«Зубы тигра»

Том Клэнси Зубы тигра

Люди мирно спят по ночам в своих кроватях лишь потому, что грубые и жестокие мужчины готовы от их имени творить насилие.

Джордж Оруэлл

Это война безвестных воинов; но давайте все будем бороться, не слабея верой или чувством долга...

Уинстон Черчиль

Может ли Власть ввысь воспарить

И вровень с Богом судить?

Человека лучше в утробе сгубить —

Или в тюрьме сгноить?

Вот такие проблемы должны решить

Мудрецы, коих кормит казна.

Ведь Державе Святой – показала нам

жизнь —

Нужна Святая Война.

Пусть Бог за Собою Народ ведёт

Или наглый горлан зовёт...

Должны решить мы раз навсегда:

Побыстрее, ударом меча, убивать

Иль дешевле толпу на смерть посылать

(Нет, из могил уже никогда никому никого

не вернуть),

Потому что Святой Народ всегда

В рабство стремит свой путь.

Не зная – как, где – наплевать.

Люди пытаются путь искать,

Силы набрать или силу избыть,

Чтоб выше иль ниже Закона прослыть.

Страдать – не значит жить!

Святая Держава, Король Святой,

Электорат Святой —

Никто не допустит мысли пустой.

В ружьё! Заряжай! Огонь!

Все – повторяйте – за мной:

Был когда-то Народ – его Ужас родил;

Был когда-то Народ – Ад Земной сотворил.

Восстала Земля и подмяла его. Убитые —

колокол вам звонит!

Был когда-то Народ – ему больше не быть!

Редьярд Киплинг, Песня Макдоны

Крису и Чарли. Добро пожаловать на борт ...и, конечно, леди Алекс, свет которой сияет, не угасая.

АВТОР БЛАГОДАРЕН

Марко из Италии – за указания по части навигации,

Рику и Морту – за медицинские советы,

Мэри и Эдду – за карты,

Мадам Жак – за записи,

Виргинскому университету – за места, связанные с Т.Дж.,

Снова, Роланду – за Колорадо,

Майку – за воодушевление

И множеству прочих – за небольшие, но важные порции информации.

Пролог На другом берегу реки

Дэвид Гринголд родился в самом американском из всех районов страны – в Бруклине, но в день бар-мицвы[1] в его жизни произошла труднообъяснимая, но очень важная перемена. Провозгласив: «Сегодня я стал мужчиной!», он отправился на посвящённый этому событию семейный праздник, который почтили своим присутствием некоторые близкие родственники, специально прибывшие из Израиля. Его дядя Моисей был там весьма преуспевающим торговцем алмазами. Родной отец Дэвида имел семь розничных ювелирных магазинов; флагман этой эскадры располагался на Сороковой улице в Манхэттене.

Пока его отец и его дядя обсуждали свой бизнес, потягивая калифорнийское вино, Дэвид пристроился к своему двоюродному брату Дэниелу. Тот был старше Дэвида на десять лет, только что был принят в Моссад, главную службу внешней разведки Израиля, и, как положено новичку, рассказал своему младшему кузену множество историй. Обязательную воинскую повинность Дэниел отбывал в парашютно-десантном подразделении, имел на счёту одиннадцать прыжков и видел своими глазами кое-какие эпизоды Шестидневной войны 1967 года. Для него эта война прошла вполне счастливо: его рота не понесла серьёзных потерь, да и убивать пришлось не слишком много – как раз достаточно, чтобы счесть войну спортивным приключением, чем-то вроде охоты на довольно крупную, но не чересчур опасную дичь, да и завершилось все в полном соответствии с довоенными юношескими восторженными надеждами и предчувствиями.

Услышанное составляло резкий контраст с мрачными телевизионными репортажами из Вьетнама, являвшимися в то время неотъемлемой частью каждой вечерней программы новостей, и с энтузиазмом, многократно усиленным процедурой вновь обретённой причастности к вере предков, Дэвид вдруг решил сразу же по окончании школы эмигрировать на историческую родину еврейского народа. Его отец, который провёл Вторую мировую войну в составе Второй бронетанковой дивизии армии США и остался очень недоволен пережитым, чрезвычайно тревожился из-за того, что его сын может попасть во Вьетнам – на войну, к которой все родственники и знакомые относились крайне скептически. Поэтому, получив все документы, свидетельствующие о завершении среднего образования, молодой Дэвид улетел на самолёте «Эл-Ал» в Израиль и ни разу не пожалел о своём поступке. Он выучил иврит, отслужил положенное время в армии, а потом, как и его кузен, был принят на службу в Моссад.

Он хорошо справлялся со своей работой – настолько хорошо, что к настоящему времени возглавил разведывательную станцию в Риме. Это была довольно серьёзная должность. Его кузен Дэниел к тому времени вышел в отставку и примкнул к семейному бизнесу, который оплачивался намного лучше, чем государственная служба. Работа в Риме была очень напряжённой. Под началом Дэвида состояло трое штатных офицеров разведки; все вместе они добывали много информации. Часть этой информации поступала от агента, известного под псевдонимом Хассан. Он был палестинцем по происхождению, имел хорошие связи в НФОП – Народном фронте освобождения Палестины – и делился тем, что узнавал там, с врагами этой организации. За деньги. Большие деньги, которых хватало на то, чтобы снимать прекрасную удобную квартиру, расположенную всего в километре от здания итальянского парламента. Сегодня Дэвиду предстояло забрать пакет из тайника.

Он уже пользовался этим местом: мужской уборной в «Ристоранте Джованни», находившемся около основания Испанской лестницы. Для начала он не спеша и с удовольствием позавтракал телятиной по-французски – её готовили здесь просто-таки великолепно, – допил белое вино и лишь после этого поднялся, чтобы забрать материал. Тайник располагался с нижней стороны крайнего слева писсуара; конечно, выбор наводил на мысль о театральщине, но место обладало тем преимуществом, что его никогда не то что не убирали, но даже не заглядывали туда. Снизу к писсуару была приклеена стальная пластинка, которая, даже будучи замеченной, не должна была вызвать никаких подозрений, поскольку на ней было рельефно отштамповано название фирмы-изготовителя и не означавшее ровным счётом ничего число, вполне сходившее за серийный номер. Войдя в помещение, он решил заодно использовать писсуар по его прямому назначению. Занимаясь своим делом, Дэвид услышал скрип открывающейся двери. Вошедший не проявил к Дэвиду ни малейшего интереса, но тот, чтобы закончить дело и убраться, очень натурально уронил пачку с сигаретами и, наклонившись, чтобы поднять её правой рукой, левой выхватил снабжённый магнитным держателем пакетик из тайника. Всё было проделано в наилучшем стиле опытного полевого агента – точно так профессиональный фокусник, привлекая внимание к одной своей руке, другой рукой выполняет трюк.

Вот только в данном случае уловка не сработала. Едва он успел забрать в руку крошечный пакетик, как кто-то врезался в него сзади.

– Извините меня, старина, – то есть, синьор, – поправился говоривший, а говорил он на английском языке, казавшемся истинно оксфордским. Так должен был бы вести себя цивилизованный человек, случайно попавший в не самую удобную ситуацию, но способный без затруднений выбраться из неё.

Гринголд даже не ответил. Он просто шагнул направо, чтобы вымыть руки и уйти. Лишь подойдя к умывальнику и пустив воду, он посмотрел в зеркало.

Как правило, мозги работают быстрее, чем руки. На сей раз он разглядел голубые глаза толкнувшего его мужчины. По виду они были вполне обычными, но их выражение таковым не было. К тому моменту, когда разум Гринголда приказал телу отреагировать, левая рука незнакомца поднялась и легла ему на лоб. Одновременно что-то холодное и острое вонзилось сзади в его шею под самое основание черепа. Его голову резко дёрнули назад, помогая лезвию ножа добраться до спинного мозга и перерезать его.

Смерть наступила не мгновенно. Тело Гринголда осело на пол, поскольку от мозга к мускулам перестали поступать электрохимические команды. Сразу же прекратили работу органы чувств. Осталось лишь ощущение жжения ниже затылка, которому шок пока что не позволял превратиться в острую боль. Он пытался вдохнуть, ещё не осознав, что это ему больше никогда не удастся. Незнакомец перевернул его, словно манекен в универмаге, и поволок в туалетную кабинку. Дэвид был в состоянии лишь смотреть и думать. Он видел перед собой лицо, которое действительно было ему совершенно незнакомо. А убийца, в свою очередь, смотрел на него как на вещь, как на некий объект – бесстрастно, даже без того достоинства, какое подчас придаёт ненависть. Полностью беспомощный, Дэвид, двигая лишь одними глазными яблоками, смотрел, как его сажали на унитаз. Потом мужчина вроде бы запустил руку ему в пиджак, чтобы извлечь бумажник. Неужели это было всего лишь ограбление? Случайное ограбление старшего офицера Моссада? Исключено. В следующее мгновение незнакомец схватил Дэвида за волосы и приподнял его упавшую на грудь голову.

– Салям аллейкум, – вполголоса сказал убийца: да пребудет с тобой мир. Значит, он араб? Но ведь нисколько не похож. Вероятно, на лице Дэвида каким-то образом отразилась испытываемая им глубокая растерянность.

– Ты на самом деле доверял Хассану, еврей? – спросил убийца. Но в его голосе не слышалось ни малейшего удовлетворения. Полностью лишённая эмоциональной окраски речь свидетельствовала только о презрении. В те немногие секунды, что ещё оставались у него, прежде чем мозг умер от нехватки кислорода, Дэвид Гринголд понял, что он попался в одну из самых старых ловушек, какие только знал шпионаж: клюнул на фальшивую приманку. Хассан давал ему ровно столько информации, сколько было нужно, чтобы заинтересовать его, показать кому надо, и выманить туда, где его и убили. До чего же глупая смерть! А потом осталась одна только мысль: Adonai echad[2].

Убийца удостоверился в том, что его руки остались чистыми, и проверил одежду. Но такие удары ножом никогда не вызывают сильного кровотечения. Он положил в карман бумажник убитого и пакет, взятый из тайника, оправил костюм и покинул помещение туалета. Приостановившись у своего стола, он положил двадцать три евро за свой заказ, оставив на чай лишь несколько центов. Но он был уверен, что, если и придёт сюда ещё раз, это случится очень не скоро. После этого он вышел из «Джованни» и пересёк площадь. Заметив по пути магазин «Бриони», он решил, что ему нужно купить новый костюм.

* * *

Штаб-квартира морской пехоты Соединённых Штатов помещается не в Пентагоне. В крупнейшем административном здании мира нашлось место для армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил, а вот морская пехота почему-то не поместилась. Она была вынуждена размещаться в собственном комплексе зданий, расположенном уже за пределами округа Колумбия, в Арлингтоне, Виргиния, на расстоянии четверти мили от Пентагона по Ли-хайвей, и получившем название «Военно-морское приложение». Но никто не считал это большой бедой. К морским пехотинцам всегда относились как к каким-то пасынкам американских вооружённых сил. Формально они являлись подразделением ВМФ, поскольку их первоначальным предназначением было выполнение обязанностей собственных сухопутных сил при флоте. Наличие таких сил избавляло от необходимости перевозить армейских солдат на военных кораблях, что было немаловажно, ибо между армией и флотом никогда не было по-настоящему хороших отношений.

По прошествии определённого времени морская пехота получила собственный внушительный статус – ведь на протяжении столетия с лишком она представляла собой единственную составляющую наземных вооружённых сил США, с которой доводилось встречаться обитателям других частей света. Каждый морской пехотинец, избавленный от всяких забот об организации переездов по миру и даже о медицинском обеспечении – это входило в обязанности всяких тыловых придурков, – являлся человеком с ружьём, которого следовало всерьёз опасаться любому, кто не питал в своём сердце тёплых чувств к Соединённым Штатам Америки. Поэтому представители других родов войск уважают, но не слишком любят морских пехотинцев. Слишком много показухи, слишком много чванливости и слишком твёрдое осознание публичности своего существования – все это, естественно, вызывает немалое раздражение у представителей более скромных родов войск.

В общем и целом, морская пехота ведёт существование пусть небольших, но вполне полноценных вооружённых сил – у неё имеется даже собственная авиация, не особенно многочисленная, но вполне зубастая. Теперь же у неё появился и начальник разведки, хотя кое-кто из обладателей больших звёзд на погонах расценил это как логическую несообразность. Недавнее создание разведслужбы морской пехоты воспринималось как ещё одно усилие «зелёной машины», как ещё называли морскую пехоту, в её гонке за остальными родами войск. Шефом разведки, получившим кодовое обозначение М-2 – двойка служила идентификатором лица, связанного с информационным обслуживанием, – являлся генерал-майор Терри Бротон, не слишком рослый, коренастый профессиональный морпех, солдат, которого посадили на эту работу, чтобы он придал службе невидимой войны реальный облик.

Корпус старался хотя бы время от времени вспоминать, что на дальнем конце бумажного конвейера находится человек с винтовкой, которому, чтобы выжить, кровно необходима достоверная и своевременная информация. Правда, для всего Корпуса глубокой тайной оставался тот факт, что его родная доморощенная разведка по своему качеству представляет собой едва ли не абсолютный нуль, проигрывая даже компьютерным волшебникам из ВВС, отношение которых к прочему миру определялось постулатом, согласно коему любой человек, способный пилотировать самолёт, обязательно будет умнее всех, кто этому не обучен. Через одиннадцать месяцев Бротону предстояло вступить в командование 2-й дивизией морской пехоты, базирующейся в Кемп-Лежёне, Северная Каролина. Эту долгожданную новость он узнал всего неделю назад и благодаря этому до сих пор пребывал в самом наилучшем настроении.

Эта новость, конечно же, была благоприятной и для капитана Брайана Карузо. Аудиенция у генерала хотя и не страшила его, но всё же являлась событием, требующим определённой осмотрительности. Он был одет в парадную форму защитного цвета при ремне с портупеей, его грудь украшали ленточки всех медалей, которые он успел заслужить (их было не сказать чтобы слишком много, но среди них попадались довольно уважаемые), а также золотые «крылышки» парашютиста и целая коллекция наградных значков за меткую стрельбу, которая должна была произвести впечатление даже на такого заслуженного ветерана, как генерал Бротон.

М-2 имел при себе мальчика на побегушках в чине подполковника и чернокожую женщину ганнери-сержанта[3], на военном жаргоне – «ганни», исполнявшую обязанности личного секретаря. Все это показалось молодому капитану странным, но Карузо вовремя напомнил себе, что никто и никогда не смел обвинять Корпус в чрезмерной логичности действий. Здесь любили говорить о себе: двести тридцать лет традиции безостановочного прогресса.

– Генерал сейчас примет вас, капитан, – сказала секретарь, взглянув на табло стоявшего перед нею телефона.

– Спасибо, ганни, – ответил Карузо, вскочив на ноги и шагнув к двери, которую сержант предупредительно распахнула перед ним.

Бротон выглядел точно так, как и ожидал Карузо. Немногим менее шести футов росту и с такой грудной клеткой, от которой пули не слишком большого калибра должны были бы просто-напросто отскакивать. Волосы на голове вернее было бы назвать просто щетиной. Большинство морских пехотинцев считает, что пришла пора посетить парикмахера, как только волосы отрастут больше чем на полдюйма. Генерал оторвался от лежавших на столе бумаг и окинул своего посетителя сверху донизу взглядом холодных карих глаз.

Войдя, Карузо не стал отдавать честь. Как и моряки, морские пехотинцы не салютуют, находясь при оружии или «с пустой головой», то есть без форменного головного убора. Начальство уделило визуальному осмотру около трех секунд, которые для капитана тянулись если не с неделю, то все равно очень долго.

– Доброе утро, сэр.

– Присаживайтесь, капитан. – Генерал указал на кожаное кресло.

Карузо послушно сел, умудрившись при этом сохранить положение «смирно» – ноги вместе, ну, и так далее.

– Знаете, зачем я вас вызвал? – спросил Бротон.

– Нет, сэр, мне об этом не сообщили.

– Как вам нравится в разведке?

– Очень нравится, сэр, – не задумываясь, ответил Карузо. – Я думаю, что у меня лучшие НКО[4] во всём корпусе, и работа очень интересная.

– Здесь написано, что вы хорошо проявили себя в Афганистане. – Бротон помахал папкой, оклеенной по краям красно-белой полосатой лентой – так обозначались сверхсекретные материалы. Впрочем, специальные операции часто попадали в эту категорию, и Карузо был больше чем уверен, что его действия в афганских горах не предназначались для демонстрации в ночном выпуске новостей Эн-би-си.

– Там я здорово поволновался, сэр.

– Но, судя по документам, вы вполне справились с волнением и вывели всех своих людей живыми.

– Генерал, это главным образом заслуга того парня из бригады «морских котиков»[5], который был с нами. Капрал Вард был тяжело ранен, и жизнь ему спас петти-офицер[6] Рэндалл. Я написал на него представление к награде. Надеюсь, что он её получит.

– Получит, – заверил его Бротон. – И вы тоже.

– Сэр, я только выполнял свои обязанности, – запротестовал Карузо. – Все сделали мои...

– Это как раз и является признаком хорошего молодого офицера, – перебил его М-2. – Я ознакомился с вашим донесением об операции, а также с отчётом ганни Салливэна. Он пишет, что для офицера, впервые оказавшегося в бою, вы действовали просто прекрасно. – Ганнери-сержант Джо Салливэн успел понюхать пороху в Ливане и Кувейте, а также ещё в нескольких местах, о которых в телевизионных новостях никогда не упоминалось. – Салливэн когда-то работал на меня, – сообщил Бротон своему посетителю. – Он вполне созрел для продвижения по службе.

Карузо слегка наклонил голову.

– Да, сэр. Если кто для этого и годится, так это он.

– Я видел его характеристику, которую вы написали. – М-2 ткнул пальцем в другую папку, уже без маркировки, свидетельствующей о секретности. – Вы не скупитесь на похвалы для своих людей, капитан. Почему?

Карузо даже заморгал, услышав этот вопрос.

– Сэр, они вели себя очень храбро и действовали хорошо. Я не мог бы ожидать большего ни при каких обстоятельствах. Я готов пойти с этим отрядом морских пехотинцев против кого угодно. Даже новички наверняка станут когда-нибудь сержантами, а у двоих словно написано на лбу: «ганни». Они не жалеют сил на тренировках, и у них вполне достаточно ума для того, чтобы начать делать то, что нужно, прежде чем я успею отдать приказ. По крайней мере, один из них, несомненно, станет офицером. Сэр, это мои люди, и мне чертовски повезло, что они попали именно ко мне.

– И вы очень неплохо обучили их, – добавил Бротон.

– Это моя работа, сэр.

– Уже нет, капитан.

– Прошу прощения, сэр? Мне ещё четырнадцать месяцев служить в батальоне, и насчёт следующего назначения даже разговора не было. – Хотя Карузо был бы счастлив навсегда остаться в разведке Второй дивизии, он полагал, что скоро его повысят в майоры, а там, глядишь, удастся стать батальонным S-3 – оперативным офицером разведывательного батальона дивизии.

– Тот парень из Управления, который отправился с вами в горы? Как вам понравилось с ним работать?

– Джеймс Хардести говорил, что когда-то служил в армейских специальных силах. Ему не меньше сорока лет, но для такого пожилого возраста он в прекрасной форме. Плюс к тому, говорит на двух местных языках. И, уж конечно, не наделает в штаны, если случится какая-нибудь неприятность. Он... если честно, он мне здорово помогал.

М-2 снова приподнял за уголок совершенно секретную папку.

– Он говорит, что вы спасли его шкуру, когда вляпались в засаду.

– Сэр, прежде всего, позвольте заметить следующее: когда выясняется, что попал в засаду, никто не кажется себе слишком уж смышлёным. Мистер Хардести шёл с капралом Вардом впереди – как передовое охранение, – а я в это время получил вызов по спутниковому радио. Плохие парни очень толково выбрали место, но у них, судя по всему, дрожали руки от волнения. Они слишком рано открыли огонь по мистеру Хардести, промахнулись первым залпом, и мы смогли обойти их по склону холма. Ганни Салливэн повёл своё отделение направо, и, когда он занял позицию, я со своей группой начал атаку по фронту. На всё про всё ушло десять, от силы пятнадцать минут, а потом ганни вышел прямо к цели и всадил противнику пулю в голову с десяти метров. Мы хотели взять его живьём, но так уж сложились обстоятельства, что у нас ничего не вышло. – Карузо пожал плечами. Командование может повышать и понижать в звании, но оно не в состоянии повернуть реальные обстоятельства тем или иным боком. Этот парень совершенно не хотел провести остаток жизни или даже какую-то его часть в американском плену, а такого непросто сунуть в мешок. В итоге получилось: один тяжелораненый морской пехотинец и шестнадцать мёртвых арабов, плюс двое живых пленников, вполне пригодных для того, чтобы поболтать с разведчиками. Афганцам вполне хватало храбрости, но сумасшедшими они не были – или, что точнее, они были согласны выбрать мученическую судьбу только на своих собственных условиях.

– И как вы, усвоили урок? – спросил Бротон.

– Нельзя перестараться с обучением и физподготовкой. Настоящая война всегда намного сумбурнее, чем учебная. Я же говорю: афганцам не занимать храбрости, но они не обучены. И поэтому никогда не знаешь, то ли они нападут, то ли зароются в пещеру. В Квантико нам говорили, что нужно доверять своим инстинктам, но инстинкты такая вещь, что трудно понять наверняка, верно говорит твой внутренний голос или ошибается. – Карузо снова пожал плечами, но решил, что, раз уж начал высказывать своё мнение, нужно договорить до конца. – Мне кажется, что в отношении меня и моего подразделения все сработало как надо, но не смогу поклясться, что знаю, почему так вышло.

– Не ломайте над этим голову, капитан. Когда начинается драка, все равно думать некогда. Так что приходится думать заранее. А показателем вашего умения думать служит качество подготовки ваших людей и распределение обязанностей между ними. Вы мысленно готовитесь к бою, но упаси вас бог решить, будто вы знаете, каким образом он будет разворачиваться. Как бы там ни было, вы справились с работой более чем прилично. Вам удалось произвести впечатление на этого парня – Хардести, а он весьма серьёзный клиент. Вот так все и произошло, – непонятно закончил Бротон.

– Прошу прощения, сэр?

– С вами хочет поговорить Управление, – объяснил М-2. – Они объявили охоту на таланты и назвали ваше имя.

– И что нужно будет делать, сэр?

– Этого мне не говорили. Знаю только, что они ищут людей, пригодных к полевой работе. Не думаю, что речь идёт о шпионаже. Вероятно, о каких-нибудь военизированных штучках. Я склонен предполагать, что это какая-то новая контртеррористическая организация. Не могу сказать, что меня радует перспектива потерять многообещающего молодого офицера. Однако в данном вопросе у меня нет права голоса. Вы, конечно, имеете право отказаться от предложения, но сначала вам следует встретиться и поговорить с ними.

– Понятно... – На самом деле Карузо мало что понимал.

– Возможно, кто-то напомнил им об одном отставном морпехе, который неплохо показал себя там, – с деланной задумчивостью произнёс Бротон.

– Вы имеете в виду дядю Джека? Господи... Прошу прощения, сэр, но я старался не упоминать о нём с тех пор, как закончил начальную школу. Я всего-навсего О-3[7] морской пехоты, сэр. Больше не задаю никаких вопросов.

– Хорошо. – Бротон не счёл нужным добавить что-либо ещё. Он видел перед собой действительно весьма многообещающего молодого офицера, от корки до корки изучившего «Руководство офицера морской пехоты» и не забывшего ни одной важной детали оттуда. Пожалуй, он слишком серьёзно воспринимал все это, но ведь и сам Бротон когда-то был таким же. – Хорошо. Вы должны быть там через два часа. Встретитесь с неким Питом Александером, ещё одним отставником из специальных сил. Он помогал Управлению организовывать операции в Афганистане ещё в 1980-х годах. Насколько я слышал, неплохой парень, но не хочет растить собственные таланты. Так что присматривайте за своим бумажником, капитан. – С этими словами генерал кивнул, давая понять, что аудиенция закончена.

– Да, сэр, – пообещал Карузо. Он выпрямился, сохраняя положение «смирно».

М-2 улыбнулся.

– Семпер фи, сынок[8]

– Так точно, сэр. – Карузо, вышел из кабинета, кивнул ганни, молча прошёл мимо подполковника, который не потрудился даже взглянуть на него, и сбежал вниз по лестнице, думая над одним лишь вопросом: куда, чёрт возьми, его хотят засунуть?

* * *

В нескольких сотнях миль от Вашингтона другой человек, носивший ту же фамилию Карузо, ломал голову над точно таким же вопросом. ФБР заслужило свою репутацию одного из ведущих правоохранительных учреждений Америки, благодаря удачным расследованиям похищений детей и взрослых, когда преступники бежали, увозя с собой жертвы, в соседние штаты. Особенно активно Бюро развернулось после принятия закона Линдберга[9] в 1930-х годах. Неизменно успешные расследования таких преступлений практически положили конец похищениям ради выкупа – по крайней мере, умные преступники решили такими вещами не заниматься. Бюро доводило до конца расследование каждого похищения, и до профессиональных преступников наконец дошло, что эти игры лучше оставить любителям и безмозглым сосункам. Такое положение вещей оставалось неизменным на протяжении многих лет, пока не появились похитители, имеющие иные цели, помимо денег.

Ловить этих людей было намного труднее.

Пенелопа Дэвидсон исчезла сегодня утром по дороге на детскую площадку. Её родители позвонили в полицию не более чем через час после её исчезновения, а управление местного шерифа довольно скоро поставило в известность ФБР. Процедура предусматривала безотлагательное подключение ФБР к расследованию, поскольку было необходимо учитывать возможность того, что жертву перевезут в соседний штат. Джорджтаун, что в штате Алабама, располагался всего в получасе езды от границы с Миссисипи, и поэтому Бирмингемское отделение ФБР среагировало на сигнал быстрее, чем кошка бросается на мышь. В спецификации ФБР для похищений предусмотрено кодовое обозначение "7", и, узнав о «семёрке», чуть ли не все агенты уселись в свои автомобили и направились на юго-запад, туда, где располагался маленький городишко, существовавший за счёт торговли сельскохозяйственной продукцией окрестных фермеров. Однако почти все агенты в глубине души считали поиски обречёнными на неудачу. С момента похищения прошло уже несколько часов. Согласно статистике, большую часть жертв подвергали сексуальному насилию, а затем убивали в течение четырех-шести часов. Только чудо могло помочь вернуть ребёнка живым в такой короткий срок, а чудеса, увы, случались нечасто.

Но большинство агентов были семейными людьми, имели жён и детей, и потому делали все, что нужно, не за страх, а за совесть, работая так, будто у них были шансы на успех. Оперативный дежурный отдела первым связался с местным шерифом, которого звали Пол Тернер. Бюро считало его любителем в розыскном деле, и сам Тернер тоже не был о себе чрезмерно высокого мнения на этот счёт. От мыслей о маленькой девочке, изнасилованной и убитой на территории, за которую он отвечает, у него начинались спазмы в желудке, и он совершенно искренне приветствовал помощь федеральной службы. Каждый человек со значком и оружием получил фотографии. Были изучены карты. Местные полицейские и специальные агенты ФБР прежде всего обследовали участок в пять кварталов между домом Дэвидсонов и школой, в которую девочка ходила каждое утро на протяжении двух месяцев. Были опрошены все обитатели этого района. Тем временем в Бирмингеме по компьютерной базе данных провели поиск всех, кто был так или иначе причастен к сексуальным преступлениям и обитал в радиусе ста миль от Джорджтауна, и направили к ним для допроса агентов ФБР и полицейских. Все близлежащие дома обыскали, как правило, с разрешения хозяина, но в некоторых случаях обошлись и без разрешения: местные судьи относились к похищениям весьма неодобрительно и с готовностью давали санкции на обыск.

У специального агента Доминика Карузо это было не первое серьёзное дело, но «семёрок» при нём пока не случалось. Он ещё не был женат, не имел детей, и от мысли о пропавшем ребёнке его кровь сначала похолодела, а потом вскипела. «Официальная» фотография, сделанная в детском саду, запечатлела голубые глаза, только-только начавшие темнеть белокурые волосы и робкую милую улыбку. Целью этой «семёрки» было не вымогательство. Семья девочки была рабочей и самой обычной. Отец служил линейным монтёром местной кооперативной электросети, а мать работала неполный рабочий день помощницей медсёстры в окружной больнице. Родители регулярно посещали методистскую церковь и на первый взгляд не производили впечатления людей, способных на жестокость по отношению к детям, хотя такую возможность тоже предстояло изучить. Старший агент Бирмингемского отделения был опытным человеком, и его первое впечатление о деле было очень пессимистическим: неизвестный мог оказаться серийным похитителем и убийцей, питавшим сексуальное влечение к малолетним детям и знавшим, что самым верным способом сокрытия преступления являлось убийство жертвы. Маньяк находился где-то поблизости, Карузо был в этом глубоко уверен. Доминик Карузо был молодым агентом, всего год тому назад закончившим Академию в Квантико, но нынешнее место службы было у него уже вторым: неженатый агент ФБР имел не больше возможности выбирать себе назначение, чем воробей – лететь против урагана. После обучения он семь месяцев прослужил в Ньюарке, что в Нью-Джерси, но Алабама пришлась ему больше по душе. Правда, погода здесь частенько бывала малоприятной, но эти места не так сильно походили на взбудораженный улей, как тот грязный город, из которого его перевели сюда. Сейчас ему было поручено патрулировать район к западу от Джорджтауна, смотреть в оба и ждать, не подвернётся ли что-нибудь такое, что можно будет расценить как более или менее важную информацию. Он обладал слишком малым опытом для того, чтобы толково вести допросы. Для развития этого навыка требовались годы; впрочем, Карузо считал, что у него должно хватить ума для этой работы. Кроме того, он как-никак закончил колледж с учёной степенью по психологии.

«Искать автомобиль с маленькой девочкой, – рассуждал он. – Причём, вероятно, её не будет в салоне. Оттуда она могла бы выглянуть и попытаться помахать рукой, как-то ещё позвать на помощь... Нет, мерзавец, скорее всего, должен связать её, надеть наручники или, что вероятнее, замотать руки скотчем и, конечно, заткнуть рот». Маленькая девочка, беспомощная и перепуганная... Его пальцы судорожно стиснули баранку. Зашуршала и включилась автомобильная рация.

– Бирмингемская база – всем, кто работает по «семёрке». Мы получили информацию, что подозреваемый может передвигаться в небольшом белом грузовом фургоне. Вероятно, «Форд», белый, немного испачканный. С алабамскими номерами. Если увидите похожую машину, немедленно сообщайте, и мы пришлём местных полицейских проверить её.

Это означало, что включать свои спецсигналы не следовало, а нужно было просто сопровождать подозрительный автомобиль до тех пор, пока это возможно, добавил про себя Карузо. Пришло время поработать головой.

"Если бы я был такой вот тварью... Куда бы я постарался спрятаться? – Карузо сбавил скорость, продолжая думать. – В таком месте, куда достаточно легко добраться. Но при этом не на главной дороге... приличная небольшая дорога с поворотом на какой-нибудь неприметный просёлок. Легко въезжать, легко выезжать. В таком месте, где соседи не могли бы видеть или слышать, что происходит..."

Он поднял лежавший рядом с ним на сиденье микрофон.

– Карузо вызывает бирмингемскую базу.

– Слушаю тебя, Доминик, – ответил агент, сидевший на связи. Радиоаппаратура ФБР была снабжена шифраторами, и их не мог прослушать никто посторонний, если только он не располагал дешифратором, настроенным соответствующим образом.

– Я насчёт белого фургона. Насколько это точно?

– Пожилая женщина рассказала, что, когда выходила за газетой, видела маленькую девочку, подходящую под описание, разговаривавшую с каким-то парнем возле белого фургона. Подозреваемый – мужчина кавказской внешности, неопределённого возраста, никаких других примет нету. Не очень-то очень, Дом, но это все, чем мы располагаем, – сообщил специальный агент Сэнди Эллис.

– Сколько народу проходило по сексуальным преступлениям против детей? – спросил Карузо.

– Компьютер выдал в общей сложности девятнадцать. С каждым из них уже пообщались. Ни малейшего просвета. Больше ничего у нас нет, дружище.

– Понял вас, Сэнди. Отключаюсь.

Ехать дальше, внимательно смотреть по сторонам... Он задал себе вопрос: было ли в его нынешнем занятии хоть что-то общее с тем, что его брат Брайан испытал в Афганистане – одиночество, поиски врага... Его глаза шарили по обочинам в поисках отходящих от шоссе грунтовых дорог: вдруг на одной из них обнаружатся свежие следы шин.

Он снова взглянул на небольшую – в размер бумажника – фотографию. Хорошенькая маленькая девочка, только-только начавшая учиться читать. Ребёнок, для которого мир всегда был добрым и безопасным местом, где правили всемогущие мама и папа, ребёнок, который ходил в воскресную школу и делал гусениц из картонных коробок из-под яиц и ёршиков для трубки и учился петь «Я знаю, Иисус меня любит, ведь так нас Библия учит...». Его голова безостановочно поворачивалась направо и налево. И вот на расстоянии около ста ярдов он заметил грунтовую дорогу, уходившую в лес. Снизив скорость ещё немного, он увидел, что дорога описывает плавный зигзаг и скрывается за деревьями, но они росли редко, и он смог разглядеть...

...дешёвый каркасный дом... а рядом с ним... угол фургона?.. Но он был скорее бежевым, чем белым...

Ладно, та старушка, которая видела маленькую девочку и машину... Насколько далеко она находилась, была ли машина освещена или располагалась в тени?.. Столько всяких факторов, все переменчиво, ничего постоянного... Какой бы хорошей ни была Академия ФБР, она не могла подготовить тебя ко всему – чёрт возьми, какое может быть «все»! Кстати, там тебе говорили – говорили! – что ты должен доверять своему инстинкту и опыту... Но опыт Карузо измерялся каким-то жалким годом...

И всё же...

Он остановил автомобиль.

– Карузо вызывает бирмингемскую базу.

– Слушаю, Доминик, – ответил Сэнди Эллис.

Карузо доложил о своём местоположении.

– Я на 10-7, собираюсь выйти и взглянуть на кое-что.

– Понял тебя, Дом. Нуждаешься в подкреплении?

– Ответ отрицательный, Сэнди. Скорее всего, пустой номер. Просто постучусь в дверь и поговорю с теми, кто там живёт.

– Ладно, я буду наготове.

У Карузо не было карманной рации – этим благом цивилизации пользовались местные полицейские, но не Бюро, – и потому, выйдя из машины, он оказался без связи, если не считать его сотового телефона. На правом бедре у него висел в кобуре «смит-вессон 1076». Он выбрался из автомобиля и прикрыл дверь, не захлопывая её, чтобы не наделать шума. Люди всегда оборачиваются на щелчок замка автомобильной двери.

«Удачно получилось, что я надел тёмный костюм», – думал Карузо, забирая вправо. Перво-наперво нужно было осмотреть фургон. Он шёл нормально, не пытаясь скрываться, но не отрывал взгляда от окон обшарпанного домишки. Ему, с одной стороны, хотелось увидеть там чьё-нибудь лицо, но, с другой стороны, он радовался, что никто оттуда не высовывался.

Фордовскому фургону было на вид лет шесть. На стенках заметны небольшие царапины и вмятины. Водитель подъехал к дому задним ходом и поставил машину так, чтобы сдвижная дверь оказалась возле стены. Так обычно ставят свои машины рабочие: скажем, плотники или водопроводчики. Хотя так мог поступить и человек, несущий маленькое, но сопротивляющееся тело. Карузо не вынимал пистолет, но его пиджак был расстёгнут. Умение быстро доставать оружие относилось к тем вещам, которыми обязан владеть любой коп мира, причём частенько это движение отрабатывается перед зеркалом, естественно, без выстрела, завершающего движение, хотя, честно говоря, застрелить кого-нибудь таким образом можно разве что случайно.

Карузо не торопился. Стекло двери с водительской стороны было опущено. В машине было пусто. Ободранный, давно не крашенный металлический пол, запасное колесо, домкрат... и большой рулон скотча...

Скотча в фургоне оказалось много. Свободный конец рулона был подвернут, словно хозяин желал быть уверенным в том, что при необходимости сможет быстро размотать ленту и её не придётся, ругаясь, поддевать ногтями. Очень многие так поступают. И ещё там имелся коврик, брошенный – нет, приклеенный скотчем к полу, сразу за пассажирским сиденьем... и разве это не ещё один кусок скотча свисает с металлической рамы сиденья? Что все это могло бы означать?

И что же дальше? – задумался было Карузо, но вдруг почувствовал, что по коже на его предплечьях пробежали мурашки. Он изрядно волновался. Ему никогда ещё не доводилось самому производить арест, он даже не участвовал в расследовании дел, предусматривающих значительные сроки заключения. В Ньюарке он немного погонялся за разыскиваемыми преступниками, изловил троих, но он всегда занимался этим в компании с каким-нибудь более опытным агентом, который брал на себя инициативу. Теперь он стал немного опытнее... «Но лишь немного», – напомнил он себе.

Карузо повернул голову к дому. Его мозг теперь работал очень быстро. Что у него, по большому счёту, имелось? Довольно мало. Он заглянул в самый обычный лёгкий грузовичок и не увидел ни одной прямой улики, которая указывала бы на то, что тот как-то связан с преступлением – обычный пустой грузовик с мотком скотча и маленьким ковриком на обшарпанном полу.

И всё же...

Молодой агент вынул из кармана сотовый телефон и, нажав запрограммированную кнопку, включил набор номера отдела.

– ФБР. Чем я могу вам помочь? – спросил женский голос.

– Карузо вызывает Эллиса. – Вызов был мгновенно переключён.

– Что у тебя новенького, Дом?

– Белый фургон «Форд Эконолайн», алабамский номер европа-ромео шесть-пять-ноль-один, припаркованный около дома. Сэнди...

– Да, Доминик?

– Я намерен постучаться в дверь этого парня.

– Тебе нужно подкрепление?

Карузо на секунду задумался.

– Вас понял. Ответ утвердительный.

– Примерно в десяти минутах от тебя находится патруль окружной полиции. Дождись их, – посоветовал Эллис.

– Вас понял, дожидаться их.

Но ведь речь шла о жизни маленькой девочки...

И он направился к дому, стараясь двигаться так, чтобы оставаться вне поля зрения ближайших окон. Ему показалось, что время остановилось.

Он едва не выскочил из собственной кожи, услышав крик. Это был ужасный, пронзительный вопль, какой мог бы издать кто-нибудь, взглянув в лицо самой смерти. Мозг агента воспринял информацию, но в то же время Доминик не без удивления обнаружил, что пистолет оказался в его руках, прямо перед грудью. Пусть ствол оружия смотрел в небо, но пистолет из кобуры словно сам собой перепрыгнул в руки. К этому моменту Карузо осознал, что услышал крик женщины, а затем его мысли начали обретать чёткость, как будто соединились какие-то контакты.

Быстро, но бесшумно двигаясь, он пересёк подъездную дорожку и оказался у двери, защищённой сверху покосившимся, кое-как сделанным навесом. Дверь представляла собой раму с натянутой сеткой – для защиты от насекомых. Вход остро нуждался в покраске, как, впрочем, и весь дом. Вероятно, жильё сдавалось в аренду, причём, очень дёшево. Сквозь сетку Карузо увидел коридор, слева от которого располагалась кухня, а справа ванная. Оттуда, где он находился, был виден белый фаянсовый унитаз и угол раковины умывальника.

Задумавшись на мгновение, есть ли у него достаточно веские основания для того, чтобы войти в дом, он решил, что да, есть. Он осторожно открыл дверь и проскользнул внутрь. Пол коридора был застелен дешёвой затоптанной ковровой дорожкой. Агент на цыпочках пошёл по этой дорожке с оружием в руке, все чувства обострились до предела, он был готов мгновенно отреагировать на любое изменение обстановки. По мере продвижения вперёд угол зрения менялся, он уже не видел кухню, зато перед ним открылась ванная...

Пенни Дэвидсон, раздетая догола, полулежала в ванне. Ярко-голубые глаза были широко открыты, а горло перерезано от уха до уха. Кровь густо покрывала плоскую детскую грудь и стенки ванны. Рана была так глубока, что могло показаться, будто на шее девочки открылся второй рот.

Как ни странно, организм Карузо никак не отреагировал на столь ужасное зрелище. Его глаза зафиксировали увиденное чуть ли не с беспристрастностью фотоаппарата, но в настоящий момент он думал лишь о том, что человек, который сделал это, жив и находится всего в нескольких шагах.

Было ясно, что шум, который он слышал, доносился из помещения, располагавшегося слева и спереди. По-видимому, из гостиной. Звучал телевизор. Преступник мог находиться там. Был ли здесь ещё кто-нибудь? У Карузо не было времени выяснять это, да, честно говоря, это его сейчас не слишком сильно заботило.

Ощущая, что его сердце колотится, как отбойный молоток, но медленно и осторожно, агент продвинулся ещё немного вперёд и выглянул за угол. Он сидел там – белый мужчина под сорок лет, с редеющими волосами, – и смотрел телевизор. Полностью поглощённый фильмом ужасов – крик, который Карузо услышал снаружи, донёсся из динамиков телевизора, – он потягивал пиво из алюминиевой банки с надписью «Миллер, светлое». На лице застыло довольное и нисколько не встревоженное выражение. «Не исключено, что он уже забыл о том, что сделал», – подумал Доминик. И прямо перед сидящим – господи! – на журнальном столике лежал огромный мясницкий нож, покрытый кровью. И на футболке его была кровь – брызги крови. Из горла маленькой девочки.

"Главная беда с этими подонками состоит в том, что они никогда не сопротивляются, – как-то раз сказал один из преподавателей Академии ФБР. – О да, каждый из них считает себя Джоном Уэйном[10], когда измывается над беззащитными детишками, но никто из них не станет сопротивляться вооружённым полицейским. И, знаете, это ужасный позор", – закончил преподаватель.

Ты не поедешь сегодня в тюрьму! Эта мысль возникла в голове Карузо как будто сама собой. Большой палец правой руки отжал курок пистолета, приведя оружие в готовность к стрельбе. Как бы со стороны он отметил, что его руки сделались холодными, как лёд.

В самом углу коридора, как раз там, где нужно было поворачивать налево, стоял старый обшарпанный, как и все здесь, восьмиугольный приставной столик. На нём красовалась прозрачная ваза из синего стекла, явно дешёвая, возможно, купленная в местном магазине «Кей-март». Она предназначалась для цветов, но сегодня их в вазе не оказалось. Медленным, рассчитанным движением Карузо поднял ногу и, резко толкнув, перевернул стол. Стеклянная ваза с грохотом разбилась на деревянном полу.

Преступник резко дёрнулся и повернулся, чтобы взглянуть на неожиданного гостя, появившегося в его доме. Его оборонительные действия были чисто инстинктивными, а не продуманными – он схватил с журнального столика окровавленный нож. Карузо даже не успел улыбнуться, хотя ему хватило времени сообразить, что мерзавец сделал самую последнюю ошибку в своей жизни. Все сотрудники американских полицейских агентств знают лучше, чем текст Святого Евангелия, что человек с ножом в руке, находящийся на расстоянии менее двадцати одного фута, представляет собой прямую и непосредственную угрозу для жизни. А этот уже начал подниматься на ноги.

Но ему так и не удалось сделать это.

Палец Карузо надавил на спусковой крючок «смита», отправив первую пулю прямо в сердце преступника. В ту же секунду за ней последовали ещё две. На белой футболке появилось большое красное пятно. Мужчина посмотрел вниз, на свою грудь, затем на Карузо – с выражением крайнего изумления, а потом осел в кресло, не произнеся ни слова и даже не закричав от боли.

Следующими действиями Карузо была проверка оставшейся части дома. Единственная спальня. Пусто. В доме ещё имелась кухня со второй дверью наружу, оказавшейся запертой изнутри. После этого он испытал нечто, похожее на облегчение. В доме больше никого не было. Он вернулся к похитителю. Тот сидел в кресле с открытыми глазами. Но Доминик попал точно туда, куда хотел. Прежде всего он вынул нож из руки трупа и надел на убитого наручники – потому что его так учили. Затем пощупал пульс на сонной артерии, но это была чистейшая проформа. Парень не мог уже увидеть ничего, кроме адских врат. Карузо извлёк сотовый телефон и снова вызвал Бюро.

– Дом? – вопросительно произнёс Эллис, как только звонок переключили на него.

– Да, Сэнди, это я. Я только что уложил его.

– Что-что? – встревожился Сэнди Эллис.

– Пропавшая девочка здесь. Она мертва – перерезано горло. Я вошёл, и парень кинулся на меня с ножом. Пришлось его уложить. Он здесь и тоже мёртв, как долбаный адский дух.

– Иисус! Доминик! Окружной шериф уже подъезжает к тебе. Приготовься встречать гостей.

– Вас понял, Сэнди, жду шерифа.

Звуки сирен раздались через две, от силы три минуты. Карузо вышел из двери. Он заранее снял со взвода и убрал в кобуру свой пистолет, а удостоверение агента ФБР, напротив, вынул из кармана и поднял над головой в левой руке. Шериф подошёл к нему, держа пистолет на изготовку.

– Все под контролем, – заявил Карузо самым спокойным тоном, на какой был способен. Впрочем, он успел взять себя в руки. Жестом он предложил шерифу Тернеру войти в дом, но сам остался снаружи. Через минуту-другую полицейский вернулся. Его «смит-вессон» уже был убран в кобуру.

Тернер вполне походил на классический голливудский образ южного шерифа: высокий, крупный, с толстенными ручищами и глубоко врезавшимся в тело поясом, там, где, как принято считать, находится талия. Правда, он был чернокожим. Такого в кино не бывает.

– Что здесь случилось? – спросил он.

– Вы не могли бы чуточку подождать? – Карузо глубоко вздохнул. Ему нужно было немного времени, чтобы точно сообразить, как лучше изложить историю. Оценка Тернера была очень важна, потому что убийства расследовались местными властями, следовательно, происшедшее подпадало под юрисдикцию шерифа.

– Угу. – Тернер достал из кармана рубашки пачку «Кулз» и предложил сигарету Карузо, но тот мотнул головой.

Молодой агент сел на некрашеную деревянную ступеньку и попытался сосредоточиться, чтобы сложить все воедино. Итак, что же именно произошло? Что именно он только что сделал? И как именно ему следует все это объяснить? Голосок из глубины сознания шёпотом подсказывал ему, что он не испытывает ни малейшего сожаления. В смысле – по поводу преступника. Он попал сюда слишком, слишком поздно и не успел помочь Пенелопе Дэвидсон. На сколько он опоздал? На час? Может быть, даже на полчаса? Эта девочка не придёт домой сегодня вечером, никогда больше мать не уложит её в постель, и отец не поцелует её перед сном. И поэтому специальный агент Доминик Карузо не испытывал ровным счётом никакого раскаяния. Только сожаление из-за того, что слишком промедлил.

– Ну, что, теперь можете говорить? – осведомился немного погодя шериф Тернер.

– Я решил поискать место наподобие этого и, когда проезжал мимо, увидел припаркованный фургон... – начал Карузо. Он поднялся и повёл шерифа в дом, чтобы объяснить подробности на месте. – Каким-то образом я умудрился споткнуться о стол. Он увидел меня, схватил нож, повернулся ко мне... Ну, а я вынул пистолет и застрелил подонка. Если не ошибаюсь, три пули.

– Угу, – промычал Тернер, склонившись над трупом. Кровь из раны уже не текла. Все три пули угодили прямо в сердце, и оно почти сразу же прекратило свою работу.

Пол Тернер вовсе не был таким тупицей, каким его привыкли считать (или делали вид, что считали) правительственные агенты, прошедшие специальное обучение. Он посмотрел на тело, обернулся к дверному проёму, откуда Карузо вёл стрельбу, и прикинул на глаз расстояние и угол.

– Так, – сказал шериф, – вы споткнулись о тот столик. Подозреваемый видит вас, хватает нож, и вы, опасаясь за свою жизнь, вынимаете пистолет и делаете три выстрела подряд. Правильно?

– Да, именно так все и было.

– Угу, – подытожил полицейский, который каждый охотничий сезон добывал по оленю.

Шериф Тернер запустил руку в правый карман брюк и достал ключи на цепочке – подарок отца, который был носильщиком пульмановских вагонов на старом Центральном Иллинойском вокзале. Вместо брелока к цепочке был припаян серебряный доллар 1948 года. Шериф приложил полуторадюймовую в диаметре монетку к груди похитителя, и оказалось, что она полностью закрыла все три раны. В его глазах мелькнуло скептическое выражение. Впрочем, он тут же перевёл взгляд на дверь ванной, и ещё до того, как он вынес свой вердикт по поводу случившегося, его лицо вновь обрело спокойно-сосредоточенное выражение.

– Что ж, так мы все это и опишем. Хорошо стреляешь, сынок.

* * *

Ещё через несколько минут возле жалкого домишки скопилась добрая дюжина автомобилей, принадлежавших полиции и ФБР. Затем прибыла передвижная лаборатория Алабамского департамента общественной безопасности – для обследования места преступления. Судебный фотограф израсходовал двадцать три кассеты высокоскоростной цветной плёнки. Эксперты упаковали нож, чтобы снять с него отпечатки пальцев и проверить кровь на предмет совпадения с кровью жертвы – все это, несомненно, было пустой формальностью, но криминологическая экспертиза имеет свои правила, которые в случаях, связанных с убийствами, исполняются особенно рьяно.

* * *

Одним из последних приехал Бен Хардинг, руководитель бирмингемского отделения Федерального бюро расследований. Обо всех перестрелках с участием агентов следовало докладывать директору ФБР Дэну Мюррею, с которым Хардинг давно находился в приятельских отношениях. Прежде всего он подошёл к Карузо и удостоверился, что тот пребывает в нормальном моральном и физическом состоянии. После этого он направился к Полу Тернеру, чтобы засвидетельствовать своё почтение и узнать мнение шерифа по поводу случившегося. Карузо поглядывал на начальников издали и видел, как Тернер говорил, сопровождая речь выразительными жестами, а Хардинг кивал в ответ. Было, впрочем, ясно, что шериф Тернер изложил свою официальную точку зрения, и это было хорошо. Капитан патрульной службы штата стоял рядом и тоже кивал.

Однако истинная правда заключалась в том, что Доминику Карузо было на всё это наплевать. Он твёрдо знал, что сделал все совершенно правильно – только, увы, на час позже, чем это следовало сделать. В конце концов Хардинг подошёл к самому младшему из своих подчинённых.

– Как вы себя чувствуете, Доминик?

– Заторможенным, – ответил Карузо. – Чертовски заторможенным. Ну, да, я знаю, что ничего другого ожидать и не стоило...

Хардинг положил ему руку на плечо и легонько встряхнул.

– Ты проявил себя как нельзя лучше, – сказал он, перейдя на отеческий тон, и добавил, после небольшой паузы: – И как же всё это происходило?

Карузо слово в слово повторил то, что говорил шерифу. Даже в его собственном сознании эта версия уже оформилась как истинная. Доминик знал, что мог бы рассказать и чистую правду, и ему не сделали бы за это ничего плохого, но зачем искушать судьбу? С официальной точки зрения, его стрельба была полностью обоснована, и это будет записано в его личном деле.

Хардинг выслушал Карузо молча, лишь время от времени задумчиво кивая. Ему предстояло ещё написать подробный рапорт и отправить его через «Федерал-экспресс» в округ Колумбия. Но у него не было никаких сомнений, что в газетах появятся восторженные сообщения о том, что агент ФБР выследил и застрелил похитителя и убийцу ребёнка в тот самый день, когда было совершено преступление.

Тем временем прибывшие тщательно обыскали дом и нашли цифровую камеру. Никого особо не удивило, когда выяснилось, что мерзавец снимал свои предыдущие преступления и хранил все эти записи в своём компьютере «Делл». Получилось, что Карузо закрыл не одно, а сразу несколько дел. А раз так, то ФБР влепит в его личное дело большую золотую звезду.

Хотя, насколько большой окажется эта звезда, не мог сказать ни сам Карузо, ни даже Хардинг. Охотники за талантами уже шли по горячему следу Доминика Карузо.

И ещё кое-кого.

Глава 1 Кампус

Город Вест-Одентон, штат Мэриленд, если рассуждать по большому счёту, был и не городом вовсе, а лишь местом, где расположено почтовое отделение, обслуживающее жителей окружающей местности, несколько бензоколонок, магазин под вывеской «7-одиннадцать» да неизбежные заведения быстрого питания для тех, кто нуждается в избыточно жирном завтраке для того, чтобы продолжить поездку из Колумбии, штат Мэриленд, к себе на работу в Вашингтон, округ Колумбия. А в полумиле от скромного почтового отделения располагалось не слишком большое и не слишком маленькое – в девять этажей – здание, выстроенное в непритязательном казённо-архитектурном стиле. Посреди просторного газона громоздился невысокий декоративный монолит из серого кирпича с серебристой надписью, извещавшей о том, что здание принадлежит «Хенли Ассошиэйтс», не поясняя ни словом, что это за «Хенли Ассошиэйтс» и чем эта компания занимается. Оставалось довольствоваться догадками. На плоской, залитой битумом поверх железобетонных плит крыше здания возвышалась небольшая надстройка, очевидно, для лифтовых механизмов, и ещё одно белое прямоугольное сооружение, о назначении которого было непросто догадаться. На самом деле оно было сделано из стекловолокна и обладало полнейшей радиопрозрачностью. Но в общем и в целом здание обладало только одним необычным качеством: оно было единственным строением выше двух этажей, если не считать нескольких старых табачных складов, которые возвышались над землёй от силы на двадцать пять с небольшим футов, располагавшимся на той прямой линии, которая соединяла Управление национальной безопасности, находящееся в Форт-Миде, штат Мэриленд, и штаб-квартиру Центрального разведывательного управления США в Лэнгли, Виргиния. Время от времени кто-то из предпринимателей заявлял о желании построить что-нибудь в этой зоне, но все и всегда получали отказы, обоснованные множеством причин, из которых ни одна не соответствовала действительности.

Позади здания имелась небольшая площадка с антеннами, мало чем отличавшаяся от той, что раскинулась рядом с местной телевизионной станцией – окружённые двенадцатифутовым забором из колючей проволоки, по верху которого шла спираль из той же проволоки, полдюжины шестиметровых параболических тарелок были, как и на всех подобных площадках, ориентированы на различные коммерческие спутники связи. Весь комплекс в целом, ничем не примечательный, занимал пятнадцать с третью акров[11] в мэрилендском округе Говард. Люди, работавшие там, в разговорах называли его Кампус[12]. Поблизости от него располагалась Лаборатория прикладной физики Университета Джонса Хопкинса, на протяжении длительного периода консультирующая правительство по различным деликатным вопросам.

Согласно доступной для публики информации, «Хенли Ассошиэйтс» занималась торговлей ценными бумагами и валютой, но, как ни странно, проявляла крайне малую активность в этом бизнесе. Никто никогда не слышал ни об одном клиенте этой организации и, хотя ходили упорные слухи о том, что она втихомолку, но широко участвует в благотворительности на местном уровне (в частности, поговаривали, что главным адресатом щедрых даяний ассоциации является медицинский факультет Университета Джонса Хопкинса), никаких конкретных сведений в местные средства массовой информации не попадало. Больше того, корпорация даже не имела отдела по связям с общественностью.

При всём этом, как утверждали те же слухи, она не совершала ничего неблаговидного, хотя было известно, что у генерального директора имелись в прошлом кое-какие серьёзные проступки, и именно из-за них он избегал публичного внимания, от которого, за крайне редкими исключениями, весьма ловко и внешне дружелюбно уклонялся, пока местные СМИ наконец не прекратили свои домогательства. Служащие Хенли обитали неподалёку от места работы, по большей части, в Колумбии, имели достаток, немного превышавший средний, и были ничуть не более интересны, чем Вард Кливер, отец Бивера[13].

Джеральд Пол Хенли-младший сделал блестящую карьеру в бизнесе по производству товаров широкого потребления, накопил значительное личное состояние, а затем свернул на стезю служения обществу в качестве народного избранника и незадолго до сорокалетия стал сенатором Соединённых Штатов от Южной Каролины. Очень быстро он заслужил репутацию индивидуалиста, уклоняющегося от предложений заняться лоббированием чьих-то интересов в обмен на поддержку избирательной кампании, и следовал собственным довольно жёстким политическим курсом, склоняясь к либерализму в вопросе гражданских прав, но действуя как истинный консерватор, когда дело касалось вопросов обороны и международных отношений. Он никогда не уклонялся от обсуждения своего мнения, что сделало его интересной и любимой журналистами фигурой. Что уж там, шли даже разговоры о том, что он может претендовать и на президентский пост.

Однако к концу второго шестилетнего срока он пережил тяжёлую личную трагедию. Его жена и трое детей погибли в автокатастрофе на 185-й автомагистрали чуть ли не в пригороде Колумбии (Южная Каролина). Их автомобиль-универсал угодил под колеса тягача «Кенворт». Этот удар, как и ожидалось, оказался сокрушительным для сенатора, а за ним посыпались новые и новые беды. Вскоре после начала третьей избирательной кампании «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью, в которой утверждалось, что в его личном инвестиционном капитале – он никогда не обнародовал своего состояния, утверждая, что поскольку не берет ни у кого денег на свою кампанию, то нет и необходимости раскрывать подробности о своём капитале, – заметны явные признаки использования инсайдерской информации. Это подозрение подтвердилось в результате более глубоких раскопок, устроенных газетами и телевидением, и, несмотря на протесты Хенли, который ссылался на то, что Комиссия по ценным бумагам и биржам никогда не публиковала никаких официальных разъяснений по поводу применения этого закона, немало народу решило, что он использовал закрытые сведения о запланированных правительственных расходах для осуществления капиталовложений в недвижимость, что принесло ему и его соинвесторам более пятидесяти миллионов долларов прибыли. Ещё хуже было то, что во время публичных дебатов с кандидатом от республиканской партии, присвоившим себе прозвище «мистер Чистота», он допустил две ошибки. Во-первых, сначала он позволил себе не на шутку разволноваться перед работающими телекамерами. А затем он сказал жителям Южной Каролины, что если они сомневаются в его честности, то могут голосовать за того дурака, который стоит рядом с ним на сцене. Невероятный промах для человека, который за всю свою политическую карьеру не сделал ни одного неверного шага – он стоил ему самое меньшее пяти процентов голосов избирателей. Завершающая часть его вялой кампании усугубила неудачи, и, несмотря на определённую поддержку тех избирателей, которые продолжали сочувствовать ему, помня о гибели его семьи, он лишился места в Сенате – серьёзная потеря для демократов, – после чего последовало официальное заключение о нарушении им парламентской этики. После этого Хенли навсегда отказался от общественной жизни. Он даже не вернулся на фамильную плантацию, основанную его предками ещё до Гражданской войны северо-западнее Чарльстона, а переехал в Мэриленд, распрощавшись со всей своей прошлой жизнью. К тому же, во время проводимого Конгрессом расследования им было сделано чрезвычайно резкое заявление, которое сожгло последние мосты, остававшиеся ещё доступными ему.

Его нынешний дом представлял собой ферму, основанную ещё в восемнадцатом веке, где он выращивал верховых лошадей апалузской породы и вёл тихую жизнь фермера-джентльмена. Единственными хобби у него были верховая езда и любительская – без всякой попытки достичь блестящих результатов – игра в гольф. Помимо этого, он каждый день по семь-восемь часов работал в Кампусе, куда ездил на длинном «Кадиллаке» с шофёром.

Сейчас этому высокому, стройному седому человеку было пятьдесят два года. Все хорошо знали его, хотя, по сути, о нём не было известно ничего, кроме малоприятного эпизода из его политического прошлого.

* * *

– Вы хорошо проявили себя в горах, – сказал Джим Хардести, жестом указав молодому морскому пехотинцу на стул.

– Спасибо, сэр. Вы тоже отлично развернулись.

– Капитан, такое можно говорить о себе каждый раз, когда, вернувшись, открываешь дверь своего дома: отлично развернулся. Это я узнал ещё от своего инструктора. Лет шестнадцать тому назад, – добавил Хардести.

Капитан Карузо быстро произвёл подсчёты в уме и решил, что Хардести немного старше, чем кажется с виду. Капитан Специальных сил армии США, потом ЦРУ, да ещё шестнадцать лет... значит, ему должно быть ближе к пятидесяти, чем к сорока. Наверно, трудится до седьмого пота, чтобы держать себя в форме.

– Итак, – произнёс он вслух, – чем я могу быть вам полезен?

– А что вам сказал Терри? – спросил в свою очередь разведчик.

– Он сказал, что я должен буду встретиться с неким Питом Александером.

– Пита неожиданно вызвали из города, – объяснил Хардести.

Офицер принял это объяснение как должное.

– Ну, и ещё генерал сказал, что вы, парни из Управления, ведёте нечто вроде поиска талантов, но не хотите выращивать свои собственные, – честно ответил Карузо.

– Терри хороший человек и замечательный морской пехотинец, но всё же иногда проявляет некоторую узколобость.

– Возможно и так, мистер Хардести, но он скоро примет Вторую дивизию и станет моим боссом, так что я постараюсь оставаться максимально лояльным по отношению к нему. К тому же вы ещё не сказали мне, зачем я сюда приехал.

– Вам нравится в Корпусе?

Морской пехотинец кивнул:

– Да, сэр. Конечно, жалование не ахти, но мне хватает, зато работаю с лучшими из лучших людей.

– Да, те, с которыми мы лазили по горам, и впрямь были довольно неплохи. Вы много с ними работали?

– В общей сложности? Около четырнадцати месяцев, сэр.

– Вы вполне прилично обучили их. И сами в той мелкой заварушке показали себя вполне прилично, – заметил Хардести. Он внимательно следил за всем комплексом реакций, сопровождавших ответ на каждый задаваемый им вопрос.

Капитан Карузо не был настолько скромен, чтобы рассматривать то, что случилось с ним в Афганистане, как «мелкую заварушку». Пули, свистевшие вокруг него, были самыми реальными, их было много, и он воспринимал это событие как настоящий серьёзный бой. Но его труды по обучению подчинённых не пропали даром и привели к тем самым результатам, какие предсказывали начальники. Это оказалось важным и, несомненно, приятным открытием. От морской пехоты действительно мог быть толк. Да ещё какой!

Однако ответил он очень кратко:

– Да, сэр, – и добавил, чуть помолчав: – Я очень признателен вам за помощь, сэр.

– Я уже немного староват для таких игр, но всё же приятно было убедиться, что кое-что ещё помню. – Хардести не стал заканчивать фразу и слова: «мне этого дерьма больше чем достаточно», произнёс лишь про себя. Драки были детским развлечением, а он давно уже вышел из детского возраста. – У вас есть какие-нибудь соображения по поводу тех событий, капитан? – спросил он.

– В общем-то, нет, сэр. Я все написал в своём рапорте.

С этим рапортом Хардести заблаговременно ознакомился.

– Может быть, снятся кошмары или что-нибудь в этом роде?

Вопрос удивил Карузо.

– Кошмары? С чего бы это вдруг? Нет, сэр, – с видимой растерянностью ответил он.

– А совесть не мучает? – продолжал допытываться Хардести.

– Сэр, эти люди начали войну против моей страны. Мы только дали сдачи. Если не знаешь, как пойдёт игра, нечего и ввязываться в неё. Если у них были жены и дети... я сожалею об этом, но, когда делаешь людям гадости, нужно соображать, что за них придётся расплачиваться.

– Вы хотите сказать, что мы живём в суровом мире?

– Сэр, просто-напросто, прежде чем пнуть тигра по заднице, нужно подумать, как не попасться ему в зубы.

Ни кошмаров, ни угрызений совести, – подумал Хардести. Именно так и нужно реагировать на подобные вещи, но чрезмерно добрые и мягкие Соединённые Штаты Америки далеко не всегда воспитывают своих граждан должным образом. Карузо был воином. Хардести откинулся на спинку своего кресла, окинул посетителя пристальным взглядом и лишь после этого продолжил разговор.

– Кэп, что касается причины, по которой вас сюда пригласили... Вы, конечно же, читали в газетах обо всех этих проблемах, с которыми мы сталкиваемся в связи с всплеском международного терроризма. Между Управлением и Бюро постоянно идут тайные войны. На оперативном уровне обычно никаких проблем не возникает, и на верхнем уровне тоже все в порядке. Директор ФБР Мюррей вполне приличный человек и, когда он работал юридическим атташе в Лондоне, хорошо взаимодействовал с нашими людьми.

– Но на среднем уровне дела идут хуже, да, сэр? – спросил Карузо.

Ему уже приходилось сталкиваться с этим в Корпусе. Штабные офицеры в основном проводили время в перепалках со своими коллегами, причём, всё происходило на уровне детского сада: мой папа побьёт твоего папу. Нет, мой – твоего. Это явление, вероятно, существовало и в Древнем Риме, и в Древней Греции. На него можно было бы не обращать внимания, не будь все это не просто глупо, но и очень вредно для дела.

– Совершенно верно, – кивнул Хардести. – Знаете, наверно, справиться со всем этим под силу одному богу, но и он должен будет вздохнуть с облегчением, когда покончит с делом. Бюрократия слишком сильно укрепилась. В вооружённых силах положение ещё не самое худшее. Там людей то и дело перетряхивают, почти у всех есть осознание «миссии», и по большей части они работают для её выполнения, особенно если это помогает взбираться по карьерной лестнице. Это общеизвестно: чем дальше ты находишься от острия штыка, тем глубже погрязаешь в мелочах. Ну, так вот, мы ищем людей, которые знают, что находится на острие.

– А задачи?..

– Угадывать, находить и пресекать террористическую опасность, – ответил разведчик.

– Пресекать?.. – повторил Карузо.

– То есть нейтрализовать... Чёрт возьми, ладно – при необходимости и возможности убивать этих сучьих детей. Собирать информацию о характере и серьёзности угрозы и предпринимать любые действия, какие представляются необходимыми, в зависимости от степени угрозы. По большей части это разведывательная деятельность. Управление слишком ограничено в своих действиях. У специальной подгруппы таких рамок нет.

– В самом деле? – Это было настоящим сюрпризом.

Хардести спокойно кивнул.

– В самом деле. Вы будете работать не на ЦРУ. У вас будет возможность использовать источники Управления, но этим контакты и ограничатся.

– В таком случае на кого же я работаю?

– Нам нужно будет кое-что обсудить, прежде чем мы перейдём к этому вопросу. – Хардести положил ладонь на папку с личным делом офицера морской пехоты. – Вы попали в число трех процентов морских пехотинцев, которые представляются нам лучшими с точки зрения пригодности к разведывательной работе. Твёрдая «четвёрка» почти по всем пунктам. Особенно впечатляет ваше знание иностранных языков.

– Мой папа – американский гражданин, я имею в виду, что он родился здесь, – но его отец сошёл с корабля, прибывшего из Италии. Он открыл ресторан в Сиэтле и до сих пор его содержит. Так что папа в детстве говорил главным образом по-итальянски, и мы с братом тоже хорошо усвоили этот язык. В средней школе и колледже я изучал испанский. Конечно, я не смогу сойти за местного жителя, но владею языком достаточно свободно.

– А как насчёт технической подготовки?

– Это тоже папино. Он ведь инженер. Работает на «Боинг» – аэродинамика, проектирование крыльев и поворотных рулей. Насчёт моей мамы вы тоже знаете – там все есть. Мама, она и есть мама. Теперь, когда мы с Домиником выросли, она помогает местным католическим школам.

– А ваш брат служит в ФБР?

Брайан кивнул:

– Да. Закончил юридический колледж и решил пойти на федеральную службу.

– И уже успел попасть в прессу, – сказал Хардести, протягивая собеседнику полученные по факсу копии заметок из бирмингемских газет. Брайан бегло просмотрел их.

– Ну и молодец же ты, Дом, – прошептал капитан Карузо, дойдя до четвёртого абзаца, что тоже понравилось хозяину кабинета.

* * *

Полет из Бирмингема до Вашингтонского Национального аэропорта Рейгана занял от силы два часа. Доминик Карузо прошёл на станцию метро и сел в поезд, который доставил его к Гуверовскому центру, расположенному на углу Десятой улицы и Пенсильвания-авеню. Благодаря значку ему не нужно было проходить через металлодетектор. Агентам ФБР полагалось носить с собой оружие, а на рукояти его пистолета как-никак уже имелась почётная зарубка – конечно, не в буквальном смысле, но коллеги по службе успели немало пошутить на этот счёт.

Кабинет помощника директора Огастуса Эрнста Вернера находился на верхнем этаже с окнами на Пенсильвания-авеню. Секретарь, не говоря ни слова, указал посетителю на дверь кабинета.

Карузо никогда прежде не встречался с Гасом Вернером. Помощник директора, высокий, стройный и походивший на монаха как по внешности, так и по образу жизни, был очень опытным агентом. В прошлом он служил в морской пехоте, затем возглавлял группу по спасению заложников и уже совсем было собрался в отставку, когда директор ЦРУ и его близкий друг Дэниел Мюррей предложил ему новую работу. Отделение по борьбе с терроризмом было чем-то вроде пасынка более крупных отделов – криминального и иностранной контрразведки, но ему удавалось практически ежедневно подтверждать свою полезность.

– Плюхайся куда-нибудь, – бросил Вернер, не прерывая телефонного разговора. Впрочем, уже через минуту он положил трубку и нажал на кнопку, включившую над дверью световую табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ».

– Это мне прислал по факсу Бен Хардинг, – сказал Вернер, помахав копией донесения о вчерашнем происшествии со стрельбой – Как было дело?

– Там всё написано, сэр. – Доминику пришлось три часа напрягать мозги, чтобы изложить все на бумаге в точном соответствии с бюрократическим жаргоном ФБР. Было даже странно, что для описания события, занявшего менее шестидесяти секунд, потребовалось столько времени.

– А о чём ты умолчал, Доминик? – Столь проницательного взгляда, как тот, который сопровождал этот вопрос, молодой агент ещё не встречал.

– Ни о чём, сэр, – ответил Карузо.

– Доминик, у нас в Бюро есть несколько очень хороших стрелков из пистолета. Я один из них, – сказал Гас Вернер. – Три пули прямо в сердце с расстояния в пятнадцать футов – это очень даже неплохо. А уж для человека, который еле сохранил равновесие, споткнувшись о ножку стола, это просто поразительно. Бен Хардинг не заметил в этом ничего удивительного, а я заметил. И, кстати, директор Мюррей тоже обратил на это внимание. Дэн тоже довольно приличный стрелок. Он прочитал этот факс вчера вечером и попросил меня высказать своё мнение. Дэну никогда не приходилось убивать людей. Мне приходилось. Три раза. Два раза, когда я работал в группе по освобождению заложников, и один – в Де-Мойне, том, что в Айове. Там тоже расследовали похищение. Я увидел, что он сделал с двумя из жертв – маленькими мальчиками, – и могу честно сказать, что мне совершенно не хотелось, чтобы какой-нибудь красноречивый психиатр убедил жюри в том, что этот человек, дескать, сам является жертвой своего тяжёлого детства и что его вины во всём случившемся нет, ну, и сам знаешь, какую чушь можно услышать в опрятном чистом зале суда, где жюри не видит ничего, кроме фотографий с места преступления, и то лишь в том случае, если защита не сможет убедить судью, что эти снимки слишком сильно работают на обвинение. Так вот, знаешь, что тогда случилось? Я решил сам выступить в качестве закона. Не помогать исполнять закон, или писать закон, или разъяснять закон. Однажды, двадцать два года назад, я решил сам стать законом. Карающим божьим мечом. И, знаешь, чувствовал себя прекрасно.

– Откуда вы узнали?..

– Почему я был уверен в том, что это и есть тот человек, которого мы ищем? Он хранил сувениры. Головы. В трейлере, где он жил, их было восемь. Нет, у меня не оставалось ни малейшего сомнения. Я увидел рядом нож и велел ему взять его, он взял, а я всадил ему четыре пули в грудь с десяти футов и ни разу в жизни не пожалел о том случае. – Вернер сделал паузу. – Мало кто знает об этой истории. Даже моя жена не знает. Так что не рассказывай мне сказки о том, как ты споткнулся о стол, вытащил свой «смит» и, балансируя на одной ноге, уложил три пули точно в сердечный желудочек преступника, договорились?

– Да, сэр, – неопределённо ответил Карузо. – Мистер Вернер...

– Называй меня Гас, – разрешил помощник директора.

– Сэр, – упорно повторил Карузо. Начальники, поощрявшие фамильярность в обращении, изрядно раздражали его. – Сэр, если бы я сказал что-нибудь в этом роде, то мне сразу же пришлось бы расписаться на официальном правительственном документе в том, что я совершил убийство. Он действительно взял нож, он начал вставать, чтобы обернуться ко мне, он находился на расстоянии десяти или двенадцати футов от меня, а в Квантико нас учили, что такое стечение обстоятельств следует расценивать как прямую и непосредственную опасность для жизни. И поэтому – да, я начал стрелять, так что я действовал в полном соответствии с политикой ФБР по использованию летальных средств.

Вернер кивнул.

– Ты ведь имеешь юридическое образование, да?

– Да, сэр. Я получил право выступать в суде в Виргинии и округе Колумбия, а в Алабаме ещё не сдавал экзамены.

– Ну, так забудь на минуту о том, что ты юрист, – мягко произнёс Вернер. – Это было вполне обоснованное применение оружия. У меня до сих пор сохранился револьвер, из которого я пришил того ублюдка. «Смит» 66-й модели с четырехдюймовым стволом. Я даже иногда беру его на работу. Доминик, ты совершил то, о чём каждый агент мечтает хотя бы раз за свою карьеру. Собственной рукой исполнил правосудие. Не страдай из-за этого.

– Я не страдаю, сэр, – горячо возразил Карузо. – Эта девочка, Пенелопа... Я не смог спасти её, но, по крайней мере, ублюдок никогда больше не сделает ничего подобного. – Он смотрел Вернеру прямо в глаза. – Вы знаете это чувство.

– Да. – Старый агент снова пристально взглянул на Карузо. – И ты уверен, что ни о чём не жалеешь?

– Я смог часок подремать в самолёте, – младший из собеседников произнёс эту фразу без видимой улыбки.

Зато в ответ улыбнулся и кивнул Вернер.

– Хорошо, ты получишь официальное поощрение прямо из офиса директора. Не будем связываться с ОПСС.

ОПСС представлял собой нечто вроде собственного министерства внутренних дел ФБР, и хотя пользовался определённым уважением среди рядовых сотрудников, но все относились к нему, самое меньшее, без горячей любви. По Бюро ходил афоризм: если ребёнок мучает зверюшек и мочится в кровать, то он либо станет серийным убийцей, либо пойдёт работать в Отдел проверки служебного соответствия.

Вернер приподнял за угол папку с личным делом Карузо.

– Здесь написано, что ты неглуп, знаешь языки... Хочешь переехать в Вашингтон? Я ищу для своей лавочки людей, которые способны думать самостоятельно.

Очередной перевод, – так истолковал эти слова специальный агент Доминик Карузо.

* * *

Джерри Хенли не был особым почитателем условностей. Он приезжал на работу в костюме и при галстуке, но уже через пятнадцать секунд после того, как входил в свой кабинет, пиджак оказывался на стоявшей в углу вешалке. Просмотрев вместе с секретаршей – как и он сам, уроженкой Южной Каролины по имени Элен Конноли – график предстоящего рабочего дня, он взял свежий номер «Уолл-стрит джорнел» и пробежал глазами первую полосу. Он уже успел пролистать «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост», чтобы получить представление о сегодняшней политической обстановке, привычно ворча, что они всегда все понимают не так, как надо. Электронные часы на столе сообщили, что у него остаётся двадцать минут до первой встречи, и он включил компьютер, чтобы узнать, о чём говорят пресс-службы высших правительственных чиновников.

Это требовалось ему, чтобы удостовериться, что он не пропустил при чтении газет ничего важного. Оказалось, что в общем-то ничего, если не считать интересной информации в «Виргиния пайлот» о ежегодной Флечеровской конференции – круглом столе, который командования ВМФ и морской пехоты регулярно устраивали на Норфолкской военно-морской базе. Там обсуждались проблемы терроризма, причём довольно толково, отметил Хенли. Людям в форме часто удавалось рассуждать здраво. В отличие от народных избранников и гражданских чиновников.

«Мы прикончили Советский Союз, – рассуждал про себя Хенли, – и рассчитывали, что после этого в мире наступит спокойствие. Но мы совершенно не предвидели появления всех этих ненормальных с припрятанными где-то „АК-47“ и обученных кухонной химии или просто готовых жертвовать собственными жизнями, чтобы уничтожать тех, кого они считают врагами».

И ещё одной важной вещи они не сделали – не сумели подготовить разведывательное сообщество к борьбе против этой напасти. Даже президент, имеющий огромный опыт работы с «черным миром», и лучший директор ЦРУ из всех, кого знала американская история, не сумели добиться сколько-нибудь заметных успехов. Они увеличили штаты – пятьсот человек, влившиеся в Агентство, насчитывавшее двадцать тысяч сотрудников, вроде бы не могли сделать погоды, но это позволило удвоить оперативный состав. В результате ЦРУ наполовину преодолело свою прежнюю ужасающую неадекватность, но все равно, половина – это всего лишь половина. К тому же в ответ на это Конгресс ещё больше усилил надзор и ужесточил ограничения, перекрыв тем самым кислород всем новым людям, которых завербовали, чтобы вдохнуть жизнь в костяк правительственной команды. Они никогда ничему не учатся. Он лично много раз пытался что-то объяснить своим коллегам по Всемирному клубу самых выдающихся людей, но его слушали лишь немногие, часть не желала слушать вовсе, а остальные так и не выработали твёрдого мнения. Они обращали слишком много внимания на редакционные полосы газет, часто даже тех, которые издавались не в их родных штатах, потому что там, как считали они в своей тупости, отражалось мнение американского народа. Возможно, все объяснялось очень просто: любой вновь избранный политик терял разум, покорённый очарованием новой игры, и с ним происходило то же самое, что и с Гаем Юлием Цезарем, лишившимся разума под влиянием чар Клеопатры. Он отлично знал, что все решает штат, «профессиональные» помощники политиков, которые «направляют» своих боссов по верной дороге к следующему переизбранию, и именно переизбрание стало Священным Граалем общественной жизни. Америка не имела наследственного правящего класса, но в ней имелся чрезвычайно многочисленный отряд людей, находивших своё счастье в возможности вести тех, кто их нанимал, по верной дороге правительственного пустословия.

Так что работа изнутри системы себя не оправдывала.

Следовательно, чтобы достичь чего-нибудь, следовало находиться за пределами системы.

Причём, чертовски далеко от этих пределов.

И если кто-нибудь все же разберётся в том, что происходит... он всё равно запачкан так, что дальше некуда, верно?

Первый час Хенли потратил на обсуждение финансовых вопросов с некоторыми из своих сотрудников, потому что именно так «Хенли Ассошиэйтс» добывала деньги. И, будучи торговцем ширпотребом и перейдя к валютному арбитражу, он чуть ли не с самого начала шёл на полтора корпуса впереди всех остальных, ощущая мгновенные колебания ситуации, порождавшиеся психологическими факторами – он называл их «дельтами», – чуть ли не исключительно благодаря своему интуитивному восприятию, которое могло оказаться, но могло и не оказаться верным.

Все свои деловые операции он вёл анонимно через иностранные банки, которым, всем до одного, нравилось иметь крупные счета. Притом ни один из этих банков не проявлял чрезмерного любопытства по поводу происхождения денег, если только они не были чрезмерно и откровенно грязными, чего за ним не водилось. Это был всего лишь ещё один способ держаться вне системы.

Не то чтобы все его сделки строго соответствовали букве закона – возможность подслушивать переговоры Форт-Мида делала для него игру намного легче. Откровенно говоря, это было предельно незаконно и ничуть не более этично. Но, по большому счёту, «Хенли Ассошиэйтс» оказывала очень мало влияния на события, вершащиеся на мировой арене. Возможно, это было не совсем так, но «Хенли Ассошиэйтс» руководствовалась принципом: чтобы и волки были сыты, и овцы целы, и потому отхлёбывала из международного корыта лишь самую капельку. При этом учитывалось, что за преступления такого типа и такой малой значимости правительство не предусматривало никакой реальной ответственности. И к тому же в сейфе, находившемся в глубоком подвале здания, хранилась официальная хартия, подписанная прежним президентом Соединённых Штатов.

В кабинет вошёл Том Дэвис. Прошлое этого человека, формально занимавшего пост главы отдела операций с долговыми обязательствами, имело немало сходства с биографией Хенли. Большую часть времени он проводил перед компьютерным монитором. По поводу возможной утечки информации он не тревожился. В этом здании все стены были проложены металлической сеткой, полностью исключавшей проникновение электромагнитных импульсов, и все компьютеры имели несокрушимую защиту от любых хакерских атак.

– Что новенького? – спросил Хенли.

– Похоже, что у нас появилось несколько потенциальных новичков, – ответил Дэвис.

– И кто же они такие?

Дэвис подвинул через стол две папки, которые принёс с собой. Глава компании открыл сразу обе.

– Братья?

– Близнецы. Двуяйцевые. У их матушки в том месяце появились две яйцеклетки, а не одна. И в обеих были зачаты вполне приличные люди. Есть мозги, которыми они умеют пользоваться, неплохая физическая подготовка, да вдобавок к этому полезные таланты и способности к языкам. Особенно к итальянскому.

– А этот говорит на пушту? – Хенли удивлённо вскинул голову.

– Лишь настолько, чтобы спросить, где отыскать ванную. Он провёл в стране около восьми недель, но смог найти время, чтобы немного ознакомиться с местным наречием. В документах говорится, что он неплохо справлялся там со своими обязанностями.

– Думаешь, эти парни из той породы, которая нам нужна? – спросил Хенли. Подходящие люди не гуляли толпами по улицам, и поэтому Хенли содержал вербовщиков – их было очень немного, и они действовали с крайней осторожностью, – разбросанных по всем главным правительственным учреждениям.

– Конечно, необходимо их дополнительно проверить, – согласился Дэвис, – но они и на самом деле обладают теми талантами, которые нам нужны. На первый взгляд оба кажутся серьёзными, уравновешенными и достаточно умными, чтобы понять, чем мы тут занимаемся. Поэтому я думаю, что они заслуживают серьёзного внимания.

– Что у них предстоит в ближайшем будущем?

– Доминика переведут в Вашингтон. Гас Вернер хочет, чтобы он поработал в контртеррористическом отделе. Вероятно, начнёт с кабинетной работы. Для группы освобождения заложников он ещё слишком молод и не имел возможности продемонстрировать свои аналитические способности. Я полагаю, что Вернер намерен прежде всего посмотреть, насколько он сообразителен. Брайан отправится обратно в Кемп-Лежён и продолжит работу со своей ротой. Я очень удивлён тем, что Корпус не переводит его в аппарат разведки. Он очевидный кандидат туда, но они отдают предпочтение своим стрелкам, а он очень хорошо проявил себя в этом качестве в верблюжьих пустынях. Если мои источники верны, он очень скоро станет майором. Для начала, я думаю, нужно будет полететь туда и побеседовать с ним, скажем, за ленчем, а оттуда вернуться в округ Колумбия. И сделать то же самое с Домиником. Вернеру он понравился.

– Гас хорошо разбирается в людях, – заметил бывший сенатор.

– Ты прав, Джерри, – согласился Дэвис. – А у тебя тоже есть что-нибудь потрясающее?

– Форт-Мид, как обычно, захлёбывается от собственного изобилия. – Самая большая проблема Агентства национальной безопасности состояла в том, что оно добывало так много сырого материала, что для обработки требовалась целая армия. Конечно, немало пользы приносили компьютерные программы, способные проводить поиск по ключевым словам, и прочие современные штучки, но почти все полученное оказывалось невинной болтовнёй. Программисты из кожи вон лезли, пытаясь улучшить аналитические программы, но, как выяснилось, наделить компьютеры человеческими инстинктами было, пожалуй, невозможно (хотя попытки продолжались непрерывно). К сожалению, по-настоящему талантливые программисты работали на компании, производившие компьютерные игры. Серьёзные деньги крутятся именно там, а таланты обычно идут туда, откуда пахнет деньгами. Хенли не считал возможным сетовать на это. В конце концов, от двадцати до тридцати пяти лет он сам занимался именно добычей денег. Поэтому время от времени начинал поиски богатых и очень успешных программистов, для которых погоня за деньгами стала уже скучным и не слишком актуальным занятием. Обычно это оборачивалось пустой тратой времени. Слишком уж часто они оказывались жадными ублюдками. Почти такими же, как адвокаты, разве что не настолько циничными. – Хотя я заметил сегодня с полдюжины интересных пунктов...

– Например? – поинтересовался Дэвис. Главный вербовщик был также и высококлассным аналитиком.

– Вот. – Теперь уже Хенли в свою очередь протянул своему другу и подчинённому папку. Дэвис открыл её и мгновенно пробежал глазами листок с распечаткой.

– Хм-м-м... – Вот и все, что он сказал.

– Если этим дело не закончится, могут получиться большие неприятности, – задумчиво произнёс Хенли.

– Верно. Но этого нам мало. С тем, что есть, землетрясения не устроишь. Им всегда нужно больше.

– Кто у нас там сейчас? – Хенли положено было самому это знать, но, увы, он страдал от обычной для бюрократов болезни: ему было трудно удерживать в голове весь информационный поток.

– Сейчас? Эд Кастильяно в Боготе, присматривает за картелем, но он находится под глубоким прикрытием. По-настоящему глубоким, – напомнил Дэвис своему боссу.

– Знаешь, Том, от всего этого шпионского бизнеса мне иногда блевать хочется.

– Выше голову, Джерри. Зарплата здесь чертовски хорошая, по крайней мере для нас, мелкой сошки, – добавил он, чуть заметно улыбнувшись. На фоне темно-бронзовой кожи его зубы цвета слоновой кости казались ещё белее.

– Да, быть крестьянином, наверно, просто ужасно.

– Мой добрый масса разрешить мне много учить себя, выучить буквы и все такое. Не быть бы так хорошо, быть бы совсем плохо. Мой больше не ходить полоть хлопок, спасибо, масса Джерри. – Хенли в притворном удивлении закатил глаза. Дэвис имел учёную степень Дартмута, где ему приходилось терпеть насмешки не столько по поводу цвета кожи, сколько насчёт его родного штата. Его отец выращивал зерно в Небраске и голосовал за республиканцев.

– Сколько теперь стоит комбайн? – полюбопытствовал босс.

– Ты шутишь? Как же можно такого не знать? Без малого двести тысяч. Папаша купил новый в прошлом году и до сих пор страдает по этому поводу. Дескать, пока эта телега будет окупаться, его внуки успеют не только разбогатеть, но и умереть. Говорит, комбайн топчет поля, как батальон рейнджеров, разыскивающих какого-то очень плохого парня. – Дэвис сделал прекрасную карьеру в ЦРУ в качестве полевого агента. Он специализировался по выслеживанию незаконного перевода денег из страны в страну. Когда он пришёл в «Хенли Ассошиэйтс», оказалось, что его таланты очень полезны для успешного ведения бизнеса и что своего оперативного чутья он нисколько не утратил. – Знаешь, этот парень из ФБР, Доминик, уже успел на своём первом месте службы, в Ньюарке, сделать кое-что интересное по части расследования финансовых преступлений. Одно из его дел переросло в серьёзное расследование поведения международного банкирского дома. Для новичка он обладает вполне приличным нюхом.

– И, кроме того, он способен на собственный страх и риск убить человека, – добавил Хенли.

– Именно поэтому, Джерри, он мне и приглянулся. Он способен принимать решения на ходу, не хуже любого парня с десятилетним опытом.

– Два брата ведут операцию... Любопытно... – Хенли снова, прищурившись, посмотрел на папки.

– Возможно, тут ещё и голос крови. Их дед как-никак был полицейским и расследовал убийства.

– А перед этим служил в 101-м авиаполку. Я понимаю, куда ты ведёшь, Том. Ладно. Прощупай их поскорее. По-видимому, у нас скоро появятся дела.

– Ты так думаешь?

– Там лучше не становится. – Хенли ткнул пальцем в сторону окна.

* * *

Они сидели в одном из венских уличных кафе. Вечера стали немного теплее, и завсегдатаи заведений решили, что ради удовольствия поесть и выпить кофе на свежем воздухе можно и помёрзнуть.

– Итак, чем же мы вас интересуем? – спросил Пабло.

– У нас с вами кое в чём совпадают интересы, – ответил Мохаммед и тут же пояснил: – Мы боремся против одних и тех же врагов.

Он, как бы в задумчивости, посмотрел по сторонам. Проходившие мимо женщины были одеты строго, почти мрачно. Шум от транспорта, особенно трамваев, не позволял никому подслушать их беседу. Для случайного или даже профессионального наблюдателя они были просто двумя иностранцами – а таких вокруг было много, – негромко и спокойно обсуждавшими между собой деловые вопросы.

Они говорили по-английски, что тоже было самым обычным делом.

– Да, это верно, – вынужден был согласиться Пабло. – По крайней мере отчасти. А в чём же общность интересов?

– У вас есть возможности, которые могли бы пригодиться нам, – терпеливо пояснил мусульманин. – А у нас есть возможности, полезные для вас.

– Понимаю... – Пабло подлил сливки в кофе и размешал. К его удивлению, кофе здесь был ничуть не хуже, чем в его родной стране.

Мохаммед был готов к тому, что соглашения не удастся достичь с первого раза. Его собеседник занимал вовсе не столь высокое положение, как хотелось бы. Но их общий враг больше преуспел в борьбе против организации Пабло, чем против его собственной. И это постоянно удивляло его. У предполагаемых партнёров имелись более чем достаточные причины прибегать к самым эффективным мерам безопасности, но, как это всегда бывает с людьми, стремящимися к исключительно материальной выгоде, им мешало отсутствие чистоты помыслов, свойственное его сподвижникам. И это делало их намного уязвимее. Но Мохаммед не был настолько глуп, чтобы предположить, будто эта причина позволит ему подчинить их себе. В конце концов, убийство одного израильского шпиона не превратило его в сверхчеловека. Конечно, они обладали более чем весомым опытом. Просто у них были пределы. Как и у его собственных людей. Все, кроме Аллаха всемогущего, имели пределы. Понимание этого, переводило упования в более реалистическую плоскость и позволяло не чувствовать слишком уж горького разочарования, когда дела шли не так, как надо. Нельзя позволять эмоциям препятствовать «бизнесу», как его собеседник в своём заблуждении называет его святое дело. Но, раз уж необходимо сотрудничать с неверными, следует делать на это скидки.

– Что вы можете предложить нам? – спросил Пабло, выказывая своё нетерпение, в полном соответствии с ожиданиями Мохаммеда.

– Если я не ошибаюсь, вы работаете над созданием надёжной сети в Европе.

– Да, вы правы. В последнее время у нас возникли некоторые, довольно ощутимые, осложнения. Европейские полицейские агентства не столь ограничены в своих действиях, как их американские коллеги.

– У нас такая сеть существует. – И распространённое мнение, будто мусульмане не принимают активного участия в наркотрафике – в Саудовской Аравии, например, торговец наркотиками вполне мог лишиться головы, – очень помогало работе.

– И что взамен?

– Вы имеете очень хорошо работающую сеть в Америке, и у вас есть множество причин не любить Америку, верно?

– Так оно и есть, – согласился Пабло. Колумбийскому картелю наркоторговцев удалось достичь заметных успехов в налаживании отношений со своими неспокойными идеологическими союзниками, действовавшими в горах родной страны Пабло. Рано или поздно Революционные Вооружённые Силы Колумбии должны были уступить давлению, после чего, вне всякого сомнения, им предстояло бы превратиться в «друзей» – «партнёры» слишком уж неопределённое слово, – а за это им в качестве входной платы пообещали бы допуск к демократическому процессу. Но тогда безопасность картеля могла бы оказаться под серьёзной угрозой. Лучшим другом наркобаронов была политическая нестабильность в Южной Америке, но такое положение не могло длиться вечно. Точно в таком же положении, как понимал Пабло, находится его собеседник, и это действительно делало их временными союзниками. – Какую именно помощь вы хотите от нас получить?

Мохаммед достаточно откровенно ответил. Он не стал добавлять, что за свою помощь картель не получит никакой оплаты деньгами. Куда должна пойти первая партия, которую возьмутся переправлять люди Мохаммеда? В Грецию? Да, это, вероятно, будет самым простым вариантом – и этого должно хватить, чтобы закрепить договорённость, не так ли?

– Это все?

– Мой друг, мы по большей части работаем с идеями, а не реальными предметами. Те немногочисленные материальные ценности, в которых мы нуждаемся, чрезвычайно компактны и в случае необходимости могут быть получены едва ли не в любой точке мира. И я не сомневаюсь, что вы сможете помочь нам с паспортами и прочими необходимыми документами.

Пабло чуть не поперхнулся кофе.

– Да, это очень просто.

– В таком случае есть ли ещё какие-нибудь причины, которые могли бы препятствовать нашему союзу?

– Я должен обсудить это с моими боссами, – признался Пабло, – но пока что не вижу никаких оснований для конфликта интересов.

– Превосходно. Как мы сможем общаться дальше?

– Мой босс предпочитает лично встречаться с теми, с кем ведёт дела.

Мохаммед ненадолго задумался. Путешествия изрядно раздражали и его самого, и его партнёров, но избежать их было решительно невозможно. К тому же у него имелось столько паспортов, что он мог воспользоваться любым аэропортом мира. А вдобавок к документам имелись и необходимые языковые навыки. Он не впустую проводил время в Кембридже. И мог поблагодарить за это своих родителей. Он благословлял свою мать-англичанку, от которой унаследовал тип и цвет лица и голубые глаза. Благодаря своей внешности он мог сойти за уроженца любой страны, за исключением разве что Китая и Африки. И сохранившийся кембриджский акцент тоже отнюдь не портил дела.

– Вам будет достаточно сообщить мне время и место, – ответил Мохаммед, протягивая собеседнику визитную карточку. На ней был приведён только адрес электронной почты – самого полезного инструмента для тайных коммуникаций из всех, какие когда-либо изобретало человечество. И при помощи такого чуда, как современная авиация, он мог за сорок восемь часов добраться до любой точки земного шара.

Глава 2 Поступление на службу

Он вошёл в кабинет без четверти пять. Ни один встречный на улице не обратил бы на него особого внимания, за исключением, разве что, той или иной одинокой женщины. Рост шесть футов один дюйм и вес приблизительно сто восемьдесят фунтов, тёмные, почти чёрные волосы и голубые глаза – вряд ли он попадал под стандарт внешности, который требуется для кинозвёзд, но всё же был, конечно же, не тем мужчиной, какого хорошенькая молодая профессионалка постарается поскорее выкинуть из своей кровати.

И одет он был хорошо, Джерри Хенли сразу заметил это. Синий костюм с красной полоской – похоже, что английского покроя, – жилет, красно-жёлтый полосатый галстук с явно недешёвой золотой булавкой. Дорогая сорочка. Приличная стрижка. Уверенный взгляд, обретённый благодаря наличию денег, хорошего образования и твёрдого сознания того, что юность не будет растрачена впустую. Свой автомобиль он оставил на гостевой стоянке перед зданием. Жёлтый внедорожник «Хаммер-2» из тех, какие предпочитают люди, успешно разводящие скот в Вайоминге или загребающие большой лопатой деньги в Нью-Йорке. И, вероятно, именно потому...

– Так что же привело тебя сюда? – спросил Джерри, указав гостю на удобное кресло по другую сторону стола.

– Я пока что не решил, чем хочу заниматься, и смотрю все подряд в поисках подходящей ниши.

Хенли улыбнулся.

– Да, я ещё не настолько стар, чтобы не помнить, насколько запутанным все кажется после того, как закончишь школу. А где ты учился?

– В Джорджтауне. Семейная традиция. – Юноша безмятежно улыбнулся. Ещё одним достоинством, которое заметил и оценил Хенли, было то, что он не пытался произвести на собеседника впечатление своей фамилией и происхождением. Он, похоже, даже немного стеснялся этого и стремился пойти собственным путём и заслужить своё собственное имя, как это бывает у многих молодых людей. Естественно, умных. Настоящая жалость, что в Кампусе для него не было места.

– Твой отец питает глубокое почтение к иезуитским школам.

– Даже маму убедил. А Салли не стала учиться в Беннингтоне и прошла подготовительные курсы в Фордхэмской школе, в Нью-Йорке. А теперь, конечно, пойдёт на медицинский в университет Хопкинса. Хочет стать доктором, как мама. А что, чёрт возьми, это очень благородная профессия.

– В отличие от юриспруденции? – подковырнул Джерри.

– Вы же знаете, как папа к этому относится, – с усмешкой отозвался молодой человек. – А какая была у вас преддипломная специализация? – в свою очередь спросил он Хенли, конечно, заранее зная ответ.

– Экономика и математика. Я взял сразу две специализации. – Это и впрямь оказалось очень полезным для моделирования политики торговли на рынках предметов потребления. – Так как же поживают твои родители?

– О, прекрасно. Папа снова занялся писательством – составляет мемуары. Хотя всё время ворчит, что он ещё недостаточно стар для этого занятия, но старается делать все так, как положено. Он не слишком доволен новым президентом.

– Да, Килти обладает потрясающей жизнестойкостью. Когда этого парня в конце концов похоронят, придётся поставить грузовик поверх надгробного камня, чтобы он не вылез. – Эту шутку сочинила и опубликовала «Вашингтон пост».

– Я тоже слышал подобные разговоры. Папа говорит, что одного идиота хватит с лихвой, чтобы загубить работу десяти гениев. – Эта пословица не публиковалась в «Вашингтон пост». Но именно по этой причине отец юноши основал Кампус, хотя сам молодой человек не мог знать об этом.

– Ну, это преувеличение. Он новичок и допускает случайные промахи.

– Может быть, и так. Но, скажите, вы готовы держать пари, что, когда придёт время казнить того сумасшедшего куклуксклановца из Миссисипи, он не отменит приговор?

– Борьба против смертной казни для него принципиальный вопрос, – заметил Хенли. – Во всяком случае, он так говорит. Немало народу с ним согласно, и это мнение пользуется известным уважением.

– Принципиальный вопрос? Такой подход годится разве что для какой-нибудь старушки, преподающей в средних классах.

– Если хочешь поспорить насчёт политики, то советую посетить гриль-бар – всего миля отсюда по 29-му шоссе, – предложил Джерри.

– Нет-нет, я просто немного увлёкся. Прошу прощения, сэр.

«Малыш держит карты вплотную к жилетке», – отметил про себя Хенли.

– Ладно, тема действительно увлекательная. Так чем я могу быть тебе полезен?

– Мне любопытно.

– Что же? – спросил бывший сенатор.

– Что вы здесь делаете, – сказал посетитель.

– Главным образом продаём и покупаем валюту. – Хенли потянулся, всем своим видом демонстрируя усталость в конце рабочего дня.

– Ага, – не без ехидства кивнул щенок.

– Таким образом можно сделать неплохие деньги, если, конечно, располагаешь приличной информацией и имеешь достаточно крепкие нервы.

– Вы знаете, папа вас очень любит. Он говорит, это совершенно нелепо, что вы так давно не встречались.

Хенли кивнул:

– Да, и в этом виноват только я.

– Он также сказал мне, что вы слишком умны и не могли случайно провалиться с таким треском.

Вероятно, эти слова нужно было расценить как прямо-таки сейсмическую бестактность, но что-то в глазах мальчишки говорило, что он совершенно не намеревался оскорбить хозяина кабинета. Скорее это был вопрос... или все же оскорбление? – внезапно спросил себя Хенли.

– Это время было очень тяжёлым для меня, – напомнил гостю Джерри. – Да и никто не застрахован от ошибок. Даже твой папа и тот, случалось, ошибался.

– Это правда. Но папе повезло, что у него был Арни, всегда готовый прикрыть его задницу.

Это замечание предоставило хозяину брешь, в которую он и устремился.

– А как поживает Арни? – спросил Хенли, желая прежде всего выиграть время. Он продолжал гадать, зачем к нему пожаловал этот мальчишка, и вынужден был признаться себе, что этот визит начинает его немного тревожить, хотя и не мог сообразить, в чём же тут причина.

– Лучше некуда. Он скоро станет новым канцлером Университета штата Огайо. Папа считает, что у него всё должно получиться, тем более что ему давно нужно было найти себе какую-нибудь спокойную работу. Я думаю, что папа прав. Для нас с мамой настоящая загадка, как он умудрился сохранить здоровое сердце. Вероятно, некоторые люди действительно созданы специально для бурной деятельности. – За всё время разговора глаза мальчишки ни разу не оторвались от лица Хенли. – Беседы с Арни многому меня научили.

– А с твоим отцом?

– О, конечно, было кое-что. Но вообще-то почти все интересное я узнавал от других.

– От кого же именно?

– Прежде всего от Майка Бреннана. Он был, можно сказать, моим главным агентом, – пояснил Джек-младший. – Диплом колледжа Святого Креста, а потом карьера в Секретной службе. Чертовски здорово стреляет из пистолета. Он и меня научил стрелять.

– Неужели?

– У Службы есть тир в здании старого почтамта, в нескольких кварталах от Белого дома. Я до сих пор иногда захаживаю туда. Майк теперь перебрался в Белтсвилл, преподаёт в Академии Секретной службы. Отличный парень – умный и очень спокойный. Знаете, он был для меня самой настоящей нянькой, и я расспрашивал его обо всём на свете: что делают сотрудники Секретной службы, как их учат, как эти ребята думают, на что они обращают внимание, когда охраняют маму и папу. Я очень много узнал от него. И от всех остальных.

– Что же это за остальные?

– Парни из ФБР. Дэн Мюррей и Пат О'Дей – инспектор по особо важным делам у Мюррея. Он уже совсем собрался в отставку. Вы не поверите: собирается поселиться в Мэне и разводить скот на мясо. Самое лучшее место для скотоводства. Он тоже стрелок каких поискать, вроде «Дикого Билла» Хикока[14], и держится так, что никому в голову не придёт, что он выпускник Принстона. Тоже довольно умный парень, этот Пат. Он много рассказывал мне о том, как Бюро ведёт расследования. И его жена Андреа. Она телепатка. Судя по всему, черт знает сколько времени разрабатывала всякие мелочи для папы. Имеет степень магистра психологии Университета Виргинии. От неё я узнал пропасть всякой всячины. И ещё люди из ЦРУ, конечно, Эд и Мэри Пат Фоли – боже всемогущий, какая потрясающая пара! Но знаете, кто был самым интересным из всех?

Он знал.

– Джон Кларк?

– О, да. Сложнее всего было заставить его говорить. Клянусь, по сравнению с ним Фоли – все равно что Дейзи и Люси[15]. Но если уж он кому доверяет, то может порассказать много интересного. Я загнал его в угол, когда он получил Почётную медаль – об этом мельком сообщали по телевидению: отставной флотский чиф-петти-офицер получает свою награду за Вьетнам. Шестидесятисекундный сюжет в обзоре новостей за день. И, знаете, ни один репортёр не спросил его, что же он делал после того, как покинул флот. Ни один. Господи, как же они тупы! Думаю, кое-что было известно Бобу Холцману. Он там был, стоял в противоположном от меня углу. Кстати, довольно умён для журналиста. Папе он нравится, только он не доверяет ему – слишком уж сильно парень старается держать нос по ветру. В общем, Большой Джон – я имею в виду Кларка – очень серьёзный парень. Всюду побывал, много чего сделал и с полным правом носит форменную майку. Как же получилось, что его здесь нет?

– Джек, мой мальчик, когда ты доходишь до сути, это видно сразу, – сказал Хенли, придав голосу слегка восхищённый тон.

– Когда вы назвали его имя, я понял, что поймал вас, сэр. – Глаза молодого человека на мгновение торжествующе вспыхнули. – Я ведь несколько недель выяснял о вас все, что возможно.

– О? – Хенли почувствовал, что у него внезапно похолодело в животе.

– Это было совсем нетрудно – все на виду, нужно только верно сложить кусочки. Вроде тех картинок, которые продают для маленьких детей. Знаете, меня давно удивляло, что об этом месте никогда не сообщалось в СМИ...

– Молодой человек, если это угроза...

– Что? – Джек-младший был немало удивлён тем, что его перебили. – Вы думаете, что я хочу вас шантажировать? Нет, сенатор, я хотел всего лишь сказать, что под ногами лежит так много сырой информации, что невольно задаёшься вопросом: как репортёры умудрились не заметить все это? Помните, есть такая поговорка: даже слепая белка может случайно найти жёлудь? – Он секунду помолчал, и его глаза снова загорелись. – О, до меня дошло. Вы показали им то, что они рассчитывали увидеть, и они этим удовольствовались.

– Это не так уж трудно, но всё же их опасно недооценивать, – предупредил Хенли.

– Нужно всего лишь не разговаривать с ними. Папа давно уже сказал мне: держи язык за зубами, и не придётся сбивать ноги. Он всегда поручал Арни устраивать утечки. Без указания Арни никто и слова не сказал прессе. Могу поклясться, что СМИ его здорово боялись. Это ведь он отобрал у того парня из «Таймс» пропуск в Белый дом и поставил газету на место.

– Я хорошо помню этот случай, – ответил Хенли. Тогда в СМИ поднялась страшная вонь, зато довольно скоро даже «Нью-Йорк таймс» поняла, что отсутствие репортёра в пресс-центре Белого дома влечёт за собой появление болей в самых деликатных местах. Это был наглядный урок хороших манер, длившийся без малого шесть месяцев. Арни ван Дамм обладал более долгой и въедливой памятью, нежели СМИ. Нужно было хорошо подумать, прежде чем садиться играть в покер с прикупом против Арнольда ван Дамма.

– Все же к чему ты ведёшь, Джек? Зачем ты сюда приехал?

– Сенатор, я хочу играть в большую игру. А здесь, я думаю, именно такую и ведут.

– Объясни подробнее, – потребовал Хенли. Необходимо было понять, насколько большую часть картины удалось сложить мальчишке.

Джон Патрик Райан-младший открыл кейс.

– Прежде всего, это единственное здание, выше частного дома на прямой линии между Агентством национальной безопасности в Форт-Миде и Лэнгли, где находится ЦРУ. Из Интернета можно получить спутниковые фотографии. Я напечатал их все. Вот. – Он подал Хенли небольшой альбом. – Я навёл справки в муниципальных конторах и узнал, что в этом районе планировали построить ещё три офисных здания, но никому не дали разрешения. Причины отказов в документах не указывались, но шума не поднимал никто. Медицинский центр, находящийся поблизости, получил от «Ситибанка» кредиты на очень хороших условиях на строительство по пересмотренным планам. Большинство ваших сотрудников в прошлом работали в разведках. Служба безопасности – отставные военные полицейские от Е-7 и выше. Электронная система безопасности у вас лучше, чем в Форт-Миде. Между прочим, чёрт возьми, как вам вообще это удалось?

– У частных лиц намного больше возможностей договориться с подрядчиками. Впрочем, продолжай, – отозвался бывший сенатор.

– Вы никогда в жизни не совершили ни одного незаконного поступка. То обвинение в злоупотреблении служебным положением, которое погубило вашу сенатскую карьеру, было полнейшим дерьмом. Любой приличный адвокат, по всей вероятности, добился бы полного его судебного опровержения, но вы не стали защищаться и напрочь вышли из игры. Я помню, что папа всегда ценил ваш ум, и ещё он часто отмечал, что вы очень прямодушный человек. Таких вещей он не говорил, пожалуй, ни о каком другом обитателе Холма. С вами любили работать руководители ЦРУ, вы помогали им добиваться финансирования проектов, когда кое-кто из ваших коллег-сенаторов устраивал истерики. Я не знаю причин, но почему-то многие тамошние обитатели ненавидят разведывательные службы. Папу просто с ума сводила необходимость постоянно заседать с сенаторами и конгрессменами на обсуждениях всякой чуши, при помощи которой удавалось их усмирять. Его бесило множество их любимых никчёмных затей для избирательных округов. Папа просто ненавидел эти посиделки. Всякий раз, когда ему приходилось туда идти, он начинал ворчать за неделю, а потом ещё неделю злился. Но вы много помогали ему, проводя подготовительную работу в самом Капитолии. Однако, когда начались ваши политические проблемы, вы сразу сдались. Лично мне всегда было трудно поверить во всю эту историю. И ещё, я с трудом сносил то, что папа никогда не говорил об этом. Ни единого слова. Когда я задавал вопросы, он переходил на другую тему. Даже Арни молчал об этом, а ведь Арни отвечал на все вопросы, какие только могли прийти мне в голову. Так что, понимаете ли, все заткнулись в тряпочку. – Джек откинулся на спинку кресла, все так же не отрывая взгляда от лица хозяина кабинета. – Ну, и я тоже никому ничего не говорил, но весь выпускной год в Джорджтауне очень старательно вынюхивал, что где происходит. И общался с людьми, которые научили меня, как можно втихаря узнать то, что тебе нужно. Повторяю, это вовсе не трудно.

– И к какому же выводу ты пришёл?

– Вы стали бы хорошим президентом, сенатор, но гибель жены и детей оказалась для вас невыносимым ударом. Мы все глубоко скорбели по этому поводу. Мама искренне любила вашу жену. Прошу извинить меня сэр за то, что заговорил об этом. Ведь именно поэтому вы оставили политику, но я полагаю, что вы слишком преданный патриот своей страны и не можете не думать о ней, и ещё я полагаю, что «Хенли Ассошиэйтс» – это ваш способ служения стране, но, так сказать, негласного служения. Я помню, как папа и мистер Кларк однажды вечером сидели наверху за коктейлями и что-то обсуждали. Это было в тот год, когда я заканчивал школу. Я не слишком много понял из их разговора. Они не хотели, чтобы я их слушал, и пришлось отправиться смотреть «Исторический канал». Любопытное совпадение, но именно в тот вечер там показывали фильм о британской Службе специальных операций во время Второй мировой войны. В её руководство входили по большей части банкиры. Когда «Дикий Билл» Донован организовывал Бюро стратегических служб, он набирал туда юристов, а британцы решили, что для этих целей больше подходят банкиры. Я, конечно, спросил, почему так, и папа ответил, что банкиры умнее. Они знают, как делать деньги в реальном мире, тогда как адвокатам особый ум вовсе не требуется. Во всяком случае, именно так папа мне сказал. Я думаю, что он не ляпнул наобум, а сказал именно то, что думает. Я имею в виду – с его-то опытом торговли. Но вы, сенатор, пират другого сорта. Я думаю, что вы шпион, а «Хенли Ассошиэйтс» – тайно финансируемая шпионская организация, не имеющая никакого отношения к федеральному бюджету. При таком положении вещей вам не приходится тревожиться из-за сенаторов и всякой сволочи из Конгресса, которые всюду суют свои носы и сознательно и бессознательно допускают утечку информации, потому что, видите ли, считают, будто вы делаете что-то дурное. Чёрт возьми, я долго копался в «Google» и нашёл всего шесть упоминаний о вашей компании в Интернете. Знаете, о причёске моей мамы там говорится гораздо больше. «Женская одежда» постоянно шпыняет её по всем поводам. Папу это просто бесит.

– Я помню эту историю. – Джек Райан-старший как-то раз не на шутку накричал на репортёров из-за этого, сделавшись на некоторое время объектом насмешек всех сплетников страны. – Он тогда сказал мне, что Генрих VIII придумал для репортёров своего времени специальные причёски, которыми тех награждали за особые подвиги.

– Да, при помощи топора в лондонском Тауэре. Салли много смеялась на этот счёт. Она, кстати, тоже всё время подшучивала над мамиными волосами. Я думаю, что это ещё одно доказательство того, что мужчиной быть лучше, правда?

– И ещё обувь. Моя жена не любила «Маноло Бланикс». Ей нравилась удобная обувь, от которой не болели ноги, – сказал Хенли. Как всегда, когда он вспоминал погибших, у него возникало ощущение, будто он с разбегу ткнулся лбом в бетонную стену. Ему до сих пор было больно говорить о жене. Это ощущение, вероятно, должно было остаться с ним до конца дней, но боль по крайней мере подтверждала его любовь к ней, и это кое-что значило. Но, как ни дороги были ему воспоминания о ней, он не мог заставить себя улыбаться им на людях. Если бы он оставался в политике, то был бы вынужден делать это, притворяться, что смог перебороть потерю, что его любовь бессмертна, но притом безболезненна. Да, смог бы, несомненно. За участие в политической жизни приходилось платить большую цену, в частности, отказываться от человечности и мужественности. Эта цена была чрезмерной. На неё нельзя было согласиться даже ради того, чтобы стать президентом Соединённых Штатов. И с Джеком Райаном-старшим они всегда хорошо ладили, не в последнюю очередь благодаря тому, что были во многом схожи друг с другом.

– Ты действительно думаешь, что это разведывательное агентство? – спросил Хенли своего гостя самым непринуждённым тоном, какой позволяла ситуация.

– Да, сэр. Если Агентство национальной безопасности, скажем, интересуется деятельностью больших центральных банков, то вы находитесь в идеальном положении для того, чтобы использовать в своих интересах те сведения, которые они собирают и передают в Лэнгли. Таким образом ваша армия торговцев валютой получает наилучшую инсайдерскую информацию, и если вы будете разыгрывать свои карты осторожно – попросту говоря, не жадничать, – то сможете сделать большие долгосрочные деньги, так и оставаясь незамеченными. Вы работаете, не привлекая инвесторов. Они слишком склонны к болтовне. Эта финансовая активность служит для обеспечения вашей истинной деятельности.

– Ты считаешь, что это факт?

– Да, сэр, это факт.

– Ты не говорил об этом с отцом?

– Нет, сэр. – Джек-младший тряхнул головой. – Он просто отмахнулся бы. Папа много чего рассказывает мне, но о таких вещах не говорит.

– И о чём же он тебе говорил?

– Все больше о людях. Ну, знаете, о том, как разговаривать с политиками, о том, кто из иностранных президентов любит маленьких девочек, а кто – мальчиков. Ва-аще! Сколько же такого творится, особенно за океаном! О том, что они за люди, как думают, какие у них личные привычки и пристрастия. Какие страны уважают своих военных и заботятся о них. В каких странах хорошо работают шпионские ведомства, а в каких никуда не годятся. Очень много говорил о людях с Холма. Все вроде того, что можно прочитать чуть ли не в любой газете или книжке, с той только разницей, что папа рассказывал мне чистую правду. Я отлично понимаю, что все это нельзя пересказывать ни при каких обстоятельствах, – поспешно заверил хозяина кабинета молодой Райан.

– Даже в школе?

– Ничего такого, что я не видел напечатанным в «Пост». Газетчики хорошо умеют отыскивать факты, но они обожают пересказывать совершенно убийственные вещи о тех, кого не любят, и, наоборот, часто не торопятся публиковать то, что пошло бы на пользу даже их любимчикам. По-моему, все, кто занят в бизнесе по распространению новостей, ведут себя точно так же, как женщины, пересказывающие друг дружке сплетни по телефону или за карточным столом, – мало заботятся о достоверности, а стремятся как можно сильнее навредить тем, кто им не нравится или даже просто совершенно безразличен.

– Они люди в такой же степени, что и все остальные.

– Да, сэр, вы правы. Но когда моя мама оперирует чей-то глаз, ей совершенно безразлично, нравится ей пациент или нет. Она принесла присягу участвовать в игре по существующим правилам. Папа ведёт себя точно так же. И меня они так воспитывали, – заключил Джон Патрик Райан-младший. – Наверно, все отцы говорят своим детям одно и то же: или делай своё дело хорошо, или не делай его вовсе.

– Сейчас уже далеко не все так считают, – заметил Хенли. Впрочем, лично он учил своих сыновей, Джорджа и Фостера, именно этому.

– Может быть, и так, сенатор, но я в этом не виноват.

– Что ты знаешь о торговом бизнесе? – спросил Хенли.

– Разве что самые основы. Я могу немало наговорить на эту тему, но слишком мало тёрся в делах, чтобы работать самому.

– А по какой специальности ты получил степень в Джорджтауне?

– По истории. И ещё мало-мальски нахватался по экономике. Вроде папы. Я иногда спрашиваю его, какое у него хобби – ему до сих пор нравится поиграть на фондовом рынке, и у него есть друзья среди бизнесменов, как, например, Джордж Уинстон, его министр финансов. Они часто общаются. Джордж уже много раз пытался уговорить папу присоединиться к его компании, но он предпочитает ограничиваться возможностью приезжать, когда вздумается, и трепаться о чём угодно. Но все равно, они остаются друзьями. Даже вместе забавляются гольфом. Хотя папа играет очень паршиво.

Хенли улыбнулся.

– Я знаю. А ты сам когда-нибудь пробовал это занятие?

Маленький Джек, как его называли с пелёнок, помотал головой.

– Хотя ругаться я умею неплохо, а ведь игры без этого нет. А вот дядя Робби был мастером. Ва-аще, папе его сильно недостаёт. А тётя Сисси часто бывает у нас. Они с мамой вместе играют на фортепьяно.

– Это им никогда не удавалось. Во всяком случае, я старался не слушать.

– Та с..ная расистская паскуда! – воскликнул молодой человек. – Прошу прощения. Робби был первым из всех моих знакомых, кого убили. Удивительно то, что убийца до сих пор жив. Люди из Секретной службы добрались до него на полсекунды позже полицейских штата Миссисипи, но кто-то из гражданских успел скрутить его, прежде чем убийцу изрешетили пулями, и в результате он уцелел и отправился в тюрьму. Хотя такой ход событий напрочь исключил все домыслы насчёт возможного заговора. Убийца оказался членом ку-клукс-клана, шестидесяти семи лет от роду, который никак не мог смириться с мыслью о том, что в результате отставки Райана власть перешла к чернокожему вице-президенту Соединённых Штатов. Расследование, суд и вынесение приговора прошли с потрясающей скоростью – убийство до мельчайших деталей было запечатлено в видеозаписи, не говоря уже о том, что в радиусе двух ярдов от убийцы имелось сразу шесть свидетелей. В знак траура по Робби Джексону на муниципальном здании в Джексоне приспустили звёздно-полосатый флаг, что немало встревожило одних и привело в ярость других (пусть даже и тех и других было не слишком много). Sic volvere parcoe![16] – добавил Джек.

– Что это значит?

– Парки – это властительницы судьбы, сенатор. Одна прядёт нить жизни человека. Вторая её отмеряет. А третья отрезает. Древние римляне то и дело повторяли: «Так прядётся судьба». Я никогда, ни до, ни после, не видел папу таким потрясённым. Мама перенесла эту трагедию значительно легче. Возможно, дело в том, что врачи привычнее к смерти, чем все остальные. Папа... ему больше всего хотелось своими собственными руками прикончить этого парня. Это было очень тяжело. – Тележурналисты показали всему миру президента, плакавшего на панихиде в часовне Военно-морской академии. Sic volvere parcoe. – Итак, сенатор, как же прядётся здесь моя судьба?

Конечно же, этот вопрос не застал Хенли врасплох. Он разглядел его аж за четверть мили, тем не менее ответить на него оказалось нелегко.

– А как насчёт твоего отца?

– Ну, а зачем ему об этом знать? У вас же есть шесть дочерних корпораций, которые вы, по-видимому, используете, чтобы скрывать свои торговые операции. – Узнать об этом было очень нелегко, и Джек, уже не в первый раз, показал, что умеет рыть и знает, где это нужно делать.

– Не «скрывать», – поправил молодого человека Хенли. – Возможно, маскировать, но не скрывать.

– Прошу прощения. Я же сказал вам, что очень много общался со шпионами.

– Ты многому научился.

– Больно уж хорошими были учителя.

Эд и Мэри Пат Фоли, Джон Кларк, Дэн Мюррей и его родной отец. У этого чёртова сопляка и впрямь учителя были просто замечательные, – подумал Хенли.

– Что именно ты думаешь о том, чем мы здесь занимаемся?

– Сэр, я знаю, что неглуп, но всё же не настолько умён. Мне ещё нужно учиться и учиться. Мне это совершенно ясно. И вам тоже. Что я хочу делать? Служить моей стране, – спокойным тоном произнёс Джек. – Я хочу помочь делать то, что необходимо. В деньгах я не нуждаюсь. В моём распоряжении имеется доверительная собственность от папы и дедушки – от Джо Мюллера, маминого папы. Чёрт возьми, да если бы я только хотел, то мог бы стать юристом и пойти тем же путём, что и Эд Килти – сам пробиваться в Белый дом. Но мой папа не король, а я не принц. Я хочу идти своим собственным путём и посмотреть, как сложатся дела.

– Твоему папе нельзя будет знать об этом, по крайней мере в первое время.

– Ну и что! У него самого от меня было множество тайн. – Джек решил, что все получается довольно забавно. – Как аукнется, так и откликнется, верно?

– Я подумаю. У тебя есть адрес электронной почты?

– Да, сэр. – Джек вручил хозяину кабинета визитную карточку.

– Дай мне несколько дней.

– Хорошо, сэр. Спасибо, что согласились встретиться со мной. – Джек Райан поднялся, пожал протянутую хозяином руку и вышел.

"Как же быстро мальчишка вырос, – подумал Хенли. – Вероятно, возможность постоянно общаться с сотрудниками Секретной службы идёт на пользу – или во вред; всё зависит от человека. Но у этого мальчика очень хорошие корни и от матери, и от отца. И, бесспорно, он очень умён. Любопытство, которым он наделён с избытком, обычно свидетельствует о хорошем умственном развитии.

А умственное развитие – это единственная в мире вещь, которой никогда не бывает много".

* * *

– Итак? – спросил Эрнесто.

– Это было интересно, – ответил Пабло, закуривая доминиканскую сигару.

– Что они от нас хотят? – нейтральным тоном поинтересовался его босс.

– Мохаммед начал с разговоров о наших общих интересах и наших общих врагах.

– Если бы мы попытались вести там свой бизнес, то живо остались бы без голов, – заметил Эрнесто. О чём бы ни шёл разговор, он всегда переводил его на бизнес.

– Я указал на это. А он ответил, что их рынок совсем маленький и вряд ли заслуживает того, чтобы мы тратили на него время и силы. Они лишь экспортируют сырьё. И это верно. Но он сказал, что может помочь нам с организацией нового европейского рынка. Мохаммед сказал, что у его организации есть хорошие завязки в Греции и что сейчас, после практической ликвидации государственных границ в Европе, эта страна логически должна стать самым удобным местом для приёма наших грузов. Они не станут брать с нас деньги за техническую помощь. Говорят, что для них главное наладить взаимоотношения.

– Им, наверно, просто чертовски нужна наша помощь, – задумчиво проговорил Эрнесто.

– Они обладают собственными ресурсами, причём весьма значительными, что не раз демонстрировали, jefe[17]. Но им, похоже, не хватает опыта, чтобы заняться контрабандой оружия для тех людей, которых они перевозят вполне успешно. Как бы там ни было, они просят немного, а предлагают куда больше.

– И то, что они предлагают, поможет развитию нашего бизнеса? – произнёс Эрнесто, как бы размышляя вслух.

– Это определённо заставит янки распылять ресурсы на несколько различных задач.

– Это может вызвать хаос в их стране, но и политический эффект может оказаться серьёзным...

– Jefe, янки и без того нажимают на нас с такой силой, что прибавить не смогут ни при каком случае, верно?

– Новый norteamericano президент – дурак, но все равно очень опасен.

– А при новых обстоятельствах, jefe, мы сможем заставить наших новых друзей отвлечь его внимание, – заметил Пабло. – Нам не придётся даже использовать для этого какие-то свои резервы. Риск не слишком велик, зато выигрыш может оказаться очень значительным. Вы согласны со мной?

– В общем, согласен, Пабло, но если янки выяснят, что след ведёт к нам, последствия могут оказаться серьёзными.

– Это верно, но каким образом они смогут усилить на нас давление? – спросил Пабло. – Они непрерывно атакуют наших политических союзников через правительство Боготы, и если им удастся достичь своей цели, то да, они нанесут нам очень серьёзный удар. Вы и другие члены Совета можете в таком случае оказаться изгоями на своей собственной земле, – предупредил руководитель разведки картеля. Ему не нужно было добавлять, что при таком повороте дела огромное богатство, которым распоряжается Совет, потеряет значительную часть своей привлекательности. От денег не так уж много пользы, когда нет возможности тратить их со всеми удобствами. – В той части света есть пословица: враг моего врага – мой друг. Jefe, честно признаюсь, может быть, в этом предложении и имеется какой-нибудь подвох, но я его не вижу.

– Значит, ты считаешь, что я должен встретиться с этим человеком?

– Si[18], Эрнесто. Вреда от этого не будет. У него ещё больше оснований опасаться gringos[19], чем у нас. Если мы боимся предательства, то он должен бояться куда сильнее, не так ли? А мы в любом случае примем надлежащие меры.

– Ладно, Пабло. Мы обсудим это на Совете, и я порекомендую устроить встречу с ним, – согласился Эрнесто. – Надеюсь, её будет не слишком трудно организовать?

– Я думаю, что он полетит через Буэнос-Айрес. Уверен, что он знает, как благополучно добраться. У него, вероятно, фальшивых паспортов ещё больше, чем у нас, к тому же он нисколько не похож на араба.

– А как у него с языками?

– Вполне адекватно, – ответил Пабло. – Говорит по-английски как англичанин, а это само по себе заменяет паспорт.

– Значит, через Грецию, да? Наш товар?

– Его организация много лет пользовалась Грецией как коридором. Jefe, наш товар провезти куда легче, чем группу людей. Так что на первый взгляд их методы и возможности вполне можно использовать в наших целях. Ну и, конечно, наши люди должны будут сами освоить их пути.

– Есть у вас какие-нибудь мысли насчёт его планов относительно Северной Америки?

– Jefe, я не спрашивал его. Это нас, в общем-то, не касается.

– Не считая того, что это может привести к усилению охраны границ. Это может причинить неудобства. – Эрнесто поднял руку, предваряя возражение. – Знаю, знаю, Пабло, что в этом нет ничего серьёзного.

– Они предлагают нам помощь. А что они хотят сделать с Америкой – какая нам разница? По крайней мере, до тех пор, пока у них не пропадёт желание работать с нами.

Глава 3 Серые папки

Одно из преимуществ Хенли перед всеми коллегами и конкурентами состояло в том, что большинство его агентов и источников информации работали в каких-то других местах. Им не нужно было платить зарплату, размещать или кормить. Все накладные расходы оплачивали налогоплательщики, но об этом, естественно, не знал никто из тех, кто вроде бы обязан был знать. Резко повысившаяся в последние годы активность международного терроризма заставила две основные спецслужбы Америки – ЦРУ и Агентство национальной безопасности – взаимодействовать ещё теснее, чем они делали это в прошлом, и поскольку их штаб-квартиры находились в часе езды одна от другой – если брать час пик; в это время поездка по северной части окружной дороги больше всего походила на попытку проскочить насквозь через стоянку перед крупным супермаркетом накануне Рождества, – связь между ними в основном осуществлялась посредством микроволновых радиоустройств, направленные антенны которых располагались на крышах обоих агентств. Тот факт, что на пути радиоволн располагалась ещё и крыша «Хенли Ассошиэйтс», почему-то остался незамеченным. Впрочем, этот факт все равно не мог иметь никакого значения, так как все сообщения были надёжно зашифрованы. Без этого никак нельзя было обойтись, ведь даже при узконаправленной передаче на чрезвычайно коротких волнах утечка происходит все равно – по тем или иным техническим причинам. Законы физики можно использовать, но, увы, нельзя их переделать в угоду сиюминутным потребностям даже самого важного правительственного учреждения.

Пропускная способность микроволнового канала была огромной благодаря алгоритмам сжатия, которые немного отличались от тех, что используются в компьютерных сетях. Скажем, полный текст Библии короля Якова I можно было бы переслать за считанные секунды. Связь между агентствами поддерживалась непрерывно, хотя по большей части линия была загружена случайными сигналами и какой-нибудь бессодержательной ерундой, чтобы ввести в заблуждение того, кто все же сможет взломать код. Хотя с тех пор, как для шифрования стала использоваться система «Чечётка», связь стала абсолютно недоступной для посторонних. По крайней мере, так уверяли волшебники из Агентства национальной безопасности.

Система управлялась CD-ROM-диском, на который была записана выбранная случайным образом последовательность, и если у человека, осуществлявшего приём, не было точного ключа для расшифровки высокочастотного шума, то никакой информации он извлечь из него не мог. Однако каждую неделю один из сотрудников службы охраны Хенли в сопровождении двух своих коллег – никакого графика для этой работы не существовало, кандидатуры выбирались столь же случайно, как и очередной код, – являлись в Форт-Мид и получали там диск с записью кода на наступившую неделю. Диск помещался в дисковод, подключённый к шифровальному устройству, а после извлечения немедленно вкладывался в микроволновую печь, где и уничтожался под неусыпным наблюдением троих охранников, научившихся за многолетнюю службу не задавать вопросов. Эта процедура, осуществляющаяся с неукоснительной регулярностью, несмотря на определённую сложность, открывала Хенли доступ ко всей, до мельчайших подробностей, деятельности двух агентств, ибо они, как правительственные учреждения, учитывали абсолютно все, начиная от сведений, полученных от агента, находящегося под глубоким прикрытием, и кончая стоимостью рубленого бифштекса в кафетерии. Значительная часть перехваченных сведений не представляла ни малейшего интереса для команды Хенли, но почти все они снабжались множеством перекрёстных ссылок и сохранялись на сверхплотных носителях СМИ компьютера «Сан микросистем», который обладал вычислительными ресурсами, дающими возможность при необходимости даже взять на себя управление всей страной. Это позволяло людям Хенли не только знакомиться со всеми материалами, которые готовили разведывательные службы, но и пользоваться результатами анализа, проводимого экспертами во множестве различных областей, а затем использовать всю эту массу сведений для дальнейшей деятельности. АНБ опережало ЦРУ по части аналитической работы, по крайней мере, так считал главный аналитик Хенли, но не следовало забывать и о народной мудрости: одна голова хорошо, а две лучше. Три ещё лучше, и так далее – до тех пор, пока анализ не станет настолько скрупулёзным, что полностью парализует всякие реальные действия. Такая проблема была неплохо знакома разведывательному сообществу. Вместе со вновь созданным Министерством безопасности отечества[20] – против которого, думал Хенли, он упорно боролся бы и голосованием, и выступлениями, – ЦРУ и АНБ постоянно получали аналитические материалы из ФБР. Это частенько придавало делам дополнительную бюрократическую усложнённость, но суть состояла в том, что агенты ФБР подходили к разведывательным данным с несколько иной точки зрения, нежели их коллеги из учреждений внешней разведки. В своих рассуждениях они использовали термины и формулировки уголовного права, которое следовало неукоснительно соблюдать, так как их дела выносились на рассмотрение жюри присяжных, и это было совсем неплохо.

Каждое агентство характеризовалось своим собственным образом мышления. Штат Федерального бюро расследований состоял из полицейских, обладавших своей спецификой. Специфика Центрального разведывательного управления США была совсем иной, и это агентство обладало правом – очень ограниченным и крайне редко осуществляемым, – предпринимать некоторые действия. Агентство национальной безопасности, в свою очередь, лишь получало информацию, анализировало её и передавало другим, а использовали получатели эту информацию, или нет, Агентства уже не касалось.

Аналитическую группу у Хенли возглавлял Джером Раундс, которого друзья называли просто Джерри; он имел диплом доктора психологии Университета штата Пенсильвания. Он работал в информационно-исследовательском отделе (в разговорах – просто ИИО) Государственного департамента, а оттуда перешёл в инвестиционную компанию «Киддер, Пибоди», чтобы заниматься анализом другого рода, оплачивавшимся, мягко говоря, несколько лучше. Бывший сенатор Хенли лично познакомился с ним во время ленча в Нью-Йорке. В компании Раундс заслужил репутацию телепата, но, хотя он сумел заработать много денег, ему в один прекрасный день стало ясно, что после того, как ты оплатишь образование детей и полностью рассчитаешься за яхту, деньги начинают манить намного слабее, чем прежде. Он устал от Уолл-стрит и созрел для предложения, которое Хенли сделал ему четырьмя годами раньше. Его основной обязанностью было предугадывание действий других международных торговцев на фондовом и валютном рынках, а этому он очень хорошо научился в Нью-Йорке. Раундс работал в тесном взаимодействии с Сэмом Грейнджером, совмещавшим должности руководителей валютного и оперативного отделов Кампуса.

Рабочий день уже подходил к концу, когда Джерри Раундс вошёл в кабинет Сэма. Именно в обязанности Джерри и его тридцати подчинённых входило первичное ознакомление со всей информацией, поступавшей из АНБ и ЦРУ. Работник этого отдела был обязан в совершенстве владеть искусством скорочтения, а также обладать тонкой интуицией, позволяющей видеть за не бросающимися в глаза деталями что-то важное. Сам же Раундс заменял в «Хенли Ассошиэйтед» вожака своры бладхаундов.

– Посмотри-ка вот это, – сказал он, бросив на стол Грейнджера листок бумаги и без приглашения опустившись на стул.

– Моссад лишился руководителя станции? Нда-а... Как же это случилось?

– Местные полицейские предполагают ограбление. Убит ножом, пропал бумажник, никаких признаков борьбы. Очевидно, у него в этот момент не было при себе оружия.

– Зачем обременять себя лишней тяжестью в таком цивилизованном месте, как Рим? – отозвался Грейнджер. Хотя теперь, по крайней мере, в ближайшие месяцы, такой вольности позволять себе уже не будут. – Как это стало известно?

– В местных газетах сказано, что какого-то чиновника израильского посольства зарезали, когда он пошёл отлить. Руководитель станции ЦРУ знает его как разведчика. Множество народу в Лэнгли сейчас нарезает круги, пытаясь разнюхать, как и что на самом деле там произошло, но они, скорее всего, послушаются совета Оккама[21] и купят то, что стараются продать местные полицейские. Мертвец. Без бумажника. Значит, ограбление, при котором преступник маленько зарвался.

– И ты думаешь, что израильтяне тоже купятся на это? – серьёзно спросил Грейнджер.

– Только после того, как в посольстве у них начнут подавать на обед жареную свинину. Ему воткнули нож между первым и вторым позвонком. Уличный грабитель в девяноста девяти случаях из ста просто полоснёт по горлу, а вот профессионал знает, что от такого приёма бывает слишком много грязи и сохраняется опасность шума. Карабинеры вроде бы работают по этому делу, но мне кажется, что у них нет ни хрена, с чем они могли бы работать, разве что у кого-нибудь из того ресторана окажется чертовски хорошая память. Хотя лично я не стал бы держать пари, что так получится.

– В таком случае что же все это значит?

Раундс откинулся на спинку стула.

– Припомни, когда в последний раз убили главу станции какой-нибудь из служб?

– Действительно, такое случается не часто. Управление потеряло одного в Греции – с ним расправилась местная террористическая группа. Шефа выдал один подонок из наших, невозвращенец. Смылся за «железный занавес», а теперь, я думаю, заливает тоску водкой. У бриттов несколько лет назад хлопнули в Йемене... – Он несколько секунд молчал. – Ты прав. Убийство руководителя станции не может принести большой пользы. Если его удаётся вычислить, нужно следить за ним, выяснять его источники, его подчинённых. А убив его, ты сразу теряешь массу возможностей, ничего не приобретая взамен. Ты, наверно, считаешь, что террорист таким образом вроде как передал Израилю сообщение?

– Не исключено, что таким образом была устранена какая-то реальная и серьёзная угроза. Чёрт возьми, бедняга был израильтянином, верно? Официальным работником посольства. Возможно, это вполне достаточная причина для убийства, но когда мочат в сортире профессионального разведчика, особенно в высоком чине... Ты же не поверишь, что это был несчастный случай, а?

– Есть вероятность, что Моссад обратится к нам за помощью? – Впрочем, Грейнджер уже сам знал ответ. Моссад походил на ребёнка в песочнице, который никогда и ни за что не позволит другим взять в руки свою игрушку. Они могут попросить о помощи, только если а) впадут в отчаяние и б) будут уверены, что смогут получить со стороны нечто такое, чего им самостоятельно не добиться. В таком случае они будут держать себя скромно и заглядывать в глаза, как блудный сын, вернувшийся домой.

– Они не станут подтверждать, что этот парень, кстати, его звали Гринголд, работал на Моссад. Это могло бы принести некоторую пользу итальянским полицейским, могло даже заставить подключиться местную контрразведку, но если даже это и было сказано, все равно, ни о каких уликах Лэнгли не знает.

Но Грейнджер понимал, что Лэнгли будет рассуждать совсем не так. И Джерри это тоже было известно. Эта мысль прямо-таки читалась в его глазах. ЦРУ не станет так рассуждать, потому что разведывательный бизнес стал очень цивилизованным. Агент не станет убивать источник другого агента, потому что это повредило бы бизнесу. Тот мог бы в ответ предпринять что-то против твоих людей, и все это вылилось бы в партизанскую войну на улицах какого-нибудь иностранного города. Только на работу времени уже не осталось бы. Работа заключалась в добывании информации для твоего правительства, а не вырезании насечек на рукояти пистолета. Вот и карабинеры подходили к случившемуся как к уличному преступлению, потому что человек, обладающий любым дипломатическим рангом, был неприкосновенным для правительственных служащих любой другой страны, поскольку он защищён международными соглашениями и традициями, восходящими к тем временам, когда Ксеркс правил Персидской империей.

– Ладно, Джерри, всем известно, что у тебя такой нюх, какому нам всем остаётся только завидовать, – без малейшего намёка на лесть сказал Сэм. – Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что дело там не так просто, как кажется карабинерам. Парень из Моссада отправился в довольно дорогой ресторан, съел ленч и выпил бокал хорошего вина. Возможно, он закладывал или забирал тайник. Я посмотрел по карте – ресторан находится на изрядном расстоянии от здания посольства; далековато для того, чтобы регулярно ходить туда питаться, если, конечно, этот Гринголд не был любителем бега трусцой... но для этого время было совершенно неподходящим. Так что, если он не питал особого пристрастия к искусству поваров Джованни, могу держать пари, что там была закладка или какая-нибудь встреча. Если это так, то его засветили. Причём не для того, чтобы взять под наблюдение конкурентами или противниками, не знаю уж, кем они могут быть, а именно для убийства. Местные полицейские могут считать это ограблением. Ну, а я не сомневаюсь, что это преднамеренное убийство, совершенное мастером. Жертва была мгновенно обездвижена. Ни малейшего шанса оказать сопротивление. Именно так следует расправляться с разведчиками: ты же не можешь знать, насколько он силён во всяких боевых искусствах. Во всяком случае, если бы я был арабом, то заранее воспринимал бы парней из Моссада как страшных чудовищ. Я не стал бы рисковать. Пистолет не использовался, так что он не оставил никаких материальных улик – пули, скажем, или гильзы. Он берет бумажник, чтобы придать убийству видимость ограбления. Но он как-никак убил резидента Моссада, и допускаю, что убийство нужно рассматривать, как послание. Не о том, что он не любит Моссад, а о том, что убивать их людей для него так же легко, как расстёгивать и застёгивать «молнию» на ширинке.

– Хочешь написать об этом книгу, а, Джерри? – шутливо спросил Сэм. Главный аналитик время от времени позволял себе сотворить целую «мыльную оперу» на основе единственного, отдельно взятого, даже не факта, а фактика.

Раундс потёр пальцем нос и улыбнулся.

– С каких это пор ты начал верить в совпадения? От этого дела сильно и дурно пахнет.

– А что думают в Лэнгли?

– Пока что ничего. Они поручили отделу Южной Европы провести анализ. Думаю, он появится через неделю и не будет содержать ровным счётом ничего. Я знаю парня, который заправляет этой лавочкой.

– Дурак?

Раундс покачал головой:

– Я бы так не сказал. Он достаточно умён, но ни за что не станет высовываться. И не обладает творческим подходом. Держу пари, что дело не дойдёт даже до седьмого этажа.

Новый директор ЦРУ сменил Эда Фоли, который вышел в отставку и по слухам, теперь при содействии жены, Мэри Пат, писал мемуары. В своё время чета Фоли проявила себя очень хорошо, но новый директор был юристом, отлично зарекомендовавшим себя на политическом поприще, и пользовался большой симпатией президента Килти. Он не совершал ни единого шага без президентского одобрения, что означало обязательное прохождение всей информации через бюрократический аппарат Совета по национальной безопасности в Белом доме, способный хранить секреты ничуть не лучше, чем судно его величества «Титаник» – удержаться на плаву после столкновения с айсбергом. За это СНБ и директор ЦРУ пользовались горячей любовью большинства журналистов.

Оперативное управление продолжало разрастаться, на «Ферме» в Дипуотере, Виргиния, продолжали готовить для полевой работы новых офицеров, и новый начальник ОУ был неплохим человеком – Конгрессу удалось настоять, чтобы на этот пост назначили человека, имеющего практический опыт. Это вызвало некоторое недовольство Килти, но президент знал, как вести игры с Конгрессом. Оперативное управление может снова обрести прежнюю форму, но при нынешней администрации оно не станет совершать никаких дурных поступков. Ничего такого, что может вызвать недовольство Конгресса. Ничего такого, что позволило бы всякого рода «вольным стрелкам», специализирующимся на борьбе против разведывательного сообщества, заговорить о чём-либо, кроме их обычных жалоб по поводу высказываний жён исторических личностей, смакования теории заговоров и обсасывания домыслов, что якобы, ЦРУ спровоцировало нападение японцев на Перл-Харбор и все великие Сан-францисские землетрясения[22].

– Значит, ты считаешь, что все это кончится ничем? – спросил Грейнджер, уже зная ответ.

– Моссад будет рыть землю, приведёт свои явные и тайные войска в боевую готовность, такая обстановка сохранится на протяжении одного-двух месяцев, а потом все вернётся на круги своя. Точно так же поведут себя и остальные службы. Израильтяне главным образом будут пытаться выяснить, как же их парень умудрился засветиться. Это трудно выяснить, даже когда располагаешь информацией. Вероятно, все вышло достаточно просто. Обычно бывает именно так. Возможно, он завербовал не того, кого следовало, и нарвался; возможно, кто-то взломал их шифры или, скажем, шифровальщик в посольстве оказался подкупленным, или же кто-то поговорил не с тем, с кем следовало. Возможностей довольно много, Сэм. Чтобы погибнуть, может хватить даже небольшой оплошности, а ведь непогрешимых нет и ошибаться могут даже лучшие из нас.

– Конечно, руководства на тему, что делать и чего не делать на улицах, всегда будут существовать и переписываться заново. – Сэму, конечно же, пришлось поработать и на улицах, но главным образом он проводил время в библиотеках и банках, копаясь в настолько застарелой информации, что рядом с нею даже бумажная пыль казалась плотной, как сырой чернозём, и время от времени отыскивал в этих залежах замечательные огранённые бриллианты. Он всегда пребывал под прикрытием и свято хранил его, пока легенда не стала для него столь же реальной, как настоящий день рождения.

– Только вот проясниться что-то сможет лишь после того, как ещё кого-нибудь из разведчиков «случайно» убьют и ограбят, – добавил Раундс. – Тогда мы будем точно знать, что дело действительно нечисто.

* * *

Рейс «Авианцы» из Мексики приземлился в Картахене на пять минут раньше, чем должен был по расписанию. Самолётом «Австриан Эр» он прилетел в лондонский аэропорт Хитроу, оттуда «Бритиш эрвейз» доставили его в Мехико, где он пересел на самолёт, летевший под колумбийским флагом, и направился в Южную Америку. Это был старый американский «Боинг», но он не был склонен переживать из-за опасностей воздушного путешествия. В мире существовали куда более серьёзные опасности. Оказавшись в гостинице, он открыл чемодан, ознакомился с записями в электронной записной книжке, вышел на улицу, остановился возле телефона-автомата.

– Передайте, пожалуйста, Пабло, что Мигель приехал. Gracias[23]. – После этого он повесил трубку и направился к уличному кафе, торговавшему спиртным. Местное пиво показалось Мохаммеду очень приличным. Хотя это противоречило его религиозным верованиям, он должен был вести себя так же, как и окружающие, а здесь все и всё время употребляли алкоголь. Посидев за столиком пятнадцать минут, он направился обратно в гостиницу, дважды по дороге проверившись на предмет «хвоста», которого не заметил. Так что если он и находился под наблюдением, то его вели профессионалы, против которых он, пожалуй, ничего не мог предпринять – ведь он находился в совершенно чужом городе, где все говорили по-испански, и никто не знал, в какой стороне лежит Мекка. Он путешествовал по британскому паспорту, который был выдан на имя Найджела Хокинса, жителя Лондона. В адресе был даже указан номер квартиры. Это могло бы выручить его при обычной проверке документов, но серьёзной проверки легенда не выдержала бы, и если бы до этого дошло... что ж, чему быть, того не миновать. Нельзя же провести всю жизнь в страхе перед неизвестным. Человек должен составить планы, принять необходимые меры, а затем вступить в игру.

Это было интересно. Испанцы с глубокой древности являлись врагами ислама, а эта страна была населена главным образом потомками испанцев. Но и в этой стране имелись люди, которые ненавидели Америку почти так же сильно, как он, – только почти, потому что Америка была для них источником огромного дохода от продажи кокаина... как и для него самого она являлась источником огромных доходов от продажи нефти, добываемой из недр его родины. Его личный капитал составлял несколько сотен миллионов американских долларов, которые хранились в различных банках, разбросанных по миру: в Швейцарии, Лихтенштейне и в последнее время также на Багамах. Он мог, не задумываясь о цене, приобрести личный самолёт, который, увы, было бы слишком легко выследить и – в этом Мохаммед нисколько не сомневался – сбить во время перелётов над морем. Он глубоко презирал Америку, но отнюдь не заблуждался насчёт её могущества. Слишком много хороших людей неожиданно отправились в рай лишь потому, что позволили себе забыть об этом. Такую судьбу нельзя было назвать плохой, но он должен вести работу с живыми, а не мёртвыми.

* * *

– Эй, капитан!

Обернувшись, Брайан Карузо увидел Джеймса Хардести. Ещё не было семи часов утра. Он только что закончил со своей сокращённой ротой морских пехотинцев ежедневную утреннюю зарядку и трехмильную пробежку, во время которой все изрядно вспотели. Едва он успел отправить подчинённых в душ и сам собрался домой, чтобы тоже вымыться, как его окликнул Хардести. Но не успел он что-то сказать в ответ, как услышал другой, куда более знакомый голос:

– Шкипер?

Капитан увидел ганнери-сержанта Салливэна, своего старшего НКО.

– Слушаю вас, ганни. Сегодня утром народ показал себя вполне прилично.

– Да, сэр. Вы не слишком сильно гоняли нас. Очень мило с вашей стороны, сэр, – ответил Е-7.

– Как себя чувствует капрал Вард? – именно из-за Варда Брайан щадил сегодня своих людей. Капрал сказал, что готов вернуться в строй, но не все его раны успели зажить до конца.

– Слегка запыхался, но в общем нормально. Рэндалл, наш санитар, с него глаз не сводит. Знаете, для придурка он вполне приличный парень, – констатировал ганни. Морские пехотинцы довольно строго относятся к медикам, которых придаёт им флот, но те из них, у кого хватает силы, ума и смелости, чтобы принимать участие в играх разведки, пользуются искренним уважением.

– Рано или поздно «котики» заберут его в Коронадо.

– Вы правы, шкипер, а нам придётся воспитывать нового санитара.

– Так что же вам всё-таки нужно, ганни? – спросил Карузо.

– Сэр... а он как раз тут. Привет, мистер Хардести. Случайно услышал, что вы искали нашего босса. Прошу прощения, капитан.

– Все в порядке, ганни. Встретимся через час.

– Да, сэр, хорошо. – Салливэн чётко отсалютовал и быстрым шагом направился к казармам.

– Неплохой сержант, – произнёс Хардести.

– Прекрасный, – согласился Карузо. – На самом деле Корпусом управляют такие парни. А таких, как я, они только терпят.

– Как вы насчёт того, чтобы позавтракать вместе, кэп?

– Сначала приму душ, а потом – с удовольствием.

– Что у вас в планах на сегодня?

– Теоретические занятия по связи – чтобы удостовериться, что мы все способны запросить поддержку артиллерии и авиации.

– Неужели они этого не умеют? – удивился Хардести.

– Вы же знаете, что бейсбольная команда перед каждой игрой подолгу занимается отбиванием мячей со специальным тренером. А ведь они все умеют размахивать битой, верно?

– Верно. – Причины, которые принято называть фундаментальными, являются таковыми именно благодаря своей подлинной фундаментальности. И эти прекрасно подготовленные морские пехотинцы, как и профессиональные игроки в бейсбол, даже не подумают увильнуть от очередных занятий. Чтобы понять, насколько важны фундаментальные знания, хватает даже одной вылазки в джунгли.

Дом, в котором Карузо занимал квартиру, находился неподалёку. Пока молодой офицер мылся, Хардести сварил себе кофе и взял газету. Кофе оказался удивительно хорошего сорта для хозяйства холостяка. В газете, как обычно, не было почти ничего такого, чего он ещё не знал бы, не считая результатов последних спортивных соревнований, зато комикс тоже, как обычно, оказался смешным.

– Готовы отправиться на завтрак? – спросил появившийся с мокрыми волосами молодой офицер.

– Как здесь кормят? – поинтересовался Хардести, поднявшись со стула.

– По-моему, завтрак не так-то просто испортить. Согласны со мной?

– Пожалуй, что да. Ведите, капитан.

Усевшись в принадлежавший Карузо «Мерседес» класса "С", они доехали до находившейся примерно в миле объединённой столовой. Хардести обратил внимание, что в автомобиле не было видно никаких следов присутствия женщины.

– Я не рассчитывал увидеть вас так скоро, – сказал сидевший за рулём Карузо.

– Так скоро или вообще? – беззаботным тоном поинтересовался отставной офицер Специальных сил.

– И это тоже – да, сэр.

– Вы выдержали экзамен.

Услышав эти слова, Карузо повернул голову к своему спутнику.

– Что же это был за экзамен, сэр?

– Я так и думал, что вы его не заметите, – ответил Хардести, негромко хохотнув.

– Знаете, сэр, сегодня утром вы то и дело ставите меня в тупик. – Впрочем, Карузо был уверен, что его гость поступает так совершенно осознанно.

– Есть такой старый афоризм: «Если вы не растерянны, значит, вы дезинформированы».

– Звучит довольно зловеще, – отозвался капитан Карузо, сворачивая направо, на большую автомобильную стоянку.

– Может быть, и так. – Хардести вылез из машины и направился вслед за офицером к столовой.

В огромном одноэтажном здании было полно голодных морских пехотинцев. На длинном прилавке уже расставили подносы с обычным американским завтраком: «флейкс» и яичница с беконом. И ещё кое-что...

– Можете попробовать рогалики, но они здесь не всегда хороши, сэр, – предупредил Карузо, положив на поднос две булочки – английские маффины – и внушительную порцию сливочного масла. Он был ещё слишком молод для того, чтобы тревожиться из-за холестерина и тому подобных неприятностей, число которых с возрастом постоянно увеличивалось. Хардести взял себе коробку сухого завтрака «чириоуз», поскольку он-то вполне достиг того возраста, когда, невзирая на раздражение, следует питаться обезжиренным молоком и подсластителями, не содержащими сахара. Кофейные кружки были большими, а расположение столиков позволяло достичь даже некоторого подобия приватности, хотя в помещении находилось никак не менее четырехсот человек самых различных званий, начиная от капралов до заслуженного полковника. Карузо подвёл своего гостя к столу в той части, которую облюбовала целая толпа молодых сержантов.

– Итак, мистер Хардести, чем я могу быть вам полезен?

– Во-первых, я знаю, что вы имеете допуск к материалам до уровня «совершенно секретно». Правильно?

– Да, сэр. Хотя, полагаю, вас это совершенно не касается.

– Возможно... – протянул Хардести. – Тем не менее то, что мы с вами сейчас будем обсуждать, относится к более серьёзному уровню. Вы не имеете права сообщать об этом разговоре никому вообще. Как, договорились?

– Да, сэр. Информация на уровне позывных и кодов. Понимаю. – На самом деле, сказал себе Хардести, парень не понимал ровным счётом ничего. Да и сведения были ещё секретнее, чем он подумал, но с объяснением этого придётся подождать до встречи в другом, более подходящем месте. – Продолжайте, пожалуйста, сэр.

– Кое-кто из довольно важных людей отметил вас как перспективного кандидата для работы в... в довольно специфической организации, которая даже не существует. Вы, конечно же, видели нечто подобное в кино или читали в книгах. Но мы говорим о самых реальных вещах. Я приехал сюда, чтобы предложить вам место в этой организации.

– Сэр, я офицер морской пехоты, и мне нравится моё положение.

– Это никак не повредит вашей карьере в морской пехоте. Больше того, вы уже утверждены для продвижения по службе. На следующей неделе вы получите письмо с приказом о присвоении вам звания майора. И вам, так или иначе, придётся сменить место службы. Если вы останетесь в Корпусе, вас в течение месяца переведут в главный штаб для службы в Управлении разведки и специальных операций. Вам также будет вручена Серебряная звезда за действия в Афганистане.

– А как же мои люди? Я ведь представил их всех к наградам!

«Просто отлично, что этот мальчик так беспокоится о своих подчинённых», – подумал Хардести.

– Все представления были одобрены. Далее. Вы сможете вернуться в Корпус, как только пожелаете. Ваш послужной список и дальнейший служебный рост от этого нисколько не пострадают.

– Как вам это удаётся?

– У нас есть друзья на высоких постах, – объяснил его гость. – И, кстати, у вас тоже. Вы будете продолжать получать жалованье через Корпус. Вам, вероятно, придётся сменить свои банковские реквизиты, но это обычное дело.

– Что будет означать моё новое положение? – спросил Карузо.

– Служение вашей стране. Осуществление того, что необходимо для нашей национальной безопасности – но в несколько нестандартном стиле.

– Что же именно мне придётся делать?

– Не здесь и не сейчас.

– По-моему, мистер Хардести, большей таинственности, чем напустили тут вы, просто не бывает. Неужели вы опасаетесь, что я смогу что-то угадать и испорчу вам сюрприз?

– Не я устанавливаю правила, – был ответ.

– Управление, а?

– Не совсем так, хотя в своё время вы все узнаете. Теперь же мне нужно услышать от вас: да или нет. Вы сможете покинуть эту организацию в любое время, если решите, что она вам не по вкусу, – заверил он молодого офицера. – Но для более подробных объяснений это место решительно не годится.

– Когда я должен дать ответ?

– Прежде чем закончите завтрак.

Капитан Карузо даже положил на стол булочку.

– Если я вас верно понимаю, это вовсе не шутка. Да?

– Нет, капитан, это не шутка.

Ловушка была сконструирована очень тщательно, и отсутствие намёка на возможную опасность являлось важным пунктом. Даже такие храбрые люди, как Карузо, частенько относились к неизвестному – вернее, непонятному неизвестному – с некоторым трепетом. Его профессия и без того была достаточно опасна, а ведь людям, считающим себя разумными, несвойственно предаваться мятежным поискам бури. Они, как правило, подходят к опасности чрезвычайно взвешенно, сначала убедившись в том, что их опыт и подготовка позволяют справиться с задачей. И поэтому Хардести постарался как можно убедительнее заверить Карузо, что утроба морской пехоты Соединённых Штатов всегда будет наготове, чтобы принять его назад и, так сказать, родить обратно. Это была почти правда, и к тому же достаточно соответствовало его целям, которые, по всей видимости, не были так уж близки к тем целям, которые до сих пор видел перед собой молодой офицер.

– Какова ваша интимная жизнь, капитан?

Этот вопрос тоже удивил Карузо, но он не стал ломаться и ответил прямо:

– Никаких обязательств. Есть несколько девочек, с которыми я время от времени встречаюсь, но ничего серьёзного пока что нет. А это важно? – «Насколько же опасной должна быть та работа, на которую меня вербуют?» – подумал он.

– Только с точки зрения секретности. Мужчинам редко удаётся скрывать тайны от своих жён. – Хотя отношения с подружками, как правило, совсем иные.

– Ладно. Насколько все же эта работа будет опасной?

– Не слишком, – солгал Хардести, хотя сделал это не настолько тонко, чтобы ложь осталась незамеченной.

– Знаете, я намеревался остаться в Корпусе, по крайней мере до тех пор, пока не стану подполковником.

– Один толковый человек из штаба морской пехоты уверен, что вы сможете дослужиться и до полного полковника, если только не наступите по дороге на какие-нибудь грабли. Никто не думает о такой возможности, но подобное случалось со многими хорошими людьми. – Хардести закончил жевать безвкусные хлопья и перешёл к кофе.

– Приятно знать, что у меня где-то есть ангел-хранитель, – сухо заметил Карузо.

– Я ведь вам уже сказал, что на вас обратили внимание. Морская пехота не так уж плохо умеет распознавать таланты и способствовать их развитию.

– Значит, там есть и другие люди... Я хочу сказать, те, кто высмотрел меня.

– Так оно и есть, капитан. Но я всего лишь предлагаю вам шанс. Вам нужно будет доказывать и доказывать свою пригодность. – Вызов был сформулирован очень хорошо и брошен в должный момент. Очень мало кто из молодых талантов смог бы от него уклониться. Хардести знал, что эта рыбка крепко села на крючок.

* * *

Путь от Бирмингема до Вашингтона был неблизким. Но Доминик Карузо преодолел его за один почти непрерывный переезд, потому что не слишком-то любил дешёвые мотели. Впрочем, даже выехав в пять утра, он не смог уложиться за день. У него был белый «Мерседес», четырехдверный седан класса "С", почти такой же, как у брата. Заднее сиденье было завалено багажом. Его дважды останавливали, но оба раза полицейские из патрульных машин, увидев удостоверение ФБР – «кредитку», как в Бюро назвали свои документы, – тут же отпускали, приветливо помахав вслед рукой. Офицеры правоохранительных органов составляли нечто вроде братства, послабления внутри которого доходили, по крайней мере, до того, чтобы закрывать глаза на превышение скорости, не повлекшее за собой никаких происшествий. В Арлингтон он приехал лишь в десять вечера. Там он предоставил служителю разгрузить автомобиль, а сам поднялся в лифте на третий этаж. В баре обнаружилась маленькая бутылочка вполне приличного белого вина, которое он и выпил после душа. Вино и скучная телепрограмма «Хоум бокс офис» быстро усыпили его. Оставив распоряжение разбудить его в семь часов, он незаметно погрузился в сон.

* * *

– Доброе утро, – сказал Джерри Хенли в 8:45. – Кофе?

– Спасибо, сэр. – Джек взял чашку и опустился в кресло. – Спасибо за то, что вы меня снова пригласили.

– Мы ознакомились с документами о твоей учёбе в Джорджтауне. Ты был очень даже приличным студентом.

– Учитывая, сколько стоило моё образование, было бы просто неприлично не уделять ему внимания, – ответил Джон Патрик Райан-младший, отхлебнув кофе. – Кроме того, это было совсем не трудно, – добавил он, пытаясь угадать, что же последует дальше.

– Мы готовы обсудить, чем ты сможешь заняться на первых порах, – сказал бывший сенатор. Он никогда не любил ходить вокруг да около, что также явилось одной из многочисленных причин, позволивших установиться полному взаимопониманию между ним и Райаном-старшим.

– И чем же?! – возбуждённо вскинулся Джек, его глаза сразу засверкали.

– Что ты знаешь о «Хенли Ассошиэйтс»?

– Только то, что уже сказал вам.

– Ладно. Ничего из того, что я сейчас тебе скажу, нельзя пересказывать никому и никогда. Ни единого слова. Это тебе понятно?

– Да, сэр. – И в этот самый момент всё стало ему совершенно ясно. Я угадал, сказал себе Джек. Проклятье.

– Твой отец был одним из моих самых близких друзей. Я говорю «был», потому что теперь мы с ним не можем видеться и крайне редко общаемся между собой. В этих случаях, как правило, он звонит сюда. Такие люди, как твой отец, не выходят в отставку – никогда и ни при каких обстоятельствах. Он был одним из лучших разведчиков, каких только знало человечество. И делал такие вещи, которые никогда не описывались – по крайней мере, в правительственных документах – и, вероятно, не будут описаны ещё лет пятьдесят. Твой отец работает над мемуарами. Но готовит две версии – одну для публикации через несколько лет, и вторую, которая увидит свет лишь через несколько поколений. При его жизни её не издадут. Это его категорический приказ.

Слова о том, что отец отдаёт распоряжения по поводу того, что должно произойти после его смерти, почему-то потрясли Джека до глубины души. Его папа – и вдруг умрёт? Чтобы постичь такое, требовалось нечто большее, чем холодное рациональное осмысление.

– Понятно, – почти промямлил он. – А мама знает, о чём он пишет?

– Думаю, что нет, и почти уверен в этом. Многое из этого неизвестно даже в Лэнгли. Правительство иногда делает такие вещи, которые не попадают на бумагу. Твой отец имел особый дар оказываться в самом средоточии подобных случаев.

– А как насчёт вас? – спросил молодой человек.

Хенли откинулся на спинку кресла.

– Проблема состоит в том, что, что бы ты ни делал, всегда найдётся кто-то, кому твои поступки очень не понравятся, – произнёс он таким тоном, будто вёл философскую беседу. – Так обычно бывает с шутками. Какой бы тонкой и остроумной шутка ни оказалась, всегда найдётся человек, который сочтёт себя обиженным. Правда, на уровне высоких общественных кругов обиженный не станет высказываться тебе прямо в лицо. Он отправится рыдать перед журналистами, и реальная или выдуманная обида становится известна всему миру, как правило, в наиболее выгодном для обиженного свете. Чаще всего, это оказывается проявлениями такого уродливого явления, как карьеризм – попытками подставить ножку тому, кто занимает более высокое положение. Но случается и по-другому, поскольку люди, занимающие высокие посты, предпочитают проводить политику в соответствии со своими собственными трактовками верного и неверного, добра и зла. Это принято называть «эго». Главная беда в том, что толкование этих понятий у всех бывает разным. И порой попадаются совершенно безумные версии.

Возьмём нашего нынешнего президента. Как-то раз в кулуарах Сената Эд сказал мне, что настроен против высшей меры наказания до такой степени, что, возможно, не допустил бы казни даже такого преступника, как Адольф Гитлер. Перед этим он выпил лишнего – он любит поразглагольствовать, когда выпьет, и, к великому сожалению, выпивает чаще, чем это было бы разумно делать. В ответ на эти слова я отшутился. Я посоветовал ему не повторять этого в своих речах – еврейское представительство у нас очень крупное и влиятельное; сенаторы и конгрессмены могут усмотреть в такой позиции не глубокое личное убеждение, а грубое оскорбление. На словах против высшей меры наказания выступает довольно много людей. Ладно, я могу уважать эту позицию, даже будучи не согласен с нею. Но принципиальный недостаток этой позиции состоит в том, что вы не можете иметь серьёзных дел с людьми, которые прибегают к насилию над другими – подчас, весьма серьёзному насилию, – не противореча своим принципам. И найдётся немало людей, которым то ли совесть, то ли ощущение политической конъюнктуры не позволят вести себя, как того требует текущий момент. Учитывая даже тот прискорбный факт, что должным образом выполняемые законы далеко не всегда бывают эффективны за пределами наших границ, и, что греха таить, случается, что так бывает и у нас.

Ты, конечно, хочешь спросить, каким образом это затрагивает Америку? ЦРУ не убивает людей – никогда. По крайней мере, с 1950-х годов. Эйзенхауэр умел чрезвычайно тонко использовать эту контору. Нужно сказать, что он вообще был несравненным мастером использования силы. Таким мастером, что большинство народа даже не замечало, что где-то что-то происходило и считало его робким тупицей, потому что он не имел привычки исполнять старинные военные танцы перед объективами кинокамер. Что же касается нашей темы... Мир тогда был совсем другим. Вторая мировая война ещё не успела отойти в историю, и массовые убийства – даже ни в чём не повинных гражданских жителей – были привычным явлением, главным образом, по бомбардировочным кампаниям, – пояснил Хенли. – Это была всего лишь цена, которую приходилось платить за возможность вести дело.

– А Кастро?

– Это была проблема президента Джона Кеннеди и его брата Роберта. Они были готовы едва ли ни на все, чтобы разделаться с Кастро. Принято считать, что это было прежде всего стремление отомстить за фиаско в заливе Свиней[24]. Лично мне кажется, что такое поведение могло быть порождено слишком сильным пристрастием к романам о Джеймсе Бонде. В то время в убийствах находили определённую – и немалую! – привлекательность. Сегодня мы называем это социопатией, – не без ехидства добавил Хенли. – И трудность оказалась прежде всего в том, что читать о таких вещах куда приятнее, чем делать их по-настоящему, а во-вторых, в том, что их практически невозможно успешно осуществлять, не имея хорошо подготовленного и высоко мотивированного персонала. Ладно, допускаю, что в конце концов это до них дошло. Ну, а когда вся эта затея стала известна широкой общественности, причастность к ней семьи Кеннеди постарались замять, и ЦРУ пришлось отвечать за выполнение – очень плохое выполнение – приказа действовавшего в то время президента. Распоряжение президента Форда положило конец таким действиям. Так что ЦРУ теперь не совершает преднамеренных убийств.

– А как же Джон Кларк? – спросил Джек, хорошо помнивший выражение глаз своего старого знакомого.

– Он представляет собой своеобразное отклонение от правил. Да, ему приходилось убивать, и не раз, но он всегда действовал достаточно осторожно и шёл на это лишь в тех случаях, когда этого требовала тактическая необходимость. Лэнгли разрешает своим людям, ведущим полевую работу, защищать жизнь, а он имел талант и способности, позволявшие осуществлять такую защиту в действительно необходимых случаях. Я пару раз встречался с Кларком. Хотя знаю его, главным образом, по репутации. Впрочем, повторяю, он исключение. Теперь, уйдя на покой, он, возможно, напишет книгу. Но даже если он это сделает, то ни за что не обнародует все известные ему факты. Кларк играет по правилам, точно так же, как и твой отец. Ему случалось доходить до грани фола, но, насколько мне известно, он никогда не позволял себе грубо нарушать правила. По крайней мере, в качестве федерального служащего, – добавил Хенли. Когда-то у него был продолжительный разговор с Джеком Райаном-старшим о Джоне Кларке. Кроме самого героя, лишь они вдвоём из всего мира знали его историю полностью.

– Когда-то я сказал папе, что не хотел бы находиться на той стороне, против которой будет выступать Кларк.

Хенли улыбнулся.

– Полностью с тобой согласен. Только ты, даже в этом случае, мог бы смело доверить Джону Кларку жизни своих детей. Во время нашей прошлой встречи ты задал мне вопрос о Кларке. Теперь я могу на него ответить: если бы он был помоложе, то был бы здесь.

– Вы только что говорили ещё кое о чём, – быстро отозвался Джек.

– Я помню. Ты смог бы жить с этим?

– С убийствами на совести?

– Я ведь не произнёс именно этих слов, не так ли?

Джек-младший поставил кофейную чашку на стол.

– Теперь я знаю, почему папа всегда восхищается вашим умом.

– Ты способен жить, зная о том, что твой родной отец в своё время лишил жизни нескольких человек?

– Об этом я знаю. Это произошло в ту самую ночь, когда я родился. Это у нас самая настоящая семейная легенда. Журналюги то и дело вытаскивали её на свет, когда папа был президентом. Они смаковали её, будто речь шла о проказе или ещё какой-то такой мерзкой заразе. Разница только в том, что даже для проказы есть какие-то средства лечения.

– Я знаю. В кино это показывают как нечто ужасно крутое, но обычных живых людей это сильно тревожит и пугает. Проблема реального мира состоит в том, что иногда – не часто, но всё же, – бывает необходимо сделать что-то такое, как это выяснил твой отец... не в одном, а в большем количестве случаев, Джек. Он никогда не колебался. Я допускаю, что ему случалось видеть эти события в кошмарах. Но когда оказывалось, что это необходимо, он делал это. Именно поэтому ты сейчас жив. Поэтому живы много других людей.

– Об истории с подводной лодкой я тоже знаю. Её практически не скрывали, но...

– И это далеко не все. Твой отец никогда не пускался специально на поиски неприятностей, но когда встречался с ними... Что ж, я уже сказал: он делал то, что было необходимо.

– Я вроде бы помню, что те парни, которые напали на маму и папу... ну, в ту ночь, когда я родился, были казнены. Я спрашивал маму об этом. Она не большая сторонница смертной казни, вы сами, наверно, знаете. Но тогда она вовсе не возражала. Ей это было не особенно приятно, но, думаю, можно было бы смело сказать, что она хорошо понимала логику ситуации. Папа... Вы знаете, он тоже не сторонник казней, но никаких слез по этому поводу он не проливал.

– Твой отец уже приставил пистолет к голове того парня – предводителя всей банды, – но так и не нажал на курок. В этом не было необходимости, и потому он заставил себя сдержаться. Честно говорю – не знаю, как я сам повёл бы себя на его месте. Наверняка его так и подмывало разнести негодяю башку, но твой отец смог осознать, что у него есть серьёзные основания не делать этого, и он принял верное решение.

– И мистер Кларк говорил то же самое. Я его тоже спрашивал об этом. Он сказал: ведь полицейские уже подоспели, так о чём беспокоиться? Но я никогда не верил ему полностью. С ним ведь никогда не угадаешь, что он думает на самом деле. И Майка Бреннана я тоже спрашивал. Он сказал, что для гражданского удержаться и не выстрелить было самым настоящим подвигом. И что он сам тоже не стал бы убивать этого парня. Наверно, тренировка не позволила бы.

– Не уверен, что стоит сомневаться в искренности Кларка. Он ведь действительно не убийца. Он не убивает людей для развлечения или за деньги. Возможно, он тоже сохранил бы жизнь нападавшему. Хотя, пожалуй, нет: хорошо подготовленный коп не должен проявлять такой мягкости. А ты сам как думаешь – что сделал бы ты?

– Ничего нельзя сказать, пока сам не попадёшь в передрягу, – ответил Джек. – Я много раз думал об этом. И решил, что папа всё сделал, как надо.

Хенли кивнул:

– Ты прав. И всё остальное он сделал наилучшим образом. Ему пришлось прострелить голову тому парню, который остался в лодке, просто чтобы выжить, а когда перед тобой стоит такой выбор, приходится действовать соответственно.

– Так чем же именно занимается «Хенли Ассошиэйтс»?

– Мы собираем разведывательную информацию и действуем на её основе.

– Но вы не входите в правительственную систему, – возразил Джек.

– Формально да, не входим. Мы совершаем некоторые необходимые действия, когда правительственные агентства уже не могут контролировать ситуацию.

– И насколько часто это случается?

– Не слишком, – бросил Хенли. – Но это положение может измениться – или не измениться. Сейчас трудно сказать что-то определённое.

– А конкретно...

– Тебе этого знать не надо, – бесцеремонно перебил его Хенли, вскинув для большей убедительности брови.

– Ладно. А папа знает об этом месте?

– Именно он и уговорил меня создать его.

– О... – И тут же всё стало на свои места. Хенли загубил свою политическую карьеру, чтобы служить стране таким образом, о котором никогда не сможет рассказать и тем более добиться общественного признания. Проклятье. Неужели его родной отец решился подтолкнуть этого человека на такой поступок? – А если у вас все же случатся серьёзные неприятности?..

– В депозитном сейфе, принадлежащем моему личному поверенному, хранится куча президентских отпущений грехов, покрывающих любое и каждое противоправное действие, которое можно было совершить между теми датами, которые проставит мой секретарь, когда будет печатать бланки, подписанные твоим отцом за неделю до того, как он покинул свой пост.

– Неужели это законно?

– Это достаточно законно, – ответил Хенли. – Пат Мартин, генеральный прокурор в администрации твоего отца, сказал, что такая бумага выдержит любое расследование, хотя её обнародование все равно вызовет взрыв не хуже вагона с динамитом.

– Что там динамит. Чёрт возьми, это было бы все равно что взорвать ядерную бомбу на Капитолийском холме, – задумчиво проговорил Джек. Впрочем, и это являлось преуменьшением.

– Вот поэтому-то мы ведём себя так осторожно. Я не могу подталкивать своих людей к таким действиям, за которые они могут попасть в тюрьму.

– Такое навсегда испортило бы им кредитную историю[25].

– Я вижу, что твой юмор имеет много общего с юмором твоего отца.

– Но, сэр, видите ли, он же на самом деле мой отец. И сходство не обязано ограничиваться синими глазами и тёмными волосами.

Судя по ведомостям об успеваемости, у парня, несомненно, имеются мозги. А сейчас Хенли отчётливо видел в нём отцовскую любознательную натуру и способность отделить плевелы от пшеницы. Но обладает ли он отцовской отвагой?.. Было бы лучше не получать повода для того, чтобы выяснить это. Но даже наиболее талантливые сотрудники Хенли не могли предсказать будущее, кроме как в колебаниях курсов валют, да и тут им случалось ошибаться. Это было едва ли не единственной незаконной вещью, за которую его могли бы привлечь к суду, но ведь этого никогда не случится, не так ли?

– Что ж, тебе пора познакомиться с Риком Беллом. Они с Джерри Раундсом ведут здесь аналитическую работу.

– Я когда-нибудь встречался с ними?

– Нет. И твой отец тоже. Это проявление одной из проблем, развивающихся в разведывательном сообществе. Оно сделалось чрезмерно большим. Когда народу слишком много, работа организации обязательно начнёт пробуксовывать. Попробуй собрать в футбольную команду сотню самых лучших игроков, и команда тут же развалится от внутренних разногласий. Каждый человек имеет от рождения своё эго, и, оказавшись в многочисленной команде, каждый способный человек становится больше всего похож на ту несчастную длиннохвостую кошку из пословицы – которую запустили в комнату, битком набитую креслами-качалками. Но никто не решается слишком сильно возражать против такого положения, потому что правительство должно функционировать не слишком эффективно. В противном случае избиратели начнут пугаться. Вот потому-то мы и сидим здесь. А теперь пойдём. Кабинет Джерри находится в другом конце коридора.

* * *

– Шарлотсвилл? – переспросил Доминик. – А я думал...

– Ещё во время директора Гувера Бюро держало там конспиративный дом. Хотя формально это место не принадлежит ФБР. Мы храним там «серые папки».

– О! – Доминик Карузо слышат этот термин от одного из старших преподавателей Академии. «Серые папки» – посторонним не полагалось даже знать о существовании такого термина – были вроде бы накопленным Гувером собранием компрометирующих материалов о политических деятелях, в первую очередь об их недостатках и пороках. Гувер коллекционировал эти сведения, как простые смертные собирали марки и монеты. После смерти Гувера в 1972 году руководство ФБР распустило слух об уничтожении этой уникальной коллекции, однако на самом деле её разместили в большом доме, используемом ФБР. Он располагался на краю неглубокой долины, как раз напротив Монтичелло – поместья Томаса Джефферсона[26], – и неподалёку от Университета Виргинии. В старинном плантаторском доме имелся огромный винный погреб, который на протяжении последних пятидесяти с лишним лет был заполнен куда более драгоценным содержимым, чем поначалу. Это была самая страшная из тайн Бюро, известная лишь немногим старейшим, опытнейшим и наиболее проверенным работникам, причём в эту горстку людей не всегда входил даже действующий директор. Папки никогда не раскрывались, по крайней мере связанные с политикой. Публике совершенно не следовало знать, что один не самый заметный сенатор времён Трумэна питал склонность к несовершеннолетним девочкам. Он давно уже упокоился в могиле, как и акушер, делавший тайные аборты его пассиям. Но страх перед этими досье, которые продолжали с неизменной аккуратностью пополняться – во всяком случае, так считали те, у кого были основания опасаться подобной практики, – служил вполне правдоподобным объяснением того, почему Конгресс так редко придирался к ФБР, получая запросы на ассигнования. Какой-нибудь очень умный архивариус, обладающий уникальной, не уступающей самому современному компьютеру памятью, пожалуй, мог бы догадаться о существовании этих материалов по тщательно замаскированным пробелам в пространных отчётах Бюро, но это было бы задачей, достойной Геркулеса. Кроме того, в «серых папках», хранящихся в выработанной угольной шахте на западе Виргинии, можно было разыскать куда более пикантные секреты. По крайней мере, так мог бы считать историк.

– Мы собираемся откомандировать тебя из Бюро, – сказал Вернер после небольшой паузы.

– Что?! – удивился Доминик Карузо. – Почему? – Слова большого начальника настолько потрясли его, что он чуть не свалился со стула.

– Доминик, существует одно особое подразделение, которое хотело бы поговорить с тобой. Дальше ты будешь работать там. Они введут тебя в курс дела. Причём запомни, что я сказал: «откомандировать», а не «отчислить». Ты будешь продолжать получать жалованье. По документам ты будешь числиться как специальный агент, выполняющий особое задание в составе контртеррористического отдела, который возглавляю непосредственно я. Ты будешь нормально продвигаться по службе и получать все положенные повышения жалованья. Но эта информация является строго секретной, агент Карузо, – добавил Вернер. – Вы не имеете права обсуждать её ни с кем, кроме меня. Вам ясно?

– Ясно-то ясно, сэр, но не могу сказать, что понятно.

– Когда будет нужно, ты все узнаешь. Ты будешь продолжать расследовать деятельность преступников и, вероятно, бороться против них. Если новое назначение придётся тебе не по нраву, достаточно будет доложить мне об этом, и мы направим тебя в другой полевой отдел, где ты сможешь вернуться к более обычным обязанностям. Но, повторяю, ты не должен обсуждать назначение ни с кем, кроме меня. Если кто-нибудь тебя спросит – ты специальный агент ФБР, но ведёшь секретную работу и дал подписку о неразглашении. Пока ты будешь должным образом делать своё дело, тебе можно будет не опасаться какого-либо неблагоприятного внимания. Более того, ты довольно скоро поймёшь, что контроль за тобой будет не настолько строгим, как тот, к которому ты привык. Но тебе все равно придётся постоянно оставаться подотчётным кому-то.

– Сэр, понятнее мне от этого не стало, – честно заявил специальный агент Карузо.

– Ты будешь заниматься делом наивысшего значения для нации. Главным образом борьбой против терроризма. Твоя работа будет сопряжена с немалой опасностью. Террористы не считаются с обычными рамками цивилизации.

– Получается, что я должен буду работать под прикрытием?

Вернер кивнул:

– Правильно.

– И моей работой будут управлять из вашего офиса?

– Более или менее, – уклончиво ответил Вернер.

– И я смогу свалить, как только захочу?

– И это правильно.

– Ладно, сэр, я посмотрю, что к чему. Что я должен делать?

Вернер написал несколько слов на квадратике бумаги и передал его своему молодому собеседнику.

– Поезжай по этому адресу. Скажешь там, что хочешь видеть Джерри.

– Прямо сейчас, сэр?

– Если у тебя нет каких-то более срочных и более важных дел.

– Еду, сэр. – Карузо поднялся, пожал протянутую руку и вышел. Во всяком случае, ему предстояло проехаться по живописной сельской местности Виргинии.

Глава 4 Учебный лагерь

Переехав через реку, Доминик вернулся в «Мариотт-отель», забрал из номера свои вещи, вручил дежурному портье двадцатидолларовую купюру, сел в «Мерседес» и покатил по направлению, указанному в навигационном компьютере его машины. Очень скоро он оказался на идущей к югу федеральной автомагистрали № 95, оставив Вашингтон за спиной. В зеркале заднего вида отчётливо виднелся силуэт столицы государства. Автомобиль ехал быстро и ровно, хотя чего ещё можно ждать от «Мерседеса»; местная информационная радиопрограмма производила впечатление привлекательно консервативной – примерно в таком тоне разговаривают хорошие полицейские, – да и движение было не слишком оживлённым, хотя он всё равно пожалел тех бедняг, которым приходилось каждый день ездить в округ Колумбия, чтобы перекладывать бумаги в Гуверовском центре и всех прочих других зданиях гротескно-казённого стиля, окружающих Холм. По крайней мере, штаб ФБР располагал собственным пистолетным тиром, где можно было снять напряжение. «Вероятно, там не приходится жаловаться на отсутствие посетителей», – подумал Доминик.

Перед самым въездом в Ричмонд компьютер женским голосом посоветовал ему свернуть вправо на ричмондскую окружную дорогу, которая должна была вывести его на 64-ю автомагистраль. Карузо ехал по красивой местности, среди зелёных лугов и невысоких холмов, поросших густыми лесами. В таких местах должно быть много полей для гольфа и коневодческих ферм. Он слышал, что ЦРУ имело здесь несколько секретных баз, устроенных на бывших фермах – раньше тут проводилась работа с советскими невозвращенцами. Интересно, кого они сейчас туда привозят? Может быть, китайцев. А то и вовсе французов. Но наверняка не продали. Правительство не любит выпускать свои владения из рук, разве что закрывать военные базы. Клоуны с северо-востока и Дальнего Запада очень любят такие глупости. Зато они не очень-то любят Бюро, хотя, вероятно, боятся его. Он не знал, как обстояли дела с копами и военными, которые тоже беспокоили кое-кого из политиканов, и это не слишком его волновало. У него была своя миска с похлёбкой, а у них – свои.

Проехав ещё около часа с четвертью, Доминик начал посматривать на обочину, чтобы не пропустить поворот, но компьютер справился сам.

– Приготовьтесь свернуть направо по следующему съезду, – предупредил его голос минуты за две до нужного момента.

– С удовольствием, лапочка, – пробормотал специальный агент Карузо, естественно, не получив ответа. Через минуту он сделал нужный поворот, услышав от компьютера одобрительное: «Очень хорошо», проехал по довольно тихим улицам симпатичного городка, поднялся по пологому холму к северному краю долины и в конце концов услышал:

– Сверните по ближайшей дороге налево. Вы достигли места назначения.

– Вот и славненько, лапочка, спасибо, – ответил Карузо.

Конечный пункт представлял собой тупик самой ординарной местной дороги, скорее даже подъездной, поскольку на узкой асфальтовой ленте не имелось никакой разметки. В нескольких сотнях ярдов от поворота Доминик увидел два массивных пилона из красного кирпича, на которых держались приветливо распахнутые металлические ворота, выкрашенные белой краской. А в трехстах ярдах за воротами находился дом с нависающей крышей, поддерживаемой шестью белыми столбами. Крыша была покрыта шифером – довольно старым, – а кирпичные стены утратили свой первоначальный красный цвет лет сто тому назад. Дому было полтораста, а то и все двести лет. Дорога за воротами была засыпана крупным гравием. Трава – здесь было много травы – казалась сочной и зелёной, как на хорошо ухоженном поле для гольфа. Кто-то вышел из боковой двери и, махнув рукой, указал налево. Доминик послушно вывернул руль, объехал дом и немало удивился. Особняк – а как ещё называть такое огромное здание? – оказался ещё больше, чем был на первый взгляд. На заднем дворе располагалась просторная автостоянка, где в данный момент стояли два внедорожника – «Шеви-Сабурбан» и «Бьюик» – и точно такой же, как у него, «Мерседес» с номерами Северной Каролины. Такое совпадение было настолько невероятным, что ему даже не пришло в голову...

– Энцо!

Доминик резко повернулся:

– Альдо!

Люди часто изумлялись их сходству, хотя когда братья стояли рядом, можно было заметить, что они все же отличаются друг от друга. Оба были бледнокожими и темноволосыми. Брайан был выше на двадцать четыре миллиметра, зато Доминик тяжелее на добрых десять фунтов. Все различия между ними и во внешности, и в поведении, имевшиеся с младенчества, братья сохранили, став взрослыми, несмотря на то что росли вместе. Поскольку в обоих текла значительная часть итальянской крови, они обнялись, но целоваться не стали. Они были не настолько итальянцами.

– Какого черта ты здесь делаешь? – первым спросил Доминик.

– Я? А ты? – парировал Брайан. – Я читал о твоих подвигах в Алабаме. Что там всё-таки была за история?

– Педофил, – ответил Доминик, вытаскивая чемодан. – Изнасиловал и убил одну милую маленькую девочку. Я опоздал примерно на полчаса.

– Брось, Энцо, никто не идеален. Газеты писали, что ты положил конец его «карьере».

Доминик посмотрел прямо в глаза Брайану.

– Да, мне удалось это сделать.

– Как же именно?

– Три пули в грудь.

– Как правило, этого хватает, – заметил капитан Брайан Карузо. – Надеюсь, законники не устроили оплакивания его трупа.

– В этот раз нет. – Эти слова были произнесены очень спокойным ровным тоном, но брат все же услышал в них холодное удовлетворение.

– Из этой штуки, да? – Морской пехотинец вынул из кобуры пистолет брата. – Выглядит неплохо.

– И стреляет тоже прилично. Осторожно, братишка, он заряжён.

Брайан вынул магазин и извлёк патрон из патронника.

– Десятимиллиметровый?

– Да. Спецмодель ФБР. Делает премиленькие дырки. Бюро снова взяло их на вооружение после перестрелки инспектора О'Дэя с плохими парнями – помнишь ту историю с дочкой дяди Джека?

Брайан отлично помнил эту историю: вскоре после того, как отец Кэти Райан стал президентом, на детский сад, в который она ходила, напали, была стрельба, погибло много народу...

– Да уж, у того пижона очко не заиграет, – сказал он. – И, знаешь, он ведь даже не из морской пехоты. Прежде чем стать копом, он был обычным флотским дерьмом. Во всяком случае, так мне говорили в Квантико.

– Они тренируются как черти. Мне однажды довелось с ним встретиться. Просто вместе с ещё двадцатью парнями пожал ему руку. Этот сукин сын умеет стрелять. Он тогда говорил, что нужно всего лишь не пропустить свой шанс и сразу стрелять без промаха. Тем сволочам он проделал по паре дырок в головах.

– До сих пор не могу понять, как ему удалось сохранить столько хладнокровия. – Страшное происшествие с Кэти Райан потрясло обоих мальчиков Карузо. Ведь она как-никак, приходилась им двоюродной сестрой и была славной девочкой – копией своей матери.

– Эй, тебе же пришлось понюхать пороху. Сам-то как справлялся?

– Подготовка. К тому же, братишка, у меня были подчинённые, за которыми нужно было как-то приглядывать.

Вдвоём они внесли вещи Доминика в дом. Брайан показал дорогу наверх. Для них были приготовлены отдельные спальни по соседству. Положив багаж в комнату, они направились в кухню, налили себе по чашке кофе и уселись за кухонный стол.

– Ну и как жизнь в морской пехоте, Альдо?

– Скоро стану майором, Энцо. За тамошние дела получил Серебряную звезду – не то чтобы я совершал там какие-то подвиги, просто делал то, чему меня учили. Одного из моих людей подстрелили, но он уже в почти полном порядке. Того парня, за которым нас посылали, взять живьём не удалось: он почему-то был не настроен сдаваться, так что ганни Салливэн отправил его на встречу с Аллахом. Но двоих всё-таки захватили, и они, как мне потом говорили парни из разведки, рассказали немало полезного.

– За что же всё-таки тебе дали эту ленточку? – Доминик, прищурившись, взглянул на брата.

– Главным образом, за то, что я сам уцелел. Троих плохих парней застрелил своими руками. Никакой особой хитрости для этого не потребовалось. Я просто снял их, как на стрельбище. Меня потом спрашивали, не снятся ли они мне в кошмарах. В морской пехоте развелось слишком много докторов, и все они натуральные придурки.

– В Бюро все точно так же, только я плюнул на всё это. Вот ещё: видеть этого ублюдка в кошмарах! А вот девочку жалко до слёз. Надо было мне отстрелить ему сам понимаешь что.

– Так почему же ты этого не сделал?

– Только потому, Альдо, что от этого он не подох бы. А три пули в сердце – это наверняка.

– Значит, ты застрелил его не в порыве бешенства, а сознательно?

– Не то чтобы совсем так, но...

– Именно поэтому вы и попали сюда, специальный агент Карузо, – сказал, входя в комнату, незнакомый мужчина шести с лишним футов росту; оба брата решили, что ему хорошо под пятьдесят лет.

– Кто вы такой, сэр? – спросил Брайан.

– Меня зовут Пит Александер, – ответил вошедший.

– Я должен был встретиться с вами...

– Вообще-то нет, но генералу мы сказали именно так. – Александер тоже налил себе кофе и присел к столу.

– И всё-таки – кто вы? – теперь уже спросил Доминик.

– Я ваш инструктор.

– Только вы? – поинтересовался Брайан.

– Инструктор чего? – одновременно с братом спросил Доминик.

– Нет, будут и другие, но я буду находиться рядом с вами всё время. А по характеру обучения вы сможете догадаться, для чего вас готовят, – ответил Александер. – Так, вы, конечно, хотите что-то узнать обо мне. Я тридцать лет назад закончил Йельский университет с дипломом по политическим наукам. Даже состоял в «Черепе и костях». Вы должны знать – такой вроде бы тайный студенческий клуб, о котором постоянно болтают поклонники теории заговоров. Иисус, да какие могут быть у мальчишек, почти подростков, мысли? Разве что о том, до чего будет круто трахнуться с какой-нибудь бабёнкой именно в ночь на Великую пятницу. – Впрочем, выражение карих глаз не позволяло угадать в их обладателе выпускника колледжа Лиги Плюща[27]. – В те времена Управлению нравилось набирать на службу из Йеля, Гарварда и Дартмута. По большей части молодёжь приходила как раз оттуда. А теперь все хотят быть банкирами и делать деньги. Двадцать пять лет прослужил в отделе тайных операций, а потом меня пригласили в Кампус. С тех пор я здесь.

– Кампус? Что это ещё такое? – спросил морской пехотинец. Александер заметил, что Доминик Карузо на этот раз промолчал. Зато он очень внимательно слушал и смотрел на него. Брайан никогда не перестанет быть морским пехотинцем, а Доминик – агентом ФБР. Никогда. Это было и хорошо, и плохо.

– Это конфиденциально финансируемая разведывательная служба.

– Конфиденциально финансируемая... – повторил Брайан. – Каким образом, чёрт возьми?..

– С техникой этого дела вы ознакомитесь позже и будете удивлены тем, насколько она проста. В настоящее время для вас важнее узнать, что здесь делают.

– Убивают людей, – мгновенно отозвался Доминик. Слова вырвались у него, очевидно, даже против собственной воли.

– Почему вы так думаете? – с невинным видом спросил Александер.

– А этот вывод напрашивается сам собой. Судя по автостоянке, здесь из посторонних нет никого, кроме нас с братом. Меня никак нельзя считать опытным агентом. Единственным заметным поступком за всю жизнь было то, что я застрелил типа, который этого заслуживал, и уже на следующий день я оказываюсь в штабе, разговариваю с помощником директора, а ещё через несколько дней меня переводят в округ Колумбия и присылают сюда. Это место очень, очень необычное, очень, очень уединённое и действует с одобрения каких-то чрезвычайно высокопоставленных лиц. Вы ведь занимаетесь не розничной продажей сберегательных облигаций США, правда?

– В вашей характеристике отмечено, что вы обладаете хорошими аналитическим способностями, – сказал вместо ответа Александер. – А как насчёт умения держать рот на замке?

– Что-то мне подсказывает, что здесь и сейчас в этом нет необходимости. Но, конечно, я способен понять, когда ситуация требует молчания, – серьёзно ответил Доминик.

– Ладно, в таком случае слушайте мою первую речь. Вы, парни, думаю, знаете, какое значение имеет слово «чёрный». Ведь знаете? Это означает программу, или проект, или учреждение, существование которого не признается правительством. Люди делают вид, что их не существует. Кампус зашёл на один шаг дальше: мы действительно не существуем. Ни у одного правительственного служащего нет ни одного письменного документа, в котором мы упоминались бы хоть одним словом. С этого мгновения вы оба, молодые джентльмены, тоже не существуете. О, конечно, вам, капитан – или, может быть, уже майор? – Карузо выписывается зарплата, которая будет депонироваться в любом банке, на счёт, открытый вами для себя на этой неделе, но вы больше не морской пехотинец. Вы находитесь в командировке, суть которой никому не известна. А вы, специальный агент Доминик Карузо...

– Я знаю. Гас Вернер мне кое-что рассказал. Они вырыли нору, влезли внутрь и засыпали её за собой.

Александер кивнул.

– Прежде чем покинуть это место, вы лишитесь своих официальных документов, солдатских жетонов и всего прочего. Вам можно будет сохранить свои имена, но ведь имя это всего лишь несколько слов, тем более что в нашем бизнесе именам никто не верит. У меня был забавный случай, когда я работал в Управлении. Однажды я во время работы сменил имя, даже не подумав об этом. Было чертовски неприятно осознать это. Представьте себе актёра, который выходит в костюме Макбета, когда он должен быть Гамлетом. Правда, никакой беды из этого не получилось, и я не пустил петуха в конце арии.

– Но что именно мы будем делать? – Это спросил Брайан.

– Главным образом – вести расследования. Выявлять пути перевода капиталов. В этом Кампус особенно силён. Как и почему, вы узнаете позже. Вероятно, вам придётся действовать вместе. Вы, Доминик, возьмёте на себя большую часть собственно расследования. А вам, Брайан, придётся осуществлять силовую поддержку и попутно учиться тому, чем будет заниматься... как вы его называли перед моим приходом?

– А, вы насчёт Энцо? Я называю его так, потому что он, когда получил водительские права, решил, что ногу с газа убирать совсем не обязательно. Ну, знаете, как Энцо Феррари.

Доминик рассмеялся и показал на брата пальцем.

– А он Альдо, потому что любит выпендриваться в одежде. Как говорит Альдо Челла в той рекламе вина: «Он вовсе не раб моды!» Это наша семейная шутка.

– Ладно, в таком случае отправляйтесь к «Братьям Брукс» и оденьтесь получше, – сказал Брайану Пит Александер. – Вы будете действовать в основном под видом бизнесменов или туристов. Так что вам нужно одеваться аккуратно, но не стараться перещеголять принца Уэльского. Необходимо отрастить волосы, особенно вам, Альдо.

Брайан потёр ладонью щетину на голове. С такой причёской его в любой точке мира опознали бы как морского пехотинца Соединённых Штатов Америки. Хотя могло быть и хуже. Армейские рейнджеры обходились со своими волосами ещё радикальнее. Зато Брайан будет похож на почти нормального человека через месяц, если не раньше.

– Чёрт возьми, неужели придётся покупать расчёску?!

– Какое у нас будет расписание?

– Сегодня располагайтесь и отдыхайте. Завтра встанем пораньше и проверим вашу физическую форму. Затем работа с оружием и классные занятия. Полагаю, вы оба умеете пользоваться компьютером.

– А в чём дело? – Это был Брайан.

– Кампус по большей части существует как виртуальная организация. Вас снабдят компьютерами со встроенными модемами, и с их помощью вы будете общаться с центральным офисом.

– А как же безопасность? – удивился Доминик.

– В наши машины встроена неплохая защитная система. Наверно, её можно взломать, но никто ещё не придумал, как это сделать.

– Приятно слышать, – с сомнением в голосе протянул Энцо. – А что, Альдо, в Корпусе пользуются компьютерами?

– Да, нам показывали все достижения современной цивилизации, даже туалетную бумагу.

* * *

– А ваше имя Мохаммед? – спросил Эрнесто.

– Совершенно верно, но лучше называйте меня Мигелем. – Это имя он сможет запомнить, не то что Найджел. В начале встречи он не стал просить у Аллаха благословения. Неверные просто не поняли бы его.

– Ваш английский язык... вы говорите совсем как англичанин.

– Я там учился, – объяснил Мохаммед. – Моя мать была англичанкой. А отец был из Саудовской Аравии.

– Был?

– Они оба мертвы.

– Глубоко сочувствую вам, – с неискренней торжественностью произнёс Эрнесто. – Так чем же мы можем быть полезны друг другу?

– Я изложил Пабло, – он кивнул своему второму собеседнику, – свою идею. Он ввёл вас в курс дела?

– Si, конечно, но хотелось бы услышать все лично от вас. Понимаете ли, я представляю ещё шестерых моих компаньонов.

– Понимаю. Но вы обладаете полномочиями для ведения переговоров от имени их всех?

– Не совсем, но я представлю им то, что вы скажете мне. Вам нет необходимости встречаться со всеми, а они никогда ещё не отклоняли мои предложения. Если мы с вами сегодня придём к соглашению, наши договорённости могут быть полностью ратифицированы к концу недели.

– Очень хорошо. Вам известно, чьи интересы представляю я. Меня наделили правом заключить соглашение с вами. Как и у вас, у нас есть враждебная нация, она расположена на севере. Они очень серьёзно и активно преследуют моих друзей. Мы желаем принять ответные меры и перераспределить их давление по другим направлениям.

– В почти таком же положении находимся и мы, – признался Эрнесто.

– Следовательно, в наших с вами обоюдных интересах вызвать волнение и хаос внутри Америки. Новый американский президент – слабый человек. Но именно поэтому он может оказаться опасным. Слабые легче поддаются искушению применить силу, чем сильные. Даже если применение силы окажется неэффективным, все равно оно может причинить большие неудобства.

– Нас беспокоит также активность их разведки. А вас?

– Мы научились осторожности, – ответил Мохаммед. – Но у нас нет надёжной инфраструктуры в Америке. Для её создания нам требуется помощь.

– Неужели? Просто удивительно. Их средства массовой информации непрерывно сообщают о том, что ФБР и другие агентства непрестанно выслеживают ваших людей в пределах их страны.

– В настоящее время они гоняются за тенями и тем самым увеличивают там сумятицу. Но это затрудняет задачу построения такой сети, которая могла бы позволить нам перейти к наступательным действиям.

– Характер этих действий нас не касается, – утвердительно произнёс Пабло.

– Совершенно верно. Впрочем, ничего такого, что вам не приходилось бы делать самим. – Он не стал добавлять вслух: только не в Америке. Здесь, в Колумбии, его контрагенты не затрудняли себя действиями в перчатках, зато в США, стране-"клиенте", они соблюдали крайнюю деликатность. Тем лучше. А совпадали или не совпадали их методы использования оружия... Секретность являлась одним из краеугольных камней стратегии и тактики, и обе стороны это прекрасно понимали.

– Понимаю... – бросил глава картеля. Он ни в коей мере не был дураком. Мохаммед видел это по его глазам. Араб не собирался недооценивать этих людей и их возможности...

И, конечно, он не собирался считать их своими друзьями. Он прекрасно знал, что они могут быть столь же безжалостны, как и его люди. Отрицающие бога могут оказаться нисколько не менее опасными, чем те, кто воюет во имя его.

– Так что именно вы можете предложить нам?

– На протяжении долгого времени мы проводили операции в Европе, – ответил Мохаммед. – Вы заинтересованы в расширении вашей маркетинговой активности в том направлении. У нас уже более двадцати лет существует там глубоко законспирированная сеть. Перемены в европейской торговле – увеличение прозрачности границ и тому подобное – окажутся вам только на пользу, как оказались они на пользу нам. У нас имеется ячейка в таком важном порту, как Пирей, и она без труда сможет взяться за обеспечение ваших потребностей и помочь своими контактами в межнациональных транспортных компаниях. Раз уж они могут транспортировать для нас оружие и людей, то, без всякого сомнения, переправлять ваши товары им удастся без особого труда.

– Нам понадобится список людей, с которыми мы сможем обсудить технические аспекты этого бизнеса, – сказал Эрнесто своему гостю.

– Он у меня с собой. – Мохаммед положил на стол свой ноутбук. – Они привыкли вести дела на денежной основе. – От его внимания, естественно, не укрылось, что его собеседники одновременно кивнули, даже не спросив, какой может быть оплата. Вообще-то, при таком роде деятельности на накладные расходы не скупятся.

Эрнесто и Пабло рассуждали так: в Европе живёт более трехсот миллионов человек, многие из которых, несомненно, обрадуются возможности получить колумбийский кокаин. Тем более что в некоторых европейских странах использование наркотиков уже разрешено – осторожное, контролируемое и облагаемое налогами. Вложенных в эти перемены денег было недостаточно для того, чтобы получить приличную прибыль, но они все же принесли отличные плоды в виде перемены общей обстановки и создания благоприятной атмосферы. И ничто, даже героин отличного медицинского качества, не могло сравниться с выросшей в Андах кокой. За это они будут охотно платить свои евро, и теперь-то их окажется достаточно для того, чтобы предприятие получилось выгодным. Конечно, опасность оставалась наибольшей на стадии распространения. Недостаточно осторожных уличных дилеров будут то и дело арестовывать, и кое-кто из них начнёт говорить. Значит, оптовые поставки и розницу нужно максимально развести между собой, но как раз это они хорошо умели делать. Европейские полицейские могут быть сколь угодно хорошими профессионалами, но они вряд ли так уж сильно отличаются от своих коллег из США. Среди них найдутся и такие, кто с удовольствием возьмёт у представителей картеля некоторую сумму в тех же евро и будет «крышевать» работу. Бизнес есть бизнес. И если этот араб мог помочь его вести – бесплатно, что было, поистине, невообразимо! – что ж, тем лучше. Сидя за столом, Эрнесто и Пабло никак внешне не проявляли свою реакцию на деловое предложение собеседника. Посторонний, скорее всего, увидел бы в их поведении одну лишь скуку. Хотя, естественно, их ощущения нисколько не походили на неё. Это предложение посылали небеса! Перед ними должен был открыться колоссальный новый рынок, обещавший такой доход, который позволил бы им при желании купить собственную страну и не слишком при этом обеднеть. Им придётся научиться новым методам коммерции, но у них будут деньги, чтобы экспериментировать. Что-что, а приспосабливаться они умели как нельзя лучше, и в мире, населённом крестьянами и капиталистами, чувствовали себя вольготно, как крупные и сильные хищные рыбы среди жирной мелочи, населяющей коралловые рифы.

– Как мы установим контакт с этими людьми? – спросил Пабло.

– Мои люди проделают всю необходимую подготовительную работу.

Все лучше и лучше, – подумал Эрнесто.

– И каких же услуг вы потребуете взамен от нас? – наконец спросил он.

– Нам потребуется ваша помощь для транспортировки людей в Америку. Как, сумеем мы договориться об этом?

– Если вы хотите по-настоящему переправлять людей из вашей части света в Америку, то лучше всего направлять их самолётами в Колумбию – прямо сюда, в Картахену. Здесь мы пересадим их на самолёты, направляющиеся в другие испаноговорящие страны, расположенные на севере. Скажем, в Коста-Рику. Оттуда те, у кого есть надёжные документы, смогут полететь прямо в США на их авиалинии или же в Мексику. Людей с латинской внешностью и хорошо владеющих испанским языком можно проводить через границу между Мексикой и США – это трудно, главным образом физически. Конечно, некоторых могут задержать, но даже в этом случае их просто вернут в Мексику, и они смогут предпринять следующую попытку. Или, опять же при наличии хороших документов, они могут самым легальным образом пересечь границу в Сан-Диего – это Калифорния. А когда они попадут в Америку, встанет вопрос о создании и поддержании для них приличной «крыши». Если деньги не представляют для вас большой проблемы...

– Не представляют, – твёрдо заверил его Мохаммед.

– То вы можете нанять какого-нибудь местного поверенного – очень немногие из них хоть сколько-нибудь озабочены государственными интересами, – чтобы он приобрёл для вас подходящий дом, где вы могли бы устроить перевалочную базу. Прошу простить меня – конечно, мы договорились, что ваши планы нас не касаются, – но если бы вы дали мне хотя бы самое общее представление о том, что вы намереваетесь делать, я мог бы дать вам более конкретные советы.

Мохаммед на секунду-другую задумался, а потом объяснил.

– Понятно. Чтобы делать такие вещи, ваши люди должны иметь очень высокий уровень мотивации, – заметил Эрнесто.

– Они его имеют. – «Неужели у этого человека могли быть какие-то сомнения на этот счёт?» – спросил себя Мохаммед.

– А при хорошем планировании и должном хладнокровии они могут даже уцелеть. Но вам ни в коем случае не следует недооценивать американские полицейские агентства. Мы со своим бизнесом можем предпринять некоторые финансовые шаги и достигнуть кое с кем определённого понимания, но в вашем случае это, пожалуй, исключено.

– Мы это понимаем. Конечно, нам хотелось бы, чтобы наши люди оставались живы, но, к нашему прискорбию, приходится мириться с тем, что кто-то из них погибнет. Они тоже сознают, что риск достаточно велик.

Насчёт рая он ничего не стал говорить. Эти люди не поняли бы его. Бог, которому они поклоняются, хранится у них в бумажниках.

Каким же фанатиком нужно быть, чтобы так легко разбрасываться своими людьми? – спросил себя Пабло. Его люди тоже шли на риск, и немалый, исходя из оценки денежных потерь, которые повлечёт за собой неудача, и принимали решения по собственной свободной воле. У этих все не так. Что ж, деловых партнёров не всегда удаётся выбирать, исходя из собственных симпатий.

– Очень хорошо. Мы располагаем большим количеством чистых американских паспортов. Ваше дело – убедиться в том, что люди, которых вы будете нам посылать, в достаточной мере владеют английским или испанским языком и имеют соответствующую внешность. Я думаю, никто из них не собирается брать уроки в авиашколе? – Последнюю фразу Эрнесто произнёс в качестве шутки.

Но Мохаммед ответил на неё совершенно серьёзно:

– Теперь уже не время этим заниматься. В моей сфере деятельности редко удаётся дважды достичь успеха одним и тем же путём.

– К счастью, наша сфера иная, – с усмешкой ответил Эрнесто. И это было верно. Он мог отправлять свой товар в коробках, загруженных в контейнеры, которые развозились торговыми судами и большегрузными трейлерами по всей Америке. Если какая-то партия груза обнаруживалась и властям удавалось выяснить её адресата... что ж, в Америке имелось множество путей для юридической защиты его работников нижнего звена. В тюрьму попадали только круглые дураки. За много лет они научились обманывать и натасканных на наркотики собак, и все другие средства, которыми пользовались полицейские. Самым важным было то, что они использовали людей, готовых рисковать. В большинстве своём эти люди выживали, уходили на покой, возвращались в Колумбию и вливались в верхний слой среднего класса. Никто и никогда не интересовался, в чём же основа их благополучия, результатом каких дел, совершенных в далёком прошлом да там и оставшихся, оно является.

– Итак, – сказал Мохаммед, – когда мы сможем начать работу?

Парень сильно нервничает, – отметил про себя Эрнесто. Но он поможет этому арабу. Неважно, удастся или не удастся ему то, что он задумал, но он оттянет на себя значительную часть сил, ведущих охоту за товаром картеля, и это хорошо. Те не слишком большие потери на международных границах, с которыми Эрнесто уже смирился как с неизбежным злом, станут ещё меньше.

Уличная цена кокаина понизится, но и спрос намного возрастёт, а следовательно, никаких чистых потерь в коммерческом доходе не будет. Зато будет достигнут тактический успех. А именно: Америка ослабит своё внимание к Колумбии и переместит центр разведывательной активности в другое место. Это и будет стратегическим выигрышем от новой деятельности...

...и ещё, у него всегда останется возможность передать информацию в ЦРУ. Он может сказать, что террористы неожиданно возникли на контролируемых им участках и что их планы показались чудовищными даже картелю. Конечно, это не обеспечит ему симпатий американских властей, но всё же принесёт некоторую пользу. А с теми из его собственных людей, которые будут обеспечивать конкретную помощь террористам, можно будет разобраться втихаря и своими силами, как это было всегда. Такое американцы не смогут не оценить.

Так что план давал реальные выгоды, а с его недостатками вполне можно было управиться. В целом, решил он, соглашение производило впечатление ценной и выгодной операции.

– Сеньор Мигель, я изложу ваши предложения моим коллегам, сопроводив их рекомендацией заключить с вами союз. Вы смело можете рассчитывать получить окончательное решение к концу этой недели. Вы останетесь в Картахене или продолжите путешествие?

– Я предпочитаю не оставаться в одном месте слишком долго. Вылетаю завтра. Пабло может сообщить мне о вашем решении через Интернет. А сейчас позвольте от души поблагодарить вас за сердечную и в то же время глубоко деловую встречу.

Эрнесто поднялся и пожал протянутую руку своего гостя. Он решил, что в данный момент Мигеля следует рассматривать как бизнесмена, занятого в близкой, но не представляющей конкурентной опасности сфере. Конечно, не друг, но союзник – пока союз с ним выгоден.

* * *

– Чёрт возьми, как вам все это удаётся? – спросил Джек.

– Когда-нибудь слышали о компании под названием «Инфосек»? – вопросом на вопрос ответил Рик Белл.

– Кодирование и все такое, да?

– Совершенно верно. Сокращение слов «информация и секретность». Сама компания расположена неподалёку от Сиэтла. Она разработала лучшую в мире программу информационной безопасности. А возглавляет компанию бывший начальник отделения "Z" в Форт-Миде. Он основал её вместе с тремя своими коллегами лет девять назад. Я не уверен, что их систему в состоянии расколоть даже АНБ, разве что с помощью грубой силы – то есть запустив все свои новые рабочие станции «Сан» для перебора вариантов. Эту систему использует большинство банков, особенно в Лихтенштейне и других местах Европы. Но в программе есть дыра.

– И никто её до сих пор не нашёл? – Покупатели компьютерных программ за многие годы сумели усвоить, что следует нанимать независимых экспертов и просматривать программный код таких продуктов строчка за строчкой, чтобы обезопасить себя от шуток программистов (безобидных или же, напротив, опасных), которых оказывается умопомрачительно много.

– Парни из АНБ делают по-настоящему хорошие коды, – ответил Белл. – Я не имею никакого представления, что у них там и где, зато хорошо знаю, что в их гардеробах до сих пор висят старые корпоративные галстуки Управления.

– Значит, Форт-Мид работает, а мы перехватываем то, что они раскапывают, во время пересылки в Лэнгли, – подхватил Джек. – А в ЦРУ есть хорошие специалисты по контролю за движением денег?

– Не такие хорошие, как наши.

– Получается, что мы поручаем вору ловить воров?

– Знать образ мыслей противника – чрезвычайно полезно, – ответил Белл. – Нам приходится иметь дело с не слишком-то обширным сообществом. Да что там, большинство из них нам хорошо знакомо: ведь мы же заняты в одном и том же бизнесе, верно?

– И это превращает меня в дополнительный ресурс? – спросил Джек. Согласно американским законам, он не являлся принцем, но очень многие европейцы воспринимали его именно в таком качестве. При встречах они непременно начали бы кланяться издалека, отталкивать друг друга, чтобы первыми пожать ему руку, говорить о том, что он очень многообещающий молодой человек, даже если бы он был всемирно известным тупицей, и искать его расположения, в первую очередь надеясь на то, что он когда-нибудь шепнёт о том или другом подхалиме доброе слово в ухо родителя. Вообще-то, это именовалось коррупцией или, по крайней мере, почвой для неё.

– Чему вы научились в Белом доме? – спросил Белл.

– Думаю, кое-чему научился, – без ложной скромности ответил Джек. Больше всего он узнавал от Майка Бреннана, который всей душой ненавидел всякие дипломатические хитросплетения, не говоря уже о политической паутине, которая плелась там непрерывно. Бреннан частенько обсуждал эти дела со своими иностранными коллегами, видевшими то же самое в столицах своих государств и думавших примерно так же, как он, стоя с непроницаемыми лицами на страже за спинами своих патронов. «Вероятно, это был гораздо лучший способ изучать атмосферу и деятельность власти, нежели тот, каким довелось воспользоваться отцу», – думал Джек. Ему ведь не пришлось учиться плавать на глубине, где неудача означала бы гибель. Эта тема входила в число тех, какие отец никогда не затрагивал, разве что вскользь, когда окружающая бестолочь приводила его в форменное бешенство.

– Будьте осторожны, когда придётся говорить на эту тему с Джерри, – предупредил Белл. – Он любит распространяться о том, насколько торговый бизнес чист и откровенен по сравнению с политикой.

– Папа по-настоящему любит этого парня. Мне кажется, дело в том, что они немного похожи.

– Нет, – поправил Белл, – они очень похожи.

– Хенли оставил политику после автокатастрофы, да?

Белл кивнул:

– Именно так. Подождите осуждать его, пока сами не заимеете жену и детей. Это был едва ли не самый страшный удар, какой только может постичь человека. Гораздо страшнее, чем можно подумать. Ему пришлось опознавать тела в морге. Это было чрезвычайно неприятно – мягко выражаясь. Кое-кто после этого засунул бы в рот дуло пистолета и прострелил бы себе мозги. Он этого не сделал. Он действительно подумывал о том, чтобы побороться за Белый дом, вероятно, думал и о том, что из Венди получится хорошая Первая леди. Наверно, так оно все и было бы, но стремление к дальнейшему продвижению умерло вместе с его женой и детьми. – Белл не стал продолжать. Ведущие сотрудники Кампуса защищали своего босса, по крайней мере в части репутации. Они считали его человеком, заслуживающим лояльности. В Кампусе не существовало никакой продуманной линии преемственности руководства. Никто не загадывал настолько далеко вперёд; этот вопрос никогда не поднимался на собраниях правления. Руководство было в основном, озабочено проблемами, далёкими от бизнеса. И сейчас Белл спросил себя: обратит ли Джон Патрик Райан-младший внимание на этот пробел в маскировке Кампуса? – Ну, – продолжил Белл после небольшой паузы, – каковы ваши первые впечатления?

– Я читал расшифровки стенограмм разговоров начальства Центрального банка друг с другом. Просто удивительно, насколько корыстный народ! – Джек немного помолчал. – Хотя мне, наверно, не следует удивляться, да?

– Когда даёшь кому-то возможность контролировать большие деньги или же большую власть, коррупция возникнет обязательно. Лично меня больше всего удивляет, каким образом их дружба распространяется за границы государств. Многие из этих парней выигрывают – я имею в виду: лично, даже когда валюта их стран переживает серьёзные трудности, приводящие к заметным неприятностям для рядовых граждан. В старину аристократы часто предпочитали иметь дело со знатью других стран, они чувствовали себя ближе к благородным иностранцам, чем к народу в своих собственных владениях, присягавшему тому же королю, что и они сами. Это явление живо до сих пор – во всяком случае, среди тех, кого часто называют финансовой или промышленной аристократией. У нас они могут образовывать временные союзы, чтобы лоббировать какие-то свои интересы в Конгрессе, но они не слишком часто подкупают политиков халявой и не торгуют секретами. Нельзя сказать, чтобы на таком уровне невозможно составить заговор, но скрывать его существование на протяжении долгого времени было бы довольно трудно. Слишком много людей, и у каждого имеется рот. В Европе все происходит точно так же. Нет ничего, что СМИ любили бы больше, чем скандалы, где бы они ни происходили, но, если у них есть выбор, они постараются ударить сначала по кому-нибудь из богатых парней и лишь потом по члену кабинета министров. Помимо всего прочего, последний часто бывает хорошим источником информации. А первый – только денежный мешок.

– И как же вам удаётся добиться того, чтобы ваши сотрудники оставались честными?

«Отличный вопрос», – подумал Белл. На самом деле они постоянно тревожились по этому поводу, хотя старались не говорить о своих тревогах во всеуслышание.

– Мы платим нашим людям вполне прилично. Все до одного предусмотрены в нашем инвестиционном плане, что не может не прибавлять уверенности в себе. Последние несколько лет начисления составляли около девятнадцати процентов годовых.

– Совсем неплохо. – Молодой человек постарался произнести это небрежно, чтобы не выдать своего восхищения. – Все в рамках закона?

– Это зависит от того, с каким юристом обсуждать вопрос, но вообще-то ни один американский прокурор не станет раздувать из этой деятельности грандиозного процесса, а сами мы ведём работы крайне осторожно. Мы здесь не любим жадности. Мы могли превратить это место в самое доходное заведение со времён незабвенного Понци[28], но тогда на нас обратили бы внимание. И потому мы сидим тише воды ниже травы. Наших доходов вполне хватает для обеспечения и маскировки операций и содержания армии в полной боевой готовности. – Белл не стал специально пояснять, что они также держали под контролем состояние финансовых средств своих работников и сделки, которые те совершали, если такое случалось. Большинство этим не занималось, но некоторые вкладывали свои деньги в те или иные предприятия и получали доход помимо Кампуса. Впрочем, и эти старались соблюдать скромность. – Вам придётся сообщить нам номера счётов и коды – все, что относится к вашим личным финансам, и компьютеры будут держать их под наблюдением.

– Папа открыл мне трастовый счёт, но им управляет бухгалтерская фирма в Нью-Йорке. Того, что я получаю, вполне хватает на мороженое, но доступа к основному капиталу у меня нет. С тем, что я зарабатываю сам, я могу поступать по своему усмотрению. Могу, например, отправить бухгалтерам. Они вложат эти деньги, куда следует, и будут ежеквартально посылать мне извещения о положении дел. А когда мне стукнет тридцать, можно будет играть с деньгами без присмотра. – Эта граница оставалась ещё настолько далеко, что Джек-младший мог интересоваться тем, что лежит за нею, из одного лишь бескорыстного любопытства.

– Нам все это известно, – заверил его Белл. – И дело здесь вовсе не в отсутствии доверия. Мы всего лишь хотим удостовериться, что наши сотрудники не обладают привычками к азартным играм.

«Вероятно, правила азартных игр создавали наилучшие математики всех времён и народов», – подумал он. Благодаря их усилиям у рядового обывателя возникало иллюзорное ощущение наличия у него шанса обмануть фортуну. В человеческом разуме всегда пребывал самый опасный из всех наркотиков. Его ещё назвали «эго».

– Значит, мне придётся начать с «белой» стороны дома? Отслеживать колебания валютных курсов и все такое? – спросил Джек.

Белл кивнул.

– Совершенно верно. Сначала вам необходимо овладеть языком.

– Что ж, справедливо. – Его отец начинал куда скромнее – младшим клерком в «Меррилл Линч»[29], занимавшимся «холодным прозваниванием» клиентов. Такая работа, вероятно, не слишком благотворно сказывалась на состоянии эго, зато была хороша для души. Отец частенько читал ему самые настоящие лекции о добродетели терпения. Он говорил: обрести её стоит изрядной боли в заднице, даже после того, как ты вроде бы научился всему, что нужно. Но игра имела свои правила – даже в этом месте. Особенно в этом месте, поправил себя Джек. И спросил себя, что могло случиться с теми людьми из Кампуса, которые заходили за грань. Вероятно, ничего хорошего.

* * *

– Отличное вино, – заметил Доминик. – Для правительственного учреждения винный погреб здесь очень даже неплох. – На этикетке было напечатано «1962» – задолго до их с братом рождения... Да что там, в тот год их мама даже и не думала о том, что будет в старших классах ходить в школу Господа Милосердного, расположенную через несколько кварталов от дедушкиного дома на бульваре Лох-Рейвен в Балтиморе... это было так же давно, как ледниковый период. Но Балтимор находится чертовски далеко от Сиэтла, где они выросли. – Сколько лет этому поместью? – спросил он у Александера.

– Поместью? Оно появилось задолго до Гражданской войны. Дом построили аж в семнадцатом веке. В 1882 году он сгорел дотла и был отстроен заново. А правительство приобрело его перед самым избранием Никсона. Хозяин, Дж. Дональд Гамильтон, был ветераном БСС[30], работал вместе с Донованом и его бандой. Ему заплатили хорошую цену, он переехал в Нью-Мексико и умер там в 1986 году, если не ошибаюсь, девяноста четырех лет от роду. Говорят, что в своё время он был на первых ролях, много чего сделал во время Первой мировой войны, а потом здорово помогал Дикому Биллу бороться против нацистов. В общем, он из тех парней, которым лучше не переходить дорогу без крайней необходимости. В его библиотеке немало хороших картин. И он действительно знал толк в винах. Это, например, из Тосканы.

– Отлично идёт с телятиной, – заметил Брайан. Еду готовил он.

– С такой телятиной пойдёт все, что угодно, – ответил Александер. – Неужели этому тоже учат в морской пехоте?

– Нет, мы научились у папы. Он готовит гораздо лучше мамы, – объяснил Доминик. – Знаете, старинные сельские блюда. А дедуля – вот, старый сукин сын! – он до сих пор ого-го как может. Сколько ему, Альдо, восемьдесят два?

– Исполнилось в прошлом месяце, – подтвердил Брайан. – Действительно, смешной старикан: объездил весь мир, прежде чем добрался до Сиэтла, а потом шестьдесят лет носу не высовывал из города.

– Из них последние сорок прожил в одном и том же доме, – добавил Доминик, – за квартал от ресторана.

– Вы готовили телятину по его рецепту?

– Готовы пари держать на что угодно, да? Не советую, проиграете. Наша семья происходит из Флоренции. Я побывал там пару лет назад, на плавучем госпитале, который заходил в Неаполь с визитом доброй воли. Двоюродный брат деда держит ресторан на берегу реки, неподалёку от Понте-Веккио. Когда они узнали, кто я такой, они прямо озверели и принялись меня закармливать. Знаете, как любят итальянцы морских пехотинцев?!

– Носил бы полевую форму, Альдо, тебя любили бы ещё больше, – сказал Доминик.

– А может быть, Энцо, все дело как раз было в том, что парадка подчёркивала красоту моей мужественной фигуры? Об этом ты не подумал? – отозвался капитан Карузо.

– О, уж это точно, – согласился специальный агент Карузо и положил в рот очередной кусочек телятины по-французски. – С нами за столом сидит очередной Рокки.

– Вы, парни, всегда так общаетесь между собой? – спросил Александер.

– Только когда бываем пьяными, – улыбнулся Доминик. Его брат весело рассмеялся.

– Энцо вообще-то не находит в спиртном никакого вкуса. Зато мы, морские пехотинцы, отлично разбираемся в винах.

– И я должен терпеть подобные оскорбления от человека, считающего «Миллер лайт» настоящим пивом! – возмущённо заявил Карузо из ФБР, оглянувшись вокруг с таким видом, будто обращался к многолюдной аудитории.

– Знаете, – сказал Александер, – принято считать, что близнецы должны быть неотличимы один от другого.

– Только однояйцевые. А мама в тот месяц завела себе две яйцеклетки. Хотя до года мама с папой нас действительно путали. Но на самом деле, Пит, мы нисколько не похожи. – Доминик сопроводил свои слова широкой улыбкой, которая, как в зеркале, отразилась на лице его брата.

Но Александер лучше знал, что к чему. Они лишь были одеты по-разному – но это должно было вскоре измениться.

Глава 5 Союзы

Сначала Мохаммед прилетел рейсом «Авианцы» в Мехико. Там ему пришлось некоторое время ждать отправления 242-го рейса «Бритиш эруэйз» до Лондона. В аэропортах с их старательно культивируемой анонимностью он ощущал себя в безопасности. Ему приходилось соблюдать осторожность в еде, поскольку Мексика была страной неверных, но стены зала первого класса ограждали его от любых проявлений их варварства, а присутствие множества вооружённых полицейских гарантировало, что такие люди, как он сам (вернее, почти такие же), не нарушат покой отлетающих. Поэтому он выбрал для себя место в углу, подальше от окон, читал книгу, купленную в одном из попавшихся магазинчиков, и старался не поддаться смертельной скуке. Он никогда не читал Коран в многолюдных местах – нельзя было позволить себе ничего такого, что могло бы навести на мысль о Ближнем Востоке и вызвать вопросы. Нет, ему следовало придерживаться разработанной легенды со скрупулёзностью профессионального разведчика, чтобы не прийти к тому финалу, какой постиг еврея Грингольда в Риме. Посещая уборную, Мохаммед ни на долю секунды не позволял себе утратить бдительность, чтобы кто-нибудь не сыграл с ним такую же шутку.

Он даже не пользовался своим ноутбуком, хотя для этого были все возможности. Лучше, решил он, сидеть спокойно и не дёргаться. Через двадцать четыре часа ему предстояло вернуться на европейский континент. Иногда он сам изумлялся тому, что проводит в воздухе больше времени, чем на твёрдой земле. У него не было своего дома, лишь какое-то количество конспиративных точек, убежищ, в которых он мог до некоторой степени расслабиться. Саудовская Аравия была для него закрыта на протяжении почти пяти лет. В Афганистане ему тоже нельзя было показываться. Как ни странно, он мог считать себя в относительной безопасности лишь в тех самых христианских странах Европы, с которыми мусульмане непрерывно сражались, но смогли одержать лишь одну победу. Эти нации с самоубийственной готовностью раскрывались перед чужаками, и на их территориях можно было без труда скрыться, имея хоть маломальские навыки конспирации. Впрочем, те, у кого водились деньги, вполне могли обойтись и без навыков. Эти люди напрочь забывали о том, что нужно опасаться за свои жизни, и притом до крайности боялись оскорбить тех, для кого величайшей радостью было бы увидеть разрушенными все их культуры, а их самих и их детей – мёртвыми. «До чего же приятное было бы зрелище», – подумал Мохаммед. Впрочем, он жил в реальном мире, а не в мечтах. Зато он работал ради того, чтобы они могли сбыться. Борьба должна продлиться гораздо дольше, чем он проживёт на свете. Может быть, это и печально, но тут ничего нельзя поделать. Все равно, лучше служить идее и делу, чем собственным корыстным интересам. Борцов за свою корысть в мире хватало и без него.

Он то и дело возвращался в раздумьях к словам и мыслям своих предполагаемых союзников, с которыми встречался вчера. Конечно, они вовсе не были истинными союзниками. О да, у них общие враги, но это положение не могло послужить основой союза. Речь шла всего лишь о возможном – если не помешают обстоятельства! – содействии. А уж в реальных делах его людям никак нельзя рассчитывать на помощь с той стороны. Никогда за всю историю человечества наёмники не были по-настоящему хорошими солдатами. Для того чтобы хорошо воевать, необходимо верить. Только правоверный может рисковать своей жизнью, потому что только правоверному нечего бояться. А чего бояться, когда на твоей стороне Аллах? Только одного, – поправил он себя. Неудачи. Неудача недопустима. Препятствия, преграждавшие путь к успеху, подлежали уничтожению любым имеющимся в его распоряжении способом. Ведь речь шла именно о препятствиях, а не о людях. Не о душах. Мохаммед, не вынимая пачки, вытащил из кармана сигарету и закурил. По крайней мере, в этом отношении Мексика была цивилизованной страной, хотя он не рискнул бы думать над тем, что пророк мог бы сказать по поводу табака.

* * *

– Ну что, в машине полегче будет, а, Энцо? – Брайан не упустил случая поддеть брата, когда они приблизились к финишной черте. Трехмильный пробег был совершенным пустяком для морского пехотинца, но для Доминика, которому не приходилось регулярно тренироваться после сдачи норматива по физической подготовке, пробег оказался серьёзным испытанием.

– Слушай, ты, чувак, – огрызнулся в ответ Доминик, – от меня требуется только одно: бегать чуть-чуть быстрее, чем мои преступники.

– В Афганистане тебе пришлось бы порастрясти свою жирную задницу. Хотя бы только для того, чтобы выжить. – Брайан лёгкой трусцой бежал задом наперёд, чтобы не выпускать из виду запыхавшегося брата.

– Возможно, но афганцы не грабят банки в Алабаме и Нью-Джерси. – Доминик никогда не думал о том, чтобы мериться с братом, кто из них круче, и точно знал, что морским пехотинцам приходится уделять куда большее внимание физподготовке, чем сотрудникам ФБР. А вот так ли он хорош с пистолетом? В конце концов дистанция закончилась, и он не спеша направился к особняку.

– Ну что, мы уложились в ваш норматив? – спросил Брайан у Александера.

– Конечно. Это же не Школа рейнджеров, парни. Мы не рассчитываем, что вы пробьётесь в олимпийскую сборную, но при полевой работе умение бегать может пригодиться.

– Ганни Хони в Квантико любил повторять эти слова, – заметил Брайан.

– Кто? – поинтересовался Доминик.

– Николас Хони, мастер-ганнери-сержант морской пехоты Соединённых Штатов. Ему, вероятно, пришлось услышать немало насмешек над своей фамилией, вот только вряд ли кто-нибудь осмеливался пошутить на эту тему второй раз. Он был одним из наших инструкторов в учебке. Его ещё называли Ник-прик[31], – сказал Брайан, взяв полотенца и бросив одно брату. – Он из тех морпехов, которых хлебом не корми, а дай подраться – хоть с врагами, хоть с кем. Но все равно, он то и дело повторял, что для пехотинца главное – вовремя смыться.

– Ну, и как ты, следуешь этому правилу? – спросил Доминик.

– Не успел. Мне ведь довелось побывать на войне только один раз. Всего несколько месяцев, да и то приходилось по большей части смотреть сверху вниз на горных баранов. Там такие горы, что у всех тамошних козлов, наверно, тоже бывают сердечные приступы от беготни.

– Неужели настолько тяжело?

– Ещё хуже, – присоединился к разговору Александер. – Но сражаться на войне – это развлечение для детей, а не для разумных взрослых людей. Представьте себе, агент Карузо, что вы лезете сквозь непроходимую чащу, а на спине у вас груз в шестьдесят пять фунтов.

– Наверно, это здорово забавно, – не без уважения сказал Доминик брату.

– Веселее некуда. Ладно, Пит, какие вы ещё предусмотрели для нас развлечения на сегодня?

– Прежде всего вымойтесь, – посоветовал Александер. Теперь, когда он удостоверился в том, что оба находятся в приличной физической форме – хотя он с самого начала нисколько в этом не сомневался, – можно было допустить их до изучения серьёзных вещей. Важных вещей.

* * *

– Готовится удар по доллару, – сказал Джек своему новому боссу.

– Насколько сильный?

– Пустяки. Немцы хотят притормозить доллар относительно евро и кидают на это около пятисот миллионов.

– И всё же, насколько это серьёзно? – спросил Сэм Грейнджер.

– Вы меня спрашиваете? – удивился Джек.

– Конечно. Вы должны иметь собственное мнение. Оно может быть ошибочным, но должно опираться на какое-то обоснование.

Джек Райан-младший подал текст распечатки.

– Это разговор Дитера с его французским коллегой. Вроде бы похоже на обычную деловую беседу, но переводчик говорит, что голос немца звучал необычно раздражённо. Я немного говорю по-немецки, но недостаточно хорошо, чтобы уловить такие тонкости, – сознался молодой Райан. – И не могу сказать, чтобы мне было понятно, с какой стати немцы и французы решили бы затевать какие-то заговоры против нас.

– Это в духе их нынешней политики заискивания перед французами. Во всяком случае, я не вижу здесь перспектив для долгосрочного двустороннего союза с какими бы то ни было целями. Что важно, французы боятся немцев, а немцы смотрят на французов свысока. Но французы питают имперские амбиции – впрочем, они всегда у них были. Посмотрите хотя бы на их отношения с Америкой. Примерно словно у брата с сестрой, когда обоим лет по двенадцать, не больше. Они любят друг друга, но не могут общаться без ссор, а то и драк. Между Германией и Францией отношения похожие, но гораздо более сложные. Французы много раз пинали немцев по заднице, пока немцы не организовались и не напинали их сами. У обеих стран очень длинный список взаимных претензий. Это проклятие Европы. Там чрезвычайно запутанная и противоречивая история, и как только они забывают об этом, случаются очередные неприятности.

– А какое отношение история имеет к денежной атаке? – спросил молодой Райан.

– Впрямую – никакого, но можно в качестве варианта рассмотреть возможность того, что немецкий банкир решил сойтись поближе с этим парнем в расчёте на будущую игру. Возможно, француз специально создаёт иллюзию сближения чтобы помочь французскому центральному банку заработать очки в глазах Берлина. Это довольно интересная и весёлая игра. Нельзя ударить соперника слишком сильно, потому что после этого он не захочет больше играть с вами, и вообще, здесь никто не заинтересован в том, чтобы обзаводиться новыми врагами. Все равно что играть в покер с соседями. Если постоянно выигрывать, к вам начнут относиться враждебно, а жить в таком окружении вовсе не весело, потому что никто больше не станет ходить к вам в гости и играть. А если вы окажетесь самым тупым за столом, партнёры навалятся и облапошат вас – не настолько, чтобы вы от этого обеднели, но вполне достаточно, чтобы они смогли увериться в собственном непревзойдённом уме и запрезирали вас. Вот и получается, что лучше всего, если каждый играет немного слабее своих возможностей. В таком случае все остаются друзьями. Любому из них, чтобы погрузиться в крупномасштабный кризис ликвидности, хватит одного хорошего толчка, а при таких обстоятельств без помощи друзей не обойтись. Я забыл сказать, что ведущие банкиры относятся ко всем остальным обитателям континента как к крестьянам из своего поместья. И это отношение вполне может распространяться и на глав различных правительств.

– И на нас тоже?

– На американцев? О, да. Мы для них тоже крестьяне – низкого происхождения, плохо образованные, но чрезвычайно удачливые.

– И с большими ружьями, да, – добавил Маленький Джек.

– Да, крестьяне с оружием всегда раздражали аристократию, – согласился Грейнджер, довольно успешно сдержав смех. – Европейцы все ещё носятся со своими дурацкими классовыми предрассудками. Никак не могут сообразить, насколько сильно это дерьмо вредит их рынку – ведь важные шишки редко бывают способны родить по-настоящему ценные идеи. Но это, к счастью, не наша проблема.

«Oderint dum metuant», – сказал про себя Джек. Одна из немногих фраз на латыни, которые он до сих пор помнил. Кажется, этот афоризм принадлежал императору Гаю Калигуле: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Неужели за два истёкших тысячелетия цивилизация ни на шаг не продвинулась дальше этой точки?

– А в чём же наша проблема? – спросил он.

Грейнджер покачал головой.

– Я имел в виду совсем не это. Они очень не любят нас – и никогда не любили, – но без нас они просто не в состоянии жить. Кое-кто из них начинает подумывать, что после гибели Советского Союза сможет жить самостоятельно, но пусть только попробуют – действительность вцепится им в задницы с такой яростью, что будет хорошо, если они не до смерти изойдут кровью. Не путайте мнение аристократии с мыслями народа. В этом-то и состоит их главная проблема. Они на самом деле думают, что народ следует за ними по выбранному ими пути, но в действительности все совсем не так. Народ идёт туда, куда указывают его бумажники, и любой парень с улицы сможет понять все до мельчайших тонкостей, если только дать ему время подумать.

– Получается, что Кампус зарабатывает свои деньги на иллюзиях, за которыми гоняется их мир?

– Вот теперь вы уловили суть. Знаете, я ненавижу «мыльные оперы». И как вы думаете почему? – Ответом ему был удивлённый взгляд. – Джек, по той причине, что они чрезвычайно точно отражают действительность. Даже на этом уровне реальная жизнь состоит в основном из всяких ничтожных мелочей и проявлений эго по самым жалким поводам. Так что мир заставляет вращаться вовсе не любовь. И даже не деньги. А просто чушь собачья.

– Эй, мне приходилось разговаривать с циниками, но...

Грейнджер остановил его взмахом руки:

– Это не цинизм. Всего лишь человеческая природа. Единственная вещь, которая нисколько не изменилась за десять тысяч лет документированной истории. Интересно, изменится ли она хоть когда-нибудь? О, несомненно, в человеческой природе наличествуют и хорошие качества: благородство, милосердие, самопожертвование, иногда даже смелость. И ещё любовь. Любовь на особом счёту. Она очень много значит. Но наряду со всем этим имеются зависть, алчность, жадность – и так далее, все семь смертных грехов. Может быть, Иисус все же знал, о чём говорил, а?

– Это философия или богословие? – «Я-то думал, что здесь занимаются разведкой», – добавил про себя молодой Райан.

– Мне на следующей неделе стукнет пятьдесят. Когда старость на носу, умнеть уже поздно. Это сказал один ковбой лет этак сто тому назад. – Грейнджер улыбнулся. – Беда в том, что когда понимаешь, что и как нужно делать, ты уже настолько стар, что просто не в силах что-то предпринять.

– А что вы сделали бы? Основали новую религию?

Грейнджер от души расхохотался и повернулся, чтобы в очередной раз наполнить чашку из своей личной кофеварки «гевалиа».

– Нет, перед моим домом почему-то не растёт неопалимая купина. У глубоких размышлений есть один серьёзный недостаток: как бы глубоко ты ни погружался в философские недра, все равно нужно не забывать подстригать газон и добывать еду для семьи. Или же, как в нашем с вами случае, защищать свою страну.

– Но всё-таки, будем мы что-нибудь предпринимать по поводу этих немецких штучек?

Грейнджер вновь остановил взгляд на распечатке и на секунду задумался.

– В данный момент – ничего, но не будем забывать, что у Дитера с Клодом есть парочка зацепок, которые могут принести плоды где-то через полгодика. Евро пока ещё слишком молодая валюта, чтобы можно было точно предсказать, как поведёт она себя. Французы рассчитывают, что финансовое лидерство в Европе достанется Парижу. Немцы уверены, что оно переместится в Берлин. В любом случае несомненно, что оно достанется стране с самой сильной экономикой и самой эффективной рабочей силой. И Франция не будет этой страной. Там есть неплохие инженеры, но население организовано совсем не так хорошо, как в Германии. Если бы мне предложили пари, я поставил бы на Берлин.

– Французам это не понравится.

– Это точно, Джек. Это точно, – повторил Грейнджер. – Смотрите, какая получается чертовщина. Ведь у французов есть ядерное оружие, а у немцев нет – во всяком случае, пока нет.

– Вы это серьёзно? – вскинулся Райан-младший.

Широкая улыбка.

– Нет.

* * *

– Нас этому немного учили в Квантико, – сказал Доминик. Они находились в не слишком крупном торговом центре, который благодаря своей близости к городку Университета Виргинии всегда был заполнен молодёжью.

– И чему же именно? – заинтересовался Брайан.

– Не оставаться подолгу в одной и той же позиции по отношению к объекту наблюдения. Стараться менять внешность – тёмные очки и все такое. Если есть возможность, пользоваться париками. Одежда, которую можно выворачивать наизнанку. Не пялить на него глаза, но если он посмотрит на тебя, то не отворачиваться. Хорошо, если слежку ведут несколько агентов. В одиночку трудно долго следить за объектом и остаться незамеченным. За хорошо подготовленным объектом следить будет трудно при любых, даже самых благоприятных обстоятельствах. Потому-то крупные агентства держат многочисленные СГН – спецгруппы наблюдения. Они числятся в ФБР, но не приносят присяги и ходят без оружия. В нашей конторе их часто называют иррегулярной гвардией с Бейкер-стрит – помнишь, как это было у Шерлока Холмса. Вообще, их можно принять за кого угодно, но только не за полицейских – хоть за бродяг, хоть за рабочих, которые прямо в комбинезонах куда-то отправились. Они могут быть грязными. Могут просить подаяние.

Мне как-то пришлось встретиться с несколькими в штабе нью-йоркского отделения – они работали на отдел по борьбе с оргпреступностью и на контрразведку. Все профи, но будь я проклят, если человек может быть меньше похож на профи, чем те парни.

– Но всё-таки, это очень трудное занятие или нет? – спросил Брайан брата. – Я имею в виду слежку.

– Мне самому никогда не приходилось ею заниматься, но насколько мне известно, чтобы вести дело серьёзно, требуется прорва народу. На один объект – человек пятнадцать-двадцать, плюс автомобили, плюс самолёты... И все равно, какой-нибудь по-настоящему плохой парень способен натянуть нам нос. Особенно русские. Этих мерзавцев готовят действительно хорошо.

– В таком случае что мы, чёрт возьми, должны делать? – спросил капитан Карузо.

– Овладевать азами, только и всего, – ответил Александер. – Видите вон там женщину в красном свитере?

– С длинными тёмными волосами? – уточнил Брайан.

– Она самая, – подтвердил Пит. – Выясните, что она покупает, на каком автомобиле ездит и где живёт.

– И это все вдвоём?! – возмутился Доминик. – Вам не кажется, что вы хотите от нас слишком многого, а?

– А разве я обещал вам, что работа будет лёгкой? – с невинным видом осведомился Александер. Он протянул братьям два комплекта карманных раций. – Наушники вставьте в уши, а микрофоны прицепите к воротникам. Радиус действия около трех километров. Ключи от машин у вас обоих при себе. – С этими словами он решительно направился к магазину «Эдди Бауэр» и принялся рыться в разложенных на прилавке шортах.

– Добро пожаловать в дерьмо, Энцо, – сказал Брайан.

– По крайней мере, он хоть задачу поставил.

– Но чересчур кратко.

Их объект тем временем направился в магазин под вывеской «Энн Тэйлор». Братья пошли следом, но остановились в «Старбакс» и, чтобы хоть как-то замаскироваться, взяли по большому стакану кофе.

– Чашку потом не выбрасывай, – наставительно сказал Доминик брату.

– Почему это? – удивился Брайан.

– На тот случай, если тебе захочется пописать. По закону подлости, такие вот мелочи могут сорвать любой, даже очень тщательно составленный план. Это один из уроков, которые нас заставляли учить в Академии.

Брайан промолчал, но, похоже, совет брата показался ему вполне разумным. Загораживая друг друга, они по очереди надели радиогарнитуры и удостоверились, что рации работают.

– Альдо вызывает Энцо, – сказал Брайан, включив шестой канал.

– Энцо тебя слышит, брат. Давай разделимся для наблюдения, но будем держать друг друга в поле зрения, ладно?

– Вполне разумно. Тогда я пошёл в магазин.

– Понял, братишка, подтверждаю. – Повернувшись, Доминик увидел удаляющуюся спину своего брата, после чего принялся спокойно прихлёбывать кофе, не забывая внимательно следить за объектом. Правда, он ни разу не взглянул на женщину прямо, а всё время смотрел градусов на двадцать в сторону от неё.

– Что она делает? – спросил Альдо.

– Мне кажется, что покупает блузку. – Женщине – объекту слежки – было лет тридцать; довольно привлекательная, с каштановыми волосами до плеч, с обручальным кольцом без алмаза на пальце и дешёвым на вид колье из тех, о которых в полицейских протоколах пишут: «из жёлтого металла», купленным, вероятно, в «Вал-Марте» на другой стороне дороги. Блуза или рубашка персикового цвета. Не в юбке, а в чёрных брюках, обута в чёрные же туфли без каблуков (такие, за неимением прочих достоинств, называют «практичными»). Внушительная сумка в руке, не очень подходящая к её облику. Судя по всему, в магазин она пришла одна. Не спеша изучив ассортимент, женщина выбрала наконец-то белую шёлковую блузку, расплатилась кредитной карточкой и вышла из «Энн Тэйлор».

– Альдо, объект перемещается.

Брайан, находившийся на расстоянии в семьдесят ярдов, вскинул голову и повернулся к брату.

– Рассказывай подробнее, Энцо.

Доминик поднял стакан с кофе, как будто делая глоток.

– Повернула налево, идёт в твою сторону. Поравняется с тобой примерно через минуту.

– Понял тебя, Энцо.

Свои автомобили они оставили у противоположных сторон торгового центра. Выяснилось, что поступили они очень благоразумно, поскольку объект направился к правому выходу из здания.

– Альдо, держись поближе, чтобы можно было к ней прицепиться, – посоветовал Доминик.

– Что?

– Прочти номерной знак и опиши мне автомобиль. Я иду к своей машине.

– Ладно, брат, понял тебя.

Доминик, конечно же, не побежал к машине, но шёл самым быстрым шагом, какой допускали обстоятельства. Открыв дверь, он первым делом включил двигатель и опустил все стекла.

– Энцо слушает Альдо.

– Значит, у неё темно-зелёный автомобиль «Вольво»-универсал с виргинским номером виски-кило-ромео-шесть-один-девятка. Едет одна, направляется на север. Я иду к своей тачке.

– Понял тебя. – Энцо начал преследование. С максимальной скоростью, какую позволяло движение, он обогнул универмаг «Сирз» и, выехав на прямую, сразу полез в карман за сотовым телефоном. Нажав кнопку срочного вызова, он набрал номер шарлотсвиллского отделения ФБР, и телефонная компания с готовностью соединила его (за дополнительные пятьдесят центов). – Говорит специальный агент Доминик Карузо. Номер моей кредитки один-шесть-пять-восемь-два-один. Мне нужны сведения об автомобиле, за которым я сейчас еду: виски-кило-ромео-шесть-один-девятка.

Было слышно, как абонент быстро простучал по клавишам компьютера, вводя названные цифры, чтобы убедиться, что Доминик действительно тот, за кого себя выдаёт.

– Что вы делаете так далеко от Бирмингема, мистер Карузо?

– Нет времени объяснять. Пожалуйста, пробейте по базе этот номер для меня.

– Ладно, ладно. Зелёный «Вольво», изготовлен год назад, зарегистрирован на Эдварда и Мичелл Петерс, дом шесть по Райдинг-Худ-корт, Шарлотсвилл. Это на самой границе города с западной стороны. Что-нибудь ещё? Может быть, вам нужно подкрепление?

– Спасибо, ответ отрицательный. Я справлюсь сам. Карузо связь закончил. – Он отключил сотовый телефон и по рации передал адрес брату. В следующий момент они совершенно синхронно ввели этот адрес в свои навигационные компьютеры.

– Это нечестно, – с улыбкой заметил Брайан.

– Хорошие парни не могут сделать ничего нечестного, Альдо. Они делают своё дело, только и всего. Так, объект у меня перед глазами. Едет на запад по Шеди-Бранч-род. Ты где?

– В полутысяче ярдов позади тебя. Дерьмо! У меня красный свет.

– Ничего, сиди спокойно. Похоже, что она отправляется домой, а её адрес нам известен. – Доминик следовал за объектом в сотне ярдов, держа между собой и преследуемой машиной массивный пикап. Ему почти не приходилось заниматься такими делами, и сейчас он не переставал удивляться тому, насколько это трудно.

– Приготовьтесь повернуть направо через пятьсот футов, – подсказал компьютер.

– Спасибо, милашка, – проворчал Доминик.

В следующую секунду «Вольво» свернул как раз в тот поворот, на который указал компьютер. Получается, что пока что он действовал не слишком плохо, так, что ли? Доминик вздохнул и позволил себе немного расслабиться.

– Хорошо, Брайан, похоже, что она едет прямо домой. Теперь можешь просто следовать за мной, – сказал он в микрофон.

– Понял, следую за тобой. Есть хоть какое-то представление, что это за телка?

– Мичелл Петерс, так мне сообщили из дорожной полиции. – «Вольво» повернул налево, а затем направо, в тупик, упиравшийся в ворота гаража, рассчитанного на два автомобиля, пристроенного к двухэтажному дому среднего размера, отделанному белым алюминиевым сайдингом. Доминик остановил машину на улице, не доезжая сотни ярдов, взял стакан с кофе, крышка которого оказалась вполне надёжной, и отпил глоток. Через тридцать секунд появился Брайан, остановивший машину неподалёку.

– Видишь автомобиль? – спросил Доминик.

– Ответ утвердительный, Энцо. – Морской пехотинец сделал паузу. – А что мы будем делать дальше?

– Вы зайдёте в дом выпить по чашечке моего кофе, – неожиданно прозвучал у них в наушниках женский голос. – Я телка из «Вольво».

– Ни ... себе! – прошептал Доминик в сторону от микрофона. Выйдя из «Мерседеса», он жестом предложил брату сделать то же самое.

Плечом к плечу братья Карузо направились к дому № 6 по Райдинг-Худ-корт. Как только они подошли к крыльцу, дверь открылась.

– Всё было подстроено, – полушёпотом бросил брату Доминик. – Мне следовало сообразить это с самого начала.

– Ага, – подхватил Брайан. – Выставили нас дураками.

– Не совсем так, – сказала, появившись в двери, миссис Петерс. – Но выяснять мой адрес через дорожную полицию, это, знаете ли, действительно нечестно.

– Никто не предупреждал нас о каких-то правилах, мэм, – откликнулся Доминик.

– А их в этом бизнесе просто нет. Вернее, почти нет.

– Значит, вы всё время слушали наши радиопереговоры? – спросил Брайан.

Женщина кивнула и пригласила гостей в кухню.

– Совершенно верно. Но наша аппаратура защищена. Никто из посторонних вас понять не мог. Как вам, мальчики, понравился кофе?

– Получается, что вы сами следили за нами с самого начала? – Этот вопрос задал Доминик.

– Вообще-то, нет. И не использовала радио, чтобы обмануть вас. Ладно, почти не использовала. – У неё была очень приятная улыбка, помогавшая смягчить терзания уязвлённого самолюбия братьев. – Вы Энцо, я не ошибаюсь?

– Да, мэм.

– Вы держались слишком близко ко мне, хотя только по-настоящему квалифицированный объект мог бы заметить это за столь ограниченный промежуток времени. Конечно, помогла и марка автомобиля. В этих местах очень много таких маленьких «Бенцев». Но лучше всего было бы использовать пикап, и притом грязный. Очень много народу никогда их не моет, и многие академики из школы Бюро переняли у них эту привычку – чтобы не выделяться. На 64-й автомагистрали, конечно, лучше иметь самолёт и вместительный ночной горшок. Тайное наблюдение – едва ли не самая трудная часть в нашем деле. Но теперь вы, мальчики, это сами понимаете.

Дверь открылась, и вошёл Пит Александер.

– Ну, и как показали себя мальчики? – спросил он Мичелл.

– Я поставила бы им «хорошо».

Доминик вдруг подумал, что экзаменаторша излишне щедра.

– И забудьте то, что я вам сказала, – звонок в ФБР, чтобы получить сведения обо мне у дорожной полиции, это действительно отличная мысль.

– А не нечестный приём? – прищурившись, спросил Брайан.

Александер поднял руку.

– Единственное правило заключается в том, что нужно выполнить задачу и не провалиться при этом самим. Мы в Кампусе не стараемся придерживаться какого-то одного требования моды.

– Считаются только головы, – добавила миссис Петерс, к явному неудовольствию Александера.

После этих слов Брайан почувствовал комок в желудке.

– Э-э-э, знаю, что я уже спрашивал об этом, но для чего именно мы обучаемся?

Доминик тоже подался вперёд, рассчитывая услышать какой-то ответ.

– Терпение, парни, – веско произнёс Пит.

– Ладно, – кивнул Доминик. – Придётся потерпеть. – Он не стал добавлять, что не намерен терпеть слишком долго.

* * *

– Значит, вы не собираетесь использовать эти данные? – спросил Джек, когда рабочий день подошёл к концу.

– Могли бы, но дело не стоит труда. В лучшем случае можно было бы подцепить несколько сотен тысяч, но вероятнее, и того меньше. Но вы хорошо уловили имеющиеся возможности, – одобрительно добавил Грейнджер.

– Много ли таких сообщений попадает сюда, скажем, за неделю?

– Одно или два, хотя в иную неделю – и до четырех.

– И сколько из них вы используете? – продолжал допытываться молодой человек.

– Каждое пятое. Мы проделываем все крайне осторожно, и всё-таки приходится постоянно считаться с риском, что нас заметят. Если европейцы обратят внимание на то, что мы слишком часто переигрываем их, то кинутся выяснять, каким образом нам это удаётся. Тогда они, скорее всего, перетрясут сверху донизу все свои штаты в поисках утечки. Именно так они рассуждают. Это – то, как думают они там. Из-за своих собственных методов, они прежде всего склоняются к рассуждениям с позиции теории заговора. Но игра, которую они ведут, все же не позволяет ограничиваться этой точкой зрения.

– Что ещё вы изучаете?

– Начиная со следующей недели вы получите доступ к засекреченным счетам – их нередко называют номерными, потому что к ним часто осуществляют доступ по цифровым кодам. Но сейчас, благодаря компьютерной технологии, чаще используются кодовые слова. Банкиры, наверно, позаимствовали этот стиль у разведчиков. Они нанимают шпионов для обеспечения безопасности, но хорошие им почти не достаются. Хорошие держатся в стороне от индустрии перекачки денег – главным образом, из снобизма. Для умелого, опытного и высокопоставленного шпиона это недостаточно важное занятие, – пояснил Грейнджер.

– Можно ли по этим «засекреченным» счетам определить владельцев? – спросил Джек.

– Не всегда. Иногда все ограничивается кодовым словом, хотя случается, что банки хранят для внутреннего пользования специальные инструкции, до которых мы можем так или иначе докопаться. Но такое удаётся достаточно редко, да и банкиры никогда не обсуждают между собой своих клиентов – по крайней мере, не делают этого в письменном виде. Вернее, я нисколько не сомневаюсь, что они могут крайне подробно перемывать кости своим клиентам, сидя за ленчем, но вы, конечно, знаете: многим из них совершенно все равно, откуда поступают деньги. Пусть они принадлежали евреям, убитым в Аушвице, или бруклинскому мафиози – главное, что они сошли с печатного станка.

– Но если передать эту информацию ФБР...

– Этого ни в коем случае нельзя делать, во-первых, потому, что мы добываем информацию незаконно, а также потому, что так мы потеряем следы и самих ублюдков, и их денег. Опять же, с юридической стороны вопрос связан не с одной и даже не с двумя, а с множеством юрисдикции. Для некоторых европейских государств банки служат едва ли не основным орудием притягивания денег в страну, а ведь никакое правительство никогда не откажется от крупного источника налоговых поступлений. И вообще, умная собака на своём дворе не кусается. А что она делает на другом конце улицы, хозяева могут и не знать.

– Интересно, что папа думает на этот счёт?

– Готов поспорить, что эта тема его мало интересует, – отозвался Грейнджер.

– Да, наверно, не очень, – согласился Джек. – Значит, вы отслеживаете засекреченные счета, а с их помощью – и самих плохих парней, и их деньги?

– Основной смысл именно в этом. Правда, дело намного труднее, чем вы пока что можете себе представить, но уж если выигрываешь, то выигрываешь по-крупному.

– Значит, мне предстоит стать легавым псом?

– Совершенно верно. Если только у вас хватит умения и талантов, – добавил Грейнджер.

* * *

В это время Мохаммед находился чуть ли не прямо над головами беседовавших. Маршрут по дуге большого круга из Мехико в Лондон проходил настолько близко к Вашингтону, что Мохаммед с высоты в тридцать семь тысяч футов видел перед собой столицу США отчётливо, как на крупномасштабной карте. Если бы он входил в состав Отдела мученичества, то мог бы подняться по винтовой лестнице на верхнюю палубу самолёта, в пилотскую кабину, расстрелять экипаж и швырнуть самолёт вниз... но такое уже однажды сделали, и теперь двери кабины были крепко заперты, а в салоне бизнес-класса вполне мог лететь вооружённый полицейский – специально для того, чтобы испортить шоу. И даже хуже того: там вполне мог находиться и вооружённый военный в гражданской одежде. Мохаммед крайне мало уважал полицейских, зато жизнь заставила его накрепко усвоить, что солдат западных стран недооценивать не стоит. Впрочем, он не входил в Отдел мученичества, хотя и глубоко восхищался этими святыми воинами. Способность к поиску информации сделала его слишком ценным для того, чтобы им можно было пожертвовать даже ради такого благородного жеста. Это было и хорошо, и плохо, но хорошо ли, плохо ли, это был факт, а он жил в мире фактов. Он встретится с Аллахом и попадёт в рай не раньше и не позже того часа, который записан Собственной Рукой Бога в Его Собственной Книге. А пока что ему предстояло выдержать ещё шесть с половиной часов заточения в брюхе авиалайнера.

– Не желаете ещё вина, сэр? – спросила стюардесса с чистым розовым хорошеньким личиком. Она вполне заслуживала того, чтобы оказаться среди наград, которые праведникам предстоит получить в раю.

– Ах да, спасибо, – ответил он на лучшем кембриджском английском языке. Такой поступок грубо противоречил исламу, но отказ выпить будет выглядеть слишком подозрительным, в который раз сказал он себе, а его миссия слишком важна, чтобы можно было позволить себе излишний риск. По крайней мере, именно так он всегда говорит, сознался сам себе Мохаммед, ощутив лёгкий укол совести. Он в два-три глотка выпил вино и, нажав на ручку, откинул спинку кресла. Вино, конечно, никак не укладывалось в законы ислама, но зато оно хорошо помогало заснуть.

* * *

– Мичелл считает, что близнецы достаточно компетентны для новичков, – сказал Рик Белл своему боссу.

– Провели занятия по слежке? – спросил Хенли.

– Да. – Ему не нужно было пояснять, что для настоящей тренировки требовалось хотя бы восемь-десять автомобилей, пара самолётов и человек двадцать агентов, но Кампус не располагал даже частью этих ресурсов. Зато он обладал возможностью куда свободнее обходиться с объектами наблюдения, в чём были и свои преимущества, и свои недостатки. – Александеру они, кажется, тоже приглянулись. Он говорит, что у них есть мозги, и они знают, как ими пользоваться.

– Приятно слышать. Есть что-нибудь ещё?

– Рик Пастернак говорит, что у него что-то новенькое.

– И что бы это могло быть? – ленивым тоном поинтересовался Джерри.

– Соединение на основе сукцинилхолина – синтетическая версия кураре, почти мгновенно парализующая скелетные мускулы. Сразу лишает способности дышать. Он говорит, что от него человек умрёт ещё вернее, чем от штыка, всаженного в грудь.

– Прослеживается? – коротко спросил Хенли.

– А тут, наверно, самая лучшая новость. Эстераза организма быстро разлагает препарат, превращая его в ацетилхолин. Так что обнаружить его будет крайне трудно, разве что объект грохнется у дверей центра судебно-медицинской экспертизы, где к тому же найдётся очень умный патологоанатом, который станет искать что-то необычное. Вы не поверите – русские наткнулись на этот препарат ещё в семидесятых годах. Они подумали о его боевом применении, но как оружие массового поражения он оказался непрактичным. И, как ни странно, КГБ тоже не стал им пользоваться. А через час даже на мраморном столе не найдут ничего, кроме типичнейшего инфаркта миокарда.

– Как он до этого дошёл?

– У него в Колумбии гостил коллега из России. Он оказался евреем, и Рик сумел его разговорить и узнал столько, что смог тут же, в своей лаборатории, собрать оборудование. Сейчас он окончательно доводит процесс до ума.

– Знаете, просто удивительно, что до этого ещё не додумалась мафия. Если хочешь, чтобы кто-то умер, – найми доктора.

– Для большинства учёных такое оказалось бы грубейшим нарушением старых школьных традиций. – Он не стал добавлять, что мало у кого из учёных был брат, служивший в офисе фирмы «Кантор Фицджеральд», который однажды, утром вторника, рухнул вместе со своим рабочим столом и всем офисом с девяносто седьмого этажа одной из башен Всемирного торгового центра.

– И что, это соединение действительно лучше того, что у нас сейчас есть?

– Лучше всего, что существует, Джерри. Он говорит, что надёжность почти стопроцентная, если, конечно, правильно использовать.

– Дорого?

Белл помотал головой:

– Не особенно.

– Он провёл проверку? Средство действительно работает?

– Рик сообщил, что препарат убил шесть собак – все крупные; делалось как раз так, как вы говорите.

– Хорошо, одобряю.

– Понял вас, босс. Через две недели будет готов нормальный рабочий запас.

– А что случится через две недели?

– Мы не знаем, – сознался Белл, потупив взор. – Один парень из Лэнгли написал в донесении, что нам, возможно, удалось стукнуть террористов достаточно сильно, чтобы у них поубавилось прыти, но когда мне попадают в руки подобные рассуждения, я начинаю не на шутку волноваться. Это то же самое, что заверения в том, что этот рынок, мол, не знает предела насыщения, которые вы получаете перед самым обвалом. Hubris ante nemesis[32]. Форт-Мид не может отследить террористов в Сети, но не исключено, что это означает только то, что они немного поумнели. На рынке огромное количество хороших программ шифрования, и две из них Агентство национальной безопасности все ещё не раскололо. По крайней мере, как следует. И даже им, с их суперкомпьютерами, приходится каждый день тратить по нескольку часов на расшифровку. Вы ведь сами, Джерри, всегда говорите, что самые толковые программисты больше не работают на Дядю Сэма...

– ...А разрабатывают видеоигры, – закончил Хенли. Правительство всегда жадничало, предлагаемое им жалованье не могло привлечь лучших специалистов, и надеяться на то, что положение изменится, было бы глупо. – Так что же, действительно дурно пахнет или просто щекочет в носу?

Рик кивнул.

– Пока они все не будут лежать мёртвыми в земле и у каждого не будет вбит в сердце осиновый кол, я не перестану тревожиться.

– Закопать их всех будет ох как непросто, Рик.

– Чертовски точно заметили, босс. – Даже их личный доктор Смерть из округа Колумбия не мог оказать здесь сколько-нибудь серьёзной помощи.

Глава 6 Противники

«Боинг 747-400» мягко приземлился на взлётную полосу аэропорта Хитроу на пять минут раньше расписания – в 2.55. Как и большинство пассажиров, Мохаммед поспешил выбраться из объёмистого чрева авиалайнера. Вежливо улыбаясь, он миновал паспортный контроль, воспользовался туалетом и, снова почувствовав себя почти человеком, перешёл в зал вылета «Эр-Франс», откуда ему предстояло вылететь в Ниццу. Через девяносто минут он ступил на французскую землю, ещё столько же времени потребовалось, чтобы добраться до места назначения. В такси он разговаривал на том французском языке, который обычно усваивают выпускники британских университетов; шофёру такси пришлось лишь дважды поправить своего пассажира. Во время регистрации Мохаммед неохотно протянул портье свой британский паспорт, хотя документ был очень надёжным, что подтверждалось многократным использованием. Его тревожил штриховой код, который стали наносить на внутреннюю сторону обложки паспортов нового образца. Его паспорт не имел этого нововведения, но им можно было пользоваться ещё два года. А когда этот срок истечёт – но не раньше, – он и будет беспокоиться из-за компьютеров, которые станут отслеживать его перемещения. В конце концов, у него имелись три отличные, крепко сработанные английские биографии, и требовалось всего-навсего раздобыть паспорта для каждой из них, а потом вести себя тихо, чтобы ни у одного английского констебля не возникло желания проверить его документы. Никакая легенда не сможет выдержать мало-мальски серьёзную проверку, тем более тщательную, ну а введение штриховых кодов означает, что в один прекрасный день рядом с офицером иммиграционной службы появится лампа тревожного сигнала, на вспышку которой сразу прибежит пара полисменов. Неверные очень стараются помешать правоверным. Впрочем, неверные поступают так всегда.

Номера в гостинице не были оснащены кондиционерами, зато здесь открывались окна. Бриз, веявший с близкого моря, оказался очень приятным. Мохаммед подключил было свой ноутбук к телефонной розетке, но вдруг почувствовал властный призыв постели и решил поддаться ему. Хотя путешествовать ему приходилось очень много, он так и не смог найти средства для борьбы с расстройством суточного ритма организма, вызываемого сменой часовых поясов. Теперь ему придётся несколько дней подхлёстывать себя кофе и сигаретами, пока организм не поверит, что снова улавливает смену дня и ночи. Он посмотрел на часы. Человек, с которым ему предстояло встретиться, приедет не раньше, чем через четыре часа. Очень милосердно с его стороны, решил Мохаммед. Да, придётся обедать в тот час, когда организм настроится на завтрак. Кофе и сигареты. Сигареты и кофе.

* * *

В Колумбии наступило время обеда. Пабло и Эрнесто предпочитали англо-американское меню с беконом или ветчиной, яйцами и изумительным местным кофе.

– Так что же, соглашаться нам на сотрудничество с этим парнем в чалме или нет? – спросил Эрнесто.

– Не вижу, чем это могло бы нам повредить, – отозвался Пабло, подливая сливки в чашку. – Мы получим возможность сделать хорошие деньги, ну а хаос в доме norteamericanos сыграет нам только на руку. Их пограничная охрана будет охотиться на людей, а не высматривать тайники в грузовых контейнерах. От этого нам не может быть ни прямого, ни косвенного вреда.

– А если кого-нибудь из этих мусульман захватят живьём и заставят говорить?

– О чём? Они ведь не будут ни с кем встречаться, кроме нескольких мексиканских «койотов», – не задумываясь ответил Пабло.

– Si, ты прав, – согласился Эрнесто. – Ты, наверно, считаешь меня пугливой старой бабой.

– Jefe, никого из тех, кто мог подумать о вас такое, давно уже нет на свете. – Пабло сопроводил эту фразу смешком и кривой улыбкой.

– Да, и в этом ты тоже прав, но только дурак не станет заботиться о предосторожностях, зная, что за ним охотится полиция двух государств.

– Jefe, мы предоставим ей возможность гоняться за совершенно посторонними людьми. Вы согласны со мной?

Вообще-то, игра, в которую вступил Эрнесто, имела немало скрытых опасностей. Да, он твёрдо решил пойти на сделку с этими неожиданно объявившимися союзниками, но он намеревался не сотрудничать с ними, а использовать их в своих интересах именно так: подсунуть американцам ненужных людей, чтобы те гонялись за ними и убивали их. Но ведь эти фанатики вовсе не против того, чтобы быть убитыми, верно? Они же мечтают о том свете! Следовательно, подставив их в качестве мишеней пограничникам и полицейским, он окажет им немалую услугу. Он сможет – правда, очень осторожно – выдавать их norteamericanos, но так, чтобы не навлечь на себя подозрения. Хотя, если уж рассуждать серьёзно, чем эти люди смогут ему навредить? В его собственных владениях! Здесь, в Колумбии! Очень, очень маловероятно. Нет, он не собирался предавать их, но если он всё же так поступит, как смогут они об этом узнать? Прежде всего, если бы их разведывательная служба была очень уж хорошей, им не пришлось бы обращаться к нему за помощью. Если уж и янки, и его собственное правительство не в силах ровно ничего сделать с ним в Колумбии, то этим и подавно не удастся.

– Пабло, как именно вы с ним договорились поддерживать связь?

– При помощи компьютера. У него несколько адресов e-mail. Все приписаны к европейским провайдерам.

– Вот и прекрасно. Передай ему: да, Совет одобрил его предложение. – О том, что Эрнесто единолично являл собой совет, знало считанное количество людей.

– Muy bien, jefe[33]. – Пабло сразу поднялся и подошёл к стоявшему в стороне ноутбуку. Сообщение ушло менее чем через минуту. Пабло отлично владел компьютером. Как большинство крупных преступников и террористов.

* * *

Содержание послания, пришедшего по электронной почте, скрывалось в третьей строке. «И ещё, Хуан, сообщаем тебе, что Мария беременна. Она ожидает двойню». И Мохаммед, и Пабло имели в своём распоряжении наилучшие кодирующие программы, какие только можно приобрести на рынке – программы, которые, по словам продавцов, никто не сможет расколоть. Но Мохаммед верил этим заверениям не больше, чем в существование Санта-Клауса. Все эти компании существовали на Западе и хранили лояльность только своей собственной родине и никому другому. Кроме того, использование таких программ только выделило бы его электронные письма из общего потока и привлекло бы к ним внимание Агентства национальной безопасности, британской Штаб-квартиры правительственной связи (ШКПС) и французского Direction generate de securite exterieure (DGSE)[34] с их программами дешифровки. Не говоря уже о других, неизвестных даже ему агентствах, которые могли законно или незаконно контролировать международные коммуникации, не питая при этом ни капельки любви к нему и его коллегам. А уж израильский Моссад не пожалел бы никаких денег за возможность насадить его голову на копьё, хотя там не знали – не могли знать! – о его роли в устранении их резидента Дэвида Гринголда.

Поэтому они с Пабло договорились о коде – наборе невинных фраз, каждая из которых имела строго определённое значение, но могла быть без малейшего риска передана по сетям связи через весь мир. Счета за электронную связь, открытые у самых солидных и уважаемых европейских провайдеров, пополнялись при помощи анонимных кредитных карточек. По части анонимности Интернет предоставлял почти такие же гарантии, как и швейцарские банки, защищаемые законодательством страны. Проводные сети и эфир наводняло такое невообразимое множество электронных посланий, что их все нельзя было контролировать даже при помощи мощных компьютеров. Мохаммед был уверен, что останется неуязвимым, пока не будет использовать такие выражения, на отслеживание которых неверные настроили свою технику.

Мария беременна – значит, колумбийцы согласились сотрудничать. И она ждёт близнецов, то есть операцию можно начинать немедленно. Он скажет это сегодня вечером за обедом своему гостю, и работа тут же начнётся. Такие новости стоили стакана вина, даже двух. «Да простит меня милосердный Аллах».

* * *

Проблема с утренней пробежкой состояла лишь в том, что это занятие было даже скучнее, чем местная полоса арканзасской газеты. Но увильнуть от пробежки невозможно, и каждый из братьев использовал это время для раздумий... главным образом, о том, насколько скучное это занятие. На него уходило полчаса. Доминик обдумывал покупку маленького плеера с радиоприёмником, но понимал, что никогда не сделает этого. Оказываясь в магазинах, он почему-то напрочь забывал о таких вещах. А его брат, похоже, искренне наслаждался этим дерьмовым занятием. Служба в морской пехоте не лучшим образом сказывается на мозгах.

А потом наступило время завтрака.

– Ну что, мальчики, проснулись? – весело осведомился Пит Александер.

– Как вам удаётся не вспотеть на пробежке? – спросил в свою очередь Брайан. Среди морских пехотинцев ходило много баек о Специальных силах. Из них очень немногие соответствовали действительности, и ни одна не содержала и намёка на симпатию к их солдатам.

– У старости имеются кое-какие преимущества, – ответил инструктор. – Одно из них в том, что нам нельзя слишком сильно сгибать колени.

– Замечательно! А какие учебные планы на сегодня? – Капитан не стал добавлять просившиеся на язык слова: ленивый ублюдок. – Когда мы получим эти пресловутые компьютеры?

– Уже скоро.

– Вы сказали, что они довольно хорошо защищены, – присоединился к разговору Доминик. – Что значит это «довольно»?

– Агентство национальной безопасности сможет взломать защиту, если подключит машину к одному из своих суперкомпьютеров и примерно с неделю будет перебирать варианты. При наличии времени они смогут взломать, пожалуй, что угодно. С большинством коммерческих систем они уже разобрались. У них есть договорённости с большинством программистов, – пояснил он. – И те время от времени подбрасывают им мячик... в обмен на кое-какие алгоритмы, разработанные в АНБ. Способны на это и некоторые другие страны, но такое дело требует больших предварительных наработок в области криптологии. Из частных лиц и неправительственных организаций такими ресурсами и временем располагают очень немногие. Коммерческая программа может затруднить расшифровку не так уж сильно, особенно если у вас имеется её исходный код. Именно поэтому наши противники стараются обмениваться информацией при личных встречах или используют кодовые слова и выражения, а не шифры. Но поскольку это очень затягивает во времени передачу сведений, они то и дело отказываются от этого правила. Так что, когда они передают что-то срочное, нам частенько удаётся расшифровать их послания.

– А сколько вообще сообщений циркулирует по Сети? – спросил Доминик.

Александер тяжело вздохнул.

– В этом и заключается главная проблема. Их многие миллиарды, и программы, позволяющие просеивать эту массу, все же недостаточно хороши. И, вероятно, такими останутся навсегда. Труднее всего идентифицировать сетевой адрес назначения и подключиться к нему. Для этого нужно время, но плохие парни в большинстве своём достаточно ленивы и не соблюдают всех правил конспирации при входе в систему. К тому же они не всегда помнят обо всех требованиях конспирации – ведь у каждого из них по нескольку легенд, нисколько не схожих между собой. Эти парни, к счастью, не супермены, и у них в головах нет имплантированных микрочипов. Так что, когда нам удаётся влезть в компьютер, принадлежащий кому-то из плохих парней, мы первым делом скачиваем его почтовую адресную книгу. Это занятие больше всего похоже на промывку золота. Они ведь могут передавать такую тарабарщину, что Форт-Мид, потратив несколько часов, а то и дней, обнаруживает нечто, не имеющее никакого видимого смысла. Например, кто-то из профи использовал имена из рижской телефонной книги. При таком шифровании мы получаем тарабарщину на любом языке, но на латышском... Нет, самая большая проблема – это нехватка лингвистов. У нас слишком мало переводчиков с арабского. Большинство из них работает в Монтерее и других университетах. Хотя немало арабов – студентов колледжей сейчас взято на полноценную работу. Но не в Кампус. Нам повезло в том, что мы получаем готовые переводы из Агентства национальной безопасности. Поэтому нам не требуется слишком много лингвистов.

– Выходит, мы здесь не для того, чтобы собирать разведывательные данные, так, что ли? – спросил Брайан. Доминику это было ясно уже давно.

– Нет. Если вам удастся что-то выведать... Прекрасно, мы сможем найти применение любым данным, но наша работа – контрразведка, а не разведка.

– Что ж, вот мы и вернулись к изначальному вопросу, – заметил Доминик. – В чём, чёрт возьми, будет заключаться наша миссия?

– А что вы сами думаете? – ответил вопросом на вопрос Александер.

– Я думаю, это нечто такое, что сильно расстроило бы мистера Гувера.

– Вы правы. Он был гнусный сукин сын, но очень строго относился к видимости соблюдения гражданских прав. Мы в Кампусе не полностью согласны с ним в этом вопросе.

– Валяйте дальше, – потребовал Брайан.

– Наша работа заключается в том, чтобы действовать на основе разведывательной информации. Осуществлять силовые акции.

– Разве это не то же самое, что «акт исполнительной власти?»

– Только в кино, – ответил Александер.

– Почему выбрали именно нас? – спросил Доминик.

– Видите ли, суть дела в том, что ЦРУ – это правительственная организация. Там полным-полно вождей и слишком мало рядовых индейцев. Как по-вашему, много ли правительственных агентств решатся предлагать своим людям добровольно совать головы в петлю? Даже если дело пройдёт успешно, адвокаты и бухгалтеры все равно защиплют вас до смерти, словно стадо гусей. Поэтому, если требуется освободить кого-то от земной юдоли, разрешение приходится получать с самого верха через огромное количество инстанций. Постепенно – ладно, не так уж постепенно – получилось так, что принимать такие решения стал Большой босс из Западного крыла. А ведь далеко не каждый президент согласится оставить в своём личном архиве листок бумаги, который может быть обнаружен каким-нибудь прытким историком и выставлен на всеобщее обозрение. Вот нам и пришлось организовать дело так, чтобы избежать лишних неприятностей.

– На свете не так уж много проблем, которые нельзя было бы разрешить при помощи одной-единственной пули сорок пятого калибра, выпущенной в нужное время в нужную мишень, – заметил Брайан, как и подобает хорошему морскому пехотинцу.

Пит снова кивнул:

– Правильно.

– Значит, речь идёт о политических убийствах? Это может оказаться опасным занятием, – произнёс Доминик.

– Нет, они вызывают слишком уж сильный политический резонанс. Такие вещи случаются крайне редко – не каждое столетие. Однако на свете и кроме политиков существуют такие люди, которым было бы полезно поскорее встретиться с богом. И иногда оказывается так, что с нашей стороны было бы очень практично устроить, не откладывая, это свидание.

– Проклятье! – Это сказал Доминик.

– Подожди минуточку. Кто санкционирует такие вещи? – спросил майор Карузо.

– Мы.

– Не президент?

Инструктор покачал головой:

– Нет. Я ведь уже сказал, что президентов, у которых хватит духу подписать такой приказ, найдётся очень немного. Они слишком уж тревожатся по поводу того, что скажут газетчики.

– А как же быть с законом? – Специальный агент Карузо не мог не задать такого вопроса.

– Закон – между прочим, это незабываемое определение я услышал от одного из вас, – состоит в том, что, прежде чем пнуть тигра по заднице, следует подумать о его зубах. Вы, парни, и будете тигриными зубами.

– Только мы? – задумчиво спросил Брайан.

– Нет, не только вы, но о том, кто ещё будет этим заниматься и сколько их, вам лучше не знать.

– Дерьмо... – Брайан откинулся на спинку стула.

– Кто организовал это место? Я имею в виду Кампус?

– Кто-то важный. У Кампуса не слишком твёрдая почва для существования. И Кампус не имеет никакого отношения к правительству. Абсолютно никакого, – подчеркнул Александер.

– Получается, что мы будем стрелять в людей чуть ли не по собственной инициативе?

– Стрельбы будет не так уж много. У нас есть другие методы. По всей видимости, вам почти не придётся пользоваться огнестрельным оружием. С ним слишком уж трудно путешествовать: аэропорты и все такое.

– Работать в поле голышом? – спросил Доминик. – Без всякого прикрытия?

– У вас будет надёжная легенда, но никакой дипломатической защиты. Придётся жить, руководствуясь собственным разумом. Ни одна иностранная разведывательная служба не будет иметь шанса обнаружить вас. Кампус не существует. Он никак не соприкасается с федеральным бюджетом, даже с его чёрной частью. Следовательно, никто не может проследить какое-либо движение денег оттуда к нам. А ведь именно это и является одним из основных способов выслеживания людей. Согласно легенде, вы будете международными бизнесменами, банкирами и инвесторами. Вас поднатаскают в этой области, чтобы вы могли поддержать беседу, например, в самолёте. Но вообще-то, такие люди мало говорят о своих делах и планах, стараясь не афишировать подробности собственного бизнеса. Так что, если вы окажетесь не слишком разговорчивыми, в этом не усмотрят ничего необычного.

– Человек – тайный агент[35]... – пробормотал сквозь зубы Брайан.

– Мы подбираем таких людей, которые способны быстро соображать, могут проявлять инициативу и не падают в обморок при виде крови. Вам обоим приходилось убивать людей в реальной жизни. В обоих случаях всё происходило неожиданно для вас, и вы оба хорошо справились с ситуацией. Ни один из вас не испытывал сожалений о содеянном. Вы вполне годитесь для такой работы.

– Но как же всё-таки будет с нашей защитой? – снова спросил агент ФБР.

– У нас есть для вас обоих полное отпущение грехов на любой случай.

– Клянусь задницей! – удивился Доминик. – Да ведь такого не бывает.

– Помилование, подписанное президентом, – пояснил Александер.

«Ни ... себе!» – подумал Брайан.

– Это дядя Джек, да?

– Не могу ответить на этот вопрос, но если вы пожелаете, то сможете увидеть ваши индульгенции перед отправкой в поле. – Александер поставил на стол пустую кофейную чашку. – Хорошо, джентльмены, у вас будет несколько дней, чтобы обдумать все это, но вам обязательно придётся принять решение. Я предлагаю вам не какую-то ерунду. Это будет вовсе не весёлая работа, не лёгкая и не приятная, но она будет всецело служить интересам вашей страны, Мир, находящийся за стенами, очень опасен. И в нём есть такие люди, с которыми нужно разбираться решительно и окончательно.

– А если мы пришьём не того парня?

– Доминик, такая возможность, конечно, существует, но могу сразу пообещать, что вам не прикажут убить маленького послушника из братства Матери Терезы[36]. Мы чертовски осторожны при выборе объектов. В каждом случае вы ещё до начала операции будете знать, что это за человек, а также почему нам приходится поступать с ним или с нею именно так, а не иначе.

– Убивать женщин? – изумился Брайан. Такие поступки никак не вписывались в этическую систему Корпуса морской пехоты.

– Насколько я знаю, такого никогда ещё не случалось, но теоретически это вполне возможно. Ну, что парни, если вам хватит того, что вы получили на завтрак, предлагаю вам подумать.

– Господи, – проронил Брайан, когда Александер вышел из комнаты. – Если такой у него завтрак, то каким же будет ленч?

– Удивился?

– Знаешь, Энцо, не очень, но то, как он только что сказал о...

– Послушай, братишка, интересно, сколько раз тебе приходилось жалеть о том, что мы не имеем права сами озаботиться принятием решения по тому или иному делу?

– Энцо, но ведь ты коп. Ты и есть тот самый парень, который должен сказать: «О, дерьмо!» Помнишь?

– Да, но та моя стрельба в Алабаме... Ну, я типа, малёк заступил за черту. И всю дорогу, пока ехал в округ Колумбия, я думал, как буду объясняться с Гасом Вернером. Но он даже ухом не повёл.

– Ну и что же ты обо всём этом думаешь?

– Альдо, я хочу ещё немного послушать. В Техасе есть пословица: людей, которых нужно убить, гораздо больше, чем лошадей, которых стоит красть.

Смена ролей изрядно удивила Брайана. Ведь он всегда считал себя простым и недалёким морским пехотинцем. А Энцо был парнем, которого учили, что людям следует сначала разъяснить их конституционные права и лишь потом надевать наручники.

То, что они оба способны лишить человека жизни и не видеть после этого дурных снов, было для братьев совершенно очевидным, но дело заходило куда дальше. Речь шла о предумышленном убийстве. Выходя на полевые операции, Брайан обычно имел под своей командой, в числе прочих, хорошо обученного снайпера и знал, что работа возглавляемых им людей не слишком далека от убийства. Но поскольку они были одеты в военную форму, всё выглядело по-другому. Форма в некотором роде благословляла их действия. Целью был враг, а ведь на поле боя каждый обязан заботиться о собственной жизни, если же врагу не удавалось жизнь сохранить... что ж, в этом был виновен только он сам, а не тот человек, который его убил. Но теперь речь шла о совсем ином. Им предлагалось выслеживать неких отдельных людей с заранее обдуманным планом убийства, а это было вовсе не тем, чему его обучали и для чего готовили. Он будет в гражданской одежде – и убийство при таких обстоятельствах превратит его из офицера морской пехоты Соединённых Штатов в шпиона. Первая роль была почётной, а вторая, пожалуй что, презренной; по крайней мере, так его научили думать. Он знал, что в мире давно уже не было Поля чести и действительность не была дуэлью, во время которой мужчины на открытом месте, стоя лицом к лицу, пытались убить друг друга при помощи одинакового оружия. Нет, его учили планировать операции таким образом, чтобы у врага не оставалось вообще никаких шансов, потому что под его командованием находились люди, жизни которых он поклялся хранить. Бой имел свои правила. Жестокие правила, что и говорить, но они все же существовали. Теперь же ему предлагали отказаться от этих правил и стать – кем? Наёмным убийцей? Клыком какого-то символического чудовища? Мститель в маске из мультика с канала «Ник эт найт»? Все это никак не вписывалось в его стройное видение реального мира.

Когда его послали в Афганистан, он не... не – что? Он не крался по городским улицам, переодевшись в бедного торговца рыбой. В тех чёртовых горах не было ни городов, ни улиц. Это больше походило на охоту на крупную дичь, имевшую собственное оружие. В такой охоте была честь, а он за свои старания получил поощрение от родной страны: боевую награду за храбрость, которую он проявил, но мог и не проявить.

В общем, ему было над чем подумать за второй чашкой утреннего кофе.

– Иисус, Энцо... – чуть слышно выдохнул он.

– Брайан, знаешь, о чём мечтает каждый коп? – отозвался Доминик.

– Нарушить закон и не нажить себе неприятностей, да?

Доминик покачал головой.

– Я говорил об этом с Гасом Вернером. Нет, не нарушить закон, а самому стать законом. Превратиться в карающий меч Господа – так он это назвал: расправиться с преступником без адвокатов и прочей ерунды, которая всегда мешает осуществлению правосудия. Такое случается нечасто, но, знаешь, именно это произошло со мной в Алабаме, и после этого я чувствовал себя очень даже хорошо. Необходимо только трижды удостовериться в том, что ты завалил именно того мерзавца, какого нужно.

– А как можно быть в этом уверенным? – спросил Альдо.

– Если не уверен, просто-напросто прекращаешь миссию. Нельзя повесить человека за то, что он не совершил убийства, братец.

– Значит, это всё-таки убийство?

– Если поганец заслужил смерть – то нет. – Это был чисто эстетический подход, но человеку, который уже совершил убийство под прикрытием закона и не видел после этого ночных кошмаров, важно было напомнить себе о такой точке зрения.

* * *

– Немедленно?

– Да. Сколько народу у нас уже готово? – спросил Мохаммед.

– Шестнадцать человек.

– А-а. – Мохаммед отпил глоток прекрасного французского белого вина из долины Луары. Его гость пил минеральную воду «Перрье» с лимоном. – Как эти парни владеют языком?

– Мы считаем, что прилично.

– Замечательно. Передайте им, чтобы готовились в дорогу. Мы отправим их самолётом в Мехико. Там они встретятся с нашими новыми друзьями и проберутся в Америку. И, попав туда, будут искать возможность сделать своё дело.

– Иншалла, – благочестиво произнёс гость. – Если будет на то воля Аллаха.

– Да, если бог даст, – отозвался Мохаммед по-английски, напоминая тем самым гостю, какой язык он должен использовать.

Они сидели в уличном ресторанчике с видом на реку, заняв угловой столик. Соседние столики были свободны. Разговор шёл совершенно нормальный, какой обычно бывает за обедом хороших знакомых, в поведении обоих не было ни следа волнения или скрытности. Такая манера поведения требовала от них некоторого напряжения, поскольку то, чем они занимались, заставляло придерживаться самой серьёзной конспирации. Но для обоих такие встречи давно стали привычным делом.

– Так что же вы чувствовали, когда убили того еврея в Риме?

– Я испытал немалое удовлетворение, Ибрагим, ощутив, что его тело начало оседать на пол, как только я перерезал ему позвоночник. И лишь потом на его лице появилось удивление.

Ибрагим улыбнулся во весь рот. Им далеко не каждый день удавалось убивать офицеров Моссада, тем более занимающих такое высокое положение. Израильтяне всегда были и будут их самыми ненавистными врагами и, возможно, самыми опасными.

– Бог был благосклонен к нам в тот день.

Операция по устранению Гринголда обернулась для Мохаммеда скорее развлечением. В этом убийстве, в общем-то, не было никакой необходимости. Организовывать встречи и сочинять для израильтян правдоподобную и соблазнительную информацию оказалось даже забавным делом. И не слишком трудным. Хотя повторить такую шутку удастся очень не скоро. Нет, Моссад довольно долго не позволит никому из своих офицеров предпринимать какие бы то ни было действия без прикрытия. Евреи не были дураками и умели учиться на своих ошибках. Но сам факт убийства тигра приносит немалое удовлетворение. Жаль только, что он не смог снять с него шкуру. Хотя где он повесил бы её? У него давно уже не было постоянного дома, лишь множество конспиративных жилищ, каждое из которых могло быть, но могло и не быть достаточно безопасным. Но нельзя же тревожиться обо всём на свете. В таком случае не удастся ничего сделать. Мохаммед и его соратники боялись не смерти, а только лишь неудач. И совершенно не намеревались их допускать.

– Мне нужно договориться об организации встреч и всем прочем. Путешествием займусь я сам. Оружие предоставят наши новые друзья?

Короткий кивок.

– Правильно.

– А как наши воины попадут в Америку?

– Это уже забота наших друзей. Но вы сначала пошлёте группу из трех человек: нужно удостовериться, что все меры безопасности соблюдаются.

– Конечно.

О том, что такое меры безопасности и как их соблюдать, они знали все. Пришлось пройти много уроков, из которых ни один не проводился в доброжелательной атмосфере. Члены его организации томились в очень многих тюрьмах, рассеянных по всему миру, – те, кому не повезло умереть. Это была одна из тех проблем, с которыми его организация пока что не могла справиться. Погибнуть во время акции было благородно. Попасться в руки полицейским, будто уголовный преступник, было позорно и оскорбительно, но почему-то при невыполнении миссии многие из его людей находили этот вариант более предпочтительным, чем смерть. И западные тюрьмы их очень мало пугали. Да, жизнь в тюрьме накладывала определённые ограничения, но по крайней мере там регулярно кормили и не заставляли мусульман есть запретное.

О, как же эти нации были слабы и глупы в отношении к своим врагам! Они проявляли милосердие к тем, кто никогда не ответит им тем же. Но в этом не было вины Мохаммеда.

* * *

– Проклятье! – воскликнул Джек. Это был первый день его работы на «чёрной» стороне дома. Освоение высших тонкостей обращения финансов шло очень быстро благодаря полученному им воспитанию. Его дедушка Мюллер во время своих не слишком частых визитов все же сумел немало рассказать ему. Отец и дед Джека относились друг к другу вполне уважительно, несмотря даже на убеждённость дедушки Джо в том, что настоящие мужчины имеются только среди торговцев, но уж никак не в грязном мире политики. Впрочем, он был вынужден признать, что его зять очень даже неплохо справлялся с делами в Вашингтоне. Но деньги, которые он мог бы сделать на Уолл-стрит... ну, с какой стати кому-то отказываться от них? Конечно, Мюллер никогда не говорил этих слов маленькому Джеку, но его мнение было нетрудно угадать. Как бы там ни было, Джек был вполне готов к тому, чтобы занять подобающее новичку место в любом из крупных торговых домов и, вероятно, мог бы довольно быстро сделать карьеру. Но сейчас для него было важно то, что он успешно миновал финансовую сторону Кампуса и оказался в оперативном отделе – вывески с таким названием здесь, конечно, не было, но сотрудники называли своё подразделение именно так.

– Неужели они настолько хороши?

– Что случилось, Джек?

– Перехват из Агентства национальной безопасности. – Он протянул Тони Виллсу лист бумаги. Тот быстро пробежал текст глазами.

В перехвате сообщалось об опознании давно замеченного партнёра террористов. Пока ещё не было точно известно, какие функции он выполняет, но его совершенно определённо идентифицировали по спектральному анализу голоса.

– Это благодаря цифровым телефонам. Они выдают очень чистый сигнал, позволяющий компьютеру легко выявить все мельчайшие подробности звука и идентифицировать голос. Но второго парня они не распознали. – Виллс вернул распечатку.

Содержание разговора было совершенно безобидным, так что вполне можно было задаться вопросом, почему разведка обратила внимание именно на него. Ведь немало людей просто любили потрепаться по телефону. Нельзя было исключить вероятность того, что эти двое говорили кодовыми фразами, обсуждая планы биологической войны или кампании по закладке бомб в Иерусалиме. Это было возможно. Но гораздо вероятнее, что им просто нечем было занять время. Таких бездельников в Саудовской Аравии хватало. Джека впечатлило, в первую очередь, то, что разговор был записан и проанализирован в режиме реального времени.

– Вы же знаете, как работают цифровые телефоны? Они обязательно передают в местную сеть сигнал «Это я», и каждый телефон имеет уникальный адресный код. Достаточно один раз определить этот код, а потом аппаратура будет включаться автоматически, как только телефон заработает во входящем или исходящем режиме. Точно так же мы можем идентифицировать номер и телефон звонящего абонента. Труднее всего соотнести адресный код с нужным человеком. А потом уже все делает компьютер.

– И много телефонов они держат под контролем? – спросил Джек.

– Больше ста тысяч, и это только в Юго-Западной Азии. Почти все, что называется, пустые номера, результат даёт примерно один из десяти тысяч, но иногда эти результаты бывают вполне реальными, – ответил Виллс.

– Значит, чтобы выбрать нужный звонок, компьютер слушает все и выбирает ключевые слова?

– Ключевые слова и ключевые имена. К сожалению, очень много людей там носят имя Мохаммед – это самое популярное имя в мире. Многие из них пользуются фамилиями или прозвищами. Ещё одна проблема состоит в огромном развитии рынка «клонированных телефонов» – этим занимаются в Европе, главным образом в Лондоне, где большинство телефонов оснащено интернациональным софтом. Или же парень может завести шесть или семь телефонов и использовать каждый из них по разу. Позвонил и выбросил. Они вовсе не дураки. Но могут иногда проявлять самонадеянность. Некоторые из них в итоге сообщают нам много всякой всячины, в которой попадаются и полезные вещи. Все это заносится в большую книгу АНБ/ЦРУ, к которой мы имеем доступ с наших терминалов.

– Ладно, кто же этот парень?

– Его зовут Уда бен-Сали. Богатая семья, близкие друзья короля. Папаша – очень видный саудовский банкир. Имеет одиннадцать сыновей и девять дочерей. Четыре жены. На зависть энергичный мужчина. Возможно, сам по себе неплохой парень, но излишне щедр по отношению к своим детям. Засыпает их деньгами, вместо того чтобы уделить внимание, как наши важные шишки из Голливуда. Уда пришёл к Аллаху уже давно, ещё подростком, и сейчас примыкает к крайне правой ваххабитской ветви суннитов. Очень сильно не любит нас. Мы стараемся не спускать глаз с этого мальчика. Он мог бы открыть нам ворота в их банковскую систему. В досье ЦРУ имеется его портрет. Ему около двадцати семи лет, пять футов восемь дюймов, худощавого сложения, носит короткую бородку. Очень часто летает в Лондон. Любит ночных леди, которых можно покупать на час. Ещё не женат. Это довольно необычно для Саудовской Аравии, но если он голубой, то хорошо скрывает это. Бритты подкладывали в его постель своих девочек. Они сообщали, что он активен по своему возрасту и довольно изобретателен.

– Чертовски странная работа для подготовленного офицера разведки, – заметил Джек.

– Почти все агентства много работают с проститутками, – пояснил Виллс. – Они не против того, чтобы поболтать о клиентах, а за более-менее толстую пачку наличных сделают все, что угодно. По их информации, Уда всем прочим положениям предпочитает «цыплёнка в корзине». Никогда не пробовал. Это чисто азиатские штучки. Знаете, как вызвать его досье?

– Мне никто не объяснил, – ответил Джек.

– Ладно. – Виллс, отталкиваясь ногами от пола, подъехал к Джеку на своём стуле и ткнул пальцем в экран монитора. – Это главная страница. Ваш пароль доступа – «ЮГО-ЗАПАД 91».

Молодой человек набрал пароль. Открылся графический файл в «акробат»-формате.

Первая фотография была, вероятно, скопирована с паспорта, а дальше следовало ещё шесть – значительно менее официальных. Джек-младший заставил себя не покраснеть. Как-никак, даже учась в католической школе, он не однажды листал «Плейбой» и другие подобные журналы. А Виллс продолжал урок.

– По тому, как парень ведёт себя с женщинами, можно очень много узнать о нём. В Лэнгли есть один тип, который анализирует такую информацию в мельчайших подробностях. Его отчёт, вероятно, должен составлять одно из приложений к этому материалу. В Лэнгли эти документы называют обзорами «психи-шлюхи». Доктора зовут Стефан Пизняк. Профессор гарвардской медицинской школы. Насколько я помню, он считает, что этот парень ведёт себя совершенно нормально, учитывая его возраст, платёжеспособность и социальный фон. Как вы узнаете из документов, он много общается с руководителями лондонских торговых банков – словно новичок, намеревающийся вступить в бизнес. Умён, приветлив и хорош собою. Осторожен и консервативен в денежных делах. Не пьёт. Следовательно, в определённой степени религиозен. Не выставляет этого напоказ и не лезет к другим с проповедями, но в жизни соблюдает основные правила своей религии.

– И всё-таки почему мы считаем его плохим парнем? – спросил Джек.

– Он много разговаривает с теми людьми, о которых мы это точно знаем. Речь идёт вовсе не о тех, с кем он якшается у себя в Саудовской Аравии. Мы никогда не подсматривали за ним в его собственном садике. Этого не делают даже бритты, хотя у них гораздо больше ресурсов в тех краях. У ЦРУ там возможности небольшие, к тому же они считают его слишком мелкой сошкой, не заслуживающей внимательного изучения. А вообще-то, вся история – просто позор. Его папа, судя по всему, хороший парень. Если он узнает, что сынок даже у себя дома якшается невесть с кем, его сердце будет разбито. – Изрекши с торжественным видом эту мудрость, Виллс отъехал обратно к своему столу.

Джек-младший пристально вглядывался в лицо на экране компьютера. Его мать обладала даром понимать людей до глубины души с первого взгляда, но сын не унаследовал этой способности. В частности, Джек часто ошибался, имея дело с женщинами, – как и большинство мужчин мира, успокаивал он себя. Он продолжал рассматривать лицо, пытаясь проникнуть в мозг незнакомца, живущего за шесть тысяч миль от него, говорящего на чужом языке и исповедующего совсем другую религию. Какие мысли скрывает этот взгляд? Отец этого человека, как ему было известно, любил Саудитов. Он был особенно близок к Али бен-Султану, принцу и руководителю правительства страны. Джеку-младшему довелось как-то встретиться с ним. Борода и чувство юмора – вот главное, что он запомнил об этой встрече. Одним из основных убеждений Джека-старшего было то, что все люди, в сущности, одинаковы. Это убеждение он передал своему сыну. Но из этого, в частности, следовало, что, поскольку плохие люди имелись в Америке, они обязательно должны были найтись и в других частях мира, и его стране в последнее время пришлось получить несколько неопровержимых доказательств этого печального факта. К сожалению, нынешний президент ещё не успел решить, что нужно делать в такой обстановке.

Джек начал читать досье. Значит, вот с чего начинается работа здесь, в Кампусе. Он ведёт дело... вернее, как бы ведёт дело, поправил он себя. Уда бен-Сали – международный банкир. Почти наверняка он перегоняет деньги. Отцовские деньги? – задумался Джек. Если да, то его папаша – чрезвычайно богатый сукин сын. Ведь он ведёт игры со всеми крупными лондонскими банками, а Лондон до сих пор остаётся всемирной банковской столицей. Джек никогда не предполагал, что Агентство национальной безопасности умеет докапываться до таких вещей.

Сотня миллионов туда, сотня миллионов сюда, и довольно скоро речь пойдёт о настоящих деньгах. Сали занят в бизнесе сохранения капиталов, суть которого состоит не в быстром наращивании порученных сумм, а в обеспечении надёжности замка, висящего на сундуке с сокровищами. В досье перечислялся семьдесят один вспомогательный счёт; доступ к шестидесяти трём из них вроде бы осуществлялся по банковской идентификационной записи, номеру и паролю. Девочки? Политика? Спорт? Денежные вложения? Автомобили? Нефтяной бизнес? О чём могли разговаривать богатые саудовские аристократы? В досье об этом не было ни слова. Почему бритты не прослушивали его? Из бесед с проститутками тоже нельзя было извлечь почти ничего, если не считать того, что он щедро платил тем девочкам, которым удавалось особенно хорошо развлечь его в его доме на Беркли-сквер. Между прочим, весьма фешенебельная часть города, – отметил Джек. Ездит, главным образом, на такси. Имеет автомобиль – чёрный «Астон-Мартин» с откидным верхом, но, как сообщали британцы, мало им пользуется. Не имеет личного шофёра. Часто бывает в посольстве. В общем и целом, информации имелось много, но извлечь из неё было почти что нечего. Своё мнение Джек высказал Тони Виллсу.

– Да, я знаю об этом, зато можете не сомневаться: если он в чем-нибудь сваляет дурака, вы сразу вспомните пару-тройку моментов из этого материала, которые, как выяснится потом, должны были бы помочь предвидеть поступок. Это одна из серьёзных проблем нашего проклятого бизнеса. И не забывайте, что мы имеем дело с обработанным урожаем. Какому-то бедняге давали исходные сырые данные, и он выжимал из них содержимое. Мы видим результат его труда. Так какие же существенные факты были утеряны по пути? Этого мы никак не можем узнать, мой мальчик. Никоим образом.

Именно этим мой папа всегда и занимался, – напомнил себе Джек-младший. – Пытался искать алмазы в ведре, полном дерьма. И все равно, он рассчитывал, что это будет легче. Ладно, он понимает, что должен делать: отыскивать трансакции, не имеющие внятного объяснения. Это была наихудшая работа из всех, какие только могли предложить новичку, а он не мог даже пойти к отцу за советом.

Папа, скорее всего, вышел бы из себя, узнав, что он работает здесь. И мама тоже не слишком обрадовалась бы.

Но что все это значит? Разве он не стал уже взрослым мужчиной, имеющим право делать со своей жизнью все, что хочет? Не совсем. Власть, которую имели над ним родители, была вечной. Он всегда будет стараться понравиться им, показывать им, что они правильно воспитали его и что он живёт правильно. Или что-нибудь ещё в этом роде. Его отцу повезло. Мир никогда не узнает обо всём том, что ему приходилось делать. А если бы узнал, понравилось бы это миру?

Нет. Мир был бы глубоко шокирован – даже больше, разъярён! – доведись ему узнать, чем и как папе пришлось рисковать. А ведь сейчас Джек-младший думал только о том, что он, его сын, знал. В его памяти сохранилось много периодов, когда отец не бывал дома, а мама не объясняла почему... ну, а теперь он сам если не делал то же самое, то, ясно, как ад, двигался в том же самом направлении... Что ж, его отец всегда говорил, что мир – это безумное место, вот он и явился сюда, чтобы выяснить, насколько именно мир безумен.

Глава 7 Транзит

Они вылетели из Ливана на Кипр. Оттуда рейсом «КЛМ» перелетели в нидерландский аэропорт Шифол, а оттуда – в Париж. Во Франции шестнадцать мужчин поселились в восьми разных гостиницах и сразу же отправились на улицы, чтобы потолкаться среди местной публики и попрактиковаться в английском языке – французского никто из них не знал, поскольку он совершенно не был им нужен. К их немалому удовольствию, некоторые французские гражданки охотно согласились поговорить с ними на вполне приличном английском и оказать ещё кое-какие услуги. За наличные.

Все шестнадцать выглядели совершенно непримечательно: двадцать пять – тридцать лет, чисто выбриты, среднего роста, без особых примет. Пожалуй, только одеты они были несколько лучше среднего пассажира. Они очень хорошо скрывали беспокойство, но всё же не могли удержаться от отдельных взглядов искоса на полицейских, попадавших в поле зрения, – им меньше всего было нужно внимание любого полицейского в форме. Французская полиция известна своей дотошностью, которая нисколько не требовалась визитёрам. Сейчас они путешествовали по катарским паспортам, которые были довольно безопасны, хотя целенаправленного изучения не выдержал бы даже паспорт, выданный французским Министерством иностранных дел. Поэтому они держались очень тихо. Им всем объяснили, что не следует слишком много смотреть по сторонам, нужно быть вежливыми и стараться улыбаться всякому, кто к ним обратится. К счастью для них, во Франции был разгар туристского сезона, и Париж был переполнен такими же приезжими, многие из которых тоже почти не владели французским языком, чем вызывали демонстративное презрение парижан, тем не менее с готовностью принимавших деньги у этих людей.

* * *

На следующий день ни завтрак, ни ленч не принесли с собой никаких потрясающих открытий. Братья Карузо слушали непрерывную лекцию Пита Александера, изо всех сил стараясь не заснуть – то, что рассказывал инструктор, казалось обоим чересчур подробным и примитивным.

– Вам, наверно, скучно? – спросил Пит во время ленча.

– Ну, пока что не было ничего сверхъестественного, – дипломатично ответил Брайан после секундного раздумья.

– Когда вы окажетесь в незнакомом иностранном городе, на улице или на рынке, где вам нужно будет отыскать свой объект в многотысячной толпе, то будете думать по-другому. Чрезвычайно важно при этом сделаться невидимыми. Мы займёмся этим во второй половине дня. У вас есть какой-нибудь опыт по этой части, Доминик?

– Пожалуй, что нет. Только основные правила. Не смотреть пристально на объект. Стараться менять одежду, скажем, носить двусторонние куртки. И галстуки, если оказываешься в такой обстановке, где без них не обойтись. Не забывать, что ты зависишь от тех, кто тебя прикрывает. Но ведь у нас не будет такой поддержки, которой обеспечиваются наблюдатели в Бюро, верно?

– Совершенно ничего похожего. Поэтому вы должны будете сохранять максимальную дистанцию, пока не придёт время войти в контакт. На этом этапе вы приближаетесь со всей возможной скоростью, какую позволяют обстоятельства...

– И мочим парня? – вопросительным тоном вставил Брайан.

– Все ещё переживаете из-за этого?

– Я пока ещё не все обмозговал, Пит. Положим, у меня имеются сомнения, и оставим все, как есть, покуда они не разрешатся в ту или иную сторону.

Александер кивнул.

– Что ж, справедливо. Мы предпочитаем людей, которые знают, для чего даны мозги, и понимаем, что размышление влечёт за собой определённые неудобства.

– Наверно, вы так и должны рассуждать. Ну, а если окажется, что парень, с которым нам поручили расправиться, вполне нормальный? – продолжил расспросы морской пехотинец.

– В таком случае вы удаляетесь и докладываете об этом. Теоретически, задание может оказаться ошибочным, но, насколько я знаю, такого никогда не случалось.

– Никогда?

– Никогда. Ни разу, – твёрдо заверил Александер.

– Когда я вижу слишком хорошие отчёты, то всегда начинаю нервничать.

– Мы стараемся соблюдать осторожность.

– И каковы же правила? Ладно, допустим, что мне не полагается знать – пока что не полагается! – кто посылает нас убить кого-то, но было бы неплохо узнать, какими критериями руководствуются при подписании смертного приговора тому или иному раздолбаю.

– Это будет некто, прямо или косвенно виновный в гибели американских граждан или непосредственно причастный к планам таких действий. Мы не выступаем против людей, которые слишком громко распевают в церкви или не сдают вовремя библиотечные книги.

– Вы говорите о террористах, я вас правильно понял?

– Угу, – буркнул в ответ Пит.

– Но почему нельзя просто арестовывать их? – спросил Брайан.

– А как вы поступали в Афганистане?

– Там всё было по-другому, – возразил морской пехотинец.

– Чем же? – осведомился Пит.

– Ну, с одной стороны, мы были солдатами регулярной армии, носили форму и вели полевые операции, подчиняясь приказам, полученным от легитимных властных структур.

– Но ведь вы же брали на себя какую-то инициативу, верно?

– Офицеры должны пользоваться мозгами. Но, в общем и целом, приказы на проведение миссии были спущены по цепочке инстанций.

– И вы не анализируете приказы?

– Нет. Военному не полагается делать этого, если только приказы не являются безумными.

– А что вы скажете о такой ситуации, когда не делать что-то как раз и будет безумием? – спросил Пит. – Когда у вас есть возможность остановить людей, намеревающихся совершить нечто ужасное?

– Именно для этого существуют ЦРУ и ФБР.

– Но как быть, если они по той или иной причине не в состоянии выполнить то, что нужно? Неужели позволить плохим парням осуществить то, что они задумали, в надежде, что удастся с ними разобраться когда-нибудь потом? Это может дорого обойтись, – ответил Александер. – Наша работа заключается в том, чтобы делать то, что необходимо, когда добиться результата обычными методами невозможно.

– И как часто? – вмешался Доминик, пытаясь вывести брата из-под удара.

– Это закрытые сведения.

– Сколько таких акций провели вы? – гнул своё Брайан.

– Вам не нужно этого знать.

– О, вот эти слова мне нравятся больше всего, – с улыбкой отозвался Доминик.

– Терпение, мальчики. Вы всё же не в клубе, – сказал Пит, очень надеясь на то, что у братьев хватит соображения, чтобы не настаивать на своём.

– Ладно, Пит, – проронил Брайан, немного помолчав. – Мы дали слово, что все, что мы узнаем, не выйдет за эти стены. Прекрасно. Только вот хладнокровно убивать людей – это, знаете ли, не совсем то, чему я учился.

– Никто и не ожидает, что вы будете делать это с удовольствием. Скажите, в Афганистане вам приходилось стрелять противнику в спину?

– Два раза, – признался Брайан. – Эй, но ведь это поле боя, а не Олимпийские игры, – неуверенно возразил он.

– И весь остальной мир тоже нисколько не похож на Олимпийские игры, Альдо. – Выражение лица морского пехотинца говорило только одно: «Ну, ты меня уел!» – Наш мир очень несовершенен, парни. Если хотите попытаться улучшить его, что ж, валяйте, только не забудьте, что это уже делали до вас. Что до меня, то я согласился бы на что-нибудь менее опасное и более предсказуемое. Представьте себе: если бы кто-нибудь позаботился о Гитлере в году, этак, тридцать четвёртом, или о Ленине – в пятнадцатом, в Швейцарии. Мир был бы лучше, правильно? А может быть, остался бы таким же плохим, но по-другому. Впрочем, это не наше дело. Мы не собираемся заниматься политическими убийствами. Мы охотимся за мелкими акулами, которые убивают невинных людей таким образом, что через обычные законные процедуры до них нельзя добраться. Это не самый лучший выход. Я это знаю. Мы все это знаем. Но это лучше, чем ничего, и мы намерены серьёзно проверить, будет ли от этого толк. Все равно намного хуже, чем есть сейчас, уже не может быть, согласны?

На всём протяжении разговора Доминик не отводил взгляда от лица Пита. Инструктор только что сказал им нечто такое, что, возможно, намеревался утаить. В Кампусе пока что не имелось своих убийц. Их выбрали первыми. Вероятно, на них возлагались большие надежды. И большая ответственность. Но вся эта затея, бесспорно, имела смысл. Теперь ему стало ясно: то, чему Александер учил их, не основывалось на его собственном опыте. Как правило, инструктор берётся из тех людей, которым на самом деле приходилось заниматься тем-то и тем-то в реальном мире. Именно поэтому большинство преподавателей Академии ФБР являлись опытными полевыми агентами. Они могли дать тебе явственное представление о том предмете, о котором шла речь. Пит мог лишь рассказать им, что нужно сделать.

Но если всё обстоит именно так, почему они выбрали его и Альдо?

– Я понимаю, что вы имеете в виду, Пит, – сказал Доминик. – Я останусь здесь ещё на некоторое время.

– Я тоже, – поддержал брата Брайан. – Мне только хотелось бы знать, какими будут правила.

Пит не стал объяснять им, что правила они будут сочинять сами после того, как возьмутся за дело. Они сами должны были очень скоро понять это.

* * *

Аэропорты во всём мире совершенно одинаковы. Согласно полученным инструкциям, все они покорно предъявляли сумки для проверки, сидели в указанных залах, курили свои сигареты в специально отведённых для курения местах и читали книги, купленные в киосках аэропортов. Или делали вид, что читали. Не все они знали английский так хорошо, как хотелось бы. Во время полётов они ели закуски, которые предлагали стюардессы, а в остальное время по большей части дремали в креслах. Почти всем достались места в хвостовом салоне, и, просыпаясь, они думали о том, с кем из своих соседей они смогут снова увидеться через несколько дней или недель – сколько уж там времени потребуется, чтобы сделать все, что нужно. Каждый из них надеялся, что скоро предстанет перед Аллахом и получит все воздаяния, которые причитаются за участие в Священной борьбе. Тем из них, кто в наибольшей мере обладал склонностью к размышлениям, даже приходило в головы кощунственное соображение, что, возможно, даже сам пророк Мохаммед, да будет он благословен, был ограничен в своей возможности сообщить людям о том, что представляет собой рай. Ведь ему приходилось объяснять людям, не знавшим, что такое авиалайнеры, автомобили и компьютеры. Что же в таком случае рай должен являть собою? Наверно, он настолько прекрасен, что описать его совершенно невозможно, но и в таком случае тайна рано или поздно должна раскрыться. И раскроется она перед ними. В этой мысли присутствовал высокий накал, ожидание, слишком возвышенное для того, чтобы можно было обсуждать его с соратниками. Тайна, но бесконечно притягательная. И если другим также суждена, в конце концов, встреча с Аллахом... что ж, значит, так было написано в Великой Книге Судеб. В настоящий момент все они погрузились в дремоту и спали сном праведников, сном Святых Мучеников, которыми всем им вскоре предстояло стать. И видели в снах молоко, мёд и девственниц.

* * *

Джек обнаружил, что Сали окутан атмосферой таинственности. В разделе «Психи и шлюхи» досье, которое вело ЦРУ на этого парня, сообщалось даже, какой длины у него член. Вернее, приводились слова британских шлюх, что, мол, орудие у этого парня достаточно средненькое по размеру, но использует он его необыкновенно энергично и искусно. И ещё, что он очень щедр на чаевые – это особенно импонировало их коммерческим натурам. Но, в отличие от большинства мужчин, он очень мало говорил о себе. Разговаривал, главным образом, о дождях и холоде да рассыпал своим партнёршам комплименты, сладко щекотавшие их тщеславие. Подарки, которые он время от времени делал, – как правило, это были очень дорогие дамские сумочки от «Луи Вуиттона», – приходились очень по вкусу его «постоянным гостьям», две из которых прямо от него отправлялись с докладами в Темза-хаус – новую обитель британской Секретной службы и Службы безопасности. Джек вдруг подумал о том, что эти женщины получают оплату и от Сали, и от правительства её величества. Несомненно, для девочек работа была очень выгодной, невзирая даже на то, что Темза-хаус, конечно же, никогда не станет тратиться на туфельки и сумочки.

– Тони?

– Да, Джек? – Виллс отвернулся от экрана.

– Откуда мы знаем, что этот Сали плохой парень?

– Мы не знаем этого наверняка. И не узнаем, пока он не сделает чего-то или же мы не перехватим его разговор с кем-то, кто нам очень не нравится.

– Значит, я просто проверяю эту птицу.

– Правильно. Вам придётся много заниматься этим делом. Удалось что-нибудь нащупать у него?

– Он здорово сексуально озабочен.

– Богатому трудно вести одинокую жизнь. Учтите, юноша, на тот случай, если вы этого ещё не заметили.

Джек оторопело заморгал. Возможно, ему ещё предстоит дойти до такого состояния.

– Пусть даже так, но будь я проклят, если стану за это платить. А ведь он платит, и немалые деньги.

– Что ещё? – спросил Виллс.

– Много молчит.

– И что вы по этому поводу думаете?

Райан откинулся на спинку вращающегося кресла и задумался. Он и сам не слишком откровенничал со своими подружками. Уж конечно, не о своей новой работе. К тому же, стоит только произнести слова «управление финансами», как большинство женщин начинает зевать – по-видимому, это естественная защитная реакция организма. Означает ли это что-нибудь? Возможно, Сали просто не слишком разговорчив. Возможно, он настолько уверен в себе, что не считает нужным производить на своих подруг впечатление чем-нибудь, помимо наличности, имевшейся в его карманах – он всегда использовал наличные, а не кредитные карточки. Почему он так поступал? Чтобы в его семье не знали, где и как он тратит деньги? Что ж, Джек и сам не рассказывал маме и папе о своей интимной жизни. Больше того, он крайне редко приводил подружек к себе домой. Девочки почему-то боялись его мамы. Как ни странно, именно мамы, а не папы.

Доктор медицины Райан превосходила всех остальных женщин своей внутренней энергией и силой духа. Многие молодые женщины восхищались ею, но немалая их часть пугалась мамы, словно адского огня. Отец, уйдя со своего поста, как будто оставил в Белом доме все своё могущество и являлся перед гостями дома, как изрядно похудевший и поседевший симпатичный плюшевый мишка. Больше всего на свете его отец любил играть с младшим сыном в мяч на лужайке, откуда открывался вид на Чесапикский залив, возможно, возвращаясь мыслями к более простым временам. Кайл напоминал ему о них. Младший из Райанов учился в начальной школе и все ещё задавал очень каверзные, как ему казалось, вопросы, пытаясь выяснить, существует ли Санта-Клаус – но только когда рядом не было мамы и папы. По всей видимости, у него в классе был ребёнок, желавший поделиться со всеми и каждым своими знаниями об устройстве мира – такие всегда находятся. Кэти твёрдо знала, что к чему. Она всё ещё любила играть в куклы и нисколько не сомневалась, что те подарки, которые она, сестра и братья получают на Рождество, мама и папа покупают в магазине игрушек в Глен-Берни и тайно упаковывают в рождественский сочельник. Папа очень любил это занятие, хотя вслух частенько ворчал по этому поводу. Когда человек перестаёт верить в Санта-Клауса, весь этот окаянный мир начинает понемножку сползать по склону к краю пропасти...

– Это свидетельствует только о том, что он не болтун. И ровно ни о чём больше, – сказал Джек, вернувшись мыслями к действительности. – Мы ведь не должны пытаться выдавать свои домыслы за факты, верно?

– Совершенно верно. Очень много народу думает иначе, но здесь таких нет. Предположение – мать всех провалов. Психиатр из Лэнгли специализируется как раз на сочинении всяких россказней. Дело своё он действительно знает, но вам необходимо учиться различать предположения и факты. Итак, расскажите мне, что представляет собой мистер Сали, – приказал Виллс.

– Он очень любит трахаться и не очень любит говорить. Очень консервативно обращается с семейными деньгами.

– Вы видите что-нибудь такое, что делало бы его похожим на плохого парня?

– Нет, но за ним следует наблюдать из-за его религиозного... пожалуй, экстремизм будет здесь неподходящим словом. В материалах кое-чего не хватает. Он не устраивает шума, не пытается выпендриваться, а ведь большинство богатых людей его возраста стараются как угодно продемонстрировать свою исключительность. Кто завёл на него дело?

– Бритты. Что-то в этом парне привлекло внимание одного из их старших аналитиков. Затем на него положил глаз кто-то из Лэнгли, и они завели своё собственное дело. Потом он был замечен за разговором с парнем, на которого в Лэнгли тоже заведена папочка. В беседе не было ничего важного, но она состоялась, – пояснил Виллс. – И, знаете, намного легче завести дело, чем потом закрыть его. Его сотовый телефон находится под наблюдением компьютеров Агентства национальной безопасности, и там составляют очередное донесение всякий раз, когда он его включает. Я тоже просмотрел его досье. Мне кажется, что за ним стоит следить, хотя я не знаю точно почему. Раз взялись за наш бизнес, Джек, учитесь доверять своим инстинктам. Так что я назначаю вас нашим внутренним экспертом по этому парню.

– И мне нужно будет следить, как он обращается со своими деньгами?..

– Правильно. Видите ли, для финансирования группы террористов требуется не так уж много денег. По крайней мере, по его мерке. Миллиона долларов в год им хватит выше головы. Они живут скромно, и накладные расходы у них тоже незначительные. Поэтому вам нужно обращать внимание на все пометки на полях. Есть немалая вероятность того, что он попытается скрыть свои дела, что бы они из себя ни представляли, в тени крупных сделок.

– Я ведь не бухгалтер, – напомнил Джек. Его отец давным-давно получил степень дипломированного бухгалтера, но никогда не использовал свои знания даже для того, чтобы прикинуть величину собственных налоговых платежей. Для этого он имел юридическую фирму.

– Но складывать и вычитать вы умеете?

– Думаю, что да.

– Вот и попрактикуйтесь.

«Всю жизнь мечтал!» – подумал Джон Патрик Райан-младший. Впрочем, он тут же напомнил себе, что настоящая разведывательная работа не имеет ничего общего с историями о том, как хороший парень расправляется с плохим парнем, трахает красотку Урсулу, которая ждёт его в неглиже, обретает заслуженную славу и круглый счёт в банке. Такое бывает только в кино. А он жил в реальном мире.

* * *

– Значит, наш друг сильно торопится? – спросил немало удивлённый Эрнесто.

– Так мне кажется. Norteamericanos в последнее время плохо обращались с ними. Мне думается, они хотят напомнить своим врагам, что у них ещё сохранились клыки. Возможно, это для них вопрос чести, – рассуждал вслух Пабло. Собеседник сразу понял, что он имел в виду.

– Итак, что мы будем делать?

– Когда они попадут в Мехико, мы организуем дальнейшую транспортировку в Америку, и я полагаю, снабдим их оружием.

– Имеются какие-нибудь трудности?

– Если norteamericanos смогли внедрить агентов в нашу организацию, те сумеют их предупредить, даже если не будут знать, в чём дело. Кроме того, могут пойти разговоры и о том, что мы к этому причастны. Впрочем, это мы уже обсуждали.

Да, мы говорили об этом, добавил про себя Эрнесто, но как бы между делом, и случилось это, когда гости ещё находились на изрядном расстоянии от дома. Теперь дверной молоток громко стучал, а это значило, что следовало подумать, как поступать дальше. Как бы там ни было, сейчас он не мог изменить своему слову. Это было вопросом не только чести, но и бизнеса. Они готовили первую партию кокаина к отправке в Европу. Открывающийся там рынок представлялся чрезвычайно ёмким.

– Сколько народу приезжает?

– Он говорил о четырнадцати. Они все совершенно безоружные.

– Что, по твоему мнению, может им понадобиться?

– Думаю, подойдут лёгкие автоматы и, конечно, пистолеты, – не задумываясь, ответил Пабло. – У нас в Мехико есть дилер, который поставит все, что нужно, за десять тысяч долларов, а то и меньше. А за дополнительные десять тысяч мы могли бы доставить оружие в пункт назначения в Америке, чтобы избежать осложнений при пересечении границы.

– Bueno, так и сделай. Ты сам полетишь в Мехико?

Пабло кивнул.

– Нужно будет на первый раз помочь им скоординировать действия с «койотами».

– Только будь осторожен, – напомнил Эрнесто. Пренебрегать его советами было так же опасно, как ходить по минному полю. Пабло часто приходилось рисковать, но его работа была крайне важна для картеля. Его было бы очень трудно заменить.

– Конечно, jefe. Раз нам предстоит иметь дело с этими людьми в Европе, я обязан проверить, насколько они надёжны.

– Да-да, это верно... – неуверенным тоном проговорил Эрнесто. Всегда, когда доходило до дела, он долго думал, прежде чем принять решение. Но он не был старой мнительной бабой. Приняв решение, он никогда не боялся ему следовать.

* * *

Аэробус докатился до места своей стоянки. Первыми разрешили сойти на землю пассажирам первого класса. Они проследовали вдоль цветных стрелок, нарисованных на полу, к стойкам иммиграционной службы и таможни, где заверили одетых в форму бюрократов, что не имеют ничего такого, что нужно было бы предъявить для досмотра, им проставили в паспорта все нужные штампы, и они отправились получать багаж.

Лидера группы звали Мустафа. Родом он был из Саудовской Аравии. К этой поездке он тщательно выбрился, что ему очень не нравилось, хотя он знал, что женщины Запада предпочитают мужчин с гладкой кожей. Он и один из его спутников по имени Абдулла вместе отправились за своим багажом, а потом вышли туда, где их должны были ждать провожатые. Это должно было послужить первой проверкой их новых друзей из Нового Света. Как и предполагалось, в условленном месте стоял человек, державший в руке картонку с напечатанным на ней именем Мигель. Это имя для выполнения миссии присвоили Мустафе, и он подошёл, чтобы пожать руку встречавшему. Тот ничего не сказал и лишь жестом пригласил следовать за собой. Снаружи поджидал коричневый микроавтобус «Плимут». Багаж сложили сзади, пассажиры сели в салон. В Мехико было тепло, а такого грязного воздуха, как здесь, никто из приезжих не видел никогда в жизни. «Солнечный свет здесь вязнет в сером одеяле смога», – подумал Мустафа.

Так же молча водитель довёз их до гостиницы, и это произвело на них впечатление. Если говорить ничего не нужно, лучше всего молчать.

Гостиница, как и ожидалось, оказалась хорошей. Мустафа зарегистрировался, воспользовавшись выписанной на фальшивое имя кредитной карточкой «Visa», копия которой была заранее отправлена сюда по факсу, и уже через пять минут он и его друг очутились в просторном номере на пятом этаже. Прежде чем начать разговор, они быстро осмотрели комнату – нет ли там наскоро поставленных и бросающихся в глаза «жучков».

– Я уж не надеялся, что этот проклятый полет когда-нибудь закончится, – проворчал Абдулла, заглядывая в мини-бар в поисках воды в бутылках. Их особо предупредили, чтобы они воздерживались от напитков в незапечатанных сосудах.

– Полностью согласен с тобой. Но ты хоть выспался?

– Не особенно. Мне кажется, что у алкоголя все же есть одно достоинство: он отключает сознание.

– У некоторых. Но не у всех, – ответил другу Мустафа. – Разные люди употребляют разные наркотики.

– Они все ненавистны богу, – заметил Абдулла. – Если только их не выписывает врач.

– Теперь у нас появились друзья, которые так не думают.

– Неверные. – Абдулла с трудом удержался от плевка на пол.

– Враг твоего врага – твой друг.

Абдулла открутил крышку бутылки минеральной воды «Эвиан».

– Нет. Истинному другу всегда можно доверять. А можем ли мы доверять этим людям?

– Лишь настолько, насколько это необходимо, – вынужден был согласиться Мустафа. Давая инструкции отъезжающим, Мохаммед был весьма сдержан в выражениях. Сотрудничество с новыми союзниками могло быть только временным и основывалось на том, что они тоже стремились навредить Большому сатане. На сегодня этого было достаточно. Когда-нибудь эти союзники станут врагами, и с ними нужно будет разделаться. Но этот день ещё не наступил. Он сдержал зевок. Следовало лечь и выспаться. Завтра предстоял утомительный день.

* * *

Джек жил в кондоминиуме в Балтиморе. Дом находился в нескольких кварталах от бейсбольного стадиона «Ориольз-парк», что на Кэмден-ярд. Джек имел туда сезонный абонемент, но сегодня на стадионе было темно, поскольку «Ориольз» отбыли на игру в Торонто. Будучи очень неважным поваром, он отправился в ресторан. На сей раз он ужинал в одиночку, потому что у него не было назначено никаких свиданий. Такое случалось несколько чаще, чем ему хотелось бы. Вернувшись домой, он сел было перед телевизором, но тут же передумал, включил компьютер и вошёл в систему, чтобы проверить электронную почту и побегать по Сети. Именно в это время он и отметил про себя один факт. Сали, как и он сам, жил один. У араба довольно часто бывали проститутки, с которыми он проводил некоторое время, но такое случалось не каждую ночь. Что же он делал в те ночи, когда оставался в одиночестве? Сидел за компьютером? Так поступают очень многие. Бритты прослушивали его городской телефон? Наверняка. Но в досье Сали не имелось ни одного адреса электронной почты... Почему? Было бы неплохо это выяснить.

* * *

– Так что же ты думаешь об этом, Альдо? – спросил Доминик брата. По каналу И-эс-пи-эн передавали бейсбольный матч: «Маринерз» играли против «Янки» и, похоже, могли взять над ними верх. – Я вовсе не уверен, братишка, что мне понравится застрелить на улице какого-нибудь беднягу.

– А если будет известно, что он плохой парень?

– А если я пришью не того парня только потому, что он будет сидеть в автомобиле той же марки и носить такие же усы? Что, если у него останутся жена и дети? В таком случае я окажусь гребаным убийцей – наёмным киллером. Знаешь ли, ни в детском саду, ни в школе меня такому не учили.

– Но если ты будешь точно знать, что он плохой парень? Что тогда? – спросил агент ФБР.

– Эй, Энцо, тебя ведь тоже этому не учили.

– Конечно, нет. Но ведь речь идёт совсем о другом. Если я знаю, что вон та падла – террорист, знаю, что у нас нет никакого предлога для того, чтобы арестовать его, и я знаю, что он вынашивает планы дальнейших убийств, то, думаю, смогу совладать со своими нервами.

– Не стану скрывать, в горах Афганистана наши разведчики не всегда получали желаемое на золочёной тарелочке. Так вот, я научился там подставлять под пули свою собственную задницу, но не каких-то других чудаков.

– Те люди, за которыми вы гонялись... Кого они убивали?

– Они входили в организацию, объявившую войну Соединённым Штатам Америки. И, по всей видимости, не были бойскаутами, отправившимися на рыбалку. Но прямых улик против них я никогда не видел.

– А если бы они у тебя были? – спросил Доминик.

– Но их не было.

– Тебе повезло, – заявил Энцо, в который раз вспомнив маленькую девочку с перерезанным от уха до уха горлом. У юристов существовала пословица, что для трудных дел нужны плохие законы, но ведь в книгах невозможно предусмотреть все людские поступки. Слова, напечатанные чёрной краской на белой бумаге, частенько оказывались излишне сухими для реального мира. Но он всегда был более порывистым из двух братьев. У Брайана было больше хладнокровия, как у Фонци из «Счастливых дней». Да, они были близнецами, но всё же двуяйцевыми. Доминик больше походил на отца, в полной мере наделённого итальянской страстностью. Брайан оказался ближе по характеру к маме, которая производила впечатление более холодной натуры, так как её род происходил из суровых мест. Для постороннего разница, возможно, показалась бы не заслуживающей даже обсуждения, но для близнецов различия между ними служили неиссякаемым источником шуток и розыгрышей. – Когда ты видишь такие улики, Брайан, видишь их прямо перед собой, это здорово выводит из себя. Такое впечатление, будто прямо в брюхе вспыхивает огонь.

– Что ты мне рассказываешь? Я был там, делал то, что нужно, и доказал, что не зря ношу форму. И собственноручно застрелил пятерых. Но в этом не было ничего личного. Они пытались устроить нам засаду, вот только повели себя неграмотно, и я с помощью манёвра и огня обдурил их и свернул им шеи. Все так, как меня учили. И нисколько я не виноват, что они оказались безмозглыми. Они, кстати, могли сдаться, но предпочли отстреливаться до последнего. Наверно, это было ошибкой с их стороны, но мужчина должен сделать то, что ему представляется верным. – Его самым любимым кинофильмом был «Хондо» Джона Уэйна.

– Эй, Альдо, я ведь не хочу сказать, что ты слабак.

– Я знаю, что ты говоришь, но, видишь ли, мне совершенно не хочется превратиться в кого-то такого, ясно?

– Послушай, брат, мы же пока что не на задании. У меня тоже есть немало сомнений, но я намерен остаться здесь и прояснить все до конца. Мы ведь можем сделать им ручкой в любой момент, когда захотим.

– Думаю, что да.

В эту самую секунду Дерек Джетер пробил две базы в середине. Наверно, питчеры сейчас считали его самым страшным из всех террористов мира.

* * *

В другом крыле здания Пит Александер вёл разговор по безопасному телефону с Колумбией, штат Мэриленд.

– Ну, и как же у них дела? – услышал он голос Сэма Грейнджера.

Пит отпил хереса из высокого стакана и лишь после этого ответил:

– Прекрасные ребятишки. У обоих множество сомнений. Морпех говорит обо всём открыто, парень из ФБР держит рот на замке, но колёсики понемногу проворачиваются.

– Насколько все это серьёзно?

– Трудно сказать. Послушай, Сэм, мы всегда знали, что обучение будет непростым. Мало кто из американцев хочет сделаться профессиональным убийцей. По крайней мере, из тех, которые годятся для нас.

– В агентстве был парень, который просто идеально подошёл бы...

– Но ведь он совсем старик, и ты это прекрасно знаешь, – парировал Александер. – Кроме того, он выбрал для своих прощальных гастролей восточный берег Атлантического прудика, Уэльс, и ему, похоже, там очень нравится.

– Если бы...

– Если бы у твоей тёти болтались яйца, она была бы не тётей, а дядей, – перебил его Пит. – Твоё дело – отбор кандидатов. Их подготовка – моё. У этой парочки есть мозги и необходимый минимум навыков. Весь вопрос в характере. Я работаю с ними. Наберись терпения.

– В кинофильмах все проходит намного легче.

– В кинофильмах все герои либо психопаты, либо находятся на грани. Разве нам в штат нужны такие?

– Полагаю, что нет. – Набрать психопатов можно без всяких затруднений, причём в любом количестве. В каждом крупном полицейском отделе стоит на учёте по нескольку человек. И они с готовностью убивали бы людей за очень скромное денежное вознаграждение или несколько доз наркотиков. Проблема с такими людьми состояла в том, что они плохо исполняли приказы и, в подавляющем большинстве, были очень неумны. В кинофильмах, конечно, всё было по-другому. Но когда для работы требовалась крошка Никита, оказывалось, что такой нигде нет.

– Поэтому нам и приходится иметь дело с хорошими, надёжными людьми, у которых есть мозги. Таким людям свойственно думать, и ход их мыслей не всегда предсказуем, согласен? Хорошо, когда на тебя работает парень, наделённый совестью, но он обязательно рано или поздно задастся вопросом, правильно ли он поступает. Почему тебе понадобилось прислать мне двух католиков? Для нас вполне сгодились бы и евреи. Они ведь рождаются с чувством вины, а католикам его вдалбливают в школе.

– Спасибо, ваше святейшество, – невозмутимо отозвался Грейнджер.

– Сэм, мы с самого начала знали, что это будет нелегко. Иисус! Ты же сам прислал мне морского пехотинца и агента ФБР. А почему не парочку скаутов-орлов[37]?

– Ладно, Пит. Это твоя работа. Но у тебя есть хотя бы представление о том, сколько времени уйдёт на их подготовку? Похоже, скоро может появиться кое-какая работа. – Последнюю фразу Грейнджер произнёс нарочито небрежным тоном.

– Вероятно, через месяц я буду знать, включатся они в игру или нет. Они наверняка захотят выяснить не только кого, но и, прежде всего, почему, и я, между прочим, тебя всегда об этом предупреждал, – напомнил Александер своему боссу.

– Ты был прав, – признался Грейнджер. В кино действительно всё происходило намного легче. Герой фильма мог бы, к примеру, взять «Жёлтые страницы» и пролистать раздел «Убийцы». Поначалу они подумывали о том, чтобы нанять перебежчиков из КГБ. Эти люди прекрасно подготовлены и остро нуждались в деньгах. Им достаточно было бы платить по двадцать пять тысяч долларов, а то и меньше, за убийство – сущие гроши, – но существовала реальная опасность того, что они станут информировать о своей работе московский центр, надеясь заработать прощение, и тогда всемирное «чёрное» сообщество узнает о существовании Кампуса. Этого нельзя допустить ни в коем случае.

– Как насчёт новых игрушек? – спросил Пит. Раньше или позже, но ему предстояло ознакомить близнецов с новыми инструментами будущего ремесла.

– Мне сказали: через две недели.

– Так долго? Чёрт возьми, Сэм, я ведь говорил об этом девять месяцев назад!

– Ты же понимаешь, что такого не купишь в местном «Вестерн авто». Все приходится начинать с нуля. Ведь нужно искать высококвалифицированных мастеров, которые не задают вопросы, причём необходимо, чтобы эти мастера жили как можно дальше отсюда.

– Я ведь предлагал тебе: обратись к парням, которые делают такие штуки для ВВС. Они мастера по маленьким хитрым приборчикам.

– Вроде магнитофонов в зажигалках. Ну, уж это, несомненно, позаимствовали из кинофильмов. А вот для действительно стоящих вещей правительство почти никогда не имело подходящих людей, и поэтому приходилось нанимать гражданских подрядчиков, которые брали деньги, выполняли работу и держали язык за зубами, потому что дорожили такими заказами и хотели получать их ещё и ещё.

– Пит, работа идёт. Две недели, – с нажимом повторил Грейнджер.

– Понял тебя. До тех пор обойдёмся пистолетами с глушителями. Парни неплохо проявляют себя на тренировках по выслеживанию и сопровождению. Очень хорошо, что оба выглядят настолько обычно.

– Итак, подводя черту: все идёт нормально? – спросил Грейнджер.

– Если не считать такой ерунды, как совесть, то да.

– Ладно, держи меня в курсе.

– Непременно.

– До связи.

Александер аккуратно положил трубку. «Проклятая совесть, – подумал он. – Как было бы хорошо пустить на эти дела роботов, но кто-нибудь обязательно заметил бы Робби, топающего вдоль по улице. А этого нельзя допускать. Или, скажем, нанять Человека-невидимку. Но в романе Г. Дж. Уэльса лекарство, при помощи которого герой становился невидимым, одновременно превращало его в неврастеника, а потом и вовсе свело с ума. Так не годится, ведь наша затея сама по себе совершенно безумна, верно?» Он торопливо допил остатки вина из стакана, а потом, немного подумав, налил себе ещё.

Глава 8 Убеждение

Мустафа и Абдулла поднялись на рассвете, сотворили утренний намаз, поели, после чего включили компьютеры и проверили свою электронную почту. Естественно, Мустафа получил послание от Мохаммеда. Тот предупреждал о том, что на этот адрес e-mail поступит сообщение от некоего Диего с инструкцией по проведению встречи... когда же? В 10.30 по местному времени. Он просмотрел всю остальную электронную почту. По большей части она состояла из того, что американцы называют «спамом». Он уже знал, что это слово означает свиные консервы[38]; название как нельзя лучше подходило для той пакости, которая на него посыпалась. Они оба вышли из гостиницы – порознь! – сразу после 9.00, чтобы успеть немного размять ноги и оглядеть окрестности. При этом они тщательно, хотя и очень скрытно, проверялись, но никакого «хвоста» так и не обнаружили. До назначенного места встречи они добрались в 10.25.

Диего уже прибыл. Он сидел, читая газету. На нём была белая рубашка в светло-синюю полоску.

– Диего? – любезно спросил Мустафа.

– А вы, должно быть, Мигель, – ответил тот. Широко улыбнувшись, он поднялся и протянул руку. – Прошу вас, присаживайтесь. – При этом Пабло успел внимательно взглянуть вокруг. Да, Мигель пришёл с прикрытием. Парень, только что севший поодаль и заказавший кофе, очень профессионально наблюдал за ними. – Как вам понравился Мехико?

– Я не ожидал, что он окажется таким большим и суматошным. – Мустафа ткнул рукой перед собой. Тротуары были полны куда-то спешащими людьми. – И воздух здесь чрезвычайно тяжёлый.

– Да, это одна из главных здешних проблем. Горы окружают город сплошным кольцом, и воздух застаивается. Чтобы очистить эту чашу требуется сильный ветер. Ну что, кофе?

Мустафа кивнул. Пабло знаком подозвал официанта и сделал заказ. Народу в похожем на европейские уличном кафе было не слишком много. Занято не больше половины столиков; все посетители сидели группами, ведя между собой деловые или дружеские беседы. Появился кофейник с горячим кофе. Мустафа налил себе и ждал, пока испанец начнёт разговор.

– Итак, чем я могу быть вам полезен?

– Вся группа здесь, как мы и договаривались. Как скоро мы сможем отправиться?

– А когда вам хотелось бы? – спросил Пабло.

– Сегодня к вечеру – было бы просто замечательно, но, возможно, вам будет трудно за это время принять все необходимые меры.

– Да. Что вы скажете насчёт завтра. Допустим, в 13.00?

– Это было бы превосходно, – ответил Мустафа, не скрывая удовлетворения и даже некоторого удивления. – Как мы будем пересекать границу?

– Вы, наверно, понимаете, что я сам не буду принимать в этом участия. Но вас привезут к границе и передадут неким людям, специализирующимся на доставке людей и определённых товаров в Америку. Вам придётся пройти пешком около шести километров. Будет тепло, но не жарко. Когда вы попадёте в Америку, вас отвезут на одну конспиративную базу поблизости от Санта-Фе. Это штат Нью-Мексико. Оттуда вы сможете отправиться к вашему месту назначения самолётом или арендовать автомобили.

– Оружие?

– Что именно вам потребуется?

– Лучше всего были бы «АК-47».

Пабло резко мотнул головой.

– Этого у нас нет. Но мы можем предоставить вам автоматы «ингрэм» и «узи». Девятимиллиметровые парабеллумовские патроны. Скажем, по шесть тридцатизарядных магазинов для каждого. Естественно, полностью снаряжённые.

– Боеприпасов нужно больше, – не задумываясь, ответил Мустафа. – По двенадцать магазинов и по три коробки патронов на каждое оружие.

Пабло кивнул.

– Никаких проблем. – Это увеличило бы расходы на какие-нибудь две-три тысячи долларов. Оружие и боеприпасы покупались на неофициальном рынке. Теоретически, их происхождение можно было бы выяснить и дальше размотать цепочку, ведущую к покупателю, но проблема была действительно чисто теоретической, а не практической. Автоматы, по большей части, будут «ингрэмы», а не более надёжные и точные израильские «узи», но вряд ли эти люди станут возражать. Кто знает, может, у них есть какие-нибудь религиозные или моральные запреты на прикосновение к еврейскому оружию. – Скажите, насколько вы обеспечены деньгами?

– По пять тысяч американских долларов на каждого. Наличными.

– Вы можете использовать их для мелких расходов, например, покупку пищи и бензина, но для всего более серьёзного вам потребуются кредитные карточки. Американцы не принимают наличные при аренде автомобилей и никогда не продают за них билеты на самолёт.

– У нас они есть, – ответил Мустафа. Его и всех членов группы обеспечили в Бахрейне кредитными карточками «Visa». Даже номера карточек шли подряд. Все они были приписаны к счёту в швейцарском банке, на котором лежало чуть более пятисот тысяч долларов. Для их целей – больше чем достаточно.

Пабло прочёл имя на карте: Джон Питер Смит. Хорошо. Неважно, кто их готовил, но этот человек не допустил ошибки: не стал использовать явно ближневосточные имена. Всё будет нормально, пока карта не окажется в руках полицейского, который мог бы поинтересоваться у мистера Смита, откуда именно тот приехал. Впрочем, Пабло надеялся, что «гостей» проинструктировали о привычках и методах американской полиции.

– А как с прочими документами? – продолжал расспрашивать Пабло.

– Паспорта катарские. Международные водительские права. Мы все прилично говорим на английском языке и умеем читать карту. Знаем американские законы. Будем соблюдать скорость и ездить осторожно. Если гвоздь торчит, его забивают. Так что мы не будем высовываться.

– Прекрасно, – похвалил Пабло. Значит, их действительно проинструктировали. Кто-то, может быть, даже помнит инструкции. – Не забывайте, что одна ошибка может погубить вашу миссию и всех вас. Ошибиться очень легко. В Америке нетрудно жить и передвигаться, но их полицейские действуют очень эффективно. Пока на вас не обратили внимания, вы в безопасности. Поэтому вам нужно держаться как можно незаметнее. Малейший промах, и вы можете потерпеть неудачу.

– Диего, неудачи не будет, – заверил его Мустафа.

«Неудачи – в чём? – подумал Пабло, но не стал задавать этот вопрос вслух. – Сколько женщин и детей вы убьёте?» Но, по большому счёту, это не имело для него значения.

Они поступали, как трусы, но правила чести в культуре его «друга» очень отличались от его собственных. И, главное, все их отношения ограничивались бизнесом, и это было все, что ему нужно было знать.

* * *

Трехмильная пробежка, отжимания, чашка кофе... Такой была жизнь в южной Виргинии.

– Брайан, вы привыкли носить с собой огнестрельное оружие?

– Обычно у меня была винтовка «M16» и пять-шесть запасных магазинов. В основной комплект входят ещё несколько осколочных гранат.

– Вообще-то, я говорил о личном оружии.

– Как правило, я пользуюсь пистолетом «беретта М9».

– И насколько хорошо вы им владеете?

– Пистолет лежит в моём чемодане, Пит. В Квантико я сдал на стрелка первого класса, но мало кто из моего выпуска этого не сделал. В этом нет ничего трудного.

– Но вы часто носите его с собой?

– Вы имеете в виду, когда я в гражданском? Нет.

– Что ж, придётся привыкать.

– Это законно? – спросил Брайан.

– В штате Виргиния практикуется разрешительное право. Если за вами нет грехов, власти обязательно выдадут вам разрешение на скрытое ношение. А как вы, Доминик?

– Ну, я как-никак остаюсь агентом ФБР, Пит. Я почувствовал бы себя голым, если бы оказался на улице без «дружка» под мышкой.

– Чем вы пользуетесь?

– "Смит-вессоном 1076". Двойного действия, стреляет десятимиллиметровыми патронами. Бюро недавно начало переходить на «глоки», но «смит» мне нравится больше. – Если вы об этом, то нет, я не делаю зарубок на рукоятке, – подумал он, но не стал говорить это вслух.

– Ладно, как бы там ни было, я хочу, чтобы вы оба выходили за пределы Кампуса только с оружием. Просто чтобы хорошенько привыкнуть к этому, Брайан.

Тот пожал плечами.

– Может быть, это и разумно. – Пистолет не шёл ни в какое сравнение с шестидесятипятифунтовым рюкзаком.

* * *

Дело, конечно же, не ограничивалось одним Сали. В общей сложности Джек разрабатывал одиннадцать человек. Все, кроме одного, были уроженцами Ближнего Востока, все занимались финансовым бизнесом. Единственный европеец жил в Эр-Рияде. Он был немцем по происхождению, но перешёл в ислам. Этот поступок показался кому-то достаточно странным, и немца взяли под наблюдение. Джек в университете овладел немецким языком достаточно хорошо, чтобы читать электронные письма парня, но не видел в них ничего подозрительного. Немец, судя по всему, совсем сблизился с аборигенами в своём поведении и даже не пил пива. И, очевидно, нравился своим друзьям в Саудовской Аравии. Одним из достоинств ислама было то, что, если ты соблюдаешь законы и правильно молишься, окружающие обращают не слишком много внимания на твой внешний облик. Это было бы просто замечательно, если забыть о том факте, что большинство террористов молились, обернувшись к Мекке. Но в этом, напомнил себе Джек, не было никакой вины ислама. Его самого, пока он ещё находился в утробе матери, в ту самую ночь, когда он родился, пытались убить – а ведь эти люди считали себя католиками. Фанатики во всём мире оставались фанатиками. При мысли о том, что какие-то люди пытались убить его мать, ему хотелось схватиться за «беретту» калибра 0.40 дюйма. Его отец... Что ж, старик был в состоянии позаботиться о себе, а вот тот, кто применил оружие против женщин, сделал большой шаг за черту. Эту черту можно пересечь лишь однажды и только в одном направлении. Обратного пути не существовало.

Джек, конечно же, не помнил ничего из того, что произошло в ту ночь. Террористы из УЛА отправились на встречу с богом – благодаря усилиям суда штата Мэриленд – ещё до того, как он пошёл в первый класс, а его родители никогда не говорили об этом. Правда, сестра Салли время от времени говорила. События той ночи все ещё, случалось, повторялись в её ночных кошмарах. Он не раз пытался сообразить, видят ли такие же сны его мама и папа. Или воспоминания о подобных событиях, в конечном счёте, все же стираются. В передаче по каналу истории рассказывали, что многие ветераны Второй мировой войны все ещё переживают по ночам боевые эпизоды, случившиеся шестьдесят с лишним лет тому назад. Такие воспоминания, вероятно, следует воспринимать, как вечное проклятие.

– Тони?

– Да, юноша?

– Этот парень, Отто Вебер... Что в нём такого исключительного? С какой стороны ни глянь, он чист, как ванильное мороженое.

– А если бы вы сами были плохим парнем? Приделали бы себе на спину светящуюся неоновую надпись об этом или, может, постарались бы зарыться поглубже в траву, а?

– Вместе со змеями, – добавил Джек. – Я знаю, мы должны высматривать мелочи.

– Как я вам уже говорил. Вы ведь владеете арифметикой на уровне четвёртого класса. Принюхайтесь как следует, чем оттуда пахнет. И, напомню, вы ищете вещи, которые, по определению, должны быть почти невидимыми, согласны? Именно поэтому наша работа такая разнообразная и увлекательная. А невинные мелочи – это, главным образом, действительно невинные мелочи. Если парень скачивает из Сети детское порно, он делает это не потому, что он террорист. А потому, что извращенец. В большинстве стран это не считается серьёзным правонарушением.

– Готов поспорить, что в Саудовской Аравии считается.

– Вероятно, но, тоже могу поспорить, они смотрят на такие шалости сквозь пальцы.

– Я всегда считал, что они там все ярые пуритане.

– Они вполне снисходительны, пока мужчина держит своё либидо в узде. Но если вы сделаете что-нибудь с настоящим, живым ребёнком, вас ждут большие неприятности. Саудовская Аравия – прекрасное место для тех, кто привык соблюдать закон. Можете оставить там свой «Мерседес» с открытыми дверями, даже с ключами в зажигании, и вернувшись, найдёте машину на том же месте. А ведь такого не бывает даже в Солт-Лейк-Сити.

– А вам приходилось там бывать? – полюбопытствовал Джек.

– Четыре раза. Люди относятся к тебе по-дружески, пока ты ведёшь себя с ними как следует, а если ты завёл там настоящего друга, он останется другом на всю жизнь. Но их правила сильно отличаются от наших, и цена за их нарушение может оказаться достаточно внушительной.

– Значит, Отто Вебер играет по правилам?

Виллс кивнул:

– Совершенно верно. Он полностью включился в систему: религия и всё прочее. За это они его и любят. Религия – это средоточие их культуры. Если человек переходит в их веру и начинает жить по исламским правилам, они воспринимают это как дополнительное подкрепление своего мира и ценят такие поступки, как их ценили бы в любом другом обществе. И всё же я не думаю, что Отто участвует в этой игре. Люди, которых мы ищем, – социопаты. Такие встречаются где угодно. В некоторых культурах их отлавливают на ранней стадии и пытаются перевоспитать или убивают. В других культурах ничего такого не делают. Мы ведём эту работу не столь успешно, как должны бы и, полагаю, как это делают в Саудовской Аравии. Но хитрецы встречаются в любом обществе, и кое-кто из них успешно использует религию для маскировки. Ислам как система веры вовсе не предназначен для психопатов, но какие-то положения этого учения можно извратить и подогнать к потребностям таких людей – точно так же, как и христианство. Вы изучали психологию?

– К сожалению, нет, – сознался Райан.

– Значит, купите какие-нибудь книжки. Прочитайте их. Найдите людей, разбирающихся в этом деле, и засыпьте их вопросами. Внимательно слушайте ответы. – С этими словам Виллс снова повернулся к своему компьютеру.

«Вот дерьмо, – подумал Джек. Дела оборачивались все хуже и хуже. – Сколько времени должно пройти, – спросил он себя, – прежде чем они решат, что он способен на что-то полезное? Месяц? Год? Чёрт возьми, интересно, какой у них в Кампусе проходной балл?..»

...И что именно произойдёт, если он на самом деле докопается до чего-нибудь полезного?

Займёмся Отто Вебером...

* * *

Они не могли весь день торчать в номере, не вызывая вопросов у окружающих. Поэтому Мустафа и Абдулла перекусили в буфете и отправились на прогулку. В трех кварталах от гостиницы находился художественный музей. Вход туда был свободный, но причину этого они узнали лишь внутри. Это был музей современного искусства, и все имевшиеся там картины и скульптуры оказались совершенно недоступны пониманию посетителей с Ближнего Востока. Пару часов они бродили по музею, и оба пришли к выводу, что, наверно, краска в Мексике должна быть очень дешёвой. Однако такое времяпрепровождение позволило им лишний раз примерить на себя свои обличия – им, кажется, успешно удалось сделать вид, что хлам, висевший на стенах и громоздящийся на полу, им интересен.

После этого они неспешно вернулись в гостиницу. Единственной хорошей вещью здесь была погода. Европейцу было бы тут жарко и душно, но для арабов температура подходила в самый раз. Даже плотно окутывавший город серый туман не портил восприятия. Завтра им предстояло снова увидеть пустыню. Возможно, последний раз в жизни.

* * *

Даже хорошо финансируемое и прекрасно оснащённое правительственное агентство не в состоянии просматривать все сообщения, которые циркулировали в киберпространстве, и потому Агентство национальной безопасности использовало компьютерные программы, вылавливающие из потока ключевые слова и фразы. Работа по выявлению электронных адресов некоторых известных или подозреваемых террористов или лиц, подозреваемых в содействии терроризму, велась всё время, и за найденными непрерывно наблюдали, как и за серверами Интернет-провайдеров. Для работы требовались неимоверные ресурсы памяти, так что автофургоны постоянно доставляли в Форт-Мид новые дисковые запоминающие устройства огромной ёмкости. Там их присоединяли к мощным универсальным компьютерам, чтобы при опознании кого-то из нужных персон можно было бы сразу же сформировать подборку его электронных писем за несколько месяцев или даже лет. Если где-нибудь в мире существовала игра в ястреба, выслеживающего мышь, то она должна была вестись примерно так. Плохие парни, несомненно, знали, что разведки при помощи программ искали определённые слова или фразы, и потому старались использовать свои собственные кодовые слова, чем, в некотором роде, сами себя заводили в ловушку, поскольку такая практика внушала им ложное ощущение безопасности, а этим прекрасно пользовались в Агентстве, имевшем за плечами семьдесят лет опыта чтения мыслей врагов Америки.

Эта работа имела строгие ограничения. Слишком активное использование разведывательной информации выдало бы систему, скомпрометировало бы источник и заставило бы противников изменить методы шифрования. С другой стороны, использовать информацию слишком осторожно – то же самое, что не использовать вовсе. К сожалению, разведывательные службы склонялись больше к последнему варианту, чем к первому. Вновь созданное Министерство безопасности Отечества теоретически должно было выполнять роль диспетчерского пункта для всей информации, связанной с угрозой для государства, но колоссальный масштаб нового суперагентства с первых же дней его существования свёл на нет все возможные преимущества. Да, оно аккумулировало всю информацию, но её оказалось слишком много, и для её обработки требовались немыслимые рабочие мощности, так что надежды на своевременное получение ценных данных было немного.

Но старые привычки не желали легко умирать. Невзирая на появление новой бюрократической надстройки, разведывательное сообщество осталось в почти неизменном состоянии, и контакты между его элементами продолжались. Как всегда, эти люди смаковали то, что могли знать только посвящённые и не могли знать все остальные... и желали сохранить такое состояние и впредь.

По большей части, отношения между Агентством национальной безопасности и Центральным разведывательным управлением складывались по схеме: «Мне кажется, что это интересно. А вы как думаете?» Причиной этого служило глубокое различие в методах, подходах и корпоративной этике. Они разговорили по-разному. Они думали по-разному. И если им приходилось действовать, они действовали тоже по-разному.

Но, по крайней мере, они думали параллельно, а не в расходящихся направлениях. Было известно, что в ЦРУ работают лучшие аналитики, а АНБ сильнее в сборе информации. Из общих для обоих правил существовали исключения, и в любом случае по-настоящему талантливые люди были хорошо знакомы друг с другом и разговаривали между собой, главным образом, на одном языке.

* * *

Это стало известно на следующее утро из сообщения, переданного по кабельной связи. Старший аналитик из Форт-Мида отправил его своему коллеге в Лэнгли с пометкой «срочно», и, естественно, его не могли не заметить в Кампусе. Джерри Раундс увидел его в списке утренних поступлений по электронной почте и принёс распечатку на ежедневное совещание.

– Парень говорит: «На этот раз мы ужалим их так, что мало не покажется». Что это могло бы означать? – рассуждал вслух Джерри Раундс. Том Дэвис заночевал в Нью-Йорке. Ему предстояло встретиться за завтраком со специалистами по ценным бумагам из «Моргана Стэнли». То, что бизнес время от времени становился на пути настоящего дела, ужасно раздражало.

– Качество перевода хорошее? – спросил Джерри Хенли.

– В сноске сказано, что проблемы с текстом нет. Перехваченный разговор совершенно ясен. Не было даже статических помех. Простое повествовательное предложение на правильном арабском языке, никаких специфических нюансов, из-за которых можно было бы волноваться, – ответил Раундс.

– Кто абоненты? – продолжал расспрашивать Хенли.

– Исходящий звонок – от парня по имени Фа'ад, фамилия неизвестна. – Это рассказывал уже Белл. – Мы его знаем. Вероятнее всего, что он один из их планировщиков среднего уровня, а не полевой вояка. Базируется где-нибудь в Бахрейне. Он разговаривает по сотовому, только когда едет в автомобиле или же находится в общественном месте – на рынке или где-нибудь ещё. Ничего больше о нём пока что разузнать не удалось. Абонент, предположительно, какой-то новый для нас парень, хотя вероятнее, кто-то из старых знакомых, но с только что купленным «клонированным» телефоном. К сожалению, у него старый аналоговый аппарат, и поэтому им не удалось провести анализ голоса.

– А из этого, пожалуй, следует, что они могли начать какую-то операцию... – задумчиво произнёс Хенли.

– Очень похоже, – согласился Раундс. – Неизвестно какую и неизвестно где.

– Получается, что мы не знаем ни хрена. – Хенли потянулся к своей кофейной чашке. Его лицо приняло хмурое выражение, свидетельствующее о том, что бешенство шефа сейчас можно было бы измерить разве что по шкале Рихтера[39]. – Что же они собираются делать?

Теперь слово взял Грейнджер.

– Ничего умного, Джерри. Они угодили в логический капкан. Если они сделают хоть что-нибудь – скажем, поднимут на мачте сигнальный флаг, это будет выглядеть как объявление всеобщей тревоги, а они делали это уже столько раз, что больше никто не принимает их всерьёз. Если они не раскроют текст и источник, их тем более не примут всерьёз. Если же они всё-таки хоть что-то раскроют, то источник наверняка будет провален.

– А если они не поднимут тревогу, то Конгресс возьмёт их за задницы, что бы ни случилось. – Выборные чиновники всегда чувствовали себя намного лучше, когда создавали проблемы, а не решали их. Неважно, имело ли смысл поднимать шум, главное, что если он был достаточно громким, то приносил политические дивиденды. И потому ЦРУ и другие службы будут продолжать заниматься поисками людей, имеющих сотовые телефоны с номерами, зарегистрированными в других частях света. Это крайне непривлекательная, медленная полицейская работа, сроки проведения которой никак не зависят от нетерпеливых политиканов и которую не ускорить даже массивным вливанием денег. Последний фактор, несомненно, должен был приводить в крайнее расстройство людей, не умеющих делать ровно ничего другого.

– Значит, они пытаются решить проблему выбора между занятием, которое, как точно им известно, не даст никакого толку...

– ...И надеждой на чудо, – закончил Грейнджер мысль своего босса.

Конечно же, полицейские отделы по всей Америке будут приведены в состояние повышенной готовности – вот только никто не будет знать, какова цель этого режима и против какой угрозы он направлен. А ведь копы и без того постоянно высматривают людей с арабским типом лица, чтобы допросить, и это занятие страшно надоело полиции, поскольку не давало ровно никаких результатов, зато сплошь и рядом вызывало нападки активистов Американского союза защиты гражданских свобод. В различных федеральных окружных судах в настоящее время находилось шесть дел, которые можно было бы объединить под условным названием «А потому, что араб!», в четырех из которых фигурировали врачи, а в оставшихся двух – явно ни в чём не повинные студенты: всех их местная полиция задерживала излишне рьяно. Какими бы ни оказались решения по каждому из этих дел, в качестве прецедента они принесут несравненно больше вреда, чем пользы. Это и было то самое положение, которое Сэм Грейнджер назвал логическим капканом.

Хенли нахмурился ещё сильнее. О телефонном разговоре двух арабов, он нисколько не сомневался, знали уже в полудюжине правительственных агентств, которые, при всём их колоссальном финансировании и обширных штатах, могли принести пользы ровно столько же, сколько бык – молока.

– Мы можем что-нибудь сделать? – спросил он.

– Сохранять бдительность и немедленно сообщить в полицию, если мы увидим что-нибудь необычное, – ответил Грейнджер. – Если только у вас не окажется оружия под рукой.

– Чтобы застрелить какого-нибудь ни в чём не повинного шута, который, по всей вероятности, будет в это время идти на занятия по подготовке к получению гражданства, – добавил Белл. – Не стоит хлопот.

«Надо было мне остаться в Сенате», – подумал Хенли. По крайней мере, знание того, что ты являешься частью проблемы, приносило удовлетворение. Кроме того, приятно было время от времени давать волю своему раздражению. Здесь же крик был абсолютно неприемлем, поскольку плохо влиял на моральное состояние его людей.

– Ладно, в таком случае нам только и остаётся, что прикинуться обычными гражданами, – сказал босс после долгой паузы. Руководители подразделений кивнули и перешли к обсуждению обычной повседневной рутины. В самом конце совещания Хенли спросил у Раундса, как ведёт себя новый мальчик.

– У него хватает ума всё время задавать вопросы. Я посадил его за отслеживание движения денег известных или подозреваемых пособников.

– Если он сможет это выдержать, можно будет сказать, что бог благословил его, – заметил Белл. – От этого занятия любой может спятить.

– Терпение – это большое достоинство, – наставительно заметил Джерри. – Его чертовски трудно приобрести.

– Так что? Предупреждаем всех наших людей по поводу этого перехвата?

– Думаю, будет невредно, – ответил Белл.

– Договорились, – провозгласил Грейнджер.

* * *

– Дерьмо! – воскликнул Джек через пятнадцать минут. – Что это значит?

– Мы можем узнать это завтра или на следующей неделе, а то и никогда, – ответил Виллс.

– Фа'ад... Это имя мне знакомо... – Джек снова повернулся к своему компьютеру и вызвал один за другим сразу несколько файлов. – Да! Это парень из Бахрейна. Не пойму, почему местные полицейские до сих пор не прижали его, хотя бы слегка.

– Они ещё не знают о нём. Пока что за ним между делом присматривает Агентство национальной безопасности, но не исключено, что и в Лэнгли проверят, не найдётся ли у них что-нибудь на него.

– Что, они так же хорошо, как и ФБР, умеют вести полицейскую работу?

– Если честно, то нет. Разная подготовка, хотя с этим, в общем-то, сможет справиться любой нормальный человек...

Райан-младший перебил своего наставника:

– Чушь собачья. Копы очень даже неплохо умеют разбираться в людях. Это приобретённый навык. И ещё необходимо научиться задавать вопросы.

– Кто это говорит? – резко спросил Виллс.

– Майк Бреннан. Он был моим телохранителем. И многому меня научил.

– Что ж, хороший шпион тоже обязан разбираться в людях. От этого напрямую зависит сохранность его задницы.

– Может быть, но если хотите, чтобы во время разговора нельзя было отвести взгляд в сторону, то поговорите с моей мамой. А если нужно повесить лапшу на уши, то обращайтесь к кому-нибудь другому.

– Ладно, может быть, и так. А пока что покопайте ещё немного: не найдётся ли чего-нибудь старенького на нашего друга Фа'ада.

Джек повернулся к монитору. Сначала он перешёл к первой заинтересовавшей его беседе из перехватов. Немного подумал и возвратился к самому началу массива.

– Почему он не меняет телефоны?

– Возможно, из-за лени. Эти парни достаточно умны, но и у них бывают промахи. Появляются привычки. Они толковые, но не получают систематической подготовки, какую давали в КГБ и тому подобных конторах.

АНБ имело большой, но засекреченный пост радиоперехвата в Бахрейне. Он располагался в американском посольстве и подкреплялся американскими военными кораблями, которые постоянно бывали в том порту, но не воспринимались в тех местах как электронная опасность. Специалисты из АНБ, которые постоянно находились на них, перехватывали разговоры людей, улавливали даже наличие сотовых телефонов у людей, прогуливавшихся по набережной.

– Этот парень по уши в грязи, – заявил Джек буквально через минуту. – Это плохой парень, даю голову на отсечение.

– Помимо всего прочего, он всегда был хорошим барометром. Он говорит много такого, что мы находим весьма интересным.

– В таком случае кто-нибудь должен был заняться им всерьёз.

– В Лэнгли подумывают об этом.

– Насколько велика станция в Бахрейне?

– Шесть человек. Шеф, два полевых агента и трое служащих: связист и прочие.

– Это все? В том районе? Всего лишь горстка?

– Именно, – подтвердил Виллс.

– Проклятье. Я несколько раз спрашивал папу об этом. Но он только пожимал плечами и ворчал.

– Он приложил много сил для того, чтобы добыть для ЦРУ дополнительные фонды и штаты. Но Конгресс не всегда соглашался пойти ему навстречу.

– Скажите, а мы когда-нибудь контактировали с этим парнем? Говорили с ним, если можно так выразиться?

– В последнее время – нет.

– Почему же?

– Проблема кадров, – коротко ответил Виллс и тут же добавил: – Забавная штука – люди соглашаются работать, только если рассчитывают получить деньги. Ну, а мы не настолько важные типы, чтобы позволить себе такое.

– В таком случае почему ЦРУ не попросит местных полицейских заняться им? Бахрейн ведь дружественная страна.

– Дружественная, но они нам не вассалы. У них имеются свои представления о гражданских правах, не во всём совпадающие с нашими. Кроме того, нельзя же арестовать парня только за то, что он о чём-то знает и что-то думает. Вот если бы он действительно что-то сделал... Ну, вы сами видите, что мы не знаем, сделал он что-нибудь или нет.

– Но ведь можно же прицепить «хвост» к его заднице.

– И как ЦРУ сможет это сделать, имея только двух полевых агентов? – без тени язвительности спросил Виллс.

– Господи!

– Добро пожаловать в реальный мир, юноша. – Для выполнения такой задачи Управлению следовало завербовать несколько агентов, возможно, бахрейнских полицейских, но этого сделано не было. Возможно, командир станции тоже просил добавить ему людей, но полевых работников, говорящих по-арабски и имеющих соответствующий облик, в Лэнгли было не так уж много, а имеющиеся были заняты более важными вопросами.

* * *

Встреча состоялась точно по плану. Их ждали три машины, в каждой сидел шофёр, крайне редко что-то говоривший, да и то по-испански. Поездка прошла приятно; виды отдалённо напоминали родные места. Водитель вёл себя осторожно: не гнал машину и вообще не делал ничего такого, что могло бы привлечь к ним внимание. Они спокойно ехали вперёд. Почти все арабы курили сигареты, причём исключительно американских марок вроде «Мальборо». Мустафа тоже курил и, как и Мохаммед несколько дней назад, задавался вопросом: что сказал бы пророк по поводу сигарет. Вероятно, ничего хорошего, но ведь и плохого он о них тоже не говорил. И вообще ничего не говорил, верно? Значит, Мустафа мог курить, сколько захочется. В конце концов, проблема вреда для здоровья теперь волновала его не слишком сильно. Он рассчитывал прожить ещё четыре или пять дней, возможно, немного больше, если все пойдёт точно по плану.

Он ожидал, что его люди будут взволнованно болтать, но ничего подобного не происходило. Все ехали молча, лишь изредка роняя слова, и безучастно смотрели на мелькавшие за окнами машин сельские пейзажи. Мимо проносилась культура, о которой они почти ничего не знали и никогда не узнают.

* * *

– Что ж, Брайан, вот ваше разрешение на ношение оружия. – Пит Александер протянул ему карточку.

Она выглядела точь-в-точь как водительские права и должна была лежать вместе с ними в бумажнике.

– Значит, теперь я могу ходить с пистолетом по улицам на законных основаниях?

– Рассуждая практически, ни один коп не потащит офицера морской пехоты в участок за то, что тот носит при себе пистолет, скрыто или на виду. Но лучше расставить точки над i. Вы собираетесь носить с собой «беретту»?

– Я к ней привык, да и пятнадцати патронов вполне достаточно для обеспечения безопасности. Как именно я должен буду её носить?

– Рекомендую вот это, Альдо, – сказал Доминик, подняв на вытянутой руке свой широкий пояс. Его на первый взгляд трудно было отличить от поясной сумочки, которыми чаще пользуются женщины, чем мужчины. Потянув за ремешок, Доминик открыл сумочку и продемонстрировал пистолет и два запасных магазина. – Ими пользуются многие агенты. Куда удобнее, чем классическая кобура. Она при долгой поездке на автомобиле запросто может выдавить почки.

Брайан без лишних слов надел такой же пояс на себя и уложил в сумочку пистолет.

– Куда мы пойдём сегодня, Пит?

– Снова в торговый центр. Нужно ещё потренироваться в преследовании.

– Чудесно! – заявил Брайан. – Только почему вы не пользуетесь пилюлями невидимости?

– Потому что Г. Дж. Уэллс унёс их рецепт с собой в могилу.

Глава 9 С богом, вперёд!

Поездка в Кампус занимала у Джека около тридцати пяти минут. Все это время он слушал новости на канале Эн-пи-ар, потому что, как и его отец, не любил современную музыку. Сходство с отцом на всём протяжении жизни то раздражало, то восхищало Джона Патрика Райана-младшего. Будучи подростком, он отчаянно боролся, стараясь сформировать свой собственный образ, отстоящий как можно дальше от всегда сдержанного, словно застёгнутого на все пуговицы, отца, но, оказавшись в колледже, быстро сдал все отвоёванные ранее позиции, даже не заметив, как это произошло. Он считал, что просто-напросто поступает разумно, когда, например, встречался с девушками, которые казались ему хорошими кандидатками в жёны, хотя ему так и не удалось найти идеальную невесту. А дело было в том, что он подсознательно сравнивал их с мамой. Он всерьёз злился на преподавателей в Джорджтауне, которые любили говорить, что он весь в отца, и на первых порах даже воспринимал такие слова как оскорбление, пока не напомнил себе, что его отец был вовсе не плохим парнем. Во всяком случае, мог бы быть куда хуже. Ему довелось увидеть немало бунтарей, даже в столь консервативном университете, как Дж-таун, с его иезуитскими традициями и суровой учёностью. Кое-кто из его однокашников даже устраивал настоящие шоу, демонстративно отрекаясь от своих родителей, но каким подонком надо быть, чтобы пойти на такое? Несмотря на всю упертость и старомодность, его отец был хорошим отцом, особенно в сравнении с другими. Он никогда не проявлял властность и позволял сыну поступать по-своему и идти собственным путём... может быть, рассчитывая на то, что сумеет подтолкнуть его на верную дорогу? – спросил себя Джек. Но нет. Если бы отец лелеял такие тайные замыслы, Джек наверняка заметил бы их.

Он переключился на тайные умыслы и заговоры. О них очень много шумели в газетах, им была посвящена чуть ли не половина издававшегося книжного чтива. Его отец не единожды смеялся по поводу того, что в один прекрасный день морская пехота выкрасит его «личный» вертолёт чёрной краской. Вот была бы умора, думал Джек. Он постоянно забрасывал Майка Бреннана, своего – как частенько шутили – заместителя отца, вопросами, из которых добрая половина была о заговорах. И с величайшим разочарованием узнал, что Секретная служба Соединённых Штатов уверена на сто процентов, что Джона Кеннеди убил Ли Харви Освальд и сделал это совершенно один. В академии Секретной службы в Белтсвилле, неподалёку от Вашингтона, Джек держал в руках винтовку «манлихер-каркано» калибра 6,5 мм – точно такую же, как та, что оборвала жизнь бывшего президента, – и даже стрелял из неё. Там же он получил о том трагическом событии полную информацию, которая полностью удовлетворила его, но никак не могла бы понравиться деятелям промышленного воспроизведения заговоров, чрезвычайно пылко и коммерчески успешно веривших в совсем иные варианты. Последние даже высказывали предположения о том, что его отец, как бывший сотрудник ЦРУ, являлся чуть ли не главным заинтересованным лицом развивавшегося на протяжении по крайней мере пятидесяти лет заговора, целью которого было поставить правительство под контроль ЦРУ. Да-да, именно так! Как и Трехсторонняя комиссия[40], и Мировой порядок франкмасонов, и все, что были в состоянии сочинить беллетристы. И от своего отца, и от Майка Бреннана он слышал немало историй о ЦРУ, из которых лишь немногие могли бы послужить подтверждением компетентности этого федерального агентства. В общем, всё выглядело достаточно прилично, но никогда и близко не приближалось к тому совершенству, каким представало ЦРУ в его голливудских версиях. Впрочем, в Голливуде, вероятно, считали и кролика Роджера реальной личностью – ведь фильмы о нём приносили деньги, и немалые, верно? Нет, ЦРУ имело несколько чрезвычайно серьёзных недостатков...

...И не был ли Кампус создан как средство для их исправления?.. Вот как следовало сформулировать вопрос. «Проклятье, – подумал Джек-младший, поворачивая на 29-е шоссе, – а не получится ли так, что теоретики заговора окажутся в итоге правы?..» Задав себе этот вопрос, он скривился и громко фыркнул в знак презрения.

Нет, Кампус нисколько не походил на такое учреждение. Ни на СПЕКТР из старых фильмов про Джеймса Бонда, ни на ТРАШ из «Человека из U.N.C.L.E.». Вся теория заговора базировалась на способности большого количества людей подолгу молчать, а ведь Майк много раз говорил ему, что плохие парни не умеют держать язык за зубами. Вряд ли в федеральных тюрьмах удалось бы найти глухонемого, не раз говорил Майк, а вот преступники никогда не понимали этого, идиоты.

И люди, которых он пытался теперь выслеживать, имели ту же проблему, а ведь они, предположительно, были умны и руководствовались высокими идейными соображениями. По крайней мере, так они сами думали. Но нет, даже они не были Плохими Парнями (с большой буквы) из кинофильмов. Им нужно было с кем-то общаться, и разговоры вели их к краху. Он задумался о том, что это могло означать: то ли злодеям необходимо похвастаться, то ли они испытывали потребность говорить другим, что они, дескать, творят добро, только несколько извращённым способом, и убеждаться в том, что все с ними согласны? Парни, жизнь которых он анализировал, были мусульманами, но ведь существовали и другие мусульмане. И его отец, и он сам были знакомы с принцем Али из Саудовской Аравии, а он, определённо, был хорошим парнем; он подарил папе меч, благодаря чему получил кодовое имя в Секретной службе, и до сих пор бывал у них дома самое меньшее раз в год, поскольку люди из Саудовской Аравии после того, как подружишься с ними, становились самыми обаятельными людьми в мире. Конечно, для них немаловажным фактором было и то, что американский друг является бывшим президентом. Или, если говорить о нём самом, сыном бывшего президента, который теперь прокладывал свой собственный путь в «чёрном» мире...

«Чёрт возьми, как всё-таки папа отреагирует на это? – в который раз спросил себя Джек. – Скорее всего, мне здорово влетит. А мама? Тоже разозлится. – Готовый рассмеяться, он повернул руль влево. – Хотя мама не должна об этом узнать. Её, наверно, удастся обмануть заготовленной легендой. И дедушку тоже, но только не папу. Папа самолично помогал создавать это место. Возможно, ему в конце концов понадобится один из тех чёрных вертолётов, над которыми он в своё время смеялся».

Джек заехал на выделенное ему место на стоянке под номером 127. Разве мог Кампус быть сколько-нибудь влиятельной и сильной организацией? При том, что его штат насчитывал менее ста пятидесяти сотрудников. Он запер автомобиль и направился к зданию, отметив про себя, что его уже начало тошнить от необходимости каждое утро отправляться на работу. Но ведь надо с чего-то начать.

Как и большинство других, он вошёл через боковую дверь. Там находилась проходная. В ней дежурил Эрни Чамберс, в прошлом сержант первого класса 1-й пехотной дивизии. На его голубой форменной куртке красовалась уменьшенная копия значка боевого пехотинца – на тот случай, если кто-нибудь не заметит мощные плечи и суровый взгляд чёрных глаз. После первой войны в Персидском заливе он перешёл из пехоты в военную полицию. «Судя по всему, он должен был очень хорошо надзирать за соблюдением законов и дорожным движением», – подумал Джек, приветствуя охранника бодрым взмахом руки.

– Привет, мистер Райан.

– Доброе утро, Эрни.

– Отлично выглядите, сэр. – Отставной солдат всех величал сэрами.

* * *

Двумя часами ранее неподалёку от Сьюдад-Хуарес микроавтобус повернул на площадку возле приземистого здания и остановился рядом с четырьмя автомобилями. Следом прибыли и другие микроавтобусы, ехавшие за ним до самой границы с США. Пассажиры выбрались из машин и теперь зевали и потягивались, вдыхая холодный утренний воздух.

– Здесь я оставлю вас, secor, – сказал водитель Мустафе. – Вам нужно подойти к человеку, который стоит рядом с коричневым «Фордом Эксплорер». Vaya con Dios, amigos. – Это было самое благожелательное испанское прощание: идите с богом, друзья.

Мустафа отправился в указанном направлении и обнаружил довольно рослого мужчину в широкополой ковбойской шляпе. Выглядел он не очень опрятно, и его усы уже давно следовало подстричь.

– Buenos dias. Я Педро, – представился он. – Я отвезу вас до места. В моём автомобиле поедут четверо, да?

Мустафа кивнул:

– Верно.

– В машине есть вода в бутылках. Если хотите поесть, можете купить что-нибудь в магазине. – Он указал на здание. Мустафа решил зайти, его спутники тоже, но уже через десять минут все расселись по машинам и отправились дальше.

Они двинулись на запад. Почти вся дорога проходила по шоссе № 2. Хотя машины выехали одновременно, они сразу же разделились и больше не двигались колонной, как на первом этапе поездки. Автомобилей было четыре – все большие американские внедорожники, покрытые толстым слоем пыли и грязи, чтобы не казались новыми. За ними всходило солнце, на землю цвета хаки ложились длинные тени.

Педро, казалось, истратил весь свой словарный запас на площади. За рулём он сидел молча и лишь изредка громко рыгал. Курил он непрерывно. Старомодный амплитудно-модуляционный приёмник негромко транслировал испанскую музыку. Арабы тоже сидели молча.

* * *

– Привет, Тони, – сказал Джек своему наставнику и соседу по комнате. Тот уже сидел за компьютером.

– Привет, – буркнул в ответ Виллс.

– Было этим утром что-нибудь горяченькое?

– Со вчерашнего дня – ничего, хотя Лэнгли говорит о том, что нужно повнимательнее присмотреться к нашему другу Фа'аду.

– И что, они этим займутся?

– Я могу только предполагать. Руководитель станции в Бахрейне говорит, что ему для этого нужны дополнительные сотрудники, и, вероятно, кадровики в Лэнгли как раз сейчас мусолят эту проблему.

– Папа любил говорить, что правительством на самом деле управляют бухгалтеры и адвокаты.

– Он не так уж далёк от истины, приятель. Одному богу известно, удастся ли Эдду Килти приспособиться к такому положению. Кстати, что твой старик думает о нём?

– Терпеть не может этого сукина сына. Он не станет ничего говорить публично о новой администрации, так как считает, что такое делать нельзя, но если вы заговорите об этом парне за обедом, то рискуете уйти голодным – придётся всё время говорить, не успеете ни кусочка съесть. Просто смешно. Папа ненавидит политику и, действительно, изо всех сил старается сохранять спокойствие, но этот парень точно не входит в тот список, по которому папа рассылает рождественские открытки. Но отец держит свои чувства при себе и ни за что не станет обсуждать их с репортёрами. Майк Бреннан признался мне, что Служба тоже не любит своего нового босса. А ведь они обязаны любить его.

– Да, у профессионалов есть свои беды, – согласился Виллс.

Затем Джек-младший включил свой компьютер и начал просматривать сообщения, которыми по ночам обменивались Лэнгли и Форт-Мид. По объёму перехват казался куда внушительнее, чем по содержанию. Похоже, что его новый друг Уда...

– Наш приятель Сали вчера с кем-то обедал, – объявил Джек.

– С кем? – вскинул голову Виллс.

– Бритты не знают. По облику – уроженец Ближнего Востока, возраст порядка двадцати восьми лет, тонкая бородка, усики. Опознать его не удалось. Разговаривали по-арабски, но никто не смог подойти достаточно близко, чтобы понять, о чём речь.

– Где была встреча?

– В пабе на Тауэр-хилл с типично лондонским названием «Повешенный, утопленный и четвертованный». На границе финансового района. Уда пил «Перрье». Его приятель – пиво. Взяли британский «завтрак пахаря». А сидели в угловой кабинке, поэтому подобраться так, чтобы можно было прослушать разговор, не удалось.

– Вероятно, они хотели поговорить конфиденциально. Но это ещё необязательно делает их плохими парнями. Бритты привесили ему «хвост»?

– Нет. Это, по всей вероятности, означает, что за Удой ходит лишь один человек, верно?

– Вполне возможно, – согласился Виллс.

– Но тут сказано, что нового парня они все же сфотографировали. Хотя к донесению портрет не приложили.

– Вероятно, наблюдение вёл кто-то из Службы безопасности – МИ-5. К тому же мелкий агент. Уду воспринимают как второстепенную персону, недостойную тщательного наблюдения. К тому же у всех правительственных агентств сильнейший кадровый голод. Что-нибудь ещё?

– Накануне вечером прошло несколько денежных операций. С виду довольно обычные, – сказал Джек, продолжая просмотр. «Я ищу что-нибудь маленькое и безопасное», – напомнил он себе. Но маленькие и безопасные вещи были, в основном тем, чем казались, – маленькими безопасными вещами. Уда переводил деньги ежедневно, в больших и малых количествах. Занимаясь управлением состояниями, он редко встревал в спекуляции и главным образом участвовал в сделках с недвижимостью. Лондон и Великобритания в целом являлись хорошим местом для ведения бизнеса по сохранению капиталов. Цены на недвижимое имущество были довольно высокими, но очень устойчивыми. Если ты что-нибудь покупал, то мог быть уверенным в том, что цена твоего приобретения хотя и не взлетит до небес, но также и не рухнет. Значит, папаша Уды позволил ребёнку играть одному в садике, но не разрешил ему выходить на улицу с оживлённым движением... Сколько личных денег Уда имеет в своём распоряжении? Поскольку он платил шлюхам наличными и одаривал их дорогими сумочками, у него должна иметься собственная подпитка наличностью. Пусть даже и скромная по меркам Саудовской Аравии, но жителям других стран она, пожалуй, показалась бы весьма внушительной. Как-никак мальчишка действительно разъезжал на «Астон-Мартине», да и жил вовсе не в старом трейлере. Значит...

– Как мне разделить операции Сали с семейными деньгами и его собственными?

– Этого делать как раз не нужно. Мы считаем, что он пользуется сразу двумя счетами именно для того, чтобы создать впечатление путаницы и замаскировать свои делишки. Вам будет лучше всего посмотреть, что он сообщает в своих ежеквартальных отчётах папаше.

Джек застонал.

– О небо, мне ведь потребуется несколько дней, чтобы собрать сведения обо всех сделках, а потом ещё и проанализировать их.

– Теперь вы, наверно, понимаете, Джек, что бухгалтера из вас не выйдет, – громко хихикнул Виллс.

Джек чуть не зарычал. Но, увы, выполнить задание можно только таким способом, а ведь это его работа, не так ли? Прежде всего он посмотрел, нельзя ли с помощью какой-нибудь программы ускорить процесс. Нет. Оставалось припомнить арифметику на уровне четвёртого класса – и непрерывно принюхиваться. Смех, да и только! По крайней мере, когда эта работа закончится, он здорово наловчится вводить числа с правой, вспомогательной клавиатуры. Там было что вводить! Интересно, почему Кампус не нанимает специалистов по судебно-бухгалтерской экспертизе?

* * *

С шоссе № 2 они свернули на грунтовую дорогу, уходившую прямо на север. Судя по следам, дорога активно использовалась, и последний раз по ней ездили совсем недавно. Пустынная равнина сменилась холмами предгорья. Хребет Скалистых гор находился далеко на западе, настолько далеко, что его пики нельзя было разглядеть. Воздух здесь был заметно разреженнее по сравнению с тем, к какому он привык. Из-за жары прогулка обещала быть нелёгкой. Он думал над тем, насколько продолжительным окажется пеший переход и как близко они подобрались к американской границе. Ему не раз доводилось слышать, что американо-мексиканская граница охранялась, но не слишком тщательно. Американцы могли проявлять прямо-таки убийственную компетентность в одних делах и оставаться сущими детьми в других. Мустафа и его люди надеялись, что им удастся избежать встречи с их первой ипостасью и использовать в своих интересах вторую. Около одиннадцати утра он издали увидел впереди большой грузовик с крытым кузовом. Их внедорожник направился прямо к нему. Подъехав поближе, он разглядел, что грузовик пуст, и его большие красные двери открыты настежь. «Форд Эксплорер» остановился в сотне метров от грузовика. Педро выключил мотор и вышел.

– Мы на месте, друзья, – объявил он. – Надеюсь, вы не против того, чтобы прогуляться?

Все четверо пассажиров тоже вышли и, как на первой остановке, принялись потягиваться и осматриваться по сторонам. Один за другим подъехали три оставшихся джипа. К приехавшим подошёл очередной незнакомый мексиканец.

– Привет, Педро, – тоном старого приятеля приветствовал незнакомец их водителя.

– Buenos dias, Рикардо. Вот эти люди хотят перейти в Америку.

– Привет. – Он пожал руки первой четвёрке. – Меня зовут Рикардо, я ваш «койот».

– Что? – не понял Мустафа.

– Это просто так называется. Я вожу людей через границу. За плату. За вас мне, конечно, уже заплатили.

– Далеко идти?

– Десять километров. Несложная прогулка, – тоном гида, уговаривающего туристов, сказал Рикардо. – Местность будет по большей части примерно такой же, как здесь. Если увидите змею, просто отойдите в сторону. Она за вами не погонится. Но если вы подойдёте к ней ближе чем на метр, она может укусить, а это смертельно. Кроме змей, тут больше нечего бояться. Если увидите вертолёт, падайте на землю и не шевелитесь. Американцы не слишком старательно охраняют границу, причём, как ни странно, и днём, и ночью. Мы тоже приняли кое-какие меры.

– Какие именно?

– В этом фургоне прибыло тридцать человек, – сказал «койот», указывая на большой грузовик. – Они пойдут впереди и западнее нас. Если кого и поймают, то их.

– Сколько времени мы будем идти?

– Три часа. Если вы сможете идти быстро, то меньше. У вас есть вода?

– Мы знаем пустыню, – заверил проводника Мустафа.

– Как скажете. В таком случае, пойдёмте. Следуйте за мной, amigo. – С этими словами Рикардо повернулся и зашагал на север. Он был одет в хаки, его талию охватывал сетчатый пояс военного образца, на котором висели три фляги, на груди болтался бинокль, опять-таки военного образца, а голову прикрывала армейская шляпа с полями. Обут он был в заметно поношенные ботинки. Двигался он широкими лёгкими шагами, достаточно, хотя и не чрезмерно быстро. Прибывшие направились следом за ним, растянувшись в цепочку, чтобы не выдать своей численности в том случае, если кому-нибудь понадобится изучать их следы. Первым, метрах в пяти позади «койота», шёл Мустафа.

* * *

Примерно в трестах ярдах от дома, на открытом воздухе, находилось стрельбище. Оно было снабжено металлическими мишенями, похожими на те, что использовались в тирах Академии ФБР – примерно в человеческий рост, с плоскими дисками на месте головы. При попадании они издавали благозвучный лязг и через секунду-другую падали, как это делает человек, когда в него попадает пуля. Энцо оказался лучшим стрелком. Альдо объяснял это тем, что в морской пехоте стрельбе из пистолетов уделяют не слишком много внимания, тогда как агенты ФБР практикуются достаточно часто – ведь требуется, чтобы каждый из них в совершенстве владел своим личным оружием. Агент ФБР пользовался двуручным, так называемым уиверовским хватом, а морской пехотинец во время стрельбы стоял прямо и держал пистолет в одной руке, как это принято в Корпусе.

– Эй, Альдо, так ты сам превращаешься в замечательную мишень, – предупредил Доминик брата.

– Ты думаешь? – Брайан выпустил три пули подряд и услышал три ласкающих ухо звонка. – Не так-то просто, братишка, стрелять, скажем, вдогонку машине между габаритных огней.

– И ещё, что это за бред насчёт «один выстрел – один убитый»? Если подвернётся что-нибудь, стоящее стрельбы, следует выпустить, самое меньшее, две пули.

– А сколько ты всадил в того козла в Алабаме? – спросил Брайан.

– Три. Мне что-то не хотелось рисковать, – пояснил Доминик.

– Тебе виднее, брат. Знаешь что, дай-ка мне попробовать твой «смит».

Перед тем как протянуть оружие брату, Доминик разрядил его. Вынул магазин и извлёк патрон из камеры. Брайан сначала направил в сторону мишени незаряжённый пистолет и несколько раз щёлкнул спусковым механизмом, чтобы привыкнуть к ощущению спуска, затем вставил магазин и сделал то же самое по-настоящему. Первая пуля звонко ударила в «голову». Вторая тоже. Третья прошла мимо, но четвёртая, выпущенная через треть секунды, снова нашла цель. Брайан вернул оружие.

– Лежит в руке совсем по-другому, – сообщил он.

– Ты привыкнешь, – пообещал Доминик.

– Спасибо, конечно, но мне нравится, когда в магазине на шесть патронов больше.

– Что же, если так...

– Всё-таки почему мы стреляем именно по головам? – вдруг спросил Брайан. – Ладно, если у тебя снайперская винтовка, то, конечно, пуля в голову наверняка остановит кого угодно. Но ведь с пистолетом такой уверенности быть не может.

– Если ты способен продырявить парню голову с пятнадцати ярдов, – ответил Пит Александер, – значит, у тебя самый настоящий талант. А это самый лучший способ закончить спор из всех, какие я знаю.

– Не пойму, куда же вы всё-таки клоните, – сознался Доминик.

– Вы не осмотрелись по сторонам, агент Карузо. Но не забывайте, что друзья были даже у Адольфа Гитлера. Разве в Квантико этому не учат?

– В общем... да, – с видимой неохотой отозвался Доминик.

– Когда ваш первый противник падает, необходимо сразу же осмотреться: нет ли поблизости каких-нибудь друзей, которых он мог привести с собой. Или же поскорее смыться. А лучше всего сделать и то, и другое.

– Вы имеете в виду – убежать? – спросил Брайан.

– Нет, если только вы не заняты слежкой. Нужно куда-нибудь уйти, но сделать это таким образом, чтобы на вас не обращали внимания. Скажем, зайти в книжный магазин и что-нибудь купить. Или выпить чашку кофе. Всё равно. Вы должны принять решение, исходя из сложившихся обстоятельств, но при этом не забывать о своей цели. Ваша цель состоит в том, чтобы обязательно удалиться с непосредственного места происшествия со всей возможной быстротой, какую позволяет обстановка. Если будете двигаться слишком быстро, вас заметят. Промедлите, и вас могут увидеть слишком близко к вашему объекту. А о человеке, которого не заметили, никто не станет сообщать. Так что вам нужно научиться превращаться в невидимок. Как вы одеваетесь на работе, как держитесь, как ходите, как думаете – всё это должно быть продумано и сделано так, чтобы для всех вы были невидимыми, – с нажимом проговорил Александер.

– Другими словами, Пит, вы говорите, что хотите, чтобы мы, когда будем убивать людей, для охоты на которых обучаемся, – спокойно произнёс Брайан, – были в состоянии сделать это и уйти таким образом, чтобы избежать неприятностей после этого.

– А вы предпочли бы оказаться пойманными? – спросил Александер.

– Нет, конечно, но наилучший способ убить кого-нибудь – это вышибить ему мозги из хорошей винтовки с расстояния в несколько сотен метров. Совершенно безотказный метод.

– Но ведь может понадобится такая смерть, чтобы никто не заподозрил убийства, – ответил инструктор.

– Чёрт возьми, но как вы собираетесь устроить подобное? – Этот вопрос задал Доминик.

– Терпение, парни. Не все сразу.

* * *

Впереди протянулись остатки какой-то изгороди. Рикардо преодолел её, воспользовавшись дырой, которая выглядела сделанной достаточно давно. Столбы забора были выкрашены в густой зелёный цвет, но сквозь краску просматривалась ржавчина. Пролёты были в ещё худшем состоянии. Так что проникнуть сквозь этот, сделавшийся иллюзорным, барьер было совсем нетрудно. «Койот» прошёл ещё метров пятьдесят, выбрал плоский камень, уселся на него, закурил и сделал несколько глотков из фляги.

Это был его первый привал. Переход не представлял ровно никакого труда, и он проделывал его уже много раз. Мустафа и его друзья не могли знать, что их проводник провёл через границу по этому самому маршруту уже несколько сотен групп и был арестован лишь однажды, что не привело ни к каким неприятностям, если не считать уязвлённой гордости. В тот раз он также лишился своего гонорара, поскольку был благородным «койотом». Мустафа подошёл к нему.

– Как ваши друзья – в порядке? – спросил Рикардо.

– Пока что всё было несложно, – ответил Мустафа. – Я не видел ни одной змеи.

– Их здесь не так уж много. В них стреляют все кому ни лень или убивают камнями. Честно говоря, их никто не боится.

– Они опасны? Я имею в виду – на самом деле.

– Только для дураков, но даже если змея и укусит, человек не умрёт. Поболеет несколько дней, только и всего. Разве что ходить будет больно. Придётся несколько минут подождать. Мы пришли раньше срока. О, кстати, добро пожаловать в Америку, amigo.

– Этот забор... Неужели, кроме него, здесь ничего нет? – недоверчиво спросил Мустафа.

– Да, norteamericanos богаты и умны, но они ещё и лентяи. Мои люди не стали бы ходить сюда, не будь гринго слишком ленивыми для того, чтобы делать эту работу самостоятельно.

– Сколько же людей вы переправили в Америку?

– Вы имеете в виду меня лично? Тысячи. Много тысяч. За это мне хорошо платят. У меня прекрасный дом, на меня работают ещё шесть «койотов». Гринго больше волнуют те, кто переправляет через границу наркотики, а я избегаю этого занятия. Оно не стоит тех неприятностей, на которые можно нарваться. Но двоим из своих я позволяю это делать. Видите ли, очень уж хорошо платят.

– А какие именно наркотики? – полюбопытствовал Мустафа.

– Те, за которые мне платят. – Мексиканец ухмыльнулся и сделал ещё один большой глоток из фляги.

Мустафа повернулся к подошедшему Абдулле.

– Я думал, что это будет трудный поход, – заметил его помощник.

– Только для горожан, – отозвался Рикардо. – Это моя страна. Я родился в пустыне.

– Я тоже, – ответил Абдулла. – Какой приятный день. – «Куда лучше, чем трястись в кузове грузовика», – добавил он про себя.

Рикардо снова закурил свой «Ньюпорт». Он любил ментоловые сигареты: их дым был приятнее для горла.

– Жары не будет ещё месяц, а то и два. Но уж тогда наступит настоящая жара, и мудрый человек не выйдет в путь без хорошего запаса воды. Случалось, что во время августовской жары люди умирали здесь без воды. Но ни один из тех, кто шёл со мной. Я слежу за тем, чтобы у всех была вода. Мать-природа не знает любви и не имеет жалости, – философски заметил «койот». В конце пешего маршрута у него имелось любимое место, где можно бы выпить немного cervezas[41] перед тем, как ехать на восток, в Эль-Пасо. Оттуда он вернётся в свой удобный дом в Асенсьоне, достаточно далеко от границы, чтобы можно было не тревожиться из-за потенциальных эмигрантов, имевших дурную привычку воровать вещи, которые, по их мнению, могли бы понадобиться им для перехода через границу. Потом он подумал, сколько краж они могли совершать, когда попадали на другую сторону границы, на территорию гринго, но ведь это уже не его проблема, верно? Он докурил сигарету и встал.

– Осталось всего три километра, друзья мои.

Мустафа и его люди снова построились в цепочку и побрели на север. Каких-то три километра? Дома им приходилось куда больше проходить до автобусной остановки.

* * *

Набирать числа при помощи вспомогательной клавиатуры оказалось занятием не более приятным, чем пробежки голышом в саду, заросшем кактусами. Джек был из тех людей, которым требуется постоянное подхлестывание интеллекта, и найти удовольствие в такой сфере деятельности, как судебно-бухгалтерская экспертиза, он никак не мог.

– Скучно, да? – осведомился Тони Виллс.

– Ужасно, – подтвердил Джек.

– Что ж, именно так в действительности и происходит сбор и обработка разведывательной информации. Даже когда, по большому счёту, происходит что-то захватывающее, все равно работа весьма унылая. Ну, разве что если ты идёшь по горячему следу какой-то особенно неуловимой лисы. Тогда даже в этом занятии можно найти своего рода интерес, хотя оно нисколько не похоже на напряжённое выслеживание объекта при полевой работе. Мне никогда не приходилось им заниматься.

– И папе тоже, – заметил Джек.

– Всё зависит от того, какие книжки вы читаете. Ваш папаша, случалось, находил очень оригинальные пути к решению. Правда, я не думаю, что это доставляло ему большое удовольствие. Он когда-нибудь говорил об этом?

– Никогда. Ни разу в жизни. Я думаю, что даже мама знает об этом очень немного. Что касается меня... Все, кроме той подводной истории, я узнал из книг и тому подобного. Однажды я спросил папу, а он мне сказал: «Ты что, веришь всему, что печатают в газетах?» И больше ничего. Даже когда по телевидению выступал тот русский парень, Герасимов, папа только ворчал, но ничего не говорил.

– В Лэнгли о вашем отце говорят как о короле шпионов. Хранит все секреты при себе, как полагается. Но он по большей части работал на седьмом этаже. Я никогда не забирался так высоко.

– Не могли бы вы сказать мне ещё одну вещь?

– Какую же?

– Герасимов. Николай Борисович Герасимов. Он на самом деле был начальником КГБ? И мой папа действительно заставил его уволочь задницу из Москвы?

Виллс на мгновение заколебался, но уклониться от ответа на столь прямой вопрос было невозможно.

– Да. Он был председателем КГБ, и твой старик действительно заставил его перебежать к нам.

– Без балды? Но, чёрт возьми, как папе удалось договориться с ним?

– Это очень длинная история, и у вас нет к ней допуска.

– Почему же он в таком случае сделал папе такие гадости?

– Потому что он бежал не по своей воле. Ваш отец вынудил его к предательству. Он мечтал вырваться даже после того, как ваш старик стал президентом. Но, знаете ли, Николай Борисович хорошо «спел» – возможно, не как канарейка, но всё же красиво. Сейчас он включён в программу защиты свидетелей. И его то и дело дёргают, чтобы заставить «спеть» что-нибудь ещё. Люди, которых вы склоняете к предательству, ни за что не станут выкладывать все, что знают, за один приём, так что к ним приходится обращаться вновь и вновь. Благодаря этому у них возникает ощущение собственной значимости, и, чтобы закрепить его, они соглашаются пропеть ещё одну песенку. А потом ещё одну. Он так и не стал счастливым туристом. Он не может вернуться домой. Там он сразу лишится задницы. Русские никогда не прощали государственных измен, что бы они ни говорили. Да ладно, и мы тоже. Вот он и живёт здесь под федеральной защитой. Последнее, что я о нём слышал: он пристрастился к гольфу. Его дочь вышла замуж за какого-то засранца из аристократов, старых денежных мешков в Виргинии. Теперь она настоящая американка, но её отец умрёт несчастным. Он мечтал возглавить Советский Союз – я имею в виду, что он действительно к этому стремился, но ваш отец раз и навсегда свернул ему шею, и Ник, естественно, люто ненавидит его.

– Будь я проклят!..

– Есть что-нибудь новое о Сали? – спросил Виллс, решительно возвращаясь к сегодняшним делам.

– Всякие мелочи. Знаете, пятьдесят тысяч сюда, восемьдесят тысяч туда. Фунтов, не долларов. На счета, о которых я мало что знаю. Он просаживает от двух до восьми тысяч фунтов в неделю и, вероятно, считает эти деньги мелочью.

– Откуда возникает эта наличность? – спросил Виллс.

– Не совсем ясно, Тони. Мне кажется, что он тянет понемногу с семейного счета, возможно, два процента, которые он может списать на текущие расходы. Не так много, чтобы отец встревожился по поводу того, что сыночек обкрадывает папу с мамой. Интересно, как бы они на это отреагировали? – подумал вслух Джек.

– Руку они ему, определённо, не отрубили бы, но могли бы сделать кое-что похуже: перекрыть денежный ручеёк. Вам удалось найти, чем этот парень зарабатывает себе на жизнь?

– Вы подразумеваете реальную работу? – Джек громко хохотнул. – Как ни глянь, я не вижу ничего подобного. Он давно сидит на родительских деньгах, и вряд ли ему захочется пойти укладывать рельсы. Я много раз бывал в Лондоне. Каким образом там удаётся жить рабочим – просто невозможно понять.

– А вы думаете, что они радостно побегут к себе на ферму, после того, как посмотрели Париж? – нараспев, с нескрываемой издёвкой проговорил Виллс.

Джек покраснел.

– Послушайте, Тони, да, я из богатой семьи, но папа всегда следил за тем, чтобы на лето я устраивался на временную работу. Я даже два месяца проработал на стройке. Чем ужасно осложнил жизнь Майку Бреннану и его ребятам. Но папа хотел, чтобы я знал, что собой представляет настоящая работа. Сначала я ненавидел эту «настоящую работу», но, оглядываясь назад, понимаю, что это была нужная и полезная вещь. А наш мистер Сали никогда ничем подобным не утруждал себя. Я имею в виду, что, если бы пришлось, я мог бы выжить, занимаясь каким-нибудь физическим трудом. Хотя бы на уровне ученика – для начала. А вот для Сали приспособиться к подобной ситуации было бы куда труднее.

– Ладно, но сколько же всего вы нашли необъяснённых денег? В целом?

– Пожалуй, двести тысяч фунтов. Это триста тысяч долларов. Но я ещё не ухватил все концы, и таких денег будет намного больше.

– Сколько времени вам нужно?

– Если так пойдёт и дальше, то, чёрт возьми, не меньше недели. Если не возникнет осложнений. Знаете, это все равно что искать один-единственный автомобиль в Нью-Йорке в час пик.

– Продолжайте. Это нелёгкая и неинтересная работа.

– Есть, сэр. – Это выражение он подхватил у морских пехотинцев в Белом доме. Они иногда употребляли его даже в разговоре с ним, пока отец не заметил и не запретил это строго-настрого. Джек снова склонился к компьютеру. По ходу работы он делал заметки на разлинованном листке блокнота – только потому, что так было легче. К концу дня он перенесёт свои записи в отдельный файл. Делая очередную запись, он краем глаза заметил, что Тони поднялся и вышел из комнатушки. Видимо, наверху предстояло совещание.

* * *

– У мальчишки неплохой глаз, – сказал Виллс, поднявшись в кабинет Рика Белла.

– О? – «Вообще-то судить о том, что представляет собой новичок, наверно, рановато, – подумал Белл. – Даже если у него такой отец».

– Я поручил ему покопаться в делах молодого парня из Саудовской Аравии, живущего в Лондоне. Некий Уда бен-Сали, занимается не то зарабатыванием денег, не то проматыванием семейных капиталов. Бритты между делом приглядывают за ним, потому что он несколько раз звонил довольно интересным людям.

– И?..

– И наш юноша нашёл несколько сотен тысяч фунтов, происхождение которых нельзя с ходу объяснить.

– Насколько это серьёзно? – спросил Белл.

– Необходимо будет посадить на эту работу постоянного человека. И знаешь, нос у мальчишки пришит тем концом, каким надо.

– Может быть, поручим Дейву Каннингхэму? – В прошлом судебный бухгалтер, он пришёл в Кампус из Отдела организованной преступности Министерства юстиции. Дейву было уже под шестьдесят. Он прославился своим необъяснимым чутьём на то, что скрывают за собой цифры. Торговый отдел Кампуса по большей части использовал его для «обычных» дел. Он мог бы сделать замечательную карьеру на Уолл-стрит, но ему гораздо больше нравилось ловить плохих парней и обеспечивать им пожизненное заключение. Как сотрудник Кампуса он мог следовать своему призванию и через много лет после того, как правительство с почётом проводило его в отставку.

– Да, я тоже выбрал бы Дейва, – согласился Тони.

– Если так, то давай подгрузим Дейву файлы из компьютера Джека и посмотрим, что он откопает.

– Теперь насчёт моей работы. Рик, ты видел вчерашний перехват из АНБ?

– Да. И обратил внимание, – ответил Белл, взглянув в упор на собеседника. За три дня до этого связь между источниками, которые правительственные разведывательные службы считали «интересными», уменьшилась на семнадцать процентов, а два особенно интересных источника почти полностью умолкли. Подобные изменения режима радиообмена у военных обычно сигнализировали о том, что намечается серьёзная операция. Такие события всегда вызывали особую нервозность у работников радиоразведки. В большинстве случаев они не означали ровным счётом ничего, всего лишь чисто случайное затишье в работе, однако не так уж редко за такими паузами следовали заслуживающие внимания события. Поэтому радиоразведчики в подобных ситуациях просто места себе не находили.

– Есть какие-нибудь соображения? – спросил Виллс.

Белл мотнул головой.

– Я покончил с догадками лет этак десять назад.

Тони Виллс не дошёл до таких крайностей.

– Рик, мы должны держать ушки на макушке. И придётся так просидеть довольно долго.

– Я понимаю, о чём ты говоришь, но ведь мы не можем организовывать свою работу, руководствуясь такими зыбкими домыслами.

– Рик, это все равно что сидеть на скамейке запасных – пусть ты и заявлен на игру, но все равно не можешь выйти на поле, когда взбредёт в голову.

– Так что же теперь делать? Убить судью? – без язвительности спросил Белл.

– Нет, только парня, собирающегося вбросить мяч.

– Терпение, Тони, терпение.

– Его чертовски трудно приобрести, ты это хочешь сказать? – Несмотря на огромный опыт, Виллс так и не смог обзавестись этим качеством.

– Думаешь, что ты накопал что-то стоящее? Как насчёт того, чтобы поговорить с Джерри?

– Да, Рик, я знаю порядок. – Он поднялся. – Немного позже, дружище.

* * *

Они не увидели ни вертолёта, ни автомобиля, ни одного человека. Конечно, ведь здесь не было ничего ценного. Ни нефти, ни золота, ни даже меди. Ничего такого, что стоило бы охранять или защищать. Тропа была даже не слишком сильно утоптана. Кое-где росли приземистые кусты, несколько чахлых деревьев. Время от времени попадались следы автомобильных шин, но все старые. Эта часть Америки мало чем отличалась от Большой песчаной пустыни Саудовской Аравии, Руб-эль-Хали, где трудно было странствовать даже выносливым пустынным верблюдам.

Теперь уже было ясно, что прогулка заканчивается. Преодолев невысокий пригорок, они увидели в отдалении пять автомобилей, возле которых стояли, разговаривая, пятеро мужчин.

– Ага, – сказал Рикардо, – они тоже приехали немного раньше. Замечательно. – Сейчас он избавится от этих угрюмых иностранцев и сможет заняться своими делами. Он остановился и подождал, пока к нему подтянутся клиенты.

– Это наше место назначения? – спросил Мустафа с надеждой в голосе. Пока что дорога складывалась легко, намного легче, чем он ожидал.

– Вон те мои друзья отвезут вас в Лас-Крусес. Там вы сможете уточнить свои планы на будущее.

– А вы? – спросил Мустафа.

– Я поеду домой, к семье, – ответил Рикардо. Неужели это не было и так ясно? У парня нет семьи, что ли?

Оставшийся путь занял всего десять минут. Рикардо пожал несколько рук и уселся в первую машину. Его подопечные держались вполне дружественно, хотя и не без насторожённости. Принимать нарушителей границы здесь было сложнее, но в Аризоне и Калифорнии поток незаконных иммигрантов был куда гуще, и потому Пограничная служба США держала большую часть своего персонала именно там. Вероятно, гринго, как и все в мире, старались время от времени смазывать скрипящие колеса, и все равно такое поведение было с их стороны очень недальновидным. Рано или поздно, они должны будут сообразить, что здесь тоже проходит тропа незаконных переселенцев. Просто не слишком крупная. Тогда ему, возможно, придётся придумать новый способ зарабатывать на жизнь. Впрочем, за последние семь лет он неплохо преуспел: вполне достаточно для того, чтобы завести какой-нибудь небольшой бизнес и воспитать детей так, чтобы они могли заняться не столь незаконным делом.

Он проследил за тем, как приведённые им люди расселись по машинам, и колонна тронулась в путь. Некоторое время он ехал в том же направлении, но затем свернул на юг, на автомагистраль № 10, ведущую в Эль-Пасо. Он давно перестал задумываться над тем, что его клиенты собираются делать в Америке. «Эти вряд ли будут ухаживать за садами или работать на стройках», – подумал он, но ему заплатили десять тысяч американских долларов наличными. Так что, если даже они могли представлять для кого-то проблему... то не для него.

Глава 10 Место назначения

Для Мустафы и его друзей поездка в Лас-Крусес оказалась долгожданным переломным пунктом. Они испытывали сильнейшее волнение, хотя и старались его не показывать. Они находились в Америке. Здесь обитали люди, которых им надлежало убить. Они приблизились к цели своей миссии, преодолев уже не десятки, сотни или тысячи километров, а магическую невидимую черту. Они попали в дом Великого сатаны. Тут находились те люди, которые насылали смерть на их дома и на правоверных во всём мусульманском мире, люди, которые угодливо поддерживали Израиль.

В Деминге они свернули на восток, в Лас-Крусес. Шестьдесят две мили – сотня километров – до следующей промежуточной остановки они проехали по автостраде № 10. Вдоль дороги торчали щиты с рекламами мотелей и всяких ресторанчиков, различных туристских достопримечательностей, а дальше тянулись холмистые просторы, ограниченные горизонтом, который не становился ближе от того, что автомобили пожирали пространство со скоростью семьдесят миль в час.

Их водитель, как и все прежние, был, судя по внешности, мексиканцем, и также молчал всю дорогу. Вероятно, тоже простой наёмник. Все в машине молчали – водитель потому, что ему не было дела до тех, кого он вёз, а пассажиры – потому, что говорили по-английски с заметным акцентом и водитель мог обратить на это внимание. А так он мог запомнить лишь то, что посадил несколько человек на грунтовой дороге в южной части Нью-Мексико и отвёз их в другое место.

А ведь его спутникам, пожалуй, ещё труднее, чем ему, думал Мустафа. Они верят, что он знает, что нужно делать. Он руководитель всей миссии, командир отряда воинов, который должен разделиться на четыре группы, чтобы никогда больше не встретиться. Миссия очень тщательно подготовлена. В будущем они станут связываться друг с другом крайне редко и только при помощи компьютеров. Им предстояло действовать независимо, руководствуясь несложным расписанием, но у них была одна стратегическая цель. «Их подвиг встряхнёт Америку, как никто и никогда не делал», – сказал себе Мустафа, рассматривая обгонявший их автомобиль-универсал. Двое родителей и их щенки – мальчик лет четырех и ещё один ребёнок, совсем маленький, лет полутора. Все они – неверные. Мишени.

План операции был, естественно, записан. Четырнадцать пунктов. На простой белой бумаге. Четыре копии. По одной для руководителя каждой группы. Прочие данные сохранялись в файлах персональных компьютеров, которые имелись у каждого и лежали в небольших дорожных сумках вместе с чистыми рубашками, нижним бельём и ещё кое-какими дорожными мелочами. Им требовалось очень немного, да и план предусматривал, чтобы они не оставили почти ничего и тем самым ещё больше заморочили головы американцам.

От этой мысли его глаза, безучастно смотревшие на тянувшиеся за окнами пейзажи, насмешливо прищурились. Мустафа закурил – у него осталось только три сигареты, – и поток холодного воздуха, лившийся из кондиционера, сразу же усилился. Позади солнце спускалось к горизонту. Следующая и последняя их остановка должна произойти уже в темноте; он считал это отличным тактическим ходом. Естественно, он понимал, что это всего лишь совпадение, но если и так, было ясно, что сам Аллах с одобрительной улыбкой взирает на их план. А ничего другого и нельзя ожидать. Ведь все они занимались Его делом.

* * *

«Ну вот, закончился ещё один тоскливый день», – сказал себе Джек, направляясь к автомобилю. Едва ли не самым серьёзным недостатком Кампуса было то, что он не мог обсуждать все, что в нём происходило, и даже само его существование ни с кем. К этим сведениям никто не имел допуска, и Джек до сих пор не мог понять причину подобного. Он мог, конечно, поговорить с папой – президент, по определению, имел доступ ко всем секретам своей страны, и бывшие президенты сохраняли за собой ту же привилегию – если не по закону, то по самой обыденной практичности. Но, увы, этого он сделать не мог. Папа не порадовался бы его выбору работы. Больше того, папа даже мог бы снять трубку телефона, набрать номер, и все прекратилось бы в ту же минуту, а Джек был настолько сыт родительской заботой, что охотно обошёлся бы без неё хотя бы несколько месяцев. Но даже в таком положении возможность переброситься несколькими словами с кем-то, знающим положение дел, стала бы настоящим божьим благословением. Было бы достаточно, если бы кто-нибудь сказал: да, это по-настоящему важно, да, ты действительно вносишь свой вклад в дело борьбы за Правду, Правосудие и движение по Американскому пути.

Но мог ли он внести сюда сколько-нибудь весомый вклад? Мир жил по своим законам, и он не мог сколько-нибудь заметно изменить такое положение. Даже его отец, обладавший всем могуществом, доставшимся ему вместе с должностью, оказался не в состоянии это сделать. Насколько же меньше мог сделать он, являвший собой всего лишь нечто вроде принца? Но если имелся хоть мельчайший шанс на то, чтобы собрать воедино рассыпавшиеся части мира, все же возможно, этой работой должен был заняться человек, мало тревожившийся по поводу того, реально это или нет. Может быть, даже кто-то слишком молодой и глупый для того, чтобы отдавать себе отчёт в невозможности невозможного. Но ни его мать, ни его отец не признавали этого слова и так же воспитали и его. Салли должна была вскоре закончить медицинский факультет, она собиралась заниматься онкологией – их мать всю жизнь сожалела, что сама не выбрала эту специальность, – и говорила всем и каждому, кто спрашивал её, что намерена быть среди тех, кто раз и навсегда прикончит этого дракона, эту ужасную болезнь. Так что смирение перед невозможностью не являлось частью кредо Райанов. Джек был уверен, что мир состоит из множества вещей, которые необходимо узнать. Что, разве не так? А он умён, хорошо образован и к тому же имеет в своём распоряжении солидный доверительный фонд; это означало, что, если он в своей работе наступит на ногу кому-нибудь влиятельному, голод ему все равно не грозит. Эта свобода была самой важной, учил отец, ну, а Джон Патрик Райан-младший был достаточно умён для того, чтобы не только понимать её важность, но и ту ответственность, которую такая свобода несёт с собой.

* * *

Этим вечером Доминик и Брайан решили не готовить обед, а пойти в местный стейк-хаус. Там оказалось полно молодёжи из колледжей Университета Виргинии. Можно было сказать: блестящие ребята, но они вели себя излишне шумно и производили впечатление чересчур самоуверенных. Это одно из преимуществ детства, хотя все эти парни смертельно оскорбились бы, если бы их назвали детьми. Но они действительно были детьми, о которых все ещё заботились любящие родители, находившиеся при этом на расстоянии, вполне удовлетворявшем чад. Для двух мальчиков по фамилии Карузо это было чем-то наподобие юмористической иллюстрации того, что они сами представляли собой всего лишь несколько коротких лет тому назад, перед тем как суровые тренировки и опыт жизни в реальном мире превратили их в нечто другое.

Точно: что виделось со школьной скамьи очень простым, оказалось, когда они покинули уютную университетскую утробу, бесконечно сложным. Как-никак мир был не цифровым – действительность являла собой аналоговую картинку, всегда неаккуратную, всегда с болтающимися лохмотьями, которые невозможно завязать красивыми бантиками, как шнурки на ботинках, и поэтому каждый неосторожный шаг грозил падением. А осторожность появлялась только с опытом – после того, как несколько раз споткнёшься и упадёшь, набьёшь много синяков и шишек, лишь самые болезненные из которых запомнятся, как урок. Братья усвоили свои уроки достаточно рано. Не настолько рано, насколько это приходилось делать предыдущим поколениям, но всё же достаточно, чтобы понять, каковы последствия ошибок в этом мире, который совершенно не умел их прощать.

– Неплохая забегаловка, – заметил Брайан, наполовину расправившись со своим бифштексом из вырезки.

– Хорошую говядину трудно испортить даже самому плохому повару. – «В ресторанчике, – подумал Доминик, – очевидно, имелся как раз повар, а не шеф-повар: жаркое было прожарено как раз в меру, брокколи свежеразмороженная, но гарнир оказался полусырым».

– Вообще-то, мне хотелось бы поесть получше, – отозвался майор морской пехоты.

– Радуйся этому, пока можно. Нам ведь ещё не тридцать, верно?

Эта фраза ужасно рассмешила их обоих.

– Послушай, ведь это чертовски много!

– Интересно, с какого возраста начинается старость? О, да! Ведь ты же очень молод для майора, точно?

Альдо пожал плечами:

– Пожалуй, что так. Мой босс хорошо ко мне относился, и у меня в подчинении были отличные люди. И всё-таки я никогда не любил сухой паёк. Он позволяет сохранить силы, но больше ничего хорошего о нём сказать нельзя. А моему ганни СП очень даже нравился; по его словам, сейчас паек гораздо вкуснее, чем в то время, когда он пришёл в Корпус.

– Зато в Бюро приходится привыкать питаться в «Данкин доунатс», ну и... хотя это, наверно, самая лучшая сеть забегаловок во всей Америке. Как на такой диете не растолстеть?

– Ты находишься в очень даже приличной форме для кабинетного воина, Энцо, – великодушно заметил Брайан. Под конец утренней пробежки у его брата каждый раз был такой вид, будто он вот-вот грохнется от изнеможения. Зато для морского пехотинца трехмильная пробежка была чем-то вроде утренней чашки кофе: как раз достаточно для того, чтобы наконец-то раскрылись глаза. – И всё-таки мне очень хотелось бы точно узнать, для чего нас готовят, – сказал он, прожевав очередной кусочек мяса.

– Братишка, нас готовят убивать людей. Вот и все, что мы должны знать. Подкрадываться незамеченными, а потом сматываться незамеченными.

– Это с пистолетами-то? – усомнился Брайан. – Они, по правде говоря, очень уж шумные, да и по точности боя не сравнятся с винтовкой. В Афганистане у меня в команде был снайпер. Уложил нескольких плохих парней чуть ли не с мили. Пользовался винтовкой «барретт» калибра 0.50 дюйма – этакая большая мама, вроде старой «БАР», напичканной стероидами. Стреляет патронами от пулемёта «мадеус», кладёт их точнёхонько в яблочко и, знаешь, убивает наверняка. Когда в тебе полудюймовое отверстие, довольно трудно уползти. Тем более что его снайпер, капрал Алан Робертс, чёрный парень из Детройта, предпочитал стрелять в голову. После попадания полудюймовой пули от головы мало что оставалось.

– Ну, вероятнее всего, что нам предложат пользоваться глушителями. С такой штукой пистолетный выстрел становится совсем беззвучным.

– Эту винтовку я знаю. Мы учились стрелять из них в разведшколе, но слишком уж эта штука велика для того, чтобы прятать её под пиджаком. А ведь её ещё нужно вынуть, остановиться и прицелиться в голову объекту. Энцо, если нас не пошлют в школу Джеймса Бонда, чтобы немного подучиться волшебству, мы не сможем уложить много народу из пистолетиков.

– Откуда ты знаешь, может быть, мы будем пользоваться чем-то другим?

– Но ведь ты тоже не знаешь, да?

– Послушай, дружище, мои чеки на зарплату все ещё приходят из Бюро. Я знаю только, что сюда меня прислал Гас Вернер, и значит, нас будут кормить только кошерной пищей. Я так думаю, – добавил Доминик, немного помолчав.

– Ты уже называл это имя. Кто он такой?

– Помощник директора, начальник нового контртеррористического отдела. С Гасом не забалуешь. Он командовал группой по спасению заложников и имеет кучу всяких нашивок. Толковый парень и жёсткий как черт. Думаю, что он не падает в обморок при виде крови. Но у него неплохая голова на плечах. Терроризм – это новая вещь для Бюро, и Дэн Мюррей поставил Гаса на это место не только потому, что тот знает, с какого конца стреляет ружьё. Они с Мюрреем корешатся уже двадцать с лишним лет. Ну, и Мюррей тоже не кукла. Так что, если он послал меня сюда, значит, с кем надо это согласовано. Поэтому я намерен играть в эту игру, пока меня не попытаются заставить нарушить закон.

– Я тоже, только я всё ещё слегка волнуюсь.

* * *

В Лас-Крусесе был небольшой аэропорт, принимавший местные рейсы. Здесь также содержалось немало частных самолётов. И ещё в аэропорте имелся прокат автомобилей. Туда-то они и направлялись. Мустафа впервые по-настоящему заволновался. Ему и одному из его спутников предстояло нанять автомобили здесь. Ещё двое должны сделать то же самое в городе.

– Для вас все подготовлено, – сказал ему водитель, протягивая два листка бумаги. – Вот номера зарезервированных для вас машин. Это четырехдверные седаны «Форд Кроун Виктория». Вы заказывали универсалы, но мы не смогли их обеспечить: пришлось бы ехать в Эль-Пасо, а это нежелательно. Для расчёта пользуйтесь вашей кредитной картой. Ваше имя – Томас Саласар. Вашего друга – Эктор Сантос. Покажите в офисе листки с зарезервированными номерами, а потом делайте то, что вам скажут. Все очень просто. – Никто из прибывшей группы, по мнению водителя, не походил на латиноамериканца, но в бюро проката работали никчёмные пэдди, для которых за испанца мог сойти любой, кто знал хотя бы пару слов помимо «taco» и «cerveza»[42].

Мустафа вышел из автомобиля и направился к офису, взмахом руки пригласив напарника за собой.

Войдя в офис, он сразу понял, что всё будет очень просто. Хозяин этого бизнеса, кем бы он ни был, не желал утруждаться подбором для фирмы людей с мозгами. Дежурный клерк – совсем ещё мальчишка, – согнулся над столом, полностью поглощённый книжкой комиксов.

– Привет, – с фальшивой бодростью произнёс Мустафа. – Для меня забронировано... – Он записал номер на листке из блокнота и протянул любителю комиксов.

– Хорошо. – Дежурный, стараясь не выказывать раздражения тем, что его отвлекли от новейших приключений Бэтмена, умело пробежал пальцами по клавиатуре компьютера, и из принтера выполз частично заполненный бланк.

Мустафа вручил служащему международные водительские права, тот сделал ксерокопию и подколол её к своему экземпляру бланка. А вот готовность мистера Саласара оплатить все страховые взносы привела его в восторг – за каждого такого клиента он получал премию.

– Так, сэр, ваш автомобиль – белый «Форд» в четвёртом отсеке. Выйдете отсюда и сразу направо. Ключи в зажигании.

– Спасибо, – сказал Мустафа на английском языке с заметным акцентом. Неужели все настолько просто?

Похоже, что да. Он только-только успел устроиться на сиденье своего «Форда», когда появился Саид, направившийся к точно такой же, только светло-зелёной машине, стоявшей в пятом отсеке. У обоих арабов были карты штата Нью-Мексико, но пока что можно было обойтись без них. Они завели автомобили и выехали из гаража на улицу, где ждали внедорожники. Ехать следом за ними оказалось очень просто. В Лас-Крусесе, конечно, имелся автотранспорт, но в этот вечерний час движение почти замерло.

Второе агентство проката автомобилей располагалось севернее, нужно было проехать всего восемь кварталов по, вероятно, главной улице Лас-Крусеса. Его название – «Герц» показалось Мустафе как-то связанным с евреями. Двое его товарищей вошли в помещение, через десять минут вышли и сели в автомобили. Это были «Форды» точно такой же модели, как у него с Саидом. Теперь едва ли не самую опасную часть миссии можно было считать законченной. Оставалось ехать следом за джипом и через небольшое расстояние – километров двадцать – свернуть с автострады на грунтовую дорогу. Похоже, что таких дорог здесь много... почти как дома. Потом ещё километр с небольшим по просёлку, и они оказались перед обособленно стоявшим домом; лишь припаркованный рядом грузовик свидетельствовал о том, что дом обитаем. Все автомобили остановились перед домом, пассажиры вышли. Мустафа понял, что это последняя из их запланированных встреч с организаторами поездки.

– Здесь ваше оружие, – сказал им Хуан и кивнул Мустафе: – Пойдёмте со мной, пожалуйста.

Снаружи это был самый обыкновенный, ничем не примечательный каркасный дом, внутри же оказался самый настоящий арсенал. На полу стояли шестнадцать картонных коробок, в которых находились шестнадцать автоматов «М-10» – далёких от элегантности штампованных изделий из не слишком хорошо отшлифованного и покрытого неровным воронением металла. Рядом с каждым автоматом лежало по двенадцать магазинов, соединённых попарно чёрной изоляционной лентой. Похоже, что все были заряжены.

– Оружие абсолютно девственное. Из него ещё не стреляли, – сообщил Хуан. – У нас есть также полный комплект глушителей. Звук они подавляют не идеально, зато улучшают баланс и точность. Это оружие так же хорошо, как «узи», но те слишком уж трудно раздобыть в наших местах. Эффективный диапазон стрельбы порядка десяти метров. Легко заряжается и разряжается. Стреляет, естественно, при открытом затворе. Скорострельность достаточно высока. – Вообще-то, тридцатизарядный магазин «М-10» опустошался менее чем за три секунды, что было чересчур быстро для толковой работы, но эти люди не казались Хуану слишком уж дотошными.

Они и не оказались слишком дотошными. Каждый из шестнадцати арабов взял оружие и поднял перед собой, как будто здоровался с новым другом. Затем каждый поднял по паре магазинов...

– Стоп! Halto! – рявкнул Хуан. – Нельзя заряжать оружие в доме. Если вы хотите испытать его, то для этого у нас есть мишени снаружи.

– А это не будет слишком шумно? – спросил Мустафа.

– До ближайшего дома отсюда четыре километра, – беззаботно ответил Хуан. Пули на такое расстояние не улетят, да и звук – он был уверен, – тоже. В последнем он ошибался.

Но его гости не сомневались, что хозяину известно все об этой местности, и им не терпелось опробовать своё оружие. В двадцати метрах от дома тянулся песчаный уступ, под которым валялось несколько корзин и картонных коробок. Один за другим арабы вставили магазины и оттянули затворы оружия. Никто не подавал формальной команды стрелять. Все просто последовали примеру своего лидера, Мустафы, который подхватил конец ремня, приделанный к дулу, прижал его ладонью к рукояти и нажал на спуск.

Непосредственный результат оказался более чем приемлемым. «М-10» издал подобающий грохот, его ствол пополз вверх и вправо, как это всегда бывает при стрельбе длинными очередями, но, поскольку из оружия стреляли впервые, да и расстояние было очень незначительным, пули угодили в картонную коробку, лежавшую метрах в шести. В мгновение ока магазин, в котором только что находилось тридцать 9-миллиметровых пистолетных патронов «ремингтон», опустел, и затвор со смачным звуком прикрыл опустевший патронник. Мустафа подумал, как хорошо было бы вставить второй магазин, чтобы подарить себе ещё две-три секунды ослепительного счастья, но сумел совладать с собой. Для этого ещё будет время – в не слишком отдалённом будущем.

– Глушители? – обратился он к Хуану.

– Лежат внутри. Они навинчиваются на ствол. Лучше прикручивать их без большого усилия, чтобы можно было контролировать рассеивание пуль. Вы же меня понимаете? – Хуан говорил достаточно уверенно. Ему не раз приходилось пользоваться «М-10» для устранения деловых конкурентов и других неприятных людей в Далласе и Санта-Фе. И всё же он смотрел на своих гостей не без тревоги. Слишком уж часто они ухмылялись. «Они вовсе не те, кем хотели бы казаться, – сказал себе Хуан Сандоваль, – и чем скорее они уедут отсюда, тем лучше». Тех, кто жил в месте назначения этих путешественников, ничего хорошего не ожидало, но это уже не его проблема. Полученный им приказ пришёл сверху. С самого верха, подчеркнул его командир в разговоре, состоявшемся неделю назад. И деньги были соответствующими. Хуан не имел никаких конкретных оснований жаловаться, но у него, отличного знатока людей, в мозгу вспыхнул яркий красный сигнал.

Мустафа последовал за ним и взял из коробки глушитель. Он имел сантиметров десять в диаметре и длину около полуметра. Как и сказал Хуан, цилиндр легко навинтился на ствол и действительно ощутимо улучшил баланс. Мустафа вскинул автомат и решил, что будет использовать его именно так. Глушитель уменьшит отбрасывание дула и тем самым повысит меткость. Громкость стрельбы не имела ровно никакого значения для его миссии, зато меткость имела, и очень большое. Правда, с глушителем небольшой автомат сразу резко увеличивался в размерах. Поэтому он отвинтил глушитель и убрал его в сумку. После этого предводитель отряда вышел из дома и подозвал своих людей. Хуан последовал за ним.

– Вам следует помнить о некоторых вещах, – сказал Хуан руководителям групп. Он немного помолчал и продолжил медленно и веско: – Американские полицейские знают своё дело, но они не всемогущи. Если во время поездки вас остановит кто-то из них, вам нужно всего лишь разговаривать с ним вежливо. Если он попросит, чтобы вы вышли из автомобиля, делайте, что он говорит. Американские законы разрешают ему обыскать вас на предмет оружия – обыскать вас своими руками, – но если он потребует разрешения обыскать ваш автомобиль, просто скажите: нет, я не желаю, чтобы вы это делали. Согласно их законам, он не имеет права обыскивать ваш автомобиль. Повторяю: если американский полицейский попросит разрешения обыскать ваш автомобиль, вам достаточно просто сказать «нет», и он не сможет сделать это. Потом уезжайте. Во время езды не превышайте ту скорость, какую разрешают дорожные знаки. Если вы будете соблюдать скоростной режим, вас, скорее всего, никто не потревожит. Если вы поедете быстрее разрешённой скорости, это будет самым верным способом привлечь к себе внимание полиции. Поэтому не делайте этого. Терпение, терпение и ещё раз терпение. Может быть, у вас есть какие-нибудь вопросы?

– Если полицейский будет вести себя слишком агрессивно, можем ли мы...

Хуан знал, какой последует вопрос.

– Убить его? Да, это вполне возможно, но сразу после этого за вами погонится множество полицейских. Если полицейский остановит вас, то первое, что он сделает, это сообщит в штаб по радио своё местоположение, номерной знак вашего автомобиля и его описание. Так что, даже если вы убьёте его, уже через несколько минут его товарищи кинутся вас искать, причём огромной толпой. Удовлетворение от убийства полицейского не стоит того, что за ним последует. Вы только наживёте несравненно большие неприятности. У американской полиции много автомобилей и даже самолётов. Стоит им начать искать, и они вас найдут. Поэтому единственная ваша защита от них состоит в том, чтобы не привлекать их внимания. Не превышайте скорость. Не нарушайте правила движения. Ведите себя как положено, и вы будете в безопасности. Если будете нарушать правила, вас поймают, несмотря на все ваше вооружение. Вы меня понимаете?

– Мы вас понимаем, – заверил его Мустафа. – Спасибо за помощь.

– Мы приготовили карты для всех вас. Хорошие карты, выпущенные Американской автомобильной ассоциацией. У вас имеются легенды, да? – спросил Хуан, рассчитывая поскорее расстаться с этими людьми.

Мустафа посмотрел на своих друзей – не будет ли у них каких-то вопросов, – но они слишком стремились взяться за дело и не желали отвлекаться на всякие мелочи. Удовлетворённый, предводитель повернулся к Хуану:

– Спасибо вам за помощь, мой друг.

«Черт тебе друг», – подумал Хуан, но пожал протянутую руку и направился перед группой приезжих в обход здания. Сумки быстро перегрузили из джипов в седаны, внедорожники сразу тронулись и выехали на местное шоссе № 185. По нему оставалось проехать несколько миль до Радиум-Спрингс, а там свернуть на идущую к северу федеральную автостраду № 25. Иностранцы собрались в кучку и пожали друг другу руки; некоторые, к удивлению Хуана, даже поцеловались. Затем они разделились на группы по четыре человека и расселись по арендованным автомобилям.

Мустафа сел на водительское место. Первым делом он положил рядом несколько сигаретных пачек, проверил, по глазам ли установлено зеркало, и пристегнулся ремнём – его предупреждали о том, что ездить без этого ремня не менее опасно, чем превышать скорость. А он меньше всего на свете хотел бы привлечь к себе внимание полицейских. Несмотря на инструкции, полученные от Хуана, он вовсе не желал идти на этот риск. Стоящий на обочине или проезжающий мимо коп не мог бы распознать, кем они на самом деле являлись, а вот при разговоре лицом к лицу... Мустафа не питал ни малейших иллюзий по поводу отношения американцев к арабам. По той же причине все книги Святого Корана были убраны в багажник.

Дорога предстояла долгая. Позднее Абдулла подменит его за рулём, но первая смена – его. На север по 25-й автостраде до Альбукерке, затем на восток по 40-й, которая доведёт их почти до цели. Более трех тысяч километров. Пора переключаться на мили, напомнил себе Мустафа. Один и шесть десятых километра – это миля. Ему теперь предстояло каждый раз умножать числа на дорожных знаках на этот множитель или же вообще постараться забыть о метрической шкале, которой, кстати, в его автомобиле не имелось. Так или иначе, он ехал на север по 185-му шоссе, пока не увидел светло-зелёный указатель со стрелкой и надписью: «I-25. Север». Он поудобнее устроился на сиденье, подождал просвета в потоке автомобилей, выехал на шоссе и прибавил скорость до шестидесяти пяти миль в час, установив систему автоматического регулирования скорости «Форда» точно на эту величину. Теперь оставалось только крутить баранку и следить за огнями машин всех этих анонимных автомобилистов, которые, как он сам и его друзья, двигались на север, в направлении Альбукерке...

* * *

Джек не знал, почему ему так трудно заснуть. Уже шёл двенадцатый час ночи, он просмотрел изрядную часть вечерней программы телевидения и выпил свои две-три – сегодня оказалось три! – порции спиртного. Его должно было клонить ко сну. И его действительно клонило ко сну, но сон так и не приходил.

Он не мог понять причину бессонницы. «Просто закрой глаза и думай о чем-нибудь очень хорошем», – говорила ему мама, когда он был маленьким мальчиком. Но теперь, когда он стал взрослым, думать о хорошем стало не так просто, как в детстве. Он вступил в новый мир, где оснований для хороших мыслей, увы, очень немного. Его работа состояла в изучении известных и предполагаемых фактов, связанных с людьми – которых он, по всей вероятности, никогда в жизни не увидит, – чтобы понять, затевают ли они убийство других людей, с которыми он тоже никогда не встретится, а затем передать информацию ещё одним людям, которые могут попытаться или не попытаться что-нибудь предпринять. Что именно они могут попытаться сделать, он не знал, хотя имел определённые соображения, и эти соображения были весьма неприятными. Перевернись на другой бок, взбей подушку, постарайся отыскать на ней прохладное место, опусти на него голову, усни...

...Сон все равно не приходил. Рано или поздно он, конечно, придёт. Джеку всегда удавалось заснуть – как казалось, за полсекунды до того, как таймер включал радиоприёмник.

«Будь оно все проклято!» – выругался он, глядя в потолок.

Он участвовал в охоте на террористов. Большинство из них шло на преступления, считая себя хорошими... нет, считая себя героями. С их точки зрения, эти действия вовсе не были преступлениями. Мусульманские террористы питали иллюзию, что их поступки угодны богу. Хотя в Святом Коране ни о чём подобном не говорилось. Больше того, там высказывалось явное неодобрение убийств невинных, невооружённых людей. Ну, и как же на самом деле? Действительно ли Аллах приветствовал террористов-смертников приветливой улыбкой, или же встречал совсем по-другому? В католицизме все определяла индивидуальная совесть каждого. Если ты на самом деле верил, что поступаешь правильно, то бог не мог покарать за твои деяния. Мог ли ислам руководствоваться теми же самыми правилами? Ведь и там, и здесь существовал только один бог, и, возможно, правила тоже были одинаковыми. Проблема состояла в том, какой набор религиозных правил подходил ближе всего к истинным божьим установлениям. И как, чёрт возьми, определить, что есть что? Крестоносцы творили множество, давайте говорить прямо, страшных мерзостей. Но крестовые походы были классическим примером того, как кто-то сообразил придать религиозную окраску войне, служившей чисто экономическим целям и даже, что ещё хуже, удовлетворению личных амбиций. Просто дворянам не хотелось, чтобы другие считали, будто они сражаются ради денег – а когда на твоей стороне бог, можно творить что угодно. Знай себе, размахивай мечом; руби всех, кто попадётся, – господь отделит правых от виноватых. Так напутствовал воинов какой-то древний епископ.

Верно. На самом деле суть вопроса заключалась в том, что религия и политические структуры образовали один очень дерьмовый сплав, который, однако, с невероятной силой притягивал молодых энтузиастов, испытывавших прирождённую страсть к приключениям. Его отец не раз говорил об этом за обедом на жилом этаже Белого дома, когда объяснял: одна из важнейших вещей, которые должны усвоить молодые солдаты любого рода войск, – что даже война имеет правила, нарушение которых должно влечь за собой суровое наказание. Американские солдаты усваивают это без особого труда, сказал Джек-старший своему сыну, поскольку они воспитываются в обществе, в котором несанкционированное насилие строго наказывается, что гораздо лучше, чем попытки усвоения абстрактных принципов, что хорошо, а что плохо. Получив одну-две оплеухи, ты вроде как должен сообразить, что к чему.

Он вздохнул и в очередной раз перевернулся с боку на бок. Он был, наверно, ещё слишком молод, чтобы думать о Великих Жизненных Проблемах, несмотря даже на то, что диплом, полученный в Джорджтауне, утверждал иное. В колледжах старались не говорить, что девяносто процентов знаний человек получает уже после того, как повесит на стенку красивую грамоту. А как же – ведь студенты могли потребовать скидку.

* * *

Официальный рабочий день в Кампусе уже закончился. Джерри Хенли находился в своём кабинете на верхнем этаже и изучал всякую всячину, на которую не хватило времени ранее. Том Дэвис, принявший очередной доклад от Пита Александера, явился к боссу сообщить о разговоре.

– Неприятности? – спросил Хенли.

– Близнецы все ещё продолжают ворочать мозгами. Может показаться, что это слишком долго. Но, Джерри, мы должны были этого ожидать. Они оба – очень головастые парни и привыкли играть по правилам, так что, когда они видят, что их готовят к нарушению правил, это их тревожит. Кстати, забавно: Пит говорит, что морской пехотинец волнуется гораздо сильнее. Агент ФБР воспринимает эту перспективу намного легче.

– Я предполагал совсем обратное.

– Я тоже. И Пит. – Дэвис потянулся за стаканом воды со льдом. В такой поздний час он никогда не позволял себе пить кофе.

– Как бы там ни было, Пит говорит, что не уверен в конечном исходе, но ему не остаётся ничего, кроме как продолжать их обучение. Джерри, я должен был предупредить вас посерьёзнее. Я предвидел, что мы столкнёмся с этой проблемой. Чёрт возьми, ведь это же наш первый опыт. Те люди, которых мы... которые нам подходят – они ведь ни в коем случае не психопаты. Они должны задавать вопросы. Они обязательно захотят знать: почему? Они обязательно будут долго размышлять. Но ведь мы не можем набирать на работу роботов, не так ли?

– Как в тот раз, когда они попытались замочить Кастро, – заметил Хенли. Ему довелось внимательно ознакомиться с глубоко засекреченной документацией о той безумной, с треском провалившейся авантюре. Операцию «Мангуст» зафигачил Бобби Кеннеди. Братцы, вероятно, решили провернуть её, то ли сидя за выпивкой, то ли после особенно азартного футбольного матча. В конце концов, ведь Эйзенхауэр использовал ЦРУ для подобных целей, когда был президентом, так почему же им нельзя было этого сделать? Беда была только в том, что бывший лейтенант ВМФ, загубивший во время одной из немногочисленных операций почти всех своих подчинённых, и адвокат, ни разу в жизни не выступавший в суде, просто по определению не могли знать очень много важных вещей, которые вошли в плоть и кровь кадрового офицера, дослужившегося до пятизвездного генерала. Зато у них имелась почти неограниченная власть. Согласно Конституции, Джон Кеннеди сделался главнокомандующим. Когда получаешь в руки такую силу, обязательно появляется сильнейшее искушение воспользоваться ею и с её помощью изменить мир, подогнав его облик под ту картинку, которая складывается в твоей голове. В результате ЦРУ получило приказ устранить Кастро. Но, увы, в ЦРУ никогда не существовало отдела, занимающегося убийствами, и даже не было людей, подготовленных для выполнения подобных миссий. Поэтому Управление обратилось к мафии, главари которой не имели ровно никаких причин восхищаться Фиделем Кастро – ведь он уничтожил самое выгодное из их предприятий, не выплатив ни цента возмещения. Вероятно, всему миру было известно, что немало самых крупных шишек организованной преступности вкладывали свои собственные, личные деньги в бесчисленные казино Гаваны, закрытые коммунистическим диктатором.

И кому-кому, как не мафии уметь убивать людей?

Хотя, если говорить по большому счёту, мафия никогда не справлялась с этим действительно хорошо, особенно если речь шла о людях, способных оказать сопротивление и хорошенько врезать в ответ. Жизнь – это не голливудские кинофильмы. И все равно, даже зная это, правительство Соединённых Штатов Америки решилось подрядить преступников для убийства руководителя иностранного государства – потому что ЦРУ не знало, как провернуть такую вещь. При ретроспективном взгляде это кажется несколько смешным. Несколько? – переспросил себя Джерри Хенли. Информация чуть не вышла на свет, и в таком случае она произвела бы ничуть не меньший эффект, чем, скажем, известие о подготовке правительством диверсии на железной дороге против пассажирского поезда. Этого хватило для того, чтобы президент Джерри Форд издал распоряжение, в котором объявлял любые подобные акции незаконными. Это распоряжение выполнялось неукоснительно до тех пор, пока президент Райан не решил расковырять убежище религиозного диктатора Ирана при помощи парочки «умных» бомб. К счастью, время и стечение обстоятельств удержали средства массовой информации от бури возмущения по поводу убийства. В конце концов операцию осуществил самолёт ВВС Соединённых Штатов, раскрашенный всеми полагающимися по уставу опознавательными знаками (правда, «Стеллс», и, следовательно, невидимый, но это мелочи), в ходе необъявленной, но совершенно реальной войны, в которой против американских граждан использовалось оружие массового поражения. Благодаря удачному стечению всех этих обстоятельств, операция не только воспринималась как вполне законная, но и восторженно одобрялась американским народом, что подтвердили следующие выборы. За всю историю США большее число голосов избирателей получил один только Джордж Вашингтон, и от этого сопоставления Джек Райан-старший все ещё ощущал серьёзную неловкость. Но Джек прекрасно знал, к какому эффекту привело убийство Махмуда Хаджи Дарьяи, и поэтому перед тем, как покинуть Белый дом, попросил Джерри создать Кампус.

Но Джек не сказал мне, насколько это будет трудно, – напомнил себе Хенли. Именно так Джек Райан всегда и действовал. Он руководствовался правилом: подбери хороших людей, укажи им цель и дай средства для её достижения, и пусть они занимаются делом без всяких дополнительных указаний сверху. «Этот принцип и сделал его хорошим боссом и довольно хорошим президентом», – подумал Джерри. Но жизнь его подчинённых не стала от этого ни на йоту легче. Какого черта я взялся за это дело? – в который раз спросил себя Хенли. Но тут же улыбнулся. Интересно, как отреагирует Джек, когда узнает, что его родной сын сделался служащим Кампуса? Увидит ли он в этом юмор или же только рассердится?

Вероятно, первое.

– Значит, Пит предлагает продолжать игру?

– А что ещё он может предложить? – вопросом на вопрос ответил Дэвис.

– Том, тебе никогда не хочется вернуться на отцовское ранчо в Небраске?

– Это чертовски тяжёлая работа, да и жить там скучновато. – Вряд ли кому-нибудь удалось бы загнать Дэвиса, опытнейшего сотрудника ЦРУ, на ферму и надолго удержать там. Сейчас, при взгляде с «белой» стороны его нынешней жизни, он казался неплохим торговцем ценными бумагами, но в своём истинном призвании Дэвис был не белее собственной кожи. Слишком уж сильно он любил жить и работать в «чёрном» мире.

– Что ты думаешь о материалах из Форт-Мида?

– Нутром чую, что нужно настраиваться на какие-то события. Мы сильно укусили их. И они постараются укусить нас в отместку.

– Думаешь, они смогут оправиться? Ведь наши войска в Афганистане очень здорово намяли им бока, разве нет?

– Джерри, попадаются люди настолько тупые или настолько преданные своему делу, что даже не замечают боли. Религия – это мощный мотивирующий фактор. И даже если их стрелки слишком глупы для того, чтобы понимать отдалённое значение своих поступков...

– ...Для того, чтобы выполнить задание, ума у них хватит, – согласился Хенли.

– Разве не поэтому мы здесь сидим? – отозвался Дэвис.

Глава 11 Переправа через реку

Утром солнце ошеломляюще быстро выкатилось из-за горизонта. Мустафа проснулся от ударившего в лицо яркого света. К тому же как раз в этот момент автомобиль довольно сильно встряхнуло на ухабе. Он помотал головой, чтобы окончательно проснуться, повернулся и увидел, что сидевший за рулём Абдулла улыбается.

– Где мы? – спросил руководитель группы своего главного помощника.

– В получасе езды к востоку от Амарилло. Последние триста пятьдесят миль ехать было просто замечательно, но скоро мне понадобится бензин.

– Почему ты не разбудил меня пару часов назад?

– А зачем? Ты крепко спал, а дорога всю ночь была почти пуста, если не считать этих проклятых огромных фур. Наверно, все американцы по ночам спят. Не думаю, что за последние несколько часов я видел больше тридцати нормальных автомобилей.

Мустафа посмотрел на спидометр. Автомобиль делал всего шестьдесят пять миль. Что ж, Абдулла не превышал скорость. Полицейские их не останавливали. И причин для беспокойства не было – если не считать того, что Абдулла не исполнял приказы так, как того хотелось бы Мустафе.

– Вот. – Водитель указал на большой синий щит с надписью. – Зальём бензин и купим что-нибудь поесть. Я все равно собирался разбудить тебя здесь, Мустафа. Не тревожься, мой друг.

Мустафа обратил внимание, что стрелка указателя уровня бензина дошла до буквы "Е". Empty – пусто. Со стороны Абдуллы было глупо доходить до такой крайности, но и ругать его за это не имело ровно никакого смысла.

Они свернули на просторную площадку. Колонки, помеченные шевроном, оказались автоматизированными. Мустафа вынул бумажник, вставил кредитную карточку «Visa» в щель и залил в бак «Форда» двадцать с лишним галлонов бензина наивысшего качества.

Тем временем трое его спутников посетили уборную, а потом магазин, где изучили выбор продуктов. Снова те же пончики. На заправочной станции они пробыли всего десять минут, а потом снова уселись в машину и направились дальше на восток, в сторону Оклахомы. Через двадцать минут им предстояло въехать в пределы следующего штата.

Рафи и Зухайр на заднем сиденье не пытались снова заснуть. Теперь они разговаривали друг с другом. Мустафа, снова занявший водительское место, слушал краем уха их беседу, но сам в неё не вступал.

Земля была плоской, почти как дома, но намного зеленее. Горизонт находился удивительно далеко, настолько далеко, что невозможно было с первого раза оценить расстояние. Солнце, висевшее над самым горизонтом, светило прямо в глаза. Мустафа щурился, пока не вспомнил о тёмных очках, лежавших в кармане рубашки. Сразу стало немного легче.

Мустафа между делом проанализировал своё настроение и мысли. Ехать было приятно, окружавший ландшафт радовал глаз, и вся миссия складывалась как нельзя лучше. Примерно раз в девяносто минут попадался полицейский автомобиль; обычно он обгонял его «Форд» на хорошей скорости, не позволявшей полицейскому пристально рассмотреть пассажиров остававшейся сзади машины. Мексиканец дал очень важный совет насчёт соблюдения скорости. Они спокойно ехали вперёд, и их то и дело обгоняли – даже большие грузовики. Соблюдение всех правил сделало их невидимыми для полиции, главным занятием которой было вылавливать и наказывать тех, кто слишком уж торопился. Мустафа был полностью уверен, что для мира их миссия остаётся такой же тайной. Будь по-иному, за ними уже следили бы, или же, что ещё вероятнее, где-нибудь на пустынном участке дороги была бы подготовлена западня, окружённая множеством врагов с ружьями. Но ничего подобного не было и в помине. Ещё одним преимуществом езды без превышения разрешённой скорости являлось то, что любой «хвост», прицепившийся к ним, не мог остаться незамеченным. Нужно было только почаще поглядывать в зеркальце. Никто не задерживался там больше чем на несколько минут. В любой машине, принадлежавшей полиции, должен был ехать мужчина лет двадцати-тридцати. Или двое – один за рулём, второй ведёт наблюдение. Здоровенные, коротко стриженные. Проехав некоторое расстояние, они должны были бы уступить своё место кому-нибудь другому. Конечно, они не дураки, но характер работы позволял достаточно точно предсказать их действия. Одни и те же автомобили должны были исчезать, чтобы вновь появиться через некоторое время. Но Мустафа следил очень внимательно и готов был поклясться, что ни один автомобиль не появлялся рядом с ними дважды. Конечно, их могли «пасти» с воздуха, но не заметить вертолёт было бы просто невозможно. Единственную реальную опасность мог представлять легкомоторный самолёт, но не следует же волноваться из-за всех существующих опасностей. Если что-то было записано в Книгу, то с этим ничего нельзя поделать. А в данную минуту дорога была довольно свободной, и кофе был превосходным. Предстоял прекрасный день. Надпись на зелёном щите придорожного указателя гласила: «Оклахома-Сити – 36 миль».

* * *

Диктор канала Эн-пи-ар объявил, что сегодня день рождения Барбары Стрейзанд. «Жизненно важная информация, без которой вряд ли удастся нормально прожить день», – сказал себе Джон Патрик Райан-младший, скатившись с кровати и направляясь в ванную. Через несколько минут он увидел, что его кофеварка, пущенная в ход запрограммированным таймером, заработала и в белую пластмассовую кастрюльку уже капает кофе – на две чашки. Этим утром он решил по дороге на работу посетить «Макдоналдс» и взять на завтрак яичницу-макмаффин и картофельные оладьи. Это вовсе не соответствовало представлению о здоровом завтраке, зато было сытно, ну, а он в двадцать три года мог не слишком волноваться из-за холестерина и жиров, как это делал его отец, благодаря неусыпным заботам матери. Мама к тому времени должна была полностью собраться и уже садиться в машину, чтобы Хопкинс (агент Секретной службы, обычно сопровождавший её) мог отвезти её на работу. Если сегодня предстояла операция, значит, она не пила за завтраком кофе, поскольку всегда опасалась, что из-за кофеина у неё могут начать дрожать руки – пусть чуть заметно, но и этого могло хватить для того, чтобы её крохотный скальпель проткнул глазное яблоко какого-нибудь бедняги, как соломинка протыкает оливку в коктейле, и вонзился в мозг (это была дежурная шуточка отца, за которой обычно следовала игривая оплеуха от мамы).

Папа, скорее всего, уже отправился трудиться над мемуарами при содействии прикомандированного «писателя» (папа яростно возражал против любой помощи, но издатель настоял на своём). Салли должна играть в доктора в своей медицинской школе, но что именно она делала в этот момент, он не знал. Кэти и Кайл наверняка одевались, чтобы идти в школу. А вот Маленький Джек вынужден ехать на службу. До него недавно дошло, что годы, проведённые в колледже, следовало рассматривать как последние настоящие каникулы. О, несомненно, каждый маленький мальчик и девочка больше всего на свете хотят вырасти и обрести возможность получать наслаждение от своей жизни... но, когда вырастаешь, начинаешь думать о том, как хорошо было бы вернуть все обратно, а это, увы, невозможно. Ежедневная работа оказалась чертовски нудной штукой. Ладно, даже прекрасно – за неё платили! – но ведь он был уже богат. Отпрыск знаменитой семьи. В его случае деньги уже сделаны, ну, и он был не из тех раздолбаев, которые стремятся поскорее изничтожить фамильное состояние и превратиться в человека, уделавшего самого себя, верно? Джек засунул пустую кофейную чашку в посудомоечную машину и направился в ванную, чтобы побриться.

Ещё одна нудятина. Проклятье! До чего же подростки радуются тому, что нежный, похожий на персиковый, пушок на их щеках становится темнее и жёстче, а потом вдруг оказывается, что тебе нужно бриться несколько раз в неделю – обычно перед свиданием. Но бриться каждое проклятое утро – это хуже, чем заноза в заднице! Он отлично помнил, что любил смотреть, как это делал его отец – этот процесс чрезвычайно интересен всем мальчикам, – и думал, насколько же здорово быть взрослым мужчиной. Да-да, так оно и было! Вот только оказалось, что взросление не принесло с собой ничего хорошего. Куда лучше было жить рядом с мамой и папой, которые заботились обо всём на свете. И всё же...

И всё же теперь он занимался важными делами, и это приносило определённое удовлетворение. Но только после того, как покончишь со всякими хозяйственными глупостями, которые сопровождают важные дела. Что поделать... Чистая рубашка. Выбрать галстук и завязать узел. Надеть пиджак. Выйти за дверь. По крайней мере, у него был клёвый автомобиль, чтобы ездить на работу. Он мог бы завести и другой. Допустим, с откидным верхом. Лето прибывало, и было бы самое то кататься, чтобы ветер развевал волосы. До тех пор, пока какому-нибудь пидору не придёт в башку срезать ножом матерчатый верх. После этого придётся звонить в страховую компанию, и автомобиль на три дня исчезнет в мастерской. Когда доходит до таких вот дел, взросление кажется точно тем же самым, что поход в торговый центр за нижним бельём. Никто без него не обходится, хотя единственное, на что оно пригодно, – чтобы его снять.

Поездки на работу скоро станут столь же обычными, как дорога в школу, кроме того, больше не приходится переживать по поводу экзаменов. Минус только один: если он провалит порученное дело, то лишится работы, и эта чёрная метка будет преследовать его гораздо дольше, чем "F" по социологии[43]. Поэтому он совершенно не хотел провалить задание. Проблема его нынешней работы состояла в том, что каждый день здесь тратился на обучение, а не на приложение уже имеющихся знаний. Самая большая ложь о колледже заключалась в том, что там якобы учили тому, что ты должен усвоить, чтобы нормально жить дальше. Может быть, здесь и крылась доля истины. Только, пожалуй, она не относилась к его папе... и к маме тоже – чёрт возьми, она постоянно читает свои медицинские журналы, чтобы знать все новости. И не только американские журналы, но и английские, и французские, так как очень неплохо владела французским языком и утверждала, что во Франции очень хорошие доктора. Лучше, чем их политики, хотя, с другой стороны, любой, кто стал бы судить об Америке по её политическим лидерам, скорее всего, должен был бы подумать, что США – это страна придурков. По крайней мере, после того, как его папа покинул Белый дом.

Он снова включил Эн-пи-ар. Это была его любимая станция новостей, избегавшая непрерывной передачи современной популярной музыки. Он рос, слушая игру мамы на фортепьяно – главным образом, Баха и его современников, – хотя она могла, отдавая необходимую дань современности, сыграть и что-нибудь из произведений малыша Джона Вильямса, невзирая даже на то, что он писал в основном для духовых, а не для клавишных инструментов.

Очередной террорист-смертник в Израиле. Проклятье, какие усилия приложил его папа, пытаясь утихомирить их, но несмотря на все меры, поддержанные даже израильтянами, все осталось на прежних местах. Евреи и мусульмане просто не могли жить бок о бок. Его папа и принц Али бен-Султан говорили на эту тему при каждой встрече. Больно было даже видеть, до какой степени она расстраивала их обоих. Принц не стоял в череде претендентов на престол своей страны – что, возможно, следовало считать удачей, думал Джек, поскольку быть королём, наверно, ещё хуже, чем быть президентом, – но неизменно оставался важной персоной, к его словам внимательно прислушивались короли... как правило... а из этого следовало...

Уда бен-Сали. Сегодня утром он должен получить о нём ещё какие-нибудь новости. Вчерашний перехват информации британской СИС; спасибо говнюкам из ЦРУ. Говнюки из ЦРУ? – переспросил сам себя Джек. Его родной отец много лет проработал там, безупречно и достойно выполнял свои обязанности вплоть до того момента, когда его карьера резко пошла вверх. И он много раз говорил своим детям, что нельзя верить кинофильмам о разведчиках. Джек-младший задавал ему множество вопросов, на которые получал главным образом неудовлетворительные ответы, зато теперь сам познавал на деле, что представляет собой это занятие. В первую очередь, оно оказалось скучным. Больше всего оно походило на работу бухгалтера. Ещё можно было сравнить себя с кошкой, пытающейся ловить мышей в парке юрского периода, хотя перед кошкой у него было по крайней мере одно преимущество: он не мог попасться на глаза крупным хищникам. О существовании Кампуса никто не знал, и пока это положение сохранялось, все здешние работники оставались в безопасности. Это, с одной стороны, успокаивало, но, с другой стороны, ещё больше усиливало ощущение скуки. Джек был ещё достаточно молод, чтобы с удовольствием воспринимать волнение.

Сейчас свернуть налево с 29-й автострады, а там до Кампуса рукой подать. Заехать на обычное место на стоянке. Улыбнуться и помахать рукой охраннику и подняться в свой кабинет. Только тут Джек понял, что благополучно проехал мимо всех «Макдоналдсов». Пришлось заглянуть в местный буфет, взять с прилавка пару датских пирожных и выпить чашку кофе. Наскоро проглотив завтрак, он добрался наконец до своего закутка. Можно было включить компьютер и приступить к работе.

– Доброе утро, Уда, – вслух произнёс Джек-младший, глядя на экран компьютера. – Что ты ещё успел натворить? – Часы в нижнем правом углу экрана показывали 8.25. Это значило, что в финансовом районе Лондона уже хорошо перевалило за полдень. Офис бен-Сали находился в здании страховой компании «Ллойд», которое Джек хорошо помнил по предыдущим посещениям того берега Атлантического пруда. Оно походило на застеклённый нефтеперерабатывающий завод. Чрезвычайно фешенебельное место и достойные, столь же богатые соседи. В досье не упоминалось, на каком этаже располагался офис, к тому же Джеку никогда не приходилось бывать в этом здании. Страхование. По-видимому, самая скучная работа из всех, какие только существуют в мире: сидеть и ждать, пока не сгорит какой-нибудь дом. Так, вчера Уда сделал несколько телефонных звонков, один из них... Ага! «Это имя мне откуда-то знакомо, – сообщил монитору Райан-младший. – Оно принадлежало одному столь же богатому парню с Ближнего Востока, который тоже, как было хорошо известно, не упускал случая залезть на детской площадке не в ту песочницу и поиграть с плохими мальчиками, почему и состоял под наблюдением британской Службы безопасности. Ну, и о чём же они говорили?»

Имелась даже расшифровка записи разговора. Он вёлся по-арабски, и перевод... судя по переводу, разговор был столь же безобиден, как если бы чья-то жена позвонила добродетельному мужу, чтобы попросить его купить по дороге со службы молока. И в репликах не имелось ни малейшего следа возбуждения, которое могло бы что-то выдать. Подозрение мог вызвать разве что вопрос Уды: «Вы уверены?» Такие слова не говорят жене в ответ на просьбу зайти в магазин по пути домой.

«Интонация указывает на существование скрытого подтекста», – скромно подчеркнул в сноске британский аналитик.

В тот же день ближе к вечеру Уда покинул свой офис, не дожидаясь конца рабочего времени, оправился в ещё один паб и встретился там с тем самым парнем, с которым говорил по телефону. Значит ли это, что беседа была не столь невинна, какой показалась на первый взгляд? Но, увы, бриттам не удалось подслушать разговор в кабинке паба, не удалось понять, присутствовало ли в телефонном разговоре указание на место и время встречи... сам же Уда провёл в этом пабе не так уж много времени.

– Добрутр, Джек, – несколько невнятно приветствовал его Виллс, который, как только вошёл в кабинет, сразу же принялся снимать пиджак. – Как делишки?

– Наш друг Уда скачет, словно свежепойманная рыбина на берегу. – Джек навёл указатель мыши на кнопку «Печать» и, прежде чем его сосед успел опуститься на свой стул, протянул ему распечатку.

– Возникает впечатление, что мы можем предположить, будто где-то что-то происходит, верно?

– Тони, этот парень ведёт игру, – довольно уверенным тоном ответил Джек.

– Что он делал после телефонного разговора? Были какие-нибудь необычные трансакции?

– Я ещё не проверил, но если что-то будет, значит, дружок приказал ему это сделать, а потом они встретились в пабе, чтобы тот смог лично подтвердить этот приказ за пинтой «Джон Смит горькое».

– Вы даёте волю воображению. Мы здесь стараемся этого избегать, – предостерёг Виллс своего молодого коллегу.

– Я знаю! – рявкнул Джек. Действительно, пришло время проверить вчерашние денежные операции араба.

– Кстати, сегодня вам предстоит познакомиться с ещё одним человеком.

– С кем ещё?

– С Дейвом Каннингхэмом. Специалист по судебно-бухгалтерской экспертизе. Всю жизнь занимался делами организованной преступности. Очень даже неплохо умеет отыскивать всякие аберрации в финансовой сфере.

– Ему показалось, что я нашёл что-то интересное? – спросил Джек с надеждой в голосе.

– Поживём – увидим. Он приедет сюда после ленча. А сейчас он, по всей вероятности, работает с вашими материалами.

– Ладно, – с деланой небрежностью отозвался Джек. Возможно, ему действительно удалось что-то унюхать. Возможно, в этой работе и впрямь имелось что-то волнующее. Возможно, его наградят медалью, и он прикрепит пурпурную ленточку на свой калькулятор. Не «возможно», а так и будет!

* * *

Время шло своим чередом. Дни сделались почти невыносимо однообразными. Сплошная рутина. Утренняя пробежка, физические упражнения, завтрак и разговоры. В общем и целом, все это очень мало отличалось от тех занятий, которые были у Доминика в Академии ФБР или Брайана – в высшем училище Корпуса. Именно это сходство и вызывало у морского пехотинца не до конца осознаваемую тревогу. Подготовка в морской пехоте была направлена на убийство людей и разрушение изделий их рук. Здесь они изучали то же самое.

Доминик легче осваивал технику и тактику слежки, поскольку в Академии ФБР этот предмет преподавали по книге, которой у морских пехотинцев не имелось. Энцо был также довольно хорош в обращении с пистолетом, но Альдо все равно предпочитал свою «беретту» «смит-вессону» брата. Да, его брат уложил плохого парня из «смита», ну, а Брайан делал своё дело при помощи винтовки «М16А2», со вполне приличного расстояния в пятьдесят метров – достаточно близко, чтобы можно было разглядеть, как меняется лицо врага после попадания пули, но притом достаточно далеко, чтобы не видеть ответного взгляда и не испытывать потом угрызений. Его многоопытный ганни не раз упрекал его за то, что он не спешит упасть носом в грязь, увидев обращённые в свою сторону стволы «Калашниковых», зато Брайан усвоил ряд важных уроков и обрёл свой собственный стиль поведения в бою. Он обнаружил, что в этот момент его сознание и инстинкты переходят в сверхскоростной режим, окружающий мир, казалось, замедляется, а его мысли обретают необычайную чёткость. Задним числом он всерьёз удивлялся тому, что не видел пуль в полёте – настолько молниеносно работало его сознание. Вообще-то, в магазинах «АК-47» пять последних патронов обычно были трассирующими, и он видел, как летели эти вестники смерти – всегда куда угодно, но только не прямо в него. Он часто возвращался мыслями к пяти-шести минутам, на которые приходился разгар каждого боя, и укорял себя за то, что сделал то или другое не лучшим образом, обещая себе, что никогда больше не повторит этих ошибок, невзирая даже на то, что ганнери-сержант Салливэн во время разбора операции на базе держал себя с капитаном Карузо с ненаигранной почтительностью.

– Ну, что, друзья, как прошла пробежка? – спросил Пит Александер.

– Изумительно! – фыркнул Доминик. – Может быть, нам уже пора бегать с пятидесятифунтовыми рюкзаками?

– Если хотите, могу устроить, – серьёзно ответил Александер.

– Эй, Пит, мы это уже проходили в войсковой разведке. Это нисколько не смешно, – поспешно возразил Брайан. – Поверь, братишка, чувство юмора исчезнет уже через сто метров, – добавил он, повернувшись к Доминику.

– Зато сразу станет ясно, в какой вы находитесь форме, – заметил Пит. В конце концов, ему-то было вовсе необязательно участвовать в пробежках. – Так как же наши дела?

– Пит, мне по-прежнему хочется узнать хоть немного побольше о цели нашего пребывания здесь, – сказал Брайан, взглянув на инструктора поверх чашки с кофе.

– Получается, что вы не самый терпеливый парень в мире, так, что ли? – спокойно отозвался тот.

– Послушайте, в морской пехоте мы тренируемся каждый день, но даже когда цель занятия не ясна до конца, мы все равно отчётливо понимаем, что мы морские пехотинцы, и нас не пошлют торговать герлскаутским печеньем у входа в «Вал-Март».

– А что вы думаете сами?

– Вы хотите, чтобы мы уничтожали людей без предупреждения, без соблюдения военных правил – во всяком случае, таких, какие мне знакомы. Это больше всего похоже на убийство. – «Вот и прекрасно, – добавил про себя Брайан, – наконец-то я это высказал. Что будет дальше? Скорее всего, отправят обратно в Кемп-Лежён, и можно будет снова работать в „Зелёной машине“. Могло бы быть и хуже».

– Ладно. Пожалуй... В общем, я думаю, что уже можно и поговорить, – ответил Александер. – Что, если вы получите приказ лишить кого-нибудь жизни?

– Если приказ полностью законный, я выполню его, но ведь у меня есть официальное право выяснять законность распоряжений.

– Так, перейдём к гипотетическим случаям. Допустим, вам приказали уничтожить человека, который, как сообщают неопровержимые данные, является террористом. Как вы отреагируете? – спросил Пит.

– Ну, здесь всё ясно. Прихлопнуть, и все тут, – без раздумий ответил Брайан.

– Почему?

– Террористы – это преступники, но их не всегда можно арестовать. Эти люди развязали войну против моей страны, и если мне приказывают ответить ударом на удар – что ж, прекрасно. Пит, ведь именно в этом и заключаются мои основные служебные обязанности.

– Система не всегда позволяет так поступать, – вставил Доминик.

– Но система позволяет нам уничтожать преступников на месте, in flagrante delicto[44]. Братец, ты ведь сам так поступил, и я что-то не припомню, чтобы ты хоть сколько-нибудь сожалел об этом.

– И не дождёшься. К тебе это относится в точно такой же степени. Если президент приказывает тебе замочить кого-нибудь, а ты носишь форму, то... Он ведь твой главнокомандующий, Альдо. У тебя есть законное право... чёрт возьми, ты просто обязан убить любого, на кого он тебе укажет.

– Разве не то же самое говорил кое-кто из немцев в 1946 году в Нюрнберге? – спросил Брайан.

– Это меня сейчас тревожит меньше всего. Для того чтобы мне пришлось оправдываться таким образом, мы должны, самое меньшее, проиграть войну. По-моему, в обозримом будущем такого не предвидится.

– Энцо, неужели ты говоришь серьёзно? Получается, что если бы немцы выиграли Вторую мировую, то можно было бы наплевать на шесть миллионов убитых евреев. Ты это хочешь сказать?

– Люди, люди! – поспешил вмешаться Александер. – Здесь не семинар по теоретической юриспруденции.

– Юрист у нас Энцо, – напомнил Брайан.

Доминик с ходу заглотнул наживку.

– Если президент нарушает закон, то Палата представителей проводит процедуру импичмента, Сенат выдвигает против него обвинение, его выкидывают на улицу, и после этого ему выносят приговор и определяют наказание.

– Пусть так. Но как же насчёт тех парней, которые выполняют его распоряжения? – настаивал Брайан.

– В этом всё дело, – сказал Пит, посмотрев на обоих. – Если покинувший свой пост президент дал им официальные президентские помилования, то ни о какой их ответственности не может быть и речи. Или вы не согласны?

Доминик резко вскинул голову.

– Конечно, согласен. Президент, по Конституции, обладает властью давать прощение – точно так же, как в старину – короли. Теоретически, президент мог бы объявить помилование и самому себе, но это повлечёт за собой целую кучу юридических проблем. Конституция – это высший закон страны. Можно даже сказать, что конституция – это бог, и в этом не будет большого преувеличения. Знаете, если не считать того случая, когда Форд объявил помилование Никсону, в этот раздел никто никогда не заглядывал. Но конституция предназначена для разумного использования разумными людьми. И в этом может заключаться её единственный недостаток. Юристы занимаются прежде всего защитой, а это означает, что они не всегда действуют разумно.

– Итак, продолжая теоретические рассуждения, если президент даёт вам помилование за то, что вы кого-то убьёте, вы не можете быть названы преступниками и подвергнуты наказанию, верно?

– Верно... – Лицо Доминика стало задумчивым. – Значит, вы говорите...

– Чисто гипотетически, – перебил его Александер, заканчивая разговор. Как бы там ни было, теоретический семинар по юриспруденции успешно завершился, и Александер поздравил себя с тем, что ему удалось сообщить им чертовски много, не сказав ровным счётом ничего.

* * *

Мустафа отметил про себя, что названия городов ни о чём не говорят ему. Шоуни. Окема. Уилитка. Фарао. Последнее показалось ему самым странным. Как-никак они находились вовсе не в Египте. Там обитала мусульманская нация, правда, сбившаяся с истинного пути, возглавляемая политиками, которые не признавали превосходства веры над всем остальным. Но такое положение не могло сохраняться вечно. Рано или поздно оно там исправится. Мустафа потянулся всем телом, не выпуская баранки, и достал сигареты. Бак был ещё наполовину полон. Да уж, нечего сказать, у этого «Форда» здоровенный бак, в котором плескалось, постепенно сгорая, мусульманское горючее. Какие же неблагодарные ублюдки эти американцы! Исламские страны продавали им нефть, и что же Америка давала взамен? Оружие, которым израильтяне убивали арабов, и кое-что ещё вдобавок. Грязные журналы, алкоголь и другие орудия разврата, способные сокрушить даже истинно верующего. Но что хуже: быть развратителем или развращаемым, оказаться жертвой неверных? Когда-нибудь все встанет на свои места – когда Установления Аллаха подчинят себе весь мир. Это когда-нибудь обязательно произойдёт, и он и его соратники-воины уже сейчас находятся на гребне вздымающейся волны божьего гнева. Им предстоит мученическая смерть, а это великая честь. Если не случится чего-нибудь совсем уж маловероятного, семьи узнают об их судьбах – это будет зависеть прежде всего от поведения американцев – и смогут оплакать их гибель и одновременно отпраздновать их подвиг. Американские полицейские агентства любили хвастаться своей замечательной работой, но что толку размахивать мечом после проигранного сражения. Мустафа широко улыбнулся своим мыслям.

* * *

Дейв Каннингхэм выглядел как раз на свой возраст, а было ему шестьдесят с хорошим лишком, решил Джек. Изрядно поредевшие седые волосы. Плохая кожа. Ему, несомненно, следовало бы бросить курить, но вряд ли можно ожидать, что он сделает это в ближайшее время. Зато его серые глаза искрились любопытством, словно у голодной дакотской ласки, рыскающей в поисках луговых собачек.

– Это ты Маленький Джек? – спросил он, отворив дверь комнаты.

– Виновен, – смиренно отозвался Джек. – Что вы обнаружили в моих цифрах?

– Неплохо для любителя, – снисходительно заметил старик. – Ваш объект, похоже, собирает и отмывает деньги – как для себя, так и для кого-то ещё.

– И кто же этот «ещё»? – спросил Виллс.

– Не могу сказать наверняка, но скорее всего, это человек с Ближнего Востока, богатый и крепко держащийся за свою «зелень». Даже смешно. Принято считать, что ближневосточные богачи швыряются деньгами, как пьяные матросы. Такие и впрямь попадаются, – признал бухгалтер. – Но среди них есть и форменные скупердяи. Если такой выпустит из рук хотя бы никель[45], то, наверно, даже бизон взвоет. – Эта фраза тоже указывала на его возраст. Никели с изображением бизона вышли из обращения настолько давно, что Джек даже не понял шутки. Затем Каннингхэм положил на стол перед Райаном и Виллсом лист с распечаткой. Три пункта были обведены красным.

– Он малость неосторожен. Все его сомнительные трансферы осуществляются порциями по десять тысяч фунтов, так что их проще простого заметить. Он пытается замаскировать их, относя к личным расходам – вероятно, чтобы запудрить мозги родителям. Саудовские бухгалтеры не обращают внимания на такие мелочи. Я думаю, чтобы они забеспокоились, нужно спереть по меньшей мере миллион. Они, вероятно, думают, что мальчик может просадить десять тысяч фунтов за одну особенно удачную ночь с дамочкой или же в казино. Тамошняя богатая малышня любит азартные игры, но не очень сильна в этом. Живи они поближе к Лас-Вегасу или Атлантик-Сити, то могли бы здорово поправить наш активный баланс.

– Может быть, европейские телки нравятся им больше, чем наши? – неожиданно громко спросил Джек.

– Сынок, в Лас-Вегасе ты можешь заказать, например, белого, голубоглазого камбоджийского осла, и он окажется возле твоей двери самое большее через полчаса после того, как ты положишь трубку. – Каннингхэм за многолетнюю практику узнал, что у предводителей мафии тоже были излюбленные сферы приложения сил. То, что ему приходилось делать, на первых порах никак не вязалось с религиозными принципами, усвоенными от дедушки-методиста, но поскольку это был лишь один из эффективных путей выявления преступников, он научился не только прощать, но даже приветствовать необходимые для этого расходы. Испорченные люди творили самые чудовищные поступки. Каннингхэму довелось участвовать в операции «Элегантные змеи», по результатам которой благодаря использованию как раз таких методов шесть конгрессменов оказались в федеральной тюрьме с удобствами и обслуживанием по высшему разряду, расположенной на базе ВВС Эглин, во Флориде. Он считал, что тюрьму устроили именно там, чтобы молодые лётчики-истребители базы могли заработать на первоклассные «кэдди», а бывшие представители народа получили более или менее сносную военную подготовку.

– Дейв, как вы думаете, наш друг Уда – игрок? – спросил Джек.

Каннингхэм оторвал взгляд от бумаг.

– Если судить по тому, как он дёргается, то да, сынок.

Джек откинулся на спинку кресла. Он ощущал прилив удовлетворения. Ему действительно удалось до чего-то докопаться... Возможно, до чего-то важного, а?

* * *

Машина пересекла границу штата Арканзас, и местность вокруг сделалась холмистой. К тому времени Мустафа ощутил, что после того, как он преодолел без остановки четыреста миль, его реакция несколько замедлилась, и потому завернул на первую попавшуюся бензоколонку, где заправил бак и поменялся местами с Абдуллой. Каким же блаженством оказалось откинуться на сиденье и всласть потянуться. Машина вновь выехала на шоссе. Абдулла вёл автомобиль крайне консервативно. Они обгоняли лишь те машины, которыми управляли старики, и почти всё время держались в правом ряду, чтобы случайно не столкнуться с одним из бесчисленных тягачей с огромными прицепами. Дело заключалось не только в том, что следовало избегать опасного внимания дорожной полиции. У них не было никакой реальной причины для спешки. В их распоряжении имелось ещё два дня, чтобы отследить свою цель и прибыть на место, где им предстояло совершить свою миссию. Два дня – это много. Он подумал о том, что могли сейчас делать три другие группы. Им всем были предписаны более короткие маршруты. Одна из групп, вероятно, уже добралась до места назначения. Согласно предварительному плану, они должны выбрать приличные, но не роскошные гостиницы не более чем в часе езды от цели, провести тщательную разведку, подтвердить свою готовность при помощи электронной почты и сидеть тихо, пока Мустафа не отдаст приказ приступить к выполнению задания. Чем проще планы, тем лучше: естественно, остаётся меньше возможности для путаницы и ошибок. Они были хорошими людьми и обладали полной информацией о миссии. Он отлично знал их всех. Саид и Мехди, как и он сам, происходили из богатых саудовских семей и, как и он сам, презирали своих отцов за их готовность лизать сапоги американцам и им подобным. Сабави был родом из Ирака. Не наделённый от рождения богатством, он зато был истинно правоверным. Суннит, как и его спутники, он стремился к тому, чтобы даже шииты, составлявшие большинство жителей его страны, запомнили его как преданного последователя пророка. Шииты в Ираке, так недавно освобождённом – неверными! – от власти суннитского правителя, вели себя так, будто они одни придерживались истинной веры. Сабави стремился указать заблуждающимся на их ошибки и направить по верному пути. Мустафа, в общем-то, не задумывался о таких пустяках. С его точки зрения, ислам представлял собой огромный шатёр, где хватало места почти для всех...

– У меня задница одеревенела, – сказал Рафи с заднего сиденья.

– Ничем не могу помочь, брат, – отозвался сидевший за рулём Абдулла. В качестве водителя он считал себя временным командиром.

– Да знаю я, но задница все равно болит, – отозвался Рафи.

– Мы могли нанять лошадей, но на них пришлось бы ехать слишком долго. Кроме того, мой друг, на лошади тоже можно намять себе задницу, – заметил Мустафа. Его слова всех рассмешили, и Рафи вернулся к изучению журнала «Плейбой».

Карта обещала спокойную поездку вплоть до города Смолл-Стоун. А уж там нужно внимательно смотреть по сторонам. Но пока что дорога тянулась через живописные холмы, поросшие зелёными деревьями. Окружающий пейзаж не имел ни малейшего сходства с северной Мексикой, которая так походила на песчаные холмы родины... куда они уже никогда не возвратятся...

Абдулла испытывал истинное наслаждение от поездки. Автомобиль, правда, был не так хорош, как отцовский «Мерседес», но сейчас и он вполне годился, и ощущение баранки в руках было сладостно-приятным. Откинувшись на спинку сиденья, он курил «Винстон» и улыбался. В Америке были люди, носившиеся на таких вот автомобилях по большим гоночным кругам. Какое неслыханное удовольствие они должны испытывать! Двигаться со всей скоростью, какую только можно выжать из автомобиля, соревноваться с другими гонщиками – и побеждать их! Это, наверно, даже лучше, чем брать женщину... ладно, почти так же хорошо... нет, так же, только по-другому, поправил он себя. Зато взять женщину после победы в гонке – вот это было бы невероятным наслаждением. Интересно, есть ли автомобили в раю? – задумался он. Хорошие, скоростные, вроде машин «Формулы-1», которые так любят в Европе, впритирку проходящие повороты, чтобы вырваться на прямую, где можно дать такую скорость, какую позволяют автомобиль и дорога. Он мог бы попробовать это здесь. Автомобиль, вероятно, без труда выжал бы двести километров в час, а то и больше... но, нет, их миссия гораздо важнее.

Он щелчком выбросил окурок из окна. В это самое мгновение их на огромной скорости обогнал белый полицейский автомобиль с синими полосами по бокам. Полиция штата Арканзас. Вот эта машина выглядела на самом деле скоростной, а у сидевшего в ней мужчины на голове была нахлобучена роскошная ковбойская шляпа. Как любой житель планеты, Абдулла видел немало американских кинофильмов, в том числе и ковбойских, где мужчины в таких шляпах гоняли стада или же просто стреляли друг в друга из пистолетов прямо там же, в салунах, где пили, решая таким образом вопросы чести. Большинство героев казались ему очень привлекательными, но ведь так и должно быть, напомнил он себе. Очередная попытка неверных совратить с пути истинно верующих. Чтобы сохранить справедливость, он всё же напомнил себе, что американские кинофильмы делались главным образом для американских зрителей. А сколько он видел арабских кинофильмов, где показывалось, как войска Салах ад-Дина – курда, между прочим, – сокрушали вторгшиеся в Аравию силы христиан-крестоносцев? Эти фильмы снимали для того, чтобы учить людей истории и воспитывать в арабских мужчинах мужество, без которого нельзя сокрушить израильтян, и чего, увы, пока ещё не случилось. То же самое, по всей видимости, относилось и к американским вестернам. Их концепция мужественности не так уж сильно отличалась от арабской, за исключением того, что они пользовались револьверами вместо настоящего мужского оружия – меча. Револьвер и впрямь убивал на значительно большем расстоянии, и потому американцев следовало считать практичными и очень хитрыми бойцами. Конечно, не более храбрыми, чем арабы, а всего лишь более хитрыми.

«Нужно очень осторожно относиться к американцам и их пистолетам, – сказал себе Абдулла. – Если кто-нибудь из них умеет стрелять так же хорошо, как ковбои в кино, то наша миссия может закончиться раньше времени, а этого нельзя допустить».

Ещё он подумал о том, какое оружие мог носить на поясе полицейский, который ехал в обогнавшем их белом автомобиле, и был ли он хорошим стрелком. Конечно, это можно было бы выяснить, но для этого существовал только один способ, который поставил бы под удар всю миссию. И потому Абдулла лишь проводил глазами полицейский автомобиль, пока он не скрылся из виду, после чего вновь сосредоточился на тягачах, неторопливо обгонявших его седан, который равномерно двигался вперёд со скоростью шестьдесят пять миль или три сигареты в час, сопровождаемые периодическим урчанием в животах. «СМОЛЛ-СТОУН – 30 МИЛЬ».

* * *

– В Лэнгли снова переполох, даю голову на отсечение, – сообщил Дэвис, войдя к Хенли.

– Что ещё ты узнал? – спросил Джерри.

– Полевой агент получил неожиданную информацию от своего источника в Саудовской Аравии. Вроде бы несколько предполагаемых игроков, если можно так выразиться, вышли из дома. Точное местонахождение неизвестно, но он считает, что примерно десяток из них находится в Западном полушарии.

– Насколько это достоверно?

– Если пользоваться шкалой надёжности, то «тройка», хотя источник считается заслуживающим внимания. Какой-то штабной балбес по неизвестной причине решил не придавать информации первостепенного значения.

В данный момент они столкнулись с одной из основных проблем Кампуса. При проведении анализа информации они слишком сильно зависели от других. Хотя в их собственном хозяйстве имелись по-настоящему прекрасные аналитики, реальная работа проводилась на другом берегу Потомака; на протяжении последних лет ЦРУ регулярно вносило свою весомую долю в анализ, точно так же, как и на протяжении половины столетия, напомнил себе Джерри. Никому из игроков этой лиги не приходилось стрелять у знакомых тысчонку долларов по случаю финансовых затруднений; многие бюрократы из числа служащих ЦРУ оплачивались весьма высоко, даже притом что финансировались из прижимистого правительственного бюджета. Но пока они добросовестно выполняли свои обязанности, никому до этого не было ровно никакого дела. Зато существенным являлось то обстоятельство, что власти Саудовской Аравии имели обыкновение высылать из страны своих собственных потенциальных нарушителей спокойствия, чтобы они могли совершать преступления в других местах. Если же от действий изгнанников кто-нибудь пострадал, то саудовское правительство с величайшей готовностью шло на сотрудничество, одним махом покрывая все свои предшествующие грехи.

– И что ты об этом думаешь? – спросил он Тома Дэвиса.

– Чёрт возьми, Джерри, я ведь не цыган. У меня нет ни хрустального шара, ни доступа к Дельфийскому оракулу. – Дэвис тяжело вздохнул. – Они уведомили Министерство безопасности, и к делу подключились ФБР и все прочие аналитические команды, но ведь это, знаешь ли, «мягкая» разведка. Они не отыскали даже гвоздя, на который можно было бы повесить шляпу. Три имени, но ни единой фотографии. А ведь сейчас любой болван сумеет раздобыть документы на чужое имя. – Узнать о том, как это сделать, можно даже из бульварных романов. Для этого не требовалось особого терпения, потому что в государстве до сих пор не существовало сводной базы данных о рождениях и смертях, случившихся в разных штатах. А ведь при нынешнем развитии техники с такой задачей без труда справились бы даже правительственные бюрократы.

– И всё-таки что делается?

Дэвис пожал плечами:

– Все как обычно. Службы безопасности аэропортов получат очередной призыв усилить бдительность и начнут мордовать ни в чём не повинных людей, чтобы удостовериться, что никто из них не попытается угнать авиалайнер. Копы всей страны примутся искать подозрительные автомобили, но это сведётся по большей части к задержанию множества невнимательных водителей. Слишком уж часто разведка кричала: «Волки, волки!» Даже полицейские уже не хотят воспринимать такие предупреждения всерьёз. И, Джерри, у кого поднимется рука бросить в них камень?

– Получается, что вся наша оборона нейтрализована, причём нами же самими?

– Со всех практических точек зрения – да. Пока ЦРУ не сформирует обширный полевой штат, у которого была бы возможность идентифицировать террористов прежде, чем они заберутся к нам, мы будем держать пассивную оборону, не имея никакой возможности нанести контрудар. Ну и черт бы с ним, – он скорчил выразительную гримасу, – последние две недели моя торговля ценными бумагами шла просто замечательно. – Занявшись операциями на финансовом рынке, Том Дэвис обнаружил, что это занятие ему нравится или же, по крайней мере, даётся ему без больших умственных усилий. И потому он время от времени чуть ли не всерьёз задавал себе вопрос: а не было ли ошибкой поступление на службу в ЦРУ прямо после окончания университета штата Небраска?

– А донесение в ЦРУ получило какое-нибудь развитие?

– Кто-то предложил ещё разок пообщаться с источником, но сам документ пока что не вышел с седьмого этажа.

– Господи! – воскликнул Хенли.

– Джерри, а чему ты, собственно, удивляешься? Конечно, тебе, в отличие от меня, никогда не приходилось работать в Лэнгли, но ведь таких вещей ты мог насмотреться и на Холме.

– Почему этот мудак Килти не поставил директором ЦРУ Фоли?

– У него есть друг-адвокат, который показался более пригодным на эту роль. И не забудь, что Фоли был профессиональным разведчиком, и потому президент побоялся его. И всё же давай попробуем называть вещи своими именами: Эд Фоли смог немного поправить дела, но для того, чтобы все встало на место, потребовался бы десяток лет. Ведь это и есть одна из главных причин, по которым мы сейчас сидим здесь, верно? – Дэвис широко улыбнулся, как будто сказал что-то очень забавное. – А как поживают двое кандидатов в убийцы из Шарлотсвилла?

– Морского пехотинца все ещё терзают муки совести.

– Чести Паллер[46] сейчас, наверно, ворочается в гробу, – предположил Дэвис. – Но ведь мы не можем брать на службу бешеных псов. Пусть лучше задают вопросы сейчас, чем во время выполнения задания.

– Да, тут ты, конечно, прав. Как насчёт оснащения?

– Будет готово на следующей неделе.

– Времени угрохали немало. Как идут испытания?

– В Айове. На свиньях. Наш друг говорит, что у них сердечно-сосудистая система очень мало отличается от человеческой.

«Надо же, как здорово!» – добавил про себя Дэвис.

* * *

Найти поворот на Смолл-Стоун оказалось совсем нетрудно. После продолжительной поездки на юго-запад по автостраде № 40 теперь они ехали на северо-восток. Мустафа снова сел за руль. Двое пассажиров дремали на заднем сиденье, наевшись сэндвичей с ростбифом и напившись кола-колы.

Теперь все откровенно скучали. Мало что может сохранить свежесть привлекательности на протяжении двадцати с лишним часов, и даже мечты о том, как через полтора дня они осуществят свою миссию, не могли заставить парней держать глаза открытыми. Поэтому Рафи и Зухайр крепко спали, как дети, набегавшиеся за день. Мустафа вёл машину на северо-восток, солнце висело у него за левым плечом. Теперь на дорожных указателях было написано расстояние до Мемфиса, что в штате Теннесси. Он ненадолго задумался – было трудно сохранить ясность мысли, так долго просидев за рулём, и понял, что им осталось пересечь всего лишь два штата. Они уверенно, пусть даже и не очень быстро, продвигались вперёд. «Лучше бы лететь самолётом, но пронести через аэропорт автоматы было бы трудновато», – подумал Мустафа и улыбнулся. К тому же, ему, как главному руководителю всей операции, приходилось тревожиться не только о своей команде. Именно поэтому он выбрал самую трудную и отдалённую цель из всех четырех – чтобы таким образом подать пример другим. «Но иногда положение командира не даёт ровным счётом ничего, кроме боли в заднице», – сказал он себе, поудобнее устраиваясь на сиденье.

Следующее полчаса пролетели очень быстро. К исходу этого времени появился весьма внушительный мост, перед въездом на который бросались в глаза две большие надписи: «р. МИССИСИПИ» и «ТЕННЕССИ. ШТАТ ДОБРОВОЛЬЦЕВ»[47]. От чрезмерно долгого сидения за рулём мысли Мустафы начали путаться. Он спросил было себя, что могло означать это странное название, но забыл о вопросе чуть ли не быстрее, чем тот успел родиться. Что бы это ни означало, по пути в Виргинию нужно будет пересечь Теннесси. По-настоящему отдохнуть не удастся ещё самое меньшее пятнадцать часов. Ему предстояло вести машину, пока они не окажутся в сотне километров восточнее Мемфиса, а потом он снова поменяется с Абдуллой.

Он только что пересёк огромную реку. В его стране не существовало ни одной постоянной реки, одни только вади – сухие долины, в которых вода появляется лишь ненадолго, после редких ливней, после чего русла вновь пересыхают. Америка была невероятно богатой страной. Вероятно, именно это богатство и являлось источником их высокомерия, но он сам и его друзья совершат нечто такое, что заставит это высокомерие изрядно поубавиться. И сделано это будет – инш'алла – менее чем через два дня.

«Через два дня я попаду в рай», – эта мысль, в отличие от большинства других, задержалась в его сознании.

Глава 12 Прибытие

Теннесси проскочили очень быстро, не в последнюю очередь потому, что Мустафа и Абдулла решили разделить пополам последние триста пятьдесят километров. Рафи и Зухайр благополучно проспали чуть ли не весь этот отрезок пути. Один и три четверти километра в минуту, прикинул Мустафа. Из этого следует... что из этого следует? Ещё двадцать часов. Чуть больше или чуть меньше. Он подумал о том, чтобы прибавить скорость и тем самым сократить время поездки, но, нет, это глупо. Рисковать всегда глупо. Разве они не научились этому, имея дело с израильтянами? Враг всегда ждал их промаха, как спящий тигр. А будить тигра лишний раз очень глупо. Это следовало сделать лишь после того, как возьмёшь его на прицел, и сделать так, чтобы тигр смог понять, что его перехитрили, и не имел возможности сопротивляться. Нужно дать ему прожить ровно столько, чтобы он успел уразуметь собственную глупость и испытать страх. Америке предстояло узнать страх. Все эти гордецы будут трястись от страха, невзирая на все своё оружие и весь свой ум.

Он заметил, что улыбается, глядя в расстилавшуюся вокруг темноту. Солнце скрылось за горизонтом, и фары его автомобиля пробивали два белых конуса во мраке, освещая белые линии на шоссе, которые тянулись далеко вперёд и исчезали под его машиной, мчавшейся на восток с неизменной скоростью в шестьдесят пять миль в час.

* * *

Близнецы теперь поднимались в 6.00 и выходили заниматься утренней зарядкой без наблюдения Пита Александера, которое, по их мнению, им вовсе не требовалось. Пробежки давались обоим без всякого труда, и остальные упражнения тоже превратились в чистой воды рутину. К 7.15 они заканчивали тренировку, шли завтракать, а потом занимались с инструктором.

– Похоже, братишка, что твоим корочкам требуется сапожник, – заметил Доминик.

– Ага, – согласился Брайан, окинув грустным взглядом свои старые кроссовки «Найк». – Они хорошо послужили мне – несколько лет, – но теперь им настала пора отправиться в обувной рай.

– А нам – на Молл, в «Фут локер». – Он имел в виду магазин одежды и обуви, находившийся, в числе многих других, на Торговой площади под холмом в Шарлотсвилле.

– Хм, а может быть, сходим завтра к «Филли»? Заодно и позавтракаем – там клёвые чизстики.

– По мне – это не дело, – возразил Доминик. – Разве можно есть столько жирного на завтрак? Да ещё и с поджаренным сыром. Да и твои кроссовки вряд ли продержатся ещё сутки.

– Эй, Энцо, я обожаю этот запах. Я на нём одном смогу хоть десять раз пробежать вокруг квартала. В старых кроссовках.

– И в старой грязной футболке. Черт побери, Альдо, неужели ты не можешь нормально одеваться?

– Ты только не мешай мне носить мои любимые шмотки. Мне нравится быть морским пехотинцем. По крайней мере, всегда знаешь, где твоё место.

– Ага, посреди кучи дерьма, – фыркнул Доминик.

– Может быть, и так, но при этом ты работаешь с самыми лучшими парнями, какие только есть на свете. – Он не стал добавлять, что все они при этом находятся на твоей стороне и держат в руках наилучшее автоматическое оружие. Это порождало в нём чувство, какое мало кто способен даже представить себе в гражданской жизни.

– Что, собрались позавтракать в городе? – спросил Александер.

– Может быть, завтра, – ответил Доминик. – И ещё нужно будет устроить почётные похороны для кроссовок Альдо. Пит, здесь где-нибудь найдётся банка лизола?

Александер добродушно рассмеялся.

– Я думал, вы никогда ничего не просите.

– Знаешь, Доминик, – сказал Брайан, оторвав взгляд от яичницы, – не будь ты моим братом, черта с два я стал бы терпеть такую дурацкую болтовню.

– Да неужели? – Карузо, служивший в ФБР, перебросил другому Карузо английский маффин. – Вы, морские пехотинцы, только и способны, что трепать языком. И никто меня не убедит в обратном. Когда мы были маленькими, я дубасил его, сколько хотел и когда хотел, – добавил он, в очередной раз насмешив Пита.

Брайан возмущённо выпучил глаза.

– Клянусь задницей!..

Начался очередной учебный день.

* * *

Джек прибыл на рабочее место часом позже. Уда бен-Сали снова провёл весёлую ночку с Розали Паркер. Наверно, она ему очень нравилась. Райан попытался представить, как повёл бы себя молодой богатый араб, если бы узнал, что каждый раз она отправляется из его постели с отчётом в британскую Службу безопасности. Хотя с её стороны это был всего лишь бизнес, одной из составляющих которого являлось использование мужского самомнения множества обитателей британской столицы. Ну, а уж самомнения у Сали наверняка с избытком, решил Джек. Без четверти девять появился Виллс, державший в руке большой пакет с эмблемой «Данкин донатс».

– Эй, Энтони. Что ещё случилось потрясающего?

– Это лучше вы мне расскажите, – парировал Виллс. – Хотите пончик?

– Спасибо, приятель. Ну, так вот, этой ночью Уда неплохо поупражнялся.

– Ах, молодость – это замечательная вещь. Жаль только, что она всегда достаётся молодёжи, которая совершенно неспособна ею правильно воспользоваться.

– Джордж Бернард Шоу, не так ли?

– Я знаю, что вам довелось прочесть пару-тройку книжек. Сали несколько лет назад нашёл для себя новую игрушку и, предполагаю, собирается играть в неё, пока это не сломается – или не перестанет подниматься. Очень паршиво, наверно, должны чувствовать себя его топтуны, когда им приходится торчать под холодным дождём, зная, что объект слежки сейчас загоняет своего хорька в норку. – Это была цитата из сериала «Клан Сопрано», к которому Виллс испытывал нежную привязанность.

– Вы думаете, что они потом допрашивают её?

– Нет, этим занимаются парни, сидящие в «Темза-хаус». Молодым такое важное дело не доверят. Жалко, что они не посылают нам все стенограммы её отчётов, – добавил он и громко захихикал. – Очень здорово помогло бы утречком разогнать кровь, чтобы не застаивалась.

– Спасибо, если я вдруг с утра почувствую себя особенно занюханным, то всегда смогу купить журнал «Хастлер».

– Джек, дело, которым мы занимаемся, – это вовсе не чистый бизнес. И людей, которые нас интересуют, крайне редко хочется пригласить к себе на обед.

– Ну, да, конечно, как в Белом доме. Я помню. Наверно, половине всех тех, кто бывал на государственных приёмах, папа мог подать руку только после величайшего усилия. Но секретарь Адлер настаивал на том, что это бизнес, и, следовательно, папа должен очень мило обходиться со всеми этими сучьими детьми. В политике тоже можно найти немало очень поганого дерьма.

– Аминь. Итак, что у нас ещё новенького о Сали?

– Я пока не закончил возню со вчерашними трансакциями. Да, а если Каннингхэм наткнётся на что-нибудь существенное – что тогда?

– Тогда материал пойдёт к Джерри и старшим сотрудникам. – «Ты ещё слишком молод для того, чтобы тебе позволили пачкать штанишки в такой грязи», – подумал Виллс, но, естественно, не стал говорить это вслух. Но молодой Райан все же уловил тень этой мысли.

* * *

– Слушаю вас, Дейв, – сказал Джерри Хенли.

– Он отмывает деньги и переводит часть неизвестным людям. Через Лихтенштейнский банк. Если бы я позволил себе строить предположения, то сказал бы, что к этим счетам, несомненно, открыт доступ с кредитных карточек. Вам достаточно получить «Visa» или «Мастеркард» определённого банка, и любой неизвестный сможет прекрасным образом распоряжаться счётом. Это может быть любовница, или близкий друг, или кто-нибудь ещё, кому вы доверяете или в ком особо заинтересованы.

– Можно как-нибудь узнать подробности? – спросил Том Дэвис.

– Они используют ту же самую программу бухгалтерского учёта, что и большинство других банков, – ответил Каннингхэм. Он имел в виду, что, затратив некоторое время, при минимуме терпения, Кампус мог бы войти в базы данных банка и узнать все, что нужно, и даже сверх того. Конечно, система защищалась программой-брандмауэром. Поэтому лучше было бы предоставить эту работу Агентству национальной безопасности, и, следовательно, задача состояла в том, чтобы заставить АНБ поручить кому-нибудь из своих компьютерных умельцев взломать определённую систему. Для этого следовало инициировать запрос из ЦРУ на эту работу, что, как прекрасно понимал бухгалтер, несколько труднее, чем просто набрать текст на компьютере. Он также подозревал, что у Кампуса в обеих спецслужбах имелись люди, способные сделать фальшивый запрос таким образом, чтобы он прошёл, не оставив за собой отчётливого бумажного следа.

– Вы считаете, что это действительно необходимо?

– Возможно, где-нибудь через недельку я смогу набрать побольше данных. Этот парень, Сали, может, конечно, оказаться всего лишь богатым мальчишкой, ребёнком, играющим в мячик на проезжей части, но... но мой нос говорит, что он ведёт непростую игру, – признался Каннингхэм. За годы работы он очень хорошо развил свои инстинкты, благодаря чему две, в прошлом ключевые, фигуры мафии поселились до конца жизни в отдельных помещениях без особых удобств в городе Мэрион, штат Иллинойс. Но он верил собственным инстинктам значительно меньше, чем его бывшие и нынешние начальники. Будучи опытнейшим бухгалтером, обладающим носом намного чувствительнее, чем у бладхаунда, он был крайне консервативен в разговорах на этот счёт.

– Вы говорите – неделя?

Дейв кивнул.

– Примерно.

– А как вам показался мальчишка Райана?

– Хорошие инстинкты. Большинство не обратило бы внимания на то, что он заметил. Возможно, ему помогает юность. Молодая цель, молодая ищейка. Как правило, такие вещи не срабатывают. А вот на сей раз... похоже, что как раз это дало толк. Знаете, когда его папаша назначил Пата Мартина Генеральным прокурором, мне пришлось услышать кое-что о Большом Джеке. Пат по-настоящему любил его, а я проработал с мистером Мартином вполне достаточно, чтобы научиться уважать его самого и его мнение. Этот малыш способен далеко пойти. Конечно, чтобы удостовериться в этом, потребуется лет десять...

– Нам здесь не положено верить в голос крови, Дейв, – заметил Том Дэвис.

– Статистика есть статистика, мистер Дэвис. Одни люди наделены чутьём, а другие нет. Про мальчишку пока нельзя сказать ничего определённого, но он, я уверен, движется в нужном направлении. – Каннингхэм входил в число основателей Отдела специальной бухгалтерии Министерства юстиции – подразделения, специализировавшегося на выслеживании денег террористов. Работать без денег не может никто, а деньги всегда оставляют за собой след. Другое дело, что после события обнаружить его бывает гораздо легче, чем до. Это помогает ходу расследования, но совершенно бесполезно для организации активной обороны.

– Спасибо вам, Дейв, – сказал Хенли. Из его тона сразу стало ясно, что беседа окончена. – Если что, держите нас в курсе.

– Да, сэр. – Каннингхэм собрал свои бумаги и вышел.

– Знаете, если бы он обладал индивидуальностью, то мог бы действовать малость поэффективнее, – сказал Дэвис через пятнадцать секунд после того, как бухгалтер закрыл за собой дверь.

– Никто не идеален, Том. В министерстве нет никого, кто лучше, чем он, разбирался бы в этих делах. Готов держать пари, что после того, как он свернёт удочки и уедет, в озеро соваться бессмысленно.

– На этот счёт, Джерри, я спорить с тобой не рискну.

– Итак, этот джентльмен Сали может быть банкиром плохих парней? – Хенли немного помолчал и добавил: – Что представляется вполне возможным. Лэнгли и Форт-Мид все ещё ломают головы, как же им реагировать на текущую ситуацию.

– Я ознакомился с документами. Там много такого, что прекрасно подошло бы для газеты, а вот доказательных фактов нет почти совсем. – В разведывательном бизнесе аналитикам зачастую приходится слишком быстро переходить на стадию умственных спекуляций – этап, когда опытные аналитики начинают испытывать самый настоящий страх перед имеющимися данными и заходят в своих рассуждениях бог знает куда, пытаясь прочитать мысли людей, крайне мало говорящих даже между собой. Что, если кто-то там носит с собой культуры сибирской язвы или оспы, налитые во флакончики из-под лосьона для бритья? Чёрт возьми, каким образом можно сказать что-нибудь за или против? Такая вещь однажды случилась в Америке, но, если уж рассуждать, в Америке все когда-нибудь случалось, и, хотя это придавало стране уверенность в том, что её народ может выдержать едва ли не все на свете, одновременно оно же напоминало о том, что здесь могли произойти всякие плохие вещи, виновников которых вовсе не обязательно удастся установить. Новый президент не давал ровно никакой гарантии в том, что нам удастся остановить или хотя бы покарать злодеев. Именно в этом и заключается главная проблема.

– Знаешь, мы с тобой жертвы наших собственных успехов, – негромко произнёс бывший сенатор. – Мы сумели свернуть шеи всем народам и государствам, которые когда-либо решались преграждать нам путь, но этих невидимых подонков, служащих своему представлению о боге, куда труднее распознать и выследить. Бог, как известно, вездесущ. Как и его агенты-извращенцы.

– Джерри, мой мальчик, если бы это было легко, мы с тобой не сидели бы здесь.

– Том, слава богу, что я всегда могу рассчитывать на твою моральную поддержку.

– Мы живём в несовершенном мире, и ты сам это отлично знаешь. Иногда случается засуха, из-за которой погибают посевы, а порой бывают наводнения. Ещё отец объяснял мне это.

– Я всегда хотел спросить тебя – как, чёрт возьми, твою семью занесло в богом позабытую Небраску?

– Мой прадед был солдатом-кавалеристом – Девятая конная, чёрный полк. А когда его служба закончилась, он понял, что не испытывает ни малейшего желания возвращаться в Джорджию. Некоторое время провёл в Форт-Круке, это возле Омахи, и выяснил, что зимы его нисколько не пугают. Тогда он купил кусок земли неподалёку от Сенеки и начал выращивать зерно. Вот так и началась история Дэвисов.

– Разве в Небраске не было ку-клукс-клана?

– Нет, они селились в Индиане. А здесь фермы поменьше, и все такое... Мой прадед, когда там поселился, охотился на бизонов. Дома над камином висит огромная башка. И до сих пор пованивает. Отец с братом время от времени охотятся на длиннорогих антилоп – у нас дома их называют ещё быстроногими козлами. А мне их мясо никогда не нравилось.

– А что твой нос говорит насчёт нашего нового умника, Том? – спросил Хенли.

– Я не собираюсь в ближайшее время перебираться в Нью-Йорк, приятель.

* * *

Восточнее Ноксвилла дорога разделилась. 40-я автострада уходила на восток, 81-я – на север. Арендованный «Форд» устремился по второй из них через горы, которые Дэниел Бун исследовал в те давние времена, когда с западной границы Америки во многих местах ещё можно было разглядеть Атлантический океан. Дорожный знак указывал направление к дому некоего Дэйви Крокетта[48]. «Интересно, кто он такой?» – без всякого любопытства подумал Абдулла, съезжая по шоссе с очень симпатичного горного перевала. В конце концов они въехали в город Бристоль и оказались в Виргинии, где и располагалась их цель. «Ещё около шести часов», – прикинул он. Освещённая ярким солнцем земля здесь была покрыта густой зеленью, а по обеим сторонам дороги то и дело попадались лошадиные и молочные фермы. И ещё здесь было много церквей – по большей части белых деревянных зданий с крестами на высоких шпилях. Христиане. Конечно, они же заправляют в этой стране.

Неверные.

Враги.

Мишени.

Для того чтобы разобраться с ними, он и его спутники везли в багажнике оружие. Сначала по 81-й автостраде на север до 64-й. Они отлично усвоили маршрут. Остальные три группы наверняка уже прибыли на места. Де-Мойн, Колорадо-Спрингс и Сакраменто. Все города достаточно крупные; в каждом есть хотя бы один большой торговый центр. Два из них – столицы штатов. Но притом ни один не был по-настоящему крупным городом. Неверные называют это «Средней Америкой»: там живут «порядочные» люди, там «обычные», «трудящиеся» американцы обзаводились домами, где чувствовали себя в безопасности вдали от больших центров власти – и разврата. Если в таких городах и удастся отыскать евреев, то лишь единицы. Да, считанные единицы. Евреи любят торговать в ювелирных магазинах. Возможно, даже возглавлять торговые центры. Убийство евреев послужило бы особой наградой, но заниматься ими следовало лишь в том случае, если они сами подвернутся. Истинная цель состояла в том, чтобы убивать простых американцев, наивно веривших, что они находятся в безопасности, укрывшись в утробе обычной Америки. Скоро им предстоит узнать, что безопасность в этом мире – иллюзия. Они поймут, что от молний Аллаха нет укрытия нигде.

* * *

– Значит, это оно и есть? – спросил Том Дэвис.

– Да, – ответил доктор Пастернак. – Осторожнее. Заправлено доверху. Видите красную метку? А синяя означает – не заряжено.

– Что туда входит?

– Сукцинилхолин, он выключает мускулы. По сути – синтетическая и более мощная форма кураре. Парализует всю мускулатуру, включая диафрагму. Вы не можете ни дышать, ни говорить, ни двигаться. Но при этом находитесь в полном сознании. Это будет крайне неприятная смерть, – с чрезвычайной холодностью добавил врач.

– Почему же? – спросил Хенли.

– Вы не сможете дышать. Сердце быстро ощутит кислородное голодание – по существу, это искусственно вызванный массивный сердечный приступ. Будет весьма неприятно.

– И что дальше?

– Ну, нарастание симптомов будет продолжаться около шестидесяти секунд. Ещё через тридцать секунд наступит полный эффект препарата. Жертва лишится возможности держаться на ногах ориентировочно через девяносто секунд после инъекции. Примерно тогда же полностью остановится дыхание. Сердце начнёт испытывать недостаток кислорода. Оно попытается биться, но не сможет снабдить кислородом ни организм, ни даже себя. Сердечная ткань умрёт приблизительно через две или три минуты, и это будет чрезвычайно болезненный процесс. Бессознательное состояние наступит приблизительно после трех минут, если только жертва не имеет специальной подготовки или же не занималась непосредственно перед событием физическими упражнениями – в этом случае мозг может оказаться сильно насыщен кислородом. Как правило, запас кислорода в мозгу позволяет ему функционировать без дополнительной поставки кислорода примерно три минуты, но после возникновения симптомов этот срок будет крайним: спустя четыре с половиной минуты после инъекции жертва потеряет сознание. Полное прекращение деятельности коры головного мозга наступит ещё примерно через три минуты. А затем сукцинилхолин будет распадаться в организме – даже после смерти. Не полностью, но вполне достаточно, чтобы лишь очень внимательный патологоанатом догадался провести токсикологический анализ, при котором удастся найти препарат лишь в том случае, если врач сможет определить, что именно нужно искать. Единственная хитрость состоит в том, чтобы воткнуть иглу в ягодицу вашему объекту.

– Почему именно туда? – спросил Дэвис.

– Препарат лучше всего действует при внутримышечном введении. При вскрытии труп всегда лежит лицом вверх, чтобы легко можно было вскрыть полости и извлечь органы. Переворачивают трупы крайне редко. Ну, а такая инъекция действительно оставляет след, но его достаточно сложно заметить даже при наилучших обстоятельствах, да и тогда для этого необходимо посмотреть именно в нужную точку. Даже больные наркоманией – а трупы обязательно проверяют на этот счёт – не делают себе инъекции в ягодицы. По всем признакам смерть будет казаться результатом сердечного приступа, случившегося без видимой причины. Такое происходит каждый день. Нечасто, но не настолько уж редко. Причиной может оказаться, например, тахикардия. Для введения будет использоваться прибор, похожий на несколько видоизменённый инсулиновый шприц – какими пользуются диабетики. Ваши механики хорошо постарались, чтобы замаскировать этот аппарат. Вы можете даже написать письмо при его помощи, но если повернёте рычажок, то вместо пишущего стержня появится шприц. Газовый баллончик в верхней части создаёт давление, при помощи которого препарат вводится в ткани. Жертва, вероятно, ощутит укол, наподобие ужаления пчелы, хотя и не столь болезненный, но уже через полторы минуты «пациент» лишится возможности пожаловаться на ощущение. Из реакций наиболее вероятной представляется, что уколотый воскликнет: «Ой!», а потом потрёт больное место ладонью. Вряд ли можно ожидать большего. Если вас, скажем, укусит в шею комар, то вы постараетесь прихлопнуть его, но не станете звать полицию.

Дэвис поднял безопасную «синюю» ручку. Она была довольно громоздкой – такой мог бы пользоваться третьеклассник после того, как учитель официально разрешит писать шариковой авторучкой после нескольких лет упражнений с толстыми карандашами и мелками. Итак, нужно приблизиться к объекту, вынуть «авторучку» из кармана, сделать короткое резкое движение рукой ниже пояса и спокойно идти дальше. Напарнику предстояло пронаблюдать, как объект падает на тротуар, возможно, он даже подскочит к нему, чтобы оказать помощь – а вернее, проследить, как этот ублюдок умрёт, – после чего выпрямится и пойдёт дальше, хотя он может вызвать «Скорую помощь», чтобы труп увезли в больницу и должным образом препарировали.

– Том?

– Мне это нравится, Джерри, – сказал Дэвис, не дожидаясь, пока его босс задаст вопрос. – Доктор, а насколько вы уверены в том, что это вещество станет разлагаться после смерти клиента?

– Полностью, – сухо бросил доктор Пастернак, и оба посетителя сразу же вспомнили, что он профессор анестезиологии Медицинского и хирургического колледжа Университета Колумбии. Вероятнее всего, он должен хорошо знать своё дело. Кроме того, ему доверяли настолько, что даже посвятили его в тайну Кампуса. И сейчас отказывать этому человеку в доверии было бы несколько поздновато. – Сукцинилхолин состоит из двух молекул ацетилхолина. Естественная эстераза разложит препарат на молекулы настолько быстро, что исходное вещество, скорее всего, не смогли бы обнаружить даже в Колумбийском пресвитерианском центре. Так что единственная по-настоящему трудная вещь – незаметно сделать инъекцию. Если бы вы могли доставить объект в кабинет врача, то можно было бы обойтись уколом хлористого калия, который вызвал бы фибрилляцию сердечных клапанов. В процессе умирания клетки все равно выделяют калий, так что относительное увеличение его количества осталось бы незамеченным. Трудно было бы только скрыть след от внутривенного вливания. Умертвить человека можно множеством различных способов. Мне нужно было всего лишь выбрать такой, с которым справился бы человек относительно невысокой квалификации. Возвращаясь к практическим вопросам, даже по-настоящему хороший патолог не сумеет наверняка определить точную причину смерти. Он будет понимать, что не знает её, и это его обеспокоит, – но лишь в том случае, если труп попадёт на исследование к действительно талантливому человеку. А таких не слишком много. Скажем, лучший специалист у нас в Колумбии – Рич Ричардс. Он терпеть не может чего-то не знать. Он настоящий интеллектуал, специалист по решению проблем, гениальный биохимик, а вдобавок ещё и превосходный врач. Я беседовал с ним об этом, и он сказал, что это вещество было бы чрезвычайно трудно обнаружить, даже если бы он имел представление о том, что следует искать. Обычно в игру включается множество дополнительных факторов: персональный химизм тела жертвы, то, что он ел или пил. Очень важным фактором всегда является температура окружающей среды. В холодный зимний день, вне помещения, эстераза не сможет в достаточной степени разложить сукцинилхолин, поскольку активность химических процессов резко понизится.

– Это значит, что ваш препарат не следует применять в Москве в январе месяце? – спросил Хенли. Серьёзные научные рассуждения он всегда выслушивал без малейшего удовольствия, но Пастернак знал своё дело.

Профессор улыбнулся. Жёстко.

– Совершенно верно. А также в Миннеаполисе.

– Вы говорите, мучительная смерть? – сказал Дэвис.

Пастернак кивнул.

– Решительно – весьма неприятная.

– Обратимая?

Пастернак резко мотнул головой.

– Как только сукцинилхолин попадёт в кровь, ни один реаниматолог не сможет сделать ровным счётом ничего. Вернее, теоретически можно подключить парня к аппаратуре искусственного сердца и искусственного дыхания до тех пор, пока препарат не разложится естественным путём – я видел, как такое делали при отравлении павулоном, – но это было бы предельно трудно. Итак, теоретически выживание возможно, но оно крайне, крайне маловероятно. Ведь случается, джентльмены, что люди выживают даже после того, как им всадят пулю между глаз, но такое нельзя отнести к распространённым явлениям.

– С какой силой нужно ткнуть объект вашим шприцем? – спросил Дэвис.

– Не такой уж большой. Именно ткнуть, и все. Достаточно, чтобы игла проникла через одежду. Толстое пальто может помешать, но только из-за длины иглы. Зато если он будет в обычном деловом костюме, то никакой проблемы не возникнет.

– Может произойти так, что у человека окажется иммунитет к этому препарату? – спросил Хенли.

– К этому – нет. Самое большее, у одного из миллиарда.

– И опасности, что он поднимет шум, нет?

– Как я уже говорил, объект будет чувствовать себя так, будто его ужалила пчела – больнее укуса москита, но недостаточно больно для того, чтобы он начал орать. Самое большее, чего следует ожидать от жертвы, что он растеряется, возможно, повернётся посмотреть, что же его укололо. Но ваш агент будет идти себе спокойно, не бегом, даже не ускоряя шага. При таких обстоятельствах, когда нет виноватого, на которого можно было бы заорать, и при затухании первичного болевого ощущения, наиболее вероятная реакция будет заключаться в том, что объект потрёт ужаленное, как он подумает, место и пойдёт дальше... ещё шагов на десять.

– Итак, быстродействующий, смертельный и необнаруживаемый препарат, правильно?

– До последней запятой, – подтвердил доктор Пастернак.

– Как вы перезаряжаете шприц? – продолжал расспросы Дэвис. «Проклятье, – добавил он про себя, – как же получилось, что ЦРУ прошло мимо такой замечательной вещи? Или КГБ».

– Нужно развинтить корпус – вот так, – доктор продемонстрировал, – и извлечь активную часть. При помощи обычного шприца вы вводите туда новую дозу препарата и заменяете газовый баллончик. Трудность представляет только изготовление крохотных газовых микробаллончиков. Использованный баллончик можете выбросить в мусорное ведро или мусоропровод – он имеет всего четыре миллиметра в длину и два в толщину – и вставьте новый. Когда начнёте собирать корпус, крохотный шип проколет баллончик и система окажется заряженной воздухом. Газовые капсулы покрыты дополнительной оболочкой, чтобы они стали тяжелее и их было бы легче выбрасывать. – Как только он свинтил корпус, синий цвет в окошечке сменился красным, хотя сукцинилхолина, конечно, в аппарате не было. – Разумеется, при обращении со шприцем следует сохранять известную осторожность, но вообще-то, чтобы уколоться самому, нужно быть изрядным дураком. Если вы добудете своему человеку удостоверение диабетика, то он сможет спокойно носить шприц с собой. Вы же знаете, что существуют особые документы, по которым чуть ли не во всём мире можно купить инсулин, а ведь у диабета не существует никаких внешних проявлений.

– Доктор, будь я проклят... – проворчал Том Дэвис. – А нет ли у вас ещё чего-нибудь в этом роде?

– Токсин ботулизма точно так же смертелен. Это нейротоксин, он блокирует нервные связи и тоже достаточно быстро приводит к смерти от асфиксии, но его практически безошибочно обнаруживают при вскрытии. Присутствие такого токсина в крови не бывает случайным, и его достаточно трудно объяснить. Зато он доступен везде, поскольку его в микродозах используют при косметической хирургии.

– Доктора вводят его женщинам в кожу лица, да?

– Только самые никчёмные, – ответил Пастернак. – Таким образом действительно можно успешно устранить морщины, но при этом убиваются лицевые нервы, после чего вы лишаетесь способности улыбаться. Хотя это не моя область. Существует много других высокотоксичных и смертельных химических веществ. И главная проблема с ними состоит в том, чтобы препарат был достаточно быстродействующим и притом труднообнаруживаемым. Второй быстрый способ убить кого-то – это воткнуть маленький нож в основание черепа, туда, где спинной мозг соединяется с головным. Здесь сложность в том, чтобы оказаться за спиной у жертвы, нанести точный удар в достаточно компактную область и сделать так, чтобы лезвие не застряло между позвонками. Можно спросить, почему бы не применить другое оружие, скажем, пистолет 0.22 калибра с глушителем? Это вполне реально, но пуля оставляет безошибочно узнаваемый след. А при использовании ножа невнимательный патологоанатом вполне может принять за причину смерти острый сердечный приступ. Так что метод близок к идеальному, – закончил врач. Все это он говорил настолько холодным голосом, что казалось, от него на ковре мог выпасть снег.

– Ричард, – сказал Хенли, – вы заработали очень серьёзный гонорар.

Профессор анестезиологии поднялся и посмотрел на часы.

– О деньгах не может быть и речи, сенатор. Это пойдёт в расчёт за моего младшего брата. Сообщите мне, если вам потребуется что-нибудь ещё. А сейчас мне хотелось бы успеть на поезд в Нью-Йорк.

– Господи, – проронил Том Дэвис, после того, как Пастернак вышел. – Я всегда был уверен, что врачи готовы совершать злодейства.

Хенли передвинул пакет, лежавший на его столе. Там находилось десять «ручек» с отпечатанными на принтере инструкциями по использованию, пластиковая коробочка с газовыми капсулами, двадцать довольно объёмистых пузырьков сукцинилхолина и аптечная упаковка одноразовых шприцев.

– Наверно, они с братом были очень близки.

– Ты его знал? – спросил Дэвис.

– Да. Хороший парень. Жена, трое детей. Звали его Бернард. Закончил Гарвардскую школу бизнеса, умница, необыкновенно проницательный торговец. Работал на девяносто седьмом этаже первой башни. Оставил после себя немало денег, так что его семье по крайней мере не приходится беспокоиться о хлебе насущном. А это уже кое-что.

– Да, Рик из тех людей, которых лучше иметь на своей стороне, – подумал вслух Дэвис. Ему пришлось слегка напрячься, чтобы подавить озноб, которым сопровождалась эта мысль.

– Что да, то да, – согласился Джерри.

* * *

Поездку, несомненно, следовало считать приятной. Нежаркая и ясная погода, дорога, уходившая почти прямо на северо-восток, не перегруженная транспортом. На самом деле ничего приятного не было. Мустафа уже начал беситься от вопросов: «Долго ещё?» и «Мы ещё не приехали?», которые то и дело задавали с заднего сиденья выспавшиеся Рафи и Зухайр. Они довели его до того, что ему уже не раз приходила в голову мысль: может быть, стоит остановить машину и задушить их обоих? Он готов допустить, что так долго находиться на заднем сиденье непросто, но ведь ему-то пришлось почти всё время вести этот проклятый автомобиль! Напряжение. Он очень сильно ощущал его, и они, наверно, тоже, поэтому он всего лишь глубоко вздохнул и приказал себе успокоиться. До конца поездки оставалось каких-нибудь четыре часа, а что такая мелочь могла значить по сравнению с их трансконтинентальным автопробегом? Он был, конечно, во много раз длиннее того расстояния, которое святой пророк когда-то прошёл или проехал от Мекки до Медины и обратно... Мустафа поспешно прервал свою мысль. Да кто он такой, чтобы осмеливаться сравнивать себя с Мохаммедом? Да никто! Зато он был твёрдо уверен в одном: когда они доберутся до места назначения, он примет ванну, а потом завалится спать, и проспит столько, сколько получится. Зато всю дорогу он повторял себе: четыре часа отдыха. В это время Абдулла спал справа от него.

* * *

Кампус располагал своим собственным кафетерием. Еду туда доставляли из самых разных мест. Нынешняя поставка была из балтиморского гастронома «Атман». Грудинка оказалась довольно приличной, правда, не того качества, какой торговали в Нью-Йорке, – хотя, скажи он это вслух, не исключено, могло бы дойти и до драки, – подумал Джек, вкладывая кусок мяса в кайзер-ролл. А что пить? Если бы это был нью-йоркский ленч, он взял бы крем-соду, но сегодня, конечно же, нужно взять местные чипсы «Утц», пусть только потому, что их закупали даже для Белого дома – по настоятельной просьбе его отца, – впрочем, и к ним крем-сода тоже сойдёт. Теперь туда, наверно, возят еду из Бостона, который не славился своими ресторанами, но ведь в каждом городе имеется по меньшей мере одно место с хорошей кухней. Даже в Вашингтоне, округ Колумбия.

Тони Виллса, его обычного компаньона по посещению столовой, нигде не было видно. Осмотревшись, Джек заметил сидевшего в одиночестве (в чём не было ничего странного!) Дейва Каннингхэма и направился к нему.

– Привет, Дейв. Не возражаете, если я пристроюсь к вам?

– Располагайся, – вполне сердечным тоном отозвался старый бухгалтер.

– Как дела с нашими цифрами?

– Восхитительно. – Увидев, что его молодой собеседник не может поверить своим ушам, Каннингхэм уточнил: – Понимаешь ли, просто удивительно, насколько у нас хороший доступ в европейские банки. Если бы такой был у Министерства юстиции, оно смогло бы развернуться от души. Беда только в том, что добытые подобным образом доказательства не примут ни в одном суде.

– Да, Дейв, конституция действительно может здорово мешать. И все эти проклятые законы о гражданских правах.

Каннингхэм – он ел яичный салат с белым хлебом, – чуть не подавился.

– Хотя бы ты не заводи этих разговоров. ФБР проводит множество операций, которые приходится в значительной части держать в тени – потому что тот ли иной осведомитель снабжает нас фактами, порой по чьей-нибудь просьбе, порой по собственной инициативе, – но все это втискивается в рамки уголовно-процессуальной процедуры. Обычно это включается в сделку о признании вины. Несмотря ни на что, продажных юристов, которые могли бы покрыть их потребности, все равно не хватает. Я имею в виду парней из мафии.

– Я знаком с Патом Мартином. Папа о нём очень высокого мнения.

– Он честен и очень, очень умён. И по-настоящему ему надо было бы стать судьёй. Именно там место для честных юристов.

– Но платят им не слишком хорошо. – Официальная зарплата Джека в Кампусе была много больше, чем мог бы получать любой федеральный служащий. Неплохо для начинающего.

– Это и впрямь проблема, но...

– Но в бедности нет ровно ничего хорошего. Так говорит мой папа. Он долго носился с идеей насчёт уменьшения окладов выборным чиновникам, чтобы они поняли, наконец, что такое настоящая работа, но в конечном счёте решил, что в таком случае они станут брать ещё больше взяток.

Бухгалтер кивнул в ответ.

– Ты даже представить себе не можешь, Джек, как удивительно мало нужно, чтобы подкупить члена Конгресса. Потому-то взятки так трудно идентифицировать, – ворчливо добавил он. – Все равно что посадить самолёт среди кустарников.

– А как насчёт наших друзей-террористов?

– Некоторым из них нравится жить с комфортом. Тем более что многие происходят из весьма денежных семей и привыкли к роскоши.

– Как Сали?

Дейв кивнул.

– У него дорогие вкусы. Его автомобиль стоит больших денег. Очень непрактичный. Расстояния, которые он накручивает, должны быть ужасными, особенно в таком городе, как Лондон. И цены на бензин там довольно крутые.

– Но ведь он по большей части ездит на такси.

– Он может себе это позволить. И, вероятно, в этом есть смысл. Припарковать автомобиль в финансовом районе должно быть тоже очень дорого, а такси в Лондоне отличные. – Он поднял голову. – Но ведь ты и сам это знаешь. Ведь ты не раз там бывал.

– Бывал, – согласился Джек. – Хороший город, хорошие люди. – Ему не нужно было добавлять, что присутствие агентов Секретной службы и действия местной полиции значительно облегчали ему жизнь. – И что же ещё вы думаете о нашем друге Сали?

– Мне нужно повнимательнее изучить информацию, но я ведь уже сказал, что уверен: судя по его поведению, он игрок. Если бы он состоял в нью-йоркской мафии, я решил бы, что он ученик consiglieri[49].

Теперь уже Джек чуть не поперхнулся крем-содой.

– Это высокое положение?

– Золотое правило, Джек. Тот, у кого есть золото, и устанавливает правила. Сали имеет доступ к огромным деньгам. Его семья куда богаче, чем ты решил попервоначалу. Мы оцениваем их в четыре или пять миллиардов долларов.

– Так много? – Райан удивился по-настоящему.

– Достаточно ещё раз взглянуть на те денежные счета, на которых он учится управлять деньгами. Он играет, самое большее, с пятнадцатью процентами от общей суммы. Отец, по всей вероятности, ограничивает его действия. Не забывай, что он занят в бизнесе сохранения капиталов. И настоящий владелец денег, то есть его отец, не захочет выдать ему всю кучу, чтобы он играл с нею, повышая своё образование. В денежном бизнесе по-настоящему имеет значение то, чему ты научишься уже после того, как повесишь на стену университетский диплом. У мальчика, похоже, есть некоторые способности, но он до сих пор думает не мозгами, а тем, что у него упрятано в ширинке. В этом нет ничего удивительного, среди богатой молодёжи это распространено, но если ты хранишь в бумажнике несколько гигадолларов, то, скорее всего, захочешь держать своего мальчика на поводке. Следует также учесть, что предприятия, которые он, по-видимому, финансирует – ладно, пусть будет: мы подозреваем, что он финансирует, – не являются по-настоящему капиталоёмкими. Ты особо пометил кое-какие сделки. И поступил весьма умно. А ты обратил внимание, что когда он летел домой, в свою Саудовскую Аравию, то зафрахтовал для себя «Гольфстрим G-V»?

– Э-э-э... нет, – сознался, чуть помявшись, Джек. – Я на это не смотрел. Только мне казалось, что он всегда летает первым классом.

– Да, точно так же, как и твой отец, и ты сам. Настоящим первым классом. Джек, в таких делах нет мелочей, которые можно было бы оставить без внимания.

– А что вы думаете о том, как он пользуется кредитной карточкой?

– Самая обычная картина, хотя все равно довольно примечательная. Он мог бы позволить себе все, что угодно, если бы только захотел, но он, похоже, предпочитает оплачивать большую часть своих расходов наличными, и при этом тратит меньше, чем получает на эти расходы. Типичная ситуация для игроков. Саудовским властям до этого нет дела, вот он и живёт на наличные, потому что он так хочет, а не потому, что ему приходится. По каким-то причинам, не кажущимся очевидными с первого взгляда, он старается держать часть своей жизни в тайне. Возможно, из чисто практических соображений. Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что у него есть не только те кредитные карточки, о которых нам известно, но и другие – на временно неиспользуемые счета. Сегодня к вечеру я повнимательнее разберусь в его счетах. Он пока что не знает, как держать свои действия в секрете. Слишком молодой, слишком неопытный, никакого специального образования. Но я всё же думаю, что он игрок и надеется в недалёком будущем выйти в лидеры высшей лиги. Молодёжь и богачи никогда не славились терпением, – закончил Каннингхэм.

Я должен был сам додуматься до этого, – сказал себе Джек. – Я должен был продумать все более тщательно. Ещё один важный урок. Нет мелочей, которые не заслуживали бы проверки. Что представляет собой тот парень, которым мы занимаемся? Как он видит мир? Как он хочет изменить мир? Отец много раз говорил ему, насколько важно уметь смотреть на мир глазами своего противника: проникнуть в его мысли, и потом посмотреть на мир.

Сали производит впечатление парня, вся жизнь которого подчинена страсти к женщинам, – но не скрывается ли за этим что-нибудь ещё? Зачем он то и дело «снимает» девок – потому, что у него от них едет крыша, или же он хочет таким образом задурить головы своим врагам? Исламский мир воспринимает и Америку, и Великобританию, по существу, как одинаковых врагов. У них один язык, они одинаково высокомерно относятся ко всем остальным, у них чуть ли не общие вооружённые силы – с тех пор как британцы и американцы начали вместе выступать по очень многим мировым вопросам. Это стоило хорошенько обдумать. Не делай никаких предположений, пока не посмотрел на мир его глазами. Неплохой урок для одного ленча.

* * *

Шоссе плавно забирало направо. По обеим сторонам федеральной автострады № 81 лежали невысокие зелёные холмы, на которых располагались фермы, главным образом молочные, если судить по пасущимся коровам. Судя по надписям на зелёных щитах, ответвлявшиеся от автострады дороги вели в никуда – в том смысле, что эти направления не имели ровно никакого отношения к его цели. То и дело попадались выкрашенные в белый цвет коробки церквей. На дороге встречались школьные автобусы, но совсем не было полицейских автомобилей. Он слышал о том, что в некоторых американских штатах дорожная полиция разъезжает не на раскрашенных, заметных издали автомобилях, а в самых обычных с виду машинах, таких же, как та, в которой ехал он. Только, вероятно, на них должны быть дополнительные радиоантенны. Он праздно подумал: ездят ли здешние водители в ковбойских шляпах? Скорее всего, они были бы здесь неуместны, хотя коров тут очень много. Корова. Его мысли переключились на вторую суру Корана. Если Аллах говорит, чтобы ты зарезал корову, ты должен зарезать её, не задавая лишних вопросов. Старая ли корова, молодая ли корова – просто корова, угодная богу. Разве не все жертвы были угодны Аллаху, если их приносили не ради тщеславия и жалких надежд? Конечно, все, пока правоверные приносили их в смирении духа, ибо Аллах радовался приношениям истинно правоверных.

Да.

Он и его друзья принесут достойную жертву, истребляя неверных.

Да.

Затем он увидел надпись: «ФЕДЕРАЛЬНАЯ АВТОМАГИСТРАЛЬ 64», но стрелка указывала на запад, а это было неправильно. Они должны были ехать на восток, пересечь восточные горы. Мустафа закрыл глаза и представил себе карту, на которую смотрел много-много раз. Сначала около часа на север, и потом повернуть на восток. Да.

* * *

– Брайан, эта обувка развалится, если не завтра, то послезавтра уж точно.

– Послушай, Дом, в них я впервые пробежал милю за четыре с половиной минуты, – огрызнулся морской пехотинец. – Такие вещи надо помнить и дорожить ими.

– Может, ты и прав, но уже на следующей пробежке они развалятся, и ты, как пить дать, вывихнешь щиколотку.

– Да что ты говоришь? Ставлю доллар – ничего подобного не случится.

– Принято! – поспешно отозвался Доминик. Они крепко пожали друг другу руки, скрепляя пари.

– Мне они тоже кажутся довольно потрёпанными, – заметил Александер.

– Может быть, мамочка, вы прикажете купить ещё и новые футболки?

– Все равно они расползутся уже в этом месяце, – задумчиво произнёс Доминик, глядя в сторону.

– Ах, так! Ладно, тогда этим утром я со своей «береттой» докажу, что тебе не по мишени стрелять, а только в задницу.

– Конечно, может, тебе и повезёт, – фыркнул Энцо. – А вот два раза подряд – сумеешь?

– Ставлю пять долларов.

– Идёт. – Братья снова пожали друг другу руки. – Если так пойдёт дальше, я точно разбогатею, – сказал Доминик. Пришло время подумать об обеде. Сегодня вечером он приготовит телячьи отбивные. Он разбирался в мясе, а в местных магазинах имелось как раз то, что его устраивало. Жаль, конечно, телёнка, но ведь забивал его не он, а кто-то другой.

* * *

Вот оно: «АВТОСТРАДА 64», следующий выезд. Мустафа уже изрядно устал и имел полное право передать руль Абдулле, но он хотел сам завершить путь и полагал, что вполне продержится ещё час. Им предстояло преодолеть очередной горный хребет. Машин на дороге было много, но движение в основном было встречным. Они въехали наверх к... да, это действительно оказалось нечто вроде невысокого перевала, с южной стороны которого стоял отель, а дальше открывался изумительный вид на лежащую южнее долину. На щите было написано её название, но слово оказалось слишком трудным для него, и он не смог в уме сложить буквы воедино. Он невольно взглянул направо. Это место не уступало по красоте самому раю, а может быть, даже и превосходило его. Там имелась даже площадка, на которой можно было бы остановиться, выйти и полюбоваться пейзажем. Но у них, естественно, не было времени на такие глупости. Очень кстати дорога плавно пошла под уклон, и настроение водителя сразу изменилось. Осталось меньше часа езды. Ещё одну сигарету, чтобы соблюсти график. На заднем сиденье Рафи и Зухайр опять проснулись и рассматривали пейзаж. Это была для них последняя такая возможность.

День для отдыха и разведки. Скоординировать по электронной почте свои действия с тремя другими командами – и они смогут приступить к выполнению своей миссии. После которой они попадут прямиком в объятия Аллаха. До чего счастливая судьба!

Глава 13 Место встречи

После безостановочной поездки протяжённостью в две тысячи миль пункт назначения нисколько не разочаровал их. Менее чем в километре от 64-й автомагистрали находился отель «Холидей инн экспресс», производивший вполне удовлетворительное впечатление, тем более что совсем рядом располагался ресторан «Рой Роджерс», а пройдя сто метров в гору, можно было попасть в «Данкин Донатс». Мустафа направился в гостиницу и снял два смежных номера, расплатившись по кредитной карточке «Visa» лихтенштейнского банка. Завтра они внимательно исследуют все, что нужно, но сейчас нужнее всего выспаться. Даже еда была сейчас не так важна. Он подогнал автомобиль к дверям комнат первого этажа, где им предстояло поселиться, и выключил мотор. Рафи и Зухайр отперли номера, а затем вернулись и открыли багажник. Оттуда они достали свои сумки, под которыми лежали четыре автомата, все ещё завёрнутые в толстые дешёвые одеяла.

– Вот мы и на месте, – объявил Мустафа, входя в комнату. Это был самый обычный мотель, а не те почти роскошные гостиницы, к которым они привыкли. В каждом номере имелась ванная и маленький телевизор. Дверь между номерами была открыта. Мустафа позволил себе расслабленно рухнуть навзничь на его кровать, двуспальную, но предназначенную только для него. Однако предстояло сделать ещё кое-какие необходимые дела.

– Друзья, оружие должно быть спрятано всегда, и занавески никогда не должны открываться. В окно может заглянуть кто угодно, а мы проделали слишком дальний путь не для того, чтобы позволить себе дурацкий риск, – предупредил он своих спутников. – В этом городе есть полиция, и не следует думать, что она вся состоит из дураков. Мы отправимся в рай, когда сами сочтём момент подходящим, но не в результате глупой ошибки. Не забывайте об этом. – После этого он сел и снял ботинки. Ещё он подумал о душе, но слишком устал для того, чтобы идти мыться, а завтра наступит уже скоро.

– В какой стороне здесь Мекка? – спросил Рафи.

Мустафе пришлось задуматься на секунду, в течение которой он сумел мысленно представить себе прямую линию, ведущую к Мекке и к центру города, священному камню Каабе, средоточию исламской вселенной, куда они обращали намаз, пятикратную молитву, во время которой, стоя на коленях, читали стихи из святого Корана.

– Вон в той, – сказал он, указывая на юго-восток, туда, где лежала Северная Африка, за которой располагалось самое святое из всех святых мест.

Рафи развернул молитвенный коврик и опустился на колени. Он запоздал с началом молитвы, но всё же не забывал о своих обязанностях правоверного.

Сам же Мустафа бесшумно прошептал: «Да останется это забытым» – в надежде, что Аллах увидит, насколько он вымотался и простит ему этот грех. Но разве Аллах не обладал бесконечным милосердием? И, кроме того, вряд ли пропущенную из-за непреодолимой усталости молитву следовало считать таким уж непростительным грехом. Мустафа снял носки, снова повалился на кровать и менее чем через минуту крепко уснул.

В соседней комнате Абдулла тоже сотворил намаз, включил проводок компьютера в гнездо телефонного аппарата, набрал 800 и услышал негромкий визг, сообщавший о том, что ноутбук подключается к сети. Через несколько секунд он узнал, что на его адрес поступила почта. Три письма, плюс к ним куча обычного хлама. Электронные письма он сохранил на жёстком диске и сразу же вышел из сети, пробыв в Интернете от силы пятнадцать секунд – это была ещё одна мера предосторожности, необходимость которой им старательно внушали перед отъездом.

* * *

Абдулла, конечно же, не мог знать, что один из аккаунтов[50] уже перехвачен и частично расшифрован Агентством национальной безопасности. Когда его аккаунт – идентифицированный лишь по части слова и нескольким цифрам – вступил в контакт с адресом Саида, второй адрес тоже оказался учтён, но лишь как получатель, а не отправитель.

* * *

Группа Саида первой достигла места своего назначения – Колорадо-Спрингс (города в их планах упоминались исключительно под кодовыми обозначениями) – и удобно расположилась в мотеле, находящемся в десяти километрах от цели. Сабави, уроженец Ирака, добрался до Де-Мойна, штат Айова, а Мехди – до Прово, что в Юте. Все были готовы приступить к действию. До начала операции оставалось менее тридцати шести часов.

Дать ответы Абдулла решил предоставить Мустафе как командиру. Хотя ответ, заранее запрограммированный, уже находился в компьютере: «190, 2», что означало 190-й стих второй суры. Это был не то чтобы боевой клич, а скорее подтверждение признания веры, которая привела их сюда. Эти четыре цифры означали: продолжайте выполнение задания.

* * *

Брайан и Доминик смотрели по кабельному каналу «История» какую-то передачу о Гитлере и холокосте. Все, связанное со Второй мировой войной, было изучено вдоль и поперёк, так что надеяться на обнаружение каких-то новых фактов вроде бы казалось бессмысленным. И всё же историкам то и дело удавалось откопать что-то новенькое. Частично это, по-видимому, происходило благодаря педантичности немцев, оставивших в пещерах Гарцких гор необъятные архивы, которым предстояло быть объектом академических исследований на протяжении ещё нескольких столетий, ибо людей неизменно интересовало строение мозгов и образ мыслей чудовищ в человеческом облике, способных хладнокровно запланировать, подготовить и совершить такие преступления.

– Ну, Брайан, – спросил Доминик, ткнув пальцем в сторону экрана, – что ты думаешь обо всём этом?

– Полагаю, что все эти несчастья мог бы предотвратить один-единственный выстрел из пистолета. Беда только в том, что никто не способен провидеть будущее более-менее далеко. Даже цыганские гадалки. Чёрт возьми, Адольф их тоже неплохо перетряхнул. Им-то почему не пришло в голову вовремя смыться куда подальше?

– А ты знаешь, что большую часть жизни Гитлер провёл, имея всего лишь одного телохранителя? В Берлине у него была квартира на втором этаже с отдельным выходом на улицу. Возле двери стоял этот самый охранник из СС, вероятно даже не сержант. Хлопнуть парня по башке, открыть дверь, подняться наверх и прикончить негодяя. Это спасло бы множество жизней, братец. – Доминик для большей убедительности кивнул собственным словам и потянулся за стаканом с белым вином.

– Проклятье! Ты серьёзно? Неужели действительно все так и было?

– Это информация от Секретной службы. Они обязательно направляют кого-нибудь из своих инструкторов в Квантико, чтобы он читал там для всех классов лекции по методике охраны. Нас это тоже здорово удивило. Возникла прорва вопросов. Парень сказал, что можно было без всякого труда подойти к этому охраннику или даже оказаться у него за спиной, сделав вид, будто идёшь в винный магазин. Чертовски легко! А суть дела состоит в том, что Адольф считал себя бессмертным, что он был уверен, будто пуля с его именем ещё не отлита. Чёрт возьми, у нас самих одного президента пришибли на железнодорожной платформе, когда он ждал своего поезда. Кто же это был? Если не ошибаюсь, Честер Артур. А потом Мак-Кинли застрелил парень, шедший ему навстречу с поднятой забинтованной рукой. У меня такое впечатление, что в те годы люди вели себя довольно небрежно.

– Да уж, работать в таких условиях было бы намного легче, но я все равно буду настаивать, что лучше всего воспользоваться винтовкой, да чтобы расстояние было не меньше полутысячи метров.

– Послушай, Альдо, но ведь тут пропадёт все чувство приключения!

– Знаешь, Энцо, никто не сможет заплатить мне столько, чтобы я согласился изображать из себя камикадзе. Понимаешь ли, у них обычно не бывает будущего.

– А как же насчёт террористов-смертников на Ближнем Востоке?

– Иная культура, дружище. Иной менталитет. Неужели ты не усвоил это ещё во втором классе? Ты не можешь совершить самоубийство, потому что это смертный грех, после которого ты никогда не войдёшь в Царствие Небесное. Мне-то казалось, что в школе сестра францисканка Мэри объясняла это очень убедительно.

Доминик громко рассмеялся.

– Ну, ты вспомнил! Я уже черт-те сколько не вспоминал о ней. Зато тебя она всегда считала примерненьким, золотюсенким мальчоночкой.

– Только потому, что я не бузил в классе, как ты.

– Ладно – в классе, а как в морской пехоте?

– Бузить? Сержанты наводили порядок, прежде чем я успевал хоть бы что-нибудь заметить. Никто не смел прекословить ганни Салливэну, даже полковник Уинстон. – Он ещё с минуту смотрел на экран телевизора. – Знаешь, Энцо, пожалуй, действительно бывают времена, когда одна пуля может предотвратить много горя. Взять того же Гитлера – как же был нужен кондуктор, который прокомпостировал бы ему билет в одну сторону. Но почему-то этого не смогли сделать даже прекрасно подготовленные, опытные, боевые офицеры.

– Парень, подложивший ему бомбу, был настолько уверен, что погибнут все, кто находился в зале, что даже не вернулся, чтобы проверить результат. В Академии ФБР нам каждый день повторяли, что предположения и излишняя самоуверенность – мать и отец всех провалов.

– Хочешь сказать, что нужно всегда проверять, как ты справился с делом? В смысле – все, что стоит выстрела, заслуживает как минимум двух пуль, да?

– Аминь, – торжественно подтвердил Доминик.

* * *

Дело дошло до того, что, проснувшись утром от голоса диктора радиостанции Эн-пи-ар, Джек Райан-младший бессознательно изготовился услышать что-то ужасное. Он предположил, что такое предчувствие возникло у него от наличия огромного количества сырой информации, в которой он пока что не смог разобраться, и потому не знал, что горячо, а что – не очень.

Но хотя он знал не все, даже того, что было известно, хватало, чтобы заставить его неотступно тревожиться. Его мысли сосредоточились на Уде бен-Сали; несомненно, потому, что Сали был единственным «игроком», о существовании которого ему было хорошо известно. И ещё, наверно, потому, что Сали был объектом его личного социопсихологического исследования. Он должен был понять эту «птицу», потому что если бы ему это не удалось, то... то, вероятно, ему пришлось бы искать другую работу. Пока что он не думал о такой возможности для себя, потому что это, между прочим, само по себе ставило под сомнение его будущее в разведывательном бизнесе. Конечно, его отцу потребовалось много времени, чтобы определить, для какого же занятия он лучше всего годится; он находился в поиске девять лет после окончания Бостонского колледжа – а ведь Джек получил диплом в Джорджтауне менее года тому назад. Итак, удастся ли ему заслужить учёную степень в Кампусе? Он здесь едва ли не самый молодой. Даже секретарши – по крайней мере, те, которых он успел увидеть, казались постарше, чем он. Проклятье, с этой точки зрения ему ещё не приходилось смотреть на жизнь!

Сали оказался для него чем-то вроде экзамена, и экзамена крайне важного.

Значило ли это, что Тони Виллс уже узнал и проанализировал все подробности, касающиеся этого человека? Или, напротив, он должен был расследовать все с начала до конца и передать начальству результаты, после того как сам сделает все выводы? Это была очень серьёзная мысль, несмотря на то, что она пришла ему в голову, когда он стоял в ванной перед зеркалом, держа в руке электробритву «Норелко». Он больше не учился в школе. «Неуд» здесь означал провал. Всей жизни? Нет, не настолько ужасно, но ничего хорошего это бы не сулило. Ему было о чём подумать, сидя в кухне за кофе с программой новостей Си-эн-эн в качестве шумового фона.

* * *

За завтраком Зухайр отправился вверх по холму, где купил две дюжины пончиков и четыре больших стакана кофе. Америка была воистину безумной страной. Очень много естественных богатств – деревья, реки, великолепные дороги, невероятно высокое благосостояние – и все это досталось идолопоклонникам. И он тоже находился здесь, пил их кофе и ел их пончики. Действительно, мир сошёл с ума, и его существование происходило по какому-то плану, впрочем, это был собственный план Аллаха, и правоверный не должен дерзать постичь его. Следовало лишь беспрекословно следовать по пути, начертанному рукой бога. По возвращении в мотель он нашёл оба телевизора включёнными на канал Си-эн-эн – глобальную сеть новостей с чётко выраженной симпатией к евреям. Какая жалость, что никто из американцев не смотрит «Аль-Джазиру» – там, по крайней мере, пытались обращаться к арабам, хотя, по его мнению, тоже успели подцепить американскую болезнь.

– Вот еда, – объявил Зухайр. – И питьё. – Одна коробка пончиков осталась в его комнате, а вторая была предназначена для другой, где Мустафа, продрыхнувший без просыпу одиннадцать часов, все ещё тёр кулаками глаза.

– Хорошо ли ты спал, брат? – обратился Абдулла к руководителю группы.

– Замечательно, но ноги все ещё плохо разгибаются. – Протянув руку, Мустафа взял большой картонный стакан с кофе, а затем извлёк из коробки пропитанный кленовым сиропом пончик и жадно откусил сразу половину. Потом он ещё раз потёр глаза тыльной стороной ладони и снова уставился в телевизор. Необходимо знать, что случилось в мире за последнее время. Израильская полиция открыла огонь и убила ещё одного святого мученика, прежде чем он успел взорвать закреплённый на теле заряд «семтекса».

* * *

– Что за херня? – выругался Брайан. – Какие могут быть трудности, когда всего-то нужно – потянуть за верёвку?

– А мне гораздо интереснее, как израильтянам удалось выйти на него. Надо полагать, что они смогли завести себе осведомителя в этой группе «Хамас». Судя по всему, была развёрнута большая операция, как водится, с кодовым названием, при участии полиции, с внушительным бюджетом, да ещё и с серьёзной помощью со стороны их лавки призраков.

– Если я не ошибаюсь, в их разведке широко используются пытки, верно?

Доминик с секунду подумал, а потом кивнул:

– Да. Считается, что это проходит под контролем суда и всего такого, но допрашивают они и впрямь малость посерьёзнее, чем мы, никуда тут не денешься.

– А помогает?

– Мы обсуждали это в Академии. Если ты проведёшь острой финкой поперёк члена какого-нибудь парня и дашь ему понять, что в следующий раз нажмёшь посильнее, у него, вероятнее всего, проснётся желание спеть то, чего ты ждёшь, но вряд ли это то занятие, о котором хочется распространяться. Я имею в виду, что, если обсуждать пытки абстрактно, кое-что может показаться даже забавным, но делать такие вещи самому... Другой вопрос: сколько полезной информации таким образом добывается? Если тебе грозят отрезать самое дорогое, ты, пожалуй, будешь говорить о том, что знаешь и чего не знаешь, лишь бы спасти своего маленького друга и избавиться от боли. Если следователь не знает больше, чем преступник, тот запросто может наговорить такого, что ты вместо Калифорнии отправишься в Гренландию. Как бы там ни было, мы себе такого позволить не можем. Ну, ты же понимаешь: Конституция и прочая бредятина. Можно пугать их тем, что своим упрямством они наматывают себе дополнительные сроки, можно кричать на них, но даже и тут есть границы, которые нельзя переходить.

– Ну, и как там они? Поют?

– Как правило. Допрос – это искусство. Бывают парни, обладающие настоящим талантом. Мне самому как-то не выпала возможность напрактиковаться в этом деле, зато приходилось видеть, как ловко кое-кто разыгрывает партии. Главная хитрость заключается в том, чтобы установить взаимосвязь с этой сволочью, вовремя вставлять всякие фразочки вроде: и что, эта маленькая паскуда действительно сама тебя попросила, да? Потом тебя, возможно, потянет блевать, но цель игры – заставить подонка проколоться и выдать себя. А уж когда он вернётся в камеру или тем более выйдет на свободу и сунется на свою «малину», там с ним разберутся по высшему классу, так что и не представишь сразу. Только вот педофилам, тем более педофилам-убийцам, в тюрьму лучше не попадать.

– Охотно верю этому, Энцо. Возможно, что ты даже оказал добрую услугу тому хмырю из Алабамы.

– Это зависит от того, веришь ты в ад или нет, – ответил Доминик. У него были на этот счёт свои собственные соображения.

* * *

Этим утром Виллс прибыл на работу необычно рано. Войдя в комнату, Джек увидел, что он уже сидит за столом.

– На этот раз вы меня обогнали.

– Вернули из ремонта автомобиль жены. Теперь, для разнообразия, возить детей в школу может она, – объяснил тот. – Посмотрите-ка, что нам прислал Мид.

Джек включил компьютер, дождался завершения загрузки и набрал свой персональный пароль, обеспечивавший доступ к информационному потоку, соединяющему два правительственных разведывательных агентства.

Возглавляло список электронных документов проходившее под грифом «СРОЧНО! ВАЖНО!» послание из Форт-Мида в ЦРУ, ФБР и Министерство безопасности. Одна из этих организаций непременно должна была в ближайшие часы доложить о полученной информации президенту. Как ни странно, в документе не имелось никакого текста – лишь какие-то цифры.

– Ну, и?.. – насторожённо спросил Джек.

– Итак, это может быть указание на определённое место из Корана. Коран состоит из ста четырнадцати частей – сур. В каждой из них разное количество стихов. Если так оно и есть, то отсылка приведёт к стиху, не содержащему ничего драматического. Посмотрите сами и удостоверьтесь.

Джек послушно защёлкал мышью.

– И все?

Виллс кивнул.

– Все. Но в Форт-Миде думают, что за столь неброским сообщением должно скрываться что-то важное. Для важных сообщений агенты частенько используют тексты с противоположным значением.

– Так... Так! Вы говорите мне об этом, потому что на первый взгляд послание ерундовое, но может оказаться важным, да? Но, послушайте, Тони, ведь это можно сказать о чём угодно! Что ещё вам известно? Что-то о сети, в которой работает этот парень, да?

– Это европейская сеть, принадлежащая частному владельцу и имеющая порядка восьмисот номеров по всему миру. Нам известно, что её использует кое-кто из плохих парней. Но определить, где находятся люди, когда входят в систему, мы не можем.

– Пусть так. Но, во-первых, мы не знаем, имеет ли сообщение вообще хоть какое-то значение. Во-вторых, мы не знаем, откуда сообщение было передано. В-третьих, мы никак не можем узнать, получил ли его кто-нибудь вообще, а если получил, то где, гори он в аду, его искать. Самая логичная версия – мы не знаем ни черта, и поэтому все ударились в панику. Чем мы располагаем ещё? Отправитель. Что о нём известно?

– Он или она, поскольку мы не знаем даже этого, вполне возможно, активно участвует в игре.

– За какую команду?

– Все, опять же, предположительно. В АНБ говорят, что, судя по синтаксису, первым языком у этого парня является арабский. Специалисты из ЦРУ с этим согласны. Им уже доводилось ловить песенки этой птички. Он время от времени передаёт всякие гадости кое-каким неприятным людям, и случается, что эти передачи совпадают по времени с некоторыми неприятными вещами.

– Есть ли вероятность того, что он передал сигнал, так или иначе связанный с тем смертником, которого израильской полиции удалось прикончить сегодня утром?

– Возможно, но вероятность не слишком велика. Насколько мы знаем, отправитель не связан с «Хамас».

– Но точно мы этого не знаем, верно?

– С этими парнями никогда нельзя быть ни в чём уверенными.

– Получается, что мы вернулись туда же, откуда вышли. Целая толпа народу побежала, не зная куда и зачем.

– Это большая проблема. В нашей бюрократии лучше поднять ложную тревогу и быть поднятым на смех, чем смолчать, а потом смотреть, как большой серый зверь уносит овцу.

Райан откинулся на спинку стула.

– Тони, сколько лет вы проработали в Лэнгли?

– Несколько, – ответил Виллс.

– Как же, чёрт возьми, вам удалось все это выдержать?

Старший аналитик пожал плечами:

– Иногда я и сам этому удивляюсь.

Джек снова уткнулся в экран. Нужно было просмотреть все остальные перехваченные сообщения. Лишь для того, чтобы обезопасить собственную задницу, он решил выяснить, не сделал ли Сали за последние несколько дней чего-нибудь необычного. Приняв такое решение, Джон Патрик Райан-младший начал думать и поступать, как бюрократ, даже не отдавая себе отчёта в этом.

* * *

– Завтра поработаем немного иначе, – сказал Пит близнецам. – Объектом будет Мичелл, но на сей раз она замаскируется. Ваша задача – установить её личность и проследить до места назначения. Кстати, должен вам сказать, что она неплохо умеет маскироваться.

– Она примет пилюлю невидимости, да? – спросил Брайан.

– Это её дело, – ответил Александер.

– Вы дадите нам хотя бы волшебные очки, позволяющие видеть сквозь косметику?

– Даже если бы у нас такие были – не дал бы все равно.

– Ну, дружище, вы и тип! – холодно бросил Доминик.

* * *

К одиннадцати утра пришло время заняться осмотром цели.

Удобно расположенный – всего в четверти мили к северу от автострады № 29, шарлотсвиллский «Фэшн-Сквер-Молл» представлял собой не очень большой, но и не очень маленький торговый центр, обслуживавший как достаточно высокие запросы местной аристократии, так и многочисленных студентов расположенного поблизости Университета Виргинии. С одной стороны площадь замыкал «ДжиСиПенни», с другой – «Сирс», а посредине – магазины мужской и женской одежды «Белкс». Как ни странно, продовольственных магазинов там не оказалось вообще – тот, кто проводил первичную разведку, кто бы он ни был, здорово прошляпил. Хотя ничего катастрофического в этом не было. И неожиданного – тоже. Первичную разведку проводила команда обычных добровольцев-помощников, вероятно, относившихся к своему заданию как к увеселительной поездке. Но оказавшись на месте, Мустафа понял, что беды халатность разведчиков не принесёт.

С центральной площадки имелись входы во все четыре главных коридора торгового комплекса. Там же помещался большой информационный стенд с планом расположения всех магазинов. Мустафа уставился на схему. Прежде всего ему бросилась в глаза шестиконечная звезда Давида. Неужели здесь есть синагога? Разве такое возможно?! Он отправился в указанную сторону, в глубине души надеясь, что так и окажется на самом деле.

Увы, его затаённая надежда не сбылась. Вместо синагоги он увидел перед собой офис местной службы безопасности аллеи, где сидел служащий в форме: светло-голубой рубашке и темно-синих брюках. А вот кобуры у него Мустафа не разглядел, хотя и всматривался очень внимательно. И это было хорошо. Что у него имелось, так это телефон, несомненно, соединённый с местной полицией. И потому этот чёрный мужчина должен оказаться первым. Приняв это решение, Мустафа развернулся, прошёл мимо уборных, мимо автомата по продаже кока-колы и повернул направо, в сторону от магазина мужской одежды.

И понял, что оказался в идеальном месте. Всего три главных входа, и совершенно открытое поле обстрела с центральной площадки. Отдельные магазины представляли собой по большей части прямоугольные ячейки с открытым доступом из коридоров. Завтра, примерно в это же время, здесь будет ещё больше народу. Он оценил количество покупателей и продавцов в двести человек, и хотя всю дорогу в этот город питал надежду, что им удастся убить тысячу, но сейчас счёл, что смерть и двухсот неверных должна стать достаточно внушительной победой. Здесь имелись самые разнообразные магазины, и, в отличие от торговых центров Саудовской Аравии, мужчины и женщины делали покупки на одних и тех же этажах. И ещё здесь оказалось много детей. Вывески четырех магазинов сообщали, что здесь торгуют детскими товарами. Он увидел даже магазин под названием «Дисней»! Этого он никак не ожидал и решил, что ударить по одному из самых почитаемых в Америке идолов будет очень славно.

Сбоку подошёл Рафи.

– Ну, как?

– Могло бы быть и побольше целей, но расположение просто идеальное для нас, – вполголоса ответил Мустафа. – Все на одном уровне.

– Аллах, как всегда, благоволит нам, мой друг, – сказал Рафи, неспособный скрыть свой энтузиазм.

Кругом мельтешили люди. Много молодых женщин везли детей в колясках – Мустафа видел, что их можно будет накрыть огнём из специальной ниши совсем рядом с парикмахерской.

Ему было необходимо совершить одну покупку. То, что требовалось, он обнаружил в радиомагазине рядом с «Драгоценностями Залеса». Четыре портативных рации и батарейки. Он расплатился наличными, а потом ему ещё пришлось прослушать лекцию о том, как пользоваться этой ерундой.

Теоретически, могло быть и лучше, но их миссия планировалась не для бойкой городской улицы. Помимо всего прочего, там слишком высока вероятность столкнуться с вооружёнными полицейскими, которые постараются им помешать. Поэтому, как бывает в жизни, нужно взвешивать горькое и сладкое, а здесь сладкого было, на их вкус, даже слишком много. Все четверо купили у «Тётушки Энн» по крендельку и направились обратно, мимо «ДжиСиПенни», к своему автомобилю. Детальный план предстояло разработать в своём мотеле, за пончиками и кофе.

* * *

Официально Джерри Раундс считался начальником группы стратегического планирования «белой» стороны Кампуса. С этой работой он справлялся, по самым придирчивым оценкам, весьма неплохо – он без труда смог бы войти в число самых зубастых волков Уолл-стрит, если бы не предпочёл после окончания Пенсильванского университета стать офицером разведки военно-воздушных сил. До того, как получить полковничьи погоны, он за счёт ВВС прошёл курс и получил степень магистра в Уортоновской школе бизнеса. Благодаря этому, он смог повесить на стенку кабинета магистерский диплом, а также обрёл изумительное основание для занятий финансовым бизнесом. Пожалуй, это оказалось даже забавным – с точки зрения непосвящённого – поворотом судьбы бывшего главного аналитика ВВС США, случившимся после того, как он покинул штаб-квартиру военной разведки, находившуюся на территории авиабазы Боллинг в Вашингтоне. Впрочем, за время службы он точно выяснил, что пребывание в качестве «почётного офицера» – он ни разу в жизни не надевал серебряные «крылышки» военнослужащего ВВС – не давало ни малейшей компенсации за положение второразрядного сотрудника в организации, которой с начала до конца управляют те, кто пробивает дырки в небе, и где не имеет ни малейшего значения то, что ты умнее двадцати своих соседей по комнате, вместе взятых. Переход на работу в Кампус серьёзно расширил его кругозор во многих отношениях.

– Что это значит, Джерри? – спросил Хенли.

– Народ в Форт-Миде и на противоположной стороне реки почему-то очень здорово разволновался, – ответил Раундс, передавая боссу небольшую стопку бумаг.

Бывший сенатор пробежал все листки глазами – ему потребовалось на это не более минуты – и вернул их своему сотруднику. Ему не нужно было напрягать память, чтобы вспомнить, что почти все это он уже читал.

– И?..

– И на сей раз они могут быть правы, босс. Я следил за фоновыми событиями. Получается, что у нас сложилась комбинация из, бесспорно, сокращённой переписки известных игроков, которая вдруг завершается бессмысленным абзацем. Всю свою жизнь в разведуправлении я присматривался к совпадениям. Так вот, это не совпадение.

– Допустим. Но что же они будут делать со всем этим?

– Начиная с сегодня немного усилят меры безопасности в аэропортах. ФБР собирается поставить своих людей в некоторых коридорах прилёта.

– По телевидению об этом что-нибудь было?

– По-моему, мальчики и девочки из Министерства безопасности немного поумнели и теперь не так активно рекламируют себя. Ведь это совершенно непродуктивно. Если вы будете громко орать на крысу, то никогда её не поймаете. Наоборот, нужно отвлечь её внимание приманкой и сломать её проклятущую шею.

Или, может быть, лучше незаметно подпустить с другой стороны кошку, чтобы та прыгнула на неё, – подумал Хенли, но не стал говорить это вслух. Да и это было бы очень непростой задачей. Вместо этого он спросил:

– Есть какие-нибудь соображения о нашей роли во всём этом?

– На данный момент – нет. Это похоже на приближение атмосферного фронта. Он может нести с собой проливной ливень и град, но самое большее, что мы способны ему противопоставить, это взять зонтик и закрыть окно в гостиной.

– Джерри, насколько надёжны наши сведения о парнях, занимающихся планированием, – тех, кто отдаёт приказы?

– Среди них есть очень толковые ребята.

– И если они излишне всполошатся...

Раундс сразу же согласно кивнул.

– Попали в самую точку, босс. Тогда большие шишки забьют их в норы по самые ноздри. Особенно если им неизвестно о приближающейся буре.

– Какая на сегодня самая большая опасность?

– ФБР думает о заминированных автомобилях или же диверсантах-смертниках, упакованных в пластит, – как бывает в Израиле. Это возможно, но, с оперативной точки зрения, представляется мне не слишком вероятным. – Раундс наконец-то опустился на стул, предложенный ему ещё до начала разговора. – Одно дело – надеть на парня пояс смертника и посадить его в городской автобус, чтобы он доехал до нужного места и там соединил провода, но если говорить о нас, то все куда сложнее. Доставить террориста сюда и снарядить его – это означает, что взрывчатка уже запасена здесь, а подобное не так-то просто, – затем предоставить ему возможность ознакомиться с обстановкой, после чего доставить его на место. Затем остаётся надеяться, что смертник не откажется от своего намерения, оказавшись вдали от своих товарищей и всей организации. Очень много всякой всячины может пойти наперекосяк, и именно поэтому «чёрные» операции всегда стараются планировать как можно проще. Зачем отказываться от своих привычек, чтобы наживать лишние неприятности?

– Джерри, сколько у нас имеется настоящих целей? – спросил Хенли.

– Всего? Шесть – примерно. Из них четыре действительно реальные, без дураков.

– Вы можете предоставить мне их сводки и данные о местонахождении?

– По первому вашему слову.

– В понедельник. – Нет никакого смысла забивать себе голову этими проблемами до конца недели. Он запланировал два дня кататься верхом. В конце концов, имел же он право время от времени позволить себе немного отдохнуть.

– Понял вас, босс. – Раундс поднялся, направился к двери, но, уже взявшись за ручку, остановился. – Кстати, в отделе ценных бумаг «Моргана и Стила» есть один парень. Тот ещё жулик. Очень быстро и вольно играет с клиентскими деньгами – примерно, один и пять. – Это означало, что финансист пустил в оборот около ста пятидесяти миллионов долларов чужих денег.

– Он как-то связан с нашими делами?

– Нет, я стал присматриваться к нему по собственной инициативе. Познакомился с ним два месяца назад в Нью-Йорке, и он мне что-то здорово не глянулся. Вот я и решил посмотреть, что у него делается в компьютере. Хотите видеть его записи?

– Это не наша работа, Джерри.

– Знаю. Я занялся им, прежде всего, чтобы убедиться, что он не развлекается с нашими фондами. Впрочем, мне кажется, он уже сообразил, что пора делать ноги, например, купить билет в Европу – в одну сторону. Все же нужно, чтобы кто-нибудь им занялся. Может быть, шепнуть Гасу Вернеру?

– Я должен подумать об этом. Спасибо за предупреждение.

– У меня все. – С этими словами Раундс исчез за дверью.

* * *

– Значит, нам нужно просто подкрасться к ней так, чтобы она нас не заметила? – спросил Брайан.

– Такое у вас задание, – подтвердил Пит.

– Насколько близко?

– Насколько сможете.

– Настолько, чтобы можно было трахнуть её? По темечку? – невинным тоном осведомился морской пехотинец.

– Настолько, чтобы можно было разглядеть её серьги, – вежливо, но твёрдо указывая голосом на то, что он уловил двусмысленность, но не намерен шутить, ответил Александер. Его уточнение было немаловажным, поскольку волосы миссис Петерс почти доставали до плеч.

– То есть не стрелять ей в затылок, а перерезать горло? – не унимался Брайан.

– Послушайте, Брайан, вы можете изощряться в остроумии сколько угодно. Вас устроит, если я скажу: подойти к ней настолько близко, чтобы можно было дотронуться рукой?

– Ладно, ладно, понимаю, – сказал Брайан. – А сумочки с оружием нужно брать с собой?

– Да, – ответил Александер, хотя на самом деле никакой нужды в этом не было. Брайан с самого начала был для него здоровенной занозой в заднице. Вообще, слыханное ли дело: морской пехотинец, терзаемый угрызениями совести? Причём когда ещё ничего не сделано.

– С ними сразу станем заметными, – возразил Доминик.

– Так замаскируйте их как-нибудь, – уже с некоторым раздражением предложил инструктор.

– Когда мы полностью узнаем, зачем все это нужно? – спросил Брайан.

– Скоро.

– Вы повторяете это уже который день.

– Послушайте, вы можете вернуться к себе в Северную Каролину, как только захотите.

– Я подумываю об этом, – вызывающе отозвался Брайан.

– Завтра пятница. Обдумайте это во время уик-энда, ладно?

– Разумно, – пошёл на попятную Брайан. Тон перепалки стал несколько более резким, чем ему хотелось. Значит, пришло время отступить. Вообще-то, он вовсе не испытывал к Питу неприязни. Дело было в незнании и его личном нежелании согласиться с тем, как это выглядело. Особенно учитывая слова о том, что объектом может оказаться и женщина. Причинить вред женщине – это никоим образом не укладывалась в его жизненное кредо. Тем более ребёнку. Брайан целиком и полностью разделял отношение брата к тому случаю, из-за которого тот оказался здесь. Он между делом задал себе вопрос, поступил бы он так же в схожей ситуации, и решил: конечно, наверняка (хотя полной уверенности на самом деле не испытывал). Когда обед закончился, близнецы быстро убрали и вымыли посуду, после чего отправились на первый этаж и уселись перед телевизором, чтобы посмотреть ещё какую-нибудь передачу по каналу «История» и выпить стаканчик-другой.

* * *

Почти точно так же проводил время и Джек Райан-младший, державший в левой руке стакан, куда была налита кока-кола с капелькой рома, а в правой – пульт дистанционного управления, которым он время от времени переключал свой телевизор с «Истории» на «Историю-интернешнл», неизменно задерживаясь на минуту-другую на биографическом канале, где как раз показывали двухчасовой фильм об Иосифе Сталине. «Второго такого негодяя, – думал Джек, – пожалуй, и не найдёшь. Это ж надо: заставить своего ближайшего помощника подписать приговор собственной жене! Проклятье. Но каким же образом этот столь непривлекательный на вид человек смог безоговорочно подчинить себе всех, кто его окружал? Какова была природа его власти над всеми остальными? Откуда она взялась? Как он её поддерживал?» Родной отец Джека был достаточно властным человеком, но он никогда не возвышался над людьми таким или подобным образом. Вероятно, он даже не думал об этом, а уж тем более о том, чтобы посылать людей на смерть для собственного развлечения. Откуда брались такие люди? Сохранился ли кто-нибудь из этой породы в настоящее время?

Пожалуй, что да. В мире одна-единственная вещь оставалась неизменной – человеческая природа. Жестокое, звериное начало в человеке не могло никуда деться. Можно допустить, что общество больше не поощряет это качество в той степени, в какой это было, скажем, в Римской империи. Там воспитывали и тренировали людей специально для профессионального участия в гладиаторских играх, в ходе которых каждого из них, рано или поздно, настигала насильственная смерть. Неприятная сторона этих размышлений заключалась в том, что если бы он получил доступ к машине времени, то мог бы отправиться – нет, сделал бы это наверняка! – в амфитеатр Флавиев, чтобы посмотреть это варварское развлечение. Хотя бы раз – но посмотрел бы. Исключительно из чисто человеческого любопытства, а не из кровожадности. Это было бы дополнительной возможностью получше узнать историю, почувствовать культуру, связанную с твоей, но при этом настолько отличающуюся от неё. Его, наверно, вырвало бы от этого зрелища... а может быть, и нет. Не исключено, что любопытство оказалось бы сильнее отвращения. Зато он был полностью уверен в том, что если бы ему довелось отправиться в прошлое, он взял бы с собой друга. Например, «беретту» 45 калибра – из такого пистолета его учил стрелять Майк Бреннан. Он задумался над тем, много ли народу захотело бы предпринять такое путешествие. Вероятно, довольно много. Мужчин. Но не женщин. Женщины потребовали бы, чтобы их обеспечили множеством всяких удобств, в том числе и социального плана, и лишь потом отправились бы в поездку. Но мужчины? Мужчины воспитывались на таких кинофильмах, как «Сильверадо» и «Спасти рядового Райана». Мужчине всегда в глубине души хочется узнать, как он справится с подобной ситуацией. Так что, как ни крути, человеческая природа действительно не изменилась. Общество решило, что жестоким не следует давать воли, и поскольку человек является разумным существом, большинство людей воздерживается от такого поведения, которое может привести их в тюрьму или даже в помещение для казни. Из этого следует, что человек способен обучаться по ходу дела, но его основные побудительные мотивы, вероятно, не меняются, и, следовательно, маленькое мерзкое животное, сидящее в каждом из нас, приходится подкармливать фантазиями, книгами, кинофильмами, сновидениями и мыслями, которые возникают в мозгу в ожидании прихода сна. Возможно, полицейские находятся в лучшем положении. Они могут время от времени выпускать эту тварюшку на волю, когда им приходится иметь дело с переступившими через черту. Вероятно, в этом можно найти немалое удовлетворение, потому что в своём положении они одновременно и кормят своего зверя, и защищают общество.

Но если животное все ещё живёт в человеческих сердцах, значит, где-то есть люди, которые направляют все свои таланты на то, чтобы не сдерживать зверя, а подчинить его своей воле и использовать в своих целях, приспособить для помощи в достижении силы и власти. Таких людей принято объединять под названием «плохие парни». Неудачников называют социопатами. А тех, кто добивается успеха... президентами.

Когда же наконец он от этого избавится, – вдруг спросил себя Джек-младший. Получается, что он всё ещё остаётся ребёнком, хотя и по собственному убеждению, и по закону уже стал взрослым человеком. А что, взрослый человек перестаёт расти? Перестаёт мечтать и задавать вопросы? Перестаёт гоняться за информацией или – как он сам назвал это – искать правду?

Но, чёрт возьми, что делать с правдой, когда она станет тебе известна? Этого он тоже пока не знал. Возможно, это относилось к одной из тех вещей, которые ему ещё предстояло узнать. Несомненно, им двигало то же самое стремление к знаниям, какое имелось и у отца – иначе он смотрел бы сейчас какую-нибудь бессмысленную комедию, а не эту программу. Может быть, купить книгу о Сталине и Гитлере? Историки всегда роются в старинных документах. Беда лишь в том, что они подгоняют найденные факты под свои собственные представления. Возможно, для того, чтобы анализировать эти вещи, на самом деле нужен не столько историк, сколько психиатр. У психиатров тоже имелись свои идеологические предубеждения, но, по крайней мере, профессионализм накладывал некий отпечаток на их мыслительные процессы. Джека изрядно раздражало то, что каждый вечер ему приходилось засыпать с головой, полной недодуманных мыслей и ненайденных истин. Но это, старался он успокоить себя, было важной составляющей той штуки, которая называется жизнью.

* * *

Все четверо молились. Почти беззвучно. Абдулла чуть слышно бормотал себе под нос слова Корана. Мустафа благоговейно повторял священную книгу в мыслях – не всю, конечно, а лишь те части, которые помогут ему завтра выполнить его миссию. Быть храбрым, помнить об их святом деле и выполнить его без милосердия. Милосердие было делом Аллаха.

«Что, если мы выживем?» – спросил он себя, и сам удивился этой мысли.

Конечно же, у них имелся план и на такой случай. Тогда им предстояло бы уехать на запад, попытаться вернуться через границу в Мексику и оттуда прилететь обратно домой, где их с великой радостью встретили бы оставшиеся там товарищи. По правде говоря, он не ожидал такого поворота событий, но надежда никогда не подчиняется полностью приказам мыслей, и хотя рай настойчиво манил к себе, но ведь, кроме земной жизни, он, Мустафа, ничего не знал.

И эта мысль тоже изумила его. Неужели у него появились сомнения в вере? Нет, только не это! Просто случайные соображения. «Нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его», – мысленно пропел он шахаду – символ веры, являющийся основой основ ислама. Нет, он не отринет теперь свою веру. Вера провела его вокруг света вплоть до того места, где ему предстоит принять мученическую кончину. Вера укрепляла и лелеяла его на всём протяжении жизни, начиная с детства, она помогла выдержать и злобу отца, и пребывание в доме неверных, которые плевали на ислам и лобызались с израильтянами, так что ему оставалось лишь подтвердить веру своей жизнью. И, вероятно, смертью. Почти наверняка так случится, если только сам Аллах не желает иного. Поскольку все, что происходит в жизни, записано собственной рукой Аллаха...

* * *

Будильник просигналил за несколько минут до шести. Брайан постучал в дверь брата.

– Просыпайся, джи-мэн[51]. Мы впустую тратим солнечный свет.

– Ты серьёзно? – осведомился Доминик с дальнего конца коридора. – Ну что, Альдо, наколол тебя? – За всё время их совместного обучения такое случилось впервые.

– Тогда вперёд, Энцо, – бодро откликнулся Брайан, и они бок о бок устремились во двор. Вернулись они через час с четвертью и вскоре сидели за завтраком.

– В такой день особенно приятно, что ты живой, – заметил Брайан после первого глотка кофе.

– В морской пехоте твоей заднице, наверно, здорово промыли мозги, – отозвался Доминик, тоже отхлебнув кофе.

– Нет, просто эндорфины играют. Вот так человеческое тело и обманывает само себя и мозги хозяина.

– Вы скоро перерастёте это, – вмешался в шутливую перепалку Александер. – Подготовились к полевым учениям?

– Так точно, главный сержант, – улыбнулся Брайан. – Сейчас пойдём и добудем Мичелл к ленчу.

– Только если сможете выследить её, оставшись незамеченными.

– Знаете, было бы куда легче сделать это в лесу. Меня учили действовать как раз там.

– Брайан, а как по-вашему, чем мы здесь занимаемся? – мягко спросил Пит.

– Ах, вот оно что!

– Сначала купи новые ботинки, – посоветовал Доминик.

– Да знаю я... Им и впрямь пришёл конец. – Матерчатый верх уже кое-где оторвался от резинового низа, а подошвы протёрлись почти до дыр. Но ему очень не хотелось расставаться с этими кроссовками. Он пробежал в них бог знает сколько миль, а мужчина может в таких вещах проявлять сентиментальность, которая непонятна его супруге (если она у него есть) и здорово раздражает её.

– Поедем туда пораньше. Обувной магазин совсем рядом с тем местом, где берут тележки, – напомнил брату Дом.

– Да знаю я... Ладно, Пит, дадите нам какой-нибудь совет по поводу Мичелл? – спросил Брайан. – Вы знаете, что мы привыкли получать инструктаж перед тем, как отправиться на задание.

– Вполне нормальный вопрос, капитан. Я думаю, что её стоит искать в районе между «Викториаз сикрет» и «Гэп». Если вы подойдёте к ней вплотную и останетесь незамеченными, значит, вы выиграли. Если же она назовёт имя одного из вас, когда вы будете дальше чем в десяти футах от неё, – вы проиграли.

– Это не очень-то справедливо, – указал Доминик. – Она знает, как мы выглядим, знает и рост, вес. Настоящий плохой парень такой информации иметь не может. Можно, конечно, сделаться немного подлиннее, а вот покороче – никак.

– Высокие каблуки будут на мне плохо смотреться, – поддержал брата Брайан.

– Верно, дамские туфельки не для ваших ножек, тут вы правы, Альдо, – согласился Александер. – Но кто вам когда-нибудь говорил, что эта работа будет лёгкой?

Самое главное, что мы понятия не имеем, какой будет эта гребаная работа, – подумал Брайан, но промолчал.

– Значит, мы импровизируем, изворачиваемся и побеждаем любой ценой?

– Кем ты будешь сегодня – Грязным Гарри? – спросил Доминик, доедая макмаффин.

– В Корпусе он считается самым толковым из гражданских. Из него, наверно, вышел бы хороший ганни.

– Ну да, со «смит-вессоном» почти полудюймового калибра.

– Слегка шумновато для личного оружия. И тяжёлое – долго не поделишься. Одно достоинство – автомат. Тебе приходилось из него стрелять?

– Стрелять – нет, но довелось подержать в руках в Квантико. Действительно, настоящая пушка – не возьмёшь с собой без тягача. Зато дырки делает – одно загляденье.

– Да, но носить его с собой сможет разве что Халк Хоган.

– Я уже слышал это, Альдо. – Честно говоря, пояса-сумки не столько прятали пистолеты, сколько обеспечивали их удобное ношение. Любой коп должен распознать содержимое с первого взгляда, хотя большинство гражданских действительно можно обмануть. Оба брата, когда надевали пояса, клали туда заряженные пистолеты и по одному запасному магазину. Приказав сегодня взять с собой оружие. Пит хотел затруднить им слежку за Мичелл Петерс. Но ведь от инструкторов в первую голову и ожидают таких вот подвохов, верно?

* * *

В то же самое время день начался и в пяти милях от братьев, в «Холидей инн экспресс». В отличие от нескольких предыдущих дней, все четверо обитателей сдвоенного номера мотеля развернули молитвенные коврики и, как один, сотворили утренний намаз, уверенные, что делают это в последний раз. На это ушло всего несколько минут, после чего все вымылись, чтобы очистить себя для предстоящей миссии.

Зухайр даже не пожалел времени, чтобы подровнять свою вновь отпущенную бороду, без которой он не был согласен отправляться в вечность, и лишь после этого стал одеваться.

И лишь полностью собравшись, они сообразили, что лучшее для них время дня ещё не наступило. Абдулла отправился наверх в «Данкин донатс» за завтраком и кофе и на обратном пути прихватил даже газету. Все четверо внимательно просмотрели её, пока завтракали и курили.

Какими бы фанатиками ни считали их враги, они оставались такими же людьми, как и все остальные. Им было очень тяжело переносить напряжение ожидания, и с каждой минутой становилось все хуже и хуже. Кофе лишь взбудоражил их; от кофеина руки начали дрожать, а прищуренные глаза все пристальней впивались в телевизионные экраны, откуда сообщали новости. Каждые несколько секунд они смотрели на часы, тщетно желая, чтобы стрелки ускорили своё движение по циферблатам, и пили, пили кофе...

* * *

– Ну что, мы тоже начинаем волноваться? – обратился Джек к Тони, когда они вновь встретились в Кампусе. Он указал на монитор: – Скажите-ка, дружище: что здесь есть такое, чего я не вижу?

Виллс немного отъехал на стуле от своего стола.

– Складывается комбинация фактов. Возможно, за ней стоит что-то реальное. Возможно, это только совпадение... Возможно также, что это лишь конструкция, сложившаяся в умах профессиональных аналитиков. Что, по-вашему, нужно сделать, чтобы понять, какой вариант верен?

– Подождать недельку, а потом посмотреть, произошло что-нибудь или нет.

Тони Виллс от души расхохотался.

– Теперь, юноша, я вижу, что вы действительно осваиваете ремесло разведчика. Господи, я видел своими глазами, что в нашем деле проваливается куда больше предсказаний, чем в Пимлико во время скачек «Прикнесс». Понимаете ли, если вы чего-то не знаете, значит, вы именно не знаете, но люди, занятые в нашем бизнесе, очень не любят думать таким образом.

– Помню, когда я был ещё маленьким, папа время от времени впадал в совершенно кошмарное настроение...

– Он ведь служил в ЦРУ ещё во времена «холодной войны». Важные шишки всегда требовали предсказаний, которых никто им не мог дать – по крайней мере, осмысленных. Ваш отец относился к числу тех парней, которые говорили: «Немного подождите и увидите сами». Тех, кто сидел наверху, такие предложения обычно приводили в бешенство, но, должен заметить, обычно он оказывался прав, и во время его вахты никогда не происходило никаких несчастий.

– Удастся ли мне когда-нибудь достичь такого же уровня?..

– На это вполне можно надеяться, мой мальчик, но ведь никогда ничего нельзя сказать наверняка. Вам повезло, что вы попали сюда. Сенатор хотя бы понимает, что значит «не знаю». Это значит, что его люди честны перед ним и собой и знают, что никто из нас не бог.

– Да, я помню это по Белому дому. Меня всегда изумляло, сколько же народу в округе Колумбия воспринимает себя богами и даже выше.

* * *

За рулём сидел Доминик. Поездка в город – три-четыре мили вниз по склону холма – всегда доставляла ему большое удовольствие.

– "Викториаз сикрет"? Представляешь: мы застукаем её, когда она будет примерять ночнушку? – задумчиво произнёс Брайан.

– Об этом можно только мечтать, – ответил Доминик, сворачивая налево, на Рио-роуд. – Мы приехали немножко рановато. Что, пойдём сначала купим тебе ботинки?

– Разумно. Остановись перед «Белкс» для мужчин.

– Есть, шкипер.

* * *

– Ну что, пора? – спросил Рафи. Уже в третий раз за последние тридцать минут.

Мустафа посмотрел на часы: 11.48. Пожалуй, нормально. Он кивнул.

– Друзья, складывайте вещи.

Оружие, уложенное в хозяйственные сумки, не было полностью снаряжено. В полном сборе оно делалось слишком громоздким. Каждый имел при себе двенадцать заряженных магазинов на тридцать патронов, скреплённых попарно изолентой. К каждому автомату прилагался здоровенный глушитель, который нужно было накрутить на ствол. Эти приспособления требовались не столько для того, чтобы глушить выстрелы, сколько для улучшения прицельности. Мустафа помнил, что сказал ему Хуан в Нью-Мексико. Это оружие имело свойство сбиваться с точки прицела, уходя вверх и вправо. Но и он, и его друзья не в первый раз держали в руках автоматы и прекрасно умели стрелять, тем более что это оружие они уже опробовали при получении и знали, на что рассчитывать. Кроме того, они шли в место, которое американские солдаты назвали бы «средой, насыщенной целями».

Зухайр и Абдулла вынесли дорожное имущество и вновь уложили его в багажник арендованного «Форда». Немного подумав, Мустафа решил положить туда же и оружие, так что все вынесли свои сумки с автоматами и поставили их на дно багажника. Когда всё было сделано, Мустафа сел в машину и привычным движением вставил ключ в замок зажигания. Поездка предстояла очень короткая. Место назначения было видно уже от мотеля.

Стоянки для автомобилей располагались рядом с главными входами в торговый комплекс. Он выбрал северо-западный вход, рядом с магазином «Белкс» для мужчин – там имелось место, достаточно близкое ко входу. Выключив мотор, он, сидя за рулём, произнёс последнюю утреннюю молитву. Остальные последовали его примеру, после чего вышли и все подошли к багажнику. Мустафа поднял крышку. Они находились менее чем в пятидесяти метрах от двери. Строго говоря, в скрытности уже не было особого толку, но Мустафа помнил о правилах обеспечения безопасности операции. Чтобы как можно дольше оттянуть реакцию полиции, следовало действовать именно так, как он наметил вчера. Поэтому он приказал своим спутникам пока что не вынимать оружие. С сумками, одинаково висевшими у каждого на левой руке, они направились к двери.

Дело происходило в пятницу; народу в торговом центре оказалось не так много, как, скажем, в субботу, но для их целей хватало и этого. Они миновали «ЛензКрафтер», где толпилось немало покупателей – большинство из них, вероятно, убегут целыми и невредимыми, что было прискорбно, но самые посещаемые места находились дальше.

* * *

Брайан и Доминик побывали в магазине «Фут локерс», но ничего из имевшегося там Брайану не понравилось. По соседству располагался «Страйд Райт», но там имелся только детский ассортимент, и поэтому близнецы отправились дальше и повернули направо. В «Америкен игл аутфиттер», скорее всего, удалось бы найти что-нибудь с кожаным верхом и достаточно высокое, поддерживающее лодыжку.

* * *

Свернув налево, в сторону центральной площадки, Мустафа миновал магазин игрушек и несколько различных фирм, торгующих одеждой. Его взгляд быстро обегал все вокруг. На виду было не менее сотни человек, и, если судить по «К&Б тойз», в других розничных магазинах могло оказаться ничуть не меньше покупателей. Он прошёл мимо большого прилавка с солнцезащитными очками и повернул направо, в направлении помещения службы безопасности. Оно располагалось очень удобно – в десятке шагов от уборных. Все четверо вместе вошли в мужскую уборную.

Они не остались незамеченными – несколько человек обратили внимание на четвёрку мужчин сходного, достаточно экзотического обличия, но американский торговый центр – это почти то же самое, что зоопарк, только для людей, и, чтобы люди действительно заметили что-нибудь, нужно, чтобы оно было очень уж необычным, а ещё желательнее – опасным.

В мужской уборной они достали оружие из своих сумок, собрали его. Взвели затворы. Вставили магазины в гнезда. Рассовали по пять спаренных магазинов в карманы штанов. Двое привернули на стволы длинные глушители. Мустафа и Рафи не стали этого делать, решив после недолгого размышления, что их больше устроят звуки стрельбы.

– Готовы? – спросил предводитель. В ответ все дружно кивнули.

– В таком случае, скоро будем все вместе есть баранину в раю. По местам. Начинайте стрельбу следом за мной.

* * *

Брайан примерял высокие кожаные ботинки. Не совсем такие, к каким он привык в морской пехоте, но они казались очень удобными и сидели так, будто были сшиты по ноге на заказ.

– Неплохо.

– Положить в коробку? – спросила продавщица.

Альдо на мгновение задумался и решил:

– Нет, лучше я их сразу обновлю. – Он протянул девушке свои многострадальные «Найкс», она ловко подсунула под них коробку из-под новых ботинок и направилась к кассовому аппарату.

* * *

Мустафа посмотрел на часы. Он решил дать своим друзьям две минуты на то, чтобы они заняли места.

Рафи, Зухайр и Абдулла теперь направлялись к центральной площадке торгового комплекса, держа свои автоматы под мышками стволами вниз. Как ни странно, покупатели не обращали на них ни малейшего внимания – настолько все были поглощены собственными делами. Когда секундная стрелка миновала двенадцать, Мустафа глубоко вздохнул, вышел из мужской уборной и сделал несколько шагов налево.

Охранник сидел за своим высоким столом и читал журнал, когда заметил, как на столешницу упала тень. Подняв голову, он увидел мужчину с кожей оливкового цвета.

– Я могу чем-нибудь помочь вам, сэр? – вежливо осведомился он. На какую-либо дальнейшую реакцию у него совершенно не оставалось времени.

– Аллах акбар! – громко прокричал в ответ Мустафа и вскинул «ингрэм».

Мустафа нажимал на спусковой крючок не более секунды, но за это время в грудь большого чернокожего мужчины успело войти девять пуль. Охранника отбросило на полшага назад, и, уже мёртвый, он упал на кафельный пол.

* * *

– Что это было, чёрт возьми? – в ту же секунду спросил Брайан у брата – единственного человека, оставшегося рядом с ним, когда все остальные покупатели, как по команде, повернули головы налево.

* * *

Рафи находился совсем рядом с братьями – всего лишь в двадцати пяти футах и немного правее, – когда услышал очередь. Этот звук был для него сигналом о том, что надо начинать. Он присел, сильно согнув ноги, вскинул «ингрэм» и повернулся в сторону «Викториаз сикрет». Там собралось много женщин, вернее, бабья без всяких понятий о приличиях и морали – иначе они не стали бы рассматривать это тряпьё, которое могут носить одни только шлюхи. «Возможно, – успел подумать он, – кое-кто из них будет прислуживать мне в раю». Направив дуло в сторону толпы покупательниц, он нажал на спуск.

Раздался оглушительный грохот. Пули попали в трех женщин, которые сразу же рухнули на пол. Все остальные застыли на месте с широко раскрытыми от изумления глазами. Они были настолько потрясены, что не могли ни пошевелиться, ни закричать.

Со своей стороны, Рафи был неприятно удивлён тем, что более половины выпущенных им пуль попало совершенно не туда, куда он хотел. Плохо сбалансированное оружие не повиновалось его руке, и большая часть очереди угодила в потолок. Резко лязгнул затвор, сообщая о том, что патроны кончились. Террорист изумлённо взглянул на автомат, затем вынул опустевший магазин, перевернул «спарку», вставив в гнездо полный рожок и вскинул оружие, намереваясь теперь стрелять более прицельно. Женщины к этому мгновению успели опомниться и кинулись к выходу из магазина, поэтому Рафи поднёс «ингрэм» к плечу.

* * *

– ...! – воскликнул Брайан. Что, чёрт возьми, происходит?! – возопил внутренний голос в его мозгу.

– Ты ох..нно прав, Альдо. – Доминик молниеносным движением передвинул свой пояс-сумку вперёд и дёрнул за «липучку», откинув клапан, прикрывавший две застёжки-"молнии". Ещё через секунду «смит-вессон» оказался у него в руках.

– Прикрой мою задницу! – вполголоса сказал он брату. Стрелок с небольшим пистолетом-пулемётом в руках стоял совершенно открыто за киоском драгоценностей и смотрел в другую сторону. Но ведь они находились не в Додж-Сити[52].

Доминик упал на одно колено, отработанным до автоматизма движением вскинул пистолет в обеих руках и всадил две пули в середину спины мерзавца, а затем добавил ещё одну – в затылок. Человек с автоматом упал ничком. Судя по алому фонтанчику, который взметнула третья пуля, никаких дальнейших действий с его стороны можно было не опасаться.

Агент ФБР подскочил к безжизненному телу и отшвырнул оружие ногой. Он сразу же определил его марку и отметил, что карманы убитого набиты запасными магазинами. Первая мысль, пришедшая ему в голову, была самой обычной: «Вот дерьмо!» Буквально в следующую секунду он услышал хриплый треск автоматной стрельбы откуда-то слева.

– Энцо, там ещё кто-то есть! – крикнул Брайан, стоявший совсем рядом, справа от брата, с «береттой» в правой руке. – Этот готов. Есть идеи?

– Следуй за мной, прикрывай мою задницу!

Мустафа оказался в магазинчике дешёвых ювелирных изделий. Там, перед прилавком и за ним, находилось шесть женщин. Он дал от бедра очередь по ним, опустошив первый магазин, и испытал мгновенный прилив удовлетворения, глядя, как женщины падали. Когда стрельба прекратилась, он отсоединил пустой магазин, перевернул «спарку», хлопнул по торцу ладонью, чтобы присоединить магазин, и взвёл затвор.

* * *

Тем временем оба близнеца двигались в западном направлении. Без чрезмерной спешки, но и не тратя времени попусту. Доминик шёл впереди, а Брайан держался на два шага дальше. Оба смотрели главным образом туда, откуда доносился какой-нибудь шум. Все, чему Брайана учили несколько лет, сейчас всплыло в его памяти. Используй все имеющиеся укрытия и возможности замаскировать себя. Определи местонахождение противника и первым войди с ним в огневой контакт.

И, едва ему в голову пришла эта фраза, слева, из «Кэй джевелерз», появилась фигура человека, державшего у бедра автомат и поливавшего свинцом соседний ювелирный магазинчик. Повсюду голосили люди, не видя ничего вокруг, они бежали туда, где, по их расчётам, должен находиться выход, не давая себе труда даже посмотреть, откуда угрожает опасность. Многие падали, по большей части женщины. И несколько детей.

Впрочем, всего этого братья почти не видели. И даже упавших если и замечали, то не обращали на них внимания. Сейчас было не до этого. Требовалось полностью пустить в дело то, чему их учили. Враг, которого необходимо убить, стоял неподалёку и расстреливал ювелирный магазин.

– Направо, – бросил Брайан и устремился туда, низко пригнувшись, но не сводя глаз с преступника.

* * *

Стремление поскорее разделаться с убийцей чуть не погубило самого Брайана. Зухайр, находившийся в «Клер бутик», только что расстрелял полный магазин и теперь пребывал в нерешительности насчёт того, куда направиться дальше. Так и не решив этого вопроса, он повернул налево и сразу же увидел мужчину с пистолетом в руке. Он аккуратно приложил автомат к плечу, нажал на спуск...

...две вылетевшие пули не причинили никому ни малейшего вреда, а потом затвор звонко щёлкнул. Первый магазин опустел; ему потребовалось две-три секунды, чтобы сообразить это. Он поспешно перезарядил оружие, прихлопнул торец магазина ладонью, оглянулся...

...и вооружённый человек исчез. Куда? Лишившись выбранной было цели, террорист резко повернулся и размеренным шагом направился в магазин «Белке» для женщин.

* * *

Брайан присел на корточки возле киоска с солнцезащитными очками и посмотрел направо.

Вон он, идёт налево. Он поднял «беретту», выстрелил один раз...

...но пуля пролетела мимо, потому что именно в эту долю секунды человек пригнулся.

– ...! – Брайан выпрямился, перехватил пистолет в обе руки, повёл оружием, сопровождая цель, и выпустил четыре пули. Все они попали в торс ниже плеч.

* * *

Мустафа услышал звук, но не почувствовал ударов. Его организм был под завязку насыщен адреналином, а при таких обстоятельствах тело просто не чувствует боли. Лишь секунду спустя он отхаркнул сгусток крови, совершенно опешив от неожиданности. Больше того, когда он попробовал повернуться налево, тело не пожелало сразу выполнить приказ сознания. Замешательство продлилось лишь секунду или две, а потом...

* * *

... Доминик оказался лицом к лицу со вторым террористом и навёл на него оружие. И снова он выстрелил, как его учили, – в центр массы. «Смит», пистолет одинарного действия, пролаял дважды.

Прицел оказался настолько хорош, что первая пуля угодила в автомат...

* * *

..."Ингрэм" подскочил в руках Мустафы. Он с трудом удержал его. Впрочем, ему удалось увидеть, кто в него стрелял; он тщательно прицелился, нажал на спуск – и ничего не произошло. Скосив глаза на своё оружие, он увидел, что пуля пробила дыру в стальном боку «ингрэма», как раз там, где ходил затвор. Ещё секунда-другая потребовалась ему, чтобы осознать, что он обезоружен. Но враг все ещё находился перед ним, и он кинулся ему навстречу, рассчитывая воспользоваться своим оружием, как дубиной, раз уж не осталось никакой другой возможности.

* * *

Доминик тоже растерялся. Он ясно видел, что по меньшей мере одна его пуля пробила ублюдку грудь, а вторая обезвредила оружие. Почему-то он решил, что стрелять не стоит. Поэтому он сильно ударил мерзавца в лицо рукоятью «смит-вессона» и бросился дальше, в том направлении, откуда снова донеслись звуки стрельбы.

* * *

Мустафа почувствовал, что его ноги начали подгибаться. Удар в лицо оказался куда болезненнее, чем пять попавших в него пуль. Он снова попытался повернуться, но левая нога не выдержала тяжести тела, и он упал, перевернулся на спину, и вдруг ощутил, что ему чрезвычайно трудно дышать. Он попробовал сесть или хотя бы просто повернуться на бок, но как секундой раньше его подвели ноги, так сейчас отказалась повиноваться вся левая сторона тела.

* * *

– Двое готовы, – сказал Брайан. – Что дальше?

Криков стало вроде бы поменьше, но не так чтобы очень заметно. А вот стрельба все ещё продолжалась, только её звуки изменились...

* * *

Абдулла благословлял судьбу за то, что решил воспользоваться глушителем. Благодаря этому приспособлению, он стрелял гораздо точнее, чем мог надеяться.

Он находился возле музыкального магазина «Сэм Гуди», где было полно студентов. У этого отсека имелось ещё одно преимущество – там не было второй двери, поскольку он располагался совсем рядом с западным входом. Абдулла с расплывшимся в широкой ухмылке лицом вошёл в магазин, открыв огонь на ходу.

Прежде всего он увидел по лицам расстреливаемых, что они не верят в происходящее, и тут же сказал себе, что именно за неверие он их и убивает. Он в мгновение ока расстрелял первый магазин, причём оказалось, что глушитель позволил ему положить в цель не менее половины пуль. Мужчины и женщины – мальчики и девочки – подняли крик; первое время они остолбенело стояли на месте, глядя на своего убийцу, дав ему и отобрав у себя несколько драгоценных, смертельных секунд, а потом бросились бежать. Но с расстояния менее десяти метров ему ничего не стоило попадать им в спины, да и бежать им на самом деле было некуда. Поэтому он стоял на месте и поливал помещение свинцом, предоставляя своим жертвам самим соваться под пули. Кое-кто пытался проскочить к главному входу, укрываясь за стойками с компакт-дисками. Этих он расстреливал наверняка, благо расстояние не превышало двух метров. В считанные секунды он расстрелял первую спарку магазинов, бросил опустевшие рожки на пол и полез в карман, извлёк вторую пару, вставил магазин на место, пришлёпнул его ладонью и передёрнул затвор. На задней стенке магазина, за прилавком, висело большое зеркало, в которое почему-то ещё не попала ни одна пуля, и в этом зеркале он увидел...

* * *

– Господи! Ещё один! – громко выдохнул Доминик.

– Ладно. – Брайан метнулся к другой стороне, занял позицию у самой стены и поднял «беретту». Он очутился в том самом проходе, где находился террорист, но, увы, не получил от этого никаких преимуществ – человеку, стрелявшему с правой руки, здесь было неудобно. Он оказался перед выбором: либо стрелять с левой, слабой, руки, в чём он, к великому сожалению, очень мало практиковался, либо выбраться из-за укрытия (которое, правда, было довольно ненадёжным) и подставиться под ответный огонь подонка. Но какая-то составляющая его существа, воспитанная в Корпусе морской пехоты, сказала: «Хрен с ним!», и он шагнул налево, вскинув пистолет обеими руками.

Абдулла заметил его, снова ухмыльнулся и поднёс оружие к плечу – вернее, вознамерился это сделать.

Альдо дважды прицельно выстрелил ему в грудь, но не увидел никакого результата, и тогда принялся стрелять без остановки, пока не опустел магазин пистолета. Более двенадцати пуль вошли в тело мужчины...

* * *

...Абдулла чувствовал каждое попадание, чувствовал, как каждая пуля сотрясала его тело. Он попытался открыть ответный огонь, но все его пули прошли мимо неверного, а потом тело перестало его слушаться. Он упал ничком, все ещё стараясь придумать, как же оказать сопротивление.

* * *

Брайан поспешно выбросил пустой магазин, достал из сумки запасной, хлопком ладони загнал его в рукоятку и защёлкнул рычажок замка. Теперь он действовал, словно подчиняясь автопилоту. Ублюдок все ещё шевелился! Пора его успокоить. Он шагнул к вытянувшемуся на полу телу, пинком отбросил оружие в сторону и всадил ещё одну пулю в затылок лежавшему. Череп словно взорвался; кровь и мозги разбрызгались по полу.

* * *

– Господи, Альдо! – воскликнул Доминик, подбегая к брату.

– ... с ним! Там остался самое меньшее ещё один. А у меня всего одна обойма, Энцо.

– У меня тоже, братишка.

Как ни удивительно, большинство лежавших на полу людей, включая тех, в кого угодили пули террористов, были все ещё живы. Зато кровь лилась рекой. Впрочем, братья были слишком сильно напряжены, чтобы это зрелище могло оказать на них какое-то воздействие. Они вышли обратно в большой проход и направились к востоку.

Здесь зрелище было ещё страшнее. На полу повсюду текли реки крови, как на скотобойне, которую братья никогда не видели. Со всех сторон раздавались крики и стоны. Брайан прошёл совсем рядом с маленькой – не больше трех лет – девочкой, стоявшей над телом матери и растерянно размахивавшей руками, как птенец крыльями. Нет времени, будь оно все проклято, совершенно нет времени – ни секунды. Как бы ему хотелось, чтобы здесь оказался Пит Рэндалл. Пит отличный медик. Но даже петти-офицера Рэндалла зрелище этой ужасной бойни должно было вывести из равновесия.

Вновь послышались приглушённые автоматные очереди. Стрельба шла в магазине «Белке» для женщин, слева от них. Судя по звуку, не слишком далеко. Стрельбу из боевого оружия не спутаешь ни с чем. Братья разделились. Каждый направился по своей стороне коридора, ведущего мимо кофейного буфета и обувного магазина «Бостониан шуз», к месту следующей схватки.

На первом этаже «Белке» торговали косметикой и парфюмерией. Братья, как и перед этим, спешили на звук стрельбы. Здесь оказалось шесть женщин – по три в каждой половине. Некоторые из них на первый взгляд казались мёртвыми. Часть, совершенно очевидно, была жива. Кто-то молил о помощи, но на это совершенно не было времени. Близнецы снова разделились. Стрельба вдруг прекратилась. Она раздавалась спереди слева, но сейчас стихла. Может быть, террорист сбежал? Или же у него просто кончились патроны?

Весь пол был усыпан стреляными девятимиллиметровыми медными гильзами. Доминик понял, что мерзавца здесь довольно долго никто не беспокоил. Почти все зеркала, прикреплённые к толстым квадратным колоннам, были разбиты пулями. Благодаря профессиональной подготовке, он видел, что террорист, судя по всему, шёл вперёд, расстреливая всех, кто попадался ему на пути, – здесь были одни только женщины, – а затем повернул налево и назад, вероятно, решив отправиться туда, где потенциальных целей будет больше.

«Похоже, этот сукин сын один», – подумал Брайан.

* * *

Так с кем и с чем мы столкнулись? – думал на ходу Доминик. – Как он поведёт себя дальше? Как работают его мозги?

Брайан смотрел на происходящее проще: где ты, подонок?! Для морского пехотинца террорист был всего лишь вооружённым врагом, и ничем иным. Не личностью, не человеком, не даже разумным существом, а только вооружённой целью.

* * *

Зухайр неожиданно почувствовал, что его возбуждение спадает. Хотя волновался он, как никогда в жизни. Она вообще-то была не слишком богата событиями. Он за свою короткую жизнь успел вступить в связь со всего лишь несколькими женщинами и сегодня здесь убил их гораздо больше, чем оттрахал... но ему, здесь и сейчас, это казалось примерно одним и тем же.

И все это казалось ему в высшей степени удовлетворительным. Он совершенно не слышал стрельбы, раздававшейся в других местах торгового центра. Он и собственной-то стрельбы почти не слышал, настолько был сосредоточен на убийстве. До чего же хорошее это занятие! Выражение, появлявшееся на их лицах, когда они видели его и его автомат... и то, которое появлялось, когда в тело врезались пули... как же приятно на это смотреть. Но сейчас у него осталось всего две пары магазинов. Одна в автомате, а вторая в кармане.

Странно, подумалось ему, что он может что-то слышать в наступившей относительной тишине. В непосредственной близости от него не было ни одной живой женщины. Ну, вернее... ни одной невредимой женщины. Некоторые из тех, в кого он стрелял, издавали звуки. Кое-кто даже пытался отползти...

Зухайр точно знал, что этого нельзя допустить. Он шагнул к одной из них, темноволосой, одетой в отвратительные красные штаны, бесстыдно обтягивающие ляжки.

* * *

Брайан негромко свистнул и махнул рукой, указывая брату на очередного террориста. Ростом примерно пять футов восемь дюймов, одетый в штаны цвета хаки и примерно такую же, только другого оттенка, туристскую куртку. До него было около пятидесяти ярдов. С винтовкой такой выстрел не составил бы для него никакого труда, да что там для него – для любого салаги с Пэррис-Айленд[53], а вот из «беретты» точно выстрелить с такого расстояния совсем непросто, даже для хорошего стрелка, которым он себя по праву считал.

Доминик кивнул и двинулся туда, не забывая, впрочем, вертеть головой во все стороны.

* * *

– Очень плохо, женщина, – сказал Зухайр по-английски. – Но не бойся, я сейчас отправлю тебя для встречи с Аллахом. Ты будешь служить мне в раю. – Он хотел прикончить её одним выстрелом в спину, но с «ингрэмом» было не так-то просто справиться. И поэтому он всадил в женщину три пули с расстояния не больше метра.

* * *

Брайан видел все это с начала до конца, и в нём что-то оборвалось. Морской пехотинец встал во весь рост и прицелился, держа пистолет обеими руками.

– Ты, грязная скотина! – проорал он и открыл огонь со всей скоростью, при которой мог не «мазать». Ведь его все ещё отделяло от гнусного убийцы не менее сотни футов. Он сделал четырнадцать выстрелов, израсходовав почти все патроны. И часть из них попала в цель.

Три пули. Одна в брюхо и ещё две в середину груди.

* * *

Первое попадание оказалось очень болезненным. Зухайр почувствовал удар, с которым можно было сравнить разве что пинок ноги точно по яйцам. От боли его руки сами собой опустились, как если бы он пытался защититься от следующего удара. Оружие все ещё оставалось у него в руках, и он старался превозмочь боль, чтобы поднять его и выстрелить в приближавшегося к нему человека.

* * *

Брайан не совсем потерял голову. Вернее, после короткой вспышки все, чему его учили и что он познал на собственном опыте, вновь вернулось на своё место. Ему необходимо было помнить уроки Квантико и Афганистана – если, конечно, он хотел проспать следующую ночь в своей кровати. И потому он стал подходить к раненому террористу в обход, укрываясь за прямоугольными витринами с товаром, не сводя глаз с цели и веря в то, что Энцо позаботится о том, чтобы никто не застал его врасплох. Впрочем, он тоже не терял бдительности. Ублюдок все ещё держал в руках оружие, но не мог справиться с ним. Он неотрывно смотрел в лицо морскому пехотинцу, было видно, что он очень боится... и всё же он улыбался! Что за чертовщина?

Последние шаги к ублюдку он сделал, не скрываясь.

* * *

Зухайр же прекратил попытки совладать с оружием, сделавшимся вдруг совершенно неподъёмным, выпрямился, насколько хватило у него сил, посмотрел прямо в глаза своему убийце и произнёс:

– Аллах акбар.

* * *

– Вот и прекрасно! – рявкнул в ответ Брайан и всадил пулю террористу прямо в середину лба. Потом он наклонился, поднял с пола «ингрэм» и закинул его на ремне себе за спину. – Надеюсь, в аду тебе понравится.

– Альдо, разряди его и оставь, – приказал Доминик. Брайан повиновался.

– Господи! Надеюсь, кто-нибудь позвонил по 911, – устало произнёс он.

– Ну, а теперь пошли наверх. Держись за мной. – Доминик взял командование на себя.

– Что?.. Зачем?

– А если их не четверо, а больше? – Эта реплика подействовала на Брайана, словно удар в подбородок.

– Ладно, братишка, постараемся обойтись твоими шестью.

Обоих до глубины души поразило, что эскалатор все так же работал. Они поехали на нём вверх, низко пригибаясь и внимательно глядя по сторонам поверх балюстрады. Наверху оказались одни женщины, множество женщин, забившихся в углы, старавшихся оказаться как можно дальше от эскалатора...

– ФБР! – громко крикнул Доминик. – Здесь все в порядке?

– Да, – нестройно и неуверенно отозвалось несколько испуганных голосов из разных углов.

Энцо сумел полностью вернуть самообладание и теперь вёл себя в точном соответствии с профессиональными инструкциями.

– Уверяю вас: все под контролем! С минуты на минуту прибудет полиция. Но до её появления оставайтесь здесь и никуда не выходите.

Близнецы быстрыми шагами перешли к эскалатору, идущему вниз. Было совершенно ясно, что убийцы сюда не добрались.

Возвращение вниз оказалось немыслимо ужасным. Снова они оказались посреди луж крови, смешанной с разлитыми духами, и в этих лужах валялись сумочки, и снова те счастливицы, которые не были убиты наповал, взывали о помощи. И снова близнецы были вынуждены заняться более важными делами. Доминик в сопровождении брата вышел в главный зал. Там он повернул налево, взглянуть на первого из террористов, в которых он стрелял. Хватило одного взгляда, чтобы убедиться в его смерти. Десятимиллиметровая пуля вошла ему точно в правый глаз.

Значит, в живых мог оставаться только один.

Да, несмотря на все свои раны, Мустафа ещё не умер. Он даже пробовал ползти, но обескровленные, оставшиеся без кислорода мускулы не слушались приказов, которые им отдавала центральная нервная система. Он понял, что смотрит вверх, и его охватила какая-то странная отрешённость.

– У тебя есть имя? – резко спросил один из американцев.

Впрочем, Доминик не очень-то надеялся на ответ. Парень, несомненно, умирал, и это могло случиться с минуты на минуту. Он повернулся к брату, но его рядом не оказалось.

– Эй, Альдо! – позвал он, но не получил ответа.

* * *

Брайан вбежал в спортивный магазин «Легенды» и окинул полки взглядом. Его инициатива оказалась вознаграждена. Он забрал находку и выбежал в коридор.

Доминик стоял на том же месте и занимался тем, что следовало бы назвать «допросом подозреваемого», но почти не получал ответов.

– Эй ты, безмозглый, – сказал вернувшийся Брайан и присел на корточки, наступив прямо в лужу крови умирающего террориста. – Я тебе кое-что принёс.

Мустафа перевёл на него взгляд, испытав некоторое замешательство. Он знал, что его смерть близка, и хотя он не так уж стремился к ней, но всё же был рад тому, что исполнил долг перед своей верой и законом Аллаха.

Брайан взял руки террориста и сложил их на залитой кровью груди.

– Я хочу, чтобы ты взял это с собой и передал черту, когда попадёшь в ад. Это свиная кожа – ты понимаешь, засранец? – футбольный мяч, сделанный из кожи самой настоящей свиньи, выращенной в Айове. – И Брайан подсунул под руки негодяя футбольный мяч, продолжая пристально смотреть ему в глаза.

Глаза широко раскрылись, в них мелькнуло осознание – и ужас от этого осознания. Террорист попытался убрать руки, но предательские конечности опять не пожелали исполнить его волю.

– Да, ты совершенно прав. Перед тобой не кто иной, как Иблис[54], и ты сейчас отправишься в мои владения. – Брайан с улыбкой смотрел в глаза лежавшего, пока из них не исчезла жизнь.

– Что это значит?

– Проехали, – ответил Брайан. – Пошли дальше.

Они поспешили туда, откуда все началось. На полу лежало много женщин, большая часть из них пыталась шевелиться. У всех кровоточили раны, и у некоторых по-настоящему сильно.

– Разыщи аптеку. Нужно побольше бинтов. И ещё хорошо бы убедиться, что кто-нибудь вызвал полицию.

– Сейчас. – Доминик убежал, продолжая оглядываться по сторонам, а Брайан опустился на колени рядом с женщиной лет тридцати, раненной в грудь. Как и большинство морских пехотинцев (и все офицеры морской пехоты), он хорошо умел оказывать первую помощь. Прежде всего он проверил дыхательные пути. Так, она дышала. Прекрасно. Кровь шла из двух пулевых отверстий в левой верхней части груди. На её губах было немного розовой пены. Лёгкое прострелено, но не самым ужасным образом.

– Вы меня слышите?

Чуть заметный кивок, затем хриплое, тихое:

– Да.

– Не беспокойтесь, всё будет хорошо. Я знаю, что вам больно, но вы выздоровеете.

– Кто вы?

– Брайан Карузо, мэм, морская пехота Соединённых Штатов. У вас всё будет прекрасно. А теперь я должен попытаться помочь другим.

– Нет, нет... – Она схватила его за руку.

– Мэм, здесь есть люди, которых ранило серьёзнее, чем вас. С вами всё будет прекрасно. – Он мягко высвободил руку и отошёл.

Следующий оказался довольно плох. Ребёнок лет пяти, с тремя дырами в спине, из которых хлестало, словно из опрокинутого ведра. Брайан осторожно перевернул его. Глаза открыты.

– Как тебя зовут, малыш?

– Дэвид, – последовал на удивление внятный ответ. – Дэвид Прентисс.

– Ладно, Дэвид, мы тебя починим. Где твоя мама?

– Я не знаю. – Он очень тревожился о своей матери, гораздо больше боялся за неё, чем за себя, как и любой ребёнок, потерявший родителей.

– Хорошо, я поищу её, но сначала позволь мне полечить тебя. – Он вскинул голову и увидел подбегающего Доминика.

– Нет тут никакой аптеки! – Доминик почти в голос прокричал эти слова.

– Найди хоть что-нибудь – футболки... Сам разберёшься.

Доминик опрометью помчался в тот магазин, где Брайан покупал ботинки, и через несколько секунд выскочил оттуда с большой стопкой трикотажных маек, украшенных различными эмблемами.

Как раз в этот момент прибыл первый полицейский. В руках он держал свой табельный пистолет.

– Полиция! – крикнул коп.

– Скорее сюда! – взревел в ответ Брайан. Полицейскому потребовалось секунд десять, чтобы добежать до места. – Можете убрать свой пистолет, офицер[55]. С плохими парнями покончено, – заявил Брайан уже почти спокойным голосом. – Нам нужны все машины «Скорой помощи», какие только имеются в этом чёртовом городишке. И предупредите больницы, что сейчас на них обрушится целая рота пострадавших. У вас в машине есть аптечка первой помощи?

– Кто вы такой?! – рявкнул полицейский, все так же держа пистолет в руке.

– ФБР, – ответил у него из-за спины Доминик, предъявляя левой рукой своё удостоверение. – Стрельбы больше не будет, но здесь, как вы видите, много пострадавших. Звоните всем. В местное отделение ФБР и во все остальные места. Так что, офицер, беритесь за свою рацию, да поживее, чёрт возьми!

Как и большинство американских полицейских, офицер Стив Барлоу имел при себе портативную рацию «Моторола» с микрофоном, прикреплённым к воротнику форменной рубашки. Он принялся поспешно вызывать подкрепление и медицинскую помощь.

А внимание Брайана вновь вернулось к маленькому мальчику, которого он держал на руках. В данный момент для капитана Брайана Карузо весь мир сосредоточился на Дэвиде Прентиссе. Но, увы, все его повреждения были внутренними. Ребёнок получил несколько ран в грудь, все они продолжали кровоточить, и это было очень плохо.

– Так, Дэвид, давай не будем сильно волноваться. Тебе очень больно?

– Больно, – ответил мальчик, сделав предварительно неглубокий вдох. Его лицо сделалось совсем бледным.

Брайан положил его на прилавок пирсингового салона «Пирсинг пагода» и лишь после этого понял, что здесь должно найтись хоть что-нибудь, что могло бы пригодиться, – но не нашёл ничего, кроме ватных шариков. Он приложил по паре к каждому из трех пулевых отверстий в спине ребёнка, после чего аккуратно перевернул его на спину. Но основное кровотечение происходило у малыша внутри. Оно было настолько сильным, что его лёгкие могли вот-вот опасть, после чего он погрузится в сон и за считанные минуты умрёт от удушья, если кто-нибудь не откачает кровь у него из груди, и с этим Брайан не мог поделать ровным счётом ничего.

– Христос! – Помилуй бог, изо всех на свете первой к ним подошла Мичелл Петерс, державшая за руку десятилетнюю девочку, на лице которой застыли ужас и изумление, какие только в состоянии был испытать ребёнок.

– Мичелл, если вы имеете какое-то представление о первой помощи, то давайте, пошевелите задницей – подойдите к кому-нибудь и помогите, – приказал Брайан.

Но женщина была не в состоянии что-то сделать. Она лишь взяла горстку ватных тампонов и потерянно побрела куда-то в сторону.

– Эй, Дэвид, а ты знаешь, кто я такой? – спросил Брайан.

– Нет, – ответил ребёнок. Детское любопытство могло превозмочь все, даже боль в израненной груди.

– Я морской пехотинец. Ты знаешь, что это значит?

– Это как солдат?

Брайан понял, что мальчик умирает прямо у него на руках. Прошу тебя, Господи, только не он, только не этот малыш!

– Нет, мы намного лучше, чем солдаты. Морской пехотинец – это самое лучшее, чем только может стать мужчина. Когда ты вырастешь, то, может быть, захочешь стать морским пехотинцем, таким же, как я. Как ты думаешь?

– Буду стрелять плохих парней? – спросил Дэвид Прентисс.

– Будешь, держу пари, Дейв, – заверил его Брайан.

– Ух, ты! – восхищённо прошептал Дэвид, и тут его глаза закрылись.

– Дэвид? Оставайся со мной, Дэвид. Открой глаза. Дейви, ты меня слышишь? Нам нужно ещё поговорить. – Он осторожно опустил тело на прилавок и приложил пальцы к шейке, нащупывая пульс.

Пульса не было.

– О, дерьмо. О, какое же дерьмо! – чуть слышным шёпотом проговорил Брайан. Очевидно, в этот самый момент его кровь очистилась от хлынувшего в неё адреналина. Тело сразу словно опустело, мускулы сделались ватными.

Поспешно вбежали прибывшие первыми пожарные в своём боевом обмундировании, с чемоданами, в которых, по всей вероятности, должно было находиться медицинское оборудование. Один из них сразу принялся командовать, направляя людей в разные места. Двое подошли к Брайану. Первый взял мальчика из его рук, пристально посмотрел, опустил детское тельце на пол и, не говоря ни слова, перешёл к другому раненому, оставив Брайана в перемазанной детской кровью рубашке стоять возле окровавленного прилавка.

Энцо находился неподалёку, но теперь, когда за дело взялись профессионалы – вообще-то, добровольцы, оказывающие помощь пожарным, но всё же имеющие необходимые знания и опыт, – он просто стоял и смотрел. Потом братья вместе вышли через ближайшие ворота на свежий воздух, под ясное полуденное небо. Вся трагедия длилась менее десяти минут.

Точно так же, как настоящий бой, понял Брайан. Целая жизнь – нет, множество жизней успевают дойти до безвременного конца за мимолётный отрезок времени. Его пистолет вернулся на место в сумку-пояс. Пустой магазин, скорее всего, валялся у прилавка в «Сэм Гуди». К его теперешнему состоянию были бы, вероятно, ближе всего те чувства, которые испытывала Дороти, когда торнадо уносил её вместе с домиком с родительской фермы в Канзасе. Но ему не светило попасть в страну Оз[56]. Они все так же оставались в сердце Виргинии, и совсем рядом с ними валялось на полу магазина множество убитых и жестоко израненных людей.

– Кто вы такие, парни? – К ним подошёл полицейский капитан.

Доминик предъявил своё удостоверение ФБР. На данный момент этого было вполне достаточно.

– Что случилось?

– Похоже на то, что террористы вчетвером вошли в магазин и принялись расстреливать людей. Они все мертвы. Мы разделались с ними, всеми четырьмя, – сказал Доминик.

– Вы ранены? – спросил капитан Брайана, указывая на окровавленную рубашку.

Альдо покачал головой.

– Ни царапины. Кэп, там чёртова прорва пострадавших гражданских.

– А вы-то, парни, что здесь делали? – спросил наконец капитан.

– Покупали ботинки, – с горькой усмешкой в голосе ответил Брайан.

– Ни ... себе!.. – Полицейский капитан взглянул на вход в торговый комплекс, дёрнулся было туда, но остался на месте. Судя по всему, он боялся входить туда – боялся того кошмарного зрелища, которое ему предстояло увидеть. – Есть какие-нибудь мысли?

– Поставьте оцепление, – сказал Доминик. – Проверьте все номерные знаки. Посмотрите удостоверения личности у мёртвых ублюдков. Вы ведь знаете порядок, верно? Кто местный начальник отделения?

– У нас только резидент. Ближайшее полноценное отделение ФБР в Ричмонде. Туда уже позвонили. Там за главного парень по имени Миллс.

– Джимми Миллс? Я его знаю. Ладно, Бюро, так или иначе, должно прислать сюда много народу. А с вашей стороны будет лучше всего, если вы займётесь оказанием помощи раненым и позаботитесь о том, чтобы место преступления осталось в максимально нетронутом виде. Там чертовский беспорядок, кэп.

– Охотно верю. Ладно, я ещё вернусь.

Доминик дождался, пока капитан не скрылся внутри, затем ткнул брата локтем, и они не спеша направились к своему «Мерседесу». На стоянке, естественно, успел появиться полицейский автомобиль, в котором сидели двое офицеров – один из них с большим дробовиком в руках. Увидев удостоверение ФБР, копы без слов пропустили братьев.

Через десять минут они вернулись в старинный особняк.

– Что происходит? – спросил встретивший их в кухне Александер. – По радио передали...

– Пит, знаете, насчёт моих бесконечных размышлений и сомнений?.. – полувопросительно произнёс Брайан.

– Да, но какое...

– Можете забыть о них, Пит. Раз и навсегда, – твёрдо заявил Брайан.

Глава 14 Рай

Группы репортёров из различных агентств новостей слетелись в Шарлотсвилл, как стервятники на свежий труп, – вернее, слетались, пока события не усложнились многократно.

Следующий экстренный выпуск последних известий сообщил о событиях в торговом центре «Цитадель» в Колорадо-Спрингс, затем поступили трагические новости из города Прово, что в Юте, и наконец из Де-Мойна, Айова. Так что масштаб происшедшего увеличился до немыслимого размаха. В Колорадо погибли шестеро кадетов Академии ВВС США (ещё нескольких их товарищи сумели вытащить в безопасное место) и двадцать шесть гражданских лиц.

Но информация о трагедии в Колорадо-Спрингс очень быстро дошла до Прово, где местный начальник полиции продемонстрировал прекрасные профессиональные качества, успев направить радиофицированные патрульные автомобили к каждому торговому центру. События развернулись возле «Таун-центра». В каждой машине имелся дробовик, и перед торговым центром разразилось поистине эпическое сражение между четырьмя вооружёнными террористами и шестью полицейскими, каждый из которых отлично умел стрелять. В результате двое копов получили тяжёлые ранения, погибли трое гражданских лиц – к битве присоединились одиннадцать местных жителей, – и четверо террористов убиты. ФБР позднее скажет, что нападение было проведено неграмотно. В Де-Мойне все могло закончиться примерно так же, но там местные полицейские отреагировали с запозданием, и потому четверо погибших террористов унесли с собой жизни тридцати одного местного жителя.

В Колорадо двое уцелевших террористов укрылись в магазине, блокированные отрядом полицейского спецназа, расположившимся в пятидесяти ярдах. На подмогу к спецназовцам мчалась пехотная рота Национальной гвардии, срочно направленная приказом губернатора штата, сгоравшая от нетерпения и стремления поскорее претворить в жизнь все солдатские фантазии: манёвром и огнём уничтожить наглых захватчиков и останки их кинуть в ловушки для кугуаров вместо приманки. На то, чтобы добраться и расположиться, потребовался час, но «воины выходного дня» обладали высокой огневой мощью, да ещё и умело использовали дымовые гранаты, так что им удалось без особого труда уничтожить армию вторжения, то есть двоих преступников – оказавшихся арабами, чему никто не удивился, – причём сделано это было весьма эффектно.

К тому времени уже вся Америка сидела перед телевизорами, в которых репортёры из Нью-Йорка и Атланты пытались сообщить согражданам о том, что было им известно (весьма немного), и дать объяснение событиям дня, что они делали на уровне учеников начальных классов. Они бесконечно пересказывали те достоверные факты, которые сумели собрать, и расспрашивали «экспертов», которые сами знали очень мало, зато были чрезвычайно многословны. Все это очень хорошо годилось если не для информирования публики, то, по крайней мере, для заполнения эфирного времени.

* * *

Естественно, телевизоры имелись и в Кампусе, и большинство сотрудников бросили работу и тоже прильнули к экранам.

– Святой Иисус, – пробормотал Джек-младший. Остальные испытывали точно такие же чувства, но им было труднее, поскольку они формально входили в разведывательное сообщество, которое не только не смогло предотвратить нападение на собственный округ, но даже предупредить о нём.

– Все очень просто, – уверенно пояснил Тони Виллс. – Раз у нас нет полевых сотрудников, значит, нам крайне трудно что-то узнать заранее, если только плохие парни не окажутся совсем уж беспечными при использовании своих сотовых телефонов. Но средства массовой информации любят рассказывать народу о том, как мы выслеживаем плохих парней, и плохие парни получают из репортажей очень много полезных сведений. Аппаратчики Белого дома ничуть не лучше – они очень любят разглагольствовать перед репортёрами о том, какие они умные и блестящие парни, и при этом допускают разнообразные утечки. Иной раз всерьёз задумываешься, не являются ли они пособниками террористов – настолько часто они выпускают в свет жизненно важные сведения. – В действительности многочисленные сотрудники администрации, конечно же, просто хвастались перед репортёрами, потому что, кроме этого, они почти ничего не умели.

– Значит, оставшуюся часть дня все СМИ будут кричать об «очередном провале разведки», верно?

– Можете ставить на это любые деньги, – согласился Виллс. – Те же самые люди, которые всё время громят и топчут разведку, будут теперь жаловаться, что она не выполняет своих обязанностей, не признавая, естественно, того, что сами вставляют ей палки в колеса при любой возможности. И в Конгрессе все повторится в точности. Как бы там ни было, давайте вернёмся к работе. Агентство национальной безопасности попытается загладить свою вину и заслужить хоть какое-то одобрение со стороны своих противников – они ведь тоже люди, верно? Им нравится бить себя в грудь и громко возвещать о малейшем успехе. Так давайте посмотрим, не причастен ли наш друг Сали ко всей этой истории.

– Но кто же тот большой кахуна[57], который заказал все это безобразие? – спросил Джек.

– Вот и попытаемся это выяснить. – Виллс не стал добавлять, что ещё важнее выяснить, где ублюдок находился в это время. Установленная личность с определённым местонахождением могла принести куда больше пользы, чем личность без оного.

* * *

Наверху Хенли сидел перед телевизором в обществе своих ведущих помощников.

– Ваши соображения?

– Звонил Пит из Шарлотсвилла. Хотите угадать, где в это время находились наши стажёры? – спросил Джерри Раундс.

– Вы шутите, – ответил Том Дэвис.

– Нисколько. Они разделались со всеми плохими парнями, причём без всякой помощи, и благополучно вернулись домой. Есть и премия: Брайан – морской пехотинец, – который долго сомневался насчёт этичности предлагаемой работы, отбросил все сомнения. Они, как сообщает Пит, навсегда остались в прошлом. Теперь он ждёт не дождётся, когда же его отправят на настоящее задание. И Пит, кстати, считает, что братья практически готовы.

– В таком случае получается, что нам нужна лишь несомненная цель? – спросил Хенли.

– Мои люди будут изучать поступления из Агентства национальной безопасности. Следует предположить, что плохие парни теперь будут говорить только об этом. Их период телефонного молчания неминуемо должен закончиться, – размышлял вслух Рик Белл. – Поскольку мы готовы к активным действиям, значит, к ним надо приступать, причём чем скорее, тем лучше.

Это уже относилось к департаменту Сэма Грейнджера. Он пока что сидел молча, но теперь пришло время и ему вступить в разговор.

– Что ж, парни, у нас есть двое мальчишек, готовых отправиться куда угодно и послужить определённым целям, – сказал он, используя оборот, изобретённый армией много лет тому назад. – Пит сказал мне, что они хорошие мальчики, и, судя по случившемуся сегодня, думаю, что у них будет вполне должная мотивация.

– Кто хочет возразить? – спросил Хенли. Возможные возражения нетрудно было угадать заранее, но ему хотелось услышать что-нибудь ещё.

– Террористы хотели ужалить нас хитрым образом. Цель здесь, несомненно, состояла в том, чтобы нанести удар именно в центральных районах Штатов, – заговорил Раундс. – Ублюдки считают, что им удастся запугать нас, показав, что они могут атаковать нас где угодно, а не только в таких очевидных целях, как Нью-Йорк. Вот что составляло особенность этой операции. Вероятно, пятнадцать-двадцать террористов и, возможно, немногочисленная группа поддержки. Это не так уж мало, но и не слишком много – таким образом они вполне могут обеспечить секретность подготовки акции. Их люди были хорошо мотивированы. Не сказал бы, что они очень уж хорошо подготовлены, поскольку сутью операции, отвлекаясь от её отдалённой цели, было просто закинуть во двор бешеную собаку, чтобы она покусала кого-нибудь из ребятишек. Они продемонстрировали свою политическую готовность пойти на самые низкие поступки, но в этом тоже нет ничего неожиданного, а также то, что они не станут считаться с людскими потерями, но и этому не стоит удивляться. Нападение было, по методу осуществления, крайне низкотехнологичным – несколько плохих парни с лёгким автоматическим оружием. Они продемонстрировали безудержную злобу, но не настоящий профессионализм. Менее чем через два дня ФБР выяснит, откуда они взялись и, возможно, каким образом попали в страну. Они не учились в авиашколах или каких-нибудь подобных заведениях, и можно предположить, что они пробыли в стране не так уж долго. Я полюбопытствовал бы, кто разведывал для них цели. Расчёт времени указывает на наличие некоторого предварительного планирования, хотя, предполагаю, не слишком серьёзного – не так уж трудно прикинуть по наручным часам время посещения народом магазинов. И ещё, они не рассчитывали уйти живыми после нападения. А явились, присмотрев себе цели. Подумав, я готов поставить доллар, а то и пять, что они находились на нашей территории самое большее недели две, хотя, вероятно, и меньше – это зависело от того, каким образом они к нам пролезли. Впрочем, это Бюро выяснит очень скоро.

– Пит сообщил, что вооружены они были автоматами «ингрэм». Эти железки привлекательны с виду, и поэтому их чаще всего показывают в кино и по телевизору, – добавил Грейнджер. – Но как боевое оружие они не слишком эффективны.

– Как эти мерзавцы их раздобыли? – спросил Том Дэвис.

– Хороший вопрос. Полагаю, что ФБР уже получило те автоматы, из которых стреляли в Виргинии, и сейчас прослеживает их путь по регистрационным номерам. Они хорошо умеют делать такие вещи. Сегодня вечером, думаю, информация уже будет у нас. Это даст им представление о том, как оружие попало в руки террористов, а затем расследование пойдёт своим чередом.

* * *

– Что теперь будет делать Бюро, а, Энцо? – спросил Брайан.

– Это дело особой важности. Ему присвоят кодовое название и дадут право подключать к его расследованию любого агента. Сейчас фэбээровцы, конечно же, прежде всего ищут автомобиль, который использовали плохие парни. Возможно, он был угнан. Но вероятнее, что арендован. При оформлении аренды нужно расписаться, оставить копию водительских прав, кредитной карточки – словом, обычный набор, без которого ты не сможешь арендовать в Штатах автомобиль. Все это можно проследить. А любой след куда-нибудь да ведёт, братишка. Именно поэтому всех так часто заставляют предъявлять документы.

– Как дела, парни? – спросил Пит, входя в комнату.

– Выпивка помогает, – ответил Брайан. Он всё ещё чистил свою «беретту», хотя Доминик уже закончил возиться со «смит-вессоном». – Это было нисколько не забавно, Пит.

– Никто и не мог ожидать ничего иного. Значит, я только что говорил с Министерством внутренних дел. Они хотят познакомиться с вами, парни, где-нибудь послезавтра. Брайан, у вас прежде были серьёзные сомнения, но сегодня вы сказали мне, что теперь всё обстоит иначе. Вы с тех пор не переменили своё мнение?

– Пит, вы обучали нас узнавать людей, подбираться к ним и убивать их. Я знаю, что смогу жить со всем этим в себе – до тех пор, пока от нас не потребуют чего-то полностью незаконного.

Доминик лишь кивнул, соглашаясь с братом, но его взгляд не отрывался от лица Александера.

– Ну, вот и хорошо. В Техасе есть старая шутка насчёт того, почему там такие хорошие адвокаты: потому что людей, которых нужно убить, гораздо больше, чем лошадей, которых стоит красть. И, раз уж речь зашла о тех, кого нужно убить, возможно, вы вдвоём сможете немного помочь в этом деле.

– Вы, может быть, все же скажете нам, на кого именно мы работаем? – спросил Брайан.

– Вы узнаете это должным порядком, через день-другой.

– Ладно, столько я смогу подождать. – Он наскоро прикидывал в уме. Генерал Терри Бротон мог кое-что знать. Парень из ФБР, Вернер, знал наверняка. Бывшая табачная плантация, на которой они обучались, не принадлежала ни одной известной ему правительственной организации. ЦРУ имело в Виргинии «Ферму» рядом с Йорктауном, но до неё было около ста пятидесяти миль. Это место вряд ли могло принадлежать и АНБ, по крайней мере, так ему казалось, хотя он вполне мог ошибаться. И вообще, оно было совершенно лишено «правительственного» запаха – по крайней мере, на его нюх. Но, как бы там ни было, через несколько дней он наконец-то узнает нечто существенное, а столько он вполне мог вытерпеть.

– Что-нибудь нам известно о тех парнях, которых мы нынче замочили?

– Почти ничего. Придётся некоторое время подождать. Доминик, сколько времени должно пройти до тех пор, пока у них появятся сколько-нибудь значимые сведения?

– Завтра к полудню у них будет много информации, но у нас нет связи с Бюро. Если только вы не хотите, чтобы я...

– Нет, не хочу. Нам, возможно, придётся дать им понять, что вы с Брайаном не какая-то новая версия Одинокого ковбоя[58], но об этом должно узнать как можно меньше народу.

– Вы хотите сказать, что мне нужно будет поговорить с Гасом Вернером?

– Вероятно. Он обладает достаточным весом в Бюро, чтобы сказать, что вы выполняете спецзадание, и заставить прекратить лишние разговоры. Мне кажется, что он должен быть очень доволен, что нашёл для нас такой талант. Между прочим, вы очень неплохо проявили себя.

– Мы сделали только то, – ответил морской пехотинец, – чему нас учили. У нас всего лишь оказалось достаточно времени, чтобы собрать своё дерьмо в кучку, а после этого всё шло автоматически. В военном училище меня заставили усвоить, что различие между «сделал» и «не сделал» часто укладывается в несколько секунд размышлений. Если бы мы, когда все это началось, находились в «Сэм Гуди» и пришли на несколько минут раньше, то, не исключено, что всё закончилось бы по-другому. И ещё одно: два человека действуют примерно в четыре раза эффективнее, чем один человек. Об этом даже есть серьёзное научное исследование. «Нелинейные тактические факторы в действиях малых подразделений». Если я, конечно, правильно запомнил название. Мы его изучали в Школе разведки.

– Ты что, серьёзно хочешь сказать, что морские пехотинцы умеют читать? – спросил Доминик, потянувшись к бутылке бурбона. Он налил две хороших порции, разбавил – чисто символически, – протянул один стакан брату, а из второго сразу же отпил.

– Тот парень, который был в «Сэм Гуди», – он улыбался мне, – сказал Брайан, который, по-видимому, никак не мог отойти от изумления, вызванного таким поведением террориста. – Я тогда не обратил на это внимания, а теперь мне кажется, что он не боялся смерти.

– Это у них называется мученичеством, и есть люди, которые действительно верят, что за такую смерть им на том свете уготована хорошая участь, – объяснил Пит. – Ну, и что вы сделали?

– Я выстрелил в него с близкого расстояния, наверно, шесть или семь раз...

– Более десяти, братишка, – поправил его Доминик. – И ещё одну, последнюю, пулю в затылок.

– Он всё ещё двигался, – объяснил Брайан. – А у меня не было наручников, чтобы надеть на него. И, знаете, на самом деле я нисколько не раскаиваюсь, что сделал это. – Кроме того, он всё равно в считанные минуты истёк бы кровью. Из-за того, что все получилось именно так, а не иначе, его путь в мир иной лишь стал немного короче.

* * *

– В-3 и бинго! Точно – бинго! – воскликнул Джек из-за своего стола. – Сали участвует в игре! – добавил он, ткнув пальцем в экран.

Виллс принялся елозить мышкой, вызывая перехват из Агентства национальной безопасности. Да, там обнаружилось все, что требовалось.

– Знаешь, Джек, – накануне он, почти незаметно для самого себя, перешёл на более фамильярно-покровительственный тон в общении с этим действительно хорошим мальчиком, – курице полагается кудахтать лишь после того, как яйцо отложено: только для того, чтобы сообщить миру, какая она умница. К работе с нашими птичками это тоже относится. Ладно, Джек, теперь говорю официально: да, Уда бен-Сали – игрок. Кому это адресовано?

– Парню, с которым он часто болтает в Сети. Главным образом они говорят о пересылке денег.

– Наконец-то! – Виллс внимательно просмотрел документ на своём мониторе. – АНБ запросило фотографии парня, всю имеющуюся информацию о нём. Может быть, в Лэнгли наконец сообразят взять его под плотное наблюдение? Слава тебе, господи! – Он сделал паузу и спросил: – У тебя есть список людей, с которыми он общался по электронной почте?

– Угу. Хотите посмотреть? – Джек нажал кнопку и уже через пятнадцать секунд передал лист распечатки своему соседу по комнате. – Даты и все параметры электронных писем. Если хотите, я могу распечатать все интересные и объяснить, почему они меня заинтересовали.

– Пока что пускай лежат на своём месте. А я покажу это Рику Беллу.

– Ладно, а я останусь оборонять форт.

«Видел новости по ТВ? – писал Сали своему чуть ли не постоянному корреспонденту. – От этого у американцев должны сильно разболеться животы!»

– Что верно, то верно, – сказал Джек, обращаясь к экрану. – Но ты сам, Уда, напечатал эти слова. Своей собственной рукой. Угу!

«Ещё шестнадцать мучеников», – думал Мохаммед, смотревший телевизор в номере венской гостиницы «Бристоль». Это казалось болезненной потерей только на первый взгляд. Такие люди на самом деле представляли собой всего лишь расходный материал. По своей ценности они не могли идти ни в какое сравнение с ним, и это было чистой правдой, из-за той роли, которую он исполнял в организации. Его внешность и отличное владение языками позволяли ему отправиться в любой район земного шара, а благодаря блестящему уму он мог отлично планировать свои миссии.

«Бристоль» был воистину прекрасной гостиницей. Он располагался на противоположной стороне улицы от ещё более привлекательного «Империала». В мини-баре здесь имелся даже хороший коньяк, а Мохаммед любил хороший коньяк. Миссия прошла не так чтобы совсем хорошо... он надеялся, что мёртвых американцев будут сотни, а не несколько дюжин, но, учитывая множество вооружённых полицейских и даже вооружённых граждан, следует признать, что его ожидания были чрезмерно оптимистичными. Но стратегическая цель достигнута. Все американцы теперь знали, что они не находятся в безопасности. Где бы они ни жили, до них всюду могут добраться его святые воины, готовые отдать свои жизни за то, чтобы лишить американцев их самоуверенного чувства защищённости. Мустафа, Саид, Сабави и Мехди сейчас находились в раю – если такое место действительно существовало. Он иногда думал, что это всего лишь сказка, предназначенная для доверчивых детей или простаков, которые верят всему, что проповедуют имамы. Нужно тщательно выбирать проповедников, поскольку далеко не все имамы понимают ислам так же, как он, Мохаммед. Но погибшие не желали власти над всем. А он желает... хотя, возможно, не над всем, а над частью – той, в которую входят Святые места.

Он не мог открыто говорить о подобном. Кое-кто из старших руководителей Организации действительно верил в существование рая, они придерживались даже более консервативного – реакционного! – подхода к вере, нежели ваххабиты Саудовской Аравии. Он считал последних всего лишь развращёнными порождениями своей испорченной огромными деньгами страны, людьми, которые, прикрываясь высокими словами, предавались порокам дома и за границей, проматывая свои богатства. Деньги нетрудно потратить. В конце концов, нельзя же их взять с собой в загробную жизнь. Если рай действительно существует, то там деньги не нужны. А если не существует – то тем более не нужны. Чего он хотел, на что он надеялся – нет, чего он достигнет при жизни, – это Власть, возможность указывать людям, подчинять их своей воле. Для него религия являлась матрицей, определявшей форму того мира, которым он будет управлять. Он даже молился при случае, чтобы ему дано было не забыть эту форму – прежде всего, при встречах с «вышестоящими». Но, будучи руководителем операций, именно он, а не они, определял путь, по которому шла их организация, преодолевая препятствия, расставленные перед нею идолопоклонниками с Запада. И, выбирая путь, он одновременно определял суть стратегии, основанной на религиозных верованиях, легко корректировавшихся политическим миром, в котором они действовали. В конце концов, не кто иной, как враг, формировал твою стратегию, поскольку именно с его стратегией необходимо было совладать.

Итак, теперь американцы познают страх, какого не знали никогда прежде. Теперь риску подвергалась не их политическая столица и не их финансовая столица, а их жизни – всех и каждого. Миссия изначально была направлена главным образом на убийство женщин и детей, самых драгоценных и самых уязвимых членов любого общества.

Ещё раз отметив про себя, что цель достигнута, он со щелчком открутил крышечку на очередной маленькой бутылочке коньяка.

Попозже он включит ноутбук и получит донесения от своих подчинённых в поле. Нужно будет сказать одному из банкиров, чтобы тот положил ещё валюты на его лихтенштейнский счёт. Нельзя допустить, чтобы он иссяк. После этого счета «Visa» будут аннулированы и навсегда канут в миры эфира. В противном случае полиция может узнать его имя и, возможно, даже раздобыть фотографию и пойти по его следу. Это никуда не годилось. Ему предстояло пробыть в Вене ещё несколько дней, затем вернуться домой на неделю, чтобы встретиться с верховным руководством и спланировать будущие действия. Теперь, когда у него такой роскошный трофей за поясом, они будут слушать его повнимательнее. Его союз с колумбийцами окупился, несмотря на все их дурные предчувствия, и он теперь вознёсся на самый гребень волны. Ещё несколько ночей на празднование успеха, и он будет готов вернуться домой, где ночная жизнь куда менее привлекательна – кофе и чай, чай и кофе... И ещё разговоры. Бесконечные разговоры. Никакого действия. Только действие могло обеспечить достижение целей, поставленных перед ним... его руководством... и им самим.

* * *

– Мой бог, Пабло, – пробормотал Эрнесто, выключив свой телевизор.

– Не могу сказать, чтобы это сильно удивило меня, – ответил Пабло. – Вы ведь не ожидали, что они расставят там киоски и начнут продавать герлскаутское печенье?

– Конечно, но это?..

– Именно поэтому их и называют террористами, Эрнесто. Они убивают без предупреждения и нападают на людей, неспособных защищаться. – По телевидению то и дело повторяли репортажи из Колорадо-Спрингс, где, благодаря присутствию грузовиков Национальной гвардии, телевизионная картинка имела особый драматизм. Там гражданские жители, одетые в форму, даже уложили перед камерами два трупа террористов, якобы для того, чтобы очистить место, где от дымовых гранат что-то загорелось, но на самом деле, конечно же, чтобы продемонстрировать результаты своей военной операции. Колумбийские военные тоже любили такие штуки. Солдатское бахвальство. Что греха таить, точно так же частенько поступали и собственные sicarios[59] картеля. И вовсе не это волновало Эрнесто во всей истории. Для него было важно, чтобы его воспринимали как «бизнесмена», а не как торговца наркотиками или террориста. Глядя в зеркало, он видел там человека, производящего ценный продукт, служащего тем самым обществу, получающего от него деньги и вынужденного иной раз защищать свой бизнес от недобросовестных конкурентов.

– Но как будут реагировать norteamericanos? – спросил Эрнесто, обращаясь к воздуху.

– Они будут махать кулаками, расследуют это происшествие, как любое уличное убийство, и кое-что узнают, но до большинства фактов так и не докопаются. Зато у нас есть новая сеть распространения в Европе, что, – напомнил он своему боссу, – является нашей целью.

– Но, Пабло, столь масштабного преступления я не ожидал.

– Но мы же все это обсуждали, – с величайшим спокойствием ответил Пабло. – Их намерение как раз и состояло в том, чтобы провести какую-нибудь впечатляющую демонстрацию, – он, конечно же, не стал употреблять слово «преступление», – которая вселит страх в сердца их врагов. Вся эта чушь важна для них, и мы знали об этом заранее. Для нас же важно то, что в результате ненужное внимание отвлечётся от нас и наших интересов.

Время от времени ему приходилось проявлять особое терпение, объясняя что-то своему боссу. Самым главным были деньги. Имея деньги, можно купить власть. Имея деньги, можно купить людей и защиту и не только обеспечить безопасность собственной жизни и жизни своих близких, но и взять под контроль свою страну. Рано или поздно они устроят так, что в голосовании победит человек, который станет говорить те самые слова, какие хотят услышать norteamericanos, но не будет делать ровным счётом ничего, разве что расправится с группой Кали, которая слишком уж часто путалась у них под ногами. Единственная реальная опасность состояла в том, что можно нарваться на предателя, который возьмёт их деньги, а потом сам же на них и набросится, как никчёмный пёс. В конце концов, все политики сделаны из одного теста. Но он внедрит к этим людям информаторов, которые будут обеспечивать его собственную безопасность. Они должны будут «отомстить» за убийство фальшивого друга, которого при подобных обстоятельствах придётся лишить жизни. Это сложная игра, но в неё вполне можно будет сыграть. И он прекрасно знал, как обвести вокруг пальца хоть отдельных людей, хоть правительство – даже североамериканское, если уж дойдёт до этого. У него были длинные руки, он запускал их в умы и души даже тех, кто понятия не имел, чья рука дёргает их за ниточки, заставляя плясать. В особенности это относилось к тем, кто выступал против легализации его продукта. Если бы это произошло, его прибыли рухнули бы ко всем чертям, а вместе с ними и его власть. Он не мог допустить этого. Ни за что! Для него самого и его организации сохранение существующего положения являлось наилучшим modus vivendi[60] для всего мира. Наилучшим, но не идеальным, хотя идеальное было чем-то таким, чего он никак не рассчитывал достичь в реальном мире.

* * *

ФБР работало быстро. Найти «Форд» с номерным знаком Нью-Мексико оказалось очень несложно, но, несмотря на это, проверили все находившиеся на прилегающих к торговому центру стоянках автомобили. И разыскали их владельцев, причём многим из них пришлось давать официальные показания вооружённым агентам. В Нью-Мексико выяснилось, что прокатное агентство «Нэшионал» было оборудовано телекамерами наблюдения, что видеозаписи за последние недели две сохранялись в полном порядке, и, что ещё замечательнее, на одной из них нашлась не только нужная сделка, но и другая, представлявшая прямой интерес для отделения ФБР из Де-Мойна. Менее чем через час ФБР направило тех же агентов в прокатное агентство «Герц», находившееся на расстоянии в полмили и тоже оснащённое видеокамерами. Помимо различных заполненных рукой клерка бланков и телевизионного изображения, у ФБР теперь имелись фальшивые имена (Томас Саласар, Гектор Сантос, Антонио Кинонес и Карлос Олив) и копии столь же фальшивых водительских прав. Вся документация была очень важна. Международные водительские права были выданы в Мехико, поэтому в Управление мексиканской федеральной полиции немедленно отправили телексы, ответом на которые явилось оперативное и профессиональное содействие.

В Ричмонде, Де-Мойне, Солт-Лейк-Сити и Денвере, помимо всего прочего, изучали кредитные карточки «Visa». Руководитель службы безопасности «Visa» оказался отставным сотрудником ФБР. Под его руководством удалось по компьютерам не только установить, какой банк выдал карточки, но и выяснить, что по четырём из этих карт расплачивались, в обшей сложности, на шестнадцати бензоколонках. Это позволило установить маршруты и скорость передвижения всех четырех террористических групп. Регистрационные номера автоматов «ингрэм» проанализировало родственное ФБР Бюро по контролю за соблюдением законов об алкогольных напитках, табачных изделиях, огнестрельном оружии и взрывчатых веществах Министерства финансов. Там установили, что все шестнадцать единиц оружия принадлежали к партии, похищенной одиннадцатью годами ранее в Техасе. Кое-что из похищенного уже всплывало в связи с перестрелками при участии наркоторговцев, происходившими по всей стране, и эта информация раскрыла перед Бюро ещё одну магистральную линию расследования.

У убитых террористов были сняты отпечатки пальцев и взята кровь для генетического анализа.

Автомобили, естественно, доставили в управления ФБР и тщательнейшим образом исследовали на предмет отпечатков пальцев и других признаков, позволявших установить, не было ли в них ещё каких-нибудь людей. Руководство и обслуживающий персонал каждой гостиницы были допрошены, равно как и работники предприятий быстрого питания, местных баров и других заведений, торгующих едой. Были также изъяты все телефонные счета мотелей, чтобы проверить, не делалось ли каких-нибудь телефонных звонков, и если делалось, то куда. После этого пришлось подключать к делу Интернет-провайдеров. Ноутбуки террористов изъяли, сняли с них отпечатки пальцев и передали кудесникам электроники и программирования Бюро. В общей сложности делом, получившим достаточно прозрачное кодовое название «Исламтерр», занимались семь сотен агентов, не считая тех, кто оказывал им содействие, участвуя в расследовании других преступлений.

Пострадавшие находились, по большей части, в местных больницах, и у тех, кто был в состоянии говорить, в тот же вечер взяли показания, чтобы выяснить, что они знали или могли вспомнить. Пули, извлечённые из тел, приобщили к делу в качестве вещественных доказательств; все они, вместе с оружием, были переданы в недавно организованную лабораторию ФБР, находившуюся на севере Виргинии, для экспертизы. Вся полученная информация поступала в Министерство безопасности Отечества, которое, естественно, переправляло её в ЦРУ, АНБ и прочие части американской разведывательной машины, резиденты которых, в свою очередь, жестоко теребили своих агентов, требуя полезных данных. Разведчики также получили возможность проверить дружественность своих иностранных коллег, обратившись к ним за сведениями, которые могли быть связаны с террористической атакой. Естественно, выяснилось, что в большинстве случаев все их предшествующие заверения в вечной и неизменной дружбе оказались несколько преувеличенными. Вся имеющаяся информация по линии связи ЦРУ/АНБ попадала в Кампус, поступая в огромный центр компьютерной обработки, расположенный в подвале, где разносилась по базам данных и готовилась для передачи аналитикам, которые придут на работу утром.

* * *

С верхних этажей все разошлись на ночь по домам, за исключением охраны и уборщиков. Рабочие места аналитиков были оборудованы несколькими различными способами защиты, не позволяющими включить ни один компьютер без соответствующего индивидуального допуска. Охранников было немало, но они не расхаживали по коридорам, обеспеченным непрерывным наблюдением камер, связанных кабельной сетью и выводивших все, что оказывалось перед их объективами, на мониторы, которые находились под параллельным контролем людей и электронных систем.

* * *

Вернувшись домой, Джек подумал было, не позвонить ли домой, но решил не делать этого. Отца, вероятно, осаждают репортёры газет и телевидения, невзирая даже на его широко известную привычку не говорить ничего определённого, чтобы дать полную свободу действий нынешнему президенту Эдварду Килти. Существовала безопасная и совершенно частная линия, о которой знали только дети, но Джек решил оставить её в распоряжении Салли, которая всегда была намного возбудимее, чем он. Джек вышел из положения, отправив отцу e-mail-послание, содержание которого можно было бы передать двумя фразами: «Что за чертовщина?» и «Уверен, что ты хотел бы сейчас вновь оказаться в Белом доме». Хотя в глубине души он хорошо понимал, что Джек-старший сейчас, скорее всего, благодарит бога за то, что пост президента занимает не он, а кто-то другой и, возможно, даже всерьёз надеется, что Килти, вопреки всем своим привычкам, выслушает своих советников – а среди них имелось немало толковых людей – и подумает, прежде чем действовать. Отец, по всей вероятности, уже связался с кем-нибудь из своих зарубежных друзей, чтобы узнать, что им известно и что они думают, и получил мнения нескольких высокопоставленных деятелей – ведь иностранные правительства, как правило, прислушивались к тому, что он говорил, пусть даже в частном порядке. Большой Джек все ещё пребывал где-то внутри этой системы. И потому мог позвонить друзьям, которые остались ему верны и после того, как он освободил президентское кресло, и спросить, что же на самом деле творится в мире. Но Джек-младший не стал додумывать все это до логического завершения.

* * *

У Хенли и в служебном кабинете, и дома были установлены безопасные телефонные аппараты – изделие «AT&T» совершенно новой модели, имевшее пока что только производственное обозначение СТУ-5. Они попали к нему по совершенно неофициальным каналам.

Сейчас он говорил по такому телефону.

– Да, правильно. Завтра утром мы получим все, что нужно. Не вижу большого смысла сидеть ночью в кабинете и пялиться на пустой экран, – не торопясь проговорил бывший сенатор и, отхлебнув бурбона с содовой, стал слушать своего собеседника.

– Вероятно, – ответил он на вполне очевидный вопрос. – Но ничего «трудного»... что касается того, что можно было бы ожидать в данном случае, то да.

Ещё один длинный вопрос.

– Сейчас – да, именно сейчас у нас есть двое парней. Они практически готовы... Да, мы работаем – около четырех. Мы очень тщательно изучим всё это совершенно безотлагательно – в смысле завтра. Над этим вопросом работают Джерри Раундс и Том Дэвис... да, совершенно верно, вы его не знаете. Чёрный парень с той стороны реки, поработал в обеих частях здания. Довольно толковый, имеет великолепное чутьё как на финансовые дела, так и тонкости оперативной работы. Удивительно, что вы с ним никогда не пересекались. Сэм? Ему бы только найти, кому задать, а уж он-то задаст, можете не сомневаться. Проблема в том, чтобы выбрать верные цели... Я знаю, вы не можете в этом участвовать. Прошу простить меня за неаккуратное выражение: слово «цели», конечно же, не самое верное.

Длинный монолог, закончившийся вопросом.

– Скоро... Спасибо, дружище. Вам того же. Как-нибудь увидимся.

Он повесил трубку, точно зная, что на самом деле в обозримом будущем не увидит своего друга... возможно, они никогда больше не увидятся лично. И это было ужасно, чертовски жалко. Очень уж мало людей, которые понимали такие вещи, и это являлось ещё одной причиной для сожалений. Оставалось сделать ещё один звонок – теперь уже по обычному телефону.

* * *

Грейнджер сначала взглянул на определитель номера и лишь потом снял трубку.

– Слушаю тебя, Джерри?

– Сэм, я насчёт наших новичков. Ты уверен, что они готовы сыграть по-крупному?

– Готовы, насколько это возможно, – заверил своего босса глава оперативного отдела.

– Притащи их сюда завтра к ленчу. Ты, я, они и Джерри Раундс.

– Утром первым делом позвоню Питу. – Не было никакого смысла делать это сейчас. В конце концов, им предстоит всего-навсего двухчасовая поездка.

– Ладно. У тебя, возможно, есть какие-нибудь дурные предчувствия?

– Джерри, ты не можешь не знать единственного способа проверки качества пудинга. Рано или поздно мы все определим.

– Да, конечно, ты прав. Увидимся завтра.

– Спокойной ночи, Джерри. – Грейнджер положил трубку и вновь взялся за книгу.

* * *

Утренние новости во всей Америке были переполнены сенсационными материалами. В остальных странах, впрочем, тоже. Спутники связи, получавшие сигналы от Си-эн-эн, Фокс, Эм-эс-эн-би-си и прочих агентств, имеющих телепередатчики и каналы космической связи, сообщили миру историю, которую по силе общественного интереса мог бы перекрыть разве что ядерный взрыв. Европейские газеты выражали Америке ритуальное сочувствие по поводу перенесённых ею страданий, о которых, конечно же, скоро почти все позабудут – не только о подробностях, но и о событии в целом. Американские средства массовой информации говорили о том, как сильно перепугались американские граждане. Сообщалось (естественно, без каких-то количественных данных), что по всей стране граждане стали лихорадочно покупать огнестрельное оружие для самообороны, от которого если и мог бы быть какой-нибудь толк, то самый незначительный. Полиция, даже без особых указаний, знала, что следует крайне внимательно присматриваться к любому, кто мог приехать из стран, находящихся восточнее Израиля, и если какие-нибудь безмозглые адвокаты начнут кричать об этнической дискриминации, то и чёрт с ними. Вчерашние преступления, между прочим, совершили отнюдь не туристы из Норвегии.

Посещаемость церквей возросла, но ненамного.

По всей Америке люди отправились на работу и занимались своими делами, время от времени обращаясь к кому-нибудь из коллег с сакраментальным вопросом: «Ну, и что ты обо всём этом думаешь?», в ответ на который спрошенный решительно кивал головой и возвращался к своему труду, будь это варка стали, сборка автомобилей или доставка почты. На самом деле они были напуганы вовсе не так сильно, потому что, несмотря даже на то, что несчастий было четыре, большинство американцев проживало далеко или очень далеко от тех мест, где они произошли, тем более, что такие события происходили крайне редко и мало кем воспринимались как серьёзная угроза собственной жизни. Но все в глубине души понимали, что где-то есть кто-то, кого очень нужно, просто необходимо напинать по заднице.

Джерри Хенли просматривал газеты. «Нью-Йорк таймс» ему доставлялась со специальным посыльным, а «Вашингтон пост» – с обычной почтовой доставкой. В обеих газетах передовые статьи казались написанными по одному шаблону: в них призывали к спокойствию и осмотрительности, напоминали о том, что в стране имеется президент, которому не без хладнокровной наглости советовали сначала подумать и только потом действовать. На противоположной стороне полосы помещались более интересные материалы. Некоторые комментаторы прямо утверждали, что реакцией «средних американцев» будет общенациональное требование мести. Хенли видел в этих текстах хорошую сторону, заключавшуюся в том, что он, возможно, окажется в состоянии ответить делом на это требование. Плохой же стороной всего этого являлось то, что даже если ему это удастся, все равно о его действиях никто никогда не узнает.

Как бы там ни было, эта суббота не должна оказаться обычным выходным днём, бедным на новости.

И автомобильная стоянка Кампуса будет полна, что не смогут не отметить проезжающие мимо. На тот случай, если кому-то взбредёт в голову полюбопытствовать, почему это служащие проводят уик-энд на работе, была заранее приготовлена легенда: что, дескать, четыре вчерашних массовых убийства повлекли за собой некоторую нестабильность на финансовом рынке (немного позже выяснится, что это чистая правда).

Джек-младший справедливо предположил, что сегодня можно будет одеться попроще, чем обычно, и уселся в свой «Хаммер-2», чтобы ехать на работу, одетым в джинсы, спортивную рубашку и кроссовки. Охранники, как всегда, стояли на посту в полной форме и с каменными лицами.

Когда Джек в 8.14 вошёл в комнату, Тони Виллс только-только успел включить свой компьютер.

– Привет, Тони, – поздоровался молодой Райан. – Как идут дела?

– Посмотри сам. Они не спят, – сказал Виллс своему стажёру.

– Вас понял. – Он поставил стакан с кофе на стол, опустился в своё удобное вращающееся кресло, включил питание компьютера и прошёл одну за другой все системы безопасности, предохраняющие от несанкционированного доступа. Утренний перехват из Агентства национальной безопасности – оборудование никогда не спало. И ему сразу стало ясно, что те люди, которых он выслеживал, тоже смотрели новости.

Конечно, следовало ожидать, что парни, вызывающие настолько большой интерес у АНБ, вряд ли будут питать дружеские чувства к Соединённым Штатам Америки, но Джек-младший хотя и не забывал об этом, все же был удивлён – нет, потрясён! – содержанием некоторых электронных писем. Он помнил свои собственные чувства, которые испытывал в то время, когда армия Соединённых Штатов ворвалась в Саудовскую Аравию, преследуя войска несуществующей в настоящее время Объединённой исламской республики, тот всплеск удовлетворения, испытанный при виде вражеского танка, взорвавшегося от прямого попадания. В тот момент он совершенно не думал о троих парнях, заживо сгоревших в стальном гробу, а если бы и подумал, то сказал бы, что так им и надо, раз они подняли руку против Америки. За это надо было платить, они, в некотором роде, пошли на пари, и если монета упала не орлом, а решкой, что ж, потому игра и называется азартной. Частично это объяснялось его юностью, поскольку ребёнку все кажется направленным к нему как центру известной ему вселенной, и требуется некоторое время, чтобы избавиться от этой иллюзии. Но люди, убитые накануне, являлись ни в чём не повинными гражданскими жителями, не принимавшими никакого участия в войне, по большей части это были женщины и дети, и те, кто мог испытывать удовольствие от их смертей, были варварами, и никем больше. Но что произошло, то произошло. Дважды американцы проливали кровь, чтобы спасти родину ислама, и всё же некоторые из жителей Саудовской Аравии рассуждали именно так.

– Проклятье! – прошептал он. Принц Али был совсем другим. Они с отцом Джека были друзьями. Они бывали в гостях друг у друга. Джек сам разговаривал с этим парнем, знакомился с его мыслями, внимательно слушал то, что тот говорил. Даже если сделать скидку на то, что тогда он ещё был почти ребёнком, Али все равно не из таких. Зато у его отца не было ровным счётом ничего общего с Тэдом Банди[61], а ведь Банди был американским гражданином и, вероятно, даже ходил на выборы. Так что принадлежность к числу граждан той или иной страны ещё не делала из тебя посла по особым поручениям.

– Не все нас любят, малыш, – сказал Виллс, взглянув на его лицо.

– Но разве мы когда-нибудь делали им что-нибудь плохое? – спросил Джек.

– Мы – самый большой и самый богатый ребёнок в квартале. То, что мы говорим, происходит, даже если мы не требуем исполнения впрямую. Наша культура заполняет весь мир, причём во всех своих проявлениях, будь это журнал «Плейбой» или кока-кола. Такое положение вполне способно оскорбить религиозные чувства людей, а в некоторых частях света религиозные чувства определяют образ мыслей. Они не признают наш принцип свободы вероисповедания, и если мы позволяем себе нечто такое, что задевает их веру или вступает с нею в противоречие, они ставят нам это в вину.

– Вы защищаете этих мерзавцев? – вскинулся Джек-младший.

– Нет, я всего лишь объясняю, как эти типы думают. Понимать – вовсе не значит одобрять. – Эти слова принадлежали коммандеру Споку, но Джек, по всей видимости, пропустил эту серию «Звёздного пути». – Не забывай, что твоя работа как раз и заключается в том, чтобы понимать ход их мысли.

– Вот и прекрасно. Я понимаю, что у них мозги в заднице. А теперь мне нужно посмотреть чёртову кучу всякой всячины, – с этими словами Джек убрал с монитора тексты электронной почты и принялся за анализ движения денег. – Эй, а ведь Уда сегодня тоже работает. Оказывается, кое-что он делает, сидя у себя дома.

– Именно так. Хорошая вещь – компьютеры, – отозвался Виллс. – Хотя зачем ему заниматься дома тем, что удобнее было бы сделать в офисе? Есть что-нибудь интересное?

– Всего две трансакции, обе в лихтенштейнский банк. Дайте-ка я разберусь со счетами... – Райан повозил по экрану стрелкой мыши, и перед ним возникли реквизиты и все данные о счёте. Он оказался не таким уж большим. Вернее, по мерке Сали, он был просто крошечным. Всего лишь полмиллиона евро, расходовавшиеся главным образом через его собственную кредитную карточку... и ещё несколько...

– Эй, да ведь на этом счёте висит целая куча карточек «Visa», – сообщил он Виллсу.

– Неужели?

– Да, целая дюжина. Нет... их шестнадцать, причём, помимо тех, которыми он пользуется...

– Пожалуйста, поподробнее об этом счёте! – резко бросил Виллс. Число шестнадцать вдруг показалось ему очень важным.

– Номерной счёт. АНБ докопалось до него благодаря уязвимости в программе бухгалтерского учёта банка. Недостаточно большой, чтобы к нему стали присматриваться, но учтён как секретный.

– Вы можете выяснить номера кредитных карт?

– Привязанных к этому счёту? Конечно. – Джек отметил нужное, скопировал, вставил в новый документ, распечатал его и протянул своему начальнику.

– Нет, ты прежде всего посмотри на вот это! – воскликнул Виллс, вручая ему другую распечатку.

Джек взял листок. Напечатанные на нём номера счётов показались ему знакомыми.

– Что это такое?

– Все вчерашние плохие парни имели при себе кредитные карточки «Visa». Они расплачивались ими за бензин, когда ехали через всю страну, отправившись, между прочим, из Нью-Мексико. Джек, ты связал Уду бен-Сали со вчерашними событиями. Судя по всему, он как раз и является тем парнем, кто оплачивал расходы террористов.

Джек снова уставился на два листа, сравнивая между собой напечатанные на них многозначные числа. Потом вскинул голову.

– ...! – чуть слышно выругался он.

А Виллс думал о том чуде, которое представляли собой компьютеры и вообще современная система коммуникаций. Шарлотсвиллские убийцы использовали кредитные карточки «Visa» для покупки бензина и еды, а их друг, маленький Сали, переводил скромные суммы на банковский счёт, с которого оплачивались эти расходы. Несомненно, в понедельник он даст распоряжение закрыть счета, и они исчезнут. Но это случится слишком поздно.

– Джек, а кто же приказал Сали положить деньги на этот счёт? – Мы отыскали нашу цель, – добавил про себя Виллс. – Возможно, даже не одну.

Глава 15 Красные пиджаки и чёрные шляпы

Джеку предоставили возиться с компьютером, просеивать электронную почту Уды бен-Сали и искать связи с другими почтовыми аккаунтами. Работа была ужасно муторная, тем более что Джек имел способности, но не душу бухгалтера. Но ему довольно скоро удалось выяснить, что распоряжение о пополнении счета пришло от некоего абонента, имеющего электронный адрес 56MoHa@eurocom.net, связавшегося с Удой по 800-й линии из Австрии.

Ближе к нему подобраться не удалось, но теперь стало известно новое имя в Интернете, за которым нужно было внимательнейшим образом следить. Появилась кибер-ипостась персоны, дававшей распоряжения известному банкиру, подозреваемому – нет, пойманному с поличным! – в пособничестве террористам, что сделало электронный адрес 56MoHa@eurocom.net чрезвычайно интересным. Теперь Виллсу предстояло попытаться заставить АНБ взяться за этот след, если, конечно, там сами не заметили интересные факты, делавшие этот адрес «объектом внимания». В компьютерном сообществе широко бытовало мнение, что объекты были в подавляющем большинстве анонимными, но как только они попадали в поле зрения надлежащих учреждений, те начинали действия, направленные против этих объектов. Как правило, действия были незаконными, но если понятие границы между законным и незаконным принято толковать в пользу несовершеннолетних шутников и мелких хулиганов, то ещё в большей степени это относилось к разведчикам, чьи компьютеры крайне трудно запеленговать, ещё труднее определить их местонахождение и почти невозможно вывести из игры. Главная проблема состояла в том, что Eurocom.net не осуществляла долгосрочного хранения передаваемых сообщений, и как только они уходили из запоминающего устройства сервера после прочтения указанным абонентом, то, по сути, исчезали навсегда. Возможно, АНБ и обратит внимание на распоряжение, адресованное этим мерзавцем Уде бен-Сали, но ему писало множество самых разных людей, и даже АНБ не обладало ресурсами, позволяющими прочитывать и анализировать каждое отдельно взятое электронное сообщение, проходящее через его зону компьютерного внимания.

* * *

Близнецы прибыли в одиннадцать без нескольких минут. Навигационные компьютеры со встроенной системой GPS безошибочно вывели их к нужному месту. Их одинаковые седаны «Мерседес» направили на гостевую автостоянку, расположенную позади здания. Сэм Грейнджер встретил братьев, пожал им руки и проводил внутрь. Прибывших немедленно снабдили пропусками-бейджами, с которыми они прошли мимо охранника. Брайан с первого взгляда опознал в нём отставного военного НКО.

– Хорошее место, – отметил Брайан, когда они подошли к лифтам.

– Да, как частная фирма, мы можем нанимать лучших дизайнеров, – улыбнулся присоединившийся к ним Белл. – Бывает ещё замечательнее, если у дизайнера оказывается художественный вкус, как, к счастью, случилось с нашим.

– Вы сказали: «частная фирма»? – тут же откликнулся Доминик. Сейчас, решил он, не время для излишней тактичности. Он впервые попал в агентство, на которое работая, и здесь важным было все.

– Через несколько минут вы получите полную информацию, – сказал Белл, задумавшись мимоходом над тем, много ли правды в том, что он только что пообещал гостям.

Во время подъёма в лифте играла обычная, довольно спокойная музыка, и холл на верхнем этаже, где во всех учреждениях всегда помещается начальство, был выкрашен в цвет ванильного мороженого.

* * *

– Значит, сегодня тебе удалось наткнуться на это? – задал Хенли риторический вопрос. «Этому мальчишке, – подумал он, – действительно передалось отцовское чутьё».

– Оно просто вывалилось на меня из экрана, – ответил Джек. Вообще-то, так мог бы сказать кто угодно, только вот почему-то вывалились необходимые данные именно на Джека, а не на кого-то другого.

Босс перевёл взгляд на Виллса, аналитические способности которого знал очень хорошо.

– Джек несколько недель присматривался к этому Сали. Мы считали, что он мог быть игроком где-то на уровне любительской лиги, но сегодня выяснилось, что его надо переводить в статус «тройное А», если не выше, – задумчиво произнёс Тони. – Он хоть и косвенно, но прочно связан со вчерашними событиями.

– АНБ уже зацепилось за него? – спросил Хенли.

Виллс покачал головой.

– Нет, и не думаю, что зацепятся. Связь действительно слишком косвенная. И они, и Лэнгли присматривают за этим парнем, но как за биржевым барометром, а не игроком. – Если только кого-нибудь, где-нибудь не посетит озарение, – добавил он про себя. Такое тоже случалось, но не очень часто. И в той, и в другой бюрократических организациях результаты незапланированных озарений слишком часто погибали втуне: или попросту теряясь во время прохождения через систему, или забывались, не будучи своевременно переданы кому следует. Каждому месту в мире присуща своя собственная ортодоксальность (чтобы не сказать – косность), и отступников неминуемо ждёт кара.

Глаза Хенли пробежали двухстраничный документ.

– Наверно, дёргается, как рыба на сковородке, точно? – Негромко замурлыкал телефон, и он снял трубку. – Да, Элен, впустите их. Рик Белл привёл тех парней, о которых мы говорили, – пояснил он Виллсу.

Дверь открылась, и глаза Джека-младшего чуть не выскочили из орбит.

Как и у Брайана.

– Джек? Что ты здесь делаешь?

Точно так же мгновением позже изменилось лицо и у Доминика.

– Эй, Джек! Какими судьбами?! – воскликнул он.

Лицо Хенли тоже перекосилось, но от недовольства самим собой. Такой вариант он не предусмотрел – редкая для него ошибка. Но в кабинете была только одна дверь, если не считать той, за которой находился его личный туалет.

Трое кузенов принялись пожимать друг другу руки, на мгновение позабыв про босса, но Рик Белл поспешил вернуть ситуацию под контроль.

– Брайан, Доминик, это наш большой босс Джерри Хенли. – За представлением последовали официальные рукопожатия.

– Рик, спасибо, что встретили их. Вы отлично поработали, – обратился Хенли к аналитикам.

– Полагаю, это означает, что нам нужно вернуться в свою конуру. Ещё увидимся, парни, – бросил Джек своим родственникам.

Те ещё не успели полностью оправиться от удивления, но хладнокровно уселись в предложенные кресла и, совершенно явно, выкинули случайную встречу из мыслей.

– Итак, добро пожаловать, – сказал Хенли, откинувшись на спинку кресла. Рано или поздно они все равно узнали бы о присутствии здесь Джека, не так ли? – Пит Александер доложил мне, что в поместье у вас всё было хорошо.

– Если не считать скуки, – ответил Брайан.

– Обучение никогда не бывает весёлым, – строго заметил Белл.

– А что вы скажете о вчерашних событиях? – спросил Хенли.

– Там не было ничего весёлого, – первым ответил Брайан. – Это здорово походило на ту засаду, в которую я угодил в Афганистане. Бах-бабах, а потом надо переламывать ситуацию в свою пользу. Нам повезло, что плохие парни оказались не слишком умными. Они действовали поодиночке, а не командой. Будь они нормально подготовлены – то есть действовали бы вместе и заботились о прикрытии, – всё пошло бы совсем по-другому. А так, нам нужно было просто устранять их по одному. Что-нибудь известно о том, кто они такие?

– На данный момент ФБР удалось установить, что в страну они проникли, по всей вероятности, через Мексику. Ваш кузен сумел отыскать источник их финансирования. Экспатриант из Саудовской Аравии, живущий в Лондоне. Возможно, его участие не ограничивается одними деньгами. Все они по происхождению арабы. Пятерых удалось однозначно идентифицировать как жителей Саудовской Аравии. Оружие было украдено около десяти лет назад. Приехали на автомобилях – все четыре группы, – которые арендовали в Лас-Крусесе, Нью-Мексико. Похоже, что до мест назначения добирались порознь. Их маршруты проследили по тому, как эти убийцы приобретали бензин на колонках.

– Мотивы чисто идеологические? – спросил Доминик.

Хенли кивнул:

– Религиозные. По крайней мере, так кажется или должно казаться.

– Бюро уже разыскивает меня? – задал Доминик следующий вопрос.

– Сегодня, попозже, вам нужно будет позвонить Гасу Вернеру, чтобы он написал все нужные бумаги, но никаких допросов не будет. Мы уже заготовили легенду, которая все объяснит.

– Отлично.

В разговор вступил Брайан:

– Я думаю, что правильно понял, чему нас учили. Выслеживать людей такого сорта прежде, чем они успеют наделать новые большие гадости, да?

– В основном, верно, – согласился Хенли.

– Что ж, – сказал Брайан, – такое я смогу пережить.

– Вы отправитесь на миссию вместе, под видом специалистов по банковскому делу и обороту ценных бумаг. Мы проинструктируем вас во всём, что вам нужно будет знать, чтобы поддерживать свою легенду. Работать придётся главным образом из виртуального офиса через ноутбук.

– А как насчёт безопасности? – усомнился Доминик.

– Здесь не будет никаких проблем, – заверил его Белл. – Компьютеры защищены самым наилучшим образом. Кроме того, их можно использовать в качестве интернет-телефонов, если потребуется разговор. Система шифрования предельно надёжна, – подчеркнул он.

– Ладно... – с сомнением в голосе протянул Доминик. Пит говорил им то же самое и почти теми же словами, но сам он никогда не доверял полностью никаким системам шифрования. Уж на что хорошо защищёнными считались системы радиосвязи ФБР, но и их пару раз взламывали не то умники из числа плохих парней, не то компьютерные хулиганы из тех, кому нравится названивать по закрытой связи в местное отделение ФБР, чтобы показать фэбээровцам, всему миру, а главное, самим себе, насколько они «крутые». – А как насчёт нашей юридической «крыши»?

– Полагаю, что она наилучшая из возможных, – ответил Хенли, подвигая своим собеседникам закрытую папку. Доминик взял её, открыл, и у него сразу же выпучились глаза.

– Проклятье! Чёрт возьми, как вам удалось это раздобыть? – спросил он. Единственное президентское помилование, которое он когда-либо видел, было напечатано в учебнике по юриспруденции. А сейчас перед ним лежал незаполненный, но подписанный бланк. Помилование на предъявителя! Проклятье.

– Лучше вы сами мне скажите, – предложил Хенли. При взгляде на подпись ответ сразу стал ему ясен, а всё остальное довершило юридическое образование. Это помилование было совершенно пуленепробиваемым. Даже Верховный Суд не мог бы его отменить, поскольку президентское верховное право помилования было столь же безоговорочным, как свобода слова. Но, несмотря на всю его несокрушимость, от этого документа было бы мало толку за пределами США.

– Значит, нам придётся разбираться с этими людьми здесь, в Америке?

– Возможно, – кивнул Хенли.

– Мы первые стрелки в группе? – спросил Брайан.

– Тоже верно, – ответил бывший сенатор.

– Как мы будем это делать?

– Это будет зависеть от конкретной миссии, – ответил Белл. – Для большинства вариантов у нас есть новое оружие – стопроцентно эффективное и совершенно секретное. Вероятно, вы узнаете о нём завтра.

– Что, нужно спешить? – задал Брайан следующий вопрос.

– Пришло время снять перчатки, – сказал обоим Белл. – Вашими целями будут люди, которые совершили, планируют совершить или помогают совершению действий, направленных на причинение серьёзного вреда нашей стране и её гражданам. Мы не говорим о политических убийствах. Мы будем заниматься только и исключительно людьми, непосредственно причастными к преступным деяниям.

– Тогда у меня ещё вопрос. Мы ведь не станем кем-то вроде официальных палачей штата Техас или какого-нибудь другого, верно? – Это спросил Доминик.

– Нет, ни в коей мере. Все это будет делаться вне рамок закона. Мы намерены попытаться нейтрализовать вражеские силы путём устранения их ключевых фигур. Это должно, по меньшей мере, подорвать их реальные возможности, и мы надеемся, вынудит их руководителей как-то проявить себя и таким образом дать нам возможность выйти на них.

– Выходит, – Доминик закрыл папку и пододвинул её хозяину, – что мы получили охотничью лицензию без норм отстрела и границ сезона?

– В целом верно, но кое-какие ограничения все же есть.

– Меня это устраивает, – заявил Брайан. «Каких-то двадцать четыре часа назад, – напомнил он себе, – у меня на руках истёк кровью маленький мальчик». – Когда нужно приступать?

– Скоро, – без раздумий ответил Хенли.

* * *

– Э-э, Тони, что они здесь делают?

– Джек, я понятия не имел, что они сегодня окажутся здесь.

– Неудовлетворительный ответ. – Голубые глаза Джека смотрели непривычно твёрдо.

– Вы ведь смогли вычислить, чем занимаются в этом месте, верно?

Вот это был вполне определённый ответ. Проклятье! Его близкие родственники! Ладно, один был офицером морской пехоты, а сотрудник ФБР – законник, как часто называл его Джек, – недавно в Алабаме замочил какого-то извращенца. Этот случай попал в газеты, и он даже мельком обсудил его с отцом. Было трудно отнестись к этому происшествию неодобрительно, тем более учитывая, что всё было сделано по закону, но ведь Доминик всегда был из тех, кто играет строго по правилам, – это было чуть ли не фамильным девизом семейства Райан. И, кстати, Брайан, вероятно, тоже успел что-нибудь совершить за время службы. Брайан в школе больше увлекался футболом, а его брат считался в семье спорщиком. Но Доминик вовсе не был таким уж белым и пушистым. По крайней мере одному плохому парню пришлось выяснить это и заплатить достаточно дорогую цену. Может быть, кое-кому и впрямь нужно показать, что не стоит задевать большую страну, на службе у которой отыщутся настоящие мужчины. У каждого тигра есть зубы и когти...

...А в Америке имелись чертовски большие тигры.

Разобравшись со своими мыслями, он решил вернуться к поискам 56MoHa@eurocom.net. Вдруг ему удастся отыскать дополнительную дичь для тигров. Таким образом, он оказывался в разряде охотничьих псов. Легавых. Но это хорошо. Существуют такие птицы, которых нужно лишить права полёта. Используя перехваты из АНБ, он проследит путь этого типа в раскинувшихся по всему миру джунглях киберкоммуникаций. Любое животное оставляет за собой хоть какой-нибудь след, и он его разнюхает. «Чёрт возьми, – подумал Джек, – оказывается, и эта работа становится привлекательной – да что там, захватывающей! – когда видишь перед собой реальную цель».

* * *

Мохаммед сидел за своим компьютером. За его спиной телевидение продолжало рассказывать о «провале разведывательных служб»; слушая эти разговоры, он то и дело улыбался. Результатом могло явиться только дальнейшее сокращение возможностей американской разведки, особенно в связи с оргвыводами, которые неизбежно последуют после обязательного расследования Конгресса. Было просто замечательно, что у него во вражеской стране имеются такие союзники. Они не очень отличаются от верховного руководства его собственной организации, пытавшегося подогнать мир под свои представления, а не свои представления к реальным фактам. Разница была в том, что руководители по крайней мере прислушивались к его мнению, потому что его действия приводили к впечатляющим результатам, к счастью, совпадавшим с их призрачными видениями смерти и страха во вражеских империях. Также, к счастью, имелись люди, даже в ещё большей степени готовые и, более того, желающие расстаться со своей жизнью, чтобы претворить эти видения в действительность. Они были глупцами, но это не имело никакого значения для Мохаммеда. Каждый пользуется теми инструментами, которые у него есть, ну а у него имелись увесистые молотки, которыми он вбивал гвозди в самых разных концах мира.

Он проверил свою электронную почту, чтобы удостовериться, что Уда выполнил его инструкции по поводу банковского счета. Строго говоря, он мог просто-напросто позволить счетам «Visa» иссякнуть, но в этом случае какой-нибудь въедливый банковский служащий мог заметить, что последние счета не оплачены, и начать совать нос куда не следует. Лучше, решил он, пусть на счёту будет небольшой остаток, пусть счёт останется, но просто не будет использоваться – ни один банк не станет возражать против прироста активного сальдо в своём электронном хранилище, и если такой счёт останется в «спящем» состоянии, то никто из служащих не станет предпринимать никаких расследований. Такое случается постоянно. Заодно он убедился, что номер счета и пароль доступа спрятаны в его компьютере – в документе; в каком именно, знал только он один.

Он подумал было о том, чтобы послать письмо с благодарностью своим колумбийским контрагентам, но сообразил, что бессодержательные сообщения являлись только пустой тратой времени и, хуже того, повышали его уязвимость. Ни в коем случае нельзя посылать сообщения ради развлечения или из вежливости. Только в случае настоящей необходимости, и как можно короче. Он был достаточно образован, чтобы всерьёз опасаться умения американцев собирать разведданные, передающиеся через электронные средства связи. В западных СМИ часто говорили о «перехватах», и поэтому его организация полностью отказалась от спутниковых телефонов, несмотря на все их удобства. Вместо этого они чаще всего использовали посыльных, которые на словах передавали заученную наизусть информацию. Это было неудобно, это было медленно, но эти недостатки с лихвой искупались безопасностью... если только гонец не продавался врагам. Совершенно безопасным не могло быть ничего. У каждой системы имелись свои слабости. Но Интернет был лучше всего. Индивидуальные аккаунты анонимны, их способен открыть кто угодно, а пользоваться могут совсем иные люди, электронная идентификация не имела ровным счётом никакого отношения к реальным конечным пользователям, которые существовали только в виде электронов или фотонов – словно песчинки в Руб-эль-Хали, Большой песчаной пустыне, – анонимные и сохранные, насколько это вообще возможно. И ещё: каждый день отправлялись миллиарды интернет-сообщений. Возможно, Аллах и мог проследить за каждым из них, но лишь потому, что Аллах знал, что происходит в уме и сердце каждого человека, но этой способностью он не наделил даже самых преданных из правоверных. И потому Мохаммед, редко остававшийся в одном месте более трех дней, мог спокойно пользоваться своим компьютером.

* * *

Британская Секретная служба (её штаб-квартира находится в Темза-хаусе, расположенном неподалёку от Вестминстерского дворца, чуть выше по течению) перехватывала сотни тысяч электронных отправлений – законы, охраняющие частную жизнь в Великобритании намного либеральнее, чем в Штатах – для правительственных агентств! – и из этого колоссального множества четыре были адресованы Уде бен-Сали. Одно из них было направлено на его сотовый телефон; в таких посланиях никогда не бывало ничего стоящего. Куда большую ценность представляли его учётные записи на компьютерах, стоявших дома и в офисе, поскольку, не доверяя телефону, он избегал деловых разговоров и почти все деловое общение осуществлял с помощью электронной почты. Значительную её часть составляли письма из дома и домой. В последних он главным образом уверял отца, что семейные деньги находятся в безопасности. Как ни странно, он даже не утруждал себя использованием программы шифрования, а может быть, предполагал, что открытый файл, идущий по сети, не привлечёт внимания официальной цензуры. Кроме того, в лондонском бизнесе сохранения капиталов было занято очень много народу, немалая часть ценной недвижимости в столице Британской империи принадлежала иностранцам, и потому поток информации, связанный с этим видом банковской деятельности, был чрезвычайно объёмным, а ведь даже многим специалистам этого дела оно кажется немыслимо скучным. В денежном алфавите было очень мало букв, и поэзия денежного обращения вряд ли могла затронуть сердца представителей широкой публики.

Но ещё ни разу не было так, чтобы эта электронная почта проявилась в сети, не вызывая эха в Темза-хаусе, откуда сигналы поступали в Челтнем – городок, расположенный северо-западнее Лондона, где находилась штаб-квартира правительственной связи, далее следовали через спутник в Форт-Белвор, Виргиния, и оттуда в Форт-Мид, Мэриленд, по оптоволоконному кабелю, чтобы подвергнуться анализу на одном из суперкомпьютеров, помещавшихся в огромном подвале, поразительно похожем на застенок средневекового донжона[62]. Оттуда материал, который сочли ценным, направлялся в штаб-квартиру ЦРУ (Лэнгли, Виргиния), минуя по дороге плоскую крышу некоего здания и попадая вследствие этого в ещё один, сверхплановый компьютерный пул. – А-а, вот и кое-что новое от вас, мистер Пятьдесят шесть, – пробормотал себе под нос Джек, имея в виду 56MoHa@eurocom.net. Над содержанием очередного перехваченного сообщения ему пришлось задуматься всего лишь на несколько секунд. В нём были главным образом числа. Но одно из чисел являлось электронным адресом европейского коммерческого банка. Мистер 56 хотел, чтобы туда положили немного денег – во всяком случае, именно такое истолкование приходило в голову при взгляде на его послание. Теперь, когда они знали, что мистер 56 – «игрок», это значило также, что с данным счётом следует ознакомиться повнимательнее. Это надо сделать сегодня же. Возможно, из данных о счёте удастся даже извлечь имя клиента и его почтовый адрес – это уже зависело от правил, действующих в том или ином банке. Хотя всерьёз рассчитывать на подобное не стоило. Все международные банки стремились идентифицировать процедуры, чтобы нейтрализовать преимущества своих конкурентов, пока в конце концов игровая площадка не стала плоской, как футбольное поле. Причём каждый вводил у себя процедуры, которые должны были казаться вкладчикам наиболее привлекательными. Каждый человек имел собственное представление о действительности, а вот деньги у всех были одинаково зелёными, или оранжевыми, как в случае с евро, с изображением зданий, не существующих ни в одной стране, и мостов, которые никогда не перекидывались через реки. Джек сделал необходимые записи и выключил машину. Сегодня вечером у него был запланирован обед с Брайаном и Домиником – просто для подкрепления родственных отношений. На 29-й федеральной автостраде появился новый ресторан, где подавали рыбу и всякие прочие морские деликатесы; с ним следовало познакомиться. К тому же его рабочий день закончился. Джек сделал себе несколько пометок по поводу того, чем нужно будет заняться в понедельник с самого утра – он не собирался появляться на работе в воскресенье, случись хоть общенациональная катастрофа. Уда бен-Сали заслуживал самого пристального изучения. Джек ещё не знал точно, насколько пристального, но начал подозревать, что Сали может быть знаком с одним-двумя людьми, которых он сам хорошо знал.

* * *

– Как скоро? – Если бы это произнёс Брайан Карузо, то вопрос следовало бы рассматривать как крайне неудачный, но, прозвучав из уст Хенли, он, напротив, приобрёл большую весомость.

– Чтобы ответить на этот вопрос, нужно предварительно объединить ряд фактов в один план, – откликнулся молчавший все это время Сэм Грейнджер. Все остальные отлично это понимали. То, что представлялось сущей ерундой, пока рассматриваешь проблему абстрактно, становится намного сложнее, когда доходит до дела. – Прежде всего, нам необходимо выбрать ряд достаточно значимых целей, а затем решить, как с ними управиться таким образом, чтобы сам факт этого тоже имел смысл и принёс бы пользу.

– Замысел операции? – громко бросил Том Дэвис.

– Замысел заключается в том, чтобы в логической последовательности – с нашей точки зрения, хотя постороннему всё должно казаться случайным, – перемещаться от цели к цели, заставляя противников высовываться из нор, как это делают при охоте на луговых собачек, чтобы мы могли устранять их по одному. Это достаточно просто на словах, но в реальном мире оказывается куда труднее. – Действительно, передвигать шахматные фигурки по доске несравнимо легче, чем заставлять людей перемешаться по команде в нужные места, – факт, часто ускользающий от внимания кинорежиссёров. Что-нибудь совершенно банальное – один автобус опоздал, другой ушёл вовремя, и пересадки не получилось, или дорожное происшествие, или приспичило пойти пописать, – такая вот проза жизни может загнать псу под хвост любые, даже самые элегантные и тщательно разработанные планы. Реальный мир, и об этом обязан помнить любой оперативный работник, составляющий планы, действовал словно аналоговое, а не двоичное устройство. А «аналоговый» на самом деле следовало понимать как «ненадёжный».

– Вы хотите сказать, что нам нужен психиатр?

Сэм помотал головой.

– В Лэнгли есть несколько. Что-то от них пока что не было толку.

– Не то чтобы совсем так, – со смехом бросил Дэвис. Но нынешний разговор и вся ситуация совсем не располагали к юмору. – Быстрота, – заметил он, сразу посерьёзнев.

– Да, чем быстрее, тем лучше, – согласился Грейнджер. – Не дать им времени подумать и отреагировать.

– Кроме того, было бы хорошо лишить их возможности понять, что вообще что-то происходит, – сказал Хенли.

– Делать так, чтобы люди исчезали?

– Если сразу у многих людей начнут происходить похожие сердечные приступы, кто-нибудь обязательно что-нибудь заподозрит.

– Вы предполагаете, что они могли внедриться в какое-то из наших агентств? – громко спросил бывший сенатор. Двое его собеседников даже вздрогнули от такой мысли.

– Зависит от того, что конкретно вы имеете в виду, – отозвался Дэвис. – Постоянный агент из числа штатных сотрудников? Это чрезвычайно трудно организовать, если только взятка не окажется поистине огромной. Но даже и тогда трудно будет найти подходящего человека, разве что наткнутся на такого парня, который пошёл бы в разведку, рассчитывая любым способом добыть большие деньги. Хотя, – добавил он после секундной паузы, – такую возможность исключить нельзя. Русские всегда жадничали: у них просто было слишком мало валюты, чтобы разбрасываться ею. А у этих типов... чёрт возьми, денег куда больше, чем нужно. Значит... возможно...

– Но ведь это может сработать на нас, – рассуждал вслух Хенли. – Не так уж много народу знает о нашем существовании. В таком случае, если террористы начнут подозревать ЦРУ в устранении людей, там всегда смогут сообщить через «кротов», если они вообще есть, что, мол, ничего подобного, мы ничем таким не занимаемся.

– И получится, что добытая информация станет работать против них, – подхватил Грейнджер.

– Они будут думать, что это Моссад, верно?

– А кто же ещё? – откликнулся Дэвис. – Тут против них будет работать не только информация, но их собственная идеология. – Подобные приёмы иногда, хотя и крайне редко, но, как правило, успешно использовали против КГБ. А всего-то – сделать так, чтобы парень с той стороны почувствовал себя великим умником. И если в результате возникнет очередной приступ ненависти к израильтянам, то никого из американского разведывательного сообщества не постигнет бессонница, порождённая муками совести. Израильтяне, будь они союзниками или нет, никогда не пользовались пылкой любовью своих американских коллег. Они вели игры даже с саудовскими шпионами, потому что национальные интересы могут проявляться самым неожиданным образом. Учитывая бесчисленное множество игр, ведущихся на невидимых шпионских спортплощадках, американцам следовало исходить только и исключительно из интересов своей страны и потому многое приходилось делать втайне даже от своих соратников и начальства.

– Определённые нами цели – где они находятся? – спросил Хенли.

– Все в Европе. По большей части, банкиры или... я назвал бы их послами. Они добывают и перемещают деньги, передают сообщения и инструкции. Один, по всей видимости, собирает информацию. Он много путешествует. Возможно, это именно он подбирал объекты для вчерашнего происшествия, но мы следим за ним слишком мало, чтобы утверждать это наверняка. Кое-кто из наших объектов обеспечивает связь, но лучше их пока что не трогать. Они слишком ценны. Также крайне важно не соблазняться такими целями, исчезновение которых может навести противника на мысль о том, каким образом мы к ним подбираемся. Всё должно выглядеть случайным. Я думаю, что с некоторыми мы попытаемся разобраться, чтобы противник думал, будто они сбежали «за бугор». Взяли деньги и свалили – вышли из игры и решили попробовать хорошей жизни. Можно даже отправить от имени такого персонажа e-mail с подходящим содержанием.

– А если у них есть коды, показывающие, что сообщение посылает кто-то из своих, а не самозванец, получивший доступ к его компьютеру? – спросил Дэвис.

– Это работает на нас ровно в такой же степени, как и против. Исчезнуть таким образом, чтобы соратники подумали, что ты пал жертвой происков врага – что может быть естественнее. Никто не станет разыскивать мертвеца, верно? Именно так они и должны будут думать. Они ненавидят нас за то, что мы развращаем их общество, следовательно, должны предполагать, что их активистов тоже могут развратить. В любой боевой организации есть и храбрецы, и трусы. Люди не могут стать одинаковыми. Они же не роботы. Среди них есть действительно преданные идее, но многие присоединяются к ним ради развлечения, ради того удовольствия, которое они получают от насилия, но когда дело дойдёт до выбора между жизнью и смертью, жизнь покажется таким куда привлекательнее. – Грейнджер знал людей, знал, какие мотивы и силы движут их поступками. Да, люди – это не роботы. И чем они умнее, тем меньше вероятность, что они будут руководствоваться простыми или однозначными мотивами. Что интересно, большинство мусульманских экстремистов или родились и выросли в Европе, или получили там образование. В комфортабельной европейской утробе они были изолированы от широкого общества благодаря своему происхождению, но при этом оставались свободными от жестоко регламентированного бытия тех стран, которые покинули. Революции всегда являлись порождением усиления ожиданий лучшего – результатом не угнетения, а надежды на освобождение. Для современников они оказывались периодом личной растерянности, поиска самоидентификации и психологической незащищённости, когда было необходимо обрести какой-нибудь якорь и держаться за него, чем бы этот якорь ни был. Печально, что приходилось убивать людей, которые погрязли в заблуждениях сильнее всех остальных, но ведь они выбрали свой путь свободно, даже если и неосознанно, и если этот путь вёл в совершенно недопустимую сторону, их жертвы в этом нисколько не виноваты, верно?

* * *

Рыба оказалась неплохой. Джек решил полакомиться полосатым окунем из Чесапикского залива, Брайан предпочёл лосося, а Доминик – запечённого каменного окуня. Вино выбрал Брайан – французское белое из долины Луары.

– Так всё-таки, чёрт возьми, как ты туда попал? – спросил Доминик своего кузена.

– Я просто смотрел по сторонам, и это место меня заинтересовало. Тогда я начал выяснять, что же это такое, но чем больше узнавал, тем больше было непонятного. В конце концов я приехал туда, поговорил с Джерри и уговорил его взять меня на работу.

– И чем же ты занимаешься?

– Они называют это анализом. Хотя больше похоже на отгадывание мыслей. Занимаюсь в основном одним парнем. Аравиец по происхождению, живёт в Лондоне и возится там с деньгами. Главным образом семейными. Его работа – сбережение отцовских капиталов, а капиталы весьма внушительные, – заверил Джек своих сотрапезников. – Торгует недвижимостью. Прекрасный способ сохранения капитала. В сколько-нибудь обозримое время крах лондонскому рынку недвижимости не грозит. Герцог Вестминстерский – один из главных богачей в мире. Он владеет большей частью лондонского центра. А наш маленький друг пытается подражать его сиятельству.

– Что ещё?

– Ещё то, что он подкладывал деньги на определённый банковский счёт, с которого оплачивались расходы по целой куче карточек «Visa», с четырьмя из владельцев которых вам вчера выпал случай познакомиться. – Этот факт ещё не получил официального подтверждения, но ФБР потребуется немного времени, чтобы прийти к тому же результату. – И ещё он в своих электронных письмах говорил о том, какие замечательные события произошли вчера.

– Как ты добрался до его электронных писем? – спросил Доминик.

– Не могу вам сказать. Спросите у кого-нибудь другого.

– Думаю, ответ находится милях в десяти отсюда, – сказал Доминик, указав на северо-восток. Разведчики обычно связывались между собой на частотах, которые Федеральному бюро расследований настоятельно не рекомендовалось занимать. Но кузен Джек лишь кинул на своего собеседника довольно тупой взгляд, который наверняка не помог бы ему выиграть, если бы они сейчас играли в покер по-крупному.

– Значит, он снабжает деньгами плохих парней? – спросил Брайан.

– Правильно.

– Это не делает его хорошим парнем, – Брайан решил немного развить свою мысль.

– Пожалуй, что нет, – согласился Джек.

– Возможно, нам доведётся с ним познакомиться. Что ещё ты можешь о нём сказать? – продолжал наступление Брайан.

– Дорогой район, свой дом на Беркли-сквер – премиленькая часть Лондона, в нескольких кварталах от американского посольства. Чтобы сексуально оттянуться, любит снимать шлюх. Особенно ему нравится девочка по имени Розали Паркер. Британская Служба безопасности следит за ним и регулярно снимает показания с этой самой Паркер. Он платит ей очень хорошие деньги. Всегда наличными. Мисс Паркер, вероятно, должна нравиться богатым людям. Наверно, мастерица своего дела, – с отвращением добавил Джек. – В компьютерном файле есть его недавняя фотография. Примерно нашего возраста, смуглый, с бородой – таких парней, случается, телки и впрямь находят сексуальными. Тачка крутая – «Астон-Мартин». Но по большей части ездит в такси. Своего загородного дома нет, но на уик-энды частенько выезжает куда-нибудь в обществе мисс Паркер или ещё какой-нибудь наёмной жены и останавливается в гостиницах. Рабочее место – в центре, в финансовом районе. Имеет офис в лондонском здании «Ллойда», если я не ошибаюсь, на третьем этаже. Совершает три-четыре сделки в неделю. Главным образом, я думаю, просто сидит в своём офисе, смотрит телевизор, биржевую информацию, читает газеты, ну и тому подобное.

– Значит, это избалованный богатый ребёнок, которому захотелось добавить в свою жизни немного перчика? – подытожил Доминик.

– Совершенно верно. И ещё, возможно, он любит развлекаться, выбегая на мостовую перед идущими машинами.

– А ведь это опасно, Джек, – заметил Брайан. – При таком поведении можно заработать головную боль, которую придётся лечить повышенными дозами экседрина. – Брайан тоже попытался принять непроницаемое выражение, чтобы не выдать чувств, которые он испытывал в предвкушении встречи с парнем, оплатившим смерть Дэвида Прентисса.

И внезапно Джеку пришло в голову, что мисс Розали Паркер из Лондона вряд ли придётся получить много новых вуттоновских сумочек. Что же, если она действительно так умна, какой её считали Служба безопасности и Специальная служба, у неё, вероятно, имелся план и на такой случай.

– Чем занимается твой старик? – спросил Доминик.

– Пишет мемуары, – ответил Джек. – Мне очень любопытно, много ли из реальных событий он сможет туда вставить? Знаете, даже маме неизвестно многое из того, что он делал в ЦРУ, ну, а я знаю совсем мало... В общем, у него было немало такого, о чём писать ни в коем случае нельзя. Кое-что из того, о чём публика догадывается или даже знает, – он всё равно не может подтвердить, что это действительно случилось.

– Например, вынудить шефа КГБ сбежать из страны. Это, наверно, была та ещё история. Я видел этого парня по телевидению. Пожалуй, он до сих пор писает кипятком, когда вспоминает о твоём отце и о том, что тот не позволил ему захватить власть в Советском Союзе. Вероятно думает, что он мог спасти Союз.

– Может, и так. Да, конечно, у папы очень много тайн. Как и у его корешей из Управления. Например, там есть один парень по имени Кларк. Страшноватый дядька, но у них с папой были хорошие отношения. Я думаю, что он сейчас в Англии, командует той новой секретной контртеррористической службой, о которой пресса всё время строит догадки. Их ещё называют «чёрными людьми».

– Они действительно существуют, – отозвался Брайан. – У них база неподалёку от Херефорда, это в Уэльсе. И особой тайны уже нет. Начальство войсковой разведки время от времени занимается там вместе с ними. Сам я там не был, но знаю двух парней, которые побывали. Они и британские САС[63]. Серьёзные войска.

– Вообще, тебе удалось далеко сунуть туда нос, а, Альдо? – спросил его брат.

– Послушай, спецподразделений не так уж и много, и между ними существуют достаточно устойчивые связи. Мы и тренируемся вместе, случается, что пользуемся одним и тем же новым оборудованием и материалами. А самое главное – частенько сидим за пивком и травим военные байки. У всех свои взгляды на проблемы, и, знаете, иной раз оказывается, что парень из другого рода войск соображает в чём-то даже лучше, чем ты сам. Команда «Радуга» – те самые «чёрные люди», о которых болтают газетчики, – умны и круты, но и они кое-чему учатся у нас. Просто у них хватает мозгов, чтобы не проходить мимо новых мыслей. А их босс, этот самый Кларк, должен быть очень башковитым.

– Так оно и есть. Я знаю его. Папа считает его очень клёвым парнем. – Джек сделал паузу, а потом все же продолжил: – Хенли тоже знает его. Не могу понять, почему его здесь нет. Я спросил об этом в первом же разговоре. Вероятно, он уже слишком стар?

– Он может быть стрелком?

– Я однажды спросил папу. Папа сказал, что это не тема для разговора. А это значит – да. Я думаю, что поймал его врасплох. Кстати, забавно: папа совершенно не умеет лгать. Во всяком случае, без подготовки.

– Возможно, именно поэтому ему так не нравилось быть президентом?

– Ага, мне кажется, что он ушёл, чуть ли не в первую очередь из-за этого. Он решил, что дядя Робби справится лучше, чем он.

– Так бы и было, если бы тот психованный ублюдок не прихлопнул его задницу, – заметил Доминик. Убийца, некий Дюэйн Фармер, в настоящее время пребывал в камере смертников штата Миссисипи. Одному из последышей Клана – так его называли в газетах, и таким он и являлся, – исполнилось шестьдесят восемь лет, и он был всего-навсего презренным фанатиком, который не смог вынести мысли о чернокожем президенте и убил его, воспользовавшись револьвером, привезённым его дедом с Первой мировой войны.

– Хуже некуда, – согласился Джон Патрик Райан-младший. – А знаете, если бы не он, меня, наверно, и на свете не было. Это важная фамильная история. Мне очень нравилась версия дяди Робби. Он любил рассказывать всякие истории. Они с папой были очень близки между собой. После того, как Робби прихлопнули, вся эта политическая сволочь снова набежала к папе, многие требовали, чтобы он снова поднял флаг и кинулся в бой, но он отказался. И, думаю, во многом именно поэтому и избрали этого типа, Килти. Папа его терпеть не может. Вот ещё одна вещь, которой он так и не смог научиться: как хорошо обращаться с теми людьми, которых он ненавидит. И ему страшно не нравилось жить в Белом доме.

– А он отлично там смотрелся, пока был президентом, – задумчиво произнёс Доминик.

– Ты бы ему это сказал. И мама тоже была рада, что уезжает оттуда. Вся эта муть с обязанностями первой леди не позволяла ей заниматься своей медициной, а уж после того, что случилось с Кайлом и Кэти, она просто возненавидела эту жизнь. Знаете эту старую пословицу, что самое опасное место в мире – расстояние, которое отделяет мать от её детей? А ведь это чистая правда, парни. Я только один раз видел, что она вышла из себя – с папой это случалось гораздо чаще, – это когда кто-то сказал ей, что из-за официальных обязанностей ей придётся пропустить спектакль в детском саду – а ведь в нём участвовал Кайл. Да она была в самом настоящем бешенстве. В общем, няньки помогли, а журналюги буквально измордовали её за это: мол, не американское поведение, где же дух нации и все такое прочее! Я точно скажу: если бы кто-нибудь из них заснял папу, стоящим у писсуара, то в газетах завопили бы, что он мочится неправильно.

– Так ведь у всех критиков есть только одна задача: показать всему миру, насколько они умнее того, кого критикуют.

– У нас в Бюро таких называют законниками или Отделом проверки служебного соответствия, – сообщил Доминик своим соседям по столу. – Перед тем, как принять на работу, им хирургически удаляют чувство юмора.

– В морской пехоте тоже есть свои репортёры, и я готов держать пари, что ни один из них никогда не бывал в учебном лагере. – По крайней мере, те парни, которые служат в Генеральной инспекции, вряд ли заканчивали что-нибудь, кроме базовой школы[64].

– Я думаю, что нам не стоит слишком сильно переживать, – сказал Доминик, поднимая свой бокал. – Нас-то никто критиковать не будет.

– За жизнь! – хихикнув, добавил Джек. «Проклятье, – подумал он, – интересно, чёрт возьми, что скажет папа, когда узнает обо мне?»

Глава 16 И топот догоняющих коней

Для подавляющего большинства людей воскресенье является днём отдыха. Кампус в этом отношении не служил исключением – там оставались только сотрудники службы безопасности. Джерри Хенли полагал, что, возможно, бог неслучайно «почил в день седьмый от всех дел» и что добавление ещё одного дня к рабочей неделе даёт куда меньше, нежели необходимость повысить ежедневную производительность труда на 16,67 процента. Отсутствие выходных также утомляет мозг, не позволяя ему переключаться на размышления на вольную тему, а то и вовсе прибегнуть к такой роскоши, как ничегонеделание.

Но сегодня, конечно, всё шло не так, как обычно. Сегодня им предстояло впервые заняться планированием реальных «чёрных» операций. Кампус действовал всего лишь девятнадцать с небольшим месяцев, и это время было главным образом потрачено на создание «крыши» в виде финансового и арбитражного бизнеса. Начальники отделов мотались в Нью-Йорк и обратно на поездах «Акела-экспресс», для общения со своими коллегами с «белой» стороны мира, и, хотя в то время казалось, что все происходит невероятно медленно, при ретроспективном взгляде становилось ясно, что на самом деле создать репутацию в сообществе распорядителей финансов им удалось невероятно быстро. Естественно, они почти никогда не показывали миру реальные результаты своей деятельности, к которой относились и спекуляция валютой, и несколько операций с акциями очень тщательно выбранных компаний, и даже иной раз внутренняя торговля акциями в компаниях, которые даже и не подозревали о том, что у них такое может случиться. Сохранение строжайшей тайны было едва ли не основной целью, но, поскольку Кампусу предстояло существовать в полной независимости от государства, его деятельность должна была приносить реальный и ощутимый доход. Во время Второй мировой войны американцы заполнили свои учреждения, образовавшие систему проведения «чёрных» операций, юристами, тогда как британцы предпочли использовать для этих дел банкиров. И те, и другие, как показала практика, очень даже неплохо умели обманывать людей... и убивать их. «Это, вероятно, зависело от их взглядов на мир», – думал Хенли, попивая кофе.

Он посмотрел на присутствовавших. Среди них были начальник отдела стратегического планирования Джерри Раундс и Сэм Грейнджер, возглавлявший оперативный отдел. Задолго до окончания строительства этого здания он и эти двое думали о несовершенстве мира и о том, как получше скруглить некоторые из его самых острых углов. Был здесь и Рик Белл, его главный аналитик, проводивший время за сортировкой информации, полученной от АНБ и ЦРУ, и старающийся найти осмысленные сочетания в потоке бессвязных сведений, порождаемом тридцатью пятью тысячами аналитиков из Лэнгли, Форт-Мида и других таких мест. Как и большинство своих коллег – верховных аналитиков, – он любил иногда позабавиться и в полевых условиях, что здесь было вполне возможно, так как Кампус был слишком малочисленным для того, чтобы тут мог сложиться непререкаемый порядок, ограничивающий свою собственную бюрократию. И он, и сам Хенли изрядно тревожились, что такое положение может рано или поздно измениться, и пользовались любым случаем, чтобы удостовериться в том, что империя в их государстве ещё не начала складываться.

Насколько им было известно – а знали они немало, – их учреждение было единственным в своём роде во всём мире. И оно было создано таким образом, что все следы его существования можно было устранить в течение двух или трех месяцев. Поскольку «Хенли Ассошиэйтс» не обращалась к внешним инвесторам, компания практически сливалась с пейзажем, на фоне которого проходила общественная жизнь, и ни один радар не дал пока что указаний на то, что засёк их махинации. Во всяком случае, сообщество, к которому они принадлежали, ни словом, ни делом не намекнуло на это. В поле, где все занимались одним и тем же, было легко не привлекать к себе внимания, и никто там ни к кому не придирался – разве что, если кто-то кого-то особенно сильно ужалит. А Кампус не жалил. По крайней мере, в денежных делах.

– Итак, – начал Хенли, – можно ли сказать, что мы действительно готовы?

– Да, – первым ответил Раундс, хотя босс глядел на Грейнджера. Сэм коротко кивнул, улыбнулся и лишь после этого официально провозгласил:

– Мы готовы. Два наших мальчика заслужили рыцарские шпоры таким образом, какой нам и во сне не представлялся.

– Да, они их действительно заслужили, – согласился Белл. – А третий мальчик, Райан, прекрасно вычислил первую цель – этого милягу Сали. Пятничные события вызвали изрядный шум в сети, что помогло выявить немалую «группу поддержки». В неё входит много любителей, но даже если мы по ошибке прихлопнем кого-нибудь из них, особой беды не случится. У меня есть четыре первых кандидатуры – в порядке разработки. А у вас, Сэм, уже готов план того, как вы будете с ними разбираться?

Вместо Грейнджера ответил Дэвис:

– Мы намерены провести разведку боем. После того, как устраним одного или двоих, сможем увидеть реакцию, если таковая вообще последует, оценим результаты и скорректируем наши предварительные разработки. Я согласен, что мистер Сали с виду годится, чтобы оказаться первой целью. Но есть один вопрос: его устранение должно быть тайным или явным?

– Поясни! – потребовал Хенли.

– Если его найдут мёртвым на улице – это одно дело. Если он сбежит с папиными деньгами и оставит записку, что, мол, решил завязать со своими делами и пожить спокойно – совсем другое, – взял инициативу в свои руки Сэм.

– Похищение? Это опасно. – Лондонская полиция славилась своими успехами в расследовании похищений – ни одно из таких преступлений не оставалось нераскрытым. Ввязываться в такую игру было очень опасно, тем более в первой же реальной операции.

– Что ж, мы можем нанять актёра, одеть его соответствующим образом, доставить из Лондона в нью-йоркский аэропорт Кеннеди, после чего он, естественно, исчезнет. Получится, что мы избавимся от тела и сохраним себе деньги. Какие суммы находятся в его распоряжении, а, Рик?

– Непосредственно? Чёрт возьми, больше трехсот миллионов долларов.

– Получилась бы очень неплохая прибавка в корпоративную казну, – протянул Сэм. – И его папа от этого не слишком пострадал бы, верно?

– Да, у его отца без малого три миллиарда, – ответил Белл. – Он, конечно, заметит потерю, но она его не разорит. А учитывая его отношение к сыну, из этой затеи могло бы даже получиться неплохое прикрытие для нашей операции, – добавил он.

– Я не рекомендовал бы это как основной вариант, но в качестве альтернативы следует запомнить, – подытожил Грейнджер.

Разговоры на эту тему, естественно, уже велись. Слишком уж очевидной была возможность для того, чтобы избежать обсуждения. И триста миллионов долларов оказались бы совсем не лишними на счёте Кампуса где-нибудь, скажем, на Багамах или в Лихтенштейне. Деньги можно спрятать всюду, лишь бы туда доходили телефонные провода. Конечно, только электронные деньги, а не золотые слитки.

Хенли удивился только тому, что Сэм так рано затронул эту тему. Скорее всего, он хотел узнать, что думают на этот счёт его коллеги. Они же не испытывали никаких угрызений совести из-за того, что нужно будет оборвать жизнь Сали, а вот мысль о том, чтобы не только убить, но и ограбить его, требовала свернуть на совсем иные, незнакомые рельсы. «Человеческая совесть может иногда выкидывать презабавные штуки», – подытожил про себя Джерри.

– Давайте не будем сейчас останавливаться на втором варианте, – сказал он. – Насколько трудно будет нанести сам удар?

– Имея то, чем нас снабдил Рик Пастернак? Детская игра, если только наши люди не умудрятся все перепутать. Но даже тогда, если все же допустить наихудший вариант, все можно будет представить как попытку ограбления, во время которой грабитель перестарался, – сказал Грейнджер.

– А если наш парень уронит ручку? – встревоженно спросил Раундс.

– Ручка, она и есть ручка. Ею спокойно можно писать. Она выдержит осмотр любого полицейского, в любой стране, – так же уверенно ответил Грейнджер. Сунув руку в карман, он вытащил образец оружия и положил на стол. – Не заряжено, – успокоил он своих коллег.

Все по очереди осмотрели предмет, о котором уже были наслышаны. По виду это была дорогая шариковая ручка, позолоченная, с обсидиановой вставкой в прищепке. Сдвинув прищепку вниз и повернув корпус, её можно было превратить из безобидной авторучки в шприц со смертельным ядом, который через пятнадцать-двадцать секунд должен был парализовать жертву и через три минуты – убить. От этого яда не существовало противоядия, а на теле не оставалось никаких заметных следов от его применения. Во время осмотра все участники совещания, как один, тыкали ею вперёд, словно намеревались воткнуть; один лишь Раундс взмахнул ею, как миниатюрным мечом.

– Было бы неплохо опробовать на сухую, – спокойно предложил он.

– Есть желающие выступить в качестве жертвы? – спросил Грейнджер. Никто не кивнул в ответ, и это нисколько не удивило его. Наступило время для той тяжёлой паузы, которая обычно предшествует подписанию договора страхования жизни – бумажки, которая вступит в законную силу лишь в том случае, если тебя уже не будет на свете. А мысль об этом, как правило, лишает человека чувства юмора.

– Отправим в Лондон обоих? – спросил Хенли.

– Именно так. – Грейнджер кивнул и деловито продолжил: – Мы поставим им задачу отследить цель, выбрать подходящий момент и провести акцию.

– И дождаться результатов? – Раундс произнёс фразу вопросительным тоном, хотя на самом деле это было утверждение.

– Совершенно верно. Затем они смогут совершить перелёт к месту пребывания следующей цели. Вся операция должна занять не больше недели. Затем они возвращаются домой, а мы ждём развития событий. Если кто-нибудь протянет лапу к его денежкам после смерти любителя клубнички, мы об этом, скорее всего, узнаем, верно?

– Должны узнать, – подтвердил Белл. – А если кто-нибудь присвоит их, мы будем знать, куда они пошли.

– Замечательно, – бросил Грейнджер. В конце концов, именно это и подразумевалось под термином «разведка боем».

* * *

Они здесь долго не задержатся, думали, не сговариваясь, близнецы. Их поселили в соседних номерах местного отеля «Холидей инн», и нынешним воскресным днём братья смотрели телевизор в компании своего гостя.

– Как поживает мама? – спросил Джек.

– Прекрасно. Всё время возится с местными школами – в смысле, приходскими. Нечто вроде помощника учителя, но сама не преподаёт. Папа разрабатывает какой-то новый проект. Похоже, что «Боинг» вернулся к мысли о создании сверхзвукового авиалайнера. Папа говорит, что они ни за что его не построят, если Вашингтон не отвалит хорошенькие деньги, но пенсионеры из «Конкорда» хотят снова вернуться к своей игрушке, а «Боингу» нравится, когда у его инженеров работы выше головы. Ещё они немного тревожатся по поводу амбиций «Аэробуса» и не хотят, чтобы их застали в гальюне со спущенными штанами, если французы вдруг совершат рывок.

– А что Корпус? – обратился Джек к Брайану.

– Ну, Корпус – это Корпус, кузен. Шагает себе вперёд и в поте лица готовится к будущей войне.

– Папа здорово волновался, когда ты отправился в Афганистан.

– Там и впрямь было из-за чего поволноваться. Народ там крепкий и вовсе не тупой, но, при всём при этом, очень плохо обученный. Так что, когда пришлось всерьёз бодаться с ними, мы одолели. Если мы видели что-нибудь несимпатичное, то обычно вызывали «птичек», и они разбирались, что там есть, а чего нет.

– И много?

– Много мы положили? Ну, скажем, было. Не столько, сколько надо, но было. Сначала туда отправились «зелёные береты»[65], и афганцы быстро поняли, что регулярная война совсем не в их интересах. А мы по большей части гонялись за мелкими группками, вели разведку и наводили на дичь больших псов. С нами был парень из ЦРУ и пеленгационная группа. Плохие парни слишком любили пользоваться радио. Когда мы засекали передачу, то подходили примерно на милю, проверяли все своими глазами, и если видели что-то достаточно интересное, то докладывали летунам, а сами мчались прочь, словно за нами черти гонятся. На их удар смотреть и то было страшно, не то что попадать под него, – закончил Брайан.

– Я думаю. – Джек дёрнул за кольцо и с громким щелчком вскрыл банку пива.

– Я про этого парня, Сали, у которого девку зовут Розали Паркер, – сказал Доминик. Как и большинство полицейских, он имел хорошую память на имена. – Ты сказал, что он писал кипятком, узнав о стрельбе?

– Ага, – кивнул Джек. – Можно было подумать, что речь идёт о победе его любимой команды.

– А кто дирижировал группой поддержки?

– Его кореша, с которыми он переписывается по электронной почте. Британцы записывают все его телефонные разговоры и e-mail... Но больше я вам ничего сказать об этом не могу. Европейские телефонные системы не настолько безопасны, как принято думать, – все знают о прослушивании разговоров по сотовым телефонам и тому подобном, но полицейские там устраивают такие вещи, каких мы себе не позволяем. Особенно британцы – они наловчились, выслеживая парней из ИРА[66]. Я слышал, что в других европейских странах в этом отношении ещё свободнее.

– Совершенно верно, – поддержал его Доминик. – В Академии была особая программа – что-то вроде курса подготовки к получению докторской степени для полицейских. Они любили похвастаться такими вещами, особенно если поставить им стаканчик-другой. Значит, Сали был в восторге от того, что учинили эти подонки, да?

– Как будто его команда выиграла суперкубок, – не задумываясь, ответил Джек.

– А он, значит, обеспечивает их деньгами? – спросил Брайан.

– Правильно.

– Интересно... – Это было все, что Брайан счёл нужным сказать, получив ответ на свой вопрос.

* * *

Он мог провести здесь ещё одну ночь, но завтра утром ему предстояло кое-что сделать, и поэтому он возвращался в Лондон на своём «Астон-Мартин ванкиш боулэнд блэк». Внутри машина была оформлена в благородном серовато-чёрном цвете, и сейчас «Астон-Мартин», не слишком затрудняя 460 лошадей, скрывающихся под длинным капотом в двенадцатицилиндровом моторе ручной сборки, мчался на восток по М4 со скоростью сто миль в час. С определённых точек зрения, автомобиль был даже лучше, чем секс. Просто жалость, что с ним не поехала Розали, хотя – он взглянул на свою спутницу – Мэнди тоже была недурной грелкой, хотя чересчур тощей, на его вкус. Да, если бы она нарастила на свои кости немного мяса, ей это только пошло бы на пользу, но европейская мода такого не поощряла. Эту моду, наверно, выдумывали педерасты, желавшие, чтобы женщины не были женщинами, а походили на молодых мальчиков. «Безумие, – думал Сали. – Полнейшее безумие».

Зато Мэнди, гораздо больше, нежели Розали, нравилось ездить в этой машине. Розали, к сожалению, боялась быстрой езды и не настолько доверяла его водительскому мастерству, как должна бы. Сали рассчитывал перевезти этот автомобиль домой – он, естественно, отправится туда самолётом и возьмёт машину с собой. У его брата имелся достаточно скоростной автомобиль, но дилер сказал ему, что эта четырехколесная ракета может разгоняться до трехсот с лишним километров в час – это 196 миль, – а в Саудовском королевстве имеются прекрасные ровные прямые дороги.

Ладно, пусть двоюродный брат летает на истребителе «Торнадо» в Саудовских королевских военно-воздушных силах, но этот автомобиль принадлежит ему, и в этом немалая разница. К сожалению, здесь, в Англии, полиция не позволяет ему ездить на машине так, как эта умница того заслуживает; ещё одно нарушение, и он может лишиться своих водительских прав – сами не умеют развлекаться и другим не дают! – но дома таких проблем не будет. И, испробовав, на что она действительно способна, он прилетит обратно в Гатуик и будет возить в ней восхищённых женщин, что почти так же хорошо, как гонять на машине. А вот Мэнди должным образом ценила эти поездки. Нужно будет завтра купить хорошенькую сумочку от «Вуиттон» и отправить ей домой с посыльным. Щедрость в отношениях с женщинами никогда не повредит, а Розали будет полезно узнать, что у неё есть конкурентка.

Ворвавшись в город на максимальной скорости, какую допускали полиция и условия движения, он пронёсся мимо «Харродс», проскочил по туннелю, оставил в стороне дворец герцога Веллингтонского, повернул направо на Керзон-стрит и налево на Беркли-сквер. Сигнал фар дал понять человеку, который за приличные деньги охранял его парковочное место, что нужно убрать автомобиль и дать хозяину возможность заехать на место перед трехэтажным особняком, сложенным из бурого песчаника. Следуя наилучшим континентальным манерам, он вышел из автомобиля, обежал его, чтобы открыть дверь Мэнди, галантно проводил её ко входу и, широко улыбаясь, распахнул перед нею огромную дубовую дверь. Как-никак, через несколько минут она откроет перед ним другую, куда более приятную дверцу.

* * *

– Наш маленький проказник вернулся домой, – сказал Эрнест, отмечая время на своём планшетном компьютере. Двое офицеров Службы безопасности сидели в фургоне с надписью «Бритиш телеком», припаркованном в полусотне ярдов от того места, где остановился «Астон-Мартин». Они находились там около двух часов. Молодой сумасшедший саудовец примчался немыслимо быстро; очевидно, он считал, что в нём воплотился дух Джимми Кларка[67], и ездил соответственно.

– Думаю, что он провёл уик-энд лучше, чем мы, – проворчал Питер и лишь после этого повернулся и, нажав на кнопку, привёл в действие систему наблюдения, установленную в георгианском[68] особняке. В неё, в частности, входили три видеокамеры, плёнки которых каждые три дня меняла специальная команда. – До чего же неуёмный е..рь!

– Наверно, жрёт «виагру», – не без зависти в голосе предположил Эрнест.

– Просто нужно быть хорошим парнем, Эрни, мой мальчик. Эта поездочка обойдётся ему в наше с тобой двухнедельное жалованье. А ещё она получит от него какой-нибудь по-настоящему славный сувенирчик.

– Ублюдок, – с чрезмерным неудовольствием бросил Эрнест.

– Она, конечно, тощая, но не настолько, сынок, – заявил, громко хохотнув, Питер. Они имели представление, в какие суммы Мэнди Дэвис оценивала свои услуги и как мужчины всего мира, презирая её, все же любопытствовали, что же такого выдающегося она могла делать, чтобы ей платили такие бешеные деньги. Как офицеры контрразведки, они не ощущали даже той снисходительной благосклонности, какую опытный полицейский констебль мог испытывать к необразованным и не умеющим делать ничего полезного женщинам, пытающимся зарабатывать на жизнь подобным образом. Семьсот пятьдесят фунтов за один вечерний визит и две тысячи фунтов за целую ночь. О том, в каких суммах мог выражаться её заработок за уик-энд, ни один из них даже не заговаривал.

Оба надели наушники, чтобы удостовериться, что микрофоны работают, и принялись переключать каналы, проверяя аппаратуру, установленную в разных местах по всему дому.

– Он ведь чертовски любит это дело, – заметил Эрнест. – Что, если она останется на ночь?

– Готов держать пари, Эрни, что этого не случится. Куда вероятнее, что ублюдок сядет на свой долбаный телефон, и мы услышим что-нибудь полезное.

– Проклятый чурка, – пробормотал себе под нос Эрнест. Напарник был с ним полностью согласен. Они считали Мэнди куда симпатичнее, чем Розали. Сошла бы и для государственного министра.

* * *

Они оказались правы в своих предположениях. Мэнди Дэвис вышла из дома в 10.23, остановилась в дверях для прощального поцелуя и улыбки, способной разбить сердце любого мужчины, а затем отправилась по Беркли-стрит под горку в направлении Пиккадилли, где не свернула направо возле аптеки «Бутс», чтобы попасть на станцию подземки, расположенную на углу Пиккадилли и Страттон, а подозвала взмахом руки такси и приказала вести себя в центр города, а именно – к Новому Скотленд-Ярду.

Там ей предстояло дать очередные показания вполне дружески расположенному к ней молодому детективу, который, кстати, был ей очень симпатичен как мужчина, хотя она обладала слишком высокой квалификацией в своей профессии, чтобы смешивать работу и развлечение. Уда был весьма любвеобильным и щедрым малым, но если кто-то и питал иллюзии относительно их отношений, то он, а не она.

* * *

Цифры, появившиеся на светодиодных табло, сразу же запечатлелись в памяти ноутбуков наблюдателей и, самое меньшее, в ещё одном компьютере, находившемся в Темза-хаусе. В каждый из телефонных аппаратов Сали были вмонтированы микроскопические устройства, отмечавшие, куда он сделал звонок. Второй комплект подобных устройств выявлял номера телефонов, с которых делались входящие звонки. Три магнитофона фиксировали каждое слово разговора. Этот звонок Сали был заграничным и адресовался на мобильный телефон.

– Он называет своего друга «Мохаммед», – констатировал Питер. – Интересно, о чём они будут говорить.

– Минут десять, если не больше, он будет описывать свои приключения в этот уик-энд, могу держать пари.

– Да, что-что, а поболтать он действительно любит, – согласился Питер.

* * *

– Пусть она чересчур тоща, но зато по-настоящему опытная проститутка, мой друг. Это самое лучшее, что можно сказать о женщинах у неверных, – заверил Сали своего собеседника. И ей, и Розали он действительно очень нравился. В этом он нисколько не сомневался.

– Очень приятно слышать это, Уда, – терпеливо проговорил Мохаммед, находившийся в Париже. – А теперь давай перейдём к делу.

– Как тебе будет угодно, мой друг.

– Американская операция прошла успешно.

– Да, я видел. Сколько всего?

– Восемьдесят три убитых и сто сорок три раненых. Могло быть и больше, но одна из команд допустила ошибку. Что гораздо важнее, случившееся широко осветили в новостях. На всех телевизионных каналах только и говорят, что о наших святых мучениках и их подвиге.

– Да, это действительно замечательно. Великое дело во славу Аллаха.

– О, да. Ну, а теперь тебе нужно положить немного денег на мой счёт.

– Сколько же?

– На первое время хватит сотни тысяч британских фунтов.

– Я смогу сделать это в десять утра. – Вообще-то, он мог сделать это на час, а то и на два раньше, но завтра утром он намеревался отоспаться. Мэнди изрядно утомила его. Сейчас он лежал в кровати, пил французское вино, курил сигарету и без особого интереса смотрел телевизор. Ему хотелось посмотреть программу «Скай ньюс», которая должна была начаться около одиннадцати. – Это все?

– Пока что – да.

– Всё будет сделано, – пообещал он Мохаммеду.

– Вот и превосходно. Доброй ночи, Уда.

– Подожди, у меня вопрос...

– Не теперь. Нужно соблюдать осторожность, – перебил его Мохаммед. Пользуясь мобильным телефоном, нужно помнить об опасности. Уда вздохнул.

– Как ты пожелаешь. Доброй ночи. – И оба прервали связь.

* * *

– Паб в Сомерсете – «Синий боров» – оказался очень неплохим, – рассказывала Мэнди. – Еда была вполне сносной. Вечером в пятницу Уда заказал индейку и две пинты. Вчера вечером мы обедали в ресторане «Орчард», прямо напротив отеля. Он заказал говядину шатобриан, а я камбалу по-дуврски. В субботу днём ненадолго вышли за покупками. Он вообще-то был против, ему хотелось оставаться в постели. – Симпатичный детектив записывал все это на магнитофон и попутно делал пометки в своём блокноте. Второй полицейский тоже усердно писал. Они оба относились к предмету сообщения с таким же клиническим бесстрастием, как и женщина.

– Он о чем-нибудь говорил? О новостях, которые передавали по телевидению или печатали в газетах?

– Он смотрел новости по телевидению. Но не произнёс ни слова. Я сказала, что это ужасно, все эти убийства, но он лишь проворчал что-то невнятное. Возможно, он действительно бессердечный тип, хотя ко мне он всегда относится хорошо. Мы с ним ни разу не поругались. Вообще не ссорились, – сообщила она, обведя обоих детективов медленным, невыразимо нежным взглядом синих глаз.

Даже полицейским было нелегко сохранять к ней исключительно профессиональное отношение. Она обладала внешностью модели, разве что немного не вышла ростом – всего пять футов один дюйм. И ещё она казалась очень мягкой и ласковой, что, несомненно, очень помогало ей в трудах. Однако за всей этой видимостью скрывалось сердце из самого твёрдого льда. Возможно, это было печально, но детективов вообще-то не касалось.

– Он делал какие-нибудь телефонные звонки?

Женщина покачала головой:

– Ни единого. Он даже в этот уик-энд не взял с собой мобильный телефон. Он сказал, что хочет в эти дни принадлежать только мне и что мне не придётся ни с кем его делить. Такое случилось впервые. А во всём остальном всё было как обычно. – Она ненадолго задумалась. – Впрочем, он мылся больше, чем обычно. Я два дня подряд гоняла его под душ, и он даже не жаловался. Ладно, пусть я ему помогала. Я ходила в душ вместе с ним. – Она одарила полицейских кокетливой улыбкой. На этом, в общем, рапорт можно было считать завершившимся.

– Спасибо, мисс Дэвис. Вы, как всегда, сообщили нам очень много полезного.

– Просто помогаю по мере сил. Вы думаете, что он террорист или что-то в этом роде? – не удержалась она от вопроса.

– Нет. Если бы вам угрожала хоть какая-то опасность, мы бы обязательно предупредили вас.

Мэнди молча раскрыла свою сумочку от «Луи Вуиттона» и вынула нож с пятидюймовым лезвием. Для того, чтобы носить такое оружие, требовалось разрешение, как и для пистолета, но, учитывая профессию этой женщины, было ясно, что ей совершенно необходим надёжный друг, который сопровождал бы её везде и всюду, и детективы это понимали. И не сомневались, что она сумеет правильно воспользоваться им при необходимости.

– Я могу постоять за себя, – заверила она обоих. – Но Уда не из таких. Он не просто джентльмен, но и самый настоящий неженка. Что-что, а уж разгадывание мужчин в нашем бизнесе – первейшее дело. И он нисколько не опасен, если только он не актёр, лучше любого голливудского. Он играет с деньгами, а не с оружием.

Оба полицейских отнеслись к этому заявлению со всей серьёзностью. Она была права – самым главным умением проституток было разгадывание партнёров (и прочих людей) до самых потаённых уголков души. Те, кому не удавалось быстро и хорошо овладеть таким умением, редко доживали до двадцати.

После того, как Мэнди на такси отбыла домой, двое детективов из Специальной службы кратко обобщили услышанное и отправили донесение по e-mail в Темза-хаус, где эти сведения присоединились к большому электронному досье на молодого араба, которое давно уже собирала Служба безопасности.

* * *

Брайан и Доминик прибыли в Кампус ровно в 8.00. Предъявив полученные в субботу пропуска, они поднялись в лифте на верхний этаж, где им пришлось ещё полчаса сидеть и пить кофе, пока не явился Джерри Хенли. Оба близнеца вскочили с кресел и вытянулись по стойке «смирно», особенно Брайан.

– Доброе утро, – приветствовал их на ходу бывший сенатор, но всё же остановился. – Думаю, что сначала вам будет лучше поговорить с Сэмом Грейнджером. Рик Пастернак обещал подъехать к девяти пятнадцати. Сэм подойдёт с минуты на минуту. Ну, а мне придётся для начала разгрести залежи, образовавшиеся на столе.

– Так точно, сэр, – ответил Брайан. Чёрт возьми, кофе здесь был совсем неплох.

Грейнджер вышел из лифта всего через две минуты.

– Привет, парни. Следуйте за мной.

Они с готовностью повиновались. Кабинет Грейнджера оказался поменьше, чем у Хенли, но это не был и закуток стажёра. Он указал своим посетителям на стулья и повесил пиджак на крючок.

– Как скоро вы будете готовы к выполнению задания?

– А когда вам надо? – вопросом на вопрос ответил Доминик.

Грейнджер улыбнулся, хотя чересчур нетерпеливые люди, как правило, вызывали у него насторожённость. С другой стороны, то, что случилось три дня тому назад... Возможно, их рвение вовсе не являлось плохим признаком.

– У вас уже есть план? – спросил Брайан.

– Да. Мы дорабатывали его в выходные. – Грейнджер и в этом разговоре использовал военный термин: разведка боем.

– Имеет смысл, – заметил Брайан. – И где же нужно будет это сделать?

– Вероятно, на улице. Я не стану указывать вам, как именно следует выполнить миссию, а лишь объясню, что именно нам нужно. Как вы это сделаете – решать вам самим. Что же касается вашего первого объекта, то у нас имеется достаточно подробное описание его местопребывания и привычек. Так что вопрос лишь в том, чтобы правильно идентифицировать объект и понять, как выполнить работу.

Выполнить работу, – повторил про себя Доминик. – Похоже на цитату из «Крёстного отца».

– Кто он такой и почему выбран?

– Его зовут Уда бен-Сали, ему двадцать шесть лет, живёт в Лондоне.

Близнецы не без удивления переглянулись.

– Я должен был догадаться, – сказал Доминик. – Джек говорил нам о нём. Это денежный мешок, который кормит всю эту сволочь, верно?

Грейнджер открыл простую картонную папку, которую взял где-то по пути снизу, и передал её близнецам.

– Вот фотографии Сали и двух его подруг. Местоположение и фотографии его дома в Лондоне. Вот он в своём автомобиле.

– "Астон-Мартин", – заметил Доминик. – Крутая тачка.

– Он работает в районе, где размешаются крупнейшие финансовые организации, имеет офис в здании страховой компании «Ллойд». – Здание тоже было сфотографировано с разных точек. – Но есть одно серьёзное осложнение. Он обычно ходит с «хвостом». За ним приглядывает Служба безопасности – МИ-5, – но вроде бы это делает только один сотрудник, да к тому же и новичок. Так что, когда дойдёт до дела, постарайтесь не забыть об этом.

– Если я правильно понимаю, это нужно сделать без стрельбы, да? – спросил Брайан.

– Да. Но у нас есть кое-что получше. Никакого шума, надёжно и скрытно. Вы узнаете все подробности от Рика Пастернака. Огнестрельное оружие для этой миссии не годится. Европейские страны очень не любят стрельбы, а действовать голыми руками слишком опасно. Суть в том, чтобы все решили, будто с ним случился сердечный приступ.

– Химия? – спросил Доминик.

– Об этом спрашивайте Рика. Он назовёт и главу, и строчку.

– Каким образом мы повезём эту химию?

– Вот таким. – Грейнджер выдвинул ящик стола и вынул «безопасную» синюю ручку. Передав её близнецам, он объяснил, как ручка работает.

– Просто конфетка! – восхитился Брайан. – Ткнуть ему в ж..у, и всех делов, да?

– Совершенно верно. При уколе будет мгновенно введено семь миллиграммов препарата – он, кстати, называется сукцинилхолин, – и больше ничего делать не нужно. Объект тут же падает, мозговые клетки начинают погибать через несколько минут, и полная смерть наступает менее чем через десять минут.

– А как насчёт медицины? Что, если на той стороне улицы окажется машина «Скорой помощи»?

– Рик говорит, что не поможет ничего, если только дело будет происходить не в реанимационном отделении со стоящими наготове докторами. И то они смогут помочь, только если будут точно знать, что нужно делать.

– Что ж, по-моему, справедливо. – Брайан взял из папки фотографию их первого «клиента», но, глядя на неё, видел умирающего Дэвида Прентисса. – Считай, что тебе не повезло, приятель.

* * *

– Я вижу, наш друг хорошо провёл уик-энд, – сообщил Джек своему компьютеру. Перед ним на экране поочерёдно появились фотография мисс Мэнди Дэвис и текст интервью, данного ею Специальной службе лондонской полиции. – Хорошенькая штучка.

– И очень недешёвая, – добавил Виллс со своего места.

– И долго ещё Сали будет развлекаться? – Этот вопрос Джек адресовал уже своему напарнику.

– Джек, на эту тему лучше не размышлять, – предупредил его Виллс.

– Потому что наши охотники... Тони, чёрт возьми, они же мои двоюродные братья.

– Я об этом почти ничего не знаю и не желаю знать. Чем меньше знаешь, тем меньше у тебя проблем. И точка, – добавил он, повысив голос.

– Наверно, вы правы, – упрямо отозвался Джек. – Но даже если я раньше мог испытывать какое-то подобие симпатии к этому х.., то она гавкнулась в тот самый момент, когда я узнал, что он даёт бабки мерзавцам с оружием. Есть границы, которые просто нельзя переступать.

– Да, Джек, действительно есть. Так что будь осторожен и сам не зайди слишком далеко.

Джек Райан-младший с секунду обдумывал эти слова. Хотел бы он сам стать убийцей? Пожалуй, что нет, но люди, которых нужно было убить, действительно существовали, и Уда бен-Сали относился как раз к этой категории. Если его родственникам удастся это сделать, они совершат поступок, угодный богу – или хотя бы полезный своей стране. А ведь он сам в значительной степени занимался тем же самым, чем и они.

* * *

– Настолько быстро, доктор? – спросил Доминик.

Пастернак кивнул:

– Да, именно настолько.

– И по-настоящему надёжно? – усомнился Брайан.

– Пяти миллиграммов вполне достаточно. Эта ручка-шприц вводит семь. Если кому-то удастся выжить, это стало бы самым настоящим чудом. К сожалению, смерть будет крайне неприятной, но с этим ничего нельзя поделать. Мы могли бы использовать токсин ботулизма – это очень быстродействующий нейротоксин, – но он остаётся в крови и обязательно обнаружится при посмертном токсикологическом анализе. Сукцинилхолин разлагается просто замечательно. Обнаружение его оказалось бы ещё одним чудом, но и оно могло бы случиться лишь в том случае, если бы патологоанатом точно знал, что искать, а это весьма маловероятно.

– Итак, ещё раз – насколько быстро он действует?

– Двадцать-тридцать секунд – в зависимости от того, далеко или близко окажется крупный кровеносный сосуд. После этого наступит полный паралич. Человек будет не в состоянии даже моргнуть. У него не сможет двигаться диафрагма, а это значит – потеря дыхания, кислород не поступает в лёгкие. Сердце ещё некоторое время может биться, но поскольку потребность этого органа в кислороде очень велика, ишемические изменения начнутся через считанные секунды – это означает, что сердечная ткань начнёт умирать от недостатка кислорода. Боль будет крайне сильной. Как правило, тело обладает некоторым запасом кислорода. Каким именно – зависит от физического состояния: у тучных он меньше, чем у худощавых. Как бы там ни было, сердце умрёт первым. Оно будет пытаться сокращаться, но от этого боль только усилится. Прекращение деятельности коры головного мозга произойдёт через три-шесть минут. До этого времени он будет ещё слышать, что происходит, но не видеть...

– Почему? – спросил Брайан.

– Веки, по всей вероятности, закроются. То есть наступит полный паралич. Он будет лежать, испытывая страшную боль, неспособный совершить малейшее движение, с сердцем, пытающимся перекачивать лишённую кислорода кровь, до тех пор, пока мозговые клетки не умрут от кислородного голодания. После этого теоретически возможно поддержать в теле физиологическую жизнь – клетки мускулатуры способны существовать без кислорода несколько дольше, чем мозговые, но разум, все условные и безусловные рефлексы будут утрачены навсегда. Возможно, это чуть менее верная смерть, чем после пули в лоб, но зато препарат убивает без шума и не оставляет практически никаких следов применения. Во время умирания сердечные клетки производят ферменты, которые служат одним из признаков для установления смерти от сердечного приступа. Поэтому при патоанатомической экспертизе будет поставлен диагноз «сердечная недостаточность» или «неврологический пароксизм» – его может спровоцировать мозговое новообразование, и потому не исключено, что они станут изучать ещё и мозг. Но гематологическая проба даст ответ: «сердечная недостаточность», и на этом анализы прекратятся. Эта проба не покажет присутствия сукцинилхолина, поскольку его метаболизм продолжается даже после смерти организма. И морг останется с очередным случаем острой сердечной недостаточности, какие встречаются каждый день. Возможно, кровь проверят также на наличие холестерина и ещё какие-то факторы риска, но ничего не изменит того факта, что человек умер по причине, которую никогда не удастся установить наверняка.

– Господи! – пробормотал Доминик. – Доктор, чёрт возьми, вы-то как влезли в этот бизнес?

– Мой младший брат был вице-президентом «Кантор Фицджеральд», – коротко ответил профессор.

– Значит, нам стоит обращаться с этими ручками поосторожнее? – спросил Брайан. Объяснение доктора его полностью удовлетворило.

– Лично я поступил бы именно так, – сказал Пастернак.

Глава 17 И маленький рыжий лисёнок, и первый забор

Они вылетели из международного аэропорта Даллеса рейсом «Бритиш Эруэйз» на «Боинге-747», систему управления которого спроектировал их родной отец двадцать семь лет тому назад. Доминик философски подумал о том, что тогда он ещё ползал в подгузниках, а мир с тех пор успел сделать много оборотов вокруг своей оси.

Оба путешествовали по совершенно новым паспортам, выписанным на их настоящие имена. Все остальные необходимые документы хранились в памяти их портативных компьютеров, глубоко зашифрованные, точно так же, как модемное и другое коммуникационное программное обеспечение. Они были дорого, но достаточно небрежно одеты, как и большинство пассажиров салона первого класса. Вдоль рядов кресел порхали стюардессы. Братья взяли какие-то закуски и по стаканчику белого вина. Когда самолёт набрал высоту, подали более плотную трапезу; еда оказалась приличной – это, пожалуй, наивысшая оценка для того, что подаётся в самолётах. Неплохим оказался и выбор фильмов по видео. Брайан включил «День независимости», а Доминик – «Матрицу», – оба с детства питали пристрастие к научной фантастике. В кармане пиджака у каждого лежало по красивой сувенирной ручке с золочёным корпусом. Запасные заряды находились в бритвенных приборах, путешествовавших вместе с остальным багажом на нижней палубе. До Хитроу предстояло лететь около шести часов, и оба рассчитывали, что смогут немного поспать в пути.

– Есть какие-нибудь сомнения, Энцо? – шёпотом спросил Брайан.

– Нет, – ответил Доминик. – Только бы все получилось. – Он решил не добавлять, что в камерах английских тюрем довольно плохая сантехника, и если для офицера морской пехоты пребывание в таких условиях, несомненно, окажется неприятным, то для штатного специального агента ФБР оно будет форменным оскорблением.

– Согласен с тобой. А теперь, братишка, давай поспим.

– Понял тебя, кувшиноголовый[69], связь кончаю. – Братья, нажав на рукоятки в подлокотниках, низко откинули кресла. В трех тысячах миль под ними раскинулись бескрайние просторы Атлантики.

* * *

В свою квартиру Джек-младший вернулся, уже точно зная, что его кузены отправились за границу, и хотя ему не сообщили о конкретной цели путешествия, чтобы догадаться о ней, не требовалось сверхъестественного взлёта воображения. По всей вероятности, Уде бен-Сали осталось жить не больше недели. Он узнает, когда это случится, из утреннего перехвата сообщения из Темза-хаус. Сейчас он пытался догадаться, что же именно скажут британцы, насколько сильно они встревожатся и/или расстроятся из-за этого. Несомненно, из сообщений он сможет кое-что угадать о том, как именно это будет сделано. Но любопытство у него разгорелось невероятно. Он провёл в Лондоне достаточно времени, чтобы точно знать, что применение оружия там не допускается, если только речь не идёт о лишении жизни, санкционированном правительством. В таком случае – если, скажем, САС разберётся с кем-то, кого очень не любят на Даунинг-стрит, 10[70], – полиция будет знать, что не нужно слишком усердствовать в расследовании этого дела. Ну там, несколько формально необходимых допросов и опросов, чтобы папка с делом не оказалась чересчур тощей, перед тем, как её засунут в шкаф с табличкой «НЕРАСКРЫТЫЕ», где она, всеми забытая, будет собирать пыль до скончания времён. Необязательно быть конструктором космических ракет, чтобы понимать такие вещи.

Но сейчас речь шла о том, что подобную акцию на британской территории совершат американцы, а это, вне всяких сомнений, не понравится правительству её королевского величества. Это был вопрос юрисдикции и даже национального достоинства. И, помимо всего прочего, это не было акцией американского правительства. С точки зрения закона, это было предумышленное убийство, а к таким вещам все правительства относятся крайне неодобрительно. Поэтому, что бы они там ни делали, он надеялся, что братья будут соблюдать осторожность. Ведь в случае неудачи даже его отец вряд ли сможет их вытащить.

* * *

– О, Уда, ты просто чудовище! – воскликнула Розали Паркер, когда он в конце концов скатился с её тела. Она украдкой взглянула на часы. Времени было уже много, а у неё сразу после ленча было назначено свидание с нефтяным магнатом из Дубайи. Он был довольно миленьким старичком, а также усердным трахальщиком, хотя и сказал однажды – вот ведь, мерзкий старый пидор! – что она очень похожа на одну из его любимых дочерей.

– Останься на ночь, – уговаривал её Уда.

– Не могу, мой любимый. Я должна повести маму на ленч, а потом отправиться с нею за покупками в «Харродс». О, господи, мне уже пора бежать! – воскликнула она с умело разыгранным волнением и села на кровати.

– Нет! – Уда схватил её за плечо и потянул обратно.

– О, ты дьявол! – Негромкий смех и тёплая улыбка.

– Его зовут шайтан, – поправил Уда. – И он не принадлежит к нашей семье.

– Все равно, Уда, ты способен довести несчастную девочку до полного изнеможения. – Не то чтобы она имела что-то против продолжительных занятий этим делом, но у неё были и другие дела. Поэтому она поднялась и начала собирать детали своей одежды, валявшиеся там, куда он их побросал.

– Розали, любовь моя, у меня нет никого, кроме тебя! – простонал он. Но она-то знала, что он врёт. Как-никак, она сама познакомила его с Мэнди.

– Это правда? – ревниво спросила она.

– Ах, ты об этой? Она слишком тощая. Она ничего не ест. Она ничего не стоит против тебя, моя принцесса.

– Ты такой милый. – Она наклонилась, быстро поцеловала его, а потом надела бюстгальтер. – Уда, ты замечательный, ты самый лучший. – Всегда полезно приласкать мужское самомнение. У мужчин есть части, которым очень идёт на пользу, когда их ласкаешь, и самомнение является одной из них. Ну, а у него оно было просто огромным. Не то что одна часть тела.

– Ты говоришь это только для того, чтобы доставить мне удовольствие, – обвиняюще проговорил Уда.

– Неужели ты принимаешь меня за актрису? Уда, когда ты меня берёшь, у меня прямо глаза лезут на лоб. Но, как ни жаль, любовь моя, мне действительно нужно бежать.

– Ну, раз так... – Он зевнул. Завтра надо будет купить ей туфли. Неподалёку от его офиса открылся новый магазин «Джимми Чу», в который стоило заглянуть. Ноги у неё точно 6-го размера. Уде очень нравились её ноги.

Розали заскочила в ванную, чтобы посмотреться в зеркало. Её волосы оказались жутко взлохмачены – Уда постарался. Как будто это была какая-то его вещь, с которой он мог делать что угодно. Но несколько взмахов щётки вернули им почти приличный вид.

– Я должна идти, милый, – она наклонилась, чтобы поцеловать его ещё раз. – Не надо, не вставай. Я знаю, где выход. – И ещё один поцелуй, чуть более продолжительный и зазывный... для следующего раза. Уда был настолько постоянен, насколько это возможно для клиента. Она ещё не раз вернётся сюда. Мэнди была хорошей девчонкой и настоящей подругой, но она, Розали, гораздо лучше умела ублажать всех этих чурок, и, самое главное, ей не приходилось морить себя голодом, чтобы походить на этих дурацких плоских, как взлётная полоса, моделей. У Мэнди было слишком уж много постоянных обожателей из Америки и Европы, чтобы она могла позволить себе поесть нормально.

Выйдя на улицу, Розали подозвала такси.

– Куда вас отвезти, дорогуша? – с лёгкой фамильярностью осведомился таксист.

– В Новый Скотленд-Ярд, пожалуйста.

* * *

Когда просыпаешься в самолёте, всегда испытываешь растерянность, независимо от того, насколько хорошее место тебе досталось. Шторки на круглых окошках подняты, зажёгся свет в салоне, в наушниках звучат новости, которые могут быть свежими, а могут и не быть – поскольку самолёт британский, то сказать трудно. Стюардессы начали разносить завтрак – какие-то очень жирные блюда и натуральный кофе «Старбак», заслуживающий по десятибалльной шкале шести баллов. А может быть, и семи. В окно справа от себя Брайан видел зелёные поля Англии, сменившие серовато-чёрные воды бурного океана, которые тянулись внизу всё время, пока он спал, к счастью, без сновидений. Сейчас оба близнеца боялись видеть сны – из-за своего прошлого и, в равной степени, будущего, которое их страшило, невзирая на то, что они твёрдо решили вступить на предложенный путь. Прошло ещё двадцать минут, и «Боинг-747» мягко коснулся земли в Хитроу. Иммиграционный контроль оказался крайне необременительной формальностью. «Британцы справляются с этим делом куда лучше, чем американцы», – подумал Брайан. Очень скоро на ленте транспортёра появился их багаж, и они направились к такси.

– Куда везти, джентльмены?

– Отель «Мэйфейр» на Страттон-стрит.

Водитель кивнул, и машина устремилась на восток, в сторону города. Поездка, совпавшая с началом утреннего часа пик, заняла около получаса. Для Брайана, в отличие от Доминика, это оказалось первым посещением Англии, и потому морской пехотинец смотрел по сторонам с жадным любопытством, а агент ФБР – с удовольствием узнавания. «Почти как дома, – думал Брайан, – вот только пешеходы идут не с той стороны от машин». На первый взгляд, водители также казались более вежливыми, хотя сказать что-то определённое о различиях в ситуации на дорогах двух стран было непросто. По дороге попалось по крайней мере одно поле для гольфа, покрытое изумрудно-зелёной травой, но, в общем и целом, час пик здесь мало отличался от аналогичного времени в Сиэтле.

После получаса езды перед ними открылся Грин-парк, действительно покрытый красивой зеленью[71], затем такси повернуло налево, проехало два квартала, снова повернуло налево и остановилось перед гостиницей. Прямо напротив был салон «Астон-Мартин»; автомобили за стеклом сияли, словно алмазы в витрине «Тиффани» в Нью-Йорке. Не оставалось никаких сомнений, что это в высшей степени фешенебельный район. Хотя Доминик уже бывал в Лондоне, здесь он не останавливался. Европейские гостиницы могли дать неплохой урок любому американскому отелю по части гостеприимства и качества обслуживания. Через шесть минут после того, как братья переступили порог гостиницы, они оказались в своих смежных номерах. Ванны здесь были настолько вместительными, что в них можно было бы поселить крупную акулу, полотенца висели на никелированной трубе полотенцесушителя. Выбор в мини-баре оказался богатейшим, хотя и цены заслуживали уважения. Оба близнеца не торопились бросаться в душ. Часы показывали без четверти девять, Беркли-сквер находилась всего в сотне метров от гостиницы, и поэтому они решили воспользоваться случаем, выйти из отеля и прогуляться в ту сторону, откуда доносилось пение соловьёв.

Доминик толкнул брата локтем и указал налево:

– Если я не ошибаюсь, МИ-5 располагается там, на Керзон-стрит. Чтобы добраться до нашего посольства, нужно подняться в горку, свернуть налево, пройти два квартала, повернуть направо, потом опять налево и выйти на Гросвенор-сквер. На редкость уродливый дом, но такой уж выбрало правительство. А наш друг живёт совсем рядом – по другую сторону от парка, в половине квартала от «Вестминстер-банка». Того, у которого лошадь в эмблеме.

– Похоже, что места здесь совсем недешёвые, – заметил Брайан.

– Не сомневайся, – ответил Доминик. – Эти здания уходят за целые кучи денег. В большинстве своём они разделены на три квартиры, но наш друг Уда занял целый дом для себя одного. Прямо Диснейленд для секса и прочего разврата. Хм, – наморщил он лоб, увидев ярдах в двадцати перед собой микроавтобус с надписью «Бритиш телеком». – Могу держать пари, что это группа наблюдения... тут и опоссуму будет ясно. – В салоне машины никого не было видно, но не потому, что там нет людей, а потому, что окна затянуты плёнкой, непрозрачной снаружи. Это был единственный недорогой автомобиль на улице – в этом районе вдоль тротуаров красовались, самое меньшее, «Ягуары». Но королём являлся чёрный «Ванкиш», стоявший по другую сторону парка.

– Чёрт возьми, а ведь клёвая машинка, – восхитился Брайан. И действительно, «Астон-Мартин», даже стоя перед домом, выглядел так, будто нёсся со скоростью сотня миль в час.

– Настоящий чемпион – это «Макларен F1». Тянет на миллион баксов, водительское место посередине и куча всяких прибамбасов. Носится, как истребитель. То, что ты видишь, не стоит четверти цены «Макларена», братишка.

– Ни ... себе! – всерьёз изумился Брайан. – Так много?

– Альдо, ведь их же делают вручную те самые парни, которые в свободное время восстанавливают Сикстинскую капеллу. Да, что и говорить, достойная тачка. Хотел бы я позволить себе такую. Знаешь, наверно, её мотор можно было бы смело поставить на «Спитфайр» и лететь сбивать немцев.

– Наверно, бензин жрёт со страшной силой, – предположил Брайан.

– Ну, знаешь... Все имеет свои недостатки. А вот и наш мальчик.

Действительно, дверь особняка открылась, и из неё вышел молодой человек, одетый в серый (того оттенка, который иногда называют «Джонни Реб») костюм-тройку. Он остановился, не дойдя до низа каменной лестницы из четырех ступенек, и посмотрел на наручные часы. Как будто в ответ, на улице показалось съезжающее с холма чёрное лондонское такси, Уда бен-Сали сошёл на тротуар, остановил машину, сел и уехал.

Пять футов десять дюймов, 155 – 160 фунтов, – вспоминал Доминик. – Чёрная борода вдоль края нижней челюсти, словно у киношных пиратов. Сосунку, наверно, хотелось бы носить меч... но он его не носит.

– Помоложе нас, – отметил Брайан, все так же неторопливо следуя рядом с братом.

Далее они по предложению Доминика пересекли парк и вернулись другой дорогой, замедлив шаг, чтобы ещё раз окинуть жадными взглядами «Астон-Мартин». В гостинице имелся буфет, где они взяли кофе и лёгкий завтрак – круассаны с мармеладом.

– Не нравится мне эта история с приставленным к нему «хвостом», – сказал Брайан.

– Ничего нельзя поделать. Бритты, наверно, тоже думают, что с ним не все в порядке. Но не забывай, что у него всего-навсего случится сердечный приступ. Нам не придётся стрелять в него, даже с глушителем. Никаких следов, никакого шума.

– Ладно, пусть так. Мы отыщем его в центре города, но если обстоятельства покажутся не очень благоприятными, сразу сворачиваемся, отступаем и придумываем новый вариант, ладно?

– Согласен, – кивнул Доминик. Им следовало вести себя крайне осмотрительно. Ему, вероятно, придётся взять инициативу на себя, потому что вычислить полицейский «хвост» этого парня под силу только ему, а никак не брату. Но выжидать слишком долго тоже не было никакого смысла. Они осмотрели площадь Беркли-сквер лишь для того, чтобы получить о ней реальное представление, даже без особой надежды с первого раза увидеть свою цель. Здесь было совершенно неподходящее место для того, чтобы нанести удар, особенно учитывая, что в каких-нибудь трех десятках ярдов от входа расположилась лагерем группа наблюдения. – Хорошо хотя бы то, что слежку вроде бы ведёт неопытный кадр. Если я смогу придумать, как подобраться к парню, тебе, наверно, придётся столкнуться с ним, что ли, а я отвлеку «хвост» – спрошу, как пройти или ещё что-нибудь. Тебе потребуется секунда, чтобы ткнуть его иголкой, и все. А потом пойдёшь дальше, как ни в чём не бывало. Даже если народ начнёт кричать и звать врачей, то оглянись, как бы между делом, и спокойно иди дальше.

Брайан не спеша обдумал слова брата.

– Согласен.

Завтрак они заканчивали молча.

* * *

Сэм Грейнджер уже находился в своём кабинете. Он открыл дверь в 3.15 и сразу же включил компьютер. Близнецы должны были прибыть в Лондон около часа по вашингтонскому времени, и что-то подсказывало старому разведчику, что они не станут даром терять время. Первая миссия должна была подтвердить – или не подтвердить – представления Кампуса о возможности действий в режиме виртуального офиса. Если все пойдёт по плану, он узнает об успехе операции даже быстрее, чем новости по сети разведывательных агентств дойдут до Рика Белла. Наступил тот этап, который он всегда прямо-таки ужасно ненавидел: ожидание, пока другие воплотят в реальность ту миссию, которую он мысленно спроектировал, сидя за своим письменным столом. Кофе взбадривал. Сигара взбодрила бы ещё лучше, но сигары у него не было. И тут дверь открылась.

На пороге стоял Джерри Хенли.

– И ты тоже здесь? – спросил Сэм, не скрывая удивления и удовольствия.

Хенли улыбнулся.

– Ну, как же? Ведь первый раз. Я не мог дома найти себе места, не то что заснуть.

– Отлично понимаю тебя. Может быть, ты догадался захватить с собой колоду карт?

– К сожалению, нет. – В карты Хенли играл очень даже неплохо. – Есть какие-нибудь новости от близнецов?

– Ни звука. Вероятно, они прибыли вовремя и сейчас уже должны быть в отеле. Я представляю все это так: они получили номера, освежились и вышли осмотреться. Отель находится всего лишь в квартале от дома Уды. Черт знает, не исключено, что они уже впрыснули отраву ему в задницу. Время вполне подходящее. Он как раз сейчас должен был отправиться на работу, если, конечно, аборигены правильно установили его привычки. Но мне кажется, что мы можем на них положиться.

– Да, только ему кто-нибудь мог неожиданно позвонить, или же он увидел что-нибудь интересное в утренней газете, или его любимая рубашка оказалась плохо отглаженной. Реальность аналоговая, Сэм, а не двоичная, надеюсь, ты об этом помнишь?

– Ещё бы, – отозвался Грейнджер.

* * *

Финансовый район выглядел именно так, как полагалось финансовому району, хотя и несколько домашнее, что ли, чем его аналог в Нью-Йорке, застроенный башнями-мишенями из стекла и стали.

Конечно, и здесь имелись подобные здания, но они не настолько подавляли все окружающее. В половине квартала от того места, где они вышли из такси, находилась часть стариннейшей, построенной ещё древними римлянами стены, окружавшей когда-то лагерь легионеров Лондиниум (так первоначально называлась нынешняя британская столица). Место было выбрано потому, что здесь имелись колодцы с чистой водой и большая река. Братья сразу обратили внимание на то, что люди здесь в основном прекрасно одеты, и магазины производят впечатление первоклассных, даже притом, что в этом городе вообще не так-то просто найти низкосортные вещи. Район, естественно, оказался очень суматошным, всюду кишели толпы, образованные людьми, быстро и целеустремлённо шагавшими в самых разных направлениях. Здесь имелось также множество пабов; у дверей большинства из них висели чёрные доски с написанным мелом меню. Близнецы выбрали один, из которого открывался ясный вид на вход в здание «Ллойда»; к их немалому удовольствию, здесь имелось даже несколько столиков на тротуаре, совсем как в Риме, возле Испанской лестницы. Небо, в полном несоответствии с привычной репутацией Лондона как города, где всегда пасмурно, радовало синевой. Близнецы приоделись достаточно хорошо, чтобы в них нельзя было с первого взгляда определить американских туристов. Брайан высмотрел банкомат и взял немного наличных денег, которые поделил с братом, а потом они заказали кофе – они все же были американцами и не привыкли к чаю – и стали ждать.

* * *

Сали, сидя у себя в офисе, работал за компьютером. У него появилась возможность купить особняк в Белгравии – ещё более престижном районе, чем тот, в котором он жил, – за восемь с половиной миллионов фунтов. Это нельзя было считать очень удачной сделкой, но и особой переплаты здесь тоже не было. Конечно, он мог сдать здание в аренду за приличную сумму, и это обозначило бы безусловное право собственности, поскольку в таком случае он приобрёл бы вместе со зданием и землю, на которой оно располагалось, вместо того чтобы платить герцогу Вестминстерскому за аренду земли. Да, цена не была чрезмерной, но выплачивать её сгоряча не следовало. Он внёс в свой рабочий график: на этой неделе пойти осмотреть дом. В целом же всё было достаточно стабильно. Он несколько месяцев вёл арбитражные игры на повышение и понижение курсов валют, но был уверен, что пока ещё недостаточно искушён, чтобы влезать в это занятие по-настоящему глубоко. По крайней мере, пока. Возможно, следует поговорить с несколькими настоящими мастерами этой игры. Всему, что можно сделать, можно и научиться, а он, имея в своём распоряжении двести с лишним фунтов, мог играть, не причиняя сколько-нибудь заметного ущерба отцовским капиталам. Фактически, он в этом году прибавил к своему счёту девять миллионов фунтов, что было совсем неплохо. Ещё час он копался в данных, определяя тренды (тренды – это твои лучшие друзья), – и стараясь точно понять, что они означают. Главная хитрость в этом деле состояла в том, чтобы уловить тенденцию достаточно рано и суметь дёшево купить, прежде чем курс поднимется на сколько-нибудь заметную высоту, но, хотя он уже начал понемногу разбираться в деле, пока ещё не приобрёл настоящего понимания. Если бы он им владел, то его счёт прирос бы на тридцать один миллион фунтов, а не на жалкие девять. «Как же трудно, – думал он, – научиться терпению. Насколько лучше быть молодым и блестящим».

У него в кабинете, естественно, имелся и телевизор; Уда переключил его на американский финансовый канал, который извещал о нарастающем ослаблении фунта по отношению к доллару. Однако основания для прогноза показались ему недостаточно убедительными, и он отказался от имевшегося у него намерения купить тридцать миллионов долларов для спекуляции. Отец не раз предупреждал его об опасности спекуляции, и, поскольку деньги были отцовскими, он внимательно слушал и безропотно выполнял требования старого ублюдка. А ведь он за минувшие девятнадцать месяцев провалился всего на три миллиона фунтов, и большая часть ошибок, из-за которых произошли неудачи, была совершена ещё за год до того, как он подключился к делам. Зато портфель реальных инвестиций выглядел просто замечательно. Он, главным образом, покупал недвижимость у престарелых англичан и через несколько месяцев продавал своим соотечественникам, которые обычно платили наличными или электронными деньгами. В общем же он считал себя чрезвычайно талантливым спекулянтом недвижимостью. И, конечно, поразительным любовником. Дело шло к полудню, а у него уже ныла поясница от предчувствия соития с Розали. Интересно, сегодня вечером она сможет оказаться в его распоряжении? За тысячу фунтов наверняка сможет, сказал себе Уда. И потому, перед самым наступлением полудня, он снял трубку и нажал девятку – запрограммированный для быстрого набора номер.

– Розали, возлюбленная моя, это Уда. Если ты сможешь приехать сегодня вечером, примерно в полвосьмого, тебя будет ждать один приятный сюрприз. Ты знаешь мой телефон, любимая. – И он положил трубку. Он подождёт часов до четырех, и если она не позвонит до того времени, то вызовет Мэнди. Действительно, ему трудно было припомнить день, когда они обе оказались недоступны. Он предпочитал считать, будто верит, что они действительно заняты и ходят по магазинам или обедают с подругами. В конце концов, кто платит им лучше, чем он? И ещё, ему хотелось видеть лицо Розали, когда она возьмёт в руки новые туфли. Английские женщины почему-то были без ума от этого парня, Джимми Чу. Лично ему эта обувь казалась неудобной и излишне вычурной, даже гротескной, но женщины – это женщины, и нельзя требовать от них мужского здравомыслия. Он в погоне за своими фантазиями раскатывал на «Астон-Мартине». Женщины предпочитали набивать мозоли на ногах. Но разве можно их понять?

* * *

Брайану очень скоро надоело сидеть без дела и пялить глаза на здание «Ллойда». Помимо всего прочего, этот вид до крайности раздражал его. Здание было более чем непривлекательным, оно было положительно гротескным; такой облик куда лучше подошёл бы, скажем, заводу Дюпона, на котором делают нервно-паралитический газ или ещё какую-нибудь столь же вредную химическую гадость. Ну и, наверно, подолгу смотреть на один и то же предмет совершенно противопоказано с позиций профессионализма. Впрочем, на улице было несколько магазинов – все весьма недешёвые. Магазин мужской верхней одежды, несколько витрин, буквально притягивавших к себе женщин, а также обувной магазин – по-видимому, тоже очень дорогой. Хотя оснований беспокоиться по поводу обуви у него не имелось. У него были хорошие чёрные кожаные выходные туфли – как раз сейчас он ходил в них, – пара отличных кроссовок, купленных в тот день, о котором лучше всего было бы забыть, и четыре пары форменных ботинок – две пары чёрных и две пары жёлто-коричневых, цвета буйволовой кожи, в каких морские пехотинцы ходят всегда и всюду, кроме парадов и других торжественных мероприятий, которыми матёрых морпехов из войсковой разведки (их в войсках частенько называли змееедами) загружали крайне редко. От морских пехотинцев требовали исключительного внешнего вида, но змеееды относились к той части семьи, о которой не принято много говорить. А ведь он ещё не пришёл в себя после стрельбы, произошедшей на минувшей неделе. Даже те люди, против которых он воевал в Афганистане, не предпринимали столь откровенно жестоких действий – не убивали женщин и детей; по крайней мере, он не знал о таких случаях. Они были варварами, это несомненно, но даже варвары придерживались каких-то границ в своём поведении. Кроме той кучки, с которой играл этот парень. Он нисколько не был мужественным, даже борода у него не казалась мужественной. Афганцы были мужчинами, а вот этот парень больше всего походил на какого-то сутенёра. Короче говоря, он не был достоин штыка или пули морского пехотинца, и речь шла не о том, чтобы убить человека, а о том, чтобы раздавить таракана. Даже если он и впрямь гоняет на тачке, за которую уплачено больше, чем капитан морской пехоты сможет заработать за десять лет, без учёта выплаты налогов. Офицер морской пехоты смог бы накопить лишь на «Шеви Корвет», тогда как этот кусок дерьма на тачке, которая сошла бы за внучку супермашины Джеймса Бонда, возил шлюх, снятых на время и за деньги. К нему подошло бы много самых разных определений, но слово «мужчина» в этот перечень определённо не входило. Так размышлял морской пехотинец, подсознательно настраивая себя на выполнение миссии.

– Вперёд, Альдо! – сказал Доминик и положил на стол деньги, которых с лихвой должно было хватить, чтобы оплатить заказ. Оба поднялись и направились прочь от своего объекта. На углу они остановились и обернулись, как будто что-то искали. Вот он, Сали...

...А вот и его «хвост». Одет, как хорошо оплачиваемый служащий. Тоже вышел из паба. Доминику сразу стало ясно, что это действительно новичок. Слишком уж откровенно он не сводил глаз с объекта слежки, хотя держался в полусотне ярдов от Сали, явно не тревожась, что тот сможет его заметить. Сали, совершенно очевидно, в свою очередь, не тревожился по поводу возможной слежки, скорее даже не думал о ней, а уж контрнаблюдению точно не обучался. Он, напротив, считал себя в полной безопасности. И, вероятно, был уверен, что он умнее всех. У каждого свои иллюзии. У этого парня они, пожалуй, выходили за рамки нормальности.

Братья оценили ситуацию на улице. Здесь были сотни людей, множество автомобилей. Место хорошо просматривалось – даже чересчур хорошо, – но Сали куда-то шёл с целеустремлённым видом, и все складывалось так, что откладывать на потом было бы глупо...

– Энцо, план "А"? – поспешно спросил Брайан. У них имелись три подробно разработанных плана и сигнализация как будто случайными жестами.

– Согласен, Альдо. Приступаем. – Они разошлись в противоположных направлениях, рассчитывая на то, что Сали повернёт к тому самому пабу, где они хлебали плохой кофе. Оба носили тёмные очки, чтобы не было видно, куда именно они глядят. Относительно Альдо это касалось агента, следившего за Сали. Тому, вероятно, очень надоело дело, которым он занимался уже несколько недель подряд, а в такой ситуации невозможно избежать превращения своего занятия в рутинное: ты заранее знаешь все, что сможет сделать твой объект, и не анализируешь происходящее вокруг, как это следовало бы делать. Но парень работал в Лондоне, возможно, это был его родной город, который, как считал агент, он знал досконально и где ему совершенно нечего опасаться. Чрезвычайно опасная иллюзия. Его единственной работой было наблюдение за не особенно интересным объектом, к которому Темза-хаус проявлял какой-то необъяснимый интерес. Привычки объекта были установлены в мельчайших подробностях, и он не представлял никакой опасности ни для кого, по крайней мере здесь. Испорченный богатый мальчишка, только и всего. Вот он перешёл через улицу и повернул налево. Похоже, отправился за покупками. Наверно, туфли для одной из своих дам, предположил офицер Службы безопасности. Подарки, которые делает этот тип, намного дороже того, что он может позволить себе купить своей подружке, а ведь он по-настоящему влюблён... Агент на мгновение отвлёкся, погрузившись в собственные мысли.

* * *

Сали издалека увидел в витрине премиленькую пару туфель – из чёрной кожи с кричащей золотой отделкой. Он по-мальчишески вскочил на бордюр тротуара и повернул налево, ко входу в магазин, улыбаясь в предчувствии того выражения, которое появится в глазах Розали, когда она откроет коробку.

Проходя мимо своего объекта – полицейского наблюдателя, – Доминик вынул из кармана и раскрыл чичестерский путеводитель по центральной части Лондона, маленькую красную книжку. На полицейского он не смотрел, руководствуясь исключительно боковым зрением. Агент казался намного моложе, чем он с братом; это, возможно, его самое первое задание после окончания какой-нибудь академии Службы безопасности, и по этой самой причине ему и поручили такой несложный объект слежки. Судя по неотрывно устремлённому на молодого араба взгляду и стиснутым кулакам, он испытывал изрядное возбуждение. Где-то год с небольшим тому назад, в Ньюарке, Доминик был точно таким же – молодым и серьёзным. Доминик остановился и торопливо обернулся, взглянув на Брайана и Сали. Брайан поступил точно так же, и сейчас Доминику предстояло точно синхронизировать свои действия с движениями брата, который взял на себя главную часть операции. Ладно. Все так же руководствуясь боковым зрением, он сделал ещё несколько шагов.

Затем он уставился прямо на наблюдателя. Британец заметил это и вскинул на Доминика вопросительный взгляд. После этого он, чисто автоматически, остановился и прислушался к встревоженному голосу туриста-янки: «Прошу прощения, не могли бы вы сказать, где...» Чтобы подчеркнуть, насколько безнадёжно он заблудился, Доминик ткнул прямо в нос молодому англичанину раскрытую карту.

* * *

Брайан запустил руку в карман пиджака и извлёк позолоченную авторучку. После того, как он нажал отделанную обсидианом прищепку и повернул корпус, вместо стержня с шариком появилась тонкая полая иридиевая трубка. Теперь он, не отрываясь, смотрел на свою жертву. Когда до араба осталось три фута, он сделал полшага вправо, как будто пытался уклониться от кого-то, хотя прямо перед ним не было ни души, и толкнул Сали.

* * *

– Тауэр? Да ведь вы идёте как раз туда, – сказал агент МИ-5 и, повернувшись, махнул рукой в нужном направлении.

Все прошло просто великолепно.

* * *

– Прошу прощения, – произнёс Брайан. Он позволил молодому человеку отстраниться на полшага, после чего его рука с зажатой в кулаке авторучкой совершила самый естественный взмах, сопровождающий движения каждого нормального пешехода, и авторучка ткнулась остриём в наружную часть правой ягодицы жертвы. Игла на какие-нибудь три миллиметра вонзилась в самый большой мускул Сали и ввела в ткани семь миллиграммов сукцинилхолина. А Брайан Карузо, не задержавшись даже на долю секунды, двинулся дальше.

* * *

– Большое спасибо, дружище, – сказал Доминик, убирая «Чичестер» в карман, и развернулся в нужном направлении. Удалившись на несколько шагов от «хвоста», он остановился, оглянулся, – зная, что совершает чрезвычайно непрофессиональный поступок, – и увидел, что Брайан убирает авторучку в карман пиджака. Затем его брат потёр нос; согласно обговорённой ими системе кодов, это означало, что миссия выполнена.

Сали вздрогнул, поскольку что-то не то ударило его по заду, не то укололо; впрочем, совершенный пустяк. Правая рука опустилась было, чтобы потереть задетое место, но ощущение сразу же исчезло, он моментально забыл о случившемся и пошёл дальше ко входу в обувной магазин. Ему удалось сделать ещё с десяток шагов, а потом он почувствовал... ...что его правая рука начала дрожать. Он остановился, опустил удивлённый взгляд, попытался взять правую руку в левую...

...которая тоже дрожала. Что за...

...его ноги подогнулись, и он рухнул на бетонный тротуар. Коленные чашечки буквально врезались в бетон, и это оказалось больно, непередаваемо больно. Он попытался глубоко вдохнуть, чтобы преодолеть боль и растерянность... ...но не смог этого сделать. Сукцинилхолин успел полностью распространиться по его телу и прервал всю связь между головным и спинным мозгом и мускулами, осуществлявшуюся по нервным путям. Последним движением его тела оказалось закрытие век, и Сали, видевший, как его лицо с пугающей быстротой приближается к щербатому асфальтобетону, уже не увидел момента удара. Перед глазами у него оказалась темнота, вернее, розовый полумрак, потому что свет все же проникал сквозь тонкую кожу век. Его разумом очень быстро овладела растерянность, которая тут же начала сменяться паникой.

Что это такое? – спрашивало его сознание, даже помимо его воли. Он чувствовал происходящее. Его лоб прижимался к шершавой поверхности нешлифованного бетона. Он слышал шаги людей слева и справа от себя. Он попытался повернуть голову... нет, сначала нужно было открыть глаза...

...но они не открывались. Что это такое?!

...он не дышал...

...и приказал себе вдохнуть. Как будто он нырял в плавательном бассейне и поднялся на поверхность после столь продолжительного пребывания под водой, что оно перестало доставлять удовольствие: вот он приказал рту открыться, диафрагме расправиться...

...но ничего не произошло!

Что это такое? – уже благим матом вопило его сознание.

А тело действовало по своей собственной программе. По мере нарастания концентрации двуокиси углерода в лёгких оттуда, минуя сознание, пошли команды к диафрагме: сдвинуться, растянуть лёгкие и набрать туда свежего воздуха взамен накопившегося яда. Но никакой реакции не последовало, и, получив эту информацию, тело самостоятельно ударилось в панику. Надпочечники резким выбросом насытили кровеносную систему – сердце все ещё работало – адреналином, и под влиянием этого естественного стимулятора его мозг перешёл в усиленный режим работы, разум прояснился...

Что это такое? – снова и снова спрашивал себя Сали, а паника тем временем овладевала всем его существом. Тело предало его, причём то, как это было сделано, не укладывалось в самые ужасные выходки воображения. Он лежал, задыхаясь, ничего не видя, на тротуаре в самом сердце центральной части Лондона, средь бела дня. Переизбыток СО2 в его лёгких на самом деле не причинял никакой боли, но тело сообщало мозгу о непорядке именно через болевое ощущение. Всё шло совершенно не так, как надо, и не имело ровно никакого смысла, словно он попал под грузовик на улице – нет, как будто он попал под грузовик в своей собственной гостиной. Это случилось слишком быстро для того, чтобы он смог осознать происходящее. Но никакого смысла в этом не было, и потому случившееся было удивительным, поразительным, в буквальном и переносном смысле сногсшибательным.

Но признать его нереальным было невозможно.

Он продолжал приказывать себе начать дышать. Дыхание должно возобновиться. Он никогда не лишался способности дышать, значит, и сейчас она вернётся. Тут он почувствовал, что его мочевой пузырь освободился от содержимого, но возникшее было ощущение стыда немедленно смыла нарастающая волна паники. Он мог все чувствовать. Он мог все слышать. Но сделать он не мог ровно ничего, ничего вообще. Наверно, так мог бы чувствовать себя человек, застигнутый в личных покоях короля в Эр-Рияде голышом и со свиньёй в руках...

...а затем началась боль. Его сердце отчаянно билось, уже чаще 160 ударов в минуту, но оно могло лишь посылать в его сердечно-сосудистую систему неоксигенированную кровь, и в этих безнадёжных попытках сердце, единственный по-настоящему активный орган в его теле, израсходовало весь свободный и весь резервный кислород, имевшийся в организме...

...и лишённые кислорода старательные клетки сердца, неподвластные парализующему токсину, который сами же разослали по всему организму вплоть до мельчайших капилляров, начали умирать.

Это была самая ужасная боль, какую только может испытывать тело – когда клетки начали умирать, начиная с сердца; сообщение об опасности немедленно распространилось по всему телу, и теперь клетки умирали тысячами, а ведь каждая из них была связана с нервом, и нервы кричали мозгу, что происходит смерть, что смерть ширится...

Он не мог даже скорчить гримасу. Испытываемое им ощущение, вероятно, походило на то, как если бы ему вонзили в грудь и проворачивали в ране пламенный кинжал, одновременно всаживая его все глубже и глубже. Это было ощущение Смерти, причиняемой собственноручно Иблисом, жестоким Люцифером...

И в этот момент Сали увидел, что Смерть приближается, что она идёт к нему через огненное поле, чтобы забрать его душу на вечные муки. И очень торопливо, оставаясь все в том же состоянии паники, охватившей все его существо, Уда бен-Сали начал думать как можно громче, повторяя мысленно слова шахады, своего символа веры: "Нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его... Нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его... Нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его...

...нетбогакромеаллахаимохаммедпророкего... Клетки мозга тоже остались без кислорода и, как весь его организм, тоже начали умирать, количество мыслей, помещающихся в мозгу, стало стремительно уменьшаться. Он увидел своего отца, свою любимую лошадь, свою мать перед столом, заставленным едой, – и Розали, Розали, подскакивающую, сидя на нём, лежащем навзничь, с лицом, полным восхищения, но вот оно стало удаляться... удаляться... меркнуть... меркнуть... меркнуть...

...и наступила чернота.

Вокруг него уже собрались люди. Один наклонился и спросил: «Эй, вы в порядке?» – дурацкий вопрос, но именно его люди задают в таких обстоятельствах.

Потом тот же человек – продавец из магазина компьютерного оборудования, направлявшийся в ближайший паб, чтобы взять там классический британский «завтрак пахаря» и запить его пинтой пива, – встряхнул упавшего за плечо. И не почувствовал ровно никакого сопротивления, словно он потрогал кусок туши, лежащей на прилавке у мясника... И от этого он испугался сильнее, чем при виде направленного на него пистолета. Пустив в ход обе руки, он перевернул тело и нащупал пульс. Пульс был. Сердце колотилось со страшной силой, но упавший не дышал. Распроклятый ад!..

Застывший на месте в десяти метрах от лежавшего на тротуаре Сали его «хвост» лихорадочно набирал на сотовом телефоне 999, вызывая помощь. Пожарное депо находилось всего лишь через квартал, а больница Гая – за Тауэрским мостом. Как это часто бывает с работниками тайной полиции, он начал ощущать некоторое сродство с объектом, возникающее даже в том случае, если объект глубоко несимпатичен агенту, и поэтому зрелище беспомощно распростёртого на тротуаре тела глубоко потрясло его. Что случилось? Сердечный приступ? Но он ведь совсем ещё молод...

* * *

Брайан и Доминик встретились в пабе неподалёку от Тауэра. Едва они успели расположиться в кабинке, как к ним подошла официантка и спросила, что подать.

– Две пинты, – сказал Энцо.

– У нас есть «Тетлиз смус» и «Джон Смитс», красавчики.

– А что пьёте вы сами? – серьёзно спросил Брайан.

– Конечно, «Джон Смитс».

– Принесите нам пару, – заказал Доминик и взял у девушки меню ленча.

– Не уверен, что мне хочется есть, но пиво придётся очень кстати, – сказал Брайан. Когда он взял меню, было заметно, что его руки слегка трясутся.

– А может, ещё и сигарету? – хихикнув, предложил Доминик. Как большинство детей, они пробовали курить, когда учились в школе, но успели бросить раньше, чем втянулись. Кроме того, деревянный, старинный с виду сигаретный автомат, стоящий в углу, был, вероятно, чересчур сложен в обращении для иностранца.

– Ну, ты скажешь, – отказался Брайан.

В тот самый момент, когда на столе перед ними появилось пиво, они услышали отдалённые завывания машины «Скорой помощи», проезжавшей в трех кварталах от них.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Энцо у брата.

– Немного трясёт.

– Вспомни прошлую пятницу, – посоветовал агент ФБР морскому пехотинцу.

– М...к, я же не говорю, что сожалею о сделанном, – огрызнулся Брайан. – А ты волнуешься совсем не по делу. Тебе удалось отвлечь «хвост»?

– Да, когда ты уколол урода, этот малый смотрел мне прямо в глаза. Прежде чем упасть, твой объект сделал ещё около двадцати шагов. Я не заметил никакой его реакции после укола. А ты?

Брайан помотал головой.

– Даже не ойкнул. – Он отхлебнул из кружки. – А что, неплохое пиво.

– Да, вроде не сильно разбавлено.

Несмотря на тяжёлое душевное состояние, Брайан громко рассмеялся.

– Ну, ты и зас..нец! – воскликнул он.

– Что ж, мы ведь подписались на этот бизнес, верно?

Глава 18 И гончие пустились в погоню

Первым узнал Джек-младший. Он только-только принялся за кофе и пончики, одновременно включив компьютер, и сразу же обратился к перехваченным сообщениям между ЦРУ и АНБ. Во главе списка стоял документ с грифом «Молния», в котором АНБ предлагалось обратить особое внимание на «известные контакты» Уды бен-Сали, с которым, как сообщало ЦРУ со ссылкой на британцев, случился сердечный приступ со смертельным исходом на улице в центре Лондона. Сообщение, поступившее с тем же грифом от Службы безопасности и включённое в послание ЦРУ, рассказывало сухим английским прозаическим языком, что он упал на улице, прямо на глазах их сотрудника, осуществлявшего наблюдение, и был почти сразу же отправлен машиной «Скорой помощи» в больницу Гая, где его «реанимировать не удалось». Сейчас проводится судебно-медицинская экспертиза, сообщали из МИ-5.

* * *

В Лондоне Берт Виллоу, детектив из Специальной службы, позвонил на квартиру Розали Паркер.

– Привет. – У неё был очаровательный, музыкальный голос.

– Розали, это детектив Виллоу. Нам нужно как можно скорее встретиться здесь, в Ярде.

– Берт, к величайшему сожалению, я занята. Ко мне с минуты на минуту приедет клиент. Встреча займёт часа два. Я смогу приехать сразу же, по окончании. Это вас устроит?

Детектив глубоко вздохнул. Впрочем, ничего особенно срочного действительно не было. Если Сали умер от наркотиков – наиболее вероятная причина смерти для таких, как он, – то получить их он мог где угодно, но только не от Розали, которая не являлась ни потребителем, ни распространителем наркотиков. Для девочки, получившей образование в бесплатной школе, она далеко не глупа. Её работа была слишком прибыльной для того, чтобы ей потребовалось пойти ещё и на такой риск. В досье отмечалось, что девочка даже иногда ходила в церковь.

– Ладно уж, – сказал Берт. Ему было интересно, как именно она воспримет известие, но он был заранее уверен, что ничего полезного отсюда извлечь не удастся.

– Договорились. Пока-а, – нежным голоском пропела она и повесила трубку.

* * *

Тело уже находилось в секционном зале морга больницы Гая. К тому времени, когда туда вошёл старший дежурный патологоанатом сэр Персиваль Наттер, его успели раздеть и уложить вверх лицом на стол из нержавеющей стали. Сэру Персивалю было шестьдесят лет, он заведовал патологоанатомическим отделением больницы и пользовался славой замечательного специалиста. Его лаборанты уже взяли для анализов сто кубиков крови. Это было довольно много, но сэр Персиваль решил провести все анализы, известные его науке.

– Хорошо, прекрасно... Итак, труп мужского пола, приблизительно двадцати пяти лет... Мария, установите по документам точный возраст, – сказал он в свисавший перед ним с потолка микрофон, присоединённый к магнитофону, фиксировавшему все его комментарии во время вскрытия. – Вес? – Этот вопрос был адресован младшему из присутствовавших.

– Семьдесят три и шесть кило. Сто восемьдесят один сантиметр роста, – ответил свежеиспечённый доктор.

– На теле при визуальном осмотре не обнаружено никаких особых примет, что позволяет предположить сердечно-сосудистую или неврологическую недостаточность. Ричард, а почему такая спешка? Тело ещё тёплое. – На трупе не было никаких татуировок, никаких шрамов и тому подобных индивидуальных примет. Губы слегка синеватые. При расшифровке стенограммы обследования все его неофициальные комментарии устранят, конечно, но проводить вскрытие неостывшего тела было и впрямь довольно необычно.

– Полиция попросила, сэр. Вроде бы он упал на улице в тот самый момент, когда его остановил констебль. – Это не было чистой правдой, но не так уж сильно отличалось от неё.

– Вы видели какие-нибудь следы от инъекций? – спросил сэр Перси.

– Нет, сэр, ничего похожего.

– Ну, малыш, что же вы думаете?

Ричард Грегори, совсем недавно получивший диплом доктора медицины и начавший курс специализации с патологической анатомии, пожал плечами, облачёнными в хирургический светло-зелёный костюм.

– Судя по словам полицейских, то, как он упал, говорит либо об обширной сердечной недостаточности, либо о каком-то припадке, если, конечно, не связано с наркотиками. А для наркомана он выглядит слишком здоровым, да и следов от уколов нет.

– Слишком молод для инфаркта со смертельным исходом, – заметил старший медик. Он воспринимал лежавший перед ним труп точно так же, как кусок мяса на рынке или оленя, убитого на охоте в Шотландии, но вовсе не как телесную оболочку человека, который был жив – что? – каких-нибудь два-три часа назад. Чертовски не повезло бедняге. По внешности похож на уроженца Ближнего Востока. Гладкая, без каких-то механических повреждений кожа на руках говорила о том, что физической работой он не занимался, хотя физическое развитие это позволяло. Патолог по очереди приподнял веки. Глаза темно-карие, могут, при соответствующих условиях, казаться чёрными. Зубы хорошие, почти без следов посещений дантиста. В общем, молодой человек, который имел возможность следить за собой и пользовался ею. Всё это было странно. Возможно, врождённый порок сердца? Чтобы установить это, нужно вскрыть грудную клетку. Наттер не имел ничего против: это обычная составляющая его работы, а он давно научился абстрагироваться от печали, поначалу сопровождавшей подобные вскрытия. Но при такой молодости покойного тщательное обследование казалось ему пустой тратой времени, хотя причина смерти казалась довольно таинственной и вполне могла представлять интеллектуальный интерес; не исключено, что об этом парне можно будет написать статью в «Ланцет» – вдобавок к тому множеству, которым он снабдил журнал за тридцать шесть лет своей практической и научной работы. Между прочим, его труды по изучению мёртвых помогли в дальнейшем спасти сотни, даже тысячи живых, и именно эта взаимосвязь явилась главной из тех причин, по которым он выбрал патологическую анатомию. К тому же здесь не требовалось разговаривать с пациентами.

А пока что нужно дождаться результатов токсикологического анализа крови, проводимого в серологической лаборатории. Они могут подсказать, в каком направлении вести подробное исследование.

* * *

Брайан и Доминик вернулись в отель на такси. Войдя в номер, Брайан включил ноутбук и вошёл в систему. Краткое сообщение электронной почты, которое он послал, было автоматически зашифровано и отправлено в течение четырех минут. Он прикинул, что Кампусу на реакцию потребуется около часа, при том условии, что никто там не наделает в штаны со страха, а это было маловероятно. Грейнджер походил на парня, который и сам был в состоянии выполнить эту работу – более чем крутой, для старикашки-то! За время пребывания в Корпусе, Брайан научился узнавать действительно крутых парней по глазам. Джон Вэйн играл в футбол за Университет Северной Каролины. Оди Мэрфи[72], которого отказались взять в морскую пехоту, что явилось вечным позором для Корпуса, походил на уличного бродягу, но убил в одиночку триста с лишним врагов. Когда доходило до дела, его взгляд тоже становился холодным.

Оба брата Карузо внезапно почувствовали себя поразительно одинокими.

Они только что убили человека, которого совершенно не знали, с которым не обменялись даже парой слов. Все это казалось логичным и вполне разумным в Кампусе, но Кампус сейчас был на немыслимом расстоянии от них, как в буквальном, географическом, так и в духовном смысле. Но ведь человек, которого они убили, финансировал тех чудовищ, которые устроили стрельбу в Шарлотсвилле, безжалостно убивая женщин и детей, и, посодействовав этому акту варварства, он сделал себя виновным, грубо нарушил законы и этические установки. Поэтому они могли быть уверены в том, что убили вовсе не маленького послушника из братства Матери Терезы, шедшего к мессе.

Как и на протяжении подготовительного периода, Брайану снова было тяжелее, чем брату. Доминик подошёл к мини-бару, вынул банку пива и кинул ему.

– Я понимаю, – ответил Брайан на его невысказанные слова. – Он сам напрашивался на это. Только, знаешь, это совсем не похоже на то, что я делал в Афганистане.

– Да, на сей раз мы сделали с ним именно то, что он затевал против нас. Мы не виноваты в том, что он плохой парень. Мы не виноваты в том, что для него узнать об убийстве множества покупателей в магазине было почти так же приятно, как пялить своих мочалок. Он действительно всеми силами напрашивался на это. Возможно, сам он никого не убивал, но ведь он же купил то оружие, из которого убивали, верно? – спросил Доминик самым спокойным тоном, каким мог говорить при нынешних обстоятельствах.

– Я вовсе не собираюсь ставить ему поминальную свечку. Только, черт побери, такими делами в нашем цивилизованном мире заниматься не следует.

– О каком ещё цивилизованном мире ты говоришь, братишка? Мы удалили с лица земли парня, которому было позарез нужно встретиться с богом. Если бог решит простить его – что ж, его дело. Знаешь, есть люди, которые на полном серьёзе считают всех, одетых в военную форму, наёмными убийцами. Убийцами детей, не больше, не меньше.

– Ну, у этих убийц просто мозги набекрень! – рявкнул в ответ Брайан. – Я боюсь только одного: что, если мы станем такими же?

– Сам знаешь, что мы в любой момент можем уйти с этой работы. И они же обещали, что мы всегда будем знать, почему выбран именно этот человек. Мы не превратимся в них, Альдо. Я этого не допущу. И ты тоже. Получается, что у нас есть чем заняться, верно?

– Наверно, ты прав. – Брайан сделал могучий глоток из банки с пивом и вынул из кармана золотую ручку. Нужно было перезарядить её. Это заняло менее трех минут. Закончив, Брайан снова превратил её в инструмент для письма и убрал в карман пиджака. – Я буду в полном порядке, Энцо. Просто трудно чувствовать себя хорошо сразу после того, как прикончил парня на улице. И, понимаешь ли, я всё ещё продолжаю думать: не лучше ли было бы просто арестовать его и тщательно допросить?

– У британцев действуют законы о гражданских правах, и они нисколько не отличаются от наших. Если он потребует адвоката – а ты ведь понимаешь, что на этот счёт его обязаны были проинструктировать, – полицейские не смогут даже спросить у него, который час. Точно так же, как это происходит у нас дома. От него потребовалось бы только одно: улыбаться и при этом держать пасть закрытой. Это один из серьёзных недостатков цивилизации. Вероятно, соблюдение подобных законов имеет смысл, когда речь идёт о задержании преступников – в смысле, значительной части преступников, – но ведь эти парни относятся к совсем другой сфере. То, чем они занимаются, – одна из форм войны, а не уличное насилие. И ещё одна сторона проблемы состоит в том, что вряд ли можно всерьёз напугать парня, который стремится умереть, выполняя своё дело. Единственное, что ты можешь сделать, – это остановить его, а остановить такого человека значит сделать так, чтобы его сердце больше не билось.

Ещё один глоток пива.

– Да, Энцо. Я в порядке. Интересно, кто окажется нашим следующим объектом?

– Дай им часок, чтобы разжевать то, что сделано. Как ты насчёт прогулки?

– Хорошая мысль. – Брайан поднялся, и уже через минуту они оказались на улице.

Всё было понятно с первого взгляда. Микроавтобус «Бритиш телеком» как раз отъезжал от тротуара, но «Астон-Мартин» все ещё стоял на месте. Доминик подумал, что англичане, вероятно, запустят в дом похоронную команду разведслужбы, чтобы поискать там всякие интересные вещи, а вот чёрный спортивный автомобиль стоял перед домом, и вид у него бы поистине сексуальный.

– Может быть, подъедешь на распродажу и купишь его? – спросил Брайан.

– Но ведь дома на нём не поездишь. Руль не с той стороны, – отозвался Доминик. Но брат был прав. Преступно позволить такому автомобилю пропасть впустую. Площадь Беркли-сквер выглядела очень симпатично, но была слишком мала для любых действий. Пожалуй, только младенцы могли здесь спокойно и бесстрашно ползать по газонам, наслаждаясь солнцем и относительно свежим воздухом. Дом, по всей вероятности, продадут, причём за большие деньги. Адвокаты – здесь их называют солиситорами – приложат много усилий, чтобы, оттяпав для себя жирный кусок, вернуть оставшуюся собственность родственникам убитого гада, что бы они собой ни представляли. – Ещё не проголодался?

– Можно было бы и поесть, – признался Брайан. Они прошли ещё немного в сторону Пиккадилли, где нашли заведение с французским названием «Pret a Manger», в котором подавали бутерброды и холодные напитки. После сорокаминутной прогулки они вернулись в отель, и Брайан снова включил компьютер.

«Выполнение миссии подтверждается местными источниками. Все чисто»

– сообщалось в послании из Кампуса. А далее следовало:

«Забронированы билеты на рейс ВА0943, вылетающий из Хитроу завтра в 07.55 и прибывающий в Мюнхен в 10.45. Билеты получите в аэропорту».

Далее следовала целая страница с подробной информацией, завершавшаяся словом «КОНЕЦ».

– Вот и прекрасно, – заметил Брайан. – У нас есть другая работа.

– Уже? – Доминик был не на шутку удивлён эффективностью деятельности Кампуса.

Зато Брайан – нисколько.

– Я думаю, они платят нам не за туристические поездки, а, братишка?

* * *

– Вы все прекрасно понимаете, что мы должны как можно скорее удалить близнецов оттуда, – сказал Том Дэвис.

– Раз они не засветились, в этом нет никакой необходимости, – возразил Хенли.

– Кто-нибудь мог заметить их рядом с местом происшествия, и поэтому лучше им не торчать в тех местах. В конце концов, невозможно допросить привидение, – настаивал Дэвис. – Чем меньше у полицейских следов, тем меньше версий они будут разрабатывать. Они могут изучить списки пассажиров, прибывших в страну, но если люди, которых они станут искать, – допустим, что у них есть какие-то конкретные подозрения, – не будут ничем выделяться среди остальных, то они окажутся перед глухой стеной без каких-либо улик. Но ещё лучше, если человек, замечен он или не замечен, попросту испарится. Они очутятся в луже и, скорее всего, спишут его отсутствие на неточность свидетельских показаний. – Ни для кого не являлось откровением, что полицейские агентства из всех улик, используемых в расследованиях, меньше всего доверяют свидетельским показаниям. Они слишком переменчивы и слишком ненадёжны для того, чтобы на них можно было положиться во время судебного процесса.

* * *

– И? – спросил сэр Персиваль.

– Лаборатория сообщает, что уровень СРК-МВ и тропонина чрезвычайно высок, а холестерин – двести тринадцать, – сказал доктор Грегори. – Для его возраста – очень высокие показатели. Никаких признаков наличия наркотиков и вообще каких-либо медицинских препаратов, даже аспирина. Одним словом, ферменты указывают на коронарную недостаточность, и на данный момент больше у нас нет ровно ничего.

– Что ж, придётся вскрывать грудную клетку, – ответил доктор Наттер, – хотя этот диагноз все равно напрашивался. Но даже при повышенном холестерине, он всё равно слишком молод для столь обширного инфаркта миокарда, вам не кажется?

– Сэр, если бы вы предложили мне пари, то я поставил бы на аритмию. – И в том, и в другом вариантах оставалось крайне мало посмертных медицинских признаков случившегося, но, увы, оба варианта приводили к одинаково фатальным последствиям.

– Что ж, и это тоже возможно. – Профессор считал Грегори весьма способным выпускником. К тому же он, как большинство сверстников, подходил к своему делу чрезвычайно серьёзно. – Начнём, – сказал Наттер, взяв большой кожный скальпель. Затем им придётся воспользоваться рёберными пилами. Но он нисколько не сомневался в том, что они найдут. Бедняга умер от остановки сердца, вызванной, по всей вероятности, внезапным – и необъяснимым – приступом сердечной аритмии. Но, что бы ни послужило причиной приступа, он оказался причиной смерти, столь же верной, как пуля, всаженная прямо в лоб. – Что ещё есть в токсикологическом анализе?

– Сэр, вообще ничего. – Грегори поднял компьютерную распечатку с пустой заготовкой таблицы. И это практически исчерпывало всю проблему.

* * *

Это походило на прослушивание репортажей об играх Мировой серии[73], только без делано азартного голоса комментатора. Кто-то в Службе безопасности очень старался сообщить ЦРУ все о том предмете, к которому в Лэнгли определённо имели некоторый интерес, и потому любые обрывки информации немедленно посылались в ЦРУ, а оттуда в Форт-Мид, а там непрерывно сканировали эфир в поисках любых признаков возникновения интереса к случившемуся в расползшемся по всему миру террористическом сообществе. Но вроде бы информационная служба последних была не столь эффективна, как им того хотелось бы.

* * *

– Привет, детектив Виллоу, – произнесла Розали Паркер с профессиональной улыбкой, откровенно вопрошающей: «А не пойти ли нам перепихнуться, милый?» Она занималась любовью, чтобы заработать на жизнь, но это не значило, что её работа ей не нравилась. Она вошла, слегка запыхавшись, с карточкой посетителя, приколотой к кофточке, и села напротив детектива. – Так что я могу сделать для вас в такой прекрасный день?

– Плохие новости, мисс Паркер. – Берт Виллоу соблюдал строгую корректность, даже в разговорах со шлюхами. – Ваш друг Уда бен-Сали умер.

– Что? – Её глаза широко раскрылись от удивления, граничащего с шоком. – Что случилось?

– Мы точно не знаем. Просто упал на улице, прямо напротив своего офиса. Похоже, что у него был сердечный приступ.

– Неужели? – Розали удивилась ещё сильнее. – Но он казался совершенно здоровым. Я ни разу не видела даже каких-то намёков, что с ним что-то может быть не так. Только вчера вечером...

– Да, я видел это в деле, – перебил её Виллоу. – Вы не знаете, употреблял ли он когда-нибудь какие-то наркотики?

– Нет, никогда. Иногда пил спиртное, но и это очень понемногу.

Виллоу решил, что она действительно потрясена, что случившееся для неё совершенно неожиданно, но в её глазах не было и намёка на слезы. Конечно, ведь для неё Уда был клиентом, источником дохода и если чем-то ещё сверх того, то лишь самую малость. Бедняга, наверно, думал совершенно иначе. В таком случае ему вдвойне не повезло. Но уж это-то его, Виллоу, не касалось ни в малейшей степени, верно?

– Вы не заметили чего-нибудь необычного во время последней встречи? – спросил полицейский.

– Пожалуй, что нет. Он был очень озабочен – я имею в виду в сексуальном плане, но, знаете, несколько лет назад один тип умер прямо на мне. Как говорится, вошёл и отошёл. Это было просто кошмарно! Такие вещи не забываются, и с тех пор я внимательно слежу за состоянием клиентов. Я хочу сказать, что никогда не допустила бы чьей-нибудь смерти. Знаете, я ведь не из варваров. У меня есть сердце, – заверила она полицейского.

Ну, а у твоего друга Сали сердца больше нет, – подумал Виллоу, но, конечно, не стал произносить это вслух.

– Понятно... Значит, вчера вечером он был в полностью нормальном состоянии?

– Полностью. Никаких признаков того, что с ним что-то не в порядке. – Она немного помолчала, чтобы привести свои чувства в нужное русло. Лучше выглядеть расстроенной и опечаленной, чтобы коп не думал, что имеет дело с бесчувственным роботом. – Ужасное известие. Он всегда был таким щедрым и очень вежливым. Очень, очень жаль его.

– И вас, – сочувственным тоном добавил Виллоу. В конце концов, она ведь только что лишилась своего главного источника дохода.

– О, да, для меня это тоже ужасная потеря, мой милый, – ответила она, наконец-то уяснив полный смысл случившегося. Впрочем, она даже не стала пытаться одурачить детектива, выжимая из себя слезы. Пустая трата времени. Он видел её насквозь. Конечно, Сали жалко. Ей будет не хватать его подарков. Что ж, она найдёт что-то другое. Ведь не стало только его. Она-то продолжала жить. А что касается его фатального невезения... она из-за этого тоже кое-что потеряла, но лично для неё ничего непоправимого не произошло.

– Мисс Паркер, он когда-нибудь рассказывал вам что-нибудь о своём бизнесе?

– Если и говорил, то главным образом о недвижимости. Знаете, о покупке и продаже этих шикарных домов. Однажды он взял меня в Ист-Энд, сказал, что хочет узнать моё мнение по поводу покраски дома, который он там покупал, но мне показалось, что он просто хотел дать мне понять, какая он важная птица.

– Приходилось вам встречаться с кем-нибудь из его друзей?

– Не часто, три или, может быть, четыре раза, если я не ошибаюсь. Все они были арабами, примерно одного с ним возраста, самое большее лет на пять постарше. Они все не сводили с меня глаз, но никакого делового развития не последовало. Это меня удивило. Арабы могут оказаться какими угодно мерзавцами, но всё же они хорошо платят девочкам. Вы считаете, что он мог быть причастен к противозаконной деятельности? – деликатно поинтересовалась она.

– Мы не исключаем такой возможности, – расплывчато ответил Виллоу.

– Никогда не замечала за ним ничего подобного, мой милый. Если он играл с плохими мальчиками, это осталось вне моего поля зрения. Была бы рада помочь вам, но мне, к великому сожалению, совершенно нечего сказать.

Детективу казалось, что она говорит искренне, и он поспешил напомнить себе, что когда дело доходит до притворства, проститутка такого класса без труда заткнёт за пояс кого угодно, будь это хоть Дэйм Джудит Андерсон[74].

– Что ж, спасибо, что пришли. Если вспомните что-нибудь – что угодно, – не сочтите за труд позвонить мне.

– Обязательно позвоню, мой милый. – Она встала, подошла к двери и улыбнулась ему на прощание. Детектив Виллоу был действительно хорошим парнем. Какая жалость, что он не мог позволить себе купить её.

А Берт Виллоу уже повернулся к своему компьютеру и печатал рапорт о контакте. Мисс Паркер производила впечатление хорошей девочки, довольно образованной и поистине очаровательной. В известной степени все это являлось составляющими её профессионального облика, но кое-что, и немало, было, пожалуй, подлинным. "Если так, то, – подумал он, – было бы хорошо, чтобы она нашла себе какое-нибудь другое занятие, прежде чем полностью загубит своё "я". Он был романтиком, и когда-нибудь это могло бы стать причиной его краха. И он сам понимал это, но не имел никакого желания переламывать себя ради работы, как, скорее всего, поступила с собой эта молодая женщина. Через пятнадцать минут он отправил по электронной почте сообщение в Темза-хаус, а затем распечатал копию, чтобы подшить её в досье Сали, которое должным образом отправится в раздел закрытых дел Центрального архива, после чего о нём никто и никогда больше не услышит.

* * *

– Я же говорил вам, – заявил Джек своему соседу по служебной комнате.

– Что ж, можешь погладить себя по головке и взять конфетку, – ответил Виллс. – Так что же всё-таки произошло? Или мне запросить документы?

– Уда бен-Сали упал замертво. С ним, по-видимому, случился сердечный приступ. Его «хвост» из Службы безопасности не заметил ничего необычного – парень просто шёл по улице и упал. Так что Уды больше нет, и он не сможет снабжать деньгами плохих парней.

– Ну, и что ты чувствуешь? – поинтересовался Виллс.

– Мне кажется, Тони, что все прекрасно. Он играл с нехорошими мальчиками на неподходящей детской площадке. Вот и конец всей истории, – холодно произнёс Райан-младший. «Мне интереснее, как братья это устроили», – добавил он про себя. – Как вы думаете, это наши парни ему помогли?

– Вопрос не по нашему департаменту. Мы обеспечиваем других информацией. А как её используют, нас не касается. И гадать об этом тоже не следует.

– Да, сэр, конечно. – Остаток дня, судя по всему, должен был пройти очень уныло, особенно после такого бурного начала.

* * *

Мохаммед узнал новость по своему компьютеру. Вернее, по компьютеру он получил кодированное сообщение, в котором ему предлагалось связаться с независимым агентом по имени Айман Гайлани. Нужный номер Мохаммед помнил наизусть. Для этого разговора он вышел на улицу. Разумная осторожность не рекомендует без крайней необходимости пользоваться телефонами в номерах. Выйдя из гостиницы, он дошёл до парка и сел на скамейку. В одной руке он держал телефон, а в другой блокнот и авторучку.

– Айман, это Мохаммед. Что нового?

– Уда мёртв, – сообщил агент, задыхаясь от волнения.

– Что случилось? – спросил Мохаммед.

– Мы точно не знаем. Он упал, выйдя из своего офиса, был доставлен в ближайшую больницу и там умер.

– Его не арестовали? Не убили евреи?

– Нет, о таком ничего не сообщалось.

– Получается, что это была естественная смерть?

– Выходит, что так.

«Интересно, перевёл ли он деньги на счёт, прежде чем ушёл из жизни?» – подумал Мохаммед.

– Понятно... – На самом деле он ничего ещё не понимал, но считал необходимым хоть как-то заполнить паузу. – Значит, нет причин подозревать какую-то нечистую игру?

– На данный момент – нет. Но когда умирает кто-то из наших людей, это всегда...

– Да, я знаю, Айман. Это всегда подозрительно. Его отец знает?

– От него я и узнал.

«Его отец, вероятно, рад, что избавился от сына, которого считал никчёмным транжирой», – рассуждал про себя Мохаммед.

– У нас есть люди, которые могли бы уточнить причины смерти?

– В Лондоне живёт Ахмед Мохаммед Хамед Али. Возможно, через поверенного?..

– Хорошая мысль. Позаботься, чтобы это было сделано. – Пауза. – Эмиру уже сообщили?

– Нет, не думаю.

– Позаботься об этом тоже. – Это был мелкий вопрос, однако он должен знать все.

– Обязательно, – пообещал Айман.

– Очень хорошо. В таком случае у меня все. – И Мохаммед нажал кнопку сотового телефона, прерывая связь.

Он снова находился в Вене. Ему нравился этот город. С одной стороны, здесь когда-то сумели хорошенько поставить евреев на место, и многие местные жители до сих пор не проявляли сожалений по этому поводу. С другой – это было отличное место для человека с деньгами. Прекрасные рестораны, в которых работали люди, знающие, как и зачем нужно хорошее обслуживание. Город, являвшийся в прошлом столицей великой империи, имел богатую культурную историю, с которой Мохаммед мог знакомиться и которую мог оценить, когда оказывался на положении туриста, что случалось чаще, чем мог бы кто-нибудь вообразить. Мохаммед считал, что ему часто доводилось размышлять с наивысшей продуктивностью, когда он смотрел на что-нибудь, не имевшее никакого отношения к его работе. Сегодня, возможно, он пойдёт в художественный музей. Айман же пускай занимается чёрной работой. Лондонский поверенный докопается до подробностей информации о смерти Уды и, как добросовестный наёмный служащий, сообщит, если узнает о чём-то подозрительном. Но ведь люди, случается, просто умирают. Это воля Аллаха, мановение его руки, которое порой бывает трудно понять и никогда не удаётся предсказать.

* * *

А может, и не так уж уныло. После ленча из АНБ поступило ещё несколько документов. Джек прикинул в уме и решил, что на той стороне Атлантического прудика сейчас вечер. Мастера электронных дел из корпуса карабинеров – федеральной полиции Италии, главным достоинством которой была роскошная, даже несколько театральная униформа, перехватили несколько переговоров, которые сразу же передали в посольство США в Риме, откуда они через спутник поступили в Форт-Белвор – главную станцию спутниковой связи на Восточном побережье. Некто по имени Мохаммед звонил кому-то по имени Айман – это стало известно из записи беседы, во время которой обсуждался факт смерти Уды бен-Сали. Это имя заставило насторожиться сразу все вовлечённые в процесс компьютеры, от них пошли сигналы к посольским аналитикам, а те немедленно передачи информацию дальше.

– "Эмиру уже сообщили?" Чёрт возьми, кто такой эмир? – спросил Джек.

– Это дворянский титул – как герцог или что-то в этом роде, – ответил Виллс. – А в каком контексте он упоминается?

– Вот, смотрите. – Джек протянул распечатку.

– Выглядит любопытно... – Виллс повернулся и принялся копаться в файлах своего компьютера в поисках слова «эмир». Оно встретилось лишь единожды. – Если верить этим данным, оно было упомянуто около года назад в записанном разговоре в неопределённом контексте, и с тех пор не повторялось. В Управлении считают, что это кодовое обозначение какого-то руководителя среднего звена в их организации.

– Согласно этому контексту, пожалуй, что намного выше среднего, – подумал вслух Джек.

– Возможно, – согласился Тони. – Мы ещё очень многого не знаем об этих парнях. Лэнгли, вероятно, передаст этот текст кому-то из своих «эмиров». Во всяком случае, я поступил бы именно так, – закончил он, однако уверенности в его голосе не было слышно.

– У нас в штате хоть кто-нибудь знает арабский язык?

– Два парня, учившиеся в Монтёре, могут говорить, но специалистов по культуре – ни одного.

– Мне кажется, что это заслуживает внимания.

– Ну, так напиши, что ты думаешь, а мы посмотрим, что думают они. В Лэнгли имеется целая толпа телепатов, и кое-кто из них действительно что-то может.

– Из всех, о ком мы знаем, Мохаммед занимает самое высокое положение. А тут он говорит о ком-то, определённо занимающем руководящее положение по отношению к нему. Именно это мы и должны проверить, – заявил Райан-младший со всей твёрдостью, на какую был способен.

Виллс, со своей стороны, знал, что его напарник прав. Он лишь не совсем верно идентифицировал самую большую проблему разведывательного дела. Слишком много данных и слишком мало времени на их анализ. Лучше всего было бы направить из ЦРУ в АНБ и из АНБ в ЦРУ поддельные запросы: что, дескать, они там думают по этому поводу. Но прежде чем так поступить, следовало десять раз подумать. Запросы на передачу данных поступали в оба адреса, наверно, миллион раз в день, и из-за огромности этого потока они никогда не проверялись – в конце концов, направленная связь была совершенно безопасной, разве не так? Но за обращением к аналитикам мог последовать ответ в виде телефонного звонка тому самому человеку, от чьего имени будет отправлен запрос. Это могло привести к утечке, а утечка была, пожалуй, единственной роскошью, которую Кампус не мог себе позволить. И потому запросы такого рода шли на верхний этаж. Такое случалось, пожалуй, раза два в год. Кампус был паразитом на теле разведывательного сообщества. Такие существа могут пользоваться ртом лишь для того, чтобы пить кровь, но никак не для разговоров.

– Изложи свои соображения в донесении на имя Рика Белла, а он обсудит их с сенатором, – посоветовал Виллс.

– Просто замечательно... – проворчал Джек. Он ещё не успел научиться терпению. Больше того, оказалось, что он не так уж много знает о бюрократии. Она существовала даже в Кампусе. Смешно было ещё и то, что будь он самым рядовым аналитиком в Лэнгли, то мог бы поднять телефонную трубку, набрать номер и поговорить с нужным человеком – узнать его мнение и получить предложение или что-нибудь в этом роде. Но он работал не в Лэнгли. ЦРУ действительно очень хорошо умело добывать и обрабатывать информацию.

Вся загвоздка состояла в том, чтобы предпринять на её основе какие-то эффективные действия, а перед этим правительственное агентство, как правило, пасовало. Джек изложил свою просьбу, кратко, но убедительно обосновал её и стал гадать, что же произойдёт дальше.

* * *

Эмир воспринял известие спокойно. Уда был небесполезным мелким звеном в его организации, но не представлял особой важности. У Эмира имелось много источников денег для проведения операций. Для своей этнической принадлежности он был довольно высок ростом и не особенно красив, с семитским носом и оливковой кожей. Его семья была уважаемой и богатой, хотя большая часть фамильных денег находилась в распоряжении его девяти братьев. Дом в Эр-Рияде был большим и удобным, хотя и не являлся дворцом. Возможность жить во дворцах оставили королевской семье, многочисленным принцам, которые пыжились и рисовались, как будто каждый из них являлся королём этой земли и защитником Святых мест. Королевская семья, всех членов которой он знал очень хорошо, служила для него объектом тихого презрения, но эмоции, захороненные в глубинах его души, никогда не прорывались наружу.

В молодости он вёл себя куда более открыто и даже демонстративно. К исламу он пришёл ещё совсем юным подростком, под влиянием проповедей одного очень консервативного имама, который в конце концов нажил себе очень серьёзные неприятности, но до того сумел создать довольно-таки обширный круг последователей и духовных детей. Эмир просто оказался самым умным из всех. Он, как и другие, во всеуслышание высказывал своё мнение, в результате чего был отправлен в Англию для получения образования – в действительности же его просто хотели удалить из страны, – но в Англии, помимо законов мироустройства, он познакомился кое с чем, совершенно иностранным. Свободой слова и выражения. В Лондоне она, главным образом, осуществлялась в знаменитом Углу Гайд-парка и являлась прежде всего выражением многовековой традиции, согласно которой любой и каждый имел право выплеснуть здесь своё раздражение, вызванное чем угодно. Это был просто-напросто предохранительный клапан для британского населения и, как и полагается предохранительному клапану, позволял безвредно выпустить давление – в данном случае опасные мысли – в воздух, не давая им создать избыточное напряжение внутри котла. Если бы он попал в Америку, то столкнулся бы с радикальной прессой, выполнявшей там точно такую же роль. Но здесь его неслыханно поразило – наверно, даже прибытие космического корабля с Марса вызвало бы у него меньшее изумление – то, что люди имели возможность ругать правительство любыми словами, какие находили нужными. Он вырос в одной из последних существующих абсолютных монархий, где даже земля под ногами жителей принадлежала королю, и законом являлось слово правящего монарха – согласно если не духу, то букве Корана и шариата, свода традиционных исламских законоположений, восходящих ко временам пророка. Эти законы были справедливыми – или, по крайней мере, последовательными – но притом и очень суровыми. Проблема заключалась в том, что не все были согласны со Словом Корана и, соответственно, с тем, как именно законы шариата должны прикладываться к физическому миру. Ислам не имел ни верховного священнослужителя, наподобие римского папы, ни реальной философской иерархической структуры, какие существовали в других религиях, и потому был лишён конкретных, стандартизованных понятий о применении своих положений к жизни. Шииты и сунниты, как правило, готовы были перерезать друг другу глотки из-за расхождения в толкованиях, и даже внутри суннитского ислама существовало ваххабитское течение, являвшееся основной религией в королевстве и предъявлявшее к правоверным и к окружающему миру особенно строгие требования. Но для Эмира эта совершенно очевидная слабость ислама являлась, напротив, его главным достоинством. Ему нужно было лишь добиваться перехода ограниченного количества мусульман в свою, специфическую систему веры, что совершалось чрезвычайно легко, поскольку таких людей не приходилось даже искать. Их истолкование своей сущности находилось фактически на грани саморекламы. Большинство из них получили образование в Европе и Америке, где иностранное происхождение заставляло их держаться вместе, хотя бы только для того, чтобы сохранять комфортабельную среду интеллектуальной самоидентификации. Таким образом, у них складывалось и укреплялось чувство отчуждённости от общества, которое повело многих из них к революционному идеалу. Это было особенно полезно, так как попутно они достаточно глубоко знакомились с культурой врага, что было жизненно важно при выборе его слабых мест. У большинства этих людей уже имелись те или иные предпосылки для перехода к иной системе религиозных верований. А дальше оставалось лишь указать им объекты для проявления ненависти – конкретных людей, которых они при своём юношеском максимализме могли обвинить в тех или иных грехах и бедах, – а потом решать, как расправляться с их выдуманными врагами – то ли поодиночке, то ли толпой. Последнее могло подкрепляться если не их убогим пониманием действительности, то хотя бы иллюзией драматизма.

И по прошествии определённого времени он, Эмир, как его называли помощники по борьбе, сделается новым мессией, верховным арбитром всего мирового исламского движения. Внутрирелигиозные разногласия (например, между суннитами и шиитами) он намеревался прекратить, объявив объединительную фетву[75] или провозгласить веротерпимость верховной добродетелью мусульманина, что должно будет восхитить даже его врагов. В конце концов, разве у христиан не существовали сотни, а то и несколько сотен сект, которые по большей части прекратили многолетнюю борьбу между собой? Он мог даже добиться терпимого отношения к себе евреев, хотя это нужно оставить на более поздний этап, уже после того, как он воссядет на престол верховной власти, который, вероятно, будет помещаться во дворце, соответствующем мощи его обитателя, где-нибудь поблизости от Мекки. Смирение является полезным качеством для лидера религиозного движения, ведь, как утверждал язычник Фукидид задолго до пришествия пророка, из всех проявлений силы на людей наибольшее впечатление производит сдержанность.

Он намеревался достичь наивысшего из возможных положений. Для этого потребуются время и терпение, да и его успех вряд ли можно гарантировать. К большому несчастью, ему приходилось зависеть от фанатиков, каждый из которых обладал мозгом и, следовательно, способностью мыслить. Такие люди могли, несомненно, повернуть против него и попытаться сместить его, руководствуясь своими собственными взглядами на религию. Они могут даже создать новое верование – ведь они настоящие фанатики, каким был пророк Мохаммед, но Мохаммед, да пребудут с ним мир и благословение, был самым благородным из людей и вёл достойную и благородную борьбу против языческих идолопоклонников, тогда как ему приходится прикладывать усилия для достижения своей цели внутри мира правоверных. В таком случае является ли он благородным человеком? Трудный вопрос. Но разве не является его обязанностью перенесение ислама на почву современного мира, освобождение его из той ловушки, в которой он пребывает с глубокой старины?

Разве может Аллах желать, чтобы его правоверные оставались в путах представлений седьмого столетия? Конечно, нет. Ислам был когда-то центром человеческой учёности, религией развития и познания, но позднее сбился с пути, оказавшись в руках великого хана, а затем подвергнувшись тяжелейшим ударам неверных с Запада. Эмир действительно верил в Святой Коран и в то, чему учили имамы, но притом он хорошо видел окружающий его мир и фактическую сторону человеческого бытия. Власть имущие ревниво охраняли свою власть, и религия имела к этому мало касательства, потому что власть сама по себе является сильнейшим наркотиком. А людям нужно что-то – лучше кто-то, за кем можно будет следовать, если у них появится шанс двинуться вперёд. Свобода, как концепция в трактовке европейцев и американцев, была слишком хаотическим явлением – он хорошо понял это, слушая ораторов в Углу Гайд-парка. Необходим порядок. И он как раз тот человек, который его обеспечит.

«Значит, Уда бен-Сали мёртв, – подумал он, отпив глоток сока. – Большая неудача для Уды, но для Организации ущерба, можно сказать, нет. У Организации имелся доступ если не к морю денег, то ко множеству вполне внушительных озёр. Одно из самых маленьких наполнял Уда». Стакан с остатками апельсинового сока упал со стола, но, к счастью, ковёр не испачкал. Предпринимать ничего не требовалось ни ему самому, ни каким-то мелким подчинённым.

– Ахмед, это печальная новость, но ничего важного не произошло. Делать по этому поводу ничего не нужно.

– Всё будет, как вы скажете, – почтительно ответил Ахмед Муза Матвалли и отключил телефон.

Это был клонированный телефон, купленный у уличного воришки ради одного этого разговора. Через несколько минут он полетит в реку Тевере – Тибр – с моста Святого Ангела. Стандартная мера безопасности, которую предпринимали всякий раз, когда требовалось поговорить с верховным главой Организации, истинная личность которого была известна лишь нескольким избранным из правоверных. На высших уровнях Организации безопасностью занимались всерьёз. Все руководители изучали различные пособия для подготовки офицеров разведки. Лучшее было куплено у бывшего офицера КГБ, который умер после совершения сделки, поскольку именно так было написано в предоставленной им книге. Правила были простыми и ясными, и они ни на волосок не отклонялись от них. Другим случалось вести себя небрежно, и все они поплатились за свою глупость. Не существующий более СССР был ненавистным врагом, но его ставленники не были дураками. А всего лишь неверными. Америка, Великий Сатана, оказала благодеяние всему миру, уничтожив этого урода среди наций. Естественно, при этом они руководствовались только своими собственными интересами, но случившееся тоже было записано рукой бога, поскольку пошло во благо истинной вере, ибо ни одному человеку не под силу то, на что способен Аллах.

Глава 19 Пиво и убийство

Полет до Мюнхена прошёл исключительно спокойно. Немецкие таможенники держались официально, но времени попусту не тратили, и вскоре такси «Мерседес-Бенц» уже везло братьев Карузо в гостиницу «Байеришер».

Следующим объектом был некто по имени Анас Али Атеф, согласно имеющимся сведениям, египтянин по национальности и инженер-строитель по образованию, если не по профессии. Рост примерно пять футов девять дюймов, 145 фунтов веса, чисто выбрит. Тёмные волосы и темно-коричневые глаза. По непроверенным данным, мастер рукопашного боя и хорошо владеет оружием – когда оно при нём. Его считали курьером противника, а также вербовщиком. Один из втянутых им в террористическую организацию совершенно определённо был застрелен несколько дней назад в Де-Мойне (Айова). В лэптопах братьев имелись адрес и фотография объекта. Ездил на спортивном автомобиле «Ауди ТТ» серо-стального цвета. Был известен даже номер машины. Имелась проблема: он жил с немкой по имени Трудл Хайнц и, возможно, любил её. Её фотография тоже прилагалась. Не сказать чтобы модель из «Викториаз сикрет», но и не страшилище – каштановые волосы, синие глаза, пять футов три дюйма, 120 фунтов. Приятная улыбка. «Очень плохо, – подумал Доминик, – что ей нравятся не те мужчины, но это уже не наша, а её проблема».

Анас регулярно посещал для молитвы одну из немногочисленных мюнхенских мечетей, очень кстати находившуюся всего в квартале от его дома. Поселившись в гостинице и переодевшись, Доминик и Брайан взяли такси, приехали в нужный район и нашли очень хороший Gasthaus – гриль-бар – со столиками на тротуаре, откуда было весьма удобно наблюдать за окрестностями.

– Неужели все европейцы любят есть, сидя на тротуаре? – подумал вслух Брайан.

– Вероятно, это легче, чем пойти в зоопарк, – ответил Доминик.

Дом оказался четырехэтажным. Выкрашен в белый цвет. Пропорциями походил на цементный блок, а общим видом, несмотря на плоскую крышу, – на сарай. И ещё он был поразительно чистым, как будто для Германии являлось нормой, чтобы всё было стерильно, словно операционная в клинике Мейо. Но вряд ли это можно было счесть достаточной причиной для критики. Даже автомобили здесь были не такими грязными, как в Америке.

– Was darf es sein? – спросил официант, возникнув около столика.

– Zwei Dunkelbieren, bitte, – ответил Доминик, использовав примерно треть словарного немецкого запаса, оставшегося у него со школы. Из остального значительную часть составляла фраза о том, как найти Herrenzimmer[76] – такой вопрос полезно уметь задавать на любом языке.

– Американец, да? – поинтересовался официант.

– А что, у меня такой ужасный акцент? – дружелюбно улыбнулся Доминик.

– Ваш выговор нисколько не похож на баварский, и видно, что одежда американская, – ответил официант с такой непринуждённостью, будто сообщал, что небо голубое.

– Что ж, в таком случае, сэр, принесите нам, пожалуйста, два бокала тёмного пива.

– Два Kulmbachers, sofort[77], – ответил мужчина и заторопился внутрь.

– Мне кажется, Энцо, что мы только что получили небольшой урок, – вполголоса произнёс Брайан.

– При первом же удобном случае надо купить какую-нибудь местную одежду. У всех людей есть глаза, – согласился Доминик. – Проголодался?

– Могу что-нибудь съесть.

– Посмотрим, есть ли у них меню на английском.

– Это, вероятно, мечеть, куда ходит наш друг – там, дальше по дороге, – осторожно, одними глазами указал Брайан.

– Значит, он может пройти мимо...

– По мне, так это очень даже вероятно, братишка.

– И нам не отвели никакого определённого времени, если я не ошибаюсь, верно?

– Но ведь тот парень сказал, что они не станут указывать нам, как сделать дело, а только объяснят, кто наш объект и почему, – напомнил брату Брайан.

– Прекрасно, – заметил Энцо, увидев стремительно приближавшегося официанта с пивом. Обслуживание здесь оказалось настолько быстрым, насколько мог хотеть посетитель. – Danke sehr[78]. У вас есть меню на английском языке?

– Конечно, сэр. – Он, словно по волшебству, извлёк из кармана передника картонную папочку.

– Очень хорошо. Благодарю вас, сэр.

– Он, наверно, закончил официантский университет, – сказал Брайан, когда официант снова удалился. – Но подожди, ты ещё не видел Италии. Вот там – настоящие художники. В тот раз, когда я был во Флоренции, мне показалось, что сукин сын просто читает мои мысли. У него, наверно, была докторантура за плечами.

– В этом здании нет никакого крытого гаража, – сказал Доминик, решительно возвращаясь к делу. – Вероятно, стоянка за домом.

– А что, Энцо, «Ауди ТТ» – это достойная тачка?

– Машина немецкая. Они здесь делают вполне приличные автомобили. «Ауди», конечно, не «Мерседес», но и не какое-нибудь югославское барахло. Точно не помню; возможно, о нём даже ничего не печатали в «Мотор тренд». Но я знаю, как он выглядит: этакий гладкий... На нём, пожалуй, можно быстро гонять. Здесь у них очень хорошие автобаны – так они называют свои шоссе. Ехать по Германии все равно, что гоняться на «Инди-500»[79], во всяком случае, так утверждают немцы. Лично я ещё не видел немца, который ездил бы на медленной тачке.

– Имеет смысл, – отозвался Брайан, просматривая меню. Названия блюд были, естественно, на немецком языке, но под каждой строчкой шёл перевод на английский. Впечатление было такое, словно меню предназначалось не для американцев, а для англичан. Ведь в Германии все ещё сохранились базы НАТО. «Наверно, для обороны уже не от русских, а от французов», – подумал Доминик, усмехнувшись собственной мысли. Хотя, если вспомнить историю, немцам не особенно требовалась помощь для защиты от угроз с того направления.

– Что желаете заказать, mein Herren? – спросил официант, вновь появившись с такой быстротой, будто его перенесла магическая сила.

– Прежде всего, скажите, как вас зовут, – потребовал Доминик.

– Эмиль. Ich heisse Эмиль.

– Спасибо, Эмиль. Я закажу sauerbraten[80] и картофельный салат.

Подошла очередь Брайана.

– А я – bratwurst. Вы позволите заодно задать вам вопрос?

– Конечно, – ответил Эмиль.

– Это ведь мечеть, там дальше по улице? – Брайан указал пальцем в ту сторону.

– Да, мечеть.

– Но разве это обычно для вас?

– В Германии живёт много приезжих рабочих из Турции, а они все мусульмане. Они не станут есть sauerbraten или пить пиво. И отношения у них с нами, немцами, не слишком хорошие, но что мы можем с этим поделать? – официант пожал плечами, почти не выдавая своего неудовольствия сложившимся положением.

– Благодарю вас, Эмиль, – сказал Брайан, и Эмиль заторопился внутрь выполнять заказ.

– Что это ты затеял? – удивлённо спросил Доминик.

– Они их очень не любят, но понятия не имеют, что можно предпринять. Кроме того, здесь демократия, точно так же, как и у нас, и поэтому они должны быть вежливыми с нами. Спроси на улице лютого фрица, и он скажет тебе, что, мягко выражаясь, не испытывает большой любви к этим «приезжим рабочим», но больших неприятностей из-за этого не случается: так, драки время от времени. Как я слышал, чаще всего – стычки в барах. Так что, думаю, турки все же научились пить пиво.

– Откуда ты все это знаешь? – ещё больше изумился Доминик.

– В Афганистане немцы держат свой контингент. Мы жили по соседству – в смысле наши лагеря находились рядом, – встречались просто так, и я разговаривал кое с кем из офицеров.

– А нам-то что?

– Они немцы, братишка, а эта компания состояла только из профессионалов, ни одного любителя, – заверил брата Альдо. – Разведчики. По физической подготовке нисколько не уступают нам, отлично знают горы и прекрасно натасканы по части основной подготовки. Их солдаты пробирались куда угодно, незаметно, словно воры, и менялись шапками, значками и всем таким. И ещё они чуть не ящиками таскали с собой пиво, причём разных сортов, так что мои парни их вроде как полюбили. Как друзей. И, знаешь, пиво у них совсем недурное.

– Как и в Англии. Пиво в Европе это своего рода религия, и все считают нужным ходить в церковь.

Тут появился Эмиль с ленчем – Mittagessen по-немецки, – и братья сразу убедились, что пища здесь тоже вкусная. Но за едой оба не забывали поглядывать на дом.

– Альдо, это не картофельный салат, а самый настоящий динамит, – сообщил Доминик. – Никогда не ел ничего подобного. Много уксуса и сахара – приятно пощипывает небо.

– Не все хорошие блюда итальянские.

– Знаешь, когда вернёмся домой, нужно будет попытаться найти немецкий ресторан.

– Полностью согласен. О, смотри, Энцо, смотри!

Это был не их объект, а лишь его сожительница, Труди Хайнц. Она вышла из дома и оказалась точно такой, какой её представляли фотографии, хранящиеся в их компьютерах. Достаточно хорошенькая, чтобы мужчины оборачивались ей вслед, но не кинозвезда. Похоже, что в детстве она была белобрысенькой, но в подростковом возрасте волосы изменили свой цвет. Красивые ноги – лучше, чем у многих. Какая жалость, что такая милая девушка связалась с террористом. Возможно, он использовал её в качестве элемента своей «крыши», но и в этом случае он имел весьма ощутимый дополнительный выигрыш. Если только они не жили как брат с сестрой, во что, глядя на женщину, было трудно поверить. Оба американца задумались о том, какие именно могли быть между ними отношения. Впрочем, ничего определённого сказать было нельзя. Она перешла на противоположную сторону улицы, но не остановилась около мечети. Стало быть, сейчас она направлялась в какое-то другое место.

– Я думаю... если он ходит в мечеть, мы сможем приколоть его на выходе. Вокруг много народу, так что... – рассуждал полушёпотом Брайан. – А что, мысль неплоха. Только нужно будет сегодня же посмотреть, насколько этот парень соблюдает обряды, и большая ли будет толпа.

– Назовём это первым вариантом, – ответил Доминик. – Но сначала давай покончим с едой и раздобудем одежду, которая была бы нам больше к лицу.

– Согласен, – сказал Брайан. Он посмотрел на часы: 14.00. Дома восемь утра. Разница во времени с Лондоном только один час – можно не обращать внимания.

* * *

Джек пришёл раньше, чем обычно. Его снедало жгучее любопытство по поводу того, как могла складываться продолжающаяся в Европе операция, и он пытался предугадать, что же именно покажут сегодняшние сообщения.

Впрочем, все они оказались довольно обычными, если не считать серии посланий, касающихся смерти Сали. МИ-5 с полной уверенностью сообщило в Лэнгли о том, что его смерть произошла в результате сердечного приступа, вызванного, по всей вероятности, аритмией, начавшейся без видимых причин. Именно это говорилось в официальном заключении патологоанатома, производившего вскрытие, после которого к трупу допустили поверенных семьи. Сейчас шли необходимые приготовления для того, чтобы доставить его домой, в Саудовскую Аравию. Его квартиру негласно посетила команда лондонской Специальной службы, которая тщательно обыскала её, но так и не нашла ничего интересного. В офисе скопировали все данные с жёсткого диска компьютера. Теперь их изучением должны были заняться полицейские хакеры. Джек понимал, что на это могло уйти много времени. Зашифрованные сведения технически поддавались обнаружению и расшифровке, но ведь, теоретически рассуждая, можно и пирамиды Гизы разобрать по камешку, чтобы найти сухую травинку, залетевшую в щель кладки одной из них. Если у Сали хватило ума распихать фрагменты секретных данных по разным местам, о которых не знал никто, кроме него, или использовать код, ключ к которому он хранил в собственной памяти... что ж, в таком случае задача становилась чертовски сложной. Но был ли он достаточно умён? «Вероятно, нет, – подумал Джек, – но с определённостью можно будет это сказать, только хорошо присмотревшись к человеку; потому-то люди всегда присматриваются друг к другу». На это потребуется, самое меньшее, неделя. А если этот маленький бабник действительно разбирался в шифрах, кодах и ключах, то месяц или больше. Но лишь после обнаружения скрытой информации можно будет с уверенностью сказать, что он был участником игры, а не просто любителем или вовсе случайно подвернувшимся посторонним человеком. Этим будут заниматься квалифицированные люди из Штаба правительственной связи. Но даже самому умному из них окажется не под силу раскрыть сведения, хранившиеся в его голове и унесённые смертью.

– Привет, Джек, – сказал, входя, Виллс.

– Доброе утро, Тони.

– Прилежность очень похвальна. Что они ещё выяснили о нашем покойном друге?

– Очень немного. Вероятно, сегодня к вечеру его отправят домой – в виде посылочки авиапочтой. Патолог записал сердечный приступ. Так что наши парни чисты.

– Ислам предпочитает, чтобы от тела избавились быстро и погребли его в неподписанной могиле. Так что если тело уйдёт под землю, то уже с концами. И не будет никакой эксгумации, чтобы провести повторное исследование на яды и все такое.

– Значит, это действительно наших рук дело? Чем же мы пользовались? – возбуждённо спросил Райан.

– Джек, я не знаю и не хочу знать, что мы могли быть как-то причастны к его безвременной смерти. И, больше того, не имею ни малейшего желания что-то выяснять. И тебе следует вести себя точно так же.

– Тони, чёрт возьми, как вы можете участвовать во всех этих делах и не проявлять любопытства? – удивился Джек-младший.

– Необходимо понять, что именно знать совершенно бесполезно, и научиться не рассуждать и не гадать об этих вещах, – ответил Виллс.

– Угу, – с сомнением в голосе отозвался Джек. Точно, я слишком молод для этого дерьма, мысленно добавил он. Тони был мастером своего дела, но жил в яшике. Точно так же, как Сали в данный момент, подумал Джек, а ведь ящик не самое лучшее место для жизни. И кроме того, мы действительно пришлёпнули его задницу. Как именно, он не знал. Наверно, можно спросить маму о том, какой препарат или другая химия приводит к такому эффекту, но, нет, этого он сделать не мог. Она, ясно, как ад, сообщит отцу, и Большой Джек, ясно, как ад, захочет узнать, почему его сын задал такой вопрос – и может даже заранее отгадать ответ. Так что, нет, об этом не могло быть и речи. Совершенно.

Постепенно расширяя круг обзора, Джек принялся изучать перехваты документов, так или иначе связанных со смертью Сали.

В сегодняшних документах Эмир не упоминался. Они сменяли друг друга на экране, но отсылки к предшествовавшим документам лимитировались ранее установленным Тони уровнем. Предложение об организации более масштабного анализа перехватов в Форт-Миде и Лэнгли не получило одобрения наверху; неутешительно, но нисколько не удивительно. Даже возможности Кампуса имели пределы. Джек понимал нежелание начальства рисковать тем, что кто-то удивится поступившему запросу и, не найдя того, кто его сделал, предпримет более глубокое расследование. Но ведь такие запросы тысячами ежедневно сыпались туда и сюда, и один лишний не мог вызвать большого шума, не так ли? Однако он решил не спрашивать об этом. Не было никакого смысла в самом начале новой карьеры приниматься раскачивать лодку или хотя бы совершать действия, которые могут быть истолкованы именно так. Но он всё же ввёл в свой компьютер инструкцию просматривать все вновь поступающие документы в поисках слова «эмир». Если оно попадётся, он сможет отметить документ и получить достаточно твёрдую базу для будущего исследования – если попадётся. Однако такой позывной, по его мнению, должен был принадлежать определённой и весьма примечательной персоне, даже если допустить, что единственное упоминание о ней в файлах ЦРУ можно истолковать как «семейную шутку». Эти слова принадлежали старшему аналитику Лэнгли, обладавшему весомым авторитетом в своей организации и, следовательно, в этой тоже. Кампус представлял собой учреждение, предназначенное для исправления ошибок ЦРУ и/или дополнения его возможностей, но, поскольку штатная численность Кампуса значительно меньше, здесь должны были принимать на вооружение многие идеи, рождавшиеся в предположительно неспособном к реальным действиям Управлении. Джек не видел в этом большого смысла, но, увы, Хенли не консультировался с ним, когда организовывал своё агентство, и, по-видимому, он должен поверить в то, что руководство Кампуса знает своё дело. Но, как говорил Майк Бреннан о полицейской работе, предположение является матерью всех неудач. Эта пословица была очень популярна в ФБР. Ошибки допускают все, и значение любой ошибки прямо пропорционально высоте положения, которое занимает ошибающийся. Но люди, сидящие наверху, не любят, когда им напоминают об этом универсальном законе. Поэтому никто и не напоминает.

* * *

Они купили одежду в магазине готового платья. Она не так уж сильно отличалась от того, что можно было бы купить в США, но из-за мелких деталей нисколько не походила на неё. Пришлось к ней купить и обувь. Переодевшись в гостинице, они снова вышли на улицу.

Перевоплощение почти сразу же получило высокую оценку: какая-то немка обратилась к Брайану с просьбой объяснить, где находится Hauptbahnhoff. Ему пришлось ответить по-английски, что он здесь впервые. Немка принуждённо улыбнулась в ответ и кинулась со своим вопросом к другим прохожим.

– Она искала главный вокзал, – объяснил Доминик.

– В таком случае почему она не может взять такси? – удивился Брайан.

– Мы живём в несовершенном мире, Альдо. Зато ты теперь должен стараться как можно больше походить на настоящего краута[81]. Если кто-нибудь снова обратится к тебе, просто скажи: Ich bin ein Auslander. Это означает: я иностранец, и на этом, скорее всего, разговор окончится. Если же от тебя не отстанут, то, скорее всего, повторят свой вопрос на таком хорошем английском языке, какой ты вряд ли сможешь услышать в Нью-Йорке.

– Эй, гляди! – Брайан указал на золотые арки «Макдоналдса» которые показались ему более родными и дорогими, чем даже звёздно-полосатый флаг над американским консульством. Впрочем, ни один из братьев не пожелал отправиться туда, чтобы поесть. Слишком уж хороша была местная пища. В гостиницу «Байеришер» они вернулись, когда сумерки уже совсем сгустились.

* * *

– Что ж, они приехали в Мюнхен, нашли нужный дом и мечеть, но с ним пока ещё не познакомились, – сообщил Грейнджер Хенли. – Хотя успели рассмотреть его подружку.

– Значит, все идёт нормально? – спросил сенатор.

– Жаловаться пока что не на что. Немецкая полиция нашим другом не интересуется. Контрразведка знает, кто он такой, но дело на него там пока что не завели. Там имеются определённые проблемы со своими собственными мусульманами, за некоторыми из них установлено наблюдение, но этот парень ещё не засветился. И Лэнгли на них не нажимает. У них сегодня не такие уж хорошие отношения с Германией.

– Что же для нас хорошо и что плохо?

– Есть и то, и другое, – кивнул Грейнджер. – Они не могут предоставить нам обширную информацию, зато нам не нужно тревожиться насчёт того, как оторвать «хвост». Немцы забавный народ. Если ты не забываешь вовремя вытирать нос и вообще все in Ordnung[82], можешь считать себя в практически полной безопасности. Если же ты заступишь за черту, они смогут здорово попортить тебе жизнь. Как показывает история, полицейские у них всегда были отличными, чего не скажешь о шпионах. Советы и Штази[83] наводнили их разведку своими агентами, и немалое количество сидит там до сих пор.

– Они проводят «чёрные» операции?

– Можно считать, что нет. Слишком уж сильно в их культуре развито уважение к закону. Они воспитывают честных людей, которые играют по правилам, а это страшно вредит успеху специальных операций – если они иной раз что-то пытаются устроить, то, как правило, проваливаются самым страшным образом. Знаешь, я готов держать пари, что средний немецкий гражданин даже платит налоги вовремя и полностью.

– Но ведь их банкиры отлично умеют играть в игры мирового масштаба, – возразил Хенли.

– Это верно. Возможно, как раз поэтому международные банкиры не знают такого понятия, как лояльность к своей стране, – не скрывая сарказма, ответил Грейнджер.

– Ленин когда-то сказал, что для капиталиста родина – это место, в котором он находится, когда совершает очередную сделку. И, вероятно, был не так уж далёк от истины, – без особой охоты согласился Хенли. – Кстати, ты видел вот это? – Он передал Грейнджеру листок с запросом на проведение глубокого поиска, связанного с человеком, скрывающимся за псевдонимом «Эмир».

Начальник оперативного отдела просмотрел записку и вернул боссу.

– Он не объясняет, почему это должно быть таким уж необыкновенно важным.

Хенли кивнул.

– Именно поэтому я и отказал. Но... ты же понимаешь, что инстинкт заставил его насторожиться, а мозгов хватило, чтобы задать вопрос.

– Да, мальчишка очень неглуп.

– Именно. Потому-то я попросил Рика поместить его в одной комнате с Виллсом, чтобы тот выполнял обязанности инструктора. Тони весьма толков, но предпочитает не высовываться. Джек в его обществе сможет изучать профессию и попутно узнавать о присущих ей ограничениях. А мы узнаем, насколько сильно эти ограничения будут его раздражать. Если малыш останется с нами, его может ожидать большое будущее.

– Ты думаешь, что он обладает отцовским потенциалом? – спросил Грейнджер. Перед тем, как подняться на предельную высоту, Большой Джек занимал весьма почётную, хотя и несуществующую должность короля разведчиков.

– Я думаю, что он способен достичь его уровня. Но в любом случае эта история с «Эмиром» представляется мне весьма показательной. И открытие может иметь большое значение. Мы мало знаем о том, как противники строят свою деятельность. Но в общем, Сэм, все проходит по учению Дарвина. Плохие парни учатся на ошибках своих предшественников и набираются ума – на наши с тобой никели. Они уже больше не высовываются и не напрашиваются на «умную бомбу», которую мы теперь способны загнать любому из них точно в задницу. Они не лезут в телезвезды. Наверняка появление на экранах может потешить самолюбие, но с очень большой вероятностью ведёт к гибели. Стадо газелей никогда не побежит туда, где расположился прайд львов – разве что случайно.

– Ты прав, – согласился Грейнджер, припомнив рассказы о том, как один из его предков, служивший в Девятом кавалерийском полку, разбирался с непокорными индейцами. Некоторые вещи очень мало изменялись с течением времени. – Джерри, проблема заключается в том, что мы можем лишь строить предположения насчёт того, как построена их организация. А предположение – это не знание.

– В таком случае расскажи мне, что предполагаешь ты, – потребовал Хенли.

– Помимо верхушки, о которой мы ничего не знаем, даже один это человек или какой-то комитет, в ней имеется ещё, как минимум, два уровня. Выяснить точнее мы пока не в состоянии. И ещё, собственно убийцы. Мы можем устранить всех, о ком знаем, но это будет всё равно что подстригать траву на лужайке. Ты её стрижёшь, она растёт, ты стрижёшь, она растёт, и так до бесконечности. Если хочешь убить змею, самое надёжное отрубить ей голову. Да, конечно, мы все это прекрасно понимаем. Вся штука в том, чтобы отыскать голову, потому что это виртуальная голова. Один там человек или несколько, но эта верхушка, Джерри, действует в том же ключе, что и мы сами. Именно поэтому мы сейчас производим нашу разведку боем – чтобы посмотреть, не вывалятся ли какие-нибудь дополнительные сведения. На это работают все наши аналитические войска – и здесь, и в Лэнгли, и в Форт-Миде.

Хенли тяжело вздохнул.

– Да, Сэм, я всё это знаю. И, возможно, что-то и впрямь вывалится. Но ведь терпение – это мать жизненного успеха. Враги сейчас, вероятно, загорают себе на солнышке и радуются тому, что жестоко оскорбили нас, что убили наших женщин и детей...

– Джерри, это никому не может нравиться, но, вспомни, даже богу потребовалось семь дней, чтобы создать мир.

– Ты что, решил проповедовать мне Писание? – спросил Хенли и, прищурившись, взглянув на своего собеседника.

– Видишь ли, дружище, принцип «око за око» меня в общем-то устраивает, но сначала это самое око необходимо найти. Мы должны быть терпеливыми.

– Знаешь, когда мы обсуждали с Большим Джеком создание этого самого заведения, я был настолько глуп, что не сомневался: мы сумеем очень быстро решить все эти проблемы, если у нас будут необходимые возможности.

– Мы можем действовать намного быстрее, чем это когда-нибудь удастся правительству, но мы не герои «Человека от ДЯДИ»[84]. Посуди сам, операция только началась. Мы нанесли только один удар. Чтобы дождаться какого угодно реального ответа с той стороны, нужно ещё как минимум три. Терпение, Джерри.

– Да, конечно. – Он не стал добавлять, что разница между часовыми поясами нисколько не облегчает ожидания.

* * *

– Знаете, есть ещё кое-что.

– Ты о чём, Джек? – спросил Виллс.

– Было бы лучше, если бы мы знали, как идёт операция. Это позволило бы нам немного эффективнее организовать нашу собственную охоту за информацией.

– Такое положение называется разделением функций.

– Нет, это называется дерьмом собачьим, – огрызнулся Джек. – Если мы играем одной командой, то можем оказать помощь. Вещи, которые на первый взгляд воспринимаются как не связанные между собой, в контексте выглядят совсем по-иному. Тони, весь этот дом, в котором мы сидим, разбит на такие, как у нас с вами, клетушки, верно? А ведь отгораживание друг от друга, как это делают в Лэнгли, не помогает успеху работы. Может быть, я что-то недопонимаю, а?

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, но система работает не так.

– Да я же заранее знал, что вы скажете именно эти слова, но, черт меня побери, как мы сможем узнать, на чём прокололось ЦРУ, если сами шаг в шаг повторяем их операцию? – не отступал Джек.

«А ведь готового ответа, который удовлетворил бы этого любопытного парня, просто нет. Или есть? – спросил себя Виллс. – Пожалуй, что нет. А малыш чертовски быстро уловил суть дела. Чему же ещё он мог научиться в Белом доме? Можно дать голову на отсечение, что он задавал там множество вопросов. И выслушивал все ответы. И даже обдумывал их».

– Мне очень не хочется это говорить, Джек, но я всего лишь твой инструктор, а не Большой Босс всего этого заведения.

– Да, я понимаю. Извините, что пристал к вам. Наверно, я привык к тому, что мой папа обладал способностью заставлять события происходить... во всяком случае, так мне казалось. Не всегда по своей воле и не каждый раз... Может быть, нетерпение это наша семейная черта. – Это было верно вдвойне, потому что мама была хирургом, и, когда записывала планы в ежедневнике, большая часть намеченного сопровождалась пометкой: «Немедленно!!!» Трудно заставить себя сидеть целыми днями за рабочим столом – урок, который его отцу, вероятно, пришлось усвоить в те времена, когда Америка жила под прицелом действительно опасного врага. Террористы могли жалить, но были не в состоянии причинить серьёзный вред, хотя однажды, в Денвере, и попытались. Эти парни походили не на летучих мышей-кровососов, а на роящихся насекомых...

Но ведь москиты являются переносчиками жёлтой лихорадки, не так ли?

* * *

Далеко к югу от Мюнхена, в греческом порту Пирей, портальный кран снял контейнер с палубы судна и опустил на платформу ожидавшего тягача. После того, как груз закрепили, могучий «Вольво» вывез контейнер из порта и потащил в обход Афин на север, в горы Греции. В декларации было записано, что груз адресован в Вену. Так что большой партии колумбийского кофе предстоял довольно долгий безостановочный переезд по хорошим шоссе. Портовой охране не пришло в голову осмотреть содержимое контейнера, поскольку все накладные были в полном порядке и имели все требуемые штрих-коды. Но совсем другие люди уже приготовились обработать должным образом ту часть содержимого контейнера, которая вовсе не предназначалась для заваривания в кипятке и разбавления сливками. Для того, чтобы разделить целую тонну кокаина на разовые дозы и разложить по пакетикам, требуется немало народу, но в распоряжении наркоторговцев имелся одноэтажный склад, недавно приобретённый именно для этой задачи, а потом они разъедутся по всей Европе, благословляя Европейский Союз, устранивший границы между государствами. Прибытие этого груза послужило подтверждением верности партнёра своему слову, и моральный выигрыш получил наконец-то подкрепление в виде живых денег. Работа продолжалась всю ночь, в течение которой европейцы спали сном праведников, даже те, которым предстояло совсем скоро встретиться с уличными распространителями и приобрести у них пакетик порошка.

* * *

Объект они увидели в половине десятого следующего утра. Братья завтракали в ресторанчике Gasthaus'a[85] на расстоянии в полквартала от того кафе, где работал их знакомец Эмиль, а Анас Али Атеф целеустремлённой походкой прошёл в двадцати футах от близнецов, которые ели штрудель и пили кофе в окружении двух десятков граждан Германии. Атеф не заметил, что за ним наблюдают; он смотрел вперёд и не принимал никаких мер, которые позволили бы обнаружить «хвост», как это делал бы обученный агент. Очевидно, он чувствовал себя здесь в безопасности. И это было хорошо.

– А вот и наш мальчик, – сказал Брайан, заметивший его первым. Как и в случае с Сали, голову араба не окружал никакой ореол, облегчавший опознание, но он в точности походил на свои фотографии и вышел из того самого дома. Усы полностью исключали ошибку в идентификации. Одет вполне нормально, хотя и не слишком роскошно. Если бы не усы и цвет кожи, он вполне мог бы сойти за немца. В конце квартала он сел в трамвай, шедший куда-то в восточном направлении.

– Что ты думаешь? – спросил Доминик брата.

– Может быть, отправился позавтракать с приятелем, или обсудить действия по уничтожению неверного Запада – откуда мы знаем, а?

– Да, было бы хорошо проследить за ним, но ведь в наши обязанности не входит проведение расследований, верно? Этот подонок завербовал, самое меньшее, одного из убийц. И потому, Альдо, заслужил занесение в наш дерьмовый список.

– Согласен с тобой, братишка, – ответил Брайан. За время, прошедшее с тех пор, как братья покинули Америку, он совершенно изменился. Атеф был для него лишь лицом, которое следовало опознать, и задницей, куда следовало ткнуть волшебной ручкой. Кроме того, араб представлял какое-то значение ещё и для бога, который должен был поговорить с ним по-своему, но это относилось к юрисдикции, в настоящее время никоим образом не касающейся братьев.

– Если бы операцию проводило Бюро, то уже сейчас в его квартире торчала бы команда. По крайней мере, скопировали бы содержимое его компьютера.

Брайан кивнул.

– А что теперь?

– Посмотрим, пойдёт ли он в мечеть, и если да, то решим, как будет удобнее подколоть его – на входе или на выходе.

– А тебя не тревожит, что все идёт слишком быстро? – довольно громко спросил Брайан.

– Конечно, можно было бы сидеть в гостиничном номере и дрочить потихоньку, но, знаешь ли, говорят, от этого бывают мозоли.

– Да, я тоже слышал.

Закончив завтрак, они оставили деньги на столе, но без больших чаевых. Слишком широкими жестами они обязательно выдали бы себя как американцев.

* * *

Ездить трамваем, конечно, совсем не так удобно, как на своём автомобиле, зато здесь имелось большое преимущество – не приходилось искать место для стоянки. Европейские города строились без учёта массового использования автомобилей. Как, впрочем, и Каир, и пробки там бывали совершенно ужасающие, даже хуже, чем здесь, но, по крайней мере, в Германии существовал надёжный общественный транспорт. Поезда были великолепны. Качество путей не могло не восхищать человека, который немного учился на инженера – неужели действительно немного? – спросил он себя, – тогда ему казалось, что прошла целая жизнь. Немцы были любопытным народом. Сдержанные, любители формальностей и с таким чувством превосходства по отношению ко всем другим расам! На арабов они смотрели свысока – и, вообще-то, на большинство европейцев тоже, – и открыли двери для иностранцев только потому, что в их собственных законах – принятых по приказу американцев шестьдесят лет назад, после Второй мировой войны, – было сказано, что они обязаны это сделать. Но раз их вынудили, они так и поступили, почти без жалоб, потому что эти безумцы так повиновались закону, словно он был собственноручно записан богом. Они были самыми послушными людьми из всех, с кем ему когда-либо приходилось сталкиваться, но за готовностью к повиновению у них скрывалась способность к насилию – организованному насилию, – какого мир до тех пор не знал. Ещё живы многие люди, помнящие, как немцы истребляли евреев. Они даже преобразовали свои концлагеря в музеи, но в этих музеях все строения и механизмы были полностью пригодны для использования, как будто все это сохранялось про запас. Как жаль, что они не могли проявить политическую волю снова заняться этим полезным делом.

Евреи четыре раза унизили его страну и при этом убили самого старшего из его братьев, Ибрагима, – на Синае, где он управлял советским танком «Т-62». Анас не помнил Ибрагима. Он был тогда ещё слишком мал и лишь по фотографиям знал, как тот выглядел, хотя мать до сих пор оплакивала его. Брат погиб, пытаясь завершить дело, начатое немцами, но потерпел неудачу и был убит снарядом, выпущенным из пушки американского основного танка «М60А1» во время сражения за Китайскую ферму – так называлось укрепление, построенное японцами в районе Суэцкого канала по заказу англичан, когда те ещё управляли и Египтом, и Аравией. Это американцы всё время защищали евреев. Американские евреи управляли страной. Потому-то они снабжали его врагов оружием, добывали для них разведывательную информацию и так любили убивать арабов.

Однако даже жестоко проигранная война не избавила немцев от высокомерия. Только переадресовала его. Он хорошо видел это в трамвае по коротким косым взглядам пассажиров, по тому, как старухи поспешили отойти от него на несколько шагов.

– Когда я выйду, кто-нибудь, вероятно, протрёт поручень, за который я держался, дезинфицирующей салфеткой, – проворчал себе под нос Анас. – Клянусь пророком, до чего же неприятные люди.

Поездка заняла ровно семь минут, а потом он вышел на Домштрассе. Оттуда ему нужно было пройти ещё квартал пешком. По пути он видел множество враждебных глаз, или же, что было ещё хуже, взгляды просто скользили по нему и перебегали куда-то дальше, как будто перед ними был не человек, а бездомный пёс. Как хорошо было бы провести акцию здесь, в Германии – прямо в Мюнхене! – но полученные им приказы были совершенно определёнными.

Он направлялся в кофейню. Фа'ад Рахман Ясин уже находился там. Одет он был небрежно, как рабочий. В этом кафе было много таких.

– Салам алейкум, – приветствовал его Атеф.

– Алейкум салам, – отозвался Фа'ад. – Выпечка здесь превосходная.

– Да, – согласился Атеф. Он негромко говорил по-арабски. – Так что нового, мой друг?

– Нашим людям понравились события прошлой недели. Мы замечательно встряхнули американцев, – сказал Фа'ад.

– Для того чтобы они отреклись от израильтян – недостаточно. Они любят евреев сильнее, чем родных детей. Помяни моё слово. И теперь они набросятся на нас.

– Каким же образом? – удивился Фа'ад. – Набросятся, конечно, но лишь на тех, о ком пронюхали их разведывательные агентства. Но ведь это только ещё больше воспламенит правоверных и продвинет наше дело вперёд. А о нашей организации они не знают ничего. Они даже не знают нашего названия. – Причина этого была проста: организация просто не имела названия. Слово «организация» служило лишь обозначением для объединения правоверных.

– Надеюсь, что ты прав. Так какие же будут для меня новые поручения?

– Пока что у тебя все идёт хорошо: трое из тех людей, которых ты отыскал, приняли мученическую смерть в Америке.

– Трое? – Атеф был приятно удивлён. – Я не ошибусь, если предположу, что они умерли достойно?

– Они умерли со святым именем Аллаха. Этого вполне достаточно. У тебя есть ещё новобранцы для нас?

Атеф отхлебнул кофе.

– Прямо сейчас – нет, но два человека определённо склоняются в нужную сторону. Ты же понимаешь, это не так легко. Даже истинно правоверные питают излишнее пристрастие к плодам земной жизни. – Сказанное, безусловно, в полной мере относилось и к нему самому.

– Ты хорошо поработал для нашего дела, Анас. Лучше действовать наверняка, чем обмануться в своих ожиданиях. Не торопись. Мы можем позволить себе быть терпеливыми.

– Насколько же? – поинтересовался Атеф.

– У нас есть новые планы относительно Америки. Нужно ужалить их посильнее. В прошлый раз мы убили сотни. На следующий убьём тысячи, – пообещал Фа'ад; его глаза сверкнули.

– Как же именно? – быстро спросил Атеф. Он вполне может – он обязательно должен! – войти в мозговой центр и разрабатывать планы. Имея техническое образование, он же идеально подходит для таких вещей. Неужели они этого не знают? Наверно, в организации было много таких, кто умел думать только яйцами, но не мозгами.

– Я не вправе сказать тебе это, мой друг. – Фа'ад Рахман Ясин, конечно же, не сказал, что сам этого не знает. Высшие руководители организации недостаточно доверяли ему; знай он об этом, то, конечно же, почувствовал бы себя оскорблённым.

Сын шлюхи, скорее всего, сам ничего не знает, – подумал Атеф.

– Приближается час молитвы, мой друг, – сказал Анас Али Атеф, взглянув на часы. – Не хочешь пойти со мной? До моей мечети отсюда всего десять минут. – Действительно, приближалось время намаза. Предложение же служило ещё и испытанием для коллеги, проверкой его преданности истинной вере.

– Как скажешь. – Оба поднялись, дошли до остановки трамвая и через пятнадцать минут вышли из него на расстоянии квартала от мечети.

* * *

– Альдо, на старт, – сказал Доминик. Они осматривали район – исключительно для того, чтобы как следует прочувствовать место действия. Тут-то и появился их клиент, шедший по улице в сопровождении, по-видимому, своего друга.

– Ну, а это что за вторая чурка? – осведомился Брайан.

– Кто бы он ни был – мы его не знаем, а действовать по собственной инициативе нельзя ни в коем случае. Ты меня прикроешь? – спросил Доминик.

– Можешь смело держать пари на свою ж...у. Сам-то готов?

– Не сомневайся, – ответил Доминик. Их объект находился уже ярдах в тридцати и шёл прямо к ним, вероятно, направляясь в мечеть, расположенную у братьев за спиной на расстоянии в полквартала. – Что ты думаешь?

– Пусть идёт. Лучше будет прищучить его на выходе.

– Ладно. – Оба повернулись направо и уставились в витрину магазина головных уборов. Они услышали – нет, они почувствовали! – как он прошёл мимо. – И сколько времени, по-твоему, нам придётся ждать?

– Будь я проклят, если знаю. Слушай, парень, я сам-то не был в церкви уже несколько месяцев.

– Вот это супер! – рявкнул Брайан. – Мой родной брат стал безбожником. – Доминик сдержал нервный смех. – Ты же всегда считался у нас в семье первым богомольцем!

* * *

Как братья и ожидали, Атеф и его спутник вошли в мечеть. Наступило время дневной молитвы, намаза, второго из Пяти Столпов ислама. Там они должны были опуститься на колени лицом к Мекке и шептать избранные фразы из Святого Корана, что служило подтверждением преданности истинной вере. Так они и поступили. У входа в здание они сняли ботинки, и тут Ясин, к своему великому удивлению, обнаружил, что эта мечеть испытала на себе развращающее немецкое влияние: у стены внутреннего дворика возвышался шкаф с пронумерованными запирающимися ячейками для обуви, чтобы избежать путаницы... и предотвратить воровство. В любой мусульманской стране увидеть такое сооружение было бы невозможно, потому что ислам предусматривал очень суровые наказания за воровство, а уж украсть из дома Аллаха было бы прямым вызовом самому богу. Разувшись, они вошли в молитвенный зал и вознесли свои молитвы Аллаху.

Это заняло не так уж много времени, но по окончании молитвы на душу Атефа, вновь подтвердившего свою твёрдость в вере, снизошло кратковременное успокоение. Затем он и его спутник покинули молитвенный зал, взяли из ячеек свою обувь и вышли на улицу.

Они появились из высоких дверей не первыми, и двое американцев успели приготовиться. Это был действительно вопрос, какой путь они выберут. Доминик разглядывал улицу в поисках людей, которые могли бы оказаться агентами полиции или контрразведки, но никого не заметил. Он был готов поручиться, что их объект из мечети направится к своему дому. Брайан взял под контроль противоположное направление. По прикидкам братьев, в мечеть вошло примерно сорок человек. Выходя, они разбредались во все стороны, поодиночке или маленькими группами. Двое подошли к стоявшему прямо перед входом такси – по-видимому, их собственному, и отправились ловить пассажиров. Их единоверцы в большинстве своём относились к рабочему классу и потому ходили пешком либо пользовались общественным транспортом. Но это никак не могло показаться чем-то преступным братьям Карузо, которые сошлись немного поближе, но не слишком, чтобы не оказаться очень заметными. Вскоре вышел их объект со своим приятелем.

Они повернули налево, как раз туда, где на расстоянии в тридцать ярдов стоял Доминик.

Со своего места Брайану было все хорошо видно. Доминик вынул золотую ручку из внутреннего кармана своего не то пиджака, не то куртки, незаметно для непосвящённых повернул наконечник, чтобы превратить её в оружие, и стиснул в кулаке правой руки, как ручку молотка. Затем он направился навстречу объекту...

То, что произошло потом, обладало даже какой-то красотой, правда, с несколько извращённой точки зрения. Оказавшись футах в шести, Доминик как будто споткнулся обо что-то и упал прямо на Атефа. Самого момента укола Брайан даже не заметил. Доминик и Атеф вместе повалились на асфальт, и, несомненно, падение полностью замаскировало ощущение дискомфорта от укола. Приятель Атефа помог обоим подняться. Доминик пробормотал извинения и зашагал в прежнем направлении, а Брайан последовал за объектом, держась в отдалении. Он не видел, как подействовал укол на Сали, и теперь испытывал некий мрачный интерес к происходящему. Объект прошёл ещё около пятидесяти футов, а потом остановился. Он, должно быть, что-то произнёс, потому что его спутник взглянул на него, словно хотел задать вопрос, и как раз в это мгновение Атеф упал. Одна рука двинулась было вперёд, чтобы прикрыть лицо от удара о землю, но тут же все тело лишилось способности двигаться.

Второго араба – это было ясно видно – случившееся просто ошеломило. Он наклонился, чтобы посмотреть, что произошло с его другом, сначала растерянно, затем испуганно, а потом уже в самой настоящей панике перевернул тело, громко окликая своего друга. Брайан прошёл мимо. Лицо Атефа было неподвижным и ничего не выражающим, будто у куклы. Мозг парня все ещё работал, но он не был в состоянии даже открыть глаза. Брайан постоял там около минуты и пошёл прочь. Хотя он и не стал оглядываться, но всё же указал жестом на упавшего шедшему навстречу немцу, который понял его совершенно правильно: сунул руку в карман, вынул сотовый телефон и стал звонить. По всей вероятности, он вызывал «Скорую помощь». Брайан дошёл до перекрёстка и снова обернулся, взглянув заодно на часы. «Скорая» приехала через шесть с половиной минут. Немцы действительно были организованными людьми. Медик в форменной одежде и каске, которые делали его похожим не столько на доктора, сколько на пожарного или солдата, пощупал у лежавшего пульс и вскинул голову. На лице его были написаны удивление и тревога. Его напарник вытащил из машины чемодан. Брайан видел, как быстро они ввели Атефу в горло интубационную трубку и положили его на носилки. Эти двое «пожарных», несомненно, не только прошли хорошую выучку, но и неоднократно совершали подобную процедуру на практике. Несмотря на экстренность случая, они не стали переносить Атефа в машину, а попытались оказать ему всю возможную помощь на месте.

Брайан ещё раз взглянул на часы. С момента падения прошло десять минут. Мозг Атефа уже умер, и этим всё было сказано. Офицер морской пехоты США повернул налево, дошёл до следующего перекрёстка и взял там такси. Лишь с большим трудом ему удалось выговорить название гостиницы, но водитель его понял. Когда он вошёл в вестибюль, Доминик уже был там. Вместе они направились в бар.

В том, что они убили этого парня почти на пороге мечети, все же был один утешительный момент: они могли предположить, что он не отправился прямиком к чёрту. По крайней мере, такое рассуждение могло немного успокоить совесть. И пиво тоже помогало.

Глава 20 Звук погони за спиной

14.26 мюнхенского времени соответствовало 8.26 утра по восточному стандартному, по которому жили в Кампусе. Сэм Грейнджер явился на работу рано, гадая по пути, поступила ли к нему новая электронная почта. Близнецы работали быстро, но без опрометчивости, используя предоставленное им достижение технологии, и явно не собирались тратить попусту время и деньги Кампуса. Естественно, он уже подготовил всю информацию по объекту № 3, зашифровал её и был готов выйти в Сеть. В отличие от случая с Уда бен-Сали в Лондоне, сейчас он не мог ожидать никакой «официальной» информации о смерти араба от немецкой разведывательной службы, Bundesnachrichtendienst, которая знала о существовании Анаса Али Атефа, но не более того. Событие скорее должно было остаться в компетенции городской полиции Мюнхена, или, что даже более вероятно, перейти в управление местного коронёра[86], или как там они назывались, как очередной сердечный приступ с летальным исходом, которых в стране, где слишком много жителей курили и ели очень жирную пищу, случалось немало.

Электронная почта поступила в 8.43 с компьютера Доминика. Он докладывал об успешном выполнении задания, сообщал ряд подробностей, как сделал бы это в официальном рапорте с отчётом о какой-нибудь операции ФБР. Тот факт, что совсем рядом с Атефом находился его приятель, вероятно, нужно было считать положительным фактором. То, что враг являлся свидетелем убийства, скорее всего, должно было означать, что кончина объекта не вызовет никаких подозрений. Кампус, со своей стороны, приложит все усилия, чтобы раздобыть официальное заключение о паталогоанатомическом освидетельствовании трупа Атефа – хотя бы лишь для того, чтобы удостовериться, что никто ничего не заподозрил. Правда, не исключено, что добыть эти документы будет трудновато.

* * *

Райан и Виллс, находившиеся в своей комнате на двоих внизу, естественно, ничего об этом не знали. Джек занимался рутинной работой. Сначала он около часа просматривал тексты сообщений, которыми обменивались американские разведывательные службы, а потом перешёл к изучению интернет-обмена между электронными адресами известных или подозреваемых террористов. В подавляющем большинстве тексты были настолько обычными, что могли бы сойти за переписку между мужем и женой насчёт того, что нужно купить в «Сэйфвее» по пути домой с работы. Конечно, такие тексты вполне могли представлять собой закодированные сообщения с очень важной информацией, но понять, так ли это, без соответствующей программы или шифровального блокнота было невозможно. Правда, один из террористов использовал слова «жаркая погода», чтобы сообщить об усиленных мерах безопасности в районе, представлявшем интерес для его коллег, но сообщение было послано в июле, когда погода и впрямь была жарче, чем хотелось бы обычному человеку. Это сообщение поступило из ФБР, причём Бюро сначала не обратило на него никакого внимания. А вот одно из новых сообщений прямо-таки приковало его взгляд к экрану.

– Эй, Тони, дружище, не хотите взглянуть на вот это?

Адресатом был их старый друг 56MoHa@eurocom.net, а содержание полностью подтверждало, что этот человек занимал важное положение в системе циркулирования информации, которой обменивались плохие парни:

«Атеф мёртв. Он умер прямо на моих глазах здесь, в Мюнхене. Вызвали санитарную машину, помощь начали оказывать уже на тротуаре, но он умер в больнице от сердечного приступа. Требуются инструкции. Фа'ад».

Адреса – Honeybear@ostercom.net – в сводном индексе, хранившемся в компьютере Джека, не оказалось.

– Honeybear?[87] – повторил, хихикнув, Виллс. – Этот парень, наверно, специализируется по общению с женщинами через Сеть.

– Может быть, он и занимается киберсексом, так флаг ему в руки. Тони, если мы только что расправились в Германии с парнем по имени Атеф, то вот вам подтверждение этого, плюс новая цель, которую нам необходимо взять на прицел. – Райан вернулся к своему компьютеру и защёлкал мышкой, выявляя источники. – Вот, АНБ тоже обратило на это внимание. Похоже, считают его вероятным кандидатом в игроки.

– Да, вам действительно нравится давать волю воображению, – буркнул Виллс.

– Чушь собачья! – На этот раз Джек по-настоящему рассердился. До него начало доходить, почему его отец так часто приходил в ярость, знакомясь со сводкой разведывательной информации, регулярно поступавшей в Овальный кабинет. – Черт побери, Тони, какой же степени определённости вы хотите?

Виллс глубоко вздохнул, но заговорил со своим обычным спокойствием:

– Джек, успокойся, пожалуйста. Ведь это единственный источник, единственное сообщение о чём-то, что могло иметь место, но могло и не иметь. Никто не станет в восторге подбрасывать шляпу, пока новость не получит подтверждения из проверенных источников. Этот самый Медовый Медведь может оказаться чем угодно, а данных, опираясь на которые мы могли бы причислить его к хорошим или плохим парням, пока что крайне мало.

Джек-младший, со своей стороны, задумался: не устроил ли ему инструктор – в очередной раз! – какую-то проверку.

– Ладно, Тони, раз так, то проехали. Но этот МоНа-пятьдесят шесть участвует в игре, и в этом не может быть никаких сомнений. Нечто вроде штабного офицера у плохих парней. Ведь мы, по крайней мере с тех пор, как я здесь появился, постоянно прочёсываем Сеть в поисках всего, что с ним связано, так ведь? Итак, мы шерстим эфир, и это письмо обнаруживается в его почтовом ящике как раз в то время, когда, по нашим предположениям, в поле работает наша карательная команда. Разве что вы сможете убедить меня в том, что Уду бен-Сали действительно хватил инфаркт, когда он в центре Лондона чересчур размечтался о свидании со своей любимой шлюхой. И что британская Служба безопасности сочла случай очень интересным только потому, что не каждый день банкир, подозреваемый в финансировании террористической деятельности, падает замертво на улице. Я ничего не упустил?

Виллс улыбнулся.

– Неплохое обоснование. Пожалуй, маловато конкретных доказательств, но логика выдержана безукоризненно. Значит, ты считаешь, что я должен прогуляться с этим наверх?

– Нет, Тони, я считаю, что вы должны мчаться туда бегом, – ответил Райан, подавляя накативший на него приступ гнева. Сделать глубокий вдох и досчитать до десяти.

– В таком случае, пожалуй, я так и поступлю.

* * *

Через пять минут Виллс вошёл в кабинет Рика Белла и положил на стол его хозяина два листа бумаги.

– Рик, мы отправляли команду для работы в Германии? – спросил Виллс.

Если бы при разговоре присутствовал посторонний человек, он подумал бы, что его начальник нисколько не удивился этим словам.

– Почему вы об этом спрашиваете? – Лицо Белла сделалось настолько непроницаемым, что ему мог позавидовать профессиональный игрок в покер или мраморная статуя.

– Прочтите, – предложил Виллс.

– Проклятье! – рявкнул главный аналитик. – Кто же вытащил эту рыбу из электронного океана?

– Попробуйте догадаться, – предложил Тони.

– Неплохо для малыша, – Рик пристально посмотрел на своего подчинённого. – И много он подозревает?

– Уверен, что, будь это в Лэнгли, он уже заставил бы очень многих понервничать.

– Так же, как вас?

– Можно сказать и так, – согласился Виллс. – Знаете, Рик, у него богатое воображение.

На сей раз Рик позволил себе скорчить гримасу.

– Пусть так, но ведь у нас же не олимпийские соревнования по прыжкам в длину, верно?

– Рик, послушайте, Джек складывает два и два с такой же скоростью, с какой компьютер различает ноль и единицу. Он угадал, не так ли?

Рик молчал пару секунд, а потом ответил вопросом на вопрос:

– А как вы считаете?

– Я думаю, что они, вне всякого сомнения, прибрали Сали, а это, по всей вероятности, миссия номер два. Как наши ребята это делают?

– Вам действительно лучше об этом не знать, – ответил Белл. – Дело не настолько чистое, как может показаться. Но этот парень, Атеф, был у них вербовщиком. Он послал самое меньшее одного из убийц, стрелявших в Де-Мойне.

– Это вполне достаточная причина, – кивнул Виллс.

– Сэм думает так же. Я передам это ему. Но продолжайте.

– Необходимо получше присмотреться к этому МоНа. Возможно, нам удастся разыскать его, – сказал Виллс.

– Есть представление о том, где он может находиться?

– Похоже, что в Италии, но на сапоге живёт прорва народу. Там много больших городов с бесчисленным количеством крысиных нор. Италия – вполне подходящее место для него. Удобное расположение. Воздушное сообщение со всем миром. К тому же террористы в последнее время оставили Италию в покое, так что никто не станет гоняться за собакой, которая не лает и не кусает.

– Но ведь такое же положение в Германии, Франции и прочей части Центральной Европы?

Виллс кивнул:

– Похоже на то. Их очередь вот-вот подойдёт, но, думаю, они плохо это понимают. Страусиная политика, Рик: зарыть голову в песок.

– Верно, – согласился Белл. – Так что же делать с вашим студентом?

– Райаном? Хороший вопрос. Совершенно уверен, что он быстро учится. Особенно хорош в обнаружении связей между событиями, – рассуждал вслух Виллс. – Его воображение способно совершать большие прыжки, иногда слишком большие, тем не менее это вовсе не плохое качество для аналитика.

– Ваша оценка?

– В с плюсом, а может быть, даже А с минусом – и то лишь потому, что он новичок. Меня он пока что не обогнал, но ведь я ввязался в этот бизнес, когда его ещё на свете не было. Рик, я уверен, что он далеко пойдёт.

– Неужели настолько хорош? – спросил Белл. Тони Виллс был известен как осторожный консервативный аналитик, и притом один из лучших специалистов своего дела, какие когда-либо служили в Лэнгли, несмотря даже на зелёные очки и подвязки на рукавах.

Виллс кивнул.

– Да, настолько. – Вдобавок он отличался исключительной честностью. Таков был его врождённый характер, который он позволил себе сохранить. Кампус платил намного лучше, чем любое правительственное агентство. Его дети уже стали взрослыми – последний должен был вот-вот закончить Мэрилендский университет по физике, после чего они с Бетти могли бы подумать о следующем большом шаге в жизни, хотя Виллсу здесь нравилось, и он пока что не собирался уходить. – Только не передавайте ему мои слова.

– Высокомерен?

– Нет, я бы так не сказал. Но я не хочу, чтобы он начал думать, будто уже всё знает.

– Никто, имеющий хотя бы половину мозга, не станет так думать, – ответил Белл.

– Да. – Виллс поднялся. – Но зачем рисковать?

Виллс вышел за дверь, а Белл все не мог решить, как же быть с малышом Райаном. Что ж, будет что обсудить с сенатором.

* * *

– Следующая остановка Вена, – сообщил брату Доминик. – Мы получили очередной заказ.

– Ты что, тревожишься о том, постоянная ли у нас работа? – отозвался Брайан.

Его брат рассмеялся.

– Дружище, в Америке столько безмозглых болванов, что мы будем обеспечены работой до конца своих дней.

– Ну да – позволим уволить всех судей, разогнать присяжных и тем самым сэкономить кучу денег.

– Эй, кувшиноголовый, моё имя вовсе не Грязный Гарри Кэллахэн![88]

– И я, между прочим, тоже не Чести Паллер. Но как мы туда будем добираться? Самолётом, а может быть, поездом?

– Хорошо было бы для разнообразия прокатиться на машинке, – сказал Доминик. – Интересно, удастся ли нам арендовать «Порше»?..

– Ну, у тебя и запросы! – фыркнул Брайан. – Ладно, выходи из сети и дай мне загрузить файл, ладно?

– Лады. А я пока что узнаю, чем нам смогут помочь служащие отеля. – И он быстро вышел из комнаты.

* * *

– Это единственное подтверждение, которым мы располагаем? – спросил Хенли.

– Совершенно верно, – кивнул Грейнджер. – Но это полностью соответствует тому, что сообщили наши полевые труженики.

– Они чересчур торопятся. Что, если другая сторона решит: «Два одинаковых сердечных приступа на протяжении одной неполной недели?..» Что тогда?

– Джерри, суть этой миссии – разведка боем, ты не забыл? Мы действительно хотим, чтобы на той стороне начали нервничать, но если дать им передышку, они опять начнут зазнаваться и спишут все на случайность. Если бы дело происходило в телесериале или кинофильме, то террористы решили бы, что ЦРУ перешло на грубую игру, но поскольку мы живём реальной жизнью, они знают не хуже нас, что ЦРУ такими вещами не забавляется. Они могут решить, что это дело рук Моссада, но израильтян они и без того боятся. Эй, – в мозгу Грейнджера словно вспыхнула лампочка, – что, если это те самые парни, которые устранили офицера Моссада в Риме?

– Сэм, я плачу тебе вовсе не за догадки.

– Но это реальная возможность, – не отступал Грейнджер.

– Не менее возможно, что беднягу пришила мафия, потому что его перепутали с каким-нибудь мафиози, пытавшимся скрыться с общаковыми деньгами. Но я не стал бы закладывать своё ранчо под такую вероятность.

– Да, сэр. – Грейнджер поднялся и направился к себе.

* * *

В это время Мохаммед Хассан аль-Дин находился в Риме, в номере гостиницы «Эксельсиор». Он работал на компьютере и попивал кофе. Случай с Атефом всерьёз раздосадовал его. Атеф был – увы, был! – хорошим вербовщиком, обладавшим сочетанием интеллекта, убедительности и настойчивости, что позволяло убеждать людей присоединяться к их делу. Он стремился сам отправиться на задание, пожертвовать жизнью и стать святым мучеником, но хотя он, вероятно, был способен на это, все же человек, который мог завербовать новых бойцов, представлял значительно большую ценность для Организации, нежели любой из тех, кто не дорожит своей жизнью. Простая арифметика, которую дипломированный инженер наподобие Атефа не мог не понимать. Что там было – у него за спиной? Если не ошибаюсь, брат, убитый израильтянами аж в 1973 году, верно? Достаточно долгий срок, чтобы взлелеять обиду, даже для его Организации, но такое случалось уже не единожды. Как бы там ни было, Атеф сейчас встретился в раю со своим братом. Для него это, наверно, хорошо, а вот для Организации, безусловно, плохо. Но так записано в Книге судеб, успокоил себя Мохаммед, и, значит, так тому и быть. Борьба будет продолжаться и без него до тех пор, пока не погибнет последний из врагов.

Прямо на его кровати лежала пара клонированных мобильных телефонов, которыми он мог пользоваться, не опасаясь перехвата разговора. Нужно ли поставить Эмира в известность о случившемся? Об этом следовало подумать. Анас Али Атеф оказался уже второй жертвой сердечного приступа менее чем за неделю, причём в обоих случаях умершие были молодыми людьми, что было странно с точки зрения статистики. Однако во втором случае Фа'ад находился совсем рядом с Анасом Али, а это значит, что умерший не был застрелен или отравлен израильским разведчиком. «Еврей, несомненно, убил бы обоих, – сказал себе Мохаммед, – а такой поступок на глазах множества свидетелей оказался бы крайне рискованным». Опять же, Уда больше всего на свете любил валяться со шлюхами, а эта плотская слабость загнала в могилу множество мужчин. Получается, что случившееся вполне может быть достаточно маловероятным совпадением и, значит, недостойно личного внимания Эмира. Он всё же сделал в компьютерном файле пометку об этом парном инциденте, зашифровал файл и выключил компьютер. Теперь, решил он, стоило бы прогуляться. В Риме был очень приятный день. Большинство европейцев сочли бы его слишком жарким, но ему такая погода напоминала о доме. Невдалеке находился симпатичный уличный ресторан с достаточно средней, по итальянским меркам, кухней, но то, что считалось здесь средним, было лучше, чем во многих прекрасных ресторанах других стран. Принято считать, что женщины в Италии полные, но нет, они и здесь страдают от охватившей Запад болезни женской худобы, и многие из них похожи на голодающих детей из западноафриканских стран. Вместо зрелых искушённых красавиц – какие-то мальчики-подростки. Очень печально. Однако он не сел за столик ресторана, а пересёк Виа Венето, чтобы получить тысячу евро из банкомата. Благодаря евро путешествовать по Европе стало гораздо удобнее, слава Аллаху. Эта валюта ещё не сравнялась по стабильности с американским долларом, но, если все пойдёт хорошо, такое может случиться достаточно скоро, его путешествия станут ещё приятнее.

Трудно было не любить Рим. Удобно расположенный, интернациональный по своей природе, полный иностранцев и приветливых людей, готовых кланяться и как угодно раболепствовать при виде наличных денег, как крестьяне, которыми все они и являлись. Хороший город для женщин – таких магазинов, как здесь, в Эр-Рияде не найти. Его мать-англичанка любила Рим, и причины этого вполне очевидны. Хорошая пища, и вино, и прекрасная историческая атмосфера, сложившаяся задолго до рождения пророка, да благословит его Аллах и приветствует. Множество людей погибло здесь во времена цезарей и по их приказам, одних для развлечения публики резали на арене амфитеатра Флавиев, а других убивали из-за того, что они так или иначе вызвали неудовольствие императора. Во времена империи здесь на улицах, по-видимому, было очень спокойно. Что может успешнее гарантировать общественное спокойствие, чем безжалостное проведение в жизнь законов? Кара за плохое поведение могла грозить даже самому слабому. Именно так было на его родине, и так, он надеялся, и останется после того, как королевская семья будет свергнута – перебита или изгнана за границу, возможно, под защиту Англии или Швейцарии, где люди благородного происхождения, да притом располагающие деньгами, могли надеяться на благосклонный приём и доживать свои дни в лени и комфорте. Мохаммеда и его соратников удовлетворил бы любой вариант. Лишь бы они больше не управляли его страной, поощряя коррупцию, раболепствуя перед неверными, продавая им нефть за деньги и властвуя над людьми так, будто они являлись сыновьями самого пророка Мохаммеда. Этому необходимо положить конец. Его ненависть к Америке меркла рядом с той ненавистью, которую он питал к правителям своей собственной страны. Но Америка была первой в ряду его целей из-за своей мощи, которую использовала в своих непосредственных интересах, а также щедро делилась ею с другими, что делалось тоже для достижения её имперских целей. Америка угрожала всему, что было ему дорого. Америка была страной неверных, покровительницей и защитницей евреев. Америка вторглась в его страну и разместила там войска и оружие, несомненно, рассчитывая в дальнейшем подчинить себе весь исламский мир и управлять миллиардом правоверных в своих корыстных интересах. Как можно сильнее уязвить Америку – такова его навязчивая идея. Даже израильтяне, несмотря на всю свою порочность, не представляли для него столь вожделенной цели. Евреи были просто орудиями в руках Америки, её вассалами, которые выполняли волю Америки, получая взамен деньги и оружие и даже не зная, насколько цинично их используют. Иранские шииты совершенно правы. Америка и есть Великий сатана, олицетворение Иблиса. Она обладает неизмеримой мощью, которую крайне трудно поколебать, но всё же, несмотря на свою закоренелость во зле, остаётся уязвимой перед борющимися за правое дело силами Аллаха и его правоверных.

* * *

«Портье гостиницы „Байеришер“ превзошёл себя», – думал Доминик, осматривая «Порше 911». Сумки братьев поместились в расположенный спереди багажник машины с трудом, пришлось слегка поднажать. Но больше им ничего не требовалось грузить, а эта машина была куда лучше, чем какой-нибудь малолитражный «Мерседес». 911-я была настоящей машиной! Брайан искал карты, руководствуясь которыми они смогут преодолеть Альпы и добраться до лежащей на юго-востоке Вены. И сейчас их не тревожило то, что они ехали туда, чтобы убить ещё какого-то совершенно незнакомого им человека. Они служили своей стране, поскольку их преданность ей требовала от них именно этого.

– Может быть, купить заодно мотоциклетный шлем? – спросил Брайан, усевшись на переднее сиденье, находившееся практически на одном уровне с тротуаром.

– Раз я за рулём, Альдо, он не потребуется. Ну, а теперь – вперёд, братишка! Настало время танцевать рок-н-ролл.

Единственным недостатком автомобиля был его ужасный серо-синий цвет, зато бак оказался полон, и шестицилиндровый двигатель прекрасно отрегулирован. Немцы действительно любили Ordnung. Ориентируясь по карте, Брайан указывал дорогу, выводившую из Мюнхена на юго-восток, туда, где начиналась автострада, соединяющая этот город с Веной. На ней Энцо решил попробовать, действительно ли «Порше» настолько быстрая машина, как пишут в газетах.

* * *

– Ты не думаешь, что им может потребоваться поддержка? – спросил Хенли у Грейнджера, которого вызвал к себе в кабинет.

– Что ты имеешь в виду? – Сэм попытался прикинуться непонимающим. Хотя босс, вне всяких сомнений, говорил о братьях Карузо.

– Я имею в виду, что они работают без всякого разведывательного обеспечения, – ответил бывший сенатор.

– Но ведь мы никогда даже не думали об этом, не так ли?

– Так. – Хенли откинулся на спинку кресла. – Можно сказать, что они работают голышом. Ни один, ни другой не имеют никакого опыта разведывательной работы. Что, если они выйдут не на того парня? Ладно, пусть даже их не схватят, но моральный дух у них определённо не станет выше. Я помню, в атлантской федеральной тюрьме сидел один парень из мафии. Он убил какого-то беднягу, думая, что тот намеревается сам убить его, но оказалось, что убил не того. В результате убийца совершенно расклеился. Пел, как канарейка. Именно тогда мы и добились первого большого успеха в борьбе с мафией и получили чёткое представление о её устройстве. Ты же должен это помнить.

– О да, это был боец мафии по имени Джо Валачи. Но не забывай, что он был настоящим преступником.

– Зато Брайан и Доминик – хорошие парни. И поэтому чувство вины может совсем сломать их. Мне представляется, что подкрепление по части разведки было бы полезным делом.

Теперь уже Грейнджер удивился не на шутку.

– Я понимаю, что нужно приложить все силы, чтобы улучшить снабжение их разведданными, и признаю, что «виртуальный офис» имеет значительные ограничения. Они не могут задавать вопросы, но ведь, если вопросы возникнут, они всегда могут запросить у нас совета по электронной почте...

– Чего они пока что не сделали ни разу, – перебил его Хенли.

– Джерри, пока что пройдено только два этапа миссии. Паниковать ещё рано, знаешь ли. Работают двое очень способных и сообразительных молодых офицеров. Именно за эти качества мы и выбрали их. Они умеют думать самостоятельно, а ведь именно этого мы и хотим от наших оперативников.

– Мы не только строим предположения, но и пытаемся, опираясь на них, построить картину развития событий в будущем. Или тебе кажется, что это хорошо? – В свою бытность на Капитолийском холме Хенли не просто научился доводить мысли до логического завершения, но и достиг в этом подлинной виртуозности.

– Предположения – всегда плохая вещь, Джерри, я это знаю. Но усложнение вряд ли лучше. Откуда мы сможем узнать, что посылаем подходящего парня? Что, если это только усилит неуверенность? Нам это нужно? – «Хенли, – подумал Грейнджер, – страдает от самой губительной болезни, присущей всем, кто связан с Конгрессом. Слишком уж легко дотошным контролем загубить любое дело».

– Я хочу сказать, что было бы полезно иметь рядом с ними кого-нибудь, у кого мозги работали бы немного иначе, чем у них, кто имел бы иную точку зрения на ту информацию, которая к ним поступает. Мальчики Карузо на самом деле весьма способны. Я это знаю. Но им не хватает опыта. Поэтому важно, чтобы рядом с ними был ещё один мозговитый парень, способный взглянуть на факты и ситуацию по-иному.

Грейнджер почувствовал, что его загнали в угол.

– Ладно, допустим, я вижу в этом достаточно прочную логику, но это создаёт дополнительные осложнения, в которых мы не нуждаемся.

– В таком случае посмотри вот с какой стороны: что, если они увидят нечто такое, к чему окажутся не готовы? Тогда им потребуется дополнительно изучить те данные, которыми они располагают. Это значительно уменьшит вероятность ошибки в работе. Больше всего меня беспокоит именно это: что они допустят ошибку. Мало того, что она окажется фатальной для какого-нибудь придурка, но, хуже того, она сможет полностью перечеркнуть все наши планы на их дальнейшее участие в этой миссии. Чувство вины, раскаяние... Не исключено, что под влиянием всего этого они пустятся в разговоры... Что тогда? Разве мы можем полностью отрицать такую вероятность?

– Нет, пожалуй, не можем, но это также означает, что мы просто добавляем в уравнение дополнительный элемент, который может сказать «нет», когда верным ответом будет «да». «Нет» – такое слово, которое решится произнести любой. Но далеко не всегда это будет правильно. В предосторожностях очень легко зайти не туда.

– Я так не думаю.

– Прекрасно. В таком случае кого ты хочешь послать? – спросил Грейнджер.

– Об этом надо подумать. Нужен такой человек... должен быть кто-то, кого они знают, кому доверяют... – Он не закончил фразу.

Разговор с Хенли заставил его руководителя оперативного отдела изрядно занервничать. Сенатор накрепко вбил идею себе в голову, отлично зная, что он полновластный глава Кампуса, что в этом здании его слово – закон и что обжаловать его приказ не может никто. Поэтому Грейнджеру надлежало выбрать для этого надуманного задания кого-то такого, кто не испортил бы все на свете.

* * *

Автобан был отличным – нет, великолепным, потрясающим! Доминик задумался о том, кто мог его выстроить. Потом ему пришло в голову, что все выглядит так, будто дороге уже очень и очень много лет. Она связывала Германию с Австрией... возможно, её выстроили по личному приказу Гитлера? Вот ведь хохма! Как бы там ни было, ограничения скорости на автостраде не существовало, и шестицилиндровый двигатель «Порше» мурлыкал, как тигр, уловивший восхитительный аромат парного мяса. И немецкие водители вели себя удивительно вежливо. Требовалось всего лишь помигать фарами, и они уходили с пути, как будто получили приказ от самого бога. Ни малейшего сходства с Америкой, где какая-нибудь пожилая леди в своём дряхлом «Пинто» может тащиться в левом ряду лишь потому, что ей нравится заставлять всех этих наглецов на «Корветах» плестись следом за собой. А здесь... Вряд ли такое удовольствие можно было бы получить даже на Бонневильском автотреке, расположенном в пустыне Великого Солёного озера.

Брайану, сидевшему рядом с братом, приходилось прилагать немало усилий, чтобы не выказывать страха. Время от времени он закрывал глаза, вспоминая учения в горах Сьерра-Невада, полёты на предельно малой высоте по ущельям и через перевалы в огромных вертолётах «СН-46», которые были заметно старше, чем он сам. Он не может погибнуть! Этого просто не может случиться. А он сам, офицер морской пехоты, не имеет права выказывать страх или слабость! К тому же такое не могло не захватывать. Как поездка на русских горках без страховочного ремня. Но он видел, что Энцо испытывает истинное наслаждение, и утешался тем фактом, что его ремень безопасности застегнут и что этот маленький немецкий автомобильчик, вероятно, проектировали те же самые конструкторы, которые во время Второй мировой войны сделали танк «Тигр». Страшнее всего оказался переезд через горы, когда же они снова очутились в низине, местность стала намного ровнее, а дорога, слава богу, не такой извилистой.

– От звуков пе-е-есни горы оживаают, – ужасно фальшивя, пел Доминик.

– Если ты так же поешь в церкви, бог когда-нибудь надаёт тебе по заднице, – предупредил Брайан, вытаскивая карты Вены и её пригородов.

Городские улицы можно было сравнить разве что с крысиными норами. Столица Австрии – Osterreich – была основана как лагерь римских легионов, и прямые участки были ровно такими, чтобы легион мог пройти перед tribunus militaris – своим командиром – парадным маршем в честь дня рождения императора. На карте бросались в глаза внутренние и внешние кольцевые дороги, проложенные, вероятно, на месте средневековых стен. Сюда много раз приходили турки, рассчитывавшие присоединить Австрию к своей империи, но эта мелкая деталь военной истории не входила в программу чтения будущего офицера морской пехоты. Население по большей части придерживалось католической веры, потому что это была религия королей и императоров из правившего дома Габсбургов, но религиозность отнюдь не помешала австрийцам истребить достаточно заметное и преуспевающее еврейское меньшинство после того, как Гитлер включил Osterreich в Великий германский рейх.

Это произошло после референдума об аншлюсе в 1938 году. Гитлер родился именно здесь, а вовсе не в Германии, как принято считать, и австрийцы воздали ему за это высшей лояльностью, сделавшись, в известной степени, едва ли не большими нацистами, чем сам Гитлер. По крайней мере, так утверждала объективная история, не сообщая, впрочем, о современных умонастроениях австрийцев. Австрия оказалась единственной страной в мире, где фильм «Звуки музыки» не имел кассового успеха; возможно, из-за неблагоприятных отзывов о нацистской партии.

При всём этом Вена выглядела все тем же имперским городом – с широкими зелёными бульварами, классической архитектурой и весьма респектабельными гражданами.

Брайан без особого труда нашёл путь к гостинице «Империал Картнер-ринг». При взгляде на это здание поневоле закрадывалась мысль, что оно намеревалось составить конкуренцию всемирно известному дворцу Шенбрунн.

– Альдо, ты должен признать, что они выбирают для нас довольно приличные места, – заметил Доминик.

А внутри отель выглядел ещё роскошнее – позолоченная лепнина, лакированное резное дерево, и все как будто сделано руками мастеров, специально привезённых из Флоренции эпохи Возрождения. Вестибюль не производил впечатления просторного, но стол портье притягивал к себе взор, так как вокруг него стояли, словно в карауле, люди в униформе, говорившей об их принадлежности к штату гостиницы так же однозначно, как синяя парадная форма говорила о том, что её хозяин служит в морской пехоте.

– Добрый день, – приветствовал вошедших портье. – Вас зовут Карузо?

– Совершенно верно, – сказал Доминик, удивлённый экстрасенсорными способностями австрийца. – У вас должны были забронировать номера для нас с братом.

– Да, сэр, – с почтительным энтузиазмом ответил портье. Его английский был изумительно правилен, достоин выпускника Гарварда. – Два смежных номера с окнами на улицу.

– Замечательно. – Доминик вынул чёрную карту «American Express» и протянул её служащему.

– Благодарю вас.

– Для нас не было каких-нибудь сообщений? – спросил Доминик.

– Нет, сэр, – заверил его портье.

– Не могли бы вы сделать так, чтобы кто-нибудь из служащих занялся нашим автомобилем? Мы взяли его в аренду, но не знаем точно, будем ли и дальше пользоваться им или нет.

– Конечно, сэр.

– Спасибо. Можно ли нам взглянуть на наши комнаты?

– Да. Они на первом – прошу прощения, на втором этаже, как принято считать у вас в Америке. Франц, – не повышая голоса, позвал он.

Английский язык посыльного оказался ничуть не хуже, чем у портье.

– Сюда, пожалуйста, джентльмены.

Подниматься пришлось не на лифте, а по покрытой алым ковром лестнице, на площадке которой красовался портрет в полный рост какого-то очень важного мужчины в белой военной униформе и с красивыми большими бакенбардами, окаймляющими лицо.

– Кто это такой? – спросил Доминик у провожатого.

– Император Франц-Иосиф, сэр. Он посетил гостиницу после её открытия в девятнадцатом столетии.

– А-а... – Это объясняло местную атмосферу и порядки. А критиковать их, конечно же, не стоило. Ни в коем случае.

Через пять минут их вещи были размещены в комнатах. Брайан сразу же пришёл в номер брата.

– Будь они прокляты, да ведь здесь роскошнее, чем на жилом этаже Белого дома.

– Ты так думаешь? – осведомился Доминик.

– Дурень, я это знаю. Потому что был там. Дядя Джек пригласил меня туда после того, как я стал офицером... нет, раньше – когда я закончил Базовую школу. Чёрт возьми, – это место кое-чего стоит. Хотел бы я знать – чего?

– Во всяком случае, оно есть на моей карте, а наш друг живёт по соседству, в «Бристоле». В охоте на богатых ублюдков есть что-то интересное, скажешь, нет? – Решительно вернув разговор в деловое русло, Доминик вытащил из сумки ноутбук. «Империал» давно уже посещали постояльцы, привыкшие пользоваться компьютерами, и потому здесь всё было подготовлено для пользователей Интернета. В считанные секунды Доминик загрузил новый файл. В Мюнхене он только бегло просмотрел его. Теперь же изучил, не торопясь, вчитываясь в каждое слово.

* * *

Грейнджер тщательно всё обдумал. Джерри хотел приставить к близнецам няньку и, похоже, не собирался отказываться от этой мысли. В разведывательном отделе, возглавляемом Риком Беллом, было много хороших людей, работавших когда-то в ЦРУ и в других местах, но все они были слишком старыми для того, чтобы сойти за подходящих компаньонов для таких молодых парней, как близнецы Карузо. Если молодые люди двадцати пяти с небольшим лет будут мотаться по Европе в обществе старика под шестьдесят, это покажется странным и привлечёт внимание к этой группе. Так что лучше взять кого-то помоложе. Таких здесь немного, но всё же... Он поднял телефонную трубку.

* * *

Фа'ад находился всего в трех кварталах от братьев Карузо, на третьем этаже гостиницы «Бристоль», весьма фешенебельной и прославленной изумительным помещением ресторана, соответствующей кухней и близостью к Оперному театру, расположенному напротив и знаменитому, в свою очередь, тем, что с ним была связана жизнь Вольфганга Амадея Моцарта, который до своей безвременной смерти, случившейся здесь же, в Вене, был придворным музыкантом Габсбургов. Но история меньше всего на свете интересовала Фа'ада. Зато текущие события он переживал очень глубоко. Смерть Анаса Али Атефа, происшедшая у него прямо на глазах, буквально потрясла его. Это было совсем не то же самое, что смерть неверных, на которую можно было смотреть по телевизору и посмеиваться про себя (а иногда, если обстановка позволяла, и вслух). А ведь ему пришлось стоять там и смотреть, как жизнь незримо утекает из тела его друга, наблюдать, как немцы – медики «Скорой помощи» – безуспешно борются за его жизнь, несомненно, делая все, что было в их силах, даже для человека, которого они, вероятнее всего, должны были презирать. Это оказалось крайне неожиданным для него. Да, они были немцами и всего лишь выполняли свои служебные обязанности, но выполняли их с величайшей добросовестностью, если не самозабвенно, а потом они поспешно доставили его товарища в ближайшую больницу, где немецкие доктора, вероятно, столь же старательно продолжали бороться за его жизнь, но всё же потерпели неудачу. Он ожидал в холле, куда к нему вышел доктор и печальным голосом сообщил ему новость, сказав без особой необходимости, что они сделали всё возможное, что, похоже, у его друга произошла острая сердечная недостаточность и что будет проведено лабораторное исследование, чтобы удостовериться, что действительно смерть наступила именно по этой причине, а потом спросил, как связаться с семьёй умершего, если таковая вообще имеется, и кто заберёт тело после того, как будет сделано вскрытие. Самая поразительная черта немцев – это величайшая дотошность во всём. Фа'ад сделал все необходимые звонки, после чего поспешил на поезд до Вены, где, сидя на месте первого класса – очень удачно: без соседей, – пытался прийти в себя после ужасного события.

Естественно, он доложил о нём в Организацию, а именно, Мохаммеду Хассану аль-Дину. Тот, по всей вероятности, сейчас находился в Риме, но Фа'ад Рахман Ясин был не совсем уверен в этом. Впрочем, знать наверняка, где тот находится, ему вовсе не требовалось. Интернет был достаточно хорошим адресом, особенно учитывая полнейшую неопределённость указанного местоположения. Только вот жалко было, что такой молодой, энергичный и полезный товарищ упал мёртвым на улице. Если это служило какой бы то ни было цели, то один лишь Аллах мог знать об этом, но Аллах знал все обо всём и далеко не всегда посвящал смертных в свои планы. Фа'ад достал из мини-бара крошечную бутылочку коньяка и выпил её прямо из горлышка, не затрудняясь переливанием в один из бокалов, стоявших в буфете. Грех или нет, но спиртное помогало успокоить нервы. К тому же он никогда не употреблял его на людях. Будь оно проклято, такое невезение! Он снова взглянул на мини-бар. Там оставались ещё две бутылочки с коньяком, а также несколько бутылочек шотландского виски, любимого напитка жителей Саудовской Аравии. А что там говорит шариат...

* * *

– Паспорт у тебя с собой? – спросил Грейнджер, едва он успел опуститься на стул.

– Да, конечно. А в чём дело? – спросил Райан.

– Ты отправляешься в Австрию. Самолёт вылетает сегодня вечером из аэропорта «Даллес». Вот твой билет, – начальник оперативного отдела шлёпнул о стол увесистым пакетом.

– Зачем?

– Для тебя заказан номер в отеле «Империал». Там ты встретишься с Домиником и Брайаном Карузо и в дальнейшем будешь обеспечивать их разведывательной информацией. Ты можешь использовать свой обычный аккаунт электронной почты, твой ноутбук оснащён всеми программами, необходимыми для поддержания строгой секретности.

«Что за чертовщина?!» – воскликнул Джек (про себя).

– Прошу прощения, мистер Грейнджер. Нельзя ли вернуться на несколько шагов назад? Не скажете ли вы, что именно происходит?

– Могу держать пари, что твоему отцу тоже довелось раз-другой задавать этот вопрос, – ответил Грейнджер с улыбкой, от которой хайбол в бокале наверняка подёрнулся бы корочкой льда. – Джерри считает, что близнецам нужна поддержка по части разведки. Так вот, ты назначаешься для выполнения этой работы, будешь кем-то вроде консультанта на время выполнения ими своей миссии. Это означает, что тебе самому ничего не придётся делать, и ты будешь только следить за событиями и потоком сообщений в режиме виртуального офиса. У тебя это получается достаточно прилично. У тебя есть чутьё, и ты сможешь понять, что происходит в Сети, намного лучше, чем Дом и Брайан. И самому тебе будет полезно взглянуть, что такое полевая работа. Вот тебе и все причины. Ты можешь отказаться от этой командировки, но лично я на твоём месте поехал бы. Ну, как?

– Когда вылет?

– Всё написано на твоём билете.

Джек открыл конверт.

– Проклятье, мне нужно поторопиться.

– Так торопись. Тебя доставят на машине в аэропорт Даллеса. Вперёд.

– Да, сэр, – ответил Джек, вскакивая на ноги. Очень хорошо, что его отвезут на служебном автомобиле. Ему ужасно не хотелось оставлять свой «Хаммер» на стоянке в аэропорту. Воры обожают такие машины. – Да, кстати: кому можно сообщать о моём задании?

– Рик Белл сообщит Виллсу. А кроме него, никто не должен ничего знать. Я повторяю, никто. Ясно?

– Ясно, сэр. Ладно, я побежал. – Он ещё раз заглянул в конверт и обнаружил там чёрную карту «American Express». По крайней мере, оплачивать путешествие будет компания. «Интересно, сколько ещё таких штук хранится в столах и шкафах руководителей Кампуса?» – подумал он. Но ему сегодня вполне хватит и одной.

* * *

– Что за чудеса?! – спросил Доминик, уставившись на экран компьютера. – Альдо, к нам завтра утром прибывает пополнение.

– Кто? – спросил Брайан.

– Не говорят. Сказано только, что мы не должны предпринимать никаких действий, пока он к нам не присоединится.

– Господи, они что, считают, что мы – это не мы, а Луи-рыба[89]? – Мы же не виноваты, что этот, второй, парень сам кинулся нам в объятья. Какого ... мы должны м...хаться.

– Они все выросли в правительственных учреждениях. Если ты начинаешь проявлять слишком высокую эффективность, они пугаются, – задумчиво произнёс Доминик. – Послушай, братишка, а как насчёт обеда?

– Целиком и полностью за. Проверим, как тут готовят телятину по-милански. Как ты думаешь, у них найдётся к ней какое-нибудь приличное вино?

– Альдо, мы сможем выяснить это только одним способом. – Доминик извлёк из дорожной сумки галстук. Ресторан в гостинице был не менее взыскателен по части этикета, чем столовая дяди Джека в Белом доме.

Глава 21 Трамвай «Желание»

Приключение оказалось для Джека вдвойне интересным. Во-первых, он никогда прежде не бывал в Австрии. И никак не мог даже и подумать, что ему доведётся отправиться «в поле» и примкнуть к ликвидационной команде, и хотя мысль о том, что нужно устранять из жизни тех людей, которым нравилось убивать американцев, казалась очень правильной, пока он сидел за столом в Вест-Одентоне, штат Мэриленд, то с места ЗА авиалайнера «Эрбас-330», летевшего на высоте тридцать четыре тысячи футов над Атлантическим океаном, та же самая перспектива стала представляться весьма рискованной. Слава богу, Грейнджер сказал, что ему не придётся делать ничего серьёзного. Джека это вполне устраивало. Он пока ещё не разучился стрелять из пистолета – регулярно посещал тир Секретной службы, расположенный в самом сердце округа Колумбия, или, если поблизости оказывался Майк Бреннан, стрелял в тире их академии, что в Белтсвиле, штат Мэриленд. Но ведь Брайан и Дом не стреляли в людей, правильно? Во всяком случае, если верить сообщению МИ-5, поступившему в его компьютер. Сердечный приступ – каким образом, чёрт возьми, можно фальсифицировать сердечный приступ настолько хорошо, чтобы на обман попался даже высококвалифицированный патолог? Нужно было расспросить их об этом. Судя по всему, теперь он обладал допуском к такой информации.

Но всё это было впереди, а здесь еда оказалась лучше обычных самолётных помоев, ну, а выпивку, пока она ещё в бутылке, не способна испортить ни одна авиакомпания. Сон, подкреплённый некоторым количеством алкоголя, пришёл быстро и легко, к тому же и кресло в салоне первого класса оказалось старомодным и удобным, а не кукольной кроваткой из сотни подвижных частей, ни одну из которых нельзя расположить так, чтобы телу было удобно. Как обычно, чуть не половина пассажиров всю ночь смотрела кино. У каждого имелся свой способ борьбы с авиационным шоком, как любил называть это явление отец. Джек предпочитал перебороть его во сне.

* * *

Венский шницель оказался превосходным, как и местные вина.

– Не знаю, кто здесь готовит, но ему надо бы повстречаться с дедулей, – сказал Доминик, проглотив последний кусочек. – Похоже, что он может знать что-то такое, чему и деду будет полезно научиться.

– Он, скорее всего, итальянец, или, по крайней мере, итальянцы были у него в роду, не сомневайся, братишка. – Брайан не спеша допил прекрасное белое вино, которое порекомендовал официант. Официанту потребовалось не более пятнадцати секунд, чтобы заметить это, снова наполнить бокал и опять исчезнуть. – Чёрт возьми, старина, ведь и к такой кухне можно привыкнуть. Потом и смотреть не захочется на армейский сухой паёк.

– Если повезёт, то нам, может быть, никогда больше не придётся жевать это дерьмо.

– Наверняка, если, конечно, мы закрепим за собой эту работу, – с сомнением в голосе ответил Альдо. Они сидели одни в угловой кабинке. – Так что нам известно о новом объекте?

– Вероятнее всего, он курьер. Доставляет сообщения в собственной башке – те, которые они не рискуют посылать через Сеть. Было бы полезнее посмотреть, что хранится у него в мозгах, но это выходит за рамки миссии. У нас есть его описание, но на сей раз фотографии не дали. Это меня немного тревожит. И ещё он не представляется мне сколько-нибудь важной фигурой. Это меня беспокоит тоже.

– Эй, я тебя прекрасно понимаю. Не иначе, он здорово наступил на мозоль не тому, кому надо. Что поделать – не повезло. – Его муки совести остались в прошлом, но ему все же хотелось заполучить в качестве трофея кого-нибудь, кто находился бы поближе к вершине пищевой цепи этой неприглядной экологической ниши. Да и отсутствие фотографии, по которой можно было бы опознать курьера террористов, его тоже тревожило. Им следовало проявить предельную осторожность. Не хватало ещё пришить не того, кого надо.

– Как бы там ни было, нас послали за ним не из-за того, что он слишком громко пел в церковном хоре, верно?

– И он, конечно, не побочный сын римского папы, – столь же уныло сострил Брайан. – Понимаю я тебя, понимаю. – Он посмотрел на часы. – А теперь, братишка, не пора ли придавить подушку? Посмотрим, кто приедет завтра и что скажет. Интересно, как и где мы должны будем с ним встретиться?

– В сообщении сказано, что он приедет к нам. Чёрт возьми, неужели он тоже остановится здесь?

– У Кампуса оригинальные представления о безопасности, тебе не кажется?

– Да, это совсем не похоже на кино. – Доминик негромко засмеялся и жестом подозвал официанта, чтобы расплатиться. От десерта они отказались. В месте с такой великолепной кухней отсутствие сдержанности в еде могло бы привести к тяжёлым последствиям. Через пять минут они уже лежали в кроватях.

* * *

– Считаешь себя самым умным, да? – спросил Хенли, позвонив из своего домашнего кабинета Грейнджеру домой по безопасному телефону.

– Джерри, ты приказал мне послать им аналитика, так? Кого ещё, по-твоему, мы могли подобрать в хозяйстве Рика? Все наперебой объясняют мне, насколько мальчишка умён и талантлив. Что ж, давай позволим ему доказать это на деле.

– Но он же ещё новичок, – возразил Хенли.

– А близнецы не новички? – осведомился Грейнджер. «Хорош! С этого дня ты позволишь мне командовать в моей лавке так, как я сочту нужным!» – подумал он, вложив в мысль столько силы, что, казалось, собеседник на том конце трубки вполне мог его услышать. – Джерри, он не собирается лезть в мокрые дела, зато как аналитику это ему, несомненно, пойдёт на пользу. Они ведь родственники. Они знают его. Он знает их. Они будут слушать то, что он станет говорить, и будут верить ему, а ведь Тони Виллс утверждает, что Джек самый способный молодой аналитик из всех, кого он встречал после того, как покинул Лэнгли. Так что, куда ни кинь, он идеально подходит для этого задания, верно?

– Он слишком молод. – Но Хенли уже знал, что проиграл в этом споре.

– А кто не был молодым, а, Джерри? Если бы у нас под рукой имелись опытные парни помоложе меня, мы, конечно же, не оставили бы их без работы.

– Если случится прокол...

– Если наша игрушка рванёт, то меня первого развеет взрывом. Я это отлично понимаю. Ну, а теперь ты, может быть, позволишь мне немного посмотреть телевизор?

– До завтра, – сказал Хенли.

– Спокойной ночи, дружище.

* * *

Пользователь, имеющий ник Honeybear, любил заниматься интернет-сёрфингом и сейчас болтал с некоей ElsaК69, которой, по её словам, было двадцать три года, рост 160 сантиметров, вес 54 килограмма, неплохие, хотя и не выдающиеся, формы, каштановые волосы, голубые глаза и ехидный характер. Она также отлично умела печатать на компьютере и даже на пишущей машинке. На самом деле, хотя Фа'ад никак не мог узнать об этом, его собеседником был пятидесятилетний мужчина, практически одинокий, а сейчас ещё и полупьяный. Они общались на английском языке. «Девушка» сообщила, что «она» работает секретаршей в Лондоне. Обладатель австрийского аккаунта неплохо знал этот город.

«Собеседница» казалась Фа'аду вполне реальной, и он вскоре глубоко погрузился в извращённые сексуальные фантазии. Это, конечно, было далеко не так хорошо, как иметь дело с живой женщиной, но Фа'ад старался не потворствовать своим страстям, когда находился в Европе. Никогда нельзя точно знать, не является ли женщина, которую ты «снял», штатным работником Моссада – вдруг она лишит тебя самой дорогой части с гораздо большим удовольствием, нежели впустит эту часть в своё тело. Нельзя сказать, чтобы он очень боялся смерти, зато, как и все мужчины, испытывал панический ужас перед болью. Во всяком случае, сеанс фантазий растянулся почти на полчаса, и в итоге он оказался вполне достаточно удовлетворён и решил отметить свою «виртуальную партнёршу» в списке контактов на тот случай, если она снова выйдет в Сеть одновременно с ним. Откуда же ему было знать, что «лондонская секретарша» на самом деле имел тирольский аккаунт и тоже пометил его ник перед тем, как улечься в свою одинокую холодную постель.

* * *

Когда Джек проснулся, шторки на иллюминаторах уже были подняты, и за стёклами виднелись фиолетово-серые горы, проплывавшие в двадцати тысячах футов под самолётом. Взглянув на часы, он выяснил, что провёл в самолёте около восьми часов, из которых проспал почти шесть. Не так уж плохо. Голова слегка побаливала от выпитого вина, но поданный стюардессой кофе оказался достаточно приличным, как и печенье, и потому, когда самолёт рейса 94 совершил посадку, он чувствовал себя почти проснувшимся.

Аэропорт никак нельзя было назвать огромным, особенно с учётом того, что это были главные воздушные ворота суверенной страны, но ведь во всей Австрии проживало примерно столько же народу, сколько в Нью-Йорке, где аэропортов было три. Самолёт закончил пробежку и остановился, капитан по трансляции поздравил пассажиров с прибытием на его родину и сообщил, что местное время – 9.05. Значит, ему предстоит из-за пересечения огромного количества часовых поясов перестрадать этот день, но завтра, если все пойдёт нормально, он уже будет чувствовать себя вполне прилично.

Иммиграционный контроль он прошёл легко – самолёт был заполнен едва ли наполовину, – получил свой багаж и направился к выходу из аэровокзала, к стоянкам такси.

– Отель «Империал», пожалуйста.

– Куда? – переспросил водитель.

– Отель «Империал», – повторил Райан.

Водитель на мгновение задумался.

– Ach so, отель «Империал»?

– Das ist richtig[90], – уверил его Джек и опустился на заднее сиденье, чтобы спокойно насладиться поездкой. В кармане у него лежали сто евро, и он предполагал, что этого должно хватить, если, конечно, этот парень не прошёл стажировку у нью-йоркских таксистов. В любом случае на улицах есть банкоматы.

Так как он попал в самый час пик, поездка заняла полчаса. Не доезжая квартала или двух до гостиницы, он увидел представительство «Феррари». Это было для него в новинку – прежде он видел машины этой марки только по телевизору, и сейчас, как поступил бы на его месте любой молодой человек, задумался о том, какие чувства можно испытывать, управляя таким автомобилем.

Почётный караул, выстроенный около стола портье, приветствовал его, как странствующего принца; его немедленно препроводили на четвёртый этаж, в номер с чрезвычайно привлекательной кроватью. Первым делом Джек заказал завтрак и распаковал чемодан. Затем он вспомнил о цели своего приезда, снял трубку телефона и попросил соединить его с номером, в котором остановился Доминик Карузо.

* * *

– Слушаю! – К телефону подошёл Брайан. Доминик принимал душ в сверкающей золотом ванной комнате.

– Эй, кузен, это Джек, – услышал он.

– Джек... минуточку-минуточку... Джек?!

– Я здесь, наверху, морпех. Прилетел час назад. Валяйте ко мне, поболтаем.

– Ладно. Ты только подожди десять минут, – ответил Брайан и распахнул дверь ванной. – Энцо, если я скажу тебе, кто ждёт нас наверху, ты не поверишь.

– И кто же? – осведомился Доминик, растираясь полотенцем.

– Пусть это будет для тебя сюрпризом, малый. – С этими словами Брайан возвратился в гостиную. Ему было не совсем ясно, как же себя вести: то ли смеяться, то ли блевать из-за того, что он читал в «Интернешнл геральд трибьюн».

* * *

– Вы что, разыграть меня решили?! – вполголоса воскликнул Доминик, как только дверь распахнулась.

– А ты попробуй взглянуть с моей точки зрения, Энцо, – отозвался Джек. – Валяйте, входите.

– "Вы не умрёте с голоду в мотеле № 6", – Брайан пропел из-за спины брата строчку с рекламного щита.

– Если честно, я предпочитаю «Холидей инн». Мне все же нужно получить степень доктора философии, хотя бы для того, чтобы биография выглядела внушительнее. – Джек рассмеялся и жестом указал на стулья. – Я заказал побольше кофе.

– Они отлично его варят. Вижу, что ты и круассаны успел заметить. – Доминик налил себе кофе и взял булочку. – Какого черта они прислали тебя сюда?

– Думаю, прежде всего потому, что вы оба меня знаете. – Джек не спеша намазал маслом круассан. – Лучше всего будет, если вы сейчас позволите мне закончить завтрак, потом мы прогуляемся к представительству «Феррари» и поболтаем о том о сём. Как вам понравилась Вена?

– Видишь ли, Джек, мы попали сюда только вчера к вечеру, – признался Доминик.

– Я не знал. У меня такое впечатление, что в Лондоне вы зря времени не теряли.

– Пожалуй, что да, – ответил Брайан. – Но об этом мы расскажем тебе попозже.

– Лады. – Джек снова взялся за еду, а Брайан развернул «Интернешнл геральд». – Дома продолжают переживать из-за недавней стрельбы. В аэропорту меня заставили разуться. Хорошо, что на мне были чистые носки. Такое впечатление, что они решили выяснить, не попытается ли кто-нибудь слишком уж быстро удрать за кордон.

– Да уж, история получилась – хуже некуда, – протянул Доминик. – У тебя никто из знакомых не пострадал?

– Слава богу, нет. Даже папа и вся толпа инвесторов, ошивающаяся вокруг него, остались совершенно невредимыми – во всех отношениях. А как у вас, парни?

Брайан посмотрел на него как-то странно.

– Нет, никого. – Он надеялся, что душа маленького Дэвида Прентисса не обидится на него за эти слова.

Джек положил в рот последний кусочек круассана.

– Теперь позвольте мне сполоснуться, а потом вы, парни, покажете мне город.

Брайан закончил просматривать газету и включил телевизор на канал Си-эн-эн – единственной американской программы, которую принимали антенны «Империала», – чтобы посмотреть пятичасовые новости из Нью-Йорка. Накануне были похоронены последние погибшие, и репортёры лезли к убитым горем родственникам с расспросами о том, как чувствуют себя они, пережив такую потерю. «Что за идиотизм! – возмущался про себя морской пехотинец. – Зачем ещё раз ковыряться грязными лапами в свежих ранах? Это вполне можно было оставить плохим парням». А политиканы разглагольствовали на тему: Какие Меры Надлежит Предпринять Америке.

«Ладно, – думал Брайан, – мы предпримем их за вас. Но если бы они узнали, что мы делаем, то небось наложили бы в свои шёлковые подштанники». В любой уважающей себя команде есть специалист по грубой игре, и сейчас эта обязанность досталась ему.

* * *

Фа'ад только-только проснулся у себя в «Бристоле». Он тоже заказал в номер кофе и печенье. Назавтра у него была намечена встреча с таким же, как он, курьером. Он должен был получить сообщение и передать его дальше. Ключевые коммуникации Организация поддерживала чрезвычайно осмотрительно. Все серьёзные сообщения передавали исключительно устно. Курьеры знали только тех своих коллег, у кого принимали и кому передавали информацию – создать такие практически независимые одна от другой ячейки по три человека тоже посоветовал тот самый убитый офицер КГБ. Курьера, которого он поджидал, звали Махмуд Мохаммед Фадхи; ехал Махмуд из Пакистана. Такую систему можно было размотать, но лишь путём долгого и кропотливого полицейского расследования, которое так легко сорвать: всего лишь устранить из цепочки одного человека. Недостатком являлось то, что такое удаление могло воспрепятствовать прохождению конкретного сообщения по цепочке, но подобных случаев пока не было и не предвиделось. Что касается Фа'ада, его такая жизнь вполне устраивала. Он много путешествовал, всегда первым классом, жил только в лучших гостиницах – в общем, на недостаток комфорта пожаловаться нельзя. Иногда он испытывал что-то вроде стыда за это. Другие совершали опасные и славные дела, но когда он присоединился к Организации, ему объяснили, что Организация не может функционировать без него и его одиннадцати товарищей, и это знание служило ему моральной поддержкой. И ещё он знал, что его работа, несмотря на всю её важность, практически безопасна. Он получал сообщения и передавал их дальше, часто тем самым людям, которые вершили славные дела, и все они относились к нему с большим уважением, как будто он сам составлял инструкции для них – в чём он их, естественно, не разуверял. Назавтра он должен был получить очередной приказ, который следовало передать то ли ближайшему (в географическом плане) из своих соратников, Ибрагиму Салиху ал-Аделю, живущему в Париже, то ли ещё кому-то из оперативных работников, с кем он пока что не был знаком. Сегодня ему предстояло узнать это, принять необходимые подготовительные меры, а дальше действовать по обстановке. Работа могла быть и скучной, и захватывающей одновременно. Располагая временем для приятного времяпрепровождения и без всякого риска для себя лично, легко быть героем движения, каковым он иногда позволял себе считать свою персону.

* * *

Они направились на восток по Картнер-ринг, которая почти сразу же сворачивала на северо-восток. После поворота улица называлась уже Шуберт-ринг. На северной стороне этой улицы и находилось представительство «Феррари».

– Ну, парни, так все же как ваши дела? – спросил Джек. Народу на тротуаре было немного, а уличный шум совершенно исключал возможность подслушать их разговор с помощью техники.

– Двое готовы. Ещё с одним надо разобраться прямо здесь, в Вене, а потом придётся ехать куда-нибудь ещё, туда, где окажется следующий. Только я как-то думал, что ты должен это знать, – сказал Доминик.

Джек покачал головой:

– Нет. На этот счёт меня не просвещали.

– Зачем они прислали тебя сюда? – напрямик спросил Брайан.

– Как я понимаю, для того, чтобы представить ещё одну точку зрения. Помочь вам в анализе разведывательной информации и быть чем-то вроде консультанта. Во всяком случае, так мне сказал Грейнджер. Я знаю, что и как произошло в Лондоне. Мы получили много служебной информации от британцев – естественно, косвенным путём. Случай списали на сердечный приступ. Насчёт Мюнхена мне мало что известно. А что можете сказать вы?

– Я подкараулил его около выхода из мечети, – ответил Доминик. – Он упал на тротуар. Приехала «Скорая помощь». Медики повозились с ним, а потом увезли. Вот и все.

– Он умер. Мы узнали это из перехвата, – сообщил Райан. – Вместе с ним шёл парень, работающий в Интернете под ником Honeybear. Он доложил о смерти своего приятеля типу, проходящему в Сети как 56МоНа. Этот, как мы считаем, должен находиться где-то в Италии. Мюнхенский парень – его звали Атеф – был вербовщиком и курьером. Мы точно знаем, что он завербовал одного из тех негодяев, которые устроили стрельбу на прошлой неделе. Так что можете не сомневаться, что его по праву включили в список.

– Мы знаем. Нам об этом сообщили, – сказал Брайан.

– Как именно вы это делаете?

– При помощи этой штуки. – Доминик вынул из кармана пиджака золотую авторучку. – Нужно покрутить её особым способом, чтобы сменить наконечники, а потом ткнуть кого надо, предпочтительно в задницу. Человек получит укол яда под названием сукцинилхолин, и это здорово испортит ему день. Препарат продолжает разлагаться в крови даже после смерти, и его практически невозможно обнаружить – разве что попадётся гениальный патолог, да и ему должно ещё повезти.

– Человека парализует?

– Угу. У него отключаются мышцы, и он лишается возможности дышать. Яд начинает действовать секунд через тридцать, потом человек падает, а дальше все проходит, как по нотам. Смахивает на сердечный приступ, и по большинству анализов тоже сходится. Просто идеально для того, чем мы занимаемся.

– Чёрт возьми! – вполголоса воскликнул Джек. – Так, значит, вы побывали ещё и в Шарлотсвилле, да?

– Да. – Это был Брайан. – Не так уж весело. На моих руках, Джек, умер маленький мальчик. Это было тяжело.

– Но вы стреляли просто отлично.

– Они были не слишком толковыми, – объяснил Доминик. – Не лучше банды уличных хулиганов, раздобывших оружие. Совершенно необученные. Они даже не прикрывали свой тыл. Думаю, считали, что, раз у них автоматы, можно обойтись и без этого. Но им пришлось запомнить на всю жизнь, что они ошибались. Правда, жизнь оказалась короткой. Ну, и ещё нам просто повезло... Ни ... себе! – воскликнул он, увидев перед собой витрину с выставленным в ней автомобилем «Феррари».

– Чёрт возьми! И впрямь хорош, – не раздумывая, согласился Джек. Даже на Брайана автомобиль произвёл впечатление.

– Вообще-то, старьё, – объяснил Доминик. – 575М, двенадцатицилиндровый V-образный двигатель, шестиступенчатая коробка передач. Да, тут Энцо Феррари себя показал, что и говорить! Не машина, а гребаная бомба, парни. Шестьсот шестьдесят лошадей. И даже назвали её в мою честь. Вот смотрите, в дальнем углу.

– И на сколько она тянет? – полюбопытствовал Джек.

– Без малого шестьсот тысяч долларов. Если тебе нужно что-нибудь ещё круче, обращайся сразу в «Локхид Бербанк». – Для довершения эффекта наверху капота двигателя и почти по бокам, немного выше бампера, красовались отверстия, больше всего походившие на воздухозаборники реактивных двигателей. В целом же машина весьма смахивала на чудо техники, которым пользовался в «Звёздных войнах» богатый дядюшка Люка Скайуокера.

– Так же продолжаешь изучать все об автомобилях, да? – полюбопытствовал Джек. Частный реактивный самолёт, несомненно, имел преимущества и по скорости, и по дальности, но автомобиль выглядел просто изумительно.

– Он охотней ляжет в кровать с «Феррари», чем с Грейс Келли! – фыркнул Брайан. У него самого пристрастия были куда менее экзотичными.

– На автомобиле можно ездить куда дольше, чем на девчонке. – С какой-то точки зрения такая оценка тоже имела право на существование. – Проклятье, с кем на пари, что эта цыпочка бегает довольно быстро?

– Ты мог бы получить лицензию частного пилота, – предложил Джек.

Доминик мотнул головой:

– Не. Слишком опасно.

– Вот сукин сын. – Джек с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. – По сравнению с тем, чем ты занимаешься, что ли?

– Малыш, к этому я, знаешь ли, привык.

– Ну, как скажешь, дружище. – Джек невольно покачал головой. Чёрт возьми, эти автомобили и впрямь были хороши. Но он любил свой оставшийся дома «Хаммер». На нём он мог проехать куда угодно по любому снегу, выбраться без потерь из любой дорожной ситуации, а если кому-нибудь это покажется неспортивным, пусть валит в ад! Но сохранившийся в нём мальчишка вполне мог понять вожделение кузена. Если бы Морин О'Хара[91] родилась не человеком, а автомобилем, она вполне могла бы стоять на этом месте. Ярко-красный корпус прекрасно подошёл бы к её волосам. Поглазев десять минут, Доминик решил, что хватит пускать слюни, и компания пошла дальше.

– Итак, мы знаем о нашем объекте все, кроме его точной внешности, – сказал Брайан, когда они удалились от «Феррари» на полквартала.

– Верно, – подтвердил Джек. – Но неужели ты думаешь, что в «Бристоле» будет жить очень много арабов?

– В Лондоне их было полным-полно. Вся трудность в том, чтобы точно определить нужного человека. А задеть его рукой на тротуаре вряд ли будет очень сложно. – Судя по обстановке, он был прав. Пешеходов и машин здесь, конечно, не так много, как в Нью-Йорке или Лондоне, но и не так мало, как в Канзас-Сити после наступления темноты, а в том, чтобы провести работу средь бела дня, имелась определённая привлекательность. – Я думаю, что нам нужно взять под контроль главный вход гостиницы и второй, если он есть. Джек, не мог бы ты посмотреть, не появились ли у Кампуса дополнительные данные?

Джек посмотрел на часы и произвёл в уме подсчёт.

– Они выйдут на работу часа через два.

– Вот ты и проверь электронную почту, – сказал Доминик. – А мы тем временем погуляем и постараемся найти наш объект.

– Идёт. – Они перешли через улицу и направились назад, к «Империалу». Оказавшись в номере, Джек шлёпнулся на кровать и сразу задремал.

* * *

Делать сейчас все равно нечего, сказал себе Фа'ад, так почему бы не подышать воздухом. В Вене имелось множество вещей, достойных того, чтобы на них взглянуть, а он ещё не видел очень многие из них. Поэтому он оделся, как подобает солидному бизнесмену, и вышел на улицу.

* * *

– Альдо, мы сорвали банк. – Доминик обладал тренированной памятью полицейского на лица, а этот человек шёл прямо им навстречу.

– Неужели...

– Ага. Мюнхенский приятель Атефа. Будешь держать пари, что это и есть наш мальчик?

– Нашёл дурака, да, братишка?

Доминик мысленно повторял описание объекта. Типично ближневосточная внешность, среднего роста – примерно пять футов десять дюймов, худощавого телосложения, вес порядка ста пятидесяти фунтов, чёрные с чуть заметным каштановым отливом волосы, форма носа семитского типа, хотя и не резко выраженного, одевается хорошо и дорого, как бизнесмен, ходит целеустремлённо и решительно. Они прошли в десяти футах от него, старательно отводя взгляды, несмотря на то, что их глаза были прикрыты тёмными очками. Ну что, влип, сосунок? Кем бы ни были эти люди, они ровным счётом ничего не знали ни о маскировке, ни об осторожности. Братья зашли за угол.

– Вот ведь чертовщина. Сейчас его кольнуть было бы проще, чем два пальца обос..ть, – заметил. – И что мы будем делать?

– Пусть Джек проверит по своим каналам, а мы пока что не будем трепыхаться, верно, Альдо?

– Понял тебя, братец. – Брайан автоматическим движением потрогал пиджак, чтобы удостовериться, что золотая авторучка на месте. Точно так же он проверял «беретту» в кобуре, когда сам был одет в военную форму и выходил на боевое задание. Он ощущал себя невидимым для окружающих львом в кенийской саванне, полной зверья. Вряд ли что-нибудь могло быть лучше. Он мог выбрать любого, кто понравится, чтобы убить и съесть, и бедняга даже не узнает, что за ним охотятся. Точно так же действуют они. Он мельком задумался, поймут ли приятели этого парня всю иронию того, что против них используется их же тактика. Считалось, что такие действия совершенно не в американском стиле, но сами американцы прекрасно понимали, что всю туфту с перестрелками на главной улице под яркими лучами солнца выдумали в Голливуде. Лев, добывая себе пропитание, крайне редко рискует своей жизнью, а ведь его учили в Базовой школе, что если ты попал в сложное положение, значит, ты плохо спланировал свои действия. Честный бой по правилам годился для Олимпийских игр, но не для их нынешнего занятия. Ни один охотник на крупную дичь не станет приближаться ко льву, громко вызывая его на бой и размахивая мечом. Нет, он поступит гораздо разумнее: спрячется за бревном и застрелит зверя из винтовки с двухсот ярдов, а то и больше. Даже масаи, коренные жители Кении, для которых убийство льва служило доказательством достижения возраста мужества, имели достаточно здравого смысла, чтобы выходить против зверя толпой в десять человек, причём не все охотники были подростками, – только так можно было не сомневаться, что шкуру льва удастся без потерь доставить в крааль. Дело заключалось не в храбрости, а в том, чтобы наверняка достичь цели. Их занятие было достаточно опасным. Требовалось приложить максимум усилий, чтобы исключить из уравнения все элементы ненужного риска. Это бизнес, а не спорт. – Будем ловить его на улице?

– Срабатывало прежде, сработает и сейчас, верно, Альдо? Лично я не думаю, что нам удастся успешно провернуть это дело в салоне гостиницы.

– Согласен, Энцо. А что будем делать теперь?

– Вероятно, изображать из себя туристов. Оперный театр выглядит очень впечатляюще. Давай-ка посмотрим поближе. О, смотри, написано, что сегодня у них «Валькирия» Вагнера. Никогда не видел.

– А я вообще никогда не видел оперы. Наверно, стоит когда-нибудь начать – ублажить итальянскую часть моей души, скажешь, нет?

– Конечно, да. У меня этой самой части столько, что я не могу с ней справиться, так что я неравнодушен к Верди.

– Ну, вообще! И когда же ты бывал в опере?

– У меня есть несколько записей на CD, – ответил, улыбнувшись, Доминик. Как выяснилось, театр – он именовался Государственной оперой – являл собой великолепный образец имперской архитектуры, спроектированный и построенный так, будто предназначался для бога собственной персоной, если судить по роскоши отделки и алой с золотом окраски. Какие бы ошибки ни совершали Габсбурги за многовековую историю своей династии, вкус у них, бесспорно, был. Доминик подумал было об экскурсии по соборам города, но решил, что это будет не слишком хорошо, особенно если учитывать ту цель, ради которой они сюда приехали. Погуляв по городу около двух часов, они вернулись в гостиницу и сразу поднялись в номер Джека.

* * *

– Из дома не сообщают ничего хорошего, – сказал Джек.

– Не беда. Мы уже видели этого парня. Он наш старый друг из Мюнхена, – бодро отрапортовал Брайан. Они перешли в ванную и открыли краны – льющаяся вода создавала белый шум[92] достаточной силы, чтобы сделать безопасными любые микрофоны, если они имелись в номере. – Это приятель мистера Атефа, и когда мы в Мюнхене уложили его, именно он находился рядом.

– Вы в этом уверены?

– Ста процентов мы дать не можем, но посуди сам: велики ли шансы на то, что он чисто случайно оказался в Мюнхене, а потом в Вене, да ещё и в той самой гостинице? А? То-то! – заявил Брайан.

– Сто процентов было бы лучше, – возразил Джек.

– Согласен с тобой, но когда ты оказываешься на нужной стороне соотношения тысяча к одному, то, не задумываясь, делаешь ставку и выкидываешь кости, – ответил Доминик. – По правилам Бюро он, самое меньшее, имеет точно установленную связь с преступником, а значит, заслуживает того, чтобы его отвели в сторонку и допросили. И, исходя из того, что нам известно, вряд ли целью его путешествий является сбор пожертвований на Красный Крест, верно? – Агент немного помолчал. – Согласен, все это не идеально, но лучшее, чем мы располагаем, и думаю, что с этим можно идти на дело.

Для Джека наступил критический в какой-то степени момент. Обладал ли он полномочиями разрешить или запретить акцию? Грейнджер ничего ему об этом не сказал. Его обязанностью было обеспечение разведывательной поддержки действий близнецов. Но что именно означала эта фраза? Помилуй бог! Ему поручили вести работу, не определив цели и обязанности и никак не обозначив полномочия. В этом было очень мало смысла. Он запомнил, как отец однажды сказал, что штабные не должны отменять решения боевых командиров, потому что у тех имеются глаза, чтобы видеть, и умение думать самостоятельно. Что касается данного случая, его подготовка должна быть, по меньшей мере, не хуже, чем у них. Но он не видел лицо предполагаемого объекта, а они видели. Если он скажет «нет», то они могут с достаточным основанием сказать ему, куда ему следует засунуть своё мнение, а поскольку он не имел права отдавать приказы, то проиграет в возможном столкновении, и ему только и останется, что чесать яйца и гадать, кто же из них прав. Жизнь тайных агентов разведки внезапно показалась ему совершенно непредсказуемой. Он чувствовал себя так, будто застрял посреди топкого болота без всякой надежды на появление вертолёта, который мог бы вытащить его задницу на твёрдую землю.

– Что ж, парни, это ваша игра. – Джеку показалось, что он самым трусливым образом уходит в сторону, и это ощущение усилилось ещё больше после того, как он добавил: – Все же я чувствовал бы себя лучше, если бы мы были уверены на все сто процентов.

– Я тоже. Но я ведь уже сказал, дружище, что при шансах тысяча к одному можно смело делать ставку. А ты как считаешь, Альдо?

Брайан немного подумал и кивнул:

– Я согласен. В Мюнхене он казался очень озабоченным тем, что случилось с его приятелем. Если даже он хороший парень, то выбирает совершенно неподходящих друзей. Так что давайте займёмся им.

– Ладно, – со вздохом произнёс Джек, склоняя голову перед неизбежным. – Когда?

– Как только представится удобный случай, – ответил Брайан. Тактику они с братом обсудят позднее. Джеку совершенно ни к чему знать подробности.

* * *

«Мне везёт», – подумал Фа'ад в 10.14 вечера, получив по Messenger'y сообщение от ElsaК69, которой, вероятно, понравился их вчерашний «разговор».

Чем мы займёмся сегодня?

– спросил он у «неё».

Я кое-что придумала. Представь себе, что мы находимся в концлагере. Я еврейка, а ты комендант... Я не хочу умирать вместе с остальными и предлагаю тебе удовольствия в обмен на жизнь...

– предложила «она».

Вряд ли какая-нибудь фантазия могла бы оказаться для него более приятной.

Отлично, начинаем,

– напечатал он.

Некоторое время они посылали друг другу реплики, пока «она» не решила кое-что уточнить:

Нет-нет, я не австриячка. я американская студентка, музыкантка, застигнутая войной...

Все лучше и лучше.

О, да? Я много слышал об американских еврейках и о том, что они мастерицы давать по-всякому...

Так продолжалось почти час. В конце концов он всё же отправил «её» в газовую камеру. Действительно: на что ещё они, евреи, могут сгодиться?

* * *

Как и следовало ожидать, Райану не спалось. Его организм не смог так быстро приспособиться к пересечению шести часовых поясов, несмотря даже на то, что он довольно прилично вздремнул в самолёте. Как умудрялись лётчики справляться с этой бедой, для него оставалось полнейшей тайной, хотя он подозревал, что они просто следовали своему изначальному ритму жизни, не обращая внимания на стрелки часов в тех местах, где им приходится оказываться. Но такой метод требовал постоянных перелётов, а этой возможности он был лишён. Поэтому он включил компьютер, вошёл в Google и решил ознакомиться с основами ислама. Он лично знал одного-единственного мусульманина, принца Али из Саудовской Аравии, и уж тот-то не был маньяком. Он без труда находил общий язык даже с Кэти, застенчивой маленькой сестрой Джека, считавшей его аккуратно подстриженную бороду очаровательной. Загрузив из Сети текст Корана. Джек начал читать. Святая книга состояла из сорока двух сур, разделённых на стихи, как и Библия, постоянно находившаяся в его спальне.

Конечно, он редко раскрывал её и ещё реже читал, поскольку, как и большинство католиков, рассчитывал, что священники сообщат ему все важное, избавив его от тяжёлого труда – читать бесконечные перечни того, кто кого родил; чёрт возьми, возможно, это было интересно и даже в чём-то забавно, но не в наши дни, если только ты не был специалистом по генеалогии, которая никогда не оказывалась предметом застольной беседы в семействе Райан. Кроме того, все на свете знали, что все ирландцы происходили от конокрада, сбежавшего в незнакомую страну, спасаясь от повешения, которое ждало бы его, попади он в руки неумолимых английских захватчиков. Следствием этого явилась целая череда войн, одна из которых послужила изначальной причиной того, что, в конце концов, в американском городе Аннаполисе появился на свет он сам, Джек Райан-младший.

Ему потребовалось чуть больше десяти минут, чтобы понять, что Коран является почти дословным изложением того, что ранее записали многочисленные еврейские пророки, конечно же, повинуясь божественному вдохновению – ведь они сами так утверждали. И точно так же поступил и этот парень, Мохаммед. Было принято считать, что с ним говорил бог, а он сам выступал в роли секретаря и записал все его слова. Какая жалость, что тогда не было видеокамеры и магнитофона, чтобы запечатлеть эту сцену, но чего не было, того не было, и к тому же священник в Джорджтауне объяснил ему, что вера – это вера, и ты или веришь, или не веришь.

Джек, конечно же, верил в бога. Родители привили ему основы веры, а потом отправили учиться в католическую школу, он выучил молитвы и правила, которыми христианину следует руководствоваться в жизни; будучи ребёнком, он получил первое причастие, исповедовался и прошёл конфирмацию. Но в последние годы он почти не заходил в церковь. Это вовсе не означало, что он имел что-то против церкви, а лишь то, что он вырос, и, возможно, являлось чем-то, вроде попытки дать понять родителям (без объяснений), что он уже в состоянии принимать собственные решения о том, как надо жить, и что они больше не могут указывать ему.

Бегло просмотрев пятьдесят страниц, он отметил, что не увидел там ни единого слова, которое можно было бы истолковать как призыв расстреливать ни в чём не повинных людей, и тем более указывающего на то, что совершивший такой поступок окажется на небесах, где его встретят бесчисленные женщины, которых он будет в своё удовольствие трахать. И за самоубийство кара здесь полагалась примерно такая же, как и та, о которой говорила сестра-францисканка Мэри, когда он учился во втором классе. Самоубийство было смертным грехом, непростительным, так как ты не мог впоследствии исповедаться, чтобы очистить от него свою душу. Ислам утверждал, что вера – это благо, но верить только на словах было мало. Нужно было ещё и жить согласно требованиям веры. Точно то же самое говорили и его учителя – католики.

Через полтора часа он пришёл к выводу – сразу же показавшемуся ему совершенно очевидным, – что терроризм оказывал на исламскую религию точно такое же влияние, как и на ирландцев, и католиков, и протестантов. Адольф Гитлер, по словам биографов, считал себя убеждённым католиком до того самого момента, когда он засунул себе в рот дуло пистолета и выстрелил – вероятно, ему никогда не доводилось встречаться с Мэри, сестрой францисканского ордена, а может быть, он думал, что ему виднее. Но этот тип, по всей вероятности, был сумасшедшим. Так что, если он правильно понял все, что прочитал, пророк Мохаммед должен был бы прийти в негодование от злодеяний террористов. Он был достойным, благородным человеком. Однако такими оказались не все его последователи, и с теми, кто сбился с пути и сбивал с него других, должны разбираться он и близнецы Карузо.

Безумцы способны извратить любую религию, сказал он себе, широко зевнув, и ислам – это лишь один пункт в списке.

– Нужно будет почитать ещё, – произнёс он вслух, направляясь к кровати. – Обязательно.

* * *

Фа'ад проснулся в восемь тридцать. Ему предстояло встретиться с Махмудом в аптеке, расположенной невдалеке от гостиницы. Оттуда они отправятся на такси куда-нибудь ещё, пожалуй, в музей, где гонец передаст ему сообщение и объяснит, что и как нужно сделать, чтобы передать его адресату. Какая жалость, что у него не было своего собственного жилья. В гостиницах было удобно, особенно по части стирки, но он уже начал всерьёз тяготиться таким образом жизни.

Принесли завтрак. Он поблагодарил официанта, дал ему два евро на чай и развернул газету, лежавшую на столике на колёсах. Вроде бы ничего заслуживающего внимания не случилось.

В Австрии приближались выборы, и каждая сторона с энтузиазмом ругала другую – именно так велись в Европе политические игры. Дома всё было гораздо предсказуемее и понятнее. В девять утра он включил телевизор, а потом все чаще и чаще поглядывал на часы. Перед такими встречами он всегда изрядно нервничал. Что, если его опознает какой-нибудь агент Моссада? Ответ был совершенно ясным. Его убьют – прихлопнут не задумываясь, как муху.

* * *

Доминик и Брайан бесцельно шлялись снаружи – во всяком случае, так могло бы показаться случайному наблюдателю. Проблема заключалась лишь в том, что таких потенциальных свидетелей имелось несколько. Около их гостиницы стоял газетный киоск, а в «Бристоле» дежурили швейцары. Доминик подумал было о том, чтобы прислониться к фонарному столбу и раскрыть газету, но тут же сообразил, что такой поступок относился бы к числу тех, которые, как учили в Академии ФБР, нельзя совершать никогда, потому что даже шпионам доводилось смотреть кинофильмы, где актёры всегда поступали именно так. И потому, профессионал ли так поступал или случайный прохожий, натурально он вёл себя или нет – все при виде человека, читающего газету, прислонившись к фонарному столбу, воспринимали его совершенно однозначно. Следить за кем-нибудь, оставаясь незамеченным, было детской игрой по сравнению с ожиданием около дома появления человека. Он вздохнул и поплёлся дальше.

Брайана одолевали примерно те же мысли. Он думал, что курящему в такой ситуации было бы легче. Была бы какая-то имитация дела, как в кинофильмах у Богарта[93] с его легендарными «гвоздями для гроба» – сигаретами без фильтра, в конце концов убившими его. Не повезло тебе, Боги, думал Брайан. Рак, наверно, омерзительная болезнь. Конечно, и он подходил к своим объектам не с цветочным дыханием весны, но, по крайней мере, их мучения не растягивались на месяцы. Всего несколько минут, и мозг отключался. Кроме того, они, так или иначе, сами напрашивались на это. Возможно, они не согласились бы с ним, но, когда заводишь врагов, следует думать и об осторожности. Не все они окажутся бессловесными и беззащитными овцами. И неожиданность тоже чертовски много значила. Из всех преимуществ, на какие только можно надеяться в бою, неожиданность лучше всего. Если застигнешь врасплох того парня, у него не будет шанса нанести ответный удар, и это прекрасно, поскольку ведь, как говорится, только бизнес, ничего личного. Как бык на бойне идёт-идёт по коридору, попадает в небольшое помещение, и даже если поднимет голову, то успеет лишь увидеть какого-то типа с пневматическим молотом, а потом сразу же оказывается в коровьем раю, где трава всегда зелёная, и вода сладкая, и никаких волков ни вблизи, ни вдали...

Ты очень уж отвлекаешься, Альдо, – одёрнул себя Брайан. Противоположная сторона улицы подходила для его цели ничуть не хуже, чем эта. Он пересёк проезжую часть, подошёл к банкомату, стоявшему прямо напротив «Бристоля», вынул карточку, набрал код, и машина выдала ему пятьсот евро. Посмотрел на часы – 10.53. Что, если птичка все же упорхнула? Не могли ли они каким-то образом пропустить этого типа?

Движение стало стихать после часа пик. Грохоча, разъезжали взад-вперёд красные трамваи. Люди здесь занимались своими собственными делами. Они шли, не глядя по сторонам, если только не интересовались чем-нибудь определённым. Все избегали встречи взглядом с незнакомыми, ни у кого не проявлялось и тени поползновения сделать какой-то приветливый жест. По-видимому, незнакомец должен был оставаться незнакомцем. Здесь эта атмосфера казалась даже более устойчивой, чем в Мюнхене, – люди и Ordnung. Пожалуй, тут можно было бы пообедать, сидя на полу в любом из местных домов, и на тебя обратят внимание лишь в том случае, если ты плохо уберёшь за собой.

Позиция Доминика находилась по другую сторону гостиницы, со стороны Оперного театра. Объект мог двигаться только в одном из двух направлений. Налево или направо. Он мог при этом либо пересечь улицу, либо нет. Других вариантов не существовало, если не считать того, что за ним мог бы приехать автомобиль прямо к дверям. В этом случае миссия оказалась бы невыполненной. Но ведь у каждого дня всегда имелось завтра. Часы показывали 10.56. Следовало соблюдать осторожность, не смотреть на вход гостиницы слишком уж часто. От того, что приходилось сдерживать естественные порывы, он чувствовал себя уязвимым...

О, вот он! Объект, одетый в синий костюм в тончайшую полоску, при темно-бордовом галстуке, выглядит, как деловой человек, идущий на важную встречу. Доминик тоже увидел его и повернулся, чтобы быть готовым встретить его на северо-западном направлении. Брайан стоял на месте, выжидая дальнейших действий объекта.

* * *

Фа'ад решил разыграть своего друга. Он подойдёт к нему не с той стороны, откуда тот будет ожидать его появления – просто так, шутки ради. Поэтому он перешёл улицу посередине квартала, лавируя между машинами. В детстве он любил забираться в загон к отцовским лошадям и бегать среди них. Лошадям хватало ума, чтобы не натыкаться на нечто постороннее, чего ни в коем случае нельзя было бы сказать о большей части водителей автомашин, катившихся по Картнер-ринг, но всё же он проскочил благополучно.

* * *

Улица была очень своеобразная: сначала однополосный проезд, как на частной дороге, тонкая полоска травы, далее собственно проезжая часть, по которой двигались автомобили и трамваи, ещё один травяной газончик и перед противоположным тротуаром такой же узкий проезд для машин. Объект перебежал через улицу и не спеша пошёл на запад, в направлении их гостиницы. Брайан пристроился ему в хвост, держась в десяти футах, вынул авторучку, повернул корпус и взглянул на цвет маркера, чтобы удостовериться, что оружие готово.

* * *

Макс Вебер проработал вагоновожатым в городском транспортном управлении уже двадцать три года, проезжая по маршруту восемнадцать раз в день, за что ему платили очень даже приличную для рабочего зарплату. Сейчас он ехал на север: со Шварценбергплац поворот налево на том перекрёстке, где Реннвег переходит в Шварценбергштрассе, а затем опять налево, на Картнерринг. Свет падал сзади и сбоку и очень удачно освещал великолепное здание гостиницы «Империал», где любили останавливаться богатые иностранцы и дипломаты. Впрочем, его взгляд тут же вернулся на дорогу. Трамвай не может лавировать, и потому обязанность уступать дорогу лежала на водителях автомобилей. Нельзя сказать, чтобы он ехал так уж быстро – не более сорока километров в час, а под конец маршрута даже медленнее. Нельзя сказать, чтобы его работа требовала больших умственных усилий, но он делал её тщательно, в полном соответствии с правилами. Прозвонил звонок. Кто-то хотел выйти на углу Картнер и Вейднергауптштрассе.

* * *

Ага! Вот и Махмуд. Глядит в другую сторону. Отлично, подумал Фа'ад, наверно, ему все же удастся удивить приятеля, и потом будет над чем посмеяться. Он остановился на тротуаре, окинул взглядом первый узкий проезд и приготовился перебежать через улицу.

* * *

«Отлично, безмозглая скотина!» – подумал Брайан, быстро приближаясь к стоящему, и...

* * *

Ой! – чуть не вскрикнул Фа'ад, почувствовав короткое болезненное ощущение, вроде укола в ягодицу. Решив не обращать внимания на всякие пустяки, он шагнул вперёд и устремился в просвет между идущими автомобилями. Сбоку приближался трамвай, но из-за него беспокоиться не следовало: он находился ещё слишком далеко. Справа машин не было, так что...

Брайан спокойным шагом шёл дальше. Он решил остановиться около газетного киоска. Там у него появится хорошая возможность повернуться и посмотреть на происходящее, пока он будет покупать журнал.

* * *

Вебер издалека увидел идиота, решившего перебежать через улицу. Неужели у дурака не хватает мозгов, чтобы сделать это возле Ecke, где ему придётся остановиться на красный свет, как и всем остальным? Ведь этому учат в Kindergarten[94]. Некоторые глупцы считают, что их время дороже золота, как если бы каждый из них был самим его императорским величеством Францем-Иосифом, восставшим из мёртвых. Снижать скорость он не стал. Идиот или нет, но он успеет проскочить достаточно далеко от...

* * *

Фа'ад почувствовал, что его правая нога вдруг подогнулась. Что это могло означать? Затем отказала левая нога, и он начал падать – без всякой на то причины... а потом, быстрее, чем он успевал их осознать, стали происходить всякие другие события, он как будто видел со стороны своё собственное падение... а затем в его поле зрения появился трамвай... стремительно надвигавшийся на него!..

* * *

Макс отреагировал с небольшим опозданием. Он просто не сразу поверил своим глазам. Но отрицать это было невозможно. Он изо всей силы нажал на педаль тормоза, но идиот находился менее чем в двух метрах от трамвая и... lieber Gott!

Впереди у трамвая имелся буфер из двух расположенных горизонтально металлических полос, назначением которых было предотвращать именно то, что случилось, но их не проверяли уже несколько недель, а Фа'ад был худощав, так что его ноги проскользнули под защитной решёткой, затем она проехала по телу, которое тут же скрылось из виду...

...и Макс услышал ужасный хруст колёс, рассекающих тело. Кто-нибудь догадается вызвать «Скорую помощь», но правильнее будет сразу пригласить священника. Этот бедолага никогда уже не попадёт туда, куда так спешил, пытаясь выгадать секунды за счёт собственной жизни. Дурак!

* * *

На противоположной стороне улицы Махмуд обернулся как раз вовремя для того, чтобы увидеть смерть своего друга. В его памяти отпечаталось больше, чем представилось глазам: он, словно наяву, видел, как трамвай подскочил, будто пытался перепрыгнуть через упавшего Фа'ада и не убивать его, но в следующее мгновение всё изменилось, а мир Фа'ада навсегда закончил своё существование.

* * *

«Господи!» – подумал Брайан, стоявший с журналом в руке в двадцати ярдах от места происшествия. Поганец прожил настолько мало, что даже не успел умереть от яда. Он увидел Энцо, остановившегося напротив, на той стороне улицы и, возможно, намеревавшегося подстраховать брата и уколоть объект ещё раз, если тому удастся перейти через улицу, но сукцинилхолин опять сработал точно так, как и предполагалось. Парень просто выбрал слишком уж неудачное место для падения. Или, наоборот, удачное – это зависит от точки зрения. Он взял журнал и перешёл через улицу. На краю тротуара стоял похожий на араба молодой человек, лицо которого выражало гораздо большее потрясение, чем у остальных прохожих, остановившихся поглядеть на случившееся. Раздавались крики, многие прижимали ладони к губам, ругались. Зрелище было крайне неприятное, даже при том, что корпус трамвая закрывал почти все тело.

– Кому-то придётся хорошенько промыть асфальт, – спокойно произнёс Доминик. – Хорошая работа, Альдо.

– Думаю, что восточногерманский судья поставил бы за такое фигурное катание пять и шесть. Пошли отсюда.

– Пошли, братишка.

И они зашагали направо, мимо табачного магазина в сторону Шварценбергплац.

Позади них продолжали раздаваться взвизгивания женщин, тогда как мужчины проявляли большее хладнокровие, хотя многие все же старательно отворачивались. Никто не мог ничего поделать. Швейцар «Империала» поспешил внутрь, чтобы позвонить в «Скорую помощь» и Feuerwehr[95]. Чрезвычайные службы приехали минут через десять. Первыми ужасное зрелище в деталях разглядели пожарные. Крови вылилось столько, что сразу стало ясно: никакие врачи тут уже не помогут. Следом появилась полиция, полицейский капитан, примчавшийся из участка, расположенного на соседней Фридрихштрассе, приказал Максу Веберу подать трамвай назад, чтобы можно было вытащить тело. Тогда стало видно, что оно почти полностью разорвано на четыре неодинаковых части, словно человека растерзал какой-то гигантский доисторический хищник. Прибывшая машина «Скорой помощи» остановилась почти посреди улицы – регулировщики жестами подгоняли проезжавшие машины, но водители и пассажиры не торопились, стараясь рассмотреть кошмарное зрелище; одни пялились на изуродованный труп с мрачным восхищением, а другие отворачивались в ужасе и отвращении. Появилось даже несколько репортёров с фотокамерами, блокнотами и «миникамами» для снабжения пищей телевизионных стервятников. Чтобы унести тело погибшего, потребовалось три мешка для перевозки трупов. Из транспортного управления приехал инспектор, чтобы расспросить вагоновожатого, с которого полиция, конечно, уже сняла показания. На то, чтобы убрать тело, осмотреть трамвай и вычистить дорогу, потребовалось около часа. Всё было проделано весьма эффективно, и уже в 12.30 вновь установился Ordnung.

Лишь Махмуду Мохаммеду Фадхи пришлось нарушить свои планы. Он вернулся в гостиницу и включил компьютер, чтобы отправить Мохаммеду Хасану аль-Дину, находившемуся сейчас в Риме, e-mail с просьбой прислать инструкции.

К тому времени Доминик тоже сидел за компьютером и составлял сообщение электронной почты в Кампус. В послании содержался рапорт о проделанной работе и запрос об инструкциях для следующего задания.

Глава 22 Испанская лестница

– Шутите! – воскликнул Джек, как только ему рассказали о случившемся.

– Боже, ниспошли мне глупого противника, – ответил Брайан. – Это единственная молитва, которой учат в Базовой школе. Плохо только то, что рано или поздно враги, как правило, умнеют.

– Точно так же обстоит дело с бандитами и прочей дрянью, – добавил Доминик. – Чуть ли не главная проблема в работе всех наших агентств заключается в том, что мы ловим только тупиц. А об умных, как правило, даже и не слышим. Именно поэтому до сих пор не удаётся покончить с мафией, а ведь они там не настолько умны. Впрочем, всё это происходит точно по Дарвину, и мы так или иначе вынуждены помогать бандитам развивать мозги.

– Есть новости из дома? – спросил Брайан.

– Посмотри на часы. Они получат твоё сообщение не раньше чем через час, – попытался умерить его пыл Джек. – Значит, парня действительно переехали?

Брайан кивнул. Парень, о котором шла речь, шлёпнулся на дороге, и с ним произошло то же самое, что бывает с официальным символом штата Миссисипи – собакой, – выбегающей на дорогу: его раздавили.

– Разрезало на части трамваем. Приятно то, что теперь не возникнет никаких вопросов о причине смерти.

– Да, не повезло тебе, мистер Пустоголовый.

* * *

Krankenhaus[96] Святой Елизаветы, куда медики из бригады «Скорой помощи» принесли в трех прорезиненных мешках части тела погибшего под трамваем, находился всего лишь в миле от гостиницы. Медики предупредили о том, что везут, и потому их прибытие не вызвало никакого особого удивления. Доставленные части тела, как полагается, разложили на секционном столе в морге. Отправлять их в судебно-медицинскую лабораторию не было никакого смысла, поскольку причина смерти была совершенно ясной – чересчур ясной, если говорить на уровне чёрного юмора. Единственное, что оставалось сделать, это взять немного крови для токсикологического анализа. Тело было настолько изуродовано, что крови в нём осталось крайне мало, однако во внутренних органах, главным образом в селезёнке и в мозге, её оказалось достаточно, чтобы можно было набрать полный шприц. Взятую пробу отослали в лабораторию, где должны были провести пробы на наркотики и/или алкоголь.

Оставалось лишь обследовать тело на предмет выяснения причины падения – не мог ли стать его причиной, скажем, перелом ноги, – но после пребывания тела под колёсами трамвая (в бумажнике погибшего нашлось удостоверение личности, так что его имя властям было известно, и они уже начали опрос персонала близлежащих гостиниц, чтобы выяснить, не оставил ли он в номере паспорт: тогда можно будет поставить в известность соответствующее посольство) было совершенно ясно, что, даже если свежий перелом и обнаружится, установить, когда он случился – до попадания под колеса или позже, – не удастся. Колесо перерезало обе ноги менее чем за три секунды. Вызывало удивление лишь то, что лицо погибшего было спокойным. Вероятнее было бы ожидать увидеть широко раскрытые глаза и предсмертную гримасу боли... однако патологоанатомы хорошо знали, что смерть, даже мгновенная смерть от тяжёлых травм, крайне неохотно подчинялась каким-либо правилам. В проведении тщательного исследования со вскрытием смысла, пожалуй, не было. Если его застрелили, то, наверно, удалось бы найти пулевое ранение и, пожалуй, саму пулю, но подозревать подобное не было никаких оснований. Полиция уже опросила семнадцать свидетелей, находившихся на расстоянии не более тридцати метров от места трагедии. В итоге патоанатомическому заключению предстояло обрести однозначность, присущую любому официальному документу.

* * *

– Господи! – воскликнул Грейнджер. – Как, чёрт возьми, им удалось это устроить? – Он поднял трубку телефона: – Джерри? Спустись-ка ко мне. Номер три уже упакован. Ты должен увидеть донесение своими глазами. – Положив трубку, он произнёс вслух, обращаясь сам к себе: – Ну, и куда же мы теперь их пошлём?

Ответ на этот вопрос следовало искать на другом этаже.

Тони Виллс скопировал в свой компьютер все, что было скачано по требованию Райана, и файл, возглавлявший список загрузки, изумил его своей лаконичной выразительностью. Он поднял телефонную трубку и набрал номер Рика Белла.

* * *

Тяжелее всех пришлось Максу Веберу. Чтобы лишь мало-мальски прийти в себя после первого шока, ему потребовалось полчаса. Его вырвало, а потом ещё долго подташнивало, перед глазами стояла фигура, опускающаяся под нижний край его поля зрения, а затем этот ужасный хруст под его трамваем... Это не его вина, говорил он себе. Этот дурак, das Idiot, упал прямо перед трамваем, словно какой-нибудь отвратительный пьяница, вот только время ещё было слишком раннее для того, чтобы так насосаться пивом. За долгие годы его работы случалось немало аварий, по большей части его трамвай ударялся в автомобили, которые слишком резко и близко выворачивали перед ним. Но он никогда не видел и, пожалуй, не слышал о несчастном случае со смертельным исходом при участии трамвая. Он убил человека. Он, Макс Вебер, лишил человека жизни. В том, что произошло, нет его вины, повторял он себе ежеминутно на протяжении следующих двух часов. Начальник транспортного отдела отпустил его с работы на сегодня, так что он сделал отметку в контрольном листе, сел в свою «Ауди» и отправился домой, остановившись около Gasthaus за квартал от дома, потому что не хотел в этот день пить в одиночку.

* * *

Джек просматривал обширную почту, пришедшую из Кампуса. Дом и Брайан сидели рядом за поздним ленчем, обильно запивая еду пивом. Всё было обычно: переписка между людьми, подозреваемыми в участии в игре, большинство из которых на деле являлось добропорядочными гражданами различных стран, чисто случайно написавшими те волшебные слова, которые отслеживала программа, руководившая действиями системы «Эшелон» в Форт-Миде, осуществлявшей перехват. Да, всё было как обычно, если не считать того, что адресатом одного из рутинных посланий был 56MoHa@eurocom.net.

– Эй, парни, похоже, что наш приятель, неосторожно переходивший через улицу, намеревался встретиться с другим курьером. Он пишет ещё одному нашему старому другу, пятьдесят шесть МоНа, и просит дать инструкции.

– Да ну? – Доминик поднялся и посмотрел через плечо двоюродного брата на экран. – И о чём это нам говорит?

– У меня есть только адрес выходного аккаунта – он приписан к AOL: Gadfly097@aol.com. Если он получит ответ от МоНа, то мы, возможно, узнаем что-нибудь ещё. Мы считаем, что он командует оперативной деятельностью плохих парней. Агентство национальной безопасности засекло его около шести месяцев тому назад. Он шифрует свои письма, но они знают, как их взламывать, так что мы можем прочитать большую часть его электронных посланий.

– И насколько быстро ты рассчитываешь получить ответ? – спросил Доминик.

– Зависит от мистера МоНа, – ответил Джек. – Мы сейчас можем лишь сидеть тихонько и ждать.

– Понял тебя, – сказал Брайан, сидевший у окна.

* * *

– Я вижу, маленький Джек не помешал их работе, – заметил Хенли.

– А ты этого действительно ожидал? Господи, Джерри, я же тебе все объяснил, – сказал Грейнджер, молча вознося богу благодарение за его милости. – Как бы там ни было, теперь они хотят получить инструкции.

– Ты планировал устранить четыре цели. Итак, кто же номер четыре? – спросил сенатор.

Теперь настала очередь Грейнджера запнуться.

– Пока что я точно не определился. Честно говоря, я не ожидал, что они будут работать настолько эффективно. Я скорее надеялся, что их удары заставят следующую жертву высунуться из норы, но пока ничего подобного не происходит. Однако несколько кандидатов у меня есть. Если позволишь, я представлю тебе список сегодня, только попозже. – Телефон, стоявший на столе, зазвонил. – Да, Рик, конечно. – Рик Белл говорит, что у него есть кое-что интересное.

Дверь открылась менее чем через две минуты.

– О, Джерри, и ты здесь. Привет. Вот, Сэм, смотри. Это мы получили только что. – Он положил на стол распечатку перехваченного e-mail послания.

Грейнджер пробежал текст глазами.

– Мы ведь знаем этого парня...

– Не может быть никаких сомнений – он полевой координатор действий наших друзей. Мы предполагали, что он базируется в Риме. Что ж, мы не ошиблись. – Как все бюрократы, особенно высокопоставленные, Белл любил, когда его гладили по головке, и не упускал случая сделать это сам.

Грейнджер передал листок Хенли.

– Ну, Джерри, вот тебе и номер четыре.

– Я не люблю интуитивных озарений.

– А я не люблю ещё и совпадений, но, Джерри, если ты выигрываешь в лотерею, то ведь не отдаёшь деньги обратно, – сказал Грейнджер, подумав, что знаменитый тренер Даррел Роял был прав: удача никогда не приходит к неумелым. – Рик, твоё мнение: этот парень действительно заслуживает того, чтобы его убрать?

– Да, несомненно, – согласился Белл, подкрепив свои слова энергичным кивком. – Мы знаем о нём не очень много, но то, что знаем, выглядит крайне негативно. Он штабной оперативник, и в этом, Джерри, мы уверены на сто процентов. Причём все сходится прямо-таки идеально. Один из его людей видит, как погибает другой, докладывает и получает ответ. Знаешь, если мне когда-нибудь доведётся встретиться с тем парнем, который придумал программу «Эшелон», пожалуй, надо будет угостить его пивом.

– Разведка боем... – протянул Грейнджер, также ощутивший острую необходимость в поощрительном поглаживании. – Чёрт возьми, я ведь знал, что она принесёт пользу. Встряхни как следует гнездо шершней, и несколько тварей обязательно вылетят наружу.

– Только нужно постараться, чтобы они не изжалили твою задницу, – предупредил Хенли. – Ладно, что ты предлагаешь?

– Спустить собак с цепи, прежде чем лиса успеет нырнуть в нору, – не задумываясь, ответил Грейнджер. – Если мы сможем устранить этого парня, то не исключено, что с дерева свалится что-нибудь по-настоящему ценное.

Хенли повернул голову.

– Рик?

– Я согласен. Нужно продолжать, – сказал он.

– Что ж, продолжать так продолжать, – согласился Хенли. – Отправляйте инструкции.

* * *

Одним из важнейших достоинств электронной связи являлось то, что ответ поступал достаточно быстро. Собственно, Джек уже располагал основной частью нужной информации.

– Так, парни, настоящее имя 56МоНа – Мохаммед. Ничего удивительного в этом нет, это чуть ли не самое распространённое имя в мире. Он сообщает, что находится в Риме, в отеле «Эксельсиор» на Виа Витторио Венето, номер сто двадцать пять.

– Я слышал об этом месте, – сказал Брайан. – Дорогое и весьма неплохое заведение. Похоже, что наши друзья любят комфорт.

– Он зарегистрировался под именем Найджел Хоукинс. Зуб даю, оно английское. Как, по-твоему, он может быть британским гражданином?

– По имени Мохаммед? – с сомнением в голосе отозвался Доминик.

– Энцо, это может быть и конспиративной кличкой, – ответил Джек, не думая о том, что его слова могут задеть самолюбие Доминика. – Без фотографии мы можем только гадать о его прошлом. Дальше. Мы знаем, что у него есть сотовый телефон, и Махмуд – тот парень, который видел сегодняшний несчастный случай, – судя по всему, должен его знать. – Джек ненадолго умолк. – Интересно, почему же он в таком случае не позвонил? Хм... Так, итальянские полицейские пересылали нам записи перехваченных телефонных разговоров. Значит, они прослушивают эфир, а наш парнишка соблюдает осторожность?..

– Возможно, но почему... почему он в таком случае гоняет свои письма по Сети?

– Считает, что это безопасно. АНБ раскололо множество коммерческих систем шифрования. Продавцы об этом не знают, но ребята из Форт-Мида чертовски сильны в этих делах. Стоит один раз расколоть шифр, и он останется расколотым навсегда, а тот парень, который им пользуется, никогда об этом не пронюхает. – Честно говоря, он не знал, как именно это делается. Программисты могли (и часто делали это) оставлять в своих разработках лазейки – кто из патриотизма, кто ради денег, а кто и по обеим этим причинам. 56МоНа использовал самую дорогую из существующих программ, в описании которой было совершенно однозначно сказано, что взломать её не может никто по причине уникальности использованного алгоритма, составляющего собственность компании. Там, естественно, не объяснялось, что программа использовала 256-битовый процесс шифрования, что должно было производить впечатление на людей одной только цифрой. Там не сообщалось также, что разработчик программы, прежде работавший в Форт-Миде, что и явилось чуть ли не основной причиной (помимо высочайшей профессиональной квалификации), по которой его наняла фирма, не был освобождён от данной когда-то присяги и что, в дополнение ко всему прочему, миллион долларов, свободный от налогообложения, хорошо помогал разрешению моральных конфликтов. На эти деньги он купил премиленький домик в холмах округа Мартин. Из чего следовало сделать вывод, что даже в наши дни калифорнийский рынок недвижимости продолжает служить интересам безопасности Соединённых Штатов Америки.

– Получается, что мы можем читать их почту? – спросил Доминик.

– Частично, – кивнул Джек. – Кампус получает большую часть того, что перехватывает станция АНБ в Форт-Миде, и то, что они направляют в ЦРУ для анализа, поступает к нам. Это ещё проще, чем кажется на слух.

После этого Доминик довольно долго молчал.

– Ни ... себе!.. – выдохнул он после паузы, глядя в высокий потолок номера Джека. – Ничего удивительного... – Очередная пауза. – Хватит наливаться пивом, Альдо. Мы летим в Рим. – Брайан кивнул.

– Места для третьего у вас не найдётся, я правильно понимаю? – спросил Джек.

– Увы, малыш, нет. 911-я рассчитана только на двоих.

– Ладно, в таком случае отправлюсь в Рим самолётом. – Джек протянул руку к телефону и позвонил в бюро обслуживания. Через десять минут ему сообщили, что для него забронирован билет на «Боинг-737» компании «Алиталиа» до римского аэропорта Леонардо да Винчи, вылетающий через полтора часа. Он подумал, не сменить ли ему ещё раз носки. Если он и испытывал в жизни настоящую ненависть к чему-то, так это к необходимости снимать обувь в аэропорту. Через несколько минут он был полностью готов и покинул гостиницу, задержавшись лишь для того, чтобы поблагодарить портье. Такси «Мерседес» унесло его из города.

У Доминика и Брайана большая часть вещей вообще оставалась нераспакованной, так что на сборы им потребовалось от силы десять минут. Дом вызвал рассыльного, а Брайан тем временем отправился к уличному газетному киоску и приобрёл несколько ламинированных пластиком карт южной и западной части их маршрута. Тех евро, которые он получил в банкомате утром, должно было хватить на поездку, решил он, если, конечно, Энцо не слетит вместе с ним в пропасть во время переезда через Альпы. Перед входом в гостиницу появился «Порше», выкрашенный в омерзительный серо-синий цвет, и он направился к машине. Швейцар с усилием запихнул их вещи в тесный багажник. Ещё через две минуты Брайан уже смотрел в карту, отыскивая кратчайший путь, выводящий на Suudautobahn[97].

* * *

Джек попал на борт «Боинга» лишь после той оскорбительной процедуры, которая сейчас во всём мире являлась обязательной частью коммерческого авиаперелета. Всякий раз, подвергнувшись обыску, он с ностальгической грустью вспоминал путешествия на авиалайнере ВВС США с номером 1 на борту, но не упускал из виду, что он успел очень быстро привыкнуть к исключительному комфорту и лишь с возрастом узнал, через что вынуждены проходить обычные люди и что для него это очень походило на столкновение с кирпичной стеной. Но в данный момент ему следовало позаботиться о номере в римской гостинице. Как заказать номер, находясь в самолёте? Его место в первом классе было снабжено, в частности, телефоном-автоматом, и он, вставив в прорезь чёрную карту, сделал первую в своей жизни попытку справиться с европейским телефоном. В какой гостинице? Почему бы не в «Эксельсиоре»? Со второй попытки он пробился в бюро обслуживания, узнал, что, да, у них есть несколько свободных номеров. Договорившись, что за ним оставят маленькую комнатку на одного и почувствовав себя после этого очень хорошо, он взял у излучавшей доброжелательность стюардессы стакан белого тосканского вина. Даже бурная жизнь, решил он, могла быть очень даже хорошей, если только ты знал, куда ведёт тебя очередной шаг, а в настоящий момент завершение его шага находилось далеко за горизонтом.

* * *

Похоже, что немецкие дорожные строители обучили австрийцев всему, что знали сами, думал Доминик. Или же они читали одни и те же умные книги. Как бы там ни было, автострада мало чем отличалась от бетонных лент, опоясывающих Америку, если не считать того, что разметка была настолько другой, что это сбивало с толку, не в последнюю очередь потому, что здесь не встречалось никаких надписей, за исключением названий населённых пунктов, да и те были на чужом языке. Он скоро понял, что чёрное число на белом фоне в красном круге означает ограничение скорости, но скорость указывалась в километрах. Три километра свободно укладывались в две мили и ещё оставалось место, чтобы устроить просторную автостоянку. И австрийские ограничения скорости были далеко не столь мягкими, как немецкие.

Возможно, дело в том, что в этой стране меньше врачей, но даже среди холмов, становившихся все выше и выше, изогнутые участки были должным образом обнесены защитными валами, а ширина обочин позволяла безопасно свернуть с проезжей части, если кто-нибудь из встречных перепутает право и лево. «Порше» был снабжён системой автоматического регулирования скорости, и Доминик установил его на пять кликов[98] выше ограничения – исключительно для того, чтобы испытывать моральное удовлетворение из-за того, что едет слишком быстро. Здесь не приходилось надеяться, что его удостоверение сотрудника ФБР спасёт от штрафов, как это было бы в любой точке США.

– Сколько нам ехать, Альдо? – спросил он своего штурмана, находившегося на «смертельном сиденье».

– Наверно, километров с тысячу от этого места, где мы сейчас. Пожалуй, часов десять.

– Чёрт возьми, ведь придётся ехать по самой жаре. Наверно, через пару часов нужно будет заправиться. Как там у тебя с наличными?

– Семьсот европейских конфетных бумажек. Можно будет потратить все в Италии. Поблагодари бога, что не придётся возиться со старыми лирами – ты свихнулся бы, пересчитывая каждый раз в уме все эти числа со множеством нулей. А дорога не слишком перегружена, – заметил Брайан.

– Нет, и они себя ведут вполне прилично, – согласился Доминик. – Карты хорошие?

– Да. На этой дороге до самого Рима. А в Италии нужно будет купить другую, чтобы ездить по Риму.

– Ну, это, думаю, можно будет сделать без труда. – И Доминик возблагодарил милосердного бога за то, что он послал ему брата, способного читать карты. – Когда остановимся на заправке, купим что-нибудь поесть.

– Полностью согласен, братишка. – Брайан посмотрел вперёд, туда, где вдали возвышались горы. Трудно было сказать, насколько далеко ещё до них, но в давние времена, когда люди путешествовали в каретах или стирали до крови ягодицы, трясясь на лошадиных спинах, горы, наверное, казались им непреодолимой преградой. У них, вероятно, было намного больше терпения, чем у современного человека, а может быть, меньше разума. Ну, а он в настоящий момент сидел на удобном кресле, и его брат ехал по шоссе, совсем не как по трассе ралли.

* * *

Оказалось, что в Италии хороши не только автогонщики, но и лётчики. Пилот буквально поцеловал взлётно-посадочную полосу, и торможение с пробежкой были прямо-таки нежными. Джек имел слишком большой опыт воздушных путешествий для того, чтобы хоть сколько-нибудь беспокоиться на этот счёт (точно так же безмятежно относился к полётам и его отец), и всё же, как и большинство людей, он ощущал более безопасной пешую ходьбу или поездку на чем-нибудь не по воздуху, а по чему-то более ощутимому – земле или воде. В аэропорту он, как и в Австрии, нашёл такси «Мерседес», водитель которого сносно объяснялся по-английски и знал, как доехать до гостиницы.

Шоссе во всём мире выглядят практически одинаково, и на мгновение Джек даже задумался: где, чёрт возьми, он сейчас находится? Территория вокруг аэропорта, совершенно явно была занята сельскохозяйственными угодьями, крыши домов здесь имели совсем иные очертания, нежели в Америке. Судя по тому, что они были почти плоскими, снегопады здесь являлись большой редкостью. Стояла поздняя весна, и было так тепло, что он мог бы смело переодеться в рубашку с короткими рукавами, но ни жары, ни духоты не чувствовалось.

Однажды он уже побывал в Италии – вместе с отцом во время какого-то официального визита – кажется, какое-то экономическое совещание, – но тогда он повсюду разъезжал на посольской машине. Он не без удовольствия строил из себя принца, отпрыска правящей династии, но лишь в шутку, поскольку никто не учил его такому поведению и отношению к себе, и с тех пор в его памяти сохранились лишь места, которые удалось повидать. Он не имел ни малейшего представления о том, как попасть в любое из этих мест. Это был город Цезаря и множества других имён, принадлежавших людям, оставившим неизгладимый след в истории, поскольку они совершали поступки – хорошие или дурные. Главным образом дурные, потому что память о них сохранялась в истории крепче. И он сам приехал в этот город ради именно такого поступка. «Очень кстати, – сказал он себе, – я об этом вспомнил». Он вовсе не намеревался провозгласить себя арбитром, измерявшим соотношение хорошего и дурного в мире, а всего лишь парнем, выполнявшим работу достаточно двусмысленного сорта для своей страны, и не обладал правом принятия окончательных решений. Быть президентом, как его отец, вовсе не легко и не приятно, несмотря даже на неизмеримую важность этого поста, власть и могущество, сопряжённые с ним. Величина ответственности находится в прямо пропорциональном отношении с уровнем власти, и если у человека есть совесть, пребывание на таком высоком посту должно очень тяжело сказываться на нём. В том, чтобы осуществлять действия, которые другие люди считали необходимыми, присутствовал определённый комфорт. И, напомнил себе Джек, он мог в любой момент сказать «нет», и тогда, какими бы ни оказались последствия, они будут не такими серьёзными. В любом случае – не столь серьёзными, как те вещи, которые делал он и его двоюродные братья.

Улица Виа Витторио Венето производила впечатление делового района, а не места паломничества туристов. Деревья по сторонам выглядели кривобокими. Гостиница оказалась на удивление невысокой. И к тому же не имела роскошного подъезда. Джек расплатился с таксистом и направился внутрь в сопровождении швейцара, взявшего его багаж. Зато внутри вестибюль поражал великолепной резьбой по дереву и чрезвычайной приветливостью обслуживающего персонала. Можно было подумать, что гостеприимство было чем-то вроде олимпийского вида спорта, в котором европейцы соревновались между собой; во всяком случае, кто-то сразу же опять подхватил его вещи и проводил в номер. Там работал кондиционер, и в комнате ощущалась приятная прохлада.

– Прошу прощения, как вас зовут? – спросил Джек у рассыльного.

– Стефано, – ответил тот.

– Вы не знаете, живёт ли в отеле человек по имени Хоукинс. Найджел Хоукинс?

– Англичанин? Да, на вашем этаже, через три двери далеко направо. Это ваш друг?

– Друг моего брата. Пожалуйста, не говорите ему ничего. Может быть, мне удастся его разыграть, – беззаботным тоном попросил Джек, вручая Стефано бумажку в двадцать евро.

– Конечно, синьор.

– Вот и прекрасно. Благодарю вас.

– Prego[99], – ответил тот и поспешил обратно в вестибюль.

Возможно, это нарушение правил проведения разведывательных операций, сказал себе Джек, но раз у них не было фотографии этой птички, значит, нужно получить хоть какое-то представление о том, как он может выглядеть. Сделав это умозаключение, он снял трубку стоявшего на столе телефона и набрал номер.

* * *

– НА ВАШ НОМЕР ПРИШЁЛ ВЫЗОВ, – внушительным баритоном проговорил телефон. После третьего повторения фразы, Брайан вынул аппарат из кармана.

– Да.

Кто, черт побери, может ему звонить? – удивлённо подумал он.

– Альдо, это Джек. Я уже нахожусь в гостинице «Эксельсиор». Если хотите, я могу попытаться забронировать номера и для вас. Тут неплохо. Я думаю, вам, парни, здесь должно понравиться.

– Подожди. – Он положил телефон на колени. – Ты ни за что не поверишь, где поселился наш малыш. – Уточнять ничего не потребовалось.

– Ты шутишь! – ответил Доминик.

– Нисколько. Он хочет знать, нужно ли бронировать для нас номера там же. Что ему сказать?

– Проклятье... – Доминик быстро соображал. – Он ведь у нас что-то вроде стратегической разведки, не так ли?

– По мне, это немного банально, но раз ты так думаешь... – Он снова взял телефон. – Джек, ответ утвердительный, дружище.

– Вот и отлично. Ладно, пойду займусь этим. Если я не перезвоню и не скажу, что ничего не вышло, то приезжайте прямо сюда.

– Понятно, Джек. До встречи.

– Пока, – услышал Брайан и нажал кнопку отключения. – Знаешь, Энцо, мне это кажется не слишком разумным.

– Он уже там. Он находится на месте, и у него есть глаза. Мы всегда сможем дать задний ход, если найдём нужным.

– Да, пожалуй, ты прав. Если верить карте, до туннеля около пяти миль. – Часы на торпеде показывали 4.05. Они шли с хорошим временем, но сейчас, сразу же за городом или деревней под названием Бадгастайн, прямо по курсу возвышалась внушительная гора. Через неё должен проходить туннель. В противном случае пришлось бы сгонять большое стадо коз, чтобы они очистили гору от густо покрывавшей её растительности.

* * *

Джек включил компьютер. Ему потребовалось десять минут, чтобы выяснить, как войти в Интернет через телефонную сеть, но после этого он быстро нашёл почтовый ящик, наполненный предназначенными для него битами и байтами. Там присутствовала и похвала от Грейнджера за успешно проведённую миссию в Вене, хотя он не принимал в ней никакого участия. Но далее шла информация от Белла и Виллса по поводу 56МоНа. Она производила неутешительное впечатление. Пятьдесят шестой был представителем главного штаба плохих парней. Он и сам участвовал в их акциях, и планировал их. В результате одного из проведённых или спланированных им (по всей вероятности) действий совсем недавно в его, Джека, родной стране, в четырех торговых центрах разных городов было убито множество людей, и потому следовало обеспечить этому ублюдку встречу с богом. Никаких более подробных сведений о том, что он собой представляет, хорошо ли подготовлен, насколько умён и опасен, имеет при себе оружие или нет, – информации такого рода, которая была крайне желательна, не имелось, но, закончив чтение расшифрованных программой посланий, он снова зашифровал их и сохранил в папке «АКЦИЯ», чтобы ещё раз изучить в обществе Брайана и Доминика.

* * *

Туннель выглядел так, словно попал сюда из видеоигры. Он уходил все дальше и дальше в бесконечность, но, по крайней мере, в нём не случилось аварии, в результате которой множество машин превратилось в огромную груду охваченного пламенем металлолома, как произошло несколько лет назад в туннеле Монблан между Францией и Швейцарией. После показавшегося почти бесконечным промежутка времени, машина с братьями Карузо выскочила на свет с другой стороны горы. Отсюда открывался вид далеко вперёд и вниз.

– Впереди бензоколонка, – сообщил Брайан. Действительно, через полмили они увидели большой шит с изображением эльфа, а бензобак «Порше» не мешало бы заполнить.

– Отлично. Мне совсем не помешает пописать и потянуться как следует.

Площадка рядом с заправочной станцией оказалась довольно чистой по американским стандартам, и еда здесь была совсем другая – никаких бургеркингов или рой-роджерсов, к которым они привыкли в Виргинии, – и в уборной был полный Ordnung, и бензин продавали литрами, что вводило братьев в заблуждение, пока Доминик не произвёл в уме пересчёт.

– Господи, да они здесь просто грабители!

– Платит компания, не забывай, – успокаивающе заметил Брайан и протянул брату пакетик с печеньем. – Давай-ка двигать, Энцо. Италия ждёт.

– Давай. – Двигатель замурлыкал всеми шестью цилиндрами, и машина вновь выкатилась на автостраду.

– Хорошо было размять ноги, – сказал Доминик, переходя на прямую передачу.

– Да, это бывает полезно, – согласился Брайан. – Если я не ошибаюсь, осталось всего четыреста пятьдесят миль.

– Детская прогулка. Часов шесть, если будет не слишком много заторов. – Доминик поправил тёмные очки и пошевелил плечами. – Остановиться в одной гостинице с объектом... Чёрт возьми...

– Я тоже об этом подумал. Он о нас не знает ни ..., возможно, даже не предполагает, что за ним охотятся. Посуди сам: два сердечных приступа, один в присутствии своего же свидетеля, и несчастный случай на дороге, тоже со свидетелем, которого он знает лично. Да, несчастье, но нет никаких оснований предполагать враждебные действия.

– На его месте я бы начал немного нервничать, – задумчиво произнёс Доминик.

– На его месте... Наверно, он уже нервничает. Если он увидит нас в гостинице, мы окажемся для него какими-то двумя неверными, только и всего. Ну, а мы постараемся залечь и не попадаться лишний раз ему на глаза. Вспомни, Энцо, ни в одной инструкции не говорилось, что наша работа должна быть трудной.

– Надеюсь, что ты прав, Альдо. В торговом центре было достаточно страшно, чтобы тот день отложился у меня в памяти.

– Верно, брат.

В этой части Альпы, возвышавшиеся на севере и западе, были невысоки, но всё же тяжким испытанием было бы преодолевать их пешком, как это делали римские легионеры, считавшие величайшим благом на свете свои знаменитые мощёные дороги. Вероятно, идти по ним было лучше, чем шлёпать по грязи, но всё же не так уж приятно, особенно сгорбившись под тяжестью заплечного мешка, весившего примерно столько же, сколько те рюкзаки, которые его морские пехотинцы таскали в Афганистане, но далеко не такого удобного. Легионеры были крутыми для своего времени ребятами и, вероятно, не так уж сильно отличались от парней, которые сегодня, облачившись в камуфляжные костюмы, занимались воинским трудом. Но пару тысяч лет назад легионеры расправлялись с плохими парнями более решительно. Они убивали их родных, их друзей, их соседей и даже их собак, и, между прочим, именно этому они обязаны немалой частью своей славы. Вряд ли такой подход можно считать практичным в эпоху Си-эн-эн, и, если говорить по правде, мало кто из морских пехотинцев согласился бы принять участие в массовой резне. Но устранять их по одному – очень даже хорошее дело, особенно если ты точно знаешь, что не убиваешь невинных мирных жителей. С другой стороны, оставалась ещё такая мелочь, как само выполнение этой дерьмовой работы. Поистине, было немыслимо жаль, что эти мерзавцы не могли выйти всей толпой на поле боя и помериться силами с достойными противниками, как подобает мужчинам, но ведь террористы, помимо своей извращённой порочности, обладали ещё и твёрдым прагматизмом. Какой смысл мог для них быть в том, чтобы выходить на битву, в ходе которой они окажутся не просто побеждены, а поголовно истреблены, словно овцы на бойне. Но настоящие мужчины собрались бы в войско, обучились и снарядились бы, а затем вышли бы на бой за свои убеждения, вместо того чтобы, как крысы, красться окольными путями с целью загрызть младенца, спящего в колыбели. Даже война имеет общепринятые правила, потому что существуют вещи хуже, чем война, вещи, категорически неприемлемые для людей, носящих военную форму. Солдат не причиняет преднамеренно вреда мирному населению и прилагает все силы, чтобы не сделать этого случайно. Корпус морской пехоты в последнее время тратит много времени, прилагает много сил и вкладывает много денег для подготовки к ведению уличных боев, и едва ли не труднее всего научиться вовремя замечать гражданских жителей, женщин с детскими колясками и не стрелять по ним, даже хорошо зная, что у некоторых из этих женщин рядом с младенцем может лежать автомат и что им больше всего на свете хочется всадить очередь в спину морского пехотинца Соединённых Штатов метров с двух или трех – хотя бы для того, чтобы убедиться, что пули легли куда нужно. Игра по правилам имела свои ограничения. Но для Брайана эти ограничения остались в прошлом. Нет, они с братом участвовали в игре, где правила установил враг, и пока он об этом не узнает, преимущество будет на их стороне.

Сколько жизней они уже спасли, устранив банкира, вербовщика и курьера? Проблема состояла в том, что узнать это было невозможно. Невозможно в принципе. Точно так же они никогда не узнают, что хорошего сделали и много ли жизней спасли, после того, как уберут этого ублюдка 56МоНа. Но невозможность количественно определить эффект вовсе не означает, что этот эффект менее реален, нежели те пули, которыми его брат прикончил детоубийцу в Алабаме. Они делали божеское дело, пусть даже бог не дал им знамения, показывающего своё одобрение.

Трудиться в полях господних, как призывал Фома Аквинский, сказал себе Брайан. Как прекрасны и зелены эти альпийские долины, думал он, пытаясь отыскать взглядом одинокого пастуха. Одалайвее-одалай...

* * *

– Где – там? – спросил Хенли.

– В «Эксельсиоре», – пояснил Рик Белл. – Говорит, что в нескольких шагах от нашего друга.

– По-моему, нашему мальчику нужна небольшая консультация по поводу проведения тайных операций, – мрачно заметил Грейнджер.

– Попробуй взглянуть вот с какой точки зрения, – предложил Белл. – Противной стороне ничего не известно. Парень, моющий полы в коридоре, должен вызывать ничуть не меньше подозрений, чем Джек или близнецы. Они не знают ни имён, ни фактов, ни того, какая организация противостоит им, – чёрт возьми, они даже не знают наверняка, что кто-то выступил против них.

– Все равно, это непрофессионально, – упорствовал Грейнджер. – Если Джек засветится...

– То что? – перебил его Белл. – Да, конечно, я знаю, что я не полевой агент, а всего лишь аналитик, но логически мыслить пока что не разучился. Они не знают и не могут знать ничего о Кампусе. Даже если пятьдесят шесть МоНа начнёт по-настоящему дёргаться, это будет безадресное беспокойство, и, чёрт возьми, ему при его работе так или иначе приходится дёргаться почти всё время. Но ведь нельзя быть тайным агентом и бояться собственной тени, верно? Пока наши люди остаются в тени, им тревожиться не о чём, если только они не совершат какой-нибудь вопиющей глупости, а эти ребятишки далеко не дураки, если, конечно, я не ошибся в их оценке.

На всём протяжении диалога Хенли молча сидел в кресле, переводя взгляд с одного своего помощника на другого. Да, такова участь человека, исполняющего в действительности роль "М" из кинофильмов про Джеймса Бонда. Босс обладает немалыми преимуществами, но занимающему это положение приходилось испытывать и немалые стрессы. Конечно, в депозитном боксе лежал незаполненный, но подписанный бланк президентского помилования, но это вовсе не означало, что ему хоть сколько-нибудь хотелось дать этой бумаге законный ход. После этого он стал бы настолько отверженным, что его нынешнее положение показалось бы совершенно безоблачным, а уж газетчики не оставляли бы его в покое до смертного дня. Вряд ли можно было бы хоть кому-нибудь пожелать такой жизни.

– Так что они не станут переодеваться в гостиничных официантов, чтобы расправиться с ним прямо в номере, – рассуждал вслух Джерри.

– Знаешь, если бы они были настолько безмозглыми, то уже сидели бы в какой-нибудь немецкой тюрьме, – отозвался Грейнджер.

* * *

Пересечение границы Италии оказалось не большей формальностью, чем переезд из Теннесси в Виргинию, что являлось одной из выгод, появившихся после образования Европейского союза. Первым итальянским городом на их пути был Вилльяко, где жители больше походили на немцев, чем сицилийцы на остальных итальянцев. Оттуда им предстояло ехать на юго-запад по шоссе А23. «Нужно быть повнимательнее на перекрёстках, – подумал Доминик, – но в любом случае эти дороги куда лучше, чем те, по которым пришлось ехать участникам Mille Miglia, тысячемильного ралли, проводившегося в 1950-х годах и отменённого из-за слишком большого числа погибших среди зрителей, наблюдавших за гонками с обочин просёлочных дорог». Пейзажи здесь почти не отличались от австрийских, и дома крестьян выглядели почти точно так же. В целом же вся эта местность очень походила на восточную часть Теннесси или западную – Виргинии, с холмами и пасущимися на них коровами, которых, вероятно, доили дважды в день, чтобы кормить детей, живущих по обе стороны границы. Вскоре они доехали до Удине, около Местре свернули на шоссе А4 в направлении Падуи, затем на А13 и ещё через час добрались до Болоньи. Слева возвышались Апеннины, и военная составляющая Брайана содрогалась, глядя на горы, при мысли о многовековых побоищах, происходивших в их ущельях и на плато. Но вскоре урчание в животе отвлекло его от этих мыслей.

– Знаешь, Энцо, в каждом городе, через который мы проезжаем, есть по меньшей мере один хороший ресторан – паста, домашний сыр, телятина по-французски, винные погреба, набитые...

– Я тоже проголодался, Брайан. И меня тоже манит итальянская кухня. Но, к сожалению, у нас есть задание.

– Я только надеюсь, что этот сукин сын стоит того, чтобы ехать целый день впроголодь.

– Рассуждать о причинах – не наше дело, братишка, – заявил Доминик.

– Да, но все равно вторую половину этой фразы можешь засунуть себе в задницу.

Доминик расхохотался. Ему на самом деле тоже очень хотелось есть. И в Мюнхене, и в Вене кормили превосходно, но сейчас они находились в тех местах, где зародилось искусство вкусно готовить. Сам Наполеон возил с собой во всех кампаниях повара-итальянца, и едва ли не вся современная французская кухня создана одним человеком, как порода скаковых лошадей представляет собой прямое потомство арабского жеребца по кличке Эклипс. А он ведь даже не знал имени этого человека. Какая жалость, сказал себе Доминик, обгоняя трейлер, водитель которого, вероятно, знал все лучшие местные забегаловки. Дерьмо.

Они ехали с включёнными фарами – это было непреложным правилом, установленным итальянской Polizia Stradale[100], известной своей суровостью к нарушителям, – на скорости 150 километров в час (это чуть более девяноста миль в час); такая скорость, кажется, нравилась «Порше». Индикатор бензобака показывал двадцать пять с лишним – во всяком случае, так предполагал Доминик. Впрочем, переводить в уме километры и литры в мили и галлоны показалось ему слишком сложным делом, и он опять сосредоточился на дороге. В Болонье они выехали на А1 и покатили на юг, в направлении Флоренции, откуда происходила семья Карузо. Дорога, уходящая на юго-запад, прорезала горы и была не только хорошо построена, но и позволяла любоваться видами.

Объехать Флоренцию оказалось очень непросто. Брайан знал прекрасный ресторан неподалёку от Понте-Веккио – он принадлежал их дальним родственникам, и вина там были bellissima, и еда достойна короля, но до Рима оставалось всего лишь два часа езды. Он не забыл, как поехал туда поездом в своей повседневной зелёной форме, при поясе с портупеей, чтобы показаться родственникам в своём профессиональном обличье, и убедился в том, что итальянцы симпатизируют морским пехотинцам Соединённых Штатов, как и все цивилизованные люди. Ему очень не хотелось потом вновь садиться на поезд и возвращаться в Рим, а оттуда в Неаполь, на свой корабль, но, увы, он был не вправе распоряжаться своим временем.

Точно так же, как и сейчас. По сторонам ведущей на юг дороги то справа, то слева, а то и одновременно по обеим сторонам вновь возникали горы, но на некоторых из дорожных указателей начала попадаться надпись «ROMA», и это было прекрасно.

* * *

Джек обедал в ресторане «Эксельсиора». Пища здесь превосходила все возможные ожидания, и обслуживающий персонал отнёсся к нему, как к давно не появлявшемуся любимому родственнику. Единственный недостаток заключался в том, что почти все курили. Что ж, возможно, Италия ещё не узнала, что курение опасно не только для самих курильщиков, но и для тех, кто вынужден вдыхать их дым. Он вырос, очень часто слыша об этом от матери – она постоянно напоминала об этом отцу, который так же постоянно предпринимал попытки раз и навсегда отказаться от этой вредной привычки, но так и не преуспел в этом.

Ел он не спеша. Только салат здесь был обычным. Даже итальянцы не смогли изменить латук, хотя добавили к нему какие-то немыслимые чудеса. Он занял столик в углу, чтобы хорошо видеть зал. Остальные обедавшие выглядели так же обычно, как и он сам. Все были хорошо одеты. В проспекте отеля, лежавшем на столе в его номере, ничего не говорилось о том, что в ресторан полагается приходить при галстуке, но Джек все же решил повязать его – как-никак Италия являлась всемирным центром моды. Он рассчитывал, если время позволит, купить себе здесь костюм. Одновременно с ним обедало человек тридцать-сорок. Джек сразу отмёл тех, кто сидел с жёнами. Ему был нужен человек лет тридцати, обедающий в одиночестве и зарегистрированный под именем Найджела Хоукинса. Этим вся информация исчерпывалась.

Этот человек, решил он, не должен походить на араба. И такой нашёлся. Итак, что же делать теперь? И нужно ли ему делать что-нибудь вообще? Чем он может навредить делу, если, конечно, не выдаст своей принадлежности к разведке?

Но... зачем рисковать без необходимости? – спросил он себя. – Почему бы мне не вести себя спокойно?

И с этой мыслью, он отступил, по крайней мере мысленно. Лучше будет установить личность этого парня как-нибудь иначе.

* * *

Рим и в самом деле замечательный город, сказал себе Мохаммед Хассан аль-Дин. Он частенько подумывал о том, чтобы снять здесь квартиру или даже дом. Скажем, в еврейском квартале; в той части города имелись прекрасные кошерные рестораны, где можно было без всякого сомнения заказывать любой пункт меню. Однажды он даже ходил смотреть квартиру на Пиацца Кампо ди Фиори, но, хотя цена – даже завышенная, поскольку клиентом был турист, – оказалась вполне умеренной, мысль о том, что он будет привязан к одному месту, тогда отпугнула его. При его роде занятий лучше сохранять мобильность. Враги не нападут на того, кого не могут найти. Он и так уже пошёл на непростительный риск, когда убил того еврея, Гринголда. Эмир самолично жестоко выбранил его за это развлечение и приказал никогда впредь не повторять ничего подобного. «Что, если Моссаду удастся заполучить твой портрет? О какой ценности для Организации можно будет в таком случае говорить?» – сердито выговаривал ему Эмир. А ведь этот человек славился своим необузданным нравом. Потому хватит. Он даже не носил с собой нож, но всегда держал его на почётном месте в бритвенном приборе, откуда всегда мог вынуть его и посмотреть на следы еврейской крови, засохшие на складном лезвии.

Поэтому, находясь в этот раз в Риме, он жил здесь. На следующий раз – после поездки домой – он поселится в другой гостинице, возможно, в той, что рядом с фонтаном Треви, думал он, хотя нынешнее местоположение больше устраивало его. И пища. Что можно сказать: итальянская пища просто превосходна и, на его вкус, несравненно лучше того, что готовят в том соседнем с Лондоном графстве, где он родился. Баранина изумительная, если есть её не слишком часто. К тому же, здесь люди не смотрели на тебя, как на изменника вере, если ты позволял себе выпить маленький глоток вина. Ему вдруг пришёл в голову вопрос: позволял ли его тёзка Мохаммед верующим сознательно употреблять спиртные напитки, сделанные из мёда, или же просто не знал о существовании такой вещи, как мёд. Он пробовал такой напиток, когда учился в Кембриджском университете, и решил, что употреблять его может лишь человек, отчаянно желающий поскорее напиться допьяна, а уж о том, чтобы пить такую гадость ночь напролёт, страшно и подумать. Получается, что Мохаммед вовсе не был безупречен.

А уж он сам – тем более, напомнил себе террорист. Ему удалось сделать несколько важных вещей во имя истинной веры, и потому он имел право на мелкие отклонения от истинного пути. В конце концов, давно известно: с волками жить – по-волчьи выть. Подошёл официант, чтобы убрать тарелки, и Мохаммед решил отказаться от десерта. Раз уж он продолжал выдавать себя за английского бизнесмена, значит, нужно следить за фигурой, чтобы костюмы от «Бриони» были впору. Поэтому он поднялся из-за стола и направился в вестибюль, к лифтам.

* * *

Райан подумал, не выпить ли рюмочку на ночь, но решил воздержаться и вышел из ресторана. Возле лифтов уже кто-то был, и в лифт незнакомец вошёл первым. Они случайно встретились взглядами, впрочем, Райан тут же протянул руку, чтобы нажать кнопку третьего этажа, но увидел, что она уже светится. Значит, этот хорошо одетый британец – он выглядел типичным англичанином, – живёт с ним на одном этаже...

...Ну, разве не интересно?

Через несколько секунд кабина остановилась, и двери раздвинулись.

«Эксельсиор» размещался в не очень высоком, но вытянутом здании, коридоры здесь были длинные, и мужчина из лифта направился туда же, куда нужно было и Джеку. Райан замедлил шаг, чтобы не наступать ему на пятки. Англичанин миновал номер Джека и пошёл дальше... одна... две... возле третьей двери он остановился и оглянулся. Потом взглянул на Райана, возможно, заподозрив, что тот следит за ним. Но Джек тоже остановился, вынул из кармана свой собственный ключ и, снова взглянув на англичанина, небрежно, как незнакомец незнакомцу, бросил:

– Доброй ночи.

– И вам, сэр, – последовал ответ на очень правильном английском языке.

Джек вошёл в комнату, думая, что ему уже доводилось слышать этот акцент прежде... у британских дипломатов, которых он встречал в Белом доме или во время поездок в Лондон с папой. Это была речь обладателя наследственного поместья, или же человека, собирающегося купить поместье, когда наступит подходящее время, или человека, имеющего в банке более чем солидный вклад, словом, всего того, что позволяло претендовать на титул пэра королевства. Человек с бело-розовой, лишь слегка тронутой загаром кожей типичного англичанина, акцентом, выдающим принадлежность к высшему обществу...

...И он зарегистрировался под именем Найджела Хоукинса.

– А ведь одно из твоих электронных писем, приятель, пришло ко мне, – прошептал Джек, глядя на лежавший на полу ковёр. – Сукин ты сын.

* * *

Отцы города Рима, скорее всего, не были женаты на его матерях и потому не знали ни черта о том, как организовывать жизнь и, в частности, движение в городе, думал Брайан, отыскивая при помощи карты путь к улице Виа Витторио Венето. Поездка по городу отняла у них почти час. Когда машина въехала в проем, бывший некогда воротами в городских стенах, выстроенных для защиты города от приближавшихся войск Ганнибала Барки, он решил было, что они уже на месте, но после нескольких поворотов налево и направо братья поняли: в Риме улицы с одним и тем же названием далеко не всегда идут прямо. В результате они, описав круг у Палаццо Маргерита, все же сумели выбраться к «Эксельсиору», после чего Доминик заявил, что не желает в ближайшие несколько дней даже и слышать о том, чтобы сесть за руль. Через три минуты после приезда их вещи покинули багажник, а они сами оказались возле стола портье.

– Синьор Райан оставил для вас просьбу позвонить ему, как только вы приедете. Ваши комнаты – по соседству с ним, – сообщил портье и тут же подозвал посыльного, который проводил их к лифту.

– Да, ты долго просидел за рулём, что и говорить, – сказал Брайан, прислонившись к облицованной панелями стенке.

– Конечно, а то я сам не заметил! – шутливо огрызнулся Доминик.

– Я хочу сказать, что ты любишь быстрые автомобили и решительных женщин, но как насчёт того, чтобы в следующий раз отправиться в путешествие на чёртовом авиалайнере? Вдруг тебе удастся сговориться со стюардессой, а?

– Ну, ты скажешь, кувшиноголовый! – Эта реплика сопровождалась широким зевком.

– Сюда, синьоры, – указал широким взмахом руки посыльный.

– Господин, который для нас оставил сообщение... где он?

– Синьор Райан? Здесь, в этом номере, – кивнул головой на дверь посыльный.

– Очень удачно, – сказал Доминик и вдруг вспомнил что-то еше. Он позволил ввести себя в комнату, затем раскрылась дверь, соединявшая его номер с номером Брайана, он дал посыльному щедрые чаевые, и тот ушёл. После этого он вынул из кармана записку и набрал номер.

* * *

– Привет!

– Мы через стенку от тебя, дурень. Что новенького? – спросил Брайан.

– Две комнаты?

– А как же.

– Угадай, кто живёт через стенку от вас?

– Лучше ты сам расскажи.

– Один англичанин, мистер Найджел Хоукинс, – сообщил Джек своему кузену и сделал паузу, ожидая реакции. – Ну, что, поговорим?

– Топай сюда, малыш.

Джек появился через несколько секунд.

– Как поездка? Прошла приятно? – спросил он.

Доминик налил себе почти полный стакан вина из бутылочки, стоявшей в мини-баре.

– Очень уж долго.

– И ты всё время сидел за рулём?

– Конечно, я же хотел попасть в Рим живым, дружище.

– Кончай выпендриваться, индюк! – рявкнул Брайан. – Он думал, что водить «Порше» то же самое, что заниматься сексом, а может, и лучше.

– Конечно, если ты мастер своего дела. Но ведь даже от секса можно здорово устать. Ладно, – Доминик поставил стакан на стол. – Ты говорил...

– Да, здесь. – Джек указал на стену. И поднёс палец к глазу, дескать, я видел поганца. Братья в ответ кивнули. – Что ж, парни, сейчас вам будет полезно поспать. Я позвоню вам завтра утром, тогда и обсудим наши планы. Лады?

– Лады, – согласился Брайан. – Позвони часов в девять, хорошо?

– Можешь не сомневаться. Пока. – И Джек вышел за дверь. Через несколько минут он уже сидел за своим компьютером. И тут его осенило. Ведь среди постояльцев гостиницы не только он пользовался ноутбуком, верно? Нельзя ли извлечь из этого пользу?..

* * *

Восемь часов наступили раньше, чем ему хотелось бы. Впрочем, Мохаммед уже успел подняться и с ясными глазами и, фигурально выражаясь, хвостом трубой сел за компьютер проверить электронную почту. Махмуд прибыл в Рим этой ночью, и в почтовом ящике 56МоНа имелось письмо от Gadfly097, в котором тот просил указать место встречи.

Мохаммед немного подумал и решил дать выход своему чувству юмора.

«Ресторан „Джованни“, Пьяцца Ди Спанья,

– написал он, —

13.30. Соблюдай все меры предосторожности».

Этими словами он напоминал, что нужно не забывать о контрнаблюдении. Подозревать, что за смертями трех агентов стоят какие-то злонамеренные действия, у него не было никаких оснований, но он, при его роде занятий, не дожил бы до тридцати одного года, если бы был глупцом. По его мнению, он умел отличать безопасное от опасного. Ему удалось убрать Дэвида Гринголда шесть недель назад, потому что еврей не распознал двойной игры, даже когда его укусили в задницу – ну, пусть не в задницу, а в шею сзади, уточнил Мохаммед с жестокой улыбкой, вспомнив тот момент во всех подробностях. Может быть, ему стоит снова начать носить с собой нож – просто на счастье? Многие его коллеги по работе верят в удачу, как, например, спортсмены. Возможно, Эмир был прав. Убийство офицера Моссада оказалось совершенно ненужным риском, поскольку после него враги активизировались. А врагов у Организации много, даже среди тех, кто не знал, что она из себя представляет и что она вообще существует. Лучше всего было бы оставаться для неверных простой тенью... тенью в тёмной комнате, невидимой и никому не известной. Моссад ненавидели даже его партнёры, но эта ненависть проистекала из страха. Евреи были чудовищами. Они были злокозненными и бесконечно умными. А кто мог сказать, сколько им известно от предателей-арабов, купленных за американские деньги? В Организации не было даже и намёка на предательство, но он помнил слова Юрия, русского офицера из КГБ: «Предать могут только те, кому веришь». Убив русского так быстро, они, пожалуй, допустили ошибку. Он был опытным старшим офицером, большая часть карьеры которого прошла в Европе и Америке, и, вероятно, у него был почти бесконечный запас историй, каждая из которых могла послужить уроком на будущее. Мохаммед не забыл разговоров с ним, не забыл, какое сильное впечатление произвели на него его опыт и широта суждений. Инстинкт – полезная вещь, но инстинкт так часто попадает под влияние необузданной паранойи, что становится сродни душевной болезни. Юрий чрезвычайно подробно объяснял, как разбираться в людях, как суметь отличить профессионала от безопасного гражданского. Он мог бы рассказать ещё много полезного, если бы не 9-миллиметровая пуля, которую всадили ему в затылок. Это, кстати, явилось грубым нарушением замечательных и очень строгих правил гостеприимства, установленных пророком. Если человек ест твою соль, то будь он даже из неверных, он будет в безопасности в твоём доме. Что ж, Эмир нарушил это установление, совершенно неубедительно объяснив, что он, дескать, атеист и потому не обязан подчиняться закону.

Но всё же несколько уроков русского Мохаммед усвоил. Все его электронные письма были зашифрованы лучшей из существующих программ, индивидуально настроенной на его компьютер; поэтому его корреспонденцию не мог прочитать никто посторонний. Поэтому его связь была безопасной. Он совершенно не походил на араба. У него не было ни тени арабского акцента. И одевался он совершенно не по-арабски. Во всех гостиницах, где он останавливался, отлично знали, что он пьёт спиртное, тогда как мусульмане не пьют ни капли. Значит, ему ничто не угрожало. Ладно, пусть даже Моссад догадывается, что эту свинью Гринголда убил кто-то, с обликом, нетипичным для их врагов, но он был уверен в том, его фотографии у них нет, и, если только его не предаст тот человек, которого он нанял, чтобы морочить голову дураку-еврею, они не будут иметь ни малейшего представления о том, кто он и что собой представляет. Юрий предупреждал его, что хотя все знать невозможно, но и чрезмерная готовность поддаться паранойе может вызвать подозрения у случайного или неслучайного «хвоста», поскольку профессиональные разведчики знают такие уловки, какие обычному человеку не придут в голову, и противник при более или менее внимательном наблюдении должен обратить внимание на того, кто ими пользуется.

Все равно что точка на ободе огромного непрерывно катяшегося колеса – всегда возвращается в то же самое место и движется по одному и тому же кругу, ни на мгновение не останавливаясь, но и не сходя с раз и навсегда заданного пути. Великое колесо... а он был всего лишь винтиком, и в чём заключалась его функция – помогать колесу катиться или заставить его затормозить, – он на самом деле не знал.

– А-а!.. – Он встряхнул головой, отгоняя ненужную мысль. Он вовсе не был просто винтиком. Он был одним из двигателей. Возможно, не самым большим, но всё же важным, потому что, хотя великое колесо могло бы катиться и без него, оно не сможет делать это так быстро и уверенно, как сейчас. И, если богу будет угодно, он продолжит поддерживать его движение, пока оно не сокрушит его врагов, врагов Эмира и врагов самого Аллаха.

После этого он отправил сообщение Gadfly097 и позвонил, чтобы ему принесли кофе.

* * *

Рик Белл распорядился, чтобы его команда находилась у компьютеров круглосуточно. Странно, что Кампус не сделал этого с самого начала, но лучше поздно, чем никогда. Кампус учился по ходу дела, как и все остальные, располагавшиеся по обеим сторонам линии фронта. В настоящее время дежурил Тони Виллс, выбравший себе смену с учётом шестичасовой разницы во времени между Центральной Европой и Восточным берегом Америки. Виртуозно владея всеми тонкостями работы с компьютером, он получил сообщение от 56 к 097 через пять минут после его отправки и немедленно переправил его Джеку.

На осмысление полученного сообщения Райану-младшему потребовалось не больше секунд, чем Виллсу на отправку. Они знали свой объект, а теперь знали, куда он намеревается пойти, и все складывалось наилучшим образом. Джек поднял трубку телефона.

– Вы уже проснулись? – услышал Брайан.

– Лично я теперь проснулся! – рявкнул он в ответ. – В чём дело?

– Приходи ко мне пить кофе. И захвати Дома с собой.

– Слушаюсь, сэр! Будет исполнено, сэр. – И трубка легла на рычаг.

* * *

– Утро не может быть добрым, – проворчал Доминик в ответ на приветствие. Его глаза можно было сравнить разве что с жёлтыми пятнами, оставленными струйкой мочи в осевшем и покрытом пылью снегу.

– Если хочешь утром взлететь с орлами, приятель, то не валяйся ночью со свиньями. Возьми себя в руки. Я заказал кофе.

– Спасибо. Итак, что у нас происходит?

Вместо ответа Джек указал на экран своего компьютера. Братья подошли и, склонившись, прочли короткий текст.

– Что это за парень? – спросил Доминик, думая про себя: «Gadfty097 – что это может значить?»

– Он тоже приехал вчера из Вены.

«Не мог ли он находиться где-нибудь на той стороне улицы? – задумался Брайан. А следующей мыслью было: – Не разглядел ли он моё лицо?»

– Что ж, полагаю, что нужно браться за дела, – сказал он, взглянув на Дома, который вместо ответа поднял вверх оба больших пальца.

Через несколько минут принесли кофе. Джек разлил его по чашкам. Кофе оказался с гущей, приготовленным, что называется, по-турецки, но при этом хуже даже того, какой варят в Турции. Однако лучше, чем ничего. О своей акции они не говорили. Их подготовки, какой бы сокращённой она ни была, хватало на то, чтобы не обсуждать дела в помещении, не проверенном на предмет «жучков» – для этого у них не было соответствующего оборудования, да они и не знали, как это делается.

Джек залпом выпил свой кофе и направился в душ. Там с потолка свисала красная цепочка, за которую, по всей вероятности, следовало потянуть в случае сердечного приступа, но он чувствовал себя вполне прилично и не стал проверять, действует эта сигнализация или нет. Он, правда, не был уверен в Доминике, не успевшем отойти после вчерашнего автопробега и казавшемся размазанным, словно лужица кошачьей блевотины на ковре, на которую к тому же наступили башмаком. С ним самим душ сотворил чудо, и он вернулся в гостиную чисто выбритым, розовым, благоухающим лосьонами и готовым к любым подвигам.

– Еда в здешнем ресторане вполне приличная, а вот насчёт кофе я не уверен, – объявил он.

– Не уверен – это ещё мягко сказано. Господи, я готов держать пари, что на Кубе кофе и то лучше, – откликнулся Брайан. – Что там Куба, даже кофе из сухого пайка, и то лучше.

– Никто не идеален, Альдо, – заметил Доминик. Но ему поданный кофе тоже не понравился.

– Так что, через полчаса внизу? – спросил Джек. Ему для полной готовности хватило бы трех минут.

– Если меня там не будет, вызывай «Скорую», – простонал Энцо, направляясь к двери. Он очень надеялся, что боги душа окажутся милосердными к нему сегодня утром. «Где же справедливость? – рассуждал он про себя. – Понимаю, что похмелье может быть с перепоя, но чтобы от вождения машины?!»

Но тридцать минут спустя все трое встретились в вестибюле, аккуратно одетые и в тёмных очках, предназначенных для защиты глаз от яркого итальянского солнца, сиявшего снаружи. Доминик спросил у швейцара, куда им идти, а тот указал на улицу Виа Систина, проходящую мимо церкви Троицы – Тринита деи Монти. Лестница, высотой футов в восемьдесят, начиналась на противоположной стороне улицы. Рядом находился эскалатор, обслуживающий станцию метро, но никто из троих молодых людей не видел никаких затруднений в том, чтобы спуститься пешком. Зато всех троих изумляло, что в Риме церкви попадались чуть ли не чаще, чем в Нью-Йорке – кондитерские. Прогулка по лестнице оказалась приятной. Она могла бы показаться поистине романтической, если бы молодые люди вели под ручку подходящих девушек. Лестница была спроектирована архитектором Франческо Де Санктисом таким образом, чтобы следовать рельефу склона холма, и служила местом ежегодной феерии моды Донна соте ле Стелле. Внизу красовался фонтан с лежавшей в бассейне мраморной лодкой, символизирующей Всемирный потоп, во время которого от такого тяжёлого судна было бы мало толку. Piazza[101], образованная пересечением всего лишь двух улиц, получила своё название от находившегося здесь посольства Испании при папском дворе. Собственно площадь оказалась очень небольшой – меньше, чем даже лондонская Таймс-сквер, – но на ней кипела бурная жизнь, ехало множество автомашин, спешило множество пешеходов, благодаря чему переход через эту площадь превращался в достаточно рискованное мероприятие.

Ресторан «Джованни» располагался на западной стороне площади, в непримечательном кирпичном здании, выкрашенном кремово-жёлтой краской. На тротуаре стояли столики, окружённые стульями и удобными с виду диванчиками. В здании находился бар; все его посетители курили, в том числе и полицейский, склонившийся над чашкой кофе. Доминик и Брайан вошли, осмотрелись внутри и снаружи и вернулись к уличным столикам.

– У нас в запасе три часа, парни, – заметил Брайан. – Что будем делать?

– Хорошо бы нам вернуться сюда... Когда? – спросил Джек.

Доминик посмотрел на часы.

– Наш друг должен прийти сюда примерно к половине второго. Полагаю, что нам стоит сесть за столик, скажем, без четверти час и посмотреть, как будут развиваться события. Джек, ты сможешь узнать его?

– Вне всяких сомнений, – заверил Джек.

– В таком случае, думаю, нам стоило бы пару часов погулять. Я был здесь почти два года назад. Тут хорошие магазины.

– Если не ошибаюсь, это магазин «Бриони», – сказал Джек, указывая в сторону.

– Похоже на то, – ответил Брайан. – Прогулка по магазинам нисколько не повредит нашей работе.

– В таком случае пошли. – У него никогда ещё не было итальянского костюма. Было несколько английских, купленных в Лондоне, на Севил-род, 10. Почему бы не попробовать купить костюм? Жизнь тайного агента – это сплошное безумие, думал он. Они пришли сюда, чтобы убить террориста, но перед этим пройдутся по магазинам верхней одежды. Даже женщины не повели бы себя так... пожалуй, только ради обуви...

Как выяснилось, совсем рядом, на Виа дель Бабуино – улице Бабуинов, – были представлены магазины всевозможных товаров, и у Джека хватило времени, чтобы зайти в большинство из них. Италия действительно являлась всемирной столицей моды, так что он примерил лёгкий серый шёлковый пиджак спортивного типа, который сидел на нём так, будто был сшит портным на заказ, и тут же купил его за восемьсот евро. После этого ему пришлось ходить уже с полиэтиленовым пакетом – какое замечательное прикрытие! Разве хоть один тайный агент станет связывать себе руки ненужным барахлом?

* * *

Мохаммед Хассан вышел из гостиницы в 12.15 и отправился тем же маршрутом, которым близнецы прошли двумя часами ранее. Он хорошо знал эту дорогу. Именно по ней он шёл, чтобы убить Гринголда; эта мысль подействовала на него умиротворяюще. Стоял прекрасный, солнечный день, тёплый – около 30 градусов Цельсия, но не жаркий.

Такие дни любят американские туристы. Христиане. Американские евреи едут в Израиль, чтобы там плевать на арабов. Так что здесь из неверных были одни только христиане, глазеющие по сторонам, щёлкающие фотоаппаратами и покупающие шмотки. Что ж, он тоже покупал костюмы здесь. Совсем рядом с Пьяцца ди Спанья имелся магазин «Бриони». Один из продавцов, Антонио, всегда старался угодить ему и зарабатывал хорошие чаевые. Но Мохаммед тоже принадлежал к торговой культуре и знал, что усердие в торговле не может служить причиной презрения к человеку.

Наступило время для полуденной трапезы, и ресторан «Джованни» был не хуже любого римского ресторана, и даже лучше большинства. Его обычный официант узнал постоянного посетителя и указал на любимый столик справа под навесом.

* * *

– Вот и наш мальчик, – сказал Джек, взмахнув рукой со стаканом, как будто что-то объяснял. Три американца наблюдали, как официант принёс новому посетителю воды «Пеллегрино» и стакан со льдом. Не так уж часто можно увидеть лёд в Европе, где люди привыкли думать, что он годится только для того, чтобы ходить на лыжах или кататься на коньках, но, по-видимому, 56МоНа любил холодную воду. Джеку с его места было удобнее всего посматривать на террориста. – Интересно, что он любит на ленч?

– Осуждённому полагается хороший последний обед, – заметил Доминик. Если, конечно, речь идёт не о том извращенце из Алабамы. У него наверняка оказался бы никудышный вкус. Потом он подумал, что интересно бы узнать, что подают к ленчу в аду. – Его гость должен появиться в час тридцать, верно?

– Верно. Пятьдесят шестой велел ему соблюдать осторожность. Это, скорее всего, должно означать: проверяйся, нет ли «хвоста».

– Что, если он нервничает из-за нас? – невинно произнёс Брайан.

– Что ж, – отозвался Джек, – у них в последнее время случилось несколько неудач.

– Тебе нужно было бы попытаться отгадать, что он думает, – сказал Доминик. Он откинулся на спинку стула и потянулся, кинув как будто случайный взгляд на свой объект. В пиджаке и при галстуке было жарковато, но они должны были походить на бизнесменов, а не на туристов. Теперь он задумался, достаточно ли хорошим прикрытием служила выбранная ими роль. Всё-таки следовало принять в расчёт и температуру воздуха.

Интересно, он потеет из-за жары или же из-за того, что ему предстоит сделать через несколько минут? Ни в Лондоне, ни в Мюнхене, ни в Вене он не испытывал такого сильного напряжения. Или испытывал? Нет, всё-таки нет. Но здесь больше народу... нет, в Лондоне народу было больше. Или же меньше?

Прогнозы бывают удачными и неудачными. На сей раз оказалось, что его прогноз относился ко второй категории. Официант с подносом, уставленным бокалами с кьянти, споткнулся об огромную ножищу женщины из Чикаго, приехавшую в Рим, чтобы посмотреть, как и где жили её предки. Поднос пролетел мимо стола, а бокалы оказались на коленях у обоих близнецов. А они, по случаю жары, надели светлые костюмы...

– Вот, дерьмо! – выругался Доминик. Его брюки от «Брукс бразерз» цвета бисквита сразу стали выглядеть так, будто ему всадили прямо в пах заряд крупной дроби. А у Брайана вид был ещё хуже.

Официант был безутешен.

– Scusi, scusi, signori![102] – испуганно повторял он. Но поделать уже ничего было нельзя. Он забормотал, что сейчас отправит их одежду в химчистку. А Дом и Брайан молча смотрели друг на друга. В этот миг нетрудно было поверить, что на них легло клеймо Каина.

– Ладно, все нормально, – сказал Доминик по-английски. Шок выбил из его памяти все итальянские ругательства. – Никто не умер. – От салфеток не могло быть никакого толку. Возможно, помогла бы хорошая химчистка; она наверняка имелась в «Эксельсиоре» или хотя бы по соседству. Несколько человек рассматривали его – кто сочувственно, кто с трудом сдерживая смех. Значит, его лицо и его одежду запомнили. Когда же убитый горем официант с позором отступил, агент ФБР повернулся к брату:

– Ну, и что мы будем делать?

– Я выведен из строя к чертям собачьим, – ответил Брайан. – Случайность обернулась не в нашу пользу, капитан Кирк.

– Огромное спасибо, что сказал, Спок[103], – вполголоса прорычал Дом.

– Эй, но я-то здесь, вы не забыли? – сказал Джек, обращаясь к обоим.

– Малыш, ты не можешь...

Но Джек перебил Брайана.

– Какого черта, почему нет? – негромко спросил он. – Разве это так уж трудно?

– Ты не готовился, – возразил Доминик.

– Но это же не игра в гольф на турнире мастеров, не так ли?

– Ну... – подал голос Брайан и умолк, так ничего и не сказав.

– Так что? – с напором спросил Джек.

Доминик вытащил авторучку из кармана пиджака и вручил двоюродному брату.

– Поверни наконечник и ткни ему в задницу. Понял?

– Всё пройдёт нормально, – проговорил Энцо. – Только, ради Христа, будь осторожен.

* * *

Часы показывали 1.21. Мохаммед Хассан допил стакан воды и налил второй. Скоро появится Махмуд. Пожалуй, будет неправильно прерывать довольно важный разговор. Он пожал плечами, отвечая собственным мыслям, поднялся и направился в мужскую уборную, вызывавшую у него такие приятные воспоминания.

* * *

– Ты уверен, что хочешь это сделать? – спросил Брайан.

– Он плохой парень, не так ли? Через сколько времени эта пакость подействует?

– Секунд через тридцать. Джек, думай головой. Если увидишь, что что-то не так, разворачивайся, и пускай себе идёт, – сказал Доминик. – Это тебе не гребаные игрушки, дружище.

– Я думаю... – Чёрт возьми, папа ведь делал это и, возможно, не один раз, – сказал он себе. Только для того, чтобы удостовериться, что идёт правильно, он перехватил официанта, спросил, где мужская уборная, и отправился в том направлении, куда тот указал.

Он оказался перед обычной деревянной дверью с табличкой-символом, а не надписью, что свидетельствовало о том, что клиентуру «Джованни» составляют посетители со всего мира. Что, если он там будет не один? – спросил он себя. – Тогда ты поступишь, балда, как сказал Доминик: уйдёшь и отпустишь его. Ладно...

Он открыл дверь и вошёл, и там действительно оказался посторонний человек. Он стоял и сушил руки под тепловентилятором. Но он почти сразу же вышел, и Райан остался наедине с 56МоНа, который только что застегнул «молнию» и начал отворачиваться от писсуара. Джек вынул из внутреннего кармана пиджака авторучку и повернул наконечник. Появилось иридиевое жало шприца. Подавив, как не самое уместное, инстинктивное желание проверить острие пальцем, он шагнул вперёд, поравнялся с хорошо одетым мужчиной немного старше, чем он сам, и затем, как ему было сказано, опустил руку и ткнул террориста в левую ягодицу. Он ожидал услышать шипение газа, но не услышал ничего.

Мохаммед Хассан аль-Дин чуть не подпрыгнул, почувствовав не то укол, не то укус в зад, и, обернувшись, увидел рядом с собой самого обычного молодого человека. Постой-постой, он же видел это лицо в гостинице...

– О, извините, дружище, я толкнул вас.

Произнесённые им слова зажгли в сознании Мохаммеда сигнал тревоги. Этот человек был американцем, он толкнул его, и он почувствовал укол в ягодицу, и...

И здесь, именно здесь, он сам убил еврея...

– Кто вы такой?

Джек отсчитал секунд пятнадцать. Он чувствовал, что должен открыть этому мерзавцу правду.

– Я тот, кто только что убил вас, пятьдесят шесть МоНа, – ответил он вполголоса.

Лицо мужчины сразу же переменилось, сделавшись диким и опасным. Его правая рука метнулась в карман, выхватила нож, и внезапно все приключение утратило свою привлекательность.

Джек инстинктивно отпрыгнул назад. Лицо террориста теперь представляло собой маску смерти. Он открыл складной нож и поднял его, целясь в горло Джека. Потом он сделал полшага вперёд и...

Нож выпал из его руки. Он изумлённо, не веря своим глазам, посмотрел на руку, затем оглянулся назад...

...Вернее, попытался это сделать. Поскольку не смог повернуть голову. Его ноги вдруг ослабли. Он резко осел на пол, больно ударившись коленями о кафельный пол. А потом упал вперёд, но его, помимо воли, развернуло через левый бок, и теперь он лежал навзничь, глядя на ту самую металлическую пластину, приклеенную к основанию писсуара, откуда Гринголд хотел взять пакет с магнитом, перед тем как, и...

– Привет из Америки, пятьдесят шесть МоНа. Ты связался с офигенно нехорошими людьми. Я надеюсь, что тебе понравится в аду, приятель.

Боковым зрением Мохаммед видел, как высокий силуэт передвинулся к выходу, затем, судя по появлению и исчезновению пятна света, дверь открылась и закрылась.

В коридоре Райан остановился и решил вернуться. Рядом с рукой парня лежал нож. Он вынул из кармана носовой платок, взял нож и подсунул его под тело. «Лучше с ним не светиться», – подумал он. Он поспешно запустил руку в карман брюк террориста и сразу нащупал то, что искал. А потом торопливо вышел. Ужаснее всего было то, что он почувствовал почти непреодолимое желание помочиться, и пошёл очень быстрым шагом, чтобы подавить внезапный позыв. Через несколько секунд он уже сидел на своём месте за столом.

– Все прошло хорошо, – сказал он близнецам. – Я думаю, что вас, парни, стоит поскорее доставить в гостиницу. Вы со мной согласны? Мне нужно будет сделать ещё кое-что. Поднимайтесь! – скомандовал он.

У Доминика осталось вполне достаточно евро, чтобы расплатиться за то, что они съели, и ещё оставить на чай. Неуклюжий официант побежал было за ними, предлагая заплатить за чистку одежды, но Брайан, широко улыбаясь, уговорил его вернуться, и все трое перешли Пьяцца ди Спанья. Здесь они поднялись ко входу в церковь и, пройдя по улице, вернулись в гостиницу. Вся дорога заняла около восьми минут, но и этот короткий промежуток времени близнецам, чувствовавшим себя ужасно глупо с красными винными пятнами на брюках, показался томительно долгим.

Портье сразу же заметил непорядок и спросил, нужна ли уважаемым гостям помощь.

– Да, было бы хорошо, если бы вы прислали кого-нибудь к нам в номера, – ответил Брайан.

– Конечно, синьоры. Через пять минут.

Лифт, по их мнению, не должен был прослушиваться.

– Ну, что? – спросил Доминик.

– Не только он, но ещё и это, – ответил Джек, показывая ключ от номера – точно такой же, как те, что были у них троих.

– Это ещё зачем?

– У него же есть компьютер, ты не забыл?

– О, да.

Войдя в номер МоНа, они увидели, что там уже убрали. Джек бросился к себе в номер и принёс свой ноутбук и внешний дисковод FireWire, которым пользовался. На нём было десять гигабайт пустого места, которых, по его мнению, должно было хватить. Вернувшись в комнату своей жертвы, он присоединил кабель к порту и включил компьютер «Делл», которым пользовался Мохаммед Хассан. Для поисков у него не было времени. Воспользовавшись тем, что на обоих компьютерах стояли одинаковые операционные системы, он полностью перекачал все данные на свой дисковод. На это потребовалось шесть минут, а затем он тщательно вытер все носовым платком и вышел из комнаты, не забыв вытереть и дверную ручку. Выйдя в коридор, он увидел спину служащего гостиницы, удалявшегося с залитым вином костюмом Доминика.

– Ну? – спросил Доминик.

– Готово. Парни, оставшиеся дома, будут очень рады, когда получат это. – Он поднял в руке FireWire-дисковод.

– Отличная мысль, дружище. И что теперь?

– Теперь я должен лететь домой, братцы. Отправьте туда письмишко от моего имени, ладно?

– Хорошо, малыш, будет сделано.

Джек сложил вещи и позвонил в бюро обслуживания, где ему сообщили, что есть довольно удобный рейс из аэропорта Да Винчи в Лондон, где он сможет пересесть на самолёт в вашингтонский аэропорт Даллеса, но ему нужно поспешить. Так он и сделал, и через девяносто минут авиалайнер, в котором он сидел на месте 2А, оторвался от взлётной полосы.

* * *

К приезду полиции Махмуд уже находился в ресторане. Когда каталку с трупом вывезли из мужской уборной, он узнал лицо своего соратника и был ошеломлён. Ему, правда, не было известно, что полиция нашла на полу нож, на котором виднелись следы крови. Ножу предстояло поступить в криминалистический центр, где имелась лаборатория генетического анализа, персонал которой прошёл подготовку в соответствующем подразделении лондонской столичной полиции, у всемирных лидеров в этой области. Оставшись без связи, не зная, кому доложить, Махмуд вернулся в гостиницу и заказал на завтра билет в Дубай на самолёт компании «Эмират Эруэйз». Он должен был сообщить кому-нибудь о сегодняшнем несчастье, возможно, самому Эмиру, с которым он никогда не встречался и только слышал о его грозной репутации. Он присутствовал при гибели одного из своих товарищей и видел мёртвое тело второго. Что могла означать эта ужасная беда? Нужно обдумать это за стаканом вина. Аллах милосердный, конечно же, простит ему этот грех. Ему пришлось увидеть слишком много за слишком короткий промежуток времени.

* * *

За время полёта из Рима в Хитроу Джек-младший выпил несколько коктейлей. Ему было крайне необходимо с кем-нибудь поговорить, но прежде чем представится такая возможность, пройдёт много времени, поэтому он перед приземлением в Англии опрокинул в себя две маленькие бутылочки скотча. Ещё две он выпил, сидя в переднем салоне «Боинга-777», летящего в Вашингтон, но сон так и не пришёл. Он не просто убил человека, но ещё и издевался над ним перед тем, как тот умер. Это нехорошо, но ведь это не такой грех, за который следовало бы просить у бога прощения, верно? На дисководе FireWire хранилось три гигабайта информации с ноутбука 56МоНа. А что именно? Пока что он не мог узнать этого. У него, правда, имелась возможность просмотреть сведения на своём собственном ноутбуке и попытаться разобраться в них, но лучше этого не делать, пусть этим займётся настоящий специалист. Они убили четырех человек, которые нападали на Америку, и теперь Америка нанесла врагам ответный удар на их территории и по их правилам. Было очень хорошо, что враги вряд ли могли узнать, что за кот прятался в джунглях. Они лишь мельком ощутили на себе его зубы.

А потом им придётся испытать на себе то, что придумают его мозги.

Примечания

1

Бар-мицва – иудейский религиозно-общественный обряд, торжественная церемония, проводимая в синагоге, обычно в субботу утром, на которой происходит приём в число взрослых членов еврейского сообщества мальчиков, достигших 13 лет, успешно закончивших предписанный курс изучения религиозных основ иудаизма.

(обратно)

2

Adonai echad (ивр.) – Господь един есть – фраза-элемент символа веры в иудаизме.

(обратно)

3

Ганнери-сержант – одно из высших сержантских званий в вооружённых силах США.

(обратно)

4

НКО – NCO (сокр. от Non-Commissioned Officer) – военнослужащий сержантского состава в вооружённых силах США.

(обратно)

5

«Морские котики» – SEALs – подразделения сил специальных операций ВМС США, предназначенные для ведения разведки и диверсионных операций на морском и речном побережье и в портах. SEAL – аббревиатура слов «Sea – Air – Land» (море – воздух – суша).

(обратно)

6

Петти-офицер – ряд старшинских званий в ВМС и унтер-офицерских – в сухопутных войсках США.

(обратно)

7

О-З – обозначение звания капитана. В вооружённых силах США приняты сокращённые обозначения для каждого офицерского звания, от О-1 – первый лейтенант, до О-11 – главнокомандующий родом войск в военное время («пятизвездочный» генерал). Для сержантского состава используется буква Е с аналогичными цифровыми обозначениями.

(обратно)

8

«Семпер фи» – всегда верен (semper fidelis – лат.) – девиз морских пехотинцев США.

(обратно)

9

Закон Линдберга. Принят в 1934 г. Запрещал под угрозой смертной казни или длительного тюремного заключения перевоз через границы штатов США похищенных лиц и требование выкупа за их возвращение. Получил название по имени кумира нации лётчика Ч. Линдберга, сын которого был похищен и убит в 1932 г.

(обратно)

10

Джон Уэйн (1907-1979) – знаменитый американский киноактёр, прославившийся ролями «настоящих американцев, суровых мстителей и бесстрашных защитников», первопроходцев Дикого Запада и непобедимых шерифов. Считается символом американского индивидуализма и хранителем патриотических традиций.

(обратно)

11

Акр – мера площади, равная 0,405 га.

(обратно)

12

Кампус (campus) – территория университета, колледжа и т. п. (включая парк).

(обратно)

13

Бивер него отец Вард Кливер – герои телесериала и кинокомедии «Предоставьте это Биверу» (Leave it to Beaver) – заурядные американцы, принадлежащие к среднему классу.

(обратно)

14

«Дикий Билл» Хикок (1837 – 1876) – преступник, тем не менее неоднократно занимавший должности в тогдашней системе охраны правопорядка. Убил несколько десятков человек. Заслужил своё прозвище за то, что при самых разных обстоятельствах, не задумываясь, пускал в ход оружие.

(обратно)

15

Дейзи и Люси – герои комедийного телесериала «Я люблю Люси». Демонстрировался в 1951 – 1961 гг. и был одной из самых популярных телепередач в США.

(обратно)

16

Так распорядились парки! (лат.)

(обратно)

17

Jefe – шеф (исп.).

(обратно)

18

Si – да (исп.)

(обратно)

19

Gringo – гринго – пренебрежительное наименование жителей США в Латинской Америке; можно перевести как «паршивый североамериканец» (исп.).

(обратно)

20

Министерство безопасности отечества (Department of Homeland Security) создано в ноябре 2002 г. и начало функционировать в январе 2003 г. Задача МБО состоит в предотвращении террористических актов на территории США, сокращении угрозы терроризма и помощи жертвам терактов. Одной из задач министерства является координация работы разведывательных агентств США.

(обратно)

21

Оккам, Вильям (ок. 1285-1349) – английский философ и богослов. Сформулировал имевший важное значение для всей последующей науки принцип, получивший название «Бритвы Оккама», согласно которому понятия, не сводимые к интуитивному опыту и не поддающиеся проверке опытным путём, должны быть удалены из науки: «Сущности не следует умножать без необходимости».

(обратно)

22

Центральное разведывательное управление было создано в 1947 г. Японская авиация уничтожила значительную часть Тихоокеанского флота США в гавани Перл-Харбора – военно-морской базы США на Гавайских островах близ Гонолулу 7 декабря 1941 г. Самое разрушительное из землетрясений, случившихся в Сан-Франциско, произошло 18 апреля 1906 г. Ещё одно катастрофическое землетрясение произошло 17 октября 1989 г.

(обратно)

23

Gracias – спасибо (исп.).

(обратно)

24

16-19 апреля 1961 г. США предприняли в заливе Свиней (бухта Кочинос) попытку вторжения на революционную Кубу. Высадка отрядов, состоявших из специально подготовленных кубинских контрреволюционеров, поддержанных авиацией и ВМФ США, закончилась полным разгромом десанта.

(обратно)

25

Кредитная история – внутренний документ банка, характеризующий финансовое состояние клиента, аккуратность возврата кредитов и пр.

(обратно)

26

Джефферсон, Томас (1743-1826). третий президент США (1801-1809).

(обратно)

27

«Череп и кости» – привилегированный клуб йельских студентов (организован в 1832 г.). Многие из его членов получили в дальнейшем широкую известность и заняли очень видное положение. Среди них, в частности, по нескольку представителей разных поколений семейств Рокфеллеров, Вандербильтов, Адамсов, оба президента Буша (отец и сын) и т.д. Лига Плюша – общее название для нескольких старейших и самых престижных университетов США.

(обратно)

28

Понци, Карло (1882 – 1949) – американский аферист, создавший финансовую систему, напоминавшую известные в России в 90-е гг. «пирамиды». От деятельности Понци пострадало около 40 млн. вкладчиков.

(обратно)

29

«Меррилл Линч энд К°» – финансовая и брокерская компания, одна из крупнейших в мире.

(обратно)

30

БСС – Бюро стратегических служб, орган внешней разведки правительства США во время Второй мировой войны. В последний период существования БСС возглавлял У. Донован, носивший прозвище Дикий Билл – в память об авантюристе XIX века. В 1947-м на базе БСС было создано ЦРУ.

(обратно)

31

Фамилия сержанта Хони (Honey), происходящая от слова «мёд», совпадает по написанию и звучанию с женским именем Хони и чрезвычайно распространённым ласкательным обращением: дорогой, голубчик, милая и т.п.

Прик (prik) – здесь: грубое слово, обозначающее мужской половой член.

(обратно)

32

Hubris ante nemesis (лат.) – гордыню постигает возмездие.

(обратно)

33

Muy bieno, jefe (исп.) – очень хорошо, шеф.

(обратно)

34

Direction generate de securite exterieure (DGSE) – Генеральное управление внешней безопасности (ГУВБ).

(обратно)

35

«Человек – тайный агент» (Secret Agent Man) – в США в настоящее время известно несколько песен под таким названием, а также компьютерная игра.

(обратно)

36

Мать Тереза (Агнесса Гонджа Бояджиу) – католическая монахиня, религиозная и общественная деятельница (1910 – 1997). В 1948 г. основала в Калькутте Орден милосердия, деятельность которого направлена на создание школ, приютов, больниц для бедных и тяжелобольных людей, независимо от их национальности и вероисповедания. В настоящее время деятельность Ордена распространилась по всему миру. В 1979 г. Терезе Калькуттской была присуждена Нобелевская премия «За деятельность в помощь страждущему человеку». В настоящее время рассматривается вопрос о её канонизации.

(обратно)

37

Скаут-орёл – бойскаут первой ступени, набравший по всем видам зачётов не менее 21 очка и получивший по результатам высшую степень отличия – значок «Скаут-орёл».

(обратно)

38

Спам (Spam) – товарный знак мясной гастрономии производства компании «Хормел фудс». Мясные консервы с этим товарным знаком появились в 1937-м и во время Второй мировой войны стали одним из основных продуктов питания солдат американской армии. До сих пор служит предметом шуток гурманов, не признающих стандартов в питании. Название является комбинацией слов SPices (специи) + hАМ (ветчина).

Второе, современное, значение этого слова – практически бесполезная информация (обычно – реклама), принудительно рассылаемая большому числу абонентов электронной почты.

(обратно)

39

Шкала Рихтера – 12-балльная шкала для измерения энергии землетрясений.

(обратно)

40

Трехсторонняя комиссия – международная общественно-политическая комиссия, созданная в 1973 г. по инициативе промышленника и финансиста Д. Рокфеллера с целью разработки скоординированных подходов США (и Канады), стран Западной Европы и Японии к экономическим и политическим вопросам. Американцы составляли треть её состава. На разных этапах деятельности Комиссии в её работе принимали активное участие многие будущие видные политические и государственные деятели США и других стран-участниц, в том числе будущие президенты и вице-президенты США, государственные секретари, министры обороны и т.д. (например, 3. Бжезинский и Дж. Картер). Пик деятельности и политического влияния Комиссии пришёлся на 1960 – 70-е гг. Комиссия фактически предварила ставшие регулярными встречи руководителей западного мира («большой семёрки», а теперь – «большой восьмёрки»).

(обратно)

41

Cerveza (исп.) – пиво.

(обратно)

42

Пэдди – шутливое прозвище ирландца. Тако – блюдо мексиканской кухни, зажаренная тортилья (плоская маисовая лепёшка, заменяющая в Мексике хлеб) с начинкой из жареного мелко нарезанного мяса, салата, помидоров и сыра..

(обратно)

43

В большинстве учебных заведений США и Канады принята пяти– или шестибалльная система А – F. Оценка F – «совершенно неудовлетворительно», соответствует нашей «единице».

(обратно)

44

In flagrante delicto (лат.) – на месте преступления.

(обратно)

45

Никель – монета в пять центов (амер.).

(обратно)

46

Льюис Барвелл «Chesty (широкогрудый)» Паллер (1898 – 1971) – прославленный американский морской пехотинец, генерал-лейтенант. Служил в различных странах (Никарагуа, Китай и др.) в качестве военного советника, осуществляя на деле командование элитными правительственными войсками. Участвовал во Второй мировой войне и военных авантюрах США в Юго-Восточной Азии.

(обратно)

47

Штат добровольцев – официальное прозвище штата Теннесси, связанное с большим числом добровольцев из этого штата, участвовавших в Американо-мексиканской войне 1846 – 1848 гг.

(обратно)

48

Бун, Дэниел (1734-?) – участник борьбы за освоение «Дикого Запада», охотник, строитель дорог, шериф округа. Был одним из самых деятельных первопроходцев начального периода продвижения колонистов на Запад. Позднее его имя обросло множеством легенд и в 1925 г. занесено в национальную «Галерею славы».

Крокетт, Дэвид (1786-1836) – видная фигура в захватнической пограничной войне, которую Соединённые Штаты Америки в начале XIX века вели против Мексики, политический деятель, ставший фольклорным героем.

(обратно)

49

Consiglieri (ит.) – советник.

(обратно)

50

Аккаунт – идентификационный номер пользователя Интернета.

(обратно)

51

Джи-мэн (G-man) – агент Федерального бюро расследований (разговорное, от Government man – человек правительства).

(обратно)

52

Додж-Сити – город в южной части штата Канзас. Поселение основано в начале XIX в. Город стал символом необузданных нравов первопоселенцев – освоителей глубинной части материка. Он подвергался многочисленным налётам бандитов, и всех погибших хоронили, не разувая, в сапогах, так возникло название местного кладбища – «Сапожный Холм». Для защиты граждане города наняли стрелков – их реальные и вымышленные похождения послужили основой многих вестернов, и здесь не действовали правила, не позволявшие стрелять преступнику в спину.

(обратно)

53

Центр приёма новобранцев морской пехоты Пэррис-Айленд (штат Южная Каролина) – основной учебный пункт подготовки морских пехотинцев из штатов, расположенных к востоку от р. Миссисипи.

(обратно)

54

Иблис – в мусульманской мифологии дьявол; в Коране и других текстах употребляется наряду с другим обозначением дьявола – аш-шайтан.

(обратно)

55

Офицер – в США это самое распространённое обращение к любому полицейскому, независимо от чина.

(обратно)

56

Отечественному читателю сказка про Дороти и волшебника страны Оз знакома в переложении А. Волкова под названием «Волшебник Изумрудного города».

(обратно)

57

Кахуна – шаман или жрец у жителей Гавайских островов.

(обратно)

58

Одинокий ковбой – персонаж популярного сериала в жанре вестерна, сначала на радио (с 1933-го), а позже на телевидении (1949 – 1961); благородный, неустрашимый и находчивый герой в маске, борец за справедливость в Техасе. Во всех приключениях ему помогают друг – индеец Тонто и верный конь Сильвер. Клич Одинокого ковбоя «Эге-гей, Сильвер!» знает вся Америка.

(обратно)

59

Sicario (исп.) – наёмный убийца.

(обратно)

60

Modus vivendi (лат.) – образ жизни.

(обратно)

61

Тэд Банди – маньяк-убийца, казнённый в 1989 г.

(обратно)

62

Донжон – главная башня феодального замка, четырехугольная или круглая в плане, поставленная в самом недоступном месте и служившая убежищем при нападении неприятеля.

(обратно)

63

САС – Специальные воздушные силы – воздушно-десантные войска Великобритании.

(обратно)

64

Базовая школа – училище по подготовке вторых лейтенантов (низшее офицерское звание в вооружённых силах США).

(обратно)

65

Зелёные береты – часть войск специального назначения США, десантно-диверсионные подразделения сухопутных войск. Основные функции: проведение противопартизанских операций и обучение военнослужащих армий дружественных США стран приёмам проведения специальных операций.

(обратно)

66

ИРА – Ирландская республиканская армия (террористическая организация).

(обратно)

67

Кларк, Джеймс (1936 – 1968) – чемпион мира по автогонкам «Формулы-1».

(обратно)

68

Георгианский – обобщающее название для стилей архитектуры и мебели, сложившихся к середине XVIII в. и существовавших до 30-х гг. XIX в. – период правления королей Георга III и Георга IV.

(обратно)

69

Кувшиноголовые (jarheads) – оскорбительное прозвище американских морских пехотинцев.

(обратно)

70

В доме № 10 по Даунинг-стрит (Лондон) находится официальная резиденция премьер-министра Великобритании.

(обратно)

71

Грин-парк – от green (англ.) – зелёный.

(обратно)

72

Мэрфи, Оди (1924 – 1971) – герой Второй мировой войны, удостоенный самого большого числа военных наград из военнослужащих США – около 30, в том числе Почётной медали Конгресса. В кинофильме «В ад и обратно» – экранизации его военной автобиографии – сыграл самого себя, позже снялся в нескольких вестернах.

(обратно)

73

Мировая серия – ежегодный чемпионат США по бейсболу.

(обратно)

74

Андерсон, Дэйм Джудит (1898 – 1992) – американская актриса.

(обратно)

75

Фетва (ар.) – решение (заключение) муфтия о допустимости определённого мероприятия или действия с точки зрения шариата: фетва даётся в форме вопроса и ответа на него.

(обратно)

76

Was darf es sein? (нем.) – Чего желаете?

Zwei Dunkelbieren, bitte (нем.) – два тёмных пива, пожалуйста.

Herrenzimmer (нем.) – мужская комната.

(обратно)

77

Sofort (нем.) – сию минуту.

(обратно)

78

Danke sehr (нем.) – большое спасибо.

(обратно)

79

«Инди-500» – «Индианаполис-500» – автогонки класса «Формула-1», проводимые в мае на гоночном треке «Индианаполис мотор спидуэй» в пригороде Индианаполиса (штат Индиана).

(обратно)

80

Sauerbraten (нем.) – жаркое из говядины (предварительно вымоченной в уксусе). Bratwurst (нем.) – жареная колбаса.

(обратно)

81

Краут – презрительное прозвище немца у американцев. Происходит от kraut (нем.) – кислая капуста.

(обратно)

82

In Ordnung (нем.) – в порядке.

(обратно)

83

Штази – разговорное название службы государственной безопасности ГДР (сокр. от Staatssicherheit – государственная безопасность).

(обратно)

84

Название триллера «Человек от ДЯДИ» («The Man from U.N.C.L.E.») построено на непереводимой на русский язык игре слов: аббревиатура U.N.C.L.E., сокр. от Unix Net for Computer Security in Law Enforcement – базирующаяся на Unix'e сеть обеспечения компьютерной безопасности в правоохранительных организациях, полностью совпадает с написанием слова, обозначающего дядю, как родственника – «uncle».

(обратно)

85

Gasthaus (нем.) – гостиница.

(обратно)

86

Коронёр – особый судебный следователь в Англии, США и ряде других стран, в обязанности которого входит расследование случаев насильственной или внезапной смерти.

(обратно)

87

Неологизм Honeybear можно дословно перевести как «медовый медведь». Также это название недавно выведенной в США породы кошек.

(обратно)

88

Грязный Гарри Кэллахэн – герой полицейских боевиков в исполнении Клинта Иствуда.

(обратно)

89

Луи-рыба – герой детской книги «Louis the Fish» (авторы A. Yorinks, R.Arthur).

(обратно)

90

Ach so (нем.) – здесь: ах, значит...

Das ist richtig (нем.) – совершенно верно.

(обратно)

91

Морин О'Хара (р. 1920) – кинозвезда Голливуда 1940 – 1960-х гт.

(обратно)

92

Белый шум – не содержащий форматированной информации шум, в котором интенсивность звуковых волн разных частот примерно одинакова. Обычно воспринимается на слух как шипение.

(обратно)

93

Богарт, Хамфри (1899 – 1957) – выдающийся американский театральный и киноактёр.

(обратно)

94

Ecke (нем.) – угол (улицы).

Kindergarten (нем.) – детский сад.

(обратно)

95

Feuerwehr (нем.) – пожарная команда.

(обратно)

96

Krankenhaus (нем.) – больница.

(обратно)

97

Suudautobahn (нем.) – южная автострада.

(обратно)

98

Клик – километр (амер. и англ. жаргон).

(обратно)

99

Prego (ит.) – пожалуйста.

(обратно)

100

Polizia Stradale (ит.) – дорожная полиция.

(обратно)

101

Piazza (ит.) – площадь.

(обратно)

102

Scusi, signori (ит.) – простите, синьоры.

(обратно)

103

Капитан Кирк и Спок – герои фильмов «Звёздный путь».

(обратно)

Оглавление

Пролог . На другом берегу реки

Глава 1 . Кампус

Глава 2 . Поступление на службу

Глава 3 . Серые папки

Глава 4 . Учебный лагерь

Глава 5 . Союзы

Глава 6 . Противники

Глава 7 . Транзит

Глава 8 . Убеждение

Глава 9 . С богом, вперёд!

Глава 10 . Место назначения

Глава 11 . Переправа через реку

Глава 12 . Прибытие

Глава 13 . Место встречи

Глава 14 . Рай

Глава 15 . Красные пиджаки и чёрные шляпы

Глава 16 . И топот догоняющих коней

Глава 17 . И маленький рыжий лисёнок, и первый забор

Глава 18 . И гончие пустились в погоню

Глава 19 . Пиво и убийство

Глава 20 . Звук погони за спиной

Глава 21 . Трамвай «Желание»

Глава 22 . Испанская лестница . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте