«Предпоследний сеанс»

Анджей Збых Предпоследний сеанс

1

Ингрид приподняла бокал и с улыбкой посмотрела на Ганса Клоса. Это была улыбка избалованной женщины, убежденной, что, заигрывая с партнером, она ничем не рискует, и уверенной, что он не уйдет от нее.

– Ты сердишься, Ганс? – спросила она.

Клос подумал о том, что Ингрид чертовски хороша и обаятельна и это мешает ему. Если бы у нее не было таких больших голубых глаз!..

– На тебя невозможно сердиться, – ответил Клос. – Потанцуем?

– Нет. Кажется, ты хотел побыть со мной наедине. Действительно, он этого хотел, и она обещала провести этот вечер с ним, но почему-то пригласила в «Золотой дракон» Шульца и Берту, неустанно щебетавшую и ревновавшую его к Ингрид. Когда Берта и Шульц танцевали, Ингрид не сводила с них глаз.

Клос же чувствовал на себе пристальный взгляд Берты, может быть, она тоже, как и Ингрид?.. Необходимо иметь в виду и такой вариант.

Уже вчера, получив наиболее трудное за последнее время и, может быть, даже самое неприятное задание Центра, обер-лейтенант Клос почувствовал, что снова начал очень опасную игру.

– О чем ты думаешь, Ганс? – спросила Ингрид. – Почему молчишь?

– Мечтаю о тебе, – ответил он с улыбкой.

Девушка в глубоко декольтированном платье пела на эстраде под музыку сентиментального танго. Свет был притушен. В полумраке танцующие пары на миг застывали на месте, а потом начинали плавно раскачиваться в такт музыке и снова замирали без движения.

– Мне нравится «Золотой дракон», – проговорила Ингрид. – Это лучший ресторан в Берлине.

В этом уютном заведении собирались сливки гестапо и СС. Высшие офицеры, приезжавшие в отпуск, находили здесь, в узких улочках Шарлоттенбурга, развлечение, выпивку и девушек. Им нравилась музыка, звучавшая в полумраке, их волновал чувственный, с хрипотцой, голос, доносившийся с эстрады. «Как я ненавижу их», – мелькнуло в голове Клоса, и он с трудом заставил себя улыбнуться. Посмотрел на Ингрид, на ее бокал, наполненный золотистым вином. Его мучили сомнения, но выбора у него не было.

– О чем задумался, Ганс? – повторила вопрос Ингрид и, прежде чем он ответил, тихо сказала, глядя на него большими голубыми глазами: – В последний раз я была здесь ранней весной, с Хейном. Тогда не танцевали, не слышно было музыки, вокруг царила мертвая тишина. В Германии еще не сняли траур после Сталинграда. Мы сидели, кажется, за этим же столиком, и Хейн, как и ты сейчас, – девушка нежно посмотрела на Клоса, – был обижен, что я взяла с собой Берту.

– Кто такой Хейн?

Взгляд Ингрид сделался печальным.

– На следующий день я вернулась в Стокгольм, – продолжала она, – и больше никогда его не видела. Он погиб спустя два месяца после нашей встречи.

Музыка умолкла. Берта и капитан Шульц, самый элегантный офицер абвера, как считали его друзья, возвратились к столику. Берта прижалась к Ингрид.

– Если бы ты видела, как танцует Отто! – защебетала она. – Он просто великолепен… Ты еще не выпила свое вино? Чем вы занимались?

Клос не слушал ее болтовни. Он думал о бокале Ингрид и о том, что напрасно колебался и не проявил решительности. Возможность была упущена.

– Не грусти, забудь о нем, – долетел до Клоса голос Берты. – Ты молода и красива, весь мир у твоих ног. Разве ты не видишь, как на тебя смотрят мужчины?.. Я слышала, как офицеры за столиками говорили о тебе. «Эта очаровательная девушка, – сказал солидный полковник, – шведская певица Ингрид Келд». А там, за третьим столиком…

– Меня это не интересует, – прервала ее Ингрид. Шульц уже второй раз пытался рассказать какой-то анекдот. Ингрид встала и пригласила Клоса на танец.

– Ты, Ганс, сентиментальный и робкий мужчина, – с иронией проговорила она. А когда он прижал ее к себе, добавила: – Однако сильный и дерзкий. А ведь познакомились мы только вчера.

– У меня не так много времени, – шепнул он и на этот раз не солгал.

– И ты надеешься добиться успеха? – с загадочной улыбкой спросила Ингрид, а он подумал, что эта девушка, о которой получено сообщение из Центра, нравится ему все больше. Лицо ее было так близко, что Клос мог заглянуть ей в глаза, но он, с усилием поборов себя, отвел взгляд. Девушку, которая ему так нравилась, он должен был убрать. Времени для этого у него оставалось очень мало, самое большее – двадцать часов.

– Выезжаю завтра ночью, – сказала она, – а точнее, рано утром. Может быть, встретимся в Стокгольме?

– Если только после победы.

– Ты веришь в победу?

– Я – немецкий офицер.

– А я, – рассмеялась Ингрид, – шведская подданная и могу не верить… Ты сердишься? – снова спросила она.

Если бы он не знал ее вины, то мог бы подумать, что в Центре допустили ошибку. Однако сомнений не было. Эта женщина предательница и приговорена к смерти, а в Берлине не было никого, кроме Клоса, кто мог бы исполнить приговор.

Приказ Центра он получил рано утром через старого Арнольда, единственного связного Клоса и его верного помощника. Это был человек абсолютно надежный, отважный, с огромным опытом, но уже немолодой и с подорванным здоровьем. Он собирался на заслуженный отдых, но никто не знал так хорошо Берлин, как он, и заменить его было некем.

Информация Центра была скупой, исчерпывающей. Арнольд дополнил ее сообщением доверенного человека, работающего на железной дороге, члена Компартии Германии.

Итак, Ингрид Келд, шведская певица, полтора года работала на польскую разведку. Завербовал ее один из сотрудников Центра, часто ездивший из Берлина в Стокгольм. Он познакомился с очаровательной шведкой в Париже. Она оказывала польской разведке большие услуги – доставляла важную информацию из Берлина в Стокгольм. Связные из Варшавы встречались с ней, когда она приезжала на гастроли в Берлин, а это бывало часто. Ингрид имела поклонников даже среди высших офицеров из главного управления имперской безопасности. Проверяли ее неоднократно, хотя она и пользовалась доверием. Однако, как было установлено позже, ее проверяли недостаточно тщательно…

Они танцевали медленное танго. Ингрид мило улыбалась, но не смотрела на Клоса, ее взгляд блуждал по залу. Разведчик подумал о том, что могло быть, если бы она знала о его намерениях… Какое счастье, что он раньше не встречался с Ингрид Келд и, следовательно, не подвергался опасности! Ни он, ни Арнольд…

– Как много здесь молодых мужчин, – проговорила она. – И сколько из них…

– Война, – коротко ответил Клос. Ему стоило больших усилий не поддаваться очарованию этой обаятельной девушки. Но он помнил приказ Центра и сообщение железнодорожника.

А было это так: три дня назад связной из Варшавы прибыл вечером на Остбанхоф. На перроне его должна была ожидать Ингрид Келд. Были условлены, как всегда, опознавательные признаки: связной должен держать в правой руке «Берлинер цайтунг» и, выходя из вагона, прикурить сигарету от зажигалки. Ингрид же должна держать «Берлинер цайтунг» и три красные гвоздики.

Клос точно представил себе эту сцену, он как бы видел ее и сейчас, когда смотрел в лицо Ингрид.

…Связной вышел из вагона одним из последних. Внимательно осмотрелся, но ничего подозрительного не заметил. Слишком поздно почувствовал опасность… Увидев Ингрид Келд, державшую в руках газету и красные гвоздики, связной направился к ней. И в этот момент заметил ее едва уловимый жест, может быть, движение руки или наклон головы. В двух шагах позади нее стоял человек в кожаном пальто. А через несколько секунд связной увидел мужчину в такой же кожанке, стоявшего около лестницы, ведущей в зал ожидания вокзала. На лестнице маячили еще три субъекта в штатском. Связной понял: засада.

Ингрид все еще улыбалась. Разведчик соскочил вниз, на железнодорожное полотно. В этот момент прохрипел репродуктор: скорый Берлин-Прага… Связной перебежал полотно перед подходившим поездом, он еще имел шанс спастись, если другой перрон не был блокирован. Однако немцы все рассчитали точно. Положение было безвыходным. Двое, в черных плащах и серых шляпах, уже ожидали его. Разведчик увидел безлюдный перрон, гестаповцев с автоматами и вмиг выхватил пистолет.

Клос точно представлял себе, что думал в тот момент связной, открывший огонь из пистолета: думал, сколько в обойме патронов, чтобы последний оставить для себя, если не будет другого выхода. Он не имел шансов на спасение. Два гестаповца выбежали на перрон, третий приближался с автоматом. Связной, беспрерывно стреляя, выпустил почти всю обойму и приставил дуло пистолета к виску. В этот момент его сразила автоматная очередь.

Железнодорожник рассказал еще, что Ингрид и гестаповец, руководивший операцией, подошли к убитому разведчику. Гестаповец кричал на своих людей, он приказал обыскать карманы мертвого, а обаятельная шведка, не дрогнув, бросила красные гвоздики на труп. Этот жест показался Клосу особенно жестоким.

Не было никакого сомнения: предала Ингрид Келд. Ее принудили к этому? Шантажировали? Клос не очень в это верил. Могла же она и не приезжать в Берлин. Келд была шведской подданной, и в своей стране ей ничто не грозило. Видимо, она сотрудничала с гестапо добровольно. И это длилось уже не один месяц. Установлено также, что прежняя связная, которая встречалась с Ингрид во время последнего приезда в Берлин, была арестована гестапо сразу же по возвращении обаятельной шведки в Стокгольм. До сих пор не выяснены все обстоятельства ее провала, предполагалось, что это была случайность. Теперь же все стало ясным…

Двадцать часов… Если Клос за это время не успеет выполнить приказ Центра, то может погибнуть очередной связной. В радиограмме Центра, которую принял Арнольд, говорилось, что связная, следовавшая из Парижа в Варшаву, должна встретиться в два часа с Ингрид Келд на берлинском вокзале. А в четыре тридцать шведская певица собиралась выехать поездом в Стокгольм. За два часа до отъезда из Берлина она намеревалась выдать гестапо еще одну жертву. Центр уже не мог предупредить находившуюся в пути связную, и теперь ее жизнь целиком зависела от решительных действий Клоса. Если не ликвидировать предательницу… Нет, приговор должен быть приведен в исполнение!

– Почему ты молчал, Ганс? – спросила Ингрид, когда они возвращались к столику.

– Старался прилежно танцевать, – ответил Клос. Бокал Ингрид, наполненный вином, по-прежнему стоял на месте. Клос опустил руку в карман и нащупал крошечную таблетку, полученную от Арнольда. В ней содержался яд, действующий через три-четыре часа. Будет ли гестапо проводить следствие? Видимо, да. С этим нельзя было не считаться, хотя присутствие этого яда в организме трудно установить даже при вскрытии. У Келд много поклонников и соперниц в театре, и, скорее всего, там будут искать виновного, если только установят, что это убийство.

Случай для использования яда подвернулся неожиданно. Незнакомый обер-лейтенант, по-армейски прищелкнув каблуками, пригласил Ингрид на танец, а Шульц, боясь, что Клос может его опередить, потащил к эстраде Берту. Клос остался за столиком один. Он был уверен, что за ним никто не наблюдает. Бросил яд в бокал шведки. Вино не изменило цвета. Закурил сигарету и закрыл глаза. Задание выполнено. Действует ли этот яд безболезненно?

Оркестр опять заиграл танго. Декольтированная девушка на эстраде снова запела.

– Мечтаешь об Ингрид? – услышал Клос голос Шульца. Капитан вернулся к столику один, сообщил, что дамы покинули их на несколько минут и это подходящий случай, чтобы выпить без них. Он подозвал кельнера, который небольшими быстрыми глазами сверлил Клоса.

– Принеси что-нибудь покрепче, и побыстрее.

Клосу вдруг показалось, что кельнер о чем-то догадывается, и он посмотрел на него испытующим взглядом. Шульц рассмеялся.

– У тебя, Ганс, мало времени, – сказал он. – Начал ты только вчера, а чтобы покорить Ингрид, требуется долгая артиллерийская подготовка. После смерти Хейна еще никому завоевать ее симпатии не удавалось.

– Кто такой Хейн? – Клос задал капитану вопрос, на который не получил ответа от Ингрид.

– Тебе действительно ничего не известно? – Шульц знал все. – Хейн, – протянул он. – Хейн Кейтл – настоящая любовь нашей певицы. Достойный парень, перед войной учился в консерватории. Погиб два месяца назад в Польше. Я всегда говорил, что Варшава – это дьявольски опасный город… Он служил офицером у генерала фон Болдта. Старик его любил за послушание и исполнительность… Видел того молодчика, который пригласил Ингрид на танец? Это Столп, адьютант генерала Болдта и приятель Хейна. Они вместе воевали в Польше.

Музыка умолкла, и в это время послышалось пение. За соседним столиком офицеры пели охрипшими голосами.

– Она до сих пор верна Хейну, – прошептал Шульц. – Прославишься на весь Берлин, если тебе повезет. Живет она в его бывшей квартире, на Альбертштрассе. И хранит его вещи как память о нем… – Шульц загадочно улыбнулся. – Мало шансов у тебя, Ганс. Если только очень постараешься… Могу тебе еще по секрету сказать, что твое пребывание в Берлине близится к концу… Откуда знаю? Поверь, сам видел приказ на письменном столе генерала. Старик считает, что на фронте пользы от тебя больше, чем в Берлине. К тому же ты сам говорил, что не любишь этот город.

Клос молчал. В Берлине он находится два месяца, был направлен в III отдел референтуры «Восток». Отдел занимается личными делами офицеров абвера, находящихся на Восточном фронте. Клос считал, что ему оказано большое доверие, хотя возможностей для добывания ценной информации здесь было значительно меньше, чем он предполагал. Через Арнольда ему удалось передать в Центр списки офицеров абвера и их характеристики. Удалось также раздобыть данные о немецкой разведывательной сети в северной части Польши – это было все, что он мог сделать.

В управлении абвера существовало скрупулезное распределение служебных обязанностей. Аппарат адмирала Канариса работал в атмосфере строжайшей секретности, осуществляя всесторонний контроль за деятельностью каждого сотрудника. Малейшая неосторожность, любое лишнее слово возбуждали подозрение. Сложные интриги, борьба и конфликты с людьми Шелленберга и Кальтенбруннера особенно интересовали ближайшее окружение Канариса. Клос неоднократно докладывал Центру о внутренних распрях в немецкой разведке, о кровавой мести и ненависти, которыми жили агенты Канариса и Кальтенбруннера, боровшиеся за власть, за приближение к руководству, за раздел добычи. Он понимал важность этой информации, однако считал более полезным быть на фронте, в штабах боевых частей, там, где решается исход военных операций. Клосу не хватало контактов с боевыми друзьями. Ему тяжело было постоянно видеть вокруг себя тех, кого он ненавидел. Только во время коротких и редких встреч с Арнольдом он на минуту мог снять с себя маску и стать самим собой…

– Ты меня не слушаешь, – проговорил капитан. Шульц работал в управлении абвера с начала войны и играл на последнюю роль в интригах Канариса. Они подружились с Клосом, если это можно было назвать дружбой, однако элегантный капитан никогда, даже в пьяном виде, не выдавал своих секретов.

– Слушаю, слушаю, – ответил Клос, и в эту минуту возвратились Ингрид и Берта.

Ингрид, возбужденная, едва присев за столик, потянулась к бокалу, Берта снова защебетала, Шульц прыснул со смеху. Клос не мог понять, в чем дело. Он не спускал взгляда с бокала Ингрид. Она осторожно приподняла его, на миг задержала руку, а потом медленно поднесла бокал к губам. Клос тоже поднял свой бокал.

– За победу, – произнес он внезапно охрипшим голосом.

– За победу, – повторил Шульц, – и за здоровье наших дам.

Неожиданно Ингрид поставила бокал на стол.

– Выпей, – упрашивала ее Берта. – Тебе будет лучше, сразу обо всем забудешь. Помнишь, как мы тогда напились?

– Перестань! – раздраженно произнесла Ингрид. «Через минуту успокоится, – подумал Клос, – выпьет – и конец». Он хотел, чтобы это произошло как можно быстрее. Чувствовал, что его покидает уверенность, – он никогда не имел дела с ядом. И если не будет другого выхода, то придется застрелить эту певицу.

Снова послышалась музыка, и Ингрид решительно потянулась за бокалом. В эту минуту звуки фокстрота заглушил вой сирены – воздушная тревога. Музыка умолкла, в зале появился распорядитель в смокинге:

– Прошу всех в бомбоубежище!

Пары с танцевальной площадки уже теснились у выхода. Послышался глухой гул, потом грохот и беспорядочная стрельба. Зенитная артиллерия вела огонь короткими очередями. Посетители ресторана сорвались с мест. На столике остался полный бокал Ингрид. Клос, поднимаясь, нечаянно толкнул столик. Янтарное вино пролилось и потекло на пол.

2

Темные улицы были безлюдны. Клос свернул на Альбертштрассе, закурил сигарету и посмотрел на часы. Стрелка приближалась к одиннадцати. Спустя полчаса после бомбежки они вместе с Шульцем и Бертой проводили Ингрид домой. Клос надеялся, что певица пригласит его к себе. Но, несмотря на все старания Клоса, она согласилась встретиться с ним только на следующий день.

– Завтра я свободна, – проговорила Ингрид, – может быть, пойдем в кино на предпоследний сеанс?

– В кино… – разочарованно протянул Клос. Ингрид рассмеялась:

– Могу подарить тебе два часа, и только. Это все, что я в силах сделать…

Условились встретиться в половине седьмого около кинотеатра «Рома».

Ждать до утра? Нет, слишком велик риск… Клос решил привести приговор в исполнение в эту же ночь. К черту яд, который дал Арнольд! Пистолетная пуля быстрее решит задачу.

Клос подождал, пока Берта и Шульц скроются за углом дома на Кюрфюрстендамм, затем вернулся на Альбертштрассе, к дому Ингрид. Он был уверен, что подозрение не падет на него. Гестапо наверняка решит, что это дело рук вражеской разведки. Однако нельзя недооценивать противника. Старый Арнольд, который хорошо знал Берлин и имел огромный опыт, при их последней встрече сказал ему:

– Кажется, за мной следят. Мы должны сменить место нашей явки.

Обычно они встречались у Арнольда, в его маленькой мансарде, в доме неподалеку от автобусной остановки. Арнольд работал в пивном баре на Бисмаркштрассе. Он запретил Клосу появляться в этом заведении, которое в основном посещали иностранные рабочие. Клос только однажды видел Арнольда на работе: престарелый человек, ковыляя, разносил кружки пива, ставил их на деревянные столы. У стойки бара стояли трое парней, у каждого на пиджаке была нашита буква «П». Они говорили по-польски, и, когда хозяин бара, заискивающе кланяясь ему, немецкому офицеру, крикнул полякам: «Вон!»– Клос почувствовал, что парни смотрят на него с тяжелой ненавистью и презрением…

– Ты слишком сентиментален, – сказал ему тогда Арнольд. Теперь же, как бы продолжая тот недавний разговор, он негромко произнес: – А я не сентиментален, я просто устал. Если гестапо нападет на наш след, то мы на грани провала.

– Надо сменить место радиопередач, – сказал Клос.

– А кто будет переносить рацию?! – взорвался Арнольд. Клос задумчиво уставился в пол:

– Нелегкое дело. Понимаю. Но это необходимо сделать. Не медли. Враг не дремлет. Ингрид Келд не церемонится с нами… Если бы она знала, кто мы… Действительно ли ей ничего не известно? Центр уверяет, что мы в полной безопасности, но как знать…

«Если встречу кого-нибудь в подъезде дома на Альбертштрассе, сумею ли выполнить задание? – подумал Клос. – Все зависит от случая и удачи». Он не любил подобные операции, но сейчас у него не было выбора. Он должен делать все в одиночку, без охраны, в чужом вражеском городе.

В подъезде никого не оказалось. Клос посмотрел на список жильцов и увидел: «Хейн Кейтл, номер 40, четвертый этаж». Лестницы были широкие, покрытые мягкой дорожкой, как в солидных домах. Пистолет с глушителем он сунул в карман плаща. Подумал: «Выстрелю в нее и сбегу по этой лестнице. Шальная мысль. Может быть, отложить выполнение приказа до завтра? Но не застрелишь же ее на улице или в кино!»

Война продолжалась для Клоса даже в доме на Альбертштрассе. Он вспомнил о тех, кого предала Ингрид, и еще крепче сжал рукоятку пистолета. Он должен привести приговор в исполнение во что бы то ни стало. Клос не провел предварительной разведки. Он не знал, живет ли Келд одна, но предполагал, что это так… Шульц уверял, что у нее никого нет. На двери все еще висела медная табличка: «Хейн Кейтл». О его гибели в Польше сообщил Шульц. А через два месяца Ингрид стала предательницей. Существует ли связь между этими двумя фактами? Даже если и нет никакой связи, то теперь это уже не имеет значения. Клос не собирался заниматься психоанализом. Он твердо был намерен покарать предательницу.

Нажал на звонок. Тихо. Долго никто не отвечал. Наконец он услышал шаги, щелкнул замок. Клос снял пистолет с предохранителя, намереваясь через секунду выхватить его из кармана. Решил стрелять, не входя в квартиру.

На пороге стояла старая женщина в халате и ночном чепце.

– Вы к кому? – спросила она с удивлением.

Клос не ожидал этого и потому молчал в замешательстве.

– Это, вероятно, ко мне, фрау Шустер, – услышал он голос Ингрид. Она еще не успела снять платья, в котором была в ресторане.

Фрау Шустер что-то пробормотала и отошла от двери, но осталась в прихожей, и Клос чувствовал на себе ее острый и недовольный взгляд.

– А, это ты, Ганс? – удивилась Ингрид. – Однако, ты смелый! – В ее голосе не слышалось гнева, мягкая улыбка и приветливый взгляд немного успокоили Клоса.

Клос проговорил быстро и невнятно:

– Я должен был увидеть тебя еще раз…

– Ты, наверное, забыл, – прервала она его решительным тоном. – Мы условились встретиться завтра, у кинотеатра. Я удивлена, Ганс, но не сержусь и прощаю тебя… – Певица кивнула ему, не подав руки, и дверь захлопнулась.

В подъезде дома стоял привратник. Он внимательно посмотрел на Клоса. Обер-лейтенант подумал, что если бы он застрелил Ингрид и началось следствие, то этот человек точно описал бы в гестапо все его приметы. Плохо подготовленная операция приводит к провалу. Это элементарное правило конспирации почти всегда оправдывается.

Выполнение задания осложнялось. Фрау Шустер, хозяйка дома или родственница Хейна Кейтла, могла знать о завтрашней встрече Клоса и Ингрид. Что же делать? Необходимо продумать такой план действий, чтобы остаться вне подозрений, однако ничего не приходило в голову… Не торопясь, Ганс шел по Альбертштрассе и незаметно оказался на широкой улице, обсаженной деревьями.

С воем проскочила мимо полицейская машина. Клос увидел перед собой большой серый дом за массивной железной решеткой. Перед входом стоял охранник в мундире СС. Клос знал этот дом. В нем размещалось главное управление берлинской полиции. Он помнил фамилии и лица многих офицеров, работающих в этом здании.

Один из них – хауптштурмфюрер Мюллер, доверенный Кальтенбруннера, холодный и жестокий человек, старый контрразведчик, с большим опытом… Видимо, он организует акции, в которых принимает участие Ингрид Келд. Непростительной ошибкой было бы недооценивать такого противника. Клос многое дал бы за то, чтобы узнать намерения хауптштурмфюрера Мюллера. В берлинском гестапо у Клоса не было своих людей. Когда-то там была Эльза, он помнил ее – молодая блондинка с веснушками на лице. Она раздавила ампулу с цианистым калием, когда люди Мюллера в ее сумочке обнаружили копии секретных документов.

Клос прошел мимо охранника и посмотрел на темные решетчатые окна. В гестапо работают до поздней ночи; хауптштурмфюрер наверняка еще сидит в кабинете.

3

Келд не пришла. Клос ждал ее у кинотеатра «Рома» до семи вечера. Стоял в очереди в кассу, прохаживался перед входом, куря сигарету за сигаретой.

На следующий день Ганс будет занят на совещании в главном управлении. Он не сможет даже позвонить Ингрид, чтобы проверить, дома ли она, и узнать, почему не пришла на свидание.

Что же случилось? Где сейчас эта шведка? Осталась совсем немного времени, чтобы привести приговор в исполнение, а если она под охраной гестапо, то выполнение задания Центра существенно осложняется…

«Помни, что связная из Парижа прибывает в Берлин в два часа», – несколько раз повторил ему Арнольд. Только Клос мог еще спасти эту женщину.

Ингрид не пришла. Улица перед кинотеатром опустела, закрылись двери, начался предпоследний сеанс. Клос докурил сигарету и быстро пошел в направлении Альбертштрассе. Идти было не больше пяти минут, квартира Ингрид находилась недалеко от кинотеатра.

Взбежал по лестнице, позвонил в дверь. Ему снова открыла фрау Шустер.

– Это вы?! – сказала она с удивлением. – А где Ингрид?

– Именно об этом я хотел спросить вас! – ответил Клос.

– Она вышла из дому в седьмом часу. Сказала, что идет в кинотеатр «Рома», где вы договорились встретиться.

– Она не пришла.

– Может, изменила свое намерение? – В голосе фрау Шустер послышалось удовлетворение, хотя на лице ее появилось беспокойство. – Ингрид никогда не опаздывает, – прошептала она.

– Хотел бы я знать, где она сейчас находится.

– И я хотела бы знать это! – взорвалась женщина. – я говорю вам по-хорошему! Не пришла так не пришла. Не морочьте ей голову, оставьте ее в покое!

Клос почти ничего не выяснил. Может, Ингрид пошла к Берте? Может, хауптштурмфюрер Мюллер решил, что перед очередной операцией она должна находиться под охраной гестапо в безопасности? «… Связная из Парижа прибывает в Берлин в два часа…» Что еще возможно сделать? Не идти же ему в гестапо, чтобы застрелить Келд к кабинете Мюллера?!

Ганс вышел на улицу. В подъезде снова стоял привратник и старательно чистил трубку; в этот раз он даже не посмотрел на Клоса.

– Не заметили ли вы, – спросил у него обер-лейтенант, – куда направилась фрау Келд из сороковой квартиры?

Привратник молча взял сигарету, которой угостил его Клос, и спрятал трубку в карман.

– Видел, видел, – ответил он. – Пошла в направлении Бисмаркштрассе. Но недалеко ушла, подъехал черный «мерседес», выскочили двое и пригласили фрау Келд в машину.

– Люди были в форме или в штатском? Привратник посмотрел на Клоса с подозрением:

– Нет, господин обер-лейтенант, они были в штатском.

– Фрау Келд ждала эту машину? – Вопрос был лишним; привратник только пожал плечами и ответил, что ему больше нечего не известно.

Клос не сомневался: гестапо! Мюллер должен быть уверен, он не любит рисковать. Ингрид Келд стала для Клоса недосягаемой. Приказ Центра остался невыполненным. Однако Клос не собирался отступать: связная должна быть спасена, только необходимо продумать надежный способ.

То же самое он повторил Арнольду, когда встретился с ним на квартире. Старик нервничал: прихрамывая ходил по комнате, открывал шкафчики и рассматривал какие-то бумаги.

– Проверяю, нет ли чего подозрительного, – проговорил он. – Каждый раз вечером просматриваю свои вещи. Радиостанцию не найдут, а если что… – махнул он рукой.

Клос присел на кровать:

– Твое мнение?

Арнольд только пожал плечами.

– Центр сегодня повторил приказ, – ответил он.

– Получил описание внешности связной?

– Не запрашивал, – ответил Арнольд.

– Запроси, и побыстрее.

– Могу вызвать Центр только в четыре часа.

– Это поздно. Что будем делать?

– Хочешь чаю? Правда, как всегда, эрзац. Могу еще угостить картофельными оладьями. Другого ничего нет.

– Что же будем делать? – повторил Клос. Арнольд молчал.

– Келд появится на вокзале в сопровождении гестаповцев, – рассуждал обер-лейтенант. – Может, выстрелить в нее в зале ожидания или на лестнице, ведущей на перрон?

– Это безумие, – возразил Арнольд.

– Да, в этом случае слишком мало шансов скрыться. Лучше появиться в штатском, стрелять необходимо с близкого расстояния, наверняка.

– Центр не утвердил бы этот план операции, – заметил Арнольд.

– Келд должна быть уничтожена, – произнес Клос твердо и решительно. – Речь идет не только о жизни связной, но и о документах, которые она везет. Сам понимаешь…

Арнольд принялся печь оладьи. Делал это умело и быстро.

– Люблю картофельные оладьи с джемом, – сказал он. – И вообще люблю все сладкое, только не могу на это тратить все талоны.

Клос встал.

– Что ты намерен делать? – забеспокоился Арнольд.

– То, что я уже тебе сказал. Не вижу другого выхода. Если б я был уверен, что Ингрид еще до двух вернется домой…

– Тогда? – Арнольд с аппетитом начал есть картофельные оладьи.

– У меня найдется несколько забавных игрушек из пластика, – спокойно сказал обер-лейтенант. – Я завел бы часовой механизм на определенное время, оставил бы их в квартире Ингрид, и бомбочка-сюрприз взорвалась бы. Но это только в крайнем случае, ибо жаль фрау Шустер, которая никуда не выходит из дому. Однако теперь…

– Ты всегда был слишком чувствительным, – проговорил Арнольд.

Стрелка часов приближалась к десяти, когда Клос снова появился в районе Шарлоттенбурга. Войдя в ресторан «Золотой дракон», он оставил в гардеробе плащ и небольшой увесистый портфель. Обер-лейтенант пришел в надежде увидеть Берту с Шульцем или Ингрид. Мюллер мог пригласить ее на ужин; он ничем не рисковал, ибо Келд и раньше появлялась здесь в сопровождении высокопоставленных офицеров СД. Ингрид не могла не проститься с Бертой, если не сделала этого раньше. В зале было душно и многолюдно: та же певица, то же самое танго и подвыпившие офицеры вермахта в парадных мундирах. Клос увидел Шульца, который сидел в одиночестве за тем же столиком, что и вчера.

– Привет, дружище! Ты один? – спросил Шульц, когда Клос подошел к столику.

– Как видишь.

– А Ингрид? – В голосе капитана прозвучала нескрываемая ирония.

– Вот ищу ее, – ответил Клос. – Как ты думаешь, что с ней могло случиться?

– Присаживайся и выпей. Это отличный коньяк, и подают его только по знакомству. Здесь было гестапо, мой дорогой. Фриц Шабе, помощник хауптштурмфюрера Мюллера, усиленно тебя разыскивал.

Клос потянулся за рюмкой. Силой воли он взял себя в руки, ни один мускул не дрогнул на его лице. Щульц, который внимательно наблюдал за ним, не заметил и тени беспокойства.

– Меня? – спросил безразлично Клос. – Чего они хотят? Какого черта?

– Они тоже хотели знать, что случилось с Ингрид Келд, – объяснил капитан. – Видимо, убеждены, что ты можешь что-то сказать им об этом.

– Только то, что она не пришла на свидание. А коньяк действительно превосходный. – Клос наслаждался его ароматом. – «Наполеон»?

– «Наполеон», – подтвердил Шульц. – И больше тебе ничего не известно об очаровательной шведке?

– Я не святой дух, – ответил резко Клос. – А что им нужно от Ингрид?

– Не догадываешься?

– Говоришь загадками. Я человек прямой и люблю ясность. Ну выкладывай, что тебе известно?

Шульц усмехнулся.

– Не очень много, – протянул он медленно. – Только то, что Фриц Шабе допрашивал привратника и какую-то фрау Шустер. Видимо, им очень нужна певица Келд.

– Господа из гестапо нередко ищут людей, которые уже находятся у них в руках.

– Ты смелый, Ганс, – прошептал Шульц. – Только не советую тебе говорить об этом Шабе. Думаю, что они имеют какой-то важный повод, иначе не стали бы интересоваться этой шведкой.

– Шабе сказал тебе что-нибудь конкретное?

– Нет. Только вел себя так, будто Ингрид убита, а он ведет следствие.

– Прошло уже больше двух часов, как она вышла из дому, – заметил Клос.

– Вот именно. Ты утверждаешь, что она не пришла на свидание. Может, договорилась с другим, например с Мюллером…

– Ты думаешь…

– Я ничего не думаю, – прервал его Шульц. – А вот, кажется, и Фриц Шабе…

Высокий гестаповец с глубоким шрамом на правой щеке подходил к их столику. Клос встречал его на совещании в управлении. Шабе подошел прямо к Клосу, представился и сказал:

– Вы, господин обер-лейтенант, были на Восточном фронте. Это хорошо. Такие, как вы, нужны в Берлине. – Голос его сделался тверже. – Я разыскиваю вас, господин Клос, уже целый час. Где Ингрид Келд?

– Я так же хотел бы это знать. – Клос спокойно поднял свою рюмку и пристально посмотрел на гестаповца. – Может, выпьете с нами? Это «Наполеон», отличный коньяк.

– Мне не до шуток! – Лицо Шабе оставалось неподвижным. – Дело государственной важности. Наш разговор носит официальный характер. – Тем не менее к столику он присел.

Шульц кивнул кельнеру, который тотчас же подал на подносе рюмку коньяка. Гестаповец не дотронулся до нее.

– Не понимаю! – Клос решил, что будет лучше всего, если он пренебрежет вопросами Шабе. – Фрау Келд вышла из дому около шести тридцати, а сейчас уже десять минут одиннадцатого. Могла зайти к своей подруге или…

– Нет, – резко прервал его Шабе. – Вы тоже что-то подозревали… Расспрашивали привратника…

– Она не пришла на свидание, – рассмеялся Клос. – Немного ревновал… Хотел знать, кого она предпочла мне…

– И поэтому вы спросили привратника, люди в черном «мерседесе» были в штатском или в форме?

– Именно поэтому.

– Что вы делали потом?

– Ничего. Прогулялся по улицам города, наконец пришел вот сюда… И все-таки я не понимаю…

– Не будем играть в жмурки, господа из абвера, – резко сказал Шабе. – Ингрид Келд должны была вернуться домой не позднее девяти вечера…

– Может быть, она пригласила и вас?

– Обер-лейтенант Клос, вы слишком много себе позволяете! Ингрид Келд нужна не мне, а рейху. Этого достаточно?

– Вполне, – ответил Клос. – Она ваш человек. С этого и следовало бы начать.

Шабе ударил кулаком по столу. Маска спокойствия спала с его физиономии.

– Пренебрегаете нами? Но если только вы увели из-под нашего носа эту девушку…

– Разрешите, господин штурмбаннфюрер, – шепнул Шульц, – доложить об этом подозрении адмиралу…

– Можете докладывать кому хотите!

– Успокойся, Шульц, – вмешался Клос. – Что касается меня, то я готов помочь вам, господин штурмбаннфюрер…

– Достаточно того, что вы не будете нам мешать, – довольно грубо ответил Шабе. – А может, все-таки она пришла к кинотеатру и встретилась с вами?

Собеседники пристально посмотрели друг на друга. Клос спокойно закурил сигарету и потянулся за рюмкой.

– При случае я отвечу вам, – сказал он, – как отношусь к людям, которые оскорбляют меня. Может быть, господин штурмбаннфюрер думает, что я послал тех субъектов в «мерседесе* за Ингрид, чтобы они привезли ее ко мне на свидание?

Шабе встал:

– Рекомендую вам, господа офицеры, никому не говорить о нашей беседе. Непременно разыщем эту девушку, даже если нам будут помогать господа из абвера, – подчеркнул Шабе, поправляя пенсне жестом своего фюрера. – Они любят ночные рестораны. И встречаются здесь, видимо, совершенно случайно…

Шульц подозвал кельнера и заказал бутылку коньяка. Казалось, разговор с Шабе не произвел на него впечатления. Как только штурмбаннфюрер скрылся в дверях, капитан заговорил о двух девушках, которые сидели в одиночестве за столиком около окна, – миловидных, похожих друг на друга пухленьких блондинках со стройными ножками. Шульц предложил им вместе повеселиться: время было не позднее и возвращаться в свою холостяцкую квартиру ему еще не хотелось.

– Пока мы в Берлине, – заметил он, – нужно использовать все возможности. Что касается Ингрид, то оставим ее Шабе. Пусть поищет…

– Разреши взять твой мотоцикл? – попросил Клос.

– Зачем? – с удивлением и настороженностью спросил Шульц.

Клос предвидел такую реакцию: анализируя разговор со штурмбаннфюрером, он пришел к выводу, что гестапо не знает, где находится Ингрид. А Шульцу что-то известно. Может быть, очередная интрига между Канарисом и гестапо? Но чтобы люди абвера похищали агентов Кальтенбруннера – такого еще не случалось. В конце концов Клосу было все равно, на кого она будет работать: на Канариса или Гиммлера. В Берлине Клос не имел союзников, там у него были только враги.

– Зачем тебе мотоцикл? – повторил Шульц. – Решил сам разыскать свою очаровательную Келд?

– Все может быть…

– Послушай, Ганс… Советую тебе остаться, повеселимся с этими девушками, отлично проведем ночь… Ни одна женщина не заслуживает того, чтобы ради нее рисковать карьерой.

– Даже карьерой? Что тебе известно? Шульц неестественно громко рассмеялся:

– Почти ничего, дружище. Честно говоря, я не знаю, где находится Келд… И думаю, разыскивать ее бесполезно.

– Так дашь мне мотоцикл?

– Ты ужасно упрям! Что ж, возьми, погоняй немного по улицам, успокойся и отправляйся домой спать. Свежий воздух будет тебе полезен. А об Ингрид Келд забудь. Раз и навсегда забудь…

4

Клос оставил мотоцикл на углу Бисмаркштрассе. Ночь была тихая, луна висела над Берлином, освещая руины некогда жилых домов, фантастические контуры разрушенный зданий. Он облюбовал удобный наблюдательный пункт у витрины шляпного магазина, двери которого теперь были наглухо забиты досками. С этого места хорошо просматривалась Альбертштрассе. Был виден дом, где жила Ингрид. Он насторожился, когда возле подъезда дома остановилась автомашина. Из нее вышел Шабе в сопровождении эсесовцев.

Клос понимал: если бы он приехал немного раньше и проник, как намечал, в квартиру Ингрид, он захватил бы певицу в врасплох.

Недавний разговор с Бертой помог Клосу выяснить некоторые обстоятельства, касающиеся Ингрид. Берта оказалась значительно любознательнее и умнее, чем он предполагал. Клос застал ее в театре и пригласил в небольшое кафе, в котором в эту пору сидели только пенсионеры и влюбленные. Берте не нужно было долго объяснять, в чем дело. Усмехнувшись, она сказала, что господин Шабе из гестапо уже допрашивал ее. Клос объяснил ей, что опасается за Ингрид, спросил, не поможет ли она в розыске своей подруги… Он попросил Берту сообщить об Ингрид все, что она знала, и девушка охотно начала рассказывать:

– Ингрид за последнее время очень переменилась. Особенно после смерти Хейна. У них была настоящая любовь. В этом году, осенью, во время отпуска Кейтла, они хотели пожениться. Ингрид согласилась жить в Берлине, хотя мечтала увезти своего возлюбленного в Швецию, вырвать из когтей войны. Хейн был незаурядным музыкантом, и служба в армии тяготила его. Я знала его давно, – продолжала Берта, – еще до того, как он познакомился с Ингрид. Хейн учился в консерватории, подолгу задерживался на лекциях, вообще не хотел идти домой. Он был в ссоре с отцом, который занимал высокий пост в гитлеровской иерархии на Востоке. Хейн не хотел принимать помощь от отца, он был до конца честным и благородным человеком, из тех немцев, которые… Конечно, это не значит, что я во всем соглашалась с ним, – быстро проговорила Берта.

Клос подумал о том, что после войны трудно будет избавить таких людей, как она, от страха, боязни и подозрений.

– Когда Хейн приезжал из Польши в отпуск, – продолжала Берта, – он рассказывал невероятные вещи о тех немцах, которые бесчинствовали в оккупированной стране. Страшно было слушать. Теперь могу сказать, он замышлял даже бежать в Швецию. Потом замкнулся, как-то изменился, молчал и только с Ингрид оставался прежним. Выехал на пару дней в горы и вернулся отдохнувшим. Помню, как мы снова провожали его в Польшу. На вокзале Ингрид плакала, хотя это бывает с ней редко, она не любит слез, а когда поезд скрылся, неожиданно разразилась руганью и ругалась так громко, что я испугалась и хотела бежать. «Ненавижу вашу Германию, – кричала она, – ненавижу вашу войну! Хотите завоевать весь мир, а приносите всем людям, и даже своему немецкому народу, нечеловеческие страдания и мучения! Германия проиграет войну, будет уничтожена, и чем быстрее, тем лучше!»

Через несколько дней после отъезда его в Польшу было получено извещение, что Хейн погиб в Варшаве: убит поляками. Горе подкосило Ингрид, она очень любила его. Теперь она стала неузнаваемой. Ни на один день не прерывала своих выступлений, жила только театром. Уединялась в квартире Хейна и никого к себе не допускала. Потом выехала в Швецию, а когда снова вернулась летом в Берлин, то даже не позвонила мне. Я встретила ее случайно в ресторане, недалеко от зоопарка, она была в обществе офицеров СД и, кажется, господина Шабе. Пьяная подошла ко мне. «За смерть Хейна я должна отомстить, – с ненавистью сказала она, – и я это сделаю во что бы то ни стало. Мир подл и жесток. Лучше не питать иллюзий».

Клос еще спросил Берту, часто ли приходилось видеть Ингрид в обществе офицеров СД. Она сказала, что раза два ее подругу приглашал генерал фон Болдт, бывший шеф Хейна. А с обер-лейтенантом Столпом она бывала в театре.

– Вы должны его знать, – настаивала Берта, – он при вас приглашал Ингрид в ресторане «Золотой дракон».

Генерал фон Болдт! Клоса давно интересовал этот старый пруссак, который никогда не питал особых симпатий к Гитлеру, правда, это не мешало ему точно выполнять все приказы фюрера. Болдт был одним из тех, кто разрушал Варшаву. Он же был командиром дивизии на Восточном фронте. Его дивизия бесчинствовала на оккупированной территории Украины. Потом старый генерал был переведен в ставку верховного командования вермахта, где и сейчас занимал важную должность. Исполнителен, педантичен, как каждый прусский генерал. Однако это не мешало ему быть одним из руководителей военной оппозиции Гитлеру, предчувствовавшей поражение на Восточном фронте. Могла ли интересовать его Ингрид? Или абвер, или главное управление имперской безопасности?.. А может быть, существует еще другой вариант? Гестапо… Мюллер любит устраивать провокации. Следует быть осторожным, чтобы не попасть в ловушку.

Клос продолжал наблюдение за домом, где жила Ингрид. Он насторожился, увидев выходивших из подъезда людей. Впереди шел Шабе, за ним фрау Шустер в сопровождении эсесовцев. Старая женщина шла выпрямившись, высоко подняв голову, осторожно неся перед собой небольшую сумку. Зачем понадобилось Мюллеру задерживать эту старуху? Может, бедная фрау Шустер с перепугу сказала что-нибудь лишнее?

Когда автомашина с фрау Шустер и эсесовцами скрылась за углом Альбертштрассе, Клос, подождав несколько минут, проскочил в подъезд, полагая, что гестаповцы не вернутся. Он намеревался выиграть время. На лестничной клетке было пусто. Ганс без труда отмычкой открыл квартиру Хейна Кейтла.

В прихожей, комнате и кухне горел свет – гестаповцы не выключили его. Всюду был беспорядок: кушетка, на которой спала фрау Шустер, разобрана, буфет раскрыт; посуда, салфетки, банки, скудные запасы продуктов разбросаны по полу. Такой же хаос был и в комнате.

Квартира была обставлена скромно, но уютно. Цветные плотные шторы закрывали двери на балкон; низкий стол, диван, два простых кресла; на стене – портрет молодого человека в спортивном костюме. Это был Хейн Кейтл. Ганс подумал, что в большинстве немецких квартир висят фотографии молодых парней в солдатских мундирах, и нередко в черных траурных рамках.

Вещи Келд были разбросаны по полу, выброшены из шкафов и ящиков. Гестаповцы вскрыли внутреннюю обшивку чемоданов, вспороли подкладку пальто, перевернули туалетный столик, раскрыли флаконы с духами и коробочки с кремом. Что они искали у своего агента? Значит не доверяли ей? Но она неоднократно доказывала им свою верность, предавая польских связных. Может быть перепроверяли, надеясь узнать о неизвестных контактах и связях Ингрид? Интересно, каковы были результаты обыска.

Клод опустился на пол и начал просматривать вещи Келд. Он знал, где у польских связных могут быть тайники, и не стал осматривать ее платья и мелкие туалетные принадлежности, гестаповцы уже тщательно их проверили. Из чемоданов и ящиков он вытащил и просмотрел пояса от платьев, потом отвинтил дверные ручки и скрупулезно обследовал их. Наконец нашел то, что искал: посеребренная дверная ручка была полой, внутри имелось достаточно места для тайника.

Разведчик усмехнулся: дверные ручки гестаповцы не догадались проверить. Он приподнял ножом тоненькую пластинку и осторожно вынул свернутую в трубочку бумажку. Текст был зашифрован, на оборотной стороне виднелась написанная, вероятно рукой Ингрид, фамилия Эдменд Кирхстховен. Известная фамилия. Кирхстховен был резидентом американской разведки в Швеции. От кого Ингрид получила шифровку? Кто пытался через нее установить связь с американской разведкой?

Клос расшифровывал письмо. Шифр был несложный, хотя требовал знания дела. Разведчик спрятал шифровку в зажигалку и намеревался выйти из квартиры.

Вдруг в прихожей послышался щелчок ключа в замке. Кто-то открывал входную дверь. Ингрид? Гестапо? Кто еще мог иметь ключ от этой квартиры? Ганс спрятался в кухне так, чтобы видеть, что делается в прихожей. На пороге он увидел человека, освещенного лампой с лестничной клетки. Клос сразу же узнал вошедшего. Это был обер-лейтенант Столп, адъютант генерала фон Болдта.

Он вел себя осторожно, старался действовать бесшумно. Закрыл за собой дверь, осветил прихожую электрическим фонариком. Еще минута – и он, вероятно, включит свет и обследует всю квартиру.

Клос молниеносно принял решение. Он вынул из кобуры пистолет, снял с предохранителя. Тихо пошевелился, чтобы вошедший догадался, что в квартире кто-то есть.

Когда Столп вошел в кухню, он неожиданно почувствовал, как что-то прикоснулось к его спине, и услышал голос:

– Не двигаться, лицом к стенке! Руки вверх! Адъютант генерала выполнил приказание.

– Говори, – повелительно сказал Клос, держа палец на спусковом крючке пистолета и прижимая дуло к спине Столпа, – где Ингрид Келд?

– Не знаю.

– У тебя ключи – и ты не знаешь! Бесполезно отпираться. Тебя ничто не спасет! Считаю до трех и стреляю.

Столп молчал.

– Подумай. Могу ранить, потом вызову гестапо, – провоцировал его Клос. Он был уверен, что Столп боится Мюллера. – Раз… два… – начал он отсчитывать и еще сильнее надавил дулом пистолета на спину обер-лейтенанта.

– Не знаю, – прохрипел Столп, – я выполняю приказ.

– Чей?

– Генерала, – с трудом выдавил из себя адъютант.

Столп оказался трусливым офицером. «На месте генерала Болдта я приказал бы его расстрелять», – подумал Клос. Теперь он знал, кто использовал Ингрид для установления связи с американской разведкой в Швеции. Но почему Келд не доложила об этом Мюллеру? А может быть, доложила?

– Что тебе приказано искать? Столп молчал.

– Говори!

– Письмо, – прошептал Столп.

Теперь Клос точно знал то, о чем ранее только догадывался.

– Не двигаться! – приказал он и медленно стал отходить к двери.

Столп, едва почувствовав это, мгновенно обернулся, чтобы броситься на Клоса. Но Клос оказался быстрее – тяжелый удар (не зря же он тренировался неделями) свалил Столпа на пол. Клос на секунду осветил его лицо фонариком, потом закрыл за собой дверь и спокойно спустился по лестнице вниз.

Клосу все было ясно. План действий созрел моментально. К сожалению, оставалось мало времени для выполнения приказа Центра.

5

Вилла генерала фон Болдта находилась невдалеке от центра города, в районе, который возник еще в тридцатые годы. Чтобы попасть туда, нужно было пересечь Тиргартен и оказаться на широкой аллее, спускавшейся под гору. Аккуратные, добротные, чистенькие, похожие друг на друга дома утопали в зелени садиков, огороженных с улицы металлическими сетками. Номер 58 находился недалеко. Клос притормозил мотоцикл, огляделся, сбавил газ и остановился. Оставив мотоцикл, не торопясь пошел по безлюдному тротуару. Было тихо, только изредка лаяли собаки.

План был небезопасен, приходилось рисковать, но другого выхода не было. Он должен убедиться, что Ингрид Келд находится у генерала фон Болдта, и узнать, когда ее выпустят. Клос полагал, что разговор с генералом будет нелегким, хотя у него в руках были все козыри. Не хватило только времени, чтобы до конца расшифровать письмо к резиденту американской разведки. Клос был уверен, что именно фон Болдт связывался с Кирстховеном через Ингрид. Столп накануне доставил певице шифровку. Но вскоре генерал узнал от Шульца, который играл в этом деле немаловажную роль, что Ингрид работает на гестапо. Боясь разоблачения, генерал решил принять меры предосторожности. Может быть, даже приказал ликвидировать Ингрид. Если бы Клос был в этом уверен! Ему были известны имена немецких генералов, которые после Сталинграда вступили в заговор против Гитлера. Они с надеждой смотрели на Запад, но были готовы до конца бороться на Востоке. Клос не мог не учитывать и возможность того, что Болдт договорится с Ингрид, а может быть, даже и с Мюллером…

При встрече с генералом он решил использовать все свои крупные козыри. А в том, что они крупные, Клос убедился, поговорив по телефону с фон Болдтом. Сначала он отправился к генералу на службу. Дежурный офицер принял его с удивлением и сообщил, что фон Болдта уже нет в штабе. Он выехал домой, но звонить к нему приказано только в исключительно важных случаях. Клос потребовал немедленно соединить его с генералом.

– Сегодня я никого не принимаю, – услышал он голос фон Болдта на другом конце провода после того, как представился.

– Я по делу, которое господин генерал поручил обер-лейтенанту Столпу, – тихо, но настойчиво сказал Клос.

В телефонной трубке замолчали: старый пруссак, видимо, задумался. Потом послышалось:

– Приезжайте.

У калитки стоял солдат. Услышав фамилию Клоса, он нажал на рычаг, дверь открылась. На лестнице, ведущей к вилле, его уже ждал обер-лейтенант Столп, голова адъютанта была забинтована.

«Узнает ли он меня? – подумал Клос. – А если и узнает…»

– Господин генерал ждет, – сказал Столп.

В прихожей Клос оставил плащ, на какую-то долю секунды заколебался, взять ли с собой черный портфель, подумал об игрушке из пластика, которая лежала в нем под бумагами. Если не будет другого выхода…

Огромный кабинет, тяжелая мебель, письменный стол, большой портрет Бисмарка. На стенах портреты Гинденбурга и Клаузевица. В своих личных апартаментах генерал фон Болдт не держал портрета фюрера. Сейчас он сидел в глубоком кожаном кресле за письменным столом, угрюмый, озабоченный, монокль несколько искажал его лицо. На Клоса генерал посмотрел как на провинившегося подчиненного, который набрался смелости, чтобы нарушить покой своего начальника. Девиз генерала Болдта был таким: «Пока я командую, не может случиться ничего чрезвычайного». Он не подал руки Клосу, только указал на кресло.

Обер-лейтенант понимал, что не стоит торопиться.

– Я приятель Ингрид Келд, – начал он спокойно и посмотрел на генерала. Лицо Болдта оставалось неподвижным. – Смею думать, – продолжал Клос, – что господин генерал располагает сведениями о судьбе этой девушки.

– Вы с ума сошли! – воскликнул генерал.

Клос подумал, что на его месте любой прусский офицер растерялся бы, лишился дара речи, если бы генерал разгневался. Но Клос не был прусским офицером, а неподвижное лицо Болдта возбуждало в нем лишь ненависть и презрение.

– Господин генерал может не соглашаться, – спокойно проговорил Клос – Но тогда я могу подумать, что обер-лейтенант Столп без вашего разрешения пытался проникнуть в квартиру Ингрид Келд, воспользовавшись ее ключами.

– Мои офицеры действуют только по приказу, – ответил генерал, закуривая сигару.

«Соблюдает лояльность». – подумал Клос и спросил:

– Позвольте закурить, господин генерал?

– Курите, – пробурчал фон Болдт, но сигару не предложил.

– Значит, – продолжал спокойно Клос, – обер-лейтенант Столп действовал по вашему приказу и искал в квартире Келд то, что вам нужно. Ключи от квартиры он мог получить только от самой Ингрид Келд, которая исчезла при загадочных обстоятельствах около восемнадцати тридцати.

– И что же искал, Столп? – Болдт испытывающе посмотрел на Клоса.

– Господину генералу лучше знать, – вежливо ответил Клос.

– Вздор! Не люблю инсинуаций, молодой человек.

– Может быть, гнев господина генерала, – спросил Клос, – вызван тем, что Столп не выполнил задания?

Они смерили друг друга пристальным взглядом. В жизни генерала фон Болдта еще не было случая, чтобы какой-то обер-лейтенант говорил с ним таким тоном.

– Собственно говоря, что вы хотите? – зло пробурчал генерал.

Клос усмехнулся:

– Не так много, господин генерал. Подтверждения, что Ингрид Келд находится в ваших руках, и сообщения о том, что вы намерены с ней сделать.

Генерал молчал. После некоторого колебания он предложил Клосу сигару и серебряный ножичек.

– Откуда вам известно об обер-лейтенанте Столпе? – спросил он.

– Я видел его в квартире Келд.

– Значит, это вы его так разделали? – Да.

– Что вам еще известно?

– Многое, – ответил Клос. Он решил не раскрывать раньше времени свои карты.

– Вам ничего не известно, господин обер-лейтенант, – неожиданно сказал генерал. – Может быть, вы думаете, что вас увенчают лаврами в гестапо?

– Я не собираюсь ничего докладывать Мюллеру. Они разыскивают Келд сами.

Клос посмотрел на генерала и подумал, не допустил ли/ он какой-нибудь ошибки. Фон Болдт усмехнулся. Потом лицо старого пруссака изменилось, стало суровым, отталкивающим.

– Столп наговорил вам глупостей.

«Не верит, – подумал Клос, – что я нашел в квартире Келд шифровку, которую искал его адъютант».

– Если вы, господин Клос, порядочный немецкий офицер, а в этом я не сомневаюсь, то должны мне верить и понимать: все, что я делаю, я делаю для великой Германии. – Генерал гордо посмотрел на портрет Бисмарка. – Честь офицера обязывает вас к молчанию и послушанию.

«Старый осел! – подумал Клос со злостью. – Если бы ты знал, что в моих руках шифровка, направленная тобой американскому резиденту Кирстховену через Ингрид!.. – Он потрогал портфель, стоявший рядом, на полу. – Ты мог бы арестовать меня. Правда, дежурному офицеру штаба известно, что я отправился к генералу на дом… хотя он может и не сказать об этом». Клос принимал во внимание все мелочи.

– Итак, господин генерал не желает сказать, где находится Ингрид Келд?

– Нет. Могу вам, молодой человек, только посоветовать: забудьте о ней навсегда.

«Это уж слишком», – подумал Клос.

– И о нашем разговоре забудьте, – добавил генерал.

– Я бы с удовольствием забыл, господин генерал. С удовольствием, – повторил Клос – Если бы только был уверен…

– В чем?

– Что Ингрид Келд не выедет утренним поездом в Стокгольм.

Клос подумал, не сказал ли чего лишнего, – такое нескрываемое удивление выражало лицо генерала. Он пристально посмотрел на Клоса:

– Не понимаю.

– Мог бы я рассчитывать на такую любезность с вашей стороны?

– Мне больше нечего вам сказать, – резко ответил фон Болдт.

– Тогда, господин генерал, разрешите быть свободным?

– Больше вас не задерживаю.

«Мы оба допустили ошибку, – подумал Клос, застегивая плащ в прихожей. – Старый пруссак даже не пытался вытянуть из меня все, что я знаю. Если Ингрид признается Болдту, какое задание она получила от Мюллера этой ночью, то он может догадаться, о чем идет речь, и тогда я у него в руках. Но у меня есть еще главный козырь – шифровка. Только бы Болдт не отпустил Ингрид! Интересно, что теперь предпримет генерал?»

Генерал фон Болдт набрал только одному ему известный номер телефона. Долго ждал, пока не услышал на другом конце провода знакомый женский голос. Затем вызвал адъютанта и приказал проводить к нему в кабинет Ингрид Келд.

6

Ингрид Келд сидела в кабинете напротив фон Болдта. – Курите? – спросил генерал.

– Могу не курить и не пить, – равнодушно, даже с пренебрежением ответила Келд. Она посмотрела на портрет Бисмарка: лицо железного канцлера казалось ей более симпатичным и человечным, чем физиономия хозяина кабинета.

– Не люблю воевать с прекрасным полом, – проговорил фон Болдт.

– Однако господину генералу это не мешает держать женщину в заключении в подвале собственного дома, – отпарировала Келд.

– Не будем играть в жмурки, дорогая Келд. – Старый пруссак вставил монокль в глаз и потянулся за сигарой. – Ставка больше, чем жизнь. Я не думаю ни о себе, ни о своих подчиненных, важнее всего – великая Германия. Вы добровольно взялись помогать нам и согласились передать мою шифровку… известному вам человеку в Стокгольме.

– Я бы выполнила ваше задание…

– Вы, кажется, шутите, – прервал ее генерал. – Мне доложили что вы… сотрудничаете с Мюллером. Это правда?

Келд колебалась недолго:

– Да, это правда.

Фон Болдт вздохнул и продолжал:

– Я не хотел верить в это даже тогда, когда получил донесение. Я не спрашиваю, почему вы так поступили, но требую ясных и честных объяснений. Свободу не обещаю, однако… дам вам шанс выжить. Прошу только честно ответить: что вы сообщили Мюллеру?

– Ничего, – ответила Ингрид.

– Лжете, – спокойным голосом произнес генерал. – Где шифровка?

– В моей квартире.

– Конкретно?

– Господин генерал, – Ингрид посмотрела ему в глаза, – я возвращу вам шифровку, если вы отпустите меня на свободу. Клянусь я не говорила о ней Мюллеру ни слова.

Ингрид хотела рассказать генералу о своих душевных переживаниях, но была уверена, что он этого не поймет. Что может знать прусский генерал о настоящей любви? Она жила лишь памятью о любимом, думала только о нем. «Мы имеем право ненавидеть», – сказал ей однажды Хейн. А когда он погиб, то она стала повторять другие слова: «Мы имеем право мстить». Месть сделалась смыслом ее жизни. Она предъявила счет убийцам своего возлюбленного… Не чувствовала ни угрызений совести, ни жалости, когда предавала очередную жертву Мюллеру. «Смерть Хейна Кейтла, – утверждал хауптштурмфюрер, – будет им дорого стоить. – И добавлял: – Понимаю и ценю вашу ненависть, госпожа Келд. Я тоже их ненавижу».

Почувствовав на себе пристальный взгляд генерала, Келд добавила:

– Я работаю с Мюллером только против убийц Хейна. Генерал молчал. Его неподвижное лицо на миг прояснилось.

– Если бы я мог в это поверить! Красивая и увлекательная история. Но лживая, дорогая Келд. Честность и преданность доказываются иначе.

– Я думала, господин генерал, – тихо прошептала девушка, – * что вы, начальник Хейна, поверите мне. – Хотя теперь Ингрид было все равно, поверит ли ей этот старый пруссак или нет. Ей не хотелось возвращаться в Стокгольм. Она боялась одиночества. Когда-то Ингрид просила Мюллера, чтобы он поручил ей более серьезное задание. Готова была даже отправиться в Варшаву, которую никогда не видела. Хотела побывать в городе, где погиб Хейн, увидеть людей, которые, может быть, и не стреляли в него, но радовались тому, что погиб еще один немец. «Я любила Хейна, он был дорог мне. Его убили, предали. Поэтому его врагов предаю и я», – неоднократно повторяла Ингрид. «Ничего ты не смыслишь в этой войне, – сказал ей однажды Хейн. – Ты только глупенькая шведка».

– Я доверяю сотрудникам гестапо, – внезапно проговорил генерал. Потом он спокойно произнес слова, от которых она пришла в ужас. – Доверяю женщине, – сказал генерал, – сотрудничающей с Мюллером, несмотря на то, что тот уничтожил близкого ей человека…

Ингрид показалось, что ее пробудили ото сна и вернули в жестокую действительность – обнаженную и лишенную всякого смысла.

– Что вы сказали?! – в ужасе вскрикнула Ингрид. – Хейна убили поляки!

Генерал был безжалостен.

– Это официальная версия, дорогая Ингрид, – ответил он. – У меня нет оснований скрывать от вас правду. Обер-лейтенант Кейтл оказался предателем. Он был связан с польским подпольем. Мюллер сам расстрелял его. Я предлагал предать его полевому суду, но у Мюллера свой метод расправы, и на войне он вполне уместен. Родственники Кейтла, и в особенности его отец, не очень-то огорчились, а вам… Я думал, Мюллер все рассказал вам…

Ингрид молчала. Она не могла плакать. Ей казалось, что она вновь слышит голос Хейна: «Ты только глупенькая шведка». Потом девушка подумала о тех людях, которых выдала гестапо. Вспомнила лицо убитого на вокзале связного, вспомнила, как Мюллер сказал: «Удалось». Мюллер любил лично расправляться с жертвами.

– Еще раз спрашиваю, – настаивал генерал, – где моя шифровка?

У Ингрид не было сил произнести хоть слово. Она никак не могла понять, что еще нужно от нее этому старому генералу. Вспомнила о его шифровке на имя резидента американской разведки Кирстховена. Посмотрела на старика с ненавистью.

– Не хотите говорить! – крикнул генерал, теряя самообладание. – Тогда, может быть, скажете, кто такой обер-лейтенант Клос? Почему он так интересуется вами?

Клос? Ей казалось, что вечер, проведенный с Клосом в ресторане «Золотой дракон», уже давно в прошлом.

– Клос не хотел, чтобы вы выехали ранним поездом в Стокгольм. Почему? Вы меня слышите?

– Слышу, – тихо ответила Келд. – Клос хотел… – Она подумала, что Мюллер, наверное уже разыскивает ее. И что еще один человек, которого она должна встретить на вокзале, находится в смертельной опасности. – Прошу вас, господин генерал, отпустите меня.

– Сначала вы расскажете все и ответите на вопрос: где шифровка? Подумайте, даю вам время до утра.

Подвал, в который ее снова доставили, был душным и сырым. Высоко над жестким топчаном виднелось наглухо закрытое, забранное железной сеткой небольшое окно. На каменный пол солдат поставил стакан чая и тарелку с хлебом, маргарином и джемом. Морить ее голодом, очевидно, не собирались.

– Не буду есть, – с раздражением сказала Ингрид.

Солдат, молодой парень в каске и с автоматом через плечо, посмотрел на нее с удивлением и нескрываемым интересом… Кажется, он видел ее на сцене. Но он никогда не имел дела с такими женщинами, как она, с женщинами недоступного ему мира.

– Прошу вас, фрейлин, – мягко проговорил он. Потом бросил на топчан плащ: – Ночью холодно. – И вышел, осторожно закрыв за собой дверь.

В дверях было небольшое отверстие, через которое она видела темный коридорчик и сидящего на стуле у стены солдата. В доме было тихо. Ингрид металась по небольшому помещению между дверью и топчаном, считала шаги, стараясь ни о чем не думать, не чувствовать, не надеяться, и все же не теряла надежды. Стремилась выбраться из этой паутины. Ее снова охватила жажда мести, а потом… Она знала, что будет потом, но не чувствовала страха…

Через некоторое время Ингрид уже имела план; немного жаль было солдатика, который бросил ей на топчан свой плащ, но другого выхода не было, и она решилась…

Расстегнув блузку, она начала громко стучать в дверь и кричать.

Щелкнул замок. На пороге появился солдат с автоматом через плечо:

– Что случилось, фрейлейн?

– Мне душно! – крикнула она. – Нечем дышать. Прошу, откройте окно. Я сама не могу, высоко.

Солдат в смущении посмотрел на ее расстегнутую блузку, поднял глаза на наглухо закрытое окно, поставил автомат у стенки, встал на топчан и потянулся к защелке. Все произошло так, как она задумала. Солдат, с трудом открыв форточку, начал осторожно спускаться вниз, и в этот момент Келд схватила автомат и сильно ударила его прикладом по голове. Караульный сполз с топчана на пол. Глаза его были открыты, на лице застыло удивленное выражение.

Девушка быстро выбежала в коридор. Лестница вела в какое-то темное помещение. Ингрид нащупала двери, осторожно открыла их и оказалась в кухне. В окно была видна луна, висевшая над садом. В доме царила тишина. Келд была свободна. Через минуту она выскочит в окно, преодолеет металлическую ограду, окружающую виллу, окажется в неизвестном ей районе Берлина. До центра города она доберется пешком.

7

Вто время как Ингрид Келд разговаривала с генералом фон Болдтом, Клос шел длинным, ярко освещенным коридором здания абвера. Он оказался в первом секретариате. Капитан, сидевший за письменным столом, посмотрел на Клоса и поднял телефонную трубку. Доложил, подождал ответа и проговорил:

– Проходите!

Этот ритуал повторялся еще дважды. У каждой двери с автоматом наперевес стоял унтер-офицер, вытянувшийся, безразличный, словно каменная статуя.

Клос когда-то был у адмирала. Он знал этот ритуал, который теперь казался ему больше смешным, чем грозным. «Метод недоступности и страха», – подумал он, ожидая в последнем секретариате. За письменном столом там сидел уже не капитан, а подполковник.

Еще перед входом в здание абвера на автостоянке Ганс увидел Шульца и сразу понял, что генерал фон Болдт оказался быстрее его и, похоже, уже принял какие-то меры.

– Старик хотел тебя видеть, – сказал Шульц. – И чем быстрее, тем лучше.

Значит Болдт позвонил адмиралу! Может быть, это Канарис при помощи старых прусских генералов ищет контактов с американской разведкой? Клос понимал, в какой опасной ситуации он оказался. Адмирал – это не Болдт! Все козыри, которые Клос имел в руках, могут неожиданно обернуться против него. Тайные намерения шефа немецкой контрразведки трудно было угадать: этот старый игрок никогда ничего не делал так просто, сложные иезуитские интриги, которые он плел, всегда опасны.

Может быть, он настраивает Болдта против Гимлера или намеревается предать генерала, чтобы удостоиться еще большего доверия фюрера, ибо это он, а не Кальтенбруннер напал на след заговорщиков… Неизвестно, наконец, что ему сказал Болдт. Какой придерживаться тактики? Клос решил, что остался только один шанс…

– Портфель и оружие прошу оставить в секретариате, – потребовал подполковник, открывая широкие дубовые двери.

От порога до тяжелого письменного стола, расположенного в глубине огромного кабинета, было не менее двадцати шагов. Клос шел как на учебном плацу. Перед столом застыл на месте, глядя прямо в глаза маленькому, невзрачному адмиралу, сидевшему под большим портретом фюрера.

Шеф смерил Клоса строгим, недоверчивым взглядом. Своим видом он напоминал хищную птицу.

– Ганс Клос, – надменно протянул он, – на кого вы работаете?

Клос понимал, что ответ должен дать не колеблясь. Все зависит от того, как адмирал воспримет правдивость его слов.

– Работаю на вас, господин адмирал!

– Почему вы интересуетесь Ингрид Келд?

– Влюбился, господин адмирал!

Ответ Клоса был воспринят без особого интереса. Адмирал молчал, присматриваясь к Клосу, и, видимо, взвешивал каждое его слово, определяя, правдив ли ответ.

– Вы идиот, Клос! – выкрикнул он неожиданно.

– Так точно, господин адмирал, – не задумываясь подтвердил обер-лейтенант.

Появилась надежда: будет неплохо, если Канарис поверит, что Клос беспечный малый и неудачник в любви, запутавшийся в сетях очаровательной шведки и не имеющий понятия, о чем речь.

– Это мы проверим, – усмехнулся адмирал. – А теперь выкладывайте, что вам известно!

Необходимо было говорить быстро, уверенно, без запинок. Адмирал может заметить каждую фальшивую интонацию. Клос рассказал, как он после ресторана проводил Ингрид домой и как условился о свидании на следующий день у кинотеатра. Девушка не пришла. Она исчезла неизвестно куда. Он решил разыскать ее самостоятельно и с этой целью пошел к ней домой. Там застал Столпа, адъютанта генерала фон Болдта, который признался, что разыскивает по указанию шефа какое-то письмо.

– Я был уверен, господин адмирал, – продолжал Клос, – что речь шла о любовном письме генерала к Ингрид Келд. Госпожа Келд, видимо не пожелала возвратить это письмо, а генерал Болдт опасался компрометации. Подозреваю, что генерал принудил ее к переговорам и Келд в настоящее время находится у него дома. Признаюсь, что все это я делал из ревности… «Поверил ли? Есть ли надежда, что адмирал проглотил эту пилюлю?»

– Вы шантажировали генерала?

– Никак нет, господин адмирал, разве я могу позволить себе подобные действия по отношению к генералу?

Адмирал, прикрыв глаза, взвешивал каждое слово Клоса. Он выглядел уставшим, лицо его было серым, с мешками под глазами.

– Вы лжете, господин Клос, – сказал он. – Достаточно умело, но лжете. Вы не такой простак, какого стараетесь разыграть передо мной.

– Я искренне и честно рассказал все, господин адмирал! – воскликнул обер-лейтенант, еле сдерживаясь.

– Честность, искренность! – скривился адмирал. – На нашей службе! Слышал, слышал о вас, господин Клос. Хорошо… Я готов поверить в ваш цветистый рассказ. Допустим, что вы не хотели обидеть начальство… своими амурными глупостями. Но действительно ли это были глупости? – спросил он властным тоном. – Если мы оба что-то знаем, то запомните, что мне всегда известно больше. Поняли?

– Так точно, господин адмирал!

– Нужно больше молчать и меньше говорить – эту истину твердо должен усвоить немецкий офицер. А вы, господин Клос, кажется, ее забыли. Помните, что вы должны действовать только по моему приказу… И если я отдам такой приказ, вы обязаны немедленно его выполнить. А если вы попытаетесь ослушаться и начнете работать на кого-нибудь другого, то берегитесь – я найду вас даже под землей… Человек Мюллера говорил с вами и с Шульцем два часа назад, это правда?

– Так точно!

– Думаю, что людей Мюллера это интересует не меньше, чем нас. Версия же, что у генерала фон Болдта с Ингрид интимные отношения, как мне кажется, плод вашей фантазии. Может быть вам, господин обер-лейтенант, все это приснилось?

– Так точно! Адмирал усмехнулся:

– Ваши эмоции, господин Клос, меня не волнуют, но об Ингрид Келд забудьте. Забудьте навсегда.

Клос вышел из кабинета адмирала, в секретариате взял свой плащ и портфель (его, видимо, не открывали). Если бы они заглянули в него, то он вряд ли вышел бы из этого дома. С облегчением подумал: «На месте». Не торопясь, прошел по коридору, минуя дежурных офицеров у дверей. Вздохнул полной грудью лишь тогда, когда оказался на улице. Но это было еще не все. Предстоящая ночь могла преподнести ему не один сюрприз.

Мюллер и его люди разыскивают Ингрид Келд по всему Берлину. Приказал ли хауптштурмфюрер наблюдать за ним? Если это так, то Клос должен оторваться от ищеек гестапо, пока будет добираться из управления до квартиры Болдта. Правда, он не был уверен, что это ему удастся. В конце концов он решил пойти домой и ожидать вызова Мюллера, а в том, что этот вызов скоро последует, Клос не сомневался.

«Самое плохое, – подумал он, – оказаться между Канарисом и Кальтенбруннером. Хотя в определенное время это может сыграть и положительную роль. Информация об интригах абвера и стремлении установить связь с американской разведкой в Стокгольме заинтересует Центр. Необходимо и дальше следить за действиями немецких генералов».

Он не доверял генералам, которые организовали заговор против Гитлера, вели тайные переговоры с американской разведкой и одновременно беспрекословно выполняли все приказы фюрера о ведении войны на Восточном фронте до последнего солдата. Нужно было раздобыть для Центра более подробную и достоверную информацию о связях абвера с американской разведкой. Хауптштурмфюрер Мюллер не дождется от него того, на что рассчитывает.

Клоса вызвали в гестапо значительно раньше, чем он ожидал. К подъезду дома на Кюрфюрстендамм подкатил черный «мерседес». Из него выскочил Фриц Шабе и, стараясь быть полюбезнее, пригласил Клоса в машину. Сидя между двумя эсэсовцами с неподвижными, как у охранников Канариса, лицами, обер-лейтенант анализировал события. Известно ли Мюллеру о его визите к генералу фон Болдту? И что делать с портфелем? Если он будет арестован, то портфель отберут, а в нем лежат его игрушки из пластика. И тогда… Клос почувствовал горечь во рту. «Неужели конец? Выдержу ли?»

В кабинете Мюллера горел яркий свет. Клос сидел на стуле посреди кабинета, держа портфель на коленях. Если что, он молниеносно приведет в действие взрывное устройство – и все взлетит на воздух. Эта мысль успокаивала Клоса. Он рисковал, как страстный игрок, но такой риск иногда помогал ему в трудной ситуации.

– Говори, где Ингрид Келд? – прорычал Мюллер. Клос молчал.

– Отвечай! – крикнул гестаповец. Методы допроса в гестапо были примитивны.

– Разрешите напомнить вам, господин хауптштурмфюрер, что вы разговариваете с немецким офицером, – твердо сказал Клос.

Казалось, что в этот момент Мюллер, рассвирепев, ударит его. Клос близко видел лицо, перекошенное от злобы, выкатившиеся глаза и прыгающий кадык хауптштурмфюрера. Однако гестаповец взял себя в руки.

– Вы отказываетесь отвечать, господин Клос, – процедил он сквозь зубы. – Мы не раз имели дело со всякими немецкими офицерами.

– Я не принадлежу к их числу, – спокойно ответил Клос. Хладнокровие и корректность Клоса снова вывели гестаповца из равновесия.

– О чем вы говорили с адмиралом? – грубо спросил Мюллер.

«Значит, ему что-то стало известно», – подумал Клос и сказал:

– Прошу вас позвонить адмиралу.

– Вы что, издеваетесь над нами? – рявкнул Мюллер. – Видимо, вы, господин Клос, никогда не имели дела с гестапо. Откуда у вас такая уверенность? Что вы вообще собой представляете?

«Время наступать», – решил Клос. Сорвался с места. Его грозный вид ничем не уступал Мюллеру.

– Стыдно за вас, господин Мюллер! – крикнул Клос. – Ведете себя как рядовой эсэсовец! Как вы смеете так относиться к немецкому офицеру, который намерен сотрудничать с вами?! Рассматриваете его как врага!

Мюллер опешил.

– Вы, господин Клос, хотите сотрудничать с нами? – спросил он. На его лице появилось удивление. – Может быть, сигару? – возмущенный вид и крик Клоса не произвели на Мюллера особого впечатления, хотя тон хауптштурмфюрера сразу же изменился.

– С удовольствием закурю, – ответил обер-лейтенант.

– Давайте поговорим спокойно и благоразумно. Садитесь, пожалуйста. Скажите, ваш разговор с адмиралом касался Ингрид Келд?

Клос затянулся дымом сигары.

– И да, и нет, – уклончиво ответил он. На лице Мюллера появилось недоверие.

– Как это понять?

– Адмирал, – медленно проговорил Клос, – хотел знать, почему вас интересует Ингрид Келд. Обругал меня и Шульца за то, что мы упустили ее. Он полагал, что ее могут использовать…

– Ах вот что!

Трудно было предположить, что Мюллер поверил.

– Значит, надо понимать так, что адмиралу неизвестно, где находится Келд? – спросил Мюллер.

– Да, он не знает этого, – ответил Клос и подумал: «Не исключено, что Канарис в какой-то момент может предать меня». Клос не доверял адмиралу. Он знал, что Канарис способен на любую подлость.

– Мы предполагали, – проговорил Мюллер, – что абвер приложил руки к этому делу, перехватил у нас агента. Позавидовал нашим успехам! Канарис захотел выслужиться перед фюрером. Думает, что только его служба работает. Но ему не удастся…

– Господин хауптштурмфюрер, – сказал Клос, понимая, что необходимо продолжать большую игру, – вчера вечером я был с Ингрид в ресторане «Золотой дракон». Видел, как она разговаривала у бара с каким-то молодым человеком в штатском…

Гестаповцы слушали с большим вниманием, а Клос продолжал свой рассказ:

– Поначалу я не придал этому особого значения, даже забыл об этом, и только сейчас мне пришло в голову: не связано ли с этим исчезновение Ингрид.

– Как выглядел тот человек? – спросил Мюллер.

– Высокий. Лицо худощавое, продолговатое. Глубокий шрам на щеке. Примерно как у господина Шабе…

Мюллер подозрительно посмотрел на своего помощника, на вспыхнувшем лице которого отразилось беспокойство.

– Правда, я не слышал всего их разговора, – продолжал Клос, но, когда проходил мимо, уловил несколько слов: «Завтра – в Потсдаме».

– Почему вы раньше об этом не доложили?

– Ревновал. Боялся за Ингрид. Думал, что они договариваются о свидании. Ночью объездил весь Потсдам…

– Ах так! Значит, вы ездили на мотоцикле в Потсдам?

– Да, – ответил Клос.

– Шабе, – позвал Мюллер своего помощника. – Отряд, и быстро в Потсдам!… Не хотели бы вы поехать с нами?

– Нет. Думаю вернуться домой, – ответил Клос. – Полагаю, что мне достаточно на сегодня.

8

Клос не ожидал этого. Когда они подошли к гаражу, расположенному в глубине заброшенного двора, и он увидел их холодные, надменные лица, стало понятно, что самое опасное – впереди. Значит, они поджидали его неподалеку от здания гестапо. Они бросились к нему и подхватили под руки… Это были Шульц и Столп.

– Вы с ума сошли! – крикнул Клос.

Они молча втащили его в гараж и, неожиданно выхватив пистолеты, обезоружили.

– Ганс, – насмешливо произнес Шульц, – ты возомнил себя опытным разведчиком и вздумал нас провести. Говорил я тебе, не уходи из «Золотого дракона». Влип ты в паскудную историю, дружище…

– Работаете вместе? – утвердительно спросил Клос. – Я догадывался об этом.

– Не цацкайся с ним! – угрожающе крикнул Столп. – Это его работа! – Он провел рукой по своей забинтованной голове. – Говори, – повернулся он к Клосу, – о чем ты донес Мюллеру?

Клос неожиданно рассмеялся. Офицеры посмотрели на него как на сумасшедшего…

– Говори! – угрожающе повторил Столп.

– Глупые вы, – спокойно произнес Клос. – Если бы я рассказал Мюллеру все, что знаю, то вас бы не было здесь и вы не разыгрывали бы из себя героев. Убедитесь в этом через час. Мюллер не пойдет к Болдту и не встретится там с Ингрид Келд.

– Это теперь не имеет значения, – сказал Шульц. – шведка сбежала!

На этот раз ему удалось вывести Клоса из равновесия. Теперь все может провалиться! Вся искусно построенная конструкция распалась, как карточный домик. Ингрид Келд снова на свободе! Смертельная угроза нависла над связной! Над ним тоже!

– Идиоты! – выругался Клос. – Как вы могли позволить ей сбежать?!

Офицеры смотрели на Клоса с удивлением. Его возмущение было действительно искренним, в этом они не сомневались.

– Разве не ты помог ей сбежать? – с недоумением спросил Столп.

Они были уверены, что это сделал именно Клос, и не без оснований. Теперь они ничего не понимали.

– Не буду скрывать, – сказал Шульц, – все мы оказались в сложной ситуации. Ингрид Келд слишком много знает, да и тебе, Ганс, многое известно…

– Ты в наших руках, – докончил Столп и снял пистолет с предохранителя.

– Сожалею, Ганс, – Шульц тоже поднял пистолет.

– Спрячьте свои хлопушки. – В голосе Клоса не чувствовалось страха. – Вы идиоты, настоящие идиоты! Вся ваша офицерская амбиция, конспирация – детская забава, лакомый кусок для гестапо… Ведете себя как паяцы… Неужели ты думаешь, Шульц, что я не сумел себя обезопасить? В случае моей гибели шифровка на имя американского резидента Кирстховена сразу же попадет в нужные руки и об этом станет известно самому фюреру. Хайль Гитлер! – выкрикнул Клос.

– Хайль! – вытянувшись по струнке, ответили оба офицера.

Теперь Клос должен был выложить свои козыри. Ничего иного ему не оставалось…

– Тебе известно… о шифровке? – крикнул в страхе Шульц.

– Известно… и мне только это. Могу спасти вас, идиоты, пока еще не поздно… Хотя пользы от вас как от козла молока… Никакой ценности вы, господа офицеры, не представляете.

Шульц сунул пистолет в кобуру. Столп после некоторого колебания сделал то же самое.

– Надеюсь, Ганс, мы останемся друзьями, – заискивающе произнес Шульц.

– Все может быть, – пожал плечами Клос.

Он долго еще размышлял о создавшейся ситуации и строил новые планы, как лучше выполнить приказ Центра. Теперь он должен точно установить: когда сбежала Ингрид Келд от генерала Болдта, при каких обстоятельствах это произошло и сколько еще времени осталось в его распоряжении. Главное – время… Успеет ли он привести приговор в исполнение?

9

Клос поднимался по лестнице дома на Альбертштрассе. Он понимал, что Ингрид может сделать одно из двух: или вернуться домой и позвонить Мюллеру, или с виллы Болдта пойти прямо в гестапо и вернуться с Мюллером за своими вещами. Чтобы добраться до центра города, ей потребуется около часа. На вокзале ей необходимо появиться в два часа, чтобы выдать связную из Парижа гестапо. Поезд Берлин – Стокгольм отходил в четыре утра. Видимо, эти два часа Ингрид проведет на вокзале. Клос посмотрел на часы: было пять минут второго. Если Ингрид вернется домой за вещами, то она должна быть здесь не позднее чем через двадцать минут.

И вдруг ему пришла в голову новая мысль: «Может быть, рискнуть?»

Дверь в квартиру была закрыта на ключ. Клос долго вслушивался в тишину, царившую в глубине квартиры, потом вынул из кармана свою отмычку. Замок на этот раз открылся легче, чем тогда. В квартире ничего не изменилось, беспорядок остался прежним: платья Ингрид валялись на полу. Клос подошел к телефону, набрал номер Мюллера. Он был уверен, что застанет хауптштурмфюрера в гестапо, ибо в это время Мюллер должен ждать сообщений от своей оперативной группы из Потсдама. Послышался треск. Видимо, Мюллер продувал телефонную трубку.

Изменив голос, Клос сказал:

– Госпожа Келд вернулась домой!

– Кто говорит? – спросил Мюллер.

Клос положил трубку. Если шеф гестапо клюнул на эту удочку, то он должен быть здесь через двенадцать минут.

Разведчик открыл свой портфель и поставил взрыватель в пластиковой игрушке на час тридцать пять. Проверил еще раз, не допустил ли ошибки.

На низком столике Клос увидел большую фарфоровую вазу. Удобное место для мины! Из этой комнаты никто не выйдет живым!

Когда все было сделано, Клос направился к двери, но в этот момент услышал щелчок замка. Едва он успел скрыться на балконе за шторой, как в комнату вошла Ингрид Келд. Клос посмотрел на часы – до взрыва шестнадцать минут. Она должна умереть!.. А он? Ему не успеть выйти из квартиры…

Ингрид тяжело опустилась в кресло. Он увидел, как затряслись ее плечи. Она плакала. Клос неожиданно почувствовал жалость, ненужную, необоснованную жалость.

Снова посмотрел на часы – оставалось всего четырнадцать минут до взрыва.

«Застрелю я эту шведку, и дело с концом, – подумал Клос. – Вот-вот должен появиться Мюллер. Крикнуть, чтобы она в испуге встала с кресла? Но я не смогу выстрелить в спину беззащитной женщины!»

Поздно! На лестничной клетке послышались голоса и шаги. Дверь открылась. Ингрид не заперла ее на ключ! На пороге стоял хауптштурмфюрер Мюллер.

– Наконец-то! – крикнул он. – В чем дело, Ингрид? Где вы были? Кто мне звонил только что? – Он сел в кресло, спиной к балконной двери. – Время еще есть. Рассказывайте, что случилось?

– Мне не о чем рассказывать, – спокойно ответила Ингрид.

– Как так? Не понимаю, Ингрид, я не узнаю вас.

– Оставьте меня в покое!

– Какого дьявола, что это значит? Собирайтесь! Время не ждет, едем на вокзал. По дороге Фриц купит три красных гвоздики. Сегодня будем осторожнее.

– Не рассчитывайте больше на меня, – ответила Ингрид. – Никуда я с вами не поеду и никого предавать не буду, все кончено.

– Что вы сказали? – рявкнул Мюллер. Он вскочил с кресла и с угрожающим видом подошел к Ингрид.

– Я уже сказала, что больше не намерена с вами сотрудничать. Это вы убили Хейна!

До взрыва оставалось десять минут. На лестничной клетке стояли гестаповцы, в прихожей – Шабе. Выход был только один – балкон. С балкона можно соскочить в последнюю минуту перед взрывом. Но Ингрид!..

«Предавала из мести, – подумал Клос. – А старый пруссак фон Болдт все рассказал ей…»

– Вы еще ответите мне за Хейна! – послышался голос Ингрид.

– Думаете, так легко уйти от гестапо? – спросил разгневанный Мюллер.

– Мне теперь все равно!

– Вы не представляете, что вас ждет, если откажетесь сотрудничать с нами, – сказал Мюллер. Потом, понизив голос, добавил: – Успокойтесь. Возьмите себя в руки. Даю вам три минуты… Одевайтесь. Едем на вокзал…

Мюллер вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Клос услышал громкие голоса – Мюллер разговаривал с Шабе. Еще пять минут! Отодвинув шторы и держа в руке снятый с предохранителя пистолет, Клос появился перед Ингрид. Она даже не крикнула. Шведка хорошо владела собой.

– Тихо, – шепнул Клос и открыл дверь балкона. – Бежим!

– Вы?!

– Да. Один из тех, которых ты предавала. Быстро! – Нет!

– Погибнешь через три минуты. Взрывчатка в вазе!

– Нет, – упрямо твердила Ингрид.

Послышались шаги Мюллера. Клос скрылся на балконе. Когда хауптштурмфюрер и Шабе вошли в комнату, Ингрид стояла у двери балкона.

– Вы еще не собрались? – крикнул Мюллер.

– Не собралась, – ответила Ингрид, – и не думаю собираться. – Девушка посмотрела на часы, и это было последнее, что она сделала…

Третья минута подходила к концу. Клос перескочил на балкон соседней квартиры. Двери были открыты. Осторожно передвигаясь на цыпочках, он вошел в чью-то спальню: на кровати храпел мужчина. Клос незамеченным вышел в коридор, открыл входную дверь…

Стрелка часов показывала тридцать пять минут второго, когда он был уже на Альбертштрассе.

Мощный взрыв потряс воздух, а через минуту послышался вой сирены автомашин гестапо.

Клос замедлил шаги… Шел спокойно, не торопясь, по безлюдной улице.

Ему некуда было спешить.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

Реклама на сайте