«Спецагент из ниоткуда»

Сергей Зверев Спецагент из ниоткуда

«Дабы понять природу нынешней войны – а несмотря на перегруппировки, происходящие раз в несколько лет, это все время одна и та же война, – надо прежде всего усвоить, что она никогда не станет решающей».

Джордж Оруэлл. 1984

Пролог Четвертая дверь

1 июня 1945 года

Германия

Советская оккупационная зона

Территория бывшего концлагеря Везенштайн

После яркого полуденного солнца темнота подземелья ослепила их. Лучи мощных фонарей, ползущие по грубой каменной кладке стен коридора, казались настолько бледными, что невольно мелькала мысль о подсевших батарейках. Но батарейки были свежими, их заменили только сегодня утром, и фонари светили в полную силу; это глаза людей не сразу привыкли к новым условиям. Слишком резким был переход из дня в ночь.

Профессор Муромцев шел впереди, за ним полковник НКВД Кравцов. Следом по наклонному коридору спускались еще трое сотрудников НКВД и несколько солдат и саперов, вооруженных всеми необходимыми для работы инструментами.

Эта специальная миссия из Москвы прибыла в Германию две недели назад. Ее организация стоила Кравцову немалых трудов и усилий. Убедить руководство в необходимости миссии было задачей почти невыполнимой. Рассказы бывших узников Везенштайна, освобожденных советскими войсками, при всей их внешней искренности выглядели все же чересчур странными… Помог случай. На праздничном приеме в Кремле полковник разговорился с неким высокопоставленным лицом и между делом пожаловался на возникающие препятствия. Наутро вопрос был решен. В состав группы включили профессора Муромцева, как человека доверенного и проверенного.

Целью миссии были раскопки взорванных входов в подземелья Везенштайна, где, по словам узников, и велись загадочные опыты. Был ли сам Кравцов уверен в своей правоте? До недавнего времени он едва ли мог честно ответить себе «да». Но теперь… О, теперь все изменилось.

Раскопки двух первых заваленных взрывами входов не принесли сколько-нибудь весомых результатов. Приступая к раскопкам третьего, Кравцов и профессор волновались. Если и здесь успехи будут столь же скромными, придется возвращаться ни с чем…

Но третий вход преподнес многообещающий сюрприз. За сильно поврежденной лестницей, на глубине двух метров, солдаты наткнулись на каменную стену. Расчистив часть ее, обнаружили дверь. Эта дверь была сделана из дерева, но породы настолько твердой, что она почти не уступала ни камню, ни даже металлу. Взрывы оставили на ней значительные следы разрушения, и вскрыть эту дверь оказалось нелегко. За ней открылся коридор, уходящий круто вниз. Он заканчивался второй такой же дверью, а за ней была каменная лестница с крутыми ступенями, ведущая метров на десять под землю. Там, в небольшой и совершенно пустой круглой камере, находилась третья дверь; ее-то и предстояло вскрыть сегодня.

В нижней камере, под тяжким давящим сводом потолка, не позволявшим ни на секунду забыть о тоннах земли и бетона над головами, воздух был сухим. Он обжигал легкие, несмотря на царящий здесь холод. Муромцев подумал, что этот воздух насыщен мельчайшей пылью, хотя ни единой видимой пылинки не плясало в лучах фонарей. Следующей была мысль о Карнарвоне и Картере, открывших гробницу Тутанхамона и вскоре умерших загадочной смертью. Если отбросить нелепые домыслы о поразившем их «проклятии фараона», предполагалось, что они могли заразиться в гробнице какой-то неведомой болезнью. А какие угрозы могут таиться здесь, в этом холодном и обжигающем воздухе, которым трудно дышать… И там, за третьей дверью?

Саперы приступили к делу. Они нашли взрывные устройства, обезвредили их, и настала очередь работать солдатам. Дверь упрямо не желала сдаваться; она была укреплена много надежнее, чем две предыдущие. Лишь на исходе третьего часа, когда люди выбились из сил, дверь удалось открыть. С колотящимся сердцем профессор направил луч фонаря в черный проем. Возглас разочарования сорвался с его губ.

– Ничего нет…

Остальные столпились за его спиной, потом вошли за ним в обширный зал. Здесь действительно не было ничего, кроме цинковых столов и открытых настежь пустых сейфов.

– Но если рассказы заключенных верны, – сказал профессор, – а я надеюсь, что это так…

– Я верю, что это так! – перебил его Кравцов.

Он отвернулся, рассматривая стены, водя по ним из стороны в сторону лучом фонаря. Внезапно он замер.

– Смотрите…

Профессор подошел ближе, за ним и другие. Теперь все увидели, что один из выступов стены отличается от других. Начинаясь от самого пола, он заканчивался на высоте человеческого роста. Рисунок на камне состоял из сильно вытянутых треугольников. Там, куда были направлены их острия, располагался странный символ, напоминавший не то букву неизвестного алфавита, не то стилизованное изображение человеческой ладони.

– Что это? – пробормотал Муромцев.

Вопрос был, конечно, риторическим, но Кравцов предположил вслух:

– Четвертая дверь?

– Возможно, возможно…

Левой рукой профессор перехватил фонарь, а правую ладонь положил на знак в центре панели, как бы примериваясь.

– Не трогайте ничего! – поспешно предостерег Кравцов. – Может быть, и тут заминировано…

Профессор отдернул руку. Где-то глубоко под землей послышался глухой нарастающий гул. Стена чуть задрожала.

– Ложись! – закричал один из саперов.

Но выполнить эту команду никто не успел. Неожиданно выступ с каменным скрежетом отъехал назад и в сторону, освобождая темный проход.

– Это механизм, – выдохнул сапер. – Простое устройство на противовесах…

Побледневший Кравцов оглядел всех по очереди, поднял фонарь и сделал шаг в открывшийся проем.

Если остальные ждали новых возгласов разочарования, то не дождались. В течение долгих секунд они не слышали вообще ничего, а потом, когда встревожившийся профессор уже шагнул было к двери, оттуда раздался протяжный вопль ужаса.

В проеме появился Кравцов. Фонарь выпал из его руки и болтался на ремешке вокруг запястья. Лучи всех других фонарей сошлись воедино на его лице, белом как мел. И это был полковник, не раз со смертью встречавшийся!

– Там… Там… – только и смог он вымолвить, прежде чем рухнуть без сознания на каменный пол.

Часть первая Профессионал

1

14 апреля 1945 года

7 часов

Германия, порт Киль

Под тяжкими грозовыми небесами разверзлись серо-стальные воды, и чудовище поднялось из морских пучин…

Боевая рубка субмарины U-536 грозно и неудержимо взлетела над волнами, омываемая шумными солеными потоками. Вслед за ней появилась и сама громадная подлодка. Субмарина замерла на рейде базы в глубине обширной Кильской бухты. Штормило, но огромное массивное тело U-536, не шелохнувшись, лежало в лоне вод. Ничего не происходило, словно подводный корабль был мертв. Угрюмые волны разбивались о его борт. Лишь полчаса спустя загрохотали болты открываемого люка, и на мостике рубки появилась фигура командира корабля, фрегаттен-капитана Манфреда Хелгена.

Светловолосый, голубоглазый, атлетически сложенный Хелген представлял собой почти идеальный тип «истинного арийца». Если бы кому-то пришло в голову разыскать живое воплощение нордической расы, лучшей кандидатуры он не нашел бы во всем рейхе. Но при этом Хелген странным образом не производил впечатления эдакого плакатного викинга. Были ли тому виной многочисленные морщины вокруг усталых глаз или свойственное ему неожиданно мягкое, совсем не «капитанское» выражение лица – так или иначе, Хелген выглядел все же не плакатно.

Вслед за командиром на мостик поднялся первый помощник Отто Гюнтер. Он что-то сказал, наклонившись к самому уху Хелгена, чтобы перекрыть шум ветра и волн. Тот, соглашаясь, кивнул и посмотрел в сторону верфей. Там вздымалась исполинская громада перевернутого линкора «Адмирал Шеер», незадолго до того разбомбленного английской авиацией.

В последние дни британские летчики хозяйничали в Кильской бухте, как у себя дома. Хелген указал Гюнтеру на торчащие из воды палубные надстройки крейсеров, ставших жертвой очередного налета. Разумеется, из регулярных радиосеансов экипаж U-536 был осведомлен о сложившейся ситуации, но фрегаттен-капитан впервые видел учиненный англичанами разгром собственными глазами. Это не просто бомбардировки. Это крах. Манфред Хелген на секунду прикрыл глаза…

На мостик рубки взбежал радист.

– Нам приказано пришвартоваться у второго пирса, – доложил он.

Хелген кивнул, но не спешил вернуться в командирский отсек. С болью оглядывал он покореженные портовые конструкции на берегу, торчащие вверх изогнутые прутья арматуры, руины, оставшиеся от многих арсеналов и складов. Союзники бомбили избирательно, рассчитывая захватить Киль более или менее уцелевшим, но и то, что они успели натворить, ужаснуло Хелгена. Давно, слишком давно U-536 не возвращалась домой. В предыдущие четыре месяца субмарина охотилась за англо-американскими конвоями в Северном Ледовитом океане, пополняя запасы в заполярном норвежском порту Буде, а еще раньше выполняла специальные задания в Гренландском море. Приказ следовать в Киль пришел внезапно. Хелген не пытался гадать, что за ним кроется. Текст радиограммы за подписью гросс-адмирала Деница был краток и ясен, фрегаттен-капитану оставалось только выполнить приказ.

Швартовка у второго пирса прошла как по нотам, команда действовала подобно деталям швейцарских часов. Прежде чем подняться к встречающим, Хелген обошел все отсеки – от двигателей до торпедных аппаратов. Все было в полном порядке. Фрегаттен-капитан по праву гордился своим кораблем. Его субмарина в случае необходимости могла совершить срочное погружение всего за сорок секунд и уйти на глубину более ста метров. Жизнеобеспечение позволяло свыше двух месяцев находиться в автономном плавании, а два крупповских дизеля по 2200 лошадиных сил каждый развивали скорость надводного хода, превышающую 18 узлов. На борту имелась современная радиолокационная станция. Идя под шнорхелем, воздухозаборным устройством, лодка под водой могла получать воздух для дизелей. Таким образом, U-536 достигала скорости 12–14 узлов, не всплывая на поверхность. Лодок такого класса было построено довольно много, но лишь некоторые из них располагали столь совершенным оборудованием и мощным вооружением.

Облокотившись о леер, Хелген стоял на мостике боевой рубки под трепещущим на ветру военно-морским флагом Германии. По мокрому бетону к трапу неслись две черные приземистые машины. Они развернулись одновременно и замерли в метре одна от другой. Распахнулись блестящие, как крылья жуков, дверцы, из автомобилей вышли пять человек, некоторые в эсэсовской форме. Они остановились у трапа, разглядывая Хелгена. Командир лодки, в свою очередь, смотрел на прибывших. Он узнал штандартенфюрера Ганса Раттенхубера, начальника службы личной безопасности фюрера, и адъютанта гросс-адмирала Деница Людден-Нейрата. Присутствие этих лиц могло означать только одно: вызов в Берлин.

При мысли о Берлине Хелген чуть сильнее сжал губы. Если у него будет хоть полчаса свободного времени, возможно, удастся повидать Анну и родившегося в прошлом году Вернера… Если, конечно, они еще живы, не погибли под русскими или английскими бомбами.

Раттенхубер и Людден-Нейрат взошли на борт. Фрегаттен-капитан встретил их уставным приветствием, после чего все трое обменялись рукопожатиями.

– Не угодно ли позавтракать в кают-компании, господа? – предложил Хелген, прекрасно зная, что последует отказ. У них наверняка нет времени. Сейчас в рейхе ни у кого нет времени, и его остается все меньше…

– Спасибо. – Штандартенфюрер наклонил голову. – Жаль, что мы вынуждены отказаться. Нам приказано немедленно доставить вас на аэродром. Вас ждет рейхсляйтер.

Манфреду Хелгену не впервые предстояло встретиться с рейхсляйтером Мартином Борманом. В первый раз это произошло 23 марта 1942 года, вечером в понедельник, когда фюрер пожелал лично наградить фрегаттен-капитана за совершенный им подвиг Железным крестом. U-536 потопила американский крейсер, на котором находились высокопоставленные представители главнокомандования флота США. Когда крейсер пошел на дно, офицеры пытались спастись на подоспевшем на помощь малом корабле сопровождения. Хелген преследовал его, догнал и уничтожил.

По возвращении в Германию его пригласили в ставку Гитлера «Вольфсшанце». После награждения состоялся скромный ужин. Присутствовали генерал Карл Генрих Боденшатц, постоянный представитель воздушных сил в ставке фюрера, бригаденфюрер Вальтер Хавель из Министерства иностранных дел, рейхсляйтер Борман, личный биограф Гитлера тридцатилетний оберрегирунгсрат Пикер и Хелген.

Рядом с дверью располагалась телефонная будка. Извинившись перед соседями по столу, Мартин Борман направился к телефону. Хотя он плотно прикрыл за собой дверь, его могучий бас рокотал и громыхал на всю столовую.

В этот момент появился фюрер: он немного задержался, читая сводку иностранной прессы. Гитлер находился в превосходном расположении духа. Подмигнув присутствующим, он с улыбкой показал на телефонную будку.

– Ну и взбучка! – воскликнул он.

Борман закончил разговор и вернулся к столу. Шла легкая, ни к чему не обязывающая беседа – говорили о содержании сусла и алкоголя в пиве, о новой книге Булера, посвященной Наполеону, о Лютере и готическом стиле в архитектуре. За десертом фюрер, желая сделать приятное Хелгену, в честь которого, собственно, и давался сегодняшний ужин, заговорил об успешных действиях германского подводного флота.

– Как приятно сообщить, дорогой Хелген, – сказал он, – что тоннаж потопленных кораблей наконец составил круглое число. Семьдесят одна тысяча тонн! Это больше, чем американцы могут построить за месяц… Корпуса кораблей еще можно склепать, а двигатели? В этом-то вся проблема.

Хелгену было известно, что США строили намного больше судов, чем теряли от немецких субмарин, но он промолчал.

– Не знаю, как американцы, – заметил Боденшатц, – а что до англичан, они превосходно воюют на море. Хотя бы потому, что знают о превосходстве итальянцев в авиации и тем не менее рискуют отправлять конвои, да еще без сопровождения линкоров.

– В объятия герра Хелгена, – преувеличенно мрачно сказал Борман, и все засмеялись.

– В отличие от янки, – отозвался бригаденфюрер Хавель. – Не спорю, они хорошие моряки, но для морской войны непригодны.

– Господин Рузвельт не рассчитывал на то, что у нас есть такое мощное оружие, как подводные лодки, – произнес Гитлер. – Наше преимущество в том, что мы с самого начала ограничились всего несколькими типами субмарин и учли все их особенности при серийном производстве. Основа остается неизменной, а вот в конструкцию отдельных подводных кораблей можно внести изменения.

Эта реплика фюрера не оказалась брошенной на ветер. Вскоре на U-536 была установлена новейшая радиоаппаратура и дополнительное оборудование. Уже тогда Гитлер задумал использовать субмарину Хелгена для специальных операций. Разумеется, ни ему, ни другим присутствовавшим за столом не могло прийти в голову, что всего через три года война будет безнадежно проиграна и «специальные операции» окажутся связанными с поспешным бегством.

– Вообще, нашим подводным лодкам, – продолжал фюрер, – суждено сыграть решающую роль в войне. Ну, хорошо: пусть даже господину Рузвельту удастся не допустить распространения военных действий на Исландию – как он любит выражаться, его перевалочный пункт западного полушария. Но положение вещей ныне таково, что уже вся Атлантика, а не только та ее часть, где проходят северные английские конвои, стала зоной оперативных действий наших субмарин! Им даже на руку, что в Средней Атлантике ночи длятся по 8 – 10 часов, не так ли, дорогой Хелген?

После ужина и просмотра нового выпуска «Дойче вохеншау» (обилие кадров с ликующими детьми привело Гитлера в восторг) фюрер и Борман тепло попрощались с Хелгеном, а начальник сопроводительной команды штурмбаннфюрер Гешке сообщил ему о предоставлении двух суток отпуска.

Весь следующий день Хелген провел в Восточной Пруссии у престарелых родителей (они погибнут в автомобильной катастрофе в 1943 году), а затем отправился в Берлин – к Анне.

Они сидели в уютном погребке близ ратуши, при свечах, и говорили о будущем. Тогда они еще не были женаты. В одни и те же понятия они вкладывали разный смысл. Для Анны «потом» означало «после победы». Хелген вообще избегал говорить о конце войны. Нет, он не был паникером или пораженцем, да и военная ситуация марта 1942 года вряд ли могла натолкнуть немецкого офицера на мысль о том, что Германия способна проиграть. Но он был солдатом, а любой солдат хорошо знает, что не всякая война заканчивается победой, военное счастье изменчиво.

Теперь, глядя на разрушенный бомбардировками Киль, он вспомнил этот вечерний разговор в марте сорок второго…

Хелген уселся на заднее сиденье машины, рядом с ним разместился Раттенхубер. Людден-Нейрат сел впереди. Вторая машина шла следом.

– У вас есть полномочия сообщить мне, с чем связан этот вызов, штандартенфюрер? – спросил Хелген по дороге на аэродром.

– Если бы я получил такой приказ, я бы уже выполнил его, – скупо улыбнулся Раттенхубер.

Ехали на большой скорости минут сорок – дорожные полицейские почтительно козыряли, едва завидев правительственный штандарт. Машины въехали прямо на летное поле и затормозили возле «Мессершмитта». У трапа самолета вытянулся человек в форме капитана ВВС. В 9 часов 42 минуты «Мессершмитт» взял курс на Берлин.

2

14 апреля 1945 года

13 часов 50 минут

Берлин

Сдавая личное оружие адъютанту Бормана, Хелген думал о том, каким он увидит рейхсляйтера теперь…

– Идите по этой лестнице, – распорядился адъютант, – и далее по коридору до конца.

– У меня не будет сопровождающего? – сдержанно удивился Хелген.

– Рейхсляйтер высказал пожелание, чтобы вы пришли один.

Фрегаттен-капитан спустился по лестнице и ступил на шероховатый пол длинного бетонированного коридора с рядами дверей по обеим сторонам. У каждой двери справа и слева в предписанной уставом позе замерли эсэсовцы с автоматами. Дальняя дверь была обита красной кожей. Охранники тщательно проверили документы Хелгена и посторонились.

В просторном кабинете, освещенном мягким неярким светом настольной лампы, сидел за столом Борман. Он поднял взгляд на Хелгена, застывшего в приветственной позе. Перемена была разительной. Вместо подтянутого, уверенного в себе человека, каким он запомнил Бормана, Хелген увидел почти старика. Рейхсляйтер сутулился, он даже будто стал меньше ростом. Глаза потускнели, из них исчез ироничный огонек. Сильно же изменился Борман с того вечера в сорок втором, когда состоялся ужин в ставке «Вольфсшанце»! Но трудно было бы найти в рейхе человека, которого не изменили эти три года…

– Садитесь, – негромко предложил Борман.

Он встал из-за стола, медленно подошел к большому радиоприемнику, взял с его крышки пистолет. Ни слова не говоря, он долго рассматривал оружие, потом тяжело повернулся к фрегаттен-капитану.

– Умер выдающийся человек, – тускло произнес он. – Германия лишилась великого сына. Генрих Шлессер застрелился…

В лице Хелгена ничего не изменилось – он никогда не слышал о Генрихе Шлессере.

Борман вернулся за стол. Желтый круг электрического света задел краем его руку.

– Война не проиграна, Хелген. Проиграно сражение, но не война. Окончательная победа безусловно и неизбежно будет принадлежать Германии. Когда-нибудь… Через много лет.

Рейхсляйтер замолчал. Он смотрел сквозь Хелгена, словно пытаясь увидеть, разглядеть это неведомое будущее.

– Шлессер знал это, – вновь заговорил Борман. – Он был одним из тех, кто создавал фундамент грядущей победы. А вы, Хелген, – один из тех, кому предстоит сохранить этот фундамент.

Борман снова поднялся, отпер встроенный в стену сейф и вынул оттуда коричневую папку с золотым орлом и двумя золотыми застежками.

– Здесь документы Шлессера, – сказал он. – Здесь мощь и сила Германии. Вы должны сохранить эти документы любой ценой. Даже ценой собственной жизни. До тех пор, пока не придет час… Считайте это частью завещания фюрера, адресованной лично вам.

– Да, рейхсляйтер, – ответил Хелген.

Борман перевел дыхание, будто сбросив тяжкую ношу с плеч.

– В рейхе не так много людей, на которых еще можно положиться, – заметил он уже более живым тоном. – К счастью, вы один из таких людей… Признайтесь, вам ведь хочется знать, что находится в этой папке?

Хелген изобразил на лице смесь изумления и негодования.

– Ну, ну, не надо. – Борман махнул рукой. – Здесь нечто более могущественное, чем все оружие, вместе взятое… Шлессер назвал это проектом «Деймос». Да, тот самый Деймос, сын Марса, бога войны. Ужас – так переводится его имя. Ужас для наших врагов и окончательная победа для нас…

Взгляд Бормана снова потух. Рейхсляйтер бессильно опустился на диван у стены, словно в нем внезапно иссяк заряд энергии. Он сделал прощальный жест.

– Я не задерживаю вас больше… Подробности вам объяснит Раттенхубер. Прощайте, Хелген, и удачи вам…

Манфред Хелген не знал, и не мог знать, какие события предшествовали срочному вызову в Берлин. Разумеется, документы Шлессера были отнюдь не единственными совершенно секретными бумагами, которые надлежало вывезти и сберечь ради будущего немецкой нации, ради воскрешения рейха из руин войны. Знаменитая фраза: «Если немецкий народ не способен победить, он должен погибнуть» – принадлежала обезумевшему Гитлеру. Но кроме него были и другие. И не о гибели нации думали они в эти трагические апрельские дни сорок пятого. Они думали о борьбе и победе, думали о том, что придет.

Гросс-адмирал Дениц организовал эвакуацию из Киля в широчайших масштабах. Надводные суда уходили десятками ежедневно. «Цель гросс-адмирала, – отмечал Людден-Нейрат в своем дневнике, – спасение возможно большего числа немцев». Но уязвимые для ударов с воздуха неповоротливые корабли не годились, чтобы вывозить на них столь важные и ценные секреты, к каким относились документы Шлессера. Им необходимо было обеспечить максимальную безопасность, насколько это представлялось возможным в условиях конца войны. Вопрос тщательно прорабатывался на недавнем совещании у Бормана. Обсуждались варианты эвакуации по воздуху и по уцелевшим линиям железной дороги, по понятным причинам отброшенные. Борман остановился на подводной лодке. Тщательно проверялись кандидатуры многих командиров субмарин, среди них был и Хелген. Прозвучало и предложение направить на подводную лодку специального эмиссара с документами, не посвящая командира в суть дела, но Борман решительно воспротивился этому.

– Командир и только командир, – заявил он, – отвечает за все, что происходит на его корабле, и только командиру я доверю бумаги Шлессера.

Круг поисков сужался. Наиболее безупречные послужные списки оказались у трех человек, одним из которых явился Хелген. И Борман не забыл короткой встречи с Хелгеном в сорок втором и благоприятного впечатления, которое тот произвел. В конечном счете и поэтому Хелген стоял сейчас перед Борманом, сжимая папку в руках.

Он двинулся к выходу.

У дверей Хелген оглянулся. Борман снова смотрел на пистолет, будто оружие гипнотизировало его…

Фрегаттен-капитана проводили в кабинет Раттенхубера. Штандартенфюрер жестом предложил садиться и извлек из сейфа несколько документов и карту маршрута следования.

– Вы отходите из Киля в два часа ночи послезавтра, – пояснил он, передавая Хелгену бумаги. – Как показано на карте, через Малый Бельт выходите в Каттегат, проходите Скагеррак, огибаете с севера берега Англии и далее – Атлантическим океаном к берегам Бразилии. Наша дипломатическая служба в этой стране получила указание встретить вас. Вы свяжетесь с нужными людьми по радио, вот особый код радиосвязи. Дальнейшие инструкции получите на месте… Теперь вот что. На тот случай, если ваша лодка подвергнется атаке, гросс-адмиралом Деницем приняты следующие меры. На побережье Малого Бельта, вот здесь, – палец штандартенфюрера коснулся карты, – и на вашем пути на островах Эре, Фюнен, Самсе и Анхольт организованы специальные спасательные посты, имеющие единственную задачу оказать вам помощь. С ними вы также сможете связаться по коду, вот этому. Детали согласуете с Людден-Нейратом. В Киль вас будет сопровождать охрана и представитель генштаба Ульрих де Мезьер, ответственный за операцию лично перед рейхсляйтером. Вопросы?

Движением головы Хелген дал понять, что вопросов нет.

– Хайль Гитлер! – заключил Раттенхубер.

– Хайль Гитлер!

Предупредительный адъютант провел фрегаттен-капитана к апартаментам, временно занимаемым Ульрихом де Мезьером. Этот невысокий подвижный человек понравился Хелгену, и он решился обратиться к нему с просьбой, с какой никогда не подступился бы ни к Раттенхуберу, ни тем более к Борману.

– Когда мы отправляемся на аэродром? – спросил он.

Генштабист бросил взгляд на часы.

– Есть полтора часа. Хотите отдохнуть?

– У меня в Берлине жена и сын…

Де Мезьер пристально посмотрел на Хелгена.

– Но вам ясна ситуация в Берлине, – сказал он. – Хоть сейчас и относительная передышка, но вы теперь важная персона…

– Думаете, прогуляться по улицам Берлина опаснее, чем сражаться с врагами в океане?

– Гм… Пожалуй, вы правы. Да и как бы ни закончилась ваша миссия, вам вряд ли вскоре выпадет случай увидеть родных… Давайте сюда документы.

Хелген передал де Мезьеру коричневую папку и бумаги, врученные Раттенхубером. Генштабист поместил их в черный чемоданчик с секретными замками и поставил в сейф.

– У вас полтора часа, – напомнил он.

Хелгену не понадобилось столько времени. Оглушенный и ослепленный, ничего не видя, стоял он перед развалинами разбомбленного дома. Сгорбленная фигура копошилась в дымящихся руинах. Пожилая женщина подняла голову, случайно наткнулась взглядом на Хелгена и ахнула.

– Это вы!

Траурная пелена перед глазами Хелгена начала развеиваться, и он узнал фрау Марту, их старую домработницу.

– Анна… – глухо выдавил он.

– Да живы они, живы, – быстро заговорила старушка, продвигаясь ближе, переступая через обломки. – Вчера ночью уехали. Тут была такая бомбежка, настоящий ад! Англичане, как бешеные псы, совсем с цепи сорвались. Было много машин, солдаты… Фрау Анна с маленьким Вернером уехали. Звали меня, а куда я поеду? В целом свете у меня никого нет…

– Куда их увезли?

– Я не знаю…

– Вчера ночью, – механически повторил Хелген. – Вчера ночью…

– Вы найдете их! Главное – они живы…

Хелген достал из кармана вечное перо, оглянулся по сторонам, оторвал обложку от валявшегося на мостовой старого журнала, нацарапал на ней несколько слов и протянул фрау Марте. Подумав, дописал еще что-то.

– Зайдите по этому адресу, – проговорил он. – Там живет доктор Вольфганг Роде, это мой друг. Доверьтесь ему, он окажет вам необходимую помощь.

Фрау Марта всплеснула руками:

– Бог не забудет вашей доброты… Будь проклята эта война!

Час спустя автомобиль увозил Хелгена и де Мезьера на аэродром. Черный чемоданчик был прикован к запястью Хелгена цепочкой.

3

Ночь с 16 на 17 апреля 1945 года

1 час 20 минут

Киль

U-536, освещенная слепящими лучами прожекторов, замерла в железобетонном укрытии для субмарин. Бассейн этого сооружения, защищенного от воздушных атак плитой толщиной четыре с половиной метра, мог вместить до тридцати подводных лодок одновременно, но сейчас здесь находилась только одна. Профилактические работы заканчивались, ремонтники и команда наводили последний глянец.

У трапа фрегаттен-капитан беседовал с Ульрихом де Мезьером и Людден-Нейратом. После отплытия первому предстояло отправиться к Борману с докладом о начале миссии U-536, а второй должен был доложить то же самое гросс-адмиралу Деницу.

На прощание все трое пожали друг другу руки. Хелген поднялся на борт. Трап был убран. С этого момента началось непосредственное выполнение задания рейхсляйтера.

Хелген совершил обход своего корабля. В целом он остался доволен, лишь сделал несколько малозначительных замечаний мотористам в машинном отделении. Сверкая начищенными деталями, тускло блестя свежим маслом, дизели гудели на холостом ходу. Хелген положил ладонь на кожух машины и ощутил глубинную вибрацию. Скрытая мощь двухтысячесильных двигателей готова была вырваться на свободу, унося тайну рейха в далекую, безопасную Южную Америку.

Через тесную кают-компанию (вокруг стола с трудом могли разместиться шестеро) Хелген прошел в командирский отсек. Он посмотрел на хронометр, включил переговорное устройство и принялся за проверку готовности служб к отплытию. Первый помощник Гюнтер, второй помощник Бауэр, «слухач»-радиолокаторщик Отто Метц и остальные, несущие вахту, уже заняли свои места.

Стрелки хронометра отметили два часа ночи.

– Малый вперед, – приказал Хелген.

Пол командирского отсека ощутимо задрожал. В машинном отделении взревели дизели, передавая усилие на огромный вал. Субмарина тяжело отвалила от пирса и направилась к пятисотметровому каналу, ведущему из бетонированного укрытия в воды Кильской бухты.

Опасность грозила лишь с воздуха и ночью была минимальной. Поэтому Хелген передал командование Гюнтеру вплоть до подхода к горловине Малого Бельта и ушел в свою каюту.

Фрегаттен-капитан расстегнул воротник, прилег на узкую металлическую койку. Над привинченным к полу столом висела фотография смеющейся Анны в белом платье, сделанная в Ноймюнстере вскоре после их знакомства. Хелген смотрел на нее ничего не выражающим взглядом. Годы тяжелейшей войны приучили его смотреть именно так – даже когда он оставался один…

Усталость смыкала веки. Хелген приказал себе уснуть – впереди много трудных часов… Его разбудил гудок переговорного устройства.

– Мы на траверзе плавучего маяка Шлейемюнде, – доложил Гюнтер.

– Иду.

Хелген вернулся в командирский отсек и через несколько минут поднялся на мостик боевой рубки. Справа он видел огни спасательных постов на острове Фюнен, слева темнела громада полуострова Ютландия.

– Самый малый, – скомандовал Хелген.

Дизели сбавили обороты. Ветра не было, блики ущербной луны едва касались неподвижных вод.

– Стоп, машина.

Внутри корпуса субмарины все замерло. Хелген спустился вниз и распорядился задраить люк. Извилистый, изобилующий коварными скалами и мелями пролив Малый Бельт начинался прямо перед кораблем. Наступало время радиолокаторщика Метца, теперь он становился основной фигурой на борту.

Включились электромоторы. Почти бесшумно U-536 скользнула в тесное горло пролива.

К рассвету субмарина миновала маяк Фридересин. Далее простирались воды широкого и безопасного Каттегата. Безопасного для навигации, но и только…

В 6.30 утра, когда фрегаттен-капитан отдал приказ погрузиться под шнорхель и следовать курсом норд-ост вдоль датских берегов, на английском военном аэродроме близ Фолистона летчик Дэвид Хантер наблюдал, как техники готовят его «Харрикейн» к боевому вылету. Легкий, высокоскоростной истребитель после небольшой реконструкции мог нести под крыльями две мощные глубинные бомбы. Это было сделано специально с целью уничтожения подводных лодок, пытающихся бежать из Киля. Неповоротливые бомбардировщики становились слишком легкой добычей для зенитной обороны порта, организованной с немецкой педантичностью. Юркие «Харрикейны» – другое дело.

В последние дни войны U-536 была далеко не единственной субмариной, предпринимающей попытку уйти из Кильского порта. Там, в порту, ожидали эвакуации тысячи высокопоставленных лиц рейха и сотни тонн ценных грузов. Обнаружить подводные корабли с воздуха было нелегкой задачей для союзной авиации, и многие из них благополучно достигали портов назначения. Но многие другие находили вечную безмолвную стоянку на дне Каттегата и Скагеррака…

К полудню 17 апреля U-536 проскользнула мимо острова Самсе и на девяти узлах двигалась к восточному глубоководному фарватеру Каттегата. «Харрикейн» Дэвида Хантера патрулировал на предельно малой высоте. У английского летчика было очень немного шансов обнаружить шнорхель при плохой видимости… Но Хелгену не повезло. Встреча состоялась в двухстах милях от Киля, близ острова Анхольт.

– Британский самолет, командир, – доложил Метц.

– Срочное погружение!

Открылись кингстоны балластных цистерн, вода хлынула внутрь. Дэвид Хантер спикировал на цель и сбросил первую глубинную бомбу. Белый столб воды взметнулся к небу. Промах… Дэвид выругался, крутанул немыслимый разворот и всадил вторую бомбу в боевую рубку субмарины.

Грохот взрыва оглушил команду подводного корабля. Трое матросов и второй помощник, несшие вахту в рубке, погибли сразу.

– Прямое попадание, командир! – крикнул Гюнтер. – Крен на правый борт, сильный дифферент на корму!

– Метц, немедленно связь с постом Анхольта. Температура воды за бортом?

Гюнтер бросил взгляд на шкалу.

– Плюс восемь, командир.

– Не жарко…

Новый удар сотряс прочный корпус корабля. Субмарина рухнула на дно пролива и застыла в наклонном положении. Фрегаттен-капитан стремительно прошагал в каюту, открыл сейф, достал папку и вынул из нее документы Шлессера. Он тщательно завернул их в несколько слоев прорезиненной ткани и укрепил на теле при помощи пояса.

Команда собралась в торпедном отсеке.

– Что с Анхольтом, Метц? – спросил Хелген.

– Они идут на помощь.

– Надеть гидрокостюмы с химическими грелками. Выходить по одному через трубы торпедных аппаратов.

Фрегаттен-капитан покинул корабль последним. Катер с острова Анхольт подобрал всех спасшихся с погибшей субмарины. Среди спасенных был и Манфред Хелген, но тайная миссия U-536 завершилась, едва начавшись.

4

Подмосковье

Наши дни

Маркин стоял у приоткрытой калитки, курил и время от времени бросал нетерпеливые взгляды в темную аллею, откуда вот-вот должен был показаться автомобиль. Багров опаздывал уже на четыре минуты, это было на него не похоже… Маркин посмотрел на живую изгородь справа. За ней должен находиться охранник, и можно быть уверенным, что он именно там и находится. А слева, между теннисным кортом и оранжереей, охрану несут сразу двое. Есть и другие… Надежные ребята, Маркин их лично подбирал. И мышь не проскочит на территорию уединенной дачи.

Все остальные были в сборе. В уютной гостиной у камина разместились шесть человек, все были хмуры и молчаливы. На круглых столиках лежали сэндвичи, стояли бутылки с минеральной водой и спиртными напитками. Но никто ничего не ел и не пил.

Маркин взглянул на часы и тут же услышал шум мотора. «Мерседес» затормозил у ворот. Водитель подскочил к задней дверце, распахнул ее. Маркин поспешил навстречу человеку, выходившему из машины.

– Добрый вечер, Иван Антонович, ждем вас с нетерпением… – Маркин прикусил язык. Это «с нетерпением» могло быть воспринято как намек на недопустимое опоздание. Но прибывший лишь коротко буркнул:

– Здравствуй, Алексей, – и зашагал к дому. Шофер и телохранитель не последовали за ним, а как часовые застыли у ворот. Маркин зашел вперед и открыл перед Багровым дверь.

Прибывшего звали не Иваном Антоновичем, но даже здесь, на даче, многократно осмотренной первоклассными специалистами, которые дают гарантии, что в здании не имеется всякого рода подслушивающих и подсматривающих устройств, не рекомендовалось произносить вслух его настоящее имя.

Багров вошел в гостиную, поздоровался с присутствующими и уселся в кресло у камина.

– Давайте начинать, – сразу сказал он. – У меня очень мало времени. Алексей Владимирович!

Маркин встал со стула, на который только что сел.

– Все мы в курсе дела, – начал он, – так что я не буду тратить время на предисловия. Доклад подготовлен Олегом Сергеевичем. Прошу вас.

Олег Голдин – подтянутый, элегантный, похожий чем-то на Пирса Броснана – раскрыл лежавшую на его коленях папку.

– В процессе порученной мне работы, – он говорил негромко, но очень отчетливо, как хороший актер, – моя группа тщательно рассмотрела несколько кандидатур для выполнения известного задания. Подходящих людей трое, но использование одного из них сопряжено с большим риском из-за того, что он находится под пристальным вниманием… мм… э-э… соответствующих структур. Второй кандидат сейчас за границей…

– И мы не можем достать его оттуда? – перебил Багров, не отрывая взгляда от горящих поленьев.

Голдин тонко улыбнулся:

– Ничего невозможного нет, Иван Антонович. Но в создавшейся обстановке это неизбежно привлечет к нашей работе нежелательное внимание.

Багров молча кивнул.

– Итак, у нас остается один кандидат, но зато, пожалуй, самый лучший, – продолжал Голдин. – Это Андрей Викторович Кремер.

– Кремер, – обронил Багров. – Фамилия как будто немецкая?

– Его прадед был австрийцем. Перебрался в Россию еще до революции.

– Ладно… Рассказывайте о Кремере.

– Я как раз приступаю к этому. – Голдин заглянул в папку. – Кремер, Андрей Викторович… Возраст – тридцать шесть лет… Бывший сотрудник ФСБ. Высокопрофессионален, инициативен, решителен. Восемь лет назад был арестован, обвинен в измене и осужден на основании собранных доказательств. Отбывал наказание…

– Что там произошло? – спросил Багров.

– Разрешите мне пояснить, Иван Антонович, – вмешался один из присутствующих. – Кремера попросту подставили. Его обвинили в том, что он продал за кордон сведения, составляющие государственную тайну. Обвинение состряпали так ловко, что невиновность Кремера не была доказана и позже. Ему дали восемь лет, из которых он отсидел шесть, но вышел не будучи оправданным, по амнистии.

– А кто состряпал обвинение и зачем? – произнес Багров. – Я имею в виду – для нас это интересно?

– Не думаю, – сказал Голдин. – Это были его, так сказать, конкуренты. Борьба за карьеру, за кресло… Дела давно минувших дней.

– И он точно пострадал без вины?

– Я сам занимался этим вопросом и могу утверждать – да, точно. Юридических доказательств у меня нет, но мы же не в суде… И потом, для нас какая разница?

– Почти никакой, – согласился Багров. – Продолжайте, Олег Сергеевич.

– Итак, он освободился два года назад. Пока он находился в заключении, умерла его мать, к которой он был очень привязан. Он получил небольшое наследство, сменил несколько мест работы, подолгу нигде не удерживался. В настоящее время проживает в Москве, в однокомнатной квартире на Шепиловской, более полугода нигде не работает, пьет. Не женат, детей нет. Контакты с женщинами редки и случайны. Из поля зрения соответствующих структур выпал, им уже никто не интересуется. По всем параметрам идеальная для нас кандидатура.

– Идеальная? – Багров поднял брови. – Шесть лет в заключении, да еще пьет… Он у вас давно растерял все навыки.

– По мнению наших психологов, – возразил Голдин, – депрессия Кремера вызвана не только допущенной по отношению к нему несправедливостью и смертью матери. Образно говоря, он растаял, как холодильник, отключенный от электросети. Как только он почует вкус настоящего дела, он очень быстро восстановит форму.

Багров некоторое время размышлял.

– Ну, насколько я понимаю, – медленно проворчал он наконец, – никого другого у вас все равно нет.

– Кремер – идеальная кандидатура, – упрямо повторил Голдин.

– Ну, что ж. – Багров поднялся из кресла. – Действуйте… До свидания.

На этом совещание было окончено.

5

Москва

Как и обычно в этот час, бар был полон. Над головами гомонивших людей витал табачный дым, временами почти полностью заволакивая табличку «Просьба не курить». Кремер не прислушивался к разговорам и не принимал в них участия. Он молча допивал очередную кружку пива, пребывая в воображаемом мире. Здесь с ним была его мать, здесь были друзья школьных лет, все, кого он когда-то знал и любил. И все из прошлого. В настоящем не существовало ни одного человека, которого он мог бы назвать своим другом. Во время работы были коллеги, партнеры, временные попутчики и постоянные противники. После работы не стало никого. Впрочем… Совсем ли так?

Когда Кремер был освобожден, его встречал у ворот лишь один человек – Станислав Михайлович Горецкий, Стас Горецкий, теперь полковник ФСБ. Его белый «Хундай Элантра» стоял поодаль. Стас протянул руку и не дождался ответного жеста.

– Мм… Ну ладно, – пробормотал он, засовывая руку в карман. – Но послушай, Андрей…

– Все это великолепно, – сказал Кремер с ядовитой улыбкой. – Как будто мы играли в шахматы, я вышел на минутку…

Горецкого было не так просто сбить с толку.

– Послушай, – повторил он терпеливо. – Если ты распространяешь свое отношение к тем, кто тебя подставил, и на меня, и на все ведомство…

– Ну, что ты. Я так, развлекался здесь. Как-то жаль, что кончилась вечеринка.

– Андрей, многое изменилось. Тех людей уже нет.

– О… В буквальном смысле?

– Те ребята… Они много чего еще натворили. Их уже нет.

– Дивно, – сказал Кремер. – Главное, вовремя…

– Да брось ты разыгрывать обиженного младенца! Лучше поздно…

– А когда было не поздно – где был ты и твои рыцари справедливости?

– Андрей! Ты ведь знаешь, что тогда меня не было в Москве, не было в России. Но если бы и был, вряд ли смог бы…

– Знаю… Из твоего единственного письма! Ты вернулся давно. И даже не удосужился приехать ко мне! Зато теперь, когда меня освободили…

– А почему ты так уверен, что я не имею к этому отношения?

– К моему освобождению? Я вышел по амнистии, Стас.

– Да, но кое-кто прилагал усилия, чтобы эта амнистия не прошла мимо тебя.

– Ты сказал, что их уже нет.

– Это не они.

– Кто же? Полковник Шведов, например?

– Да, он.

– Вот кого я меньше всего хотел бы видеть…

– Это ты зря. Сергей Шведов – человек стоящий. И если он не верит в твою невиновность, так ведь все доказательства… Впрочем, не беспокойся, увидеться с ним тебе не придется.

– Это еще почему?

– Его перевели… Куда-то на Дальний Восток.

– О, вот как… Что же он натворил?

– Да нет, это скорее повышение… Его перевели в так называемое «управление М»…

– Никогда о таком не слышал.

– Ты будешь смеяться, но и я о нем мало что слышал… Это что-то сверхсекретное, а я не в числе допущенных.

– Ладно, Стас. – Кремер устало вздохнул. – Раз ты приехал хоть сейчас…

– Я хочу помочь тебе.

– Отлично. Подбрось меня в центр. Это единственная помощь, в которой я сейчас нуждаюсь.

– Оставь этот тон. Думаю, предлагать тебе вернуться на службу пока рановато, но…

– Пока?

– Слушай, я приехал как друг.

– Прости, Стас. Не из-за тебя… Из-за ведомства. Я пришел к выводу, что плащ и кинжал – не мои любимые элементы костюма.

– Разумеется, никакие твои выводы не заставят меня перестать быть твоим другом.

– Спасибо… Но мне действительно ничего не нужно.

– Это сейчас. Но если…

– Может быть.

В машине, когда они ехали в город, важных тем никто из двоих не касался. С тех пор они не виделись. Кремер не звонил по известным ему телефонам, Стас тоже не объявлялся. Нельзя сказать, что Кремера не мучила совесть из-за того, что он так обошелся с другом. Но… Это была иная жизнь. Теперь – пиво, обрывки воспоминаний…

Он поставил кружку на стол и машинально посмотрел на запястье. Часов не было. Он продал их, как продал многое другое из еще сохранившегося имущества. После смерти матери он получил наследство – и так-то невеликое, а при нынешней дороговизне… Кремер не задумывался о том, что произойдет, когда он истратит свой последний рубль и больше нечего будет продать. Он вообще ни о чем не задумывался. Иногда в его памяти всплывали смутные картины – какие-то города, какие-то люди, но он не мог узнать этих мест и вспомнить имена этих людей. Он и не пытался. Это было далеко. Это было давно. Это было не с ним.

Он выбрался из полуподвального бара, достал пачку «Явы», закурил и неторопливо побрел к станции метро. Пора домой, смотреть телевизор, футбол сегодня…

У самой двери Кремер уронил ключи, и хотя по его мерке вовсе не был так уж пьян, тем не менее потратил на поиски в полумраке лестничной клетки уйму времени. Наконец он вставил ключ в замочную скважину и шагнул в прихожую.

Что-то было не так. Кремер застыл у открытой двери, стараясь понять, в чем дело. Все его полузабытые профессиональные рефлексы обострились до крайности, без труда преодолев тонкий заслон опьянения. Вроде все, как всегда, все на своих местах… Вдруг он догадался. Запах. Едва уловимый, незнакомый ему запах какого-то мужского одеколона или дезодоранта. Кремер закрыл дверь и вошел в комнату.

В единственном кресле у окна сидел человек лет тридцати пяти, одетый легко, не без претензии на элегантность. «Похож на Джеймса Бонда, – подумал Кремер… – На Пирса Броснана. Стильный парень».

– Не волнуйтесь, Андрей Викторович, – сказал незнакомец. – Мы с вами впервые видимся, но, надеюсь, подружимся. Садитесь, пожалуйста.

Хозяйским жестом он указал на стул. Кремер с изумлением увидел на столе бутылку «Джека Даниэльса», фрукты в хрустальной вазочке и две рюмки.

– Вы ждали даму, – уничтожающе съязвил Кремер. – Я вас разочаровал.

Незнакомец тонко улыбнулся.

– Я ждал вас, Андрей Викторович. Но так как разговор у нас с вами будет долгий, я позволил себе… – Он неопределенно повел рукой в воздухе.

– Я не хочу вести с вашим ведомством никаких разговоров, – сказал Кремер, но без всякого нажима. Это было ни к чему – он слишком хорошо знал, что гость не уйдет, пока не закончит своего дела.

– Андрей Викторович, – мягко продолжал Голдин. – Вы не знаете меня, но я хорошо знаю вас. Мне отлично известны ваши профессиональные качества….

– Вот мои профессиональные качества, – перебил Кремер и щелкнул ногтем по бутылке.

Голдин усмехнулся:

– Не прибедняйтесь, Андрей Викторович. Что бы вы сказали, если бы перед вами открылась возможность вновь послужить Родине?

– Какой Родине?

– Простите?

– Той, что была, или той, что сейчас?

– Той, что будет, – сказал Голдин.

– Любопытно. – Кремер уселся на стул и скрестил руки на груди. – И что же будет?

– Видите ли, Андрей Викторович… Я не представляю то ведомство, к которому вы так безоговорочно меня отнесли. Более того, формально я вообще никого не представляю.

– Кто же вы?

– Ну, можно сказать… Работодатель.

– Предлагаете работу? Какого рода?

– По вашей прямой специальности. Неплохой гонорар, перспективы…

– Спасибо. Это мы уже проходили в одной школе… Что, если я откажусь?

Голдин пожал плечами:

– А почему вы должны отказываться? У вас нет, грубо говоря, ни кола, ни двора, ни гроша за душой и никакого будущего.

– Спасибо и за это. Вы видите вещи такими, какие они есть.

Голдин встал, прошелся по комнате и остановился у окна, глядя мимо Кремера куда-то в пространство.

– По отношению к вам была допущена несправедливость, – с неискренним сочувствием произнес он, – вы обижены и живете по принципу «чем хуже – тем лучше». Но кому хуже? Вам. А кому лучше? Да никому. Не думаю, что это очень умно… Однако давайте перейдем на деловой язык. Я уполномочен предложить вам за выполнение задания тридцать тысяч долларов. Подробности будут сообщены после вашего принципиального согласия обсудить дело.

– Нет, – сказал Кремер.

– Причем десять тысяч вы получите немедленно, наличными в виде аванса. Они здесь, в кейсе.

– Вы что, глухой? – Кремер повысил голос. – Я сказал «нет».

– Пятьдесят тысяч.

– Вас давно не спускали с лестницы?

Глаза Голдина стали узкими и злыми.

– Вам, нищему, предлагают хорошие деньги! Да для вас это целое состояние!

Кремер вплотную приблизился к Голдину и осторожно взял его за лацканы светлого пиджака.

– Убирайтесь, – тихо сказал он, развернул назойливого гостя и легонько подтолкнул в сторону двери.

Голдин взглянул на него через плечо с явным сожалением.

– У меня такое предчувствие, что мы еще увидимся.

Он вышел, захлопнув дверь. Кремер задумчиво посмотрел вслед незваному гостю, перевел взгляд на бутылку виски и усмехнулся.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок. – Он включил телевизор, откупорил бутылку и вонзил зубы в сочную грушу.

6

Кремер занимался ликвидацией беспорядка в квартире – дело было в том, что впервые за долгое время он ждал в гости женщину. Они познакомились на улице. Около четырех часов пополудни он возвращался из посещаемого почти ежедневно бара и остановился у парковой ограды, чтобы закурить. К нему подошла девушка – лет двадцати, с простым миловидным лицом, льняными волосами до плеч, в красной футболке и вытертых джинсах. Она протянула свою сигарету и выжидательно посмотрела на него. Кремер зажег спичку, девушка наклонилась, и он хорошо рассмотрел ее. Она затянулась, выпустила дым, оперлась спиной на ограду рядом с ним. Он молча разглядывал девушку, ему нравилось на нее смотреть. Внезапно она спросила:

– Вы здесь живете?

– Что значит «здесь»? – Кремер провел рукой по небритому подбородку. – В парке?

Девушка смутилась и слегка покраснела.

– Я имею в виду – вы москвич?

– Преимущественно, – под пивными парами такой ответ показался ему страшно остроумным.

– Я никого не знаю в Москве. Я только сегодня приехала, и…

– Где же вы остановились?

– Нигде пока.

– А ваши вещи?

– О… У подруги.

– Так. – Кремер глубоко затянулся «Явой». – В Москве не знаете никого, тем не менее вещи у подруги… Сказали бы хоть – «в камере хранения». Вы от них?

– От кого? – Ее удивление казалось искренним.

– От работодателей.

– Каких работодателей? – не верилось, что ее круглые глаза можно сделать еще круглее, но ей это удалось.

Кремер вздохнул:

– Ну, выкладывайте, что ли, или я пошел.

Девушка опустила глаза.

– Простите меня, – еле слышно выдохнула она. – Я не решалась сказать… То есть так не принято, ведь правда?

– Как?

– Понимаете, вы… Понравились мне. Вот я и решила с вами познакомиться, а как начать – не знала. И я придумала это… Ну, что я приезжая и все такое.

Кремер покосился на нее недоверчиво. Не то чтобы он не нравился женщинам – скорее, наоборот, но на улице с ним знакомились впервые. Он колебался. Возможно, все-таки они подослали ее. Но если так, с какой целью? Чтобы это узнать, нужно поддержать знакомство… И быть настороже. «После этого» не обязательно означает «вследствие этого», но…

– Меня зовут Андрей, – сказал он.

– Анжела. – Она протянула узкую ладошку, которую он осторожно сжал.

– Где же мы с вами увидимся?

– А мы уже увиделись, – улыбнулась девушка. – И вообще, я вас давно приметила. Я живу вон там. – Она указала на дом в конце квартала. – А вы ходите в бар пить пиво. Видите, я все про вас знаю.

– М-да, практически все… Ладно, вот что. Давайте я провожу вас домой, а вечером приходите ко мне, идет?

– Так вот, сразу?

– Ну, не хотите сразу, потянем месяца два. Я буду писать вам нежные письма.

Она засмеялась:

– Опасный вы человек, Андрей. Интересно, кто вы по профессии?

– Шпион. Правда, в отставке.

– Я почему-то сразу так и подумала. Ну, пошли, шпион?

У подъезда Кремер сообщил Анжеле свой адрес, и они договорились, что он будет ждать ее в восемь часов.

– Плюс-минус пятнадцать минут. – Девушка послала ему воздушный поцелуй и скрылась за дверью. Кремер выждал немного и вошел за ней. Подъезд был проходной, но само по себе это еще ни о чем не говорило.

Смахивая влажной тряпкой пыль в углах комнаты, Кремер не переставал думать об Анжеле. Нет, это едва ли совпадения – вчерашний визит «работодателя», сегодняшнее первое в жизни уличное знакомство Кремера, проходной подъезд. Ответ напрашивался, и разумное решение в сложившейся ситуации было только одно. То, которое и принял Кремер, – пригласить ее к себе.

Он включил телевизор, начинался футбол. Звонок в дверь прозвучал без пяти восемь, как раз после первого гола.

Анжела была в желтом платьице, которое очень шло к ее льняным волосам. Скромная квартира произвела на нее удручающее впечатление, которое она и не пыталась скрыть.

– Хило живут шпионы в отставке, – заметила она, разочарованно осматриваясь. – Я думала, вам полагается персональная пенсия и все такое.

– То, что мне полагалось, я получил, – сказал Кремер.

– Нет, ну а правда, где вы работаете?

– Да нигде, – ответил он. – Я пьяница и разгильдяй. Посидите пока здесь. – Он указал на кресло. – Журналы полистайте… Или вот футбол посмотрите. Футбол любите? Я пойду приготовлю что-нибудь закусить. А вообще, – продолжал он уже из кухни, повысив голос, – давай на «ты», без церемоний, о’кей?

– О’кей, – донесся мелодичный голосок, перекрывший взволнованное комментаторское «кто-то там проходит по правому флангу, отдает кому-то в штрафную площадку… Ай-ай-ай…»

Кремер появился с тарелкой с бутербродами и бутылкой «Джека Даниэльса», где оставалось еще больше половины. Анжела лихо опрокинула первую рюмку и тут же налила по второй. «Споить она меня хочет, что ли, – подумал Кремер. – Ну, тут мы с тобой потягаемся».

– Выключи этот дурацкий телевизор, – попросила девушка.

Кремер потянулся к кнопке. Выпили по второй, с третьей она не спешила. Разговор шел легкий, беспредметный, перескакивающий то и дело с ее учебы на кино, с кино на музыку, опять на учебу и так далее. Кремер неожиданно обнаружил, что очень пьян. В его сознании закружились какие-то странные розовые призраки. Усилием воли он попытался вырваться, но розовую волну сменила черная, и он уже ничего не видел. «Отравила, – вяло и безразлично подумал он. – Когда только успела… Неужели, пока я выключал… Ай да Анжела…»

Он ухватился за край скатерти, тяжело рухнул на пол, увлекая за собой все, что было на столе, и в звоне бьющегося стекла растворился его мир.

7

Он застонал. Все тело болело так, словно накануне он попал под машину. Боль стучала в висках чугунными молотами по стальным наковальням. Он попытался открыть глаза и не смог. Протянул руку – пальцы уперлись в холодную шероховатую поверхность. Красная пелена затягивала сюрреалистические образы чудовищных, безумных снов, где он был огромным, раскрывающимся во Вселенную черным апельсином, бесконечным повторением своей же собственной боли. Что это такое? ЛСД?

Ему все же удалось поднять веки. Что-то белое качалось, расплывалось, дрожало перед глазами. Потом призрачный абрис медленно сфокусировался в металлическую раковину. Кремер осторожно пошевелил руками и ногами. Каждое движение причиняло невыносимую боль. Смутно припомнилась тускло освещенная камера, какие-то получеловеческие, полузвериные рожи перед глазами, мелькание кулаков и ног. Его били? Его бросили в камеру к уголовникам? Он не помнил, не мог вспомнить больше ничего. Героическим усилием Кремер приподнял свинцовое тело, сел на топчане, дотянулся до крана и открыл воду, сунул голову в раковину. Холодная вода потекла за воротник рубашки. Он встряхнулся, как спаниель после купания, и чуть не заорал от боли. Теперь он видел окружающее более или менее ясно.

Кремер находился в небольшой – два на три метра – камере без окон с бетонными стенами. Здесь не было ничего, кроме топчана, раковины, табурета и голой лампочки под потолком. Он был один, «глазок» для надзирателя в серой стальной двери закрывала металлическая шторка.

Память возвращалась кадрами, фрагментами, будто прокручивался сумасшедший фильм, смонтированный вконец спятившим авангардистом. Итак, вчера он выпил рюмку виски, отравленного каким-то психотропным препаратом, и потерял сознание… Надолго? Во всяком случае, когда он открыл глаза (это вовсе не означает «пришел в себя»), за окном было уже темно. В комнате царил ужасающий разгром, как после пьяной драки. Девушка лежала ничком на диване, свет уцелевшего торшера падал на ее разорванное желтое платьице, сплошь залитое кровью. В ее горле зияла рваная рана. Окровавленное орудие убийства (горлышко от разбитой бутылки из-под «Джека Даниэльса») Кремер сжимал в руке. Отбросив его, Кремер подполз к девушке, он гладил ее волосы, ее прекрасное мертвое тело. Кажется, он рыдал. Прости меня, прости. Я мог, я должен был догадаться.

Монтажный скачок в фильме памяти. Черный провал, потом резкие, настойчивые звонки и удары в дверь. Комната полна людей, некоторые из них в милицейской форме, Кремера волокут по лестнице, запихивают в автомобиль, куда-то везут. Коридоры, кабинеты, бьющий в лицо свет. Одни и те же вопросы снова и снова. Признает ли он себя виновным в убийстве? Нет, не признает. И опять машина, коридоры, камера, гнусные ухмылки и зловонные рты полулюдей-полузверей, боль, боль… Черный провал. Конец фильма.

Холодная вода принесла облегчение. Пошатываясь, Кремер прошелся было от стены к стене – два шага туда, два обратно, – но тут же упал на топчан.

Загремел дверной засов, и в камеру вошли двое в гражданских костюмах. Того, что был постарше, Кремер видел впервые, а второго узнал бы из тысяч и тысяч.

Голдин по-хозяйски уселся на табурет и закурил. Его спутник, Алексей Маркин, остался стоять у двери. До самого конца разговора он так и не произнес ни слова.

– Плохо ваше дело, Кремер, – сказал Голдин, смачно затянувшись «Честерфильдом». – Очень плохо. Попытка изнасилования, убийство… Как же вы так, а? Ай-ай-ай.

– Дайте что-нибудь от головной боли, – попросил Кремер. Голдин словно ждал этой просьбы. Он тут же достал из кармана упаковку таблеток.

– Примите сразу три штуки. Так вот, как вы, конечно, понимаете, речь идет о более чем серьезном приговоре. И что важно – наши друзья позаботятся о том, чтобы у вас не было хорошего адвоката.

Кремер проглотил таблетки. Боль отступала, медленно пульсируя в висках.

– Учтите также и то, – лекторским тоном продолжал Голдин, – что отбывать наказание вам придется не в специальной зоне для бывших сотрудников определенных ведомств, а среди неких джентльменов, подобных тем, с которыми вы имели счастье близко подружиться сегодня ночью. Они очень любят новые знакомства с людьми с вашей статьей… Это вам ясно?

– А если я соглашусь?

– Условия остаются прежними. Пятьдесят тысяч долларов.

Кремер невесело усмехнулся:

– А как я выберусь отсюда? Устроите мне побег в духе Монте-Кристо?

– Зачем? Вы же никого не убивали, мы это знаем и можем это доказать. У нас есть заслуживающие доверия свидетели, которые подтвердят, что в момент убийства вы находились в совершенно другом месте. Вас также видели, когда вы возвращались в свою квартиру прямо перед приездом милиции – кстати, милицию вызвали ваши соседи, из-за шума. Это дает нам точное время преступления. Был, конечно, и запасной вариант, но с соседями лучше получилось… Отпечатки ваших пальцев на орудии убийства объяснить проще простого – вы подобрали его с пола, может быть, машинально. Конечно, вы неразумно себя вели, но опьянение и сильное потрясение… Кровь попала на вашу одежду, когда вы попытались помочь девушке, еще не зная, что она мертва.

– Прелестно, – сказал Кремер. – А кто же совершил убийство?

– Вчера днем в баре, будучи в нетрезвом состоянии, вы передали ключи от вашей квартиры малознакомому человеку, некоему Максиму. О нем вы, в сущности, ничего не знаете… У нас есть свидетели, которые подтвердят факт вашего разговора с Максимом и передачу ключей.

– Все-то у вас есть, – вздохнул Кремер.

– А вы как думали? Договорившись с Максимом, что он будет ждать у вас дома, вы зашли к знакомым – это другие наши свидетели, – у них задержались и еще выпили.

– Странно все это выглядит. Максим какой-то, ключи… Зачем?

– Ну, мало ли что взбредет в голову подвыпившим людям… Но это все неважно, главное – доказательства вашей невиновности. Словом, вернувшись домой, вы обнаружили открытую дверь и все остальное… Детали вы обговорите с адвокатом. Он посетит вас вскоре после нашего ухода. Это прекрасный юрист, положитесь на него полностью. – Голдин обернулся к Маркину: – Идемте, Алексей Владимирович.

8

Кремер вошел в гостиную отдохнувший, свежевыбритый, в ослепительно сверкающей белой рубашке и светлых брюках. За небольшим круглым столом его уже ждали Голдин и Маркин, больше на даче никого не было, если не считать охранников.

Его привезли сюда прямо из прокуратуры (большая часть пути за городом проходила с завязанными глазами). В обычных условиях проверка алиби Кремера могла занять много времени, но свидетельские показания были настолько неопровержимыми, а адвокат – так логичен и убедителен, что прокурору оставалось только развести руками. На даче Кремера ждала горячая ванна-джакузи, а также ласкающая кожу бритва «Уилкинсон», свежее белье, новая одежда… Его отменно кормили, давали какие-то восстанавливающие, стимулирующие препараты. Когда четвертого июня в 19 часов 40 минут Кремер появился в гостиной, он чувствовал себя превосходно по всем параметрам. Его тело и мозг вновь составляли идеально функционирующую, почти совершенную машину. Ну, может быть, не совсем так, как это было когда-то… Отсутствие тренировок, тяжелые нервные потрясения, пьянство – все это не могло пройти без последствий. Тем не менее сейчас Кремер пребывал в наилучшем состоянии из возможных.

Он сел к столу, закурил и выжидательно взглянул на Голдина, потом на Маркина. Голдин раскрыл папку, но пока говорил, почти не заглядывал туда.

– Вкратце ситуация такова. Двадцать шестого мая авиарейсом в Хабаровск прибыл из Москвы груз для фирмы «Восток-Дельта». Груз состоял из двадцати контейнеров…

– А содержимое? – спросил Кремер.

– В Хабаровске есть небольшая фармацевтическая компания… Нет, это не «Восток-Дельта», они только посредники… Эта компания производит реладан.

– Что это такое?

– Лекарство для диабетиков. Но один из компонентов для его изготовления производится только в Москве, в лаборатории одного-единственного института. Этот компонент и поставляется в Хабаровск по договору.

– А зачем нужны посредники, если обе фирмы располагаются в одном городе?

– Ну, я не знаю… Это уж их коммерческие дела.

– Ясно…

– В аэропорту контейнеры были перегружены в автомобиль, грузовой «фольксвагеновский» фургон, который должен был доставить их на склад фирмы. До места назначения машина не дошла. Ваша задача – отправиться в Хабаровск и разыскать груз, обратив особое внимание на контейнер под номером 16. Это все, что нас интересует. Теперь можете задавать вопросы.

Кремер кивнул:

– Значит, эти контейнеры пронумерованы? А зачем?

– Видите ли, внешне все они совершенно идентичны – металлические ящики размерами тридцать на тридцать сантиметров и высотой сорок, с ручками для переноски. И пронумерованы они именно затем, чтобы среди них можно было сразу выделить шестнадцатый. Пометить его особо значило бы обратить на него внимание, поэтому все контейнеры просто пронумеровали.

– Из этого я заключаю, что в шестнадцатом контейнере находился… Или находится вовсе не компонент для производства лекарства?

– Вы правильно рассуждаете.

– А что же?

– Содержимое особого характера.

– И я буду искать, не зная, что ищу?

– От вас требуется найти контейнер, проследить его судьбу. Остальное – наше дело.

– Так… Ну, что же… Тогда вернемся к этому компоненту реладана. Возможно, те, кто похитил груз, и понятия не имели о вашем особом содержимом, а охотились именно за компонентом. Такое может быть? Сколько он стоит?

– Довольно дорого, но ведь товар этот очень специфический, и найти покупателя…

– Гм… Хорошо. Кто встречал груз?

– Сотрудник фирмы «Восток-Дельта», он же был и водителем исчезнувшего фургона.

– Значит, только один человек.

– Да. Михаил Чаплыгин, тридцати четырех лет. Вот его фотография. – Голдин передал Кремеру картонный прямоугольник. – Ночь перед прибытием груза Чаплыгин провел в гостинице «Восход», в номере 302.

– В гостинице? Он живет не в Хабаровске?

– Некоторые данные вы получите чуть позже, а вот подробности вам предстоит выяснять самому…

– Чаплыгин, как я догадываюсь, тоже исчез?

– По крайней мере, мы не имеем о нем сведений. Равно как и о директоре «Восток-Дельты» Владимире Григорьеве – вот еще одна фотография. Никто из них не давал о себе знать после двадцать шестого мая.

– Чаплыгин знал о содержимом особого контейнера?

– Только Григорьев, и вряд ли он стал бы рассказывать.

– Григорьев впервые получал груз подобного характера?

– Нет, это восьмая посылка, и до сих пор все проходило идеально.

– Так, понятно. – Кремер встал и задумчиво прошелся по комнате. – Груз исчез десять дней назад. Что бы ни находилось в этом контейнере, девяносто девять шансов из ста за то, что содержимого там уже нет, а сам контейнер валяется где-нибудь на дне Амура…

– Но вы все же постарайтесь. Когда задание будет выполнено, позвоните по этому хабаровскому телефону. – Голдин передал Кремеру бумажку с номером. Тот бросил на нее быстрый взгляд, скомкал и швырнул в холодный камин. – Попросите доктора Минского. Вам ответят, что доктор Минский в отъезде. Тогда вы попросите передать доктору, где и когда он сможет найти вас. Прибудет наш человек. От него вы получите дальнейшие инструкции в зависимости от достигнутых вами результатов.

– Хорошо. Когда я отправляюсь?

– Вы вылетаете завтра утром, по документам Олега Юрасова, бизнесмена из Комсомольска-на-Амуре, который прилетал в Москву по делам.

Кремер удивился:

– Зачем по фальшивым документам?

Голдин улыбнулся и встал.

– Как говорят политики в теледебатах, я рад, что вы задали этот вопрос. Прошу вас пройти со мной.

Они вышли в другую комнату. Голдин скатал ковер на полу, открыл хорошо замаскированный люк. По винтовой лестнице они спустились в бетонный колодец метров пяти глубиной. От колодца шел также забетонированный коридор с рядами дверей по обеим сторонам. Одна из дверей была металлической, с «глазком», как в тюрьме. Голдин толкнул ее – она оказалась незапертой и открылась с противным скрежетом. За ней находилась узкая длинная камера, залитая ярким светом мощных ламп. На цементном полу лицом вверх лежал человек. Не нужно было много времени, чтобы убедиться, что он мертв – на белой рубашке слева виднелась окровавленная дыра, след пистолетного выстрела.

– Знакомьтесь – Олег Юрасов.

Голдин отступил на шаг, любуясь произведенным эффектом.

– О господи, – пробормотал Кремер.

– Он похож на вас, не правда ли? Мы быстро его подыскали, мы умеем быть оперативными. Теперь вы понимаете, что, если вздумаете сбежать от нас или выкинуть какой-либо другой некрасивый фортель, начнутся поиски человека, убившего Олега Юрасова и сбежавшего с его документами. Не потому ли, что раньше этот человек убил Анжелу Солнцеву и боится, что в деле откроются новые обстоятельства, которые разрушат его алиби? Мир велик, Андрей Викторович. Но в нем не найдется для вас безопасного уголка.

Голдин закрыл дверь, и они вернулись в гостиную.

– Еще что-нибудь? – поинтересовался Голдин.

– Да, конечно. Мне нужна подробная информация о Чаплыгине, Григорьеве, фирме «Восток-Дельта», номер пропавшей машины… Все, чем вы располагаете.

Голдин протянул Кремеру зеленую папку.

– Здесь, Андрей Викторович, вся та информация, которой мы считаем нужным снабдить вас.

– Считаете нужным, так… – Кремер взял папку. – Снаряжение?

– Ну, тут я рискую вас разочаровать. – Голдин развел руками. – Никаких особых изысков… Мы даже не сможем дать вам оружие, в самолете вам его не провезти. Впрочем, это уже не моя сфера. Передаю вас Алексею Владимировичу.

Он вышел из гостиной. Маркин, до того сидевший молча и неподвижно, зашевелился. Он вынул из кармана пластмассовый прямоугольный флакончик и передал Кремеру. Тот нажал пружинку на крышке. На ладонь выкатился прозрачный желтоватый шарик.

– Сильнодействующее психотропное средство, – пояснил Маркин. – Время растворения в воде – три-четыре секунды, а в горячем чае или кофе растворится еще быстрее. В спиртном тоже. Ни вкуса, ни запаха. Действует через восемь-десять минут, в зависимости от индивидуальных особенностей организма.

Кремер попытался засунуть шарик во флакон, но пружина действовала лишь в одну сторону.

– Обратно не получится, – сказал Маркин. – Бросьте в камин.

– Меня вы уделали этой самой штукой?

Маркин спокойно кивнул. Следующим на свет появилось удостоверение сотрудника ФСБ на имя Игоря Журавлева.

– Этим пользуйтесь осторожно. В отличие от подлинного Олега Юрасова Игорь Журавлев – чистая фикция. Годится, только чтобы брать на пушку.

– Все? – спросил Кремер, разглядывая отлично сделанное удостоверение.

– Увы. Ну, теперь я вас покину, а вы можете спокойно изучать эту папку.

Маркин направился к двери, остановился и обернулся.

– Я хочу, чтобы вы помнили, Кремер. – Его тон стал жестким. – Один – только один! – неверный шаг, и…

– Я не забуду, – слегка поклонился Кремер. – Только вот где у меня гарантия, что я получу пятьдесят тысяч долларов, а не пулю в лоб?

– Ну… – Маркин пожал плечами. – Тут уж вам придется верить нам на слово. Зачем вас убивать? Для нас вы безопасны, а для вас, кстати, найдется еще немало интересных дел за хорошие гонорары… К взаимной выгоде. До свидания.

9

Телефон в хабаровской квартире Сергея Юрьевича Шведова звонил долго, настойчиво. Чертыхнувшись, полковник Шведов, начальник оперативного отдела «управления М», вытянул руку из-под одеяла и нашарил в темноте трубку.

– Слушаю, – хрипло буркнул он.

– Сергей Юрьевич? – осведомился совершенно незнакомый ему мягкий баритон.

– Да. Слушаю.

– Вы помните Андрея Кремера?

– Кто говорит?

– Неважно. И не пытайтесь засечь звонок, это предусмотрено. Я обязан предупредить вас, что Кремер затевает новое предательство. Он прибывает в Хабаровск, и я должен рассказать вам вот что…

Шведов резко сел в постели.

– Кто вы?

– Не перебивайте. Слушайте внимательно.

Голос в трубке говорил не дольше минуты, но то, что он сообщил за это краткое время, не позволило Шведову снова уснуть в эту ночь.

10

Стоя под мелким дождем, Кремер пристально разглядывал фасад гостиницы «Восход» на противоположной стороне улицы. Это было старое здание, построенное где-нибудь в тридцатых годах, давно нуждающееся в ремонте, но чистенькое и опрятное. Внизу ресторан, стеклянные двери центрального входа в холл гостиницы открываются в обе стороны. Кремер перешел улицу и толкнул дверь.

Внутри царил уютный полумрак, портье за стойкой дремал. Почти все кресла в холле были пусты в этот ранний час. Лишь в одном кресле у самого окна расположился светловолосый здоровяк лет тридцати. Он как будто уставился в газету спортивного содержания, но больше стрелял глазами по сторонам, чем читал. Кремера он окинул каким-то слишком уж безмятежным взором и поспешно уткнулся в газету вновь.

Кремер подошел к стойке, портье поднял сонные глаза.

– Доброе утро, – сказал он.

– Здравствуйте, – вежливо ответил Кремер. – Неплохая погода сегодня, вы не находите?

– О, – улыбнулся портье, – для Хабаровска вполне подходяще!

– Я ищу своего друга, – произнес Кремер, сочтя тему погоды исчерпанной, – Мишу Чаплыгина. Он бывает в вашей гостинице. Может, он и сейчас здесь?

Здоровяк позади кашлянул и возгласил, ни к кому персонально не обращаясь:

– Подумать только! «Локомотив» опять выиграл! Вот команда, а?

– Да, – сказал портье Кремеру. – Вашего друга я знаю, он часто останавливается у нас. Но, к сожалению, сейчас его нет.

– Он уехал совсем?

– Да он, вообще-то, никогда надолго не приезжает. Он был у нас… Недели полторы назад.

Кремер изобразил огорчение:

– Какая жалость… Я тоже ненадолго… Из Комсомольска. Так надеялся повидать его.

– Но ведь вам известен его домашний адрес?

– Я еще удивлялся, – сказал Кремер неопределенно, – живет в Хабаровске, зачем ему в гостинице останавливаться?

– Так ему удобно, по работе… А почему бы и нет? Постояльцев у нас немного… Какая разница, откуда он. Не советские времена!

– Да, конечно… Беда в том, что я куда-то задевал записную книжку с Мишиным адресом и телефоном. А в Хабаровске я сто лет не был, без книжки ни за что его дом не найду. Увы, единственное, что я помню, – он говорил мне, что бывает в «Восходе», вот я и решил…

– Постараюсь помочь вам. – Портье покопался в своих книгах, записал на бумажке адрес и протянул Кремеру. Тот бросил взгляд на бумажку. Да, тот же адрес, что был и в папке Голдина.

– Спасибо. – Кремер спрятал бумажку в карман.

– Где вы намерены остановиться в Хабаровске? – заинтересованно спросил портье.

– Еще не решил… Но раз уж я здесь, мне проще всего было бы остановиться у вас.

Портье расцвел в улыбке:

– Вы не пожалеете. «Восход» – прекрасная гостиница, несмотря на ее внешне непрезентабельный вид. У нас первоклассное обслуживание.

– И тогда почему бы мне не занять номер, который занимал Миша? Он свободен сейчас?

– О да. Пожалуйста. Номер 302 на третьем этаже. Это довольно скромный, но очень приличный номер.

– Отлично… Если вы не возражаете, я заплачу за неделю вперед. Видите ли, я приехал по делам, так что не исключено, что придется внезапно уехать и будет некогда возиться со счетом.

– Разумеется. Как вам будет угодно. Сумма за неиспользованные дни будет переведена по указанному вами адресу. Вот книга. Пожалуйста, заполните эту графу и распишитесь.

Любитель спорта сложил газету, встал, поднялся по лестнице и исчез из вида. Кремер заплатил за номер, добавив щедрые чаевые для портье, и получил ключ. Когда он шел к лестнице, портье окликнул его.

– А ваш багаж, господин Юрасов!

С сердечной улыбкой Кремер приподнял небольшой пластмассовый кейс.

– Только это. Путь недальний…

Он стал подниматься по лестнице. Когда он миновал второй пролет, словно вихрь пронесся ему навстречу. Перед его глазами мелькнуло что-то большое, продолговатое, и в следующее мгновение он получил сильнейший удар, от которого отлетел метра на два и скатился по лестнице. Кейс полетел в другую сторону. Ничего себе, хорошее начало…

Чьи-то крепкие руки обхватили Кремера, подняли и поставили на ноги. Он узнал блондина из нижнего холла. Тот смотрел на Кремера в крайнем смущении, пытаясь отряхнуть его костюм, потом бросился за кейсом. При этом он беспрестанно бормотал:

– Простите, пожалуйста, простите… Вечно со мной приключается такое… Всегда несусь как сумасшедший, и вот… Налетел на вас… Надеюсь, с вами все в порядке?

Наверх он поднимался нормальным шагом, как заметил Кремер в зеркале, но, возможно, он несется как сумасшедший, только спускаясь вниз.

– Ничего, все в порядке, – сказал Кремер. – Со всеми бывает.

Он сделал шаг, намереваясь продолжить свой путь. На лице блондина отразился ужас.

– Но ведь вы не уйдете просто так! Я виноват перед вами! Позвольте мне хотя бы угостить вас выпивкой. У меня припасена бутылочка отменного коньяка.

– Но вы вроде куда-то спешили?

– А, пустяки! – Блондин махнул рукой. – В каком номере вы остановились?

– В триста втором.

– Да? Это замечательно! Мы соседи. Я живу прямо напротив вас, в триста первом. Так вы пока идите располагайтесь, а я к вам через полчаса с бутылочкой, о’кей?

– Не рановато ли для бутылочки? – произнес Кремер, когда они бок о бок поднимались на третий этаж.

– Предрассудки! Ну так что?

– Принимается. Жду вас…

– Ах да! – Блондин хлопнул себя рукой по лбу и сунул Кремеру широченную ладонь. – Иван Медников, к вашим услугам!

– Олег Юрасов.

– Рад знакомству, Олег! – Сила его рукопожатия сделала бы честь любым тискам. – Так я через полчасика.

Он исчез за дверью номера 301. Кремер вставил ключ в замок двери своей комнаты и вошел.

Номер 302 был обычным номером гостиницы средней руки. Маленькая прихожая, маленькая ванная. Ковер, кровать у окна, кресло, стул, письменный стол, телефон, телевизор. Больше ничего.

Бросив кейс на кровать, Кремер снял пиджак и занялся осмотром комнаты. Почти сразу он нашел серую коробочку, прилепленную пластырем в углублении задней стенки телевизора. Кремер отлепил пластырь и принялся изучать находку. Самодельное подслушивающее устройство, довольно громоздкое и грубовато сработанное. Профессионал таким едва ли воспользовался бы, к тому же плохо спрятано. Кого подслушивали – Чаплыгина? Тогда хватало времени убрать эту штуку. Нет, кому-то очень интересно, что и сейчас происходит в номере 302…

Кремер прилепил коробочку на прежнее место и продолжил обыск. Больше ничего интересного обнаружить не удалось, если не считать окурка от сигареты «Астор», закатившегося в щель между полом и плинтусом. Курил ли Михаил Чаплыгин? И если да, какую марку предпочитал?

В дверь постучали, Кремер открыл. Вошел Иван Медников с бутылкой «Мартеля» в правой руке и бокалами в левой.

– Надеюсь, Олег, вы простили меня окончательно, – сказал он, усаживаясь в кресло и разливая коньяк. – Давайте выпьем и забудем эту дурацкую историю.

– Уже забыто, – ответил Кремер.

Медников опрокинул свой бокал залпом и тут же налил еще. Кремер только слегка пригубил и поставил бокал на стол. Полез в карман за сигаретами, наткнулся на полную пачку и сунул руку в другой карман. Ага, вот в этой пачке осталась только одна.

– Какая досада, – произнес Кремер, вытаскивая смятую пачку. – Последняя сигарета…

Медников тут же достал початую пачку «Астора».

– Пустяки, старина. Курите, не стесняйтесь.

Они задымили. «„Астор“, ну и что, – подумал Кремер. – Окурок мог оставить сам Чаплыгин и любой из постояльцев до и после него. Горничные убираются в номерах, но этот окурок можно было найти, только если что-то искать. Но он не выглядел старым…»

– Вы надолго в Хабаровск, Олег? – Голос Медникова вывел Кремера из задумчивости.

– Пока не знаю. Я здесь по делам… Не исключено, что уеду завтра утром.

– Какая жалость! – Медников рассмеялся. – Всегда так. Стоит познакомиться с приличным человеком, как он тут же куда-то исчезает… Э, да вы совсем не пьете, старина. – Он опрокинул второй бокал. – Вроде ищете какого-то друга, а?

– Да, Мишу Чаплыгина. – Кремер отпил из своего бокала. – Да вы, наверное, видели его. Может быть, даже с ним разговаривали. Недели полторы назад он жил в этом номере.

– Полторы недели? А, нет. Я только позавчера приехал из Самарской губернии. Вы там бывали?

Кремер виновато улыбнулся:

– Не пришлось.

– Жаль. Если вы не бывали на моей родине, вы не бывали нигде. Новореченск – слышали, наверное? Нефтяная столица! Я нефтяник… Будете, так непременно заезжайте ко мне. Просто спросите Ивана Медникова – меня там все знают. Ну, обещаете?

– Обещаю.

Медников раздавил сигарету в пепельнице.

– Простите меня, старина. – Он поднялся. – У меня тут тоже кое-какие делишки. Может, загляну к вам вечерком. Бутылку дарю вам. – Видя, что Кремер собирается возразить, он протестующе поднял обе руки. – Нет, нет! Я виноват перед вами, так хоть это примите.

На прощание Медников стиснул руку Кремера и исчез.

Кремер вынул найденный окурок и положил его рядом с окурком Медникова. Они были похожи, как близнецы. «Если вы не бывали на моей родине, вы не бывали нигде…» Бывал ли «на родине» сам Иван Медников? В бытность сотрудником ФСБ Кремеру довелось руководить в Самарской губернии сложной операцией, для которой пристальное изучение места действия было просто необходимо. Нет там города Новореченска, а «нефтяная столица» называется Новокуйбышевск. Подзабыл нефтяник название родного города…

Надев пиджак, Кремер спустился в холл и подошел к портье.

– Скажите, вот Иван Медников… Мы сейчас познакомились… Он давно здесь живет?

– Да не очень давно… Подождите, я уточню. – Он заглянул в книгу, видимо, воспоминание о чаевых Кремера действовало. – Он приехал двадцать пятого мая.

Двадцать пятого. За день до исчезновения фургона, а не позавчера. Да, Иван Медников – во всех отношениях интересная личность.

– Ах, вот что… А я не мог отделаться от мысли, что недавно видел его в Комсомольске… Что ж, значит, это был не он. У вас есть скотч и ножницы?

– Скотч?

– Клейкая лента.

– У меня нет. Вон киоск, может, там есть.

– Спасибо.

Кремер приобрел в киоске рулончик прозрачной клейкой ленты, сувенирные дамские ножнички, телефонную карточку и возвратился к двери своего номера. Наверху, поперек зазора между дверью и косяком, незаметными квадратиками скотча он приклеил волос. Потом он вышел из гостиницы, подошел к уличному телефону и набрал домашний номер Чаплыгина. Ответил усталый женский голос.

– Слушаю.

– Михаила Чаплыгина, пожалуйста.

– Ах, Михаила Чаплыгина… Подите вы к черту.

Кремер опешил.

– Извините…

– Нету этого разгильдяя, нету! Больше недели болтается неизвестно где! Сами его ищите, если вам приспичило! Дружки…

Кремер повесил трубку. Очевидно, длительные отлучки из дома были привычкой Чаплыгина, иначе его родные давно встревожились бы.

По жесту Кремера к тротуару подъехало такси.

– Улица Аминева, склад фирмы «Восток-Дельта», знаете?

– Это вроде та фирма, где директор пропал?

– Директор пропал? – Кремер уселся в машину.

– Да, Григорьев, что ли… В газетах писали, – словоохотливо разъяснил водитель. – Читать читал, а возить туда никого не доводилось. Ну, ничего! Поехали, разыщем ваш склад. А вы, часом, не из милиции?

– Ездил бы я тогда на такси… Нет, этот склад для меня – просто ориентир, там недалеко живет мой знакомый. Директор, говорите, пропал? Интересно… Может, мой знакомый его знал, все-таки соседи… Когда же он пропал?

– Это уж я не забуду. Двадцать шестого мая, день рождения жены…

Такси долго ползло по запутанным лабиринтам хабаровских окраин и наконец остановилось на извилистой мрачной улице. По одной ее стороне сплошь тянулись унылые ряды кирпичных и алюминиевых складских ангаров. Кремер неторопливо шел вдоль хмурых фасадов, разглядывая вывески: «Восток-Дельта», «Золотые ворота», «Темников», «Анкор-транзит»…

Склад фирмы «Восток-Дельта» – место назначения исчезнувшего фургона – внешне ничем не отличался от остальных. Он был таким же угрюмым и запыленным. Вход прятался за бетонным забором. Этот забор с несколькими закрытыми воротами отгораживал не только «Дельту», он тянулся мимо «Золотых ворот» и заканчивался ржавыми решетками, примыкающими к складу «Темников». Забор был не только высоким, но и не менее полуметра толщиной. По верху, по всей его длине, была уложена внушительная спираль из колючей проволоки.

В сущности, Кремеру сейчас нечего было здесь делать, он хотел только осмотреться. Он вернулся в центр на другом такси и разыскал интернет-кафе. Там он сделал несколько различных запросов на ссылки, могущие иметь отношение к Чаплыгину, Григорьеву и событиям в фирме «Восток-Дельта».

В прессе сообщалось, в общем-то, немногое. Директор «Дельты» Владимир Григорьев, сорока двух лет, двадцать шестого мая покинул свою контору, чтобы заехать на склад. Он должен был вскоре вернуться, но больше его никто не видел и никто о нем ничего не слышал. Фирма «Восток-Дельта» занималась посредническими операциями по закупкам различного сырья в России и странах СНГ. Деятельность ее как будто проходила в рамках закона, хотя некая желтая газетенка намекала на связи исчезнувшего директора с какими-то таинственными, чуть ли не мафиозными группировками. Но ни единого факта в подтверждение не приводилось. Возможно, это было сделано просто с целью поэффектнее подать материал. Исчезновение фургона и имя Михаила Чаплыгина не упоминались. Не исключено, что об этом вообще не было известно. Пожалуй, если бы газеты писали о Чаплыгине, та женщина, что ответила по его домашнему телефону (жена, мать, сестра?), была бы настроена иначе. А так, кто знает, какие у них там взаимоотношения. Может быть, Чаплыгин и совсем не говорил дома, что работает у Григорьева.

Кремер вернулся в гостиницу, наскоро перекусил в ресторане и купил в киоске линейку из твердого пластика. Потом он поднялся на третий этаж и постучал в дверь номера 301. Молчание. Тогда он достал из кармана линейку, отжал замок и вошел.

В чемодане Медникова ничего интересного не нашлось. Смена белья, пара детективных книжек в дешевых бумажных обложках, электробритва – стандартный набор. Так, стоп. Электробритва. Кремер осматривал ее со всех сторон, нажимал все кнопки и рычажки – бритва как бритва. Кремер отсоединил шнур от корпуса. Ага, есть. Маленький блестящий штырек между контактами. Кремер надавил на него, корпус распался на две половины. Вот оно – приемное устройство для того самодельного передатчика, который Кремер обнаружил в своем номере. Он захлопнул корпус бритвы, присоединил шнур на место и осторожно выложил содержимое чемодана на кровать. Взвесил чемодан в руке – тяжелее, чем должен быть. Он ощупал стенки чемодана изнутри, не пропуская ни одной заклепки. Ничего. Значит, снаружи. Так и есть – после нескольких поворотов одного из замков щелкнула пружина и откинулась крышка второго дна.

Пистолет с глушителем. Да, все интереснее становится узнавать новости об Иване Медникове… Кремер взял пистолет. «Астра Кадикс» 32-го калибра. Не слишком солидное оружие, но, если стрелять метров с двух, ухлопаешь жертву наверняка. А Кремер подозревал, что Иван Медников собирается вести огонь с еще меньшего расстояния.

Вернув пистолет на место, Кремер закрыл второе дно и переложил вещи обратно в чемодан, стараясь не перепутать порядок. Потом он заглянул в шкаф – там висел пиджак, в карманах нашлись зажигалка, пачка сигарет «Астор», носовой платок, немного денег. На полке над вешалкой Кремер увидел початый блок «Астора». Он внимательно оглядел его и заметил на самом краю, у надорванного угла, еле видные написанные карандашом цифры, разделенные дефисами – так обычно записывают телефонные номера. Кем бы ни был Медников, он не был профессионалом. Профессионалы не записывают телефонов, которые нужно скрывать, даже бледными крохотными цифрами (а если скрывать не нужно, почему не записать четко и ясно?). Не говоря уже о том, что профессионалы не оставляют окурков в чужих гостиничных номерах и не устанавливают самодельных подслушивающих устройств.

Кремер вышел в коридор, остановился у двери в свой номер. Волос был на месте. Само по себе это ничего не означало – профессионал снял бы его, а потом приклеил снова. Но если кто-то и побывал в отсутствие Кремера в номере 302, то уж никак не Медников.

Беглый осмотр комнаты подтвердил это заключение. Кремер выпил полбокала «Мартеля» и закурил. Теперь нужно поспать часа два и куда-нибудь уйти. За ним не следили, когда он ездил на склад, но нельзя исключать никаких вариантов.

Через два с половиной часа Кремер вновь покинул гостиницу и отправился в кинотеатр. Купил билет, оставшийся час до сеанса слонялся по улицам. Слежки не было, в этом он был уверен.

11

Когда Кремер вернулся из гостиничного ресторана, его ожидал сюрприз. Положение волоса изменилось. Верхний край был все так же приклеен, но нижний загибался внутрь. Кремер подошел к двери комнаты Медникова и прислушался. Доносился шум воды и какое-то шлепанье – очевидно, Медников принимал душ. Кремер вошел в свою комнату, заглянул в гостиничную карточку с телефонами и набрал номер портье.

– Говорит Юрасов, из триста второго. В мой номер заходил кто-нибудь? Горничная, например?

– Нет, вы же только что приехали… Что-нибудь не так?

– Не могу найти полотенце. Я подумал, что горничная… А, вот же оно! Сам сюда положил. Извините. Доброй ночи.

– Доброй ночи.

Горничная не заходила… Заходил, по всей вероятности, Медников. Но зачем? Искал что-то? Возможно. Коль скоро он установил в номере подслушивающее устройство, ему небезразлично, что здесь происходит. Но учитывая пистолет с глушителем, логичнее предположить, что это была последняя ориентировка на местности. Медникову важно было знать, не переставил ли что-нибудь постоялец триста второго, не помешает ли что-то бесшумно проникнуть сюда ночью, в темноте. А такая ориентировка имеет смысл только непосредственно перед вылазкой…

Кремер закрыл дверь на ключ. В его планы не входило препятствовать проникновению Медникова в номер, но и слишком облегчать задачу он тоже не хотел, чтобы не насторожить противника. Он свернул одеяло в тугой валик на кровати, пристроил с одной стороны подушку, накрыл это сооружение простыней и погасил свет. Трюк старый как мир, но его эффективность еще никем не была оспорена.

С улицы пробивался сквозь занавески тусклый свет одинокого фонаря – слишком тусклый, чтобы разглядеть какие-либо подробности, и достаточно яркий, чтобы обозначить контуры чучела на кровати. Как раз то, что требуется.

Поставив стул в нише у двери, Кремер сел и стал ждать. Несколько раз он вставал и не нарушая тишины разминался, чтобы снять боль в напряженной спине.

Около трех часов ночи послышалось какое-то царапанье. С масляным, почти беззвучным щелчком в замок вошла отмычка или дубликат ключа… Дверь медленно начала раскрываться все шире, но свет из коридора не просачивался – предусмотрительно выключен. Кремер стоял, весь как сжатая пружина.

В комнату проскользнула темная фигура, и сразу раздались один за другим три негромких хлопка. Убийца не тратил времени зря. Кремер был уже мертв.

Медников слегка подался вперед и наклонился, чтобы проверить, действительно ли с Кремером все кончено. В этот момент Кремер шагнул к нему и обрушил на его шею сверхмощный удар, какой мог бы свалить средней величины быка. Иван Медников рухнул на пол с грохотом, как мешок, набитый щебенкой. Кремер захлопнул дверь и включил свет.

Со стороны могло показаться, что Медников спит богатырским сном. Допрос, увы, исключался. Кремер привязал Медникова к стулу (с такой тяжеленной тушей пришлось повозиться!), взял пистолет, отвинтил глушитель и сунул оружие в карман. Глушитель он положил на стол, взял телефонную трубку и набрал тот номер, что был записан у Медникова на блоке «Астора». Если у них есть определитель номера, тем лучше – звонок и должен исходить из этого гостиничного номера.

Несмотря на поздний час, ответили после первого же гудка.

– Слушаю.

Низкий женский голос, с легкой хрипотцой… Приятный голос. Что ж, надо постараться познакомиться с его обладательницей. Но как представиться? «Иван» или «Медников»? А может, у них и какие-то свои пароли или условные имена… Кто знает! Надо на что-то решаться.

– Медников, – сказал Кремер полузадушенным замогильным голосом. Подражать нормальному голосу Медникова он все равно не сумел бы, так пусть получится Медников, которого слегка придушили.

– Ты достал его?

Ага. С вами говорят с того света.

– Нет. Сорвалось.

– Что случилось? Почему у тебя такой голос?

– Он чуть не задушил меня. – Кремер выжал из своей глотки все хрипы и стоны, на какие она была способна. – Он ушел… Нам необходимо встретиться.

– Как… Сейчас?

– Да, немедленно. Прямо здесь, у «Восхода»… Нет, лучше на углу, где магазин. Я выйду навстречу.

Кремер положил трубку прежде, чем собеседник на том конце провода успел что-нибудь ответить. Судя по тону, каким женщина спрашивала, в их отношениях подчиненным был именно Медников, и вряд ли он имел право вызывать ее на ночное рандеву. Тем не менее она приедет. Не может не приехать…

Погасив свет в комнате, Кремер вышел, запер дверь, спустился в холл, пересек улицу и укрылся в подворотне у магазина. Машин на улице почти не было. Чуть поодаль стояли синяя «Лада» и видавший виды «Форд», но они стояли здесь и днем.

12

Шум мотора послышался минут через двадцать. У поворота затормозил белый микроавтобус «Газель». За рулем сидела женщина, кроме нее, Кремер никого не видел в машине в свете фонарей. Она вышла на тротуар – невысокая, хрупкая, темноволосая. Кремер не мог хорошо рассмотреть ее, но сейчас ему этого и не требовалось. Она нервно огляделась, подождала немного, прошлась взад-вперед и направилась к гостинице, а Кремер, скрываясь в тени домов, прокрался к «Газели». И верно, микроавтобус был пуст. Возле машины Кремер оглянулся. Женщина стояла у подъезда, растерянно озираясь, словно в нерешительности, потом вошла в гостиницу.

Кремер быстро открыл дверцу, сел за руль и устроил блиц-обыск. Он нашел только водительские права на имя Ольги Смоленковой. Кажется, на фотографии именно она, хотя и трудно судить при таком освещении. Но по логике вещей это ее права, а вот имя не обязательно настоящее. Ну, будем пока называть ее так. Кремер вышел, открыл дверцу для пассажиров и спрятался в салоне, за спинкой сиденья.

Стук каблуков по асфальту… Запущен двигатель…

Ольга Смоленкова гнала машину так, словно ее целью было непременно закончить поездку прямо в объятиях патрульного инспектора. Встреча с таковым в планы Кремера не входила, но не мог же он крикнуть: «Сбавьте, пожалуйста, скорость, а то тут у вас очень уж трясет».

Тормоза жалобно завизжали. Кремер слышал, как с лязгом открываются какие-то ворота. Потом «Газель» снова двинулась и остановилась. Хлопнула дверца. Ворота закрылись. Кремер подождал, осторожно выглянул в окно, вышел и осмотрелся.

Он находился в саду, вернее – в небольшом парке, освещенном двумя фонарями перед крыльцом двухэтажного дома. Свет горел только в одном окне первого этажа. Стараясь ступать как можно тише, пригнувшись, Кремер подобрался к этому окну и заглянул внутрь.

Ольга Смоленкова сидела на кушетке спиной к окну и разговаривала по телефону. Ее реплики доносились до Кремера через открытую форточку.

– Нет, не знаю… Да, на «Газели»… Он не вышел ко мне, а в номере как будто никого нет… Если только он… В гостиницу? А что было делать? Я не знаю! – Она умолкла и долго прислушивалась к монотонному ворчанию в трубке, из которого Кремер не мог разобрать ни слова. – Да, разумеется. Конечно, одна, кому же здесь быть… Я буду у вас, когда вы скажете. В семь утра? Хорошо, в семь.

Она положила трубку. Кремер отошел от окна. Он решил, что настала пора предстать перед Ольгой Смоленковой.

Она вышла на крыльцо, села в машину и дала звуковой сигнал. Автоматически открылся гараж, там вспыхнул свет. «Газель» вползла в освещенное помещение, где стояла еще «девятка» цвета мокрого асфальта. Теперь Кремеру надлежало действовать быстро.

Он вытащил из кармана линейку, которую использовал в качестве отмычки в гостинице, и сломал ее пополам, наискосок. Она лопнула с сухим щелчком. Острым краем обломка Кремер разодрал левый рукав пиджака и рукав рубашки, потом вонзил обломок в предплечье и дернул вниз, скривившись от боли. Рана получилась неглубокая, но крови должно быть много. Кремер подбежал к крыльцу и лег на ступеньки у двери. Как оказалось, вовремя – женщина возвращалась из гаража.

При свете фонарей она отчетливо увидит лицо Кремера. Если она встречалась с Медниковым днем и он показал ей Кремера… А в том, что они не знали его в лицо раньше, он не сомневался. В холле гостиницы Медников среагировал только на разговор с портье о Чаплыгине. Они ждали не Кремера, то есть не конкретно его. Они ждали того или тех, кто станет интересоваться Михаилом Чаплыгиным. Конечно, после исчезновения Григорьева Чаплыгиным могла интересоваться и милиция… Но как бы они этот вопрос ни решали, вовсе не милицейского сыщика ждал Медников в гостинице. Убивать сыщика нет никакого смысла – ни один, так другие, станет только хуже. Нет, недаром так стремился Медников познакомиться с новым постояльцем номера триста два.

Женщина вскрикнула и отступила на шаг. Испуг, но… не узнала.

– Не бойтесь. – Кремер старался вложить в свой голос побольше мужественной печали и в то же время задыхался так, словно долго бежал. – Не бойтесь, я не причиню вам зла. За мной гналась какая-то шпана, я ранен… Сюда они не ворвутся, они меня потеряли…

Ольга Смоленкова враждебно смотрела на него.

– А как вы попали сюда? Ворота заперты.

– Пришлось через забор!

– Это частная собственность. Уходите.

Кремер застонал и схватился за раненую руку.

– Прекрасно, – язвительно произнес он. – Интересно, что скажет милиция, когда узнает, что в вашем частном владении отказали в помощи истекающему кровью человеку.

Это была не слишком удачная импровизация, но она сработала. Упоминание о милиции, похоже, испугало женщину еще больше, чем появление незнакомца. Она казалась совершенно растерянной.

– Милиция? Зачем милиция, милиции не надо… Вы можете подняться?

– Постараюсь. – Кремер оперся правой рукой на ступеньку. – Да помогите же! Когда прыгал через забор, вдобавок и ногу подвернул, вот не везет… Если бы я хотел на вас напасть, уже тысячу раз успел бы это сделать!

Аргумент, видимо, убедил ее. Все еще с опаской она помогла Кремеру подняться, открыла дверь и провела его в дом, где он впервые хорошо ее рассмотрел.

Ее нельзя было назвать красивой в классическом смысле слова. Это лицо не было лицом с обложки журнала «Вог», но оно привлекало и волновало. Мимо такой женщины не пройти спокойно. Вовсе не обязательно она понравится, но заденет и заставит думать о ней. Что-то неуловимо восточное было в ее лице. Темные волосы до плеч, смугловатая кожа. Большие карие глаза, чувственные крылья носа, прекрасной формы полногубый рот, белые, немного неровные зубы. Возраст? Трудно определить. Она принадлежала к тому типу женщин, которым после тридцати каждый год исполняется тридцать.

Такой увидел Кремер Ольгу Смоленкову – женщину, которая была замешана в попытке его убить.

– О! – воскликнула она, отступая на шаг. – Вы весь в крови.

Кремер посмотрел на разодранный рукав. Да, это выглядело убедительно.

– Идемте, я перевяжу вас…

Это предложение могло означать только одно: незачем вызывать «Скорую помощь» и вмешивать посторонних людей.

Они пересекли (Кремер изрядно прихрамывал) просторный холл, пыльный и заваленный всякого рода хламом, и вошли в маленькую комнату, имевшую более жилой вид. Кремер повалился в первое попавшееся кресло. Ольга Смоленкова принесла аптечку, довольно быстро и профессионально продезинфицировала рану и сделала перевязку.

– Я работала раньше медсестрой, – пояснила она, встретив немного удивленный взгляд Кремера. – В сущности, ваша рана – пустяки.

– Да… Немного задели ножом.

– Теперь ногу посмотрим… Ничего… Может быть, небольшое растяжение.

– Я больше вымотался. Проклятое хулиганье!

– Вообще-то, у нас спокойный район, – с внезапным подозрением сказала женщина.

– Дурацкий случай… Пожалуй, даже в милицию сообщать не буду… Просто счастье, что я наткнулся на вас. Вы не беспокойтесь, я отдохну немного и пойду.

Она явно обрадовалась этим словам. Возиться с Кремером ей совсем не улыбалось.

– Как же вы дойдете?

– Мне недалеко, дойду…

– Выпьете чего-нибудь для подкрепления сил?

– Благодарю, с удовольствием.

– Водка, коньяк?

– Коньяк.

Она вышла из комнаты. Ее не было минуту, две. Пять минут. Восемь. Кремер прошел в холл, там было пусто и тихо. Прикинув, где может находиться кухня, он миновал короткий коридорчик и замер у приоткрытой двери. До его слуха донеслись какие-то странные звуки. Постепенно он различил всхлипы, сдавленные рыдания. Ольга Смоленкова плакала, горько и безутешно.

Кремер бесшумно вернулся в комнату, достал пластмассовый флакончик и выкатил на ладонь прозрачную капсулу. Флакончик он спрятал обратно в карман, а капсулу раздавил пальцами так, что из нее вытекла большая часть содержимого. Ему не требовалось надолго выключать Ольгу Смоленкову. Достаточно будет, если она спокойно поспит часа два, пока Кремер будет обыскивать дом.

Она вернулась с бутылкой коньяка, тут же погасила верхний свет и зажгла настольную лампу. Смысл маневра был ясен, но Кремер и без того не собирался фиксировать внимание на ее покрасневших глазах и припухших веках.

– Я думал, вы там уснули, – сказал он с улыбкой.

– Бутылка куда-то задевалась. Перерыла всю кухню. – Она достала из шкафчика две рюмки, очень изящные, наверняка весьма дорогие, и разлила коньяк. – За знакомство…

– Простите, я не представился. Меня зовут Артур.

– Ирина.

Ну что ж, один-один.

Они выпили. Ольга поморщилась – скорее всего, просто не привыкла к алкоголю. Она никак не могла различить в коньяке привкус этого дьявольского психокиллера, ведь не было у него привкуса.

– Чем вы занимаетесь, Артур? Не подумайте, что я слишком любопытна, но надо же о чем-то говорить.

– О, никакого секрета. То тем, то этим. Немножко торговал, потом стал спортивным менеджером, а теперь… Да вы не слушаете меня.

– Простите, Артур, что-то… – Она попыталась приподняться, растерянно улыбнулась и повалилась на стол лицом вниз, успев, правда, подставить руку. Кремер осторожно перенес женщину на кровать. Эта штука подействовала значительно быстрее, чем он ожидал, хотя ему что-то говорили про индивидуальные особенности организма.

13

Очень трудно в одиночку обыскивать большой дом, особенно если совершенно не представляешь, что ты, собственно, рассчитываешь найти. В комнате Кремер не обнаружил ничего интересного и перебрался в холл, потом в другие помещения первого этажа. Все они производили впечатление запущенности и заброшенности, словно здесь никто не жил, точнее, жили только от случая к случаю.

Кремер обшаривал ящики шкафов, столов, секретеров и находил только пыль, хлам да сердитых торопливых пауков. Нигде не было ни записных книжек, ни каких-либо документов. По скрипучей лестнице Кремер поднялся на второй этаж, который представлял собой просторную мансарду с огромной кроватью в центре и ковром на полу. Очевидно, это была супружеская спальня, но к кровати никто не прикасался по меньшей мере месяц, судя по слою пыли на покрывале. На стене висела застекленная фотография в рамке: Ольга Смоленкова в обнимку с высоким черноусым мужчиной, похожим на актера Берта Рейнольдса, оба веселые, счастливые, сверкающие белозубыми улыбками. Что-то в этой фотографии привлекло внимание Кремера. Он всмотрелся и понял: под разными углами ее пересекали едва заметные неровные линии. Когда-то фотография была разорвана на несколько частей, а потом тщательно и аккуратно склеена.

В нижнем отделении шкафа, возле окна, Кремер обнаружил нечто весьма примечательное. Сначала он подумал, что это просто старая тряпка, но когда достал и развернул находку, увидел изодранное, измочаленное на спине платье, покрытое высохшими бурыми пятнами. «Черт возьми, – подумал он, – все это начинает напоминать дом с привидениями…» Он запихнул платье на прежнее место и вернулся к спящей Ольге Смоленковой. Перевернул ее, расстегнул «молнию» и обнажил плечи и верх спины. Отчетливо виднелись давно зажившие, затянувшиеся и все же ясно различимые рубцы, какие бывают от ударов плетью. Жестоких, страшных ударов.

Он осторожно застегнул «молнию», перевернул женщину на спину и укрыл ее пледом. В конце концов, драмы этого дома могли не иметь никакого отношения к проблемам Кремера, но как знать? Почему она плакала на кухне? Плакала навзрыд, забыв о постороннем человеке, который мог войти в любую минуту?

Последним объектом поисков был гараж – с тем же, то есть нулевым, результатом. Кремер потратил на свои изыскания два с половиной часа и не нашел, в сущности, ничего. Такой разочаровывающий итог не стоил затраченных усилий, но дело было даже не в этом, а в смутном, но явственном ощущении, что он упустил нечто важное. Нечто такое, чего никак не должен был упустить.

Он еще раз обошел весь дом сверху донизу. Внезапного появления на сцене новых персонажей спектакля он не слишком опасался. Тот, кому звонила Ольга Смоленкова, ждал ее в семь часов утра и, следовательно, сюда не торопился. Конечно, мало ли что… Кремер оставался настороже.

Повторный осмотр дал ровно столько же, сколько и первый. Усталый и разочарованный, Кремер сел на стул в холле и закурил. Что-то не сходилось… Внезапно он понял. Такой дом вряд ли мог не иметь никакого подсобного помещения. Чердак исключался из-за мансарды. Значит, здесь должен быть подвал.

Он снова обошел все комнаты первого этажа, скатывал все ковры, передвигал мебель, простукивал и прощупывал пол, но нигде не нашел ни малейшего намека на вход в подвал.

Ну а гараж? Любопытно, почему она сразу поставила машину в гараж, хотя «район спокойный», ворота заперты, а к семи ей уже выезжать… Правда, выехать она могла и на «девятке», а то и пойти пешком, если близко… Но все-таки… Может быть, это и просто привычка, а может быть, есть причина. Пусть даже подсознательная. Скрыть, загородить машиной что-то, возможно, от своей памяти, от самой себя…

Кремер вернулся в гараж, вывел «Газель» во двор (ключ зажигания торчал в замке). Пол гаража состоял из плотно пригнанных бетонных плит. В стыки между ними набились мелкий мусор и грязь. Нет, ни одна плита здесь не поднималась с тех пор, как их уложили строители… Ни одна?

По краям боковой плиты тоже была грязь – но какая-то слишком уж декоративная, словно ее специально вмазывали в стыки мастерком. Кремер нажал на один край плиты, потом на другой… А что это за два круглых, симметричных пятна грязи на соседней плите? Своим универсальным обломком линейки он принялся выковыривать грязь из углублений. Обнажились граненые шляпки больших, наклонно установленных болтов, поблескивающие сравнительно свежими царапинами. Кремер взял с верстака разводной ключ, открутил и выдернул сначала один болт, потом другой. Монтировочным ломиком он поднял плиту. Металлическая лестница под ней уходила в темный колодец. Кремер огляделся по сторонам, отыскивая фонарь, не нашел его, обмотал какую-то палку тряпкой, смочил в бензине и поджег. С этим факелом он стал спускаться по лестнице. Метра через три он уперся в стальную дверь, закрытую на замок с цифровым кодом, наподобие тех, что ставят в подъездах. Кремер присмотрелся. Различить чуть стертые от прикосновений нужные цифры большого труда не составило.

За дверью факел не понадобился – на косяке был выключатель. Под потолком вспыхнули лампы. В первый момент Кремер ощутил укол разочарования – он находился в просторном, прохладном и совершенно пустом подвале. Только какие-то железяки валялись по углам, да у противоположной стены стоял огромный холодильник. Кремер подошел к холодильнику и распахнул дверцу.

Он увидел два замороженных трупа в вертикальном положении, прижатых один к другому, завернутых в прозрачный целлофан. Ему не понадобилось много времени, чтобы опознать Михаила Чаплыгина и Владимира Григорьева.

Кремер захлопнул дверцу холодильника и покинул подвал. Он погасил факел, установил на место плиту люка, загнал машину обратно в гараж, опустил снаружи металлическую штору. Потом он вернулся в комнату проверить, как чувствует себя Ольга Смоленкова.

Она ворочалась на кровати и что-то бормотала в забытьи. Скоро она проснется – это хорошо. Кремер вовсе не хотел, чтобы она пропустила запланированную встречу.

Он посмотрел на часы – без четырех шесть. Он не мог выйти на улицу в своем пиджаке с разодранным рукавом, а потому разыскал в одном из бесчисленных шкафов другой – старый, но вполне приличный. Переложил в него все содержимое карманов… Свой пиджак и факел он возьмет с собой и выбросит по дороге.

К этому времени Ольга Смоленкова открыла глаза и проговорила уже довольно осмысленно:

– Что случилось… Который час?

Кремер мысленно пожелал этому мирному дому счастья и процветания, вышел на улицу и зашагал прочь.

14

Город просыпался, и на улицах уже хватало машин. Невдалеке Кремер остановил такси и сунул водителю под нос фальшивое удостоверение ФСБ.

– Я на задании… Прошу оказать мне содействие.

Пожалуй, он немного перебрал с металлическими нотками в голосе.

– Чем смогу, – сказал таксист без особой радости.

– Насчет оплаты не волнуйтесь, такие оперативные расходы предусмотрены… Видите тот большой дом, ворота? Должна либо выехать машина, либо выйти женщина. Упустить никак нельзя, засветиться тоже.

– Положитесь на меня, – заверил таксист.

– Кстати, вы не знаете, кому принадлежит этот дом?

– Нет… Когда-то он принадлежал киноактеру Виталию Смоленкову, может, слышали о таком?

– Нет, – честно признался Кремер.

– Ну, большой звездой он не был… Но я-то нашим кино увлекаюсь… А потом у него карьера как-то и вовсе не заладилась, уж не знаю что, в общем, с экрана он исчез, переехал к нам в Хабаровск, играл в театре, но недолго. А дом, говорят, давно уже не его.

Диалог был прерван появлением серой «девятки». Утром Ольга Смоленкова ехала значительно осторожнее, чем ночью. Может, сказывалась головная боль после того, чем угостил ее Кремер, – он-то знал, как это бывает. Таксист преследовал машину, как настоящий профессионал – не слишком приближаясь, но и не упуская из вида ни на секунду, постоянно следя за тем, чтобы между такси и «девяткой» оказывалось не менее двух машин.

Ольга Смоленкова остановила «девятку» в узком переулке на окраине. Кремер торопливо расплатился с таксистом и пошел за ней – здесь, где машин почти нет, двигаться следом в такси было бы не слишком разумно. Оставаться незамеченным и так было нелегко, потому что она то и дело оглядывалась. Только бы она не села в другую машину…

Этого не произошло. Ольга привела Кремера туда, где он уже был вчера – к складу фирмы «Восток-Дельта», но прошла мимо и «Дельты», и «Золотых ворот», свернув к «Темникову». Четырежды она нажала кнопку звонка. Открылась узкая калитка, и женщина исчезла из вида. Дорого бы дал Кремер за то, чтобы узнать, какой разговор происходит сейчас за высоким забором с колючей проволокой наверху!

Он отошел на противоположную сторону улицы, намереваясь найти укрытие и дождаться возвращения Ольги Смоленковой, как вдруг почти физически ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся. Кроме него, на улице был еще только молодой рокер в кожаной куртке с «молниями». Кремер неторопливо пошел вперед, свернул в переулок, сделал несколько бессмысленных кругов. Кожаная куртка неотступно следовала за ним. Он сел в подвернувшийся автобус до центра, там покружил еще и зашел в кафе. Кожаной куртки поблизости видно не было.

Маленькое кафе только что открылось, и Кремер стал в нем единственным посетителем в этот ранний час. Он уселся за столик в самом углу, и тут в зале появился второй посетитель. Это был стройный, начинающий седеть мужчина лет сорока с резкими, но не грубыми чертами лица. Он обвел зал взглядом и направился прямо к Кремеру.

– Простите, у вас не занято?

Театральная пауза начинала затягиваться.

– Так я, пожалуй, присяду. – Полковник Сергей Юрьевич Шведов (по словам Стаса Горецкого, теперь сотрудник некоего дальневосточного «управления М») сел напротив Кремера.

– Рад снова встретиться с вами и посидеть вот так – визави, – добавил он. – Только без глупостей… Я не один.

– Что было, прошло, – сказал Кремер. – Сейчас все это уже не представляет ни для кого ни малейшего интереса.

– О, конечно, теперь никого не интересуют дела далекого прошлого. Речь идет о настоящем.

– А в настоящем я для вас тоже неинтересен. Я здесь на отдыхе…

– Туристская поездка?

– Вроде того. Не возбраняется?

– И вы, конечно, путешествуете под своим настоящим именем? Олег Юрасов из Комсомольска-на-Амуре?

Снова театральная пауза.

– Мы произвели проверку, – продолжил Шведов. – Олег Юрасов из Комсомольска-на-Амуре действительно существует… Или существовал. Две с половиной недели назад он выехал в Москву. Он не вернулся. Вместо него появились вы под его именем. Возможно, Олег Юрасов еще жив, но я не верю в это. Я думаю, что вы или те, кто стоит за вами, убили Юрасова. Как и почему – я не знаю, но я узнаю. Поехали…

Кремер встал. Как из-под земли появились двое молодых людей, и одним из них был тот самый рокер в кожаной куртке.

– Снимите пиджак, – распорядился он.

Кремер выполнил команду. Рокер провел по пиджаку рукой, вытащил из внутреннего кармана пистолет Медникова и передал Шведову. Потом он надел на Кремера наручники, сверху перекинул через них пиджак и протянул Шведову ключ.

– Вперед.

Кремера вывели из кафе под взглядами официантов и усадили на заднее сиденье черной «Волги». Шведов сел за руль, оперативники – сзади, справа и слева от Кремера. В дороге никто не произнес ни слова. Кремер присматривался, запоминая, куда его везут.

15

Машина остановилась перед шестиэтажным зданием с весьма солидной стеклянной вывеской у входа: «Дальневосточный социальный фонд». Что ж, название вполне нейтральное, позволяющее объяснить любому постороннему посетителю, что он обратился со своим делом не туда. В лифте Кремера привезли на шестой этаж и втолкнули в небольшую комнату с голыми стенами. Кроме стола и двух стульев, там ничего не было. Стекло в большом окне – явно небьющееся, судя по особому блеску.

И вот когда Кремер увидел это небьющееся стекло, у него возник… Нет, не план, не замысел даже… Скорее, появилась идея первого шага, который еще неизвестно к чему может привести.

Пальцами скованных рук он забрался в карман сложенного пиджака, нащупал там пластмассовый флакончик и нажал пружинку. Первая капсула упала в глубину кармана, за ней последовала и другая. Но третью капсулу ему удалось зажать между средним и безымянным пальцами как раз в тот момент, когда парень в кожаной куртке снял пиджак с его рук и принялся обыскивать карманы.

На стол выкладывались деньги, зажигалка и сигареты, носовой платок, удостоверение ФСБ на имя Игоря Журавлева, паспорт и водительские права Олега Юрасова, две половины сломанной линейки – одна из них окровавленная и грязная – и флакончик с желтоватыми капсулами. Шведов взял его и повертел в руках.

– Сердечное, – пояснил Кремер.

– У вас что – больное сердце?

Кремер принужденно улыбнулся:

– Я уже не так молод, Сергей Юрьевич, а образ жизни берет свое.

Шведов пристально посмотрел в его глаза, словно хотел прочитать в них какую-то тайну, перевел взгляд на разодранный рукав рубашки и бинт под ним, на котором запеклась кровь. Оперативник обыскал карманы брюк, но там ничего не было.

– Всю эту коллекцию – в лабораторию. – Шведов кивнул на то, что было разложено на столе. – Пусть тщательно исследуют каждый предмет. Каждый, понятно? Сигареты, платок – все, особенно эту фармакологию.

Он положил флакон обратно. Парень в куртке сгреб все со стола и ушел. Второму оперативнику Шведов приказал охранять дверь снаружи. Кремер и Шведов остались вдвоем. Шведов указал на стул, Кремер сел. Шведов стал расхаживать по кабинету.

– Итак, – начал он, – в настоящий момент (он подчеркнул эти слова) меня не интересует, зачем вы приехали. Вы расскажете об этом в свое время. Сейчас – лишь судьба Олега Юрасова. Похищен? Убит? Как, почему и кем? Пока только это.

Кремер поерзал на стуле.

– Я и не думаю запираться. Я отлично сознаю свое положение и перспективу. Но прежде чем начать, могу я попросить хотя бы кофе с бутербродами? В кафе вы не дали мне позавтракать.

Шведов с презрением посмотрел на него, открыл дверь и распорядился:

– Володя! Спустись в буфет, два кофе и бутерброды.

Он сел к столу, достал из кармана отобранный у Кремера пистолет, вытащил магазин.

– Четыре патрона, – задумчиво сказал он. – Где же остальные три? Я скажу вам, где они. Три пули засели в стене вашего номера в гостинице «Восход». Там же мы обнаружили гильзы и глушитель. Думаю, экспертиза покажет, что их использовали в этом оружии.

«Значит, – подумал Кремер, – Медникова вы там не обнаружили, полковник? Или пока молчите об этом?»

– Одного я не пойму, – продолжал Шведов, – как вы ухитрились промахнуться с такого расстояния, да еще трижды, в кого бы вы там ни стреляли?

Кремер пожал плечами:

– Очень просто. Я не мог промахнуться по той причине, что я не стрелял. Стреляли в меня, но по необъяснимому стечению обстоятельств вместо меня на кровати оказалось скрученное в рулон одеяло.

Шведов хмыкнул:

– Вы тянете время, Андрей Викторович. Зачем?

– Нет, я не тяну время. Просто мне пока нечего толком рассказать. Одни догадки.

– Вот как? Ну, надеюсь, вместе разберемся.

– Вы не верили мне тогда и сейчас не поверите.

– Я верю фактам. Вы зарвались. Так или иначе, вы замешаны в похищении или убийстве Юрасова, и это вам дорого обойдется.

Вошел оперативник с подносом, расставил чашки с кофе, бумажные тарелки с бутербродами и исчез.

– Снимите наручники, – попросил Кремер, – бежать мне все равно некуда. На каждом этаже охрана, так? И этот парень за дверью – он мастер какого-нибудь кунг-фу?

Шведов достал было ключ, но передумал и вновь сунул ключ в карман.

– В этом здании много мастеров, – сказал он, – а вы прекрасно управитесь и так.

Кремер вскочил, рванулся к окну и изо всех сил ударил ногой в стекло. Оно даже не дрогнуло. Шведов резко швырнул Кремера обратно на стул. Привлеченный шумом, заглянул встревоженный оперативник. Шведов жестом отослал его.

– Не думал, что вы станете играть под сумасшедшего. – Он покачал головой. – Именно вы! Что, совсем нечем крыть?

Кремер с виноватой улыбкой развел руками. Краткого мгновения рывка ему хватило, чтобы уронить желтую прозрачную капсулу в чашку полковника.

– Я привык использовать все шансы, – сказал он и отхлебнул кофе.

Шведов опорожнил свою чашку буквально одним глотком.

– Между прочим, как вы меня нашли? – спросил Кремер. – Неужели ходили по гостиницам и показывали мою фотокарточку?

– Почему бы и нет? – усмехнулся Шведов. – Старые способы редко дают осечку. В «Восходе» вы расспрашивали о Чаплыгине – нетрудно было догадаться, что в круг ваших интересов входит фирма «Восток-Дельта». Наши сотрудники ждали вас у центральной конторы и у склада. Вы довольно глупо попались.

– Нет, но как вы вообще…

Кремер умолк с открытым ртом, словно молния перед ним сверкнула. Как при наборе последней цифры в комбинации сейфа щелкает замок и открывается дверца, так щелкнул замок и открылась дверца темной комнаты его сознания. Он понял, он наконец понял. В деталях он по-прежнему блуждал в сплошных потемках, но главная, определяющая панель мозаики прочно встала на свое место.

– Что с вами? – удивленно спросил Шведов.

– Все в порядке. – Кремер допил кофе и поставил чашку на блюдце.

– Ну, тогда вот что… – Шведов вдруг пошатнулся и схватился рукой за горло. – О черт…

Он попытался дотянуться до кнопки звонка. Кремер придержал его руку. Шведов поднял на него затуманенный взгляд, как-то весь обмяк и рухнул на стол. Кремер осторожно перегрузил его на пол, обшарил карманы, достал ключ от наручников и после нескольких неудачных попыток отомкнул замок. Вместо пистолета Медникова он взял «макаров» Шведова, куда более солидное оружие. Иметь же при себе и то и другое – лишняя забота и лишний риск.

Кремер подошел к окну и принялся разглядывать раму. Это стекло нельзя разбить, но это не значит, что окно вообще невозможно открыть. Проветривают же они здесь когда-нибудь, раз нет кондиционера. Да и пожарная безопасность…

Нужная кнопка вскоре нашлась под подоконником. Стеклянная плита бесшумно уехала в стену, в окно ворвался гомон улицы, шум автомобильных моторов. Кремер высунулся и посмотрел наверх. До края крыши было метра два – приличное расстояние, особенно если учесть, что раненая рука еще болела. Зато в полуметре от окна проходила ржавая водосточная труба. Кремер вернулся к столу и надел пиджак, затем конфисковал у Шведова небольшую сумму денег. Поскольку деньги Кремера ушли в лабораторию «управления М», он счел возможным частично компенсировать убытки.

Забравшись на подоконник, левой рукой он ухватился за трубу, а левую ногу поставил в углубление стены. Медленно отцепил правую руку от края окна и – самый сложный момент – оторвал правую ногу от подоконника и перенес центр тяжести. Труба заскрипела и застонала, но выдержала. Кремер осторожно подтянулся, используя в качестве опор выбоины стены и металлические крепления трубы. До верха он добрался довольно быстро, уцепился одной рукой за край крыши, а другой – за воронку, которой заканчивалась водосточная труба. Раздался скрежет, проржавевшая воронка с частью трубы отломилась, устремилась вниз и с торжествующим грохотом обрушилась на асфальт.

– Эй, глядите! – раздался снизу мальчишеский голос.

Поглядеть было на что. Кремер болтался на одной руке на высоте шести этажей над улицей, беспорядочно двигая ногами и судорожно пытаясь за что-нибудь ухватиться свободной рукой. Хуже всего было то, что напряженные пальцы миллиметр за миллиметром сползали с гладкого металла крыши. Внизу ахали прохожие. Наконец Кремер нащупал торчащий из стены обломок штыря, на котором крепилась обломившаяся труба, схватился за него и начал подтягиваться.

Охранник у подъезда «социального фонда» заинтересовался, куда это люди показывают пальцами. Он задрал голову и увидел Кремера, когда тот уже вползал на крышу. Тут же Кремер вскочил и со всех ног бросился к пожарной лестнице на противоположной стороне здания. Он преодолевал лестницу с такой быстротой, что мог бы поставить рекорд по скоростному спуску на всемирной олимпиаде пожарных, и все же охранник оказался проворнее. Он успел нажать кнопку тревоги, промчался сквозным коридором и появился под лестницей, когда Кремеру до земли оставалось еще метра три. Кремер прыгнул на него сверху. Оба упали и покатились по траве газона. Охраннику удалось прижать Кремера к земле, и он уже занес кулак для удара, когда Кремер двинул его коленом между ног. Парень перекатился через него и отлетел в сторону. Кремер метнулся к нему, рванул за рубашку и боксерским прямым в голову закрепил успех. Охранник оказался в нокауте. Кремер быстро осмотрелся.

Он стоял в небольшом дворике, огороженном высоким забором с запертыми воротами. Вплотную к забору росло дерево, вполне подходящее, чтобы перебраться по нему на ту сторону. Понимая, что сейчас сбежится весь наличный состав «управления М», Кремер помчался к дереву со всей прытью, на какую был способен. И, как оказалось, вовремя. Во двор ворвались трое молодых людей.

– Стой!

Они открыли стрельбу, целясь в ноги, но Кремер уже перемахнул забор.

Из дворика он выбрался, но еще не сбежал. Они мигом перекроют район, и, если Кремер не уберется отсюда сию секунду, ему придется плохо. Он промчался метров пятьдесят до перекрестка и растянулся перед капотом тронувшейся на зеленый свет машины – старенького «Форда Эскорт». «Форд» затормозил с таким визгом, что казалось, он весь превратится в дым. Водитель выскочил на дорогу.

– Что с вами? Вам плохо?

Кремеру некогда было пускаться в объяснения, тем более что преследователи успешно преодолели забор и приближались с угрожающей быстротой. Они не стреляли, боясь попасть в постороннего человека, и это само по себе было удачей.

Оттолкнув водителя, Кремер прыгнул за руль «Форда». Машина рванула с места, словно дематериализовалась. «Форд» несся по улицам, как по гоночной трассе «Формулы-1», совершая безумно рискованные виражи и повороты.

Кремер бросил машину кварталов через десять. Пройдя еще квартала два, он нырнул в первый подвернувшийся бар. Здесь царили прохлада и полумрак, в стереодинамиках негромко пульсировала ритмичная музыка. Посетителей было немного – несколько человек за столами да хмурый работяга, накачивавшийся пивом у стойки. Кремер тоже заказал пива и сел за столик.

Ситуация складывалась хуже некуда. Теперь его противники – не только таинственная группа, каким-то образом, видимо, связанная с фирмой «Темников». Полковник Шведов, помимо собственных сил, вполне может подключить и милицию, сообщив, что Кремер подозревается в убийстве. Более того, Кремер был бы удивлен, если бы Шведов поступил иначе. К вечеру, самое позднее завтра каждый милиционер в Хабаровске обзаведется фотографией Кремера. Много ли у него шансов при таком раскладе продержаться хотя бы сутки?

У него было лишь одно преимущество – правда, чисто теоретическое. Они знали, что он интересовался Чаплыгиным, то есть событиями в фирме «Восток-Дельта», но им ничего не могло быть известно о его интересе к «Темникову»… Но вот практически для Кремера это мало что меняло. Им придется вдвойне бдительно следить за складом «Дельты», а склад «Темникова» – в двух шагах. Кремер попал в шахматную вилку. Ему теперь мало дела до фирмы «Восток-Дельта», но он должен во что бы то ни стало пробраться в «Темников». В свою очередь, им нет дела до «Темникова», но они будут присматривать за «Дельтой», и Кремер просто не может не попасть в их поле зрения! Кроме того, расследование в гостинице «Восход» закрутится на бешеных оборотах. Рано или поздно выйдут на Медникова, если уже не вышли, а через него – на Ольгу Смоленкову и «Темников». Круг замкнется. Единственный шанс – опередить их: Кремер должен проникнуть в «Темников», и не когда-нибудь, а сегодня. Он не имел ни малейшего представления о том, как это сделать, но, если он не сделает этого, он погиб. И уж придерживаясь шахматной терминологии, уместно еще одно понятие – цейтнот…

В любом случае необходимо дождаться темноты. Не может быть и речи о том, чтобы действовать при свете дня. Он мог бы до вечера сидеть в барах, но было очевидно, что это не так уж и безопасно. Лучше всего зайти в любой кинотеатр и отоспаться там в задних рядах несколько сеансов подряд. А пока нужно плотно закусить и купить сигареты и спички… И небольшой карманный фонарик.

Походкой беспечно прогуливающегося человека, засунув руки в карманы, Кремер брел по улице мимо пестрых витрин, снова и снова прокручивая в голове все плюсы и минусы своего положения. Главный плюс состоял, пожалуй, в том, что они хоть и не упустят из вида «Дельту», но, в общем-то, не очень будут ждать Кремера там. Их расчет может строиться на предположении, что Кремер попытается улизнуть из Хабаровска… Еще один небольшой плюс – «макаров» полковника. Кремер не безоружен… Зато минусов хоть отбавляй. И что хуже всего – отсутствие хоть самого приблизительного, хоть какого-нибудь плана.

16

Когда Кремер вышел из автобуса в двух кварталах от складов, начинал накрапывать мелкий противный дождь. Погода испортилась еще днем – небо заволокли тучи, поднялся ветер. Уличное освещение работало из рук вон плохо – лишний гриб в корзину Кремера.

Он увидел их сразу, как только выглянул из-за угла. Их было двое, они и не старались прятаться – стояли под блеклым фонарем, курили и беседовали. Фасад склада «Дельты» заливал ослепительный свет прожектора, укрепленного на мачте и повернутого так, что на забор свет не попадал. Но фасад склада «Темников» не был освещен.

Итак, двое – здесь, на улице, демонстративно. А где остальные? Не мог же Шведов отправить сюда всего двоих. Двое – это вроде приманки, на случай если Кремер, воодушевленный малочисленностью и беспечностью противника, решится на силовую эскападу.

Он притаился за углом, подождал, пока глаза привыкнут к контрастам света и темноты, и обнаружил сначала одного – он прятался в подъезде, потом другого – в подворотне метрах в двадцати. Диспозиция прояснялась.

Во дворе и внутри склада тоже обязательно засели несколько человек. Не менее продуманным образом охраняется и тыловая часть территории, выходящая на соседнюю улицу, – в этом можно не сомневаться. Где-то рядом и их машины… Вон там. Все перекрыто наглухо, жестко, профессионально. А плоский стальной ангар «Темникова» – вот он, рукой подать, за высоким забором, увенчанным невидимой в темноте спиралью из колючей проволоки.

И тут Кремер понял, каким образом попадет к ангару.

Он тихонько подобрался к тому месту, где бетонный забор оканчивался металлической решеткой. Здесь было совершенно темно, и Кремера не могли увидеть. Возле мусорных баков в подворотне он нашарил донышко разбитой бутылки и забросил на верх забора. Донышко со звоном ударилось в проволочную спираль. Кремер вжался в стену.

– Эй, что там? – донеслось до него.

– Кошка сгорела на проволоке, – предположил кто-то со смехом.

Сгорела? Выходит, по проволоке пропускается электрический ток? Черт, это же незаконно! Ладно, на беззаконие Кремер пожалуется потом, а сейчас повезло – он хотел только спровоцировать парней на безрезультатный обход, чтобы усыпить их бдительность, а получил жизненно важную информацию.

Все же они решили проверить. Они прошли с фонарем в полуметре от Кремера, посветили в пустую подворотню и возвратились обратно. Пора действовать.

Он просунул руку через решетку, нащупал толстый кабель и добрался по нему до распределительной коробки. Повернул задвижку, но она заскрипела так, что он метнулся прочь к спасительному углу и застыл наподобие памятника самому себе. К счастью, скрипа они не услышали. Кремер вернулся. Он поворачивал задвижку сантиметр за сантиметром. Наконец она тихо щелкнула, и дверца коробки открылась. Кремер тщетно пытался рассмотреть что-нибудь внутри и в конце концов решил рискнуть. Достал маленький фонарик, купленный днем, сложил руки лодочкой, нажал кнопку. За полсекунды он разглядел все, что ему было нужно, после этого уже уверенно протянул руку в темноте и отключил рубильник.

Пистолет он переложил в правый карман брюк, фонарик в левый, а пиджак снял и засунул за решетку. Этот пиджак сильно помешал бы двигаться… Сигареты и спички Кремер спрятал в задний карман брюк и застегнул его на пуговицу. Что бы ему ни предстояло, оставаться без сигарет он не хотел. Деньги уже давно покоились в кармане рубашки, также застегнутом.

К этому времени дождь припустил по-настоящему. Кремера это устраивало, хотя он сразу промок и замерз. Осторожно и бесшумно он поднялся по решетке до верха забора и вполз в образованный проволочной спиралью тоннель, стараясь по возможности не касаться шипов.

Теперь предстоял сущий пустяк – метров восемьдесят пути ползком по дорожке шириной меньше полуметра, где колючая проволока сверху, снизу и с боков. Кремер вздохнул и двинулся в путь.

Через полчаса он не преодолел еще и половины пути, а ладони были уже разодраны в кровь, рубашка и брюки превратились в лохмотья, колени болели и кровоточили, а спину ломило так, будто он неделю без отдыха работал на руднике. А впереди было самое трудное – без единого звука проползти мимо «Дельты» над самыми головами оперативников. Существовала еще опасность, что кто-нибудь при обходе обнаружит выключенный рубильник и исправит положение, но об этом Кремер старался не думать.

Медленно преодолевая сантиметры, он полз вперед, нащупывал ладонями свободный от острых шипов участок, ставил туда руку, подтягивал колени и таким образом продвигался. Стоит зацепиться за проволоку – спираль закачается, зазвенит, и все будет кончено, попался…

Кремер уже миновал «Дельту», когда кто-то из оперативников направил луч фонаря на проволочную спираль. Он водил лучом туда-сюда – может быть, ему нравилось, как проволока блестит на свету под дождем. Луч почти коснулся ботинок Кремера, замер, двинулся назад и погас. Кремер без сил опустился прямо на шипы и минут десять лежал. Если бы не этот короткий отдых, он бы вообще не дошел.

Но он дошел. Весь в крови, изнемогая от боли и холода, он увидел прямо под собой квадрат асфальтированного двора и в отблеске далекого уличного фонаря – надпись «Темников».

С бесконечными предосторожностями он раздвинул витки спирали, протиснулся между ними, повис на руках, разжал пальцы и не спрыгнул, а скорее плюхнулся во двор.

Какое-то время Кремер сидел под забором, приходил в себя. Потом он встал, сделал несколько энергичных движений руками и ногами, размял спину. Стало немного легче, насколько это в принципе возможно после подобных путешествий.

Подойдя к ангару, Кремер заметил, что металлическая дверца в створке ворот приоткрыта и изнутри пробивается слабый свет, а чуть позже услышал и голоса. В ту минуту он только что не взвыл от отчаяния, но тут же ему представилась возможность понять свою ошибку. Одного из тех, кто был внутри, окликнули.

– Хозяин!

Человек Шведова не мог так обратиться. Значит, здесь не те люди, которых Кремер опасался, а те, кого он искал… Хотя опасался их едва ли меньше.

Приоткрыв дверцу чуть шире, он оценил обстановку. Так, можно действовать смелее… Он проскользнул внутрь и прижался к стене.

В просторном помещении стояли три легковые машины. В дальнем углу на перевернутом ящике четверо мужчин играли в карты. Ближе к воротам располагался фургон под брезентом, за этим фургоном и укрывался Кремер. Чуть приподняв край брезента, он посмотрел на номер.

Это был пропавший «Фольксваген» фирмы «Восток-Дельта».

17

Кремер съежился за машиной и прислушался к беседе игроков, но она состояла в основном из карточных терминов и кратких ссылок на неизвестных ему людей и события. Проскользнув под брезент сзади, он приоткрыл незапертую дверцу грузового отделения. Должна была загореться лампочка в кузове. Кремер на это и рассчитывал – плотный брезент, укрывающий машину целиком, не пропустит ни лучика света наружу. Но этого почему-то не произошло. Кремер вытащил фонарик. Не работает! Безнадежно отсырел. Тогда Кремер ощупью попытался зажечь спичку. С таким же успехом он мог бы чиркать спичками на дне морском. Протянув руки в темноту, он наткнулся на металлический ящик сантиметров в сорок высотой. Рядом еще один и еще. Вероятно, это и были те самые контейнеры, но как узнать, есть ли среди них шестнадцатый? Проклятие! Как многое может зависеть от испорченного освещения! Спрятаться в кузове и ждать, пока все уйдут? А если не уйдут или вместо них придут другие? Да и что еще будут эти или другие (или все вместе) делать… И нельзя ждать до бесконечности неизвестно чего. Действовать в открытую, угрожая пистолетом, тоже нельзя, парни Шведова рядом…

Кремер подобрался к кабине под брезентом, открыл дверцу. Вот тут лампочка под потолком загорелась. Попробовать заменить ею лампочку в кузове? Но даже если загвоздка именно в лампочке, а не в электропроводке (что сомнительно), как сделать это в кромешной тьме, на ощупь, среди всего этого железа? Шум почти неизбежен, и этот кузов – смертельная ловушка.

Если только…

Приборы жизнерадостно утверждали наличие почти полного бака бензина. Кремер наскоро обыскал кабину, но ключа зажигания не нашел. Зато в рундуке лежали разнообразные инструменты, без которых водители обычно не обходятся. Кремер хорошо знал эту марку машин (как и многие другие), знал, где и что нужно откручивать, чтобы добраться до системы зажигания. А добравшись, он обрезал провода и зачистил концы.

Теперь ворота ангара. Несокрушимыми они не выглядят, и все же нужно снять стальную полосу засова. Кремер выскользнул из кабины, убедился, что игроки не увидят его, и прокрался к воротам, как тень. Он не только снял полосу, но и ухитрился немного приоткрыть створки. И другие ворота – в заборе, снаружи. Кремер покинул ангар, снял засов и там, но приоткрыть их на виду людей Шведова он, ясно, не мог. Вернувшись к машине, он крепко привязал край брезентового чехла сзади к торчащей из стены ангара скобе.

Затем он снова заполз в кабину. Откинулся на спинку сиденья, на полминуты закрыл глаза, чтобы окончательно собраться, захлопнул дверцу, замкнул провода и дал газ.

Фургон вырвался из-под привязанного к скобе брезента, как взревевшее чудище. Кремер включил фары, эффектно развернулся на пятачке и швырнул машину прямо на четверых игроков. С криками ужаса они бросились врассыпную. Под колесами хрустнул ящик. Кремер резко затормозил у самой стены, дал задний ход и кузовом смял две из стоявших в ряд легковых машин, потом заложил вираж и ринулся на ворота. Приоткрытые створки разлетелись, будто были сделаны из папиросной бумаги. В зеркальце Кремер видел, как четверо кинулись к единственному уцелевшему автомобилю – серебристому «Датсуну». Фургон с полного хода вышиб и ворота в заборе (правда, одна фара при этом разбилась и погасла, кронштейн выносного зеркала перекосился), заюзил по мокрому асфальту и боком врезался в одну из ожидавших на углу двух черных «Волг».

– Это он! – завопил во весь голос кто-то из команды Шведова. – Сюда, за ним! Это он там, в фургоне!

Зигзагами «Фольксваген» понесся по извилистым улицам. Следом с визгом и воем вылетел «Датсун», и с опозданием всего на несколько секунд – вторая «Волга». Сколько бы из людей Шведова ни успели добежать и запрыгнуть в машину, тут и одного – слишком много!

Грузовой фургон уступал в скорости и «Датсуну», и даже «Волге», но в путанице городских кварталов это не имело решающего значения, здесь все равно не разгонишься. Конечно, фургон уступал и в маневренности, но что касается мастерства и изобретательности водителей – тут еще видно будет, кто кого.

Фургон проносился по переулкам, сшибая по пути какие-то киоски и заборчики. Пожалуй, только по одному обвинению в уничтожении частной и муниципальной собственности Кремер мог бы загреметь лет на пять. Преследователям приходилось несладко, они то и дело увертывались от летящих во все стороны обломков самого разного вида и веса.

Но они не отставали. Впереди показался дом, фасад которого был закрыт строительными лесами. Кремер бросил машину вправо, промчался по тротуару почти вплотную к дому и как лезвием сбрил подпорки. Все сложное переплетение конструкций из дерева и металла качнулось и с грохотом рухнуло, перекрыв улицу. «Датсун» успел проскочить, лишь получил вмятину на крыше от какой-то тяжеленной железяки, а водитель «Волги» едва не вписался в баррикаду и вынужден был свернуть. Но Кремер оторвался от него ненадолго. Надо отдать должное оперативникам Шведова, они прекрасно знали эту часть города. Через несколько секунд «Волга» с торжествующим завыванием вынырнула из какого-то переулка и оказалась даже впереди «Датсуна».

В луче сохранившейся фары промелькнули последние дома окраины, и машина Кремера стремглав выскочила на загородное шоссе. Да, шоссе – это уже значительно хуже, но пока преследователи петляли в лабиринтах переулков, Кремер выиграл не менее километра расстояния.

Грохнул выстрел. О черт, только этого еще не хватало! Из какой бы машины ни стреляли, результат все равно будет один… Кремер принялся швырять «Фольксваген» из стороны в сторону, выполняя противозенитный маневр. На скользкой и мокрой дороге под струями дождя невероятно трудно было удерживать груженый фургон. Два или три раза колеса зависали в пустоте над кюветом. Еще одна пуля пробила заднюю стенку кабины, и в ветровом стекле появилась аккуратная дырочка. Кремер выхватил пистолет и выстрелил через плечо наугад в темноту, поверху, просто чтобы показать, что он вооружен и шутки с ним плохи.

Шоссе изгибалось большой петлей. «Датсун» по-прежнему летел за фургоном, а «Волга» свернула на проселочную дорогу и ринулась наперерез. Машина Кремера просвистела перед ее бампером, как снаряд, когда «Волга» уже выпрыгивала снизу на шоссе. «Датсун» шел за Кремером вплотную. «Волга» вылетела на асфальт, завизжали тормоза, и машину понесло юзом. Водитель «Датсуна» лихорадочно пытался избежать столкновения. Он тоже тормозил и выворачивал руль. Две машины столкнулись с громоподобным лязгом. «Волгу» отбросило в кювет, а неуправляемый «Датсун» провертелся по мокрой дороге и врезался багажником в столб с каким-то указателем. Однако он не был поврежден настолько, чтобы не возобновить преследования…

Пусть у Кремера оставалась теперь одна проблема из двух, но виновник этой проблемы мчался уже не сзади, а рядом. Кремер несколько раз бросил машину влево, стараясь столкнуть «Датсун» с дороги, но противник маневрировал чертовски ловко. Кремер выстрелил по колесу и промахнулся, к тому же чуть не прозевал поворот.

Дорога шла высоко над берегом реки. Внизу Кремер разглядел освещенный прожектором эллинг с несколькими яхтами, катерами и лодками. На повороте «Датсун» немного отстал. Кремер повернул руль и ударил по тормозам. Фургон развернуло поперек дороги. «Датсун» вылетел из-за поворота на скорости не менее ста километров в час. У водителя было не больше четверти секунды на принятие решения – если бы «Датсун» врезался в фургон, от него бы осталось мокрое место. Тормозить уже не имело смысла. Он повернул.

«Датсун» сорвался в воздух над обрывом, как серебристая летающая тарелка. Мелькнули в свете фары «Фольксвагена» дверцы, колеса, катафоты, раздался вопль, и машина с глухим тяжким всплеском низверглась в воду.

Через тридцать секунд тишину и покой этого уединенного уголка не нарушало уже ничто, кроме плеска волн, шума дождя и далеких криков какой-то ночной птицы.

Кремер открыл дверцу, совершенно обессиленный и опустошенный, выбрался из кабины и уселся, вернее – сполз прямо на дорогу, прислонившись спиной к колесу. Прохладные струи дождя смывали пот и кровь с его лица.

Итак, он выиграл… Выиграл краткую отсрочку. Отсюда до того места, где произошла авария «Волги», не более пяти километров. Люди Шведова будут преследовать Кремера хоть пешком, хоть ползком. Наверняка они вызвали подкрепление еще с дороги, сюда мчатся другие машины… Надо убираться отсюда, и как можно скорее.

Кремер встал (очевидно, это был самый мужественный подвиг в его жизни), вынул из кармана фонарик. Нет, фонарик не ожил… Отсыревшие спички тоже, понятно, намного суше не стали. Кремер снова сел за руль, вытряхнул спички из коробка и разложил на раскаленном кожухе двигателя. Через несколько минут спички подсохли. Он вышел и поднялся в кузов. Здесь он поджег коробок. На каждом контейнере виднелся хорошо заметный белый номер. Все они были тут…

Все, кроме шестнадцатого.

18

Все напрасно. Тупик. Кремер должен вернуться в город, но дорога закрыта для него, и каждая секунда приближает опасность.

Он покинул кузов, бросил последний взгляд на «Фольксваген» и начал спускаться по обрыву к воде, нащупывая невидимые в темноте корни.

Внизу раздались ругательства. Кремер притих. Так, по крайней мере двоим удалось выплыть… А может быть, спаслись все четверо, и не попасться бы им на глаза.

Эллинг располагался метрах в ста, рассеянный свет его большого прожектора попадал и туда, откуда доносилась нецензурная брань. Кремер рассмотрел сначала одного человека – косматого толстяка, потом второго… Третьего, четвертого. Да, все, ну и счастлив их Бог.

Они удалялись по берегу в поисках тропинки наверх. «Вот и хорошо, господа, – подумал Кремер, – вам вверх, мне вниз, но я не прощаюсь». Он надеялся, что придет еще время с ними побеседовать… Но не теперь. Один против четверых, здесь, в темноте, в ожидании людей Шведова – нечего и думать. Они же, видимо, проверят фургон, а вот шнырять во мраке в поисках Кремера вряд ли станут, поостерегутся. Могли ли они отчетливо разглядеть его, когда он маневрировал в складском ангаре? Он ослепил их дальним светом, но ведь потом еще разворачивался. Не исключено, что и разглядели, и запомнили. Но сейчас их шансы все равно близки к нулю. Снова, как в шахматах. Как это называется, когда ни одна из сторон не может сделать ход? Пат?

По мокрой земле Кремер сполз на прибрежный песок. На берегу стоял домик сторожа – скорее всего, пустой. Иначе трудно представить, каким образом его обитатель или обитатели ухитрились не проснуться от воя и грохота разыгравшегося здесь автоковбойского шоу. Кремер подошел к домику, поминутно спотыкаясь о разбросанные там и тут железяки, бревна и обломки гнилых досок, толкнул фанерную дверь. Она была не заперта. Кремер вошел и зажег свет.

В нос ударил крепкий запах перегара и табачного дыма – впечатление такое, будто здесь неделю гудел гусарский полк. На узенькой кровати сном праведника почивал сторож в обнимку со своей лучшей подругой – внушительных размеров бутылкой. На губах его играла ангельская улыбка. Другая подруга сторожа, сильно помятая леди лет шестидесяти, похрапывала на полу. Просто идиллия.

Сторож пошевелился и прочавкал сквозь сон:

– Кто здесь…

– Меня зовут Бонд, – сказал Кремер, – Джеймс Бонд.

– А, – промямлил сторож, к удивлению Кремера, довольно внятно. – Ты, парень, задай им всем…

Он перевернулся на спину и захрапел.

– Да уж будь уверен, – пообещал Кремер и закрыл дверь снаружи.

По легкой ажурной лесенке он спустился в эллинг. Там бок о бок стояли две яхты, рядом приткнулись два пузатых катера, один с полуразобранным двигателем, и три лодки. Одна из них была пластиковой, с мощным подвесным мотором и парой весел. На носу этой лодки валялся небольшой якорек-кошка с привязанной к нему длинной стропой. Кремер прыгнул в лодку и после краткого осмотра решил, что это и есть то, что нужно. Он приготовился запустить мотор.

– Вон он! – раздался крик с обрыва. Щелкнул выстрел, пуля вбуравилась в воду перед носом лодки.

– Не стрелять! – повелительно громыхнул другой голос. – Он нужен Шведову живым!

– Я знаю, куда стрелять… Он не должен уйти…

Два темных силуэта двигались по самой кромке обрыва. Только двое? Ну, вероятно, только они вдвоем и успели вскочить в машину и устремиться в погоню, а подкрепление еще в пути. Двое молодых, крепких, прекрасно тренированных оперативников против одного измученного, израненного, бесконечно усталого человека. Никакой надежды даже на то, что у них завяжутся дискуссии с парнями из «Темникова» – те могли уйти довольно далеко, а если и нет, едва ли вмешаются.

Самым простым решением было бы разбить прожектор выстрелом, завести мотор и уходить рекой… Но тогда они будут диктовать условия игры, со всеми преимуществами на их стороне.

Едва не перевернув лодку, Кремер схватился за перила лесенки и одним духом взлетел на берег, подальше от широкого луча прожектора. Двое спускались, перебрасываясь краткими репликами.

– Он где-то здесь…

– Осторожнее, у него пистолет…

Пистолет-то пистолет, да вот толку от него… Не стрелять же в них. Но теперь у Кремера появилось и преимущество. Он их пусть плохо, но видел, а они его нет. По контрасту с освещенным кругом темнота за его пределами должна была выглядеть для них чернее чернил.

– Слушай, – снова донеслось до Кремера. – Если он не дурак, давно улепетывает по берегу.

– Или как раз целится.

– Ты бы стал рисковать?

– Черт его знает…

– Да конечно, улепетывает… Очень ему нужны все эти перестрелки, только Шведова злить.

– А то он мало его разозлил…

– Так что, выходим на связь, докладываем, что он тут?

– Погоди, все-таки осмотримся. Представляешь, если мы сами его возьмем? Премия и отпуск!

– Или пуля в голову.

– Ты всегда умел найти нужные слова в нужный момент.

– Брось, плевать мне на него. Ты меня видел в деле. Чтобы я шарахался от какого-то мерзавца…

– Ладно. Глядишь, если не его, так что-нибудь найдем, что может определенно вывести на след…

– Ну да. Записную книжку он обронил, а в ней все расписано.

– А что! И не такое бывает…

Справа от сторожки под скалой теснились алюминиевые ящики-шкафы для лодочных моторов – около десятка, большинство пусты и незаперты. Стараясь не громыхать ногами по гулкому алюминиевому листу, Кремер забрался на крайний и прижался к скале. Преследователи были уже внизу. На сторожку они не обратили внимания – она была хорошо освещена, и Кремер не мог проскользнуть туда на их глазах. Они разделились и пошли по кругу, держа пистолеты наготове в темноте. Один из них шел прямо на Кремера, который стиснул в руке «макаров», подобрался и сгруппировался для прыжка. Главная трудность состояла в том, чтобы выключить парня мгновенно и бесшумно – иначе проще было выйти к ним с поднятыми руками.

– Что там? – раздалось с другой стороны сторожки.

Парень споткнулся.

– А, черт… Здесь какие-то железные ящики. Ничего не видно. Если бы фонарь не разбился в чертовой машине!

– Я посмотрю в доме. Может, там есть фонарь.

Оперативник повернулся. Более удобного момента Кремер мог и не дождаться. Скрипнула дверь сторожки. Кремер прыгнул. Рукоятка «макарова» врезалась точно в висок парня, и он рухнул как подкошенный. Кремер скатился с ящика, метнулся к двери сторожки и затих.

Внутри что-то загремело, потом Кремер услышал смешок, и второй оперативник вышел наружу.

– Слушай, здесь…

Больше он ничего не успел сказать. Массивная рукоятка пистолета сделала с ним то же, что и с его напарником. Кремер вошел в сторожку и в боковом чуланчике отыскал моток нейлонового шнура и нож. Этим шнуром он крепко связал обоих оперативников и запихнул каждого в отдельный ящик для моторов. Дверцы ящиков-шкафов он надежно замотал снаружи обрезками того же шнура. Отлично, теперь они могут (когда очнутся, а это будет не так скоро) орать хоть до утра, но им не выбраться, пока не проснется сторож со своей мадам. Часов пять гарантировано, если Кремер хоть что-то понимал в пьянстве. Конечно, их могут и раньше освободить прибывшие с подкреплением люди Шведова, но те не знают, где искать… Некоторое время он размышлял, не забрать ли с собой один или оба пистолета оперативников (какой-то новой, незнакомой ему марки), потом махнул рукой и выбросил оба в воду. Обуза, да и что толку ходить, обвешавшись оружием, как Шварценеггер в боевике… Только в фильмах все решается вот так просто.

Оставались еще спецсредства связи, похожие на обычные мобильные телефоны. Взять, чтобы прослушивать их переговоры? Рискованно. В них могут быть встроены радиомаяки, работающие даже при включении на прием. Устройства полетели в реку следом за пистолетами. Кремер вернулся в лодку с одним «макаровым», к которому начал привыкать. Ручным стартером он завел мотор, открыл воротца эллинга и направил лодку в сторону хабаровского речного порта.

Дождь прекратился, и ветра почти не было. Бакены фарватера светились далекими огнями, а прожектор за кормой уплывал все дальше, пока не стал большой сверкающей звездой.

19

У причалов порта были пришвартованы несколько пассажирских судов. Но Кремер обратил внимание не на них, а на стоящий на рейде, залитый огнями трехпалубный круизный теплоход «Александр Воронов».

Темный борт «Воронова» возвышался над лодкой, как огромная стена. Мотор Кремер выключил уже давно и последние четверть километра до теплохода прошел из предосторожности на веслах. Теперь он медленно греб от кормы к носу и остановился где-то на середине. Конец стропы якоря-кошки он привязал к алюминиевой ручке-скобе на носу лодки, метнул кошку наверх. Первая попытка закончилась неудачей: якорь соскользнул, плюхнувшись в воду. Кремер подтянул его и метнул еще раз. Теперь что-то звякнуло, и якорь засел прочно.

Эти несколько метров подъема по стропе дались ему едва ли не труднее, чем адская дорога в тоннеле из колючей проволоки. Не однажды ему казалось, что этот подъем не одолеть. Стропа терзала окровавленные ладони, словно покрытая наждаком. За метр или полтора до фальшборта силы оставили Кремера. Он закрыл глаза. Все, хватит. Сейчас он разожмет судорожно стиснутые кисти рук… А внизу – прохладная вода и желанный покой. Черная волна небытия захлестывала мозг. Какие-то радужные круги… Он увидел широко открытые, удивленные глаза Анжелы Солнцевой, ужасную зияющую рану на ее горле. Увидел мертвое тело Олега Юрасова на бетонном полу… Все напрасно… Он не сумел.

И в этот момент, борясь с тошнотой, теряя сознание, он с утроенной силой рванулся вверх и невероятным броском преодолел оставшееся расстояние. Перевалился через фальшборт и упал на холодную металлическую палубу. Это называется вторым дыханием, что ли? Кремер лежал на спине, на мокром рифленом металле, и из всех мыслей осталась только одна: я здесь.

Он не знал, сколько времени прошло. Сознание постепенно прояснялось. На палубе никого не было. Шатаясь, он встал, заглянул через фальшборт вниз. Его лодка почти не была видна отсюда; если повезет, ее не заметят. Он отцепил якорь-кошку от металлической сетки фальшборта, в которой тот основательно застрял, и укрепил ниже, там, где его также трудно будет заметить. Затем он направился на верхнюю пассажирскую палубу.

«Александр Воронов», очевидно, зашел в Хабаровск в ходе круиза и ожидал разрешения на швартовку. В многочисленных барах, ресторанах и дискотеках звучала музыка. Веселые, беспечные голоса развлекающихся мужчин и женщин, смех и возгласы доносились отовсюду. Кремер крался вдоль борта в жалких лохмотьях, не так давно бывших одеждой, весь покрытый запекшейся кровью, как привидение из фильма ужасов. Стоит кому-нибудь только наткнуться на него… В таком месте он как-то не смотрелся.

Он миновал пустынный холл и спустился в ярко освещенный коридор, по обеим сторонам которого тянулись ряды полированных дверей кают первого класса. В узенькой каморке под трапом, где хранился различный инвентарь, для него нашлось достаточно места, и это был неплохой наблюдательный пункт. Кремер втиснулся туда и стал ждать, попутно выискивая подходящее орудие взлома. Двери кают хлопали то и дело, кто-то уходил, кто-то возвращался, ночная жизнь теплохода была в разгаре. Кремер не спешил, он должен был знать наверняка. Наконец из ближней каюты-люкс показались двое – высокий блондин в небрежно-богемном одеянии и женщина в темном вечернем платье. Кремер услышал обрывок их разговора.

– Отличная программа, – говорил блондин, закрывая дверь. – Кажется, до пяти утра.

– Ну, правильно, – капризно протянула его спутница. – Мы там застрянем и все прозеваем.

– Что прозеваем, дорогая?

– Швартовку. Я хочу быть на палубе, хочу смотреть.

– Ну и успеем. Это вряд ли раньше шести. Ты уверена, что к тому времени останешься на ногах?

– Не уверена…

Парочка прошла по трапу над головой Кремера. Шаги удалились и стихли. В коридоре не было ни души. Пора. Кремер покинул свое убежище, найденной железкой аккуратно вскрыл дверь и проник в каюту.

Он оказался в трехкомнатных апартаментах со стильной мебелью. Он не торопился. Возможность внезапного возвращения блондина и его дамы нисколько не беспокоила его – с ними он уж как-нибудь управился бы, да и зачем им возвращаться? Он начал с ванной комнаты, отделанной то ли под мрамор, то ли настоящим мрамором – наполнил ванну горячей водой и плюхнулся в нее, фыркая наподобие довольного моржа. Он блаженствовал с полчаса, физически ощущая, как уходят, отступают усталость и боль. Потом он тщательно смыл запекшуюся кровь, побрился «Жиллеттом». Все еще тупо ныло в висках. Он разыскал в аптечке аспирин и проглотил сразу четыре таблетки, после чего занялся поисками одежды.

В шкафах ее обнаружилось столько и в таком разнообразии, что хватило бы на небольшой костюмированный бал. Кремер выбрал светлый костюм, темную рубашку, галстук и легкие английские туфли. Они оказались тесноватыми, но в общем ничего. Он придирчиво осмотрел себя в зеркале с головы до ног. На него с оттенком превосходства глядел светский плейбой, завсегдатай ночных клубов и казино. Лучшего и желать не приходилось. Уж в таком-то виде его не ждут в городе. Правда, костюм слишком облегал фигуру – «макаров» будет выпирать, но тут ничего не поделаешь.

Собственно, его вообще вряд ли ждут в городе. Надо быть идиотом, чтобы после всего шагнуть в распахнутую ловушку. А когда освободятся и доложат о происшедшем те двое, что заперты в ящиках-шкафах для моторов, каким будет вывод? Что Кремер сбежал. Такой вывод и был бы сделан, если бы…

Если бы не Сергей Шведов.

Этот человек один стоил многих. Кремер мог только предполагать, какие шаги он предпринимал и предпринимает, что ему известно в данный момент, а что еще не известно. Но он знал совершенно точно, что Шведов не отступится и одурачить его не удастся. Более того, он знал, что Шведов знает, что он, Кремер, также не отступится. Противостояние между Кремером и людьми из «Темникова» отходило на задний план. Главным становилось противостояние между ним и Шведовым. Это была схватка на личностном уровне, и ничего хуже этого быть не могло. Для Шведова Кремер превратился в проблему не столько профессиональную, сколько личную. Полковник будет рыть носом землю, пока не достанет Кремера. Пока остается хотя бы один шанс из миллиона, Сергей Шведов будет продолжать игру. А шансов у него значительно больше, чем у противника. При таких шансах игроки не встают из-за стола.

Кремер принес из ванной свою рубашку, извлек из кармана промокшие, чуть ли не расползающиеся деньги. Он положил их на стол, а взамен взял другие из ящика в той же сумме. Когда его деньги высохнут, они станут вполне платежеспособными.

Он нашел фломастер и написал на бумажной салфетке: «Дорогие господа! Я не в ладах с законом. Непредвиденные обстоятельства вынудили меня воспользоваться вашим гардеробом, но никакого другого ущерба я вам не причинил. Прошу вас не поднимать шума и не беспокоить понапрасну власти. Это может стоить вам неприятностей – теплоход не так велик, и я рядом. Благодарю». Так себе сочинение, но он надеялся покинуть теплоход раньше, чем эту записку прочтут.

Записку он положил на видное место возле денег на столе, вышел из каюты, закрыл дверь и неторопливо направился на корму. Теперь он не боялся, что его могут увидеть. Он нуждался в спокойном комфорте для размышлений, и лучше ночного бара тут ничего не найти.

В баре «Золотой лев» приятная прохлада и полумрак смешивались с дымом дорогих сигарет. Человек десять сидели за столиками, а у стойки – только одинокая красивая девушка изрядно под мухой. На телеэкране над стойкой исповедовалась лысая певица Шинед О’Коннор. Кремер заказал мартини, купил сигареты и уселся на табурет. Если не считать страшной усталости и труднопреодолимого желания поспать хотя бы полчаса, он чувствовал себя почти в норме.

Лысая голова исчезла с экрана, на ее месте возник встревоженно тараторящий диктор, но Кремер не обращал на него внимания, занятый своими мыслями. Только когда на экране появилась его давняя фотография, он прислушался.

– Чрезвычайно опасный преступник, – частил диктор, – всегда имеет при себе оружие и не задумываясь пускает его в ход. Если вы встретите этого человека, не пытайтесь его задержать. Немедленно сообщите…

Девушка, сидевшая за стойкой справа от Кремера, перевела глаза с экрана на него, потом снова на экран. Она была вовсе не такой пьяной, какой показалась с первого взгляда.

– Э! Да это вы там, по телевизору, – сказала она не вопросительно, а констатируя факт. – Объявлена свободная охота? Укокошили кого-нибудь?

– Нет. – Кремер зажег сигарету и выпустил колечко дыма. – Так, пустяки. Ограбил парочку банков.

– О, как интересно! – Она захлопала в ладоши. – Всегда мечтала познакомиться с настоящим гангстером. Меня зовут Лена, а вас?

– Майкл Корлеоне, – буркнул Кремер.

– О, конечно. – Девушка погрозила ему пальцем. – Как же еще… Ладно, я буду звать вас Майкл, о’кей? А что вы здесь делаете?

– Развлекаюсь, – сказал Кремер.

– Это не лучшее место, чтобы развлекаться после ограблений. Если вас узнают, куда бежать?

– Меня ждет подводная лодка.

– Ха! Здесь такая скука… Впрочем, как и везде. Я всю Европу объездила. Вот теперь решила по России прокатиться, но по большому счету и здесь то же самое… Давайте слетаем в Вегас. Вы поедете со мной, гангстер?

– Меня сцапают в аэропорту, – объяснил Кремер.

Лена очаровательно нахмурилась:

– А, ну да. Я не подумала. Знаете что… Купите мне бокал чего-нибудь и пошли на палубу.

– Я пью мартини, – сообщил Кремер.

– Отлично, сухой мартини.

Они прошли через стеклянные двери с витиеватой надписью «Золотой лев». Лена шла впереди, Кремер за ней с двумя бокалами. На палубе было довольно холодно, дул ветер. Девушка поежилась. Кремер поставил бокалы на палубный столик. Лена села в шезлонг, Кремер остался стоять рядом.

– Майкл Корлеоне, а вам не приходилось заниматься похищениями людей? – неожиданно спросила Лена.

– Нет, не приходилось. Это опасно, я предпочитаю работу поспокойнее.

Она засмеялась:

– Жаль. Я подумала… Вот если бы вы похитили меня и потребовали выкуп, миллионов десять… Это была бы потрясающая история для всех газет! И совсем не опасно. Я бы помогла вам.

– Вы так дорого стоите?

Она с восхитительной небрежностью пожала плечами.

– Я стою много больше. Я – Лена Соломатина.

– О! Этот нефтяной магнат – ваш отец?

– Мой дед.

– Лена, мне сейчас не до похищений. Вы видели телепередачу… Но помочь мне вы можете. У вас есть мобильный телефон? Мне нужно позвонить в Хабаровск.

– Конечно. Он в каюте… Пошли?

Бокалы остались на перилах. Лена привела Кремера в апартаменты, по сравнению с которыми каюта, где он реквизировал костюм, казалась жалкой лачугой. Огромная кровать под прозрачным балдахином наводила на мысль о съемках фильма по мотивам «Тысячи и одной ночи». По спецзаказу, что ли, оборудовали? Ну а почему бы и нет…

Девушка с улыбкой подала Кремеру телефон.

– Вас не обидит, – спросил он со всей светской обходительностью, – если я буду говорить с палубы?

– Обидит. Я же на вашей стороне… Ох, да идите, Майкл Корлеоне! Но вы вернетесь?

– Вернусь, – пообещал Кремер.

– Возвращайтесь скорее. Я буду скучать.

Кремер поднялся на палубу. Он мог позвонить только одному человеку в Хабаровске – Ольге Смоленковой.

Это была авантюра. Возможно, Ольга Смоленкова немедленно сообщит ребятам из «Темникова» о звонке Кремера. Вполне может быть, что и люди Шведова уже вышли на нее, следят за каждым шагом и прослушивают ее телефон. К тому же Кремер не знал, что скажет ей, если и дозвонится.

И она принимала участие в попытке убить его.

Но ведь почему-то она плакала ночью на кухне! И эти рубцы от плети на ее спине… Разорванная и склеенная фотография… Кремер чувствовал, что значение всего этого чрезвычайно велико для него, но для выводов не хватало информации.

Он посмотрел на мерцающие в полумраке клавиши телефона и набрал номер. Как и в прошлый раз, она ответила немедленно.

– Слушаю.

– Говорит Артур.

Короткая пауза.

– Кто?

– Тот человек, которому вы перевязывали руку.

Еще пауза, подлиннее.

– Что вам нужно?

– Выслушайте меня, Ольга… Да, мне известно это имя, которое вы мне не назвали… Ладно, меня тоже зовут не Артур. Я тот, кого Медников должен был убить в гостинице. Я знаю многое, знаю и о трупах в подвале. Я знаю достаточно, чтобы упрятать вас в тюрьму до глубокой старости.

Кремер умолк. Она тоже молчала, потом спросила внезапно осипшим голосом:

– Чего вы хотите?

– Я хочу помочь вам. Но и вы помогите мне.

– Что я должна сделать?

– Прежде всего: вы не замечали ничего подозрительного вокруг?

– Чего именно?

– Чего-то вроде слежки.

– Как будто нет, – ответила она без особой уверенности.

Нет так нет. Вряд ли она могла заметить профессионалов Шведова.

– Хорошо. Садитесь в машину и поезжайте в порт, но по пути смотрите очень внимательно, не следят ли за вами. Покрутитесь по городу. Если ничего подозрительного, через час ждите меня у второго пассажирского причала. Не выходите из машины. Вы поняли?

– Да.

– Выезжаете?

– Да.

– И запомните, новая попытка убрать меня, даже удачная, приведет лишь к тому, что все сведения тут же окажутся в милиции.

Кремер прервал связь и направился в каюту Лены. Постучал, но она не откликнулась. Он толкнул дверь – не заперто. Он вошел.

Совершенно обнаженная девушка полулежала на подушках своей сногсшибательной кровати и протягивала к нему руки.

– Иди ко мне, гангстер, – пропела она.

Кремер присел на край кровати и положил телефон на тумбочку. Руки девушки обвились вокруг его шеи.

– Мне очень жаль, Лена. – Он погладил ее волосы. – Мне сообщили, что здесь горячо. Я не могу оставаться на теплоходе. Мои друзья выслали за мной катер.

Она оттолкнула его с разочарованным видом, но тут же снова прижалась к его плечу.

– Твоя жизнь… Это так увлекательно, так волнующе! Я понимаю, ты должен идти. Но я могла бы тебя спрятать…

– Не получится, Лена. Они взялись за дело всерьез.

– Удачи тебе.

– Спасибо… Мне очень жаль, – повторил он и встал. Когда он был уже у двери, она окликнула его:

– Подожди…

– Да?

– Если тебя не сцапают, найди меня. Ты найдешь, ты сумеешь… Может, еще слетаем в Вегас.

– Как знать, – сказал Кремер и закрыл дверь снаружи.

Видит бог, ему действительно было жаль!

20

Стропа с якорем-кошкой ждала на том месте, где он ее оставил. Спуститься – не то, что подняться, и через минуту он спрыгнул в свою лодку – она мирно покачивалась у борта теплохода. Кремер отвязал ее, взялся за весла, потом завел мотор.

Ветер утих, яркие огни порта отражались в реке. Несмотря на позднюю ночь (вернее, уже раннее утро), акваторию во всех направлениях пересекало множество судов и суденышек самых разных размеров. На лодку Кремера никто не обращал ни малейшего внимания. Только матрос с одного буксира, под киль которого Кремер чуть не подвернулся, ознакомил его со своим репертуаром комплиментов, после чего счел задачу выполненной. Пластиковый нос лодки пружиняще ударился о бетон близ второго причала, у лестницы, ведущей к самой воде.

Прожекторы освещали причал, но в той стороне, где находился Кремер, было полутемно и ни одного человека в виду. Кремер стал осторожно подниматься по лестнице, готовый при первом подозрительном шорохе метнуться в темноту.

Он не услышал никаких подозрительных шорохов. Вскоре серая «девятка» остановилась поодаль. За рулем сидела Ольга Смоленкова. Кремер быстрым шагом подошел к машине и уселся рядом с Ольгой.

– Поехали, – сказал он.

– Куда?

– Я не знаю. Туда, где мы сможем поговорить.

– Почему бы не поговорить здесь?

– В самом деле… Это место не хуже любого другого. Только переберемся вон туда, к старым домам.

Ольга тронула машину и остановилась через пару сотен метров, перед полуразрушенным трехэтажным зданием, зияющим провалами выбитых окон. Она молчала, напряженно вцепившись в руль. Суставы ее пальцев побелели.

– Сначала выясним отношения, – сказал Кремер. – Вы должны понять, что я вам не враг.

– Но кто же вы?

– Видите ли… Я мог бы в двух словах объяснить, кто я такой и что мне нужно, но так мы с вами не договоримся. Я предпочитаю, чтобы вы знали обо мне больше.

Возможно, он совершал ошибку. Но Ольга Смоленкова могла стать важной картой в его игре – в той игре, где в случае проигрыша все остальное уже не будет иметь никакого значения.

И он рассказал ей всю правду – начиная с того вечера в Москве, когда он впервые увидел Голдина, и заканчивая своими подвигами на борту «Александра Воронова». Она слушала молча, ее лицо выражало то недоверие, то удивление, но Кремер чувствовал, как напряжение постепенно покидает ее. Руки ее сползли с рулевого колеса, поза стала не такой застывшей, как немногим ранее, а взгляд – более живым. Когда он закончил говорить, она произнесла:

– Это… странная история, но…

– Вы мне не верите?

– Верю.

– Если вы мне не поможете, мне останется только пойти и сдаться Шведову. Но что тогда будет с вами? Фирма «Темников» засвечена. Это лишь вопрос времени.

Ольга вдруг разрыдалась. Кремер сидел неподвижно, не старался ее утешать – ждал, пока она даст выход эмоциям.

– Эти типы, – простонала она. – Да мне было бы легче, если бы милиция их накрыла… Пусть хоть тюрьма… Только не этот бесконечный страх… – Она постепенно приходила в себя. – Когда вы позвонили, я ждала чего угодно…

– И все же вы приехали, – мягко произнес Кремер.

– Да. Я бы все равно приехала. Когда я увидела вас впервые… Еще там, в доме… Мне показалось, что вы не случайно… Конечно, мне и в голову не могло прийти ничего похожего на то, что вы рассказали. Наверное, я втайне надеялась, что вы… Что с вашим появлением, кто бы вы ни были, что-то может измениться… Но я боялась…

Он кивнул. Она достала длинную темно-красную пачку «Сантос-Дюмона» и закурила. Кремер тоже взял сигарету. Светало. Чернильная ночь уступала место серым холодным теням утра. Кремер героически боролся со сном. Говорит она правду или это часть сатанинских игр? Что же, очень скоро это станет ясным.

Где-то вдали взвыла сирена милицейской машины. Ольга инстинктивно ухватилась за руль, Кремер жестом остановил ее. Машина пронеслась по далекой улице, завывания стихли.

– У вас есть, – спросил Кремер, – какое-нибудь безопасное убежище?

– Безопасное? Ну, пожалуй… У меня есть квартира в Октябрьском районе, это на юго-восточной окраине, улица Чехова…

– Кто знает о ней?

– Никто. Я и сняла-то ее ради того, чтобы иметь такое убежище… Я говорю вам правду.

Кремер пожал плечами. Одно из двух. Либо в этой квартире его ждут симпатичные парни с не менее симпатичными пистолетами, либо… Либо не ждут. Если он совершил ошибку, то эта ошибка логически приведет его к поражению. Отступать некуда. Кремер сказал об этом Ольге. Она молча повернула ключ зажигания.

На очередном перекрестке она повернулась к нему и спросила с принужденной улыбкой:

– Как же вас все-таки зовут?

– Андрей, – сказал он.

21

Ольга появилась из кухни с подносом, на котором дымились две чашки растворимого кофе. К этому времени Кремер приканчивал третий бутерброд с ветчиной и параллельно ухитрялся курить.

Они находились в крохотной уютной гостиной двухкомнатной квартирки на третьем этаже старого дома, подъезд которого выходил на улицу, а не во двор. Кроме гостиной и кухни, тут имелись спальня, ванная и прихожая размером с холодильник. Обстановка была самая непритязательная: нехитрая мебель, телевизор устаревшей модели, простой черный телефон на столике у стены.

– До чего докатился мир, – промычал Кремер с набитым ртом. – Кофе без кофеина, безалкогольное пиво, безникотиновые сигареты. Когда изобретут безалкогольную водку, я застрелюсь.

Поставив поднос на стол, Ольга взяла чашку и села в кресло.

– Я вышла замуж за Смоленкова десять лет назад. – Она пристально разглядывала колечки пара над чашкой. – Мне было двадцать три, а он был подающим надежды актером. Я работала гримершей… Хотя у меня образование медсестры, я говорила вам?

– Говорили.

– Он тогда снимался в своем первом фильме… Я вышла за него, а не за грядущую славу. Он был замечательный. Всегда внимательный, веселый… Какие вечеринки мы устраивали!

Кремер молча кивнул.

– Потом начались неудачи, – продолжала она, – черная полоса. Наверное, он переоценил себя. Перессорился со всеми продюсерами, режиссеры отворачивались от него. Он быстро остался без работы, весь в долгах. Когда подвернулось это предложение от хабаровского театра, переехать сюда уже виделось хорошим выходом… Но здесь он связался с этими, из «Темникова».

– Вот с этого места подробнее, пожалуйста.

Она вздохнула:

– То, что называется фирмой «Темников», – просто прикрытие. На самом деле эти типы занимаются всем, чем угодно, лишь бы незаконным, но главный их бизнес – наркотики. Они сделали меня курьером, я возила наркотики… Я ненавидела Смоленкова и мечтала избавиться от него, но что я могла сделать? Он превратился в настоящее чудовище. Он убил мою собаку… Однажды я прямо сказала им, что ухожу. Смоленков избил меня плетью в присутствии своих дружков и пригрозил убить. Я знала, что он не шутит. Бежать было некуда. У меня не было денег. Я хотела украсть деньги Смоленкова, но он жил где-то в другом месте, а я оставалась одна в том доме… А потом эта история с контейнерами. Кто-то сообщил им, что фирма «Восток-Дельта» получает ценный груз. Они арендовали склад рядом со складом «Дельты», чтобы следить, и…

Кремер поднял руку:

– Минуточку, Ольга…

– Называйте меня Оля, если хотите.

– Хорошо… Оля. – Кремер поднялся, подошел к окну, окинул взглядом тесный дворик с чахлыми деревцами. – Вы не возражаете, если мы устроим нечто вроде неформального допроса?

– Конечно, нет. Спрашивайте.

– Скажите, кто именно сообщил о грузе и времени его прибытия?

– Я не знаю. Они не посвящали меня в подробности.

– Да, конечно. Но вы могли что-то заметить, услышать… Какое у вас создалось впечатление? Информация исходила из Москвы или ее источник был где-то в окружении Григорьева… Директора «Дельты»?

– Не знаю… И не догадываюсь.

– Гм… Ну ладно, дальше.

– Они наняли Медникова…

– Стоп. Кто такой Медников?

– Да черт его знает, проходимец какой-то. Фамилия его, конечно, не Медников, но как – я не знаю. Они перестраховывались, не хотели действовать сами. Медникова они наняли через меня, то есть я вела переговоры, и я оставалась в доме… В том проклятом доме для связи. Перед прибытием груза Медников должен был остановиться в той же гостинице, где останавливался сотрудник «Дельты», познакомиться с ним, выяснить детали. Потом, уже на обратном пути из аэропорта, Медников как-то заманил его или силой заставил… Он убил его в доме, спрятал труп в подвале. Потом Медников отогнал фургон на склад, я передала приказ.

– А там, возле дома, он из фургона ничего не выгружал? И ни с кем не встречался?

– Не знаю. Как будто нет. Я не видела. Я… Я была…

– Да, понимаю…

– В тот же день позже они привезли в дом и директора… Григорьева. Сами, уже без Медникова. Они убили и его…

– Так, понятно. Трупы спрятаны в подвале, в холодильнике. Почему там? Почему они сразу не избавились от трупов?

– Они не хотели рисковать, вывозить их. Ждали, пока уляжется.

– А каково вообще назначение подвала? Что там обычно прятали? Наркотики?

– И наркотики, и все прочее – ценности, химию какую-то, которой они тоже торговали. Холодильник установили как раз из-за этих химикатов, их нужно было хранить при низкой температуре. Пришлось плиты разбирать, чтобы его спустить…

– Ясно. А почему Медников остался в гостинице?

– Ну, они же отлично понимали, что груз будут разыскивать. Я передала Медникову приказ: взять под контроль положение в гостинице…

– Вот такой расплывчатый приказ?

– Ну, не совсем… – Она заметно смутилась. – Медников должен был убрать того человека, который…

– Того или тех?

– Простите?

– Речь шла только об одном человеке? Не предполагалось, что их может быть несколько?

– Как будто нет… Речь шла об одном, но может быть, просто…

– Вы сказали так: «они отлично понимали, что груз будут разыскивать». Понимали – это значит, исходили из своего видения ситуации, но не имели точных сведений, так?

– Я имела в виду именно это. Но сейчас я задумалась… В самом деле, почему говорилось лишь об одном человеке? Откуда им было знать, что он… Что вы будете один?

– Непонятно, правда? Логичнее ведь предположить, что розыск груза будет поручен группе людей. Группа мобильнее, у нее больше возможностей вести поиск сразу по нескольким направлениям…

– Да, но… Я не знаю. Я ведь не была в курсе всех их планов. Я поддерживала связь только с Медниковым, а кто знает, сколько у них еще таких Медниковых?

– Да, действительно. Итак, Медников связывался с ними только через вас.

Она кивнула.

– Но он был на складе. Он пригнал туда фургон. С кем-то он должен был там контактировать?

– Не обязательно. Я дала ему ключи.

– Пусть так. И все-таки Медников представлял для них опасность. Через него можно было выйти на вас и на склад…

Кремер умолк, подумав о том, что судьба так называемого Ивана Медникова была предрешена. Люди Шведова, видимо, не обнаружили Медникова в гостинице «Восход», и, скорее всего, они уже никогда и нигде не обнаружат его живым. Кремер почти не сомневался, что наемник так или иначе разделил участь Чаплыгина и Григорьева.

– Оля. – Кремер достал из пачки следующую сигарету. – А что же было в этом шестнадцатом контейнере?

– В шестнадцатом контейнере? – отрешенно повторила она.

– Насколько я понимаю, их мог интересовать лишь один контейнер.

– Конечно, простите… Что же со мной такое? Ведь я это и в их разговорах слышала, и от вас знаю… Нет, они не говорили, что там. – Она виновато посмотрела на Кремера.

– Ну, и главный вопрос. Где же этот контейнер или его содержимое сейчас?

– Я могу только догадываться…

– Так где?

– В доме профессора Кармазина.

– Что за профессор?

– Профессор Кармазин – это человек, к которому они иногда обращались за помощью в особо сложных случаях, когда возникали, например, проблемы со сбытом украденных произведений искусства. Смоленков говорил, что профессор может продать все, что угодно, даже лед эскимосам или песок бедуинам.

– И они отвезли контейнер к нему? Это точно?

– Может быть… Я случайно подслушала разговор о контейнере, но мало что поняла… Возможно, там было что-то, что они не могли или не решались продать сами. Не наркотики, во всяком случае, тут у них все отлажено… В разговоре упоминался Кармазин.

– Расскажите мне о нем. Вы знаете его лично? Что он за человек?

Ольга задумалась:

– Я дважды бывала со Смоленковым у него в доме. Мне трудно сказать о нем что-нибудь определенное… Пожилой, прекрасно одевается, очень обходителен, любезен… Я не удивлюсь, если он действительно профессор. Но в его лице есть что-то такое… Жестокое, хищное. Мне кажется, профессор Кармазин опаснее их всех, вместе взятых.

– Утешительная рекомендация, нечего сказать. А где он живет?

– У него загородный дом, в сторону Комсомольска, километров пятьдесят.

– Дачный поселок?

– Там поблизости есть дачный поселок, но профессор живет уединенно. У него настоящее поместье.

– И как оно охраняется?

Ольга подняла на Кремера испуганный взгляд.

– Вы собираетесь проникнуть в дом Кармазина?

– Оля, – мягко произнес Кремер, – расскажите мне, пожалуйста, все, что вы знаете об охране его поместья.

– Вокруг дома – небольшой парк, – заговорила она с явной неохотой. – Он окружен двумя двухметровыми заборами в метре один от другого. По верху заборов проходят полуметровые загородки из колючей проволоки. Есть еще вышки с лазерной системой безопасности. Не знаю, как это все там устроено – фотоэлементы, что ли, – но ближе чем на два метра к внешнему забору не подойти ни днем, ни ночью, чтобы не включилась сигнализация. Пульт управления системой находится в доме, там постоянно дежурят двое охранников. Еще два охранника – в будке снаружи у ворот. Они сменяются каждые двенадцать часов.

– Ничего себе, – вздохнул Кремер. – А откуда вам известны такие подробности?

– Рассказывал сам Кармазин. Он гордится своей охраной. Уверяет, что его дом совершенно неприступен для злоумышленников.

– Злоумышленников? Гм… Ну что ж, попробуем разубедить его. Очень интересно, какие секреты прячет за своими бастионами многоуважаемый профессор.

– Я уверяю вас, проникнуть туда невозможно.

– Кто еще живет в доме?

– Он живет один.

– А прислуга?

– Прислуживают охранники, а если нужно сделать какую-то подсобную работу, профессор нанимает временных людей.

– И охранники даже кофе ему подают и пыль с мебели стирают?

– Ну, это уж я не знаю… А если он дает прием, тоже приглашается временная прислуга.

– Так, ясно. Смена охраны приезжает из Хабаровска?

– Наверное… А может, живут в дачном поселке… Не знаю.

– Как вооружены охранники?

– Я не видела у них оружия. Но не сомневаюсь, что в любой момент…

– А как они отключают сигнализацию у ворот, когда кто-то въезжает или выезжает?

– Из будки у ворот ее нельзя отключить, только из дома. Если кто-то приехал, охранники звонят по телефону в дом, и…

– Понятно… Оля, ничего я не могу решить, пока не увижу все собственными глазами. Но сейчас я должен поспать хотя бы часа три…

Она улыбнулась:

– Вы можете устроиться в спальне. Через три часа я разбужу вас.

До спальни Кремер добрался уже в полусне, скинул пиджак, сунул «макаров» под подушку и мгновенно уснул.

22

Ольга разбудила его ровно через три часа. На столике у кровати уже стояла чашка растворимого кофе. Кремер принял полусидячее положение и попробовал огненный напиток. Кроме температуры, в этом кофе не было ничего достойного внимания.

Пока он спал, Ольга переоделась. Она облачилась в белый, спортивного покроя брючный костюм, а на шею повязала пеструю косынку. Этот наряд ей шел.

– Э-э… Собрались в поход? – пробурчал Кремер, стряхивая остатки сна.

– Разве мы не едем к профессору Кармазину?

– Мы? А кто вам сказал, что я беру вас с собой? – Он встал, натянул тесный пиджак и вернул пистолет в карман.

Она пожала плечами:

– Но без меня вы даже вряд ли выберетесь из города. Вас ищут.

– Верно, ищут, – усмехнулся Кремер. – А с вами как я выберусь?

– В багажнике моей машины.

– Это вы хорошо придумали…

– Что же тут нереального?

– Да нет, ничего. Просто я не хочу тянуть вас за собой в пропасть.

Ольга посмотрела в его глаза каким-то новым, особенным взглядом.

– Хотите вы этого или не хотите, – сказала она с горечью, – но если в пропасть сорветесь вы, мне тоже так или иначе конец. С вами у меня еще остается какая-то надежда. Без вас мне рассчитывать не на что.

Она права, подумал Кремер. Она попала в такую же шахматную вилку, что и он. С одной стороны – бандиты, включая Смоленкова, с другой – слуги закона. Они вместе выпутаются или сорвутся вместе. Да, здесь она права… Но существовало еще одно соображение, с которым он не хотел знакомить ее. Один, рассчитывая на собственные силы, он мог надеяться проникнуть в дом Кармазина, а если придется приглядывать за Ольгой, шансы падают вполовину. Она свяжет Кремера, как опекун связывает футбольного форварда.

Но зато она бывала в доме. Она знает этот дом и лично знакома с Кармазиным. Неизвестно, пригодится ли это, но не исключено, что и да.

– Хорошо, – сказал Кремер. – Едем. Но условие…

Она вся вспыхнула и порозовела, в глазах засветилась неподдельная радость. Кремер никогда не видел, чтобы кто-то так радовался предстоящей поездке с возможным катастрофическим исходом.

– Любые условия! – с готовностью воскликнула женщина.

– Во всем и безоговорочно слушаться меня. Команды выполнять немедленно и без лишних вопросов. Если я дам вам пистолет и прикажу застрелить первого встречного – сделайте это быстро и молча. Ясно?

– Принято, капитан.

– Теперь так. В багажник я не полезу, туда любой гаишник заглянет в первую очередь. По дороге есть пост ГАИ?

– Стационарного поста нет, он дальше, у въезда в дачный поселок. Но там частенько дежурят гаишники на машине.

– Это плохо… У меня никаких документов…

– И у них может быть ваша фотография.

– Не обязательно. Но если… Тогда на то и расчет. Они знают, что я знаю, что у них может быть моя фотография.

– Я не поняла… Вы говорили, что и по телевизору…

– Мало ли что там показывают по телевизору… Впрочем, тем более. Вряд ли они ожидают, что я буду открыто раскатывать на машине в обществе прекрасной дамы, разодетый, как попугай. Мы – развлекающаяся парочка, едем за город на пикник… В квартире есть спиртное?

– Да, бутылка коньяка и бутылка вина.

– Отлично. А корзина для пикника?

– Что-нибудь найду на кухне.

– Уложите бутылки в корзину так, чтобы они были видны. Вокруг побольше всякой снеди. Корзину поставим на заднее сиденье. Думаю, излишне спрашивать, нет ли у вас оружия?

– Правильно, его нет.

– Я очень надеюсь, что оно и не понадобится.

– Подождите…

– Что?

– У меня есть один из фальшивых паспортов Смоленкова. Я украла его…

– Зачем?

Она опустила глаза:

– Мне хотелось иметь хоть что-то против него… Ведь подделка паспорта – тоже преступление!

– Гм… Давайте посмотрим.

Пристально изучив паспорт, Кремер покачал головой.

– Не очень-то я на него похож. К тому же он тут с усами…

– Вот и хорошо. Может же человек сбрить усы? А это сильно меняет лицо, говорю вам как бывшая гримерша.

– Ох… Ладно. На случай крайний…

Ольга занялась укладкой корзины, а Кремер отправился в ванную. Через полчаса, выйдя из квартиры, они спустились к машине. Ольга несла корзину, Кремер шел чуть сзади, привычно фиксируя взглядом окружающее. Корзина заняла место на заднем сиденье «девятки», Ольга села за руль.

– Оля, – сказал Кремер, – ваши водительские права положите вот сюда… Если нас остановят, вы со всей нежностью – слышите? – со всей нежностью, на какую вас хватит, обратитесь ко мне и попросите посмотреть, куда подевались ваши права. Это даст нам возможность разыграть небольшую сценку, а мне – не пялиться все время на милиционера.

Она печально улыбнулась:

– Я давно забыла, что такое нежность.

– Ничего, справитесь, – отрезал Кремер значительно грубее, чем ему того хотелось. Не хватало еще, чтобы она начала вздыхать об утраченной нежности. Он бросил взгляд на приборную доску. – Бензина довольно, на заправку можно не заезжать. Поехали, не слишком быстро.

Их остановили почти сразу, как только «девятка» выехала на загородное шоссе. Двое возле милицейской машины; один подошел к «девятке» со стороны Ольги и козырнул.

– Лейтенант Садчиков. Пожалуйста, ваши документы.

– Одну минуту, лейтенант. – Ольга довольно убедительно порылась в сумочке, потом повернулась к Кремеру. – Любимый, ты не помнишь, куда я положила права?

– Где-то здесь. – Кремер изобразил поиски. – А, да вот они.

Он протянул ей права, она приняла их и с обворожительной улыбкой подала лейтенанту. Она немного переигрывала… Лейтенант заглянул в салон, увидел корзину. Не дожидаясь, пока лейтенант заинтересуется и его документами, Кремер ринулся в атаку.

– Мы едем на пикник… Вы не могли бы присоветовать тихое местечко где-нибудь у воды? Во всех местах, где мы бывали, полно отдыхающих. Никакого покоя!

Лейтенант слегка улыбнулся:

– Километров сорок, прямо по шоссе. За автобусной остановкой свернете направо и проедете километров пять по проселочной дороге. Там будет прекрасный лесок, есть и озеро. По-моему, это то, что вам нужно. Но у вас там спиртное…

– Я за рулем, – сказала Ольга, – и я вообще не пью.

– Тогда счастливо отдохнуть.

– Спасибо, спокойного дежурства, – сказал Кремер. – Поехали, дорогая…

– Одну минуту, – спохватился лейтенант. – Не могли бы вы открыть багажник?

– Он не заперт.

Лейтенант обошел машину, открыл багажник, заглянул внутрь и тут же захлопнул крышку.

– Все в порядке, можете ехать.

– Ловите кого-нибудь? – поинтересовался Кремер.

– Нет, обычная проверка. Счастливого пути.

«Девятка» тронулась. Когда милицейская машина осталась за поворотом, Ольга резко свернула к обочине и затормозила. Ее сотрясала дрожь. Кремер испугался, что она сейчас разрыдается.

– Успокойтесь, Оля. – Он обнял ее, и она инстинктивно прижалась к нему, как напуганный щенок, ищущий защиты у хозяина. – Вы прекрасно справились, а теперь успокойтесь. Я бы сел за руль, но права у вас, и если еще раз остановят…

– Еще раз?! Этого я не выдержу! Когда этот лейтенант смотрел на меня…

– Оля, скорее всего, эти гаишники и впрямь не в курсе дела. Прошло еще слишком мало времени, да и я вряд ли самая разыскиваемая персона в Хабаровске. Шведов пока еще не шеф милиции.

– Второй раз нам может не так повезти!

– Ну, ну. Успокойтесь.

– Я вполне в состоянии вести машину…

– Вот и хорошо.

Больше Ольга не произнесла ни слова до тех пор, пока машина не очутилась на извилистой дороге, петляющей в лесу. «Девятка» миновала столб с прибитым к нему щитом с надписью «Частная собственность. Въезд категорически запрещен».

– Мы во владениях Кармазина, – сказала Ольга.

– М-да, – пробормотал Кремер. – Похоже, профессор в самом деле любит уединение. Тут хоть атомную бомбу взрывай, никто не услышит. Далеко его дом?

– Близко… Там. – Она показала рукой. – Он расположен на холме, оттуда все просматривается.

– Да? Ну что ж, давайте оставим машину где-нибудь здесь.

Свернув на бездорожье, Ольга проехала несколько десятков метров по ухабам и загнала машину в густой кустарник. Едва они вышли из автомобиля, с дороги, со стороны дома профессора, послышался шум мотора. Кремер попятился, увлекая за собой Ольгу. Они спрятались возле «девятки» как раз в тот момент, когда из-за поворота вылетел «Ягуар». Следом развевался пыльный шлейф. За ветровым стеклом мелькнуло бледное вытянутое лицо. «Ягуар» промчался так быстро, что Кремер и моргнуть не успел.

– Это Кармазин, – шепнула Ольга.

– О, вот как… Уезжает один…

– Для нас это важно?

– Конечно. Если бы его вез кто-либо из охранников, тогда их оставалось бы трое, а так нам придется иметь дело с четверыми.

– Если, – заметила она, – там нет еще кого-то.

Они вернулись на дорогу и пошли по обочине. Лес кончился внезапно, и Кремер получил возможность полюбоваться из-за деревьев на резиденцию таинственного профессора.

23

Дом оказался не таким уж большим – трехэтажный модерновый коттедж, довольно скромный для богача. Зато двойной забор с колючей проволокой и вышки лазерной системы безопасности впечатляли куда больше. Усеченная пирамида будки перед воротами напоминала бетонный дот, при необходимости способный выдержать танковую атаку.

– Ну, теперь вы видите? – тихо сказала Ольга.

Он не ответил, продолжая пристально разглядывать крепость профессора. Забор тянулся от будки метров на семьдесят в каждую сторону.

– Уязвимых мест здесь нет, – наконец вынес Кремер свое заключение.

– Я говорила вам!

– Мы должны превратить силу Кармазина в его слабость… В данный момент его сила заключается в этой эшелонированной обороне.

– И как вы думаете ее преодолеть? Может, уговорим их провести для нас экскурсию?

Кремер прикинул расстояние до будки охраны – метров тридцать по открытой местности, несколько секунд бегом. Но в эти секунды он будет отлично виден…

– Можно подъехать к забору с другой стороны? – спросил Кремер.

– Да, там проходит дорога. Но это бесполезно, там нет ни ворот, ни калитки.

– Оля, слушайте меня внимательно. Сейчас вы вернетесь к машине, по дороге обогнете усадьбу и подъедете с другой стороны. Подгоните машину к забору – так, чтобы сработала сигнализация. Ждите ровно минуту. Если я не появлюсь, быстро уезжайте.

– Как – уезжать? Куда?

– Куда угодно, но побыстрее.

– А вы?

– Ну, если мне не хватит целой минуты, это будет означать, что у меня неприятности. Возвращайтесь в квартиру и ждите меня там.

– А если вы не вернетесь? Совсем не вернетесь?

– Оля, пожалуйста, помните ваше обещание и делайте, что я сказал.

Она понурилась и пошла было назад к машине, но внезапно вернулась и торопливо поцеловала Кремера в щеку. Пробормотала что-то вроде «храни вас бог» и исчезла.

– Бог-то бог, да и сам не будь плох, – вслух сказал Кремер и достал пистолет.

Ждать ему пришлось недолго. Вспыхнули лампы на вышках – яркие, но почти невидимые в солнечном свете. Потом прозвучал короткий звонок, и противно-плачуще заорала сирена: уау, уау, уау… Толчком обеих ног Кремер выбросился вперед подобно снаряду катапульты. Кажется, никогда в жизни он не бегал с такой скоростью.

Они появились, когда ему оставалось пробежать метров десять. Серая стальная дверца бетонного дота скользнула вбок, и они выскочили почти одновременно – двое рослых, плечистых парней с короткими израильскими автоматами «узи». Кремер тут же выстрелил. Пуля попала туда, куда он и целился, – она выбила автомат из руки того охранника, что был ближе на полметра. Кремер прыгнул на него как раз в тот момент, когда второй охранник выпустил короткую очередь. Все пули вонзились в спину его падающего напарника, оказавшегося между ним и Кремером. Вновь целясь не в человека, а в оружие, Кремер выстрелил еще раз. Пуля с визгом ударила в металл автомата. Вторая очередь ушла в сторону, взрыхляя землю, но этот парень был покрепче. Он не выронил оружие.

То, что произошло в этот миг, Кремер воспринимал как в замедленных кадрах кинофильма. Из-за угла забора с ревом, едва не перевернувшись, вырвалась «девятка», комья земли летели из-под бешено вращающихся колес. Парень стремительно обернулся, не снимая пальца со спускового крючка. Пули очертили полукруг возле ног Кремера, дорожка пылевых фонтанчиков потянулась к машине, но было уже поздно. «Девятка» обрушилась на охранника. Тот взлетел в воздух, как нелепая тряпичная кукла, и по бетонной стене сполз на траву, оставляя кровавые следы. «Девятка» затормозила, Ольга кинулась к Кремеру.

– Вы не ранены? – крикнула она, задыхаясь.

– Нет, – сказал он. – Но если бы не вы, я был бы убит.

Он попытался нащупать пульс на шее сначала у одного охранника, потом у другого. Увы… Оба были мертвы.

– Я нарушила ваш приказ, – виновато произнесла она.

– Требуете дисциплинарного взыскания? Оставьте у секретаря, я рассмотрю.

– Я не хотела его убивать…

– Да, Оля. Ничего не поделаешь. – Он наклонился и подобрал «узи». – Эта штука будет сейчас получше пистолета. Берите второй автомат, и пошли.

Он вошел в будку. Спартанская обстановка состояла из двух жестких стульев и стола с небольшим пультом, где мигала лампочка у телефонной трубки. Пищал сигнал вызова. На столе лежали карты, в чашках дымился еще горячий кофе. Первым делом Кремер выключил завывающую сирену и какое-то время молча смотрел на стол. Ольга тихо стояла рядом.

– И кофе не допили, – выдохнула она. – Совсем еще мальчишки…

Кремер протянул руку, взял с пульта телефонную трубку и щелкнул переключателем. Тут же прозвучал испуганный юный голос.

– Эдик, Макс! Что случилось, почему стрельба?

– Эдик и Макс, – четко и раздельно произнес Кремер, – погибли при попытке оказать вооруженное сопротивление сотрудникам ФСБ. Дом окружен. Даю вам тридцать секунд, чтобы открыть ворота и выйти всем без оружия с поднятыми руками. Если мы начнем штурм, никто и ни о чем с вами договариваться уже не будет.

– Нет! Я выхожу… Я тут один!

– А нам известно, что по меньшей мере двое.

– Клянусь! Второй уехал по поручению…

– Смотрите. Лучше без шуток.

Кремер и Ольга поспешили к воротам. Послышался щелчок, потом гудение электромотора. Ворота открылись. На ведущей к дому аллее показался перепуганный паренек, он поднял руки. Кремер направил на него ствол автомата и приказал подойти ближе. Охранник опасливо приблизился, со страхом разглядывая трупы. Кремер ощупал его одежду – оружия не было. Парень решился заговорить.

– Вы не ФСБ… Кто вы? Что вы со мной сделаете?

– Ничего, если будешь вести себя хорошо, – пообещал Кремер, игнорируя первый вопрос. – Так в доме есть еще кто-нибудь?

– Нет…

– Когда вернется Кармазин?

– Я не знаю. Честное слово, не знаю. Он не сказал…

– Когда вас должны сменить?

– Мы только заступили…

Кремер отдал две команды: Ольге – подогнать «девятку» к дому, а охраннику – перетащить трупы за ограду, под навес, и закрыть ворота. Когда то и другое было выполнено, он спросил парня:

– В доме был небольшой металлический контейнер с белым номером шестнадцать, что тебе известно об этом?

Парень облегченно вздохнул и даже улыбнулся. Очевидно, его согрела мысль, что он может сообщить ценную информацию, а тогда, возможно, ему и сохранят жизнь.

– Ах, это… Я знаю. Он наверху, на третьем этаже. Я сам его нес. Там есть такая маленькая комнатка, вроде сейфа… Ее можно открыть из подвала, набрать код на пульте.

– И ты знаешь код?

– Конечно, ведь мы отвечаем за безопасность. Меняем все коды в каждую смену, так что их никто и ни от кого не может узнать заранее.

– Предусмотрительно… Хорошо, идем.

– А когда приедет Кармазин, – вмешалась Ольга, – он сможет сам открыть ворота снаружи?

– Да, у него есть инфракрасный ключ.

– Можно как-нибудь заблокировать ворота?

– Разве что обесточить всю территорию… Но тогда и дверь наверху не откроется. Если потом…

– Да не нужно ничего блокировать, – сказал Кремер. – Самих себя запирать? А если он вернется, так уж лучше пусть будет внутри, а не снаружи.

Стволом автомата он подтолкнул охранника к дому. Приоткрытая дверь справа от аскетично обставленного холла вела в подвал. Внизу охранник набрал необходимую комбинацию цифр, что-то щелкнуло в недрах пульта. По лестнице все трое поднялись на третий этаж. Как пояснил охранник (хотя это было видно и так), здесь располагался кабинет хозяина. Забитые книгами шкафы и стеллажи занимали две стены комнаты. В центре на ковре стоял старинный письменный стол с телефоном и компьютером. На столе лежали какие-то папки, документы, письма. Возле телефона валялась десантная финка времен Второй мировой войны со свастикой на рукоятке. Вероятно, владелец дома использовал этот экстравагантный сувенир, чтобы вскрывать конверты.

Охранник потянул за край полки одного из книжных стеллажей. Открылось тесное помещение с металлическими стенами, освещенное продолговатой желтой лампочкой на потолке. Контейнер был там, он стоял у задней стены комнатки-сейфа, но не он привлекал в первую очередь внимание, а то, что занимало остальную площадь пола.

Там лежал труп человека, называвшего себя Иваном Медниковом.

Ольга заглянула в комнатку поверх плеча Кремера.

– О боже, – только и сказала она.

– Клянусь, я не знал об этом! – взвыл охранник. – Я тут ни при чем! Это без меня!

– Успокойся, – поморщился Кремер. – Мы не собираемся предъявлять тебе обвинение в убийстве этого джентльмена.

Повинуясь приказу Кремера, охранник ухватил скрюченный труп за ноги и выволок его на ковер. Кремер вошел в комнатку и приподнял опломбированный контейнер.

– Довольно тяжелый, значит, все еще не пустой… Замки как будто не вскрывали… Да и пломбы… – Он повернулся к охраннику. – В этой комнатке есть вентиляция?

– Зачем вам?

– Не мне, а тебе. Хочу тебя тут запереть.

Парень побледнел.

– Когда вернется профессор, он убьет меня! Не оставляйте меня здесь, возьмите меня с собой!

– С собой? – удивился Кремер. – А что же мы будем с тобой делать?

– Если не отпустите, лучше застрелите меня. Смерть от пули – ничто по сравнению с тем, что сделает со мной хозяин…

– Гм… Ну ладно, делать нечего. Бери контейнер, неси в машину.

– Может быть, – сказала Ольга, – есть смысл забрать и документы?

– Конечно. Соберите все, компьютерные диски тоже.

Когда охранник погрузил контейнер в багажник, Ольга швырнула документы и диски туда же, прикрыла их и контейнер пледом из салона.

– Теперь, – сказал Кремер, – как можно скорее отсюда… О черт!

С натужным воем электромотора створки ворот начали раскрываться.

24

Выстрелы загрохотали почти сразу. А чего еще можно было ожидать? Кармазин не мог не оценить обстановку еще снаружи, возле пустой и окровавленной будки… И он возвращался не один. Рядом с ним на переднем сиденье «Ягуара» находился человек, которого Кремер не мог не узнать – отставной актер Виталий Смоленков. Сзади угадывался третий силуэт.

Одна из пуль задела охранника, который со стоном упал на траву. Кремер и Ольга отступали к двери под ненадежным прикрытием парковых кустов и деревьев. Автомат Кремера отвечал противникам быстрыми, не слишком прицельными очередями. Попадание в радиатор привело к тому, что «Ягуар» вильнул в сторону и ударился о дерево. Трое бросились из машины врассыпную. Тот, кто сидел сзади, спрятался за багажником, а Кармазин и Смоленков, укрываясь за кустами, стали обходить дом с двух сторон.

Кремер и Ольга были уже в холле первого этажа. Худшего места для обороны и специально не придумаешь – холл представлял собой нечто вроде аквариума, три стены состояли почти из одних окон. Мебели почти никакой, да и та модернистская – какие-то гнутые никелированные трубки и прозрачные панели, никудышное укрытие.

– Наверх! – крикнул Кремер. Ольга бросилась к лестнице. Кармазин откуда-то выскочил перед стеклянной стеной, как чертик из табакерки. В его руках был автомат «узи», у двух других пистолеты. Все палили одновременно, с трех сторон. Кремер и Ольга повалились на пол, они не могли даже приподнять головы, не говоря о том, чтобы отстреливаться. В воздухе стоял беспрерывный звон бьющегося и осыпающегося стекла. Хрустальные вазочки с водой и цветами на низких подоконниках с треском лопались и взрывались подобно осколочным гранатам. Весь ковер был залит – пока еще только водой.

Кремер слегка повернул голову, и в поле его зрения попала крыша «Ягуара». Кармазин прошивал холл очередями насквозь, не замечая в слепой ярости, что пули попадают и в его машину. Кремер еще успел подумать о том, что в горячке Кармазин может пристрелить сообщника, и тут очередь впилась в бензобак. Сверкнула ослепительная вспышка, и «Ягуар» стал центром огненного шара. Тот, кто прятался за машиной, объятый пламенем, с пронзительным воплем вскочил, но не пробежал и двух шагов, рухнул и покатился по земле, оставляя за собой горящий след. Вопль стих. Ветер принес запах паленого мяса.

Стрельба прекратилась – ошеломленные Кармазин и Смоленков пытались осмыслить происшедшее. Кремер ринулся вверх по лестнице, увлекая за собой Ольгу. Смоленков выстрелил и промахнулся. Вслед за Кармазиным он ворвался в разгромленный холл.

Пули прошивали дверь проходной комнаты второго этажа, куда отступили Кремер и Ольга. Одна из них оцарапала Кремеру плечо. Ольга выпустила длинную очередь наугад. Ее автомат щелкнул и умолк, он был пуст. Она в сердцах швырнула оружие на пол.

– Дальше! – заорал Кремер.

Дальше был только третий этаж, кабинет, где лежал труп наемника. Оттуда Кремер лишь дважды выстрелил по лестнице, и его автомат тоже опустел. Кремер рванул из кармана «макаров», и в это мгновение в кабинет вломился ревущий, как бык, Смоленков. Кремер успел только втолкнуть Ольгу в комнатку-сейф, а вот на то, чтобы достать пистолет, времени уже не было. Он замер, глядя в черное дуло пистолета Смоленкова. В глазах бывшего актера явственно читался смертный приговор, и это не было лицедейством. Ствол пистолета уперся в горло Кремера. Тот попятился к окну вдоль стеллажей, но это ничего не могло изменить для него. Может быть, он просто инстинктивно уводил Смоленкова подальше от Ольги… Но ни у нее, ни у Кремера не было шансов спастись. Смоленков теснил Кремера до тех пор, пока не прижал спиной к стене возле окна.

– Попрощайся с мамой, детка, – прорычал он. Палец его напрягся на спусковом крючке. – Ты умрешь легко, но эта сука, предательница, будет подыхать долго…

Внезапно он вздрогнул. Что-то изменилось в его лице, словно он неожиданно увидел призрак за окном. Он медленно опустил руку с пистолетом и тяжеловесно повернулся.

– Ольга, – пробормотал он и свалился к ногам Кремера. Из-под его левой лопатки торчала рукоять финки, украшенная свастикой. Смоленков был мертв.

Ольга пристально посмотрела на труп бывшего актера, сощурив глаза.

– Считай это разводом, – сказала она.

Кремер вытащил пистолет и выглянул за дверь. Кармазина видно не было.

– Отсюда ни шагу, – предупредил Кремер, сунул Ольге в руку пистолет Смоленкова и стал осторожно спускаться по лестнице. Профессора не было и на втором этаже. Не иначе как этот дьявол подстроил ловушку, но какую и где?

– Не двигаться, – прозвучал бархатный баритон за спиной Кремера. – Бросьте оружие.

Кремер бросил «макаров» на ковер и обернулся с поднятыми руками, стараясь не делать резких движений. Кармазин, похожий на взъерошенного грифа, стоял в проеме потайной двери с автоматом в правой руке.

– Сядьте, – приказал он.

Кремер опустился на стул. Кармазин держался метрах в двух, его автомат был наготове, и Кремер ничего не мог поделать.

– Скверная операция, профессор, – небрежно заметил он.

– Вы так считаете? – Брови Кармазина поползли вверх.

– Конечно. – Кремер пожал плечами. – Плохо, непрофессионально. Для человека с вашим опытом вы наделали непростительно много ошибок и в результате потеряли своих людей. Вам ничего не стоило вызвать подкрепление еще из-за ворот, держа внешнюю территорию под контролем. Вместо этого вы ворвались сюда и затеяли идиотскую стрельбу. Вы неврастеник, Кармазин. Вы просто ненормальны. Вам самое место в сумасшедшем доме.

Лицо профессора багровело, руки начинали трястись. В любую секунду он мог нажать на спусковой крючок, только чтобы не слышать слов Кремера.

– Я это понял сразу, когда увидел ваши оборонительные рубежи, – спокойно продолжал Кремер. – Вы страдаете манией преследования, отягощенной манией величия. Вам кажется, что вы земной бог, Кармазин, и, когда что-то грозит лишить вас этого заблуждения, вы теряете голову и не считаетесь ни с чем, лишь бы вернуть чувство превосходства. Но это чувство лжет вам. Вы сами себе лжете и в глубине души знаете это. Вашего превосходства не существует. Вы заурядны, Кармазин. Вы проиграли, и мне даже не жаль, что вам придется умереть. Обернитесь.

Профессор порывисто оглянулся, и Кремер сорвался со стула. Его ботинок врезался в скулу профессора, автомат отлетел в сторону. Кармазин покатился по полу, тут же вскочил и бросился к лестнице. Подбирая пистолет (автомат лежал слишком далеко), Кремер потерял пару секунд. Кармазин выбежал на лестницу, скатился по ней и понесся через холл к разбитой стеклянной стене. Вспрыгнув на узкий подоконник, он поскользнулся – подоконник был залит водой, а нога Кармазина вдобавок попала на выпуклый осколок хрустальной вазы. Он взмахнул руками, стараясь сохранить равновесие, отчего еще больше стал похож на грифа, и обрушился всем телом на длинные, изогнутые, как ятаганы, обломки толстого витринного стекла, торчащие из рамы. Один из этих обломков разорвал его сонную артерию, прошил горло насквозь и вышел под скулой с другой стороны шеи. В сущности, ему почти снесло голову. Когда Кремер подбежал, кровь еще хлестала фонтаном, но это была уже кровь мертвеца.

Наверху, на лестнице, показалась Ольга.

– Ты убил его?! – закричала она.

– Нет, – сказал Кремер. – Его убили его собственные комплексы. Поехали отсюда скорее, а то не ровен час явится еще кто-нибудь.

– Подожди. – Она спустилась, нахмурилась, подошла ближе и осмотрела плечо Кремера. – Ты ранен… Весь пиджак в крови.

– Царапина. Но, да… Нельзя же возвращаться в окровавленном пиджаке. Придется распотрошить гардероб Кармазина.

Он снял пиджак и рубашку. Ольга разыскала аптечку и быстро, ловко перевязала рану. Кремер потратил немного времени на поиски пиджака, похожего на прежний. Если пост лейтенанта Садчикова еще на месте, было бы нелегко объяснить, почему Кремер ехал на пикник в одном костюме, а возвращается в другом. К счастью, поиски увенчались успехом. Кремер и Ольга вышли к машине. На капоте и бампере «девятки» остались вмятины после того, как Ольга сбила охранника, но малозаметные и без следов крови. Кремер выбрасывал из корзины снедь и наполовину опорожнял бутылки, выливая содержимое на землю – как бы Садчикову не пришло в голову заинтересоваться, почему это на пикнике не притрагивались к еде и выпивке. Он сделал и глоток коньяка, для запаха.

В «макарове» оставалось всего три патрона, но больше никакого оружия Кремер не взял, как раньше не взял оружие оперативников у эллинга. Пистолет Смоленкова Ольга положила куда-то, когда перевязывала рану Кремера…

Он оглянулся на залитый кровью, разгромленный дом. Догорающий «Ягуар», пахнущие паленым мясом останки возле него… Кремер отнюдь не отличался преувеличенной чувствительностью, но эта картина и ему не была безразлична.

Неожиданно они услышали тихий стон. Стонал раненый охранник – а они совсем о нем забыли! Кремер подошел, склонился над парнем.

– Как ты, дружище?

– Ничего… В ногу попали, но в самую кость! Боль адская, я сразу сознание потерял… Что тут произошло? Где профессор?

– Мертв. Все трое мертвы.

– О господи…

– Я должна осмотреть тебя, – энергично заявила Ольга. – Само собой, перевязка, а если раздроблена кость…

– Вы врач?

– Помолчи.

Вдвоем с Кремером они перетащили парня в холл и уложили его на узкий диван-кушетку. Пока Ольга возилась с ним, Кремер задал вопрос:

– Ну как, ты еще хочешь ехать с нами?

– Теперь мне бояться некого, – слабо улыбнулся тот.

– Вот и отлично. Но тебе придется вызвать милицию… Через полчаса. Когда они приедут, плети им что хочешь, описывай хоть Фредди Крюгера с Дракулой, но не нас, понятно?

– Еще бы не понятно…

– Запомни крепко – не знаю, найдет ли меня милиция, а вот я тебя найду без труда.

– Я запомню. Я не опишу вас. Знаете, я… Я рад, что все это кончилось. Я ведь просто нанимался на работу. Платили хорошо, а у меня девушка, мы собирались пожениться… А здесь такие дела… И уйти нельзя было! Меня ведь не посадят? Правда, нет?

– Ну, ну… Поправляйся и женись. Только вот работу найди поспокойнее…

Ольга закончила медицинские процедуры, и теперь можно было наконец уезжать. Она села за руль, вела машину легко, свободно, лицо ее было безмятежным. Кремер сравнил ее состояние после встречи с лейтенантом Садчиковым – на грани нервного срыва – с теперешним, когда казалось, что с ее души свалился огромный камень. После того как она убила двух человек, с одним из которых прожила десять лет… Но что бы там ни твердили о загадочной женской натуре, Кремер понимал ее. Он отлично понимал ее.

– За мной долг, – сказал он. – Сегодня ты дважды спасла мне жизнь.

– После того, как подослала к тебе убийцу. Мы просто в расчете, вот и все.

Кремер улыбнулся.

Повторной встречи с лейтенантом Садчиковым они опасались напрасно. Милицейской машины на прежнем месте не было, их никто не остановил.

25

– Почему бы нам не попытаться его открыть? – спросила Ольга.

Она сидела напротив Кремера в сиреневом платье, потягивала горячий кофе и разглядывала стоящий у стены контейнер.

– Не все сразу, – ответил Кремер.

– Почему?

– Есть причины, – рассеянно сказал он, перелистывая бумаги в папке Кармазина. – Оля, похоже…

– Что?

– Это наброски исторической книги.

– Он писал книгу?

Кремер нарисовал в воздухе неопределенный полукруг горящей сигаретой.

– Приятнее считать себя ученым, и только по совместительству бандитом… Это в его характере, насколько я успел понять.

– Может быть, компьютерные диски…

– Здесь нет компьютера… Но не думаю.

– Как же мы узнаем, что в контейнере?

Не ответив ей, Кремер подвинул к себе телефон и начал набирать номер, но бросил трубку посла третьей цифры.

– Завтра, – сказал он. – Я очень устал. Я позвоню им завтра.

– Кому?

– Тем, с кем надеюсь поговорить о контейнере и обо всем прочем.

– А что мы будем делать сегодня?

– И на сегодня найдутся дела. Будем играть в писателей. Бумага у тебя есть, покупать не придется?

– Полно, вон в том ящике… Я еще давно купила. Понимаешь, я и сама хотела все записать… Ну, чтобы… Если они меня…

– Скорее мы их! Вот и пришло время. Сейчас ты возьмешь бумагу и ручку и как можно подробнее напишешь все-все-все. И о ребятах из «Темникова», и о том, что с нами произошло…

– Но ведь… Когда эта бумага попадет к властям…

– Не попадет.

– А для кого же я буду писать?

– Для Шведова.

– Для Шведова?! – Она поставила чашку на стол и со страхом посмотрела на Кремера. Он подошел к ней, обнял ее за плечи и заглянул в глаза.

– Ольга, ты должна научиться доверять мне. Просто сделай это. Сейчас я тоже засяду за сочинение опуса, а в нем напишу и о тебе – так, как сочту нужным. Завтра нам понадобится удача. И если все получится, то… Когда оба наши документа окажутся у Шведова, тебе будет нечего бояться, поверь.

– У меня и так лучшая защита в мире, – едва слышно произнесла она.

Со вздохом Кремер отстранился.

– Так где у тебя бумага?

Работа заняла несколько часов. Ольга закончила раньше и отправилась покупать продукты к ужину. Пока она отсутствовала, Кремер бегло просмотрел ее сочинение. Что ж, вполне исчерпывающе.

Он дописывал последнюю страницу, когда Ольга вернулась. Кремер с удивлением смотрел, как она с сияющим видом выкладывает из пакетов столько разнообразных деликатесов, сколько хватило бы небольшому ресторанчику на целый день работы. А когда она торжествующе выставила бутылку безумно дорогого шампанского, он не выдержал:

– Ты что, получила наследство?

Она засмеялась:

– Я получила больше, чем наследство. Я получила весь мир! Я свободна, я могу дышать…

Достав узкие высокие бокалы, она открыла шампанское.

– Подумать только, – задумчиво проговорила она, рассматривая на свет пузырьки в бокале. – Тебя взяли в оборот эти убийцы в Москве, а меня – убийцы в Хабаровске, и хуже этого на свете ничего не могло быть. А если бы этого не случилось, я бы никогда не встретила тебя, и я бы никогда…

Кремер отпил из своего бокала, поставил его на стол и поднялся навстречу Ольге. Ее руки обвились вокруг его шеи, губы коснулись его губ. Легкая дрожь пробежала по его спине. Внезапно он ощутил… Нечто странное, чему не было названия. Такое прочно забытое чувство, как в ранней юности, когда все краски и звуки насыщены, и цветные флаги хлопают на ветру в высоком синем небе… Когда все впереди и ничего за спиной, и нет еще мрачного кровавого театра, где действия следуют без антрактов и в любой момент незримый режиссер может крикнуть «Стоп!» и опустить черный занавес навсегда. Что общего могло быть между Кремером и этой женщиной, запутавшейся в тенетах ужаса и освободившейся лишь благодаря случайности?

– Оля, это невозможно… Нет, – прошептали его губы, но его глаза говорили «да».

И она поверила его глазам.

26

В семь утра Кремер проснулся, как-то внезапно. Неожиданно и сразу включились все органы чувств, как бывает иногда, если со вчерашнего дня ждешь чего-то важного, что должно произойти утром. Действительно, сегодняшнего утра он ждал с нетерпением…

Ольга спала рядом, уткнувшись в его плечо. Он осторожно погладил ее. Она открыла глаза и улыбнулась.

– Привет… Который час?

– Доброе утро, Оля. Самое начало восьмого.

Она выскользнула из-под одеяла и подошла к окну.

– Какая противная погода… Небо серое, дождь точно будет…

Кремеру нравилось смотреть на нее. Она потянулась и зевнула. В нем вдруг зажглось нежное, тревожное, щемящее желание. Он встал и привлек ее к себе… А потом все утонуло в нахлынувшей волне сладострастия.

За завтраком Ольга сидела в чем-то прозрачном, с растрепанными волосами, и нравилась Кремеру больше, чем причесанная и накрашенная. Она налила себе шампанского из бутылки (Кремер отказался), оставшейся вчера почти нетронутой. Внезапно она спросила:

– У тебя было много женщин? Я имею в виду – по-настоящему?

Кремер задумался – просто не знал, что ответить. По-настоящему? По-настоящему он всегда был машиной.

– Была одна женщина, – наконец сказал он. – Очень давно… В другой жизни.

– Ты любил ее?

Он помолчал, потом потянулся к телефону. После ряда долгих гудков отозвался мелодичный женский голос.

– Алло…

– Говорит Кремер. Доктора Минского, пожалуйста.

– Доктора Минского сейчас нет, он в отъезде… Что ему передать?

– Передайте, пожалуйста… То, что его интересует, у меня.

– У вас? – переспросила женщина с заметным волнением.

– Да.

– Где доктор сможет встретиться с вами?

Кремер назвал адрес квартиры.

– Когда? – спросила женщина.

– Сегодня, сейчас… – Он взглянул на часы. – Ну, скажем, к десяти он успеет?

– Хорошо. В десять.

Кремер положил трубку.

– Оля, здесь есть неподалеку какой-нибудь симпатичный парк?

– Что? А, парк… Ну, парк не парк, в таком-то районе… Но что-то наподобие. Направо, в паре кварталов. – Она показала рукой. – Зачем тебе?

– Я хочу, чтобы ты пошла туда, посидела там на лавочке. Сюда придут, может произойти все, что угодно. Возьми с собой мобильник и дай мне номер. Я позвоню, как только…

– Никуда я не пойду!

– Я не хочу подвергать тебя опасности.

– Я не боюсь.

– Оля… Дай мне запасные ключи, одевайся, иди в парк и жди звонка.

– У меня нет запасных ключей!

– Конечно же, у тебя есть запасные ключи.

Она поняла, что спорить бесполезно, выдвинула ящик, положила ключи на стол, написала на чистом листе номер мобильника и понуро принялась одеваться. В прихожей она порывисто обняла Кремера.

– Если с тобой что-нибудь случится…

– Со мной ничего не случится. Я обещаю.

– Я люблю тебя.

Она ушла. Кремер стоял у окна и смотрел, как она идет по улице. Потом он оделся, в половине десятого вышел из квартиры, перешел на другую сторону улицы и занял позицию в подъезде дома наискосок. Это был хороший наблюдательный пункт.

Ровно в десять у подъезда на противоположной стороне затормозил синий «Сааб». Водитель был в машине один. Он вышел, захлопнул дверцу. Когда Кремер увидел, кто прибыл, его сердце заколотилось.

Водитель «Сааба» вошел в подъезд, Кремер за ним. Когда тот позвонил в дверь на третьем этаже, Кремер бесшумно подошел и тронул его за плечо. Голдин обернулся.

– Здравствуйте, Андрей Викторович, – произнес он.

Кремер молча отпер дверь, пропуская Голдина вперед. Тот быстро вошел, огляделся. Сразу заметив контейнер, он бросился к нему, осмотрел и даже ощупал пломбы, замки, потом приподнял контейнер, пробуя вес. Затем он достал из кармана какой-то прибор размером с пачку сигарет, провел им вдоль боков контейнера. Прибор запищал.

– Прекрасно, – пробормотал он. – Прекрасно.

Он уселся за журнальный столик, положив перед собой коричневый кейс.

– Все в порядке. Вы справились с заданием, Андрей Викторович. Примите поздравления… По этому поводу не грех и выпить, – он достал из кейса плоскую фляжку коньяка. – Настоящий грузинский! – Он хохотнул. – Пусть этот французский клопомор пьют лягушатники.

– Минуточку, – сказал Кремер. – Я выполнил свою часть договора. А ваша часть? Пятьдесят тысяч долларов?

– Вот он, ваш гонорар.

Голдин снова поднял крышку кейса, что-то нажал сбоку. Отскочило второе дно. Кремер увидел аккуратно перетянутые будто бандероли пачки денег.

– Все пятьдесят тысяч, – произнес Голдин тоном фокусника, только что извлекшего зайца из цилиндра. – Десять пачек, в каждой по пятьдесят стодолларовых купюр. Можете пересчитать.

– Я в вас не сомневаюсь, – сказал Кремер.

Он и в самом деле не сомневался – все деньги здесь, и не фальшивые. Зачем устраивать какие-то трюки, коль скоро Голдин уверен, что этих денег Кремер все равно не получит?

– Ну а теперь, – проговорил Голдин, – мы можем выпить и побеседовать?

– Конечно.

Голдин оживился. Кремер достал маленькие рюмки, Голдин откупорил коньяк и налил в каждую рюмку доверху. Кремер ждал. Голдин усмехнулся и выпил первым, давая понять, что коньяк не отравлен. Выпил и Кремер.

– Буржуи, – сказал Голдин, – учат нас, что коньяк нужно пить из бокалов. И это одно из их исторических заблуждений… Что это за квартира, Андрей Викторович?

– Я просто снял ее.

– Да, понятно. Разумеется, нам понадобится ваш полный отчет об операции. – Голдин вновь наполнил рюмки. – Прозит!

Он выпил, поперхнулся, закашлялся.

– Ох… Бывает… – пробормотал он, запинаясь. – Дайте воды, пожалуйста…

Кремер вышел в кухню, налил стакан воды, еще и потоптался там с полминуты – надо же было дать Голдину время, в котором тот нуждался.

Снова войдя в комнату, Кремер протянул Голдину стакан.

– Ну как, ничего?

– Да, случается… – Голдин снова наклонил флягу над своей рюмкой. – Ну, теперь выпьем пристойно.

– Подождите…

– Что такое?

– Видите ли, – начал объяснять Кремер, – только что завершившаяся удачная операция знаменует начало сотрудничества, которое, как я надеюсь, будет долгим и плодотворным, не так ли?

Голдин неуверенно кивнул, пытаясь понять, куда дует ветер.

– Своего рода новый этап наших отношений, – продолжал Кремер, – так сказать, некое братство. И вот во имя укрепления этого братства я предлагаю по старинному шотландскому обычаю обменяться рюмками. Вы выпьете из моей, а я из вашей.

Голдину явно пришелся не по душе только что изобретенный Кремером старинный шотландский обычай.

– Лишняя сентиментальность, – буркнул он. – Мы с вами люди дела. Пейте, да и все.

– Нет, я настаиваю, – возгласил Кремер с шутовской улыбкой. – Старинный обычай!

Чуть не опрокинув стул, Голдин вскочил.

– Да вы пьяны! Вы что, пьете с самого утра?

Кремер вытянул руку. Его рюмка почти коснулась губ Голдина. Тот с силой ударил Кремера по руке, рюмка вылетела, как из пращи, и разбилась об стену. И тут же Кремер нанес Голдину такой роскошный апперкот, какого не выдавал, наверное, со времен студенческих боксерских матчей. Голдин рухнул как подкошенный. Кремер рывком поднял его на ноги и влепил еще один пушечный удар.

Сколько раз в жизни Кремеру приходилось драться, он не взялся бы подсчитать, и редко при этом он испытывал какие-то особые эмоции. Сейчас он впервые не дрался, а избивал человека, и делал это с мрачным удовлетворением, движимый одной лишь жаждой причинять этому человеку боль, как можно больше боли. Он бил кулаками и ногами, с использованием известных ему приемов и просто наотмашь. Лицо Голдина превратилось в кровавую маску, выбитые зубы падали на пол, он что-то мычал в полубессознательном состоянии, а Кремер бил еще и еще, пока не ощутил, что наносит удары уже по бесчувственному мешку с костями. Только тогда он остановился, тяжело дыша.

– Это тебе только за Анжелу, гадина, – сказал он.

Обыск в карманах Голдина дал ожидаемые результаты. Оружия не было. Правильно, бесполезная вещь – не дал бы ему Кремер вытащить оружие. Нашлась упаковка таблеток, где не хватало одной – очевидно, той самой, которая растворилась в коньяке в рюмке Кремера. А вот и пластиковый шприц, наполненный коричневатой жидкостью, тактический резерв. Кремер ведь мог и отказаться пить с Голдиным, или обстановка не располагала бы к тому. Но на шприц положиться трудно, если тот, кого требуется убить, постоянно настороже. Совместная выпивка несравнимо предпочтительнее.

В кейсе Голдина, кроме денег, ничего любопытного не нашлось. Кремер закрыл кейс и защелкнул замки. А вот что же это у него за устройство такое? Счетчик Гейгера, для определения радиоактивности? Не похоже.

Кремер поднял Голдина с пола, взгромоздил в кресло. Потом он принес с кухни еще стакан холодной воды и выплеснул Голдину в лицо. Тот зашевелился и застонал:

– Голова…

– А, голова болит? – посочувствовал Кремер. – Вот, примите таблеточку от головной боли.

Он сунул Голдину под нос извлеченную из его же кармана упаковку таблеток. Голдин отшатнулся, будто увидел ядовитую змею. Кремер хмыкнул, положил упаковку на стол.

– Начнем, – проговорил он.

27

Кремер подвинул стул и уселся напротив Голдина.

– Я буду рассказывать, а вы меня поправите, если я ошибусь… Итак, московская группа, к которой принадлежали и вы, по отлаженному каналу переправляла в Хабаровск нечто в партиях фармацевтического сырья. Что именно переправлялось – я вас пока не спрашиваю, вот же контейнер, а комментарии по поводу содержимого вы дать еще успеете. Будем называть эту московскую группу для удобства… Ну, скажем, «Хитрецы». Однако что бы там ни было в особых контейнерах, пришло время, когда вы захотели это для себя, и только для себя… Ну, может быть, для другой группы, это несущественно.

Голдин попытался вскинуться, но скривился от боли и прошипел:

– Откуда вы взяли этот бред…

– Если вы станете отрицать очевидное, терапия будет повторена. Вы меня поняли?

– Да…

– Хорошо. Вы вышли на контакт с людьми, действующими здесь под прикрытием фирмы «Темников», или с Кармазиным, или с теми и с другим, с целью организовать похищение груза. Но вы, разумеется, понимали, что «Хитрецы» в Москве этого так не оставят. Будут искать и, чего доброго, найдут. Тогда вы подбросили идею поручить эти поиски человеку со стороны. Как вы обосновали это предложение? Помните, если я замечу или даже заподозрю, что вы солгали хоть в мелочи…

– Запомню, запомню, – горько сказал Голдин, он говорил невнятно из-за выбитых зубов и распухших, окровавленных губ.

– Тогда отвечайте.

– Видите ли, деятельность «Хитрецов»… довольно секретна…

– Об этом я догадался.

– Я утверждал, что использование наших людей нежелательно. В случае провала от них потянулись бы ниточки…

– Ясно. Вам же поиск постороннего исполнителя давал возможность протянуть время. Вдобавок вы делаете блестящий, по вашему разумению, ход – выбираете меня, спившегося экс-профессионала, который ну никак не сможет выполнить задание. Но вам и этого мало. Детально изучив обстоятельства, вы находите возможность для подстраховки. Вы узнали, что полковник Шведов никогда не верил в мою невиновность, и, следовательно, что бы я ему ни рассказывал, не поверит и теперь. Да и как Шведов мог бы проверить мои утверждения? Против вас и «Хитрецов» у меня не было ничего – ни единого факта, адреса или настоящего имени. Труп Юрасова, полагаю, давно уже не на той даче, да и ее адрес мне неизвестен. Труп где-нибудь там, где его мог бы спрятать я и где он непременно был бы обнаружен… Вот так. Поэтому вы сообщаете Шведову о моем приезде в Хабаровск. Не знаю, что конкретно вы ему сообщили, кроме как о Юрасове, но это и неважно. Вы информируете Шведова, но не сразу – иначе меня с чужими документами взяли бы прямо в аэропорту, и «Хитрецам» не составило бы труда вычислить, откуда исходит утечка. Пока я ни в чем не ошибся?

– Нет…

– Не слышу!

– Нет!

– Теперь слышу. Далее, у меня есть несколько вопросов. Почему и как был убит Чаплыгин – мне понятно. Кстати, почему он останавливался в гостинице?

– Она недалеко от аэропорта. Когда нужно было встречать груз, он ночевал в гостинице, чтобы не вставать чуть свет и не гнать машину через весь город.

– Да, с Чаплыгиным ясно. А почему был убит Григорьев?

– Он был единственным связующим звеном… Через него я выходил на Кармазина. Он был опасен.

– Значит, операцией здесь фактически руководил Кармазин?

– Да, он.

– Он знал о содержимом контейнера?

– Нет, он работал за деньги…

– И почему вы до сих пор не забрали у него груз?

Голдин затравленно посмотрел на Кремера.

– Он затребовал вдвое больше. Я не мог согласиться. Если бы я уступил, он бы понял, как важен для меня этот контейнер, и конца бы этому шантажу не было. Я настаивал на первоначальной сумме…

– А если бы он заглянул в контейнер? Такое любопытство с его стороны совершенно естественно, а пломбы нетрудно и подделать.

– Не уверен, что он не заглядывал. Но он все равно не смог бы понять, что это такое… И продать это неизвестно что мог только мне.

– Возню в гостинице «Восход» он тоже затеял по вашей подсказке?

– Какую возню?

– С покушением на меня. Второй виток перестраховки?

– Он не мог не понимать, что кого-то обязательно пришлют…

– Значит, это его личная инициатива? Может быть, хотя тут я вам, пожалуй, не верю… Почему наемник ждал в отеле только одного человека, непременно одного? Думаю, вы сообщили ему, что прибудет один человек, но не передали ни имени, ни фотографии. Цель та же, что и в случае со Шведовым. Немедленное, уверенное покушение на меня могло бы указать на источник утечки. Но так или иначе ваши перестраховки ни к чему не привели, разве к тому, что на допросе у Шведова я догадался, кто стоит за этой игрой.

– Догадались? – потрясенно повторил Голдин. – Так это была просто догадка и у вас ничего нет?! Вы купили меня!

– Не купил, а заставил, – сухо уточнил Кремер.

– Будьте вы прокляты…

– Спасибо. – Кремер усмехнулся. – Всякому открытию, Голдин, предшествует гипотеза, основанная на анализе фактов. Но у меня есть и доказательство.

– Какое?

Кремер открыл одну из папок профессора.

– Это папка Кармазина, – сказал он, – ее содержимое к вам отношения не имеет, научно-исторические заметки. Но вот на этом листе… Видите, на полях?

Он поднес лист к лицу Голдина. На полях, справа, было написано мелким четким почерком: «Голдин – 250? 300?»

– Похоже, – продолжил Кремер, – он раздумывал, сколько с вас запросить. Но важно не это, а упоминание вашего имени… Вернее, псевдонима, вряд ли вы Голдин. Но и это сейчас не главное.

– А что же?

– Задание я выполнил, но вы еще не сдались, так? Я полагаю, вам не с руки ссориться с «Хитрецами». Вот если груз просто исчез, тогда дело другое, вы чисты… И после того как я сообщил по вашему телефону о выполнении задания, у вас оставалась еще одна возможность вывернуться. Вы могли бы доложить – вы приехали, я мертв, контейнера нет… Так вы намеревались действовать? Да ладно, какая разница, все равно сорвалось.

– Я недооценил вас, – проскрипел Голдин сквозь стиснутые зубы, которых у него не так много осталось.

Кремер рассмеялся:

– Ничего, бывает…

– И что теперь?

Подняв телефонную трубку, Кремер набрал номер Ольги.

– Возвращайся, – коротко сказал он.

Через несколько минут из прихожей донесся звук открывающейся двери. Голдин покосился на Кремера. Как метеор, в квартиру влетела Ольга и сразу бросилась Кремеру на шею. Увидев после столь бурного начала Голдина, она воззрилась на него с изумлением и испугом.

– Кто это? Что здесь произошло? Так долго… Я не могла больше там сидеть!

– Все в порядке, – сказал Кремер. – Оля, это тот самый негодяй, который убил Юрасова и ту девушку в Москве. Я не знаю, своими ли руками он убивал, но придумал все он.

– Это ты его так отделал?

– Нет, он сам, – ответил Кремер с усмешкой. – Порезался, когда брился. Оля, теперь еще одно, последнее поручение.

– Какое? – встревожилась женщина.

– Легкое.

Он улыбнулся, быстро написал что-то на листе бумаги и протянул ей.

– Вот адрес, – сказал он. – Сейчас ты сядешь в машину и отправишься туда. Поторопись. Там вывеска – «Дальневосточный социальный фонд». Попросишь охранников немедленно найти полковника Шведова. На их вопросы ответишь – по поручению Кремера. Шведову ты скажешь только одно – Кремер просит срочно позвонить. Дашь ему этот телефон, конечно.

– А ты? – спросила она.

– Я буду здесь, Оля! Где же еще? Он же будет сюда звонить. Пожалуйста, поспеши…

Тревожный огонек в ее глазах погас. Женщина кивнула, поцеловала его и ушла. Кремер повернулся к Голдину.

– Теперь я дам вам бумагу и ручку, и вы напишете все, о чем мы тут беседовали, только гораздо подробнее. А особенно подробно остановитесь на обстоятельствах убийств Анжелы Солнцевой и Олега Юрасова.

– Кремер, эти мои письменные показания об убийствах не будут иметь никакой силы, поймите. Я заявлю, что вы принудили меня.

– Где заявите, на суде? Не говорите чепухи. Вы будете писать для Шведова.

– Дайте мне воды…

– Вы уже достаточно выпили сегодня.

Сидя за письменным столом, куда его пересадил Кремер, Голдин писал плохо слушающейся рукой. Кремер внимательно прочитывал каждую страницу и частенько заставлял переделывать там, где Голдин слишком уж обтекаемо освещал собственную роль. Примерно через час, едва работа была закончена, ожил телефон.

– Слушаю, – произнес Кремер в трубку.

– Говорит Шведов.

– Я ждал вашего звонка.

– Что это за фокусы, Кремер? Здесь у меня Ольга Смоленкова…

– Никаких фокусов, Сергей Юрьевич. Если вы сейчас приедете, а куда именно – спросите Ольгу, я представлю вам не только доказательства моей невиновности в деле Юрасова, но и настоящего убийцу – вернее, одного из них. Он сидит передо мной.

Шведов помолчал.

– Мы приедем. Но учтите, Кремер…

– Я все учел, Сергей Юрьевич. – Он положил трубку.

Он ошибся… Он учел не все.

28

Когда он опускал трубку на аппарат, стоя вполоборота к Голдину, тот катапультировался со стула и нанес ему сокрушительный удар в голову. Такой атаки Кремер ждать не мог. Он считал, что физическое и психическое состояние Голдина позволяет не опасаться нападения. Это было ошибкой.

Кремер отлетел в угол и рухнул. Нокаутом это не было, но в нокдауне Кремер оказался точно, пусть и на какие-то секунды. Но и Голдин допустил ошибку. Либо он мыслил после кремеровской «терапии» все же не вполне ясно, либо поостерегся приближаться к столь опасному противнику. Вместо того чтобы воспользоваться этими секундами и попытаться покончить с Кремером, он рванулся к контейнеру. Схватив контейнер за ручку, он бросился в прихожую.

Он не добежал. Кремер выхватил пистолет и выстрелил. Пуля попала в руку Голдина выше локтя, он вскрикнул и выронил контейнер, который с глухим стуком упал на пол. Вторая пуля врезалась в косяк дверного проема между комнатой и прихожей, но Голдин уже открывал наружную дверь. Если с контейнером ему уйти не удалось, то шанс сбежать налегке оставался.

И он намеревался воспользоваться этим шансом. Выскочив на лестничную клетку, он захлопнул дверь. Пока Кремер, перед глазами которого еще плыла красно-черная пелена, возился с замком, Голдин уже выбежал на улицу и сел в свою машину. «Сааб» стартовал, как ракета. Когда Кремер вылетел следом из подъезда, он увидел только багажник машины Голдина, сворачивающей за угол.

Кремер плюнул с досадой и поплелся обратно. Ничего, еще не вечер. Вот только бы соседи не вызвали милицию из-за стрельбы… Но день рабочий, может, никого и нет.

Сидя в кресле, Кремер хмуро пил кофе. Если приедет милиция, нужно попробовать убедить их дождаться Шведова…

Милиция не приехала. Незапертая дверь открылась, в комнату вошел полковник Шведов в сопровождении двух оперативников.

– Где Ольга? – сразу спросил его Кремер.

– У нас.

– Вы задержали ее?

– У нас и права нет кого-то задерживать… Попросили ее подождать.

– О, попросили… Если пристав предлагает садиться, неудобно как-то стоять… Ну ладно, может, оно и к лучшему, – проговорил Кремер устало. – Нам нужно поговорить.

– Я тоже так думаю. Вы сказали, что…

– Он сбежал.

– Ах, вот как! Ну, тогда…

Кремер вытащил из кармана пистолет Шведова, держа его за ствол, и передал полковнику.

– Возвращаю ваше оружие.

Шведов взял пистолет, вытряхнул магазин на ладонь и покачал головой.

– Он неплохо поработал.

– Да… Полковник, не могли бы вы попросить и ваших людей подождать снаружи?

После недолгого колебания Шведов кивнул оперативникам. Те вышли. Шведов сел на стул. Кремер протянул ему три рукописи – свою, Ольги и Голдина.

– Просмотрите это, Сергей Юрьевич.

Полковник начал быстро листать исписанные страницы. Казалось, он лишь бегло знакомится с их содержанием, но на самом деле он читал, откладывая прочитанное на стол. Перевернув последний лист, он долго, молча смотрел на Кремера. Тот подтверждающе наклонил голову.

– Вот контейнер, о котором там идет речь, – показал он, – вот прибор, которым он что-то там проверял… Вот кейс, в нем пятьдесят тысяч долларов под вторым дном. Вот папки и компьютерные диски Кармазина…

– Если все так… – Полковник снова умолк и продолжил: – Это хорошая работа, Кремер.

– Все так, Сергей Юрьевич. Только вот Голдина я упустил. Вы мне верите?

– Верю. Большинство из этих сведений слишком легко поддается проверке, чтобы вы рискнули солгать.

– Но верите ли вы мне также и в другом?

– В чем?

– В том, что я был невиновен тогда… Когда меня осудили?

Поднявшись, Шведов подошел к кейсу, откинул верхнюю крышку и крышку второго дна, достал одну из пачек с деньгами, взвесил на ладони.

– Да. И не только потому, что просто верю, но еще и из-за этих денег. Я ведь ничего не знал о них. Что мешало вам их скрыть? Ничто. А тогда речь шла о значительно меньшей сумме… Но что вы намерены делать теперь?

– Наверное, какое-то время я еще буду вам нужен…

– Разумеется… Но потом?

– Вернусь в Москву… Правда, у меня ни денег, ни документов нет, чтобы купить билет на самолет.

– Это мы уладим. Но насколько мне известно, у вас нет работы…

– Хотите мне ее предложить? В «управлении М»?

– Почему бы и нет?

– Пожалуй, такой работы с меня достаточно… Нет, Сергей Юрьевич. Я доиграл последний акт. Аплодисменты, занавес.

– Никогда не говорите «никогда», – сказал Шведов с улыбкой.

– Теперь об Ольге, – произнес Кремер. – Вы должны сделать так, чтобы ей ничто не угрожало.

– Конечно. Она находится под нашей защитой. Она нарушала закон, но… Иногда на некоторые вещи можно закрыть глаза… И не информировать тех, кому глаза закрывать по службе не положено.

– И еще… Пока я буду нужен вам в Хабаровске… Можете вы устроить так, чтобы мы с ней не встречались? Скажите ей, что я улетел в Москву.

– Вы не хотите ее видеть? Почему?

Не отвечая, Кремер сидел в задумчивости. Почему? Долгие проводы – лишние слезы. Кремер ничего не мог дать ей, ничего не мог ей предложить. У него не было никаких, даже самых туманных представлений касательно его собственного будущего. Куда бы он повел за собой женщину, полюбившую его, поверившую в него? В пустоту? Он не мог поступить с ней так жестоко. Он знал, что он не тот человек, с которым женщина может быть счастлива.

Кремер тяжело поднялся из кресла.

– Наверное, нам пора ехать, Сергей Юрьевич, – сказал он.

Часть вторая Канун затмения

1

Подмосковье

Дорожный велосипед «Холлендер» подскакивал на ухабах лесной тропинки. В этот ранний час некому было увидеть велосипедиста. Одет он был самым обычным для любителей лесных прогулок образом – мягкие серые брюки, просторная куртка и бесформенная шляпа, низко надвинутая на лоб. Время от времени он озабоченно поглядывал на хмурое небо, но дождя, кажется, пока не ожидалось. Подходящая погода для рыбалки… Однако велосипедист не имел при себе удочки. Все, что у него было с собой, помещалось в небольшой полотняной сумке, притороченной под рамой велосипеда.

Тропинка плавно уходила вправо, но велосипедист не последовал по ней и въехал прямо в лес. Следующие полкилометра дались ему с трудом, руль то и дело вырывался из рук, когда переднее колесо попадало в ямы и подпрыгивало на колдобинах.

Лес закончился сразу, будто срезанный бритвой по линеечке. За пятиметровой травяной полосой тянулся в обе стороны высокий двухрядный забор из колючей проволоки. Велосипедист усмехнулся. Он знал, что метрах в ста направо он уперся бы в ворота с приколоченным к ним деревянным щитом с броской надписью: «СТОЙ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА!»

Усмехался он еще и потому, что знал также другое. Эта зона могла быть запретной для кого угодно, но вряд ли для него, Виктора Шабанова.

Он слез с велосипеда, снял измятую шляпу и пристально огляделся. Его льняные волосы казались пыльными из-за косо падающих лучей едва взошедшего солнца. В прищуре широко расставленных глаз было что-то от зловещего взгляда изготовившейся к атаке кобры. Красивый рот больше не кривился в усмешке, тонкие крылья прямого носа по-собачьи настороженно вздрагивали. Двухдневная щетина топорщилась на щеках и выдающемся вперед твердом подбородке – отнюдь не небрежность, а всего лишь деталь имиджа кое-как одетого, пренебрегающего ритуалом ежедневного бритья мирного подмосковного жителя. Когда, опустив глаза и низко надвинув шляпу, он трясся по кочкам на велосипеде, никакой самый проницательный наблюдатель не усмотрел бы в нем ничего подозрительного.

Шабанов мягко опустил велосипед на траву и развязал полотняную сумку, переоделся в извлеченный из нее маскировочный комбинезон. Со дна сумки он достал кусачки и странного вида небольшой электронный прибор, обмотанный разноцветными проводами. Велосипед и одежду он спрятал в ближайших кустах и бросил взгляд на часы. 5.42. Пора.

Заросшая травой полоса перед проволочным заграждением, разумеется, свободно просматривалась в любую сторону, но она не была абсолютно ровной. Обычный человек не обратил бы внимания на едва заметные углубления и возвышения почвы и уж тем более не сумел бы ими воспользоваться. Для Шабанова это была азбука выживания, а экзамен по этой дисциплине он сдавал не в уютном кабинете. Пять метров до колючей проволоки он переполз так, что с поста наблюдения его могли заметить разве что в мощный бинокль, да и то если точно знать, куда смотреть.

Теперь… Он вытащил из кармана прибор, размотал два провода, укрепил их зажимами на различных участках проволоки. Загорелся зеленый светодиод. Рука с кусачками поползла к проволоке, напряглась в запястье… О, как ему хотелось стереть пот со лба! Мало того, что теперь он заметен – если он ошибся, то вот этим кратким усилием кисти он сам подаст сигнал тревоги, и через несколько секунд…

Он с силой сжал рукоятки кусачек. Тихий щелчок, и колючая проволока с шуршанием опала на траву. Зеленый огонек на корпусе прибора сменился желтым. Где-то на пульте охраны индикаторы утверждали, что проволока не повреждена.

Еще раз… Вторую проволоку он перерезал уже спокойно. Прибор притаился в траве между ограждениями, как фантастический паук, раскинувший в ожидании добычи четыре длинных лапы-провода. Шабанов опустил кусачки на землю. Больше до возвращения они не понадобятся, а если он не вернется здесь, другого места для него не будет.

Лес за ограждением ничем не отличался от того, по которому проехал утренний велосипедист. Шабанов отполз достаточно далеко, чтобы деревья совершенно скрыли его, и поднялся на ноги. Он шел быстрым, бесшумным, пружинящим шагом, все его чувства обострились до предела. Там, за проволокой, он был простоватым мужиком, по недомыслию или по незнанию заехавшим куда не надо. Здесь уже все иначе.

Внезапно он остановился. Тренированный слух уловил в отдалении голоса; почти одновременно ветерок донес влажную свежесть близкой реки. Шабанов занял позицию за раскидистым кустом и осторожно раздвинул ветки. Раскинувшаяся перед ним живописная поляна просматривалась как на ладони.

Несколько солдат выгружали из машины какие-то тюки и свертки. На краю поляны постепенно вырастала палатка, в которой не было как будто необходимости – всего метрах в четырехстах выше по реке располагался охотничий домик, в изобилии и даже с избытком снабженный всеми мыслимыми благами. Но не станешь же оспаривать генеральские прихоти, если ты еще в здравом уме…

Шабанов не стал дожидаться, пока выберут место для костра, установят металлический треножник под котелок. Он отпустил ветку и тихо прокрался вдоль берега реки до круглой бухточки, усыпанной валунами и обломками замшелого известняка. У воды человек в капитанской форме отдавал распоряжения двум рядовым, но расстояние мешало расслышать слова. Это не беспокоило Шабанова: он примерно знал, что говорит капитан. Теперь оставалось только ждать.

6.01. Черная машина преодолела поворот на приличной скорости и устремилась к воротам с предупреждающей надписью. Развалившийся на заднем сиденье генерал Стрекалов чуть не откусил на ухабе фильтр «Мальборо» и смущенно хмыкнул.

– Потише, Саш… Ты меня угробишь когда-нибудь.

Водитель бросил на генерала веселый взгляд через плечо и сверкнул белозубой улыбкой.

– Не впервой, Василь Василич… Прорвемся!

– Ладно уж… На дорогу смотри, – благодушно буркнул генерал. Он отечески любил этого симпатичного парня, а пикировка из-за скорости была их привычным ритуалом. У ворот их остановили. Разумеется, охранник не мог не узнать генерала Стрекалова и его личного водителя, тем не менее документы проверил с обычной тщательностью.

Генеральская машина медленно двинулась на охраняемую территорию. Стрекалов уважал посидеть с удочкой в излюбленном месте на берегу, причем его меньше всего беспокоило, поймает он что-нибудь или нет. Да и зачем, когда в другой машине уже привезли отменную рыбу для генеральской ухи. Но в эти одинокие утренние часы (он никогда не позволял охране болтаться у него на глазах; где-нибудь в лесу – пожалуйста, но подальше) так хорошо и легко думалось, и не только о предстоящей работе…

В 6.30, когда на поляне шли приготовления к разведению костра и на складной столик выставлялась водка и разнообразная снедь, в уединенной бухте Василий Васильевич Стрекалов удобно устроился на камне у самой воды и забросил удочку.

Два охранника прошли совсем недалеко от притаившегося Шабанова. До него донеслись обрывки разговора.

– Похоже, старик в духе. Может, поговорить с ним сегодня, как ты думаешь?

– Поговори, поговори… Только давай слиняем отсюда, если он нас заметит, к нему потом ни на какой козе не подъедешь…

Они зашагали дальше и исчезли за деревьями. Лишь двадцать метров по прямой отделяли Шабанова от пожилого генерала. Стрекалов сидел в расслабленной позе, задумчиво наблюдая за пляшущим на волнах поплавком.

Шабанов поднялся, подошел к генералу и остановился за его спиной. Ни один звук не выдавал его присутствия, лишь тихо плескала о камни вода. Он наклонился, и увесистый, отшлифованный водой камень лег в руку, превратившись в смертоносное оружие.

– Василий Васильевич, – едва слышно позвал Шабанов.

Генерал оглянулся. Он не казался встревоженным, лишь раздражение от того, что ему помешали, читалось в его взгляде. Продолговатый валун врезался в левый висок генерала с противным звуком, средним между чваканьем и хрустом. Стрекалов не успел ни крикнуть, ни вздохнуть, ни даже изменить выражение лица. Он рухнул на камни. Шабанов приподнял труп и переместил так, чтобы голова жертвы оказалась в воде. Уходя, он не обернулся.

6.47. Шабанов поднял кусачки там, где оставил их, у разреза в проволочном заграждении. Он отвинтил крышку, которой заканчивалась одна из рукояток. Из полой трубки появился инструмент, отдаленно напоминавший полотно ножовки по металлу с надетыми на зубья колесиками, вслед за ним на подставленную ладонь выпали два крошечных металлических зажима. На обоих концах того, что походило на ножовочное полотно, Шабанов закрепил свежие срезы колючей проволоки, приладил кусачки к рычажкам и несколько раз энергично сжал кисть руки. Концы проволоки сошлись, она снова была туго натянута. С помощью кусачек он укрепил на месте соединения маленький зажим, нажал кнопку на электронном устройстве и снял два из четырех проводов. Операция повторилась и со второй проволокой. Теперь лишь после тщательного изучения можно было установить существование разрезов, но кому пришло бы в голову этим заниматься, если приборы на пульте охраны однозначно утверждали: целостность заграждения не нарушалась.

В 6.54 небрежно одетый велосипедист в видавшей виды мятой шляпе неторопливо катил по ухабистой тропинке к остановке электрички.

Несмотря на сравнительно ранний час, становилось жарко. В тамбуре Шабанов прислонил велосипед к стене и закурил, рассеянно глядя на пробегающие за грязным стеклом деревья и столбы.

Тело генерала Стрекалова обнаружили в 7.20. Короткое расследование установило: несчастный случай. Было очевидно, что генерал поскользнулся на влажных камнях, упал и ударился головой.

2

Москва

Кремер заканчивал бритье в ванной, когда заверещал телефон. На ходу вытираясь полотенцем, Кремер прошел в комнату.

За все время, проведенное в Хабаровске в контакте со Шведовым и сотрудниками «управления М», Кремер так ничего и не узнал ни о функциях управления, ни о содержимом шестнадцатого контейнера. О первом вообще не говорилось; что до второго, Кремер задавал вопросы, но Шведов с каждым разом отвечал все более уклончиво и неохотно. В конце концов Кремер прекратил спрашивать. Он был профессионалом и знал, что не на все вопросы можно получить ответы… Но тут у него создалось впечатление, что Шведов не то чтобы скрывает от него информацию, но и сам пребывает в некоей растерянности.

Он взял трубку:

– Слушаю.

– Андрей Викторович?

– Да.

– Здравствуйте, это Шведов. Я прилетел в Москву специально, чтобы повидаться с вами… Вы свободны сейчас? Можете меня принять?

– Хм… А вы думаете, будь я и занят, сказал бы «нет, не могу»? Приезжайте, конечно.

– Я буду через пятнадцать минут.

В трубке послышались гудки отбоя.

Полковник Сергей Юрьевич Шведов прибыл даже раньше. Рукопожатие было крепким; Шведов уселся в кресло у журнального столика, закурил и огляделся в поисках пепельницы. Кремер подал ему тяжелую хрустальную ракушку и вежливо спросил:

– Как долетели, полковник?

– Спасибо, ужасно, – ответил Шведов. Еще светящаяся шапочка пепла с его сигареты упала в толщу хрусталя, на миг осветив прозрачные грани. Он достал из кейса коричневую папку.

– Я хотел, – произнес он, положив папку на стол, – поговорить с вами о контейнере… И о том, что с этим связано.

– Вы проголодались с дороги?

– Нет, ничего не нужно… У меня мало времени. Так вот, контейнер… Мы передали его в лабораторию. Там оказались запаянные капсулы из зеркального стекла, упакованные так, что вряд ли могли разбиться даже при сильном ударном воздействии. Понятно, что эксперты не спешили их вскрывать. Они начали с изучения прибора, которым пользовался Голдин… Но его назначения установить не удалось. Тогда одна из капсул была вскрыта, со всеми предосторожностями, в герметичной камере с помощью дистанционных манипуляторов. И вот… Прочтите.

Он протянул папку Кремеру. Там лежал один-единственный листок.

– Выводы экспертизы кратко, – пояснил Шведов.

Кремер скользнул по листу взглядом, потом вчитался внимательнее.

– Мне не все понятно, я не специалист. Но похоже, это… Какое-то химическое или биологическое оружие?

Шведов покачал головой:

– Таким было и первоначальное мнение наших экспертов. Это действительно опасная штука. Но дальнейшее изучение… Как бы вам лучше объяснить, Андрей Викторович… Ну вот, по аналогии. Скажем, управляя автомобилем, можно сбить человека, убить его. Но ведь никто не станет конструировать современный автомобиль со всеми этими кондиционерами, компьютерами и автоматикой с единственной целью совершить на нем наезд… Так же микроскопом можно забивать гвозди. Но микроскоп не для этого создан. Мы имеем дело с биохимическим соединением невероятной сложности, совершенно неизвестным специалистам. Мы консультировались с крупными учеными. Никто не может даже отдаленно предположить, как это было получено и для каких целей предназначается.

– Вот как, – пробормотал Кремер. – Полковник, но как же «Хитрецы»?

– «Хитрецы»? Ах да, вы так называли московскую группу Голдина… К сожалению, те места в его письменных показаниях, где речь идет о «Хитрецах», – чистейшая ложь.

– Но чем же я тут могу помочь?

– Тут, конечно, ничем. Вы можете помочь в другом. Мы вели тщательное расследование, взяли всех уцелевших бандитов из «Темникова», допросили всех сотрудников «Восток-Дельты»… Пытались установить хотя бы, кому эта посылка была адресована. Увы, тщетно… Видимо, это знал только Григорьев – и отправители в Москве, конечно, но к ним нет почти никаких подходов.

– Почти?

– Из-за этого «почти» я и приехал. Мелькнуло одно имя человека из Москвы…

– Что значит «мелькнуло»?

– Изучались, как вы понимаете, все контакты Григорьева, его бумаги, а также документы и диски Кармазина и много, много что еще… Но я вынужден сказать именно так – мелькнуло, не более.

– Что за имя?

– Виктор Шабанов.

Кремер коротко рассмеялся:

– Хорошо, что не Иванов! Да вы представляете, сколько в Москве Викторов Шабановых?

– Очень хорошо представляю. Немало, и мы проверили их всех.

– Ого!

– По ряду параметров интерес может представлять только один Виктор Шабанов, бывший спецназовец ГРУ.

– Почему только он?

– Есть дополнительные основания, – туманно ответил полковник.

– Так… И что же от меня требуется?

– Если вы согласитесь, я намерен поручить вам дальнейшую разработку этого Шабанова.

– А не проще ли его похитить и допросить?

– Благодарю за совет… Мы сами как-то не додумались. А еще проще публиковать для них регулярные отчеты о нашей деятельности в газетах. Эффект был бы аналогичным. Стоит нам сделать так, чтобы Шабанов пропал из их поля зрения, и мы уже нигде, никогда и никого не найдем…

– Но почему вы хотите поручить это мне? У вас не хватает людей?

– Людей, посвященных в эту операцию, действительно не хватает. Но не только в этом дело. Это должны быть вы.

– Да почему же?!

– Потому что может проявиться исчезнувший Голдин.

– Теперь я совсем не понимаю. Он же узнает меня, если увидит.

– Узнает, – согласился полковник, – и оставаясь в неведении относительно вашей истинной роли, как он поступит – как ОНИ поступят?

Кремер пожал плечами:

– Понятия не имею.

– Я тоже… Но как-то они поступят, верно? А вы этим воспользуетесь.

– Полковник, – возмутился Кремер, – да это вы просто хотите мною воспользоваться! Как камнем, брошенным в тихий омут, где черти водятся! Камень, безусловно, утонет, так на то он и камень…

Вертя в руках пачку сигарет, Шведов молчал с минуту.

– Андрей Викторович, – сказал он наконец, – мы столкнулись с чем-то странным, непонятным… И боюсь, крайне опасным. Вы очень нужны мне. Я рассчитывал на вас… Но я вас понимаю. Сейчас у вас нет резонов их опасаться. Они вас не тронут – зачем? Все, чем вы могли им насолить, уже сделано вами. Если же вы примете участие в операции, все изменится… И мне ясно, почему вы считаете это неприемлемым для себя. Мне остается откланяться… Простите, что побеспокоил.

Полковник встал; Кремер тяжело вздохнул.

– Как, по-вашему, – спросил он, – мне удастся подойти к этому Шабанову?

Пристально посмотрев на Кремера, Шведов снова сел в кресло.

– С предельной осторожностью. Скоро начнутся съемки фильма с рабочим названием «Неоновый тигр», это боевик в голливудском духе… В качестве первого шага мы внедрим вас в киногруппу, им нужен каскадер, специалист по автомобильным трюкам.

– Каскадер? – удивленно переспросил Кремер. – Но я же не каскадер.

– Вы участвовали в автородео. С автомобильными трюками как-нибудь справитесь.

– Когда это было… Но ладно, допустим, справлюсь, а зачем?

– Мы оговорим детали, если вы согласны в принципе.

– Я думал, вы уже поняли, что я согласен.

Закуривая, Шведов чуть улыбнулся.

– Сергей Юрьевич, – сказал Кремер, – я хотел спросить о другом… Как там… Ольга Смоленкова?

– С ней все в порядке, – сразу ответил Шведов.

– Показания ребят из «Темникова» могли бы здорово навредить ей.

– Нет, она вне опасности. Можете мне поверить.

Кремер не стал спрашивать, каким путем это было достигнуто, ему хватало и слова Шведова. Ему очень хотелось задать другой вопрос об Ольге Смоленковой… Но он не задал этого вопроса. Поднявшись, он подошел к окну, отдернул штору. Внизу проносились машины, сверкая красными тормозными огнями у перекрестков, у входа в супермаркет пожилая хозяйка рассыпала пакеты на тротуаре и собирала их, катались на скейтбордах мальчишки с плеерами, смеялись девушки. Разноцветная суета. Люди занимаются своими мирными делами, встречаются с друзьями, возвращаются домой, включают телевизоры, играют с детьми и собаками, веселятся в ресторанах… Так было вчера, так сегодня, так будет завтра. Но настанет ли завтра для Андрея Кремера?

Он обернулся.

– Итак, киногруппа, – сказал он.

3

В тот день и час, когда на мокрых камнях рыбацкой бухточки умер генерал Стрекалов, в сотне километров оттуда, в районе подмосковного Новинска, бежевая «шестерка» срезала последний поворот на дороге к спортивному лагерю «Рассвет». За рулем сидел Олег Сергеевич Голдин – впрочем, уже с документами на другое имя. Машина прокатилась по короткому отрезку свежеасфальтированного шоссе и замерла у высоких деревянных ворот.

С обеих сторон к дверцам «шестерки» подошли парни в камуфляже и заломленных набок беретах, вооруженные короткоствольными автоматами. На рукаве у каждого была повязка, декорированная символическим изображением древнерусского воина в шлеме, эмблемой организации «Союз витязей». Так как «Союз» этот являлся организацией совершенно легальной и законопослушной, автоматы парней были всего лишь макетами.

Тот из парней, что подошел слева, молча и непроницаемо уставился на прибывшего. Голдин протянул ему карточку размером с карманный календарь. Это и оказался прошлогодний календарь с фотографией популярной певицы, пересеченной под углом толстой черной линией.

– К полковнику Боровикову, – сказал Голдин. Парень кивнул, вернул календарь. Ворота открылись, и машина вкатилась на территорию лагеря.

Голдин приезжал сюда не впервые. Он вел «шестерку» вдоль скучного ряда корпусов, похожих на бараки, тянувшегося справа от дороги. Слева была устроена превосходно оборудованная полоса препятствий, не уступающая спецназовским. За спортплощадками виднелись еще три-четыре деревянных строения и наблюдательная вышка, где маячил одинокий дежурный. У забора приткнулись запыленные грузовики.

Затормозив около стоявшего особняком фанерного домика, Голдин вышел, постучал в незапертую дверь и открыл ее.

Из-за стола навстречу гостю поднялся высокий мужчина лет пятидесяти с могучими плечами и начинающими седеть коротко стриженными волосами. Он напоминал бывшего боксера. Светлые глаза его смотрели проницательно и холодно. Отставной полковник Иван Боровиков подошел к Голдину, последовало рукопожатие.

– Здравия желаю, полковник, – произнес Голдин, жестом предлагая садиться. – Решил посмотреть, как у вас идут дела.

– Физическая подготовка бойцов ведется планомерно, – доложил Боровиков. – Да вы сейчас сами увидите…

Голдин помолчал, побарабанил пальцами по крышке стола.

– Скоро, – сказал он. – Теперь уже скоро. Подписание договора состоится сегодня… Ну ладно. – Он встал. – Пойдемте, взглянем…

Они вышли из домика и направились к спортивным площадкам. Несколько минут они молча наблюдали за упражнениями.

– Орлы? – улыбнулся Боровиков.

– Орлы… Так, что с оружием?

– Вместе с тем, что получено вчера, у нас полный комплект. Все тайники забиты под завязку.

– Хорошо. Теперь вот что… С этого часа никаких увольнительных. Полная готовность.

– Да, понял.

4

Возвращаясь на машине в Москву, Голдин опустил боковое стекло, расслабился, закурил. Он включил радио, пощелкал клавишами фиксированной настройки, остановился на джазовой программе. «Джаз, – подумал он, – ценят за непредсказуемость, а в жизни чаще всего непредсказуемость – враг…» Но не всегда. Кто мог бы предсказать, что рука провидения сведет вместе трех столь различных людей – Георгия Горта, Виктора Шабанова и Олега Голдина? А разве не чудом было то, что ему удалось выбраться из Хабаровска, из кольца полковника Шведова – ему, столь узнаваемой персоне с изуродованным лицом? Ведь в Хабаровске ему сумели только первую помощь оказать, а вот уже в Москве пришлось чуть ли не пластическую операцию делать…

Глубоко задумавшись, Голдин едва не сбил большую черную собаку – на скорости, с какой он ехал, это вполне могло закончиться аварией. Размышлял он, разумеется, не о путях провидения, кои неисповедимы, а о генерале Злобине – слабом звене в четко выверенной, почти геометрической структуре. Если сегодня не удастся достичь согласия, то… Что же, со Злобиным или без него поезд должен отправиться. Жаль, конечно, будет потерять Злобина. Но… С ним или без него… Он умный человек, он обязан это понять.

Когда «шестерка» Голдина въезжала в Москву со стороны Филевского парка, на Садовое кольцо величественно выплыл белый лимузин. В салоне, отделенном от водителя прозрачной перегородкой, расположился моложавый, но уже начинающий тучнеть мужчина в элегантном светлом костюме, с бокалом «Реми-Мартена» в правой руке и длинной коричневой «сигариллос» в левой. Лицо его можно было бы назвать привлекательным, если бы не близко посаженные бездонно-темные глаза, пристальный взгляд которых способен был загипнотизировать и удава. Тонкое кольцо с крохотным бриллиантом и очки в простой стальной оправе дополняли облик Георгия Горта – председателя совета директоров и фактического владельца крупнейшего концерна «Горт Энтерпрайзез». Он не любил шумихи вокруг своих предприятий, и едва ли многие знали, что кроется за примелькавшейся эмблемой – золотым кружком с солидными латинскими буквами GORT. А скрывалось за ней многое, очень многое.

Георгий Горт начинал свою фантастическую карьеру с небольшой торговой фирмы. Потом – импорт автомобилей, биржа, банки. Самолет его судьбы круто набирал высоту. Теперь Горт владел концерном с очень серьезной репутацией в России и отделениями в добром десятке стран, включая Германию и США. Его имя прочно занимало одну из верхних строк в списке журнала «Форбс», ему верили на слово бизнесмены Запада. Оборотная сторона медали была открыта мало кому. А между тем, если бы, к примеру, некоему арабскому шейху пришло в голову купить русскую атомную бомбу – он знал, к кому обратиться. Это не столь уж большое преувеличение.

И совсем узкий круг людей находился в курсе третьей, абсолютно тайной жизни Георгия Горта. Только эти люди знали, что миллиардера интересует не только, а главное – не столько финансовое могущество и завоевание новых рынков. Его амбиции простирались дальше. Он хотел получить все. Будущий мир представлялся ему в виде сверкающего небоскреба, на вершине которого ослепительно сияют четыре латинские буквы GORT. Все остальное не имело особого значения. И когда судьба свела его сначала с Голдиным, а потом с Шабановым, он не колебался ни секунды. Информация была невероятной, но доказательства – неопровержимыми. Его час пробил.

Мелодично запел сигнал мобильного телефона. Горт ответил, сказал несколько слов по-английски (звонил его компаньон из Нью-Йорка). Потягивая «Реми-Мартен», Горт продолжал мало что значащий для него разговор о текущих делах…

Кроме Георгия Горта и водителя, в лимузине никого не было. Горт редко брал с собой телохранителей, и сам не носил оружия. Во-первых, он слишком хорошо знал, что в случае грамотно организованного покушения (а по-другому на его уровне редко бывает) никакие телохранители и оружие не спасут. А во-вторых (и это было важнее), он считал, что стремление прятаться за спины и стволы – признак слабости, а не силы. Горт не без оснований причислял себя к сильным людям.

Магнат закончил телефонный разговор, погасил догоревшую «сигариллос», зажег новую. С противоположных направлений, с разных сторон лимузин Георгия Горта и «шестерка» Олега Голдина стремились к одной точке на карте Москвы.

5

Объект «Адамант», биохимическая станция

Дальний Восток

27 километров к западу от Амурска

Профессор Дмитрий Петрович Скрябин, сутулящийся, словно под грузом прожитых лет, в сопровождении двух ассистентов миновал короткий, отделанный белым пластиком подземный коридор и остановился перед тяжелой стальной дверью. Справа мерцал экран монитора. Едва профессор пересек линию фотоэлементов, на экране загорелись зеленые буквы: «Допуск?» Профессор приложил ладонь к прямоугольной матовой пластине. Экран мигнул и высветил: «Лаборатория-1. Категория А. Допуск разрешен». Аналогичные манипуляции проделали и оба ассистента, после этого профессор набрал код, и металлическая плита медленно отъехала в сторону. Пришедшие оказались в следующем помещении – узком, как пенал, с тускло блестящими стенами. Стальная дверь закрылась за ними.

Не обменявшись ни словом, ученые переоделись в извлеченные из автоматически раскрывшихся ячеек защитные костюмы, больше похожие на скафандры. Только тогда профессор открыл вторую дверь. Такая процедура строго регламентированных предосторожностей являлась штатной для всего персонала объекта «Адамант».

В просторном безлюдном помещении вспыхнул яркий свет бестеневых ламп. Три человека подошли к прозрачному кубу в центре зала, напоминающему огромный аквариум. Профессор отпер сейф, достал рабочий журнал, отметил дату и время.

– Серия сорок два, – распорядился он.

Ассистент постучал по клавиатуре компьютера. Манипуляторы внутри стеклянного куба подняли полуразложившееся тельце кролика, находившееся там со вчерашнего дня, и перенесли его на нечто вроде маленького операционного стола. Из опустившихся с гудением гофрированных труб вырвались сверкающие иглы и вонзились в то, что еще недавно было живым существом. Дернулись стрелки циферблатов, взметнулись мерцающие столбики светодиодных индикаторов, по экранам пробежали ряды цифр.

– Вывод автоматических энзимов из лизосом ускорен, – услышал профессор в наушниках приглушенный голос ассистента. – Коэффициент двенадцать и шесть. Еще уточнить?

– Не надо, – буркнул Дмитрий Петрович. – И так вижу.

– Цепная реакция автолиза… Где-то два и девять, и возрастает.

– Хватит. – Профессор махнул рукой. Ассистент дотронулся до квазисенсора. Манипуляторы смахнули останки кролика в черную воронку, и поток дезинфицирующей жидкости унес их прочь, к расположенным глубоко под землей высокотемпературным кремационным печам.

– Где-то мы ошиблись, – сказал профессор. – Вместо того чтобы замедлять гидролиз органики, бета-13 ДНК стимулирует его по сравнению с предыдущей серией.

– Я думаю, все дело в последней партии «Фантома-ноль», – пробормотал ассистент.

Все трое одновременно посмотрели в одну сторону. Там, в высоком титановом сейфе, хранилась небольшая емкость, похожая на атташе-кейс. А внутри ее в упругих ячейках покоились восемь одинаковых запаянных цилиндров из зеркального стекла, как миниатюрные термосные колбы.

– Может быть, – продолжил ассистент, – им не удалось на сей раз достичь нужной степени очистки. Возможно, загрязнение азотом воздуха…

Второй ассистент что-то торопливо набрасывал в журнале, неловко удерживая капиллярную ручку пальцами в защитной перчатке.

– Профессор, посмотрите, – позвал он. – Если разорвать репликативную молекулу вот здесь…

Дмитрий Петрович опустился на вращающийся стул возле пультов.

– Нет, – сказал он.

– Почему нет? – удивился молодой человек. – Смотрите, вот схема…

– Не в том смысле «нет», – устало проговорил старик. – Я не буду сегодня работать. Я… Неважно себя чувствую. Пойду домой.

– Что с вами, профессор? – взволнованный ассистент подошел к нему. – Сердце? Может быть, укол? Непременно сейчас же зайдите в медпункт!

– Да, спасибо, Юра… Непременно. – Профессор поднялся и направился к выходу. – Все в порядке, работайте. Серия сорок три… Попробуйте, что вы там придумали.

У двери профессор поднял телефонную трубку.

– Скрябин, возвращаюсь, – произнес он.

Внутренняя дверь плавно открылась и вновь закрылась за профессором. После полной автоматической дезинфекции Скрябин вновь переоделся, и в тамбур-шлюз вошли двое крепких парней. Они носили белые халаты, но род их деятельности на объекте был далек и от науки, и от медицины. С обычным извиняющимся видом они молниеносно обыскали ученого и кивком отпустили его. Любой выходящий из Лаборатории-1 неизбежно подвергался этой процедуре, будь то хоть десять раз в день. Исключений не делалось никогда и ни для кого.

По дороге к лифту на поверхность профессор даже не взглянул в сторону медпункта. Он не солгал, ему действительно нездоровилось, но причина недуга коренилась глубоко и оставалась неподвластной медикаментам.

Выйдя из лифта, Скрябин миновал светлое помещение, залитое утренним солнцем сквозь кроны многочисленных деревьев, и вышел на километровую кедровую аллею, протянувшуюся от лабораторного комплекса к жилому сектору. Превосходная погода лишь ухудшила его настроение. Он торопливо, не оборачиваясь, пересек асфальтированную дорожку, ведущую к мрачным каменным строениям – казармам охраны, приветствовал двух коллег из Лаборатории-2, попавшихся навстречу. Вообще-то, у профессора была машина – «Пежо-306», на которой он мог ездить по территории объекта, – привилегия по статусу, возрасту и заслугам, но он редко ею пользовался.

У ворот жилого сектора, или городка, как его называли ученые, на Скрябина угрожающе уставились мертвые глаза телекамер. Потом створка ворот отползла вправо: дежурный у мониторов узнал профессора. А если бы к воротам направлялся чужой, он был бы немедленно задержан службой безопасности… И кто бы он ни был, ему вряд ли стоило бы завидовать. Даже один факт существования объекта «Адамант» являлся самоценным секретом. Территорию и со спутников практически бесполезно было фотографировать – тайга, озеро, больше ничего.

Жилой городок представлял собой несколько уютных коттеджей, накрытых большим металлическим куполом. Над этим куполом можно было сколько угодно летать на самолете хоть на минимальной высоте – и видеть тайгу, только тайгу. А специальное покрытие металла с элементами технологии «Стелс» делало его слабо уязвимым для большинства средств обнаружения. Маскировкой занимались высококлассные мастера.

Коттедж профессора Скрябина, самый большой и комфортабельный, располагался прямо у стены купола, над обрывом к озеру – прислушавшись, ученый мог различить ритмичное пыхтенье насосов водозаборной установки внизу. Хитроумная система освещения внутри купола полностью имитировала естественный свет, вдобавок еще и следуя смене дня и ночи. Проектировщики и строители на славу позаботились о том, чтобы научный персонал не испытывал никаких психологических неудобств и мог сосредоточиться на работе.

Мысль о работе заставила пожилого ученого вздохнуть. Он вставил в замок магнитный ключ и вошел в прихожую, обставленную старомодно, по его вкусу.

Кабинет на втором этаже встретил Дмитрия Петровича привычным, милым сердцу беспорядком. Сюда он не допускал никого, даже домработницу Клаву (конечно, сотрудницу службы безопасности). Во время регулярных обысков в отсутствие хозяина другие сотрудники данной службы старались вернуть на место каждый клочок бумаги.

Скрябин уселся за стол, откинулся во вращающемся кресле модели «Президент». Перед ним были разбросаны исчерканные беспорядочные заметки, касающиеся проведения опытов по Серии 42, а чуть дальше, почти на самом краю стола, возле системного блока компьютера, лежала раскрытая книга. Откровение святого Иоанна Богослова… Профессор не хотел смотреть на книгу, он слишком хорошо знал, что там написано.

«Горе живущим на земле и на море, потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что не много ему остается времени… И дано было ему вести войну со святыми, и победить их…»

Старый ученый стиснул ладонями виски, развернул кресло к окну, где за несколькими чахлыми деревцами виднелись крепежные фермы металлической стены, отгораживающей его от мира, которому он готовил страшную судьбу…

Дмитрий Петрович Скрябин ждал. Он ждал с тех пор, как совершил нечто, означавшее для него единственную надежду. Да, он нарушил все свои обязательства… Но это не имело значения. Он должен остановить их… И если к цели ведет лишь такой путь, следует пройти его до конца.

Профессор достал из маленького холодильника бутылку апельсинового сока, наполнил стакан, плеснул чуть-чуть водки.

К нему придут. Должны прийти, должны найти средства и способы. Не так уж неприступен этот чертов «Адамант».

А если нет? Что сможет сделать он сам, старый больной ученый? Ничего… Нет выхода. Он умрет здесь, его убьет опухоль, стремительно разрастающаяся в мозгу. Боже, он может только ждать…

На белом плоском телефоне с тихим гудением замигала зеленая лампочка. Это из лаборатории… Профессор медленно отхлебнул из стакана, невидящими глазами уставился на зеленый огонек.

Горе живущим на земле и на море, потому что к вам сошел диавол в сильной ярости…

6

Москва

Голдин толкнул ореховую дверь и сделал несколько шагов по устилающему просторную гостиную пушистому ковру. Горт приветствовал его неопределенным жестом из глубины роскошного кресла, на подлокотнике которого опасно балансировал полупустой бокал. Третий человек в комнате – тридцативосьмилетний генерал Илья Злобин – стоял у окна и с головокружительной высоты наблюдал за коробочками-автомобилями, несущимися по улице.

– Выпейте, выпейте, Илья Алексеевич, – добродушно, воркующим голосом обратился к нему Горт. – Не следует так нервничать. Скоро появится наш друг, и мы сможем кое-что обсудить…

Голдин направился прямо к Злобину и протянул руку. Тот ответил коротким нервным пожатием.

– Кажется, портится погода, а? – все тем же светским тоном продолжил миллиардер. – А жаль, такой был день…

– Вы вроде на пикник собрались? – ядовито произнес генерал.

Глаза магната сверкнули за стеклами очков недобрым огнем.

– Не следует нервничать, – жестко повторил он.

У Голдина пробежал холодок по спине – таким неожиданным и страшным показалось это преображение вальяжного светского льва во властного диктатора. Даже на Злобина оно произвело впечатление. Он отошел от окна и сел.

– Возникли проблемы? – спросил Голдин, стараясь говорить как можно небрежнее.

– Ну, мне показалось… – сказал магнат, возвращаясь к прежнему тону, – у Ильи Алексеевича появились некоторые сомнения…

– Я… – начал было Злобин, но его прервал звонок в дверь. Голдин вышел в прихожую и вернулся с Шабановым.

– Ну, все в сборе, – сказал Горт.

– Тем лучше, – немедленно отозвался генерал. – И лучше будет сразу внести ясность. Мне не по душе то, что вы затеяли.

Три пары глаз уставились на него. Он встал, но тут же снова сел.

– Так, так, так, – произнес Голдин после непродолжительного молчания, во время которого тишину нарушало лишь легкое постукивание пальца миллиардера по подлокотнику кресла. – Однако позвольте напомнить вам, что…

– Не нужно, – резко оборвал Злобин. – Одно дело – заговор, переворот, здесь я ничего не имел и по-прежнему не имею против. И совсем другое – эти ваши дикие планы…

– Это уже больше, чем планы, – тихо сказал Шабанов.

Горт сделал жест, долженствующий означать: ну о чем тут еще говорить? Генерал упрямо наклонил голову.

– Во-первых, – проговорил он, – даже если так, у вас ничего не выйдет. Во-вторых, если и выйдет, я не хочу иметь с этим ничего общего. В-третьих… – Он умолк и обвел собравшихся взглядом исподлобья. – В-третьих, – продолжал он, понизив голос, – отдаете ли вы себе отчет, что в случае реализации вашего плана мы с вами – о других умолчу, но вот мы четверо – станем…

Трое напряженно смотрели на генерала.

– Врагами человечества, – едва слышно докончил он.

Горт расхохотался. Голдин тонко улыбнулся. Шабанов неслышно выругался.

– Ну, вот что, генерал. – Магнат оборвал смех, будто повернул выключатель. – Мы с вами обсудили все вопросы предварительно. От вас требуется лишь точно выполнять условия договора. Что вы и сделаете.

– Обсудили, – горько сказал генерал. – Но разве вы сразу рассказали мне всю правду? У меня дети…

– Вы отлично знаете, – проговорил Горт, – что ваши дети будут в безопасности.

– Я не хочу для них такой безопасности!

Лицо Злобина исказилось. Он порывисто встал и направился к двери, но на пороге обернулся.

– Запомните, вы трое. Я даю вам двадцать четыре часа на то, чтобы передать вашу информацию, пусть анонимно, в ФСБ и забыть о ней навсегда. В этом случае мы сможем обсудить перспективы дальнейшего сотрудничества, и я обещаю вам содействие. Ровно через сутки по своим каналам я узнаю, сделаете ли вы это, и если нет… – Злобин помолчал. – Я вас раздавлю. – Он демонстративно посмотрел на часы. – Отсчет времени начинается с этой минуты.

Генерал вышел, сильно хлопнув дверью. Шабанов рванулся было вслед, но Голдин удержал его.

– Не надо, – сказал он. – Оставь это мне. Тебе и так забот хватит.

– А если он… – начал Шабанов, однако Голдин отрицательно покачал головой.

– Нет. Он джентльмен, если сказал – сутки, значит – сутки. Времени более чем достаточно.

Горт долил коньяка в бокал. Дребезжание горлышка бутылки о край бокала красноречиво свидетельствовало о раздражении миллиардера.

– Прекрасно, – брюзгливо заметил он. – Все прекрасно. И как же вы, други, думаете обойтись без Злобина? Что без его парней все ваши банды?

Голдин пожал плечами:

– Чепуха. Свет клином не сошелся. Есть «Союз витязей»…

Пренебрежительное движение руки Горта без слов сказало все, что он думает о «Союзе витязей».

– Напрасно вы так, – произнес Голдин. – Стоящие ребята. И потом, Злобина нет, но есть его формирования. Кто, по-вашему, станет во главе? Симонов. А уж этот наш с потрохами.

– Симонов – шваль, – с отвращением процедил Горт.

– Ну, знаете. – Голдин развел руками. – Где же я вам возьму рыцарей без страха и упрека…

– Он наложит в штаны, – настаивал Горт. – Эх, жалко Злобина… С ним бы я ни о чем не беспокоился. Ладно, ничего не поделаешь… Так что там у вас в «Союзе витязей»?

– Объявлена готовность, увольнения отменены.

– Хорошо… – Магнат обратился к Шабанову: – А вы когда думаете вылететь в Комсомольск?

– Как только решится вопрос со Злобиным… Завтра утром, я полагаю.

Миллиардер поднялся из фешенебельного кресла.

– Хорошо, – повторил он. – Я думаю, мы договорились обо всем.

– Спецснаряжение, – напомнил Голдин.

– Я должен заниматься еще и этим? Вам что, неизвестно, куда ехать и с кем говорить?

– Лучше, если бы вы позвонили…

Горт набрал номер. Ответили мгновенно. По этому номеру всегда отвечали незамедлительно, так как звонить по нему мог только один человек.

– Сейчас к вам приедут, – бросил миллиардер в трубку.

Дальнейших пояснений не требовалось: его прекрасно поняли.

7

Шабанов и Голдин вышли вместе, Горт остался. Голдин уселся за руль бежевой «шестерки», Шабанов наклонился снаружи к открытому окну машины.

– Я жду твоего сигнала дома, – сказал он.

– Может быть, тебе стоит все же взять кого-то с собой…

– Нет. Двое – двойной риск, трое – тройной. Я сделаю это один, или это вообще не будет сделано.

Голдин кивнул, включил зажигание и щелкнул кнопкой приемника. «О, май Джизес!» – взвыл Роберт Плант в старой песне «Лед Зеппелин», и с этим напутствием «шестерка» сорвалась с места. Шабанов подождал, пока она скроется за углом, и сел в свою машину.

Уже через двадцать минут он был на месте. Он миновал пост охраны в респектабельном холле одного из филиалов «Горт Энтерпрайзез». На третий этаж его проводил дюжий парень с оттопыренным карманом пиджака – и это несмотря на то, что Шабанова здесь знали лично, несмотря на предупреждающий звонок самого босса.

Охранник привел Шабанова к неприметной двери в конце коридора со скромной табличкой «Отдел снабжения», четырежды позвонил и исчез. Дверь открылась. Немолодой человек в ковбойке и джинсах провел Шабанова через несколько стальных решетчатых дверей, каждый раз тщательно запирая замки. Помещение, где они оказались, мало чем отличалось от хранилища какого-нибудь банка.

– Итак? – Человек в ковбойке выжидательно уставился на Шабанова.

– Итак, Альберт Филиппович, – в тон сказал визитер, – прежде всего мне нужна хорошая цифровая камера. Вы понимаете, что я имею в виду под «хорошей»?

Альберт Филиппович наклонил голову.

– Посмотрим, чем я сумею помочь вам.

Он отомкнул замки дверцы одного из сейфов двумя ключами, извлек обычный с виду мобильный телефон.

– Камера в этом телефоне, – начал объяснять специалист, – изготовлена по нашему заказу… Одной немецкой фирмой. Мощнейшая оптика. Вот этот сенсор позволяет вручную переводить съемку из обычного режима в условиях почти любой освещенности в инфракрасный. Если освещенность все же недостаточна, инфракрасный режим включается автоматически. Фокусное расстояние меняется также автоматически, с высокой точностью. Если вам нужен широкоугольный телеобъектив, он выдвигается так. Вы можете вести фотографирование и видеосъемку объектов, находящихся на расстоянии от нескольких сантиметров до полутора километров при совершенно удовлетворительном качестве. Вас устраивает?

– Вполне, – заверил Шабанов. – Я беру ее. Также мне понадобится пистолет.

Альберт Филиппович взглянул вопросительно, ожидая уточнений.

– Такое оружие, – продолжал Шабанов, – которое я мог бы провезти в самолете, лучше всего разборное, чтобы каждая часть его представляла некий безобидный предмет. Точность и дальность боя большой роли не играют, главное – компактность механизма и легкость сборки.

– Глушитель?

Шабанов подумал:

– Нет, это лишние сложности… Ограничимся сказанным.

Специалист немного подумал, достал из другого сейфа небольшой блестящий пистолет и передал Шабанову. Оружие напоминало плоскую малокалиберную «беретту», но было меньше по размерам и свободно умещалось в ладони. Шабанов попытался вынуть обойму или магазин, но не сумел.

– Здесь другой принцип, – сказал Альберт Филиппович.

Быстрыми ловкими движениями он разобрал оружие, отсоединил ствол и показал Шабанову хитроумный механизм, запрятанный в рукоятку – нечто вроде ленточного варианта револьверного барабана. На один конец ствола он навинтил металлическую конусовидную насадку, вложил шариковый стержень, навинтил вторую насадку.

– Авторучка, – прокомментировал он, хотя это было видно и без пояснений. – Проходите с ней хоть в самолет, хоть в президентский кабинет.

– А остальное? – спросил Шабанов.

– Тоже просто.

Альберт Филиппович сложил рабочий механизм, как детскую объемную головоломку, надел сверху никелированный кожух и накрыл прямоугольной крышкой. Потом он нажал на край крышки, и появился бледный желтый огонек.

– Зажигалка. Патроны особо малого калибра, находящиеся в ней, обнаружить практически невозможно, если, конечно, специально ее не разбирать.

– Гм… – с сомнением проговорил Шабанов. – Что касается калибра…

– Калибр здесь решающей роли не играет. Патроны снабжены разрывными пулями с ртутной начинкой. Только зацепите противника, болевой шок сделает остальное.

Шабанов взял камеру и оружие, Альберт Филиппович отпер решетки. Охранник ждал невдалеке и сопроводил Шабанова на улицу.

Такси доставило его домой. Квартира, где он жил, располагалась на последнем, шестнадцатом, этаже в новом доме на задворках не самого престижного района. Поднявшись на лифте, Шабанов позвонил в дверь и прислушался к шагам жены.

8

Генерал Илья Злобин надавил на кнопку пульта дистанционного управления. Звук телевизора медленно уплыл прочь, и теперь персонаж на экране лишь едва слышно излагал что-то об экономико-политическом. Злобин рассеянно следил за движением его губ, но едва ли воспринимал даже, поет ли тот за здравие или за упокой. Бутылка бренди возвышалась на журнальном столике. Злобин еще не налил и не выпил ни рюмки, зато пачка сигарет полегчала на две трети.

Злобин встал, прошелся по комнатам недавно снятой им квартиры. Жену и двоих детей – младшую Иру и старшего Алешку – он уже отправил в Тулу к другу, сославшись на срочную работу и необходимость уединения. Нет, он не верил всерьез в грозящую ему опасность. Они не посмеют, побоятся хотя бы мести его людей. И все же спокойнее, когда близкие не в Москве, а там, где их не найдут… Как не найдут и самого Злобина. Об этой квартире они знать не могут.

Несмотря на быструю карьеру и прочное служебное положение, Злобин был яростным противником нынешнего режима. Он ненавидел этот режим и делал все, чтобы приблизить его крах. При этом он не испытывал никакой ностальгии по «благословенным» коммунистическим временам и не питал ни малейшей симпатии к коммунистам. Его возмущало и разочаровывало то, что происходит с армией, что происходит со страной. Он считал, что правительство предает армию.

За короткий срок ему удалось создать мощные, мобильные формирования, возглавляемые офицерами, разделяющими его идеи и готовыми подчиняться его приказам. Однако сил было все же слишком мало, планы неопределенны, перспективы неясны. Встреча с Голдиным, развернувшим захватывающую картину скорых перемен, вдохновила Злобина. С удвоенной энергией он вернулся к подготовке выступления и достиг еще больших успехов. Он работал сутками, без отдыха, как одержимый, носился из одной части в другую, от одного офицера к другому, до тех пор, пока…

Пока не узнал правду.

Это был шок. Генерал Злобин готовил себя к борьбе, возможно – к кровавой драке с могущественным противником, но отнюдь не к преступлению, не к безумной авантюре. И он выдвинул свой ультиматум. Им придется подчиниться. Он силен, он чувствует за собой эту силу.

Злобин плеснул бренди в рюмку, выпил. Ему стало легче; с улыбкой он принялся вспоминать детскую комнату в своей квартире, как будто видел ее сейчас. Вот музыкальный центр, компакт-диски восьмилетнего Алешки – «Ария», «Аксепт», «Хеллоуин»… С постера на стене, вытащенного из разворота журнала «Рок-сити», скалится вспотевший Джеймс Хетфилд из «Металлики». А вот кукла Барби, которую на прошлой неделе Злобин купил для пятилетней Иры…

В этот момент ему послышался какой-то звук со стороны прихожей. Злобин насторожился. Ключ, поворачивающийся в замке?! Этого не может быть. Они не могли его выследить, никак не могли.

С пистолетом в руке генерал метнулся в прихожую…

Было уже поздно. Последним, что он увидел в жизни, стала темная фигура в дверном проеме.

Выстрелов из пистолета с глушителем было два, и оба точные. Собственно, во втором выстреле – контрольном в голову – уже не было надобности, потому что первая пуля попала прямо в сердце генерала Злобина.

Человек, застреливший генерала, вышел из подъезда и направился к ближайшему телефону-автомату. Мобильной связью он пользоваться не хотел из-за ее уязвимости, несмотря на то что сказать ему нужно было всего несколько безобидных слов:

– Дядюшка отбыл. Можно отправляться на рыбалку.

9

– Ты знаешь, Виктор, теперь я уже точно буду работать в этом новом фильме.

Оксана Шабанова, одетая в легкий цветастый халатик, прижалась к мужу сзади. Виктор не пошевелился, занятый пристальным разглядыванием набора инструментов для работ по металлу, уложенных в небольшом кожаном футляре. Это были не совсем обычные инструменты, приспособленные для не совсем обычных целей, но заметить разницу мог только специалист. Шабанов спокойно занимался при Оксане их дополнительной подгонкой, так как она, разумеется, никакой разницы увидеть не могла.

– А? – рассеянно отозвался он. – Да, замечательно…

– Ну ты, бука! – Оксана обиженно толкнула мужа в плечо. – Это же совершенно потрясающий фильм. Знаешь, кто в главной роли? Арсений Витковский!

– Кто такой, почему не знаю? – равнодушно буркнул Шабанов, по миллиметру поворачивая градуированное металлическое кольцо на ручке одного из инструментов.

– Только и знаешь, что свои противные железки. – Оксана легко прошлась по комнате в импровизированном танце. – Арсений Витковский – это супер! По-моему, он и в Голливуде не потерялся бы. Но это еще не самое сногсшибательное. Как, по-твоему, а героиня кто?

– Бабушка Пихто в осеннем пальто. – Шабанов взял лупу и с помощью крохотной отвертки чуть подправил микроскопический калибровочный винт, потом замерил усилие динамометром.

– Сам ты бабушка… Алена Сельвинская, вот кто.

– А… Эта твоя подружка?

– Подружка! – Оксана вся вспыхнула от возмущения. – Да она великая актриса! Я горжусь, что она вообще снисходит до меня!

– Ну уж…

– Да! А после этого фильма она станет настоящей звездой!

Шабанов отложил отвертку и лупу и с раздражением посмотрел на жену.

– Слушай, ты не могла бы немного помолчать, а? Это очень тонкая работа.

Оксана обиделась окончательно:

– Ну и гад же ты, Шабанов! И так тебя никогда не бывает дома, вот и сейчас уезжаешь невесть куда, а я…

– Я же говорил. Друг строит дачу, просил помочь.

– Друг! А может, подруга?

– Тьфу!

Шабанов вернулся к прерванному занятию. Оксана демонстративно включила первый попавшийся видеодиск. Экран мигнул и высветил каких-то раскрашенных девушек, поющих что-то про огонь и страстные желания. Шабанов закрыл футляр. Эта часть подготовки завершена, а остальное он доделает позже в гараже, иначе трудно будет объяснить Оксане, зачем для строительства дачи требуется настоящее альпинистское снаряжение – крюки, шнуры, карабины…

– Оксана! – Его голос перекрыл вопли видеодевушек. – Ради бога, убавь звук… Иди займись чем-нибудь другим. Поиграй вон на компьютере…

Она обернулась с лукавым выражением лица. При всех своих недостатках – крайнем легкомыслии и весьма нередкой невоздержанности в выпивке, а порой и других возбуждающих средствах – она совершенно не умела долго сердиться.

– А может, поиграем в другую игру, а?

Она подошла к Шабанову и обвила его шею руками. В этот момент зазвонил телефон.

– Прости, я сейчас, – буркнул Шабанов, высвобождаясь из объятий жены, и взял трубку. – Слушаю, Шабанов.

– Дядюшка отбыл, – глухо прозвучал возле уха пугающе близкий голос Голдина. – Можно отправляться на рыбалку.

Послышались короткие гудки отбоя. Шабанов медленно опустил трубку на аппарат.

– Кто это? – поинтересовалась Оксана. – Не туда попали?

– А? – Шабанов очнулся. – А, нет. Это тот приятель, которому я помогаю с дачей. Уточнил, во сколько мы встречаемся.

10

Зона объекта «Адамант»

Прищурившись, Шабанов разглядывал издали высокий деревянный забор с колючей проволокой наверху. «Не слишком солидная преграда, – подумал он. – При необходимости преодолеть ее труда не составит, но придется либо перекусывать проволоку, либо проделывать дыру в заборе». Ни того, ни другого Шабанов не мог себе пока позволить, не зная, что там внутри. Его скорее встревожила кажущаяся «несерьезность» преграды. Это означало, что другие средства защиты весьма надежны.

Из сумки на ремне Шабанов извлек цифровую камеру, сфотографировал забор и двинулся дальше, держась на приличном расстоянии, избегая открытых мест. Через пару сотен метров он поднялся на пологую сопку и временно потерял забор из вида. С вершины сопки он глянул вниз. В глубокой котловине поблескивало зеркало небольшого озера. Южный берег – плоский и унылый, утыканный хилыми сосенками – не привлекал внимания, зато на севере прямо из воды поднималась отвесная скала высотой метров в тридцать, а на ее вершине тускло отсвечивал бок чего-то металлического, похожего на громадный газгольдер или нефтяной резервуар. У подножия скалы располагалась водозаборная установка. Две толстые трубы змеились по скале вверх.

Шабанов пристально вгляделся в причудливые очертания берега, в груды камней, торчащие из воды там и здесь. Он сделал несколько снимков, потом вернул камеру в сумку. Он не знал, понадобятся ли ему фотографии, но привык быть предусмотрительным.

Итак, попытаться проникнуть внутрь можно здесь. Скорее всего, за этой стороной присматривают менее тщательно, ведь тридцатиметровый обрыв – совсем не деревянный забор. Ладно, увидим… Как это говорил Наполеон, кажется? Главное – ввязаться в бой, а там видно будет.

Перелеском Шабанов подобрался как мог близко к берегу озера. Дальше до самого обрыва тянулась лишь хлипкая трава на каменистой почве. Здесь он будет виден любому наблюдателю сверху, а уж хоть один-то наблюдатель там есть, несмотря ни на какие неприступные скалы. И не усталый сонный сторож в будке, который может конец света проглядеть, а оператор в напичканной электроникой аппаратной. Сидит себе, посматривает на мониторы. А может и вздремнуть – его разбудит мелодичный женский голос компьютера: «Проникновение в квадрате четыре-два»… Что-нибудь в этом роде. Впрочем, женские голоса – это буржуйские киношные изыски…

Необходимо как-то добраться до скалы, а там она сама прикроет. Но как, черт возьми? Ведь и темноты дожидаться нет смысла. Для инфракрасных камер нет никакой разницы.

Шабанов снова осмотрел предполагаемый путь, прикидывая и взвешивая. Хорошо, вон по той ложбине можно проползти до большого камня… Дальше есть углубление, а дальше… Конец. Чистое поле. Вот если бы спуститься по склону к самой воде…

Стоп. А если по склону спустится не он, а кто-нибудь или что-нибудь другое? Электронике ведь все равно, она следит за всем, что движется. И если покатится большой камень, он отвлечет внимание… Ненадолго, всего до тех пор, пока оператор не убедится, что это всего лишь камень. Но секунд пятнадцать-двадцать у Шабанова будет. Больше, чем ему требуется… А камень – вот он, в исключительно удобной позиции у ложбины, словно специально поставлен. Как следует толкнуть его, и… Конечно, лучше бы без этих фокусов… Но еще лучше, если уж на то пошло, сидеть в уютной квартире в Москве и потягивать чешское пиво, оплаченное из бездонного кармана Горта.

– В путь так в путь, – со вздохом пробормотал Шабанов.

Медленно, сантиметр за сантиметром, сливаясь с ландшафтом, он по-змеиному дополз до камня и соскользнул в ложбину. Камень оказался тяжелее, чем представлялось. И раскачивать его нельзя – оператор увидит, как одиноко торчащий камень вдруг начал качаться из стороны в сторону сам по себе. Другое дело, если камень просто свалится – почему бы и нет, почва осыпалась. Тут, наверное, такое бывает.

Словно в подтверждение этой мысли, со скалы с грохотом рухнул громадный обломок и вдребезги разбился внизу. Воспользовавшись моментом, Шабанов изо всех сил уперся в камень ладонями. Тот покачнулся, будто раздумывая, нехотя подался и сначала неторопливо, а потом быстрее и быстрее, набирая скорость, покатился к воде.

Шабанов вжался в дно лощины, считая секунды. Один, два, три, четыре, пять, шесть… Так, камень на полпути… Пора!

Бросок Шабанова вниз занял двенадцать секунд. Он прижался к скале одновременно с тяжким всплеском обрушившегося в озеро камня.

– И только-то, – сказал он вслух.

Сверху над ним нависал скальный монолит, почти лишенный трещин, выступов, всего, что могло облегчить подъем. Шабанов понимал, что подняться на эту скалу – задача трудновыполнимая.

Он прикусил губу, размышляя. На жухлую траву упали первые капли дождя. Шабанов прислушался. Слева за выступом скалы он уловил новый звук, будто капли падали на лист тонкого металла. А, конечно, там же водозаборная установка. Насосы выключены, иначе он услышал бы их сразу. Посмотрим…

Шабанов осторожно выглянул из-за каменного выступа и, прижимаясь к скале, добрался до установки. Толстые трубы, ведущие наверх, не прилегали к скале вплотную, оставалось около метра свободного пространства. За ними скала растрескалась, можно вбивать крючья, а трубы представят хорошую опору для спины.

Из сумки Шабанов достал моток капронового шнура, крючья и молоток. Вскоре он уже отдыхал на четырехметровой высоте.

В целом подъем дался ему труднее, чем он ожидал, значительно труднее. В нескольких местах труба отходила от скалы далеко, и он повисал на шнуре, врезавшемся в ладони, причинявшем боль. К счастью, последний отрезок пути был проще. Там отвесная скала переходила в довольно пологий склон с участками рыхлого каменистого грунта. Опираясь о трубы и камни, Шабанов добрался до последнего, почти горизонтального участка, где трубы уходили в серую металлическую стену огромного купола. Обессиленный, он растянулся у подножия стены и пролежал так минут десять, пока не восстановилось дыхание. До этой альпинистской эскапады он и не подозревал, как сильно утратил форму…

Дождь припустил сильнее. Шабанов подставил истерзанные шнуром ладони под прохладные струи. Так, теперь опасный этап, непредсказуемый. Если кто-то есть рядом по ту сторону стены…

Шабанов извлек из сумки футляр с инструментами, отобрал нужные. С помощью сверла специальной закалки, вставленного в миниатюрную дрель с двумя ручками, как у пассатижей, он быстро просверлил отверстие в стене над трубами, где металл был изрядно затронут коррозией, осторожно расширил другим инструментом. Затем он выдвинул широкоугольный телеобъектив камеры, просунул в отверстие и некоторое время внимательно смотрел на жидкокристаллический экран. Никого.

Тогда он просверлил еще ряд отверстий по кругу, перекусил перемычки между ними чем-то напоминающим стоматологические щипцы. Правильно отрегулированная, эта штука развивала немалое усилие при минимальном мускульном напряжении. В образовавшийся люк можно было протиснуться, что он и сделал.

Внутри купола царил такой же сумеречно-рассеянный свет, как и снаружи, разве что дождя не было. Шабанов огляделся. То, что он увидел, больше всего напоминало респектабельный дачный поселок. Прямые, обсаженные деревцами аллеи, зеленые ухоженные лужайки, опрятные коттеджи. Да, Шабанов попал именно туда, куда и хотел попасть. Он мало что знал об этом месте, но среди немногого ему было известно, что под куполом нет телекамер.

Ближайший коттедж, стоявший у самой стены, превосходил остальные по размерам и вообще выглядел как-то основательнее. Шабанов направился к нему. Окно оказалось приоткрытым. В комнате горел свет, но там никого не было. Шабанов перебрался через подоконник, спрыгнул на ковер и поднялся на второй этаж.

11

Он находился в небольшом, но не тесном кабинете. Полки и шкафы сплошь заставлены книгами, в основном трудами по химии и биологии, изданные на разных языках, множество русских и зарубежных научных журналов, в том числе самых свежих. На столе – исписанные формулами, испещренные вопросительными и восклицательными знаками листы бумаги. Неяркий желтоватый свет настольной лампы придавал комнате домашний вид. Миром и теплом веяло от стен с хорошими репродукциями старых голландцев. Шабанов перевел дыхание, уселся за стол. Раскрытая книга на краю притянула его взгляд.

«И смерть и ад повержены в озеро огненное»…

Он порывисто потянулся к сумке, вытащил свой складной пистолет и переложил в карман. Так спокойнее.

На лестнице послышались шаркающие шаги. Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился высокий, сухопарый, совершенно седой старик с удивительно прозрачными ясными глазами. Без страха, без удивления он молча смотрел на Шабанова. Тот выразительно взглянул на потолок.

– А, прослушивание? – спросил профессор. – Не волнуйтесь. Я заранее принял меры, а сейчас увидел, как вы влезли в окно, и кое-что включил там внизу. Я, знаете ли, не только в биохимии разбираюсь…

– Здравствуйте, Дмитрий Петрович. А эти ваши меры, они…

– Здравствуйте, – просто ответил Скрябин и повторил. – Не волнуйтесь.

Шабанов обошел стол и протянул руку. Пожатие старика против ожидания оказалось крепким и энергичным. Потом профессор вынул из холодильника графин с прозрачной жидкостью, снял с полки две рюмки и поставил на стол.

– Я сам почти не пью, – проговорил он, – а вот мои ассистенты, молодые ребята… Порой по ночам у нас происходят любопытнейшие научные споры…

Он наполнил одну рюмку водкой, но когда наклонил графин над второй, Шабанов жестом отказался.

– Но вот, – сказал он, – я заметил, у вас в холодильнике… Это апельсиновый сок?

– Да, сделайте одолжение.

Скрябин достал сок, налил в стакан и обозначил рюмкой приветственный взмах. Шабанов осушил стакан залпом.

– Что у вас с руками? – профессор чуть пригубил и отставил рюмку.

– Да так… – Шабанов усмехнулся. – К вам не слишком просто добраться.

– Я мог бы…

– Лишнее.

– Что ж, как хотите… – Профессор выжидающе умолк.

Шабанов прошелся по кабинету, остановился у двери.

– Сначала я должен представиться, – начал он. – Меня зовут… Ну, скажем, Петров Андрей Антонович, вы понимаете…

– Да, да, – кивнул ученый.

– Я сотрудник ФСБ…

– Вот как? – Профессор нахмурился.

– Вас это смутило? Я полагал, что…

– Не то чтобы смутило, но… Если вы явились от имени ФСБ…

– Я пришел, чтобы помочь вам. Не от ФСБ, а от…

– Не называйте имен вслух, – предостерег Скрябин поспешно.

– Вы все же не доверяете вашей защите?

– Доверяю. Просто прошу вас не называть никаких имен. Довольно и того, что мы понимаем друг друга. Я не хотел бы, чтобы мои материалы и… другое… оказалось в ФСБ, и только в ФСБ. Пусть без этого не обойтись, но все имеет смысл лишь в условиях широкой гласности. Нужно привлечь международную научную общественность, в перспективе я надеялся бы на выход на структуры международного сообщества. Вы понимаете, насколько серьезна ситуация? Если ЭТО окажется безраздельно у какой-нибудь спецслужбы, безразлично какой, все немедленно засекретят, пусть и с самыми лучшими – поначалу! – намерениями. А потом, рано или поздно, кто-нибудь не удержится от искушения, и все начнется снова… Искушение, Андрей Антонович, слишком велико!

– Но что именно, – спросил Шабанов, до того молча и внимательно слушавший, – у нас с вами есть?

– Будет. Но не у нас с вами, а только у вас.

– Почему только у меня? Я пришел, чтобы взять вас с собой. Вы должны получить возможность обратиться к международному сообществу, и я сделаю все, чтобы это состоялось.

– Нет. – Старик печально покачал головой. – Раньше – может быть, но теперь уже нет. Многое изменилось.

– Что же?

– Главные факторы. Я тормозил исследования, подсовывал ошибочные теории… Но теперь мои ассистенты вышли на верный путь, и мне все труднее мешать им. Если я исчезну, они быстро доберутся до истины… И они нас опередят. Второе – я болен, Андрей Антонович. Опухоль убивает меня, это неизлечимо, это вопрос месяцев, а может быть, и недель. Но эти недели могут стать решающими, вот почему я должен остаться. Мое место здесь.

– Профессор, – произнес Шабанов, порывисто шагнув к старику, – то, что вы делаете… Для всех людей…

– Оставим. – Скрябин поморщился, как от докучливой зубной боли. – Для меня уже поздно заботиться о себе. К делу. Вы получите всю информацию, заранее мною отобранную и записанную на диск…

– Всю информацию?

– Что вы имеете в виду?

– Вы сказали, что тормозили исследования, намеренно опираясь на ложные теории. Значит ли это, что вам самому известен ответ?

– Нет. Я не искал его. Вероятно, я мог бы, но я запрещал себе даже думать в этом направлении.

– Это важно.

– Безусловно, и теперь вы знаете. Помимо диска, вы получите «Фантом-ноль».

– А что это такое?

– Собственно, то, ради чего вы здесь. Базовое биохимическое соединение, с которым и ведутся работы. Я предпочел бы не рисковать, но придется. Вы возьмете одну капсулу. Я упакую ее тщательнейшим образом, по особо разработанной процедуре, но прошу, несмотря на это, обращайтесь с ней с предельной осторожностью! Стоит ее повредить, и тогда… Ах, как я хотел бы избежать этого риска! Нет возможности. Без образца «Фантома-ноль» вам никто не поверит, какой бы достоверной информация ни выглядела. Ни один ученый не поверит вам, как не поверил бы и я. Это слишком невероятно.

– Да, но… Вы сказали – одну капсулу? Значит, есть еще? И если бы я забрал все, вам… Им больше не с чем было бы работать. Это не поставит вас под удар. Какое отношение вы имеете к тому, что «Фантом» похищен неведомо кем?

– Привезут еще, поставки почти регулярны…

– Откуда привезут?

Скрябин пожал плечами:

– Мне не удалось узнать, где они его производят. Это ваша задача, ведь у вас будут все доказательства, это немало… А для доказательства вам хватит одной капсулы. «Фантом-ноль» – это сущий дьявол… Чем меньше вы повезете, тем меньше риск.

– И для вас?

– Я всегда могу сослаться на то, что использовал в экспериментах лишнюю капсулу… Но ведь речь для меня идет не о том, чтобы вечно их обманывать, а лишь о том, чтобы продержаться, пока история с проектом не будет предана гласности…

– Так… И вы отдадите мне все сейчас?

– Нет. Я сказал, что вы получите «Фантом», но вернее было бы сказать – необходимо попытаться его получить. Я не смогу вынести из лаборатории образец. Всех выходящих обыскивают. Я не смог бы и коробок спичек пронести. Попробуем придумать что-нибудь вместе.

– Попробуем, – согласился Шабанов. – Рассказывайте. Только подробнее, с самого начала.

12

Скрябин взял лист плотной бумаги и вооружился фломастером.

– С самого начала… Сейчас я нарисую. Мы вот здесь… Лаборатория расположена здесь… Туда ведет прямая километровая дорога. – На бумагу легли две ровные параллельные линии. – Вот здесь и здесь еще лаборатории… Нас они не интересуют… А вот здесь – казармы охраны, – фломастер ученого обозначил два удлиненных прямоугольника. – Теперь что касается самой лаборатории… Она под землей.

– А, вот как…

– На поверхности только небольшое здание, где постоянно дежурят двое. Там лифт… – Скрябин взял второй лист бумаги. – Здесь внизу коридор, метров десять… Дальше линия фотоэлементов, она активирует программу допуска. Компьютер опознает папиллярные линии ладони. Потом камера, вроде шлюза, где переодеваются в защитные костюмы, и сама лаборатория.

– В защитные костюмы? Там опасно?

– Да как вам сказать… Вообще-то, нет, но когда работаешь с таким материалом, все может быть…

– К примеру, кто-нибудь уронит капсулу?

Профессор вздрогнул. В этот момент внизу трижды прозвучал мелодичный звонок. Шабанов выпрямился, как отпущенная пружина, метнулся к двери. В его руке появился пистолет.

– Кто это? – шепотом спросил он.

– Домработница… – отозвался Дмитрий Петрович, растерянно взирая на оружие. – Это она так звонит.

– Вы что, ждали ее?

– Нет… Но видите ли… В связи с моим нездоровьем… Ведь им известно, что я болен, хотя и неизвестно, насколько это серьезно… Может быть, она пришла узнать…

– Попробуйте от нее тактично избавиться.

Ученый вышел из кабинета, плотно прикрыв дверь. Шабанов слышал его шаги, потом приглушенный разговор. Профессор отсутствовал шесть минут.

– Все в порядке, – сказал он, появляясь в дверях.

Шабанов спрятал пистолет.

– Она ничего не заподозрила?

– Не думаю… По-моему, я вел себя вполне обычно.

– Ладно. – Шабанов опустился на стул. – Продолжим…

– Вопрос не в том, как пройти в лабораторию, а в том, как оттуда выйти. Дверь нельзя открыть изнутри. Когда кому-то надо покинуть помещение, он звонит по телефону, охранник сверху открывает дверь дистанционно, а после в шлюзе оба охранника производят обыск.

– Те двое, что сидят наверху?

– Да, конечно…

– Их придется убрать.

Профессор испуганно посмотрел на Шабанова.

– Как… убить?!

– Не обязательно… Оглушить, связать, мало ли как… Тогда дверь внизу можно и не закрывать.

Скрябин облегченно вздохнул.

– Но если я разберусь с охранниками, – сказал Шабанов, – как пройду в лабораторию? Ваш компьютер…

– А зачем вам проходить? Подождете меня.

– Но это необходимо для вашей безопасности. Ваша версия – неизвестный подстерег вас у входа и под угрозой оружия заставил провести его в лабораторию. Но компьютер не пропустит этого неизвестного и не зарегистрирует его проникновения. А как бы мог наш неизвестный отпустить вас в лабораторию одного? Ведь оттуда вы сразу позвонили бы и подняли тревогу. Да и с какой целью вас туда отпускать? Если отсутствие одной капсулы вы объясните…

– Да, действительно… Но если двое сверху будут… Гм… Отключены, я смогу кое-что подправить в программе, и компьютер опознает вас как одного из моих ассистентов. К этому наш неизвестный тоже мог меня принудить!

– Это другое дело. Но зачем таинственному незнакомцу проникать в лабораторию, если оттуда ничего не исчезнет?

– Едва ли меня заставят высказывать догадки о его планах! Скажем, посмотреть рабочие журналы… Но вот к самой лаборатории как вам попасть? Везде, кроме жилого купола, полно телекамер… Правда, у меня есть машина…

– Какая?

– «Пежо-306».

– Кабриолет?

– Да.

– Вы обычно ездите с поднятым верхом?

– Обычно нет, если не идет дождь. Впрочем, я редко езжу… Но багажник достаточно вместителен, чтобы спрятаться там.

– Патрули по территории ходят?

– Скорее, прогуливаются иногда… Обо всем заботится автоматика. В случае тревоги за секунду примчится человек сто…

– Автоматика, – задумчиво повторил Шабанов. – Если бы у меня было время… И точный план расположения телекамер… А еще как можно более подробный план объекта, желательно вплоть до каждого дерева…

– Я нарисую вам планы, они у меня в голове давно готовы. А время есть.

– Что вы имеете в виду?

– Мы все равно не смогли бы отправиться в лабораторию прямо сейчас. Под ней есть еще один этаж, технический. Там расположены генераторы, вентиляционные установки, цистерны с топливом, резервуары с жидким кислородом, водородом, гелием, другими газами и кислотами, необходимыми для исследований, кремационные печи…

– Печи?

– Для сжигания органики, отходов экспериментального материала. Словом, там огромное и сложное хозяйство. Время от времени проводится профилактика, и сейчас тоже. Она займет двое суток, и в течение этого времени вход в лабораторию будет заблокирован.

– Значит…

– Только через два дня, – подтвердил профессор.

13

– Два дня, – сказал Шабанов, – это и хорошо, и плохо.

– Хорошо, потому что дает время на подготовку. А почему плохо?

– Знаете, как я сюда попал? Поднялся по скале вдоль труб водозаборной установки, а потом вырезал отверстие в стене купола. Но я прошел берегом озера, а ведь туда наверняка обращены камеры?

– Конечно, но если бы вас заметили, давно бы сюда явились.

– В том-то и дело. Я устроил небольшой трюк, столкнул камень, чтобы отвлечь камеру. На обратном пути это не получится. Если бы я уходил совсем, это бы значения не имело. Но мне придется вернуться сюда. А они, заметив меня сейчас, удвоят бдительность, а если еще и дыру в стене найдут…

– Возле труб? Там почти никогда никто не бывает, нечего там делать.

– Есть какой-нибудь другой способ покинуть объект?

– Другой? Ворота, забор… Все это под контролем…

Шабанов подошел к окну.

– Начинает темнеть, – заметил он. – Хотя ведь здесь внутри должно быть искусственное освещение?

– Оно копирует естественное… У нас тут смена дня и ночи, как и снаружи. Однако…

– Я хотел бы подняться на купол, – перебил Шабанов. – Сделать несколько снимков сверху. Это возможно?

– Нет ничего проще, – сказал Скрябин. – Здесь неподалеку лестница, она ведет к люку. Там наверху – маскировка, имитирован участок тайги, стоят излучатели или глушители какие-то… Все это требует тщательного ухода… Но сейчас уже довольно темно для фотографирования.

– У меня особая камера. Даже лучше, что темно… Но люк, разумеется, заперт?

– Там простой замок. Если вы сумели дыру в стене прорезать, с этим замком шутя справитесь.

– Сигнализация?

– Нет. Зачем? Оттуда ведь нельзя попасть за территорию.

– Да, да… Так вот с этим как же быть?

Профессор наклонил голову.

– Вот что мы сделаем… – Его фломастер вновь забегал по бумаге. – Смотрите, вот озеро… Инфракрасных камер, направленных туда, всего две. Одна контролирует этот сектор, – фломастер описал дугу, – вторая вот этот. Мы должны сверить часы и точно выбрать время. Вы пойдете этим путем. – Дмитрий Петрович начертил прямую линию. – Я зайду в аппаратную под каким-нибудь предлогом. Сегодня дежурит Саша, мы немного знакомы… Во время разговора я встану так, чтобы загородить монитор.

– А вторая камера? Как только я начну двигаться, она немедленно повернется ко мне!

– Я сумею незаметно заблокировать ее.

– Но есть еще видеозапись.

– Да, видеозапись… Не представляю, зачем бы ее стали просматривать без необходимости, но… Придется мне, как у вас говорят, действовать по обстановке.

– Для биолога, – сказал Шабанов с улыбкой, – вы неплохо разбираетесь в спецтехнике…

Профессор развел руками:

– Пришлось научиться! А вообще я больше химик, чем биолог.

Шабанов кивнул:

– Теперь покажите мне, где лестница на купол.

Подойдя к окну, Скрябин указал направление.

– Идите вдоль стены. Это недалеко, метров пятьдесят.

– Еще с полчаса… Подожду, пока совсем стемнеет.

Шабанов посмотрел на электронные часы на столе, и его взгляд снова упал на лежащую рядом книгу, раскрытую на «Откровении Иоанна Богослова». Скрябин резко захлопнул ее.

– Я сам себе, – произнес он, – кажусь одним из всадников Апокалипсиса… Но почему «кажусь»? Я и есть всадник. Четвертый всадник – Смерть…

В глазах Шабанова промелькнуло нечто неопределенное, туманное, и это не укрылось от профессора.

– Вы не всадник, – быстро сказал Шабанов. – Вы тот, кто остановит всадников…

– Так думал и я, когда начинал эту работу. Постепенно меня многое стало настораживать… Но всю правду я узнал лишь тогда, когда сумел заглянуть в те файлы, куда мне заглядывать не полагалось. Но еще до этого в моей лаборатории произошла авария, утечка «Фантома-ноль». Таких строгостей, как сейчас, тогда не было, просто мало еще знали. Находившийся в лаборатории сотрудник не надел защитного костюма. Он был там один. Я видел, что с ним произошло… Собственными глазами, на мониторах снаружи. И другие видели. Это было… Ужасно.

– Да… Но как удалось справиться с «Фантомом»?

– Соединение нестойкое… Оно может длительное время сохраняться только в особых условиях.

– Например, в капсулах?

– Да, и в капсулах. А на воздухе оно через какой-нибудь час распадается на совершенно безвредные составляющие. Но то, что случится за этот час… О боже!

После непродолжительного молчания Шабанов вновь посмотрел на часы, теперь на свои.

– Давайте определимся со временем, профессор. Чтобы подняться на купол, сделать снимки и спуститься, потребуется не менее получаса, значит, будет примерно 23 часа… Еще полчаса на спуск к озеру. 23.30. И вот тут уже никаких «примерно». Если управлюсь раньше, я подожду. Итак, в 23.29 вы должны быть готовы. Я начну движение ровно в 23.30. Полминуты более чем хватит, но постарайтесь обеспечить мне целую минуту на всякий случай. Сверяем часы… А теперь нарисуйте планы.

Скрябин чертил, давал пояснения. Уточнив еще некоторые детали предстоящего дела, Шабанов попрощался.

– Удачи вам, – запоздало пожелал профессор, когда Шабанов уже покинул коттедж.

На душе у Дмитрия Петровича Скрябина было тяжело. Так тяжело, что он спустился на первый этаж, прилег на диван, тщетно пытаясь думать о прочитанных книгах… Но вспоминалась только ОДНА книга.

«И смерть и ад повержены в озеро огненное»…

14

Профессор постучался в дверь аппаратной. Увидев его на мониторе, парень за пультом нажал кнопку. Дверь открылась, и Скрябин вошел. Полумрак здесь был расцвечен подмигиванием разнообразных индикаторов.

– Добрый вечер, Саша, – сказал старик.

– Не спится, Дмитрий Петрович?

– В моем возрасте хороший сон ждет разве что в могиле…

– Ой, Дмитрий Петрович! Разве можно так говорить!

– Саша, Саша, – вздохнул профессор. – Сбросить бы десяток лет, да что там, хоть пяток… Вот голова разболелась, и анальгин, как назло, кончился. Будь другом, посмотри в аптечке…

Саша встал, а Скрябин шагнул вперед к пульту, загораживая правый экран с неподвижными цветными разводами инфракрасной картинки. Рука профессора нащупала за спиной переключатель. Вторая камера оказалась заблокированной. Саша отошел в угол и принялся рыться в ящичке с красным крестом. Он обернулся к профессору, держа в руках блестящую упаковку.

– Вот ваш анальгин…

Профессору ничего не оставалось, как протянуть руку, чтобы взять лекарство. От этого движения край экрана стал виден Саше.

– Смотрите, Дмитрий Петрович!

Быстро повернувшись, Скрябин успел заметить в углу экрана легкое исчезающее движение.

– Там что-то есть! – взволнованно воскликнул Саша, отодвигая профессора в сторону, почти отталкивая его.

– Нет. – Профессор непонимающе смотрел на экран. – Все спокойно.

– Но там что-то было! Я видел! Вы же стояли спиной, а я видел! Надо немедленно просмотреть запись!

– Ну что ж, – согласился Дмитрий Петрович. – Если ты думаешь, что видел, то конечно…

Саша потянулся к кнопке перемотки, а профессор оперся о пульт, и его палец чуть коснулся квазисенсора ускоренного стирания. Саша перемотал пленку и включил запись. Сначала прошло несколько секунд статичного изображения, а потом оно сменилось мечущимися по экрану серыми полосами.

– Черт… Что случилось?

– Я скажу тебе, что случилось, – ответил профессор. – Ты ухитрился стереть видеозапись в потенциально важном месте. Вот что случилось.

– Но я же нечаянно… – побледневший парень в испуге смотрел на Скрябина. – Что же теперь будет?

– Не знаю… С этими ребятами из службы безопасности шутки плохи…

– Дмитрий Петрович! – Саша в отчаянии схватился за голову. – Что же делать, что делать?

Ученый мягко улыбнулся:

– Я не думаю, что это так уж страшно… Ну, что там могло быть такого? Зверь какой-то спускался к озеру попить… Скорее всего, так. Зачем об этом докладывать? Сами они не станут эту пленку смотреть. Кому в голову придет? А твоя смена ее все равно сотрет под новую запись.

Парень воззрился на профессора уже с надеждой.

– А вы… Вы ведь никому не скажете, правда?

– Конечно, нет, – заверил Скрябин. – Зачем это мне? Ну, давай анальгин, да я пойду.

– Спасибо, Дмитрий Петрович! – Саша протянул старику лекарство. – Вы – человек!

– Спокойной ночи, – попрощался профессор. Перед уходом он вновь незаметно повернул переключатель. Вторая камера снова работала в предписанном режиме.

Через час с четвертью Виктора Шабанова подобрал ночной попутный автобус, идущий в Комсомольск. Неуловимая мысль не давала Шабанову покоя, но она была не в силах пробиться через заслон усталости и развеселые песни пьяненьких попутчиков. Что-то такое, что было дальше в книге на столе профессора…

Он так и не вспомнил.

А было там вот что.

«И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное»…

15

Комсомольск-на-Амуре

Из гостиницы Шабанов позвонил в Москву Голдину.

– Встреча с директором фирмы состоялась, – сказал он.

– Контракт подписан? – отозвался далекий голос с плохо сдерживаемым волнением.

– Еще нет, но договоренность достигнута. Мне тут кое-что понадобится… Нужен звонок из Москвы, чтобы наш представитель в Комсомольске зашел ко мне.

– Когда?

– Сейчас.

Голдин ответил не сразу.

– Ни один из наших представителей в Комсомольске, – сказал он наконец, – не посвящен в историю с этим контрактом. И я думаю, что коммерческая тайна…

– Она будет соблюдена. Мне нужен обычный снабженец.

– Понимаю. Хорошо.

Разговор был окончен. Шабанов вернулся к прерванному занятию – пристальному изучению цифровых фотографий на экране ноутбука и планов, нарисованных Скрябиным. На краю стола в углу одноместного «пенала» теснились бумажные тарелки с бутербродами из гостиничного буфета, полупустые бутылки пепси, надорванные сигаретные пачки.

Гость прибыл два часа спустя. Это был криминальный делец местного масштаба, иногда выполнявший за хорошие деньги отдельные поручения неких лиц из Москвы.

– Мне понадобится гидрокостюм, – сказал Шабанов, – и легкий однобаллонный акваланг. Далее, водонепроницаемый пакет, чтобы в него уместилась одежда и вот эта сумка, для транспортировки под водой. Кроме того, нужна машина.

– Какая машина?

– Неброская, желательно отечественная, но такая, что не подведет на здешних дорогах. Думаю, «Нива» подойдет лучше всего.

– Когда вам это нужно?

– Как можно скорее. Время – решающий фактор.

– В таком случае…

– Само собой, в расходах вы не стеснены. Наши московские друзья сумеют по достоинству оценить вашу оперативность.

16

Зона объекта «Адамант»

День выдался солнечным и безветренным – прекрасная погода для преступления, усмехнулся Шабанов. Он переоделся в гидрокостюм, сложил одежду и сумку в герметичный пакет. Он отлично умел обращаться с аквалангом, это были азы подготовки спецназа ГРУ.

Опустив маску, Шабанов вошел в мутную воду. Она оказалась значительно холоднее, чем ему представлялось, а видимость оставляла желать много лучшего. Главное – не потерять направление, не сбиться с пути и выйти точно в бухточке у скалы, справа от водозаборной установки. Пять метров в сторону – и он под объективом телекамеры…

Он был очень внимателен, и все же чуть не заблудился. Сориентироваться помогло движение самой воды, увлекаемой насосами. Вскоре он наткнулся на зарешеченное жерло трубы и выбрался на берег.

Вновь переодевшись, он спрятал акваланг и гидрокостюм в пакете под металлическим ящиком водозабора. Подъем на скалу дался ему легче, чем в первый раз – однажды пройденный путь всегда проще повторить.

Профессора Скрябина он нашел в кабинете. Ученый сидел за столом, делая пометки в толстой книге, текст которой состоял почти сплошь из формул. Выглядел профессор бледным и больным, но рукопожатие его было таким же крепким, как прежде. Шабанов негромко поздоровался.

– Одну минуту, – попросил ученый, снова склонился над книгой и что-то быстро написал на полях, – вот так. Если эта книга когда-нибудь попадет в руки уважаемому автору, профессору Данаянде, он увидит, как ошибался… Впрочем, я не очень-то на это рассчитываю. На то, что попадет то есть… Что же, нам пора?

– Да.

Профессор вынул из сейфа компьютерный диск и передал его Шабанову.

– Вот ваш диск. Я воспользовался временем, чтобы внести дополнения и уточнения… Исходные же файлы в моем компьютере не просто удалены, а начисто стерты. Никто не сможет их восстановить.

Шабанов опустил диск в сумку, которая располагалась на ремнях так, что не могла стеснить движений в любой ситуации.

– Где ваша машина, профессор?

– Идемте. В гараж есть выход прямо из дома.

Они спустились в холл, оттуда по короткому коридору прошли в помещение справа от кухни, где профессор распахнул дверь, скрытую под панелью отделки.

Кабриолет «Пежо-306» сверкал в свете ламп, как новенькая монета. Ученый поднял крышку багажника – судя по стерильной чистоте и свежему запаху резины, никаких грузов в нем никогда не перевозилось.

– Не очень комфортабельное купе, – извиняющимся тоном проговорил Скрябин. – Но и ехать-то всего с километр.

Шабанов забрался внутрь. Крышка захлопнулась. Когда стало темно, Шабанова вдруг охватила мгновенная паника. Он внезапно отчетливо представил, как в грохоте выстрелов пули охранников дырявят тонкий металл, и во тьме появляются яркие солнечные пятнышки круглых отверстий – одно, два, три… Какое по счету он уже не увидит?

Но это была именно мгновенная паника. Стрелять они не станут, постараются взять живым… Когда машина тронулась, от тревожных видений не осталось и следа.

Через несколько минут машина остановилась. Профессор вышел и откинул крышку багажника.

– Скорее, – шепнул он.

Шабанов выскользнул наружу и укрылся за машиной. Хлопнула крышка, и почти одновременно с ней – дверь караульного помещения. Охранник – дюжий парень, жующий резинку, – неторопливо двинулся к автомобилю.

– Еще раз добрый вечер, Дмитрий Петрович, – сказал он. – Вы не говорили, что вернетесь сегодня.

– Да вот, хочу проверить кое-какие расчеты, – ответил ученый.

Шабанов обрушился на спину парня, как рысь. Страшный удар свалил охранника, надолго лишив сознания. Шабанов предпочел бы убить его сразу, но сейчас он не мог позволить себе убийств, опасаясь непредсказуемой реакции профессора. Он подскочил к двери и замер. Высунулась голова второго охранника.

– Что там…

Удар кулака Шабанова свалил и его.

– Боже мой, – прошептал профессор. – Боже мой…

– Не время, Дмитрий Петрович, – процедил Шабанов. – Помогите-ка мне…

Но обоих отключенных парней ему пришлось втаскивать в помещение одному. Профессор словно впал в прострацию – правда, быстро опомнился и занялся компьютером.

– Готово…

Ученый нажал кнопку. Они вошли в лифт и вскоре оказались перед мерцающим экраном с надписью «Допуск?». Скрябин и Шабанов поочередно приложили ладони к матовой пластине. Надпись исчезла. Казалось, компьютер раздумывает. Наконец (эти мгновения тянулись целую вечность) экран высветил: «Лаборатория-1. Категория А. Допуск разрешен». Шабанов облегченно вздохнул. Тяжелая дверь с гудением поехала в сторону. Быстро прошагав через шлюз мимо ячеек с защитными костюмами, профессор открыл вторую дверь. В лаборатории зажглись огни.

– Так, – сказал Шабанов, озираясь. – Где «Фантом»?

Профессор шагнул к сейфу, набрал комбинацию. Щелкнул замок. В маленькой камере Шабанов увидел плоский черный контейнер, похожий на кейс, с пластмассовой ручкой для переноски и цифровыми замками.

– Это «Фантом»?

– Да.

Скрябин вынул контейнер. Долгие, бесконечно долгие секунды он смотрел на него, потом принялся открывать. Шабанов запоминал, какие цифры были набраны.

Восемь капсул лежали в углублениях, сделанных в мягкой и упругой массе.

– Сейчас я упакую для вас одну из них, – сказал Скрябин.

Из-за его спины Шабанов протянул к кейсу руку. Глаза его блестели, лоб покрылся испариной.

– Нет, профессор. Я заберу все.

Старый ученый оглянулся… И в глазах Шабанова вновь увидел то странное, туманное выражение, которое уже видел однажды, когда упомянул о всадниках Апокалипсиса. Скрябин отступил на шаг, наткнулся на низкий столик и остановился.

– Вы не тот, за кого себя выдали, – едва смог вымолвить он. – Боже праведный, кто вы?!

Шабанов поднял на старика взгляд из-под сбившейся на лоб челки намокших волос – взгляд голодной собаки, у которой пытаются отнять кость. Но оскал его был не собачьим оскалом – волчьим. Он закрыл крышку кейса, застегнул замки, вытащил из сумки пистолет правой рукой, держа контейнер в левой. Черный зрачок ствола уставился профессору в лоб.

– Да, профессор. Теперь вы не ошиблись. Мы сделали то, чего не сумели – вернее, не захотели – сделать вы. Мы нашли теоретическое решение. И нам нужен «Фантом». Мне очень жаль.

Он выстрелил. Но пистолет сыграл с ним злую шутку – точность стрельбы из этого оружия и впрямь никуда не годилась. Пуля прошла над головой профессора и разбила склянку с кислотой на одной из бесчисленных стеклянных полок. Кислота потекла прямо на переплетение электрических кабелей.

Ученый горестно всплеснул руками.

– Не стреляйте! Зачем вам убивать меня, чем может помешать вам больной старик?!

– Поднять тревогу, – буднично объяснил Шабанов. – Теперь вы не на моей стороне. Правда, и не на их тоже, но вы не дадите мне уйти.

В просторном помещении гулко громыхнул второй выстрел. Разрывная пуля с капелькой ртути ударила профессора в предплечье и распустилась внутри мышцы, как ужасный цветок боли. Старый ученый покачнулся, все поплыло перед его глазами в красной пелене. От болевого шока он потерял сознание и тяжело рухнул на пол.

Кислота шипела на изоляции кабелей. Шабанов видел это, но понимал, что сделать все равно ничего не сможет. Он перешагнул через профессора и поспешил к выходу.

Но было уже поздно. К этому времени кислота проела изоляцию, с треском полетели искры. Один из кабелей расплавился и разорвался, его свободный конец, извиваясь, ударил по стеклянной полке и разбил ее вдребезги. Колбы и реторты с химикалиями стали падать на пол, взрываясь, как газовые гранаты. Пополз синий дым; с нижней полки, куда упал второй конец кабеля, сползла бутыль с чистым спиртом и разлетелась на мелкие осколки. Спирт сразу вспыхнул ровным прозрачным пламенем. Кабели продолжали лопаться, изоляция кипела. Снопы ослепительных искр летели во все стороны.

На центральном пульте охраны замигал огонек пожарной тревоги. Оператор щелкнул переключателем, склонился над микрофоном.

– Внимание команде «Вихрь»! Пожар в Лаборатории-1! Тревога второй степени. Повторяю…

Пожарная команда «Вихрь» в составе пятнадцати человек появилась в караульном помещении лаборатории через тридцать шесть секунд… И наткнулась на бесчувственных охранников.

Над объектом «Адамант» взревели сирены. Их перекрывал металлический голос из громкоговорителей.

– Внимание! Общая тревога первой степени! Проникновение на территорию…

Вооруженные автоматами парни занимали позиции, предписанные оперативным планом тревоги.

Шабанов слышал сирены и команды в динамике на стене. Он поспешно закрыл внутреннюю дверь. Разумеется, он помнил, что она открывается дистанционно, сверху. Как-то заклинить ее он не мог. Он попросту перевернул один из лабораторных столов, упер ножки в дверь, а крышку – в ступеньку возвышения на полу. Он не обольщался по поводу этой преграды, но она хоть ненадолго задержит их. Шабанов бросился к вентиляционной трубе.

Широкую трубу перекрывала запертая на замок решетка. Шабанов забрался на стол, достал из сумки закаленную пилку и за полминуты расправился со стальной дужкой. Снять вентилятор оказалось труднее, но в конце концов удалось сбросить неподъемный агрегат на пол. Кое-как запихнув контейнер-кейс в сумку, Шабанов вполз в трубу. Он уперся в фильтры вентиляционной системы и принялся кромсать их металлорежущим инструментом. Вырвав один фильтр, он принялся за другой.

17

Лабораторию застилал сплошной дым. Вся западная стена и часть южной были охвачены ревущим пламенем, взрывы химических сосудов следовали один за другим. С яростным грохотом взорвался баллон с кислородом, ударная волна и шквал осколков смели прозрачную пластиковую стену центрального куба. Перегорели и замкнулись кабели дистанционного управления, взбесившиеся манипуляторы заметались в дыму, круша ударами стальных рук то, что еще уцелело. Дрожа, извивались гибкие трубы, блестящие иглы шприцев выскакивали и прятались, как змеиные жала. Взорвался следующий кислородный баллон. Вытяжной раструб накренился и рухнул. Брызнули осколки лопнувшего пластика. Манипуляторы двигались все медленнее, как руки слепого безумца.

Профессор Скрябин лежал у самого сейфа, и ядовитый дым пока не добрался до него.

Когда Шабанов боролся со вторым фильтром, шестеро из команды «Вихрь» тщетно пытались пробиться в лабораторию. Оставшиеся наверху девять пожарных двумя рейсами на лифте тоже спустились вниз.

Профессор пришел в себя. Превозмогая боль, он приподнялся и безнадежно смотрел на пламя, пожиравшее лабораторию. Он слышал глухие мощные удары – пожарники колотили в дверь чем-то тяжелым. Профессор поднялся, шатаясь. Он ухватился за опрокинутый стол, чтобы открыть пожарным дверь, но силы окончательно оставили его, и он сполз на пол.

Шабанов уже открывал наружную решетку. Короткая перебежка – и никем не замеченный, он укрылся за караульным помещением. Затем он прыгнул за руль «Пежо», машина рванула с места, как ракета. Шабанов затормозил, но опоздал, вылетев прямо под телекамеру. С чуть слышным гудением камера повернулась, а вслед за тем из-за какой-то двери показался ствол гранатомета. Полыхнула ослепительная вспышка, и двигатель «Пежо» перестал существовать. По расплавленному металлу пробежали синие огоньки. Если бы чуть дальше… Но задачей стрелявшего было остановить машину, а не убить водителя. Прижимая к себе сумку с контейнером, Шабанов перевалился через борт и откатился в сторону. Грохот взорвавшегося бензобака оглушил его. Бензина там было на донышке, но чем большее количество паров заполняло бак, тем сильнее получился взрыв.

Машина пылала. Откуда-то бежали охранники, стреляя низом. Шабанов бросился к жилому куполу. Поодаль от закрытых ворот, под прикрытием живой изгороди он остановился, снял куртку и швырнул к стене. Камеры развернулись, но угол их наклона был недостаточен для обзора стены. Чтобы разобраться в происходящем, охранникам внутри придется открыть вход… Что и случилось. Тут же Шабанов ринулся внутрь и выстрелил издали в набегавшего охранника, без особой надежды попасть. Ему просто повезло – пуля угодила в голову парня. Пальцы агонизирующего охранника заскребли по металлу автомата, и тело свалилось у входа. Другой охранник с автоматом выскочил из-за коттеджа и увидел Шабанова, бегущего к стене купола.

– Стой! – закричал он и выстрелил по ногам. Шабанов выстрелил в ответ и промахнулся. Парень устремился в погоню, но Шабанов уже протискивался в дыру в стене. Охранник опоздал всего на пару секунд.

– А, чтоб тебя… – пробормотал он, ныряя в дыру следом и цепляясь за трос. Он заскользил вниз, пытаясь притормаживать ногами. Шабанов выстрелил вверх. Пуля звякнула о трубу, прорвав куртку охранника.

В лаборатории дверь уступила натиску. Команда «Вихрь» ворвалась внутрь.

Пожарные в респираторах почти на ощупь пробирались к профессору сквозь сплошной отравленный дым. Один из них задел локтем большой стальной баллон, стоявший у дымящегося жерла шахты кремационной печи. Баллон неудержимо покатился вниз, упал в пролом от взрыва в наклонной стене и врезался прямо в центр сплетения высоковольтных кабелей. Волны слепящего голубого огня прокатились к распределительным щитам, в снопах искр за полсекунды испарилась сверхнадежная защита главного генератора, полыхнули длинные пульсирующие молнии.

Чудовищные взрывы прогремели над тайгой. Газгольдеры и резервуары технического этажа взлетали на воздух один за другим. Тысячи тонн земли, металла, дерева взметнулись к потемневшим небесам… А затем пелена смерти в реве пожаров навсегда опустилась над объектом «Адамант».

Шабанова и его преследователя здорово тряхнуло, но не сбросило со скалы. Вибрирующий как тетива лука трос швырнул охранника на камни, он разжал руки и прыгнул с трехметровой высоты.

Сверху сыпались обломки. Парня что-то сильно ударило по голове, он упал, но тут же вскочил и бросился за Шабановым, убегающим в обход озера в сторону дороги.

Шабанов выскочил на шоссе и со всех ног помчался к белой «Ниве», стоявшей у обочины. Вдали показался одинокий мотоциклист. Шабанов рванул дверцу, дал газ. Он с такой силой нажал на акселератор, что сам испугался за целостность кейса с «Фантомом-ноль».

На шоссе появился охранник, выстрелил по колесу стремительно удаляющейся «Нивы», промахнулся, выругался в сердцах.

Мотоциклист был уже совсем близко. Охранник встал посреди дороги, вытянул руку с пистолетом. Мотоциклист затормозил так, что задымились шины.

– Эй, мужик, ты чего?

Охранник молча вышвырнул его из седла и ринулся в погоню за «Нивой», выжимая из «Явы» все, на что она была способна, и даже немного больше. Шабанов пытался увеличить скорость, но расстояние между ними стремительно сокращалось. В зеркале Шабанов отчетливо видел лицо преследователя, его сжатые губы, глаза, пылающие холодной решимостью. Ему стало страшно. Не уйти… Как мог, он прицелился через плечо из прыгающей на выбоинах разбитого асфальтового покрытия машины и выстрелил. Мимо. Последний патрон…

Расстояние по-прежнему сокращалось… Но Шабанову снова повезло. Он вовремя заметил очередную глубокую выбоину на шоссе, мотоциклист же среагировать на нее уже не успел. Охранника выбросило из седла, словно катапультой. Он ударился о ствол ближайшего дерева и упал, обливаясь кровью.

«Нива» на полном ходу удалялась от места аварии.

Часть третья Каскадер

1

Подмосковье

Край переднего бампера «Лексуса ЛС-400» едва ли не на предельной скорости чиркнул о шершавый камень, как головка спички чиркает о коробок, высек веер ярких искр. Кремер вывернул руль, машина юзом заскользила по извилистому серпантину, заднее колесо на миг зависло над крутым откосом. Кремер вдавил акселератор, автомобиль молнией пронесся по прямому участку и чудом вписался в поворот. Стрелка спидометра бешено плясала в крайнем секторе.

Белый «Ауди» не отставал. Игорь Саблин высунулся из окна, прицелился и выстрелил несколько раз подряд. Сверкающие круги вертолетных винтов напряженно звенели над мчащимися машинами. Из переднего вертолета Вадим Громов поливал «Лексус» автоматным огнем, пули вздымали пылевые фонтанчики перед капотом и у самых колес. Кремер совершил еще три фантастических виража, мгновенно повернулся и выстрелил. Саблин с пробитым пулей черепом свалился обратно в салон «Ауди». Его пистолет остался на дороге, но «Ауди» с Артемом за рулем догнал Кремера. Машины неслись дверь в дверь, когда с вертолета простучала очередь. В Кремера Вадим не попал. Он попал в Артема. «Ауди» слетел с дороги, врезался в курятник и взорвался. Окровавленные куски человеческих тел разлетались во все стороны в клубах оранжевого пламени.

Теперь противником Кремера оставался лишь Вадим, который не собирался сдаваться. Он принялся резко сбрасывать и набирать высоту, стараясь раздавить «Лексус» посадочной опорой, и один раз ему удалось оставить на крыше машины Кремера порядочную вмятину.

Кремер наугад выстрелил вверх сквозь крышу. Пуля с визгом отлетела от вертолетной кабины. Вадим шарахнулся и на секунду потерял управление. Второй вертолет следовал за ним, как привязанный. Он не отставал даже тогда, когда вертолет Вадима крутился в воздухе, наподобие угря на горячей сковородке.

Серпантин кончился внезапно. Последний отрезок дороги вел прямо к деревянным домишкам у реки. Кремер затормозил, его «Лексус» волчком провертелся по шоссе и замер у кромки обрыва, едва не грохнувшись на острые камни берега.

Вертолет Вадима наконец стал послушным и взмыл вверх. Со второго вертолета прозвучал командирский жестяной голос, усиленный мегафоном.

– Стоп! Снято!

Кремер открыл дверцу, достал сигареты и закурил. Оба вертолета приземлились неподалеку. Вадим Громов, постановщик трюков Антон Семенович Руднев и оператор Марк направились к «Лексусу», о чем-то оживленно переговариваясь. Подъехали две съемочные машины, обезображенные решетчатыми фермами для выносных камер. Из передней выскочили смеющиеся Игорь Саблин и Артем. Игорь похлопал Кремера по плечу.

– Ну как, ничего мы взорвались, а?

– Просто класс, – искренне заверил Кремер. – Только не разберешь, где чьи руки-ноги летают. Вы бы хоть помечали, что ли.

Артем рассмеялся. Подошел вечно озабоченный Марк и принялся возиться с миниатюрной камерой, укрепленной на спинке заднего сиденья «Лексуса». Прибывшие с машинами реквизиторы собирали и перезаряжали оружие, пиротехники готовили вдоль дороги новые заряды для следующей съемки. Заметив это, Кремер встревожился.

– Антон, – сказал он Рудневу, – ты что, решил нас сегодня уморить?

– Да ладно тебе. – Постановщик трюков обратился к каскадерам с шутовским жестом, словно представляя Кремера на презентации: – Ребята, посмотрите на самого умного среди нас, Сережу Славина. Он решил, что его рабочий день исчерпан десятью минутами съемки.

Сергей Славин – таков был псевдоним Кремера в съемочной группе фильма «Неоновый тигр». Поначалу трюкачи приняли новичка настороженно, что называется, со скрипом. Положение осложнялось тем, что мир каскадеров – это относительно небольшая, довольно замкнутая каста, а ни о каком Славине никто из них и слыхом не слыхивал. Пришлось совместно со Шведовым и частично посвященным в секрет продюсером картины придумывать легенду о том, что Славин давно не был в России, много работал за рубежом, выполнял трюки в известных фильмах. А так как к публичности он не стремился, выступал в финальных титрах этих картин под разными вымышленными именами… Теперь вернулся, живет в Санкт-Петербурге. Неизвестно, насколько это все убедило каскадеров в правдивости истории жизни Кремера. Решающим стало настояние продюсера, поскольку, как известно, кто платит, тот и музыку заказывает. Но когда трюкачи увидели, как Сергей Славин умеет работать, они изменили отношение к новому коллеге. И его личная открытость, доброжелательность, обаяние также располагали к нему. Напряженность продержалась недолго.

В ответ на реплику Руднева Артем нахмурился.

– Антон, а ведь Сергей прав. Ему-то, собственно, божья роса, он едет себе да знай постреливает, а нам с Игорем взрываться да гореть. Нет, я свои подкожные сегодня отработал. Отчаливаю к девушкам.

– Ребята, – серьезно сказал Руднев, – давайте я толкну вам небольшую лекцию. У наших шефов какая-то напряженка с этими натурными съемками. Какая – я толком не понял, не то мы тут кому-то дорогу перекрываем, не то еще что, но они с трудом выбили разрешение, и времени очень мало. Так что давайте-ка перекусим и еще раз по полной программе.

– По полной? – переспросил Кремер. – То есть с падением в реку? Тогда пусть готовят кислородный прибор и все как положено.

– Уже готовят, Сережа, – улыбнулся Руднев. – Как раз успеем поесть.

Он первым направился к съемочной машине.

– Ну, злодей, – с легким удивлением протянул Игорь. – Поесть! Да он нас без соли сожрет.

– Ладно, пошли, – со вздохом сказал Кремер.

2

Временный лагерь съемочной группы раскинулся на живописном берегу. Жилые трейлеры, машины технических служб, тонвагены стояли полукругом, напоминая цыганский табор. Нечто среднее между кухней и столовой, прозванное киношниками на французский манер «бистро», представляло собой несколько столиков под тентом и пару электропечей, обычно загроможденных разнокалиберными баками и кастрюлями. Там царствовала симпатичная повариха Люся, к которой периодически подкатывался Артем.

Игорь отодвинул марлевую занавеску, загораживающую вход в «бистро», и восторженно потянул носом:

– О! Сегодня, похоже, борщ!

Каскадеры расселись за раскладным столиком, Артем направился на переговоры к Люсе. Марля отлетела в сторону, вошел высокий, элегантный, немного тучный мужчина с пышной каштановой шевелюрой, в солнцезащитных очках – режиссер-постановщик ленты Никита Розанов. Вслед за ним появился суперстар Арсений Витковский (которого Кремер дублировал в сцене погони на «Лексусе»). Важные лица уселись за столик в углу и принялись что-то негромко обсуждать. Каскадеры уже уплетали борщ. Вадим Громов увлекательно рассказывал смешную историю, приключившуюся с ним во время поездки в Польшу. Внезапно он умолк, оборвав рассказ на полуслове. Кремер обернулся.

На пороге стояла невысокая стройная женщина в черном полупрозрачном платье из тончайшей ткани. Ее светлые волосы ложились на лоб красивой волной, большие синие глаза смотрели жестко и неулыбчиво. Изящные крылья тонкого носа чуть подрагивали, губы были плотно сжаты, округлый подбородок приподнят. Несомненно, незаурядная женщина. И чем-то сильно раздраженная.

Незнакомка решительно направилась к Розанову и тихо заговорила с ним. Он сделал отрицательный жест. Она вновь принялась горячо убеждать режиссера, он все так же качал головой и односложно возражал.

– Не делайте из меня дуру! – вдруг закричала женщина так, что за столиками все вздрогнули. – Этого не будет, не будет никогда!

И одним резким движением она перевернула стол. Послышался звон разбитой посуды. Не говоря больше ни слова, женщина покинула «бистро». Розанов бросился было вдогонку, но в дверях остановился и только посмотрел ей вслед. Она сняла туфли и, держа их в руках, шла прочь по обочине дороги, срывая и нюхая желтые цветы.

– Кто это? – спросил Кремер.

– Ты не знаешь? – изумился Руднев. – Это же наша звезда, Алена Сельвинская, партнерша Витковского. Она только сегодня приехала, но… Неужели ты не видел ее раньше, на экране?

– Не довелось, – буркнул Кремер.

Он и впрямь впервые видел Алену Сельвинскую, да, впрочем, и не стремился с ней познакомиться. Его интересовала здесь другая женщина – ассистент режиссера Оксана Шабанова, ради кого Шведов и пристроил Кремера в съемочную группу, проявив чудеса изворотливости. Оксану Шабанову Кремер в первый раз увидел в московском павильоне, еще до выезда на натурные съемки. Разумеется, он не мог просто подойти к ней и сказать: «Здравствуйте, меня зовут так-то, представьте меня, пожалуйста, вашему мужу». Нечто подобное было бы почти равносильно тому, чтобы заявить: «Я здесь со спецзаданием». Малейшая неосторожность могла оказаться роковой. А тут еще Голдин, который может быть где-то рядом… Нет, Кремер должен был сделать так, чтобы Оксана сама захотела познакомиться с ним, привести в дом, а вот как это сделать – об этом он пока не имел никакого представления.

Эта экспедиция слишком кратковременна, и все очень заняты. А вот по возвращении в Москву Сергей Славин обязан стать интересным для Оксаны Шабановой. Действуя вслепую, он уже старался завести как можно больше знакомств в съемочной группе. Не исключено, что кто-то выведет на Шабанову.

Руднев первым поднялся из-за стола. Насупленная Люся ожесточенно убирала следы погрома, учиненного звездой. Каскадеры вышли.

Машины и вертолеты ждали наготове. Игорь и Артем начали придирчиво инспектировать очередной «Ауди», обреченный на гибель. Бюджет немногих российских фильмов выдержал бы несколько взорванных «Ауди» за съемочный день, но продюсер «Неонового тигра» не скупился.

Кремер открыл дверцу «Лексуса». В этом дубле его машина также погибнет, обрушившись с обрыва в реку. Кремер вытянул маску кислородного аппарата, приложил к лицу, открыл кран. Все работало отлично.

Подошел Руднев с планом местности и разложил бумагу на капоте.

– Все помнишь, Сергей?

– Антон, я репетировал шесть раз, два раза медленно и четыре – на скорости. Что еще?

– Ну, все же… – пробормотал Руднев. – Значит, так, падаешь здесь. – Он ткнул пальцем в схему. – Скорость восемьдесят. Глубина там – два с половиной, грунт песчаный… Сидишь две минуты и выныриваешь, только смотри, не раньше! Вадим полетает над тобой.

Кремер пожал плечами:

– Антон, сколько можно…

– Ладно, ладно. – Руднев похлопал Кремера по спине и отошел к Игорю и Артему. Вот у них действительно опасный трюк – с огнем шутки плохи.

Вадим гонял двигатель вертолета на холостом ходу. Пилот второго вертолета, где летели Руднев и операторы, поднял кожух двигателя и что-то там рассматривал. Кремер ощутил легкое прикосновение к локтю и обернулся. Улыбающийся Арсений Витковский протягивал ему пачку сигарет. Кремер поблагодарил и вытащил из пачки какое-то разрисованное произведение табачного искусства.

– Ты – это я, Сергей, – сказал Витковский бархатным голосом, сводившим с ума толпы поклонниц. – Давай сделаем так, чтобы я превзошел сам себя.

Оба засмеялись, Кремер поднял руку в жесте «о’кей».

– Нет проблем, мистер Витковский. Плохие парни вас не обидят.

– Арсений, просто Арсений. – Перед обаянием улыбки Витковского не устоял бы и памятник Карлу Марксу. – Безумно жаль, что я не могу сделать это сам. Увы, я более чем средний водитель…

– Дайте и другим немного заработать, Арсений, – ответил Кремер, и они снова рассмеялись.

Автомобильные трюки были чуть ли не единственным, что не давалось Арсению Витковскому. Все остальное – драки, прыжки с поездов, мостов, вертолетов и самолетов, с парашютом и без, подводные сцены – он старался исполнять сам, если только режиссер и продюсер не вставали стеной, оберегая звезду.

Кремер затянулся, выбросил сигарету и сел в машину. Немного погонял двигатель вхолостую, тронулся с места, остановился, проверяя тормоза. Над вертолетами уже свистели и ревели сверкающие круги. Кремер включил переговорное устройство. Съемочные машины рычали поодаль.

– Сергей, готов? – раздался в динамике голос Руднева.

– Готов.

– Артем, Игорь?

– О’кей.

– Вадим?

– Давай, Антон.

– Порядок. Внимание… Камеры. Мотор!

3

Кремер выжал сцепление и надавил на акселератор. Колеса «Лексуса» провернулись на пыльной дороге, и автомобиль ринулся вперед. Кремер ужом вертелся по серпантину. Вот то место, где нужно удариться о камень… Так, есть. Вмонтированное в бампер электрическое устройство выдало впечатляющий сноп искр. Теперь в Кремера должен стрелять Игорь.

– Игорь, внимание, – распоряжался голос Руднева из динамика. – Огонь!

Игорь открыл стрельбу. В заранее подготовленных местах на заднем стекле «Лексуса» появлялись пулевые отверстия.

– Вадим, огонь!

Автомат Вадима затарахтел сверху. Микрозаряды, установленные пиротехниками на дороге, исторгали фонтанчики пыли, создавая иллюзию ударов пуль. А теперь Кремер убьет Игоря.

– Сергей, внимание… Огонь!

Кремер обернулся и выстрелил. Игорь очень эффектно опрокинулся внутрь «Ауди». Молодец, Игорь.

Операторы прилипли к окулярам камер на выносных фермах съемочных машин. Они не отставали ни на метр. Вся сцена погони снималась с нескольких точек: с автомобилей, с вертолета, неподвижными камерами, стоящими вдоль дороги. После ювелирного монтажа с добавкой компьютерных чудес это будет смотреться не хуже фильмов о Джеймсе Бонде.

– Внимание, Вадим, Артем! – командовал Руднев. – Пошли!

Вадим прошил «Ауди» автоматной очередью, и Артем свернул к фанерному курятнику – взрываться.

– Сергей!

Кремер выстрелил через крышу. На обшивке вертолета Вадима Громова появилась пробоина.

– Вадим, теряешь управление, – режиссировал Руднев.

Вадим закрутил вертолет по спирали. Вертолет Руднева носился вокруг него – постановщик и оператор старались снимать как можно динамичнее. Эпизод, когда Вадим старается раздавить Кремера вертолетом, в этом дубле был пропущен. Дублей с ним имелось уже достаточно, Руднев никогда не рисковал без надобности.

Двигатели съемочных машин, идущих почти вплотную, надрывались справа и слева от Кремера. Он вышел на финишную прямую, но взял немного левее, чем в прошлый раз, – там над обрывом двумя камнями были размечены воротца, где он должен упасть в реку. Кремер смотрел на спидометр, плавно снижая скорость до восьмидесяти, когда в переговорном устройстве раздался полный ужаса вопль Руднева:

– Сергей!

Кремер не поверил своим глазам. Словно ниоткуда, прямо между разметочными камнями возникла хрупкая женская фигурка в темном полупрозрачном платье, с букетом желтых цветов в опущенной руке. Женщина смотрела на реку, но порывисто обернулась на звук двигателя. Кремер тормозил, но было слишком поздно. Машину развернуло и боком понесло на женщину. Она раскрыла рот в беззвучном крике, шагнула назад, оступилась и полетела в воду с обрыва. «Лексус» замер на самом краю. Распахнув дверцу, Кремер прыгнул вниз.

Зеленая вода сомкнулась над его головой. Он вынырнул и завертелся в поисках женщины. Почти сразу он увидел ее – она то появлялась над поверхностью реки, то исчезала метрах в двух от него. Он обхватил ее, поплыл к берегу, вынес на руках и уложил на песок немного дальше того места, где обрыв нависал прямо над водой. Она не подавала признаков жизни, но воды в легких, похоже, не было. Кремер принялся за искусственное дыхание по всем правилам. Алена Сельвинская зашевелилась и открыла глаза.

– Боже, как я перепугалась, – прошептала актриса. – Это вы меня вытащили? Кто вы?

– Что?

– А, вы каскадер… Ну да. – Она приподнялась и села. – Я видела вас сегодня в «бистро»… Ну, конечно… Никак не приду в себя.

Ее намокшее платье плотно облепило фигуру, ничего не скрывая – впрочем, фигура была не из тех, где требуется что-то скрывать. Синие глаза широко распахнулись, чувственные губы приоткрылись, обнажая ряд абсолютно ровных жемчужных зубов. В эту минуту мокрая кинозвезда была удивительно хороша, но Кремер не собирался говорить ей об этом. Для него это был просто удачный случай, еще одно полезное знакомство, чреватое весьма широким кругом общения. И кто знает – может быть, именно здесь он найдет то, что ищет.

– Сергей Славин, – представился он и протянул руку.

Она обворожительно улыбнулась и встала, опираясь на руку Кремера. Вертолет Руднева опустился на берегу, и три человека спешили к ним по крутой узкой тропинке. Руднев подбежал первым.

– Алена Андреевна, с вами все в порядке?

– Спасибо… Кажется, так. – Она ощупала себя, как бы проверяя, нет ли повреждений, но движение вышло на редкость соблазнительным.

– Мной ты не интересуешься, – съязвил Кремер. – Ну конечно, пушечное мясо.

– Да что с тобой случится, медведь, – добродушно проворчал Руднев.

Оператор подхватил актрису под локоть, помогая ей подняться по тропинке. Она приостановилась, оглянулась и помахала Кремеру:

– Мы еще увидимся, спаситель.

– Ого, – вполголоса прокомментировал Руднев. – Похоже, у тебя неплохие шансы…

– Да ладно тебе. – Кремер ткнул его в плечо. – Она испортила съемку.

– Да, придется еще раз… – с сожалением вздохнул постановщик трюков. – Но тут уже проще. Мы снимем только хвост, как ты выезжаешь с серпантина и падаешь в реку. Остального и так полно.

– Сегодня?

Руднев посмотрел на солнце.

– Нет, сегодня уже не получится… Завтра, с утра.

Они направились к тропинке.

4

– Камера. Мотор! – распорядился Розанов.

– «Неоновый тигр», кадр 86, дубль 3! – выкрикнула девушка с хлопушкой.

Огромный красный диск солнца, опускающегося за холмы далеко за рекой, представлял изумительную, фантастическую картину. На фоне этого роскошного заката сближались Арсений Витковский и Алена Сельвинская, одетая во что-то белое, невесомое и удивительно воздушное. Он положил руки на ее плечи.

– Я не понимаю, почему ты снова должен уехать, – прошептала она.

– Там мои друзья, – печально и убедительно сказал Витковский, глядя ей прямо в глаза. – Они попали в беду.

– Но неужели высоким чинам больше не на кого положиться, кроме тебя! – взволнованно произнесла актриса.

– Высокие чины здесь ни при чем…

Сцена продолжалась. Стрекотали камеры, за ходом съемки напряженно следил со складного стульчика Никита Розанов, время от времени прикладываясь к пластиковой бутылке пепси. Кремер стоял чуть поодаль, курил, пуская колечки сизого дыма, и думал совсем о другом. Придется задержаться еще на один день – конечно, разрешение на него выбьют. Еще один день здесь – к лучшему это или к худшему?

Потушив сигарету, Кремер медленно побрел к трейлеру, взял там приемник, вернулся на берег и уселся у воды. FM-станция передавала «Отель „Калифорнию“» – старые добрые «Иглз» каким-то чудом всплыли в мутных морях современной попсы. Кремер поставил приемник рядом на песок и стал смотреть на закат.

Краешек солнца почти исчез за холмами, когда сзади послышались легкие шаги. Кремер обернулся и увидел Алену Сельвинскую, держащую в руках бутылку коньяка и две рюмки.

– А я искала вас, Сережа, – сказала она.

– Садитесь. Берег большой, места хватит.

– Зачем вы так… Да, я сорвала вам съемку. Но я шла извиниться… – Она поставила бутылку и рюмки на камень, извлекла из сумочки шоколадку и устроилась возле Кремера. – Может, вы все же нальете, как мужчина?

Кремер молча откупорил бутылку и наполнил рюмки.

– За мое чудесное спасение, Сережа… А теперь по второй – брудершафт!

– От брудершафта не откажусь, но больше не буду, – заявил Кремер. – Завтра с утра падаю в реку и очень не хочу, чтобы от меня осталось мокрое, очень мокрое место.

– О, это была бы невосполнимая потеря! – воскликнула актриса.

– Для кого? – пробурчал Кремер.

– Для меня. – Она лукаво улыбнулась.

Брудершафт был увенчан волшебным поцелуем, более чем «братским», если иметь в виду значение этого слова. Сердце Кремера сжалось. Он вспомнил Хабаровск, Олю Смоленкову, которую он больше никогда не увидит…

– Вот мы и на «ты», – сказала Алена.

– Давно ты в этом бизнесе? – спросил Кремер исключительно потому, что надо было поддерживать разговор.

– Не так давно, Сережа… Как-нибудь я расскажу о себе. Ты узнаешь все, что захочешь. И может быть, немного больше…

Кремер посмотрел на актрису в некотором замешательстве. Что бы это могло означать?

Алена поднялась, отряхнула платье.

– Утром я уезжаю в Москву, – проговорила она мелодичным голосом в среднем регистре. – Мы увидимся там. Бутылку дарю тебе в качестве компенсации за моральный урон. Выпьешь за меня, когда захочешь. А сейчас – спокойной ночи, мой хмурый, храбрый спаситель…

Она кошачьим движением пригладила волосы Кремера и исчезла.

– Спокойной ночи, – сказал он в темноту.

5

Москва

Ранним утром Кремер проснулся от громкой трели телефонного звонка. В Москве он жил, разумеется, не у себя дома – санкт-петербургскую легенду нужно было подкреплять. Но и не в гостинице – для него была снята квартира. Он схватил трубку, прижал к уху.

– Слушаю.

– Доброе утро… Будьте так любезны пригласить Юрия Петровича.

– Извините… Вы ошиблись номером.

Он сел в постели – сна как не бывало. Это был условный звонок, так было оговорено со Шведовым, и он означал: что вам удалось сделать, Кремер? Ответ переводился однозначно: ничего.

Из холодильника в кухне он вытащил полбанки ветчины, бутылку сока и соорудил нехитрый завтрак. За окном трижды прогудел автомобильный клаксон. Кремер быстро оделся и спустился вниз. В микроавтобусе съемочной группы сидели Игорь, Вадим, Артем и Антон Руднев – вся каскадерская рать.

– А! – завопил Игорь Саблин, как только Кремер показался на ступеньках. – Вот и суперстар всех времен и народов!

Кремер нанес ему символический удар в солнечное сплетение. Игорь застонал, согнулся и рухнул на пол машины, корчась в судорогах. Остальные захохотали, глядя на его фокусы.

– Что-то у вас подозрительно хорошее настроение, – сказал Кремер.

Водитель гнал машину за город, к новому месту съемок, на сей раз неподалеку, весьма вольно обходясь с дорожными знаками.

– Тебе записка. – Руднев перегнулся через спинку переднего сиденья и протянул Кремеру сложенный вчетверо листок бумаги. Развернув его, Кремер прочел:

«Привет, храбрый спаситель!

Хочешь посмотреть на меня в театре? Сегодня вечером я играю спектакль. Начало в восемь. Твой билет на вахте. А.».

Дальше был вычерчен план местонахождения театра.

– От нее, – ехидно подтвердил Игорь. – Джентльмены, ему остается только сыграть за самого Витковского…

– Молчи, умник, – буркнул Кремер, пряча записку в карман.

На съемочной площадке царила обычная суета и неразбериха. Кремер уже несколько освоился в кино, однако по-прежнему не уставал удивляться, как при такой суматохе все-таки что-то в результате получается. Режиссер охрип, носясь взад и вперед, выкрикивая приказы в безнадежных как будто схватках с операторами, реквизиторами, гримерами и пиротехниками. Кремер осмотрелся; Оксаны Шабановой видно не было. У заброшенного карьера стоял «Фольксваген-жук», а «Мерседес», предназначенный Кремеру и Артему, находился ближе, возле вертолета Вадима.

– Повторяем задачу, парни, – сказал Руднев. – Сергей и Артем в «мерсе» подъезжают к «жуку» и аккуратно подталкивают его сзади. Игорь вываливается из приоткрытой дверцы, «жук» падает в карьер и бабахает как надо. Вадим летает над всем этим безобразием на подбитом вертолете – надеюсь, с дымом порядок. После чего мы садимся в автобус и преспокойно отправляемся в бар. Самая непыльная работа у Артема – он сидит рядом с Сергеем для красоты.

– О’кей, – откликнулся Артем. – Это по мне.

Подошел взбудораженный Никита Розанов и начал что-то горячо втолковывать Рудневу. Пиротехники пробовали дым. Коптило так, будто загорелась баржа с мазутом.

Артем и Кремер заняли свои места. Игорь уселся в «Фольксваген», Вадим поднял вертолет. Кремер запустил двигатель «Мерседеса».

– Готовы? – спросил голос Руднева в динамике. – Вадим, пускай дым. Камеры! Мотор!

Кремер тронул машину. Разгоняясь, она устремилась к месту столкновения. Вадим дымил на совесть, так что солнце заволакивало.

Специально укрепленный бампер «Мерседеса» ударил машину Игоря Саблина…

Игорь допустил ошибку.

Он открыл дверцу чуть шире, чем требовалось. Удар швырнул «Фольксваген» вперед, и дверца захлопнулась.

Кремер отчаянно затормозил. «Мерседес» замер на краю карьера, но машина Игоря неудержимо сползала в пропасть. Саблин рвал ручку дверцы… Никто ничего не мог поделать. «Фольксваген» стукнулся о выступ породы метрах в трех под обрывом. Дверца распахнулась, Игорь ухватился за чахлый куст. Автомобиль волокло дальше. Когда он сорвался в карьер, Игоря выдернуло из кабины, и он повис над острыми камнями на стометровой высоте… Корни куста выползали из рыхлой почвы.

– Артем, веревка! – завопил Кремер без надобности, потому что Артем уже мчался к вагончику реквизиторов. Кремер упал и пополз вниз, к Игорю, цепляясь за шаткие камни, засевшие в мягком грунте. Далеко внизу громыхнуло – это взорвался по сценарию «жук». Кремер был уже совсем рядом с Игорем, прочно держась за камень, показавшийся ему надежнее остальных. Игорь ухватился за его руку. Куст наконец оторвался, и медленно вращаясь, полетел на дно карьера.

Камень удовлетворительно выдерживал вес одного Кремера, но вместе с Игорем они стали вдвое тяжелее… Опора угрожающе покачнулась.

Вадим завис над ними на вертолете и сбросил трос, который описывал в воздухе большие круги – слишком далеко, чтобы Игорь мог ухватиться. Подоспел Артем с веревкой, швырнул свободный конец, но он повис по другую сторону выступа… Артем мгновенно выбрал его. Теперь веревка качалась прямо перед лицом Кремера, но одной рукой он держался за камень, а второй – держал Игоря.

– Есть! – закричал Игорь. Кремер увидел, что он поймал трос с вертолета Вадима.

– Давай! – крикнул Кремер.

Игорь отпустил его руку и поплыл над карьером, раскачиваясь, как огромный маятник. Вертолет Вадима набрал высоту. Теперь Кремер вцепился в веревку Артема, который с помощью Руднева его и вытянул. Ощущая противную дрожь в ногах, Кремер сел на траву.

Вадим мягко опустил на землю Игоря Саблина, а следом и вертолет. Игорь и Вадим направились в сторону карьера. Остальные участники съемки, включая исполнителей второстепенных ролей, чьи эпизоды снимались сегодня, испуганно суетились на периферии.

– Ваш должник, джентльмены, – сердечно произнес Игорь.

– Ставишь выпивку, – улыбнулся Кремер.

– У вас все в порядке? – спросил подошедший Никита Розанов. – Медицинская помощь требуется?

– Этим слонам – медицинская помощь? – хмыкнул Руднев.

Режиссер неуверенно растянул губы в подобии улыбки. Как человек, непосредственно отвечающий за все происходящее на съемочной площадке, он перепугался больше всех.

Каскадеры зашагали к микроавтобусу, перебрасываясь шутками.

– Интересно, войдет ли эта сцена в фильм? – задумчиво, словно про себя, пробормотал Руднев.

Игорь споткнулся:

– Так ты что, все это снимал?!

Руднев свысока посмотрел на него.

– Снимаю не я, а операторы. Насколько мне помнится, никто не догадался крикнуть: «Стоп!»

– Скотина, – искренне сказал Игорь.

6

Поминутно сверяясь с планом, нарисованным Аленой Сельвинской, Кремер разыскивал театр. Посещать театры ему доводилось не часто, и он понятия не имел, где большинство из них находится и как называется. Сейчас он шел по Москве как по незнакомому городу, но все же добрался куда следует.

Массивная дверь служебного входа, снабженная бронзовой ручкой, отполированной тысячами прикосновений, неохотно впустила Кремера, обиженно толкнув в спину. Он представился старушке вахтерше, и строгий взгляд ее потеплел.

– Да, да, Алена оставила вам билет… Вот он. – Вахтерша протянула Кремеру конверт.

Пьеса оказалась русской, современной – фамилию авторши Кремер не запомнил, – и, как следствие, совершенно ужасной. Алена играла нервную, истеричную даму. Весь первый акт она беспрерывно орала то на мужа, то на отца, а к концу второго акта выяснилось, что она и не истеричка вовсе, а просто у нее такой богатый духовный мир. Зал проводил этот шедевр аплодисментами в положении стоя – вероятно, от радости, что все довольно быстро закончилось.

На улице у служебного входа Кремер закурил в ожидании Сельвинской. Она появилась позже всех, в неописуемом лиловом костюме, но ей шел и этот ночной кошмар модельера.

– Сережа! – Она помахала рукой. Кремер приблизился.

– Добрый вечер, Алена.

Они неторопливо зашагали рядом.

– Тебе понравилось?

– Ну… – Он изобразил настолько неопределенный жест, что его можно было толковать как угодно.

– Нет? – Она пыталась заглянуть в его глаза.

– Алена, я не театральный критик. Я ни черта в этом не смыслю.

– Но ты работаешь в кино.

– Трюкачом. И не просто трюкачом, а с узкой специализацией. Шоферюга я, мэм, шоферюга!

Она заразительно засмеялась:

– Ладно, шоферюга. Надеюсь, я все же не настолько разочаровала тебя, чтобы ты отказался проводить меня до дома.

– Как прикажете, мэм. На метро?

– Метро? – удивилась актриса. – Ты приехал на метро?

– Я не москвич, – пояснил Кремер, – и здесь у меня нет машины. Я из Санкт-Петербурга. Ты не знала?

– Откуда же, – произнесла она, как ему показалось, не вполне искренне. Кремер подумал, что она расспрашивала о нем.

Они остановились перед отливающей перламутром «Хондой» с тонированными стеклами.

– А вот моя машина, – сказала Алена.

– Я за рулем?

– Ни в коем случае! Я люблю водить…

Проехать пришлось всего семь кварталов. Актриса жила в новом шестиэтажном доме необычной радиальной архитектуры, с мозаичным кафелем и цветами в подъезде и на лестничных клетках. Дверь квартиры оказалась стальной, обтянутой красной тисненой кожей, и была оборудована телекамерой и переговорным устройством. Они вошли.

В квартире была только одна комната, огромная, как подземный гараж, – настоящая артистическая студия. Авангардистские плафоны спускались с потолка на витых шнурах едва ли не до пола. Мебель пугала блеском стекла и никеля, в углу находилось подобие барной стойки с тремя круглыми табуретами, а на черной тахте могли просторно разместиться человек десять. Среди разбросанных подушек сидел плюшевый лев, приближающийся к натуральной величине, лапами он обнимал раскрытый ноутбук. Украшением стен служили абстрактные полотна. Камин, правда, был электрический, но совсем как настоящий. Все это великолепие отражалось в уйме зеркал на стенах и потолке. На кухню и в ванную вели узкие арочные коридоры, обложенные натуральным кирпичом. Туда Кремер не заглядывал, но у него не оставалось сомнений, что и там поработал тот же дизайнер-футурист с изрядным приветом. Картину дополнял домашний кинотеатр с плазменным экраном и пишущим DVD-плеером. Круглые аудиоколонки возвышались на поблескивающих штангах во всех четырех углах. Журналы от «Космополитена» до «Плейбоя» и «Роллинг Стоун», компакт-диски, полные и полупустые бутылки с крепостью содержимого не ниже тридцати лежали, стояли, валялись и громоздились не только там, где можно, но и там, где по всем цивилизованным меркам совсем уж нельзя.

– М-да… – только и мог сказать Кремер.

– Нравится? – с ведьминской улыбкой спросила Алена.

– Как тебе сказать… У меня в Северной столице был приятель-художник, он жил примерно в такой же квартире. Он повесился.

– Ну и зануда же ты, Сережка. – Актриса подошла к бару и вытащила квадратную бутылку «Баллантайна». – Сегодня ты не отвертишься. У тебя завтра нет съемки, я узнавала.

– А я и не собираюсь, – усмехнулся Кремер.

Сельвинская скрылась в коридорчике, ведущем в кухню. Кремер бродил по комнате, отодвигая носком ботинка сигаретные пачки и пустые коробки от дисков, небрежно брошенные на палас. Остановился перед книжным стеллажом, пробежал взглядом по корешкам книг. Подбор литературы его несколько удивил. «Жизнь двенадцати цезарей» Светония, история дипломатии в трех томах, «Застольные разговоры Гитлера», Алистер Кроули на английском, дневники Геббельса, маркиз де Сад (академическое издание), «Утро магов» и даже «Майн Кампф» на русском языке. Ни Станиславского, ни Шекспира, ни дамских романов. Сверху на книгах он увидел серый прямоугольник какого-то удостоверения или пропуска. Взял его, развернул. То, что он прочел, удивило еще сильнее. Алена Сельвинская начинала все больше интересовать его.

Она появилась с подносом, уставленным разнообразными экзотическими закусками от киви до ананаса. Кремер едва успел положить пропуск на место.

– Никогда не пробовал закусывать виски ананасом, – признался он.

– Надо же когда-то начинать. – Алена поставила поднос на пол между двумя низкими креслами, нашарила пульт дистанционного управления и включила музыку. Комнату заполнили тоскливые, безгранично унылые тягучие звуки «Джой Дивижн». Да, и музыку она подбирает под стать литературе… По крайней мере, звучит негромко, и на том спасибо.

Кремер скрутил пробку «Баллантайна» и разлил виски в пузатые рюмки.

– За моего храброго спасителя, – провозгласила Алена и залпом выпила. Кремер отпил чуть-чуть. Ни малейшего желания напиваться он не испытывал. Она отправила в рот ломтик ананаса.

– Наливай, наливай, – торопила актриса.

Он наполнил ее рюмку до краев и для видимости капнул в свою, где и так мало убавилось. Они снова выпили в тех же пропорциях. Сельвинская хмелела на глазах.

– Я видел у тебя английские книги, – сказал Кремер. – Ты их запросто читаешь?

Алена довольно заулыбалась:

– Я долго жила в Лондоне. Мой отец служил в посольстве… Там, в Англии, я окончила школу драматического искусства Питера Пайна – тебе о чем-нибудь говорит это имя?

– Ммм… Режиссер?

– Режиссер! – возмутилась она. – Наш Розанов – режиссер. А Питер Пайн – маг театра…

Уже не дожидаясь Кремера, она наполнила рюмку и мгновенно опустошила. Ананас остался нетронутым. Сельвинская нетвердой рукой нащупала в сумочке пачку «Мальборо» и закурила – Кремер предупредительно щелкнул зажигалкой.

– А когда ты вернулась в Россию? – Он тоже закурил.

– Недавно. Папа внезапно умер от инфаркта… Я вернулась…

– И сразу – большой успех?

– Ну, не сразу… – Она надавила кнопку пульта и вернула диск «Джой Дивижн» к началу. – Ты, конечно, не в курсе, шоферюга, но в Москве наш театр ого как котируется… А в кино я попала, в общем, случайно… Увидел один режиссер, неважно кто, так себе… Пригласил… С того началось. Зато теперь я живу, как хочу…

Она бросила Кремеру на колени номер «Искусства кино» со своим портретом на обложке.

– Там статья, взгляни…

Статья состояла в основном из кинематографических и искусствоведческих терминов, но главное Кремер уяснил: Алена Сельвинская – одна из лучших российских актрис и вообще – актриса будущего.

– Вот так, – назидательно сказала она и налила в обе рюмки еще «Баллантайна». – Давай потанцуем, Сережа.

– С удовольствием, только смени музыку, если сможешь дойти.

Алена оскорбленно вздернула подбородок, твердым – может быть, излишне твердым – шагом пересекла комнату и поставила «Историю любви» в исполнении Энди Уильямса.

Они танцевали в немыслимом свете разноцветных плафонов, а Кремер думал о том, как бы не наступить на что-нибудь ненароком, и еще – о пропуске в серой обложке, лежавшем на книжной полке.

Внезапно она всем телом прижалась к нему.

– Возьми меня, – прошептала она.

Кремер подхватил ее на руки, отнес на тахту, уложил и накрыл пледом.

– Тебе хорошо бы поспать пару часов, – как можно мягче произнес он.

– Ну, нехороший Сережка… – пробормотала актриса, уже засыпая. – Свинья какая… Ну и пошел вон…

Некоторое время Кремер смотрел на спящую Сельвинскую, потом направился к выходу.

7

– Привет, мой храбрый спаситель, – прозвучал наутро знакомый голос в телефонной трубке. – Что делаешь? Не спишь?

– Нет, – сказал Кремер. – Откуда ты узнала мой телефон?

– Антон Руднев дал. А разве ты засекречен?

– Гм…

– Сережа, ты не сердишься за вчерашнее? Я вела себя как очень плохая девочка. Прости.

– Чего уж там…

– У тебя длинный телефонный шнур?

– Что?

– В смысле, до окна его хватит?

Кремер прикинул расстояние от окна до телефона.

– Хватит.

– Подойди к окну и выгляни на улицу. Видишь мою машину? Я говорю с тобой из машины.

Кремер покачал головой.

– Ладно, и что дальше?

– Дальше я хочу загладить вину и приглашаю тебя в гости.

– Снова в гости?

– На этот раз не ко мне. К моей подруге. Наверное, ты видел ее на студии. Оксана Шабанова, ассистент режиссера.

Трубка предательски дрогнула в руке Кремера и сделала попытку упасть на пол.

– Но я с ней не знаком…

– Вот и познакомишься.

– И знаешь, – с сомнением протянул он, – не люблю я шумного веселья. Не лучше ли поехать куда-нибудь вдвоем?

Она помолчала, и Кремер с ужасом подумал, что переиграл и сейчас она согласится с его предложением.

– Да там не будет шумного веселья. Только Оксана и ее благоверный, мировой мужик.

– Уговорила… Сейчас спущусь.

Алена, с ног до головы одетая в красное, попросила Кремера сесть за руль, мотивируя дрожанием рук «после вчерашнего».

– Я проснулась, тебя нет. Я так разозлилась, что прикончила чуть ли не всю бутылку. Сегодня ехала, как во сне, нарвалась на гаишника… Слава богу, кинозритель оказался, узнал, отпустил… Здесь налево.

– Во-первых, ты меня выгнала, – сказал Кремер.

– Разве?

– А во-вторых, останься я, ты бы все равно выдула бутылку, только на радостях, нет?

– Останови!

– В чем дело?

– Ни в чем, приехали.

8

Они вошли во двор стандартного шестнадцатиэтажного дома и поднялись на лифте на самый верх. Вдоль унылого коридора тянулся ряд дверей. Сельвинская позвонила. Открыла Оксана Шабанова – светловолосая, сероглазая, жизнерадостная.

– Ой, Алена, наконец-то… – Она заметила Кремера и отступила в глубь прихожей. – Ты не одна…

– Это мой друг Сережа Славин, – представила Алена. – Он каскадер в нашем фильме.

– Это я знаю… Очень рада, Сережа.

– Взаимно, – сказал Кремер.

– Виктор дома? – спросила Алена.

– Он попозже будет… Проходите, что мы застряли!

Квартира была обставлена дорогой, стильной мебелью, но все без выдумки, стереотипно – никакого намека на сюрреалистические изыски Сельвинской. На низком журнальном столике ждали запотевшая литровая бутыль водки «Финляндия», четыре рюмки и кое-какая закуска.

– Сопьюсь я с вами, – вздохнул Кремер.

– Ну, давайте по первой, – поторопила Алена, – пока Виктора нет.

Женщины болтали о киношных делах чисто по-женски – кто с кем, где, когда и как, причем прекрасная половина человечества у них почему-то поголовно выходила стервами и проститутками. Кремер достал сигареты, Оксана спохватилась.

– Ой, если хотите курить, идите в лоджию. Только осторожно, не свалитесь – там Виктор устраивает остекление, хочет сделать что-то вроде маленькой комнатки. Там все завалено.

– Идем, – сказала актриса, – я тоже с тобой.

Они вышли в лоджию. Сразу было видно, что ремонт в самом разгаре – пол загромождали доски, рейки, инструменты, какие-то ящики. И впрямь недолго зазеваться, споткнуться и спикировать через невысокое ограждение с шестнадцатого этажа.

В комнате Оксана включила на компьютере видеодиск с концертом лохматого певца, похожего одновременно на алкоголика и святого. Он успел исполнить песен пять, когда в замке щелкнул и повернулся ключ.

Кремер смотрел на дверь.

Вошел высокий мужчина в сером костюме и кейсом в руках. Льняные волосы, прямой нос, волевой подбородок. До этой минуты Кремер видел Виктора Шабанова только на фотографии, показанной ему полковником Шведовым. Что ж, вот и пришло время познакомиться…

Но знакомства не получилось. Шабанов шагнул в комнату, пошатнулся, обвел всех троих блуждающим взглядом.

– А-а, м… музыку слушаем, – вымолвил он, спотыкаясь на каждом слоге. – Эт… хршо.

Он был не просто пьян, а пьян мертвецки.

– Виктор! – Оксана всплеснула руками. – Где ты ухитрился так набраться! Ты же знал, что мы ждем гостей!

Шабанов скривил рот в ухмылке.

– Г… гости эт хршо. Пвеселимсь.

– Ложись спать!

Свалившись на стул, Шабанов вытаращил глаза.

– Вот ще… Гости – ще лучше. Бум смреть кино.

– Какое кино, ты же лыка не вяжешь!

– Вяжу, – неожиданно твердо сказал Шабанов. После нескольких неудачных заходов ему удалось открыть замки кейса, и на свет появился компакт-диск без коробки и этикетки. Шабанов обошел журнальный столик, столкнув на пол две рюмки, обнял Кремера за шею, задышал коньяком.

– Мой дргой друг! – промычал он. – Ууу… А!

Он махнул рукой и побрел к компьютеру. На то, чтобы пересечь комнату, ему понадобилось минуты две, причем в жертву была принесена еще и декоративная ваза. Оксана суетилась вокруг, пытаясь сориентировать мужа в сторону дивана, но безуспешно. Он выключил святого алкоголика, испуганно пискнувшего напоследок, швырнул его на пол и вставил свой диск.

Экран мигнул, появилось изображение.

Это был эротический фильм лесбийского содержания, на вкус Кремера довольно невинный и явно любительский. Участвовали две женщины, одна была одета под кошку из «Бэтмена-2», в кожаную шнуровку и фантастическую маску. Шнуровка кончалась на талии, дальше – костюм Евы до самых сапог. Вторая…

Второй была Оксана Шабанова.

Оксана завизжала. Алена испуганно переводила взгляд с экрана на Шабанова и на Кремера, после чего цикл повторялся.

Съемка этого фильма велась с неподвижной точки, очевидно, фиксированной камерой, так что партнерша Оксаны оставалась немного не в фокусе в левом верхнем углу экрана, зато абсолютно голая Оксана представала во всей красе.

– Феллини, – вымолвил Шабанов, бессмысленным взором таращась на экран. – Гспда, моя жена… Тт… тоже актриса.

Оксана рыдала в голос. Алена обняла ее, пытаясь успокоить. Шабанов не обращал на женщин внимания, целиком поглощенный происходящим на экране.

– Я не виновата! – кричала Оксана сквозь рыдания. – Они напоили меня, подсунули какую-то дрянь, наркотик, потом завезли куда-то! Я ничего не помню, я не виновата, я ничего не помню…

– А ты гришь – пьян. – Шабанов состроил гримасу. – Что же, члвек узнает пр свою жену такооое… Правду уз… знает и не может напиться? Да здрвствует мыло душистое, – ни к селу ни к городу заключил он и потянулся за водкой.

Кремер молча отвел его руку. Шабанов воззрился на него, будто увидел жабу.

– Заговор. – Он мотнул головой. – Тьфу на вас…

Он схватил со стола пачку сигарет и вышел в лоджию, хлопнув дверью. Через большое окно Кремер видел, как он закуривает, пошатывается…

В следующую секунду Кремер перестал его видеть. Он вскочил, рванул ручку двери в лоджию, но от сильного хлопка Шабанова нижний шпингалет упал в лунку, и дверь оказалась запертой. Кремер наклонился, чтобы поднять шпингалет, но боковая ручка была отломана, пальцы соскальзывали со стального цилиндрика. Впрочем, и открой Кремер дверь сразу, помочь уже ничем не мог бы. В лоджии Шабанова не было.

Кремер выскочил в коридор. Оксана рванулась было за ним, но Сельвинская схватила ее за плечи, удержала.

– Не надо, не надо тебе смотреть… Нет…

Словно оцепеневшая, Оксана безвольно уступила.

Сильнее, чем нужно, Кремер ударил по кнопке лифта. Наверное, лифт стоял на пятнадцатом или четырнадцатом этаже – он прибыл очень быстро. Кремер бросился в кабину, считая секунды до первого этажа, и выбежал из подъезда.

Мертвое тело Шабанова лежало на боку, кровь заливала асфальт. Элегантный серый костюм больше не был ни элегантным, ни серым – весь пропитался кровью. Лицо… Лица не осталось. Череп треснул, как целлулоидный шарик для пинг-понга. Кисти рук напоминали ошметья мяса на рыночном прилавке. Виктор Шабанов был, безусловно, мертв.

Со стороны улицы послышался визг тормозов. Кремер поднял голову и увидел белую «Волгу». Силуэт водителя едва просматривался под неудобным углом зрения, вдобавок мешали блики на стеклах. В тот же момент машина тронулась, развернулась по крутой дуге и на хорошей скорости исчезла из вида.

Начали собираться зеваки.

– Бедняга… Как же это он, а?

– С балкона, видать… Да головой вниз.

– Вызовите «Скорую»!

– Зачем ему «Скорая», бедолаге…

– Пьяный, наверно.

– Скажешь, пьяный… Может, от человека жена ушла.

– Позвоните в милицию!

Кремер вернулся в лифт и поднялся в квартиру. Оксана сидела на диване, стиснув руки на коленях так, что побелели костяшки пальцев. Она не плакала, взгляд ее был безучастен. Бледная, растерянная Алена вжалась в кресло. Нехитрые события забытого эротического фильма все еще разворачивались на экране. Кремер подошел и нажал кнопку под дисководом. Диск с жужжанием выкатился.

Алена подняла взгляд на Кремера.

– Что?

– Мертв.

Совершенно излишние вопрос и ответ.

– Наверное, надо вызвать милицию?

– Да… Думаю, там внизу уже вызвали, но нам тоже следует позвонить.

Сельвинская набрала номер и сбивчиво объяснила дежурному, что и где случилось.

– Сейчас приедут.

Кремер сел к столику, налил полную рюмку «Финляндии» и выпил. Как бы там ни было, а в этом он сейчас нуждался сильнее всего.

9

За всю дорогу Сельвинская не сказала ни слова, только нервно курила – зажигала сигарету, гасила в пепельнице после пары затяжек и доставала следующую. Кремер тоже молчал, уделив все внимание управлению машиной. Это нетрудно, когда ни единой путной мысли в голове.

Милицейское разбирательство длилось недолго. Им задали вопросы, зафиксировали ответы и отпустили с миром, пообещав вызвать, «когда потребуется». Забрали диск с фильмом, как вещественное доказательство… Что до жены погибшего, она не оправилась от шока, отвечала односложно и невпопад, и ее оставили в покое. Врач «Скорой» сделал ей укол транквилизатора и рекомендовал сон. Возможно, в иных обстоятельствах аналогичные происшествия расследуются тщательнее, но показания знаменитой актрисы (не вполне трезвой) и приезжего каскадера (трезвого как стекло) не могли бы вызвать сомнений даже у Пифагора или кто там советовал сомневаться во всем.

Кремер свернул к дому Сельвинской. Она вышла, громко хлопнув дверцей. Вышел и Кремер, отдал ей ключи.

– Не надо провожать до квартиры, Сергей, – с ледяными нотками в голосе проговорила Алена.

– Постарайся успокоиться и заснуть, – сказал Кремер. – Увидимся на студии?

– Наверное, – холодно ответила актриса, обошла машину и взбежала по ступенькам к подъезду. Кремер отправился на поиски такси.

Нелепая смерть Шабанова отрезала единственную нить… Разумеется, людям Шведова по их милицейским каналам немедленно станет известно о происшедшем, если уже не известно. И что сказать человеку Шведова, когда он позвонит? Гейм овер?

10

Кремер ответил иначе.

– Извините, вы ошиблись номером, – сказал он, что означало: сдвигов нет, операция продолжается.

Ибо чем дольше он размышлял над обстоятельствами смерти Шабанова, тем больше находил причин для сомнений.

Виктор Шабанов. Спецназ ГРУ. Хладнокровный, расчетливый, уверенный в себе профессионал. И его настолько вывел из равновесия злополучный фильм, что почти лишил рассудка? И еще: способен ли вдребезги пьяный человек сразу попасть ключом в замочную скважину? Между тем Кремер не слышал никакой возни, шорохов, стуков за дверью. Только щелчок и поворот ключа. Да, в квартире играла музыка, но не настолько громко, чтобы заглушить эти звуки, тем более что Кремер был настороже. Шабанов не был пьян – во всяком случае, не до такой степени, как хотел выглядеть. Выпил несколько рюмок для запаха… Но тогда какую цель преследовал он своим странным представлением и для кого устраивал спектакль? Не для Кремера же. Для Сельвинской? Ее роль неясна, если она и играет здесь какую-то роль. А Оксана? Действительно ли ее снимали в бессознательном состоянии, одурманенную наркотиками, как она утверждает? События вчерашнего дня виделись Кремеру либо цепью очень уж неправдоподобных совпадений, либо напротив – осуществлением стройного, продуманного, но абсолютно непонятного из-за недостатка информации плана. И он склонялся ко второй точке зрения.

Tак или иначе, Шабанов переиграл и разбился. Приходилось начинать с нуля, и первым делом Кремер решил повидаться с Оксаной.

Однако тем временем другой человек должен был повидаться с ним.

С утренней съемки Кремер вернулся в 14.30. Хмурые тучи заволокли солнце, вдали угрюмо погромыхивала приближающаяся гроза. Едва Кремер приступил к чему-то среднему между завтраком и обедом, как в дверь позвонили. Кремер заглянул в глазок и открыл. На пороге стоял Станислав Михайлович Горецкий, полковник ФСБ и единственный человек, приехавший встретить Кремера, когда того освободили из заключения… Не вышло у них тогда разговора, и сейчас Кремер меньше всего ожидал увидеть этого человека.

– Здравствуй, Андрей, – просто сказал полковник.

– Проходи, – ответил Кремер после паузы.

– Рукопожатия не будет?

– Я еще не знаю, с чем ты пришел.

Они прошли в комнату и сели в кресла.

– Сейчас я работаю со Шведовым и полностью в курсе твоей миссии, – произнес Горецкий, вытаскивая пачку «Явы».

– Вот как? Он в Москве?

– Нет.

– Он мне о тебе ничего не говорил.

– Не говорил, потому что надобности не было.

– А теперь есть?

– Да, теперь есть. После того что случилось вчера, и после твоего ответа по телефону.

– Понятно. Шведов решил, что коль скоро я вижу некий резон продолжать операцию, есть смысл нам объединить усилия?

– Примерно так.

– Или так решили в его загадочном «управлении М»? Чем оно все-таки занимается? О, я помню, ты говорил мне, что понятия не имеешь… Я тебе и тогда не поверил, а сейчас тем более.

– Чем оно занимается? – задумчиво повторил Горецкий. – Как бы тебе это попроще объяснить… Фильм «Секретные материалы» смотрел? Малдер, Скалли? Ну вот. Приблизительно то же самое.

– Стас, извини. У меня сейчас не самое подходящее настроение для шуток.

– У меня тоже, – серьезно сказал полковник.

11

В молчании Кремер испытующе смотрел на Горецкого, потом вздохнул.

– Ладно, оставим пока Скалли с Малдером. Что практически? Об этой штуке, за которой мы охотимся, выяснилось что-нибудь?

– Ровным счетом ничего. Правда, удалось как будто установить, куда направлялся хабаровский транзит…

– Что значит «как будто»?

– По ряду косвенных данных. Видишь ли, невдалеке от Амурска находился какой-то научный комплекс, лаборатория или что-то такое… Нам не удалось узнать, кому он принадлежал, кем финансировался и чем они там занимались…

– Подожди, подожди. – Кремер поднял руку. – Как это «не удалось узнать»? Научный комплекс в карман не спрячешь.

– В наше время, Андрей, спрятать можно хоть военный завод. Были бы деньги…

– Гм… Ну хорошо, а почему «находился», а не «находится»? Куда же он подевался?

– Рванул, да так, что одна пыль осталась. Шведов в Хабаровске сейчас этим занимается.

– Интересные дела… Прямо-таки одна пыль?

– Ну, не совсем… Остался еще человек, их охранник.

– Это уже кое-что!

– Мало что. Он умер в больнице… Успел только сообщить, что перед самым взрывом некто пробрался в этот их комплекс. Охранник преследовал его машину на мотоцикле, но догнать не сумел, разбился…

– Он хоть описал этого «некто»?

– Что там может описать умирающий человек. – Полковник с горечью махнул рукой. – Несколько слов в полубреду. Но это вполне мог быть и Шабанов. Во всяком случае, он не исключается.

Кремер взглянул в окно. Гроза проходила стороной, хотя шальные крупные капли и шлепались на подоконник.

– Так, – сказал Кремер. – Что же выходит? Через Хабаровск эту химическую дрянь возили в лабораторию под Амурском…

– Это скорее догадка… Хотя и обоснованная.

– Будем пока отталкиваться от нее. Итак, Голдин в Хабаровске делает попытку эту штуковину перехватить. Неудачно… Тогда допустим, что Шабанов пробирается в лабораторию – возможно, тоже за ней? Черт возьми, что же это такое? Почему она им так нужна?

Горецкий развел руками:

– Ты хочешь, чтобы я тебе ответил? Давай лучше займемся Шабановым, его гибелью.

– Ты же читал милицейский отчет?

– Читал. Но я там не был, а ты был.

– Добавить мне толком нечего… Вот разве этот фильм на диске… Ты его видел?

– Он у меня, – подтвердил полковник.

– Там отчетливо видно лицо Оксаны Шабановой. Можно ли установить, была она под воздействием наркотика или нет?

– Не знаю… Глаза вроде остекленевшие, бессмысленные. Но, возможно, играла. Надо отдать психологам. Думаешь, она замешана?

– Черт ее знает… А Сельвинская? Случайно она затащила меня к Шабановым именно в этот день или намеренно?

– Тебя послушать, там целый заговор…

– Я стараюсь понять… Ладно, вернемся к фильму. Есть там что-то, что позволило бы выяснить, где он снимался? Детали обстановки, вид из окна?

Полковник безнадежно покачал головой.

– Какой там вид из окна… Постель, и все. Сбоку торчат какие-то мохры, но проверять все квартиры Москвы в их поисках…

– А вторая женщина?

– Ее не опознать в этих проклятых доспехах…

– А с самой Оксаной ты говорил?

– Да, – кивнул Горецкий, – я к тебе приехал прямо от нее.

– И что она сказала? Где пила в тот день, с кем?

– Была якобы вечеринка киношников, десятка два человек. Шабанов и Оксана там поссорились, ему не нравилось, что она много пьет… И она ушла.

– Одна? Он остался?

– По ее словам, да. Но можно найти и опросить свидетелей… Она говорит, что ушла сильно пьяная, а потом не помнит ничего. Очнулась уже дома. Потом уже смутно припомнила, что затащили ее на эту съемку, переживала страшно… Боялась, что фильм где-то всплывет… Но кто затащил, как, куда – нет, не помнит.

– Значит, Шабанов на вечеринке присутствовал… И остался…

– Ну да, – сказал полковник. – Думаешь, он сам это подстроил? Подсыпал ей что-нибудь? С какой же целью?

– Хорошо бы у него спросить, – кисло пошутил Кремер.

– Да, неплохо бы… Но что ты намерен делать?

– Пока не знаю…

– Совсем?

– Почти. Есть кое-какие соображения, но пока хлипко, очень хлипко…

– Поделиться не хочешь?

– Нечем, Стас. Как только, так сразу…

Полковник написал две цепочки цифр на листке записной книжки, показал Кремеру, вырвал листок и сжег в пепельнице.

– Звони в любое время, эти линии не прослушиваются. Но лучше не по мобильнику…

– Конечно.

– И вот еще что…

– Да?

Полковник сунул руку во внутренний карман пиджака и достал пистолет «шварцлозе».

– Держи, это тебе.

– Спасибо. – Кремер принял оружие. – Надеюсь, не пригодится…

– Андрей, ни я, ни Шведов не просим, чтобы ты докладывал о каждом шаге, имей в виду. Если ты нарушишь закон – скажем, убьешь кого-нибудь ненароком, – мы вряд ли сможем тебя прикрыть. Так что лучше нам не все знать… Твое преимущество в независимости.

Полковник не мог выразиться более недвусмысленно. Действуй на свой страх и риск, было сказано Кремеру, если подобное напутствие можно отнести к брошенному в реку щенку. Выплывет – хорошо, не выплывет – спишем.

Поднявшись, Горецкий протянул руку:

– Удачи.

На сей раз рукопожатие состоялось.

12

На такси Кремер отправился к Оксане Шабановой. Да, Стас Горецкий говорил с ней, но одно дело – полковник ФСБ, и совсем другое – знакомый ее подруги, выпивавший с ними, когда все и произошло… Если суметь найти правильный, доверительный тон, можно узнать много интересного.

Но ему не повезло. Он не только ничего не узнал от Оксаны, но ему и вообще не довелось с ней поговорить.

Лифт доставил его на шестнадцатый этаж. Он позвонил у двери, подождал. Никто не отозвался. Кремер надавил кнопку звонка еще раз и тут обратил внимание, что дверь чуть-чуть приоткрыта. Он толкнул ее и вошел. Едва уловимый горький запах витал в воздухе – запах, слишком хорошо знакомый Кремеру, чтобы не угадать его происхождение.

Оксана Шабанова сидела в кресле спиной к двери перед клавиатурой включенного компьютера. На ее виске темнело небольшое отверстие, по щеке стекала струйка подсохшей крови. Пистолет «беретта» валялся на полу. Пальцы бессильно повисшей руки Оксаны почти касались вороненой стали. На экране компьютера светились буквы единственного слова, набранного крупным шрифтом:

«Простите».

Судя по тому, как подсохла кровь, выстрел прозвучал около часа назад. Если бы его кто-то слышал и понял, что это именно выстрел, а не хлопок пробки от шампанского, милиция давно была бы здесь.

Кремер обвел комнату взглядом. Насколько он мог припомнить, здесь ничто не изменилось со вчерашнего дня, даже бутылка «Финляндии» по-прежнему на журнальном столике. Он прикинул уровень жидкости в бутылке – меньше, чем оставалось вчера, но ненамного.

У двери в лоджию Кремер встал на колени, ухватил пальцами верхний закругленный конец шпингалета и потянул. На полпути шпингалет застрял. Кремер хлопнул дверью примерно с той же силой, как вчера Шабанов. Шпингалет упал в лунку, запирая дверь. Кремер дважды повторил опыт с неизменным результатом. Да, при верхнем положении шпингалета достаточно захлопнуть дверь, и она запирается, а вот открыть ее без боковой ручки уже не так легко. Он совсем вытащил шпингалет из направляющих и осмотрел металлический цилиндрик. Кажется, ручка не просто расшаталась и отвалилась, а откушена бокорезами, сам же цилиндрик слегка сплющен в середине.

Он вышел в лоджию. Действительно, все эти принадлежности ремонта делали пребывание здесь не совсем безопасным. Сваленные доски повышали уровень пола, о ящики легко споткнуться, на рейках может подвернуться нога… Тем более если человек пьян – но как раз это обстоятельство вызывало у Кремера сильные сомнения. Да и если уж на то пошло, остекление лоджии – странное занятие для Шабанова.

Вернувшись в комнату, Кремер позвонил Горецкому.

– Я звоню от Шабановой, – сказал он. – Она мертва, по внешним признакам самоубийство. Пистолет «беретта».

Горецкий помолчал.

– Ясно… Ты ничего там не трогал?

– Ничего существенного.

– Я сейчас буду.

– Дверь была не заперта, я так ее и оставлю.

– Значит, тебя я не застану?

– Нет.

Он положил трубку прежде, чем полковник успел бы о чем-то спросить. Телефон тут же зазвонил, но Кремер не ответил.

По лестнице он спустился на пятнадцатый этаж и позвонил в дверь квартиры, расположенной под квартирой Шабановых. Тишина. Тогда Кремер надавил кнопку звонка у соседней двери. Спустя минуту открыла пожилая раскрасневшаяся женщина в забрызганном водой фартуке. Из ванной доносилось натужное тарахтение стиральной машины.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Кремер.

– Здравствуйте…

– Видите ли, меня просили передать кое-что, – он кивнул в сторону квартиры, куда только что звонил, – но, видимо, нет никого…

– Кому передать, Борису? – Женщина вытерла руки фартуком.

– Да, ему.

– Так он здесь теперь не живет. Уехал, а квартиру сдал, да…

– О, какая жалость… Давно?

– Да нет, с неделю всего…

– Выходит, пропало мое поручение… А Борис так ждал…

Женщина поспешила успокоить Кремера:

– Ничего не пропало. Борис ведь не в другой город уехал. Здесь он, в Москве, и мне свой новый адрес оставил и телефон, чтобы я давала, если кто будет его спрашивать… Да вы заходите.

Кремер вошел в тесную прихожую, загроможденную старым холодильником и тумбочкой с зеркалом. Хозяйка порылась в пухлой записной книжке и переписала на обрывке газеты адрес и мобильный номер.

– Спасибо. – Кремер спрятал бумажку в карман. – Борис очень обрадуется… А кому он сдал квартиру, вы не знаете? Я подумал, если это его знакомый, может, он сам передаст?

– Ох, нет… Не знаю, и не видела.

– Ну хорошо, спасибо… До свидания.

Хозяйка закрыла за Кремером дверь. Потоптавшись немного в коридоре, он снова подошел к двери квартиры Бориса, внимательно ее оглядел. Древесностружечная плита, какие часто ставят в новых домах, мечта квартирного вора. Кремер примерился и с первой попытки высадил хилый замок плечом. Войдя, он прикрыл за собой дверь.

Если он надеялся увидеть что-то примечательное, то напрасно. Квартира как квартира – чистенькая, опрятная, со скромной подержанной мебелью. Кремер начал тщательный обыск с кухни. Под раковиной стояли несколько пустых бутылок из-под водки и коньяка, одна из них, похоже, была опустошена не так давно. Потом он перебрался в ванную, потом в комнату. Он не нашел ничего или почти ничего, не считая разве замытого бурого пятна у стены под потертым ковром. Это могла быть краска, пролитая когда-то во время ремонта. Или кровь.

13

По мобильному номеру, полученному от соседки Бориса, никто не отозвался. Тогда Кремер поехал по адресу. На поиски он потратил битый час; разыскав наконец нужный переулок, он вошел в подъезд и поднялся на второй этаж. На звонок в квартиру шесть отклика также не последовало. Дверь здесь была как две капли воды похожа на ту, которую он столь бесцеремонно выставил. «Этому Борису не везет со мной, – сокрушенно подумал Кремер. – Судьба мне ломать его двери».

Замок и тут даже не притворялся, что сопротивляется. Миновав прихожую, Кремер очутился в узкой, пропахшей плесенью длинной комнате, где обстановку составляли дощатый стол, два шатких стула, допотопный телевизор и обшарпанный диван. На диване лицом вверх лежал человек в расстегнутой рубашке. Если бы не торчащий под левым соском нож-стилет, Кремер принял бы его за спящего.

Он взял убитого за руку, потрогал его лоб. Борис, если это был он, умер совсем недавно. Возможно, Кремера опередили всего на несколько минут.

В ящике стола Кремер обнаружил паспорт на имя Бориса Владимировича Каргина и довольно приличную сумму денег. В карманах брюк убитого ничего достойного внимания не нашлось, как и в карманах висевшего на спинке стула пиджака. А вот с пола возле дивана Кремер подобрал нечто такое, что ему весьма и весьма не понравилось…

Завершив осмотр, он вышел и принялся звонить к соседям. Две из трех квартир не подавали признаков жизни. Из третьей откликнулась, судя по голосу, древняя бабушка. Она наотрез отказалась впустить Кремера в жилище и снабдила его из-за ободранной двери ценнейшей информацией о том, что ничего не видела, ничего не слышала и ничего не знает.

Во дворе Кремер устало присел на лавочку, закурил. Он и сам не отдавал себе отчета, как его измотали события двух последних дней. Особой чувствительностью он, понятно, не отличался, но не в том было дело. Его преследовало неотступное ощущение собственного бессилия. Он все время оставался позади, отставая, быть может, всего на полшага от чьей-то злой воли.

Поймав такси, он возвратился к себе и долго сидел за столом, размышляя, чертя что-то машинально в записной книжке. Потом он подтянул телефон и набрал номер Горецкого. Полковник ответил после второго гудка.

– Стас, это снова я…

– Слышу.

– Можешь сейчас ко мне подъехать?

– Это так срочно? Понимаешь, я…

– Боюсь, это срочно, Стас.

– Ну, хорошо… Еду.

Полковник приехал через сорок минут. Кремер встретил его вопросом:

– Ты был у Шабановой?

– Да, конечно.

– Твое мнение?

– Такое же, как и твое. По внешним признакам – самоубийство. Но если ты меня вызвал, чтобы спросить мое мнение…

– Садись, Стас. Как насчет глотка бренди?

– Положительно.

Кремер достал бутылку и рюмки.

– Распоряжайся сам… Скажи, Стас, ты осматривал труп Шабанова?

– Само собой.

– Ну и как?

– Что «ну и как»? Труп как труп… Только очень мертвый.

– Милиция снимала отпечатки пальцев?

– Я у них не спрашивал. Думаю, нет, а зачем? Да если бы и попытались, вряд ли что бы вышло. Он же расшибся в котлету. И руки, и лицо, все.

– Вот именно, – сказал Кремер, вновь наполняя опустевшие рюмки. – Вот именно, Стас. Как ты это себе представляешь?

– Что?

– Может ли человек так разбиться, упав не то что с шестнадцатого этажа, а хоть с самолета?

Горецкий приподнял брови.

– Но ты же сам видел, как он упал.

– Нет, не так. Сначала я видел его в лоджии, а потом я его там не видел. Вот и все. Я не видел, как он падал.

– К чему ты клонишь?

– Да к тому, что Шабанов жив.

Полковник одарил Кремера взглядом, каким утомленный психиатр смотрит на трудного пациента.

– Если ты это хотел мне сообщить…

– Подожди… Выслушай. – Кремер глотнул бренди и поставил рюмку на стол. – Я уверен, что это он организовал съемку фильма с участием жены. А сделал он это как раз для того, чтобы устроить спектакль, свидетелем которого я и стал, и вдобавок получить мотив для мнимого самоубийства Оксаны.

– По-твоему, он убил жену?

– Вряд ли он сам, но стоял за этим он.

– А смысл?

– Это другой вопрос…

– Ладно, – Горецкий поморщился, – давай по порядку.

– По пунктам, – согласился Кремер. – Первое: остекление лоджии. Второе: фильм с Оксаной. Третье: гости. Четвертое: ключ в двери. Пятое: шпингалет. Шестое: сданная квартира. Седьмое: пятно под ковром. Восьмое: убийство Бориса Каргина…

– Андрей!

Кремер вскинул руки вверх:

– Ты сам просил по пунктам.

– Я просил по порядку, а не по пунктам! Какой еще Борис Каргин?!

– Дойдет и до него очередь… Вот слушай, начнем с лоджии. Зачем бы Шабанову с ней возиться? Если только мы не ошибаемся на его счет абсолютно во всем, ему вроде бы сейчас должно быть не до того… А затеял он это, чтобы натащить туда всякого хлама и убедительнее имитировать несчастный случай.

– Допустим. Дальше.

– Дальше тот самый Борис Каргин. Это сосед Шабановых снизу. Около недели назад он кому-то сдал свою квартиру, а сам поселился в несусветном курятнике – видимо, первое, что подвернулось второпях. Такое могло быть, если ему предложили хорошие деньги. Наверняка так оно и было, и предложил эти деньги Шабанов.

– Это, – пробормотал полковник, наливая бренди, – не слишком убедительно.

– Почему?

– Ну, скажем, я живу себе и вовсе не собираюсь сдавать свою квартиру. Вдруг ко мне приходит сосед и говорит: слушай, мне твоя квартира нужна срочно и позарез, вот тебе куча денег… Даже если я и соглашусь, разве эта история не насторожит меня?

– Верно. Шабанов, безусловно, придумал для парня серьезную мотивировку, но все равно Борис был опасен как свидетель. Думаю, поэтому его и убрали. Я позвонил тебе как раз после того, как нашел его в том самом курятнике. Убит ножом в сердце. Если хочешь взглянуть, вот адрес.

Кремер протянул полковнику клочок газеты, на котором записала адрес соседка Бориса.

– Продолжай, – буркнул Горецкий.

– Далее, Шабанов подбрасывает жене идею пригласить кого-нибудь в гости – ему нужны свидетели. Остальное для него трудности не представляло. Он под неким благовидным предлогом заманил в эту квартиру какого-то человека, похожего на него. Когда мы с Сельвинской сидели у Оксаны, Шабанов выпивал с этим человеком внизу. Потом убил, переодел, – такой же, как у него, костюм был приготовлен заранее, а одежду убитого он повесил в шкаф среди костюмов Бориса. Затем разбил лицо и руки жертвы чем-то тяжелым, чтобы полностью исключить опознание. Разумеется, он был аккуратен и сделал все, чтобы как можно меньше крови попало на пол. То, что все-таки попало, он замывал, а тряпки, скорее всего, спустил в унитаз по частям. Там все теперь чисто, но осталось пятно под ковром… Не стану утверждать на сто процентов, что это кровь, но почему бы не сделать экспертизу, и если все-таки кровь, не сравнить с кровью трупа?

– Сделаем, – кивнул полковник.

– А заодно и проверить все тяжелые предметы в квартире. Например, там есть настольная лампа с чугунной подставкой… Да мало ли еще что. Как ни отмывай, следы останутся.

– И это сделаем.

– Вернувшись домой, он разыгрывает вдребезги пьяного… Но вот тут он прокололся, Стас.

– Как?

– Попал ключом в замочную скважину с первого захода. У человека, пьяного вдрызг, так никогда не получилось бы. Потом – шпингалет…

– Да, с этим что такое?

– Шабанов заранее удалил ручку нижнего шпингалета двери на лоджию и подогнал так, чтобы шпингалет застревал в верхнем положении, но падал, если сильно хлопнуть этой дверью. Вот он и хлопнул. Дальше совсем легко. Он перевалился через ограждение и спустился в лоджию пятнадцатого этажа – учитывая высоту потолков, трюк элементарный не только для спецназовца ГРУ, но и для любого мальчишки. Высоких домов напротив нет, и случайно увидеть его могли только снизу, но кто и зачем станет задирать голову и пялиться на шестнадцатый этаж? Минимальный риск был, но куда денешься… Пока я возился со шпингалетом, а потом спускался в лифте, он выбросил подложный труп. Вот и все.

Распечатывая новую пачку сигарет, полковник с сомнением качал головой.

– Как будто оно и так, Андрей… Да не так.

– Что не так?

– Чтобы спуститься на этаж ниже и выбросить подложный труп, нужно время. Да, для спецназовца ГРУ это всего секунды, но не одна и не две. Что, так трудно было вытащить этот шпингалет?

– Да нет, не слишком… Но, в сущности, зачем, если уже поздно? Простой психологический расчет.

– Андрей, если такой человек, как Шабанов, решается имитировать свою гибель, он не удовлетворится психологическими расчетами. По твоей же реконструкции, он все подготовил очень тщательно, и не для того, чтобы все сорвалось в последний момент. Как он мог быть уверен, что кто-то из вас все-таки не выскочит в лоджию сразу же и не увидит, как он выбрасывает труп с пятнадцатого этажа? Тут ему не хватило бы расчета или надежды на удачу. Ему нужна была гарантия, что этого не случится. Так где она, эта гарантия?

Кремер в задумчивости вертел в руках сигарету.

– Похоже, ты прав, – признал он. – Ему нужна была гарантия… И это уж совсем скверно…

– Что совсем скверно? – не понял Горецкий.

– А? – Кремер словно очнулся. – Нет, ничего. Ты прав, это пока загадка.

– Андрей, или ты знаешь больше, чем говоришь, или… За каким чертом Шабанову вообще нужно, чтобы его считали мертвым? Почуял, что он под колпаком, и хотел оторваться?

– Оторваться? Ну конечно, оторваться, но ради одного этого зачем такие сложности? Лечь на дно можно и без них, а он намерен действовать, вот и развязал себе руки. Главные события, думаю, совсем близки… Может быть, они уже происходят. И нам нужно очень, очень торопиться…

И без того не выглядевший слишком безмятежным, полковник помрачнел еще больше.

– В сложившихся обстоятельствах, – сказал он, – твое дальнейшее пребывание в съемочной группе, пожалуй, лишается смысла.

– Как раз нет, – возразил Кремер.

– Почему нет?

– Стас… Насколько я понял, и ты, и Шведов согласны в том, что я действую автономно. Так позволь мне решать, что имеет смысл.

– Если ты узнал что-то важное и молчишь…

– А разве не так ты меня инструктировал? Ну ладно, расслабься, выпей еще рюмочку… Нет, Стас, у меня ничего нет. Одни догадки, а этого добра у тебя самого выше крыши…

– Хватает, – со вздохом проговорил Горецкий.

Они расстались, когда уже начинало темнеть. Кремеру позвонил Игорь Саблин, слегка навеселе, и предложил турне по барам и ночным клубам, с участием Артема и Вадима. Кремер сначала колебался, но потом махнул рукой и присоединился. Все равно этой ночью ему не уснуть.

В ходе турне каскадеры хлебнули лишнего…

Это спасло Кремеру жизнь.

14

На правах самого трезвого Артем довез Кремера на машине до самого дома и умчался подвозить Игоря и Вадима. Кремер нетвердым шагом поднялся по лестнице и умудрился почти без репетиций, с третьего дубля отпереть дверь. Стрелки настенных часов укоризненно указывали на половину пятого.

Покачиваясь, Кремер стоял посреди комнаты и пытался сообразить, чего же он, собственно, хочет. Потом его мысленный проектор воспроизвел изображение бутылки минеральной воды, каковая незамедлительно покрылась легкой изморосью. Так, значит, холодная минеральная вода. Это в холодильнике, а холодильник… Где? В кухне. Курс норд-норд-вест.

Кремер прошагал в кухню, щелкнул выключателем и тут же споткнулся о табурет. Как агрессивно мебель себя ведет сегодня… Поколебавшись пару секунд, подобно тополю под ветром, Кремер все же не устоял и с размаху сел на пол, чуть не уткнувшись носом в дверцу холодильника. Ну и ладно, так даже удобнее… Он протянул руку и замер.

Тончайшая нить или проволока, едва ли толще человеческого волоса, петлей охватывала ручку холодильника и уходила внутрь, под резиновую прокладку. Она была настолько тонкой, что заметить ее можно было, только глядя прямо в упор с расстояния нескольких сантиметров – так, как сейчас смотрел на нее Кремер.

Опьянение отступило на заранее подготовленные позиции, куда-то в глубины подсознания. Кремер встал, прошел в ванную, пустил холодную воду и сунул голову под струю. Вытерев мокрые волосы полотенцем, он взял с полки бритвенное лезвие, вернулся в кухню и принялся рассматривать нить, стоя на коленях. Теперь он увидел, что она еще и закреплена полоской скотча.

Он вынул лезвие из бумажной обертки, поднес его к нити. Ощущение было не из тех, что хочется потом повторить. Если… Но не саперов же вызывать, в самом деле!

Одним движением, точным и сильным, он перерезал нить.

Взрыва не последовало.

С глубоким, во всю ширь легких вздохом Кремер открыл дверцу.

Это было самодельное взрывное устройство – простое, надежное и достаточно мощное, чтобы гарантированно отправить Кремера на небеса. Вспомнив полузабытые навыки спецкурса, Кремер осторожно разрядил его, а после этого небрежно засунул на полку шкафа.

– Не так просто иногда выпить минеральной воды, – пробурчал он, откупоривая бутылку. – А теперь – спать, спать и спать!

Но выспаться ему не дали.

Зазвонил телефон. Кремер снял трубку; вслед за непродолжительным молчанием послышались короткие гудки. Едва Кремер вернул трубку на аппарат, как телефон зазвонил снова. На сей раз это был Горецкий.

– Прости, если разбудил, – сказал он.

– Да нет, я тут вроде как развлекался.

– Ты один?

– В чем дело? Конечно, один.

– Я сейчас приеду.

– Что случилось?

– А вот и узнаешь.

15

– Во-первых, – сказал полковник, усаживаясь в кресло, – твое пятно на полу – действительно кровь, и принадлежит она действительно…

– Нет, – прервал его Кремер, – это во-вторых. Во-первых – ты неважно выглядишь…

– Да? Ну, с тебя тоже вряд ли стали бы ваять аллегорию здорового оптимизма. Твоя гипотеза подтверждается, ты не рад?

– Я был бы страшно рад, если бы она не подтвердилась. Нет человека – нет проблемы…

Полковник довольно кисло усмехнулся.

– Тяжелого предмета со следами крови, правда, не нашли, – продолжал он, – но это ни о чем не говорит, Шабанов мог по дороге все, что угодно, в мусоропровод выбросить.

– Это большого значения не имеет, – отмахнулся Кремер, – мы же не формальные улики против него собираем. Но Стас, я ведь и так знал, что я прав. Я устал, хочу спать, и ради этого не стоило…

– Не ради этого. Я говорил тебе, что Шведов сейчас занимается этой взорванной лабораторией?

– Говорил.

– Так вот, его ребята кое-что там откопали… Он считает это настолько важным, что даже прислал сюда специального курьера.

– Да ну?

– Он также считает, что ты должен узнать об этом немедленно… У тебя бренди еще есть?

– Есть немного…

Пока Кремер доставал бутылку и разливал бренди, Горецкий вынул из кейса ноутбук, открыл его и вставил диск.

– В этом научном комплексе… – начал он.

– Подожди, – перебил Кремер. – По твоим словам, от комплекса мало что осталось?

– Слабо сказано. Туда словно второй тунгусский метеорит свалился.

– Тогда откуда известно, что это научный комплекс?

– Андрей, «управление М» скрупулезнейшим образом анализирует тысячи мелких фактиков… Это и есть основной метод. Так вот, они нашли металлическую коробку. Она была герметически закрыта и запрятана, по-видимому, в труднодоступном месте, вдали от центра взрыва. И тем не менее температура там была такой, что содержимое уцелело только частично.

– И что же там содержалось?

– Тетрадь. Что-то наподобие дневника. По содержанию сохранившихся фрагментов можно заключить, что его вел ученый…

– Меня бы удивило, если бы в научном комплексе были найдены записки крупье.

– Там же не только ученые работали… Эта тетрадь, к сожалению, почти полностью сгорела, точнее, обратилась в пепел от высокой температуры. С помощью электроники удалось восстановить лишь три более или менее объемных фрагмента из разных мест и несколько маленьких, по два-три слова.

– И на твоем диске…

– Да, там все, что было восстановлено. Первый отрывок – общие рассуждения об ответственности ученого и так далее. Второй – о болезни автора, он страдал каким-то неизлечимым заболеванием. Это все нам не много дает. Я оставлю тебе ноутбук, просмотришь на досуге. А вот третий фрагмент, самый короткий, уже гораздо интереснее. Там сохранилась дата – за день до взрыва. И вот, взгляни… В перепечатке те слова или строки, которые так и не удалось прочесть, заменены отточиями в скобках.

На экране возник текст, и Кремер развернул компьютер экраном к себе.

«(…) человека из Москвы. Я сказал, что отдам ему диск с исчерпывающей информацией о том, что здесь происходит. И еще он получит одну капсулу „Фантома-ноль“. Избежать этого не удастся, как бы мне ни хотелось. Это единственный способ, чтобы (…) забрать остальное, но на это я не могу пойти (…) опасаюсь, что они все же сумеют (…) уже не будет в живых. Но тогда (…) завтра (…) жертвы ужасных (…) зло под чужим солнцем (…)»

На этом текст файла обрывался. Кремер вопросительно посмотрел на Горецкого.

– И что сие значит?

– Сие, – сказал полковник, опрокидывая рюмку бренди, – может значить немало, если сопоставить с показаниями умершего в больнице охранника.

– Ах да, охранник… Ну, так что?

– А ты сам как думаешь?

Кремер покосился на экран.

– В лабораторию прибыл какой-то человек из Москвы… Автор намеревался отдать ему диск с информацией и капсулу… Зачем, неизвестно, но сдается мне, автору не очень-то нравилось то, что в этом комплексе творилось… Эта штука в контейнере, который я нашел в Хабаровске, содержалась именно в капсулах… Можно предположить, что это то же самое. Далее, там есть слово «завтра», то есть в день взрыва. Очевидно, они встретились… Да, очень может быть, что человек из Москвы – Шабанов. А слова «забрать остальное, но…» могут означать, что между ними назревал конфликт… Но это, в конце? «Жертвы ужасных…» Ужасных чего? Обстоятельств? Чудовищ? Экспериментов?

– Я знаю не больше, чем ты, Андрей.

– Там есть еще «зло под чужим солнцем».

– Это совсем непонятно… Но для нас не это главное. Мы можем теперь с большей уверенностью предполагать, что Шабанов привез с собой и диск, и капсулу, а возможно, и не одну.

Прикрыв глаза, Кремер помассировал пальцами веки.

– Ничего не соображаю, – пожаловался он. – Если не посплю хоть часа два…

– Тебе это необходимо, – сочувственно сказал полковник.

16

Арсений Витковский и Алена Сельвинская не торопясь шли навстречу Кремеру, вполголоса о чем-то беседуя. Витковский заметил Кремера первым и приветствовал с открытой, широкой улыбкой.

– Хелло, Сергей, как дела? Мое альтер эго, – обратился он к Сельвинской. Она улыбнулась так, что невозможно было понять, рада она видеть Кремера или нет.

Техники под руководством Антона Руднева возились с «Мерседесом», заканчивая последние приготовления и какую уж там по счету проверку силовой рамы, укрепляющей кузов изнутри. Кремер подошел ближе.

– Порядок, Сергей, – сказал Руднев. – Прокрутим сейчас медленно.

Невдалеке Вадим Громов готовил свой вертолет, Артем придирчиво инспектировал крепление стальных крюков к толстым канатам.

– Повторим еще раз, Сергей, ты едешь оттуда. – Руднев указал на невысокую гору, куда взбирался Витковский, тащивший за собой Сельвинскую в окружении операторов (снимался очередной дубль сцены бегства от мафии). – Артем спускается, подцепляет тебя крюками, а ты палишь в него из пистолета. Вадим поднимает «Мерседес» и осторожно – Вадим, ты слышишь? Осторожно! – опускает в речку. Только не вздумай макнуть его на репетиции, машину надо беречь!

Вадим сверкнул белыми зубами.

– Так, искупаем самую малость.

– Я тебе искупаю! Сергей, ты готов? Поехали потихоньку.

Вадим и Артем забрались в кабину вертолета. Лопасти дрогнули, завертелись и превратились в сплошной круг. Вадим чуть приподнял вертолет. Кремер сел в «Мерседес», объехал гору по большой дуге и занял стартовую позицию.

– Сергей, – проскрипел в динамике голос Руднева. – Давай, накатывайся на скорости двадцать-тридцать.

Кремер слегка придавил акселератор. Вертолет Вадима Громова описал над машиной размашистый круг. Упал, разворачиваясь, веревочный трап, и Артем стал спускаться вниз, два крюка были прицеплены к его поясу. Концы провисших канатов, держащих эти крюки, были надежно закреплены в вертолете.

Артем висел над окном правой задней дверцы «Мерседеса». Техники сняли все стекла для репетиции, а для съемки вставят специальные, легко бьющиеся и безопасные по части осколков.

– Пиф-паф, – сказал Кремер, выставив палец.

Артем зацепил крюком правую консоль силовой рамы. С левой у него не получилось так ловко, пришлось покачаться на трапе, хотя Вадим вел вертолет очень аккуратно. Но вскоре и этот крюк плотно лег на место.

– А как ты будешь управляться на скорости? Бабушку на помощь позовешь? – поддел Кремер.

– Не суетись, – хохотнул Артем, – утопим… Ну, пока.

Он быстро полез наверх.

– Поднимай, Вадим, – скомандовал Руднев.

Задние колеса «Мерседеса» оторвались от земли. Автомобиль встал вертикально, бампер оставил след на пыльной дороге, и Кремер, навалившись на руль, поплыл над залитым солнцем лугом, над поблескивающим зеркалом воды. Вадим, как и обещал, «самую малость искупал» машину, обмакнув бампер.

– Вадим! – загремело в его динамике. – Я не одобряю хулиганства!

– Руднев, я сейчас сяду тебе на голову, – засмеялся Вадим.

Он поднял «Мерседес» над берегом и плавно опустил. Усиленный бампер коснулся земли, и машина мягко, почти без толчка, приземлилась на все четыре колеса.

Кремер вышел из машины и посмотрел вверх. Артем отцепил крепления канатов, после чего канаты свалились на крышу «Мерседеса». Вадим резко бросил вертолет к земле, провел его над самой головой Руднева. Порывом ветра с постановщика трюков сорвало полотняную кепку. Радио «уоки-токи» в его руках взорвалось радостным смехом в две глотки.

– Скоты, – укоризненно проговорил Руднев. – Форменные скоты.

Он не выдержал и расхохотался сам. Скоты ответили по радио хрюканьем и нестройным исполнением припева из песни группы «Назарет» «Мы – животные».

Вадим посадил вертолет в центре лужайки. Антон Руднев отошел в сторону и затеял переговоры с оператором, показывая то на часы, то на солнце. В результате ожесточенного спора оператор, соглашаясь, закивал, и Антон торжествующе повернулся к каскадерам:

– Пошли, животные… Я выбил полчаса, перекусить.

17

Техники заканчивали установку стекол на «Мерседес». Кремер проверил кислородный аппарат и засунул маску под сиденье. Реквизитор протянул ему пистолет. Антон Руднев направился к своему вертолету. Машины операторов рычали и тряслись, как быки перед корридой.

Артем укрепил карабины канатов в вертолете Вадима Громова, затянул болты, уложил крюки в кабину. Вадим разгонял двигатель. Вертолет Антона Руднева взлетел.

– Камеры готовы? – осведомился Антон по радио.

– Готовы.

– Сергей, на исходную, – распорядился постановщик.

Кремер тронул машину. Вертолет Вадима круто взмыл к небу и стал кружиться над горой.

– Готов, Сергей? – спросил Антон.

– Да.

– Скорость девяносто. Камеры. Мотор!

«Мерседес» ринулся вперед, преследуемый съемочными машинами. Вертолет Вадима мчался над ним, словно привязанный, не отклоняясь ни на метр.

– Артем, трап! – приказал Руднев.

Веревочный трап развернулся и повис над багажником «Мерседеса». Кремер не видел Артема, но по уменьшающейся амплитуде колебаний трапа представлял, как он спускается все ниже.

– Внимание, Сергей! – вновь зазвучал голос Антона Руднева. В зеркальце «Мерседеса» показались ноги Артема. – Огонь!

Кремер обернулся и начал стрелять в Артема. Пиротехник в съемочной машине синхронно выстрелам нажимал кнопку на пульте радиоуправления, хлопали микрозаряды, в стекле над багажником появлялись отверстия, окруженные сеткой трещин. Артем ударил крюком в правое окно. Осколки эффектно брызнули во всех направлениях. Замечательное изобретение эти трюковые стекла… Первый крюк лег на стальную трубу. Артем защелкнул замок карабина. Вадим немного покачал его на трапе, изображая немыслимую опасность и сложность трюка – на самом деле Артема держали два страховочных троса, на поясе и под мышками, и упасть он мог разве что вместе с вертолетом.

Второй удар разнес стекло левой дверцы. Артем зацепил и зафиксировал крюк и, перед тем как полезть наверх, будто нечаянно вышиб ногой то, что осталось от стекла. Осколки летели, сверкая на солнце бриллиантовой короной – скромный подарок Артема операторам. Кремер подивился профессионализму этого парня. Мгновенная оценка, выбор момента – и на пленке роскошный кадр.

– Вадим, внимание… – произнес Руднев. – Сергей, тормози! Вадим, подъем!

Тут Кремер с Вадимом разыграли все как по нотам. Кремер сбросил скорость, и в ту же секунду Вадим плавно и мощно увел вертолет вверх.

– Высота? – спросил Антон.

– Тридцать, – отозвался Вадим.

– Подними до ста. Поснимаем вас пару минут.

Сквозь лобовое стекло Кремер видел машины внизу, поблескивающие линзы камер… Внезапно он ощутил могучий рывок. «Мерседес» накренился под тупым углом. Кремер оглянулся. Обрывок левого каната беспомощно трепыхался на ветру.

– Антон, кажется, у меня проблемы, – спокойно сказал Кремер в микрофон.

– Вижу. Вадим, мягко вниз, не дергай.

Вертолет стал опускаться. Съемочные машины расползлись по радиусам подальше от места предполагаемого – или неминуемого? – падения «Мерседеса». Кремер переполз на заднее сиденье – не так уж просто находиться в машине, висящей на одном канате и раскручивающейся вокруг вертикальной оси, – распахнул правую дверцу и ухватился за канат.

Вадим снижался по касательной, направляя вертолет к реке. Кремер понимал, что он ждет разрыва второго каната в любое мгновение и делает все возможное, чтобы машина упала в воду, а не на землю.

Держась за дверцу одной рукой, Кремер пытался извернуться и выбраться из машины по канату. Из кабины вертолета снова выпал веревочный трап – Артем спешил на помощь. Кремер уже полз по канату, когда Артем оказался рядом и протянул руку. Кремер схватился за его ладонь, руки сцепились в прочный замок над летящей навстречу землей.

Люди внизу завороженно наблюдали за тем, что происходит в воздухе.

Артем помог Кремеру перебраться на трап. Казалось, Кремер мог слышать вздох облегчения, вырвавшийся у всех, кто видел их в эту минуту.

Второй канат лопнул. Освобожденный от груза, вертолет дернулся вверх, и Кремер чуть не сорвался с трапа, рискуя обесценить усилия Артема. «Мерседес» грохнулся на береговые камни. Высота была всего ничего – метров двадцать пять. Так, с восьмиэтажный дом…

Кремер поднялся в кабину вертолета.

– Везучий ты, Сережка, – прокомментировал Вадим, хлопнув Кремера по плечу. – В рубашке родился. Как буржуи говорят, с серебряной ложкой во рту…

Вертолет приземлился. Лопасти вращались все медленнее, качнулись и замерли. Рядом опустился вертолет Антона Руднева. Подбежали Розанов, Арсений Витковский, работники постановочной части, операторы, все что-то наперебой спрашивали и предлагали. Из всех предложений Кремер выбрал сигарету, протянутую Витковским. Недоумевающий Антон сдвинул брови.

– Слушай, Сергей, я не знаю, как это могло произойти. Канаты рассчитаны на пятикратный вес твоего «Мерседеса», да и на репетиции все прошло нормально…

– Не переживай, Антон. – Кремер глубоко затянулся сигаретным дымом. – Ты ни при чем.

– То есть как ни при чем! – Руднев даже возмутился.

– Погодите-ка, – сказал Вадим. Он стоял у вертолета и держал в руках обрывки канатов. Все повернулись к нему. – Смотрите.

Антон Руднев, Артем и Кремер посмотрели сперва на обрывки, потом друг на друга и, наконец, на Вадима.

– Канаты подрезаны, – негромко подтвердил их мысленные выводы Вадим. – Кому-то ты очень не по нраву, Сергей.

18

День выдался на редкость утомительным. Может быть, если бы подрезанные канаты видели только каскадеры, Кремеру и удалось бы уговорить их не поднимать шума, но весь наличный состав съемочной группы не уговоришь, и пришлось-таки ставить в известность милицию. Прибывшие вскоре сыщики приступили к делу отнюдь не формально. Реквизиторский трейлер превратился в следственный кабинет, куда по очереди вызывали каждого из пяти-шести десятков присутствующих. Особенно долго разбирались, естественно, с Кремером. С кем из съемочной группы у него сложились неприязненные отношения? Кого он подозревает? И так далее, и тому подобное. В ответ Кремер оперировал в основном с короткой фразой: «Не знаю».

Все вокруг перевернули вверх дном. Был обнаружен заточенный как бритва перочинный нож, который никто не признал. Отпечатков пальцев на ноже не оказалось. Вопрос о появлении посторонних на сьемочной площадке прояснить толком не удалось. Конечно, за временным ограждением толпились местные жители, как всегда на киносъемке, но внутрь, кажется, никто не заходил. Или заходил? Уверенно не ответил ни один из опрошенных, каждый занимался своим делом, а не ограду стерег.

Сыщики предупредили, что расследование только начинается, и отбыли восвояси. Красный, вспотевший Розанов проклинал все и вся. Антон Руднев угрюмо бродил по траве.

– Я могу отвечать за безопасность своих людей, когда снимаю кино, – говорил он. – Но в мои обязанности не входит ловить убийц. А если завтра я найду гранату под капотом или гайку в роторе вертолета?

– Это что, Антон, – успокоил его Вадим Громов. – Вот будет гораздо хуже, если ты их не найдешь…

К себе Кремер вернулся около шести. В щели между дверью квартиры и косяком торчала какая-то бумажка. Кремер вытащил ее, развернул. На неровном квадратике бурой оберточной бумаги были нацарапаны карандашом большие кривые буквы.

«ЕСЛИ ХОЧЕШЬ НАЙТИ СВОЕГО ВРАГА, ИЩИ СТАЛКЕРА».

Кремер отпер дверь и вошел. Новых сюрпризов он не опасался – если подкладывают бомбу, не оставляют записок, да и вряд ли они прибегнут к тому же способу, потерпев поражение однажды. Сегодняшнее происшествие на съемке подтверждало это нехитрое умозаключение.

Подняв телефонную трубку, Кремер набрал номер полковника Горецкого.

– А, это ты, – отозвался тот. – Слышал, осваиваешь рискованные трюки?

– Уже знаешь? – хмыкнул Кремер.

– А ты думал… Какие соображения?

– Да это потом, я по другому поводу звоню. Стас, кто такой сталкер?

– Сталкер? – удивился Горецкий. – По-моему, персонаж фильма Тарковского.

– Да нет, фильм здесь ни при чем. Это может быть какая-то профессия, род занятий, возможно, незаконных. Вроде медвежатника и щипача. Или чье-то прозвище, кличка…

Горецкий помолчал, размышляя.

– Сталкер, сталкер… Ничего не приходит в голову. Насчет кличек – это я свяжусь с милицией, проверим, но вряд ли. Чересчур изысканно для уголовников. А зачем это тебе?

– Получил анонимное послание, – сказал Кремер. – Так я жду у телефона…

Он положил трубку, взял записку со стола. Бумага, в какую заворачивают колбасу, затупившийся карандаш, пляшущие буквы – его явно старались навести на мысль, что писал человек, с процессом письма знакомый плохо и пристойных принадлежностей для такового не имеющий. Маргинал, люмпен. А между тем фраза составлена вполне интеллигентно, начинается со слова «если», которое маргинал бы опустил, ни одной орфографической ошибки, и даже запятая на месте. Примечательная записка. Кто написал ее, кто принес – противник или неведомый союзник? Если допустить еще и существование таких союзников, все усложняется до крайности.

Горецкий позвонил через полчаса.

– Уф… Ну и погонял ты меня. В милиции ни о каких сталкерах слыхом не слыхивали, но есть тут у меня один… Удружил. Ты что-нибудь слышал о диггерах?

– Мм… Золотоискатели?

– Может, где-нибудь в Калифорнии золотоискатели, а у нас – люди, изучающие подземную Москву. Это ни для кого не секрет, по телевизору показывают.

– Ну и что?

– А сталкеры – это была такая совершенно свихнувшаяся публика. Их еще называли «черными диггерами». Они совались в такие места, куда уважающий себя диггер носа не покажет. Древние, обвалившиеся тоннели, пещеры чуть ли ни времен Ивана Грозного. Лабиринты, крысиные заповедники – войдешь, не выйдешь. Ходят слухи, что где-то под землей существует поселение, целый город каких-то сектантов, что ли – еще с войны, у них там и дети рождаются… Наши пробовали кое-где копать, но вскоре плюнули. Визгу много, а шерсти мало, как сказал черт, обстригая кошку. А сталкер добрался бы.

– Ты о них говоришь в прошедшем времени.

– Это порода практически вымерла… Может, кто из молодых диггеров и поднимает вновь их знамя, но старые сталкеры ушли, почти все.

Кремер покатал в пальцах сигарету.

– И о таких замечательных людях ничего нет в вашем компьютере?

– В том-то и дело, что есть! – воскликнул Горецкий. – Они там проходят под рубрикой «Диггеры», к тому же это не моя епархия, поэтому я ничего не знал, а вот теперь покопался. Недавно в Москве еще было три сталкера, но один умер от пьянства, второго зарезали в пивбаре. Остался старикашка, под землю давно не ходит… Во всяком случае, по нашим данным.

– Давай адрес, – потребовал Кремер.

– Ты что-то нащупал? – с надеждой спросил полковник.

– Пока не знаю, Стас. Я буду на связи.

Горецкий продиктовал адрес, и разговор был окончен. Кремер задумчиво общипывал края записки. Кем бы ни был ее автор, если он пишет «ищи сталкера», значит, по меньшей мере, догадывается, что Кремер способен его найти. Но как может найти единственного в Москве сталкера иногородний каскадер? А вот, по мнению автора записки, может. Или это проверка? Пусть так, игра зашла уже слишком далеко.

19

Уже в третий раз Кремер стучал в толстую дубовую дверь замшелого домика, обитую рваной клеенкой. Шаркающие шаги послышались спустя вечность.

В сегодняшних дублях трюка с «Мерседесом» Кремера заменил Игорь Саблин. Такое решение принял Руднев, о чем и сообщил утром по телефону. Он сказал, что если не канаты, так отвалится что-нибудь от вертолета, а нет – винт разлетится на куски. Кремер протестовать не стал. Свободный день его устраивал.

Дверь открыл дядька, одетый в живописный костюм, вполне уместный на огороде, но в столице выглядевший диковато. Стас назвал последнего сталкера старикашкой, но человек на пороге не выглядел старым, скорее изрядно потрепанным жизнью. Глаза с расширенными зрачками без выражения уставились на Кремера.

– Вы сталкер, – произнес тот вместо приветствия.

Бесстрастное выражение на морщинистом лице не изменилось. Сталкер по-прежнему молча смотрел на пришедшего и моргал. Потом он отодвинулся в сторону, что, очевидно, надо было понимать как приглашение в дом.

Кремер вошел в затхлый коридор, уставленный сундуками, наводящими на мысль о скупом рыцаре. В столь же непритязательной комнате, скудно освещенной просачивающимися сквозь пыльные, засиженные мухами стекла покосившихся окон солнечными лучами, хозяин уселся за дощатый стол, продолжая молчать. Кремер прикинул в уме различные варианты начала разговора, но все они были как-то не к месту. И он сыграл ва-банк.

– Мне нужен этот человек, – сказал он и бросил перед хозяином фотографию Шабанова.

Сталкер не отвечал. «Может, глухонемой», – подумал Кремер и добавил:

– Я заплачу.

Щека хозяина дернулась. Ага, слышит. Что ж, попробуем заставить его и заговорить.

– Тысячу долларов. – Кремер мог бы предложить и миллион, там видно будет.

– Нет, – просипел сталкер.

Так, отлично. Диалог завязался, а это уже кое-что.

– Сколько вы хотите? Назовите вашу цену.

– Деньги не нужны, – кратко ответил хозяин.

– Можно обсудить другую форму оплаты. Что вам нужно?

Сталкер пожевал губами. Минуты две он изучал Кремера, словно решая, стоит ли иметь с ним дело, и наконец выдавил два слова:

– Чистый героин.

– Так, отлично, героин. Сколько?

Хозяин снова предался продолжительному размышлению.

– Сто граммов.

– Послушайте, – начал Кремер, – проще договориться о деньгах, и на них вы купите…

– Сто граммов чистого героина, – оборвал сталкер, – и я отведу вас к нему. Если нет – уходите.

– Что ж, хорошо… Вы получите героин.

20

Выхода не было – пришлось снова обращаться к Горецкому. Три часа спустя Кремер вернулся к дому сталкера с запаянным полиэтиленовым пакетом в кейсе. Дверь оставалась приоткрытой, хозяин сидел за столом в неизменившейся позе. Кремер мог бы пари держать, что сталкер так и не пошевелился за время его отсутствия.

Положив кейс на стол, Кремер достал пакет. Сталкер молча разрезал его, насыпал щепоть комковатого порошка в трубочку, нагрел на спиртовке, капнул из пипетки химический реактив и удовлетворенно кивнул.

– Идемте.

Он вынул из сундука два комплекта синего обмундирования, высокие резиновые сапоги и пластмассовые каски.

– Защитные костюмы, – пояснил он. – У вас машина?

– Нет.

– Все равно, надевайте сейчас, поедем на моей.

Поверх своей одежды Кремер натянул предложенную униформу.

– Оружие у вас есть? – спросил сталкер.

– Да.

Во взгляде Кремера сталкер уловил вопрос и пояснил в характерном для него прерывисто-телеграфном стиле:

– Крысы. Встречаются огромные экземпляры. Агрессивны.

Машина сталкера оказалась допотопным «Москвичом-412», тесным, как спичечный коробок. Однако двигаться он мог и без приключений докатил до Трубной. На месте Кремер увидел глубокий котлован, вырытый, очевидно, водопроводчиками, телефонщиками или кто там знает кем. Под шершавой бетонной плитой коллектора темнела дыра, достаточная, чтобы пролезть в нее, согнувшись в три погибели.

Из фанерного чемоданчика сталкер извлек два больших тяжелых фонаря и короткий монтировочный ломик. В дыру он протиснулся первым, Кремер за ним. По гулким железным ступенькам они спустились метров на пять. Под сапогами хлюпала вода. Белые лучи фонарей медленно ползали по каменным стенам круглого неосвещенного тоннеля.

– Неглинка, – сказал проводник.

Они двинулись вперед. Капли воды с потолка поминутно шлепались на каски, во мраке горизонтальных ответвлений копошилась склизкая подземная живность, впрочем отнесшаяся к вторжению людей с философским равнодушием.

Метров через пятьсот проводник остановился перед зияющим жерлом трубы диаметром около ста пятидесяти сантиметров. По дну этой наклонной трубы стекала отвратительная на вид и запах желто-бурая жидкость.

– Сюда, – показал сталкер.

По трубе пришлось пробираться почти на четвереньках. Странные фосфоресцирующие наросты мерцали вокруг. Сталкер велел держаться от них подальше.

– Отрава, – лаконично бросил он.

Что бы это ни было – отложения химических отходов или причудливо мутировавшая растительность, но предупреждению проводника Кремер внял сразу и накрепко. Один раз он поскользнулся и уперся рукой в полуразложившийся труп дохлой крысы – не гигантской, но и не карликовой.

Труба неожиданно круто ушла вверх, но сталкер подцепил ломиком и со скрипом отворил проржавевшую решетку сбоку. Они втиснулись в еще более узкую трубу, по счастью довольно сухую. Она оборвалась внезапно. Выход криво прикрывала другая ржавая решетка, державшаяся на одной сгнившей петле.

Затем они очутились в просторном зале с высоким потолком. Пол был выложен керамическими плитками. У стен зала устрашающе возвышались мрачные остовы громадных машин. Возможно, когда-то они служили для вентиляции неких убежищ или бункеров, но все это было заброшено и разрушалось давным-давно, так что наверняка угадать назначение механических монстров Кремер не мог. Не обращая на них внимания, сталкер быстрым шагом пересек зал и открыл толстую железную дверцу в углу. Извилистый кирпичный коридорчик привел их в очередной тоннель, пол которого тонким слоем покрывала вода. Здесь стоял визг и шорох сотен крыс. Они были везде: под ногами, на горах обломков разбитых кирпичей, на непонятных предметах кубической формы, настолько старых, что Кремер не мог решить, механизмы это или нечто иное. Крысы не проявляли признаков ни паники, ни агрессивности. Они спокойно разгуливали по своему царству, игнорируя незваных пришельцев. На скользком полу Кремер потерял равновесие, чуть не оперся о стену и тут же отдернул руку. Всю стену от пола до потолка покрывал шевелящийся ковер из огромных черных тараканов.

Тоннель сужался, и крыс уже приходилось распихивать ногами. По совету проводника Кремер держал пистолет наготове. Крысы злобно визжали, но не решались нападать. Потолок местами обвалился, всюду громоздились вязкие кучи земли и камней.

Луч фонаря уперся в глинистый завал. Тупик.

Сталкер вытащил из стены два кирпича, извлек из тайника лопату и раскидал землю на небольшом возвышении пола, куда не доходила вода. Под слоем почвы обнаружился квадратный металлический люк. Проводник открыл его и жестом приказал Кремеру спускаться первым. По крутой шаткой лесенке Кремер полез вниз. Когда проводник закрывал за собой люк, Кремер обратил внимание на отсутствие скрипа петель, словно кто-то недавно смазывал их.

Двое спускались ниже и ниже, как два Орфея в ад. Кремер потерял счет времени. Наконец сталкер нащупал и распахнул скрытую в стене шахты дверь, а лестница уходила дальше во тьму.

Тесный боковой проход вел в пещеру неопределенных очертаний, вырубленную в толще скалы. В центре сталкер остановился и повернулся.

– Вы уверены, что хотите идти дальше? – спросил он.

Такого вопроса Кремер никак не ожидал. Воистину стоило приводить его сюда, чтобы сейчас задавать этот вопрос!

– Вы ни о чем не спрашивали меня, – продолжал проводник хрипловатым голосом. – Тот, кого вы ищете, тоже ни о чем не спрашивал. Он хотел попасть сюда. Он заплатил и прошел. Вы тоже заплатили. Он имел право знать, и вы имеете право. Вот дверь. За ней другой мир. Войти туда просто, а выйти… Я не пойду с вами. Я немолод. Я боюсь.

По сравнению с обычными отрывистыми репликами сталкера это был фейерверк красноречия – Кремер видел, что он действительно боится. Близость двери наполняла сталкера ужасом. Кремер спросил себя, а побывал ли он сам некогда в том потустороннем мире и что там увидел. Судя по его состоянию, побывал.

– Спасибо за предостережение, – сказал Кремер, – осталось одно. Когда именно тот человек впервые прошел сюда?

Сталкер почмокал губами, припоминая.

– Давно, – ответил он и после паузы повторил: – Давно.

Больше Кремер ничего не добился. «Давно» могло одинаково означать день, неделю или месяц.

– Открывайте дверь, – проговорил Кремер.

– Открывайте ее сами! Я вас предупредил. Я ухожу.

Он повернулся и исчез в коридоре. Некоторое время был слышен звук удаляющихся шагов и видны меркнущие отблески фонаря. Потом все стихло, блики погасли, и Кремер остался один.

21

Дверь выглядела самым тривиальным образом: высокая, обитая крашеной жестью, даже замочная скважина имелась. Что же понадобилось Шабанову в подземном мире? Стас Горецкий говорил, что даже среди диггеров сталкеры слывут безумными, безрассудными храбрецами, а вблизи этой двери сталкер, презрительно расшвыривавший ногами здоровенных крыс, превратился в испуганного ребенка. Но Шабанов за ней или был там, надо идти.

Кремер потянул за ручку. Дверь бесшумно и плавно отворилась.

Из темноты пахнуло холодом – температура там была значительно ниже температуры в пещере. Если бы этим входом часто пользовались, уровни температуры внутри и снаружи сравнялись бы.

Войдя, Кремер повел вокруг лучом фонаря. Ничего особенного, просто еще один сводчатый коридор, уходящий вправо и немного вверх. Кремер осторожно двигался с фонарем в одной руке и пистолетом в другой. Летучие мыши носились над его головой, как привидения, а не просто летучие мыши. Их отличали небывалые размеры, очень бледная, будто выцветшая окраска и неописуемо отвратительные морды. Летучие мыши и так-то не самые симпатичные представители фауны, но эти демоны могли напугать кого угодно. И все же вряд ли от них исходила опасность, о которой предупреждал сталкер. Натыкаясь на яркий луч фонаря, они шарахались в стороны и врезались в стены. Бесцветные змеи с рудиментарными глазами иногда переползали дорогу наискосок. Кремер шел по коридору уже с полчаса, минуя зловонные проемы в стенах. В одном из них завозилось во мраке что-то большое, медведеподобное, видимо, разбуженное светом. Кремер ускорил шаг – ему вовсе не улыбалось встретиться лицом к лицу с этим таинственным порождением тьмы.

Вдруг он замер как вкопанный.

Сантиметрах в двенадцати от пола был натянут тонкий шнур. Прикосновение к нему грозило чем угодно, от взрыва мины до обвала кирпичного свода. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что все иначе, но не менее страшно. По левой стене шнур через крошечные блоки тянулся наверх и исчезал в просверленном в камне отверстии. А прямо над головой Кремера из темной вертикальной шахты торчал заостренный конец обтесанного бревна размером с телеграфный столб. Какой бы механизм ни приводил в действие эту ловушку, в результатах ее срабатывания сомневаться не приходилось… Подземный мир охранял свой покой.

Кремер удвоил внимание. Может быть, тут есть и другие сюрпризы, и более изощренные. Возможно даже, что эта ловушка нарочно устроена на виду, чтобы усыпить бдительность миновавшего ее пришельца.

Предположение не замедлило подтвердиться. Край каменной плиты под ногами при очередном шаге чуть подался. Кремер наклонился и толкнул плиту рукой. Люк без приложения усилий плавно распахнулся, открыв глубокий колодец с гладкими стенами. Луч фонаря не достигал дна, но по противному визгу и топоту сотен маленьких лап Кремер понял, что там внизу. Следующая ловушка включала в себя две противопехотные мины, но Кремер еще не настолько забыл курс спецподготовки, чтобы вот так попасться.

Все эти сюрпризы, конечно, не слишком вдохновляли, но ведь не ради Кремера их готовили – точнее, не ради него одного. Это полоса защиты… Но что она здесь защищает?

Коридор кончился. Дальше следовала анфилада больших залов, разделенных широкими арками. Все залы были совершенно пусты, холодны и сухи. Ни летучих мышей, ни тараканов, ни крыс – настоящее царство смерти. Пустынная анфилада тянулась бесконечно, казалось, можно шагать часами по неотличимым друг от друга залам из одного в другой. Кто построил их, когда и зачем? Были ли это убежища периода атомной лихорадки, заброшены они или только законсервированы? Или их предназначение в чем-то совсем другом?

Последняя арка вывела Кремера в гигантскую пещеру. Света фонаря не хватало, чтобы высветить ее границы и хотя бы приблизительно установить размеры. Прямо перед Кремером поблескивала гладь прозрачного подземного озера. Фантастические белесые рыбы кидались прочь от пронизывающего толщу воды луча. Кремер принялся обходить озеро по берегу, натыкаясь на камни. Издали послышался шорох. Кремер сразу выключил фонарь, чтобы не изображать идеальную мишень. Шорох больше не повторялся. Мрак и тишина. Может быть, крыса.

Снова включив фонарь, Кремер продолжил обход озера. В том месте, где вода подступала почти вплотную к стене, он обнаружил еще один тоннель и углубился в него. Минуты через три он остановился и прислушался. Издали доносились странные звуки, похожие на неразборчивое бормотание и тихий смех. Кремер вновь погасил фонарь. Если здесь не было полной тишины, то и полной темноты также не было. Едва различимый пульсирующий свет, то гаснущий, то разгорающийся, как отблеск далекого костра, проникал от выхода. Кремер двинулся вперед так тихо, как только мог.

В конце тоннеля громоздились кучи земли, перемешанной с обломками известняка. Они были выше человеческого роста и загораживали обзор, но явственно различимые голоса перекликались между собой. Кремер лег на землю и пополз к ложбине, образованной верхушками двух земляных куч.

С бесконечными предосторожностями, сняв и отложив ярко-оранжевую каску, он выглянул наружу.

22

Подземный мир.

Подземное поселение – может быть, из тех, легендарных, о которых упоминал Стас Горецкий.

Под сводами громадной пещеры там и здесь чадили толстые неуклюжие факелы. Кремер с изумлением подумал о том, откуда тут дерево. Едва ли можно представить существование подземных лесов…

В круглой пологой каменной чаше в центре пещеры пылал огонь, мясо жарилось на сковородах. Мясо?.. Кремер вспомнил полчища крыс. О нет… Как бы там ни было, они здесь явно не голодают.

Подземных обитателей на первый взгляд было человек двести, среди них женщины и дети. Всех их отличала болезненная бледность кожи, заметная и в желто-красном свете факелов. Мужчины поголовно заросли бородами, одежда выглядела ветхой и истрепанной, но на некоторых Кремер заметил синие диггерские облачения.

«Войти просто, а выйти…»

По стенам пещеры темнел ряд узких лазов – возможно, входы в жилища. Напротив того места, где расположился Кремер, находились забранные решетками жерла двух неосвещенных тоннелей, схожих размерами с тоннелями метро, в одном из них торчали вздыбленные, покореженные ржавые рельсы, будто после сильного взрыва. По правой стене вырубленная в камне лестница вела на уходящее в темноту плато, но оно было слишком высоко, чтобы увидеть его поверхность.

Кремер искал глазами Шабанова, хотя вовсе не обязательно тот должен был находиться именно здесь. Он мог…

Но размышлять об этом Кремеру не пришлось, потому что он увидел того, кого искал. Одетый в камуфляж, Шабанов стоял поодаль, рассеянно постукивая зажигалкой по ладони.

Инстинктивно стиснув рукоятку пистолета, Кремер подался назад…

Обломок известняка, на который он опирался, не выдержал его веса и покатился в пещеру. Фонарь выскользнул из руки Кремера, запрыгал по склону земляной кучи, а там и сама куча поехала, расползаясь. Отчаянно пытаясь сохранить равновесие, Кремер встал на одно колено, взмахнул пистолетом. Шабанов покосился на него и усмехнулся.

– А, это мой друг, – сказал он и сделал шаг в сторону Кремера.

Подземные жители тоже заметили пришельца. Прятаться не имело смысла. Кремер шагнул и съехал по сползающей земле на каменный пол пещеры. Толпа образовала полукруг, в центре которого остались Шабанов и Кремер. Шабанов рассматривал Кремера с веселым любопытством, казалось, он вот-вот скажет «ай да сукин сын». Но он сказал другое:

– Андрей Викторович Кремер, если не ошибаюсь? Ну что же, я ждал вас, и вот вы пришли. Добро пожаловать в наш маленький ад… Впрочем, для вас это лишь прихожая ада. – Он говорил спокойно, иронично, как профессор с нерадивым студентом, потом мельком взглянул на оружие в руке Кремера. – Что у вас там? А, «шварцлозе»… Хороший пистолет, но он вам мало чем поможет. Ну, если до того дойдет, ухлопаете нескольких моих друзей… А как будете объясняться с остальными?

Кремер направил пистолет в грудь Шабанова.

– Мне хватит одного, – заверил он.

Шабанов расхохотался:

– Нет, вы послушайте… Кремер, я понимаю, вам выгодно разыграть дурачка, но из меня-то не делайте идиота. Вы не можете меня убить.

– Это еще почему?

– По трем причинам. – Шабанов словно читал лекцию перед аудиторией. – Во-первых, это равносильно тому, чтобы пустить себе пулю в лоб. – Он обвел изящным жестом притихшую толпу подземных жителей. – Во-вторых, я много знаю, и эти знания вам нужны, а также еще кое-что, правда? И в-третьих, вы не станете стрелять в безоружного.

Он очень грамотно обрисовал ситуацию. Вполне хватило бы любой из трех причин, чтобы не выстрелить в Шабанова, но здесь были все три. Кремер опустил пистолет.

– Взять, – негромко приказал Шабанов.

Двое бородачей выросли за спиной Кремера и ухватили его за локти. Шабанов вынул из его руки пистолет.

– Вот и хорошо… Думаю, спектакль удастся. Пока я занят, а чуть позже с удовольствием взгляну на представление… Уведите.

Бородачи поволокли Кремера к одному из зияющих в скале отверстий. Высокие и широкие диггерские резиновые сапоги, натянутые поверх ботинок, у него отобрали – очевидно, здесь это ценность. Потом его втолкнули в темноту, он споткнулся и упал на камни. Двое так и остались в качестве охраны стоять у входа, поглаживая рукоятки топориков на поясах.

23

Глаза постепенно привыкали к окружающей тьме – помогали падающие снаружи отблески факелов. Кремер осмотрел свою тюрьму. Это было что-то вроде грота метров трех с половиной глубиной, с замшелыми известняковыми стенами. Высота грота позволяла выпрямиться в полный рост у выхода, а дальше свод понижался. Кремер выглянул из-за спин стражей. Шабанов о чем-то договаривался с одним из подземных жителей у дальней стены, потом кивнул, подошел к решетке, загораживающей жерло большого тоннеля, открыл подобие дверцы в нижней секции и исчез из вида.

Итак, Шабанову удалось каким-то образом завоевать доверие этих людей и использовать их в определенных целях. Каких? Для того чтобы прятать здесь то, что он привез из лаборатории? Вряд ли, ненадежны такие союзники… Нет, тут что-то другое, однако размышлять об этом сейчас вряд ли уместно. Если Кремер и придет к некоему выводу, ему может не хватить времени похвалить себя за сообразительность.

Хорошо, вот под ногами камни, разнообразного объема и веса. Стражи стоят спиной. Допустим, удастся оглушить обоих. А что дальше? Бегать по пещере на глазах у остальных?

Невдалеке от очага несколько бородачей устанавливали высокий столб с перекладиной, а женщины сносили к нему что-то явно горючее. «Прелестно, – подумал Кремер, – кажется, меня собираются поджарить наподобие Джордано Бруно. Черт, как романтично… Жаль, что я не поэт, а то бы сумел оценить действие по достоинству».

Старуха в лохмотьях притащила канистру и поливала из нее кучу под столбом темной жидкостью с нефтяным запахом, отчетливо доносившимся даже до Кремера. Что это такое? Да неважно, вспыхнет, надо думать, недурно… Кремер машинально сунул руку под синий комбинезон и нащупал в кармане сигареты. А что, если… Авантюра, конечно, но все лучше, чем сидеть тут и ждать неминуемого превращения в шашлык.

Перебрав с десяток камней, Кремер остановил выбор на увесистом булыжнике, удобно лежащем в руке. Потом он вынул сигаретную пачку, содрал целлофановую обертку, высыпал сигареты в карман и выбросил упаковку из фольги. Размяв пустую пачку, он положил ее на другой камень, а рядом зажигалку. Привлеченный его возней, страж слева начал оборачиваться, но не успел, получив булыжником по толстому черепу. Тот, что стоял справа, соображал медленно, и, прежде чем до него дошло, что с напарником что-то неладно, он тоже улегся у ног Кремера. К счастью, отключить обоих удалось сравнительно тихо, в противном случае об удаче нечего было бы и мечтать.

Кремер повернулся спиной к выходу, поджег смятую пачку, дождался, пока она разгорится хорошенько. Затем он перевел дыхание, пробормотал сам себе какое-то ободряющее напутствие и бросился через пещеру к столбу.

Старая карга как раз вытряхивала из канистры последние капли. Кремер швырнул горящую пачку ей под ноги. Пламя с гулом взметнулось к потолку пещеры. Канистра, заполненная парами горючей жидкости, взорвалась с оглушительным грохотом в руках старухи, как вакуумная бомба. Старая ведьма издала душераздирающий вопль, ее лохмотья запылали, и она понеслась по пещере, подобно живой комете. Эффект превзошел ожидания Кремера: толпу в одну секунду охватила паника. Подземные жители беспорядочно метались взад и вперед, сталкиваясь и опрокидывая все, что попадалось на пути. Рев стоял такой, будто Кремер и впрямь попал в ад. Несколько факелов упало, какие-то кучи тряпья загорелись и задымили. Черный дым полз во все стороны, образовывая плотную завесу.

Старуха зарылась в кучу земли и погасла, но остальные своей бестолковой суетой создавали отличные условия для бегства. Кремер схватил подвернувшийся факел и побежал к решетке, за которой скрылся Шабанов. Два или три подземных жителя наткнулись на него в дыму, но никто из них, по-видимому, его даже не узнал – их сбивала с толку синяя диггерская униформа, какую носили и некоторые из них.

Рванув решетку, Кремер оказался в тоннеле.

24

Он быстро шел вперед мимо металлических дверей, проломов и провалов в стенах, жерл огромных труб. Как здесь найти Шабанова? Кремер мог потратить часы и дни, безрезультатно исследуя лабиринты… Поэтому он искал глазами проблески света и прислушивался к малейшему шуму.

Было тихо и темно, лишь где-то далеко позади раздавались крики подземных жителей. Проще всего казалось спрятаться и подождать Шабанова в тоннеле, раз он обещал вернуться и посмотреть на аутодафе. Но Кремер не знал, вернется ли Шабанов этим путем, ведь могли существовать и другие.

Споткнувшись о валявшуюся на дороге железяку, Кремер выронил факел, чертыхнулся и замер. Впереди из-под закрытой двери пробивалась яркая полоска света, несомненно электрического.

Кремер затоптал факел и бесшумно двинулся по шпалам. Дверь оказалась незапертой. За ней он увидел короткий коридор, освещенный свисающими с потолка лампочками на витых шнурах. В конце коридора виднелся квадратный люк с откинутой крышкой, вниз вела металлическая лесенка со сварными перилами из тонких труб. Кремер подкрался к люку и заглянул внутрь.

Там располагалась узкая комната, оборудованная под мастерскую – на верстаках были разложены всевозможные инструменты. Дальний конец комнаты не попадал в поле зрения, но главное Кремер видел.

Шабанов был там.

Он сидел спиной к люку за низким столиком. Перед ним лежал раскрытый чемоданчик, где он припаивал какие-то провода. На полу возле столика стоял небольшой кейс с цифровыми замками. На верстаке у стены располагался телефонный аппарат, а на ящике под лестницей Кремер увидел свой «шварцлозе». Может быть, если спуститься очень осторожно, удастся подцепить пистолет…

Шабанов припаял очередной провод, пощелкал переключателями, сосредоточенно насвистывая что-то из итальянских мелодий. Потом он поднял с пола кейс, вложил его в чемоданчик, где для этого хватало места сбоку, захлопнул крышку и запер оба замка.

Кремер неслышно спустился на две ступеньки. Стоя спиной к лестнице, Шабанов поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Через час я приступаю, – сказал он. – Что? А, нет… Хочу полюбоваться на последние минуты нашего друга. Это обещает быть забавным…

Он положил трубку. Кремер преодолел еще две ступеньки. Шабанов открыл шкаф и принялся переодеваться в серый костюм. Он был поглощен этим занятием, что дало Кремеру возможность неслышно преодолеть еще две ступеньки. «Шварцлозе» находился на расстоянии вытянутой руки.

Видимо, почуяв или услышав что-то, Шабанов оглянулся. Кремер схватил пистолет и спрыгнул с лестницы. Шабанов с галстуком в руке взирал на него, как на выходца с того света. Теперь Кремер мог видеть всю комнату – в дальнем конце была дверь.

Шабанов наконец опомнился. Он швырнул галстук на пол, метнулся к чемодану, выхватил пистолет и выстрелил. Пуля взвизгнула на перилах лестницы и срикошетила в потолок. Единственная в комнате лампочка разлетелась вдребезги. Кремер наугад выстрелил низом в темноту. Судя по грохоту, куда-то он попал, но явно не в ногу Шабанова, как надеялся.

Сквозь открытый люк просачивалось все же достаточно света, чтобы разглядеть, как смутная тень поднимает чемодан и исчезает с ним за дверью мастерской. Дверь захлопнулась, щелкнул автоматический замок. Кремер выпустил в него две пули и ногой вышиб дверь.

Сюда не проникал свет, но Кремер слышал гулкий звук шагов. Приходилось игнорировать возможные препятствия. Бросившись вдогонку по темному коридору, Кремер вскоре врезался головой во что-то твердое. Судя по звуку, это был колокол… Однако, оценив силу удара, Кремер пришел к выводу, что колокольный звон прозвучал внутри его черепа. Шабанов снова выстрелил издали и, разумеется, не попал.

Метрах в тридцати вспыхивал и гас огонек: Шабанов крутил колесико зажигалки, вероятно, в поисках известного ему выхода. Конечно, он рисковал, но что ему оставалось? Впрочем, с такого расстояния Кремер не решился стрелять. Что-то загремело, огонек погас и больше не появлялся.

Кремер достал свою зажигалку. При свете колеблющегося язычка пламени он видел только бетонные стены и пробегающих крыс. Там, где исчез Шабанов, никаких дверей и боковых проходов не было. Но не испарился же он, в самом деле! Кремер поднял голову.

Прямо над ним уходила вверх вертикальная шахта, цепочка вбитых в стену скоб образовывала лестницу. Ага, вот куда делся Шабанов! Спрятав зажигалку в карман, Кремер полез наверх. У него была фора: Шабанову не так-то удобно подниматься с чемоданом. И верно, он слышал ближе и ближе стук каблуков по скобам. Расстояние быстро сокращалось. Кремер уже мог различить прерывистое дыхание Шабанова, как вдруг тот снова пропал. Над головой мелькнул и исчез яркий блик.

Выбравшись из шахты, Кремер чиркнул зажигалкой и обнаружил, что находится в круглом помещении, тесной камере, откуда во все стороны отходили одинаковые коридоры, как спицы колеса. Вдобавок новая лестница вела куда-то вверх, но она была настолько ветхой и проржавевшей, что Шабанов вряд ли рискнул бы подняться по ней.

Эта ошибка едва не стоила Кремеру жизни.

По окружности он обходил камеру, пытаясь уловить в одном из коридоров звук или обнаружить проблеск, когда Шабанов обрушился на его спину сверху в хлынувшем потоке света. Он свернул бы Кремеру шею, если бы тот не ухитрился локтем заехать противнику в пах. Шабанов отлетел к стене, зашатался, но не упал. Кремер подскочил к нему, ударил правой в челюсть, левой в висок и ногой в солнечное сплетение. Против такой атаки не устоял бы и медведь. Шабанов оказался в нокдауне, глаза его закатились в ярком свете, бьющем из распахнувшегося люка, откуда он спрыгнул. Кремер приготовился нанести великолепный финальный удар, однако регенерационные способности Шабанова были на высоте. Он вновь бросился на Кремера, под серией ударов тот свалился на пол. Шабанов подхватил упавший «шварцлозе», тем самым ответив на вопрос, почему ввязался в рукопашную, вместо того чтобы преспокойно пристрелить Кремера из люка, – его пистолет был пуст… Кремер откатился в сторону, пуля высекла осколки камня, больно хлестнувшие по лицу. С низкого старта ему удалось ногой в немыслимом броске выбить пистолет. «Шварцлозе» завертелся на каменном полу. Инициатива и пистолет вновь перешли к Кремеру. Шабанов прыгнул на лестницу, проворно полез вверх – ступеньки вылетали через одну. Кремер выстрелил, целясь в ногу, и промахнулся. Шабанов скрылся в люке.

По руинам лестницы Кремер забрался вслед за ним. Коридор освещался электрическими лампами и не выглядел заброшенным. Кремер подумал, что здесь – цивилизованная часть подземного мира, какое-нибудь служебное помещение метро. Так это было или нет, он уже никогда не узнал, потому что оба молнией промчались по освещенному пространству и углубились в темные лабиринты. Шабанов со своим чемоданом пыхтел впереди, как паровоз: утомительная гонка и короткая жестокая схватка в круглой камере не прошли для него даром. Кремер преследовал его по пятам. Шабанов преодолел очередную вертикальную шахту, сдвинул головой тяжелый люк и выбрался наружу. Устремившийся за ним Кремер неожиданно очутился на улице. Последняя шахта была обыкновенным канализационным колодцем…

Полной грудью Кремер вдохнул благословенный прохладный воздух. Никогда в жизни он не пробовал ничего вкуснее.

25

Было уже темно – Кремер провел под землей больше времени, чем он думал. Он огляделся в поисках Шабанова, а тот уже захлопывал дверцу синей «Лады»… Кремер мог бы выстрелить по колесам, но поостерегся палить на улице, а «Лада» развернулись и начала набирать скорость.

Из-за угла показалась вишневая «Волга». Кремер поднял руку, голосуя. Водитель притормозил у тротуара, открыл дверцу.

– Куда?

Кремер упал на переднее сиденье и упер ствол пистолета под ребра водителя:

– Выходи. Быстро.

Тот поспешно и молча покинул салон. «Волга» взревела и рванулась вперед, когда бампер машины Шабанова уже исчезал за поворотом.

Сначала Шабанов не слишком гнал, очевидно, не заметил сразу преследования. Однако эта идиллия продолжалась недолго – скорость «Лады» резко возросла. С визгом дымящихся шин два автомобиля носились по московским переулкам. Кремер не видел в этой гонке никакой системы и предполагал, что Шабанов попросту хочет стряхнуть его с хвоста. Но уже минут десять спустя он обнаружил в действиях Шабанова некую целенаправленность. Тот не просто кружил по городу, а уводил Кремера на окраину – в сторону Мытищ, насколько можно было судить.

За городской чертой, на шоссе, ведущем к поселку Верхняя Часовня, соревнование моторов вспыхнуло с новой силой. Дорога поднималась в гору. «Лада» скрылась за перевалом, Кремер поднажал в состоянии легкой паники – как бы Шабанов не свернул куда-нибудь, ищи его потом в темноте.

Навстречу с натужным ревом вырвался громадный грузовик. Широко разнесенные фары залили шоссе белым светом и на миг ослепили Кремера. Он резко затормозил, вывернул руль. Машина пошла юзом, бампер грузовика задел багажник «Волги». Машина Кремера выписывала кренделя по шоссе, словно вдруг политому маслом. Выкручивая руль, чередуя тормоз и акселератор, Кремер тщетно пытался прекратить это фигурное катание. В конце концов ему кое-что удалось, но не вполне то, чего он хотел: машина встала поперек шоссе, и двигатель заглох.

Кремер повернул ключ зажигания. Мотор чихнул и завелся. Кремер дал задний ход, чуть не свалился в кювет, развернулся по крутой дуге и ворвался на скорости под кроны деревьев плохо освещенных улочек Верхней Часовни.

Машины Шабанова нигде видно не было. Кремер объезжал квартал за кварталом, но синяя «Лада» как сквозь землю провалилась. Наконец на окраине Кремер увидел ее стоящей возле одинокого двухэтажного дома. Пустая «Лада» с погашенными огнями приткнулась на обочине. Кремер заглушил двигатель, достал из кармана пистолет и вышел в тихую безветренную ночь.

Деревянный дом выглядел очень дряхлым и явно заброшенным. Сквозь щели закрытых дощатых ставень не пробивалось и лучика света. И все же, если Шабанов не обратился в дым и не улетел подобно Супермену, он там. Никаких других строений поблизости не было. Конечно, он мог укрыться где-нибудь в кустах, в перелеске, но не для того же он так стремился сюда, чтобы прятаться от Кремера по зарослям. Нет, он в доме, а раз так, нужно попробовать проникнуть внутрь.

Кремер обошел дом со всех сторон. Тусклый свет отдаленных фонарей позволял разглядеть забранные ставнями окна первого этажа. На втором этаже ставень не было – стекла отсвечивали желтым, но Кремер не видел возможности туда забраться.

Перед фасадом выложенная замшелым кирпичом дорожка вела к двери. Поодаль темной грудой теснились покосившиеся сарайчики и виднелась собачья будка без собаки.

Кремер поставил ногу на ступеньку крыльца. Доска жалобно взвизгнула, в доме ничто не откликнулось на звук. Тогда он просто подошел к двери и потянул за ручку. С протяжным скрипом дверь отворилась, пахнуло нежилым помещением. Дом производил впечатление заброшенности не только снаружи, но и изнутри. Может быть, Кремер все-таки ошибся. Почему Шабанов должен непременно находиться именно здесь? Он мог скрыться куда угодно…

Кремер сделал осторожный шаг в кромешной тьме коридора. Ему показалось, что в щели следующей двери виден проблеск неверного пламени свечи. Он прошел еще три шага, прикоснулся к шершавому дереву…

Страшный удар обрушился на его голову. В последний миг света стало даже слишком много – похоже, реализовалась метафора о сыплющихся из глаз искрах. А потом наступила тьма.

26

Голова болела так, словно внутри костей черепа проложили сеть оголенных проводов под напряжением. Перед глазами плыли красные клубящиеся облака, непрерывный звон стоял в ушах. Наверное, грешная душа по прибытии в преисподнюю чувствует себя лучше.

Кремер застонал и попытался пошевелить правой рукой. Безуспешно, она казалась отлитой из чугуна. Тогда он попробовал сделать движение левой – с некоторым успехом. Красные облака сконденсировались в бешено вращающийся вихрь огненных точек, звон в ушах улетел в область ультразвука. Осторожно, миллиметр за миллиметром, Кремер приподнял веки.

Он лежал на дощатом полу в просторной комнате с высоким потолком. Горели четыре свечи, и теплый свет странным образом успокаивал боль, хотя Кремер предпочел бы хорошую дозу аспирина, лед и полный покой. Впрочем, третий компонент триады, кажется, ему гарантирован – правая рука прикована наручниками к трубе центрального отопления. В поле зрения попадали стол, черный чемодан, забранное ставнями окно и часть стены. Левой рукой Кремер провел по телу. Синее диггерское одеяние, которое было надето поверх костюма, исчезло, вспоминать же о пистолете было бы довольно наивно.

Слишком резкий поворот головы вновь опрокинул его в озеро боли. Снова открыв глаза, он с изумлением увидел, что сектор обзора почти не изменился, и сообразил: голову он повернул всего чуть-чуть… «Да, досталось мне основательно», – подумал Кремер.

Помогая себе левой рукой, он неловко сел у радиатора батареи. В комнате он был один… Осторожно потрогал затылок. Шишка огромная, но череп вроде бы цел. И на том спасибо.

На пороге показался Шабанов. При виде очнувшегося Кремера он дружелюбно сказал:

– Привет, Андрей Викторович. Как самочувствие? Как же это вы так неосторожно упали… Ну, да будет вам урок не лезть, куда не следует… Вы не сердитесь за то, что я выбросил вашу диггерскую форму? Уж очень она благоухала после этих подземелий…

Он отрывисто засмеялся. Кремер промолчал. Шабанов достал из тумбочки бутылку французского коньяка и две рюмки.

– Надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной, Андрей Викторович? – Он наполнил рюмки и поставил одну на пол, в пределах досягаемости Кремера. – Извините, что не могу вас освободить. Больно уж вы беспокойный гость…

Отсалютовав рюмкой, Шабанов выпил. Его примеру последовал и Кремер – коньяк в определенных случаях вполне может заменить аспирин и прояснить мысли. Теплая волна прокатилась от горла до желудка. Боль постепенно отступала, пульсируя, стало легче дышать.

– Хорош коньячок, а? – похвалил Шабанов. – По такому случаю можно…

– Да что за случай такой? – Звук собственного голоса отозвался в висках Кремера ударами кувалд. – Вас избрали президентом клуба любителей аквариумных рыб?

Шабанов улыбнулся.

– Вы любопытны, Андрей Викторович… – Он снова разлил коньяк. – Это вас и погубило, как ту кошку из английской поговорки… Не торопитесь, расскажу. Правда, пользы вам от этого будет мало, потому что сегодня вы умрете…

– Спасибо на добром слове.

– Не за что… Но если бы вы и остались жить, уже ничего не смогли бы сделать. Слишком поздно… Ваш поезд ушел.

Вторая рюмка первоклассного коньяка окончательно поставила мозги на место, но и что толку? Кремер сидел на полу, прикованный к толстой железной трубе, живой лишь до тех пор, пока Шабанову не надоест наслаждаться триумфом. Полковник Горецкий, полковник Шведов, попрощайтесь с Андреем Кремером… Вы рассчитывали на него, но игра оказалась ему не по зубам. Вот теперь – гейм овер. Конец.

Шабанов открыл чемодан, извлек оттуда кейс и положил на стол.

– Вы догадываетесь, что здесь находится? – спросил он.

Кремер дернул плечом:

– Вы украли из лаборатории какую-то химическую штуковину. Может быть, она там и есть.

– Именно, – удовлетворенно проговорил Шабанов. Он достал сигареты, протянул пачку Кремеру, дал ему огня и закурил сам. – Вот вы ее вроде как и нашли. Я всегда верил, что однажды каждый найдет то, что ищет. И вы, и я. Несчастный профессор Скрябин тоже нашел то, что искал… Каждый находит, Андрей Викторович.

Слушая Шабанова, Кремер искал в уме шанс на спасение. Вот если бы Шабанов подошел достаточно близко, чтобы можно было схватить его, двинуть головой о батарею… Возможно, ключи от наручников в его кармане… Однако подходить он как будто не намерен. Да, за время краткого знакомства с Кремером Шабанов крепко усвоил правило «соблюдай дистанцию»…

– О подлинном назначении этой, как вы изволили выразиться, химической штуковины, – продолжал Шабанов, – вы не узнаете, такого счастья напоследок вам не видать. А здесь в кейсе, так сказать, полуфабрикат, и свойства его довольно интересны. Допустим, разбивается капсула, вещество попадает в воздух, и все люди в радиусе примерно десяти километров умирают мучительной смертью. Какой? Попадая в организм, эта штука вызывает так называемую цепную реакцию автолиза. Клетки пожирают сами себя, так как из лизосом высвобождаются автоматические энзимы – вы знаете, что это такое? Нет? Я тоже не очень, но нам в данном случае важен результат. А результат ожидается следующий: люди постепенно и неотвратимо превратятся в малоаппетитные такие комья слизи…

– И вы собираетесь это сделать?

– О да. Одной капсулой вполне допустимо пожертвовать – и вы мне поможете.

– Я?

– Да, вы. Видите ли, Кремер, я хочу устроить небольшое демонстрационное шоу здесь, в Верхней Часовне, чтобы нас оставили в покое.

– И какую роль вы отводите мне?

Шабанов немного помолчал, загасил сигарету.

– Вы просто удачно подвернулись под руку. Я ни о чем вас не спрашиваю, Андрей Викторович – ни о том, почему вы Славин, а не Кремер, ни о том, на какую спецслужбу вы работаете… Право же, все это мне совершенно неинтересно. Вопросы я мог бы задавать вам и там, под землей, если бы хотел… Но видите ли, какая штука… По первоначальному плану я намеревался просто позвонить в ФСБ. Надо же объяснить им, что происходит и почему, иначе какой смысл… Но! В ФСБ еще неизвестно, на кого попадешь да как там отнесутся к этой информации. А тут – вы. И вы сейчас дадите мне номер.

– Какой номер?

– Номер телефона того человека в спецслужбах, с которым вы связаны непосредственно. Это гораздо лучше, правда? Одно дело – говорить невесть с кем, и другое – с человеком, который в курсе событий.

– А если не дам?

– Дадите, дадите. Это последнее, что вы еще можете сделать в рамках вашего задания.

Кремер задумался. Шабанов, несомненно, прав. Связать его с полковником Горецким – значит дать полковнику нить. Шабанов этим риском пренебрегает, очевидно, у него есть резоны… Но если Кремер откажется сейчас выполнить его требование, он лишит полковника жизненно важной информации.

– Вы будете говорить с полковником Горецким, – сказал Кремер и назвал номер.

– А как его зовут? Не хотелось бы быть невежливым.

– Станислав Михайлович.

Подойдя все же к Кремеру, но держась так, что никакой возможности напасть не было, Шабанов быстро приковал и его левую руку за спиной вторыми наручниками, заклеил рот куском пластыря.

– Это чтобы вы не подавали реплик…

Он достал мобильный телефон и принялся нажимать кнопки.

– Станислав Михайлович? Добрый вечер, вернее, ночь… Говорит Виктор Шабанов. Вашим телефоном любезно снабдил меня Кремер… Он здесь, рядом со мной. Нет, он не может подойти, он немного занят… Полковник, я понимаю, что вы сейчас лихорадочно пытаетесь отследить звонок, но не трудитесь понапрасну, в мой телефон тут кое-что встроено. Но если вам и удастся, все равно вы не успеете ничего сделать. Выслушайте лучше спокойно… Вскоре под Москвой случится некое происшествие… Так, пустяки, несколько тысяч жертв. И вот я очень прошу вас запомнить – в точности то же самое может произойти в любой момент в центре Москвы. И непременно произойдет, если вы не свернете вашу неуместную активность… Что? Нет, полковник, я закончил. Всего наилучшего.

Шабанов сорвал пластырь со рта Кремера.

– И вы думаете, – спросил Кремер, – это вам поможет?

– В некоторой степени, – сказал Шабанов. – Конечно, я не настолько глуп, чтобы думать, что они отступятся навсегда. Но они будут осторожнее, будут взвешивать каждый шаг, кое от каких особо энергичных действий им придется-таки воздержаться, и это даст нам время. А время сейчас решает многое… Ладно, теперь смотрите сюда.

Он развернул к лицу Кремера раскрытый чемодан.

– Здесь взрывное устройство. Взрыв произойдет ровно через полчаса после включения таймера. Я буду уже далеко…

Покрутив цифровые замки кейса, он вынул оттуда одну капсулу и поместил ее в чемодан.

– Вот и все. Рот вам снова заклеивать не буду. Можете кричать сколько хотите – никто не услышит, были, знаете ли, случаи проверить… Я мог бы вас застрелить, но разве я не выбрал для вас лучшую смерть? Каждый находит то, что ищет. Так, Андрей Викторович?

Шабанов щелкнул тумблером в чемодане, затикал таймер.

– Прощайте, Кремер, – сказал он. – Приятно было познакомиться, честное слово. Жаль, что вы не на нашей стороне…

Он взял кейс, запер его и вышел. Кремер остался один.

27

С обеими руками, прикованными к трубе, много не сделаешь… Можно передвигаться вдоль трубы на небольшое расстояние, но это и все. Кремер дернулся. Труба не обнаружила признаков слабости. Она, кажется, даже не проржавела, чего можно было ожидать в заброшенном доме – стальная труба, наглухо привинченная к радиатору. Кремер бросил взгляд на стрелку таймера. Какой-то восточный мудрец некогда заметил: «Не бывает безвыходных положений, бывает только неправильный путь». Его бы к этой трубе…

Кремер снова рванулся, изо всех сил. В том месте, где труба уходила в стену, в соседнюю комнату, вокруг нее посыпалась засохшая краска, обнажая подгнившие от сырости доски. От сырости? Тогда, возможно, именно там труба затронута ржавчиной. И если бы расширить дыру, выломать эти доски… Но как?

Извернувшись, Кремер ударил ногой в стену, с такой силой, что казалось, затрясся весь дом сверху донизу. Он бил еще, еще и еще… Доски пружинили, но и только. Задыхаясь, Кремер прислонился спиной к стене. Стрелка таймера миновала еще одно деление.

«Бывает неправильный путь»… Колотить в стену ногами – это неправильный путь. Но какой же правильный? Доски подгнили от сырости… Сырость – вот ключевое слово. Где чаще всего случаются прорывы труб отопления? Там, где они привинчиваются к радиатору, потому что именно там, в месте соединения, вода оказывает наиболее разрушительное действие.

Перебирая ногами, Кремер переместился к радиатору. Гайка, муфта или как там именуют эту штуку, которой привинчивается труба, ржавой не выглядела, хотя какие-то коричневые потеки на ней имелись. Как раньше в стену, Кремер ударил ногой в место соединения, но, пожалуй, еще сильнее. Посыпалась мелкая бурая труха, отшелушивались и чешуины покрупнее. После пятого или шестого удара Кремер ощутил, что труба дрогнула. Надежда утроила его силы, он замолотил по трубе с новой энергией.

Очередной удар – и труба упруго качнулась к стене. Есть! Она больше не соединена с радиатором… Да, но это еще не спасение. Чтобы протиснуть в щель кольцо наручников, нужно отогнуть трубу… Хватит ли сил?

Он уцепился за трубу руками, потянул, напрягая мускулы на пределе… Но большое ли усилие можно развить, когда обе руки за спиной и нет точки опоры?

Таймер тикал едва слышно, но для Кремера и машина для забивки свай едва ли могла грохотать оглушительнее. Две минуты до взрыва.

Пальцы Кремера стиснули трубу мертвой хваткой. Она не поддавалась. Кремер тянул сильнее, но уже понимал, что не сможет ее согнуть.

Тогда он передвинул кольцо наручников вплотную к радиатору. Сейчас – единственный рывок… Пусть он и будет стоить вывиха плечевого сустава. На одной чаше весов – вывих, на другой – жизнь. Второй попытки не будет.

Кремер закрыл глаза, собрался, сконцентрировался, как индийский йог…

РЫВОК!

Он терял сознание от нестерпимой боли… Но кольцо наручников ПРОТИСКИВАЛОСЬ В ЩЕЛЬ! И теперь уже не требуется геркулесовых усилий…

ЕСТЬ!

Правая рука свободна… И похоже, плечо не вывихнуто. Развернувшись, Кремер уперся ногой в радиатор, отогнул трубу и освободил левую руку.

Тридцать секунд до взрыва.

Потирая плечо, Кремер стоял перед чемоданом. Нечего было и думать остановить незнакомый механизм за столь короткое время. Кремер выхватил капсулу и бросился бежать к двери.

Наружная дверь оказалась запертой, но уж такой пустяк никак не мог остановить Кремера. Удар левым плечом (рука с капсулой на отлете), новая вспышка боли – и дверь не распахнулась, а просто вылетела из проема. Кремер помчался прочь от дома, мысленно отсчитывая секунды. В момент «ноль» он рухнул на землю, прикрывая собой капсулу.

Еще какие-то бесконечные мгновения он ждал взрыва. Мелькнула дикая мысль, что он стал жертвой нелепого розыгрыша, и сейчас из кустов появится смеющийся Шабанов с бутылкой в руке…

Раздался взрыв, разнесший дом вдребезги. Сверху на Кремера падали доски, осколки стекла, деревянные обломки. Шатаясь, он поднялся. Капсулу он держал бережно, как величайшую драгоценность.

Поселок просыпался, загорался свет в домах. Кремер медленно брел по улице, куда выглядывали из окон встревоженные люди. Всем им угрожала гибель этой ночью…

Мимо Кремера пронеслись две пожарные машины, а затем возле него затормозила «Скорая помощь».

– Что там случилось? – крикнул из окна врач и осекся, разглядев Кремера в свете фар. – О господи, что с вами? А это что – наручники?!

– Это был взрыв в моем доме, – проговорил Кремер, пропустив восклицание о наручниках мимо ушей. – Взорвался газовый баллон. Не спешите туда, никто не пострадал. Я был один и, по счастью, возился в сарае…

– Но вы… Вам нужна помощь! Садитесь!

Два медбрата выскочили из машины, помогли Кремеру забраться внутрь.

28

Машина покачивалась на неровной дороге, набирая скорость. Зарево пожара удалялось. Оба медбрата сидели напротив Кремера, хмуро глядя на него. Потом один из них указал на капсулу, которую Кремер по-прежнему держал в руке.

– Что там у тебя, приятель? Дай-ка посмотреть…

Кремер удивленно взглянул на парня, перевел взгляд на второго, который как раз доставал шприц, уже заряженный каким-то снадобьем… И вдруг понял все.

Он понял все то, что должен был понять и раньше, не помешай ему страшная усталость и последствия нервного шока – не каждый день чудом ускользаешь из когтей смерти… Какая же это бригада «Скорой помощи»? Разве так они должны были бы себя вести? Что бы там ни сказал им встреченный прохожий, разве не обязаны они были сами все проверить на месте происшествия? А этого встреченного, то есть Кремера, находящегося в таком состоянии, разве не должны были немедленно осмотреть, оказать первую помощь? А между тем они даже не попытались этого сделать.

И все поведение Шабанова… Кремер ухитрился пройти мимо очевиднейших вещей! Шабанов затевает важнейшую для него операцию, предупреждает Горецкого – и вот так просто уходит? Ладно, Кремера он мог не опасаться, но не бывает стопроцентно надежных взрывных устройств. Вероятность отказа всегда есть, а Шабанову требовалась уверенность в том, что устройство сработает. Поэтому он не мог не перестраховаться. За домом, конечно, наблюдали его люди, тщательно проинструктированные на каждый случай. Вот эти самые лжемедики, а может быть, и не только они. Расходный материал, попадающий в зону поражения, использованный втемную. Интересно бы знать, какие инструкции они получили на тот случай, какой и произошел. Разбить капсулу? Вероятно, не так трудно было объяснить им, что для них это совершенно безопасно… Собственно, если так, Шабанов мог бы обойтись и без бомбы – если бы не доверял механизму больше, чем своему расходному материалу. Но вот все же пришло время и для них вступить в игру…

– Сейчас мы тебе укольчик… – Парень со шприцем наклонился к плечу Кремера. Тот быстро убрал руку за спину, втиснул капсулу между сиденьем и спинкой, откуда она не могла скатиться.

Снизу вверх Кремер ударил парня по руке, держащей шприц. Игла вонзилась в шею лжемедбрата, под самый подбородок, на добрую половину длины. Недолго думая, Кремер в стремительном выпаде нажал на плунжер. Парень закатил глаза, будто увидел чудо на потолке, захрипел и рухнул на пол.

Второй уже разворачивался с ножом. Из неудобного положения Кремер выбил нож ногой, а когда противник выхватил из-под сиденья компактный автомат «узи», свалил его мощным хуком. Потом он распахнул дверцу и вытолкнул парня из мчащейся машины, едва успев увидеть, как тот кубарем покатился в темный кювет. За ним последовал и второй, пребывавший в нирване.

Оставались двое – тот, кто исполнял роль врача, и водитель, отделенные от салона стеклом, и лжеврач как раз начинал оглядываться. Кремер продемонстрировал ему ствол и сделал жест, который во всех странах и при любых условиях означает одно и то же.

Лжеврач что-то коротко приказал водителю. Машина затормозила у обочины. Кремер покачал стволом, оба вышли из кабины и замерли в свете фар с поднятыми руками. Вышел из машины и Кремер.

– Телефон, – лаконично бросил он лжеврачу. Тот протянул мобильный телефон, и Кремер набрал номер Горецкого.

– Стас, это Кремер…

– Андрей! Где ты, что происходит? Где Шабанов?

– Я в поселке Верхняя Часовня… Мобильник оставлю включенным, отслеживайте сигнал. Тут машина «Скорой помощи»…

– «Скорой помощи»?

– Приезжай, но не один. Я захватил двоих, о них нужно позаботиться.

– Понял, жди… Андрей!

– Что?

– Будь осторожен…

– Буду. – Кремер устало усмехнулся.

Две черные «Волги» прибыли быстрее, чем он ожидал.

29

Вытянув укрытые пледом ноги, Кремер сидел в уютном кресле и потягивал горячий чай, сдобренный пиратской дозой рома. Он едва удерживал стакан перебинтованными руками. На лицо кое-где пришлось наложить пару швов, но в целом Кремер чувствовал себя удовлетворительно. Врач настаивал на сне, однако Кремер начал уговаривать его на инъекцию стимулятора, и после недолгого сопротивления врач сдался.

Когда он ушел, Кремер более подробно рассказал Горецкому о последних событиях, останавливаясь на тех подробностях, которые он вынужденно, для краткости, опустил в дороге. Полковник выслушал его, не перебивая.

– Меня больше всего интересует, – сказал Кремер, – этот профессор Скрябин. Какой профессор? Что он нашел, на что намекал Шабанов?

– Профессор Скрябин… – повторил Горецкий задумчиво. – Андрей, Шведову удалось установить, что некий Дмитрий Петрович Скрябин работал в том лабораторном комплексе. Я удивился бы, если бы это оказался не тот Скрябин.

– Тогда, возможно… Это его дневник был найден?

– Возможно… Беда в том, что Скрябин этот – личность весьма таинственная, призрачная какая-то. Собирать о нем сведения не так легко…

– Почему?

– Этим занимается Шведов… Я не готов отвечать на вопросы о Скрябине. Да и не это меня беспокоит прежде всего, а Шабанов и его капсулы. Как бы он не начал все сначала…

Кремер покачал головой:

– Не думаю. Он затевал демонстрационную акцию с конкретной целью, и эта цель достигнута.

– Достигнута?

– Конечно. Коль скоро Шабанов знает, что мне удалось выкрутиться, он понимает и то, что я тебе обо всем расскажу. А это для него так же хорошо, как и результат состоявшейся акции… Зачем ему теперь жертвовать еще одной капсулой?

– Гм… Пожалуй.

– Но отловить его будет непросто. Из тех двоих вряд ли удастся что-то выжать… Они не могут много знать.

– Будем работать…

30

Полковник Горецкий ушел в половине восьмого утра, и весь день, а также всю следующую ночь Кремер проспал почти без перерыва. Утром ему позвонил Руднев, поинтересовался самочувствием (ему сообщили, что Славин болен). Кремер заверил его, что поправляется и вскоре вернется на съемочную площадку.

Сейчас телефон звонил снова… Это был Горецкий.

– Как ты, Андрей?

– В порядке… Что-нибудь случилось?

– Да. Я внизу, в машине. Поднимаюсь.

Кремер открыл дверь. По взгляду полковника, по тому, как он молча, не здороваясь, прошел в комнату и сел, сгорбившись, Кремер понял: ситуация непростая.

– Рассказывай, – потребовал он.

– Андрей, Шабанов захватил автобус с заложниками…

– Что?! Как это…

– От тех двоих парней мы кое-что все же получили… Немного, но ведь и сами не дремали… В общем, мы блокировали Шабанова близ аэропорта, но зевнули в последнюю минуту. У него был пистолет, он ворвался в автобус и позвонил мне по мобильному. Капсулы с ним… Мне пришлось объяснить властям последствия штурма и все такое. Конечно, я не вдавался в подробности, говорил о химическом оружии небывалой мощности…

– Понятно. И теперь…

– Он требует тебя.

– Ах, вот как… Личные счеты? Крепко обиделся на меня господин Шабанов…

– Андрей, он грозится убить первого заложника через час.

– Едем… Только переоденусь.

У подъезда ждала черная «Волга» в сопровождении двух милицейских машин. Мигалками, воем сирен и грозными командами через мегафон они расчищали путь. До аэропорта домчались быстро. На рулежной дорожке стоял красный «Икарус» с затемненными стеклами, вокруг замерли машины «Скорой помощи», пожарные машины, возле них прохаживались вооруженные люди. К машине Горецкого направились двое: один пожилой, в цивильном костюме, другой – крепкий парень в камуфляже. Горецкий и Кремер вышли.

– Сергей Славин, – представил Кремера Горецкий и обратился к нему: – Сергей, это начальник управления по борьбе с терроризмом генерал Долгих и командир спецгруппы «Ястреб» полковник Волков.

– Он в курсе дела? – осведомился генерал.

– Да, – кратко ответил Горецкий.

– Тогда растолкуйте ему, чтобы никакой самодеятельности. Пусть каскадерствует у себя в кино, а здесь из-за его трюков могут люди пострадать.

– Вы могли бы и ко мне обращаться, – заметил Кремер.

Генерал смерил его холодным взглядом. Заговорил полковник Волков.

– Сергей, мы очень ценим ваше согласие помочь нам, ваше мужество… Вы можете быть уверены, что мы сделаем все, чтобы как можно скорее освободить вас и других заложников.

Кремер поблагодарил Волкова, пожал ему руку. После этого Волков вручил ему сумку.

– Требования террориста, – пояснил он. – Здесь рация «уоки-токи», автомат «узи» с боекомплектом, гранаты…

– Удачи, Сергей, – сказал Горецкий.

Кремер не ответил.

31

Ничто не отделяло его от красного автобуса, стоявшего метрах в ста. Не быстро и не медленно Кремер пошел к нему. Когда расстояние сократилось до десяти метров, дверь открылась, и на пороге появился Шабанов. Он сильно осунулся, даже постарел, усталые глаза смотрели тускло и невыразительно.

– Стоять, – негромко приказал он. – Положите сумку и отойдите подальше.

Из автобуса спустилась молодая женщина, подобрала сумку и бегом вернулась назад. Через некоторое время Шабанов приказал Кремеру войти.

Внутри автобуса было полутемно, шторки задернуты. Шабанов сел в кресло впереди, а сзади находилось около двадцати человек, среди них три женщины с маленькими детьми. Девочка лет четырех тихо плакала.

– Вот и встретились, Кремер, – безразлично обронил Шабанов. – Сядьте там.

Он указал стволом автомата на кресло в середине салона и включил «уоки-токи», не спуская с Кремера глаз.

– Слушайте дальнейшие указания, – произнес он. – Мне нужен самолет, я лечу в Душанбе. Даю час. Как только самолет будет готов, я отпущу пятерых заложников.

– Нам необходимо время для согласований, – прохрипел радиоголос в ответ. – Душанбе находится на территории другого государства…

– Хорошо, – сказал Шабанов. – Два часа, после чего первый заложник будет убит.

Он выключил рацию. В его глазах мелькнули знакомые Кремеру насмешливые искорки.

– Этот раунд будет за мной…

Кремер поднял брови:

– Да? А я думал, вам известно, что ни один захват самолета ни в одной стране еще никогда не кончался благополучно для угонщиков.

Шабанов усмехнулся:

– Наверное, только ни у кого из них не было вот этого. – Он показал край спрятанной в верхнем наружном кармане куртки зеркальной капсулы.

– А где остальное?

– У меня, конечно.

Тишина следующих полутора часов нарушалась только периодически возникающим плачем ребенка и ласковыми уговорами матери. Наконец ожил сигнал радиовызова.

– Ваше условие выполнено. На третьей РД для вас приготовлен Ту-154 борт 85503. Получено разрешение на беспосадочный перелет над территорией Казахстана, но придется сесть в Орске для дозаправки.

– Пусть так, – согласился Шабанов. – Кремер, садитесь за руль и давайте на третью РД, прямо к трапу.

– А где третья РД?

– Вон там…

Когда Кремер проходил к водительскому креслу, он быстро прикинул шансы на внезапную атаку. Но левая рука Шабанова плотно прижималась к карману с капсулой, а в правой был автомат… Они обменялись красноречивыми взглядами, делавшими диалог излишним.

Кремер подогнал автобус к самому трапу, как и было сказано. Шабанов проводил заложников под прицелом в самолет, оставив в автобусе пятерых мужчин.

– Вы свободны, – объявил он.

– Я готов лететь с вами, – сказал длинноволосый худой парень лет восемнадцати, – если вы отпустите женщину с маленькой девочкой. Ребенок устал… Ей страшно, и она голодна…

Ответом послужил взмах автоматного ствола.

– Впрочем, – проговорил Шабанов, – скажите там, чтобы с экипажем прислали еды… И сигарет.

Кремер поднялся по трапу последним из заложников. Разумеется, ни внутри самолета, ни поблизости никакие группы захвата не прятались. Горецкий хорошо растолковал всем, насколько велика опасность. По той же причине и снайпер не мог попытаться снять Шабанова. Исключался и газ – если Шабанов упадет, капсула может разбиться…

Вскоре появился экипаж – командир корабля, он же первый пилот, седой спокойный человек лет пятидесяти, смотрел на Шабанова с нескрываемым презрением. Его сопровождали второй пилот, штурман и бортинженер. Шабанов не разрешил закрывать дверь в кабину пилотов. Принесенный командиром пакет с едой Шабанов сразу отдал молодой матери, а пачку сигарет распечатал, закурил и жадно затянулся.

Первый пилот занял правое командирское кресло, остальной экипаж расположился на своих местах.

– Как с горючим? – спросил командир, надевая авиагарнитуры – наушники с микрофоном для переговоров с землей и экипажем.

– Порядок, – отозвался бортинженер. – Полная загрузка, тридцать тонн.

Командир нажал на штурвале кнопку «радио».

– Москва, руление, я борт полсотни три, разрешите запуск.

Голос отвечавшего невнятно прохрипел в наушниках. Двигатели лайнера взвыли, потом звук медленно стих. Самолет вырулил на полосу и застыл, готовясь к взлету.

– Москва, старт, я борт полсотни три, разрешите взлет, – произнес командир, прислушался к короткой реплике диспетчера старта и ответил: – Я борт полсотни три, взлетаю.

Лайнер разбегался по полосе. Шабанов с полузакрытыми глазами сидел в кресле. Поза у него была обманчиво расслабленной – Кремер не сомневался, что тот пристально следит за каждым его движением. Что касается заложников, то и среди них мог найтись доморощенный Чак Норрис, но они были далеко, к тому же пристегнулись ремнями.

Борт полсотни третий взлетел. Полет проходил как по нотам, если не считать внезапно устроенной пожилой женщиной истерики, не относившейся к ее положению заложницы – она просто боялась летать. Экипаж контролировал полет по радиосигналу, дающему направление на приводную радиостанцию, по бортовой навигационной системе, изредка переговариваясь с землей. Казалось, это обычный мирный рейс и вот-вот в динамиках прозвучит мелодичный голос стюардессы: «Уважаемые пассажиры, наш самолет начал снижение в аэропорт города Орска. Просим вас пристегнуть привязные ремни…»

Но на борту не было стюардесс, а ремни и так никто не расстегивал.

На подлете к Орску командир связался с диспетчером подхода.

– Орск, подход, я борт полсотни три, высота девять двести, скорость девятьсот. Понял, довернуть два градуса влево. Снижаюсь до высоты круга, ветер пять метров.

Самолет заходил на «коробочку», земля встала почти вертикально в иллюминаторах правого борта. На подлете к полосе лайнер прошел три маркерных маяка, каждый сигнализировал о себе звонком и миганием табло «пролет маркера». Шасси коснулись бетона полосы. Самолет несся вдоль строя пожарных и медицинских машин.

Некий генерал попытался вступить в переговоры по радио.

– Освободите заложников, сдавайтесь… У вас нет шансов… Будьте благоразумны… Мы гарантируем вам жизнь…

Шабанов подмигнул Кремеру и ответил:

– Заправляйте самолет.

Менее чем через час борт полсотни третий снова был в воздухе.

32

В аэропорту Душанбе Шабанов выдвинул новые требования:

– Мне нужен вертолет Ми-8 с экипажем и три парашюта. Я возьму с собой только двух заложников – это для гарантии исправности парашютов. Мы выпрыгнем втроем, и если… Хотя нет, вы и так не осмелитесь. Ведь если я разобьюсь, разобьются и капсулы, все вместе… Они в моем поясе. Можете еще раз проконсультироваться с полковником Горецким.

Вертолет приземлился на полосе, невдалеке от трапа. Шабанов, как и обещал, взял лишь двоих – женщину и мальчика лет десяти, не считая Кремера, разумеется.

В тесной кабине вертолета сидел экипаж – первый и второй пилоты и бортмеханик. Шабанов распорядился доставить на борт еще две пары авиагарнитур – как оказалось, для себя и Кремера. Когда гарнитуры и парашюты, на которые заложники взирали с ужасом, были доставлены, он приказал немедленно взлетать.

– Держитесь пока над аэродромом, – сказал он.

Ми-8 взмыл вверх. Шабанов, манипулируя двумя ручками бортовой радиостанции «Баклан-20», пытался связаться с кем-то на неведомой волне. В окошечке «Баклана» выскакивали цифры. Шабанов долго и безуспешно вызывал кого-то на языке фарси, наконец контакт был установлен. После кратких переговоров Шабанов обратился к командиру:

– Летим в Афганистан, восемьдесят километров восточнее Чарикара. Точные координаты – 70 градусов 11 минут 33 секунды западной долготы, 35 градусов 0 минут 8 секунд северной широты. Земля вас наведет, а там увидим маяк… Да, и еще: передайте вниз, чтобы никто не вздумал нас преследовать. Никаких истребителей, «Черных акул» и тому подобного вздора. Если хоть что-нибудь замечу… – Он многозначительно замолчал.

– Но вы забыли об афганских силах ПВО, – произнес командир.

– Я ни о чем не забыл. Надеюсь, афганскую сторону вовремя предупредят, а им тоже дорога жизнь собственного населения… Теперь переключите нас с этим джентльменом, – он указал на Кремера стволом автомата, – на СПУ, и вперед.

Командир щелкнул тумблером, соединяя Кремера напрямую с Шабановым через переговорное устройство, и углубился в длительное совещание с землей. Заложники – женщина и мальчик – в страхе прижались друг к другу, так что непонятно было, кто кого успокаивает.

– Ну вот, Кремер, – сказал Шабанов, доставая сигарету, – проиграли вы с вашим полковником Горецким. Как вы поняли, я связался с друзьями, меня встретят. И уж вам ни за что снова меня не разыскать…

– Может быть, – ответил Кремер, следя краем глаза за удаляющимися строениями аэропорта, – но есть и другие люди. Те, кого вы с Голдиным обманули. Они-то никаких усилий не пожалеют, чтобы вас найти.

Шабанов сухо рассмеялся:

– Да, но против них у меня кое-что припасено… – Он вынул из внутреннего кармана компьютерный диск. – Вот это заставит их пылинки с меня сдувать. Охранная грамота… Здесь достаточно сведений об их деятельности, чтобы я был спокоен. Положу в банк с указаниями – если со мной что-то случится, переслать вашему Горецкому… А указания составлю так, чтобы даже я сам не мог их отменить, и дам им знать об этом…

В наушниках послышался щелчок, и в разговор вклинился голос командира.

– Прошли афганскую границу, взяли пеленг на цель.

– Ясно, – отозвался Шабанов. – Покрутитесь-ка вокруг оси, хочу посмотреть, не хватило ли у кого ума пуститься в погоню…

В иллюминаторах до самого горизонта простиралось безоблачное синее предзакатное небо. Ни единого летательного аппарата в виду.

– Хорошо, – пробормотал Шабанов, – теперь прямым ходом к цели на полной.

Ми-8 напряженно затрясся, набирая скорость.

Кремер посмотрел на женщину и ребенка. Шабанов едва ли станет выбрасывать их с парашютами – это, скорее всего, блеф, страховка… Но что он сделает с Кремером? Застрелит перед прыжком? Сейчас он неуязвим – ствол автомата смотрит прямо в грудь Кремера. А вот когда станет надевать парашют… Взгляд Кремера перебежал на парашюты и вернулся к Шабанову. Тот заметил это и засмеялся.

– И не думайте… Не получится. А главное – ни к чему.

Кремер недоумевающе взглянул на Шабанова, вдруг поманившего его пальцем. Так как переговоры велись через наушники СПУ, жест этот имел только символическое значение, но Кремер наклонился и чуть повернул голову.

– Дело в том, Кремер, – Шабанов лукаво подмигнул, – что я не собираюсь убивать вас. Более того, я хочу отдать вам этот диск. Именно поэтому я вас и вызвал.

Он умолк, любуясь произведенным эффектом. В самом деле, если бы он внезапно приказал повернуть обратно и полетел сдаваться, Кремер удивился бы меньше.

– А зачем он мне? – продолжил Шабанов. – Лишние хлопоты. Неужели не спокойнее, если этими людьми займетесь вы?

Кремер ничего не ответил, но не потому, что хотел сбить Шабанова с толку – нет, с толку был сбит он сам. Слова Шабанова могли оказаться очередным трюком с неизвестной целью, но, с другой стороны, он мог говорить искренне – мало ли по каким соображениям. В таком случае Кремер возвращается с диском, а Шабанов благополучно скрывается с капсулами… Капсулы! Его нельзя отпускать…

– Не верите? – улыбнулся Шабанов. – Я отдам прямо сейчас. Вот. Возьмите.

Он протянул диск. Кремер молча взял его и засунул в карман.

– Мы над целью, – сказал командир.

Шабанов прошел в кабину экипажа. Кремер посмотрел вниз – там сухая песчаная равнина переходила в запутанные лабиринты гор. В конце длинной извилистой расщелины вспыхивал и гас яркий красный огонь, хорошо заметный даже при свете опускающегося к горизонту солнца.

Шабанов настроил «Баклан-20», поговорил с встречающими на языке фарси, снова приказал экипажу развернуть вертолет и оглядел пустое небо. Излишняя предосторожность – никто не рискнул бы открыто преследовать его. Пожалуй, вокруг в воздухе находится столько военных самолетов и вертолетов, сколько хватило бы для нового вторжения в Афганистан, но они разумно держатся за пределами прямой видимости. Шабанов не тот человек, который позволит шутить, полковник Горецкий знает это и крепко вбил в головы всевозможным начальникам мысль соблюдать крайнюю осторожность.

Ми-8 неподвижно висел в прозрачном воздухе. Двигатель работал ровно, с пульсирующим грохотом, лопасти звенели и свистели над тонкой обшивкой фюзеляжа. Шабанов перебрался в салон, упаковал кейс в сумку, надежно привязал ее к себе и распахнул дверь. Грохот и свист усилились троекратно.

– Высота? – спросил Шабанов в микрофон. Ветер рванул его короткие светлые волосы, глаза блестели веселым вызовом.

– Три тысячи метров, – отозвался второй пилот.

– Поднимитесь до четырех.

Вертолет пошел вверх. Шабанов выбросил в открытую дверь два парашюта и заговорил с Кремером.

– Пора прощаться… Отойдите в конец салона и встаньте за женщиной. И побыстрее, не то я рассержусь и все-таки продырявлю вас…

Кремеру ничего не оставалось, как подчиниться.

Шабанов снял гарнитуру и стал надевать парашют, но при этом умудрялся держать автомат направленным в сторону Кремера. Он стоял в проеме, ветер упруго врывался внутрь, рукава куртки трепетали, как маленькие крылья. Уходит. Уходит с капсулами!

Автомат направлен на Кремера и женщину…

Шабанов вывалился из вертолета спиной вперед. Кремер бросился к двери. Шабанов выполнял классический затяжной прыжок.

В последний раз Кремер прыгал с парашютом в незапамятные времена… Сколько же лет назад? Очень давно, а без парашюта он и вообще никогда не прыгал.

Тем не менее он сорвал гарнитуру с головы, швырнул на пол. Лопасти неподвижного вертолета рубили воздух со стальным звоном. Командир спешно связывался с кем-то по радио.

Кремер прыгнул головой вниз, точно так, как когда-то давно, помня, что если хочешь увеличить скорость падения, нужно уменьшать сопротивление воздуха. Холодный ветер резал глаза миллионами крошечных бритв, мешал рассмотреть Шабанова далеко внизу. Только бы он не раскрыл парашют прямо сейчас… Тогда Кремер камнем промчится мимо него и врежется в землю.

Расстояние между ними сокращалось – медленнее, чем хотелось бы Кремеру, но сокращалось. Кремер верно выбрал направление первоначального импульса. Шабанова можно было догнать с помощью двух-трех отработанных маневров, и Кремер чувствовал, что подсознательно вспоминает их. Еще бы немного удачи…

В тот момент, когда Шабанов раскрывал парашют, Кремер обрушился на него, как коршун. Удар был настолько силен, что обоих развернуло в воздухе. Кремер вцепился в куртку Шабанова в ожидании рывка при раскрытии парашюта. Стропы натянулись с хлопком, Кремера едва не отбросило от Шабанова, но уже в следующий миг он держал противника железной хваткой. Шабанов пытался стряхнуть Кремера, они боролись в воздухе, а земля стремительно приближалась.

Они приземлились со скоростью, вдвое превышающей расчетную для этого типа парашютов. Кремер кубарем покатился по откосу и повалился спиной на камни, тут же вскочил и ринулся обратно. Шабанов путался в стропах, освобождаясь от парашюта, но когда Кремер добежал до него, он уже стоял напротив, сжимая в руках автомат. Расстояние не превышало двух метров.

Двое мужчин у нагромождения острых скал молча и яростно пожирали друг друга глазами.

– Что ж, Кремер, – наконец сказал Шабанов, – каждый находит то, что ищет.

Он поднял автомат, стиснул рукоятку, палец лег на спусковой крючок.

Прогрохотала автоматная очередь.

Но стрелял не Шабанов. Очередь хлестнула из-за большого обломка скалы неправильной формы, на фоне неба мелькнуло лицо стрелявшего. Шабанов выронил автомат, схватился за живот, поднял руку к глазам, растерянно и непонимающе глядя на расплывающееся на его ладони кровавое пятно, медленно завалился и упал на бок. Кремер кинулся к нему, подхватил «узи» и дал длинную очередь по скалам. Пули свистели, высекая каменные осколки. Кремер приподнял Шабанова, потащил его к ближайшей груде камней, так как лучшего укрытия поблизости не было.

Автоматные пули взрыхляли почву вокруг, нападавшие стреляли из-за скал. В ложбине показалась чья-то голова, Кремер выстрелил одиночным. Голова исчезла – Кремер не успел понять, попал он или нет.

Он расстегнул воротник рубашки Шабанова. Тот дышал тяжело, прерывисто. Раны оказались очень серьезными. Три пули попали в живот и выше, очевидно, было задето легкое. Одна прошила пояс, возле капсулы… Кремер мог сделать только импровизированную перевязку из рубашки, чтобы остановить кровотечение. Это было нелегко – снимать с раненого куртку и рубашку, не забывая беречь капсулы, и при этом отстреливаться короткими очередями. Когда Кремер отвязывал сумку, вспомнил о гранатах, вынул сразу две и швырнул их туда, где противники подобрались поближе. Громыхнули взрывы, послышались вопли. Ага, достал вас… Погодите, старина Кремер еще скажет вам пару ласковых.

Он разорвал рубашку Шабанова на полосы и, как сумел, перевязал раны. Шабанов хрипел и задыхался, пытаясь что-то сказать. Видимо, лишь огромным напряжением воли ему удавалось удержаться на поверхности тьмы.

Нападавшие изменили тактику. Они продвигались с разных направлений быстрыми перебежками. Кремер бросил оставшиеся гранаты. Трое противников упали, остальные отходили к спасительным скалам. Было ясно, что долго так не продержаться. Их слишком много, а Кремер один, и боезапас невелик.

Неожиданно он получил передышку – стрельба почему-то стихла, но ненадолго. Автоматная очередь ударила откуда-то сзади, пули вдребезги разнесли здоровенный камень в полуметре от головы Кремера. Обошли все-таки…

С разворота Кремер полил свинцовым дождем тех, кто подкрался со спины. Еще двое с криками упали на траву, но автомат в руках Кремера клацнул и умолк. Из куртки Шабанова Кремер выхватил пистолет…

Внезапно картина изменилась. Небеса заполнились громом, и пять вертолетов Ка-50 – «Черные акулы» – четким строем прошли на минимальной высоте. С вертолетов никто не стрелял, но нападавшим оказалось достаточно одного их вида. Они знали, что такое Ка-50. Бой был выигран. Уцелевшие рассеивались в скальных лабиринтах.

Четыре Ка-50 зависли над равниной, из них высыпались вооруженные парни в камуфляже – группа «Ястреб», на расстоянии следовавшая от самой Москвы. Пятый вертолет кружил в небе.

– Кремер, Кремер… – шептал Шабанов.

Кремер склонился к нему, приподнял его голову. Заходящее солнце зажгло золотистый ореол в светлых волосах.

– Держись, – сказал Кремер, – помощь уже здесь.

Шабанов силился улыбнуться, но улыбка сползала с искаженного болью лица.

– Они нашли меня… Ты был прав, Кремер… Ты выиграл… Какая бессмыслица… Не хочу.

Это были его последние слова. Кремер опустил его голову на жесткую траву. Шабанов лежал с открытыми глазами, смотрящими прямо на солнце, и его лицо казалось удивительно чистым, ясным и простым лицом юноши, каким он и был когда-то.

Кремер выпрямился. «Ястребы» окружили его полукольцом, держа автоматы на изготовку.

– Брось оружие! Руки вверх! – скомандовал один из них.

Только тут Кремер заметил, что продолжает держать в руке пистолет. Бросил его на траву, повернулся и пошел прочь к изумительно красивому закату, полыхавшему на фоне черных гор, не обращая внимания на грозные оклики.

Пятый вертолет опустился прямо перед ним, из него выскочили Горецкий и генерал Долгих. Горецкий подбежал первым, стиснул Кремера в объятиях.

– Ну, как ты?

– Нормально.

– Капсулы?

– Здесь.

– А Шабанов?

– Мертв.

Подошли генерал и командир группы «Ястреб». Волков долго говорил что-то Кремеру, но тот не слушал. Молча он отошел к обрыву высокой скалы – двое офицеров хотели последовать за ним, но Горецкий удержал их. Кремер смотрел на залитую красным светом равнину, трупы и пылевые тучи, поднятые взрывами гранат. Черные силуэты парней с автоматами, черные вертолеты, а дальше – пейзаж, исполненный величественной красоты… Он смотрел, но не видел ничего, кроме крови и пыли.

Кровь и пыль.

33

Москва

– Что ж, – сказал Кремер, отвечая Горецкому, – «Хитрецы» нашли его, вот и все.

Он стоял перед экраном включенного ноутбука и доставал из упаковки диск Шабанова.

– «Хитрецы», да. – Горецкий кивнул. – С твоей легкой руки мы теперь их так и обозначаем… Но разве мы точно знаем, что это были «Хитрецы»? Могла ведь вмешаться и какая-то третья сила.

– Третья сила, – возразил Кремер, – вряд ли действовала бы так. Сразу огонь на поражение – не захват, а уничтожение как Шабанова, так и его капсул… Нет, это «Хитрецы»…

– Зачем «Хитрецам» уничтожать капсулы? Не логичнее ли было попытаться захватить их?

– В данной ситуации? Не думаю… Но меня вот что тревожит…

– Что?

– Их возможности. Шабанова кто-то встречал там, в Афганистане, а вместо того встретили наемники «Хитрецов».

– Или боевики низшего звена, кем не жаль пожертвовать… Если только сами встречавшие не были вовлечены в двойную игру.

– Неважно… Но получается, что «Хитрецы» все знали? Насколько я понимаю, по телевидению объявлений не было.

Горецкий пожал плечами.

– Именно из того, что Шабанова кто-то должен был встречать, – сказал он, – вытекает, что эта точка была подготовлена им заранее, задолго – разве что он не предполагал прорываться туда вот так вот, в форс-мажоре. А если так, у «Хитрецов» хватало времени… Андрей, мы будем смотреть диск или нет?

Кремер запустил диск. Там был только один небольшой текстовый файл; Кремер открыл его.

«Андрею Кремеру.

Уважаемый Андрей Викторович!

Когда Вы получите это письмо, я буду уже далеко. Несмотря на Ваш маленький успех в Верхней Часовне, Вы и Ваши друзья безнадежно проиграли партию. Вскоре я вернусь, и Ваш проигрыш станет окончательным и бесповоротным, но Вы даже не узнаете, НАСКОЛЬКО окончательным и бесповоротным. Пока же примите мой маленький совет – бросьте все и наслаждайтесь жизнью. Время еще есть.

Искренне уважающий Вас

Виктор Шабанов».

Горецкий многозначительно посмотрел на Кремера; тот ответил ему тем же взглядом.

– Последняя шутка Шабанова, – пробормотал Кремер. – Очевидно, он записал это где-то сразу после событий в Верхней Часовне и собирался отослать мне по почте…

– Но он не знал твоего адреса.

– Ну, прислал бы на студию… Хотя, думаю, адрес он знал.

– Откуда?

– Откуда? Гм… Стас, послушай, о чем же он здесь пишет? «Время еще есть, наслаждайтесь… Окончательно, бесповоротно… Даже не узнаете…» Что все это значит? Что по его замыслам должно было произойти – или произойдет, даже без него?

– Едва ли произойдет, – проговорил полковник, – по крайней мере, скоро. Что бы это ни было, это должно быть связано с капсулами…

– Так что же у нас есть? Реально что?

– Профессор Скрябин.

– Но ты говорил…

– С тех пор кое-что изменилось, Шведов на месте не стоял…

– О! Призрачная фигура обретает плоть?

– Обретает… Во-первых, достали образцы почерка профессора и установили, что дневник действительно принадлежит ему. Во-вторых, по содержанию дневника… Того, что сохранилось… Можно предположить, что инициатива контакта исходила от профессора. Он искал кого-то, кто помог бы ему остановить работы в лабораториях или рассказать о них во всеуслышание, а нашел Шабанова. Если это случайность, я съем свою шляпу.

– Оставь мне кусочек… Так что профессор?

– Все-таки туманно… И с биографией его далеко не все ясно… Видишь ли, практически всю жизнь со студенческих лет он провел на закрытых объектах разного рода и разной степени секретности, так что… Никаких связей, кроме служебных. Но если профессор хотел передать подобное сообщение, или призыв, как хочешь называй, он выбрал бы человека, которому доверял безоговорочно…

– И который предал его.

– Да. И я сомневаюсь, что такого человека он нашел в своем научном комплексе. Но он не сидел в комплексе безвылазно, он выезжал в Москву…

– Где, конечно, находился под строжайшим присмотром?

– Безусловно, но мы полагаем, что именно в Москве он и сумел передать свое сообщение. Кому и как – вот вопрос… Шведов работает и над этим.

– Каким образом?

– В неких секретных файлах одного ведомства его люди наткнулись на отчет о наблюдении за профессором во время его последнего пребывания в Москве. К сожалению, там все анонимно, и ни одна ниточка не ведет к «Хитрецам»…

– Где же эти файлы?

– Здесь.

– Стас! – укоризненно воскликнул Кремер.

– Что такое? – делано удивился полковник. – До этого же просто еще не дошло… Вот они.

Он достал из кармана диск и вручил Кремеру.

– Черт знает что, – буркнул Кремер, просматривая файлы. – Тут мельчайшие подробности, за ним чуть ли не в туалет хвостом ходили… Решительно не понимаю, как и где он мог…

– Нужно найти человека, Андрей. Тогда все станет ясным.

– Да, но ты сам сказал, что связи профессора… Может быть, родственники?

– Не было у него никаких родственников. Жена умерла давным-давно, дочь трагически погибла.

– Вот как?

– Да, там весьма темная история…

– Излагай. Если что-то и прольет свет, так это темные истории.

Горецкий равнодушно отмахнулся:

– Да нет, эта история в другом роде… Африканская любовь, Отелло и все такое.

– Излагай, – настойчиво повторил Кремер.

Полковник вздохнул, как человек, которому надлежит выполнить неприятную, но неизбежную обязанность, вроде мытья посуды.

– Последний объект, где работал профессор до этого дальневосточного комплекса, находился в Казахстане, возле поселка Берчогур близ Мугоджарских гор, – начал он. – Дочь профессора была замужем за капитаном, который там занимал какой-то пост, а потом спуталась с приехавшим из Москвы генералом. Капитан их застукал. Получилось так, что она застрелила мужа и затем покончила с собой. Тебе это интересно?

– Очень. Как ее звали?

– Галина.

– И обоих похоронили там же, в Берчогуре?

– Наверное… Зачем тебе?

– Подожди… А объект?

– Он был расформирован вскоре после этого. Возникли какие-то трения с властями Казахстана или что-то вроде того, не Байконур все же…

– Хорошо, хорошо, просто замечательно. Объект расформирован, профессор умер, Галина умерла, все умерли. Как грустно. Но должен же хоть кто-то остаться в живых! Например, тот генерал. Что за генерал, как его фамилия?

– Стрекалов, – неохотно проговорил Горецкий.

– А как бы с ним встретиться?

– Не выйдет.

– Почему? Что, из неприкосновенных?

– Знаешь, это как в том анекдоте, который кончался словами «вы будете смеяться, но он тоже умер».

– Здорово, – восхитился Кремер.

– Несчастный случай на рыбалке…

– Не многовато ли несчастных случаев?

– Думаешь, профессор вышел на контакт со Стрекаловым и они убрали генерала?

– Ничего я пока не думаю… Впрочем, постой… – Кремер еще раз прокрутил файлы на экране, вгляделся в текст. – Стас, где у тебя диск с тем фильмом – ну, с Оксаной Шабановой?

– Он тебе нужен?

– Да, и еще мне нужно как можно скорее вылететь в Казахстан.

– И что ты надеешься там найти? Сейчас Берчогур – вымирающий поселок. Пока был объект, местные еще как-то держались на его обслуживании, а теперь там работы нет, все разъехались. Если кто и остался, так несколько столетних стариков да старух!

– Ну, так что же… – Кремер улыбнулся. – Старость – это мудрость. Глядишь, и подскажут что-нибудь ценное… Поехали.

– Куда?

– Взглянем на фильм, а потом ты поможешь мне достать билет в Казахстан.

– Это не так-то легко… Другое государство…

– Нажми кнопки.

– Где, в Министерстве иностранных дел?

– Где хочешь… И вот еще что… – Кремер написал несколько слов в записной книжке, протянул вырванный листок полковнику. – К моему возвращению проверь, пожалуйста, вот эту информацию…

Горецкий удивленно взглянул на Кремера.

– А это тебе зачем?

– Проверь, Стас. И результат письменно, хорошо? На бумаге.

34

Берчогур

Кремер спрыгнул с подножки грузовика, на котором его подвозил белобрысый русский парень.

– Потряс вас немножко, – виновато сказал шофер, – такие дороги, сами понимаете… Обратно скоро? Хотите, подожду?

– А на работе не хватятся?

– Э, работа не волк, – засмеялся парень, – вы лучше платите… Тут вы машину назад не скоро найдете.

– Да? С этим трудности?

– Еще какие… Тут какая-то научная станция была, что ли… Уж не знаю, какой они тут наукой занимались, только военных много было, да из Москвы наезжали все время. Что-то космическое, наверно… Оборонного значения… Ну и вот, многие тут скот держали, ну там мясо, молоко продавали этим… Кто на станции работал. В обслугу нанимались. А как станцию убрали, все кто мог разлетелись отсюда. Жить как-то надо… Во всем селе, может, человек двадцать осталось, старики.

– Вот я и хочу с ними поговорить насчет этой станции… Кто тут самый любопытный?

– А, тогда лучше вам поговорить со стариком Бердыевым – вон, в крайнем доме. Если где, что – он уж не упустит…

– Угу, понятно…

– Так мне ждать?

Кремер кивнул и зашагал по пыльной тропинке, ведущей напрямую к дому на окраине. Вдали на фоне кристально синего неба возвышались громады Мугоджарских гор. Было жарко, дул сухой южный ветер, солнце клонилось к горизонту. Кремер бросил взгляд на часы.

Дом старика Бердыева оказался крепким, добротным – такой вполне мог простоять еще сотню лет и даже не обветшать. Под стать ему выглядел и сам старик – кряжистый казах с хитрым прищуром азиатских глаз. Кремер не стал ходить вокруг да около.

– Моя фамилия Славин, я журналист, из Москвы… Хочу задать вам несколько вопросов о научной станции, которая здесь была, не возражаете?

– Заплатите – не возражаю, – сказал старик без обиняков.

Они договорились об оплате, и Кремер спросил:

– Вы знали профессора Скрябина?

Бердыев ничуть не замешкался:

– Дмитрия Петровича? Конечно, его все знали. – Старик говорил на хорошем русском языке, спокойно и твердо, будто знал цену каждому своему слову.

– Как по-вашему, что это был за человек?

– Человек как человек… Ученый, одним словом. С людьми он мало разговаривал. Любил гулять, думать. Иногда скажет что-нибудь непонятное и смеется…

– А его дочь, Галина?

Старик нахмурился:

– Вертихвостка, каких мало. Через это и пострадала.

Кремер достал сигареты, предложил Бердыеву, но тот отказался.

– Я вашей городской соломы не курю, привык к своим, самосадным… А за уважение спасибо. Так вас Галка Скрябина интересует? Сразу бы сказали. Галка была стерва редкостная, хотя и нехорошо так о мертвых. Не любили ее. Мужу своему, капитану, наставляла рога со всеми подряд, но ей как-то с рук сходило. А тут приехал генерал…

– Фамилию генерала не помните? – перебил Кремер.

– Как не помнить, Стрекалов. Такое разве забудешь, с год пересуды шли… В общем, завязалось у них серьезно. Генерал хотел в Москву ее увезти, капитан пронюхал, ну и ворвался к ним в самый что ни на есть интересный момент. Шум, крик, скандал. Она хватает пистолет – и мужа наповал.

– Подождите, подождите, – сказал я. – Откуда вы знаете, что мужа застрелила Галина, а не генерал? Или еще кто-нибудь? Вы же при этом не присутствовали.

Старик хмыкнул:

– Так с этого-то вся буча и завертелась. Понаехали люди, следственная комиссия, что ли, разобрались, хотели Галку в тюрьму сажать. А она возьми да и застрелись. Ну и шут с ней, никто не жалел.

Кремер встал с лавочки у крыльца, на которой они сидели.

– Так, – проговорил он. – Значит, Галина Скрябина застрелилась не сразу после убийства мужа, а много позже, когда ей стало угрожать тюремное заключение?

Бердыев наклонил голову:

– Так было. Не помню точно, сколько прошло времени, дело-то давнее.

– А где они похоронены? Галина и ее муж?

– Здесь, на старом кладбище. Только она не где все, а поодаль, у лесочка. Ее хотели похоронить рядом с мужем, да люди не позволили…

– Можно взглянуть на ее могилу?

– Идемте, я вас провожу…

Где-то лаяли одичавшие собаки, ветер гнал жгучую пыль. Бердыев привел Кремера к одинокой могиле у перелеска. Креста не было, только четырехгранный, изрядно проржавевший металлический обелиск. Кремер вгляделся в полинявшую, побитую дождями, едва различимую фотографию красивой девушки.

Больше его ничто не удерживало здесь.

35

Москва

Полковник Горецкий выполнил просьбу; листок с результатами проверки лежал в кармане Кремера. Другие просьбы – дать ему оружие и машину – выполнить было значительно проще. Протягивая Кремеру пистолет, полковник сказал:

– Я мог бы обеспечить тебе прикрытие… Несколько человек…

– Нет, это лишнее… Стас, я не воевать собираюсь. Тут прикрытие ни к чему.

Он позвонил по телефону на студию, задал вопрос, получил ответ. На «Элантре» полковника он подъехал к знакомому дому, вышел и убедился, что окна нужной ему квартиры светятся. Тогда он вошел в подъезд, поднялся по лестнице и позвонил в дверь.

Открыла сама хозяйка, Алена Сельвинская. Она уже видела на мониторе своей телекамеры, кто пришел, и лицо ее выражало неудовольствие, смешанное с демонстративной скукой. Она стояла в дверях с длинной ментоловой сигаретой в руке, в черном атласном халате, расшитом золотыми цветами и распахнутом едва ли не до пояса. От нее слегка пахло вином. Из квартиры доносилась негромкая музыка – на сей раз не «Джой Дивижн», а что-то интимно-джазовое.

– Ну, и что тебе нужно?

Легко отодвинув ее в сторону, Кремер вошел. Художественного беспорядка в квартире, как ему показалось, стало еще больше с тех пор, как он здесь побывал. Центром композиции служил полуодетый молодой человек с киношной физиономией.

– Вы свободны, – сказал ему Кремер.

Тот собрался было запротестовать, но натолкнулся на немигающий взгляд, торопливо оделся и отступил без боя.

– Нет, что ты себе… – начала Сельвинская.

– Шабанов мертв, – перебил ее Кремер.

Сумрачная тень пробежала по ее лицу, но ей удалось овладеть собой, и она даже изобразила подобие блеклой улыбки.

– Какая новость… Сергей, мы же были там, когда это случилось!

– Я имею в виду – действительно мертв. Убит в перестрелке.

Сельвинская передернула плечами:

– Ничего не понимаю… Чепуха какая-то. Да и какое мне дело до Шабанова? Я его почти не знала.

– Разве? А я думаю, вы его неплохо знали, Галина Дмитриевна…

Актрису будто током ударило. Она дернулась, издала какой-то неопределимый в привычных понятиях звук, села, встала, снова села и стиснула в руке пачку сигарет так, что она лопнула и табак посыпался на пол.

– Да, – прохрипела она, – да, я Галина Скрябина. Ну и что? Тоже мне открыл Америку… Ты что, никогда не слышал об артистических псевдонимах? Ты не находишь, что Алена Сельвинская звучит лучше, чем Галина Скрябина?

Она посмотрела на Кремера, как шахматист, сделавший удачный ход в проигрышной партии. Кремер выключил джаз.

– Вот что, Галина, – сказал он, – давай построим нашу беседу несколько иначе. Чтобы тебе не приходилось лгать и изворачиваться в ответ на каждую мою реплику, выслушай сначала все, что я скажу. А рассказывать я буду о том, как ты передала Шабанову сведения, полученные от твоего отца, о том, как ты убила Оксану и владельца квартиры снизу Бориса Каргина, о том, как…

– Нет!!!

Вопль женщины прозвучал подобно крику смертельно раненого зверя. Она упала на подушки и забилась в конвульсиях. У Кремера не было желания приводить ее в чувство по всем медицинским правилам. Он попросту грубо отхлестал ее по щекам и усадил в кресло.

– Садись и слушай, а если будешь устраивать представления, сломаю тебе руку.

Актриса вжалась в спинку мягкого кресла, сверкая из темного угла белками глаз, словно загнанная и потому вдвойне опасная рысь. Кремер не стал садиться, расхаживал по захламленному паласу, не обращая внимания на пластмассово-стеклянный хруст под ногами.

– Начнем с нашего знакомства. С того, как я чуть не сбил тебя машиной на съемке. Ты знала, что снимается трюк, видела разметку – и вдруг возникла перед машиной! Потом ты приводишь меня сюда. Я нашел вот что… – он сделал шаг к стеллажу, взял небольшую серую книжечку. – Это пропуск в плавательный бассейн, абонемент секции для прыжков в воду. Твой вид спорта… Тебе не грозила ни малейшая опасность. – Он швырнул пропуск обратно на книги. – Следовательно, тебе нужно было познакомиться со мной, по видимости, случайно, но, если можно так сказать, быстро и эффективно. Я об этом уже тогда догадался, но причины понять не мог. Все встало на свои места лишь после мнимого несчастного случая с Шабановым. Тебе нужен был надежный свидетель. Приезжий каскадер – вариант беспроигрышный: приезжий – значит, сговор маловероятен, каскадер – значит, профессионально не склонен к истерикам и самообману. Расскажет все точно, как было, гарант доверия. Казалось, Шабанов рисковал, ведь кто-то мог бы все же выйти в лоджию! А на самом деле никакого риска не было – его страховала ты. Приди Оксане или мне мысль во что бы то ни стало выскочить в лоджию и посмотреть вниз, ты бы придумала, как нас удержать… Далее. Внизу у подъезда меня увидел из машины и опознал Голдин, приехавший посмотреть, как сработал их трюк…

– Кто такой Голдин?

– Руку сломаю! Теперь ты и Шабанов узнали, кто я… Не повезло тебе со свидетелем! Ты поняла, что я рано или поздно выйду на Бориса Каргина. Я считаю более чем вероятным, что не Шабанов, а ты убедила Бориса сдать квартиру. Бездна обаяния, соблазнительная улыбка, романтическая история, да? А потом ты поехала к нему и убила его.

– Ложь, – хрипло выдавила актриса.

– Да? Смотри, что я нашел там на полу.

Кремер вынул из кармана маленький металлический предмет и поднес к ее глазам. Она отшатнулась, словно он держал в руках тарантула.

– Это одна из твоих заколок для волос, – продолжал Кремер. – Я хорошо рассмотрел их, когда мы танцевали вот здесь, в этой комнате.

– Такие заколки на каждом углу продаются…

– Да, – согласился Кремер, – для формальной улики слабовато. Но мне достаточно, и ты понимала это. Вернувшись домой, ты недосчиталась заколки, перепугалась и рассказала Шабанову, что я могу найти заколку и стану подозревать тебя. Впрочем, вам все равно необходимо было меня убрать… Сначала бомба в холодильнике – не вышло. Потом на съемке ты подрезала канаты после репетиции трюка. И снова неудача. После этого – записка с предложением отыскать сталкера. Вот уж из подземелий я никак не должен был выйти живым… Однако я забегаю вперед. Вернемся к смерти Оксаны. Ее тоже нужно было убрать, так как позже ее могли вызвать в морг для опознания. Хотя труп и был изуродован, она могла понять, что это не ее муж… Сам он не мог убить ее по двум причинам. Возвращаться в дом, где его знают, было опасно. Да и сцена возвращения якобы погибшего мужа повергла бы Оксану в такое состояние, что ему вряд ли удалось бы чисто сымитировать самоубийство. Другое дело ты. Пришла утешать подругу, гладила ее по голове, сидя на подлокотнике кресла, незаметно вытащила из сумочки пистолет и выстрелила ей в висок. Потом ты вытерла платком рукоятку пистолета, приложила пальцы Оксаны к оружию и оставила его на полу. Набрала на компьютере слово «Простите» и ушла.

– Бездоказательный бред…

– Хочешь знать, как я до всего этого додумался? Не сразу, конечно… В фильме с участием Оксаны есть некий фрагмент, ничего никому не говорящий… Никому, кроме меня. Там с краю экрана – кончик хвоста вот этого льва. – Кремер указал на огромного плюшевого льва, сидящего на тахте. – Фильм снимался здесь, в этой самой комнате. После вечеринки, на которой Шабанов подсыпал Оксане наркотик, ты увезла ее сюда, переоделась в костюм кошки… Интересно, из какого фильма реквизит…

– Ты ничего не докажешь!

– Я еще не закончил. Напротив, я только начал… Теперь о главном, о твоем отце. Приехав в Москву, он передал тебе свой призыв. Никому больше довериться он не мог… А ты предала его и в конечном счете убила. Он надеялся, что ты сумеешь найти человека, на которого можно положиться, так? Но ты усмотрела шанс обогатиться и отправилась прямиком к Шабанову… А ведь отец спас тебя, когда тебе грозила тюрьма за убийство мужа. Именно профессор Скрябин и генерал Стрекалов инсценировали твое самоубийство и похоронили в Берчогуре закрытый гроб со свинцовым бруском или что там было. Я видел обелиск с твоей фотографией… Только они двое на всем свете знали, что Галина Скрябина жива. В одном ты не солгала мне – ты действительно была в Лондоне и действительно училась в школе Питера Пайна. Но посольство тут ни при чем, никогда не служил там профессор Скрябин… Вот документ. – Кремер достал из кармана бумагу, переданную ему Горецким. – В нем сказано, когда именно Алена Сельвинская – тогда тебя уже звали так – прибыла в Англию, чем там занималась, когда уехала. Генерал Стрекалов сделал тебе новые документы, новую жизнь… Что ж, ты по-своему отблагодарила генерала, как и отца. Когда вы затевали вашу крысиную возню, генерал оставался единственной нитью, связывавшей тебя и профессора Скрябина, единственным, кто знал правду о тебе, не считая твоего отца. Он был опасен для вас… И вы его убили. Подробностей я не знаю и вряд ли узнаю, но все было именно так. Но как смог связаться с тобой профессор Скрябин в Москве? Ведь за ним беспрерывно следили. Я догадался, просматривая файлы об этой слежке. Вечером он посетил театр и даже передал актрисе на сцену цветы. Твой театр. В файле ничего не сказано о том, какой актрисе предназначались цветы, но они предназначались тебе. А в букете была спрятана записка…

Галина Скрябина сидела в кресле, закрыв лицо руками, и вздрагивала. Сначала Кремеру показалось, что она плачет. Но когда она отняла руки и он встретил ее взгляд, он убедился, что ошибся. Она дрожала от переполнявшей ее ненависти.

– У тебя ничего нет против меня. – Ее обычно глубокий, обволакивающий голос срывался сейчас в каркающий крик. – Ничего! Ты ничего не докажешь, тебя никто не будет слушать! Что ты им предъявишь? Заколку? Абонемент в бассейн? Облезлую фотографию на памятнике? В самом лучшем случае через полгода копания можно доказать, что я – Галина Скрябина. Ну и что? Давнее убийство мне простят, трагическая любовь, аффект великой актрисы! Да ты сделаешь мне шикарную рекламу, милый, такой у Шэрон Стоун не было! Я стану самой популярной персоной во всех киносалонах! Хочешь? Давай!

Она умолкла, задыхаясь. Волосы ее растрепались, глаза бессмысленно блуждали, на лбу обозначились резкие складки.

– Обо мне никто ничего не знает, понял, каскадер?! Все мертвы! И отец мертв, и Стрекалов мертв – все твои свидетели умерли!

– Ты убила их, – тихо уточнил Кремер.

– Убирайся вон…

– Еще не сейчас. Шабанов привез с собой диск профессора… Он мне нужен.

– Какой еще диск?!

– Думаю, он спрятал его надежно. Думаю, надежнее даже, чем в любом банковском сейфе. Здесь, у тебя. У великой актрисы вне всяких подозрений.

Кремер с каменным лицом вышел на середину комнаты, достал из внутреннего кармана пистолет, снял с предохранителя и направил прямо ей в переносицу.

– Я никогда в жизни не стрелял в безоружных людей, – тяжело, холодно произнес он. – Но даю слово, если при счете «пять» ты не отдашь диск, я пристрелю тебя, как ядовитую тварь. Раз. Два…

Она посмотрела ему в глаза и увидела, что он говорит правду.

С визгом она бросилась к туалетному столику, расшвыривая флаконы духов и баночки с кремами, схватила что-то блестящее, острое. На мгновение Кремер испугался, не собирается ли она предпринять демонстративную попытку самоубийства, но она подбежала к тахте и одним широким движением сверху донизу вспорола брюхо плюшевому льву.

Диск был там, внутри.

36

Вот теперь только она расплакалась. Кремер налил ей коньяка из стоявшей на полу початой бутылки, заставил выпить.

– Я все расскажу, все… – бормотала она. – Только… Спаси меня, Сережа… Андрей… Дай мне слово, что ты оставишь меня в покое…

– Ты мне не нужна, – сказал Кремер, засовывая пистолет в карман. – Полагаю, никому не нужна. Впрочем, решать буду не я…

– Нет! Ты можешь, я знаю…

– Хорошо, предположим. Но все зависит от твоей искренности.

Она посмотрела на него в непритворном отчаянии.

– Но ведь я знаю не так много, как тебе кажется…

Кремер устало опустился в кресло.

– Рассказывай.

– Это все началось после войны, в Германии… Специальная миссия НКВД раскапывала взорванные подземелья концлагеря Везенштайн. С ними был профессор Муромцев…

– А твой отец?

– Нет, конечно… Его много позже к этому проекту подключили… Но на его диске там есть фотографии. Они сделаны в одном из тех самых подземелий. Оно было тоже заминировано, но взрыва почему-то не произошло. Не знаю почему. Может, эсэсовские саперы в спешке напортачили или лагерное подполье сработало, но это только догадки. В общем, там все уцелело. На фотографиях показаны результаты экспериментов, которые вел в лагере некий доктор Генрих Шлессер.

– Покажи мне.

Галина включила ноутбук и запустила диск.

На первой фотографии Кремер увидел длинный зал, освещенный ярким искусственным светом. В центре стояла странная машина, похожая на механического скорпиона, ощетинившегося многочисленными антеннами. Вдоль стен зала тянулись ряды каких-то продолговатых ящиков, наподобие открытых саркофагов. Мумифицированные тела, лежавшие в них, не были похожи на тела людей. Чудовищно раздутые черепа, огромные провалившиеся глазницы, узловатые руки длиной до колен…

Другие снимки представляли тот же зал, но саркофаги представали на них крупным планом, последовательно от входа, в глубину. И в каждом следующем саркофаге лежали тела существ все более ужасных… То, что находилось в последнем саркофаге, Кремер вообще не смог бы описать. Никакая фантазия постановщиков фантастических фильмов о пришельцах не смогла бы изобрести подобного монстра.

– Господи! – Кремер был не в силах сдержать потрясенное восклицание. – Что это… Что сделали с этими людьми?!

– Я не знаю… Но подожди. – Актриса выпила еще коньяка и нервно закурила. – Нужно по порядку, иначе ты не поймешь… Доктора Шлессера искали, как нацистского преступника. Но выяснилось, что он покончил с собой – это было подтверждено как документально, так и показаниями свидетелей. После этого интерес к нему как будто пропал. Мало ли их было, этих свихнувшихся нацистских маньяков… Раз его нельзя найти и повесить, то и кончено, так?

– Возможно.

– Но на самом деле все было иначе. Нашлись люди в НКВД, в других властных структурах, которые прислушались к профессору Муромцеву. Эти люди хотели завладеть секретами Шлессера для себя. Только на себя они работали, хотя и под зонтиками спецслужб… Была специально создана организация под каким-то безликим названием, вроде «Информационно-аналитического отдела», потом его переименовали, кажется, в «институт» или «центр»… Сначала этот отдел искал уцелевших ассистентов Шлессера. Нашли только одного – Георга фон Отера. Этот фон Отер в конце войны попал в советский плен, выдал себя за лейтенанта вермахта, не замешанного в военных преступлениях. Но его подлинную личность установили, выдернули его из сибирского лагеря. В Казахстане построили небольшую исследовательскую станцию, потом она разрослась до настоящего научного центра. Там работали и фон Отер, и Муромцев до самой своей смерти… Все это под крылом спецслужб, как ты понимаешь. Позже туда приехал и отец, ученик Муромцева. Я была еще совсем молоденькая… Вообще-то мне, конечно, не полагалось там быть, но с отцом считались, он был им очень нужен… Они не могли обойтись без него, а он поставил условие, чтобы дочь была с ним. А когда я вышла замуж… Мой муж был всего-навсего капитаном, но имел там кое-какое личное влияние. Хотя уж само собой мне не полагалось знать, что там творится! Но я любопытна, Кремер, я любопытна… Я расспрашивала людей, я обольщала, я пробиралась в секретные архивы. Постепенно я узнала многое… Эта машина в подземном зале… Эти люди в саркофагах – последствия ее работы.

– Ее работы?! Но что же это такое?!

– Они называли ее «биорезонансным модулятором». Не знаю, что это значит и как действует, но они воссоздавали эту машину. Она генерирует какое-то излучение…

– Превращающее людей в монстров? Но зачем строить такую машину? Они что, создавали какое-то сверхоружие?

– Нет, вряд ли… Там что-то другое, чего я не знаю!

– И твой отец занимался этим проектом?

– Нет, как раз наоборот. Он пытался синтезировать вещество, которое нейтрализует излучение, своего рода противоядие. Оно им тоже требовалось позарез. Это еще не созданное вещество они называли «Фантом-зет». Но относительно своих истинных замыслов они держали отца в неведении. Он считал, что спасает мир от какой-то вероятной угрозы…

– А! Так вот что в этих капсулах!

– Там базовое соединение, «Фантом-ноль». Полуфабрикат, с которым должны были вестись работы по созданию противоядия.

– Дальше…

– А дальше новые власти Казахстана не захотели терпеть у себя подозрительный научный центр, куда они не были допущены. Встал вопрос о перебазировании… Тогда работы были объявлены малоэффективными, исследования – зашедшими в тупик. Было решено свернуть работы и не перебазировать, а ликвидировать центр.

– Кем решено?

– Высокими инстанциями, с подачи определенных людей в спецслужбах. Тех самых людей, кто хотел получить это только для себя – точнее, их наследников. Официально исследования были прекращены, неофициально же полным ходом строился научный комплекс на Дальнем Востоке. Эта группа…

– «Хитрецы», – буркнул Кремер.

– Еще какие…

– Да нет, я просто так их назвал… Надо же как-то обозначить…

– Ну, пусть «Хитрецы»… Они установили свой модулятор под Москвой, в Новинске. Он замаскирован под трехсотметровую метеорологическую вышку, построенную якобы с целью разработки методов активного воздействия на погоду. А для камуфляжа, метеорологические и геофизические приборы там настоящие… И они готовились запустить эту штуку. Она накрыла бы излучением всю Москву…

– Но ведь они и сами попали бы под излучение, как бы оно там ни действовало!

– Потому они и не могли начать без «Фантома-зет». Отец уже работал на Дальнем Востоке, он… как-то узнал правду.

– Правду? И эта правда записана на его диске? Ты же не могла не прочитать…

– Андрей, я читала, конечно. Но там сплошь научные выкладки, формулы, и я ровно ничего не поняла. Это для специалистов. Посмотри сам, если не веришь.

– Успею еще.

– Так вот… У меня не было контактов с отцом до той записки в театре. Все было тотально засекречено… Но он, как стало ясно, получал обо мне сведения – может быть, через Стрекалова, не знаю… Он тормозил работы, но долго так продолжаться не могло. Он хотел поставить в известность мировое сообщество… Шабанов…

– Да, вот о Шабанове подробнее.

– Я познакомилась с ним еще в Казахстане. Он приезжал в свите Стрекалова, но с отцом они ни разу не пересекались и даже не виделись, это были разные отделы… Я не теряла с ним связи. Шабанов и Голдин работали с «Хитрецами», но до главных тайн их не допускали. Голдин хорошенько покопался в компьютерах «Хитрецов», кое-что оттуда выудил… Возник план…

– Какой план?

– Они связались с молодыми, перспективными, очень амбициозными и очень бедными учеными… Те разобрались в проблеме и заверили их, что, если удастся раздобыть «Фантом-ноль», противоядие вскоре будет готово.

– Что же, эти ученые не могли сами синтезировать полуфабрикат? – спросил Кремер.

– Нет, им не хватало каких-то компонентов, что ли… «Фантом-ноль» производился не в дальневосточном комплексе и вообще не в России, а где именно, узнать не удалось. Где-то в одном из многих наркотических «золотых треугольников». Среди нарколабораторий легко затеряется еще одна…

– А почему так сложно? Ведь перевозка – уязвимое звено… Чем и воспользовался Голдин поначалу.

– Это очень опасное производство. Дальневосточный комплекс нельзя было ставить под угрозу, производить где-то еще в России – тоже нельзя. Авария в такой лаборатории в России, расследование – это могло поставить крест на замыслах «Хитрецов». А в «золотых треугольниках» – мало ли что там взрывается… Перевозка, да… Возможность утечек в пути, дорожных происшествий, вмешательства таможни… Да мало ли. Но совсем без риска в таких вещах не бывает, Кремер… Из двух опасностей они выбрали ту, которая виделась им меньшей.

– Итак, никто не знает, где производился… То есть, может быть, и производится до сих пор «Фантом-ноль»?

– Кроме «Хитрецов», разумеется. Если бы отец знал или хотя бы догадывался, это было бы на его диске…

– Продолжай.

– Шабанов и Голдин посвятили в свои планы миллиардера Георгия Горта и получили практически неисчерпаемый финансовый источник. Они организовали какое-то полувоенное формирование, задачей этих парней был захват модулятора в Новинске в определенный момент. Одновременно, чтобы дезориентировать власти и создать панику, Шабанов намеревался выпустить наверх своих подземных друзей. Они учиняли бы грабежи, поджоги – он их здорово распалял. Дальнейшее понятно. На этом фоне Шабанов, Голдин и компания сами осуществили бы украденные ими планы «Хитрецов». Все упиралось только в «Фантом-ноль»…

– Но что же это за планы?! Галина, ты была с Шабановым… Ты убивала ради того, чтобы эти планы сбылись! Думаешь, я поверю, что Шабанов тебя не посвятил в конечную цель?

– Не посвятил! Он только рисовал какие-то смутные, невероятно радужные перспективы… А когда я задавала прямые вопросы, уходил от них. Скоро, говорил он, ты все увидишь сама… А я… Андрей, я же все-таки просто женщина!

– Ну… Допустим. А почему Шабанов так стремился попасть в Афганистан?

– В Афганистан?

– Он захватил самолет… Там, в Афганистане, его и убили.

– Понятно. – Актриса опустила глаза, помолчала. – Нет, я даже не догадываюсь. Об Афганистане у нас разговоров не было. Может быть, их ученые работали там…

Кремер вынул из ноутбука диск, положил его в пластмассовую коробку и опустил в карман. Актриса подняла на него молящий взгляд.

– Я рассказала тебе все…

– Осталось немного. Кто такие «Хитрецы», как их найти? Где Голдин?

– Андрей! Поверь мне, я действительно не знаю этого! Почему ты мне не веришь? Я готова отвечать на любые вопросы, прояснять любые подробности, но этого я не знаю!

– У меня больше вопросов нет… Но, скорее всего, у других людей возникнут к тебе вопросы, и немало.

– Ты же обещал…

– Я ничего не обещал тебе, – сказал Кремер.

37

Кремер надавил кнопку на пульте дистанционного управления, прибавляя звук в телевизоре.

– …покончил жизнь самоубийством, – отчетливо донеслось до него и Горецкого окончание фразы телеведущей. – Как предполагают, смерть предпринимателя была связана с рядом критических неудач в его профессиональной деятельности, а также с личными обстоятельствами. Георгий Горт был хорошо известен в деловых кругах не только в нашей стране, но и за рубежом…

Кремер выключил телевизор.

– Прошляпили, – констатировал он.

– Я там не был, – сказал полковник, – но, по докладу, он красиво ушел. Извините, говорит, господа, я только переоденусь. И так спокойно, твердо и быстро вышел в соседнюю комнату, никому и в голову не пришло. А потом – выстрел…

– Плохо.

– Да, скверно.

– Что остается?

– Не так уж мало. Эта метеостанция в Новинске – раз. Диск профессора – два…

– Там темный лес?

– Да, но этим уже занимаются лучшие специалисты. Далее, анализ связей генерала Стрекалова – три. Окружение Горта – четыре, это может помочь выйти на их военизированное формирование, о котором упоминала Сельвинская…

– Еще сама Сельвинская, работа с ней. Она может что-то и припомнить. При столь тесных контактах с Шабановым не могло совсем ничего не остаться. Любой намек…

– Намеки… Намеки! Все это слишком медленно… А мы не можем ждать. Что предпримут «Хитрецы» в ближайшем будущем, что они предпринимают уже сейчас?

– Думаю, они затаятся… Но полной информацией – или почти полной, что для нас одно и то же – обладает только один человек.

– Голдин?

– Конечно.

Полковник скептически улыбнулся:

– Голдин уже далеко отсюда…

– Не думаю, – покачал головой Кремер.

– Да?

– Он в Москве или где-то поблизости.

– Откуда такая уверенность?

– У него осталась здесь, по меньшей мере, одна проблема, Стас, личная проблема. И пока он ее не решит, он не исчезнет.

– Какая проблема?

– Я, – ответил Кремер просто.

– Гм… Ну, и что же ты будешь делать?

– Снимать кино. Я каскадер, ты забыл?

– Вот этого я как раз не забыл, – усмехнулся Горецкий. – Но какое же кино без главной звезды?

– С ней отснято не так уж много сцен. Как только было объявлено о ее внезапной болезни, Розанов начал искать замену, а пока снимает другие эпизоды.

– С таким же успехом ты мог бы вернуться домой. Если ты прав, Голдин тебя везде найдет.

– Да, в этом смысле разницы нет. А если так, зачем же разрывать контракт, парней подводить? Они на меня рассчитывают…

– Будь очень осторожен, Андрей. Ты ведь понимаешь, что я не смогу страховать тебя двадцать четыре часа в сутки.

– Этого и не требуется, Стас.

38

Вечерело. В трейлере Кремер играл в карты с Игорем Саблиным, отмечая выигрыши и проигрыши (они играли на сигареты) горячим кофе из термоса. Пиротехники возились с громадным грузовиком – предстояла ночная выездная съемка сложного трюка с массой эффектов. Режиссер Никита Розанов и постановщик трюков Руднев замыслили настоящую световую феерию – впрочем, Кремер в этой сцене занят не был. Когда Кремер успел проиграть Игорю семь сигарет и успешно расставался с восьмой, дверь приоткрылась и в трейлер заглянула реквизиторша Юля.

– Сережа, вот вам просили передать. – Она протянула ему запечатанный конверт с надписью «Сергею Славину».

– Спасибо, – сказал Кремер. – Игорь, минуту…

Саблин широко развел руками, показывая, что при таком выигрыше он может позволить себе быть великодушным. Кремер вскрыл письмо.

«Андрей Викторович!

Полагаю, Вы понимаете, что этот большой мир стал слишком тесен для нас обоих. Одному придется уйти. Я предлагаю встречу сегодня, в 23 часа, на предназначенном на слом пассажирском теплоходе „Карелия“, пришвартованном к старому дебаркадеру под Новинском. На обороте Вы найдете подробный план, как туда добраться. Конечно, вы можете поставить в известность Ваших друзей, но я считаю, что дело касается только нас двоих.

С уважением, Голдин».

Кремер посмотрел на часы. Времени в обрез… Он сфотографировал взглядом несложный, тщательно вычерченный план, задумчиво сложил листок вчетверо и опустил в боковой карман куртки. Игорь собрался было сострить на тему записочек от поклонниц, но увидел лицо партнера и передумал.

«Этот большой мир стал слишком тесен для нас обоих»…

Голдин мог бы и не подписываться. Такое письмо мог написать только один человек на свете. Что сделал бы на его месте кто-нибудь другой? Да попросту попытался бы подстеречь Кремера и застрелить либо вогнать нож под ребро, желательно чужими руками. Но не таков Голдин, он должен отомстить по своим правилам. Мелодрама? Пусть так, но не в глазах Голдина.

– Извини, Игорь, – сказал Кремер. – Считай, восьмую сигарету ты тоже выиграл.

– Что-нибудь важное?

– Да так…

Он поднялся и направился к выходу. Погруженный в размышления, он не заметил отставший кусок пластика на полу трейлера, зацепился носком ботинка и упал. Пистолет вылетел из внутреннего кармана, заскользил по гладкому полу. Кремер чертыхнулся, встал с виноватой улыбкой, подобрал оружие. Игорь смотрел на пистолет.

– Это не бутафория, – сказал он.

Кремер выдержал его долгий изучающий взгляд.

– Нет, Игорь. Это не бутафория, – ответил он и вышел.

39

Найти старый дебаркадер удалось без труда. Холодный ветер разгонял дождевые тучи, в разрывах показывалась луна. Темная громада отслужившего свой век теплохода то четко вырисовывалась на фоне неба, залитая серебристым светом, то пропадала во мраке. Кремер достал фонарь и пистолет.

Часы показывали 22.50 – Кремер прибыл на десять минут раньше назначенного срока. Вокруг было тихо и свежо, лишь негромко плескала вода. Фонарь Кремер сунул обратно в карман, потому что неверного лунного света ему вполне хватало, а соваться под выстрел явно не стоило. Кремер дождался наплыва тучи, миновал дебаркадер и по дощатому настилу, заменявшему трап, почти ощупью перешел на борт «Карелии». Нигде ни звука.

Он преодолел крутую лесенку, прокрался мимо пустынного салона с выбитыми окнами. Затем он выбрался наверх, на обширную, огороженную фальшбортом площадку – очевидно, бывший солярий. Ближе к корме громоздились груды всевозможного мусора. Здесь были железные покореженные ящики, негодный инвентарь, ветхие разбитые шлюпки и неизвестно что еще. В носовой части возвышалась проржавевшая рубка, дверь висела на одной петле.

Часы показали 23.00. С оглушительным щелчком включился мощный прожектор на крыше рубки, луч обозначил на палубе яркое пятно с резко очерченной окружностью.

– Кремер! – загрохотал жестяной голос, как в мегафоне. – Да бросьте вы оружие, я ведь предложил джентльменскую игру!

Кремер сделал три шага по гулкому металлу. Бум-м. Бум-м. Бум-м. Свет бил в глаза. Темнота окружила его осязаемой стеной, он сделал усилие, чтобы не зажмуриться. Казалось, от прожектора исходит волна ощутимого жара.

Откуда-то из палящего белого света ударил выстрел. Боль обожгла правую руку, на миг Кремер подумал, что ранен. Но пуля лишь выбила из его руки пистолет, который с тупым лязгом упал у ног. Вторая пуля промяла металл прямо перед Кремером, и это не было промахом – Голдин попал туда, куда и хотел попасть.

Кремер поднял взгляд от вмятины и увидел Голдина. Тот стоял у края светового круга, глядя Кремеру в лицо, а ствол его пистолета смотрел ниже, в грудь.

– Я тут слышал про джентльменскую игру, – заметил Кремер.

Лицо Голдина дернулось в сардонической усмешке.

– Вы забыли одну очевидную вещь, друг мой. Я – не джентльмен.

Он снова выстрелил в пол. Кремер отступил. Голдин мгновенно оказался рядом, наотмашь ударил Кремера по лицу. Отступая дальше, Кремер наткнулся на какую-то железяку и упал спиной в кучу хлама. Голдин ударил его ногой в ребра, потом кулаком в переносицу.

– Небольшой расчет за Хабаровск, – пробормотал он и ударил еще.

Он явно начинал увлекаться, это его и подвело. За спиной Кремер нащупал тяжелый обрезок металлической трубы и, когда Голдин размахнулся в очередной раз, умело применил это орудие. Голдин отлетел к фальшборту, споткнулся и свалился на пол. В следующее мгновение Кремер оказался над ним, направив ему в лицо его же собственный пистолет.

– Вот и все, – сказал Кремер.

– Еще нет, – громыхнул в темноте чей-то голос.

Кремер выпрямился. Лучи прожекторов хлестнули со всех сторон. Переключатели щелкали, как бичи укротителей. Ослепительный свет залил весь центр верхней палубы. Да, подготовились они на славу…

Шестеро вышли из тьмы и взяли Кремера в полукольцо. Крепкие, прекрасно тренированные ребята в камуфляже, вооруженные цепями и нунчаками – Кремер не сомневался, что из той самой военизированной команды. В их равнодушных взглядах не читалось ни ненависти, ни возбуждения, ни особого интереса к предстоящим событиям. Люди на работе, люди заняты своим делом – вот и все. Просто и буднично.

Шатаясь, Голдин поднялся. Он морщился от боли, но весьма уверенно подошел и забрал у Кремера пистолет.

– Вот теперь поговорим, – произнес он.

В темноте кто-то негромко кашлянул, и на краю освещенной зоны появились Антон, Игорь, Вадим и Артем.

– Черт возьми, парни, – сказал Кремер. – Вот кого не ждал… но вы очень кстати.

Игорь тихонько присвистнул.

– Пустяки, их всего семеро…

Голдин тут же вскинул пистолет. Кремер успел отклонился за полсекунды до выстрела, пуля с визгом задела какую-то трубу и рикошетом ушла в воду.

– Ну, начинается веселье, – буркнул Антон, принимая стойку.

И началось… на границе света и тьмы, на корме. Кремер побежал к фальшборту, уклонившись по пути от направленного в голову удара и двинув нападавшего так, что парень обрушился в воду с высоты третьего этажа. Цепь второго просвистела возле уха Кремера. Тот пригнулся, цепь намоталась на торчавшую из кучи хлама трубу. Кремер выключил и этого противника, ребром ладони по шее.

Над ним из-за ржавого ящика высунулась бритая голова, за ней рука с занесенной для удара железкой. Кремер вряд ли сумел бы увернуться, но кто-то похлопал боевика сзади по плечу. Тот инстинктивно направил удар назад, Артем перехватил его руку и влепил сильнейший прямой в челюсть. Нокдаун! Улыбка Артема сверкнула в луче прожектора.

Кремер нашел свой пистолет и озирался в поисках Голдина, но того видно не было. У правого фальшборта Игорь подвергся атаке рослого парня с нунчаками. Ему приходилось туго, но подоспел Антон и врезал боевику носком ботинка в пах. Тот перегнулся пополам, перевалился через фальшборт и плюхнулся в воду. Однако на Игоря уже наступал противник посерьезнее, и Кремер бросился на помощь. В это мгновение громыхнул выстрел, пуля оцарапала Кремеру плечо и со свистом унеслась во тьму.

Голдин вел огонь с крыши рубки. Кремер прыгнул в тень, еще одна пуля расплющилась точно в том месте, где он только что стоял. Тут же Кремер погасил выстрелом установленный на рубке прожектор. Голдин больше не стрелял; Кремер осторожно пробирался в кромешной тьме. На корме слышались крики и звуки ударов.

Короткий вой рассекаемого цепью воздуха вонзился в уши Кремера. Он ощутил острую боль в правой руке, еще не пришедшей в норму, снова выронил оружие. Голдин спрыгнул с крыши рубки. Зловещий зрачок его пистолета уставился в лоб Кремера.

– Прощайте, – тихо сказал Голдин.

– Сзади! – завопил появившийся на крыше Вадим. Кремер молниеносно обернулся с одновременным уходом вправо.

За его спиной боевик раскручивал на стальной цепи увесистый якорь-кошку, как пращу. Четыре события произошли в единый миг.

Вадим закричал, предупреждая Кремера.

Кремер отклонился вправо и вниз.

Боевик метнул якорь, целясь в его голову.

Голдин выстрелил.

Сверкающей молнией цепь с гулом прочертила воздух, обозначая траекторию полета двух килограммов стали. Пронесшись над головой Кремера, якорь на скорости хоккейной шайбы с глухим стуком врезался в лицо Голдина, и тот полетел в темную воду.

Но и его пуля попала в цель – правда, не в ту, которую он выбрал. Парень, метнувший якорь, схватился за сердце обеими руками и замертво рухнул на холодный металл.

Кремер кинулся к боковому прожектору, развернул его вниз, обшаривая лучом свинцовые волны. Голдина видно не было…

С кормы подбежали Антон, Игорь и Артем. Вадим уже стоял рядом с Кремером.

– Живы? – крикнул Игорь.

– Порядок, – отозвался Кремер. – А наши приятели?

– Все купаются. Только… Этому, похоже, ванна уже не нужна?

Вадим озабоченно огляделся.

– Пошли, – поторопил он. – Когда эти ребята вылезут из воды, они могут по-настоящему рассердиться.

– Вряд ли, – проговорил Кремер.

Он указал рукой на берег, где загорались огни фонарей. Там полковник Горецкий и еще несколько человек вылавливали из воды боевиков.

– Что это? – удивленно спросил Игорь.

– Да видишь ли, этот господин, который меня чуть не застрелил… Он знает много интересного, вот я и сообщил своим друзьям, где его можно будет найти…

– Так что же они не вмешались?

– Ну, опоздали немножко, – улыбнулся Кремер. – Нам тут со съемок ближе…

Каскадеры недоверчиво посмотрели на приятеля, но он не собирался развивать эту тему. Он продолжил в прежнем тоне:

– Но мы и сами неплохо справились, разве нет? Между прочим, как вы здесь оказались?

Игорь достал листок бумаги, расправил его. Это было письмо Голдина.

– Когда ты споткнулся там, в трейлере, был так занят своим пистолетом, что не заметил, как это выпало у тебя из кармана… Да мы почти прямо за тобой ехали. Эх, и бушевал Розанов! Мы же съемку сорвали… Надеюсь, хоть ты не в претензии! А тебя, значит, зовут Андрей Викторович?

– Слушайте, парни, – начал было Кремер, но Игорь не дал ему договорить:

– Ты ранен, Андрей? Плечо!

– Царапина… Парни, я хотел вам сказать…

– Да ладно, – отмахнулся Игорь.

40

Голдин так и не успел понять, каким образом очутился в воде. Было так – он выстрелил в Кремера… И тут же – невероятной силы удар в лицо, темнота… Холодная вода привела его в чувство. Он открыл глаза, но ничего не увидел… Попытался вдохнуть, но ощутил лишь судорожный спазм легких, боль и странный холод в носу. Он был под водой и погружался.

Голдин отчаянно замахал руками, вырываясь. Наконец его голова и плечи с шумным всплеском показались на поверхности. Какая-то железяка торчала поодаль. Он ухватился за нее, часто и неровно дыша, посмотрел наверх. Над ним вздымалась ржавая корма теплохода, а железяка оказалась рулевой плоскостью. Где-то на берегу слышались крики, гул автомобилей, но вскоре все стихло. Голдин поплыл было к берегу, но тут же метнулся обратно и спрятался за металлической пластиной руля – совсем рядом взвыла машина. Хлопнули дверцы, Голдин услышал стук каблуков по металлу палубы, обрывки реплик. Насколько он мог понять, речь шла о каком-то трупе. Кремера? Возможно. Ведь Голдин стрелял в него за секунду до удара, стрелял прицельно, с небольшого расстояния, и промахнуться вряд ли мог. Но, может быть, у них и о другом речь…

Спешить, пока некоторые из них на теплоходе, а другие разбираются с боевиками! Голдин поплыл к берегу, стараясь производить как можно меньше шума, воспользовавшись моментом, когда луна прикрылась облаком и на минуту наступила полная темнота. На четвереньках выбравшись на берег, он бросился бежать по песку к ближайшим зарослям. Он успел как раз вовремя: луна вышла, стали отчетливо видны фигуры людей. Не близко, но… Голдин без сил свалился на землю, задыхаясь. Анестезирующее действие шока и холодной воды проходило. Изуродованное ударом лицо болело так, будто его резали сотни бритвенных лезвий. В голове каждую секунду происходил бесшумный ядерный взрыв со всеми сопутствующими световыми эффектами. Нос, кажется, сломан… Хорошо еще, глаза уцелели.

Надо убираться как можно скорее, сейчас они снова начнут обыскивать окрестности. Легко сказать – убираться… Как, на чем? Ладно, до шоссе… Но пешком далеко не уйдешь, а машина если и проедет в глухой час, вряд ли остановится, учитывая внешний вид голосующего… Но надо попытаться, это единственный шанс. Только не голосовать, а…

Голдин доковылял до шоссе и лег на обочине лицом вверх так, чтобы его могли увидеть в свете фар, но ни в коем случае не задели бы колесом. Первая машина с ревом промчалась мимо, вторая – тяжелый грузовик – остановилась, скрипнув тормозами.

– Эй, дядя, ты чего? – крикнул из открытого окна шофер, молодой парень. – Дядя! Ты живой?

Шофер спрыгнул на дорогу, подошел и наклонился над лежащим. В тот же миг Голдин схватил его за отвороты куртки, резко дернул вниз с одновременным откатом вправо. Парень ударился головой об асфальт и остался недвижимо лежать. Голдину некогда было проверять, жив ли он, да и не было интереса к этому вопросу. Он втащил парня в кабину, впрыгнул сам и вдавил акселератор.

Он гнал грузовик вдоль берега к Москве, к городу, где не осталось для него безопасного места. Но был один человек, который на данном этапе мог помочь ему – вернее, учитывая обстоятельства, не мог не помочь. Доктор Данилевич, талантливый хирург, которого Голдин некогда вытащил из неприятной истории с наркотиками и придерживал в резерве.

Данилевич жил на окраине. Голдин утопил грузовик не так далеко от его дома и дошел пешком. Он постучал условным стуком – три раза подряд и три через паузы. Ждать пришлось минуты две, прежде чем заспанный Данилевич отворил.

– О господи! – всплеснул он руками. – Олег Сергеевич, что с вами?!

– Играл в пинг-понг, – буркнул Голдин, проходя в комнату. – Что вы стоите, делайте что-нибудь!

Хирург уже мыл руки и через минуту хлопотал над разбитым лицом Голдина, накладывая швы и гипс на сломанный нос. Голдин морщился от боли.

– Доктор, вам не придется заниматься пластической хирургией, – невесело пошутил он. – И так меня никто не узнает.

Закончив операцию, врач поставил перед Голдиным бутылку водки – сам он, как большинство наркоманов, не употреблял спиртного.

– Что все-таки случилось? – спросил он.

Голдин усмехнулся:

– Произошел небольшой эксцесс… в результате коего вы видите то, что видите. Ну, вам-то опасаться нечего, о вас никто ничего не знает. У меня кое-что кое-где припрятано, так что вы получите деньги, только подождите несколько дней. Пока я смогу выйти в город, чтобы добраться до них…

Данилевич кивнул. Голдин налил полстакана водки и залпом выпил, проигнорировав предложенную в качестве закуски ветчину.

– Так я поживу у вас с недельку? – заключил он.

Но раны заживали медленно, и прошло значительно больше недели, прежде чем Голдин смог действовать.

41

Был первый день осени, и мир вокруг еще совсем не изменился. Все так же зеленели деревья, так же щебетали птицы в густой листве. Но он будет меняться. Станут желтыми и красными листья, потемнеет ярко-синее небо, падут на землю тяжелые капли осенних дождей. Мир будет меняться до тех пор, пока не наступит долгая холодная зима.

Кремер и Горецкий неторопливо шли по аллее парка. Задумчиво постукивая сухой веточкой по ладони, Кремер слушал полковника.

– Я не прошу у тебя немедленного ответа, – говорил Горецкий в завершение своей развернутой речи, – прошу только подумать…

– То же самое, – произнес Кремер, – Шведов предлагал мне еще в Хабаровске. Работу в «управлении М»… Тогда я ответил ему «нет»…

– И что он сказал?

– «Никогда не говорите „никогда“».

Горецкий чуть улыбнулся.

– Понятно… – тут же он снова стал серьезным. – Но видишь ли, Андрей…

– Что?

– Не найден ни труп Голдина, ни он сам.

– Это мне известно.

– И тот грузовик в воде, с мертвым водителем… Нет ни свидетелей, ни прямых доказательств, но обстоятельства…

– Я понимаю.

– И тебе не хочется принять участие в последнем акте драмы?

– Последнем ли? – Кремер вздохнул. – Стас, этому конца не будет…

– Не будет, если ты станешь сотрудником «управления М». Если ты примешь решение сегодня, то уже через час, после несложных формальностей…

– Да, – покачал головой Кремер, – ты грамотно ведешь вербовочную кампанию…

– Подумай, Андрей. Кстати, как я понимаю, с деньгами у тебя не густо…

– Я неплохо получаю в киногруппе.

– Но ведь съемки заканчиваются. Или ты решил податься в профессиональные каскадеры?

– Староват уже, – улыбнулся Кремер.

– Я вот к чему. Это независимо от того, какое решение ты примешь… На твое имя открыт небольшой счет… Из особого фонда управления. Миллионов там, конечно, нет, но…

– Души покупаете?

– Душу можешь оставить себе, – сказал Горецкий и посмотрел на часы. – О… Заговорился я тут с тобой, а у меня еще дела… Посиди тут на лавочке, подумай…

– Да нет, с меня хватит свежего воздуха на сегодня… Подбросишь меня до дома?

– Посиди на лавочке… Вон на той, – настойчиво повторил Горецкий.

Теперь Кремер удивился:

– Зачем?

– Иногда полезно прислушиваться к советам друзей…

С этими словами Горецкий снова взглянул на часы и быстро зашагал по аллее к воротам. Кремер недоуменно пожал плечами, но уселся на указанную ему скамейку и закурил. Задумавшись, он вздрогнул, когда кто-то прикоснулся к его плечу.

– Вы не возражаете, если я присяду рядышком?

Кремер ошеломленно смотрел на стоявшую возле него улыбающуюся женщину…

Это была Ольга Смоленкова.

– Оля, – растерянно пробормотал Кремер.

– Здравствуй, – сказала она.

– Как… – Он запнулся и встал. – Как ты меня нашла?

– Если любишь, это нетрудно. – Она обняла его за шею, глядя в его глаза. – Может быть, ты меня поцелуешь?

Кремер поцеловал ее… Ольга прижалась к нему, молча положила голову на его плечо. Он гладил ее волосы, смотрел на зеленые кроны деревьев парка. Над ними были облака, синее небо, а дальше – вся Вселенная, весь большой мир.

– Теперь все будет хорошо, любимая, – тихо сказал Кремер. – Теперь все у нас будет хорошо…

Он едва ли мог ошибиться сильнее.

Часть четвертая Документы Шлессера

1

Голдин отпер отмычкой простенький замок первой двери – непримечательной, обитой лакированными деревянными планками. Прошел тамбур и оказался перед второй, напоминающей дверь сейфа. По сути, это и был огромный сейф, нечто вроде денежного хранилища в банке. Пальцы Голдина погладили шероховатую поверхность наборных ручек. Он знал код замка, знал и схему, по которой этот код менялся. В свое время он украл и то и другое просто так, по привычке иметь лишний козырь в рукаве, на всякий случай. Этот случай настал; более того, случай обратился в жесткую необходимость. Голдин мог похвалить себя за предусмотрительность.

Осторожно, плавно он крутил шероховатые ручки, набирая необходимую комбинацию. В глубине толстой плиты что-то мягко щелкнуло. Голдин потянул дверь. В обшитой изнутри стальными листами комнате автоматически зажглись лампы. Голдин закрыл за собой дверь. Вновь послышался щелчок.

Его подвело незнание особенностей механизма. Голдин решил, что запер дверь изнутри… Но он не нажал кнопку блокировки ригелей замков. А тот щелчок, что он принял за звук сработавшего запора, был всего-навсего щелчком фиксирующего шарика, вставшего в паз…

Голдин вступил в хранилище. Дверцы тридцати с лишним металлических ящичков, помеченных буквами и цифрами, поблескивали на стенах. Из кармана Голдин достал короткую фомку и быстрыми сильными движениями принялся взламывать ящички. Где же то, что он ищет? Не здесь… И не здесь… Но почему не просмотреть вот эти документы? И эти, и эти? Возможно, что-то ему и пригодится.

Он выдвинул очередной ящик и принялся перелистывать конверты в нем. Сначала шли документы, относящиеся к каким-то Майнцу и Мариенгофу. Ни к чему… А третий конверт? Голдин вытащил тощую пачку бумаг, присел на табурет и начал читать. То, что он прочел, заинтересовало его сразу же, а потом и ошеломило не хуже того удара на теплоходе. Голдин встал, выпрямился, потер ладонями виски, не веря глазам, перечитал бумаги еще раз. Не может быть! Он вновь углубился в чтение. Захватывающая информация так увлекла его, что он не обратил внимания на тихий щелчок двери, вернее, не услышал этого звука.

За спиной Голдина выросла черная тень.

Страшный удар по затылку лишил его сознания. Как тряпичная кукла, Голдин рухнул на металлический пол хранилища.

…Долгая, долгая тьма…

Способность видеть и ощущать возвращалась к нему рывками, так трогается с места груженый товарный состав. Он не носил часов и не мог сообразить, сколько времени пробыл в беспамятстве. «Сатана их всех забери, – с неожиданным сарказмом подумал он. – Если меня с такой регулярностью будут долбить по голове, я окажусь не за границей, а в заведении для дебилов».

Голдин осторожно встал и огляделся. Документы, которые он читал, не пропали, только рассыпались по полу. Он наклонился, подобрал их. Да, все здесь. И кажется, ни один ящик больше не взломан. Но тогда какого… Впрочем, то, что искал нападавший, могло находиться и в уже вскрытых Голдиным ящиках. Стоп… Да, взломан еще один. Что там…

Ящик с паспортами. Здесь хранились бланки паспортов чуть ли не любой страны мира. Так, значит, неизвестный приходил за этим? За тем же, что и Голдин – за чистым паспортом?

Но так или нет, а прочел ли напавший на Голдина бумаги? Видимо, нет, либо не понял их значения. Иначе забрал бы или уничтожил – ведь полезных практически сведений на этих листочках всего ничего, имя и адрес. Их так легко запомнить… Да и Голдина добил бы, если уж на то пошло. С другой стороны… Ничего здесь не ясно, область чистых догадок. Действовать надо…

Голдин разорвал бумаги, поджег зажигалкой, тщательно следя, чтобы сгорел каждый клочок. Потом выбрал для себя несколько паспортов. Уходя, он запер сейфовый замок на произвольную комбинацию – пусть повозятся, кому интересно. Внешнюю деревянную дверь он также аккуратно запер. Теперь ему предстояло отправиться к тайнику с деньгами.

2

Солидная черная машина остановилась у подъезда берлинского отеля «Ройзенхоф». Из нее вышел пожилой господин, лет шестидесяти на вид. Он был одет в серый плащ, пожалуй, слишком легкий для этого холодного вечера. В руке он держал черный плоский атташе-кейс.

С хмурого неба мелко сыпалось нечто противное – то ли дождь, то ли снег, а скорее то и другое вместе. Прибывший торопливо прошагал к высоким старомодным дверям отеля и вошел в холл.

Здесь стоял уютный неповторимый запах, одинаково свойственный всем старым гостиницам мира. Обстановке соответствовал и портье – доброжелательный, полный достоинства старик, словно тоже попавший сюда из каких-то минувших, лучших времен.

– Что вам угодно? – предупредительно осведомился он.

Пожилой господин приподнял уголки губ:

– Мое имя Вернер Хелген, я заказывал номер.

– Да, герр Хелген. – Портье протянул ему ключ. – Номер 212, второй этаж.

– Благодарю вас. Я жду гостя… Если меня будут спрашивать, звонить мне не нужно, просто скажите ему, в каком я номере.

– Как вам будет угодно, герр Хелген. – Старик наклонил голову.

По широкой лестнице с отполированными перилами, устланной вытертым ковром, Вернер Хелген поднялся к двери своего номера. Двухкомнатные апартаменты, дышащие спокойной респектабельностью, понравились ему – впрочем, он не собирался задерживаться здесь надолго. Хелген бросил взгляд на часы, потом на карточку, лежащую у телефона, позвонил в ресторан и заказал ужин на двоих. В ответ на вопрос о спиртном после секундного колебания попросил бутылку сухого вина.

Хелген поставил атташе-кейс на тумбочку возле телевизора, не снимая плаща, подошел к окну и отодвинул занавеску. Сырость и безлюдье вечера вселяли неясную тревогу. Хелген вдруг поймал себя на том, что поддался гипнозу мрачноватой атмосферы снаружи, усмехнулся, задернул штору и вернулся в комнату. Здесь все выглядело иначе – желтоватый свет бра, успокаивающие расцветки стен и паласа привели его в хорошее расположение духа. Хелген снял плащ, расслабил узел галстука, удобно расположился в кресле, вынул из кармана коллекционную трубку и принялся неторопливо, привычными движениями набивать ее голландским табаком.

Принесли ужин. Официант сноровисто накрыл низкий стол в гостиной, поинтересовался, нет ли у клиента других пожеланий. Хелген поблагодарил и отослал его.

Спустя полчаса, окутанный клубами синего дыма, он все еще ждал.

А еще через пять минут в подъезд отеля вошел высокий плотный человек в твидовом пальто. Он быстро, но не суетливо прошагал к конторке портье и произнес только одно слово с вопросительной интонацией:

– Хелген?

– Номер 212, вас ждут.

Пришедший кивнул и направился к лестнице.

Хелген открыл дверь на негромкий стук. При виде гостя на его лице отразилось облегчение, однако смешанное с немалой долей настороженности.

– Вы опоздали на сорок минут, – сказал он. – Что-нибудь случилось?

Посетитель Хелгена прошел в комнату, тщательно прикрыв за собой дверь.

– Случилось? – повторил он с резким акцентом. – Нет… Все в порядке.

Хелген перевел дыхание. Жестом он предложил гостю снять пальто. Тот также жестом отказался, выразительно дав понять, что не располагает временем. Они уселись в кресла друг против друга. Хелген потянулся к бутылке, но посетитель отрицательно покачал головой.

– С удовольствием выпью с вами, но сначала дело, дорогой Хелген, – проговорил он. – Документы при вас?

– А деньги? – спросил Хелген.

Гость скупо улыбнулся:

– Не беспокойтесь, сделка есть сделка. Я должен видеть документы.

Хелген раскрыл атташе-кейс, достал коричневую папку и протянул посетителю. Тот осторожно взял ее. Внутри оказалась стопка листов тончайшей бумаги, сплошь покрытых мелкими строками. Гость внимательно прочел первую страницу, перелистал остальные, сложил документы обратно в папку и закрыл ее.

– Вы гарантируете, что это то самое? – жестко спросил он.

Хелген пожал плечами:

– А с какой стати мне вас обманывать? Вы хорошо платите. К тому же в случае обмана вы всегда найдете меня…

Человек в твидовом пальто неопределенно усмехнулся.

– Я выполнил свою часть договора, – продолжал фон Хелген. – А вот вы пришли, я вижу, с пустыми руками. Или вы хотите сказать, что принесли такую сумму наличными в кармане?

Посетитель поднялся.

– Вы правы, Хелген, – медленно сказал он. – Я не принес денег. Зато я принес нечто лучшее.

Он вытащил из внутреннего кармана пальто пистолет с глушителем. Хелген вскочил так стремительно, что кресло отлетело к противоположной стене.

– Это ни к чему, – нервно, торопливо забормотал он. – Уберите оружие… Вы что, с ума сошли?

Посетитель молча поднял пистолет, направляя его в лоб Хелгена.

– Нет! – взвизгнул Хелген, пятясь к окну. – Не надо денег, берите документы… Зачем вам убивать меня? Вас будут искать и найдут… Я обещаю, я клянусь молчать…

– Поверьте, Хелген, – тяжело проговорил гость. – Мне не доставляет удовольствия убивать вас, равно как и вообще убивать. Но люди, которые будут задавать вам вопросы, поставят их так, что вы не сумеете промолчать.

Он выстрелил. Глушитель редуцировал звук до почти неслышного хлопка. На лбу упавшего Вернера Хелгена появилось красное пятнышко, и две алые дорожки зазмеились от него.

Посетитель вернул пистолет в карман, уложил папку в атташе-кейс Хелгена, налил себе вина и выпил маленькими глотками. Потом убийца аккуратно стер отпечатки пальцев платком, подхватил кейс и покинул номер 212, повесив на круглую ручку картонку с надписью «Просьба не беспокоить». В холле портье не обратил на него внимания.

На улице человек в твидовом пальто окликнул первое попавшееся такси и распорядился ехать на вокзал. В момент, когда такси убийцы поворачивало за угол, в холл отеля «Ройзенхоф» ворвался мужчина с изуродованным, покрытым шрамами лицом – по документам гражданин Германии Теодор Ленц, на самом же деле Олег Сергеевич Голдин. Он обратился к портье на безупречном немецком:

– Я разыскиваю господина Хелгена. Он сказал мне, что остановится в вашем отеле.

Едва выслушав ответ, Голдин уже мчался по лестнице. Невзирая на табличку «Просьба не беспокоить», он забарабанил в дверь, потом повернул ручку и вошел.

Стоя над телом Вернера Хелгена, Голдин стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

Трубка Хелгена еще дымилась в пепельнице.

– Десять минут, – прошептал Голдин. – Проклятие, быть может, меньше десяти минут!

Он не стал обыскивать номер – слишком хорошо знал, что ничего не найдет… Спустился в холл и подошел к портье.

– Я комиссар полиции, – сказал он. – Прошу вас ответить на несколько вопросов.

Старик изобразил вежливое внимание.

– Что-нибудь случилось, комиссар?

Голдин мысленно возблагодарил традиционный немецкий пиетет к властям. Портье даже не попросил у него документального подтверждения. Подделка у Голдина имелась, но грубоватая.

– Нет, ничего. Вы видели человека, который только что был у герра Хелгена? Вы запомнили его?

Портье последовательно ответил на оба вопроса.

– Я видел его, комиссар. Я не запомнил его, комиссар.

– Попытайтесь все же вспомнить хоть что-нибудь. Рост, одежда, цвет волос…

Старик на минуту задумался и решительно покачал головой:

– Извините, комиссар, но я видел его всего какие-то секунды. Он только спросил о господине Хелгене и сразу прошел наверх. У него непримечательное лицо. Что-нибудь необычное я бы заметил.

Голдин вздохнул:

– Но вы разговаривали с ним. Может быть, его акцент? Как по-вашему, немец ли он?

Портье виновато развел руками.

– Собственно, я не разговаривал с ним. Он спросил только фамилию: «Хелген?» И все. Я не уверен, но… Мне кажется, он не немец, комиссар. Так мне показалось.

Голдин с досадой щелкнул пальцами.

– Благодарю вас.

– А почему бы вам не расспросить самого господина Хелгена?

– Если господин Хелген и ответит на вопросы, – уныло произнес Голдин, – то не мне, а кому-то значительно более вышестоящему…

Портье понимающе кивнул.

У подъезда «Ройзенхофа» Голдин поднял воротник плаща и зябко засунул руки в карманы. Перед ним простирался мокрый, блестящий в свете фонарей асфальт улицы, далее – мир, в котором ему предстояло разыскать человека, убившего Вернера Хелгена и, по всей видимости, завладевшего документами Шлессера. Человека, о котором Голдину не известно решительно ничего.

3

– Вспоминаю ли я? – медленно переспросил Кремер. Он нашарил на тумбочке сигареты, закурил, не торопясь отвечать на вопрос Ольги. Поспешного ответа от него и не требовалось – ритм их беседы был иным.

Кремер очень любил эти ленивые часы в их небольшой московской квартирке (теперь уже их, а не только его). Часы, когда они с Ольгой лежали рядом в полумраке при закрытых шторах, утомленные, освобожденные, и тихонько разговаривали обо всем на свете. Темой могло быть что угодно – погода, новый фильм, телевизионная передача… Но они редко вспоминали те странные и зачастую жуткие события, в которых им пришлось участвовать. И вот теперь Ольга задала вопрос об этом.

– Наверное, нет, – ответил он наконец. – Забыть нельзя, конечно… Но и вспоминать нет особой радости.

Он откинул одеяло, сел в постели, набросил на плечи халат.

– Ты проголодался? – поинтересовалась Ольга.

– Скорее да, чем нет.

– Я посмотрю в холодильнике.

– Можешь не трудиться, там пусто.

– Совсем?

– Если тебя прельщает престарелая колбаса…

– Не прельщает, – засмеялась Ольга и встала. – Давай-ка я навещу магазин…

– Я с тобой. Мне без тебя скучно.

– Нет уж, великий лентяй, на этот раз не отделаешься! Кто обещал починить стиральную машинку? Пушкин?

– Ох… Придется, видно…

– Вот именно!

– Если возьмешь машину, ключи возле зеркала.

– Зачем мне машина? Я что, собираюсь полмагазина скупить? Так донесу.

Машину Кремер приобрел не совсем обычным способом, и сама эта машина была не совсем обычной. То есть с виду это была обыкновенная подержанная «Лада», но… Эта машина играла в фильме, она была трюковой. Форсированный двигатель и усиленный кузов превращали ее в настоящий болид. Каскадеры в шутку называли эту машину «Лада-Феррари». Когда съемки закончились и машина осталась без работы, Кремер при поддержке Руднева договорился приобрести ее за символическую цену. На дороге она не раз удивляла скоростью и маневренностью гордых владельцев дорогих иномарок.

Ольга оделась и поцеловала Кремера.

– Только ты недолго, – напутствовал он ее.

– Я вернусь через полчаса.

Но через полчаса она не вернулась. Не вернулась она и через день, и через неделю, и через месяц. Кремер искал ее всеми возможными способами, подключив через Горецкого едва ли не лучшие силы спецслужб. Все было напрасно. Она исчезла бесследно.

Навещая Кремера, Стас Горецкий просто отказывался его узнавать. В волосах заметно прибавилось седины, вертикальные морщины прорезали лоб, но главное, разумеется, было не в этом. Изменился его взгляд, стал отсутствующим и пустым, и все чаще при разговоре он смотрел не на собеседника, а словно в глубь его, так что даже Горецкий в конце концов смущался и начинал комкать слова. Даже шутки Кремера приобрели странный, несвойственный ему ранее потусторонний оттенок. По ночам он спал плохо, его мучили кошмары. Он вскакивал в четыре часа утра, курил, бессмысленными глазами таращился в пространство и больше не мог уснуть до рассвета. Он жил в каком-то кристально-ледяном мире, исступленно тосковал по Ольге. Пару раз он пытался напиться, однако спиртное не приносило облегчения – он оставался абсолютно трезвым, а тоска обострялась до предела.

4

Сутулясь, тяжелыми шагами Кремер вышел на улицу. В голове стоял высокий опустошающий звон, Кремер видел себя как бы со стороны – усталого постаревшего человека с седыми прядями волос. Он понятия не имел, куда поедет и зачем, что собирается делать.

«Лада-Феррари» ждала его у подъезда, Кремер сел за руль. Без цели и направления он кружил по улицам. Ему и в голову не пришло, что коль скоро он едет, было бы логично ехать куда-то. Он вообще ни о чем не думал. Где-то он вычитал однажды, что существует болезнь под названием «синдром хронической усталости». Похоже, у него именно такая болезнь…

Нестерпимо захотелось закрыть глаза, стиснуть ладонями виски. Через два или три поворота он заметил свободное место на стоянке у ресторана и припарковал машину. Некоторое время он сидел за рулем не шелохнувшись, потом подумал: «А почему бы и нет?» Он вышел из машины, захлопнул дверцу, но запирать не стал. «Уведет ведь хулиганье», – шепнул голос внутри него. «Ну и пусть», – отозвался другой.

Кремер раздвинул занавес из керамических бус, прикрывающий вход, и занял столик у расписанной пасторальными сюжетами стены.

– Рюмку коньяка, – сказал он подошедшему официанту.

– Какого?

– Все равно…

Из колонок звучала музыка. Группа «Аэросмит» допела блюз «Безумец» и начала «Плач» – подборка что надо, одни названия чего стоят. Кремер сидел перед нетронутой рюмкой, курил вторую сигарету, отрешенно наблюдая за танцующей у эстрады парой.

Одинокая привлекательная шатенка лет тридцати за соседним столиком давно бросала в его сторону заинтересованные взгляды, но он не реагировал, и вовсе не из принципа – просто действительно не видел ее. Наконец она не выдержала, взяла свою рюмку, подошла к столику Кремера и уселась напротив. Он посмотрел на женщину несколько удивленно.

– Кажется, ваша звезда погасла, – проговорила она приятным, чуть хрипловатым грудным голосом, слегка растягивая гласные. – Не могу ли я чем-нибудь помочь? Меня зовут Симона.

– Лейтенант Коломбо, – сказал Кремер в ответ.

Симона подняла брови, выдержала секундную паузу и рассмеялась:

– Останемся здесь или вы отвезете меня куда-нибудь?

Кремер пожал плечами. Он мог прогнать ее, но не сделал этого. Если бы она появилась перед ним голой или с пулеметом, результат был бы тот же – он едва замечал ее.

Он встал, засунул деньги под рюмку, из которой так и не сделал ни одного глотка, и медленно направился к выходу. Симона приняла его молчание за приглашение и пошла за ним. Кремер уселся за руль, девушка открыла дверцу и села рядом.

– Куда мы едем?

– Я домой, а вы – не знаю куда, – рассеянно сказал Кремер.

Симона притворно вздохнула:

– Ну что ж, значит, поедем к вам домой.

По дороге Кремер включил радио, певица исполняла какую-то арию.

– О, как ужасно, – прокомментировала Симона. – Не спорьте, у меня абсолютный слух!

Кремер и не думал спорить.

– Вы занимаетесь музыкой? – спросил он, чтобы что-нибудь спросить.

– Я играю в симфоническом оркестре, – оживилась девушка. – Я скрипачка.

Следующие полчаса она беспрерывно трещала о себе, своем оркестре и тяжких перипетиях артистической жизни. Кремер к содержанию ее речи не прислушивался. Он остановил машину возле своего подъезда. Голос девушки вбуравливался в его мозг, как жужжание назойливой пчелы, громче и громче в звенящей пустоте.

– Что с вами, вам плохо?

Лицо Симоны выглядело встревоженным. Несколько секунд Кремер мучительно пытался сообразить, кто она такая и как попала в его машину, потом страдальчески, едва слышно проговорил:

– Прошу вас, убирайтесь. Вот деньги, возьмите, сколько вам нужно, и, ради всего святого, убирайтесь вон…

Симона испуганно отшатнулась, сказала с обидой:

– Мне не нужны ваши деньги. Зачем вы так… Там в ресторане вы выглядели таким… Одиноким… Я хотела помочь… Да что с вами разговаривать!

Она выскочила из машины, хлопнув дверью.

Кремер прикрыл глаза. Почти сразу он услышал, как дверца открывается вновь. Ну, почему же эта несносная девчонка не оставит его в покое?!

С нескрываемой досадой он посмотрел направо…

Рядом с ним сидел Голдин.

5

Кремер окаменел.

– Вы… Здесь! – вырвалось у него помимо воли.

– Как видите… Нам обоим повезло, удалось уцелеть. И я полагаю, мы можем даже пригодиться друг другу…

– Что вам нужно? – спросил Кремер спокойнее.

– Да уж не ваша жизнь, по крайней мере. Если бы я хотел вас убить, уже успел бы. Я ведь давно за вами слежу… Верите?

– Верю.

– В таком случае обещаете не пытаться напасть на меня хотя бы до тех пор, пока не выслушаете?

– Да.

Голдин несколько расслабился. Кремер молча рассматривал его лицо.

– Неважно выглядите, – заметил он.

– Вы не лучше, – сказал Голдин, закуривая. – Правда, по-своему.

– Будем считать, комплиментами мы обменялись. Переходите к делу.

– Охотно. Вы поможете мне найти документы Шлессера.

Кремер удивленно воззрился на Голдина:

– Я – помогу вам – найти… что?! Чьи документы?

– Андрей Викторович, вам же известно, кем был Генрих Шлессер.

– И вы ищете его документы. Прекрасно, ищите. А какой мне резон вам помогать?

– Немалый. Мне нужны бумаги Шлессера, а вам, я полагаю, сведения о похищении Ольги Смоленковой?

Он едва успел перехватить руку Кремера, коброй метнувшуюся к его горлу.

– Не надо, Кремер, – прошипел он. – Это вам ничего не даст.

С полминуты мужчины с ненавистью смотрели друг другу в глаза, потом расцепили руки.

– Знаете, – сказал Голдин, потирая запястье, – в молодости я как-то прочел одну книжку… Да-да, не удивляйтесь, мне в жизни доводилось и книжки читать… Так вот, там был такой пример о двух людях. У одного спички, у другого коробок. Они могут друг друга не любить, но огонь зажгут только вместе…

– Это вы! Вы похитили Ольгу!

– Да нет же, Кремер! – Голдин поморщился. – Просто волей случая у меня есть кое-какие сведения об этом. Сведения неполные, предупреждаю. Мне известно немногое. Но это немногое вы получите только тогда, когда документы Шлессера будут в моих руках.

– А если я вытряхну из вас это немногое прямо сейчас?

– Кремер, не будьте дураком! Если вы намерены продолжать в этом духе, я пойду, и больше мы не увидимся.

– Она жива?

Голдин пожал плечами:

– Какого ответа вы от меня ждете?

Действительно, подумал Кремер. Он сидел, облокотившись на руль, провожая выходящих из подъездов людей невидящим взглядом. Голдин способен сплести любую историю, лишь бы Кремер ему помогал. Но уже одно то, что он знает об исчезновении Ольги… Разве Кремер вправе пренебречь этим, пусть иллюзорным шансом?

– Говорите, – произнес он.

Со вздохом Голдин достал новую сигарету.

– Попробую начать сначала, хотя черт его разберет, где оно тут, начало… На сведения о документах Шлессера я наткнулся, в общем, случайно. После наших… Ваших… Скажем так, после нашей последней встречи мне ничего не оставалось, как бежать из России.

– Прежде чем сбежать из России, – заметил Кремер, – вам нужно было сбежать от нас… И тогда вы убили шофера грузовика.

– А как бы вы поступили на моем месте? – огрызнулся Голдин.

– Ладно, не будем отвлекаться от главного.

– Так вот. У Горта было нечто вроде тайного архива, где он хранил кое-какие бумаги и бланки паспортов. Такой, знаете ли, страховочный резерв. Я проник туда, чтобы взять паспорт… Вот там я и обнаружил эти записи. В них сообщалось, что документы Шлессера хранятся в Берлине, у некоего Вернера Хелгена. Был там и его адрес… Но самое интересное начинается дальше. Пока я изучал бумаги, кто-то пробрался в архив, напал на меня сзади и оглушил. Когда я очнулся, бумаги не пропали, однако нападавший вполне мог запомнить адрес Хелгена…

– У вас есть хоть какие-то подозрения, кто это мог быть?

Голдин медленно покачал головой:

– Ни малейших. Я его не видел… Да и знал я, разумеется, далеко не всех из сети Горта. Но слушайте… Мне удалось добраться до Берлина под именем Теодора Ленца. Я нашел дом Хелгена, но не его самого. Под видом комиссара полиции я беседовал с его экономкой…

– Вы так хорошо владеете немецким?

– Достаточно, чтобы выдать себя за немца. Старушку нелегко было разговорить, она безгранично предана хозяину… Но мне удалось убедить ее, что Хелгену грозит опасность, а моя задача – предотвратить беду. Знать бы тогда, как недалек от истины я был!

– Что рассказала экономка?

– Что к Хелгену приходил какой-то господин, говоривший с акцентом. Они разговаривали в кабинете, а любопытная старушка подслушивала.

– И много ли услышала?

– Мало, но речь точно шла о документах Шлессера и о деньгах. Они назначили встречу в отеле «Ройзенхоф». Учитывая дальнейшее, становится ясным, почему гость Хелгена предложил встречу в отеле… Я помчался туда и опоздал буквально на несколько минут. Хелген был убит в номере 212. Документы исчезли.

– А почему вы решили, что Хелген привез документы с собой в отель?

– По-моему, это очевидно.

– Гм… Может быть.

– Уезжая в отель, Хелген взял с собой атташе-кейс. В номере «Ройзенхофа» я никакого кейса не видел. Не так трудно сложить два и два… Кто-то опередил меня, вот и все.

– Думаете, тот, кто напал на вас в архиве?

– Не знаю. Это было бы логично, однако…

Он побледнел, схватился руками за голову. Крупный пот выступил на лбу. Кремер испугался, что сейчас Голдин потеряет сознание.

– Что с вами? – спросил он встревоженно.

– Ничего, – едва слышно выдавил тот, не отнимая рук от головы. – Приступ… Сейчас пройдет. Вот, уже лучше. – Он перевел дыхание. – Такое бывает… Теперь. Мне здорово досталось…

– Не нарывались бы, – сказал Кремер.

На бледном лице Голдина тусклой лампочкой загорелось подобие улыбки.

– Как это говорится… Каждый покупает, что хочет, а уж что ты купил – то навсегда твое… Ну так вот. Пришлось мне возвращаться в Москву…

– Чтобы организовать похищение Ольги Смоленковой, а после нажать на меня?

– Кремер!

– Ну хорошо, хорошо… Так зачем вы вернулись?

– Чтобы попытаться выйти на след документов Шлессера. Кто бы ими ни завладел, нить ведет в Россию… Но очень скоро я убедился, что это мне не по силам. Я загнанный зверь, Кремер. Уже только возвращаясь, на границе я страшно рисковал. Меня могли опознать в любую минуту. И здесь могут, куда бы я ни сунулся. Другое дело вы… Можете действовать свободно.

– Как вы узнали о похищении Ольги?

– Нарушаете условия игры. Расскажу, когда получу документы. Поймите, Кремер, обратиться к вам было актом отчаяния. Вы мой единственный шанс… Так же, как и я ваш.

– Эти документы так вам необходимы?

– Да.

– Каково их содержание?

– Полно, Кремер. Вы понимаете, что там не сценарии документальных фильмов о фюрере. Это научные записи. Конкретного же содержания нам с вами все равно не понять. Но есть люди, которые помогут мне разобраться… Дайте записную книжку, я напишу вам адрес Хелгена.

– Я запомню.

Голдин продиктовал адрес.

– Теперь, – сказал Кремер, – нужно договориться о связи между нами.

– Ваши телефоны мне известны, мои искать не советую. Конечно, вы можете рискнуть и сыграть втемную, но помните о цене!

– Не забуду.

– И не вздумайте следить за мной… Я с вами свяжусь.

С этими словами Голдин вышел из машины. Кремер выждал время и пешком отправился в том же направлении.

Людей на улице было много, и Кремер едва не потерял Голдина в толпе. К счастью, тот задержался перед красным светом на перекрестке.

Голдин шагал быстро, но у входа в парк остановился, закурил, явно поджидая кого-то. Вскоре к нему подошел парень в черной кожаной куртке и вязаной шапочке. Они коротко переговорили и разошлись в разные стороны. Кремеру предстояло выбирать, и он выбрал парня – Голдин и так никуда не денется.

Обогнав парня в куртке, Кремер достал мобильный телефон. Делая вид, что поглощен разговором, он несколько раз сфотографировал парня издали на встроенную камеру. Потом он проследил того до подъезда старого пятиэтажного дома и вошел следом. По шагам на лестнице и звуку двери Кремер определил, что парень поднялся на третий этаж, в квартиру справа. Поднявшись за ним, Кремер взглянул на номер квартиры и покинул дом. После этого он позвонил Горецкому и договорился о встрече.

6

На кухне в квартире Горецкого они пили чай, и Кремер заканчивал свой рассказ. Под конец он показал полковнику фотографии парня в черной куртке, которые Горецкий сразу перекачал в свой ноутбук.

– И что ты обо всем этом думаешь? – поинтересовался Кремер. – Я имею в виду документы Шлессера.

– Документы? Ну, что же… Ведь фон Отер, который работал над этим чертовым проектом, был ассистентом Шлессера, так? Я полагаю, что и документы имеют к проекту прямое отношение. Возможно, это то же самое. Голдин просто пытается подобраться с другой стороны.

– Может быть… Но что это все-таки за проект? Что говорят специалисты?

– Пока ничего определенного. Разобрались уже во многом, но это дьявольски сложная штука, Андрей…

– И Голдин все еще надеется ее получить, допустим. Но он не может не понимать, что если я добуду эти документы, я их как минимум скопирую. Он не может быть уверен, что…

– Да и не надо ему быть уверенным! Он знает, что все данные и так у нас. Но если он получит эту штуку и пустит ее в ход, как мы сможем ему противостоять? Тем более если он опирается на своих нищих гениев, о которых нам по-прежнему ничего не известно… Нам нужно время! Он это понимает и торопится. А стимул для тебя у него хороший… Ладно, что толку гадать впустую. С чего ты собираешься начать?

– С Берлина. С Вернера Хелгена.

– Согласен. Когда летишь?

– Вылетел бы сегодня, но формальности…

– С формальностями помогу, нажму кнопки. Сегодня не обещаю, но собирайся и будь наготове.

– Стас, раздобудь мне полицейское удостоверение. Оно может там пригодиться.

– Андрей! Ты думаешь, моя служба штампует фальшивки?

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Кремер.

– Ох… Попробую. А твоего немецкого языка хватит?

– Ты забыл, чем я занимался в Конторе? До того, как…

– Ну да, конечно, – полковник несколько смутился. – За твой немецкий можно быть спокойным.

– Как будто на уровне «хенде хох» еще помню… А твои планы?

– Сперва займусь этим типом в кожанке. Особо я, правда, не обольщаюсь… Хоть мы и знаем, куда он зашел, это совсем не обязательно его квартира. Или та, откуда к нему ведет прямой след… Но зацепочки отыщутся, непременно. А потом поделимся результатами и решим, как быть дальше.

7

Скромный двухэтажный дом Хелгена в пригороде Берлина встретил Кремера тишиной небольшого ухоженного парка. По дорожке он прошел к двери и позвонил. Открыла осунувшаяся седая женщина – вероятно, ей было не более шестидесяти, но выглядела она старше.

– Вы адвокат? – сразу спросила она, подсказав Кремеру удачный ход.

– Адвокат, но не совсем тот, какого вы ждете, фрау…

– Бауэр. Я экономка герра Хелгена.

Кремер приветливо улыбнулся. Фрау Бауэр ответила улыбкой, но потускневшей и усталой.

– Я представляю юридическую фирму «Швенд, Лангсдорф и Холманн». В связи с вопросами наследования мы занимаемся выяснением некоторых обстоятельств, касающихся смерти герра Хелгена.

Фрау Бауэр посторонилась и пригласила войти. Кремер снял плащ и шляпу. Миновав просторную прихожую, они оказались в аскетично обставленной гостиной; большая часть мебели была прикрыта чехлами. Повинуясь жесту пожилой женщины, Кремер сел в кресло. Экономка достала из высокого буфета рюмки и початую бутылку коньяка.

– Этот дом осиротел без герра Хелгена, – вздохнула она, разливая коньяк. – Ничто здесь не выглядит так, как было. Я любила хозяина и твердо рассчитывала умереть раньше него, в этом доме… Что теперь будет со мной?

Кремер сочувственно помолчал.

– Мне уже много лет, – продолжала фрау Бауэр. – У меня никого из родных не осталось…

– Но, очевидно, герр Хелген оставил вам что-то по завещанию?

– Завещания нет… Впрочем, герр Хелген был небогат. – Она посмотрела на Кремера с проблеском надежды в грустных глазах. – А почему ваша фирма интересуется герром Хелгеном?

– К сожалению, фрау Бауэр, пока я ничего не могу вам сказать. Мы действуем по распоряжению клиента…

Взгляд женщины снова погас.

– Я понимаю…

Выдержав вежливую паузу, Кремер спросил:

– Скажите, у герра Хелгена есть родственники? Кто его ближайший наследник?

– Насколько я знаю, близких родственников нет. А ваш клиент, он…

– Простите, фрау Бауэр, я не вправе об этом говорить.

Кремер отставил рюмку, автоматически полез в карман за сигаретами, но спохватился и виновато посмотрел на экономку.

– О, курите, – разрешила она. – Я и сама курю.

Возможно, она сказала это из деликатности, во всяком случае, от предложенной сигареты отказалась и поставила на стол пепельницу. Кремер не замедлил воспользоваться позволением. Фрау Бауэр вновь наполнила рюмки. За окнами неожиданно быстро стемнело, на стекла упали крупные капли дождя.

– Теперь вы промокнете, – забеспокоилась фрау Бауэр.

– Ничего. Это ливень, он скоро кончится…

– Будем надеяться… Так вот, кроме отца, у герра Хелгена не было никого, да и с отцом история сложная…

– Какая?

– Он был командиром подводной лодки во время войны, Манфред Хелген. Выполнял какие-то особые задания, точно я не знаю… Хозяин не любил говорить об этом. Конец войны застал Манфреда Хелгена не в Германии, а где-то в Скандинавии. И в Германию он тогда не вернулся. Вы понимаете? В сорок пятом году Германия была не самой подходящей страной для офицера рейха…

– Понимаю, – кивнул Кремер.

– После скитаний по Скандинавии он в сорок седьмом под чужим именем перебрался в Англию. Был опознан, отдан под суд, но его оправдали. Он поселился в Ирландии, в Дублине. С женой Анной, матерью Вернера, он так и не встретился. Она умерла в сорок восьмом году, о чем Манфред Хелген узнал много позже. Только в шестьдесят пятом ему удалось разыскать Вернера, который тогда был студентом, а до того воспитывался в приюте. Вот тогда он и вернулся в Западную Германию, а годом позже внезапно умер от сердечного приступа. Вернер хранил какие-то бумаги в память о нем… Однажды он показывал их мне. Он называл их «документами Шлессера». Это было что-то, относившееся к тайнам рейха… Конечно, теперь это давно утратило всякое значение. Просто реликвия.

– Да, фрау Бауэр. Но давайте перейдем к позднейшим событиям. К тому, что собственно и интересует нашу фирму. Нам известно, что герра Хелгена посетил некий господин…

– Да. – Она наклонила голову.

– Расскажите о нем.

Фрау Бауэр задумалась:

– Что вам сказать… Это был крупный высокий мужчина. Короткие волосы с проседью, вот как у вас. Светлые глаза. И вы знаете, я подумала, что в прошлом он занимался боксом. Такое лицо…

– Сломанный нос?

– Нет, но… Я не сумею объяснить. Это скорее ощущение. Может, не боксом, но спортсменом был определенно.

– А одежда? Как он был одет?

– Серое пальто из твида, – припомнила женщина. – Хорошее, дорогое пальто. Ботинки добротные, тоже серые – я обратила внимание, когда он вытирал ноги.

– Итак, он вошел и…

– Попросил позвать герра Хелгена. Он говорил по-немецки с каким-то странным акцентом – я такого раньше не слышала.

– Может, русский акцент?

– Возможно, не знаю… Только наверняка он не немец и не француз. И навряд ли англичанин или американец – думаю, я узнала бы английский акцент… Герр Хелген работал в кабинете наверху. Я передала, что его спрашивает незнакомый мне господин, и он спустился в прихожую.

– Как по-вашему, а герр Хелген знал этого господина?

– Не думаю. – Она покачала головой. – Он сразу спросил: «Что вам угодно?» Тот ответил тихо, я не расслышала. Они поговорили с минуту, а потом поднялись в кабинет и оставались там около часа.

– А где в это время находились вы?

– Здесь. В этом самом кресле, где сижу сейчас.

– Вы слышали, о чем они говорят?

– Лишь отдельные фразы, когда они немного повышали голос. Я разобрала, что речь идет о документах Шлессера и еще о каких-то деньгах. Я тогда подумала, что незнакомец хочет купить эту реликвию для коллекции или музея. Этот незнакомец, он… Предложил встретиться вечером в отеле «Ройзенхоф». Вы считаете, что это он убил герра Хелгена?

Кремер пожал плечами:

– Не знаю. Я ведь не занимаюсь расследованием убийства, я не полицейский. Моя задача лишь выяснить детали, могущие иметь отношение к вопросам наследования… Скажите, где герр Хелген хранил эти бумаги?

– В сейфе, в кабинете.

– У вас есть ключ от сейфа?

– Конечно, у меня есть запасной ключ. Я же экономка.

– И после того, как… Все случилось… Вы открывали сейф?

– Нет. Как я могла? Без распоряжения хозяина или его наследников я не…

– Но, может быть, полиция…

– Нет, они об этом не спрашивали. Тот комиссар, что приходил незадолго до гибели герра Хелгена, он спрашивал… Но он так торопился…

– А об этом комиссаре вы рассказали полиции?

– Зачем? Это же им и без меня известно.

– Гм… Разумеется. А сейчас мы можем заглянуть в сейф?

– Если это необходимо… Вы же адвокат… – Фрау Бауэр встала. – Пойдемте в кабинет. Подождите, я возьму ключи…

По лестнице они поднялись на второй этаж. Кабинет Вернера Хелгена производил внушительное впечатление – массивная дубовая мебель, в застекленных шкафах книги в солидных переплетах, ковер на полу и тяжелый, приземистый письменный стол.

– Здесь все осталось так, как было при хозяине, – сказала фрау Бауэр, невольно понизив голос. – Я почти не захожу сюда, только вытираю пыль. Вот сейф…

Она отперла замок и открыла дверцу. Если не считать небольшой суммы денег на верхней полке, сейф был совершенно пуст.

8

Кремер потянул старомодную ручку двери отеля «Ройзенхоф» и оказался в уютном холле, украшенном бронзовыми бра, имитирующими канделябры. Пышные кресла, шерстяные пледы на них, раскидистая люстра на потускневшей цепи… За стойкой, изогнутой мягкой волной, восседал пожилой портье в фуражке и форменном кителе. Кремер приблизился, не имея понятия, как начать диалог, и в конце концов просто представился:

– Добрый вечер. Я лейтенант Эммерих из полиции. – Он предъявил выданное Горецким удостоверение.

– Да, лейтенант. Такое несчастье!

– Вы дежурили в тот день, когда это произошло?

Старик сокрушенно закивал:

– Да, только я уж раз десять рассказывал все полицейским…

– У меня свои методы, – сказал Кремер. – Если не возражаете, сначала я хотел бы осмотреть номер герра Хелгена, а потом мы побеседуем.

– Но комната опечатана, – попытался возразить портье.

– Неважно. Я наделен полномочиями.

Старик протянул Кремеру ключ и показал в сторону лестницы. Кремер поднялся на второй этаж, сорвал пломбу с печатью и отпер дверь. Конечно, портье расскажет полиции о так называемом лейтенанте и даст описание внешности, но пусть поищут…

Войдя, Кремер огляделся. Тонкий слой пыли успел покрыть мебель за время, пока номер был опечатан. Возле телевизора белел меловой контур, отмечавший положение тела. Кремер не рассчитывал найти здесь что-либо интересное: если какие-то улики и существовали, они достались полиции. Ему просто хотелось осмотреться на месте.

Опустившись на колени, он тщательно исследовал палас, потом проверил все тумбочки и шкафы в гостиной, спальне, ванной. Как и следовало ожидать, он ничего не обнаружил. Кремер вернулся к двери и свернутой картонкой от сигаретной пачки принялся вычищать щель у порога. Кроме слежавшихся комьев пыли и раздавленного окаменевшего окурка, застрявшего в щели в эпоху Ноева ковчега, он извлек крохотный засохший кусочек грязи, отвалившийся от подошвы обуви. На нем зеркально отпечатались две миниатюрные буковки, часть названия фирмы: «А» и «R». Шрифт был своеобразным, характерным: возможно, удастся установить марку обуви. Вряд ли это что-нибудь даст, да и сколько людей тащат грязь на ботинках в гостиничный номер… Однако и эта деталь могла пригодиться.

От той же пачки сигарет Кремер оторвал край упаковочной фольги, завернул сухой комочек и осторожно стряхнул на дно пачки. Поднял телефонную трубку и позвонил портье:

– Это лейтенант Эммерих. Вы можете оставить кого-нибудь вместо себя на полчаса?

– Да, лейтенант. Я попрошу Гейнца, он подежурит.

– Отлично. Просите Гейнца и поднимайтесь в двести двенадцатый.

Портье появился минуты через три, опасливо косясь на меловой контур. Кремер предложил ему сесть в кресло и сказал:

– Припомните, пожалуйста, какая погода была в тот вечер, когда произошло убийство?

– Погода? Плохая погода… Шел дождь, знаете, такой мерзкий, со снегом, и холодно было…

Так. Следовательно, комочек грязи на обуви вполне могли занести в номер и в вечер убийства.

– А до этого были дожди?

– Нет, лейтенант. Погода две недели стояла превосходная. Я надеялся, и дальше так будет, собрался на рыбалку, да тут…

– Хорошо. – Кремер пресек попытку собеседника разразиться нескончаемым монологом о рыбалке и погоде. – Теперь расскажите мне подробно, что тогда произошло, начиная с прихода герра Хелгена.

– Так ничего ведь не произошло, – извиняющимся тоном произнес портье, – вернее, я ничего не видел. Я уже рассказал все полиции…

– Я читал протоколы, – заверил Кремер, – но мне хотелось бы услышать обстоятельства дела непосредственно от вас. Когда герр Хелген вошел в гостиницу, было у него что-нибудь с собой?

– Да, я точно помню. Маленький такой чемоданчик.

– Чемоданчик?

– Да, лейтенант. Маленький, плоский, как же их называют…

– Атташе-кейс, – подсказал Кремер.

– Да, атташе-кейс.

– Затем к герру Хелгену пришел посетитель.

– Да, но я плохо запомнил его. Это был высокий широкоплечий мужчина с обыкновенным лицом. В полиции меня расспрашивали так и эдак, составляли фоторобот, да все без толку. Я и на одежду его не обратил внимания. Серое пальто, по-моему…

– На обувь вы, конечно, тоже не обратили внимания?

– Нет… Так быстро все было. Он только спросил: «Хелген?» – и вверх по лестнице.

– Скажите, а когда он уходил, при нем этого чемоданчика не было?

– Не скажу вам наверняка, лейтенант. Я в его сторону и не посмотрел – как раз проверял счета. Может быть, и был. Не знаю. Потом пришел комиссар, и…

– Комиссар меня, конечно, не интересует.

Портье взглянул на Кремера с внезапно возникшим подозрением.

– Да? Но он не сказал мне об убийстве. А полиция расспрашивала о нем так, будто…

– Надеюсь, мы с вами не станем обсуждать действия полиции, – сурово отчеканил Кремер. – Спасибо. Не скажу, что вы мне очень помогли, но и это лучше, чем ничего…

Они вышли из номера. Кремер запер дверь и протянул старику ключ.

– Опечатывать не будете? – удивился тот.

– В этом больше нет необходимости.

Кремер попрощался с портье. Из отеля он зашел на почту. Присев за один из низких продолговатых столиков, он придвинул к себе бумагу, взял авторучку. Достал из сигаретной пачки засохший кусочек грязи и тщательно срисовал отпечатавшиеся буквы, но не в зеркальном изображении, а так, как они выглядели первоначально, увеличив лишь размер. Убрал кусочек обратно и отправился на поиски обувного магазина.

Таковой обнаружился неподалеку. Там Кремер обратился к милой полноватой женщине лет сорока.

– Тысяча извинений, фрау, – приступил он к делу. – Не могли бы вы помочь мне разрешить одно пустяковое затруднение?

Она предупредительно улыбнулась, выказывая готовность сделать все возможное и невозможное для потенциального покупателя.

– Мы поспорили с другом, – объяснил Кремер и протянул ей лист бумаги. – Он утверждает, что такой шрифт использует английская обувная фирма, а я стою за итальянскую. Рассудите нас, пожалуйста.

Женщина посмотрела на нарисованные Кремером буквы и снова улыбнулась, чуть-чуть виновато.

– Никто из вас не выиграл. Это шрифт немецкой фирмы «Солар», но он используется не на всех ее изделиях. Это небольшая серия обуви, довольно дорогая.

– Да? – разочарованно протянул Кремер. – Выходит, не достанется мне коньяк… Утешает то, что и другу его не видать. А скажите, сейчас у вас есть в продаже такая обувь? Хотелось бы взглянуть.

– Увы! Эта серия выпускалась давно. Впрочем, если вам любопытно, я покажу.

Она сняла с полки толстенный разноцветный каталог, перелистала и протянула Кремеру.

– Вот эта модель…

Внимательно рассмотрев глянцевую фотографию, Кремер вернул каталог.

– Симпатичные. Не отказался бы от таких. Вот только цвет…

– Вам не нравится? Эта модель выпускалась только в сером цвете. Впрочем, этой модели вы уже все равно не найдете. Но если хотите купить обувь, могу предложить вам широкий выбор, например…

– Нет, нет, не сейчас. Тороплюсь, а дело это серьезное, тут нельзя решать наспех. На днях непременно к вам загляну.

Кремер с улыбкой раскланялся и вышел.

9

Павел Сомов остановил мотоцикл у входа в известный московский бар для рокеров. Здесь легкомысленную эстраду не уважали, держа бескомпромиссное направление на музыку потяжелее. Из распахнутых дверей громыхали незамысловатые трэш-спидовые аккорды старенького альбома группы «Гвар» под приветливым названием «Америка должна быть уничтожена». У подъезда живописно расположилась россыпь причудливо разрисованных «Харлей-Дэвидсонов», «Ямах», «БМВ», между которыми прогуливались затянутые в кожу длинноволосые парни с банками пива в руках. Судя по ошарашенно-блаженному выражению лиц некоторых из них, они успели выкурить не по одному «косячку» – с марихуаной в этом баре всегда был порядок.

Сомов, спортивного вида парень, заглушил мотор, слез с мотоцикла и остановился на пороге, обводя взглядом задымленный зал. Сизый воздух рассекали цветные лучи прожекторов, уровень звука делал разговоры невозможными, но сюда приходили не для бесед. Павел прикоснулся к верхнему карману куртки, оттопыренному пачкой легко и просто заработанных денег. Вечер обещал стать приятным.

Никого из знакомых Сомов не увидел, поэтому прошел прямо к барной стойке и жестом потребовал две банки «Будвайзера». Открыв одну, он протолкался через толпу и плюхнулся на пластмассовый стул за свободным столиком. Неутомимых гваровцев сменили монстры «Моторхэд» со знаменитым хитом «Многократное уничтожение». Разноцветные лучи заметались в дыму. Сомов с удовольствием покачивал ногой в такт музыке, неторопливо прихлебывая пиво. Хотя на музыку ему было, в общем, наплевать, не за тем он пришел сюда.

Он приехал в Москву из Казани вместе с братом полтора года назад – после того, как они нарвались на неприятности с ребятами из одной полубандитской группировки на родине. Неприятности были мелкими, и убивать Сомовых из-за такой ерунды никто не собирался, но все же в столице они чувствовали себя спокойнее. С месяц Павел болтался без дела, подрабатывал и подворовывал то здесь, то там, пока ему не повезло: он встретился с людьми из патриотического формирования «Союз витязей» и начал выполнять для них разные незначительные поручения. Платили мало, но и работа была не пыльная, а на пиво и сигареты хватало вполне. Да и сам Павел Сомов оказался парнем с головой: он умел слушать и запоминать. Порой из обрывков брошенных фраз составлялось нечто определенное, а иногда полученные сведения удавалось и продать. Так Сомов и выживал, пока не подвернулось действительно стоящее дело…

Павел самодовольно улыбнулся и с шипящим хлопком открыл вторую банку пива. Он озирался по сторонам, отыскивая на сегодняшний вечер девушку в своем вкусе. Но, как назло, девицы попадались либо в компаниях, связываться с которыми Сомов охоты не имел, либо плоские, как роликовые доски, и разрисованные, как абстрактные полотна.

Но у барной стойки Сомов заметил брюнетку в черной кожаной упаковке. К девушке подошел бритоголовый громила, наклонился, что-то сказал. Она коротко рассмеялась и пихнула его локтем в живот. Пристыженный здоровяк ретировался. «Так, – подумал Сомов. – Эта добыча для меня, начинаем охоту».

Он встал, но тут девушка оглянулась, встретилась с ним взглядом и подмигнула. От неожиданности Павел снова сел. Он приготовился к длительной осаде и совсем не рассчитывал, что крепость сдастся без боя. Однако он быстро пришел в себя и протиснулся к барной стойке.

Попытки перекричать сверхмощные динамики были заведомо обречены на провал, и они общались исключительно взглядами и жестами. Сомов заказал по коктейлю себе и даме, выразительно пощелкал по карману с пачкой денег и мотнул головой в сторону выхода. Расправившись с коктейлями, они покинули душный зал.

– Меня зовут Паула, – сказала девушка на улице.

– А меня – Павел, – засмеялся Сомов. – Вот так совпадение! Судьба, наверно!

– Ты красавчик… На итальянца похож. Я обожаю итальянцев. От синьора Муссолини я просто без ума.

Сомов не увлекался историей. Он смутно представлял себе, кто такой, собственно, этот Муссолини и чем он знаменит. Кажется, был задолго до рождения Сомова премьер-министром Италии и его повесили вверх ногами. Утверждать это в суде под присягой Павел бы не осмелился, но на всякий случай важно кивнул.

Он усадил брюнетку на мотоцикл, выглядевший скромно среди сверкающих чудовищ знаменитых фирм (на более презентабельный даже теперь не хватило средств). Зато с места он рванул так, что девушка чуть не вылетела с сиденья и судорожно вцепилась в бедра Павла.

По дороге он остановился у ночного супермаркета, накупил спиртного, консервов, фруктов – в его небольшой, недавно снятой квартирке было шаром покати – и привязал пластиковый пакет к багажнику.

В квартире девушка освоилась сразу. Пока Сомов готовил выпивку и закуску, она сняла куртку, включила музыку – медленную вещь Фредди Меркюри «Сделано на небесах» – и принялась исполнять странный, чувственный змеиный танец.

Коньяк полился в пузатые бокалы. Девушка попросила Павла принести воды. Он вышел на кухню и вернулся с двумя бутылками кока-колы. С обворожительной улыбкой Паула подняла бокал, приглашая выпить. Сомов не заставил себя упрашивать. Опустевшие бокалы девушка наполнила вновь.

– Потанцуем, – предложил Павел почему-то заплетающимся языком. Он выпрямился и пошатнулся, закружилась голова. Сомов беспомощно взмахнул руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, сделал шаг вслепую… Теряя сознание, он упал на диван.

Девушка холодно смотрела на Сомова. Затем перевернула его, расстегнула рубашку и обнажила левую сторону груди. Из кармана своей куртки она достала сложенный лист бумаги и длинную иглу, насаженную на круглую ручку. Лист с нарисованными на нем крупными буквами она расправила, положила на грудь Сомова и пришпилила иглой, вонзив ее на всю длину в сердце злополучного парня.

Она постояла над ним с полминуты, плюнула на труп и вышла из квартиры, не захлопнув дверь.

Бумага медленно пропитывалась кровью – бумага на груди Павла Сомова с угловатыми, отчетливо видными буквами:

«С НАМИ НЕ СОСКУЧИШЬСЯ. ТВОИ ДРУЗЬЯ».

10

По возвращении в Москву Кремер немедленно встретился с Горецким. Выслушав его, полковник сказал:

– Выходит, ничего определенного тебе узнать не удалось…

– Да, практически ничего, – с досадой подтвердил Кремер, – если не считать небольшого исторического экскурса в прошлое отца Вернера Хелгена… А что у тебя, насчет парня?

– Это было нетрудно. Квартира действительно его, точнее, съемная. Имя его – Павел Сомов, кличка Самец…

– Кличка? Он что, уголовник?

– Да не то чтобы… Так, околоуголовная шваль. Крупных неприятностей с законом у него не было. И теперь уже не будет.

– Почему?

– Потому что он убит.

– Вот тебе раз, – опешил Кремер.

– Убит в той самой квартире. Закололи, как свинью, и записку подбросили.

– Что в записке?

– Привет от друзей. Наводит на мысль, что с ним за что-то расправились уголовные приятели. Сам парень из Казани. Я навел справки и выяснил, что он там действительно что-то с кем-то не поделил.

– Ты веришь в такую версию, Стас?

– Почему бы и нет? – Горецкий пожал плечами.

– Потому что очень уж хорошее совпадение! Его убивают вскоре после встречи с Голдиным…

– Андрей, «после этого» далеко не всегда означает «вследствие этого».

– Знаю. И все-таки похоже, что Голдин обрубает концы… Парень замешан в чем-то важном. И я даже подозреваю в чем… Потому что убили его в то время, когда Голдин обратился ко мне.

– Это домыслы, Андрей.

– Хорошо бы проверить, да как… Труп не расспросишь… А что по контактам этого Сомова?

– У него есть родной брат, Сергей. Того же поля ягода. Он тоже в Москве, тоже снимает квартиру.

– Этот хоть жив?

– Как будто жив, – усмехнулся Горецкий, – хотя за данную минуту я, само собой, поручиться не могу…

– Ты с ним говорил?

– Нет. О чем?

– Хотя бы о деньгах. Братья снимали даже не одну, а две квартиры. На какие средства?

– А не так давно, – подхватил Горецкий, – у Павла Сомова появился довольно дорогой мотоцикл…

– Вот видишь… Об убийстве брата Сергей знает?

– Может быть, и нет. Насколько мне известно, милиция его не нашла. Впрочем…

– Стас, давай мне поскорее адрес Сергея Сомова. Как бы и здесь нас не опередили.

11

Сергей Сомов жил в не слишком респектабельном, но и не бедном районе. На четвертом этаже Кремер позвонил в его дверь. Она приоткрылась на цепочке, и показалось заспанное, одутловатое лицо.

– Сергей Сомов? – вежливо спросил Кремер, хотя сходство с Павлом отметил сразу.

– А ты кто такой?

Не тратя времени на ответ, Кремер сильно ударил ногой в дверь. Цепочка отлетела, Сомов кубарем покатился через прихожую к зеркалу. Кремер захлопнул дверь, быстро осмотрел квартиру – больше никого. Сергей, одетый лишь в трусы и майку, поднялся, прижимая ладонь к разбитой губе и глядя на Кремера с первобытным ужасом. Кремер молча втолкнул его в комнату, пребывавшую в состоянии пещерного беспорядка. На телевизоре стояла наполовину опорожненная бутылка водки и один стакан. По-прежнему ни слова не говоря, Кремер толкнул Сомова в кресло, уселся на стул напротив и пробуравил парня угрожающим взглядом.

– Кто вы? – выдавил тот наконец, тщетно стараясь унять крупную дрожь. – Вы… Меня убьете?

– Боишься? Правильно делаешь. Пора и тебе вслед за братом…

– Брат?!

– Он убит.

– Нет! Не трогайте меня! Как вы меня нашли? Вы не могли!

Сомов закрыл лицо руками.

– Я знал, что этим кончится, – прошептал он.

Кремер бросил ему засаленный халат.

– Оденься.

Сергей торопливо подчинился, судорожно дергая руками. Кремер налил ему водки, дал выпить.

– Вот что, – сказал он. – Если все мне расскажешь, я тебя, может быть, и не убью. Но если будешь врать…

– Я все расскажу!

– Значит, договорились. Расскажи о том, как вы с братом участвовали в похищении женщины. Кто заказчик, как вышел на вас? И самое главное – где эта женщина?

Конечно, это был выстрел наугад. В сущности, догадка, хотя и не лишенная оснований. Но выстрел этот попал в цель.

– Где она, я не знаю… Заказчик – доктор Чарский…

– Какой еще доктор?

– Чарский, Константин Дмитриевич…

– Он что, тебе представился? Да еще настоящим именем?

– Да я его по телевизору видел… Он знаменитость… У него свой санаторий под Москвой… Он гримировался, лицо прятал, да я его все равно узнал. А свел нас тот, другой… С изуродованным лицом… Он с братом в «Союзе витязей» познакомился…

– Понятно. Дальше!

– Так что же дальше… Мы с братом женщину запихнули в машину Чарского… Он ей укол сделал… Мы ее куда-то везли, он нас по дороге высадил… И с тех пор я ни Чарского, ни того другого не видел… Можно мне еще водки?

Кремер подал ему стакан. Сергей жадно, с прихлебываниями, вытянул из стакана водку. Кремер боролся с сильнейшим желанием немедленно свернуть шею этому подонку. Водка и новое переживание истории с похищением сделали свое дело: Сомов сломался и заплакал. Кремер тряхнул его за плечо.

– Прекрати, – с отвращением сказал он, достал мобильный телефон и включил видеокамеру. – Сейчас ты перед камерой повторишь свою историю, только гораздо подробнее, понял? Особо остановишься на описании внешности второго человека.

Сергей поспешно закивал. Перед камерой он говорил долго и сбивчиво, хотя новых важных деталей, по сути, не прибавилось. Словесный портрет «второго с изуродованным лицом» лишь укрепил уверенность Кремера в том, что это Голдин.

– И вот что, Сомов, – добавил Кремер, убирая телефон. – Я сдержу слово и не убью тебя. Но я не обещал тебя не выдавать. Когда я встречусь с доктором Чарским или с тем другим, я им поведаю, кто рассказал мне столь интересный сюжет.

Сомов вскинул голову. В его глазах метался животный ужас.

– Они убьют меня, – всхлипнул он.

– Дурак, они тебя и так приговорили! Ты на очереди. Хочешь жить – беги…

Кремер подавил, загнал внутрь удовлетворенную улыбку. Он не убил и не искалечил Сергея Сомова. Одной фразой он превратил его в вечного беглеца, робкое загнанное существо, живущее в постоянном страхе. Он не сомневался, что через минуту после его ухода Сомов в панике побросает в чемодан что попало и помчится на вокзал. Он направился к двери.

– И мой тебе совет, Сомов, – бросил Кремер напоследок. – Не лезь ты в эти гангстерские игры. Они не для тебя.

12

– Я запросил о Чарском полковника Шведова, – сказал Горецкий, разливая кофе и добавляя в чашки коньяк. – Любопытная личность… Начать с того, что у него не один, а два частных санатория. Один под Москвой, в районе Рогинска, на берегу Синего озера…

– Рогинск? – Кремер взял чашку. – Это где живут богатеи?

– Не столько живут, сколько отдыхают. У них там, знаешь ли, местный курорт устроен. Не все же им по Флоридам разъезжать. Вот… А второй санаторий под Хабаровском, откуда, собственно, наш Чарский родом.

– Ого! Это уже интересно.

– Дальше будет еще интереснее. По сведениям Шведова, Чарский был знаком с профессором Кармазиным и как-то связан с теми ребятами, что действовали под прикрытием фирмы «Темников». Как Чарский с Голдиным вошли в контакт, неясно, но ведь о Голдине мы далеко не все знаем…

– Вот как. А что именно связывало уважаемого доктора с подобными типами?

– Ничего конкретного сказать нельзя, но эти его санатории…

– Что с ними такое?

– Это санатории для богатых, очень богатых людей. А среди такой публики весьма модно страдать нервными расстройствами. Вот их-то Чарский и лечит, причем весьма своеобразно.

– Как же?

– А он щедро потчует богатых пациентов особыми препаратами и выкачивает из них увесистую долю состояний.

– Особыми препаратами? Это что, наркотики?

– Что-то в этом роде. Под благопристойными вывесками, разумеется. Доказать тут вряд ли что можно, но бывали как будто случаи, когда расчувствовавшиеся под действием препаратов Чарского миллионеры подписывали завещания в его пользу…

– И вскоре умирали?

– Конечно. Но его добрая слава не продержалась бы и месяца, если бы многие из его пациентов умирали. Большинство возвращаются домой здоровыми – доктор Чарский умеет не только убивать, но и лечить, когда это диктуется интересами дела. А эти пациенты рекомендуют его санатории друзьям, потенциальным новым жертвам.

– Но все это только слухи?

– Больше чем слухи, но меньше чем факты. Это отчасти объясняет связи Чарского с темными личностями. Наркотики как компоненты его хитрых препаратов…

– Не вяжется тут что-то, Стас, – произнес Кремер с сомнением.

– Что?

– Если все верно, Чарский этот должен быть осторожной лисой, так?

– Так.

– А при подготовке похищения общается с исполнителями лично, без посредников. Пусть и в гриме, но грим, как мы знаем, не помог… Разве это логично?

– По-моему, вполне логично. Чем меньше людей в курсе дела, тем лучше. А чем длиннее цепь, тем она уязвимее… Тем более что исполнителей они с Голдиным все равно загодя приговорили.

– А вот в этом я не уверен.

– Почему?

– По тому, как развивались события. Убивать – дело рискованное, даже для них. А Голдин встретился с Павлом Сомовым после того, как вышел на меня. Думаю, он дал Павлу какие-то такие распоряжения, что и привели парня к гибели… Он опасался, что я выйду на Сомовых, но ведь до того я был вне игры, а значит, и опасности такой не было.

– Но они так и так планировали задействовать тебя. Почему же не позаботились о Сомовых заранее?

– Вот этот вопрос и меня занимает. И почему все-таки Чарский? Подготовить покушение Голдин вполне мог и без него. Создается впечатление, Стас, что каждый из них ведет или хочет вести свою игру, а вот какую… Словом, я еду в Рогинск.

– Я в этом и не сомневался, но…

– Что ты мне хочешь сказать? «Будь очень осторожен»? Буду. Мне хочется узнать побольше о Чарском к тому времени, как объявится Голдин. А он должен объявиться уже очень скоро…

– Я хотел сказать, не наткнуться бы тебе в Рогинске на Голдина. Он может и у Чарского скрываться.

– Может… Но тут ничего не угадаешь. Буду действовать по обстановке…

13

В ресторане отеля «Альпийский лыжник» Кремер завтракал в полумраке, создаваемом шторами на высоких окнах в виде арок. Отель назывался так потому, что под Рогинском существовало нечто вроде горнолыжных трасс для богатых отдыхающих. Конечно, местные горки – не Швейцарские Альпы, но если особо не придираться…

«Альпийский лыжник» был заселен едва на треть, так как летний сезон закончился, а зимний еще не наступил. Появление нового постояльца как будто не привлекло ничьего внимания. Кремер не мог прибыть сюда на своей «Ладе-Феррари», она не подходила к имиджу богатея. Поэтому он приехал на поезде. Всегда можно сделать вид, что его роскошная машина где-то неподалеку, а ему просто нравится ходить пешком.

Расплатившись, Кремер поднялся в свой номер. Одет он был так, как, по его разумению, и должен был одеваться денежный мешок на отдыхе. Для поправки на альпийскую экзотику у него имелась еще немыслимая, похожая на скафандр куртка и лыжная шапочка. Надев то и другое, он вышел из отеля.

Погода оставляла желать лучшего. Резкий неприветливый ветер швырял в лицо пригоршни колючего снега. Отыскать санаторий не составило труда – к нему вела единственная дорога в северном направлении, к тому же снабженная указателем. Через пятнадцать минут Кремер уже рассматривал санаторий издали. Он больше напоминал тюрьму, нежели лечебно-оздоровительное учреждение; во всяком случае, окружающие территорию двухметровые бетонные стены наводили на эту мысль. Но Кремер нечто подобное предвидел и запасся необходимым снаряжением. Рассмотрев все, что хотел рассмотреть, он походкой фланера вернулся в гостиницу. В номере он включил телевизор и принялся ждать ночи.

В три часа утра, никем не замеченный (даже ночной портье куда-то исчез из-за стойки), он пересек холл и вышел на улицу. Ветер стих; в невероятно прозрачном воздухе плыла круглая луна, соперничающая яркостью с вытянутыми наподобие огромных виноградин плафонами фонарей. Под курткой Кремера уместилась трехпалая стальная «кошка» с привязанным к кольцу нейлоновым шнуром. В карманах лежали фонарь и складной нож «крокодил» австралийского производства.

Последние коттеджи Рогинска остались позади. Дорога, ведущая к санаторию, освещалась плохо, но лунный свет заливал окрестности и давал возможность ориентироваться.

Над монументальными воротами санатория горела одинокая яркая лампа. Сомнения в том, что внутри засели у телемониторов церберы доктора Чарского, Кремер не испытывал. Он выбрал место подальше, где предательское сияние луны отгораживалось кроной раскидистого вечнозеленого дерева, о названии которого он гадать не стал.

Он отцепил «кошку» от пояса и забросил на верх забора. Она слабо звякнула и прочно зацепилась лапой за выступ бетона. Кремер подтянулся на шнуре, перемахнул забор и неловко приземлился, больно ударившись коленом. «Кошка» под собственным весом скользнула вниз.

Тишину ничто не нарушало. Кремер осмотрелся. Прямо перед ним темнело трехэтажное здание, построенное в виде подковы. К широким стеклянным дверям, очевидно, ведущим в приемное отделение, Кремер подбираться не стал и сразу, стараясь держаться в тени, подкрался к торцу этой подковы. Его ждал неприятный сюрприз: все окна первого этажа оказались забранными толстыми решетками. Дверь черного хода была прочно заперта. Возможно, если бы Кремер приехал на танке, какие-то шансы попасть в здание у него появились бы, но с его скромным орудием взлома – ножом «крокодил» – делать здесь было нечего.

Задняя стена здания тонула во мраке. Ощупью Кремер пробирался вдоль нее, проклиная зарешеченные окна, и неожиданно наткнулся на металлическую пожарную лестницу. Она вела на слабо освещенную хилой лампочкой площадку второго этажа и далее наверх. По ней Кремер бесшумно поднялся к низкой дверце, также запертой, безрезультатно подергал ручку и продолжил подъем.

Лестница уперлась в горизонтальный рифленый железный лист выше окон третьего этажа. Люк закрывался на большой висячий замок. Кремер достал фонарь, нажал кнопку. Желтоватый луч осветил замок. Простенький… Кремер легко открыл его после нехитрых манипуляций встроенными приспособлениями универсального ножа и распахнул люк. Он так отчаянно заскрипел, что вой сирены в ночи прозвучал бы и потише. Кремер застыл… Нет, кажется, все в порядке. Он поднялся наверх.

Луч фонаря, направленный внутрь помещения, освещал какие-то колеса и моторы. Кремер понял, что находится в машинном отделении лифта. По каменным ступеням он спустился к решетке, отгораживающей машинное отделение от коридора третьего этажа. Здесь тоже был замок, и тоже несложный. Отперев его, Кремер погасил фонарь и сунул в карман.

Он прошел по устилающей коридор ковровой дорожке. Санаторий доктора Чарского отвечал самым высоким стандартам: море цветов, пальмы в кадках, просторные рекреационные холлы с дорогой мягкой мебелью, телевизорами и видеосистемами новейших моделей. Вид этих систем вновь навел на мысль о телекамерах, но, подняв глаза к потолку, Кремер таковых не обнаружил.

Льющийся в окна лунный свет придавал интерьеру некий инфернальный оттенок. В конце коридора за столом под неяркой настольной лампой, уронив голову на раскрытую книгу, спала дежурная медсестра. Кремер проскользнул мимо нее тихо, как добротное английское привидение, и по мраморной лестнице спустился сразу на первый этаж, проигнорировав второй. Скорее всего, кабинет доктора Чарского расположен внизу.

Он угадал. Напротив обширного приемного покоя он увидел дверь со скромной табличкой. «Константин Дмитриевич Чарский», и все. Ни титулов, ни званий. Что ж, усмехнулся про себя Кремер. Кто-то однажды сказал: «Титулы нужны ничтожествам, а великому человеку достаточно его имени».

Кабинет запирался на автоматический замок со скошенным ригелем, и открыть его не составило труда. Кремер вошел, закрыл за собой дверь, обвел кабинет лучом фонаря. Вот сейф, но его отпереть не удастся… А вот, за стеклами шкафа, сотни одинаковых томиков. Очевидно, это истории болезни.

Кремер открыл дверцы шкафа и воззрился на одинаковые переплеты, заполняющие все полки снизу доверху. Тут можно долго копаться, прежде чем найдется то, что нужно!

Переплеты отличались лишь номерами и цветом кружков, украшающих каждый томик. Они были желтыми, зелеными, красными и черными. Кремер предположил, что цвет кружка соответствует тяжести состояния пациента: зеленый – хорошо, желтый – так себе, красный – опасно. А черный? Умершие здесь, что ли?

Он прикоснулся пальцем к ближайшему кружку. Тот оказался вырезанным в плотном картоне, а за этим окошком двигалась разноцветная лента; таким образом, цвета могли меняться. Это подтверждало предположение. Кремер наугад достал одну из «черных» книжек и перелистал ее. Так и есть. «Виктор Ильич Маковецкий, – прочел он, – скончался такого-то числа такого-то года». Далее следовало изобилующее медицинскими терминами заключение о причинах смерти.

Кремер поставил «Маковецкого» на место и принялся просматривать истории болезни отошедших в мир иной пациентов. Они были в основном престарелыми, а ему требовался человек примерно его возраста. Вскоре он наткнулся на подходящую кандидатуру. Владимир Николаевич Смирнов, сорок пять лет, москвич, причина смерти – отек легких. То, что нужно.

Он убрал истории болезни на полку и закрыл шкаф. Потом уселся за стол, осмотрел ящики, но ничего интересного не нашел. Включать компьютер Кремер не рискнул. Запомнив номер в окошке телефонного аппарата (впрочем, его можно было узнать и в справочной, не секретный же объект), он осторожно, миллиметр за миллиметром, приоткрыл дверь в коридор. Если охранники время от времени совершают обход, то как бы не напороться.

Собравшись с духом, он распахнул дверь, вышел в коридор…

И оказался лицом к лицу с охранником. Тот смотрел прямо на Кремера и почему-то улыбался. Кремер похолодел. Прошло больше секунды, прежде чем он сообразил, что это не охранник, а цветной портрет какого-то медицинского светила на стене.

Кремер перевел дыхание. Закрыв дверь, он прокрался по ковровому покрытию к мраморной лестнице, ведущей на третий этаж. Мимо по-прежнему дремлющей медсестры он прошел к решетке, скользнул за нее, запер замок, и вовремя: в конце коридора показались двое в белых халатах. Негромко переговариваясь, они скрылись за дверью одной из палат. Из машинного отделения лифта Кремер выбрался через люк на рифленую площадку пожарной лестницы, запер замок и здесь. У забора он перекинул «кошку» в обратном направлении и благополучно выбрался на свободу.

Часы в холле «Альпийского лыжника» показывали половину пятого. Ночной портье бдил на посту.

– Доброе утро! – осклабился он.

Кремер скорчил ответную гримасу, надеясь, что в полумраке она сойдет за дружелюбную улыбку.

– Решили прогуляться с утра пораньше, а? – спросил портье.

– Голова болит, подышал свежим воздухом, – буркнул Кремер.

В номере он разделся, повалился на кровать и моментально уснул.

14

В полдень Кремер позвонил в санаторий.

– Слушаю, – прозвучал рокочущий бас в трубке.

– Могу я побеседовать с доктором Чарским?

– Уже беседуете, – сочно громыхнул бас.

– Добрый день, доктор, – сказал Кремер. – Моя фамилия Никольский, Олег Александрович. Я недавно приехал из Москвы. Боюсь, у меня серьезные проблемы со здоровьем… В свое время мой друг, Володя Смирнов, советовал именно к вам обратиться, если что…

– Гм… Это вам господин Смирнов посоветовал? Когда же?

Кремер припомнил дату смерти Владимира Смирнова и накинул пару недель.

– Но точной даты я, конечно, не помню, он мне звонил… А разве это важно, доктор?

– Да нет, – протянул Чарский. – Мы очень ценим добрые отзывы пациентов… Но я хотел бы сразу уточнить, не поймите меня превратно, господин Никольский. Видите ли, наш санаторий рассчитан на людей с достатком.

– Деньги у меня есть, – заверил Кремер. – Какие деньги, когда речь идет о здоровье!

– Так… Ну, хорошо. Где вы?

– В гостинице «Альпийский лыжник».

– Я приму вас, Олег Александрович. Когда вам удобно?

– Да хоть сейчас.

– Отлично, – подвел итог Чарский. – Я распоряжусь, чтобы вас встретили. До свидания, Олег Александрович.

Кремер надел темно-синий деловой костюм, серое пальто и шляпу, приобретая таким образом подходящий для небедного человека вид. В санатории его ожидал любезный прием. У него приняли шляпу и пальто, без промедления провели в кабинет Чарского.

Владелец санатория – массивный, вальяжный, лысоватый мужчина лет пятидесяти – лучился солнечной улыбкой. Он вышел из-за стола, шагнул навстречу и с неожиданной в этом рыхлом теле силой стиснул руку Кремера.

– Здравствуйте, Олег Александрович, – чуть приторно, однако в рамках сдержанного достоинства произнес он. – Я и есть доктор Чарский, Константин Дмитриевич.

– Рад познакомиться, доктор.

– Вам повезло, Олег Александрович. Далеко не всех наших пациентов я сразу принимаю лично, да и не все могут стать нашими пациентами. Но друзья господина Смирнова – мои друзья, так что чувствуйте себя как дома.

«Осторожнее, – мелькнула у Кремера мысль, – поменьше о Смирнове. Ведь я ничего не знаю о нем. Одно неверное слово может подвести».

– Ну что ж, Олег Александрович, не будем терять времени, – пробасил Чарский. – Конечно, вы привезли заключения врачей, у которых лечились раньше?

– Раньше я не обращался к врачам, доктор.

– Вот как? Ну, раз так… Посмотрим, послушаем… Расскажете мне поподробнее…

«Снова осторожнее, – подумал Кремер, – ведь о нервных болезнях я тоже не знаю ровно ничего. Чарский в два счета симуляцию разоблачит».

– Доктор, – начал выкручиваться он, – я провел бессонную ночь, не мог уснуть… А сейчас глаза слипаются. Если бы мне отдохнуть немного…

Чарский не стал спорить.

– Как хотите, господин Никольский. Вас проводят в палату. Располагайтесь, отдыхайте. Встретимся позже…

Что-то в поведении владельца санатория настораживало Кремера. Ему казалось, что Чарский ведет себя не так, как полагается врачу по отношению к пациенту. Ни за что на свете он не смог бы сформулировать, в чем заключается эта разница. Но что-то здесь чуть-чуть не так…

– Благодарю вас, доктор.

– Вас проводят в палату, – повторил Чарский и нажал кнопку звонка. В кабинет вошел плечистый детина в белом халате. – Познакомьтесь с доктором Герасимовым.

Кремер смерил доктора Герасимова взглядом. Если тот и получил медицинское образование, то учиться ему явно приходилось в перерывах между раундами боксерских матчей в категории тяжеловесов.

Герасимов (если его так звали) не отличался разговорчивостью. Он молча провел Кремера к двери в самом конце длинного коридора, толкнул ее и удалился. Кремер вошел в комнату.

Здесь царствовал спокойный комфорт. Удобная мебель мягких ненавязчивых расцветок, ванная комната с душем, отделанная голубым кафелем, в спальне напротив кресла – видеосистема. Подбор дисков – в основном видовые ленты о природе, интимно-медитативная музыка вроде Шаде или Астрэд Джильберто. Из фильмов – преимущественно комедии. На высоких и широких окнах прочные стальные решетки…

Кремер поднял трубку телефона.

– Слушаю, – сразу проговорил медоточивый женский голос.

– Мм… Ээ… Будьте любезны, просветите меня насчет ваших порядков в отношении обеда. Я, знаете ли, немного проголодался.

– А что бы вы желали получить, господин Никольский?

– Не знаю… Что-нибудь попроще. На ваш вкус.

– Вам принесут обед, – пообещал голос, и послышался непрерывный сигнал.

Однако полчаса спустя обед еще не доставили. Кремер подошел к двери… Заперто. Вот так сюрприз… Кремер готов был поклясться, что Герасимов не закрывал дверь на ключ, да и замочной скважины снаружи, кажется, не было. Какая-то автоматика. Любопытно, у них принято держать пациентов под замком или персональное внимание проявлено исключительно к особе Кремера? Он поднес к уху телефонную трубку. Ни гудка, ни ответа. Молчание. Похоже, Андрей Викторович, вы сами себя посадили в тюрьму. Неужели все-таки Голдин?

Он подергал решетки, убедившись в их несокрушимости. Закурил, выбрал видеодиск с концертом Эла Джерро, устроился перед телевизором, вытянул ноги. По логике, поведение доктора Чарского будет зависеть от того, точно ли он знает, с кем имеет дело, или только подозревает в общих чертах, что ситуация дурно пахнет. Во втором случае можно ожидать чего угодно – пыток, наркотиков, «сыворотки правдивости»… А чего ожидать в первом случае?

Через два часа Кремер так и не получил обеда. Как невежливо, уважаемый доктор.

15

Дверь открылась бесшумно. На пороге стояли трое – доктор Чарский в клетчатом пиджаке и белой рубашке без галстука, Герасимов и еще один персонаж аналогичной комплекции. Двое последних вытащили пистолеты и застыли по обе стороны двери, а Чарский шагнул вперед.

– Что это значит?! – агрессивно заговорил Кремер, решив пока придерживаться тактики оскорбленного, ничего не ведающего человека.

– Надеюсь, вы отдохнули, Андрей Викторович? – отечески осведомился доктор Чарский. – Готовы к разговору?

Так. Теперь все ясно.

– Вам придется ответить за это, – процедил Кремер, чтобы сказать хоть что-нибудь.

Смех Чарского прозвучал негромко, но настолько низко, что казалось, задрожали оконные стекла.

– Надеюсь, господин Кремер, вы умный человек. Давайте я расскажу вам кое-что, а потом мы с вами вместе подумаем о дальнейшем… Видите ли, когда вы влезли сюда ночью… Словом, эту видеозапись я немедленно передал на компьютер моего друга, и вот… А вам обо мне, безусловно, рассказала эта скотина, Сомов? Опознал-таки… Но все к лучшему, когда…

– Где Ольга? – перебил его Кремер. – Она жива?

– Конечно, жива, – удивился Чарский. – Она, разумеется, не здесь, но зачем же мне уничтожать ценный товар?

Кремера передернуло.

– Доказательства! – потребовал он.

Чарский кивнул громилам. Герасимов спрятал пистолет и достал резиновые ремни, какие применяют в психиатрических лечебницах для усмирения буйных пациентов. Рассчитанными движениями он пристегнул руки Кремера к подлокотникам кресла, лишив того возможности двигаться. Второй громила вынул из кармана видеодиск.

На однотонном фоне экрана сначала высветились цифры в правом нижнем углу – дата и время. Сегодня, час назад. Потом экран мигнул, и появилось изображение комнаты с выложенными белым кафелем стенами, залитой светом бестеневых ламп, наподобие операционной. У стены на высоком металлическом столике лежали шприцы, медицинские инструменты, ампулы. Дверь комнаты открылась, и в кресле на колесиках человек в маске вкатил Ольгу.

Кремер закричал от ужаса.

Она была похожа на чудовищную карикатуру на человека. На высохшем, обтянутом желтой кожей лице сверкали огромные, будто лишенные век, глаза. Бескровные губы дрожали, словно пытаясь что-то произнести и не находя сил. Изможденное, исхудавшее скелетообразное тело плотно охватывали широкие полосы резины, прижимавшие ее к креслу.

– Что вы с ней сделали?! – заорал Кремер и рванулся к Чарскому, но лишь натянул ремни и плюхнулся обратно.

– Достаточно, – проговорил Чарский, нажав кнопку на пульте. – Главное вы видели: она жива.

Кремер задыхался от бессильного бешенства. По жесту Чарского Герасимов вышел из комнаты, вернулся с бутылкой коньяка и влил в глотку Кремера добрых двести граммов.

– В сущности, с ней ничего особенного не случилось, – равнодушно сказал Чарский. – Пара месяцев отдыха, хорошее питание – и она придет в норму. Вас должно занимать другое: она жива, и вы можете ее получить. Не даром, конечно.

Кремер сделал глубокий вдох и выдох. Коньяк начинал действовать.

– Откуда я знаю, что вы не обманываете меня? Дату на видеозаписи нетрудно поставить любую. А сама запись могла быть сделана когда угодно.

– Очень просто. – Чарский говорил терпеливо, как учитель на внеклассных занятиях с туповатым школьником. – Ольга Смоленкова – товар весьма дорогой. И я рассчитываю выгодно продать этот товар.

– Что вам нужно?

Чарский сел, удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

– Ну вот, больному уже лучше.

– Снимите ремни…

– Снимите ремни, – распорядился доктор и обратился к Кремеру: – Но помните, если будете бушевать, ничего не добьетесь, а в противном случае получите Ольгу.

– Я не забуду, – пообещал Кремер, подошел к Чарскому и влепил ему такой великолепный прямой в челюсть, что тот вместе с креслом пролетел через всю комнату и врезался в стену. Громилы ринулись на Кремера.

– Назад! – рявкнул Чарский.

Громилы замерли. Чарский улыбался, прижимая платок к разбитой губе.

– Будем считать это подписанием договора о сотрудничестве, – невнятно произнес он.

Кремер вынул сигарету и закурил.

– Вы свободны, – бросил Чарский подручным. – Дверь запирать не обязательно.

– Но, доктор…

– Я должен повторять дважды?

Оглядываясь, громилы ушли. Чарский встал у окна, задумчиво посмотрел на падающий снег.

– Скоро здесь будут пушистые сугробы… В этих местах красиво зимой. – Он повернулся. – Итак, что от вас требуется… Сперва придется растолковать вам всю историю и смысл похищения Ольги Смоленковой. Дело не в ней, а в том, что она могла знать…

– Как?.. Разве смысл похищения не в том, чтобы… Давить на меня?

Чарский с пренебрежением махнул рукой.

– Это придумал Голдин, уже потом… А моя идея была другой. Коль скоро Ольга была женой Виталия Смоленкова, знала Кармазина и людей из «Темникова», не могла же она не быть хоть частично в курсе их затей… Мое место не с краю, мое место в центре! Вот я и задумал выкачать из нее полезную информацию. Но она исчезла из Хабаровска… Я очень обрадовался, когда она объявилась в Москве. Кое-кто наблюдал за вами – как вы поняли, не я и не мои люди…

– Это я понял.

– Но на ловца и зверь бежит…

– Да ничего она не знала, – буркнул Кремер.

– К моему глубочайшему разочарованию, в этом я убедился! После применения инъекций комбинированного препарата, разработанного мною на основе специальных средств, любой все расскажет… Тогда я решил подойти с другой стороны. Покопаться в ее подсознании. С помощью тех же и других психотропных средств я намеревался воссоздать каждый день ее жизни в интересующий меня период, в мельчайших подробностях. Любое услышанное Ольгой тогда слово, любая случайно брошенная фраза могли навести на след. Я просматривал записи работы с ней сотни раз, анализировал пристальнейшим образом ее высказывания под гипнозом… Увы, все безрезультатно. Либо она ничего важного и не слышала, либо это важное прозевал я… Но теперь эта работа становится лишней, раз вы здесь. Я предлагаю вам обмен. Ольга Смоленкова на документы Шлессера.

– А что по этому поводу скажет Голдин?

– А разве его обязательно нужно ставить в известность?

– Но контакты с учеными в его руках, а не в ваших.

– Принесите бумаги, Кремер. С Голдиным я как-нибудь договорюсь сам. Это не ваша забота.

– Вы держали Ольгу на наркотиках?

– Вопрос дилетанта, – возмутился Чарский. – Разумеется, нет! Зачем мне дебильное существо с разрушенным мозгом, не способное вспомнить собственного имени? Я применял препараты, стимулирующие память, подавляющие волю к сопротивлению, выявляющие подсознательные ассоциативные связи… Эти средства не оказывают негативного воздействия на интеллект и после прекращения курса выводятся из организма бесследно. Неужели вы думаете, что я подсовываю вам протухший товар?

Кремера снова передернуло, как всякий раз, когда Чарский говорил об Ольге; но он ни на секунду не забывал, с кем имеет дело.

– А если я не сумею достать документы?

– Очень жаль, но боюсь, в этом случае мне придется убить Смоленкову.

Кремер подошел к Чарскому вплотную и, глядя ему прямо в глаза, медленно и раздельно проговорил:

– Сейчас я сломаю вам шею. Дверь не заперта. Я выйду отсюда, отберу пистолет у одного из ваших громил, обыщу санаторий, найду и увезу Ольгу. Она здесь, это видно и по обстановке на записи, и по дате. Что вы на это скажете?

Чарский пожал плечами:

– То же, что и раньше. Ее здесь нет. Она недалеко, это верно, но не здесь, а где – вам не узнать. То есть вы могли бы найти ее, с вашими-то способностями, но у вас не будет времени. Ведь если хоть что-то пойдет не по-моему, ее немедленно ликвидируют.

Кремер отступил. Ему нечего было противопоставить Чарскому, сегодня тот оказался сильнее. Сегодня он победил.

– Остается договориться о связи, – сказал Кремер.

– Вам известен мой телефон… Позвоните, как только документы будут у вас. Я сообщу вам условия обмена. И поспешите! Помните, что каждый день промедления – это день неволи для Ольги… Да и мне лишние хлопоты. Чем скорее мы рассчитаемся, тем лучше.

Кремер, соглашаясь, наклонил голову. «Не сомневайтесь, доктор Чарский, – подумал он, – рассчитаемся».

16

Когда Кремер входил в свою квартиру, телефон уже звонил. Кремер поднял трубку; это был Голдин.

– Я внизу, у вашего подъезда.

– Поднимайтесь, – ответил Кремер.

Через пару минут Голдин позвонил в дверь. Кремер открыл. В прихожей Голдин снял плащ, прошел в комнату, ни слова не говоря. Кремер также молча поставил на стол бутылку виски, наполнил две рюмки.

– Есть за что выпить? – желчно осведомился его гость.

– Как посмотреть, – уклончиво ответил Кремер.

– Андрей Викторович, – Голдин без приглашения уселся в кресло, – вы играете не по правилам. И только время теряете зря. Ну, нашли вы Чарского. Дало это вам что-нибудь?

– Возможно.

– Ровным счетом ничего. Для вас ситуация не изменилась.

– Если вы знали, что для меня она не изменится, зачем убили Павла Сомова?

– Зачем? – Голдин усмехнулся. – Береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет…

– Не рановато вас на тюремный фольклор потянуло?

– Успокойтесь, Кремер, не убивал я вашего Сомова…

– Понятно, что не вы лично… Да шут с ним, оплакивать его я не собираюсь. Интересно, что вам рассказал Чарский о нашей теплой встрече?

Во взгляде Голдина появилась настороженность.

– Только то, что все остается по-прежнему. А есть еще что-нибудь?

– Нет. Почему вы спросили? Не доверяете ему?

– Как говорил Мюллер в кино, в наше время доверять нельзя даже самому себе… Ладно, оставим лирику. Каковы ваши успехи?

– Они скромны.

– А конкретно?

– Конкретно… В Берлине я особых прорывов не совершил. Но у меня создалось впечатление, что убийца Хелгена, похитивший документы, – человек из России. И возможно, тот, кто напал на вас в архиве. А потому давайте попробуем его вычислить. Круг довольно узок, верно? Напрягите память, вспомните детали… С того момента, как вы подошли к двери архива… Нет, раньше. Еще по дороге – не исключено, что за вами следили.

Голдин отрицательно покачал головой:

– Я бы заметил. Я петлял по Москве, как заяц.

– Хорошо, допустим случайное совпадение. По стечению обстоятельств вы и тот человек решили пробраться в архив одновременно. Продолжайте.

– Ну, что… Я набрал код и открыл дверь, там внутри зажегся свет… Я вошел и закрыл дверь за собой.

– Только закрыли или заперли?

– Запер… По-моему, запер. Я плотно захлопнул ее и услышал щелчок.

– В таком случае тому человеку был известен код замка, – произнес Кремер, выуживая из пачки сигарету. – Но если даже вы и не заперли дверь… Он при любом варианте знал код. Не мог же он предвидеть, что вы окажетесь в архиве и не запретесь изнутри!

– Да, этот человек из близкого окружения Горта, – подтвердил Голдин.

– Дальше…

– Я взломал ящик, читал, сидя спиной к двери. Потом удар и… все.

– А когда вы очнулись?

– Когда очнулся… Бумаги были рассыпаны в беспорядке, но ничего не пропало. Ящичек с бланками паспортов оказался взломанным, но что именно оттуда взяли, не берусь гадать.

– Значит, мы не установим, хотя бы с паспортом какой страны он путешествует… Но важнее то, что он с вами, по-видимому, знаком.

– Почему вы так решили?

– Потому что он оставил вас в живых, не взял и не уничтожил бумаги, которые вы читали. Он мог поступить так только по одной причине.

– Подставить меня?

– Конечно. Кто бы в дальнейшем ни занялся разгадкой истории с документами Шлессера, все подозрения пали бы на вас, а не на него. Едва ли он мог быть в этом так уверен, не зная, кто вы такой.

– Пожалуй, вы правы.

– Тогда мы знаем о нашем иксе не так уж мало… Попытаемся нарисовать его портрет. Итак, мистер икс весьма близок к Горту, но не из самого центра – тогда он располагал бы несравненно большими возможностями и не стал бы лазить по архивам… Словом, человек примерно вашего статуса, согласны?

– Да.

– Уже кое-что… Далее, владение немецким языком предполагает определенный уровень образования. Несомненны высокий интеллект, авантюрный склад характера, а физическую силу вы почувствовали на себе…

– Что да, то да…

– Возможно, обладает навыками спецподготовки, – продолжал Кремер. – Хладнокровен и безжалостен: запросто пристрелил Хелгена. Да, к тому же он должен иметь зацепку в Берлине.

– А это откуда?

– А пистолет? Где он взял в Берлине оружие? Не в магазине же купил. Вывез из России? Это маловероятно.

– Не очень вероятно, – согласился Голдин.

– Теперь добавим штрихи к портрету, подмеченные экономкой Хелгена. Внешне мистер икс напоминает бывшего боксера, хотя нос не сломан. Рост высокий, волосы короткие, с проседью. Может носить серое твидовое пальто и серые туфли. От себя добавлю – туфли производства немецкой фирмы «Солар».

Голдин надолго задумался. Кремер не мешал ему, сидел, машинально постукивая по краю пепельницы фильтром догоревшей сигареты. Наконец Голдин неуверенно заговорил.

– Из очерченного круга… Этот портрет больше всего напоминает одного человека. За туфли и пальто, понятно, не ручаюсь, но…

– Кто?

– Боровиков. Иван Боровиков, полковник в отставке, командир формирования «Союз витязей». Если он не арестован… Вам лучше знать!

Кремер прикинул, стоит ли сообщать Голдину сведения, известные ему из бесед с Горецким, и решил, что вреда от этого не будет.

– Не арестован. За что его арестовывать? «Союз витязей» – организация вполне легальная. Некоторых орлов, правда, прихватили на горячем, но это их частное дело. А Боровиков ни в чем таком не уличен.

– Значит, это он. Больше быть некому.

Неожиданно Голдин резко побледнел, откинулся в кресле, стиснул ладонями виски. Глаза его закатились, он тяжело и часто задышал. Кремер подался к нему.

– Вам нехорошо?

Голдин ответил на выдохе, едва слышно:

– Да, плохо… Голова, тошнит… Теперь все чаще. Приключения даром не прошли…

Из кухни Кремер принес стакан воды. Голдин взял, но пить не стал, плеснул на руку, смочил щеки, лоб. Лицо его слегка порозовело.

– Легче? – спросил Кремер.

– Немного легче, – сказал Голдин бодрее, хотя в глазах еще метался испуг. – Но это уже не отпустит… К черту, пустяки… Вернемся к Боровикову. Вопрос, как его найти? Его старые координаты у меня, конечно, есть, да теперь ищи ветра в поле…

– Вы правы… Поэтому подойдем с другой стороны. Как вы думаете, что он намерен делать с документами Шлессера?

– Использовать их он сам никак не сможет. Только продать.

– Кому? Не так много найдется покупателей.

– Только один покупатель.

– Вот как? Кто же?

– Данилов. Наследник империи Горта.

– Данилов… А он что же, был в курсе всего? Это имя как будто не всплывало.

– Он руководил одной из компаний Горта, а после самоубийства хозяина прибрал к рукам все. Я с ним лично не сталкивался, но, по моим сведениям, фигура серьезная. С Гортом их связывали доверительные отношения… И если кто-то в России заинтересован в приобретении документов Шлессера, так это он.

– А «Хитрецы»?

– Бессмысленно. После таких ударов им уже не подняться. Да и не было у Боровикова выходов на «Хитрецов».

– Я имею в виду человека, фактически руководившего «Хитрецами». Думаю, теперь вы ничего не потеряете, если назовете его имя, а мне может пригодиться.

– Пожалуй, что так… Мне же выгоднее, если у него так или иначе будут неприятности. Он действовал под псевдонимом Багров. Настоящее же его имя…

Голдин назвал имя человека из политических верхов, известное всей стране. Кремер присвистнул. Неплохой подарок Горецкому! Он посмотрел на Голдина. Тот сидел в кресле прямо, не касаясь спинки. Взгляд его был устремлен мимо Кремера, и казалось, сквозь стену в пространство, в какое-то близкое и желанное будущее.

17

Полковник Станислав Горецкий вновь включил электрический чайник, потому что вода уже остыла, а кофе так и не был приготовлен.

– Интересно, – резюмировал он, имея в виду рассказ Кремера. – Очень интересно и очень печально, что мы пока не можем раздавить эту гниду Чарского. Зря ты Сомова отпустил, его показания могли бы потом пригодиться.

– А что я мог сделать? На поводке с собой водить или милицию вызвать? Да и кто бы ему поверил? Он и так все рассказал под запись. Но что стоит слово этой шушеры против слова уважаемого доктора… Не переживай. Понадобится – поймаем.

– Само собой.

– Да, – мечтательно протянул Кремер, – хорошо бы отправить в Рогинск десяток надежных ребят…

– Но так как мы не можем себе этого позволить, вернемся к документам Шлессера.

– То есть к Боровикову и Данилову. Ты можешь показать мне того и другого?

– Конечно. – Горецкий отпер сейф, вынул диск, вставил в ноутбук. – Есть оперативные видеозаписи, они были сделаны, когда велось наблюдение за окружением Горта. Вот Данилов…

– Солидный дяденька, – оценил Кремер.

– Еще какой… А вот и Боровиков.

– Подожди-ка… Останови вот здесь. Сделай покрупнее внизу, где его ноги… Ага, туфли фирмы «Солар».

Кремер достал из кармана крошечный сверточек серебристой фольги и положил на стол.

– Что это? – спросил Горецкий.

– Здесь засохший комочек грязи из номера в отеле «Ройзенхоф», где был убит Хелген. На нем отпечатались буквы с подошвы. Когда возьмем Боровикова, нужно будет провести экспертизу. Уверен, она покажет совпадение с подошвой туфли Боровикова.

– Такой улике грош цена, – заметил полковник. – Мало ли где ты это подобрал… Может, у него дома.

– Формально мы его этим не прижмем, – согласился Кремер, – зато психологически…

– У нас есть еще Багров… Уж будем называть его так.

– Правильно… И что ты думаешь делать с обоими, в смысле с Даниловым и Багровым?

– Пока только прослушивание.

– Помилуй, Стас, это же незаконно…

Горецкий чуть не расхохотался:

– Если по закону, мы с тобой оба до конца жизни из тюрьмы не выйдем! Андрей, «управление М» потому и было создано, что иногда законных методов не хватает… Предлагаю поделиться. Ты возьмешь Данилова. Это проще, аппаратура у него уже установлена в период охоты на Горта. Правда, сейчас она не действует, но мы ее запустим… А с Багровым, как ты понимаешь, все много сложнее. Там надо раскручивать все проделки «Хитрецов», поэтому им займусь я. Проверим и места, где может объявиться Боровиков, но…

– Согласен. А как я буду прослушивать Данилова?

Полковник вынул из сейфа обычный с виду мобильный телефон и протянул Кремеру.

– Это приемное устройство. Передатчики, то есть жучки, установлены и в телефонах Данилова, и в его офисах, и в доме, и в машинах…

– Ого!

– Полная обработка, – подтвердил Горецкий. – В его машинах, помимо того, стоят маячки, указатели координат. Они тоже имеют выход на эту штуку.

– Ты уверен?

– В чем?

– В том, что они не нашли эти жучки.

– Конечно, нашли, – полковник усмехнулся. – Для этого мы добрую половину и ставили… А вот за вторую половину я спокоен.

– И как этим пользоваться? – Кремер повертел устройство в руках.

– Я тебе объясню, это очень просто…

– Кофе, – напомнил Кремер. – Выпьем мы сегодня кофе или нет?

18

Ни на минуту Кремер не выключал устройство, врученное ему Горецким. Он переключался с одного жучка на другой, следуя за Даниловым незримой тенью. Будь он конкурентом Данилова, давно бы его разорил, узнав все его деловые тайны. Но Кремера занимала только одна тайна, а о ней – ничего… Кремер порой приходил в отчаяние. Может быть, Данилов уже купил документы? Или он вообще ни при чем?

Больше всего Кремера интересовали, разумеется, телефонные переговоры. И тот звонок, которого он так ждал, наконец прозвучал.

Гудок, щелчок снимаемой трубки.

– Данилов слушает.

– Вас беспокоят с телефонной станции. Ваш аппарат в порядке?

– Разве я не говорил вам, – раздраженно произнес Данилов, – что прослушивания нет? Моя служба безопасности это гарантирует.

– А разве я не говорил вам, – ответил собеседник с еще большим раздражением в голосе, – чтобы вы почаще проводили проверки?

– Последняя проверка выполнена час назад. Вы излишне нервничаете, Боровиков.

– Вы обдумали мое предложение?

– Да. Я согласен.

– На все условия?

– Да.

– Тогда запоминайте инструкции. За руль сядете сами, никаких шоферов. Выезжаете по шоссе в сторону Новинска. Проезжаете Старое Трубино, потом мост через реку Вельню. Справа увидите проселочную дорогу, там я повесил знак «Въезд воспрещен» с меловой отметкой в нижней части. По этой дороге проедете полтора километра до двухэтажного деревянного коттеджа. Вы должны быть на месте в час ночи. Все понятно?

– Да.

– И учтите, без фокусов. Согласно договоренности, у меня с собой только часть документов, остальное, и самое главное, в надежном месте. Любая ваша попытка как-то иначе решить проблему приведет лишь к тому, что мой помощник не получит сигнала в условленное время и уничтожит бумаги. Вам ясно?

– Да.

– Приедете один?

– Да.

Послышались гудки отбоя. Кремер посмотрел на часы, закурил, налил себе немного виски. Нужно сообщить Горецкому… А нужно ли? Как поступит Горецкий с документами Шлессера? А они жизненно необходимы Кремеру, если он хочет освободить Ольгу… Конечно, Горецкий не подведет, придумает что-то, но пока он будет придумывать… Дела Ольги для него – не приоритетные, он мыслит другими категориями. Нужно действовать самому.

Кремер оделся, вышел из дома и сел в «Ладу-Феррари». Времени у него было прилично – успеет.

19

Свет фар выхватил из темноты знак, помеченный Боровиковым. Кремер свернул на проселочную дорогу, проехал с километр, загнал машину в перелесок и дальше пошел пешком.

Дождь уже кончился, но к ночи ударил мороз и сковал мокрую вздыбленную землю – Кремер поминутно спотыкался о твердые комья. Уверенно ориентироваться в такой темноте помог бы разве что прибор ночного видения. Падая в третий раз, Кремер остро пожалел о том, что у него нет такого прибора. Фонарь был, но включать его Кремер не рискнул.

Коттедж, указанный Боровиковым, располагался не у самой дороги, а поодаль, за низким декоративным заборчиком. Первый этаж был погружен в темноту, окна второго ярко сияли. У ворот стояла одна машина, больше никаких автомобилей возле коттеджа не было. Кремер достал устройство Горецкого, настроился на маячок. Машина Данилова находилась примерно в получасе езды отсюда.

Кремер перепрыгнул забор, пребольно ударился коленом о какую-то железяку, скорчил гримасу и зашипел. Прихрамывая, он подошел к дому.

Это был стандартный загородный коттедж, простенький, без выдумки. Кремер поднялся на террасу и осторожно потянул входную дверь – заперто. Забравшись на перила ограждения, он подтянулся, влез на балкон второго этажа, прижался к стене. Внутри было тихо. Кремер заглянул в освещенное окно.

Боровиков сидел там, в обшитой светлым лакированным деревом спальне, в кресле у включенного электрокамина. Одна дверь вела на противоположную террасу, вторая в тамбур, где виднелась часть лестницы. Мебели в комнате было много, и расставлена она была как-то бестолково, словно ее только что завезли и не успели определить на предназначенные места. Однако, приглядевшись, Кремер усмотрел в кажущемся беспорядке некую продуманную систему. Боровиков выстроил из шкафов, диванов и тумбочек своеобразный лабиринт. Если бы в коттедже возникла драка, мебель послужила бы ему укрытием и защитой и сильно затруднила действия противника. И этот высокий шкаф в пределах досягаемости правой руки Боровикова… Задумай Кремер спрятать в комнате оружие так, чтобы при необходимости быстро выхватить его, положил бы именно туда. Но пистолет проще держать в кармане, и если в шкафу что-то есть, то посерьезнее пистолета.

Боровиков пошевелился, прислушался к чему-то. Кремера он не мог ни услышать, ни увидеть из-за отражения в стекле, да и взгляд его был направлен в другую сторону. Он встал, вышел в тамбур, тяжело ступая, спустился на первый этаж. Кремер воспользовался моментом, чтобы проверить балконную дверь. Она оказалась запертой изнутри, но, видимо, не более чем на хилый крючок: Боровиков возвращался. Он нес коричневый кейс.

Снова усевшись и вытянув ноги к камину, Боровиков поднял крышку кейса и вынул папку. Он открыл ее; там были листы тончайшей полупрозрачной бумаги, сплошь покрытые мелким шрифтом. Кремер не сомневался, что воочию видит документы Шлессера – здесь, на расстоянии трех шагов.

Боровиков бегло просмотрел бумаги, отобрал около десятка листов, а остальные сложил вчетверо и засунул во внутренний карман. Послышался шум двигателя подъезжающей машины. Бледные отсветы лучей фар обозначили контур головы Кремера на фоне окна. Боровиков обернулся, Кремер отпрянул и ничком бросился на пол.

Гул двигателя стих, фары погасли. Судя по звуку шагов, Боровиков спустился вниз навстречу гостю. Были слышны негромкие голоса, слишком далеко, чтобы Кремер мог разобрать, о чем говорят. Он выпрямился и вернулся на наблюдательный пост у окна.

Первым в комнату вошел Данилов, настороженно огляделся. Очевидно, ему не понравились нагромождения мебели, за которыми при желании можно было разместить и пару вооруженных людей. Боровиков занял прежнюю позицию у камина, достал из тумбочки коньяк, две рюмки.

– Бросьте, – резко сказал Данилов. – К чему? Давайте о деле.

– Давайте, – покладисто согласился Боровиков, налил себе коньяка, поднял рюмку в приветственном жесте и выпил.

– Я спешу, – проговорил Данилов. – Где бумаги?

Боровиков протянул папку:

– Здесь, как вы понимаете, далеко не основное. Недели хватит вашим экспертам, чтобы подтвердить подлинность документов?

– Может быть, и меньше.

– Хорошо. Тогда…

Кремер ударил ногой в балконную дверь с такой силой, что она слетела с верхней петли и закачалась на нижней. Высокие договаривающиеся стороны воззрились на него в полнейшем изумлении, точно увидели бомжа в фешенебельном ресторане. Надо отдать им должное – ни тени испуга не отразилось на их лицах. Данилов даже криво улыбнулся:

– Это еще что такое?

– Сделка не состоится, господа, – сказал Кремер, держа руку в кармане с намеком на пистолет. – Пришел главный покупатель.

Рука Боровикова поползла к дверце шкафа.

– Не двигаться! – прикрикнул Кремер. – Документы сюда. Быстро, Боровиков! Не только то, что в папке. Мне нужно и остальное. То, что у вас во внутреннем кармане пиджака.

– Что?! – взревел Данилов, мгновенно потерявший самообладание. Мысль о том, что его перехитрили, оказалась для него нестерпимой. – Все здесь! Никаких помощников нет! Я мог бы… Боровиков, вы… Вы аферист!

– Ну, вы тоже не рыцарь Круглого стола, – заметил Кремер.

Боровиков медлил.

– Побыстрее!

Нехотя Боровиков полез в карман. Едва ли он намеревался попросту отдать документы, но так или иначе его рука была остановлена громыхнувшим из окружающей тьмы металлическим голосом.

– Говорит полковник Горецкий. Дом окружен. Выходите по одному без оружия с поднятыми руками. Даем вам тридцать секунд, после чего открываем огонь на поражение.

Дальнейшее произошло молниеносно. Данилов схватил со стола литую стеклянную пепельницу и швырнул в лампу. Боровиков рванул из шкафа автомат и в наступившей темноте дал длинную очередь в направлении голоса. Автоматные очереди загрохотали в ответ, оперативники Горецкого стреляли сквозь дощатые стены поверх голов. С пронзительным звоном сыпались выбитые стекла. Одна пуля, рикошетом от крепившего крышу стального профиля, попала в экран телевизора, с гулким хлопком взорвался кинескоп. Лучи мощных фонарей, зажженных внизу, рассеяли мрак в комнате, скрестившись на потолке. Продолжая отстреливаться, Боровиков прыгнул в окно с противоположной от Горецкого стороны.

Стоя на четвереньках, Данилов пытался дотянуться до оброненной папки. Кремер ударил его кулаком по затылку, выхватил из папки документы, запихнул в карман и выпрыгнул со второго этажа. Он покатился по земле, вскочил и укрылся за углом, озираясь в поисках Боровикова. Оперативники ворвались на второй этаж.

– Полковник, здесь только Данилов! – крикнул кто-то сверху. – Да и тот неисправный!

– Ищите еще двоих! – бушевал Горецкий. – Ищите, как хлеб ищут!

Лучи фонарей метались вокруг. Кремер повернул голову и засек Боровикова – тот прятался за стволом толстого дерева. Он тоже заметил Кремера и кинулся к перелеску. Кремер помчался за ним.

В перелеске царила тьма, промерзшие ветви деревьев хлестали по лицу. Погоня перекликалась позади, еще слишком близко, но удаляясь; кажется, преследователи взяли неверный азимут. Проклиная темноту, Боровикова, Горецкого и в первую очередь самого себя, Кремер напролом лез через кусты, как медведь.

Заросли неожиданно оборвались, и Кремер очутился на обширной поляне, чуть освещенной отсветами со стороны дороги, где горели редкие фонари. Шум погони стих, и это могло означать одно из двух: либо они заблудились, либо скрытно подбираются поближе. Кремер до боли в глазах всматривался в окружающий кустарник, стараясь засечь движение, напрягал слух, но без успеха. Боровиков как сквозь землю провалился.

20

– Боровиков! – негромко позвал Кремер. – Боровиков, мы можем договориться. Данилов убит, а у меня хорошее предложение. Боровиков, отзовитесь! За границу вам теперь хода нет, только я могу помочь вам! Я спас бумаги!

Тихий шорох послышался за спиной. Кремер обернулся. Далекий отсвет намечал контур массивной фигуры, тускло поблескивал нацеленный на Кремера ствол автомата.

– Кто вы такой? – хрипло спросил Боровиков. – Чего вы хотите?

– Я работаю на ЦРУ, – сымпровизировал Кремер, – у меня большие возможности… Американцы заинтересованы в документах и в вас. Отдайте бумаги, и я вывезу вас из России.

Боровиков приглушенно засмеялся:

– В документах – может быть, но во мне? С какой стати?

– Господи, вот несчастье… Сейчас вам объяснять?

– У меня другое предложение, – зловеще произнес Боровиков. – Сейчас я вас убью, заберу и те бумаги, что у вас, и стану выпутываться самостоятельно. Без вас у меня есть шанс, с вами – никакого.

Нельзя было не признать его правоту… Кремер попробовал воззвать к здравому смыслу.

– Не вздумайте открыть стрельбу, вас мигом сцапают…

– Точно, – усмехнулся Боровиков.

Он отбросил автомат, и в его руках появилось нечто узкое, продолговатое, справедливо показавшееся Кремеру десантной финкой. Расстояние между ними составляло не более двух метров. Никто не решался напасть первым, хотя объективно у Боровикова было меньше причин для колебаний. Если бы Кремер держал пари на этот поединок, однозначно поставил бы на своего противника. Он выше, тяжелее, тренированнее, к тому же вооружен. Правда, Кремер надеялся, что он менее подвижен. Можно было закричать, привлечь внимание погони… Но Кремеру нужны документы. Сейчас.

Он бросился в атаку. Удар ногой был нацелен в руку Боровикова, сжимающую финку. Тот уклонился, ответил боксерским хуком левой в корпус. Кремер отлетел, споткнулся и упал. Боровиков навалился сверху, взмахнул финкой – Кремер едва успел увернуться, лезвие лишь распороло рукав и оцарапало предплечье. Кремер вцепился в Боровикова борцовским захватом, они покатились по земле. Бумаги вылетели из кармана Боровикова; Кремер тщился провести прием из неудобного положения. Боровиков оседлал его, левой рукой намертво прижал горло. В глазах потемнело. Кремер не мог даже пошевелиться, не говоря уже ни о каком сопротивлении.

– Вот так, мистер шпион, – назидательно сказал Боровиков, отведя руку с финкой для смертельного удара.

«Прости меня, Оля», – успел подумать Кремер.

Яркий свет брызнул в лицо. В челюсть Боровикова врезался чей-то ботинок, отчего тот неуклюже опрокинулся на спину.

– Встать, вы оба, – скомандовал знакомый обоим голос.

Боровиков вскочил, отступая перед уставившимся ему в грудь стволом автомата – возможно, его же собственного.

– Брось нож.

Финка упала к ногам Боровикова. Кремер поднимался, пошатываясь, стараясь унять дрожь в коленях. Зрение постепенно возвращалось к нему, пелена сползала с глаз.

– Где документы Шлессера? – спросил Голдин, наводя ствол автомата и луч фонаря то на Кремера, то на Боровикова. – Судя по тому, как вы сцепились, они еще не у Данилова и не у кого-то другого. У кого из вас?

– У меня, – прохрипел Боровиков, делая шаг назад. – Бумаги в надежном месте…

– Так я и думал, – хмыкнул Голдин. – А вам, Андрей Викторович, особая благодарность… На этом ваша миссия окончена.

– Мы можем договориться, – сказал Боровиков, – мне нужны гарантии… Но нас здесь трое. Этого нужно убрать тихо, без стрельбы.

Кремер вдруг рассмеялся.

– Что такое? – нахмурился Голдин.

– Документы Шлессера. – Кремер указал на сложенные листы, валявшиеся в траве. – Вот они…

Боровиков зарычал в отчаянии, рванулся к Голдину. В ту же секунду Кремер ударил ногой по автомату. Короткая очередь ушла к небу. Кулаком, без замаха Боровиков въехал Голдину в висок – не очень сильно, потому что тот качнулся, но устоял. Вторым ударом Кремер выбил у него автомат, перехватил на лету и что было сил с разворота двинул стволом в лоб Боровикова. Обливаясь кровью, тот упал, попытался подняться, но рухнул ничком. Кремер повернулся к Голдину.

Тот стоял на коленях в луче валяющегося рядом фонаря. Глаза его закатились, ладонями он стискивал виски, пальцы побелели, со лба струился крупный пот. Из приоткрытого рта показалась розовая пена. Голдин отнял руки от головы, губы его зашевелились – он тщетно старался что-то сказать, но обмяк и медленно, бессильно вытянулся на траве.

Кремер склонился над ним, прижал пальцы к запястью. Пульс прослушивался, хотя очень слабый и неровный. Кремер отпустил его руку и подобрал документы Шлессера.

А потом стало много, очень много света. Кремер стоял в скрещении многочисленных лучей, словно гладиатор на арене, с бумагами в правой руке. Навстречу ему быстро шел Горецкий.

21

Полковник молча обнял Кремера. Тот слабо улыбнулся в ответ, передал Горецкому и те документы, что держал в руке, и те, что взял в коттедже.

Оперативники скрутили пришедшего в себя Боровикова, куда-то поволокли – очевидно, к машине. Он яростно вертел головой и выкрикивал невразумительные ругательства. Один из парней хлопотал над Голдиным.

– Станислав Михайлович! – позвал он. – Этот вроде совсем кончается.

– Голдину нужен врач, – подтвердил Кремер. – Он и так не боец, а тут ему и еще досталось.

Горецкий подошел, посмотрел, пощупал пульс.

– Носилки и в больницу, – приказал он.

– А с этим что делать? – спросил кто-то невидимый в темноте, имея в виду Кремера.

– Ничего, – ответил Горецкий. – Оставьте, это я сам… Возвращайтесь к машинам и ждите меня. Как там себя ведет наш миллионщик?

– Играет в оскорбленную невинность, – засмеялся невидимка.

– Ладно, идите…

– Станислав Михайлович, вы уверены, что никому не надо остаться?

– Выполняйте приказ.

Голдина унесли на носилках, его лежавший в траве фонарь освещал теперь лишь двоих на опустевшей поляне – Горецкого и Кремера.

– Стас, – Кремер провел рукой по волосам, – как ты здесь оказался?

– Ну, Андрей… Неужели ты всерьез полагал, что такая машинка была только у тебя? У меня тоже.

– Вот как…

– Разумеется.

– Значит, ты использовал меня, – с горечью произнес Кремер, – как наживку…

– Прости, Андрей. У меня не было выбора. Ведь Голдин мог глаз с тебя не спускать.

– Спасибо, друг.

– Послушай, – рассердился полковник, – не устраивай здесь институт благородных девиц. Ты мне тоже ничего не сказал. Мы квиты.

– А что будет с документами Шлессера? Ты их заберешь?

– Конечно.

– А Оля?

– Андрей, я все понимаю. После того как с документами поработают специалисты, мы что-нибудь придумаем. Может быть, соорудим для Чарского пристойную фальшивку, или…

– После того… После того! А сколько твои специалисты будут работать? Месяц? Год? А Оля там… У этого… Маньяка!

– Прекрати, – холодно сказал Горецкий. – У меня не частная лавочка, и я не могу рисковать документами. Эта тема закрыта. Ты едешь с нами или как?

– Нет, – проговорил Кремер устало. – У меня здесь машина… Я приеду позже.

– Ну, как знаешь… И не делай из меня злодея.

Кремер ничего не ответил. Полковник подождал немного, повернулся и исчез во тьме.

Проводив его долгим взглядом, Кремер опустился на траву. Он ощущал противный привкус во рту. Нестерпимо хотелось курить, но как назло в карманах он не нашел пачки. Наверное, она выпала во время схватки с Боровиковым.

Подхватив фонарь, Кремер понуро побрел обратно к коттеджу. В полностью разгромленном доме сохранилось не так-то много целых вещей, но электрическое освещение работало. Кремер поднялся на второй этаж, порылся среди обломков, о которых нельзя было с уверенностью сказать, какой именно предмет мебели они составляли раньше, и нашел-таки под опрокинутым корпусом телевизора раздавленную пачку «Мальборо». Он закурил, сел в кресло. В поле зрения попала початая бутылка коньяка. Надо же, уцелела каким-то чудом… Он взял бутылку, отхлебнул прямо из горлышка.

Так он сидел и пил до рассвета, перебивая вкус коньяка сигаретным дымом. Опьянение не приходило, только усиливалась мерзкая тяжесть в голове и на сердце.

Утром он покинул коттедж и добрался до застрявшей в кустарнике «Лады-Феррари». Поехал домой, по пути купил две бутылки виски. Он сознавал, что не пьянствовать нужно, а все силы бросить на поиски выхода из положения, собраться, приказать себе, заставить себя поверить, что выход есть…

И вместо этого он сидел на диване и пил виски, даже не заперев дверь.

К полудню он так и не опьянел, но, утомленный до предела, свалился, не допив очередной рюмки, в каком-то странном, подвешенном в пустом пространстве состоянии не то забытья, не то все-таки сна…

22

Кремер с трудом разлепил склеившиеся веки. Некоторое время он не мог вспомнить, не только где он находится, но и как его зовут. Потом память вернулась разом, будто обрушилась ударом парового молота. В глазах роились черные точки, ломило в висках. Он огляделся, с усилием ворочая неподъемной головой, схватил с тумбочки недопитую рюмку, опрокинул в рот. Наполнил снова и отправил следом, вдохнул во всю ширь легких, медленно выдохнул.

– Так, так, – прозвучал откуда-то из угла ироничный голос. – Воскрешение Лазаря. И стал свет; и сказал он, что это хорошо…

Кремер направил взгляд в сторону голоса. В кресле у окна сидел полковник Горецкий.

– Стас? – выдавил Кремер сквозь свинцовые губы, едва справляясь с чугунным языком. – Как ты сюда…

– А у тебя открыто было.

Кремер приложил руку ко лбу, дабы хоть немного умерить болезненную пульсацию.

– Ну, ты уже в состоянии беседовать? – спросил полковник, подходя ближе. – Между прочим, битый час тебя жду. Попробовал растолкать, да где там…

– Я в норме, – неубедительно соврал Кремер. – Дай сигарету.

Горецкий воткнул ему в губы сигарету и щелкнул зажигалкой. Кремер затянулся, но вместо вкуса табачного дыма почувствовал нечто вроде того, что чувствуют, когда рот набивают ватой.

– Тьфу, – сказал он. – Гадость какая… Слушай, почему ты здесь?

– Я принес тебе документы Шлессера.

– Что?..

Полковник достал из кармана бумаги и положил на тумбочку.

– Вот.

– Ты уже… Успел сделать фальшивку? Так быстро?

– Нет, это подлинные документы Шлессера. Можешь отдать их Чарскому.

– Ничего не понимаю. – Кремер поморщился от головной боли. – Почему?

– Потому что это лабуда, Андрей.

– Лабуда?

– Филькина грамота. Бред сивой кобылы. Белиберда. Как хочешь называй, суть от этого не изменится.

Кремер пытался собрать осколки раздробленного сознания воедино. На помощь была призвана новая рюмка виски, и она справилась с порученным заданием – из состояния развинченности Кремер постепенно выбирался.

– Излагай, – сказал он.

– Когда я доставил нашим специалистам документы Шлессера, они уже закончили работу по объекту в Новинске и по другим имеющимся материалам. Они пришли к единому мнению, так что на документы им довольно было только взглянуть.

– Прямо-таки только взглянуть… И все?

– Ну, не так вот сразу, конечно… Но они сделали выводы.

– И каковы же их выводы?

– В подробностях, вместе со всем остальным, это составляет несколько томов, но вкратце я тебе расскажу. Эти документы представляют собой…

– Подожди, – прервал его Кремер. – Не надо и вкратце.

– Почему?

– Потому, что я не хочу ничего знать об этих документах – сейчас, перед встречей с Чарским. Ведь неизвестно, как оно все там обернется…

Глядя на Кремера, полковник задумчиво покачал головой.

– Что ж, Андрей… Может быть, ты и прав. Хотя должен признаться, я бы на твоем месте…

– Вот и хорошо, что каждый из нас на своем месте. Значит, лабуда?

– Именно так.

– Чертовщина какая-то… Они уверены, академики твои?

– Конечно, уверены, Андрей. Сомневайся они хоть на полпроцента…

– Да, да… Но – из-за этого!

– Что из-за этого?

– Из-за этой лабуды… Все эти кошмары, все эти смерти… И Оля!

– Да, из-за этого.

– Мерзость какая… Но зато есть что предъявить доктору Чарскому. Подлинные документы, а не фальшивку!

– Как ты это мыслишь?

– Думаю, так же, как и ты…

– Тогда звони ему. Послушаю ваш разговор, и решим все конкретно.

– А если его насторожило исчезновение Голдина?

– При чем тут Голдин? Ты же не обязан за ним присматривать.

Кремер снял телефонную трубку и набрал номер Чарского.

– Только не назначай встречу слишком скоро, – предостерег полковник.

– Разберемся… Константин Дмитриевич?

– Да, я слушаю, – отозвался бас.

– Говорит Кремер.

– О… Весьма рад! Надеюсь, порадуете и новостями?

– Бумаги у меня.

Чарский удовлетворенно хмыкнул. Кремер чуть отстранил трубку от уха, чтобы полковник мог слышать все реплики.

– Прекрасно, прекрасно, – радовался доктор Чарский, – даже от вас я не ожидал такой прыти… Ну что, не будем тянуть и с обменом, а? Скажем, послезавтра?

– Почему не сегодня?

– О нет… Я вас предупреждал, товара нет в санатории, да и… Чтобы все подготовить, потребуется время.

Кремер едва не поперхнулся от злости. Мало кто из встреченных им в жизни негодяев вызывал у него такое отвращение, как этот благополучный лоснящийся доктор.

– Где она? – грубо бросил он.

– Неважно… Важнее вам знать, где будет произведен обмен. Вам известен новый стадион «Олимпионик» под Рогинском?

– Найду.

– Сейчас он не используется, закрыт на подготовку к зимнему сезону. Будьте там в три часа утра послезавтра. Я привезу товар. Но учтите, со мной прибудут компетентные люди, способные подтвердить подлинность документов. Естественно, если вы попытаетесь всучить мне подделку…

– Бумаги настоящие, вы убедитесь, – заверил Кремер. – А каковы ваши гарантии?

Чарский сочно расхохотался:

– Ну, подумайте сами. Зачем мне какие-то крайние меры, если они не принесут никакой выгоды? И потом, у вас нет иного выхода, только доверять мне, как я доверяю вам. Будьте благоразумны, и оба останемся довольны. До встречи?

– До встречи, Константин Дмитриевич.

– Всех благ, – вежливо попрощался Чарский. Кремер опустил трубку на аппарат и взглянул на Горецкого.

– Что еще за стадион «Олимпионик»?

– Я знаю его, – ответил полковник, – место вполне удобное.

– Для Чарского или для нас?

– Время у него есть, – неопределенно сказал Горецкий, – но ведь и у нас тоже…

23

Центральные ворота «Олимпионика» были приоткрыты ровно настолько, чтобы могла пройти машина. «Лада-Феррари» Кремера въехала на стадион и остановилась. Все четыре прожекторных блока ярко сияли, заливая белым светом футбольное поле, покрытое тонким слоем снега. Редкие снежинки, поблескивая, танцевали в холодном прозрачном воздухе. Полное безветрие и полная тишина.

На краю поля стоял мощный, скоростной «мерседесовский» реанимобиль с плотно занавешенными окнами. Поодаль находился плоский синий «Ауди» с тонированными стеклами. Возле машин никого не было. Кремер погасил ненужные фары, вышел и встал у дверцы «Лады».

Боковая дверь «Мерседеса» медленно и бесшумно отползла в сторону. Появился доктор Чарский в темной куртке с меховым воротником, без головного убора. Некоторое время он пристально разглядывал Кремера, потом негромко приказал:

– Подойдите.

Кремер сделал несколько шагов по хрустящему снегу.

– Ближе!

Теперь «Ауди» оказался за спиной Кремера. В тот же миг оттуда выскочили уже знакомые ему персонажи – Герасимов и второй громила из санатория. Они быстро, умело обыскали Кремера с головы до ног.

– Ничего нет, Константин Дмитриевич, – доложил Герасимов.

Кремер усмехнулся:

– Конечно, нет. А вы как думали?

Чарский злобно прищурился:

– Шутим, Андрей Викторович? Не советовал бы вам испытывать мое чувство юмора… Где бумаги?

– Недалеко. Вы получите их тотчас же, как только я увижу Олю.

Доктор Чарский скривился, махнул рукой. «Мерседес» проехал с десяток метров и развернулся так, чтобы Кремер мог видеть. Внутри горел свет. Ольга сидела там на откидной скамеечке, скованная наручниками. Угрюмый бритоголовый парень уперся в ее бок стволом автомата. Выглядела она лучше, чем на видеозаписи Чарского, но оставались неправдоподобная худоба, ввалившиеся щеки, огромные блестящие глаза на безжизненном лице.

Однако все это Кремер осознал позже, а тогда теплая волна счастья захлестнула его, комок подкатился к горлу… Это была она. Живая.

– Оля! – крикнул он, порывисто бросаясь к ней.

Герасимов выкрутил Кремеру руку, он упал на колени. Ольга протянула к нему скованные худые руки, слезы блестели на ее глазах.

– Андрей… – чуть слышно шепнула она.

– Довольно! – громыхнул Чарский. – Закройте дверь.

Герасимов рывком поднял Кремера на ноги. Дверь захлопнулась.

– Ну, Кремер? – произнес доктор Чарский. – Я выполнил свои обязательства. Где же ваши?

– Здесь, – ответил Кремер и позвал: – Станислав Михайлович!

Из прохода правого сектора вышел Горецкий, приблизился к Чарскому и без слов протянул ему бумаги. Чарский пролистал их, пока его подручные обыскивали полковника и убеждались, что он не вооружен.

– Профессор! – пробасил Чарский.

Из «Ауди» выбрался высокий сухопарый мужчина в очках. Он взял документы, извлек из кармана лупу и принялся внимательно изучать каждую страницу. Установилось напряженное молчание.

– Как будто все правильно, – заключил наконец профессор. – Я почти не сомневаюсь, что это именно те бумаги, но необходима стационарная экспертиза…

– Убедились? – Кремер перевел взгляд на Чарского. – Теперь отпустите Олю.

Угол рта доктора дернулся не то в ухмылке, не то в нервной гримасе.

– Выведите ее, – распорядился он.

Парень с автоматом грубо вытолкал Ольгу из «Мерседеса». Она в отчаянии и надежде неотрывно смотрела на Кремера.

– Отведите их к трибунам, всех троих, – скомандовал Чарский.

Герасимов и второй громила достали пистолеты.

– Как это понимать, доктор? – тихо поинтересовался Кремер.

Чарский широко улыбнулся.

– Вы умный человек, Андрей Викторович, – сказал он. – Вы даже немного слишком умны… Вы должны все понимать без слов. А вот вам, – обратился он к Горецкому, – приношу особые извинения. Похоже, вы умираете совсем ни за что. Благодарите вашего друга…

– Свет! – крикнул Горецкий.

Это был условный сигнал. Звонкое эхо заметалось над трибунами в кристальном воздухе. Все четыре блока прожекторов разом погасли. Кто-то перепуганно завопил в темноте – кажется, это был профессор, – кто-то наудачу выстрелил.

Свет зажегся снова. Над ближними скамейками трибун поднялись затянутые в кожу парни из особого подразделения «управления М», вооруженные компактными автоматами, неумолимые, как судьба. С четырех сторон на футбольное поле выезжали приземистые черные машины.

– Ну что, доктор, – не удержался Кремер, – роли переменились?

Чарский открыл было рот, но не смог вымолвить ни слова.

– Бросьте оружие! – приказал громилам полковник.

– Я здесь ни при чем! – вдруг взвыл профессор и кинулся к Горецкому, безошибочным чутьем угадав в нем начальника. – Меня наняли, мне заплатили, я обыкновенный кабинетный ученый!

Последовало секундное замешательство… Чтобы прийти в себя и действовать, этой проклятой секунды не хватило полковнику и хватило доктору Чарскому.

24

Из кармана куртки Чарский рванул пистолет, прижал к себе беспомощную Ольгу и вдавил ствол в ее висок.

– Профессор, дайте сюда бумаги, – потребовал он.

Тот суетливо подбежал к Чарскому и втолкнул документы в его руку. Доктор стал медленно отступать к «Мерседесу». Кузов реанимобиля защищал его спину от выстрела сзади.

– А вы что стоите! – крикнул Чарский подручным. – Поднимайте пушки и поехали.

– Нет, – веско уронил полковник.

Громилы воззрились на него.

– У меня есть полномочия, – четко, раздельно выговорил Горецкий, – в случае осложнений открывать огонь на поражение. Заложница сейчас – гарантия жизни Чарского, но не ваших жизней.

– Черт, – выдохнул Чарский.

Он распахнул дверцу «Мерседеса», втолкнул Ольгу и влез в кабину сам. В этот момент его можно было снять метким выстрелом, но Горецкий не подал знака. Он помнил, что в реанимобиле находится как минимум еще один человек – тот, что разворачивал машину, чтобы показать Ольгу Кремеру. Вероятно, воспользовавшись темнотой, он успел перебраться в салон. Так что снять Чарского сейчас вовсе не означает обезопасить Ольгу.

Чарский включил двигатель. Массивный «Мерседес» с удивительной легкостью набрал скорость. На вираже Чарский обогнул черную машину, преграждавшую путь к центральным воротам.

– Не стрелять! – закричал полковник.

Мощные фары «Мерседеса» рассекли мрак за воротами, и машина устремилась в чернильную ночь.

Горецкий и Кремер бросились к «Ладе-Феррари». На ходу полковник отдавал отрывистые команды своим парням. Он впрыгнул в машину уже в движении – Кремер давил на педаль газа. Вспыхнули фары, «Лада» ринулась в погоню. Вторая машина рванулась за ней с полусекундной задержкой.

– Жми, Андрей… – Полковник прикусил губу, выхватил пистолет.

«Лада», не напрасно прозванная «Феррари», молнией летела во тьму. Вторая машина отстала. «Лада» повисла на хвосте реанимобиля через считаные минуты преследования, фары осветили заднюю дверцу «Мерседеса».

– Врезать по скатам, – напряженно пробормотал Кремер.

– Нет, – бросил Горецкий. – Опасно при такой скорости…

Заднее стекло «Мерседеса» вдребезги разлетелось под сокрушительным ударом изнутри. Показалось бледное узкое лицо, высунулся ствол автомата. Во вспышках и грохоте очередей пули с визгом отлетали от непробиваемых крыльев трюковой «Лады», но зловещие звезды пробоин появились на ветровом стекле. Кремер швырнул машину резко вправо, потом влево, уходя из-под обстрела. Тот же маневр проделывала и вторая машина сзади, но им не повезло: пуля пробила покрышку. Машина перевернулась несколько раз и рухнула в кювет. Да поможет им усиленный кузов…

Горецкий опустил стекло, тщательно прицелился, выстрелил и промахнулся. Противник ответил остервенелой штормовой очередью. Горецкий выстрелил снова. Его пуля ударила парня в левое плечо, отбросила внутрь. Еще выстрел… Задняя дверь «Мерседеса» распахнулась, автомат вылетел на дорогу. Кремер вильнул в сторону, чтобы не задеть его: на скорости это грозило катастрофой.

Мельком Кремер взглянул на Горецкого. Тот сидел, съежившись, в кресле, сжимая побелевшие губы.

– Стас! – закричал Кремер. – Ты ранен?!

– Кажется, этот подонок поцарапал меня слегка, – спокойно сказал Горецкий. – Но я стреляю лучше. Надо упереться гаду в бампер и продержаться секунд двадцать, сумеешь?

Кремер молча кивнул. Рукояткой пистолета полковник выбил то, что еще оставалось от ветрового стекла. Кремер сократил разрыв между машинами до полуметра. Распахнутая дверь болталась из стороны в сторону, видна была спина Чарского, освещенная лучами фар. Конечно, он тоже видел в зеркале «Ладу» и делал все, чтобы исключить сближение: тормозил и вновь рывком увеличивал скорость. Но Кремер и его машина составляли одно целое, единый идеально функционирующий организм. Практически без задержки Кремер повторял маневры Чарского.

Горецкий выполз на капот, зацепившись ботинком за край рамы. Расстояние до дверцы «Мерседеса» составляло сантиметров двадцать, не больше. Змеиным броском Горецкий выбросил корпус вперед и мертвой хваткой вцепился в блестящую ручку. В этот момент Чарский резко вдавил акселератор. «Мерседес» взвыл и оторвался от «Лады». Горецкого поволокло по едва заснеженному асфальту. Брюки его мигом превратились в лохмотья, острая боль пронзила колени.

Он закинул за порог дверцы «Мерседеса» руку с пистолетом, выпустил оружие и ухватился за какую-то скобу. Чарский не глядя выстрелил через плечо. Судя по брызнувшему сверху дождю осколков, куда-то он попал, но не в полковника.

Титаническим усилием Горецкий втащил неподъемное тело в машину. Кремер вел свою «Ладу» уже рядом с «Мерседесом», дверь в дверь.

Ползком, защищаясь непрозрачной перегородкой от пуль Чарского, Горецкий продвигался вперед.

– Лежать! – завопил Чарский, бросив торопливый взгляд в салон «Мерседеса». – Я застрелю ее…

Кремер вывернул руль и ударил «Мерседес» в бок. Чарский отшатнулся лишь на мгновение. Горецкий прыгнул. Правой рукой он обхватил Чарского за шею, а левой так двинул по голове, что тот потерял сознание.

Неуправляемый «Мерседес» несся вперед. Сразу оценив ситуацию, Кремер мягко отжал его к краю дороги, где в свете фар виднелся какой-то курятник. Тяжелая машина слетела с шоссе, промчалась по ухабам и врезалась в хилое строение. Разметались доски и щепки, переднее колесо «Мерседеса» попало в яму, реанимобиль дернулся и замер. Кремер затормозил рядом. Он открыл дверь, вытянул тушу Чарского под колеса «Лады» и схватил скованные руки Ольги. Она уткнулась в его плечо, вся в слезах.

– Как ты? – в тревоге спросил Кремер не то Ольгу, не то Горецкого.

– Нормально, – сказал полковник.

На руках Кремер вынес Ольгу из кабины. В ярких лучах фар двух машин он стоял с ней в замороженной ночи, а она прижималась щекой к его лицу.

25

«Лада-Феррари» остановилась у дома Горецкого. Кремер загасил сигарету в пепельнице, вышел, захлопнул дверцу и направился к подъезду.

Больше недели прошло со времени событий в Рогинске. Кремер дневал и ночевал с Ольгой в больнице, отлучаясь лишь для того, чтобы купить ей цветы, соки и какие-нибудь разрешенные врачами угощения. Горецкий часто навещал их, а однажды приехал и Шведов, совсем не случайно оказавшийся в Москве. Но об истории с документами Шлессера они почти не говорили, а о самих документах не упоминали вовсе. Кремер отправился к полковнику лишь тогда, когда Ольга достаточно окрепла, чтобы он мог позволить себе оставить ее ненадолго. Впрочем, и в этом ей пришлось полдня убеждать Кремера, пока он не согласился, да и то после основательной беседы с врачом.

Горецкий встретил его с бутылкой превосходного коньяка. Кремер не замедлил оценить благородный напиток. Не отставал от него и полковник, мотивируя тем, что в данный момент он не на службе. Они поговорили немного об Ольге, прежде чем перейти к тому, ради чего, собственно, и встретились.

– Итак, – сказал Кремер, – пазл собран? Все кусочки мозаики на своих местах?

– Не все, – ответил полковник, закуривая. – Остались еще юные гении Голдина с их лабораториями. Это пока в тени.

– Разве Голдин не дал показаний? Не понимаю, какой ему теперь смысл упорствовать…

– Голдина трудно допрашивать, он очень плох… Врачи вообще сомневаются, что он выкарабкается. Ну, за что боролся, на то и напоролся. Слез по нему проливать не станем, а гении… Они же ученые, а не преступники. Найдутся со временем, и пусть себе занимаются наукой…

– А что наш главный «хитрец»?

– Багров! – Горецкий многозначительно поднял палец. – Будем уж называть его так… С ним сложнее. Только тронь его, и такая муть со дна поднимется, не разгребешь… С ним, конечно, побеседовали, он сдал, кого еще мог. А в обмен ему предложили почетную отставку.

– Только и всего?

– Только и всего, Андрей. Тут замешана высокая политика… Впрочем, «управления М» это не касается. Главное, что он обезврежен… Зато Чарского мы выпотрошили по полной программе и передали официальным властям. Теперь они им занимаются – похищение человека да плюс эти загадочные смерти его пациентов… Раскрутят, не беспокойся. На свободу он не скоро выйдет, если только не повесится в камере.

– Хорошо бы… Ну а документы Шлессера… И вся эта история? Как сведения о документах попали в архив Горта?

– Да от тех же «Хитрецов». Горт за ними присматривал, то есть шпионил. И шпионы его кое-что копировали. Сама история восходит к Георгу фон Отеру – помнишь, кто это такой?

– Ассистент Шлессера. Ученый, который потом работал в Казахстане.

– Он самый. Он знал, что после самоубийства Шлессера его бумаги были вывезены на субмарине Манфреда Хелгена. «Хитрецы» этого не пропустили. Но долгое время считалось, что Манфред Хелген погиб вместе со своей субмариной в конце войны. Только сравнительно недавно «Хитрецы» установили, что войну Манфред Хелген пережил, нашли и его сына, Вернера. По логике, документы вполне могли достаться Вернеру по наследству.

– По логике? Так это было лишь предположение?

– Очевидно, хотя и Голдин, и Боровиков приняли его за факт, и не ошиблись.

– А что предприняли сами «Хитрецы»… И Горт?

– Для них было уже слишком поздно.

– Почему поздно?

– Потому что машина в Новинске была почти готова к запуску. Не было смысла засвечиваться в решающий момент, затевая охоту за документами. Ведь в них все равно содержалось только то, что уже было тщательно восстановлено и развито фон Отером, воплощено в металле… А конкуренции они особо и не опасались. По их разумению, за эти годы у кого-то другого хватило бы времени воспользоваться идеями Шлессера. И если бы это произошло, мир стал бы совсем другим… Но коль скоро не стал, значит…

– Но каким же?! – воскликнул Кремер. – Что это за чертова машина?

– Видишь ли, Андрей… Генрих Шлессер был весьма интересной личностью… И весьма известной, кстати, не только в тогдашней Германии. Две докторские степени, медицина и физика. Он работал на стыке наук. Сегодня мы назвали бы его биофизиком, в современном понимании. Выдвинул немало смелых идей, многие его работы до сих пор актуальны… Кроме той, разумеется, совершенно секретной, которой он занимался в концлагере Везенштайн.

– Да чем же он там занимался?!

– Он пытался создать так называемый биорезонансный модулятор. То же самое, над чем потом работали фон Отер и компания. По замыслу должен был получиться генератор некоего излучения. Воздействуя на мозг, это излучение должно было повышать внушаемость людей.

– Модификация поведения?

– Что-то в этом роде. Идея заключалась в том, что под действием этого излучения людей будет нетрудно убедить в чем угодно.

– В том, что Германия превыше всего, например?

– В чем угодно, – повторил полковник. – Хоть в том, что вся власть и все деньги принадлежат, скажем, Горту.

– Ага. Или Голдину. Или Чарскому! Теперь понятно, из-за чего заварилась вся эта каша. Но ты называл документы лабудой?

– Как выяснилось, теория оказалась ошибочной. Построенная на ее основе машина не могла работать. То есть она работала бы, но не так, как рассчитывали Шлессер, фон Отер и те, кто за ними следовал.

– А как же? Как-то ведь она работала! Те фотографии… Те изуродованные люди в подземельях Везенштайна! Что это было?

– Это были жертвы первичных экспериментов. Шлессер подвергал их очень сильному облучению, с небольших расстояний. Война подходила к концу, и он торопился установить сбалансированные дозы опытным путем. Безусловно, он был талантливым ученым. Будь у него побольше времени, он убедился бы в фундаментальной ошибке. Повысить внушаемость человека таким образом нельзя. Но времени на практику не было. Осталась теория… И фон Отер, который верил в эту теорию.

– И все-таки… Что случилось бы, если бы машина в Новинске была запущена?

– Ровным счетом ничего… Разве что кратковременные психические расстройства у тех, кто находился бы возле генератора. Так что и «Фантом», противоядие для избранных, получается, был ни к чему…

– Но ведь над этой машиной работали настоящие ученые, а не двоечники, не бездари! И они тоже проводили какие-то эксперименты, не одними же вычислениями! Как могло получиться, что никто из них…

– Ну, фон Отер – все же не Шлессер. И мировых светил у них там не было. С таким, знаешь ли, не к любому сунешься! Не из кого особо выбирать.

– Да, но…

– Вполне возможно, Андрей.

– Что возможно?

– То, что кто-то из них знал или догадывался о тупике.

– И продолжал бессмысленную работу?

– Может быть, именно поэтому.

Горецкий умолк и снова разлил коньяк по пузатым бокалам.

– Генрих Шлессер называл свое творение проектом «Деймос», – продолжил он задумчиво. – По легенде, у бога войны Марса было два сына, Деймос и Фобос, Ужас и Страх. И они везде сопровождали своего отца… Как видишь, старые легенды не ошибаются. Теория Шлессера оказалась в конечном итоге чепухой, но сколько людей погибло из-за нее…

– Не из-за нее, – возразил Кремер. – Из-за алчности ненасытной… И совсем тут ни при чем легендарный Деймос. Если бы люди наконец поняли…

– Андрей! Тебя потянуло на проповеди?

Кремер смущенно усмехнулся:

– В самом деле, что это я… Размяк от твоего коньяка! Но, Стас, мне еще одно непонятно.

– Что?

– Ситуация с Вернером Хелгеном. Могло ли так быть, что он столько лет хранил у себя документы и ни разу не удосужился поинтересоваться их содержанием?

– Ну, – полковник развел руками, – здесь остается только гадать. Может быть, интересовался. Может быть, даже показывал их ученым… Или какому-то одному ученому, который разобрался в проблеме и сообщил Вернеру, что бумаги эти имеют ценность разве что историческую… Вот Вернер и хранил их у себя, только как память об отце. А может быть, произошло и что-то совсем другое… Нам теперь этого не узнать.

Эпилог НИКОГДА НЕ ГОВОРИ «НИКОГДА»

– Андрей! – позвала Ольга из комнаты. – Куда ты засунул видеокамеру?

– Там, – с набитым ртом, невнятно откликнулся Кремер из кухни.

– Где «там»?

– Там, в шкафу. – Кремер показался в дверях. – На второй полке, где все компьютерные причиндалы.

– А, вот она…

Ольга обернулась с улыбкой, держа камеру в руках. На диване стоял раскрытый чемодан, уже заполненный вещами почти доверху. Кремер поморщился:

– Оля, ты уверена, что весь этот магазин колониальных товаров нам понадобится? Еще немного, и мне придется вызывать подъемный кран, чтобы дотащить чемодан до аэропорта…

– Не ворчи! – Она поцеловала его и засмеялась. – Может, и не понадобится. Но ведь историческое же событие! Точно, историческое – впервые в истории мы с тобой вместе едем отдыхать! И я не хочу, чтобы отдых был испорчен, если чего-то вдруг не хватит.

– Чего не хватит, – буркнул Кремер, – купим на месте…

В этот момент заверещал телефон. Ольга подалась было к аппарату, но Кремер остановил ее.

– Я сам отвечу… Слушаю!

– Здравствуй, Андрей, – послышался в трубке голос Горецкого. – Как поживаешь?

– Спасибо, вашими молитвами… Вот собираемся с Олей слетать на отдых в теплые края. Через три часа самолет.

– Я понимаю, – виновато сказал Горецкий. – Но, Андрей… Тут такое дело… Нельзя ли ваш отдых немного отложить?

– А зачем? – Кремер насторожился. – Что-нибудь случилось?

– Да, случилось. Получена очень тревожная информация… Мы не могли бы с тобой сейчас встретиться?

– Нет, – отрезал Кремер.

– Андрей, это важно.

– Правительство вновь просит спасти мир? – Ирония Кремера скрывала холодную ярость. – Стас, я говорил это и Шведову, и тебе, и снова скажу. Я не сотрудник вашего треклятого управления и становиться таковым не собираюсь. Всего хорошего.

– Подожди!

– Что еще?

– В общем… Позвони мне на мобильный, если передумаешь. У нас есть какой-нибудь час…

– Всего хорошего, – повторил Кремер и положил трубку.

– Горецкий, – вздохнула Ольга, обнимая его за плечи. – Явно снова агитирует на работу…

– Вроде того.

– Лихо ты его отбрил… Слушай, как ты думаешь, если камеру завернуть – и в чемодан, ее в багаже не раздавят? Или отдельно в сумку, в ручную кладь?

– А?.. Да.

– Что «да»?

– Отдельно, в чемодан.

Ольга положила ладонь на лоб Кремера.

– Что с тобой, Андрей? Тебя так расстроил этот звонок?

Не отвечая, он вышел в кухню, достал из холодильника банку пива, вернулся и сел в кресло. Открыл банку с шипящим хлопком, сделал глоток, покосился на телефон.

«Андрей, это важно»…

Он вспомнил слова Голдина. «Каждый покупает, что хочет, а уж что ты купил – то навсегда твое». «Наверняка, – подумал он вяло, – Голдин это вычитал где-то. Но какая разница? Сказано-то верно».

Он вновь посмотрел на телефон. «Получена очень тревожная информация… У нас есть какой-нибудь час…»

Ольга безуспешно пыталась застегнуть чемодан.

– Андрей, помоги! – взмолилась она.

Кремер молчал. «Как сказать ей об этом, – думал он, – как ей сказать… Она так радовалась этой поездке…»

И все же сказать придется.

Прямо сейчас.

Оглавление

Пролог . Четвертая дверь

Часть первая . Профессионал

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

Часть вторая . Канун затмения

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

Часть третья . Каскадер

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  40

  41

Часть четвертая . Документы Шлессера

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

Эпилог . НИКОГДА НЕ ГОВОРИ «НИКОГДА»

Реклама на сайте