«Левый берег»

5646

Описание

Этот роман — о "тайных войнах", ведущихся спецслужбами.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Кудашин Алексей Левый берег

Все события, описанные в этом романе, от первого и до последнего слова — плод фантазии автора.

Любые совпадения с именами реально существующих людей, наименованиями организаций

и географических объектов являются случайными

"Некоторые думают, что у них доброе сердце,

хотя на самом деле у них всего лишь слабые нервы".

Мария Эбнер-Эшенбах, австрийская писательница

24.09.2008. Россия, г. Анапа. ул. Горького. 08:43

"Вот интересно… Когда нет кризиса и банки приносят доходы, эти самые доходы забирают владельцы банков. А когда наступает кризис, и банки начинают сыпаться, то их спасают за счет бюджетных средств, то есть, за счет налогов, то есть, за счет денег, которые платят государству обычные работяги-налогоплательщики! Это же нонсенс какой-то!

Или вот еще. На планете Земля сейчас живут пять миллиардов людей. Ну, примерно… Общеизвестно, что восемьдесят процентов мирового ВВП потребляет так называемый "золотой миллиард". Западная Европа, Америка, Канада, Австралия там всякая. Спускаемся на уровень начальной школы, для простоты, и берем сто процентов мирового ВВП за сто апельсинов. Для удобства понимания. Это значит, что "золотой миллиард", условно говоря, съедает восемьдесят апельсинов, а остальные четыре миллиарда бедолаг — всего двадцать.

Так вот: предположим фантастический вариант. В ближайшие тридцать лет население Земли не увеличивается и не уменьшается, а мировой ВВП будет непрерывно расти каждый год на три процента. Такое невозможно, ясное дело. Но — предположим. Это значит, что в 2039 году он удвоится по сравнению с сегодняшней цифрой. Ну, грубо. Округляем. Таким образом, у нас — уже не сто апельсинов, а двести. Так? Так.

А теперь предполагаем еще более фантастический вариант. Этот самый золотой миллиард, набравшись совести, "кричит, что есть мочи": "Люди добрые. Мы и так зажрались! Не нужно нам больше ничего, кроме того, что у нас есть. Нам хватает своих восьмидесяти апельсинов. Мы не будем больше наращивать объем потребления". Что получается, я Вас спрашиваю?

А получается, батенька, что даже при самом лучшем варианте для объединенного человечества, через тридцать лет при сохранении той экономической модели, которая существует сейчас, "золотой миллиард" будет потреблять восемьдесят апельсинов, а остальные четыре — сто двадцать. Значит на каждый "не золотой миллиард" будет приходиться по тридцать апельсинов. Вот такая вот арифметика! А означает она то, что при наилучшем из наилучших вариантов экономического развития, подавляющее большинство людей, которые сейчас только появляются на свет, и к 2029 году достигнут полной зрелости, все равно будут жить почти в три раза хуже, чем "золотой миллиард"".

Андрей неспешно шел по улице Горького по направлению к центру. В этот утренний час людей в городе было немного. Да что говорить… "В утренний час…". Их в Анапе вообще было немного. Это в курортный сезон город разрастался чуть ли не до миллиона "жителей". А так, в межсезонье — деревня деревней, положа руку на сердце. Сорок тысяч населения, что ли… Андрей не помнил. Но именно такой город больше всего и нравился ему. Пустой, неспешный, отдыхающий после долгих летних трудовых будней. Извечное проклятие морских жителей: когда у других — отпуск, у них самая "пахота".

Впрочем, сейчас — не совсем межсезонье. "Бархатный сезон". Но все равно — не лето, конечно, когда город превращался в кишащий улей, а по улицам разгуливали пузатые тетки в купальниках с кричащими и непрерывно снующим туда-сюда маленькими детьми. Не менее пузатые неулыбчивые мужики с пляжными полотенцами на обгоревших плечах лениво пили разливное пиво из пол-литровых пластиковых стаканов и поглощали шашлык, готовившийся буквально на каждом углу, в немереных количествах. По городу разноцветными змеями ползли пионерские отряды, возглавляемые молоденькими, заторможенными от постоянных пьянок и регулярного недосыпа, вожатыми.

Сейчас отдыхающих было мало, город постепенно настраивался на осенне-зимне-весенний лад, "впадал в спячку".

"Странно, что люди не обращают внимания на такие очевидные вещи, — продолжал размышлять Андрей. — Как там говорил мой преподаватель по Мировой художественной культуре? "Мир на самом деле гораздо эфемернее, чем думают люди. Просто-напросто человеку удобно верить в то, что жизнь подчиняется твердым, незыблемым законам". Наверное, он был прав. Человек не может без закона, без правил игры. Закон нужен ему как воздух, как хлеб, как вода. На Законе строится вся его недолгая жизнь. И иногда не так важно, кто и зачем установил этот самый закон. Главное — чтобы он был. Почему народ десятилетиями не свергает кровавых диктаторов? Потому что они опираются на армию, полицию, тайные службы? Чушь! Диктатор дает людям твердый Закон, правила, по которым нужно жить. И это — немало. Это очень даже много.

Дает… И силой, порой невероятной жестокостью, заставляет этот Закон выполнять. И люди знают: не они одни живут по этому Закону, а все вокруг. А если это делают все — значит это правильно. Значит так должно быть. И точка. И закрой рот! Стадное чувство? Ну да, оно самое. А что поделать? Как там у Булгакова: "Самый страшный грех — это трусость?" Истинная правда. Ничего не попишешь: человек слаб. И очень и очень немногие способны заходить за рамки, кричать во весь голос: это преступление! Это блуд! Ты — убийца и вор! И пусть в твоей власти меня растоптать, стереть в "лагерную пыль" — все равно ты… Очччень немногие".

Андрей перешел улицу Гребенскую, пропустив парочку такси. Почти половина кафе в центре города уже закрылась, оставшиеся были почти пусты и, по-видимому, тоже собирались "впасть в спячку". Кое-где была слышна музыка, смертельно надоевшая всем местным жителям за летний сезон.

"Вот так и здесь. — Андрей закурил. Он бросал. И снова начинал. А потом еще раз бросал, чтобы опять начать. В конце концов, после долгих внутренних дискуссий, компромисс со своей совестью был найден: три сигареты в день. — Людям сказали: надо помогать банковской системе. А то, что помощь эта — из их собственных карманов, как-то скромно умалчивают. Или вещают с экранов телевизоров о всеобщей пользе глобализации и международного разделения труда, забывая известить "дорогого телезрителя", что это самое "международное разделение труда" и "открытая экономика", как бы это сказать, весьма своеобразно понимаются в развитых странах.

Как понимаются? А примерно так: Вы нам — природные ресурсы, причем, необработанные. Не бензин и керосин, а сырую нефть. Не мебель и сборные дома, а "кругляк". Не машины и трубы, а железную руду. Не кольца и серьги, а золотой песок и неграненые алмазы. Почему? Ну, господа, что за глупые вопросы? Ведь у нас цивилизованные люди живут, а им работа нужна. Заводы нужны, фабрики, где бы они это сырье обрабатывали и делали мебель, бензин, машины, компьютеры. А куда мы их денем? Да как же куда? Вам, конечно! Не купите? А куда Вы на хрен денетесь? Сами-то производить не можете? Вот… А что Вы хотели? Сказано же Вам было русским языком: "глобализация" и "международное разделение труда". Не слыхали? Эх, Вы… Деревня… Учить Вас еще рыночной экономике и учить…

Андрей всегда размышлял на политические темы, когда шел на работу. Нет, ни к его жизни, ни к его работе политика не имела ровно никакого отношения. Просто он давно приметил, что, думая о политике, как-то незаметно проходит время. Это раз. А во-вторых, мозг работает. Не застаивается. Вот другие, к примеру, плеер слушают. Воткнут себе в уши две "пластмасски" — и все. Нирвана! Андрей такого не признавал. Музыку он любил больше чем женщин. Нет: также, как женщин. Он не наслаждался музыкой, он ел ее, он ею питался, заряжался, как телефон от розетки. В свое время окончил музыкальную школу по классу гитары, и сейчас, бывало, поигрывал. Но такого "плеерноого фастфуда" категорически не принимал.

"Это все равно, что поедать какое-нибудь шикарное блюдо их французского ресторана на ходу", — думал он.

Справа показался спуск к парку "Родина", тоже почти пустому. А чего ему работать? В парке — качели-карусели. А дети-то поразъехались почти все. Работала только пара кафешек возле центрального входа на пляж, где висело большое электронное табло. Андрей иногда ужинал в одной из них. Жены-то нет, готовить некому… Кефиры, бутерброды, йогурты, макарончики с сыром, — это, конечно, хорошо. Но жидкие блюда кушать тоже иногда надо. А борщ там готовили отменно.

08.09.2006. Россия, г. Москва. Перекресток ул. Пречистенка и Чистого пер. 20:08

— А почему не попробовать?

Перед человеком в черном тонком свитере стояла белая чашка кофе, в руке дымилась длинная зеленая сигарета, которая никак не гармонировала с его обликом простого русского мужика-работяги, знающего себе цену и отнюдь не склонного к "понтам".

Маленькое кафе, настолько маленькое, что оно вмещало всего шесть столиков, пустовало. Вопрос о том, почему посетители не баловали это заведение своим вниманием, должно быть, интересовал на всей планете только трех человек: двух посетителей, сидевших друг напротив друга в дальнем от входной двери углу и давным-давно облюбовавших это кафе для своих редких дружеских встреч, и хозяина, который в минуты пьяной тоски клялся закрыть его ко всем чертям, но, трезвея и попадая под пресс огромного количества дел, ежедневно сваливающихся на любого московского бизнесмена средней руки, забывал о своем обещании до следующего запоя.

На столике, за которым беседовали друзья, лежало несколько скомканных салфеток, не замеченных официантом, а расположение посуды и кухонных приборов не оставляло сомнения в том, что посетители только что поужинали. Кроме них в кафе присутствовал еще молодой человек, с отвлеченным видом жевавший что-то за столиком, стоящим у входа в заведение.

— Наши вечные приятели из ничего ведь сделали этих сопляков! Бурекию, Коськива и этого, как его, студента бешеного, серба, ну напомни! Вот, блин старость — не радость! Ну, ты понял! Который Молошевича скинул…

— Да не помню я!

Его собеседник, высокий мужчина лет пятидесяти в светлом дорогом костюме пригубил виски. В свете настольной лампы тускло блеснул камень в массивном золотом перстне на правой руке.

— Да и фиг с ним. Не в этом дело. За три копейки три страны к своим ногам положили! Что, не так что ли? И всего только что и усилий-то приложили, что натаскали щенков, как полагается, да раздули врожденный комплекс мессии, вождя и революционера.

— Ну, я бы не сказал, что мало усилий приложили, это ты не прав… Мне-то поболее тебя известно. Но то, что окупилось с лихвой… Тут мне тебе возразить нечего! К тому же, там и объективные причины были…

— Да брось ты! Объективные причины… Тебе напомнить весенние деньки в гетто? Как мы в девяноста втором в Анжелесе эти самые объективные причины за полгода создали, а они эти причины фронтовыми бомбардировщиками раскатали?

— Да. Нервы мы им тогда потрепали. Жаль, страны уже не было, не дали завершить. А дело перспективное было… При должном усердии и везении, весь регион взбаламутить можно было. Ты, кстати, оказался прав. Я-то думал, что у них кишка тонка. Демократы, что с них возьмешь? А оказалось, все у них с пищеварительным трактом в порядке. Ну а что до того, что щенки эти дел натворили, так ведь мы тоже сложа руки не сидели. И многое сделали. Билорусь и Каргистан то отбили!

— Да я не сомневаюсь, что сделали. Мы ведь тоже не пальцем деланные. Но ведь согласись, что мы защищались, и только. А победить можно, только если атаковать. А преимущества наступления очевидны сами по себе, и состоят они, прежде всего, в том, что наступающий сам выбирает место и время для атаки, а значит, инициатива по определению уже находится в его руках. Так?

— Так-то оно так, конечно…

— То-то. К тому же, я и не говорю, что с кондачка все решать будем. Конечно, потратиться придется. Но это же копейки, ты же понимаешь.

— А чего это ты так радеешь за это дело? Я ведь знаю тебя, Иван, давно знаю… Ты в своем роде человек уникальный. Не то, чтобы таких как ты в природе не встречается… Встречаются, конечно, но крайне редко. Тебе на бабки плевать. Тебе при Союзе на них плевать было, при демократах. И сейчас тоже. Ты Ваня, не просто любишь свою работу, ты ей живешь. Ну скажи: что, зацепило? Неужто так понравилась концепция?

— Понравилась. — Человек в черном свитере устало снял очки в металлической оправе, медленно положил их на стол и задумчиво посмотрел в дальний верхний угол темного помещения. Его лицо, лицо человека, много повидавшего на своем веку, человека, которого уже практически невозможно чем-либо удивить, приняло задумчиво-отстраненное выражение. — Понравилась, Олег… И знаешь, что? Даже не сама концепция больше понравилась, хотя наработки неплохие в целом. А вот то, что он сам это все! Понимаешь, сам! — Его глаза блеснули и уставились на собеседника как два дула охотничьего ружья. — Ты ведь сам знаешь, Олег, не мне тебя учить! Ты знаешь, как это важно, когда человек сам рождает проект и сам разрабатывает все его детали.

Рука с перстнем неспешно крутила стакан с виски вокруг своей оси, не поднимая его со стола. Мужчина будто бы нехотя отвел взгляд от своего собеседника и уставился в окно.

— Я думаю, лишним будет говорить о том, что прежде чем докладывать тебе я очень тщательно все обдумал, — продолжал человек в черном свитере. Его голос вновь стал спокойным и ровным, в нем уже не чувствовалось прежнего азарта. — И я тебе говорю — это стоящее дело. Нюхом чую, будет из этого прок.

За столом повисла пауза, возникающая в тех случаях, когда одному из собеседников требуется время для того, чтобы обдумать сказанное и принять решение.

— Ты, наверное, уже и название придумал? — дорогой костюм улыбнулся уголком рта.

— Естественно, Олег. Проект "Троя". Хорошее название. В точку, — обыденно и просто ответил черный свитер.

— Кто еще в курсе? — после еще более долгой паузы спросил дорогой костюм.

— В том то и прелесть, что пока только трое. Ты, я и еще один товарищ. Он проводил первичную работу с документацией, ну ты понимаешь…

Собеседник коротко кивнул.

— Я с ним после этого беседовал, — человек в черном свитере потушил сигарету, — он глуп. В дело толком не вникал, просто передал по принадлежности. Он ничего не вспомнит, а если и вспомнит, то доказать не сможет. Все забрал я, а с журналами учета можно будет поработать.

Из дверного проема, располагавшегося рядом с барной стойкой, вышел бармен, который исполнял также и обязанности официанта, бросил беглый взгляд на пустой зал и вальяжно удалился обратно.

— Ты ведь понимаешь, Иван, — голос человека в дорогом костюме стал жестким, отдавая ледяными нотками. Он выговаривал каждое слово, будто боясь, что собеседник неправильно или не совсем правильно уловит смысл его слов, — то, о чем ты говоришь, это очень большая и серьезная работа. Дело тут даже не в затраченных средствах. Ты прав, они не такие уж и великие. Дело в том, что в таких делах провалы недопустимы. Понимаешь, просто недопустимы. В таких делах допустимы неудачи, но не провалы. Если проект окажется неудачным, я просто получу по шее. Мне не привыкать. Но если твои работники провалятся, спишут не только их. Спишут всех нас. Уж больно высокие ставки.

— Я все понимаю, Олег. Я же не пацан. Если бы я не был уверен в том, что дело стоящее, я бы не стал тратить свое и, что еще более неприятно, твое время.

Дорогой костюм подался вперед и, положив массивные предплечья на стол, негромко произнес:

— Кроме того, ты же знаешь, такие вопросы решает только Хозяин. Лично.

Судя по выражению лица, на человека в черном свитере эти слова не произвели того эффекта, на который рассчитывал собеседник. Спокойным и ровным голосом, не озаботившись снижением громкости звука, он ответил:

— Мне это известно. Однако давай будем точными. Хозяин решает вопрос о начале исполнения мероприятий. Но дать команду на открытие проекта может и директор. У него для этого есть и полномочия, и средства.

Он открыл лежащую на столе квадратную пачку сигарет, достал одну и, воспользовавшись обычными спичками, закурил.

"Странно, — подумал дорогой костюм, — сколько его знаю, всегда прикуривал спичками. Ни разу не видел зажигалки в его руках. И всю жизнь забываю спросить, с чего бы это. А ведь нарушает, сучонок, одну из главных заповедей, которую вбивают в голову еще на первом курсе школы: не иметь никаких особенных привычек, по которым тебя можно вычислить. Не сжимать фильтры сигарет, не иметь словечек-паразитов, не носить с собой любимых вещичек всяких…".

— Будет ли он советоваться с хозяином — это его проблемы, — продолжал черный свитер, — посоветуется — хорошо. А не посоветуется, так он особо ничем и не рискует. При самом худшем варианте, максимум, получит по шапке за то, что израсходовал средства впустую. Но, не мне тебе объяснять, для работника его уровня — это не тот проступок, за который можно отгрести по полной программе. А выгода его очевидная: при случае предоставит Хозяину заряженное и смазанное ружье. А стрелять из него или нет — будет решать уже сам Хозяин. Если мы все сядем в лужу, достанется и ему, это без вопросов. Но тут уже виноваты будут все: и Хозяин, и он, и мы. А тебе известен вечный принцип: когда виноваты все — не виноват никто. Если дело начнет принимать опасный оборот — начнут рубить концы. Может и мы с тобой в список этих "концов" попадем, это в зависимости от размера шухера. Но ведь нам с тобой не привыкать. Вся наша жизнь из этого состоит. Нас столько раз могли пустить в расход и свои и чужие, что постоянное ожидание конца уже стало частью нашей жизни.

Лицо человека в дорогом костюме не выражало никаких эмоций, но в глазах проскользнула искорка, уловить которую был способен только человек близкий и знающий.

— Давай сыграем, Олег. — Глаза человека в черном свитере вдруг стали добрыми, голос смягчился. Он смотрел на своего собеседника так, как смотрят друг на друга закадычные друзья, которые уже давно все сказали друг другу, и им не нужно слов для достижения полного взаимопонимания. — Ей Богу, мы с тобой уже свое отбоялись…

Дорогой костюм долго смотрел в глаза собеседника, будто пытаясь загипнотизировать его, затем откинулся на мягкую спинку стула, залпом опрокинул в себя оставшийся на донышке стакана напиток, и бодро произнес:

— Ладно, пришли мне материалы, я посмотрю. И если соглашусь с тобой, доложу директору.

— Спасибо Олег. Я знал, что ты учуешь дичь. Мы ведь с тобой одной крови.

— Да, ты прав. А знаешь, я тут недавно вспоминал школу, какие мы были тогда восторженные щенки. Нам казалось, что весь мир в наших руках, что весь мир — шахматная доска, наша шахматная доска!

— Но ведь мы с тобой и проиграли неслабо! Помнишь как тогда, в Камбодже…

— Как не помнить. Но ведь и соперники у нас были сильные.

— Это точно. Сильные. Помнишь, как Степаныч говаривал: "хочешь научиться хорошо играть — играть только с сильными соперниками".

— Умный мужик был, царствие ему небесное. Таких офицеров нынче и не осталось почти.

— Да…

Собеседники улыбнулись, глядя друг на друга. За окном кафе прошла шумная стайка молодых людей, одетых как на карнавал в Венеции.

— Как Аня? — спросил человек в черном свитере дружеским домашним голосом, как бы подводя черту и давая понять, что обсуждение дел закончено.

— В порядке, спасибо, — ответил дорогой костюм, его голубые с серым оттенком глаза потеплели. — Сын балбесом растет. Все ему на тарелочке подносишь, а он как должное воспринимает, каплю усилий приложить не хочет. Эх, Ваня, избаловала их Москва, размягчила. Раньше уверен был, а сейчас еще больше уверился: нельзя детей в Москве растить. Ни мужиков нормальных не выходит, ни баб. Нечто среднее к двадцати годам образуется…

— Да мне можешь не рассказывать. У меня с дочками такая же тема. Знаешь, смотрю на них и поражаюсь. Не умеют они простым вещам радоваться. Куску хлеба радоваться не умеют. Не знают они, как этот хлеб доставаться может. А мы с тобой знаем. Не потом, кровью добывать его иногда приходится людям.

— Эх, надо было мне своего к себе на родину, на Поморье… Там бы мужиком вырос.

— Ага, — хохотнул собеседник, — тебя бы твоя Аня рядом с твоей родовой избой и закопала.

— Это точно, — поддержал дорогой костюм. — Да чего там говорить, она его и воспитала, я ведь домой-то только ночевать приходил.

Оба грустно помолчали.

— На выходные к нам на дачу приедете?

— Давай, почему нет. Давно семьями не встречались.

По мостовой лениво застучали капли теплого сентябрьского дождя. Серый асфальт постепенно приобретал темный земляной оттенок. Проезжающие изредка автомобили, казалось, плыли по узкому московскому переулку подобно небольшим прогулочным лодкам, плавно покачивая дворниками. Собеседники, повернув головы к окну, долго молча смотрели в пустоту. Если бы какой-нибудь знаток человеческих душ в этот момент посмотрел в глаза этим двум зрелым мужчинам, то он увидел бы там покой. Не тот покой, который приходит к человеку, мирно отдыхающему на раскаленном пляже или у себя в саду жарким днем, а чувство, которое известно только тем людям, которые всю жизнь по глупости своей его не имели и иметь не хотели. Такое чувство приходит к человеку неожиданно, как дар сверху. Человек знает, что скоро снова придется бежать и драться, что покой скоро, очень скоро покинет его, и поэтому наслаждается им так, как наслаждается знаток прекрасным коньяком, смакуя его и получая несказанное удовольствие от каждого глотка. Наслаждается и надеется на то, что когда-нибудь, пусть и не в этой жизни, ему удастся закончить все дела и обрести полное равновесие и согласие с собой и с миром.

— Ладно, засиделись мы с тобой, Все мозги ты мне высушил своим проектом. Три часа, почитай, расклады раскладывал. Но не зря время потратили… Ты прав, я добычу учуял. — Человек в дорогом костюме поднялся и протянул руку на прощанье своему собеседнику. — В случае успеха уйдешь на пенсию генералом. Хотя… — он по-доброму усмехнулся — тебе ведь и на это плевать…

Уверенной походкой, не оглядываясь, он прошел к выходу. Крепкий молодой человек, поставив чашку с каким-то горячим напитком на стол, быстро, но не теряя собственного достоинства, поднялся, открыл ему дверь и вышел, оставляя человека в черном свитере в одиночестве.

05.09.2007. Россия, г. Пенза. ул. К. Маркса. 11:46

У Дениса было отличное настроение. Никаких видимых причин для этого не было. Он не получал хороших новостей и не выигрывал в лотерею. Однако на душе определенно было как-то хорошо. Может быть, влияла чудесная солнечная сентябрьская погода. А может — общение со студенчеством. Сегодня он прочел свою первую лекцию. Раньше "старшие товарищи" доверяли молодому аспиранту лишь семинарские занятия. Но сегодня профессор Капцугов, уважаемый "ученый муж" и научный руководитель аспиранта Кириллова, приболел. И, учитывая в целом положительные характеристики молодого ученого, а также тот факт, что Денис переходил на третий заключительный курс и активно готовился к защите диссертации, заведующий кафедрой поручил ему временно заменить профессора на первом курсе исторического факультета.

Кириллов и не думал отбрыкиваться. Никаких особенных планов на этот день, да и на ближайший месяц, у него не было. Диссертация была, в общем и целом, закончена. Денис "торжественно вручил" черновой вариант текста и автореферата научному руководителю еще в августе, и теперь ожидал вердикта. В свое время он потратил немало времени на то, чтобы убедить Капцугова взять над ним научное руководство. Дело было в том, что сам профессор, как и большинство работников кафедры, специализировался на изучении политического движения на Урале в конце девятнадцатого, начале двадцатого веков.

А выпускник истфака Кириллов интересовался историей немецких военнопленных в Союзе в послевоенный период. Он увлекся этой темой еще на третьем курсе, во время похождения обязательной для всех студентов архивной практики. В областном архиве он наткнулся на фонд, в котором хранилась документация одного из крупных лагерей военнопленных, располагавшемся во второй половине сороковых под Пензой. Убедившись, что материалы еще не введены в научный оборот, студент Кириллов принялся за работу и написал весьма приличную курсовую, а затем и дипломную работу по этой теме.

Кафедра единодушно похвалила усердного студента и рекомендовала ему поступать в аспирантуру. К слову сказать, его дипломный проект смотрелся исключительно выгодно на фоне того, что готовили другие его сокурсники. Рассматривая очередное такое художество, беззастенчиво скачанное из Интернета, на предзащите, один из профессоров, у которого, видимо, просто лопнуло терпение, взбесился и потребовал отклонить дипломный проект и оставить нерадивого "студиозуса" без диплома. В конечном итоге, парня пожалели. Все свои же, все-таки…

Об аспирантуре Денис особо никогда не задумывался. Но и в армию идти ему, положа руку на сердце, особо не улыбалось. Нет, он не боялся "дедовщины", холодов или плохого питания. "Многие отслужили и вернулись. И я отслужу. Не слиняю", — спокойно говорил он сам себе. Проблема лежала совсем в иной плоскости. Дело было в том, что все друзья и знакомые Дениса, отслужившие в армии, при всем том, что у каждого из них остались разные впечатления от службы, в один голос выносили единственный безапелляционный вердикт: потеря времени.

"Просто потеря времени". Именно так и говорили они. Все как один. И у Дениса не было основания им не верить. Никаким военным специальностям солдат не обучали. А если и обучали, то "спустя рукава". Патологическое безделье и "черные работы" на каких-нибудь объектах, зачастую не имеющих к Вооруженным силам ни малейшего отношения, — вот и весь солдатский быт. А учитывая старую армейскую истину о том, что солдат без дела — потенциальный преступник, эта самая преступность во всех ее проявлениях и распространялась в частях, как чума. "Дедовщина", граничащая с банальной "уголовщиной", воровство, наркомания… Весь "набор джентльмена".

Одним словом, терять время, да еще и таким самым что ни на есть глупым образом, Денису жутко не хотелось. Он не считал себя умнее всех, но почему-то был уверен в том, что данное "время препровождение" к святому делу защиты Родины имеет весьма отдаленное отношение. Однако он твердо для себя решил, что и "косить не будет". Скорее, предстоящая служба воспринималась Денисом как неизбежное зло.

Но тут появилась альтернатива. Студент долго не раздумывал. Получив благословение у родителей, он собрал нужные документы и сдал их в отдел аспирантуры и докторантуры. Успешно прошел вступительные экзамены, немного попотев над английским языком, и был принят. Примерный студент-"краснодипломник", спортсмен, выступающий в баскетбольной команде факультета и шахматной команде университета, молодой исследователь, четко представляющий себе направление своей будущей работы, — что еще надо? Ситуация упростилась, благодаря тому, что конкурса при поступлении почти не было. Отказать пришлось только одному соискателю места.

Начался новый этап жизни. Сразу после окончания университета Денис, при помощи родителей и несмотря на протесты все тех же родителей, снял недорогую однокомнатную квартиру в соседнем доме и стал жить отдельно. Поставив перед собой цель как можно быстрее "защититься", он уверенно к ней шел. Легко сдал все три "кандидатских минимума" уже через год. Просиживал днями в архиве, где его уже все знали. Копил материал. Постоянной работы у Кириллова не было. "Деньгу рубил" по-разному. Писал "курсовики", дипломные для обленившихся студентов, а то и просто короткие доклады. Подрабатывал, где придется. Родители помогали продуктами. Денис не стеснялся, брал. "Вроде как еще учащийся пока", — оправдывал он себя.

Семьей пока не обзаводился. Молодой, высокий спортивный парень пользовался успехом у девушек еще с подросткового возраста. Трудно было сказать, что именно привлекало противоположный пол. Некоторые говорили Денису, что у него красивые и "бездонные" голубые глаза. Другим нравились густые и прямые русые волосы. Третьим особенно импонировала интеллигентная манера общения. Парень, в отличие от многих своих сверстников, при девушках старался матом не ругаться, обращался с ними приблизительно по-джентльменски.

Тут, должно быть сказывалось воспитание. Как ни крути, с семьей Денису решительно повезло. Все его детство прошло в двухкомнатной достаточно просторной квартире на проспекте Победы, весьма престижном районе. Ее окна выходили прямо на крупную автодорожную круговую развязку, в центре которой на небольшом возвышении стоял памятник в честь Победы из темного камня. Из какого именно — парень никогда не интересовался.

Мать Дениса, окончив в свое время все тот же Пензенский пединститут, работала учителем географии. Школа, в которой она трудилась и которую закончили и Денис, и его младшая сестренка Алена, находилась в десяти минутах ходьбы от дома. Надежда Александровна Кириллова была очень интеллигентной женщиной, ну очень… И образованной, к тому же. Иногда это раздражало Дениса, но чаще он все-таки гордился такой мамой… Никто и никогда не смел ей хамить. Даже отец. Она так "несла себя по жизни", что у любого наглеца отнимался язык, как только ему на ум приходила мысль сказать этой аккуратной, вежливой и слегка надменной женщине какую-нибудь гадость. Надежда Александровна пользовалась заслуженным уважением окружающих: и коллег по работе, и учеников, и соседей, и членов семьи.

А батя был, как бы это лучше выразиться, "попроще", что ли… Может быть, поэтому Денис любил отца немножко больше. Не чувствовал такого "мировоззренческого разрыва", как в общении с матерью. Простой деревенский парень Вячеслав Федорович Кириллов, можно сказать, сам "пробился в жизни". Окончив сельскую школу, а затем ПТУ в райцентре, и получив профессию каменщика, он, как и подавляющее большинство молодых людей в то время, был призван в армию. Попал в Пограничные войска, в Забайкалье, и честно "оттрубил" там срочную службу. Но, в отличие от, опять же, подавляющего большинства своих сослуживцев, в родную деревню возвращаться не стал, а прямо из части подал документы в Высшее пограничное командное училище имени Дзержинского.

Кто знает, может быть, старший сержант Кириллов был действительно хорошо подготовлен во всех смыслах. А может быть, сказались отличные характеристики с места прохождения срочной службы. Денису кто-то когда-то говорил, что к абитуриентам, поступающим в военные учебные заведения прямо из регулярных воинских частей, в советское время было особенно благосклонное отношение. Считалось, что для будущего офицера опыт прохождения службы в качестве "нижнего чина" весьма полезен. Так или иначе, Вячеслав Федорович поступил в ВПКУ и успешно его окончил. Каких усилий это ему стоило, Денис догадывался, но папу не расспрашивал. Отец был не особенно разговорчивым человеком.

Получив звание лейтенанта, Кириллов был направлен опять же в Забайкалье. Прослужив там "энное" количество времени, был переведен в Среднюю Азию. А затем, по каким-то неведомым Денису причинам, вообще уволился из Пограничных войск КГБ, приехал в Пензу и устроился в милицию. Что, к слову сказать, тоже было необычно, потому как две "конкурирующих фирмы" не особенно жаловали друг друга, и на работу к себе представителей "другой касты" старались не принимать.

Прослужив несколько лет участковым, уже майор Кириллов перешел в Следственное управление, откуда благополучно вышел в отставку пять лет назад. За эти двадцать с хвостиком лет он, естественно, успел обзавестись семьей и детьми. Будучи человеком по натуре добрым, Вячеслав Федорович имел много преданных друзей и просто "море" знакомых по всему городу. Получив от государства "выходное пособие", положенное ему при уходе в отставку, майор Кириллов, добавив скопленных деньжат, прикупил себе новенькую "десятку", и теперь, не особо напрягаясь, потихонечку "таксовал", принося в дом свою трудовую копейку.

Родители Дениса любили друг друга. Денис это знал определенно. Быть может, они и не занимались "щенячьими нежностями", не целовались по поводу и без повода. Но в том, что союз их был построен на любви и взаимном уважении, а, следовательно, прочен как железобетонная конструкция, Денис не сомневался никогда. Они иногда ругались, не без этого… Бывали в семье и трудные времена. Особенно в "лихие девяностые", когда народ не дошел до голода лишь самую малость. Но "ячейка общества", построенная надежно и правильно, пережила все невзгоды и лишения.

Свою младшую сестренку Денис нежно любил. Озорная и везде сующая свой нос, она, бывало, сильно "доставала" его. Но он никогда, ни в детстве, ни позже, не поднял на Аленушку руку. Многим в школе пришлось на себе испытать "силу братской любви", когда они осмеливались словом или делом обидеть сестру. Аленка отвечала ему взаимностью. Она гордилась таким сильным и красивым братом. И, немного повзрослев, злобно шипела на своих подруг, пускающих слюни при виде возвращающегося после какого-нибудь очередного баскетбольного матча статного голубоглазого Дениса.

А сейчас Алене было уже восемнадцать. Встречалась даже с каким то "шнурком". Денис, было, хотел проявить "братские чувства" и поговорить с ухажером по-мужски, на предмет — "ни-ни". Но, поразмыслив, решил, что это — форменный идиотизм и мещанство…

Аспирант вдохнул воздух полной грудью, поправил сумку на плече и лениво побрел по улице Маркса, мимо стадиона "Труд", к главному корпусу. В деканате его попросили забросить какие-то документы в учебно-методическое управление. День выдался удивительно приятный, и Денис не торопился. Он шел прогулочным шагом мимо большим ворот стадиона, окрашенных в цвета государственного флага, белого кирпичного забота с синей черепицей, красно-белого шлагбаума, ограничивающего машинам въезд на территорию Центрального парка культуры и отдыха имени Белинского.

Возле черной чугунной ограды, за которой располагался Ботанический сад, носивший имя профессора Спрыгина и принадлежащий ПГПУ, о чем-то беседовали две знакомые девчонки. Они приветливо помахали проходящему мимо Денису. Аспирант вошел в парк и лениво скользнул взглядом по гранитному памятнику Ленину. Великий вождь и учитель с надеждой смотрел куда-то вдаль, опираясь левой рукой на нечто похожее на кафедру. Прямо за вождем пролетариата располагалось серое деревянное одноэтажное здание с надстройкой в виде башенки на крыше справа. Строение было настолько старым и обветшалым, что напоминало дом с привидениями из дешевого американского фильма ужасов.

"Планетарий. Для Вас работают залы: истории изучения Земли, астрономии, космонавтики", — гласила маленькая табличка на дверях.

Планетарий стоял немым укором Денису. Прожив в Пензе всю жизнь и тысячу раз проходя мимо, он так и не удосужился хотя бы раз зайти внутрь и приобщиться к прекрасному. Каждый раз он был то слишком занят, то не в настроении для таких дел. Как, например, сейчас…

В очередной раз, пообещав себе обязательно зайти внутрь, когда он снова будет здесь проходить, Денис направился дальше.

На коричневых деревянных лавочках слева гнездилась стайка студентов, вопреки всем запретам употребляющих пиво в общественном месте и громко веселившихся. Денис и сам в свое время выпил здесь немало "огненной воды", спасаясь от скуки глупых и никому ненужных, как ему казалось, лекций по философии истории, методике преподавания или какой-нибудь очередной разновидности психологии. Он прошел мимо агрегатов вечно ремонтирующегося подъемника, покрытого толстым слоем медной краски, и свернул налево.

Широкая парковая аллея была практически пуста. Детские аттракционы слева от нее еще работали, но клиентов было немного. Начался учебный год. Дети постарше пошли набираться знаний в школы. Только малыши радостно визжали на вертолетах и лошадках под присмотром своих степенных бабушек и дедушек, которым уже не надо было спешить на работу и искать свое "место под солнцем". С противоположной стороны аллеи женщина-дворник, медленно двигаясь навстречу Денису, махала метлой, сметая с дороги обертки от мороженого и окурки. На длинной низкой и, судя по всему, давно не крашеной лавочке, сгорбившись, сидел пожилой мужчина в сером костюме и шляпе. Он был явно увлечен чтением газеты. Денис, кинув на него короткий взгляд, прошел мимо.

— Прекрасная погодка, Вы не находите, Денис Вячеславович? — вдруг услышал он слева.

Парень остановился. Мужчина, улыбаясь, смотрел на него, сворачивая газету. Денис медленно подошел и уставился на отдыхающего.

— Пожалуй, — согласился он, стараясь вспомнить, должно быть, знакомого человека. — Простите, а мы знакомы?

— О нет, Денис Вячеславович, нет, — улыбаясь, ответил субъект. — Я вижу, Вы пытаетесь меня вспомнить. Не тратьте силы. Мы видимся с Вами первый раз в жизни. Валерий Валерьевич, — отрекомендовался он, протянув Денису руку.

— Денис Вя… — хотел, было, представиться в ответ парень, поживая протянутую ладонь, но, запнулся, — Постойте. Если мы с Вами не знакомы, то откуда Вы знаете мое имя?

— Я знаю о Вас очень многое, Денис Вячеславович, поверьте, — убедительно произнес незнакомец, не переставая улыбаться.

— Не понял, — Денис присел на лавочку.

— Ну, я думаю, было бы странно, если бы Вы поняли, — весело прозвенел мужчина. — В таком случае мне следовало бы застрелиться…

— Послушайте, уважаемый, — Денис поставил сумку на лавочку. — Вы, я так понимаю, хотите со мной о чем-то поговорить…

— Именно так, Денис Вячеславович, — подтвердил незнакомец, засунув газету в карман пиджака. — Я хочу с Вами поговорить.

— Ну что ж, извольте… — парень старался быть вежливым, несмотря на то, что ситуация была в высшей степени странной. — Если конечно это место Вам подходит…

— Как нельзя более подходит.

Денис недоверчиво смотрел на собеседника, все же стараясь его припомнить.

"Может быть, папаша какой-нибудь моей девушки…", — пролетела в голове невесть откуда взявшаяся не слишком умная мысль.

— Я хотел бы предложить Вам работу, Денис Вячеславович, — начал мужчина.

— Работу?

— Да. Работу. А почему Вас это так удивляет?

— Дайте подумать… — Денис театрально положил голову на руку и сделал задумчивую "мину". — Может быть потому, что я Вас впервые вижу? А может быть потому, что Вы подловили меня в парке для того, чтобы сделать мне какое-то предложение? А может потому, что мы, как школьники, сидим на лавочке и обсуждаем кадровые вопросы? Что Вам больше нравится?

Собеседник весело засмеялся.

"Какой, однако, смешливый субъект", — подумал аспирант.

Он поймал себя на мысли, что этот человек определенно начинал ему импонировать.

— А у Вас есть чувство юмора, — констатировал мужчина, отсмеявшись. — Это можно записать в Ваш актив.

— Нельзя ли поконкретнее, — вежливо попросил парень.

— Можно, — спокойно и дружелюбно отреагировал тот. — Я хотел бы предложить Вам службу в ФСБ.

Это было весьма странно, но произнесенные слова почем-то не вызвали у Дениса никаких сильных эмоций. Возможно, смысл предложенного не сразу "всосался в кору мозга". Денис некоторое время смотрел на собеседника. Тот не отводил глаза и лишь весело щурился.

— А Вы, собственно кто? Сотрудник ФСБ? — наконец, нашел, что сказать, парень.

— Да, — спокойно подтвердил тот.

— А можно посмотреть на Ваше удостоверение?

— Можно, конечно, — ответил мужчина, но никаких телодвижений для того, чтобы его достать, не предпринял. — Только зачем это Вам?

— Для того чтобы убедиться, что Вы — именно тот, за кого себя выдаете, естественно…

— Ах, молодой человек, как Вы прелестно по-юношески наивны, — вновь широко улыбаясь, проговорил мужчина. — Я могу Вам его показать. Только что это Вам даст? Разве Вы умеете отличать фальшивку?

— Не умею, — признался парень.

— Ну вот. А у меня этих удостоверений только с собой — три штуки, — доверительно поведал собеседник, слегка по-заговорщически наклоняясь к уху Дениса. — Тем более что я — из столицы.

— Из Москвы? — переспросил аспирант.

— Так точно. Из "белокаменной".

— И что? — задал тупой вопрос Денис.

— Видите ли, Денис Вячеславович, — собеседник, казалось, не заметил неуместного и не совсем вежливого вопроса, — когда Вас хотят иметь в своих рядах "местные товарищи", все происходит значительно проще. Они "ведут" Вас еще со старших курсов института, затем вызывают к себе и предлагают работу. После Вы едете на двухгодичное обучение в одну из школ, либо в Москву, либо в Нижний Новгород. Спокойно заканчиваете ее, получаете погоны и приезжаете обратно, к месту службы, где для Вас уже имеется вакантная должность. По крайней мере, должна иметься…

— Но Вы — из Москвы, — констатировал Денис. — И что это значит?

— Это значит то, Денис Вячеславович, что мы хотим предложить Вам не обычную работу?

— Что это значит — "не обычную"?

— Понимаете ли, ФСБ — очень крупная структура, — мужчина положил ногу на ногу и устроился поудобнее, поерзав на лавочке. — И занимается она решением огромного количества вопросов. Однако, вопреки расхожему убеждению, "романтики" и "шпионских страстей" в нашей работе далеко не так много. Во-первых, если не брать в расчет пограничников и различные воинские части и подразделения, поверьте, нас не так много. А во-вторых, девяноста процентов из этих немногих занимаются сугубо бюрократической работой, не имеющей к "шпионским играм" ни малейшего отношения. Как, например, у вас, в Пензе. Да, в общем-то, и в любом провинциальном управлении. Если, конечно, "провинция" спокойная…

— Понимаю, — промычал аспирант.

— Но вот оставшиеся десять процентов, — мужчина поднял палец вверх и сделал небольшую паузу, — занимаются действительно сложной, интересной, и зачастую весьма опасной работой. Есть среди них всякие. Легальные работники и нелегальные, разведчики, диверсанты, специалисты различного рода…

— Киллеры… — зачем-то вставил Денис.

— И такие есть, — спокойно подтвердил собеседник. — Конечно, они не служат в каком-то одном управлении. Такие работники объединены в различного рода группы, отряды и подразделения, подчиняющиеся тем или иным управлениям ФСБ. Некоторые из них, двойного или даже тройного подчинения…

— Как это? — не понял парень.

— Ну, в том смысле, что они могут быть подчинены не только госбезопасности, но и Генштабу, дипломатическому ведомству, администрации Президента. А некоторые группы — так вообще подчинены лично главе государства.

— Понятно…

— Так вот, Денис Вячеславович… — продолжил мужчина. — Данные подразделения зачастую, — он вновь сделал паузу, — далеко не всегда, конечно, но зачастую, предпочитают сами заниматься набором сотрудников для себя. Напрямую, минуя все ступени. Такие группы самостоятельно подыскивают людей и обучают их. А поскольку они все являются секретными, то и статус этих работников, соответственно, тот же. Нет, они, конечно, пользуются общей картотекой потенциальных кандидатов на службу в ФСБ, но вот принимают их на работу, так сказать, лично. Сам факт службы таких людей в госбезопасности является государственной тайной, разглашение которой карается законом.

— Начинаю понимать, — стараясь скрыть волнение, проговорил Денис. — И Вы намекаете, что Вы — из одного такого, как Вы выразились, подразделения?

"Может — розыгрыш чей-то глупый? — думал парень, пытаясь взглядом найти скрытую камеру. — Но сегодня вроде бы — не первое апреля и не мой день рождения. Да и мужик этот — не мальчик уже, чтобы в игрушки играть. Неужели — правда?".

— Почему намекаю? — удивился мужчина. — Я не намекаю. Я прямо говорю Вам. Да, я — именно из такого подразделения. И я предлагаю Вам поступить к нам на службу.

Мимо медленно проплыла низенькая пухлая женщина-дворник, махая огромной метлой из стороны в сторону, сметая мусор на края дорожки. Собеседники проводили ее долгим взглядом.

— Я должен заметить, что все это — весьма неожиданно, — начал Денис. — Если не сказать больше…

— Прекрасно Вас понимаю, — посочувствовал мужчина. — Но я и не прошу Вас принимать решение сию минуту. Обдумайте все хорошенько…

— А что, собственно говоря, обдумывать? — недоуменно спросил аспирант. — Вы еще ничего мне не предложили…

— Да? — удивленно спросил незнакомец. — А мне показалось, что я только что предложил Вам работу…

— Да бросьте Вы, — Денис пододвинулся поближе. — Вы ничего мне не сказали. Если все, что Вы говорите — правда, то продолжайте….

— Продолжать? — не понял тот.

— Нуда, продолжать, — от волнения парень даже слегка повысил голос. — Где я буду служить? В каком отряде? Чем заниматься? В каком регионе или городе? Где и как долго мне придется учиться? В конце концов, сколько я буду получать!

— Получать будете прилично, — спокойно ответил мужчина. — За это не переживайте. Мы своих работников не обижаем. А вот на остальные вопросы, боюсь, я не смогу Вам ответить, пока Вы не дадите своего согласия.

— Послушайте, Валерий Валерьевич, — Денис с трудом вспомнил имя и отчество человека. — Вы же не думайте, что я дам Вам свое согласие вот так…

— Как?

— Вот так вот просто, — терпеливо пояснил парень. — Не зная ничего, прыгая в пустоту…

— Думаю, — все тем же спокойным тоном ответил улыбчивый мужчина. — Именно так я и думаю, Денис Вячеславович. Я думаю, что Вы на это согласитесь.

— Неужели?

— Ну, я, конечно, могу и ошибиться, но чутье меня подводит редко, — убедительно сказал собеседник. — К тому же, выбора у меня все равно нет. Все детали Вашей будущей службы — секретная информация, полным объемом которой не обладаю даже я.

— Вот как, — упавшим голосом пробубнил парень. — Это, знаете ли, даже страшновато как-то…

— Ничего, — мужчина ободряюще покачал головой. — Вы не из трусливых. Не так ли?

— Может и так, — мысли метались в голове одна за другой. — Но послушайте, я ведь — сугубо гражданский человек. Я — историк. Да я даже в армии то не служил.

— О, поверьте, Денис Вячеславович. Это — не проблема, — убедительным тоном заверил незнакомец. — В нашем деле это, в некотором смысле, даже плюс…

Денис замолчал и минуты две сидел, обрабатывая информацию, которой в голове скопилось слишком много для одного обычного буднего дня. Собеседник терпеливо ждал, наблюдая за редкими прохожими и не делая попыток прервать молчание.

— И как же мне действовать? — наконец промолвил парень. — Где я буду служить?

— Это, Денис Вячеславович, как я уже Вам сказал, информация секретная, — спокойно, без тени раздражения, повторил мужчина. — Вы должны меня понять. Но одно могу сказать определенно: Вам придется уехать из родного города с тем расчетом, что Вы долго здесь не появитесь…

— Насколько долго? — встрепенулся аспирант.

— Несколько лет, — спокойно сообщил собеседник. — И не только не появитесь, но и не будете давать о себе ничего знать.

— Но я скоро должен выходить на защиту…

— Ничего страшного, — уверенно ответил тот. — Если пожелаете — защититесь позднее. Поспособствуем. Да и зачем Вам, собственно, срочно защищаться. Можно подумать, что ученая степень открывает Вам дорогу в жизнь…

— Может и не открывает, но я потратил на это слишком много сил и времени, чтобы все взять и просто бросить, — упрямо пропилил Денис.

— Я все понимаю, — примирительно продолжал мужчина. — Я же сказал, защититесь потом. Это — не проблема.

— Предположим. Но что я скажу родителям, друзьям…

— Родителям Вы скажете правду. Под строгим секретом. Ваш отец — наш человек. Вы ведь знаете, что он в свое время служил в КГБ?

— Знаю…

— Ну вот. А Надежда Александровна — умная женщина, которая, я уверен, все поймет правильно. Алене Вячеславовне, сами понимаете, не слова. Она еще слишком молода для того, чтобы в полной мере осознавать ответственность за свои действия.

— Я и не собирался…

— Я другим Вы скажете следующее… — мужчина поднял глаза вверх и сделал вид, что задумался. — Два года назад Вы в тайне от всех послали в Германию свою работу по немецким военнопленным. Параллельно зубрили немецкий язык. И только сейчас получили предложение о трехгодичном контракте из Мюнхенского университета имени Людвига-Максимилиана. Результатом Вашей работы должна стать монография о том, как военнопленные возвращались в Германию после советского плена и встраивались в мирную жизнь. И покажете им это приглашение.

— Покажу?

— Обижаете, Денис Вячеславович, — укоризненно покачал головой собеседник. — Конечно, покажете…

— Ну а все-таки, ответьте… Это все так странно, как снег на голову… Почему — я? — даже не спросил, взмолился Денис.

— Вы не поверите, сколько раз мне задавали этот вопрос, — со вздохом проговорил мужчина. — Хотите простой ответ?

— Да.

— Вы любите машины, Денис Вячеславович?

— Машины? — переспросил Денис. — Какие машины?

— Ну, какие… Обычные, "о четырех колесах". Какие же еще? "Жигули", "Мерседесы", "Форды", "Тойоты"…

— Да я не знаю… — замешался аспирант. — Ну, люблю, наверное…

— Нет, не любите, — спокойно возразил незнакомец. — Вы и не знаете ничего о них, не так ли? Могу спорить, Вы даже не способны отличить "Фольксваген" от "Шкоды" на близком расстоянии. Да чего там… — он рассмеялся. — Вы, должно быть, и эмблемы-то не все знаете…

Денис никогда об этом не задумывался. Но теперь вынужден был признать правоту собеседника. Хмыкнув, он покачал головой в знак согласия.

— Ну вот видите, — человек с деланной укоризненностью смотрел на аспиранта. — А ведь подавляющему большинству Ваших сверстников это вовсе не свойственно. Их познания в данной области обратно пропорциональны Вашим. Скажу больше: для многих из них покупка дорогого престижного автомобиля является, ни больше, ни меньше, смыслом жизни. А некоторые и Родину за это продадут не глядя…

— Это что — показатель отношения к материальному? — ухмыльнулся парень.

— Это не просто показатель отношения к материальному, — голос мужчины впервые за все время разговора стал абсолютно серьезен. Куда-то исчезла смешливость и расслабленность. — Это отношение к себе, к жизни, к работе, к окружающей действительности во всем ее многообразии.

Собеседник опустил голову вниз и несколько секунд молчал, будто подбирая слова.

— Понимаете ли, Денис Вячеславович, — продолжил он таким же тоном, — большинство людей стремится к вполне материальным целям. Они хотят иметь хорошие дома, машины, занимать высокие должности, зарабатывать много денег, пользоваться влиянием. Это — универсальный показатель успешности человека. Но есть и другие… Такие как Вы и я, и нам подобные…

— И нам подобные… — словно робот повторил Денис.

— Да. Нас очень немного, Денис Вячеславович. Я не знаю, почему так получается. Но факт есть факт. Одни люди такие, другие — не такие. Мы не стремимся зарабатывать много денег, покупать дорогие машины. Нам кажется глупым тратить время, подбирая себе красивую одежду. Мы предпочитаем простоту во всем. Пьем и едим, что дают или что есть в наличии. Носим — что привыкли. Главное для нас — дело…

— Какое дело? — не понял Денис.

— А дело, молодой человек, у каждого свое. Кто-то грабит банки. Не для денег. Так, для удовольствия. Кто-то рыщет по тайге в поисках затерянных цивилизаций, кто-то рисует картины, а кто-то работает у нас…

Мужчина хитро посмотрел на парня.

— Вот я и подбираю таких как Вы, Денис Вячеславович, — он положил ему руку на плечо. — Такие нам нужны, поверьте…

Денис не ответил. Он молча сидел и смотрел в одну точку. Мозг отказывался сразу принимать такое количество информации, требующей отработки, чтобы затем принять, быть может, самое важное в его жизни решение.

— Я не буду Вас более утомлять, Денис Вячеславович, — подытожил мужчина, видимо, оценив состояние парня. — Решайте. Только не долго. Время не ждет. Я думаю, недели Вам хватит. Вот, держите, — он протянул Денису карточку, на которой был отпечатан один-единственный номер мобильного телефона. — Если откажетесь, я пойму. Но если решитесь, позвоните по этому номеру и скажите что Вы — от Валерия Валерьевича. Вам назначат встречу в местном ФСБ. Один раз Вам все-таки придется туда зайти. Что, кстати, и к лучшему. А то подумаете еще, что Вас бандит какой-нибудь вербует… Мое доверенное лицо передаст Вам конверт, в котором будет все необходимое.

Денис повертел в руках визитку и положил ее в нагрудный карман рубашки.

— Ну что ж… Мне пора, — сказал незнакомец, вставая. — Я собираюсь воспользоваться несколькими часами свободного времени и посетить ваш планетарий, — он указал рукой на старинное здание. — Если я не ошибаюсь, перерыв там начинается в час. Так что я еще успею. Не хотите ко мне присоединиться?

— В другой раз, — задумчиво проговорил Денис.

02.10.2006. Россия. Москва. ул. Молодежная. 09:12

"Надо же, в этом году повезло".

Мужчина в сером плаще, старомодной шляпе такого же оттенка и начищенных до блеска, будто бы даже форменных, туфлях, шел по скверу, усыпанному опавшими листьями самых невероятных цветов. Походку его нельзя было назвать прогулочной, но все же очевидно было, что мужчина никуда не торопился. Старожилы восьмиэтажных желтоватых жилых домов, стоящих по обеим сторонам сквера, одинаковых, но в то же время чудом избежавших духа казенности, могли каждый день примерно в одно и то же время лицезреть этого человека, не спеша идущего по скверу. Иногда он пропадал на несколько недель или даже месяцев, но затем вновь появлялся. Так продолжалось последние пару десятков лет.

"Долго не мог привыкнуть, что в Москве иногда не бывает ни осени, ни весны, а только большая зима и большое лето, — думал человек. — А в этом году — на тебе. Настоящая осень. Московская осень".

До конца сквера оставалось метров сто. Этот отрезок своего ежедневного пути человек не любил, потому что с обеих сторон желтоватые дома сменяли советские "хрущевки", пусть и окрашенные в спокойный бело-розовый цвет. Наверное, их нельзя было назвать "хрущевками" в классическом понимании, хотя бы потому, что дома были шестиэтажными, однако человек почему-то сразу окрестил их именно так.

"Гитлер, кажется, называл такие дома казармами для рабочих, — мелькнуло в голове у него. — Весьма точное сравнение. Такое мог подметить только человек, одновременно являющийся и художником, и политиком. Крайне опасное, между прочим, сочетание. Нет ничего хуже, когда художник начинает воплощать свои фантазии, свой придуманный и выстраданный мир, в реальность. Тогда обычно мясо летит во все стороны, причем человеческое. Отходы производства, так сказать".

Справа показалось светлое здание детского музыкального театра, слева Большой цирк. Человек не спеша перешел улицу Коперника и углубился в парк, располагавшийся между этими двумя московскими достопримечательностями эпохи развитого социализма. Парк был пуст практически всегда, поскольку не лежал на "караванных путях". Такую незатейливую шутку человек придумал, в очередной раз проходя через него к проспекту Вернадского. Имелось в виду, что дорога эта не вела ни к метро, ни к крупным транспортным узлам, ни к каким-либо другим важным точкам, куда обычно народ валит толпой в "часы-пик". Может быть, поэтому человек и любил каждый день не спеша проходить этот путь, добираясь до работы. Не то, чтобы он не любил людей, просто в последние годы он стал от них уставать.

"Возраст, наверное", — думал он.

Узкая дорожка через парк, уложенная тротуарной плиткой, видимо, в свое время была задумана как временная. Но, как известно, ничего не бывает более постоянного, чем временное. Человек пропустил мимо себя женщину средних лет в синем спортивном костюме. Черный кожаный поводок у нее в руке заканчивался какой-то мелкой пушистой собачонкой, удивительно быстро бежавшей для своих размеров. Владельцы лучших друзей человека давно облюбовали этот пустынный парк для выгула своих питомцев. Почему-то здесь никогда не гуляли с детьми. Может, потому и не гуляли, что гуляли собаки…

"Вот же блин, всякая чушь в голову лезет по утрам", — с досадой подумал человек.

Он со студенческой скамьи приучил себя к тому, что мозг не должен работать вхолостую.

"Это же глупо, — думал он, — Ведь никому не придет в голову сесть на трактор и без пользы гонять туда-сюда по полю. На трезвую голову, конечно. Это же бессмысленная трата горючего и изнашивание механизмов. На тракторе нужно пахать. Для этого он нужен. В этом его суть и назначение. Так и мозг не должен быть нагружен бесполезной работой, которая никому не нужна".

И это — навсегда. Это — на всю жизнь. Еще будучи молодым человеком, он шокировал своих знакомых тем, что не знал очевидных, казалось бы, вещей. Не знал и не хотел знать. И не считал, что должен знать. Зато уж то, что он считал нужным и важным, он знал наверняка, по серьезному. Вникая во все мельчайшие детали, не оставляя белых пятен. Его мозг практически всегда работал, но работал над тем, над чем ему нужно было работать.

Однако со временем, человек стал замечать, что его "серое вещество" уже не так послушно хозяину, как прежде. Нет, речь шла о том, что он начал сходить с ума. Действительность он воспринимал все так же ясно, как в молодости. Просто, как он сам себе это объяснял, со временем "предохранитель в мозгу" испортился и стал не всегда срабатывать. Это выражалось в том, что человек стал замечать, что его голова, за долгие годы привыкшая к постоянной работе, иногда начинала действовать, что называется, автоматически, без команды хозяина.

И в те моменты, когда думать было, собственно, не о чем и не зачем, мозг автоматически начинал работать: анализировать информацию, поступающую в него через глаза, уши, рот, нос, кожу. Так же, как пожилая женщина, всю жизнь прожившая в деревне, в постоянном труде, не мыслящая себя без этого самого труда, лежа на морском пляже, неосознанно, инстинктивно начинает искать себе какое-нибудь дело, поскольку в труде видит смысл жизни и саму жизнь, так и мозг этого неприметного, пережившего многое на своем веку мужчины, инстинктивно искал работу, жаждал ее, даже тогда, когда этой работы не было. И тогда он начинал раскладывать на составляющие и анализировать тексты каких-то случайно услышанных песен, рекламных слоганов, объявлений на дверях подъезда. Это очень злило хозяина. Он честно пытался бороться со злом, одергивал себя, "отключал мозг". Но, видимо, время, которое подвластно только Всевышнему, брало свое…

Человек остановился, достал из левого кармана плаща черную коробку, вынул зеленую сигарету. Полез, было, в карман за спичками, но тут во внутреннем кармане пиджака заиграла незамысловатая мелодия мобильника. Человек достал трубку, посмотрел на экран, добродушно улыбнулся.

— Рад Вас слышать, Олег Владимирович!

— Здравствуй, здравствуй, Иван Дмитриевич. Как ты там поживаешь?

— Да ничего… Работаем потихонечку.

— Потихонечку — это хорошо. Главное в нашем деле — не перетрудиться!

— Так это в любом деле главное, — человек непринужденно начал питать опавшие листья носком ботинка.

— Хорошие новости для тебя, Иван Дмитриевич, — голос в трубке стал серьезным.

— Ну говори, Олег, не томи.

— То дело, которое мы с тобой обсуждали… — собеседник сделал паузу, — Руководство дало добро.

— Вона как! — человек застыл. На миг, как будто бы растерялся, но затем плотоядно улыбнулся. — Да это же здорово!

— Ну да, ну да… — судя по голосу, собеседник тоже был доволен таким исходом дела, — Так что давай, Иван, начинай работу. Зайди ко мне сегодня, кстати.

— Зайду, естественно. По такому поводу и по "рюмахе" — не грех. За успех, как говорится предприятия.

— Можно и так.

— Ну, бывай, Иван Дмитриевич.

В трубке раздали короткие гудки. Человек громко и как будто бы даже удовлетворенно захлопнул крышку аппарата, улыбнулся, с минуту постоял, задумчиво глядя на кирпичную стену, разрисованную граффити, с надписями ксенофобского содержания, подкурил сигарету и не спеша двинулся далее. Ничего не видя перед собой, он медленно прошел автозаправку и остановился возле проспекта. Почти сразу же к нему подъехал черный автомобиль. Человек продолжал стоять на обочине, о чем-то напряженно размышляя, глядя перед собой. Водительская дверца открылась, и из нее вышел молодой человек среднего роста, с необычно красивым для мужчины лицом.

— Доброе утро, товарищ полковник, — весело произнес он, — а я Вас уже десять минут жду.

Человек, будто бы очнувшись после долгого сна, непонимающе взглянул на возмутителя спокойствия, но уже через секунду его лицо приняло сосредоточенное выражение.

— Славик, я ведь тебе уже говорил, у нас так не принято. Называй меня Иван Дмитриевич.

В его голосе не было строгости или раздражения. Это был голос отца, терпеливо вразумляющего неразумного отпрыска.

"Сосунок еще, — подумал про себя человек, — но при должной шлифовке толк из него будет".

— Хорошо, Иван Дмитриевич.

— Вот видишь, — дружелюбно сказал человек, — уже есть прогресс. А то "так точно" да "есть". Дисциплина, Славик, оно, конечно, хорошо, никто не спорит. По капле выдавливай из себя "особиста", отвыкай. У нас другая работа. Как говорил тот прапорщик, "Это Вам не это". Вкурил?

— Так точно, Иван Дмитриевич! Куда направляемся?

Человек поморщился, как от зубной боли, сделал последнюю затяжку и бросил:

— В управление. Садись давай…

И открывая дверцу переднего пассажирского сидения, словно сам себе тихо проговорил:

— Ну что же, Учитель, теперь поговорим серьезно.

24.09.2008. Россия, г. Анапа. ул. Горького. 08:57

Удивительно, все-таки, сложилась его жизнь. Нет, конечно, нельзя сказать, чтобы она совсем уж сложилась как нечто постоянное или незыблемое. Но, во всяком уж случае, как некая стабильная конструкция — это однозначно.

Тут ведь как дело обстоит? Одно дело — природа. Она устроена удивительно правильно и гармонично. Одни говорят, что так Бог устроил, другие — что это инопланетяне эксперимент проводят, третьи, совсем уж дикие и оторванные, утверждают, что оно само собой так получилось. Взрыв там какой-то был во Вселенной, или что-то такое… Андрей не вчитывался. Над этими вопросами он, ясное дело, как и любой думающий человек, размышлял, но не то, чтобы очень уж усердно. На его взгляд, в мире и так было полно интересного, намного более приземленного и осязаемого. Одно для себя он решил точно: так же, как тайфун не может сложить из стекла, песка и цемента и железной руды небоскреб, так же и мир, настолько грамотно устроенный, не мог сложиться сам по себе. И точка.

Так вот природа, значит… В ней, природе, все устроено грамотно, более или менее… А вот в культуре! В смысле "культуре", в широком понимании значения этого явления. Не художественной культуре, не культуре общения, даже не какой-то там этнической культуре. Имеется в виду, в культуре как целом искусственном мире, которые человек создал для себя, который существует как бы в природе, но и помимо нее, мире, где человеку комфортно и он чувствует себя в безопасности. Так вот этот самый мир устроен гораздо менее удачно. Гораздо! Скорее всего, это потому, что его создавал человек. А люди нередко "косячат". Очень даже часто "косячат".

И справедливости, стало быть, в этом мире еще меньше, чем в природе. Нет, не так. Во много раз меньше, чем в природе. Так правильнее будет… А еще меньше — чего? Не просто справедливости, а конкретно — социальной справедливости. Вот ее-то — считай, вообще почти никакой.

Андрея эта самая несправедливость коснулась непосредственно. Нет, он не жаловался на судьбу. Сложилось — как сложилось. Кто знает, как оно бы вышло, если бы его мечта исполнилась.

А мечта была простая — служить родине. Ничего удивительного. У Андрея это все перед глазами было с детства. Отец, военный моряк — сверхсрочник, старший мичман Сергей Григорьевич Соколов, всю свою жизнь отдал Черноморскому флоту. Все стены их двухкомнатной квартиры в Новороссийске на улице Чайковского, в которой Андрей провел все детство и юность, были завешены фотографиями отца, невысокого жилистого строгого мужика в безукоризненно подогнанной морской форме. Отец никогда не был компанейским человеком. Просто он увлекался фотографией, и это дело у него весьма недурно получалось. Такого мнения совершенно искренне придерживался Андрей.

Коренной "ленинградец" и сын морского офицера, Сергей Григорьевич даже было поступил в Нахимовское училище, но затем по какой-то причине обучение там прекратил. По какой — он никогда не говорил, а теперь уж и не скажет. Однако, нимало не смутившись, как истинный представитель великого города, лично еще ребенком переживший блокаду, он отправился служить по призыву. Попал в Севастополь, на эсминец, где и провел "срочную". Когда Андрей спрашивал отца, почему он остался на "сверхсрок" именно на Черноморском флоте, тот поживал плечами и отвечал: "Понравилось".

Послужив какое-то время на том же эсминце, в шестьдесят первом году Сергей Григорьевич перевелся в 42-ю бригаду ракетных катеров, где, собственно, и благополучно прослужил до заслуженной пенсии. Любовь к флоту, дисциплинированность и исполнительность, а также профессионализм позволили ему выйти на пенсию в самом высоком чине, на какой только и мог рассчитывать военный человек с его данными. Никаких, кстати, попыток получить высшее образование Сергей Григорьевич никогда не предпринимал, что для Андрея тоже оставалось загадкой.

Каким образом старший мичман Соколов оказался в Новороссийске, для Андрея тоже было не совсем понятным. Что-то, связанное с жильем для военнослужащих. Он особо никогда и не интересовался

К тому моменту отцу было уже давно за сорок, и он вовсе не собирался становиться "отцом". Привыкший к холостой жизни, имеющий однокомнатную квартиру и вполне приличную пенсию, он устроился в местный ДОСААФ и стал себе жить-поживать.

А скоро он познакомился с мамой. Совершенно случайно, чуть ли не на улице. Лариса Петровна, чуткая и добрая русская женщина, к тому моменту уже тоже была далеко не девочка. Андрей никак не мог взять в толк, почему у этого прекрасного человека не сложилась семейная жизнь. Хотя, такое в жизни тоже бывает.

Один Бог знает, чем два одиноких взрослых давно сложившихся человека приглянулись друг другу. Но скоро возникла семья. И надо сказать, очень дружная и крепкая семья получилась. Громкой свадьбы не было. Чего людей смешить? Нашлись молодожены — обоим за сорок. Да и родственников у них почти не было. Из старшего поколения — только мать "молодой", обожаемая Андреем бабушка Нюра из Анапы. Да у отца брат в Ленинграде остался, но у них отношения были весьма прохладные.

А скоро появился он — Андрей Сергеевич Соколов, плод припозднившейся любви отставного советского вояки и скромной сметчицы Новороссийского порта. Это было в восьмидесятом, в олимпийский год. Спокойное было время. Мишка уже улетал, Брежнев еще шевелил губами, Политбюро стабильно вымирало, а Вооруженные силы Страны Советов крепчали. Три с половиной килограмма, так вот…

Мать отдала единственному сыну всю свою нерастраченную любовь, да и отец, если отбросить напускную строгость, души в нем не чаял. Родители съехались, разменяв папину "однушку" и мамин "жакт" на двухкомнатную. Андрей этого не помнил, ему тогда всего три года было. Его родная "двушка" на пятом этаже в доме на улице Чайковского — вот его единственный дом, который он помнил. Сейчас он ее сдавал.

Жизнь шла своим чередом. Андрей рос вполне нормальным, сначала советским, а потом и российским ребенком. Весьма неглупый, не без способностей, в меру смел и в меру воспитан. Не был ни изгоем, ни лидером коллектива. За себя всегда мог постоять. Ну или почти всегда, когда не было очень уж страшно…

А каждое лет он проводил у бабы Нюры. Наверное, Андрей не признался бы в этом даже самому себе, но, быть может, бабушку он любил даже больше родителей. Более доброго и светлого человека на своем жизненном пути он не встречал. Жила баба Нюра в маленьком, но добротном домике с мансардой, который стоял в очень необычном месте города — на Пионерском проспекте. Если посмотреть на город сверху, то Пионерский проспект длинным хвостом выходит из основного тела города на несколько километров к северу. По обеим сторона от него располагались детские пионерские лагеря. Анапа даже после распада Союза сохраняла за собой статус детского курорта. Частных строений на проспекте почти не было, а те, которые были, располагались километрах в трех-четырех от собственно городской черты.

Все, кроме одной группки частных строений, неведомо как приткнувшихся с правого бока к территории большого и небедного санатория "Золотой берег" в самом начале Пионерского проспекта. Справа же, через не заасфальтированную дорогу, заканчивающуюся метров через тридцать песчаным морским пляжем, располагался не менее большой, но гораздо более бедный пионерский лагерь "Дружба". Надо думать, именно из-за этой группы из нескольких домишек власти и вынуждены дать этой грунтовой дороге шириной в пять и длиной в двести метров гордое название "проезд Золотой берег". Ну в самом деле, не могут же быть дома без адреса! Не могут. А получилось классно. Романтично даже как-то… Ты где живешь? На улице "Золотой берег"! А про то, что это проезд, можно и забыть ведь тактично.

Андрей только один раз в жизни встречал более романтичное название улицы. В Москве, в Митино, недалеко от Пятницкого шоссе. "Переулок ангелов". Такое вот было название. Правда, ничего ангельского там, естественно, не было. Обычная московская застройка. Но название красивое. Пожалуй, даже лучше, чем "Золотой берег". Андрей уже и не помнил, что он там делал. Он вообще в Москве много чего делал. Всего и не упомнишь.

Каждое лето, начиная, наверное, лет в шести, родители беззастенчиво "сплавляли" Андрюху к бабе Нюре. Да он и не возражал особо. Да что там "не возражал". Он туда просто рвался!

Ах, что это была за жизнь! Бабушка Нюра, которой Господь дал только одну дочку Ларочку, рано лишилась мужа. Да и не особо об этом жалела. В слух, естественно, она об этом никогда не заикалась, особенно при внуке, но Андрейка с самого раннего детства почему-то это прекрасно для себя уяснил. Это уже потом, когда он немного подрос, соседи бабы Нюры, неохотно рассказывали ему, что "дядя Петя" был человеком вспыльчивым, любил "усугубить" и в этом состоянии нередко "поколачивал" свою жену.

Соседи бабы Нюры любили свой "Золотой берег", жили вместе уже давно, старались держаться общиной и помогать друг другу. Естественно, знали друг друга, как облупленных. А противостояние систематическим попыткам властей снести этот "островок свободы" еще больше сплотило жителей "Золотого берега". Этакая первобытная община, как шутил Андрей.

Сама же бабушка жила тихо, подрабатывала уборщицей в "Золотом

береге" (благо, тот принимал отдыхающих практически круглогодично). Летом сдавала верхнюю комнату отдыхающим, что в немалой степени поддерживало ее финансовое положение. С клиентами в "Золотом береге" проблем не было никогда. Море было в двух шагах, город с рынком и ресторанами — в полукилометре. Прогуляться неспешно после первого ужина — вот ты и в цивилизации. А отдыхать наоборот лучше в "Золотом береге". Шума меньше. Горячая и холодная вода есть. Канализация — тоже. За это уже спасибо построенным санаториям. Одним словом — лучше места не найти.

Конечно, некоторые соседи помоложе и по проворнее построили дома побольше. Бабе Нюре предлагали выкупить ее домик, но она даже и помышлять об этом не могла. Для нее другого места на планете Земля не существовало. Только этот дом из белого кирпича с деревянной мансардой, совсем немножко земли перед ним, метров двадцать квадратных, не больше, и разноцветные, удивительные своей красотой цветы, заботливо выращиваемые ей, укутываемые на зиму, выпестованные, окруженные любовью.

Такой Баба Нюра и осталась в памяти Андрея. Стоящей на крыльце седоволосой, без платка, в цветастом фартуке, и протягивающей руки прыгающему к ней внуку, приехавшему на очередное лето. А на голубых глазах — слезинки счастья. Вполне возможно, никто так больше не любил Андрея, как баба Нюра. Разве что мать.

Когда в семнадцать лет он стоял у ее могилы, не в силах выразить свое горе слезами, он подумал, что если существует рай, то она обязательно должна быть там. Потому что если нет, тогда справедливости нет ни на том свете, ни на этом.

А тогда… А тогда было очень весело. Андрюха вволю купался, кушал всякие вкусности, которые в изобилии готовила ему бабушка, играл с соседскими мальчишками, а когда стал подростком — с девчонками из обоих детских лагерей. Ходил на рыбалку, сшибал подвернувшуюся "деньгу" на сигаретку и пиво, дрался с приезжими. Одним словом, жизнь Андрюхина протекала без проблем…

Проблемы начались тогда, когда пришло время выбирать жизненный путь. Точнее, для Андрея такой проблемы никогда и не стояло: он точно знал, что хотел быть военным. К морю его не особенно тянуло, а вот военным — самое оно. Да только, как говорится, "нашла коса на камень".

Девяностые годы были не лучшим временем для тех, кто собирался пробиваться в жизни за счет собственных способностей. И уж совсем это были плохие годы для тех молодых людей, у которых оба родителя были пенсионеры. Тут надо быть до конца честным: Андрей тоже не то чтобы совсем уж по всем параметрам соответствовал требованиям. Были проблемы и с экзаменами, особенно по точным дисциплинам, и со спортивной подготовкой. В том смысле, что бегал он на короткие дистанции плоховато, а на вступительных — "стометровка".

Короче говоря, не вдаваясь в детали, следовало признать, что шансы попасть в Ставропольское училище связи, намеченное Андреем как желанный конечный результат, приближались к нулю. Вот именно этот эпизод своей жизни он и почитал за социальную несправедливость, порожденную несовершенством человеческой природы. Короче, "все вокруг сволочи". Вот так вот эмоционально он для себя тогда сформулировал свое разочарование.

Пришлось на ходу "менять концепцию" и поступать в Краснодарский государственный университет, на исторический факультет, что, к слову сказать, тоже было весьма непросто. Но он смог, не без помощи родителей, которые для этого буквально "вывернулись на изнанку". Особенно радела мать, грудью вставшая на пути сына в армию. А в КГУ была военная кафедра — великое дело для желающих не просто "откосить", но еще и получить при этом офицерские погоны.

Годы обучения в университете были лучшим временем в жизни Андрея. По многим причинам. Во-первых, он преуспевал в обучении, заслужив среди преподавателей и студентов репутацию остроумного полемиста и вдумчивого теоретика, даже когда дело касалось самых простых, просто таки пустяковых проблем. Проживая в общежитии, Андрей стойко переносил все тяготы и лишения студенческой "общажной" жизни, иногда не употребляя алкогольные напитки по целому месяцу подряд. Он учился, смеялся, гулял, пел, пил, знакомился с интересными людьми, любил девушек, делал в глупости, попадал в истории… Одним словом, он жил. Так, как полагается жить молодому студенту.

Но главное состояло в том, что именно в эти годы он обнаружил в себе те качества, о которых раньше не подозревал: целеустремленность, трудолюбие, не "заформализованный" взгляд на окружающий мир, креативность даже…

Конечно же, не учителем истории мечтал он быть "на выходе". Но вот кем, пока еще сам не знал. Жизнь не дала ему подумать, как следует.

Все произошло на пятом курсе. Отец, до этого отличавшийся отменным здоровьем, за один месяц перенес два инфаркта. А третий — не перенес. Это было — как гром среди ясного неба. Андрей долгое время просто не мог взять в толк, что это случилось. Но это было еще не все. Смерть отца, такая неожиданная, невесть откуда взявшаяся, сильно подорвала здоровье его матери. Андрей приехал домой и попытался как мог поддержать ее. Но она угасала на глазах. Через полгода не стало и ее.

Андрей остался один. Совсем один. И он прекрасно помнил это самое сильное чувство. Чувство, которое он испытал, зайдя в свою квартиру после похорон матери, выйдя на балкон и закурив сигарету. Это чувство было — страх. Дикий животный страх. День был солнечный, по-летнему теплый. Внизу туда-сюда сновали люди. Жизнь шла своим чередом. А он думал, что у него сейчас остановится сердце. Остаться наедине с диким зверем, от которого нельзя ждать пощады — это страшно. А остаться один на один с мирозданием? Что страшнее? Андрей тогда выронил недокуренную сигарету и, свернувшись на диване в позе эмбриона, пролежал так до вечера.

Конечно, он не остался один в полном смысле этого слова. Вокруг него было много друзей. Как своих, так и отца с матерью. Они помогали, давали деньги, поддерживали, как могли. В это тяжелое для него время Андрей обнаружил в себе еще одно качество, о котором он раньше не знал. Оказывается, он был сильным.

Не без поддержки окружающих, он вскоре "поднялся", встряхнулся и твердо решил для себя, что надо жить дальше. Так и сказал себе. Стиснув зубы, окончил Университет (благо, дипломная работа еще до смерти матери была наполовину готова), получил диплом, месяц попил водки, и как-то с утра, налив себе утренний кофе и пожарив яичницы, стал думать, чего ему теперь делать.

Несмотря на то, что бабушкин домик еще со времен смерти бабы Нюры сдавался под присмотром соседей, которые регулярно и высылали в Новороссийск деньги, финансовое положение его, Андреевой, личности оставалось весьма туманным. Невеликие финансовые "жировые отложения" семьи Соколовых подходили к концу, и других не было. Сдача отдыхающим бабушкиного домика в курортный сезон хоть и приносила некоторый немалый доход, но все же единственным источником средств к существованию служить не могла. Конечно, если Андрей не собирался "сидеть на хлебе и воде". А он не собирался. Друзья родителей деньгами больше не помогали. Они, само собой, предлагали, даже настаивали. Но надо же иметь совесть.

Жестокий жизненный вывод напрашивался сам собой: надо было работать. Кем-кем, а "неженкой" Андрея уж точно не воспитывали. Работы он не боялся, да и студентом часто подрабатывать приходилось. Родители-пенсионеры немногим могли помочь "бедному студенту". Вопрос был в другом. Где работать? Кем работать? Над этими вопросами молодые люди думают как раз таки на пятом курсе. Но у Андрея в это время были другие проблемы.

Идти устраиваться в школу учителем молодому не без амбиций парню категорически не улыбалось. В "народное хозяйство", как выражался один папин друг, тоже. Имелась в виду работа в торговле и на производстве. Нет, в принципе очень даже возможно. Но уж точно — не за такую заработную платы, которую предлагали в Новороссийске.

Взвесив все "за" и "против", поговорив со всеми близкими людьми, мнение которых для Андрея что-то значило, летом 2002 года он сел на поезд и рванул в Москву. За лучшей жизнью. По его разумению, дома его уже ничего не держало. Квартиру свою он сдал в наем.

План был простой. Приехать, осмотреться, зацепиться. Если понравится, если удастся найти себя, тогда — остаться. Продать квартиру, бабушкин дом, сложить все это вместе и купить что-нибудь. Если не в самой Москве, тогда хотя бы в ближайшем Подмосковье. Хороший план…

То, как складывалась московская жизнь Андрея — история отдельная. В ней было многое: радости и разочарования, полно "всякого нового жизненного опыта", ошибки и шаги очень правильные. За семь лет он сменил несколько работ, но ни одна из них ему по-настоящему не понравилась. А других стимулов для того, чтобы на ней оставаться, типа карьерного роста или высокой зарплаты, не наблюдалось.

А закончился его "поход на Москву" вообще интересно и даже для него самого неожиданно. Глядя на то, как люди зарабатывают деньги, Андрей постепенно утвердился в той мысли, что заниматься интересным и прибыльным делом можно, только работая своей головой и, главное, работая на себя. И это был "шаг номер раз". А потом он посидел над книгами. Сам. Он от себя такого не ожидал. И это был "шаг номер два". У него вызрела идея — "шаг номер три". Он ее сформулировал и изложил на бумаге — "шаг номер четыре". Нашел тех, кому эта идея понравилась — "шаг номер пять". Уладил все формальности и получил средства — "шаг номер шесть". Начал реализовывать проект — "шаг номер семь".

Вот так вот. Программа — "семь шагов навстречу себе".

Идея была банальной и даже скучной. Насмотревшись на то, как молодые предприимчивые парни начинают свой бизнес, Андрей задался сакраментальным вопросом, после которого человеку обычно становится или очень хорошо, или очень плохо: "А чем я хуже?". Проблема заключалась в том, что он не мог назвать себя хорошим специалистом в какой-либо области. Ну что это такое за профессия — "историк"? Это где-нибудь в Англии или Штатах, где деньги у всех из ушей лезут. Там еще ладно. А для России в реалиях "становления суверенной демократии с рыночной экономикой, регулируемой государством" — дерьмо, а не профессия.

Это, само собой, было плохо. Но не фатально. Андрей видел перед собой немало примеров того, как успеха добивались его сверстники, по сравнению с которыми его способности можно было характеризовать как гениальность. В чем было дело? Очень просто. Эти парни сумели "найти нишу". Очень точное словосочетание, поразительно красочно отражавшее смысл действия. "Найти нишу"! Вот что было главное. Ведь, несмотря на юношеский возраст российского капитализма, "хлебные места" в бизнесе заполнялись с космической быстротой. Возможностей для создания чего-то своего, нового, практически не оставалось. Тыкаясь в ту или иную сферу, Андрей, сначала с удивлением, потом — с огорчением, а в конце — с озлоблением обнаруживал, что она не просто уже помечена кем-то более проворным, но уже "разбита на "делянки" и застроена".

Москва была полностью поделена. Причем даже уголовниками. Чеченцы контролировали нефтяной бизнес, грузины — подпольные и легальные казино, цыгане — оружие, таджики — шаурму. А "наркоту" контролировали, чеченцы, дагестанцы, грузины, таджики, цыгане, русские, милиционеры, прокуроры, чекисты, Госнаркоконтроль и еще много кто.

Андрея, естественно, интересовал легальный бизнес, пусть даже он и приносил несравненно меньшие доходы. К "уголовщине" его никогда не тянуло.

Он уже было совсем отчаялся.

Помог случай. Он тогда работал в одной крупной московской компании. Кем он там работал? Он и сам толком не понимал. Официально числился каким-то там менеджером. А занимался разной неинтересной ерундой. Делал графики, писал отчеты, проводил опросы. В здании недалеко от метро "Таганская", где компания арендовала несколько этажей, располагался не один десяток фирм самого разного размера и профиля. Одна из них занималась установкой кондиционеров.

Как так получилось, что Андрей познакомился с парнями, на паях владеющими ей? Стечение обстоятельств, скорее так… Встретились в коридоре на одном из праздников, все нетрезвые, разговорились, нашли общие темы и — вроде не чужие люди. Андрей даже перешел к ним на работу, и даже поработал несколько месяцев.

Но уже к этому времени идея окончательно сложилась у него в голове. Он долго взвешивал все "за" и "против", наблюдал за функционированием фирмы, набирался смелости. А потом, в один прекрасный день, предварительно созвонившись и договорившись о встрече и заручившись поддержкой знакомых, пришел в офис к генеральному директору с конкретным коммерческим предложением.

Суть его была проста.

— Вашей фирме нужно расширяться, — сказал он. — Но в Москве очень тесно. Зато в провинции места полно. Я каждый год бываю в Анапе и знаю, что там спрос на предоставляемые Вами услуги сейчас имеется, и будет только увеличиваться. Так что, я предлагаю Вам сотрудничество. Я создам в Анапе свою фирму, возьму для этого кредит в банке, наберу людей. А Вы этих людей обучите по-быстрому. Пришлете для этого к нам специалиста, квартиру я ему обеспечу. А потом будем с Вами сотрудничать. Я буду покупать через Вас оборудование и материалы, получать консультационную и административную поддержку".

К его величайшему удивлению, босс согласился без особых промедлений и размышлений. Андрей думал, что будет раздувание щек, умные взгляды из-под густых бровей, басистые заявления, что "этот вопрос нужно обмозговать"… Ни разу не так! Директор, импозантный мужчина лет тридцати пяти-сорока, выслушал его, то и дело подглядывая в монитор (Андрею даже показалось, что он играл в это время в карты), и просто сказал:

— Ну чего, дело хорошее. Парень ты, я вижу, не дурной. Езжай — и начинай. Бери кредит, подыскивай помещение. Как будешь готов — звони. Пришлю человека… Да вот хоть бы и Жорика (Жорик — это и был один их Андреевых знакомых, который представил его директору). Заключим контракт и будем работать. А если чего в смысле поддержки — звони.

Это по неопытности Андрею все это показалось странным. Насмотревшись фильмов, где крайне серьезные господа в черных костюмах сидят за длинными стеклянными столами и с видом академиков решают, заключать или нет ту или иную сделку, он рассчитывал увидеть нечто подобное. На самом деле все случалось намного проще. Во всяком случае, в малом бизнесе. Как правило, все шло на личных договоренностях. Зачастую не заключались даже договора. Просто "на честном слове". И еще неизвестно, кстати, что было действеннее: контракт или слово. Вести о недобросовестных бизнесменах, которые "кидали" своих партнеров и заказчиков, в провинции разлетались со скоростью ветра, и фирмы, заслужившие такую репутацию, как правило, быстро чахли.

Работу он начал еще с лета. Приехал на несколько дней для того, чтобы найти себе заместителя и подобрать помещение. Первая задача решилась достаточно быстро, поскольку кандидатура на этот высокий пост не существующей еще фирмы имелась. С помещением пришлось повозиться, но, в конце концов, нашлось и оно. Сам же Андрей все лето и первый месяц осени проваландался в Москве. Вникал в дела, разбирался в номенклатуре товаров, технических характеристиках.

А вот теперь приехал, наконец, в Анапу и поселился в бабушкином доме, радушно встреченный соседями. В помещении два дня назад закончили ремонт, Жорик, приехавший на две недели раньше его, обучал рабочих, Толик, его "зам", уже искал клиентов. А через пару дней из Москвы должна была прийти первая "фура" с кондиционерами. С местными органами власти Толик успел за лето наладить отношения. Связи у него были, он был коренным анапчанином.

"Братки" тоже не задержались. Вот тут Толик позвонил Андрею, а Андрей, в свою очередь, позвонил директору. Ни один, ни второй не имели никакого понятия о том, какие действия предпринял директор, но "братки" больше не появлялись. Однако Андрей теперь должен был каждый месяц отсылать определенную сумму, впрочем, не слишком обременительную, на некий банковский счет, любезно сообщенный ему директором.

Так, вкратце, обстояло дело сейчас.

"Надо бы велосипед себе прикупить", — наметил в голове Андрей.

Путь с "Золотого берега до работы занимал примерно минут тридцать. Для провинции — немало. Это ж надо — по Пионерскому проспекту метров семьсот, потом по Красноармейской еще столько же, потом по Горького — с километр, потом еще пройти чуть-чуть… Много. Можно, конечно, еще по Набережной. Это — ближе. Но там до моста, за которым набережная была заасфальтирована и дальше выложена тротуарной плиткой, нужно по пляжу идти больше чем полкилометра. Полные туфли себе песка наберешь — это уже проверено годами.

Свернув с Астраханской на Терскую и пойдя пару кварталов, Андрей остановился и с удовлетворением оглядел широкую двустворчатую пластиковую, на две трети от верха застекленную дверь, с табличкой — ООО "Южный ветер".

02.10.2006. Россия, г. Москва. Лубянская площадь. 16:57

— Ну, вообще, воспринял с энтузиазмом. Я даже сам удивился. Не припомню, чтобы он так быстро соглашался.

Мужчина, сидя в светлом кожаном кресле за большим столом со стеклянной столешницей, вяло потягивал виски. Посетитель, устроившийся на мягкой кушетке у окна на значительном расстоянии от хозяина кабинета, пил скорее для порядка, а больше слушал собеседника. На темной металлической вешалке у входной двери висел серый плащ со шляпой.

Внутренняя отделка кабинета входила в непримиримое противоречие с мебелью. Темные, обитые на высоту в полтора метра деревом, стены никак не сочетались со стульями и столами в стиле "офисного минимализма". Такое положение вещей было головной болью хозяина кабинета вот уже на протяжении двух лет. Хозяйственная служба, гордая и независимая, с завидным постоянством включала его просьбу в план ремонта на будущий год, и с не менее завидным постоянством в конечном итоге исключала ее с мотивировками "не срочно" или "есть работы поважнее". Не только хозяину кабинета, но и другим "старожилам" здания иногда казалось, что служба эта не подчинялась вообще никому и являлась "государством в государстве". Во всяком случае, попытки каким-то образом повлиять на нее почти всегда заканчивались ничем.

— Возможно, на нас сыграло то, что денег мы много не просим. Во всяком случае, пока. — Олег Владимирович многозначительно посмотрел на товарища.

— Да, оно, конечно, так, — согласился тот. — Но ты ему доходчиво объяснил, что осуществление второго этапа потребует значительно больших средств? А третьего — и подавно.

— Естественно, объяснил. — Генерал отхлебнул из стакана. — За кого ты меня принимаешь? Ну, сколько, по-твоему, предварительно?

— Сам понимаешь, подробных расчетов я еще не делал… — задумчиво протянул Иван Дмитриевич.

— Естественно — не делал? Чего бы тебе их делать, если согласия еще получено не было. Но примерно же ты прикидывал? Ты, надеюсь, понимаешь, о каком конкретно поле для деятельности идет речь?

— Естественно! Мы ж с тобой в общих чертах это уже обсуждали. Ну, смотри, — полковник подался вперед. — На первый этап нужны вообще копейки. Это при условии, что ты дашь объект, и расходы эти пойдут как общие…

— Конечно, дам, — подтвердил Олег Владимирович. — А по какой статье пойдут расходы — это я разберусь.

— Ну да… На второй, я примерно думаю, пятьдесят-сто. Европейских…

— Так… — подняв глаза вверх, кивнул головой хозяин кабинета.

— А сколько на третий, сейчас вообще сказать сложно. Но я уверен — не больше двухсот-трехсот.

— Ага, — резюмировал генерал. — Деньги, конечно, не малые. Но, учитывая масштаб игры и возможные дивиденды — вполне оправданные.

— Так ведь дело еще и в том, что в конечном итоге государство все эти затраты с лихвой отобьет. Это — сто процентов. Нам бы в этом смысле с наших американских "партнеров" пример брать надо. Если у них и есть чему поучиться, так это тому, как из войны делать доходный бизнес.

— Думаешь, начальство этого не понимает? — усмехнулся Олег Владимирович. — Ясное дело, в случае успеха там будет большой передел. И уж наши себя не обидят, поверь мне.

На столе коротко зазвонил телефон. Генерал лениво поднял трубку.

— Да… Давай не сейчас, а! До завтра терпит?… Вот и ладненько. — Трубка аккуратно легла не место.

— Все еще сам отвечаешь? — улыбаясь, поинтересовался Иван Дмитриевич. — Помощника не перенапрягаешь?

— Причем тут это? — бросил хозяин кабинета. — Сам знаешь: кто попало мне не позвонит, а информацию я люблю узнавать первым. Мне всякие там "фильтры" типа секретарей не нужны. Сам разберусь, что важно, а что нет. Ну а четвертый, насколько мне помнится, затрат вообще не предполагает…

— А какие там затраты? — Иван Дмитриевич поставил недопитый стакан на пол рядом с кушеткой. — Там просто действовать надо.

Таким образом, начальство надо настраивать на триста-четыреста, — протянул Олег Владимирович.

— Ну, где-то так, — согласился собеседник.

Огромные уродливые напольные часы, выкинуть которые у хозяина не поворачивалась рука, начали громко отсчитывать ударами время. Мельком взглянув на них, генерал поморщился.

— С этим ясно, — продолжил он. — Как ты сам понимаешь, твоим ребятам придется работать самостоятельно. Ни о каком прямом сотрудничестве речи идти не может. Естественно, информацией делиться будем. Ресурсами и людьми подсобим. Я думаю, вояки тоже помогут. Но в целом они — сами по себе.

— В этом и суть проекта, — убежденно вставил Иван Дмитриевич.

— Ну да, — подхватил Олег Владимирович. — Расскажи мне о своем парне? Тогда, в кафешке ты мне про него вскользь изложил. Я понимаю, тогда смысла не было, но теперь, как ты сам понимаешь, он превращается в центральную фигуру нашей с тобой истории.

— Я долго с ним беседовал. На этого человека можно возлагать надежды. Хотя, конечно, не без недостатков. Незначительное завышение самооценки, чрезмерная уверенность в своих силах и способностях, недостаточная самокритичность… Но это все — в пределах допустимого. Но я тебе однозначно говорю: это тот материал, из которого можно слепить то, что нужно.

— Как готовить собираешься?

— Сначала — на общие. Потом — в индивидуальном порядке. Привлеку кого-нибудь…

— У тебя-то у самого в группе людей достаточно? — участливо поинтересовался генерал.

— Хватит, думаю… Всего — тридцать один. Из них — двадцать три оперативника.

— Да, пойдет, — коротко согласился Олег Владимирович, поднявшись с кресла и присев на стул рядом с кушеткой, напротив собеседника. — Я если, что, постараюсь подбросить тебе людей. Ну, если понадобится, конечно. "Спецами", само собой, помогу… Ты мне лучше вот что скажи… Каких именно своих людей и в какой мере ты планируешь привлечь к операции? Сам, понимаешь, это важно.

— Ну, перво-наперво, я тебе все подробно укажу, когда буду подавать весь комплект документов. Сметы-шметы, платы-шманы… — задумчиво проговорил Иван Дмитриевич. — Но если на вскидку…

Он резко встал и с полминуты прохаживался по кабинету. Генерал терпеливо ждал, сопровождая взглядом товарища.

— Естественно, на связь с центральной фигурой буду выходить лично я, и никто другой, — убежденно проговорил тот. — Во все подробности операции будут посвящены максимум три-четыре человека. Наиболее проверенные и надежные. Какие — это я уже решил. А вот в отдельные ее части так или иначе будет вовлечена большая часть группы. Некоторые — в большей степени, некоторые — в меньшей. Тут главное — так распределить информацию, чтобы никто из них не смог сложить отдельные части пазла. Это — работа кропотливая…

— Гляди, господин полковник, здесь — ключевой момент, — тихо и проникновенно сказал хозяин кабинета. — Если будет утечка — все на смарку. И тогда спросят с нас по полной программе. В былые времена за такое, не долго думая, стреляли. И правильно делали.

— Знаю, Олег, знаю… — Иван Дмитриевич вновь сел напротив генерала. — И поверь, отнесусь к этому вопросу со всей серьезностью…

24.09.2008. Краина, г. Кировогорск. Ж./д. вокзал. 05:55

Денис широко зевнул, так, что противно хрустнула челюсть. Он стоял на чистой, уложенной дешевой тротуарной плиткой платформе. За спиной висел новенький серый достаточно вместительный рюкзак, купленный им в универмаге "Москва", недалеко от площади трех вокзалов. Он был наполовину пуст. Немного вещей, приобретенных за день перед отъездом, дорогой фотоаппарат, кое-какие документы и деньги.

Пассажиры прибывшего поезда "Москва-Одиса", оживленно беседуя между собой и со встречающими их родственниками и друзьями, обходили Дениса с двух сторон. Большие клетчатые баулы, сумки на колесиках, помятые пакеты с недоеденными в поезде продуктами мелькали тут и там. Оперативник, словно волнорез, стоял среди всей этой суеты и пытался сбросить дорожную дремоту.

Поспать толком не удалось. Прошлую ночь он провел в комнате отдыха Киевского вокзала. Гостиницу в Москве искать не стал, пожалел времени. До часу ночи бродил по ночному городу, смотрел на людей.

Он бывал в Москве и раньше, но было это давно. Денису тогда не было и пятнадцати. Они с отцом и сестрой ездили в гости на неделю к дальним родственникам в Звенигород. В тот приезд они гуляли по Кремлю, посетили Третьяковку, музей Пушкина, еще какие-то достопримечательности… Он уже не помнил. Но зато на всю жизнь запомнил поход на Лужниковский рынок. Невообразимая духота, толпы народа, цыгане, китайцы, кавказцы, еще кто-то… Непонятная еда, готовящаяся тут же на рынке, милиционеры с опухшими и злыми лицами, дерущиеся бомжи… Денису тогда хотелось только одного: побыстрее оттуда уйти. Но у отца была бумажка со списком необходимых вещей, которые здесь по какой-то неведомой и не подчиняющейся никаким рыночным законам причине стоили в разы меньше, чем на вещевых рынках в Пензе. И они бродили по этому хаосу четыре часа, пока отец удовлетворенно маленьким погрызенным карандашом не вычеркнул из списка последнюю позицию. Короче, воспоминаний о той поездке у Дениса осталось мало, а хороших — и того меньше…

А сейчас Москва ему понравилась. Она почему-то представилась ему огромным пульсирующим сердцем. Может быть, это так и было. Недаром ведь народ говорит, что Москва — сердце России. Нет, он не влюбился в этот город. Скорее всего, он не стал бы в нем жить, если бы представилась такая возможность. Бродя по улицам древней столицы, парень буквально физически почувствовал ритм жизни города. И было очевидно, что ритм этот в разы быстрее, чем в той же Пензе. Приезжий, да и житель столицы тоже, не могут его изменить. Они должны встраиваться в него, приспосабливаться, меняться. Это неизбежно. И Денис почувствовал, что это — не его темп, не его ритм, не его мелодия…

Он ездил на метро, слонялся по Чистым прудам, потом в районе Лубянки, пообедал в каком-то венгерском ресторанчике на Маросейке, вышел через Ильинку на Красную площадь, потом к Никитским воротам, в Александровский сад… Взял такси, заплатил три сотни, приехал на Большую Грузинскую. Хотел сходить в Зоопарк, но не успел. Рванул на Таганку, сам не зная зачем. На Красной преснее уже на ночь глядя зашел в какой-то модный клуб, отвалив "штуку" за вход. Посмотрел на танцующих негров и обдолбанных какой-то дрянью молокососов, выпил неизвестный ему, но вкусный коктейль и поехал спать.

А с утра взял билет на поезд "Москва-Одиса" до Кировогорска. Плацкартный. Денег у него было много, но он купил именно плацкартный. Не хотелось терять времени. Надо было посмотреть на людей, составить первое впечатление. Ему ведь предстояло с ними работать. Можно было взять и купейный, но там все-таки публика по состоятельнее.

Казалось бы, не велика разница! На самом деле очень велика. На это косвенно обращал внимание Учитель. Тут ведь дело не сложное… Билет на плацкарт стоит примерно "штукарь", а купейный — два с половиной. Ехать, в общем-то, недалеко. Можно и в плацкарте потрястись, ничего с тобой не случится… Но зачем доставлять себе неудобства, если можно доплатить и доехать с несколько большим комфортом? Незачем. И если человек готов выложить полторы тысячи, чтобы проехать сутки в купе, а не в плацкарте, значит, у этого человека с деньгами все в относительном порядке. В относительном, надо подчеркнуть… А если еще учесть, что для Краины зарплата в две тысячи их рублей считается, ну, если не хорошей, то, по крайней мере, нормальной, то вряд ли работник, получающий такой доход, будет тратить лишние триста-четыреста краинских рублей на улучшение комфортности своего путешествия. А вывод их всех этих рассуждений прост: для тех людей, которые едут в плацкарте, четыреста краинских рублей — существенная сумма. Так то. А это значит — что? А это значит то, что эти люди — именно те люди, которые и нужны Денису. Его производство, его цех, его площадка…

Оперативник был удивлен тем, что, как выяснилось в дороге, примерно треть людей следовала именно в Кировогорск.

"Может быть, они так специально места распределяют, чтобы пассажиры из одного вагона ехали в одно место?", — подумал он.

Его соседями была супружеская пара и пожилая неразговорчивая женщина. Мужик, как только состав тронулся, открыл полтора литровую пластиковую бутылку дешевого крепкого пива и "ушел в себя". Он ел, пил пиво, затем засыпал. Просыпался, ходил в туалет, затем снова ел, пил пиво и засыпал. Этот порядок жизнедеятельности он строго соблюдал вплоть до прибытия в Кировогорск. Зато его жена, низенькая веселая краинка лет сорока пяти, оказалась весьма общительной. Она поведала Денису вкратце всю историю своей жизни. В свое время ее родная сестра-комсомолка уехала строить БАМ. Однажды летом, будучи молоденькой девушкой, она села на поезд и отправилась к ней в гости на Байкал, где и встретилась с молодым красивым сибиряком. Там они и остались. Со временем переехали в Кировогорск.

А тут — Союз рухнул, и все такое… Предприятия в городе позакрывали, жить стало туго. Вот и поехали они с мужем в Москву на заработки. Ничего приятного, конечно, но жить-то как-то надо… Детей поднимать, опять же. И подняли-таки… Муж работал охранником на заводе, она — уборщицей, там же. Жили в приспособленном для обитания приезжей рабочей силы контейнере на территории предприятия, питались в столовой. Зарабатывали неплохо, и большую часть посылали детям в Кировогорск. Считай, за счет этого и сына в институте выучили, и дочка тот же Вуз почти закончила. Вот такая вот жизнь… А сейчас куда? Как куда? Домой, в отпуск. Квартиру надо отремонтировать, по врачам походить, с детьми пообщаться…

— А Вы ж, молодой человек, куда?

— Я то? — Денис улыбнулся. — Писатель я, Людмила Ивановна. Вот, роман новый начинаю. Еду город посмотреть…

— Вона как… — буркнул муж, обгладывая куриный окорочок. — И чего, про Кировогорск пишешь?

— Ну не то, чтобы про Кировогорск… Скорее, часть действия моей книги будет происходить в нем.

— Ты че, получше города найти не мог? — зло усмехнулся мужик.

— А что, неужели Кировогорск — такое плохое место? — удивился оперативник.

— Бандитский городишко… — выдохнул мужик.

— А что же, у вас совсем работы никакой нет?

— Почему? Есть, — прощебетала Людмила Ивановна. — Только кому такая работа нужна. За что мне в Москве на наши деньги пять тысяч платят, за ту же работу дома — от силы полторы? И как прикажете на это жить?

— Не начинай мать, — устало прервал ее муж. — Опять ныть будешь… Развалили страну, продали все и пропили, пидара…

— Ты ложись, Федя, ложись, — успокаивала его Людмила Ивановна, гладя по плечу.

Денис почти не ел и не спал. Он слушал. Он весь превратился в слух, даже глаза закрыл. Так его учили на "Ферме".

Народ в основной своей массе ехал домой с заработок в России. Взрослые работяги, мужчины и женщины, не нашедшие места в новой жизни у себя на Родине, вынужденные ехать на чужбину, наниматься строителями, дворниками, уборщицами, охранниками, продавцами. В общем, заниматься той работой, за которую не хотели браться сами москвичи и даже приезжие из других регионов необъятной России. Для Дениса это было удивительно, но он не заметил в разговорах этих работяг, порой острых разговорах, ни тени озлобленности. Ни тени. Это потом, когда оперативник "освоился на местности" и изучил нравы местного населения, он мог сделать вывод, что в этом отношении краинцы от русских заметно отличаются. Веселый народ, в общем-то… Не любят они грустить и плакаться. Живут чуть лучше, чем бедняки, а жизни этой самой радуются.

И уже много позже, сколачивая боевые группы, отдавая приказы, глядя на решительных, со сверкающими глазами суровых мужчин, сживающих в руках автоматы, Денис с удивлением констатировал, что большинство из них — этнические русские. Вот такая вот загогулина. Почему так — он объяснить себе не мог. Но одно он понял точно: при всей похожести, между русскими и краинцами есть одно очевидное различие. Русские по природе своей нация гораздо более организованная. И русские намного безболезненнее и быстрее признают над собой власть, чем те же краинцы. Если, конечно, считают ее своей… Это можно называть по-разному: рабская психология, национальная дисциплинированность, еще как-нибудь… Но это так. И спорить тут было бесполезно.

А краинцы — другое… Вольный казачий дух был неотъемлемой частью их существа. Именно поэтому, как думал Денис, в их государстве творился такой бардак. Никто не признавал ничей авторитет, от высших государственных работников до мелких клерков. Все, от "мала до велика", "держали дулю в кармане". И это — тоже факт.

И еще вот что… Все-таки русские — народ воинов. Это он тоже понял. Как и немцы, кстати… Денис, еще будучи студентом, читал какую-то книгу про советских танкистов. И запомнился ему рассказ одного солдата про бои летом сорок первого, когда он впервые столкнулся с немцами. Он говорил, что никогда не забудет того, как спокойный и уверенный в себе немецкий пехотинец залег на дно окопа, пропустил русский танк над собой, вылез и бросил на заднюю часть машины противотанковую мину. И этот танкист тогда поклялся себе, что научится также уверенно и умело воевать, как этот немец. Денис вспомнил тот сюжет, когда видел, как боевики, вчерашние рабочие, шоферы, менеджеры, грузчики, учителя, проверяли оружие, укладывали в разгрузку запасные рожки… А некоторые даже пристегивали штыки, хотя в этом и не было никакой необходимости. Ему казалось, что в этих русских и краинских мужчинах буквально на его глазах просыпался боевой славянский несгибаемый дух. И дух этот нельзя было привить или воспитать. Он — в крови. Землепашцы бросали плуг и брали в руки меч, и за минуты становились воинами. Так, по крайней мере, объяснял это себе Денис…

— Ищенко, сученок, американцам продался и нас за собой тянет…

— А чего ж Вы за него голосовали-то?

— Кто, я голосовал? Да ни в жизнь…

— А я голосовал…

— И зачем?

— Да надоело все… Думал, может, Кочму скинем, по-другому жить начнем… Енакович то — выкормыш Кочмы. Что, не так?

— Я Ищенко, что, нет, что ли? А кто главой нацбанка был при Кочме? Пушкин?

— Да все они одним миром мазаны…

— Давай пообедаем…

— Продали все…

— Как погода-то в Кировогорске? Не слышали прогноз-то?

Денис слушал. Молча слушал и впитывал информацию. Вдыхал настроения, формировал в голове образы. Сам становился частью этой жизни, сливался с ней. Начинал дышать и думал так же, как эти люди.

А с раннего утра прилип к окну. Смотрел на окраины Кировогорска, освещенные редкими огнями. Дома, заводы, ангары, пустые железнодорожные составы, дороги… Его интересовали все. Он строил свой мир. Он расставлял фигуры на шахматной доске…

03.10.2007. Ферма. 04:19

— Ваше фамилия, имя, отчество.

Денис стоял в темной комнате без окон. Впрочем, если бы они и были, их трудно было бы найти, поскольку единственным освещенным местом в этом помещении был средних размеров металлический стол. За ним лицом к Денису сидел крепкий скуластый мужчина лет сорока-пятидесяти. Одет он был в какой-то камуфляж, расцветка которого была трудно различима при таком скудном освещении. Голову мужчины украшал черный берет без каких-либо опознавательных значков. Именно что украшал: уж больно шел этот берет мужчине. Казалось, без него это будет уже совершенно другой человек.

— Кириллов Денис Вячеславович, — ответил Денис, стараясь придать своему голосу больше твердости.

Он быстро приводил мысли в порядок. И ему это легко удалось. Голова, которая еще несколько минут назад казалась тяжелой как стальная гиря, теперь работала в обычном режиме.

Как и было предписано инструкцией, он приехал в Москву с утра, на Казанский вокзал. Весь день бродил по городу. Заглянув в Кремль, Третьяковку, пообедал в каком-то маленьком ресторанчике, заплатив за обед тройную против пензенской цену. Но не огорчился, предполагал такой исход дела. Недаром ведь по телевизору говорят: чуть ли не самый дорогой город в мире.

Затем в половину восьмого приехал на Юго-Западную. Вышел, как и положено, из первого вагона. Затем не спеша двинулся вдоль проспекта, прошел мимо красивого красного храма с позолоченными куполами, повернул направо и через полторы минуты увидел нужную точку: первую встретившуюся на этой улице автобусную остановку. Отсюда, согласно инструкции, его должны были забрать.

На остановке никого не было, и Денису почему-то показалось, что она вообще не пользовалась особой популярностью среди жителей района.

Он присел и сдал ждать восьми часов. Назначенное время давно прошло, стрелка недорогих, подаренных родителями на двадцатипятилетие, наручных часов, приближалась к половине девятого.

"Проверяют, может быть…" — предположил Денис.

От скуки он начал читать все, на что ложился его взгляд.

"Найдена собака". С объявления на него смотрела пушистая веселая собачонка с грустными глазами. "Размещение информации. ОАО "Русские технологии", остановка "Церковь Михаила Архангела", 281-й, 5:56, 9:38…

— Молодой человек!

Он резко обернулся. Возле остановки стояла черная иномарка. Она подъехала так тихо, что Денис ее не услышал. Правая задняя дверь была открыта нараспашку. Из окна пассажирского переднего сиденья на парня смотрела не выражающая никаких эмоций физиономия в черных очках.

— Садитесь в машину, — безапелляционно потребовала она.

"Ну что ж, — подумал про себя Денис, садясь на заднее сиденье. — Сам напросился. В случае чего — обижаться не на кого. Страшно-то как…".

Кроме него в салоне было только два человека на передних сидениях, и это Дениса немного успокоило. Он положил свой небольшой дорожный рюкзак рядом и захлопнул дверь.

— Выпейте, — сказал передний, протягивая Денису прозрачный пластиковый стаканчик, наполненный бесцветной жидкостью.

— Что это? — испуганно спросил он.

— Молодой человек, — терпеливо пропел мужчина. — Запомните раз и навсегда. Вы должны полностью нам доверять. Понимаете, полностью! И если Вы к этому не готовы, еще не поздно. Можете покинуть автомобиль и забыть о том, что с Вами произошло…

Денис, непонятно отчего злой на самого себя, схватил стакан и залпом выпил.

Потом — пустота… Шлепки по щекам, длинный темный, затянутый туманом, коридор…

Человек в камуфляже несколько секунд пристально смотрел на Дениса, затем медленно взял единственную лежащую на столе тонкую папку, раскрыл ее и начал сосредоточенно просматривать.

"Моя", — подумал Денис. — Странные люди! Зачем спрашивать, как меня зовут, если точно знаешь, кто перед тобой стоит? Чтобы услышать голос человека, когда он произносит свое имя, — тут же сам себе ответил. — Как знать, может это и важно… Как же ты не, товарищ, напоминаешь такого махрового "следака-энкаведиста", — думал Денис, глядя на скуластого покорно-испуганными глазами.

Нет, он не испугался. Просто посчитал, что такое выражение лица является наиболее уместным в данной ситуации.

— Кириллов Денис Вячеславович! — вдруг громко сказал мужчина. — Вы находитесь на секретном межведомственном объекте "Ферма", где вам предстоит в течение определенного времени пройти соответствующую подготовку.

"Соответствующую чему?", — невпопад подумал Денис.

— Обо всех вопросах, касающихся Вашего обучения, Вам будет сообщено позднее. Сейчас Вам необходимо запомнить некоторые базовые правила: Вам запрещено пытаться покидать объект. Вы будете убиты охраной, которая открывает огонь на поражение без предупреждения. Вам запрещено поддерживать какую-либо связь с внешним миром…

Только теперь Денис обратил внимание, что его рюкзак куда-то делся, а в кармане штанов не было телефона.

— Вам запрещено каким-либо образом раскрывать себя, — продолжал скуластый. — А именно: называть свое имя и рассказывать другим какие-либо подробности Вашей жизни. Здесь, на Ферме, Вы — Шестнадцатый. Ваш номер будет пришит к форме: на груди и спине. Такие же номера будут и у других курсантов. К ним — обращаться также по номерам. — Скуластый сделал паузу, слегка подался вперед и отчетливо произнес:

— А лучше вообще поменьше обращаться…

"Точно, сталинский "следак", — сам себе подтвердил Денис. — Как будто из того времени сбежал. Хотя, кто их знает, какие они тогда были. Нам-то в фильмах рисуют таких, а там…".

— Как обращаться к остальным, — последнее слово скуластый произнес чуть медленнее и громче, давая понять, что не стоит спрашивать, кто такие эти остальные, потом увидишь. — Они Вам сами скажут.

Денис хотел спросить, где его вещи, но от такого напора вопрос как-то сам по себе затерялся в глубинах сознания.

— Возможно, Вам придется провести в своей комнате несколько дней взаперти, — между прочим, заметил скуластый, оторвав взгляд от Дениса. — Сколько, точно сказать не могу, Но не более недели. Такая необходимость вызвана техническими причинами, лично Вы на ситуацию никак не влияете. Вопросы есть?

— Никак нет, — по-военному ответил Денис.

— Отведите курсанта, — бросил скуластый в пустоту и сразу потерял к Денису какой-либо интерес.

Оказалось, все это время в помещении находился еще один человек — молодой здоровенный парень в таком же камуфляже с беретом. Он вышел из тени за спиной Дениса, открыл дверь и вывел его в длинный узкий коридор. Оказавшись на улице, солдат молча показал Денису на стоящий "Уазик". На дворе стояла глубокая ночь, и Денис ничего не смог разглядеть вокруг, кроме очертаний лесного массива. Сели. Солдат без церемоний натянул Денису на голову черный мешок.

"Да что ж такое! — впервые рассердился новоиспеченный курсант про себя. — Может, в ящик меня посадите!"

Денис не ожидал, что ехать придется долго. Путь занял не менее получаса. Благо, дорога была удивительно, какой-то даже не по-русски ровной. За все время повернули несколько раз, Денис не посчитал нужным запоминать направление. Уазик затормозил, казалось, прямо на дороге. Во всяком случае, никаких парковочных маневров выполнено не было. Солдат вышел, открыл пассажирскую дверь, помог Денису выбраться и снял мешок.

Впрочем, мог бы и не снимать. Вокруг все равно было темно, хоть глаз выколи. Лишь впереди, метрах в тридцати-пятидесяти, точнее было сказать трудно, над входом с какую-то дверь горела белая лампа. К ней они и направились.

Дверь оказалась массивной, из какого-то светлого металла. Но солдат открыл ее удивительно легко, не прилагая видимых усилий. Они быстро прошли длинный освещенный коридор. Денис не успел подробно его разглядеть, разве что обратил внимание на какие-то ровные надписи на стенах. Глаза, немного привыкшие к темноте, отказывались так резко перестраиваться.

Солдат открыл одну из дверей и жестом пригласил Дениса войти. Тот сделал шаг через высокий порог и услышал за спиной звук закрывшейся двери и, судя по всему, работу механизма автоматического замка.

24.09.2008. Краина, г. Кировогорск. Ж./д. вокзал. 05:56

— Такси нужно?

Денис повернул голову. Лысоватый помятый мужик лет пятидесяти в поношенном спортивном костюме выжидающе смотрел на него, покручивая на пальце ключи от машины.

— Да нет… Я, пожалуй, прогуляюсь. Может, чуть позже.

— Ну, смотри, — таксист пожал плечами. — Если что, туда подходи, — он неопределенно махнул рукой в направлении тесно друг к другу стоящих нескольких желтых ларьков за зданием вокзала.

Денис кивнул, сплюнул на рельсы и неторопливо направился вперед по перрону. Впереди виднелся побеленный в голубой и белый цвета небольшой домик.

"Туалет, наверное, — догадался парень. — Надо заскочить. В поезде не успел. Блин, у меня ж местных денег нет…".

"Туалет бесплатный", — гласила табличка на дверях в "заведение".

"Наверное, грязный, как я не знаю что", — промелькнула в голове у Дениса мысль.

Он жестоко ошибся, однако… Общественный туалет оказался только не грязным, а почти идеально чистым. В комнатке, располагающейся между мужской и женской половиной, сидела сонная молодая девушка в фартуке. Видимо, она следила за чистотой круглосуточно.

"Ну, если сейчас будет то, что я думаю, тогда — я даже не знаю…", — подходя к крану, начинал злиться Денис.

Он открыл кран с горячей водой, но положенного результата не дождался. Как-то облегченно выдохнул.

"Нет, ребятки, не Европа. Еще далеко не Европа", — злорадно и весело проговорил он, моя руки в холодной воде.

Выйдя на улицу, оперативник внимательно оглядел серо-белое здание вокзала с темно-синими большими буквами "КИРОВОГОРСК" на крыше.

"Чистое, ухоженное… Один этаж, но потолки, должно быть, высокие".

С левого торца на стене висел указатель "Выход в город", а под ним находилась большая деревянная дверь с металлическим козырьком. "Управление милиции на ж/д транспорте. Дежурная часть линейного отделения милиции на станции "Кировогорск"", — гласила табличка.

"Здравствуйте, господа, — облизнулся Денис. — Я приехал. Дежурная часть, говорите… А где же само управление? Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать…".

Парень спустился по ступенькам и вышел на привокзальную площадь. В этот час она была почти пустой. С правой стороны сгуртовалось несколько таксистов, лениво перебрасывающихся словами. Пара водителей паслась перед центральным входом. Денис подошел поближе, посмотрел на большие вокзальные часы и перевел стрелки своих "Командирских" на местное время. У массивных деревянных входных дверей стояли две молоденькие, хорошо одетые и очень деловые девчонки, оживленно общаясь друг с другом. Рядом стояла большая дорожная сумка.

— Такси, девочки? — осведомился тот же лысый мужик, который уже предлагал свои услуги Денису на перроне.

— Нет, нас встречают, — быстро бросила одна в ответ.

— Встречают? — вдруг озлился таксист без какого-либо на то повода. — Это вон там — встречают! — и он показал на автобусную обстановку. — Вон туда идите…

— Вам надо, Вы и идите, — спокойно бросила вторая, даже не удостоив наглеца взглядом.

Денис решил, что назревает конфликт. Однако ничего подобного не произошло. Таксист, недовольно посмотрев на девчонок, спокойно отвернулся и заговорил со своим товарищем на тему, не имеющую к только что произнесенному монологу никакого отношения. За дамами через минуту подъехала какая-то иномарка и преспокойненько их забрала.

Это был еще один урок, впоследствии усвоенный Денисом. Краинцы не только жизнерадостнее русских, но и… Добрее? Да нет, скорее не так… Беззлобнее. Вот — именно то определение, которое необходимо было в данном случае применить. Именно что не добрее, а беззлобнее. Быть может, русские даже добрее краинцев. Но то, что озлобленности у последних было существенно меньше, это — очевидно.

Проведя в Краине почти год, парень не раз становился свидетелем подобных сцен. Начавшийся конфликт, грозящий вот-вот перерасти в драку, гаснул так же легко и быстро, как и начинался. И спорщики, еще минуту назад, казалось, готовые перегрызть друг другу глотки, стояли рядом и мирно беседовали на отвлеченные темы. Конечно, тут все зависело от конкретного человека, но оперативник все-таки склонен был думать, что в этом присутствовала изрядная доля национального характера. И он принял эту особенность к сведению самым серьезным образом.

Здание вокзала находилось на небольшой возвышенности. Денис спустился по ступенькам мимо небольшого газона с низкими деревьями и кустарниками к автобусной остановке и осмотрелся. Людей было немного. У бетонного столба, заклеенного обрывками объявлений, стоял желтый микроавтобус. Таких моделей парню встречать еще не приходилось. Высокое почти перпендикулярное дороге лобовое стекло и низкий, вытянутый вперед капот с треугольными фарами.

— Простите, уважаемый, — обратился Денис к проходящему мужчине. — А что это за микроавтобус такой? Я что-то таких раньше не видел…

— "Дельфин", — бросил тот, и пошел дальше.

— "Дельфин"? — громко переспросил оперативник.

— Ну да, — ответил прохожий, не оборачиваясь. — Так их называют.

"И правда. Морда очень на "дильфинячью" похожа", — коротко хохотнул Денис, оглядывая автомобиль.

На лобовом стекле красовались три большие красные цифры, указывающие номер маршрута — "106".

"Попова, Пацаева, Радиозавод, Кр. Рынок, Типография, Центр, Шевченко, Пед. Университет, Ж./д. вокзал", — бегло прочитал надписи чуть ниже Денис и перешел на противоположную сторону улицы.

За невысоким бетонным забором стояла белая кирпичная "девятиэтажка"-новостройка. "КПН. Потому что за Краину", — гласила надпись синей краской на заборе. Рядом было нарисовано большое сердце и знак пацифистов. "Костенков. КПН", — в нескольких метрах, но уже желтой краской.

"Костенков, Костенков… Посмотрим, что ты за птица, Костенков…", — отметил про себя Денис.

Он подошел к столбу и внимательно прочитал объявление. "Работа. Требуются мужчины в охрану. 19–50 лет. Вахтенный метод с выездом в Рым. З./п. 2000–2500 р. в мес. +доплата. Полное обеспечение. г. Кировогорск. ул. Пашути…". Дальше бумага была оборвана.

Мозг оперативника впитывал информацию как губка.

"Это — как готовить диссертацию, — вспомнились слова Учителя. — Прежде чем взяться за написание работы, ученый долго читает любой материал по своей теме. Любой, без разбора. Он копит информацию. Вникает в тему. Формирует образы".

"Если народ готов ехать в Рым и работать за два "куска", значит, с трудоустройством в городе не все в порядке".

Денис поднял голову и посмотрел на большой бигборд прямо над остановкой. Импозантный мужчина лет шестидесяти серьезно взирал на избирателя, согнув локте левую руку.

"Александр Морозов. Посеяли ложь — пожнем разруху", — гласил слоган.

Парень даже поежился.

"Неужели после стольких годов демократии есть идиоты, на которых такая политическая реклама производит впечатление?" — искренне удивился он.

Денис поправил рюкзак за спиной и обогнул бетонный забор. За ним оказался ухоженный чистый дворик с детской площадкой. Жители "девятиэтажки", наверное, могли быть довольны своим жильем. Особенно если учесть то, что сразу за площадкой начинались самые натуральные трущобы, от которых буквально исходил запах нищеты. Судя по всему, они готовились под снос, потому что представить людей, в них живущих, было сложно. Какие-то деревянные полуразвалившиеся строения, саманные сараи, плетеные заборчики, слепленные из шифера подсобные строения… Все это "великолепие" находилось ниже уровня площадки, поэтому сверху Денис имел полную возможность "насладиться зрелищем".

Он пресек двор и вышел на улицу. Мельком обратил внимание на мусорные контейнеры. Рядом с вместительными металлическими баками стояла низенькая сетка, наполненная пластиковыми бутылками.

— Что Вы, что Вы! — не удержался от сарказма Денис. — Мы и мусор на переработку сдаем! Ну прямо европейцы… Только горячей воды в "сортире" не хватает…

Район, в котором оперативник сейчас находился и названия которого еще не знал, судя по всему, был застроен преимущественно частными домами. Центр города был явно не здесь.

"Нужно несколько месяцев, — думал он, — и Кировогорск станет для меня открытой книгой. Я буду знать о нем все, ориентироваться на проспектах, проездах и переулках, словно коренной житель…"

Через дорогу в старом одноэтажном деревянном доме располагалась санитарная служба. Сие учреждение не вызвало у парня никакого интереса. Он поднялся вверх и очутился на привокзальной площади. Справа от нее за невысоким решетчатым забором располагалась какая-то организация со странным для Дениса названием "Спецпочта".

— Не думаю, не думаю… — пробурчал себе под нос оперативник. — Впрочем, надо будет проверить…

Посмотрев на часы, он ленивой походкой направился к таксистам. Проходя мимо бабушки, торгующей в этот ранний час какими-то на вид очень вкусными пирожками и чаем с кофе, он сглотнул слюну. Очень хотелось есть, но местных рублей не было. "Обменники", должно быть, открывались часов в девять, не раньше…

— Ехать куда? — поинтересовался молодой парень, облокотившийся на черную десятку.

— Надо, — подтвердил Денис. — Посоветуй гостиницу.

— Какую. Получше или похуже?

— А у вас их что — много? — усмехнулся оперативник.

— Ну, много — не много, но есть, — с достоинством ответил таксист.

— В ту, которая поближе к центру, — решил Денис.

— Тогда — в "Европу", — оторвался от капота парень и, пройдя вокруг машины, открыл водительскую дверцу. — Она — в самом центе.

— Вот и ладненько, — резюмировал оперативник. — Только у меня денег ваших нет.

— А какие есть?

— Русские…

— Пойдет, — махнул рукой таксист. — Триста ваших рублей — и поехали.

"Вот олень! Наверняка не больше сотки такая поездка стоит", — подумал Денис.

— Поехали, — вслух произнес он. — Повезло тебе. Пользуйся, что я ваших цен не знаю. Я пока еще не освоился…

24.09.2008. Россия, г. Анапа. ул. Горького. 09:02

— Я пока еще не освоился…

— Ну ты давай, привыкай…

Знакомый пацан, случайно проходивший мимо, по-дружески хлопнул Андрея по плечу и пошел дальше.

Новоиспеченный предприниматель с улыбкой посмотрел ему вслед. Он давным-давно отвык от этого. Вот так вот взять и просто встретить на улице знакомого. Как это оказывается приятно. После нескольких лет обитания в Москве Анапа вообще казалась ему своей квартирой, где все — рядом, можно рукой дотянуться и взять. А этого вот парня, с которым он только что поболтал с минуту у дверей в офис, Андрей помнил весьма смутно. Лицо знакомое, это однозначно. Но вот кто, где, когда… А все равно приятно. Вроде как дома.

Директор открыл дверь и вошел в широкий коридор. Сразу за небольшой площадкой в холле пять ступенек уходили вниз. Офис находился в полуподвальном помещении. Пол был выложен красивой светло-желтой плиткой, стены оклеены обоями и окрашены в белый с кремовым оттенком цвет. Андрей уже заходил сюда вчера и одобрил. Особенно ему понравилось большое зеркало на стене слева.

Он придирчиво оглядел себя. Ничего вроде пацан. Метр восемьдесят два рост, черные не слишком длинные волосы, зачесанные налево и назад, широкий лоб с мужественным шрамом (ударился в детстве о железный столб), карие глаза. Остальное все в норме. Худой, правда… Но это от тягот жизни. Брюки, кстати, плохо погладил. Боялся испортить. Хорошие, светлые, льняные. И футболка такого же цвета. И туфли легкие, матерчатые. На "Охотном ряду" брал. Пять "кусков" отвалил, идиот…

Внизу раздавался знакомый голос. Андрей медленно спустился вниз. Сразу после спуска, слева находился широкий дверной проем без дверной коробки, который вел в большое помещение, квадратов в шестьдесят. Дверь надо было еще установить. Это комната выполняла у них роль склада и помещения для рабочих. Всего Толик нанял на работу четверых мужиков, которых нехитро разбил на две бригады.

Удивительно, но "рабочий класс" уже успел навести в помещении "рабочий беспорядок. Кое-где валялись пустые коробки, провода, еще какой-то хлам. Двое средних лет мужчин склонились над большим кондиционером и что-то обсуждали в полголоса. Двое других без зазрения совести резались в карты на скамейке у длинного деревянного стола. У потолка клубились облака табачного дыма, лениво высасывающиеся через открытую форточку с грязным заляпанным краской стеклом. Через пару окон, имеющихся в помещении, учитывая его полуподвальное положение, можно было наблюдать разве что за ступнями редких прохожих и оценивать их материальный достаток по обуви.

— Здорово, работнички, — гаркнул директор.

— Здравствуйте… здравствуйте… — вразнобой ответили рабочие.

Те, что играли в карты, даже отвлеклись и выжидающе посмотрели на директора.

— Чем занимаемся? — Это Андрей так спросил, для порядка.

Ежу понятно, чем занимаются. Баклуши бьют. Заказов потому как нет пока. Только с разной степенью общественной и корпоративной полезности они их бьют. Эти двое хотя бы устройство техники осваивают. "Изучают материальную часть", так сказать… Хотя им это вроде бы и не надо. В случае поломки или неисправности фирма Андрея все равно обязана направить прибор в Москву, а клиенту установить такой же или лучше. Хотя, кто его знает, что они там копаются. Может, интересуются, нет ли тут "цветмета".

— Да так… — неопределенно ответил самый старший, пожав плечами. — Толик, вон, говорит, послезавтра, может, работа будет…

— Вот как? — искренне удивился директор. — Пойду поинтересуюсь…

Идти то, собственно, особенно никуда и не надо было. Через три метра коридор заканчивался другим помещением, которое было значительно меньше. Внутренняя отделка здесь была побогаче. Подвесные потолки, обои подороже, и окрашены в светло-розовый цвет. Пол выложен паркетной доской. Не особенно дорогой, правда. Но все-таки не плиткой.

Пространство помещения распределялось просто. Сразу справа от входа стоял широкий стол из бука с компьютером, принтером и еще всякой оргтехникой. Андрей не вникал, это все Толик закупал. Справа, прямо по ходу движения из коридора, стоял небольшой, но очень удобный (Андрей уже вчера посидел) черный кожаный диван. Это — для клиентов. Подождать там если, или еще что… В дальней стене слева от него находилась деревянная дверь с дверной ручкой под золочение, ведущая в его, директорский, кабинет. В дальней правой стене имелось единственное окно, выходившее во внутренний дворик здания. Прямо возле него и стоял стол заместителя директора, Максимова Анатолия Ивановича.

Само тело заместителя сейчас сидело на диване для гостей и болтало с секретарем, держа в руке полупустую кружку с растворимым кофе.

Анатолий Иванович… Да… Анатолий Иванович… Андрей затруднялся вспомнить, когда именно они познакомились. Но это было очень давно. Очень. Да скорее всего, как раз в тот год и познакомились, когда Андрея первый раз к бабе Нюре и привезли. С тех пор в Анапе они — "не разлей вода". Да и не только в Анапе. Когда подростками стали, Толик частенько к нему в гости в "Новоросс" наведывался. На выходные. Так, "потусить" просто…

Вообще у Андрея трое друзей имелось. Двое — в Новороссийске и одни — здесь. В Москве новыми друзьями разжиться не удалось. Как-то так получилось. Знакомых — полно. Товарищей, даже очень близких — имелось "энное" количество. А вот так, чтобы именно "Друг". Нет, не случилось такого.

С Толиком они до последнего момента общались. В смысле, пока Андрей в Москву не "дернул". Друг его очень сильно в трудную минуту поддерживал. Да и решение об отъезде одобрил.

"А чего? — сказал он грустно. — Поезжай. Попытай счастья. Тебя здесь ничего не держит…".

Но отношения их хуже не стали. Андрей друзей не забывал. Созванивались частенько. Да и приезжал он домой при первой возможности.

Хотя Толик и был младше Андрея на год, по развитию от него никогда не отставал. Скорее — даже несколько опережал. А если помнить о мнении Лермонтова по поводу дружбы, то Андрей в их с Толиком отношениях был скорее ведомым, чем ведущим. Так, по крайней мере, было лет до двадцати. Тому имелись причины. Толик был, как бы это сказать, бесшабашнее, рисковее что ли. Озорнее. Во все переделки, в которые им пришлось попадать в жизни, они "вляпывались", исключительно благодаря идеям Толика. Но Андрей не жаловался. Иногда очень даже весело получалось. Как тогда, когда они ночью полезли купаться в частный бассейн и потом удирали от здоровой собаки. Толик тогда ей свои пляжные тапочки на память оставил…

Познакомились они просто. Мама Толика, очень красивая и умная женщина, работала в "Золотом береге" на какой-то руководящей должности. Соответственно, маленький Толик все лето "пасся" при ней. Так они и встретились. И все лето проводили вместе.

Толик никогда не был амбициозным человеком. Андрей тоже не был. Но по сравнению с Толиком — все-таки был. Отношение "Заместителя" к жизни во всех ее проявлениях приближалось к панковскому. Именно поэтому, когда Андрей поступал в Университет, Толик, пользуясь приобретенной по случаю его родителями в военкомате "отмазкой", спокойненько пил крепленую "Улыбку" за семь рублей стакан и валял приезжих девчонок по песчаным анапским пляжам, начиная от Витязево и заканчивая Высоким берегом.

Так продолжалось достаточно долго. Два или три года, Андрей не помнил точно. В конце концов, Толик все-таки поступил в филиал Педагогического. Учился он, как попало. Один раз брал даже "академ". И в принципе, скорее всего, спокойно бы его закончил. В постсоветской России высшее образование получали такие олигофрены, что иным профессорам со стажем становилось дурно. А уж Толику его иметь, как говорится, "сам Бог велел".

Все так бы и было, если бы… Если бы не приключилась с Толиком препаскуднейшая история. Самая что ни на есть гадкая история. И вся она была какая-то глупая и гротескная. Но вот — случилось…

Это произошло летом. То ли в две тысячи четвертом, то ли пятом. Толик тогда работал воспитателем в том самом "Золотом береге". Он часто там трудился в летние месяцы. А почему нет? Все знакомые, условия труда — приемлемые (на отряде в тридцать-сорок детей работали два "вожатых" с графиком "через день"), бесплатная "кормежка", да и "лавандос" какой-никакой. Хотя почему "какой-никакой"? Нормальная зарплата. По "пятихатке" за смену где-то было… У Андрея из головы вылетело. Хотя в тот год он в Анапе был, и при всей этой истории присутствовал.

Работал тогда Толик на "старшем отряде". "Дети" от четырнадцати до шестнадцати лет. Ему вообще больше нравилось с подростками работать. Заезд тогда был, кажется, московский. Или питерский. Андрей, опять же, не помнил. Но суть в том, что — из крупного города.

Почему это важно? Это важно. Все дело в том, что нравы подростков в современном обществе, как говорится, известны всем. А подростков из мегаполисов — тем паче. Тут и об алкоголе речь, и о курении, и о "наркоте" даже… И о сексе, само собой… Если не ходить вокруг да около, тут дело простое. Не то, чтобы все, но значительная часть "девочек" четырнадцати-шестнадцати лет, приезжающих отдохнуть в "пионерский" лагерь, таковыми, то есть, "девочками", уже не являлись. А некоторые — уже давно не являлись. А некоторые наверняка уже и вспомнить не могли, когда они ими являлись. Что тут скажешь? Это — реальность. Как в таких случаях говорится юридическим языком? "Имели сексуальный опыт". Вот.

Естественно, данные "дети" женского пола с грудью третьего размера не собирались отказывать себе в удовольствии "на морях". Приезжая и осматриваясь на местности, они всем своим видом начинали подавать окружающим самцам недвусмысленные сигналы. Ну, как это обычно делается… А некоторые так вообще прямым текстом заявляли… Причем зачастую "пионерки" своим сверстникам предпочитали парней поопытнее. В общем, ничего необычного тут не было. Можно, конечно, о морали порассуждать, но факт остается фатом: все эти явления — ни для кого новостью не являлись. Это и в советское время было. Может быть, правда, не в таких масштабах…

Толик развлекался с "пионерками" вовсю. С азартом, с любовью к жизни. И не только из своего отряда. И не только из своего лагеря. И Андрей, кстати, принимал в этом некоторое участие. И нисколько об этом не жалел. От этих безумных летних месяцах, когда они с Толиком выходили на "свободную охоту", у него осталось немало приятных воспоминаний. Да хотя бы ту ночь, когда они встретили на Пионерском проспекте трех пьяных в хлам "пионерок"-татарочек, сбежавших на ночь в город. Из какого же они лагеря были? Да ладно, сейчас уже и не вспомнить…

В общем, так на этом фронте обстояли дела… И все бы хорошо. Но тут же надо Толика знать! А ведь Андрей его предупреждал. Неоднократно предупреждал. Аккуратнее надо, осмотрительнее. Можно на большие неприятности нарваться. А те, которым меньше шестнадцати — это вообще "уголовщина". Никто и слушать не станет. Увольнением не отделаешься.

Надо сказать, Толик прислушивался. Особенно, если Андрей ему об этом напоминал. Но все это — до первой пьянки. А тот заезд — вообще какой-то дикий попался. Половину "телок" как будто с трассы собрали. Веселые, до вина и мужиков охочие… Андрей сам с одной девчонкой из отряда Толика весь поток развлекался. Красивая была, "шестнадцатилетка". С большой упругой грудью, подтянутая. "Брейк", танцевала, кажется, даже профессионально. И глаза у нее были такие, каких Андрей до этого не видел: большие и светло-зеленые. Цвета в них переливались, словно в драгоценных камнях…

Проблем не было. Никогда. Андрея, также как и Толика, в "Золотом береге" знала каждая собака. Главное было — днем не "светиться". А после отбоя… Гуляй рванина! Это выглядело просто. Корпус, в котором жило несколько отрядов, запирался изнутри бабушкой — ночным воспитателем. Она ложилась на диван в холле, включала сериал и постепенно засыпала. И ничего вокруг ее больше не интересовало. Андрей сам удивлялся, до чего же эти воспитательницы были друг на друга похожи. Их интересовало то, чтобы поутру они сдали вожатым столько же детей, сколько и приняли.

Корпуса были одноэтажными, с мансардой. Основная часть комнат располагалась на первом этаже, но две были наверху. Кое-где окна были зарешечены, кое-где нет. Та или иначе, это не имело никакого значения. Девушка вылезала из окна, и они шли к Андрею в дом. Благо, он находился, считай, на территории санатория. То есть, чтобы попасть к нему, за забор выходить было не нужно. Можно было и по другому: самому залезть в комнату и "общаться" уже там. Но это — в зависимости от ситуации. А если что, спокойно спрыгнуть обратно.

Никакой охраны друзья не боялись. Территорию стерегли трое казаков, молодых пацанов, которых, и Андрей, и Толик знали с детства. К тому же, далеко не только они развлекались по ночам. Были и другие вожатые. Да и самой охране, кстати, иногда кое-чего перепадало. Это как "масть ляжет", или как девушки захотят. Одним словом, на территории санатория можно было делать все, что угодно. Это было "их жизненное пространство".

В этом-то и была ошибка Толика. Именно об этом его и предупреждал Андрей. Как-то, в одну из разгульных пьяных анапских ночей Толик, после изрядной порции вина решил не просто ограничиться своей обычной программой, но еще и прогуляться с девушкой в город. Надо думать, чем-то она ему особенно приглянулась на пьяную голову.

До города они не дошли. Милицейский патруль задержал их еще на Пионерском проспекте. Для анапских служителей закона нравы современной молодежи тоже секретом не являлись. Не являлся для них также секретом и моральный облик современных молодых педагогических работников детских оздоровительных лагерей. Одним словом, на таких ослов как Толик они за годы службы насмотрелись предостаточно, поэтому напрямую задали ему вопросы: "кто эта юная леди", "кто ты", "что вы здесь делаете в начале второго ночи" и т. п. Толик пытался врать, но, видимо, получалось у него не очень. Девка вообще сильно испугалась.

Когда все это закончилось, Андрей с Толиком выпили не один литр, благодаря Провидение, что "пионерке" было полных шестнадцать лет. Если бы не это, для вожатого все могло кончиться гораздо печальнее.

Но и то, что получилось, удачным финалом назвать было нельзя… Быстро раскусив обоих, милиционеры собрались вести их в милицию, составлять протокол. И вот тут Толик сделал еще одну… Ошибку? Да трудно сказать, на самом деле… Андрей задумывался: как бы он поступил в той ситуации? Да скорее всего так же, как Толик.

А Толик поступил так: он попытался дать им взятку. Тысячу рублей. И обещал тут же пойти обратно. И никто никого не видел.

Все выглядело вполне логично. Ну в самом деле: зачем все это "ментам"? "Уголовщины" тут нет. Разве что вопиющее нарушение всего-всего-всего, что касается педагогической этики. Ну так это дело не подсудное. В конце концов, вполне отбрехаться смогут. Мол, встретились случайно. Девчонка скажет, "в город за пивом пошла", а вожатый — что шел себе шел и случайно встретил. А то, что по направлению к городу шли, так это ты, дядя милиционер, попробуй докажи, куда мы шли. Туфта сплошная, короче. А так, денег срубить по-быстрому можно…

Кто знает, что тогда произошло с этими милиционерами… Для обоих друзей поведение борцов с преступностью в ту ночь до сих пор оставалось необъяснимым. Разве что, норму им надо было выполнять какую-то хитрую… Так или иначе, "менты" не пошли ни по одному из путей. Они сделали гораздо хуже. На взятку они согласились, но поскольку таких денег у Толика с собой, естественно, не было, подвезли его до дома (вместе с "пионеркой", само собой), заблаговременно позвонив "операм". Пока он поднимался к себе в квартиру, брал деньги и спускался вниз, все уже было подготовлено.

Толика "хлопнули" на даче взятки сотруднику милиции.

Результат — один год "условно".

Иному бы вся эта свистопляска навсегда сломала жизнь. Однако Толик оправился. Хоть и переживал, конечно. Но ничего. Взял себя в руки. Через полгодика опять такой же веселый стал. На "ментов" только обиду заимел. А так — ничего. С работой вот только плохо было. Из института отчислили, из санатория, естественно, уволили. Да он и не переживал по этому поводу. Хуже было то, что на нормальную работу с судимостью попасть было практически невозможно.

Высокий, чрезвычайно худой, лицом чем-то походящий на веселого лягушонка, Толик не собирался вечно грустить. Скакал с работы на работу. То ди-джеем устроится, то торговым представителем, то еще кем-то… В момент, когда Андрей предложил ему работу, он трудился агентом по недвижимости. Но, учитывая то, как быстро он согласился на предложение друга, дела у него шли не очень хорошо.

— Так значит, ты уже клиентов нашел? — с ходу спросил у него Андрей.

— Здравствуйте, Андрей Сергеевич, — бодро приветствовала директора Яна, почему-то выгнув спину ровно.

Яночка. Пресимпатичнейшее существо лет двадцати пяти. Идеальная фигура, смазливое личико, длинные прямые искристые черные волосы. И еще то, что Андрей больше всего ценил в женщинах — ухоженность. Девушка явно за собой следила.

Это Толик ее нашел. А как же? Без секретаря нельзя.

Андрей познакомился с ней вчера. Они беседовали с полчаса, и он уже составил о ней первое впечатление. Дело привычное. Была замужем, закончила заочно какой-то университет. Думала, что ее "корочка" о высшем образовании кого-то впечатлит. Долгое время сидела без работы. На данный момент жила с родителями где-то на Азовской.

Яночка, хоть и была по духу блондинкой, дурой явно не являлась. Это Андрей понял с первой минуты знакомства с ней. Потому, собственно, и взял ее на работу. Дурой она не была не в смысле общего интеллектуального развития. Как раз таки тут все было очень печально. Дурой она не являлась в смысле житейском, так сказать, обывательском. А вот это было очень важно. Такому человеку можно было поручить "Дело". И пусть не сложное, но очень важное. А такого работника иметь в своем штате очень полезно.

Яночка, как и Толик, была коренной анапчанкой, а поскольку, как всем известно, Анапа по сути была большой деревней, она тоже все и всех знала. Следовательно, от нее могла быть некая польза. К тому же, как утверждал Толик, она весьма близко знала пожарного инспектора.

Нет уж. Дурочкой Яна не была. К примеру, несмотря на все Толикины "понты" (а "попонтоваться" он умел и любил) по поводу позиционирования себя как предприимчивого дельца и чуть ли не равноправного партнера Андрея, она в первые же секунды четко поняла "Who is who" и относилась к ним обоим соответственно. К Андрею — как к высшему начальству, которое только одно и принимает здесь окончательные решения, к Толику — по-братски.

— Ага. — Заместитель даже не сделал попытки подняться с дивана. — Есть один заказик на Пионерском.

— На Пионерском? Так не сезон вроде же…

— Как не сезон? Ты чего, отец родной, с дуба рухнул. "Не сезон"… Да вот сейчас как раз таки самый и сезон! Отдыхающие поразъехались, и деньги у санаториев еще не растрачены. Это летом — не сезон будет.

Немного в стороне от секретаря Яночки (чтоб не над ее головой) у самого потолка был привинчен ж/к телевизор. Опять же, чтобы клиенту было ждать не скучно. Большой холодильник в дальнем углу, вешалки, торшер… Вот, собственно, и вся обстановка приемной фирмы "Южный ветер". Да и с персоналом, кстати, тоже — все. Андрей, Толик, Яночка да рабочие. Правда бухгалтер еще имелся, но она редко приходить должна была, по мере надобности. И уборщица, баба Таня. Она недалеко жила, на Крымской. Обеих — тоже Толик нашел.

— Ладно, пойду к себе, — сказал Андрей и направился к двери.

— Давай… — безучастно бросил в след Толик.

Андрей открыл дверь и вошел в свой кабинет. По интерьеру он мало чем отличался от приемной. Разве что стены были выкрашены в светло-голубой цвет. Окно также было одно. Помимо директорского стола с компьютером, шкафа с бумагами и двух удобных стульев для клиентов в помещении стоял большой сейф — гордость Андрея. Он его лично выбирал. Полезная штука.

Открыв окно, директор с минуту постоял возле него, наблюдая за пустым двориком на уровне асфальта. Потом глубоко вздохнул, уселся поудобнее в кожаном кресле и начал открывать сейф.

08.10.2007. Ферма. 07:50

Пришлось просидеть пять дней.

"Да уж, — думал Денис, часами глядя в потолок, — не позавидуешь тем, кто сидит в одиночке".

Он мог, конечно, и ошибиться, но ему показалось, как на четвертый день он буквально физически ощутил, как можно сойти с ума и даже не заметить этого. Нет, дело было не в том, что он сам находился на грани сумасшествия. Это было бы преувеличением. Но он понял, как это может произойти. Какова, то есть, "технология процесса". Жутковато…

Впрочем, одиночество не было полным. Три раза в день какой-нибудь очередной солдат, молча открывал дверь и ставил поднос с едой, а затем забирал его. Кормили сносно, иногда перепадал шоколад. Поразил Дениса ежедневный стакан вкусного апельсинового сока. Два раза заходили люди в белых халатах и марлевых повязках на лицах. Брали анализы из "всех щелей", как сам про себя отметил Денис, слушали трубками, щупали. Никто с курсантом не разговаривал, все только задавали вопросы и, получив ответы, молча уходили.

Комната, примерно три на пять, оснащенная умывальником, санузлом и душевой кабинкой, ему нравилась. Светлые окрашенные стены, светильники дневного цвета, узкий стол с ноутбуком, полка с книгами над ним. Прибавь сюда простенький стул и кровать с тумбочкой — вот, собственно, и вся обстановка. Ничего лишнего. Все устроено очень функционально. Дабы не отвлекать проживающего от других более важных дел.

Коротал время по-разному. Много читал. Из нескольких книг, лежащих на столе, выбрал Достоевского "Преступление и наказание". Несмотря на то, что читать Денис любил, сие бессмертное творение бессмертного же гения почему-то проскользнуло мимо его внимания. Потом взялся за стихи Пушкина. Так и не дочитал… Пробовал сочинять стихи. Получалась такая муть, что это занятие быстро бросил. Читал вслух Бунина и Пастернака, множил в уме числа, пытался сосчитать всех дам, с которыми целовался. Тех, с кем спал, сосчитал быстро. Пел вполголоса песни из советских мультфильмов, но и это занятие быстро бросил, почувствовав, что так точно "придет белая лошадь". Молча смотрел в потолок, отжимался, приседал, прыгал, бегал на месте, сидел, лежал, стоял…

— Доброе утро, курсанты. У вас есть десять минут на утренний туалет, в 8.00. - общее построение. Проследуйте на плац по указателям.

Колонка в верхнем левом углу комнаты ожила.

"Слава, тебе, Господи!" — Денис буквально подскочил на кровати.

Не спал он уже с час. Натягивая форменные штаны, напевал "на зеленой солнечной опушке прыгают зеленые лягушки". Зашнуровался быстро. Дверь оказалась открытой.

Денис вышел в длинный узкий коридор, освещенный лампами дневного света. Практически одновременно открылись еще две двери: первая — через две направо от комнаты Дениса, другая — с противоположной стороны коридора наискосок. Из комнат вышли двое парней. На груди одного была пришита желтая цифра 19, другой был Девятым. Курсанты несколько секунд молча рассматривали друг друга.

Никому не пришла в голову сколь-нибудь достойная мысль, которую можно было бы озвучить в подобной ситуации. Поэтому троица начала рыскать глазами, пытаясь понять, где выход. Задача была решена быстро и просто. Во-первых, потому что выход из коридора был только один, а во-вторых, потому что на стенах с обеих сторон между дверьми на белом фоне были нарисованы черные силуэты стрелок, в которых крупными красными буквами было написано: "ВЫХОД. НА ПЛАЦ".

Денис направился к двери, стуча ботинками по выложенному каким-то камнем полу. Сзади слышался стук ботинок, двое двинулись за ним. Тем временем, еще из трех дверей неуверенно вышли трое черных. Денис первым оказался у двери, опустил вниз матовую металлическую ручку и толкнул дверь вперед.

В лицо ударил свежий и какой-то особенно вкусный лесной воздух. Картина, открывшаяся взору Дениса, была до примитивности проста. От двери начиналась узкая асфальтовая дорожка, которая плавно впадала в огромный заасфальтированный плац, исчерченный белыми линиями. Смысл этих узоров Денису, как человеку сугубо штатскому, понятен не был. Сразу за плацем начиналась сплошная стена красивого соснового леса. Денис не увидел вокруг ни одного строения, что было крайне удивительно. Такой огромный объект (а в том, что объект был именно что огромным, Денис почему то нисколько не сомневался) должны обслуживать много людей. Они должны где-то жить, питаться…

На плацу метрах в пятидесяти, раздвинув ноги чуть больше ширины плеч и скрестив руки за спиной, стоял человек в сине-бело-сером камуфляже и черном берете. Было очевидно, что следовать надо было к нему. Денис не знал, как в таких случаях полагается передвигаться: идти или бежать? Поэтому на всякий случай, побежал к человеку трусцой.

На бегу он оглянулся по сторонам. Помещение, из которого вышел он и теперь выходили такие же одетые в черное люди, было похоже на длинный ангар для самолетов. Поразило Дениса то, что сверху строение это было покрыто слоем земли, на котором росла трава, кусты и даже маленькие сосны.

"Наверное, с воздуха не распознать", — подумал он.

Но по-настоящему удивило Дениса то, что помещение это оказалось одним из многих таких же, стоящих в один ряд. Расстояние между ангарами не превышало десяти метров. И если справа от его "домика" стоял только один такой же, то слева их было восемь. Из четырех выходили молодые парни в черной форме и бежали к таким же мужикам в камуфляже, стоящими перед казармами.

25.09.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. К. Маркса. 09:07

"Странно, что эта "телочка" еще здесь…".

Денис несколько смущенно улыбнулся симпатичной слегка полноватой девчонке в ослепительно белой блузке, стоящей за стойкой "ресепшина". Именно она поселила его вчера утром, когда таксист, выполняя просьбу клиента, подвез Дениса к светлому восьмиэтажному зданию гостиницы "Европа". Архитектурные особенности этого строения не оставляли сомнения в том, что возведено оно было в эпоху "позднего соцреализма".

Что такое "поздний соцреализм" и существует ли вообще в природе такое слово, Денис не имел понятия. Несмотря на то, что в его дипломе о высшем профессиональном образовании было четко написано — "Дополнительная специальность — Мировая художественная культура", именно с этой самой культурой он никогда особенно не дружил. Но, кстати, всегда себя за это чистосердечно упрекал. Не учил, и упрекал. Раскаивался, и опять не учил, а потом упрекал. Вот и сейчас, что называется, не хватало образования. Он просто знал, что в двадцатые годы был в СССР такой "соцреализм". А поскольку гостиница эта была построена явно в семидесятые-восьмидесятые, то, проведя несложную логическую цепочку, Денис и решил, что это должен быть "поздний соцреализм". Почему нет?

Отель "Европа", надо было полагать, имел удачливого и умелого хозяина. Об этом говорил и фасад гостиницы, и почти идеально устроенная прилегающая территория, и интерьер. Не то, чтобы Денис разбирался в интерьерах, тем более гостиниц. Гораздо вернее будет сказать, что он ничего в них не смыслил. Ведь жить в гостиницах ему приходилось три-четыре раза в жизни. Но его поразила идеальная чистота (даже под кровать залез, пыль искал) и какая-то удивительно продуманная функциональность внутреннего убранства. Ни в номере, ни в коридорах, ни где-либо еще не было ровным счетом ничего лишнего. Ну, кроме, может быть, карликовых деревьев в кадках, расставленных по всему зданию в великом множестве. Но, если подумать, они кислород вырабатывают… Никаких безвкусных статуй и статуэток, безвкусных картин неизвестных мастеров современности, непонятных уродливых столиков времен Сталина посреди комнаты.

Свободные номера, как вскоре выяснилось, были в великом множестве. Денис решил так потому, что у него осведомились не только о том, на каком этаже он желал бы обитать, но даже о том, на какую улицу должны выходить окна номера. И это с учетом, что улицы этих было всего две. Гостиница стояла возле перекрестка.

Наличие свободных номеров для Дениса было ожидаемым. Город, вроде, не "туристическая Мекка". Конец сентября, опять же…

— Как долго Вы планируете у нас задержаться? — любезно и даже несколько "наигранно любезно" осведомилась девочка.

— Думаю, несколько дней, — ответил Денис, ловя на себе заинтересованный женский взгляд.

Окна его номера выходили на улицу Маркса, одну из центральных в городе. Она была выложена камнем, что очень понравилось Денису. Была в этот какая-то непонятная историческая прелесть. Денис кинул дорожный рюкзак рядом с широкой кроватью и пошел в душ.

Он планировал прогуляться по городу, осмотреться. Но им вдруг завладела какая-то непонятная апатия. Такого с ним раньше не случалось никогда. У него ничего не болело, нельзя было сказать, что он устал. Просто Денис вдруг понял, что просто не может сейчас никуда идти, и все тут. Вернее, заставить себя, конечно, можно. Но зачем?

Мысли в голове шевелились вяло, словно черепная коробка была наполнена каким-то тягучим желе. Денис решил, что такое состояние можно объяснить тем, что последний год жизни был для него весьма непростым. А, следовательно, такая реакция организма, вполне возможно, нормальна. И он сделал то, чего не делал никогда в жизни: плюхнулся на кровать и провалялся на ней сутки. Целые сутки! Он даже сам поверить не мог. Просто валялся — и все. Иногда спал, иногда просто смотрел в потолок. Или в окно. Пялился в телевизор, особо не разбирая каналы. Не смотрел, просто пялился. Заказал себе в номер яичницу с беконом и чай. Съел. И ни о чем не думал. Удивительное состояние. Но он именно что ни о чем не думал…

Зато с утра Денис был как огурчик. Видимо, требовалась ему такая вот перезагрузка. Позавтракал в кафе при отеле, отметил дешевизну товаров и услуг в сравнении с Москвой, и решил начинать работать.

А девочка на "ресепшине" стояла все та же. Больше суток, стало быть, уже на работе. И ничего с виду, бодрячком…

"Город Кировогорск, административный центр Кировогорской области, условно относящейся к группе центральных областей Краины с населением около одного миллиона человек, — вертелось у него в голове, — Основан как крепость при императрице Елизавете… бывший Елизаветгорск….".

Денис вышел на улицу и несколько минут стоял, разглядывая окружающее и составляя первые впечатления. Улица Маркса была в этот час весьма многолюдной, а движение транспорта интенсивным. Словно тараканы сновали туда-сюда маршрутки самых разных моделей и расцветок. Изредка проползали грузные коробки автобусов.

"Население около двухсот пятидесяти тысяч человек… Краинцы, русские, евреи… Крупный промышленный и железнодорожный центр центральной Краины".

Соотношение иномарок к российским "вазам" было, скорее в пользу первых. Или пятьдесят на пятьдесят. Но "десятки" и "Калины" явно пользовались у местной публики популярностью. Надо думать, из-за подходящей цены и приемлемых кредитных программ. Денис не разбирался. Он никогда не имел собственного автомобиля и не ощущал в нем потребности.

"Кировогорская область граничит на севере с Чуйской и Полевской, на востоке — с Днепровской, на юге — с Александровской и Одиской областями. На западе имеется небольшой участок границы с Пивенской областью протяженностью около тридцати километров. А Пивенская область уже относится к западной группе областей… Это значит… Это делает Кировогорскую область пограничной согласно проекту "Троя". Хоть и весьма условно, но все же без сомнения приграничной… Надо это отметить как аргумент, когда буду плакаться начальству и просить чего-нибудь…"

Улица имела весьма существенный наклон влево. Денис отметил про себя, что там, скорее всего, находится река. Ведь почти все города расположены по обоим берегам рек и "под наклоном". Окраины, таким образом, существенно выше центра по отношению к уровню моря.

"Машиностроение, пищевая и горная промышленность… Самые крупные предприятия: "Гидросила", "Красная Заря", "Радий", "Радиозавод", "Пишмаш"… Всякая мелкая херь типа Обувной фабрики… Гидравлические силовые машины и запчасти к ним, сельхозтехника, электроника… Да… Где заводы — там рабочий, в значительной степени этнически русский рабочий класс… Еще железнодорожные мастерские в Знаменске, это недалеко…".

Послонявшись минут десять возле клумбы перед гостиницей, усаженной каким-то странным кустарником, похожим на карликовую ель, и поглазев на утренний город, Денис решил пройтись вверх по улице. Как и положено центру бывшего советского города, одна из центральных улиц была застроена невысокими зданиями от одного до трех этажей. Все они были заняты под магазины, лавки и офисы. И видимо давно. Заметны были в фасаде этих заведений некие неуловимые признаки долговременной оседлости.

"Больше десятка вузов, хотя в основном филиалы… Самые авторитетные: Кировогорский "пед", Технический "универ", Летная академия… Еще колледжей сколько-то там. Их надо тоже принять во внимание. Скорее даже именно их и принять во внимание в первую очередь…".

Денис зашел в маленький магазинчик с желтой вывеской, гласившей "Компьютеры. Телефоны. Аксессуары". Приценился к ноутбуку. Оказалось, что в переводе на краинские рубли стоит он ничуть не дешевле, чем в России. Впоследствии он убедился, что это касается и других товаров. Покупками он планировал заняться позже, когда найдет постоянное жилье.

"Мэр — некий Кузаков Тихон Владимирович. Бывший русский инженер. Информации почти не имеется. В городском Совете прочное большинство держат "желтые", причем по преимуществу "тимощуковцы". "Территориалы" и коммунисты слабы. Такая же песня и в областном Совете. Вообще в регионе сильны позиции Тимощук. Когда-то отсюда она начинала свою политическую карьеру…".

Пройдя немного вверх, Денис обнаружил рекламный щит обменного пункта валют и свернул за угол, следуя указанию большой синей стрелки на щите. "Обменник" в гостинице был почему-то закрыт, а ему требовалась некоторая наличность.

"Ерошенко — наш губернатор", — с трудом прочитал он корявую надпись на бледно-розовой стене ухоженного симпатичного одноэтажного домика, в очередной раз отметив наличие активной политической жизни в стране.

"Ерошенки", "хреношенки", "территориалы", коммунисты, социалисты, "БОТ-овцы", "желтые", "голубые"… Все это надо привести в порядок в голове как можно быстрее. Буквально за месяц ты должен знать всю эту кухню на раз-два", — думал он, считая полученные краинские деньги.

Курс был примерно таков: четыре с половиной русских на один краинский. Весьма выгодно для российской валюты.

Денис, безусловно, имел некоторое представление о ситуации в стране. Последние недели обучения их информировали об имеющихся здесь политических реалиях. Но его, по большому счету, не особо интересовали эти самые реалии. Денису нужно было "опуститься" на уровень отдельного города, знать все расклады досконально, до скуки, до тошноты. Его не интересовала страна, его интересовал Кировогорск…

— Здравствуйте. Что Вы можете посоветовать из местной прессы? — учтиво спросил он, наклонившись к окну стеклянного газетного киоска.

— Возьмите "Кировогорскую правду", — охотно посоветовала пожилая чрезвычайно худая женщина в огромных очках. — Сегодня только номер вышел. "Александровская неделя" есть, тоже свежая. "Диалог" тоже…

— Хорошо, хорошо… — поощрительно кивал головой Денис.

— Есть еще "Из рук в руки" и "Все про все", — сообщила продавщица. — Но эти газеты с объявлениями. Брать будете?

— Спасибо. Все возьму, — достал пачку купюр оперативник. — И пожалуйста, дайте еще что-нибудь из общекраинских, посвежее. Ну, хотя бы, — он пошарил глазами по витрине, — "Курсив", "Вечер" и… "Отражение недели", — и протянул купюру в пятьдесят рублей.

У обочины рядом с киоском стояла довольно потрепанная красная копейка" с желтой шашечкой на крыше. Водитель, здоровый мордастый, но на вид весьма дружелюбный мужик, прикрыв глаза и откинувшись на сиденье, дремал.

— Свободен, шеф? — громко произнес Денис, наклонившись к немного приоткрытому окну.

— Да… - лениво бросил таксист, постепенно сбрасывая сонливость устраиваясь поудобнее за рулем. — Куда?

— А если по городу покататься часов этак пять-шесть… — осторожно закинул Денис. — Посмотреть чего интересного. Я-то сам не местный. Ненадолго в городе. Ты сам — здешний?

— Здешний, — уверенно подтвердил водитель, прикидывая сумму в уме. — Часов пять-шесть, говоришь…

— Ага. Так, по городу. Ну и расскажешь мне, покажешь…

— Да можно, почему нет, — решил, наконец, мужик. — Двести рублей, сговоримся?

— Нормально, — согласился Денис, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье и бросая свою легкую сумку с газетами назад.

— Ну, с чего начнем-то? — спросил таксист, заводя мотор.

— А покажи-ка мне ваши мосты…

25.09.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Яновского. 14:23

— А чего это ты всякими стратегическими объектами интересуешься? — лукаво спросил Гена, отправляя очередной кусок шницеля в рот. — Ты не шпион случайно?

— Нет, Гена. Не шпион я, — уверенно ответствовал Денис, пережевывая жареную картошку.

Они обедали в небольшом чистом кафе на центральном рынке. Это заведение выбрал таксист, когда его пассажир предложил перекусить после экскурсии.

Гена оказался хорошим добродушным мужиком. Не слишком разговорчивым, правда… Попусту не болтал, но на вопросы Дениса отвечал вежливо и насколько возможно подробно. За первую половину дня они успели объездить почти весь город, за исключением окраин и сросшихся с городской чертой сел.

— Я ж тебе говорил, историк я. Интересуюсь просто…

— Да шучу я, — рассмеялся Гена. — Шпионы так не работают.

— А ты-то откуда знаешь, как они работают? — хмыкнул Денис.

— Тише Маня, ты мне молодого человека испортишь… — вещал с экрана стоящего на подставке у самого потолка маленького старенького телевизора Жеглов, он же Высоцкий.

Два милиционера, сидевшие за столиком у входа, не отрывали взгляда от фильма, степенно пережевывая пищу. Денис долго не мог понять, кого они ему напоминают. Потом понял: жирафов. Они тоже, сорвав листву с ветки, медленно-медленно, как вот эти "менты", ее пережевывают. И верблюды, кстати, тоже… Одним словом, правоохранители явно никуда не торопились, из чего можно было предположить, что служат они здесь же, в каком-нибудь опорном пункте на рынке.

— Вот блин, титры эти краинские пускают зачем-то… Кино нормально посмотреть не дадут, — проворчал Денис, принимаясь за чай с куском пирога с грибами. — У нас, в Донинске, представляешь, титры краинские на каждый фильм! Люди вообще в шоке…

— Да… — неопределенно буркнул Гена.

— Ты сам-то кто? Москаль?

— Да кто его знает… Мать наполовину молдаванка с русским, отец краинец… Вот кто я? Скажи.

— Да и я не пойми кто… — поддержал его Денис. — У вас-то тут… Как, тихо было в революцию?

— А чего нам… — Гена как-то обреченно махнул рукой. — Решали там чего-то в Кияне. Кто их поймет…

— А у нас, слышь, пацаны-то "бабла" на этом деле нарубили! — хохотнул Денис. — Причем, прикинь, одни на Площадь к "желтым" ехали флагами махать, а другие к Енаковичу. Правда, говорили, у Ищенко тогда больше платили…

— А у нас, че ты думаешь, не ездили что ли? — ухмыльнулся Гена. — У меня знакомец себе на этой Площади на машину заработал.

— Иди ты!

— Отвечаю, — заверил таксист. — Ну, не на новую, конечно… "Семера", девяноста девятого года. Ниче так, в порядке машина…

— Это ж сколько он зашибал-то? — поразился Денис.

— Ну, по-разному, говорил… Когда пятьдесят рублей дадут — и гуляй. Кормили, правда. А бывали дни, что и по сто "бакинских" обламывалось…

— Ну ничего ж себе! За что ж такое "бабло"?

— Да мало ли за что, — Гена отодвинул пустую тарелку и тоже принялся за чай.

— Ну да, — промычал Денис, соглашаясь. — А у нас, прикинь, слухи ходили, что "территориалы" отделяться собирались. Восстание поднимать.

— Почему бы и нет. С них станется, — уверенно заявил таксист.

— И якобы у них уже готово все было, — продолжил Денис. — Восток и центр поднимать хотели. И на съезде в Северодонинске думали начать… Да не вышло там что-то у них. То ли сил было маловато. То ли им "желтые" обещнулись не "бычиться"… Дело темное. А только лично Витек отбой дал.

— Все может быть…

— А вот ты как мыслишь? — Денис немного придвинулся к собеседнику. — Нашлись бы у них тогда мужики, чтобы за оружие взяться против "площадных"? Ежели б им еще и деньжат подкинули, как этим на Площади…

— Почему нет… — невозмутимо бросил таксист.

— Думаешь? — спросил оперативник. — И у вас бы здесь нашлись?

— Почему нет? — вдруг увереннее и даже немного громче повторил Гена. — Если нашлись те, кто за "бабло" поехал на Площадь за "желтых" задницу морозить и горло драть за "деньгу", то почему бы не найтись тем, что за ту же деньгу согласится этим самым "желтым" кишки выпустить. Тем более сейчас…

— Почему сейчас? — не смог быстро сориентироваться Денис.

— Да потому. Оглянись вокруг, блин! — Гена вытер губы салфеткой и откинулся на мягкую спинку диванчика. — Кризис, брателло! Люди некоторые вообще до отчаяния доведены. Все, что при Союзе было, развалили. Еще год назад кое-что вроде как работало. А сейчас — вообще "хана". Стало все. Только Радиозавод да Обувная фабрика че-то там пыхтят. И, вон, рудники под Александровским работают…

— Это которые какие-то урановые? — уточнил Денис.

— Ну да…

— Дык на заграницу, наверное, работают, потому и спрос кое-какой есть.

— Наверное. А так… — таксист поморщился. — Вон, "Красная заря"! Какой завод был! Стоит. Наглухо. То вроде бы частично работал, а сейчас — вообще стал. А "Гидросила"! Та и без кризиса стояла. А "Пишмаш", а Швейная…

— И чего ж вы тут производите? — весело осведомился Денис.

— Перерабатываем кислород в углекислый газ, — мрачно пошутил Гена.

— Тоже дело, — оперативник допил чай и поставил кружку на блюдце. — Вот что. А давай мы сегодня с тобой, Геннадий, "бухнем", а?

— Да работаю я… — растерянно ответил таксист.

— А мы — после работы, — напирал оперативник. — Ну че ты? Давай, посидим где-нибудь, поговорим. Я ж здесь кроме тебя никого не знаю. Расскажешь мне про город, про житье-бытье ваше… Учти — я угощаю.

Последний аргумент, видимо, подействовал.

— Ну, если только вечерком, — протянул Гена. — Можно. Знаю я один бар хороший…

— Ну вот и ладушки, — обрадовался Денис. — А сейчас оплаченное время, так сказать, истекло. Ты отвези меня в центр, погулять хочу. В тот район, где улица с синим длинным домом, которая мне так понравилась…

— На Калинина, что ли? Где "ГБ-шники"? — уточнил таксист.

— Точно!

10.03.2007. Россия. г. Москва. ул. Хачатуряна. 16:47

Московская зима постепенно отступала. Прошел обильный снегопад. Впрочем, снег тут же растаял из-за плюсовой температуры. Проезжающие грязные, всю зиму не мытые автомобили колесами разбрызгивали талую массу во все стороны, окрашивая дороги и тротуары в единый черно-коричневый цвет. Люди робко расстегивали молнии на пуховиках, ощущая первое весеннее тепло. Некрасива была Москва в это время года. Скоро, очень скоро растает снег, грязь уляжется и отмоется, город оденется в зеленую листву…

Черный автомобиль плавно подъехал к подъезду стандартного двенадцатиэтажного панельного дома.

— Подожди меня, — коротко бросил пассажир с заднего сиденья водителю и, подобрав полы черного кашемирового, явно не дешевого пальто, вышел из машины.

Подойдя к темно-красной ободранной металлической двери, он достал из бокового кармана маленький черный блокнотик, немного полистал его и, обнаружив нужную запись, набрал комбинацию на кодовом замке.

Дверь, запищав, резко отмагнитилась, пропуская солидного мужчину в подъезд. Возле лифта стояла пара детских колясок, с колес которых стекала мутная уличная жижа. Человек вызвал лифт, с интересом оглядывая интерьер подъезда.

"Давненько тут не был. Нехорошо. Надо бы почаще забегать…" — внутренне осудил он себя.

Удивительно чистый, и, судя по всему, практически новый лифт быстро поднял его на пятый этаж.

Выйдя и оглядевшись, мужчина подошел к правой двери и нажал кнопку звонка.

— Кто там? — послышался за дверью приятный женский голос.

— Иван, это, Алена Игоревна, — громко ответил мужчина.

Механизм дверного замка издал едва заметный звук и дверь распахнулась.

— Ваня! — В коридоре квартиры стояла слегка полноватая женщина в цветном домашнем халате. — Привет! Как давно ты у нас не был!

Они расцеловались поочередно в обе щеки.

— Дела, Аленушка, дела… — мужчина слегка приобнял хозяйку за плечи.

— Ба! Какие люди пожаловали! И без охраны, — послышалось справа.

В дверном проеме стоял седоволосый худой мужчина лет шестидесяти. На нем была белая хлопчатобумажная футболка, черные штаны и веселые домашние тапочки в виде собак.

— Охрану на улице оставил, — весело ответил гость.

Мужчины крепко обнялись и несколько секунд, улыбаясь, молча смотрели друг на друга.

— Ну как ты, дружище? — тепло спросил гость.

— Да все также, Иван Дмитриевич. — Хозяин сложил руки на груди. — По пенсионному.

— Раздевайся, Ванюша, проходи, — суетилась Алена Игоревна, снимая с мужчины пальто. — Как Светочка? Как детки?

— Здоровы, слава Богу, — охотно ответил гость. — Жена все свои статейки крапает, а дочки учатся с горем пополам.

— А я вот своего "раздолбая" осенью в армию спровадил, — гордо заявил хозяин. — Чуть не убила, — он боязливо показал пальцем на жену.

— Молчи уж! — недовольно посмотрев, бросила Алена Игоревна. — Ты проходи, проходи, — она провела гостя в просторную, со вкусом обставленную комнату, по старому советскому обычаю выполнявшую роль гостиной.

Судя по обстановке, хозяева обладали средним по московским меркам достатком. Черный кожаный диван, кресло со следами пребывания в доме кошки, пушистый, вроде бы даже не дешевый ковер. Старые фанерные полки были заняты книгами самых разных жанров, стилей и направлений.

— Я, помнишь, еще в начале девяностых по почте заказывал, — сказал хозяин гостю, разглядывающему коллекцию, почти на ухо.

— Да, Николаич, помню, помню… — Иван Дмитриевич по-доброму усмехнулся. — Суть не пол зарплаты спускал. Ты еще жаловался, что жена пилила.

— Ага, пилила. Еще как. А сама, главное, все давно прочитала и скулит, мол, "книги закончились, почитать нечего".

— Женщины… — философски отозвался гость.

Большой плазменный телевизор показывал, как здоровенный крокодил плавно подплывал к антилопе на водопое и, резко атакуя, делал то, что ему полагалось делать по профессии. Стоящий у дивана светлый деревянный столик усилиями бегавшей на кухню и обратно хозяйки стал заполняться разными закусками. Тут были и маринованные грибочки, и колбаска, и овощная нарезка. Вскоре появилась и запотевшая бутылка водки.

— Ты надолго, Иван? — громко поинтересовалась хозяйка. — У меня плов почти готов. Полчасика подождать надо.

— Подожду, Аленушка, подожду, — ответил гость. — Давно не едал твоего фирменного плова. С бараниной?

— Ну а как же? — весело послышалось с кухни.

Мужчины уселись возле столика. Хозяин, выключив звук телевизора, деловито разлил по первой рюмке.

— Алена, ну ты иди хоть, выпей с нами, — прокричал он.

Беседа лилась неспешно, прерываясь незамысловатыми тостами и какими-то веселыми бытовыми воспоминаниями. Вскоре появился плов, один запах которого заставил мужчин отключиться и минут десять наслаждаться изысканным блюдом. Такой вкусный плов готовился только в этой семье. Про то Ивану было известно еще с молодости, когда у него даже своего жилья в столице не было и не предвиделось в перспективе. Да, честно говоря, о таких вещах тогда как-то и не думалось. Все мысли — о работе, о деле. Лишь периодические напоминания жены о "нечеловеческих условиях существования в общежитии" напоминали капитану о том, что в Москве "стоял жилищный вопрос", который, как и в тридцатые годы, все еще портил жителей столицы. В те годы Петр Николаевич частенько приглашал его на обед. Правда, жил он тогда на Солянке. От работы пешком — всего ничего.

— Ну ладно, ребята, пойду чай заваривать. — Хозяйка встала из-за стола и скрылась на кухне.

— Я по делу к тебе, — после недолгого молчания, просительным тоном тихо сказал Иван Дмитриевич.

— Да я уж понял… — вздохнул Петр Николаевич. — Просто так-то не заходишь…

— Ну, прости, Петя. Ты ж все знаешь. Сам-то пока в обойме был, много по гостям расхаживал?

— Да… Дела наши грешные…

Мужчины стукнулись рюмками и молча выпили. С кухни слышался глухой звон посуды, о чем-то вещал телевизор. Алена Игоревна хозяйничала. Здоровенный черно-белый кот, лежа на кресле, надменно смотрел на собеседников, изредка позевывая.

— Чего случилось то? — спросил Петр Николаевич.

— Да ничего… — Иван Дмитриевич повертел в руках рюмку. — Щенка натаскать надо.

Хозяин понимающе кивнул, раздул щеки, стрельнул глазами в сторону кухни.

— Да мне не очень-то… — почесав голосу, протянул он.

— Ну, ладно, Николаич… Помоги по старой дружбе! Ну, пожалуйста! Тебе одному доверяю…

Петр Николаевич скривил недоверчивую физиономию и уставился на собеседника.

— Ой, не бреши уж… "Только тебе доверяю…"

— Ну, польстил чуть-чуть… — добродушно признался собеседник.

— Ну и что этот твой человек из себя представляет?

— Да пока что практически ничего. Прошел пятимесячный общий ускоренный курс на 211-м объекте.

— Специальность?

— Наша специальность, — Иван Дмитрич задорно посмотрел на хозяина и кинул в рот кусок колбасы.

— Хорошо, — подобрел Петр Николаевич. — Ну, давай…

— Что давай? — с недоумением, разбавленным озорными огоньками в глазах, спросил гость.

— Перестань Ваньку валять, — хозяин принял шутливый тон. — Давай, рассказывай, почему ты не отдал его на наши обычные профкурсы.

— Здесь особая ситуация… — вмиг свернув все веселье, задумчиво проговорил тот.

— Понимаю, что особая. Раз ты ко мне пришел. Подробностей не прошу. Какого класса агент?

— Первого, — отчеканил Иван Дмитриевич.

— Первого? — изумился хозяин.

Он, хмыкнув, встал с кресла и, убрав руки за спину, с полминуты ходил по комнате. Коту, наверное, стало скучно, и он, лениво спрыгнув со своего ложа, пошел в коридор и начал скрести когтями в кухонную дверь, требуя впустить его.

— Большая редкость… — наконец, пробормотал хозяин. — Без опыта работы, и сразу первого класса?

— Я же сказал. Это особый случай. Я и многие другие возлагаем на него большие надежды. К тому же, такое бывало и раньше. Не понимаю, чему ты так удивляешься?

— Да я не удивляюсь, — он вновь сел напротив Ивана Дмитриевича и налил по стопке. — Просто я никогда не готовил первоклассников…

— Брось, Николаич… — гость хитро подмигнул хозяину. — Ты же старый диверсант… Ну неужели не сможешь. Я тебя знаю. Помнишь, под твоим началом одно время ходил? Я еще тогда заметил в тебе незаурядные педагогические способности. Без тебя — никак…

— Ты не дави на профессиональную гордость, — мягко, но решительно оборвал его Петр Николаевич. — Сколько времени даешь?

— Сколько надо — столько и бери, — добродушно ответил собеседник. — Но не больше года.

— А оборудование, средства?

— Бери все, что хочешь.

— Даже так? С чего бы это такая щедрость?

— Я в третий раз тебе повторяю, — устало проговорил гость. — Это — особый случай. Помоги, а?

Хозяин одарил Ивана Дмитриевича долгим взглядом, а затем, откинувшись в кресле, долго смотрел в потолок. Гость напряженно ждал, не отводя умоляющих и хитрых глаз с товарища.

"Врешь, хитрый лис, — звенело в голове весело. — Сам хочешь в дело! Застоялся… Да ты сдерживаешься, чтобы меня не расцеловать! Давай, соглашайся…".

— Ну, ладно, Иван Дмитриевич. Окажу тебе услугу, — как бы нехотя проговорил хозяин. — Присылай своего парня.

— Вот спасибо, Николаич! Вот выручил! Это по-нашему. — Рассыпался в благодарностях гость.

Мужчины крепко пожали руки.

— Как с оплатой? — поднимая рюмку, без особого интереса спросил Петр Николаевич,

— Вдвое против того, что было в последний раз.

— С поправкой на инфляцию — солидная прибавка. Мне, кстати, деньги не помешают. Машина что-то барахлит последнее время… — пожаловался хозяин.

Дверь кухни открылась, слегка хлопнув о стену, и в коридоре появилась как обычно лучезарно улыбающаяся Алена Игоревна с подносом, на котором дымился мятный чай.

26.09.2008. 10:12

— Привет, Учитель.

— Здравствуйте, Иван Дмитриевич. Как у вас там погодка?

— Да пока нормально. А у вас.

— Тоже ничего. Солнышко светит, и все такое…

— Как там дела. Докладывай…

— Да докладывать пока особо нечего. Все прибыли на землю. Осваиваются. Первые впечатления, думаю, можно будет составить примерно через недельку, не раньше.

— Согласен. Знаешь, хочу тебе сказать, что наше дело для меня — весьма редкий случай.

— В каком смысле?

— В том смысле, что мне предоставили, фактически, карт-бланш. Мне не приходится, как это обычно бывает, бегать и докладывать каждый день о ходе операции. И это радует.

— Что ж… Мне тоже это приятно.

— Ты только не думай, что я не буду требовать отчета от тебя. Свобода свободой, но конкретные результаты давать тоже надо.

— Товарищ Глогер, но Вы же знаете, что на первом этапе…

— Да я знаю, знаю… Но примерно представлять себе, что происходит, я все равно должен.

— Так с этим никто и не спорит.

— Вот и ладненько… Я что сказать хотел… У тебя в Рыму, если я не ошибаюсь, Одиссей…

— Так точно.

— Помню его. Хороший парень. Хоть и не лучший.

— На такой простой участок как Рым я бы лучшего не поставил. Лучшие у меня в Кияне, Червоновске и Чуйске. Вы знаете, там уровень пророссийских настроений — самый низкий в центре Краины.

— Да, мы это с тобой обсуждали. Я вот к чему… Когда мы с тобой детально разрабатывали операцию, я ставил тебя в известность, что в Рыму уже давно и очень интенсивно работают "ГРУ-шники". И мы тоже, по своей линии работали…

— Так…

— На данный момент на полуострове уже создана сеть наших отрядов. И весьма многочисленная, хоть и не лучшим образом организованная. Имеются также и склады с оружием, оборудованием, печатными материалами, и тому подобное.

— Я примерно так и предполагал. Только вот я не понял, почему Вы сказали, что мы "работали". А что, сейчас уже не работаете?

— В том то и дело… Пару лет назад руководство приняло решение сосредоточить общее руководство в руках "вояк".

— ГРУ? Обидно…

— Обидно, не обидно… Не в этом суть. Лишь бы дело делалось… Короче, мы передали им свои наработки, оставив у себя только двух агентов стратегического влияния… Ну, справедливости ради, один из них — "СВР-ровский". Но доступ к нему мы имеем.

— Иван Дмитриевич, что-то дядя Петя мне про таких агентов не рассказывал…

— Ах да… Ты же — по ускоренному курсу. Есть, видишь ли, такой зверь — Агент стратегического влияния. Бывают в разведке такие успехи, когда тем или иным способом удается завербовать агента, который, либо уже занимает один из высших государственных постов, что, к слову сказать, случается крайне редко…

— Почему?

— Да потому, что за высшими государственными работниками, как правило, устанавливается особый контроль контрразведки. И не только местной. Не перебивай… Так вот… Либо уже занимающих, либо пробивающихся на самые "верхи" постепенно, годами ли даже десятилетиями. Таких — подавляющее большинство. Про Кима Филби слыхал?

— Да-да… Понимаю…

— Ну так вот… Такие агенты ценны не только тем, что поставляют особо ценную сверхсекретную информацию, предназначенную только для глаз высших чинов, но и тем, что сами могут, или влиять на принятие крупных политических решений, или сами их принимать.

— Ага…

— Вот поэтому они так и называются — "Агент стратегического влияния". О существовании таких агентов знает очень ограниченный круг лиц. И чем выше стоит агент — тем ограниченнее этот круг. Есть такие, о которых знают человек пять-шесть, есть такие, о которых знает директор, его заместитель и непосредственный куратор… Есть агенты, которых знает только директор. Говорят, есть даже такие, о существовании которых знает только глава государства. Но, как ты сам понимаешь, эту информацию я не могу, ни подтвердить, ни опровергнуть…

— А какой это примерно уровень?

— Ну, приблизительно, начиная от заместителя министра и выше.

— Не слабо.

— Не слабо.

— И такие агенты у Вас есть в руководстве автономной республики "Рым"?

— У нас, мой мальчик, есть такие в руководстве самой Краины. И из них один — особо ценный. О нем на всем белом свете знает всего четыре человека. Не считая его самого. Его псевдоним — "Лесник".

— А зачем ты мне его "раскрываешь"?

— А с чего ты решил, что я тебе его раскрываю? Псевдоним ничего не значит. О существовании агента с таким псевдонимом уже знает ЦРУ. Мы это точно знаем. И они знают, что мы знаем. Так что, даже если тебя "возьмут" и начнут потрошить, ничего нового ты им не скажешь.

— Меня не могут взять. Только ты знаешь о моем существовании.

— Ну, скажем так: вероятность твоего "провала" приближается к нулю. Но мой опыт мне подсказывает, что сто процентных гарантий не бывает…

— С этим трудно поспорить…

— Да… Так вот… А во-вторых, тебе, скорее всего, придется с ним работать. Точнее, не с ним лично, конечно… Но я буду знакомить тебя с его шифровками. Об этом может пойти речь на втором этапе. Но знаешь, я чувствую, что нам не дадут отбой. Слишком высоки ставки с этой игре. И слишком хорош наш план. Поверь, его оценили на "верху" по достоинству. И доказательство тому — полное финансирование. Без вопросов.

— Рад слышать еще раз, хотя уже слышал.

— Ага… Как я и говорил, мы передали все свои наработки "воякам", за исключением двух агентов. И теперь всю работу ведут они.

— И как ты оцениваешь их результаты?

— Трудно сказать. Очень трудно. Но, думается мне, работают они неплохо. У них, конечно, тех специалистов, которые есть у нас, нет. Но грамотных диверсантов тоже хватает. Я, собственно, вот для чего тебе это все рассказываю… Вчера я говорил со своим начальником. И мы приняли решение обратиться к руководству с просьбой о том, чтобы всю работу перепоручить нам и органично влить эти группы в нашу операцию.

— Это было бы отлично…

— Это понятно, что было бы отлично. Только вот что… С такой просьбой мы можем идти к руководству только после официального начала второго этапа операции.

— Ну, это как раз понятно. Вы не можете этого сделать сейчас хотя бы по той простой причине, что "ГРУ-шники" о нашей работе пока ничего не знают…

— Именно. А на втором этапе мы их, так или иначе, будем вынуждены задействовать.

— Иван Дмитриевич. Я не знаю, согласится ли на это руководство, но, по крайней мере, скоординировать наши действия с военными нам надо будет обязательно. А то, что же это получится. Группа Одиссея начнет работу, и будет натыкаться на людей ГРУ. Вербовка будет накладываться на вербовку. Провалимся…

— Я это прекрасно понимаю. Так или иначе, сейчас об этом думать рано. Но я хочу, чтобы ты объяснил ситуацию Одиссею. В общих чертах.

— Зачем?

— Понимаешь ли… Я не знаю, как в Рыму дело обстоит сейчас, но когда мы плотно по нему работали, "наших" там было завербовано в избытке. Да что там говорить, наша это земля — и все…. Сам понимаешь. Еще два года назад — только бы приказ отдали, за сутки бы полуостров наш был бы… И без всякого ввода войск…

— Нисколько не сомневаюсь…

— Еще бы. Так вот, Учитель. Ты сам только что мне говорил, что у тебя есть сложные регионы.

— Есть…

— Этим вот самым сложным регионам мы и будем всячески помогать. И вполне вероятно, что часть боевиков из Рыма, наиболее преданных, мы перекинем туда.

— Понял. Это было бы полезно. Согласен. Но это надо будет смотреть по ситуации. Не в ущерб самому Рыму.

— Да это понятно. Будем думать… Но ты своему Одиссею заранее скажи. "Так, мол, и так, парень… Земля у тебя самая лучшая. Вполне может статься, что "вояки" тебе дадут свою сеть. Так что изволь поделиться". Ну, ты понял, что я имею в виду.

— Вы, товарищ Глогер, имеете в виду, чтобы во время составления конкретного плана он не "разбрасывался излишками"?

— Именно. Он всегда должен помнить, что он — не один. И у его товарищей земля не такая мягкая и пушистая. Поэтому пусть не гонит на вшивое отделение милиции тридцать боевиков. А лучше поделится. Пусть сообщит тебе, что есть у него излишек…

— Ну что ж… Думаю, это справедливо. Но, как Вы верно подметили, об этом думать пока рано…

— Рано, не рано… А ты все-таки ему приказ отдай. Ты знаешь, Учитель, я тебе доверяю. Мы договорились с тобой, что это — прежде всего, твоя операция. И я пообещал, что приказывать тебе буду только в крайнем случае. Так что я не приказываю, а настаиваю…

— Я все понял. Не буду ссориться с начальством…

— И не надо, мальчик мой. С начальством ругаться — все равно, что ругаться с женой. По-любому окажешься неправ…

08.10.2007. Ферма. 07:52

"Ррравняйсь!".

Голос высокого, слегка полноватого человека в камуфляже, был негромким, но Денис был готов спорить на что угодно, что все в строю четко расслышали команду. Как потом оказалось, этот человек вообще никогда не повышал голос, во всяком случае, Денис никогда этого не слышал.

Перед тем, как произнести команду, мужчина потратил две-три минуты на то, чтобы объяснить людям в черном, что хочет добиться от них построения во взводную "коробку", по пять человек в четыре шеренги. При этом ему иногда приходилось брать бестолкового курсанта за локоть и ставить его на положенное место.

Денису военный указал на место в первой шеренге предпоследним, которое Денис без лишних движений и занял. Теперь он стоял, дожидаясь, когда старший закончит свой неблагодарный труд.

"Каждый блок — по двадцать комнат, следовательно, по двадцать человек" — думал про себя курсант. Оглянувшись по сторонам, он сосчитал ровно пять таких же отрядов: один — справа и три слева. Каждый строится перед своим блоком, у каждого свой командир.

"Значит, — думал вчерашний студент, — курс состоит из ста человек и делится на пять групп по двадцать в каждой. У каждой группы — свой блок. Ничего не скажешь — четко и ясно".

Тем временем человек в камуфляже закончил построение, с полминуты походил перед строем, придирчиво оглядывая свое творение, и все так же негромко произнес:

— Я думаю, лишним будет объяснять, что теперь при команде на построение Вы должны строиться именно так, как стоите сейчас, — его при определенных скидках на обстоятельства даже можно было назвать интеллигентным.

По внешнему виду курсантов не прослеживалось никаких критериев отбора. Были всякие: полноватые, худые как глисты, высокие и низкие. В остальном же: черная форма и шнурованные ботинки.

— Меня зовут товарищ старшина. Так Вы будете меня называть. К вам я буду обращаться по номерам. На обращение отвечать "Так точно". Ясно?

— Так точно, — несмело и в разнобой ответили черные.

Однако, на удивление, старшину это нисколько не смутило. Не сделав никаких попыток потренировать курсантов на предмет бодрости духа, он обыденным, каким-то даже гражданским голосом продолжил:

— Не собираюсь Вам врать. Я не имею понятия о цели Вашего нахождения здесь. Мне известно одно. Вы — не воинское подразделение. Вы — четвертый учебный отряд. На протяжении следующего года Вы будете проходить интенсивную подготовку на объекте "Ферма". Вы получите общевоинские навыки, необходимые для присвоения Вам званий. Вас обучат азам рукопашного боя, обращению с различными видами оружия и основными видами взрывных устройств. Кроме того, Вам будет преподаваться специальность…

На слове специальность старшина сделал ударение, и ту же добавил.

— Какая специальность? Понятия не имею! Вам запрещено с кем-либо и когда-либо обсуждать Вашу подготовку. И со мной в том числе. Это ясно?

Тут его голос впервые зазвенел сталью. Стало понятно, что старшина при необходимости может быть и другим.

— Так точно! — отряд отреагировал уже более сплоченно и уверенно.

— Насколько мне известно, через год вы покинете "Ферму". Вряд ли мы когда-нибудь увидимся после этого. Но если это и произойдет, я не знаю Вас, а Вы — меня. Все вопросы, касающиеся распорядка дня, хозяйственных проблем, дисциплины, словом, всего, что непосредственно не касается вашего обучения, решаю я. И обращаться с ними нужно ко мне, только ко мне и ни к кому, кроме меня.

"Отличная погодка", — между прочим, отметил про себя Денис.

Он внимательно слушал и запоминал.

— Меня не интересует, служил ли кто-то из Вас в армии, имеет ли боевой опыт или награды. Уясните себе раз и навсегда. — Старшина обвел взглядом весь строй справа налево, будто желая убедиться, что все его слушают. — Здесь Вы все равны.

Он подошел поближе к строю и, медленно прохаживаясь вдоль первой шеренги, продолжал:

— Вы должны запомнить то, что вам делать запрещено. Запрещено нарушать режим дня, запрещено пить и драться. Наказание — карцер. — Старшина вдруг смягчился в лице и по-отечески тепло сказал. — Лучше туда не попадайте, ребята.

И так он ласково это сказал, что всем сразу стало ясно: действительно, лучше не попадать. Как потом оказалось, предупреждение это было лишним. За все время обучения никто из курсантов "не залетал". Что, впрочем, было не удивительно. Подавляющему числу курсантов, во всяком случае, по внешнему виду, было от двадцати пяти до тридцати. Гормоны уже отыграли свою самую мощную мелодию, мужским достоинством все давно померились, и каждый знал себе цену. Лишь однажды, месяцев через пять после начала курсов, сорок второй и пятьдесят шестым во время спарринга на занятиях по рукопашному бою слишком эмоционально себя повели. Но тренер, здоровенный молчаливый лысый мужик, вызывающий у курсантов, в том числе и Дениса, суеверный страх, просто надавал обоим по шее. Тем дело и ограничилось.

— Систематически нарушающие дисциплину будут исключены, — добавил старшина. — Впрочем, такие решения принимаю не я.

"А соседям слева с командиром повезло меньше", — отметил для себя Денис. Несмотря на то, что расстояние между ними было никак не меньше полусотни метров, до слуха курсантов четвертого отряда доносился не предвещавший отеческой любви громкий командный голос соседского старшины.

— Расписание на сегодня. И навсегда. — Старшина, довольный только что придуманным каламбуром, коротко хохотнул. — Подъем в 7.50, построение в 8.00. С восьми до девяти — физкультура. В девять — завтрак. 9.30–10.00 — строевая подготовка. С десяти до часу — рукопашный бой, или оперативная подготовка, или тир. Потом обед и отдых до трех. А с трех до девяти — специальность. С перерывом на ужин, в шесть. После шести есть вредно. С девяти до одиннадцати: личное время. У нас имеется комната отдыха. Так вот: отдыхать будете там. Вопросы есть?

Строй ответил сосредоточенным молчанием. Где-то совсем рядом на сосне вскрикнула какая-то птица.

"Шутник, блин, — беззлобно пробурчал себе под нос Денис… — Отличная все-таки погода".

— Появятся по ходу дела, — хмыкнул старшина. — А теперь — "напра… во! Раз-два!".

Строй кое-как повернулся, обнажая при этом тех, кому эту команды приходилось выполнять впервые.

— Да-а-а… — Старшина печально обвел взглядом жалкое подобие строя, — мне, наверное, еще нужно Вам спасибо сказать за то, что поворачиваетесь в нужную сторону. Ладно. Бегом, марш!

"Удивительно, — думал на бегу Денис, — я, конечно, в армии не служил, но "кенты" понарассказывали про зверей-старшин. А этому, по-моему, все равно…".

27.09.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Гоголя. 10:01

Они встретились. Подошли почти одновременно, так что получилось даже несколько "по-киношному". Четыре молодых пацана, ухмыляясь, стояли лицом друг к другу возле большого красивого каштана, которых в этом городе было превеликое множество. Густой кустарник прикрывал их от любопытных взглядов прохожих.

Денис испытывал удивительное непонятное чувство, разглядывая трех молодых людей, и знакомых ему, и в то же время абсолютно незнакомых, чужих, непонятных. Должно быть, такие ощущения испытывает человек, который каждый Божий день, бреясь в ванной по утрам, видит в окне напротив мужика, занимающегося тем же самым. Каждый день в течение нескольких лет. Он не знает его. Совсем. Ничего о нем не знает. Ни имени, ни профессии, ни семейного положения, ни привычек. Кроме одной — каждый день бриться по утрам в одно и то же время. Но постепенно этот человек становится какой-то маленькой частью его жизни. Маленькой, но, кажется, неотъемлемой. И когда он в очередное утро не обнаруживает этого незнакомца в окне напротив, ему становится как-то не по себе. Неуютно, некомфортно. Как будто кто-то переложил его вещи на рабочем столе, и теперь этот стол уже не кажется таким родным, своим.

А потом в один прекрасный день человек встречает незнакомца из окна напротив где-нибудь в баре или на автобусной остановке. И тот узнает его, улыбается… И они знакомятся, и, возможно, становятся друзьями. Именно этот момент и содержит в себе некий элемент сюрреалистичности, неправдоподобности — знакомиться с тем, кого ты уже давным-давно знаешь, и физиономия его тебе, может, уже немного и приелась.

Именно так и чувствовал себя сейчас Денис. С этими парнями он провел на "Ферме" целый год. С этим, крепким, стоящим напротив, даже играл в шахматы. С двумя другими периодически общался. Иногда весьма душевно. Впрочем, только с одним, этим щуплым. Но Денис не знал о них ровным счетом ничего. Ничегошеньки. Только индивидуальные номера.

Вот этот, слева, Десятый. "Червонец". Так его все и называли, без возражений с его стороны. А крепыш — кажется, Пятьдесят третий. Ну а щуплый — Двадцать восьмой. Его номер Денис запомнил прекрасно. Запоминающаяся, вообще, личность…

Оперативник огляделся по сторонам. Красивое место. Надо будет его взять на заметку. Тихое, чистое, и, главное, почти в самом центре. Это была точка, отмеченная чьей-то заботливой рукой на карте города для первого контакта с его будущими подчиненными. Одна из немногих вводных, полученных им в "центре". Учитель не раз говорил им, что агентов выбросят на "землю" как котят в реку. Ориентироваться на местности придется самим. От начала и до конца. Только свои мозги, смекалка, подготовка. Это положение являлось главным стержнем всей операции. "Центр" выполняет всего лишь две основных функции: осуществляет общее руководство и выделяет средства. Кто-то из курсантов даже пошутил по этому поводу цитатой из старого анекдота: "А я думал, дали пистолет — и крутись-вертись как хочешь".

— Именно, — серьезно отреагировал тогда Учитель. — Живите своим умом. Дураков и слабаков среди вас нет. Я за это ручаюсь.

"Хорошо бы", — подумал Денис, погрузившийся на несколько секунд в воспоминания.

А ведь действительно. Странное это было место. За пару дней оперативник успел составить первое впечатление о городе, в котором ему предстояло работать. Обычный, ничем особо не примечательный, похожий на подавляющее большинство городов России. Имелся исторический центр, занимающий не больше одной тридцатой от всей территории. Театры, государственные учреждения, всякая такая тема…

Основная часть Кировогорска была застроена частными, по преимуществу одноэтажными домами. То здесь, то там, словно рощи посреди равнины, торчали стоящие рядом "девятины" и "пятиэтажки-хрущевки". Картина не новая. Окраины застраивались многоэтажными домами, существенная часть которых была так называемой "улучшенной планировки". В черте города частный сектор, то здесь, то там, постепенно выдавливался. Крупные строительные компании выкупали участки, сносили старые одноэтажные кирпичные домики и возводили на освободившемся пространстве "многоэтажки". Как там поется у Ревякина: "Все по замыслу, все путем".

Центр города был по преимуществу одноэтажным. Очевидно, земля здесь стоила несравненно дороже, чем подальше к городской черте. Надо полагать, и строительные компании "жались" отваливать за землю большие деньги, и сами жильцы, привыкшие к жизни в центре, "где все близко", не стремились продавать свои с таким трудом построенные дома. Так что, побродив по улицам, Денис имел удовольствие наблюдать одну и ту же картину: частные домовладения.

И среди них, по улице Горького, и располагался вот этот вот странный маленький ухоженный парк, не больше чем двадцать на двадцать метров, и красивый, видно, старинный двухэтажный особняк прямо за ним. Построен он был не ранее девятнадцатого века, в этом Денис был уверен. В пользу этой версии говорила и сама архитектура, и форма кирпичей. А, кроме того, фасад здания был облеплен строительными лесами. Видно, особняк собирались реставрировать, но, несмотря на будний день, никаких рабочих возле него не наблюдалось. Более того, и само здание производило впечатление заброшенного.

Возле центральных дверей стояла какая-то иномарка типа "Каблук" и большой красной надписью "Империя" на кузове. Что эта была за "Империя", казино ли, кондитерская ли, авторы нехитрой рекламы пояснить не удосужились.

Впрочем, на стене у входа висела новенькая табличка, которая гордо гласила: "Региональная служба охраны и реставрации памятников архитектуры". А чуть дальше, Денис только сейчас разглядел, находилась еще какая-то доска с мелкими буквами. Оперативник смог разобрать только слово "Памятник" и римскую цифру "XIX". Порадовался, что не ошибся датировкой особняка.

— Ты куда это так всматриваешься? — осторожно поинтересовался парень слева.

— Да так… Показалось, что в машине сидит кто-то, — протянул Денис и повернулся к остальным.

Молодые люди смотрели на него выжидающе. Оперативнику показалось, что даже с каким-то любопытством.

— Ну что, мальчики, как добрались? — Денис обвел взглядом собравшихся.

— Да ничего, — неопределенно ответил один за всех. — Вот, пришли поглядеть на своего командира…

— И как? — ухмыльнулся оперативник.

— Могло быть и хуже, — пошутил тощий.

— Ты, Шестнадцатый, вроде не дурак, как мне показалось, — философски отметил левый. — Хотя по "рукопашке" отставал…

— Так или иначе, приказы обсуждать — не нашего ума дело, — заметил плотный. — Командуй.

— Это верно. Приказы не обсуждаются. И мои тоже. — Денис решил сразу расставить все точки над "и" со своими бывшими "сокурсниками", с которыми еще несколько дней назад имел равные права.

Парни отреагировали спокойно. Только левый едва заметно усмехнулся. А плотный совсем немножко, еле-еле уловимым движением, подтянулся, выдавая в себе военного человека.

— Только вот что, друзья, — оперативник смягчил тон. — Говорят, в военной разведке есть правило: каждый имеет право голоса. До тех пор, пока командир не принял решение. И я хотел бы, чтобы мы все приняли это правило для себя.

Денис непроизвольно хохотнул, глядя на серьезные лица товарищей. Те улыбнулись в ответ.

— Ну что, молодые люди, давайте знакомиться, — Денис достал из кармана рубашки новенький краинский паспорт. — Денис Алексеевич Кириченко. Восемьдесят первого года. Уроженец Донинска. Сирота. Холост.

Он вопросительно повернул голову к левому. Красивый стройный светловолосый парень был в модном темном клетчатом костюме. Матерчатые и, видимо, очень удобные кремовые туфли идеально подходили к штанам, а белая выглаженная рубашка просто слепила своей чистотой. Именно своей любовью к чистоте и некоей холености и запомнился Денису по школе это персонаж. Он всегда был аккуратно причесан и чисто выбрит, а ногти наводили остальных парней на подозрение, что Десятый с собой наедине балуется педикюром. Этот товарищ выделялся своей чистоплотностью даже среди однородного стада курсантов "Фермы", одетых в абсолютно одинаковую форму.

И еще вот что. Присутствовала в нем некая "интеллигентная дерзость". Именно так для себя сформулировал Денис. Он долго думал, кого же так напоминает ему этот "чистюля". И наконец, понял. Какого-нибудь царского офицера-дворянина, вот кого. Да-да, именно так… Этакий штабс-капитан, вкусивший всех прелестей окопной войны, немного почерствевший, но никогда не забывающий манер и своего происхождения. Денису тогда вспомнилась книга по воспоминаниям русского солдата, воевавшего в Первую Мировую во Франции в составе одной из русских бригад и вступившего после ее окончания в Иностранный легион. Этот солдат был до глубины души поражен, когда его командир, офицер-чех, после ожесточенной рукопашной схватки в окопах стоял посреди трупов и спокойно штопал свою порвавшуюся белую перчатку перед следующим боем. Парень тогда подумал, что "Червонец" — один из таких вот "штопанных".

Надо было себе признаться — ему не нравился этот гладкий красавчик. Почему? Очень просто. Классовая ненависть. Да-да, именно что самая банальная классовая ненависть! Не сильная, умеренная… Может, государство, в котором они жили, и было демократически-капиталистическим, но классовое расслоение никуда не делось. Признаться честно, Денис особо не упрекал себя за эти чувства. Более того, считал их совершенно нормальными. Парню из простой рабоче-крестьянской семьи вполне позволительно испытывать некую неприязнь к своему лощеному ровеснику, выросшему в каком-нибудь богатом доме, получившему прекрасное образование и усвоившему "интеллигентско-аристократические" манеры. И ничего в этом нет ненормального. Главное, чтобы чувства не мешали делу. А то, что мешать они не будут, Денис был абсолютно уверен. И в этом вопросе он себе не лукавил.

— Не нравлюсь тебе? — вдруг осведомился Десятый, иронично глядя на командира.

— С чего ты решил?

— Так… Показалось, наверное…

Денис оценивающе и задорно смотрел в глаза парню. Тот не отводил взгляда с еле заметной хитрецой.

— Не то, чтобы не нравишься, — протянул, наконец, Денис. — Просто, думается мне, в прошлой жизни мы с тобой, наверное, были, как бы это получше выразиться, в разных тусовках…

— Наверное, — подтвердил тот.

— Но сейчас это не имеет ровно никакого значения. Нам ведь и не нужно с тобой дружить, чтобы делать дело.

— Согласен, — спокойно подтвердил тот.

— На том и порешим, — резюмировал командир. — Так как же тебя звать, уважаемый?

— Карпун, Анатолий Валентинович, семьдесят девятого года, коренной Киянин, — парень иронически слегка наклонил голову, представляясь остальным. — Но можно просто — Червонец.

— Тебе, я смотрю, "кликуха" понравилась… — тощий, ухмыляясь, подкурил сигарету и сделал глубокую затяжку.

— Не обращаю внимания на такие мелочи, — спокойно ответил Толик. — Просто привык за год. А привычка — дело, разума не касающееся. Забыли лекции? Именно поэтому у нас имена настоящие. Человек подсознательно может отозваться на свое настоящее имя, и провалится…

— Ну понятно, короче… — прервал его Денис. — А ты кто такой будешь, весельчак?

— Бурченки мы, из Богдановской области… А звать меня — Левонтий Палыч, двадцати восьми лет от роду…

Парни повеселели. Положительный все-таки был человек этот двадцать восьмой. Он буквально излучал хорошее настроение.

Левонтий Павлович… Худющий веселый "кепконос". Так его прозвал про себя Денис. Двадцать восьмой всем своим существом напоминал какого-нибудь мелкого мошенника или хулигана из старого советского кино. Этакий представитель московской или питерской шпаны. Только кепки клетчатой не хватает. Глаза задорные, нагловатые, с "искринкой-хитринкой". Но не крысиные, не пугливые глаза. Плещется в них некая внутренняя сила. И, вроде бы, трудно себе это объяснить, но не хочется подсознательно связываться с таким человеком, а хочется только одного: при встрече с ним в темной подворотне безропотно отдать кошелек. Вот такие у Левы были глаза. А в остальном, не считая худобы, вполне себе обычный парень. Чуть ниже Дениса, длиннее среднего нос, карие глаза. Подстрижет коротко, но не "под насадку". Темные волосы слегка вьются…

— А ты, случаем, не еврей ли, Левонтий Палыч? — бесцеремонно поинтересовался командир.

Обычные джинсы с курткой, белые кроссовки, наплечная сумка…

— Наполовину, — невозмутимо сообщил Лева. — Отец еврей. А ты чего, антисемитизмом занимаешься?

— Понемногу, — как-то даже грустно подтвердил Денис.

Антисемитом он не был. Просто хотел понаблюдать за реакцией бойца. Национальный вопрос, как и религиозный, обычно трогает человека за живое.

— Это называется — бытовой антисемитизм, — Лева поднял вверх палец и изобразил на лице гримасу, которая должна была означать напряженную работу мысли. — Не переживай, он лечится.

— Да я и не переживаю. Пошлю тебя просто на передовую, и всего делов…

Оперативники расхохотались в голос. Между ними понемногу начинала появляться та необъяснимая и не изученная никакой наукой энергия, которая возникает между близкими по духу людьми. Людьми, объединенными одной целью, одним делом. Людьми, которым предстоит пройти вместе неизведанный путь, полный опасностей и неожиданностей. Людьми, которые должны доверять друг другу, потому что от этого зависит не только их жизни, но и успех дела. А это зачастую бывает даже важнее, чем жизнь. Денис почувствовал это. И ему показалось, что другие члены группы тоже.

— Кошак, — прервал вдруг веселье плотный и немного застенчиво оглядел переставших смеяться товарищей. — А зовут — Володя.

Пятьдесят третий… Владимир. Володя. Вова. Вован. Так вот как тебя, оказывается, зовут. Здоровый парняга. Ростом с Дениса, но широк, блин, широк. Кулаки — как две гири. Килограмм под сто. Стрижен под "три миллиметра", над правой бровью заметный шрам. Взгляд спокойный, уверенный, фундаментальный. Сразу видно, цену жизни парень знает. И тут никаких рассказов не надо было. И так видно — военный. "Спец" какой-нибудь. Причем вряд ли офицер. Это Денис так про себя решил. Непонятно почему, но вот так ему думалось. Не было в Кошаке этой самой "офицерскости". Вот Толян — другое дело. А Володя — сержант скорее. Или старшина. Контрактник. Семьи нет.

Впрочем, ее ни у кого из курсантов нет. Это было непременным условием участия в проекте. Об этом им как-то сказал Учитель. Ни с того, ни с сего. Просто так сказал. Нарушил свое же правило о категорическом запрете на распространение сведений о курсантах. Зачем сказал? Денис долго об этом думал. И решил, было, что просто так. Вырвалось. Или еще что…

Но потом, пялясь в телевизор в очередное воскресенье, похожее как две капли воды на все воскресенья на "Ферме", он узрел сцену из старого и любимого им детективного сериала "Коломбо". Убийца доказывал всем, что он обладал экстрасенсорными способностями, а придурковатый и обаятельный следователь пытался доказать, что это не так, чтобы раскрыть преступление. В процессе расследования Коломбо обратился за помощью к мальчику, начинающему фокуснику. Он объяснил ему, какое действо проводит мнимый экстрасенс, чтобы доказать свои способности.

"Это — трюк, — уверенно заявил малец. — Я его разгадаю. Мне нужно время и шоколадные коктейли".

— "Ты уверен? — поразился сыщик.

— "Надо просто помнить, что это — трюк", — поучительно и даже слегка надменно сообщил юный фокусник.

И разгадал, таки… И простой оказался трюк, до безобразия простой. Денис тогда неизвестно почему вспомнил эту фразу Учителя:

— "Надо просто помнить, что он не мог сказать это просто так. У него должна была быть цель", — заявил он себе.

Стал думать. И понял, причем достаточно быстро.

"Это для того, чтобы легче было людьми при необходимости жертвовать", — отчетливо произнес он себе тогда…

— Что "Кошак"? — не понял Лева.

— Мельниченко Владимир Михайлович, — терпеливо и рассудительно пробасил тот. — Восьмидесятого года рождения, уроженец Червоновской области, холостой. — Он остановился и еще раз обвел взглядом собеседников. — Кошак. Прозвище у меня такое. С детства.

— Кошак?! — изумился Денис. Лева хохотнул, Червонец весело лыбился. — Почему — "Кошак"?

— Ну, так получилось… — простодушно подав плечами, ответил оперативник. — Я как-то привык….

— Ну ладно, — командир сдерживал улыбку. — Кошак так Кошак. Желание клиента для нас — закон.

Только со временем все трое начали понимать, почему товарищ заработал такое странное прозвище. Все дело было в улыбке. Вернее, не совсем так. Володя внешностью напоминал кота и без всякой улыбки. Если присмотреться, конечно. Но только если присмотреться, и при этом знать, с кем сравнивать. Известно ведь, что многие люди похожи на животных, и ни для кого секретом это не является.

Денис, кажется, где-то читал или слышал о том, что на этот счет существуют даже теории о схожести черт характера человека с повадками зверя, на которого тот походил. Оспаривать сии научные концепции командир не стал бы за незнанием предмета спора. Но одно он мог утверждать определенно: характером и манерой поведения Кошак на кошака совсем не походил. Это однозначно. А если в чем то и походил, то не больше, чем на любое другое животное.

Но улыбка… Она не оставляла Володе никаких шансов. Парень улыбался широко и довольно, не показывая при этом зубы. В сочетании с темно-зелеными глазами и формой лица сходство с котом становилось таким поразительно-очевидным, что "погоняло" напрашивалось само собой.

— Червонец, Лева и Кошак, — задумчиво проговорил Денис, оглядывая свою команду.

— И д`Артаньян, — вставил Лева.

— Надо тебя, Владимир Михайлович Кошак, как-нибудь еще раз в шахматишки выиграть, — рассудительно вымолвил Денис, не обращая внимания на остроты Левы.

Володя, в свою очередь, не счел нужным реагировать на это замечание. Это особенно нравилось командиру в Кошаке. Отсутствие реакции на шутки и подколы далеко не всегда означает отсутствие у человека чувства юмора. То, что у Володи оно, это самое чувство, было, Денис знал точно. Еще по "Ферме". Но Кошак никогда не смеялся над теми остротами, которые казались ему неудачными. А это — признак сильной воли. Да-да, как это ни нелепо может показаться на первый взгляд. Это — признак того, что человек не боится иметь свое мнение, не боится его демонстрировать. Не нравится мне твоя шутка, вот и не смеюсь. Хочешь — обижайся, хочешь — нет. Дело твое. А я буду смеяться тогда, когда мне действительно смешно. Вот так то…

— Телефонами то обзавелись? — спросил командир. — Давайте номерами обменяемся…

Оперативники достали трубки. При этом у Червонца, естественно, как про себя отметил Денис, оказалась самая дорогая.

— Не бережешь ты гроши государевы, — укоризненно покачал он головой.

— Извини, мамочка… — прогнусавил Толик. — У тебя, вроде, тоже не дешевый.

Денис покачал головой в знак согласия. На самом деле, он понятия не имел, сколько стоила его трубка. По той простой причине, что ее не покупал. Но подозревал, что чрезвычайно дорого. И не потому, что была она красивая. А потому, что аппарат этот был ему вручен на "Ферме" для связи с Учителем. Никаких пояснений об особенностях его конструкции Шестнадцатому, естественно, никто не дал. Просто сказали: связь с "Центром" только по этому аппарату. И точка.

Надо думать, связано это было с защитой от прослушивания. Так предполагал Денис. Тут ведь дело было вовсе не в секретности. Командир уяснил себе эту особенность поведения "чекистов". Для того чтобы понять, что аппарат был защищен от "прослушки", много ума не требовалось. Но зачем об этом говорить, если можно просто сказать, что "для связи с центром"? Ну зачем тебе, спрашивается, знать, что это за трубка такая? Зачем тебе это знать, если вполне можно и не знать. Без вреда для дела. Не знать, и все. А предполагать ты можешь что угодно. Это, парень, твои проблемы. Но ведь тебе никто не говорил, что этот аппарат особенный. Не говорил? Ну вот видишь… А что ты сам себе напридумывал…

Не из вредности все это, а по привычке скорее. Десятилетиями выработанной привычке к всеобщей секретности, от которой трудно отказаться. А может, и не надо отказываться? Кто знает…

И еще, кстати, дали Денису стеклянную бутылку с прозрачной жидкостью и сказали, чтобы в случае опасности облил ей телефон. А еще лучше, налить ее в какую-нибудь посудину и кинуть туда аппарат. Но это, если конечно, время будет. Не таскать же эту бутылку вечно с собой, в самом деле…

Его подчиненные таких аппаратов, естественно, иметь не могли, потому как связь с Учителем осуществлялась исключительно через командира. И о том, что трубка Дениса была такая особенная, тоже не знали. А пояснять он не стал. Помнил этот самый принцип: "Если какую-то информацию можно не давать, то ее не надо давать".

— Как разместились-то? — осведомился Денис. — Ну тебя-то, красавец, я в "Европе" видел… — кинул он взгляд на Толика.

— Правда? — удивился тот. — А я тебя нет…

— Да я и без этого мог бы догадаться, где поселится такой "фраер", как ты, — съязвил командир. — Где же тебе жить, как не в самой лучшей гостинице Кировогорска.

— Врешь, начальник, — деловито парировал Червонец. — Лучшая гостиница в городе — "Каталония".

— Ну надо же, — удовлетворенно мурлыкнул Денис. — Мы уже за два дня освоились! Похвально.

— Погоди, то ли еще будет, — самонадеянно, но без агрессии, бросил Толик.

— Я — на квартире в Балашевке, — сказал Кошак. — Таксист посоветовал хату. Однокомнатная, в "жакте"…

— А я — в "Центр-Отеле", — Лева широко зевнул. — Нормально такое место.

— Ладно, мальчики, — Денис сделал паузу и, уставившись в землю, секунд десять обобщал полученную информацию, приводил ее в систему. — Мочим расход. Нюхайте город…

— Когда встретимся? — осведомился Червонец.

— Я позвоню, — Денис повернулся к парням боком. — И вот что еще… Помните: "светиться" пока нельзя. Ходите по улицам как невидимки. Никаких знакомых, никаких контактов. Только случайные люди. Не наследите. Не забывайте, мы еще не разработали легенды. Пока мы — призраки…

30.09.2008. 17:04

— Здравствуй, Учитель.

— Ну, здравствуй, Аякс. Как тебе твое новое имя?

— Шестнадцатый — мне больше шло.

— Ха-ха-ха! Но, согласись, "Аякс" — тоже неплохо.

— Не задумывался над этим.

— И правильно. Разве это главное. Ну что, рассказывай, как твои делишки, как освоился?

— Да пока никак не освоился. Осматриваюсь.

— Ну это понятно. Я первые впечатления имею в виду.

— О местности или о парнях?

— И о том, и о другом…

— Работники, на первый взгляд, вроде нормальные. Как там будет дальше, сам понимаешь, покажет время…

— Естественно.

— Местность тоже неплохая. Однозначно, есть поле для работы. Опять же говорю, на первый взгляд.

— На чем основывается такое твое утверждение.

— Ну, в общем, на двух критериях, которые, на мой взгляд, являются определяющими.

— Так-так…

— Во-первых, на лицо — значительный протестный ресурс. Не то, чтобы люди готовы хоть сейчас на баррикады, но недовольством общим положением дел весьма значительное. Уверен, с течением кризиса оно будет только усиливаться.

— Очевидно. Но против кого по твоему мнению, направлена эта энергия?

— Ты мне такие сложные вопросы задаешь! Мне тут поработать надо хотя бы какое-то время, чтобы отвечать…

— Да ты не трепыхайся. Я ж не требую безапелляционных выводов. Это, если хочешь, вопрос вообще скорее для общего впечатления…

— Да трудно сказать, против кого… Против всех, против своего мира скорее, что называется… Против власти, против чиновников, против бизнесменов… Против всех, я ж говорю. На власть в основном обижены за то, что вместо того, чтобы делом заниматься, они непрерывно гавкаются…

— Ну что ж… И то — хлеб.

— Ну да… А второе, и главное — определенно есть кадровый потенциал для операции. Это я говорю однозначно.

— Ты прав. Это — и есть главное. Мы об этом много говорили.

— Помню. А это значит, что можно работать. И будем работать.

— Я рад, что у тебя такое боевое настроение, Аякс.

— У тебя оно тоже боевое?

— А как же? Теперь слушай внимательно. Лучше запоминай, не записывай. Четырнадцатого, во вторник, получишь посылку…

08.10.2007. Ферма. 14:57

Обед был весьма и весьма сносным. Какой-то слегка недосоленный суп, гречневая каша с куском говядины, овощной салат, хлеба много, на столах, и сок какой-то…

Большое невысокое здание, из которого теперь вели отряд Дениса в неизвестном направлении, называлось просто: помещение N4. Кормили курсантов всех вместе. У каждого отряда имелся свой длинный металлический стол со скамьями по бокам. При этом даже когда вся голодная "свора" усаживалась питаться, множество длинных столов оставалось пустыми. Сколько, Денис не сумел подсчитать. Поленился… Кстати, сделать это он не удосужился до конца обучения. Да и зачем? Так или иначе, очевидным было то, что столовая была рассчитана на гораздо большее количество людей, нежели сто человек.

Ни во время обеда, ни ужином, ни в какой-либо другой день курсанты не увидели в столовой ни единого человека. Кроме них и обедавших рядом старшин в помещении не было никого. Еще одна особенность режима.

После обеда их построили и повели в неизвестном направлении.

"Хотя, почему это в неизвестном направлении? — сам себя спросил Денис. — В самом что ни на есть известном. Сказано же было: с трех до девяти — специальность. Внимательнее надо быть, Денис Вячеславович…".

Вообще, оказалось, что опасения Дениса по поводу того, что на первых порах придется выплевывать куски легких на марш-бросках, не имели под собой никаких оснований. Было очевидно, что никто не собирался "натаскивать" курсантов на армейский манер. Утренняя пробежка хоть и оказалась двухкилометровой, однако усвоилась Денисом, да и большинством курсантов, вполне нормально. Зарядка, работа на пресс, отжимания, турникет… Все это было терпимо.

После завтрака старшины, поочередно меняясь, полчаса гоняли весь курс по плацу, впрочем, тоже не сильно усердствуя. Денису как человеку, в строю никогда не шагавшему, поначалу было туго. Но затем он приноровился. Как-никак, а начальную военную подготовку в его время в школе никто еще не отменял.

Затем четвертый и пятый отряды повели куда-то в лес, где под землей располагался обширный тир с множеством длинных металлических столов. Вдоль ближней от входа стены на всю длину располагались шкафы с самым разным оружием: от кинжалов до ручных гранатометов. Пожилой, но все еще с виду весьма крепкий мужчина начал знакомить курсантов с пистолетом системы Стечкина. Денису, как и другим, пришлось несколько раз собрать и разобрать его, и даже пострелять. Понравилось…

Потом был рукопашный бой. Тренер долго рассказывал об особенностях человеческого тела и философии поединка вообще. Практика на сей раз ограничилась показательным боем с вызвавшимся по желанию и, как стало очевидно, весьма неплохо натренированным курсантом. Впрочем, тренер разделался с соперником быстро и искусно. Ну и, как-то незаметно подобрался обед…

Минут через десять после выхода из столовой отряд приблизился к большому высокому строению, имевшему прямоугольную форму. Маленьких зданий на объекте вообще не было. Это Денис понял давно, еще в течение дня. Судя по всему, эта база была многофункциональной и строилась с расчетом на то, чтобы на ней можно было выполнять самые различные задачи. Вплоть до размещения крупной воинской части или даже соединения. Но это здание было значительно крупнее тех, в которых курсанты сегодня уже побывали. В длину оно имело метров семьдесят — не меньше, в ширину — примерно тридцать пять-сорок. Высота — не меньше пятнадцати метров. Длинные узкие окна высоко над землей. Крыша покрыта все тем же слоем земли с растительностью, впрочем, как и все строения на объекте.

"Помещение N5", — гласила большая надпись, сделанная черной краской у самой крыши.

"Ну да… — иронически отметил про себя Денис. — Они тут явно не преследовали цель разнообразить себе и другим жизнь".

Со стороны, ближней к курсантам, в стене имелись двое огромных ворот, наглухо закрытых. С правого бока, ближе к углу, виднелась обычная дверь, открытая настежь. В нее-то старшины и заводили своих курсантов. Примечательным было то, что в отличие от других помещений на объекте, командиры не только не входили туда первыми, но и вообще не заходили внутрь. Денису даже показалось, что они подчеркнуто даже не смотрят внутрь. Может, такова была инструкция, а может у курсанта начала развиваться паранойя.

"А ведь я, собственно, именно сейчас и узнаю, чем мне придется заниматься, — вдруг понял Денис. — Специальность — это же и есть главное! Остальное, "рукопашка" там всякая и строевая, вся эта лабуда — общая подготовка. Специальность! Вот что по-настоящему важно!"

От волнения у него даже начали трястись руки, спина слегка вспотела.

Старшина, подведя свой отряд к двери, посторонился, пропуская курсантов по одному и провожая каждого взглядом. Денис робко перешагнул порог.

Он, как и все остальные курсанты очутились в огромном светлом зале. Никаких внутренних перегородок или даже закутков не было. Просто — большой аквариум. С высоченного потолка на тонких креплениях свисали серые лампы. Их было так много, что казалось — наступил Новый Год, и веселые хозяева украсили свою квартиру старым испытанным способом: обмотали ватой серебристую мишуру, обмакнули ее в воду и с силой кинули в потолок. И теперь она, прилипшая, красиво свисает вниз, задевая головы гостей.

Однако пустым зал назвать было нельзя. Всюду стены были увешаны досками для письма фломастерами, какими-то диаграммами, схемами. И главное — море карт. Больших и маленьких. Карт мира и отдельных районов разных городов. Большого масштаба и маленького. В дальнем углу висело множество не различимых на таком расстоянии крупного формата фотографий. В другом углу располагался один очень большой плазменный монитор, а по бокам от него — еще четыре поменьше. Невдалеке на столах стояло несколько компьютеров, соединенных проводами с окрашенным в синий цвет электрощитом.

Но внимание курсантов было сосредоточенно на середине зала. Там находилось несколько составленных вместе магнитных досок на высоких подставках. Рядом имелись обычные деревянные столы без встроенной тумбочки. Напротив всего этого хозяйства были наставлены мягкие разноцветные диваны, жесткие стулья. Кое-где на полу просто лежали спортивные маты и какие-то подушки, коих было великое множество. Но особенно много было красных и синих мешков для сидения. Денис видел такие по телевизору, и в магазине, кажется.

"Говорят, удобные…" — отметил про себя он.

В центре всего этого хаоса, прямо на столе, сидел человек и спокойно читал какую-то книгу. Одет он был точно так же, как и остальные курсанты. Отличия было два: во-первых, на его форме не было пришито никаких номеров, а во-вторых, лицо закрывала черная маска.

Человек не обращал на курсантов, сбившихся у входной двери, как стадо овец, ровно никакого внимания. Так продолжалось с полминуты. Наконец, самые смелые начали медленно подходить к центру зала. В конце концов, через пару минут на почтительном расстоянии от читающего мужчины, образовался полукруг курсантов, молча внимательно следивших за них.

— Нет, вы только послушайте… — внезапно задорно засмеялся тот, и стало понятно, что по возрасту он, если не одногодка Денису, то недалеко, как говорится, ушел.

"Может, лет тридцать, от силы — тридцать пять…" — предположил Денис, наблюдая за уже хохочущим мужчиной.

Я — внук Карамзина,

Изрек в исходе года

Мещерский. Вот те на!

Причем же здесь порода?

И в наши времена —

В семье — не без урода!

Прочитав стих, маска вновь засмеялась. Веселье никто не поддержал. Курсанты все также молча смотрели на юмориста. Каждый пытался угадать, что им всем нужно делать. Но, судя по всему, никому в голову не приходили умные идеи. Поэтому все продолжали молча наблюдать за происходящим.

— Кто-нибудь из вас, господа, знает, что за поэт написал эти стихи? — так же неожиданно задала вопрос маска, обводя взглядом присутствующих.

— Минаев, — не то, чтобы неуверенно, а скорее непонимающе ответит кто-то из толпы.

— Точно! — мужчина захлопнул книгу. — Минаев. Откуда знаешь? Читал?

— Ну, немного… — протянул все тот же голос.

— Повезло… — грустно констатировала маска. — А вот я не читал. Как то не встретился мне этот поэт на жизненном пути. А жаль, весьма жаль… Судя по этому отрывку, познакомиться с творчеством стоило…

Он немного помолчал.

— Это — Пикуль. Валентин Пикуль. Обожаю его произведения, — мужчина постучал пальцами по обложке книги у него в руке. — Вот если бы я ее не прочитал, я бы даже не знал, что был такой русский поэт конца девятнадцатого — начала двадцатого века… Но я прочитал, и теперь знаю. Но, с другой стороны, он, — палец указал куда-то в толпу курсантов, — читал самого Минаева. Понимаете? Первоисточник, а не пересказ первоисточника.

Он ловко соскочил со стола и приблизился к курсантам.

— Я — ваш первоисточник. И то, чему вы здесь научитесь, сделал я. От первого до последнего слова. Цените это. У вас есть шанс учиться не по книге автора, а у самого автора. А это, — он указал на соседний стол, на котором стопками были сложены какие-то одинаковые книги, — ваш букварь. Он будет у каждого свой и пронумерованный. Возьмете потом… Его вы должны знать, что называется, "на иголку". Кто знает, что означает это выражение?

— Это у талмудистов такое, евреев то бишь… — смущенно пробасил стоящий рядом с Денисом двадцать первый. — Они Талмуд наизусть зубрят. То есть, не просто наизусть, а так, чтобы иголкой проткнуть страницы, и знать, в какое слово она попала, скажем, странице на пятидесятой…

— Верно, верно… — удивленно покачал головой главный. — Какой грамотный у меня, однако, курс. Надеюсь, будет, чем гордиться! Потому что я вас подбирал. Лично. Ну, не один, конечно… Но решающе слово было за мной.

Макса медленно скользила мимо курсантов, заглядывая каждому прямо в глаза. И Денису тоже. Спокойные, умные, с какой-то едва заметной искоркой.

— Да… — удовлетворенно продолжал он. — Все Вы — разные. Отовсюду. Из Владивостока и Калининграда, Сочи и Мурманска. Москвы и Питера. Мы подбирали вас по одному, человек к человеку… Поверьте, дети мои, я потратил на это много времени. Среди Вас есть военные, ученые, педагоги, чиновники. Но есть одно… То самое, что объединяет вас всех, и меня, кстати, тоже…

Мужчина остановился и развел руки в сторону.

— Все мы, тут собравшиеся — мутанты!

В зале повисло молчание. Курсанты тупо смотрели на оратора, ожидая дальнейших пояснений.

— Да, да, господа… Мы — мутанты. Но мутация наша не опасна, а скорее — интересна и полезна. Она — у нас в головах, в умах. И заключается она, господа, в том, что все мы, являясь по сути своей, гуманитариями, имеем типично инженерный ум. Такое встречается чрезвычайно редко… Инженер, конструктор в девяноста девяти процентах случаев — типичный математик, "точник". Но есть еще такие, как мы. Выпадающие из общих рамок и стандартов. Мы ненавидим физику и математику, нас скучно возиться с абстракциями. И мы начинаем прилагать свой нестандартный ум на окружающую нас действительность. Пытаться создавать новые миры и общественные формации, придумывать социальные теории, собирать и снова разрушать…

"В общем-то, он прав", — подумал Денис, вспоминая пройденный им к этому дню жизненный путь.

Так все и было. Неуспеваемость по точным наукам, какое-то интуитивное понимание исторических и общественных процессов и, в то же время, мощные приступы скуки при входе в читальный зал.

— Нам скучно, господа! — главный явно вошел в раж и почти кричал, хотя необходимости в этом не было. Все и так слушали, затаив дыхание. — Как бывает скучно человеку, занимающемуся не любимым делом… Но мы — не отмороженные любители острых ощущений. О, нет! Мы умны и талантливы. Некоторые из нас не особенно смелы, некоторые — смельчаки, но и тем, и другим, кажется невероятной глупостью тратить время и силы на то, чтобы рисковать жизнью или здоровьем ради получения сиюминутной дозы адреналина. Нам нужно совсем другое… Мы стремимся приложить к реальному делу свой талант и способности, чтобы добиться успеха. Из таких как мы, господа, получаются хорошие политики, крупные администраторы, высокооплачиваемые политтехнологи и…

Он вновь обвел долгим взглядом свой курс.

— Чекисты… — тихо закончил кто-то за него.

— Да, Пятьдесят третий, — похвалила маска кого-то в толпе. — С одной лишь существенной поправкой… Чекистов много, и подавляющее большинство из них, поверьте мне, занимаются весьма нудной, нисколько не опасной и совершенно не интересной работой. Вы же предназначены для другого…

Мужчина подошел к центру импровизированного класса, резко повернулся к курсу, расставил ноги на ширину плеч и заложил руки за спину. Фигура распрямилась и теперь источала уверенность. Подбородок слегка приподнят… Голос стал твердым. Главный четко и громко выговаривал каждое слово. Денис краем глаза обратил внимание на то, что кто-то из курсантов, видимо, инстинктивно, выдавая в себе военного человека, замер в постойке "Смирно".

— Меня зовут Учитель, — отчеканила маска. — Так вы будете меня называть… От меня зависит ваше будущее. Я — ваша низшая и высшая инстанция. Я научу вас тому, что создал сам, своим трудом. Я сделаю из вас редких и чрезвычайно ценных специалистов в своем деле. Вы станете диверсантами. Но не теми диверсантами, которые пускают под откосы поезда и перерезают линии связи. Я научу вас одному из основных разделов "теории стратегической диверсии". Вы станете конструкторами, инженерами. Но полем вашей деятельности станет не завод или НИИ, и реальная жизнь. Вы будете играть сложные партии, ставки в которых — крайне высоки. В случае победы, к вашим ногам лягут целые города и территории, за ошибку и поражение вы заплатите своей свободой или головой…

В зале воцарилась такая тишина, что, казалось, пролетающая муха шумела бы как вертолет. Курсанты переваривали сказанное, а маска, судя по всему, оценивала эффект от произнесенной речи.

— Ну а теперь, дети мои… — Учитель, как ни в чем не бывало, уселся на стол и взял в руки книгу. — Разбирайте свои буквари и бегло их просмотрите. Времени у Вас — час. Мне хотелось бы услышать ваше первое впечатление. Располагайтесь, где вам удобно, — и он, более не обращая внимания на происходящее, погрузился в чтение.

Курсанты, сначала нерешительно, но потом смелее, начали подходить к столам и брать "буквари". Денис нашел свой практически сразу. Светло-синяя обложка без названия, лишь в правом верхнем углу проштампована цифра "16".

Он огляделся. Курс сейчас напоминал только что приплывших на лежбище морских котиков, устраивающихся на отдых. Самые быстрые заняли диваны и кресла. Многие устроились на мешках. Три курсанта, собрав подушки, без стеснения расположились прямо на лежащих на полу матах. К ним Денис и решил присоединиться. Сняв ботинки, которые сразу начали источать соответствующие ароматы, он прилег и, облокотившись на спинку стоящего рядом дивана, раскрыл книгу. Неопределенно хмыкнул, и начал бегло знакомиться с содержанием. Сначала читал, потом долго рассматривал графики, схемы и таблицы…

— Ну, у кого какие впечатления, господа. Внимательно слушаю… — Учитель, ровно через час, отложив чтение, обвел взглядом полулежавший полусидевший курс.

Лично Дениса впечатлило. Четкое отношение он пока составить не мог. Оно и понятно. Надо было все внимательно изучить. Но в том, что штука обещала быть крайне интересной — не было никакого сомнения.

Курсант неопределенно хмыкнул и вновь перечитал название на первой странице: "Вооруженное восстание как метод диверсионно-подрывной работы".

09.10.2008. Краина, г. Кировогорск. пл. Богдана Хмельницкого. 21:03

— Ну а кто "держит" город?

— Краинцы, не "звери", — уверенно ответил Червонец. — Как и везде, есть местные авторитеты. Детально вопрос пока не разрабатывал. Но можно собрать информацию…

— В общем-то, господа, — Денис отхлебнул "Олони", местного пива, весьма недурного, — как Вы, наверное, понимаете, данный вопрос интересует меня лишь в следующем ракурсе: способны ли эти товарищи каким-либо образом помешать нашим планам? Каков их потенциал?

— Сейчас сказать трудно, — пробубнил Кошак. — Если навскидку, я бы сказал — вряд ли.

— Согласен, — подключился Лева.

— Основания? — потребовал командир.

— Город небольшой, и не сказать, чтобы особо богатый, — излагал Кошак. — В маленьком поросенке не может быть двадцатиметрового глиста…

— Что за сельскохозяйственные аналогии… — поморщился Денис.

— Извини. Я хотел сказать, что большие паразиты могут быть только там, где им есть, чем питаться.

— Безусловно, — Лева затушил сигарету. — Вне всякого сомнения, организованная преступность в городе существует. Она была, есть, и не может не есть. Что она из себя представляет? Думаю, два-три авторитета местного разлива, полубандита-полупредпринимателя, да "быков" десятка два-три. При оружии, естественно. "Трясут" потихоньку "ларечников" и всякую мелочь…

Им принесли еще пива. В старых добрых пол литровых кружках, в каких в стародавние времена пухлые бабы в приблизительно белых фартуках наливали рабочему классу свежее пиво из желтых бочек прямо на улицах советских городов. Денис таких кружек давненько не видал.

Заведение это он подметил на днях, присматриваясь к грязно-серой неприятной пятиэтажке возле площади Хмельницкого, в которой размещалась городская телефонная станция.

Кафе не имело названия. Вернее сказать, оно, конечно, его имело, но название это было ей не нужно. Такие места обычно называют "рюмочная", "тошниловка", "кабак". Так и говорят: "Ну че, вечером в нашем кабаке?". Или: "Опять вчера в нашей "тошниловке" надрался…". Похоже, что хозяева об этом догадывались, потому как над входом никакой вывески не наблюдалось.

Достаточно просторный зал с обитыми деревом стенами и с барной стойкой справа от входа был наполовину заставлен игровыми автоматами. Вторую половину занимали широкие, под цвет стен, деревянные столы с деревянными же лавками. Посетителей было немного. Только два приличных на вид мужика в коротких кожаных куртках лениво потягивали пиво, ведя неспешную беседу, да несколько сопляков спускали чьи-то деньги, нервно долбя по большим кнопкам на панелях "одноруких бандитов".

Вот такие места как нельзя лучше и подходили для встреч. Особенно если человек не хочет "светиться". Сюда заходит масса разношерстной публики, и никто не обращает на окружающих внимания. Уставшие таксисты и водители общественного транспорта после смены — пропустить пару кружек пива, тощие доценты перед лекцией — "тяпнуть пятьдесят коньячку" для поднятия настроения, сдобные продавщицы продуктовых магазинов с килограммом "штукатурки" на лице в попытке скрыть наступающую старость — побалакать с такими же как и они сами подругами. Не мужика подцепить, а именно что пообщаться. Каждая знает: в таком место подцепить можно только…. Да ничего не можно подцепить!

Любопытным было то, что кафе содержалось в относительной чистоте. Пиво было весьма сносным, некоторые даже заказывали себе пельмени или вареники. Но что-то неуловимое, неразличимое для человеческого глаза придавало этому заведению шарм "рюмочной", а не кафе со степенной публикой.

На "Ферме" на них даже один раз эксперимент поставили. Для наглядности. Во время перерыва, когда все пили кофе и обсуждали всякую ересь, Учитель как бы незаметно подошел к одному курсанту и заговорил с ним о чем-то. Минут пять говорили. А потом, когда началось занятие, он вдруг спросил его:

— Ты слышал, о чем говорили девятнадцатый и двадцать второй?

— Когда? — стушевался тот.

— Когда мы с тобой общались в перерыве. Они ведь стояли рядом с нами.

— Правда? Ну да, кажется, стояли…

— Так о чем они говорили?

— Я не слышал…

— Ты не слышал? Как же ты мог не слышать? Они стояли в метре от нас…

Свойство психики. Так пояснил Учитель. Человек, поглощенный своим делом, не слышит разговора рядом с собой. Так работает человеческий мозг. Он просто не записывает эту информацию. Не распознает ее. Определяет как посторонние шумы и отметает в сторону как ненужный для анализа материал.

— Запомните это, — подытожил Учитель. — Вы думали, что для того, чтобы Вас не услышали, нужно говорить тихо. Вы ошибаетесь. Для того чтобы вас не услышали, нужно знать, как, где и с кем говорить…

"Тошниловка" была именно тем местом, где можно было говорить. Пока нет своего надежного помещения… Войдя сюда первый раз, Денис подошел к низенькой лет пятидесяти барменше и попросил кружку пивка. Не будучи особым любителем алкоголя, ему иногда хотелось опрокинуть бутылку-другую светлого пива. Это его расслабляло.

Осушив свой бокал за пару минут, Денис направился к туалету в дальнем конце помещения, и с удивлением обнаружил там проход в небольшой и весьма симпатичный внутренний дворик, который никак не сочетался с внутренним убранством пивной. Он был окружен со всех сторон частными постройками и уложен старой серой тротуарной плиткой. Внутри дворика располагались несколько уютных беседок человек на десять каждая. Тоже деревянных, на металлическом каркасе. За дальней сидела шумная компания немолодых дам и пила "горькую". Теперь на этом же месте присели они…

— Не совсем согласен, — Червонец обвел компанию взглядом и остановился на Денисе. — Нас учили, что любая организованная, даже не вооруженная сила, потенциально представляет для нас опасность. Вопрос надо проработать. Хотя, конечно, ты командир…

— Что касаемо "уркашей", Кошак, поручаю это тебе, — Денис отхлебнул пива и одобрительно крякнул. — Присмотрись, понюхай. Но время особо не трать. Честно говоря, я склонен согласиться с тобой и Левой. Вряд ли "блатные" — нам помеха. Есть, правда, еще тюрьма и СИЗО, но это — вопрос отдельный.

— Слушай, а почему ты не поднимаешь вопрос о легендировании? — вдруг поинтересовался Толик.

Кошак с Левой еле заметно стушевались. За столом повисла тишина. И Денис понимал ее причину. Данная проблема, вне всякого сомнения, относилась к разряду первоочередных. То есть тех, которые по определению должны были решаться исключительно им, командиров. Задавая подобный вопрос, Червонец не просто проявил бестактность. Фактически он грубо вмешался в компетенцию начальника, поставил под сомнение его авторитет, осмелился опосредованно указывать на некие недочеты. Это понимали Лева с Володей. Это понимал Денис. Это, похоже, начинал осознавать и Толик.

— Я просто так… Интересуюсь. Не пора ли… — неуклюже попытался выровнять ситуацию оперативник.

Но если бы не эта фраза, Денис бы сорвался на него. Он был уже готов это сделать. Но не стал нагнетать отношение. Тем более что последняя реплика однозначно свидетельствовала о том, что Червонец осознал, что перегнул палку. Впредь будет осторожней…

— Потому, Ваше благородие, — все-таки съязвил Денис, — что мне не нужны ваши отдельные жизни. Мне нужна конструкция, понимаешь…

Лева с Кошаком, напрягшиеся было в ожидании бури, расслабились.

— Впрочем, ты не совсем прав, — продолжил командир. — Есть у меня кое-какие задумки. Хотел с Вами сейчас обсудить.

— Вот-вот… Не лезь поперек батьки в пекло! Правильно я говорю, Денис Алексеевич? — подобострастно пропел Лева.

Володя с Толиком громко заржали.

— Вот например… Ты — Анатолий Валентинович, — не обращая внимания на Левины остроты, продолжил Денис, — говоришь, Киянский?

— Говорю.

— Столичный, значит, — подчеркнул командир. — В принципе, это не важно, но так даже лучше.

— Почему? — подключался Толик.

— А потому, что мажор ты.

— Я?

— Ты, — Денис развел руками. — А что поделаешь? У каждого своя судьба.

Он поднял бокал пива "чокнулся" с Червонцем.

— Мажор, говоришь? — Кошак недоверчиво покачал головой.

— Мажор, — продолжил Денис. — Сам-то ты парень столичный. Жил в центре.

— Паспорт дай, — потребовал Лева у Толика.

— Папа твой — олигарх. Ну, не то. Чтобы совсем прямо олигарх, а так, местного разлива.

— Карпун? Не слыхал про такого, — бросил Володя, наблюдая, как Лева изучает поданный ему документ.

— А потому ты не слышал, что, говорю же, не прямо он, чтоб олигарх! Просто так, человек богатый. Да и бизнес у него по большей части за границей, — убеждал Денис.

— Чего так? — не отрываясь от паспорта, поинтересовался Лева.

— Да так получилось, — поддержал Червонец. — Раньше-то в Краине был. А потом налогами душить стали. Бизнес продать пришлось и в заграницу вложиться. И ничего, удачно вложился.

— И чего делает?

— Да как все. Казино парочка. Перевозки какие-то. Заводиков пара. Бизнес, вы же знаете, дело такое. На одном сосредотачиваться нельзя. Прогорит дело, так другое прибыль давать будет…

— Познакомишь? — попросил Володя.

— Как-нибудь обязательно, — согласился Толик. — Да только он по большей части за границей живет. В Лондоне. И мамаша там же. На родине редко появляются.

— А ты как же? Один что ли рос? — продолжал допрос Лева.

— Почему один? — перенял эстафету Денис. — Они же всего-то пару лет назад уехали. А до этого здесь жили, все, как полагается. Батяня устроил его в Университет Тараса Шевчука, который он с горем пополам и закончил. Факультет социологии.

— Почему именно социологии?

— Да… Думал, там легче учиться будет, — объяснил Червонец.

— Ну ты дурак… — поразился Лева.

— И че? Отучился ты. Работал где-то?

— Да нет, — развязно ответствовал мажор. — Я в шоу-бизнесе себя пробовал. Не получилось пока…

— Ну а здесь-то ты какого лешего делаешь, золотой ты мой? — выдержав паузу, задал, наконец, ключевой вопрос Кошак.

Толик вопросительно посмотрел на командира. Лева закончил рассматривать паспорт и вернул его владельцу.

— "Накосячил" он, — после долгого молчания изрек Денис, многозначительно поставив ударение на первом слове.

— "Накосячил"? — переспросил Володя.

— "Накосячил"? — не понял Лева.

— "Накосячил", — подтвердил командир.

— Ага… — закончил Толик.

— В смысле — "накосячил"? — не унимался Лева. — Где? Когда? Как?

— А ты что — "мент" что ли? — огрызнулся Червонец.

— Вот именно! — возмутился Денис. — Че ты жилы из человека тянешь? Не рассказывает, значит — не хочет…

— Действительно, — Володя укоризненно посмотрел на товарища. — Чего ты ему мозг клюешь? Захочет — сам расскажет.

Лева одобрительно покачал головой, давая понять, что удовлетворен ответом.

— Правильно, — поддержал командир. — Со всеми бывает. "Накосячил", и все. Образ жизни вел разгульный. Благо, папа из-за границы "деньгу" слал регулярно. Хата шикарная в центре, "тачка"… Молодой… Чего не веселиться. А где веселье, там что?

— Наркота, драки, пьяные оргии… — перечислял Толик.

— Вполне возможно, с "малолетками", — вставил Лева.

— Вождение в очень нетрезвом виде, сомнительные знакомства… — вносил свою лепту Володя.

— Да мало ли как он "попасть" мог!? — оборвал их Денис. — Важно то, что "встрял" наш Анатолий Валентинович крепко. Так "встрял", что пришлось папаше родному срочно прилетать из города Лондона и поднимать на уши все свои "коны", "забашлять бабло немереное", чтобы сыночка своего, кровинушку, от зоны спасать.

— Так… — кивнул Володя.

— Так вот, стало быть, папаша. Валентин, свет, Петрович, прилетев с чужбины, надавал своему отпрыску по мордам, сунул в карман денег и сказал: "Прыгай в тачку, и чтобы к утру был в Кировогорске. Дружок там у меня знакомый, при больших чинах. Я ему насчет тебя позвоню. В случае чего — предупредит. Но на глаза ему не попадайся. Сними "хату" и сиди, мудак недоделанный, как мышь. Из Кировогорска — ни ногой. И чтобы не слышно тебя было и не видно. А ослушаешься, щенок, смотри: долго "вискаря" да потаскух не увидишь…".

— И приехал добрый молодец Анатолий Валентинович в провинциальный Кировогорск, снял себе квартиру…

— В центре, хорошую… — вставил Лева. — Папаша, хоть и злющий, но деньгами не обижает. Единственный сын, все же. Наследник… Да и в однокомнатных "хрущевках" наш мажор жить не привык.

Володя продолжал молча кивать, глядя в пустоту. Он был из тех людей, у которых мыслительный процесс в прямом смысле отражается на лице. В данном случае, лицо его свидетельствовало о том, что мозг работал, что называется, "на полную катушку", обрабатывая информацию, ища в "дыры" в излагаемой истории.

— И приехал наш Толик в город, снял квартирку подходящую. А делать-то чего? — вопрошал Лева.

— А то-то и оно, что нечего, — пояснил командир. — Провинция, как-никак. Это тебе не Киян. И вот шляется наш мажор по городу, от безделья мается. По "клубешникам" да барам "шарится", "вискарь" жрет и "бабки" отцовские пропивает и на "телок" спускает.

— И все-то его уже знают, — продолжил Володя. — И везде он вхож. Примелькался. Какая где "движуха" — он тут как тут. С молодежью общается, все про всех ведает. Прогрессивный, одним словом, человек. И в общественной жизни от скуки поучаствовать сможет. Не громко только, на местном уровне…

— Именно, Володенька, именно, — похвалил подчиненного Денис.

— А почему ты, пацан, прописан на какой-то Якутской улице? — подозрительно пришурился Лева. — Ты ж говорил — в центре живешь. Разве есть в центре такая улица? Я вот, бывал в Кияне много раз, но что-то не припомню.

— А потому не припомнишь, что нет ее в центре, — спокойно подтвердил Толик. — Это — я тебе потом скажу где. Прописан я там, понятно? Батя хату в элитном доме прикупил года четыре назад. Думал, я там жить буду. А потом, когда сам в Англию рванул, так я в нашей квартире в центре жить остался.

— Так ты раньше где прописан был? — на сей раз спросил Денис, уловив прокол, подмеченный Левой.

— Где, где… На Рейтарской, в центре, говорю же…

— А почему у тебя в паспорте штампа погашенного нет?

— А потому, — после недолгой паузы, уверенно ответил Лева. — Что "протерял" я паспорт. На природе бухали как-то, и "протерял". Новый выдали.

— Все, пауза, — Денис потер лицо руками и откинулся за спинку лавки.

Парни замолчали. Все это они проходили не один раз, на "Ферме". До отупения, до боли в висках. Под градом постоянных вопросов. Под наблюдением Учителя. Под давлением. В рассказанной истории не должно быть дыр. Это — главное. Быть может, никто никогда и не поинтересуется мелкими подробностями. А может — наоборот. Нужно постараться иметь ответы на все возможные вопросы.

— Ну что, а мне нравится, — высказался первым Толик. — Должен признаться, ты произвел на меня впечатление.

— Ах, подожди, дай мне отойти от такой похвалы, чтобы в обморок не свалиться! — обломал его командир. — Завтра метнись в Киян, осмотрись, "зашкурь" и покрой лаком свою историю. Два дня тебе должно хватить. Деньги-то остались?

— Хватит, остались, — поочередно с расстановкой ответил на оба вопроса Червонец.

Денис вдруг подумал, что совершенно не узнает себя. За какой-то год его жизнь вдруг так сильно переменилась, а его это почему-то абсолютно не шокирует. Как будто так все и должно было случиться. Он даже усмехнулся от этой мысли. Надо признать, чекисты умеют подбирать кадры. Как там это называется? Психологическая устойчивость, кажется…

— Чего усмехаешься? — спросил Лева.

— Да вот, насчет тебя прикидываю, — переключился командир. — Вот скажи мне, кто ты?

— Лева я.

— Бизнесмен ты, а не Лева!

— Я? — оторопел тот. — Бизнесмен? Почему?

— А кто его знает? — пожал плечами Денис. — Такая в тебе есть коммерческая жилка. И еще менеджер ты, управленец хороший. И бизнесменом ты всегда мечтал стать. С самого детства. Да вот проблема: начального капитала нет. И откуда ему взяться-то?

— Действительно, откуда, — чему-то горько усмехнулся Лева, подкуривая сигарету.

— Семья у тебя обычная. Отец, правда, из госслужащих, но на должности небольшой. Мать — учитель, например… Закончил ты вуз какой-нибудь местный, да и работал где-нибудь на фирме. Пробиться старался. Да только все напрасно. Везде "блат" нужен. И продолжалось так, пока твой батяня своего старого друга случайно не встретил. На мероприятии одном крупном.

— Близкого друга. Одноклассника. Их пути-дорожки в свое время разошлись. А теперь вот, встретились…

— Да, бывает такое в жизни, — многозначительно покачал головой Денис. — А одноклассник его — бизнесмен крутой. Денег — куры не клюют. Батя то твой — человек гордый, с характером. Первый не подошел поздороваться. Мало ли? Не признает. Или того хуже: поздоровается, осведомится как дела, и с кем-нибудь беседовать продолжит. Нет уж. А тот, понимаешь, на следующий день нагрянул в гости. И завязалась у них по новой дружба.

— Ты чего-то сильно, по-моему, заплетаешь, — протянул Червонец.

— Отвянь, — огрызнулся командир. — Так вот. Пришел он как-то в очередной раз в гости. Сидят, водку пьют. И тебя пригласили. Взрослый уже. Можно. И рассказал ты ему свои бизнес-планы. Тот выслушал благосклонно, и отвечает тебе человеческим голосом: "Ерунда все это, Лева. Поверь, я отвечаю. А парень ты, как я погляжу, башковитый. Мне такие нужны. Тем более "свои". Ты, если подняться попробовать хочешь, приезжай ко мне в Кировогорск. Есть у меня кое-какие задумки. Денег заработаешь. А если себя с хорошей стороны покажешь — перспективу тебе обеспечу".

На том и порешили. Дружок бати твоего, олигарх местного разлива, деньги кое-какие имеет. И связи тоже. Надо бы ему в бизнес вложиться, но сам этим всем заниматься не хочет. Ни времени нет, ни желания. У него дела поинтереснее и поважнее. Так?

— Так, — соглашался Лева.

— Вот и предложил он тебе, чтобы ты тут его бизнес-проект в жизнь проводил.

— Проект? — протянул Кошак.

— Проект, — повернулся к нему увлеченный своим рассказом Денис. — А что? Кризис то он — не вечный. Так? Так. В стране — строительный бум был до него. И после начнется. Факт. А коли есть деньги — надо вложиться в перспективное дело.

— И проект этот… — смешно вытянул шею Червонец, ожидая от командира продолжения.

— Базу! — победно выдохнул Денис. — Оптовую базу стройматериалов. Доски, цемент, плитка шифер.

— Гвозди там всякие…Трубы… Другие металлические изделия… Сам придумал? — Толик посмотрел на командира с неподдельным уважением.

— К сожалению — нет, — развел руками Денис. — Это было во вводных. Как рекомендация.

— Подождите, подождите… — Лева заерзал на лавке. — Я начинаю понимать. Я организую свою фирму, торгующую стройматериалами оптом. И сниму для нее складское помещение, в котором можно будет устроить склад…

— С оружием, — спокойно закончил Кошак.

— Грамотно, грамотно, — поглаживал подбородок упершийся пустым взглядом в стол Толик. — Фирма будет заказывать материалы. В том числе за границей. В том числе — металлические. В том числе — в контейнерах. И при наличии "окна" на таможне, а нам его обещали, провезти "груз" через посты ДПС не представляет труда. "Фура" с запчастями для сантехники, гвоздями или шурупами. И нашим грузом. Красота!

— Я думаю, задача тебе в целом ясна, — подвел итог Денис. — От тебя требуются две вещи. Первое — абсолютно легально работающая контора, второе — удобное помещение для будущего склада. Этим и занимайся пока. А вот ответьте мне на такой вопрос: какими видами спорта здесь занимается молодежь?

Лева с Червонцем неловко пожали плечами.

— Легкая атлетика, тяжелая атлетика… — выдавил из себя Кошак.

— И….

— Не знаю, — признался тот.

— И бокс, парни, старый добрый бокс. Эх вы…

— Виноваты, исправимся, — заявил за всех Червонец.

На улице начинало холодать. Осень постепенно вступала в свои права, заставляя людей прятаться в теплых помещениях. Кроме них во дворике не осталось никого.

— Вопрос на засыпку, — ни с того, ни с сего, бросил Денис. — Где в городе бывают "пробки"? Существенные для нашего внимания, я имею в виду…

— Только в одном месте, — не задумываясь, ответил Лева.

— На перекрестке Сталинградского проспекта и улицы Яновского, — продолжил Червонец.

— Причина?

— Несоответствие мощного транспортного потока пропускной способности дорожного полотна, — словно заученное в школе стихотворение, продекламировал Кошак.

— Может, пойдем куда-нибудь, где потеплее? — первым выразил чаяния масс Лева.

— Мальчики, в целом вы меня радуете, — ехидно улыбнулся Денис. — Думаю, у нас все получится… Кошак, твоя хата в Балашевке как в смысле надежности? Нам там никто не помешает?

— Не думаю, — ответил тот. — "Жучкам" там взяться неоткуда, а живу я отдельно.

— Да… — усмехнулся командир и поежился. — Если на этой стадии операции мы будем находить у себя "жучков" или "хвосты" на улице, нам надо собираться и, благословясь, ехать домой. Встречаемся в воскресенье в семь вечера у тебя.

Парни кивнули.

— Толя — ты в Киян. Лева — осмотрись по твоей теме, которую сейчас обсудили. Прикинь, что да как, — коротко отдавал распоряжения Денис. — Кошак — вот как раз тебе время немного поработать по бандитам. А я займусь тут кое-чем очень и очень важным.

Он встал и залпом осушил кружку.

11.10.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Фрунзе. 10:34

— А что ты делаешь?

Денис поднял голову. На него большими немигающими небесно голубыми глазами с любопытством смотрело чудесное создание лет четырех с белыми косичками. Оперативник задумался и даже не заметил, как девочка подкралась к нему сбоку и уставилась лежащий на его колене блокнот, в котором тот рисовал карандашом. То есть, правильным будет сказать, что Денис производил кое-какие движения остро заточенным карандашом по бумаге.

Эта привычку он приобрел в институте. Иногда, сидя на скучных лекциях, он впадал в размышления. Всякие, разные. Зачастую глупые и никому не нужные, но от этого еще более интересные. Он где-то прочитал: "Умному человеку не может быть скучно одному, потому что ему всегда найдется, о чем подумать". Вот он грешным делом и стал причислять себя к категории умных и думать "о разном". И помогало. Кроме шуток. Время действительно начинало бежать быстрее, желанная перемена становилась все ближе. А поскольку до того, как он прочитал это умное наблюдение, процесс убивания времени заключался в рисовании в тетради всякой дребедени (талант к изобразительному искусству у Дениса отсутствовал с детства и напрочь), то постепенно эти два дела срослись. И погружаясь в пучину размышлений под убаюкивающий голос бездарного, читающего свою лекцию по бумажке "препода", Денис незаметно для себя начинал водить ручкой по листу бумаги.

Так случилось и сейчас. Встав с утра пораньше, оперативник немного побродил по центру, позавтракал и приехал в Ковалевский парк. Погода выдалась замечательная. Субботнее утро озарялось скуповатыми, но не жадными лучами осеннего краинского солнца. Дул еле заметный ветерок. Столбик термометра уже в десять утра перевалил за пятнадцать градусов. Денис снял куртку и перекинул ее через свою "походную" сумку. Он уже третий раз медленно обходил большой параллелепипед, окруженный по периметру невысоким красным забором. Фрунзе, Ленина, Орджоникидзе, Менделеева, Фрунзе, Ленина, Орджоникидзе, Менделеева… Он не мог толком объяснить себе, зачем уже в третий раз проходит по одному и тому же маршруту. И с первого раза было понятно, что охраняется территория весьма прилично. Скорее, это было чисто инстинктивное действие.

Закончив обход, Денис вновь неспешно направился в парк, который постепенно начал наполняться субботними отдыхающими. Летнее кафе, "доживающее" свои последние деньки, открылось. Первые посетители уже пили кофе, скармливая своим чадам моложенное из маленьких плошек. Повсюду был слышен детский смех. Оперативник прошел по аллее, обрамленной с двух сторон клумбами высотой с полметра, к тому месту, с которого были хорошо видны окрашенные в серый асфальтовый цвет широкие автоматические ворота с краинским гербом. Он присел на краешек клумбы, предварительно положив на нее свою сумку, взял в руки блокнот с карандашом и начал рисовать схему объекта и делать одному ему понятные записи.

Из ворот вышли трое солдат в "натовской" форме и голубых беретах. Двое из них были на вид неплохо физически подготовлены, зато третий имел явный недостаток веса. Шнурки на его военных ботинках были развязаны. Бойцы неспешным шагом проследовали вниз к улице Фрунзе и залезли в кузов трехосного военного грузовика, почему-то припаркованного у обочины, а не на территории части.

Денис наблюдал. Время от времени в ворота проходили молодые мужчины в форме и "по гражданке". Некоторые особенности поведения и внешний вид солдат в конце концов заставил Дениса сделать неутешительный вывод о том, что большинство военнослужащих этой части были "контрабасами". Оперативник погрустнел еще больше, когда увидел, как из подъехавшей ко входу и припарковавшейся красивой иномарки выходит офицер и направляется в ворота. Это, разумеется, нельзя было считать показательным примером. Вопрос надо было изучать более детально. Но одно Денис уяснил для себя абсолютно точно: может быть, краинская армия в целом и находится в плачевном состоянии, но только не эта часть.

Такое положение дел следовало принять как факт.

"В нашем деле нет ничего опаснее иллюзий", — вдруг всплыли в памяти Дениса слова одного киногероя, немецкого разведчика, в советском сериале про войну.

Хорошие были слова. Факты и ничего кроме фактов.

"Исходя из анализа первичного материала, следует полагать, что на моей "земле", в центре города, располагается вполне боеспособная воинская часть, — безжалостно резюмировал Денис. — Что делать? Ответ прост: пока собирать материал".

Он продолжал наблюдение, постепенно погружаясь в размышления и разрисовывая блокнотный лист психоделическими узорами…

— Рисую, — ответил оперативник и широко улыбнулся.

Девочка внимательно осмотрела художества Дениса, а затем секунд десять изучала его глаза, сосредоточенно засовывая указательный палец себе в ухо.

— А что ты рисуешь? — наконец, выдала она.

— Ну… картинки всякие, — сморозил Денис.

— Маша! Ну-ка иди сюда!

Красивая молодая мамаша с коляской, в которой барахтался одетый во что-то розовое карапуз, медленно подплывала к ним.

— Извините, она у меня очень любопытная, — добродушно сказала она, обращаясь к Денису.

— Да что Вы, что Вы, — улыбнулся он. — Ничего страшного. У них работа такая — узнавать все обо всем.

Девушка задорно рассмеялась, сбавив ход до возможного минимума. Маша, потеряв к творчеству Дениса всякий интерес, понеслась вперед и теперь предпринимала попытку взобраться на клумбу.

— Удивительно. У Вас тут столько детей, — завязывал беседу оперативник.

— А Вы не кировогорский? — вроде бы даже удивилась девушка.

— Нет, я с Донинска. Несколько дней назад приехал, — охотно пояснил Денис. — А почему вы так удивились, что я — не местный?

— Ну, не знаю, — пожала плечами собеседница, держа в поле зрения взобравшуюся, наконец, на клумбу дочь. — К нам редко кто приезжает. Мы же не курорт и не столица…

— А мне ваш город положительно нравится, — заявил оперативник, стараясь придать своему голосу как можно больше открытости и доброжелательности. — И парк этот нравится. Вы тут часто бываете?

— Да каждый день почти. Я живу неподалеку.

— Повезло Вам. Такое место хорошее, как раз для прогулок с детьми. Я с той стороны и качели видел. У меня дома такого и близко нет. — Денис вздохнул. — Гулял вот, присел отдохнуть. На десантников ваших засмотрелся…

— А чего на них смотреть? — рассмеялась девушка.

— Да не скажите, — не согласился оперативник. — У нас, в Донинске, в самом городе и в окрестностях, военных всяких много. Но они на ваших не похожи.

— В смысле? — не поняла мамаша.

— Ну, наши все какие-то облезлые, неопрятные. Форма старая. А эти, я смотрю, сверкают как пятаки начищенные. Обмундирование новое…

— Ну да, — девушка покивала головой, даже с какой-то гордостью. — У нас они холеные. Да тут и призывников-то почти нет. Все конкрактники.

— Правда? — изумился Денис.

— Ну да, — со знанием дела подтвердила девушка. — Много наших, кировогорских. И много остались. Ну, которые по призыву служили, а потом остались. Им даже квартиры дают!

— Что Вы говорите, — поддержал беседу оперативник. — Неужто прямо таки натурально квартиры дают?

— Да! Я тут живу на Киевской, недалеко… Так рядом с нашим домом построили "пятиэтажку". И им многим квартиры дали. Улучшенной планировки. Я как-то заходила в одну… Маша!

Ребенок, как по команде, развернулся и побежал к маме. Денис даже удивился такой "дрессировке".

— Странно. У нас, насколько я знаю, по контракту оставаться никто не хочет, — продолжил он беседу. — Платят гроши.

— Да здесь тоже не очень, — девушка вытащила платок и вытерла измазанные землей ладошки подбежавшей дочери. — Ну, раз идут, значит, другой работы нет.

— Это да, — согласился Денис. — Тем более, раз им тут у вас такие привилегии…

— Ага, — усмехнулась девушка. — Но и гоняют их тут иногда до седьмого пота.

— Вот как?

— Да… Бывает, гуляем с утра, а их длинным таким строем гонят куда-то. С мешками огромными, с автоматами всякими там… Или на машины. А потом, вечером когда гуляем, их обратно ведут. Так на них и посмотреть страшно. Грязные, уставшие как собаки, еле ноги волокут…

— Ну, так положено. Служба — есть служба, — грустно выдавил оперативник, обращаясь уже не к девушке, а куда-то в пустоту. — Надо же, какой диссонанс…

— Что Вы сказали? — не поняла собеседница.

— Я говорю, какой диссонанс! Такая хорошая погода, и такое неудачное утро…

11.10.2008. Россия, г. Анапа. ул. Горького. 10:47

— Неудачное какое-то утро, — посетовал Толик.

— Чего-чего? — Андрей оторвался от ноутбука с и недоумением посмотрел на друга.

Он вдруг поймал себя на мысли, что уже минут пять не слушает своего заместителя. Толик сидел на стуле напротив в вертел в руках "мобильник".

— Я говорю, неудачное сегодня какое-то утро, — повторил тот. — На работу ехал — "маршрутка" сломалась. У книжного, на Шевченко. Прихожу на работу — заказчик звонит. Говорит, сорвалось… И кстати, — Толик приподнялся и подозрительно посмотрел на друга, — зачем тебе этот ноутбук? У тебя же на столе "комп" стоит. Не слабый причем. Я лично подбирал. И зачем ты его каждый раз в сейф прячешь?

— Зачем-зачем… — недовольно буркнул Андрей и откинулся в кресле. Ему очень не нравилось, когда кто-то сбивал его с мысли. — Затем. Чтоб не "сперли". А у меня там — информация важная. Так вот.

— Да кто сопрет-то?

— Да хоть кто! Хоть и контора у нас на охране у "ментов", а "нарик" какой-нибудь залезть может…

— А я тебе предлагал железную дверь поставить…

— А я не хочу! — повысил голос Андрей. — В конце концов! Что у нас за страна такая, что все — в железных дверях да решетках. Надоело! Хочу — чтоб света больше. Прозрачности…

Толик цыкнул зубом, безразличным взглядом уперся в стол.

— Да, вот такой вот я! — продолжил директор. — А пока "менты" приедут, он уже убежать может. Так вот "комп" со стола он не возьмет, наверное, а вот ноутбук схватить может…

— Да ладно, ладно, — отмахнулся заместитель. — Чего с Юриком делать будем. "Халявит", паскуда…

— Мы ведь договаривались, братан. — Андрей уперся глазами в Толика. — С самого начала мы эти дела проговаривали. Всю текущую работу ведешь ты. Меня трогай только в крайних случаях. Говорил же тебе. Идея у меня есть. Мне ее надо хорошенько прорабатывать.

— Да я че, я ничего… — Толик виновато пожал плечами. — Достал просто…

— Ну так разберись. Надо уволить — готовь приказ. Я подпишу…

Дверь неслышно открылась и в кабинет "впархнула" Яночка в черном коротком воздушном платье, как всегда безукоризненно выглядевшая. Она поставила перед Андреем тяжелый литровый чайник с плетеной из какого-то гибкого материала ручкой, в котором заваривался крепкий черный чай. Сверху на крышке была положена белоснежная пиала. Это была одна из очень немногих вещей, привезенных Андреем из Москвы. Подарил один близкий знакомый. Привез не то из Вьетнама, не то из Гонконга. Чай в этом чайнике заваривался как-то особенно одухотворенно, работать помогал. Вот Андрей его и принес на работу. А с утра — можно и пакетированный заварить.

— Ага, ему завариваешь, — обиженно промычал Толик. — А мне, сколько ни прошу, чашки кофе не сделаешь.

— Перетопчешься, — коротко, но любезно отрезала Яна и удалилась.

— Тут счета пришли. — Толик смущенно поежился. — За электричество там, за воду…

— Ну так оплати. — Андрей наливал себе чай.

— Боюсь, в этом месяце в минус уйдем…

— А чего ты боишься? — хохотнул директор. — Я тебе и без всякой боязни могу сказать: в этом месяце обязательно в минус уйдем. И в следующем — тоже. И через месяц — скорее всего. Пока клиентскую базу не набьем. Не переживай. Подсчитай там все с бухгалтерией и скажи. Я денег дам. Людей не обижай тоже. Ты им сколько "минималку" обещал?

— Десять…

— Ну вот и заплати десять. Объясни, что, мол, так и так… Бизнес пока не раскручен. Будут заказы, будет больше денег.

— Тогда сильно в минус уйдем…

— Не скули. — Андрей с удовольствием отхлебнул глоток чая. — Ты, кстати, узнавал, как там наши конкуренты?

— Работаю.

— Вот и работай. Иди с миром.

— Кстати, — вспомнил Толик. — Я вот еще чего тебе сказать хотел. Зачем нам такой мощный Интернет? Денег жрет много. Это, кстати, твоя идея была…

— А я и не отказываюсь, — подтвердил директор. — Пускай будет, плюс-минус пару тысяч нам погоды не делают.

12.10.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Дарвина. 19:53

Денис лежал на разложенном старом истерзанном котами диване, положив голову на бледно-розовую большую подушку без наволочки, и тупо водил пальцем по висевшему на степе ковру. Ковер был тоже старый. Он напоминал оперативнику грязного уличного кота, копающегося на помойке, страшного, облезлого, с выдранными, то здесь, то там клочками шерсти. Изделие советской легкой промышленности имело поблекший от времени и чисток дикий, невообразимый для человеческого сознания узор, который, должно быть, по замыслу авторов должен был напоминать среднеазиатские мотивы.

Командиру вспомнилась бабушкина квартира, в которой на стене висел примерно такой же ковер. Когда он был маленький, как-то раз его оставили одного в комнате, играть на кровати с машинками. Надо полагать, взрослые заболтались на кухне и немного забыли о малыше. Тем более что никаких подозрительных звуков он не издавал. Денис поиграл, потом опять поиграл, потом снова поиграл… Наконец, ему стало скучно. И он прислонился щекой к ковру и стал тихо напевать какую-то песенку, елозя щекой вперед-назад. Стало приятно и щекотно.

Мальчик не помнил, сколько времени он потратил на это занятие, но когда бабушка увидела, до какой степени он растер себе щеку, ей стало дурно. А ему больно почему-то не было. Только потом стало больно, когда щеку стали мазать "зеленкой". Вот тогда стало больно до слез.

— Я тебе отвечаю, центровой "клубешник". Я там по жизни "отвисал"! — убеждал Червонец мирно качающемуся кресле-качалке Леву.

Толик сидел на табуретке посередине маленькой комнатушки, которую снял Кошак. Низкие потолки, побеленные стены, настил из струганных досок вместо паркета, — все это говорило о том, что люди, жившие здесь когда-то, большими средствами не располагали. Скорее, сводили концы с концами. Мебель была под стать внутреннему ремонту. Диван, шифоньер с отваливающимися дверцами, кресло, которое можно было смело хоть сейчас нести на помойку, пара табуреток, кресло-качалка, которую сходу облюбовал Лева, и какое-то изделие, внешне напоминающее сервант.

Но Кошака, похоже, такая кричащая бедность нисколько не волновала. Вопрос Дениса о том, почему он не снял себе что-нибудь поприличнее, Володя, судя по реакции, вообще не понял. Впрочем, командир не удивился. Он сам не придавал особого значения убранству своего жилища, за что неоднократно подвергался упрекам матери. И вполне допускал существование человеческих особей, которым было еще больше плевать на то, где им ночевать, в чем им ходить и что есть.

Они уже полчаса терзали Червонца, проверяя его историю. Все понимали, почему именно Толику уделяется такое внимание. Из всей группы только он будет постоянно находиться "на виду", общаться с людьми. Симпатичный богатый и, что особенно важно, неженатый молодой парень, к тому же из столицы, вне сомнения привлечет к себе огромное внимание. Проколов быть не должно…

— Так где говоришь, в Кияне-то жил? — лениво спросил Кошак, без особого интереса просматривая какую-то газету.

— Задрал ты! — взбеленился Толик. — Говорил же уже!

— Ты чего, краинский знаешь? — поинтересовался Денис у Володи, обратив внимание на газету.

— Нет. Картинки рассматриваю, — вяло пошутил тот.

— А ты не бесись! — потребовал командир, скользнув по Червонцу взглядом. — Повторишь, ничего с тобой не случится. Оно так даже полезнее…

— На Рейтарской, — терпеливо, с плохо скрываемым раздражением процедил Толик. — От Площади по Софийке…

— Слушай, а ты же говорил, в "Шевченко" учился? — подал голов Лева и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Я там был как-то. На метро приехал и пешком минуты две буквально. Станция… ну, как ее…

— "Золотые ворота", — подсказал Толик. — И про две минуты — это ты, "земеля", запамятовал. Нет, там близко, конечно. Но все ж не две минуты. Пять скорее, или семь даже.

— Он же в центре, твой "универ". Ты, — не поворачивая головы, сказал Денис. — Ты, небось, на учебу пешком ходил?

— Ну, ходил иногда, — осторожно подтвердил Червонец. — Машина когда ломалась, или с "бодуна".

— И как ходил?

— В смысле? — не понял Толик. — На Владимирскую? В главный корпус?

— Ага…

— Ну как, — пожал плечами оперативник. — От дома по своей улице, потом направо — и три квартала. Проходишь Ярославский вал, Улицу Хмельницкого, бульвар Шевченко, и все…

— Да, красивый твой университет, — не отрываясь от газеты, заявил Володя. — Здание старинное, отреставрированное. Голубые стены…

— Красные, ты хотел сказать, — поправил его Толик.

— Точно, красные. — Кошак бросил чтение, свернул газету в трубочку и уставился в окно.

— И Петр Андреевич ваш — вот такой мужик! — Денис поднял руку вверх и показал большой палец.

— Какой Петр Андреевич? — упавшим голосом спросил Толик,

— Ты офигел что ли? — Денис приподнялся и посмотрел на товарища. — Не знаешь, кто такой Петр Андреевич Ворбатчик? Не знаешь имени-отчества своего декана?

— Да зачем мне это декан? — глупо улыбаясь, оправдывался Червонец. — Я в университете-то появлялся раз в месяц…

— Гнилая "отмазка", — безжалостно констатировал мерно раскачивающийся на кресле Лева. — Лучше признай свою ошибку.

— Ладно, признаю, — нехотя сдался Толик. — Но не мог же я все узнать…

— Ты мне не "втирай", "не мог узнать", — оборвал его Денис. — Я-то узнал. И в Киян мне для этого ездить было не обязательно. Залез в Интернет и узнал. На сайте факультета.

Лев оглушительно зевнул. Начинало темнеть. За окном накрапывал дождик, то начинающийся, то прекращавшийся в течение всего дня.

— Ладно, закончили, — Денис принял сидящее положение и серьезно посмотрел на Толика. — В целом хорошо. Хочу сообщить тебе следующее…

Лева перестал раскачиваться и с вниманием уставился на Дениса, понимая, что сейчас будет сказано нечто важное.

— Отныне и навсегда я поручаю тебе все вопросы, связанные с вербовкой боевиков, — заявил командир. — Считай это приказом.

— Мне одному!? — Червонец даже подскочил на табуретке. — Это же самая сложная работа!

— А я и не спорю, что самая сложная, — спокойно подтвердил Денис. — Поэтому и поручаю ее своему заместителю.

— А я — твой заместитель? — нервно хохотнул Толик.

Лева с Кошаком коротко переглянулись.

— Зря иронизируешь, — Денис в упор посмотрел на собеседника. — Я совершенно серьезно. Ты примешь дела в случае, если я выйду из строя. И это — тоже приказ.

Он оглядел всех поочередно и, убедившись, что его слова были восприняты подобающим образом, продолжил, обращаясь к Толику.

— Именно поэтому я освобождаю тебя от всех других работ. Абсолютно от всех. Ты занимаешься исключительно этим вопросом. Отвлекать тебя буду только в самых исключительных случаях.

Червонец тяжело вздохнул, но по всему было видно, что со своей судьбой он смирился.

— А он справится один-то? — недоверчиво брякнул Кошак.

— Во-первых, он — мальчик способный… — начал командир.

— Я здесь, вообще-то, — беззлобно огрызнулся Толик.

— А во-вторых, мы ему будем помогать, конечно. Кандидатуры присматривать, информацию давать и все такое… К тому же, если кто не вкурил, я имел ввиду работу только по боевикам. Агентура висит на всех на нас.

Червонец поднялся и побрел в кухню, которая, собственно, таковой не совсем являлась, поскольку была совмещена с прихожей. Таким образом, человек, входящий в дом, упирался носом в кухонную плиту. Через секунду оттуда раздалось бряцанье посуды.

— Кошак, кофе есть?

— Нет. Не люблю. Только чай, — крикнул Володя в ответ. — Там, на полке справа…

— А ты по своей теме накопал мне вкусненького? — повернулся к нему Денис.

— Ничего существенного, — опустив голову, ответил Кошак. — Дай мне еще неделю.

— Неделю? На эту ерунду? — скривился командир. — Впрочем, — тут же смягчился он, — поработай еще пять дней. Мало ли, накопаешь чего важного. Время то пока еще есть.

С кухни раздался звук падающей на пол кружки и тихие маты.

— А у тебя чего-нибудь интересненькое есть? — лениво зевнул Лева.

— Есть, Не то, чтобы интересненькое. Скорее, печальненькое, — процедил Денис.

— Что так? — беспокойно оглядев товарищей, спросил Червонец, вернувшийся в комнату.

— Да я тут вояк местных прошупывал, — нехотя выдавливал слова командир. — Не хотел вам особо голову забивать…

— Да ладно. Колись, че ты темнишь, — в свойственной ему спокойной манере проговорил Володя. — Ежели ты нам не доверяешь, так это никуда не годится, сам понимаешь. А если боишься морально-боевой дух понизить, так ты это брось. Здесь все морально устойчивые.

— И то верно, — Денис оглядел решительные лица своих товарищей. — Короче, есть тут в городе часть ВДВ…

— Знаю. Полк спецназа, — подтвердил Лева.

— Ну вот… Поработал я по нему немного, — продолжил Денис. — Впечатление удручающее. Часть элитная, много контрактников. Боюсь, станет она нам как кость в глотке.

— Да чего ты тоску раньше времени нагоняешь? — Червонец медленно подошел к окну и начал сосредоточенно колупать ногтем краску на грязном стекле. — Поработаем — видно будет.

— Действительно, — поддержал его Володя. — А другие части в городе есть?

— Насколько мне известно — нет, — Денис вновь улегся на спину и заложил руки за голову. — Была, по отрывочным сведениям, какая-то часть. То ли артиллерийская, то ли ракетная. Непонятно. Была — да сплыла. Я вам больше скажу: во всей области, кроме этого полка, никаких военных больше нет.

— Ну вот видишь, а ты расстраиваешься, — Лева с силой оттолкнулся от пола и ударился спинкой кресла в дверцу старого шифоньера. Кошак лениво запустил в него за это газетой. — Всего только один полк. Ты вообще радоваться должен.

— Это логично, — перебил его Володя. — Область находится, считай, в самом центре страны. Никакой границы нет. Население небольшое. Спокойно все. С чего бы им тут войска держать? Полка достаточно. А на случай всяких беспорядков — "Орел" есть. Вот "Орел" — это проблема.

— Вот "Орел"-то как раз не проблема! — неожиданно для себя рассердился Денис. — Вы что, не понимаете: главный наш козырь — внезапность. Этот твой "Орел" на ночь по домам расходится, и оружие сдает. Я уверен, дежурить там остается человек десять-пятнадцать. Дай мне более или менее опытную группу бойцов в десять — я тебе эту птицеферму на блюдечке принесу! А вот воинская часть — дело другое. Совсем другое. Там налаженная система охраны, там караул, там дежурная рота, там человек пятьсот. Вот это — проблема!

— Да я что, я — ничего, — тихо оправдывался Кошак. — Думать будем, что тут еще скажешь…

14.10.2008. Краина, 7 км к юго-востоку от г. Знаменск. 21:44

"Я — осколок электрички. Ночь, вокзал, глаза в окно…", — вспомнились Денису строчки Шевчука.

Он всегда любил ездить в поездах. С раннего детства. Было в этом что-то необъяснимо волнующее, родное. Ритмичное постукивание колес завораживало, словно это был пульс огромной страны, великого народа. Народа-путешественника, народа-творца, народа-строителя… Бескрайние российские просторы служили вечным памятником сильным и смелым людям, вопреки всем и вся снимавшимся с места и отправлявшимся в неизведанные дали. Побеждая врагов и нужду, холод и голод, эти герои прошли через континенты. Сибирская тайга, байкальские степи, амурские джунгли, камчатские вулканы, снега Аляски и пески Калифорнии… Русский характер побеждал все…

Вот такие глобальные мысли приходили Денису на ум в электричке Темноград-Кировогорск. До прибытия в город оставалось минут двадцать. Вагон был почти пуст.

Денис оценил выбранное центром странное место для передачи посылки. Конечно, предугадать то, что пассажиров в вагоне будет очень мало, было несложно. Во-первых, время позднее. День будний, опять же… Основной пассажирский поток сейчас в обратном направлении. С утра люди из соседних сел едут в город на работу, вечером — обратно. А кто может ехать в Кировогорск на пригородной электричке в десять вечера? Только рабочие ночных смен да запоздалые дачники.

Две пышные тетки оживленно беседовали между собой, усевшись друг напротив друга у выхода из вагона и поставив сумки рядом на сиденья.

"Пекари", — почему-то подумал оперативник без всякой на то причины.

Наверное, сознание отреагировало потому, что именно так он представлял себе женщин, выпекающих хлеб. Веселые, пухлые, розовощекие, крепкорукие… А почему бы и нет? Вполне может быть, что они и едут на ночную смену в пекарню.

Метрах в пяти от Дениса, разлегшись на всю ширину скамьи, спал пьяный молодой парень. "Спиртягой" от него несло так, что пары то и дело "долетали" до Дениса.

"Нет уж… Определенно, напиваться до такой степени к началу девятого вечера — это мещанство", — отметил командир и еще раз внимательно оглядел потенциального "потерпевшего".

По прибытии "менты", весьма вероятно, обчистят его до нитки. Если, конечно, у этого товарища остались какие-то деньги.

Но все-таки… День и время, вне сомнения, продуманы грамотно. Но почему в электричке? Что за странный способ? Неужели не нашли места потише? Электричка или даже здание вокзала — не лучший выбор. Совершенно однозначно… Постоянно "менты-линейники" пасутся. Скучают… Могут документы и сумку просто от скуки проверить. Зачем это? К чему такой риск?"

Денис досадливо крякнул и поправил стоящий рядом на лавке брезентовый туристический рюкзак, не отрывая пустого взгляда от черноты окна. Что толку? Мучить себя такими вопросами можно до бесконечности. Не он выбрал это место. Инструкция Учителя. И точка. Побыстрее бы с этим покончить…

— Станция "Субботняя". Следующая станция — "Зеленый лес", — сухо сообщил голос ниоткуда.

Раздался звук открывающихся с жутким хлопком дверей. В вагон вошел невысокий седой мужик лет шестидесяти в очках с толстенными линзами. Типичный дачник. Тяпка, обернутая куском ткани, в левой руке, вещмешок за спиной. "Не первой молодости" туфли с налипшей серой грязью, клетчатая кепка на голове. Куртка вот только примечательная. Желто-коричневого цвета, с поясом и большим капюшоном. Какая-то она была совсем старая. Не в смысле состояния, а по фасону. Такие уже давно никто не носил. Наверное…

Дачник не спеша прошел по вагону навстречу Денису. У лавки с пьяным спящим пацаном он остановился, внимательно оглядел пассажира и, ни с того, ни с сего, сильно пнул его по свисающей с сиденья ноге. Парень в ответ лишь хрюкнул и пробормотал что-то невразумительное, но не сделал даже попытки прийти в себя.

— Понажираются, алкашня, потом весь вагон заблюют… — злобно пробурчал дачник и направился дальше.

"Да, блин…, - досадливо заметил Денис. — Вот что значит "отсутствие опыта". Не догадался проверить этого "алконафта". А человек опытный, вон, сразу подметил. Хорошо хоть, не опозорился перед коллегой. Откуда он знает, проверял я его или нет? И проверил-то как грамотно! Не просто пнул, а чуть повыше пятки. Помню, нам на "рукопашке" показывали эту точку. Синяков не остается, а боль… Если бы этот пьянчужка оказался "казачок засланный", и если бы он не "в отключке" реально валялся, так бы от боли взвизгнул, что, вон, тетки бы в конце вагона испугались…".

Дедок, кряхтя, уселся на лавочку у противоположного окна, положив свою тяпку на сиденье. Рюкзак он поставил рядом. Долго и с каким-то даже удовольствием разворачивал газету, хотя ехать оставалось минут десять, не больше. Затем "с головой ушел в чтение".

В мещмешке у этого "дачника" была посылка для Дениса. Посылка от Учителя. То, что требовалось командиру для начала активной работы. Деньги. Ему были нужны деньги. Большие деньги. Хотя, как сказать "большие"? Вообще-то да, большие… Если бы кто-нибудь года полтора назад сказал бы Денису, что он будет распоряжаться такими суммами (совершенно бесконтрольно, заметим, распоряжаться), он бы ни за что не поверил. А теперь на соседней скамейке стоит более миллиона "евриков". И еще краинских рублей три "лимона". И если начальство решит играть по-крупному, посылка эта не последняя.

— Станция "Кировогорск". Конечная, — известил все тот же голос.

Дедок посмотрел в окно, медленно свернул газету, поднялся, взял тяпку и, прихватив рюкзак Дениса, набитый пластиковыми бутылками и какими-то банками, прошкондылял к выходу из вагона. Оперативник проделал то же самое, только "в зеркальном отражении": забросил за спину увесистый рюкзак дачника и вышел на платформу в противоположную дверь, насвистывая какую-то легкую мелодию. Милиционеров нигде не было видно. Их "нора" находилась с левой стороны здания вокзала, так что Денис пошел направо.

Дениса почему-то не удивляло произошедшее. Более того, он даже не пытался себе ничего объяснять. Зачем это все? В наш век глобализации. Банки, карты, переводы… И тут — эта советская электричка, этот дед с тяпкой, этот вещмешок, набитый наличными… Зачем? А затем. Значит так надо. И если ты не понимаешь, почему так надо, это еще не значит, что так делать не следует. Просто ты можешь не обладать всем объемом информации. А другой, тот, который повыше, знает больше. И ему виднее. И все. Не забивать себе голову. Есть мысли поважнее.

— Такси? — послышался вопрос за спиной.

Оперативник обернулся и утвердительно кивнул. Теперь можно и домой. Посылка была получена.

16.11.2007. Ферма. 15:03

— "Восстание есть искусство, точно также как и война, как и другие виды искусства". Так говорил старина Энгельс, дети мои. А уж он знал в этом толк…

Вооруженное восстание, господа, представляет собой одну из наиболее распространенных форм решения политических конфликтов. Исторический путь, пройденный человечеством, богат ими. Не будет преувеличением сказать, что практически во всех регионах Земли в разное время социальная борьба принимала форму активного вооруженного противостояния, выражавшуюся в вооруженном восстании. Очевидно, что этот феномен не является достоянием истории последних нескольких столетий.

Что же такое вооруженное восстание, господа курсанты?

— Ну, если примерно, организованное вооруженное выступление каких-либо социальных групп против существующей политической власти.

— В общем-то, так и есть. Если рассматривать его с "традиционной" точки зрения.

Тем-то восстание и отличается от бунта. Бунт есть стихийное, неорганизованное выступление масс без четко осознанной цели. Ведь нельзя поставить цель перед тем, чего не существует. Не так ли? Цель может ставиться либо перед конкретным лицом, либо перед организованной группой лиц, группой, подчиненной кому-либо, кто имеет рычаги влияния и способен заставить ее выполнять определенные задачи.

Здесь и кроется момент, которым нам, вернее, вам всем необходимо четко уяснить. Стихийность народного выступления сама по себе вовсе не означает отсутствие его цели. Говоря о стихийности, имеется в виду лишь то, что восстание не готовилось заранее и началось внезапно, благодаря влиянию определенных факторов, либо то, что восстание готовилось, но началось не "по команде" из определенного центра.

В любой случае, вы должны понимать, что сам факт стихийности восстания вовсе не означает отсутствия единого центра по подготовке и руководству этим восстанием. Стихийности своего начала восстание подчас бывает обязано лишь определенному стечению обстоятельств.

Все вооруженные восстания, которые когда-либо имели место на планете, условно можно разделить на два типа. Но только условно.

— Почему условно?

— По той простой причине, что в зависимости от критерия, который принимается за основу при классификации, неизбежно меняется вся структура оценки. Это — азы, боец.

По природе своего происхождения все вооружение восстания можно разделить на две категории: спонтанные и заранее подготовленные. Кто может назвать мне примеры спонтанных и доказать это. Давай, Сорок восьмой…

— Думаю, Учитель, что не ошибусь, если назову Февральские события 1917 года в Петрограде, приведшие к крушению династии Романовых, Их, вне всякого сомнения, можно назвать вооруженным восстанием, возникшим совершенно спонтанно.

— Докажи…

— Действия политических партий и отдельных политиков России и зарубежья в первые дни после Февральской революции со всей очевидностью дают понять, что ни одна политическая сила не планировала и не участвовала в осуществлении этого мероприятия. Все политики находились в растерянности, и прежде чем они выработали свое определенное отношение к "Февралю", прошло некоторое время. Если бы восстание было заранее организовано, ход событий был бы совершенно иным: организатор сразу постарался бы взять все рычаги управления в свои руки. Однако центр руководства отсутствовал.

— Ну что ж… Отметим, что в историографии существуют и другие мнения. Спорить не будем, это нас не касается. Однако лично мне ты все успешно доказал.

Заранее подготовленные вооруженные восстания представляют абсолютное большинство от общего их числа, поэтому примеров их может быть приведено великое множество. Однако, начиная с XX в. можно говорить о том, что они начали использоваться специальными службами различных государств как метод диверсионно-подрывной работы в отношении "потенциального противника". Более того, и я это утверждаю со всей определенностью, некоторая часть восстаний, которые в общественном мнении однозначно воспринимались как революционные события, на самом деле планировалась и готовилась из-за рубежа именно как диверсионно-подрывная акция.

Уж если кто и разбирался в этих вопросах, так это большевики. В 1928 году Бюро агитации и пропаганды Коминтерна совместно с командованием Красной Армии подготовило и выпустило на немецком языке работу "Вооруженное восстание". Затем она была переведена и издана на французском, русском и английском языках. Данный труд был своего рода учебно-справочным пособием по теории организации восстания.

Книга была выпущена анонимно под псевдонимом A. Neuberg. Список же ее реальных авторов впечатляет. Для примера, несколько имен: Волленберг — начальник военно-политического отдела Компартии Германии, Киппенбергер — член ЦК КПГ, Тольятти — генсек компартии Италии и член исполкома Коминтерна, Хо ши Мин — в то время — глава Товарищества революционной молодёжи Вьетнама, Штерн — сотрудник военной секции Коминтерна. Ну и наши товарищи, куда ж без них: Блюхер, Тухачевский, Уншлих, Пятницкий — член исполкома Коминтерна. Надо сказать, что участие военных специалистов из СССР в подготовке пособия не особенно и скрывалось. Книга полна ссылок на "Временный полевой устав РККА".

Я знаю эту работу почти наизусть. Что сказать… Вещь хорошая. Многое актуально и сейчас. Особенно важно, что не поленились детально проанализировать опыт восстаний, имевших место в двадцатых годах в различных странах. И, что особенно важно, указали на ошибки и просчеты повстанцев как на стадии подготовки к вооруженному восстанию, так и при его осуществлении.

— Учитель, ее полезность ограничивается только этим? Может, нам бы почитать?

— Почитайте, если хотите. Никого не заставляю. По одной простой причине: эту работу нельзя рассматривать как фундаментальный труд по нашему вопросу. Главный, так сказать, "недостаток" ее заключается в том, что авторы рассматривали восстание исключительно как метод революционной борьбы рабочего класса и беднейшего крестьянства за установление диктатуры пролетариата. А достигалось это чем?

— Надо, полагать, захватом политической власти в государстве?

— Совершенно верно. Следовательно, все теоретические выкладки и практические рекомендации, данные в этом труде, построены исключительно на этом принципе.

Между тем, вооруженное восстание может являться не только методом революционной борьбы, но и методом диверсионно-подрывной работы. Соответственно, и его цели могут быть совершенно другими, нежели цели "большевистского" вооруженного восстания.

Скажу Вам больше. Восстание как диверсия вообще далеко не всегда предусматривает необходимость захвата политической власти, а направлено на достижение совершенно другой цели, независимо от того, под какими лозунгами оно готовилось и осуществлялось. Лозунги, политическая платформа и видимая его цель в данном случае служат всего лишь прикрытием для истинных намерений его организаторов.

Таким образом, если вооруженное восстание, являющееся по природе своей диверсией, потерпело поражение, то это вполне может быть всего лишь видимым поражением. Кроме того, и методы, с помощью которых должно осуществляться вооруженное восстание как диверсия, существенно отличаются от тех, которые применяются при подготовке и проведении в жизнь "классического" восстания.

Вы должны уяснить себе, что изучаемая нами технология есть, с одной стороны, метод обеспечения государственных интересов страны за рубежом, с другой стороны, метод решения внутренних проблем. Он позволяет достигать определенных целей тогда, когда отсутствуют другие способы решить возникающие трудности.

А теперь запомните, просто в качестве теоретической базы, в чем три главных отличия классического вооруженного восстания от нашего. Это, на мой взгляд, важно…. Просто вбейте в головы как таблицу умножения.

Во-первых, планирование и подготовка вооруженного восстания как диверсии строится, не исходя из необходимости его военной победы, а исходя из необходимости достижения поставленной перед ним цели. Во-вторых, наше восстание, в отличие от классического, никогда не опирается на "энергию масс" и "стихийность". При его осуществлении нет места импровизации. Это мероприятие — с начала и до конца продуманная подготовленная диверсионно-подрывная операция. И, в-третьих, наше восстание никогда не преследует цель защиты интересов какой-либо политической силы или социальной группы. Оно призвано обеспечить соблюдение государственных интересов России в том или ином регионе мира. Запомните раз и навсегда: мы никого не защищаем, а делаем только то, что в нужно нашей Родине…

15.10.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. К. Маркса. 09:54

— Спасибо. Мне очень нравится. Полностью подходит. Другие варианты даже смотреть не будем.

"Вот только обои какие-то светло-розовые. Но это ничего. Это даже барство какое-то — на обои внимание обращать. Да не то, что на обои. На интерьер вообще. Главное — для дела подходит идеально"…

Поиском жилья Денис занялся еще вчера. Дело было не в том, что именно вчера он получил посылку с деньгами. Кое-какие средства у него были, как и у всех оперативников. Не много, пара тысяч евро примерно, но, учитывая смешные местные цены на недвижимость, причем как в смысле покупки, так и в смысле аренды, этих денег точно хватило бы на первое время. Просто руки не доходили.

Все эти дни он, словно голодный волк, рыскал по городу. Излазил его вдоль и поперек. Собирал информацию, изучал схемы движения общественного транспорта, ходил по центру, заглядывая в каждую лавку, магазин. Заходил в государственные учреждения. Смотрел, запоминал, записывал, анализировал…

Но долго в гостинице оставаться было нельзя. Тем более что разработанная легенда этого не предусматривала. Денис Алексеевич Кириченко был аспирантом кафедры истории Краины Донинского государственного университета. Определенное финансовое благополучие, наличествующее благодаря любящим родителям, врачам-стоматологам, позволяло холостому молодому ученому подготовить свое диссертационное исследование, что называется, "не для защиты", а "для науки". То есть, не защищать диссертацию, как только наберется необходимый минимум материала для серьезных выводов, а, не торопясь, изучить тему со всех сторон, попытаться нарыть какие-нибудь интересные документы.

Насчет темы Денис особо не парился. Примерно определился, что это будет что-нибудь вроде изучения профсоюзного движения в центральной Краине второй половины двадцатого века. Бред, конечно. Но, во-первых, то, что это бред, мог распознать только человек, имеющий отношение к исторической науке, а во-вторых, командир вообще не имел планов распространяться с кем-либо на эту тему. Аспирант — и баста.

Естественно, зубной "бизнес" дает солидный доход. Особенно, если его правильно "поставить". Про это всем известно. Причем, можно рискнуть предположить, на большей части земного шара. Но все же, не такой солидный, чтобы приличный сын приличных стоматологов мог бесконечно снимать не самый дешевый номер в далеко не самой дешевой гостинице областного центра. Это надо было учесть. Ну неделя, ну другая, пока не осмотришься. А потом надо на квартиру переезжать.

Так что, руководствуясь такими соображениями, проснувшись во вторник, командир метнулся по городу, купил газету "Из рук в руки" и начал подыскивать вариант. Впрочем, процесс этот занял у него не более десяти минут. Отыскав самое большое объявление риэлтерской конторы, он сообщил свои требования к будущему жилью, попросив предоставить ему варианты к утру следующего дня. Информация о стоимости услуг его нисколько не смутила.

Эти сами требования были нехитрыми. Одно- или двухкомнатная квартира в центре. Не в большом доме. Чем ближе к центру, тем лучше. С телефоном, желательно Интернетом. Обязательно — с мебелью. Не хватало еще тратить время на покупку каких-нибудь диванов или табуреток. Ремонт значения не имеет. И главное — не видеть хозяев. Никогда. Чем они дальше — тем лучше.

Контора сработала на удивление оперативно. На следующий день у гостиницы Дениса ожидала опрятная и чрезвычайно приятная женщина лет сорока в сером деловом костюме. Она сообщила, что подобрала несколько вариантов, что она на машине и что мы, то есть Денис Алексеевич и она, прямо сейчас может проехаться по адресам. Но первый вариант находится, собственно говоря, в "шаговой доступности", и если Денис Алексеевич желает, можно немного пройтись и осмотреть квартиру.

Денис Алексеевич желал, поэтому они спустились по улице Маркса на квартал ближе к центру. Место Денису сразу понравилось. Старинный небольшой трехэтажный дом на два подъезда имел, судя по всему, совсем недавно отреставрированный фасад и невысокую арку, ведущую в маленький внутренний дворик с цветочной клумбой, устроенной в небольшом, надо полагать, давно не работающем фонтане. Квартиры на первом этаже были переоборудованы под магазинчики, продуктовый и винный. Так что, учитывая, что на лестничной клетке имелось всего две квартиры, в каждом подъезде было по четыре квартиры.

Хозяева, успешные предприниматели, купившие эту квартиру еще в начале девяностых, давно уехали в Киян, пояснила женщина Денису, набирая код на входной двери в подъезд. Так что о том, что они здесь появятся, не может быть и речи. Если, конечно, будут получать регулярную плату.

А плата эта, надо признать, по местным меркам была просто огромна. Это Денис отметил про себя, осматривая квартиру. Он все-таки просмотрел несколько десятков объявлений, поэтому имел возможность составить себе впечатление о стоимости услуг. Если средняя цена по городу за съем однокомнатной квартиры составляла от пятисот до тысячи местных рублей, то эта стоила две тысячи. Но она того стоила, так решил командир. Не говоря уже о том, что она отвечала всем его требованиям, квартира была полностью отремонтирована и обставлена. Вплоть до телевизора и музыкального центра. Все новое: сантехника, широкий кожаный диван, стол для компьютера, встроенный шкаф. Газовая печка, холодильник, "микроволновка", чайник, — здесь было все. Даже утюг с гладильной доской. Заходи и живи. Именно это и понравилось Денису больше всего. Не нужно было тратить время на обустройство своего существования. Так, купить пару тарелок и кастрюлей, полотенце еще…

— Вы точно не будете смотреть другие варианты? — спросила женщина.

— Абсолютно. Меня все устраивает, — подтвердил Денис, оглядывая ванную.

— Но Вы в курсе, что вам надо будет оплатить первый и последний месяц проживания. Плюс месячная плата за наши услуги, — перешла на деловой тон дама.

— Хорошо, хорошо, — рассеянно пробормотал Денис, проходя в просторную комнату и осматривая высокие потолки с лепниной.

Маленький балкон оказался застекленным и даже отапливаемым. На полу лежал белый коврик, а в дальнем углу стоял маленький квадратный столик с табуреткой, очевидно, для утреннего чаепития в теплое время года.

— Мы можем заключить договор здесь или нам следует проехать к вам в офис? — осведомился он.

— Можно прямо здесь.

— Отлично. Тогда давайте, готовьте. У меня сегодня есть кое-какие дела.

— Конечно, конечно, — пробормотала женщина, присаживаясь за стол и доставая их портфеля документы.

"Совершенно секретно" 15.Х.08

в 2 экз. Рук-лю проекта "Троя"

расшивр. к-н Пятницкий тов. Глогеру

Отчет

о ходе работ по проекту

Довожу до Вашего сведения, что все агенты благополучно прибыли на место, о чем ими было доложено мне в заранее оговоренные сроки. Ни о каких инцидентах, связанных с внутренней дисциплиной в оперативных группах сведениями не располагаю, за исключением категорического требования Нестора увеличить его группу хотя бы до 5 человек по причине сложности территории. В данном требовании ему было мною отказано.

В течение запланированного срока руководители групп получили "посылки", о чем мне было также сообщено отдельно. Затребованная мною информация по выделенным финансовым средствам получена. Еще раз обращаю Ваше внимание на то, что предоставление мне подобных сведений по последующим возможным переводам представляется весьма полезным для дела, хотя, надо признать, и необязательным.

Все оперативники, за исключением Нестора и Идоменея, после ориентировки на местности, выразили убежденность в возможности проведения намеченных нами мероприятий при должном их материальном и техническом обеспечении. Упомянутые двое агентов не дали категорически отрицательных ответов, а уклонились от предоставления четкой оценки ситуации, настаивая на том, что для этого требуется некоторое время. Выражаю глубокую убежденность в том, что данные офицеры выполнят свой долг.

В ближайшие 180 дней, согласно утвержденному плану, агентам вменяется в обязанность создать необходимые условия для успешного осуществления третьего этапа проекта "Троя".

Сводный финансовый отчет и сводный отчет командиров оперативных групп прилагаются.

Учитель

17.10.2008. Россия, г. Анапа. проезд "Золотой берег". 17:02

— Дай два "Козла"…

— Ты чего это, Андрюха? — Симпатичная, немного полноватая Надя, торгующая в ларьке, насмешливо улыбалась. — Вроде же не любитель пива.

Ее Андрей знал с детства. Надя была дочкой соседей бабы Нюры. Ее родители открыли этот ларек на углу Пионерского проспекта и проезда еще лет пятнадцать назад, и с тех пор он служил источником относительного финансового благополучия семьи. Место было выгодное. В сезон, естественно. В продаже имелось пиво, сигареты, мороженое, чипсы, еще всякая дребедень. Знакомым продавали коньяк "из-под полы". Весьма недурной, к слову сказать…

Надя частенько подменяла мать, пока та бегала обедать или еще по каким-нибудь делам. Как и другие дети в семье: у Нади была еще младшая сестра и брат. Девушка была года на три, на четыре младше Андрея. Уже успела побывать замужем. Насколько мог припомнить Андрей, они, кажется, даже как-то спали "по пьяной лавочке". Лет этак шесть-восемь назад. Хотя, может — и нет.

— Че-то устал сегодня, — пожаловался директор. — Пойду на пляж, пивка попью, сигаретку выкурю, на закат посмотрю. Конец рабочей недели, все-таки…

— Ты бы пригласил как-нибудь в гости… — Надя оценивающе обшарила его глазами. — Я бы тебе массаж плеч сделала…

— Как-нибудь обязательно, — ухмыльнулся Андрея, протягивая девушке купюру.

Он лениво побрел по дороге на пляж, держа в левой руке пиво. Прошел мимо своей калитки, окрашенной в ярко зеленый цвет. Проезд был абсолютно пуст. "Дружба" давным-давно закрылась. "В "Золотом береге" еще были отдыхающие. В основном, молодые мамы с детьми. Имелась там какая-то программа краевая, что ли… В смысле, по которой мам с малышами на море отправляли.

"Наверное, Терентьевы скоро ларек закроют, — подумал Андрей, глядя на пиво. — Надо будет в городе заранее покупать".

Он вышел на пустой пляж. Мощный осенний морской ветер вовсю резвился на просторе, поднимая "барашки" над низкими волнами и валяя редкий кустарник на холмиках песка. Справа, у ограды "Дружбы" ютился белый ларек, закрытый наглухо и, кажется, даже заколоченный. Это была забегаловка Ашота. Почти что двухметровый волосатый и удивительно добродушный армянин лет пятидесяти открывал заведение в конце мая. В его меню было только одно блюдо — шашлык из свиной корейки.

Он все делал сам. Покупал мясо, мариновал, жарил и подавал его на пластиковых тарелочках, разламывающихся от тяжести кусков, с лучком, кетчупом и кусочком хлеба. Андрей с Толиком обычно делали так: покупали вино, стаканчики и шли к Ашоту. Тот делал им скидку. Никогда в жизни, ни в одном из ресторанов, в которых довелось бывать директору, он не ел ничего более вкусного, чем этот шашлык из свиной корейки.

Но это — в сезон. А сейчас ларек, словно заброшенное суденышко, одиноко противостоял порывам ветра, как бы стараясь поближе прильнуть к широкой, по-советски монументальной ограде детского лагеря.

Андрей подошел поближе к морю. Застегнул до верха молнию на куртке. С утра градусник показывал плюс двенадцать. Уже не лето. Солнечный диск только начал опускаться в море, разливая по нему огненно-рыжие лучи. Облака неслись как шальные наперегонки с ветром. Узоры на песке менялись с калейдоскопической быстротой, будто бы выписывая странными иероглифами прошлое и будущее.

Андрей поставил одну бутылку и песок, вторую открыл зажигалкой и сделал большой глоток. Ветер трепал его волосы, старался выдавить из головы накопившуюся за неделю усталость. Тяжелые мысли сами по себе испарились, душа посветлела.

В кармане зазвонил "мобильник". Андрей достал его, посмотрел на экран. Звонил старый знакомый, с которым он встретился вчера. Вроде бы как на ходу договаривались посидеть как-нибудь. Почему бы и не сегодня? Андрей поднес аппарат к лицу и сказал:

— Да…

19.10.2008. 16:53

— Привет, Аякс.

— Привет.

— Как дела?

— Потихоньку. Работаем…

— Как парни?

— В порядке. Кстати, определился с постоянным местом.

— Вот как? И давно?

— Да четыре дня назад. В центре. Снял.

— Почему не купил?

— Не вижу необходимости. К тому же, идет в разрез с легендой. Короче, в недельном отчете все опишу.

— Ладно. Еще чего нового.

— Да ничего. Рассказывать пока нечего. Присматриваемся…

— Ну и не торопитесь. Аккуратно работайте. Без фанатизма. Шахматы шума не любят. В шахматах только тогда по часам стучать начинают, когда цейтнот. Как там люди вообще. Как и предполагалось?

— Ты знаешь, двоякое впечатление. С одной стороны, раздражение политикой власти действительно имеется нешуточное. Но, с другой стороны, до революционного взрыва тут людям надо еще, как говорится, нищать и нищать.

— Так Вас и не убеждали в том, что тут все готово к революции…

— Да я — что? Я — ничего. Ты спросил — я отвечаю. Революционность масс, по крайней мере, в Кировогорске, понятие скорее желаемое, нежели фактическое. Может быть, у других получше…

— Да я не сказал бы. В целом впечатление у всех одинаковое.

— И уж конечно ни о каком массовом недовольстве политикой краинизации и говорить не приходится. Все эти вопросы по "НАТО-шмато" никого не интересуют. Политическая активность вообще крайне низка.

— Это мне известно.

— Но "наш контингент" также имеется. И в немалом количестве. Этнические русские и прорусски настроенные краинцы, имеющие боевой опыт или просто желающие повоевать, крайне недовольные своей жизнью и винящие в этом кого угодно, кроме себя. Направить их гнев в нужное русло и приправить его соусом из денег и чувства собственной значимости и способности влиять на историю — и все у нас получится.

— Молодец. Мне определенно нравится твой настрой.

— А какой у меня еще может быть настрой. Это — моя работа, для этого меня готовили.

— Ладно… О легендировании Десятого и Двадцать восьмого ты мне уже докладывал. Что там по Пятьдесят третьему. Вкратце.

— Если вкратце, обычный парень из глубинки. Отслужил срочную в Луванской области, потом еще три года по контракту. Вернулся домой. Работы нет. Познакомился с Двадцать восьмым. Случайно, через одного товарища. Детали продумываем. Завязались дружеские отношения. Когда тот открыл в Кировогорске свой бизнес, пригласил старого друга в свои заместители.

— А целесообразно ли связывать Двадцать восьмого и Пятьдесят третьего?

— Почему бы и нет. Это может быть даже полезным, поскольку в случае провала подозрение вряд ли падет на заместителя. "Слишком очевидно", так должны подумать контрразведчики.

— Вот с чего это ты решил, что они так подумают?

— Ну, не знаю. Просто мне так очень хочется.

— Ха-ха-ха! Хороший аргумент!

— Ну а что тут еще скажешь? Если один из них провалится, и его начнут грамотно разрабатывать профессионалы, провалится вся группа, поскольку специфика нашей работы такова, что мы должны иметь постоянные контакты друг с другом. А если будут работать дилетанты, то они именно так и подумают.

— Ты ж сам еще дилетант!

— Ну и что. Это не означает, что я тупой. К тому же, как я тебе уже писал, вербовочную работу я поручил Десятому. Именно на него ложится основной риск.

— Ладно. Я согласен с твоей аргументацией. Не сори там деньгами. Помни, это тебе на все про все. Следующая посылка будет, если только наверху решат играть партию до конца.

— Мне хватит. Сверху ничего нового?

— Нет, и не будет. Чего тебе еще нового? Окапывайся. Ваша задача — быть готовыми начать интенсивную работу по отмашке.

— Я в курсе. Ладно, пока что ли?

— Давай. Жду отчета.

24.10.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. К. Маркса. 20:11

— Вот мне безумно интересно. Неужели они не боятся, что мы все это дело возьмем — и махнет куда-нибудь на Бали?

Лева как-то даже вызывающе поглядывал на командира, сидевшего на офисном кресле и облокотившегося головой о стену. Слева от него, на столике были аккуратно сложены пачки розовых и зеленых новеньких купюр евро, варварски перетянутых тонкими резинками. Имелись также и местные рубли, правда, в гораздо меньшем количестве.

— Должно быть, очень доверяют своим "вербовщикам", — предположил Толик.

Он спокойно снял пиджак, кинул его на широкую кровать и плюхнулся на глубокий кожаный черный диван между Кошаком и Левой. Червонец всегда одевался и раздевался в прихожей дольше всех. Это парни уже успели подметить. Мало того, что он старался поаккуратнее повесить свою куртку, так он, подлец, еще и свои противно чистые туфли бережно брал и ставил куда-нибудь вместе. Не дай Бог — не в общую кучу обуви, которая обычно скапливается возле половика в коридоре, когда в дом входят несколько человек. Именно поэтому он и вошел в комнату последним, когда остальные уже успели полюбоваться на разложенное на столе богатство.

На Толика, судя по выражению лица, огромная сумма наличными не произвела сколь-нибудь значимого впечатления. Такой вывод вынужден был сделать Денис. Собственно, он и разложил деньги на столе именно для того, чтобы посмотреть на реакцию подчиненных. Надо же было когда-нибудь по-настоящему начинать применять знания, полученные на "Ферме"… Конечно, испытуемые мышки получали свои навыки там же. Но попробовать стоило.

— В том смысле, что мы — психологически устойчивые к подобного рода штукам? — уточнил Лева. — Ну, не знаю. По мне так чужая душа — потемки. Неужели они так рассчитывают на точность психологических характеристик?

Лева отреагировал на деньги с интересом. Но не более того. За это Денис мог ручаться. Не было в его взгляде какого-то нехорошего блеска, указывающего на… Командир не смог вразумительно сформулировать для себя, на что должен был указывать этот Левин взгляд. Но реакция подчиненного его удовлетворила.

— Я бы не стал недооценивать "вербовщиков", — подал голос Володя. — Конечно, сбои возможны. Но в целом, уверен, технология у них давно отработана и постоянно совершенствуется. К тому же, есть и другие механизмы…

А вот Кошак никак не отреагировал. Вообще никак. Глянул мельком и развалился на диване. Не проявил ровным счетом никакого интереса. Словно на столе лежала книга или еще что-нибудь обыденное. Если бы Денис не знал этого парня более или менее близко, такое поведение могло бы его насторожить. Он мог бы принять его за показное равнодушие. Но к счастью их приветливое друг к другу отношение и частое общение на "Ферме" уберегали теперь оперативника от неверных оценок.

Дело было в том, что Володю вообще было трудно "растормошить". Размеренный был парень, что и говорить. Даже на марш-бросках, которые были хоть и крайне редки, но все же случались, Денис всегда удивлялся его выдержке и самоконтролю. Володя бежал размеренно, не мельтешил. Он напоминал какого-нибудь робота с заданной программой. Ноздри мощно втягивали и выталкивали воздух в такт бегу, капли пота покрывали все лицо. Было видно, что подобные "пробежки" не в новинку Кошаку. Денис, краем глаза наблюдая за ним в эти минуты, завидовал товарищу белой завистью. Сам-то он такое времяпрепровождение крайне не любил. Марш-броски портили ему настроение.

— Какие другие? — поинтересовался командир.

— Да разные всякие. Ну подумай, далеко ты с этим "баблом" уедешь? Найдут ведь. Рано или поздно. Найдут и закопают на три метра. — Кошак потянулся и положил сцепленные ладони на голову. — К тому же, на семью надавить можно, — добавил он.

Странно, но почему-то оказавшись в Кировогорске, Денис вдруг начал скучать по семье. На "Ферме" он почти не думал о матери с отцом. Так, иногда всплывали в памяти их лица. Но он не переживал по этому поводу. Денис прекрасно знал, что любит их, и даже никакого намека на сомнение в этом вопросе не испытывал. Просто любовь его никогда не была, как бы это сказать, пламенной. Денис искренне удивлялся, наблюдая за некоторыми своими друзьями, находясь вдалеке от дома. Они звонили своим родителям каждый день, рассказывали о том, как провели день, что планируют делать завтра и тому подобные мелочи. Нет, он их не осуждал и не высмеивал, не называл "маменькиными сыночками". Просто искренне не понимал, зачем папе и маме знать, как проходит каждый твой день. Где же тогда твоя личная жизнь? Что остается тебе? И зачем вообще загружать других людей, пускай даже и самых близких тебе на Земле, своими мелкими неурядицами. Как будто у них не существует таких же своих мелких бытовых проблем. Он звонил своим примерно два раза в месяц, и это считал достаточным.

Иногда даже такая мелочь казалась ему обременительной. Приходилось себя заставлять. А вот сейчас он с удовольствием бы поболтал с ними. Просто узнал, как у них дела, что они ели на завтрак, к кому они ходили в гости на неделе, как учится "малая", которая уже давно совсем не малая. Как они там все? Мама, наверное, молится каждый день, просит у Господа защиты для сына. А батя, видавший виды воин, успокаивает ее, подшучивает, заряжает своим неизбывным оптимизмом.

— А если у меня нет семьи? — парировал Лева

— У других есть, — спокойно пояснил Кошак. — И вот те, у кого семья есть, тебе голову в случае чего и отвинтят.

— Резонно, — немного подумав, согласился парень.

— Чего звал-то? — спросил Червонец.

— Да не видел тебя давненько, — съязвил Денис. — Соскучился, вот, по вам…

А-а-а… — понимающе протянул Толик. — Ну так живы мы и здоровы. Работаем по своим направлениям.

— Да я и не сомневаюсь.

Командир поднялся и, заложив руки в карманы джинсов, подошел поближе к дивану. — Есть задача. Пора делать покупки. Лева, сначала ты…

— Да-да, — мурлыкнул тот.

— Не выделывайся, — обрубил его Денис, продолжая степенно прохаживаться по комнате. — Помимо твоих грядущих "бизнес-расходов", которые, надо полагать будут немалые, ты купишь три "хаты". Одна — трехкомнатная. Ни в коем случае ни в новом доме. Район должен быть людный. Не в центре, но и не на окраине. Многоэтажный район такой себе, типа Черемушек обычных…

— Почему "типа"? В "Черемушках" и куплю.

— Ну да, ну да… — Денис присел возле кровати прямо на ковер и обхватил колени руками. — В ней будешь жить сам. Установишь самые лучшие железные двери и сигнализацию. На всякий случай. Дальше… Одну квартиру купишь на окраине, в какой-нибудь "хрущевке". Одно- или двухкомнатную. Никаких там работ не проводи, и вообще как можно меньше привлекай внимание. Вообще там не появляйся.

— Для "спеца"? — спросил Кошак.

— Да нет, — ответил Толик. — Для "спеца" лучше дом. Неприметный. Квартира — это бабушки там всякие бдительные. Зачем лишние проблемы?

— Это ты верно подметил, — похвалил его командир. — Вот ты, собственно, эту покупку и сделаешь. Это, сам понимаешь, не срочно. Осмотришься, понаблюдаешь. Этот вопрос, как вы знаете, скользкий, опасный. В случае провала не отвертишься. Здесь надо "без косяков".

Червонец молча кивнул и сунул в рот пластинку жевательной резинки.

— Хата эта — на всякий случай. — Денис вновь повернул голову к Леве. — Если вдруг чего, как говорится… Единственное, что ты должен сделать — создать там кое-какой запас продуктов, воды, бинтов, антибиотиков, если вдруг раненого придется прятать. Ну, ты понял, короче…

— Да понял я, понял.

— И еще, Лева, вот о чем тебя попрошу… Ты — парень общительный. "Надыбай", пожалуйста, какие-нибудь коны у местных чиновников, чтобы все эти покупки можно было побыстрее делать. Не бесплатно, конечно. Ну, документы там оформить, и все такое. У нас на эту фигню времени нет категорически.

— Я, кстати, с пупсиком одним тут "потерся" немного, — подал голос Толик. — Она в ГАИ местном работает. Так что, насчет автомобильных дел всяких сильно нам помочь сможет.

— Красава. Не снимай ее с крючка, — приказал Денис и переключился на Володю. — Ты — две хаты. Одна в центре, для тебя. Оборудуешь также, как и Лева свою. Главное — дом. Нужен большой дом с большим участком. Можно даже недалеко от городской черты. Но большой, с гаражом. Пусть даже недостроенный, но большой.

— Ясно, — коротко бросил Кошак.

— Всю эту "байду" оформите на Леву. Он у нас — бизнесмен. Будут вопросы задавать — объяснение стандартное. Покупаю дешево жилье, делаю ремонт, продаю дорого.

— Ты меня вообще в "барыги" с головой записал, — резюмировал Лева.

— Теперь транспорт, — продолжил командир. Голос его потерял уверенность и стал более тягучим. — Я тут не очень разбираюсь, там что…

— Мне "мерс", "двухдверку", — заявил Толик, не дав договорить Денису. — Можно не новый. Даже лучше не новый. Но и не развалюху. Самое оно для мажора.

— Должно быть, ты прав, — подумав, согласился командир. — Впрочем, понятия не имею.

— Да нормально, нормально, — поддержал Толика Лева. — Мне можно иномарку какую-нибудь, подержанную, но не ведро с болтами тоже. К тому же, для фирмы надо будет грузовики небольшие, типа "Газелей"…

— Это там твои проблемы, — отмахнулся Денис. Ему очень не хотелось до поры до времени влезать в тонкости Левиных разработок. — Короче, машины себе каждый покупает сам. Скромно, но со вкусом. Так или иначе, все должны быть "механизированы".

— Ну, это естественно, — хмыкнул Толик.

— Что касаемо грузовичков твоих будущих, — Денис вновь поднялся и сел возле стола, — мы их, по возможности, конечно, для своих целей использовать будем. Но мне думается, нам еще свои нужны. На всякий случай. Не "засвеченные" нигде. Микроавтобус и грузовичок. Мало ли что?

— Согласен, — кивнул Лева.

— Иметь надо, — поддержал его Червонец. — Пускай стоят в гараже. Кошак, ты, когда дом покупать будешь, смотри там, чтобы хотя бы для одной в гараже место было. А лучше — для двух.

— А для танка тебе место не нужно? — прогудел Володя, слегка задетый командным тоном товарища.

— Не ссорьтесь, мальчики, — пробормотал Денис, беря в руки остро заточенный карандаш со стола. — Давайте лучше прикинем, кому сколько надо…

11.11.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Ленина. 10:26

— Да говорю же, товарищ милиционер, пакет какой-то на голову накинули!

— Ну ладно, ладно. Не плач!

Лысоватый неприятный "мент" с опухшим лицом брезгливо покосился на Кошака, сидевшего напротив на старом шатающемся стуле с невероятно измызганной обшивкой, и снова уткнулся в бумаги. Володя звучно вздохнул и опустил голову, расстегнув молнию новенькой кожаной куртки наполовину. В помещении было жарко.

— Нет, ну я все-таки не понимаю! — Милиционер нервно бросил ручку на стол и вперился красными глазами в Кошака, словно удав на кролика. — Ты себя-то в зеркале видел?

— Видел, — тихо ответил Володя и слегка вжал голову в плечи.

— На тебе пахать надо! Запрягать тебя и пахать! Понимаешь?! А ты тут являешься, словно "десятиклассница", и рассказываешь, что тебя, бедного, обидели…

— Но я же не виноват…

— Да че ты вообще там шарился? — перешел на крик капитан. — Ума не приложу: что можно делать в одиннадцать вечера на Чигиринской?

— Говорю же, от девушки я шел, — упрямо, но без дерзости в голосе, повторил Кошак. — И вообще, чего Вы так завелись?

— Да потому что "глухарь" это! — процедил милиционер. — Понимаешь, "глухарь"!

Володя снова вздохнул и искренне ему посочувствовал. В кабинет, производя невероятное количество какого-то дурного шума, влетел молодой парень с нагловатой физиономией и пистолетом в оперативной кобуре под мышкой. Не обращая никакого внимания на присутствующих, он открыл большой темный шкаф у двери и увлеченно начать там копаться в каких-то бумагах.

— Ну пойми ты, — ласково начал капитан, никак не отреагировав на появление постороннего, — кого мы тебе будем искать? Ночь, пустынная улица, темный пакет — на голову, что-то острое — к горлу, кошелек, часы, "мобила"… Это же — "вилы".

— Ну а я-то что могу сделать? — непонимающе уставился на него Кошак.

— Да теперь — ничего, — злобно прошипел милиционер, взявшись за ручку и продолжив составление документа.

Кошак посмотрел в зарешеченное окно. Погода сегодня выдалась отличная, хотя температура была не выше пяти градусов. На подоконнике ходили туда-сюда пара голубей.

— Найти тебя как? — нехотя бросил милиционер.

— Зачем найти? — изобразил испуг Володя.

— Затем! — рыкнул капитан.

— Воронцовская 101, - назвал он заранее заготовленный адрес. — Я ж недавно в Кировогорске. Официально еще не зарегистрировался…

— Распишись здесь, — потребовал милиционер, не дослушав.

Через пару минут Кошак вышел в широкий чистый коридор и аккуратно прикрыл за собой дверь. Затем он не спеша прошелся в дальний его конец, боязливо заглядывая в приоткрытые двери кабинетов. Везде сновали люди в форме и в штатском. С бумагами, папками, клавиатурами, стаканами. Они останавливались посреди коридора и начинали разговор. Забегали в кабинеты и тут же выходили из них. В этой обстановке всеобщего движения никто не обращал на Володю никакого внимания.

Кошак свернул на боковую лестницу и поднялся на половину пролета. Вход на третий этаж преграждал маленький столик, за которым сидел скучающий милиционер. Быстро развернувшись, Володя спустился по лестнице на первый этаж и повторил такую же прогулку. Проходя второй раз мимо прозрачного пуленепробиваемого стекла дежурной комнаты, за которым полный майор что-то громко проговаривал по слогам в старомодную телефонную трубку, он остановился в нерешительности. На счастье в этот самый момент тонкая железная дверь, ведущая внутрь "дежурки", открылась. Из нее вылетел растрепанный сержант с пачкой бумаг и, не оглядываясь, понесся в конец коридора. Беспечность милиционера можно было понять: дверь была снабжена доводчиком. Однако, как и на большинстве дверей мира, закрывал он ее не сразу. Двух секунд хватило для того, чтобы Кошак проскользнул внутрь.

Он быстро оглянулся по сторонам. Справа от входа находились две массивные двери с зарешеченными окошками. Из "обезьянника" доносился негромкий разговор. Рядом стоял старенький стол со стулом и металлический шкаф, надо было полагать, для вещей задержанных. На столе лежал раскрытый потрепанный журнал. Проскользнув мимо дверей, Володя вошел в помещение "дежурки" и начал вертеться по сторонам. Времени было крайне мало.

— Эй, ты че тут забыл? — раздалось сбоку.

К Кошаку обращался низенький кругломордый майор, сидевший за компьютером. Его нельзя было разглядеть из коридора. Физиономия милиционера выражала недоумение и раздражение.

— Да я тут заявление подавал, — виноватым голосом пробормотал оперативник. — Меня отпустили уже. Мне бы выйти…

— Так выходи, — начинал злиться капитан.

— Так там же решетка, — прикидывался идиотом Кошак. — И постовой.

— Ты сюда как попал вообще? — уже кричал "мент".

— Да выходил кто-то… Мне бы выйти…

— Вали отсюда! — рыкнул капитан. — Как зашел, так и выходи! Гена, открой ему.

Володя с забитым видом прошкондылял к двери. Замок открылся автоматически.

— Оборзели совсем, — слышалось сзади, — кто последним выходил? Петренко? Морду набью, уроду…

Высокий черноусый старшина в бронежилете и с коротким автоматом на плече молча нажал на кнопку на стене. Входная дверь, которая, собственно, дверью не являлась, а представляла собой железную давно не крашеную решетку, после громкого щелчка замка, слегка скрипнув, открылась. Кошак, пройдя двойные массивные двери, вышел на улицу и мельком еще раз взглянул на синюю табличку слева от входа: "Ленинский отдел УВД г. Кировогорска". Спустившись вниз по узким ступенькам, он вновь оглянулся и без видимой причины повертелся возле здания. Светло-желтый трехэтажный дом с темно-синей черепичной крышей можно было принять за частное строение, если бы не просторная, огороженная красивым, от земли каменным, а на вторую половину решетчатым забором, стоянка. Удивительным было то, что ни одной милицейской машины, ни во дворе, ни на улице рядом с УВД не наблюдалось.

Кошак вышел на улицу, спустился на полквартала к центру и повернул на Дзержинского. У обочины стоял купленный им пять дней назад на местном авторынке серебристый внедорожник "Опель". Аппарат 2002 года, жрущий всего восемь литров "соляры" на сто километров, сразу приглянулся Володе. Он открыл водительскую дверцу и плюхнулся на сиденье.

— А я тебе говорю — здесь! — твердил Денис, обхвативший руками подголовник переднего пассажирского кресла и нависавший над Червонцем.

— Да с чего ты взял?! — Толик держал на руках большой ноутбук, на экране которого в стоп-кадре красовалась "дежурка" Ленинского ОВД.

— О чем спорите? — заинтересованно спросил Володя, снимая в куртки маленький черный предмет и передавая его Червонцу.

Тот аккуратно положил его в специальный футляр и спрятал в сумку для ноутбука.

— Слышь, Кошак, ну скажи, что там "оружейка"! — обиженно прогнусавил Денис, перевесившись через сиденье и ткнув пальцев в то место экрана, на котором виднелась массивная черная дверь в дальнем углу "дежурки".

— Скорее всего, — ответил Володя. — Во всяком случае, я не нашел никакого другого места, где бы она могла быть. Заднего двора там нет. На третьем этаже — однозначно начальство. Не там же им оружие держать, в самом деле. Надо полагать, в "деружке" ей и положено быть.

— Не факт, — упрямо процедил Толик. — Совсем не факт. Вспомните, в Кировском отделе она оказалась в конце коридора. А мы поначалу тоже думали — в "дежурке".

— Да, но мы изначально предполагали, что там она может быть, — парировал командир.

— А че вы так в это вцепились? — зевнув, поинтересовался Володя. — Все равно, проверять придется.

— Да это мы так, — примирительно сказал Денис. — От скуки. Ты расскажи лучше, как там с входной решеткой. На записи плохо видно было.

— Да по тупому она у них сработана. Во-первых, если просунуть руку между прутьями — свободно можно до кнопки на стене слева достать. Я отвечаю. А во-вторых, я, конечно, не пробовал, но что-то мне подсказывает, что пара хороших ударов прикладом — и замок этот по запчастям рассыплется.

— Это ладно. — Червонец отмотал запись немного назад. — А вот как с самой "дежуркой"?

— Вот это — сложнее. — Володя повернул ключ зажигания и включил магнитолу. — Пуленепробиваемое стекло, металлическая дверь. Открывает ее дежурный офицер, который сидит за пультом…

— А в Кировском — вход свободный. Даже дверей никаких нет. Просто дверь открытая, — задумчиво пробубнил Денис.

— Ну, "не все коту масленица", — резюмировал Червонец.

— И окна, кстати, зарешечены на всех этажах, — вставил Кошак.

— Нет, конечно, пара "Мух" — и вопрос решен. Один — решетка, второй — "дежурка", пара "РГД-шек" вдогонку… Если особо отчаянные попадутся — шашку со слезоточивым газом. Но — грубо все это. Хотелось бы "поювелирнее", так сказать…

— Ладно, че щас об этом думать. — Вздохнул Толик и захлопнул крышку ноутбука. — Вечером соберемся — помозгуем. Информации, опять же, подсобрать надобно…

— Ага, — поддержал Денис. — Ты, кстати, не забыл? Придешь сюда вечерком и поохотишься. Чем черт не шутить? А вдруг "нашампуришь" какого-нибудь лейтенантика с длинными волосами и большими сисками.

— Да помню я, помню.

— Ну че, кого куда? — спросил Кошак, заводя мотор.

— Меня на хату подбрось, — попросил Червонец. — Переодеться надо.

— А меня потом на Кропивницкого. — Командир отцепился от подголовника и плюхнулся на заднее сиденье. — Ты, кстати, сам куда?

— Забыл что ли? — оглянулся Володя. — По военной прокуратуре работаю, Сам же поручил…

— Да, да. Точно, — вспомнил Денис. — Ты, если можешь, через пару часиков после того, как меня отвезешь, подскочи опять. Мне посоветоваться надо по мостам…

20.12.2007. Ферма. 19:12

Денис устал. Сегодня они принимали присягу. Как-то обыденно принимали, без пафоса. Выглядело это просто: вместо первого часа занятий по специальности их поотрядно заводили в спортзал, где они занимались рукопашным боем. В центре стояла деревянная, правда новенькая, кафедра. Старый знакомый "сталинский следак", которого Денис первым увидел на этом объекте, сухо объяснил суть процедуры. Стоящий рядом солдат, естественно, в камуфляже, а не в парадной форме, держал знамя, которое они, курсанты, и целовали, поочередно, произнеся слова присяги. Ни тебе фотовспышек, ни всхлипывающих от волнения родственников… Новый год на носу. А в ушах все тот же уверенный голос.

— Как я вам уже говорил, подготовка восстания как диверсии всегда начинается с определения его конечной цели. Это необходимо не только исходя из того факта, что от цели восстания всецело зависит расчет сил и средств, необходимых для его осуществления. От правильного определения его цели целиком зависит его успех вообще.

Вам может показаться, что я сейчас излагаю очевидные вещи.

— Ага, мне показалось…

— Заглохни, Семидесятый… Ты сегодня уже третий раз меня перебиваешь! Причем несешь какую-то чушь с претензией на юмор…

— А ему сегодня на "рукопашке" морду лица набили! Вот он и расстроенный ходит…

— Ясно… Так вот: поверьте, что это не так. Работник, осуществляющий подготовку восстания, может совершить катастрофическую ошибку уже на этой стадии, ошибку, которая в конечном итоге приведет к провалу операции, бессмысленным человеческим жертвам и потере крупных материальных ресурсов. Аналитическая работа, которую необходимо осуществить при определении цели, в своем конечном итоге может вообще привести к тому, что ответственное лицо, которому поручена подготовка и проведение операции, должно будет со всей ответственность заявить своему руководству, что проведение восстания бессмысленно. При этом необходимо помнить, что бессмысленность мероприятия отнюдь не означает невозможность его практического осуществления.

Для того чтобы вы поняли, о чем я говорю, мне хотелось бы очень кратко проанализировать исторические примеры неправильной постановки цели вооруженного восстания.

В поисках примеров того, насколько плачевным для исхода операции может быть отсутствие четкой и правильно определенной цели, обратимся к истории. Напомню, что нас интересуют только те восстания, которые были заранее подготовлены, а не произошли спонтанно, как, например, восстание в Париже 18 марта 1871 года, которое привело к созданию знаменитой Парижской коммуны. У кого созрели мысли в голове?

— Может быть, Московское восстание в ноябре 1917 года?

— Здорово, Одиннадцатый… Весьма точный и удачный пример. Созданный городской думой "Комитет общественной безопасности", опираясь на юнкеров, студентов и кадетов, захватил путем восстания власть в городе. Если говорить о самом его ходе, то оно развивалось и завершилось успешно. Занимавшие Кремль отряды большевиков сдали оружие без боя. Однако, не имея четкой цели и вообще слабо представляя, что дальше делать, Комитет безопасности повел бесплодные переговоры с местным ВРК. Сам же ВРК, как показали события, и не думал о чем-то договариваться, а всего лишь тянул время. Пока длились переговоры, из Петрограда и Подмосковья были переброшены отряды Красной гвардии, которые при помощи артиллерии решительно подавили восстание.

Кстати, пример того же времени. 11 ноября того же года произошло юнкерское восстание в Петрограде. Его организовала военная комиссия социалистического Комитета спасения родины и революции. Одновременно из "Викжеля" прозвучала угроза всеобщей забастовки на ж/д транспорте. Основным требованием профсоюза было создание "однородного социалистического правительства" с опорой на Советы. Поначалу казалось, что цель будет достигнута. В ЦК и в Совнаркоме произошел раскол. Зиновьев, Каменев, Рыков, Милютин, Ногин и Теодорович стали в оппозицию к Ленину. Однако тот на две недели затянул переговоры и в конечном итоге взял верх. При этом правительство с участием левых эсеров все же было сформировано.

Отметим, что здесь мы видим интересный пример того, как вооруженное восстание было увязано с другим, уже чисто революционным методом борьбы — забастовкой. Забастовка на производстве также может использоваться как метод диверсионно-подрывной работы. По мнению некоторых историков, немецкая разведка активно использовала его во время Первой мировой войны в отношении России, преследуя цель срыва производства вооружения на крупных военных предприятиях. К примеру, крупные забастовки на Путиловском и Обуховском заводе в Петрограде. Однако, это — не наша тема.

Приведенный пример интересен в другом ключе. Следует поставить вопрос о том, имело ли данное восстание четкую цель?

— По-моему, да…

— Верно. Четкая и ясная цель присутствовала. Но возникает следующий вопрос: была ли данная цель реалистична?

— Я лично, уверен, что вполне реалистична. А дипломную по этому вопросу писал… Ну, почти…

— Вот и отлично. Значит, поправишь меня, если что… Вкратце опишем ситуацию в России на тот период. Хотя большевики и победили в Петрограде, в Москве началось восстание, результаты которого тогда еще не были ясны. Поддержка у РСДРП(б) в армии была далеко не безусловной. Повсеместно очень сильны были позиции эсеров, а отряды Красной гвардии хоть и находились под влиянием большевиков, реальной боевой силы не представляли. Это стало очевидным после наступления немцев на Ригу.

Второй съезд Советов покинула значительная часть делегатов, что в известной степени ставило легитимность его решений под сомнение. Я ничего не забыл?

— Ну, тебе, конечно, виднее… Но лично я бы, если не возражаешь, добавил, что невыполнение требований "Викжеля", где ведущую позицию занимали эсеры, могло привести к всеобщей забастовке на ж/д транспорте, а это, в свою очередь, к коллапсу экономической и политической жизни страны. Такое развитие событий ставило под удар сам факт пребывания большевиков у власти.

— Справедливо… Одним словом, РСДРП(б) нуждалась в поддержке, ее позиции были далеко не так сильны, как годом или даже шестью месяцами позже. Таким образом, мы можем со всей определенностью утверждать, что цель данного восстания была реалистична.

А теперь, зададимся последним вопросом: была ли эта цель правильно поставлена? Очевидно, что ответ может быть только отрицательным. Эта самая "реалистичная" цель совершенно не отображала того, чего реально добивались организаторы этих акций. И я вам сейчас это докажу…Чего добивались эсеры?

— Не допустить монополии большевиков на власть.

— Верно. Они полагали, что этой цели можно достичь путем создания "однородного социалистического правительства". История показала, что эсеры не только недооценили большевиков и их вождей, но и вообще неправильно оценивали социально-политическую и экономическую ситуацию в стране. Это, в конечном итоге, привело к их поражению.

Перед нами яркий пример того, что цель восстания изначально была поставлена неправильно, ибо, несмотря на свою реалистичность, даже при условии ее достижения, а так, с известными оговорками, и случилось, она не обеспечивала тот результат, который его организаторы планировали получить "на выходе".

Как показал дальнейший ход событий, создание "однородного социалистического правительства" отнюдь не являлось той мерой, с помощью которой представлялось возможным не допустить монополии РСДРП(б) на власть. Странно, но руководители партии эсеров как будто не замечали того, что просто бросалось в глаза, а именно — непримиримости большевиков по отношению к своим врагам и вообще к тем, кто стоял на их пути к власти. Именно этой непримиримостью пропитана вся история РСДРП(б). Социалисты-революционеры не разглядели сильных волевых качеств у вождей большевиков, способных на решительную и бескомпромиссную борьбу без всяких сантиментов и уважения к человеческой жизни. Эсеры не учли влияние еще многих других факторов.

Отсутствие политической прозорливости как раз и привело к тому, что цель восстания была поставлена неверно, и тот момент, когда большевикам еще можно было нанести сокрушительное поражение, был безвозвратно упущен. Очевидно, что его целью на тот период могло стать лишь полное отстранение большевиков от власти и арест (физическое уничтожение) их руководителей. Тем более что моральные основания для этого имелись под рукой — переворот в октябре 1917 г.

Еще один маленький пример- восстание левых эсеров в Москве в начале июля 1918 года. В данном случае его цель не была ясна даже его непосредственному руководителю — Черепанову. Само восстание являлось чистой воды авантюрой. Об это можно говорить уверенно на том простом основании, что единого мнения по подводу его необходимости не было даже у самих эсеров. Кроме того, руководством восстания была проявлена непозволительная нерешительность, избирательность в методах борьбы и совершенно неуместная в данном случае гуманность к противнику. Только полный идиот, живущий в сказочном мире, мог отпустить на свободу Дзержинского и Лациса. А вот большевики этими "недостатками" не страдали и поэтому раз и навсегда расправились с эсерами, расстреляв и посадив в тюрьму руководителей партии.

К слову сказать, действия Ленина и Совета народных комиссаров при его подавлении можно признать образцовыми. Чего только стоит следующий фокус: точно зная о том, кто поднял восстание, правительство, в телеграммах в губернии об этом не сообщало, а обвинило во всем монархистов, чтобы не спровоцировать восстания левых эсеров в других регионах. Учитесь, дети мои…

Вы должны раз и навсегда запомнить: в вопросе подготовки к вооруженному восстанию ни в коем случае нельзя исходить из принципа — "победим, а там посмотрим". Организатор вооруженного восстания должен четко и ясно представлять себе, что надо делать до него, как его осуществить, как действовать после того, как восстание победит. В противном случае все усилия будут тщетными.

Обратите внимание на Варшавское восстание 1 августа-2 октября 1944 года. Ну казалось бы, все делали грамотно… Операция тщательно готовилась, в город доставлялось оружие и боеприпасы, хоть и не в достаточном количестве. Но главное состоит в следующем: у этого восстания была ясная и реалистичная, достижимая на практике цель, которая была верно поставлена. Действительно, войска Красной Армии стремительно приближались к Варшаве, и повстанцы могли рассчитывать на соединение с ними. В этом была одновременно и главная задача, и непременное условие достижения успеха.

Восстание развивалось успешно: повстанцы овладели значительной частью города, а 14 сентября части Красной Армии овладели предместьем Варшавы. Полякам по воздуху сбрасывалось оружие, медикаменты, боеприпасы… В интересах повстанцев велась авиационная разведка, осуществлялось прикрытие с воздуха. Одним словом, персик, а не восстание.

А потом…

— Суп с котом…

— Вот-вот… Историки по-разному говорят. То ли поляки сами не пожелали принять помощь Красной Армии, то ли наше наступление было остановлено. Так или иначе, немцы восстание подавили, Красная Армия заняла город после подавления восстания, а в Польше было сформировано просоветское правительство.

Можно говорить все, что угодно, но одно очевидно: победа вооруженного восстания была невыгодна Советскому Союзу. Это настолько понятно, что мне, например, вообще неясно, о чем думали его организаторы, когда надеялись на победу. Налицо грубейший, не организационный, а сугубо политический просчет. Возможно, они надеялись, что Сталин не посмеет так "подставить" повстанцев, что он побоится осуждения международной общественности. В таком случае, они просто не понимали, с кем имеют дело. Это непонимание не только не снимает с них вины за напрасные жертвы, но, напротив, усугубляет ее.

Залогом успеха восстания было соединение с Красной Армией. Только в этом случае можно было рассчитывать на успех. Однако его руководители не только не согласовали свои действия с СССР, но даже не поставили в известность о своих планах командование Красной Армии. Это можно было бы посчитать историческим анекдотом, если бы данные действия не стоили бы жизни 200 тысяч человек. В данном случае в процессе разработки вооруженного восстания за основу была взята политическая необходимость. Восстание, которое имело все шансы на успех, закончилось трагедией потому, что его руководители построили свои планы в отрыве от реальной политической обстановки в регионе, без учета интересов других держав и, судя по всему, даже не попытавшись смоделировать действия всех участников событий.

— Учитель, я не пойму только одного. Ты все время повторяешь, "диверсия, диверсия"… Но ведь, по крайней мере, согласно "официальной версии", приведенные тобой примеры не являлись диверсионными операциями.

— Не скажи… Во-первых, вопрос о том, являлись ли вышеперечисленные события диверсионно-подрывными акциями или нет, нельзя считать решенным. Тебе, двадцать третий, наверняка известно о том, что немало историков и политиков считают, к примеру, Октябрьский переворот был ничем иным как диверсией Германии в отношении Российской империи, а события в Венгрии — диверсионно-подрывной операцией НАТО в отношении СССР. И мы должны признать, что данная точка зрения не лишена известной логики. Что касается Варшавского восстания, то здесь все зависит от того, "из каких окопов" смотреть на эти события. Вряд ли кто-нибудь из вас будет оспаривать то, что для Германии данные события являлись ничем иным как диверсией…

"Совершенно секретно" 15.ХI.08

в 2 экз. Рук-лю проекта "Троя"

расшивр. к-н Пятницкий тов. Глогеру

Отчет

о ходе работ по проекту

Довожу до Вашего сведения, что работа по проекту идет в соответствии с утвержденным планом и сроками. Оперативные группы докладывают об успешном закреплении на местности. Долоном, Парисом, Аяксом и Ресом уже проведены мероприятия по подготовке мест для хранения оружия и других материалов для третьего этапа проекта "Троя". Партокл, Парис, Менелай, Аякс и Приам запрашивают разрешение на начало работ по вербовке первичной агентуры.

По информации агентов, реальная экономическая ситуация в Краине продолжает ухудшаться. Предпринимаемые правительством меры не находят понимания среди широких слоев населения, что существенно подрывает авторитет "желтых" политиков в центре и на местах. В этом смысле ситуация складывается весьма удачно.

Однако о системном кризисе "желтой" идеи в общественном сознании говорить пока рано. Причина этого кроется главным образом в аполитичности основной части общества. Пророссийские партии ведут очень серьезную работу, направленную на дестабилизацию обстановки и расшатывание системы власти в стране, что не остается без внимания руководства Краины.

Не имея возможности определять направления работы нашей агентуры внутри Краины, не связанном с проектом "Троя", позволю себе высказать некоторые соображения о тех действиях, которые были бы нам полезны во всех смыслах.

Во-первых, агрессивная антиправительственная риторика явно преждевременна по двум причинам:

а) мы еще не готовы к активным действиям. Собственно, насколько мне известно, мы не получали даже разрешение на переход к третьему этапу (или получали? сообщите мне);

б) градус общественного протеста еще не достиг той отметки, которая могла бы привести к полезным нам результатам. Худшее, что может случиться для нас — это направление народного недовольства на удовлетворение чисто экономических требований. Наша главная цель — вычленение из массы недовольных наиболее активных и пророссийсски настроенных людей и использование их в проекте "Троя".

Мне думается, что следует дать указания агентам попытаться снизить агрессивность критики "желтой" власти, одновременно сделав ее более методичной и аргументированной. Не дать власти объединить народ вокруг любых идей и программ — наша важнейшая цель.

Во-вторых, все силы необходимо бросить на решение экономических проблем в западных регионах страны в ущерб центру и востоку. Это создаст дополнительную враждебность между разными частями страны, на которой, собственно, и строятся наши разработки.

В-третьих (самое важное), категорически необходимо всеми возможными способами укоренять в общественном сознании мысль о том, что именно налаживание тесного экономического сотрудничества с Россией позволит Краине выйти из кризиса. Данные пропагандистские мероприятия должны идти с постоянными комментариями типа: "это "желтая" власть поссорила нас с Россией", "желтые" политики являются пещерными русофобами, а потому по определению не способны наладить с Россией хоть какие-нибудь приличные отношения", "желтые" в угоду Штатам ставят свою идеологию выше экономики, тем самым нанося хозяйству страны непоправимый вред". Убежден: такая риторика будет иметь эффект.

Сделать данные рекомендации я посчитал своим долгом.

Прошу Вашего разрешения на начало работы по проведению вербовки первичной агентуры на местности. На мой взгляд, для этого созданы все условия.

Сводный финансовый отчет прилагается.

Учитель

20.11.2008. Краина, Кировогорск. ул. К. Маркса. 22:41

Сработал предохранитель. Такое случалось с ним постоянно. Вот ведь удивительная штука! У мозга есть свой предохранитель. А у других органов — нет. Можно водку жрать — сколько хочешь. А на печени предохранителя нет. Говорят, даже у больных раком печень не болит. Совсем. Нет на ней нервных окончаний. Или вот легкие тоже. Денис где-то слышал, что при раке легких больные иногда о нем замечают лишь на той стадии, когда легкое чуть ли не разваливается, и становится трудно дышать. А вот у мозга есть предохранитель. Не дает ему перегреваться. Так что ли сказать можно…

Вот работаешь ты головой долго, читаешь что-то нужное. Читаешь, читаешь… А потом вдруг очнешься, и ловишь себя на мысли, что ты уже как пол страницы не понимаешь то, что ты читаешь. Просто слова читаешь, а смысл их не улавливаешь. Это значит — мозг перегружен. Не воспринимает больше информацию. Предохранитель выбило.

Можно, конечно, в этом случае попробовать начать читать и анализировать заново. И некоторое время, весьма непродолжительное, это будет удаваться. Но потом — опять предохранитель. Процессор перегрелся. Надо дать остыть. Желательно — несколько часов, а лучше — дольше.

— Ладно, валите по домам, бездельники и проедатели государственных средств, — вяло обронил командир. — У меня дела.

— Ты видел, Лева, дела у него, — кивнул в сторону Дениса Червонец. — А мы с тобой по ходу на курорте.

— Не говори… — поддержал тот.

— А у меня тоже дела, — подал голос Кошак.

— Ну я же говорю, — развел руками Толик. — Одни мы с тобой ходим, околачиваем…

— Валите, короче, домой, — по-барски махнул рукой Денис. — Вы меня утомили.

— Прощения просим, "вашбродие"…

— Мне, кстати, деньги скоро понадобятся, — серьезным тоном сказал Лева, застегивая молнию на новеньких зимних ботинках.

— А морда у тебя не треснет? — деловито осведомился командир.

— Денис, серьезно… Знаешь, сколько эта фирма денег жрет?

— Ты бизнесмен или нет? Твоя контора вообще мне доход приносить должна, — лыбился Денис.

Командир с силой толкнул Леву в спину. Парень налетел на спускающегося по лестнице Кошака. Тот стряхнул его со спины и обругал по матери под аккомпанемент вконец развеселившегося Толика. Хозяин проводил товарищей взглядом, не закрывая дверь, надел свои домашние тапочки, вышел на лестничную площадку и позвонил в дверь справа.

В соседней квартире с незапамятных времен проживал некто Ваготский Йозеф Карлович, профессор культурологии. По причине весьма почтенного возраста ученый из дома выходил редко. На работе же появлялся не более пары раз в месяц. Из уважения его держали на кафедре на четверть ставки. Даже давали "дипломников". Кроме того, Йозеф Карлович читал какие-то спецкурсы.

Низенький, не более метра шестидесяти, восьмидесятилетний, но вполне еще активный старичок получил воспитание в очень интеллигентной семье. Выглядел всегда опрятно и был подчеркнуто и даже как-то по "старорежимному" вежлив. Родственников у него не было. Во всяком случае, он о них не говорил, и Денис никогда не видел, чтобы к нему кто-нибудь заходил.

Командир познакомился с ним, когда хотел сварить себе мясной соус. В тот чрезвычайно редкий день, когда на него снизошло вдохновение приготовить что-нибудь самому. Но дома не оказалось лука. Денис, не долго думая, позвонил в соседнюю дверь. Старичок оказался весьма приятным в общении человеком, да и к тому же любителем шахмат. Так и завязалось знакомство. Уже через месяц их встречи стали своеобразным ритуалом. Каждый четверг Денис приходил к соседу ровно в одиннадцать вечера. У того была бессонница. В зале все уже было готово к чаепитию и шахматному поединку. Йозеф Карлович приносил в комнату кипящий чайник и разливал напиток. Сделав по первому глотку, они начинали партию, ведя неспешную беседу.

Играли долго, обычно не менее двух часов. Денису доставляло удовольствие общаться с этим приятным стариком-ученым, не то поляком, не то евреем по национальности. И дело было даже не в стиле общения. Их взгляды на жизнь порой настолько расходились, что беседы приобретали характер некой мировоззренческой дискуссии, в которой каждый пытался одержать верх. Йозефу Карловичу регулярные чаепития с соседом, вне сомнения, тоже чрезвычайно нравились. Иногда он, чувствуя себя побежденным после очередного словесного поединка, начинал новый бой уже подготовленным. Перечитывал кое-какую литературу, наводил справки. Денис, естественно, относился к этому намного проще, но ученый нисколько не обижался.

— Вы — человек молодой, у Вас — каждая минута должна быть на счету. Вам ведь столько надо успеть!

— Вы даже не представляете себе, насколько Вы, Йозеф Карлович, правы… — подтверждал оперативник.

За дверью послышались шаркающие шаги. Старый давно не смазываемый дверной замок повернулся и на пороге появился хозяин в старых домашних тапках, плотных штанах и синем, судя по всему, домашней вязки, свитере.

— Проходите, Денис Алексеевич, проходите, — проскрипел старик, дублируя свои слова жестами рук. — У меня все готово…

20.11.2008. Россия, г. Анапа. ул. Гребенская. 22:42

— У нас все готово. Мальчики, ну где вы там?

Грудастая белокурая Лиза застыла в дверном проеме, обиженно скуксившись.

— Слушай, солнышко. Вот так уже наелись. — Толик провел рукой по горлу. — Дай нам тут поговорить немножко. Мы подойдем щас…

Девушка медленно развернулась и скрылась в доме.

— Ниче самочка, — констатировал тот. — Ты присмотрись, брателло…

— Ну так и че? — спросил Андрей, не обращая внимания на предложение друга.

Это Толик его затащил на эту "днюху". Собралась толпа — человек десять. И из них — всего двое знакомых. Толик, само собой. Куда ж без него. И еще — Жека. Друг. Сто лет уже не виделись. Ради него, собственно, и пришел сюда.

— Ну че. Ниче! Заявление вот в марте подавать будем, — довольно ответил Женя, выкинув окурок и поглубже укутавшись в тонкую осеннюю куртку.

— Ну ты — красава! Дай пять! — Андрей действительно был очень рад за старого друга.

На этой тусовке была новая Женина девушка. Как выяснилось — будущая жена. Вернее сказать, это для Андрея она была новая. А Жека с ней, оказывается, уже полтора года как встречался.

Они давно не виделись. Уже больше трех лет. И причина тому была проста. Жека "сидел". Натурально. Годом позже "коррупционной" истории с Толиком, Женя сбил насмерть женщину на Пионерском проспекте. Пьяный. Тут уж условным сроком не отделаешься. Да Женя и не собирался. Очень, говорят, переживал. Дали пять лет "химии". Колонии-поселения, то есть. "Сидел", считай, тут же. Под Новороссийском. Последнее время приезжать стал. Расконвоировали его там, что ли. За хорошее поведение. Андрей не интересовался. Увиделся с другом — и хорошо.

— А ей как? Не стремно за "урку" выходить? — в лоб спросил директор. — Ты извини, если жестко…

— Да ладно, — отмахнулся тот. — Правда она и есть правда. Раз выходит, значит — не стремно. А ты чего, значит, бизнесменом заделался?

— Ну вот заделался, — ухмыльнулся Андрей. — Надо ж жить как-то… А на дядю больно пахать не хочется…

— И мне — не хочется, — вздохнул Толик. — А приходится.

— Это потому, что ты — глупый и безынициативный человек, — наставил его директор. — Я тебе уже говорил…

— Да, да. Я помню. Рожденный ползать — летать не может…

Жека громко засмеялся пьяным смехом. Его заметно пошатывало, как и Андрея. Выпили, в общем, немало.

— Пойду, горячее потреплю, — заявил Толик и, шаркая, побрел в дом.

Парни остались вдвоем в тихом дворе частного дома. Вечер выдался холодный, с небольшим несмелым, словно крадущимся ветром. Неуютно было на улице. Темно. Зябко. Хотелось — к теплу, к свету. И пусть даже — к незнакомым лицам. Все лучше — чем в холодную тихую темноту.

— Я тебя спросить хотел, — замялся Андрей, потирая плечи. — Ты пережил?

— Нет еще… — Женя поднял серые большие глаза и посмотрел на друга. — Это, знаешь ли, сложно пережить. Это как-то по-другому надо… А вот как, я пока не знаю. Может, ты знаешь?

— Нет, — помедлив, ответил друг. — Не знаю, Жека. Ты — не по адресу обратился, братан. Не по адресу… Пойдем, что ли, выпьем еще…

Не дожидаясь согласия, он развернулся и начал подниматься на крыльцо. Нужно было сказать себе правду: директор был пьян.

21.11.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Гоголя. 23:46

Денис был пьян.

"Пьян, как "фортепьян", — туманно вспомнил он старый как Вселенная каламбур и сам на сам засмеялся.

Давненько он так не напивался. И вроде повода не было совершенно. Хотя нет. Например, сегодня у него по паспорту был День Рождения. На самом деле, конечно, его "днюха" была в мае. Но какая теперь разница? И кому теперь какое дело? Он так круто повернул свою жизнь, так резко заложил штурвал, что, казалось, его мозги перевернулись в черепной коробке. Да и не перевернулись даже. Это было бы еще поправимо. Потому как практически все, что перевернулось, можно взять и поставить на место. А с ним — иначе. По-другому.

Вот, кажется, еще вчера жил себе и жил пацаненок Кириллов Денис Вячеславович. С головой парнишка. Жизнь в сортир не спускал, использовал те возможности, которые предоставляла жизнь. И надо сказать — грамотно использовал. С толком, но без фанатизма. Не лишая себя простых удовольствий, но и не превращая свою жизнь в сплошной алкогольно-наркотическо-распутный праздник, ведущий в никуда. Хорошо, прямо скажем, жил. Твердо.

А потом… А что "потом"? Потом случилось то, что случилось. Ни больше, ни меньше. И, вот удивительная штука! Денис не особо удивлялся, что это произошло именно с ним. Ни с кем-нибудь другим. Словно был уверен, что именно так все и должно было случиться. И когда говорил с родителями, смотрел на всплакнувшую мать, услышал заветное "тебе жить, сынок, решай сам, а мы тебя всегда поддержим"… Когда целовал на прощанье сестру, веселую, требующую, чтобы он обязательно привез ей из Германии какую-то милую "ништячку"… Когда собирал свою дорожную сумку, и не нашел в своей квартирке ничего, что хотелось бы взять в другую жизнь… Ничего не нашел. Когда выходил из своей прежней шкуры… Всегда понимал! Всегда! Так и должно было случиться. Потому, что случайностей — не бывает на свете.

А вот в поезде, когда ехал в Москву, выпил. И неслабо. Сам от себя не ожидал. Понял, что надо выпить — и выпил. А потом — "Ферма". Год. И даже незаметно теперь, с высоты сегодняшней застенчиво-морозной черной краинской ночи, как это он прошел? И вроде, целый год, и вроде столько всего случилось, и вроде столько вложили в голову, и вроде так тяжело не было иногда! А теперь. Ха-ха-ха! Теперь все это — ничего. Теперь это — миг всего лишь, где-то далеко позади…

— Знаете, пацаны, — Лева с чувством вздохнул и положил подбородок на ладони, — а я вот все думаю: почему нас не агитировали?

— В каком смысле? — Толик даже в сидячем положении умудрялся пошатываться.

Денис с Кошаком глупо переглянулись и пожали плечами.

— Ну, как в каком? — даже обиделся Лева. — В самом прямом. Убеждали в правильности, так сказать, и необходимости… — он сделал руками непонятный жест и громко икнул. — Ну, вы, короче, поняли все…

— А тебя что, надо убеждать? — Червонец недоверчиво разглядывал пьяного товарища, фокусируя расползающиеся в стороны глаза.

У Дениса начало двоиться в глазах. Такое с ним случалось только пару раз в жизни. Первый раз — лет в семнадцать. На Дне Рожденья у старого друга, с которым потом, впрочем, отношения не заладились. Подавали красное домашнее вино. Много подавали. Даже, наверное, слишком много.

— Да! — гордо воспрянул Лева, выпятив грудь и всем своим видом показывая, что готов к долгому и изматывающему интеллектуальному противостоянию. — Я, может, не сознательный…

— Ну ладно, — согласился Толик и сделал большой глоток из пластикового стаканчика с Мартини.

Поморщился.

— Почему ладно?! — не унимался Лева. — Убеди меня!

— Не хочу, — отмахнулся Толик.

"Как же мы так нажрались?" — вертелось в голове у командира.

Нет, без сомнения, зачинщиком был он. Подумалось вдруг, что они никогда еще по-настоящему не выпивали вместе. По-мужски. А сегодня… Именно сегодня ему очень не хотелось оставаться одному. И девка бы тут не спасла. Нужен был друг, товарищ, брат, кореш. Может быть, Денис просто устал. Последнее время он много работал, это правда. Да какого черта? Выяснять еще что ли, почему хочется выпить? Просто позвонил Кошаку и сказал: "Давай нажремся"?

"Давай", — просто ответил тот.

Лева с Толиком подъехали чуть позже. Привезли водки, пива и Мартини. Последнее Червонец, считай, сам и выпил. "Литруху". Так ему и надо — "фраеру". А Денис его периодически еще и водкой потчевал, хотя сам уже с трудом формулировал предложения. А вот Лева с Кошаком пили только водку, и поэтому были более-менее боеспособны.

— Левочка, милый мой Левочка! — Денис ласково потрепал его за щеку, отчего тот сразу размяк и растекся в идиотской искренней улыбке. — Да ты сам кого угодно убедить сможешь. Я же знаю.

— А в чем тут убеждать? — не понял Кошак.

— В чем? — взвился только что оттаявший оперативник. — Ты считаешь, не в чем?

Володя подал плечами и стал наливать еще по стопке. Червонец при виде этой процедуры измученно скривился и отвернулся к стене.

— А тебе что, все равно, кого на тот свет отправлять? — снизив голос до возможного в таком состоянии минимума, прошипел Лева.

Денис с Толиком изо всех сил напрягли внимание. Дело было даже не в сказанных словах, а в тоне говорившего. Командир потом долго анализировал этот эпизод. Что было в этой интонации? Какой-то странный набор чувств. Коктейль. Понять его состав показалось Денису крайне важным. Не страх, не злость, не раздражение. Скорее — смесь недоверия и неприятия, приправленная небольшой щепоткой брезгливости. И еще — любопытство. Именно любопытство. Абсолютно точно.

Хладнокровным убийцей Лева не являлся. Это было понятно и раньше. Вполне может статься, ему вообще раньше не приходилось стрелять в людей. И поэтому этот молодой парень с интересом смотрел на бойца, явно имеющего опыт в этом деле. Он его не понимал и не мог понять по определению. Поэтому и любопытствовал.

— Почему все равно? — Володя спокойно поставил бутылку на стол и посмотрел в глаза товарищу. — Мне не все равно. И тебе не все равно. И всем нам — не все равно.

За столом повисла неловкая пауза. Денис наблюдал за товарищами с каким-то даже азартом. Толик опустил голову и вряд ли уже мог адекватно воспринимать происходящим.

— Мне другое непонятно, — продолжил Кошак. — Почему ты считаешь, что наша с тобой работа отличается от войны на фронте?

— Я? — даже отпрянул Лева. — Так считаю?

— Ну да. Ты, так, считаешь, — делая паузу после каждого слова, ответил Володя. — Ты ведь не будешь отрицать, что солдат на фронте может и должен убивать?

— Нет, конечно…

— Следовательно, ты думаешь, что мы — не на фронте, и нам нужно какое-то особое разрешение на все наши действия, которые могут привести к гибели людей.

— Да не о том я… — отмахнулся Лева, поднимая рюмку.

— За понимание! — изрек Толик.

Водка явно уже была лишней. Денис почувствовал это сразу после приема. Гримасы на лицах товарищей подтвердили его мнение.

— Так о чем ты, если не об этом? — решил он поддержать разговор, кажущийся ему интересным и даже в некоторой степени полезным для дела.

— Я о том… — Лева начал фразу, затем остановился, пытаясь подобрать нужные слова. — Ну, вспомните! Ну, Вы же все помните. За все время, пока нас готовили, никто, абсолютно никто не затрагивал эту тему. Словно бы все это — нечто само собой разумеющееся…

— А разве не так? — железно гнул свою линию Кошак. — Ты разве не понимал, что без жертв, в том числе и невинных, в нашем деле не обойтись? Брось. Ты прекрасно это понимал. И все мы понимали.

— Да я и не спорю, — заверил Лева. — Но я же о другом тебя спрашиваю. Я-то сам знаю, что у меня на душе. И ты про свою знаешь. А вот откуда они так уверены?

В комнате вновь повисло молчание. Оперативнику трудно было возразить, и все это понимали. Но понимали также и бессмысленность этого вопроса. По трезвому делу такой разговор никогда бы не состоялся.

— Ладно, пацаны, хорош, — громко изрек Денис. — На этом месте обычно начинают изливать друг другу душу и делиться жизненным опытом. А поскольку нам того не можно, пора расползаться. Кошак — вызывай такси. Нам еще Червонца транспортировать.

21.11.2008. Россия, г. Анапа. ул. Терская. 23:53

— Андрюха? А ты чего тут делаешь? — Толик включил свет. — В такое время.

— Свет выключи, — хрипло потребовал директор, и сделал глоток "вискаря" прямо из горлышка.

— Ладно… — Толик нажал на выключатель и с беспокойством продолжал смотреть на друга. — Ты чего тут один сидишь-то ночью?

— Не видишь что ли? Пью, — ответил Андрей.

Он сидел в своем кресле, положив ноги на стол.

— А я тут иду… — Толик запнулся. — Дверь дернул. Смотрю — открыто. Че за дела, думаю… Вроде ж сам закрывал. А тут — ты сидишь… Чего не пришел-то сегодня?

— Похмелье со вчерашнего. — Директор смотрел в потолок ничего не выражающим взглядом. — Пить будешь?

— Да нет, наверное… — Толик присел на стул, продолжая настороженно наблюдать за товарищем. — А чего ты один бухаешь-то?

— Ну что ты заладил? — лениво огрызнулся Андрей. — "Чего" да "чего"… Да и не бухаю я… Так, "Виски" просто захотелось. В Москве пристрастился к "Джеку Дэниелсу". Дорогой, правда, блин… Но иногда себе позволить можно.

— Так ты в стакан себе налил, что ли…

— Найдешь чистый стакан — налью. Мне — лень…

Толик пригляделся. Бутылка была почти полной. Следовательно, начальник был еще в общем и целом трезв.

— В ларьке, видишь ли, "Джек Дэниелс" закончился, — хохотнул Андрей. — Вот, пришлось в город идти. Купил, решил — здесь попью…

— А… — расслабился Толик. — А то я грешным делом подумал, ты спиваешься по-тихому.

— Да ну, глупость какая, — скривился директор. — Это же — такая скукотища. Не понимаю, как можно тратить на это время. А ты?

— Ну, многие тратят. — Толик зашел в приемную, вернулся с чашкой и поставил ее на стол. — Плесни…

Андрей налил не скупясь.

— А ты чего тут по ночам шляешься?

— Да я тут к "телочке" одной заходил… Со своей поссорились сильно. Я тебе рассказывал.

— Ну да, ну да… — Андрей грустно вздохнул. — Жеку жалко. Переживает он за ту женщину…

— Ну так понятно. Кто б не переживал? — Хмыкнул Толик.

— А ты зря так… — Андрей убрал ноги со стола и придвинулся поближе к другу, сверля его взглядом. — Ты зря так. Многие бы не переживали. Многие. Ты мне поверь…

— Да ладно, че ты… — стушевался тот. — Ублюдков везде хватает.

— Не в этом дело. — Андрей снова откинулся в кресле, но тон его оставался жестким, звенящим. — Тут же не в ней дело. Тут вообще — в отношении к жизни дело. Во всем ее многообразии…

Толик не нашелся, что ответить. Поэтому просто промолчал с умным видом, сделав хороший глоток спиртного.

— Знаешь, я однажды спорил с одним человеком о религии. — Андрей сделал длинную паузу. — Он сказал мне: "Вся ваша религия — туфта. Весь мир существует только для того, чтобы я мог получать удовольствие".

— Так и сказал?

— Ага…

— Козел.

— Почему?

— Что "почему"? — не понял Толик.

— Почему "козел"?

— А что, разве нет?

— Для тебя, может и да, — подтвердил Андрей. — Для меня — да. Для друзей наших… А вот для него — вовсе и нет. Больше тебе скажу. Для него мы — козлы и недоумки. Именно так. Недоумки и есть. Потому как верим во всю эту чушь. Мы для него — скотинка. Средство. Не более того. Он уважает только того, кто может ему навредить или кто может ему помочь. Остальные для него — не быдло даже. Просто материал. И ты думаешь, ему было бы дело до этой женщины?

— Такому-то — нет, ясный перец, — хмыкнул товарищ.

— А ты думаешь — таких мало? — глупо хихикнул директор. — О, брат, поверь: таких намного больше, чем ты можешь себе представить. Я об этом стараюсь не думать…

— О чем?

— О том, сколько их… — Андрей "присосался" к бутылке. — А ведь для того, чтобы стать таким вот уродом, нужно просто не верить в Бога. И все. Так я думаю. А ты как считаешь?

— Не знаю, — подал плечами Толик. — Я над такими вещами не задумываюсь. Менять мир к лучшему — это не для меня. Я — скромный.

— Да, да, да… Скромный, — как бы про себя пробурчал директор.

Уличный фонарь во дворе давал тусклый желтоватый свет, который, преломляясь в окне, падал на пол в кабинете Андрея четырьмя тусклыми большими квадратами. Где-то едва слышно лаяла собака.

— А как-то ехал в метро, — ни с того, ни с сего совершенно трезвым голосом сказал Андрей, — и поезд, на котором я ехал, сбил человека. Не видел самого тела из окна вагона, но видел плачущую женщину. Она прижалась к стене, а вокруг нее были работники метрополитена. И в нескольких метрах "мент", стоял и отрывал от рулона черные пакеты, чтобы накрыть тело.

Толик внимательно смотрел на друга. Понимал, тот сейчас говорил сокровенное. Пусть для кого-то и глупое, очевидное, но для него — сокровенное, выстраданное, понятое.

— Мы простояли в тоннеле минут двадцать, пока они убирали труп с рельсов, — Андрей сделал еще глоток. — А потом — поезд просто пошел дальше. И тогда, сидя в этом вагоне, я почему-то понял одно. Настолько я четко это понял, что теперь знаю это наверняка. Я не знаю, есть ли Бог, но Жизнь после нашей смерти — не кончается…

— Само собой — не кончается, — осторожно поддержал Толик.

— Нет, ты не понял… Она совершенно точно — не кончается. Мы все думаем, что весь мир находится в нас самих. Что не станет нас — и все вокруг исчезнет. Ну не можем мы просто понять, как все это, окружающее, может без нас — быть. А она, жизнь — не кончается… Поезд продолжает следовать по расписанию.

— И что это значит?

— Как что? — даже слегка подскочил Андрей? — Как это что? Неужели ты не понимаешь? Это — очень многое значит! Это значит, что все, что мы делаем, это все — имеет значение. Причем не на Небесах, а здесь — на грешной Земле. Понимаешь? По-настоящему имеет значение. Не для нас. Не для наших близких. А вообще — имеет значение. Это значит — можно стремиться к Великому! Не можно даже, а нужно! Потому что великое — имеет смысл.

— Тебе хватит, по-моему, — рассмеялся Толик.

— Да… — Андрей провел по лицу ладонью и тоже рассмеялся. — Что-то меня на философию потянуло. Давай еще по чуть-чуть — и будем расходиться.

09.12.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Шевченко. 12:34

— Так что, Дмитрий Григорьевич, посетителя звать?

Высокая блондинка с чрезвычайно серьезным выражением лица подкладывала на стол ректора документы. Дмитрий Григорьевич бегло просматривал, размашисто черкал свою подпись и откладывал в сторону.

В просторном кабинете было слишком жарко. Нет, топили в институте отвратительно. Порой приходилось отменять занятия в некоторых корпусах. Стыдно, неприятно, а что делать прикажете? А обогревателями, к слову сказать, министерство образования пользоваться категорически запретило. Им там наверху легко запрещать. Так и написали в приказе: "В случае если температура в помещениях не позволяет осуществлять преподавательскую, учебную и трудовую деятельность, руководителям учреждения предоставляется право приостанавливать работу вплоть до исправления создавшегося положения жилищно-коммунальными службами".

Как же, исправят они… Счета-то они присылать научились, а вот с отоплением похуже. Обогревателем, ясное дело, аудиторию на сто человек не протопишь. А вот бухгалтерия и канцелярия, к примеру, очень даже хорошо спасались. Что до директорского, то есть его, кабинета, — это завхоз придумал. Купил две штуки, которые почему-то называл "тепловыми пушками", короче, которые теплый воздух гонят, и повесил на стенах. Теперь — жарко…

— Ольга, выключи эти "пушки" совсем, — устало молвил Дмитрий Григорьевич.

Как-то скучно было ему с утра. Не плохо, не тоскливо даже, а именно что скучно. Скука смертная. Хотя и дел вроде было навалом. Погода, наверное. Снег прошел с утра, небо хмурое. И ветер сильный, леденящий…

— Посетителя? — переспросил Дмитрий Григорьевич, сняв очки.

— Ну да, — обернулся секретарь, выключавшая тихо воющие приборы на стене. — Я же Вам с утра напоминала. Спонсор. Вы ему встречу на половину первого назначали.

— Ах, да, да, да! — спохватился ректор. — Ну, так ты приглашай его. А я и запамятовал. Нехорошо… Ты вот что: ты нам там чайку организуй. А может, он еще и выпить захочет… Будь, на всякий случай, готова.

— Хорошо, Дмитрий Григорьевич, — даже несколько холодно ответила блондинка и, виляя бедрами, удалилась, тихо прикрыв за собой большую дубовую дверь, изготовленную когда-то на заказ для очередного руководителя института.

"Спонсор — это хорошо. Деньги никогда лишними не бывают. Ольга что-то там говорила… Звонил, на прием просился. Кто такой, откуда — не знаю. Посмотрим, послушаем…".

Дверь распахнулась, и в кабинет уверенно вошел среднего роста молодой человек с весьма располагающей внешностью. Аккуратно выбрит и, по мнению Дмитрия Григорьевича, несколько коротко подстрижен. Ванильного цвета, явно не дешевый и отлично сидящий костюм, дорогой галстук и легкие туфли не кировогорского производства, — все это свидетельствовало о достатке и хорошем вкусе вошедшего. Прибыл он сюда точно не пешком, не по городской грязище, а в автомобиле.

— Здравствуйте, Дмитрий Григорьевич. — Молодой человек, широко улыбаясь, подошел к широкому ректорскому столу, протягивая руку вышедшему ему навстречу мужчине. — Меня зовут Левонтий Павлович.

— Очень приятно. — Ректор крепко пожал руку Леве. — Проходите, пожалуйста, — он указал жестом на стоящую в углу кабинета пару глубоких кресел и диван, обитых светлой кожей, и стеклянный журнальный столик перед ними.

— Благодарю, благодарю… — не стирая улыбку с лица, продолжил Лева, усаживаясь на диван. — Извините, Дмитрий Григорьевич, что отнимаю у Вас время. Я прекрасно понимаю, насколько Вы занятой человек…

— Ну что Вы, — присел на кресло ректор, попутно оценив "Ролекс" на левой руке бизнесмена, свободно лежащей на подлокотнике дивана. — Никаких проблем. Я всегда готов выделить сколько угодно времени для тех господ, которые посчитали возможным помочь нашему ВУЗу. Так как, простите, Ваша фамилия?

— Бурченко, — любезно ответствовал Лева. — Но, на самом деле, уважаемый Иван Иванович, я должен внести некоторую ясность. Я — всего лишь помощник того бизнесмена, который хочет, так сказать, поучаствовать, если хотите, внесли свою посильную лепту в развитие высшего образования Краины.

— Вот как? — удивился ректор.

— Да-да. Но не беспокойтесь. — Лева изобразил успокаивающий жест. — Я полностью уполномочен решать все вопросы, в том числе и финансовые.

— Конечно, конечно… Но почему же он сам не пришел? Ведь финансовая поддержка, меценатство, если хотите, занятие в высшей степени почетное!

— Вне сомнения, — надув щеки, покачал головой оперативник.

— Вы простите мне мое недоумение… — Ректор поежился в кресле под сверлящим улыбающимся любезным Левиным взглядом. — Но обычно люди, оказывающие материальную помощь, изъявляют желание быть, так сказать, узнанными, известными. Вы поймите, я не имею в виду ничего предосудительного. Это вполне нормально, когда предприниматель помогает кому-то и желает за это получить, так сказать, благодарность…

— Абсолютно с вами согласен, — еще раз покачал головой Лева. — В это нет ничего предосудительного. Но, видите ли, человек, которого я представляю, является достаточно крупным бизнесменом.

— Понимаю….

— Очень крупным, — уточнил Лева, желая убедится, правильно ли его поняли.

— Ну что ж, я понимаю…

Дмитрий Григорьевич, который минуту назад, казалось, немного разочаровался в госте, оказавшемся всего лишь помощником, теперь вновь посмотрел на него с уважением.

— Я, видимо, недостаточно правильно выразился, — продолжал Лева. — Я не являюсь личным помощником этого лица. Скорее, я — его бизнес-представитель в Кировогорской области.

— Вот как?

— Да. Видите ли, Дмитрий Григорьевич, мой начальник, уважаемый краинский предприниматель, имеет свои "бизнес-интересы" почти на всей территории страны. И не только…

— Да-да… — вставлял ректор.

— Собственно, на Родине он бывает редко. Дела не позволяют. Большой бизнес, знаете ли, требует постоянного внимания…

— Конечно, я все понимаю. Вы, может быть, чайку хотите, ли чего покрепче? — хитро улыбнулся Дмитрий Григорьевич.

— Спасибо, чаю не хочу, а для спиртного еще рановато.

Ректор считал себя человеком, разбирающимся в людях. Сидящий напротив молодой человек в его глазах набирал все больше очков. Со вкусом одет, вежлив, любезен, но без приторности. Держится уверенно, знает себе цену. От спиртного отказался не потому, что за рулем. Значит — есть водитель. И еще это: "для спиртного еще рановато". Так местный обалдуй в дорогом костюмчике вряд ли выражаться станет. Это, скорее, европейская манера. Это на Западе пить часов до пяти вечера считается "mauvais ton".

— Сами понимаете, за всем не уследишь, — обезоруживающе улыбнулся Лева. — Вот для того, чтобы за всем уследить и существуют такие вот помощники, как я. Люди, которым можно доверять. Я, конечно, в Краине такой не один. Но зато в Кировогорске — один, можете не искать…

Мужчины немного посмеялись не слишком удачной шутке.

— Ну что ж. Если Вам доверяют крупные бизнесмены, значит — с Вами можно иметь дело, — все так же широко улыбался Дмитрий Григорьевич.

— О, поверьте, я стараюсь очень хорошо делать свою работу. Меня к ней отлично готовили. — Лева одарил ректора честным немигающим взглядом.

— Так как же зовут Вашего, так сказать, прямого начальника? — поинтересовался ректор.

— А зачем Вам это? — удивленно осведомился оперативник, не отводя взгляда.

— То есть как это — зачем? — смутился Дмитрий Григорьевич. — Ну, надо же хотя бы знать, кому выразить благодарность…

— Послушайте, Дмитрий Григорьевич, — весело, без малейшего намека на дерзость или неуважение к собеседнику, рассмеялся Лева. — Вы, я вижу, меня все-таки неправильно поняли. Я же говорю, мой начальник — очень крупный бизнесмен. Понимаете?

— Я, конечно, понимаю…

— Ну тогда о чем разговор? — все так же беззаботно перебил он ректора. — Подумайте сами, — терпеливо начал он, заметив в глазах Дмитрия Григорьевича тень недоверия и подозрительности. — Ну вот каким образом Вы хотите его отблагодарить? Письмо послать? Поймите мне правильно, но если каждая организация, которой он помогает, будет слать ему по письму, получится солидный архив.

Ректор беспомощно пожал плечами.

— Или Вы думаете, ему польстит, что Вы распорядитель повесить его портрет в коридоре института с подписью "Наши спонсоры"? — Леве вбивал аргументы, словно гвозди. — Вы, Дмитрий Григорьевич, но обижайтесь, но он же не какой-нибудь хозяин пекарни с Картановки, купивший пару компьютеров в качестве, как Вы изводили выразиться, меценатской помощи, и теперь горящий желанием лицезреть свою физиономию на почетном месте. Потешить самолюбие.

— Да не в самолюбии дело… — начал, было, ректор.

— Ну, вот видите, — отрезал Лева. — Ему все это не нужно. А то, что Вы лично ему благодарны, поверьте, он и сам прекрасно знает. Для людей такого уровня, Дмитрий Григорьевич, известность и хорошая репутация уже не требуются, поскольку они имеют и то, и другое.

— Ну что ж, я понимаю, — после недолгого молчания, с важностью изрек ректор и, видимо, автоматическим движением, слегка приподнявшись, запахнул полы пиджака. — Так какого рода помощь делал бы оказать нашему вузу ваш начальник?

— Финансовую, разумеется, — ответил Лева. — Однако, уважаемый Дмитрий Григорьевич, я должен заметить, что существуют некоторые условия ее предоставления. Я не думаю, что Вас это должно сильно удивить. В цивилизованных странах такое положение дел считается абсолютно нормальным. Не так ли?

— Вне всякого сомнения, — подтвердил ректор. — Меценат, безвозмездно помогающий организации, безусловно, имеет право выдвигать свои требования, касающиеся расходования жертвуемых им средств. Я ведь Вас правильно понял? Мы говорим об одном и том же?

— Совершенно верно. Я очень рад, что мы друг друга понимаем.

— Ну, — Дмитрий Григорьевич сложил ладони на живот. — Так о каких условиях идет речь?

— Все очень просто, — сообщил Лева. — Выделяемые средства должны будут использоваться для конкретной цели.

— И какой же, позвольте узнать?

— Для обмена знаниями между студентами и аспирантами. Я бы так это назвал, — немного подумал, заявил Лева. — Я поясню… Дело в том, Дмитрий Григорьевич, что мой босс — человек, очень интересующийся историей…

— Вот как? — деланно удивился ректор. — У нас исторический факультет есть. Точнее, факультет истории и права. И две кафедры на нем: истории Краины и всеобщей истории. Весьма квалифицированные преподаватели. И аспирантура тоже…

— Знаю, Дмитрий Григорьевич, знаю… Именно об этом и речь. — Лева сделал паузу, пытаясь как можно тщательнее, правильнее сформулировать свою мысли. — Так вот, мой начальник в свое время закончил истфак МГУ и даже работал какое-то время преподавателем. Но потом ушел в бизнес, как и многие тогда. Но любовь к науке осталась…

Ректор молча слушал и понимающе кивал головой.

— Я понимаю, мои слова могут показаться Вам несколько напыщенными, — помялся для правдоподобности оперативник, — но дело в том, что моему боссу действительно не безразлична судьба Краины.

— Что же тут напыщенного? — как бы возмутился Дмитрий Григорьевич.

— Ну, знаете, сейчас к таким вещам относятся недоверчиво, — посетовал Лева. — Так вот… Ему действительно это не безразлично. И честно говоря, Дмитрий Григорьевич, ему не совсем нравится то, как ведет себя современная власть в некоторых вопросах. Например, как сейчас у нас преподается история взаимоотношений с Россией…

— Простите? — несколько опешил ректор.

— Понимаете ли в чем дело, уважаемый Дмитрий Григорьевич, — медленно продолжил Лева. — Я бы хотел, чтобы Вы поняли меня правильно. Мой начальник не является поклонником России. Напротив, он относится к нашему "старшему брату" весьма критично, особенно когда дело касается советского времени. У него есть на это свои причины.

— Так…

— Но все дело в том, что когда он слышит и видит то, что делает в образовании нынешняя власть, в нем, как он мне сам один раз заявил, просыпается профессиональный историк, и все его существо против этого протестует.

— Против чего? — осторожно осведомился ректор.

— О, простите, я сам — не профессионал, — смущенно рассмеялся оперативник. — Мне на такие темы говорить трудно. Я могу лишь повторить его слова. Он говорит, что нынешняя власть, утверждая, что она борется с мифами коммунистической истории, на самом деле заменяет одни мифами другими. Он так и сказал: коммунистические мифы заменяют националистическими.

— Ну что ж, в это есть смысл, — подумал, изрек Дмитрий Григорьевич. — Пожалуй, такие претензии действительно имеют под собой некое основание.

— Ну так вот… Он говорит, что это очень плохо. Так быть не должно. Профессиональные историки двух стран должны сотрудничать между собой. И лучше всего, чтобы это сотрудничество начиналось со студенческой скамьи.

— С этим трудно не согласиться.

— Вот о том и речь! — Лева даже хлопнул себя по коленке, довольный тем, что собеседник его понимает. — Вот именно поэтому он и хочет поспособствовать организации этого процесса. Он мне однажды сказал: "С русскими нам предстоит много работать, а они подрастающее поколение воспитывают на ненависти к России". Да нам пользоваться, говорит, надо тем, что нам, что называется, от природы досталось. Наши исторические связи, наше природное двуязычие. Россия — это же громадный рынок сырья и сбыта, там же перспектив — поле не паханое! Вон, говорит, Китай с Индией в школах русский язык вводят, заранее детей готовят для освоения российского рынка. А наши, идиоты, наоборот.

— Понимаю, понимаю, — рассмеялся Дмитрий Григорьевич. — Более того, абсолютно согласен. С Россией нам ссориться ни в коем случае нельзя. Свои интересы, конечно, защищать необходимо…

— Это естественно… — вставил Лева.

— Но и на конфронтацию идти — совсем не в наших интересах, — заключил ректор. — Кстати, насколько мне известно, наши преподаватели русофобией не страдают.

— Это приятно слышать.

— Так все-таки… Каким образом Ваш руководитель намерен повлиять на эти процессы.

— Ну, прежде всего, организацией крупных студенческих и аспирантских конференций по этой проблеме. Как краинских, так и международных.

— Даже так! Международных!

— Ну, почему бы и нет, — спокойно ответил Лева. — Сначала надо, конечно, организовать местную конференцию, потом можно и гостей из других краинских вузов приглашать. А если все получится, то надо попробовать, так сказать, позвать из России, Прибалтики, Польши, Чехии…

— Понимаю, — кивал головой Дмитрий Григорьевич.

— Ну, в качестве примера, можно и городскую конференцию сделать. А, конечно, понимаю, что, кроме Вашего уважаемого университета никто в городе историков не готовит. Но ведь наверняка найдутся и в других институтах мыслящие молодые люди. Люди, которым не безразлична судьба их страны. Есть же Летная академия, Технический университет, Институт управления и экономики, еще какие-то там новые ВУЗы… Наверняка там найдется десяток-другой толковых молодых людей. Можно, кстати, и сборник тезисов издать. Публикации, они же всем нужны. Это все — вообще дело крайне полезное. Вы так не считаете?

— Отчего же? — даже смутился ректор. — Именно так я и считаю. Проведение подобных дискуссий совершенно необходимо. Полезность подобных мероприятий не вызывает сомнений.

— Рад, — выдохнул Лева. — Вы даже не представляете, Дмитрий Григорьевич, как я рад, что Вы правильно меня поняли. Честно говоря, я очень боялся, что Вы воспримите мои слова превратным образом…

— Не понимаю, просите, каким же это превратным образом я мог бы истолковать Ваши слова?

— Ну… — помялся оперативник, — Вы, например, могли подумать, что стоящие за мною люди хотят сложить деньги в какую-нибудь пропаганду. Среди молодежи. Или, еще хуже. Что я представляю политические силы…

— Да полноте Вам… молодой человек, — рассмеялся ректор, естественно забыв имя-отчество гостя. — Разве можно повлиять на настроения учащейся молодежи через проведения научного обмена, так сказать. Ну, то есть, конечно, можно, но только путем цензуры и отбора участников по принципу их лояльности той или иной политической позиции. Я надеюсь, речь об этом не идет? — Дмитрий Григорьевич с опаской посмотрел на собеседника.

— Ну что Вы, что Вы, — театрально замахал руками Лева. — Ни о каких таких вещах и речи быть не может. По той хотя бы простой причине, что всеми вопросами, касающимися проведения таких мероприятий, будут заниматься сотрудники вашего университета. Мой начальник лишь поможет деньгами. Ну, разве что, тема конференции должна, ну, что ли, соответствовать…

— Прекрасно Вас понимаю, — заверил ректор. — Тема будет согласована с Вами.

— Весьма признателен…

— А что касаемо влияния, — Дмитрий Григорьевич усмехнулся, — так это не способ, так сказать. Если кто-то имеет желание повлиять на настроение масс, он покупает газеты, телеканалы, спонсирует выпуск книг. А постановка вопроса на открытое свободное обсуждение — это, простите, не агитация. Это просто не может быть агитацией…

— Ну, я в этом не разбираюсь, — развел руками Лева. — Простите, что называется, другому обучен.

— Да я — тоже не специалист. Я, знаете ли, филолог, писатель больше…

— Да, я кое-что узнавал о Вас, прежде чем прийти на встречу.

— Ну так что, собственно, — ректор встал, Лева тоже. — Может быть, мне пригласить сейчас декана и заведующих кафедрами? Мы и обговорим на месте, так сказать. Михаил Викторович точно здесь…

— Я думаю, сейчас не стоит, — оборвал его оперативник. — Вы, Дмитрий Григорьевич, сами им все расскажите, пожалуйста. Пусть подумают, назначат ответственного за проведение, прикинут сумму, которая необходима, и мне позвонят. Карточку свою я у Вашего секретаря оставил.

— Да-да, конечно, — несколько растерялся ректор. — Но Вы хотя бы назовите сумму, на которую можно рассчитывать, так сказать…

— Я не вижу в этом проблемы, — Лева протянул руку ректору. — Я полностью доверяю Вам и Вашим подчиненным. Не допускаю даже мысли о том, что выделенные средства могут быть использованы не по назначению. Пусть подсчитают и представят примерную смету, и я рассмотрю. Но, чтобы Вас сориентировать, суммы до ста тысяч рублей не будут слишком обременительны…

22.01.2008. Ферма. 17:45

— Отвлечемся от расчетов… Шестнадцатый, повтори мне алгоритм определения цели.

— Первое: цель должна быть четко, ясно и понятно сформулирована. Второе: цель должна быть реалистична, то есть, выполнима на практике. Третье: цель должна быть правильной, то есть вести к достижению того, результата, на который рассчитывают организаторы восстания.

— Отлично, отлично… Восемьдесят первый! Не спи. Повтори, для каких целей может использоваться восстание

— Э-э-э… Уничтожение военных и промышленных объектов на территории, физическое устранение или захват государственных работников или высших военных руководителей, получение или уничтожение секретной документации или иной ценной информации стратегического характера. Еще… Общая дестабилизация социально-политической и экономической обстановки в государстве или в определенной его части, развязывание социальной, национальной или религиозной вражды, свержение существующего правительства с целью прихода к власти тех или иных политических сил и…

— Сказал же, зазубрить! Это — основа, теория. Расстраиваешь ты меня, синеглазый… Курс, что он забыл?

— Полное отделение определенной территории от государственного образования с последующим присоединением к другому государственному образованию или провозглашением независимости и образованием самостоятельного государства.

— Вот! Учись у "Пятака"… Хочу лишь заметить, что приведенный мной перечень, безусловно, не может считаться окончательным. Цель восстания может и должна определяться исходя из политической и военной необходимости, причем необходимость эта не должна вызывать сомнений у тех ответственных работников, которые по своей должности принимают решение о начале диверсионно-подрывной работы на том или ином участке. Только соблюдение данных требований гарантирует, что немалые силы и средства будут использованы с пользой для государства и народа.

— Ты нам политграмоту, что ли, читаешь, Учитель?

— А ты зря скалишься, курсант. Пропагандой и агитацией тоже нужно уметь заниматься. Я лишь хотел подчеркнуть очевидное, так, на всякий случай, для особо одаренных. Между реальной целью восстания и той целью, которая открыто заявляется, существует огромная разница. В этом смысле заявленная цель служит лишь маскировкой для истинной цели. Заявленной целью его может быть свержение диктатора, а реальной — уничтожение двух военных заводов, на которых производятся работы по созданию ядерного оружия.

— Послушай, Учитель. Объясни мне, если существует необходимость в ликвидации или захвате лица или группы лиц, уничтожения ценной документации, зачем для этого организовывать восстание? Ведь для достижения таких целей существуют, ну, я не знаю, "специальные операции" с применением отрядов спецназа, малочисленных и хорошо подготовленных. Зачем готовить затрачивать такое огромное количество сил и средств?

— Что ж… Логичный вопрос, Восемьдесят второй. Конечно, проще поступить так, как говоришь ты. Однако, если ты подумаешь, то поймешь одну простую вещь: нередки случаи, когда применение таких методов работы как "специальная операция" просто-напросто невозможно.

— Например?

— Да хоть наше недавнее прошлое. Общеизвестно, что одной из главных целей военной операции США и их союзников в Ираке в 2003 г. являлось свержение режима Саддама Хусейна. При этом подчеркивалось, что Хусейна необходимо судить за определенные преступления. Очевидно, что, как с политической, так и с военной точки его зрения захват или уничтожение были, что называется, "задачей момента". Согласен?

— Вполне.

— Следуем далее… Логичным будет предположить, что американское командование, будь у него возможность провести такую операцию, приложило бы немалые усилия для ее воплощения в жизнь. Ведь это сохранило бы жизни многим солдатам коалиции. Однако такой операции проведено не было. Причина в данном случае может быть только одна: у командования и специальных служб союзников просто не было такой возможности, иначе, как уже было сказано, она была бы использована. Возникает вопрос: целесообразной ли являлась бы работа по организации и осуществлению вооруженного восстания в Багдаде, целью которого было бы смещение со своих постов Саддама Хусейна и высших руководителей Ирака?

— Очевидно, да…

— То факт, что такого восстания не было, говорит лишь о том, что оно, либо вообще не готовилось, либо его просто не успели подготовить.

— Я не пойму, что ты хочешь этим сказать?

— Я лишь хочу доказать вам, дети мои, что восстание способно решать те вопросы, на которые не способен спецназ или наемные убийцы. Не спорю: далеко не всегда присутствует возможность его осуществить. Но рассматривать такой метод как один из вариантов полезно всегда.

Вы должны помнить что, классовая, межрегиональная и религиозная рознь есть благодатная почва для вашей работы. Но этим процессов необходимо управлять…

— Кстати, актуально для нашей "земли"…

— Совершенно верно! Умница — дочка. Так руки и чешутся разыграть кое-где национальную карту, да?

— Признаться честно, это — первая мысль, которая пришла мне в голову…

— Охотно верю. Она напрашивается. Но вы должны помнить, господа, что первая мысль далеко не всегда бывает правильной. Ну вот на данном примере… Разыграть-то ты ее разыграешь, тут особого труда даже прилагать не надо. А потом, как ты ее отыграешь обратно?

— Что за вопрос? Никак, естественно…

— То-то, мой маленький дерзкий дружок… Ты можешь позволить себе применять такие методы только в том случае, если тебе самому потом на этой земле не жить. То есть, если тебе нужно просто временно потрепать то или иное государство.

В истории России такие примеры были. Взять хотя бы вооруженное восстание в Средней Азии в 1916 году. Кто помнит, что там тогда происходило?

— Если вкратце… Поводом послужил приказ царского правительства о мобилизации рабочих из числа среднеазиатских народов для проведения работ в прифронтовой полосе. Такая "радужная" перспектива не вызвала энтузиазма у киргизов, узбеков и туркменов. Ответом стало восстание, которое было не без труда подавлено прибывшими карательными частями. Однако обстановка в Средней Азии на определенное время была дестабилизирована, а рабочих фронт так и не получил.

— Все верно, Двадцать девятый. Красавчик… На первый взгляд, вооруженное восстание было обусловлено внутренними причинами. Однако дело на самом деле было не совсем, или, точнее, совсем не чисто. Изначально местные восприняли новость о вербовке на прифронтовые работы неодобрительно, но достаточно спокойно. Во всяком случае, активного вооруженного сопротивления оказывать и не думали. На "крайняк" — планировали откупиться или откочевать в другое место, и всего делов. Кто-то очень умело "разогрел" народное недовольство до нужной температуры. Временное правительство, а и затем и большевики говорили: баи, представители знати и духовенства. Эта версия была тогда принята в качестве официальной. Однако знающие люди открыто говорили, что из этого дела на полметра торчали уши турецкой разведки.

— А доказательства?

— В том то и прелесть этой работы… Доказать причастность иностранной разведки в организации того или иного восстания, как правило, крайне сложно. Ну просто крайне! Ведь вся история "холодной войны" — это история тайных операций, в которых весьма преуспели и мы, и "атлантисты".

Но спрос на продукт, который я учу вас производить, всегда будет высок. Почему? Да по одной простой причине: его приобретение крайне выгодно. При минимуме вложения сил и средств и, по сути, "чужой кровью", продукт способен принести колоссальные геополитические, экономические и финансовые дивиденды. Результаты американского проекта превзошли все ожидания. Теперь наша очередь поиграть…

12.12.2008. 17:09

— Не слишком рискованно?

— Посещала мысль, если честно… Но Десятому я склонен доверять. Он утверждает, что — идеальный вариант для первичного агента. Абсолютно беспринципная девка. На уме — ничего, кроме тряпок и денег. Убеждений — ноль.

— Как там говорится? Страшны не злодеи, а равнодушные.

— Она именно равнодушная и есть. Мы с тобой это обсуждали, помнишь? Глобализация породила много таких моральных уродов. Без идей, без принципов, без идеалов. Без даже всякого намека на идеалы! За деньги — готова на все.

— Дети есть?

— Сын малой. С мужем в разводе.

— С ней в контакте — только Десятый?

— Ну естественно!

— Это я так, на всякий случай спросил… Так сколько ты ей положил?

— Восемь, местных.

— Почему именно восемь?

— Ну, так я решил. Она получает четыре в месяц. С такими потребностями, да еще с ребенком — явно не хватает. Это и Десятый подтверждает. Как ты сам понимаешь, он у нее дома уже побывал. Вот и будет ей каждый месяц солидная прибавка к зарплате. Подсядет на крючок железно. Я уверен. Люди к хорошему быстро привыкают. А если эти самые люди — еще и беспринципные тридцатичетырехлетние красивые бабы в самом соку, любящие мужиков покрепче да "бабла" побольше, так процесс привыкания протекает вообще быстро. Сразу практически наступает.

— Трудно с тобой не согласиться. Если ты, конечно, не ошибся с характеристикой объекта. Я тебя понимаю. Больно лакомый кусочек.

— В том-то и дело. Я был уверен, что ты меня поймешь. Подцепить заместителя начальника отдела кадров городского УВД! Согласись, это успех.

— Ну ладно… Сработал, так сработал. Не отказываться же теперь, в самом деле…

— Ты извини, Учитель. Я беру на себя ответственность, если что. Я Десятому верю. Если он говорит, что надо было тепленькой вербовать — значит, так и было. Это неправильно, конечно, я все понимаю. Но она уже и сведения первые дала. Теперь у меня в компьютере — все личные дела кировогорских милиционеров, за исключением батальона "Орла". К тому же, она заверила Десятого, что может порекомендовать человека в ГУВД области. И даже еще кое-кого.

— Она так и сказала — "кое-кого"?

— Так и сказала. Десятый, естественно, напирать не стал. Но пообещал ей за каждого ценную наводку премию в тысячу евро. У нее, говорит, аж глаза заблестели! Но при этом — умная. Вести себя будет осторожно. Это я могу определенно утверждать. Мы с ней долго прообщались…

— Когда?

— На днях. Я сам захотел на нее посмотреть. Подсел к ним в ресторане в качестве пьяного и веселого знакомого Десятого. Впечатление у меня создалось крайне благоприятное…

— Какие задания ей планируешь давать?

— Разберемся, по ходу дела. Пусть себя проявит. Надо посмотреть, что она может добыть. В идеале, сам понимаешь, хочется знать все. Количество оружия и боеприпасов, автотранспорт, системы связи. Вряд ли, конечно, она будет добывать все, что ни попросишь. Но ценность агента "Стрекоза" ты отрицать не можешь!

— Ты уже и кодовое имя ей дал?

— Да. А что?

— Да ладно, ладно. Я все понимаю. Азарт, и все такое. Но впредь соблюдай, инструкцию. Какую?

— Что "какую"?

— Повтори, говорю, пункт двадцать первый Инструкции по первичной вербовке.

— "Разрешение на вербовку важных агентов, как то: государственных служащих, военных, сотрудников органов безопасности, милиции, прокуратуры, работников муниципальных органов власти, разрешается только после предварительного согласования с руководителем операции".

— То-то… Но, в целом, хорошо, что проявил инициативу.

— Как там у "вояк"? Если подчиненный проявит инициативу, то его начальник по любому окажется чистым. Если дело закончилось плохо — нарушитель устава, несерьезный, безответственный работник. А если хорошо — проявил разумную инициативу, не догматично воспринял устав…

— А тебе, Аякс, никогда не говорили, что люди не любят умников?

— Еще нет. Кстати, передай Терситу большое спасибо за идею с конференциями.

— Ты что, уже все сделал?

— Ага. В январе уже назначили первую. "Украина-Россия. XXI век. Проблемы взаимоотношений".

— Сам придумал?

— Оценил?

— Нормально. Впрочем, чего еще от тебя ожидать? Ты же все-таки историк.

— Надо же. Давненько мне этого никто не говорил. Я уже и забывать начал, со всей этой конспирацией…

— Терсит тоже неплохо придумал. Что-то примерно "Восточный вектор: ретроспектива и перспектива".

— Тоже нормально.

— Да. Ты, главное, все сделай правильно. Всю конференцию снимать на камеры с нескольких ракурсов. Потом все выступления — анализировать самым подробнейшим образом. Отбирай по двух категориям: полностью лояльные и в целом лояльные. И помни, молодежь — материал сложный. Если его правильно обработать, то лучше и не придумаешь. Вспомни занятия. Но если ошибиться — можно по-крупному провалиться. Поэтому работай тщательнее. В первую категорию заноси только тех, чья пророссийская ориентация не вызывает ни малейшего сомнения. Пусть таких наберется всего пара десятков. Ничего страшного.

— Учитель, мы ведь с тобой это все уже обсуждали…

— А ты еще раз послушай! Лучше пусть у тебя будет двадцать абсолютно надежных боевиков, чем двести человек — сброда, который разбежится при первых выстрелах…

22.12.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Терешковой. 12:08

— Да что б тебя!

Денис резко заложил руль вправо. Мимо, издав противный возмущенный сигнал, пролетела старенькая красная "Шкода".

— Да, дружище… С боковыми зеркалами у тебя абсолютное непонимание, — философски резюмировал Толик, сидевший на переднем пассажирском сиденье.

— Пошел ты… — коротко метнул Денис.

Собственно, обижаться было не на кого. С боковыми зеркалами у него действительно была проблема. Да и не в них было дело, вообще то, а в отсутствии опыта вождения в принципе. Ездить Денис умел. Но делал это без удовольствия, по необходимости.

Кроме отцовской "десятки" да старой задрипаной "копейки" друга, он никогда ни на чем не ездил (нет, была еще учебная "пятерка" в автошколе, к которой прилагался нервный мужик-инструктор). И вот, оказавшись в Кировогорске, Денис совершил невероятную глупость. Он купил иномарку. Подержанную. На местном рынке "Автотехника", что на "Героев Сталинграда". Белый "Ниссан Санни", девяноста девятого года выпуска. Машина ему сразу приглянулась. Выглядела она отлично, коробка — "автомат". А для "японки" десять лет — не возраст. Это ему так продавец на рынке заявил. А поскольку Денис в машинах понимал примерно столько же, сколько в сельском хозяйстве, то фразу эту он моментально взял на вооружение, а затем с умным видом повторил друзьям, показывая покупку.

Его ждал позор. Задав пару простейших вопросов, Кошак быстро убедился, что уровень познаний командира в автомобилях близок к нулю, о чем и сообщил ему сразу в лоб. Червонец с Левой над Денисом тоже посмеялись, но покупку одобрили.

А вот Денис быстро убедился, что праворульная машина в условиях, пусть и небольшого, но промышленного советского города, требует умелого и опытного водителя. На третий день он умудрился расцарапать правое переднее крыло черной "Тойоте". Рассчитался на месте. Свою машину ремонтировать не стал. Не посчитал нужным. И, кстати, все — из-за боковых зеркал, которыми Денис вообще не пользовался. Трудно сказать, почему. Не научили, наверное. Вот и сейчас: хотел обогнать "Дельфина", и чуть не "бортанул" ехавшую по левой полосе машину. И чуть-чуть не прервал свою серию — "два месяца — без аварий".

— Что, так и сказал: "скоро прибыль будет"? — хохотнул с заднего сиденья Кошак.

— Ага. Прибыль, говорит, — продолжил Денис прерванный разговор.

— Ну, блин, дает, — веселился Червонец. — Прибыль!

— Ну так а чего? — глумился командир. — Деньги вложены, надо доход получать. Оно, опять же, для конспирации хорошо.

— Да, когда он успел-то?

— Говорит, помещение хорошее досталось. Оттуда фирма съехала. Краской, что ли торговала. А с этим кризисом — пришлось переезжать в область. Там, говорят, на порядок дешевле. Фирма на этом складе чуть ли не с девяноста первого года находилась. Сам, понимаешь, помещение ремонтировали для себя. Вся электрика — новая. Вообще все новое. Правда, и цена за аренду — не слабая. Но наше маленькое предприятие может себе это позволить.

— Все это — ерунда, — оборвал беседу Денис. — Нам важно, чтобы все это хозяйство подходило для наших целей.

— Лева, вроде, утверждает, что — как нельзя лучше подходит, — подал голос с заднего сиденья Кошак.

— Вот для того и едем, чтобы оценить…

Денис сосредоточенно смотрел на дорогу. Жилые дома перестали встречаться на пути еще пару кварталов назад. Территорию, на которой они теперь находились, обычно по еще советской урбанистической терминологии было принято называть промышленной зоной. Такие зоны, с заводами, фабриками, мастерскими, складами, имелись почти в каждом более или менее крупном городе бывшего Союза.

Пейзаж за окном нельзя было назвать привлекательным. Бетонные заборы, железные проржавевшие ворота, какие-то высокие металлические конструкции, очевидно, когда-то являвшиеся работающими механизмами. Впрочем, картину запустения и развала экономики отсталого индустриального государства двадцатого века изредка прерывали "очаги жизни". Так их навал про себя Денис. Кое-где за оградой виднелись признаки движения. Ворота были окрашены и охраняемы. Заезжающие на территорию и выезжающие с нее грузовики самых разных моделей не оставляли сомнений в том, что экономическую жизнь "промзоны" нельзя было считать полностью остановившейся. Предприимчивость, народная смекалка и природное трудолюбие пробивали себе дорогу даже через многометровый слой национальной по форме и советской по содержанию бюрократии и всепоглощающей, распространяющейся, словно чума, коррумпированности.

— Вон, смотри, ларек. Перед ним — налево, — подсказывал Червонец.

— Я вижу уже…

Автомобиль, повернув, поехал по Цеховому переулку, вдоль однообразных бетонных заборов, кое-где разрисованных граффити. Метров через двести дорога, видно, не ремонтированная еще с советских времен, поворачивала направо.

— Вот. Приехали, — сказал Денис, медленно въезжая в открытые двустворчатые, недавно окрашенные ворота, располагавшиеся прямо на повороте.

Маленькая, отчаянно просящая хотя бы косметического ремонта будка, предназначавшаяся для охранника, была пуста. Стекла выбиты.

Денис въехал на широкую, примерно семьдесят на пятьдесят метров, совсем недавно заасфальтированную площадку. Слева находился огромный, крытый жестяными листами полукруглый ангар. Монументальные раздвижные ворота были распахнуты настежь. Было заметно, как внутри маленький красный погрузчик, издавая обиженные электрические звуки, пытался зацепить неудобно стоящий поддон на свой подъемный механизм.

Парковочных мест было полно. В дальнем правом углу одиноко стояли два грузовика с прицепами. В кабине одного из них виднелись двое мужиков, то ли чай пьющих, то ли что-то покрепче. Справа от входа в ангар стояла чрезвычайно грязная грузовая "Газель" и микроавтобус. "Легковушек", стоящих в ряд у дальней стены, дабы не мешать большим автомобилям, было около десятка. В том числе и Левин черный "Опель-Омега", двенадцати лет от роду.

— Кошак, позвони там ему. Скажи, чтоб выползал на свет Божий, — бросил Денис, аккуратно сдавая назад и паркуясь в общий строй.

— Але. Че ты там? — Володя, выходя из машины, с силой захлопнул дверь. — Ну выходи. Мы подъехали.

Троица неспешно направилась к воротам ангара. Выпавший пару дней назад снег быстро таял. Градусник с утра показывал плюс три, а теперь, должно быть, и плюс пять даже. Улицы постепенно покрывались грязной серо-коричневой холодной кашицей, противно чавкающей под ногами. За весь декабрь Денис ни разу не надел вязаную черную шапку, купленную им на рынке, как бы походя. Не было необходимости. Мороз был редким явлением и не опускался ниже нескольких градусов. Ветра же практически не случалось, что было несколько странным, учитывая равнинное расположение города. Осенью, на памяти Дениса, выдавались весьма и весьма ветреные деньки.

— У меня "мерс" "екнул", — печально сообщил Толик.

— Чего — совсем?

— Да нет. На "бабки" только попал. Запчасти дорогие, — Червонец испытывающе посмотрел в затылок идущего впереди Дениса.

— Сколько? — устало вздохнул тот.

— Штука "евриков", Денис, не меньше.

— Ладно, потом ко мне заведем, — пробурчал командир. — Это плохо для дела, когда у тебя денег нет. Легендирование страдает. Хотя, если подумать…

— Плохо, плохо, — заверил Толик. — Очень плохо!

Кошак сдавленно ржал сзади.

— К примеру, батю своего ты довел до белого каленья, — продолжал Денис свою мысль, — вот он тебе финансирование и обрезал!

— Да ты что такое говоришь! — возмутился оперативник. — Да я батю своего… Да я души в нем не чаю!

Из ворот вышел Лева, в джинсах, каких-то странных шнурованных сапогах на высокой подошве и длинном, на вид очень теплом сером свитере. С ним, о чем-то беседуя на ходу, брел высокий мужик лет сорока в длинном кашемировом черном пальто. Волосы его были аккуратно зачесаны назад, как у итальянских мафиози в голливудских фильмах. Лева кивал в ответ и вставлял редкие фразы. Затем собеседники пожали друг другу руки, и мужик медленно, стараясь наступать на места посуше, пройдя мимо парней, стал пробираться к машинам.

— А чего охрану не нанял? — спросил Денис, пожимая товарищу руку.

— А зачем? — махнул рукой Лева. — Сам склад на ночь — на сигнализацию ставлю. Ворота — тоже. Тут ведь, чтобы украсть что-то — на грузовике заезжать надо. А то, что "нала" на таких базах почти никогда не бывает — про это самый последний сколовшийся кретин знает, который за дозу готов даже через колючую проволоку перелезать.

Только сейчас командир обратил внимание, что бетонный забор по всему периметру имел наверху колючую проволоку, установленную, по всей видимости, недавно.

— Ты установил? — поинтересовался он, оглядывая ограду.

— Не. Я бы тратиться не стал.

— Надо будет потом подумать, — заметил Денис. — Как-то надо это совместить. С одной стороны, охрана — плохо. Лишний надзор ни к чему. С другой — с ней, вроде, надежнее. Заберется какой-нибудь "нарик" и сорвет все дело.

— А че тут думать? — развязно вставил Червонец, смачно пережевывая жевательную резинку. — Надо не "ментов" нанимать, и не "ЧОП". А своих, вахтеров. Чтобы только тебе подчинялись. Им можно будет и правила свои установить, и вообще — свои люди будут.

— Не лишено, кстати, смысла, — заметил командир. — Ну что, показывай свое хозяйство.

— Всенепременно, господа, — приосанился Лева. — Прошу вовнутрь.

Компания медленно вошла в помещение склада. Изнутри он казался еще больше. Потолки метров под восемь, не меньше, с низко свисающими и чрезвычайно яркими, должно быть, жутко неэкономными лампами. В этот час горели только некоторые из них, те, которые освещали дальний конец помещения. Окон в ангаре не было. И, судя по всему, никогда не предусматривалось. Все помещение было заставлено поддонами с товаром. Они стояли отдельно, группами, бессвязными фигурами. Кое-где большие деревянные ящики были сложены просто на асфальтовом полу.

Денис обратил внимание на сложенные у правой стены новенькие трубы. Рядом, накрытый целлофаном, лежал цемент. Тут и там сновали рабочие. К Леве подбежал низенький усатый мужичок с пропитым лицом в еще советском бушлате и старомодной шапке-"петушке", начал что-то эмоционально ему разъяснять, тыча пальцем в стопку грязных бумаг. Лева отрицательно мотал головой.

— Ты, Михаил Иванович, делай — что хочешь, но товар надо отгрузить к трем, — требовательно рыкнул Лева, когда ревущий погрузчик наконец-то прополз мимо них, и стало слышно беседу. — Шутишь ты что ли? Меня ж за яйца подвесят.

— Дык Валентина тогда снимать надо с сортировки! — громко крикнул мужичок, хотя в том уже и не было необходимости.

— Так снимай!

— Да ты попробуй его сними! — обиделся работяга. — К нему не подступишься, Заладил: "Я только Иванычу лично подчиняюсь. А на твои проблемы я клал с прибором".

— Ну ты тогда Иваныча ко мне в аквариум пришли, — примирительно сгладил Лева.

— А что такое твой аквариум? — поинтересовался Кошак, когда мужик нырнул в дебри поддонов.

— Да вон! — показал рукой вперед оперативник.

Свободное пространство шириной метров в десять, выполняющее роль центральной автострады на складе, прямиком упиралось в небольшое застекленное помещение, внешне действительно напоминающее аквариум. Внутри горел свет.

— Это, типа, офис мой, — деловито пояснил Лева. — Тоже от прежних хозяев осталось. Почему не разобрали — удивляюсь.

Подойдя к двери, находившейся справа, хозяин достал ключи и долго возился с замком.

— Ты зачем закрываешься? — не выдержал Толик.

— Ха! "Зачем закрываешься"! — Лева смерил товарища презрительным взглядом через плечо. — У меня тут знаешь сколько всего! Договора, накладные, "нал" даже кое-какой. А главное — сахар. Тут с ним всегда проблема. Чай вот все приносят, а сахар нет. Попробуй не закрой. Сопрут. Все же сволочи!

Замок натужно поддался, и парни вошли в аквариум. Внутри оказалось довольно чисто. Большой черный стол с компьютером, пара шкафов с папками. У стены стоял низкий старенький диван. Слева от входа было оборудовано еще одно рабочее место.

— Секретаря думаю взять, — пояснил Лева. — А то мотаешься туда-сюда. Люди звонят, а трубку никто не берет.

— Слышь, бизнесмен. Ты не увлекся? — серьезно спросил Денис, усаживаясь на первый попавшийся стул. — А, конечно, все понимаю. Но ты учти, ты мне скоро нужен будешь…

— Да я все понимаю, — заверил оперативник, усаживаясь за свой стол. — Ты подожди. Мне еще время кое-какое нужно, чтобы все организовать. А там я дела сдам Петровичу, и появляться здесь буду по мере необходимости.

— Что за Петрович? — Кошак уже включил электрический чайник и придирчиво осматривал чистую на первый взгляд кружку.

В дверь без стука вошел крупный мужчина лет сорока с длинными рыжеватыми усами. На нем тоже был бушлат, но гораздо новее и несравненно чище. Ватные штаны и добротные валенки, смелый взгляд и степенные движения дополняли образ основательного человека, знающего себе цену.

— Вызывал, Палыч? — густым басом изрек он.

— Вот, кстати, Иваныч, познакомься с моими товарищами. — Лева показал на парней.

— Денис, — представился командир, привстав со стула и подав руку мужчине.

— Евгений Иваныч. Рад. — Мужик крепко сдавил протянутую руку.

— Ты Коляну дай погрузчик, — бросил Лева, пока бригадир "ручкался" с Толиком и Володей. — Ему "фуру" к трем закидать надо. А у него всего трое в смене. Лопнут же…

— Не лопнут! — заявил Иваныч. — Они еще заказ даже не сформировали. Я этого Коляна когда-нибудь… — он перешел на какую-то дикую смесь русского и краинского. — Оборзели вконец. Ручки свои замарать боятся. Погрузчик им подавай…

— Ну не в ручную же им тротуарную плитку-то кидать, — тихо, даже вкрадчиво вставил Лева, урезонивая бригадира.

— А я — что? — возмутился тот. — Я что — заставляю что ли? Я ему и сказал сейчас. Пусть заказ оформляет….

— Ну ладно, короче… — поморщился оперативник. — Ты там разберись, в общем. Важный заказ.

— Угу… — промычал тот, молча развернулся и вышел.

— Во такой мужик! — восхищенно молвил Лева, когда дверь захлопнулась. — Моя правая рука тут. Как себе доверяю. Я ему зарплату хорошую положил. Старается.

— Ты ладно… — оборвал его Денис. — Ты, дружок, показывай то, ради чего приехали.

— Так может, чайку попьем сначала.

— Потом попьем. Показывай, говорю…

Лева встал и жестом показал парням, чтобы следовали за ним.

Рядом с входом в аквариум, справа от поддонов с деревянными ящиками, в дальней стене оказалась небольшая ржавая дверца. По всей видимости, ей не пользовались очень давно. Именно поэтому большой новенький гаражный замок смотрелся на ней нелепо.

— Тут раньше старый был, — пояснял Лева, доставая ключи. — Но я сбил. И свой повесил. Помните, как нас учили.

— Если не уверен, что нужная тебе дверь будет всегда открыта — лучше повесь на ней свой замок, — заученно повторил Толик. — Смотри-ка! Пригодилось.

Дверь со скрипом отворилась, и парни вступили в полумрак. Сквозь тонкие щели в крыше и стенах пробивался слабый дневной свет.

— Блин, забыл. Сейчас, подождите, за фонарем сбегаю. Тут электричества нет…

Через полминуты мощный луч стал медленно ползать по полу и стенам, распугивая в стороны темноту. Парни находились в помещении, которое, по всей видимости, когда-то являлось единым целым со всем остальным складом. Но сейчас оно, непонятно по какой причине, было отделено от основной площади металлической перегородкой. Причем, судя по состоянию этой самой перегородки, произошло это достаточно давно. Абсолютно точно — в советские времена.

В ширину и высоту эта, так сказать, "камера", естественно имела те же размеры, что и основное помещений. А вот в длину она имела на глаз метров двенадцать-пятнадцать, не более. Но главной достопримечательностью этого места, безусловно, являлось то, что оно было наполовину завалено картонными коробками, набитыми длинными пыльными люминесцентными лампами, которые, надо думать, давно свое отслужили.

— Любопытно, — протянул командир. — Что тебе сказать? Крайне любопытно. И на первый взгляд — весьма обнадеживающе. Теперь — поподробнее. Всем — полное внимание. Задавать вопросы по ходу. Дело — сверхважное. Я думаю, объяснять не надо.

— Там может ко мне? — попытался Лева. — Не здесь же. В темноте…

— Именно здесь, в темноте, — отрезал Денис.

Парни стояли кругом. Хозяин склада поставил включенный фонарь так, чтобы луч света был направлен наверх. Таким образом, лица присутствующих оказались слабо освещены.

— Первое, — начал Лева. — Это помещение — не мое. Принадлежит оно железной дороге. Вернее сказать, тут все принадлежит железной дороге. Я у нее склад и арендую. Но именно это — не арендую…

— Почему?

— Потому что оно мне не нужно, — просто ответил Лева.

— И почему же оно тебе не нужно?

Вопросы шли со всех сторон.

— А потому, что ни один предприниматель, у которого есть хоть что-нибудь в голове, никогда не арендует эту конуру.

— Что здесь нет коммуникаций? Электричества, я имею ввиду.

— И поэтому тоже. Но это — не главная причина. Электричество можно и провести. Дело невеликое.

— Тогда почему?

— По порядку… В какие-то стародавние времена, которые здесь никто уже и не помнит, для какой-то неведомой производственной необходимости помещение склада было поделено на две части. Одна — очень большая, та, которую теперь занимает моя фирма. Вторая — эта конура. Надо полагать, в свое время здесь что-то располагалось. Какая-нибудь мастерская. Тут и электричество было…

— А потом?

— А потом — перестройка. И все в этом духе. Рыночная экономика. Железная дорога, которая в советское время была очень богатая, теперь стала очень бедная. Ну, и как всякая приличная государственная контора, которая имела возможность сдавать помещения в аренду коммерческим структурам, именно этим она и стала заниматься.

— И стала сдавать это помещение…

— Именно. Только — одна поправка. Стала сдавать большое помещение. Но не это.

— И самый интересный вопрос нашей сегодняшней игры! — Толик наклонился над лучом света. — Почему?

— А я понял, — заявил Володя.

— Правда? — Денис искренне удивился. Сам он понятия не имел — почему.

— Подъезд, — коротко изрек Кошак.

— Браво, мой друг, — похвалил товарища Лева. — Именно. Если ты обратил внимание, правая и задняя стена склада упирается в забор. Чтобы подъехать сюда впереди, нужно проехать по моему складу. Кто ж это позволит. И как ты сам видишь, не в такую же дверцу товар грузить! Надо проход расширять. А это все — хлопотно. Ну а левая стена… Ты сам можешь посмотреть. Там между стеной и забором — только маленькая дорожка. Для мотоцикла или велосипеда разве что… Оно и понятно. Ведь когда тут все строили, и заборы, и склад, никто ж не предполагал, что потом это помещение разделят, и понадобится подъезд.

— Понимаю, понимаю…

— А тут и понимать нечего. Кому нужно складское помещение, маленькое, требующее сложения средства на ремонт, да еще и подъезда для транспорта нет? Даже для маленьких грузовичков. Не говоря уже о "фурах"…

— Стоп. — Щелкнул пальцами командир. — А почему же та фирма, которая здесь первая помещение сняла, не арендовала заодно и эту комнату?

— А незачем, — пояснил Лева. — Ну посуди сам. Там, — он указал рукой на выход, — площадь большая. Освещенная. С водопроводом. Прекрасный подъезд для всех видов транспорта. Ну, вы сами видели. А здесь что?

— Так подожди, — не унимался Денис. — Можно ж было арендовать все, а затем — объединить…

— Да ты не шаришь! — Лева даже повысил голос. — Пойми ты. Того помещения — хватает. Зачем это? К тому же, если ты не знаешь, но перепланировку арендатор делать не имеет право. Только с согласия арендодателя. А тут, чтобы два помещения объединить, целую стену срезать надо. И потом еще согласовывать во всех инстанциях. И зачем? Ради нескольких десятков дополнительных квадратных метров? В которые еще деньги вложить надо? Я тебя умоляю. Проще — закрыть наглухо, повесить замок. И пусть тут железная дорога решает, что с ним делать…

— Ну да. В принципе, все логично, — кивал головой Толик.

— И что же решила железная дорога?

— Да, собственно, вот это и решила, — Лева обвел руками помещение. — Долго пытались найти каких-нибудь идиотов и спарить им это богатство. Но таковых не нашлось. А тут еще эти лампы, — он легонько пнул носком сапога ближайшую к нему коробку.

— А лампы-то тут причем?

— Да как это причем?! Ты, Толя, я смотрю, вообще девственный, что до хозяйственных отношений…

— Лампы дневного света нельзя просто выбрасывать на помойку, — рассудительно пробубнил Кошак. — В них газ вредный какой-то. Их сдавать надо. На специальную утилизацию. Договор заключать со специальным цехом. Если, положим, фирма маленькая — еще куда ни шло. Как-то отмазываться можно. Да и не поимеешь с маленького объема много.

— Вот эти цехи и прессуют предприятия. Приходят и настойчиво предлагают заключить договор, и все такое… Под страхом штрафов, между прочим.

— И вот какой-то местный железнодорожный начальник и придумал всю эту радость спихивать сюда, — подытожил Денис. — Экономят, до поры до времени. Ловко…

— Я одного не пойму. — Толик пожал плечами. — Неужели у железнодорожников нет денег на эту утилизацию? Странно как-то…

— В Германии оно, может, и странно было бы, — резонно возразил Лева. — А в "совке" — самое оно. Не находите?

— Да, пожалуй, что так, — согласился командир. — Отложить проблему на потом, сэкономить "денежку". А там… Авось, само рассосется.

— Ну вот, короче, приезжает сюда иногда грузовичок старенький, и сгружает несколько новых коробок. — Лева по-хозяйски оглядел склад.

Помолчали. Денис взял фонарь и с минуту медленно водил луч по стенам, полу. Будто искал что-то. Кошак прошел немного дальше, пошурудил коробками. Толик что-то внимательно изучал на потолке.

— Мнения, — потребовал Денис.

— То, что надо. — Лева говорил уверенно. Даже кивал сам себе. — Лучше вряд ли что-то найдем.

— Плюсы очевидны, — подхватил Кошак. — Минусы… Только то, пожалуй, что не наше помещение. А так — все, как полагается. Но для груза лучшего места не найти.

— Согласен. — Командир, давая понять, что разговор окончен, медленно пошел к двери, аккуратно взяв Леву за рукав свитера. — Послушай. Это — твоя юрисдикция. Ты лично за все отвечаешь. Мне нужна абсолютно полная картина. Я понимаю: у тебя ее пока нет. И быть не может. Но ты со временем должен будешь все просчитать и принять меры для устранения всех недостатков объекта. Я обращаю твое внимание на чрезвычайную важность этой работы.

— Да понимаю я, понимаю… — несколько смутился тот.

— Все… Ты должен учесть все, — продолжал оперативник, будто не слыша его. — Груз, согласно плану, должен будет пробыть здесь не более месяца. Так вот: за этот месяц ничего не должно с ним случиться. Ничего. Иначе нам всем надо будет стреляться.

— Денис. Не боись, — остановил его Лева. — Я понимаю. Ты ведь знаешь. На меня можно положиться… Не переживай. Сбавь темп…

— Да я ничего… — несколько виновато ответил командир и улыбнулся как-то особенно искренне. — Ты говорил, у тебя чай есть?

Через час машина Дениса, меся колесами уличную жижу, медленно выползала из ворот склада.

— Подожди, подожди, а ну-ка тормозни… — вдруг попросил Кошак.

— Чего там? — недовольно буркнул командир, но все-таки остановился.

Володя открыл дверцу и подошел к воротам. Через пару секунд раздался взрыв хохота.

— Че ты там ржешь? — Толик с Денисом вылезли из машины.

— А вы-то читали это? — Кошак постучал по небольшой металлической табличке справа от ворот, привинченной к бетонному заботу внушительными болтами.

"ООО Левонтий", — гласила надпись.

31.12.2008. Россия, г. Анапа. проезд "Золотой берег". 23:41

"А ты еще ничего, вроде", — мысленно сказал сам себе Андрей, оглядывая себя в зеркало.

Он гладил белую рубашку, наверное, с полчаса. Никак не выходило придать вещи нормальный вид. Очень уж долго пролежала в скомканном состоянии на полке шкафа. Как приехал из Москвы, вещи из сумки раскидал по полкам, так оно все и лежало. Женщины в доме не было, а хозяину на этот бардак было решительно наплевать.

Андрей не терпел грязи. Именно что — не беспорядка, а грязи, пыли, мусора. Поэтому весьма часто брался за пылесос и тряпку. Бывало, что и по два раза на неделе. Вот и сейчас в большой верхней комнате без всяких перегородок на втором этаже, выполнявшей роль спальни, все было вверх дном. Но при этом — почти чисто.

Хозяин кинул беглый взгляд на часы, показывающие без двадцати двенадцать, и начал причесываться.

Все друзья встречали Новый год с семьями. Это в последние годы такая мода пошла. Раньше — наоборот. Все больше в большие компании сбивались. Чтобы шумно было, весело. А может, это сам Андрюха постарел? В самом деле, откуда б ему знать, как встречают Новый год в двадцать девять лет? В Москве зачастую не до этого было. А здесь, все друзья как сговорились: "в семейном кругу".

А у него семейного круга не было. Естественно, все его к себе приглашали. Но он понимал: жалеют. А это — хуже всего.

К тому же был вариант намного лучше. Граждане "Золотого берега" с давних времен всегда встречали этот праздник вместе. Как-то, еще в детстве, он по какой-то причине оказался на Новый год у бабы Нюры. И ему все очень понравилось.

Прямо во дворе, который был общим для проживающих в этой общине восьми семей и кем-то и зачем-то заасфальтирован, росла невысокая пышная ель. Таким образом, "елочный вопрос" решался сам собой. Дерево наряжали дети, снося со всех домов игрушки. Большой общий стол накрывали у Еременко, многодетной и дружной семьи, имевшей самую большую комнату на первом этаже. Приготовлением блюд занимались все женщины, каждая у себя дома, а затем накрывали стол. После двенадцати "малые" выбегали резвиться на улицу, а взрослые продолжали праздновать. Веселый получался праздник, хоть и не совсем — в семейном кругу.

Андрей нехотя взял флакон с одеколоном и пару раз прыснул им себе на волосы. Он не имел понятия о том, что это за штука и надо ли было им прыскаться. Подарил кто-то когда-то. Годами не пользовался. А сегодня — праздник вроде…

Оставшись в целом довольным своим внешним видом, Андрей развернулся и спустился по крутой деревянной, покрытой густым слоем лака, лестнице на первый этаж, по пути "зафутболив" в другой конец комнаты попавшуюся под ноги какую-то старую мягкую игрушку. Лестница опускалась прямо в кухню, за которой имелась еще одна комната, существенно меньше, чем верхняя. Там стоял диван с телевизором — обычное "место постоянной дислокации" жителей дома. Но Денис редко туда заглядывал. Он предпочитал персональный компьютер, точнее, ноутбук, на котором работал на втором этаже. Новости он читал в Интернете, фильмы смотрел редко. Просто пялиться в телевизор не имел привычки вообще.

Он вышел на крыльцо дома и с силой выдохнул из легких воздух, который заклубился вокруг лица плотным уверенным паром. Мороза на улице не было. Плюс два, примерно. Обычное дело для Анапы в такое время года. Андрей закрыл дверь на ключ, заложил руки в карманы брюк и медленно побрел к Еременко. Прошел мимо елки, которую нарядили еще днем. Только теперь, в отличие от детских лет, она была еще опоясана несколькими гирляндами, что придавало дереву просто-таки волшебную красоту.

В соседском доме с большими светлыми окнами уже вовсю шло гуляние. Слышался смех, нетрезвые голоса. Кто-то даже порывался запеть, но безуспешно. Андрей по старой привычке без стука открыл дверь и вошел в помещение.

В нос ударили запахи самых различных блюд. Однозначно можно было распознать утку, котлеты, жареную свинину. Остальное путалось и скрещивалось, образуя невероятно сложную смесь. За большим деревянным столом, организованным путем составления двух столов, накрытом белоснежной скатертью, сидело человек двадцать-двадцать пять. Все его соседи. Вокруг бегало несколько детишек, то и дело дергая взрослых. В углу комнаты негромко работал телевизор. Транслировали очередное новогоднее шоу, которые россияне уже давным-давно перестали смотреть, а включали лишь "для фона".

— Ты чего так долго, Андрюша? — негромко спросила его тетя Лена, хозяйка дома, вынырнувшая из дверного проема с большой тарелкой в руках. — Давай, проходи…

Все приветливо и очень громко поздоровались с ним. Андрей присел на табурет у ближнего к нему края стола, предварительно пожав руки тем мужчинам, до которых смог дотянуться.

— Здорово, Андрюха! — похлопал его по плечу дядя Семен, добрый мужик, который помнил его еще с малых лет.

Он сильно постарел, в волосах появилась проседь. Но голос оставался все таким же сильным, шедшим будто из глубины души. Сосед был уже заметно навеселе, и его "вторая половина", сидевшая от мужа по левую руку, недовольно на него поглядывала.

— Привет, дядя Семен, — так же тепло поздоровался с ним Андрей.

— Ух, какой ты стал! — Сосед потрепал его по голове, в момент безнадежно испортив прическу.

— Так виделись же уже после моего приезда! — стараясь поглубже запихнуть раздражение, ответил парень. — Чего Вы все моему росту удивляетесь?

— Тю… — шутливо отпрянул от него тот. — Да ты хоть знаешь, с каких лет я тебя помню?

— С шести, наверное…

— Да конечно! — хохотнул тот. — Месяцев с трех-четырех, понял?

Андрей этого не знал.

— Мамка твоя, Царствие ей Небесное, тебя матери показать привезла. Помнишь, Лен? Ты сама-то родила месяца через два…

Жена, улыбаясь, смотрела на Андрея и кивала.

— А Нюра, бабка твоя, покойница, так тебе радовалась! О, что ты! Целый день после отъезда дочки плакала! Души в тебе не чаяла.

— Да ладно тебе, старый, — одернула его жена. — Завел шарманку! Новый год сегодня…

— А я что? — слабо возмутился дядя Семен. — Я — ничего. А ты нынче вроде как бизнесмен?

— Вроде как, — подтвердил Андрей, накладывая себе в тарелку квашеную капусту и маринованные грибы.

— Молодец! Мужик! Знай наших! Нюрка-то нам так и говорила: будет, мол, из него толк. Чую, есть в нем что-то.

— Погромче, погромче сделайте! — раздались возгласы из-за стола.

По телевизору начали транслировать поздравление Президента.

— Димка то наш, смотрите, нахохлился весь. К новой должности привыкает, — съязвил кто-то на другом конце стола.

— Так "напривыкался"… — лениво возразил кто-то. — С полгода уже…

Андрей, пользуясь случаем, пока внимание компании было сосредоточено на экране телевизора, оглядывал собравшихся. Такие знакомые лица. А главное — счастливые лица. Или это ему так казалось? Кто знает. Но Андрей почему-то был уверен — счастливые.

"Только моральные уроды делают революции и занимаются тому подобной ерундой, — вспомнились ему слова одного очень им уважаемого человека. — Простого нормального человека революция не интересует. Его интересует его семья, дети, дом, карьера. Ему не доставляет удовольствие скрываться от властей, организовывать покушения, шляться по эмиграциям. Для нормального человека гораздо предпочтительнее поехать с друзьями на рыбалку, отдохнуть душой, вдоволь попить водки в приятной компании. Революционный вирус характерен для подросткового возраста, и его проникновению в сознание сильно способствуют лошадиные дозы выбрасываемых в этом возрасте в кровь половых гормонов. Если тебе хочется революции в тридцать лет — ты почти гарантированно ненормальный".

— Раз, два, три, четыре… — дружно раздалось за столом.

Андрей встряхнулся, убрал воспоминания на задворки сознания, быстро подставил свой бокал под струю шампанского, бившую из только что неудачно открытой бутылки.

— Семь, восемь…

31.12.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Кропивницкого. 23:59

— Девять! Десять! Одиннадцать"! С Но-вым го-дом! — дружно и весело закричал зал.

— С Новым годом, пацаны, — улыбнулся Денис и стукнулся фужером с шампанским с парнями.

— С Новым годом, — повторил как-то задумчиво Толик.

— С Новым счастьем, — слегка повеселее поздравил Лева.

Кошак просто выпил и удовлетворенно крякнул.

Денис, конечно, предполагал, что праздник будет невеселым. Да никто и не возражал, собственно. По мере приближения тридцать первого числа становилось все грустнее. Причем всем четверым. И они не скрывали этого друг от друга. Читалось на лицах.

Тут все было понятно. Почти. Новый год он, все-таки, как ни крути, праздник семейный. А какая тут семья? Тут коллеги по работе. Не друзья даже. Никого не обманешь. Все четверо, вся его оперативная группа, это прекрасно сознавали. Чувствовали. Приехали работать. "Работать" тут ключевое слово. И работа… Не поймешь даже сразу и как сказать. Сложная, грязная… Не то все. Специфическая. Именно что специфическая.

Для такого дела нужно доверие. Это — обязательно. Но доверие — совсем не значит дружба. Оно может и без дружбы вполне существовать. Вот и у них так: доверяют друг другу — это однозначно. А вот дружбы нет. Да и не может ее возникнуть за три месяца — это всем понятно. У Дениса разве что с Кошаком теплые отношения возникли, более или менее. С Толиком и Левой — скорее деловые просто…

И еще было что-то здесь. Не только тоска по семье, по близким людям. Денис это четко чувствовал. И только на днях додумался. Когда по парку гулял. Появилась у него с месяц такая привычка — по парку иногда прогуливаться по вечерам. Когда голова опухнет от аналитической работы. Новый год, ведь он праздник совершенно особенный. Люди что празднуют? Не революцию какую-нибудь, в которую народу перестреляли столько, что и представить страшно. Не сомнительную историческую дату, по поводу оценки которой люди одной и той же национальности готовы друг другу глотки перегрызть. Не какой-нибудь дурацкий день очередной независимости непонятно от кого и непонятно зачем. Не день конституции, тысяч раз переписанной, пропитанной кровью от первой до последней страницы. И не день международной солидарности кого-то с кем-то и зачем-то…

Люди празднуют Новый год. Встречают его. Люди по всей земле просто радуются тому, что наступил новый год. Новый цикл жизни. Что снова будет весна, а затем лето. Что снова зазеленеет листва на деревьях и запоют птицы. И поднимется пшеница. И будет урожай. Человек благодарит Бога за то, что было и что еще будет. И главное — надеется. Это ведь очень важно. Нет ничего более важного, кроме веры и любви. Надеется, что в новом году жизнь станет лучше. Что не случится ничего плохого. Ни с ним, ни с его близкими, ни с его Родиной. Что будет мир.

А он? Какое отношение ко всему этому свету имеет он? Оперативник Аякс. Или оперативник "Пятьдесят третий". Мельниченко Владимир Михайлович. Который никакой не Мельниченко, а просто Кошак. И Кошаком для Дениса навсегда останется. Максимум — Володей. И бизнесмен Бурченко, классический представитель малого бизнеса, краса и гордость новой демократической Краины — оперативник госбезопасности "Двадцать восьмой". И Червонец. Все они, ну спрашивается, какое имели отношение к празднованию Нового года, светлого и чистого праздника! Никакого, надо было признать.

Может, поэтому и грустно было на душе, пасмурно. У всех четверых. Так, по крайней мере, думал Денис. А в двадцатых числах стало совсем не по себе. Толик так и сказал в один из дней, когда они на квартире у Дениса разбирали и систематизировали накопленный материал:

— Слышь, народ. А давайте столик в ресторане закажем, а? Со скуки ведь подохнем. Что-то паршиво мне, тоскливо…

— А что, дело хорошее, — тут же поддержал командир. — Вот ты и займись.

Он и занялся. Несмотря на то, что все места, само собой, давно были забиты, все-таки "родил" столик. И не где-нибудь, а в центре, в весьма неплохом ресторане, названия которого Денис даже не пытался запомнить.

И вот они здесь. В костюмах. И в туфлях. Даже Кошак. Уж на что не любит строгий стиль. Но договорились — выглядеть по-человечески. Надо думать — получилось. Во всяком случае, лично Денис чувствовал себя, так сказать, культурно.

В цену столика входила кое-какая еда, бутылка шампанского и водки. Есть особо никому не хотелось. А вот водку уговорили быстро. И коньяку заказали.

В прекрасно украшенном зале ресторана ни на минуту не умолкала музыка. Полупьяный музыкант в рваных джинсах, кожаной жилетке и мишурой на шее пел что-то веселое. Ему подпевала красивая русоволосая деваха в длинном черном вечернем платье. Изрядно подвыпившая компания в самом центре зала упорно пыталась перекричать исполнителей. Одним словом, все было — как полагается.

— Ты на эту компанию кисок обратил внимание? А, Кошак? — гоготнул Толик, взглядом указывая на стайку молоденьких каких-то блестящих и радостных девушек, почему-то оказавшихся без парней в эту праздничную ночь.

— Кошечек, Кошак… — проговорил себе под нос Володя. — Скаламбурил. Пошутил, да? Юморист, значиццца, да?

— Ага, — лыбился тот.

— А если я, положим, тебе сейчас глаз на одно место натяну? — поинтересовался Кошак.

— Тогда я останусь без женщины. С натянутым на одно место глазом я вряд ли буду пользоваться успехом…

Неизвестно откуда появился монументальный Дед-мороз со Снегурочкой, встреченный восторженным ревом ресторана.

— Я пошел, наверное… — цокнул языком Денис и поднялся.

— А че ты, все что ли? — удивился Лева. — А водки попить?

— Да неохота что-то… Пойду, посплю лучше. Давайте, пацаны. Развлекайтесь. — Он протянул руку товарищам.

Получив в гардеробе свою недавно купленную за пятьсот краинских рублей итальянскую легкую куртку, Денис вышел на воздух. На темной праздничной улице никого не было. Легкий морозец в пару градусов, порадовавший кировогорцев всего пару дней назад, нежно, как бы играясь, покусывал лицо.

Командир глубоко вдохнул ночной воздух. Со всех сторон слышались разрывы пиротехнических изделий самых разных мастей. Время от времени небо озарялось чуть ли не во все цвета радуги. И пусто вокруг. Но это только на полчаса, не больше. Сейчас, скоро уже, уставшие от оливье и водки в семейных компаниях празднично одетые люди высыплют на городские улицы и площади, и начнется настоящее веселье. С шампанским на голову, с пьяными танцами, с битыми бутылками и носами, с пошатывающимися Дедами-морозами, с взрывами хохота впереди и за спиной.

А вот ему не хотелось. Не хотелось всего этого. Совсем не хотелось. А чего тогда? Да просто прийти домой и телевизор включить. Налить себе виски или Мартини. У него есть. Заранее купил. И посидеть спокойно. И даже поглядывать иногда с балкона на гуляющих. И даже кричать что-то время от времени. И с Новым годом поздравлять. Но только не в центре всего этого. Только не в середине. Только — не соучастником. Нет. Не частью. Посторонним наблюдателем.

Это, наверное, от работы. Трудно объяснить. Все эти люди — они нормальные, хорошие. Но не для этого он здесь. Не для того, чтобы становиться частью. Нет. Он здесь совсем для другого. Ему нужно тут все перевернуть. Ему нужно согнуть реальность под себя. И быть надо над системой. Именно что "над". И тут нет ничего такого. Ни самовлюбленности, ни наполеоновского синдрома. Просто так правильно. Нельзя изменить то, частью чего ты являешься. Если ты действительно хочешь что-то поменять, если не играешься, не трепишь языком попусту, то не становись частью целого. Будь в стороне — и действуй. А если уж ты есть уже часть этого — значит выйди. Решительно и бесповоротно. Стань в непримиримую оппозицию. Потому что только из такого положения возможны революционные изменения.

Этого местные и не понимают. Слепили себе скоморошный раскрасочный образ какой-то там якобы революции. И радуются. И не заметили, что делали эту всю катавасию ровно те персонажи, которые их уже лет десять успешно обкрадывали. А потом удивляются: "Где же системные реформы?" Дурачье. Как там говорится: "Никогда не говори дураку, что он — дурак. Лучше возьми у него в долг…"

— А ночь все-таки хорошая, — громко, даже неожиданно для себя сказал сам себе Денис, натянул на голову вязаную шапку и весело зашагал по направлению к дому.

Учителю 09.I.09

Отчет о работе кировогорской группы в период 01.12.08–31.12.08

— Общий анализ ситуации на вверенной группе территории.

Исходя из проведенного всестороннего анализа имеющейся в распоряжении группы информации, представляется возможным сделать однозначный вывод о том, что ситуация в стране и регионе как нельзя лучше способствует проведению в жизнь намеченных мероприятий в рамках проекта "Троя". Существенных изменений за последний месяц не наблюдается.

Мировой экономический кризис продолжает оказывать самое пагубное влияние на экономику Краины. В первую очередь, его последствия ощутили на себе промышленные центры, в том числе и Кировогорск. Падение промышленного производства (вследствие падения спроса на промышленную продукцию) вызвало значительные сокращения на предприятиях города, таких как "Красная звезда", "Гидросила", Радиозавод, "Пишмаш" и др. Вследствие этого можно говорить о существенном росте социальной напряженности. Недовольство действиями местной и особенно центральной власти повсеместно. В частном секторе наблюдается сокращение размера заработной платы, впрочем, несущественное. Особое раздражение вызывает инфляция, приобретающая угрожающие темпы вследствие очень серьезного падения курса национальной валюты по отношению к доллару в последнее время. Рост цен на продукты первой необходимости бьет по наиболее незащищенным слоям населения.

— Отношение к России.

Как уже отмечалось ранее, население Кировогорска в основной своей массе по отношению к России настроено нейтрально. С сожалением должен отметить, что кризисные явления в экономике существенно не изменили ситуацию в данном вопросе. Позволю себе предположить, что это связано, прежде всего, с тем, что в экономике РФ наблюдаются примерно те же самые тенденции, что и в хозяйстве Краины. В этом смысле народ не видит особой разницы между нашими странами. Таким образом, положительное, либо отрицательное отношение к России обусловлено, как правило, чисто идеологическими мотивами, не имеющими отношения к экономике.

В числе социальных групп, настроенных пророссийски, следует выделить: подавляющее большинство этнически русского населения, большинство людей пенсионного возраста, не придерживающихся правых околонационалистических убеждений, значительная часть рабочего класса, некоторая часть студенчества и учащейся молодежи, различного рода общественные пророссийские организации.

В числе социальных групп, настроенных антироссийски, следует выделить: часть местной интеллигенции, часть студенчества и учащейся молодежи, членов националистических организаций, часть офицерского состава МФД, армии, почти полностью — состав СБК.

Основная масса экономически активного населения по-прежнему остается в стороне от политической жизни.

— Проведенные мероприятия.

За отчетный период группой были проведены следующие мероприятия:

— Продолжалась работа по вербовке первичной агентуры. В частности, за последний месяц было завербовано четыре агента:

— техник городской телефонной станции Петровский Игорь Михайлович, 1959 г.р. (присвоенный псевдоним — "Жук"). Цель — получение информации и техническом состоянии городской системы связи, методах ее блокировки. Гонорар: 1000 евро в месяц.

— Сотрудник отдела по работе с клиентами ООО "Казачок" Бамут Иван Яковлевич, 1978 г.р. (присвоенный псевдоним — "Пекарь"). Цель — получение информации о количестве военнослужащих 4-го аэромобильного полка, дислоцирующегося в черте города. Гонорар: 1500 евро за одно сообщение по мере надобности. Примечание: ООО "Казачок" в соответствии с действующим контрактом с Министерством обороны Краины и на основании проведенного открытого тендера осуществляет питание военнослужащих указанной воинской части.

— стажер Следственного управления МВД по Кировогорской области Жигалев Петр Сергеевич, 1988 г.р. (присвоенный псевдоним — "Курсант"). Цель — получение информации о текущей деятельности Следственного комитета МВД по Кировогорской области, о деятельности всей городской милиции в целом. Гонорар: 2000 евро в месяц.

— старший специалист Управления по вопросам внутренней политики и связям с общественностью Кировогорской областной государственной администрации Надеждина Татьяна Львовна, 1986 г.р. (присвоенный псевдоним — "Серна"). Цель: получение информации о работе государственной администрации Кировогорской области, документообороте, распоряжениях, поступающих из Кияна и касающихся текущей внутренней ситуации в области и стране. Гонорар: непостоянен, в среднем приближается к 2500–3000 евро в месяц.

На данный момент ведется работа по вербовке еще нескольких агентов. Среди них следует выделить офицера Кировогорского управления СБК (работа ведется, но возможность вербовки — под большим вопросом из-за рискованности), сотрудник аппарата местного отделения пропрезидентской партии "Наша Краина" (возможность вербовки велика) и капитан Кировогорского управления ГАИ (возможность вербовки велика).

— Утверждено место для хранения груза.

— Получена и проанализирована информация, касающаяся энергосистемы города. Сделаны соответствующие выводы.

— Проведена текущая аналитическая работа по местным СМИ целью отслеживания важных событий в жизни Кировогорска и области.

— Продолжалась работа по определению круга лиц, пригодных для вторичной вербовки. Их число на начало месяца определяется нами в пределах двухсот человек.

— Продолжалась работа по определению круга лиц, враждебно настроенных, и потенциально имеющих возможность оказать сопротивление осуществлению планируемых нами мероприятий в разных формах. На данных лиц (сотрудники органов государственной власти, силовых структур, члены политических партий антироссийской направленности, активисты антироссийских общественных организаций) заведены досье. Устанавливаются их личные данные, адреса проживания, круг общения, привычки и слабости. Определяется степень их возможной опасности.

— Велась деятельность, направленная на проведение всестороннего и глубокого анализа политической архитектуры власти в городе и области. Изучалась деятельность политических партий и депутатских фракций в обл- и горсовете. Определялся круг лиц, пригодных для привлечения их ко второму этапу операции.

— Продолжалась работа по изучению инфраструктуры города с целью составления в дальнейшем плана боевой операции.

— Противодействие со стороны спецслужб и правоохранительных органов.

Не наблюдалось.

— Состояние членов группы.

В целом, состояние членов оперативной группы никаких опасений не вызывает. Случаев неподчинения, либо игнорирования прямых приказов не зафиксировано. Оперативники относятся к исполнению своих служебных обязанностей со всей серьезностью и ответственностью. Особо необходимо отметить весьма результативную работу Десятого по вторичной агентуре.

Морально-психологическое состояние членов группы опасений не вызывает.

— Потребность в дополнительных силах и средствах.

Желательна дополнительная поставка аппаратуры для прослушивания и слежения.

— Финансы.

Отчет прилагается.

Аякс

24.01.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Соколовская. 22:14

— И вот представляешь, она и говорит: "Дай мне его на время. Чего, жалко, что ли?". Как тебе, а?

Тело молодой женщины затряслось неслышным смехом. Она инстинктивно попыталась еще глубже спрятаться под теплое одеяло и уютно уткнулась под мышку Толику. Он знал эту ее привычку. После секса она обожала вот так вот свернуться клубком и устроиться у него под боком, словно маленький котенок, инстинктивно жмущийся к теплу. Она могла так лежать часами. Иногда молча, иногда болтать без умолку. Рассказывать какие-нибудь глупые истории про своих подруг. Или про сына. Обо всем и ни о чем.

И ему это было приятно. Особенно, когда слабо горел торшер в дальнем углу комнаты. Особенно, когда за окном — холод и слякоть, и темнота, и неизвестность. А самое страшное в такие темные и холодные ночи то, что за окном — только прошлое, и никакого будущего. Только прошлое смотрело на него из темноты…

Как тогда, когда уже не было патронов. Когда верный, сроднившийся с ладонью "Стечкин" отброшен в сторону, беспатронный, опустошенный, бесполезный. Когда не было связи. Не было ничего вокруг. Только темнота. И холод. И мелкий, кажется, режущий кожу лица дождь. И тишина. И в этой тишине протяжный, жалобный, словно рев раненого слона где-то далеко за спиной, гудок локомотива. И состав, медленно, как будто нехотя, начинающий ползти в черную вселенскую даль. Совсем рядом — ползущий товарный вагон, на который нужно вскочить и уехать. Обязательно надо уехать. Потому что если не уехать — тогда смерть. Тогда убьют. Они будут здесь уже скоро. Обязательно будут. Такого не может быть, чтоб они не приехали. Приедут — и убьют. И не просто убьют. Порвут в клочки. От ярости, от звериной злобы. И — не единого шанса…

Но он не может вскочить на него. Потому что напротив — стоит он. И безумно странно все это как-то. Они — словно братья. Родные братья. И нет сейчас во всей Вселенной никого ближе, чем они. И нет вообще никого, кроме них во всем Мироздании. Пусто в мире. Холодно и тихо. Да дождь ледяной царапает лицо. И они вдвоем, друг напротив друга. Не живые и не мертвые. И состав ползет так медленно-медленно…

И нет между ними ненависти. И делить им нечего. И роднит их эта тишина и безысходность огромного, черного и холодного мира больше, чем кровные узы.

Одна между ними только разница. Одному обязательно нужно вскочить на этот вагон. Он для него — последний рейс из подземного царства. Последний. А второй — допустить этого никак не может. И никто в этом не виноват. Вся прошлая жизнь логично и закономерно привела их в это темное место с холодным, дьявольски холодным и мелким дождем и тишиной в темноте. И тусклым, словно торшер в чьей-то уютной комнате, старым уличным фонарем, раскачивающимся над входом в деревянный барак, утопающий в темноте. И с этим последним поездом…

Толику показалось тогда, что он ему улыбнулся. Глазами. Они стояли молча друг напротив друга, сжимая в руках ножи. И он ему улыбнулся…

Схватка длилась не больше пяти секунд. Оба были профессионалами, много времени не требовалось. Толик рванулся к нему, и отблески стали заметались вокруг, словно светлячки. Широкое лезвие "финки" вошло в его бедро как в масло, не достав, как потом выяснилось, до бедренной артерии пол сантиметра. Но Толик даже не почувствовал боли. Его кинжал в этот самый момент вошел противнику в живот по самую рукоять.

Времени больше не было. Состав уже отъехал метров на десять и продолжал набирать скорость. Толик, из последних сил зажимая рану на бедре, догнал последний вагон и взобрался на пустую платформу, оставляя за собой на шпалах кровяной след, который тут же смывался дождем. А он, тот самый, так и стоял на коленях, держась на живот, и улыбался ему одними глазами…

— Ну как, дать тебя, что ли, на время?

— Что? — Толик отвел взгляд от торшера. — Извини, пупсик, я задумался….

— Говорила тебе! — Она элегантно вытащила из-под одеяла тонкую красивую руку и шлепнула его по животу. — Не называй меня пупсиком?

— Где малой-то? — Червонец властно взял ее руку и спрятал обратно под одеяло. — Ты меня опять начала насиловать еще с порога. Даже "здрасти" сказать не дала…

— Да бедный же ж ты мой! У отца он по выходным.

— Ах, да. Точно. Забыл. — Толик нагнул голову и поцеловал женщину в лоб. — Как там у тебя на работе? Чего нового?

— Да чего там может быть нового? — Она устало вздохнула. — Одно и то же. Единственное, слухи, вроде, ходят, мол, начальником городского УВД Киян недоволен. Могут заменить…

— Чего так?

— Не знаю. Может, денег наверх стал отсылать мало.

— Какая же ты все-таки циничная! — восхитился Червонец. — Кстати, как там дела с твоим полезным человеком.

— А как там дела с моим гонораром?

— В порядке. Я все уладил. Как договорились, половину принес сегодня. Остальное — после дела. — Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза. — А ты не боишься заниматься со мной такими опасными делами?

— Да ладно… Ваши игры эти мальчишечьи… — Женщина плавно, но решительно освободилась от держащей ее голову ладони. — Думаете, все это имеет значение? — Она отвернулась и уставилась немигающим взглядом в ночную темноту окна. — Все эти шпионства ваши… Вы ведь никогда не взрослеете. Так и остаетесь мальчишками. Все что-то кому-то доказываете. Воюете, боретесь за какие-то идеалы…

Толик молча слушал. Не перебивал. Лишь медленно и как-то особенно нежно перебирал тонкими пальцами ее красивые блестящие черные волосы, раскинутые по подушке.

— Может быть, так все и должно быть. Может, вы без этого не можете. Кто его знает… А только мы, женщины, точно знаем. На самом деле все это — всего лишь игры ваши. И ничего более… Другие вещи имеют значение. Твой дом, твоя семья, твои дети, твой мир — только это и важно по-настоящему. Только ради этого и стоит идти на жертвы…

Он обернулась и в упор посмотрела на Червонца:

— Я тебе отвратительна?

— С чего ты взяла? — немного опешил тот.

— Да не притворяйся, — девушка вновь пристроилась у него под боком. — Ты знаешь, я от тебя никогда никаких обязательств не требовала. Презираешь меня — презирай. Мне сына вырастить надо. А остальное — гори синим пламенем. Человечек мой — девочка одна, из СБК. Вольнонаемная. Что-то типа секретаря там. Не то, чтобы подруга мне. Хорошая знакомая, скорее. Напрямую с ней еще не говорила. Но, сдается мне, она согласится…

12.02.2009. Краина, Кировогорск. ул. К. Маркса. 22:05

…- А Вы не считаете, что у Вас, в некотором роде, "национальная мания величия". Вас послушать, так весь мир ополчился на "бедную Россию". Не много ли чести?

— Ну, во-первых, не "бедную Россию". В том то и дело, уважаемый Иван Иванович, что далеко и далеко не бедную. В условиях, когда мир быстрыми темпами идет к острому дефициту основных природных ресурсов, трудно рассчитывать, что страну, которая обладает примерно тридцатью процентами запасов этих самых ресурсов, оставят в покое. Вы не находите? Как говорил мне один ученый-геофизик: "Тактики думают о нефти, стратеги думают о воде". Понимаете, о чем я? Многие умные люди считают, что недалек тот день, когда страны будут воевать не за природные ресурсы или рынки сбыта, а за простую пресную воду.

Ну а во-вторых, Вы забываете, что, даже учитывая то, что Россия неизмеримо слабее Советского Союза, на данный момент, и, по крайней мере, в краткосрочной исторической перспективе, это единственная страна на планете "Земля", открытое военной столкновение с которой не гарантирует Соединенным штатам безоговорочной победы. Главным образом, благодаря ее ядерному потенциалу. Победа будет "пирровой". И они, будучи весьма неглупыми людьми, это прекрасно понимают.

И в этом смысле ничего не изменилось со времен "холодной войны". Не имея возможности одержать победу в открытом бою, американцы сделали ставку на диверсионно-подрывную работу, так называемую "тайную войну". Ах, эти все бедные "диссидентики"… Они действительно свято верили в то, что борются не против своей страны и своего народа, а против "системы". Хотя, что с них возьмешь. Одно слово — интеллигенция…

— То есть, Вы считаете этих людей предателями?

— Знаете, я как то прочел интересную книгу о "Красной капелле". Вы, знаете, что это такое?

— Припоминаю. Сеть разведчиков в Европе в годы Второй мировой войны, работающая на СССР.

— Примерно так… Знаете, среди этих людей были и весьма высокопоставленные работники, военные в том числе. Так вот, автор этой работы, весьма неплохой, кстати, по-моему… Так вот, ее автор в заключении, подводя итоги работы и делая выводы, написал примерно такую фразу: "работа на советскую разведку как высшая форма антифашистского сопротивления". Как Вам?

— Трудно сказать сразу… Вам — шах.

— Действительно, фраза неоднозначная. Знаете, о чем я подумал, прочитав эту строчку?

— Любопытно…

— Я подумал о том, что такими фразами можно оправдать все что угодно. Любое предательство. "Работа на немецкую разведку как высшая форма антисоветского сопротивления", "работа на советскую разведку как высшая форма антиимпериалистического сопротивления", "работа на американскую разведку как высшая форма антикоммунистического сопротивления". Этакая универсальная формула оправдания измены.

И только со временем, не сразу, в моей голове выкристаллизовалась эта простейшая, на первый взгляд, формула: даже если ты искренне, не за деньги и не за должности, работаешь против "системы", против ненавистного тебе правительства, которое ты считаешь предательским и угрожающим интересам национальной безопасности, ты объективно все равно работаешь против своего народа, против своей страны.

Ведь когда ты предоставляешь врагу военные сведения, то в результате погибают не правители, а простые солдаты. Наши "свободолюбивые интеллигенты" свалили систему. И что в итоге? Может быть, пострадали коммунисты и номенклатурщики? Ни разу! Они просто быстренько перекрасились в демократов и сели опять в те же кресла. И в этих самых креслах они преспокойно продолжали заниматься тем же, чем занимались при коммунистах.

— С этим трудно поспорить…

— Похоже, на сей раз партия Ваша, Йозеф Карлович. "Трудно", Вы сказали? Невозможно, а не трудно. Потому что это — правда. А кто же пострадал больше всего? Народ, уважаемый мой Йозеф Карлович. Тот самый простой народ, о котором так пеклись и который так хотели "освободить от рабства" эти господа. Беды, которые перенесло население бывшего Союза в результате демократических реформ, я даже не хочу перечислять. Это сравнимо с эпидемией чумы или Великой Отечественной войной. Да что я Вам рассказываю? Вы и сами это знаете не хуже меня. Таким образом, Йозеф Карлович, Вы можете оправдывать свои действия, чем хотите. Но предательство — всегда предательство. И история всегда в таких вопросах расставляет все на свои места. А знаете почему?

— Почему же?

— Потому, что зло смердит. И эта вонь просачивается через стены зданий, через города и села, через границы. И главное — эта вонь так метафизически сильна, что она проходит даже через ткань времени. И потомки чуют ее и идут на запах. Мне, знаете ли, в этом смысле Резак нравится…

— Кто, простите?

— Ну, Резак! Русский полковник — "ГРУ-шник". Ну, предатель, перебежчик, которые книжки крапает…

— А-а-а… Да-да-да, припоминаю…

— Так вот, этот "товарищ" мне в этом смысле даже симпатичен. Он в своем "Бассейне" так и пишет прямо, мол: "да, спасал свою шкуру, боялся, что пристрелят, и все". Сволочь, конечно, но, по крайней мере, честная сволочь, без претензии на ореол героя и борца с режимом. Так прямо и говорит: шкура, мол, я. Такие вот дела. Извиняйте, товарищи…

— Так он знал, что его собираются убить, и поэтому бежал?

— По-моему, да. Я точно уже не помню.

— Так что, по-вашему, он должен был спокойно дожидаться, пока его застрелят?

— Я боюсь, Вы, Иван Иванович, слабо представляете себе специфику этого рода деятельности. В конце концов, я не думаю, чтобы его "тащили на аркане" в разведку. А раз он пришел туда добровольно, стало быть, знал, куда ввязывается. Сдаюсь…

12.02.2009. Россия, г. Анапа. ул. Лермонтова. 21:11

— …а раз ты пришел сюда добровольно, стало быть, знал, куда ввязываешься, — Толик залился злобным вампирским смехом.

— Слышь, меня че-то покер задолбал, — лениво зевнул Андрей, развалившись на кресле.

Он спасовал еще на флопе. Имелась пара на четверках, но у других комбинации были явно поинтереснее.

— Ну, блин, не расстраивай партию!

Петька, давний знакомый Андрея и одноклассник Толи, приглашенный сегодня поиграть в "покерок", был настолько серьезен, что становилось смешно. Особенно если учесть, что для того, чтобы проиграть хотя бы рублей сто с теми ставками, которые были приняты у них в компании, человеку должно было просто тотально не везти. Петя сидел, надувшись как шарик, с взъерошенной копной светлых волос и недоверчиво смотрел сначала на выложенные на столе пять карт, потом на Яну, потом опять на карты, потом на Андрея, а потом — в произвольном порядке. На "ривере" пришел бубновый туз.

— Ну рожай ты уже! — не выдержала Яна. — Чего ты, как будто последние трусы проигрываешь.

Как оказалось, она тоже откуда-то знала Петю.

Это Андрей на свою голову ввел эту моду месяц назад. Было до тошноты скучно. Январь, холод. Клиентов — кот наплакал. Только и хватало, чтобы концы с концами сводить. Дома сидеть надоело. Андрей хотел было завести домашнее животное, но потом подумал, что одинокий парень с верной собакой — это будет уже как-то пошло.

— Жениться тебе надо, барин, — посоветовала ему как-то Яна.

Они уже несколько месяцев как перешли на "ты". Но девочка не "тупила", в подруги не набивалась, соблюдала нужную дистанцию.

— Ты никак свою кандидатуру предлагаешь? — усмехнулся Толик.

— Я себя никогда и никому не предлагаю, — гордо ответила та, поправив волосы. — Это мне предлагают.

Андрей так тогда и не выяснил, предлагала ли она себя. Кто-то чем-то отвлек. Да и какая разница? Он бы все равно не заинтересовался. Эта девушка была не в его вкусе.

Почему? И какой, собственно, у него был вкус? Над этими вопросами директор размышлял специально, не походя, за утренней чашкой чая.

Не было у него никакого вкуса — вот что. Совсем никакого. Нормально это было или нет, Андрей не знал. Наверное — нет. Впрочем, какая разница? Себя-то ведь не переделаешь. Блондинка или брюнетка, высокая или низкая, худая или попышнее, умная или тупая как пробка? Андрей просто пожимал плечами. В его жизни были всякие.

В характере дело? И не в характере тоже. Все — не то. Не о том. Не о важном. По-настоящему важном.

Андрей одно твердо знал. Нужно — что-то другое. То, что позволяет назвать человека своей второй половиной. То, что поможет принять его таким, какой он есть. Что поможет не замечать недостатки и шероховатости, которых у людей так много! То, что позволит уважать, даже несмотря на пороки и слабости. То, что даст силы вынести, выдержать, не сломаться, не опуститься, не предать. И название этому — любовь.

Однажды, в очередной пьяной компании, кто-то ляпнул: "Любовь "жиды" придумали, чтоб за секс не платить". Так и сказал. Сказал — и забыл. А вот Андрей — нет. Долго, очень долго он гонял эту мысль в голове, словно леденец во рту. Ведь если пошлость убрать, то оставалось утверждение в высшей степени принципиальное и важное. А что сие значит? Значит то, что любой человек, считающий себя мыслящим, обязан на этот счет иметь свое мнение.

Вот Андрей его и вырабатывал. С выводами не спешил, накапливал жизненный опыт. И, в конце концов, сказал себе: ложь. Любовь — есть. Она точно есть. А пословицы такие вворачивают те, к кому она не пришла. Приходит любовь не ко всякому — это был второй тезис, усвоенный Андреем. Те, к кому она не пришла, собственно, и декларируют ложное утверждение о ее отсутствии.

А любовь — есть. И, быть может, именно благодаря ей человек и является человеком. Не благодаря труду, обществу, государству или еще там чему. А именно что — любви. Она невидимыми нитями проходит через все существование человека, сквозь него, вокруг него. И как-то само собой осознал Андрей сокровенное: "И Бог есть любовь".

— Да че ты рассказываешь? — бросил ему как-то очередной "рюмочный" патриот-домостроевец. — Наши предки как семьи создавали. Договорились родители — и все. Никто ничьего согласия не спрашивал. И ничего — жили. И детей кучу рожали. Здоровых.

Может оно и так, думал Андрей. А вот только ничего в этом хорошего тоже нет. Хотя б и детей много. Не в этом же дело только. Можно детей кучу нарожать, а все равно быть несчастным человеком. Так он думал. Ведь если весь смысл жизни заключается в размножении, тогда чем мы отличаемся от животных? Нельзя же так примитивно.

Он, конечно, даже и не собирался претендовать на истинность в последней инстанции. Так, мнение свое имел… А только для себя решил четко, раз и навсегда. Только ради размножения, или ради самого факта женитьбы, или для того, чтобы не остаться одному, он свою жизнь с девушкой связывать не будет. Должна быть любовь. Должна. А если не будет ее — значит, не судьба. Что он, убогий какой-то? Почему именно он должен оказаться обделенным любовью? А если и окажется — значит, так тому и быть. Значит, если хотите, так наверху решено было. Вот такой вот неожиданный фатализм.

— Если скину — покажешь, что у тебя? — тихо произнес Петя.

— Покажу.

— Ладно. Пас. — Парень облегченно вздохнул. — У меня — тройка на семерках.

— Сорвался ты, хлопчик. — Толик раскрыл карты. — "Фул Хаус" на тузах и тройках.

— Ну конечно! — восхищенно хмыкнул тот. — С такими картами — чего не играть!

— Пойду себе кофе, что ли, сделаю… — задумчиво пробормотала Яна, — но с кресла не встала.

— Я тебе говорил, кстати? Тут краинская фирма одна звонила, — сказал Толик, тасуя колоду карт. — Они вроде как кондитерский цех открывать собираются где-то в Анапской. Закидывают удочку насчет наших услуг. Расценки в Интернете видели, но скидок хотят. Причем неслабых…

— Вот народ! — весело хмыкнул Андрей. — Только-только знакомятся, контакт налаживают. Еще не знаем друг друга совершенно. Никогда не работали. А уже скидки хотят…

— Да ладно тебе, — беззаботно махнул рукой Толик. — Ты ихнего брата не знаешь что ли? Они всегда такими были…

20.02.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Пролетарская. 23:12

— Московиты, они всегда такими были…

— Ну ты, это, не надо уж так… Мы в Донинске этого не любим.

— Да ты извини… Я обычно это слово не употребляю. Так, вырвалось… О чем я говорил-то?

— О работе.

— А, да! Так вот, представляешь, говорят они мне: сроку тебе — три дня!

— Вот кретины!

— А я о чем! Их, конечно, винить трудно. Психология такая. Они думают, что текст написать — то же самое, что к станку стать и деталь выточить какую-нибудь…

— Ага. Тут ведь как бывает: сядешь — и за день страниц десять выдашь. На одном дыхании, как говорится… А бывает — ходишь неделю, и строчки написать не можешь.

— Вот-вот. А им: дай работу — и все. Хоть кол на голове теши.

— Да к ты давно на них работаешь?

— Нет. Меньше года. Да и не то, чтобы я на них работаю. Нельзя так сказать. Время от времени они мне кое-что заказывают. Я делаю. Получаю деньги. И потом мы несколько месяцев можем не сотрудничать. Вот так и перебиваюсь временными заработками.

— Чего там говорить. Тяжело нам, гуманитариям. Сейчас мы — в загоне. Ничего не попишешь. Ты, вон, хоть писатель профессиональный. А я, историк — кому нужен. Ну кому, спрашивается, нужно это мое профсоюзное движение. Хорошо хоть, родители помогают. А так — пошел бы учителем в школу. И никакой тебе науки.

— Ты не переживай особо. Благодари Бога, что хоть родители помогают. Нынче с нашим уклоном хорошие деньги заработать трудно.

— Да я нормальных денег и не зарабатывал никогда.

— Нет. У меня были хорошие времена.

— Когда?

— Да лет пятнадцать назад… Я ж у Тимощук в штабе работал.

— Серьезно?

— Ага.

— Натурально с самой Тимощук?

— Ну да. А что тебя так удивляет, не пойму? Она ж свою политическую карьеру с Кировогорска и начинала.

— Вот как? А я думал, она, вроде Днепровская….

— Днепровская-то днепровская. Но в политику отсюда пошла. На моих глазах, посчитай, и начинала. Я тогда молодой еще был.

— И у нее прям в штабе работал?

— Да.

— А чего ушел-то?

— Да так… Имела там место одна история.

— Расскажи!

— Да тебе-то это зачем?

— Ну интересно же, все-таки!

— Да пожалуйста. Я особо не распространялся по этому поводу. Наша с ней личная история, можно сказать…

— В смысле — "личная"….

— Не в этом смысле личная!

— А че ты ершишься! Баба она симпатичная. Ей "полтинник" почти, а хоть куда! Гы-гы-гы!

— Да я не ершусь. Не совсем приятная история просто…

— Извини.

— Да нет. Ничего…

— Так чего случилось-то?

— Да, понимаешь. Такая приключилась беда. Сеструха у меня заболела. Сильно.

— Вообще сильно?

— Вообще. Врачи сказали: "Неси десять штукарей зелени. Или — готовься к худшему". А откуда у меня десять "кусков"? Ясное дело — неоткуда. И пошел я тогда к Ольге.

— А у нее чего, деньги водились?

— Издеваешься?

— Да я откуда знаю?

— Она уже тогда одним из крупнейших бизнесменов Краины была.

— Понятно.

— Так вот. Вхожу я к ней в кабинет и говорю: так, мол, и так, Ольга Викторовна, такая у меня вот вышла в жизни ситуация. Сестра серьезно заболела. Не могли бы Вы мне одолжить с десяток "штукарей" "зелени"?

— А она?

— А она и говорит: конечно, мол, какие проблемы. Бери. Раз такое дело. Пусть сестра выздоравливает.

— Надо же! Так просто и дала?

— Так вот просто и дала. Ну, я, само собой разумеется, поблагодарил, деньги взял и пошел в больницу. Прихожу я туда, а мне и говорят: извините мол, господин хороший — ошибочка вышла. Анализ неверный. Перепроверили — все нормально оказалось. Конечно, больна Ваша сестра, но не этим. Пару неделек полежит, подлечим, будет как новенькая.

— Ну ни фига себе "ошибочка"!

— Бывает. Я особо и не возмущался. Случается такое. И у нас, и на Западе. Что тут скажешь?

— И чего?

— Ну вот… Взял я эти десять тысяч, прихожу к ней в кабинет, кладу их на стол и говорю: вот, Ольга Владимировна, Ваши деньги. Благодарствую за помощь. Не забуду… Не понадобились… Ошибочный диагноз…

— Так…

— А она, представляешь, смотрит на меня круглыми глазами в упор, и говорит так удивленно-удивленно: а тебе, мол, что, деньги не нужны?

— В каком смысле?

— Вот и я говорю, "в каком, мол, смысле"? Короче, вскоре после этого написал я заявление на увольнение, и только меня и видели.

— Погоди-погоди… Мне это переварить надо.

— А чего тут переваривать? Я тогда — идейный был. Сейчас, быть может, так бы уже не поступил. А тогда мне такое мышление диким просто показалось. Ты представляешь?! "Тебе что, деньги не нужны"? Вот тебе и мышление. Мышление бизнесмена. Она просто понять не могла, как же это так: человеку деньги дали, без расписки, без обязательств фактически когда-нибудь их вернуть. А он их сам лично берет и возвращает! Ну в голове это у нее не умещалось, и все тут! И тогда я понял: нет на самом деле у нее никаких идей. Нет, потому что быть не может. Потому что передо мной — чистой воды бизнесмен, делец, предприниматель, но не слуга государства. И потом я неоднократно убеждался в своей правоте. У нее на уме — только бизнес. А идеологии эти она менять как перчатки будет. Лишь бы выгодно было. Для дела. Она ведь и "желтой стала" только потому, что "русская ниша" уже Енаковичем занята была. Отвечаю тебе: не было б "территориалов" с этим донецким блатарем, которые восток оседлали, сплела бы наша Оленька русскую косу, перекинула бы ее через плечо и стала бы на защиту русскоязычного населения и идей славянского братства. Точно тебе говорю… Да… А с такими людьми во власти сильную Краину не построишь. Не по пути мне с ними.

— Ну надо же… Идейный ты, однако.

— Да ладно. Мелочи жизни это все. Давай я лучше еще по пивку нам возьму…

03.03.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Карусельная. 21:39

"Скоро начнет по-настоящему светлеть".

Командир глубоко вдохнул свежий вечерний воздух и поежился на лавке, стоящей под сенью двух разлапистых орехов напротив бордовой кирпичной "хрущевки". Этот район был просто забит этими однообразными строениями. Раньше Денис искренне недоумевал, какой извращенец мог додуматься строить такое убогое жилье для своих граждан. Но потом, послушав людей старшего возраста, резко изменил свое мнение.

Это ведь любой историк знает. Нельзя анализировать событие в отрыве от исторической реальности того времени, в котором оно имело место. Так и здесь. Эти вот самые треклятые нынешней молодежью "хрущевки" в свое время стали просто спасением для рабочего люда. Они позволили миллионам и миллионам семей из подвалов и чердаков переселиться в отдельные квартиры со всеми удобствами. По тем временам это было небывалое счастье. Понять можно, если как следует напрячь воображение и перенестись в ту голодную и нищую эпоху. А то, что маленькие — так, опять же, надо в положение войти. Нуждающихся в жилье было много, а материала мало. Вот и результат.

— Да где он, блин, лазит! — раздраженно выпалил Денис самому себе.

Он встал и начал медленно бродить возле лавки и деревьев, периодически поглядывая в сторону дальнего левого угла дома. Надо было убить время и согреться. Вечер выдался весьма прохладным. А ведь еще неделю назад казалось, что весна уже взяла свои права. Не тут-то было, как говорится…

Но ничего. Холод — это ничего. Это ерунда совсем даже. А вот темноту Денис очень не любил. Просто очень. За это, кстати, и зима ему с детства не нравилась. Не потому, что холодно. А потому, что темно. Поэтому, еще будучи совсем маленьким, он всегда искренне радовался, когда вечера становились все светлее и светлее. И вот уже можно было до девяти вечера в футбол гонять. И вот уже нет за окном той пугающей черноты, когда отсиживаешь последний урок во второй смене. И на душе — какое-то успокоение и равновесие. Может, из-за этого именно равновесия предки наши и праздновали Новый год не в январе, а с двадцать первое на двадцать второе марта. Когда день становился длиннее ночи. Свет побеждал тьму. И так — каждый год. Как необходимость. Как истинный и нерушимый порядок вещей, который только и имеет значение.

— Ты чего пасешься, как барашек?

— Ты чего там делал! — прошипел Денис на невесть откуда появившегося Кошака. — Ты ему ремонт что ли решил устроить?

— Да чего ты бычишься! — даже обиделся Володя, вытащив сигарету. — Всего час. Надо же как полагается было сделать…

Курил Кошак странно. Вообще почти не курил. Но все-таки иногда — курил. Денису иногда попадались на жизненном пути такие люди. Постоянно — нет. А вот иногда сигаретку — это пожалуйста. Раз в неделю, под настроение. Вот так и Кошак. И курил всегда только "Лаки Страйк". В мягкой пачке. Впрочем, командир понятия не имел, бывают ли сигареты этого сорта в твердой пачке. Денис никогда не курил. Пробовал — не понравилось.

— Ну и чего — сделал? — все еже раздраженно осведомился оперативник.

— Сделал. Все открыто. Соседи не заметили. Я полчаса прождал. Если бы "попалился" — уже наряд бы был тут. Это железно. В "хате" никого. Свет можешь включить. Не думаю, что кто-то всполошится. Ты только не задерживайся там, я тебя очень прошу.

— Че мне там задерживаться? Пяти минут с лихвой хватит. — Денис успокоился. — Ты давай, Леве звякни, на "всякий пожарный", да я пошел…

Кошак достал из кармана "кожанки" мобильник и нажал кнопку быстрого вызова.

— Здорово, — он обернулся по сторонам и аппетитно затянулся табачным дымом. — Ну, чего там? Понятно. Держи там на контроле. Мне на "трубу", если что…

— Ну? — нетерпеливо подплясывал на месте Денис.

— Нормально. Он — у родителей. Не выходил.

— Я пошел, — отрезал Денис. — Дело то — на пять минут, а времени потеряли вагон.

— Смотри. Дверь захлопывается. Не закройся там случайно, — напутствовал Володя.

Спокойной уверенной походкой командир обошел "пятиэтажку" и, набрав необходимую комбинацию на кодовом замке, протиснулся в средний подъезд. В нос ударил типичный подъездный коктейль запахов, впрочем, вполне переносимый. Оперативник, стараясь не издавать лишнего шума, поднялся на площадку четвертого этажа и, без звонка и стука открыв входную дверь правой квартиры, нырнул вовнутрь.

Нельзя было терять ни минуты. Попасться на проникновении в чужое жилище, когда тебе поручено такое дело — верх невезения и профессиональной непригодности. Командир даже думал направить на это задание кого-нибудь из подчиненных, но в последний момент решил выполнить его самостоятельно. "Учитывая особую важность и возможные огромные последствия ошибки". Именно так он для себя и сформулировал. Действительно, положа руку на сердце, здесь нужно было сработать самому. Тут надо лично. Понять, ощутить, вкусить. Тут записи недостаточно.

Денис очень аккуратно прикрыл дверь, быстрым движением надел на ботинки одноразовые бахилы, вынул из широкого кармана черной куртки маленькую видеокамеру и выставил ее таким образом, чтобы запись отражала то, что он видел прямо перед собой. Нащупал свет. Коридор оказался весьма широким, особенно для "хрущевки". Ботинки у вешалки. Чистые. Кроссовки. Белые. Тапки. И все стоит ровно в ряд. Длинный чистый ковер. Низкая табуретка. Ничего лишнего. Абсолютно ничего. Ремонт давно не делался. Направо. Проходим туалет, ванну. Кухня. Свет. Стол. Старенький холодильник. В нем — пара бутылок пива, какая-то рыба, консервированная фасоль, несвежий хлеб. Майонез. Всякая всячина. В морозилке — пачка пельменей и замерзшее насмерть сало. Грязной посуды нет. Погасить за собой свет.

В коридор, и оттуда направо — единственная комната. Свет. Диван, ободранный и старый. Ковер на полу. Шифоньер. В нем — полно тряпок, но только часть из них аккуратно сложена. Носки связаны вместе. Трусы сложены стопкой. Чистое постельное белье. Поглажено. Стол. Компьютер, не то, чтобы очень старый, но и не новый точно. Дисков нет. Модем. Больше ничего. Полка с книгами. Здесь — подольше камеру. Что еще? Все. Назад. Свет. Коридор. Свет. Дверь захлопнуть…

11.02.2008. Ферма. 15:11

— "Никогда не играть с восстанием, а, начиная его, знать твердо, что надо идти до конца". Да-а-а… Энгельс. Точнее и не скажешь…

Для успешного проведения вооруженного восстания в жизнь, господа курсанты, подготовительный период не менее, а даже более важен, нежели его практическое осуществление. Данное утверждение очевидно и не требует доказательств. Конечно, процесс его подготовки и проведения целиком зависит от цели, которая перед ним поставлена. Следовательно, те способы действий, которые необходимы для одного вида восстания, необязательны или вообще неприемлемы для другого. Однако решение некоторых вопросов является универсальным для любого восстания.

К примеру, хотя бы тот факт, что все руководство этим процессом должно быть, как военная операция, сосредоточено в одних руках. Руках руководителя. И в этой связи ему, то есть вам, должна быть предоставлена некоторая свобода действий и соответствующие полномочия. Со своей стороны, вы должны подойти к своей работе со всей ответственностью.

— И зачем ты нам это говоришь, Учитель? Я думаю, каждый здесь это понимает…

— Тут принципиально другое, Шестнадцатый… Если восстание грамотно подготовлено, осуществить его сможет даже человек, который непосредственно не участвовал в процессе его подготовки, а был введен в курс дела позднее.

— Но менять руководителя операции на стадии ее завершения — тупость!

— Никто не будет делать этого добровольно… Однако такая необходимость может возникнуть объективно. И я на вскидку могу назвать вам несколько причин, которые могут заставить события развиваться таким образом. Я хочу лишь подчеркнуть: грамотно проведенная подготовка в этом деле — девяносто процентов успеха.

Зарубите себе на носу: ошибки, допущенные вами при планировании восстания, будут иметь большие последствия для всей операции. Это очевидно еще и по той причине, что любое вооруженное восстание представляет собой, в том числе и военную операцию.

Задачи! Вот о чем я говорю. Вы обязаны грамотно выстроить цепочку задач, выполнение которых приведет вас к достижению цели.

Вы прибыли в страну легально под чужой фамилией. И вы уже узнали то, что вам нужно знать. А вам, как мы уже говорили, нужно знать все: в какое время и на каких дорогах бывают пробки, какие криминальные структуры контролируют территорию, какие на ней проживают национальности, знать имена наиболее известных людей и особенности их биографии… Очевидно, что большинство этой информации не найдет практического применения. Но ситуация может сложиться так, что от знания того или иного факта будет зависеть ваша жизнь.

Внимание на схему! Следите за указкой, вопросы потом.

Итак, для того, чтобы приступить к непосредственной подготовке восстания, вы должны иметь следующие сведения:

— где находятся объекты, намеченные для атаки;

— как и какими силами они охраняются;

— откуда и какая им может быть оказана помощь;

— каким способом можно отключить на этих объектах электричество, связь, воду и отопление;

— по возможности, точно: какое оружие имеется на объекте, сколько его, количество боеприпасов и снаряжения, финансовых средств и других материальных ресурсов;

— степень стойкости охраны и людей внутри при обороне объекта;

— сколько мирных граждан обычно находятся в здании в тот или иной промежуток времени;

— по возможности иметь план зданий, в которых располагаются учреждения, намеченные для захвата. Особенно это касается тех зданий, при атаке которых возможно оказание активного вооруженного сопротивления;

— располагать сведениями о распорядке работы учреждения.

Имея все нужные сведения, вы должны определить:

— какие силы и средства необходимы для взятия под контроль того или иного объекта;

— место сбора боевых групп, намеченных для захвата объекта;

— действия отрядов после успешного проведения захвата: удерживать объект, поддерживая связь со штабом, уничтожить, чтобы им не смог воспользоваться противник, испортить или просто покинуть его, отправить часть сил в другое место;

— что делать с людьми, находящимися внутри зданий: отпустить, арестовать или уничтожить.

Предвосхищая наши будущие долгие часы практической работы, я хотел бы сразу обратить ваше внимание на один вопрос. Главное, о чем вы должны думать: армия и полиция.

Существует следующая аксиома: если правительство государства, где проводится операция, обладает боеспособной и в целом дисциплинированной армией, и если вам не удалось ее нейтрализовать, то восстание по определению обречено на провал. Нужно определенно заявить, что повстанцам не удастся одержать победу в открытом столкновении с регулярными воинскими и полицейскими частями.

Таким образом, вопрос должен стоять так: каким способом можно добиться того, чтобы вы избежали военного столкновения с регулярными воинскими частями?

— Добиться поддержки армии другого государства…

— Да, это самый простой путь. Есть еще и второй: проведение серьезной работы по моральному разложению армии и полиции и перетягиванию части этих сил на свою сторону или получение гарантий их нейтралитета. Это, как вы сами понимаете, идеальный вариант. И методика его осуществления, кстати сказать, изучена достаточно хорошо. Нужно лишь применить на практике уже имеющийся опыт, сделав соответствующие поправки, исходя из объективной реальности… Однако, этот способ имеет один очевидный недостаток. Какой же? Кто имеет что сказать?

— А че тут думать? Чтобы организовать такую работу и добиться результата, нужны годы. Большевики, вон, лет пятнадцать армию разлагали, прежде чем результат получили…

— Да, Тридцать седьмой, это так. Далеко не всегда мы можем позволить себе такую роскошь как время…

Но запомнить и уяснить раз и навсегда вы должны одно: все попытки создать из повстанцев силу, способную противостоять армии, обречены на провал даже в том случае, если им будет обеспечено бесперебойное снабжение всем необходимым.

— Почему же это? А чеченцы?

— Да просто потому, что у вас по любому просто не будет времени для того, чтобы сформировать из повстанцев части, которые по своим боевым качествам будут хотя бы отдаленно напоминать армейские. Любая попытка противопоставить их регулярной армии, имея в виду их победу в стратегическом отношении, есть не что иное, как авантюра, которая заранее обречена на провал. А чеченцы, милый мой, да будет тебе известно, свою армию два года создавали, прежде чем ее в бой послать…

Вы всегда должны помнить о том, что даже при отличной подготовке ваших людей им не удастся одержать победу своими силами. Они будут держаться ровно столько времени, сколько потребуется врагу для переброски на ваш участок армейских и полицейских карательных частей.

Из этого — вывод, господа курсанты… Рассматриваемый нами сейчас вопрос является ключевым. И только при его решении возможен успех всего дела…

07.03.2009. 16:41

— Здравствуй, Аякс.

— Здравствуй, Учитель.

— Рассказывай, как дела.

— Работаем потихонечку. Видимых проблем пока нет.

— А невидимых?

— А о невидимых я тебе сообщу, когда они станут видны.

— Все шутишь…

— Я чего мне… Как там у ребят дела на других участках.

— Никто не жалуется пока. Привет Вам передавали.

— Спасибо. Их тоже от нас поприветствуй. Кстати, я окончательно определился с кандидатом на должность руководителя нашей дружины.

— Так. Интересно послушать.

— Котов Павел Игоревич, восемьдесят четвертого года рождения. Холост. Русский. Проживает один в однокомнатной квартире. Окончил местный пединститут. Филолог. Работает в мелкой фирме по продаже оргтехники. Член "Партии территорий". Трудится в кировогорском отделении партии на общественных началах. Мечтает сделать карьеру в политике, но перспектив почти нет.

— Что еще?

— Думаю, я собрал по нему достаточно информации, чтобы с большой долей вероятности утверждать, что он нам подойдет. Был у него дома. Как и предполагал, вся литература — пророссийского содержания. Его научный руководитель настроен крайне прорусски. Я тебе завтра вышлю все материалы по электронной почте. Мне требуется заключение психологов и их рекомендации.

— Давай, шли. Только имей в виду: психологи могут потребовать дополнительную информацию. До их заключения вербовку запрещаю.

— Да я и так знаю, что без твоей санкции — не имею права…

— Я просто напоминаю. Без самодеятельности. Как твои ребята?

— В порядке. Работают здорово. Я тебе уже говорил, что мне повезло с кадрами…

— Ну и хорошо. У тебя еще что-то?

— Хотел узнать, как твое здоровье?

— Как у Рабиновича. "Не дождетесь"…

07.03.2009. Россия, г. Анапа. Пляж санатория "Золотой берег". 16:56

— Не дождешься. — Денис показал Толику неприличный жест. — Имей ты совесть. Ты и так свою "тридцатку" рубишь. И это в Анапе-то! И это — каждый месяц.

— Да чего мне эта "тридцатка". — Толик с силой и даже как-то обижено зашвырнул камешек в море. — Моя Анька на косметику только "пятишку" вбухивает.

— Надо было себе даму покрасивее искать, — вставил шпильку директор, внимая, силясь открывая бутылку пива зажигалкой. — Не пришлось бы так раскошеливаться.

— Ха-ха-ха, — скривился Толик. — Твой юмор сегодня особенно изыскан…

Погодка сегодня была удивительно хороша. Ветер лениво, будто бы просто для порядка, теребил верхушки высоких, еще не успевших одеться в вечно модные зеленые легкие плащи, тополей. Мелкие волны мерно накатывали на песчаный пляж. Пара бакланов гордо прохаживалась возле воды, будто ища что-то.

Друзья сидели лицом друг к другу, оседлав деревянную лавку длинного металлического навеса, стоящего здесь с незапамятных времен. Краска с железных полых внутри труб давно слезла, ветер посрывал с крыши большинство шиферных листов, а каркас так и стоял тут, никому не нужный.

— Как на металлолом не растащили… — пробурчал себе под нос Андрей.

— Чего? — переспросил друг.

— Говорю, как на металлолом не растащили? — повторил громче директор, оглядев конструкцию.

— А как ты его растащишь? — сплюнул на песок Толик. — Он же сваренный. Его пилить надо, тащить потом. А тут — место открытое. Зачем рисковать? Другие места есть…

— Помнишь, как мы тут лазили малые? — улыбнулся Андрей. — Ты еще сорвался и на песок плашмя грохнулся. А потом встал такой — и вдохнуть не можешь.

— Да, перепугался я тогда здорово, — хохотнул тот. — А помнишь — с "пионерами" тут бились.

— Ага!

— Помнишь, Жека еще тому длинному такой подкат "зафигачил" — тот так и растянулся.

— Мы тогда отхватили вообще-то… — напомнил директор.

— Ну да, — немного погрустнел Толик. — Но мы же отомстили?

— Когда?

— Да тебя не было уже…

— А где я был?

— Уехал ты, где же еще…

— А-а-а…

Минута воспоминаний как-то сама собой закончилась. Толик расправил плечи и откинулся назад, неудобно облокотившись на тонкую трубу. Андрей смотрел на волны. Это занятие всегда помогало ему почти полностью отрешиться от реальности и набраться жизненных сил. Он как будто черпал их из воды, их песка, их ветра. В Москве ему этого очень не хватало.

Из открытой решетчатой калитки "Золотого берега" высыпала ватага детворы лет десяти-двенадцати. Издавая разнообразные шумовые эффекты, которые, впрочем, благополучно глушились морскими волнами и ветром, дети рассыпались по пляжу. Мальчишки, одетые в основном в спортивные костюмы и весенние куртки, тут же начали древнюю как мир игру "убеги от волны". Девочки, довольно тепло одетые, разбились на группки и прохаживались по пляжу, что-то эмоционально обсуждая.

— А чего это, дети в "Берег" заехали что ли? — удивился Андрей. — Я не заметил что-то…

— Так неделю уже. — Толик носком кроссовка сосредоточенно пытался нарисовать на песке какой-то узор. — Северные. Кто-то им там путевки организовал. "Невтескважинск" какой-то…

— А чего среди учебного года-то?

— Да я че — доктор?

— А ты чего, до сих пор сюда захаживаешь? — Андрей улыбался, наблюдая, как пацаны играли в "сифу" каким-то рваным грязным черным пакетом. — В шею не гонят?

— А чего им меня гнать? — хмыкнул друг. — Им-то я чего сделал? Пацаны, казаки-то, охранники которые, побесились первое время. Им ведь тогда тоже влетело, за то, что не уследили. А потом — нормально. Водки вместе выпили и помирились. Ха! Слышь, когда с ними бухали, прикол какой был! Эй, ты меня слушаешь вообще?

Андрей не слушал. Он, не отрываясь, смотрел на высокую девушку с развевающимися на ветру длинными рыжими волосами. Кутаясь в тонкую курточку, она стояла, съежившись и обхватив плечи руками, и зорко, словно многодетная мать, следила за бегавшими туда-сюда детишками. Светлое платье, доходившее ей до колен, не могло скрыть стройных длинных ног. Лицо ее нельзя было назвать идеально красивым, но он определенно было милым. Так Андрей для себя решил. Особенно ему нравился аккуратный слегка вздернутый носик, придававший выражению ее лица какую-то детскую задорность. А редкие веснушки только усиливали этот эффект.

— Ты чего завис-то? — Толик проследил за взглядом друга. — На Ксюху пялишься, что ли?

— Ты ее знаешь?

— А чего не знать? Живет от меня недалеко, тут уже второй год работает. Воспитателем на полную ставку. "Вышку" какую-то коммерческую закончила, вот и работает.

— А чего я ее раньше не видел? — Андрей залпом выпил почти половину бутылки.

— Не знаю, — пожал плечами друг. — А чего тебе ее видеть? Нам-то с тобой уже под "тридцатник" почти. А ей — двадцать два или двадцать три, по-моему… Само собой, с нами она не тусовалась никогда. Малая тогда еще была…

— Ну да, — грустно покачал головой Андрей. — Я все время забываю, какие мы с тобой уже старые…

— Ты за себя говори. Я, может, еще только жить начинаю. Че, понравилась "телочка"?

— Да ничего, вроде… Встречается с кем-нибудь?

— Да откуда я знаю? Я ей брат, что ли? Сам и спроси. — Толик обернулся и громко крикнул. — Эй, Ксюха!

Девушка обернулась, несколько секунд присматривалась, а затем широко улыбнулась и помахала рукой.

27.03.2009. Краина, г. Кировогорск. пр-т Винниченко. 17:53

— Может, коктейль какой-нибудь выпьете, Павел Игоревич? — участливо поинтересовался Денис у сидевшего напротив молодого человека.

Он решил устроить встречу с Котовым в уютном кафе недалеко от площади Хмельницкого со странным названием "Новый квадрат". Денис как-то ужинал тут с "ночной бабочкой" перед тем, как отвести ее в гостиницу и сделать свое грязное дело. Парень никогда, до приезда в Кировогорск, не пользовался услугами проституток. Прежде вниманием противоположного пола он обижен не был. И хоть ни с кем подолгу не встречался, но постоянный половой партнер имелся всегда. Но, учитывая создавшееся положение, командир решил не заводить постоянных связей. Не то, чтобы это было запрещено инструкцией. Никаких, ни прямых, ни косвенных запретов по этим вопросам не существовало. Но оперативник резонно предполагал, что постоянная женщина будет мешать ему заниматься делами. И главное — думать.

А он думал. Это было удивительным для самого Дениса, но он почти все время думал. Командир даже решил, что это не совсем нормально. Более того, он поделился своими опасениями с Учителем. Но тот успокоил его, заявив, что с ним — такая же тема, причем уже давно.

"Я не раз говорил вам всем: мозг — наше главное оружие. Так что думай, Аякс… Думай как можно чаще. Потому что чем больше ты думаешь, тем успешнее будет твоя работа. Да и не в работе даже дело… Запомни: умная и хорошо продуманная операция — минимум крови. Тут прямая зависимость. Так что без преувеличения могу тебя заверить, что чем больше ты думаешь, тем меньше людей погибнет". Вот такой получился поучительный разговор.

И стал Дениска как миленький покупать себе девочек на ночь. А что прикажете делать? Правда, это весь "трассовский налет" он старался стереть в принципе. Покупал самых дорогих, никогда не брал девок на час, общался с ними вежливо, водил ужинать, снимал номера в хороших гостиницах. Одним словом, пытался придать мимолетным отношениям некий налет естественности. Проституткам это безумно нравилось, и они все время норовили занести его, так сказать, в "список постоянных клиентов". Обежали большие скидки. Денис вежливо отказывался.

Один раз он был застукан с очередной "подругой" в одном из кафе в центре города Червонцем. На следующий же день "боевой товарищ", используя одному ему известные информационные каналы, выяснил профессию девушки. Денис был жестоко высмеян за неуместную интеллигентность и позерство. Причем, самое обидное, не только самим Толиком, но и Левой с Кошаком. Послал всех "к нехорошей маме", пригрозил в следующий раз набить Червонцу наглую морду, поведения своего не изменил…

— Благодарю, Денис Алексеевич, я лучше водочки, — ответил собеседник. — Вы хотели предложить мне работу?

— Именно, Павел Игоревич, именно, — Денис жестом подозвал официанта и заказал водки, лимон и мясную нарезку.

Сам он уже успел подкрепиться, пока ожидал гостя.

— Я уверен, Вас заинтересует мое предложение. Не думаю, что Вам нравится Ваша нынешняя работа…

— Ну, учитывая современное состояние экономики, наличие работы — уже плюс.

— Несомненно. Но так ведь будет не всегда.

На столе появился запотевший графинчик и закуска. В кафе достаточно громко играла музыка. Но собеседникам не приходилось повышать голос. Денис специально выбрал столик подальше от колонок.

— Давайте выпьем, так сказать, для "смазки" нашего общения, — дружелюбно предложил Денис и, не дожидаясь согласия Котова, "начислил" по стопочке. — За наше будущее успешное сотрудничество, — произнес он тост.

Парни выпили, причем гость не стал ни запивать, ни закусывать.

"Скован. Не чувствует себя свободно, — машинально отмечал оперативник. — Ничего, в таком поведении в начале диалога нет ничего необычного. Скорее, это плюс. Человек серьезный. Держится независимо и достойно".

— Кстати, — начал Котов. — А откуда Вы, собственно, знаете, что мне не нравится моя работа. Признаться, я был крайне удивлен Вашим сегодняшним звонком. Нет, мне, безусловно, приятно, что кто-то хочет предложить мне работу. Но, позволю заметить, я, вроде, не инженер никакой или там другой "узкий" специалист, которых всегда всем не хватает. Вы уверены, что не ошиблись? И кто Вы вообще? Кого представляете?

— Нет, Павел Игоревич, поверьте, я не ошибся, — уверенно ответил командир. — Напротив меня сидит именно тот человек, который и должен сидеть.

— Вот как?

— Именно, — Денис испытывающе посмотрел на собеседника. — Я очень ответственно подхожу к подбору кадров для своей организации.

— И чем же, позвольте полюбопытствовать, занимается Ваша организация?

— Ну, это не то чтобы именно моя организация, — протянул оперативник. — Наша организация стоится во всекраинском масштабе и охватывает большинство регионов страны. А я — представитель центра, который занимается подбором кадров в Кировогорске.

— Вот оно что… — уважительно хмыкнул Котов. — То есть, Вы создаете, так сказать, филиал. И для работы в этом филиале Вам нужны люди.

— Все именно так и есть, — рассмеялся Денис. — Я рад, что Вы правильно меня поняли.

— И чем же занимается Ваша организация?

— Она готовит вооруженное восстание в восточных и центральных областях Краины.

Котов, который только что намеревался разлить по второй, застыл с графином в руке и уставился на оперативника. Поставил водку обратно и с минуту сидел молча, не сводя глаз с собеседника.

— Шутить изволите, Денис Алексеевич? — наконец, тихо проговорил он.

— Нисколько, — ответил командир, взял из рук парня графин и сам налил алкоголь в рюмки. — И вы не ослышались. Наша организация, которая называется "Краинский народный фронт", готовит восстание в регионах страны с целью создания краинского государства без западных областей.

— Зачем? — Котов продолжал тупо смотреть на собеседника.

— Затем, чтобы свергнуть продавшуюся Западу незаконную "желтую" власть и создать свою республику, которая будет дружить с братской Россией и строить с ней свое будущее.

— Нынешняя власть законна, — медленно проговорил парень. — Хотя я и не в восторге от ее прозападного курса.

— Да бросьте Вы, — брезгливо оборвал его Денис. — Или Вам напомнить "желтую революцию", от начала и до конца проплаченную Западом? Может напомнить незаконный идиотский третий тур выборов? Или то, как в Кияне наплевали на мнение большинства населения страны, тех регионов, которые кормят все государство?

Котов молчал, не сводя взгляда с оперативника.

— А может, Вам рассказать, как эта самая "народная" революция готовилась? Как отрабатывались технологии? Как готовились боевые дружины? Где и на какие средства их тренировали?

— То, что Вы предлагаете — мятеж, — после долгой паузы, выдавил Котов и зачем-то оглянулся по сторонам.

— Не собираюсь Вам разубеждать, — спокойно ответил Денис. — Если Вас так угодно, называйте это мятежом. Мы же предпочитаем употреблять слово "восстание", которое является главной частью народной революции.

— Скажите, Вы представляете какую-то разведслужбу?

— Нет. Не представляем. Мы — сами по себе.

— Тогда на какие же средства вы существуете? Не на партийные взносы же?

— Нет, естественно. Как Вы, наверное, сами понимаете, подготовка вооруженного восстания — дело далеко не дешевое. Нам помогают.

— Я даже догадываюсь — кто? — как-то печально ухмыльнулся Котов.

— Ну что ж. Догадывайтесь, если хотите, — парировал Денис. — Если Вы рассчитываете на то, что я стану Вас в чем-то разубеждать, то Вы ошибаетесь. К тому же, на мой взгляд, вопрос о спонсорах, хоть и представляется важным, решающего значения не имеет. Главное — что он есть. Мы ведь не "сдаем" свое государство враждебной силе, как это делают некоторые. Мы боремся за будущее нашей Родины. Или Вы считаете, что на Западе мы кому-нибудь нужны? А может быть, Вы верите в то, что Европа и Америка спят и видят, как бы нас накормить и сделать богаче?

— Я так не думаю, — резко ответил парень. — Поверьте, совсем не думаю. Но браться за оружие? Убивать своих же?

— А у Вас есть другие предложения? — иронично поинтересовался Денис.

— Есть, — весьма уверенно ответил Котов. — Бороться за власть легитимными методами.

Командир, не стесняясь, расхохотался в голос. Он не играл. Эта детская непосредственность действительно развеселила его. Собеседник смущенно наблюдал за приступом веселья Дениса.

— Послушайте, Котов, а Вы мне нравитесь все больше и больше, — отсмеявшись, сказал оперативник. — Давайте выпьем.

— Что ж, давайте, — хмуро поддержал его Котов. — И что же во мне Вам нравится все больше и больше?

— Ваша искренность и непосредственность, — ответил Денис, закусывая водку кусочком лимона. — Скажите, Вы действительно считаете, что "Партия территорий" вообще и Енакович в частности смогут прийти к власти?

— Почему бы и нет. Мы ведь в две тысячи седьмом уже имели большинство и парламенте.

— Вы никогда не имели большинства в парламенте, — жестко оборвал его командир. — Ваше большинство — не более чем случайное явление. Вам помогло предательство социалистов, которые шли на выборы по "желтыми" знаменами. Если бы не личные амбиции Морозова — сидеть бы вам в вечной оппозиции. У вас никогда не было большинства, и не будет. И Енакович президентом не станет.

— Почему же Вы так в этом уверены? — раздраженно поинтересовался Котов.

"Моя самоуверенность начинает его злить. Надо сбавить напор".

— Павел Игоревич, — голос Дениса стал приятельски-располагающим. — Неужели Вы и впрямь думаете, что американцы "впалили" столько "бабла" в Краину для того, чтобы условно пророссийский кандидат снова взял здесь власть? Неужели Вы считаете, что они это допустят? Если Вы так думаете, то Вы, Павел Игоревич, слишком плохо знаете этих господ. Они привыкли получать прибыль он своих сложений. Краина — слишком лакомый кусок для того, чтобы господа с Уолл-Стрита так просто от него отказались?

— Ну, если это так, то Вы-то что сможете сделать?

— А мы их спрашивать не будем. Возьмем силой то, что нам принадлежит, и покажем им на дверь.

— "То, что вам принадлежит"?

— Именно. А принадлежит нам — Краина. Наша земля. И никакие "америкосы" здесь хозяйничать никогда не будут.

Денис хотел добавить что-то вроде "только через наши трупы", но в последнюю секунду решил, что о трупах говорить не надо.

— Посмотрите вокруг, — продолжил оперативник. — Вы разве не видите, что происходит? Нас постоянно через телевизоры стравливают с русскими, рассказывают о том, как они нас "всю дорогу" угнетали. Это разве не ложь и пропаганда? Тащат страну в НАТО. Не хотят проводить референдум. Говорят, "надо сначала объяснить народу, что это такое". Как будто народ у нас такой тупой, что ничего не знает. Деньги на это дело из бюджета выделяют. Из наших с Вами карманов, между прочим…

Командир видел по глазам, что его аргументы ложатся на благодатную почву. В глазах парня появились искорки понимания и согласия.

— А как, думаете, они будут объяснять народу, что такое НАТО? — Денис слегка повысил голос. — Что, будут рассказывать о Югославии? Нет, дорогой мой Павел Игоревич, они будут крутить по телевизору ролики о том, какие американцы хорошие "разносчики" демократии. Будут зомбировать молодежь, вдалбливать им в головы русофобские настроения. И лет черед десять, поверьте, положат страну к ногам Запада. И никто, слышите, никто не позволит Вам взять власть. Это — вредные мечтания, не более того…

— Но почему Вы говорите об этом со мной? — перебил его Котов.

— Я очень давно наблюдаю за Вами, Павел Игоревич, — Денис снова "притормозил" и теперь старался говорить максимально серьезно, но в то же время "не нагонять жути". — Я изучал Вашу биографию, следил за Вами. Даже был у Вас дома, естественно, пока Вас не было…

— Даже так?

— Да, Павел Игоревич. Не обижайтесь на меня за вторжение в Ваше личное пространство.

— После того, что Вы мне тут наговорили, такие претензии будут выглядеть как-то глупо, — кисло и как-то натянуто улыбнулся собеседник.

Ему все еще было страшно.

— Вы должны правильно меня понять, — продолжал работать оперативник. — Прежде чем сделать такой ответственный выбор, я должен был убедиться в том, что Вы нам подходите.

— Так вот это и есть самое интересное, — слегка повысил голос Котов. — С чего Вы решили, что я Вам подхожу?

— По двум причинам, — спокойно ответил Денис.

— И каким же, любопытно узнать.

— Причина номер один. Вы, в общем и целом, разделяете наши цели и задачи, — Денис не сводил глаз с парня, постоянно наблюдая за его мимикой. — Вы, Павел Игоревич, являясь "территориалом", стоите на патриотических позициях и понимаете всю губительность прозападного курса страны. С сожалением должен констатировать, что такое мышление характерно далеко не для всех Ваших одопартийцев. В "Партии территорий" имеются и откровенные "соглашатели". Кстати, это — главная причина того, что мы не сотрудничаем напрямую с руководством Вашей партии. Мы устанавливаем контакт лишь с отдельными ее членами. С теми, кто идейно близок к нам. Такими, как Вы, Павел Игоревич.

— А вторая причина?

— А вторая причина — еще проще. Вы молоды, умны и чистолюбивы.

Парень задорно рассмеялся.

— Поверьте, Павел Игоревич, я не пытаюсь сделать Вам комплимент или сыграть на Вашем честолюбии, — спокойно ответил на эту веселье Денис.

— Почему же? — продолжал улыбаться Котов. — По-моему, очень хорошая тактика…

— Да просто потому, что такая, как Вы изволили выразиться, "тактика" может дать лишь краткосрочный эффект, — ответил командир. — Предположим, мне удалось бы "проехаться Вам по ушам". И предположим, Вы бы "заглотили наживку". Что дальше, Павел Игоревич?

— Не знаю, — развел руками парень. — Вы мне скажите?

— И скажу. Дальше было бы во что. Вы пришли бы к себе домой, легли бы на диван и в спокойной обстановке все еще раз обдумали. И как умный человек довольно быстро поняли бы, что я просто поиграл на струнах Вашего самолюбия. Разве не так?

— Возможно.

— Не "возможно", а именно так все бы и было, — убежденно резюмировал Денис. — Именно поэтому, Павел Игоревич, я и разговариваю с Вами максимально откровенно. Мне необходимо, чтобы Вы очень вдумчиво и всесторонне изучили мое предложение. Поскольку шанс, который выпал Вам, выпадает далеко не каждому.

— Вот как? Счастье, которое Вы мне предлагаете, и которое заключается в участии в государственном преступлении, весьма сомнительно. Вы не находите?

— Не нахожу, — Денис устроился поудобнее на кресле. — Да, Павел Игоревич, Вы молоды. И это — очевидный плюс. Как сказал когда-то Эдуард Лимонов, "политикой занимаются только молодые. Старые могут заниматься только администрированием". Весьма точно, на мой взгляд.

— Может быть, — согласился Котов.

— Только молодой человек способен на Действие в самом широком смысле этого слова. Он не перегружен стереотипами и не отягощен "обывательским грузом". Вы умны. Это факт, и не отрицайте это. Скромность здесь ни к чему. Вы достаточно умны для того, чтобы правильно оценить обстановку и принять верное решение. Вас не надо "вести" как бычка на веревке. Или Вы с нами, осознанно с нами, или нет. Третьего не дано.

И, наконец, Вы честолюбивы. Этого не надо стесняться, Павел Игоревич. Это абсолютно нормально. Вы умный и здоровый парень, и Вы хотите добиться успеха в жизни. Только вот вопрос: сможете ли Вы его добиться в этой стране.

Денис сделал мощное ударение на слове "этой". Он немного помолчал, наблюдая за реакцией парня. Было очевидно, что именно этот аргумент дошел до его разума и крепко там засел.

— Кто Вы сейчас, Павел Игоревич? — оперативник задал этот вопрос очень тихо, наклонившись к собеседнику поближе. — Вы — никто. Закончили педагогический институт, только потому, что деваться было особенно некуда. У ваших уважаемых родителей, всю жизнь честно проработавших на государство, хватило возможностей только на это. И то, только потому, что Ваш отец уже больше тридцати лет работает в хозяйственной службе этого самого вуза. Его там очень уважают. Настолько, что сделали большую скидку на взятку.

Лицо Котова стало бледным и каменным. Слова командира больно ранили его. Это было очевидно.

"Ничего, парень. Послушай правду. Это полезно для всех. Оцени свои перспективы".

— Вы учились весьма хорошо, написали прекрасный дипломный проект, — безжалостно продолжал Денис. — Но к науке, ни желания, ни способностей не имели. На работу в школу идти не захотели. Вот и устроились в коммерческую фирму за две с половиной тысячи рублей. Живете в однокомнатной квартире, доставшейся вашей семье в наследство от бабушки. Решили поучаствовать в политической жизни. Надеялись пробиться. Вступили в "Партию территорий". Но очень скоро поняли, что таких как Вы там хватает. И у многих этих, "таких как Вы", есть "мохнатая лапа". Деньги, связи, знакомства… И поняли Вы, Павел Игоревич, что ничего Вам, простому рабоче-крестьянскому парню, хоть и с высшим образованием, там не светит. Но продолжаете туда ходить и по привычке на что-то надеетесь. Изучаете партийные документы, пытаетесь вникнуть в тонкости партийной работы, следите за политической жизнью. Но где-то глубоко внутри себя Вы прекрасно понимаете, что все это — выеденного яйца не стоит.

Денис закончил и теперь молча смотрел на собеседника. Монолог, однозначно, подействовал. Котов печально уставился в крышку стола и долго молчал.

— Может быть, все это так, — наконец, тихо ответил он. — Но, во всяком случае, у меня есть хотя бы надежда. И я имею свой честный кусок хлеба, и я — пока что не преступник.

— Бесспорно, — легко согласился командир. — Скажу даже больше. Ваша жизнь далеко не так плоха. Вы молоды и здоровы. Умны, опять же… У Вас — еще все впереди. Скоро Вы женитесь. У Вас появятся дети. Вы со временем бросите эту свою бесполезную возню в местном отделении "Партии территорий", когда окончательно поймете, что Вам там ничего не светит. Останетесь рядовым членом или вообще выйдете из ее рядов, чтобы не платить членские взносы. Со временем Вы, быть может, найдете себе работу получше или подниметесь по карьерной лестнице. С деньгами станет полегче. Все у Вас будет здорово, Павел Игоревич.

Котов не шевелился, лишь неотрывно наблюдал, пока Денис прожует кусок вяленой говядины.

— А есть другой вариант, — Денис внутренне подтянулся. — Вы рискнете. Вы попытаетесь пробиться наверх. Сделать рывок вперед. Войти в историю. Стать не обывателем, а "пассионарием", борцом за свою идею, которая, к слову сказать, у Вас действительно есть. И она — не вымысел, а благое дело, и Вы сами это понимаете. Вы, Павел Игоревич, имеете право рисковать. Тем более что, по большому счету, терять Вам, кроме своей теперешней жизни, пока что нечего. Детей и жены у Вас нет.

— И какая же роль мне отводится в случае победы вашего восстания? — нервно сглотнув, осведомился тот.

— Учитывая то, что Вы будете принимать в его подготовке активное участие, должность первого заместителя губернатора Вам гарантирована, — заверил Денис. — И не забывайте, это не те "картонные" губернаторы, которые есть сейчас. При нашей власти губернатора будет избирать областной совет, и полномочия у него будут значительно шире.

— Неплохо, — немного подумав, пробурчал Котов.

— Ну, и кроме того, работая с нами, вы существенно улучшите свое материальное положение, — осторожно заметил командир.

— И сколько же вы собираетесь мне предложить? — вновь усмехнулся парень.

— А вы зря воспринимаете мои слова таким образом, Павел Игоревич… Если Вы решили, что я собираюсь вас покупать, то вы ошиблись. Ваше согласие должно базироваться не на ожиданиях материальной выгоды, а на нашей с Вами идейной общности. Если мы являемся единомышленниками, а я уверен, что мы таковыми являемся, можно дальше работать. Мы ведь — единомышленники, Павел Игоревич?

— Ну, в общем и целом — да. И я даже склонен согласиться с вами в вопросе о необходимости радикализации методов борьбы…

— Вот об этом я и говорю! Естественно, вы не можете сразу принять всю нашу программу целиком. Однако мы ведь и не заявляем, что готовы работать только с теми, кто ее безоговорочно поддерживает… К тому же, политическая сила, к которой Вы относитесь, по нашей задумке примет в формировании новых органов власти самое деятельное участие. Деятельное, если не сказать больше — центральное… И из этого, очевидно, следует вывод о том, что программные установки "Партии территорий" лягут в основу будущей экономической и политической программы власти Краинской народной республики. А материально вознаграждение, о котором я Вам говорю, это не более чем оплата Вашего честного труда. Много мы Вам предложить не сможем. Мы же не американцы.

— Ну, а если точнее… — парень с плохо скрываемым любопытством смотрел на Дениса.

"Плохо… Любопытство — еще не заинтересованность. Давай, Дениска, работай…".

— Вы будете получать по двадцать тысяч ваших рублей в месяц. То есть чуть меньше двух тысяч евро. Ну и, конечно, Вас, как и всех нас, ждет достойная единовременная премия после окончания работы. Я думаю, где-то в размере годовой зарплаты. То есть, тысяч двести…

"А вот теперь — уже, пожалуй, любопытство пополам с настоящей заинтересованностью…".

— Ну что ж… Немного, но достойно.

"Не много, но достойно! Клоун дешевый! Да ты таких денег в жизни не видел. Смотри, рубашку слюной не закапай, вождь тряпошный…".

— Об этом я и говорю. Мы не имели целью Вас нанимать. Мы знаем, что из-за денег Вы бы на это никогда не пойдете…, - продолжая приятно улыбаться, сказал Денис.

— А я еще никуда и не пошел… — быстро вставил Котов.

— Да-да, конечно…

"Ну давай, поломайся, поломайся… Понабивай себе цену".

— Я вот о чем думаю… Не слишком ли это все резко?

"Боишься… Оно и понятно. Незнакомый дядя все-таки… Вот здесь — самый важный момент. Подсекай его, парень…".

— А никто и не просит Вас давать ответ сейчас, — примирительно пропел командир. — Я прошу Вас всего лишь оценить предложение. Но вот о чем Вы, на мой взгляд, должны помнить, Павел Игоревич, так это о том, что такой шанс дается раз в жизни и далеко не каждому. Я предлагаю созвониться через неделю, — он поднял рюмку для тоста.

— Согласен, — ответил парень, поддерживая компанию своей рюмкой. — Я рассмотрю Ваше предложение…

27.03.2009. Россия, г. Анапа. ул. Терская. 17:54

— Мы рассмотрим Ваше предложение, — ответили на другом конце провода.

— Отлично. — Андрей неопределенно помахал рукой сидевшему напротив и слушавшему разговор Толику. — Только при принятии окончательного решения имейте, пожалуйста, в виду, что наши условия такими, знаете ли, цементно-стабильными не являются. Мы можем рассмотреть различные варианты, исходя из специфики ваших потребностей.

— Спасибо, я понял. Всего хорошего.

— До связи. — Андрей аккуратно положил трубку.

— Ну чего? — нетерпеливо спросил Толик.

— Да неопределенно, если честно… — Андрей задумчиво уставился на большие настенные часы, висящие на противоположной стене. — Вроде бы есть заинтересованность, но что-то мутно пока. Кто его знает?! Может, денег у них пока нет, а может другие предложения имеются…

— Эх, нам бы этот заказик урвать… — мечтательно промурлыкал Толик, словно изучающий светильники на потолке, закинув руки за голову и покачиваясь на стуле. — Месяца на два бы работой были обеспечены. Точно тебе говорю…

— Да, ты прав, — пробормотал директор, уткнувшись в ноутбук.

— Знаешь, — Толик долгим и серьезным взглядом посмотрел на друга, — мне иногда кажется, что тебе это все не интересно.

— Что "это все"?

— Наш бизнес, — уточнил тот. — Вот я с тобой разговариваю, объясняю что-то, предложения всякие вношу… И ты слушаешь вроде. Даже внимательно слушаешь, ничего не могу сказать. А вот только кажется мне, что мысли твои все равно где-то далеко. Ты как будто о чем-то думаешь постоянно. Что-то в голове обрабатываешь. Не знаю даже, как сказать…

— Ну скажи уж как-нибудь, — усмехнулся Андрей.

— Как будто то, что мы тут с тобой делаем — это все для тебя на втором плане. А есть для тебя что-то намного важнее. И все твое внимание…

— Ну и что ты хочешь от меня услышать? — не грубо, но решительно оборвал его директор. — Что это не то, чем я мечтал заниматься в жизни? Что это все — не предел моих мечтаний? Так я тебе скажу: это не предел моих мечтаний. И я хочу большего. Чего-то более интересного. Есть у меня кое-какие идеи. Вот я о них и думаю. Прорабатываю. Анализирую. Кручу с разных боков. Понял?

— Понял? А чего ты мне о своих идеях ничего никогда не рассказываешь?

В голосе друга слышались еле заметные нотки обиды.

— Да чего мне тебе всякими своими бреднями голову забивать? Будет что полезное — скажу.

В дверь негромко постучали.

— Кто там? — крикнул Андрей. — Войдите.

Дверь открылась и в комнату вошла Ксюша. Ее волосы были завязаны хвостом сзади, как Андрей любил. Обтягивающие джинсы в сочетании с короткой курточкой ей удивительно шли и подчеркивали упругие бедра. Ксюша довольно долго занималась танцами.

— Я вам не помешала? — немного опасливо спросила она.

— А, Ксюха. Заходь, — Толик призывно махнул ей ладонью и встал со стула. — Мы тут уже закончили. Пойду я уже… А вы чего?

— Да вот, поужинать собрались, — ответил Андрей, вставая, обнимая и целуя в щеку подошедшую к нему девушку.

— Где?

— Да в ресторанчике этом… — Андрей пощелкал пальцами. — Ты знаешь… На Краснодарской который…

— А, ну знаю, — покивал головой тот. — Ну покедова, — подал руку другу и неспешно вышел.

— Как дела? — тихо спросил директор, двумя руками обнимая подругу за талию и заглядывая в бездонные серо-зеленые глаза.

— Да кошмар, — не всерьез пожаловалась та. — Детки какие-то сумасшедшие попались. Все нервы вытрепали.

— Че, прошлый поток получше был?

Андрей улыбался. Ему доставляло безумное удовольствие слушать про ее проблемы, казавшиеся такими детскими и наивными. Он был готов слушать ее часами. По своей всегдашней привычке все анализировать и раскладывать по полочкам, Андрей и этому нашел объяснение. Было в этом что-то от детства. А раз от детства, значит — от чистоты. Чистота ведь она штука такая… К ней все стремятся. Причем многие — неосознанно. Инстинктивно. Словно это заложено в них самой природой. Последние подонки и ублюдки рода человеческого — все стремятся к чистоте. Все хотят быть хоть немножечко чище.

Впрочем, если верить в Бога, то тут все как раз объясняется очень просто. Человек как существо Богоподобное, созданное по образу и подобию Божьему, по определению должен стремиться к чистоте. И физической и, что еще более важно — духовной. А дети чисты и непорочны. До семи лет по Христианству вообще безгрешны, кажется…

А взрослые… А у взрослых — реальная жизнь. Во всем ее, как говорится, многообразии. Именно поэтому, наверное, и бывает так приятно слушать про маленькие детские проблемки, которые в сознании детей кажутся такими огромными, просто таки Вселенского масштаба заботами.

Андрей был уверен, что именно поэтому так любил слушать Ксюшу. Они встречались уже около месяца. Вряд ли можно было сказать, что страсть между ними вспыхнула мгновенно. Скорее, не так. Они очень быстро сошлись. Вообще удивительно быстро сошлись. Буквально за два-три дня. Они словно дополняли друг друга. Удивительно, но Андрей не мог найти в своей новой девушке ни одной черты, которая бы его раздражала или хотя бы напрягала.

Ксюша жила удивительно простой и понятной жизнью. Закончив институт, пошла работать воспитателем. И все, собственно. Никаких терзаний, умных слов, жизненных экспериментов.

— Не понимаю, о чем ты говоришь? — пожала плечами она, когда Андрей попытался выведать у нее хоть какую-то информацию по поводу амбиций. — Я всегда педагогом хотела быть…

— И? — попытался развить тему тот.

— И стала, — она натянула простыню повыше и перевернулась на бок. — А что еще?

— Ну, я не знаю… — замешался Андрей. — Ты никогда не хотела куда-нибудь уехать. Попробовать себя в чем-то еще?

— В чем? — Она смотрела на своего парня полным искренности взглядом. — А же говорю, всегда хотела быть педагогом. А уехать… Куда? И зачем? Я люблю Анапу. Я здесь выросла. Здесь мои родители. Друзья. Здесь мой дом. Зачем и куда мне уезжать?

И действительно. Андрей посмотрел на нее и поцеловал. Все в его жизни сложилось настолько, как бы это сказать, "неоднозначно", что он, видно, уже и представить не мог, что у других все может быть намного проще. И лучше.

— …прикинь?

— Что? — переспросил Андрей.

— Я говорю, завтра работать заставили, — Ксюша виновато смотрела на него.

— Козлы, — сочувственно покачал головой директор.

— Еще какие, — покивала головой она. — Ты как, освободился? Пойдем?

03.04.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. К. Маркса. 09:11

— Здравствуйте, Павел Игоревич! Беспокоит Вас Денис Алексеевич…

Командир почему-то не мог сдержать улыбки. Чего там скрывать? Ему все больше начинала нравиться его новая, так сказать, деятельность. Он "входил во вкус". Просто огромное поле для самовыражения. И вот именно эта часть работы больше всего и радовала Дениса. Вербовка. Может, тут было что-то от рыбалки или охоты. Такой вот извращенный первобытный инстинкт добытчика. А что? Почему нет? Весьма вероятно, именно этот инстинкт и есть.

— Да-да, здравствуйте… — послышался в трубке несколько неуверенный голос.

— Вы подумали о моем предложении?

"Сорвется. Сорвется вождь! Что ж тебе не понравилось? Струсил, филолог!"

— Естественно, Денис Алексеевич, — голос резко переменился. Стал твердым, даже стальным. Теперь Денис понял. Это он ошибся. Вначале — это от неожиданности. Это в расчет принимать не надо. — Я очень много о нем думал. И я решил согласиться с ним. Что от меня требуется?

— Честно говоря, другого ответа я от вас и не ожидал. — Победа. — Я искал разумного человека, а в людях я ошибаюсь редко. Давайте встретимся сегодня, поужинаем где-нибудь, и обсудим подробности. Ну, скажем, часов в восемь на перекрестке Преображенской и Пашутинской.

— Отлично. Договорились.

В трубке раздались короткие гудки.

— Вот и все, а ты боялась — только юбочка помялась, — удовлетворенно констатировал Денис, набирая номер Кошака.

— Я, — раздалось в трубке.

— Головка от магнитофона, — "колхозно" пошутил командир. — Подготовь-ка мне письменный отчет по нашему мальчику, за которым ты наблюдаешь. С самого начала работы по нему…

05.03.2008. Ферма. 16:46

Кто-то готовил еду, убирал комнаты, приносил белье и чистую форму. Но этих людей никто и никогда не видел. Этот объект в хозяйственном отношении функционировал как бы сам собой, без сотрудников. Конечно, каждый понимал: это просто годами отработанная система, главной целью которой было стопроцентное исключение самой вероятности случайного контакта обслуживающего персонала с курсантами.

Любые элементы солдатской муштровки, за исключением строевой подготовки, были исключены из распорядка принципиально. Этот вывод уже можно было сделать смело с опорой на полугодовой опыт пребывания на "Ферме". Удивительно, но даже кровати никто заправлять не заставлял. Хоть гнездо себе свей из одеяла, подушки и покрывала. Ни слова…

Курсанты имели возможность лицезреть очень ограниченный круг людей. Старшины, преподаватели по дисциплинам, очень редко — врачи, психологи. Иногда мимо проходил или проезжал начальник объекта и несколько безликих, одинаковых до омерзения солдат. Ну и, конечно, Учитель… Куда ж без него? С кем с кем — а с ним они общались, почитай, каждый день. Очень редко специальность отменяли и заменяли другими занятиями. В этом случае курсанты говорили промеж собой: "Наверное, дела у Учителя…" Правда, бывало такое крайне редко.

Комната отдыха, обещанная старшиной, представляла собой скорее не столько комнату, сколько зал, примерно тридцать на пятнадцать. Находится он недалеко от "класса", где им преподавали специальность. В ней было многое: полки с книгами на самые различные темы, несколько телевизоров со спутниковыми каналами, музыкальный центр, баскетбольное кольцо с мячами, два бильярдных стола, шахматы, даже настольный хоккей. Один из бильярдных столов сразу, с первого дня обучения, оккупировали Пятьдесят третий и Двенадцатый. Они вместе мужественно отбивали все атаки своих собратьев, посягавших на их территорию, и рубились в бильярд "всю дорогу". Денис никогда не видел их за другим занятием.

"Все равно рано или поздно надоест", — думал Денис

Но, глядя, как сосредоточенно до самозабвения рубятся друг с другом эти пацаны, сам же в своих словах сомневался. Как показало время, сражались эти гладиаторы между собой чуть больше трех месяцев, пока самим не стало тошно.

Напряжение от подготовки было велико, и большинство курсантов тупо пялились в телевизоры. В шахматы почти никто не играл. Зато хоккей пользовался популярностью. Как и баскетбольное кольцо. Правда, никто за мячиком не бегал. Играли в основном в "десяточку": лениво кидали "двухочковые" и медленно плыли подбирать мяч. Не возбранялись и карты, как это были ни странно. Сложные игры популярностью не пользовались. Перекидывались в "козла" и "дурачка", иногда в "двадцать одно". Одним словом, никто не занимался тем, что напрягало мозги или тело. Это было понятно. "Напрягов" хватало в других местах.

Курсанты, как и положено, обращались друг к другу по номерам. "Кликухи" получили только "счастливчики": Пятидесятый сразу превратился в "Полтинника", Двадцать пятый — "Четвертака", Десятый — в "Червонца", а Пятый — в "Пятачка". Местные остряки много размышляли над Шестьдесят девятым, но, во-первых, ничего путного и прилично произносимого не придумали, а во-вторых, внешний вид носителя номера, здорового коротко стриженого неулыбчивого парня, ничего хорошего авторам не обещал.

Денис тоже частенько смотрел телевизор. Футбол там или баскетбол… Курсанты предпочитали спортивные каналы. Но чаще Шестнадцатый читал какую-нибудь тупую не напрягающую книжку, написанную очередным новомодным писателем. Денис был готов на что угодно спорить, что строчились такие "книженции" за месяц, ну, максимум — два. Больше на такую муть потратить было нельзя. Зачем читал? Да привычка, с детства. Мать приучила, привила любовь к чтению. Для Дениса не было отдыха лучше, чем залечь на диване с книгой. Он уже знал по себе, что пара часов за этим занятием снимала с него усталость даже лучше, чем сон. Вот и здесь читал. Привычки порой бывают сильнее людей. Да и не порой, а очень даже часто.

По общим предметам Денис, в принципе, успевал. Он достаточно легко осваивал любые виды оружия, особенно минно-саперное дело. Теперь он был практически уверен, что сможет обнаружить за собой слежку и умело уйти от нее, хотя попрактиковаться пока возможности не было. Единственное, что у курсанта получалось "не ахти", так это рукопашный бой. Реакции, что ли, не хватало… Тренер тратил на Дениса немного больше времени, чем на остальных, но результата пока не было.

Вот и сейчас, слушая Учителя, он потирал ноющую после очередного спарринга челюсть.

— Одна из важнейших задач, господа диверсанты — верное распределение наличных сил для решения определенных задач. Мы почти всегда имеем меньше, нежели хотим… Рассчитанная вами по плану численность боевиков, необходимая для участия в восстании, — это одно. Реальные возможности — совершенно другое.

Скажите, какими способами вы решали бы проблему нехватки боевиков?

— Я бы перегруппировал отряды. Наиболее сильные группы направил бы на решение самых сложных задач.

— Да, Десятый. Это может поправить положение… Еще?

— Можно компенсировать недостаток бойцов увеличением огневой мощи боевых групп.

— Отличная идея. Так и надо поступать. Больше никаких идей? Есть еще один действенный способ: переквалифицировать некоторые объекты из первоочередных, тех, которые необходимо взять под контроль "первым ударом", во второочередные, контроль над которыми обеспечивается после захвата первоочередных объектов с помощью направления на них освободившихся боевых групп.

Впрочем, по этой теме нас ждет неделя практических занятий "на местности". А сейчас я бы хотел поговорить о том, что мы с вами прежде никогда не обсуждали. Как я говорил, "на местности" вы будете работать группами. Командир и несколько подчиненных. Я хочу, чтобы вы все сейчас представили себя этими самыми командирами. Вот ты, Двадцатка. Скажи, решение каких вопросов ты бы мог поручить своему подчиненному на местности?

— Зависит от их числа?

— Пофантазируй…

— Если представить, что у меня их будет столько, сколько мне надо, то гипотетически я мог бы передать им ведение практически всех вопросов, оставив за собой общее руководство.

— Точнее…

— Вопросы доставки и хранения оружия, вербовки агентов, контрразведку, часть финансовых вопросов…

— Есть ли несогласные? Тогда слушайте мой категорический приказ, касающийся будущих командиров групп. Вам категорически запрещено передавать в ведение своих помощников три вопроса: составление общего плана операции, связи с центром и финансовые вопросы. Под финансовыми вопросами я имею в виду любые виды распределения средств. Вы можете отдать оперативнику деньги, чтобы он что-то купил или кому-то заплатил. Но оперативник никогда, слышите, никогда не должен сам решать, что покупать и кому платить!

— Почему, Учитель?

— Здесь, как говорят американцы, нет ничего личного. Просто психология, человеческая природа, если хотите… Углубляться не буду. Если задумаетесь, сами поймете, что я прав. Но одно могу сказать вам точно: нарушившие этот приказ будут строго наказаны.

Вы должны понимать, что успешное проведение операции станет не возможным, если руководство не будет относиться к вашим действиям с доверием. В определенный момент в ваших руках окажутся немалые силы и средства, в том числе и крупные суммы денег. Для покрытия текущих расходов, подкупа государственных работников, найма боевиков. Отчитаться мы, конечно, вас заставим, только все это — "филькина грамота". Многие свои затраты вы все равно чеками из магазина не подтвердите. Более того: убежден, что какие-либо попытки контроля над расходованием средств на стадии подготовки операции могут иметь самые трагические последствия и привести к провалу…

10.04.2009. Краина, г. Кировогорск. Цеховой пер. 19:43

Улица Терешковой была как обычно пустынна в этот час. Денис привычно заложил руль влево, въехал на стоянку перед складом и заглушил двигатель. У дальней стены стояла фура с открытой дверцей. В кабине возился помятый и видно не высыпающийся водитель в старом спортивном костюме. Из ворот склада вышел Левин бригадир с грузчиком. О чем-то весело беседуя, они сели в старенькую "шестерку" и укатили. На стоянке, помимо машин Левы и Червонца, стояли еще две "легковушки". Судя по всему, кто-то из рабочих задерживался.

"Наверное, фуру только что разгружать закончили", — догадался Денис.

Он закрыл машину и направился на склад. По пути в Левину "командную будку" ему встретилась группа грузчиков, направляющихся к выходу. Через стекло "будки" командир увидел своих товарищей. Червонец и Лева что-то весело втолковывали Володе.

— Да ты ее "долбишь"… Ну скажи прямо, Кошак. Что тебе — жалко, что ли? Не будь эгоистом! Своей личной жизни нет, хоть чужую послушаю… — Лева умоляюще смотрел на товарища.

— Не твое дело, — спокойно, но видно, далеко не в первый раз, повторил Кошак, хлебавший из кружки свой неизменный чай.

— Эх, ты, кошатина… Ну расскажи хоть, — Лева не отставал. — Где ты ее "нашампурил"-то? Тихоня! Слышь, Червонец…

— Что обсуждаем, господа? — бросил на ходу Денис.

Он кинул связку ключей на черный ободранный стол гипотетической Левиной секретарши, которую тот все никак не мог нанять, и плюхнулся на старый низкий матерчатый, с каким-то несуразным рисунком на обивке, диван.

— Да представляешь, Червонец рассказывает. Тусуется он вчера в центре. Видит — Кошак. А рядом — такая "телка"!

— Я чуть из машины не выпал, — посмеивался одетый в легкий кремовый костюм Толик, копаясь в дорогущем мобильнике.

— Не свети им передо мной, — проворчал Денис, недобро глядя на трубу.

По этому поводу у них с Червонцем дошло чуть ли не до драки. Оперативник с пеной у рта доказывал, что ему как молодому повесе и мажору, рассекающему город на дорогом, хоть и подержанном "Мерседесе", просто необходим телефон тысячи хотя бы за две евро. Денис называл это идиотизмом, бессмысленным транжирством и категорически отказывался проспонсировать покупку. Червонец, с не характерным для него упрямством, доказывал свою правоту. Командир уже было собрался применить власть, но тут растратчика неожиданно поддержали Лева и Кошак. В порядке самокритики, скрепя сердцем, Денис "отслюнявил" купюры. Но и по сей день в душе таилось подозрение, что не так уж и нужна была эта "труба" мажору. Баловство одно. Кто его знает, короче…

— Жмот, — равнодушно отреагировал Червонец, спрятав трубу во внутренний карман пиджака. — Мне еще цепь "рыжая" нужна, за "штукарь"…

— Будешь портить мне нервную систему, пошлю амбразуру грудью закрывать…

— Не пойду… Не заставишь.

— Прикажу, не пойдешь — побежишь. — Денис, прищуря глаза, весело и высокомерно глядел на противника. Лева веселился. Ему вообще для этого много не надо было. — Так что говоришь, классная "телочка"?

— Не то слово! — Червонец изобразил жест, означающий, должно быть, какую-то сильную эмоцию. Денис не понял. — Метр восемьдесят, наверное. Русые длинные прямые волосы. Груди — как два арбуза, талия — двумя пальцами обхватить. Ножки… Кобылка чистокровная, одно слово…

Рассказчик явно не собирался принимать во внимание присутствие в пяти метрах от него Кошака. Тот, в свою очередь, никак не реагировал, хлебал себе чаек.

"Пользуемся его терпеливостью… Вот козлы", — неискренне осудил себя и остальных Денис.

— А Кошак, значит, в костюмчике с ней под ручку по Преображенской. Мужики вокруг слюни пускают… Такой агрегат!

— Где урвал, Володя? — интеллигентно поинтересовался Денис.

— Познакомились… — поведал историю тот.

— Вот за что я тебя, Кошак, люблю, так это за твое красноречие и ораторский талант, — резюмировал командир. — Ты, надеюсь, мне тут любовные истории разводить не собираешься?

— Все будет правильно, командир.

— Кто хоть она у тебя? Чем по жизни занимается?

— В аппарате горсовета. Помощник Кузакова.

Улыбка плавно сползла с лица Червонца. Лева перестал качаться на стуле и уставился на Кошака так, как будто видел его в первый раз.

— Володя… — тихо и ласково проговорил Денис, нежно поглаживая ладонь товарища, — а хочешь себе такой же телефон, как у Червонца? А хочешь его телефон! Хочешь, я сейчас убью этого бесполезного "деньгососа" и отдам тебе его "мобилу" и костюмчик? Все что угодно для тебя сделаю, сокол ты мой ненаглядный…

— Не надо "мобилку", — самодовольно улыбнулся Кошак. Как же все-таки он был похож на кота, когда улыбался! — Ты мне лучше денег дай. Она страсть как побрякушки да камушки любит. И творога мне надо побольше кушать… Мужиков она тоже любит….

10.04.2009. 16:53

— Приветствую, Учитель.

— И тебе не кашлять. Чего звонишь?

— Посоветоваться. Определился с депутатом.

— Весь — внимание.

— Круглов Федор Александрович. Местный "территориал" со стажем. Крупный предприниматель. Сильная личность. Умен. Смел. Расчетлив.

— Почему именно он?

— На мой взгляд, лучше кандидатуры не придумаешь. По духу — бизнесмен. Без лишних сантиментов. Определенных идейных установок не имеет. Зато ситуацию чувствует нюхом и выгоду свою не упустит. Такие нам и нужны. Ты сам говорил.

— Говорил, говорил… Ты вот что: шли мне его дело. Я изучу. Тут требуется посоветоваться с нашим другом в штабе "Партии территорий".

— Естественно. Если, и ты, и он кандидатуру одобрит — пусть выводит меня на него. Без рекомендаций он вряд ли пойдет на контакт.

— Это не проблема. Тут главное — не ошибиться с кандидатурой. Я дам тебе отмашку. Что еще?

— Вроде, больше ничего важного. О том, что вербовка Котова проведена успешно, я тебе уже докладывал. Сейчас работаю с ним, шлифую потихоньку. Работаем, в общем…

— Ты проверяй его регулярно. Не ленись. Ты ведь понимаешь, как это важно?

— Я все помню, Учитель. Не волнуйся, мы подходим к делу добросовестно. Краснеть тебе не придется…

11.04.2009. Россия, г. Анапа. Проезд "Золотой берег". 08:47

— Не волнуйтесь. Мы подходим к делу добросовестно. Краснеть Вам не придется…

Андрей сбросил вызов, положил телефон на стол и сладко потянулся.

— Кто там? — поинтересовалась сонная Ксения.

— Да на птицефабрике там, в Цыбанобалке, три аппарата установить надо. Завхоз волнуется, правильно ли замерили. Суетливый мужик.

— Совсем обалдел, в выходной в такую рань звонить… — Девушка накрылась с головой теплым ватным одеялом.

Оно долгое время лежало на первом этаже в углу, перетянутое веревкой. Андрей помнил его, одеяло принадлежало бабушке. Сам-то он никогда им не укрывался. Ни в детстве, потому как летом оно было ни к чему, ни тем более сейчас. Максимум, что Андрею требовалось в особенно холодные зимние дни — это подаренный на день рождения большой синий плед, которым он застилал свой разложенный диван. Свое, так сказать, спальное место.

А вот Ксюше этого было явно мало. Когда она осталась у него в первую ночь, то почти не дала Андрею поспать. И не столько даже в хорошем смысле этого слова. Просто ей все время было холодно. И она так крепко прижималась под пледом к Андрею, что ни о каком сне не могло быть и речи. При этом, когда ее плечи случайно оголялись, она сразу начинала мелко дрожать. В общем, сплошное мучение, а не сон. А одеяло это она сама заприметила. Принесла из дома чистый пододеяльник и перенесла его наверх. Одеяло было широкое, хватало обоим.

— Ты ж не забывай, человек пожилой, — пояснил Андрей. — Для этого поколения все эти "выходные-проходные" — вещь условная. А про "рань" ты вообще молчи. Для него, я уверен, рабочий день уже с час как идет. Наши с тобой вставания в девять утра для него вообще невообразимы. Ты вот что, женщина: вставай и приготовь мужику пищи.

Из-под одеяла высунулась тонкая ручка и с размаху шлепнула Андрея ладонью по животу. Получилось весьма неожиданно и болезненно.

— Ладно, сам приготовлю…

— Андрей встал с дивана и неспешно стал искать тапочки.

— Трусы надень, мужик, — послышалось сзади.

— Никакого уважения в собственном доме, — пробурчал он, надел тапки и спустился в кухню.

Тут было намного холоднее. Что-то не в порядке с отоплением.

"Надо будет заняться", — ответил про себя Андрей и включил электрический чайник.

— Кофе или чай? — что есть мочи, крикнул он, подняв голову вверх.

— Кофе, — крикнула в ответ Ксюша. — Без сахара только…

— А сахара и нет, — пробубнил себе под нос хозяин, насыпая растворимый кофе в кружку почище.

— Бутерброды будешь? — снова крикнул он, осматривая содержимое холодильника, купленного на прошлой неделе и поэтому сверкающего чистотой.

— Не надо, — ответила Ксюша, спускающаяся по лестнице вниз.

Из одежды на девушке была только старая голубая толстовка Андрея, которую он уже давным-давно не носил. Тоже — ее добыча.

— Я приготовлю, — сонно сказала она, остановившись на третьей ступеньке и потирая лицо руками. — Все равно уже разбудил…

— Что приготовишь? — Андрей подошел к подруге и нагло полез руками под толстовку.

— Я у тебя там вчера вроде яйца в холодильнике видела, — она лениво боролась с агрессором, — и сосиски.

— Сосиски — это хорошо. — Андрей обнял ее за бедра и поднял вверх, прижавшись лицом к животу.

— Отпусти, — Ксюша постучала его ладонью по макушке, — мне в ванную надо…

Андрей поставил ее на место, и девушка, шлепая босыми ногами по линолеуму, пробежала в приоткрытую белую деревянную дверь в ванную комнату, которая находилась прямо напротив входной двери.

— Ты чего босиком бегаешь? — крикнул он ей вслед. — Простудишься…

— Я ночью здесь тапочки забыла, — крикнула она ему, закрывая дверь.

Хозяин налил кофе в чашки и, скрестив руки на груди, подошел к окну и уставился глазами в прохладное весеннее апапское утро. День, надо было полагать, намечался пасмурный. Вроде бы даже срывался мелкий дождь. Никуда идти не хотелось. Да и некуда было. Они почему-то не построили никаких планов на выходные. Обычно это Ксюша инициировала. Не то, чтобы она была непоседой. Но по сравнению с Андреем, который месяцами мог передвигаться каждый день по одному маршруту, из дома на работу и обратно, а по пути — заглянуть в магазин, чтобы не умереть с голоду, Ксения была просто массовиком-затейником. В Краснодар его таскала даже. На майские в Ейск планирует, к знакомым. А на эти выходные — ничего. Может, у самой желания нет? Устала? Хочет дома посидеть?

Андрею стало холодно, но подниматься наверх за одеждой было лень. Растирая плечи, он прошел в боковую комнату и включил телевизор.

— В Грузии опасаются российского морского десанта из Севастопольска, — продекларировал "ящик".

Андрей не собирался его смотреть, Включил просто для фона.

— Как заявил в пятницу журналистам глава МИД Грузии Григорий Вашидзе, по имеющейся у него информации, "три десантных корабля вышли из Севастопольска в направлении Абхазии, и еще три десантных корабля готовятся к выходу".

Андрей посмотрел на усатого крупного грузина в очках, который с крайне озабоченным видом что-то объяснял журналистам, старающимся поднести микрофон как можно ближе в его рту. Судя по эмблемам на них, большинство "шакалов пера" были представителями западных СМИ.

— Какой ты "сурьезный" весь, — тихо пробубнил Андрей и усмехнулся — Как будто и вправду что-то решаешь…

— Глава МИД подчеркнул, что грузинская сторона обеспокоена подобными действиями со стороны России. "Это вновь подтверждает наши опасения, что Россия ни минуты не задумывалась о прекращении агрессии против Грузии", — отметил господин Вашидзе.

— Включи радио, — попросила Ксюша.

Она, оказывается, уже выпорхнула из ванной и доставала продукты из холодильника. Андрей молча наблюдал за ней. Ему вдруг показалось, что она всегда была здесь, а он просто ее не замечал. Она, эта женщина, вот так вот вставала каждое утро и спускалась на кухню, чтобы приготовить ему поесть. И просила его включить радио. А он стоял и наблюдал за ней. А ведь они встречались чуть больше месяца.

И в этот момент Андрей отчетливо осознал… Не в порыве страсти, да и вообще не в порыве "ничего". А именно что каким-то даже удивительно холодным и ясным рассудком: он не хочет, чтобы она уходила из его дома, из его жизни. Никогда.

"Совершенно секретно" 15.IV.09

в 2 экз. Рук-лю проекта "Троя"

расшивр. к-н Пятницкий тов. Глогеру

Отчет

о ходе работ по проекту

Довожу до Вашего сведения, что работа по проекту "Троя" ведется строго по утвержденному плану.

За прошедший месяц оперативным работникам удалось расширить агентурную сеть в восточных и центральных областях Краины, тем самым укрепив свои позиции и увеличив количество источников информации. Данные действия не встретили серьезного сопротивления со стороны контрразведки противника.

Мною на данный момент проводится серьезная аналитическая работа, связанная с необходимостью постепенного вброса в краинские средства массовой информации сведений о созданном нами "Краинском народном фронте". Исключительная важность грамотного проведения данных действий не вызывает сомнений. В связи с этим прошу оказать мне консультационные услуги со стороны работников ФСБ, специализирующимися на этом виде деятельности. Помощь может быть оказана с использованием сетевых технологий, что исключает необходимость личного контакта.

Считаю также необходимым поставить Вас в известность о том, что все руководители оперативных групп выражают убежденность в том, что начало активных действий в ближайшее время самым положительным образом скажется на конечном исходе операции. Кроме того, они выражают убеждение, что ответственные государственные работники проявят принципиальность и последовательность при принятии окончательного решения по проекту "Троя".

Сводный финансовый отчет и сводный отчет командиров оперативных групп прилагаются.

Учитель

24.04.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Ленина. 20:17

Денис заказал вареники с картошкой. Их весьма неплохо готовили в этом небольшом ресторанчике. Заведение находилось на улице Ленина буквально в двух шагах от здания областной администрации. Когда он впервые сюда пришел, еще осенью, заботливая официантка порекомендовала ему попробовать их фирменное блюдо — "Мясо по Елизветгорски". Денис был голоден, и поэтому заказал еще и вареники.

Он с детства любил это блюдо. Его бабушка по материнской линии, Людмила Андреевна, которая здравствовала и поныне, часто их готовила любимому внуку, когда он приходил к ней переночевать. Она специально с утра, пока Дениска еще спал, бегала на базар, покупала свежее домашнее молоко и сметану. Жарила много лука, который получался золотистым и безумно аппетитным. Когда внук просыпался и лениво включал телевизор, бабушка ставила на маленький журнальный столик перед кроватью большую тарелку с дымящимися варениками, засыпанными луком и залитыми сметаной, и кружку молока. Денис уплетал за обе щеки. Давненько он не пробовал бабушкиной домашней пищи…

Мясо оказалось отвратным. Оперативник так и не понял, как повара смогли добиться такого вкуса, но блюдо было кислым. Просто кислым, и все. А вот вареники оказались весьма неплохи. Не бабушкины, конечно… Но, как говорится, "с паршивой овцы — хоть шерсти клок"…

Сегодня он заказал даже водочки. Холодненькой. Денис, хоть и пил редко, но накопившееся напряжение чувствовал. Как ни крути, лучше алкоголя психику не расслабляет ничто. Это — факт. Не зря же люди его придумали, надо полагать. Одним словом, надо было выпить. Тем более сейчас, накануне предстоящего исключительно важного разговора. В таком деле лучше быть немного развязным, чем зажатым и нервным. Так их учили на "Ферме". С этим трудно было поспорить. Во время подготовки Денис неоднократно обращал внимание на то, что многие вещи, которым их обучали, на самом деле, что называется, "лежат на поверхности". Ничего сложного в них не было. Однако вычленить их из мощного жизненного потока и преподать курсантам в концентрированном виде четкой инструкции или рекомендации — это надо было уметь. И оперативник отдавал должное своим учителям.

"А вот и он", — отметил про себя Денис.

В кафе вошел высокий плотный коротко стриженый мужчина в светлом идеально подогнанном дорогом костюме. Весь его внешний вид излучал уверенность и властность. Этот человек явно не привык быть на положении гостя. Только — Хозяина. Хозяина стола, хозяина на предприятии, хозяина дома, хозяина жизни… Именно такой персонаж и требовался командиру. Денис потратил немало времени на изучение этой непростой и во многом примечательной личности.

Федор Александрович Круглов, депутат Кировогорского областного совета от "Партии территорий", член постоянной комиссии по вопросам функционирования совета, депутатской этике, регламента, законности, общественных объединений и административно-территориального устройства, по существу, политиком не был. Никогда. Ни раньше, ни теперь, и, Денис готов был дать голову на отсечение, не собирался становиться им в будущем. И хотя за его плечами был весьма солидный партийный и депутатский стаж, Федор Александрович имел к функционированию облсовета, регламенту и тем более общественным объединениям весьма отдаленное отношение. Более того, с законностью и депутатской этикой было также не все в порядке. Что, впрочем, не сильно выделяло его из общей массы народных избранников. А по сравнению с некоторыми Круглов выглядел прямо-таки прилично. Ни больше, ни меньше…

Родившийся и выросший на кировогорщине, свой трудовой путь будущий депутат, как и подавляющее большинство теперешних бизнесменов постсоветского пространства, начал в девяностые. Империя, еще несколько лет назад казавшаяся незыблемой, рушилась на глазах. Она, свалившись на бок, еще издавала последние хрипы, а шакалы всех мастей уже отрывали от нее маленькие кусочки, понемногу входя во вкус. Надо было успеть… И Федя успел. Нюхом безошибочно уловив запах "бабла", он, имея на руках добытый нелегким и далеко не всегда законным путем, первоначальный капитал, грамотно "вписался" в газовый бизнес. Тогда никаких вопросов у "правоохранителей" к Круглову не возникло. Дела свои он старался вести тихо, "отстегивал" кому надо исправно, на рожон не лез, но и свои интересы при необходимости отстаивал жестко. То, что чистота приобретенных им накоплений была, как бы это помягче выразиться, "неочевидна", роли не играло. "Чистых денег" в те смутные времена не было и быть не могло.

На рубеже тысячелетий в газовые дела начали лезть такие "тяжеловесы", что иным делалось не по себе. Деньги стали другими, и интересы тоже… Финансовые воротилы, появившиеся на свет в результате мутационных процессов, протекавших в мутной воде дикого постсоветского капитализма, уверенно прибирали к рукам бизнес, обещавший сказочные доходы в будущем. На своем пути они, поддержанные коррумпированными чиновниками самых различных министерств и ведомств, давили присосавшихся к трубе мелких паразитов, словно клопов, не обращая внимания на хруст под ногами. Многие знакомые Круглова тогда сели за решетку по настоящим и вымышленным обвинениям, лишились бизнеса. Некоторые, посчитав, что наворованного им хватит на всю оставшуюся жизнь, тихо слиняли за границу, помахав Родине соленым от ностальгических слез платочком. Особо непонятливые бесследно исчезли.

Но были и умные. Такие как Федя. В очередной раз вовремя прочувствовав ситуацию, они неспешно сменили поле деятельности. Благо, дел было — невпроворот.

Круглов занялся строительством. Строил все: "многоэтажки", частные коттеджи, здания государственных учреждений, спортивные объекты… Кировогорск, Донинск, Киян, Рым, — везде фирму Круглова знали и уважали. Особенно чиновники, которых Федя никогда не обходил вниманием. Тогда-то ему и предложили "поучаствовать в политической жизни страны".

Дикий капитализм понемногу примерял европейский костюм. Политиков перестали стрелять как куропаток. Вокруг стало как-то поспокойнее. Пораскинув мозгами, Круглов, справедливо полагая, что статус депутата может приносить нехилые дивиденды, принял предложение местных товарищей. С тех пор он являлся бессменным депутатом кировогорского областного совета от "Партии территорий", отстегивая немалые суммы в партийную кассу. Причем делал это безропотно, когда скажут и сколько скажут.

Подобная сговорчивость рачительного и весьма неглупого предпринимателя объяснялась просто. Его нынешний статус давал гораздо больше преференций, чем он рассчитывал изначально. Благодаря появившимся связям абсолютно во всех учреждениях и организациях кировогорщины, бизнес Круглова рос как на дрожжах. Он давно уже не ограничивался только строительством. Рекламные агентства, медицинские центры, производство стройматериалов, разведение лошадей для скачек, пластиковые окна, выращивание подсолнечника, горно-обогатительные предприятия… Его интересовало все, что могло приносить доход. Одним словом, из Феди получился первосортный предприниматель со всеми достоинствами и недостатками, свойственными представителям этого рода деятельности.

Не подкосила удачливого дельца даже "желтая революция", когда к власти в стране пришли его "идеологические противники". И опять же… Многие, выбросив старые партбилеты, побежали записываться с "желтый лагерь", стремясь соблюсти свой интерес. Виляли хвостами перед новыми "власть имущими", преданно заглядывали в глаза. Но Круглов, посмотрев на весь этот расклад и трезво оценив свое положение, не только не оставил партийные ряды, но во всеуслышание заявил, что от своих взглядов не откажется.

Федин расчет был прост. И строился он на двух, как впоследствии оказалось, совершенно правильных выводах, сделанных им по поводу "настоящего исторического момента". Во-первых, Круглов, пристально наблюдая за "желтыми", вскоре убедился, что делятся они на две категории. Причем националисты или, как он их назвал, "непримиримые" составляли в этой группе абсолютное меньшинство. Большинство же новоявленных "революционеров" и "демократов" было знакомо Феде еще по девяностым. Это были такие же как и он сам бизнесмены, которых "желтые" идеи трогали примерно так же, как в свое время марксистские. То есть — никак. В две тысячи четвертом верховодили явно "непримиримые". Это было очевидно. Но, рассуждал Круглов, не менее очевидным было и то, что когда "волна спадет" и эмоции поостынут, верх возьмут "желтые" бизнесмены. Возьмут, потому что не взять не могут. Потому что в их руках — основные финансовые средства. На одних идеях далеко не уедешь. А если так — то "беспредела", то есть откровенных политических репрессий ожидать не приходилось. Деловой же человек с деловым человеком договорится всегда.

Второй вывод, сделанный Федей, был еще проще. "Партия территорий" во главе с Енаковичем, формально проигравшая эту битву, отнюдь не собиралась сдавать свои позиции, а, напротив, активно готовилась перейти в контрнаступление. Она сохраняла преобладающее влияние на востоке страны, в самых богатых и развитых регионах. Причем влияние ее на "своей земле" было всеобъемлющим. Начиная от бизнеса и заканчивая религией. Требовалась смена поколений для того, чтобы выбить "территориалов" из их вотчины. Это понимал Круглов, это понимали лидеры "Партии территорий", это понимали вожаки "желтых". И хотя Кировогорск, в котором находилось восемьдесят процентов бизнеса Круглова, в эту подконтрольную зону не входил, Федя не без основания считал, что "территориалы" бить своих не дадут нигде. Не потому, что горят желанием защитить своего однопартийца, а потому что понимают: если дать в обиду одного, другого, завтра — придут за тобой.

Все получилось именно так, как предсказывал не отягощенный гуманитарным образованием и не интересующийся политологией Круглов. Не прошло и года, как президент из "непримиримых" вступил в открытый конфликт с бизнесменом премьер-министром. С тех пор "желтые" грызли друг другу глотки в течение уже четырех лет, не забывая выливать друг на друга ушаты грязи и обвинять в государственной измене любого попавшегося на глаза оппозиционера. "БОТ-овцы", очень скоро осознав, что, следуя за "непримиримыми", можно дойти и до развала страны, все более склонялись к союзу с "территориалами". "Нашекраинцы" и националисты бессильно рычали и иногда покусывали за пятки, но противопоставить своим противникам что-либо серьезное не могли. Парламент в стране был фактически парализован. Вскоре должны были состояться президентские выборы, на которых Енакович имел все шансы одержать победу. Одним словом, все складывалось весьма неплохо.

На местном уровне "территориалы" достаточно быстро нашли общий язык с "БОТ-вцами" и весьма продуктивно работали. Причина такой идиллии заключалась в том, что полномочия местных советов практически не затрагивали политические вопросы. А решение административно-хозяйственных проблем — дело гораздо более "бескровное". Имело место взаимное уважение "бизнес-интересов" друг друга, и ничего более.

Круглов, имея, как уже было сказано, весьма обширный бизнес, в совете появлялся крайне редко. Только когда решались действительно крупные вопросы. Занимался своими делами, "рубил деньгу"… Состоял в браке, достаточно удачном, кстати. Имел двоих детей. Старший, сын, учился во Франции и дома появлялся редко. Младшая дочь, поздняя, еще старшеклассница…

Денис пристально разглядывал свой объект.

В заведении было человек двадцать, поэтому депутат стоял у входа в нерешительности и озирался по сторонам. Денис помахал рукой. Тот заметил и направился к угловому столику.

— Здравствуйте, Федор Александрович, — парень встал, расплылся в дружелюбной улыбке и подал руку подошедшему. — Большое спасибо, что пришли. Выпьете, может, покушаете. Я — Денис…

— Молодой человек, — сказал Круглов, слабо пожимая протянутую руку и садясь на стул. — Вчера мне позвонил Георгий Васильевич и настоятельно попросил меня встретиться с Вами. Я глубоко уважаю его как одного из лучших людей и "Партии территорий", члена Политсовета и просто хорошего честного человека. Поэтому я готов с вами поговорить. Но, хочу предупредить вас: у меня мало времени. Так что излагайте, пожалуйста, покороче. Я вас слушаю. Какие у вас проблемы?

Денис ухмыльнулся и залпом выпил рюмку водки.

"Еще один хозяин жизни, — думал он, глядя на депутата. — Сколько же вас в этой многострадальной стране".

— Федор Александрович, — спокойно, уверенно и подчеркнуто медленно начал оперативник. — С самого начала нашего разговора я хотел бы избежать двусмысленностей. Вы, как я вижу, не за того меня приняли. Что, впрочем, совсем не удивительно… Я пришел к вам не за помощью, а для обсуждения крайне важного для Вас и для меня дела. Дела, которое может внести в Вашу жизнь существенную корректировку.

— Даже так? — сыронизировал собеседник.

Видно было, что он сильно удивлен таким поворотом дела.

— Я бы не советовал Вам воспринимать нашу беседу так весело, — Денис одарил депутата тяжелым и несколько надменным взглядом, от которого тот немного сник. — Я сейчас произнесу небольшую речь, господин Круглов. А Вы ее послушайте. Ничего не отвечайте. Иначе Вы можете подумать, что наш разговор записывается, и замкнетесь, поспешно и неверно оценив ситуацию.

Депутат начинал злиться. Лицо немного покраснело, губы сжались, взгляд стал недружелюбным.

"Ничего, побесись… Это даже полезно", — наслаждался зрелищем оперативник.

— Итак, Федор Александрович. Я давно за Вами наблюдаю, и убежден в том, что Вы — именно тот человек, который нам необходим, — Денис положил в рот вареник и долго его пережевывал. — Нет, не подумайте. Я не собираюсь Вас вербовать. Георгий Васильевич не стал бы Вас так подставлять, не правда ли?

— Что происходит? Кто Вы? — депутат непонимающе посмотрел на оперативника, налил себе водки, но пить не стал.

— Я — уполномоченный Высшего революционного Совета Краинского народного фронта, — отрекомендовался Денис.

— Какого фронта? — переспросил мужчина, слегка наклонившись вперед.

— Краинского народного фронта, — повторил оперативник. — Понимаю, Вы о нас ничего не слышали…

— Какой-нибудь новый политический проект? — брезгливо сморщился депутат. — Хотите мне о нем рассказать?

— Вы опять не за того меня приняли, — вздохнул Денис. — Я боюсь, так мы потеряем много времени. Поэтому я попытаюсь быть кратким. Краинский народный фронт — это глубоко законспирированная подпольная организация, основу которой составляет ее боевое крыло. И цель, которую мы перед собой ставим — вполне конкретная. Создание на территории центральных и восточных областей Краины независимой республики, которая будет находиться в самом тесном контакте с Россией и со временем присоединится к союзу России и Билоруси.

— Вот как? — посерьезнел Федор Александрович. — И как же вы собираетесь этого добиться?

— Путем вооруженного восстания, — беззаботно ответил оперативник, пригубив апельсиновый сок из стакана. — Мы располагаем очень значительными финансовыми средствами. Мы вербуем боевиков, создаем из них народные дружины и затем свергаем существующее шпионское "желтое" правительство. Такая работа ведется везде, не только в Кировогорске. После этого мы обратимся к России с просьбой о защите, и она введет на подконтрольные нам территории свои войска.

Круглов медленно вытащил из кармана пачку сигарет.

— Здесь не курят, — дружелюбно сообщил Денис.

Депутат, не обратив на эти слова никакого внимания, закурил. Официантка, немного поколебавшись, решила не связываться с представительным мужчиной и тут же поставила на столик стеклянную пепельницу.

— С чего это Вы так уверены? — наконец, промолвил Федор Александрович.

— В чем? — все так же беззаботно спросил оперативник. — В том, что мы победим, или в том, что русские нам помогут?

— И в том, и в другом, — процедил депутат.

— Поверьте мне, Федор Александрович, — Денис налил себе еще водки. — Мы победим, и русские придут. Я это знаю. Этот вопрос решен… Я Вы что думали? — Он весело хохотнул. — Мы будем ждать милостей от природы? Нет, уважаемый. Мы, патриоты своей родины, активные ее граждане, решили взять судьбу страны в свои руки. Раз уж так получилось, что сейчас эта судьба находится во вражеских руках.

— Мы — это кто? — Круглов смотрел на парня так, будто пытался проникнуть в его сознание, просверлив при этом взглядом дырку в его черепе.

— Офицеры, ученые, студенты, политики, рабочие… Все, кто не хочет быть простым созерцателем происходящего. Те, кто считает, что может что-то изменить, и при этом не боится активных и агрессивных действий. Поверьте, Федор Александрович, нас немало, и мы — сильнее, чем Вы думаете…

— Ну так если вы способные решить все вопросы, чего же Вы хотите от меня? — мужчина выпустил из носа мощные клубы табачного дыма.

В сочетании с раскрасневшейся физиономией и недобрым взглядом он стал походить на огнедышащего дракона из какой-нибудь сказки.

— Ничего особенного, — ответил оперативник. — После победы нашей революции вы предлагаем Вам войти в состав Кировогорского Революционного Совета, который, в свою очередь, будет подчиняться Высшему Ревсовету в Кияне. В него войдут представители как Краинского народного фронта, так и политических сил, дружественно настроенных по отношению к России.

— И какие же это силы?

— Основных — две. "Партия территорий" и коммунисты. Мы не против участия социалистов, но упрашивать их не будем. Кроме того, в формировании новых органов власти, безусловно, примут участие и представители более мелких пророссийских политических сил, не представленных сейчас в парламенте. Типа "ветровцев"…

— Как интересно… — покачал головой депутат. — И кто же, позвольте полюбопытствовать, в Кировогорске кроме меня удостоился такой чести?

— Никто, — коротко ответил Денис.

— Вот как?

— Да, именно так. Понимаете ли, Федор Александрович, как я вам уже объяснил, наша организация законспирирована. Любая утечка информации об ее деятельности нежелательна. Подумайте сами… Если я буду разговаривать на такие темы с каждым депутатом, что получится?

— Но если Вы не будете с ними разговаривать, как же Вы планируете привлечь их на свою сторону?

— Я и не планирую, — спокойно ответил оперативник. — Это сделаете Вы.

— Я? — искренне удивился Круглов. — Почему я? И с чего Вы взяли, что меня послушают?

— Во-первых, почему Вы… — Денис вновь принялся за еду. — Да просто потому, что Вы — наиболее подходящий кандидат для этой работы. Вы здесь давно, Вас все знают, некоторые даже уважают. Что удивительно, учитывая то, как люди относятся к политикам. Хотя, Вы ведь и не политик, по большому счету, а скорее бизнесмен, не так ли?

Депутат потушил сигарету, оставив вопрос Дениса без ответа.

— А во-вторых: послушают ли они Вас? Я думаю, что какая-то часть обязательно послушает. Тем более что я не прошу Вас заранее вести с ними какие-либо предварительные переговоры. Вы будете разговаривать с ними после победы восстания. Так сказать, с позиции силы, имея в руках реальную власть. И вот когда они поймут, что революция реально победила — потянутся к Вам стройными рядами. Да что я Вам рассказываю… Вы ведь лучше меня своих коллег знаете.

— Мне, наверное, следует сказать спасибо, что Георгий Васильевич из всей нашей кировогорской братии отобрал именно меня, — усмехнулся Федор Александрович.

— Это я Вас отобрал, — отрезал оперативник. — А затем попросил Георгия Васильевича нас связать.

Депутат смешался. Видно было, что он потерял уверенность в себе и теперь окончательно превратился в "ведомого". Эта роль была для него непривычной, и чувствовал он себя очень некомфортно.

— Предложение, которое я сделал — для Вас беспроигрышное, — продолжил Денис. — Посудите сами! Что Вы теряете? Даже если наш разговор записывался, Вы не сказали мне ни одного компрометирующего Вашу персону слова. В случае чего, Вы всегда сможете заявить, что приняли меня за шутника-журналиста или провокатора, и не посчитали нужным далее обращать внимание на такой дешевый спектакль.

Круглов пристально смотрел на собеседника, сохраняя молчание.

— Вы, конечно, можете пойти в СБК, — Денис развел руками. — Но, если Вы спокойно обдумаете этот вариант, то неизбежно придете к выводу о том, что это просто смешно. Что Вы им скажете? Что какой-то пацан предлагал Вам участие в антиконституционном мятеже? Вам поднимут на смех. Еще и скажут, что Вы просто захотели пропиариться, доказывая свою преданность "независимой Краине". Позору не оберешься… После такого дешевого шоу Вы с успехом сможете танцевать чечетку в кабаках. Если попытаетесь что-либо выяснить насчет меня у Григория Васильевича, он плюнет Вам в лицо и скажет, что понятия не имеет, о чем Вы, что просто попросил устроить протекцию знакомому своего дальнего знакомого по поводу работы. Так что, как ни крути, никакой пользы от таких действий Вы не получите. Одни неприятности… А вот когда мы придем к власти, у Вас будут серьезные неприятности.

— Вы мне угрожаете? — нарушил молчание депутат.

— Я не угрожаю, я обещаю, — принял вызов Денис. — Впрочем, я уверен, что Вы так не поступите. Мне ведь от вас ничего, по сути, не нужно. Я не требую у Вас никаких расписок, даже устного согласия. Подумайте. Вам — везде сплошная выгода. Если наше дело победит, Вы станете членом Кировогорского Революционного Совета, затем — губернатором. Если нет — Вы скажете, что никогда не давали согласия ни на какое сотрудничество, станете отрицать свое любое участие в подготовке восстания. Тем более что это — чистая правда. Вы действительно ни в чем не участвуете. А поскольку доказательств против Вас нет никаких — выйдете сухим из воды. Подумайте, в этой игре все козыри в Ваших руках.

Круглов вновь усмехнулся, но настроение его в целом существенно изменилось. Теперь он с плохо скрываемым интересом внимал каждому сказанному слову.

— Вы знаете, Федор Александрович, я далек от того, чтобы считать Вас идейным борцом, — заявил Денис. — В этом смысле Вы, "территориалы", как две капли воды похожи на "БОТ-овцев". Вы — партии бизнесменов, предпринимателей, людей дела, а не говорунов типа коммунистов или "нашекраинцев". Вы мне импонируете. Люблю общаться с деловыми людьми. С ними проще. Они всегда знают, чего хотят, и не расходуют энергию на пустой треп.

— Я должен считать это комплементом? — скромно поинтересовался депутат.

— Как Вам будет угодно… Я просто хотел обратить Ваше внимание на еще один аспект обсуждаемой проблемы. В новом государстве, как Вы, наверное, догадываетесь, будет происходить передел сфер влияния. Наши враги многое потеряют, а наши друзья не только сохранят уже имеющееся, но и будут иметь все шансы расширить свои, так сказать, "горизонты". Вы ведь понимаете, о чем я?

"Понимаешь, еще как понимаешь…" — Денис хитро улыбался и смотрел на собеседника.

Тот никак не отреагировал на сказанное.

— Вы, кажется, говорили, что у Вас мало времени? — Денис выпил еще рюмку. — Поэтому давайте заканчивать нашу теплую дружескую беседу. Вы гипотетически могли бы задать мне один вопрос. Вы его не задаете, но, повторяю, гипотетически могли бы его задать. "Что от меня требуется?" На поставленный мною самому себе вопрос я отвечаю: ровным счетом ничего. Просто в спокойной обстановке обдумать мое предложение и ждать, занимаясь своими делами. А кода придет время, Вы примете решение, исходя из конкретной обстановки.

Пухлая официантка в белоснежной блузке положила на столик счет и забрала грязную посуду.

— И последний вопрос, который я хотел бы прояснить, — сказал оперативник. — Вы, должно быть, задаетесь еще одним важным вопросом: "Насколько сильно я ему нужен?" Отвечу Вам предельно откровенно, Федор Александрович: нужны. Ваше участие в деле существенно поможет нам в смысле придания новой власти большей легитимности. Вы — старый партиец, пользующийся авторитетом здесь и уважением в "центре". Вас знают люди. Вы действительно способны убедить часть местных депутатов от "Партии территорий" и коммунистов войти в состав новых органов государственной власти. Но не преувеличивайте свою значимость, Федор Александрович, — Денис наклонился ближе к собеседнику. — Вы, конечно, сильная фигура, но Вы — такой не один. Есть и другие люди… Вы, взрослый и умудренный жизненным опытом человек. Не мне Вам объяснять справедливость народной мудрости: "Свято место пусто не бывает". Не согласитесь — поставим других. А Вы прекрасно понимаете, что такие люди найдутся.

По телевизору начался выпуск новостей.

"Сегодня Кабинет Министров на своем внеочередном заседании рассмотрел комплекс вопросов, связанных с подготовкой к заседанию межправительственного краино-российского комитета по экономическому сотрудничеству, которое состоится двадцать девятого апреля в Москве", — вещал диктор.

— Конечно, в случае отказа по отношению к Вам не будут применяться никакие репрессивные меры. Но и на преференции в новом государстве не рассчитывайте. Еще раз подчеркну, Федор Александрович, — Денис свободно откинулся на стуле. — Я не за помощью к Вам пришел. Мне от Вас ничего не надо. У нас достаточно сил и средств. Я предлагаю Вам взаимовыгодное сотрудничество. Как говорится — "Nothing personal — just business".

На экране мелькали кадры с видами центральных улиц Кияна и зданий высших государственных учреждений.

— Кстати! — Денис постучал пальцами по лежащей слева от него на столике книге. — Читаю сейчас интереснейшую работу по истории Гражданской войны в России. Вы, например, знали о том, что участники первого кубанского "Ледяного похода" Добровольческой армии носили специальный отличительный знак? Такие солдаты и офицеры пользовались в армии особым уважением и имели негласное преимущество при назначении на должности перед теми, кто пришел в "Белое движение" позже. Вот ведь как, Федор Александрович, — оперативник цокнул языком, — "старые борцы", стоящие у истоков борьбы, всегда ценятся выше, чем те, кто к ней присоединился после того, как движение набрало силу. В этом присутствует некая жизненная справедливость, Вы не находите?

Депутат с минуту сидел, изучая взглядом оперативника, затем выпил, наконец, свою водку, молча встал и вышел из кафе.

28.04.2009. Россия, Москва. Лубянская пл. 10:35

— Что там по Бессарабии?

Мужчина в старомодных очках, сидящий в глубоком кожаном кресле за огромным письменным столом, крышка которого была обита зеленым сукном, не отрывал взгляда от бумаг, лежащих перед ним. На вид ему было лет шестьдесят, но его смело можно было отнести к тем людям, о которых говорят, что выглядят они в свои годы "вполне на уровне". Темный шерстяной костюм был шит явно на заказ у хорошего мастера, да и галстук говорил о том, что вкус в одежде у его хозяина имеется.

Под стать ему был и собеседник. На вид он был несколько моложе, однако видно было, что на гардероб так же средств не жалел. Мужчина сидел, держа спину ровно, положив руки на стол для совещаний, приставленный к большому столу вплотную, тем самым как бы образуя букву "Т".

— В общем и целом — нормально. Сработали уверенно, на опережение. Вскрыли сеть. Устранили значительную часть командного состава. Поэтому, когда дошло до дела, организовать они толком ничего не смогли. Вся операция переросла в обычный погром. Ну, наши работники, конечно, на площади поработали… В общем, я уверен, им там долго еще ничего серьезного организовать не удастся. Хотя есть и недочеты.

Докладчик сделал длинную паузу.

— Я слушаю, слушаю… — проронил директор все тем же ровным, не выражающим никаких эмоций голосом, не отрываясь от изучения бумаг.

— Не удалось полностью зачистить территорию. Некоторым полевым командирам удалось уйти за кордон. Обидно, что наши демократические друзья сумели спасти одну из главных фигур…

— Ааа? Опять Наташка от вас ушла? — директор вдруг повеселел. Он откинулся в кресле, сложил руки на груди и несколько секунд смотрел на докладчика, улыбаясь по все зубы. — Вот же курва скользкая! Слушай, Олег Владимирович, ну разберись ты уже с этим… Еще два года назад вопрос ведь возник. А то я могу подумать, что ты на нее запал!

— Да ну, товарищ директор, — докладчик едва заметно махнул ладонью, — шутки шутить изволите. Да ей, собственно, никто особо пока и не занимался по-серьезному. А то, что везучая — это да. Вы ж знаете, есть такие. Уж не знаю, какая сила их хранит… Ничего, достанем.

— Ладно, это все, так сказать, текучка… — директор тяжело встал, подошел к окну и долго смотрел куда-то в пустоту.

Докладчик, проработавший вместе с директором столько лет, что это казалось не совсем правдоподобным даже им самим, знал эту особенность поведения начальника: то иногда "зависал" на несколько минут, именно так характеризовал это состояние Олег Владимирович. Это происходило тогда, когда директору было необходимо полностью отвлечься от важных мыслей, занимающих голову, для того, чтобы сосредоточиться на чем-то, еще более существенном. Из этой особенности логически вытекало то, что сейчас директор начнет с ним какой-то чрезвычайно важный, не имеющий связи с "текучкой", разговор. Поэтому докладчик не спеша закрыл красную папку с документами, развернулся на кресле в сторону директора и стал ждать.

— Как обстоят дела с проектом "Троя"?

"Все-таки опыт — великая штука", — подумал про себя докладчик.

— Все в порядке, товарищ директор, — вслух ответил он. — Как я Вам и докладывал, первый этап проекта, включающий в себя подготовку работников, был проведен успешно и закончен в ноябре, после чего они сразу были направлены на местность. 24 ноября Вы санкционировали начало второго этапа проекта, который включает в себя первичную подготовку. Некоторые работники уже доложили о готовности, но крайним сроком у них стоит конец мая…

— Если я не ошибаюсь, на третьем этапе ваши работники должны провести вторичную подготовку и доложить о готовности к четвертому и заключительному этапу? — не то спрашивая, не то просто беседуя вполголоса сам с собой проговорил директор, который оторвался от окна и теперь прохаживался по кабинету "а-ля Сталин".

— Так точно, товарищ директор, — на всякий случай ответил докладчик.

Директор остановился и начал внимательно разглядывать носки своих туфель. Касалось, это занятие являлось для него самым важным делом в жизни, и не было на этой грешной планете для него ничего важнее, чем эти черные, лакированные, пошитые по специальному заказу у одного старого знакомого мадридского мастера туфли.

— Приказываю начать третий этап проекта "Троя", — вдруг четко произнес директор.

Докладчик медленно встал, рефлекторно взял красную папку сто стола, и выжидающе уставился на директора, явно ожидая окончания фразы. Директор медленно подошел к столу, налил себе чуть меньше половины стакана воды, залпом выпил, взглянул на собеседника и добавил. — На выполнение третьего этапа даю три месяца. Насколько мне не изменяет память, а она мне пока не изменяет, согласно Вашему проекту этого срока должно быть достаточно. О ходе операции докладывать мне лично раз в три дня в это же время, через месяц — раз в два дня, с июля — ежедневно. Общее руководство остается за тобой, оперативное — за полковником Баграмовым.

— Я, конечно, понимаю, это не мое дело, товарищ директор, но позвольте поинтересоваться: хозяин в курсе? — тихо спросил докладчик.

— А что? — ухмыльнулся директор, — Если бы был не в курсе?

— Да нет, ничего… Вы же знаете, мне Вашего приказа более чем достаточно. Даже не знаю, зачем спросил… Дело то, сами понимаете, серьезное. Третий этап — это уже, во-первых, серьезные финансовые затраты, а во-вторых, риск…

— В курсе, в курсе… — примирительно бросил директор, — Не то чтобы, как говорится, в детали вникал, но в общих чертах в курсе. Идея ему понравилась изначально. Ты ведь понимаешь, я не стал бы тебе отдавать такой приказ просто так, для развлечения, или для того, чтобы иметь козыри в рукаве. — Директор в упор посмотрел на докладчика. — Дела-то для нас сейчас идут хорошо, даже слишком хорошо, не сглазить бы, — он постучал три раза по крышке стола. — Все в мире разболталось, и никто не в курсе, когда эта свистопляска кончится. Другого такого случая может и не представиться. Так что, скорее всего, будем работать. Понял, генерал?

— Понял, товарищ директор.

— Что же до риска… Вот и проверим, насколько проект жизнеспособен. Приказы по поводу финансового и технического обеспечения твоей работы мною уже даны. Где что взять, сам разберешься, не маленький. Вопросы есть?

— Никак нет. Разрешите выполнять? — докладчик вытянулся.

Вся его фигура в этот момент излучала силу, уверенность и решительность.

— Выполняйте, — ответил директор, усаживаясь в кресло и провожая взглядом уходящего.

Затем он посмотрел еще немного на тихо закрывшуюся за посетителем створку двери и опять углубился в чтение бумаг.

29.04.2009. 11:03

— Привет.

— Здравствуй. Чем занимаешься?

— Да так. Работаю по одному персонажу. Подцепить его хочу на крючок.

— Нужная личность?

— Да не то, чтобы особо… Так, "тюремщик" один, со склонностью к картам, водке и дешевым проституткам. Тут же изолятор с колонией. Прямо в черте города. Надо будет решать что-то. У нас, в принципе, уже один есть…

— Я читал. Их оперчасти зоны, кажется. Чуть ли не добровольно пошел на сотрудничество.

— Ну, добровольно — не добровольно… Но сразу согласился. А ты чего звонишь то? Вроде, общались на днях. Случилось чего?

— Случилось.

— Ну… И чего молчишь?

— Начинай "третий"…

— Врешь.

— А ты как будто бы испугался даже… Чего голос-то задрожал?

— Да ничего…

— Не думал, что пойдет так все далеко?

— Да, если честно… Ты прав, в общем… Не то, чтобы не думал. Сильно сомневался. Хотя лучшего момента и не придумаешь. Когда еще такой будет. Обстановка в стране накалена. Не до кипения, правда, еще…

— А зачем нам кипение?

— Да я так… К слову. Значит — третий этап. С сегодняшнего дня?

— Именно. Приказываю начать третий этап операции "Троя". Официально.

— Есть.

— Первое. Получишь посылку. Деньги. Примерно через две недели. По тому же почтовому ящику. Второе. В три дня — мне отчет по первичной агентуре. Еще один.

— Есть.

— Третье. Приказываю начать работу по вербовке вторичной агентуры. Необходимо развить в этом направлении самую кипучую деятельность. Все серьезно, Аякс. Все очень серьезно. Операция будет доведена до конца.

— Я понял.

— Именно в таком духе ты и должен настроить свою группу. Отката назад не будет — и точка. Готовьтесь идти до победного… Затем вас всех и готовили. Четвертое: убедись лично, добросовестно ли проведена работа по подготовке места для груза. Слышишь. Не твои подчиненные, а ты лично!

— Я понял!

— Молодец. Слушай дальше…

29.04.2009. Россия, г. Анапа. ул. Терская. 11:08

— Слушай дальше… Заедешь на Заводскую, где "Анапагражданпроект", знаешь?

— Это на перекрестке с Гребенской, что ли?

— Точно. Подъедешь, позвонишь вот по этому телефону, — Толик подал бригадиру визитную карточку. — Выйдет человек — передашь ему вот этот конверт.

— А что тут?

— Тебя оно волнует? — раздражался заместитель.

— Ну а вдруг там деньги? — набычился бригадир.

— Да хоть бы и деньги. Конверт все равно запечатан.

— Ладно, ладно, — примирительно помахал ладонью мужик. — Чего будем делать с аппаратом на "роснефтевской" заправке?

— А чего там? — испуганно отпрянул Толик.

— Так я ж Андрею Сергеевичу с утра говорил. Звонили. Говорят — сломался. Ну, не то, чтобы совсем. Не "фурычит" на полную мощность…

— Фирма "Южный ветер", здравствуйте, — ответила на звонок Яна.

— Где вторая бригада? — раздраженно бросил заместитель.

— Так где… На Горной, в двадцать первой школе. Помните? Аппараты в кабинет директора и Учительскую….

— Ах, да… — немного сбавил обороты Толик. — Ты пойми, Саныч, — он взял его под локоть и как бы отвел в сторону от Яны, хотя, учитывая размеры помещения, никакой практической необходимости в этом не было, — Андрей Сергеевич, он — с дыркой в голове. Ты ему сказал — он забыл тут же. Ему можно — он хозяин. Свое всегда получит. А вот мы с тобой, что заработаем — то и возьмем. Понимаешь?

— Да к чего ж непонятного…

— Так вот ты и усвой на будущее. Обо всех таких вот вещах ты говори мне. Ему тоже можешь, но мне — обязательно. Понял?

— Ага, — покивал головой бригадир.

— Твои сейчас на "Фортуне"?

— Да. И нам там работы еще на два дня…

— Я знаю. — Толик почесал затылок в задумчивости. — Ты вот что. Ты позвони Серому и скажи, чтобы они, как закончат, аппарат на "Роснефти" кровь из носа заменили, понял? Пусть даже если надо после работы задержатся.

— Понял.

— Нам такого клиента упускать нельзя. Наоборот, нужно зарекомендовать себя с самой положительной стороны. Это ж наш с тобой хлеб. Подружимся с ними — можно надеяться на заказы в будущем.

— Хорошо, поговорю, — пообещал тот.

— Давай, Саныч, действуй. — Толик хлопнул по плечу бригадира и присел на диван.

— Ты чего? — Яна что-то записывала в ежедневник директора.

— Да утро сегодня сумасшедшее какое-то, — пожаловался заместитель. — Андрюха-то здесь?

— Ага. С утра. Еще до меня пришел, и просил, чтобы его никто не беспокоил. И даже ты.

— Даже я? — удивился Толик.

— Особенно ты.

— Это он так сказал?

— Это я от себя добавила, — похвасталась Яна, смерив заместителя ехидным взглядом.

Дверь кабинета директора открылась, и оттуда вышел Андрей. Вид он имел усталый, даже слегка помято-красноглазый.

— Здорово, — он лениво протянул руку другу.

— Здорово. — Толик пожал протянутую ладонь. — Ты чего выглядишь, как будто по тебе танк проехал?

— Да что-то спал плохо, — пожаловался директор. — Ты голодный?

— А что?

— Пошли поедим, что ли? Я уже забыл, когда ел последний раз.

— Ну пошли… — Заместитель поднялся и побрел за Андреем. — Ты как будто на автопилоте.

— Говорю же, спал плохо, — опять промямлил тот.

Друзья в развалку поднялись по лестнице и вышли на улицу. Директор достал пачку "Парламента" и начал медленно ее распаковывать, оглядываясь по сторонам.

— Ты чего мне про "Роснефть" не сказал ничего? — толкнул его в плечо Толик. — Шутки тебе что ли?

— А… Извини, из головы вылетело…

Директор достал из пачки сигарету и закурил.

— Из головы вылетело? — опешил друг. — Да как это может из головы вылететь? Сам же неделю назад мне расписывал, как этот заказ важен! Распинался, что мы себя проявить должны… Про перспективного заказчика…

— Не ругайся, — спокойно попросил Андрей. — У меня тут несколько дней сложных было… Я тут отъеду на несколько дней.

— Отъедешь? — переспросил Толик. — Куда?

— В Москву. Надо по делам. В партнерами кое-что "порешать". Так что ты за главного остаешься.

— А когда едешь-то?

— Да завтра и полечу.

— Ну ладно… — Заместитель пожал плечами. — Надо так надо. Так ты на сколько?

— Не знаю! — вспылил вдруг Андрей, выкинув недокуренную сигарету.

Проходящая мимо женщина испуганно отпрянула в сторону.

— Че ты пристал как банный лист? Позвоню, сообщу… — цедил сквозь зубы директор.

— Да мне то что! — ощетинился Толик. — Хоть поселись там. Зарплату людям кто выдавать будет? Ты же деньги распределяешь.

— Да, точно… — "осадил" директор. — Зарплата… Я и забыл… Ну так ты и распределишь.

— Я? Это за что такое доверие?

— Да не обижайся ты. — Андрей положил другу руку на плечо. — Просто дела у меня. Серьезно. Не до "текучки" сейчас. Пойдем, поедим. Добрее станем…

30.04.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Новороссийская. 19:28

— А где пацаны-то? — спросил Червонец, поворачивая ключ в замке зажигания.

Темно-желтая симпатичная фигурка собачки на панели по инерции продолжала кивать головой.

— Через полчаса подъедут, — ответил командир.

Толик еле заметно кивнул и с подозрением посмотрел на Дениса, ни с того, ни с сего севшего к нему в машину, чего он никогда не делал, даже когда увидел его "Мерс" в первый раз. Да и ужинать вместе они сегодня не планировали. У каждого были свои планы. И вот. Позвонил, сначала предложил вместе поужинать. А в ответ на вялые "отмазки" категорически приказал "прибыть". Сомнений быть не могло: что-то произошло за последние пару дней, с того момента, когда они последний раз виделись.

— А чего тогда ты мне сказал в половине приезжать? — издалека закинул удочку Червонец.

— Разговор потому что есть, — отрезал командир, с неудовольствием разглядывая надетый на Толике недавно купленный за целых восемьсот местных рублей модный цветастый батник.

Сам он был одет в обычную хлопковую салатового цвета рубашку с джинсами и легкую серую ветровку.

— Со мной? — от удивления Червонец широко открыл свои синие с зеленоватым отливом глаза и уставился на командира. — Только со мной? Без пацанов?

— Да. Именно только с тобой и без пацанов, — подтвердил Денис, отведя взгляд и уставившись в окно.

— Случилось чего? — Вот теперь Толик был обеспокоен всерьез. — С тех пор, как мы тут работаем, ты никогда не говорил со мной отдельно от группы.

— Они решились продолжать…

Денис повернулся и вновь посмотрел на товарища.

— Да? — глупо спросил Червонец.

В салоне повисла пауза. Командир внимательно наблюдал за реакцией оперативника. Он не знал точно, какие эмоции хотел бы прочитать на его лице. Но вот что он знал на сто процентов, так это то, чего бы он там увидеть не хотел. Не страх, нет. Страх — это нормально. И не удивление. Не порыв энтузиазма. Все это — не то.

Растерянности! Вот чего не должно быть. Четкое и твердое осознание того, что уже сделано и что предстоит сделать — это главное. Так думал командир. Он должен был знать многое о своих подчиненных. И он честно старался следовать этому правилу. И он должен был быть уверенным в том, что каждый из них пойдет до конца. Без рассуждений, сомнений, растерянности.

Вот этой самой растерянности командир и не увидел. Червонец несколько секунд переваривал информацию, затем глубоко вздохнул и изрек:

— Понятно.

— Понятно? — переспросил Денис.

— Ну да, понятно, — спокойно подтвердил тот.

— И это все, что ты мне можешь сказать? — не унимался командир. — Понятно? А ты хоть понимаешь, что все это значит?

— Ага, — кивнул Червонец. — Нас с тобой в одном инкубаторе обучали. Забыл, что ли?

— Я-то не забыл. — Денис не повышал голос.

Он не нервничал. Однако такое ледяное спокойствие подчиненного показалось ему любопытным.

— Просто удивляюсь твоей уравновешенности. Ты что, смерти не боишься совсем? Ведь если провалимся — шлепнут. Или остаток жизни проведем за решеткой.

— Ты чего, командир, — усмехнулся Червонец. — На философию потянуло? А чем мы тут по-твоему уже полгода занимаемся? Да нас уже сегодня можно сажать пожизненно за то, что мы тут нагородили! Шпионаж чистой воды. Причем при желании даже доказуемый в суде.

— Что верно-то верно… — Денис опять задумчиво уставился в окно. — А как ты думаешь, — задумчиво продолжил он через полминуты, не поворачиваясь к товарищу, — почему они все-таки решились?

— Трудно сказать. — Толик пальцами отбивал на руле какой-то ритм и смотрел через лобовое стекло рассеянным взглядом. — У них, не забывай, информации побольше нашей будет. В конце концов, какая нам разница? Решили и решили. Мы сюда для этого и приехали.

Денис коротко рассмеялся и посмотрел на товарища.

— Ты ведь заместитель мой. — Он по-дружески хлопнул Толик по плечу. — Пойми, мне была очень важна твоя реакция. И я рад, что между нами царит такое взаимопонимание…

02.05.2009.

Вчера имел разговор с Ополченцем. Ему кое-что известно о ваших проделках. Но, насколько я могу судить, сведения отрывочные. Из них вряд ли можно сложить целую картину. Однако дальнейшие его действия в этом направлении считаю опасными. Он глуп, но настырен. На мой взгляд, необходимо как можно скорее дискредитировать Ополченца, заставив его переключить внимание на свою персону.

Согласен с Вами в том, что Римлянина нужно отправить в отпуск. С учетом предоставленных Вами сведений, очевидно, он может быть опасен для вашего дела. Необходимые действия мною уже предприняты.

Лесник

14.05.2009. Краина, Кировогорск. ул. К. Маркса. 21:44

… - Поймите одну простую вещь, Йозеф Карлович. Оккупант никогда не станет "желанным гостем в доме". Каков бы хорош это самый оккупант не был. Единственный способ покорить страну — это уничтожить национальное самосознание народа. Именно этого они и добиваются.

— И Вы считаете, что у них это получается?

— В том то и дело, что — нет. И не получится. По крайней мере, в ближайшие лет сто-двести. Кстати, многие из них искренне не понимают, почему местное население относится к ним враждебно. Ну, в самом деле… Среди американцев немало тех, которые свято верят в то, что они несут другим народам свободу и демократию. А когда в ответ в них стреляют, возникает естественная реакция — непонимание, озлобление, поиск врагов, которые во всем виноваты. И им помогают. Указывают пальцем на этих врагов. Мол, "это не народ с вами сражается, а лишь отдельные отщепенцы, экстремисты, фанатики"… Проблема Йозеф Карлович, в том, что даже если Вам удалось создать у себя в голове удобную Вам реальность, жизнь все равно расставит все на свои места. Ну-ка, попробуем так…

— Вы сегодня склонны атаковать, Денис Алексеевич… Но мне все эти Ваши теории претят… Это какой-то социал-дарвинизм. По-вашему, все всегда решает только грубая сила. И отношения между государствами тоже строятся на этом.

— А что, когда-либо, где-либо, в какие-либо времена на планете Земля было иначе?

— Да. История человечества — это череда сплошных войн и конфликтов. Тут трудно споить. Но ведь когда-нибудь должны наступить спокойные времена. Человечество должно же, наконец, научиться жить в мире!

— Должно, по идее… Только вот для построения такого мира потребуется пролить реки крови. Именно что реки, Йозеф Карлович. Такие потоки, которых человечество еще не знало.

— Почему?

— Это просто. Логическая цепочка примитивна до скуки.

— Ну, излагайте… А я попробую поспорить.

— Извольте. Для того, чтобы жить в мире, нужны общие правила. Так? Общие правила, которые признавались бы всеми государствами и народами.

— Очевидно.

— Вы как-то вяло обороняетесь сегодня. Боюсь — разгром не за горами. Так вот… Нужны общие правила… Но ведь для того, чтобы эти самые правила разработать, требуется консенсус. Так?

— Так.

— А для того, чтобы достичь консенсуса, необходимо, чтобы все участники процесса признавали определенный набор универсальных ценностей. Верно?

— Вне сомнения.

— А где Вы их возьмете, Йозеф Карлович?

— То есть как это "где я их возьму"? Они существуют. Более того, они признаны всем международным сообществом и прописаны в Уставе ООН. А если так, то, следовательно, государство, подписавшее эти документы, тем самым общий набор ценностей признает и берет на себя обязательства их соблюдать. Разве не так?

— Так-то оно так… Тогда ответьте мне на один вопрос. Если все так хорошо, почему же человечество и не думает объединяться?

— Я не говорил, что "все так хорошо"… Ценности признаются. Но многие признают их лишь на бумаге. Устав ООН повсеместно нарушается. Причем самыми "демократическими" странами. Думается, Денис Алексеевич, что у Вас — путаница с причинно-следственными связями. Проблема не в том, что закон плох, а в том, что он не выполняется.

— Ах, интеллигенты… Как мне приятно с Вами беседовать. Вы все какие-то такие, по-детски наивные, что ли… А Вам не приходило в голову, что этих самых ценностей нет вообще. Не существует в природе. А если некоторые из них и существуют, то их перечень ничтожно мал для того, чтобы послужить основой для объединения человечества?

— Отвергаю. Эти ценности есть. И они прописаны не только в государственных и международных документах. И родились они не в двадцатом веке. Ценности эти заложены в мировых религиях, в трудах ученых, философов древности и современности. В человеческой морали, если хотите…

— Так может — перечислите…

— Почему нет. Справедливость, правда, доброта, сострадание, свобода, права человека… Почему Вы смеетесь?

— Извините, Йозеф Карлович… Когда Вы сказали про свободу, я вспомнил один роман Ефраима Севелы. "Свобода начинается от ста тысяч долларов"… Так, кажется, выразился главный герой, еврей-эмигрант из Союза, живущий в штатах.

— Не разделяю Вашего веселья, Денис Алексеевич. По-моему, глупое и вредное утверждение…

— Быть может, быть может… Вот только и справедливость, и правда, и доброта, и что там Вы еще перечислили, представителями разных народов, больших и малых, разных стран и разных культур понимаются совершенно по-разному. Ваши так называемые общечеловеческие ценности — это как батончики, покрытые одинаковым слоем молочного шоколада. Только вот начинка у всех разная. Где-то нуга с лесными орехами, где-то — "птичье молоко", а где-то — дерьмо, пардон-с… Нет, Йозеф Карлович… Как не виляйте, как не крутитесь, Вам придется признать, что никаких общечеловеческих ценностей "де-факто" не существует. И не появится в обозримом будущем. А значит — что?

— Что?

— А значит, дорогой мой визави, Вам придется взять за основу какой-то определенный набор ценностей и попытаться привить его остальному человечеству.

— Ну а если и так? Никто ведь не говорит, что ценности эти надо обязательно нести "огнем и мечом". В этом-то и ошибка. Добро нельзя принести силой.

— Не спорю… А как же Вы собираетесь его принести?

— Убеждением. Примером тех обществ, которые уже достигли с помощью этих ценностей больших успехов.

— Да… Они достигли больших успехов. Вы знаете, Йозеф Карлович, вот Вы — человек неверующий. А я хоть и не "ортодоксальный" православный, но все же скорее верую, чем нет. Поэтому Вам будет трудно меня понять…

— Попытаюсь.

— Когда я смотрю на эти самые "успешные общества", мне иногда кажется, что члены этих обществ устраивают между собой какое-то соревнование. Кто же упадет ниже? Кто мерзостнее испоганит свое человеческое существо? Кто быстрее дойдет до уровня тупой скотины, ничего не соображающей и ничего не стремящейся знать, кроме своей кормушки и хлева, где ему тепло и спокойно? А на небесах дьявол показывает на людей пальцем и говорит Богу: "Посмотри, Отче. Это — твой народ. Твои дети, которым ты даровал Землю для того, чтобы они жили на ней в мире, растили хлеб, воспитывали детей и славили Тебя. Посмотри, во что они превратились! Посмотри, до какой мерзости они дошли! Они поклонились мамоне. Свою религию они превратили в цирк и шоу. Они научились оправдывать самые низкие пороки. Достойны ли они Твоего прощения?"

— Да Вы, батенька, поэт прямо… Не замечал раньше за Вами… Получите "вилочку".

— Это просто лирическое отступление. И "вилочка" Ваша, Йозеф Карлович, извините, гроша ломаного не стоит. Так значит, предлагаете в качестве универсального набора ценностей, так сказать, "Запад"?

— В общем, да… Вы правы, Денис Алексеевич. Западный мир, при всех своих успехах в построении материального благополучия, совершенно упустил из виду свое, так сказать, внутреннее развитие. Но это — не новость. Такая проблема признается и, собственно, западными мыслителями. Но, согласитесь, такое положение дел вовсе не означает, что западные ценности следует отвергнуть сходу!

— А Вы, стало быть, хотите добавить моральное к материальному?

— Ну, если очень упрощенно — да. Почему бы и нет?

— Потому бы и нет, Йозеф Карлович. Именно потому "нет", что такая моральная деградация — не есть следствие какой-то "временно ошибочной" политики. Такое положение вещей есть закономерный результат ублюдочности самих основ, на которых стоит западная экономика и общество. А при Вашем подходе к распространению общих ценностей на все человечество космополитизм есть не что иное, как высшая форма шовинизма.

— Ну, уж Вы загнули! Кстати, о моральной деградации… Как Вам наш министр внутренних дел, господин Лоценков? Это же надо! Министр!

— Не просто министр. Не забывайте, он еще и лидер "Народного ополчения"! Уважаемой, так сказать, политической партии, имеющей представительство в Верховном Совете. Причем прошедшей в него в блоке с президентской "Нашей Краиной"! Со всех сторон — фигура достойная…

— Позор… Нажраться, извиняюсь, до свинского состояния в немецком аэропорту, подраться с полицейскими, загреметь в камеру… Министр внутренних дел, главный милиционер страны и — в "обезьяннике", словно какой-нибудь хулиган. И почему его до сих пор не сняли с должности?

— Ну, как же, Йозеф Карлович… Нельзя же быть таким наивным. Лоценков, хоть и в блоке с президентской партией, однако является человеком Оли. И это не особо скрывает, а скорее наоборот — всячески доказывает ей свою верность. А скоро — президентские выборы. Так что Тимощук его на съедение не отдаст. Ей милиция нужна позарез. Посудите сами — это ее единственный силовой ресурс. Армия, СБК, прокуратура, даже внутренние войска — все они подчиняются Ищенко. Нельзя же женщине совсем без защиты.

— Да, пожалуй, Вы правы…

— Так что снятия с должности нашего главного "Ополченца" и милиционера не предвидится. Но крылышки он себе испачкал порядочно. Теперь у него одна забота — как в кресле удержаться и Ольгу не разозлить… Конь на "Ф7", Йозеф Карлович… Сдавайтесь. И можно еще чайку? Мой совсем остыл…

15.05.2009. 11:16

— По поводу твоего полка… Я не могу тебя ничем утешить, Аякс.

— Все так плохо?

— Хорошего мало. Четвертый отдельный аэромобильный полк специального назначения. Двухбатальонного состава. Восемьсот шестьдесят четыре штатные единицы. Из них "срочников" — триста двенадцать. Остальные — офицеры и контрактники. Подчиняется Западному оперативному командованию. Авиационные средства — два стареньких "АН" из состава расформированной 224-й отдельной транспортной авиационной эскадрильи. Место их базирования — Киянская область. Так что, в этом смысле, считай, полк представляет собой обычную пехотную часть. Однако его "реальное", так сказать, а не декларируемое назначение лежит в другой плоскости…

— Вот как? Интересно…

— Ничего интересного. Все вполне банально и не ново… После победы революции "желтые", как и любая политическая сила, приход к власти которой является не совсем законным или, по крайней мере, вызывает множество вопросов в смысле легитимности, стали задумываться о будущем. Они, не будучи идиотами, отдавали себе отчет в том, что их поддержка на востоке и юге страны, либо не существенна, либо приближается к нулю. А ведь это, как тебе известно, те регионы, которые являются промышленно развитыми и приносят в государственный бюджет страны львиную долю доходов. Из этого факта они делали весьма логичный вывод о том, что отделение части этих территорий от центра, заметим, самых развитых территорий, может нанести всей краинской государственности смертельный удар. Иначе говоря, Краина не могла существовать как независимая страна без этих регионов.

— Что ж, логично…

— Абсолютно… Следуя той же несложной логической цепочке, "желтые" сделали вывод о том, что потерять эти территории Киян просто не может себе позволить. В культурно-ментальном плане они, может быть, были бы и рады их потерять, но только не в экономическом… Встал вопрос: как оградить себя от такой опасности? На кого опереться?

Было очевидно, что милиция в данном деле — не помощник. Она скорее представляла не государственные интересы, а региональные, поскольку набиралась из местных жителей и зачастую финансировалась региональными бизнес-кланами и организованными преступными группировками. Служба безопасности для выполнения таких задач была также категорически непригодна по причине своей крайней малочисленности. В отличие от своего аналога в России, она не обладала собственными крупными военными формированиями, за исключением каких-то малочисленных антитеррористических подразделений.

— Так-так…

— Очевидно, что такой сдерживающей силой могла стать только армия. Но и она на эту роль не подходила. Во-первых, в силу своего крайне плачевного общего состояния, а во-вторых, из-за проводимой министерством обороны призывной политики. Дело в том, что, как ты знаешь, армия Краины, в большинстве своем все еще состоящая из призывников, формируется, по сути, по территориальному принципу. Проще говоря, призывники из Донинска проходят службу, как правило, в Донинской области, одиситы в Одиской, кияне — в Киянской…

— Да-да-да… Я читал про это в краинской военной аналитике…

— Молодец, сын мой, хвалю. Так вот… Такой принцип формирования имеет для плюса. Во-первых, не требуются средства на переброску десятков тысяч призывников на большие расстояния, а во-вторых — снимаются многие вопросы по службе. И призывники спокойнее, когда рядом дом чувствуют, и родители не нервничают. Глядишь, подкормят отпрыска, навестят, приласкают. Вот он и не вешается… Благодать, одним словом. Но есть и очевидный минус…

— … и заключается он в том, что при таком положении дел воинские части фактически превращаются в своего рода "региональную национальную гвардию", состоящую из местных жителей с соответствующим отношением ко всему вокруг, в том числе, и к центральной власти…

— Умница, Аякс! И что же делать бедным "желтым"?

— Наверное, попытаться из кучи мусора выбрать что-нибудь полезное…

— Именно, мальчик мой, именно… Новые хозяева страны приняли, может быть, единственное верное за всю свою недолгую историю, решение. Из состава своих вооруженных сил они выбрали несколько наиболее боеспособных частей и небольших соединений — бригад. Род войск не имел никакого значения. Это могли быть пехотные, танковые, десантные или даже артиллерийские части.

— Я попытаюсь продолжить… "Желтые", исходя из своего критично маленького военного бюджета, стали финансировать и оснащать эти части по первому классу, даже в ущерб другим. Боле того, данные полки и бригады, в отличие от всей остальной армии, окончательно утрачивающей боеспособность, стали постепенно комплектоваться контрактниками.

— Не зря я, все-таки, сделал тебя командиром! Ты радуешь меня… Именно так они и действовали. Эти части они разместили, либо в областных центрах, либо рядом с ними. Их настоящая задача — не защищать Родину, а подавить возможный бунт. Я ведь говорил вам, что одной преданной и дисциплинированной воинской части вполне достаточно, чтобы расправиться с любым восстанием.

— Я помню…

— Это известно не только нам. Они это тоже знают. И ведут соответствующую работу. В этих, образно говоря, "гвардейских" частях исправно платится зарплата, солдаты, даже "срочники", хорошо питаются и носят красивую новую форму, офицерам дают жилье и, главное — ведется постоянная пропагандистская работа. Все это вкупе с регулярными тренировками, неплохим оснащением и весьма сносной внутренней дисциплиной делают эти части нашими грозными противниками.

— Порадовал…

— И, на закуску, ситуацию "цементирует" командование. Исходя из тех сведений, которыми с нами поделился Главразведупр, командир твоего полка и его первый зам — не просто "желтые", а убежденные националисты. В среде офицерского корпуса, особенно младших офицеров, преобладают антироссийские настроения…

— Поговорили — как дерьма поели… За похвалу спасибо, Учитель. Только ведь я — не волшебник.

— Не испорть о себе впечатление, Аякс. Ты — мальчик смышленый. Придумай что-нибудь по поводу этого полка. Доложишь черед неделю… И не расклеивайся: у некоторых на земле трехтысячные бригады стоят — и ничего…

— Кому такое счастье перепало, у тех, считай, русские промышленные города-"милионники" с тучными "стадами" озлобленных безработных русских и краинских парней. Потенциальных боевиков — хоть отбавляй…

— Не думай, что у всех все гладко, только ты один — "по колено в любви". Работай, и прекрати ныть. Сам знаешь: даже если тебя съели, есть, по крайней мере, два выхода…

— Знаю. Кстати, в понедельник выдали ордер на арест Турдинца.

— Ты мне новость что ли сообщаешь?

— А для тебя это новость?

— Не выделывайся. Что ты мне хотел сказать?

— Интересно, это Центр работает?

— А ты как думаешь?

— Тебе интересно мое мнение?

— Предположим, да. Хочу проверить, насколько ты владеешь исходными материалами. Ну, давай. Потренируй мозги!

— Изволь… Октавиан Юрьевич Турдинец. Первый "зам" Пейченко, начальник Главного управления Службы безопасности Краины по борьбе с организованной преступностью. Человек главы секретариата президента Ищенко Валоги. Начинал в милиции. Потом перешел в ГБ, работал начальником СБК Керпатской области. Имеет давние связи в криминальном мире. "Крышевал" контрабанду сигарет, мяса, электроники через Ублисский таможенный пост. Некоторые прямо обвиняют его в тесных связях с Керпатской ОПГ…

— Неплохо. Дальше…

— Вообще его головы требовали "БОТ-овцы" и часть "нашекраинцев". И понятно почему. Октавиан — человек президента, а не Ольги. И хотя сыграл на руку "БОТ-овцам", когда Ищенко разгонял парламент в две тысячи седьмом, они не могут простить ему наезд на "Нефтегаз" в начале марта. Ты, естественно, в курсе. Шуму тогда было немало, спецназ "Бетта" работал…

— Ага…

— Но вот какой тут наш интерес?

— И какой же?

— Во-первых, Турдинец — человек Ищенко. Не то, чтобы Ищенко даже. Валоги, скорее. А те, кто с Ищенко, нам — враги, так?

— Так-то он так. Да только если всех людей Ищенко убирать — никаких рук не хватит.

— Согласен. Остается предположить, что я не все знаю. Турдинец не из тех, кто политикой шибко интересуется. Так что вряд ли он целенаправленно против нас работал. А вот "в дурную" на что-нибудь наткнуться мог. Случайно. Такое очень даже и могло произойти. Все же — первый заместитель… Пришлось его убирать, причем быстро.

— Ну что ж. Сам понимаешь, ни подтвердить, ни опровергнуть твои догадки я не имею права. Помнишь правило: есть какую-то информацию можно не давать, ее не надо давать. А тебе эта информация ни к чему. Но скажу одно: ты меня радуешь.

19.05.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Ленина. 18:26

— …Необходимо признать, что дети "брежневской эпохи" до сих пор управляют Краиной. Смена элиты, приход к власти новых сил, не запятнанных сотрудничеством с коммунистами — вот одна из основных наших задач…

"Кировогорский Кибернетический колледж… Амбициозное название. Интересно, чем они здесь занимаются? Кибернетика, "шмибернетика"…".

Денис сидел в удобном бордовом кресле на предпоследнем ряду достаточно просторного актового зала и увлеченно собирал самолетик из агитационного листка, врученного ему позавчера на площади Хмельницкого каким-то высоченным и чрезвычайно худым сопляком с горящими глазами.

"Вторник, 19 мая в 17:30, Актовый зал Кировогорского Кибернетического колледжа. Ленина 41. Приглашаю Вас. Олег Пятнибок, глава Краинской организации националистов".

— Спасибо, молодой человек, — любезно поблагодарил агитатора Денис на краинском языке, на котором начинал разговаривать все лучше и лучше.

Тот почему-то не ответил.

Случай представился весьма кстати… Командир планировал лично заняться местными "КОН-овцами" несколько позднее. У него уже скопилась некоторая информация, добытая Кошаком еще в феврале-марте. Но, коли уж представилась возможность посмотреть на этих красавцев, что называется, "воочию", то почему бы и нет… Тем более что выступал сам глава КОН, всесильный и всеавторитетный господин Пятнибок.

В указанное на листке время Денис пошел в зал, видимо, недавно отремонтированный и поэтому весьма приятный на вид. Человек на пятьсот, не больше… Можно было предположить, что какой-нибудь, весьма вероятно, очень уважаемый, но самый обычный советский машиностроительный техникум, исправно готовивший в свое время высококвалифицированные рабочие кадры для советской промышленности и мутировавший затем в "Кибернетический колледж", не был рассчитан на большее количество учащихся.

Двое серьезных бойцов в черной форме КОН на входе раздавали посетителям газеты и брошюры. Протянули и Денису. Тот взял, учтиво поблагодарил молодого человека, поднялся наверх и устроился поудобнее. Людей в зале было человек триста пятьдесят, не больше. В основном молодежь. Однако, как обратил внимание оперативник, люди сидели в основной своей массе заинтересованные, не согнанные насильно…

— …Радикализм — это опасное слово, только для тех, что не понимает, что оно означает. Когда меня обвиняют в радикализме, я воспринимаю это как комплимент… — излагал с трибуны глава организации, эмоционально, на манер итальянцев, помогая своей речи жестами рук.

Лидер не был одер в форму КОНа. Отличный костюм сидел на нем как литой. Внешний вид вождя говорил о том, что он привык тщательно следить за своей внешностью.

"Аккуратно повязанный галстук, чисто выбрит, идеально уложенные волосы. Хоть сейчас в кино сниматься", — подмечал Денис.

"Краинская организация националистов", или сокращенно "КОН", привлекла внимание оперативника практически сразу с началом работы. Внимательно изучая эту проблему, Денис пришел к однозначному выводу о том, что данная организация представляет реальную опасность. Это его мнение было полностью поддержано Учителем. И вот почему…

КОН вела свою историю еще с 91-го года. Называлась она тогда "Социал-национальной партией Краины", имела в качестве эмблемы переделанную свастику и представляла из себя обычную околофашистскую малочисленную тусовку, возглавляемую вождем местного масштаба неким Андрюшиным. Подобные организации в тот период возникали в западных регионах Краины, как грибы после дождя, тем более что традиции национализма там традиционно были весьма сильны. Партия имела рейтинг примерно "ноль целых фиг десятых" процента.

На выборах в Верховный Совет в марте девяноста восьмого она получила ноль целых семнадцать сотых процента голосов избирателей. И это при том, что шла на выборы не самостоятельно, а в составе целого блока таких же карликовых "политических кружков", гордо именующих себя партиями.

Именно в этот период в организации стал набирать вес нынешний лидер КОНа Олег Пятнибок, единственный прошедший в парламент член партии. Этому сильному и талантливому молодому человеку организация была обязана своими нынешними успехами. На парламентских выборах в 2002-м Пятнибок снова был единственным членом организации, избранным в Верховный Совет. Правда, по одномандатному округу. Но все же…

— …Может быть потому, что у нас в степи и партизан было не очень много. А может быть потому, что случилась такая страшная история. В одном из сел так называемые партизаны, которые в тот день что-то праздновали, поймали и застрелили какого-то немца. Никакой тактической необходимости в этом не было. А немцы потом жестоко отомстили людям — расстреляли все село. Руками, то ли румынских, то ли калмыцких отрядов, которые им помогали. Партизанам, которые убили немца, потом прислали награды из Москвы. Но они тут потом больше не жили — люди им не забыли…

В 2004-м году произошло ровно то, что и должно было рано или поздно произойти: состоялся очередной партийный съезд, на котором окончательно утративший свой авторитет Андрюшин был смешен с поста руководителя организации. Его место предсказуемо занял Пятнибок, перспективный, умный и решительный политик. Он понимал то, чего не понимали не только националисты из других партий, он и многие "свои" товарищи. КОНу требовались реформы. Надо было отказываться от агрессивной риторики и символики. Требовалась смена имиджа. Необходимо было "помыться" и "причесаться", одеть белую рубашку, костюм, аккуратно повязать галстук и предстать перед обществом в совершенно новом свете. Идеи национализма требовалось обернуть в красивую обертку. От публичного оглашения некоторых положений программы надо было временно отказаться. До поры до времени. Пока не придем к власти…

Только так можно было рассчитывать на успех. Только так можно было прорваться к власти, убрать оттуда засевших там "жидов" и "москалей-кэгэбистов". Кодекс самурая "Бусидо" гласит: "Сражайся с мужчиной мужским оружием, а с женщиной — женским". Чтобы победить "жидомасонов", нужно было воевать с ними, используя их же оружие.

Партия преобразилась. Были исключены "непримиримые", кричащая свастика заменена на политкорректные три пальца, вытянутые вверх в виде трезубца, символизируя краинский герб. Риторика "КОН-овцев" стала более мягкой. Хотя упоминания о "жидах", "ляхах" и "москалях" то и дело проскальзывали в выступлениях партийных боссов. Да и вскинутые в нацистском приветствии руки с вытянутыми вперед тремя пальцами не оставляли сомнений в идеологических пристрастиях членов КОНа.

Тем не менее, проведенные реформы дали ожидаемый эффект. На мартовских выборах 2006-го КОН взяла уже ноль целых тридцать шесть сотых, заняв восемнадцатое место из сорока пяти партий, принимавших участие в политической гонке. Ерунда, конечно, но смотря с чем сравнивать…

Влияние партии росло как на дрожжах. На внеочередных и весьма спорных в смысле законности выборах в Верховный Совет в августе 2007-го КОН взяла уже ноль семьдесят шесть процента. При этом в Левицкой, Ивано-Ранковской, Тернской и Вольненской областях партия получила больше трех процентов, что позволяло ей сформировать в облсоветах свои фракции!

Это было только начало. Но уже сам факт наличия своих представителей в законодательных органах власти, пусть даже областных, был огромным успехом. Пятнибок поднял свой авторитет до небес. И неудивительно. Ему, по сути, удалось невозможное: поднять мелкую националистическую организацию до уровня политической силы всекраинского масштаба. Успех был очевиден.

Но дальше — больше. С подачи Пятнибока парламентские методы борьбы были признаны Центральным Советом КОН как основные. Очередной успех ждал националистов в Кияне, столице страны. На выборах мэра за Пятнибока проголосовало почти полтора процента избирателей. Он занял восьмое место среди семидесяти кандидатов. Восьмое! Как Вам это нравится? В столице страны, оккупированной "жидами" и недобитыми "москалями" самого что ни на есть поганого советского разлива!

Но сама КОН на досрочных выборах в горсовет вообще получила целых два процента. Подумать только! Еще каких-то пять лет назад "КОН-овцы" о таком и мечтать не могли. Конечно, набранные голоса не позволили преодолеть трехпроцентный барьер и сформировать в Киянском городском совете свою фракцию. Но по количеству голосов КОН обошла даже партию Президента Ищенко! Да-да, саму "Нашу Краину"! Обошел "Нашу Краину"! Еще в девяноста восьмом маленькая заштатная националистическая организация теперь обходит президентскую партию на муниципальных выборах в столице страны!

Но все эти достижения меркли по сравнению с тем, что произошло потом. На досрочных выборах в Тернский областной совет в этом году КОН получила тридцать четыре процента голосов, забрав тем самым пятьдесят из ста двадцати депутатских мандатов и фактически сосредоточив в своих руках законодательную власть в целой области.

Это была не просто победа. Это был прорыв. Впервые в истории независимой Краины о националистах заговорили как о реальной силе, способной тягаться в некоторых регионах страны на равных с "политическими тяжеловесами". Коллеги из ультраправого лагеря лопались от зависти. Остальные ненавидели. Причем не было до конца ясно, кто ненавидел "пятнибоковцев" больше: пророссийские партии или "желтые" силы.

— …Мой дед, который родом из села Петровки Досинского района, рассказал мне такую историю. Рядом с Петровкой — еще одно село. Пришли русские войска и убили всех до одного — старых и малых. А через несколько дней привезли туда эшелон людей — такое практиковалось. Потом, когда это уже было русское село, ночами приходили наши повстанцы и мстили на убитых краинцев. На войне, сказал дедушка, святых не бывает. К слову сказать, за рассказы про то страшное время можно было попасть на Соловки. Поэтому люди долгое время боялись вспоминать о прошлом. Поэтому много наших людей не знает правды, что тут делалось…

Денис был склонен думать, что все-таки "желтые". И причина здесь была проста: для "территориалов" и "коммунистов" КОН является абсолютно вражеской партией, отношения с которой абсолютно ясны. Они — враги, и делить им нечего. Человек, голосовавший однажды за "территориалов", никогда не проголосует за националистов, даже если будет сильно разочарован в Енаковиче. Ну, если конечно, это самый человек — не полный кретин, которому вообще наплевать на то, за кого голосовать. То же самое — и наоборот.

А вот "желтые" — совсем другое дело. Именно в их "электоральном поле" и "паслись" националисты. Именно их голоса и отбирали. Взять хотя бы знаменитые Тернские выборы, победные для КОНа. У кого "пятнибоковцы" забрать голоса? У "русских", у "территориалов"? Как бы не так… У "желтых"! Именно у "желтых" и забрали. Точнее — у "БОТ-овцев". А "территориалы", к слову сказать, получили даже немного больше, чем у них было до этого. Почему? Сказано же — стабильный у них электорат. Пророссийский… А "БОТ-овцы" потерпели самый настоящий разгром, от которого им удастся оправиться еще очень нескоро. На крайней мере, в Тернске уж точно. И были сторонники Тимощук по этому поводу жутко недовольны. Надо думать, Оленька с большим удовольствием оторвала бы господину Пятнибоку все нежные части тела за такие фокусы…

Одним словом, "КОН-овцам" удалось то, что не удалось другим им подобным, типа "Краинской национальной ассамблеи" Шухевского или "Краинской национальной самообороны" Кроля: подняться над дубовым пещерным национализмом и придать этому самому национализму европейское лицо.

Вот в чем было дело. Вот в чем была проблема. И это была большая проблема. КОН была единственной организацией, которой удалось закрепиться в "незападенских" регионах страны. И хотя ее влияние здесь было минимальным, само присутствие этих товарищей вызывало тревогу.

Тем более что КОН усиливался прямо на глазах. И причины такого роста влияния было нетрудно установить, что называется, "с ходу". Члены КОНа существенно выигрывали в глазах молодежи и интеллигенции по сравнению с косными и явно олигархическими партиями типа "территориалов" и "БОТ-овцев". Молодые, смелые, воспитанные, честные националисты вызывали уважение и завоевывали авторитет среди все большего количества краинцев. Яркое доказательство тому — Тернск, или недавнее громкое дело Корзинского, депутата-"БОТ-овца", который вместе с районным прокурором и начальником райотдела охотился на людей к окрестностях Кировогорска. Это уже на Денисовой земле. Именно "КОН-овцы" тогда шум подняли… Депутат теперь — "в бегах", а "КОН-овцы" — "в шоколаде", с репутацией защитников слабых и обездоленных…

— …Кировогорские националисты не сидят без дела. Они пытаются решать какие-то проблемы. Вы все знаете, что сейчас в мире очень сложная экономическая ситуация. Если сравнить уровень жизни людей с тем, что было еще прошлой осенью, то это — небо и земля…

Оперативник был склонен согласиться с Учителем в том, что "КОН-овцы" вряд ли когда-либо наберут серьезный вес в русских промышленных городах центра и востока Краины. Однако не воспринимать их всерьез было нельзя. Хотя бы по той простой причине, что "КОН-овцы" являлись организованной силой, безусловно, способной к сопротивлению. А это означало только одно: командиру было необходимо серьезно подойти к решению этой проблемы. Тем более что по информации ФСБ, западные коллеги по достоинству оценили дарования юного вождя Пятнибока, что привело к тому, что при дележе пирога, именующегося "ежегодно выделяемые ЦРУ и другими западными спецслужбами средства на финансирование антироссийских организаций в Краине", КОНу доставался все более крупный кусок…

Пятнибок выступал грамотно и красиво, спору нет… Во всех отношениях это парень был сильным противником. Вне сомнения, человек умел держать зал, чувствовал себя в публичных местах вполне спокойно и уверенно. Не боялся острых вопросов. На попытки на него наступать тут же отвечал решительными контрмерами. Но не он его интересовал. Не этот интеллигентный, неглупый и, вне сомнения, очень опасный молодой человек. Не Дениса это был уровень. Не его задача.

"Не интересен ты мне, не интересен…", — повторял про себя командир, глядя на оратора.

Что у нас "на местах"? Этот вопрос был главным для Дениса. А "на местах", то есть, у него в Кировогорске, было вот что…

Еще три-четыре года назад о "КОН-овцах" в городе никто и слышать не слыхивал. Своя ячейка, конечно, имелась. Как без этого? Город-то все-таки крупный.

"И у нас свои фашисты есть", — не без какой-то даже скрытой гордости констатировали некоторые местные жители, интересующиеся политикой.

Но была эта самая ячейка, в общем, игрушечной скорее…

Но затем все изменилось… Исходя из сведений, предоставленных Учителю ФСБ, а уже Учителем Денису, после того, как Пятнибок взял власть в КОНе, он провел через Центральный Совет решение об активизации агитационной работы в городах центральной и восточной части страны. По его мнению, организации требовалось черпать силы, прежде всего, в студенческой среде, в крупных вузах. Во исполнение данного распоряжения во все регионы Краины были отправлены молодые инициативные и преданные партии бойцы, многие из которых не достигли даже совершеннолетия.

Спорная на первый взгляд тактика дала блестящие результаты. В том числе и в Кировогорске.

Прибывший сюда некто Степан Михайлович Крук, совсем еще щенок, поступил в местный педагогический вуз и за четыре года сделал больше чем местные бойцы за пятнадцать лет. Было бы преувеличением говорить о том, что кировогорские "КОН-овцы" пользовались каким-то существенным влиянием, даже в молодежной среде, не говоря уже о власти. Но все же, КОН в Кировогорске "две тысячи девять", совсем не то же самое, что "две тысячи четыре".

Сейчас они имели свое помещение на улице Гагарина, хоть и небольшое, но зато в центре, что добавляло организации авторитета. Численный состав — около девяноста человек. Неплохо организованы. Лидер пользуется у своих авторитетом. Не то, чтобы непререкаемым, но весьма немалым. Имеются на счетах кое-какие денежки. Гроши, впрочем… Так, на текущие расходы…

Он разобрал самолетик и решил попробовать изобразить голубя, хотя понятия не имел, как это делается. Впереди через два ряда сидели три девчонки и вполголоса травили какие-то свои женские истории, создавая приятный, но какой-то неуместный фон выступлению краинского националиста.

Откуда он все это знал? Кошак завербовал одного студента, очень удачно, к слову сказать… У Володи вообще вербовки были коньком, так сказать… И кто бы мог подумать? Молчаливый, не особо общительный парень, а вот же — находит к людям ключики… Так вот: завербовал он его крепко, поставил на оклад, весьма приличный. Парню, судя по рассказам Володи, вся эта история очень нравилась, он мнил себя суперагентом, разведчиком. Хотя и был он этническим краинцем, но никаких политических, а тем более национальных убеждений не имел. "Глобализировался", одним словом… Национальное самосознание было полностью стерто.

Добывал этот молодой человек информацию азартно, со вкусом. Должно быть, ежемесячный гонорар ему тоже нравился. И хоть был он не из бедной семьи, тысяча евро в месяц лишней даже для него не приходилась.

Такой оклад установил Денис агенту "Секретарь". Меньше было нельзя. Так их учили на "Ферме". Цифра "1000" психологически была очень важна. Если платить человеку меньше, ему будет казаться, что его не воспринимают всерьез, подкидывают мелочь. Даже если сумма будет девятьсот евро. Платить надо именно тысячу. Или две. Или три. Но ни в кое случае не меньше "штукаря".

Свой "штукарь" Секретарь отрабатывал на "отлично". Он, собственно, и был секретарем. Секретарем студенческого совета Кировогорского педагогического университета. Того самого, в котором учился глава местной КОН Степан Крук. Так что Денис регулярно получал информацию о настроениях в студенческой среде. И не только в "Педе", но и в других вузах Кировогорска, коих насчитывалось около тридцати.

Секретарь был очень активным деятелем студенческого движения и общался со всеми. Нередко бывал и в администрации города. Более того, по требованию Кошака, который, естественно, курировал этого агента непосредственно, Секретарь, так сказать, вступил в интимные отношения с одной из активисток Кировогорской организации КОН, симпатичной в целом девчонкой. И не просто завязал с ней "регулярные половые связи". Он появлялся с ней под ручку в штабе КОН и изображал заинтересованность идеологией национализма. Сумел даже сблизиться с некоторыми видными по местным меркам "КОН-овцами". Крук, правда, относился к нему настороженно, близко к себе не подпускал. Пока, по крайней мере…

Информация о местных националистах стала регулярно "ложиться на стол" Денису. Он даже подумывал о том, чтобы отдать приказ Секретарю вступить в организацию, но опасался, что из-за таких политических пристрастий он может лишиться поста секретаря студсовета и авторитета в студенческой среде. А это было бы некстати…

Одним словом, Денис кое-что знал о местном КОНе. Но знал он о нем недопустимо мало…

— …Я надеюсь, я ответил на Ваш вопрос? — закончил Пятнибок.

В зале раздались весьма дружелюбные, хотя и жидкие аплодисменты.

— Граждане! Я хотел бы дать слово главе местной организации КОН Степану Круку. Вы многие его знаете. Несмотря на свои небольшие годы, Степан успел сделать уже немало для нашего общего дела, для своей страны. Поприветствуем!

Из-за стола президиума быстро встал высокий широкоплечий светловолосый парень в черной форме КОН. Короткая аккуратная бородка весьма гармонично смотрелась на умном слегка вытянутом лице. Весь его вид излучал подтянутость и внутреннюю дисциплинированность. Движения были слегка резкими и скупыми.

"Так ты и есть местный "полевой командир… — отмечал про себя оперативник, наблюдая, как парень идет к трибуне с пачкой листков в руке — Я, в принципе, так и понял. Кому же еще сидеть по правую руку от вождя, как не "хозяину территории"…

— Краинцы, кировогорцы… — громко начал Крук. — Разрешите мне рассказать Вам поподробнее о том, что нам удалось сделать для жителей нашего города за последнее время…

"Человек действия, определенно человек действия… — составил Денис свое первое впечатление. — Это — хуже всего. Сотня "болтунов" не так страшны, как один человек действия. Это Учитель сказал или нет? Хотя какая разница, кто сказал? Это — истина".

— Приятно познакомиться, господин Крук, — еле слышно пробормотал себе под нос Денис, слушая выступление молодого человека, намечая в голове вопросы, на которые необходимо будет получить ответ. — Сколько из двухсот являются "непримиримыми"? Есть ли оружие? Где? Какое? Каков принцип мобилизации? Адреса командиров… Телефоны… Семьи… Друзья… Помещение… Охрана штаба…

25.05.2009.

Позвольте выразить свое восхищение Вашей работой по Ополченцу. Приятно сознавать, что мастерство передается от поколения к поколению. Ополченец полностью деморализован и раздавлен. Главная его забота теперь — не расстраивать Маму. Она и так зла на него. Как вы и советовали, подкинул Маме кое-что по Корейцу. Она — в бешенстве. Согласен с вашим мнением о том, что Кореец может нам помешать, потому что предан отцу и очень не любит вас в принципе.

Отец не адекватен и погружен в свои философские размышления. Недавно разговаривал с Юристом. Насколько я могу судить, он абсолютно не в курсе вашей работы. Жаловался на крайнюю ограниченность в силах и средствах.

Как вам известно, вопрос с Римлянином решен. Для Вас все складывается наилучшим образом.

Лесник

25.05.2009. Россия, г. Анапа. Санаторий "Золотой берег". 20:39

— А теперь наши малыши, наш самый маленький шестой отряд, споют нам песенку!

На небольшую, всего метров в десять в длину и метра четыре ширину сцену, почти организованно вышло десятка два детей лет примерно шести-восьми. Руководила процессом Ксюша. Андрей, облокотившись локтями на невысокий черный забор, огораживающий танцевальную площадку, опустив голову, смеялся.

Веселила парня его "вторая половина". Воспитатель шестого отряда, его уже как почти два месяца девушка, заметно нервничала. А у нее это всегда получалось очень мило и забавно. Ксюша суетливо метала взгляд в одной детского лица на другое, имея при этом взгляд растерянно-жалостливый. Создавалось такое впечатление, словно еще чуть-чуть — и она расплачется. Быть может, это было не совсем нормально, но она очень нравилась Андрею именно такой. Больше этого, пожалуй, он любил только ее сердитость. Вот тут уже он не мог удержаться от смеха.

За время, пока длились их отношения, он рассердил ее всего пару раз. Про первый он уже не помнил, а вот причину второго раза он помнил прекрасно, потому как произошло это всего неделю назад.

Что произошло? Да ничего, собственно. Просто Ксюша пригласила его на ужин к себе домой. Она не сказала "познакомиться с родителями". Но он-то не дурак. И нельзя сказать даже, что он в тот момент запаниковал. Андрей только потом понял… Он просто-напросто испугался. Не родителей, не обязательств. Тем более что сам по себе визит к родителям девушки накладывает их на парня лишь условно. Дело было в том, что у них все складывалось настолько хорошо, что он боялся, что этому может прийти конец.

Почему? Да мало ли. Не понравится родителям, они ему не понравятся. Он, конечно, в таких вопросах специалистом не был. Однако от друзей слыхал, что "нестыковки" с родителями девушек случаются весьма часто.

В общем, Андрей после пятисекундного раздумья заявил, что с этим хорошо бы повременить. Ксюша рассердилась. Выглядело это так. Брови сдвинулись, губы сжались, глаза немного сощурились. Девушка отвернулась в сторону и засопела как бурундук. Не то, чтобы Андрей знал, как сопят бурундуки, но именно такое сравнение пришло ему тогда в голову. Он расхохотался, что еще больше разозлило Ксюшу. На диване произошла небольшая потасовка, после которой хозяин дома, вышедший и нее победителем и решивший проявить великодушие, согласился прийти на ужин через недельку. На вопрос "почему через недельку" ответил, что сейчас занят. На самом деле — для психологической самоподготовки.

Ужин с родителями, кстати, подбирался незаметно все ближе и ближе. Оставалось каких-то четыре дня, а в смысле самоподготовки еще "конь не валялся". Вероятно, придется как все люди, просто прийти, поесть и познакомиться…

Как Ксюша успела объяснить Андрею еще до начала концерта, ей пришлось потратить два дня на то, чтобы ее "птенцы" наконец-таки освоили азы хорового пения. Она явно гордилась тем, что ей удалось добиться успеха, и теперь девушка хотела только одного: чтобы все прошло гладко. Она сама долго помогала детям выстраиваться на сцене. Затем дала сигнал баянисту, пожилому лысоватому весельчаку-белорусу, приезжавшему работать в "Золотой берег" каждое лето. Зазвучала мелодия песни "Анапа — жемчужина у моря". Андрей не очень разбирался "народном" музыкальном творчестве, но ему всегда казалось, что в оригинале вместо "Анапа" стояло "Одиса". Впрочем, он мог и ошибаться…

Первые "летние" дети заехали в санаторий позавчера. Всего около двухсот человек. В этом, впрочем, не было ничего удивительного. Первые заезды, как правило, не бывали многочисленными. А сегодня на танцевальной площадке проходила церемония открытия сезона со всеми вытекающими отсюда последствиями, как-то: обязательными названиями и эмблемами отрядов, концертными номерами, продленной на час дискотекой и какими-нибудь вкусностями на "сонник". Для воспитателей это означало одно — работу. Начало и конец потока всегда были самым сложным временем. Зато основную часть времени можно было в разумных пределах расслабиться.

Ксюшины питомцы нестройно запели по взмаху подбородка баяниста. Однако уже через несколько секунд хор выровнялся и зазвучал почти стройно. Дети "подросткового возраста" равнодушно наблюдали за стараниями "малых", переговариваясь между собой и переминаясь с ноги на ногу. В строю им было непривычно.

Андрей всегда считал, что такой отдых на море, вдали от родителей и "отчего дома" — штука вообще крайне полезная. Для себя он решил, что своих детей, если таковые появятся, он обязательно будет отправлять в лагеря. Особенно это было полезно для "современных" детей.

Тут ведь в чем дело? Раньше, в "темное советское прошлое", была у детей какая-то организация. Паскудная, надо сказать, организация, и малополезная. Но все-таки она была. Имелась, то есть, в наличии. И это само по себе уже играло какую-то роль. А в последние пару десятков лет такая организация отсутствовала вовсе.

Тут ведь — не то, что дома. Чисто психологически. Дома у тебя всегда есть "тыл", "пути отхода". Дома ты в любой момент можешь забежать к себе в квартиру или спрятаться за спину взрослого — и все. Ты "в домике". Не лучший, ясное дело, вариант. Это и ребенку понятно. Но он хотя бы есть! И это имеет огромное значение.

Здесь — совсем другое дело. Здесь тебе никто не поможет. Не джунгли, конечно, со зверями. Но тут ты — один на один с коллективом. С коллективом ты спишь, с коллективом ты ешь, с коллективом ты передвигаешься. Даже плаваешь ты и то — с коллективом. И тут уже, волей-неволей, приходится учиться уживаться с людьми. Своими силами.

И еще. Не просто уживаться. Это не главное даже. Главное то, в таких условиях ребенок по-настоящему учится нести ответственность за свои поступки. А это, прежде всего, означает осознание того, что ты не есть центр Вселенной. А вот это бывает тяжело. Особенно если все вокруг, начиная от бабушки и заканчивая мамой, всю жизнь убеждали тебя в обратном. Естественно, неосознанно, но все равно убеждали.

Это очень тяжко бывает — понять, что не только твои интересы и потребности имеют значение. Не только, и даже не столько. И еще хуже даже: оказывается, мир полон людей, потребности которых совершенно конкретно пересекаются с твоими. И — вот тебе еще сюрприз: они, эти люди, совершенно не горят желанием ограничивать свои запросы в угоду тебе. Они, скорее, ограничат твои. Если, конечно, ты не окажешься достаточно силен для того, чтобы разубедить их. И тут не о физической силе речь, хотя и ее неплохо иметь. Тут главное — сила внутренняя. А ее, эту силу, в себе воспитывать надо. Есть, конечно, счастливчики, которым ее в достатке от природы досталось. Им повезло. А остальным…

Танцплощадка дружно зааплодировала шестому отряду, окончившему свое выступление. Громче всех аплодировала Ксюша. Она была явно довольна. Помахала Андрею рукой и послала воздушный поцелуй.

— Здорово, — кто-то хлопнул его сзади по плечу.

Андрей обернулся и пожал руку местному "ди-джею", крепкому конопатому пареньку с абсолютно деревенским лицом в черной бейсболке и в черной же обтягивающей торс майке.

— Юрец, а ты разве не должен сейчас у себя в "будке" сидеть и концерт вести? — осведомился у него Андрей, указывая пальцем на комнату, где была установлена аппаратура, сразу за сценой.

Этот парень чем-то его раздражал. Не сильно, но все-таки…

— А че мне там делать? — ди-джей увлеченно щелкал семечки. — "Старшаки", у которых "минусовки" были, уже отпели. Да и "малые" тоже. Щас, директор в микрофон еще минут пять "потрындит", тогда и пойду дискотеку крутить.

— Эка ты непочтительно с начальством! — покачал головой парень.

— Да ладно… — отмахнулся тот.

Андрей усмехнулся и медленно побрел вдоль забора, поближе к тому месту, где выстроился Ксюшин отряд, оставив "Юрца" в одиночестве, что было явно не любезно.

Директор санатория, крупная женщина лет сорока-пятидесяти с грудью, наверное, пятого размера, чувственно заверяла детей в том, насколько им здесь рады. Малыши мало что понимали, а подростки никаких эмоций по поводу сказанного не проявляли.

— Привет.

Андрей дотянулся рукой до как всегда пахнущих лавандой волос Ксюши, стоящей к нему спиной и подергал за них.

— Ай! — еле слышно сказала она и, обернувшись в пол корпуса, шлепнула парня по руке.

Беловолосая девчонка лет семи в красном в клеточку сарафане, стоящая справа и наблюдавшая за Андреем, коротко и звонко засмеялась.

— Ц-с-с. — Ксения наклонилась к ней и поднесла указательный палец к губам, затем сказала чуть громче, не оборачиваясь. — Ты мне дисциплину разлагаешь. Иди отсюда. Займись чем-нибудь полезным…

— Знаешь, а ты неплохо с "малыми" смотришься…

Андрей и не думал повиноваться. Наоборот: сложил руки на забор и облокотился на него подбородком, устраиваясь надолго.

— Это предложение?

Она делала вид, что смотрит на все еще говорившего директора.

— Как знать, как знать… — задумчиво произнес парень. — Будешь себя хорошо вести — заделаю тебе пару-тройку таких… А че: самец я знатный…

— Это ж за что мне такое счастье? — покачала головой Ксюша. — А я-то, дура, на судьбу пеняю: когда мне счастье привалит? И вот, дождалась-таки…

— Вот-вот, — поддержал Андрей. — Проникнись…

Танцплощадка как-то одновременно и, как ему показалось, облегченно вздохнула. Оказалось, директор закончил свою речь, и теперь начиналась дискотека. "Пионерские" отряды, еще секунду назад стоящие кривыми прямоугольными коробками, теперь рассыпались, образуя хаотичную детскую массу, краями упирающуюся в забор, не дающий ей растечься по всей территории санатория.

— Ксения Александровна…

Все та же девочка в сарафане дергала Ксюшу за пятнистое "тигровое" платье до колен, в котором она особенно нравилась Андрею.

"Первоклашке" можно было только поаплодировать. Имя и отчество воспитательницы она произносила секунд десять, старательно, и выговорила его почти правильно.

— Чего, Машунь? — Ксюша взяла ее на руки и пригладила растрепавшиеся волосы.

Вокруг нее крутилось уже несколько "мальков", которым было неинтересно происходящее вокруг движение. На "танцполе" зазвучала какая-то "попса". Наверное, для разогрева.

— А это кто? — Девочка указывала пальцем на Андрея и смотрела на него большими синими глазами, полными любопытства.

— Это? — Ксюша посмотрела на парня. — Это мальчик мой. У взрослых девочек бывают мальчики. Знаешь?

— Да, — уверенно покивала головой та.

— Ты скоро освободишься, девочка моя, — по-доброму усмехнулся Андрей. — Хочу сегодня пораньше спать лечь.

— Ложись, какие проблемы…

Ксения поставила девочку на землю, и она тут же, потеряв к воспитателю всякий интерес, куда-то побежала.

— Ложись, я позже приду… — Девушка подошла к нему и не по-детски коротко поцеловала.

— Ладно. — Он ответил ей тем же. — Только ты побыстрее… Мне без тебя одиноко…

03.06.2009.

Мама очень зла на Корейца. Требует от детей наказать его. По моей информации, так и случится. Надеяться Корейцу не на кого. Папа ему помочь не сможет. Танкист, который будет теперь вместо него, карьерист и острожный человек. Нашим его назвать нельзя, но, по крайней мере, биологической неприязни к вам он не испытывает.

Как и должно было случиться, среди вас появились плохие люди. Мой друг, который живет недалеко от вашего дома, расскажет вам о них. Никто их плохих людей серьезной опасности не представляет. Пусть шалят, в нужный момент мы их накажем. На днях ко мне заходил один из дальних родственников. Ничего особенного не сообщил, но мне показалось, что они что-то чувствуют.

У меня есть преданные поклонники, и я попрошу их ненавязчиво понаблюдать за дальними родственниками, по крайней мере, за теми, которые мне известны.

Лесник

08.06.2009. Россия, г. Анапа. ул. Горького. 11:57

— Переехала? — удивленно вытаращил глаза Толик.

— Ну да, переехала. — Андрей не отрывал взгляда от журнала в левой руке. — Кстати, а чего это мы в такую рань пьем с тобой пиво? — Он удивленно посмотрел на пластиковый стакан у себя в руке.

— Не знаю, заказал по привычке, — отмахнулся товарищ. — И ты мне так спокойно об этом говоришь?

— А чего мне, истерить и кругами бегать? — пожал плечами директор. — Переехала и переехала…

Полуголые разнокалиберные отдыхающие, медлительные и словно чем-то прибитые от стоящего зноя, обтекали их столик с левой стороны. Большинство столов было пустыми. Люди в основной своей массе в этот час валялись на пляже, пытаясь приобрести здоровый и красивый загар.

Было по-настоящему жарко, словно на дворе был уже август. Отсутствие хоть какого-нибудь завалящего ветерка особенно усугубляло ситуацию. Казалось, тепло шло не только сверху, он и из-под земли. Чернявый худющий голый по пояс пацаненок лет десяти, вышедший из калитки дома возле "кафешки", деловито и неторопливо поливал раскаленный асфальт из шланга.

— Пожалуйста, ребята.

Пожилой кавказец поставил на стол две порции шашлыка.

Андрей оторвался от чтения и еще раз взглянул на вывеску, под которой дымил мангал. Выглядела она амбициозно. На фоне овощей, кругов нарезанного лука и аппетитно насаженных на шампур кусков мяса, была изображено какое-то индийское многорукое божество с большой головой и грудями.

"Индийский шашлык", — было написано поверх рисунка большими желтыми буквами.

— Послушайте, уважаемый, — сказал Андрей, обращаясь к кавказцу, но не отрывая взгляда от вывески. — А что это у Вас за "Индийский шашлык" такой? Чего в нем индийского?

— Да ничего, — добродушно ответил тот с сильным акцентом и добродушно развел руками. — Написал просто, покупать больше начали…

— Понятно…

Друзья расхохотались вместе с хозяином. Такие нехитрые коммерческие уловки были хорошо известны каждому жителю курортного города. Отдыхающие, разомлев от зноя и безделья, порой покупались на такую невероятную чушь, что "индийский шашлык" выглядел на этой фоне гениальной "разводкой".

Маленькая черно-белая собачонка тут же подбежала к их столу и, сев на задние лапы, уставилась на посетителей большими жалобными глазами.

— Надо псу кусочек дать, что ли…

Андрей все еще улыбался нехитрому коммерческому ходу шашлычника.

— Не вздумай. — Толик пальцами взял с тарелки кусок мяса и отправил его в рот. — Это Муха, вон из того двора. Ее хозяева накормят, так она еще и сюда приходит, шашлычка поклянчить… Видишь, жирная какая стала…

— Ну да, — Директор повнимательнее присмотрелся к просителю. — Жирновата для бродяги. Обдурить меня хотела? Хотя, тебе кусок мяса только за твой отрепетированный жалостливый взгляд положен. Актриса прямо…

Он кинул под стол самый маленький кусочек со своей тарелки и опять уткнулся в свое чтиво под аккомпанемент чавканья Мухи.

— Когда она переехала-то? — Толик не собирался менять тему разговора. — И кстати, долго ты собирался от меня это скрывать?

— Никто от тебя ничего не скрывал, — медленно и задумчиво проговорил директор, вчитываясь. — Смотри-ка. "В Краине после скандала с ревизией Главного контрольно-ревизионного управления был уволен министр обороны страны Иван Еханоров". Глянь, какой "Иван" узкоглазый получился?

Он усмехнулся и развернул журнал к Толику, показывая большую цветную фотографию.

— Якут какой-нибудь… — "от балды" предположил Толик.

— Кореец, — ухмыльнулся Андрей, разворачивая журнал к себе.

— Ты-то откуда знаешь?

— Да я так, шучу просто, — отмахнулся директор. — Уж больно узкоглазый. А корейцы — самые узкоглазые из всех узкоглазых. Ты об этом знал?

Толик отрицательно помахал головой, пережевывая кусок мяса и запивая его пивом.

— То-то. Всему тебя учить… — Менторским тоном сказал Андрей и продолжил чтение вслух. — "Инициатором отставки министра стала премьер-министр Ольга Тимощук, обвинившая его в махинациях с имуществом министерства обороны. Президент Краины Ищенко, креатурой которого является Еханоров, считает решение об отставке министра обороны сведением личных счетов…"

— Да хватит мне эту фигню читать! — Слегка вспылил заместитель. — Че ты от темы разговора уходишь!? Рассказывай давай. Когда к тебе Ксюха переехала?

— Да понимаешь, я не знаю, — Андрей искренне посмотрел на друга и развел руками. — Я не заметил…

— Как, то есть, не заметил? — не понял Толик. — Ты не знаешь, кто у тебя в доме живет?

— Ха-ха-ха, — скривился парень. — Очень остроумно. Щас сдохну со смеху…

— Как можно не заметить, что к тебе переехала девушка? — задал вопрос в пустоту товарищ. — Как?

— Да очень просто. Она же в "Береге" работает. Ну вот, ехать ей далеко. Как стали с ней встречаться… Ну, в смысле, когда по серьезному стали…

— Когда ты стал с ней спать… — помог ему Толик.

— Ну да, — неохотно подтвердил Андрей, — В общем, она поначалу домой ездила, а потом на ночь оставаться стала. Сам понимаешь: ехать далеко, да и небезопасно. А тут: переночевала — и сразу на работу. В двух шагах…

— Так…

— Потом она каждую ночь оставаться стала, а только в пятницу вечером уезжала к родителям на выходные, — продолжал директор. — Привезла с собой кое-какие вещи. Нижнее белье там, полотенце, щетку зубную… Платьев пару там, купальник…

Толик слушал и сочувственно-презрительно кивал.

— А на этих выходных, понимаешь… В общем, она домой совсем не поехала. Осталась просто — и все.

— И все?

— И все. А я — прикинь! Обошел свой дом. Смотрю — а это уже не мой дом. Вернее, не только мой дом. — Андрей немного нервно хохотнул. — В коридоре на вешалке — куртка ее. С весны еще висит. Зонтик, туфель две пары стоят. Я — в ванную, а там… Явно, короче, видно, что женщина в доме есть. Я — в шкаф. А там, оказывается, знаешь что?

— Что? — деланно заинтересовался друг, подавшись вперед.

— А там, оказывается, что это уже не мой шкаф! А только наполовину мой! Понял? — Андрей развел руками, пытаясь показать крайнее недоумение.

— А чего ж тут не понять? — Толик так ловко взял кусок мяса с тарелки Андрея, что тот даже не заметил. — К тебе переехала девка.

— А я о чем?! — интенсивно, словно заводная кукла, закивал директор.

— И как долго ты собирался это скрывать от своего лучшего друга?

— Да пошел ты…

Андрей махнул рукой и отвернулся.

— А вот теперь ты истеришь!

Толик медленно, как-то издевательски членораздельно смеялся и показывал пальцем на друга.

— Да непривычно просто, — оправдывался тот, делая свой взгляд на страницу еще более сосредоточенным. — Вроде бы как без меня все решилось…

— Ну, кто знает… Если бы ты был более внимательным к тому, что происходит вокруг тебя, ты бы мог обнаружить много интересного, — заверил его товарищ.

— Например?

— Например, то, что с тобой уже несколько недель живет девушка… — Толик начал загибать пальцы. — Или то, что наша Яночка не прочь бы занять ее место, или то, что я съел весь твой шашлык…

— Ах ты… — Директор уставился на пустую тарелку.

— …или то, что наш человечек здорово опаздывает, и побаиваюсь я, как бы не сорвалась рыбка.

— Да вот кстати!

Андрей не стал "качать" мясную тему. Шашлык было уже не вернуть. В конце концов, сам виноват. Законы джунглей еще никто не отменял.

— Мы тут с тобой уже полчаса торчим. — Он с какой-то комичной решительностью закрыл журнал и бросил его на стол. — Где там твой "перспективный клиент"? Нет, мне конечно приятно тут с тобой сидеть и пивко попивать, но рабочий день, как бы… Понедельник…

— А вон он…

Толик вытянул шею и помахал кому-то рукой.

Учителю 10.VI.09

Отчет о работе кировогорской группы в период 01.05.09–31.05.08

— Общий анализ ситуации на вверенной группе территории.

С абсолютной очевидностью можно утверждать, что социально-экономическая обстановка в регионе не претерпела за последний месяц сколь-нибудь существенных изменений в положительную сторону. Предпринимаемые местной властью антикризисные меры не привели к заметному улучшению ситуации в Кировогорске и области. Отчасти это обусловлено сложившейся в стране системой государственного управления, при которой все средства распределяются через столицу, а отчасти неспособностью депутатов и чиновников найти общий язык.

В кулуарах местных советов упорно муссируется слух о том, что губернатора области в скором времени ждет отставка, поскольку в центре очень недовольны его последними действиями на своем посту. Последний, являясь по сути своей человеком властным и принципиальным, без боя сдаваться не собирается и намерен отстаивать свое право занимать должность через суд.

Все это не способствует внутренней политической, экономической и социальной стабильности в регионе и создает крайне благоприятную обстановку для нашей деятельности.

— Отношение к России.

Не претерпело существенных изменений. Крайне незначительное улучшение на уровне статистической погрешности.

— Проведенные мероприятия.

За отчетный период группой были проведены следующие мероприятия:

— Продолжалась работа по вербовке вторичной агентуры.

По состоянию на 01.06.2009 г. Нами завербовано 238 человек, объединенных в 51 боевую группу.

Из них:

Имеют военный опыт по 1 категории — 37 чел.

по 2 категории — 112 чел.

В возрасте с 21 до 35 лет — 161 чел.

с 35 до 50 лет — 54 чел.

с 50 до 60 лет — 23 чел.

Рабочие — 124 чел.

Служащие — 35 чел.

Безработные — 79 чел.

— С использованием первичной агентуры получена важная информация о 4-м аэромобильном полке, дислоцирующемся в городской черте Кировогорска.

— Проведена работа по подготовке плана вооружения боевых групп перед началом операции.

— Проведена текущая аналитическая работа по местным СМИ целью отслеживания важных событий в жизни Кировогорска и области.

— Окончена работа по определению круга лиц, враждебно настроенных, и потенциально имеющих возможность оказать сопротивление осуществлению планируемых нами мероприятий в разных формах.

— Продолжалась работа по изучению инфраструктуры города с целью составления в дальнейшем плана боевой операции.

— Противодействие со стороны спецслужб и правоохранительных органов.

Не наблюдалось.

— Состояние членов группы.

Опасений не вызывает.

— Потребность в дополнительных силах и средствах.

Не имеется

— Финансы.

Отчет прилагается.

Аякс

12.06.2009. 10:03

— Здравствуй, Учитель.

— Здравствуй, Аякс. Что у тебя?

— Я знаю, плохие новости, или сведения, которые тебе не нравятся, ты любишь узнавать в самом начале. Так вот: мне нужны две группы из центра.

— И зачем же, позволь узнать?

— Первая группа мне требуется для работы с местным КОНом. Я хочу их всех убрать. А вторая — для того, чтобы перекрыть границу с Пивенской областью, по крайней мере, до начала войсковой операции.

— Ну, давай, объясняй мне, почему у тебя сложилось такое мнение? И, главное, зачем для выполнения этих задач тебе понадобились особые команды?

— На мой, взгляд, это очевидно, Учитель. Я не найду тут людей, которые возьмутся за такую работу. Я имею в виду КОН. Не забывай, мы ведь имеем дело с организованной силой. И даже если эта сила не такая уж и великая, одно то, что она организована и управляется из единого центра — само по себе опасно. Ты ведь сам нас этому учил! Разве не так?

— Не много ли ты просишь? Я уже и так снял с тебя ответственность за твой полк, которым ты вытрепал мне все нервы. Ты опять за старое?

— Клянусь, Учитель, Я больше ничего у тебя не попрошу. Это последняя просьба.

— Ну, и что за группы тебе нужны? И как ты собираешься действовать.

— Первая группа — 15–20 человек. Достаточно будет просто "быков", без особых навыков, кроме навыка убивать. За несколько часов до начала операции я солью "КОН-овцам" информацию о готовящемся нападении на их штаб. Кировогорская организация располагает сорока тремя бойцами. Но собрать они смогут не более половины. Лето, конец августа, суббота… Все пьют и гуляют, многие на морях… Они соберутся в помещении штаба, где им всем и конец.

Таким образом, мы решаем сразу две задачи. Во-первых, на корню уничтожаем организованного и, что еще более опасно, идейного противника, во-вторых, всем показываем, что мы не шутим, и голыми руками нас не возьмешь.

— Ну что ж. Твоя идея насчет "КОН-овцев" мне нравится. Не скрою. Я горжусь тобой. Ученик превзошел своего учителя. По-хорошему, мне самому надо было до этого додуматься. Так что томить тебя не стану. На это дело группа тебе будет. Я не думаю, что это будет сложно. Более того, твой опыт перенесем на другие земли. И информацию, скорее всего, сольем централизованно, прямо их руководству. Впрочем, я еще над этим подумаю. Дальше…

— Что касается второй группы, то уверен, тебе моя аргументация покажется еще проще и убедительнее. У меня есть то, чего нет у большинства других, а именно: граница. Граница нового Краинского государства, стратегического союзника России. Ее надо перекрыть. Просто на всякий случай. Я понимаю, что это — уже военная часть операции, следовательно, не наша проблема. Но мало ли что… Вдруг враг быстро очухается. Попытается перебросить на восток какие-нибудь части. Навскидку: на маршброске могут прибыть и 12-я артбригада из Тернска, и 81 аэромобильный из Левицка, и 31-я мехбригада из Житвенска…

— Ну ладно… Ты жути-то не нагоняй! Прямо всю армию с Запада на тебя одного бросят… 31-ю то уж точно не к тебе, а на Киян, если что, отправят.

— Да я ж не о том! Кого бы ни прислали, их надо будет хотя бы немного задержать. Я, конечно, понимаю, что никакая группа регулярную часть надолго не остановит. Но все же: дадут бой. Противник будет на время задержан, а поскольку сил противостоящего отряда ему знать неоткуда, то вполне вероятно — чухаться они будут долго. А это — время. А время — золото. И мы будем знать, что происходит. Ежели все сорвется — останется время "свернуть лавочку". И мне, и тебе — спокойнее, если мы будем знать, что на границе у нас, хотя бы что-то есть.

Но тут есть определенная сложность: с одной стороны, нужны "вояки", с боевым опытом. Я хоть и не военный, но знаю, что при грамотно организованной обороне даже небольшой отряд может сражаться весьма успешно с превосходящими силами противника. Но, с другой стороны, использование для такой задачи регулярного подразделения спецназа очень и очень чревато… Если попадут в плен, могут быть большие проблемы. Одно дело — наемник. Поди докажи, кто и зачем его нанял. А совсем другое — кадровый военный или чекист. И надо-то мне всего ничего: человек двадцать. А мы их тут встретим, снарядим, чем надо, задачу поставим и транспортом обеспечим…

— Не совсем согласен с тобой. Твой аргумент о выполнении отрядом разведывательных функций отметается как ненужный. Обо всех передвижениях частей и соединений противника в западных областях во время проведения операции "вояки" будут мне докладывать, что называется, в режиме "реал-тайм". И хотя связи с тобой у нас не будет, в экстренном случае я передам тебе эту информацию. Мы сейчас над этим работаем…

Так или иначе, для того, чтобы принимать решение по этому вопросу, надо подробнее посоветоваться со старшими товарищами. И опять же… Если и делать — то везде. Такие группы нужны будут и в Одисе, и в Чуйске, и в Киянской области… Но, должен сказать, что твои рассуждения не лишены логики. Так что просьбу твою напрочь не отвергаю, скорее, беру себе на заметку…

А коли ты уже затронул "военную" тему, хочу тебе сказать вот что. Мы считаем, что исполняющий обязанности министра обороны генерал Киренко не будет проявлять особой прыти.

— Ваше мнение основывается на чем-то конкретном?

— Нет. Это выводы аналитиков. Но они редко ошибаются. Этот старый танкист не доставит нам много хлопот…

16.06.2009. Россия, Ямало-ненецкий автономный округ. 60 км к северо-востоку от г. Салехард, пос. Харп. Колония строгого режима ОГ 98/4. 10:38

— Ланевский! Ланевский, е-п-р-с-т! — здоровый как бык, одетый в новенькую полевую форму "вертухай" стоял в дверном проеме мастерской, покручивая на пальце дубинку.

— Тут я начальник! Дима проворно вылез из-под старенького грузовика и скорым шагом направился к двери.

Тут все было важно. С одной стороны, не бежать, как собачонка к хозяину. Тогда мужики уважать не будут. А с другой стороны, не хамить, не плыть вальяжной походкой, как каравелла. Это "блатари" так могут, у них, как говорится, организация, для них тюрьма — дом родной.

Опять же и "вертухай" с вором никогда не поступит так, как с мужиком. Поостережется. Были случаи… А мужика и "дубинатором" "перетянуть" может. Это у них запросто. Так, для развлечения. Особенно этот. Петренко. Та еще мразь. И не спросишь потом ни с кого. Отобьет почки, и скажет, что так и было. Опять же, случаи были…

— К "хозяину" тебя… — лениво сообщил надзиратель, оглядывая засаленную спецовку.

"С чего бы это?" — мелькнуло в голове у Димы.

За все время его отсидки начальник зоны всего раз вызывал его к себе в кабинет, еще в самом начале. Расспросил, узнал, как дела, посочувствовал по-свойски и отпустил с миром.

— Я щас, руки вытру, — вслух ответил он.

— Живее, падло, — беззлобно, больше по привычке бросил "вертухай".

"Интересно, зачем же он меня все-таки вызвал? — вертелось в голосе у Ланевского, когда Петренко вел его по узкому пустому коридору к начальственной, обитой черным кожзамом двери. — Неужели что-то с Аней, или с малым?"

— Лицом к стене, руки за спину, — потребовал "вертухай", и зек исполнил заученный за долгие годы ритуал.

"Только бы не с семьей, — думал он, глядя в розоватую окрашенную стену, — только бы с ними все в порядке. А то я не переживу. Все переживу, но не это".

Петренко громко, как-то даже бесцеремонно, постучал в дверь.

— Войдите! — послушался сочный бас.

"Вертухай" открыл на себя створку и, изобразив подобие постойки "Смирно", отчеканил:

— Товарищ полковник, заключенный Ланевский по Вашему приказанию доставлен!

— Заводи.

— Заходи, — гаркнул Петренко, и зек, оторвавшись от степы, вошел в кабинет.

Первое, что он увидел, или вернее, кого он увидел, был сам хозяин, всемогущий полковник Хорошко. Как говорится, "и Бог, и царь, и воинский начальник" для любого заключенного в его зоне. Полковник был крут характером, неуступчив и своеволен. Но и зеки, и "вертухаи" его безмерно уважали. В первую очередь, за обостренное чувство справедливости, во вторую — за то, что не допускал беспредела, в третью — за личную смелость. И в-четвертых, и в-пятых… Словом, хороший был мужик, правильный. Это Дима понял сразу, при первой встрече с ним.

— Ничего, парень, — горько говорил ему тогда полковник. — Всякое случается. Ты, по крайней мере, жив, и еще можешь вернуться к семье. Об этом не забывай. Сиди тихо. Никуда не встревай, но и себя в обиду не давай. Перемелется… Ты, вон, молодой еще, у тебя вся жизнь впереди. Тебе жить надо…

Кто знает, может быть, полковник подсобил Ланевскому, когда его направили на, почитай, самую привилегированную работу в зоне: автомастерскую. Не камни дробить, как остальных мужиков, не плитку тротуарную изготавливать и не железную проволоку тянуть, а машины ремонтировать. Самый интеллектуальный на их зоне труд. И хоть работать приходилось много, но Дима жаловаться и не думал, а наоборот, благодарил судьбу, что не машет киркой на морозе, "продуваемый всеми ветрами".

Мастерская была вотчиной блатных. Не в том, конечно, смысле, что они там работали, а в том смысле, что они решали, кому там работать. Назначения зеков на такую "козырную" работу редко проходили без ведома, так сказать, "теневого руководства". Поэтому, кое-кто из зеков поначалу даже кое-что заподозрил, но со временем эти подозрения как-то сами собой улетучились. Может потому, что ни "хозяин", ни "кум, то бишь начальник оперчасти, Ланевского больше к себе не вызывали, а может и потому, что вскоре все в мастерской поняли, что в машинах новый зек разбирается действительно хорошо.

Тут батяня "виноват", шоферюга от рождения. С детства привил сыну любовь к "железным коням". И хотя жизненная дорожка повела Диму в совсем другом направлении, на автомобили он всегда смотрел неравнодушно, и в былые времена часами копался в своем стареньком "жигуленке", в упор игнорируя упреки любимой жены.

Полковник сидел за широким письменным столом и держал в руке кружку с каким-то горячим напитком. На столе, помимо бумаг, стояла вазочка с явно несвежим печеньем. Пара столов, кресло, несколько стульев, огромный старый сейф, два больших шкафа и портрет Дзержинского, — вот, собственно, и вся обстановка кабинета Хорошко. Уж кем-кем, а "вещистом" полковник не был никогда. Наоборот, в быту и на работе предпочитал всему простоту и функциональность.

Но внимание Ланевского привлек не он, а молодой человек, полусидевший на подоконнике справа от хозяина. В черном дорогом костюме, красивых туфлях и водолазке под горло, с каким-то женственным лицом. Парень пристально и добродушно посмотрел на зека и отхлебнул из чашки, обнажив явно дорогие наручные часы.

"Какой же ты красивый, — ехидно подумал Дима, — С такой рожей тебе в зону нельзя. Симпатичный больно. У нас такие пользуются успехом у соответствующих товарищей. Нельзя тебе в зону, парень".

Он вдруг поймал себя на мысли, что этот парень, совсем ему не знакомый, ни чем перед ним не провинился и уж точно не заслужил того раздражения, которое вызвал у него.

"Наверное, зверею я тут потихоньку…" — вскользь подумал зек.

— Заключенный Ланевский Дмитрий Петрович, 1974 года рождения, Статья 105-я часть 2 и 286-я часть 3. Семнадцать лет колонии строгого режима, — как положено, отрапортовал он.

— Проходите, садитесь, — подчеркнуто официально пробасил Хорошко, глазами указав Диме на стоящий возле его стола стул. — Вы свободны, старшина.

— Есть, — и дверь захлопнулась.

"Этот симпатичный, наверное, по мою душу. Чекист, сразу видно", — подумал Дима.

Уж кого-кого, а эту братию он чувствовал нутром. Еще с училища. Не то, чтобы недолюбливал. Снобизмом "голубокровного разлива" Дима никогда не страдал. Понимал, что, как говорится, "работа у них такая". Вот чистит же кто-то канализацию, и ничего… Это тоже делать надо. Вот и их работу кто-то должен делать. А то, что работенка, по сути, скотская, неблагодарная, так бывают профессии и похуже…

Взять хотя б "вертухая"… Уж на что поганая работа! Бывало, старшина Воронов, тоже как и хозяин хороший мужик, только помягче, говаривал зекам, тяжело вздыхая: "Эх, жизнь. Возишься тут с вами… Почитай, вместе и сидим. Только у Вас срок, а у нас — сидение бессрочное"…

"Может, по старым каким-то делам? — шевелил мозгами Ланевский. — Да хотя какие дела… Кому я теперь вообще нужен… Ну да ладно. Это все — фигня. Главное, что скорее всего с женой и сыном все в порядке. Остальное — переживем…"

— Вот, Ланевский, тут товарищ по твою душу из Москвы приехал, — пробубнил полковник, опустив глаза. Только теперь Дима заметил, что на столе у хозяина лежало его дело. — Ты человек разумный. Сам все знаешь. Побеседуйте тут.

Хорошко грузно, как бы нехотя, поднялся, заложил руки в карманы и направился к выходу.

— Спасибо, товарищ полковник, — молодой человек оторвался от подоконника и подошел к столу, — нам полчаса хватит.

— Не торопитесь, — ответил хозяин, закрывая дверь, — я пока по делам прошвырнусь…

Чекист с полминуты смотрел на зека, затем обошел стол, взял у стены старый исцарапанный стул и устроился напротив Димы. Его лицо излучало общее благодушие и самое что ни на есть приятственное расположение к собеседнику. Конечно, этот самый собеседник ни в коем разе не обманывался и держался настороженно, потому как таких приветственных взглядов компетентных работников на своем веку испытал на себе достаточно.

— Знаете, Дмитрий, — ни с того, ни с сего, без всяких приветствий и представлений, начал молодой человек, — я верю в Бога. Вы удивлены?

— Почему я должен быть удивлен? — спросил зек, хотя на самом деле был удивлен, и тем, что бывают верующие чекисты, и самим крайне необычным началом диалога.

— Ну не знаю, — молодой человек развел руками, — обыватели почему-то считают, что люди нашей профессии не могут быть верующими. Хотя Вы-то — не обыватель…

"Зачем "обезьяну водит", — размышлял Ланевский, — показывает, что уважает меня безмерно? "Нашей профессии…" Хочет показать, что понимает, что я догадываюсь, кто он и откуда?"

Но на реплику собеседника не ответил, промолчал.

— А вот мне думается, что именно мы и должны быть верующими, — задумчиво проговорил чекист, — а знаете почему? Потому что именно мы по роду своей деятельности видим много такого, чего не видят остальные. Видим многое и вынуждены мириться со многим. Но, хотите узнать, с чем я смириться не могу?

— С чем? — поинтересовался зек.

— С несправедливостью, — серьезно ответил молодой человек, и Дима почему-то поверил, что сейчас собеседник говорит искренне. — Мир чудовищно несправедлив, Дмитрий Петрович. Меня, кстати, Славик зовут. Можно на "ты". Как там поется, "я люблю быть со всеми на "ты".

Ланевский молчал. Не бычился, не запирался, а просто ждал, когда чекист закончит с предисловием и перейдет к делу.

— Да, мир несправедлив, Дима. Хотя, кому я это рассказываю? Это ты мне должен рассказывать. Так вот: для того, чтобы это принять, это пережить, лично мне нужно знать, что на свете есть высшая справедливость, высший закон, который всех рассудит и все поставит на свои места. Мне нужно это знать, потому что если в это не верить, все теряет смысл. Жизнь теряет смысл. Понимаешь?

"Жалеешь? — злобно подумал зек. — А ты не жалей! Видали мы таких жалостливых! Где вы все раньше были?!".

— Что, небось, думаешь, что жалею тебя, — сказал молодой человек, спокойно глядя Диме в глаза. — Ошибаешься. Не жалею. Сочувствую, это да. Есть такое дело. Хороший русский пацан, рязанец. Обычная рабоче-крестьянская школа, рязанская же "десантура". Офицер, боец. Красивая любящая жена, сын… Потом война. В 27 — уже капитан. Герой. Орденоносец. Ранение. Контузия. Командир разведвзвода, лучшего подразделения в полку. И ту все. Обрыв".

"А вот это уже интересно, — соображал Ланевский. — Биографию мою зачем-то изучил в общих чертах. Значит, не по старым делам. Зачем тогда? Чего тебе от меня надо?".

— Расскажи, за что тебя посадили, — вдруг спросил Славик.

"Это тебе еще зачем?" — недоумевал зек.

— Гражданин начальник, — ответил он, не принимая предложенной манеры беседы на "ты". — Уж коли моя скромная персона заинтересовала Вас до такой степени, что Вы ознакомились с моим жизненным путем, я рискну предположить, что и мое дело Вы тоже читали. И обвинительное заключение, и приговор. Так что Вы и так все знаете.

— Конечно, знаю, — невозмутимо продолжил собеседник, — я все про тебя знаю, капитан. Уж ты мне поверь. Знаю даже то, чего ты сам о себе не знаешь. Науки у нас ох как вперед продвинулись! Ты не представляешь, какие выкрутасы порой отмачивают наши специалисты по душам человеческим. По полочкам тебе человечка разложат. Ты ему потом все это выкладываешь, а у него — глаза на лоб…

Чекист откинулся на спинку стула и медленно, будто бы опасаясь задеть какую-то потаенную струну в душе зека, продолжил:

— Я хочу, чтобы ты сам мне рассказал. Это для меня важно, понимаешь? Может, тебе это сложно, я подожду…

— Да брось ты! — неожиданно для себя громко и раздраженно рыкнул Дима. — Что ты как психиатр, сидишь тут, о пациенте заботишься! Я тебе что — барышня кисельная или актриска нервная! "Если тебе сложно…", "Я подожду…". Ни фига мне не сложно! Хочешь знать, так расскажу. Только тебе вот это зачем, я понять не могу. Сигарета есть?

— А я тебе купил, — спокойно ответил Славик, по виду ничуть не обидевшись на маленький срыв зека.

Он прошел к подоконнику, залез в стоящую там черную матерчатую дорожную сумку, вынул блок каких-то неизвестных Диме, но по виду дорогих сигарет и, подойдя, протянул зеку.

— Ты не подумай, — продолжил он, усевшись на место. — Я не подлизываюсь. Сам-то я — не курящий. А вот для зека "курево" — дело важное. Про то я знаю. Вот и прикупил.

— Благодарствую, — хмуро ответил Ланевский, разворачивая гостинец.

Хорошко курил прямо в кабинете, поэтому зек не стесняясь, смачно затянулся крепкой сигаретой.

— Это было в апреле 2001-го, южнее Шали. Мое подразделение в составе меня, прапорщика и шести бойцов находилось в глубоком рейде по тылам противника. Перед нами были поставлены разведывательные задачи. Был приказ без острой необходимости в бой не вступать, соприкосновения с противником избегать. В процессе выполнения задания группой были захвачены четверо военнопленных, три "чеха" и один араб. Напоролись на них случайно. Такая ситуация была, что застали "духов" врасплох, грех было не взять. К тому же, задачу мы свою на тот момент уже выполнили, возвращались на базу. Да и "языки", опять же. Один — наемник. Вдруг ценные сведения имеет… Знал бы я, как оно все обернется, кончили бы всех на месте — и точка.

Дима говорил спокойно, вовремя успевая стряхивать пепел в любезно пододвинутую чекистом пепельницу. Голос его не дрожал. Было видно, что тема эта давным-давно для него перемолота безжалостной мясорубкой времени.

— Ну вот, — продолжил зек. — Следуем, значит, домой. По связи я сообщил, что ведем с собой гостей. Это я зря сделал… Если бы не это, все бы обошлось. Но, как говорится, "Знал бы, где упаду, перину бы подстелил".

Он почему-то улыбнулся этой заезженной шутке во все свои здоровые, но заметно пожелтевшие за годы тюрьмы, тридцать два зуба.

— Через пару километров группа напоролась на засаду. Ну, вернее, не то, чтобы на засаду… Если бы действительно — на засаду, живыми бы не ушли. Просто, видимо, небольшая группа "духов" "встречным курсом" шла. Но заметили они нас первыми. Боец, которого я в авангард послал, прошляпил. Я его не виню. Сам виноват. Зеленый он был, Царствие ему небесное. Надо было кого поопытнее отправить… Ну, в общем, короче, вступили в бой. Говорю ж, их немного было, ну, может, столько же, сколько и нас. Но на их стороне эффект неожиданности. У меня сразу — один "двухсотый" и трое "трехсотых". Что прикажешь делать?

Вопрос был риторическим и повис в воздухе. Ланевский затушил сигарету и тут же принялся за вторую.

— В общем, дальнейшее конвоирование военнопленных стало крайне затруднительным и опасным для нас самих. "Духи", наверное, своих разглядеть успели, отбить пытались. Хорошо еще позиция у нас подходящая оказалась. Обороняться можно. Одним словом, я принял решение расстрелять военнопленных. "В связи с невозможностью дальнейшего конвоирования"…

Чекист спокойно слушал зека, не делая попыток перебивать рассказ уточняющими вопросами.

— Предполагая, что какая-нибудь сволочь из военной прокуратуры захочет сделать себе на этом деле карьеру, я сам лично, так сказать, и "привел приговор в исполнение"…

Дима замолчал, и собеседник понял, что рассказ окончен.

— А дальше? — тихо поинтересовался он.

— А что дальше? — словно бы сам себя спросил зек. — "Духи" отступили, вязаться дальше не стали… Вернулись на базу. Вопросы. Где пленные? Пытался отбрехаться: мол, так и так, погибли. "Особист" не поверил. Да я бы удивился, если бы поверил. Нашли трупы. Времени-то за собой "убрать" у нас не было… Экспертизы, допросы. "Прапор", сержант-контрактник и два "молодых" молчали, а двоих чекисты "раскололи". Ростов. Суд. Срок. Вот и вся история.

Ланевский вызывающе посмотрел на собеседника. Тот, казалось, весь превратился в слух.

"Странно, — ответил про себя зек. — Он как будто и не историю мою слушает, а звук моего голоса".

— Да… — протянул Славик, словно очнувшись после забытья. — К сожалению, таких историй было немало. Как там на Западе в сороковом? "Странная война". Лучше и не скажешь.

Он встал и начал прохаживаться по кабинету, что-то обдумывая и словно забыв о существовании в этом помещении еще кого-то. Затем, видимо что-то для себя решив, резко повернулся, вновь сел напротив зека и начал говорить, но уже совершенно другим, деловым тоном:

— В общем, так, Дмитрий Петрович…. Ты, я вижу, не дурак, так что хороводы вокруг тебя я больше водить не буду. Изложу все начистоту, а решение принимать уже тебе.

"Наконец-то, — подумал зек. — Момент истины".

— Ты это и сам знаешь, но я все же озвучу, так, для себя, чтобы быть уверенным, что мы друг друга поймем, — продолжил Славик. — Твой приговор — семнадцать. Статья особо тяжкая, так что оттянуть ты должен как минимум три четверти срока. Сидишь ты уже восемь. Следовательно, в лучшем случае свободу увидишь лет через пять. А в худшем — через девять. Я тебя пугать понапрасну не буду. Сидишь ты ровно, мужиком. Никуда не лезешь. Так что весьма вероятно, что срок ты свой досидишь спокойно. И вернешься к семье. Так я говорю?

— Ну… — настороженно подтвердил Ланевский.

— А я тебе предлагаю другой вариант. Мы тебя отсюда на время заберем, и ты сделаешь для Родины кое-какую работу. А затем вернешься сюда. Выгода тебе следующая. Во-первых, пятьдесят штук евро. Как хочешь: хоть сразу, хоть потом, хоть на счет в банке, хоть в банковскую ячейку. Хоть семье твоей передадим… А во-вторых, в 2010-м получишь президентскую амнистию по случаю шестьдесят пятой годовщины победы. — Толик немного помолчал. — В 2014-м твоему сыну будет уже пятнадцать. Взрослый парень, сформировавшийся. А в 2018-м он уже и сам в армию пойдет. А так придешь — а ему еще десять. Успеешь поучаствовать в воспитании, может, убережешь от многих ошибок. Как тебе мое предложение?

"Вернуться к семье, — сердце зека забилось с утроенной силой, — через год. Я ведь еще молод, мне еще только тридцать пять. Еще не поздно начать все с начала. Еще, еще, еще… А деньги… Да не в деньгах дело, хотя и они не помешают. Открою автомастерскую. Жена… Анечка моя любимая. Сколько же ты пережила! Ждешь меня, знаю. А время-то уходит. Но с этими свяжешься, можешь и не вернуться. И весьма вероятно, что не вернешься. Не зря же им зек бесправный понадобился. А не вернусь — значит, судьба такая! Нормально пожил, достойно. Деньги, опять же, жене оставлю. Да и ждать не будет, мотаться на зону каждые полгода и малого за собой таскать. Может, найдет себе кого, заживет нормально… Она у меня еще очень даже ничего. Она же, Анечка моя, не виновата, что со мной такая история приключилась…"

— Что за работа, — спокойно, не надеясь на правдивый ответ, спросил Ланевский.

— Работа небольшая, на недельку, — чекист вертел в руках пачку сигарет. — С одной стороны, не буду тебе врать — опасная. Могут и убить. Но, с другой стороны, скажу точно так же откровенно: по сравнению с теми переделками, в которых ты бывал, это задание — прогулка.

— Ну а хоть какие-то подробности можно узнать?

— Кое-какие можно. Тебе необходимо за пару месяцев подобрать себе группу из двадцати-тридцати человек и выехать с ней в сопредельное государство. Недалеко. Знания языка не потребуется. Группу частично подберешь сам, частично — мы тебе подсобим. Кого брать — решать тебе. Выбирать будешь из своих бывших бойцов. Придется поездить по стране. Адресами нужных на наш и твой взгляд людей тоже поможем. Сейчас многие, либо без работы, либо случайным заработками перебиваются, либо на такой работе, что лучше б ее вообще не было. До вас-то тоже новости доходят, наверное. Слыхал — кризис…

Славик многозначительно, но в то же время как-то комично и издевательски поднял в воздух указательный палец.

— На месте Вы получите все необходимое снаряжение и задачу. Выполните — домой. Ты — опять в зону до амнистии.

— Какова задача, ты, конечно, не скажешь, — на всякий случай поинтересовался зек.

— Конечно, не скажу. Так же будет неинтересно, — Славик улыбнулся. — Ну что, ты согласен? Давай, капитан, принимай решение.

— Мне думать особо нечего, — после короткой паузы четко проговорил Ланевский. — Терять мне, кроме своей шкуры, нечего. А ей сейчас цена невысокая. Деньги положите в банк на имя жены. Но знай, я не из-за денег…

— Это твое дело, Дима, из-за чего ты согласился. Главное, что ты принял правильное решение. Поверь, ты о нем не пожалеешь.

— Надеюсь, — горько усмехнулся зек.

— Ну, тогда будем считать, что мы договорились. — Славик встал со стула. — Деньги будут положены на депозит в Сбербанке на имя твоей жены, данные сообщены ей. Скоро за тобой приедут товарищи с постановлением прокурора Чеченской республики о твоем этапировании туда для производства следственных действий в рамках расследования уголовного дела. Они тебя заберут, и все тебе объяснят: куда ехать и что делать. С женой видеться запрещаю: можешь позвонить, узнать как дела. Удостоверься заодно, что я тебя не обманываю насчет денег. Но скажи, чтоб молчала. Она у тебя — баба умная, жена офицера, все поймет. Тебе все ясно?

— Все.

Дима принял решение, и отступать от него не собирался. Так у него было всегда, так будет и сейчас. Решил так решил.

— Ну а за сим прощай, Дмитрий Петрович, — сказал чекист, протягивая зеку руку. — При лучшем раскладе мы с тобой больше никогда не встретимся, да и при худшем тоже. Желаю тебе удачи. А я побежал. Мне еще кое-куда заехать надо…

20.06.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Делегатская. 21:16

В этом, с позволения сказать, заведении, подавали прекрасное живое пиво. Это командир и без Червонца знал. Захаживал сюда пару раз, пока город исследовал. Что это было, наверное, затруднился бы ответить даже сам хозяин заведения. Хотя его тут, должно быть, отродясь никто не видел.

Если вдуматься, прекрасное сочетание частной инициативы и типично славянского раздолбайства. Как поведали Денису местные "бойцы алкогольного фронта", облюбовавшие это местечко, видно по всему, давно, дело обстояло так. Лет десять назад предприимчивый деловитый краинский мужик взял откуда-то "бабла" и построил здесь, в Лелекивке, одном из окраинных районов Кировогорска, маленькую пивоварню. На своем, причем, приусадебном участке.

— "Да вон она"! — кричали подвыпившие мужики, указывая на видневшуюся метрах в пятидесяти покрытую красивой ярко синей черепицей крышу за добротным и, видно по всему, не тонким забором из итальянского кирпича.

Построил, значит… И пиво начал варить. И получилось у него это пиво вкусным и дешевым. Попал, что называется, в точку. Свежее живое пиво по хорошей цене! Ну кто скажет, что у такого товара не будет рынка сбыта? Дело у новоиспеченного предпринимателя пошло. На прилавках местных универмагов появились полторалитровые бутылки с симпатичной этикеткой, раскупающиеся в момент. Магазины довольны, индивидуальный предприниматель доволен, люди так просто счастливы.

Но вот решил он, как бы это сказать, немного разнообразить рынок сбыта, что ли… Прикупил где-то оранжевый металлический ларек, поставил его на берегу Ингула, недалеко от пивоварни, и развернул в нем торговлю "на развес". То есть — "на разлив".

План-то был хороший. Планы, они всегда хорошие. Есть у них такое качество, у планов… Идет, мол, человек с работы. Или на работу. Или просто идет, куда ему там надо. Видит — ларек. А там — пиво свежее. Подошел он, попросил… Говорит, "налей мне, девушка (продавщицей в нем с самого момента "основания" работала очень даже симпатичная и совсем удивительно молодая девушка с большой белой грудью), холодненького пивка! Жажда меня замучила". Нальет ему девушка, он "тяпнет" стакан одним махом, крякнет удовлетворенно и пойдет себе своей дорогой.

Хорошо? Конечно, хорошо!

Хорошо оказалось только в теории. Вся проблема заключалась в том, что мужик, тот самый мужик, который по плану должен был удовлетворенно крякнуть и пойти и так далее, на деле никуда идти не спешил. Совсем даже наоборот. Он оставался. И не просто оставался. Он оставался надолго и часто напивался. Сначала таких мужиков было двое-трое, потом их стало больше. А потом — совсем много.

Вокруг ларька стихийно возникал "бар на свежем воздухе". Сначала один принес какой-то пенек, потом двое — вкопали лавочку и стол. Потом лавочек и столов появилось с десяток. По вечерам у ларька разворачивались сражения в шахматы и домино. Торговля шла бойко. Даже хозяин, не ожидавший такого развития событий, как бы невзначай приказал врыть метрах в пятнадцати пару широких длинных столов со скамьями.

Но вскоре начались проблемы. Вокруг ларька, естественно, начали скапливаться горы мусора, которые никем не убирались. Да и с какой, собственно, стати? Кроме того, в связи с отсутствием отхожего места, посетители Ларька, не мудрствуя лукаво, ходили справлять нужду в камыши, произраставшие тут же в нескольких десятках метров. В результате уже через пару месяцев оттуда начал доноситься характерный запашок.

Но все это — куда ни шло. Самое печальное заключалось в том, что существование Ларька в конце концов пошло вразрез с интересами жен, дожидающихся своих мужей с работы вплоть до полуночи.

Кто-то вызвал СЭС. Приехавшие инспектора ужаснулись. Но сделать ничего не смогли. Официально кабака не существовало, а на закон о запрете употребления спиртных напитков в общественных местах на Лелекивку не распространялся. Приходили пожарники, налоговики, милиционеры, работники рай- и горадминистрации. И все уходили ни с чем.

Если бы этот злополучный ларек стоял где-нибудь в центре города, милиция прикрыла бы лавочку быстро и решительно. Кому охота ночевать в вытрезвителе? Но проблема как раз и заключалась в том, что заведение сие находилось на окраине, в районе сплошь частной застройки, где все друг друга знали. По сути, это было село. Да оно и было им несколько десятков лет назад, пока наступающий город не поглотил его в свое нутро. Милицейские патрули здесь не появлялись неделями. Просто не было необходимости. Все преступления здесь ограничивались бытовыми скандалами с применением насилия одной половины семьи по отношению к другой с помощью подручных средств.

Кабак "расцвел пышным цветом". С каждым месяцем его постоянное население стабильно увеличивалось. Само собой, анархический порыв масс привел к увеличению столиков и сидячих мест. В продаже появилась рыбка, водка и сигареты. Водка — из-под полы, естественно…

Неотвратимая развязка наступила ранней осенью прошлого года. Двое залетных хлопцев из Овсяновки, что километрах в пятнадцати к западу от города, невесть как оказавшись в Ларьке, решили совместить употребление вкусного и полезного слабоалкогольного напитка с легким флиртом в отношении белогрудой продавщицы.

Не то, чтобы сидевших в этот вечер на лавочках возле заведения "местных" особенно волновала судьба девушки… Никто из собравшихся тогда никаких планов в отношении нее не имел. Тем более что отрицательных эмоций от ухаживаний молодых людей на ее лице заметно не было. Скорее — наоборот. Она им мило улыбалась во все свои белые, как груди, тридцать два здоровых зуба и поддерживала беседу.

Да разве в этом было дело?! Тут ведь вопрос абсолютно принципиальный. Тут, если хотите, дело чести…

Короче говоря, "залетных" здорово избили. Хорошо бы, этим дело и ограничилось. В конце концов, не они — первые, не они — последние. Нечего в чужом районе баб клеить! Знай наших.

Не тут-то было. Избитые оказались парнями мстительным. Это вообще было веянием времени. Люди все труднее и реже прощали друг другу. Прибыв к себе в Овсяновку и показав побои односельчанам, они с криками и руганью потребовали удовлетворения. Местная молодежь и даже некоторые взрослые мужики поддержали предложение "проучить городских". В пользу проведения карательной акции сыграло и то, что для мести имелся конкретный географический объект — Ларек.

На следующий день примерно в восемь вечера, когда, по разумению "овсянковцев", в Ларьке должно было собраться десяток-другой "лелекивцев", десять легковых автомобилей, в которых набилось около пятидесяти парней с палками, кастетами и резиновыми дубинками, въехало в город со стороны трассы на Киян. План был прост. Используя эффект неожиданности, подъехать к Ларьку и хорошенько "напинать" тем, кто там окажется на тот момент, тем самым показав, что "овсянковцев" безнаказанно бить нельзя никому.

Однако "приезжие" вели себя крайне неосмотрительно. Они остановились у обочины "всем караваном" примерно в трех кварталах от Ларька и, собравшись несколькими большими кругами, стали весело обсуждать детали предстоящей карательной акции, подкрепляя при этом свою силу и смелость порциями разливаемого по пластиковым стаканчикам самогона.

Само собой разумеется, это не осталось незамеченным "лелекивцами". Кроме того, на беду приехавших "мстителей", один из скромно проходящих мимо мужичков опознал в одном из них избитого вчера "залетного" паренька.

Была проведена мгновенная мобилизация и разработан план сражения.

Битва получилась грандиозной. Можно даже сказать, эпической. Колонна из десяти машин, подъехавшая к Ларьку, была ловко блокирована с двух сторон металлическими тачками с бревнами. Мирно пившие пиво пятнадцать доходяг в один момент превратились в бойцов с палками и арматурами, несущихся на ошалевших "приезжих" с искаженными от злобы лицами. Со всех сторон на "овсянковцев", рассчитывавших на легкую добычу и боевую славу, посыпались "лелекивцы". Били стекла, расшатывали автомобили. Многим даже не дали выбраться из машин. А те, кто выбрался, вскоре об этом пожалели. "Овсянковцы" сбитые в одну кучу, стали отступать к центру города, отчаянно отбиваясь от наседавших врагов. Приехавшая по вызову милиция и не подумала вмешаться в такое "месилово", опасаясь, либо отхватить по голове "дрыном", либо, что еще хуже, кого-нибудь застрелить.

Сражение закончилось примерно через двадцать минут полной победой "лелекивцев". Враг был сломлен и рассеян по району, оставив у Ларька личный автотранспорт с побитыми стеклами и помятыми крыльями. В больницы города поступило около тридцати пострадавших с переломами и черепно-мозговыми травмами.

Как назло, в этот самый день в городе находился генерал из Кияна, прибывший инспектировать состояние дел в областном УВД. Произошедшее побоище от него скрыть не удалось. И хотя прямого выговора от него не последовало, он неодобрительно покачал головой и одарил начальника кировогорской милиции недобрым взглядом. А начальник областного УВД незаметно показал начальнику горотдела кулак.

Взбешенный главный милиционер города лично проехал к Ларьку и на месте ознакомился с ситуацией. Затем он отвел предпринимателя за ларек и нежно прижал его к стенке. Смысл сказанного сводился к тому, что полковник выражал желание, чтобы предприниматель, либо организовал здесь нормальное заведение с сортиром и охраной, либо закрыл ларек ко всем чертям. А если здесь еще раз произойдет что-нибудь в этом духе, то он, полковник, приедет сюда еще раз и лично заколотит досками не только его ларек, но и пивоварню.

Предприниматель, хотя и был не из робкого десятка, задумался. С главным милиционером города ссориться ему очень не хотелось…

Порядки в Ларьке царили тоже не обычные. Отличием этого заведения являлось то, что, присев на лавочку попить пивка, ты легко мог быть согнан с нее со словами "слышь пацан а ну пересядь подальше это моя лавочка я ее сам лично сюда вкопал". Сопротивляться было бесполезно и даже вредно, поскольку, как правило, в этот момент в Ларьке могло сидеть от одной до трех дюжин местных жителей, друзей-знакомых-товарищей протестующего, или же просто желающих почесать кулаки о залетного "беспредельщика".

Или еще одна особенность: здесь не существовало точного, да что там точного, даже приблизительного времени закрытия заведения. Ларек закрывался в двух случаях: когда кончалось пиво, или когда уже не удавалось уговорить девушку поработать еще немного. Иногда, когда у продавщицы было игривое настроение и когда хозяин завозил в ларек сразу два бочонка, посиделки могли продолжаться до трех ночи.

Предприниматель, смирившийся с существованием этого места, думал последовать рекомендации главного городского милиционера. Поставить столы, провести воду, сделать туалеты, освещение. Да тут — кризис…

Денис сосредоточенно "трепал" купленную здесь же соленую рыбку и вслушивался в диалог, транслируемый маленьким черным научшиком, вставленным в ухо.

— Это ведь все очень серьезно, Виктор Сергеевич. Вы поймите, я Вас не пугаю. Нам очень нужны такие как Вы. Просто необходимы. Не нам даже. Краине нужны. Я лишь хочу уяснить для себя, понимаете ли Вы, куда ввязываетесь?

— А я Вам еще раз говорю, Павел Игоревич, что все я прекрасно понимаю. Никакой уже мочи нет терпеть этих сволочей жирующих…

Командир усмехнулся и кинул взгляд в сторону круглого деревянного столика, вкопанного метрах в двадцати от того места, где он сидел. На низкой лавке возле него сидел Червонец с Котовым и внимательно смотрели на пристроившегося напротив них на пеньке со стаканом пива в руках невысокого крепко сбитого уже наполовину лысого мужика в сильно поношенной клетчатой рубашке с коротким рукавом. Весь внешний вид выдавал в нем рабочего человека. Причем не просто какого-нибудь забулдыгу, перебивающегося "шабашками", а настоящего представителя рабочего класса, ведущего почти трезвый образ жизни, себя и свой труд уважающего. Высококвалифицированного слесаря или сварщика, к примеру…

— Ну, ну, ну… Виктор Сергеевич. Потише. Спокойнее. Не надо повышать голос. Это в нашем деле очень вредно. В нашем деле вообще побольше молчать надо…

— Я понимаю, понимаю…

Мужик был спокоен. Насколько это вообще было возможно в этой ситуации. Как-никак, он влезал в чистой воды "уголовщину" с весьма сомнительным исходом.

— Нам Вас рекомендовал один Ваш хороший знакомый. Он уверял, что Вы — честный и ответственный человек, которому не безразлична судьба его народа. Вы ведь краинец?

— Наполовину. Мать — краинка, отец — молдаванин.

"А Котов-то, Котов!" — усмехнулся про себя Денис.

Действительно, пацан выглядел обнадеживающе. Все-таки, не ошибся Денис в выборе. Не зря его старшим назначили. Он все больше в этом убеждался. Ну разве не красавец?

Он еще раз взглянул на столик. Котов, в чистых и идеально выглаженных кремовых брюках и белой рубашке с коротким рукавом, смотрелся отлично. Это — одна из первых вещей, которой командир научил своего главу Кировогорской дружины КНФ. Человек, работающий с людьми, должен изначально вызывать положительные эмоции. А коли дело касается вербовки — тем паче…

Еще много чего пришлось рассказать Котову. И Денису, и Червонцу. Все-таки больше с ним работал Толик. Это и понятно. Фактически, последние три месяца они работали в паре. В основном, на контакт с потенциальными боевиками выходил Котов. И у него, это можно было заявить со всей ответственностью, все весьма неплохо получалось. Даже больше можно было сказать: он входил во вкус.

Это вывод Денис для себя сделал недавно, после одной очень важной вербовки, ход которой, как сейчас, контролировал лично. В итоге человек дал им пятерых весьма сносных боевиков. По настоянию командира, Котов уволился с работы (естественно, не ставя об этом в известность родителей и близких). Теперь он все свое время посвящал работе на благо "Краинского народного фронта".

— Ясно. Но наши цели и задачи Вы поддерживаете, так?

— Абсолютно поддерживаю. Не желаю, чтобы "америкосы" на нашей земле хозяйничали…

Этот вопрос сейчас задал Червонец. Он редко вмешивался в беседу. В таких случаях он представлялся Уполномоченным Высшего Революционного Совета. Котов в самом начале беседы заявлял, что данный товарищ присутствует на беседах только в особых случаях. Будущему агенту нравилось такое внимание к своей персоне.

— Поверьте, мы этого тоже очень не желаем. Они ведь, сволочи, хитрые. Все чужими руками действуют. Не прямо. Вот и теперь: прислали сюда этих шпионов. Ищенко, Тимощук и команду. Засыпали их деньгами. Вот они и правят им во славу…

— Да я понимаю это все…

— Вы ведь поймите, все не так просто… Они страну в колонию превратят просто. Им не выгодно, чтобы у нас свое производство было. Им надо у нас ресурсы брать и нам свои товары продавать… Вот говорят, мы при Союзе колонией были… Это мы сейчас колония! Все в разрухе. Посмотрите: за все годы независимости ни одного завода в Кировогорске не построили!

— Да я ж знаю…

— А потому, что не надо это им. У них — цели другие. И вера другая. И ценности — тоже другие. А нам с ними — не по пути. Мы с Россией дружить будем. И новое государство строить. Правильное. Без олигархов. А для народа. Вот такие у нас, Виктор Сергеевич, цели.

— Мне все ясно, товарищ уполномоченный.

А мужик был действительно очень перспективный. Мастер одного из цехов железнодорожных мастерских в Знаменске, городке километрах в тридцати к северо-востоку от Кировогорска. Когда-то этой самый Знаменск был крупным по тем временам городом и железнодорожным центром. Со временем он уступил свое место Кировогорску, но вот ж/д узлом оставаться продолжал. Большинство поездов дальнего следования делали там длинную остановку. Именно что не в Кировогорске, а в Знаменске. Ну и, соответственно, все железнодорожное хозяйство базировалось там. Вот и ездили многие люди каждый день на работу за тридцать километров. Хотя чего там! В Кияне, вон, многие, кто в черте города живет, по часу каждый день на работу добираются.

— Так вот у меня к Вам вопрос, Виктор Сергеевич. Вы готовы взяться за оружие, чтобы положить конец власти "желтых"?

— Готов.

— Так вот просто? Вы даже не подумали.

— А мне и думать нечего. Готов, говорю, и все тут.

По сведениям, полученным от агентуры, мастер ненавидел "желтых", имел левые взгляды и пользовался большим авторитетом в рабочем коллективе. Лучше не придумаешь. Если учесть, что под его началом работало тридцать четыре человека, из которых тридцать один — мужчины призывного возраста, можно было смело рассчитывать на пять-семь боевиков. Такая себе вполне полноценная боевая группа. А может и больше. Если повезет, конечно…

— А сколько Вам лет?

— Пятьдесят четыре. А что?

— Оружие в руках держали?

— Обижаете. Два года в железнодорожных войсках. Старшина запаса.

Пьет мало. Спину держит ровно. Почти не потеет. Несмотря на жару. Крепкий мужик.

— Хорошо…. Вы должны понимать, Виктор Сергеевич, что Вы должны будете идти до конца, если согласитесь присоединиться к нам. "Краинский народный фронт" — организация мощная и очень серьезная. У нас есть все, что нам нужно. Деньги, оружие, связи… И когда будет надо, мы возьмем власть. А русские нам помогут. Нам ведь Россия очень хорошо помогает, Вы должны знать….

— И хорошо, что помогает.

— Просто многих это, как бы сказать, несколько смущает…

— Да глупости…

— И я так тоже думаю. У нас, Виктор Сергеевич, все по-честному. Вот видите, я Вас не обманываю. Говорю всю правду, как на духу.

Котов взял инициативу в свои руки. И правильно. Червонец не встревает. Тоже правильно. Нельзя ставить под сомнение авторитет Котова. Пиво закончилось…

— Виктор Сергеевич. Нам нужно знать, какую еще пользу Вы можете принести нашему делу. А не думаю, что такой человек как Вы должен драться в качестве рядового бойца…

— Не понимаю Вас, Павел Игоревич. Что Вы имеете в виду?

— Я имею в виду, Виктор Сергеевич, что Вы, на наш взгляд, вполне могли бы возглавить целый боевой отряд. У Вас ведь наверняка есть единомышленники…

— Есть, конечно… И много.

— Много не надо. Надо надежных. Вот что надо.

— Я понимаю…

Молодец, Котов! Такая прыть тут тоже ни к чему. Надо темп сбавить. Пусть переварит.

— Вот что мы с Вами сделаем, Виктор Сергеевич. Мы сейчас разойдемся, и Вы обдумаете наш разговор. А завтра я с Вами свяжусь, и мы обо всем поговорим поподробнее. И о том, как Вам следует себя вести вплоть до начала открытой борьбы. И о том, кого Вы еще рекомендуете к ней привлечь. Тут надо очень аккуратно. Согласитесь…

— Согласен. Горячку пороть не надо. Да только я своих решений не меняю. Не тот человек я. Так что, если буду полезен, я — двумя руками "за". А насчет того, кого еще привлечь можно — подумаю. Завтра доложу.

— Ну вот и договорились. До свидания, Виктор Сергеевич…

— До свидания, Павел Игоревич…

Все трое встали. Мужик с достоинством пожал руку обоим собеседникам, накинул белую кепку и, выбросил пластиковый стакан с остатками пива в большой контейнер для мусора у ларька, пошел вдоль по улице к окраине Лелекивки.

Котов подмигнул Денису, прошмыгнул между торчащими, то здесь, то там, столиками и лавочками и скрылся за поворотом. Командир молча поднялся и медленно пошел к машине, незаметно вынув из уха приемное устройство.

— Ну что скажешь? — спросил Червонец, поравнявшись с ним.

— Мне кажется, подходящий кандидат. Тем более, если его влияние в мастерских велико. С левым уклоном, правда… Но это ничего. Полезно даже… Такие к "желтым" особенно непримиримы.

Они сели в машину. Командир повернул ключ зажигания. Верный и надежный "Ниссан" безропотно завелся.

"Председатель Службы безопасности Краины Пейченко считает назначение своим заместителем Арсения Сладкого последовательным шагом, направленным на демилитаризацию СБК, — сообщал диктор по радио, автоматически включившемуся после начала работы двигателя. — "Назначение Сладкого — это очередной последовательный шаг в реализации плана реформирования службы безопасности". Так он прокомментировал свое решение. После этого назначения половина коллегии СБК будет состоять из гражданских лиц".

— Слушай, Денис. Они разваливают свою службу безопасности прямо-таки стахановскими темпами, — усмехнулся Червонец, открывая стекло. — Если так дальше пойдет, они станут назначать на генеральские должности народных артистов…

— Ты, чем злобствовать, лучше помолись, чтобы они продолжали в том же духе, — наставительно проговорил Денис.

27.06.2009. Краина, 0,5 км к югу от г. Кировогорск. Набережная р. Ингул. 12:42

— Ты мариновал или в магазине купил?

Денис с удовольствием хрустел сырыми луковыми кольцами, доставал из кастрюли с шашлыком, выбирал побольше и снова ел.

— Ты где такой шашлык в магазине видел?

Кошак сосредоточенно вертел на мангале блестящие шампура с нанизанными на них большими кусками свинины. Под воздействием углей они издавали приятное аппетитное шипение.

— Где, где… — Лева развалился на шезлонге под густым деревом и изредка потягивал пиво из алюминиевой банки, стоящей тут же на расстоянии вытянутой руки. — В универмаге на Горького классный шашлык, например, продается…

— Фигня там, а не шашлык, — уверенно отбил Володя и вытер тыльной стороной ладони пот со лба.

— Ты где шезлонг "надыбал"? — с завистью поинтересовался командир.

Сам он уже с полчаса переминался на корточках возле мангала. А вот Кошак как-то удобно приспособил одно из поленьев, предназначавшихся на дрова, и теперь удобно сидел, скрестив ноги. У Толика вообще проблем не было. Он взял с собой какую-то девку и теперь не вылезал с ней из реки. Денис издалека имел возможность наблюдать за тем, как они, стоя по грудь в воде, облизывают друг другу лица.

— Места знать надо, — стандартно ответил Лева. — Сам же, главное, на природу всех "сблатовал", а табуреточки не имеешь…

— Дай посидеть, — потребовал Денис.

— Отвали, — отмахнулся тот.

— Я приказываю.

— А я не подчиняюсь.

— А вот ты как, — цокнул языком Денис. — Володя, расстрелять товарища Бурченко.

— Погоди, шашлык дожарю…

Летнее краинское солнце палило нещадно. Тридцатиградусная жара придавливала людей к земле, лишала вдохновения работать и вообще желания двигаться.

Дениса совсем смарило, он сел прямо на землю и со скуки начал кидаться в Леву камешками и маленькими ветками. Тот лениво отмахивался.

— Чего-то я хотел у тебя сегодня с утра спросить, — бубнил себе под нос командир, поглядывая на Володю. — От этой жары совсем мозги размякли. С утра еще помнил, когда выезжали. А тут, как назло, эта "бикса" в машине… Столько шума от нее дурного… При ней не поговоришь… А теперь — забыл…

— Ну вспомнишь еще… — Кошак взял маленькую пластмассовую бутылочку, закрытую пробкой с несколькими дырками, и начал аккуратно тушить возникший в мангале огонь.

— Слушай, так чем там закончился этот рок-н-ролл с Мацаевым? — поинтересовался Лева.

— Да, кстати! — Денис одобрительно кинул в Леву палочкой. — "Барыга" правильно говорит… Я тебя об этом и хотел спросить. Чего там с нашим любимым губернатором?

— Пока ничем. — Кошак неопределенно хмыкнул. — Судится…

— Это тебе наш друг рассказал вчера?

— Ну да.

— Чувствую, это у них с Ищенко надолго. — Денис посмотрел на беззаботно купающихся в Ингуле в свой законный выходной день кировогорцев. — Кто за него пока?

— Негожина. Но она до снятия Мацаева была исполняющим обязанности первого заместителя. Не знаю, почему она ходила с приставкой "и. о". Кто их движения там разберет? Так что теперь она из исполняющей обязанности заместителя превратилась в исполняющего обязанности руководителя.

— Ага, — поддакнул пробежавший к мангалу мокрый Червонец в черных плавках. — Мне мой знакомый рассказывал, что в серьез ее никто не воспринимает. Да и сама она понимает, что фигура временная. Так, сидит тихо, "деньгу" понемножечку "рубит" на чем может. Пока, как говорится, "фарт" привалил. Бардак, короче…

— В этой стране вообще не власть, а пародия какая-то, — хмуро заметил Кошак.

— Не могу с тобой не согласиться, — задумчиво изрек Денис, наблюдая, как высокая черноволосая подруга Толика бежит к ним. — Это и хорошо. Чем больше у них бардака, тем легче нам работать…

02.07.2009. 10:21

— Здравствуйте, Иван Дмитриевич.

— Приветствую тебя.

— С праздником!

— Каким праздником?

— Ну как же… С Днем России.

— Иди ты с твоим днем! Тоже мне, праздник нашел… Клоуны! То у них День России, то День независимости, непонятно от кого, то День Конституции, то день Флага, то день Национального примирения. Я давно уже перестал даже пробовать запоминать даты этих новых праздников. Не беси меня…

— Хорошо, не буду… Смотрел вчера вечером новости. Чего у нас случилось со Степаном Викторовичем?

— Ничего особенного не случилось… Просто…. Пожилой он уже человек, а нам большие дела предстоят. Сам знаешь. Да мы не особенно и старались. "Хозяин" его сам давно менять думал. Все руки не доходили…

— Вас, конечно, мое мнение по этому вопросу не особо интересует, но я с Вами согласен. Требуется человек более активный.

— Дело не в активности. Степан Викторович, видишь ли, не одобряет используемые нами методы. Не уважает нашу работу, так сказать… Что ж, я его не обвиняю. Наш с тобой род деятельности у многих не вызывает ничего, кроме отвращения.

— Я это уже заметил. Здесь, кстати, также. А вчера разговаривал с Гектором. Так вот он мне поведал, что один краинский бизнесмен средней руки даже утверждал ему, что это у них национальное… У краинцев, в смысле…

— Что "национальное"?

— Ненависть к спецслужбам.

— Вот как!? И чем же она вызвана?

— Вы не понимаете разве? Особенностями национального краинского характера.

— Какими особенностями?

— Ну уж это, Иван Дмитриевич, просто ни в какие ворота! Свободолюбием, конечно…

— Ах, да-да-да… Прости, я что-то запамятовал про свободолюбие.

— Зря Вы это, зря… Ну ничего, на первый раз прощаю.

— Чего звонишь-то?

— Да ту такое дело… Вам сегодняшнюю аналитику по "Трое" уже давали, наверное…

— Естественно. Ты насчет Киевских дел…

— Ну да. Я не понял что-то. Читаю сегодня с утра новости, а тут такое… "В ночь с 31 июня на 1 июля офис "Краинской организации националистов" был забросан бутылками с зажигательной смесью. По заявлению пресс-службы КОНа, "по нашему мнению, это связано с антикраинской политикой, которая проводится в нашем государстве. Это действия тех антикраинских сил, которые по закону давно уже должны были быть запрещены в Краине". Я извиняюсь, это что? Это кто нам там всю "малину" испортить хочет? Это же все на нашем деле отражается…

— Согласен. Претензии твои обоснованы. Проблема в том, что это — не наши.

— А кто?

— Да парочка клоунов местных. Какие-то там "леворадикалы". Их же без пол литра не разберешь. Обиделись за то, что "КОН-овны" памятник Ленину взорвали.

— Серьезно? Куда катится этот мир. Но они же нам все равно вредят. У пророссийских сил должна быть кристально чистая репутация.

— Во-первых, не преувеличивай. У пророссийских сил в Краине уже давным-давно нет, не то что кристально, а хотя бы примерно чистой репутации. И тебе это прекрасно известно и без меня. А во-вторых — поговори, в конце концов, с Менелаем. Чего ты мне-то мозг вынимаешь? Если эти товарищи будут продолжать мутить воду, пусть просто сдаст их местным "ментам". А теперь прекрати пудрить мне мозги и говори, чего звонишь. Ты ведь не рассчитывал, что я поверю, что ты мне звонишь из-за этой мелочи. Ты ведь меня уважаешь?

— Да так… Узнать хотел просто. Когда?

— Волнуешься?

— Естественно. По краю ведь ходим…

— Ну, ты это брось. Ходить по краю — это наша работа. И если каждый раз из-за этого волноваться — долго не протянешь. Сгоришь. Поверь, были уже такие. А насчет даты — не утвердили еще. Но скоро, Учитель, скоро. Ты давай там, за своими получше следи…

06.07.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Кропоткина. 11:02

— Слушай, да поимей ты совесть! — возмутился Денис, старательно тараща возмущенный взгляд на мастера.

— Ничего не знаю, — уверенно парировал тот, погладив свое большое упругое пузо, обтянутое зеленым рабочим комбинезоном. — Сказал пять — значит пять. Не хочешь — езжай, ищи, где дешевле…

"Езжать и искать, где дешевле" у Дениса не было ни малейшего желания. И мастер это чувствовал. Опыт ли это был или что-то другое, но работники автосервисов безошибочно угадывали в Денисе "автомобильного лоха", который не знает, что и сколько стоит.

Это повторялось уже третий раз. Сначала — в декабре, почти сразу после покупки. Стекло на передней пассажирской дверце стало открываться натужно и медленно. Потом — уже в марте. Смачно царапнул правое заднее крыло об угол стены на выезде из своего двора. И вот теперь, жутко скрипело рулевое колесо, особенно при повороте направо.

В первых двух случаях Дениса цинично "развели" как минимум на полцены. Об этом ему было ответственно заявлено Толиком и Володей. Не то, чтобы командир экономил. Просто очень уж не хотелось быть потерпевшим, тем более в таком сугубо мужском деле как автомобилизм. Поэтому в этот раз он, вооруженный наставлениями о том, что устранение поломки обойдется никак не больше двух-трех "штукарей", приехал в автосервис, который ему посоветовал Кошак, и предстал перед мастером.

Все оказалось напрасным. Осмотрев машину, тот в безапелляционной форме заявил, что ремонт стоит "пять штукарей". Но Денис не собирался так просто сдаваться. Тем более что тратить время на поиск нового сервиса совсем не входило в его планы. Были дела поважнее.

"Если нет знаний — надо брать измором", — так решил он для себя, применив к новым жизненным условиям старую студенческую мудрость.

Правда, надо было признать, что уже в годы его обучения студенты, вместо измора, как правило, отнимающееся много душевных сил, все чаще предпочитали банальную взятку.

— Ну откуда ты взял эти пять "штук"? Мне друзья сказали, что тут делов — на три "касаря". Не больше…

— Ну так пусть тебе твои друзья за "трешник" и делают.

— Да ты объясни по-человечески, почему — пять?

— Да потому что "Ниссан". Сильно подержанный, да еще "праворульный". Да тут одних расходных материалов…

В кармане джинсов завибрировала трубка. Звонил Червонец.

— Алле! — крикнул Денис, поднеся аппарат к лицу. — Говори живее. У меня тут дело срочное…

— Меня пасут…

06.07.2009. Россия, г. Анапа. ул. Терская. 11:03

— Да мне твои проблемы по барабану!

Коротко и как-то нервно-стриженый индивид сверкал на Толика серыми, абсолютно мертвыми пустыми глазами.

"Как же можно жить с таким взглядом?" — думал директор, рассматривая клиента.

Пацан орал в его кабинете уже минут пять. Черная не глаженая рубашка с длинными рукавами (несмотря на жару), была расстегнута до живота, оголяя его неестественно впалую грудь и крестом на веревочке и смазанной татуировкой. Джинсы, видавшие виды, были закатаны у голеней. Внешний облик довершали потрепанные сланцы, приобретенные явно даже не в прошлом сезоне. Клиент был худым просто до тошноты, и вся кожа его, какая-то пожамканая, словно не по размеру подобранная, свидетельствовала о пристрастии ее хозяина ко многим порокам. Из кармана рубашки была заметна пачка сигарет в мягкой упаковке.

Андрей сглотнул слюну. Он не курил уже с неделю, а хотелось — просто жуть. Зажмурив глаза и немного помотав головой, он перевел взгляд на другого посетителя. Это был дородный здоровяк, как минимум метра под два ростом. Ясное дело, жир в его организме присутствовал в немалой степени, однако и мышечная масса имелась явно не малая. Про таких в народе говорят: "Косая сажень в плечах". Если в первом посетителе угадывалась определенная доля кавказской крови, то этот — чистокровный славянский богатырь. Скуластый, светловолосый, голубоглазый. Глаза, правда, как будто слегка раскосые. И недобрые. Это точно.

Если "встречать по одежке", то этот был полной противоположностью своему товарищу. Белая плотно обтягивающая торс майка, широкие светло-серые хлопковые штаны, хоть и не совсем удачно выглаженные, зато чистые, белые явно новые кроссовки с белыми же носками. Посетитель сидел на стуле перед Андреем, закинув ногу на ногу так, что директору была видна подошва его кроссовка. В отличие от товарища, он почти не разговаривал с Толиком, и даже не смотрел на него. А вот на Андрея пялился самым нахальным образом, нисколечко не стесняясь.

"Конечно, чего тебе стесняться с таким весом", — мысленно оценил его Андрея, делая вид, что внимательно слушает диалог.

— Артем, я же Вам говорю. Кондиционер мы Вам заменим через неделю. Когда он из Москвы придет. А пока можем другой поставить, подобный… Ну зачем такие сложности?

— Да на фига мне нужен твой "подобный", слышь ты… Я тебе "бабки" отдал? Отдал! Твой говеный "кондюк" и трех дней не проработал…

Эти двое невоспитанных товарищей подкатили к офису на белой "девятке", тюнингованной всем хламом, какой только было можно на нее нацепить. Толик, хмурый словно ноябрьская туча и явившийся на работу почему-то во всем черном, озадачил директора еще с утра.

На первый взгляд, проблема была пустяковой. Два дня назад первая бригада установила аппарат в одной забегаловке на Пионерском проспекте, в поселке Джемете, который уже достаточно давно сросся длиннющим хвостом санаториев и домов отдыха на набережной по проспекту и был опоясан ими, словно окруженный противником полк. Заведение, как объяснил Толик, так… "Рюмочная", "гадюшник". Шашлык на шампуре без тарелки да вино с водкой. Однако же строение было "всамделишнее", с кирпичными стенами. Не какая-нибудь там палатка. А значит — нужен кондиционер.

Заказ-то — пятнадцать тысяч! Аппарат на сорок квадратов. Короче — и говорить не о чем.

Оказалось — есть о чем. Кондиционер сломался в воскресенье. Случай не первый, хотя и редкий. Дальше все должно было идти по проверенной схеме: клиент звонит Толику, тот присылает бригаду, меняет аппарат на такой же или сходный, пока не подвезут аналог.

Не тут-то было. Хозяин кафе оказался… Да какой там! Надо по-другому сказать: Толик заверил Андрея, что хозяин заведения оказался "приблатненным". Теперь-то, слушая этого индивида уже четыре минуты (Андрей с тоской взглянул на часы) он видел, что перед ним — далеко не тот человек, которого стоит бояться. То, что "борзый", мнящий себя кем-то значимым — это да.

Ха! "Быка" зачем-то с собой привел…

Директор внутренне усмехнулся. Неужели это не очевидно? Оба они, оба этих парня, сидящие сейчас у него в кабинете и пытающиеся его запугать, хотя к нему они пока ни разу не обратились (а в том, что стараются они запугать именно его, директор нисколько не сомневался, потому как Толика они уже запугали), на самом деле… Слабаки? Да нет, нельзя так сказать… По крайней мере, этот дохлый, с татуировкой на груди, точно не слабак. "Бык" его послабее будет. Но все равно — не то. Если на "животные параллели опускаться" — не волки они. Собаки злые — может быть. По крайне мере, этот, с татуировкой. Но то, что не волки — это точно. Такие вещи чувствовать надо. Нюхом. Это, либо дано, либо — нет. Научиться этому нельзя. А собаки — они и есть собаки. Покусать могут, на пороге нагадить — теоретически тоже. Но загрызть — вряд ли…

А хотел этот невежливый товарищ, собственно, очень простую штуку, а именно: чтобы фирма установила ему новый аппарат и вернула деньги. И всего-то делов!

— За "косяки" отвечать надо…, - так обосновал он свою просьбу, когда заявился вчера под вечер в полупьяном виде к Толику домой (неизвестно как добыв его адрес) с компанией таких же как он "интеллектуалов", до смерти перепугав его новую девушку, да и самого хозяина квартиры.

В процессе своей "предъявы" он назвал несколько имен, которые не говорили Андрею ровно ни о чем. Зато Толик знал, о ком речь. При упоминании об этих людях ("приблатненный" счел возможным повторить эти имена еще раз при Андрее) его, то есть, Толика, зрачки заметно расширились, правая щека дернулась, а сам он стал усиленно потирать шею.

Единственное, что Толик смог ответить этому хаму вчера, так это то, что такие вопросы может решить только директор. В ответ "ресторатор" пообещал, что завтра лично заедет в фирму и "пообщается" с руководством.

— Слушай, может, поставим бесплатно. Ну его в баню, — искренне предложил Толик. — Можно, конечно, их послать. Но как бы потом проблемы не начались…

— Посмотрим… — махнул рукой директор, в пол уха слушавший своего "зама".

Андрей вновь "вернулся к реальности". Судя по происходящему, скоро беседа должна была затронуть и его персону. "Бык" во всем белом нетерпеливо дергал ногой и все менее дружелюбно глядел на него. Толик не знал, куда направить свой взгляд. Руки его были опушены на колени, голова поникла, все разумные аргументы явно закончились. "Приблатненный", презрительно разглядывал морально побежденного противника и, видимо, все больше убеждался, что для того, чтобы добиться своего, нужно начать обрабатывать главного "клиента".

— Артем, ну, я не знаю, что еще Вам сказать. Мы можем вернуть Вам деньги, но тогда как мы поставим Вам аппарат? Он же денег стоит. Мы же не можем работать себе в убыток. А кондиционер мы поменяем Вам завтра…

— Слышь ты, баран! Ты мне сегодня все поменяешь, понял?! Сейчас прямо метнешься! — рыкнул босяк и, увидев, как Толик умоляюще посмотрел на Андрея, вперился в директора взглядом и добавил, — А ты че язык в задницу засунул?

Белый "бык" злобно хохотнул. Видимо, он давно этого ждал и предвкушал потеху.

В этот момент на столе у директора завибрировал телефон. Андрей, стараясь сохранять любезное выражение лица несмотря на неприкрытое хамство, поднял указательный палец вверх, как бы прося прощения за задержку, посмотрел на экран и удивленно повел бровями.

— Я очень извиняюсь, — вежливо сказал он, вставая из-за стола, и направляясь к выходу из кабинета, — ответить надо. Из Москвы партнеры. Извините, я сейчас…

06.07.2009. 11:08

— Да…

— Привет.

— И тебе здравствуй. Чего звонишь? Что там за шум у тебя?

— За рулем еду.

— Ясно. Коли ты из машины на ходу звонишь, значит — дело плохо. Говори.

— Десятого пасут.

— Подробности. Все по полочкам.

— Он говорит, что заметил "хвост" еще вчера. Вернее, у него возникли подозрения… Короче, он говорит, мол, "думал — привиделось, нервы там и все такое…". А сегодня с утра — однозначно. Белая "девяноста девятая". Номера кировогорские, "ВА 1235 АВ". За рулем — спортивный парень, лет двадцати восьми-тридцати. Короткие русые волосы, нос с горбинкой, ярко выраженные скулы, рот прямой, глаза предположительно карие.

— Так…

— Он говорит, что это не местные "опера" СБК. Мы их всех знаем. Машины такой у Кировогорских "ГБ-шников" не числится, по нашим данным… Работает вроде как грамотно, но не слишком умно и изобретательно. Как по учебнику. Не знаю, что и думать…

— А что тут думать? Тут, мне кажется, все предельно ясно. "Десятый" у тебя — ответственный за вербовку. Вот и "прокололся" на ком-то. Тут ведь не всегда удается правильно человека оценить. Вот и пошел кто-то из его агентов "с повинной". Вот так и есть, предположительно…

— Предположительно… Чего делать-то будем?

— Что надо — то и будем.

— Нам самим решать?

— Да нет, пожалуй. Не суетитесь уже. Тут, по большому счету, Ваша вина маленькая. Вы — не первые.

— Серьезно. Кто-то из наших попался, что ли?

— Ну, попался — не попался. Но инциденты были. Все. Хватит трепаться. Сначала надо выяснить, что там у Вас и почем. Слушай приказ. Вся группа — на карантине с этой минуты. Все активные действия прекратить. Продумать пути отхода. Жди "чистильщиков". Я еще позвоню…

— Да! Подожди. От волнения запамятовал. "Десятый" еще сказал, что ему показалось, что это "опер" из Ленинского отдела. Но он не уверен. Да и зачем милицейскому "оперу" его "пасти"? Чепуха какая-то…

— Не паникуй. Может, еще ничего страшного и не случилось. Сиди, короче, тихо… А вот "Десятый" пусть ведет обычный образ жизни. Пускай поводит его по городу, заодно и присмотрится. А то, чего доброго, заподозрят неладное и наделают глупостей…

06.07.2009. Россия, г. Анапа. ул. Терская. 11:16

— Господа, я должен признать, что мои подчиненные наделали глупостей! — прямо с порога объявил Андрей, во все тридцать два зуба улыбаясь ошалевшим посетителям. — Простите, что заставил ждать. Действительно, очень важный звонок…

Он хлопнул в ладоши и нервно рассмеялся. На душе было как-то задорно, отчаянно весело. Яна, с самой первой минуты прихода недовольных клиентов уверенная в том, что добром все это не кончится, испуганно проводила взглядом ни с того ни с сего развеселившегося шефа. Из мастерской нерешительно выглянул бригадир и тут же скрылся. Рабочие не посчитали нужным ввязываться в противостояние, справедливо рассудив, что "пусть хозяева разгребают".

"Трудно их винить, — думал директор, застыв на пороге и дебильно улыбаясь подозрительно рассматривающих его быков. — Страх — это ведь не порок, по сути… Это всего лишь рефлекс. Вот подлость — это порок. Предательство — да. Воровство — само собой… А страх — животный инстинкт. Живой организм подсознательно сторонится того, что может ему навредить. Или не ему а "его миру", его ареалу обитания…"

— Слышь ты, улыбчивый, — худой в черной рубашке смерил его надменным взглядом, — давай вопрос уже решать. У нас время не казенное. Платить будешь или как?

"А ведь с другой стороны, если задуматься над всем этим основательно… Ведь человек ровно настолько человек, насколько он победил в себе животное. А чем ближе он к зверю — тем дальше от Бога. Это уже если по религиозному… Вот, положим, умеешь ты страх в себе победить, значит, ты — больше человек. Потому как в нужный момент будешь не только свою шкуру спасать, но и об окружающих позаботишься. Или вот можешь ты не жрать каждый раз, когда тебе захочется… Впрочем, отсутствие страха ведь и всяким уродам свойственно… Трудно тут однозначно сразу сказать…"

— Само собой, уважаемые. — Андрей дружелюбно развел руками и еще шире улыбнулся. — Поверьте, ваши затраты будут возмещены немедленно. И, кроме того, мы установим вам один из наших лучших аппаратов. Могу вас всячески заверить — нам не нужны недовольные клиенты. Прошу! Пройдемте к нам на склад, я вам его покажу, — он повернулся боком и жестом попросил следовать за ним…

— Ну, давно бы так! Че ты раньше молчал? — недовольно, но с нескрываемыми победными нотками в голосе, просипел худой, поднимаясь со стула.

— Ну поймите же! Мне же нужно было в ситуации разобраться… — оправдывался директор.

Толик с Яной ошеломленно уставились на Андрея. Друг друга они видеть не могли, потому как находились в разным помещениях: Толик — в кабинете директора, а Яна — в приемной. Но выражение их лиц было абсолютно одинаковым.

— Ну, пошли уже… — процедил худой, подойдя вплотную к директору, обдав его запахами немытого тела и дешевого табака.

Андрей прошел через приемную, ведя за собой посетителей, миновал рабочее помещение и начал подниматься на улицу.

— Куда он? — сдавленным шепотом прошелестел Толик, подбежав к столу Яны и не спуская глаз со спин идущих за его другом мужиков.

— Откуда я знаю. — Яна быстро и тихо поднялась с места и непонимающе вперилась взглядом с идущих. — Они прошли склад, на улицу… Там же у нас ничего нет!

— Да знаю я — нервно огрызнулся заместитель.

— Чего стоишь!? — глухо рыкнула она на Толика. — Иди за ними. Кричи там в случае чего…

— Ага… — Толик просеменил по коридору, заметно отставая от остальных.

Андрей открыл дверь и вышел на улицу. Зажмурившись, с полсекунды поглядел на яркое летнее солнце, бегло осмотрелся по сторонам и направился налево, к окрашенной большими некрасивыми мазками в темно-зеленый цвет калитке с железным кольцом вместо ручки. За ней располагался внутренний дворик, на который выходило окно его директорского кабинета. Андрей не имел понятия, кому он принадлежит. Знал только, что там, за зданием, в котором располагалась его фирма, было какое-то учреждение, а дворик этот был как бы подсобным. Небольшой, от силы пять на десять метров, он имел несколько маленьких сараев для самого разнообразного инвентаря, мусорный контейнер и вообще был завален всяким хламом. Вход со стороны Терской улицы был служебным, но почему-то никогда не закрывался, чем иногда пользовались некоторые несознательные местные подростки для оправления естественных нужд. К счастью, происходило такое большей частью только поздним вечером, так что работникам "Южного ветра" весьма редко приходилось наблюдать за сим процессом. Что было особенно неприятно, учитывая "полуподвальность" их помещения.

Андрей повернул кольцо, с силой толкнул калитку и оказался внутри дворика, сделав два больших шага вперед.

"А теперь — все…"

Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Голова слегка поднялась вверх, глаза полузакрылись.

"Раз", — считал он.

Секунды расплылись, распластались в пространстве, стали осязаемой белой тягучей массой, принимающей разные формы.

"Два".

Он прислушался к своему организму. Главное, чтобы не было страха. Если не удастся его побороть — победы не будет. Не должно быть ничего вокруг. Ничего. Ни солнца, ни ветра, ни даже воздуха. Должен быть только он — и противник. А слабых противников не бывает. К любому противнику следует относиться серьезно. Потому как ты никогда не знаешь на сто процентов, что он из себя представляет. Не знаешь, смел ли он, решителен ли он, в конце концов — вооружен ли он. А если вооружен — то чем? Но это все — ладно… Главное — владеть собой…

"Три".

Вокруг стало абсолютно тихо. Мышцы напряглись, ноздри резко втянули раскаленный летний воздух…

"Сначала первым за мной шел худой. Но у входа он остановился и закурил. Так что сейчас в метре за моей спиной — здоровый. А худой — за ним. Как раз сейчас стоит в проходе, с сигаретой в зубах, и делает шаг… У здорового в левой руке — бежевая матерчатая сумочка, в каких носят все свои мелочи, чтобы не забивать карманы… А правая — в кармане. Худой держит в левой руке ключи от машины… Ты знаешь что делать? Знаешь. Ты уже точно знаешь, как будешь действовать. Все, что тебе сейчас нужно сделать — выполнить то, что ты наметил. А это — самое легкое. Главное — никаких сомнений. У тебя есть сомнения? Хоть малюсенькие? Нет. Точно? Точно. Тогда — работай. Сейчас он сделает еще один шаг правой ногой. Там рассыпано немного гравия. Ты его услышишь. Услышишь, как он поставит свою ступню на асфальт. Будет небольшой хруст. А больше тебе ничего и не надо. Вот…"

Не поворачивая корпуса, оставаясь к противнику спиной, Андрей сделал небольшой шаг назад и влево, повернув при этом корпус на девяносто градусов в сторону противника. Правая рука его немного согнулась в локте, большой палец ушел под ладонь, изготовленную для удара. Атака была стремительной. Хлесткий удар верхней стороны ладони прямо в кадык получился такой силы, что, Андрею показалось, что "бык" даже несколько подпрыгнул вверх. Выронив сумку, обхватив горло ладонями и выпучив глаза, он упал сначала на колени, а затем поварился на бок, издавая сдавленный хрип.

Но Андрей этого не видел. В один прыжок он преодолел расстояние, отделяющее его от худого, застывшего в дверях в сигаретой в зубах. Вне всякого сомнения, как отметил про себя Андрей, клиент даже не успел понять, что произошло. Сидя, что в запасе имеется пара десятых секунды, Андрей размахнулся немного больше, чем следовало. Зато удар ладонями по ушам получился на славу. Худой взвыл от страшной боли и обхватил руками голову, чем не преминул воспользоваться нападавший. Не очень сильный, но как-то даже по-хозяйски расчетливый удар в солнечное сплетение согнул его пополам. Директор бережно, словно боясь причинить неудобства, взял его за редкие волосы и, словно бычка, провел несколько метров и кинул на кучу битого кирпича.

После такой удачной серии у Андрея было не меньше половины минуты. Иными словами, времени было полно. Он неспешно, если не сказать деловито, подошел к хрипящему "быку", присел на корточки и, нащупав на шее какую-то точку, сильно ее надавил. "Бык" подергал ногами секунд пять и затих.

— Ну вот, — заключил Андрей, проверяя пульс, и подмигнул застывшему в дверном проеме белому, словно мел, Толику. — Дверь-то закрой, — спокойно попросил он друга, поднялся и направился к худому.

Тот, приподнявшись и полуприсев на кирпичи, что-то тихо мычал и все еще держался обеими руками за голову, иногда мотая ей из стороны в сторону.

— Ну как? — игриво поинтересовался Андрей, присев на корточки и весело разглядывая поверженного.

Худой поднял голову и уставился на него полным ненависти и звериной злобы взгляда. Но было в это взгляде и еще кое-что… Удивление, непонимание, изумление даже… Как? Как так получилось, что этот "фраер" сделал такое? Корова дойная, барашка… А он!?

— Ах ты падло… — змеей прошипел худой, оскалив зубы.

Андрей не дал ему закончить. Мощный удар открытой ладонью справа вновь уложил противника на кирпичи.

— Ну как? — снова поинтересовался директор.

Толик, плотно закрывший калитку, все еще смертельно бледный, стоял за спиной друга и не знал, куда себя деть. Лишь иногда боязливо оглядывался по сторонам и прижимал голову.

— Ну, сука… — проревел худой, не то от боли, но скорее от лютой обиды.

Андрей молча встал, по футбольному размахнулся и ударил его ногой прямо в лицо. Кровь обильно хлынула из носа у парня, но на сей раз он только глухо замычал, перекатившись прямо по острым осколкам кирпича на другой бок. Толик сзади тихо брякнул что-то неразборчивое.

— Ну как? — Андрей не баловал избитого разнообразие вопроса.

Худой, помолчал секунд двадцать, обильно сплюнул кровь и присел, низко опустив голову. Андрей знал: противник не боится. Просто не хочет показывать ему своего ненавидящего взгляда, чтобы не спровоцировать новых ударов.

— А вот теперь послушай меня. И очень внимательно…

Директор поднял его голову за подбородок, чтобы видеть глаза.

Парень не делал попыток напасть на Андрея. Осознал, что силы не равны. Однако смиренным он тоже не выглядел. Впрочем, директор другого и не ожидал. Красные глаза искрились глухой ненавистью и запрятанной в глубины души до лучших времен каленой яростью.

— Я знаю, что ты, паскуда, меня все равно не послушаешь, — грустно сказал Андрей, разглядывая лицо избитого противника. — Но все же скажу… Не для тебя скажу, а для себя…Забирай своего товарища и езжай себе, "по добру по здорову". Тем более что другу твоего медицинская помощь нужна. Это я тебе точно говорю…

Противник уставился на лежащего без движения "быка" пустым ничего не видящим взглядом.

— Но все же, — продолжил директор, — чтобы не брать на свою совесть лишний груз, я тебе, рожа немытая, скажу вот что…

Он взял его за подбородок и повернул к себе. Худой с ненавистью схватил его за руку и попытался убрать ее в сторону. Ответом был пронзительный удар левой прямо в глаз. На сей раз клиент чуть не отключился: туловище его резко мотнулось назад. Если бы Андрей не поймал его правой рукой за шиворот рубашки, пацан имел бы все шансы смачно приложиться затылком об угловатый битый кирпич.

— Очнись, чудовище… — директор немилосердно лупил его по щекам до тех пор, пока не увидел в глазах клиента огонек сознания.

— Андрюха, ты убьешь его на фиг… — пробормотал Толик и положил ему руку на плечо. — Хватит, а…

— Не мешай процедуре, — менторским тоном ответил ему директор и, обращаясь уже к худому, продолжил. — Так вот… Что я тебе хотел сказать… У тебя сейчас есть два выхода. Первый: начать "мутить" воду. Жаловаться там. "Ментам" или блатным… Кого ты больше уважаешь, я не знаю… Или еще хуже: начать меня подлавливать.

Парень вновь сплюнул кровь и уставился на Андрея двумя горящими угольками.

— Знаю, знаю… — Андрей замахал руками и расхохотался. — "Мстя" твоя будет страшна… А второй вариант простой: взять сейчас товарища под мышку, свалить отсюда по-быстрому и больше никогда не связываться ни со мной, ни с моими друзьями-знакомыми…

Худой никак не реагировал. Только сопел, утирая кровь с лица.

— Я не собираюсь тебя пугать, — неожиданно ледяным тоном продолжил директор, — но я очень советую тебе пойти по второму пути. Очень. Потому что, если ты предпочтешь первый, — он обхватил его шею правой рукой, притянул к себе и продолжил полушепотом, — то тогда ты станешь моей проблемой. А такие проблемы в моей жизни решают за меня другие люди. И — вот что, парень! Тебе придется иметь дело с ними. Послушай совета, не появляйся больше в моей жизни. Я ведь никогда не узнаю даже, что с тобой случилось. Ты просто… перестанешь быть моей проблемой…

Андрей похлопал его по плечу и поднялся. Худой инстинктивно прикрыл лицо руками, опасаясь удара ногой или коленом.

— Пойдем, — вновь веселым голосом бросил директор Толику и, засунув руки в карманы брюк, побрел к калитке.

Избитый "малый предприниматель" проводил его хмурым взглядом исподлобья, медленно встал и начал приводить в чувство товарища.

— Ничего себе! — Толик шел рядом и смотрел на друга восхищенным взглядом. — Ты где так "биться" научился-то?

— В Москве, — лениво бросил через плечо Андрей. — Занимался…

— Ну ты — красава! — Заместитель все еще не сводил с него почтительного взгляда. — Ну ты просто красава! Ну ты жестко их… Ты чего вообще так его "напинал"? Я от тебя такого не ожидал… Ты когда таким жестоким "перцем" успел стать?

— Да не жестокий я, — отмахнулся директор, останавливаясь у входной двери. — Просто достало все. Отдохнуть, что ли, недельку. А этот олень меня в натуре "бесанул". Я вот сидел, смотрел на него, как он хамит, на дружка его тоже… На его ухмылку наглую… Смотрел и прямо таки представлял себе, как я его п…дить буду. В деталях… Разные варианты рассматривал. Ты думаешь, почему я так долго в разговор не вмешивался? Очень мне этот процесс приятен был… Смаковал…

— Ну ты "боевик"! — не унимался друг. — Ну — в натуре"! Ну ты монстр! Я тебя боюсь теперь…

— Ты повышения зарплаты, главное не проси, и все в "поряде" будет.

— Ы-гы… — усмехнулся Толик и сразу помрачнел, — как бы теперь чего не вышло…

— Не переживай, — успокоил его директор. — Не твоя печаль. А кондиционер ему поменять все-таки надо. Или не надо…

— Не знаю, — подал плечами Толик. — Позвоню послезавтра. Посмотрим, чего он после такого скажет…

— Пошли, короче… Хватит уже эту историю обсуждать!

Андрей еще раз весело похлопал друга по плечу. Положа руку на сердце, он был очень доволен собой.

10.07.2009. Краина, 1,5 км к югу от г. Кировогорск. Трасса Н-15. 23:29

Эти три дня стали для командира самыми длинными в жизни. Они не тянулись, нет. Они ползли, то и дело поднимая голову и скаля гнилые вонючие зубы, извергая злобный утробный рык. Он никогда не думал, что так боится смерти. Ему всегда казалось, что он встретит ее лицом к лицу, с высоко поднятой головой, гордо и даже почти весело.

Да… Так ему рисовалось…

А что было на самом деле? Ужас. Не страх даже, а самый настоящий ужас. Неконтролируемый. Животный. Всеобъемлющий. Заполняющий все человеческое существо до краев.

Когда в понедельник ему позвонил Червонец и стальным голосом сообщил о слежке, Денису было не страшно. Первые полчаса. Или даже час. Собрав все внутренние силы в кулак, он сообщил начальству, обзвонил парней и твердо, даже несколько сухо дал им инструкции, заехал домой, сложил имеющиеся деньги и документы в большую дорожную сумку и, проверяясь и перепроверяясь, уехал на окраину Кировогорска. На Лелекивке, на улице Богуна, ими был куплен большой и почти построенный дом для приема "гостей" и конспиративных встреч. Здесь оперативник должен был "отсидеться", пока Учитель не снимет карантин. А из Москвы, это Денис знал наверняка, в эти самые минуты готовились к отправке "чистильщики". Так называли своего рода "летучие отряды", оперативные группы ФСБ, задачей которых было решение как раз таких вот проблем. Прибыть, разобраться в ситуации, выяснить степень опасности, предпринять необходимые меры…

А что он? Ничего. Его задача была проста — сидеть и не высовываться. Так — на первый взгляд. На самом деле — нет. Была и еще одна задача — не попадаться. В самой что ни на есть широкой трактовке этого глагола. Не попадаться…

Об этом он думал почти всегда. Когда съедал очередную банку "тушенки" (из продуктов, кстати, кроме консервов, воды, чая и печенья на "хате" ничего не было предусмотрено, даже сахар купить не догадались, впрочем, Денис вспомнил — догадались, но побоялись, что мыши сожрут). Когда ложился спать на брошенный на паркетный пол "спальник". Когда часами смотрел в пустую Вселенскую ночную черноту за окном, не имея сил заснуть. Когда пустыми глазами "поедал" свой телефон, ожидая звонка от Учителя.

Он приготовился к возможному аресту. Налил в подобранную во дворе грязную тяжеленную кастрюлю, видимо, используемую бывшими хозяевами для кормления собаки, кислоту, чтобы успеть кинуть в нее телефон. Закопал в огороде несколько банок с деньгами и документами. Продумал линию поведения на допросах.

Хотя, в худшем случае, все это уже не имело никакого значения. Если выяснится, что следивший за Червонцем персонаж — из центрального аппарата СБК, тогда — пиши — пропало. Скорее всего, провал будет полным и всеобъемлющим. В Кировогорске, по крайней мере…

Однако, оставалась надежда. Во-первых, Толик утверждает, что мужик был один, и его никто не поддерживал. Это странно. Во-вторых, ни сам Денис, ни Лева с Володей, никакой слежки за собой не замечали. Денис полностью исследовал свой "Ниссан" на предмет "жуков". Ничего. То же самое — у всех членов группы. В-третьих… Короче говоря, тут можно было только гадать.

"А ведь могут и не арестовать", — вертелось в голове у Дениса.

Это вариант был вполне вероятен. Особенно — если попадешь в лапы не СБК, а ЦРУ. Эти церемониться не станут. Привезут в какой-нибудь подвал, выпотрошат как плюшевого мишку и закопают где-нибудь в лесу…

А ему вдруг очень захотелось жить. Вот представьте, какая неприятность! Нет, он не вскакивал от каждого шороха. Не боялся стуков в металлическую калитку. Не было такого. Прекрасно знал: если накрыли всю сеть — прятаться уже негде. Им давно известен этот адрес. И сама его личность тоже, как говорится, "в разрезе"…

Он сидел в своей машине уже полчаса. Припарковался у обочины, в паре километров на выезде из города. Трасса была не освещена. Ночную тьму изредка разрезал свет фар проносящихся автомобилей. Вокруг Дениса тоже было темно. Согласно инструкции, он заглушил двигатель, не включал фары и свет в салоне, снял зеркало заднего вида.

А время даже и не думало двигаться быстрее. Впрочем, сам виноват. Приехал раньше. До смерти надоело просто так сидеть на одном месте и ждать ареста.

Левая задняя дверца его машины тихо открылась. Кто-то молча сел на заднее сиденье, прямо за спиной водителя. Денис не слышал звука подъехавшего автомобиля, поэтому резонно предположил, что гость уже находился здесь заранее и наблюдал за ним, перестраховываясь. Он не повернул головы, следуя полученным инструкциям.

— Вы не ошиблись автомобилем? — сухо поинтересовался он.

— Я никогда не ошибаюсь, уважаемый, — прозвучал за спиной негромкий низкий голос.

Командир попытался представить себе человека, сидящего сейчас в его "Ниссане". Он почему-то был уверен, что он высок и широкоплеч. Ему, должно быть, около сорока. Хорошо одет. Скорее, очень опрятно. "Хорошо" — это не то определение… Он, сидящий за спиной, многое пережил и привык ко всему. И он без промедления, в случае необходимости, сломает ему, Кириченко Денису Алексеевичу, а "в миру" — Кириллову Денису Вячеславовичу, шею одним быстрым, годами отработанным движением сильных кистей рук. Он не привык сомневаться и заниматься самоанализом. Он точно знает, что делает, и знает, что это — правильно. Он работает быстро, уверенно, профессионально…

— Вам, должно быть, легко живется на свете, дружище… — закончил он с формальностями.

В салоне на несколько секунд повисла тишина. Кодовые фразы и проверочные слова "уважаемый" и "дружище", отсутствие которых было сигналом провала агента, были сказаны. Денис не спешил начинать беседу, ждал этого от человека на заднем сиденье.

— Ваша проблема решена, — сухо произнес голос.

Командир испытал странное чувство. Это было не совсем облегчение. Скорее, расслабление. Именно так. Как будто он только что решил сложное уравнение, и теперь натруженный мозг требовал отдыха.

— Я хотел бы знать подробности, — тем не менее, твердо произнес он.

— Только в пределах возможного, — немного помолчав, ответил голос.

— Разумеется…

— Что конкретно Вы хотели бы знать?

Денису показалось, что сказано это было несколько устало. Собеседник явно не хотел тратить время на предстоящий разговор.

- Все, что Вы вправе сообщить.

— Что ж, — голос немного помедлил. — Гражданина Карпуна Анатолия Валентиновича взяли под наблюдение оперуполномоченные Ленинского РОВД капитан милиции Стриж Валерий Иванович 1978 года рождения и старший лейтенант милиции Саенко Игорь Евгеньевич 1980 года рождения. 3 июля к гражданину Стрижу явился гражданин Веселовский Павел Петрович 1978 года рождения, который приходился Стрижу одноклассником и поддерживал с ним товарищеские отношения. Гражданин Веселовский, находясь в возбужденном состоянии, сообщил капитану Стрижу, что 16 июня сего года он был завербован в состав некоей подпольной организации "Краинский народный фронт", которая занимается подготовкой свержения существующей "желтой" власти и готовит для этой цели подпольные вооруженные отряды. Завербовал его некий гражданин Котов Павел Игоревич 1984 года рождения, знакомый ему когда-то по работе в фирме "Мемфис". Данная фирма занимается реализацией оргтехники. Гражданин Веселовский работал там в период с 2004 по 2007 г. Гражданин Котов же работал в этой фирме вплоть до мая сего года.

— Так… — впитывал информацию Денис.

— Гражданин Веселовский в частном порядке заявил капитану Стрижу о том, что согласие на сотрудничество с "Краинским народным фронтом" им было дано в тот момент, когда он находился в нетрезвом состоянии. Потом он одумался. На вопрос о том, почему он пришел к Стрижу только сейчас, Веселовский заявил, что боялся. На самом деле, как было установлено нами в ходе допроса Веселовского…, - при этих словах, произнесенных все тем же сухим голосом, у Дениса по спине пробежал холодок, — …в момент вербовки он находился в трезвом уме и твердой памяти, а прийти к Стрижу его уговорила жена, когда он рассказал ей об этом. Но это так, штрихи…

По трассе на большой скорости пронеслась машина, разгоняя фарами тягучую темноту.

— Капитан Стриж поначалу несерьезно отнесся к этой информации, — монотонно продолжал голос. — Однако Веселовский говорил крайне убедительно. В конце концов, Стриж сказал Веселовскому, чтобы он пока ничего не предпринимал. Во-первых, потому, что все еще не вполне доверял Веселовскому. Во-вторых, потому, что опасался, что все это — не более чем розыгрыш, и он попадет в глупую ситуацию. В-третьих, опасался, что если информация Веселовского подтвердится, то и сам Стриж может оказаться втянутым в очень темную историю с непредсказуемыми последствиями…

— И он решил перестраховаться, — вставил командир.

— Совершенно верно. Капитан Стриж решил понаблюдать за гражданином Котовым. Он также попросил помочь ему в этом деле старшего лейтенанта Саенко, его сослуживца и близкого друга. В ходе наблюдения, сразу в первый день, выяснилось, что гражданин Котов действительно ведет себя очень странно. Являясь с недавних пор безработным, явно не испытывает трудностей с финансами. Обедает в хороших ресторанах, катается на такси, много перемещается по городу. Встречается с самыми разными людьми. С некоторыми общается достаточно долго и передает какие-то конверты. К конце первого дня наблюдений Стриж и Саенко зафиксировали, по их словам, самый интересный контакт Котова…

— Гражданин Карпун Анатолий Валентинович…

Для Дениса все стало на свои места, и теперь он слушал "в пол уха".

— Именно. Котов встретился с ним в открытом кафе на улице Нейгауза. Они общались около двух часов, обменивались бумагами. При этом Котов явно позиционировал себя по отношению к Карпуну как подчиненный.

Между Стрижом и Саенко возникли разногласия. Саенко настаивал на том, что нужно немедленно обращаться в СБК, а капитан Стриж уговаривал его понаблюдать за объектами еще хотя бы один день, для верности, да и вообще, как заявил Стриж, "мало ли, может, чего-нибудь с этой темы нам обломится". Стрижу удалось убедить Саенко. На следующий день он стал вести наблюдение за Котовым, и Саенко — за Карпуном. Однако поведение объектов существенно изменилось…

— Потому, что один из них заметил за собой слежку, — пояснил командир.

— Это, собственно, его и спасло, — беспристрастно констатировал голос. — Котом все также ездил по городу и встречался с людьми, но теперь еще и заходил в различные коммерческие учреждения: банки, оптовые фирмы и тому подобное. Кроме того, он нанес визит в местный офис партии "Наша Краина", "Краинской организации националистов", что окончательно сбило их с толку. Точно также стал вести себя и Карпун. Контактом между ними в течение дня не было. Стриж и Саенко прекратили слежку примерно в 16:00, поскольку их вызвало начальство и устроило разнос по поводу того, где они пропадали. Посовещавшись, они приняли решение понаблюдать за объектами еще один день, а затем уже принято решение. Однако на следующий день объекты вели себя примерно также, а вечером Стриж и Саенко были взяты нами. Вот, собственно, и все…

— И все… — вслух повторил Денис, и повторил. — И все.

"Закопали, — именно это слово почему-то пришло ему в голову и теперь никак не хотело уходить. — Получили необходимые сведения и закопали…"

— Какова гарантия, что проблема действительно полностью решена? — спросил совсем другое Денис. — Как быть со всеми перечисленными Вами лицами?

— Сами знаете, нас вызывают только в крайнем случае… — голос помедлил. — Мы, конечно, стараемся работать как можно чище, но это, собственно, не всегда возможно. Так что, единственное, что могу обещать, так это то, что милиционеров не будут искать неделю или две.

— А остальные?

— Мы хорошо за собой "почистили"… Допрашивали грамотно. С "химией". Гарантия стопроцентная. Участников было всего четверо. Веселовский, его жена и двое "оперов". Больше никто ничего не знал. Так что, ваш провал локализован. Удачи…

— Постойте, — как-то нервно выпалил командир.

Открытая дверца вновь нехотя захлопнулась.

— Неужели и девку тоже? — сдавленно, сам не зная зачем, выдохнул Денис. — Девку-то, может, не надо было…

"Зачем сказал? Зачем спросил? Какая теперь-то разница? Теперь-то какая разница?! А тут еще и мозг твердит как-то по-глупому беспощадно: "Надо, Федя, надо"! А перед глазами почему-то картины Босха…"

И перед коллегой неудобно. Сейчас стыдить начнет. Скажет, "сопли распустил", и все такое…

Но он не сказал.

— Удачи, — бросил только все тем же ровным голосом, и исчез, глухо хлопнув дверцей.

Денис посидел немного в темноте, повернул ключ. "Ниссан" с готовностью завелся. Оперативник взялся за рычаг переключения передач, но одернул руку. Быстрым движением пальцев выключил зажигание, закрыл лицо руками и беззвучно заплакал.

13.07.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Ленина. 09:23

— Да поверни ты его… — Грузный розоволицый "опер" недовольно покосился навозящегося с вентилятором в другом углу просторного кабинета совсем юного стажера, недавно переведенного к ним из патрульно-постовой службы. — Вот так… И зафиксируй теперь, чтобы башкой не вертел. Там кнопочка такая есть, сверху…

Парень судорожно пытался выполнить указание, но у него ничего не получалось. Он стажировался в "уголовке" только четвертый день и очень хотел понравиться начальству, чтобы совсем здесь остаться.

— У-у-у… Суще глупый холоп! — "Опер", уставший наблюдать за мучениями милиционера, резко встал, подошел к вентилятору и надавил на кнопочку сверху. — Ну вот же кнопка! Откуда вы такие "сообразительные" беретесь…

Он вернулся на свое место и принял прежнюю позу: положил ладонь под подбородок и всем весом своего тела навалился на старенький обшарпанный стол. Одним глазом взглянул на кипу отдельных поручений, вздохнул и выдавил:

— Меня эта жара убьет когда-нибудь…

Дверь открылась, и в кабинет вошел высокий импозантный мужчина в светлом костюме. Он вяло пожал протянутую стажером потную ладонь, гораздо приветливее поздоровался с "опером" и сел за самый большой и чистый стол в кабинете, прямо напротив него.

— Че тут… — бросил он рассеянно, доставая связку ключей и открывая стоящий на тумбочке слева от него когда-то окрашенный синей краской сейф.

— Да ниче, — полураздраженно ответил "опер". — Жара тут. Ты с "Михалычем" не говорил? Будут "кандюки"? В конце-то концов. Невозможно же это терпеть…

— А ты похудей… Полегче станет. А то, вон, разожрался, как свиноматка.

— Похудеешь тут с вами… — ничуть не обиделся "опер".

Стажер, наблюдая за разговором мужчин, перекладывал на столе какие-то бумаги, создавая видимость кипучей деятельности.

— Да, кстати! — несколько оживился "опер". — Прикинь! Звонит мне сегодня Стриж и говорит: "Так, мол, и так, Саня. Передай Дрозду, что мы с Саем в Кияне".

— В Кияне? — Мужчина в белом костюме отвлекся от раскопок бумаг в сейфе и уставился на "опера". — В каком еще Кияне?

— В столице, надо думать…

— В Кияне? — еще раз переспросил мужчина. — А какого лешего они делают в Кияне?

— Так вот и я ж о том! — поддержал его "опер". — Я ему и говорю: "Вы че там делаете? Вас туда послал что ли кто-то?". А он говорит: нет, мол, никто не посылал. Ты, говорит, перед Дроздом извинись. Скажи, мол, дело у нас тут важное. Очень, говорит, важное. Приедем — все расскажем. Пускай на нас не очень сердится там…

— Ни фига себе! — На лице мужчины читалась смесь удивления и раздражения. — То есть как это — "в Кияне"? А работа? Да кто их туда вообще отпустил? Мне что теперь, прикрывать их что ли? Че за дела!

— Да не кипятись ты, — довольно бесцеремонно оборвал его "опер". — В жизни всякое бывает. Может, у них действительно что-то срочное. Приедут, расскажут — тогда и будешь на них орать. Прикроем их, ничего страшного…

"Опер" недоверчиво покосился на стажера, но тот продолжал перебирать бумаги, делая вид, что не слышал содержания разговора.

— А чего они тебе-то позвонили? — уже мягче, но все еще раздраженно спросил мужчина. — Мне бы и звонили. А то, че они через тебя передают…

— Слушай, Дрозд. Ну ты на себя-то со стороны посмотри, — по-доброму усмехнулся "опер". — Их тут нет даже, а ты все равно на них орешь. Ну скажи, отпустил бы ты их?

— Может и отпустил бы…

— Да конечно! — "Опер" хохотнул. От общения со старым другом у него всегда улучшалось настроение. — Наорал бы на них, обложил бы плохими словами…

— Вот "хитрожелтые" все-таки! — Мужчина, начиная по-настоящему "оттаивать", тоже улыбнулся. — Нет, чтобы начальнику позвонить и выслушать все, что оно о них думает. Так нет же! Можно Гоше позвонить. Гоша начальнику все передаст, а начальник Гоше за это ничего не сделает. Ведь начальник Гошу любит…

— Ну а ты как думал! Мы с тобой и не такое вытворяли. Да мы и сейчас — не промах…

Друзья весело переглянулись и засмеялись. Им действительно было что вспомнить.

25.04.2008. Ферма. 16:01

Любое вооруженное восстание независимо от того, какие цели оно преследует, должно опираться на определенную идеологическую базу. Это утверждение, господа, очевидно и не требует доказательств. Вам не удастся завербовать ни одного боевика, если вы внятно не сможете ему объяснить, за что ему придется сражаться.

Хочу отметить, что выбор идеологии не является задачей, требующей долгой и тонкой аналитической работы. Главное, чтобы такая идеология вообще была, и она имела определенную поддержку у населения. В нашем конкретном случае, как вы понимаете, идеологическая база у нас — лучше не придумаешь…

Согласно моей теории, решить данную проблему можно тремя путями. Либо создать новую идеологию и политическую силу, исповедующую ее. Либо создать организацию на базе уже имеющейся идеологии. Либо использовать в качестве идеологической базы восстания уже имеющуюся политическую силу, ее идеологию и программу.

Первый вариант обладает несколькими достоинствами. Первое: вы сами формируете идеологию создаваемой вами организации, следовательно, она будет наиболее удобна для успешного проведения операции. Второе: в качестве руководства организации вы подбираете своих людей. Вам не нужно считаться с капризами и амбициями местных политиков, разномастных вождей и князьков. Третье: вся деятельность этой политической силы будет целиком контролироваться вами. Вы можете использовать ее как хотите и в каких угодно целях. Под ее "крышей" можно провернуть много полезных дел.

Но есть и недостатки. Потренируем мозги. Тридцать шестой…

— Для создания своей организации, очевидно, потребуется много времени.

— Соглашусь с тобой. Но лишь частично. Если работать быстро и правильно, не испытывая при этом недостатка в средствах, эту задачу можно решить в достаточно короткие сроки. Еще?

— Это сопряжено с большими финансовыми затратами.

— Фи, какая пошлость! Я ему об искусстве — а он мне о каких-то там деньгах… Шучу я, Третий, шучу… Ты абсолютно прав. Наш бюджет тоже не резиновый.

— Учитель, мне думается, что новой политической силой почти наверняка заинтересуются спецслужбы…

— А вот это — именно то, что я хотел от вас услышать, дети мои. В этом и есть суть проблемы. Поэтому данный способ может быть применен только тогда, когда у нас есть что?

— Время.

— Точно! Время, господа. Постепенно создать, подобрать людей, завоевать доверие… Время. Но в нашем конкретном случае именно времени у нас и нет.

Хочу заметить, что вербовка боевиков и другие подготовительные мероприятия могут проходить под флагом политической партии без, так сказать, ее согласия и уведомления. Представьте: произошла утечка информации. Газеты трубят, телевидение вещает… Партия дает различные опровержения, попытается дистанцироваться от этой информации. А вы при этом с честными глазами разъясняете своим людям, что о подготовке восстания в партии знает только руководитель и очень ограниченный круг людей, и делается это в целях конспирации. Таким образом, партия может оказаться "во главе" восстания, сама не подозревая об этом.

Это, к слову сказать, не значит, что в определенных условиях та или иная уже существующая партия не может быть прямо задействована в процессе подготовки и осуществления операции. Но вопрос этот должен решаться в прямой зависимости от местных условий. Как и практически все в нашем деле. Местные условия, господа…

Да… Это — одна из самых интересных частей нашей работы. И сейчас мы попытаемся, так сказать, сделать "коктейль". Уверен, гурманы оценят его неповторимый вкус…

15.07.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. К. Маркса. 22:14

— Ну, как Вам?

Денис смотрел на товарищей, внимательно изучающих большую, формата А-3, листовку. На столе лежала вскрытая пачка, обернутая в жесткую сине-белую бумагу. Возле батареи в углу комнаты были сложены еще девять упакованных стопок.

Никто не ответил. Оперативники читали. Некоторые абзацы даже перечитывали по нескольку раз. Кошак морщил лоб, а Лева, по своему обыкновению, по-детски грыз ногти. По телевизору шла какая-то гламурная муть. Звук был выключен.

"Молодцы, — думал Денис. — Понимают важность момента. Не зря в школе, считай, каждый раз по тридцать такие сочинения писал, а потом все обсуждали. Мозги закипали! Натаскивал Учитель…".

Он взял из пачки одну листовку и стал перечитывать еще раз. В десятый, наверное…

Краинцы! Братья и сестры! Свободные граждане!

До каких пор нам терпеть предательскую власть, разворовавшую нашу великую страну и отдавшую ее на поругание олигархам, бывшим бандитам, сколотившим свои баснословные состояния на дележе народного имущества? Наши отцы, деды и прадеды честным трудом создавали богатства, присвоенные теперь кучкой воров и мошенников.

До каких пор мы будем терпеть власть, разъединяющую нас с братским русским народом и тянущую Краину туда, где ее не ждут как равноправного партнера?

Нам говорят: "Построим единое национальное государство!" Глупость! Краина никогда не была мононациональной, но всегда — многонациональной страной, где спокойно уживались сотни народов и культур!

Нам говорят: "Европа пример нас в свою семью как равных!" Ложь! Европе мы не нужны! Им необходимы наши ресурсы и рабочая сила для тех работ, которые они сами выполнять не хотят. Посмотрите на Польшу! Много ли получил ее народ от Европы? "Польский водопроводчик!" Вот что стало визитной карточкой этой нации. Мы нужны им в качестве уборщиков, мойщиков общественных туалетов, грузчиков и рабочих на вредных производствах. Разве об этом вы мечтаете? Разве за это сражались и погибали наши предки?

Нам говорят: "У нас — демократия и свобода слова!" Ложь! Какова цена этой свободы, если простые люди ни на что повлиять не могут! Что мы можем в своей же стране? Ругать свое правительство? Это мы делали и в Советском Союзе. Что толку?! Власть принадлежит олигархам и продажным политикам, которые, объединившись, решают, чему быть, а чему нет. Грош цена такой свободе! Потому, что это — свобода для кучки "избранных", воров, облачившихся в дорогие костюмы и гордо называющих себя "элитой нации". А простой люд перебивается с хлеба на воду, влача жалкое существование. Наши старики просят милостыню в надежде прокормиться и заплатить олигархам за тепло в их домах. Наша молодежь спивается и умирает от наркотиков, льющихся в Краину полноводной рекой, воспитывается в презрении к честному труду и своей Родине.

Нам говорят: "Скоро Европа откроет нам свои рынки, и мы будет продавать немцам и французам товары, взамен получая высокие технологии!" Ложь! Европе не нужны наши товары, у них — переизбыток своих. Европе нужен наш рынок сбыта, чтобы мы, за гроши продавая свои ресурсы, покупали у них то, что они сами "не доели". Высокие технологии? Где вы их видели!? Они никогда не дадут нам их, потому что Европе это просто невыгодно. Зачем плодить себе конкурентов?

Нам говорят: "Станем мощной сельскохозяйственной страной!" Ложь! За годы так называемой "независимости" наше сельское хозяйство практически перестало существовать. Поголовье скота сократилось в десятки раз по сравнению с советским временем. А ведь мы, обладающие одними из лучших в мире земель, когда-то были "житницей" и "кормилицей"!

Нам говорят: "Москали поработили нас, морили голодом и выжимали из Краины все соки"! Ложь! Русский и краинский народы объединились по свободной воле и столетиями вместе переживали все горести и радости. Вместе воевали, вместе умирали от голода и лишений, вместе строили заводы и фабрики, растили хлеб. Мы — братья, а не враги! "Сказки", которые нам сегодня рассказывают с экранов телевизоров и страниц газет, придуманы "западенцами", которые присоединились к нам только шестьдесят лет назад и люто ненавидят всех и вся.

Их комплекс национальной неполноценности — их проблема! Нас он не касается. Мы — сильный и гордый народ, у которого, как и у всякого уважающего себя народа, есть и друзья, и враги. Но русские — нам братья, а не противники. Мы — не те люди, которые будут послушно выполнять приказы Запада!

Нас призываю уважать Закон и Конституцию! Лицемеры и лжецы! Не они ли постоянно нарушают, и то, и другое, преследуя свои личные интересы? Судьи чувствуют себя Богами, "неприкасаемыми", безнаказанно стреляют в людей! Олигархи захватывают целые предприятия, пуская рабочих по миру! Пьяные дети депутатов носятся по нашим улицам на дорогих иномарках, сбивая прохожих! Кого из них когда-нибудь заставили ответить перед народом!?

Хватит!!!

Сколько можно это терпеть?! Скинем ярмо продажных прислужников Запада и крупного капитала! Возьмем власть в своей стране в свои руки! "Краинский народный фронт" начал народную революцию, к которой готовился многие годы. Вся власть в городе и области перешла с Кировогорскому Революционному Совету, вплоть до проведения свободных всеобщих выборов.

Долой воров и олигархов! Долой агентов западных спецслужб! Долой "желтую сволочь", разрушившую и продавшую страну! Слава свободной и богатой Краине! Слава ее доброму и трудолюбивому народу! Слава Великой православной Руси!

Всем, кому не безразлична судьба его Родины, кто разделяет наши идеалы и готов их защищать с оружием в руках — ВСТУПАЙТЕ В КИРОВОГОРСКУЮ БОЕВУЮ ДРУЖИНУ КРАИНСКОГО НАРОДНОГО ФРОНТА! НАШЕ ДЕЛО — ПРАВОЕ! ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ!

— Демагогия, — безжалостно вынес свой вердикт Червонец, бросив листок на стол.

— А мне нравится, — прогудел, дочитывая, Кошак.

— По-моему — тоже ничего… — Лева провел ладонью по лицу и тупо уставился в глухонемой телевизор. — Особенно хорошо, что "левые" мотивы имеются…

Ребята устали.

— Двое — против одного, — резюмировал Денис, положив листок на пачку. — А ты, Червонец, просто циник и вообще черствый человек.

Что поделать… — оперативника, судя по скучному лицу, нисколько не тронуло быстрое и безоговорочное поражение в дискуссии. — Ты — начальник.

— Такой тот я, — улыбаясь, самодовольно проговорил командир. — Как говорит Шевчук: "Иногда я Сталин, иногда — Есенин"…

16.07.2009. Россия, г. Москва. Ленинградский пр-т. 23:07

В большом, с высокими потолками, богато отремонтированном, хотя и не очень хорошо освещенном помещении, чувствовалось напряжение. Несмотря на то, что несколько человек в военных мундирах достаточно беззаботно переговаривались между собой, оно буквально витало в воздухе. Весь вид присутствующих, выражение лиц и мимолетные взгляды на дверь говорили о том, что ожидался визит высокого гостя. Центр комнаты занимал огромный старинный деревянный стол с разноцветной, исчерченной замысловатыми фигурами и обозначениями, столь же огромных размеров картой. Кое-где на стенах висели черные мониторы. На некоторых красовались цифры и графики, большинство же были выключены.

Дверь резко открылась, и в кабинет вошел невысокий темноволосый человек. Он был в дорогом, судя по всему, шитом на заказ костюме и безукоризненно чистой белой рубашке с галстуком.

— Здравствуйте, господа, — на ходу поприветствовал он вытянувшихся в постойке "Смирно" военных.

Вслед за мужчиной в комнату вошло сразу несколько человек. Среди них не было ни одного в форме. Они расположились с противоположной от военных стороны стола, поприветствовав их лишь кивками головы, впрочем, весьма дружелюбными.

Человек остановился возле стола и обвел присутствующих взглядом, как бы призывая сосредоточиться на его персоне. В комнате воцарилась тишина.

— Итак, господа, не будет терять времени. Мы все — очень занятые люди, — начал мужчина. — Всем в этой комнате известно о цели нашего пребывания здесь. Напомню, что генерал-полковник Груднев, один из заместителей начальника оперативного управления, генерал-майор Светлов из Мобилизационного управления и генерал-майор Гриневецкий из Главразведупра изначально были посвящены в подробности проекта "Троя" и оказывали Вам, — он повернулся к мужчинам в штатском, — техническую, консультационную и другие виды помощи.

Стоящие за спиной говорившего вновь, молча, но уважительно кивнули военным, получив в ответ не менее вежливый наклон головы.

— Товарищи офицеры, — Хозяин повысил голос, — это совершенно секретное совещание посвящено текущему обсуждению процесса подготовки операции "Левый берег". Ее цель: создание на территории восточных и центральных областей Краины лояльной Российской Федерации Краинской народной республики, а также присоединение к России полуострова Рым.

В комнате повисла недолгая пауза. Сказанное не было новостью ни для кого из присутствующих.

— Операция "Левый берег" включает в себя два этапа. Первый этап — реализация проекта "Троя", то есть вооруженное восстание на территории восточных и центральных областей Краины. Второй этап — войсковая операция, цель которой заключается в установлении контроля над восставшими регионами с целью оказания помощи и защиты населения. Есть еще, так сказать, политическая составляющая, — хозяин обвел взглядом присутствующих, — но это уже не Ваше дело. Сделайте хорошо свое, господа.

Он оперся руками на огромный стол и с минуту сосредоточенно разглядывал карту.

— Я заранее попросил товарищей военных представить, как бы это сказать, черновые наработки, — продолжил хозяин. — Во-первых, для того, чтобы в принципе понимать, что Вы хотите делать, а во-вторых, может, у Вас, господа, — хозяин повернулся к двум мужчинам в штатском, — появятся вопросы. Конечно, согласовывать будете в процессе, у Вас еще месяц, но, вполне возможны принципиальные замечания. Приступайте Федор Иванович…

Толстый здоровенный генерал с удивительно легкими для его комплекции движениями бодро подошел к столу и взял в руки длинную деревянную указку.

— Итак, товарищи… — начал он. — Состояние вооруженных сил противника мы оцениваем как крайне неудовлетворительное. Причинами этого является целый ряд факторов, о которых я подробно говорить не буду.

Отмечу лишь, что единственным родом войск, которые у них находятся в сносном состоянии, являются противовоздушные силы. Однако нас это не интересует, поскольку в рамках операции "Левый берег" фронтовую авиацию мы использовать не планируем по вполне понятным причинам.

Некоторые из стоящих возле стола мужчин, в том числе и сам Хозяин, понимающе кивнули.

— Мы также не планируем, что авиацию будет использовать противник. В основном потому, что во время проведения в жизнь проекта "Троя" у него просто не будет целей для ударов. Не думаю, что они будут бомбить свои же города.

— Не вызывает сомнения, — отрезал Хозяин. — Дальше…

— Однако, — продолжил генерал, — на случай полномасштабного конфликта мы скрытно стянем на аэродромы в европейской части страны цвет нашей авиации, и планируем сразу завоевать господство в воздухе. Наш оптимизм обусловлен крайне плачевным состоянием ВВС противника. По имеющейся у нас информации, из ста семидесяти восьми боевых самолетов, имеющихся у них, только пятьдесят пять вообще способны подняться в воздух. А реально драться могут только тридцать, от силы сорок машин.

Кроме того, по плану "Троя", и, кстати, с нашей помощью, воздушные командования "Центр" и "Юг", а также командование тактической группы "Рым" должны быть выведены из строя. Перед началом операции мы перебросим на местность для выполнения этой задачи армейский спецназ.

— Скажите, господа. Сколько примерно всего человек Вы планируете "забросить" на территорию Краины для выполнения диверсионных задач еще до ввода войск? — Хозяин обвел взглядом присутствующих.

— Мы — около двух тысяч, — ответил высокий в штатском. — Еще около тысячи наемников для выполнения частных мероприятий. Многие уже на месте. Ждут команды.

— Не знал, что у Вас столько спецназа, — не то спросил, не то резюмировал Хозяин.

— Ну, пограничники помогли, МВД на пятьсот человек расщедрилось.

— Могли бы и больше дать, — хмыкнул он. — Поговорить?

— Не стоит, Анатолий Владимирович, — уверенно ответил штатский. — Нам больше не требуется.

— Наших в общей сложности примерно столько же, — ответил генерал, глядя на хозяина.

— Ну, за Вас-то у меня душа спокойна. Далее…

— Внутренние войска противника никакой боевой ценности из себя не представляют, — ровным голосом излагал штабной работник. — К тому же, командующий будет устранен, а местные командиры вряд ли на что-то решатся, видя перед собой наши регулярные части. Исключение — милицейские полки "Орел". Но товарищи, — генерал мельком взглянул на штатских, — заверили, что эту проблему они берут на себя.

— А не надорветесь? — поинтересовался Хозяин.

— Никак нет, — ответил один их мужчин. — Эти ребята годятся только для разгонов митингов. Мы атакуем места их дислокации в тот момент, когда там будет оставаться только охрана, да, максимум, дежурное подразделение. Разгоним и захватим арсеналы. А безоружные они никому не страшны. Впрочем, — он помедлил, — не со всеми будет так просто. Но мы подключаем свой спецназ для решения проблемы с наиболее боеспособными полками.

— Убедили, — удовлетворенно пробормотал Хозяин.

— Что касаемо военно-морских сил, Черноморский флот берет их на себя. Соответствующие планы уже согласованы. Его же части, при содействии местных сил и некоторых подразделений балтийской морской пехоты, которая будет переброшена туда за несколько дней до начала операции в обстановке полной секретности, занимают полуостров Рым.

— Каким образом Вы собираетесь незаметно перебросить балтийцев в Севастопольск, — поинтересовался худощавый неприметный мужчина, стоящий с противоположной стороны стола.

— Во-первых, мы задействуем не целые батальоны и полки, а сводные отряды, исключительно из контрактников. Таким образом, никаких передвижений, собственно, воинских частей не будет. Перебросим грузовым судном в обход Европы.

— Сколько?

— Около тысячи.

— А хватит?

— Вполне. У нас на Черном море вполне сносные части. Они, уверен, и сами справились бы. Это я пошел на поводу у моряков. Ну ничего, лишними не будут…

— Какое предполагается сопротивление?

— Олег Вячеславович, а почему Вы так подробно интересуетесь этим вопросом? — полюбопытствовал Хозяин.

— Видите ли, Анатолий Владимирович, — штатский поправил очки. — В Рыму, как вы знаете, достаточно сильны настроения в нашу пользу. Настолько сильны, что непосредственные руководители проекта "Троя" имеют предложение направить часть людских ресурсов оттуда в другие регионы, где ситуация не такая благоприятная. Мы хотели бы получить заверения военных, что они справятся. Потому что если у них есть сомнения, лучше оставить людей в Рыму. Нам он важнее.

— Разумно, разумно… — протянул Хозяин. — Что скажете? — обратился он к генералу.

— Можете быть спокойны, господа, — уверенно ответил тот. — Задача будет выполнена. Кроме пяти частей ВВС и ПВО, не представляющих для нас угрозы, там базируется только, 37-я мехбригада береговой обороны, отдельный батальон морской пехоты, два батальона береговой обороны да несколько спецподразделений различного рода. Есть, правда, еще два ракетных дивизиона, наиболее опасных для наших кораблей. Но мы эту проблему решим. Кроме того, некоторая часть войск сдастся без боя. Есть гарантии…

— Исчерпывающе, — удовлетворенно заключил Хозяин. — Ну а как будет выглядеть, собственно, основная часть операции? Я понимаю, Федор Иванович, что изложение все подробностей займет слишком много времени. Но, если можно, в общих чертах…

— В общих чертах операция состоит их двух частей. Первая, и самая сложная, на которой мы сейчас все потеем, это создание так называемой "западной завесы". Цель — отрезать западную Краину от остальной ее части по границам Киянской, Чуйской, Кировогорской и Одиской областей. Это будет крупнейшая десантная операция со времен Второй мировой войны. И, помимо всего прочего, она призвана продемонстрировать потенциальным противникам нашу силу и решительность.

— О каких масштабах идет речь?

— В операции примет участие 99-я и 107-я гвардейские воздушно-десантные дивизии, 8-я и 77-я гвардейская десантно-штурмовая дивизия, 32-я отдельная десантно-штурмовая бригада, а также некоторые подразделения специального назначения.

— Масштабно…

— Операция не предусматривает создания на первых порах "сплошной линии фронта". Она имеет своей целью взятие под контроль всех транспортных магистралей и крупных "приграничных" населенных пунктов, организацию их обороны. Таким образом, мы отнимаем у "желтых" надежду на помощь, по крайней мере, быструю, либо своих войск из западных областей, либо войск НАТО. Если американцы, конечно, на это решатся…

— Это очень важно, — отметил Хозяин, повернувшись и взглянув на невысокого седоватого, но по виду еще совсем не старого человека в очках, весь разговор простоявшего у стены и не произнесшего ни слова. — Очень важно, так сказать, "поставить перед свершившимся фактом". Такое положение дел многих сделает более сговорчивыми. Ну а вторая часть, я так понимаю, собственно наземная операция?

— Так точно, — подтвердил докладчик. — Суть проста, одновременно с высадкой, с нескольких направлений мы начинаем ввод войск.

— Вопрос тот же. На какое сопротивление вы рассчитываете?

— На минимальное, — уверенно ответил генерал. — Наиболее боеспособные части противника будут атакованы нашими диверсионными группами еще накануне, а с остальными справимся. К тому же, мы имеем точные сведения, что 80-я аэромобильная бригада в Александрове и 29-я мехбригада в Одисе перейдут на нашу сторону, а 28-й полк реактивной артиллерии в Сивах, 73-я отдельная мехбригада в Синей Церкви и 56-я артбригада в Заружье при приближении наших войск сложат оружие.

— Ну что же… Звучит ободряюще, — сказал Хозяин, увлеченно разглядывая карту. — Еще что-нибудь, Федор Иванович?

— Собственно, я закончил. Перегружать Вас ненужными подробностями не вижу смысла. Отмечу только одно: крайне важно выдержать время, а уже потом начинать войсковую операцию. Вам, — генерал одарил долгим и красноречивым взглядом штатских, стоящих напротив, — придется почти сутки обходиться своими силами. В этом — суть вопроса. Требуется официальная просьба новых органов власти о военном помощи. Вернее сказать… — генерал, улыбнувшись уголками рта, взглянул на Хозяина, — нам-то она, конечно, не требуется. Мы свою задачу выполним и так…

— Зато нам, — Хозяин еще раз взглянул на седого, — требуется. Что б Вы знали, господа: если кому и придется принимать главный удар — так это нашим дипломатам. У вас-то все ясно, а вот по их линии…

Присутствующие уважительно молчали. Каждый понимал: слова Хозяина — чистая правда. Вот уж кому нелегко придется, так это им. Как ужи на сковородке извиваться будут…

— А вот тогда и мы подключимся, — продолжил генерал. — Но Вы должны знать: если выступление провалится и Вам не удастся установить контроль над намеченными регионами — мы не начнем войсковую операцию.

— Нам это понятно, товарищ генерал, — ответил худощавый мужчина.

Хозяин, резко повернулся к мужчине в старомодных очках и деловым тоном осведомился:

— Ну как Вам, Сергей Александрович?

Мужчина несколько секунд смотрел на карту. Несмотря на то, что пауза явно затянулась, хозяин терпеливо ждал. Наконец мужчина поправил очки и, потирая мочку правого уха, внятно ответил:

— Лично у меня существенных вопросов не возникло. Может, генералу Рождественскому как руководителю проекта "Троя" есть что сказать? Что скажете, Олег Владимирович?

— Суть плана нас полностью удовлетворяет и отвечает поставленной цели и задачам, — уверенно ответил мужчина, не стесняясь употребить именно местоимение "нас", что не ушло от внимания Хозяина. — Единственное, может быть, мы Вас попросим при движении войск как можно быстрее установить контроль над некоторыми важными объектами. Видите ли, к сожалению, у нас нет уверенности в том, что нам хватит собственных сил на некоторых участках. А именно на этих участках мы рисковать и не можем. Речь идет о нескольких крупных объектах. Я думаю, на решение этих задач потребуется несколько групп армейского спецназа. Наши "спецы" уже распределены по другим объектам. Поможете?

— Нет, ну я же предлагал помочь? — недоуменно воскликнул Хозяин.

— Анатолий Владимирович, — спокойно подключился к разговору мужчина в старомодных очках, — положа руку на сердце, дело в том, что всех "спецов", которые нам нужны, они уже дали. Поверьте, я знаю, о чем говорю. У них, конечно, есть еще… Но эти другие нам по профилю не подходят. Естественно, не было б выхода, мы их бы взяли. Но военному спецназу я больше доверяю. И "загашники" у штаба есть, я знаю. Не откажут же ради такого серьезного дела!

Генералы без особого энтузиазма молча кивнули.

— Ну что же, товарищи офицеры, — тон Хозяина давал понять, что совещание окончено, присутствующие снова замерли в постойке "Смирно", — я думаю, задачи, как говорится, ясны, методы определены. О ходе подготовки операции докладывать мне каждые три дня. Общее руководство операции возлагаю на начальника Генерального штаба генерала армии Смирнова. Со стороны госбезопасности, — хозяин посмотрел на стоящего рядом, — будете работать лично Вы. Сами понимаете, дело крайне важное…

— Так точно, Анатолий Владимирович.

— На доклад ко мне каждую неделю, — оба. Честь имею.

Хозяин быстро вышел из помещения, сопровождаемый своей свитой. Все присутствующие знали его манеру мгновенно переключаться с проблемы на проблему, так что можно было быть уверенным, что в этот самый момент хозяин уже размышляет о вопросах, не имеющих к теме совещания никакого отношения. Молодой капитан, весь чистый и блестящий, как новенькая десятирублевая монета, плотно закрыл массивную дверь за последним вышедшим.

— Ну что же, Алексей Николаевич, — уже совсем другим, каким-то домашним голосом, обратился худощавый мужчина к фундаментальному генералу армии, — давайте теперь обсудим некоторые детали…

23.07.2009. Краина, г. Кировогорск. Цеховой пер. 17:46

В "аквариуме" стояла просто невыносимая духота. Как, впрочем, и во всем Левином складе. Особую атмосферу добавляла пара "погрузчиков", работающих на газе, снующих по территории с поддонами на вилах, выбрасывая в густой летний зной порции угарного газа. Днем температура за малым не дошла до сорока градусов. Теперь же столбик термометра нехотя сполз до тридцати. Денис, развалившийся в офисном кресле и крутящий в ладони пустую рюмку, вытер футболкой пот со лба.

— Ты че, блин, кондиционер себе поставить не мог? — раздраженно бросил Червонец, полулежащий на диване.

Кошак встал со стула, подошел к столу, налил себе воды из бутылки с водкой, залпом выпил и молча вернулся на место.

— Я вот чего понять не могу, — не унимался Толик, — у тебя же все стены в щелях? Зимой со всех сторон задувает. А сейчас — ну где этот сквозняк? Хоть бы ветерочек какой…

Никто ему не ответил. Хуже жары, которая уже четвертый день безраздельно хозяйничала на кировогорщине, была только мысль о том, что в этой обстановке им придется еще и работать. Вся группа, включая Дениса, приехала на склад в "рабочей" одежде, и теперь, сидя в офисе, изображала пьянку. Весь этот спектакль был необходим для того, чтобы задержаться на объекте вплоть до ухода последнего рабочего. А после — закрыть ворота и за ночь сделать все.

Денис повернул голову и посмотрел на длинный грузовик, загнанный внутрь склада еще пару часов назад. Это был их груз. По документам грузовик привез металлический каркас для подвесных потолков из Одиского порта. А в порт груз прибыл из Испании. Откуда на самом деле что пришло — Денис даже не пытался вникать. Его интересовало одно — за первыми четырьмя поддонами с каркасом — его груз. Оружие и другие материалы. Все это хозяйство они должны сегодня ночью разгрузить в обстановке полной секретности и замаскировать за коробками с лампами.

— Ты хорошо научился-то "погрузчиком" пользоваться? — Денис обернулся на Леву.

— Да хорошо, хорошо, — вяло отмахнулся тот. — Задолбал уже…

Командир и вправду нервничал. Учитель неоднократно обращал внимание на то, что такие моменты являются наиболее опасными. Случайность, глупая случайность могла пустить всю многомесячную работу псу под хвост.

— Слушай! — дернулся Денис. — Ты говорил, что дал твоему Петровичу выходной. Чтобы он завтра не пришел и не увидел, что "фура" почему-то уже разгружена. Но ведь работяги-то твои это заметят.

— Ну что тебе сказать? Могут, конечно. Но тех, что придут утром, я пораньше отпустил сегодня. Они этой машины вообще не видели. А те, что сейчас здесь, завтра придут к десяти. Подумают, что утренние уже разгрузили.

— А как бригадир отнесся к этому выходному? Не заподозрил чего?

— Не должен, — Лева пожал плечами. — Я ведь пьяным сегодня прикинулся. Типа от доброты душевной… Вроде, купился…

— "Вроде", "не должны"… — проворчал командир.

— Да успокойся ты, — не выдержал Червонец. — Сам же план действий утвердил. Чего ты теперь бурчишь? Все равно груз уже пришел.

— Внимание — коротко бросил Кошак.

К "аквариуму" приближался небритый мужик в грязной светлой кепке.

Компания моментально развеселилась. Денис с глупой улыбкой взял бутылку водки с водой и начал наливать ее в рюмки.

— …и говорит: "Слепой, потри мне спинку". Тот встает и начинает тереть. "Слепой, да ты никак меня еб…шь!?" "Ой, а я и не вижу!".

Все четверо заполнили помещение пьяным хохотом. В этот момент в дверном проеме показался работяга и тоже расплылся в улыбке.

— Ты чего, Димон!? — проблеял Лева.

— Левонтий Павлович, — как бы извиняясь за вторжение в веселье, пролепетал тот. — Мы пойдем уже, наверное…

— Давайте, валите по домам, — Лева сделал пьяный помещичий жест, означающий что-то типа "милую".

— Ага…

Мужичка как ветром сдуло.

В "аквариуме" вновь повисли тишина.

— С грузом завтра разбираться будем? — Червонец выпил воду из рюмки и почему-то скривился.

— Завтра, конечно. Успеть бы за ночь все разгрузить и замаскировать — и то дело…

23.07.2009. Россия, г. Армавир. Центральный городской парк. 19:23

Жара была невыносимой. Больше сорока в тени. Казалось, мир превратился в одну большую парилку, из которой невозможно выбежать и плюхнуться в ледяной бассейн. И от работающего в центре парка большого фонтана не было никакой прохлады. Он был построен недавно на месте, где раньше стоял безвкусный памятник, представляющий собой торчащую вверх тонкую десятиметровую стелу, обитую листами какого-то серебристого металла с серпом и молотом на вершине по всем четырем сторонам. Чему был посвящен этот шедевр социалистической архитектуры, никто из армавирцев толком ответить не мог. Старожилы говорили, что когда-то на вершине стелы стояла фигура Сталина, но после развенчания культа личности ее сняли. А торчащая палка осталась. В народе памятник метко окрестили "мечтой импотента". Это название прижилось.

В последние годы парк, да и весь центр города, благоустроили. Улицы выложили плиткой. Поставили новые скамейки. Город стал чище. Злые языки поговаривали, что такое рвение местных властей объяснялось наличием у мэра в собственности завода по производству тротуарной плитки, языки позлее вообще утверждали, что все это великолепие делалось за счет кредитов, в которых город погряз, как муха в повидле. Поэтому и нового мэра, взамен уже двоих, ушедших на повышение, никак назначить не могли. Никто не соглашался принимать такое наследство и разбираться с многомиллионными долгами. Так это было или не так, но то, что нормального, постоянного мэра в городе не было давненько, была чистая правда.

Серега устало осматривал праздно прогуливающуюся вокруг фонтана и по парку публику: мамаш с колясками, степенных стариков и старушек, медленно шествующих под руку, еще не старых бабушек и дедушек, которым родители сплавили своих детей на выгул, и теперь они зорко наблюдали за маленькими метеорами, носившимися вокруг фонтана друг за другом.

"И жара им нипочем", — лениво подумал Серега.

Он жутко устал. "Пахал" с восьми утра и до шести вечера. Макс, давнишний "кентяра", "шабашку" подкинул. На дачах за Каспаровским мостом. На стройке у "мента" какого-то. Тот развернулся на полную катушку: двухэтажный кирпичный дом — девять на пятнадцать, во дворе фонтанчик, забор в два кирпича по всему периметру участка, еще постройки какие-то… Макс говорил, что и бассейн копать будут. Откуда только "бабло" у народа? Хотя, у него понятно, откуда… Одно слово — "мент"…

Серега тоже в свое время в милицию хотел устроиться, сразу после армии. Но друг отговорил, сам бывший "ППС-ник".

"Тебе оно зачем? — вопрошал он. — Думаешь, тебе там сладко будет? Э не, брат! "Сладко" там на определенных должностях. Ну, в ГАИ еще… Но тебя туда не возьмут. Там "забашлять" надо. "Вышки" у тебя нет, так что трубить тебе старшиной или в лучшем случае прапором до конца твоих дней. И каждый офицер тебя шпынять будет, а какая-нибудь мразь прокурорская рано или поздно посадит. Не выдумывай ты. У тебя же профессия в руках".

И правда: профессия у Сереги в руках была. Слесарь он, и неплохой слесарь. Во всяком случае, мастер в "бурсе" хвалил. А что, почему бы и нет? Рабочий класс — тоже хорошо.

И устроился Серега на Электромеханический завод. И правильно устроился. Зажил хорошо. Женился на Ольке, которая из армии честно два года прождала. Ни вправо, ни влево: Серый проверял, у пацанов выспрашивал, у подруг ее. А подруги, как известно, первые своих подруг обычно и сдают. Это — как пить дать. Проверено годами. Жили, правда, у ее родителей. Ну да ничего. Хата большая, трехкомнатная, метров под восемьдесят. В старом, наверное, еще дореволюционном четырехэтажном доме, в самом центре, по улице Кирова, рядом с центральной площадью. Да и родители у Ольки — люди хорошие. С ними Серега еще до армии отношения наладил. Уже тогда на нее далеко идущие планы имел. Такие же, как и он сам простые работяги. К зятю никаких особых требований не предъявляли, типа "много зарабатывать". Тесть сказал:

— Ты, главное, трудись честно, люби Ольгу, и внуков нам давайте побыстрее. А мы, чем сможем, поможем…

И помогали.

Семья-то у Сереги неудачная. Конечно, какая ни есть, но своя. Но себе-то признаться можно. Не сильно ему с семьей повезло. Батя, еще когда Серому лет восемь было, по пьяному делу угодил в тюрьму, да там и погиб. Он, кстати, никогда у матери и не интересовался, как там было дело. Да и зачем? Отца-то уже не вернешь… Да и если по справедливости, характер у батяни был тот еще. Бухал, мать побивал, и Серегу не забывал. Мог на зоне нарваться на заточку. Вполне такое было возможно…

Словом, отца у Серого, считай, и не было никогда. Он о нем не думал и не сказать чтобы любил. А вот сестренка, которой, когда батю посадили, было всего три годика, его почему-то любит, вспоминает. Может, потому, что ей-то от него никогда не перепадало. По правде, любил этот "алконафт" дочурку свою. Не то, что сына. Ну, так, по крайней мере, Сереге казалось…

Мать, сильная и терпеливая русская баба, всю жизнь горбатилась на пекарне, стараясь дать двум детям все, что только могла. Да что говорить, и сейчас она на той же пекарне работает. Сереге уже не помогает, а вот сестре Наташеньке — то да. Сестра тоже какая-то мутная вышла… Молодой себя не блюла. Ну, не то, чтобы шлюха, но к мужикам неравнодушна. Пять лет назад замуж вышла, да как-то непонятно. Серега до сих пор не смог четко себе уяснить, любят они друг друга или нет. Муж — мужик с виду нормальный, но все-таки какой-то странный. Не от мира сего. Живут неровно: то разругаются вдрызг, вплоть до собирания вещей и походов к маме, то опять милуются… Для Серого такие отношения были непонятны. Со своей женой жил он душа в душу. Видимо, бывает так, что две половинки одного целого встречаются.

Вот и стал он после армии "жить поживать, да добра наживать". Работал за станком, дело привычное. Не то, чтобы он эту работу любил, но и не ненавидел, относился к ней ровно. А это уже немало! Это Серега знал точно. Достаточно было на других посмотреть: такой ерундой пацаны занимались! Кто в ларьке телефонами торговал, кто охранником "дубачил", сходя с ума от скуки и потихоньку спиваясь, кто на продскладах ящики переставлял. А у него все-таки работа постоянная и даже уважаемая. Это Серый со временем и сам замечать стал. Когда на вопрос о месте работы отвечал "на заводе, слесарем", люди не то, чтобы огокали, но почтительно кивали. Твердо на ногах стоит человек, не какое-нибудь перекати-поле.

Ну а потом этот долбаный кризис, чтоб ему пусто было! По Армавиру, одному из очень немногих крупных промышленных центров на Кубани, этот самый кризис проехался катком, как немецкие танки. Заказов не стало. Предприятия, конечно, на "глушняк" не закрывали, но людей увольняли и отправляли без содержания пачками. Вот и Серегу сея чаша не минула. После Нового года — "попросили". Хорошо — не выгнали. Сказали: "Пиши без содержания. Получше станет — выйдешь опять. А пока гуляй. Будет работа — вызовем". И вызывали. Правда, всего два раза по пять дней каждый… А других просто уволили.

Вот и, считай, больше полугода Серый был "на мели". Перебивался "шабашками": то грузчиком, то на ремонтах да на строительстве, то еще где. Жена не попрекала, все понимала. Ходила беременная на восьмом месяце. А Сереге — ножом по сердцу: семью обеспечить не может. Мужик называется…

Он сделал последний глоток "Мельника", поднялся, выбросил бутылку в урну и медленно двинулся по направлению к "Вечному огню". Все-таки устал он сегодня… Бетонные стяжки на полы делали. Пришлось весь день бетон мешать и ведра с раствором на второй этаж по акробатической деревянной качающейся жердочке тягать. Сдохнешь! Хорошо еще, бетономешалка имелась, а то бы вообще — "вилы". Зато заплатили сразу — "по штукарю на рыло". Живые деньги. Будет хоть что домой принести…

Он перешагнул через невысокое металлическое ограждение, пересек парк и подошел к резным железным воротам с кодовым замком, закрывающим вход во двор. Ворота поставили жильцы, которым надоело, что туннель, ведущий в тихий уютный дворик, в котором почти всегда слышна классическая музыка из открытых окон тут же находящейся музыкальной школы, местная молодежь использовала как общественный туалет, особенно в дни крупных общегородских праздников.

Серега нажал нужную комбинацию и вошел, закрыв за собой дверь. В нескольких метрах спиной к нему стоял какой-то мужик в синих джинсах, светлой рубашке с коротким рукавом и черной барсеткой в руке. Он терпеливо чиркал зажигалкой, пытаясь прикурить. Серый безразлично скользнул по нему взглядом и направился вперед.

— Здравствуй, сержант, — вдруг услышал он какой-то до боли знакомый голос за спиной.

Сергей медленно повернулся и выжидательно уставился на мужика. Продолжения не последовало. Лицо говорившего было видно нечетко: мешало плохое освещение. Серый медленно подошел и нему и остолбенел.

— Товарищ капитан?! — ошалело проговорил он.

Да, это был, несомненно, он — гвардии капитан Ланевский, "батяня", командир разведвзвода его полка.

Серега всю жизнь хотел служить в "десантуре". Это была его цель. Мания. Романтика "крылатой пехоты", подогреваемая многочисленными фильмами и рассказами самих бывших десантников-"афганцев", прочно влилась в самое его существо. Но было серьезное препятствие: рост. Белокурый, голубоглазый, накачанный парень, Сергей имел всего метр семьдесят от пола. В военкомате ему посоветовали о ВДВ забыть. Но Серега не унывал. Два месяца проторчал на "девятке" в Краснодаре. Ругался, прятался, не выходил, когда вызывали. И все-таки добился… 8-я гвардейская десантно-штурмовая дивизия! Элита! Силища могучая!

Готовили "молодняк" так, что некоторые просто не выдерживали. Ни физически, ни психологически. Но их поднимали на ноги и снова гоняли, до тех пор, пока те не превращались из военнослужащих в бойцов. Как потом оказалось, готовили с дальним прицелом…

Когда "духов" выбивали из Дагестана, Серегин полк не участвовал. Но держали их на постоянном взводе, воспитывали злость, науськивали, как бойцовских псов. После долгих мытарств младшего сержанта Смотрова зачислили в разведвзвод. А это уже элита в элите. Сергей был горд собой. На него смотрели с уважением, несмотря на маленький рост. Доказал всем, что может себя защитить и задачу выполнить не хуже двухметровых быков. Это Ланевский Сергея подметил. Взял к себе.

Ну а потом — Чечня. Дивизию бросили в бой. Навоевался вдоволь. "Имел честь" сражаться под командованием Шаманова. И все время с Ланевским. Потерь почти не имели. Трехсотые только. В том числе и Серега. Плечо прострелили. Удачно. Без последствий. Но "заварушка" была серьезная. В октябре 1999-го, в районе Гудермеса. Сам-то город "духи" сдали русским без боя. Почему? Серому чего-то там объясняли, что у "духов" единства нет, и Гудермес держали какие-то не те "духи", которые в Грозном, вражда у них вроде бы, и вообще Грозному гудермесские не подчиняются. Но ему это было "до фени". Он не вникал. Просто дрался, как умел. Так вот: город-то сдали, но, видать, толи не все "духи" подчинились, то ли в том районе другие отряды чеченские были… Не суть. Ранили, короче, в бою — вот и весь разговор. Его тогда этот самый Ланевский на своих плечах принес в расположение. Не то, чтобы жизнь спас, но что-то около того…

Смотров "дембельнулся" в начале ноября 2000-го. Предлагали на контракт оставаться, прапорщика сулили. Ну как же! Боевой опыт, орден Мужества… Но Серый по дому заскучал: по матери, по Ольке, по друзьям. Думал: "Съезжу домой, погуляю, а там вернусь". Ланевский говорил:

— Если оставаться решил — не уезжай, не вернешься. Засосет "гражданка". Уж ты мне поверь.

Не поверил. А зря. Вольная мирная жизнь именно что "засосала", закрутила пьянками, долгим сном по утрам, мамиными обедами. Да и больно понравилось Сереге просыпаться каждое утро в объятиях любимой. Не вернулся. Кенты писали, что посадили Ланевского. Надолго. "Пятнашка", вроде бы… "Духов" пленных грохнул. Сергей верил: мог грохнуть. Но без причины так никогда бы не поступил. Либо в отместку за ребят, либо выхода другого не было. И вот на тебе…

— Здорово, батяня, — солдаты обнялись, — А ты чего? Тебя же посадили! Или все — откинулся?

— Любопытный ты стал, сержант, — по-доброму ухмыльнулся капитан. — Раньше ты таким не был. Что, гражданка "поправила"?

— А чего не "поправить"? — весело ответил Сергей. — Дом, красивая жена, "что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить старость"?

— Ну ты это брось… Старость. Пойдем лучше по пивку выпьем.

Они спустились по улице Кирова, повернули на Комсомольскую и сели за столик в открытой "кафешке" "Юпитер", напротив кинотеатра. Заказали водочки, какой-то закуски, пару пива.

— Иванов-то знаешь? Погиб, — тихо сказал Ланевский, наливая по пятьдесят.

— Да знаю, — грустно ответил Серега. — Мне пацаны писали. Это ж он в апреле, ну тогда, когда Вас захомутали?

— Так точно, тогда. Давай помянет Андрюху. Золотой пацан был. Светлая ему память.

Молча выпили.

— Ну ты расскажи хоть, как дела?

Они беседовали долго, не замечая никого вокруг. Сергею столько хотелось рассказать командиру. Незаметно осушили графинчик, и первый порыв выговориться, сообщить главное, основное, иссяк.

— А я ведь ненадолго к тебе, сержант, — после долгой паузы сказал капитан, и многозначительно добавил. — И по делу.

— По делу? — удивился Серый. — Какие-то проблемы, Петрович? Ты только скажи, мы любого разорвем…

— Да я и не сомневаюсь, — спокойно продолжил Ланевский. — Но проблем у меня нет. Хочу тебе работенку подкинуть. "Шабашку", так сказать…

— А чего, давай, — с готовностью заявил Смотров. — Я последнее время только и делаю, что по "шабашкам" мотаюсь. С кризисом этим, мать его так…

— Не спеши, — перебил его капитан. — Дело серьезное. По твоей так сказать, армейской специальности.

— В смысле, — оторопел Сергей. — Не понял?

— Повоевать, короче надо, сержант, — коротко и глухо резанул Ланевский. — На благо Родины. Недолго. Дело — на три-четыре дня. Не дольше. Здесь недалеко. Но не Кавказ.

Сержант долго смотрел на командира. Пытался понять, не шутит ли? Не шутил…

— Как это "немножко повоевать"? — медленно протянул, наконец, он. — С кем, когда, где, за что?

— Отвечаю по порядку, — капитан закурил. — Первое. С кем? Сам не знаю. Но догадываюсь. Меня самого во все детали не посвящают. Дело чекистское. Объяснили в общих чертах. Но я-то — не дурак. Пазлы складывать умею. И если все так, как я думаю, то дело это не такое уж и сложное и, даже больше, для страны нашей, которую мы с тобой защищали, нужное. Где? За кордоном, но недалеко. За сутки на машине доехать можно. Когда? Думаю, в ближайшие несколько недель. За что? Во-первых, за Родину, а во-вторых, за десять штук евро плюс карманные расходы. Прямо сейчас.

Сергей сглотнул слюну, во рту стало сухо, и он отхлебнул большой глоток из бокала с пивом.

— Работать будем группой, — продолжил Ланевский, — под моим командованием. Нелегально. Снарядят, как полагается. Но, я думаю, для тебя уже одно то, что тебе об этом рассказываю именно я, и что драться ты будешь вместе со мной — это уже какая-никакая гарантия, что тебя не кинут куда-нибудь на убой как пушечное мясо. Разве не так?

— Так-то оно так, конечно… — задумчиво проговорил Сергей. — Но вот скажи, тебе оно зачем? Неужто ради "бабок"?

Капитан многозначительно смотрел на Серого и молчал. И вдруг того осенило.

— Так вот оно что! — он начал поглаживать себя по макушке, не замечая этого. — Так вот ты откуда? Так вот почему ты…

— Ну ладно, сержант, — притворно жестко проговорил Ланевский. — Кончай лирику. Ты сам все понимаешь. Не дурак. Ты лучше скажи — со мной? Но предупреждаю, хорошенько подумай, прежде чем отвечать. Потому что если ты мне ответишь "да", то обратного хода не будет. Считай, что ты подписал на эту работу контракт кровью. Попытаешься "соскочить", они тебя накажут. Жестко накажут. И я тебе помочь не смогу. Скажешь "нет" — и можешь забыть о нашем разговоре. Я тебя не неволю. Понимаю, у тебя жена беременна, скоро отцом станешь… Так что думай, сержант, думай. Но думай сейчас. У меня времени нет.

Серега по жизни почти не курил, но тут вытащил из лежащей на столе пачки сигарету и глубоко затянулся. Он сидел молча минут пять и, казалось, глядел на сидящих за соседним столиком и без устали жужжащих о чем-то пустом двух девушек-"малолеток". Но смотрел, не видя, пустыми глазами. А затем твердо сказал:

— Я с тобой, Петрович. Мне бабки нужны. Очень. Тебя я знаю. Ты не подведешь. С другим бы не пошел. А с тобой хоть в огонь и воду. Тем более, если ты говоришь, дело полезное… Говори, чего делать.

— Пока ничего, — ответил Ланевский.

Видимо другого ответа он и не ждал. Открыл барсетку, вытащил туго набитый конверт и протянул Сергею.

— Это "бабки". Десять штук. Евро. Как договорились.

Смотров, сверкнув глазами, тут же засунул их в боковой карман брюк.

— А теперь слушай, — продолжил капитан, доставая второй запечатанный конверт, но уже потоньше. — Это, — он потряс им в руке, — ты спрячешь дома. Да так, чтобы ни дай Господь никто не нашел! Здесь — паспорт, тысяча евро на дорожные расходы и место, адрес с полным описанием, куда ты должен прибыть. Понял.

— Понял, — ответил сержант.

— Ты живешь своей обычной жизнью и ждешь моего звонка. Я позвоню тебе и скажу: "Сергей Константинович, товар должен быть…" и скажу когда, в среду, четверг, или в другой день. Ты должен мне ответить: "Спасибо, Дмитрий Петрович, я уже подготовил его к отправке". И я буду знать, что ты выезжаешь. Так вот в тот самый день на текущей неделе, который я назову, ты и должен быть в том самом месте, которое указано в бумаге, которая у тебя в конверте. Ровно в 21.00. Ты все уяснил, Сергей.

— Да все, вроде, — неуверенно проговорил сержант. — А как мне добираться?

— А это ты уже сам решай. Позвоню я тебе заблаговременно, так что время продумать маршрут и транспорт у тебя будет.

— Тогда все ясно, — уверенно закончил Смотров.

— Ну вот и ладненько, — удовлетворенно закончил Ланевский. — Не подведи меня Сергей.

— Обижаешь, "батяня". Все будет в ажуре!

Капитан бросил на стол тысячную купюру и поднялся. Сергей тоже встал.

— Да, и еще, — напоследок бросил Ланевский, — сам знаешь, о моем к тебе визите и о нашем деле — никому не слова. И смотри, сержант, все серьезно. Я на тебя рассчитываю.

25.07.2009. Краина, г. Кировогорск. Цеховой пер. 01:34

— А эти вообще не новые…

Червонец вертел в руках АКС.

Денис подошел и достал из открытого ящика еще один "калаш".

— М-да, явно не новые, — согласился он.

Протянутая из основного помещения "переноска" давала тусклый свет. Кошак сидел на раскладном стульчике и молча, с каким-то философским спокойствием, размеренно снаряжал магазины патронами. Слева у его ног лежала открытая "жестянка", справа на постеленном на полу куске брезента были сложены полные рожки. Лева возился с гранатометами, что-то бурча себе под нос.

— Ты не забывай записывать все, — напомнил ему Денис.

— С Кавказа, наверное, — Толик постучал по прикладу только что вытащенного им из ящика АКМ-ма. — Глянь, тут надпись по ходу какая-то была. Стесали.

— Да че мне на него смотреть… — отмахнулся командир, шаря глазами по поддонам. — Тебе не все ли равно? Главное — рабочие. А откуда, какая разница? Хоть из Африки. Я не пойму, где АПС-сы?

— У стены вроде видел ящик…

Кошак положил магазин на брезент и принялся снаряжать новый.

Командир обошел составленные рядом поддоны и стянул с одного квадратную коробку из плотного картона. Внутри, обложенные каким-то наполнителем для хрупких грузов, лежали пистолеты с запасными обоймами. На дне были плотно уложены коробки с патронами.

— Слышь, Лева. "Стечкиных" всего десять. — Денис выкладывал пистолеты на брезент рядом с Кошаком. — Имей ввиду.

— Так сколько "калашей"? — осведомился Кошак.

— Пока не знаю. Если вон на тех двух поддонах тоже "калаши", то примерно триста пятьдесят.

— Это значит, рожков надо тысячи полторы. — Володя вздохнул. — Помогите кто-нибудь…

— Да погоди ты, успеется. — Денис отбросил пустую коробку в сторону. — Завтра будем "зажигалки делать". Бензина купить надо.

— Есть у меня, — отозвался Лева. — На прошлой неделе две фляги взял.

— Я вот чего не вижу, так это "дымовух"…

Денис, не вставая со стульчика, устало оглядел поддоны.

— А разве не в там? — Толик ткнул пальцем на большие коробки, снятые сверху поддона.

— Нет, там листовки и флаги.

— Вторую ночь, считай, не спим, — пожаловался Червонец. — У меня от такой ночной жизни биоритм собьется…

— Работай, негр, — оборвал его Лева. — Солнце еще высоко, а лампочек много. Тяжело в учении — легко в бою. Правильно я говорю, товарищ начальник?

— Правильно, товарищ Бурченко, — подтвердил командир.

— "Шестерок" не люблю, но труд их уважаю, — заметил Кошак.

Лева кинул в него каким-то мусором с пола. Володя отмахнулся, отвечать не стал.

— Трудитесь, господа революционеры. — Денис собирал разобранный им случайно выбранный "Стечкин". — Лучше поработаем — дольше поживем. У покойников биоритма не бывает.

28.07.2009. Краина, п-ов Рым. 25 км к северо-западу от г. Ивпатория, с. Штормовое. 04:28

Черный "Фольксваген" плавно катил по не асфальтированной, но все же достаточно комфортной проселочной дороге. Во всяком случае, трое зрелых и, по-видимому, "серьезных" бородатых мужчин в автомобиле, практически не чувствовали дорожных ухабов. Немецкое качество сборки давало о себе знать. День еще не вступил в свои права, однако небо начинало светлеть, вот-вот должны были появиться первые лучи солнца.

— Хабиб, клянусь Аллахом, если ты поднял нас зря, я буду очень зол, — проговорил пассажир в зеленовато-белой тюбетейке на переднем сиденье, пустым взглядом смотревший впереди себя.

— Мустафа, ты знаешь меня не первый год. Ты всю жизнь меня знаешь! Неужели ты думаешь, что я стал бы поднимать тебя среди ночи и везти куда-то по пустякам? — тихо отозвался худой нервный мужчина с заднего сиденья.

— Да ты скажи хоть, в чем дело!

— Я уже говорил тебе, Мустафа. Я прошу только одного: выслушайте человека, к которому мы едем.

— Все-таки странно. Неужели этот человек сам не мог к нам приехать? Или он такой большой начальник? — насмешливо, улыбаясь в густую черную бороду, проговорил водитель.

— Зачем ты задаешь мне один и то же вопрос снова и снова, Рефат? — устало отреагировал Хабиб. — Я ведь уже сказал тебе, что он не может появиться у нас. Это будет неправильно.

— Нет, ну я, конечно, все понимаю, — Мустафа развел руками. — Но почему ночью? Словно мы — воры. Это все похоже на какую-то дурную шутку.

При этих словах пассажир на заднем сиденье вцепился в дорогую кожаную обивку салона так, что пальцы рук побелели. Он наклонился вперед. Голова его оказалась между двумя передними креслами, и мужчина каким-то не своим хриплым голосом, проговорил:

— Братья. После того, как Вы поговорите с этим человеком, Вы можете меня презирать. Вы можете делать все, что хотите. Но, во имя Аллаха, заклинаю Вас. Отнеситесь к его словам серьезно. Это очень влиятельный человек. И не обманывайтесь его внешностью или поведением. Все, что он Вам скажет — это очень серьезно. И на Вас ляжет огромная ответственность. Быть может, Вам придется принять главное решение в Вашей жизни.

— Ладно, — примирительно прервал его водитель. — Ты это уже говорил. Мы поняли тебя, Хабиб. Я тоже тебя знаю. Наши отцы были друзьями. Ты — не предатель. И по пустякам бы не суетился. Послушаем твоего человека…

Через пару минут машина подъехала к морскому пляжу, пустынному в этот ранний час. Метрах в пятидесяти от берега, утопая в зелени, уютно расположилась маленькая, казалось, сколоченная из того, что было под рукой, "кафешка". Она выглядела пустой. Пожилой татарин, клюя носом, стоял у мангала и ветрел шампуры с каким-то чрезвычайно аппетитным на вид мясом. Все пластмассовые столики были пусты, кроме двух, составленных вместе и стоящих на значительном расстоянии от остальных. Из кафе их практически не было видно, так что можно было предположить, что туда их перенесли клиенты, желающие ощущения некой приватности. Судя по количеству стульев, компания насчитывала человек восемь.

На столе горело две свечи, в которых уже не было необходимости. Начало светать. Компания гуляла широко: тут были и пластиковые бутылки с продающимся "из-под полы" домашним коньяком, большие куски шашлыка, вино, пшеничные лепешки, два больших блюда с овощами и зеленью, и много всего другого. Не было только людей. Впрочем, невдалеке, на пляже, слышались веселые крики компании, по преимуществу, женские, так что легко можно было понять, что отдыхающие, разгорячившись после долгих ночных гуляний и возлияний, решили охладиться утренней морской воде.

Татарин не обратил на подъехавшую машину ровно никакого внимания и продолжал заниматься своим делом.

— Посидите пока в машине, — сказал Хабиб. — Я за ним схожу и скажу, что Вы приехали.

Он вышел и медленно направился к пляжу. Мустафу клонило в сон.

"Немудрено, — раздраженно думал он. — Не мальчик ведь уже. По ночам по пляжам шастать".

Минуты через три показался Хабиб. Рядом с ним шел загорелый высокий молодой человек в черных плавках и пляжном полотенце на плечах. Они не разговаривали друг с другом. У столика парень остановился, сел на стул и невозмутимо, как будто бы идущий только что с ним рядом мужчина не имел к нему ни малейшего отношения, начал жевать мясо. Хабиб, не глядя на него, прошел мимо к машине.

— Мустафа, Рефат, вон этот человек, — сдавленно проговорил он в окно водительской двери и головой указывая в сторону столика. — Он Вас ждет. Идите, я подожду в машине.

— Что это за пацан? — вспылил Мустафа. — Он что, собирается говорить с нами в трусах? Ты с ума сошел, Хабиб!

— Братья, прошу Вас, так надо… — чуть не плача, промямлил мужчина.

— Ладно, перестань, Мустафа. Что ты его клюешь? — сказал водитель. — Ты разве не видишь, он действует не по своей воле. Пойдем лучше и поскорее закончим с этим.

Мужчины вышли из машины и не спеша направились к столику. Молодой человек молча и без эмоций наблюдал за приближающимися людьми. Затем, резко изменив выражение лица на приветливое, громко проговорил:

— Господа! Какая честь! Очень рад, что нашли время и почтили меня своим присутствием. Садитесь, пожалуйста…

Но сам не встал и руки не подал. Мустафа и Рефат молча опустились на стулья, глядя на молодого наглеца.

— Есть-пить не предлагаю. Знаю — откажетесь. Да и разговор у нас будет не длинный. Представлений не надо. Я вас знаю, и этого достаточно.

Парень выпил рюмку, закусил огурцом. Мужчины брезгливо глядели на происходящее, расходуя последние крохи терпения.

— Так вот, — он вытер губы пляжным полотенцем. — Предлагаю построить наше общение по принципу монолога. Моего монолога. — Он дожевал и проглотил огурец. — Во-первых, потому что это позволит сэкономить ваше и, что еще более важно, мое время, а во-вторых, потому что никаких ответов от вас сейчас не требуется, а на ваши вопросы я отвечать не буду. С "шестерками" дела не имею, а все вопросы, тем более такие, предпочитаю решать с людьми, которые обладают реальной силой и властью, одним словом, теми рычагами, используя которые можно эти самые вопросы решить. То есть — с Вами, господа…

"Интересно, к чему такое откровенное хамство, — размышлял Рефат, видя как постепенно закипает его друг. — Не знает, с кем разговаривает и на чьей земле находится? Да нет, не похоже… Демонстрирует свою силу? Дает понять, кто в доме хозяин? Показывает, что не боится нас? Что он настолько силен, что может вести себя с нами так, как ему заблагорассудится? Это — скорее. Начитался книжек о том, что восточный человек понимает только силу. Ну ничего, сопляк, подожди… Помоги тебе Аллах, если ты "понтуешься…"

— Дело, по которому я пригласил Вас сегодня, очень простое, господа. — продолжил парень, сменив тон на серьезный и не отвлекаясь больше на выпивку и закуски. — Республика Рым переходит в состав России.

За столиком повисло звенящее молчание. Молодой человек, понаблюдал несколько секунд за реакцией собеседников. На лице Мустафы можно было прочесть целый букет эмоций: удивление, недоверие, недоумение, ярость. Зато Рефат не позволил ни единому своему мускулу дрогнуть. Он молча продолжал смотреть на собеседника, и лишь в уголках черных глаз едва заметно металась искра злости.

— Этот вопрос решен, — так же уверенно продолжил парень. — И обсуждению он не подлежит. И честно говоря, господа, ваше мнение нас не интересует. Мы сильны и делаем то, что считаем нужным. Рым — русская земля, и точка. Прошло то время, когда мы стояли на коленях. Теперь мы забираем то, что принадлежит нам по праву.

Скажу сразу: не в ваших силах нам помешать. И если Вы думаете, что мы не знаем вашей силы, то Вы глубоко ошибаетесь: прекрасно знаем. Мы вообще очень многое знаем. Знаем, сколько у вас оружия, частично знаем, где оно. Знаем, сколько людей вы можете мобилизовать. Все это мы — знаем…

Парень на секунду остановился, сделав мощное ударение на последнем слове.

— Но вот чего Вы не знаете — так это наших сил. Поверьте, господа, если мы решаемся на подобную акцию, то пойдем до конца, чего бы нам это не стоило.

Если у вас возникла глупая мысль предать наш разговор огласке — не советую. Не поможет. Доказательств у Вас нет, имени моего Вы не знаете, да и кого интересует разговор с пьяным туристом? А вот неприятности вы можете себе нажить большие. Ведь когда мы придем сюда, а мы сюда придем очень скоро, мы вас не забудем. Грохнуть, конечно, не успеем. Сбежите. Но имущество свое потеряете и на Родину никогда не вернетесь. А будете за границей нам нервы трепать — достанем. Не вы первые, не вы последние…

Татарин переставил шампура подальше от углей, томиться, и шаркающей походкой направился в подсобку.

— Так вот. Как я уже сказал, ваше мнение нас не интересует. Тем не менее, следует признать, что вы представляете собой значительную, и что еще более важно, организованную силу. И вы способны доставить нам весьма значительные неприятности. Но все эти неприятности, во-первых, не изменят положения вещей, а во-вторых, это все — ерунда по сравнению с тем, какие неприятности можем доставить вам мы.

Как говорил мне когда-то мой учитель, умнейший человек, "проблемы нужно не решать, а делать так, чтобы их не возникало". Скажу откровенно, этот наш разговор — моя инициатива. Начальство не то, чтобы возражало, но и особого энтузиазма не выказало. Я посчитал, что мы с вами можем договориться.

Молодой человек пальцами потушил свечи, от которых уже не было никакого толку.

— Итак, наши условия таковы. Мы не требуем от вас поддержать наши усилия. Мы прекрасно понимаем, что Вам будет очень сложно поднять ваш народ в поддержку России. Хотя бы потому, что последние двадцать лет вы только и делали, что проклинали ее и обливали грязью. Объяснить людям такую резкую перемену настроения — задача практически невыполнимая. Вас самих сметут. Таким образом, варианта действий у вас два. Первый: оскалиться и готовиться к сопротивлению. Второй: сохранить нейтралитет.

Молодой человек, словно оратор на трибуне, сделал глоток минеральной воды из одноразового белого пластмассового стаканчика.

— Рассмотрим оба. Вариант первый. Вы сражаетесь с нами. Шансов на успех у вас нет. Партизанская война ни к чему не приведет, условия не те. Здесь нет границы, через которую можно будет получать постоянное пополнение людьми, оружием и боеприпасами. Ваши схроны в горах быстро иссякнут. Российская армия имеет в своем составе части и даже целые соединения, достаточно хорошо обученные ведению боевых действий в горах. Вы это знаете, был у нас один "учебный полигон"… К тому же, в одной российской республике два волшебных батальона, с которыми, поверьте, вы бы не хотите встречаться. Таким образом, ваши шансы на успех — нулевые. Результат? Не говоря об огромных человеческих жертвах, на ситуацию вы повлиять не сможете и своих проблем не решите.

И второй вариант: вы держите "общенациональный нейтралитет". Я уже даже термин придумал. Основания? Первое: мы гражданские, а не военные, сражаться с русскими не обязаны. Второе: нас и так мало, чтобы наших мужчин еще на гусеницы танков наматывали. Третье: правительство Краины нас предало, за долгие годы независимости так и не решив наши проблемы.

Мужчины сидели молча и смотрели на этого юнца, легко и непринужденно рассуждающего на такие темы.

"Чудны дела твои, Господи! Так у них, кажется говорится…" — думал Рефат.

— Что Вам за это будет, интересуетесь? — спросил парень, хотя его собеседники и не думали ничем интересоваться. — Для начала, мы не будет вас убивать. А это уже не мало, согласитесь. Ваши дома не будут разрушены, ваши женщины и дети будут спать спокойно. Что касаемо требования о создании в Рыму национальной автономии — забудьте. Вы ее не получите. Рым, как я уже говорил, русская земля, и это — наша принципиальная позиция. Но речь может идти о создании национальной автономии внутри самого полуострова. Это — тот вопрос, который можно обсуждать. И еще — дадим вам, наконец, землю. Не в тех, конечно, количествах, о которых вы мечтаете. Но дадим. В конце концов, и нам ведь невыгодно иметь у себя "тлеющий конфликт". Но это — после того, как ваш курултай, который станет уже официальным законодательным органом автономии, и назначенный из Москвы Президент, которым может стать один из Вас — это вопрос тоже обсуждаемый — официально утвердит документ, снимающий все претензии со стороны рымско-татарского народа к России, да и вообще ко всем. А то, как мы подглядим, вы — на весь мир в обиде… Да, и еще: все оружие придется сдать. Это не обсуждается.

Парень слегка подался вперед.

— Кстати, — он весело рассмеялся. — Я тут читал стенограмму ваших переговоров с Ищенко в начале июля. Отдаю Вам должное, господа… Нужно быть мужественным и сильным человеком, чтобы не заснуть. Подумать только, и это человек, за которого ваш народ отдал свои голоса в 2004 году! Ну что, много землицы-то получили с того времени? Х…й вы получили моржовый… Ваш братан, "президент — всея-Краины" не сделал даже того, что было в его силах. Я имею в виду закон "О восстановлении прав лиц, депортированных по национальному признаку", который еще Кочма ветировал. А ведь он обещал добиться его принятия. Помните? Да какой, блин, закон! Даже мечеть в Таврополе вам поставить не дали. И не дадут… А знаете почему? Да просто потому, что они строят мононациональное государство. Краинское. И если Вы, господа, этого еще не поняли — мне вас искренне жаль…

К столу подбежала какая-то красивая и очень молодая девчонка в откровенном купальнике. Она, запыхавшаяся, не стесняясь присутствием за столиком двух взрослых мужчин и не обращая на них никакого внимания, опрокинула в себя рюмку коньяка и, повиснув на шее парня, весело проворковала:

— Леша, ну что ты тут? Нам скучно!

— Сейчас, пупсик, в тон ей ответил молодой человек, поцеловав ее в шею. — Ты беги, а я догоню.

Девчонка сорвалась "с места в карьер" и весело понеслась к воде.

— Ну что ж господа, — невозмутимо, как будто бы ничего и не случилось, сказал парень. — Я думаю, нашу беседу можно считать продуктивной. А решать — Вам. Только времени у вас не так много, так что ответ прошу дать черед неделю. Хабиб передаст. Если согласитесь — встретимся в более официальной обстановке и обсудим подробности. Ну а на "нет" — и суда нет. Отсутствие ответа будет расцениваться как отказ от дальнейших переговоров. Я долго ждать не могу: нужно определять объекты для авиаударов. А сейчас — извините. Дамы ждут.

Парень выпил залпом рюмку и, не прощаясь, поднялся и побежал на пляж, туда, где слышался веселый девичий смех.

— Ты знаешь, мне сейчас показалось, что все это мне приснилось, — ошарашен проговорил Мустафа.

Рефат, не отвечая, поднялся и направился к машине. Мустафа поплелся за ним на не своих ватных ногах.

Забравшись в автомобиль, они синхронно обернулись и посмотрели на заднее сиденье. Хабиб сидел неподвижно, как истукан. Шевелились только кисти рук, перебирая красивые деревянные четки с какими-то надписями на арабском языке. Глаза были закрыты, губы шевелились, неслышно читая молитву.

Мужчины отвернулись и с минуту, не произнося ни слова, смотрели на первые лучи красно-оранжевого солнца, пробивающиеся из-за горизонта.

— Что делать будем? — наконец выдавил Мустафа.

— Что делать, что делать… Думать будем, — отрезал Рефат и повернул ключ зажигания.

14.05.2008. Ферма. 19:42

— Те господа, которые впервые попытались разработать теорию организации вооруженного восстания, знали толк в военном деле. Тухачевский, Блюхер… Они были "красными генералами", к тому же профессиональными военными. Однако в понимании этого вопроса между ними и нами существует огромная разница.

Как вам должно быть известно, Тухачевский фактически стал главным апологетом "теории революционной войны", согласно которой "могучая" Красная Армия должна была штыком и пулеметом помочь порабощенным народам Европы и мира "сбросить оковы классового рабства". Однако, после Польской компании, когда этот самый порабощенный польский пролетариат в подавляющем своем большинстве встал на защиту Варшавы и затем "проводил" войска Тухачевского домой, руководителям страны стало ясно, что мировой пролетариат еще не совсем созрел для мировой революции. Как там у Вени Ерофеева: "Совсем, но не полностью, то есть, полностью, но не окончательно". Так, по-моему, примерно…

Несмотря на то, что вскоре большевики взяли курс на построение коммунизма "в одной, отдельно взятой стране", мировой революции как конечной цели борьбы рабочего класса никто не отменял. К слову сказать, Афганская компания восьмидесятых была необходима советскому руководству, помимо всего прочего, еще и для того, чтобы показать, что процесс мировой революции вовсе не буксует, а идет себе по планете, только не спеша, прогулочным, так сказать, шагом.

Так вот… Надо же было что-то делать. И, поскольку "революционная война" себя не оправдала, ставка была сделана на поддержку левого рабочего движения. Поддержка эта, в том числе выражалась и в практической помощи в организации восстаний. Вся работа по данному вопросу была поручена военной разведке.

В этом и суть отличия нашего положения и нашей теории от их видения ситуации. Руководство Советского Союза никогда не воспринимало эту деятельность как диверсионно-подрывную работу против другого государства. Оказываемая материальная и другая поддержка понималась как помощь рабочему классу других стран в его борьбе с эксплуататорами….

— Следовательно, оно по определению не стремилось и не могло стремиться получить какую-либо выгоду для своей страны от подготавливаемого восстания…

— Именно, Девяноста восьмой, именно… Наша цель прямо противоположна. Мы организуем мероприятие и проводим его в жизнь для того, чтобы наша страна получила от него геополитическую, экономическую и какую угодно другую выгоду. Новые территории, лояльные правительства, ослабление противника, экономические преференции от новых режимов — вот наши цели. Вот наша награда! Мы всю свою историю помогали кому не лень. Хватит. Мы больше не будем проливать кровь и тратить свои силы и средства на помощь якобы союзникам, которые при первой возможности втыкают нам в спину ржавый нож… Мы будем делать то, что выгодно нам, а не другим…

— Учитель, в тебе чего, политрук проснулся?!

— Вот же скотина ты бешеная… Только во вкус войдешь, возвысишься в порыве мысли над вами, серой неинтересной массой, и — на тебе, Пятьдесят второй — тут как тут…

— Что поделать… Такой вот я забавный зверек…

— Я, собственно, что хотел сказать… Именно поэтому данная работа в Союзе была поручена военным.

— Почему "поэтому"?

— Да потому, что еще раз повторю, воспринималась она не как диверсия, а как просто военно-техническая помощь. Ни ЧК, ни ГПУ, ни НКВД, насколько мне известно, к данной деятельности отношения не имели. А работа "вояками" в двадцатые-тридцатые, перед Второй мировой, велась ой как активно: Эстония, Германия, Китай, Болгария… Так что опыт был накоплен основательный.

К примеру: то, о чем мы говорили в начале занятия… Они пишут: "Ни под каким видом нельзя смешивать вопрос о внезапности выступления боевой организации пролетариата с вопросом о внезапности вооруженного восстания. Вооруженное восстание внезапно организовать невозможно".

И это — истинная правда. Вы должны понимать, процесс подготовки операции полностью сохранить в секрете не удастся. Это очевидно потому, что человеческий фактор обязательно сыграет свою роль. К осуществлению восстания будут привлечены боевики, завербованные из местных жителей. Нельзя надеяться, что при этом никто из людей не скажет "неосторожного слова", в результате которого возникнут слухи.

— Очевидно, так…

— Сама по себе утечка информации при подготовке к восстанию не является катастрофой, а должна рассматриваться как нормальное явление. Мы должны условно разделить возможную утечку на допустимую и недопустимую. Включайтесь, дети мои. Разглашение каких сведений можно считать допустимым явлением?

— Ну, в первую очередь, о самом факте подготовки восстания.

— На поверхности, но принимается. Еще…Устали, вижу… Не мудрено. Мы сегодня хорошо поработали.

Не мучая вам, скажу просто: "допустимой" утечкой может считаться разглашение той информации, которой может обладать рядовой боевик, либо, в крайнем случае, командир боевой группы. "Недопустимой" утечкой, является разглашение информации, которой владеют лишь лица, обладающие допуском ко всему процессу подготовки восстания изнутри. Иначе говоря, главное, чтобы предателей не было среди вас самих. Остальное можно уладить.

Что касается слухов, то они не представляют серьезной угрозы, а иногда и полезны.

Следующий тезис может показаться спорным, но я на нем настаиваю. Даже если в народе будут ходить слухи о том, кто является истинным организатором восстания, это не должно рассматриваться как катастрофа.

— Почему же спорным? По-моему, вполне логично…

— К сожалению, многие политики современности считают массу обывателей недалекими людьми, которые ничего не понимают в происходящих событиях. Это большая ошибка. Обычные граждане, как правило, многое понимают и многое замечают, и если большинство из них не умеет облачить свои мысли в научную форму, то это не означает, что у этого большинства отсутствует понимание того, что реально происходит вокруг.

Вы должны всегда об этом помнить и не делать неправильных выводов. Но, в то же время, необходимо пристально следить за тем, чтобы циркулирующие в обществе сведения не выходили за рамки слухов. Если ситуация выходит за рамки нормы, применяйте те приемы, которым здесь научились. Надо будет — вбрасывайте в СМИ ложную информацию. Однако в случае, если вы отчетливо поймете, что у вас существует "недопустимая" утечка, категорически приказываю: прекратить подготовку к вооруженному восстанию и не возобновлять ее до тех пор, пока вами на месте или нами из центра не будет выяснен и устранен источник. Ясно?

— Так точно… так точно… так точно…

— Продолжая эту тему, хочу особо отметить, что если процесс подготовки операции в секрете сохранить не удастся, то обеспечение внезапности самого выступления не только возможно, но и совершенно необходимо. Выполнение этой задачи является непременным условием успеха восстания.

Органы государственной безопасности, даже обладая сведениями о подготовке вооруженного восстания, на практике мало что смогут сделать для противодействия ему, если им не будет известно время выступления, объекты атаки, а также силы и средства, находящиеся в вашем распоряжении. Конечно, определенная профилактическая работа по противодействию возможному восстания ими может быть проведена. Однако предпринятые меры не смогут поставить под удар все ваши планы. Особенно на нашей местности…

— Так уж и ничего не смогут?

— Ну а что? Вот ты, поставь себя на место противники. Что ты сможешь предпринять, если ты не знаешь ни организаторов, ни численности повстанцев, ни их вооружения, ни их планов и распределения сил, ни времени начала восстания…

— К примеру, могу добиться перевода воинских частей и полиции на усиленный режим несения службы…

— Согласен, можешь… Еще…

— Поставить в известность о возможном восстании высших должностных лиц, усилить охрану объектов, которые потенциально могут быть атакованы, усилить работу по выявлению организаторов…

— Понимаешь ли, Двадцать пятый… С одной стороны, ты прав. Но с другой — все не так просто. Такие меры как перевод в регион или город дополнительных воинских частей могут быть предприняты только в том случае, если у органов госбезопасности будут на руках весьма веские доказательства, свидетельствующие о подготовке восстания. А это, в свою очередь, может явиться лишь следствием вашей небрежности. При соблюдении вами всех мер предосторожности и правил проведения операции, которым вы здесь и обучаетесь, у противника будут иметься лишь слухи, обрывки сведений, пусть весьма правдоподобные и подтвержденные несколькими фактами.

Все то, о чем ты сказал, может затруднить вашу работу, но не остановить вас…

03.08.2009. Краина, г. Киян. ул. Банковская. 19:12

Высокий широкоплечий господин стоял у окна, заложив руки за спину. Он почти не двигался уже минут пятнадцать. Ничего необычного. Такое у него случалось и по пустякам. А уж сегодня ему было над чем подумать.

Большой, обставленный в английском викторианском стиле кабинет всем своим видом свидетельствовал о наличии у его хозяина не только вкуса, но даже некоей изысканности. Дальняя от рабочего стола стена была занята книжными полками. И если бы букинистам удалось осмотреть эту многие годы собираемую коллекцию, они были бы приятно удивлены. Некоторые книги стоили баснословные деньги. Их хозяин прикупил в годы проживания за границей. Золотое было времечко! Иногда ему хотелось все это бросить, забрать семью и улететь за океан, в богатую и цивилизованную страну, где знают цену деньгам и ценят умных людей.

В дверь громко постучали.

— Да-да, — ответил мужчина.

В кабинет вошла приятная зрелая женщина в белом французском деловом костюме и с красивой красной папкой в руке. Волосы были красиво уложены на затылке а-ля "бизнес-леди", ухоженные тонкие пальцы свидетельствовали о том, что их хозяйка — постоянный клиент не самых дешевых салонов красоты.

— Здравствуйте, Андрей Викторович, — сказала она. — Вы просили зайти?

"А что, по-моему, удачное кадровое решение, — подумал мужчина. — Не зря ее взял. Баба умная, решительная, язык подвешен. И главное — сама по себе — никто. Нет, ну не то, чтобы совсем никто… Так, кое-кто… Но на меня завязана полностью. Это я козла того упустил, недоглядел. Но ничего, я ошибаюсь один раз".

— Да, Валентина. Проходи, закрой дверь, — вслух произнес он.

— Там Вас какой-то мужчина дожидается, — на всякий случай сообщила дама.

Шеф был довольно рассеян. Это было известно всем. Вполне мог и забыть про посетителя.

— Я в курсе, — ответил Андрей Викторович.

Он медленно прошествовал к двум глубоким креслам с очень высокими спинками, обитым зеленой кожей, и инкрустированному журнальному столику с графином и бокалами.

— Я, Валентина, по важному делу тебя позвал, — он удобно уселся в одно из кресел. — Возьми документ на столе и ознакомься.

Женщина посмотрела на широкий ореховый рабочий стол с резными ножками и сразу увидела бумагу. Взяв ее, она прошла к шефу и устроилась напротив него в другое кресло. Знала — он любит, так сказать, неформальную обстановку. Рассуждать о важных государственных делах на диване, для шефа — обычное дело. Может и виски в процессе выпить, правда, немного…

Валентина уткнулась в документ, минуты три читала не отрываясь. Затем подняла на шефа глаза, смотрела на него секунд десять, тряхнула головой и стала перечитывать заново.

— Ну, что скажешь? — печально поинтересовался Андрей Викторович, когда женщина, наконец, закончила второе прочтение и откинулась на спинку кресла.

— А Ольга знает? — первым делом поинтересовалась она.

— Нет. Не знает. Знаем только мы, — задумчиво ответил шеф. — Да и зачем ей знать? Во-первых, одни предположения, во-вторых, ну что она сделает?

— Как что? — потерянно пробормотала Валентина. — Ну, я не знаю — что! Ну что-то же надо делать? А что у Пейченко?

— Я же говорю, он с этим документом не знаком, — повторил Андрей Викторович. — Да и, честно говоря, тебе известно, я ему не совсем доверяю. Ты ж в курсе: были насчет него кое-какие подозрения в свое время…

— Ну были. Так ведь не подтвердились!

— Да кто б их подтверждал!? — повысил голос шеф. — Его как следует никто и не проверял. Тогда до этого, что ли, было? Так, "пошерстили" чуть-чуть и "назначили" чистым…

— Я вот этого как раз понять и не могу. Если он Вас не устраивает, почему ж вы его не меняете? Это же одна из ключевых должностей!

— Ха, быстрая какая! — усмехнулся Андрей Викторович. — Это тебе директор пивзавода, что ли? Тут с простым губернатором при снятии с должности возни не оберешься, а тут глава Госбезопасности государства… Нет, милая, таких руководителей просто так не меняют. Ты даже не представляешь, сколько это хлопот. Говорю же, раньше не до того было, да и работал он вроде нормально. А сейчас Пейченко уже врос, "корни пустил"… Убрать его — парализовать работу службы как минимум на год, это я тебе точно говорю. Верховный Совет его, опять же, только-только утвердил. Что, опять, "и.о."? А нового сколько времени утверждать будут? Опять пару-тройку лет? Нет, Валя, не все так просто…

— Ну хорошо, — согласилась женщина. — Но он-то сам что-нибудь подобное докладывал?

— Ну как тебе сказать, — шеф взял графин, снял крышку и начал медленно наливать себе виски. — Ты будешь?

— Нет, спасибо.

— А мне надо. А то голова от мыслей лопнет… Так вот, — он немного отхлебнул и поморщился от удовольствия. — Докладывал ли он? И да, и нет. Докладывал кое-какие сведения, говорил, что "москали" последнее время активизировались. Но в единую картину не складывал.

— Андрей Викторович, А Вы сами как думаете, насколько это серьезно? — тревожно поинтересовалась Валентина.

— Сложно сказать. В том то и проблема. Ведь Енакович еще 2004-м что-то подобное творил, мы про то знали. А вышел — пшик. Такой у нас народ, Валечка. Трудные мы на подъем…

Шеф сделал большой глоток алкоголя и долил себе.

— Наверное, Вы правы. Так зачем Вы этот документ мне дали почитать? Я-то что могу сделать?

— Ну, ты же глава моего секретариата, и я считаю, о таких вещах знать должна. А, кроме того, кое-что сделать ты можешь, — Андрей Викторович впервые за время разговора в упор посмотрел на собеседницу. — И я тебе сейчас скажу — что. Первое: о документе этом молчи пока. Никому ни слова. И второе: проведи переговоры с Пятнибоком и Шухевским.

— На предмет? — не поняла Валентина.

— Ну, скажи, что так, мол, и так: есть подозрение, что "москали" планируют воду мутить на востоке. Может понадобиться ваша помощь. Что они за это хотят. Ясно?

— Да. Я все сделаю, Андрей Викторович. Но у нас же все-таки есть армия, милиция…

— С этим я уже сам разберусь, — улыбнувшись, заботливо остановил ее шеф. — А ты иди, порученным делом занимайся.

— Хорошо. До свиданья, Андрей Викторович.

Валентина поднялась и направилась к дверям.

— И скажи молодому человеку, пусть зайдет без стука через десять минут.

Женщина кивнула и закрыла за собой дверь.

Шеф залпом приговорил второй стакан, взял со столика бумагу и снова перечитал текст.

Господин Президент!

Принимая во внимание стратегические партнерские отношения между нашими странами, установившиеся за последние годы, считаю необходимым на условиях строгой секретности информировать Вас о содержании прилагаемого в копии документа. Это выдержки из ежегодного доклада Разведывательного сообщества сенатскому комитету по разведке и сенатскому комитету по иностранным делам. После ознакомления Прошу Вас вернуть его нашему сотруднику. Данный шаг согласован мною с моим руководством.

С уважением и пожеланием успехов,

Посол США в Краине У. Сейлор

"Строго секретно" 21/VII/2009

"Только для Ваших глаз"

"В 2009 г. на территории восточных и центральных регионов Краины в значительной степени активизировалась деятельность спецслужб России. Учитывая культурную, ментальную и языковую близость, следует констатировать, что такие действия находят поддержку среди значительной части населения, не принимающего выбранный руководством государства курс на евроатлантическую интеграцию и стремящегося к союзу с Россией.

Очевидно, что русские органы госбезопасности ставят целью не просто сбор разведывательных данных и вербовку агентов, а ведение самой активной диверсионно-подрывной работы, заключающейся в подготовке вооруженного мятежа против существующей законной власти. Очевидно также, что подобная деятельность напрямую связана с предстоящими президентскими выборами и экономическим кризисом, поставившим большинство населения в чрезвычайно трудные материальные условия. В подобной обстановке есть все основания утверждать, что действия русских спецслужб вполне могут иметь успех. Имеются весьма достоверные сведения о том, что на проведение этой работы высшим руководством России брошены очень значительные силы. Наши источники в самой России сообщают, что эта деятельность ведется в обстановке строгой секретности с участием очень ограниченного круга высших государственных работников, военных и руководителей спецслужб.

Необходимо признать, что деятельность русских не встречает сколь-нибудь серьезного сопротивления со стороны контрразведывательных органов Краины. Это вызвано тремя причинами:

— Наличием огромного количества агентов Кремля, как среди крупных государственных работников, так в самой Службе безопасности Краины.

— Проводимой нынешним руководством СБК политики "декэгэбизации", заключающейся в устранении с ответственных постов бывших работников КГБ. Такие действия существенно подрывают способность службы противодействовать работе русских, поскольку увольняемые сотрудники, как правило, являются хорошими профессионалами, а принимаемые на службу — не соответствуют необходимым требованиям, поскольку чаще всего набираются по принципу "кумовства" и личной преданности руководителю, а порой и в результате неприкрытой коррупции.

— Общей слабостью СБК, причины которой лежат в крайней недостаточности финансирования и постоянными кадровыми ротациями высшего и среднего звена руководителей.

Учитывая имеющиеся у Соединенных штатов особые интересы в Краине, ситуацию следует признать крайне серьезной. На данный момент по данным ЦРУ, основанным на крайне скудной разведывательной информации и оценках аналитиков, в Краине создана тайная сеть, включающая в себя повстанческие отряды, организованные по принципу строгой конспирации. Выявление нескольких таких формирований нашими оперативными работниками в сотрудничестве с СБК не дало никаких ощутимых результатов. На полуострове Рым такие отряды влились в сеть уже созданных ранее российской разведкой подпольных боевых дружин. В качестве командиров, как правило, выступают бывшие советские офицеры.

Есть веские основания утверждать, что в городах Краины создана сеть тайных складов с оружием, боеприпасами и военным оборудованием. Об активности русских можно судить хотя бы по следующему доподлинно известному нам из наших надежных источников факту. К этому моменту в Краину завезено и распределено по областям на тайные склады: около 80 тыс. автоматов, ок. 10 тыс. пистолетов, ок. 10 млн. патронов разного калибра, ок. 300 станковых и ручных пулеметов, а также гранаты, ручные гранатометы, средства связи и другое необходимое для боевых действий снаряжение и оборудование. Оружие, предположительно, поступает контейнерами из Одиского порта через организованное так русскими спецслужбами "окно".

В целом, по нашим оценкам, на данный момент по приказу Кремля в Краине готовы организованно выступить с оружием в руках против законной власти 20–25 тысяч человек…".

07.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. К. Маркса. 10:17

— Слушай, я не пойму. Ну ладно — радист… Но зачем присылать сюда "вояку", если любой из нас прекрасно справится с этой работой?

Денис с Червонцев вышли из подъезда в дворик.

— Не знаю, Толик. Я этот вопрос не решал. Приказ пришел из центра, а обсуждать я не посчитал нужным. К тому же, нам меньше работы… Разве не так?

— Так-то оно так, — Червонец открыл дверцу своего "Мерса", — но все же… Не знаю, как тебе, а мне не очень уютно от мысли о том, что в городе работает кто-то, помимо нас, хоть и на нашей стороне. К тому же, вся морока по организации обучения — все равно, считай, на моих плечах.

— Ну что тебе сказать, — Денис открыл свой "Ниссан". — Лох — это судьба. Главное — прикрывай меня, как следует. Это — потенциально опасный контакт.

Командир выехал на улицу Маркса и погнал машину на улицу Фисановича. Там, в небольшом летнем "кафе", была назначена встреча со "спецом". Червонец, держа дистанцию в три машины, маячил сзади.

Жара, наконец, спала, а легкий ветерок еще больше подымал настроение. Лица горожан были приветливы и улыбчивы. Трудно было сказать, что тут играло большую роль: отличная погодка или предстоящие выходные. Денис пересек Центральный мост и повернул на Великую Пермскую. На берегу Ингула, то там, то здесь, ютились маленькие летние кафе с пластмассовой мебелью. В это время все они были практически пусты. Основная прибыль делалась вечером. И природа это прибыли была примитивно проста: молодежь с мелочью в карманах плюс дешевое разливное пиво плюс чипсы. Или рыбка. Или фисташки. Или сухарики…

Денис свернул на Фисановича и остановил автомобиль около кафе. Червонца не было видно. Наверное, остановился где-то неподалеку, и теперь наблюдает… В заведении находилось четыре человека. Сонная девушка-бармен, скучающий официант, пожилая женщина, читающая книгу и попивающая что-то, и сидевший за самым крайним столиком седоватый мужчина лет пятидесяти в очках с толстыми линзами. Он наслаждался пивом. Судя по стоящему на столе пустому бокалу, он находился тут уже какое-то время. Командир подошел к столику и присел без приглашения.

— Извините, мужчина. У вас сигаретки не будет? — произнес пароль Денис.

Очкарик смерил его внимательным взглядом.

— Курить вредно, молодой человек. Даже в таком молодом возрасте, — менторским тоном ответил он.

К столику подошел совсем молоденький официант, судя по всему студент, подрабатывающий летом.

— Чай с лимоном, если можно, — попросил Денис.

— Отличная у вас тут погодка, господа, — оглядевшись вокруг, с улыбкой сказал очкарик, дождавшись, когда официант отошел от столика на достаточное расстояние.

— Увы, вынужден Вас разочаровать, — ответил Денис. — Такая прохлада стоит последние два дня. А так — "парилка", как и на всем белом свете.

Собеседник с удовольствием отхлебнул глоток пива.

— Как добрались? — поинтересовался командир.

— О, спасибо…

— Денис…

— Да… Спасибо Денис. Весьма неплохо. Цивилизация постепенно доходит и до постсоветского пространства. Теперь даже во многих плацкартных вагонах устанавливают кондиционеры. А в купейных — тем более.

— Вы уже разместились? — спросил парень для вежливости.

Он не имел ни малейшего понятия о том, когда этот человек прибыл в город, как долго он тут находится, где живет и чем занимается. Данные вопросы не входили в его компетенцию. Специалист-"связник" работал полностью автономно. Денису было предписано лишь координировать с ним свои действия и оказывать "спецу" всестороннюю поддержку.

— Тоже неплохо, — очкарик. — Хоть и на окраине.

Официант поставил на стол чай в белой весьма симпатичной чашке и блюдечком, что немало удивило Дениса. В таких летних заведениях в городе имели обыкновение подавать горячие напитки в пластиковых стаканчиках. Судя по всему, это имело вполне благородную для предпринимателей цель — экономить на мойке посуды. Но Дениса это просто бесило. Через минуту после наполнения кипятком стаканы раздувались, дно становилось выпуклым и неустойчивым.

— Не буду тратить наше с вами время, — командир помешивал ложкой напиток, хотя и не знал, есть ли там вообще сахар. — Я уверен, что вам все объяснили. Но считаю необходимым еще раз озвучить ваши задачи. Их две. Первая: в час икс — глушить в городе мобильную связь. Вторая: очень подробно проконсультировать нас о том, какие действия следует предпринять, чтобы отключить телефонную связь в тот же час иск. Наша информация совпадает?

— Абсолютно, — подтвердил очкарик. — Я уже провел некоторую работу, и могу вас заверить, что, по моему компетентному мнению, сложностей с решением наших проблем не предвидится.

— Рад это слышать, — Денис действительно был рад. — Поверьте, у меня достаточно проблем, и мне бы очень хотелось, чтобы Вы выполнили свою работу хорошо. Это существенно облегчит мою жизнь.

— Не беспокойтесь, молодой человек, — очкарик вытащил из пачки сигарету и закурил. — Я достаточно компетентен. К тому же, у меня есть определенный опыт в таких делах.

— В таком случае, у меня к Вам последний вопрос: чем я могу вам помочь?

— На данный момент у меня единственная сложность, — посерьезнел собеседник. — Для выполнения поставленной задачи мне потребуется некоторое оборудование. Оно достаточно значительных габаритов. Удобное для меня транспортное средство я уже присмотрел, и скоро приобрету. Мои друзья заверили меня, что Вы сможете оказать мне помощь по его доставке в Кировогорск. Сами понимаете, дело затягивать нельзя…

— Это — не проблема, — ответил Денис. — У нас существует надежный канал. Свяжитесь с вашим начальством, сделайте заказ и его привезут на наш объект. Как только оборудование прибудет, мы доставим его туда, куда скажете.

— Ну что ж, — очкарик дружелюбно посмотрел на собеседника. — Тогда проблем нет.

— Они могут появиться, — категорично заявил Денис. — Так что держите со мной связь. Можете рассчитывать на любую помощь. До свидания.

Они крепко пожали друг другу руки. Денис пошел к своей машине, оставив на столе нетронутую чашку с чаем. В кармане зазвенел мобильник.

— Ну как тебе, — поинтересовался Червонец.

— Вполне, — заключил Денис. — Видно, что мужик опытный. Держится уверенно, дело свое, судя по всему, знает. "Хвоста" не было?

— Откуда?

— Ладно… Не расслабляйся. А то будешь как профессор Плейшнер…

— Не каркай. Сейчас куда?

— На Великую Балку. Поговорим теперь с военным.

07.08.2009. Краина, г. Заружск. ул. Курортная. 10:28

— Извините, мужчина. У вас сигаретки не будет?

Светловолосый голубоглазый молодой человек, улыбаясь, смотрел на плотного мужчину в очках, сидящего на скамейке и читающего какую-то небольшого размера книгу.

— Курить вредно. Даже в таком молодом возрасте, — недовольно ответил тот, оторвавшись от своего занятия.

— Простите… — бросил парень и пошел по парковой аллее, покручивая в руках зажигалку.

— Ведите, — еле слышно буркнул неизвестно кому мужчина, вновь уткнувшись в книгу.

Молодой человек прогулочным шагом пересек парк и вышел на Арсенальную. Постояв немного и посмотрев на часы, он двинулся дальше, но, вдруг остановившись, купил в лотке мороженое и на ходу с удовольствием стал его поглощать, изредка глядя на небо и весело щурясь от ярких лучей щедрого южного солнца.

Через пару минут парень свернул на Уральскую улицу, выкинул обертку от мороженого в первую попавшуюся по дороге урну, прошел пару сотен метров, мимо торгующих ягодами и цветами с огородов бабушек, и завернул во дворы. Набрал комбинацию цифр на одной из подъездных дверей широкой кирпичной "девятиэтажки", поднялся на пятый этаж, открыл входную дверь. Остановившись на пороге, он прислушался, медленно прокрался по коридору, осмотрел обе комнаты, кухню, ванную, затем закрыл входную дверь, сполз по стене и сидел несколько секунд неподвижно, глядя в одну точку.

Вдруг он резко встал, движением головы откинул красивые длинные волосы назад, быстрым шагом прошел в зал, стал на колени перед журнальным столиком, пошарил рукой под крышкой и вынул оттуда "ТТ". Передернул затвор и засунул за пояс. На лице парня не читалось никаких эмоций. Движения его были скупы и точны. Также быстро молодой человек открыл шкаф, вынул оттуда папку и пошел в ванную. Минут пять он рвал бумаги и сжигал их. Затем включил душ и тщательно смыл пепел. Только теперь он испытал видимое облегчение.

Помедлив немного, парень прошел на кухню и взял со шкафа кастрюлю. Затем достал из пенала стеклянную бутылку с прозрачной жидкостью и вылил содержимое в подготовленную посуду. Поставил пустую бутылку, присел на табурет, вытащил из кармана телефон и набрал номер.

— Да, — послышалось в трубке.

— "Спеца" взяли.

— Я понял.

— Меня вели?

— Да.

— Грамотно.

— Очень.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Подъезд пасут.

— Я так и думал. Надеялся, вдруг они решат меня еще "поводить".

— Они решили иначе. Думают, им будет достаточно тебя и "хаты". Предпочли "синицу в руках".

— Ты внизу?

— Нет. Боялся засветиться. Ты все уничтожил?

— Да. Деньги кое-какие остались. Пусть забирают.

— К тебе, может быть, уже идут. Уходить будешь?

— Попытаюсь. Принимай командование.

— Ты точно решил?

— Точнее некуда. Поработать уже не удастся. Да и уйти наверняка тоже.

В трубке повисло молчание.

— Сережа, ты слышишь меня? — чуть повысил голос парень.

— Я тебя слышу… Как же так, Жека…

— Не твое дело, брат. Не твое дело… Принимай командование. В центр сообщишь сам. Не хочу рисковать. Работай спокойно. Я тебя не сдам. — Он немного помедлил. — Если что — знай: мне было очень приятно с тобой работать, дружище… До свидания.

Он нажал клавишу окончания разговора и бросил трубку в кастрюлю. Раздалось глухое шипение. В этот момент раздался звонок в дверь. Парень обернулся, прошел в зал, медленно подошел к окну и несколько секунд смотрел на небо. Звонок становился все настойчивее.

Молодой человек сел на диван, усмехнулся чему-то, достал из-за пояса пистолет и выстрелил себе в рот.

24.06.2008. Ферма. 17:14

— Кстати… Хочу сообщить вам, дети мои, что вчера я утвердил наше, так сказать, штатное расписание. Отмечу, что ваши звания не имеют для меня ровно никакого значения. Некоторые из вас по окончании подготовки станут лейтенантами, другие — уже лейтенанты, а некоторые имеют звания и повыше… Но все это для меня — пустой звук.

Мне важны ваши способности… Итак, в "штатном расписании" нашего подразделения будут всего три вида должностей. Самая младшая — оперативник. Ее получал восемьдесят из вас. Следующая ступень — младший командир. Может, у меня плоховато с фантазией, но руководство предоставило мне в этом вопросе полную свободу. Что придумал, то и придумал. В конце концов, наименование должности неважно. Важно другое…

Исходя из специфики территории, на которой вам предстоит работать, я считаю оправданным структурное деление подразделения на оперативные группы, каждая из которых будет отвечать за свой участок. Группа будет состоять из младшего командира и нескольких подчиненных ему оперативников. При этом младшие командиры будут иметь всю полноту власти, их приказы — обязательны для исполнения. Кроме того, только они будут иметь связь со мной…

— Учитель, ты сказал, что будет три должности…

— Да-да… Третья и самая высокая должность, не считая меня, разумеется, это должность старшего командира. Если младшими станут пятнадцать из вас, то старшими — только пять. Лучшие из лучших! Самые способные… Как, наверное, вы уже догадались, такие люди будут направлены на самые сложные участки. Некоторым будут подчинены несколько оперативных групп. Но — не факт. Вполне может статься, что старший командир будет главой обычной группы, состоящей только из оперативников. Вопросы есть? Тогда продолжим…

Как вам известно, одним из основных постулатов тактики ведения наступательного боя является то, что наступающая сторона должна превосходить по численности обороняющихся, как минимум, в два-три раза. Для военных операций справедливость данного тезиса не может вызвать сомнений. Однако в нашем деле данный закон не применим.

Вы должны быть готовы к тому, что в момент выступления боевые группы по своей численности и снаряжению будут значительно уступать противнику. При этом разница может быть существенной.

— О какой разнице ты говоришь?

— Ну, к примеру, на двести пятьдесят-триста повстанцев в момент их выступления может приходиться восемьсот или даже тысяча вооруженных полицейских и военных. Вас не должно пугать такое положение дел. Это — нормально. Ведь наша работа не является военной операцией в чистом виде.

Как говорил, кажется, Мольтке, "преимущества наступления очевидны сами по себе". Отсутствие у вас численного перевеса в значительной степени должно быть восполнено тем, что на вашей стороне будет эффект внезапности.

— Похоже, Учитель, что в этой связи вопрос о том, что время выступления должно оставаться для противника тайной, становится ключевым.

— Ты не преувеличиваешь, Четырнадцатый. Это, на мой взгляд, именно так и есть. Организованное вооруженное нападение в мирное время должно шокировать военных и полицейских, вследствие чего можно надеяться на слабое сопротивление. При правильном планировании и проведении операции в жизнь первым ударом можно разоружить и сделать небоеспособными силы, численно превышающие собственные в несколько раз.

Я добиваюсь того, чтобы вы поняли следующее: вам совершенно необязательно стремиться к бездумному увеличению своих собственных сил. Скорее следует думать об их качестве. Поверьте, лучше двести пятьдесят надежных боевиков, чем тысяча, на которую вы положиться не можете. Еще сто лет назад доказано: "Организация бьет класс".

— Ленин?

— Он самый… Имея определенное количество завербованных боевиков, вы должны думать не столько о том, чтобы увеличить это число, а о том, как лучше вооружить и распределить для первого удара имеющиеся силы и где и как добыть побольше информации о тех объектах, которые намечены для атаки.

С другой стороны, дети мои, собственно, восстание представляет собой суть военную операцию и, следовательно, подчиняется военным законам. Таким образом, вы должны ставить задачу установления контроля над определенными объектами. Какими, мы уже проходили… Хотел бы обратить ваше внимание на то, что эта задача крайне важна, поскольку нахождение этих объектов в руках противника может доставить вам серьезные проблемы, если не сказать больше…

Но, помимо, так сказать, классических объектов для атаки, в зависимости от конкретной ситуации и территории вам может понадобиться установить контроль и над "неклассическими" объектами. Примеры? Не спите, господа курсанты….

— Скажем, инженерные сооружения водоканала.

— Неплохо. Еще…

— Банки.

— Так… Еще…

— Типографии.

— Быть может, Сорок шестой, быть может…

— Штабы негосударственных организаций, члены которых могут помещать осуществлению восстания.

— А вот это, Семидесятый, очень хорошо. Это то, что надо. Вполне возможно, что на нашей территории вам придется так и поступить. Впрочем, надо смотреть по ситуации…

Для успеха восстания крайне важно правильно распределить цели для атаки на "первостепенные" и "второстепенные". Это — одна из ключевых задач. Важен четкий расчет времени. Вы не должны ставить успех операции в зависимость от действий одной-двух боевых групп. Вы должны всегда знать, что вы будете делать, если на том или ином участке возникнут трудности…

07.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. 2-я Железнодорожная. 19:12

Денису определенно импонировал этот мужик. Был он весь какой-то основательный. Не суетился, не спешил. Причем с самой первой минуты, как только познакомились. И говорил он так, как был это сказать, тяжеловесно. Нет, не в том дело, чтобы он там давил, например… Вот именно что не давил! Но если чего скажет — сразу как-то соглашаешься.

— Вот Вы тут, Денис Алексеевич, по плану одну группу предусмотрели… — Мужчина широким жестом показал на переезд с новеньким опущенным шлагбаумом. — А зачем?

— Так ведь переезд же… — слабо возразил командир.

— Денис Алексеевич… — Специалист обескураживающе улыбнулся и покачал головой. — Ну нельзя же так формально подходить к делу. Знаю, что по методике положено. Но можно же иногда и разумную инициативу проявить. Ну вот скажите мне, какое значение для города имеет этот переезд?

— Какое? — как-то глупо переспросил оперативник.

— Да никакого почти, — ответил сам на свой вопрос мужчина. — Ну и зачем Вам его перекрывать?

— Ну то есть как никакого? — тут уж Денис не мог просто так согласиться. — Да он целый район города от центра отделяет!

— Ну, во-первых, не то, чтобы уж отделяет, — уточнил тот. — Можно и другими путями добраться. А во-вторых, не то, чтобы уж и район. Нет, официально, конечно, район, я ничего не говорю. Но по сути-то, просто вросшая в городскую черту деревня, не более. И никаких важных объектов в этом, как Вы говорите, районе никогда отродясь не было…

— Так что? Не перекрывать? — уточнил Денис.

— Почему не перекрывать? Перекрыть на всякий случай надо. Да только зачем же сюда четыре бойца выделять? Двух вполне достаточно будет. А двух оставшихся мы еще куда-нибудь перекинем.

Он сделал себе в блокноте какие-то пометки. Когда Денис увидел это в первый раз, то попытался возражать. Но специалист, попросивший называть его Борисом Александровичем, молча показал ему открытую страницу блокнота. То, что командир увидел там, напоминало наскальные надписи временно палеолита, причем создавалось такое впечатление, что сделали их не люди, а инопланетяне. Может быть, эти художества и поддавались расшифровке, но их автор явно был уверен в обратном. И Денис тоже.

Он посмотрел на этого симпатичного человека. Он встретились вчера. Борис Александрович был тем самым военным специалистом, которого прислал центр и консультация которого была необходима для утверждения окончательного плана восстания. Такая мера была абсолютно оправдана. Как ни крути, командиры групп людьми военными не были. Во всяком случае, некоторая часть из них. Борис Александрович, одетый в белую рубашку с коротким рукавом и светлые идеально выглаженные брюки изъявил желание сразу приступить к работе, сославшись на то, что у него мало времени, и ему нужно будет заехать еще в несколько мест.

Предоставленный план ему в целом понравился, что несказанно обрадовало Дениса.

— Да Вы не радуйтесь так, Денис Алексеевич, — остудил его специалист. — В самом деле, это же Вам не план разгрома фашистов под Сталинградом. Много ума не надо. Подретушируем только вот сейчас чуть-чуть…

Ретуши оказалось немного. После недолгих дебатов и обеда специалист изъявил желание осмотреть некоторые районы города лично. Чем сейчас они, собственно и занимались…

Кто знает, что заставило Дениса задать этот вопрос. Это случилось как бы само по себе. Не запланировано. Вопрос шел из души. Быть может, командиру очень хотелось знать мнение о происходящем в его жизни. Мнение вот этого вот приятного мужика, соотечественника, с удивительно честными и дружелюбными глазами. Не нейтрального, естественно. Но хотя бы с честными глазами. Потому, наверное, он и спросил ни с того ни с сего:

— Послушайте, Борис Александрович, я Вы догадываетесь, чем мы тут занимаемся?

— Ну я же не ребенок, — чуть помедлив, ответил тот, не отводя взгляда.

Денису показалось, что в его глазах на долю секунды блеснуло что-то холодное и стальное, но тут же исчезло.

— И Вы не испытываете по этому поводу никакого дискомфорта?

— Я? — изумился тот, вроде бы даже искренне. — А почему бы это мне следовало испытывать дискомфорт?

— Ну, не знаю, — пожал плечами командир. — Многие бы испытывали…

— Вы слишком серьезны, молодой человек, — заявил Борис Александрович. — Так нельзя.

— Да, мне это уже говорили…

— Относитесь ко всему этому как к работе. И не думайте, что Вы есть уникальный субъект на планете Земля. Не только Россия-матушка вместо меча или булавы в открытом бою кинжалом в бок в темной подворотне бьет. Уж Вы мне поверьте. Даже больше скажу — она в этом виде спорта хоть и играет в высшей лиге, но в чемпионах никогда не ходила. Это как онанизм, Денис Алексеевич. Только в геополитическом масштабе. Никто об этом в слух не говорит, но все этим занимаются. Или занимались раньше. Или будут заниматься в будущем…

Они некоторое время смеялись удачной шутке, а затем медленно пошли к машине, обсуждая детали операции на ходу.

07.08.2009. 20:34

— Приветствую, Учитель.

— И тебе не кашлять. Как прошло?

— Нормально. Поговорили. Согласовали действия…

— Ты все правильно сделал? Тебя страховали?

— Правильно…

— Повтори отзыв.

— Зачем?

— Повтори, я сказал.

— "Курить вредно, молодой человек. Даже в таком молодом возрасте".

— Ты абсолютно уверен, что он правильно ответил. "Курить вредно, молодой человек…?"

— Да уверен я! Послушай, Учитель, я может быть, не лучший твой ученик, но сигнал о провале запомнить способен. Он точно сказал — "молодой человек". Да чего случилось-то?

— Ахилл погиб.

— Как…

— Застрелился.

— Неужели взяли "спеца"?

— Ужели, ужели… Хорошо хоть у остальных вроде бы все в порядке. Хотя Нестор и Агамемнон еще не отзвонились.

— Как такое могло произойти?

— Главразведупр прошляпил. Центр говорит: извиняются, мол…

— Да на кой нам их извинения?

— Я о том же. Уверяют, что провал будет локализован в ближайшие часы.

— Ты им веришь?

— Несомненно. Операция на контроле на самом "верху". Если провалимся по их вине, им головы там всем поотвинчивают. К тому же, "контора" серьезная. Вряд ли стали бы преуменьшать опасность.

— Все равно надо перестраховаться…

— Ты, деточка, меня еще жить поучи… Завтра жди инструкций. Позвоню. Перепроверишь своего…

— Мне пацанам говорить?

— Зачем? Впрочем, как знаешь…

— Он хоть успел передать дела?

— В самый последний момент.

— Я бы так не смог…

— Поэтому ты и не старший командир…

14.08.2009. Россия, Москва. ул. Октябрьской Ж.-Д. Линии. 19:07

"Нет, ну какое все-таки тупорылое название! — в очередной раз подумал Шурш, проходя под эстакаду Дмитровского шоссе. — Это ж надо было, мамкина норка, так улицу назвать!".

Он смачно сплюнул на тротуар, наступив на свой же плевок тяжелым армейским ботинком с белой шнуровкой. Затем несколько раз провел огромной лапой по голове, разгоняя кровь в черепе. Ладонь приятно прочесала только-только пробивающиеся ростки жестких светлых волос.

"Зарос. Побриться надо", — отметил про себя Шурш.

Наверное, никто в целом свете уже не помнил, почему Александр Георгиевич Карасев, человечище под метр девяноста, легко жмущий от груди полтораста, автомеханик (каких поискать) с трехлетним стажем и командир одной из лучших "боевок" "Железного креста", получил такую дурацкую кличку. А Шурш помнил. Нет, не то, чтобы он как-то напрягался по этому поводу. Он вообще был не из обидчивых. Шурш так Шурш. Просто его прозвище служило ярким примером того, как глупая случайность может изменить имя человека, а то и саму судьбу.

Как то, еще до армии, направились они с друзьями в парк Горького: проветриться, попить пивка, а если повезет — разукрасить физиономию какому-нибудь "черному". Шли от метро "шумною толпою", с девками, пивом и постоянными "подколами". Шурш, вернее, тогда еще вовсе и не Шурш, а самый обычный Саня, на Крымском мосту немного отстал от толпы, объясняя одной знакомой девчонке что-то на его взгляд важное. И вот в этот самый момент приспичило Миллеру, старому другу и соратнику (сейчас в Германии, капрал, альпийский стрелок) за каким-то фигом позвать Саню. И вот поворачивается этот стрелок, мамкина норка, с бутылкой пива в одной руке, с телкой — в другой, и орет, что есть мочи: "Шурик". Вернее, не так. Так оно было задумано. А получилось, прозвище на всю жизнь. В общем, орет он: "Шур…", и вдруг громко икает и на выдохе заканчивает громким "Ш"!

Толпа взорвалась от хохота. И с тех незапамятных времен никто, кроме, пожалуй, родителей, не называл Александра Георгиевича Карасева иначе как Шурш. Многие их тех, которые знали Саню, даже и не подозревали, что его зовут "Саня". Шурш — и все…

"Ну и ладно!" Парень на такие вещи не напрягался. Все у него в жизни было хорошо: друзья любили и уважали, враги — боялись. И у тех, и у других были все основания испытывать к Шуршу такие чувства. Друзей он никогда не бросал, а с врагами был беспощаден. Это признавали и старшие товарищи: Шурш был настоящим воином. Сильным, мужественным, гордым и смелым. Туповат, правда… Это Саня и сам про себя знал. Через такую вот особенность своей личности и не мог он дослужиться в "Железном кресте" до серьезной руководящей должности.

"Ну так и что ж?", — отвечал он сам себе. — Не всем же быть генералами, нужны и бойцы".

К тому же простым солдатом он тоже не был. Все-таки командир "боевки". А "боевка", боевая пятерка, у него была — загляденье. Бойцы — один к одному, проверенные в деле. С такими не страшно и на край света. Некоторых Саня лично натаскивал.

В таких рассуждениях боец подошел к платформе. В этот поздний час в небольшом помещении было пусто, через толстое стекло единственной работающей кассы в зал устало смотрела жирная тетка-кассирша.

— Один до Крюково, — Шурш засунул в окошко сторублевую купюру.

Кассирша равнодушно взяла купюру и вернула билет с четырьмя червонцами, не удостоив пассажира ни словом, ни взглядом.

"Только и знают, что цены повышать", — подумал Саня, проходя через турникет под настороженный взгляд щуплого молодого парнишки в форме охранника, который за полгода работы на платформе уже успел плотно познакомиться с публикой, похожей на Шурша. — Интересно, они вообще что-нибудь умеют делать, кроме как цены повышать? Каждый год, уже как традиция. Помню, перед армией билет, толи пятнадцать стоил, толи семнадцать…"

Парень вышел на освещенный перрон, закурил. Он никогда не интересовался расписанием электричек. Просто знал, что в это время они еще ходят, и этого было достаточно. А сколько придется ждать, десять минут или тридцать, Шурша никогда не волновало. Суета все это. Ну, на самом деле, какая разница? Плюс десять, минус десять… Мужчина должен быть терпелив, суетливость мужчину не украшает.

— Здравствуй, Шурш.

Боец сразу узнал этот голос. В свое время он отпечатался в его памяти навсегда. Тем более что голос был запоминающийся, какой-то удивительно чистый и светлый, никак не подходивший его хозяину.

"Здравствуй, сука, — подумал он, и тут же добавил словами какой-то старой тупой попсовой песни, намертво засевшей в мозгах. — Я тебя не видел долго, и еще б не видеть столько…"

— Ба, гражданин начальник, мамкина норка! — вслух ответил он, расплываясь в самой дружелюбной улыбке, на которую был способен. — Что-то давно тебя не было видно…

— Дела, дела… — высокий загорелый мужчина лет сорока достал из черной барсетки сигареты, затем подкурил от любезно предоставленной Шуршем зажигалки, и предложил, — Пройдемся.

Знакомство с этим вежливым господином Саня помнил, что называется, до мельчайших деталей. Так, как он "попал" тогда, ему не приходилось попадать ни до, ни после этого…

Пару лет назад это было. В апреле, кажется… Погуляли тогда на Алтуфьево. Охотились почти всей "боевкой" — шесть человек. "Метелили" трех чеченов. Шурш вообще охотился только на "чехов" и "дагов". "Азеров", таджиков и тем более "узкоглазых" он за воинов не держал, и отвлекаться на них считал ниже своего достоинства. К тому и "боевку" свою приучал — сражаться только с себе равными. А продавцов арбузов да дворников пусть гопники выхинские тупорылые прессуют.

Так вот… "Работали", значит, трех "чехов". Не на "глушняк". Так, "побуцкали" от души. Народу многовато было. А тут — "менты". И Форд еще, урод недоделанный… Сколько раз приучал Шурш своих волкодавов, сколько раз руки ломал! Натурально ломал! По-настоящему. "Не грабить! Не грабить! Не грабить!" А этот осел взял да и вынул мобильник. Да еще цепочку с шеи "рыжую" сдернул! И это на глазах у всей честной публики! Ну не паскуда!? Паскуда и есть! По-другому его и назвать нельзя.

Четверых, в том числе и Шурша, и этого мутанта Форда, повязали. С цепочкой, блин, с мобильником повязали! Ну не дебил!? И стали бойцам шить статью. Да еще и статью-то какую! Препоганую статью. Не "хулиганка" какая, не "телесные", а 162-ю, часть вторую — разбой.

А разбой — это задница. Разбой — это "пятнашка". Ну, это, конечно, при самом печальном раскладе. "Пятнашку" вряд ли "отгребли" бы. Первая судимость, все-таки… Материальный ущерб небольшой, опять же… Но вот на "условный" рассчитывать не приходилось. Это "стопудово"…

Не то, чтобы Саня боялся тюрьмы. В принципе, он предполагал, что рано или поздно туда попадет. Хоть и не профессор, а два плюс два командир складывать умел, и относительно своих жизненных перспектив иллюзий не испытывал. Но по-другому жить не мог и не хотел. Нацистом Шурш был столько, сколько себя помнил, и иной жизни для себя не мыслил. А вот идти на зону из-за такой ерунды было очень обидно.

После того, как все закончилось, Саня пинал Форда до тех пор, пока свои же не оттащили, опасаясь, что экзекуция закончится и вовсе дурно. После выхода из больницы тот исчез, и больше никто из бойцов его не видел. Ну и тем лучше. Мутный он все-таки был какой-то, с мелкоуголовными наклонностями (это выражение из "Двенадцати стульев" почему-то запомнилось Сане, может потому, что это была одна из очень немногих прочтенных Шуршем книг по настоятельному совету матери).

И вот тогда, когда командир, второй день сидя в грязной прокуренной "предвариловке", уже было смирился со своей судьбой, появился вот этот самый вежливый мужик. Велел называть себя Сергей Валентинович (имя-отчество это Саня благополучно забыл в ту же секунду, а про себя и в глаза называл мужика просто — "гражданин начальник"). Сначала обрисовал его, Шуршеву, перспективу (ну это он и без него знал), а затем предложил альтернативу. Дело он, мужик этот, замнет, а Саня за это будет его снабжать кое-какой информацией, и еще услуги иногда кое-какие оказывать. Вот так вот все "кое-как"… Не бесплатно, естественно. И в конце сказал: "Кстати, если ты думаешь, что ты — умный, а все остальные — тупые, в смысле того, что сейчас согласишься, а потом "соскочишь", то ты эти мысли лучше сразу брось. Раздавлю и не замечу".

И так он это вдохновенно и правдиво сказал, так честно посмотрел в глаза, что Шурш сразу понял — этот раздавит.

Эх, если бы не пацаны… Он бы никогда не согласился! Ну, во всяком случае, это он так сам себя утешал. Если же сказать по правде, на зону очень не хотелось. Ну очень! Тем более из-за какого-то козлины…

На практике все оказалось не так уж и погано. Шурша вместе со всеми отпустили. Дело "растворилось". Как-то сами по себе исчезли свидетели: кто отказался, кто заявил, что его неправильно поняли, кто доказывал ошалевшему от таких раскладов следователю, что помимо банды "скинов" видел и летающую тарелку, из которой они выскочили. Потерпевшие вообще заявили, что подрались между собой. На подозрительные вопросы Совета "Железного креста" о том, чего это вдруг парням так подфартило, командир отбрехался кое-как. Навроде того, что есть у него по материнской линии дальний родственник в ФСБ, вроде чуть ли не в генеральском звании, что мать в ногах у него валялась, за сыночка просила, и тот смилостивился. А вытаскивать его одного, без пацанов, вообще смысла не имело. Если уж дело заминать, так — все дело. Ну, в самом деле, не отпустят же его одного!?

Вроде, поверили…

Встречался Шурш с гражданином начальником редко. При этом он сразу для себя решил, что пацанов закладывать не будет. Пусть даже и раздавит его вежливый гражданин начальник. Не будет, и все тут. А как жить после такого? Но, как оказалось, гражданина начальника такие мелочи не интересовали. Саня догадывался, что это был просто не тот уровень. А то, что вежливый товарищ не из районной "ментовки" — он понял с первого взгляда.

Гражданина начальника интересовали так сказать, общие вопросы: какое настроение в организации, кто о чем толкует, как народ на происходящее в стране и обществе смотрит, какая идет "внутрипартийная борьба" (это не Шурш, это гражданин начальник так выразился). Он отвечал. Конечно, особой радости от таких бесед командир не получал, но и особого вреда не видел. Пацаны же все на свободе, "менты" не "прессуют". Поэтому отвечал правдиво, "туфту не толкал". Смысла не видел, да и боязно было, положа руку на сердце…

А иногда и работку подкидывал гражданин начальник. Это так вообще радостно было. Хотя работка командиру не всегда нравилась. Разбивать головы и славянам приходилось. Но что уж тут попишешь — "такова се-ля-ви", как говорил Секач — здоровый и чрезвычайно глупый даже по меркам Шурша детина из его "боевки". А чаще били все-таки "черных". Вот это был праздник: и дело делаешь, и "бабки рубишь". С оплатой гражданин начальник никогда не затягивал, за работу хвалил, о прошлых грехах не напоминал.

Словом, установилось между командиром и гражданином начальником некое подобие взаимопонимания. Однако, как Шурш для себя разумел, лучше было бы, чтобы гражданина начальника все-таки в его жизни не было. Потому что даже если тебя держат за яйца очень ласково, все равно чувствуешь себя крайне неуютно, если, конечно, держит тебя за них не прекрасная дама…

— Как там твои друзья поживают? — задал свой обычный вопрос начальник.

Они не спеша двигались вдоль перрона, глядя перед собой. Кроме них в этот поздний час на платформе паслись два полупьяных подростка и каких-то идиотских головных уборах, которые, видимо, считались модными.

— Да как обычно. Тихо вроде…

— Таджиков не Ваши на ножи поставили на "Трех вокзалах"?

— Да не. То гопники какие-то. Ты же знаешь, начальник, мы так не работаем.

— Знаю-знаю. Это я так. Может, слышал чего…

— Не. Не слышал.

Помолчали. На перрон вышли еще несколько человек. Шурш вновь закурил. Неуютно, все-таки, он себя чувствовал в компании этого вежливого человека.

— Я, собственно, по делу к тебе, — продолжил начальник. — Работа есть.

— Ну есть — сделаем.

— Не спеши. Работенка серьезная. Надо помочь славянам-соседям. Возьмешься?

— А чего не взяться, — ответил командир. — Поможем.

— Работать придется за кордоном. Ближним, конечно. Инструкции получишь по приезде. Выезжать надо в воскресенье.

— Уже в это?

— Да, в это. Тебе пара дней осталась, чтобы людей собрать. Сколько у тебя сейчас?

— В моей "боевке" — восемь.

— Мало. Надо человек пятнадцать. Да понадежнее. Сможешь?

— Чего не собрать… Смогу.

— Честно говоря, Шурш, это не моя тема, — начальник остановился и повернулся к нему лицом, — это товарищи попросили об услуге. Ты не думай, "подставы" не будет. Просто подробности я тебе сообщить не могу. Расскажут, когда прибудешь на место.

— Ясно.

— Сам поедешь раньше. Вот, — начальник сунул командиру конверт, — здесь деньги на дорогу и инструкция. Запомни пароль…

— Какой еще пароль?

— Прочтешь инструкцию — поймешь, — с плохо скрываемым раздражением процедил начальник. — Запоминай: тебе скажут: "Молодой человек, Вы не подскажете, где здесь улица Маркса?". Ты должен ответить: "Я не местный. А сигаретки не будет?". Запомнил?

— Запомнил. Че тут сложного?

— Повтори, — потребовал начальник.

Командир повторил.

— Хорошо. А теперь запомни следующее, — Шурш аж напрягся от серьезности, какой-то даже ледяной беспощадности голоса начальника. — Если в назначенный день и час с тобой никто не выйдет на связь, значит дело — дрянь. В этом случае ты берешь ноги в руки и валишь обратно домой. Причем не просто валишь. Категорически запрещаю пользоваться железнодорожным транспортом. Да и вообще любым общественным транспортом при выезде из города. Ловишь такси и выбираешься на трассу. Такси отпускаешь и на "попутках" — до другого крупного города. А там уже — в Россию. По ситуации. Можно хоть самолетом, хоть поездом, хоть пароходом. Денег хватит. Ты все понял Шурш?

— Да понял я, понял. Не дурак…

— Вот и не будь дураком, — начальник смотрел ему прямо в глаза, — потому что если ты будешь дураком, ни я, ни кто-либо другой тебе уже не поможет.

Начальник помолчал несколько секунд, глядел в серые глаза командира, будто проверяя, дошел ли смысл его слов до всего Шуршевого существа. Убедился — дошел. Уже мягче продолжил:

— Когда подтянутся твои бойцы — решишь на месте. Это вопрос отдельный и серьезный. Пока пусть сидят наготове в Москве.

Народу на платформе становилось все больше. Видимо, намечалась электричка.

— Теперь о бабках, — продолжил гражданин начальник, — за эту работу тебе — "червонец", твоим бойцам — по "пятишке". "Евриков". По приезде получишь у меня.

Шурш таких денег никогда не видел, но виду не подал. Щелчком запульнул сигарету аж через вторую рельсу и, не глядя на собеседника, тихо проговорил:

— Я так понимаю, гражданин начальник, работа-то серьезная будет.

— Я так тоже понимаю, — ответил тот, — но, как я тебе уже сказал, подробностей не знаю. Ну а если и серьезная, что, откажешься?

— Кто, я? — оскорбился командир. — Ты ж меня не первый год знаешь. Я ж, мамкина норка, не босяк, а боец.

— Вот именно так я о тебе и сказал им, — подытожил начальник, как бы даже не собеседнику отвечая, а себе. — Я уверен — справишься. А сейчас извини. Дела. Пока.

И как обычно, не оборачиваясь и не подавая руки, гражданин начальник пошел к выходу.

Шурш проводил долгим взглядом удаляющуюся фигуру мужчины, сплюнул на пути, достал из кармана штанов потертую трубку и воспользовался быстрым набором.

— Але, Варяг? Здорово! Как оно? Ну, "ништяк". Слушай, дело есть…

14.08.2009.

Папа кое-что знает о Ваших делах. Об этом ему постоянно нашептывают наши дальние родственники. Сведения отрывочные. Он сам — крайне нерешителен. Окружил себя подхалимами, живет в своем, выдуманном мире. Надеется на мудрость своих детей. Не опасен. Маме о своих опасениях не сообщает, не хочет расстраивать. Так поступить, среди других, ему советовал и я. Совершенно неясно, как поведет себя Мама. Мы не знаем, сможете ли Вы предложить ей то, что ей необходимо. Лично мне и еще многим Папа не доверяет. В целом, не верит, что Вы способны на большую шалость.

Танкист никаких активных действий не предпринимает, несмотря на то, что Папа делился с ним своими опасениями. Вас не боится. Зная свою слабость, не верит в Вашу решительность. Ополченец, насколько мне известно, занят другими делами, которые ему кажутся более важными.

На данный момент, количество плохих людей среди Ваших друзей не изменилось и равняется шестнадцати. Наши дальние родственники чуют беду, но, насколько мне известно, поделать ничего не могут.

Лесник

10.07.2008. Ферма. 18:39

— "Тактика вооруженного восстания представляет собой весьма трудную область знания. Фундаментом, на котором должно быть построено изучение тактики восстания, является исторический опыт".

Учитесь, сукины дети! Лучше и не скажешь…

— Ленин?

— Не важно… Сегодня я хотел бы начать обсуждать с вами один их важнейших разделов нашего курса. Я говорю о формировании повстанческих отрядов.

Излишним будет напоминать, что процесс вербовки должен проходить с соблюдением всех норм конспирации, которые, я очень надеюсь, вы осваиваете прилежно. Я даже в этом уверен. Ведь вы все понимаете, что от того, насколько вы будете хорошо делать эту работу, зависит ваша жизнь.

Местные жители, изъявившие добровольное желание принять участие в восстании, до самого момента его начала и выдаче им оружия должны знать ровно столько, сколько требуется для того, чтобы убедить их в справедливости цели, ради которой они готовы взять в руки оружие.

— Все местные?

— Подавляющее большинство. Вам на месте виднее будет. Внимание на доску! Основной структурной единицей повстанческих сил должна быть боевая группа: от трех до десяти человек, в зависимости от ситуации. Каждый боевик должен знать в лицо только двух людей: человека, который завербовал его, и своего непосредственного командира. В идеале, предпочтительнее, чтобы это был один и тот же человек. Однако не следует обманываться. На практике такое счастье вам, скорее всего, не светит. Вам по любому придется в той или иной степени самим вступать в контакт с командирами групп.

Такой принцип формирования — не новость, сами понимаете. Но он на протяжении многих лет зарекомендовал себя как наиболее эффективный. Поэтому я не считаю необходимым в данном случае "изобретать велосипед". Естественно, в случае провала контрразведчики постепенно по цепочке придут к вам. Однако на практике к арестованному далеко не сразу начинают применяться методы активного допроса, не всегда под рукой есть специалисты по таким делам. Так что у вас будет то, что в нашем деле равняется жизни — время…

— Как же нам лучше поступать в этом случае?

— Если есть возможность, лучше всего "обрубить цепочку". Если провалился боевик, сделайте так, чтобы исчез его командир. Остальных боевиков в группе передайте другим.

— Исчез?

— Именно, Шестьдесят второй… Хотите точных инструкций, господа? Их не будет. По возможности спрячьте, эвакуируйте за границу… Решайте по ситуации.

Скажу лишь одно… В нашем деле нет места таким категориям как мораль и общечеловеческие ценности. Все ваши действия должны исходить исключительно из соображений целесообразности. Пренебрежение этим принципом может стоить жизни многим людям и в конечном итоге привести к срыву всей операции…

Уже перед самым началом восстания из нескольких боевых групп могут быть сформированы повстанческие отряды. В одном таком отряде может быть несколько групп. Подчеркну: это совершенно необязательно. Данный вопрос находится исключительно в вашей компетенции. Вам, исходя из обстановки, будет виднее, нужны ли вам крупные отряды, или достаточно разрозненных боевых групп.

Очевидно, что боевая группа не представляет собой воинское подразделение в чистом виде. Ее действия не могут быть такими же слаженными, как действия отделения или взвода. В этом смысле необходимо по возможности добиваться того, чтобы во главе групп стояли лица, прошедшие службу в армии и имеющие опыт командования подразделениями. В идеале — отставные офицеры. Или хотя бы младший командный состав. С руководством боевой группой в десять человек вполне справится хороший сержант. Любой военный скажет вам, что хороший командир способен сделать успешными действия даже самого плохого подразделения.

Если соблюдения данного условия добиться не удалось, такая группа не может рассматриваться вами как надежное подразделение, и перед ним следует ставить самые "легкие" задачи, выполнение которых не предусматривает столкновения с вооруженным сопротивлением. Примеры?

— Блокирование выездов из города.

— Аресты.

— Узлы связи, если они охраняются невооруженной частной охраной.

— Да, правильно мыслите…

Сейчас идем "по верхам", не вникая в тонкости. Следующий вопрос: вооружение. Вы должны знать, какими военными специальностями обладает тот или иной завербованный боевик. Это — крайне важно.

К примеру: с "калашом" умеет обращаться любой ребенок. А если и не умеет, научить этому — пять секунд. Во всяком случае, в той мере, в какой вам необходимо. Как организовать этот процесс, я вам расскажу после. То же самое можно сказать и о ручных гранатах.

Но вы не сможете, так сказать, "в домашних условиях" обучить человека обращаться с ручным и тем более станковым пулеметом, гранатометом, взрывными устройствами. Кто служил в армии, согласиться со мной.

— Вне всякого сомнения.

— Из этого, дети мои, следует простой вывод. Вы не можете ставить перед боевой группой задачу, требующую применения пулеметов и гранатометов, если никто из боевиков не умеет с ними обращаться. Это все вы должны учитывать заранее. Вам не зачем выделять на подразделение "СВД-шку", если там нет снайпера. "Муха" будет грудой металлолома, если с ним никто не может работать.

— Это же очевидно, Учитель!

— Знаешь, Девятнадцатый, я съем вот эту книгу с кетчупом, если кто-нибудь из вас не "напорет" в этом вопросе "косяков"! Это только кажется простым. Если у тебя в голове десять человек, ты не запутаешься. А если пятьсот? И к тому же, без гарантии, что в решающий момент из этих пятисот половина не разбегутся, побросав оружие?

— Да нет, "косяки" будут в любой случае, Учитель. Тут не спрогнозируешь… Можно только планировать, а корректировать в процессе все равно придется…

— Полностью с тобой согласен. Но ведь это не означает, что планирование вообще не нужно, не так ли?

— Так.

— Следовательно, ваша задача и заключается в том, чтобы как можно более точно спрогнозировать. Ваш главный инструмент — голова, а не мышцы. Не забывайте: вы высококлассные профессионалы. Диверсанты…

Кстати, что касаемо "полевых командиров"… Считаю эту часть работы настолько важной, что, в исключительных случаях, готов даже оказывать помощь из центра. Если у вас не земле будет в этом вопросе "полный голяк", я буду вам помогать вплоть до командирования специалистов из центра. Без надежного командира даже сама хорошая группа может с первых минут превратиться в сброд…

— Учитель, скажи, а не получится ли так, что нам придется на месте "добывать в бою" часть оружия? Центр нас обеспечит?

— Я обещаю вам, что сделаю все возможное для того, чтобы вопрос о нехватке оружия не стоял. Считаю, что это — не такая большая проблема для центра, чтобы вас этим нагружать…

14.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. К. Маркса. 21:37

— А может, им присягу написать?

— Можно было бы, — согласился Денис, — да времени нет. Не забывай. У нас задача: за три часа вооружить почти четыреста человек.

— Да, пожалуй, на это времени не будет, — согласился Лева.

— Теперь вот что… Поскольку тюрьму мы под контроль не берем, возникает наш старый вопрос с "урками".

— В каком смысле? — не понял Лева. — Вроде бы закрыли вопрос…

— Вот поэтому, Лева, ты и не командир, — назидательно молвил Денис, для эффекта подняв указательный палец вверх. — Узко мыслишь. Решил проблему и забыл. А она — возьми, да и снова нарисуйся. А ты ее уже и не помнишь…

— Да не понтуйся, — оперативник был явно уязвлен обвинением. — Говори толком.

— Ну вот представь, — начал Денис. — Начинается "буча". Обо всех мы позаботились и сидим себе довольные. А про наших "криминальных элементов" и забыли. А что мы, собственно, о них знаем? — он обвел взглядом товарищей.

— Да ничего, в общем-то, — признал Червонец.

— То-то и оно… Имена "авторитетов" и некоторых "быков". Знаем, чем примерно занимаются. И все! А сколько у них оружия? И какое оружие? А хорошо ли они организованы? Да и сколько их вообще?

— Это ты к чему? — спросил Кошак. — Думаешь, они пойдут за "желтых" сражаться? С какого перепугу?

— А вдруг пойдут? — парировал Денис. — А ты почем знаешь? Вдруг у них вожаки — русофобы.

— Да ну… — отмахнулся Володя.

— Нет, я, конечно, понимаю, что "притягиваю за уши". Ну а вдруг? Кто может поручиться. А теперь представьте, что будет, если они сметут наши кордоны у тюрьмы и выпустят зеков? Да нам просто "вилы" будут! А если они еще и оружие захватят. Да они нам все карты смешать могут!

— Ты чего предлагаешь-то? — спросил Червонец. — Тюрьму брать? Ну тогда все переигрывать надо, а времени на это уже нет.

— Зачем? — Денис снизил тон. — Я, сами понимаете, приукрасил несколько… Ну, по поводу того, что они с нами драться будут за идею. Не будут, естественно… На то они и уголовники. Если они и решатся на активные действия, то, скорее всего, это будет банальный грабеж. Воспользуются неспокойствием в городе, временным отсутствием милиции. Банк даже какой-нибудь взять могут…

— Да пусть берут. Жалко, что ли? — буркнул Кошак.

— Согласен, Володя, полностью согласен. Столкновений с нашими отрядами они, уверен, будут избегать.

— А ты не думаешь, что они просто останутся дома? — Червонец раскачивался на стуле. — Ну на фига им участвовать в этой "заварушке"?

— Думаю, — подтвердил командир. — И скорее всего, так и будет. Однако, не следует забывать. Уголовный элемент, как правило — пассионарии. Вдруг захотят "размять кости". Или даже поиграть в "большую политику". На зоне у них наверняка знакомцев полно. Вмиг поставят под свои знамена пару сотен зеков.

— Ну и… — протянул Лева.

— Надо арестовать двоих каких-нибудь, поавторитетнее, — уверенно заявил Денис. — Это обезглавит их. Тогда они нас станут неопасны. А потом — отпустим. И всего делов.

— Послушай, командир, давай не будем вязаться, — Червонец подошел и по-дружески положил руку на плечо Денису. — По-моему, сейчас ты "порешь горячку". Ну посуди сам… Какая тюрьма? Как они вообще смогут сорганизоваться, если в городе не будет никакой связи. Ни радио, не телевидения, ничего…

— Кроме того, — подключился Кошак, — каким образом, ты думаешь, они освободят зеков. Не забывай, в тюрьме — вооруженная охрана, которую мы не трогаем. А они — нас. Такой договор мы планируем с ними заключить, если ты помнишь. Ну, положим, наши заслоны они одолеют…

— С чего бы? — хмыкнул Лева. — Не такой уж и слабый у нас там отряд. Около тридцати человек, если я не ошибаюсь…

— Вот… — поддержал Кошак. — Ты эту тюрьму видал? Да там рота, как минимум, нужна, чтобы ее атаковать! Если ты помнишь, мы, собственно, поэтому и приняли решение оставить их в покое. Думаешь, тюремная охрана, которая, к слову сказать, к тому моменту уже будет "разбужена нами", поднята по тревоге и вооружена всем, чем только можно, просто так позволит "блатарям" себя одолеть?

— Да… Не нужно всего этого, командир, — заключил Лева.

— Вы, пожалуй, правы, — после минутного раздумья, согласился Денис. — Я что-то перенервничал. Ключевой момент здесь в том, что, действительно, без связи они не смогут организоваться. По крайней мере, быстро. А там "будем посмотреть". Закрыли вопрос…

17.08.2009. Россия, г. Армавир. ул. Кирова. 09:11

Маленькая лодка плавно качалась на волнах. Солнце, яркое-яркое, светило Сереге прямо в глаза, но, удивительно это его нисколько не раздражало. Он лишь щурился и улыбался. Морской ветерок приятно обдувал лицо. Хорошо, безумно хорошо было вот так сидеть в лодочке и покачиваться в такт неспешному морскому ритму. Невдалеке виделся берег, и это создавало ощущение безопасности, постоянной связи с остальным миром. Но в то же время Серый был как бы и обособлен от него, не причастен ко всему тому, что делают на берегу другие люди, "хомосапиенсы". У него был свой мир, и в этом мире он был счастлив.

"Наверное, это и есть то, что называют "своим маленьким счастьем", — думалось Серому.

Где-то совсем рядом, словно из неоткуда, послышались мелодичные звуки, похожие на шарманку или губную гармошку. Сергей огляделся по сторонам. Взяться музыке было решительно неоткуда. И тогда в его мозг, будто бы из глубин подсознания, начало закрадываться подозрение, страшное подозрение. Он даже застонал при мысли о том, что то, о чем он подумал, может быть правдой. Но вот далекий берег стал расплываться, пока не превратился в смазанное пятно на стекле.

Серега закрыл глаза и снова открыл их.

Прямо ему в лицо через открытую настежь балконную дверь светило южное жаркое утреннее солнце. Ветер, довольно сильный, что в этих краях не было редкостью, суматошно полоскал тюль и светлые занавески, поднимая их чуть ли не до потолка. Серый повернул голову и уставился на большие круглые часы на стене. Десять минут десятого.

"Ну и какого лешего я встал в такую рань? — с досадой подумал он. — "Шабашки" сегодня нет, дел никаких тоже. Кто, блин, меня дернул будильник ставить?"

Мобильник на полу продолжал исполнять уже надоевшую композицию, вибрируя и вертясь на ковре. Ольки рядом не было. Она последнее время вставала рано. Скоро рожать. Нет, она не нервничала.

"Все рожают, и я рожу", — говорила.

Она у него — молодец!

На кухне слышались женские голоса и звук работающего телевизора.

"С матерью завтрак готовит", — про себя Серега и сладко зевнул.

"Стоп, — щелкнуло у него в голове. — Так это же не будильник".

Он приподнялся на локте, сгреб в ладонь трубку. На экране высвечивалась надпись "Неизвестно".

"Это кто еще такой?" — подумал Серый.

— Алло, — выдавил он.

— Сергей Константинович? — послышался мужской голос.

— Да, я, — чуть помедлив, ответил Серега.

Он и забыл, когда его последний раз называли по имени-отчеству.

— Здравствуйте. Я хотел Вам напомнить, что товар должен быть в четверг.

Серый соображал долю секунды, затем подскочил на кровати и сел. Сон как рукой сняло. Сердце забилось сильнее, заставляя кровь в жилах течь быстрее и перерабатывать внезапно хлынувший в организм адреналин. Несколько секунд он сидел на кровати и тупо пялился на дверцу стоящего напротив старого шифоньера. Молчание явно затягивалось, но он никак не мог привести в порядок свои мысли и найти в ворохе последних впечатлений и обрывков информации нужный текст.

В груди похолодело. Знакомое чувство. Это был страх. Не тот страх, когда видишь несущуюся на тебя дворовую злую собаку или ожидаешь расплаты за неосторожно брошенное на улице слово в сторону какого-нибудь "шкафа". Это все мелочи. Почему? Да потому, что ты в общих чертах заранее знаешь, что с тобой произойдет. Ну, максимум, будешь ходить покусанным или с подбитым глазом. Нет-нет, это был страх совершенно иного рода, страх безызвестности, страх неведения.

Серега испытал его перед первым боем, тогда, на войне. Боялся ли он смерти? Поначалу да. Молодой все же. Хотелось пожить. Но потом Серый его, этот страх, выбросил. Там же, на войне, под Шатоем.

Столько лет прошло, а этот момент в своей жизни Сергей помнил до мельчайших подробностей, вплоть до оттенков цвета неба и листвы, запаха горных трав и пения птиц. Помнил, и, наверное, будет помнить всю жизнь. Ведь что-то тогда в нем произошло, какое-то незаметное другим, но еще как заметное для него самого изменение внутреннего мира. Он почувствовал это всем своим существом, каждой клеточкой своего молодого тела. После этого он стал другим человеком. Окружающие не замечали в нем никаких изменений, да и не могли заметить. Это было очень глубоко. Сам себе он сформулировал произошедшее так: "Я почувствовал на себе прикосновение смерти. Теперь я знаю, что это такое, и я больше не боюсь".

А происшествие-то, смешно сказать, длилось всего несколько секунд и было каким-то до ужаса глупым, несуразным, гротескным, даже анекдотичным что ли… Хотя, как там у Ремарка: "Смерть не бывает смешной, смерть всегда значительна". Это Серый уже ближе к "дембелю" почитывал, коротая дни и часы "в промежутках между войной". И если смерть эту смешной назвать нельзя, то уж нелепой — точно можно.

Серегин взвод скакал по горам, имея задачу выявлять крупные скопления "духов", склады с оружием и боеприпасами, места постоянной дислокации, и прочая и прочая…

Серый шел в арьергарде, прикрывал с тыла, то бишь. И вдруг сзади, не так, чтобы очень далеко, но и не рядом, кто-то во всю глотку заорал: "Аллах Акбар"! Тому, что сделал сержант в этот момент, его не учили, ни в полку, ни в разведвзводе: он просто-напросто, не отпрыгивая, не падая на землю и даже не наклоняясь, развернулся вокруг своей оси и веером от живота опустошил весь рожок.

Это была не трусость. Просто первая реакция. И тут для Сергея время как будто бы изменило все течение, словно кто-то переключил видеомагнитофон на режим замедленного просмотра. Он четко увидел пролетающую в пяти сантиметрах от своего лица гранату.

"Да невозможно это", — повторял он себе потом тысячу раз.

А внутренний голос твердил: "А я видел, хоть и невозможно".

Потом Серый разглядел стоящего метрах в пятидесяти от него высокого и худого бородатого "духа" с зеленой повязкой на заросшей голове. Судя по всему, он выбежал из "зеленки", леса то есть. На плече чечен, или кем он там был, держал дымящуюся "Муху". Такой же гранатомет, кстати, висел и у Сереги за спиной.

"Мы с "духами" в одном магазине отовариваемся", — грустно шутил командир.

Все действие заняло не дольше одной-двух секунд. Граната разорвалась где-то в стороне от тропы.

"К бою!", — прозвучала резкая команда, но бойцы ужу сами повалились на землю и теперь, передвигаясь по-пластунски, старались занять наиболее выгодную позицию для обороны. Лежащий на земле Серега быстро менял рожок, не спуская глаз с "духа". Однако необходимости в этом не было. Чечен медленно опустился на колени и тяжело повалился на бок.

Группа ждала, но атаки не было. Командир послал бойцов проверить опушку леса, и те, вернувшись, доложили, что там "чисто". Серега подошел к "духу", которого уже обыскивал прапор. На груди виднелись два пулевых отверстия.

"Это я его "ухлопал" — подумал сержант.

— Так он че, один был? — недоуменно спросил кто-то из бойцов.

— А ты на руки его посмотри, — бросил прапор.

Предплечья "духа" были усеяны многочисленными красно-синими точками.

— И вот на это тоже, — добавил он, доставая из нагрудного кармана тонкий шприц, наполненный, судя по всему, какой-то наркотой.

— Обдолбился, козлина, — брезгливо поморщился командир. — Тоже мне, воин, блин!

— Тащить его, товарищ капитан? — поинтересовался здоровый веснушчатый рядовой.

— Василич, документы есть? — спросил капитан.

— Нет. Ни-ка-ких, — задумчиво роясь в карманах штанов, по слогам произнес "прапор".

— Тогда ну его на фиг. Тащить еще… Пусть свои его и закапывают, если надо, — решил командир, и звучно добавил. — Все. Пошли.

Группа удалялась, а Серега все смотрел на убитого им человека…

Да… В тот день он перестал бояться смерти. А через месяц он понял, как надо умирать, когда радист, опустившись на колени, ловил слабый, прерывающийся сигнал, а взвод, обступивший его, жадно слушал каждое слово.

— Всем, кто меня слышит! Всем кто меня слышит! — трещала рация. — Это 3-й взвод сто…. кового полка! Наши координа… Говорит командир Ка… ов! Ребята, всем кто меня сл… Передайте ко… Мы не отступ… мы не отдали вы…. Мы все здесь погибли! Пер… ам! Мы все здесь по….!

На заднем плане были отчетливо слышны звуки боя. У радиста ручьем лились слезы, и он не стеснялся их.

— Прощайте, ре…! Пог…, но не сдаюсь! Слава России!

— Ты слышишь меня! Капитан, — заорал в микрофон Ланевский, вырвав его из рук обессилевшего солдата. — Капитан! Мы слышим тебя! Мы все передадим, капитан! Держись, браток! Не бойся! Смерти нет, слышишь! Смерти нет! Есть только вечность!

Рация уже давно издавала только шипение, но командир кричал, наверное, просто потому, что хотел хоть что-то сделать, что угодно, только не сидеть вот так, сложа руки, слушая голоса с того света. Это Серый раньше думал, что прокусить губу до крови — так только в книжках бывает. Оказывается, и в жизни случается.

— Есть только вечность, — устало повторил Ланевский.

— А-а-а-а-а! — зверем заревел высокий и какой-то нескладный сержант-срочник, вскинул автомат и начал палить в никуда, в горы, в темно зеленый опостылевший лес, во весь белый цвет.

— А-а-а, — сорвались все бойцы, от живота поливая все вокруг.

Командир их не останавливал…

— Сергей Константинович, с Вами все в порядке? — поинтересовался собеседник.

Вот теперь он узнал его! Узнал этот голос. Непонятно, как он сразу не распознал. Может, спросонья? И все сразу стало на свои места. Мир, только что расплывающийся перед глазами и шатающийся во все стороны от ощущения неизвестности предстоящего, вновь стал на то место, на котором ему положено было стоять.

— Да, со мной все в порядке, — спокойно и уверенно ответил Серый. — Спасибо, Дмитрий Петрович, я уже подготовил его к отправке.

В трубке послышались гудки. Серега еще с минуту сидел неподвижно. Затем бесшумно встал, подошел в двери и накинул щеколду. Теща с женой увлеченно обсуждали что-то бабское. Серый открыл дверцу сделанного недавно модного встроенного шкафа-купе. В дальнем углу в целлофане висела его дембельская венная форма с орденом и двумя медалями. Серый просунул руку в нагрудный карман гимнастерки, вынул сложенный вдвое белый конверт и уверенно вскрыл его.

17.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Пролетарская. 11:27

"Человеку, принесшему себя в жертву ради спасения других, прощаются все грехи. Так кажется"…

Денис стоял напротив памятника ликвидаторам аварии на Чернобыльской АЭС.

Пару дней назад он ни с того ни с сего, неожиданно даже для себя самого заглянул в Спасо-Преображенскую церковь, красивое и уютное строение в центре города. В саму церковь не заходил. Просто побродил по территории вокруг. Здесь было очень чисто и ухоженно. Кусты были аккуратно подстрижены, лавки выкрашены. Оперативник просидел на одной из них почти час, размышляя о вещах, к его работе даже отдаленного касательства не имеющих. В таких случаях говорят: "Думал о вечном".

Он заметно нервничал. Операция, его дело, на которое он потратил столько сил, через несколько дней вступала в свою решающую стадию. Этот последний месяц был самым опасным временным отрезком. Местная контрразведка уже все знала. Вернее сказать, не все, но уже очень многое. Осведомитель в Кировогорской СБК докладывал о том, что бурная деятельность Кировогорской ячейки "Краинского народного фронта" по формированию своей боевой организации не осталась без внимания Службы безопасности. Стучали… Ничего не попишешь. Но в пределах нормы.

Четверых "стукачей" выявить удалось довольно легко. При контрольном вызове они привели за собой "хвост" из местных оперативников СБ, лица и имена которых все члены группы Дениса знали лучше, чем лица и имена родственников. Обидно было то, что двое из них были командирами групп. И хотя первый успел завербовать только одного боевика, своего коллегу по работе, второй к тому моменту, когда он вышел на контакт с СБК и сообщил о своем участии в антиконституционной организации, имел под командованием группу из трех человек, весьма полезных и перспективных. Что заставило мужика прийти в контрразведку, для Дениса оставалось загадкой. Видимых причин тому не было. Возможно, трусость…. Кто знает. Так или иначе, из-за этой сволочи пришлось временно выключить из игры трех хороших боевиков. Привлекать их к операции или нет, Денис еще не решил. О них, безусловно, знала СБК, так что использовать их можно было только в последний момент, когда будет уже все равно.

Да, контрразведка многое знала. Многое… Но! Она не знала главного. Точнее, не так. Местные "чекисты", и в этом Денис был абсолютно уверен, совершенно не представляли себе истинных масштабов происходящего. Истинных масштабов, и еще — истинных организаторов, тех сил и средств, которыми эти организаторы располагали, и их решительности. А вот это и есть — главное! В этом-то и суть. В этом — смысл. В этом — непременное условие успеха операции.

Что они знали? Много. Они знали, что с недавних пор в стране создана некая подпольная организация. "Краинский народный фронт". Центр ее — Донинская область, оплот сепаратистов. Отцами основателями ее являются некоторые члены "Партии территорий". И, как принято говорить, "видные", между прочим, тоже. Среди них — даже члены Политсовета.

Кто? Пока не ясно. Есть предположения. Одно известно однозначно. Это не так называемые "бизнесмены". Абсолютно точно. "Бизнесмены", то есть промышленники и банкиры, основные спонсоры компании Енаковича и партийной кассы, не только не в курсе, но и выступают прямо против этой "шарашки". Почему? Очень просто.

КНФ объединяет в себе наиболее радикально пророссийски настроенных сторонников славянского братства, разочарованных долгой и, по их мнению, совершенно бесполезной борьбой с "желтой чумой" законными методами. Эти, с позволения сказать, господа, выступают за отделение Востока и Центра страны и создания своего независимого государства с возможным вхождением в состав России на правах широкой автономии. В качестве метода достижения своих целей они выбрали, ни много ни мало, вооруженный мятеж против законной власти. Революцию, понимаете ли…

Опереться КНФ планирует на русских, активистов пророссийских организаций, недовольных политикой власти и так далее. И хотя работа по привлечению сторонников в ряды будущей армии ведется достаточно активно, очевидно, что крупных финансовых средств у организации нет. При вербовке боевикам обещают премии, достаточно значительные. Но никаких денег ни о кого еще никто не видел. Не видели и оружия. Вернее, почти не видели. Людей, абсолютно не знакомых со стрелковым оружием, то бишь с автоматом Калашникова, в конспиративном порядке приглашают на квартиры и обучают азам обращения. Без учебных стрельб.

С одной стороны, конспирация у них поставлена на весьма высокий уровень. И даже оружие для обучения имеется. Но, с другой стороны, как говорится, ничего нового. СБК давным-давно сталкивалась с такими движениями в Рыму и даже кое-где на Востоке страны. Они возникали и рассыпались, примерно так же, как рассыпается замок, построенный ребенком на морском пляже из мокрого песка.

Тут все банально и просто. Энтузиазм быстро иссыхает, как вода в песке. Для того чтобы замок стоял, нужна постоянная подпитка. Деньги. Вот — вода для таких замков. А вот именно денег у таких организаций и нет. Такие вот дела… Нет и быть не может. Потому что неоткуда им взяться. Кто им даст? Уж точно — не промышленники и банкиры. Они — против. Потому, что не нужно им это все. Ну скажите, зачем, спрашивается, этим "сытым котам" отделяться от Кияна и идти под власть Кремля? Им и так хорошо.

Ведь если разобраться, капитал суть интернационален. А крупный капитал — тем паче. И всех капиталистов интересует, прежде всего, дело. То есть деньги. А национальные интересы в этом случае отходят на второй план. Потому как сама история неоднократно доказала, что крупных успехов в бизнесе добивается тот, кто крайне неразборчив в средствах.

Так же и здесь. Донинским, Рымским, Хоперским и Днепровским олигархам на самом деле было решительно наплевать на то, в каком государстве они живут. Главное, чтобы это самое государство их не трогало. А Краина в этом смысле для них — рай земной. Это абсолютно точно. Целые области контролируются бизнес-кланами, которые владеют ими на помещичьих правах. И в России им, этим олигархам, совершенно точно делать было нечего. Можно и больше сказать. Для них вхождение в состав Империи — штука очень нежелательная. Научены опытом своих русских "братанов".

Очень уж не хотят краинские бизнесмены, чтобы к ним в кабинеты начали приходить вежливые люди в строгих костюмах и предлагать поделиться своими трудовыми доходами с государством. Или с народом. Или с государством и с народом. Неважно с кем. Ключевое слово тут — "поделиться". Принять, так сказать, добровольное участие в судьбе своей горячо любимой Родины.

Скажут: "Вы ведь, господин Иванов, в девяностых Родину грабили? Грабили. И не отрицайте. Мы знаем, и Вы знаете. Так мы ж у Вас все-то не отбираем! Поделитесь просто. Искупите, так сказать…".

Ровно это в России и произошло. Кое-кто, самый умный, предпочел "принять деятельное участие", стать "спонсором" и "меценатом", даже губернаторский пост занять, целый регион себе на плечи взвалить. Зато купил себе тем самым свободу и любовь Кремля. Кто-то, дерзкий, но в силу национальных особенностей умный, вовремя свалил за кордон и теперь всласть поливает дерьмом "коррумпированную чекистскую российскую власть", подавляющую демократию во всех местах, до которых ее агрессорские лапы могут дотянуться. Кое-кто, уж особенно дурной, или принципиальный (многие думают, что это — синонимы), попер на Кремль в открытую, борзо, весело, с какой-то даже пьяной нахрапистостью. Само собой разумеется, кончилось это плохо. Кто-то сгинул, кого-то "опустили" так, что теперь и головы поднять не может, кто-то в Сибири на зоне шьет куртки. Такие вот дела…

И что? Краинский олигарх будет стремиться в Россию? Ха-ха! Держите карман шире и подгребайте ладонями, чтоб не просыпалось! А с экранов высоколобые политологи щеки раздувают: почему русский вторым государственным языком "территориалы" никак делать не хотят, а за НАТО периодически всей фракцией в Верховном Совете голосуют? Да потому и голосуют. Им эта вся пророссийская риторика — "до лампочки". Просто так уж получилось, что "заводы и пароходы" их располагаются на территории, где русских восемь миллионов живет, люди всех "западных" на дух не переносят, да и вообще, с Россией чуть ли не пуповиной соединены. А свою партию создавать было надо? Надо. А на чем же ее прикажете создавать, коли вокруг одни "москали". На антизападной риторике, конечно… А еще на федерализме. Это чтоб власти побольше было. И на центр вообще плевать. Вот и появились "территориалы"…

Потому и спокойна контрразведка. Денег "Краинскому народному фронту" никто не даст. Что и подтверждается поступающей оперативной информацией. А без денег все их телодвижения не стоят ломаного гроша. Это всем понятно.

Правда, есть еще Россия… У России сейчас денег много. Мускулы качает не то чтобы очень стремительно, но как-то не по-русски методично. Это настораживает. Но "желтые" русскому мишке в 2004-м больно дали по носу. Говорят, Путин был в бешенстве. Из этого, ясное дело, не следует, что они не будут пытаться взять реванш. Конечно, будут.

Да вот только зачем им спонсировать какую-то сомнительную организацию, пусть даже и включающую в себя нескольких видных политиков, популярных на востоке страны? Глупо полагать, что такими методами можно добиться успеха. К тому же, есть значительно более простой способ влияния на краинскую политику: тайно и явно поддерживать Енаковича. Это — гораздо надежнее и многообещающе. У Енаковича — неплохие шансы победить на выборах.

Так что, зачем все эти революции? Ну а если взять, как говорится, сухие факты, то никаких связей местных заговорщиков с ФСБ зафиксировано не было.

К тому же, есть конкретные сведения от агента в Высшем Революционном Совете, центральном исполнительном органе этого самого "Краинского народного фронта". Агент сообщает, что на состоявшемся в июле заседании было принято решение отложить начало активных действий вплоть до президентских выборов. Вербовать заговорщиков — продолжать, но активных действий не предпринимать. Вот так примерно и решили. Посмотрим, мол, кто на выборах верх возьмет. Если не Енакович, тогда и думать будем.

Вот такие сведения имеются…

Денис глубоко вздохнул и направился к набережной Ингула…

А вот американцы оказались не столь беспечными. Что, вообще говоря, не удивительно. У них и денег побольше, и ресурсов, и опыта ведения тайной войны. Еще две недели назад Учитель сообщил, что "ЦРУ-шники", которые со времени восшествия Ищенко на престол шляются по всей стране, как у себя дома, посылают к себе в центр весьма тревожные сообщения. Трудно было понять, откуда они качают информацию. Но то, что не из того колодца, что местная контрразведка, это однозначно. Качество воды другое. Их вода — и чище, и вкуснее, и холоднее…

По словам Учителя, они как-то прознали про поступающее в страну оружие, и теперь, словно натасканные ищейки, рыщут почти возле самого "окна" в Одиском порту. В принципе, это уже не опасно. Весь груз давно получен. Но они-то об этом не знают, и пребывают в полной уверенности, что поставки будут продолжаться. Планируют сцапать следующую крупную партию. Вот и пускай планируют… Хуже другое. Они безошибочно установили связь российских спецслужб с "Краинским народным фронтом". Естественно, доказательств у них нет, иначе они давно бы их обнародовали. И главное: похоже, они не обманываются и по поводу размаха проводимой работы.

Всеми этими сведениями они с местной контрразведкой поделятся. Как пить дать… Если уже не поделились.

Но пока у кировогорских "чекистов" тихо. По крайней мере, так агент докладывает. Треть управления — в отпусках за пределами страны и города…

Что поделать! Нервная обстановочка. Тут, как говорится, кто быстрее. Или они очухаются и прикроют лавочку, или мы их прикроем. У них — положение повыгоднее. Достаточно просто на всякий случай перевести некоторые воинские и милицейские части в боевую готовность — и плакала вся наша многомесячная работа. Так что тут надо — с ювелирной точностью…

"А вот и объект", — подумал Денис и остановился, чтобы повнимательнее разглядеть сидящего на корточках на низком бетонном блоке спиной к Ингулу молодого человека.

Здоровый коротко стриженый "бык" в белой майке и синих штанах с тесемками спереди лениво потягивал пиво и с презрением ощупывал окружающее пространство не особенно интеллектуальным взглядом. Из-под рукава на левом плече красовалась часть какой-то непонятной, но масштабной татуировки. Белые ношенные кроссовки, заметный шрам на лбу и массивная серебряная цепочка на шее завершали облик "бойца уличного фронта".

Сделав необходимые выводы, командир неспешно подошел к нему и, слегка нагнувшись, интеллигентно поинтересовался:

— Молодой человек, Вы не подскажете, где здесь улица Маркса?

"Бык" смерил его взглядом, в котором читалось любопытство, презрение и немного опаски, и, не поднимаясь с корточек, ответил:

— Не местный я. А сигаретки не будет?

— Не курю, — серьезно ответил Денис.

Знакомый тип личности. Выкидыш советских спальных районов крупных городов. Страшное и во многом искалеченное поколение. Такие выросли на жизненных примерах того, что побеждает всегда сила. Тупая сила. Не справедливость, не добро, не закон… Сила. Кто сильнее — то и прав. У того — деньги, крутые "тачки", красивые "телки", уважение. Такому — и закон не писан. Такие — над законом. Они живут в другом мире.

Значит — надо быть сильным. Будешь сильным — будут деньги. Будет все. А слабые… Они для того и существуют, чтобы сильные жить могли. Вот такая вот нехитрая логика. Сильных бойся — слабых бей. Поэтому такие уважают только силу. Слабость для них — как красная тряпка для быка. Великодушие, доброта, сострадание, — все это для них — пустой звук…

— Как тебя хлопец звать-величать?

Денис сверху вниз еще раз осмотрел парня.

— Петька я. — "Бык" смачно сплюнул на асфальт и поднялся. — Петр, то есть, — едко ухмыльнувшись, уточнил он. — Ну а ты кто будешь?

— Зови Денисом, — ответил оперативник. — Давай пройдемся.

— Так может "по пятьдесят" — за знакомство! — лыбился тот.

— Некогда мне с тобой водку жрать.

Денис бросил на быка надменный презрительный взгляд и двинулся по набережной, не оглядываясь.

Парень, немного опешив, побрел за ним.

— Что-то ты не очень вежлив, браток! — дерзко бросил он, поравнявшись с Денисом. — Как будто гостям не рад…

— А мне с тобой не детей растить! — Оперативник метнул на "быка" еще один короткий злобный взгляд. — Так что в десны тебя целовать не буду. Ты сюда работу сделать приехал, так?

— Ну так…

— Ну так и вот! — Командир остановился и вперился взглядом в собеседника. — Сделаешь — получишь "бабки". И свободен. Ты меня знать не знаешь, и я тебя тоже. А если тебя что-то не устраивает — так ты мне сейчас скажи. Вали тогда обратно, да побыстрее. А мозг мне выносить не надо. Без тебя проблем хватает…

— Ладно, ты не пыли, мамкина норка… — огрызнулся "бык". — Уважительно разговаривай.

— Молодой человек, — Денис не отводил взгляда. — Для того чтобы с кем-то уважительно разговаривать, надо этого кого-то уважать. А тебя я не уважаю. А тебя знать не знаю и знать не хочу. Ты "всосал" или нет?

Парень, играя желваками, сжигал взглядом оперативника.

— И вообще, — Денис, как ни в чем не бывало, развернулся и продолжил неспешное движение. — Ты бы слушал меня внимательно. Потому как, кроме этой встречи, у нас с тобой будет еще всего одна. На ней ты изложишь мне свой план действий, а я его одобрю или скорректирую. Так что: работаем или как?

— Работаем…

Бык одним глотком допил пиво и выбросил бутылку в реку.

— Экологию беречь надо… — Денис смерил парня презрительным взглядом. — Ладно, к делу… Что ты знаешь о такой организации как КОН?

— КОН? — "бык" напряг лицо. — Это кто?

— "Краинская организация националистов", — терпеливо уточнил оперативник.

— А… — протянул парень. — Ну знаю таких. В смысле, знаю, что есть такие. Но пересекаться не приходилось.

— И как бы ты выразил свое к ним отношение?

— Да никак. Говорю же, мамкина норка, не пересекались. Нас, русских, они, известное дело, не особо жалуют. Да и мы их… — "Бык" неопределенно пожал плечами. — Будут на нас переть — будем рвать… А так — пускай живут себе в своей Краине. Нам то что?

— А вот ежели они русских людей здесь прессуют? Это как?

— Это — косяк? — уверенно ответил тот. — Мы же ихнего брата в России не прессуем. За это им предъявить можно.

— Так вот… — Денис немного помолчал, подбирая нужные слова. — Это я, можно сказать, тебя так спрашивал… Для интереса. У нас тут, видишь ли, свои дела, до которых тебе касаться ни к чему. Есть в этом городе такие ребята…

— "КОН-овцы", что ль? — уточнил бык.

— Они самые. — Денис достал из кармана мобильник и начал набирать текст смс-ки. — Так вот что с ними надо сделать…

Он показал парню набранное сообщение, а затем захлопнул крышку телефона.

— Понял… — протянул тот, потратив несколько секунд на переваривание информации. — А чего так жестко?

— Значит надо так. — Денис изучал мимику собеседника. — А что, какие-то проблемы?

— Да нет, в принципе… — "Бык" задумчиво брел справа. — Деньги платят хорошие. К тому же, как ни крути, они нам, русским, враги. Не "чурки", конечно…

Он остановился и с полминуты глядел в землю. Оперативник не прерывал его размышления. Лишь молча наблюдал.

— Да ладно! Какого х…я?! — выдохнул, наконец, тот — Враг — есть враг. И точка, мамкина норка. Говори, чего делать.

— А я уже сказал. — Денис достал из кармана ключи и протянул их "быку". — Сейчас пойдешь до моста. На той стороне — белая "Газель". Мне говорили — водить умеешь.

— Умею, — закивал тот.

— Так вот… В машине — папка. Там — все. Документы тебе… Паспорт краинский у тебя уже есть, так?

— Ага.

— В "тачке" — права и документы на машину. Кроме того, деньги и ключи от дома, в котором вы жить будете. Это — на окраине, на Великой Балке. Найдешь, на карте отмечено…

Боевик внимательно слушал и иногда кивал.

— В доме все есть. В смысле — еда и спальные принадлежности. Удобств больших, извини, нет. Дом не жилой. Только построен. Ну да ничего. Вы потерпите. Люди привычные.

— Потерпим…

— Ребят своих подтягивай, — продолжал Денис. — Времени осталось не так много. Операция будет проходить в ночь с субботы на воскресенье. Собирай их в доме, гулять не отпускай. Внимания к дому не привлекайте. Помните — вы на чужой территории.

— Это все понятно. — Парень подкинул ключи в ладони. — Хотелось бы, так сказать, информацию о противнике…

— Насчет информации — почитаешь. Там я тебе в папку положил кое-какие материалы… Но если кратко. Офис у них тут недалеко, на втором этаже комната. Сам посмотришь. Всего их тут — восемьдесят семь штук.

— Сколько? — ошалело переспросил парень.

— Не пугайся, — осадил его оперативник. — Да, восемьдесят семь. Но, как минимум, половина — так, для формы. Болтуны, короче. Настоящих бойцов — сорок три. Это — их дружина.

— Сорок три — тоже немало, — протянул "бык", но уже спокойнее.

— Да подожди ты… Не забывай, что сейчас лето. Многие — в отпусках. К тому же, среди них немало студентов. Многие из них — не местные, и сейчас дома. Плюс — атаковать вы будете в ночь с субботы на воскресенье. Сам понимаешь, мобилизовать бойцов в ночь на выходные, да еще и летом, дело сложное. Короче говоря, в лучшем случае половина придет.

— Это легче…

— Плюс, — продолжал командир, — эффект внезапности. И еще плюс, ты не забывай, там — не такие волкодавы как ты. Там студенты сопливые в шестьдесят килограммов веса. Если твои бойцы такие же как ты, то вы их в клочки порвете, и не заметите…

— Да, в принципе, — подтвердил бык, польщенный нехитрым комплиментом. — Так где биться будем?

— В ночь с субботы на воскресенье они соберутся у себя в офисе. Там Вы на них и атакуете. Детали обсудим после того, как ты сам на месте сориентируешься. Командир — некий Степан Крук. Брательник одного известного "КОН-овца". Молодой человек идейный. Его — обязательно. Ясно?

— Ясно, ясно… — буркнул парень. — А чего у них с оружием?

— Да ничего. — Денис посмотрел на время на экране телефона. — Палки, ножи, может быть, кое-что из "травматики". Хотя по моим сведениями — нет. Извиняй, точнее сказать не могу.

— А мне, мамкина норка, точнее и не надо, — снова сплюнул на асфальт бык. — Главное — на "стволы" не нарваться…

— Не нарветесь… К тому же, при грамотно организованном нападении они не успеют им воспользоваться. Тебе это не хуже меня известно, коли ты — настоящий боец.

Парень неопределенно хмыкнул.

— Единственное. — Командир интонацией подчеркнул важность мысли. — Работать будете холодным оружием. Так надо. Все, что нужно — сам купишь.

— Да мы "огнестрелом" никогда и не работаем… Да только вот…

— Что "только вот"?

— "Менты" как же? — Парень вопросительно глядел на командира. — Они-то как?

— А никак. — Оперативник старался говорить спокойно и уверенно. — Не будет "ментов".

— Не будет, говоришь… — недоверчиво пробубнил тот. — Куда ж они денутся?

— Сказано тебе, не будет их. — Денис немного приблизился к собеседнику. — А ты чего, "подставы" боишься?

— Не боюсь, а опасаюсь, — не отступил тот. — А ты бы на моем месте не опасался? Что значит "не будет "ментов"? А куда ж они, мамкина норка, денутся?

— Куда надо — туда и денутся, — Денис слегка смягчил напор. Тут можно было переборщить. — Ты лучше вот о чем подумай: выгодно ли нам вас "мусорам" сдавать? Ты, небось, не белорусский партизан?

— В смысле?

— В смысле, что под пытками молчать не станешь. Застучишь, как отбойный молоток…

— Ты… Это… За базаром следи, мамкина норка…

— Да не буксуй, — усмехнулся оперативник. — Это я к тому, что сдавать "ментам" нам тебя — не в масть. Поверь, дружок: мне от тебя нужно только одно. Чтобы ты со своими бойцами грамотно сделали дело и так же грамотно отсюда свалили. Понятно?

— Понятно…

— Ну вот и славненько… — Денис прикинул в уме, все ли он сказал. — В машине — мобильник. Если что — звони. Встречаемся в пятницу. Давай, боец, работай…

"Бык", видимо, на подсознательном уровне принявший лидерство Дениса, молча кивнул и раскачивающейся походкой побрел в сторону Кировского моста. Оперативник проводил его долгим взглядом и пошел обратно. Насчет исполнителя у него в целом сложилось благоприятное впечатление. Прислали именно такого, какого нужно. Туповат немного… Но это, быть может, даже хорошо. Теперь главное — проконтролировать…

В кармане завибрировал телефон.

— Ну как товарищ? — осведомился Червонец.

— Вполне на уровне, — ответил Денис. — Ты хорошо "пастухов" смотрел?

— Хорошо. Не волнуйся. Он — один.

— Ладненько. Не расслабляйся. Сейчас будет еще один контакт…

Денис прошел мимо здания Налоговой инспекции, перебежал улицу и, поднявшись вверх сквозь довольно плотное пешеходное движение, зашел в большую, но уютную пиццерию возле "Центр-Отеля". Обеденное время еще не наступило, поэтому народу в заведении было немного. За дальним от входа угловым столиком сидел спортивного вида мужчина в черном костюме и смотрел на улицу через большое расписанное рекламой окно. В темных коротко стриженых волосах его была заметна проседь. На столике перед ним стояло пустое блюдо, а слева од него — черная барсетка. В левой руке мужчина вертел красную дешевую одноразовую зажигалку.

— Привет, Шурик! Давненько не виделись, — весело бросил Денис, подойдя к столику и протягивая руку незнакомцу.

— Молодой человек, Вы меня, наверное, с кем-то спутали? — ответил тот, но протянутую руку все же пожал.

— Не спутал. Старых друзей забывать нехорошо… — Денис покачал головой.

— У меня старых друзей не бывает. Бывают просто друзья.

Мужчина оценивающе разглядывал командира.

Этот Денису сразу понравился. Чувствовалась в нем какая-то внутренняя сила, неосязаемая, не измеряемая. Спокойная сила, какой может обладать лишь человек внутренне добрый и в своей правоте уверенный. На таких положиться можно, с такими, как раньше говорили, в разведку вместе идти не страшно. Потому как доброта и сила по определению исключают в человеке подлость и малодушие.

— Как добрались? — спросил оперативник…

17.08.2009. Россия, г. Анапа. ул. Красноармейская. 11:34

— Как добралась? — Андрей принял из рук подруги пузатую черную матерчатую сумку с маленькими колесиками на днище и поцеловал ее в щеку.

— Нормально… — Она улыбнулась ему в ответ несколько устало.

— Ты чего такая помятая? — Андрей взвалил сумку на плечо. Взял ее за руку и медленно побрел сквозь вокзальную толпу. — Бухала, небось, всю ночь…

— Само собой, — охотно подтвердила она, — у Дяди Сергея такая настоечка классная…

— Что-то не замечалось за тобой раньше пристрастия к крепкому алкоголю…

— Да она не крепкая, — Ксения хохотнула, — дурная просто…

— Да… Я, по ходу, пропустил много такого, чем мог бы тебя подкалывать еще как минимум год, — заключил Андрей. — На столе-то хоть не танцевала, мать.

— Перед кем? — закатила глаза девушка. — Ни одного достойного мужчинки…

— Такого достойного, как я? — уточнил Андрей.

— Такого достойного, как я хочу…

Девушка ущипнула его за ягодицу.

Автовокзал просто кишел людьми. Вся территория перед ним была забита маршрутками и такси, у билетных касс выстраивались внушительные "змеи". Бойкие "бомбилы" сновали тут и там, предлагая уехать в Краснодар за пять сотен. В такую жару они тут же находили немало желающих и, загружая в Жигули по четверо отдыхающих, разморенных от зноя, вина и безделья, зарабатывали себе на безбедную зимнюю жизнь.

От жары каждый спасался по-своему, но все — одинаково безрезультатно. Здесь, где знойные лучи смешивались с выхлопами старых, давно отработавших свое "Икарусов" и "пазиков", духота была особенно невыносимой и тошнотворной.

— Шеф, — обратился Андрей к худощавому усатому кавказцу в расстегнутой чуть ли не до пупа белой хлопковой рубашке, лениво развалившемуся на водительском сиденье своей болотного цвета "семерки". — До "Золотого" подкинь. "Стольник".

— Садись, — вяло бросил тот поднялся открывать багажник.

— Мне из сумки взять надо кое-что, — Ксюша обняла его.

Они сидели на заднем сиденье, открыв оба окна. Ветер приятно гулял по коже и, казалось, задувал в самые поры, выкуривая оттуда летний жар.

— Скучала? — Андрей прижался губами к ее лбу.

— Ага, — томно ответила девушка, теснее прижавшись к нему.

— И я тоже, — вздохнул директор.

Он действительно очень соскучился. Ксюши не было неделю. Гостила у своего дяди в Ейске, которого очень любила. Он отвечал ей взаимностью. По ее рассказам, ей там бывало очень весело, потому что все его многочисленное семейство было ей очень радо, особенно две двоюродные сестры и брат. Почему решила съездить именно в августе — Андрей не допытывался. Отпуск на работе "вырвала с мясом".

А Андрей скучал. Все вокруг без нее было как-то не так. Не так, как положено. Как он привык. Хотя, когда он, собственно, успел привыкнуть? Всего-то четыре месяца. А вот, поди ж ты… Вечерами он выходил на пляж и, снимая сланцы у домика спасателей, бесцельно бродил по песку, распугивая чаек.

Вчера, больше от скуки, нежели по доброте душевной, освободил баклана. Парочка студентов-спасателей, вечно веселых и полупьяных, поймала хромую птицу и посадила ее на веревку. Таким образом, баклан ходил у них возле домика вроде собаки. Андрей отвязал птицу, после чего она сразу полуубежала-полуулетела прочь, чем вызвал гнев молодых людей. Конфликт, впрочем, удалось разрешить без рукоприкладства.

Еды себе не готовил — покупал полуфабрикаты. Опять же, отвык готовить на одного. В основном, в их "семье" готовила, конечно, Ксюха, но и Андрей иногда что-нибудь изобретал.

Не по себе, однако, ему было не по этому. Это он не сразу понял даже… Все дело было в том, что он вот уже несколько лет никого не ждал. Никого и ниоткуда. Родного, по-настоящему близкого человека. Ему не кого было ждать. А теперь…

Расплатившись с таксистом, Андрей вынул сумку из багажника и прошел к дому. Ксюша, оглядев кухню, недовольно хмыкнула. Андрей лишь пожал плечами.

— Не до этого, — бросила она и, резко рванув молнию на сумке, начала там что-то искать. — Я Наташке обещала, что к двенадцати буду. Она из-за меня и так на три часа дольше на работе сегодня задержалась…

— Да мне тоже на фирму надо. — Андрей с полуулыбкой на лице смотрел на девушку. — Ты чего ищешь-то?

— Кстати, — она, не обратив внимания на вопрос, вынула из сумки увесистый сверток. — Тебе дядька пирожков передал. — Она протянула ему подарок, второй рукой продолжая копошиться в вещах.

— Мне? — не понял Андрей и еле заметно, скорее даже неосознанно, отпрянул назад, а затем, спохватившись, схватил презент.

— Тебе, тебе… — тихо и озабоченно бормотала Ксюша. — Вот! Наконец-то! — она торжественно вытащила из сумки свою косметичку "тигровой" расцветки.

— И все? Ни дня без штукатурки… — вяло пошутил парень.

— Все. Побежала, — все еще пропуская мимо ушей его комментарии, она со вкусом чмокнула его в щеку и выбежала за порог.

Он уже знал это свойство ее натуры, поэтому не обижался. Когда Ксюша куда-нибудь торопилась, она не слушала никого и ничего, вообще не обращала внимания на внешние раздражители.

Проводив взглядом девушку, Андрей застыл на середине кухни с пирожками в руке. Медленно, словно боясь разбить, он поднес сверток к лицу вдохнул запах. Он не сразу понял, почему он кажется ему таким знакомым. Дело было вовсе не в том, что в детстве пирожки часто пекла мать или бабушка. Просто… Это был запах Дома. Очага.

У Андрея тоже был дом, но не было Дома. Как давно ему никто ничего не передавал! Подарки — это другое. А вот так, по-родственному… Сколько же было в этом все-таки неизбывной теплоты!

Андрей вдруг ощутил себя отчаянно одиноким. Самым одиноким человеком на свете. В груди защемило. Он присел на табурет, крепко обхватил сверток руками, опустил голову и глухо выдавил в пустоту:

— Я тоже хочу…

17.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. К. Маркса. 23:16

— Следующий вопрос. По "Сцилле-2" и "Харибде-2". Сегодня я встретил командиров и поставил им задачу.

— Понимаю, может, вопрос лишний. Но все же… Как ты добьешься того, что они там все соберутся, — поинтересовался Червонец.

— Ты прав. Вопрос лишний, — подтвердил Денис. — Но я отвечу. Им сольют информацию о якобы готовящейся пророссийскими организациями масштабной провокации, а именно: нападении на штабы КОН, их разгром и поджог.

— Почему ты хочешь их убить? — спокойно, с какой-то любознательностью спросил Лева.

— Что, жалко?

Денис насмешливо посмотрел на него. И эта насмешливость, нечувствительность, будто бы взявшаяся из неоткуда, неприятно удивила его самого.

— Да прекрати! Просто интересно. Насколько я понял, наша политика в том, чтобы лилось как можно меньше крови. Значит, у центра есть веская причина. Вот мне и любопытно, как вы, командиры, мыслите.

— Ну, решение это не мое, а центра. Но, признаюсь честно, идея — моя. Спрашиваешь, почему? Я отвечу. — Денис откинулся на диване. — Да. Лишняя кровь не нужна. Но, во-первых, мне необходим "народный гнев". Не убийство, не расстрел по приговору трибунала, а именно что народное возмущение, бунт "бессмысленный и беспощадный". А на кого этот самый гнев может быть обращен, как не на этих господ? Усек?

— Усек. А во-вторых?

— А во-вторых, мы должны показать свою силу и, главное, решительность. Ведь враги будут знать, что это мы сделали. Они поймут, что раз мы на такое пошли, то пойдем и дальше. Не остановимся ни перед чем. Давно ведь известно: ничто так не сплачивает людей, как пролитая кровь.

— Так это по всей территории так будет?

— Ага.

— Разумно, — согласился Лева. — А группа не подкачает?

— Не должна, — подумав несколько секунд, задумчиво протянул командир. — Учитель уверял, что люди надежные. Хотя, признаться честно, я тоже беспокоюсь по этому поводу. Каким-то не очень презентабельным показался мне этот персонаж, который у них за главного. По-моему, обычный уличный баклан. Знаешь, твои опасения, конечно, оправданы. — Денис посмотрел в окно, покусывая нижнюю губу. — Но особого выбора у нас нет. Операция секретная. Местные о ней ничего не знают. И мы не можем направить туда подстраховку. А просить Учителя группу спецназа — много чести для этих молокососов. Да он и не даст. Скажет: "Ты что, Аякс, из ума выжил", — он плохо и не похоже сымитировал манеру разговора шефа. — Я ему и так весь мозг вынул этим полком. Еле уговорил.

Червонец вертел, по своему обыкновению, карандаш между пальцами, Кошак медленно мешал сахар в кружке.

— Что скажете? — поинтересовался командир.

— А что тут скажешь? — спокойно проговорил Кошак. — Ты сам говоришь: выбора и нас нет. С рассуждениями твоими согласен. Силу показать надо. С самого начала мы должны дать им знать, что не шутим. Это правильно. А что до твоих опасений, то, как сказал один умный человек: "Если все идет по плану, то это значит, что о нем уже известно противнику". Мы должны быть готовы к тому, что будут эксцессы. Чисто психологически готовы.

— Кошак верно говорит, — басом иронически протрубил Червонец.

Лева коротко заржал.

— Вопрос в следующем: "Харибде" оружие не нужно…

— Почему? — удивленно спросил Лева.

— Потому.

— Ну, все же понятно! Так бы сразу и сказал. А то… Томишь в неведении!

— А вот "Сцилле" нужно. И много, — не обращая внимания на Левины остроты, продолжил командир. — И дать его им надо раньше, потому как им добираться до места — время нужно. Так что, Лева, приедут они к тебе в четыре утра в пятницу. Я уже договорился. Командир у них — Дима. Никаких паролей не надо. Чужой не придет. Мне присутствовать не обязательно. Сам разберешься.

— А спать я когда буду? — недовольно скуксился оперативник.

— В другой раз… Кстати, господа, у меня для Вас хорошая новость, — сказал Денис, оглядев группу. — Сегодня Учитель сообщил мне, что к нам в субботу прибудет группа товарищей из Рыма. Десять человек. Люди, по его словам, сверхнадежные, и ставить перед ними можно практически любую задачу.

— Это отлично, — отреагировал Лева. — А чего это центр так расщедрился?

— Ну, по словам Учителя, в Рыму не то, чтобы переизбыток кадров, но свободные люди есть. Причем рвутся в бой. Так почему бы не помочь соседям?

— Нам-то люди не помешают, — задумчиво изрек Кошак. — Куда планируешь направить?

— Тебе не обломится, говорю сразу. Будут на захвате обладминистрации и в резерве при штабе — раз. Охрана арестованных — два. А ту группу, которую мы планировали для охраны, бросим на Кировскую "ментовку". Меня она очень беспокоит. Какое-то предчувствие, что ли…

Денис отхлебнул, наконец, глоток чаю.

— Лева, — продолжил он. — Внеси соответствующие изменения по оружию. Рымский отряд надо оснастить по высшему разряду. Что есть свободное?

— А что надо? — игриво поинтересовался Лева.

— Не выделывайся.

— Да я серьезно! Говори, что надо, а я скажу — есть или нет. Сам же говорил, "не загружайте меня своими проблемами".

— Рымскому отряду надо как минимум два РПК и гранат побольше. Желательно АГС и пару "Мух".

— "АГС-ку" не дам, — сразу отрезал Лева.

— …а группе, которая на "ментовку" идет, — не обращая внимания, продолжил Денис, — надо кровь из носа дать пулемет и три "Мухи".

— "АГС-ку" не дам, — упрямо повторил Лева. — У меня их всего четыре осталось. "Если каждому давать, поломается кровать". Они, может, даже в бой не вступят, а им "АГС-ку" подавай…

— Ну ладно, ладно… — примирительно сказал Денис. — Остальное-то дашь?

— Остальное дам, — уже добродушно ответил Лева. — "Мух" у меня хватает. Может, мы даже переборщили с заказом. И "РПК-шки" еще есть.

— Закончили. Далее… Я тебя внимательно слушаю, — обратился командир к Червонцу. — Сколько на данный момент?

— Триста семьдесят восемь, — ответил тот.

— Не густо, — перестав, наконец, мешать сахар, смачно, с удовольствием, отхлебнув глоток горячего чая, сказал Кошак.

— Нормально, — без грубости одернул его Денис. — Учитывая, что нам не возиться с десантниками — даже очень ничего. У нас, бывало, пара сотен отморозков всю Россию на уши ставила.

— По твоему приказу, два дня назад я дал распоряжение прекратить вербовку, — добавил Червонец.

— Правильно. Людей достаточно, так что нечего подвергать всю операцию опасности, — Денис начал разминать пальцами виски. Голова слегка потрескивала. — И Учитель, кстати, меня в этом поддержал…

Кошак начал жевать печенье, которое он лично через день покупал в какой-то одному ему известной лавке. Денис, было, хотел ему запретить так часто "светиться" в одном месте, но тот резонно возразил, что народу там много, а продавщицы регулярно меняются. Командир плюнул.

— Как нас учили, будем считать, что процентов тридцать в решающий момент струсят. У нас все равно остается около трехсот бойцов. Нормально, — сам себе повторил Денис. — Оружия у нас даже больше, чем необходимо… А вот что меня интересует, Червонец, так это вот что… Обрисуй-ка мне вкратце "статистику боеспособности и надежности".

— Ну, смотри… — Червонец наклонился вперед и сцепил кисти рук. Командир уже давно подметил: такой жест товарища означал крайнюю степень сосредоточенности. — У меня сейчас шестьдесят четыре группы. В самой большой — шестнадцать боевиков…

При этих словах Денис поморщился.

— Да знаю я, знаю, — слегка повысив голос, проскрипел Червонец. — Не кривись. Ты мне уже говорил. Я сам учился там же, где и ты. "Создание больших боевых групп нежелательно, поскольку в этом случае существенно увеличивается риск провала…". Но я ж не виноват, что командир таким деятельным и торопливым оказался. Я ж его, считай, первым завербовал. А передавать его бойцов в тот момент было некому. Да и уверен я в нем. Договорились же, надо будет — в процессе разобьем…

— А вот еще… — поддержал Лева. — "Сведение отрядов в более крупные объединения нецелесообразно, даже вредно, так как стушевывает назначение в уличном бою низовых подразделений повстанческой армии и свидетельствует о непонимании самой природы уличного боя в условиях вооруженного восстания, в котором вся тяжесть боя падает именно на группы, отряды, соответствующие силе отделения, взвода, роты, батальона". Тухачевский, между прочим…

— Лева, пошел на… — огрызнулся Червонец.

— Не заводись, — остановил его Денис. — Продолжай лучше.

— Так вот… А в самой маленькой — три. В среднем же численность каждой группы соответствует норме: от четырех до семи человек. Среди боевиков подавляющее большинство служили в армии, а точнее — триста двенадцать. С остальными работал "спец". Его мнение ты знаешь: "Третий сорт — не брак".

— Дальше… — кивнул Денис.

— Из трехсот двенадцати — сорок три офицера, причем тридцать девять — советских.

— Нормально, — удовлетворенно мурлыкнул Лева. — Значит, по крайней мере, "железных" тридцать девять бойцов у нас уже есть.

— Социальный состав — разный. Много рабочих. Немало и студентов. А вот кого очень мало, так это молодых людей от двадцати до тридцати. Ну, причины известны, это тоже школьный курс…

— Да-да, не отвлекайся…

Денис начал уставать. Голова была уже затуманена, а значит, на сегодня было достаточно.

— А дальше по методике… Мои выкладки таковы: учитывая весь набор факторов, комплексную боевую ценность 45 бойцов я оцениваю как "очень высокую", 79 — как "высокую", 123 — как "среднюю", 74 — как "низкую", а остальных 57, соответственно, как "очень низкую".

— Ну что же… — Денис встал и прошелся по комнате. — По моим прикидкам, нам было необходимо около четырехсот-пятисот боевиков. Мы имеем почти четыреста. Согласно теории Учителя, если боевая ценность хотя бы пятидесяти процентов от необходимого количества боевиков нами оценивается как "средняя" и выше — работать можно. А у нас сколько?

— Двести сорок семь, — как всегда, быстрее всех подсчитав, ответил Кошак.

— Влезаем, — зевнул Лева.

— Точно. Тут проблем нет, — подтвердил Денис.

— Что касается боевой ценности групп… — продолжил Червонец.

— А вот об этом сейчас не надо, — оборвал его командир. — Это — на завтра. У кого есть вопросы?

Товарищи устало молчали. На улице была тишина, город погрузился в мирный сон.

— Ну вот и славненько, — закончил Денис. — А теперь — по домам. И спать. Слышите, сукины дети, спать! Мы подходим к финишу. "Сухой закон" и светлая голова! Расход.

19.08.2009. Краина, Кировогорск. ул. Красногвардейская. 17:11

— Ну, вроде бы, все обсудили, — удовлетворенно сказал Червонец, допивая кофе и глядя на крепкого пузатого мужика в белой рубашке, сидевшего напротив и хмуро оглядывающегося по сторонам. — Вопросы есть?

Мужчина угрюмо молчал, но весь его облик давал понять, что он что-то хочет сказать или спросить, но никак не решается.

— С вами все в порядке, Бобров? — подозрительно спросил Червонец.

— Можно деньги сейчас? — неожиданно спросил мужчина, опустив голову.

Было видно, что ему тяжело далась эта фраза.

— Да можно… — участливо проговорил Червонец, доставая из сумки купюры. Он всегда носил с собой "энную" сумму на всякий случай. — Что, проблемы?

Бобров, и не подумав ответить, быстро взял сложенные пополам банкноты и засунул их в карман рубашки.

— Ты не думай, комиссар, я не из-за денег… — вдруг горячо зашептал он, наклонившись к собеседнику так, что они чуть не стукнулись лбами.

— Да я и не думаю, — честно ответил Червонец. — У каждого бывают проблемы… Тем более, сейчас. Что тут необычного? Вот победим…

— И что, — издевательски буркнул мужчина. — Скажешь — лучше будет?

— Скажу, — уверенно ответил оперативник.

— Да… — Бобров безнадежно махнул рукой на собеседника. — Твоими бы устами, комиссар, да медок жрать!

Оперативник не нашелся, что ответить. Красивая молоденькая официантка в белом фартучке подошла и забрала со стола счет и положенные Червонцем деньги со щедрыми чаевыми.

— Посмотрим… — несколько смягчился Бобров. — Все равно, хуже, чем сейчас уже не будет. Хуже — только война или голод.

— Я пойду. У меня мало времени, — словно оправдываясь, сказал Червонец. — Задача перед Вами стоит не сложная. Не потому, что не доверяем Вам, не подумайте. Просто, сами понимаете, группа у Вас слабенькая. Двое не служили. Ну не милицию же вам штурмовать…

— Знаю, — коротко ответил тот.

— И помните, — Червонец посмотрел мужчине прямо в глаза. — Если Вы струсите — подведете не только себя. Струсит вся Ваша группа. А струсит группа — не выполните задачу! А не выполните задачу — подведете таких же простых работяг, как и вы сами. На других участках. Многие в городе драться будут…

— Ты меня не агитируй, уполномоченный, — зло огрызнулся Бобров. — Что такое ответственность — мне разжевывать не надо! Я тебе советский матрос — а не хер собачий…

11.08.2008. Ферма. 19:08

— Командиры боевых групп должны сообщить своим товарищам о начале вооруженного восстания непосредственно на точке сбора. Заранее извещать их об этом не следует. Прежде всего, из соображений конспирации. До конца нельзя будет быть уверенным, что среди боевиков не будет предателей или вообще агентов спецслужб противника. Мы уже не раз говорили о том, что вероятность внедрения в повстанческие отряды таких сотрудников достаточно велика.

Тут надо знать психологию профессиональных контрразведчиков. При соблюдении вами определенного порядка формирования боевых групп, внедренные агенты не смогут принести сколь-нибудь ощутимого вреда делу. После того, как местные из показаний своего агента или осведомителя поймут, каков принцип формирования организации, они, скорее всего, не станут задерживать командира боевой группы и человека, завербовавшего их агента.

— Почему ты так думаешь?

— Конечно, гарантировать этого нельзя. Но опытный работник, я убежден, так бы и поступил. Посудите сами: что ему дает задержание? Обезвреживание двух заговорщиков? Тоже мне, великая удача…

— Но через них можно будет установить остальных…

— Можно, Пятьдесят пятый, можно… Но, скажи мне, где гарантия, что арестованных удастся сразу разговорить. А вдруг это — фанатики или просто упорные принципиальные люди? А что, если на них цепочка и оборвется. А остальная организация? Заляжет? А где потом концы искать? Арестовывая этих двух, контрразведчики совершают сразу две очень неприятные для них вещи. Во-первых, раскрывают своего агента, а если и не раскрывают, то теряют возможность получать от него сведения. А во-вторых, и это самое обидное, дадут вам сигнал о том, что им известно об операции.

Задержать уже известных людей и ломать им кости, выбивая показания? Нет, это слишком примитивно. Они будут пытаться покрутить эту ситуацию. Выжать из нее все, что можно. Но, если вы будете осторожны, они вряд ли что-нибудь нароют.

А вот что может быть действительно опасным, так это если они узнают о времени начала восстания. Это — почти гарантированный провал.

Ну и второй момент, господа… Если люди не будут знать о том, что их вызывают уже непосредственно на дело, меньше шансов, что часть из них просто не придет на место встречи. По-человечески испугается. Нужно понимать: не война, вроде, вокруг, а тебе автомат в руки суют…

"Полевые командиры", согласно вашим инструкциям, в течение нескольких месяцев регулярно будут поодиночке вызывать боевиков на определенные точки в городе, проверяя их. Таким образом, очередная "тревога" не вызовет особых подозрений.

А теперь обратим внимание еще на один крайне важный вопрос: о времени выступления. Его особая важность исходит из той аксиомы, что одной из главных предпосылок успеха любого восстания является синхронность выступления всех отрядов. Многие восстания потерпели неудачу именно потому, что повстанческие отряды выступали в разных частях города или территории с разницей в несколько часов. Естественно, они были разгромлены по частям. Пример: атака офицерского училища в Ревеле, которая потерпела поражение вследствие того, что группа, назначенная для атаки верхнего этажа здания училища, немного, всего на одну-две минуты, опоздала в сравнении с группой, атаковавшей нижний этаж того же здания.

Воспримите мои слова как приказ: если, в силу каких-либо причин, в последнюю минуту становится ясным, что добиться синхронности не удастся, вам следует, не задумываясь ни на минуту, отменить операцию и перенести ее на другое время.

Временем суток, в которое предпочтительнее начинать вооруженное восстание, конечно, является вторая половина ночи. Однако это не является универсальным правилом. Восстание вполне может начаться и днем. В вопросе о выборе времени следует исходить из условий конкретной территории.

Обратите внимание также и на следующее: непосредственным сигналом начала вооруженного восстания должное являться только время, конкретный час и минута. Впрочем, данный вопрос для вас не особенно актуален. На нашей земле, по моим предварительным наброскам, время выступления будет определено централизованно для всех.

Ни в коем случае нельзя устанавливать в качестве сигнала для начала восстания какой-либо звуковой или световой знак, а также телефонный звонок. История убедительно доказала, что это может закончиться трагически. Пример?

— Восстание в Шанхае осенью 1926 года.

— Верно, Двенадцатый… Вы помните, мы раскладывали его на составные части и затем вновь собирали, как двигатель автомобиля. Вступление боевой организации должно было начаться по сигналу, каковым был назначен выстрел канонерки. Производство же выстрела было поставлено в зависимость от сигнальной ракеты. Выстрел произведен не был, так как канонерка этой самой ракеты не заметила.

— Кстати, они ничему так и не научились. Во втором восстании выступление произошло только в южной части города. Дружинники северной части выстрелов канонерки не слышали и никакого участия в восстании не приняли.

— Верно. Но вы-то умнее, я надеюсь…

21.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. К. Маркса. 21:12

— Итак. Лева. Ты находишься на складе с семнадцати ноль-ноль. Приводишь там все в порядок, ждешь нас. Мы, конечно, вчера все приготовили, но, на всякий случай, еще раз внимательно все осмотри. Как я уже говорил, выдашь оружие рымскому отряду и "Сцилле". Там ты и остаешься всю ночь вплоть до моего особого распоряжения.

— Яволь, мой фюрер! — весельчак отсалютовал Денису.

— Хватит! — крикнул командир так, что Червонец даже убрал ногу со столика и уселся поприличнее. — Вы что, не понимаете, что мы в одном шаге он успеха! Не до шуток! Посерьезнее. Отвечать четко. Шутки шутить потом будем…

Парни, потупившись, молчали.

— Дальше… — Денис уткнулся в бумаги. — Мы с вами, — он посмотрел на Червонца с Кошаком, — с самого утра на всякий случай "попасем" троих боевиков, по поводу которых ты, Толик, сомневаешься. Знаю, таких у тебя пятеро, он нас-то только трое. Так что я утверждаю твое предложение. Тем более что никаких более срочных дел не имеется. У меня, правда, встреча с командиром рымчан в одиннадцать…

— С десантниками точно вопрос решен? — спросил Кошак.

— Учитель заверил меня, что да. Оперативные группы "Сцилла-2" и "Харибда-2" сформированы. Задачи им поставлены. С ними я работу закончил. Далее… Мы втроем выдаем оружие. Кошак: ты — на входе. Контролируешь ситуацию и организуешь допуск боевиков во внутрь по минутам.

— Есть.

— Согласно плану, выдача оружия заканчивается в два тридцать. Плюс — десять минут на опоздавших. Затем… — Денис говорил отрывисто, чеканя слова, — Лева — остаешься на месте. Червонец. Ты у нас — самый мобильный. Всю ночь мотаешься по группам. Контролируешь выполнение задач. Информируешь меня через Кошака, если что…

— Не любишь ты меня, — взгрустнул Червонец.

— Заткнись, — резко бросил командир. — Такая задача может быть возложена только на тебя. Ты их вербовал, тебя они знают. Я хочу, чтобы ты уяснил, что твоя работа крайне важна. Все группы, ну, если не все, то, по крайней мере, основные, должны знать, что они не одни, начальство рядом. Иначе могут разбежаться. Сами по себе, конечно, вряд ли. Но вот если сложности возникнут, вероятно, что "струхнут"…

— Я все понимаю, Денис, — серьезно проговорил Червонец. — Ты меня знаешь. Сделаю все, что в моих силах.

— Я не сомневаюсь, — без тени иронии сказал командир. — Ну а мы с тобой, — он кивнул Кошаку, — выдвигаемся к обладминистрации, вместе с рымским отрядом берем ее под контроль и оттуда руководим восстанием. Ты — как бы мой начальник штаба.

— Есть, — вновь по-военному ответил парень.

"Все-таки, военная закалка — штука неистребимая, — подумал Денис. — В "мирное" время еще себя контролирует, а чуть какой стресс — сразу "есть" да "так точно". Живыми отсюда вернемся — обязательно ему замечание сделаю".

— Толик, я бы хотел примерно себе представлять, как ты собираешься действовать, — Денис посмотрел на Червонца.

— Во-первых, планирую лично присутствовать при штурме "Орла", — начал тот. — Об этом мы с тобой уже говорили. Затем проедусь по милицейским отделам и СБК, загляну в военную прокуратуру. Посмотрю, достаточно ли ярко она пылает. Обязательно — на радиотелевизионный центр. Проконтролирую, чтобы все правильно вырубили.

— Ты сам-то все усвоил? — уточнил командир.

— Да, мне "спец" три часа все растолковывал. Потом переспрашивал и снова растолковывал до тех пор, пока я его не удовлетворил.

— И как? — скалился Лева. — Удовлетворил, и он отстал?

— Потом проведаю тюрьму и СИЗО…

— Кстати, я об этом хотел поподробнее, — Денис поднял палец вверх. — Давай — еще раз. Сколько всего людей?

— Пять групп. Двадцать восемь человек, — Червонец склонился над картой. — Блокируем двумя группами по три человека выходы здесь и здесь, — он водил пальцем. — Они открывают шквальный пулеметный и автоматный огонь по дверям. Работают гранатометами, но на штурм не идут. Создают впечатление о своей многочисленности и огневой мощи…

— Гранатометчики?

— Есть один… Он будет в той группе, которая будет обстреливать вход в СИЗО. А потом на велосипеде подъедет ко второй и пару раз пальнет "Мухой" по входу в тюрьму. После этого вернется к своей группе.

— Отлично…

— Дальше… Два человека блокируют дорогу тут. Еще шестеро с двумя пулеметами — блокпост на перекрестке. Прямо под вышкой, — Червонец посмотрел на товарищей. — Что б видели, что нас много…

— А у нас там — ни одного пулеметчика… — задумчиво молвил Кошак.

— Откуда? — махнул рукой Толик. — Из всей группы только командир, старший прапорщик еще советской армии, на что-то способен. — Остальные — балласт. Никто даже в армии не служил. Одна надежда на "прапора". Я его проинструктировал, чтобы он командовал поэнергичнее. Создавал впечатление, что под его руководством состоит группа обученных боевиков. Он обещал постараться. А с пулеметами, говорит, "попытаюсь на месте хоть как-то объяснить"…

— Ладно. Тоску не нагоняйте, — шикнул Денис. — Эта группа у нас по плану в бой вступать вообще не должна. Давай дальше…

— Ну а основная группа из шестнадцати человек на четырех машинах будет красоваться прямо перед центральными воротами тюрьмы, — продолжил Червонец. — На нее основная надежда. Там — народ в основном опытный. Вооружим ее до зубов, дадим два "Пламени". Они прибудут. Начнут окапываться основательно на противоположной стороне улицы. Дадут пару залпов, вызовут оперативного дежурного и предъявят ультиматум. Так, мол, и так… "В стране восстание. Сидите тихо, не вылезайте. Вас не тронем. А будете "ерепениться" — пойдем на штурм. Охрану вырежем, а уголовников отпустим в город".

— Подействует стопроцентно. Ни грамма не сомневаюсь, — категорически заявил Денис. — Это мы все-таки грамотно решение приняли. Они ни за что не решатся на активные действия. Не зная наших сил… Да еще и если увидят перед собой пулеметы и гранатометы… Никогда! Скажут: "На фига нам это надо". Тем более что они атаковать не собираются. Подождем. Вот придет армия, и разгонит их всех. А нам главное — заключенных не выпустить. Хаоса не допустить".

— Ни за что на рожон не полезут, — подтвердил Лева.

— Пацаны, — Денис призывно посмотрел на подчиненных. — Помните: какая-нибудь мелочь, не существенная на первый взгляд, может поставить под удар всю операцию. Поэтому думайте, ребята, думайте. Помните наше правило: решение принимает командир, но в разведке каждый имеет право голоса. Сейчас расходимся. Спите крепко. Но даже во сне — думайте. Наше главное оружие — мозги. По ходу дела, нам предстоят самые тяжелые в нашей жизни двое суток…

21.08.2009.

Папа очень обеспокоен. Дальние родственники почти убедили его в том, что организуемый вами праздник может действительно состояться. Вчера собирал нас и советовался. В итоге принял решение о переводе с понедельника всех школ на усиленный режим обучения. Велел сделать образец объявления, но пока никому об этом не рассказывать.

Мама по-прежнему не в курсе событий. Занята собой. Советую скорее начинать праздник.

Лесник

22.08.2009. Краина, 3 км к юго-востоку от г. Херон. Трасса М-25. Стационарный пост ГАИ. 02.48

Иван сонно потянулся и начал прохаживаться взад-вперед вдоль дорожного полотна, исключительно для того, чтобы поднять тонус. Не любил он эти ночные дежурства… И чего его черт дернул переводиться на двадцать пятый? Это командир роты посоветовал.

"Гляди, — говорит, — Ваня. Место козырное освободилось. Давай-ка ты! А чего? По городу мотаться как в задницу ужаленный не будешь. "Отпахал" сутки — трое свободен. Благодать! Давай порекомендую…".

Благодать-то она, конечно, благодать, а вот только ночью, бывает, скукотища! Да и не любил он по ночам бодрствовать. Одно дело — с восьми до пяти, и — домой. К молодой жене. А на этом посту… Сутки проторчишь, домой едешь, с ног валишься. Потом — дрыхнешь весь день. К вечеру просыпаешься, а ночью, естественно, заснуть не можешь. Под утро — спать охота. И, "наша песня хороша, начинай сначала". Весь биологический ритм — псу под хвост. Эх, зачем согласился… Хотя, и в батальоне работа была не из веселых. Такая уж судьба, "ментовская"…

С другой стороны, по нынешним временам, еще и спасибо сказать надо, что после армии в ГАИ пошел. Тесть подсобил, спасибо ему. Люди, вон, косяками без работы по городу шарятся. Повыкидывали с предприятий, словно собак безродных, и живи как хочешь! А тут все же зарплата, хоть невеликая, но постоянная. Да и, глядишь, денежку "срубишь" какую…

Сержант не наглел. Он бы вообще не брал, честное слово! Но как тут не брать, если командир с тебя ежемесячно конвертик требует. А в конвертике известно, что должно быть. Ну, вернее, начальник, само собой, ничего такого от тебя и не требует, упаси Боже… Это же — коррупция в чистом виде! Как можно? Но попробуй — не принеси месяц-другой. Ну вот ради интереса — попробуй! И увидишь, что будет…

А будет просто. Ну, месяц не принесешь, может, ничего и не сделается. Если, конечно, потом за два сразу отдашь… А вот ежели совсем носить перестанешь, в один прекрасный день станешь безработным. Это в самом, что ни на есть, лучшем, распрекрасном случае. А обычно бывает проще: ловят тебя "за руку" на взятке. В тюрьму, правда, вряд ли посадят. Но свои условные два-три года ты отгребаешь совершенно спокойно, и оставшуюся часть жизни работаешь таксистом или охранником, потому как с таким прошлым никакого будущего у тебя уже нет. И самое страшное, что не только в городе и области, а по всей стране. Да и за границей — тоже, скорее всего… А твое же бывшее начальство бодро отчитается о борьбе с коррупцией в своих стройных рядах. И перед центром, и перед своими… А на твое место тут же придет более понимающий человек.

Да… Работка, блин… В принципе, днем не скучно. "Караваны" постоянно идут, груженые чем-нибудь полезным и нужным. И не только стране, но и отдельно взятому сержанту ГАИ. Есть, правда, еще командир, вездесущий капитан Сергиенко. Вон, в помещении поста похрапывает… И старшина Кобзев есть, тупой до невозможности. Ивана он прямо-таки раздражал до зубовного скрежета. Ну нельзя же быть настолько ограниченным! И рядовой, новенький… Пашка, как там его по фамилии? Сложная, никак в голове не осядет. Но он сегодня приболел. Сейчас бы Иван его, может, и поставил вместо себя, на правах старшего по званию, а сам подремал бы за постом в шезлонге, подаренном гаишникам каким-то проезжающим в Рым щедрым по необходимости "водилой".

Трасса нынче была пустынна. Она и раньше по ночам не особо оживленная была. Но в последние месяцы люди по темноте как-то меньше ездить стали. Нет, ну не то, чтобы совсем мало, но меньше — это точно. На такой факт не только Иван внимание обратил, но и все четыре смены двадцать пятого поста.

А причин тому было две. Во-первых, кризис… Меньше товарооборот плюс меньше денег у людей равно меньше перевозок и меньше машин на трассе. А во-вторых, криминогенная ситуация ухудшилась. Пошаливать стали на дорогах, как в лихие девяностые. У соседей южнее особенно… Оно тоже понятно. Все тот же вездесущий кризис виноват. Кто раньше рамок держался, теперь "на большую дорогу" в полный рост выходит. Да… За последние полчаса машин двадцать проехало. Иван даже останавливать не стал. "Легковушки", что с них возьмешь?

"О, фура, что ли… — оживился инспектор, всматриваясь в приближающиеся с юго-востока крупные фары какого-то автомобиля. — Ночью?".

Он встал на положенное место и покрутил в руках жезл.

"А, что бы ни было — остановлю. Хоть какой-то "экшн".

Огни фар становились все ближе. "Икарус…" От разочарования Иван громко вздохнул, намереваясь беспрепятственно пропустить транспортное средство. Но острый глаз сержанта еще издалека подметил отсутствие таблички на лобовом стекле с указанием маршрута.

Иван внутренне собрался, прогнал дремоту и выставил жезл перед приближающимся автобусом.

Водитель ловко остановил свою "махину" пассажирской дверью прямо перед инспектором, но мотор почему-то не глушил. Дверь отъехала, и Иван поднялся по ступенькам. В нос ударил острый запах спиртного и мужского пота. Из салона доносился смех и веселые крики множества глоток.

— Инспектор ГАИ Чалый, — козырнул Иван полезшему за документами водителю и посмотрел налево.

Автобус был заполнен, судя по всему, полупьяными мужчинами. Попойка не прекратилась, несмотря на появление работника милиции. Кто-то, держа в руке пластиковый стаканчик, говорил тост нескольким невнимательно слушающим его собутыльникам, кто-то глушил баночное пиво. В разных концах салона поочередно раздавались взрывы хохота и матерная брань.

— Вольно, сержант, — пробасил вылезший откуда-то с переднего сидения накачанный коротко стриженый мужик лет тридцати пяти в новой хлопчатобумажной тельняшке. Он вальяжно подошел к обалдевшему от такой фамильярности инспектору и, приобняв его за плечо, по-дружески дыхнул водкой в лицо.

— Пропусти. Свои мы, — он показал Ивану удостоверение. — Рымская республиканская прокуратура. В Левицк, на экскурсию едем, цс… — он прижал указательный палец к губам и беззвучно заржал. — Без семей, на два дня! Угадываешь?

— Понятно… — протянул сержант, внимательно изучая документ. — Ну, Вы, Николай Ильич, и меня поймите. Досмотр, конечно, проводить не буду. Но хоть удостоверения-то покажите…

— Само собой, понимаю. Служба есть служба, — согласно закивал мужик и, повернувшись в салон, по-бандитски свистнул. На секунду голоса стихли. — Эй, мужики, покажите сержанту "ксивы"! Пост ГАИ… Стационарный…

В салоне раздалось недовольное гудение. Кто-то даже попытался качать права, но его быстро осадили свои же.

— Смарило товарища? — поинтересовался Иван, указывая на спящего на переднем сиденье мужчину, укрытого спортивной курткой.

— Ага, — подтвердил главный. — Еще километров сто назад отключился. Не рассчитал, значит… Чего, удостоверение его найти?

— Да не надо… — добродушно махнул рукой инспектор.

Проверка длилась минуты три. Кто-то спьяну не мог найти документы, кому-то в конце салона долго и терпеливо объясняли, что от него вообще требуется. Но в итоге удостоверения нашлись у всех.

— Какие у вас в Рыму, однако, прокуроры все здоровые! — заметил Иван, вскользь листая документы водителя.

— Других не держим! — гордо ответил мужчина. — У нас с физической подготовкой строго.

— А чего ж у вас женщины ни одной нет? — инспектор отдал бумаги обратно. — У нас, вон, в Хероне, почитай, половина "следаков" — бабы.

— Почему нет? Есть, — уверенно заявил главный и, нагнувшись к самому уху сержанта, озорно прошептал. — Только кто ж их с собой возьмет?

— Ха-ха-ха, — Иван, довольный удачной на его взгляд шуткой прокурорского, медленно спустился. — Счастливого пути. Отдыхайте, мужики!

— И тебе не кашлять, сержант, — послышалось из салона.

Автобус тронулся, на ходу закрывая дверь.

В салоне, секунду назад шумном и пьяном, воцарилась напряженная тишина.

— Проскочили, — уверенно проскрежетал уже трезвый как стеклышко стриженый мужик.

Мирно спавший на переднем сиденье пассажир медленно сбросил куртку и блеснул стальными глазами в лобовое стекло. Большой палец правой руки медленно спустил курок пистолета с боевого положения…

— Че, рейсовый? — сонно спросил у Ивана вышедший на воздух из "будки" старшина.

— Да не… — задумчиво и еле слышно бросил сержант. — Рымская прокуратура. В Левицк, на экскурсию…

— А-а-а, — старшина почесал живот через расстегнутую форменную рубашку.

— Странно… — провожая долгим взглядом "Икарус", проговорил Иван.

— Что странно? — вяло, не глядя на собеседника, поинтересовался "гаишник".

— Да "ксивы" у них у всех новенькие, как будто только что из типографии…

Старшина безразлично пожал плечами.

22.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Героев Сталинграда. 11:02

Денис припарковал свой "Ниссан" недалеко от входа в Дендропарк. Он и раньше бывал здесь. Объект, некогда переданный в руки частного инвестора, теперь радовал горожан почти идеальной чистотой и ухоженностью. Плата за вход, правда, существенно повысилась, но особых протестов по этому поводу у общественности не возникало.

Оперативник заплатил положенную сумму и прошел через турникеты, оставив красивые кирпичные ворота позади. Встреча с "гостем" должна была состояться в восточной части парка. Денис не спеша шел вперед, обходя степенно беседующих мамаш с детьми в колясках и молодые парочки, выкроившие время для моциона в такой погожий летний выходной.

Он сразу заметил нужного человека. По парку прогуливался высокий статный мужчина лет сорока пяти-пятидесяти с большими густыми усищами, лихо закрученными на казацкий манер.

"Казак и есть", — тут же сделал вывод Денис.

Его немного шокировал внешний вид гостя: длинные шорты, белая легкая майка и какие-то босоножки на голую ногу. Мужчина спокойно прогуливался по парку, заложив руки за спину, и с любопытством озирался по сторонам. Правый рукав был слегка испачкан чем-то черным: опознавательный знак.

— Как погода на побережье? — спросил Денис, подойдя к незнакомцу сзади.

— Спокойно и солнечно. Но, судя по приметам, скоро грянет шторм, — ответил казак, дружелюбно оглядев парня.

— Денис, — представился оперативник. На него смотрели умные цепкие глаза.

— Хорунжий Николаев, — отрекомендовался мужчина. — Петр Иванович…

— Безумно рад вас видеть, Петр Иванович, — они пожали друг другу руки. — Надеюсь, дорога была небогата на приключения?

— Ничего особенного, — спокойно ответил казак. — Один раз остановили на трассе. Отделались сотней рублей.

— Нет, ну вы только подумайте, — притворно возмутился Денис. — Это государство обдирает нас до нитки!

Мужчины весело засмеялись и неспешно пошли вперед рядом.

— Хорунжий, если я не ошибаюсь, примерно соответствует лейтенанту? — поинтересовался командир.

— Примерно соответствует, — подтвердил Николаев.

— Значит, вы — командир взвода?

— Ну, я бы не сказал, чтобы взвода, — скромно потупился Петр Иванович. — Но с десяточек бойцов для Вас, Денис, наберется.

— Я, конечно, не военный, — оперативник остановился. — Но, насколько я понимаю, десять человек, хорошо подготовленных и спаянных боевой дружбой способны на многое. Не так ли?

— Не извольте сомневаться, — мужчина посмотрел командиру прямо в глаза. — Мы себя покажем.

— Командование заверило меня, что так и будет, — подтвердил Денис.

Собеседники вновь пошли вперед.

— Знаете, всесоюзный староста товарищ Калинин поговаривал: для того, чтобы создать из молодых солдат крепкую боеспособную роту, требуются месяцы или даже годы упорной работы. А для того, чтобы сделать из этой роты горстку дезертиров и мародеров — недели или даже дни. Не ручаюсь за точность цитаты. Вы согласны?

— Не совсем… — почти не раздумывая, не согласился казак. — Тут ведь дело не в пропаганде и агитации… Как писал Платон, человек что-либо делает, исходя из двух побудительных мотивов: либо страха, либо интереса. Следовательно, чтобы разложить вооруженные силы, надо, либо сделать военную службу неинтересной и не престижной, либо ослабить центральную власть, чтобы бойцы и командиры почувствовали свою безнаказанность. И то, и другое — сложная и кропотливая работа, которую не сделаешь за несколько недель. Большевики, например, потратили на это несколько лет, и все равно не смогли достичь полного разложения.

— Интересная мысль, — они прошли мимо детской площадки, на которой резвились громко кричащие и снующие всюду мальцы. — Я об этом не задумывался.

— Увы, — сказал Николаев, — мы слишком часто принимает на веру то или иное утверждение, ссылаясь лишь на авторитетность источника.

— Не думал, что казачьи офицеры такие грамотные…

— В свое время я окончил МГУ, — похвастался Петр Иванович.

— Ваши люди в "гражданке"?

Денис резко сменил тему и не слишком вежливо оглядел хорунжего с ног до головы, прозрачно намекая на его внешний вид.

— Нет. Мы будем драться в казачьей форме, со всеми знаками отличия, — ничуть не смутился казак. — Нам нечего стесняться. Мы на своей земле, и не стыдимся того, что делаем.

— Ну что ж, может быть, так будет даже лучше, — подумав, заключил командир. — В любой случае, на покупку формы для ваших бойцов уже нет времени. Вот… — он протянул мужчине свернутый клочок бумаги. — Сегодня в двадцать три ноль-ноль Вы должны прибыть по этому адресу и получить оружие.

Хорунжий кивнул головой.

— После его получения Вы отъедете от этого места некоторое расстояние, припаркуетесь на обочине и будете ждать двух часов ночи. Настоятельно требую, чтобы ваша группа не покидала это район до двух часов. Там — промышленная зона, предприятия и склады. Таким образом — меньше шансов наткнуться на патруль ГАИ. Неприятности нам не нужны. Тем более что я возлагаю на ваш отряд большие надежды.

— И какая же перед нами будет поставлена задача? — спросил казак.

— Об этом я сообщу Вам позже, — оперативник смущенно улыбнулся. — Не обижайтесь, конспирация, знаете ли… Есть такое правило: если что-то можно не сообщать, значит — сообщать не надо. Так надежнее.

— Я не баба, чтобы обижаться, — пробурчал Петр Иванович. — Что нам делать после двух часов?

— Вам следует прибыть на площадь Кирова и ждать меня. Это — центр города. По прибытии я поставлю перед группой задачу. Есть ли у вас какие-либо вопросы? — Денис вновь остановился.

— Нет. Все ясно, — отчеканил Петр Иванович. — Карта города у меня имеется.

— Ваши люди сыты? Не нуждаетесь ли вы в средствах?

— Спасибо за заботу, — казак усмехнулся и разгладил усы. — Нам выдали кое-какие деньги…

— Отлично, — Денис протянул руку мужчине. — Тогда — до скорой встречи. Очень приятно было с Вами пообщаться.

— Взаимно. До свидания, — ответил хорунжий и пошел по направлению к выходу.

22.08.2009. Краина, г. Херон, ул. Сенявина. 14.09

— Чего случилось?

Начальник был явно недоволен тем, что его беспокоят в выходной.

— Да тут такое дело, товарищ майор… — оперативный дежурный, постукивая пальцами по столу, недобро взглянул на младшего сержанта. — Тут рядом со мной инспектор Чалый. Он этой ночью на стационарном, на Двадцать пятом дежурил…

— Так почему он тогда не дома? — раздраженно буркнула трубка. — Натворили чего?

— Да нет, не натворили, — дежурных глубоко вздохнул. — А знаете, — вдруг решил он. — Пусть он Вам все сам лучше расскажет. Чтобы не играть в "испорченный телефон"…

— Ну, давай его…

Иван подошел к столу и взял трубку из рук начальника.

— Докладывает младший сержант Чалый… — начал он.

— Да хватит! — недовольно оборвала трубка. — Говори толком, быстро и четко.

— Есть. — Иван собрался с мыслями. — Вчера ночью я остановил "Икарус", судя по номерам, рымский. Само транспортное средство "пробил" — с ним все в порядке. Принадлежит одной рымской туристической компании. А вот пассажиры…

— Что — "пассажиры"?

— Да странными они мне показались, товарищ майор. — Иван облокотился на стол. — По документам — работники рымской республиканской прокуратуры, направлялись в Левицк на экскурсию…

— Так… Ну и что тут странного?

— Да все странное! — Сержант рубанул ладонью по воздуху. — Больше тридцати человек, и все мужики. Ни одной бабы! Как так? Они ответили, что решили, так сказать, мужской компанией, без женщин. Жен и детей не брали…

— Ну… Логично, по-моему…

— Вроде да… Но, понимаете, товарищ майор, какие-то они не такие. Все здоровые, как на подбор. Ни одного "очкарика" или жирного. И главное: удостоверения у них у всех — новенькие и блестящие, хотя некоторым на вид — под "сороковник"!

— Ну, это еще ничего не значит, — начальник "включился" в дискуссию. — "Ксивы" новенькие? Их заменить недавно всем могли. Централизованно. А то, что здоровые… Да кто его знает… Ты багажное отделение досмотрел?

— Да в том-то и дело, что — нет! — с досадой крикнул в трубку Иван. — Ну Вы сами поймите, товарищ майор! Прокуратура… Свои, вроде… Это потом я очень сильно пожалел, что не досмотрел…

— Когда "потом"?

— А сегодня днем. Вот в чем штука, товарищ майор. Я сегодня после дежурства поинтересовался у ребят, позвонил кое-кому из наших. Так вот: в ночь с четверга на пятницу, с двух до четырех, аж два автобуса были. И тоже — рымские. Якобы. Один — с работниками рымского МВД, на экскурсию в Керпатский заповедник, а другой — с военными, в Киян на переподготовку. И везде — та же картина. Спортивные мужики, баб — ни одной. И угадайте, обыскивали ли наши эти автобусы?

— Так… Это уже интересно…

— Это еще не интересно, товарищ майор, — Иван нервно взглянул на оперативного дежурного. — Интересно то, что сегодня я, так сказать, проявил инициативу и позвонил в Рым. Так вот: ни прокуратура, ни МВД никаких экскурсий никуда не отправляли. — Он сделал паузу. — Ну, а военные, ясное дело, передо мной отчитываться не станут. Но думается мне, товарищ майор, что это были такие же военные, как те — прокуроры и "менты"!

В трубке повисло долгое молчание. Оперативный дежурный выжидающе глядел на Ивана, стараясь по выражению его лица угадать ответ начальника.

— Ты вот, что, сержант…, - ответила, наконец, трубка. — Объявляю тебе благодарность за бдительность. Иди домой — отсыпайся. От следующего дежурства тебя освобождаю. За квартал премию хорошую получишь. Дай трубочку Дмитричу…

— Есть, товарищ майор.

Иван передал трубку дежурному и с удовлетворенным видом вышел из кабинета.

— Ну… Что думаешь? — хмуро поинтересовалась трубка.

— Да кто его знает… — неопределенно буркнул дежурный. — Ума не приложу, что это могло быть…

— Наркота?

— Что, и для этого — целый автобус "быков"?

— Ну мало ли… Хотя, вряд ли, конечно… А может, в Рыму ошиблись?

— Что — все сразу? И прокуроры, и "менты"? Ну, "менты" — еще может быть. Их там много. А прокуратура? Их же всего — ничего! Тем более, сержант однозначно заявляет: "ксивы" были именно республиканские, а не районные. Да их там — если человек пятьдесят наберется — и то хорошо. Они не знают о том, что, считай, вся прокуратура "свалила" на экскурсию?

— Маловероятно…

— Скорее, невероятно.

Трубка опять замолчала.

— Даже не знаю, что делать, Борис Витальевич, — задумчиво проговорил оперативный дежурный. — Сообщить?

— Куда?

— Ну, "ментам" нашим… — Дмитрич помедлил. — "СБК-шникам", может…

— С дуба рухнул? — гневно рявкнула трубка. — Во-первых, что мы им сообщим? Что у нас есть? Ну, проехали три автобуса. Ну, "ксивы" поддельные. И что? Оружие? Наркотики? Что там было? И было ли что-то?

— Это да…

— А во-вторых: угадай, о чем они нас перво-наперво спросят? А почему не досмотрели, если были подозрения? А?

— Это — как пить дать, — угрюмо подтвердил оперативный дежурный.

— То-то… Поэтому, прежде чем поднимать панику, надо хоть что-то иметь. А то — по шее получим все. И главное — вполне может статься, что зазря.

— Но делать-то что-то надо?

— Конечно надо. Мы и сделаем. — Голос в трубке из дружественного трансформировался в начальственно-командный. — Эту всю историю пока держи при себе. И сержанту этому тоже скажи, чтоб не трепался… Передай всем постам мой приказ: тщательно досматривать все проезжающие через город автобусы. Тщательно, слышишь! И не взирая ни на какие удостоверения! И перед началом досмотра — докладывать на центральный пульт. Понял?

— Есть, товарищ майор, — ответил Дмитрич.

— Ну все, выполняй. А ежели что — сразу звони мне.

— Слушаюсь.

Оперативный дежурный повесил трубку и быстро вышел из кабинета, надевая на ходу фуражку.

22.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Ивана Богуна. 22:43

Ланевский неспешно прохаживался по грязному, устеленному светлым линолеумом, полу. В большой, с оштукатуренными стенами комнате было светло. Горели сразу три мощных "переноски", прикрепленных к потолку. Деревянные, недавно установленные окна были наглухо закрыты плотной тканью, не пропускающей свет. В углу стояло большое корыто, в котором рабочие, надо полагать, несколько месяцев назад месили раствор. Дом был достаточно большим, хотя и одноэтажным. Судя удобной планировке, бывшие хозяева строили его, что называется, для себя. И, собственно говоря, почти достроили.

Но то ли всепроникающий кризис мощно ударил по карману успешного предпринимателя, то ли уволенный за взятку чиновник вынужден был оплачивать адвоката, то ли еще что… Так или иначе, хозяева продали дом таким, каким успели сделать.

Двери и оконные блоки, гараж, сантехника, вода, — все это было. Но внутренняя отделка осталась незаконченной. Стены кое-где оставались нештукатуреными. Света и газа не было. Как и мебели. Когда Ланевский пришел сюда неделю назад, то обнаружил только несколько столов и стульев, а также сваленные в углу самой просторной комнаты матрацы и маленькие подушки.

По мере того, как прибывали "гости", в доме становилось веселее. Образно говоря, конечно… Все требования маскировки были соблюдены. На улицу, подышать свежим воздухом, выходили только ночью, и не более трех человек. Никто из соседей не должен был догадаться, что уже к пятнице в доме скопилось двадцать шесть человек. Тогда бы все пропало. Впрочем, приезжавшие люди были серьезные, как на подбор. Никому из них не надо было объяснять суть и смысл их положения.

Коротали время за просмотром телевизора и игрой в карты. Вопросов никто не задавал. Все просто ждали. Прекрасно знали: когда будет надо, командир все скажет.

В город выезжал только Ланевский. Встречал новых "гостей", покупал еду и обмундирование для своих людей, новые диски с фильмами. В четверг даже привез водки. Разрешил выпить немного, для разрядки. А сегодня прибыл с грузом. Заехал в гараж, плотно закрыл ворота и приказал своим людям разгрузить своего "Дельфина", которого он также обнаружил в гараже по прибытии со всеми документами.

И вот сейчас он, полностью готовый к выступлению, наблюдал приготовления своих подчиненных. Здоровенный детина по кличке Казак, одетый в новенькую черную форму, как, впрочем, и все присутствующие, неторопливо снаряжал ленту "АГС". Ян, веселый москвич, бывший контрактник Кошевого, на свою беду быстрее всех подготовившийся, теперь занимался тем, что заправлял запасные рожки для всего отряда. Матюгнулся, вскрыл второй цинк… Петя, снайпер от Бога, в принципе был готов. Сидел на маленькой табуретке и возился с оптическим прицелом. Кардан, тоже бывший "контрабас", ласково протирал "РПК", с которым оттрубил всю вторую кампанию на Кавказе.

"Приятно работать с такой командой", — подумал капитан, наблюдая, как армавирец Сергей крепит к своему "калашу" "подствольник".

— Витек, — обратился он к лысому мужчине, полностью экипированному и уже успевшему, в отличие от других, не только надеть разгрузку, но и повязать на руку повязку, а черный платок — на шею. — Еще раз просмотри "трехкилометровки", что я сегодня привез.

— Есть! — коротко ответил тот.

— Руслан, — Ланевский подошел к единственному в комнате мужчине в обычной гражданской одежде, джинсах и футболке и жилеткой. — Давай еще раз пройдемся по маршруту.

Тот, устало вздохнув, подошел с висящей на стене большой карте Кировогорской области.

— Значит так… Выезжаем на Е-51. Идем по ней мимо Великой Вуски, Оликсандровки… — он вел по карте обратной стороной невесть откуда взявшегося в его руке карандаша, — Хмельного, Новониколаевки… За Новомурманском сворачиваем на Т-1214. Проезжаем Непелийку, Подвесков, Перегонный и Голованивск. Через километр за ним — поворот на Р-07. Пятнадцать километров идем по ней. За Великими Троянами оказываемся на Т-0208. Проходим мимо Таежного, Хворостовки и — через Гайсокол. Не доезжаем километра до Станового. Наша точка.

"Наша точка", — мысленно повторил капитан.

Час назад он поставил своей группе задачу. Бойцы выслушали внимательно и подробностями интересоваться не стали. Не та порода. Лишь серьезный и молчаливый Акимыч, майор-"погранец" и старый товарищ Ланевского, уволившийся "из рядов" еще в конце девяностых, разглядывая карту, негромко спросил командира.

— Слушай, Дмитрий Петрович. Так они же нас через Осиповку с тыла обойдут.

— Могут, — подтвердил командир. — Но ты принимай во внимание все обстоятельства. Во-первых, пока они поймут, в чем суть да дело, пройдет часов пять. Никак не меньше. "Менты" на нас не попрут. Я в этом вопросе согласен с нашим временным командованием. Не мне тебе объяснять: "менты" в атаку ходить не любят, да и не приучены они к этому. Плюс — силы и средства наши им неизвестны. Может быть, попробуют наскоком. Мы им, естественно, покажем, с кем они имеют дело. Сообразят, что против них не "шушера" уголовная, а опытное умелое подразделение. Решат: "Да ну их в баню. Пусть "вояки" разбираются". А "вояки" — сам знаешь… Пока то, пока се… — капитан махнул рукой.

— Это — да… — подтвердил Акимыч.

— Да и к тому же, ты не забывай. Задача у нас — держать трассу до двенадцати дня. А если будут давить серьезно — сказали четко: людей не подставляй, за каждый метр земли зубами не цепляйся. Отходи по плану. Или, если уж совсем зажмут, сдавайся. Ну что ж… И сдадимся. Свирепствовать не будем. Своя ж земля, и люди свои, в общем-то…

— А что должно произойти в двенадцать? — полоснув хитрым взглядом по командиру, спросил ветеран.

— Ой, любопытный ты, Акимыч, — рассмеялся Ланевский. — Так я тебе все и сказал… Да, если честно, не знаю я. Оно, конечно, ничего хорошего, что не знаю… Надо бы знать. Но — что делать? Специфика, так сказать, обстановки. Сказали только, мол, "друзья к вам подъехать должны"…

— Друзья в таком деле — это хорошо, — крякнул собеседник, повернулся и побрел в соседнюю комнату за своим обмундированием.

Капитан проводил ветерана долгим взглядом и начал осмотр своего личного оружия…

— Навигатор проверял? Пашет, как полагается? — скорее для порядка спросил командир у Руслана.

Он был доволен четким ответом "водителя".

— Не извольте беспокоиться, — беспечно ответил старый ветеран, единственный из присутствующих, которому "посчастливилось" захватить даже малюсенький кусочек "Афгана".

— Напоминаю! — громко сказал Ланевский. — Задержание местным ГАИ для нас неприемлемо. В случае чего — работаем на поражение. Всем быть готовыми к боестолкновению. И еще…Всем сходить в сортир. В ближайшие три часа останавливаться не будем.

Капитан подошел к Ярику, молодому, но уже успевшему многое повидать на своем веку парнишке, которого он пригласил в качестве специалиста по связи, и начал наблюдать за его работой. Тот что-то колдовал над сложенными в ряд на столе аккуратными и красивыми устройствами связи, с которыми Ланевскому еще никогда не приходилось сталкиваться.

— Сложностей в работе не возникнет? — недоверчиво поинтересовался командир.

— Нет, что Вы… — добродушно возразил связист. — Они простые. Я в автобусе объясню…

— Ну-ну… — пробурчал Ланевский. — Серега! — он обернулся к закуривающему бойцу. — Иди, смени Хряща. Через полчаса выезжаем…

22.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Октябрьской революции. 23:41

Петрович не спеша свернул на развязку, выехал на проспект Винниченко и начал набирать скорость. Родная, казалось, буквально органически сросшаяся с хозяином, старенькая залатанная и перелатанная "пятерка" послушно следовала командам водителя. Как пожилой капитан, избороздивший сотни морей, своим телом, каждой его клеточкой чувствует свой устаревший, но проверенный корабль, так и Петрович ощущал свою колымагу, над которой давно посмеивались мужики. Правда, больше промеж собой. Петровича они уважали и обижать не хотели.

Новенькая, блестящая красная "пятерка" досталась ему году этак в восемьдесят… Да, память — ни к черту стала. И то не удивительно. Не мальчик уж. Седьмой десяток недавно разменял. Здоровье, впрочем, не подводит, слава Богу. По нынешним временам болеть больно дорого стало, а помирать и того дороже…

Так вот, "пятерка"… Ему, рабочему ремзавода им. Таратуты, передовику производства и рационализатору, тогда завидовал весь цех. Месяц ходил он по городу, светясь от счастья. Еще бы! Такая удача привалила. Прямо таки неправдоподобная удача. На их предприятии машины получило человек десять, причем из них восемь — инженеры и всякие там другие начальники.

Петровичу, собственно говоря, этой машины и не хватало для того, чтобы он мог чувствовать себя счастливым человеком. А что еще надо? Остальное все есть. Жена, какая никакая, но любимая и любящая, сын, из которого вроде бы даже мог получиться какой-нибудь толк, дом добротный, кирпичный, на окраине города со своим участком. В обществе — уважаемый человек, "рабочий класс", носитель власти…

Да… Это было до того, как все полетело к нехорошей маме. Вздыбился мир, завертелся, перевернулся с ног на голову. Петрович, работящий и не сильно пьющий русский мужик, рабочая косточка, вдруг с удивлением обнаружил, что живет он уже не в понятном и любимом Союзе, семье народов, а в вольной и независимой Краине, которой он не то чтобы очень и нужен. Правда, думал он иногда, ему еще повезло. Краина — земля российская, православная… А других, таких же как и он сам русских людей, в свое время отправившихся в далекие края помогать братским народам строить свою промышленность и науку, просто резали. Резали как свиней, от уха до уха. Резали те же самые люди, которые еще вчера произносили слова о "дружбе между народами" и угодливо заглядывали в глаза власть имущим. Упас Бог о такой участи. И на том — спасибо…

Кировогорск — город, по сути, русский, рабочий… Даже никаких намеков на национальный вопрос никогда не возникало. Да только легче ли от этого?! Может, если б и возник — оно и лучше бы было? Так понятнее. Так проще. Так ты хотя бы понимаешь, за что тебя ненавидит свое же государство. И в чем же, собственно, твоя вина. А так… Ходили люди неприкаянные и спрашивали друг у друга: "А что, значит, не так мы жизнь прожили, а? А делать то теперь чего?"

Резко, без передыха после долгого семидесятилетнего "неправильного" пути, разворачивалась вокруг новая жизнь. Как грибы после дождя стали появляться ларьки, рестораны, магазины, казино… Здоровые наглые коротко стриженые новые хозяева жизни презрительно поглядывали на бывший "рабочий класс" из окон своих умопомрачительно дорогих автомобилей. Слова "рабочий" и "инженер", раньше звучавшие гордо, стали синонимами слов "нищий" и "неудачник".

Производственный процесс на заводе развалился так быстро, что Петрович невольно ловил себя на мысли о том, что таких результатов не смогла бы достичь ни одна вражеская бомбежка. Его, как и тысячи таких же честных работяг, отдавших жизнь своему предприятию, выкинули на улицу как ненужный хлам.

Жаловаться было не кому и не на что. Одно слово: "реформы". Началась нищета. Да-да, самая что ни на есть нищета. По-другому и не назовешь. Чуть-чуть до голода не дошли, самую малость… Перебивались с хлеба на макароны. Мяса первое время месяцами не едали. О других излишествах и речи не шло.

Эх, если бы не особенности народного характера… Это — у русского человека в душе, или на генетическом уровне, так что ли… Наученный столетиями горького опыта, он никогда не надеется на свое государство, постоянно предающее его. Перепадет что-нибудь от него, от государства, то есть — и ладушки. А нет, ну и фиг с вами! Не трогайте только, не мешайте. Сами проживем…

Вот и стали выживать, кто как мог. Работали на земле всей семьей, разводили птицу. Одно время даже корова была. Пришлось отказаться. Кормить больно хлопотно. Не деревня все ж таки…

А главное — "бомбил" Петрович. Постоянно. И место у него свое было — площадь Хмельницкого. Ага, именно что "свое место". Петрович за него каждый месяц исправно "отстегивал" бригадиру, из своих, таксистов. А тот в свою очередь, передавал их бандитам, "крышевавшим" эту территорию.

Платить, кстати, приходилось по-божески. В этот год, к примеру, такса — сто рублей в месяц. Жалко, конечно, но что поделать? Такая система работала годами. Существовала она и сейчас. С той лишь разницей, что бывшие "уркаши", рэкетиры и убийцы, словом, выродки и отбросы рода человеческого, постепенно отрастили волосы, сменили кожаные короткие куртки на стильные деловые костюмы и стали порядочными предпринимателями. Строили цеха, жилые дома, магазины, помогали интернатам, не скупились на церковь. Но налоги с трассовских шлюх, таксистов и мелких лавочников все еще собирали.

"Скорее, по привычке", — думал Петрович…

Им давно не делали погоды жалкие гроши, получаемые от работяг. Они ворочали миллионами и миллиардами. Но все же кровушку рабочего класса сосать продолжали. Кто знает, может, кровь эта с привкусом нищеты, горя и отчаяния, уже была для них каким-то наркотическим отваром, без которого жизнь не казалась полной и красочной. А может, просто чувствовали, что заниматься этим пока можно. Пока за это не стреляют и не везут на лесоповал, туда, где кисти рук вскоре приобретают форму топора или рукояти пилы "Дружба", и со временем начинаешь сходить с ума или молить о смерти как об избавлении.

Если бы не его "пятерка"! Кормилица! Именно она не дала семье вконец опустить руки, приносила хоть какие-то деньги в дом. Считай, она обучила сына в институте и отправила его в Киян, за лучшей жизнью. Он и женился там, не на местной, правда. На такой же, как и он сам, "путешественнице". Ничего, живут, квартиру снимают… Работа у сына хорошая, надежная. Даже по нынешним временам не выгнали.

А как сын уехал, ему с женой и совсем терпимо стало. Шли годы, жизнь потихоньку налаживалась. С горем пополам, стали платить пенсию. И даже подняли оную до того уровня, когда человек, живя на нее, мог хотя бы не подохнуть с голоду. Сын встал на ноги, помощи больше не просил. Петрович с женой хозяйствовали потихоньку, живность кое-какую так же держали, исправно огород обрабатывали. Так что картошка, овощи да фрукты-ягоды были свои. А много ли им надо?

Петрович сам ухаживал за своей "пятеркой", холил ее и лелеял. Она отвечала ему взаимностью. Не "брыкалась", не ломалась, а, словно старая добрая крестьянская лошадь, всю свою жизнь покорно тянувшая, то плуг, то телегу, преданно смотрела на Петровича своими потускневшими от времени передними фарами…

Петрович аккуратно припарковался невдалеке от серой "многоэтажки" с кричащей вывеской над пристройкой у первых двух этажей: "Казино. Ночной клуб. Best".

На площади народу практически не было. Только пустая 134-я маршрутка, гостеприимно распахнув двери, стояла на остановке.

Но ничего… Кировогорск, конечно, не Нью-Йорк. Но Петрович по опыту знал: за ночь хотя бы пара пассажиров — но будет. Загулявшие мужики, сорокалетние бабы, засидевшиеся в ресторане с подругами, подвыпившие компании, вдруг захотевшие попариться, и желательно не одни. С таких можно смело по ночному времени и пятьдесят рублей брать. Или сорок, "на "крайняк…" Глядишь — рублей сто в кармане. А чего? Петровичу последние месяцы по ночам все равно не спится. Старость, видно наступает…

Он захлопнул дверь и, подойдя к группе мужчин, пьющих кофе из одноразовых пластиковых стаканчиков и наблюдающих за партией в нарды, разыгрывающейся тут же на капоте белой "шестерки", поздоровался. С кем за руку, кого так поприветствовал.

— Слышь, Петрович, я к тебе завтра заеду? — лениво спросил сонный пузатый мужик, не отрывая взгляд от игры. — Че-то мне кажется, "движок" у меня барахлит.

— Давай, заезжай… Кто последний то?

— За мной будешь, — ответил коротко стриженый загорелый таксист, прикуривая.

Петрович облокотился на машину и стал наблюдать за партией. Прошел час. Таксисты постепенно разъезжались, отвозя пассажиров в разные точки города, и вновь возвращались. Площадь стала и вовсе пустынной, перестали ходить последние маршрутки. Несколько таксистов, попрощавшись, уехали отсыпаться, чтобы завтра вновь "сесть за баранку". Загорелый таксист тоже подал Петровичу руку и повез жирную тетку на Черемушки, где и сам жил.

— Мужики, кто работает?

Высокий худощавый мужчина в джинсах, черной футболке, с бутылкой пива в руках и сумкой через плечо стоял возле машин. По виду он был навеселе, но себя контролировал.

— Поехали, — дружелюбно ответил Петрович, подходя к своей "пятерке".

— На Некрасовку сколько возьмешь? — поинтересовался тот, залезая на заднее сиденье.

— А чего ты? — удивленно спросил Петрович. — Садись вперед, если хочешь…

— Да ладно! Где сел, там и сел. Поехали лучше. Так сколько?

— Ну, тридцать пять…

— Тридцать.

— Пойдет, — помолчав для приличия, ответил Петрович. Днем за такой маршрут красная цена — "двадцатка".

Он повернул ключ зажигания и плавно тронулся с места.

Проехал по пустынной улице Декабристов. Пассажир затих, молча глядел в окно. К пиву почему-то больше не притрагивался. Петрович повернул налево, на Шевченко.

— Слышь, мужик, тормози-ка на минутку, товарища подберем, — послышалось с заднего сиденья.

Петрович остановил машину возле стадиона "Зорька".

"Странно, — подумал он, — кого тут подбирать. Темнотища…".

В затылок уперлось что-то твердое и холодное. Петрович замер. Сильная рука взяла его сзади за шиворот.

— Тише, мужик. Не балуй, — прошипел сзади ледяной голос.

23.08.2009. 00:37

— Ну что, Аякс. Давай заканчивать разговор. Скоро будет заблокирована связь. Так что ты подумай сейчас хорошенько, все ли ты сказал мне? А я минутку подумаю, все ли я сказал тебе…

— Нет, Учитель. Мне вроде бы больше нечего тебе сказать…

— Вроде бы?

— Точно. Нечего.

— Я тоже ничего не упустил.

— Послушай, Учитель, А можно личный вопрос?

— Давай. Пара минут у нас еще есть.

— Скажи, а ты веришь в Бога.

— Верю. Почему ты спрашиваешь?

— Тебе не страшно делать то, что ты делаешь?

— Знаешь, Аякс… Вот такая тебе история… Внук Мухаммеда Хасан Али сражался с неверными на поле боя, и побеждал многих воинов. Однажды, в очередном сражении, он занес руку для удара. Но "неверный" плюнул в него. Тогда Али отбросил свой меч и отказался его убивать.

— И почему же он это сделал?

— Он сказал, что поступил так потому, что знал, что когда тот человек плюнул в него, он рассердился. И он сражался уже не за Аллаха, а ради удовлетворения своего гнева. И если бы он убил того "неверного" по злобе, а не из чувства справедливости, в Судный день он предстал бы перед Аллахом убийцей.

— И в чем же "мораль басни"?

— Она проста, дорогой мой верный Аякс. Человек, если постарается, может обмануть кого угодно. Любого человека или даже прибор. Но себя самого он не обманет никогда. Ты можешь рассказывать людям любые сказки, но сам-то ты знаешь, что — правда, а что — нет. Только ты знаешь, почему ты убиваешь людей. Защищаешь ли ты Родину или зарабатываешь деньги или делаешь себе карьеру. Подумай над этим…

— Пожелай мне удачи, Учитель.

— Удачи тебе, Аякс. Удачи всем нам.

21.09.2008. Ферма. 10:16

Денис подскочил на постели.

"Странно".

Он с полсекунды соображал, с чего это вдруг проснулся. Плохих снов, вроде, не снилось. Ну да, "внутренний будильник" сработал…

А чего б ему не сработать? Год просыпался в одно и то же время. Правда, раз в неделю выходной давали. Да только этот выходной — одно название. Сиди себе в "номере", или иди в "телик" пялиться в комнату отдыха, да в карты "резаться". Одно хорошо: хоть поспать можно было подольше. Правда, последние месяцы Денис и в выходной подскакивал в семь пятьдесят. Потом снова пытался заснуть.

"Ах да… Все, финиш…" — вспомнил курсант.

И действительно, обучение подошло к концу. Это начало чувствоваться еще с месяц назад. Занятия по оперативной подготовке стали жестче, преподаватели — требовательнее, будто проверяли, чему удалось научить воспитанников. Лекции Учитель практически прекратил. В основном практиковались на конкретной территории, которая была взята за основу с самого начала. Карты, планы, листовки, оружие…

Курсант, простонав, рухнул на подушку, закрыл одеялом лицо и попытался заснуть. Он был несказанно рад тому, что подготовка была завершена. Безумно хотелось в дело, испытать свои силы, разыграть свою партию…

"Шестнадцатый, через 20 минут прибыть в помещение N5. Повторяю: Шестнадцатый, через 20 минут прибыть в помещение N5", — проговорила колонка.

Денис подскочил и начал быстро умываться. До зала, где преподавалась специальность, было топать минут десять. Можно, конечно, и пробежаться. Да только потом то же время будешь дыхание в порядок приводить. А вдруг там что-то важное? Какая-то задача, решение которой потребует полного спокойствия и сосредоточенности. От Учителя всего ожидать можно… Нет уж, лучше быстро привести себя в порядок и спокойным прогулочным шагом дойти до места.

Давненько его не вызывали отдельно от других. Хотя, бывало, конечно… К врачу водили зачем-то. Он там что-то высвечивал, засунув Дениса в какую-то камеру, похожую на большого диаметра трубу из какого-то фантастического фильма. Пару-тройку раз с ним психолог беседовал. Вернее, весьма симпатичная женщина средних лет в очках психологом не представлялась, но Денис же — не дурак… Про родителей спрашивала, про отношения с девушками. Курсант, хоть психологам не очень верил, отвечал серьезно, не "выеживался". Надо же понятие иметь! У всех своя работа. Бывало, и Учитель вызывал, отдельно от других. Беседы разные вел. Присматривался, наверное…

Денис подошел к уже успевшей за год осточертеть металлической двери, опустил ручку вниз, с силой потянул ее на себя и вошел внутрь. В зале было все — как обычно. Мебель, книги, карты… Не похоже было, чтобы педагогический процесс сворачивался.

Прямо в центре зала по своему обыкновению сидел Учитель. Он удобно расположился в кресле и читал какие-то документы, подшитые в белую пластиковую папку. Денис, не спеша, подошел, взял металлический стул, поставил его напротив Учителя, и сел. Тот пару минут не обращал на вошедшего никакого внимания.

— Хочешь удостоверение свое посмотреть? — в своей обычной манере, ни с того, ни с сего, спросил Учитель и кинул Денису красную корочку.

Курсант раскрыл документ.

"Фотография старая. А разве не в форме надо на "ксиву" фотографироваться?"

— Посмотрел? — спросила через полминуты маска. — А теперь — давай сюда. Тебе оно ни к чему. Будет храниться в личном деле.

Только теперь Денис обратил внимание на стоящие слева от Учителя несколько архивных коробов, судя по всему, заполненными какими-то бумагами.

"Наши личные дела", — логично предположил курсант.

С правой стороны на столе были сложены несколько стопок белых тонких папок, таких же, какую сейчас внимательно читал Учитель.

Тот вдруг резко захлопнул папку, положил ее на стол, поближе к себе, и весело сообщил:

— Поздравляю тебя, Шестнадцатый. Ты — младший командир.

— Благодарю за доверие, Учитель, — уверенно ответил Денис.

А душа радостно пела: "Достоин, достоин…". Честолюбие ведь еще никто не отменял.

— Не за что, — легко ответила маска. — Тебе интересно, почему ты стал младшим командиром и, так сказать, возвысился над массой?

— Было бы любопытно… — Денису и вправду было очень интересно.

— Потому что ты немного умнее остальных, немного жестче остальных, и немного шире мыслишь, чем остальные.

— Понятно.

— А хочешь знать, почему ты не стал старшим командиром?

— Еще более любопытно. — Денис, не отрываясь, смотрел на маску.

— Потому что ты не достаточно умный, недостаточно жесткий и недостаточно широко мыслишь.

— Да… Мог бы и не спрашивать… — ухмыльнулся курсант.

— На днях ты покидаешь "Ферму" и выезжаешь на свою землю, — с плеча рубанул Учитель.

Денис от такой новости даже слегка отпрянул. В зале повисла долгая тишина.

— Ни о чем не хочешь меня спросить? — поинтересовалась маска.

— Ни фига себе! Конечно, хочу, — ошарашено ответил курсант. — Для начала, где будет моя "земля"?

Учитель, не произнеся ни слова, подошел к карте и уверенно ткнул указкой в определенную точку.

— Не так плохо… — после короткого раздумья, сказал Денис. — А сколько ты даешь мне людей?

— Троих.

— Троих? На всю "землю"? — курсант умоляюще посмотрел на Учителя. — Да ты чего! Совесть у тебя есть?!

— Не паникую, — спокойно ответила маска. — И не плачь. Тебе этого вполне достаточно. Вполне достаточно…

— Но регион-то приграничный…

— Да ладно тебе! "Приграничный…" Тебе эту границу все равно не защищать. У тебя — иные задачи.

— Другим, небось, по пять-шесть "отслюнявил"… — обиженно пробубнил курсант.

— И десять некоторым, — подтвердил Учитель. — Но у тебя, по сравнению с ними, "земля" несложная. Уж ты мне поверь. И все. Вопрос закрыт. Кстати, тебе как младшему командиру полагается псевдоним для нашей операции.

— А другим не полагается? — поинтересовался Денис.

— Нет.

— Почему?

— Да потому, что только командиры имеют право выходить со мною на прямую связь. И еще заместители в случае выхода из строя командиров. "Зама" себе сам назначишь и меня о своем решении известишь. Остальных я, образно говоря, вообще не знаю. Они для меня — не существуют. Они — лишь ваша команда. И за них отвечаете только вы — командиры.

— Да, я все понимаю, — рассеянно проговорил Денис. — Ну — обрадуй.

— Аякс. Так я теперь тебя буду звать.

— А что: мне нравится, — удовлетворенно заметил Денис. — Только не пойму. Это — в честь футбольного клуба или "Иллиады"?

— Много будешь знать — скоро состаришься, — насмешливо обронил Учитель, кидая курсанту папку. — На вот, изучай. Полная инструкция. Распишешься. Времени тебе — восемь часов. Свободен.

Курсант поднялся и медленно пошел к выходу, но через несколько шагов остановился и повернулся к собеседнику.

— Учитель… — начал он, немного неуверенно, будто стараясь подобрать нужные слова. — Я хочу спросить тебя… Ни ты, ни кто-либо другой никогда нам об этом не говорили… И я не знаю — почему… Учитель: что мне делать, если я попадусь?

— Что, хочешь ампулу с ядом? — насмешливо проговорил тот, подливая себе в пиалу чаю из своего неизменного чайничка с плетеной ручкой.

— Я не знаю… — неуверенно ответил тот.

— Не надейся, — Учитель встал с кресла и вплотную подошел к Денису. — Никакой ампулы тебе никто не даст. Старшие товарищи мне рассказывали, что если такое когда-то и существовало, то никто этого уже не помнит. Во время войны, разве что… Почему — интересуешься?

— Интересуюсь… — осторожно подтвердил курсант.

— Нет никакой гарантии, что ты ее примешь. А вот если у тебя ее найдут при обыске, это — хоть и косвенное, но доказательство твоей связи со спецслужбами. Кроме того, даже если примешь и умрешь, все равно получается плохо. Вскрытие покажет отравление ядом, который в домашних условиях не сделаешь. "Плохой" яд тебе давать, сам понимаешь, смысла нет. Можешь и самостоятельно приготовить. Результаты вскрытия, к слову сказать, опять же будут косвенным доказательством.

— Так что же мне все-таки делать в случае "провала"? — уже увереннее спросил Денис.

— Что тебе делать? — Учитель медленно обвел курсанта взглядом с ног до головы. — Я не знаю, что тебе сказать, Шестнадцатый… Если хватит мужества — застрелись или выбросись из окна. Не хватит — тебя здесь никто не осудит. Это только в книгах да фильмах народ толпами яд жрет при аресте. В реальности — жизнь она — одна. И каждому хочется пожить, если он, конечно, психически нормальный человек… Так что никто от тебя ничего не требует. Действуй по обстоятельствам.

— Но скажи, хоть примерно, что меня ожидает в случае ареста?

Курсант не просил, а скорее требовал. Глаза его блестели, зубы были стиснуты, сердце колотилось, ладони вспотели. Ему впервые за долгое время почему-то стало по-настоящему страшно.

— Ничего особенного не будет… Накачают специальными химическими средствами и выведают все, что ты знаешь. А поскольку ничего ты особенного не знаешь…

Денис внутренне согласился. Пожалуй, что он действительно не обладал сколь-нибудь ценной информацией для противника. Никаких, ровно никаких имен он не знал. Ни одного имени за весь год! Более того, он даже представления не имел, где расположено место, в котором он сейчас находился. Положа руку на сердце, курсант вообще не мог дать гарантии, что люди, с которыми он имел дело последнее время — те, за кого себя выдают.

И что же он мог рассказать противнику, даже под "химией"? Что год назад в его родном городе к нему подошел человек, и они говорили? "Имя!" Не знаю… Потом он позвонил по номеру и сказал, что согласен. "Номер!". Ну, помню пять цифр. Что толку? Его наверняка уже не существует. В своем почтовом ящике в тот же день обнаружил письмо с инструкциями. "Где оно?" Сжег, следуя той же инструкции… Что потом он приехал в Москву, сел в черную машину, и его в бессознательном состоянии доставили на объект "Ферма"? "Где он находится?" Понятия не имею. Где-то в европейской части страны… И там из него готовили диверсанта какие-то люди. "Имена, фамилии, особые приметы!". Не знаю… Люди как люди. Разные люди… Похоже на бред сумасшедшего. Ничего… Никаких доказательств его связи со спецслужбами… И они, почти наверняка сразу от него откажутся…

— ….а мы, естественно, сразу от тебя откажемся, — продолжал Учитель, — то тебя в лучшем случае посадят за подготовку вооруженного мятежа, и следующие лет двадцать я о тебе ничего не услышу. А в худшем случае, особенно если попадешься американцам, а не местным, что маловероятно, тебя просто "грохнут" по-тихому и закопают где-нибудь в лесочке. И, как ты уже догадался, я опять же о тебе ничего не услышу. А мне, честно говоря, хотелось бы еще раз услышать твой голос. Так что, не попадайся, Шестнадцатый. Не попадайся…

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. Цеховой пер. 00:51

— Не попадайтесь, пацаны, — глядя поочередно в глаза друзьям, сказал Денис. — Только не попадайтесь. В случае провала действуйте по оговоренному плану. Я на вас надеюсь.

Парни стояли, повернувшись друг к другу лицом, у открытых настежь складских ворот. Одинаковая черная форма, нарукавные повязки, платки на шеях. Спокойные и решительные лица. У всех на поясе — кобура со "Стечкиным" и рации. На Кошаке — разгрузка и автомат.

Командир только сейчас вдруг подумал, как изменились они все за последние два года. Как круто поменялась их жизнь! Удивительным было то, что он словно и не замечал этого раньше. Все это время, проведенное в Кировогорске, ему и в голову не приходила мысль, что он, они все, стали другими людьми. Словно и не было раньше этих парней на Земле. Не рождались они, не росли в родительской любви и ласке, не учились и не работали. Не было этого всего. Денис и эти черные бойцы появились на свет на объекте "Ферма". И другой жизни у них не было. Никогда. Так ему казалось сейчас. И, наверное, так и должно было быть…

— Ты "маяки" развесил? — на всякий случай поинтересовался командир у Левы.

Тот удивленно и слегка раздраженно посмотрел на командира.

— Просто глупо будет, если из-за такой фигни все сорвется… — словно оправдываясь, пробурчал командир. — Как там Рымский отряд и "Сцилла"? Замечаний нет?

— Все в порядке, — Лева поправил нарукавную повязку "Краинского народного фронта". — Оружие получили. Как ты и приказал, я им особо ни в чем не отказывал.

— Мне отзвонился командир "Сциллы", — сообщил Денис. — У них все по плану.

— Расслабься, командир, — Кошак похлопал его по плечу, поправляя автомат на плече. — Мы слишком долго готовились, чтобы все теперь сорвалось. Так не бывает, — и он улыбнулся своей коронной кошачьей, не обнажающей зубов улыбкой.

Парни улыбнулись, глядя друг на друга. Денис не сомневался ни в одном из них. Хорошая, спаянная команда. Сейчас, про прошествии почти года совместной работы, он мог сделать уверенный вывод о том, что с людьми ему повезло. Крепкие ребята, отлично подготовленные, психологически устойчивые. С такими можно горы свернуть…

— Протупил, — вдруг упавшим голосом выдавил командир.

— Чего? — вскинулся Червонец.

— Протупил, блин, — повторил Денис. — Как же так…

— Да чего случилось-то? — не выдержал на сей раз Кошак.

Денис поднял на товарищей виноватые глаза.

— Я не спросил у командира рымской группы, на каком они транспортном средстве.

— Синяя "Газель", — беспечно бросил Лева. — Таких в городе почти нет. Не ошибешься.

— А ты откуда… — удивился командир, но тут же понял, — а… ты же им сегодня оружие выдавал…

— Нервный ты стал, товарищ, — иронизировал Червонец. — Отдохнуть бы тебе.

— Фух… — Денис вытер лицо ладонью. — А вот прикиньте теперь, чего бы нам могла стоить моя глупость?

— Такой вот ты… — закатил глаза Лева.

— Вот такой вот я, блин, идиот, — раздраженно скрипнул Денис.

— Да ладно тебе, — попытался успокоить товарища Кошак. — Они же нас рядом с площадью ждать будут, так? Ну и много, ты думаешь, так в это время будет стоять автобусов? Нашли бы, по любому…

Оперативник растер лицо ладонями и посмотрел на часы.

— Кто у нас в начале?

— Первая, Двадцать третья и Восьмая. Самые лучшие, — ответил Червонец, мельком заглянув в бумаги на планшете.

Денис покивал головой и огляделся по сторонам, будто проверяя, все ли на месте и нет ли в окружающих предметах ничего лишнего. Чего то, чему здесь быть не положено. Действие это не имело никакого смысла, просто сработало подсознание. Стремление к совершенству, к тому, чтобы все получилось идеально.

"Лучшее — враг хорошего", — всплыла в голове в командира чья-то умная мысль, подцепленная мимоходом на жизненном пути, словно веселый примечательный сувенир, и записанная в память.

Денис каждой клеточкой своего тела осознавал, что наступил "момент истины". От него сейчас зависело уже немногое. Теперь он был словно инженером, потратившим годы на создание автомобиля, и теперь стоящего и безучастно наблюдающего за тем, как водитель-испытатель садится за руль и запускает двигатель.

Все, что они все могли теперь сделать — работать четко и слаженно согласно разработанному плану. Промедление могло сбить график операции. А это — чревато тяжкими последствиями. Если группы не получат вовремя оружие, то они не выйдут в назначенное время на позиции. Восстание начнется не одновременно. Будет потерян эффект внезапности. А это — с высокой долей вероятности — провал.

— Ладно, господа. Все по местам, — скомандовал Денис.

Лева и Червонец сорвались с места и побежали внутрь ангара. Кошак сделал несколько шагов назад и оказался в тени.

Командир отошел немного в сторону и сделал то, чего не делал очень давно. Он еле слышно, одними губами зашептал.

"Отец наш небесный! Да святится имя твое, да будет царствие твое, да будет воля твоя…".

В ворота медленно въехал черный микроавтобус….

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Шевченко. 00:54

— Э-эй, мужик, ты чего… — Петрович положил дрожащие руки на руль.

— Тихо сиди, я сказал, — пассажир слегка потянул воротник рубашки на себя и нажал стволом револьвера на затылок водителя.

— Да ты чего? — Петрович тяжело дышал. — Бери, что хочешь… Вот, — он достал из кармана брюк двадцать рублей, — все что есть. Пустой я, клянусь… Час всего работаю…

— Мне твои деньги не нужны. Телефон давай, — уже спокойнее ответил мужик.

— Слышь, парень, не отбирай машину только. Клянусь, ей только и кормлюсь…

— Не жалоби меня, — отрезал тот, принимая старенькую трубку и выключая ее. — А слушай лучше. Сейчас мы дождемся моего друга, а потом еще двоих заберем. Тут недалеко. Отвезешь нас на Балашовку. Там возьмем кое-чего. Потом — на Ковалевский мост. Ясно?

— Ясно, ясно, — торопливо ответил Петрович. — А потом отпустишь? Я в "ментовку" не побегу, клянусь. Мне проблемы не нужны…

— Можешь бежать, — неопределенно хмыкнул пассажир. — Сделаешь все как надо — отпущу, еще и денег дам. Пятьсот рублей. Но если вздумаешь заниматься ерундой, — его голос вдруг сорвался на озлобленный донельзя, какой-то очень страшный неестественный шепот, — я тебя убью. Убью, слышишь!

— Я понял, понял, — Петровичу было очень страшно. — Я все сделаю, не бойся. Только не делай ничего…

— Ну а коли так… — рука отпустила воротник рубашки. Пассажир как-то устало откинулся на сиденье, — все будет хорошо. Я, дед, не бандит. Ты не думай. Педагог я, понял…

— Чего ж не понять, — осторожно ответил он.

— Только ты не обольщайся, — голов пассажира вновь стал угрожающим, — с оружием я обращаться умею. В случае чего — стреляю через сиденье. Мне, дед, терять нечего…

Прошло три томительных минуты, прежде чем метрах в десяти впереди по улице из кустов показался чей-то силуэт.

— Поморгай, — потребовал пассажир.

Петрович мигнул фарами. Силуэт сразу заметил автомобиль, быстро подбежал и сел на переднее сиденье. Мельком взглянул на Петровича. Обычное лицо. Кареглазый молодой парень, пожалуй, лет двадцати. Синий спортивный костюм, сидевший слегка мешковато. Ничего особенного.

— Наш? — спросил новенький у пассажира.

— Нет. Просто "водила", — резко ответил тот. — Ты опоздал на две минуты.

— Началось? — как-то торжественно, с придыханием спросил парень, развернувшись к знакомому всем корпусом.

— Да, — коротко ответил тот.

Парень глубоко вздохнул и уставился в темноту. Так они сидели почти минуту. Петрович, ничего не понявший, не смел нарушить молчание. Внутреннее чутье подсказывало ему, что сейчас лучше помалкивать. Пассажиры были напряжены как струны на гитаре. Трогать человека в таком состоянии, да еще и вооруженного, опасно.

— Ладно, поехали, — выдохнул, наконец, мужик. — Давай сейчас на Егорова.

Петрович развернулся на пустынной улице и минут пять гнал машину.

— Здесь тормози!

На сей раз ждать не пришлось. У проезжей части, облокотившись на дерево, стоял довольно крупный мужик лет сорока и спокойно курил. Выбросив окурок, он открыл заднюю дверь и залез в салон.

— Здравствуй, Колян, — уважительно поприветствовал его пассажир заднего сиденья.

— И тебе привет, — спокойно ответил тот. — Я так понимаю — это наш транспорт, — кивнул он на Петровича.

— Ага.

— Значится, началось все же… — резюмировал Колян. — И ты, Брут? — хохотнул он, обращаясь к парню, — так и знал, что ты в теме.

— А я вот и не думал, что вы с нами, Николай Сергеевич, — удивленно ответил тот.

— Куда ж вы без меня, — философски заметил тот, — мы с Саней всю жизнь дружим, — он потрепал мужика по плечу. — Да и давно надо было с этим бардаком заканчивать… Тебя как зовут то? — поинтересовался он у водителя.

— Петрович я… — ответил он.

Ему уже удалось немного прийти в себя.

— Ты вот что, Петрович, — проникновенно и дружелюбно сказал Колян, — ты нас не бойся. Мы такие же простые люди как ты. Ты, главное, не дури. Сделай все как надо. И езжай себе домой спокойно. Понял?

— На вот… — Саша протянул ему с заднего сиденья две сторублевые купюры. — Остальное потом получишь.

— Спасибо, — Петрович засунул купюры в карман. По правде, на деньги ему сейчас было наплевать: унести бы ноги.

"Странное что-то происходит… — вертелось в голове".

— Теперь — на Карабинерную, — приказал пассажир.

На сей раз подобрали хлипкого низенького мужичка лет пятидесяти.

— О, Максим Палыч, — хохотнул Колян, подвигаясь на середину, — тоже на старости лет повоевать захотел?

— Я поболее тебя навоюю, — степенно ответствовал тот. — Что, разродились, наконец-то?

— Ну да, — подтвердил парень с переднего сиденья.

— Максим Палыч, это — Алексей. Он — наш четвертый боец, — отрекомендовал молодого человека Саша.

— Знакомец твой, что ли? — недоверчиво поинтересовался Маским Павлович.

— Да… — неопределенно, но скорее утвердительно буркнул он с заднего сиденья. — Главное: человек надежный. Я отвечаю.

— Ну, раз ты отвечаешь, нормально, — без тени иронии заключил Максим Павлович.

— Все, Петрович. Кого надо собрали, — как показалось водителю, облегченно сказал Саша. — Теперь дуй на Балашовку.

— А куда именно?

— Поедешь по Терешковой. Тормознешь возле поворота на Смоленскую…

23.08.2009. Россия, г. Анапа. ул. Астраханская. 00:55

— Поедешь по Астраханской. Повернешь на Новороссийской налево. Это два квартала. Там одностороннее движение. Потом прямо и прямо. Доедешь до Красноармейской — повернешь налево. Потом — все время прямо. На проспект выйдешь — спросишь там… Тебе подскажут…

— Ага… Спасибо, братуха…

Пьяная физиономия скрылась в салоне видавшей виды красной "шестерки".

Машина медленно двинулась с места, давая пройти многочисленным отдыхающим. Алкогольный "фан", исходящий из ее салона, еще несколько минут висел в воздухе, словно облачко выхлопных газов.

— Как за рулем едет? — искренне удивилась Ксюша, державшая Андрея под руку.

— До первого "мента", — резюмировал он. — Хотя, такие могут и без прав ездить. Очень даже легко…

Он стояли возле дома культуры "Родина", слушая двух парней, играющих на гитарах и поющих старые рокерские песни. В последние несколько лет уличные музыканты, шагающие в ногу с прогрессом, стали использовать какие-то колонки, неизвестно от какого питания работавшие (Андрей не интересовался). Такие новшества, безусловно, существенно улучшили качество исполнения и, как следствие, увеличили количество слушателей и, как следствие, доходы самих исполнителей. Вот и сейчас, несмотря на относительно поздний для курортного города в сезон час, количество слушателей приближалось, должно быть, к полусотне.

— Пойдем, я тебя на такси посажу, — сказал Андрей и потянул девушку за собой.

— Все-таки странно, — вслух рассуждала она, повинуясь сильному, — зачем ты на работе на ночь остаешься? Выходной ведь сегодня! А ты выглядишь так, как будто по тебе весь день танк ездил. Ты целый день в своем офисе! Подскочил, вот, на пять минут — и опять уйдешь…

— Можно подумать, я первый раз остаюсь, — хмыкнул парень. — Говорю же, по ночам мне хорошо думается… А мне работать надо.

— Что это за работа такая… — пожала плечами Ксюша. — Да и потом: за последний месяц ты чуть ли не дважды в неделю в офисе ночуешь!

— Вдохновение у меня, — Андрей сделал поэтический жест, обведя рукой звездное небо.

— А дома вдохновение не ловится?

— Дома ты. А ты меня отвлекаешь.

— Я!? — возмутилась девушка.

— Ты, — подтвердил Андрей. — Ты, может, и ничего не делаешь, но все равно меня отвлекаешь. Я вот смотрю на тебя на диване с журналом, и у меня мысли всякие разные в голове появляться начинают…

— Так это не я тебя отвлекаю… Это просто ты озабоченное существо.

— Все может быть, — не стал спорить парень. — Однако эта гипотеза не отменяет того факта, что ты меня отвлекаешь…

Они медленно шли по улице Горького, обходя шумные компании пьяных юнцов, которые, словно недавно появившиеся на свет щенята, радовались жизни и были готовы смеяться над всем подряд. Город блистал огнями кафе и ресторанов, каких-то немыслимых аттракционов и услуг. Тут и там играла музыка. Песни накладывались одна на другую, смешиваясь и переплетаясь в единый гул морского курортного побережья. Вино лилось рекой, а шашлычники были загружены работой по полной программе.

— Да… — задумчиво протянула Ксюша. — Видно, так вы, мужики, устроены. Работа всегда — в первую очередь.

— Чушь, — неожиданно резко отрезал Андрей.

— Почему? — Девушка удивленно посмотрела на него, ошарашенная такой реакцией.

— Да потому, — все тем же глухим злым тоном, видимых причин для которого абсолютно не было, продолжил Андрей. — Потому, что "отмазки" все это… Когда дома у тебя пусто, когда нет там ничего, кроме этой пустоты… Вот тогда ты и начинаешь сказки придумывать про то, что для мужчины главное — работа… А на самом деле — бред… Семья, дети — это — важнее всего. Не единственно важное, само собой. Есть вещи тоже очень значимые, за которые и жизнь отдать не жалко. Есть! Я знаю, что есть! Да я, может быть, лучше других знаю… Но — все равно. Не они — главные. И ты эти все вещи не повторяй за другими…

— Ты чего резкий такой? — обиженно сказала Ксения, уставившись на парня. — Успокойся…

На шумном перекрестке улиц Горького и Гребенской, как обычно, стояло несколько машин такси, дожидающихся развеселых отдыхающих, чтобы отвезти их до койки за хорошие деньги.

— Ты извини, — Андрей, опустив глаза, обнял девушку за талию и прижал к себе. — Нервный я сегодня почему-то… Прости. — Он поцеловал ее в губы.

Ксюша ответила ему тем же. Не стала взращивать сиюминутную обиду.

Они подошли к знакомому таксисту. Андрей пожал ему руку, Ксюша поздоровалась.

— Когда ты придешь? — Девушка плаксиво надула губы и задержалась, не садясь на заднее сиденье. — Мне скучно ночью одной.

— Говорил же, — вздохнул Андрей и погладил ее по голове. — Сегодня не жди. Я же обещал: еще недельку или две — и отдохнем по-настоящему…

Он проводил задумчивым взглядом отъезжающую машину, постоял немного и быстро сел в другое такси.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. Перекресток ул. Терешковой и ул. Смоленская. 01:34

"Пятерка" стояла под сенью большого дерева. Габариты были выключены по требованию Саши. Петрович почти успокоился. Страх уступил место внутреннему дискомфорту и тягучей неопределенности. Вялые разговоры пассажиров ни о чем окончательно убедили его в том, что публика эта не уголовного разлива. Сей факт вселял некоторую уверенность в будущем. Раздражало то, что Петрович, как ни ломал голову, не мог понять, что тут происходит и зачем его машина понадобилась этим, судя по всему, совершенно обычным людям, жителям Кировогорска. А то, что пассажиры были местными, водитель безошибочно определил по обрывкам фраз с указанием географических объектов, произнесенных так, как их может назвать только коренной житель города. Ну, или тот, кто прожил в нем долгое время.

— Все. Пора, — посмотрев на часы, вроде бы даже бодро сказал Саша. — Шеф, "дуй" вперед по Терешковой, только медленно. Я должен увидеть сигнал…

Петрович завел машину и поехал, не разгоняясь больше тридцати километров в час. Улица в это время была пустынна. В стекло заднего вида водитель с удивлением обнаружил, что за ним на такой же скорости двигаются еще два автомобиля. Темная "десятка" и какая-то иномарка. Он не разглядел.

— "Хвост" у нас, что ли? — тревожно произнес Алексей, тоже заметивший прилипшие сзади автомобили.

— Не думаю, — спокойно возразил с заднего сиденья Саша. — Скорее всего, наши это…

"Какие наши? — недоумевал Петрович. — Еще "ваши"? Сколько же Вас?"

— Ребята, — крайне серьезно проговорил Саша. — Сейчас будем действовать очень быстро. Не мешкать. Все вопросы — потом. Нам надо успеть за пять минут. Будем возиться — останемся без оружия и получим его по остаточному принципу.

Никто из пассажиров не ответил. От былой раскованности Коляна не осталось и следа. Лица мужчин были серьезны и сосредоточены.

— Вот он! — почти крикнул Саша, глядя в левую сторону. — Поворачивай!

Петрович послушно заложил руль, выезжая на Цеховой. Только теперь он увидел то, что привлекло внимание пассажира: светившийся на фонарном столбе у поворота, метрах в трех над землей, большой красный фонарь. А вдалеке — еще один на больших металлических раздвижных воротах, ведущих, должно быть, в какое-то складское помещение.

— Ребята, а чего это у вас тут? — вдруг тихо спросил он, причем сам не ожидал от себя такой смелости.

— Восстание, дед… — после долгого молчания, ответил Саша.

— Восстание?! — изумился Петрович. — Против кого?

— А то ты не догадываешься? — насмешливо бросил Толик. — Против сволочи "желтой" всякой, которая страну "америкосам" продала.

— Во на как? — Петрович потер лоб. — И чего ж Вы хотите делать-то?

— Известно, чего… — глубоко вздохнул Максим Павлович. — Выгонем их всех в три шеи на "западенщину". Пусть там орут да бесятся, сколько хотят. Упираться станут — им же хуже. А мы — к России…

"Хвост" их двух машин неотрывно следовал за машиной Петровича. "Пятерка" въехала в ворота и остановилась на просторной заасфальтированной площадке перед большим складом. Большие двустворчатые ворота были настежь открыты. Вокруг было бы совсем темно, если бы не тускло горевший уличный фонарь над входом.

Машины, ехавшие сзади, остановились слева от "пятерки". Невдалеке, ближе к входу на склад, стоял желтый "Дельфин" с раскрытой передней дверью пассажирского сиденья, и несколько легковушек. Людей нигде не было.

— Пошли… — коротко бросил Саша, — ты тоже с нами, — сказал он Петровичу, вылезая из машины.

В ночной тишине раздались хлопки дверей. Из двух машин тоже вылезали люди. Такие же обычные мужики и молодые партии, что и пассажиры Петровича. И выражения лиц у всех одинаковые: каменные, неулыбчивые…

— Здравствуйте… — сказал кто-то робко.

Ему никто не ответил.

Из открытых ворот склада вдруг стали выбегать вооруженные мужчины.

"Ого, человек сорок, — автоматически отметил про себя ошарашенный Петрович".

Практически все были в обычной гражданской одежде. Кроме двух-трех в камуфляже. Однако, видно было, что форма эта, так сказать, домашняя, не новая, надетая "по случаю".

У всех — разгрузка с рожками и гранатами и "калаши". Кое у кого — укороченные, десантные. Крепкий полный усатый мужик — с ручным ленточным пулеметом на правом плече… Кое у кого черные платки на шеях, повязанные так, чтобы можно было быстро закрыть лицо, а на левой руке какие-то непонятные повязки. В темноте не разобрать. Трое несли большие новенькие флаги

"Краинские, вроде, — скользнул взглядом по ним Петрович. — Да не совсем… Наш-то — просто двухцветный. А этот — с трезубцем посередине. И российский — в верхнем правом углу…".

Высокий спортивный парень, положив на переднее сиденье автомат, внимательно осматривал рацию. Двое бойцов погрузили в "Дельфин" несколько одноразовых гранатометов.

— Живее, народ, живее, — поторопил группу боец с закрытым платком лицом, стоящий у ворот, немного в глубине помещения, с автоматом в руках. — Пять минут у вас… Давайте, в конец склада… Бегом. Там дверь открыта.

Мужчины, как по команде, резко сорвались с места и пробежали через большое помещение, заставленное каким-то поддонами и коробками, к небольшому дверному проему, из которого был виден яркий свет. Петрович не отставал, тем более что сзади его подгонял Саша.

Картина, открывшаяся взору заскочивших в дверь мужчин, на секунду заставила их испуганно остановиться и инстинктивно сбиться в кучу. Небольшое помещение было залито светом множества ламп и завалено каким-то мусором на три-четыре метра в высоту. У левой стены были сложены ящики разных размеров, в большинстве своем, либо пустые, либо вскрытые. Метрах в пятнадцати от входа на несущей колонне был прикреплен большой флаг с уже известной Петровичу расцветкой. Рядом стояло несколько столов, занятых разными предметами.

На составленных друг к другу школьных партах лежал большой раскрытый черный футляр, в котором в ряд стояло несколько десятков одинаковых раций со светящейся маленькой зеленой точкой вверху. Рядом лежала толстая пачка листовок. На одном из столов лежали несколько красивых пистолетов в кобурах и магазины к ним.

"Стечкины", — уважительно отметил Петрович.

Возле колонны, прямо на полу, на мужчин смотрели составленные на сошках в ряд пулеметы "ПКМ". Рядом — несколько коробок с уже заправленными лентами и сменных стволов. За ними на почтительном расстоянии красовались, по всей видимости, также подготовленные для стрельбы гранатометы "АГС-17".

"Солидно, — сам того не заметив, покивал Петрович. — Очень солидно".

Возле сложенных ящиков стояло множество "калашей" с пристегнутыми рожками. Большинство АКМ, но были и укороченные. Здесь же, как то небрежно были сложены в кучу ручные гранатометы "Муха". На столах рядом — всякая всячина. Какие-то приспособления, дымовые шашки, вроде, пара ящиков с гранатами. Один стол уставлен большими ручными фонарями. А в углу, как Петровичу показалось, мешки сложены. Пригляделся… Нет, разгрузки… Рожками запасными забитые. И ящики тут же, с бутылками. Горлышки обернуты каким-то материалом.

— Стань в сторону, — потребовал Саша, пальцем указывая Петровичу направо.

Петрович торопливо отошел и молча наблюдал за происходящим, хлопая глазами и переводя взгляд с одного человека на другого. Через секунду к нему подбежал низенький пузатый и, как видно, жутко перепуганный мужичонка в белой грязной футболке.

"Тоже таксист, — сразу понял Петрович, с первого взгляда распознав коллегу по цеху. — Брат, так сказать, по несчастью….".

— Мужик, а мужик…Чего это тут? — испуганно спросил таксист, как то умоляюще глядя на него.

Петрович неопределенно отмахнулся.

Возле столов, заложив руки за спины, стояли три человека с закрытыми платками лицами. Все трое — в черной форме и армейских ботинках. У каждого на ремне — кобура. Глаза — решительные, спокойные, вселяющие уверенность. В руках — какие-то бумаги на планшетах.

— Командиры групп! — резко выкрикнул тот, что стоял посередине.

— Ярыгин, Двадцать седьмая, четыре, — выкрикнул первым Саша.

— Коломоец, Сорок первая, шесть, — гаркнул кто-то из толпы.

— Панарин, Двадцать первая, пять…

— Почему не шесть? — быстро пролаял черный, стоящий справа.

— Не явился на точку сбора.

— Ярыгин, ко мне с группой! — крикнул тот, что посередине.

К нему тот час же побежали пассажиры Петровича. Двое других призвали к себе остальные две группы.

В помещении началось хаотичное движение. Но это — на первый взгляд. На самом деле, по наблюдениям Петровича, все было как раз таки очень организовано. Подбежавшие бойцы получали резкие и точные указания одного из трех парней. Затем следовало броуновское движение молекул. Кто-то бежал в угол и набирал сразу несколько разгрузок, а затем нес их в одну точку. Кто-то брал автоматы. Командиры хватали рации, флаг и листовки.

— Сорок первая, возьмите один цинк с патронами, — не отрываясь от бумаг, выкрикнул один из парней. — Вам может понадобиться…

"Эх, была не была", — выдохнул Петрович и подбежал в надевающему разгрузку Саше".

— Командир, возьми меня! — почти крикнул он.

Тот молча уставился не Петровича, оглядел его с головы до ног. Другие бойцы не обращали на происходящее никакого внимания.

— Тебе, дед оно зачем? — буркнул, наконец, он.

— Затем же, зачем и тебе, — неожиданно резко ответил таксист.

Саша хмыкнул и посмотрел на стоящего посередине бойца с завязанным лицом. Тот краем глаза наблюдал сцену.

— Возьми автомат, — бросил он Петровичу, что-то помечая в бумагах. — Тебе хватит. И "зажигалок" захвати штук пять, — крикнул он в спину бегущему к ящикам таксисту, — там пакеты рядом…

— Четыре двадцать! — громко крикнул один из парней, глядя на висящие на стене большие электронные часы, отсчитывающие секунды.

Петрович, тяжело дыша, закинул автомат за спину и огляделся. Все мужчины были вооружены и теперь стояли, примерно разделившись на три части, поправляли на себе разгрузки и бегло осматривали оружие.

— Граждане! — громко произнес стоящий в центре боец. — Я не буду говорить громких слов. Вы все знаете, за что мы сражаемся. Помните: от того, как вы выполните свою задачу, зависит успех всего дела. Не забывайте о своих товарищах, сражающихся в других частях города и страны. Не подведите их. Да здравствует народная революция!

— Четыре сорок! — огласил все тот же парень.

— Вперед! По машинам! — скомандовал главный, и бойцы бегом ринулись к выходу.

Выбегая на улицу, Петрович увидел новую группу мужчин, готовых сбежать на склад, как только его покинет последний вооруженный человек.

23.08.2009. Россия, г. Анапа. ул. Терская. 01:35

Ветер, потянувший с моря совсем нежданно, трепал короткие черные волосы Андрея, мгновенно сдувал в небытие с силой выпущенный им изо рта табачный дым. Он, то затихал, словно бы прятался за деревьями, воровато выглядывая из-за стволов и зеленой сочной листвы, то вдруг опять наскакивал, атаковал, пытался затолкнуть все живое внутрь помещений, берлог, подвалов, лазов… Куда угодно, главное — с земной поверхности, где сегодня ночью он был хозяином.

Андрей не замечал его. Он стоял возле офиса и глядел в ночную черноту пустыми глазами. Лишь тогда, когда очередной надсадный порыв сбил "крапаль" с сигареты, затянулся, удивленно вынул окурок изо рта, снова подкурил. Без эмоций, без раздражения, автоматически…

Порывы, усиливающиеся с каждой минутой, трепали белые хлопковые штаны на нем как парус на мачте яхты. Из центра города еле заметным фоном звучала музыка, придавая окружающей парня тишине и темноте некий налет неестественности, выдуманности настоящего.

Андрей не думал ни о чем. Он постарался полностью отключить свое сознание перед тяжелой работой. И ветер, будто бы желая помочь ему в этом, обвивал парня со всех сторон лентами соленого морского воздуха, словно пытаясь завернуть в кокон. Ночной город, сдаваясь на милость победителю, покорно застыл, запричитал скрипом жестяных листов на крышах, заохал плохо прикрытыми калитками, зашелестел пленками навесов и не разобранных палаток. И музыка из гуляющего центра, подчиняясь общему настроению, стала совсем тихой, еле различимой в шуме мечущейся листвы.

С неба начали срываться первые капли дождя. Сначала неуверенно, будто разведчики, прощупывающие обстановку. Затем все настойчивее, оккупируя все больше пространства на небесах и земле, покрывая асфальт темными пятнами.

Только теперь Андрей очнулся: вздрогнул, обернулся по сторонам непонимающе, сделал глубокий вдох и выдохнул воздух с силой, зло, мощно, словно зверь, готовящийся к схватке.

Грузный неповоротливый отдыхающий в белой кепке и длинных в полосочку шортах, шатаясь, одиноко брел из центра. Несмотря на одиночество, находился он в весьма приятном расположении духа, и даже напевал себе что-то под нос, периодически прикладываясь к бутылке, видимо, с разливным вином. Заметив стоящего в темноте человека, мужик остановился, как бы между прочим.

— О! — он развел руками вокруг себя, при этом заметно пошатнувшись. — Похоже, буря будет! Хорошо-то как! Слышь, командир! Правда, хорошо…

— Пошел вон, баран, — грозно выдохнул Андрей в лицо мужику и скрылся за приоткрытой дверью офиса.

23.08.2009. Краина, 3 км к юго-востоку от г. Херон. Трасса М-25. Стационарный пост ГАИ. 01.54

— Ну-ка, ну-ка!

Юркий светловолосый рядовой сделал несколько шагов вперед и требовательно поднял жезл перед медленно плывущим мимо поста бело-синим автобусом "Мерседес".

"Рымчане", — подумал он, глядя на номера.

Автобус, приняв вправо, медленно остановился, дверь плавно отъехала.

— Приказ-то помнишь? — поинтересовался невысокий крепко сбитый сержант, поравнявшись с идущим к открытой двери "гаишником".

— Помню, конечно, — деловито ответил тот. — Будем потрошить по полной программе.

— Ты не хами особо, "потрошитель", — насмешливо одернул его напарник. — Знаю я тебя…

— Как можно, Витя? — притворно возмутился тот.

Из автобуса тяжело вышел крепкий лысоватый глупо улыбающийся мужик в поношенном спортивном костюме.

— Инспектор Василенко, — отрапортовал рядовой. — Вы остановлены в связи с плановой проверкой…

От лысого за метр несло спиртным, улыбка не сползала с лица.

"Надеюсь, это не водитель, — подумал про себя милиционер. — Хотя неплохо было бы…"

— Ребята, — заикаясь, произнес мужик и полез в боковой карман куртки. — Спокойно. Свои.

— В смысле? — поинтересовался сержант.

— Мы — рымский "Орел", — лысый, пошатываясь, вынул удостоверение к красной обложке и, раскрыв, показал его гаишникам.

— Мужики, пропустите нас, — вежливо и как-то даже жалобно протянул второй пассажир, коротко стриженый здоровый парень в полосатой футболке, тоже явно не трезвый. Он спрыгнул со ступенек и подошел к инспекторам. — В санаторий едем, под Житвенск. Там места, говорят!… Хоть раз в году отдохнуть!

— Я все понимаю, ребята, примирительно сказал сержант. — Но, извините — у нас приказ. Все автобусы досматривать с особой тщательностью. Так что скажите своим: пусть выйдут и покурят пока. Приготовят документы…

— О-па! — пробубнил себе под нос молодой, прыщавый и длинноносый "старлей", сидевший в застекленной комнате поста за пультом с множеством кнопок и несколькими телефонными трубками, когда увидел остановившийся автобус.

Он снял одну из трубок и громко проговорил:

— Центральная! Я — Двадцать пятый. Остановили рымский автобус… "Мерседес"… Да… Номера сейчас уточню. Да, помню… После проверки сразу доложу…

Закончив разговор, "старлей" внимательно посмотрел на усатого полного старшину, мирно дремавшего у дальней стены на длинной, обитой черным дерматином и порезанной в нескольких местах скамейке.

— Ладно… Спи, фиг с тобой… — пробурчал он и повернулся на кресле в сторону дороги.

Лысый и, насколько можно было судить со стороны, весьма нетрезвый мужик достал из кармана удостоверение и показал его милиционерам.

"Твою мать! — мелькнуло в голове у "старлея". — Дмитрич же об этом по секрету предупреждал…".

Лоб мгновенно покрылся холодным липким потом, ноги стали ватными. "Старлей" машинально расстегнул кобуру, но, мгновение подумав, потянулся к телефонной трубке.

Это было последнее, что он успел сделать… То, что происходило потом, заняло не более нескольких секунд.

Через стекло "старлей" вдруг увидел, что голова стоящего у двери автобуса сержанта лопнула. Бесшумно разлетелась на куски, забрызгав стоящих рядом милиционера и двух пассажиров. С ними, кстати, тоже происходили непонятные вещи. Лысый мужик, еще секунду назад добродушный и пьяненький, вдруг весь сжался, как пружина. Из рукава вылетела блестящая полоска, описавшая полукруг перед головой второго милиционера. Рядовой, постояв секунду, схватился обеими руками за горло и повалился на асфальт. Полосатый "бык" быстро зигзагами побежал к помещению поста, на ходу вынимая из-за спины стального цвета пистолет с неестественно длинным дулом.

Но добежал он или нет, "старлей" не увидел. Он запомнил только звон разбитого стекла и сильный, невыносимо сильный хлопок и неестественно яркую вспышку. Он потерял зрение и слух, схватился за уши и сжался на полу в позе эмбриона. Вскочивший и тут же ослепший и оглохший старшина резко дернулся и камнем рухнул вниз. Позади него на обитой белым пластиком стене зияло отверстие, обрамленное брызгами крови.

— Какого х…я! — заорал вбежавший в комнату лысый, сильно толкнув плечом деловито оглядывающего обстановку парня в полосатой футболке, обращаясь не к нему, а к стоящему снаружи, возле разбитого окна мужику, спокойно убирающему за спину короткую винтовку с большим оптическим прицелом.

— Он дал знать своим, — ответил он, глядя лысому прямо в глаза. — И кобуру расстегнул. Видимо, у них была информация…

— Да. Эти… — полосатый указал пальцем на автобус, в который быстро затаскивали два трупа, — нам сказали, что у них — приказ: досматривать все автобусы. Наследили наши где-то, видимо…

— Не мудрено, — неожиданно спокойно бросил лысый. — Слишком большое количество людей перемещается. Нас предупреждали… Этот пока нужен живой, — кивнул он на лежащего старшего лейтенанта.

Парень в полосатой футболке вместе со здоровым детиной, невесть откуда появившимся, рывком усадили милиционера на стул и сковали запястья наручниками. Амбал застыл за его спиной.

— Грязно сработали… — задумчиво оглядывая помещение, сказал командир.

— Экспромт чистым редко получается, — философски заметил полосатый.

— Ничего, — подумав, резюмировал лысый. — Все равно, считай, уже приехали… Метнись, скажи нашим, — он резко обернулся к парню. — Пусть выйдут, покурят… Проезжающие люди пусть думают, что автобус тормознули, и "водилу" на посту "гаишники" мурыжат. Серега — свет! — крикнул он все еще стоящему в окне стрелку.

Тот подбежал на несколько метров к дороге, на ходу снимая со спины винтарь и, присев на одно колено, двумя беззвучными выстрелами разбил два дорожных фонаря по обеим сторонам от поста.

— Эй! — крикнул он бегущему к автобусу полосатому. — Скажи еще, чтоб назад чуть-чуть сдал. Вид закрыть…

Со стороны города подъехала белая "семерка" и, резко развернувшись с противоположной полосы, стала перед автобусом. Из нее вышел крепкий, на вид очень молодой паренек со шрамом поперек всего лица.

— Что там? — спокойно поинтересовался он у стрелка.

— Нормально все. Пришлось работать. Так надо было. Жди в машине, — на ходу бросил мужчина и скрылся в кустах.

— Теперь-то уже кого прикрывать… — вяло, но достаточно громко сказал водитель.

— Иди в машину, — повторил голос из темноты кустарника.

Время тянулось мучительно долго. В комнату вновь вошел полосатый.

— Хотя бы пять минут… — тихо пробурчал лысый, глядя на часы.

Мимо поста проехали две легковушки, как положено, снижая скорость. "Старлей" тяжело дышал. От него несло потом и страхом.

— Ну все, — удовлетворенно сказал командир и, схватив милиционера за волосы, резко запрокинул его голову вверх и прошипел в самое ухо.

— Слушай меня сюда. Слушай очень внимательно… Сейчас ты позвонишь своим и скажешь, что это был рейсовый автобус, вы все проверили и ничего подозрительного не обнаружили. Если ты это сделаешь, слово офицера — будешь жить. Откажешься или вздумаешь геройствовать — я тебя убью прямо здесь. Вот на этом самом стуле. Я выстрелю тебе в затылок. Ты понимаешь меня?

— П-п-понимаю… — захлопал глазами "старлей".

— Звонить будешь?

— Буду.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно заключил лысый и отпустил милиционера. — А теперь, посиди минуту и успокойся…

— Не надо, — голос старшего лейтенанта звучал уже увереннее. — Я позвоню. Только не убивайте. У меня — семья"…

— У меня тоже, — лысый заглянул ему в глаза. — Так вот: если ты хочешь к ней вернуться — сделай все правильно.

— Я сделаю, сделаю…

Командир снял трубку.

— Куда нажимать?

Милиционер кивнул на большую оранжевую кнопку. Лысый аккуратно, будто боясь повредить, нажал ее и приставил трубку к голове "старлея".

— Центральная? — не очень уверенным, но все-таки достаточно твердым голосом начал милиционер. — Докладывает Двадцать пятый… Проверили… Все в порядке. Это был рейсовый… Да, досмотрели. Ничего подозрительного не обнаружили… Отбой.

Командир сразу повесил трубку и наотмашь ударил не успевшего повернуть к нему голову "старлея" ребром ладони по шее.

— Несите этого в автобус, — сказал он двум бойцам, показывая на убитого старшину. — "Жмуриков" потом скинем. Этого возьму я. — Командир снял ремень со "старлея" и положил в карман пистолет. — В автобусе скрутите по рукам и ногам. Потом отпустим. Лишние жертвы ни к чему.

Парни вынесли безжизненное тело из комнаты и потащили. Из багажного отделения автобуса в салон быстро грузили черные, набитые чем-то тяжелым, сумки. Лысый, кряхтя, взвалил милиционера на плечо.

— Стар я уже для таких прогулок", — как-то по-стариковски пробурчал он и, выходя, погасил свет.

— По коням, — резко крикнул он курившим возле автобуса мужчинам, отдавая ближайшему висящего у него на плече милиционера. — И давайте, готовьтесь. Почти приехали. Скоро начнем…

Вдалеке показались фары приближающегося автомобиля.

— Сильно вперед не уходите! — крикнул лысый вышедшему из кустов мужику с винтовкой, последним залезая в автобус.

Тот махнул рукой и сел в белую "семерку". Машина тут же сорвалась с места. "Мерседес" неспешно поплыл за ней.

Стационарный пост накрыла темнота. Окна угрюмо чернели, выделяясь на фоне светлых побеленных стен. Со стороны дороги было не разглядеть, ни выбитых стекол, не начинающих подсыхать пятен крови на асфальте.

"Спят "менты". Ну и отличненько…", — думал сонный водила "Газели", везущий стиральный порошок в Александров, проезжая пост через пару минут после автобуса.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Октябрьской революции. 01:56

— Слышь, Петрович… А если серьезно, тебе это все зачем? — глядя в темноту, спросил Саша.

Теперь он сидел на переднем сиденье, поставив между ног АКМ.

В "пятерке" стало тесно. Мешало оружие и длинное пластиковое древко флага, положенного вдоль салона на плечо сидевшего сзади посередине сиденья Максима Павловича. В салоне было темно и тихо. Мимо машины, стоящей у обочины недалеко от моста, редко проезжали ночные "легковушки" с шумной молодежью или небольшие грузовички, терпеливо, как муравьи, развозившие товары в магазины и ларьки в любое время суток. Окна были немного приоткрыты, исключительно для притока свежего воздуха.

— Нет, это, конечно, твое решение… — продолжил командир. — Я просто тебя не понимаю. Программы ты нашей не знаешь, ни с кем не знаком…

— Программу свою вы мне изложили, — процедил Петрович. — Мне она — подходящая. Не знаю Вас, то верно… Да только я, сынок, не первый день на свете живу. И людей видеть умею. Не бандиты вы. Обычные наши мужики. И дело ваше правое. За него и повоевать — не грех.

— Ну-ну… — неопределенно промычал Саша.

Не о том хотел сказать Петрович. Но слишком много у него было на душе, чтобы вот так сразу переложить это на слова.

Он не был политиком, никогда не интересовался общественной деятельностью. И хоть и был членом партии, коммунистом по духу не являлся. Не то, чтобы он упирался, когда его начали "окучивать" заводские партийные работники. Скорее, вступил с охотой. Это было полезно и почетно.

А обрабатывали его капитально. КПСС к тому времени окончательно перестала быть, собственно, рабочей партией. Она мутировала в партию служащих. И это было головной болью тогдашних бонз. Ясное дело! Кто у нас в стране должен быть в авангарде социалистического строительства? Кто — носитель власти и главная ее опора? Рабочий класс, кто же еще! Власть-то у нас какая? Рабоче-крестьянская, забыли что ли… А что же это за рабоче-крестьянская власть, когда единственная партия, ядро политической системы страны, состоит в основном не из рабочих и крестьян, а из служащих и интеллигенции? Ерунда какая-то получается… Значит надо делать — что? Правильно! Проводить пропагандистскую работу среди трудовых коллективов предприятий и колхозов на предмет пополнения рядов КПСС рабочим классом. Чем, собственно говоря, и занимались партийные работники на низовом уровне с переменным успехом…

Все тогда знали: это надо было что-нибудь особенное отчебучить, чтобы рабочего из партии турнули. Попробуй-ка… Заклюют наверху, и разбираться не станут. "Вы что там, сукины дети, с ума посходили? Рабочих из партии исключаете! У нас и так каждый пролетарий на вес золота, а вы еще и ряды наши, так сказать, прореживаете! У-у-у, мать вашу так! Что ты там говоришь? Алкаш? Жену бьет? Работу с похмелья прогуливает? Так проведи среди него разъяснительную работу! Поставь на вид! Товарищеский суд, в конце концов! Ты партийный работник или где!?"

А теперь… Теперь он никто. Совсем никто. Как там: "кто был ничем, тот станет всем"? Так, что ли? Ага. Только наоборот. Петрович не был идиотом или небесным романтиком. Он прекрасно видел всю ложь и скотство, которое творилось при коммунистах. Для того чтобы понять, что ни о каком социальном равенстве и речи не было, не надо было быть профессором политэкономии. Но все же, несмотря ни на что, тогда он чувствовал себя человеком. Он уважал себя, он был уверен, что делает что-то полезное, а не барахтается в грязи, пытаясь не опуститься до нищеты.

А что сейчас?! Да пошли они все к такой-то матери! Накопилось злости… За все. За разорванную надвое жизнь, за унижение бедностью, за молчаливые упрекающие взгляды сына, вынужденного идти в школу в старых туфлях с дыркой на подошве. За то, что оказался на обочине жизни. За то, что, не двигаясь с места, оказался в чужой стране, которая раньше была своей, родной. За наглые надменные морды лощеных телеведущих, с умными лицами обливающих с экранов телевизоров грязью все, что раньше было для него свято. И главное — за дурманящее, стягивающее душу и тело бессилие противостоять всему этому, повлиять хоть на что-то…

В этом — причина. Именно поэтому Петрович поступил так, а не иначе. Когда он увидел этих парней, решительных, твердых, желающих что-то изменить в своей жизни, ему тоже захотелось хоть на какое-то время стать таким же. Почувствовать себя мужчиной, воином, а не униженным стариком, бывшим рабочим, возящим по ночам шлюх и пьяных "мажоров", чтобы заработать себе на кусок хлеба.

И теперь он знал, что пойдет до конца. Не выпустит этот "калаш" из рук, не вернется в прежнее состояние. Он больше никогда не будет жертвой…

— Смотри, — серьезно проговорил Саша. — Коли уж ввязался, заднюю скорость не включай. Мы тут не в игрушки играем. Ты теперь в составе Двадцать седьмой боевой группы Кировогорской дружины "Краинского народного фронта". Отныне мы подчиняемся "Кировогорскому Революционному Совету". Я — твой командир, а время военное. Понял?

— Я Вас прекрасно понял, товарищ командир, — медленно и немного издевательски-официально ответил Петрович. — Только вот решений я своих не меняю. Не та порода. А что такое дисциплина, думаю, мне не хуже Вас известно. У нас в танковых войсках этому быстро учили.

Саша удовлетворенно кивнул.

Время тянулось мучительно долго. Все молчали, и только командир, видимо, имея своей целью подбодрить подчиненных, изредка заводил какой-нибудь пустой разговор. Автомобилей становилось все меньше. Мимо проехала патрульная милицейская машина, не обратив на стоящую "пятерку" никакого внимания. Петрович изредка смотрел на часы. Прошел почти час с тех пор, как они подъехали к мосту.

— Готовность — десять минут, мужики, — вдруг резко сказал Саша.

— Н наконец-то, — выдохнул Колян.

Все напрягли внимание. Петрович внутренне собрался.

— Итак, бойцы, — чеканил командир. — Шутки и приготовления кончились. Слушать всем внимательно. Выступление намечено на три часа ночи. То есть, через пять минут. Перед нашей Двадцать седьмой боевой группой поставлена задача: взять под контроль Ковалевский мост и удерживать его до особого распоряжения. Нам надлежит, используя все имеющиеся у нас средства, полностью перекрыть движение по мосту, пропуская лишь автомобили, водители или пассажиры которых предъявят вот такой пропуск…

Он вытащил из кармана брюк небольшой ламинированный лист бумаги и передал его Петровичу. На фоне краинского флага с трезубцем и российским триколором в верхнем правом углу, вверху крупными буквами было написано: "Краинский народный фронт. Кировогорский Революционный Совет". И чуть ниже: "Пропуск. Двадцать седьмая боевая группа". Осмотрев изделие, Петрович передал его назад.

— Такие у всех должны быть? — поинтересовался Максим Павлович.

— Нет. Если пропуск есть хотя бы у одного, следует пропускать всю группу.

— Ясно. — Колян повертел в руках пропуск. — Как будем действовать, командир?

— Следующим образом, — Саша развернулся так, чтобы видеть лица сидящих сзади бойцов. — Сейчас по моей команде бежим к середине моста. Останавливаем несколько машин и перегораживаем ими проезжую часть. Причем делаем это так, чтобы создать две баррикады, одна от другой — метров на пять. Между ними и будем держать оборону. Ясно?

— А что с водителями? — испуганно спросил молчавший до этой секунды Алексей.

— Ничего с водителями, — раздраженно отрезал Саша. — Гнать в шею. При попытке сопротивления — прикладом в морду, или по ногам стрелять. Кровь зря не льем.

Бойцы молча внимали словам командира.

— Петрович — возьмешь "зажигалки", — распоряжался тот. — Алексей — флаг. Я возьму листовки и раскидаю их по пути. Вопросы есть?

— Да все понятно, командир, — спокойно ответил Максим Павлович. — Ты не дергайся. Бог не выдаст, свинья не съест…

— Оно так… — выдохнул Саша. — Я, мужики, вам речей толкать не буду. Разный там моральный дух поднимать… Скажу просто. Давайте выполним свой долг хорошо. Не подведем товарищей, которым задачи посложнее выпали. За что деремся — знаем. А жизнь нас рассудит.

Он замолчал и стал неотрывно следить за стрелкой часов.

— Ну все, — почти крикнул командир, открывая дверцу. — Вперед!

23.09.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Луначарского. 02:38

— Как настроение?

Денис плюхнулся на сиденье и оглядел компанию.

Окна микроавтобуса были занавешены плотной тканью. Горело слабое освещение.

В салоне сидело десять человек. На мужчинах была новая камуфляжная форма, черные береты и шнурованные военные ботинки. На левом рукаве — шеврон: черный с красной окантовкой щит с изображением двуглавого орла и георгиевской ленточкой.

"Союз казаков Севастопольска", — гласила белая надпись по краям щита.

На левой стороне гимнастерки — прямоугольная нашивка "Рымский казачий союз". Вооружены все были "до зубов". Разгрузки, забитые рожками и гранатами. У некоторых на поясах висели длинные кинжалы. В проходе между сидениями лежали два ручных пулемета, несколько "Мух" и пара знамен. Одно — "Краинского народного фронта", выданное группе на складе, второе, как предположил Денис, какое-то казачье. Под сиденьями лежала пара "жестянок" с патронами и какие-то ящики.

"Лева не поскупился", — подумал оперативник.

— Настроение боевое, — ответил за всех хорунжий.

— Вот и хорошо, — Денис достал из кармана несколько ламинированных листков бумаги. — Это — пропуска, — он выдал всем по одному, — Ознакомьтесь и запомните. С этими удостоверениями вы можете свободно перемещаться по территории города через наши блокпосты. При этом пропуск может быть один на группу. Это тоже допускается. По этому поводу вопросы имеются?

Бойцы молча осматривали бумаги и засовывали их в нагрудные карманы.

— А теперь — главное, — Денис придал голосу больше серьезности и напряженности. — Ставлю боевую задачу. Вам, вместе со мной, надлежит взять под контроль здание Областной государственной администрации, разоружить милиционеров внутри и обеспечивать охрану объекта, который будет являться штабом восстания.

Никто не проронил ни слова. Казаки внимательно слушали.

— Хочу сказать откровенно, — продолжал Денис. — Я считаю вас самым боеспособным подразделением. И мог бы направить вас против вооруженных формирований противника. Не сомневаюсь, что в бою вы показали бы себя с самой лучшей стороны. Но я бы хотел иметь возле себя отряд, которому я могу полностью доверять. Вы — так сказать, наша гвардия. Хочет ли кто-то из вас сделать заявление по этому поводу?

— Мы приказы обсуждать не привыкли, — коротко заметил Петр Иванович.

— Поверьте, я очень рад это слышать, — сказал командир. — Кроме того, на ваш отряд я возлагаю охрану арестованных. Это — очень ответственная миссия. Не исключаю вероятность того, что местные руководящие работники будут предпринимать попытки распропагандировать отряды Кировогорской дружины. Я прекрасно знаю, что на вас не подействуют никакие льстивые речи.

— Ни минуты не сомневайтесь, — подал голос казак, сидевший напротив Дениса.

— Теперь о деталях, — оперативнику импонировали эти молчаливые, уверенные в себе солдаты. — Операция начинается ровно в три ноль-ноль. Сейчас — без двадцати. Мы с вами входим в здание и разоружаем двух милиционеров. Один всегда находится на проходной, второй обычно спит в комнате отдыха рядом.

— Что с сигнализацией? — спросил Петр Иванович. — Они могут вызвать подмогу?

— Пусть вызывают. К ним все равно никто не приедет. По крайней мере, не должен приехать, — Денис ухмыльнулся. — Но мы должны быть готовы к любым неожиданностям.

— Приготовимся… — подтвердил хорунжий.

— Далее… Я со своим помощником отслеживаю ход операции. Ваши силы распределяются следующим образом. Пятеро — на входе. Осуществляют контрольно-пропускной режим. В помещениях рядом с главным входом я бы оборудовал пулеметные точки. Трое спускаются в подвал и подыскивают там две комнаты для содержания арестованных. Прошу обратить внимание. Военных, милиционеров и "чекистов" — в одну "камеру", остальных — в другую.

— Известно ожидаемое количество "гостей"? — поинтересовался Петр Иванович.

— Предполагается арест двадцати восьми человек, — сообщил Денис. — Арестованных будут привозить постепенно. Ну а Вы, — он посмотрел на командира казаков, — и еще один Ваш подчиненный будете со мной. На Вас — выполнение обязанностей коменданта здания и руководителя его обороны. Вполне возможно, я буду давать вам какие-то задания…

— Так точно, — ответил хорунжий.

Денис посмотрел на часы.

— До начала концерта осталось семнадцать минут, господа.

В салоне воцарилась тишина. Один из казаков открыл окошко. Денис только сейчас заметил, что в автобусе была страшная духота. Войдя сюда, он как-то не обратил на это внимание. Видимо, сказывалось волнение. Секундная стрелка, словно пьяная, лениво ползла по циферблату, нервируя владельца часов.

— Первый-Кубань, на связь, — проговорил оперативник, поднеся рацию к губам.

— На связи.

— Как дела?

— Нормально. Тишина…

— Не спи там. Отбой.

Денис повесил рацию обратно на пояс.

На самом деле, никакой необходимости связываться с Кошаком, которого он оставил в машине в нескольких десятках метров позади автобуса, не было. Это могло прозвучать глупо, но Денис хотел убить хотя бы несколько секунд. В машине был мобильный диспетчерский пульт — тяжеленная штуковина, кое-какое оружие, листовки, карты и всякая мелкая всячина, необходимая в деле.

— Пятиминутная готовность, — сообщил Денис.

— Проверить оружие, — распорядился хорунжий.

В салоне залязгало железо. Двое казаком подняли "ПКМ-мы" и поставили их между ног.

— Оставьте, — потребовал Петр Иванович, обращаясь к пулеметчикам. — Флаги, "Мухи" и боезапас тоже пока не трогайте. Только мешаться будут. Возьмем администрацию, разгрузимся…

Денис перевел свой АКС на автоматический огонь и передернул затвор.

— Я — за руль, — коротко бросил хорунжий, положил свой автомат на переднее сиденье, тихо открыл дверь салона, осмотрелся, выскочил и быстро сел на водительское место.

— Давай поближе, — командир незаметно перешел на "ты", но никто не обратил на это внимания.

Николаев завел автобус и медленно поехал вперед. Он повернул вправо и, немного проехав, остановился. В этот момент с южной стороны послышались глухие звуки выстрелов.

"Почему раньше начали, — метнулись мысли оперативника, — на целых две минуты. Стрельба плотная. Значит — большая группа. Кто там у нас? Кировский отдел?"

— Началось? — тревожно спросил Петр Иванович.

— Похоже, — Денис открыл дверцу. — Вперед, ребята!

— С Богом! — крикнул хорунжий.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Гоголя. 02:46

Бело-серая красивая кошка грациозно спрыгнула с черной решетки балкона на карниз, и смело прошла по нему к крупным буквам вывески над центральным входом в двухэтажное старинное здание.

"Почта Краины", — гласила желто-синяя надпись над двумя большими резными деревянными дверями.

На первом этаже, метрах в десяти от главного входа, находилась еще одна дверь поскромнее. Крупная синяя алюминиевая табличка, прикрученная к стене справа от входа, информировала: "Кировогорский областной узел специальной связи".

Животное пробежало по широкому угловому балкону, осторожно прошлось по светящейся рекламной вывеске "Финансовые услуги. Прием платежей" и скрылось из виду.

Улица перед учреждением был пуста. Яркие уличные фонари освещали кремовый фасад здания и красно-белую плитку тротуара. Веселая и шумная парочка молодых людей прошла мимо черных окон почты и скрылась за поворотом. Ночная тишина вновь накрыла этот красивый ухоженный перекресток центра города.

С восточной стороны к почте подъехало белое "Жигули" с заляпанными грязью номерным знаками. Машина, взвизгнув тормозами, остановилась прямо на проезжей части. Правые дверцы одновременно открылись, и из автомобиля выскочили двое молодых людей. Их лица были закрыты черными платками. В руках они сжимали по две бутылки, заткнутые какими-то светлыми кусками материи.

Если бы в этот момент кто-нибудь наблюдал за происходящим, то он мог бы резонно предположить, что действия этих странных чернолицых людей были заранее отрепетированы. Уж больно синхронно они действовали. Любо-дорого посмотреть… Левая рука — одну бутылку аккуратно на асфальт. Потом — в карман штанов.

В темноте чиркнули зажигалки, и тряпки, торчащие из сосудов, вспыхнули голубовато-желтым пламенем.

Две бутылки с зажигательной смесью, разбив стекла, с грохотом влетели в окна почты. В оконных проемах мгновенно показались высокие языки пламени. И, как будто этого было мало, хулиганы метнули еще по одной "зажигалке" и прыгнули в машину. Белая "шестерка", резко рванув с места, завернула вправо и стала уходить по улице Карла Маркса на юг.

Из разбитых окон был слышен звук сработавшей сигнализации. Левая входная дверь распахнулась, и на улицу вывалился пожилой красноглазый задыхающийся от дыма охранник.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Габдрахманова. 02:51

Старшина вышел во внутренний дворик, вдохнул воздух полной грудью и по-хозяйски оглядел территорию родного Кировского РОВД. Тишина… Большие деревья лениво покачивали ветвями под напором легкого ветерка. Зеленые сетчатые ворота на въезде были открыты настежь. Лишь пара уличных фонарей освещала заасфальтированную площадку перед входом в отдел.

"Хоть ночью какое-то спасение от этой жары…" — подумал милиционер.

Комплекция у старшины была, прямо скажем, не для того пекла, которое приключается на кировогорщине в июле-августе. Особенно последние годы. Раньше, насколько он мог припомнить, такого не было. А прожил он тут всю жизнь. Может, и вправду говорят, "глобальное потепление". Кто его знает…

— Сергеич, дай сигарету, — крикнул рядовой, сидевший в милицейской машине и слушавший тихую музыку.

— Возьми, — равнодушно бросил старшина.

Тот лениво вылез из автомобиля, подошел и достал сигарету из открытой им пачки.

Старшина неодобрительно посмотрел на коллегу. Вроде не мальчик уже, а все папироски стреляет, как школьник какой-то. Несолидно…

— Куда Восьмой свалил? — лениво поинтересовался сержант.

— На Никаноровку, — старшина положил пачку в нагрудный карман рубашки. — Муж там жену гоняет, вроде бы…

— А-а… — безразлично протянул сонный рядовой. — У тебя сотовый работает?

— Не знаю…

Сергеич снял с пояса старенькую трубку, нажал кнопку и посмотрел на светло-зеленый экран. Деления на шкале с маленькой антеннкой отсутствовали.

— Тоже нет? — догадался парень, закуривая. — Сбой, наверное, какой-то…

— Может быть… — безразлично ответил старшина.

Сержант развернулся и так же неторопливо отправился обратно.

В ночи протяжно ухала какая-то птица. Стоянка для служебного транспорта была практически пуста. Последнее время начальство запрещало ставить личный автотранспорт во внутренний двор и, что крайне удивительно, даже пыталось контролировать исполнение своего распоряжения.

"Такое бы рвение — да на благо Родины", — посмеивались милиционеры.

Однако ночью это новое правило нарушалось всегда. Вот и сейчас на стоянке, помимо трех служебных машин, стояла белая старенькая "Волга" оперативного дежурного и темно-зеленая десятка капитана Довженко. Сам-то Сергеич, как и подавляющее большинство милиционеров, добирался на работу пешком. Ему вообще повезло. Жил в десяти минутах ходьбы от работы, на Румянцева.

Из отдела на улицу быстро вышли двое милиционеров. У одного на плече болтался автомат.

— Антоха, давай сюда, — крикнул высокий, вечно веселый, лейтенант, махнув рукой в сторону рядового-меломана.

Тот захлопнул дверцу, быстро завел мотор и подогнал машину ко входу.

— Чего там? — спросил Сергеич.

— Да вроде Почту и Спецсвязь на Гоголя подпалили, — обронил лейтенант и залез на переднее пассажирское сиденье.

Машина резко тронулась с места, обдав старшину порцией выхлопных газов. Сергеич проводил экипаж долгим взглядом, постоял пару минут, наслаждаясь ночной прохладой, достал новую сигарету и чиркнул зажигалкой…

И вот именно в этот момент, уголком глаза, он заметил какое-то движение за хозяйственными постройками напротив входа. Пригляделся. "Вроде бы ничего… Показалось, что ли?"

"Нет, не показалось", — четко сказал он сам себе.

К горлу подступил комок. Лоб покрылся испариной. Руки мелко затряслись.

"Тебя зрение не подводит? — судорожно бегали мысли. — Ты уверен, что видел именно то, что видел?"

Сергеич вновь поднес зажигалку к сигарете, наклонил голову, но глазами исподлобья уперся в темноту.

"Именно то. Даже хуже", — сработало сознание.

В тени густых кустов, окружающих территорию отдела по периметру, на одном колене стоял черный силуэт с какой-то трубой на плече и смотрел прямо на милиционера. На самом деле, с такого расстояния в темноте встретиться взглядами было невозможно. Но старшина готов был поклясться, что человек, зло прищурившись, смотрел прямо ему в глаза.

Сигарета выпала изо рта. Старшина резко сорвался с места и вбежал в здание.

— В ружье! — заорал он во все горло, расстегивая кобуру.

В этот момент входная дверь, вместе со столбом огня влетела вовнутрь, припечатав милиционера к пуленепробиваемому стеклу дежурной комнаты.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Гагарина. 02.54

"Эх, муторно мне что-то, муторно, — думалось Степану. — Душа непокойна".

Он сидел на старом фанерном, наверное, еще советского производства столе и подкидывал кверху кинжал, ловя его за темно-коричневую деревянную рукоять.

Хороший был нож, спецназовский. "Гюрза". Ну, ясное дело, не прямо чтобы военный. Оружейных дел мастера, зная все требования по холодному оружию, хитрили, изворачивались… Кто прокует не на полную длину рукояти, кто лезвие на миллиметр тоньше сделает, кто с качеством стали поиграет, кто острие на тот же миллиметр от нормы в сторону сдвинет. Глядишь — уже и не "холодняк". Вполне себе законный туристический нож.

Тот, что у Степана Крука — полная копия "Гюрзы". Брат Петя, еще когда в организацию принимали, подарил. Копия, но с одним исключением: гарды нет. Боевого упора, то бишь… То есть, теперь-то есть. Раньше не было. Человек знающий скажет, что гарда — дело серьезное, для боевого клинка необходимое. И будет прав. Это только кажется, что упор не нужен. А при случае — оставишь на земле все пальцы. Или разрежешь их до костей. Так что Крук гарду уже сам приварил, вернее, попросил мужиков — и приварили…

Он вяло оглядел довольно просторную комнату, которую арендовала Кировогорская ячейка "Краинской организации националистов". Небогато, конечно… А откуда богатству взяться у честных националистов? Мебель кое-какая, "с миру по нитке". На дальней от входа стене — красный стяг с черным крестом, трезубцем посередине и буквами "КОН". На двери с внешней стороны — пара плакатов. На одном, груда черепов, портрет "московитского" президента и слова: "Москва, покайся". А сверху: "Геноцид краинцев. 20 миллионов человек".

"Надо будет верхнюю строчку заклеить…" — недовольно, уже в который раз подумал Крук.

По поводу этого художества он уже написал в Центральный Совет. Нет, конечно, воспитательная работа и агитация — вещи важные, кто бы спорил? Но, господа, не надо же до абсурда-то доводить! Двадцать миллионов… А вот спросит какой-нибудь очкастый студент на очередной встрече с молодежью: "Как же это у вас двадцать миллионов вышло, если по переписи 1926-го года население Краины равнялось двадцати девяти с половиной миллионам? А учитывая, что треть людей уже тогда жили в городах, а всем известно, что голода в городах не было вообще, получается, что вымерло все сельское население до последнего человека". И что ему отвечать? Что за пять лет с двадцать шестого по тридцать первый годы краинцы расплодились еще вдвое?

"Такая наглядная агитация хуже ее отсутствия, — думал Степан. — Лучше бы вообще ничего не делали, чем такую явную чушь нести…".

Но снять "произведение искусства" не решался.

Другой плакат изображал пьяного "кацапа", валяющегося на улице с бутылкой, закрытого круглым красным запрещающим дорожным знаком. Надпись на знаке гласила: "Москали" матом не ругаются, они на нем разговаривают". И ниже, крупными буквами: "Матюги превращают тебя в москаля". Этот плакат Степану особенно нравился.

Недавно установленные белые немецкие пластиковые окна были открыты настежь. Жара… В помещении, кто на стареньком длинном диване, кто на стульях и столах, а кто просто на полу, облокотившись на стену, молча сидели молодые парни, одетые в одинаковую черную форму. На ногах — форменные натовские ботинки. Кировогорская боевая дружина КОН — плод его трехлетней работы. Вернее, то, что удалось собрать… Не сказать, чтобы бойцы отличные, но — ничего, отряд боеспособный. На обучение даже ездили на месяц в Керпатскую область. Плохо, что в деле не проверены. Вот там, в Керпатье, вот то — волкодавы! "Желтая гвардия!" Герои Площади! Таким — никакие "менты" нипочем! Круку таких хотя бы парочку. Да кто ж ему даст?

Арендована комната была при "административной поддержке" нескольких "желтых", так сказать, "сочувствующих" членов горсовета. А ничего! Степан не гордый. Помощь принял и не скривился. Главное — быть верным идее и не терять из виду конечную цель. А средства могут быть разными. Так брат Петя говорит. И Степан с ним соглашался. Брат для него вообще — авторитет непререкаемый. Считай, за место отца. В обиду не давал, глотку рвал за брательника любому. Матери после смерти отца помогал, работал как вол.

А сейчас Петя — большой человек. Заместитель главы целой областной организации! Да какой организации! Ивано-ранковской. Шутка ли — несколько тысяч первоклассных бойцов, надежных, идейных, натасканных… Да еще и Член Центрального Совета, а такое для "областного зама" вообще — честь небывалая…

Что говорить: он заслужил. Уж если не он, то кто? Если где-то говорили — "принципиальный человек", Степа думал: "Вы принципиальных не видели!"

Вот Петя — это да! За всю жизнь Степан слова от него не слышал на клятом "москальском" языке. Еще бы! Два их прадеда погибли в лесах, сражаясь с "москалями" да "жидами". Деда — посадили. Петя рассказывал, у него в тюрьме слегка "крыша поехала". До конца жизни сам не свой был. Боялся всего, почти не разговаривал. Отца за патриотические разговоры с работы выгнали. Не посадили, правда… Время уже не то было. Но "пинали" долго. Он не выдержал: запил. Да так и "сгорел" за полтора года. Не дождался свободы. У Крука в голове об отце остались какие-то обрывки воспоминаний, которые он никак не мог сложить в единый образ родного человека…

Штаб располагался на втором этаже какого-то безумно старого, чуть ли не дореволюционного двухэтажного здания, то ли бывшего госучреждения, то ли еще чего-то… Так или иначе, помещение это уже давно "раздерибанили" под офисы местные предприниматели. Не мудрено! Здание, хоть и старое, а красивое, прочное. Почти в центре, опять же… В жизни бы "КОН-овцам" не видать этой комнаты! Да тут кризис подсобил.

Фирмищи, фирмы и фирмочки начали сыпаться, как карточные домики. Степан, тут надо без лишней скромности отдать ему должное, вовремя сориентировался, просуетился, поговорил с кем надо, руководство пару звонков сделало и — "вуаля"! Целая комната, шесть на восемь…

Соседство с "торгашами", конечно, здорово раздражало Степана. Еще бы! Рассуждаешь тут о геополитике, о месте Краины в мире, лекцию читаешь с умным лицом, а в коридоре кто-то по телефону шоколадные яйца с игрушками на складе заказывает, или того хуже, женские принадлежности всякие… Ребята похохатывать начинают. Молодые же все… А в молодом сообществе — кто-то "заржет", и все! Весь "табун" начинает! Ну, какая тут геополитика?!

Однако Степан Бога не гневил, не жаловался. Если сравнить с тем, что было, когда он по требованию Пети приехал в Кировогорск поступать в педагогический институт, а заодно — расширить и активизировать деятельность местной ячейки…

А сравнивать, собственно говоря, и не с чем! Организации как таковой не существовало. Семь человек! Это на двухсоттысячный-то город! Да еще из этих семи — одна баба, а двое вообще слабо понимали, что происходит, и где они состоят. Такое впечатление, по крайней мере, сложилось у Степана.

Конечно, справедливости ради надо заметить, что городок то, несмотря на то, что находится на Правобережье, по преимуществу — "москальский". Что неудивительно. Промышленность, батенька… А где промышленность — там много "москалей" и коммунистов. Рабочий класс, в этом Степан имел возможность убедиться на собственном опыте, идеи краинского национализма воспринимал настороженно, а зачастую и враждебно. Но все равно — не семь же человек! Областной центр все-таки! Вузов не один десяток, студентов много! А студенты — это основная кадровая база организации. Это — факт…

Степан, как приехал, сразу взял дела в свои руки. Избавился от балласта, наладил просветительскую работу. И вот — результат! Три года работы как один день. Организация — восемьдесят семь человек. Еще тридцать один — кандидаты. Создана боевая дружина. Полнокровный взвод, даже больше — сорок три человека. Степан выбил у руководства форму. Да оно, это самое руководство, не сказать, чтобы очень сопротивлялось. Видело, как выросла организация. Переводило кое-какие деньжата, присылало материалы. Два компьютера вот недавно "подогнали"…

Петя на младшего брата смотрел строго и уважительно. Даже здороваться стал не так как раньше, а как с серьезным человеком. На похвалы братыш всегда был скуп. Но одного этого взгляда Степану хватало для того, чтобы его буквально распирало от гордости, а "датчик самоуважения" зашкаливал.

Особенно после "дела Корзинского"… Степан, считай, лично это дело поднял и донес до общественности. Если бы не он — закопали бы бедолагу, и дело с концом. А так вышел громкий политический процесс, а организация существенно подняла свой авторитет в народе.

"Три часа уже, — раздраженно думал Крук, поглядывая на явно уставших от долгого ожидания товарищей. — Вранье, скорее всего… Но приказ — есть приказ. И никто не уйдет. Не позволю. Ничего, посидите, не растаете…"

Удалось собрать всего двадцать три! Да "спасибо" надо сказать, что хоть столько пришло! Конец августа! Самый сезон отпусков. Трое — в Турции и Египте, восемь — в Рыму. Еще девять — на дачах и в селе где-нибудь у родственников, горилку жрут… Один болеет. Хотя какой он там на фиг болеет! Единственное, из трубки водкой не воняло, когда Крук его вызывал! Хотя чего на пацана бочку катить? Лето, жара, суббота… Молодой. Чего бы и не выпить…

Степан бы тоже с удовольствием "усугубил". Да, собственно, он этим и собирался сегодня заняться, в очень веселой компании, кстати… Весьма вероятно, и ночью бы одному оставаться не пришлось. Дина давно на него облизывалась, а отказывать женщине негоже. Нравились ей высокие спортивные парни с аккуратной бородкой. Так ее подруга Степе "по секрету" сказала, игриво смеясь…

Но это все было до того, как Петя позвонил.

— Слушай приказ, Степан, — без лишних предисловий сообщил он. — Собирай дружину. Понимаю — всех вряд ли найдешь. Собери, кого сможешь. Сидите в штабе, ждите приказов. Уяснил?

— Уяснил, — растерянно ответил Крук. — А чего случилось то?

— Есть информация о возможных провокациях. Могут быть нападения на штаб. Ничего достоверно пока не ясно. Но готовыми надо быть все равно…

И с этого самого звонка занялось у Круга в душе вот это самое поганое чувство. Кто знает, может, от испорченного вечера, от серьезного голоса брата. Хотя, у него другой интонации и не было никогда. А может, Степан чутко, по-родственному, по-братски, уловил в голосе Пети какие-то нотки, которые тот старался скрыть? Так или иначе, тревожность его и мрачность постепенно передавалась бойцам. Он это видел, но ничего с собой поделать не мог. Лица хмурые, напряженные, молчат. Муторно…

Верный присяге на верность Вольной Краине, Кировогорский штаб КОН изготовился к схватке.

23.08.2009. Краина, 1 км к северо-западу от г. Гайсокол. Трасса Т-0208. 02:57

"Опять руки вспотели…".

Капитан незаметным движением вытер ладони о штаны. Давненько он не чувствовал этого… Чего "этого"? Да он, спроси его, сам бы не смог точно описать это чувство. Какая-то дикая смесь эмоций. Она не была результатом войны или службы в армии, хотя и первое и второе сильно изменили Ланевского. Это он и сам понимал…

Не то, чтобы он стал злее. Не так скорее… И не черствее, не недоверчивее… Все — не то.

Была у капитана по этому поводу своя теория. На войне, наблюдая за солдатами, он заметил, что их инстинкты, да-да, те самые животные инстинкты, загнанные глубоко внутрь человеческого существа путем его воспитания в цивилизованном и даже где-то гуманном обществе, постепенно "вылезают" наружу, становятся гораздо более значимыми в смысле мотивации их поступков. Проще говоря, человек на войне становится гораздо ближе к животному, чем любой мирный городской житель.

Сначала он стал замечать это за своими подчиненными. А потом понял, что и сам стал таким же. Вот, к примеру… Он со своим взводом — в глубоком рейде. Идут по лесу, не идут даже, скользят. И вдруг боец какой-нибудь остановится как вкопанный и взглядом по "зеленке" шарит, будто бы даже воздух ноздрями всасывает как то особенно чутко. Ланевский, увидев такое в очередной раз, вдруг понял, кого же ему напоминают его бойцы в таком вот положении. Волков, вот кого… Точь-в-точь как дикие звери. Останавливаются, своим животным чутьем чувствуя опасность, зыкают по сторонам, врага ищут…

Казалось бы, рационального объяснения такому поведению человека нет. Он может остановиться, услышав звук, увидев что-то, наконец, почувствовав запах. Но чтобы просто так, повинуясь какому-то необъяснимому чутью… С точки зрения науки — непонятно. А, тем не менее, капитан стал свидетелем нескольких случаев, когда эти самые инстинкты спасали жизнь не только самому солдату, но и всей группе. Естественно, учитывая природное неравенство людей, и в этих вопросах были более "развитые" и, соответственно, менее. Причем, что удивительно, острота этих инстинктов никак не была связана с интеллектуальным уровнем человека. Просто один чувствовал острее, другой — не так остро. И все…

Ланевский надел себе на ухо хитрый прибор, выданный связистом по пути всем бойцам, и пригнул микрофон поближе ко рту.

— Давай связь проверим, — не оборачиваясь, проговорил он.

— Дмитрий Петрович, сделайте перекличку… — послышалось сзади от связиста.

— Четвертый, на связь.

— Четвертый слушает, — отозвалось в ухе.

"Местность ровная, как шахматная доска, — мысли текли сами собой. — Что неудивительно для этих мест. Такие условия для обороны, конечно, минус. Ни высоты тебе господствующей, ни складок местности… Ну да ничего. Не насмерть же тут стоять. А маскировочные сетки есть. И главное — время. Несколько часов, по крайней мере, точно… Можно грамотно "в землю зарыться", огневые точки замаскировать. Запасные подготовить. Почва, благо, должна быть хорошая, рыхлая. Очевидный плюс. Это тебе не в горах окапываться, каменистый грунт лопаткой ковырять. Прорвемся…".

— Все в норме, командир, — доложил Ярик.

Ланевский буркнул в ответ что-то неопределенное. В салоне вновь стало тихо.

Чувство, которое он испытывал сейчас, было ему знакомо очень давно. В нем было многое: страх, сосредоточенность, злость, азарт, еще что-то… Такое состояние наступало тогда, когда капитану предстояло вступить в схватку с врагом. Ладони потели, в горле пересыхало, в груди будто бы копилась какая-то энергия, готовая в нужный момент выплеснуться наружу.

Прошло много лет, но Ланевский как сейчас помнил тот день, когда он впервые вступил в бой. Он тогда пошел в первый класс. Родители не провожали его, потому что школа располагалась совсем рядом. Но для того чтобы до нее добраться, надо было пересечь большой, окруженный с четырех сторон "многоэтажками", двор.

Однако тут маленького Диму и поджидала опасность: большая рыжая злющая дворовая собака. Излюбленным местом отдыха грозного животного была асфальтовая дорожка, разрезающая двор наискосок и ведущая как раз к зданию школы. Собака заприметила первоклассника еще с первых дней сентября, и при его появлении злобно рычала и лаяла. Насколько малыш ее боялся — было не передать словами. Каждый день Дима, теряя несколько минут, боязливо обходил двор по периметру вдоль домов, только для того, чтобы не встречаться со своим врагом.

Однажды это заметил отец.

— Почему ты не идешь по дорожке? — спросил он, присев на корточки и посмотрев сыну в глаза.

Дима долго отмалчивался, но отец все-таки выдавил из него признание.

— Сейчас ты пойдешь туда, и пройдешь мимо нее, — требовательно, но поглаживая его по плечу, сказал отец.

— Нет, папа! Я боюсь! — крикнул Дима.

На глазах наворачивались слезы.

— Я знаю, — спокойно ответил папа. — Я знаю, как ты ее боишься. Но ты не знаешь, как она боится тебя. Иди на нее и смотри ей прямо в глаза. Вот увидишь — она отбежит с дорожки. Она уступит тебе, потому что ты сильнее ее.

— Я боюсь, — повторил малыш.

— Ты должен это сделать сынок, — убежденно сказал отец. — Если ты не можешь победить собаку, ты всегда будешь самым слабым. И тебя все будут обижать. Она отойдет, я тебе обещаю…

Первоклассник собрал всю волю в кулак и двинулся по дорожке навстречу опасности. Вот тогда он впервые и почувствовал это… Ему было жутко страшно, но Дима знал, что уже не свернет с пути, не уступит, даже если этот монстр его сожрет. Спиной он чувствовал полный надежды взгляд отца. Мальчик знал, что папа очень огорчится, если он испугается. А папу он очень любил, и расстроить отца — это было для него намного страшнее, чем все собаки на земле.

Пес, немного обалдев от такой наглости, вскочил и начал лаять на мальчугана с удвоенной силой против обычного. Но, видя, что это не производит на жертву никакого впечатления, трусливо перепрыгнул низенькую оградку и, злобно рыча, проводил взглядом прошедшего мимо Диму…

А тот шел, не оглядываясь, и улыбался так, как могут улыбаться только маленькие дети. В тот день он впервые познал вкус победы…

— Время, — выдохнул Ланевский, глядя на часы. — Вадик, не подведи, — капитан обернулся и тепло посмотрел на средних лет мужчину с ручным пулеметом, стояшим между колен. Тот ничего не ответил, а лишь улыбнулся в ответ. Его группа имела задачу прикрывать основной отряд с тыла.

— Четвертая, вперед, — скомандовал командир.

Мужчина, к которому только что обращался Ланевский и еще три человека быстро вылезли из "Дельфина" и захлопнули дверь.

— Пошел, Русик! — капитан, чувствуя кураж, описал в воздухе несколько вращательных движений пальцем. — Пятьсот метров, просто напоминаю….

Автобус сорвался с места и, проехав положенное расстояние, вновь остановился у обочины.

— Русик, давай… У тебя глаз-алмаз. Нам нужна "фура", — процедил Ланевский, вглядываясь в темноту.

— А если не будет? Такое вполне может быть, — резонно ответил открывший дверцу и вставший одной ногой на асфальт водитель.

— Подождем минут десять. Потом будем блокировать тем, чем придется…

Минуты вновь стали тягучими, как жевательная резинка. Мимо проехало несколько легковых автомобилей и один маленький грузовичок.

— Первый, Первый, я Четвертый, — треснуло в ухе. — Как там у вас?

— Пока рано, Червертый, — Ланевский поправил микрофон. — Ждите команды…

— Есть! Петрович, идет! — почти крикнул водитель, быстро залез внутрь и включил зажигание.

— Давай, Руся, давай… — подбадривал его капитан.

Впереди действительно приближались яркие огни. Сомнений не было — большой грузовик.

Ланевский снял оружие с предохранителя. Руслан рванул автобус с места и наискосок перекрыл встречную полосу движения. Тягач, хоть и находился на почтительном расстоянии от "Дельфина", издал раздраженный гудок и начал натужно тормозить, всем своим видом показывая, как трудно ему дается эта процедура. Наконец, он остановился метрах в десяти от автобуса и, громко прошипев, затих.

"Вольво", — обратил внимание капитан на эмблему.

Из кабины выпрыгнул седой мужичок в грязной темной майке и сигаретой в зубах.

— Ты обалдел, что ли! — заорал он на ходу. — Я бы тебя сейчас снес и не заметил!

— Братан, извини! Ну что я сделаю? Колесо лопнуло! Еле затормозил… — ответил Руслан, приближаясь к мужику и доставая пистолет.

— Всем сидеть пока, — приказал Ланевский бойцам в салоне.

Он открыл дверцу и вылез наружу. Дальнобойщик, остолбенев, переводил взгляд с одного вооруженного человека на другого. Потом, было, попятился назад, но, сообразив, что до кабины ему все равно не добежать и уж тем более отсюда не уехать, испуганно сглотнул и замер на месте.

— Как тебя зовут? — вежливо поинтересовался командир.

— Вася, — ответил тот.

— Что везешь? — полюбопытствовал Руслан.

— Так, это… — водила выплюнул сигарету на асфальт, — Мебель. Из Ланска…

— Вот что — Вася, — Ланевский подошел к мужику поближе. — Машину твою мы забираем. А ты — иди себе с миром.

— Куда же мне теперь? — развел руками водитель.

— Туда, откуда пришел, — отрезал капитан. — Иди мужик, не искушай судьбу…

— Понял, ребята, понял… — дальнобойщик примирительно поднял перед собой ладони, сделал несколько шагов назад и, развернувшись, затрусил по дороге в западном направлении.

— Все, народ. Выходите на свет Божий, — крикнул капитан, провожая взглядом бегущего человека.

Дверь открылась, и бойцы, оперативно выгрузившись, сосредоточились по обочинам дороги, разделившись при этом на две примерно равные по численности группы. Трое человек быстро выгружали из автобуса ящики с боеприпасами и гранатометы.

— Давай, Русик. Ты, вроде, сказал, что уже место приметил, куда автобус спрятать. Главное — береги транспорт. Без него не уйдем, в случае чего. От тебя больше ничего не требуется, — капитан по-дружески хлопнул водителя по плечу.

— Удачи вам тут, — скупо обронил тот и, прыгнув за руль, лихо развернулся и поехал в обратном направлении.

— Вперед, народ, — рявкнул Ланевский. — У нас впереди пара часов земляных работ. Напоминаю… Интервал — двадцать метров. Длина — сто пятьдесят метров — по каждой стороне. Плюс запасные. Плюс — на случай "шарика". Про меня не забудьте…

Отряд рассыпался по разные стороны трассы и растворился в ночной темноте.

— Четвертый, начинай работу. Как понял? — командир постучал пальцем по микрофону.

— Понял тебя, Первый. Работаю…

На трассе показались фары легковушки. Капитан, став на одно колено, прицелился и дал длинную очередь перед автомобилем. Машина резко снизила скорость, развернулась и помчалась обратно.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Фрунзе. 02:59

Темно в парке… Лишь пара фонарей дают слабый, трусливый свет. Жутковато… Вороватый ветерок тормошит кроны деревьев. Лишь тихое лиственное шуршание вокруг. Будто шепчет кто-то… Глупости… Кому тут шептать? Загульная субботняя молодежь давно разошлась уже. Даже те, кто по кустам вздыхал… Не кому тут шептать, и незачем…

А все, же, есть кто-то здесь… Хоть убей, но есть. Вот и мужик какой-то, хотел было через парк пойти, но остановился, побрел по Менделеева. Туда, к свету… Страшно…

Что-то черное, злое, желтоглазое проводило его долгим тихим бешеным взглядом из-под темного кустарника. Блеснуло сталью, изогнулось, расплылось в темноте. Никак, призрак? Будто тень, будто и не было здесь только что никого…

Ожил парк, запульсировал, но каким-то жутким, мертвенным ритмом. Отовсюду неслышно и быстро слетались к восточной его стороне тени и призраки. Черные, бесплотные… Ни единого звука… Только листва колышется. Привидениям шум ни к чему, и свет не надобен… Шабаш тут?

Тихо вокруг… Призраки — к невысокой красной стене. Много их… Жутко… Автомат с двух сторон — в руки, как ступенька. И призраки по ней — за забор. Один, двое, трое, четверо… И то правда: привидениям заборы — не препятствие.

И солдатик сопливый на проходной тоже их увидел. И сделать бы что-нибудь рад… Нет мочи! Мышцы сжались, воздух губами, не выдохнуть никак. Страх то какой! Черные, быстрые, большие. Глаза змеиные, безжалостные… И прямо тебе в душу… От ужаса — и пальцем не пошевелить.

— Мама… — только и выдавил он.

Призрак, быстро летевший мимо, как бы мимоходом отмахнул солдата сзади прикладом. Второй, не останавливая полет, метнул блестящую серебряную молнию в застывшего с сигаретой в зубах усатого офицера.

Тишина… Темно в парке.

И псу местному, полковому, Витьке, что возле штаба обитает, привидения почудились… Летят отовсюду, казармы в клещи берут. Из деревьев появляются, из проходной. Сквозь стены просачиваются… Что за чудеса? Витька — собака боевая, десантная. Всякой там чертовщиной на испуг не возьмешь. Сейчас как зарычу, подниму лай на весь Свет! Брошусь на Вас, пустоглазых… Распотрошу в клочья тела ваши чернотуманные!

— Ррррр… — угрожающе прорычал Витька.

Но куда ж ему совладать-то с этакой силой? Ближнее привидение обернулось на лету на долю секунды, полыхнуло глухим огнем…

Тихо вокруг… Только мотылек беззаботный об уличный фонарь бьется, света домогается. А привидения везде уже. Руки-ноги из темноты повытаскивали, кинжалами страшными ощетинились. В глазах — смерть… И в казарму… Караул им подавай… Не боятся ничего, бестелесные. Ни пуль свинцовых, ни крови человеческой… Свои автоматы — в сторону, у стены, чтоб не мешали кровавой жатве.

Солдат на тумбочке, при виде такого зрелища, протер глаза, всхлипнул и — бежать. Куда? В глухой конец казармы, где выхода нет… А призраки некоторым и проснуться не дали. Повезло… Господи — спаси и сохрани! Кровь во все стороны летит, только хрипы кругом. Кои вурдалаки и в два клинка работают, как траву косят…

Остановились… Одна секунда, две, три… Огляделись… И растворились. Лишь двое остались. Оружие собирают.

Взорвалась, наконец, тишина ночная, не выдержала крови… Проснулся штаб, открыл глаза старых окон, разглядел нечистую… Полетели стекла, затрещали автоматы…

"Врешь, курва! Не дадимся на заклание!"

Задергались призраки в ночи, ушли под землю, растворились среди листвы. Но тут же выросли пятеро… Сгруппировались в линию, пол секунды… На плечах — трубы… Фуухх! И тут же, не разглядывая вырвавшиеся из двери и окон языки оранжевого пламени, почти синхронно, трубы с правого плеча на землю — раз! И вперед… Не касаясь земли… Быстро! Марш-марш! И — прижаться к стене. Чека — раз, в оконный проем — два, взрыв — три, автомат со спины — четыре, в здание — пять, чистить — шесть…

А в казармах — свистопляска. Будто небо на землю упало… Кто орет, за уши хватается, кто руками по стене шарит, кто разбитое лицо ладонями закрывает. Ноги босы, все — в исподнем. Окна разбиты. Возле оружейных комнат — уже призраки. Глаза — как дула автомата. Грозные, жуткие…

— На колени, мать вашу, на колени! Руки за голову! — орут привидения, стаскивая одуревших от взрывов и нестерпимых для глаз вспышек солдат на середину казармы…

— Боря, как у тебя?

— Чисто.

— Потери?

— Один трехсотый. Легкий.

— Автопарк, как у вас?

— Заканчиваем…

Солдатики дышат часто, по сторонам непонимающе взгляд метают. А призраки — сверху, прикладом да тяжелым ботинком порядок наводят. Злые, уверенные, вездесущие…

— Внимание всем. Пленных поротно — в ангар под охрану. Оружие в их грузовики и, вместе с двумя "ходячими" "бэтэрами" — на центральную площадь. На "коробочки" флаги не забудьте. Саня! Организуй охрану периметра. Караульное помещение — поджечь… Сообщи Первому, что мы проводили гостей. Скоро привезем гостинцы. Пусть присылают воспитателей…

23.08.2009. Краина, 2 км к юго-востоку от г. Херон. Трасса М-25. 02.59

Автомобиль ГАИ быстро несся по совершенно пустой неосвещенной дороге в противоположную сторону от города. Сирены не работали: разгонять было некого.

— Да чего случилось то? — дохлый как Кащей Бессмертный рядовой, сидевший рядом с водителем, крепко сжимал в руках цевье старого укороченного "калаша", видимо, еще из старых советских запасов.

Капитан хмуро молчал и вел машину. У него с утра было паршивое настроение. Поругался с женой. Сильно поругался. И, что самое неприятное, на это настроение теперь наложилось еще более паршивое предчувствие…

— Ну товарищ капитан… — проныл милиционер.

— Да пошел ты к такой-то матери! — взорвался тот. — Что ты заладил: "что случилось, что случилось"… Сиди молча и не гунди. Автомат с предохранителя сними, — добавил он, немного погодя, сам при этом расстегнув кобуру.

"Вот дурак… — корил он себя. — На сопляка злобу выместил. Герой-мужчина. Послабее себе никого выбрать не мог…"

Капитан мельком взглянул на парня. Тот обмотал ремень вокруг кисти левой руки и сидел, будто проглотил лом. В глазах читался детский страх.

— Двадцать пятый не отвечает… — буркнул командир.

— Как не отвечает? — испуганно пролепетал рядовой.

— Раком! — капитан опять перешел на крик. — Полчаса уже не отвечает.

— Может, со связью проблемы?

— Может… — нехотя согласился он. — Но что-то неспокойно мне. Гляди в оба…

Рядовой с готовностью начал пристально всматриваться в дорогу через лобовое стекло.

"Уж если неспокойно ему, значит — есть причина", — думал он".

Все в отделе знали. Капитан Коронов пришел в ГАИ из уголовного розыска, где имел репутацию не совсем охочего до процессуальных тонкостей, но зато очень "результативного" "опера".

— Ой. Темно… — сам того не ожидая, вслух сказал рядовой, глядя на приближающийся с левой стороны дороги стационарный пост. Он взглянул на капитана. Тот снял пистолет с предохранителя и передернул затвор.

— Тебя как зовут? — вдруг тихо и ласково спросил командир.

— Игорь, — растерянно пробормотал рядовой.

— Слушай меня внимательно, Игорек, — так же, по-отечески, продолжил Коронов. — Я сейчас — в "будку", а ты — за машиной, прикрываешь мне спину. Если что со мной — в перестрелку не вступай. Сразу дуй в отдел и доложи. Понял?

— Так точно, — уже увереннее ответил Игорь.

Капитан плавно свернул к посту и остановился в десятке метров напротив здания. На улице — никого. Вокруг — темень. Коронов долго смотрел на безжизненное строение, затем взял с заднего сиденья большой фонарь.

Со стороны города, в паре сотен метров от милицейской машины, невидимый никем, у обочины остановился маленький бордовый микроавтобус…

— Может, "нажрались" и спят? — умоляюще прошептал рядовой.

— Глохни, — оборвал его командир. — Делай, как договорились…

Они открыли двери и вылезли из автомобиля. Игорь, облокотившись на капот, взял на прицел здание, а капитан, выставив скрещенные с пистолетом и фонарем руки вперед себя, медленно начал приближаться к посту.

— Ой, товарищ капитан… — послышался детский испуганный голосок Игоря.

Кононов резко обернулся. Милиционер стоял, тупо глядя куда-то вниз на асфальт. Автомат лежал на капоте.

— А здесь — кровь…

Капитан, скрипнув зубами, в несколько скачков одолел расстояние до поста, метнул лучом фонаря вовнутрь помещения и подбежал к машине.

— Чего стоишь?! Очнись! — заорал он на Игоря, вытаскивая сотовый телефон и набирая номер. — Вызывай подкрепление!

— Ага!

Милиционер кинулся на переднее сиденье, напрочь забыв про оружие.

— Центральная! Центральная! Восьмой на связи! Центральная…

— Не работает… — растерянно, подавленно, каким-то чужим голосом сам себе сказал командир, опустив трубку.

— Товарищ капитан, — выдохнул вылезший из машины Игорь. — Центральная не отвечает…

— Руки вверх! — послышался окрик.

Коронов застыл на месте, продолжая держать в левой руке — мобильник, а в правой — пистолет. Противник стоял прямо у него за спиной, так что оценить степень опасности не представлялось возможным. Зато рядовой, стоящий напротив, видел все и, открыв рот, медленно поднял руки над головой, не сделав ни малейшей попытки схватить лежащий на капоте "калаш".

— Именем Революции приказываю вам сдать оружие, — уверенно и громко потребовал голос за спиной капитана.

23.09.2009. Краина, г. Кировогорск. пл. Кирова. 02:59

Кровь как будто бы прилила к голове и теперь маленькими молоточками пульсировала в висках.

"Это волнение… Ты должен его побороть… Ты теперь главная фигура… От тебя все зависит… Струсишь — погибнут люди… Ни за что погибнут… Возьми себя в руки… Никто не должен видеть твоего волнения… Ты — командир… Ты все сделаешь правильно… Ты профессионал… Ты диверсант… Тебя всему обучили…".

Мысли неслись с головокружительной скоростью. Лоб покрылся испариной.

Денис, зажал автомат в левой руке, уверенно бежал вперед. Сзади доносился топот десятка армейских ботинок.

— Не посрамим Русь-Матушку и славу нашу казачью! — громко крикнул Николаев.

Отряд застучал по красной тротуарной плитке площади. До центрального входа оставалось метров тридцать. Сзади раздался женский визг. Парень с девушкой, сидевшие на лавочке под сенью большого дерева, растущего у края площади и, наверное, влюбленные и забывшие про время в эту летнюю ночь, испуганно обнявшись, смотрели на бегущих в здание вооруженных мужчин. Никто из группы не обратил на них внимание.

Денис, не добежав до входа десяти метров, вскинул автомат и дал длинную очередь в большие деревянные двери центрального входа. Его примеру тут же последовали казаки.

Ночь треснула и наполнилась до краев автоматными выстрелами. Осколки стекла и щепки летели в разные стороны.

— Вперед! — рявкнул Николаев.

Казаки сорвались с места. Двое ударом ног вынесли двери. Денис первым ворвался в здание, хотя по инструкции не должен был этого делать ни в коем случае. Опять же, сказалось волнение. Милиционер на проходной с порезанным, видимо, осколками стекла, лицом с круглыми от ужаса глазами смотрел на черного мужчину с закрытым лицом. Правой рукой он царапал ногтями по кожаной кобуре, безуспешно, надо думать, от волнения, пытаясь расстегнуть ее, а левой, не отводя взгляда от оперативника, нервно давил на большую черную кнопку, прикрепленную на стене.

"Шок", — сразу заключил Денис.

— Не надо, — спокойно сказал он, наведя автомат на милиционера.

Тот сразу как-то сник и опустился на кресло, положив руки на колени. Один из казаков вынул его пистолет из кобуры, взял за шиворот и поставил на колени лицом к стене.

— Комната отдыха, — коротко скомандовал Денис, указывая пальцем на небольшую дверь.

Трое казаков устремились туда и через несколько секунд выволокли в коридор испуганного сержанта, закрывающего голову руками. Можно было предположить, что парень уже успел получить несколько ударов.

— Есть кто еще в здании? — спросил у него Николаев.

— Н-нет, — заикаясь, ответил милиционер.

— Женя, бери Сову и Геру, и вали вниз. Подыскивай помещение, — распоряжался тяжело дышащий Петр Иванович. — Николаич, осмотрись на предмет обороны. Пулеметы надо грамотно поставить. И "стремянку" найди. Флаги повесим. Градус, Саня — на вход!

Казаки, молчаливые и собранные, бросились исполнять приказы.

— Я — за автобусом, — коротко бросил хорунжий.

— Давай… — ответил Денис и, проводив взглядом убегающего Николаева, снял с пояса рацию и проговорил. — Первый-Кубань, первый-Кубань, на связь!

— Первый-Кубань на связи, — отозвался прибор.

— Подъезжай. Все в норме. Будет устраиваться…

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. Ковалевский мост. 02:59

Петрович бежал, не чувствуя ног. Честно говоря, сейчас он вообще ничего не чувствовал. Ни пакета с "коктейлем Молотова" в левой руке, ни бьющего по копчику автомата. Адреналин в крови зашкаливал, подавляя все другие вещества.

"Вперед. Только вперед…", — вертелось у него в голове.

Он мельком взглянул на товарищей. Судя по глазам, они испытывали похожие ощущения. Командир на бегу резко метнул пачку листовок в воздух, и они разлетелись, повинуясь теплому летнему ветерку.

Группа находилась на подъеме, бежать становилось все труднее.

"Может на машине надо было подъехать? — думал Петрович. — Нет уж… Сожгут еще. Или решето сделают. Пускай стоит себе…"

Медленно едущая белая "Ауди" поравнялась с бегущими. Из окна переднего пассажирского сиденья выглянула испуганная небритая морда и тут же спряталась обратно. Водитель "дал по газам", и машина скрылась. Черная повязка немного мешала дышать. Алексей, по праву самого молодого, вырвался вперед метров на десять и остановился посередине моста, размахивая флагом.

— Леха, прикрепи его на столб, — бросил подбегающий командир. — Палыч, Колян, тормозите машины сзади. Шутки четыре, не меньше. Петрович, со мной!

Тяжело дыша, таксист поставил пакет с "зажигалками" рядом с Алексеем, пытающимся привязать древко к ограждению, скинул автомат с плеча, выбежал на левую полосу движения и встал рядом с командиром. Снял оружие с предохранителя, поставил на автоматический огонь.

— Если откажутся останавливаться, стрелять по моей команде, по капоту и колесам, — нервно процедил Саша.

— Есть!

На мост поднималась черная "десятка", светя фарами в лица бойцов. Командир стоял посередине полосы, направив автомат на приближающийся автомобиль. Машина резко затормозила метрах в двадцати. Саша резко сорвался с места. И правильно сделал. "Десятка", ревя двигателем, сделала попытку развернуться.

— Стоять! — заорал подбегающий командир и сходу разбил прикладом стекло передней пассажирской дверцы. — Выходи живо! Убью!

— Ладно, ладно! — с водительского сиденья на асфальт вывалился лысоватый мужик в черном спортивном костюме. — Вы че, пацаны… — он, стоя на коленях и подняв руки, испуганно смотрел на Сашу с Петровичем.

— Ниче! — передразнил его командир. — Вали отсюда! "Тачку" конфискуем временно. Именем революции. Завтра здесь же заберешь. Пошел!

Он выпустил в воздух короткую очередь.

Мужик поднялся и побежал вниз, изредка оглядываясь назад.

Петрович оглянулся. Товарищи остановили грузовую "Газель" и теперь пытались прогнать что-то причитающего маленького кавказца-водителя. Наконец, Колян, видимо, потерявший запас терпения, с размаху ударил в лицо настырному мужику. Тот упал, затем поднялся и побрел прочь, держась за подбитый глаз. А Михаил Павлович под дулом автомата уже выгонял из красной "Тойоты" испуганного паренька…

— Петрович, перегораживай, живее… — крикнул командир зазевавшемуся бойцу.

Таксист торопливо прыгнул в "десятку", подъехал ближе к середине моста и развернул машину поперек проезжей части. В это время Саша вместе с освободившимся Алексеем, остановил какой-то синий микроавтобус…

Через пятнадцать минут мост был надежно перегорожен баррикадой из автомобилей. Свободным оставался лишь узкий проезд слева, ровно для одной машины. Бойцы расположились внутри огороженной зоны, по двое на каждую сторону. Максим Павлович рассудительно выбрал себе огневую позицию, и даже подстелил на капот какой-то кусок ткани, найденный в багажнике чьей-то легковушки.

— Ты чего это, спать располагаешься? — спросил повеселевший командир.

— Зачем чужую машину портить, — ответствовал Палыч, ставя рядом с колесом бутылки с зажигательной смесью. — Облокачиваться буду — поцарапаю капот. А человеку потом — неприятность…

— Жалостливый ты, однако… — хмыкнул Саша и достал из разгрузки рацию. — Первый, Первый, я Двадцать седьмой, прием…

— Первый на связи. Слушаю вас, Двадцать седьмой, — ответила рация.

— Мы добрались до места без приключений. Повторяю, без приключений. Как поняли меня?

— Вас понял, Двадцать седьмой. Добрались без приключений. Поздравляю и благодарю за службу. У наших друзей по городу все идет хорошо. Действуйте по плану. Как поняли?

— Вас понял, Первый. Действую по плану. Отбой.

— Ну чего там? — спросил подошедший Алексей.

— Говорят, восстание развивается по плану, — Саша засунул рацию с один из карманов разгрузки.

— Да слышно уж… — пробормотал Максим Павлович.

В ночной тишине с юга была слышна интенсивная стрельба.

— От Кировского, что ли? — тревожно спросил Толик.

— Похоже на то, — подтвердил Петрович.

— Внимание, машина! — крикнул Алексей и, опершись локтями на капот "Тойоты", направил оружие на приближающиеся с южной стороны фары.

— По местам! — скомандовал Саша.

Толик с Максимом Павловичем ринулись на другую сторону. Петрович, прислонившись к микроавтобусу, взял на мушку автомобиль. Командир напряженно наблюдал за машиной.

Серебристый "Опель" медленно подъехал к баррикаде и остановился. Передняя пассажирская дверца открылась, выпуская высокого мужчину с закрытым черным платком лицом и повязкой. В левой руке он держал автомат, причем как-то нежно, за цевье, разведя руки в стороны, будто показывая тем самым отсутствие агрессивных намерений.

"Свои вроде…" — подумал Петрович.

— Кто такие? — резко крикнул Саша, направляя оружие на мужчину.

— Четырнадцатая группа, — ответил тот.

— Оружие на землю и ко мне с пропуском, — скомандовал командир.

Тот повиновался. Саша долго разглядывал документ.

— Сколько человек в машине?

— Трое бойцов и один арестованный, — боец переминался с ноги на ногу, проявляя нетерпение.

— Проезжайте, — сказал, наконец, удовлетворенный пропуском Саша.

Прошло около часа… Стрельба с юга стихла. Раз, было, застрекотало совсем рядом, со стороны белых корпусов Масложиркомбината, метрах в трехстах от баррикады, но быстро стихло.

Шуршащий под мостом Ингул, надменно взирая на взрослые игры расшалившихся людей, неспешно нес свои воды к Черному морю. Никто из "гражданских" не делал попыток приблизиться к блокпосту. Баррикада была видна издалека, и машины разворачивались метров за сто. А скоро и вовсе перестали ездить. Город замер. Никто из жителей, естественно, не спал. Бойцам иногда казалось, что стоящая рядом белая "девятиэтажка" смотрит на них из темноты испуганными глазами окон.

23.08.2009. Краина, Кировогорск. ул. Гагарина. 03:01

Они ворвались молча, без криков, и были похожи на стаю натасканных псов, которые нападают расчетливо, без лая, лишь глухо и свирепо рыча. Одеты — во все черное. Лица закрыты черными платками. Это еще больше усиливало сходство со сворой собак.

Степан не успел сосчитать, сколько их было. Он не видел их лиц, но видел глаза, и этого было достаточно. С удивительной для такой ситуации четкостью мысли он сказал себе: "Не бить пришли, убивать".

Остальное Крук видел как бы не сам, а со стороны. Когда-то он прочитал в очередной интересной книге, что во время боя человек начинает действовать автоматически. Вот и сейчас ему вдруг показалось, что все вокруг превратились в роботов, действия которых словно бы подчинялись заранее установленной программе. Все знали, что делать. Никому не надо было приказывать.

"Это просто инстинкт, — вскакивая со стола, решил для себя командир, — инстинкт самосохранения".

Заплескалась рукопашная схватка. Никто не кричал. Наверное, все каким-то внутренним, не исследованным наукой, чутьем, поняли: звать на помощь некого и незачем. Никто не придет. Во всем мире есть только они, вокруг больше ничего не существует. Занося для удара кинжал в чей-то черный бок, Степан словно через дымовую завесу увидел несколько вороненых отблесков.

"Лопатки", — подумал Крук. — Вырубят вчистую, суки…"

Кинжал вошел в тело как в масло. Черный издал сдавленный рык, вцепился клешнями в горло, но сжать, как следует, уже не хватило сил.

Спину Крука будто бы обожгло огнем. Голова сама собой запрокинулась вверх, и Степан провалился в пустоту. Но, к сожалению, сознания не потерял…

Его долго молча били армейскими ботинками. Крук знал, что это именно армейские ботинки. Нет, он не успел обратить внимание, во что были обуты нападавшие. Когда-то его, как и всех бойцов в организации, учили рукопашному бою. Знающие люди подтвердят: тот, кто разок попробовал на себе ласковое прикосновение этой "обувки", не забудет этого никогда.

Чьи-то крепкие руки подхватили его под мышки и поволокли. В лицо дунул порыв свежего ветра. Он слушал голоса, но разбирал слова с огромным трудом. Ему казалось, что он лежит на пологом берегу реки, воды которой покрыты плотным туманом. Он не знает, далеко ли до противоположного берега. Но на том берегу кто-то говорит, и он их слышит, только не все слова долетают до него.

"Всех посмотрели?… Че, только четверо осталось?… Варяг, ну долго ты там возиться будешь?… Надо же, а хорошо занялось… На одном поместятся?… О-хо-хо! Слышишь, кто-то с пулемета "долбит"!… "Ментовку", по-моему… Давай первого!… Не, не этого — это ихний командир…. Его я сам… Леший, блин, помоги, че стоишь…".

— Я тебя, мамкина норка, как Иуду, кишками наружу, — прошипел ему в ухо голос.

"Странно, — как-то отстраненно подумал Степан, — судя по всему, он меня ненавидит! А ведь мы с ним даже незнакомы".

Отчего-то эта мысль показалась ему безумно смешной, и он засмеялся, беззвучно, извергая с каждым сокращением грудной клетки порцию крови. Ответом был удар ботинка по ребрам, уже превращенным в бесформенную массу из осколков костей и тканей.

Шею сдавила веревка, дышать стало трудней. Кто-то резким рывком поставил его на ноги. Низ живота пронизала острая, невыносимая боль, и почти сразу ноги оторвались от земли, а веревка беспощадно, не оставляя никаких шансов на спасение, сдавила горло.

Через минуту двенадцать человек в черном повернули за угол. Четверо несли на плащ-палатке глухо стонущего раненого, еще двое словно мешки тащили на себе такие же, как и они сами, черные тела, а последний заметно прихрамывал на левую ногу. За их спинами остался пылающий штаб. Языки оранжевого пламени бросали яркий свет на улицу перед зданием, большой разлапистый каштан, и четыре трупа в форме с шевронами КОН, покачивающихся на большой ветке. У одного бойца из живота свисали на тротуар какие-то сине-красные лоскуты.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. пл. Кирова. 03:16

— Первый — на связи. Понял… Понял… Понял… Ваши потери… Понял… Жертвы… Сколько примерно?… А погуманнее нельзя было?… Понял…

Денис прохаживался по коридору и слушал переговоры Кошака. В качестве центрального командного пункта они выбрали большую комнату с несколькими столами метрах в пятнадцати справа от входа. Выбитая дверь болталась на петлях. Командир заглянул внутрь. Помещение было ярко освещено. Володя, наклонившись, что-то записывал на бумаге. Слева на столе была разложена большая карта города.

Двое боевиков ввели в здание человека с черным мешком на голове и, не обратив на оперативника никакого внимания, проследовали в подвал. Им навстречу поднялись двое и быстрым шагом направились к выходу.

"Девятый…" — мысленно отметил про себя Денис.

Он прошелся по коридору и заглянул в ближний к центральному входу кабинет, окна которого выходили на площадь. На придвинутом к оконному проему столе мирно покоился ПКМ. Седоусый казак увлеченно складывал стопки книг на подоконник, придирчиво посматривая наружу и, видимо, прикидывая свой сектор обстрела.

— Денис! — радостно крикнул Кошак из кабинета.

Командир сорвался с места и вбежал в кабинет.

— Доложила оперативная группа "К". Хорошие новости. Они распотрошили полк… — Кошак прямо светился от счастья.

— Вот это — действительно хорошая новость, брат… Вот это — очень хорошо!

Денис даже присел. На душе стало хорошо. У него было такое чувство, как будто он сбросил с плеч тяжелый груз, и теперь тело стало легким и послушным. Голова была светлой, мышцы расслабились.

Значение этой победы было трудно переоценить. Если бы по какой-то причине полк не удалось бы разоружить, восстание можно было бы считать проваленным. Десантники, очухавшись и приведя себя в порядок, разогнали бы все повстанческое "воинство" в два часа. Это Денис прекрасно понимал. Понимал это и Кошак, который, против своего обыкновения, улыбаясь во все тридцать два зуба, смотрел на размякшего командира.

— Передай радостную весть Червонцу и Леве, — наконец, распорядился командир.

— Сейчас они грузят оружие в грузовики, — продолжил товарищ. — Пригонят их сюда. И два бронетранспортера.

— У них там "бэтэры" были?

Денис скрипнул зубами.

— Ну да… — озадаченно отпрянул товарищ. — Пять штук, говорят. Правда, на ходу — только два.

— Ну е-мое! — оперативник от досады стукнул кулаком по столу. — Неужели нельзя было поделиться информацией? Я бы учел. А теперь — зачем мне эти "бэтэры"? У меня ж ни одного "водилы"…

Кошак лишь пожал плечами. Но улыбаться не перестал.

— Ладно, значит так… — собрался с мыслями командир. — Передай, пусть поставят их перед зданием. И флаги — на самое видное место. Это придаст всем уверенности… Сколько машин с оружием будет?

— Не сказали… Ну, сколько? Ну, две-три…

— Отлично, пусть оставляют их перед входом. Хорунжий! — громко крикнул Денис.

— Я, — донеслось из соседнего кабинета, где расположился штаб обороны здания.

Через несколько секунд появился и сам Николаев.

— Скоро придут "бэтэры" и машины, — сказал командир, поднимаясь со стула. — Скажи своим — пусть не нервничают. Это — наши. Отрегулируй там, чтоб "броню" поставили по обе стороны от входа. По мере того, как будут освобождаться группы — отдашь приказ о разгрузке машин. Там оружие и боеприпасы. Найди комнату для их хранения. И охрану выставишь…

— Есть, — хорунжий почти по-военному развернулся и вышел.

— Денис, — Кошак проводил взглядом казака. — Они просят прислать отряд для охраны пленных.

— Пусть подождут пару часов, — раздраженно бросил оперативник.

— Говорят — не могут. У них — "задача второстепенной важности". Это они, кстати, о чем?

— Кто его знает… — пожал плечами Денис. — Они своему начальству подчиняются. Может, им в случае быстрого успеха еще одну цель определили…

— Быть может… — подтвердил Кошак. — Они и сказали, мол, "нам уезжать надо через час". Просили предупредить на всякий случай блокпост на Маловысковском выезде, что они проедут без остановки.

— У нас ведь и нет для этой цели никого… — хмуро пробурчал сам себе командир. — Я надеялся — они подождут немного, а потом у нас уже люди освободиться должны были…

— Ну да… Мы им — не указ. Действуют самостоятельно. Откуда мы могли знать, что они уходить соберутся…

— Я помню! — Денис раздражался еще больше.

Он злился не на выплывший ниоткуда "косяк", а на себя. За то, что не смог предусмотреть возможность такого развития событий.

"Нормально, — успокаивал он себя. — Это нормально. Никогда ничего не проходит точно по плану".

— У нас есть освободившиеся люди? — спросил он.

— Нет пока… — Кошак развел руками. — Скоро должны прибыть группы с Ленинского отдела, горотдела и СБК. Еще с Кировского РОВД. Но я тебе две минуты назад доложил. Они там завязли…

— Значит так… — голос Денис стал стальным, он принял решение. — Передай группе "К" просьбу. Пусть начинают отпускать пленных по тридцать человек с интервалом в пять минут. Босыми и в исподнем. Командиру "кировских" — пусть делает, что хочет, но чтобы через сорок пять минут его группы были в моем распоряжении!

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Габдрахманова. 03:22

Кировский райотдел сражался. Ничего не понимал, но сражался.

— Да кто вы такие! — проорал в раздолбаный оконный проем крепкий черноволосый сержант с залитым кровью лицом.

Из-за гаражей без устали "молотил" пулемет, замолкая лишь на несколько секунд, видимо, для смены магазина. Все окна были давно выбиты, рамы висели клочьями, словно порванные простыни. И, несмотря на это, на головы залегших милиционеров все еще откуда-то летело битое стекло. А может, куски штукатурки или кирпича… Не разобрать. Что бы это ни было, оно мелкой сечкой резало руки и лица обороняющихся.

— У меня патроны закончились! — прокричал, непонятно кому и непонятно зачем, молодой лейтенантик и тупо непонимающе посмотрел на лежащего рядом и отхаркивающего кровью пузатого старшину.

В разбитый гранатометом дверной проем влетел еще один заряд, по счастью никого не задев. Лишь пацаненок-рядовой бросил пистолет, зажал голову руками и протяжно завыл.

— Что делать будем? — вставляя новый рожок, на удивление спокойно поинтересовался рыжий капитан у стоящего рядом на колене и прицельно стреляющего "одиночными майора".

В общем-то, целиться было особо не в кого. Противника не было видно, лишь вспышки от выстрелов. В них-то майор и целился, скорее для порядка, подавая пример своим подчиненным.

— Не знаю, Паша, — ответил он. — Связи нет, патронов тоже. Молись, Паша. Я тоже молюсь.

— Товарищ майор, товарищ майор! — прокричал заползший в кабинет сержант. — У меня патроны кончились. В "оружейке" тоже не осталось. Я уже сходил. И Сергеич, по ходу, кончается…

— Не кричи, Дима, понял я, — как можно более спокойно, насколько это вообще было возможно в сложившейся ситуации, ответил майор.

Вдруг стрельба стихла. Кировский "бастион", огрызнувшись пару раз одиночными выстрелами, тоже успокоился. В ночи повисла тягостная клейкая тишина.

— Паша, пойди Сергеича глянь, — приказал майор тихо. — Отдел, слушай мою команду! — уже проорал оперативный дежурный. — Посчитать патроны. Доложить о раненых. Глядеть в оба. Связь?

— Да нет связи, товарищ майор! — низенький кривоногий "старлей" перешел на ультразвук. — Как это все началось — так и пропала. А сотовые с полдвенадцатого ночи не работают…

— Это все не просто так, — еле слышно, обращаясь к самому себе, пробормотал майор. — Тут что-то серьезное началось. А мы не в курсе. И сдохнем, вполне возможно, здесь. Попытаться поговорить?

— Товарищ майор, — крикнул рослый рядовой в изорванной форменной рубахе. — Так кто-то идет. С белым флагом.

— Держать на мушке! — приказал оперативный дежурный, поднявшись на одно колено и тоже заметив приближающуюся фигуру с белой тряпкой в руке.

Человек подошел и остановился метрах в десяти от входа. Теперь его можно было разглядеть. Высокий, коротко стриженный, в новеньком камуфляже, с какой-то повязкой на рукаве, в белых кроссовках. Лицо закрыто черным платком. На туловище — нагрузка. Рожки к "калашу", нож, висит по-спецназовски, рукоятью вниз, "Стечкин" и кобуре на поясе.

— Серьезный товарищ, — проговорил оперативный дежурный.

— Да кто они? — спросил совсем рядом, у локтя майора паренек-рядовой.

— Это вопрос, Ваня, мы, если ты заметил, задаем себе все. Это — загадка дня, — попытался пошутить командир, но понял, что неудачно.

— Майор Шепелев, оперативный дежурный Шепелев! Выходите, поговорим! — уверенно, даже развязно-нагловато прокричал мужчина.

"О-па! Да ты и имя мое знаешь! — пронеслось в голове у майора. — Это еще хуже. Значит, они долго готовились. И спуску нам не будет".

Он встал, отряхнутся, отыскал на полу форменную фуражку, на которую уже кто-то успел наступить. Надел, как положено.

— Ну как я выгляжу? — деловито поинтересовался он у рядового.

— Хоть сейчас — на свадьбу! — нервно хохотнул тот, приняв шутливый тон.

— То-то, — назидательно пробурчал майор. — Капитан Довженко!

— Я, — отозвался голос где-то в глубине помещения.

— Я иду на переговоры. В случае чего — остаетесь за старшего.

— Есть!

— Отдел, что по потерям?

— Двое убитых, — к нему подбежал "старлей". — Раненых одиннадцать. Четыре тяжелых.

— Патроны?

— У каждого примерно по тридцать на автомат и по десять на пистолет.

— Связь! — крикнул командир в лицо офицеру, хотя понимал, что тот ни в чем не виноват.

Просто надо было выместить, наконец, гнев и нервное напряжение.

Старший лейтенант молча опустил голову. Майору стало стыдно, и он, положив "старлею" руку на плечо, проговорил:

— Держись, Саша. Может еще и выберемся…

Развернувшись, он смело вышел в дверной проем.

Боец на улице спокойно дожидался его, не проявляя признаков нетерпения.

— Кто Вы? — стараясь сохранять спокойствие и самообладание, но в то же время и не дерзить, спросил Шепелев, остановившись в полуметре от мужчины. Только теперь он разглядел широкую повязку у него на рукаве. Краинский герб посередине, снизу — скрещенные российский и краинский флаги, большие буквы КНФ вверху.

"Какого лешего…" — быстро пронеслось в голове у майора.

— Григорий Алексеевич, у нас очень мало времени, — таким же уверенным тоном ответил боец. — Поэтому я буду краток. Я — командир 5-го повстанческого отряда Кировогорской дружины "Краинского народного фронта". Наша организация начала народную революцию с целью свержения антинародного прозападного правительства. Власть в городе и области временно перешла к "Кировогорскому Революционному Совету".

Майор недоуменно смотрел на бойца.

"Приехали…" — пронеслось в голове.

— Это мятеж! — осторожно начал он. — Кто Вас уполномочивал? Вы совершили нападение на отдел милиции. Да что Вы вообще хотите?

— Давайте без этого, — брезгливо процедил мужчина. — В общем так… Как я уже сказал, времени у нас мало. От имени "Кировогорского Ревсовета" приказываю Вам сдать оружие. Время на раздумье — десять минут. Гарантирую жизнь и свободу. После формальной процедуры — всех отпустим по домам. И Вас тоже. Не подчинитесь — начнем штурм. И тогда — не обессудьте…

— Но я не имею права! Как это сдать оружие? Кому? Вам? Как это? И потом, — майор сделал паузу. — Где гарантия, что вы всех отпустите?

— Гарантия — мое слово офицера, — отрезал боец. — Решать, конечно, тебе, майор. Но ты сам подумай, как ты потом в глаза матерям этих пацанов смотреть будешь? Да и какие твои шансы. У тебя внутри — тридцать два человека. А сейчас — и того меньше. Патронов мало. Я знаю — читал опись хранящегося у тебя оружия и боеприпасов.

— А раненные? — тихо спросил Шепелев.

— Раненых доставим в больницу.

Здание отдела зевало в небо выбитыми окнами, стены были изрешечены полевыми отверстиями. Обгоревший сине-желтый краинский флаг валялся у входа.

— Думай, майор, — сказал боец, давая понять, что разговор окончен. — Но если ты вздумаешь играть в "защитника Брестской крепости", — голос мужчины наполнился злобой и раздражением. — Если ты примешь неправильное решение, я обещаю тебе, майор: я лично пристрелю каждого твоего подчиненного. Ты понял, каждого! Я уже и так потерял тут время! Десять минут, майор!

Боец резко развернулся, выбросил белую тряпку и пружинистой походкой направился в темноту.

— Ну что там? — нетерпеливо рявкнул рыжий капитан, оглядывая какого-то огорошенного, "как мешком по голове прибитого" Шепелева.

— Да, революция у них… — устало ответил майор.

— Какая революция? — ошарашено спросил прыщавый старший сержант с коротким автоматом в руках.

— Народная, твою мать! — раздраженно крикнул майор. — Офицеры, ко мне! Прапорщик, ты тоже!

Шепелев прошел в оружейную комнату и облокотился на широкий железный стол. За ним, медленно, как бы нехотя, вешая оружие на плечо, вошли шесть милиционеров. Последний прикрыл дверь.

— В общем, так, — пустым равнодушным голосом, казалось бы, совсем не подходившим к обстоятельствам, проговорил командир, глядя в пол. — Стоим перед фактом — вооруженное восстание…

Он поднял голову и обвел взглядом присутствующих.

— Судя по всему, подготовлены они хорошо. Знают, сколько нас, знают, сколько у нас оружия. Сколько их самих — не знаю. Предполагаю — как минимум, человек тридцать, судя по плотности огня… Говорят, власть в городе — у них. Проверить невозможно. Мы блокированы, связи нет. Дали десять минут на размышление. Предлагают сдаться. Обещают отпустить. В случае неподчинения — угрожают всех перебить. Какие будут мнения? Не бойтесь, высказывайтесь. Решение все равно приму я. Только очень коротко. Времени — в обрез.

В "оружейке" повисло тягостное молчание.

— А что хоть они хотят, в целом-то? — хмуро поинтересовался рыжий капитан.

— Я ихнюю программу не изучал, — язвительно ответил майор. — Но, судя по повязке на рукаве у этого дяди, там русские замешаны. Российский флаг там вместе в нашим… "Краинский народный фронт", "антинародное прозападное правительство"… В общем, примерно так…

— Они пацанов наших убили, — задумчиво проговорил светловолосый подкачанный лейтенант.

— И всех нас тоже убьют, — добавил усатый капитан с перебинтованной головой. — Если уж они такую "бучу" затеяли — назад уже не повернут…

— Ну, если по правде, браты, выбора у нас особо нет, — четко сказал рыжий капитан. — Драться нам нечем, да и кровь своих же, пусть они и мятежники, мне лить не особо улыбается. Связи нет, и помощи нам жать неоткуда.

— Может, прорываться? — робко поинтересовался самый молоденький лейтенантик, который, видимо, на нервной почве вцепился в автомат и не вешал его на плечо даже сейчас.

— Куда? — протянул усатый капитан. — Огонь велся по всему периметру. Значит, мы окружены. Патронов у нас мало. А у них — пулеметы. Я, по крайней мере, две точки засек. И в патронах недостатка явно не испытывают. Да что там говорить? Из гранатометов садят! Добрую половину положат еще на выходе. Ну — прорвемся… А куда пойдем? Откуда мы знаем, может, город уже в их руках. "Перещелкают" как мишени в тире. А раненых куда денем? С собой же не потащим! Им оставим?

— А они слово-то сдержат? — недоверчиво поинтересовался "старлей".

— Да кто ж знает, — развел руками рыжий капитан. — По логике вещей, могут, конечно, и не отпустить. Но убьют вряд ли. Не думаю…

— А ты чего молчишь, прапорщик? — раздраженно выдавил майор.

Все знали, "прапор" — кадровый вояка. Пришел в милицию из армии. Уже пенсионер, но начальство не выгоняло. Уважало за хладнокровность, рассудительность и честность.

— А я что… — спокойно ответит тот, скрестив руки на груди. — Дело ваше, офицерское да командирское. Лично я исполню любой приказ, и своих подчиненных заставлю. Только, если уж вам интересно знать мое мнение, не стоит оно того. Не Сталинград здесь и не Берлин. Чую — "дермецом" попахивает…

Помолчали. Все смотрели вниз, и лишь самый молодой беспокойно обводил глазами присутствующих, будто ожидая чего-то сверхъестественного.

— Товарищи офицеры…

Майор встал ровно, одернул рубашку, поправил фуражку. Глядя на него, милиционеры тоже подтянулись.

— Хочу напомнить, что наша основная задача — борьба с уголовной преступностью. — Он обвел присутствующих взглядом. — Принимая во внимание то, что по имеющимся у нас неподтвержденным и неполным данным, проверить которые нет возможности, мы имеет дело не с уголовными преступниками, а с некоей политической силой, которая взялась за оружие для осуществления своей цели…

Майор сделал длинную паузу.

— … а также принимая во внимание отсутствие связи, приказов от вышестоящих инстанций и какой-либо возможности обороняться, я приказываю всему личному составу сложить оружие и действовать далее по ситуации, помня при этом, что в здании наши раненные товарищи. Вопросы есть?

— Никак нет, — вразнобой ответили милиционеры.

— Довести мой приказ до личного состава, — потребовал майор. — Я — на улицу.

— Ты правильно сделал, Алексеич, — шепнул ему на ухо прапор перед выходом.

Майор, уверенно вышел на воздух, отошел на несколько метров от входа и остановился. Поднялся несильный, но освежающий летний ветерок. Вокруг было неестественно тихо, окна домов зияли чернотой.

"Людям, должно быть, страшно сейчас. С войны такого здесь не было…" — подумал Шепелев.

Ждать пришлось недолго. Из темноты вырос уже знакомый силуэт и приблизился к майору.

— Ну что надумали, Григорий Алексеевич? — дружелюбно поинтересовался боец.

— Я согласен. Какой будет порядок сдачи?

— Все просто. Ваши люди оставляют оружие там, где они находятся и по одному выходят в центральную дверь. Затем их обыскивают и строят перед входом. Я скажу им пару слов — и все, до свиданья.

— Что ж, тогда давайте начнем.

— Да я только "за", — ответил боец, поднял правую руку, согнутую в локте и показал три пальца.

Из темноты, оттуда, где были расположены подсобные строения, появились три бойца. На их лицах были все те же платки, на рукавах — повязки, только вот одеты они были в обычную гражданскую одежду. В руках — "АКС-сы", на каждом — разгрузка с рожками и гранатами.

Один ловко кинул автомат командиру, тот на ходу поймал его. Бойцы приблизились к входу и стали от него по обе стороны. Автоматы — у живота, ноги — на ширине плеч, в глазах — решительность. У одного в руке зажата граната без чеки, втора рука — на спусковом крючке. Автомат — на ремне через шею. Не шути!

— Начинайте, майор, — потребовал боец.

— Отдел, слушай мою команду! — крикнул Шепелев. — Оружие оставить там, где стоите. Выходить по одному. Руки — на затылок. Без провокаций. Рядовые — первые. Офицеры — последние.

В дверях показался перепуганный пацаненок-рядовой. Он встал прямо в дверях и озирался по сторонам, глядя то на майора, то на боевиков.

— Ну чего стоишь? — один из бойцов перекинул автомат на плечо, подошел к милиционеру, взял его за рубашку и грубо прислонил к стене.

Обыск длился недолго.

— Повернись, — потребовал боевик. — "Ксива"!

— Что, простите? — промямлил парень.

— Удостоверение, говорю, давай!

Отобранный документ ту же был брошен под ноги пленного.

В руках сверкнула сталь.

— Да не боись ты, сопляк, — говорил боец, глядя на перепуганного до смерти милиционера и срезая с его формы погоды и знаки различия.

— Стой смирно! — Боевик, нагнувшись, разрезал на туфлях шнурки и, развернув парня, потребовал. — Ремень.

— Зачем? — упавшим голосом спросил милиционер.

Ответом был удар рукоятью ножа в нос. На рубаху брызнула кровь, которую милиционер безуспешно пытался остановить руками. Тем временем боевик расстегнул и вытащил ремень и разрезал форменные штаны сзади. Они тут же начали падать, и рядовой вынужден быть схватить их руками. Боевик взял его за шиворот, отвел на несколько метров вперед, так чтобы он находится в зоне видимости других бойцов, и поставил на колени.

— Руки за голову! Смотреть вниз! Вот так и стой. И не напрашивайся больше!

— Офицерам хоть штаны не режьте… — попросил Шепелев.

— Ну ладно. Но вот с погонами и шнурками, Григорий Алексеевич, хоть убейте, придется расстаться, — добродушно ответил командир.

Настроение у него явно поднялось.

— Извольте… — хмуро бросил майор.

Он сорвал с себя погоды, присел на корточки и начал развязывать и вынимать шнурки…

Милиционеры по одному выходили из здания, и процедура повторялась. Когда число стоящих в три ряда на коленях пленных приблизилось к десяти, откуда-то появились еще пятеро боевиков. Двое встали позади милиционеров наперевес с автоматами, двое — позади командира, один — напротив сидящих у стены легко раненых.

— Я — последний, — сообщил рыжий капитан, становясь на колени в конце строя. — Там только "тяжелые". В больницу бы их…

— Отвезем, я же сказал, — ответил командир.

Он подошел к пленным и громко произнес:

— Товарищи милиционеры. "Краинский народный фронт" начал народную революцию с целью свержения правительства и создания на территории центральных и восточных областей Краины независимого и дружного с Россией краинского государства. Вопросы обеспечения правопорядка временно берем на себя мы. Вам надлежит проследовать домой, не препятствовать деятельности новых органов власти и не выполнять преступных приказов своего бывшего руководства.

Милиционеры хранили гробовое молчание. Пока боец выступал с речью, с разных направлений к зданию подходили боевики.

"Двадцать — двадцать пять примерно… — отметил про себя майор. — Но вооружены-то! Как на войну".

У троих в руках были пулеметы, у некоторых за спиной — "Мухи". Почти у каждого — по три-четыре гранаты. В основном, "РГД-шки". Один даже нес на плече "цинк" с патронами.

К дверям подъехал желтый "Дельфин", в который стали заносить тяжело раненых. Легкие тоже подошли к автобусу и начали грузиться.

— Впрочем, — продолжил командир, оглядев строй, — если кто-то из Вас захочет присоединиться к нашей борьбе, может подойти к зданию центрального УВД завтра к пяти вечера. Адрес Вы знаете. Новая народная власть не забудет тех, кто в трудные минуты ей помогал. А сейчас — прощайте, господа. Вы свободны.

Милиционеры начали подниматься и, держа руками штаны, расходиться группами по три-четыре человека, беспокойно оглядываясь на изуродованное здание и боевиков.

Видимо, где-то далеко, судя по всему со стороны центра, раздавались глухие звуки боя.

— Что это? — спросил Шепелев у командира.

— Надо думать, это кончают тех, кто оказался глупее вас, — был ответ.

— Для "жмуриков" места хватит? — крикнул высокий крепкий боевик в темноту автобусного салона.

— Хватит. Грузи, — глухо ответил кто-то.

— Первый, Первый! Пятый на связи, — проговорил командир в большую, навороченную, явно дорогую рацию.

— Слышу Вас, Пятый! — после недолгого шипения откликнулся мужской голос. — Докладывайте.

— Мы проводили гостей! Еда была не очень вкусная, но отравившихся нет. Повторяю — отравившихся нет. Теперь мы свободны. Как поняли?

— Вас понял. Проводили гостей. Поздравляю Вас, Пятый. От имени командования выражаю Вам благодарность. Действуйте по плану. Как поняли?

— Вас понял, первый. Действую по плану. Отбой.

"Зачем он при мне, — подумал Шепелев. — Или отпускать не собирается? Или хочет показать, как у них все организовано? Так я и без этого понял".

— Вы еще здесь, Григорий Алексеевич? — удивленно спросил командир, повернувшись к майору. — Я же сказал, Вы свободны.

— У меня две группы на пожары отбыли… — растерянно проговорил вслух Шепелев.

— Они уже разоружены, — спокойно ответил боец.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. пл. Кирова. 03:46

— Я отказываюсь разговаривать с Вами, кем бы Вы ни являлись…

Денис молча разглядывал сидящего на стуле в углу комнаты главу Кировогорского областного совета Сухомлинова. Арестованный держался молодцом. Агрессии не проявлял, но и признаков трусости или растерянности не выказывал. Чего нельзя было сказать о других.

Мэр Кировогорска Кузаков, одетый в спортивный костюм и домашние тапочки, злобно поглядывал на боевиков и изредка что-то бормотал себе под нос. Скорее всего, матерился. "Желтые" депутаты городского Совета Березов, Мягков и Грищенко, внесенные в список на аресты заботливой рукой Дениса за откровенно антирусские настроения и активную жизненную позицию, о чем-то шептались в углу. Член Президиума Облсовета "нашекраинец" Максимов, которому посчастливилось попасть в список примерно по тем же причинам, прижимал окровавленный кусок бинта к голове. За угрозы и хамство заработал от охраняющего арестованных казака прикладом в лоб…

— Что ж, это Ваше право, — спокойно ответил командир.

Он только что вернулся из соседней комнаты. Там сидели прокурор города, начальники Ленинского и Кировского РОВД, военный комендант, командир местного "Орла" с разбитым лицом и начальник СБК. Начальник милиции в городе отсутствовал, поскольку вчера отбыл в Киян на какое-то совещание у министра.

Командира Четвертого отдельного аэромобильного полка спецназа пришлось доставить в больницу. При аресте он, видимо, обладая обостренным чувством опасности, заподозрил что-то неладное. На требование боевиков в милицейской форме открыть дверь полковник ответил сначала долгим молчанием, а затем проклятиями и стрельбой из пистолета через дверь. В итоге получил серьезное ранение в бедро. Кто знает, может, его о чет-то предупредили…

"Если время найдется, надо будет его поспрошать…" — взял себе на заметку Денис.

Арестованные смотрели на оперативника исподлобья, на вопросы о самочувствии отвечать отказались. Молча выслушали составленное Денисом неделю назад постановление Кировогорского революционного трибунала об их аресте, прочитали листовки. Безразлично положили их обратно на стол. Попросили воды и сигарет…

— Я так понимаю, Вы не разделяете наши цели и задачи… — констатировал командир.

Он был практически уверен в том, что сейчас ему не удастся привлечь главу облсовета на свою сторону. Они все еще надеются на то, что происходящее — мятеж кучки фанатиков или искателей приключений. Оперативник примерно представлял себе ход мыслей арестованных.

"Ну и что, что им удалось разоружить милицию и установить контроль над городом? И даже если они разоружили кировогорских военных… Скоро придут войска и наведут порядок. А мы их будет судить! Они ответят за весь этот беспредел!"

— Я знаю, о чем Вы думаете, — громко сказал Денис. — Но, поверьте мне, за прошедшие часы реальность сильно изменилась. Восстала вся Краина, за исключением западных областей. И когда закончится эта длинная ночь, когда Вы, наконец, поймете, что "желтая" власть свергнута, и настало время строить новое государство, мы с Вами побеседуем еще раз…

Двое боевиков ввели Андрея Гондаря и сорвали с его головы мешок. Первый заместитель главы облсовета выглядел ошарашенным и возмущенным. Он непонимающе оглядывался по сторонам.

— Алексей, что происходит? — кинулся он к задумчиво сидящему в углу Сухомлинову.

— А, вон, — спикер уныло ткнул пальцем в вооруженных людей. — Они тебе расскажут…

— Ничего особенного, Андрей Яковлевич, — улыбаясь, сказал Денис. — Просто "Краинский народный фронт" начал народную революцию с целью свержения предательского "желтого" правительства и создания на востоке и в центре Краины независимой народной республики, территория которой будет включать в себя, в том числе и Кировогорскую область. Наша программа изложена в листовке, с которой Вы можете ознакомиться. Она на столе.

Сухомлинов хмыкнул.

— Что же касается непосредственно Вас, — невозмутимо продолжил Денис, — то Вы как активный сторонник вражеской антинародной власти и член правящей партии арестованы по постановлению Кирвогорского областного военно-полевого революционного трибунала. С постановлением Вы будете иметь возможность ознакомиться чуть позже. Вашу дальнейшую судьбу решил формируемый сейчас в Кияне "Высший Революционный Совет", который временно, вплоть до проведения всеобщих выборов в парламент, сосредоточит в своих руках всю полноту власти в новом государстве.

— Чего?… Что Вы несете! Вы кто такой! — Гондарь тяжело дышал. — Да вы хоть понимаете, что вам за это будет?!

— Понимаем, не переживайте, — спокойно ответил командир. — Сами-то подумайте: если б не понимали, неужели бы начали?

"Надо говорить спокойно, — Денис на ходу анализировал ситуацию. — Вселить в людей уверенность. Когда они видят, что спокоен командир, сами успокаиваются. Только без умных и длинных фраз! Говорить коротко, просто, ясно и четко. Чтоб до каждого доходило. Простота и спокойствие — вот что необходимо".

— Да это же "москали", это же "москали" Вас науськали! — истошно крикнул Гондарь, бешено вращая глазами.

— А хоть бы и так, — глядя на него, негромко ответил здоровый полный мужик, стоящий позади Дениса, облокотившись на дверной косяк и скрестив руки на груди.

Его автомат висел на плече.

"Коротков, водитель автобуса, 42 года, — машинально отметил Денис. — Пограничные войска, сержант".

— Мы с ними триста лет вместе жили, горе и радости делили. А от Вас мы покамест ничего доброго не видели… — спокойно, даже как-то обыденно рассудил боевик.

— Эх, ребятки, ребятки… — сокрушенно пробормотал депутат, присев и обхватив голову руками.

— Что "ребятки"?! — вскрикнул кто-то фальцетом у оперативника за спиной.

"Хохлов, инженер завода "Красная Заря". 48 лет. Не служил. Капитан запаса. Уволен. Жена сильно больна. Двое детей. Пять "кусков" просил. Я дал", — пролетело в голове у обернувшегося Дениса.

Высокий, чрезвычайно тощий мужчина, поправляя очки, медленно подходил к Гондарю.

— Независимость, да!? Европа, да!? Демократия, да!? — Инженер, все больше распаляясь, перешел на крик. — А у меня жена подыхает! Понимаешь ты, мразь, подыхает как собака!

Он сильно размахнулся, намереваясь прикладом размозжить голову противнику, но стоящий рядом плечистый усатый казак перехватил оружие и сграбастал инженера в охапку. Депутат как-то глупо хлопал глазами, переводя взгляд с Дениса на трепыхающегося в объятиях казака Хохлова.

— Ты заткнись лучше… — злобно выдохнул инженер.

— И действительно, не доводите до греха людей, — примирительно добавил командир.

В распахнутую дверь ввели Червоненко, члена президиума облсовета и активного "БОТ-овца". Импозантный, еще далеко не старый мужчина выглядел спокойно, в отличие от остальных арестованных был в костюме и даже успел повязать галстук. Несколько секунд депутат, засунув руки в карманы брюк, внимательно разглядывал сидящих в комнате коллег.

— Ну что, доигрались… — не то спрашивая, не то констатируя факт, с горькой усмешкой сказал он и, сев на первый попавшийся стул, закурил.

23.08.2009. Краина, 1 км к северо-западу от г. Гайсокол. Трасса Т-0208. 04:12

— Четвертый, что там у тебя?

С тыла доносились автоматные очереди и одиночные взрывы.

Первые лучи летнего солнца уже выглядывали из-за горизонта. Ланевский прохаживался по проезжей части возле грузовика. Дул легкий освежающий ветерок. Над кабиной "Вольво" развевалось большое полотнище "Краинского народного фронта". Акимыч, повернувшись лицом к прицепу и сняв с лица платок, курил длинными затяжками.

— Первый, я Четвертый. Все в норме. К вам в гости хотели заехать "синие товарищи" из Гайсокола. Шли с мигалками на большой скорости. Мы их встретили и проводили обратно. Две машины спалили. Потерь не имеем. Как поняли?

— Вас понял, Четвертый. Хорошо работаете. Если что — дайте знать. У нас тихо. Могу прислать людей.

— Пока не требуется. Отбой.

Ланевский вздохнул и при дневном свете еще раз оглядел в бинокль свои позиции. Все вроде бы по науке… Вон Витек и его друг — пулемет… Окопчик свой обжил, как будто ему тут год оборону держать. Расположился грамотно. Сектор обстрела хороший. И трассу перекрывает, и правый фланг. Изя, чудище страшное, тоже молодец… Свое "Пламя" правильно поставил. Сидит себе на земле, курит, паскуда такая, морду свою "светит". А вдруг наши друзья уже оправились после первого испуга и рассматривают сейчас его физиономию в бинокль. Или еще хуже, в оптический прицел…

— Изя, урод, рожу спрячь. Рот порву… — прорычал Ланевский в микрофон, продолжая наблюдать за бойцом.

Тот втянул шею, спрыгнул в окоп и торопливо натянул платок.

— Первый, Первый. Я — Передовик, — ожил наушник командира. — Движение по трассе. "Синие" на двух машинах. Скорость приличная…

— Понял тебя, Передовик. Оставайся на позиции, — ответил тот.

"Ну да, в принципе все логично, — работал мозг капитана. — Проезжающие водители познакомились с нами и сообщили в милицию. С одной и с другой стороны, примерно одновременно".

— Акимыч, внимание! "Менты", — крикнул Ланевский. — С ними "бодаться" долго не придется. Так что пока здесь побудем…

Ветеран, не говоря ни слова, выкинул сигарету, натянул на лицо платок, залез под грузовик и растянулся на асфальте за передним колесом, приготовившись для стрельбы.

— Изя, Казак, — проговорил командир, занимая такую же огневую позицию примерно посередине фуры. — Сейчас появятся гости. Угостите их по полной программе. Но — для испуга. Жечь не надо. Я хочу, чтобы они, и сами поняли, и другим рассказали, что тут не мальчики собрались. Как поняли?

— Понял тебя, Первый, — отрапортовал Казак.

— Сделаем, командир, — пискнул Изя.

"Почему же его так назвали — "Изя"? — не к месту пришло в голову капитану. — Не помню уже. Вроде русский он. То ли Саша, то ли Сережа… Какой-то он, в натуре, нелепый весь. Вертлявый. Взгляд заискивающий. А парень-то хороший, как выяснилось… А! Шепелявил он, помню… Ага. Пары зубов у него не было. Забавный был, когда призвали на срочную… Хотя он же шепелявил, а не картавил… Почему тогда "Изя"…".

Две милицейских машины, рассекая легкий утренний туман мигалками, показались на трассе. Через несколько секунд почти одновременно заработали "АГС-сы" с двух сторон. Парни были опытные. Гранаты ложились кучно. Первая порция зафонтанировала прямо перед головной машиной. Та резко дала по тормозам, да так, что водитель задней не успел среагировать. Машина мягко вписалась в "корму" остановившегося переднего автомобиля. Казак с Изей с полминуты поработали, обложив два заглохших милицейских экипажа плотным гранатометным огнем. Как только обстрел прекратился, машины, резко развернувшись, понеслись в обратном направлении.

— Отлично, мальчики, — похвалил Ланевский. — Я вас почти люблю. Отдыхайте. Отбой.

— Ну че, теперь, надо думать, зашевелятся… — прокряхтел Акимыч, оттряхивая форменные штаны.

— Теперь-то наверняка, — подтвердил командир.

Прошло около часа, прежде чем рация вновь известила капитана о появлении на трассе милиции. На сей раз это была одна единственная машина, которая медленно катила к импровизированному блокпосту. Из окошка водительского сиденья была высунута рука, сжимавшая какую-то белую тряпку.

— Что-то новенькое, — Ланевский разглядывал приближающийся автомобиль в бинокль. — У нас тут никак парламентер…

— Может, ну его? — предложил Акимыч.

— Да нет, погоди… — поднял руку капитан. — Давай поговорим. Может, чего узнать удастся. А может, мозги им еще больше запудрим…

До машины оставалось метров двести. Командир с напарником встали посередине дороги. Акимыч направил автомат вперед, Ланевский же просто ждал. Не доехав двадцати метров, милицейский "жигуленок" остановился. Видимо, водитель посчитал, что попытка подъехать ближе будет воспринята как акт агрессии.

Из машины вышел крепкий упитанный милиционер с властным круглым лицом. Он захлопнул дверцу, намотал на ладонь белое полотенце, бросил его в салон через открытое окно и медленно двинулся вперед. Гость вел себя достаточно уверенно. Видно было, что этот мужчина был не из трусливых и привык повелевать.

Подойдя ближе, милиционер оторопело уставился на флаг над кабиной и несколько секунд рассматривал его.

— Я — подполковник Павленко. С кем имею честь? — словно бы нехотя переведя, наконец, взгляд на бойцов громко сказал мужчина на краинском языке.

— Командир Тридцать шестого отряда Кировогорской дружины "Краинского народного фронта", — как учили, по-русски ответил Ланевский. — Обойдемся без имен.

— Какого фронта? — открыл рот подполковник, но, сразу взяв себя в руки, официальным тоном изрек. — Кто вы такие и кого представляете?

— Кто мы такие — я Вам уже ответил, — твердо, но все же достаточно вежливо ответствовал командир. — Что же касается второго вопроса, то представляем мы краинский народ.

— Краинский народ представляет наша государственная власть, — повысил голос милиционер, начиная выходить из себя. — А вы кто такие?

— Послушай, подполковник, ты уже начинаешь мне надоедать, — с досадой проговорил капитан. — Хочешь узнать, кто мы такие — смотри новости. Там тебе расскажут. А я тебе могу сказать лишь то, что отныне здесь — государственная граница. Там, — он махнул рукой на восток, — начинается новое государство. И граница между нашими странами временно закрыта, вплоть до урегулирования всех юридических вопросов.

— Да вы чего здесь все, с ума сошли? — неожиданно проревел подполковник. — Опять на две части?! Да я вас в порошок сотру!

— Скукотища, — спокойно резюмировал Ланевский, надменно глядя на собеседника. — Можешь начинать пробовать стирать. Только учти — пленных брать не будем. Так что, если ты больше не имеешь ничего мне сказать, пошел вон…

Выражение лица подполковника красноречиво говорило о том, что к такому обращению он не привык. Сверкнув глазами, он резко развернулся и направился к автомобилю.

— Вот и поговорили… — с философским видом подытожил Акимыч.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. пл. Кирова. 04:14

— Решайтесь, Федор Александрович…

Денис в упор смотрел на нервно прохаживающегося по кабинету депутата.

Круглов находился в весьма возбужденном состоянии духа, что было неудивительно с учетом обстоятельств. На нем был темный легкий костюм и белая не глаженая рубашка. Галстук депутат повязать то ли не захотел, то ли не успел. Полчаса назад Денис послал за ним хорунжего с еще одним казаком.

Сначала они "подобрали" на улице Щорса бледного и нервного "члена Краинского народного фронта и командира Кировогорской дружины" Котова, которому Денис приказал стоять там с двух часов ночи, пока его не заберет машина. Затем они направились в особняк депутата на Лелекивку и передали ему конверт с короткой запиской следующего содержания: "Федор Александрович. Памятуя наш апрельский разговор, прошу проследовать с этими людьми для его продолжения. С уважением, Денис".

Согласия Круглова не требовалось. Казаки получили приказ доставить депутата силой, если добровольно он ехать откажется. Но он не отказался. По рассказу Николаева, прочитал послание, молча оделся, успокоил жену и сел в автомобиль. В дороге не произнес ни слова…

— Ситуация ясна. Город в наших руках, и Вы прекрасно это понимаете. Милиция и армейские части разоружены, — напирал оперативник. — Сейчас или никогда. Либо Вы входите в состав Совета и формируете новую власть, либо я найду кого-нибудь посговорчивее и посмелее.

— Да пошли они все! — вдруг взорвался депутат непонятно в чей адрес. — Я Енаковичу еще в Северодонинске в две тысячи четвертом говорил: отделяться надо. А он все "сопли жевал". Президентом хотел стать. Мать-перемать…

Он сел на кресло и с минуту смотрел в потолок.

Денис не нарушал молчание, прекрасно понимая, что сейчас в душе этого человека идет острая борьба эмоций и рациональных доводов. Вмешательство в данном случае могло только навредить.

— Я в деле, — уверенно сказал Круглов. — "Пан или пропал"! В конце концов, я так всю жизнь жил. Рисковал, выигрывал и проигрывал… Почему бы не сыграть еще раз… В Вашу рискованную игру. Тем более что в конфликт со своей совестью я не вхожу. Эти твари "желтые" со своей национальной озабоченностью действительно достали. "Интеграторы" хреновы, патриоты плюшевые… А на уме — одно "бабло"…

Оперативник ухмыльнулся. Федор Александрович, будто очнувшись и обнаружив в комнате постороннего, внимательно взглянул на Дениса, подошел поближе и тихо спросил:

— Ты мне скажи, революционер, или как там тебя… Кровь уже пролили?

— Жертвы есть, — коротко ответил командир.

— И много народу накрошили?

— Много-немного… Как я Вам должен ответить на этот вопрос? — Денис спокойно смотрел собеседнику прямо в глаза. — Что такое "много"? "Много" — это сколько?

— Не знаю, ты мне скажи…

— Данных о потерях у меня еще нет. Но, думаю, несколько десятков. Во всяком случае, бессудными расстрелами не занимаемся, будьте уверены.

— Вот и не надо, — безапелляционно заявил Федор Александрович. — А несколько десятков, это немало, конечно, но отмыться можно. Вы по аккуратнее, а… Не лейте зря кровушку людскую. Не нужно это. Хотите, я лично могу поговорить с сопротивляющимися…

— Раньше надо было думать! — отрезал Денис. — Когда попускали до власти эту всю сволочь "желтую"… А теперь сопротивляющихся нет. Есть убитые, раненые, пленные и разоруженные. — Голос командира смягчился. — Давайте лучше подумаем, кого можно привлечь в состав "Кировогорского Революционного Совета".

— Сколько человек нужно? — деловито осведомился депутат.

— Думаю, десяти хватит. Вы и еще один уже есть.

— Еще один — это кто? — насторожился Круглов.

— Ваш однопартиец, — ответил Денис. — Это он ехал с Вами в машине.

— А-а-а… — протянул депутат. — То-то я гляжу, лицо знакомое. Так он же никто, веса никакого не имеет…

— Теперь имеет, — заявил оперативник. — Вы — председатель совета, а он — Ваш заместитель.

— На каком основании?

— На то простом основании, что этот парень был с нами с самого начала. Но главное даже не в этом. Он — активист "Краинского народного фронта" и командир Кировогорской дружины КНФ. Именно ему подчиняются все революционные отряды в городе.

— Что ж, ясно… — примирительно пробурчал Федор Александрович. — Кого еще, говоришь… Давай подумаем…

В комнату заглянул Николаев и сообщил о прибытии в штаб очередной боевой группы после выполнения задачи. Денис коротко кивнул.

— Из наших "территориалов" можно Романова, Волкова и Бугаевского, — начал рассуждать Круглов.

— Кто такие?

— Это из нашей фракции в облсовете, — пояснил он. — У меня с ними хорошие отношения. Думаю, договорюсь. Из горсовета можно еще Друка и Касьяненко… Беленко и Хильчев, кстати, тоже подойдут.

— А коммунисты?

Денис сел на стул напротив Федора Александровича.

— Прочитав Вашу программу, пойдут многие, — уверенно заявил депутат. — На вскидку, Харламенко и Бабенко с области, Горбатов, Громенко и Катерининский с городского совета…

— Странно, — проговорил оперативник. — Почему-то Вы называете больше имен городских депутатов, хотя сами — в областном совете.

— Ничего странного, — нехотя возразил Круглов. — Я — бизнесмен. В совете появляюсь редко. Дела, знаешь ли… А вот с горсоветом контактирую постоянно. Кстати, — он наклонился ближе к Денису, — если ты думаешь, что "желтые" прямо все такие националисты и русофобы, ты сильно ошибаешься.

— Вот как? — деланно удивился Денис.

— Именно, — самодовольно продолжил Федор Александрович, не заметив иронии в интонации собеседника. — Нет, конечно, западников там большинство, никто не спорит. Но есть и вполне "наши" люди. Просто в партии вступали еще во время "желтой" революции. Бизнес свой защитить хотели. Таких тоже немало…

— Кто, например? — поинтересовался оперативник.

Этой конкретики у него действительно не было.

— Ну, в "Нашей Краине" таких, пожалуй, и нет… Там все больше идейные… Дементьев, равзе что… Не уверен. А вот в БОТе их — хоть отбавляй. Зубов, Козленко, Колосов, Орленко. И это только из облсовета….

— Так что же это получается, — Денис сдержал зевок и сложил руки на груди, пережитые часы напряженной работы давали о себе знать. — Вы так долго думали над кандидатурами из "Партии территорий", а "БОТ-овцев" мне сразу четверых назвали?

Теперь он мог позволить себе подробный спокойный разговор. Военный успех восстания был очевиден. Город находился в руках боевиков. Стационарные посты регулярно докладывали обстановку. Удалось арестовать двадцать шесть из двадцати восьми намеченных лиц. Двоих разыскать не получилось. То ли бежали, то ли вообще эту ночь проводить дома не планировали. Трое боевиков были убиты в столкновениях с милицией. Причем двое из них — по чистой случайности. При захвате здания ГАИ. Нарвались на испуганного мальчишку-сержанта с автоматом, вот он со страху их и положил одной очередью.

Милиционеров и военных погибло значительно больше. Денис соврал, когда говорил, что не имеет данные о потерях. Только при штурме казарм десантного полка было убито тридцать два человека. Двое милиционеров погибло в Кировском РОВД, еще трое оттуда же скончалось в больнице. Одного застрелили в ГАИ, того самого сержантика…

— Так это же я про тех наших "территориалов", на кого положиться могу, — укоризненно пробормотал Круглов.

— Да шучу я, — улыбнулся командир.

— И, кстати, не только "БОТ-овцев" назвать могу, — продолжил депутат. — Ковалев и Костюк, социалисты, тоже, думаю, к нам весьма лояльно отнесутся…

Денис едва заметно ухмыльнулся.

"Значится, "к нам" лояльны? Молодец, мужик. Во вкус власти входишь…"

— Артемов из "Краинской партии"… — Круглов загибал пальцы на левой руке. — Табаленко и Ксенов из "Либеральной партии"…

— Федор Александрович, — остановил его Денис. — Вы не совсем правы, когда говорите о том, что мы, как говорится, в целом, и я в частности, не разбираемся в политических раскладах на кировогорщине. Поверьте — это не так…

— Да я и не говорил так… — начал было оправдываться депутат.

— Мы прекрасно знаем о том, что далеко не все "желтые" на самом деле являются нашими идейными противниками, — продолжал оперативник. — Я скажу больше: некоторые из них намного более лояльны к нам, чем иные "территориалы". Проблема в другом. Один умный человек когда-то сказал мне, что на первом этапе… — Денис запнулся, но тут же продолжил, — …революции необходимо иметь перед глазами четкого врага. Понимаете?

— Думаю, да, — покивал головой Круглов.

— У нас сейчас нет времени для того, чтобы "отделять зерна от плевел", — Денис взял со стола бутылочку с водой и сделал большой глоток. — На данный момент все "желтые" для нас — враги. И точка.

Депутат тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, что, исходя из обстоятельств, принимает точку зрения собеседника.

— А вот когда к нам на помощь придут русские, а это случится очень скоро, когда мы будем иметь твердую почву под ногами, вот тогда — ни в чем себе не отказывайте. Ведите консультации, договаривайтесь… В общем, веселитесь, как можете. Мы Вам ничего диктовать не собираемся.

— Диктует всегда тот, в чьих руках сила, — убежденно проговорил Круглов, уставившись на Дениса немигающими глазами. — А сила сейчас у вас.

— Не буду спорить, — согласился оперативник. — Однако мы с Вами засиделись. Пора и делом заняться…

Он встал, давая понять, что разговор окончен.

— Я сейчас пришлю сюда Вашего заместителя, Павла Игоревича Котова, — закидывая свой "калаш" за спину, бросил Денис. — Вам надлежит наметить список будущих членов Ревсовета. Передадите его мне на утверждение. Времени Вам на это — не более часа. После чего мы пошлем за ними автомобили. Работайте, Федор Александрович…

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. Ковалевский мост. 04:15

Блокпост Двадцать седьмой группы пропустил за последний час четыре автомобиля с боевиками. Можно было предположить, что дела шли хорошо.

"Менты" — это ерунда, — рассуждал Петрович, наблюдая за южным спуском. — Их разогнать — дело недолгое. Особенно с таким обеспечением, как у них. То есть, у нас… Здесь без братской помощи не обошлось, это точно. Десантников, что на Медведева, тоже, в принципе, одолеть можно. Там ведь сейчас контрактники в основном, а они ночью по домам расходятся. Сколько я их перевозил по всему городу! А в казармах "салажня" остается. Призывники — что с них взять? Да их и не так много… А вот если регулярные войска откуда-нибудь придут — раскатают нас, как пить дать… Надо полагать, они не только в Кировогорске начали. Так что, как ни крути, мы погоды не сделаем. Будем надеяться, что у них там все продумано…".

На мосту показался силуэт в милицейской форме.

— Движение… — громко сказал Петрович.

Алексей тоже приметил приближающуюся фигуру, оперся локтями на капот машины и направил автомат вперед, особо не целясь. Милиционер приближался. Только шел он как-то странно: подбоченясь обеими руками.

— Стоять! Назад! — крикнул Саша.

Однако никакой реакции не последовало. Мужчина все таким же ровным шагом приближался к баррикаде.

— Пьяный, что ли? — несмело предположил Алексей, с любопытством наблюдая за ним.

Милиционер приблизился настолько, что теперь его можно было хорошо рассмотреть. Первое, что бросалось в глаза, — рваная рубаха, отсутствие погон. Вскоре выяснилась причина странной походки. Штаны стража порядка были разрезаны сзади и не имели ремня. Он был вынужден держать их руками. Кроме того, форменные черные ботинки, видимо, то ли были тоже разрезаны, то ли — без шнурков, поэтому милиционер вышагивал весьма осторожно, стараясь не остаться без обуви. Картину дополняла длинная белая нелепо взъерошенная шевелюра и обиженно-решительное выражение лица.

Он беспрепятственно подошел к баррикаде и укоризненно уставился на боевиков, не успевших даже закрыть лица. Быть может, они бы и успели… А вероятно, минутой ранее командир еще раз окликнул бы милиционера на подходе, остановил и развернул обратно. Все это могло бы быть, если бы Саша вдруг не почувствовал, что с ним сейчас случится истерика. В общем-то, она бы с ним и не случилась. Честное слово, командир бы сдержался. Но он имел глупость сделать один жест, который и решил исход внутренней борьбы: развернул голову и посмотрел на Алексея. А тот уже во всю "давил лыбу".

И понеслось… Кировогорскую ночь сотрясал дикий хохот нескольких мужских глоток. Один переставал смеяться, но тут же кто-то начинал снова. Любому известно: если такая истерика началась в коллективе, остановить ее очень сложно. А укоризненный взгляд растрепанного милиционера, сильно напоминавшего попугая Кешу из известного советского мультика, еще добавил жару…

— Нет, ну на фига было штаны резать? — в перерыве между взрывами смеха выпалил милиционер, уже сам расплывавшийся в улыбке.

Не прошло и полминуты, как он тоже присоединился к общему веселью.

"Тоже истерика, наверное", — подумал хохочущий Петрович, глядя на севшего на асфальт и закрывшего лицо руками мужика.

Однако тот уже не смеялся. Всхлипывал, вытирал лицо руками. Как-то само по себе прекратилось веселье. Боевики, опустив оружие, молча смотрели на плачущего взрослого мужчину.

— Ты чего, браток? — тихо спросил командир, присев на корточки рядом с ним.

— Зачем пацанов убили? — сквозь слезы, проговорил тот, глядя Саше прямо в глаза.

Командира как будто ударили хлыстом по лицу. Он отпрянул, резко поднялся и отошел к ограждению на противоположной стороне моста. Постоял там несколько секунд, развернулся и быстро подбежал к уже успокоившемуся мужчине.

— Не знаю я — зачем! Слышишь — не знаю! — прошипел он ему в лицо. — Значит — надо так было! Вы бы, небось, оружие добровольно не сложили! Не так, скажешь?

— Да пошел ты… — бросил милиционер, медленно поднялся и пошагал вниз от баррикады в северном направлении.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. пл. Кирова. 07:53

Денис неспешной расслабленной походкой вышел на крыльцо администрации. Молча оглядел площадь, зевнул и стал прохаживаться взад-вперед, дыша свежим утренним воздухом, еще не раскаленным летним солнцем.

Около часа назад он приказал Кошаку объявить всем группам о победе восстания. Во всех районах города с минуту стояла беспрерывная пальба в воздух. В нескольких кварталах от площади, похоже, с улицы Тимирязева, слышалось дружное "Ура"!

К зданию администрации продолжали прибывать мелкие отряды боевиков, выполнявших задачи, не связанные с удержанием объектов в городе. Их набралось около сотни. Денис распорядился усилить за счет этих освободившихся бойцов охрану некоторых важных объектов, сформировав при этом отряд примерно в пятьдесят человек при штабе восстания.

Как и было предусмотрено планом, в семь часов заработала мобильная и городская телефонная связь. Здание администрации огласилось звоном десятков аппаратов. Звонили в основном депутаты и административные работники всех мастей, пытаясь выяснить, что происходит. Командир, который, никак не представляясь, лично ответил на пару таких звонков, отдал распоряжение больше трубку не брать. А если эта какофония будет продолжаться — отключать телефоны. Что и было немедленно сделано в тех кабинетах, которые занимали подразделения Кировогорской дружины, отдыхавшие после трудной ночи и ожидавшие дальнейших приказаний.

Пара депутатов "нашекраинцев" прибыла на площадь Кирова лично пешим порядком. Они возмущенно сообщили казаку на входе, что какие-то вооруженные люди в здании областного совета только что послали их "к нехорошей маме", не пустив вовнутрь, и решительно потребовали объяснений. Кроме того, депутаты требовали немедленной встречи с главой обладминистрации. Казак, не вступая в дискуссии, послал их туда же, для убедительности выпустив над головами раздраженных народных избранников короткую автоматную очередь.

Десять минут назад Денис связался с телецентром и уточнил текст заставки, которая должна была появиться в эфире в восемь утра. Текст был незатейлив: "Уважаемые граждане. В Краине произошло народное восстание. Власть прозападного "желтого" правительства свергнута. "Кировогорский Революционный Совет" временно, вплоть до проведения открытых и честных выборов в Верховный Совет Краины, берет на себя всю полноту гражданской и военной власти в Кировогорской области и обращается к Вам с просьбой соблюдать общественный порядок и гражданское спокойствие".

"Надо сейчас на радиоузел позвонить…" — отметил про себя командир.

Просто и, главное, совершенно непонятно. Однако, страшно. А это сейчас — самое главное. Чем меньше сегодня людей на улицах — тем лучше. Основная задача на данный момент — дождаться наших и передать им контроль над городом и областью. Ну а дальше — по плану. Милиция и прокуратура приступает к работе в обычном режиме. Но только с пистолетами. Автоматы пока отдавать не будем. А не согласятся — и не надо. Пускай теперь у "новой власти" голова болит…

У Левы все было спокойно. Николаев с двумя казаками и несколькими боевиками полчаса назад уехали к нему на склад, чтобы забрать оставшееся оружие и другое имущество и перевести его сюда, под надежную охрану. Червонец докладывал каждые несколько минут, объезжая отряды и подбадривая боевиков. Милицейский арсенал со всех отделов был вывезен в администрацию еще до трех ночи, армейский — еще раньше. Оперативник счет необходимым конфисковать даже оружие из двух охотничьих магазинов в центре. На всякий случай, от греха подальше…

На втором этаже в эти минуты проходило совещание, на котором Круглов убеждал "приглашенных" им депутатов поучаствовать в создании новой власти. Дениса результат этих переговоров интересовал "постольку поскольку". Он мельком заглянул в кабинет. Федор Александрович произносил какую-то пылкую речь. Несколько депутатов, расположившись кто где, внимательно слушали его с хмурыми лицами. Одна не накрашенная зрелая дама часто кивала ему в ответ, другие не выражали никаких эмоций. В стороне сидел "командир Кировогорской дружины" Котов, смущенно оглядывая почтенное собрание. На него никто не обращал внимания.

Сделав еще пару "рейсов" по длинным ступенькам, повертев в голове некоторые мыслишки и сформулировав несколько мелких несрочных распоряжений, Денис сделал вывод, что работа проведена в целом на четыре с плюсом, и Учитель мог бы им гордиться.

"Ими гордиться", то есть… Парни — молодцы… На данный момент от него, собственно, уже ничего не зависело. Денис свою работу сделал чисто и грамотно.

— Как дела, мужики? — весело осведомился командир, глядя на группу боевиков, стоящих возле БТР-а и лениво перекидывающимися друг с другом общими фразами.

— "Пока не родила", — заезженной шуткой, но, впрочем, достаточно дружелюбно, ответил кучерявый парень, державший за дуло поставленный между ног ручной пулемет. — Жрать охота. Война войной…

— Этим вопросом уже занимаются, — ответил Денис, всматриваясь в деревья с левой стороны площади. — Потерпите немного…

Из густой листвы, присев на корточки, на него смотрел молодой парень, одетый во все белое. Через полминуты из-за угла робко стали выходить такие же "белые" пацаны. Только сейчас оперативник заметил, что они босы.

"Десантники…", — догадался он и призывно махнул им рукой.

Из группы отделился один боец и подошел к командиру.

— Чего Вы там из-за угла поглядываете? — улыбаясь, проговорил Денис. — Плохое о нас думаете?

— Да нет, — замялся солдат, не поняв или не приняв юмора. — Мы спросить хотели…

— Ну так спрашивайте.

— Это… Куда нам деваться-то? Мы ж не местные…

— Сам-то откуда? — не спеша, осмотрев его с головы до ног, спросил Денис.

— Александровский…

— Ты вот что…. — Командир спустился на пару ступенек поближе к солдату. — Передай там своим. "Попаситесь" где-нибудь пока… Здесь теперь — новая власть, — он показал на здание администрации у себя за спиной. — "Кировогорский Революционный Совет". Усек?

— Ага, — быстро помотал головой солдат.

— Так вот: я сейчас к ним смотаюсь и насчет Вас узнаю?

— Понял, — еще раз покивал парень. — А ничего, если мы тут рядом посидим? Не по городу же в таком виде шататься…

— Посидите, посидите… — задумчиво бросил Денис.

"Это можно попытаться использовать, — размышлял он, поднимаясь по центральной лестнице на второй этаж. — У депутата, похоже, не все гладко. Упираются… Надо помочь".

Он быстро прошел по коридору, смело открыл дверь и с порога развязно продекларировал:

— Господа политики. Я дико извиняюсь. Но тут вполне конкретные проблемы начинаются. Старую армию мы распустили. Солдатиков накормить надо, по домам отправить… Проявите ответственность. Наши же граждане… А то ходят по городу, словно дворняги неприкаянные…

— Конечно, конечно… — прощебетала не накрашенная дама.

— Я, Федор Александрович, с тобой еще разговор не закончил, — крякнул бородатый мужик в клетчатом пиджаке, сидевший напротив Круглова. — Но, коли уж такое случилось, надо сейчас работать. Гуманитарной катастрофы случиться не должно. — При этих словах большинство присутствующих одобрительно кивнули. — О политике поговорим позже. Давай сейчас о людях подумаем.

— Павел Игоревич, — недовольно и слегка надменно проскрипел пожилой мужчина, сидевший у стены, глядя на Котова. — Вы, если я не ошибаюсь, возглавляете все эти формирования…

На парня уставилось пара десятков глаз.

— Да, — неуверенно ответил тот, слегка поежившись.

— Стало быть, — уверенно продолжил депутат, — в Вашем ведении находится все имущество частей краинской армии, которые были разоружены этой ночью….

— Да, — выдавил Котов, почтительно глядя на наседавшего старика.

— Тогда извольте озаботиться тем, чтобы солдатам выдали сапоги и обмундирование. Без знаков отличия. А также документы для следования по месту прописки и продукты на дорогу.

— При штурме места расположения полка в здании штаба возник пожар, — громко вставил Денис. — Сохранность документов под вопросом.

— Ну тогда их нужно снабдить соответствующими справками с печатью администрации, — подал кто-то голос. — И организовать отправку. Непонятно, как сейчас работает транспорт…

— Я могу взять на себя вопрос питания, — обращаясь к Круглову, сказала женщина.

— Павел Игоревич, приступайте к выполнению своих обязанностей…

— Как насчет транспорта…

— Людей вызывать на работу надо…

— Выяснить вопрос с автобусами…

— Да нет у меня ручки…

— Ключи от кабинетов…

— Очень кофе хочется…

Денис медленно закрыл дверь, поймав мимолетный благодарный взгляд Круглова.

23.08.2009. Краина, 1 км к северо-западу от г. Гайсокол. Трасса Т-0208. 10:51

— Первый, Первый. Я — Передовик. Вижу на два часа четыре "коробки" с "карандашами" на "броне". Как понял?

Ланевский скрипнул зубами и автоматически снял с предохранителя автомат.

— Тебя понял, Передовик. Четыре "коробки" с "карандашами". Отходи на линию, как понял?

— Понял Вас, Первый. Отхожу.

— Все, Акимыч, — сказал капитан, поворачиваясь к товарищу, сидевшему в кабине грузовика и вроде бы даже вздремнувшему, — отдежурили. Приехали гости. Давай на позицию. Будем встречать…

— Есть!

Вальяжность и сонливость ветерана сразу исчезли. Акимыч ловко спрыгнул на асфальт и пружинисто побежал направо, слегка, видимо, рефлекторно, пригнув голову.

— Внимание всем! Готовность номер один. Ждем гостей с "коробочками". Доложить о готовности, — проговорил Ланевский на бегу.

Он быстро преодолел расстояние до своего окопа, который ему оборудовали бойцы еще ночью. Спрыгнул в него и слушал по рации доклады своих солдат. С западной стороны трассы быстро приближался боец в маскировочном халате, находившийся в передовом дозоре. Он ловко спрыгнул в неразличимое с первого взгляда укрытие и слился с землей.

— Есть, — коротко сказал командир, убедившись в том, что его команда дошла до всех солдат. — Учить вас не буду. Все — ученые. Делайте — что должны. Отбой.

Он припал к окулярам бинокля и вперился взглядом в асфальтовое полотно.

Через пару минут на дороге появились четыре бронированных машины, с которыми Ланевскому раньше сталкиваться не приходилось. На "броне" каждой сидел с десяток солдат. Обмундирование новое, "калаши", гранатометов не видно…

— Народ. Кто знает, что это за зверь? — медленно, на распев спросил капитан.

— БТМП-84, по ходу дела… Хоперские, на базе "Оплота". "Полутанк-полубэтэр". Я про такие читал, — прошипело в ухе.

— Толщину брони не помнишь?

— Откуда…

— Петенька, — Ланевский стянул платок с лица, — пока не "светись". Будут атаковать — работай по офицерам. Цели видишь?

— Вижу, Первый. Вас понял.

— Командир, а ты знаешь, что если лечь голым пузом на землю рядом с движущимися танками, то животику будет щекотно… — по секрету сообщил наушник.

— Не засоряйте эфир, — огрызнулся капитан.

Он продолжал разглядывать противника в бинокль. Вслед за бронетранспортерами на почтительном расстоянии ехало несколько грузовиков и два "заправщика". С головной машины, видимо, увидели, наконец, грузовик, перегородивший проезжую часть. Колонна, поднимая вверх клубы выхлопных газов, остановилась. Бойцы продолжали сидеть на броне. Видимо, шли переговоры по рации.

Через минуту с головного бронетранспортера стали соскакивать солдаты и он, резко дернувшись, медленно пополз по направлению к "Вольво", наведя пушку на грузовик.

— Андрюша. Слышишь меня? — спокойно проговорил Ланевский.

— Весь внимание.

— Попробуй "Шмелем". "РПГ-шки" пока не транжирь.

— Есть…

Слева раздался свистящий звук. В воздухе нарисовалась линия, ведущая к бронемашине. За метр перед ней раздался мощный взрыв. Лобовую часть "бэтэра" обдало пламенем. Машина резко взяла влево и, описав по полю широкий полукруг, поползла к основной группе.

— Извини, Первый. Косяк… — прошептал наушник.

— Ничего, Андрюшенька, ничего… — задумчиво пробормотал капитан, продолжая в бинокль рассматривать колонну.

После атаки бронемашины солдаты начали быстро спрыгивать с остальных "бортов". Они рассыпались цепью по обе стороны трассы и залегли. Бронетранспортеры также сползли с асфальта и изготовились к бою.

— Ну и что теперь… — задумчиво пробубнил себе под нос Ланевский.

Как бы в ответ на его слова бронемашины открыли огонь. С первого же выстрела зажгли грузовик. От прямого попадания он весь вздрогнул, немного подпрыгнул на месте и запылал.

"Вот уроды, добро портят…" — весело подумал капитан.

На душе было хорошо. Наконец-то кончилось томительное ожидание. Перед ним был противник, вполне конкретная задача и ресурсы для ее выполнения. А главное — группа, о которой мог мечтать любой командир. И еще: Ланевский впервые за долгие годы почувствовал себя в своей стихии. Как-никак, он был солдатом, а война — его работой. Такова была правда жизни. Место воина — на поле боя…

Разрывы ложились повсюду. Особенно доставалось тому месту, откуда Андрей пытался подбить "бэтэр". Но капитан был спокоен. Боец наверняка уже давно сменил позицию.

— Спокойно, парни. Они нас прощупывают. Выявляют огневые точки. Всем молчать, — на всякий случай приказал командир, хотя и знал, что бойцы и без него все прекрасно понимают.

"Бэтэры" обрабатывали территорию по обе стороны от трассы шириной метров сто, примерно на одной "параллели" с грузовиком. Но вскоре огонь стал плотнее и точнее. Земля вздымалась все ближе к окопавшимся бойцам. Очевидно, противник, наконец, разглядел линию индивидуальных окопов и скорректировал свой огонь. Однако через пару минут орудия бронемашин замолчали.

"Что неудивительно, — думал Ланевский, в бинокль наблюдая за противником. — Наличными у них огневыми средствами нашу оборону не подавить. Дымовую завесу и танки с пехотой в лоб? Глупо. Во-первых, видели, что у нас — противотанковые средства. Во-вторых, людей своих пожалеют. Они уже осознали, что имеют дело с профессионалами. Что же вы будете делать? Что? А что бы ты сам делал? Да тут и думать особо нечего… Собственно говоря, тут варианта — два. Первый: можно сообщить командованию, что перед тобой подготовленная противотанковая оборона и попросить огневые средства для ее подавления. Авиацию там или артиллерию… И второй: выслать разведку на фланги, выяснить протяженность линии обороны и, в случае, если в грузовиках — еще пехота, попытаться атаковать с тыла. Вот и все. И что они сейчас делают? Какой вариант выбрали? А вот об этом мы не имеем ни малейшего понятия. Хотелось бы, чтобы первый. Держаться мне осталось меньше часа. А то, что я тут и лишней секунды не проведу — это точно. Контракт есть контракт. Если уж я теперь наемник, то его и буду строго придерживаться. Точка… А вот если второй — это плохо. Вполне возможно, разведка на фланги уже выслана. А поскольку в лоб атаковать они, скорее всего, не будут, лучше перестраховаться".

— Группа — внимание, — проговорил он в микрофон. — "Шарик!" Повторяю, "Шарик"!

— Есть "Шарик"… — несколько раз отреагировал наушник.

Ланевский не видел своих бойцов, но знал, что сейчас оба фланга, согласно полученной команде, загибаются назад и занимают заранее подготовленные запасные позиции. А группа тылового прикрытия начала движение навстречу к ним. Таким образом, через пять минут отряд должен был оказаться в круговой обороне.

Он прекрасно понимал, что сейчас рискует. Противник мог заметить перегруппировку и попытаться все-таки атаковать в лоб. Но риск, по мнению, капитана, был вполне оправданным, учитывая то, что держаться отряду оставалось совсем немного.

Над головой послышался приближающийся гул самолета. Командир поднял голову верх. В небе важно плыли два грузных транспортника. Через минуту из них посыпались мелкие черные точки. Они летели несколько секунд в свободном падении, а затем разбухали и превращались в красивые цветки, плавно планирующие к земле.

Ланевский улыбнулся. То расправлял крылья русский десант.

28.08.2009. Россия, г. Анапа. ул. Терская. 19:47

"Обстановка в Краине остается напряженной, — женщина-диктор в черном, идеально облегающем фигуру женском костюме, смотрела в камеру с показной тревогой в глазах. — Страну сотрясают многочисленные демонстрации и акции протеста, как сторонников новой власти, так и ее противников. Тем временем, "Высший Революционный Совет", в состав которого, помимо активистов "Краинского народного фронта", вошли представители "Партии территорий", Коммунистической партии, нескольких пророссийских организаций, объявил о проведении в октябре референдума по новой Конституции и выборов в парламент страны, который, в случае успеха конституционного проекта "территориалов", изберет президента страны, наделенного представительскими полномочиями. Смешенный со своего поста премьер-министр Ольга Тимощук, которой было разрешено уехать в свою родную Днепровскую область под надзор местных органов власти, заявила сегодня, что вопрос о сотрудничестве с ВРС и участии в парламентских выборах будет решен в понедельник на экстренном партийном съезде".

— Мальчики, я пошла, — прощебетала Яна, надевая свою модную черную сумочку на плечо.

— Давай… — лениво бросил Толик.

— Пока… — чуть вежливее отреагировал Андрей.

"Международное сообщество не имеет права оставаться безучастным к оккупации нашей европейской страны Российской "военщиной", — заявил сегодня на пресс-конференции в своей временной резиденции в Керпатье смещенный со своего поста президент Краины Андрей Ищенко. — "История показала, к чему приводит политика "умиротворения агрессора". Потакание реваншистским устремлениям России есть наихудшее из преступлений против свободы и демократии во всем мире"…

Экран показал краинского президента, стоящего за трибуной с гербом на фоне флагов Краины, Америки и Евросоюза. Он эмоционально что-то объяснял собравшимся журналистам, время от времени указывая на висевшую на стене слева от него карту страны, разделенную жирной красной линией.

"Лидеры государств мира должны помнить о том, что преступлением может являться как действие, так и бездействие", — подчеркнул господин Ищенко. Напомним, что он вместе с несколькими десятками высших государственных чиновников был вывезен на территорию Житвенской области в ночь с двадцать второго на двадцать третье августа и объявлен персоной нон-грата в новом краинском государстве.

К другим новостям… Совет НАТО на завтрашнем заседании будет решать вопрос о возможности военного вмешательства в краинский конфликт. Тем не менее, как отмечают специалисты, вероятность жесткого развития событий крайне мала. "Сценарий открытого военного столкновения с Россией не рассматривается", — подчеркнул генсек НАТО. По имеющейся у журналистов информации, страны "старой Европы" в ходе обсуждения намерены подчеркнуть, что, безоговорочно признавая агрессию России в отношении соседнего государства, следует принимать во внимание тот факт, что Краина не является членом НАТО и даже не присоединилась к плану действий по вступлению в организацию. Следовательно, вопрос о политике Североатлантического альянса в отношении данного конфликта не может рассматриваться через призму каких-либо союзнических обязательств".

— Мир сошел с ума, — резюмировал Толик.

— Ага… — лениво подтвердил Андрей.

Говорить о событиях в Краине было лень. Эта тема за последние пять дней и так уже была "обсосана" со всех сторон. Пожалуй, единственное, в чем сходились все люди, это то, что все это произошло супер внезапно и супер неожиданно.

Хотя и здесь находились скептики, причем с обеих сторон. Одни говорили, что все это — штука вполне закономерная. Что "желтые" обманули свой народ и за это поплатились. Что лучшая и наиболее активная часть общества взяла инициативу в свои руки. Что такое в истории уже было, и тому подобное… Другие справедливо указывали на то, что этой "наиболее активной части" явно кто-то помогал, причем очень интенсивно…

Сомнений в том, что для российской власти все это, конечно, не было полной неожиданностью, почти ни у кого не было. Что, с другой стороны, не вызывало в обществе особого нарекания. Скорее наоборот: большая часть скорее гордилась действиями армии и руководства страны, уверенная в том, что с "Краиной теперь заживем, как раньше, без Запада".

И главное, что объединяло теперь "электорат" — естественно, любопытство. Всем, решительно всем было интересно, чем все закончится…

"Сегодня еще две страны Евросоюза, Австрия и Испания, разорвали дипломатические отношения с Российской Федерацией. Таким образом, на европейском пространстве осталось двенадцать стран, сохраняющих дипломатические контакты с Россией.

"Нас не испугают подобные шаги", — заявил министр иностранных дел Петров. — "Мы к ним готовы. Обращаем внимание наших партнеров на тот факт, что мы неоднократно предупреждали о том, что процесс насильственной краинизации может привести к самым трагическим последствиям для краинской государственности. Однако наш голос, к сожалению, не был услышан. Ввод российских войск на территорию областей, охваченных народным восстанием, был предпринят после неоднократных просьб "Краинского народного фронта", взявшего власть в результате революционных событий. Существовала реальная угроза применения против восставшего народа силы со стороны регулярных воинских частей, что могло привести не только к многочисленным жертвам среди гражданского населения, но и к политическим репрессиям "желтых" сил в отношении участников восстания…"

— Домой идешь? — Толик поднялся с дивана.

— Нет, задержусь еще… — Андрей отхлебнул чаю.

"Представители "Краинской организации националистов" объявили сегодня о том, что они готовы начать террористическую войну, как на "оккупированных территориях Краины", так и на собственно российской территории. "Лица, сотрудничающие с оккупантами, воспринимаются нами как изменники Родины и будут уничтожаться", — заявил лидер "Краинской организации националистов" господин Пятнибок".

Входная дверь захлопнулась, и Андрей остался наедине с телевизором. В течение нескольких минут он рассеянно слушал диктора, допивая свой напиток, а затем поставил на столик пустую кружку, посмотрел на часы, ткнул красную кнопку на пульте. Директор поднялся, включил сигнализацию и вышел на улицу.

Горячий августовский ветерок погладил его по лицу, немного присушив капельки пот на лбу, и полетел себе дальше. Заложив руки в карманы широких белых штанов и поправив ворот рубашки, директор лениво побрел по Терской в сторону центра. Свернув, как обычно, на Астраханскую, он прошел мимо потных и уставших за день торговок цветами, образовавших мини-рынок возле площади перед Дворцом культуры, через площадь мимо весьма приличного кафе, сиротливо приткнувшегося у парка, и стал спускаться к набережной по Крепостной. Он шел прогулочным шагом, оглядывался на прохожих и иногда беззаботно улыбался. Короче говоря, вел себя, как отдыхающий.

В это время народу в парке "Родина" было немного. Основная масса отдыхающих сейчас со вкусом ужинала и готовилась приодеться и выйти в город. Кто — чтобы "нажраться" как следует, чтобы потом месяц еще отпуск вспоминать, кто-то — чтобы попытаться "подснять телочку" и потрястись на дискотеке, а кто-то — просто на людей посмотреть, да перед сном свежим морским воздухом подышать. Так что стоящие слева от входа на городской пляж спинками друг у другу красивые деревянные лавочки с изогнутыми спинками были практически пусты.

Андрей сел на одну из них, лицом к парку и спиной к спортивному молодому человеку в цветастой шелковой рубашке, задумчиво неотрывно смотрящему на море.

— Здравствуй, Аякс, — глядя вперед себя, негромко проговорил Андрей.

— Здравствуй, Учитель, — ответил парень за спиной.

— Поздравляю тебя. Теперь ты — старший лейтенант и кавалер Ордена Мужества, — осматривая проходящих отдыхающих, продолжил Андрей.

— Служу России.

— Сложно было?

— Да так… — неопределенно ответил Денис. — Постоянное напряжение — штука, конечно, не очень приятная… А так — ничего. Работа интересная. Не жалею…

— Это хорошо, что ты не жалеешь, — по-дружески сказал Андрей.

— Спасибо тебе, что помогал. Входил в положение…

— Не за что. Поверь, ты был не главным "нытиком" в отряде.

— Это радует.

— Готов дальше работать? Не спекся?

— Конечно, готов. Я только разогревался.

— Ладно, ладно, — улыбаясь, сказал Андрей. — А сейчас — езжай домой и отдыхай. Через какое-то время — вызовем. Понял?

— Понял.

— Я сейчас уйду, а ты, не оглядываясь, пойдешь отсюда прямо на автовокзал. Отдыхай, Аякс, ты заслужил…

Андрей степенно поднялся с лавочки и, вновь заложив руки в карманы, все той же прогулочной походкой отправился по набережной, оставляя на лавочке своего ученика, который так хорошо показал себя и не подвел своего Учителя.

Большое табло, установленное над входом на центральный городской пляж, показывало двадцать семь градусов выше нуля. Последние, совсем уж запоздавшие отдыхающие, на ходу сворачивая полотенца, сдувая плавательные круги и стараясь уследить за детьми, постепенно покидали побережье и вливались в привычный асфальтированный мир, пробираясь к своим домам, гостиницам и санаториям.

Курортный сезон неумолимо подходил к концу, и это было заметно во всем. Меньше людей, меньше детских криков и смеха, меньше инородного в теле города. Впрочем, городу было не привыкать. Такова была его судьба. Как уже бывало не раз, наступало другое время.

— Что поделаешь… — покачал головой Андрей, с полуулыбкой на лице оглядывая по сторонам.

Пройдя пару сотен метров вдоль забора, отделяющего пляж от парка, Учитель свернул налево и направился к открытому кафе, расположенному прямо на песке, совсем рядом с морем. Домик, построенный в гавайском стиле, выполнял функцию одновременно и бара, и склада, и подсобного помещения.

"Внутреннее" устройство заведения было примитивно простым: под большим навесом в ряд стояло десятка два длинным деревянных столов с лавками. Незатейливость обстановки объяснялась просто: кафе было предназначено для загорающих на пляже. Чтобы они могли прийти сюда прямо в плавках, сесть и попить пива. Или поесть что-нибудь простенькое. Именно по этой причине заведение в этот час было почти пустым. Отдыхающие ушли. Ночью работать не имело смысла: никто не пойдет в кафе на пляже в хорошей вечерней одежде и обуви. Кому охота набить полные туфли песка? Так что персонал, состоящий из бармена и какой-то девушки непонятного назначения (официанты по штату предусмотрены не были), неторопливо готовился к закрытию.

За ближним к барной стойке столом сидела женщина лет тридцати в купальнике, курила и пила что-то, похожее на кофе. Андрей кивнул бармену, которого немного знал, и прошел мимо нее, к дальнему столу, где спиной к нему сидел посетитель и размеренно прикладывался к стакану. Учитель постарался подойти как можно тише.

— Ты чего там крадешься? — не оборачиваясь, дружелюбно сказал мужчина и затушил в пепельнице окурок с зеленой папиросной бумагой.

— Здравствуйте, Иван Дмитриевич. — Андрей крепко пожал протянутую руку и сел напротив.

Из-под очков на него смотрели все те же умные, словно проникающие в душу глаза. Глаза человека, поверившего ему, сумевшего разглядеть в его смешных на первый взгляд идеях и расчетах искру. Сумевшего в мечтателе разглядеть инженера.

— Что пьете? — поинтересовался он.

— Да вина вот белого купил. — Чекист повертел в руках одноразовый белый пластмассовый стаканчик и отпил глоток. — Хорошее…

— Что есть — то есть… — покивал головой Учитель.

— Всех вывел? — требовательно спросил полковник, в упор глядя на собеседника.

— Сегодня последний ушел и Чуйска, — доложил Андрей. — Подчищал там… Не все, конечно, гладко там вышло…

— Ты знаешь, кто хуже дурака?

— Кто?

— Дурак с инициативой, — поведал Иван Дмитриевич. — А все потому, что не надо улучшать то, что и так было нормально. Тем более — на ходу. Хорошо еще, что краинские солдаты оказались не особо усердны.

— Хорошо то, что хорошо кончается. — Андрей опустил глаза. — Я Вам уже докладывал: Идоменей осознал свою ошибку. Больше такого не повторится.

— Да знаю я, — неожиданно беззаботно махнул рукой мужчина. — И я тебе уже говорил: не переживай. Такое случается. В следующий раз умнее будет. Ахилла вот жалко…

Он помолчал и сделал большой глоток вина.

Андрей поиграл желваками и повернул голову к морю.

— Лесник нам очень помог, — тихо сказал он. — Кстати, это тот курсант знаменитой Лесной школы Службы внешней разведки, о котором я думаю?

Иван Дмитриевич, прищурившись, еле заметно наклонил голову.

— Да уж, — уважительно покачал головой Учитель. — Умеете вы работать. Сколько же он был законсервирован?

— Да ладно! — Полковник поморщился. — Теперь какая разница? Долг свой он выполнил с честью. Найдется для него дело на административной работе.

Андрей молча покивал головой.

— Ну а теперь… — Иван Дмитриевич помолчал, а затем большим глотком допил "Шардоне". — Отправляйся в Москву. Оставляй свою "шарашкину контору" на помощника. Или кто там у тебя…

— Понятно, — задумчиво ответил Андрей. — Когда выезжать-то?

— Да вот сегодня и выезжай, — по-простецки ответил чекист. — На переподготовку.

— Надолго?

— Полгода, думаю. Есть дело… Еще одно ближнее зарубежье. Не такое масштабное, конечно, как это. Но поработать придется. Язык немного освоить надобно…

Андрей смотрел на уходящий за линию горизонта восхитительно красивый солнечный диск.

— Ты вот что, Учитель… — сделав длинную паузу, душевно, без намека на фальшь, сказал полковник. — Я все понимаю… У тебя скоро будет жена. Это тоже очень важно. Так что, как я тебе и говорил, ты можешь уйти. Ты уже и так принес столько пользы, сколько иной работник за всю жизнь не приносит. Если за свое дело опасаешься, то, поверь, мы найдем того, кто его продолжит. Да хотя бы один из твоих учеников! Ты сам порекомендовать можешь. Прислушаемся… А тебя… — он задумчиво развел руками. — Да куда хочешь! Премию тебе хорошую дали, на жилье и все остальное, что человеку полагается, хватит. Хочешь, совсем увольняйся, хочешь — здесь в местное управление тебя пристроим… Или в Москву. Хочешь — просто консультантом у нас работать будешь. Деньги хорошие положим. Если решил уйти — ты просто скажи…

— Нет, Иван Дмитриевич, — уверенно ответил парень, глядя прямо и твердо в глаза собеседнику. — Я не хочу уходить. Потому что… Потому что, это — единственное, что я умею делать.

Андрей поднялся с лавочки медленно подошел к морю.

Он долго стоял и просто смотрел на горизонт, будто стараясь разглядеть что-то очень далекое, недостижимое. И казалось ему, что где-то там, возможно, в раю люди вот именно так стоят и молча смотрят на море… И нет ничего прекраснее ни на этом свете, ни на том…

— Это — единственное, что я умею делать… — тихо, сам себе, повторил он.

Оглавление

  • Кудашин Алексей Левый берег
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Левый берег», Алексей Кудашин

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства