«Летучие мыши появляются ночью»

1

Молодой человек со смуглым широким лицом медленно спускался по лестнице «Большой механы». На пороге он на миг остановился и осмотрелся. Хотя ресторан был новым и пользовался хорошей репутацией, молодой человек ничего особенного не ожидал от его посещения. Он вообще не любил так называемых предприятий общественного питания, его утомляли шум и толчея. Он занимался сложными проблемами, однако предпочитал во всем простоту и ясность.

Официант, окинув посетителя беглым взглядом, сразу оценил его.

— Ведь вы на банкет?

— Да, — коротко ответил вошедший.

— Кажется, вы раньше всех, — любезно сказал официант.

— Не сомневаюсь.

Взгляд его был прямым и тяжелым. Он казался несколько громоздким и неуклюжим, хотя был среднего роста. «Ты похож на тяжелую воду», — шутили о нем на курсе. У него была коротковатая шея, как у человека, который не любит оборачиваться назад. Впрочем, это мешало ему только тогда, когда надо было дать машине задний ход.

— Прошу вас, проходите! — любезно пригласил его официант.

Молодой человек присел к столу, накрытому для банкета. Блестящие приборы, расписанные в мягких тонах, словно коричневый ручей текли по скатерти. Повсюду стояли гвоздики, испускавшие сильный запах. Молодой человек посмотрел на часы — без трех минут восемь. Точность была для него законом, и теперь ему стало немного не по себе, он не мог понять, кто же, в сущности, нарушил этикет — он или остальные.

Ужин назначен на восемь часов, но, по его мнению, приличие требовало прийти минут на пять раньше. А ровно в восемь все должны сидеть за столом, как перед экзаменационной комиссией.

Ужин был не официальным, скорее дружеским — слушатели курсов устраивали складчину. Разумеется, был приглашен и полковник Дерменджиев со своим заместителем. Курсанты-выпускники перед отъездом на периферию давали ужин в честь своего бывшего начальника. И в свою честь, разумеется, так как после долгой совместной учебы они расставались, может быть, навсегда. Такое событие нужно было как следует отметить, хотя само по себе употребление спиртных напитков не почиталось в их среде особой добродетелью.

Точно в восемь в зале действительно появилось человек десять молодых людей, очень веселых, словно они где-то уже выпили. По званию большинство из них было лейтенантами. Гражданская одежда сидела на них не очень ловко, скорее их можно было принять за крановщиков или механизаторов. Но зато настроение у всех было отличное.

— Здравствуй, Христо…

— Ты опять первый. Это, брат, тебе не учебный плац.

— Держу пари, что он принес с собой зубную щетку! — засмеялся кто-то.

Капитан Димов слушал их снисходительно. Действительно, если случалось уезжать хотя бы на полдня, он всегда прихватывал с собой зубную щетку. Но зато он был первым на курсе и свой капитанский чин получил досрочно за особые заслуги при раскрытии уголовных преступлений. Это был молчаливый человек, недружелюбный на вид, но никто на курсе не сомневался в его золотом сердце, даже в тех редких случаях, когда он сердился. Лейтенант Радев, выделявшийся своим франтовством среди собравшихся, смотрел на Димова с таким любопытством, словно у того на лбу что-то нарисовано.

— Христо, а верно ли, что тебя посылают в Н.?

— Да вроде бы так, — неохотно ответил капитан.

— И ты согласился?

— А кто нас будет спрашивать? — на этот раз с легкой досадой произнес капитан.

— Обычно спрашивают.

— Спрашивают формально… Но фактически это приказ. Те, кто услышал эту новость впервые, удивились. Для лучшего на курсе это выглядело скорее наказанием, чем наградой. Все думали, что такой опытный специалист, как Димов, останется на работе в Софии, а его, оказывается, посылают в один из самых маленьких городков страны.

— Ну хоть от Софии недалеко, — сказал кто-то. — Да и городок спокойный. Так что не будет лишних хлопот.

Остальные посмотрели на него неодобрительно — такой довод мог скорее рассердить капитана.

— Послушай, почему ты не скажешь полковнику? — воскликнул Радев. — Ведь это же несправедливо.

— Я уверен, что он знает…

— Может, и не знает. Так или иначе ты должен ему сказать.

Капитан Димов сморщился, его круглое лицо потемнело.

— Мне неудобно, — пробормотал он.

— Я начну разговор! — сказал лейтенант. — Только ты не молчи как чурбан.

Димов пожал плечами. Видно было, что он огорчен, но ему не хотелось говорить об этом при всех. И все же позднее этот разговор состоялся. Как раз в тот момент, когда они мучились с пережаренным мясом — жирным, жилистым и соленым. В сущности, одной порции хватило бы на всех. Однако полковник Дерменджиев не испугался такого количества — размеренно жевал, и, кажется, лишь он один доел все до конца. Только после этого беззлобно пробормотал:

— Вроде бы немного пересолили…

Вокруг засмеялись, сдержанно и учтиво. Но майор Пенелов, самый старший на курсе, вдруг выпалил:

— И кто им велел пережаривать? Пастырма должна быть тонко нарезанной и сырой.

Несколько морщин появилось на гладком лбу полковника — явный знак неодобрения.

— Ты слишком придирчив, — сказал он. — Пастырма как пастырма.

— А я думаю, мы должны быть придирчивы! — обиженно пробормотал майор. — Даже слишком придирчивы. К этому нас обязывает служба.

— Ты уверен? А я вот думаю — кто слишком придирчив к еде, не может исправно служить.

Ответ был в точку, майор только заморгал.

— Тебя, кстати, куда посылают?

— В Омуртаг, товарищ полковник.

— Вот это правильно, — не без ехидства сказал полковник. — Там полно фирменных предприятий общественного питания.

— Я говорю в принципе, товарищ полковник, — промямлил майор.

— Дело в том, что каждый принцип имеет свое основание. Обычно каждый выбирает тот принцип, который ему подходит. Лейтенант Радев понял, что настало время вмешаться.

— Я вполне с вами согласен, товарищ полковник. Лучше, чтобы вообще не было принципов на пустом месте… Как это часто случается, к сожалению.

Радев умолк и выжидающе посмотрел на своего бывшего начальника. И тот действительно клюнул.

— Что ты хочешь сказать?

Радев словно бы заколебался.

— Ну возьмем, товарищ полковник, к примеру, как в принципе должно проходить распределение — в соответствии с деловыми качествами кандидата и его успехами в учении. Кажется, так нам говорили два года назад, когда мы начинали…

— Да, так.

— Это вы нам так говорили! — подчеркнул лейтенант. — Но на деле получилось иначе. И вот вам пример. Почему капитана Димова посылают в какой-то заброшенный городишко? Ведь он же первый на курсе!.. Не вижу здесь принципа!

Теперь заморгал полковник.

— Ты что, его адвокат? — спросил он наконец.

— Да нет, разумеется. Просто привожу вам пример.

— Привожу пример, ах ты хитрец!.. Димов, ты что, жалуешься?

Кашпан ответил не сразу, но все почувствовали, как он весь сжался.

— Доволен я или нет, товарищ полковник, это неважно. Важно другое — буду ли я полезен на том месте?

Только теперь полковник посмотрел на него своими ясными, как васильки, глазами.

— И как ты сам отвечаешь на этот вопрос?

— Отвечаю отрицательно! — немного раздраженно сказал Димов. — Вы же знаете, что я специалист по кражам и грабежам с убийством. А подобное в таком маленьком городке случается, может быть, раз в год.

— Ты что? — искренне удивился полковник. — Хочешь, чтобы мы специально для тебя увеличили число преступлений? А я-то думал, что идеально было бы нам совсем остаться без работы.

Димов слегка покраснел.

— Если бы это было возможно! Но вы лучше меня знаете, товарищ полковник, что пока не может быть и речи об этом. А каждый должен быть там, где его место.

Полковник энергично почесал бритую голову.

— Слушай, Димов, если хочешь, я от твоего имени могу поговорить с начальством.

Капитан засмеялся.

— А почему от моего имени?

— Потому что лично я с тобой не согласен, — ответил полковник. — И я тебе скажу то, чего ты не знаешь. Там начальником участка подполковник Дойчинов, он скоро выходит на пенсию. Так что в ближайшее время ты его заменишь. Там нуждаются в опытном человеке. Разве в твоем возрасте мало быть начальником участка?

Капитан с досадой оттолкнул жирную пастырму.

— Я отнюдь не стремлюсь к должности, товарищ полковник. Может, вам это покажется нескромным, но меня интересует прежде всего работа. Причем работа, которую я знаю и умею делать. К тому же я горожанин, вырос в Банишоре. А в деревне был только раз, мальчишкой, во время бомбардировок. И там в первый раз в жизни увидел настоящего козла. И так к нему доверчиво отнесся, что он мне сломал два ребра. Не смейтесь, это правда. А теперь мой район преимущественно сельский, а я не знаю их жизни и не верю, что на селе может произойти что-нибудь для меня интересное.

— А, вот тут ты ошибаешься! — как-то неожиданно мягко прервал его полковник. — Иногда на селе бывают очень сложные и загадочные преступления.

— Да, я слышал… Немного дурмана в чай… Или, чаще, вилами в живот… В общем, подручными средствами.

— Это было когда-то… А сейчас жизнь другая и люди другие. Я бы мог тебе рассказать несколько удивительных случаев. На такую хитрость и изобретательность твои софийские карманники и не способны…

Разговор начал угасать. Лейтенант Радев недовольно молчал — ясно, что из его затеи ничего не вышло. Окружающие перестали слушать, занялись кто чем. Одни лениво чистили яблоки, другие разливали по бокалам вино. Самые находчивые клали очищенные яблоки в вино, сочетая два полезных дела. И в этот момент в разговор вмешался старший лейтенант Шопов, молчаливый и немного флегматичный курсант, которого до сих пор едва замечали.

— Товарищ полковник совершенно прав, — нерешительно сказал он. — Иногда на селе бывают поразительные уголовные преступления. Интереснее я и в романах не встречал. Хотите, расскажу вам один случай?

Сначала никто не поддержал его. В этот поздний час людям больше хотелось услышать смешной анекдот, а не долгую и кошмарную историю. Да и не верилось, что Шопов может рассказать что-нибудь путное.

— Давай, Шопов, — снисходительно согласился полковник.

И тут Шопов вдруг смутился и запнулся. Его нежное, как у девушки, лицо стало таким беспомощным, что несколько человек тут же пришли ему на выручку.

— Рассказывай, рассказывай! — подхватили они ободряюще.

— Это случилось лично со мной! — мучительно выдавил Шопов. — Сорок восьмой год, я был тогда мальчишкой семи-восьми лет. Однажды ночью — только мы собрались спать — кто-то вдруг постучал в дверь и позвал моего отца по имени. Он накинул пиджак и вышел… И больше не вернулся… Ни слуху ни духу, словно испарился.

Потрясенные курсанты переглянулись. Они впервые слышали эту историю. Она показалась им невероятной.

— Расскажи подробнее, — сказал заинтересовавшийся полковник.

— А случилось это все, — с трудом проговорил Шопов, — около десяти часов — не очень рано, не слишком поздно. В комнате нас было только трое — я, мать и отец.

Когда его позвали, никто не встревожился, это я отлично помню. В то время проводилась коллективизация, а отец мой был членом партийного бюро. Так что его часто вызывали по ночам, в любое время…

— Его позвали по имени? — спросил Димов.

— Да, уменьшительным именем… Отца звали Антон, а крикнули «Дончо». Мы так и слышали: «Дончо! Дончо!..» Я был ребенком и не мог понять, знакомый это голос или незнакомый. Но где-то глубоко во мне осталось чувство, что голос знакомый.

— Но ведь твоя мать не была ребенком, — сказал Димов.

Старший лейтенант внимательно посмотрел на него.

— И она тоже говорила, что голос ей знаком. Но тогда она не обратила внимания.

Она и так сердилась, что отца вызывают по ночам. Поэтому и не распознала, чей это был голос. От отца ничего не осталось, даже его кепки не нашли. И так до сих пор.

— В первый раз слышу эту историю, — озадаченно промолвил полковник.

— Я писал об этом в автобиографии, — ответил лейтенант.

Наступило тягостное молчание. Полковник снова посмотрел на Димова.

— Ну, что скажешь? — спросил он с едва заметной иронией, ведь история действительно произвела на всех тягостное впечатление.

— Ничего, — сказал капитан. — Впрочем, скажите: ваша мать потом вышла замуж?

Шопов поморщился.

— Нет, товарищ капитан, это вы зря подумали… Мать моя вышла второй раз замуж всего пять-шесть лет назад. И притом за человека из другого села…

— Ну все-таки, — пробормотал капитан. — На вашем месте я бы этого дела так не оставил…

Шопов не ответил. И капитан заметил в его взгляде смертельную усталость, резко контрастирующую с его молодцеватой, подтянутой фигурой. У Димова вертелся на языке еще один важный вопрос, но он знал, что задавать этот вопрос не следует, по крайней мере, здесь. Разговор угас сам по себе, и незачем его продолжать. К тому же майор Пенелов, сидевший напротив, многозначительно подмигнул. Да, разумеется, он совсем забыл о прощальном тосте. Курсанты переглянулись, наполнили бокалы. Майор Пенелов постучал ножом по тарелке.

— Слово предоставляется лейтенанту Радеву!

Лейтенант живо вскочил со своего места, словно только и ждал приглашения. В сущности, так оно и было.

Радев говорил долго, умно и запнулся только два раза, что само по себе можно считать большим достижением. Полковник слушал внимательно и сосредоточенно, словно на инструктаже в министерстве. Димову казалось, что того и гляди полковник вытащит знакомую записную книжку, чтобы записать наиболее ценные мысли. Наконец Радев закончил и высоко поднял бокал со знаменитым «Монастырским шушуканьем» (так назывался этот сорт вина). Раздались аплодисменты, зазвенели бокалы. Полковник поднялся.

— Благодарю вас, ребята! — сказал он просто. — Я один, а вас много. И все-таки вы меня забудете, а не я вас. Ваша работа поглотит вас, а моя работа — это вы и те, которые примут вслед за вами. Я рад, что у нас все было нормально и вроде бы мы не можем жаловаться друг на друга. Может быть, исключение составляет только капитан Димов…

— Не составляет, — отозвался капитан, слегка покраснев.

— Вот что я тебе скажу, — тихим голосом продолжал полковник. — Ты напрасно беспокоишься… Жизнь долгая, и тебе надоест кровь. Я думаю, что сейчас тебя должно тревожить другое. Ты уезжаешь в совершенно незнакомое место, в городок, где люди знают друг о друге всю подноготную. Тебе надо жениться, мой мальчик, иначе ты будешь здорово скучать.

Он сел. Снова раздались аплодисменты. Настроение за столом значительно поднялось.

— Я прав? — обратился полковник к Димову.

— Ну, прав, конечно, прав, — шутливо ответил капитан. — Но я, кажется, не очень нравлюсь женщинам.

И хотя дело обстояло не совсем так, полковник ему поверил.

— Понравишься! — сказал он убежденно. — Там тебя ждет, по крайней мере, десяток невест.

Как и полагается, спели «Гей, Балкан, родной ты наш…», и на этом обязательная часть программы закончилась. Можно было расходиться. Первым встал полковник, за ним остальные. Ночь была ясная и теплая, полная луна висела над серебристыми вершинами деревьев. Капитан Димов нашел в толпе знакомую спину и уже не выпускал ее из виду. Последние рукопожатия, пожелания, потом машина увезла полковника.

Димов быстро зашагал по улице.

— Нам ведь по пути, Шопов? — спросил он. — Ты домой?

— Домой, — ответил лейтенант, мельком взглянув на него.

— Думаю, что на прощанье мы могли бы выпить по рюмке коньяку.

— Я не умею пить, товарищ капитан, — сухо ответил Шопов. — К тому же утром мне предстоит вести машину.

Это не предвещало откровенного разговора. Некоторое время оба шли молча, их шаги глухо отдавались в тишине. Димов решил нанести удар неожиданно.

— Извини, Шопов, но мне кажется, ты знаешь, кто убил твоего отца.

— Разумеется, не знаю, — все так же сухо ответил старший лейтенант.

— Тогда я знаю… Его убил твой дядя, брат твоей матери, — спокойно, даже небрежно, бросил капитан.

Он ожидал всего, но не того, что произошло. Шопов резко остановился и с ужасом посмотрел на него.

— Откуда ты знаешь? — воскликнул он.

— Действительно, откуда я могу знать? — все так же спокойно ответил капитан. — Я эту историю слышу впервые в своей жизни. Но подобный вывод напрашивается сам собой.

Шопов смотрел на него широко открытыми глазами. Потом, взяв себя в руки, двинулся дальше.

— Ничего подобного мне никто не говорил.

— Может, из излишней деликатности, — произнес Димов с затаенной иронией. — Но ты-то это очень хорошо знаешь.

— Нет, и сейчас не знаю! — как-то резко и нервно ответил Шопов. — Но, признаюсь, я думал об этом.

— Полагаю, твой дядя в то время был в селе большим человеком? — Шопов вздрогнул.

— Да, он был председателем сельсовета… Впрочем, не знаю, как их в то время называли.

— Так я и думал, — кивнул капитан. — Это объясняет многое…

— Что именно?

— Ты знаешь это лучше меня, Шопов… Потому что думал об этом тысячу раз. И у тебя есть не одно и не два доказательства. Ну, давай начнем сначала. Твоя мать не могла не узнать голос. Это исключается. Даже если бы она была не уверена, она все равно должна была бы назвать какое-нибудь имя. Это только нормально и естественно. Тогда почему она его не выдала? Я отбросил другое, вполне вероятное предположение, что это был голос человека, которого она предпочла твоему отцу… Верю, что ты меня не обманул.

— Действительно, я тебя не обманул, — тихо сказал старший лейтенант.

— Тогда что же остается?.. То, что это был очень близкий, родственник… Скажем, ее отец, ее брат… Крестьянка так просто не засадит своего брата в тюрьму, даже если она уверена, что это был его голос.

— А почему не ее отец? — внезапно спросил Шопов.

— Не знаю почему, — искренне ответил капитан. — Разумеется, мог бы быть и он, но естественнее, мне кажется, другое. Во время коллективизации на дежурства, охрану общественных мест обычно посылали более молодых и сильных мужчин. Да и не под силу пожилому человеку перетащить труп и запрятать его так, что до сих пор не нашли никаких следов. Словом, я выдвинул наиболее вероятную гипотезу, и ты, сам того не желая, подтвердил ее.

— Не твою гипотезу, Димов, а мои собственные подозрения! — нервно сказал старший лейтенант.

— Не будем спорить, — согласился Димов. — Но по-прежнему остаемся открытым вопрос: почему он это сделал? Я не допускаю, что из-за имущества или, скажем, семейной вражды. В те времена имущество ничего не значило, а отношения, как я понимаю, были нормальными, раз твой отец доверял своему шурину и пошел с ним куда-то. Остается третья возможность — твой дядя злоупотребил властью. Может, присвоил государственные средства или получил большую взятку. Твой отец знал: об этом, но молчал. Несомненно, он был честный человек, но, может быть, тогда ему некому было об этом сказать. Или же у него не было достаточных доказательств. Я не верю, что твой дядя сам догадался. Возможно, отец рассказал твоей матери, а она передала его слова брату.

— Замолчи! — почти закричал Шопов.

— Это всего лишь гипотеза, — закончил Димов. — Гипотеза как гипотеза… Одного только я не понимаю во всей этой истории: почему ты не попытаешься проверить ее? В конце концов, речь идет о твоем отце… Твоем отце!

Шопов шел медленно и тяжело, лицо его совсем помрачнело.

— Разумеется, я пытался, — сказал он наконец. — Но ничего не вышло.

— Совсем ничего?

— Да, ничего. Следствие велось совершенно правильно, но никаких результатов не дало. Мать прослушала через закрытую дверь голоса примерно двух десятков людей, но ни в одном из них не признала того, который позвал отца той ночью. Перерыли все село и окрестности и ничего не нашли.

— А допрашивали бывших богачей? Тех, кто мог дать взятку?

— Разумеется, нет. Следствие не исходило из подобной гипотезы. Но я сам расспрашивал людей. Все, кто мог бы что-то сказать, молчат. Слова из них не вытянешь. Так упорно молчать могут только напуганные люди.

— Да, это неспроста, — согласился капитан.

— Существует что-то, чего я не в силах преодолеть. Словно бьешься головой о стену.

Шопов замолчал, весь его вид говорил о том, что этот разговор ему неприятен.

— Послушай, ты когда уезжаешь в Н.? — спросил он подавленно.

— Собирался завтра…

— Если хочешь, могу подбросить тебя на своем «Запорожце». Мне по пути, я еду в Кюстендил.

— Хорошо, — коротко ответил Димов.

Они расстались на углу, капитан направился к троллейбусной остановке. И вовремя — красный жук неуклюже выполз из-за угла, уныло мигая круглыми глазами. Димов неохотно опустился на провисшее сиденье, от соседа пахнуло на него кислым вином и салом. Нет, он был недоволен вечером. Все давешние разговоры казались ему глупыми и излишними. Может, лучше было бы, если бы он вообще молчал.

2

Они отправились в путь на рассвете. Шопов заботливо уложил два чемодана на заднее сиденье «Запорожца», нажал на педаль, и маленькая машина бодро понеслась по пустынным улицам.

— Это весь твой багаж? — спросил Шопов.

— Да как тебе сказать, если не считать книг…

— Вот так, пожалуй, мы и проведем всю свою жизнь, — заметил старший лейтенант. — С несколькими чемоданами…

Но по его тону не чувствовалось, что он жалеет о своей судьбе. Все же, наверное, так жить ему будет гораздо легче, чем жить под тяжелым взглядом своего дяди.

После вчерашнего тягостного разговора настроение теперь неожиданно изменилось. В конце концов, каждое незнакомое место — своего рода лотерейный билет: не исключено, что и на их долю что-нибудь выпадет.

Машина вскоре выехала из города и быстро понеслась по Валдайской низменности.

Здесь утро было еще более свежим, по обеим сторонам дороги круто уходили ввысь ржавые бока гор, золотились верхушки тополей. Но когда они спустились к Перникской котловине, краски дня померкли. Небо стало серым, словно свинец, и в нем уныло мерцало бледно-розовое солнце. «Запорожец» несколько раз сердито фыркнул и закашлялся, в бодром ходе начались сбои.

Вскоре показались первые трубы и башни, прихлопнутые тяжелыми клубами дыма.

— Кажется, здесь производят один дым, — сказал капитан, мрачно глядя на трубы. — Иначе его не было бы так много.

— Там, куда ты едешь, гораздо лучше, — отозвался Шопов. — Я хочу сказать, что там, по крайней мере, воздух хороший. А вообще-то скука смертная; пока не привыкнешь, будет трудно…

— Ну я не так-то легко отчаиваюсь, — шутливо сказал Димов. — Мой дед из Кукуша, большего упрямца, чем он, не сыщешь.

Он улыбнулся какому-то своему воспоминанию, потом продолжал:

— Он был продавцом пышек, пек пышки в нашем квартале. Однажды, когда он ездил за покупками в город, у него украли кошелек. Он привязывал его к штанам кожаным ремешком, так что уж не знаю, как его удалось украсть. «Ноги моей больше там не будет!» — сказал дед. И не ездил в город до конца жизни.

Завтракали в Пернике. К большому удовольствию капитана, они отыскали неподалеку от автостоянки лавчонку, где продавались пышки.

Димов бросился к лавчонке, взял полдюжины пышек, но съел только три.

— Что это за пышки, — разочарованно сказал он. — Позор, а не пышки. — И снова вернулся к биографии деда.

В первые же годы войны он сам, по своей воле перестал заниматься своим ремеслом, только чтобы не срамить его.

В комиссариате им начали выдавать затхлую муку, прогорклое масло. Они стали покупать продукты на черном рынке. Но их тут же оштрафовали. «Больше я печь не буду! — сказал дед. — Ремесло, которое я унаследовал от отца, позорить не могу».

Он высох от горя, так и не дождавшись конца войны…

В Н. они приехали часам к девяти. Городок действительно выглядел приветливым и чистым. Двухэтажные дома, свежевыкрашенные, с хорошо вымытыми стеклами, выглядели очень аккуратно. И все-таки какая-то провинциальность и леность чувствовались даже в замедленных движениях редких прохожих. Никто никуда не спешил, никто ни из-за чего не поднимал шума. В ясной прозрачности воздуха все краски казались и яркими, и в то же время унылыми. Это впечатление усиливалось общим безлюдьем и неподвижностью — на улицах почти не было людей, совсем не чувствовалось привычного горожанину ритма. Только группа пионеров в белых рубашках и ярко-красных галстуках, шумно пересекающая главную улицу, внесла небольшое оживление. Димов почувствовал, как сердце его начинает сжиматься, хорошее настроение, с каким он начал этот день, медленно угасало. Да, этот лотерейный билет явно не выиграет, потому что выигрышей здесь вообще не бывает.

Они остановились перед милицейским участком. Пока Димов доставал из машины свои чемоданы, появился какой-то милиционер.

— Что вам нужно, товарищ?

— Я приехал на службу, — пробормотал Димов и сунул ему в руки служебное удостоверение.

— А, вот как, — обрадовался милиционер. — Мы вас ждали!

Димов удивленно взглянул на него — шутит он, что ли? Но лицо милиционера излучало почтительность и добродушие, так что ничего другого не оставалось, как принять его слова буквально. Димов отвернулся и подошел к «Запорожцу». Шопов задумчиво смотрел на него.

— И все-таки ты прав, — тихо сказал он.

— В отношении чего? Городка?

— Нет, в отношении моего дела… Его нужно довести до конца. Правда должна восторжествовать… Во что бы то ни стало.

— Да, конечно, — согласился Димов, но чувствовал себя совсем не так воинственно, как накануне. — Если тебе потребуется помощь, дай знать…

Они сердечно попрощались, и Димов подождал, пока машина отъедет. Обернувшись, он увидел, что чемоданы исчезли. В первый миг это его неприятно поразило, но потом он догадался: наверное, милиционер отнес их в участок. И все же это его несколько обеспокоило. Сориентироваться было нетрудно — на нижнем этаже в глаза ему сразу бросилась табличка: «Начальник». Он постучался и вошел. Кабинет показался ему огромным, как амбар, хорошо прогретый утренним солнцем. Уже с порога он увидел свои чемоданы, которые стояли посреди комнаты. В глубине ее за широким письменным столом сидел сухощавый мужчина с лицом добродушного сельского учителя. В своей новой, хорошо пригнанной форме он совсем не походил на человека, который собирается на пенсию.

— Товарищ подполковник! — громко и отчетливо начал капитан.

Подполковник смотрел на него с видимым удовлетворением.

— Как вовремя вы приехали! — промолвил он.

— Товарищ подполковник…

— Да садись же! — нетерпеливо сказал Дойчинов.

— Дело в том, — улыбнулся Димов, — что я еще вам не представился.

— А, давай, давай! — махнул рукой Дойчинов. Он выслушал рапорт, не сводя глаз с лица капитана, а потом сказал: — Садись и приготовься слушать, потому что тебя ждет очень серьезное дело.

— Какое дело? — удивленно спросил Димов.

— Сейчас узнаешь.

Димов только тут заметил, что в комнате был и третий человек. Даже когда он сидел, видно было, какой он высокий — наверное, больше метра девяносто. Его длинное морщинистое лицо казалось начисто лишенным растительности, как у евнуха.

На нем были грубые шерстяные брюки на штрипках, черный свитер; толстая непромокаемая куртка дополняла его костюм. Короткие редкие волосы, торчавшие на голове ежиком, гармонировали с наивно удивленными глазами.

— И надо же, чтобы это случилось именно со мной! — смущенно начал он.

— Подожди! — нетерпеливо прервал его Дойчинов. — Это старший лейтенант Паргов: до этого он занимал твою должность.

«И просто сгорал от нетерпения, чтобы его заменили», — подумал Димов, молча здороваясь с ним за руку.

Однако старший лейтенант Паргов смотрел на него такими ясными глазами, что Димов тут же раскаялся в дурных мыслях.

— Ну, теперь можешь начинать, — разрешил Дойчинов.

— Случилось это сегодня утром, — начал Паргов неожиданно низким голосом. — Я возвращался по шоссе из Войникова.

— Прошу вас, — прервал его капитан. — Можно немного подробнее? Где вы были, что делали.

Паргов недовольно взглянул на него.

— Разве это важно, где я был?.. Ездил за раками… Нынче утром я встал в три часа, взял сачки — и на реку. Поехал на мотовелосипеде, на своем, а не служебном, если это вас интересует, товарищ капитан…

— Ну, я не мелочен, — небрежно ответил Димов.

— Тем лучше. Место, куда я ездил, находится в шестнадцати километрах отсюда, по шоссе, которое ведет на Войниково. Там я сворачиваю вправо метров на двести. Река в том месте течет медленно, берега болотистые, заросли тростником… Еще какие-нибудь подробности, товарищ капитан?

— А он, оказывается, задиристый! — пробормотал себе под нос капитан. — Видимость со стороны шоссе?

— Почти никакой… Только если проезжает машина, виден свет фар. Так вот, я поставил четыре ловушки и пробыл там до без четверти семь. Потом поехал обратно. Не проехал я и километра, как что-то заставило меня остановиться…

— Что именно?

— Мне показалось, что я увидел на асфальте пятно крови. Я подумал: ехать или остановиться? Но в конце концов вернулся. И действительно, нашел небольшое пятно засохшей крови. На первый взгляд можно подумать, что ничего особенного там не произошло — просто кто-то споткнулся и разбил себе нос. Но все-таки я решил осмотреться. И в двух метрах от пятна нашел убитого человека.

— Ну, это уже что-то! — пробормотал с интересом капитан.

— Кювет в том месте довольно глубокий, — продолжал Паргов. — Если смотреть со стороны дороги, ничего не видно. Кроме того, труп закрыт ветками и травой. Убитый был в довольно поношенной форме железнодорожника, без фуражки. Судя по одежде, человек бедный. Мне показалось, что я знаю этого человека, но в тот момент не мог вспомнить, кто это. Он лежал на спине. На голове у него была рана, видно, ударили чем-то тяжелым. Раны были и на животе. Я не хотел трогать труп до официального осмотра. Но, насколько я могу судить, человек этот был убит давно, может быть, ночью или еще раньше…

— Это все? — спросил капитан.

— Пожалуй, да… Я подождал, пока проехал тракторист из Войникова, наш парень, знакомый. Я оставил его на посту, огородил это место камнями и приказал никого не подпускать. Тракторист, как только увидел убитого, тут же его узнал — Евтим Дыбев из Войникова, железнодоржник, работал в Пернике… Тихий человек, товарищ капитан, совершенно незаметный. И, как я сказал, бедняк… Просто удивляюсь, кто мог его убить…

Димов вытащил из кармана пачку сигарет и, не попросив разрешения, закурил.

Казалось, он глубоко задумался о чем-то, но неожиданно спросил:

— И сколько же раков вы поймали?

Паргов удивленно посмотрел на него.

— Не знаю, не считал.

— Не может быть, чтобы ты их не пересчитал, — внезапно перешел на «ты» Димов.

— Немного более сорока, — смущенно пробормотал Паргов.

— Ага, значит, считал, — кивнул Димов и улыбнулся.

— Какое значение имеют теперь раки? — недовольно спросил Дойчинов. — Человека убили, а он — раки…

— Я люблю, чтобы мне отвечали точно, товарищ подполковник, — серьезно ответил Димов. — Даже на второстепенные вопросы… А этот не совсем второстепенный…

— Ну, тогда и я спрошу: когда мы их будем есть?

— Вот что я хочу узнать, — продолжал спокойно Димов. — Если место известно рыбакам, дело осложняется. Убийцу придется искать среди большего числа людей…

— Нет, место неизвестное, чужие туда не ходят… — сказал Паргов. — Да и рыбаки не такие люди, товарищ капитан, — среди них бандитов нет.

— У вас за последнее время случалось что-нибудь подобное?

Паргов посмотрел на подполковника, оба они задумались.

— Был у нас один такой случай восемь лет назад, товарищ капитан, — первым сказал Паргов. — Тогда мы нашли труп человека в поле, около Гулеша… Он был убит ударом топора. Но убийцу мы отыскали быстро, дело оказалось простое — убийство из ревности. И с тех пор ничего… Ну, конечно, убийства были, но на глазах у всех, чаще всего по пьянке.

— А грабежи?

— Грабежи гораздо чаще…

— Хорошо, потом мы подумаем над этим вопросом, — сказал Димов. — Вы, верно, сообщили судебному врачу?

— Да, ждем его из Перника.

Через полчаса перед отделением остановилась громоздкая санитарная машина Перникского управления. Из кабины неуклюже вылез судебный врач с красивым, но уже одутловатым лицом. Он походил на бывшего красавца, который рано обрюзг и оплешивел.

— Надо же, в мой день рождения, — пробормотал он кисло, войдя в кабинет. — Я гостей позвал на обед.

— Что делать, придется им немного подождать, — сказал Димов.

Врач удивленно посмотрел на него.

— Что вы сказали?

— То, что слышали…

— Он хотел сказать, что не так уж вы переработали, — любезно пояснил Дойчинов.

— Ну и невоспитанные же вы люди, — рассердился врач. — Мало того, что я им помогаю.

И он в сердцах вышел. Оставшиеся переглянулись.

— Нехорошо получилось, — недовольно заметил Паргов. Не люблю так начинать дело.

3

Когда они вышли на улицу, от санитарной машины и следа не осталось, она словно растаяла в раскаленном воздухе. Было все так же безлюдно и пусто, только тени домов стали короче. Напротив них парикмахер в белой рубашке с короткими рукавами увлеченно насвистывал песню Сольвейг. Димов подумал, что эту картину он будет помнить до конца жизни — такой она была обыденной, такой будничной.

Они сели в машину. Димов вновь поразился, насколько же мал этот городок, — буквально через минуту они оказались среди пустынного поля. С левой стороны оно переходило в вереницу холмов, справа желтели еще не убранные массивы подсолнечника. Вдали виднелась темно-зеленая полоса — наверное, там была река, о которой говорил Паргов. На место они приехали через двадцать минут. Посланный вперед оперативный работник расположился у дороги, рядом с ним сидели с потерянным видом еще двое. Едва машина остановилась, они вскочили на ноги. Тут же стояла недавно приехавшая санитарная машина окружного управления, врач, уже в белом халате, лениво курил сигарету.

— Все в порядке? — спросил, вылезая, Паргов.

— Никто не подходил, — ответил оперативный работник и прибавил тише: — Этот парень — двоюродный брат Евтима, вот этот, русоволосый…

— Он его узнал?

— Да нет, я ему не показал, но он вроде бы догадывается… Труп был закрыт зеленым брезентом, из-под которого высовывались ботинки — старые, изношенные, со сбитыми каблуками.

— Как это так — догадывается… Почему?

— Вчера Евтим не вернулся домой… И парень пошел его искать.

Паргов вопросительно посмотрел на своего начальника, тот кивнул ему. Русоволосый парень, стоя в нескольких шагах, испуганно смотрел на них.

— Что случилось с Евтимом? — громко спросил Паргов.

— Вчера он не вернулся из Перника. Тетя Раина, его жена, часов в десять прибежала к нам, хотела, чтобы я пошел его искать. Но куда идти среди ночи, и я ей сказал, что, может, произошла катастрофа и они остались расчищать пути. Но он не пришел и утром… Тогда я отправился в Перник… И вот дошел до этого места…

Парень запнулся, со страхом глядя на труп.

— Подожди немного, — упавшим голосом пробормотал Паргов.

Димов подошел к трупу, откинул брезент. Сначала он почти ничего не разглядел.

Труп был закрыт сухими ветками и травой, видно было только, что человек лежит на спине. Димов осторожно снял их. Показался убитый, одетый в изношенную железнодорожную форму. Лицо его, худое, черное, небритое, действительно чем-то напоминало лицо парня. Фуражки на убитом не было, выражение лица спокойное, даже немного сосредоточенное. На голове ясно обозначались следы нескольких ударов твердым предметом. Нижние пуговицы рубашки были расстегнуты, рубашка вытащена из брюк. И там остались следы крови, но ран не было видно. В карманах убитого нашли очень мало вещей. Прежде всего паспорт на имя Евтима Михова Дыбева, 36 лет, родился и проживает в Войникове, женат, бездетный. Его личность подтверждалась и служебным удостоверением с правом бесплатного проезда по железным дорогам. Кроме того, в кармане оказалась небольшая записная книжка, огрызок химического карандаша, носовой платок и мелочь — 86 стотинок. Вот и все. Поблизости не было видно, ни фуражки убитого, ни предмета, которым совершено преступление.

— Доктор, можете начинать! — холодно обратился Димов к врачу.

— Мерси, — иронически сказал врач и поставил на землю свой кожаный чемоданчик.

Димов задумался. Даже поверхностный осмотр подсказывал, что убийство необычное и найти убийцу будет не так-то легко.

— Паргов, осмотрите местность, — обратился он к своему помощнику.

Потом медленно направился к шоссе, где сидели двое парней из Войникова, Русый смотрел на него как загипнотизированный. Димов ясно почувствовал просьбу в его взгляде — просьбу сказать правду, какой бы страшной она ни была. Он молча опустился на землю рядом с ним, облизал пересохшие губы.

— Ты, парень, лучше бы шел, — обратился он ко второму.

Тот встал и неохотно направился к станции. Русый слегка побледнел.

— Я очень сожалею, но это действительно твой брат, — мягко сказал Димов.

Парень, хоть для него это и не было неожиданностью, побледнел еще больше. И тут Димов впервые увидел, как у человека побледнели и потрескались губы буквально за несколько мгновений.

— Боже мой, как я ей скажу, — прошептал парень.

И трудно было понять, кого он больше жалеет, себя или свою родственницу. Но, очевидно, первая его мысль была не об убитом.

— Скажешь матери, — посоветовал Димов. — А она уж скажет ей. Женщина лучше найдет подход.

— Нет, нет! — воскликнул парень. — Она захочет услышать все от меня.

— Тогда ничего не поделаешь… В конце концов, ты же мужчина, придется вытерпеть женские слезы.

Но парень безутешно кусал потрескавшиеся губы.

— И кто мог его убить? — растерянно воскликнул он. — Евтим и мухи никогда не обидел… Тут какая-то ошибка.

— Может, поругался с кем-нибудь в селе. У каждого человека есть враги.

— Евтим? Да нет у него врагов, — решительно заявил парень.

— Когда он обычно возвращался домой?

— Всегда в одно и то же время — к вечеру… Подождите, когда прибывает поезд в Косер? — смущенно забормотал парень. — Без десяти семь. И оттуда еще двадцать-тридцать минут на велосипеде…

— На велосипеде? — посмотрел на него Димов.

— Ну да, на велосипеде, пешком очень далеко… Евтим утром его оставлял на станции в Косере, а вечером брал… Только несколько дней назад сломалась ось, так что он шел пешком…

— А сколько километров отсюда до станции?

— Километра три… И еще два до села…

— А может, он не сразу ушел со станции? — предположил Димов.

— Ну вряд ли… Он не такой, чтобы таскаться по пивным. Всегда в одно и то же время возвращался домой, как часы…

— У вас много родных в селе?

— Нет, всего несколько человек… Мы из Банско, еще до войны сюда приехали. В Войникове нас только три семьи Дыбевых.

— А как он жил с женой?

— Хорошо, уважали друг друга, — уверенно сказал парень. — Да что им ссориться, Евтим был смирный. Мы соседи, но я никогда не слышал, чтобы они ссорились, хотя…

Парень в нерешительности замолчал.

— Хотя что? — внимательно посмотрел на него Димов.

— Детей у них не было, — неохотно ответил парень. — А Евтим очень любил детей.

Ходили они по докторам, туда-сюда, ничего не получилось…

— А она вчера вечером была очень испугана? Парень горько вздохнул.

— Очень! Хотя не так чтобы уж очень. Когда я поговорил с ней, она немного успокоилась. А утром опять была не в себе.

Только я умылся, она мне сунула в руки хлеб и брынзу и проводила до самой околицы, хотела сама убедиться, пошел я или нет. Когда я минут через десять обернулся, она все еще стояла и смотрела…

Парень снова заохал, как он придет в село, что скажет матери. Лицо его совсем пожелтело.

— Можно мне его увидеть? — попросил он. — Может, с именами произошла ошибка.

— Хорошо, посмотри, — кивнул Димов. — Хотя ошибки и не произошло.

И тут же пожалел, что разрешил парню взглянуть на труп. Тот охнул и, не сказав ни слова, бегом бросился прочь, к селу.

Через четверть часа все было готово. Они перенесли труп в машину, внимательно осмотрели место, где он лежал. Судебный врач уныло затягивался твердой, как карандаш, сигаретой. Димов молча подошел к нему.

— К вечеру я составлю вам подробный протокол, — сказал врач. — А сейчас в общих чертах. Убийство совершено вчера вечером — между семью и десятью часами. Первый удар нанесен сзади, когда убитый был еще на ногах. Удар исключительно сильный, смертельный, хотя убийца орудовал обыкновенным деревянным колом. Правда, убийце помогло, что железнодорожник был без фуражки и, по всей вероятности, не ожидал нападения. Такой удар может нанести только физически сильный мужчина. И, несмотря на это, жертва смогла обернуться к убийце и упала на асфальт навзничь.

Убийца нанес еще два удара колом.

— А почему вы так уверены, что это был кол? — спросил Димов.

— В ранах остались кусочки коры, — ответил врач. — Потом убийца схватил свою жертву под мышки и потащил в кювет.

— А это вы откуда знаете? — едва заметно улыбнулся капитан.

— И на земле, и на каблуках убитого есть следы, которые говорят о том, что его тащили, — холодно сказал врач. — Извините, что я вмешиваюсь в ваши дела, но это так.

— Да, действительно это так, — спокойно кивнул Димов.

— Но есть вещи, которые ставят меня в тупик, — продолжал врач. — Убийца нанес еще девять ударов ножом в живот. Скорее даже не ножом, а узким длинным кинжалом.

Разумеется, бывает, что убийца пырнет раз-другой для верности. Но девять раз! Он его просто изрешетил. И обычно в этих случаях метят в голову или в сердце — в зависимости от оружия, но очень редко в живот. И вот что еще странно: он старательно заткнул все раны землей и травой. Зачем?.. Мне кажется, невозможно найти разумное объяснение. На это должно было уйти много времени, он рисковал, что его застанут на месте преступления.

Врач замолчал. Молчал и капитан, погруженный в свои мысли.

— Вас интересуют мои более общие заключения?

— Да, пожалуйста, — вздрогнул Димов.

— По-моему, это не обычное убийство, — сказал врач. — В том смысле, что оно совершено не ради ограбления. Мне кажется, убийца — садист. И это садистское чувство вспыхнуло в нем, когда он увидел на дороге беззащитного путника. Я не верю, что человек, замысливший убийство, пойдет за своей жертвой с таким примитивным оружием, как деревянный кол.

— А может быть, он не садист, — предположил Димов. — Может, он был просто пьян. Ведь разница не бог весть какая.

Врач задумался.

— Да, возможно, хотя…

— Представьте, что они были вместе в пивной, там поссорились. Евтим Дыбев вышел, а тот за ним… Алкоголь может помрачить рассудок.

— Может, но мне что-то не верится, — убежденно сказал врач. — Убийство совершил человек в трезвом состоянии. Все удары, включая и удары кинжалом, нанесены очень расчетливо и точно. Убийца был совершенно спокоен. Это заставляет меня думать, что он не новичок в этой области.

— Да, наверное, но, по-моему, убийца из местных…

— Почему вы так думаете?

— Для этого есть много причин…

Врач встал, рассеянно отряхнул брюки. Его крупное мясистое лицо казалось слишком добродушным для человека такой трудной профессии.

— Сегодня вечером я вам пришлю протокол, — сказал он и спокойно взглянул на часы.

— Если ваши гости уйдут, разумеется, — сказал с сомнением Димов. — Кстати, сколько вам лет?

— Сорок два.

— Браво! — искренне воскликнул Димов. — Я думал, что вы гораздо моложе…

— Мы каждый день имеем дело со смертью, наверное, приобретаем какие-то черты бессмертия, — улыбнулся врач.

И он тяжелой походкой направился к машине, все еще отряхивая брюки. Потом остановился и обернулся.

— Может, вас интересует что-либо еще? Я имею в виду вскрытие.

— Да как вам сказать? Ну, например, что у этого несчастного в желудке?

— Тьфу, — тряхнул головой врач и неловко полез в машину.

Димов помахал ему рукой, потом повернулся к своему помощнику.

Длинная фигура Паргова смешно возвышалась над картофельной ботвой у дороги. Лицо у него было возбужденное.

— Товарищ капитан, следы! — крикнул он. — Следы убийцы…

Димов быстро подошел. Действительно, около одного картофельного куста был виден ясный отпечаток ботинка.

— А ты уверен, что это не твой? — с сомнением спросил Димов.

— Ну что вы, — обиженно сказал Паргов. — И потом, я же ношу сорок пятый…

Димов с уважением посмотрел на его ногу внушительных размеров.

— А это?

— Нормальная нога, сорок второй, — ответил Паргов. — Обычный ботинок с кожаной подметкой…

— Для деревни обычный? — спросил Димов.

— Да, ты тут, видно, прав, — сказал Паргов. — Наши чаще всего носят резиновые царвули…

— Значит, убийца представляется тебе чуть ли не аристократом, потому что носит ботинки на коже, — пробормотал Димов. — Как думаешь, что он искал на поле?

— Рвал траву, чтобы прикрыть труп… Вот тут оборвал. Я не специалист в деревенских делах, но мне кажется, это было вчера вечером…

— Да, хорошо. И это все?

— Все, — с сожалением сказал Паргов. — Больше ничего: ни окурка, ни пуговицы. Мы нашли только спичку и сорочье перо. Но спичка давнишняя.

— Ладно, а теперь давай посидим, — предложил Димов.

Они присели в кювете спиной к солнцу. Уже изрядно припекало. Картофельное поле тяжело пахло землей и вялой листвой. Неподалеку взмахивал крыльями ястреб, почти неподвижно висевший в раскаленном воздухе. Наверное, какой-то мышонок или суслик шмыгнул в свою норку, потому что вскоре воздушный разбойник разочарованно улетел. Димов досмотрел до конца этот маленький спектакль, потом тихо заговорил:

— В конце концов отсутствуют два предмета — фуражка и кол. Скажем, Евтим был без фуражки. Но где же кол? Я не верю, что убийца унес его к себе домой на память.

Вообще никто не разгуливает с уликой в руках. Не верится и в то, что он оставил его где-нибудь посреди дороги. Мне кажется, кол где-то недалеко припрятан. Надо его найти…

— У реки, — сказал Паргов.

— Почему у реки?

— Но ведь ты же сказал, что он не мог уйти по шоссе…

Он прятался, чтобы его не увидели, по ту сторону шоссе, как видишь, место голое до самых холмов.

— Когда темно, какое это имеет значение? Голо, но ведь и пустынно, людей не встретишь.

— Ночи сейчас довольно светлые.

— Хорошо, у реки, но где — назад к Косеру или в сторону Войникова?

— Прямо, — сказал Паргов. — Как видишь, там поля подсолнечника и кукурузы. Да и у реки растут тополя и орешник, перейдешь на другой берег — никто не увидит…

— А тропинка у реки есть?

— По обоим берегам.

— Но он ведь не сумасшедший, чтобы ходить по тропинкам, — пробормотал Димов. — Ладно, давай проверим твою гипотезу. Как зовут оперативника?

— Стефан.

— Хорошо, позови его, и пойдем.

Цепочкой, в двадцати метрах друг от друга, они направились к реке. В городской обуви по полю идти не очень удобно, но делать было нечего. После картофельного поля они попали на невспаханное жнивье. То тут, то там какая-нибудь птица вылетала из-под их ног, пробегал суслик, проскальзывала ящерица. Спокойная и мирная земля жила своей обычной жизнью, не интересуясь смертью. Они прошли жнивье и приблизились к кукурузному полю. Когда они двинулись вдоль его края, то не успели пройти и нескольких шагов, как Паргов остановился.

— Я что-то нашел, — сказал он неуверенно.

— Что? — спросил Димов.

— Помидор.

— Помидор? Какой помидор?

— Ну, просто помидор.

Паргов вертел его в руках с таким интересом, будто нашел золотой самородок.

— Может, у реки их плантации? — предположил Стефан.

— Нет, они за околицей села. А тут только поля конопли.

— Дай-ка посмотреть на твой помидор, — сказал Димов. Это был самый обыкновенный помидор — небольшой, круглый и розовый, еще не совсем созревший.

— Это рыночный помидор, — уверенно заявил Паргов. — Наши местные помидоры неровные и яркие, как малина. Димов взял помидор в руку.

— Неужели убийца унес сумку с помидорами? — удивленно спросил Димов.

— У наших удивительная логика, — сказал Паргов. — От них можно всего ожидать.

Если даже он тащил на спине швейную машину, я и то не удивлюсь.

— Да будет тебе! — прервал его Димов. — А почему выпал этот единственный помидор? Предположим, что он положил сумку на землю и помидор выкатился. Но почему он остановился? Может, чтобы бросить кол — конопля тут довольно густая.

— Правильно, — обрадовался Паргов. Они снова разбрелись в разные стороны. Не прошли и десяти шагов, как Паргов крикнул:

— Вот фуражка!

— Не трогай ее! — крикнул Димов. — Не трогай за козырек…

Все трое с интересом рассматривали изношенную железнодорожную фуражку. Было ясно, что ее чаще носили в кармане, чем на голове, потому что она была очень измятая, а козырек сломан пополам.

— И зачем ему понадобилось тащить ее сюда, — спросил Паргов, почесывая свой крупный нос, — чтобы затем ее бросить?

— Может, он в ней что-то нес? — предположил Стефан.

— Что можно нести в железнодорожной фуражке? — искоса посмотрел на него Димов. — Разве что окурок…

Внимательно осмотрев подкладку, они обнаружили прореху, в которую можно было что-нибудь засунуть. Паргов старательно прощупал фуражку, но ничего не нашел.

— Если тут что-нибудь и лежало, то эту вещь уже вынули.

— Ну хватит сочинений на свободную тему, — отозвался Димов. — Лучше поищем кол, наверное, он где-нибудь поблизости.

Кол нашелся шагах в пяти-шести — он валялся тоже на поле, как и фуражка. Это был обыкновенный кол. Таким здесь подпирают фруктовые деревья — на нем еще сохранились следы извести. На остром конце ясно различались остатки свежей почвы — верное доказательство, что он был недавно вырван из земли. А на тупом конце еще яснее проступали кровавые пятна — сомнений быть не могло: убийство совершено именно этим колом.

— Мы поступили очень легкомысленно, — недовольно проворчал Димов. — Надо было вызвать из Софии собаку… А теперь мы затоптали все следы.

Они решили прекратить обследование. Сели в машину и направились к станции Косер.

Не проехали и пятисот метров, как Димов остановил машину. С левой стороны дороги тянулись ряды молодых яблонь. Все деревья были подперты короткими кольями.

— Вот откуда он вытащил кол, — задумчиво сказал Димов. — Пойдем проверим.

— В крайних двух рядах сада не хватало всего трех кольев, но только один из них, видимо, был вырван недавно. Димов внимательно осмотрел свежую землю, потом воткнул кол в ямку. Да, совершенно очевидно, кол был отсюда: такого же размера и вида и так же вымазан известью. Они отошли на несколько шагов и некоторое время молча осматривались.

— Он взял здесь, — убежденно сказал Паргов. — До Косера другого фруктового сада нет.

Снова сели в машину и вскоре въехали в село. Благодаря близости к железной дороге оно было одним из крупнейших в районе. В самом центре его поднималось белое современное здание — универсальный магазин, ресторан и кафе. Зато вокзал был построен еще в начале века — маленький, тесный и ветхий. На вокзале их постигла неудача: ни дежурный, ни кто-либо из персонала не заметили, когда Евтим Дыбев сошел с поезда.

— Я его очень хорошо знаю, — сказал дежурный. — Но вчера его не видел. Из этого поезда на нашей станции выходит, может быть, человек сто, где ж его заметишь в такой толпе.

Оперативная группа вернулась к машине. Димов посмотрел на часы. Было всего половина двенадцатого, а ему казалось, что он провел здесь целый день.

— Вы возвращайтесь на машине в Н., — сказал Димов. — И потребуйте, чтобы из Софии немедленно прислали собаку. Если я не вернусь до тех пор, работу продолжит Паргов…

— А ты, шеф?

— Я заскочу в Перник, — сказал Димов. — Чем больше мы сделаем в первый день, тем лучше…

И, махнув рукой, он медленно направился на платформу.

4

В Пернике ему повезло — со служебным удостоверением убитого он легко нашел отдел, в котором работал Дыбев. Начальника отдела, худенького, усталого человека в поношенной форме, эта новость просто потрясла.

— Евтим Дыбев? — воскликнул он. — Не может быть! Да он самый скромный наш работник! И самый честный…

— Вы его хорошо знаете?

— Ну как хорошо — знаю его как работника. Много лет уже он работает со мной. И до сих пор чистый послужной список — никаких провинностей.

— Да, но почему могли убить такого смирного и безобидного человека? У него, наверное, все-таки были враги…

— Среди нас — нет. Да из-за чего враждовать? Кому взять лопату побольше, что ли?

— И никаких пороков? Никаких недостатков? — с сомнением спросил Димов.

Начальник даже не задумался.

— Товарищ Димов, ведь у них больших денег не бывает, какие у них пороки… Пороки там, где есть деньги.

— Сам знаю, где гнездятся пороки, — грубовато возразил Димов. — В конце концов, и бедный дьявол не перестает быть дьяволом… Он не выпивал?

— Кто не выпивает, — обиженно ответил начальник. — Случалось выпить и вместе… Но пьяницей он ни в коем случае не был, в этом я уверен.

— А вообще, как по-вашему, какие могут быть мотивы убийства?

— Ничего я не думаю, — озадаченно ответил начальник. — Может, его спутали с кем-нибудь другим?

— Принесите, пожалуйста, его личное дело.

— Хорошо, — кивнул начальник.

Вскоре он вернулся с небольшой зеленой папкой. Лицо его стало еще более озабоченным и испуганным, словно неприятная весть дошла до него с опозданием.

— Вчера Дыбев получил всю зарплату, — заговорил он еще в дверях. — Около девяноста левов. Уж не из-за денег ли убили его?

— А почему всю зарплату?

— Так ведь я вам сказал, что разрешил ему пойти в отпуск. Вот и тут отмечено — с понедельника. А по закону он имеет право получить зарплату и за то время, когда он в отпуске.

Димов задумался. До сих нор мысль о грабеже казалась ему невероятной. Но теперь выяснилось, что Дыбева действительно ограбили, ведь в его карманах нашли только мелочь. Конечно, это еще не доказывает, что причиной убийства был грабеж. Сумма уж очень скромная. И потом, разве мог убийца знать, что у Дыбева при себе эти деньги. Только в том случае, если они вместе работали, если вместе получали зарплату. Или если Дыбев сам похвастал, что получил в тот день полную зарплату.

Мысль о том, что Дыбев и убийца были знакомы, не выходила у него из головы.

— Пожалуйста, позовите кассира, — попросил Димов. — И пусть принесет ведомость.

Начальник вышел. Вернулся он с таким же худеньким человечком, как. и сам, только еще более испуганным.

— В котором часу Евтим Дыбев пришел за получкой? — спросил Димов.

— Подождите, дайте вспомнить… После двух.

— С ним кто-нибудь был?

— Вроде был, но кто — не могу припомнить… Ах, Георгий Кротев…

Димов немного помолчал.

— Вы могли бы собрать своих рабочих? — обратился он к начальнику.

— Раз нужно…

— Скажем, в три часа… а я тем временем просмотрю личное дело.

Начальник вышел, и Димов углубился в личное дело убитого. Начал, разумеется, с собственноручно написанной автобиографии. Родился в Войникове в семье бедных крестьян. В 1947 году стал членом Рабочего молодежного союза, через несколько лет вступил в партию. В 1954 году начал работать на железной дороге. Других значительных событий в его короткой жизни и не было. Две отличные рекомендации, подписанные влиятельными людьми — одним из Войникова, другим из Перника. Оба рекомендовали его как чрезвычайно скромного, трудолюбивого и сознательного.

Димов добросовестно прочел остальные служебные документы, но ничто не привлекло его внимания.

Он закрыл папку и развернул записную книжку, найденную в кармане убитого. Он сразу понял, что перед ним приходо-расходная книга, которую покойный педантично вел ежедневно около семи месяцев. В нее были аккуратно вписаны даже самые мелкие расходы, вплоть до профсоюзных взносов. Просмотрев записную книжку, Димов нигде не нашел упоминания о деньгах, истраченных на кино, книги или хотя бы газеты.

Только в нескольких местах он нашел «2 ра по сто». Судя по цене, речь шла о самой дешевой виноградной ракии. За вчерашний день никаких записей не было — очевидно, Дыбев записывал расходы вечером, по возвращении домой.

Капитан не успел досмотреть записную книжку, как к нему зашел начальник отдела, уже успокоившийся и приободрившийся.

— В три часа все будут в красном уголке, — сказал он.

— Очень хорошо, — кивнул Димов. — Я хочу, чтобы вы показали мне Георгия Кротева.

Разумеется, так, чтобы он не заметил.

Точно в три оба они вошли в переполненный красный уголок и сели у покрытого алым сукном стола.

Начальник встал, шум утих.

— Товарищ Димов, — сказал он, — из милиции. Он сделает вам сообщение.

— К сожалению, очень неприятное сообщение, — начал Димов. — Вчера зверски убит ваш коллега Евтим Дыбев…

Все так и ахнули. Люди в ужасе переглядывались.

— Он был убит среди поля, когда возвращался домой. Убийца неизвестен. Я прошу всех, кто видел его после работы, остаться здесь. Остальные могут идти… Хочу предупредить, что самые мелкие, на первый взгляд незначительные данные могут оказаться для следствия важными.

Димов сел. Люди, пораженные известием, остались на своих местах, никто не шелохнулся. Начальник отдела наклонился к Димову:

— Кротева нет. Спросить, где он?

— Не теперь, — тихо ответил Димов. — Завтра узнаете, в служебном порядке, где он был.

В зале началось движение, люди по одному, по два, еще возбужденные и пораженные неожиданной новостью, стали расходиться. В красном уголке осталось трое.

— Подойдите, — сказал капитан. — Нет, лучше останьтесь только вы. — Он наугад показал на одного из троих. — Остаяьные пусть подождут за дверью.

Пожилой человек с растрепанными седыми волосами смущенно присел на один из освободившихся стульев. Димов записал его имя и фамилию.

— Ну а теперь расскажите, что вы знаете.. — Да что я знаю, — вздохнул человек. — Можно сказать, ничего не знаю. Я встретил Евтима часов около пяти недалеко от почты. Мы кивнули друг другу и пошли каждый своей дорогой. Мне показалось, он пошел к вокзалу…

— Как он себя чувствовал?

— Вы его, видно, не знаете, он скрытный был. Но я ничего особенного не приметил, он мне показался даже довольным.

— У него было что-нибудь в руках?

— Не помню… Вроде было… Да, он нес какую-то сетку.

— А вы не заметили, что в ней было?

— Не обратил внимания, — он напряженно вспоминал. — Что-то красное — морковь… или помидоры.

— Скажите, ничто не привлекло вашего внимания в предыдущие дни? Он ни на что не жаловался?

— Он был не из тех, кто жалуется по пустякам… Один раз он мне сказал, что у него побаливает плечо. Значит, здорово — болело…

— Хорошо, спасибо. Вы свободны.

Вторым вошел мужчина среднего возраста, высокий, неповоротливый, очень нескладный, казалось, все части его тела собраны от разных людей.

Он начал говорить, не ожидая вопроса.

— Мы с ним, можно сказать, были приятели, товарищ Димов. Очень он хороший человек, только немногие его знали. Вчера он мне сказал, что собирается поехать на курорт, потому что у него болит рука, сказал даже, как называется болезнь, только я не запомнил. Он и раньше мне жаловался, что у него болит здесь и здесь… Евтим собирался поехать с женой — авось и ей поможет. Ведь у них не было детей.

— А куда он хотел поехать?

— Сказал, в Сапарево, это недалеко. Он очень переживал, что у них нет детей, все надеялся: может, воды помогут. Вчера он мне показался веселым, радовался, что едет отдыхать.

— Когда вы ушли с работы?

— Как всегда, в четыре. Он сказал, что сходит в город за мясом, а потом мы увидимся на вокзале…

— И вы увиделись?

— Увиделись — в буфете.

— А сколько времени оставалось до отхода поезда?

— Минут двадцать. Ну, вот выпил он ракии, граммов сто, и заказал еще. Виноградной ракии. В наших краях все ее пьют. Выпил вторую рюмку, а уж идти пора. Сели мы в поезд, заняли места. Потом он вышел в Косере, а я поехал дальше — в Гулеш. Веселый был, не ведал, что ждет его на дороге…

— Не помните, он много денег вынимал, когда расплачивался?

— Нет, мелочь, пересчитал до стотинки и отдал буфетчику. Деньгам он счет знал, на ветер не бросал. Если и позволял себе выпить рюмочку-другую, так только в день получки.

— Выходит, это была его единственная слабость?

— Ну, не такая уж это слабость…

— А не засматривался он на чужих жен?

— Он? — рабочий хрипло рассмеялся. — Да об этом не может быть и речи. Он никогда и анекдотов не рассказывал, не ругался. Праведный был, как бедный Иов, а то и больше. Впрочем, одна бездетная жена трех заменит.

— Вы не помните, что у него было в сетке?

— В какой сетке?

— Так ведь он же сказал, что идет в город купить мяса.

— Да, верно, у него была сетка… Помню, он ее нес. Ну так, наверно, в ней мясо было, что же еще…

— Так. Это все?

— Да вроде все…

— Спасибо и за это, — сказал Димов. — Вы свободны.

Человек поднялся, но по выражению его лица было видно, что он колеблется.

— Хотите еще что-нибудь сказать?

— Да нет, хотел спросить, чем его убили, товарищ Димов?

— Его ударили деревянным колом по голове.

Рабочий задумался.

— Значит, убийца из здешних, — пробормотал он с отвращением. — Если бы это были цыгане, они хватили бы его чем-нибудь железным. А раз деревянным колом — значит из наших. Наши с незапамятных времен деревянными палками молотят друг друга, такая уж привычка…

— Спасибо. А сейчас позовите следующего.

Это был молодой человек, житель Перника.

— Я видел Евтима Дыбева вчера часов около пяти, — начал он. — Видел я его в городе… Он стоял с каким-то человеком и разговаривал. В руке он держал сетку с продуктами.

— Как выглядел этот человек?

— Он стоял ко мне спиной, так что лица его я не мог разглядеть… Мотоциклист…

В кожаной куртке и со шлемом, но шлем он держал в руках…

— Какого цвета?

— Куртка черная, а шлем — не могу вспомнить, вроде бы желтый… Или что-то между желтым или оранжевым…

— Они спокойно разговаривали? Или из-за чего-нибудь ссорились?

— Да вроде говорили спокойно… Если бы ругались, я бы заметил.

— А дальше что было?

— Ничего, я ушел…

Димов задал еще несколько вопросов, но очевидно было, что след никуда не вел.

Капитан понял, что нужно прекратить допрос, а то парень начнет фантазировать.

Они остались одни с начальником в душной комнате — недовольные и подавленные.

Допрос, несомненно, прояснил некоторые обстоятельства, но ничего существенного не дал. Абсурдность убийства становилась все более и более очевидной. А поскольку фактически так не могло быть, то выходило, что до истины еще очень далеко. Димов простился с начальником отдела и в дурном настроении вышел на улицу. Проклятый день никак не кончался, а он знал немногим больше, чем в начале дела. Что бы еще сегодня предпринять? Может, поговорить с вокзальным буфетчиком?

Буфет был закрыт, но Димов все же нашел буфетчика в задней комнатке около кухни.

Оказалось, что он из Софии, утром приезжает на работу, а вечером уезжает. На чем? У него мотоцикл. Моторизованный буфетчик, как следовало ожидать, был крупным толстым мужчиной с отеками под глазами. Он неохотно поднялся с короткого, как сундук, дивана, показывая, что понимает, с кем имеет дело. Он не спеша, с угрюмым видом прочел служебное удостоверение, потом уставился пустыми глазами в лицо капитана.

— Чем могу служить?

Димов сразу понял, что натолкнулся на непреодолимую преграду.

— Вы знаете Евтима Дыбева?

— Не знаю, — безразлично ответил буфетчик. Димов показал ему удостоверение убитого.

— Посмотрите получше на карточку. Не может быть, чтобы вы его не видели…

— Я его не видел, — ответил буфетчик, даже не взглянув на фотографию.

— Не пожалеть бы вам потом о своих словах… Он часто заходил к вам.

— Может, и заходил, но я больше смотрю на стаканы и деньги, нет у меня времени разглядывать каждого клиента.

— Убитый не так уж много пил, — сухо сказал Димов. — Жаль, что мы не понимаем друг друга…

Буфетчик молчал с ледяным выражением лица.

— У вас есть шлем для езды на мотоцикле? — снова спросил Димов.

— Есть…

— Какого цвета?

— Желтого…

— Вот такой-то мне и нужен, — зло сказал Димов. Он поймал испуганный взгляд буфетчика. Это не было бог знает какой победой, у человека вроде его собеседника вряд ли могла быть чистая совесть. Димов вышел, не сказав больше ни слова.

Теперь ему ничего не оставалось, кроме как взять протокол вскрытия. Разумеется, он не ожидал узнать ничего особенного, и все же…

Доктора Станкова в кабинете не было. Пока Димов раздумывал, где его искать, вошла лаборантка.

— Ах, извините, — прощебетала она еще в дверях. — Доктор сказал, чтобы вы зашли к ним. Он живёт очень близко отсюда.

Димов записал адрес и неохотно пошел дальше. Дом был новый, внутри еще стоял сильный запах свежей краски. На втором этаже капитан остановился перед дверью, где висела медная табличка с именем доктора, сердито позвонил. В дверях появился доктор с засученными рукавами, вспотевший и возбужденный. За его спиной слышался шум голосов вперемежку с хриплыми криками Джонни Холидея.

— Прошу, — весело сказал доктор. — Праздник уже начался.

— Нет, я не буду входить, — решительно сказал Димов. — У вас гости, я помешаю…

— Да входите же. Вы нам не помешаете, мы пройдем на кухню.

Димов даже не понял, почему он подчинился и как оказался вскоре в широкой светлой кухне, где царил такой беспорядок, что трудно было отыскать стулья.

Доктор ловко и быстро расчистил на столе небольшой уголок, принес стул.

— Я сейчас вернусь, — сказал он.

И действительно, вернулся с тарелкой бутербродов, явно купленных в гастрономе, — на толстые куски хлеба намазано немножечко паюсной икры.

— Держу пари, вы не обедали, — пробормотал он, поставив тарелку перед капитаном.

Потом заглянул в горлышко двух оплетенных бутылей и щедро налил вина в стакан.

— Идеальное кюстендильское. Десять градусов. Можно пить прямо из кувшина.

Димов внезапно почувствовал сильный голод. И тут же потянулся к бутербродам. В суматохе он действительно забыл, что не обедал. Доктор сел напротив и с любопытством уставился на Димова.

— Желудок его был так же пуст, как сейчас твой. Ракия и несколько помидоров… Пьяным он не был, в этом я уверен. Но голова у него немного кружилась, и реакция была замедленная… Вот он и стал легкой добычей убийцы.

— И это все?

— Да… А вы нашли кол?

— Нашли, — ответил Димов с полным ртом.

— Но это уже кое-что. Я все думал, как он нес этот кол? Вряд ли он размахивал им, как неандерталец. Наверное, держал под мышкой, а раз кол шершавый, то на нем могут быть следы одежды.

— Я послал на исследование, — кивнул Димов. — Вместе с фуражкой. Мы неподалеку нашли фуражку.

— Серьезно? — с удивлением посмотрел на него доктор. — Было бы очень любезно со стороны убийцы, если он оставил отпечатки пальцев на козырьке.

— Не верится.

— Знаете, почему, в сущности, я хотел поговорить с вами? Опять об этом коле… Убийца имел при себе очень острый кинжал. Почему же он не воспользовался им? Почему предпочел кол? Ведь он рисковал испугать свою жертву. Я думал, думал и пришел к такому выводу: убийца не надеялся, что ему удастся управиться кинжалом. Он был уверен именно в коле… Но почему? По всей вероятности, потому, что это было для него более испытанное средство, он был убежден в его эффективности. Понимаете мою мысль?

— Очень хорошо понимаю, но дело в том, что в районе подобного случая не было.

— И все же затребуйте более обстоятельную справку в окружном управлении.

Димов хотел было поблагодарить за угощение, но доктор снова налил ему вина.

Вскоре с тарелки исчез и последний бутерброд.

— А вы действительно не обедали, — удивленно сказал доктор. — Я сейчас принесу колбасы.

— И речи быть не может, — энергично воспротивился Димов. — Мой день еще не закончился, мне надо идти…

Доктор Станков вызвал свой фургон, чтобы Димова отвезли в Н. По дороге Димов думал о том, что полные люди гораздо добродушнее худых и менее злопамятны.

Приехал он в шестом часу, но городок все еще дремал в послеобеденном запустении.

Только в участке чувствовалось оживление. В кабинете начальника собралось несколько человек, они о чем-то оживленно спорили. Увидев Димова, Паргов поспешил уступить ему стул. Выражение лица Паргова не обещало ничего хорошего.

И действительно, новостей не было. Служебная собака провела по следу убийцы к самой реке. Но там следы терялись. По всей вероятности, убийца вошел в реку и выбрался где-то на противоположном берегу. Но где точно — этого они не смогли обнаружить.

— Хоть бы узнать, в каком направлении он пошел, — огорченно сказал Паргов. — А теперь ищи его по всем селам.

— Ну, их не так уж много, — задумчиво ответил Димов. — По всей вероятности, убийца уехал на поезде. А это всего несколько станций и сел… Когда пришлют результаты экспертизы?

— Может, еще нынче вечером.

— Ну что ж, нужно ждать, — вздохнул Димов. — Может, махнем на реку за раками? Так время пройдет быстрее.

— А что, идите рассейтесь, — внезапно согласился Дойчинов. — И голова прояснится.

— На твоей тарахтелке можно вдвоем доехать? — спросил Димов.

— Ну, это уж как ей захочется, может, и можно…

— Хорошо. Возьми сачки, и едем. Я хочу быть в Косере именно в тот момент, когда прибывает поезд, и пройти по той же дороге…

— Тогда я дам вам «газик», — предложил Дойчинов.

— Нет, лучше на мопеде, чтобы не пугать людей… Да, кстати, где я буду жить?

— У меня, — сказал Дойчинов.

— Как это? — спросил Димов, неприятно пораженный. Дойчинов уловил этот оттенок в его голосе.

— Не бойся, это всего недели на две, — засмеялся он. — Еще не освободилась квартира, которую мы для тебя наняли. Ну, если тебе это неудобно, можем устроить в гостинице…

Одна мысль о провинциальной гостинице была настолько неприятной, что Димов поспешил сказать:

— А, нет-нет! Я ведь подумал, не стесню ли я вас… А где мои чемоданы?

— Уже на месте, — ответил Дойчинов. — Пойдем, я покажу тебе квартиру.

5

Позднее, теплой ночью, они сидели у реки и слушали, как раки перепиливают крепкими клешнями водоросли. Где-то в темном поле рокотал трактор, время от времени вдали мелькали светлые отблески его фар. И река и поле были полны невидимой жизни и тихих, загадочных шумов. То плюхнется с берега лягушка, то рыба плеснет хвостом в тихой, сонной воде. Со злым жужжанием пролетали комары.

Но Димов, погруженный в свои мысли, ничего этого не слышал, его городское ухо было глухим к бесхитростной жизни природы.

— Я не люблю спешить с гипотезами, — тихо заговорил он. — Предпочитаю сначала собрать все возможные факты.

— И все же, по-твоему, какая самая вероятная причина убийства?

— Грабеж, наверное, что же еще? — ответил Паргов. — Он стащил не только деньги, но и сетку с продуктами…

— В том-то все и дело! — воскликнул Димов. — Эта сетка не выходит у меня из головы. Она разрушает все возможные гипотезы. Представь себе, что он убит из мести, ну, скажем, из-за ревности. Допустим, убийца берет деньги, чтобы запутать рас. Но зачем ему сетка с продуктами? С точки зрения психологии это совершенно невероятно…

— Может быть, и так, но не совсем, — отозвался Паргов.

— Почему?

— Потому что ты рассуждаешь логически… А я тебе уже говорил — от наших людей всего можно ожидать. Я не удивился, что у Дыбева не было фуражки. Удивился я тому, что мы ее нашли…

— Неужели обитатели здешних мест настолько примитивны? — недоверчиво спросил Димов.

— Их не зря зовут чудаками — так оно и есть, тебе этого просто не понять…

Человек убил кого-нибудь, а потом ему захотелось поесть котлет… И такие есть на свете…

Димов надолго задумался, его широкое смуглое лицо совсем потемнело.

— Вроде бы действительно есть, — наконец проговорил он. — Только не называй их чудаками. Это настоящие выродки. По-моему, этот убийца — жалкое, отвратительное ничтожество, мелкий грабитель, для которого даже килограмм мяса представляет ценность.

— А раны в живот? Мне кажется, что простому грабителю до такого никогда не додуматься. Не моргнув глазом, он зарежет свою жертву, как зарезал бы петуха, а потом ограбит — и все… По-моему, эти раны — свидетельство личной ненависти и мести…

— Или садизма.

— Ну, это совсем другое дело, — покачал головой Паргов. — Садизм и мелкий грабеж — разные вещи…

Они снова замолчали. Тем временем раки, не интересуясь моральными проблемами, медленно подбирались к ободранным лягушкам, к западне. Раки даже не предполагали, каким коварным окажется их любимое лакомство, так хорошо приготовленное, а люди на берегу, увлеченные своим делом, совсем забыли про них.

— Ну, давай начнем сначала, — вздохнул Димов. — В два часа Евтим Дыбев получил зарплату сразу за целый месяц. Разве случайно, что убийство произошло именно в этот день? Конечно, может быть, и случайно. И все-таки каждая случайность о чем-то говорит. Проще допустить, что кто-нибудь видел, как Дыбев положил в карман деньги. Тот же Кротев, например. После этого Дыбев пошел в город, сделал там необходимые покупки и отправился на вокзал. До отхода поезда еще оставалось время, и он зашел в буфет. А может, он нарочно пришел немного раньше, чтобы выпить. Я просмотрел его записную книжку: всегда в день получки он позволял себе эту маленькую и, кажется, единственную роскошь — выпить пару рюмок виноградной ракии. Первую он выпил у стойки один, а когда принялся за вторую, к нему подошел какой-то приятель. Дыбев расплатился мелочью, потом оба они сели в поезд. Следует предположить, что в течение всего этого времени убийца был где-то неподалеку.

— А почему? — недоверчиво спросил Паргов.

— Но ведь мы же приняли гипотезу о грабеже. Во-первых, убийца в этом случае либо видел деньги, либо знал, что в этот день у Дыбева будут деньги. Во-вторых, естественно, что он следил за своей жертвой. Но, мне кажется, он не пошел бы за ним, если бы они не были знакомы, если бы не знал, где тот выходит. Он заранее знал, что на шоссе у него будет возможность для нападения и убийства. И, может, знал даже то, что Дыбев на этот раз без велосипеда, поэтому его можно будет догнать в любой удобный момент. Отсюда следует заключить, что, по всей вероятности, убийца ехал тем же поездом. Естественно, это не окончательный вывод, но, видимо, самый вероятный. По-моему, отсюда нам и следует начать наши поиски.

— Но ведь в поезде едет бог весть сколько людей… Это все равно что искать иголку в стоге сена…

— Не все равно. Ведь они знали друг друга, значит, убийца кто-нибудь из ближайших сел, а это облегчит поиски. Но пойдем по следам событий. Убийца садится в поезд и сходит на станции Косер. На шоссе ему нетрудно догнать свою жертву. Полагаю, что шли они не вместе. Убийца поначалу держался на довольно значительном расстоянии. Почему? Вполне понятно: если кто-нибудь случайно увидит их вместе, потом подозрения могут сразу же пасть на него. Как он мог бы объяснить тогда исчезновение Дыбева? Кроме того, мы знаем, что убийца завернул в сад, вытащил там кол. А если бы они шли вместе, он не мог бы этого сделать, тем самым он насторожил бы свою жертву.

— Совершенно верно, — кивнул Паргов.

— И вот приближается момент убийства. Убийца видит, что поблизости нет людей, он уже выдернул кол, держит его, скажем, под мышкой. Он прибавляет шаг и настигает жертву. А сейчас будь внимателен, Паргов, мы подходим к самому важному. Ты веришь, что убийца мог подкрасться к своей жертве так, чтобы тот не услышал его шагов? И чтобы не обернулся посмотреть, кто идет? Мне это кажется невероятным…

В конце концов, это не улица в Софии, а глухое поле, поздний вечер, скоро наступит ночь. Даже если нет ощущения опасности, то простое любопытство заставит тебя обернуться…

— Если только этот человек не был глухим, — отозвался Ларгов.

— Да, это действительно нужно проверить, — согласился Димов. — Но человек его возраста обычно хорошо слышит. Шаги ясные, отчетливые, убыстренные. Дыбев оборачивается, и что он видит? Первый вариант: за ним идет незнакомый человек с колом в руке. Даже если мы согласимся, что вид у него был предельно миролюбивый, то все-таки он спешит — в этом уже есть что-то тревожное. Я по себе замечал: человеку, который спешит, всегда уступаешь дорогу, даже из обычной любезности. Дыбев, сознательно или инстинктивно, подождал бы незнакомца, уступил бы ему дорогу. Тогда как же может быть, чтобы убийца ударил его сзади да еще с таким сильным взмахом? Я считаю этот вариант почти невероятным.

Димов с надеждой посмотрел на помощника, но лицо того ничего не выражало.

— Ты не согласен?

— В принципе согласен, — ответил Паргов. — Но представь себе, что Дыбев глубоко задумался.

— Для этого я не вижу никакой особой причины. К тому же у таких людей, как он, первая сигнальная система отлично развита, он услышал бы шаги, даже если бы спал. Но рассмотрим второй вариант — Дыбев оборачивается и видит знакомого ему человека, который дружелюбно улыбается: «Здравствуй, Евтим, никак не могу тебя нагнать!..» Дальше оба идут вместе. Убийца вынимает сигарету, спички, пытается прикурить, отстает на шаг. И тогда изо всех сил ударяет сзади свою жертву.

— Наверное, так оно и было, — пробормотал Паргов.

— А если это было так, нам есть за что зацепиться. Они знали друг друга, могли быть даже из одного села или из соседних. Не исключено, что убийца из Косера, и этот вариант будет для нас самым трудным. Что еще можно о нем сказать?

Бесспорно, это сильный человек, более того — исключительной физической силы. И все же не очень большого роста, если судить по размеру его обуви. Это все, что мы о нем знаем. К сожалению, этого очень мало, чтобы рассчитывать на серьезный успех. Очевидно, мы любой ценой должны найти какие-то новые данные.

— И мы их найдем, — спокойно сказал Паргов. — Ты в этом не сомневайся. Если я не найду эту сетку, можешь считать, что я ничего не смыслю в своей работе.

— Вот в этом-то я и сомневаюсь, — покачал головой Димов. — По-моему, убийца вульгарен и примитивен. Но он не дурак, в этом ты можешь быть уверен. Он хладнокровный и решительный. Как видишь, все его действия обдуманны. Он очень умело заметал следы. Мы даже не можем сказать, в каком направлении он исчез, хотя и вызвали служебную собаку. Более того, Паргов, убийца, наверное, не стал бы тащить с собой сетку с продуктами, если бы не жил где-то поблизости. Он был уверен, что пронесет ее домой и никто этого не заметит.

— Вот тут мне не все ясно, — прервал его Паргов. — Как он принесет сетку домой?

Ведь жена его спросит, откуда он взял чужую сетку. А если даже не спросит, все равно поймет, что сетка взята у убитого.

Димов смущенно заморгал.

— Да, ты прав, — проговорил он немного погодя. — Ты абсолютно прав. Тут, видимо, я основательно напутал. Но тогда зачем он взял сетку? А может быть, он живет один?

— В селе никто не живет один, — покачал головой Паргов. — Это не София, на селе, даже если ты захочешь быть один, — не сможешь… Разве что жена его в курсе дела. Иначе как бы он притащил вещественное доказательство домой?

Димов не знал, что ответить.

— А может быть, это диверсия, — неохотно сказал он. — Кража денег, сетка… Даже эта идиотская фуражка… Очевидно, он взял ее с каким-то намерением. А потом бросил… Но тогда все становится с ног на голову. Гипотеза об убийстве с целью грабежа должна быть отброшена…

— Ничего не нужно отбрасывать. Ведь я тебе говорил уже, что у здешних все не как у людей. Они помолчали.

— Ну, давай вытаскивать ловушки, — нарушил молчание Паргов. — Ты помнишь, где свою поставил?

— Помню, конечно, — уверенно сказал Димов. Но он едва нашел деревянную ручку. А когда поднял ловушку, увидел большущего рака, который висел, зацепившись за сетку огромными клешнями. Пока Димов удивленно таращился на него, тот высвободился и шлепнулся в воду.

— Ушел, чертяка этакий! — выругался Димов. И все-таки три крупных рака, прилепившись к ободранным лягушачьим лапам, остались в ловушке. Димов уложил их в ранец. Освещая себе путь карманным фонариком, показался Паргов. В голосе его слышалось удовлетворение:

— Девять — один лучше другого… А вот этот словно башмак…

— Да… — рассеянно проговорил Димов. — И все же не лучше ли нам идти?

Паргов собрал снасти. Ночь совсем притихла, низко над головами повис темный купол с хаосом блестящих звезд. Пока Паргов заводил свою тарахтелку, Димов не отрываясь смотрел на небо.

— Господи, а я и не знал, что на нем столько звезд! — воскликнул он. — Паргов, как тебе кажется, это нормально?

— Нормально, — ответил Паргов.

Он тоже глянул на небо и удивленно почесал затылок.

— Мм… вроде бы и не совсем нормально…

— Кажется, они того и гляди упадут нам на голову — Эту местность называют Яснец, — отозвался Паргов. — Может, название оттого происходит, что небо очень ясное…

— Только вот наши дела становятся все темнее…

Димов пристроился на заднее сиденье, мопед запрыгал по меже. Далеко справа мерцали огоньки Войникова, желтые и мутные, но на краю села четко проступало синевато-неоновое сияние.

— А что это такое? — с любопытством спросил Димов.

— Кооперативная мастерская, — не глядя, ответил Паргов. — Мастерят из пластмассы разные игрушки и гребешки… И, между прочим, сетки. Тут эти сетки дешевле шпината. Хорошие деньги получают, а то ведь, если будут только одной землей заниматься, пропали. Наша земля бедная, да и мало ее. А люди у нас ловкие, особенно войниковцы.

— Это что, солдатское, что ли, было село?

— Говорят, во время турецкого ига они охраняли дорогу в Сербию. А теперь мастерят детские игрушки. Вот такие дела, глядишь, и мы когда-нибудь окажемся на хозрасчете. И будем делать сахарных петухов или пустышки.

Они выбрались на шоссе, пустынное и темное, хотя не было еще одиннадцати часов.

До самого города они не встретили ни грузовика, ни велосипеда, ни даже телеги. В ночной тишине трещал только их мопед и освещал асфальт слабым светом своей фары.

Городок спал, ресторан давно был закрыт, на площади уныло мигала матовая лампа над дверьми милицейского участка.

Но в участке их ждали новости. Поступили данные экспертизы. Димов внимательно их прочитал. Потом наконец поднял голову. Выражение лица его изменилось.

— Послушай, Паргов! — воскликнул он и медленно начал читать: — «На коре деревянного кола обнаружены тонкие волосинки шерсти домашнего прядения. Следует предположить, что эти волосинки — от пуловера или фуфайки крупной вязки из не крашенной химическим способом пряжи. Цвет их бежевый, может быть, даже светло-коричневый. Не исключено, что это естественный цвет шерсти».

— И это все?

— А разве мало? — возбужденно спросил Димов.

— Меня больше интересует фуражка.

— Нет, на козырьке никаких отпечатков пальцев нет. Очевидно, прежде чем бросить фуражку, он тщательно вытер козырек.

— Ясно, — кивнул Паргов.

— Что ясно?

— Ясно, что убийца не такой дурак, каким мы его считаем.

— Ну а остальное? — удивленно спросил Димов. — Мы теперь знаем, что он был в бежевом пуловере. Я считаю, что бежевые пуловеры не так уж часто встречаются. Но Паргов не разделял его воодушевления.

— Совсем наоборот, товарищ Димов. Именно часто…

— Даже в начале октября? При такой погоде?

— Здесь не очень разбираются, какая погода, они и в августе могут надеть пуловер… Но, разумеется, это не пуловер, а самая обыкновенная фуфайка, которую носят сверху.

Димов убедился, что действительно этот цвет встречается здесь часто. Убедился в тот же вечер, когда Паргов привел его на новую квартиру. Подполковник ждал на кухне, одна щека у него была краснее другой. Он явно только что дремал. Димов с порога уставился на его фуфайку.

— Товарищ подполковник, мы уже знаем, кто убийца, — весело сказал он.

— Кто? — поднял брови Дойчинов.

— Вы.

— Да ну? — спросил Дойчинов. — А как ты это узнал?

— Очень просто — у него такая же фуфайка, как у вас.

— Ну, это уже кое-что, — зевая, пробормотал подполковник. — По крайней мере, знаем, что он был не голый…

Димов из любопытства потрогал фуфайку.

— А цвет шерсти естественный?

— Нет, но шерсть и некрашеная. Женщины, кажется, варят ореховые листья и опускают туда шерсть. Если отвар сильный, то можно получить коричневый цвет. Но женщины предпочитают посветлее…

Вскоре они уже поднимались по скрипучей лестнице на второй этаж.

6

Несмотря на то, что день был трудным, Димов спал отлично, без сновидений.

Проснувшись, он увидел, что комната залита солнцем и сверкает чистотой. Пол, сбитый из обыкновенных некрашеных досок, просто светился. Подсиненные простыни даже потрескивали, так были накрахмалены. Было необычно тихо, утренний свет, холодный и чистый, словно вода, струился в открытое окно. Димову не хотелось думать ни о трупах, ни об убийцах. Ему хотелось выпить теплого молока, густого и кипяченого, и чтобы в миске был накрошен домашний хлеб. Хотелось снова сидеть у реки и слушать, как она тихо шумит у берега… Димов со вздохом встал. Делая утреннюю гимнастику, он прислушивался к мягким тяжеловатым шагам на нижнем этаже. Наверное, хозяева уже поднялись, так что можно спуститься вниз.

В кухне его встретила полная женщина, низкого роста, поседевшая, но с гладкой румяной кожей, словно у двадцатилетней девушки. Одета она была в дешевое ситцевое платье и коричневую кофту. Она улыбнулась и по-свойски сказала ему:

— Ты слышал, как ночью лаяла собака? Вдруг разлаялась, точно бешеная. Я и говорю себе: ну, пропал у человека сон.

— Ничего я не слышал.

— Это не наша собака, соседская… Иногда ее разбирает — то ли хорька почует, то ли крота. Ну и хорошо, что не слышал. Я уже заметила: когда из Софии к нам приезжают, так их пушкой не разбудишь. Вы там, наверное, и поспать как люди не можете.

— Это уж точно.

Она посмотрела на его старый несессер.

— Будешь бриться? Я тебе подогрела воды.

Димов не любил чрезмерной заботливости — внимание затрудняло его гораздо больше, чем его отсутствие. Он намылил круглые щеки и усердно стал их скоблить затупившейся бритвой. Бедность в юношеские годы приучила его к экономии, и он никогда не выбрасывал лезвие, которым можно побриться еще раз. Эта в общем-то бессмысленная экономия стала его второй натурой.

— А где подполковник? — спросил он.

— Поливает цветы во дворе.

Когда немного погодя Дойчинов в самом добром расположении духа вошел в кухню, у Димова создалось впечатление, что тот в основном поливал свои ноги.

— Ну, давай завтракать, — сказал Дойчинов. — А потом подумаем о сегодняшнем дне.

Они выпили теплого овечьего молока, а потом вместе пошли в участок. Паргов уже уехал по делам, но другие сотрудники ждали Димова в комнате дежурного. Димов внимательно оглядел их. Один был слишком разодет. Димов, подробно разъясняя им задание на сегодня, заметил, что этот франт не очень внимательно его слушает.

— Тебя, кажется, зовут Пырваном, — внезапно прервал Димов свои объяснения.

— Пырваном, товарищ капитан… Пырван Мишев…

— Послушай, Пырван, а не пойти ли тебе прогуляться, — предложил Димов. — В это время как раз гимназистки идут на занятия.

В комнате раздался громкий хохот — было очевидно, что Димов попал в цель. Пырван все еще сидел и недоуменно смотрел на него.

— Я тебе говорю совершенно серьезно, — на этот раз строже сказал Димов.

— Иди сначала сосредоточься, а потом уж мы поговорим.

Пырван в замешательстве направился к выходу. Окончив разъяснения, Димов взял карту района и принялся внимательно ее рассматривать. Но карта — это только карта. Нужно все увидеть своими глазами. Здесь будет его поле боя, и надо знать все до мельчайших деталей. Немного погодя он пошел к Дойчинову — попросить машину. Подполковник стоял у окна и рассеянно глядел через пыльное стекло.

— Значит, ты выставил Пырвана, — улыбнулся он, садясь за стол.

— А он что, пожаловался? — осторожно спросил Димов.

— Что же ему жаловаться, если он виноват, — Дойчинов улыбнулся. — Просто так мне сказал.

Димов в замешательстве почесал затылок.

— Извините, товарищ подполковник, а вы ему не родственник?

— Какой родственник? — с любопытством посмотрел на него Дойчинов.

— Ну, скажем, дядя.

— Точно, я его дядя, — рассмеялся Дойчинов. — Интересно, как ты об этом догадался?

— Кто же еще будет жаловаться начальнику, когда сам виноват? Естественно, только родственник…

— Конечно, это так, — кивнул Дойчинов. — Ты прав… Он больше думает о девочках, чем о службе. Но вообще-то он неглупый парень.

— Какое у него образование?

— Ты думаешь, что у него нет образования? Он закончил школу с очень неплохим аттестатом. И все же не пришлось ему учиться в университете. Это, видно, место для других.

— А куда он поступал?

— На литературный…

— Ха-ха.

— Что за «ха-ха»?

— Мне просто стало смешно… Уж не пишет ли он стихи?

— Пишет, и хорошие. Например, о Спартаке.

— Да, понимаю… И о красных эскадронах.

— Ну, ты меня не задевай, парень, мы тоже кое-что понимаем в литературе. Если хочешь знать, в тридцать втором году я играл в «Синих блузах».

На этот раз смутиться пришлось Димову — он понятия не имел, что это за синие блузы. После краткой лекции на эту тему Димов наконец получил разрешение взять машину и вышел. В дежурке он сказал Пырвану:

— Пойдешь со мной.

Пырван энергично вскочил.

В машине они долго молчали. По обе стороны дороги расстилались безлюдные осенние поля. Только иногда мелькали стада овец. Наконец Димов спросил:

— Ну что, видел там гимназисток?

Парень настороженно взглянул на него:

— Я решил, что это приказ.

— Действительно приказ. И каковы твои впечатления?

Пырван не мог понять, шутит Димов или говорит серьезно.

— Так себе, — ответил он.

— В каком смысле?

— Да как вам сказать… В принципе девочки как девочки, в общем, что надо. Да только тонконогие какие-то.

— А как тебе это удалось заметить?

— Так они же в мини-юбках.

— Гимназистки? — с удивлением спросил Димов. — Разве им разрешают?

— Ну, известное дело, не разрешают, но девчонки хитрые: только подойдут к школе — их платья снова нормальной длины…

Машина въехала в Войниково. По сторонам шоссе стояли аккуратные домики, выкрашенные в желтый и синий цвет, с однообразными темно-зелеными ставнями на окнах. Людей на улицах не было видно, только иногда какая-нибудь старуха перейдет дорогу, даже не глядя на машину. В центре небольшой площади возвышался памятник. Машина остановилась около него. Димов обратился к шоферу:

— Налей воды в радиатор…

Вместе с Пырваном Димов заглянул в пустое кафе.

— Эти войниковцы — чудаки, — сказал Пырван. — Ни в кафе, ни в ресторан почти не ходят. Либо дома гуляют, либо устраивают общее застолье.

Димов промолчал.

— Вот нынче, например, после похорон — столы накроют, как на свадьбу, — продолжал парень. — Словно только этого и ждали. Вы даже не имеете представления, какой плач поднимается. Здешние женщины — самые знаменитые плакальщицы не только в этом округе, но и во всей Болгарии. Издалека на телегах и «Москвичах» приезжают приглашать их на погребения. Слышали бы вы, товарищ Димов, как они умеют выть и какие жалостливые причитания разводят. Одна целое село заставит расплакаться, честное слово. А представляете, что тут будет, когда соберутся ну самое меньшее двадцать плакальщиц. Паргов вернется измученный, честное слово…

— Ну, потом ведь хорошо закусят!

— Это верно, — отозвался Пырван.

От Гулеша до Войникова — рукой подать. Едва они выехали из одного села, как уже началось другое. Димов впервые увидел, насколько разными могут быть соседние села. Прежде всего, дворы тут были гораздо просторнее, в глубине каждого из них стоял небольшой невзрачный домик. Через поломанные заборы перелетали куры, поросята прыгали прямо перед машиной. И было на улице очень много детей, все маленькие и русоволосые, По сравнению с Войниковом площадь здесь шире, ее украшают два новых современных здания. Кафе тут не было, но зато сразу две пивные. Та, что поменьше, почти пустовала, лишь несколько стариков пенсионеров дремали по разным углам над рюмкой ментовки. Вторая походила на ресторан с двумя отделениями. Первое помещение было совсем пустым, столы покрыты чистыми накрахмаленными скатертями. А во втором — полно посетителей, с ожесточением играющих в карты. Появление Пырвана испугало их. Разговоры на миг прекратились, карты замерли в руках. Пырван поспешил удалиться.

— Тебя тут все знают? — спросил Димов.

— Что поделаешь, ведь это не София.

— На деньги играют?

— На деньги… Но поймать трудно, расплачиваются только на улице, с глазу на глаз. Вообще надо сказать, гулешане — картежники высокого класса, издавна славятся этим.

Главная улица была очень оживленной. Село являлось центром объединенного хозяйства, тут находились ремонтные мастерские, бухгалтерия, гаражи, службы и канцелярии. Кроме того, маслобойная фабрика и фабрика по производству тахан-халвы. Судя по всему, село богатое.

— С давних пор гулешане, — продолжал Пырван, — считаются предприимчивыми людьми.

Мой дед рассказывал, что в старые времена здешние мастера и лошадей подковывали, и телеги чинили. Все караваны, которые шли из Сербии и Македонии, останавливались здесь. Потом, после того как тут прошла граница, работы поубавилось, ремесленники остались с пустыми руками. И тогда они отправились на отхожий промысел. Эта привычка осталась у них и до сих пор, они все думают, что в другом месте больше денег заработают. Или что женщины там красивее, кто их знает… В сущности, так оно и есть, женщины тут худые и усатые, а уж раз увидишь женщину с усами, знай, что она проклята.

— Ну, жизненного опыта у тебя хоть— отбавляй, — полушутя-полусерьезно отозвался Димов.

— Так ведь это же мой район, я должен знать людей. И прямо вам скажу, мы привыкли тут к неприятностям. Вороватые они, как сороки, да и воруют как-то из любви к искусству. Им важно украсть, а пригодится это или нет — о том не думают.

И на кражу не жалуются. Да и наука здесь не в почете — село большое, а высшее образование мало у кого. Знаете, товарищ Димов, что такое гулеш?

— Даже и не слышал…

— Это такая рыбка, которую никто не ест. Маленькая, твердая, как корень, и к тому же колючая. Даже не плавает, как другие, а лежит в песке в зарослях у берега. И кто ее знает, ест ли она вообще что-нибудь. До сих пор мне никогда гулеш на удочку не попадался. Вот уж только не знаю, то ли рыба в честь села названа, то ли оно в честь рыбы. Надо спросить отца или лучше деда. От деда я слышал такой наказ: «Будешь жениться, сынок, смотри, чтоб только не из Гулеша была… Ведь они кривоногие, как паучихи, и злые, как осы». Что я — сумасшедший, чтобы жениться на гулешанке?

— Ну, ты, не очень-то зарекайся, — улыбнулся Димов. — Не бросай вызова судьбе.

— Да не слушайте его, товарищ капитан, — внезапно вмешался шофер. — Наши женщины — огонь, правду вам говорю. Мужчины, верно, немножко разбойники, но женщины — огонь, любая сколько хочешь детей нарожает. И десятерых родит, а все останется стройной, как девушка. Видел ты в нашем селе толстую женщину? — обернулся он к Пырвану.

— Верно, я и забыл, что ты гулешанин, — смущенно пробормотал Пырван.

— А ваша родит одного и сразу на свиную колбасу похожа, — добавил шофер.

— Ну, свиная колбаса не хуже вяленой козлятины, — ехидно заметил Пырван.

Между ними началась яростная перепалка. Единственная польза от всего этого разговора была в том, что они и не заметили, как добрались до города. В участок новых сведений не поступало, и Димов снова раскрыл записную книжку Евтима Дыбева. В последние дни расходы его были совсем мелкие. Одна только более или менее крупная сумма — «З лева за вел. Ян.». Это, наверное, означало «за велосипед Янко». Для мелкого ремонта — вполне нормальная сумма, неясно лишь, почему он заплатил деньги, раз велосипед еще не готов. Может, это залог? Но залог за ремонт такой дорогой вещи, как велосипед, не берут. На всякий случай надо проверить. В конце концов, «Ян» из тех людей, которые знали, что Дыбев будет возвращаться без велосипеда.

Стали подходить сотрудники. Они доложили Димову о том, что видели и слышали, поделились своими предположениями. Последним вернулся Паргов, страшно усталый, но в хорошем настроении, которое не смогли испортить даже знаменитые гулешанские плакальщицы.

— Следует исключить какие-либо причины любовного характера, — начал он свой доклад. — Жена его Рада — настоящая болгарка, здоровая, спокойная, разумная, верная. Она хоть и была убита горем, но держалась твердо, разрыдалась только тогда, когда гроб опустили в могилу… Люди просто недоумевают, как это именно с ним могло случиться такое.

— Ну а по чьей вине у них не было детей?

— По ее, видно, хотя они к специалистам и не обращались. Евтим был мужчина что надо, но верный семьянин. Она не помнит, чтобы он запаздывал с работы, кроме тех случаев, когда на линии случались аварии. Он очень хорошо относился к ней. В понедельник они собрались ехать в Сапарево. Рада велела ему купить два килограмма мяса для фарша, бутылку оливкового масла и немного помидоров, чтобы у них было что готовить в первые дни. Он очень радовался, что они отправляются с женой отдыхать. Для бедного человека — это большой праздник.

— У них были сбережения?

— Да, кое-что скопили, она работает в кукольном цехе швеей и зарабатывает почти столько же, сколько он. Они копили деньги, чтобы построить новый дом. Евтим собирал еще и на мотоцикл. Сберегательная книжка, разумеется, на имя мужа, так уж у нас полагается, но распоряжалась деньгами она. Я подробно расспрашивал, не было ли у Евтима каких-либо старых врагов. Мне кажется, это исключается.

— А велосипед?

— Он его дал механику в Гулеше Янко Нестерову: сменить подшипник и еще что-то, забыл, что именно. Когда я пришел к Янко, велосипед еще не был готов, да и зачем он ему теперь?

— И это все?

— Нет, я не сказал самого главного… Все-таки двое видели Евтима на шоссе. А один из них, наверное, видел и убийцу. Димов вздрогнул.

— Вблизи?

— Нет, не вблизи, да и не узнал он его, а то я бы начал с этого. Первый встретил Евтима, когда тот выходил из Косера. Он шел один, нес в руке сетку. Никого рядом не было. Но второй встретил его гораздо ближе к месту убийства, недалеко от фруктового сада. Они поздоровались, и больше ничего. Евтим пошел дальше. Метрах в ста за ним шел второй человек. Спас, свидетель, заметил его еще издалека: вроде бы молодой, в штатском. Спас не помнит, но думает, что в темном. Во всяком случае, уверен, что на прохожем не было светлой фуфайки.

— А может, фуфайка была под пиджаком?

— Может быть, и так, хотя в это не очень верится. Тогда что же — убийца засунул кол под пиджак? Это выглядело бы очень подозрительно. Гораздо естественнее держать кол под мышкой — скажем, чтобы отпугивать собак. Как бы там ни было, Спас, когда разминулся с Евтимом, незнакомца уже не увидел, словно тот сквозь землю провалился. И вообще о нем забыл. Только когда я стал подробно расспрашивать, он вспомнил, что на шоссе был еще кто-то, в этом он уверен — Значит, это был убийца, — убежденно сказал Димов. — Иначе зачем бы ему было прятаться? Но тогда мне совершенно непонятна эта история с фуфайкой.

— Мне тоже. И вообще чем больше подробностей мы узнаем, тем больше запутываемся. Как там с Кротевым?

— И с ним не ясно, — ответил Димов. — По его словам, он получил зарплату и отправился на станцию. Почему на станцию, а не в город? Потому что, видишь ли, на станции буфет открывается раньше. Сел за один из боковых столиков, заказал смесь из анисовой и виноградной водки. Кротев утверждает, что вообще не видел на станции Евтима Дыбева. Официант, который его обслуживал, помнит, где он сидел и что пил, но не помнит, когда ушел — в шесть или в семь. И вообще, не уверен, что тот не уехал с рабочим поездом.

— А Кротев что говорит?

— Кротев говорит, что ничего не помнит. Еле-еле вспомнил, что после этого направился в ресторан «Новый Гамбринус», где встретил приятелей. Отыскали этих приятелей, но они не могут сказать точно, в котором часу он пришел. Один говорит — в девять, другие — в половине десятого. Но все единодушно утверждают, что он был очень пьян. Заказывал, угощал, платил, развезло его. В половине одиннадцатого приятели едва вытащили его, отвели домой.

— Значит, фактически у него нет алиби, — морщась, сказал Паргов.

— Нет. Но он был так пьян, что я не допускаю…

— Меня не оставляла мысль, что только пьяный мог совершить такое идиотское убийство. Но у нас выпадает несколько часов. И как это он не помнит, где был?

— С алкоголиками это случается часто.

Димов достал из стола новенькую папку, развернул ее. В ней лежало несколько списков.

— Я не бюрократ, но сейчас вся моя надежда на списки, — весело сказал он. — Их тут четыре, всего сто шестнадцать имен. Это люди, у которых проездные билеты до Косера, Войникова и Гулеша. По всей вероятности, в тот день все или почти все ехали на поезде. Они хорошо друг друга знают, ездят обычно группами, вместе идут со станции домой. Так что, как видишь, наша задача очень проста. Если предположить, что убийца был в поезде, трудно допустить, чтобы никто из этих ста шестнадцати человек не видел его в буфете или в самом поезде. Но, конечно, никто не мог видеть, как он выходил на станции в Войникове или Гулеше, потому что в это время он был уже на шоссе, которое ведет к Войникову. Труднее с пассажирами, направлявшимися в Косер, да их тут и больше всего. Каждый из них незаметно для других мог пойти следом за Дыбевым.

— Да, ясно, — кивнул Паргов.

— В этом списке — четвертом — тридцать одна фамилия. Этих людей мы должны считать надежными. Мы обратимся к ним за помощью, а потом, возможно, поищем и другие пути.

— А может, убийца ехал с разовым билетом.

— Это не имеет значения — ведь не было же у него на голове шапки-невидимки. Все равно кто-нибудь его да встретил. Кто-то его видел.

— Да, но если его не было в поезде?

— Мы сейчас проверяем гипотезу, что он был в поезде, — нетерпеливо сказал Димов. — И то, что он был знаком Дыбеву. Когда мы полностью исчерпаем здесь все возможности, тогда пойдем другими путями. Но сначала нам придется проверить, естественно, самое простое.

Паргов улыбнулся.

— Начальник, мы его поймаем! Я в этом уверен, хотя дело началось с неудачи. Ты совершенно прав, не было же на нем шапки-невидимки. Кто-то его все-таки видел, некуда ему от нас бежать. А сейчас, если хочешь, я провожу тебя домой. Раков ведь нужно кому-то съесть.

7

Следующие три дня Димов провел в полном бездействии. Он рано просыпался в чистой, пахнущей мылом комнатке, терпеливо делал свою утреннюю гимнастику, потом спускался в маленькую кухню к хозяйке. Там, как всегда, его ждали большая чашка свежего молока, тарелочка с медом, поджаренные ломтики хлеба. Завтракал он обыкновенно один, но однажды пришел Дойчинов с мокрыми от поливки ногами.

— Пойдем, посмотришь мои цветы, — обиженно сказал он. — Ведь таких специалистов, как я, немного.

Было очень странно, чтобы подполковник милиции был специалистом по цветам, но факт оставался фактом. Оказывается, прежде чем уйти в партизанский отряд Славчо Трынского, он работал в управлении садов и парков Софии. Там он считался хорошим специалистом, любил и знал цветы, многие софийские богатей ценили его как специалиста-садовода.

— Я даже во дворце работал, — улыбнулся он. — Под личным руководством царя.

— Не думаю, что ты написал об этом в своей автобиографии, — пошутил Димов.

— Напротив, написал, и из-за этого вначале у меня даже были неприятности. Товарищи считали, что я должен был воспользоваться случаем и треснуть его мотыгой. Но, как бы там ни было, я никогда не забуду, какие георгины были в дворцовом саду. У нас георгин считают простым цветком. Правильно, конечно, но это ведь не настоящий георгин. А в царском саду, что и говорить, были действительно замечательные георгины. Их прислал в подарок японский император.

После завтрака они вышли в маленький дворик за домом. Дойчинов огородил его высокими стенами, и получился какой-то райский уголок — и во сне не привидится, что можно встретить его в таком маленьком скучном городке. Цветов было так много, и они сияли такой свежестью, что Димов на миг растерялся. Больше всего тут было хризантем и георгинов, но некоторые из цветов он видел впервые.

— Это же просто невероятно! — воскликнул Димов.

— Ну, разве я тебе не говорил? — ответил Дойчинов со счастливой улыбкой. — Посмотри-ка на этот ирис. Ничего подобного я не встречал даже в каталогах. Это уникальный экземпляр, за него английская королева отдала бы мне бриллиант из своей короны.

— А откуда он у тебя?

— Я его сам вывел. От несортового цветка, который нашел в самом обычном сельском доме в Созополе. Как-нибудь я расскажу тебе его историю…

Но настоящей гордостью Дойчинова были орхидеи, которые пестрой завесой покрывали северную стену. Их густой сладкий аромат был настолько силен, что Димов почувствовал, как у него закружилась голова.

— Десять лет над ними трудился, — сообщил Дойчинов. — Большинство — малоазиатские сорта, которые я купил на ярмарке в Измире. А эта «собачка» — чисто болгарская, разумеется, облагороженная. Тоже неизвестный сорт. Если бы я его показал на какой-нибудь выставке цветов в Ницце, можно считать, что премия была бы у меня в кармане.

— Почему же ты его не покажешь? — спросил Димов, отходя подальше от благоухающей стены.

— Жду, когда выйду на пенсию.

Придя в участок — в нагретую солнцем, пахнущую пылью комнату, — Димов долго чувствовал себя подавленным и расстроенным. Он все никак не мог понять, как это Дойчинов сочетает два дела. Наверное, все-таки по-настоящему он занимался только цветами. Теперь, после ошеломляющих красок, Димову все казалось жалким. И еще более жалким представилось дело, которым он был занят. Неужели на этом свете можно убить бедного железнодорожника из-за маленькой пачки денег? Сейчас эта гипотеза, на которой он строил все, показалась ему совершенно невероятной.

Его вывел из задумчивости телефонный звонок.

— Вас вызывает Перник…

Это был майор Жечев, один из опытнейших криминалистов в окружном управлении.

— Послушай, Димов, в архиве нашлось интересное дело. Я посылаю его тебе под расписку. И прошу, как только посмотришь, верни.

— Будь спокоен, в таких делах на меня можно положиться.

— Ну, чего-нибудь добились?

— Совсем ничего…

— Подумай, может быть, доктор Станчев не так уж и не прав. Может, убийца в самом деле психопат?

И майор Жечев положил трубку, не попрощавшись. Внезапно гипотеза, казавшаяся ему прежде невероятной, представилась Димову возможной. А может, действительно это какой-нибудь сумасшедший? Тогда, без сомнения, найти преступника будет гораздо сложнее и труднее.

Бумаги из Перника доставили после обеда. Димов внимательно прочитал их.

Относились они к вооруженному нападению на молодежный трудовой лагерь весной 1951 года. Обстоятельства не были достаточно выяснены. Неизвестные проникли в лагерь с тыла, где возле калитки на посту стоял вооруженный часовой. Лампа над калиткой не горела, видимо, перед этим она была умышленно разбита. Преступник, воспользовавшись темнотой, подполз к постовому и убил его, ударив тупым предметом. Впоследствии нашли этот предмет — самый обычный деревянный кол. В документе не было точно сказано, что, в сущности, представляет собой «самый обычный» кол. Потом в лагерь проникли, по всей вероятности, трое. Очевидно, они хотели взорвать палатку командира, но на пути к ней бандитов кто-то спугнул.

Последовали взрыв гранаты, револьверные выстрелы. Граната была брошена в ближайшую палатку: двое убиты на месте, шестеро ранены. Караульные тут же прибежали на помощь, завязалась перестрелка, но преступники сумели скрыться.

Позднее были найдены гильзы, осколки гранаты, но и насчет этого в документе отсутствовали какие-либо подробности. Следствие не привело ни к чему, поскольку следы терялись в направлении югославской границы.

Димов, морщась, прочитал этот довольно легкомысленный документ и запер его в ящик. Он очень хорошо понимал, что нападение было совершено какой-то местной бандой. И все же предположение, что оба нападения были делом одного и того же лица, только на основании орудия убийства показалось ему наивным. Действительно, чаще всего убивают ножами, но, случается, и колами. Даже если убийство было совершено одним и тем же лицом, документ ничем не подкреплял это предположение.

Общие необоснованные доводы более чем десятилетней давности были не в состоянии хоть чем-то помочь следствию, которое вел сейчас Димов.

Самыми досадными Димову казались часы обеда. Это стало для капитана настоящим мучением. У Димова был чудесный аппетит, его желудок мог переварить даже гвозди, но не способен был усвоить еду, которую подавали в городском ресторане.

— Товарищи, вы что, на машинном масле готовите? — спросил он как-то официанта.

— Откуда мне знать, может, и на машинном, — равнодушно ответил тот.

— А ты тут питаешься?

— Здесь, где же еще…

— Ну, ты герой.

Официант не понял шутки, только пренебрежительно пожал плечами. Эти избалованные приезжие — в конце концов, чего они хотят: неужто готовить для них на настоящем масле?

На четвертый день начали поступать результаты проверки, и вечером Паргов сделал исчерпывающий доклад. Оказалось, что в тот день из ста шестнадцати владельцев проездных билетов в поезде ехало сто двенадцать. Четверо были в отпуске или больны. Кроме того, получены сведения еще о четырнадцати пассажирах, которые ехали по разовым билетам. Среди них восемь женщин, а у шестерых мужчин бесспорное алиби.

— Ну-ка, давай разберемся, что ты считаешь бесспорным алиби, — прервал его Димов.

— Это означает, что каждого из них видели в поезде, на станции или на дороге не менее двух человек. А теперь самое важное. Из всех, кто ехал поездом, только у четверых нет алиби. И у всех четверых, по моему мнению, случаи довольно сомнительные. Кроме последнего, может быть.

Он вытащил несколько листков и начал медленно читать.

— Трифон Йорданов Паргов, сорока двух лет, женат, двое детей, беспартийный, слесарь в железнодорожных мастерских…

— Уж не родственник ли твой?

— Никакой он мне не родственник, — сморщился Паргов. — Парговых в нашем краю сколько хочешь… Так вот, этот Трифон сел в поезд в Пернике. Живет в Войникове, но на станции не вышел. Один свидетель утверждает, что видел, как тот выходил на станции Косер… Мне кажется, что это самый сомнительный случай.

— Давай дальше.

— Второй — Георгий Манолов Шутев, сорока восьми лет, женат, бездетный, беспартийный, разнорабочий. Он из Войникова, его видели в поезде, но никто не знает, где он вышел. Во всяком случае, его не видели ни на станции в Войникове, ни по дороге в село. Кажется, он смирный человек, хотя немного диковатый, почти глухой.

— А в селе его потом не видели?

— Нет, в тот вечер его нигде не видели, он словно испарился.

— Да, этот случай еще сомнительнее.

— Может быть, но этот человек немного чудаковат. Я знаю его, на убийцу он не похож. Третий — Антон Тонев, двадцати трех лет, холост, шахтер, комсомолец, житель Гулеша. Видели его только на станции в Пернике, потом исчез… Никто его не заметил ни в поезде, ни на станции Гулеш. Но вообще-то данные о нем благоприятные. Четвертый — Славчо Иотов Кычев. Тридцати восьми лет, женат, один ребенок, беспартийный, является членом общинного совета в Гулеше и начальником ремонтной мастерской. Я его знаю, очень порядочный парень. Проездного билета у него нет. Его видели на станции, в буфете, потом в поезде, но вышел он в Гулеше или нет, никто не знает. И он исчез где-то по дороге. Паргов закрыл папку.

— По правде сказать, я не ожидал такого урожая, — сказал он. — Проверка проведена самым секретным образом, в основном через доверенных лиц. Никто из четырех заподозренных не знает, что мы ими интересуемся.

— Ну, в этом я сомневаюсь… В селе все друг другу родня, и скрыть что-либо очень трудно.

— Да, конечно, но это и не так важно. Убийца — предупрежден он или нет — позаботится о том, чтобы иметь какое-нибудь фальшивое алиби. Нам только бы не попасться на его удочку.

— А теперь, Паргов, иди отдыхай, — сказал Димов. — Завтра нас ждет тяжелая работа, и надо, чтобы голова была свежая…

Они простились на улице, и каждый направился к себе домой. Но Димов, несмотря на свои железные нервы, долго не мог заснуть. Только к концу ночи он выпил соды и почувствовал себя лучше. Ему только теперь стало ясно, что для успешного завершения трудного дела, начатого им, прежде всего нужно арестовать повара или хотя бы директора местного ресторана.

На следующее утро около семи часов они выехали на машине. Они договорились провести допрос в окружном управлении в Пернике — такая процедура казалась им самой быстрой и самой удобной.

— С кого начнем? — спросил Димов.

— Я приказал первым позвать Тонева.

— А почему именно его? — едва заметно улыбнулся Димов.

— Мне кажется, что с ним легче всего.

— В принципе никогда не нужно начинать с предубеждения, — пробормотал Димов. — Даже если случай яснее ясного дня.

Точно в половине девятого в небольшой кабинет вошел парень в измазанной шахтерской одежде. Он казался очень худым и слабым для шахтера, лицо его было удлиненным и немного женственным. И ко всему во взгляде его читалась нескрываемая тревога, даже страх. «У этого вроде бы совесть нечиста», — подумал Димов, стараясь подавить в себе внезапно появившееся враждебное чувство.

— Садитесь, — сказал он. Парень покорно сел.

— Я вас предупреждаю, что вы должны отвечать совершенно точно на все вопросы, — сказал Димов. — Дело касается тяжкого преступления. Вы слышите, что я вам говорю?

— Слышу, слышу, — ответил парень.

— Итак, вы помните, что делали в прошлую пятницу?

— Не знаю, наверное, вспомню.

— В этот день вы получили зарплату, это вы помните? Не спешите отвечать, сначала хорошенько вспомните.

— Да, да, вспоминаю… Ведь в тот вечер убили Евтима Дыбева.

— Именно так… И в тот вечер вы были на станции, верно?

— Да, конечно, как всегда.

— Вы сели в поезд?

— Нет, не сел, — быстро ответил парень. — Я его пропустил.

— Как же вы его пропустили, если были на станции все время? Некоторые даже видели, как вы ходите по перрону.

— Да, действительно… был, но потом меня позвали… Одна девушка…

— Какая девушка?

— Одна моя старая знакомая… Мы заговорились с ней, и я не заметил, как опоздал на поезд.

— Вы заговорились или поссорились? — сердито прервал его Димов. — Расскажите подробно.

— Вернее, она ругалась со мной, а мне что с ней ругаться, — смущенно ответил парень.

Заикаясь и стыдясь, возможно, даже скрывая часть истины, парень все же рассказал, а Димов восстановил эту историю в ее истинном виде. У парня была знакомая парикмахерша, но вскоре он завел себе другую, не порывая связи с парикмахершей. Это длилось около месяца. Потом парикмахерша все узнала, начались скандалы. Так было и в ту пятницу. Девушка поймала его еще на перроне, из-за ссоры с ней он пропустил поезд. Тогда он вернулся с девушкой в город, но позднее один приятель отвез его на мотоцикле в Гулеш…

— В котором часу? — спросил Димов.

— Было около десяти…

— Ты по дороге никого не встречал?.. И вообще, может быть, тебя кто-нибудь видел, когда ты ехал?

— Никто… или нет — вроде бы мне повстречался Янко Несторов. Да, это был он, я сейчас вспоминаю…

Димов обернулся к Паргову, который вел протокол.

— Я уже слышал это имя, кто это?

— Техник из Гулеша… Тот, который чинил велосипед Дыбева.

Димов сделал пометку у себя в блокноте и взглянул на Паргова:

— Есть вопросы?

— Нет, — покачал головой Паргов.

Пришлось ждать полчаса, пока привели Шутева. Это был крупный мужчина, черный, как цыган, с длинными руками и огромными узловатыми кулаками. Когда он сел, то положил их на стол и то и дело сжимал их в течение всего допроса.

Но лицо его было очень спокойно, а светлые глаза невыразительны, словно стеклянные. Димов потерял около четверти часа, пока Шутев восстановил в своей памяти события той пятницы. Казалось, у него нет представления о датах, события и случаи были единственным способом отличать день ото дня. Зарплату он получил в четверг и утверждал, что об убийстве Дыбева ничего не слышал.

— Как это так ничего? — спросил Димов. — Да об этом убийстве до сих пор говорят. Ведь такое не каждый день случается.

— А я не разговариваю с людьми, — пожал плечами Шутев. — Мне это ни к чему.

— Как так не разговариваешь?

— А что мне с ними разговаривать, я плохо слышу.

— Ну а с женой что, тоже не разговариваешь?

— И с ней не разговариваю, — мрачно ответил рабочий. — О чем мне с женщинами разговаривать?

— В пятницу ты садился в поезд?

— Ну, само собой, не побегу же я за ним.

— А где ты сел? В какое купе?

— Я не захожу в купе. Я сел на ступеньки вагона.

— А кто-нибудь из знакомых там был? Кто-нибудь видел, что ты там сидишь?

— Откуда я знаю, кто меня видел, — ответил Шутев. — У меня на спине глаз нет. Я сидел там, выкурил две сигареты.

— А с какой стороны вагона ты сел — с левой или с правой?

Шутев с недоумением посмотрел на него, потом ответил все так же кратко.

— С правой. А какое это имеет значение?

— Для меня имеет… Ваша станция с левой стороны железнодорожной линии, ведь так?

— Раз ты знаешь, зачем спрашиваешь?

— А где ты сошел с поезда?

— Как где, в Гулеше.

— Слушай, Георгий, не заставляй меня вытаскивать из тебя слова клещами. Расскажи, где ты потом был, что делал.

Что-то странное произошло со стеклянными глазами Шутева. Нельзя сказать, что выражение глаз изменилось, они просто неожиданно потемнели.

— Потом? — спросил он, не мигая.

— Да, потом, — нетерпеливо кивнул Димов.

— Что я делал? Ничего я не делал. Сошел с поезда, перешел линию и направился вверх по холму, что напротив станции. В этот день мне нужно было накопать немного картошки.

— А где?

— Несколько лет назад нам дали участок. Хорошая земля, вода есть, часть я засадил люцерной, а другую картошкой. Картошка нам подспорье, а то денег не хватает. А люцерну я скашиваю на корм корове. У нас корова есть, — лицо его вдруг оживилось. — Маленькая, но молока дает много. А без коровы я даже и не знаю, как быть.

— И как далеко этот участок от станции?

— Далековато, больше получаса ходьбы, даже если быстро идти. Потом я накопал картошки, сложил в сумку и вернулся домой.

— И никто не видел, как ты входил в село?

— Так ведь темно было, на нашей улице ламп нет, может, кто-нибудь и видел, откуда мне знать.

Шутев снова замолчал. Димов молча смотрел на него.

— Вопросы есть? — обратился он к Паргову.

— Послушай, Георгий, ты был на поле, когда уже стемнело. Как же ты смог разглядеть, где там растет картошка, и чем ты копал? Ведь мотыгу вроде бы с собой в поезд не берут.

— Так я руками выкопал. Что стоит выкопать несколько кустов руками?

И он показал свои руки с большими кривыми черными пальцами, похожими на крюки из кованого железа.

— Ну и сколько кустов ты выкопал?

— Три куста.

— Но зачем тебе нужно было рыться там, как поросенку, В темноте? Почему ты не послал жену днем, не такой уж это «труд — выкопать несколько кустов картошки.

— Она не может, — просто ответил рабочий. — Она парализована.

Паргов смущенно замолчал.

— А с пятницы ты не был на своем участке?

— Нет.

Димов нажал кнопку звонка. В комнату вошел милиционер.

— Отведите его в дежурку, — распорядился Димов. — И подождите там…

Шутев с трудом поднялся, словно на плечах у него был мешок цемента. Шаги его прозвучали тяжело, дверь затворилась. Димов никогда не чувствовал себя таким расстроенным после допроса.

— Мне кажется, он говорит правду, — сказал он. — И все же формально алиби у него нет.

— Действительно, нет.

— Но и улик нет. Я бы его отпустил.

Паргов в замешательстве помолчал, а потом сказал:

— Это непорядок, товарищ Димов. У такого скрытного человека знаешь что может быть за душой? Мрак! И я тебе по правде скажу, до допроса он мне казался более обыкновенным.

— Хорошо, что ты предлагаешь? — нетерпеливо спросил Димов.

— Временно задержать его, пока мы не выясним других обстоятельств. А вечером поедем оба в Гулеш и посмотрим, кто сходит с левой стороны поезда, кто с правой, и вместе с ним пойдем на его участок. Я хочу видеть, как он выкапывал эти кусты руками. На месте видно будет, копали там или рыли… И хотя, по моему мнению, это не алиби, мы его отпустим…

— Хорошо, — кивнул Димов. — И поговори с его женой, но так, чтобы он не знал, разумеется. А сейчас пойди возьми разрешение у прокурора.

Когда Паргов вернулся в комнату, у стола сидел его однофамилец. Это был человек небольшого роста, немного испуганный, с быстрыми, живыми, хитрыми глазками.

Димов уже уточнил день, который их интересовал. Паргов сел на свое место и открыл записную книжку.

— Итак, в пятницу ты сел, как всегда, в поезд. И где ты вышел?

— Подожди, — ответил слесарь, — на этот раз я вроде бы вышел в Косере.

— Что значит «вроде бы»? Ты должен вспомнить совершенно точно.

— Да, именно так и было — я вышел в Косере, — покачал головой слесарь.

— Дело у меня там было.

— Какое дело?

— Да я заказал Сандо, краснодеревщику, буфет для кухни. И он мне сказал:

«Приходи в пятницу после работы. Будет готов, ты его оплатишь, а заберешь когда сможешь». И я ему поверил, даже деньги приготовил, но, когда пришел к нему, его не было.

— А где его мастерская?

— Недалеко от станции. Он дома работает. Вышла его жена. «Нет его», — говорит.

«Как это нет? — спрашиваю. — Ведь он же мне обещал». — «Раз он тебе обещал, — говорит, — иди ищи его». — «Где это я буду искать?..» Известно, пошел я в пивнушку — там его нет. Я в клуб, там есть буфет. Сандо нигде нет. Повертелся, повертелся и направился на станцию. В половине девятого есть пассажирский поезд, с ним я вернулся в село.

— Подожди, не спеши, когда ты пришел на вокзал?

— Ну, наверное, около половины восьмого. Делать было нечего, я сел на лавочку и стал ждать.

— А почему ты не подождал, скажем, в пивной? Ведь на станции пришлось скучать целый час.

— Да я небольшой любитель выпивки, — ответил слесарь.

— Ну, взял бы в буфете кофе.

— Это мне и в голову не пришло. Мы не привыкли к кофе, я его даже не покупаю.

— Раз ты не пьешь кофе, дело твое плохо, — в сердцах сорвалось у Димова. — Ты знаешь, что такое алиби?

— Знаю, — в замешательстве сказал слесарь. — Вы что это, о Дыбеве?

— Да, именно о Дыбеве! Он выходит в Косере, и ты выходишь за ним следом. В семь часов двадцать минут его убивают на дороге. Где ты был в это время — вот что меня интересует! Я не хочу тебя втянуть в беду, но если бы ты в это время был с кем-нибудь, если бы кто-нибудь тебя видел, значит у тебя есть алиби. А у тебя нет…

Губы у слесаря задрожали.

— Послушай, товарищ, да ты знаешь Парговых? Иди в село, спроси. Да мы самые смирные, таких, как мы, вообще-то нет. Я курицу зарезать не могу. Спроси соседа, кто у нас режет кур. Жена моя их режет. Иди, иди спроси, только смотри, как бы она и тебя не заколола.

— Ты на станции целый час один был?

— Женщина какая-то сидела около меня, но разве я знаю, кто это? Немного посидела, потом уехала пассажирским поездом, который проходит в восемь двадцать в Перник.

И вдруг лицо слесаря просветлело.

— Подожди, вспомнил! Как только поезд тронулся, на перроне появился Георгий Кротев. Конечно, он меня видел. Теперь я вспоминаю, что он меня видел. Он махнул рукой, выругался и повернул обратно. Димов и Паргов едва заметно переглянулись.

— Ты говоришь, Георгий Кротев? Тот, кто работает в ремонтной?

— Ну да, железнодорожник… Пьяница.

— А он был пьян?

— Да как знать, он мне не показался пьяным. А может, и был пьян, потому что уж очень громко выругался.

— И все-таки это не алиби, — задумчиво сказал Димов.

— Почему же не алиби? Ведь он вспомнит, что видел меня.

— Убийство произошло гораздо раньше. До восьми двадцати было достаточно времени, чтобы вернуться на станцию.

— Ну, если бы я его убил, зачем же мне возвращаться на станцию? Чтобы все меня видели?

— Раз видели, что ты выходишь в Косере, должны были видеть, и как ты садишься.

— Чем же я виноват, что столяра не было дома?

— Ты сам говоришь, что ты смирный человек, курицу зарезать не можешь. А дома у тебя есть какое-нибудь оружие? Скажем, пистолет, кинжал или еще что-нибудь?

— Нет, конечно. Хотя, погоди, штык у меня есть.

— Солдатский нож?

— Нет, штык — такой треугольный. Я его привез с фронта. На память. Я был в Венгрии с нашей армией, так вот там у Чекела и нашел его.

Вскоре слесаря вывели из комнаты. Димов и Паргов остались одни.

— Слышал о Кротеве? — возбужденно сказал Димов. — Был пьян, ничего не помнит? Он сейчас кое-что вспомнит! Вели его привести!

Через час привели Кротева — громадного мрачного человека с короткими, блестящими, жесткими, словно шкура бобра, волосами. В его маленьких упорных глазах таился какой-то нехороший огонек.

— И что вы меня все таскаете? — начал он сердито. — Уж не думаете ли, что это я пристукнул вашего Евтима Дыбева?

— К сожалению, именно это мы и думаем, — ответил Димов.

— А почему? Что у меня с ним общего?

— Может быть, с его деньгами… Вы были вместе у кассы, ты знал, что у него в кармане около сотни левов. Пьяницам вроде тебя денег всегда не хватает.

— Да вы в своем уме? За сотню левов убить человека? Так не делается, товарищ начальник. Чего ради рисковать?

— Пьяный человек много не думает. Ты зачем пошел на станцию?

— Ведь я же вам сказал: там открывают раньше.

— И опять выходит, что ты весь день вертишься около Дыбева, то тут, то там.

— Да ведь можно и о нем сказать то же самое. А в буфете мы даже не были вместе, я сидел за отдельным столом.

— Значит, начинаешь припоминать… Выходит, что у тебя память начинает работать, когда тебе выгодно.

— Самое выгодное для меня — это чтобы вы оставили меня в покое! — сердито сказал Кротев. — Вы не можете арестовать человека только за то, что он пришел на станцию выпить пару рюмок ракии. Там ведь было еще человек сто.

— Да, но они были обычные пассажиры. А ты что там делал?

— Что мне, сто раз вам повторять?

— Лжешь, Кротев… Ты тоже сел в поезд и вышел в Косере, именно там, где и Евтим Дыбев.

В маленьких глазках Кротева мгновенно появилось ледяное выражение. Он молчал.

— Верно ли это? Был ты в поезде?

— Был, — коротко и мрачно ответил Кротев.

— А почему ты нам солгал перед этим?

— Ничего я вам не лгал. Просто забыл. Я же сказал вашему человеку, пьяный был, не помню.

— Не таким уж ты был пьяным и все хорошо помнил, ты сознательно солгал нам.

— Пьяный был!

— Это неверно. Зачем ты был в Косере?

— Ну вот что, хватит выпытывать! — закричал Кротев. — Это мое дело, где я был!

И он замолчал. Димов еще несколько раз повторил свой вопрос, но Кротев не отвечал, взгляд его становился все мрачнее и мрачнее.

— Послушай, Кротев, ты что, не понимаешь, как осложняется твое положение? — вмешался Паргов. — Против тебя есть серьезные улики, а ты даже не желаешь дать объяснения. Почему? Наверное, их у тебя нет?

— А у вас какие доказательства? Как вы докажете на суде, что я его треснул колом? Ведь кто-нибудь должен был это увидеть?

— А ты откуда знаешь, что он убит колом? — вздрогнул Димов.

— Это все знают.

— Напротив, никто не знает. Мы нарочно выдвинули другую версию.

— Не знаю, какую вы там версию выдумали, а я больше на ваши вопросы не отвечаю! Хотите в суд — так в суд! Перед нем я оправдаюсь!

— Ты уже выпил? — спросил его Паргов.

— И это не ваше дело! Арестуйте меня! А потом уж мы разберемся, имеете ли вы право задерживать меня ни за что.

Делать было нечего, его посадили под арест. Некоторое время оба они смотрели друг на друга с недоумением.

— Опять пьяный! — неуверенно сказал Паргов. — Потому так и взбесился.

— А может быть, просто тянет время… Попытается выдумать какую-нибудь более приемлемую версию. После первого допроса он успокоился, не верил, что мы узнаем о поезде, а сейчас не знает, что еще выдумать. Надо сделать у него обыск. Я не верю, что мы найдем у него там кинжал, наверное, он уничтожен. Но если найдем светлую фуфайку, то действительно времени терять больше не нужно.

— А другие?

— Да, с другими так или иначе работу нужно продолжить. К вечеру возьми еще одного сотрудника и прогуляйся с Шутевым. Как знать, может быть, что-нибудь да выйдет.

— Нет, вот с Кротевым что-нибудь может выйти. У меня какое-то предчувствие.

Но у Димова не было уверенности в этом.

— Хорошо, работайте с группой, — сказал он. — Я вернусь в Н., если буду вам нужен, найдете меня в участке.

Но к вечеру приведите к нам и Кротева. Попытаемся еще раз поговорить.

Через четверть часа «газик» ехал по городу. И хотя дело их решительно продвинулось, Димов чувствовал себя угнетенным и неудовлетворенным. Больше всего его тревожило поведение Кротева — было в нем что-то неестественное, ненормальное. Очень трудно предположить, что убийца стал бы так держаться. Но, к сожалению, он не мог до конца разобраться в состоянии Кротева.

Если уж быть совершенно искренним перед собой, то надо признать, что он, Димов, пока разбирается в психологии только своих ближайших сотрудников. В Софии он чувствовал себя гораздо увереннее.

После обеда вернулись две группы. Обыск у Георгия Кротева не дал никаких результатов. Ничего подозрительного не нашли и у слесаря — кроме штыка, о котором он сам предупредил. И не требовалось никакой экспертизы, и так было видно, что штык пролежал без употребления с тех пор, как был привезен с фронта.

Последним из своей затянувшейся экспедиции вернулся Паргов. Он был чрезвычайно возбужден.

— Шутев сбежал! — воскликнул он еще в дверях. В первый миг Димов не поверил своим ушам.

— Сбежал? Но это невозможно!

И все же так оно и было. Паргов подробно рассказал ему все, что случилось.

Вместе с одним оперативным работником они повезли Шутева на рабочем поезде. Сели на то же место, на котором, по его собственным словам, сидел Шутев. Сошли в Косере, миновали железнодорожные пути и поднялись на маленький холм точно напротив станции.

— Вполне возможно, что его в ту пятницу и не видели, — говорил Паргов, все еще не отдышавшись. — Все пассажиры вышли с другой стороны поезда. Ну, слушай дальше. Мы шли более получаса быстрым шагом. «Где же твой участок?» — спрашиваю я его. «Еще немного», — говорит. Минут через десять приблизились мы к редкой рощице. И вдруг он побежал изо всех сил — прямо к рощице. Я ему крикнул, Милчо выстрелил два раза, но, слава богу, не попал…

— А ты?

— И я трижды стрелял в воздух. Но его словно кнутом подстегнули, еще быстрее понесся. Убежал, только мы его и видели…

— Ты прямо оттуда приехал?

— Да как сказать. Мы заехали только в Войниково, поставили засаду около дома Шутева. Тут я расспросил его жену. Действительно, бедная совсем парализована.

Она утверждает, что они не ели котлет с тех пор, как ее парализовало. Мяса в городе Шутев никогда не покупал, а в селе у них бойни нет.

Иногда только резали мелкий скот — если, скажем, какой-нибудь теленок сломает ногу. Мы перерыли все в доме: сетки не нашли, а вот это я все-таки принес.

Паргов осторожно развернул пакет, вынул из него большую, довольно грязную фуфайку бежевого цвета.

— Именно такая, как ее описывали, — сказал он. — Шерсть домашнего прядения, некрашеная. Жена его утверждает, что он всегда носил ее под одеждой.

— А почему вы в него не стреляли? — спросил Димов. По тону его никак нельзя было понять, упрекает он или нет.

— Зачем стрелять? — сморщившись, ответил Паргов. — И так он далеко не убежит.

— Ну, граница не очень далеко.

— Будь спокоен, — махнул рукой Паргов. — Я позвонил в Перник, все меры приняты.

Наступило тягостное молчание.

— То у нас не было ни одного преступника, а сейчас сразу два, — мрачно сказал Димов. — Значит, один из них невиновен.

— Давай допросим еще раз Кротева? — предложил Паргов.

— Нет, я, его не вызову, пока сам не попросится! — сердито сказал Димов. — Ну, а что нам остается на завтра? Ждать, пока поймают Шутева?

— Мы не успели допросить Славчо Кынева из общинного совета.

— Да, только и не хватало, чтобы члены общинного совета совершали убийства, — сказал Димов. — Но раз он из Гулеша, то делать нечего, надо допросить и его.

В тот вечер им ничего больше не оставалось, как разойтись по домам,

8

Он не знал, как долго спал, но спал непробудным сном. Из темной пропасти сна его вытащил нетерпеливый стук в дверь.

— Кто там?

— Я, Паргов, открой!

Димов зажег ночник, быстро натянул брюки и пошел открывать. Его помощник стоял на пороге.

— Надо ехать, — сказал он, задыхаясь. — В Гулеше произошло убийство.

Димов не столько удивился, сколько встревожился.

— На этот раз огнестрельным оружием. Но пойдем, я расскажу тебе по дороге.

Димов посмотрел на часы — без двадцати час.

— Надень что-нибудь потеплее — на улице прохладно, — предупредил его Паргов и заскрипел своими громадными сапогами по лестнице.

Димов взял из шкафа плащ и поспешил следом.

— Ты сообщил начальнику? — спросил Димов.

— Его нет. Вызвали на доклад в Софию.

На улице в «газике» их ждали Пырван и вооруженный милиционер в форме. Димов сел рядом с шофером, и машина тут же рванулась с места.

— Ну теперь рассказывай…

— Пока еще мало что известно, — отозвался из темноты Паргов. — Этой ночью около одиннадцати часов в Гулеше убили бай Киро Кушева. Человек он в селе был известный. Лет ему за пятьдесят. Его убили в собственном доме, стреляли из револьвера с улицы.

— В собственном доме — удивленно спросил Димов.

— Да, в комнате, — подтвердил Паргов. — Стреляли, наверное, с улицы или со двора, пули выбили стекло в окне. Бай Киро умер моментально, а убийца скрылся.

— Ну, нам везет, — пробормотал Димов. — А кто тебе сообщил об этом?

— Наско, наш сотрудник в Гулеше. Я сам говорил с ним по телефону.

— Вот это уже действительно интересно, — сказал Димов. — Такие убийства не каждый день случаются. Даже в Софии…

— Да и в детективных романах, — добавил Паргов. — По крайней мере, в нашем краю такого до сих пор не было…

— А что за человек был убитый?

За спиной его подозрительно молчали.

— Враг, — наконец отозвался Пырван.

Но в голосе его не чувствовалось убежденности.

— Я серьезно спрашиваю.

— Не знаю, точно ли это, — неуверенно сказал Паргов, — но факт, что как-то на стене его дома появилась такая надпись. Отец бай Киро до 9 сентября был сельским богачом, водил дружбу с немцами, одним словом — мироед. Его дом был самым лучшим в селе.

— Почему был? Уж не сожгли ли его?

— Ну, зачем же! Там сейчас детский дом. Старого Кушева приговорили к смерти, а вскоре после этого умерла и его жена. До войны Киро учился в Софии в университете, но шла молва, что он был против немцев. Ссорился даже из-за этого с отцом. Испугавшись бомбардировок, он, как и многие, эвакуировался в село.

Держал себя хорошо, поэтому его 9 сентября и не тронули. Сначала он жил в отцовском доме — оставили ему одну из комнат. Но из университета его все-таки исключили.

— А ты не знаешь, что он изучал?

— Право, — сказал Пырван. — Так я слышал.

— Народный суд конфисковал его имущество, но, видно, Киро все же сумел кое-что скрыть, — продолжал Паргов. — Он тратил отцовские деньги, пока они у него были, потом стал появляться на черном рынке. За это поплатился. Милиция поймала его на каких-то незаконных сделках, два года Киро пробыл в исправительной колонии.

— Только из-за черного рынка? — усмехнулся Димов.

— Подробно мы расспросим в Гулеше. Разумеется, он был оппозиционерам. Активизировался во время первых выборов. Но из исправительной колонии вернулся тише воды, ниже травы, купил небольшой домик — тот, в котором его убили. Начал разводить кур, поросят. Лет десять я не слышал о нем ничего дурного. Когда в Войникове организовалась трудовая производственная кооперация, он стал в ней агентом по сбыту. Говорили, что зарабатывал хорошие деньги.

— Он женат?

— Нет, остался холостяком. Жил один во всем доме. Но дом этот небольшой, насколько я припоминаю, только две комнаты и кухня.

Тем временем машина неслась по шоссе. Время от времени в свете фар проскакивал заяц, быстро перебегали дорогу тяжелые куропатки. Вскоре они проехали потонувшее во мраке Войниково, потом оказались в Гулеше. Сельсовет находился на центральной площади. В окнах второго этажа был свет. Председатель сельсовета ждал их в своем кабинете вместе с парторгом и двумя молодыми людьми. Паргов быстро познакомил их с Димовым, подвинул ему стул. Один из парней, низкий, крепкий, с волосами, подстриженными бобриком, был Наско Радев — их сотрудник. Второй парень поспешил представиться сам.

— Я первый узнал об убийстве, — сказал он с непритворной гордостью.

— Он наш активист и комсомолец, — отрекомендовал его парторг.

— Кто будет докладывать, ты? — обратился Димов к Наско.

Он сел за письменный стол и вытащил записную книжку.

— Я спал в это время, — немного виновато начал Наско. — И даже не слышал выстрелов, хотя мы живем совсем близко. Меня разбудил Стефчо, — он кивнул головой на активиста. — «Вставай сейчас же, — говорит он мне, — убили бай Киро!»

Я быстро оделся, и мы пошли. Как полагается, Стефчо я во Двор не пустил, чтобы он ненароком не затоптал следы. Стекло было разбито пулями, но лампа в комнате горела. Я заглянул в окно. Бай Киро лежал весь в крови. Я засомневался, входить или нет. Но подумал, что, может, он жив и нуждается в медицинской помощи. Я внимательно осмотрел входную дверь.

Она была распахнута. Через переднюю я вошел в комнату. Но только склонился над бай Киро, как понял, что все кончено. Тогда я оставил Стефчо на посту у дома, а сам — за председателем.

Парень замолчал я досмотрел на активиста. Стефан как будто только этого ждал.

— И мы с женой уже спали, — начал он, — как вдруг меня разбудили выстрелы. Очень сильно грохнуло.

— Подожди, давай-ка помедленнее, — прервал его Димов. — Вы где живете?

— Можно сказать, прямо против бай Киро. Хотя и не очень близко, у нас двор большой. Правда, дом его очень хорошо от нас виден, потому что мы живем на втором этаже, а между домами деревьев нет. Когда раздались выстрелы, я тут же вскочил и, не зажигая огня, подбежал к окну. Снаружи ни единой души, никакого движения. Только окно в доме бай Киро светилось, но в свете лампы никого не было видно. Я тут же понял: что-то произошло. Тогда я зажег свет, натянул брюки, кое-как напялил ботинки и кинулся вниз. Тут вскочила жена, повисла у меня на плече. «Стой, — кричит, — ведь у них пистолеты, они тебя убьют!» Я едва ее уговорил. Только она все равно пошла за мной и причитала. На дворе мне это надоело, я прикрикнул на нее. Она осталась у ворот. Я вышел, на улицу. Там темно, пустота, ничего! Я посмотрел, есть ли еще у кого из соседей свет, — нет. Или не слышали, или спрятали головы под одеяло, чтобы и с ними чего не случилось. И только тогда я увидел разбитое окно в доме бай Киро. Сказать вам по совести, мне было страшно входить с голыми руками во двор — темно, как знать, откуда может прилететь пуля. Ограда там каменная, не очень высокая, можно заглянуть через нее. Так я и сделал… И тогда я увидел убийцу.

— Увидел? — Димов не поверил своим ушам.

— Я его видел собственными глазами. Он шел по дорожке к калиточке в глубине двора. Дом бай Киро выходит на две улицы, задняя — тупик. И человек шел туда.

— Как он выглядел?

— Как вам сказать, вроде ростом с меня или даже немного выше, но крупнее, сильнее… Брюки у него были вроде бы черные, в темноте не разглядел. Но фуфайка совсем светлая, я его по фуфайке и заметил в темноте…

— Подожди немного, — прервал Димов. — Почему ты думаешь, что это была именно фуфайка?

— Ну, может быть, пуловер.

— А почему не могла быть, скажем, светлая рубашка? Парень задумался.

— Нет, это была фуфайка, — сказал он гораздо увереннее. — Фуфайка длиннее рубашки и прилегает к телу. Речи быть не может — это фуфайка, — убежденно закончил парень.

— Хорошо, давай дальше, — кивнул Димов.

— Я хотел броситься за ним, — продолжал парень. — Но я не посмел, ведь у него пистолет. Смотрю на него, он прямо у меня под носом, а ничего не могу сделать. И все же я не сдержался, крикнул: «Эй!..» Вроде бы громко крикнул. И он оглянулся, честное слово. Повернул только голову, лица его я не видел, уж очень темно было во дворе. Но мне показалось, что у него что-то в руках. Наверное, что-то было, потому что он шел нагнувшись. Он посмотрел на меня, потом быстро побежал к калитке. И пока я пришел в себя — исчез.

Он замолчал, что-то тревожное и беспомощное появилось в его лице.

— Мне кажется, это кто-то из наших, — сказал парень. — Он похож на кого-то, кого я не раз видел.

С минуту они с Димовым напряженно смотрели друг на друга.

— Вот в том-то все и дело, — сказал Димов. — Ты очень хорошо знаешь, на кого он похож. Но не хочешь мне сказать. Просто тебе трудно поверить…

— Да, мне трудно поверить, — недовольно сказал парень. — Но дело не в этом, товарищ Димов. Ведь я же вам сказал, что было очень темно. Случается, что и среди бела дня обознаешься, а тут в такой темноте. Ведь такое несчастье можешь принести человеку, потом всю жизнь будешь раскаиваться!

Парень умолк. Димов чувствовал, что все в комнате сочувствуют ему.

— Ты не прав, — сказал Димов твердым голосом.

— Почему я не прав?

— А очень просто. Ну, видел ты, скажем, Петра. Если Петр не виновен, он был дома. Спал с женой, с детьми, и все знали, что он дома. Так как же тогда ты его оговоришь? Никак не сможешь! Даже если тебе и захочется нарочно ему устроить неприятность, все равно не сможешь.

— Да, верно, — сказал парень не очень убежденно. Потом немного подумал и добавил:

— В первый момент мне даже в голову не пришло, что это он. Только потом вдруг осенило, кто это может быть. Есть тут у нас один механик, Янко Несторов. Вот мне и показалось, что тот был похож на него.

— На Янко? — воскликнули все.

— Видно, он, — проговорил парторг. — Они одного поля ягода. Янко перед ним за десять метров снимал шапку.

— И это все? — спросил Димов.

— Все… Потом я пошел успокоил свою жену и сразу же побежал к Наско рассказать ему, что случилось.

— Когда тебя разбудили выстрелы, ты не догадался посмотреть на часы?

— Я не догадался, но жена посмотрела. Она говорит, что было пять минут двенадцатого.

— А какие у тебя часы?

— Большой будильник, всегда стоит на столе.

— Он точный?

— «Омега»!

— Хорошо, вернешься домой, не забудь его завести. Когда через десять минут они остались одни, Димов спрятал записную книжку и с любопытством посмотрел на Паргова.

— Ну, что теперь скажешь? Как думаешь, между этими двумя убийствами есть какая-нибудь связь?

— Не верится… — задумчиво ответил Паргов.

— А фуфайка?

— Так ведь я же тебе говорил, что здесь многие носят светлые фуфайки. Может, обычное совпадение.

— Так что, арестовывать вашего механика Янко Нестерова?

— Если найдем его.

— А почему ты думаешь, что мы его не найдем? — усмехнулся Димов.

— Да очень просто, если во дворе был действительно Янко, то, конечно, он понял, что его узнали. Не сумасшедший же он, чтобы ждать, пока мы его поймаем. Но не очень-то верится, что это был Янко Несторов. Парень обознался.

— Не будь таким уверенным.

— Янко, по-моему, смирный парень. Очень хороший механик, у него большая клиентура. Ты увидишь, какой отличный двухэтажный дом он себе построил. Сам живет на втором этаже, а внизу мастерская. И что бы это ему вдруг приспичило убивать Киро Кушева? Они ведь были друзьями, одного поля ягода, как говорится.

— Он женат?

— Да, женат, но детей нет. Жена его, кажется, неудачно сделала аборт. Нет, здесь не то, что ты думаешь: я не верю, что тот приставал к его жене.

— Обрати внимание, тут все какие-то бездетные. — И одно мне не ясно, по крайней мере сейчас. Убийца стрелял, но не убежал сразу. Наш Стефчо вставал, одевался, с женой препирался, прошел двор, улицу. И когда посмотрел через ограду, увидел убийцу. Очень странный убийца. Любой другой на его месте тут же смылся бы. Ведь яснее ясного, что Проснутся люди, посмотрят в окно. Узнают его, как, может быть, и узнали.

— Он мог войти к убитому и взять что-то. Может, именно из-за этого и совершил убийство.

— Да, разумеется, такое объяснение лежит на поверхности. И вое же есть в нем что-то неубедительное… невероятное. Если бы ему так уж необходимо было рисковать, то наверняка он придумал бы более умный ход… И все-таки лучше нам пойти посмотреть самим.

Наско и Стефан ждали их внизу у машины. Все они уселись в нее, поехали. Через два поворота Наско остановил их:

— Вот дом Янко… Двухэтажный, на углу.

Димов посмотрел через стекло — дом был совершенно темным, никаких признаков жизни.

— Наско и Пырван пусть останутся, — распорядился Димов, — и внимательно охраняют дом, пока мы не придем.

Только они собрались двинуться дальше, как на темном шоссе блеснули фары, и вскоре показался фургон доктора Станкова. Они дали знак его шоферу ехать за ними и вскоре были на месте. Доктор Станков с трудом вылез из машины; и без того массивный, он в своем толстом свитере стал совсем похож на медведя.

— Я даже не успел сварить себе кофе, — пожаловался он. — А мы, толстяки, по ночам очень сонливые.

Начался осмотр. Расстояние между оградой и домом было совсем небольшим — около четырех метров. По всей вероятности, стреляли не с улицы, поскольку там не нашли гильз. Дом был одноэтажный, низкий, давно не крашенный, какой-то заброшенный.

Недалеко от входной двери росла старая развесистая айва. Именно там и нашли четыре гильзы. Посмотрели через разбитое стекло. Пол был почти вровень с землей, довольно грязный, покрыт побелевшей дорожкой. На полу ничком лежал Кушев в луже крови. Пуля угодила чуть выше левого глаза, раздробила череп. Видны были еще две раны — одна в горле, другая в области сердца.

— Все три смертельные, — пробормотал доктор Станков с отвращением. — Смерть наступила моментально.

Они прошли внутрь дома. Узкий, нечистый коридорчик разделял его на две половины.

С правой стороны были кухня и хорошо обставленная комната, которая, наверное, служила гостиной. С левой стороны — чуланчик и комната, в которой произошло убийство. Меблировка в ней была скудная: только кровать и какой-то старый деревенский сундук, окованный цветной жестью. Доктор Станков склонился над трупом.

— Только три раны, — равнодушно сказал он. — Четвертая пуля ударила в стену, вы видели куда. Все три пули шли откуда-то снизу. Очевидно, убийца присел на корточки за айвой и разом выпустил все четыре пули. Он целился в сердце, а пока Кушев падал, пули попали в горло и в голову.

Они внимательно обыскали труп. Оказалось, что в карманах полно бумаг и документов, которые там едва умещались. В заднем кармане брюк нашли старый, истертый бумажник, набитый деньгами. Пересчитали деньги — двести шестнадцать левов без мелочи. Сундук был заперт, и ни один из ключей, найденных в карманах убитого, не подходил к нему.

Димов и Паргов озадаченно переглянулись.

— Вот тебе еще одна загадка, — сказал Димов. — Где задержался убийца? Явно он не дошел до трупа, иначе взял бы, по крайней мере, деньги или что-нибудь другое, хотя бы для того, чтобы замаскировать истинную цель убийства, если это не был грабеж.

— К тому же быстрее было бы влезть в окно, — добавил Паргов. — И из элементарной предосторожности погасить лампу. Как знать, может, он взял что-то в других комнатах…

Димов задумчиво осматривал комнату. Потом оставил Паргова провести тщательный обыск, а сам вместе с Наско и двумя сотрудниками быстро направился к дому Янко Нестерова. Улица была все такой же тихой и темной, в доме механика ни лучика света. Они разработали подробный план, как проникнуть в дом, поставили засаду. В дом должны были войти Димов и Наско.

— Вероятность сопротивления невелика, — сказал Димов. — Он или сбежал, или уже подготовил какую-нибудь ложь. Не думаю, что он будет здесь сопротивляться, но как знать. Может, он думает, что в темноте его не узнали.

Они вошли в небольшой двор с грядками цветов возле дома. Бетонная лестница без перил вела на второй этаж. Димов поднялся первым, Наско за ним. У двери была маленькая площадка, справа на дверной раме белела старомодная фарфоровая чашечка звонка. Димов слегка нажал на кнопку, потом еще раз, уже сильней, и стал ждать.

Вскоре окно над лестницей засветилось, послышался легкий скрежет ставен. Они отошли в сторону. Теперь хорошо было видно все окно, в котором показалась мужская фигура.

— Кто? — спросил мужчина.

В голосе его Димову почудилась затаенная тревога.

— Милиция! — сказал Димов. На минуту стало тихо.

— Милиция? — переспросил мужчина. — Сейчас иду… Послышался скрип двери, шаги босых ног в прихожей. Потом на пороге появился мужчина в майке и черных трусах.

Он был худощав и жилист, на лице выступали скулы. Левую бровь рассекал широкий шрам, видимо, от старой раны.

— Вам нужно одеться, — спокойно сказал Димов. — Пойдете с нами в сельсовет.

Димов поймал на себе испытующий взгляд механика.

— Хорошо, — сказал он, но голос его звучал еще глуше. Он повернулся и направился в прихожую.

— Подождите! — остановил его Димов. — Наско, иди с ним.

— Товарищ начальник, вы испугаете жену! — сказал мужчина, и в голосе впервые появилась умоляющая нотка.

— Ничего страшного…

— Хочу вас спросить, мне с собой что-нибудь брать?

— Что именно?

— Ну, в дорогу… Еду, одежду.

— Нет, не нужно! — резко ответил Димов. — Только оденьтесь.

— Да, да, хорошо, — явно успокоившись, сказал механик.

Наско вошел вместе с Нестеровым. Не в первый раз видел он эту уютную спальню с новой городской мебелью и фарфоровыми украшениями на стенах. На широкой кровати, укрывшись почти с головой, лежала жена Янко и испуганно смотрела на них.

— Не бойся, ничего страшного, — успокоил ее Янко. Он начал одеваться. Движения его были быстрыми и уверенными.

— Зачем тебя вызывают?

— Откуда я знаю? — пожал плечами Янко. — Ты вот его спроси.

— Наско, скажи! — умоляюще попросила женщина.

— Да ничего страшного, — пробормотал Наско. — Расспросят его об одном деле.

— Знаешь, браток, в культурных странах не будят людей по ночам, — сказал Янко. — Всему свое время…

— Скажем — поймешь, что нам нужно! — уклончиво ответил Наско.

Немного погодя они вышли из дома — каблуки застучали по ступенькам. Димов заметил, как из-за тонкой занавески за ними следила женщина. На улице к ним присоединилось несколько человек, оставшихся в засаде.

— Ого, красная гвардия! — с иронией заметил Янко. — Уж не началось ли снова раскулачивание?

Ему никто не ответил. Вскоре подошли к сельсовету и поднялись по деревянной лестнице. В дежурной комнате горел свет, но она пустовала.

— Останется только Наско, — сказал Димов, — другим ждать у входа… Предупреждаю, — обратился он к Нестерову, — что любое ложное показание обернется против вас. А теперь расскажите, что вы делали этим вечером?

Лицо Нестерова оставалось безучастным.

— С какого часа?

— Ну, скажем, с шести.

— Я был в мастерской, — медленно начал Несторов. — Заряжал аккумулятор. К семи поднялся наверх, ждал гостей. Мы собираемся раза два в неделю, играем в белот.

— Всегда вчетвером?

— Можно сказать, всегда. Во всяком случае, никого из посторонних не принимаем.

На этот раз должны были играть втроем. Свилен не пришел. Сказать по правде, лично я предпочитаю играть втроем — так каждый отвечает сам за себя.

— Кто были другие двое?

— Славчо Кынев, мой приятель. Он постоянный партнер. Славчо привел с собой Манаско, фамилии его не знаю. Манаско механик в ремонтной мастерской, играет хорошо, но мне он не нравится. Больно уж важничает. Но Славчо просто влюбился в него, из Софии даже привез — как было отказать. Они заупрямились, не хотели играть втроем, даже послали мою жену найти четвертого. Никого она не нашла, и мы сели втроем.

— Где играли?

— На кухне. Мы всегда играем на кухне, чтобы не мешать жене спать. Играли примерно до пол-одиннадцатого, игра кое-как шла. А потом поссорились.

— Из-за чего?

— Из-за игры. Обычно мы не открываем карты, но тут Славчо при сдаче открыл последнюю — валета. Был мой ход, и валет должен был прийти ко мне, а у меня их уже было три. Начался спор. Я сказал, что, конечно, согласен продолжать игру, хотя карта и открыта. А Славчо твердит свое — ошибка при сдаче, надо сдавать снова. Но ведь это не покер!.. Разве я не прав?

— Конечно, не правы.

— Может быть, но мы обычно так делали. Или, в крайнем случае, кладем карту обратно в колоду. Я, конечно, и на это был согласен, ведь у меня было три валета… Но зачем я рассказываю все эти глупости?

— Ничего, ничего, интересно.

Янко с удивлением посмотрел на Димова.

— Да, на этот раз Славчо заупрямился. Он выпил, а пить не умеет и стал задираться. Не согласился сбросить карты, хотя и так проигрывал. Мы с Манаско выигрывали, но что поделать. Он расстроил игру. Начальство — как с ним спорить! — закончил механик с добродушной иронией.

— А сколько выпили?

— Около литра — на всех, разумеется. Не очень много, игре не мешает. Наша ракия — фруктовая, не особенно крепкая.

— А ваша жена спала?

— Спала, конечно, но шум ее разбудил. Даже заглянула на кухню — узнать, что там происходит. Если жены нас не будут удерживать, мы когда-нибудь подеремся из-за этих карт. Приятели ушли, никто никому не платил. Я пошел в спальню…

— Жена уже заснула?

— Нет. Мы поговорили немного, потом и я лег.

— Когда это было? Я хочу спросить, в котором часу вы заснули?

— Не знаю… Наверное, около одиннадцати.

— Хорошо! — кивнул Димов. — Приблизительно в это время, я хочу сказать — перед тем, как заснуть, вы ничего не слышали?

— А что я мог слышать?

— То, что произвело бы на вас впечатление. Шум какой-нибудь, скажем, голоса…

— Нет, ничего, — решительно сказал механик и вдруг добавил: — А, нет, как только заснул, под окном затарахтела «Ява» Спаса, соседа. Я даже выругал его про себя, не первый раз он выкидывает такой номер — будит людей.

— Почему вы уверены, что это был именно Спас?

— Я же слышал, как он отворил ворота и въехал во двор. Димов посмотрел на Наско:

— Ты знаешь этого Спаса?

— Знаю. Работает в Пернике, иногда поздно возвращается на мотоцикле.

— Пойди позови его!..

Наско вышел. Димов взглянул на Янко. Тот выглядел совсем успокоившимся, даже удобнее уселся на стуле.

— Очень странно, что вы больше ничего не слышали, — сказал Димов. — Потому что именно в это время неподалеку от вашего дома стреляли. Да не один и не два раза.

— Кто стрелял? — спросил, чуть вздрогнув, Янко.

— Именно это мы и хотим узнать. Неизвестный человек застрелил вашего односельчанина Кирила Кушева.

Димов ясно заметил, как во взгляде механика промелькнули совершенно естественные изумление и тревога.

— Бай Киро? — воскликнул он. — Где, в его доме?

— Да, в его собственной комнате.

— Как же так! — озадаченно пробормотал Янко. — Никогда бы не подумал.

— Что вы хотите этим сказать?

— Он был таким смирным. У него не было врагов.

— А какие у вас с ним были отношения?

— Так вот вы почему меня расспрашиваете?! — воскликнул Янко. — Боже мой, господи, да в уме ли вы? Я его всегда уважал, мы никогда слова поперек друг другу не сказали. Да ведь я уже объяснил вам, что весь вечер не выходил из дому.

— В этом мы не совсем уверены.

— Но есть свидетели.

— Они ушли раньше.

— Жена была все время дома.

— Но жена ваша спала, вы могли встать так, что она и не услышала бы этого.

— Мог?.. Каждый бы мог!.. Почему вы именно меня забрали? Я последний человек в селе, который стал бы посягать на бай Киро.

Димов пристально посмотрел на механика.

— В том-то и дело, что вас видели! — твердо сказал он. — Есть свидетель. Видел вас во дворе бай Киро. Как раз тогда, когда раздались выстрелы.

Янко молчал, лицо его ничего не выражало.

— Глупости! — наконец сказал он. — Я весь вечер был дома. Не выходил даже за порог.

— Есть у вас светлая фуфайка?

— Светлая фуфайка? Никогда в жизни не носил такую.

— Вы уверены?

— Совершенно уверен. Как может человек не знать свою одежду?

— Какой номер обуви носите?

— Сорок третий.

— А вы знали Евтима Дыбева?

— Как же. У меня еще и сейчас его велосипед. Мне не хочется пока возвращать его жене. Это все равно что сыпать соль на рану. Подожду еще недельку, тогда верну.

— Он заплатил за ремонт?

— Нет, зачем платить вперед. Дал мне только три лева, чтобы я купил подшипник.

— Что вы делали в Пернике в тот день, когда был убит Дыбев?

— Разве сейчас вспомнишь, — он надолго задумался, — я часто езжу в Перник на мотоцикле — проветриться. Все-таки город — можно что-нибудь купить. Ах да, в тот день я купил магнитофон, потом ходил в кино…

— А когда вернулись?

— Около десяти, на мотоцикле. Тот несчастный лежал в это время в канаве, но откуда мне было знать.

— Нет ли у вас дома какого-нибудь оружия?

— Абсолютно никакого. Не нужно мне этого добра. Я человек миролюбивый, даже из-за карт не люблю скандалить.

— Этот шрам на лбу у вас откуда?

— С фронта — ранили меня в Венгрии, при Надятаде. У меня два ордена за храбрость.

Димов склонил голову над блокнотом и не поднимал ее до тех пор, пока в комнату не ввели высокого хмурого человека, наспех одетого. Димов приказал отвести Нестерова в другую комнату, потом пригласил Спаса сесть.

— Извини, бай Спас, что подняли тебя в неурочное время, — начал Димов, — но так надо.

Любезный тон сразу смягчил великана. Его лицо просветлело.

— Ну, раз надо! — махнул он рукой и сел.

— Бай Спас, не можешь ли ты припомнить, в котором часу этой ночью ты вернулся домой?

— Не знаю, не посмотрел на часы. Наверно, около одиннадцати.

— Тогда, конечно, ты слышал стрельбу?

— Слышал, слышал, как не слышать… Но не обратил внимания.

— Почему?

— Я подумал, что наши парни стреляют, дружинники. Они иногда ночью пробуют оружие.

— Сейчас очень важно, чтобы ты все как следует вспомнил. Как скоро после возвращения ты услышал выстрелы?

— Очень скоро…

— Что значит очень скоро? Пять, десять минут?

— Нет, скорее две-три минуты.

— Хорошо было слышно?

— Не очень… Стреляли довольно далеко.

— Не так уж далеко. Этой ночью убили Кирила Кушева в его доме.

Непонятно почему, но великан совсем не удивился. Даже не взволновался.

— Пожалуй, не ошиблись! — мрачно сказал он. — Отменная была гадина. Будто борец на ярмарке — с головы до пят вымазанный маслом. Никак его не схватишь, всегда ускользнет. Наверно, обманул кого-нибудь, тот ему и отплатил. Спекулянт высшего класса.

— Ну ладно, бай Спас, можешь идти.

Великан встал и словно бы заполнил всю комнату.

— А моего соседа почему забрали? — спросил он.

— Для проверки, немного погодя выпустим.

— Неплохой парень! — не очень уверенно пробормотал великан. — Только вот много разных людей к нему ходит. Правда, работа у него такая.

И не торопясь вышел. Димов оставил Наско сторожить Нестерова, а сам вместе с Пырваном отправился в дом Кушева. Обыск был окончен. Паргов задумчиво курил сигарету.

— Ничего особенного, — доложил он. — Нашел две пули. Одна деформировалась, но та, что ударила в стену, сохранилась целиком. Пожалуй, от парабеллума, но утверждать не могу. Когда рассветет, тщательно осмотрим двор, сейчас темно, не видно. В доме ничего. В сундуке нашли сберегательную книжку. Чистых двадцать тысяч левов. Это немало. Я считаю — если бы он был простым торговым посредником, вряд ли ему удалось бы скопить такую сумму.

— Как сказать. Если торговал крадеными материалами — даже мало, — сказал Димов.

— Во всяком случае, ревизию в кооперации надо произвести.

— У тебя есть какое-либо предположение? — с любопытством спросил Паргов.

— Пока нет… Но, как я тебе уже сказал, не исключено, что были злоупотребления.

И, может быть, из опасения, как бы они не были раскрыты, кто-то убил его.

— М-да! — протянул Паргов.

— Сейчас для меня основная проблема — выяснить: в этих обоих случаях один и тот же убийца или нет. Светлая фуфайка…

— Я говорил тебе о фуфайках. Их носят здесь довольно часто.

— Не так уж часто! — несколько нетерпеливо возразил Димов. — С тех пор как убили Дыбева, все время разглядываю, в чем люди одеты. До сих пор увидел всего две-три фуфайки. Не так много… На основании только простого совпадения серьезную гипотезу нельзя ни опровергнуть, ни подтвердить.

— А что с Янко?

Димов коротко рассказал о допросе.

— Да, достаточно серьезное алиби, — кивнул Паргов. — Жене его — и говорить нечего — не поверил бы. Но бай Спас честный человек, врать не будет.

— А представь себе, что Несторов видел бай Спаса где-нибудь в селе, когда тот возвращался. Потом совершил убийство и вернулся домой. Что ему стоит наврать, будто слышал шум мотоцикла, лежа в постели?

— Знаешь, а это идея! — встрепенулся Паргов.

— Но я не верю, — покачал головой Димов. — Не допускаю, чтобы он мог вступить в такой преступный сговор с женой. Но не это важно. Когда я ему сказал, что Кушев убит, он вздрогнул и искренне — в этом я убежден — удивился.

— Это дело кажется еще запутаннее первого, — пробормотал Паргов.

— А у тебя какое предположение?

— Да никакого… — неохотно протянул тот.

— Говори, говори…

— Это не предположение, а просто самое очевидное, что могло прийти в голову.

Представим, что Кушев был случайным свидетелем убийства. Или каким-то образом узнал, кто убийца. Заставил его признаться, а тот, чтобы спастись, убил Кушева.

Но это, конечно, глупости. Я не думаю, что дело обстоит так просто.

— А знаешь, какое противоречие в твоем рассуждении?

— Да, знаю. Если так — убийца достиг своей цели, и было бы естественно, если бы он моментально скрылся, а не мешкал во дворе.

— Именно! — кивнул Димов.

— Может, убийца хотел ограбить Кушева?

— Слишком большой риск…

— Может, у него была отмычка, чтобы открыть дверь, или второй ключ. Но он услышал шум, поднятый нашим парнем, испугался и убежал.

— Нашли ключ у задней двери?

— Да, висит прямо за дверью.

— Вообще все это пустые домыслы! — кисло заметил Димов. — А нам необходимы факты. Притом проверенные… Пойдем сейчас к Несторову. Мы еще не допрашивали его жену, а говорим, что у него алиби.

Но беседа с женой ничего не дала. Супруга механика была молодая, темноглазая, красивая женщина, хорошо сложенная, на вид очень спокойная. Вероятно, спокойствие ее исходило от уверенности, что муж не может быть замешан ни в каком опасном деле или преступлении. Ее ответы точно подтвердили все, что рассказал Несторов. Кроме того, женщина категорически утверждала, что, когда они погасили свет, было без пяти одиннадцать — она посмотрела на часы.

— Посмотрели и заснули? — спросил Димов.

— Я всегда еще минут пять-шесть не сплю.

— Вы слышали, когда вернулся на «Яве» бай Спас?

— Нет.

Димов заметил, что Паргов все время слушал ее с необыкновенным напряжением, не отрывая взгляда от ее лица. Когда наконец допрос был окончен и они вышли во двор, он тихо сказал:

— Она произвела на меня плохое впечатление. Отвечала так, словно повторяла заученный урок. Эта женщина знает что-то еще, я уверен в этом.

— Уверенность без доказательств ничего не значит, — вздохнул Димов. — Давай начнем обыск.

Но и при самом тщательном обыске не обнаружили ничего подозрительного.

Светлой фуфайки нигде не нашли, хотя в глубине души Димов надеялся ее обнаружить. Когда вышли на улицу, была глубокая ночь. Давно уже перестали петь сельские петухи, над крышами простиралось прозрачное, розоватое небо, такое чистое, словно оно раскинулось над самым праведным уголком земли. Они снова вернулись в дом Кушева, им осталось осмотреть двор. Осмотр длился более часа.

Нигде не нашли ни оторванной пуговицы, ни окурка, ничего, кроме куриного помета и гнилых плодов. И только в конце сделали неожиданное, почти сенсационное открытие. От задней двери дома к маленьким воротам, что вели в тупик, шла узкая дорожка, устланная битой плиткой. Неподалеку от ворот, на расстоянии одного шага вправо от дорожки, стояла водопроводная колонка — труба с грубым краном, на который надевали шланг для поливки. Кран плохо закрывался, и в трубе булькала, вернее, из трубы капала вода, а земля возле нее была влажной, размягченной. И именно на этой мягкой земле они обнаружили ясный отпечаток ботинка, настолько четкий, словно его сделали по специальному заказу. Это был отпечаток обыкновенного ботинка с обыкновенной кожаной подметкой, сорок второго размера.

Было видно, что отпечаток совсем свежий, оставленный этой ночью.

— Опять тот же номер! — сказал Паргов. — А если прибавить фуфайку… Может быть, между этими двумя преступлениями есть связь?

— Связь — не то слово, — согласился Димов. — Хорошо было бы, если б удалось обнаружить на ботинках Нестерова хоть немного грязи.

— Ты веришь, что это возможно? — спросил с надеждой Паргов.

— Нет… Я очень внимательно осмотрел его одежду и обувь. Могу тебе сказать — они совершенно чистые. Конечно, он мог потом вычистить их. Во время обыска вы не нашли никаких других ботинок?

— Нашли, новые, выходные. И одни для езды на мотоцикле.

— Не может быть, чтобы он купил новые ботинки специально для ночного похода. Но что зря говорить, надо проверить…

Тут же проверили, но ботинки Нестерова оказались совершенно сухими, без каких-либо следов грязи. Не было ни малейшего основания думать, что их недавно чистили. Димов вернулся в комнату председателя и велел отпустить механика.

Теперь им осталось одно — допросить заведующего ремонтной мастерской Славчо Кынева. Вместе с Парговым они пошли пешком. Димову сразу же бросилось в глаза, как походили друг на друга два дома — Нестерова и Кынева, — несомненно, они были построены по одному и тому же проекту. Одинаковыми были даже звонки на дверях.

Димов нажал кнопку звонка, и за дверью раздался тот же звон. Спустя немного те же шаги босых ног послышались в прихожей, только на этот раз шаги были более легкими. Дверь открылась, на пороге показалась молодая девушка.

Димов едва не отступил на шаг, столь неожиданной была эта встреча. А девушка была совсем обыкновенная, может быть, немного слишком красивая для какого-то Гулеша. На ней были надеты красная блузка и короткая черная юбочка, черные грубые чулки, явно домашней вязки, были небрежно натянуты до колен, так что между ними и юбкой виднелась довольно широкая полоса неожиданно белой и нежной кожи. На мгновение Димов даже забыл имя человека, которого они искали, и лихорадочно пытался вспомнить. Девушка озадаченно смотрела на него своими немного узкими глазами цвета спелой шелковицы.

— Дома Славчо Кынев? — спросил наконец все еще неуверенным голосом Димов.

— Его нет, он ушел на работу, — ответила девушка. Она не подала виду, что заметила смущение, неожиданно вызванное ею. Лицо ее было прекрасным, с широкими скулами, а разрез глаз был миндалевидным от природы, без какого-либо вмешательства косметики.

— Очень рано! — прошепелявил Димов.

— Он всегда рано уходит, — сказала девушка, и Димов заметил, что она принялась разглядывать его с большим интересом.

— Вы кто ему?

— Сестра, — ответила девушка. — А вы не из милиции?

— Да вроде бы…

— Может быть, вам будет интересно, — сказала она. — Бай Киро последнее время ходил с одной из наших преподавательниц… Зовут ее Надежда Замфирская.

— Действительно интересно! — заметил Димов с чрезмерным энтузиазмом. — Но откуда вы знаете?

— Я сама видела их два раза вместе… По вечерам.

— Пожалуй, не очень серьезное доказательство.

— Да, но она улыбалась! — живо возразила девушка. — В техникуме мы никогда не видели ее улыбающейся… Никогда…

— Да, вот это уже другое дело! — согласился Димов. — А о каком техникуме идет речь?

— Керамики в Пернике.

— А эта ваша преподавательница, наверно, не так уж молода?

— Нет, конечно… Ей уже за тридцать.

— Как вы жестоко судите о возрасте, — улыбнулся Димов. — Благодарю за сведения, может быть, они окажутся важными… До свидания, — он поднял указательный палец к воображаемому козырьку.

«Глупо все вышло!» — удрученно думал Димов, спускаясь по бетонной лестнице. Но последний взгляд девушки был благосклонным, несмотря на ее понятия о возрасте.

Во дворе ждал Паргов. Димов заметил, как в его глазах блеснула чуть заметная ирония. Или, может, ему так только показалось?..

Они сели в машину, где был Пырван. Сонный шофер так резко включил газ, что всех отшвырнуло назад.

— Пырван, что ты скажешь об этой девушке? — спросил немного погодя Димов.

— Богиня! — охотно ответил юноша. — Статуя!..

— Как ее зовут?

— Янка… Янка — красивое имя… Товарищ Димов, а вам везет, она напоследок ласково на вас посмотрела. Небось заинтересовалась. На вашем месте я бы прыгал словно котенок.

— В том-то и дело, что котята прыгают очень смешно, — пробормотал Димов.

— Давно уж твое время, парень, наступило! — внезапно развеселившись, подхватил Паргов.

Ремонтная мастерская находилась в километре от села. На Димова сразу произвел впечатление образцовый порядок во дворе. Все машины стояли под навесом, возле них суетились мастера в опрятных спецовках. Контора размещалась в маленькой постройке возле ворот, почти у забора. К заведующему мастерской вошли только Димов и Паргов. Узнать его было нетрудно — настолько брат и сестра походили друг на друга. Кынев был высоким красивым мужчиной, с темными глазами и широкими скулами, как у сестры. Он любезно предложил вошедшим стулья, но Димов предпочел устроиться за свободным письменным столом, стоящим точно напротив письменного стола заведующего, и спокойно достал блокнот — в этом был смысл всего маневра.

Даже не было необходимости говорить Кыневу, кто пришел и зачем — он, как и все село, уже знал об убийстве.

— Да, конечно, мы очень хорошо знакомы с Нестеровым, — начал Кынев. — Двадцать лет нас, как говорится, водой не разольешь.

— Несторов утверждает, что вчерашний вечер вы провели вместе, — сказал Димов.

— Да, играли в карты…

— С какого часа и до какого?

— С семи, думаю… до половины одиннадцатого.

— Почему кончили играть?

— Поссорились.

— Это я и хочу знать. По чьей вине поссорились?

Заведующий ремонтной мастерской посмотрел на Димова с удивлением.

— Я думаю, по его, — сказал он. — Вы играете в белот?

— Конечно, — кивнул Димов.

— Мы не открываем карты. Ладно. Но я ошибся и открыл валета. В таком случае — если кто-то возражает — кладем открытую карту в колоду. Ладно. Но он хотел непременно получить валета… Потому и поссорились.

— А Янко считает, что именно вы прекратили игру. Он в конце концов согласился положить четвертого валета в колоду.

Кынев задумался, лоб его слегка наморщился.

— Могло быть и так. Мы много выпили, может, и я придрался. А разве это так уж важно? — спросил он.

— Для меня важно, — холодно сказал Димов.

Кынев быстро взглянул на него.

— Вот оно что, теперь понимаю, — произнес он слегка изменившимся голосом. — Вы хотите знать, не расстроил ли я игру нарочно? Должен вам сказать, что нет. Ссора вспыхнула, как это часто бывает, совсем неожиданно. Кроме того, он меня обидел. Сказал, будто я знал, что это валет, и нарочно его открыл. О валете я действительно знал, но и речи быть не могло, чтобы я сделал это нарочно. И вообще нельзя обвинять, если не уверен.

— Он был пьян?

— Да нет, пьян он не был. Пьет он здорово, и литр ему только так, для разогрева.

— А дальше что?

— Ничего. Игра расстроилась. Да тут еще жена ему помогла, пришла нас ругать.

Янко послал ее подальше, но настроение у нас пропало.

— Вы домой ушли?

— Конечно, домой, — усмехнулся Кынев. — Здесь нет баров, где можно добрать ночью. Сначала нам было по пути, и мы шли с Манаско, потом он пошел к себе, а я к себе.

— Кто-нибудь видел, как вы шли?

Молодой человек нахмурился.

— Вы что, требуете алиби и от меня? — спросил он сухо.

— Здесь только я имею право задавать вопросы! — бросил Димов. — Думаю, что вопросы я задаю вам достаточно вежливо.

— Да, но на каком основании?

— Другие уже спали, а вы в это время находились на улице.

— Я думаю, что именно в этом и состоит мое алиби, — сказал Кынев. — Если кто задумал убийство, первая его забота — пройти незамеченным.

— Не стоит спорить. Вы будете отвечать на вопрос?

— Никто не видел, как я шел, — недовольно ответил Кынев. — Коли человек задержится, он, по крайней мере, стремится не беспокоить других. Я разделся в темноте и лег. Жена сердится, когда я ее бужу ночью…

— Вы слышали выстрелы?

— Нет, не слышал… Наш дом далеко от дома Кынева.

— Достаточно об этом, — кивнул Димов. — Помните ли вы день, когда убили Евтима Дыбева?

— Да, помню. Я в тот день был в Пернике.

— Ехали в рабочем поезде?

— Да, верно…

— А почему не сошли на своей станции?

Что-то похожее на досаду промелькнуло на лице заведующего.

— Я ездил в Перник, чтобы купить реостат, — сказал он. — Наш сломался, а мы без него как без рук. Поехал на базу, но и там они кончились. Мне сказали, что в Орешецкой мастерской несколько дней назад купили два. Я поехал к ним и упросил, чтобы отдали один, пока не привезут из Софии. Мы товарищи, как же не помочь.

— В какое время вы прибыли в Орешец?

— Было темно, расписания не помню. Сразу пошел к товарищу, который ночует в мастерской. Он не только дал мне прибор, но и отвез на мотоцикле в Гулеш…

— Достаточно. У вас есть светлая фуфайка?

На этот вопрос Кынев ответил не сразу.

— Нет. У меня две синих. Видите ли, белые свитера не для моей работы.

Димов что-то записал в блокноте и снова поднял голову.

— Какой номер ботинок носите?

— Сорок второй.

— Не могли бы показать?

Не вставая с места, Кынев вытянул ноги под столом. Ботинки были немного запачканы, но подошвы оказались резиновыми, рифлеными.

— У меня нет больше вопросов, — повернулся Димов к своему помощнику. — А у тебя?

— И так надоели человеку, — начал Паргов неохотно, — но надо довести дело до конца. Послушай, Славчо, какими были отношения между Янко и бай Киро? Они дружили?

— Ни о какой дружбе и речи быть не может — что у них общего? Бай Киро ни в закусочную не заходил, ни в кафе. «Здрасьте». — «Здрасьте!» — вот и все.

— А видел ты когда-нибудь на Янко светлую фуфайку?

— Не помню! — неуверенно произнес Кынев. — Разве мужчину могут интересовать такие вещи? Я даже не помню, есть ли у него белая рубашка, а не то что фуфайка…

— Да, конечно… Ну, все… — повернулся Паргов к своему шефу.

Димов встал. Паргов вслед за ним.

— Думаю, что вы напрасно обиделись, — сказал Димов. — Мы только выполняем свой долг.

Спустя немного «газик» помчал их к селу. Все молчали.

— Ну? — наконец спросил Димов.

— Ничего! — пробормотал Паргов. — Выходит, переборщили со Славчо, он честный парень. И активист к тому же, нельзя же так, без разбора.

— Да, но у него нет алиби. А это кое-что значит.

Вернувшись в село, решили оставить там на дежурство Пырвана. Дали ему задание, а в помощники назначили Наско и несколько наиболее опытных членов отряда. Потом сели в «газик» и ни с чем потащились в город. Паргов, казалось, переживал это более болезненно, чем другие, и хмуро молчал. Что они доложат теперь вышестоящим инстанциям?

«Убиты двое, но неизвестно, кто совершил это грязное дело. Нет ни дороги, ни тропинки, даже не знаем, куда путь держим! Как слепые бредем. На что же мы годимся, если не можем разобраться?»

Так думал Паргов, но его начальник был далек от этих мыслей. Надежда не покидала его. Ему хотелось побыть одному, все обдумать.

А день начинался самый обычный — спокойный и тихий. По дорогам брели унылые ослы, низко над рыжим жнивьем пролетали сороки. Под пожелтевшей сливой, неподалеку от шоссе, надвинув на глаза соломенную шляпу, спал какой-то мужчина в резиновых царвулях. Он может спать до второго пришествия, в этих мирных местах не может произойти убийство. Но почему все-таки оно произошло здесь, в этом самом тихом, самом спокойном, самом пустынном уголке? Этого никто не мог понять.

9

В участке их ожидала новость — ночью поймали Георгия Шутева. Оперативный работник подробно рассказал им о том, как все произошло. После полуночи Шутев пытался пробраться домой, и его задержали на заднем дворике. Только слово «задержали» не совсем точное — боролись с ним, как с бешеным зверем. И были вынуждены привезти Шутева в участок связанным его же веревкой для сушки белья.

Так и лежит он до сих пор в арестантской.

— Ну, ты доволен? — с кривой усмешкой спросил Димов у Паргова. — Участок начинает заполняться арестованными.

— Пойдем поглядим на него, — мрачно предложил тот.

Спустились в арестантскую, открыли тяжелую дверь. Шутев сидел на полу; он едва взглянул на вошедших.

— Почему ты вчера вечером убежал? — спросил Димов.

Шутев молчал, глядя им в ноги.

— Послушай, я знаю почему! — сердито сказал Димов. — Хочу только услышать это от тебя.

— Зачем, если знаешь? — огрызнулся Шутев.

— Другие тоже должны знать.

Шутев долго молчал, лицо его все больше темнело.

— Срам одолел! — пробормотал он наконец.

— Из-за чего?

— Из-за картошки. Я накопал не нашей, а чужой — Илийчо Кынчева.

— А за каким чертом? Десять соток картошки мало, что ли? Лопнешь — и то все не съешь!..

Шутев молчал.

— Так ведь?.. Тебе дали участок, а ты крадешь у другого. Как это объяснить?

— Да его поросенок… — начал Шутев и замолчал.

— Говори, говори!

— Мы с Илийчо соседи. Уже несколько раз его поросенок забирается в мой огород и топчет его…

— И ты решил ему отплатить. Да к тому же обмануть нас! А сейчас посиди связанным, пока не образумишься!

Димов повернулся к нему спиной, тяжелая дверь закрылась за ним. Они еще не вышли из подвала, как кто-то застучал по одной из дощатых стен.

— Кто там? — спросил Димов у старшины.

— Георгий Кротев…

Димов подошел к двери.

— Чего тебе, Кротев? — громко спросил он.

— Я хочу говорить с тобой.

— А я нет! — бросил Димов и пошел вверх по лестнице. Вместе с Парговым он прошел в свой кабинет и некоторое время молча стоял посередине комнаты.

— Пусть Шутев напишет все! — наконец сказал он. — И отпустите его.

Паргов чуть ли не с испугом посмотрел на Димова.

— Как же мы его выпустим, товарищ Димов, а может, он виноват?

— Нет никаких улик…

— А то, что он убежал?

— Ведь он объяснил, как было дело.

— Как же ему верить, если он однажды обманул? Откуда мне знать, что он делал этой ночью. Может, он уложил Кушева…

— Неплохо придумано! Можешь спросить у него, где он был ночью, конечно, но потом отпусти… Под мою ответственность.

— Слушаюсь! — впервые по-военному отчеканил Паргов. — А Кротева?

— Подождем немного, пока за ум возьмется! У него сейчас алкогольный кризис.

Сегодня вечером расскажет даже то, о чем мы его и не спрашивали…

Хотя Димов и не чувствовал усталости, он все-таки решил поспать часа два, восстановить силы и вернуть остроту восприятия. Он давно заметил, что воображение устает значительно быстрее мысли. Над логической задачей он мог раздумывать часами, но если необходимо было призвать на помощь воображение — отупение наступало через несколько минут. Работа воображения давалась ему трудно, и, однако, именно образное, а не логическое мышление помогало ему до сих пор справляться с самыми трудными задачами. На эту тему он выступил в свое время на курсах, при обсуждении одного из рефератов. И так как он был одним из лучших слушателей, то никто не решился ему возразить. Только докладчик стал защищать свой реферат.

— По мнению Димова, выходит, что образное мышление не логическое мышление, — сказал он, глядя неподвижными выпуклыми глазами. — Я хочу спросить у товарища Димова, правильно ли я его понял.

— Не совсем правильно, — улыбнулся с места Димов.

— Искренне сказано — но тогда я тебя не понимаю.

— Значит, ты меня невнимательно слушал. Я сказал, что образному мышлению не должна мешать логика рассуждений. Что это значит? Очень просто: я считаю так — не надо примешивать образы к моим логическим рассуждениям. Образы: должны жить свободно, своей собственной, присущей им жизнью. Я должен лишь внимательно наблюдать за ними, а потом проанализировать и обобщить результаты в соответствии с возможностями логического мышления. Это ясно?

Димов произнес все это, повернувшись спиной к залу, стоя Шлицом к докладчику. И чувствовал, что его не очень-то поняли.

Докладчик заморгал.

— Ты хочешь сказать, что криминалист прежде всего должен быть хорошим психологом? Я не возражаю, это общеизвестно.

— Хороший психолог, к сожалению, еще не все, — сказал Димов. — Хороший психолог составляет правильное представление об объекте. Но после этого он должен суметь вывести его на сцену своего воображения. Вот о чем речь.

Подобные мысли занимали его, пока он мерил шагами добела отмытый пол своей комнаты. Было половина второго, он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Раздражал его только тяжелый запах цветов, растущих под окнами. Они могут быть красивыми — их дело, — но запах мешал ему думать. Все же на сцене его воображения начали мелькать какие-то образы, бесплотные и безмолвные.

Спускаясь вниз, чтобы побриться, он узнал, что его ожидает. На этот раз то был жареный перец, фаршированный таинственной смесью, рецепт которой был известен только хозяйке. Преодолев застенчивость, он с аппетитом проглотил четыре штуки.

— Положить еще?

— Ну разве что еще один! — ответил он, стыдясь своего обжорства.

Хозяйка положила ему еще три, из которых он оставил один — так, из ложной скромности. Потом он снова поднялся в свою комнату, закрыл окна и просидел час над документами, найденными в карманах убитого. В них не было ничего интересного: преимущественно служебные счета, расписки, удостоверения. Не было даже обычной записной книжки с телефонами. Все-таки на некоторых счетах и расписках Димов обнаружил несколько софийских телефонных номеров. Только один номер, написанный большими цифрами на последней странице паспорта, был четырехзначный — провинциальный. Все телефонные номера написаны шариковой ручкой, и только этот химическим карандашом. Наверное, Кушев боялся его потерять, рассуждал Димов, раз записал на собственном паспорте.

К трем часам Димов вернулся в участок и сразу же приказал проверить, кому принадлежали телефонные номера, найденные в документах. Потом сам позвонил в Перник по номеру, записанному на паспорте убитого. Спустя немного в трубке прозвучал уверенный мужской голос.

— Слушаю.

— Это техникум керамики? — спросил Димов.

— Да, что вам угодно?

— Говорят из милиции, могу ли я приехать к вам?

С ответом не спешили.

— У нас сейчас ремонт, но, пожалуйста, приезжайте. Только не позднее половины пятого.

Димов уже собрался идти, как появился отдохнувший Паргов.

— Я еду в Перник, — сообщил Димов. — Позвони в Гулеш. Пусть Пырван организует наблюдение за Нестеровым и Кыневым. О Нестерове ты знаешь, но сейчас я обращаю твое внимание и на Кынева. Ни в коем случае он не должен заметить, что за ним наблюдают.

— Не очень-то легко это сделать, — сказал Паргов. — Это ведь не город, все как на ладони.

— Как-нибудь постарайтесь.

Надо было спешить, чтобы вовремя приехать в Перник. С трудом Димов нашел шофера в закусочной за стаканом бузы.

— Поднимайся! И разрешаю тебе на этот раз не соблюдать правил движения.

— Ты разрешаешь, а жена не разрешает, — улыбнулся шофер. Однако он привез Димова к техникуму вовремя. Здание оказалось новым, но по виду старым и довольно некрасивым. Ремонт был не бог весть какой — проводили паровое отопление.

Конечно, не мешало бы сделать это при строительстве здания или хотя бы во время летних каникул. В дирекции находилось только двое — мужчина и женщина. Мужчина оказался директором техникума, было ясно, что именно с ним шел разговор по телефону.

— В чем дело? — спросил он с едва скрываемой тревогой.

— Мне надо поговорить с товарищем Замфирской.

— Вот она, — с облегчением произнес директор. Димов подошел к столу, стоящему в углу комнаты, где сидела высокая, очень худая женщина лет тридцати пяти.

Несмотря на сросшиеся мужские брови и чрезмерный пушок над верхней губой, ее узкое лицо не лишено было привлекательности. И она действительно была бы симпатичной, если бы не держалась столь чопорно. Когда наконец она повернулась к Димову, он отметил, что взгляд у нее глубокий, прямой, волевой. Димов готов был ожидать чего угодно от встречи с бывшей подругой Кирила Кушева, но такой он ее себе не представлял.

— Я из милиции, — представился он.

Взгляд ее стал явно недружелюбным. Очевидно, его организацию в техникуме недолюбливали. Это раздосадовало Димова.

— У меня для вас неприятная новость! — сказал он сухо. — Сегодня ночью убили вашего приятеля Кирила Кушева.

Тут же пришлось прибегнуть к валерьянке, но и она мало помогла. Боясь, как бы женщина не упала в обморок, Димов без особых угрызений совести несколько раз хлопнул Замфирскую по щекам. Наконец, когда директор выплеснул ей в лицо целый стакан воды, она кое-как пришла в себя. Открыла глаза, и ее мутный взгляд вскоре стал вполне разумным.

— Пойдемте, — сказала Замфирская.

Димов подумал, что плохо ее расслышал.

— Куда пойдем?

— Домой! Я живу поблизости!

— Да, конечно. Но вам надо вытереться.

Замфирская с удивлением прикоснулась к мокрому лицу.

— Кто это себе позволил? — резко спросила она.

Директор виновато молчал. И Димов на мгновение почувствовал себя провинившимся учеником перед сердитой учительницей.

— Давайте не будем вдаваться в подробности! — миролюбиво сказал он. — Это сделано для вашего же блага.

Она нервно вытерлась носовым платком, почти мужским по размеру. И, выходя из комнаты, не взяла с собой ничего, даже обыкновенной дамской сумочки. Как видно, она, подобно мужчинам, носила самые необходимые предметы в карманах. Идя за ней, Димов с удивлением отметил необычайную, почти девичью, стройность ее фигуры.

Они молча вышли на улицу и так же молча продолжали путь. Судя по всему, несмотря на чисто женский обморок, она была женщиной необычного типа. Любая другая, по крайней мере, раз двадцать пять спросила бы уже, где и как все случилось. Она же ни о чем не спрашивала, шла молча, твердым шагом, ее лицо было словно заморожено.

Она жила неподалеку. Квартира ее маленькая, но очень чистая. Спартанскую обстановку чуть-чуть смягчало присутствие красивой керамики. «Если это дело ее рук, — подумал Димов, — она явно не без таланта».

— Садитесь, прошу вас! — сказала она. — Извините, но я не могла говорить об этом при посторонних.

— Да, я хорошо вас понимаю! — сказал он искренне.

— Кто же мог сделать это?! — внезапно воскликнула она совсем по-женски. — Он был совершенно безобидным человеком.

— Я должен искренне признаться, что мы в полном неведении, — сказал Димов. — И очень рассчитываем именно на вашу помощь.

— На мою? — с недоумением посмотрела она на него. — Это просто безумие. Скажите мне хотя бы, как это произошло?

Он осторожно изложил факты. Она слушала его не двигаясь, взгляд ее становился все более оцепенелым.

— Господи, как же это! — простонала она и в первый раз заплакала.

Димов деликатно подождал, пока она хотя бы немного успокоится.

— Нет ли у вас каких-либо подозрении, предположений?

— Никаких! — решительно заявила она. Он разочарованно вздохнул.

— Расскажите мне вкратце, каковы были ваши отношения.

— Очень близкие, естественно. Мы могли бы считать друг друга, женихом и невестой, если бы это не было смешно в нашем возрасте.

— Немного подробнее. Когда вы познакомились? Как?

— Два года назад, — сказала она. — Познакомились здесь, совсем случайно.

— В ресторане?

Она ничуть не удивилась.

— Да, в ресторане «Кракра». Я вообще не люблю подобного рода знакомств, но он был так мил. Сказал, что давно меня знает, то есть видел то там, то тут, в местах, где я действительно бывала. Мне даже стало досадно, что я его не замечала, он был красивым мужчиной. Скоро мы стали близки. Еще в первый месяц нашего знакомства он мне сделал предложение, и я в принципе его приняла. Но мы не спешили, ни к чему это было. Наши жизни были такими разными — я хочу сказать, профессии. Трудно было соединить столь различные судьбы. Мы решили — это была его идея — построить дом где-нибудь недалеко от Софии или возле Драгалевцев. И у него и у меня были деньги, так что для нас это не являлось проблемой. Там я могла бы иметь мастерскую, оставила бы работу и всецело отдалась бы своему призванию.

Она снова заплакала, на этот раз, наверное, из-за неосуществленной мечты. Димов заметил, что сочувствует ей значительно больше, чем этого требовали служебные обязанности.

— У него были свои планы — он хотел стать директором какого-нибудь пригородного ресторана, поблизости от нашего дома. Это мне не очень нравилось. Какой женщине приятно, если муж ее будет возвращаться домой всегда после полуночи? У нас были и другие планы, но все это связывалось с домом. Он очень хотел иметь свой дом, настоящий дом. Понимаете, не квартиру, а дом. Он и мне внушил эту страсть, хотя раньше мне и в голову не могло прийти стать собственницей. Я бы вам могла описать весь дом, каждую комнату в отдельности. И все это рухнуло так ужасно.

— Вы часто виделись?

— Так часто, как только было возможно. Он даже стал реже ездить в командировки.

— Когда вы виделись в последний раз?

— Вчера вечером. Он ушел около восьми часов, чтобы успеть на пассажирский поезд на Кюстендил.

— Какое у него было настроение?

— Обычное. Как всегда, шутил. В отличие от меня у него было чувство юмора.

— А в последнее время вы не заметили в его поведении ничего особенного?

— Заметила, — сказала она.

Но замолчала и глубоко задумалась. Димов не торопил, спокойно ждал, когда она начнет сама.

— В последнее время у него появился какой-то страх перед смертью, он мне казался обеспокоенным, хотя великолепно умел владеть собой. Неделю назад предложил мне перевести все его сбережения на мою сберегательную книжку. Я удивилась. Он сказал мне, что по закону единственным его наследником является двоюродный брат из Софии, адвокат, которого он терпеть не может. Он не мог представить себе, что такой человек унаследует все его сбережения. Но почему тот должен был все унаследовать, когда он был совершенно здоров? Кирил в самом деле был очень здоровым мужчиной. Я сказала ему, что он переживет всех нас. Он не сомневался в своем здоровье, но все-таки был обеспокоен — говорил, что много ездит по провинции, часто с большими деньгами, ночует в гостиницах — и вообще его жизнь полна неожиданностей. Я подумала, что, вероятно, в гостинице с ним случилась какая-то неприятность, может, попытка ограбления. Тогда я предложила ему тут же расписаться со мной, не делая объявления, и таким образом я стану наследницей.

Сначала он очень обрадовался, но потом замолчал. Это меня очень удивило. И все-таки, если бы он не был искренен в своем намерении жениться, разве он стремился бы передать в мои руки такую громадную сумму?

— Какую? — мягко спросил Димов.

— Он сказал, двадцать тысяч…

— Действительно, немало, — подтвердил Димов. — И вы отказались их взять?

— Конечно! — сказала она. — Мне даже показалось, что в его предложении есть что-то обидное…

Димов помолчал, подыскивая слова.

— Не было ли у него каких-либо политических врагов? — спросил он осторожно.

Она с удивлением посмотрела на него, но ничего не ответила.

— Прошу вас, поймите меня правильно! — сказал Димов. — Очевидно, это убийство совершено не ради грабежа… может быть, по политическим мотивам. Как вы думаете, каковы были его убеждения?

— Я полагаю, что милиция лучше осведомлена об этом, — сказала она немного сухо.

— Ошибаетесь. Милиция никогда им не интересовалась.

Она задумалась, ее лицо слегка потемнело.

— Видите ли, лично я лояльна. Я не могу преподавать искусство болгарской керамики и не любить свою страну. Он, разумеется, чувствовал это и никогда не говорил со мной о политике. Но я понимала, что он не был сторонником нашей власти. Так, например, его раздражало радио. Он вставал и молча выключал его.

Иногда случалось, он позволял себе презрительно отозваться о ком-нибудь из правительства. Мне это было неприятно, но в известной мере я его понимала. В конце концов, он пострадал.

— На его месте вы вели бы себя иначе.

— Может быть, — сказала она. — Но этот факт ничего не объясняет.

— Не могли бы вы дать мне адрес его двоюродного брата? — попросил Димов. — Или хотя бы назвать имя. Ведь кто-то должен похоронить Кушева.

— Я его похороню! — горячо сказала она. — Где он сейчас? Я хочу, чтобы вы немедленно отвезли меня к нему!

На мгновение он смутился.

— Я не знаю, возможно ли это сейчас. Вы оставайтесь дома. Через час или два к вам приедут и сообщат.

Она не знала адреса двоюродного брата, а только имя. Димов записал его и ушел. И все-таки из этого странного дома он ушел не с пустыми руками. Одно было совершенно ясно — смерть Кушева не была случайной. Он, наверно, ждал такого конца, может быть, знал и своего будущего убийцу. Он хотел спасти хотя бы то, что можно спасти, — деньги. И все-таки не предпринял никаких мер для своей безопасности. Не сбежал, не скрылся, не спрятался за четырьмя стенами. Смерть подстерегала его и была, как видно, сильнее всех обстоятельств — могучая и разящая, таинственная и ужасная.

Что же это за смерть?

Ясно было и другое — Кушев любил эту странную женщину. И хорошо понимал ее сущность. Он доверял ей больше, чем кому-либо на свете. Бесспорно, она была для него, одинокого человека, самым близким и доверенным существом. Но почему в последний момент он отказался от брака, несмотря на то, что женитьба в известной мере решала проблему? Могло быть только одно разумное объяснение его поведения — наверняка его смерть принесла бы гораздо больше неприятностей жене, нежели любовнице. Тем более, если обстоятельства смерти бросят позорную тень на его имя.

Димов отвлекся от своих мыслей, только переступив порог квартиры доктора Станкова. Доктор сидел в одной рубашке возле круглого низкого столика вместе с тремя мужчинами, одетыми более опрятно. Все четверо усиленно шлепали картами — обыкновенный белот. По традиции доктор отвел Димова на кухню, но, к сожалению, на этот раз там не было бутербродов.

— Ничего, — сказал Станков. — Совсем ничего примечательного.

— Меня интересует, не страдал ли Кушев какой-либо неизлечимой болезнью.

— Например?

— Рак, скажем… Или сердце.

— Нет, — сказал доктор. — Он был здоров как бык.

— Из чего стреляли?

— Из девятимиллиметрового парабеллума. Эксперт утверждает, что удары бойка по капсюлям гильз одинаковы и характерны. То есть оружие было не совсем исправное, возможно, что после четвертого выстрела произошла осечка.

Димов рассказал ему о своем посещении преподавательницы техникума Замфирской.

— Замфирская? — переспросил Станков без особого интереса. — Я ее знаю. Очень замкнутая, нелюдимая женщина… И необычайно властная.

Но, услышав всю историю, озадаченно почесал затылок.

— Очень интересно! — пробормотал он. — Никогда не ожидал от нее ничего подобного. Выходит, что женщина действительно загадка, как говорят простаки. Ты абсолютно прав — такие, как она, не каждый день встречаются.

Подумав немного, он добавил:

— Только одно мне не ясно: как она не поняла, с каким зверем имеет дело.

— Со зверем? — удивленно спросил Димов. — А ты не преувеличиваешь?

— Нисколько! — убежденно сказал Станков. — Послушай, Димов, ты можешь читать по лицам и в глазах живых людей. Я же умею читать по лицам мертвых. С мертвого лица сходит притворство, маска, вообще все внешнее. На мертвом лице, как на экране, постепенно начинает появляться внутреннее, глубоко скрытое. Я очень внимательно рассмотрел этого типа, так драматично распростертого на полу.

— И что ты увидел?

— Я же тебе сказал — зверя!

— Выходит, что убийца вроде бы сделал благодеяние человечеству.

— Пожалуй, да, — усмехнулся доктор.

— Но тогда оставим его в покое!

— Э нет, это уж другое дело. Иногда менее сильный зверь поедает более сильного.

— Во всяком случае, я впервые встречаюсь с сентиментальным зверем, — задумчиво произнес Димов.

Доктор заморгал и снова почесал затылок.

— Таких вообще не существует, — сказал он. — А не притворялся ли он?

— Какое тут притворство, когда он готов был отдать ей все деньги?

Доктор задумался.

— А что, если деньги были нечестными? Где надежнее всего их спрятать?

Димов от неожиданности просто подскочил на стуле.

— Я настоящий идиот! — воскликнул он. — Как такая простая мысль не пришла мне в голову!

Он поспешил оставить дом доктора. Через час он уже дал распоряжение, опытные финансовые инспектора на следующий же день займутся тщательной проверкой посреднической деятельности Кирила Кушева. Возможные злоупотребления еще не наводили на след убийцы, но все-таки могли что-то подсказать.

Покончив с этим, Димов с удовольствием забрался в «газик», устало опустился на бугристое сиденье. Кто знает почему, но внезапно и остро он припомнил утреннюю сцену — девушка в черной юбке в дверном проеме, две полоски светлой, как луна, кожи между юбкой и небрежно натянутыми чулками. Он даже тряхнул головой, недовольный самим собой. Есть ли смысл во всем этом, если брат ее окажется преступником? Хотя бы на время надо выкинуть ее образ из головы — любой ценой, не то можно поставить под удар все расследование.

10

В участке Димов не застал никого из своих помощников. Подумав немного, он велел привести к нему Кротева. Впервые этот мрачный и упрямый, как мул, алкоголик был тихим. Он смирно сидел на стуле, который ему подали, и безразлично смотрел на Димова. Глаза его были безжизненные — ни отчаяния, ни надежды.

— Послушай, Кротев, если я тебя продержу здесь месяц — гарантирую, что ты вылечишься.

— От чего вылечусь? — глухо спросил Кротев.

— От того, что в вашем крае называют цыганкой — смеси виноградной и сливовой ракии.

— От этого меня никто не сможет вылечить! — все так же глухо сказал Кротев.

— Ну ты еще молод, от всего есть лекарство.

— От всего — да, только не от вашего произвола! — ощетинился вдруг Кротев, хотя в голосе его не было злости.

— Кротев, ты думай, что говоришь! — так же не сердясь, заметил Димов. — Мы пытаемся раскрыть тяжкое преступление, а ты даешь неверные показания. Так что ты искал в Косере?

— Скажу, — нехотя промямлил Кротев.

— Знаю, ты нам скажешь, что был у женщины…

В это мгновение дверь открылась, и в комнату вошел Паргов. Димов сразу почувствовал его возбуждение.

— Так и было…

— И что женщина замужняя, и поэтому тебе неудобно было говорить.

Кротев от неожиданности остолбенел.

— Почему вы так думаете?

— Это обычная ложь.

— Только я не лгу… Это правда.

И Кротев подробно рассказал всю историю. У него есть давнишняя приятельница в Пернике, бывшая официантка. Его связывало с ней даже что-то вроде любви, но она пошла по легкой дорожке. Тогда они расстались. Спустя два года она вышла замуж за пожилого официанта, который во время сезона работал на курортах. Этим летом он был в Созополе, и Кротев решил воспользоваться его отсутствием. Знакомая его жила в Косере, он поехал к ней на рабочем поезде, но на обратном пути опоздал на перникский поезд. Тогда он вышел на шоссе, и вскоре какой-то шофер посадил его к себе на грузовик. Из благодарности Кротев угостил шофера в забегаловке, а потом отправился к своим друзьям.

— А почему ты сразу не сказал правду?

— Я забыл, — мрачно пробормотал Кротев. — Когда перепью, очень часто забываю, что делал в трезвом виде.

Димов записал имена всех, кто мог подтвердить его алиби.

Кротева увезли в арестантскую. Димов вопросительно взглянул на своего помощника.

— Что случилось?

— Совершенно неожиданное! — ответил Паргов. — Мы нашли в Гулеше вязальщицу.

Пожилая бедная женщина берет довольно дешево, словно не знает новых цен. В этом году она связала светлые фуфайки троим из тех, кто ехал поездом. И один из них — Славчо Кынев.

Димов, раскрыв рот, смотрел на Паргова.

— Ты это серьезно?

— Ну конечно, шеф!

— Честное слово, я ничего не понимаю. Значит, у него были причины лгать?

— Может, и не солгал, — неуверенно предположил Паргов. — Может быть, отправил фуфайку брату. У него брат в армии.

— Да, это возможно, — кивнул Димов.

— И вообще глупо подозревать Кынева. Он один из самых серьезных и сознательных людей в селе. Не думаешь же ты, что его случайно избрали в общинный совет?

— Я все могу подумать о человеке, который лжет мне в глаза! — скааал Димов.

— Но мы тщательно расспросили наших доверенных лиц в селе. Никто никогда не видел его в светлой фуфайке. Или ты думаешь, что он надевал ее, только когда убивал? Здесь, безусловно, какое-то недоразумение. Я думаю, что если мы его расспросим, то сразу же разберемся.

Они долго рассуждали об этом. И решили несколько дней подождать. Оставаясь на свободе, Кынев, если он действительно виновен, мог бы себя чем-нибудь выдать. А сейчас, если сразу начать допрос, будет выкручиваться. Скажет, например, что потерял фуфайку. Или что ее у него украли.

— Когда он взял фуфайку? — спросил Димов.

— Десять дней назад!

— Вот видишь!.. Дело становится еще более подозрительным. Разве можно забыть, что ты делал десять дней назад?

Они решили усилить наблюдение за Кыневым и Нестеровым, ни на минуту не выпускать их из виду.

— Хотя едва ли мы чего-либо добьемся, — скептически сказал Паргов. — Я начинаю думать, что все это дело рук кого-то со стороны. Наши, по-моему, не способны на такие сложные преступления. Я проверил все адреса. Единственный посторонний человек во всем районе — Манаско.

— Кто это Манаско?

— Третий, кто в ту ночь играл с ними в карты.

— Да, вспомнил, — сказал Димов. — Мы действительно совсем забыли об этом Манаско… А может, с него надо было начинать? Ты знаешь о нем что-нибудь?

— Ничего особенного… На вид совсем безобидный парень. Главный механик в ремонтной мастерской. Три месяца назад приехал из Софии.

— Из Софии? Какой дурак поедет из Софии в Гулеш? Есть у него рекомендации?

— Какие рекомендации? Механик — дефицитная профессия. Ремонтные мастерские переманивают их друг у друга премиями и наградами, как футболистов. Кыневу как-то удалось заполучить его — говорит, что отличный механик.

— Кто тебе сказал?

— Сам Кынев…

— Нашел кого спрашивать!

— Я тогда еще не ходил к вязальщице. Он дал мне прочитать его заявление и автобиографию. Родом он как будто бы из Требича, окончил техникум. Перечислены и места работы. Вообще все было в порядке.

Димов задумался.

— Завтра рано утром пошли Ангела в Софию. Я хочу все проверить и получить самые точные сведения.

Димов рассказал ему о посещении Перника. К концу рассказа ему показалось, что нос его помощника вытянулся на несколько сантиметров.

— Я не верю в предчувствия! — сказал Димов в заключение. — Кушев что-то знал, и знал нечто немаловажное. Может быть, это и есть причина убийства. Одного не могу понять — какова тут роль Евтима Дыбева — настоящей божьей коровки. — Зазвонил телефон. Димов поднял трубку. Он долго слушал, потом произнес всего три слова: — Да, доктор, приеду.

И положил трубку. Лицо его оживилось.

— Звонил доктор Станков, — сказал он. — Двоюродный брат Кушева приехал в Перник.

Похороны состоятся завтра в четыре часа. Непременно пойду. У меня такое чувство, что там будет присутствовать кто-нибудь из главных действующих лиц… А в вашем городе продается кислое молоко?

— Идем, я тебе покажу где, — сказал Паргов.

Вернувшись домой, Димов в течение часа читал записки, которые вел в связи с расследованием двух убийств. На новой странице он записал:

«Непроверенные возможные варианты:

1. Евтим Дыбев убит не с целью грабежа. Он стал невольным свидетелем чего-то, о чем никто не должен был знать.

2. Человек, которого видели на заднем дворике, не убийца. Он был у Кушева по какому-то делу. Ушел из дома, чтобы его не заподозрили в убийстве.

3. Кушев — убийца Дыбева. Второе убийство — возмездие за первое.

4. Убийца Дыбева и Кушева одно и то же лицо, но не из местных жителей, приехал откуда-то со стороны — из Перника или из Софии.

5. Кынев видел убийцу, но не верит в его виновность. Он просто хочет его оградить от неприятностей».

11

К десяти часам утра Димов получил подробную информацию о Янко Нестерове и дважды внимательно прочитал ее. Оказалось, что Несторов родился не в Гулеше, а в Войникове, в бедной семье. Там окончил школу, потом работал помощником шофера на автобусной линии Войниково — Дупница. В юности политикой не занимался. Был взят на военную службу в пулеметную роту — о его поведении там сведений нет. Рядовым солдатом участвовал в Отечественной войне и получил два ордена за храбрость.

После увольнения из армии женился на Цветанке Клисурской, жительнице Гулеша, и перебрался к ним в дом. Был членом Земса — земледельческого молодежного союза, его организация в Гулеше находилась тогда целиком под влиянием оппозиции. Во время первых выборов в парламент Несторов поддерживал кандидата от оппозиции.

После роспуска оппозиционных партий перестал заниматься политической деятельностью. В 1953 году в результате несчастного случая погибли его жена и тесть (здесь была отметка — «см. справку»). Женился второй раз на девушке из Войникова, привел ее в дом своей бывшей жены. Позднее построил новый дом, частным образом подрабатывал как механик. Держался лояльно, ко всем мероприятиям местных властей относился даже благосклонно. У него две сестры, а брат погиб еще в начале Отечественной войны. Далее следовали имена пяти его близких друзей. На первом месте стояло имя Славчо Кынева.

С особым вниманием Димов прочитал приложенную справку. Тесть Нестерова

— Петр Клисурский, член БКП, бывший боец, привез с фронта несколько английских сферических гранат и пистолет. Показывал их друзьям. 12 марта 1953 года из-за неосторожности граната в его руках взорвалась — погибли он и его дочь. Отношения между Клисурским и Нестеровым были плохими. Но весь тот вечер Несторов находился с приятелями в пивной и не уходил оттуда ни на минуту. Там ему и сообщили о несчастье. Две оставшиеся гранаты и пистолет милиция конфисковала.

Это было все. Димов помнил наизусть записи в своем блокноте — так что нечего было туда и заглядывать. Оппозиционный Земс упоминался там только один раз в связи с биографией Кынева. Граната упоминалась в связи с нападением на молодежный трудовой лагерь. Но в протоколе, который читал Димов, не указывалось, какого типа была та граната. Совпадения весьма общие и, что самое важное, очень отдаленные. Трудно предположить какую-либо связь с последними событиями. И все-таки в блокноте он приписал новый пункт:

«б) Несторов — один из нападавших на молодежный лагерь. Сейчас он освобождается от вольных или невольных свидетелей».

Только к трем часам после полудня вернулся Ангел, отправленный в Софию для проверки данных о Манаско. Склонившись над своей тетрадью, исписанной каракулями, он начал медленно читать:

— «Манасиев в своей автобиографии не указал всех мест, где работал. В одном из гаражей я разыскал его бывшего приятеля. Мне он все подробно рассказал — в том числе и то, что Манаско работал на станции технического обслуживания „Витоша“.

Эта станция не указана в его биографии, и я сразу понял, что не случайно. На станции говорил с секретарем партийной организации и еще двумя толковыми парнями. Оказалось, Манасиева оттуда уволили. Все трое утверждали, что он опытный меха ник, но очень плохой работник. Нередко являлся на работу пьяным.

Брал деньги от клиентов, чтобы поставить их на обслуживание без очереди. Вообще был алчным, единодушно утверждают они. Его все-таки терпели, потому что опытных работников мало, и на его безобразия закрывали глаза. Наконец их терпение лопнуло. В прошлом году Манасиев пьяный поссорился с одним слесарем. И ударил того ломом по голове».

Ангел посмотрел на шефа и многозначительно добавил:

— Подло ударил, сзади. Слесарь как подкошенный упал на землю, потерял сознание.

Его отвезли в больницу. Оказалось сотрясение мозга, мускулы лица временно были парализованы. Манасиева арестовали и судили. И все-таки тюрьмы он избежал — приговорили условно к шести месяцам заключения и к штрафу в пятьсот левов за телесное повреждение.

— Заплатил?

— Ну да, так и заплатил… Говорят, исчез. Я решил не говорить, где он работает сейчас, хотел спросить сначала у вас…

— Хорошо сделал, — заметил Димов. — Пока что он нам нужен.

Пора было ехать в Перник на похороны. У шофера был выходной, и Димов сам сел за руль. В Пернике он прежде всего заехал в управление государственной безопасности, но там ему не смогли дать никаких сведений о гранате в молодежном лагере, потому что расследование проводилось софийской группой. Доктор Станков находился в окружном управлении и, как всегда, приветливо встретил Димова.

— Я видел двоюродного брата Кушева, — сказал он. — Он производит приятное впечатление. Он сейчас не Кушев, а Стефанов — как видно, стыдится старой фамилии, хочет ее забыть.

— Он будет на похоронах?

— Да, конечно, хотя и без жены. Знаешь, похоронной процессии не будет, надо идти прямо в церковь.

— В церковь?

— Да, это желание Замфирской.

— Ты сказал Стефанову насчет наследства?

— Зачем? Я не вмешиваюсь в чужие дела.

Димов сел в «газик» и направился к кладбищу. И хотя он приехал минут на десять раньше назначенного срока, отпевание, как ни странно, началось. Он вошел в пустую церковь и в первое мгновение почувствовал себя неудобно. Возле гроба стояли только трое — Замфирская, хорошо одетый мужчина средних лет, наверное родственник-адвокат, и преклонного возраста человек в грубой городской одежде, вытиравший покрасневшие глазки большим пестрым платком. Не смущаясь столь малочисленной публикой, два священника в упоении выводили «со святыми упокой».

Никто не поднял глаз, чтобы взглянуть на Димова, и, воспользовавшись этим, он поспешил ретироваться, избавиться от тяжелого, хоть и приятного запаха ладана.

«Упокой…» — долетел до него мягкий тенор священника, сливающийся с нежным звоном кадила. Возле церкви к Димову подошел один из его людей.

— Кто этот третий, пожилой? — спросил Димов.

— Бай Спиридон, председатель производственной кооперации. Он давал Кугшеву работу, но чтобы они дружили, об этом я не знал.

— Имеешь представление, что за человек?

— Ангел из ангелов! — засмеялся сотрудник. — Он ничего не понимает ни в пластмассе, ни в производстве, но кооператоры его уважают и о другом председателе слышать не хотят. Говорят — справедливый!.. Справедливый-то справедливый, но какой-нибудь другой посмекалистей увеличил бы доход кооперации.

Димов задумался.

— Я не пойду к могиле, — сказал он. — Но ты иди. Когда все кончится, передай адвокату, что я хочу говорить с ним. Очень осторожно, разумеется, чтобы его не испугать. Я буду ждать вас вон на той скамейке. — Он указал на старую скамью едва видимую за пожелтевшими листьями японской акации.

Димов сел на скамейку и достал газету. Но ему не читалось; вот уже несколько дней он не мог заставить себя прочесть хотя бы две строки. Спустя немного могильщики вынесли гроб и довольно грубо запихнули его на катафалк. Привычные лошади двинулись потихоньку, колеса заскрипели, кадило мягко прозвенело в тенистой аллее. «Место спокойное!» — с унынием подумал Димов. Вот единственное преимущество мертвых. Стало совсем тихо, солнце склонилось к западу, тени протянули свои руки к могилам.

— Товарищ Димов! — позвал его кто-то.

Димов сильно вздрогнул от неожиданности — так он был погружен в свои мысли.

Неужели действительно прошло столько времени? Перед ним стоял родственник Кушева, более опечаленный, чем в церкви.

— Я хочу поговорить с вами, товарищ Стефанов.

Мужчина недовольно посмотрел на него.

— Вы полагаете, что здесь самое подходящее место? — спросил он.

— Да, вы правы… Тогда спустимся в город.

Они прошли к «газику» и на нем быстро выбрались на дорогу. Сначала они обогнали бай Спиридона, продолжавшего вытирать глаза. Значительно опередив его, шла учительница, прямая и подтянутая, твердым шагом человека, которого не так-то легко сломить. Из какой-то боковой улицы выехали два самосвала, испачканные известью, подняли тучи желтоватой пыли.

— Вы знаете эту женщину? — спросил Димов.

— Нет, впервые вижу, — ответил адвокат. И, немного подумав, добавил: — Мне всегда казалось, что у моего двоюродного брата несколько иной вкус.

Въехав в город, очень оживленный и шумный в этот час, Димов остановился возле тротуара.

— В этом кафе вроде бы не слишком людно, — сказал он. — Думаю, что и вам здесь будет удобно.

— Да, благодарю, — кивнул адвокат.

Только вышли, как на них налетел сердитый сержант из ГАИ.

— Ты что, ослеп? — закричал он. — Не видишь знака?

Пришлось поставить машину в одной из боковых улочек и потом вернуться в кафе.

— Люди здесь не отличаются особой любезностью, — заметил адвокат. — Каждый раз, как мне случается сюда приехать, обязательно кто-нибудь за что-нибудь да отругает.

В кафе тоже были не очень любезны. Адвокат попросил принести ему отдельно сахар, растворимый кофе и горячую воду. Официантка посмотрела на него с презрением.

— У нас не принято, — коротко бросила она. — И вообще у нас нет растворимого.

— Но ведь только что вы сказали, что есть…

— Забыла, — нервно бросила она. — Мы тоже люди…

— Тогда не надо кофе, дайте рюмку коньяку.

— Сами не знаете, чего хотите, — мрачно произнесла официантка и медленно зашаркала громадными ножищами к буфету.

— Все от дыма! — вздохнул адвокат. — Здешний дым делает людей нервными. Ну так чем я могу быть вам полезен?

— Вы, я думаю, член партии, — сказал Димов.

— С недавних пор. Почему вы решили?

— Да покойного ужасно раздражало, что вы станете его единственным наследником.

Адвокат едва заметно улыбнулся.

— Может быть, вы потребуете от меня алиби? — спросил он. — Поскольку я единственный наследник? Да, хотя и случайно, но у меня есть абсолютное алиби.

— Меня скорее интересуют ваши отношения…

— Они были нормальными — такими, какие и должны быть между двоюродными братьями.

Мы виделись редко. Но он мне доверял, высказывался открыто.

— Вы хотите сказать, что он спокойно излагал вам свои подлинные политические убеждения?

— Вот именно!

— И какими же, по-вашему, они были!

Адвокат нахмурился.

— Не очень-то хорошо говорить такое о покойнике. Но он был крайним реакционером.

— Фашистом?

— Нет, не совсем. Но что-то в этом роде.

— Да, действительно, он вам доверял, — кивнул Димов. — Потому что все остальные считают его чуть ли не аполитичным.

— Он был очень умным человеком, — заметил адвокат. — И поэтому его крайние убеждения так удивляли. Но все-таки он был именно таким, как я сказал. Более крайне настроенного, более одержимого я в жизни не встречал. Жена моя его просто терпеть не могла.

— Иногда и от таких людей бывает прок! — сказал Димов. — Вы знаете, что получите наследство?

— Да, знаю. Есть какой-то дом, но я его не видел.

— Это самая обыкновенная развалюха. Но у него много денег на сберегательной книжке.

— Да ну! — озадаченно воскликнул адвокат. — Правда?

— Его сберегательная книжка у нас.

— Просто невероятно! — удивился адвокат. — Я всегда считал, что он еле-еле сводит концы с концами. Иногда мы ходили вместе в ресторан, я всегда сам оплачивал счета до последней стотинки.

— Он вообще говорил с вами о сделках? Спрашивал совета как у адвоката?

— Нет. Он знал законы не хуже меня…

Димов откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на своего собеседника.

— Не скрою от вас, что мы очень озадачены этим убийством, — сказал он. — Какие могут быть причины? Политические? Просто нелепо. Власть и законы у нас достаточно сильные, и личная месть не могла иметь места. Но, может быть, он совершил, скажем, предательство. Или хотел совершить?

— Этого я опять-таки не допускаю.

— Тогда что же? Может, в какой-нибудь сделке обманул кого-то? Или история с женщиной? Говорил он вам что-либо о женщинах?

— Нет, он был в этом отношении предельно сдержан. Еще год назад сказал, что решил жениться. На очень серьезной особе. Наверное, речь шла о той даме, которая была сегодня на похоронах.

— Полагаю, что речь шла о ней. Незадолго до убийства он хотел перевести все деньги на ее имя. Но она не согласилась.

— Не согласилась? — недоверчиво спросил адвокат. — Такой фантазии ни один юрист не поверит.

— И все-таки, судя по всему, это правда, — пожал плечами Димов. — Какой интерес ей лгать…

— Впрочем… — Адвокат нерешительно умолк.

— Что, впрочем?

— Я хотел сказать, возможно, что правда. Она, например, взяла на себя все расходы по похоронам. Я хотел ей вернуть деньги — она только смерила меня презрительным взглядом. Теперь я намереваюсь переслать их ей по почте.

— Она непременно их вам вернет, — убежденно сказал Димов. — Это исключительно честный и достойный уважения человек…

— А может быть, он хотел таким образом просто сохранить деньги, — сказал адвокат. — Если он приобрел их незаконным путем. Но дело в том, что я в это не верю. Он не был человеком, способным рисковать ради мелкого жульничества. У него были и характер и достоинство. Определенно он приобрел эти деньги честно. А кроме того, быть может, припрятал и то, что осталось от отца.

— Тогда все-таки остается открытым вопрос, какого черта он хотел перевести деньги на имя своей знакомой?

Но тут адвокат не смог привести никакого, хотя бы туманного предположения.

Возвращаясь на «газике» в городишко, Димов продолжал мучиться над этой загадкой.

И все больше убеждался, что едва ли Кушев пытался спрятать свои деньги у учительницы. Наверное, он знал Замфирскую лучше других и имел представление о ее безукоризненной честности. Замфирская никогда не стала бы прятать деньги, если бы каким-нибудь образом узнала, что они приобретены незаконным путем.

В отделении не было никаких новостей. В кабинете ждал его кислый, в плохом настроении Паргов, он уныло ковырял спичкой в своих лошадиных зубах.

— Ничего и ничего! — произнес он огорченно. — Словно преследуем духов.

— Ты хочешь, чтобы каждый день были убийства?

— Я хочу найти хоть какой-нибудь путь… Мы не можем бродить, словно слепые.

— А если мы действительно слепые?

— Только не ты, ты от меня что-то скрываешь…

— Если бы так! — вздохнул Димов. Он рассказал все, что узнал за день. И все-таки это было почти ничего. Дело становилось еще более сложным и запутанным.

— Вот положение! — огорченно протянул Димов. — Нам не остается ничего другого, как только терпеливо промывать руду. Если алмаз там — найдем. Надо быть осторожными, чтобы не выбросить его вместе с камнями и песком.

— А если алмаз не в этой руде? — скептически спросил Паргов.

— В ней… А если нет, поищем другую.

— Вот тебе тогда еще одна лопата, — произнес Паргов уныло и протянул справку о Славчо Кыневе.

Пробежав ее глазами, Димов понял, что и в этой руде почти ничего не было.

Юношей, до 9 сентября Кынев слыл антифашистом. Димов взглянул на свои часы.

— Поздно ловить раков?

— Наоборот, самое время.

— Тогда, Паргов, пойдем. Надо дать отдых нервам… В таком состоянии ничего путного мы не сделаем.

…Река тихо журчала, раки в камышах трудолюбиво работали клешнями. Лежа на траве, Димов рассеянно смотрел на трепещущий Млечный Путь. И вдруг очень ясно увидел то, о чем до сих пор только читал и слышал.

— Паргов, ты видел летающую тарелку?

— Что летающее?

— Тарелку, брат… Не слышал?

— Вроде слышал о какой-то выдумке.

— А сейчас можешь увидеть своими глазами! — весело воскликнул Димов и указал на небо. — Там, немножко правее. Летит, и притом идеально.

— Точно! Но разве это тарелка?

— А что же, по-твоему?

— Скорее походит на волчок.

— Может, ты видишь лучше меня… Они молча смотрели на странный летящий предмет, который светился как огонек на черном бархате неба.

— Действительно, что бы это могло быть? — озадаченно спросил Паргов.

— Я думаю, космический корабль, — ответил шутя Димов. — Неземной, разумеется.

— И что там делают?

— Смотрят на нас… Потащим?

В ловушке у Димова сидел громадный рак-гигант, мрачный и апатичный, не имевший никакого желания сопротивляться — может быть, потому, что в каком-то сражении потерял одну из клешней. Димов опустил его в сумку, там в одно мгновение началась возня, будто гигант бросился в сражение с остальными раками.

— Вот это рак! — воскликнул Паргов с восхищением. — Добрый признак, увидишь…

12

Следующий день был таким же жарким и не принес ничего нового. Как внимательно ни промывали руду, алмаз не появлялся — ничего, кроме песка и камней. В конце концов освободили Георгия Кротева, который чуть ли не бегом пустился к ближайшей пивной. Паргов с утра уехал в Войниково и в Гулеш до обеда не возвращался. Он должен был познакомиться с делами в производственной кооперации, узнать, что представляет собой бай Спиридон. Он не надеялся открыть что-либо неожиданное, но проверку все-таки считал необходимой.

После полудня было так же пусто, жарко, все тонуло в бездонной провинциальной тиши. Только издали слышался надоедливый стук дятла, старательно долбившего какое-то дуплистое, высохшее дерево. Дверь отворилась, в комнату вошел Паргов и молча сел напротив Димова.

— Начальник, плохие новости! — наконец произнес он. — Еще одно убийство.

— Убийство? — вздрогнул пораженный Димов.

— Да, в Гулеше. И можешь представить, кто жертва?

Димов почти до крови закусил губу.

— Да, знаю, — сказал он. — Славчо Кынев…

Паргов чуть ли не со страхом посмотрел на него.

— Почему ты так думаешь? — испуганно спросил он.

— Его убили, чтобы он не сказал, кому отдал вязаную фуфайку…

— Но если ты знал, почему же не…

— Молчи! — нервно оборвал его Димов. — Я думал, что события будут развиваться иначе.

— А теперь видишь, что вышло? На нашей совести новое убийство. Оно произошло из-за наших колебаний.

Димов все еще нервно кусал губы.

— Как это случилось?

— Нет, я не хочу тебе ничего рассказывать? — ответил Паргов. — Могу навести на неверный след. Лучше всего тебе самому на месте познакомиться с фактами…

— Плохо! — вздохнул Димов. — Исчез последний свидетель. Ну, поедем посмотрим…

По дороге в Гулеш они не обмолвились ни словом. Сидя рядом с шофером, Димов даже и не пытался размышлять, а пустыми глазами смотрел на поле. Лишь когда приехали в Гулеш, он оживился и закурил сигарету. «Газик» остановился перед сельсоветом, все сразу поднялись в дежурную комнату. За письменным столом, взмокший и унылый, сидел Пырван и виновато смотрел на вошедших. Возле открытого окна стоял худенький паренек в замасленном комбинезоне., слесарь из ремонтной мастерской.

Именно ему еще в начале следствия было поручено наблюдать за начальником, ни на мгновение не выпускать его из виду.

— Ну, расскажи, — попросил Димов. — Не спеши, меня интересуют даже самые мельчайшие подробности.

Паренек глотнул воздух.

— Было начало третьего. Я вроде бы чинил радиатор, а сам все поглядывал в сторону конторы. Вдруг он вышел, огляделся и взял велосипед. Я ничего, притаился. Он даже и не взглянул на меня, хотя больше поблизости никого не было. Выйдя на дорогу, он опять внимательно осмотрелся. И тогда сел на велосипед.

— А где именно стоял велосипед?

— Перед входом в контору.

— Он всегда его ставил там?

— Нет, иногда под навесом.

— Хорошо, давай дальше.

— Он сел на велосипед и поехал — не к селу, а к Яснецу. Это меня удивило, потому что Яснец далеко. Если он поехал в Яснец, как же я пробегу за ним десять километров? Ясно, он от меня скроется. Но просто так его отпустить тоже нельзя.

Вышел я к воротам, но не решился сразу отправиться вслед. Потому что заметил, как на шоссе он еще раз обернулся. Я подождал, пока он скроется за поворотом, там, если вы заметили, возле шоссе растут деревья. Как только он заехал за поворот, я бросился бежать. У поворота вижу — едет по дороге. Довольно далеко уехал.

— Быстро ехал?

— Не очень… Обыкновенно.

— Были еще люди на дороге?

— Никого, пусто. И это было очень плохо. Если идти за ним, он обернется и обязательно меня увидит. Подождал я немного, потом пошел, но не по дороге, а по кювету. Подумал: грязный комбинезон — хорошая маскировка. Так и вышло — он еще два раза обернулся, но меня не заметил, а я все видел. Проехал он около километра, потом внезапно повернул налево. Я тут же догадался куда — там есть путь на Калково. Даже не дорога, а так, две колеи, только летом, в сушь, проедет какая-нибудь телега с волами. Но для велосипеда здорово, ничто не мешает.

Сообразил я, что дело серьезное, и заторопился. Вскоре и я вышел на проселок. Но еще немного, и Кынев исчез — поле холмистое и неровное, медленно поднимается к Калковскому хребту. Шел я за ним и думал: а если вдруг он выскочит откуда-нибудь сзади? Вдруг меня увидит и захочет прогнать? Я уже придумал, что совру. Пошел, мол, в Калково — там больная сестра.

— А сестра есть?

— Да, сестра есть, но здоровая. Некоторое время он был виден вдали, а потом совсем скрылся. Вот я и подумал: идти дальше или вернуться? Где его догнать — он на велосипеде! Но решил — раз он едет в Калково, может, там его встречу.

Спрячусь где-нибудь и посмотрю. Прибавил шагу, но не тут-то было. Чем ближе к хребту, тем круче. Сообразил я, что и начальник — хочет не хочет — должен слезть и толкать велосипед. Это мне прибавило сил…

— И ты никого не встретил по дороге?

— Никого — это пустынная дорога, редко по ней люди ходят. Видел я одного пастуха, но далеко в стороне. Так я прошел километра два, если не больше. Потом дорога стала каменистой да к тому же со всех сторон открытой. До гребня горы все было видно как на ладони, но начальник куда-то исчез. Значит, быстро ехал, успел перевалить через гребень, подумал я. А там все поросло густым дубняком…

Деревья-то метра по два, но с густыми и переплетенными кронами. До того места было с километр. Круто не круто, а пришлось прибавить ходу. Больше половины пути прошел, слышу — выстрелы. Остановился. Сначала три — один за другим, потом четвертый.

— Ты посмотрел на часы?

— Посмотрел — было точно без пяти три. Приедем на машине, я точно покажу, где услышал первый выстрел…

— Давай дальше.

— Я побежал что было сил, добрался до леска. Там на дороге пусто, ни одного человека. Даже страшно стало. Если и в меня пустят пулю, никто не увидит и не услышит. Иду тихо и все оглядываюсь. Так дошел до перевала. С этого места видна вся дорога до Калкова. А велосипедиста уже нет. Да и стрельба из головы не выходит… «На этот раз, Данчо, — думаю, — совсем плохо дело! Не убит ли начальник? Если так, убийца вряд ли будет ждать, наверняка уже удрал». Набрался я храбрости и начал осматривать лесок и справа и слева, ничего не пропуская. И вдруг увидел его — лежит в крови. Не подошел, не тронул, а сразу — сюда. Хорошо, что Пырван ждал, а потом и бай Паргов пришел.

— Сейчас возле трупа есть кто-нибудь? — спросил Димов.

— Да, я сразу отправил Стояна на мотоцикле! — ответил Паргов.

— А ты что скажешь? — повернулся Димов к Пырвану.

— Мое дело еще хуже, — Пырван уныло посмотрел на него. — За Янко следил один из нашего отряда — он живет напротив них. Точно без десяти два наш парень нашел меня в ресторанчике — я как раз сел обедать. Без двадцати два Янко вывел мотоцикл на улицу и завел его. Но в том-то и дело, что сделал он все это тайком.

Обычно он выходил с мотоциклом на маленькую боковую улицу, где у него главный вход. Там проходили и мы, когда делали обыск. Но со стороны шоссе есть еще большие двустворчатые ворота, всегда запертые. В них въезжают только легковые машины, которые он ставит в гараж. А на этот раз Янко именно через них вывел мотоцикл. Наш парень совершенно случайно его увидел и сразу побежал посмотреть, что же происходит. Тайком заглянул через забор

— Янко пронесся на громадной скорости мимо него по шоссе к Войникову и Пернику. В подобных случаях член нашего отряда должен не преследовать сам, а сообщить мне. Прежде всего он прибежал за мной в дежурную комнату, а я как раз ушел обедать в ресторан.

Все-таки он нашел меня.

— Я ведь велел, чтоб в дежурной комнате всегда оставался кто-нибудь, — сердито бросил Димов.

Пырван виновато посмотрел на Паргова.

— Нечего на меня смотреть, говори правду! — сказал тот.

— Я тут попросил одного заменить меня, но и он ненадолго вышел. Так или иначе мы потеряли десять минут. Это и много и мало. Я заколебался — броситься сразу за ним в погоню? Мотоцикл мой стоял перед рестораном. Но раздумал. Если он прибавит газу, то ли догоню, то ли нет. Того гляди упустим его.

— А если бы не потерял эти десять минут? Что бы сделал?

— Догнал, конечно. Но теперь отказался, пошел в дежурку к телефону, позвонил в город, сообщил номер мотоцикла, описал, как выглядит Янко.

— А как он выглядел?

— В темных брюках, кожаной куртке, на голове желтый шлем. И с защитными очками, конечно. Жечев сказал, чтобы я был спокоен, — как появится в городе, его задержат.

— Так, так, — кивнул Димов. — Но они его упустили.

— Откуда вы знаете? — немного растерянно спросил Пырван.

— Нетрудно сообразить. Продолжай дальше…

— В сущности, это я виноват, что его упустили, — признался Пырван. — Парень из отряда сказал, что Янко поехал на своем мотоцикле, на красной «Яве». Я помнил номер и сообщил его майору Жечеву. А позднее узнали, что мотоцикл был не его, а какого-то клиента. Так или иначе он проехал через контрольный пункт.

— Когда?

— Без десяти три. Милиционер, который стоял на посту, увидел другой номер, пропустил мотоцикл и дал знак лейтенанту, присланному Жечевым, как договорились… Долго потом ждали — напрасно. Позвонили мне по телефону с поста, что проехал человек, по описанию похож, а номер мотоцикла другой. Тогда я дополнительно проверил и понял, какую роковую ошибку совершил.

— Милиционер на посту записал номер мотоцикла, проехавшего мимо него?

— Нет… Только заметил, что не тот, какой нужен.

— Вот шляпа! — сердито сказал Димов. — Ошибка за ошибкой. Но ты приложил немало усилий, чтобы создать Несторову алиби. Если без десяти три он был на контрольном пункте, значит убийца Кынева не он.

— Это еще не алиби! — неохотно возразил Пырван.

— Почему ты так думаешь?

— Милиционер не может сказать ничего определенного. Даже номер не записал. А этот в желтом шлеме, может, был другой человек, не имеющий ничего общего с Янко.

К тому же милиционер лично не знал Нестерова, никогда его раньше не видел.

— Говоришь, а сам в это не веришь, — проворчал Димов. — Ведь ты убежден, что на мотоцикле ехал Несторов.

Задумавшись, Димов несколько раз прошел по комнате, потом снова сел.

— Кроме варианта, предложенного Пырваном, возможны еще два. Наиболее простой следующий: через контрольный пункт проехал именно Несторов. Почему на чужом мотоцикле?.. Очень просто — починил его и решил вернуть клиенту. В этом случае он невиновен. Но есть и второй вариант. Мотоцикл проехал через контрольный пункт, но на нем сидел другой человек в одежде Нестерова, в его шлеме. Зачем?

Естественно, чтобы создать алиби Нестерову!

— Но откуда он мог знать, что мы его засечем на контрольном пункте?

— Да, возражение справедливое, и очень трудно с ним не согласиться. Но Несторов был не дурак, наверное, догадывался, что находится под наблюдением. И если ускользнул из Гулеша, мог смекнуть, что вы его будете искать на контрольном пункте.

— Это неубедительно! — подал голос Паргов. — Пырван прав, он не пошел бы на такой риск. Мы действительно могли его арестовать или хотя бы опознать. Кроме того, почему он тайком уехал из дому? Если хотел получить алиби на контрольном пункте, он бы не таился, а наоборот…

— Да-да! — уныло кивал головой Димов. — Все так, как вы говорите. И тем не менее факт остается фактом — он проехал, и его не остановили. Говорите, что из-за случайной ошибки Пырвана. Может быть, и ошибку эту он предусмотрел.

— Мне не верится, что он так уж умен.

— Говоря по правде, и мне не верится. А кроме того, кто же этот другой человек?

Выходит, мы имеем дело не с убийцей-одиночкой, а с целой бандой? Именно это мне кажется крайне сомнительным.

И вдруг он спохватился:

— А где Манасиев?

Все удивленно переглянулись. В общей суматохе совсем забыли о механике.

— Наверное, в мастерской, — сказал Пырван.

— Что значит «наверное»? — изумленно посмотрел на него Димов. — Кто за ним наблюдает?

— Мне поручили, — сказал Данчо. — Но я ведь должен был…

— Когда ты его видел в последний раз?

Паренек покраснел.

— Да не помню… Нет, вспомнил. Последний раз видел его около часа. Он сидел под навесом, закусывал хлебом с колбасой. Потом я совсем упустил его из виду.

Смотрел больше за начальником, на Манасиева не очень обращал внимание.

— Хорошо же тебя инструктировали! — сердито сказал Димов. — Пырван, сейчас же идти в мастерскую… У других работников узнаешь, где был Манасиев около трех часов.

Пырван так энергично вскочил со своего место, что Димов невольно улыбнулся.

Очевидно, на этот раз молодой человек не горел желанием быть рядом со своим придирчивым начальником. Именно в этот момент под окном раздался и тут же заглох шум автомобильного мотора.

— Подожди! — сказал Димов. — Это скорее всего доктор Станков… Поедем вместе.

Действительно, это был доктор Станков со своим фургоном. Доктор с крайне озадаченным лицом протянул руку.

— Ты действительно побиваешь все рекорды. Такой серии убийств в этом крае никогда не бывало.

— Я, наверное, приношу несчастье! — мрачно сказал Димов. Димов оставил своего помощника в Гулеше, чтобы тот ждал известий из Перника. В «газик» с капитаном сели доктор Станков и Данчо. Первый устроился в фургоне рядом с шофером доктора.

«Караван» молча потянулся по жаре и вскоре выехал из села.

— По тому, как идут дела, следующий жертвой должен быть ты! — заявил Станков Димову. — Так подсказывает логика.

Димов промолчал. Возле ремонтной мастерской высадили Пырвана, и обе машины продолжили путь. Вскоре свернули на проселок, описанный Данчо, — две колеи на выгоревшей траве. Машины сбавили ход. Димов в нескольких словах рассказал врачу о происшедшем. Снова наступило молчание. Машины подпрыгивали на неровной, сухой земле. Поле здесь было совсем пустынным — ни людей, ни овечьих стад. Только порой желтые и большие, словно дыни, удоды с трудом перелетали через дорогу и исчезали в кустах.

— Это дело рук не Нестерова! — произнес наконец доктор. — Вообще не местного жителя. Я не могу себе представить, что в этих глухих селах может родиться такой ловкий и опытный преступник. Он действует спокойно, не моргнув глазом, перед самым нашим носом!

— Нет! — твердо сказал Димов. — Преступник — местный житель. Я уверен, что все три жертвы были с ним знакомы и считали его миролюбивым человеком.

— Но почему он это делает? — нервно спросил доктор. — В чем смысл всей этой истории?

— Если бы я это знал, то знал бы все…

Поле вокруг меняло цвет, становилось ржавым, земля — красноватой, не попадалось ни одного дерева, только на гребне, отделяющем гулешские поля от калковских, зеленела дубовая роща.

Данчо сказал:

— Вот здесь я услышал первый выстрел. Димов выглянул в окно — до рощицы оставалось метров триста.

— Добраться туда можно самое большее за десять минут, — сказал Димов. — И все-таки этого достаточно, чтобы убийца удрал.

— Еще бы! — отозвался Данчо. — Свернул в лес — и все. Ищи свищи.

Машины медленно поднимались на гребень. Дорога здесь была очень узкой, колеи глубокие, изрытые. Зеленая стена деревьев корявыми ветками царапала крышу «газика». Вскоре лес отступил, и показались маленькие зеленые полянки.

— Здесь остановитесь! — сказал Данчо.

И без того было ясно, что здесь надо остановиться. Стоян, пристроившись в тени, терпеливо ждал их. Его широкое рябоватое лицо было бледным.

— Тебе плохо? — спросил Димов.

Молодой человек смущенно потрогал свое лицо.

— Мерзкое дело, товарищ Димов! — сказал он с отвращением. — Прямо бойня!..

Он повел их. Они вошли в лесок и, пройдя метров десять, очутились на небольшой полянке. Трава здесь выгорела мало, кое-где желтели осенние цветы. Зрелище было действительно ужасное. Убитый лежал на спине с раскинутыми руками. На светлой, пропитанной кровью рубашке ясно были видны пулевые отверстия. Димов не первый раз видел труп, но инстинктивно отвернулся.

— И опять в области живота нанесены раны холодным оружием, — заключил доктор Станков. — Это действительно мерзкий садист.

— Вот одна из гильз, — сказал Стоян. Без труда отыскали и остальные три. Тем временем, как всегда молча и сосредоточенно, доктор Станков начал осмотр.

— Оружие другое! — сказал Димов. — Удар, судя по гильзе, не тот…

— Дай посмотреть! — попросил доктор. Он внимательно рассмотрел потемневшую гильзу и покачал головой.

— Ты прав, — сказал он. — И все-таки нельзя с уверенностью сказать, что оружие другое. Слово за экспертизой. Пока Димов фотографировал труп, к нему обратился Стоян:

— Мне одно неясно: куда исчез велосипед убитого?

— Действительно! А ты искал его?

— Искал поблизости. Но нигде не обнаружил. Димов выпрямился.

— По-видимому, убийца пришел пешком, — заключил он. — А уехал на велосипеде своей жертвы.

— На дороге его не было, — сказал Данчо. — Я бы увидел.

— Не такой он дурак, чтобы ехать по дороге. Наверное, тут где-нибудь в лесу есть тропинка.

— Я не заметил тропинки, — сказал Стоян.

— Значит, плохо искал! — холодно произнес Димов. — Это все-таки велосипед, а не вертолет… Но, очевидно, убийца хорошо знает местность.

— Неудивительно, — подтвердил Стоян. — Это охотничье поле… Сюда в сезон приезжает много охотников.

— Янко — охотник?

— Нет… Хотел записаться в союз, но ему не разрешили иметь ружье.

— А Славчо?

— Да, он охотник…

— Ладно! Пойдем поищем тропинку.

Найти ее не составило труда. Была она довольно широкой, затвердевшей, песчаной.

Тропинка шла перпендикулярно проселочной дороге, по которой они приехали сюда, и вела к гребню. Но пересохшая земля мешала различить следы. Прошли несколько сот метров, пока наконец Стоян не крикнул:

— Вот!..

Сбоку от тропинки тянулась тонкая полоска рыхлой почвы, и именно здесь остались следы велосипедных шин. На первый взгляд совсем свежие. Димов посмотрел на часы.

— Стоян, даю тебе час… Узнай, куда ведут следы. Потом они вернулись на поляну, где доктор Станков заканчивал осмотр. Немного погодя доктор с мрачным видом подошел к ним.

— Убийца и жертва были совсем рядом, — начал он. — Подчеркиваю — рядом, а не друг против друга. Они шли вместе и разговаривали. Убийца находился с правой стороны. Он пустил три пули в грудь Кынева. Тот упал навзничь. Тогда убийца в четвертый раз выстрелил в висок. Потом начал наносить удары по животу холодным оружием, кинжалом, причем раны такие же, как у Евтима Дыбева. Как и Дыбеву, убийца затыкал раны сорванной травой и землей. Я не сомневаюсь, что это дело рук одного человека. Совпадения здесь исключены.

Доктор Станков протянул Димову пулю.

— От парабеллума, — сказал он. — Может быть, этим же оружием убили Кушева. Правда, удары по капсюлю не идентичны. Но при убийстве Кушева оружие было неисправно, теперь, возможно, убийца устранил дефект. Это уточнит экспертиза. Ответ получишь сегодня вечером.

— Значит, ты считаешь, что во всех трех случаях убийца — одно и то же лицо?

— По крайней мере в двух, в этом я уверен.

— Просто дюссельдорфский убийца.

— Да, верно, это отвратительный психопат и садист. Но не думаю, что он совершал убийства ради убийств.

— Да, этого не может быть! — убежденно сказал Димов. — Убийство Кушева вызвано крайней необходимостью.

Стреляли с улицы, убийцу могли увидеть. Как ты считаешь, почему он не вошел в дом Кушева?

— Потому что Кушев знал, что его ждет, и мог оказать сопротивление.

— Именно. Но тогда остается открытым вопрос: если Кушев, как видно из истории с деньгами, подозревал, что будет убит, почему не обратился в милицию? Очевидно, потому, что и Кушев и убийца замешаны в какой-то грязной истории. И секрет именно в этом.

— Может быть, — нерешительно заметил доктор.

— Но какова здесь роль Кынева? Может быть, он соучастник? А может, вообще не подозревал, с какими людьми имел дело. Но так или иначе Кынев и убийца друг друга знали. Больше того, очевидно, они были хорошо знакомы, если Кынев пришел на свидание в такое безлюдное и опасное место. Наверное, он мог страшиться чего угодно, но за свою жизнь не боялся.

— А может быть, ожидал увидеть здесь, в роще, совсем другого человека?

— Я тоже так подумал, но потом отказался от этой версии. Скорее всего они встретились где-нибудь по дороге. Некоторое время шли вместе и разговаривали. И убийца выстрелил в тот момент, когда считал это для себя безопасным.

— Но зачем? — нервно спросил доктор.

— Это так же непонятно, как и остальное. Я тоже спрашиваю себя: почему надо было встречаться в таком пустынном месте, вдали от людей? Почему они, например, не встретились в Гулеше, что было бы естественно. Этот вопрос остается открытым.

— Представь себе, что убийца должен скрываться. И не может прийти в село.

— Мне трудно представить такое, — покачал головой Димов. — Это означало бы прежде всего, что Кынев хорошо замаскированный враг, а это маловероятно! Но допустим, что все так — гораздо естественнее им встретиться ночью в какой-нибудь квартире, даже в каком-нибудь другом городе. Как бы ни было пустынным это место, оно очень неудобно для встреч. Дорога сюда открытая, оголенная. Каждый мог заметить, как они идут. Тот, кто скрывается, никогда не предпримет среди бела дня столь опасное путешествие.

— Да, это логично, — вздохнул доктор.

— И потом, зачем тот, кто скрывается, будет убивать своего единомышленника? Если единомышленник в чем-то, с их точки зрения, провинился, он не пошел бы на встречу. Как видишь, все здорово запутано.

— Что же теперь?

— Просто не знаю. Мне кажется, что ключ к решению загадки очень прост, но, несмотря на это, ничего не могу решить! И все-таки я считаю, что разгадка этой истории лежит в светлой фуфайке.

Доктор поднялся.

— Я поеду! Ломай голову один!

Два шофера положили труп на носилки и отнесли в машину. Полянка снова стала спокойной и тихой, желтые цветы в. лучах заката горели, словно свечи. Впервые за этот душный кошмарный день с запада подул ветерок и расшевелил листья дубов.

Наконец в рощице показался запыхавшийся, весь взмокший, но улыбающийся Стоян.

— Устал! — проговорил он. — Ну и гонка была…

— Лишь бы не зря…

— Да, кое-какие результаты есть, — сказал Стоян, садясь. И все подробно рассказал. Тропинка, вначале очень узкая, постепенно расширяется и становится удобной. И, главное, пыльной, так что колеса велосипеда оставили ясные следы.

Спустившись с горы, тропинка перешла в проселочную дорогу. Пройдя с километр, Стоян оказался возле Калковской плотины, места, любимого рыбаками. Дорога шла немного в стороне от водохранилища, но Стоян подошел ближе, надеясь увидеть какого-нибудь рыбака. И действительно, нашел двоих; они устроились в кустах, что росли подле плотины. Стоян расспросил их. Один из них ничего не заметил, но другой сказал, что около трех часов по дороге проехал человек на велосипеде. Ехал так быстро, словно за ним гнались. Но с места, где сидел рыбак, он мог видеть только его спину. Велосипедист показался рыбаку молодым человеком. Одет был в обыкновенный костюм темного цвета. Без шапки.

Волосы, по всей вероятности, темные. Вскоре велосипедист скрылся.

— А куда ведет дорога? В село?

— Нет, на шоссе… Село остается справа.

— Да, припоминаю, — кивнул Димов. — Налево дорога идет к городу, направо, через Калково, соединяется с Кюстандильским шоссе. Так?

— Точно так.

— Сколько километров от плотины до нашего города?

— Пять-шесть.

— Значит, если бы он поехал в наш город, самое позднее в половине четвертого он был бы там.

— Да, конечно… И даже если бы не очень торопился.

— А в котором часу отправляется поезд в Перник?

— Без десяти четыре.

— Может, он спешил на поезд? — предположил Димов. — А может, вообще не в его интересах долго оставаться там, где его могли встретить знакомые.

Все сели в «газик» и отправились в Гулеш. За всю дорогу Димов не произнес ни слова, сосредоточенное выражение не сходило с его лица. Он думал. И все-таки во всех комбинациях было что-то неестественное и невозможное. Димову было ясно, что правда ускользает от него. В сельсовете он нашел встревоженных Паргова и Пырвана.

— Манасиев исчез, — сразу сказал Паргов. — Нет нигде. В последний раз работники ремонтной мастерской видели его около двух часов — потом он пропал. У Манаско был мотороллер, его тоже не оказалось на месте, но никто ничего не видел и не слышал. В квартире Манаско произвели обыск. Он снимал комнату, и хозяйка еще не приходила с работы. Взяли понятых и осмотрели комнату. От Манасиева не осталось даже воспоминания, ничего, кроме грязного старого комбинезона. Весь его нехитрый багаж, помещавшийся в одном чемодане, исчез. Он явно не намеревался возвращаться в Гулеш.

— Сообщили куда-нибудь?

— Да, майору Жечеву в Перник.

Димов на мгновение задумался.

— Хорошо, соедините меня с Жечевым, — распорядился он. Их сразу соединили. Димов попросил своего коллегу в Пернике немедленно связаться с Софией.

— Нужно объявить розыск по всей стране! — сказал он. — Времени прошло немного, далеко Манасиев не мог уехать…

Димов положил трубку и повернулся к Паргову.

— А теперь пойдем к вязальщице. Может, еще что-нибудь скажет.

Вязальщицу они нашли в маленькой душной комнатенке. Это была уже пожилая женщина с очень худыми руками, ее желтое, просто иконописное лицо словно светилось в темноте.

— Тетя Еленка, давай поговорим серьезно, без обмана, — начал Паргов. — Когда в последний раз приходил к тебе Славчо Кынев?..

Взгляд женщины стал беспомощным, как у ребенка.

— Да… тогда же! — заикаясь, ответила она.

— Когда?

— Когда и ты был… Только он пришел к вечеру.

— А о чем он тебя спрашивал?

— Спрашивал, зачем приходили… Я ему сказала.

— Вы что же, не предупредили ее? — повернулся к Паргову Димов.

— Конечно, предупредили… И она обещала.

— Тетя Еленка, как же так? — с укором обратился к ней Димов. — Ты как поп: одно говоришь — другое делаешь…

— Да как же я ему не скажу, наш ведь парень, — затараторила вязальщица. — Начальник! Если ему не сказать, кому же и говорить.

— Да и родственники они к тому же, — пробормотал Паргов.

Димов поднялся.

— И что он тебе велел?

— Как и вы — никому не говорить. А могу ли я никому не сказать? Ведь вы все начальники! Думала, вы о соседках меня предупреждали.

— Ладно, ладно, натворила дел, — вздохнул Димов. — Почему ты работаешь с закрытыми окнами? Задохнешься…

— Сосед сердитый… Говорит, что моя машина очень стучит.

— Смотри, какой нервный! А ты ему скажи, что я разрешил. Милиция, скажи, разрешает.

Они вышли на темную улицу.

— Все ясно! — сказал Димов. — Ведь это же село, здесь все на виду. Можно ли здесь что-нибудь сохранить в тайне? От человека к человеку — дошло и до ушей Славчо… Надо было предугадать это. На вашем месте я бы отправил тетку Еленку на несколько дней в больницу, ну, например, чтобы обследовать желчный пузырь.

Теперь им оставалось нанести самый тяжкий визит — сообщить жене Славчо Кынева о несчастье. Димов пошел вместе с Парговым. Он нажал на кнопку звонка. Вскоре послышался топот босых ног, дверь открылась, и на пороге появилась девушка. То ли веселые, то ли лукавые огоньки горели в ее глазах. Димов почувствовал, как его сердце болезненно сжалось.

— Дома товарищ Кынева? — спросил он предельно официальным тоном.

Девушка как будто обиделась.

— Она дома… Но брат еще не вернулся…

— Мне надо поговорить с вашей…

— Невесткой, — подсказал Паргов.

Миновав прихожую, заваленную айвой, они вошли в комнату. Димов удивился тому, насколько молода жена Кынева, она почти не отличалась от встретившей их девушки.

Была она тонкая, худенькая, узколицая. В руках держала книгу, смотрела выжидающе, не приглашая сесть. И Димов молчал, не сводя с нее тяжелого взгляда.

— Садитесь! — предложила она наконец.

Они сели на дешевые стулья, покрытые вязаными шерстяными подстилками. Точно такие подстилки видел Димов и в квартире Нестерова. Оба дома так походили один на другой, словно их и строил, и обставлял один и тот же человек.

— Я принес вам тяжелое известие! — глухо сказал Димов. — Будьте готовы к самому худшему… Сегодня во второй половине дня убили вашего мужа.

— Убили! — застонала женщина.

— Его обманом выманили из села! — тихо и медленно говорил Димов. — Значит, это был знакомый человек. Я уверен, что и вы его знаете.

Женщина смотрела на Димова широко раскрытыми глазами.

— Откуда я могу знать?.. Если бы знала, разве отпустила бы его одного!..

— Прошу вас, успокойтесь. Подумайте, вспомните. Вы супруги, наконец… Кому же еще, как не вам, мог он сказать, что у него на душе?

— Нет, мне он ничего не говорил. Он такой — мужские дела всегда таил про себя, никогда мне ни слова. Когда его выдвинули кандидатом, я последняя узнала…

— Не говорил ли он вам, что боится кого-нибудь? Или чего-нибудь?

Теперь она надолго задумалась.

— Последнюю неделю он мне казался каким-то встревоженным и задумчивым. Прошлой ночью проснулась — около двух часов было. Смотрю — он стоит в темноте у окна, курит и о чем-то думает. Спрашиваю: «Что с тобой?» А он: «Ничего, зуб болит…» — «Ну, так прими аспирин!» Он не ответил, только затянулся сигаретой. Потом лег. «У меня голова лопнет!» — услышала я. А днем ничего. Только велел достать ему гольфы и ботинки, в которых ходил на охоту. Сегодня он выглядел спокойнее.

— Где он обедал?

— Дома, около двенадцати… Другой раз приляжет на полчаса, а сегодня сразу ушел.

— С кем он дружил?

— С Янко — они были как братья. Ну и с людьми из сельсовета — с ними чаще всего встречался, главным образом по службе. Его прежде всего работа интересовала.

— А с Кирилом Кушевым…

— Нет! Он его вообще не любил. Когда того убили, хоть это и грех, но он сказал: «Избавился мир от подлого гада!»

— Так и сказал?

— Очень хорошо помню…

Вдруг, широко раскрыв глаза, она почти крикнула:

— Этот Манаско, покарай его господь… Как появился, все село перебудоражил… Манаско, Манаско — от него все зло!

— К вам он приходил?

— Несколько раз. И все коньяк приносил — «Экстру».

— Ваш муж любил выпить?

— Остерегался… Как выпьет, задираться начнет, злиться — поэтому не любил. Особенно ракию. Вино куда ни шло, но ракию избегал пить.

Димов выжидающе посмотрел на Паргова.

— А где он держал пистолет? — начал помощник Димова.

— Какой пистолет? — спросила женщина.

— Служебный…

«Так, правильно!» — подумал Димов. У Кынева не было служебного пистолета.

— Не знаю, — с недоумением сказала женщина. — Он мне не говорил, может, держал его в мастерской.

— А куда исчезла светлая фуфайка?

— Фуфайка?.. Сказал, что отдал в Пернике покрасить. В черный или синий цвет — не помню. Кажется, в черный. Да, Славчо не такой, чтобы носить простую фуфайку. Он хорошо одевался. И в нашем селе первый надел нейлон, другие стыдились, говорили — это женское дело, его носить.

В продолжение всего разговора Янка беспомощно скулила, как кутенок. Наконец Димов не выдержал:

— Хватит, Паргов, пойдем…

Действительно, пора было уходить — незачем больше бередить раны. Когда вышли на улицу, в теплую и ароматную сельскую ночь, Паргов сказал:

— А зачем ему нужны были гольфы? И ботинки? Наверное, знал, что его ждет беда, — готовился бежать! Димов печально покачал головой.

— Не везет нам, Паргов! — с горечью произнес он. — Или не везет, или убийца — тонкая бестия…

— Не везет! — вздохнул Паргов.

— И я так думаю! Отдавая фуфайку, он наверняка не знал, что дает ее преступнику.

Вообще едва ли у него было какое-либо подозрение. Но что мешало сказать жене — так и так, я отдал ее тому-то?

— А если действительно она на окраске? — спросил Паргов.

— Нет! — твердо возразил Димов. — Если бы так было, он бы признался. Я почти уверен, что в первых двух случаях убийца был в его фуфайке.

— Это Несторов! — убежденно воскликнул Паргов. — Больше некому.

— Если это Несторов — едва ли мы его увидим еще раз… Такой ловкий тип всегда сумеет перейти любую границу.

Они замолчали, потому что в темноте за ними шли какие-то люди.

Все так же молча вошли в сельсовет. В дежурной комнате их ждал обрадованный Пырван.

— Поймали Янко Нестерова! — торжественно сообщил он. — На вокзале в Пернике его поймали. Он уже взял билет на поезд.

— На поезд? — удивленно спросил Димов. — Так ведь он был на мотоцикле?

— Подробностей не знаю, еще не допрашивали.

— А где он сейчас?

— Жечев сказал, что к восьми его привезут к нам в участок.

Димов посмотрел на часы. Лицо его ничего не выражало: ни радости, ни волнения.

Паргов готов был побиться об заклад, что Димов скорее выглядел унылым. Они молча вышли и сели в «газик». Только когда уже подъезжали к городку, Димов сказал:

— А что нужно было Нестерову на вокзале? Значит, он виновен.

Паргов промолчал. К такому выводу пришел и он сам. Если, конечно…

13

Майор Жечев, поседевший, худощавый мужчина, уже ждал их в кабинете подполковника Дойчинова.

— Димов, мне звонили из министерства! — сухо сказал майор. — Там весьма озадачены. Три убийства за десять дней!

— Думаешь, я их инсценировал? — мрачно пробормотал Димов. — Да, компрометирую округ…

— Округ не округ, а нас наверняка.

— Небось распорядились о передаче дела другому, более способному? — хмуро спросил Димов.

— Нет, хотя не знаю почему… А нас обвиняют в том, что тебе не помогаем.

— Но вы помогали.

— Тебе поможешь, ведь ты такой самоуверенный…

— Молодые всегда самоуверенны! — дал о себе знать подполковник Дойчинов.

— В отличие от старых, у которых нет уверенности в себе.

— Это не по моему ли адресу? — сердито спросил подполковник.

Громадным усилием воли Димов взял себя в руки.

— Но ведь среди нас ты самый молодой, — пошутил он. Дойчинов промолчал, но было видно, что и ему это стоило усилий.

— Несторов знает, за что его арестовали? — спросил Димов.

— Нет, конечно, я его еще не допрашивал. И он совершенно изолирован, можешь быть спокоен.

— Ты уверен?

— Совершенно уверен. В Пернике об убийстве знают только трое.

— Да, это хорошо, — кивнул Димов. — Предлагаю при допросе сделать вид, будто Кынев жив и ничего не произошло. Или хотя бы что мы еще не знаем о случившемся.

Алиби Несторова попытаемся установить косвенным путем.

— Какой в этом смысл? — недовольно спросил Жечев. — Только время потеряем.

— Думаю, смысл есть… Если Несторов убийца, то, естественно, что он подготовил себе алиби. В противном случае он не шел бы сам в наши руки. Он наверняка приготовился отвечать на вопросы об убийстве. А мы должны его обескуражить, зайти не с той стороны, откуда он ждет. Несторов или невиновен, или невероятно изворотлив. Если второе верно, мы не должны ему уступать.

Майор задумался.

— Хорошо! — сказал он наконец.

— Предлагаю поручить допрос Паргову и мне, — продолжал Димов. — Его не надо пугать, пусть лучше успокоится и потеряет бдительность.

Через десять минут Нестерова ввели в дежурку, где его ждали Димов и Паргов. На механике были черная синтетическая куртка и грубошерстные брюки темного цвета. А ботинки такие чистые, словно он только и ходил по тротуарам Перника. На голове желтый шлем и темные очки.

— Садись! — сказал Димов. — Зачем напялил шлем? У нас не гонки!

— Я думал, меня отпускают, — сказал Янко. Голос его был совершенно спокойным, казалось, он действительно верил, что его позвали сообщить об освобождении.

— Нет, на этот раз мы не спешим, — сказал Димов. — Здесь ты в безопасности.

— Мне никто не угрожает, товарищ Димов. Совесть моя чиста…

— Едва ли так уж чиста. Нам стали известны кое-какие дела из твоего прошлого. Ты был очень активным членом оппозиционного Земса.

— Всего-то! — пренебрежительно бросил Несторов. — Да мы почти детьми тогда были, товарищ Димов, что мы понимали в политике? Я думал, это забыто…

— Конечно… Если бы ничего не случилось.

— В селе, кроме Земса, другой организации не было… А отец мой состоял в земледельческом союзе…

— Ясно, за это тебя никто не упрекает. Но есть кое-что еще… В то время связь с оппозиционным центром осуществлял Кирил Кушев, хотя он и находился вроде бы в тени…

— Ничего не знаю, — сказал Несторов. — Может, и осуществлял, но я не знал об этом.

— Тут ты темнишь. Я читал его письменные показания, которые он давал перед отправкой в лагерь. В них он указывает на тебя как на своего первого помощника. К нашему удивлению, в этой компании оказался и Славчо Кынев…

— Тогда ясно! — пожал плечами механик.

— Что тебе ясно?

— Ясно, насколько эти показания правдивы. Вы сами, товарищ Димов, знаете, как давались показания в то время. Он хотел спасти свою шкуру, утопив других.

— Очень хорошо знаешь, что Кушев не такой человек… А кроме того, вы ему были нужны.

— Для чего?

— Для всего… Кушев сам признался, что спустя несколько лет после выборов он вам передал инструкцию… Я хочу сказать, — нелегальную инструкцию о начале террористической деятельности.

— Глупости! — нахмурился Несторов. — Я не получал никаких инструкций.

— Получал! — твердо сказал Димов. — Кушев сообщил, что вы получили инструкцию, но не выполнили ее. А тебе поручалось снабжение оружием.

— Мне?! — растерянно воскликнул механик. — Когда?

— Не прикидывайся забывчивым. У твоего тестя было оружие — он привез его с фронта. И решил его сохранить. Верно?

— Верно, но я к его оружию не прикасался.

— А вот в этом я сомневаюсь! — сказал Димов. — Как видно, наши органы тогда были не очень бдительны. Вскоре было совершено нападение на молодежный трудовой лагерь… Припоминаешь?

— Да, припоминаю…

— Как не припомнить? На меня произвел впечатление факт, который нельзя опровергнуть. Твой тесть по неосторожности погиб от взрыва, как записано в протоколе, сферической гранаты английского производства. Но ведь и при нападении на молодежный лагерь кидали круглую гранату английского производства.

Димов заметил, что у Нестерова словно гора с плеч свалилась.

— У моего тестя, товарищ Димов, была только одна такая граната. Она не могла взорваться дважды.

— Это ты говоришь? Но свидетелей-то нет… Может, гранат было несколько.

— Да, у меня свидетелей нет, — сказал, поморщившись, Несторов. — Но и у тебя их нет, а я точно знаю, что у тестя была только одна такая граната.

— Как бы то ни было, подозрение остается, — заметил Димов. — Если теоретически предположить, что именно ты совершил нападение на лагерь, тогда все ясно.

— Что ясно?

— Ясно, кто убийца Кушева. Вы поссорились, он пригрозил вас выдать, и тогда…

Несторов презрительно пожал плечами.

— Детские сказки… Но тогда почему вы не арестуете и Кынева? Славчо был…

Несторов внезапно остановился.

— Кем был?

— В то время тоже был человеком Кушева… Может быть, даже больше, чем я…

— Мы не можем подозревать Славчо. Он честный парень и заслужил доверие.

— А я не заслужил? Вам не найти во всем Гулеше более тихого и смирного человека, чем я. Приведите хоть один факт, когда я выступал против власти.

— Есть люди, которые умеют ловко прикидываться.

— Но, товарищ Димов, вы прекрасно знаете, что я не мог быть убийцей Кушева. В это время я находился дома. Я не мог быть сразу в двух местах.

Димов долго молчал, опустив глаза.

— И все-таки что-то сомнительное, Несторов, в тебе есть. Почему ты сегодня тайком выехал из дому?

— Как тайком?

— Конечно, тайком. Ты всегда пользуешься калиткой. А на этот раз вывел мотоцикл прямо на шоссе. И для этого открыл тяжелые ворота, в которые проезжают только легковые машины и грузовики. Зачем ты это сделал? Чтобы мы не догадались, что ты едешь в Перник?

— Просто случайность, — сказал Несторов.

— На этом свете ничего случайного не бывает.

— Ворота и так были немного приоткрыты. Вот я и решил сократить путь.

— А что ты делал в Пернике?

— Ничего особенного.

— Все-таки расскажи.

— Один клиент оставил мне мотоцикл, чтобы я сменил амортизаторы. Я их сменил и перегнал мотоцикл в Перник, как обещал клиенту. Зачем человеку пускаться самому в утомительный путь? Окажу ему услугу — он ко мне обратится и во второй раз.

— Как зовут клиента?

— Спас Рангелов. Живет на Околчице, дом два.

— Ты ему передал мотоцикл?

— Ему лично. Он очень, обрадовался, заплатил даже на лев больше.

— Ладно, а почему ты не вернулся с первым же поездом в Гулеш? В четыре часа есть поезд, тебе это хорошо известно.

— У меня в Пернике были дела. Я хотел купить два подшипника в магазине запасных частей, а магазин открывается в четыре. Так что пришлось ехать следующим поездом.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Все.

Димов нажал кнопку, на пороге появился дежурный.

— Уведи его, — сказал Дамов. — В отдельную камеру.

Несторов с испугом посмотрел на Димова.

— Но за что, товарищ Димов? Что я сделал?

— Ничего, разумеется. Я ведь тебе сказал, я опасаюсь за твою жизнь. У нас, по крайней мере, будешь в безопасности.

Несторов уловил в словах Димова иронию.

— Это, товарищ Димов, полное беззаконие. Только из-за подозрения, абсолютно без доказательств? Вы разве не верите моей жене, что я был дома?

— Ступай в арестантскую для нашего спокойствия, — примирительно сказал Димов. — Знаешь, я сам уже не пойму, кому верить, кому нет…

Оставшись с Парговым, Димов задумчиво усмехнулся.

— Ты веришь, что у него и на этот раз есть алиби? — спросил, нахмурившись, Паргов.

Димов с удивлением посмотрел на него.

— Как я могу не верить? Но другой вопрос: действительно ли все было так, или они с клиентом договорились. Этого Спаса Рангелова нужно как следует проверить. Если он окажется честным человеком, тогда будет ясно, что Несторов не убийца.

— Ты хочешь сказать, что у нас опять пустые руки?

— Нет, этого я не хочу сказать. Откровенно говоря, Несторов заставил меня кое в чем усомниться.

— У меня все в нем вызывает сомнение.

— Послушай… Когда я сказал, что в молодежный лагерь была брошена английская граната, он встретил это с очевидным облегчением. Ты заметил?

— Нет, не обратил внимания.

— А я это ясно увидел. И спросил себя: почему?

— Он тебе ответил.

— Погоди, не спеши. Ты же понимаешь, что я импровизировал, проверяя одну из своих гипотез. Хорошо, мы действительно не знаем, какую гранату бросили в молодежный лагерь. Но откуда ему известно, что она не была круглая? Английская?

— Может, действительно у его тестя была только одна такая граната?

— Согласимся с этим. Но в мире есть миллионы таких гранат. Почему нападение не могло быть совершено с помощью другой такой же гранаты? А кроме того, Несторов очень хорошо знает, что никому не известно, сколько именно этих гранат было у его тестя. Тогда почему он так обрадовался?

— Да, действительно, в этом что-то есть, — пробормотал Паргов.

— Вот тебе достоверное объяснение. Несторов знает, что в лагерь была брошена не такая граната, потому что сам участвовал в нападении. Он сразу понял, что я импровизирую, обманываю. Это не могло его не обрадовать. Ему стало ясно, что у меня одни подозрения и никаких доказательств. И сразу ощутил твердую почву под ногами.

— Скорее всего так и было! — сказал, оживившись, Паргов.

— Логически это неопровержимо. Но практически может быть и не так. Представь себе, что круглая граната у тестя была одна, а это, по всей вероятности, правда.

Он прав — одна и та же граната не может взорваться дважды. Но сразу он мог и не сообразить, что нет доказательств или свидетелей, которые бы могли подтвердить его утверждения.

Оба долго молчали, углубившись в свои мысли.

— А вот второе, что у меня вызвало сомнение. Он как-то неестественно оборвал фразу: «Славчо был…» Потом добавил, что был доверенным лицом у Кушева. Здесь дело очень тонкое. В целом фраза звучит совсем естественно. Но почему он ее оборвал? Как будто не было никакой причины разрывать фразу надвое: «Славчо был, — сказал он, — в то время тоже человеком Кушева». Ничего — что хотел сказать, то и сказал. Если этот обрыв фразы не случаен, он может иметь только одно объяснение: Несторов знает, что Славчо Кынев мертв. Но он не хочет выдать себя.

Сразу сказал: «Славчо был…» В прошлом времени говорят только о мертвом человеке, эта сигнальная лампочка горела в его сознании. В следующее мгновение он сообразил, как естественно закончить фразу.

— Очень уж тонкое рассуждение! — недовольно заметил Паргов. — Даже слишком. С таким человеком я бы поступил иначе.

Зазвонил телефон. Димов поднял трубку. Некоторое время он слушал, потом сказал «спасибо» и положил трубку.

— Результат экспертизы — в Кушева и Кынева стреляли из одного и того же оружия, — сказал он. — Да, говоря откровенно, трудно мне в это поверить.

— Я все допускаю…

— А о Манасиеве никаких вестей.

— Только этого не хватает! — встревожился Паргов.

— Уж не бежал ли?

— Нет, не стал ли он четвертой жертвой?

14

Утром, еще до рассвета, Дойчинов начал поливать цветы. Когда Димов немного погодя встретился с ним на кухне, натянутость их отношений не исчезла, хотя хозяйка, как всегда, была ласкова и любезна. Подполковник едва дождался, пока они вышли на улицу, и обратился к Димову:

— Послушай, Димов, ты знаешь, как я рад тому, что ты сменишь меня. Поэтому твое вчерашнее замечание было излишним.

Димов мучительно пытался найти слова.

— Я этого не заслужил! — с огорчением продолжал Дойчинов. — Да, я устал. Но чтобы ты мне такое сказал…

Димов неожиданно улыбнулся.

— Вы правы, товарищ подполковник, — сказал он. — Но я простой человек. И не знаю, как попросить прощения за совершенную ошибку.

Подполковник с облегчением похлопал его по плечу.

— Мне и этого достаточно, — сказал он. — Я не очень придирчив.

Вскоре Димов уже был в отделении. Хотя рабочий день еще не начался, почти все находились на своих местах. Паргов ждал Димова в своем кабинете. Его лицо не выражало особой радости.

— Манасиева и след простыл, — сказал он.

Но Димов словно не обратил внимания на эти слова.

— Ладно, а теперь приведи ко мне Нестерова.

Немного погодя механик сидел на том же стуле, что и вчера, но на этот раз желтого шлема у него не было. Лицо Нестерова отекло.

— Послушай, Несторов, твой приятель Славчо вчера не пришел домой. И дома не сказал, куда отправился. Ты не знаешь, где бы он мог быть?

— Нет! — ответил Несторов. — Откуда мне знать, если вы держите меня здесь?

— Вы виделись накануне, — спокойно продолжал Димов. — Были у Славчо дома. В его поведении тебе ничего не показалось странным?

Янко задумался.

— Нет, ничего, — ответил он.

— А все-таки?

— Чем-то он был встревожен… Не в своей тарелке. И попросил у меня…

Несторов помолчал.

— Попросил у меня компас… У меня был маленький компас, почти детская игрушка, но я его потерял.

— А ты не спросил, зачем он ему?

— Спросил, он ответил, что хотел обозначить направление на какой-то схеме.

— Послушай, вы со Славчо приятели. И не могли не говорить об убийстве Кушева.

Что Славчо думал об этом?

— Ничего особенного. Я сказал то, что думаю: у нас никто не мог убить бай Киро.

И нет причин для этого. Наверное, он влип в какое-то дело, когда был в лагере, а теперь ему отомстили. Не знаю почему, Славчо не любил Кушева. Мне даже показалось, что он обрадовался, когда того убили.

— Ты видел у Славчо оружие?

— Нет. Но, может, оно у него и было. Я слышал, как он в сердцах говорил о ком-то: «Я застрелю его как собаку». Может, у него был служебный револьвер, вы проверьте. Мы приятели, но о работе никогда не говорили.

— А не запутался ли Кынев в какой-нибудь любовной истории? — спросил Паргов. — Ты ведь его лучше знаешь…

— Дай-то бог! — усмехнулся механик.

Спустя немного Нестерова увели. На этот раз он ушел спокойно, не протестовал, не твердил, что его незаконно задержали. Он казался притихшим, смирившимся.

— Какое у тебя впечатление? — спросил Димов у Паргова.

Тот пожал плечами.

— Думаю, что Несторов вел себя сейчас отнюдь не как друг Кынева.

— Да! — согласился Димов. — Он его совсем не щадил. И, вероятно, потому, что знает — Славчо Кынев уже не в состоянии ничего опровергнуть.

— Ты веришь в историю с компасом?

— Да, это было самое интересное! — сказал Димов. — Он словно хотел нам внушить, что Славчо готовился к побегу, за границу, скажем. И ему нужен был компас для ориентировки.

— Вот именно! — кивнул Паргов.

Вскоре «газик» подскакивал по неровной дороге, ведущей к вокзалу. В душе Димов не надеялся на успех, но все-таки надо было проверить. И каково же было его удивление, когда один из сотрудников появился с запыленным велосипедом.

— Я обнаружил велосипед в садике за вокзалом, — сказал он. — Он просто лежал в траве за кустами.

Димов и Паргов смотрели так, словно не верили своим глазам.

— Может, это был велосипед кого-нибудь из железнодорожников? — спросил Паргов.

— Нет, они ставят велосипеды в определенное место, — ответил сотрудник.

— Все-таки проверь! — предложил Димов. — А ты, Паргов, расспроси дежурных.

Может, кто-нибудь что-нибудь и видел.

Димов, оставшись один, прежде всего поискал, где укрыться от палящих лучей солнца. Он вышел на перрон и, задумавшись, сел на одну из скамеек. Судя по всему, их гипотеза о пути, по которому следовал убийца, подтверждается. Убийца выехал на велосипеде на шоссе между городом и Калковом, добрался до вокзала и, по всей вероятности, сел на поезд, идущий в Перник. Вскоре вернулся Паргов.

— Безрезультатно, — сказал он. — Ни кассир, ни дежурный не заметили никакого незнакомого или подозрительного человека.

— Ну конечно, — покачал головой Димов, — убийца не будет торчать у всех на виду.

Сотрудник тоже вернулся ни с чем. Подтвердилось, что у всех железнодорожников велосипеды на месте.

— Ну хорошо, — сказал Димов. — Владельца установим по номеру. А сам велосипед надо немедленно отправить на экспертизу. Возможно, что убийца случайно оставил какие-нибудь отпечатки.

Они снова вернулись в отделение. Проверить номер не составляло труда, велосипед действительно принадлежал Славчо Кыневу. Оставалось провести экспертизу отпечатков.

— Ты поезжай на машине в Перник, — сказал Димов своему помощнику. — И жди меня в окружном управлении. Попроси их произвести экспертизу как можно скорее.

Затем Димов распорядился, чтобы привели Нестерова. В ожидании он достал из ящика письменного стола папку и для видимости углубился в бумаги. Вскоре в кабинет ввели механика.

— Садись! — не глядя на него, сказал Димов. Он перевернул еще несколько листов бумаги, потом взглянул на Нестерова.

— Не хочешь ли спросить о своем приятеле? Или ты не любопытен? — с иронией спросил Димов. Несторов мрачно молчал.

— Он еще не появлялся, — сказал Димов. — Но я позвал тебя не для того, чтобы информировать. Вчера вечером ты нам солгал.

— Я ни в чем не солгал, — глухо произнес Несторов. — Даже в мелочах. Я знаю вас, из-за любой неточности пришьете дело.

— Вчера около четырех часов тебя видели здесь, в городе, — сказал Димов. — Когда ты направлялся на вокзал.

— Это неправда! — резко возразил Несторов. — Спросите у Рангелова, где я был в это время.

— Ты говоришь, что был у него около трех часов. А что ты делал в городе в четыре ласа?

— Я и близко-то к вокзалу не подходил.

— Тебя видели. Я устрою тебе очную ставку.

— А какое это имеет значение? — раздраженно спросил Несторов. — Разве я не могу ходить куда хочу?

— Я тебя спрашиваю еще раз: был ты на вокзале или нет?

— Нет! — твердо произнес Несторов. — И как бы я туда попал? Мне не на чем было ехать.

— Славчо исчез вместе со своим велосипедом. Помнишь, какой у него велосипед?

— Не помню. Это меня не интересует! — нервно ответил Несторов. — Я больше не буду отвечать на ваши вопросы.

— Ладно! — сказал Димов. — Но как бы тебе не пожалеть.

Димов велел увести Нестерова и принести вещи, обнаруженные у него во время ареста. Среди них были: связка из шести ключей, два подшипника для мотоцикла, купленные, наверное, в магазине запасных частей, шариковая ручка, перочинный ножичек. И ни записной книжки, ни строки, написанной его рукой. Денег было мало — около одиннадцати левов. Паспорта не было. Единственным удостоверением были водительские права, выданные ему несколько лет назад. На фотографии он выглядел совсем иначе, чем теперь. Еще более худой, с тонкими усами; выражение лица злое, резче, чем сейчас, выдавало горячую и страстную натуру.

Но Димов не нашел того, что искал, не нашел носового платка. Конечно, не обязательно следовало ожидать, что у механика из села Гулеш в кармане непременно будет лежать носовой платок, но все-таки это было бы естественно. Так или иначе наличие носового платка доказало бы невиновность Нестерова. Убийца, чтобы скрыть следы, наверняка вытер руль велосипеда носовым платком, а потом выбросил его из окна вагона. Среди вещей Нестерова носового платка не оказалось.

Димов взял один из служебных мотоциклов и поехал в Перник. Как и было условлено, Паргов ждал его в окружном управлении. Рангелов работал закупщиком в предприятии городской торговли. Место это было такое, что не вызывало особого доверия.

Рангелова нашли в маленькой конторе одного, так что можно было сразу приступить к беседе. Рангелов оказался чрезвычайно толстым человеком, с огромным животом и шеей, напоминающей шланг пылесоса. Встреча закупщика с милицией всегда предполагает какой-нибудь инцидент, но Рангелов был совершенно спокоен. Он пригласил вошедших сесть, потом уставился на них невинными глазами.

«Отвратительный жулик», — промелькнуло в голове Димова.

— Вы знакомы с Янко Нестеровым? — начал Димов.

— С кем, с механиком? Да, я его знаю.

— Давно?

— Ну как давно… Видел его только раз, то есть два раза. Когда отдавал ему мотоцикл и когда он мне вернул его.

— А почему вы отдали именно ему? В такое далекое село? В городе столько ремонтных мастерских.

— Сколько? — недовольно пропыхтел закупщик.

— Я не считал, но есть. Зачем нужно было отвозить мотоцикл за целых сорок километров из-за каких-то амортизаторов?

— Здесь пока сделают самый маленький ремонт, надо ждать целую неделю, — ответил закупщик. — А мне мотоцикл нужен каждый день, я без него как без рук. А в Гулеш я и так приехал по делам. Один приятель мне сказал: «Отдай мотоцикл Янко, механика лучше его во всем районе не сыщешь. Он отремонтирует за день».

— Вы сами отвезли мотоцикл?

— Сам. Нашел Нестерова в мастерской. Быстро договорились. Он сказал, что у него как раз есть два амортизатора и на следующий день он может доставить мне мотоцикл в Перник.

— Он сам предложил вам привезти мотоцикл в Перник?

— Как будто бы сам. Да, сам. Сказал, что у него есть дела в городе. Меня это устраивало. Я дал ему адрес и обещал в три часа ждать его дома. На другой день он действительно привез мне мотоцикл, хотя я в это не особенно верил.

— И точно в три часа?

— Приблизительно. Да, было самое большее минут десять четвертого. Попросил меня самого проверить новые амортизаторы, поинтересовался, доволен ли я. Я сказал, что доволен, заплатил ему, и вое.

— Вы подтвердите свои показания ва суде?

Закупщик поморщился.

— Не люблю судов, но если надо…

Димов посмотрел на Паргова, тот только пожал плечами.

— Как он был одет?

— Не помню, — с досадой ответил закупщик. — На голове был желтый шлем.

Димов и Паргов вышли на улицу.

— Ну, что теперь скажешь? — спросил Димов.

В тоне его слышалась легкая издевка.

— Это алиби фальшивое! — вспыхнул Паргов. — Они сговорились. Рангелов его человек.

— Как его? Но ведь он сказал, что виделись они впервые?

— Они обо всем договорились, это целая банда.

— Ладно! Сам это и доказывай!

— У меня все время было такое чувство, что он врет! — заключил Паргов.

Они вернулись в окружное управление. Экспертиза еще не была закончена. Паргов остался в Пернике, чтобы дождаться ее результатов и данных проверки Рангелова. У Димова здесь больше не было дел, он сел на мотоцикл и вернулся в отделение.

День тянулся медленно и нудно, но Димова не покидала надежда. Что-то должно было произойти, не могло не произойти. На этот раз убийца слишком долго ездил по дорогам. Да еще среди бела дня. Чем-нибудь он обязательно себя выдал, и кто-нибудь об этом сообщит. Кроме того, Димов надеялся и на экспертизу.

Около шести часов вечера Паргов по телефону сообщил, что Манасиева видели в Софии. По всей вероятности, скоро нападут на его след. Экспертиза установила, что на велосипеде есть отпечатки пальцев Славчо Кынева и еще двух человек — пока неизвестно, кого именно. Отпечатков пальцев Нестерова не обнаружено.

Проверка Рангелова ничего подозрительного не давала.

— Наверное, часам к девяти проверку закончат, — сообщил Паргов.

Да, оставалось только ждать. Димов скорее от скуки, чем по необходимости, раскрыл блокнот и углубился в него. Приблизительно в половине девятого зазвонил телефон. Димов поднял трубку.

— Слушаю.

После некоторой паузы раздался далекий и неясный голос:

— Товарищ Димов, это вы?

— Да, я… Кто это?

— Спиридон. Бай Спиридон, председатель кооперации в Войникове. Может, помнишь меня, товарищ Димов, я был на похоронах Кушева.

— Да, помню… Так что, бай Спиридон?

— Товарищ Димов, плохи дела. Тут у меня… Ты должен приехать! — голос звучал просительно.

— Что случилось?

— Не могу сказать по телефону. Приезжай немедленно, прошу тебя. В мою контору — на втором этаже. Я заперся, — ты постучи, позови. Может, и не так страшно, но я старый человек…

— Хорошо, бай Спиридон, сейчас приеду!

Димов положил трубку и задумался. «Газик» остался в Пернике, надо, вероятно, ехать на мотоцикле. В конце концов не обязательно брать с собой людей отсюда, можно пригласить и местных, из Войникова. Пока доберешься до села, старик, чего доброго, отправится на тот свет. Да, нужно спешить. Он оставил записку, сунул пистолет в карман и вышел на улицу. Мотоцикл был достаточно мощным, и до села он доберется быстро. Димов был не очень опытным мотоциклистом, но управлять все-таки умел. Площадь была пустынной, и проехать по ней не составляло труда. На шоссе Димов прибавил газ, мотоцикл помчался. Нет, нет, надо ехать медленнее. Его ждал перепуганный насмерть человек, и рисковать было нельзя.

Несмотря на свежий ветер, бьющий в лицо, Димов не мог успокоиться. Дорога была пустынной — ему попался только один велосипедист — и темнота, ни единого огонька во мраке. За одним из поворотов Димов увидел луну — полную, тускло мерцающую.

Она выплыла из-за черного и мертвого холма с причудливыми зазубринами — спокойная и чистая, как вечность. И вдруг, кто знает почему, Димову показалось нелепым, что он спешит куда-то, к какому-то человеку, которому угрожает смерть.

Это казалось невероятным — таким спокойным и безмятежным выглядел мир под небом, усеянным россыпью звезд.

Неожиданно чувство тревоги пронзило Димова. Что же, черт возьми, случилось?

Дорога по-прежнему была безлюдной и пустынной. Шум мотора не позволял что-нибудь расслышать. В дрожащем зеркальце у руля ничего не отражалось. Димов сбавил ход, хотя ему хотелось ехать быстрее. Нет, что-то надвигалось на него, какая-то темная масса. Он стремительно повернул голову. Машина без фар! Димов резко свернул вправо и с силой нажал на тормоза.

Потом он с трудом мог припомнить, как все произошло. На миг он потерял сознание и очнулся от страшной боли. Он лежал навзничь, рот его был полон земли. Димов попытался осмотреться, но не смог сориентироваться в обстановке. Он увидел перед собой крутой и темный склон. Да, это была насыпь. Но куда исчезла машина?

В следующее мгновение он различил на шоссе, метрах в двадцати, темный силуэт машины, стоящей с потушенными фарами. Увидел и человека, медленно крадущегося к нему по обочине. В руке он держал какой-то небольшой предмет — может быть, пистолет или незажженный электрический фонарик. Димов потянулся к своему пистолету. Острая боль заставила его застонать.

Человек настороженно остановился.

Несмотря на сильную боль, Димову удалось достать пистолет, но правая рука не слушалась. Он переложил пистолет в левую и ощутил холодную шероховатость оружия.

Человек выпрямился и сделал еще несколько шагов. Димову его фигура показалась знакомой. Теперь луна освещала его очень хорошо — сильное мужское тело облегала светлая фуфайка. Но лица не было видно. Димов поднял пистолет.

Человек снова согнулся, поза его была напряженной — он вслушивался в тишину и вглядывался в темноту. Надо стрелять сейчас, пока силуэт так четко вырисовывается на фоне неба. Через мгновение человек сойдет вниз, сольется с тенью насыпи. Димов прицелился, он знал, что не промахнется — на курсах не было стрелка лучше, чем он.

Димов нажал на спуск.

Выстрел!.. Еще один!..

Человек исчез из поля зрения. Конечно же, он лежит на шоссе. Димов с трудом поднялся и, качаясь, медленно побрел к насыпи. Все проблемы разрешились — возмездие наступило неожиданно.

И вдруг Димов увидел человека. Тот бежал к машине. Димов был так поражен, что не сразу отреагировал. Неизвестный рванул дверцу машины. Только теперь Димов снова начал стрелять. Мотор взревел, машина рванулась вперед. Димов продолжал стрелять, но машина исчезла.

И — тишина. Только звезды мигали все так же безучастна.

Димов огляделся. Мотоцикл лежал метрах в десяти. Мотор заглох, фара не горела.

Боль в руке не утихала. Димов представил себе, как все произошло. Когда он нажал на тормоза, его выбросило из седла. Мотоцикл еще немного проехал и перевернулся.

Мотор, может, и не поврежден, но Димов понимал, что одной рукой ему не управиться. И странно — как это он промахнулся? Он всегда попадал в цель. А сейчас — словно стрелял в нечистую силу.

К своему удивлению, Димов довольно легко поднялся по насыпи. Шоссе по-прежнему было пустынным, луна мягко освещала глухое место. Ожидать здесь какого-либо попутного транспорта было бессмысленно, и он быстро пошел по направлению к городу. Мозг его лихорадочно работал, материал, бережно собранный им день за днем, сейчас в считанные минуты соединялся и выстраивался в стройную систему. Он уже все знал и был в этом убежден. Вскоре логическое построение было закончено, оставалось лишь передать ключи хозяину.

И все-таки Димову повезло. Не прошел он и километра, как его догнал грузовик.

Димов так упрямо стоял посередине шоссе, что шофер сразу остановил машину. А может, его внимание привлек необычный вид человека с исцарапанным лицом и в порванной одежде. Шофер с любопытством посмотрел на Димова, потом передвинул что-то на сиденье, освобождая место пассажиру. Когда наконец грузовик тронулся, шофер небрежно спросил:

— Что, браток? Угостил кто-то?

— Попал в аварию, — ответил Димов.

— Как же это?

— Какой-то «Москвич» помог моему мотоциклу слететь с дороги.

— Эти, на «Москвичах», такие нахалы! — сказал шофер. — Номер-то хоть запомнил?

— Нет, — искренне ответил Димов.

Вскоре они въехали в город, уже совсем безлюдный.

— Послушай, раз уж ты меня посадил, отвези, пожалуйста, в отделение милиции.

— Ладно, брат! Только едва ли тебе там помогут. Там одни хапуги, надо не надо — плати штраф.

Шофер отвез Димова в отделение, даже любезно помог открыть дверцу. Но изумленно посмотрел на него, когда милиционер, стоящий на посту, отдал честь.

— Паргов у себя? — спросил Димов.

— Да.

Паргов ждал Димова. Увидев его, он едва не подскочил на стуле.

— Что случилось?! — воскликнул он.

— Небольшая авария! — усмехнулся Димов. — Очень приятная. Запомню на всю жизнь.

Что показала экспертиза?

— Ничего особенного. А что касается Рангелова…

— Это уже не имеет значения, — оборвал его Димов. — Я теперь знаю все.

— Все? — с недоверием спросил Паргов.

— Почти все! Нужно дополнить некоторыми подробностями.

Паргов продолжал с недоверием смотреть на Димова.

— Уж не попал ли ты в их руки?

— Вроде этого! — засмеялся Димов. — Шофер здесь?

— Да.

— Хорошо! А то у меня правая рука не в порядке.

Оказалось, что Паргов кое-что понимал в медицине. Он долго и осторожно, с сосредоточенным лицом ощупывал больную руку.

— Она не сломана, только вывихнута. Сильно болит?

— Сильно.

— Я могу сделать новокаиновую блокаду, — предложил Паргов. — У нас есть в аптечке.

Через десять минут «газик» мчал их в Войниково. Димов подробно рассказал Паргову о ночном приключении. Но выводы свои держал пока в тайне.

— Значит, на этот раз не Нестеров! — сказал Паргов с ноткой сожаления.

— Наконец-то и у него есть настоящее алиби.

— У него всегда было настоящее алиби! — серьезно заключил Димов. — Не утруждай себя, не поймешь. Дело гораздо опаснее, чем мы предполагали.

— Опаснее? — спросил Паргов. — А теперь куда едем? Арестовывать убийцу?

— Нет, этим займутся другие. Мы только наведем некоторые справки.

— Ты ведь знаешь, как я люблю это мерзкое слово! — хмуро произнес Паргов. — Меня уже тошнит от справок!

— Как ты ошибаешься! — покачал головой Димов. — В нашей работе справки — все.

Остальное могут сделать и ученики.

Вскоре они въехали в Войниково — безлюдное и уснувшее в этот поздний час — и остановились перед домом председателя сельсовета. Тот, конечно, давно спал, но, что делать, надо будить.

— Ты сразу поезжай в Гулеш, — сказал Димов Паргову. — Вдвоем с Пырваном идите в дом к Нестерову за паспортом. А мне сразу же пришлите машину.

— Ясно! — кивнул Паргов, хотя ему совершенно не было ясно, зачем среди ночи надо искать паспорт Янко Нестерова.

Димов пробыл у председателя сельсовета четверть часа. Потом они вместе пошли по темным улицам села. Красивый двухэтажный дом, перед которым они остановились, утопал во тьме. Они открыли калитку, где-то в глубине двора громко и яростно залаяла собака.

Снова стук в дверь, сонные голоса, короткий разговор. Димову передали две фотографии; он тут же положил их в портфель.

— Не знаю, есть ли смысл беспокоить бай Спиридона! — сказал Димов, когда они шли к сельсовету. — Я уверен, что не стоит…

— Да это по дороге, — сказал председатель. — И наверно, он уже выспался, ведь с курами ложится.

Еще пока они поднимались по лестнице, над их головами засветилась лампа.

Спиридон, очевидно, поджидал их: повернулся ключ, дверь открылась.

— Я вас увидел из окна, — сказал он. — Что случилось?

— Бай Спиридон, вы звонили мне сегодня по телефону?

Бай Спиридон подтянул длинные холщовые штаны.

— Я?.. Зачем мне было звонить? Какая-то ошибка.

— Кто-то сказал, чтобы я сразу приехал к тебе.

— И речи быть не могло! — покачал головой бай Спиридон. — Ты хороший человек, но мне-то зачем тебя беспокоить…

— Ты когда пришел домой?

— Около шести.

— И после этого никуда не выходил?

— Никуда! Сначала решал задачи вместе с внучкой — до восьми. Потом смотрел телевизор.

— Что показывали?

— Балет из Польши. Мне не понравилось… Наша рученица лучше, — он засмеялся и снова подтянул штаны.

Димов подумал, что можно больше ни о чем не спрашивать. Судя по всему, бай Спиридон не мог быть членом банды — это противоречило бы здравому смыслу.

— Ну хорошо, бай Спиридон, извини за беспокойство.

Перед сельсоветом Димова уже ждала машина. Он попрощался с председателем и поехал в Гулеш. Перед домом Несторова машина остановилась.

Все окна были освещены. В одном из них виднелась знакомая фигура.

Услышав шум мотора, Паргов вышел навстречу.

— Нашли паспорт?

— Нет…

— Так и должно было быть! — сказал Димов.

— Одно мне не ясно, почему мы не спросили у Нестерова, — недоумевал Паргов. — Он лучше всех знает, где его паспорт.

— Нет смысла, — усмехнулся Димов. — Мне известно, что он скажет. Кто наверху?

— Пырван и Наско…

— Очень хорошо! — кивнул Димов. — Мы с тобой поедем в Перник. Но у них здесь еще есть дела. Дом Кушева опечатан?

— Да.

— Хорошо, пусть снимут печать и снова все обыщут, там должен быть тайник.

— Какой тайник? — с недоверием спросил Паргов.

— Тайник, в котором прячутся люди. Я не уверен, что его найдут, но он, по всей вероятности, здесь. Потому что я не думаю, чтобы кто-нибудь прятался на кухне.

Это было бы слишком рискованно!

— Кто, ты думаешь, там скрывался?

— Потом узнаешь… А сейчас распорядись, и едем. Они сели в машину и на полной скорости помчались в Перник. Им предстояло самое трудное и самое опасное дело.

— Все справки получил? — спросил Паргов.

— Да, все.

— Как видно, мы с тобой едем арестовывать преступника?

— Вдвоем нам это едва ли удастся, — сказал Димов. — Нам должны помочь.

— Если ты в него попал…

Димов задумчиво покачал головой.

— Именно это меня и удивляет! Как я мог промахнуться? Он был близко, видел я его отлично. И прицелился хорошо. Не было ли у него под фуфайкой какого-нибудь панциря?

— А мне это не кажется странным, — сказал Паргов. — Как ты мог попасть, стреляя вывихнутой рукой?

— Я стрелял левой, — сказал Димов. И хлопнул себя по лбу.

— Паргов! — воскликнул он. — Ну, конечно! Все очень просто. Я стрелял левой рукой, а прицелился правым глазом… Как же я мог попасть?

Подумав, он добавил:

— Ничего, так даже лучше! Он нам нужен живой. Вот увидишь, у него будет что рассказать.

В окружном управлении нашли только дежурного офицера. Димов попросил разбудить майора Жечева. Жечев приехал и молча, судя по всему, с некоторым сомнением выслушал Димова.

— Если все действительно так, надо поставить в известность госбезопасность, — сказал он наконец. — Я тут же с ними свяжусь.

— Это не помешает нам навести справки…

— Да, разумеется, — немного поколебавшись, сказал майор. — Но очень осторожно.

Если спугнем птицу — мы в ответе.

— Это уж от тебя зависит! — сказал Димов. — Здесь ты знаешь людей.

Снова надо было ждать — и результатов запросов, и приезда сотрудника госбезопасности. Тем временем майор сварил кофе.

— Рука болит? — спросил Паргов.

— Да, снова дает о себе знать.

— Давай позовем доктора Станкова.

— Может, кого другого? — пробормотал Димов. — Совестно его будить.

— Какое будить, он сейчас играет в белот, — убежденно сказал Жечев.

И поднял трубку. Играл ли доктор в карты, узнать не удалось, но он не спал и обещал тут же приехать с новокаином. Немного погодя сообщили из ГАИ, что днем, после обеда, в городе был украден «Москвич» синего цвета, модель 407. О цвете Димов ничего не мог сказать, но в модели был уверен. До сих пор украденный «Москвич» не был найден. Немного погодя после этого сообщения приехал и сотрудник госбезопасности, низкого роста, пожилой подполковник с резкими, нервными движениями. Выслушав рапорт, он просветлел.

— Все правильно! Это будет блестящая операция. И подошел к телефону. По отданным им приказам Димов понял, что он мобилизовал почти всех. И это испугало Димова. А если он ошибся? Если его гипотеза о паспорте окажется неверной? В конце концов как можно предполагать, что преступник отсиживается именно в гостинице в Пернике? На «Москвиче» он мог уехать куда угодно. Но теперь Димову оставалось только ждать.

Вскоре приехал доктор Станков, он был немного навеселе. Но, увидев Димова, сразу протрезвел.

— Я ведь тебе говорил, что теперь твоя очередь, — обратился он к Димову. — Еще дешево отделался.

Как только боль в руке стихла, Димов сразу почувствовал себя лучше. Наконец прибыл Паргов, лицо его сияло.

— Там! — произнес он торжествующе. — В гостинице «Витоша»… — Он опустился на стул со вздохом облегчения. — Гостиницу окружили, а я примчался сюда. Там я увидел запись… Дежурный оказался нашим человеком, но мы все-таки назвали вымышленное имя. Сами поискали в книге. Записано имя Янко Нестерова — двадцать четвертый номер на втором этаже. Мы не рискнули расспрашивать, но предполагаю, что эта комната на одного человека.

— А почему ты думаешь, что он в гостинице? — спросил, Димов.

— Ключа внизу не было.

— Да, это хорошо! — вмешался подполковник. — Вы действовали осторожно.

Преступники люди опытные, их трудно перехитрить!

— Ну, опытные-то опытные, а лезут в капкан! — презрительно бросил Паргов.

— Именно это свидетельствует об их дерзости и уме! — сказал подполковник. — Он думал, что мы будем разыскивать его где угодно, но не у себя под носом.

И, посмотрев на собравшихся, распорядился:

— А теперь за работу!

На операцию ушло два часа. Самым трудным было полностью блокировать гостиницу, чтобы у преступника не оказалось ни малейшей возможности скрыться. Тем временем навели справки. Человек, назвавшийся Янко Нестеровым, пришел в половине одиннадцатого, взял ключ и поднялся в номер. Это был сравнительно еще молодой человек, скромно одетый. Нет, на нем не было светлой фуфайки, администратор в этом уверен. Человек казался приветливым, спокойным, и вещей при нем не было.

Медленно поднялся по лестнице. Окна номера выходили в задний дворик, огражденный кирпичной стеной.

Пока наводили справки, Димов и Паргов стали на свой пост в темном подъезде.

Паргова огорчала бездеятельность, он все посматривал на часы.

— Мы так и будем сидеть сложа руки? — нервно спросил он. — И смотреть, словно в кино?

— Что ты беспокоишься? — улыбнулся Димов. — Мы свое дело сделали.

Операция началась в пять минут четвертого. Один из сотрудников поднялся на второй этаж и постучал в номер двадцать четыре. Мужской голос спросил:

— Что вам?

— Товарищ Несторов, вас просят к телефону.

— Кто?

— Говорит, ваш двоюродный брат… Конечно, никто не надеялся, что такой простой трюк удастся, но все-таки…

— Хорошо, сейчас, — спокойно ответил человек.

Сотрудник ушел. Мнимый Несторов, не зажигая лампы, быстро оделся, сунул пистолет в карман пиджака. Потом бесшумно раскрыл окно и осмотрелся. Дворик был темным и казался пустым. Человек вылез в окно. До земли было три метра, не бог весть как много. Он повис на подоконнике, потом спрыгнул. И все-таки упал. Вскочив на ноги, моментально достал пистолет.

Димов и Паргов услышали выстрелы. Паргов ринулся было на улицу, но Димов его остановил.

— Не делай глупостей! — раздраженно сказал он. — Неужели ты не понимаешь, что мы должны оставаться на месте. Того гляди, кто-нибудь из наших по ошибке ранит тебя.

Выстрелы прекратились. Город был темным и безмолвным, только в гостинице светилось несколько окон. Спустя немного времени привели в наручниках арестованного. Был он молодой и сильный человек, лет тридцати пяти. Его худощавое скуластое лицо было смертельно бледным. Димов сразу узнал в нем человека, напавшего на него на шоссе. Действительно, на нем не было светлой фуфайки. Арестованный прошел мимо Димова и Паргова, не взглянув на них. Да и какой в этом смысл — поздно!

— Так вот, значит, кто убийца… — словно про себя произнес Паргов.

— Как так — убийца? Ну конечно, нет! — возразил Димов. Паргов посмотрел на него с недоумением.

— Ты что, шутишь? — с досадой спросил он. — Тогда какого черта надо было проводить операцию?..

— Я думал, что ты понял! — разочарованно протянул Димов.

Тем временем к ним подошел подполковник.

— Он выстрелил три раза, но, слава богу, ни в кого не попал.

— Это правда удивительно, — пробормотал Димов. — При их-то подготовке.

— Подготовка подготовкой, но и страх велик, — усмехнулся подполковник.

Они молча прошли несколько шагов.

— Мне кажется, надо сейчас же разойтись по домам, товарищ подполковник, — предложил Димов. — Лучше всего поговорить завтра, когда выспимся.

— Ничего не имею против, — отозвался подполковник. — В котором часу вас ждать?

— Ну, скажем, в девять.

На углу они расстались. Димов и Паргов направились к своей машине. Только сейчас они поняли, что ночь не такая уж теплая, как им казалось. Свежий ветерок тянул из ущелья и гнал по мостовой опавшие сухие листья. Может быть, завтра погода испортится? Да, вероятно. Возле чистой полной луны, клонившейся к западу, виднелся широкий светлый круг, едва заметно окрашенный нежными тонами радуги.

15

Мы пили в моем кабинете белый вермут, сильно разбавленный содой. Капитан Димов сидел в углу, под цветочным горшком с аспарагусом и казался мне водяным — водоросли вместо волос ниспадали на его широкие плечи. Он задумался, а взгляд его был устремлен на мой дешевый зеленый блокнот. Вероятно, он полагал, что у настоящего писателя должна быть тетрадь в переплете, по меньшей мере, из змеиной кожи.

— Скажу вам честно, и я не понял, кто же убийца!..

— Да? — спросил Димов без особого удивления. Широко улыбнувшись, он перевел взгляд на кончик моего носа. Надо сказать, что меня очень смущала его привычка сосредоточивать таким образом взгляд. И я начинал испытывать неловкость. Немного раньше мне пришлось убедиться, что мои ботинки необходимо почистить, а картину, висящую за моей спиной, лучше было бы повесить на кухне.

— Я вам объяснил все условия задачи! — сказал Димов. — Самым честным образом, ничего не скрыл и не пытался вас подвести, как очень часто делают некоторые наши коллеги.

— Нет, кое-что утаили! — возразил я. — То, о чем вы говорили в последнюю ночь с председателем в Войникове.

— Да, действительно! — Димов еще шире улыбнулся. — Но тогда это уже будет задача не для вас, а для вашего сына.

— Дело в том, — сказал я, — что я не очень силен в математике. За всю свою жизнь в отличие от остальных людей я не решил ни одной задачи.

— А воображение на что?

— Я уж и так за эти несколько часов очень напряженно думал.

— Ну тогда делать нечего — начнем сначала, — предложил Димов.

— Может, вам налить рюмку коньяку?

— Нет, нет! — решительно отказался он. — Меня ждет работа.

— Не буду настаивать, — согласился я, наливая себе «Плиски».

— А теперь я изложу вам только факты, установленные следствием, — начал Димов, — с очень небольшими комментариями. Действительно, в центре всей этой истории находился Кирил Кушев, хотя о нем нам известно меньше всего. Мертвые говорить не могут, а живым, даже своим помощникам, он не доверял. Кушев в то время основал местный Земс и лично поддерживал связи с оппозиционным центром. Позднее передал приказ о начале террористических действий. Мы не можем установить, были ли у него непосредственные контакты с иностранной разведкой, но мне кажется это весьма вероятным. Потом была создана террористическая тройка — Янко Несторов, его двоюродный брат из Войникова Добри Несторов и Славчо Кынев…

— Даже Кынев?

— Да, и он, разумеется. В то время Добри Несторов учился в Пернике и редко приезжал в село. Кушев подал им идею совершить террористическое нападение на молодежный лагерь, расположенный километрах в десяти от Гулеша по направлению к границе, У Янко были пистолет и бомба, которую он украл у тестя. Остальные двое были безоружными. Но на встречу в условленное место Славчо Кынев ночью не явился. Почему — нам остается только гадать. Может, испугался, а может, уже отошел от своих единомышленников. Тогда Янко и Добри решили произвести нападение одни. Они подкрались к лагерю, Янко убил часового обычным деревянным колом — тут доктор Станков оказался прав. Проникнув в лагерь, Янко, как более опытный в военном деле, бросил бомбу и принял участие в завязавшейся перестрелке. Добри был легко ранен. Раненому вернуться в Перник было невозможно — каждый бы связал это ранение с нападением на лагерь. Добри отправился к границе, и ему удалось ее перейти, хотя на границе была объявлена тревога. Исчезновение Добри было обнаружено два месяца спустя, и никто не связал его с нападением на лагерь.

Посчитали это обычной мальчишеской выходкой…

— И куда он удрал? — спросил я.

— О Добри я скажу позже. Янко вернулся в Гулеш. Теперь со Славчо его связывала не только старая дружба, но и общая тайна. Конечно, Славчо не участвовал непосредственно в нападении, но знал, что, если террористов рано или поздно обнаружат, надо, чтоб у него были смягчающие вину обстоятельства. Очень трудно понять последующее поведение Славчо — было ли оно естественным или представляло собой ловко замаскированный обман. Я склонен верить первому, в пользу чего говорит многое. Но с Янко дело обстояло иначе. Он уже совершил жесточайшее преступление, убил невинных людей. В то же время и семейная его жизнь рушилась.

Тесть обнаружил, что не хватает бомбы. Не знаем, подозревал ли он, что именно эта бомба взорвалась в лагере. Но так или иначе он постоянно угрожал Янко, что выдаст его. И сделал бы это, если бы не боялся поломать жизнь дочери. Между тем Янко познакомился с другой женщиной и вступил с ней в связь. Он решил одним махом избавиться и от жены, и от тестя…

— Как же так?! — воскликнул я.

— Да и мне не верилось! — сказал Димов. — Слишком уж это невероятно! Но он сам признался во всем.

— Так ведь он был в пивной?

— Да, был… Чтобы иметь алиби. Он до бесчувствия напоил приятелей. Потом, воспользовавшись тем, что хозяин пивной спустился в погреб, выбежал будто бы в туалет, бросил бомбу и вернулся. Все были так пьяны, что вообще не заметили его ухода. А на следующий день никто ничего не вспомнил, а если бы и вспомнил, то едва ли выдал бы своего близкого друга… Следствие велось крайне небрежно, никому и в голову не пришло, что убийцей может быть Янко. Позднее Янко женился на своей любовнице, построил новый дом. В жизни его наступило затишье. Это продолжалось до тех пор, пока в страну не вернулся его двоюродный брат Добри Несторов. Я не буду рассказывать тебе историю Добри Нестерова, она очень длинная. Он прибыл в Болгарию на легковой машине и с паспортом на имя гражданина Западной Германии. Прошло более десяти лет, он очень изменился, ему сделали небольшую пластическую операцию носа. В Болгарии он передал машину и фальшивый паспорт человеку, которому надо было бежать из Болгарии. Эта операция прошла успешно. Но самому Добри не повезло. Не оказалось его резидента — тот испугался и скрылся в неизвестном направлении. Оставшись без связи, Добри решил разыскать своего двоюродного брата и спрятаться у него, пока не будет установлена связь с агентурой. Он позвонил Янко как клиент из Перника, и встреча состоялась.

— Понимаю! — воскликнул я. — Вот тогда их и видел Евтим Дыбев.

— На следующий день, — усмехнулся Димов, — братья решили, что Добри остановится у Кушева. Но все-таки необходим был еще один день, чтобы узнать, согласится ли Кушев. Кушев дал согласие сразу, даже сказал, что у него есть тайник. Зачем Кушев его построил, прятал ли там кого-либо еще, мы не знаем, — он ведь никому не доверял, даже Янко. Но мне кажется это вероятным. Я считаю, что решительное согласие Кушева свидетельствует о том, что в своих отношениях к преподавательнице он не был искренним. В противном случае он вряд ли бы согласился рисковать всем своим будущим. Добри должен был приехать к Кушеву поздно вечером на мотоцикле Янко и в его одежде. Братья были и похожи и не похожи — как посмотреть. А Янко должен был ночью вернуться домой на другом мотоцикле. Они переоделись и расстались. На свое несчастье, именно тогда Дыбев увидел Добри и принял его за Янко. Он решил его остановить и спросить, когда тот починит велосипед. Действительно, остановил его, но увидел совершенно другого человека. И хотя он раньше был знаком с Добри, он едва ли его узнал, иначе потом не отнесся бы с таким доверием к Янко Нестерову.

— Теперь мне все ясно! — сказал я.

— Да? И вот братья снова встретились. Добри рассказал Янко, что произошло. Оба терялись в догадках, узнал Евтим Дыбев Добри или нет. Тогда Янко решил проверить. Он в последний момент сел в поезд, сошел в Косере и последовал за Евтимом. Янко утверждает, что сначала хотел не убивать Дыбева, а только узнать, не заподозрил ли тот чего-либо. Но глухое и пустынное место само подстрекало к убийству.

— А фуфайка?

— Да, верно, я забыл, сколь роковую роль сыграла случайно эта светлая фуфайка. В тот день Славчо привез ее с собой в Перник, чтобы отдать в окраску. Но Янко, ничего не сказав Добри, взял ее у Славчо. Тайник у Кушева был сырым, и, фуфайка не помешала бы. Вырвав кол, Янко завернул его в фуфайку, чтобы тот не был виден.

Остальное произошло, как мы и предполагали. Янко не может объяснить, почему он наносил удары ножом. «Затмение нашло!» — говорит. Это глупости, доктор Станков прав. Янко — убийца и садист — это у него в крови. Убив Дыбева, он вернулся снова в Перник за мотоциклом. Потом передал фуфайку и продукты Кушеву. Как видишь, грабеж имел место — Янко сказал, что продукты были нужны для Добри — он собирался купить ему что-нибудь из еды.

— Представляю себе, как Кушев жарил котлеты, — произнес я. — Он ни в чем не уступал другим.

— Наверняка! — кивнул Димов. — Эта троица разработала план действий, и в нем особая роль отводилась Славчо. Я не вникаю в подробности, но он, как облеченное властью лицо, должен был помочь им в осуществлении сложной операции. Обработкой Славчо занялся Кирил Кушев и, как и опасались, натолкнулся на стену. По утверждению Янко, Славчо, несмотря на все угрозы Кушева, категорически отказался сотрудничать с ним.

Старый иезуит пытался шантажировать Славчо его прошлым, участием в террористической группе, но Славчо не согласился. И решил, видимо, ликвидировать опасного свидетеля. Оружие у него было — тот самый пистолет, с которым Янко совершил нападение на лагерь. Янко отдал его Славчо на хранение, полагая, что так безопаснее. Кроме того, Славчо не знал, что сейчас в деле замешан Янко Несторов, и не боялся его. Убийство Кушева произошло в известной мере случайно.

Не помня себя, возбужденный алкоголем и ссорой, Славчо подошел к дому Кушева. В освещенном окне он увидел своего врага. Осмелев, Славчо стал стрелять. На пятом выстреле пистолет дал осечку. Славчо пустился наутек, боясь, что кто-нибудь его заметит. Добри, находившийся в тайнике, услышав выстрелы, тоже побежал. Именно его и увидел наш помощник, живущий напротив. В фигурах Янко и Добри было что-то общее, так часто бывает с братьями. Наш помощник решил, что видел Янко, и это ввело нас в заблуждение. Добри удалось убежать в поле и спрятаться в стоге сена.

Там он провел ночь и день и только на следующую ночь пробрался в село в дом Янко.

— Но разве за домом не наблюдали?

— Следили не за домом, а за людьми, и то днем, когда все бодрствовали. Так или иначе Янко спрятал двоюродного брата в задней комнатке своей мастерской. Янко было ясно, кто убил Кушева. Он сказал о подозрении своему приятелю, который тут же легкомысленно признался, что совершил убийство. И даже отдал починить пистолет. Со своей стороны, Янко рассказал Славчо о Добри и попросил помочь.

Всем троим ничего не оставалось, как перейти границу. К этому их толкало и известие о том, что мы уже побывали у вязальщицы. Славчо оказался в западне.

Если он сообщит нам, что отдал фуфайку Янко, мы сразу того арестуем. Под нашим нажимом Янко выдаст убийцу Кушева. Не меньше боялся и Несторов. Если Славчо Кынев сообщит, кому отдал фуфайку, Янко не сможет объяснить убедительно, что он с ней сделал. Они лихорадочно совещались, механик советовал приятелю на некоторое время скрыться за границу. Славчо колебался, но на всякий случай попросил вернуть ему пистолет. И Янко тут же решил, как спастись. Ему было очень легко заманить Славчо в лес. Он сказал тому, что починил пистолет, но не уверен, хорошо ли. И предложил проверить, а потом спрятать в надежном месте, чтобы в любой момент можно было взять. Значительно труднее было, разумеется, организовать алиби. Им помогла случайность. Когда закупщик Рангелов появился во дворе с мотоциклом, Добри сразу сообразил, что надо предпринять. Янко спрятался, переговоры о ремонте вел Добри. Все остальное сделать было легко. Механик выехал на чужом мотоцикле. Где-то между Войниковом и Косером под мостом Добри ждал Янко. Они быстро переоделись, Янко отправился к месту встречи со Славчо.

Остальное ясно.

— Мне не ясно, зачем надо было нападать на тебя?

— Это уже инициатива Добри. Он понимал, что у арестованного не очень твердые позиции. А если мы захотели бы устроить ему очную ставку с Рангеловым? Правда, очные ставки устраиваются, когда возникают какие-либо противоречия, но бывают очные ставки и для установления личности. Тот факт, что мы сразу не освободили Янко, подсказывал возможные осложнения. Добри знал из разговоров с Янко, что главная опасность во мне. И тогда он решил меня убить. Удар в этом случае был двойным. Во-первых, Добри избавлялся от самого опасного врага. И во-вторых, ведущие следствие должны были понять, что убийца еще на свободе. Я забыл сказать, что Добри собирался продырявить мой живот не хуже, чем это делал его брат. Тогда мои помощники, естественно, были бы введены в заблуждение и освободили бы Янко Нестерова. Добри не сомневался, что установит связь со своей агентурой и покинет страну. Интересно, что Янко не собирался бежать с ним. Что касается Манасиева, то все оказалось очень просто. Один его приятель из гаража сообщил ему, что мы знаем его историю и интересуемся им. Он убежал, испугавшись, что мы заставим его платить пострадавшему монтеру.

Капитан замолчал и усмехнулся.

— А Янка? — неожиданно спросил я.

Удар действительно был неожиданным, Димов слегка покраснел.

— Что — Янка?.. Ничего, живет… Думаю, что уже неплохо обжигает глину.

— Я уверен, что она тебе очень нравится.

— Может быть…

— Не понимаю, почему тогда нужно становиться жертвой предрассудков, — неопределенно протянул я.

— Это не предрассудки, — как-то сурово отозвался капитан, и его лицо омрачилось. — Ее брат убийца… Какие же это предрассудки?

Я не ответил. На душе стало тяжело, и в комнате словно бы потемнело.

Оглавление

Павел Вежинов ЛЕТУЧИЕ МЫШИ ПОЯВЛЯЮТСЯ НОЧЬЮ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15