«Увековечено костями»

Увековечено костями (fb2) - Увековечено костями [litres][Written in Bone] (пер. А. Пичужкина) (Доктор Дэвид Хантер - 2) 2113K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Саймон Бекетт

Саймон Бекетт Увековечено костями

Simon Beckett

WRITTEN IN BONE

© Simon Beckett, 2007

© Перевод. А. Пичужкина, 2018

© Издание на русском языке AST Publishers, 2018

* * *

Посвящается Хилари

1

При определенной температуре горит что угодно: дерево, одежда… люди.

При двухстах пятидесяти градусах Цельсия воспламеняется плоть. Кожа чернеет и трескается. Начинает плавиться подкожный жир, как на сковороде. От него загорается тело. Первыми схватываются руки и ноги, сухожилия и мышечные волокна сокращаются, и пылающие конечности двигаются в пошлой пародии на жизнь. Последними сдаются внутренние органы. В коконе влаги, они не уступают, пока огонь не поглотит все мягкие ткани.

Однако кость – субстанция иная. Кость упрямо сопротивляется. Даже когда выгорит весь углерод, кость сохранит свою форму. Бестелесный призрак ее готов рассыпаться, чтобы последний бастион жизни превратился в пепел. Этот процесс, с незначительными отклонениями, всегда протекает в одной и той же последовательности.

Но в каждом правиле есть свои исключения.

Спокойствие старого коттеджа нарушил футбольный мяч. Гниющая дверь распахнулась от удара, ржавые петли недовольно скрипнули. Комнату залил дневной свет, в проеме возник силуэт. Человек пригнул голову, вглядываясь в темноту. Его старая собака замерла в нерешительности, чуя недоброе. Человек тоже остановился, будто не хотел переступать через порог. Когда собака преодолела страх и шмыгнула внутрь, он позвал ее обратно:

– Ко мне.

Послушная собака вернулась и тревожно посмотрела на хозяина подслеповатыми глазами. Помимо запаха из коттеджа, она чувствовала его беспокойство.

– Сидеть.

Собака осталась наблюдать, как человек пробирается по заброшенному дому; сквозь сырость пробивался подозрительный запах. Медленно, нехотя человек направился к низкой двери у дальней стены. Поднес руку и застыл. Сзади заскулила собака. Но он не слышал. Осторожно открыл дверь, будто боялся того, что может предстать его взору.

Однако поначалу он не увидел ничего. В комнате царил полумрак, свет поступал лишь через окошко с треснутым стеклом, покрытым налетом многолетней грязи. При скупом освещении комната хранила свой секрет еще пару секунд. Затем глаза привыкли, стали прорисовываться детали.

И человек увидел, что́ лежит на полу.

Легкие схватили воздух, словно от неожиданного удара, и он невольно попятился.

– О господи…

В ограниченном пространстве тихий голос прозвучал неестественно громко. Человек побледнел. Огляделся, будто здесь мог оказаться кто-то еще. Никого.

Затем сделал шаг назад, не сводя глаз с того, что лежало на полу. Только захлопнув со скрипом дверь, повернулся спиной.

Шаткой походкой он пошел прочь от коттеджа. Старая собака приветственно залаяла, но хозяин проигнорировал ее, ища в кармане пачку сигарет. Руки дрожали, и зажигалка сработала только с третьего раза. Он глубоко затянулся, табачные огоньки побежали к фильтру. Дрожь утихла.

Человек бросил окурок в траву, затушил, затем нагнулся и поднял. Засунул в карман, тяжело вздохнул и отправился к телефону-автомату.

Когда раздался звонок, я ехал в аэропорт Глазго. Было скверное февральское утро с серым, затянутым небом, холодный ветер бил в лицо мерзкой изморосью. Восточное побережье одолевали грозы, и хотя они не далеко ушли от берега, ничего хорошего не предвещали.

Я надеялся лишь, что непогода повременит, пока я сяду в самолет. Я возвращался в Лондон после недели работы: обследовал тело на месте его последнего пристанища в покрытых вереском Грампианских горах. Неблагодарное дело. Кристаллический иней превратил вершины в железо, и от холода захватывало дух не меньше, чем от красоты. Изуродованный труп принадлежал молодой женщине. За последний месяц мне поручили уже второе тело. От прессы скрывали, но никто из следственной команды не сомневался – это дело рук одного человека. И он продолжит убивать, если его не поймают, а надежды на это мало. При такой степени разложения трудно сказать что-то наверняка, и все же я был убежден, что увечья, как это ни ужасно, наносились еще живому человеку.

В общем, командировка была изнуряющая, и я с нетерпением ожидал возвращения домой. Последние полтора года я жил в Лондоне и работал на факультете судебной медицины. Временный контракт давал мне доступ к лаборатории, хотя трудиться приходилось чаще на местности, чем в кабинете. Я сказал Дженни, своей подружке, что после командировки стану уделять ей больше времени. Уже не первый раз я давал это обещание, однако теперь твердо намеревался его выполнить.

Когда раздался звонок, я подумал, это она – звонит убедиться, что я лечу домой. Но номер определился незнакомый. Из трубки раздался хриплый деловой голос:

– Извините за беспокойство, доктор Хантер. Я детектив Грэхем Уоллес из северной штаб-квартиры Инвернесса. Вы не могли бы уделить мне пару минут?

У него был тон человека, привыкшего добиваться своего, и акцент скорее уж жителя Глазго, чем Инвернесса с их мягкой модуляцией.

– Только пару. У меня скоро вылет.

– Знаю. Я только что говорил с Аланом Кэмпбеллом из грампианской полиции, и он сказал мне, обследование закончено. Хорошо, что вы еще не улетели.

Главный следователь Кэмпбелл курировал меня. Приличный человек и достойный полицейский, он полностью погружался в работу, чем вызывал у меня уважение.

Я взглянул на водителя такси: лишние уши.

– Чем могу быть полезен?

– Сделайте мне одолжение. – Уоллес глотал звуки, будто его слова стоят дороже, чем ему за них платят. – Вы слышали про крушение поезда сегодня утром?

Конечно. Перед выходом из отеля я смотрел новости: на западном побережье пригородный поезд сошел с рельсов, врезавшись в грузовик, оставленный на путях. Судя по репортажу, катастрофа масштабная, вагоны лежат покореженные. Пока неизвестно, сколько людей пострадало.

– Мы отправили туда все силы, царит сущий хаос, – продолжил Уоллес. – Есть вероятность, что это диверсия, поэтому вся местность оцеплена. Обещали прислать помощь, но пока людей не хватает.

Все ясно. В новостях сообщили, что некоторые вагоны загорелись, значит, потребуется опознание жертв, и это превратится в судебно-медицинский кошмар. Однако сначала придется вытащить тела, но пока об этом думать рано.

– Сомневаюсь, что смогу быть полезен в данный момент, – сказал я.

– Я звоню не из-за аварии, – нетерпеливо заявил он. – Нам доложили об обгоревшем трупе на Гебридских островах. На маленьком отдаленном островке Руна.

Никогда о таком не слышал, что неудивительно. Все, что я знал о внешних островах, – они образуют крайние точки Великобритании, за несколько миль от северо-западного побережья Шотландии.

– Есть подозрения? – спросил я.

– Не похоже. Вероятно, самоубийство, а может, пьяница или бродяга заснул у костра. Мужчина выгуливал собаку и обнаружил труп на заброшенной ферме. Сам он детектив, инспектор полиции на пенсии, живет поблизости. Мы работали вместе. Раньше был хорошим человеком.

Интересно, что значит «раньше»?

– Что он сказал?

Уоллес не сразу ответил.

– Тело сильно обгорело. Однако мне не хочется перебрасывать своих людей с места катастрофы, если в том нет необходимости. Пара местных ребят из Сторноуэя собираются сегодня переправиться на пароме. Вы не могли бы поехать с ними и взглянуть на труп? Несчастный ли это случай, или надо высылать следственную команду. Хотелось бы узнать мнение эксперта, перед тем как бить тревогу, а Алан Кэмпбелл считает вас превосходным специалистом.

Попытка прибегнуть к лести никак не вязалась с его строгим тоном. Не прошла незамеченной и заминка после вопроса о трупе. Неужели он что-то недоговаривает? Но если бы смерть показалась Уоллесу странной, он послал бы следственную бригаду независимо от катастрофы.

Такси уже подъезжало к аэропорту. У меня было полно причин отказать. Я только что закончил работу по крупному расследованию, а эта трагедия слишком банальна: такое даже не попадает в газеты. Представил, как скажу Дженни, что сегодня не вернусь. Учитывая, сколько времени я пропадаю, она не очень обрадуется.

Уоллес, видимо, почувствовал мое нежелание.

– Дело займет всего пару дней, включая дорогу. Проблема в том, что, похоже, там нечто… странное. Не хочу преувеличивать, но необходимо, чтобы взглянул эксперт, такой, как вы.

Ненавижу, когда мной манипулируют. И все-таки ему удалось пробудить во мне любопытство.

– Я бы не стал вас просить, если б не крайняя нехватка людей, – добавил Уоллес, закрутив винт еще на поворот.

Через покрытое дождевыми разводами окно такси я увидел дорожный знак, указывающий на аэропорт.

– Я перезвоню вам. Дайте мне пять минут.

Уоллесу это не понравилось, однако возражать он не мог. Я прикусил губу, набирая номер, который знал наизусть.

В трубке раздался голос Дженни. Я невольно улыбнулся, хоть и боялся предстоящего разговора.

– Дэвид! Я только приехала на работу. Ты где?

– Направляюсь в аэропорт.

Она рассмеялась:

– Слава богу! Я уже подумала, ты звонишь сказать, что сегодня не вернешься.

У меня сжалось сердце.

– Я за этим и звоню. Меня только что попросили выполнить еще одно задание.

– О!

– Всего на день-два. На Гебридских островах. Больше некому. – Я едва не начал рассказывать о катастрофе, но хватит оправданий.

Повисла пауза. Я огорчился, что из голоса Дженни исчезли смех и веселость.

– И что ты ответил?

– Что перезвоню. Хотел сначала посоветоваться с тобой.

– Зачем? Нам обоим ясно, что ты уже принял решение.

Только ссоры мне не хватало. Я снова взглянул на водителя.

– Дженни, послушай…

– Или не так?

Я замялся.

– Я так и думала.

– Дженни…

– Мне надо идти. Опоздаю на работу.

Она повесила трубку. Я вздохнул. Не так я планировал начать это утро. Так позвони ей и скажи, что отказался от предложения. Палец завис над кнопками.

– Не волнуйся, дружище. Моя жена тоже любит покапризничать, – сказал водитель через плечо. – Переживет, так ведь?

Я кивнул. Вдалеке взлетал самолет. Водитель начал поворачивать, я набирал номер. Трубку взяли тотчас.

– Как туда добираться? – спросил я Уоллеса.

2

Большую часть дня я провожу с мертвыми. Порой с давно мертвыми. Я судебный антрополог. Это профессия и факт жизни, с которым большинство людей предпочитают не сталкиваться, пока не придется. Некоторое время я сам был таким. Когда мои жена с дочерью погибли в автокатастрофе, работа каждый день напоминала мне об утрате. Поэтому я стал терапевтом, доктором медицины, который посвящает себя живым, а не мертвым.

Однако произошли события, заставившие меня вернуться к прежнему ремеслу. Призванию, так сказать. Отчасти патология, отчасти археология. То, чем я занимаюсь, выходит за пределы обеих дисциплин. Даже после уничтожения, когда организм сгнил и разложился, оставив сухие кости, он по-прежнему может много рассказать. Хоть целую историю, если понимать его язык. Этим я и занимаюсь.

Упрашиваю мертвых исповедаться.

Уоллес был уверен, что я не откажу ему. Мне уже забронировали место в самолете на Льюис – главный остров из внешних Гебридских. Рейс задержали почти на час из-за плохой погоды, поэтому я сидел в зале ожидания, стараясь не слушать, как несколько раз объявляли рейс в Лондон и огласили завершение посадки, а затем он исчез с табло.

Наш самолет то и дело падал в воздушные ямы, но, к счастью, полет длился недолго. Полдня уже прошло, когда я поймал такси из аэропорта к причалу паромной переправы в Сторноуэе, мрачном городке, который полностью зависит от рыботорговли. Пристань, где меня высадили, была сырой и холодной, с привычной для таких мест духотой из-за смешения запахов дизеля и рыбы. Я ожидал, что сяду на один из больших паромов, которые выбрасывали дым в дождливое небо над серым заливом, а оказалось, для меня подобрали маленькое рыбацкое судно, не предназначенное для перевозки людей. Лишь наличие полицейского «рейнджровера», занимавшего полпалубы, подтверждало, что я не ошибся.

Посадочный трап качался, вызывая тошноту одним видом. На бетонной пристани стоял сержант в форме, засунув руки в карманы куртки. Щеки и нос залились несходящей краской от полопавшихся капилляров, под глазами мешки. Он злобно оглядел меня, пока я выгружал сумку и ручную кладь.

– Мистер Хантер? Я сержант Фрейзер, – мрачно сообщил он. Имя не упомянул и руки не пожал. Он грассировал в нос, не как шотландцы на основной части суши. – Мы вас давно ждем.

С этими словами он поднялся по трапу, не предложив помочь мне с багажом. Я перекинул сумку через плечо, поднял алюминиевый кейс и последовал за ним. Трап был мокрый и скользкий, он хаотично приподнимался и опускался с ударами волн. Я едва не упал, приноравливая шаги к неритмичным колебаниям. Затем кто-то подбежал сзади на помощь. Молодой полицейский широко улыбнулся, забирая у меня кейс.

– Позвольте мне.

Я не стал возражать. Он пошел в «рейнджровер», привязанный к палубе, и поместил кейс в багажник.

– Что у вас там, труп? – бодро спросил он.

Я поставил сумку рядом.

– Нет, так только кажется. Спасибо.

– Не за что.

Парню было не больше двадцати. Дружелюбное, открытое лицо, аккуратная форма, несмотря на дождь.

– Я констебль Маккинни, зовите меня Дункан.

– Дэвид Хантер.

Он от души пожал мне руку, словно восполняя промах Фрейзера.

– Так вы занимаетесь судебной медициной?

– Боюсь, что да.

– Здорово! То есть не здорово… ну, в общем, понимаете. Давайте спрячемся от дождя.

Застекленная пассажирская кабина находилась под рулевой рубкой. Снаружи Фрейзер гневно разговаривал с бородатым мужчиной в непромокаемой одежде. За ним стоял высокий прыщавый подросток. Фрейзер тыкал пальцем в воздух.

– …так долго прождали, и вы заявляете, что не готовы отчалить?

Бородач невозмутимо смотрел ему в глаза.

– Должен подъехать еще один пассажир. Без него мы не тронемся с места.

И без того красное лицо Фрейзера побагровело.

– Это не увеселительный круиз. Мы и так выбились из графика, так что живо поднимайте трап.

Бородатый мужчина посмотрел на него, как дикий неприрученный зверь.

– Лодка моя, и график устанавливаю я. Сами поднимайте, если так приперло.

Фрейзер набрал воздух в легкие, но тут с трапа донеслись шаги. Миниатюрная молодая женщина спешила наверх, качаясь под весом тяжелой сумки. На ней было теплое ярко-красное пальто. Велико на два размера. На уши натянута толстая шерстяная шапка. С песочными волосами и заостренным подбородком, она выглядела как эльф, весьма привлекательно.

– Привет, ребята. Никто не хочет мне помочь? – Она тяжело дышала.

Дункан дернулся вперед, но хозяин лодки остановил его. Широко улыбаясь, так что белые зубы засветились сквозь темную бороду, он легким движением забрал у нее сумку.

– Ты вовремя, Мэгги. Мы чуть не уплыли без тебя.

– Хорошо, что дождались, а то моя бабушка вас убила бы. – Женщина встала, уперев руки в бока и пытаясь отдышаться.

– Привет, Кевин. Как дела? Отец все так же тебя запрягает?

Подросток покраснел и опустил взгляд:

– Ага.

– Ага, некоторые факты жизни никогда не меняются. Тебе уже восемнадцать, пора требовать повышения зарплаты.

При виде полицейского «рейнджровера» у нее в глазах сверкнуло любопытство.

– Что происходит? Просветите меня, пожалуйста.

Бородач кивнул в нашу сторону:

– Спроси у них. Если это не военная тайна.

Увидев Фрейзера, женщина едва удержала улыбку, и выражение ее лица стало вызывающим.

– Здравствуйте, сержант Фрейзер. Какой сюрприз. Что вынудило вас посетить Руну?

– Дела, – выпалил Фрейзер и отвернулся. Кем бы ни была молодая дамочка, он не обрадовался встрече.

Капитан парома с сыном принялись за работу. Со скрипом поднялся трап, и деревянная лодка заколыхалась, когда потянули якорную цепь. Бросив заинтригованный взгляд в мою сторону, женщина пошла в рубку.

С выхлопом дизеля паром отдал швартовы и запыхтел прочь из залива.

Море было неспокойным, и переправа вместо двух часов заняла почти три. Как только мы вышли из залива Сторноуэй, Атлантический океан оправдал свою репутацию. Паром бился носом о бушующую серую поверхность разгневанных волн. Каждый раз он поднимался на гребень и соскальзывал вниз с тошнотворной силой, а затем процесс повторялся заново.

Единственным убежищем была тесная пассажирская каюта, где ощущались дизельные пары и горящие радиаторы. Фрейзер и Дункан сидели с несчастным видом и молчали. Я пытался расспросить Фрейзера о деле, однако он, очевидно, знал не больше меня.

– Ничего особенного, – проворчал он, вытирая со лба пот. – Скорей всего какая-то пьянь заснула близко к костру.

– Уоллес сказал, его нашел некий детектив, инспектор полиции на пенсии. Кто он?

– Эндрю Броуди, – высоким голосом произнес Дункан. – Работал с моим отцом на материке[1], пока мы не переехали в Сторноуэй. Говорит, он был чертовски хорошим полицейским.

– Ага, «был», – подтвердил Фрейзер. – Я наводил о нем справки. Волк-одиночка. Не любил работать в команде. Когда от него сбежали жена с дочерью, вообще перестал общаться с людьми. Поэтому и в отставку ушел.

Дункан смутился:

– Отец сказал, это из-за стресса.

Фрейзер отмахнулся:

– Какая разница? Он и помнить не хочет, что когда-то был детективом, – уверил сержант и напрягся от неожиданного толчка: лодка перевалила через очередную вершину гребня. – Боже, послали же в это проклятое место…

Я сидел в кабине и думал, как меня угораздило очутиться на крошечном пароме в Атлантическом океане вместо того, чтоб лететь домой, к Дженни. Последнее время мы все чаще ссорились по одной и той же причине – из-за моей работы. Поскольку больше заняться было нечем, я стал размышлять, правильное ли принял решение и как мне теперь искупать свою вину.

Через час я оставил полицейских и вышел на палубу. В лицо ударил ветер с дождем, однако это было приятнее мрачной жаркой кабины. Стоя на корме, я наслаждался моросью. Вдали показался остров: темное возвышение над морем. Сердце привычно защемило, то ли от волнения, то ли от предвкушения того, что меня там ждет.

Как бы там ни было, я надеялся, что игра стоит свеч.

Боковым зрением поймал красное пятно, повернулся и увидел, что молодая женщина направляется ко мне. Паром качнуло, она засеменила вперед, и я протянул руку, чтобы поддержать ее.

– Спасибо.

Женщина задорно улыбнулась и схватилась за перила.

– Вот погодка. Йен говорит, пришвартоваться будет непросто.

У нее был акцент почти как у Фрейзера, но интонация мягче и мелодичнее.

– Йен?

– Йен Кинросс, капитан. Мой добрый сосед, с Руны.

– Вы там живете?

– Больше нет. Моя семья переехала в Сторноуэй, все, кроме бабушки. Мы навещаем ее по очереди. А вы вместе с полицейскими?

Она задала вопрос с невинностью, в которую я не особо поверил.

– Считайте, да.

– Но сам вы не из них? Не из полиции, я имею в виду.

Я покачал головой.

Женщина улыбнулась:

– Я так и подумала. Йен слышал, они обращались к вам «доктор». На острове кого-то тяжело ранили?

– Нет, насколько мне известно.

Мой ответ только подогрел ее любопытство.

– Так зачем доктор едет на Руну в сопровождении полиции?

– Лучше спросите у сержанта Фрейзера.

Она сморщилась.

– Ну уж нет.

– Вы знакомы?

– Вроде того. – Она не стала вдаваться в подробности.

– И чем вы занимаетесь в Сторноуэе? – спросил я.

– О… Я писательница. Работаю над романом. Меня, кстати, зовут Мэгги Кэссиди.

– Дэвид Хантер.

Она сделала явное усилие, чтобы запомнить имя. Некоторое время мы молчали и смотрели, как остров все четче прорисовывается сквозь сумерки: из воды поднимались серые клифы с зеленоватой шапкой. На их фоне виднелась природная башня из черного камня, высеченная волнами.

– Вон там, – сказала Мэгги. – Бухта прямо за Стэк-Росс, большой скалой. Третья по высоте в Шотландии. На Руне таких много. Претензии на славу третьего сорта. – Она отпустила перила. – Приятно было познакомиться, Дэвид. Может, еще увидимся.

Кэссиди направилась обратно в капитанскую рубку, к Кинроссу с сыном. На сей раз она шагала по палубе заметно увереннее.

Я продолжил рассматривать приближающийся остров. За Стэк-Росс клифы опускались в маленькую бухту. Начало темнеть, но я разглядел разбросанные там дома – крошечный аванпост поселения в пустынном океане.

Сзади послышался резкий свист, пробившийся сквозь шум мотора и завывание ветра. Повернувшись, я увидел, что Кинросс сердито машет мне рукой:

– Иди в каюту!

Мне не надо было повторять дважды. Море стало еще свирепее: волны разбивались о высокие обрывы, изрезавшие бухту. Теперь лодку не просто качало, а бросало по спирали: водные массивы сталкивались, накрывая палубу одеялом из капель.

Хватаясь за поручень, я добрался до перегретой каюты. В обществе Дункана и побледневшего Фрейзера стал ждать, пока паром зайдет в бухту, борясь с ударами волн. Через окно было видно, как они разбиваются о бетонную пристань, порождая белые облака брызг. Пришвартовались с третьей попытки, паром трясло от усилий мотора удержать нас на месте.

Мы вышли из каюты и с трудом пошли по качающейся палубе. От ветра было не скрыться, но он казался чудотворно свежим, с чистым соленым привкусом. Над головой с криками кружили чайки. Люди на берегу суетились, завязывали тросы. Несмотря на множество скал, бухта была открыта неумолимой стихии. На якоре стояло несколько рыбацких лодок, которые едва не срывались с якорных цепей, как собака с привязи.

Низкие дома и коттеджи цеплялись за крутой склон, опускавшийся в бухту. За ними – зеленая земля без единого дерева, унылая и обдуваемая всеми ветрами. Вдалеке, на горизонте, высилась остроконечная вершина, теряясь в дымке низких облаков.

Молодая женщина, Мэгги Кэссиди, поспешила удалиться с парома, как только спустили трап. Я слегка удивился, что она не попрощалась, но не стал заострять на этом внимание. Позади меня завелся мотор «рейнджровера», и я забрался на заднее сиденье. Фрейзер уступил напарнику место за рулем. Лодка по-прежнему качалась, когда он осторожно съезжал по неустойчивому трапу.

На пристани нас ждал мужчина с морщинистым лицом. Ему было за пятьдесят. Высокое и могучее телосложение и оценивающий взгляд выдавали в нем полицейского. Мне не надо было и говорить, что это тот самый детектив на пенсии, который нашел тело.

Фрейзер опустил окно:

– Эндрю Броуди?

Мужчина сдержанно кивнул. Ветер трепал седые волосы, пока он рассматривал нас троих. Местные жители, которые помогли привязать лодку, наблюдали с любопытством.

– И это все, кого прислали? – спросил он с неприкрытым недовольством.

Фрейзер кивнул:

– Ага, пока.

– Как насчет следственной команды? Когда прибудет?

– Неизвестно! – рявкнул Фрейзер. – Решение пока не принято.

Броуди сморщился от такого тона. На пенсии или нет, бывшему инспектору полиции не понравилось, что какой-то сержант так с ним разговаривает.

– А как же отдел уголовного розыска? Им придется заняться делом в любом случае.

– Из Сторноуэя прибудет детектив, после того как доктор Хантер взглянет на тело. Он эксперт по судебной медицине.

До этого момента Броуди не обращал на меня внимания. Теперь посмотрел с интересом. У него был проницательный взгляд, и я почувствовал, что меня строго оценивают.

– Смеркается, – сказал он. – Добираться всего пятнадцать минут, но когда прибудем, станет совсем темно. Может, сядете в мою машину, доктор Хантер? Я введу вас в курс дела по дороге.

– Уверен, доктору уже приходилось видеть обожженные тела, – встрял Фрейзер.

Броуди уставился на него, будто напоминая себе, что в отставке. Затем перевел твердый взгляд обратно на меня:

– Но не такие.

Машина была припаркована на причале, новенькая «вольво» с закрытым кузовом. Внутри ни пылинки. Пахло освежителем воздуха и, едва заметно, сигаретным дымом. Сзади на одеяле лежала старая колли, черная морда поседела от возраста. Она подскочила, когда Броуди сел в машину.

– Сидеть, Бесс, – мягко приказал он. Собака тотчас утихомирилась. Броуди нахмурился, ища на приборной панели обогреватель. – Извините, недавно приобрел. Пытаюсь запомнить, что где находится.

Мы выехали из бухты, за нами следовали фары «рейнджровера». На севере в такое время года дни короткие, и сумерки быстро сменялись темнотой. Уличные фонари освещали узкую главную дорогу, едва ли заслуживавшую такое название. Она пролегала от моря через деревню: горстку магазинчиков, окруженных старыми каменными коттеджами и бунгало с видом временной сборной конструкции.

Хоть видно было и мало, стало очевидно, что Руна – не такое уж захолустье. У дороги стояла разрушенная церквушка без крыши. Однако у большинства домов были новые двери и окна, будто их недавно заменили. Проехали мимо небольшой, но современной школы, мимо больницы.

Даже дорога с новым покрытием, только узкая, одна полоса с полукруглыми разъездами каждые сто метров, черный гладкий дегбетон сделал бы честь любому шоссе в стране. Дорога пошла круто вверх, затем выровнялась, и показались последние два дома на краю деревни. На холме, на фоне почти темного неба, высился силуэт высокого загнутого камня. Он поднимался из травы, как указательный палец.

– Это Бодах Руна, – сказал Броуди, заметив мой взгляд. – Старик с Руны. Согласно легенде, он поднялся наверх ждать возвращения сына, который ушел в море. Но сын так и не вернулся, и старик простоял столь долго, что превратился в камень.

– При такой погоде это неудивительно.

Броуди на секунду улыбнулся. Попросив меня сесть в свою машину, он чувствовал себя неудобно, будто не знал, с чего начать. Я достал мобильный проверить сообщения.

– Здесь связи нет, – предупредил он. – Если хотите позвонить, пользуйтесь наземной линией или полицейским радио. Хотя при сильном ветре даже оно не всегда работает.

Я убрал телефон. Теплилась надежда, что Дженни прислала сообщение. Позвоню позже и попытаюсь уладить ссору.

– Так в какой области вы специализируетесь? – спросил Броуди.

– Я судебный антрополог.

Я посмотрел на него, чтобы понять, надо ли вдаваться в объяснения. Иногда даже полицейские приходят в недоумение. Однако Броуди остался доволен.

– Прекрасно. Хоть один человек будет знать, что делать. Что рассказал вам Уоллес?

– Обгорело тело. В смерти есть нечто странное. Что именно, не сказал, но подозрений на убийство нет. – Броуди недовольно сморщился. – А вы считаете, есть?

– Я ничего не считаю, – ответил Броуди. – Сами сделаете выводы, когда увидите. Я лишь ожидал, что Уоллес пришлет целую команду.

У меня возникло дурное предчувствие. При подозрении на убийство нет однозначных предписаний, которые следовало бы соблюдать, и обычно я не вмешиваюсь, пока не приедет следственная группа и не сделает свою работу на месте преступления. Оставалось надеяться, что железнодорожная катастрофа не затуманила разум Уоллеса.

Однако в памяти сохранилось и его мнение о Броуди: «Раньше был хорошим человеком». Офицерам полиции в отставке бывает сложно принять, что они больше ничего не решают. Броуди не стал бы преувеличивать, чтоб снова ощутить себя в гуще событий. Я не очень полагался на слова Фрейзера о том, что он сломался, но ведь подобные мысли могли повлиять на решение Уоллеса.

– Меня просили всего лишь взглянуть на труп. При малейшем подозрении, что это не несчастный случай, я должен буду дождаться прибытия следственной команды.

– Тут уж ничего не поделаешь, – злобно произнес Броуди.

Что бы он ни сказал Уоллесу, тот явно не воспринял информацию за чистую монету, и бывшего детектива-инспектора это не могло не раздражать.

– Как это вы нашли тело? – спросил я.

– Собака почуяла запах, когда я выгуливал ее утром. В заброшенном фермерском домике. Там иногда играют дети, но не зимой. Я ничего не трогал, даже не спрашивайте меня об этом. Хоть я и в отставке, мозги на месте.

В этом я не сомневался.

– И кто это может быть?

– Не имею ни малейшего понятия. Из местных жителей никто не пропадал. Здесь меньше двухсот человек, поэтому незаметно не исчезнешь.

– К вам часто приезжают с других островов?

– Нет, но бывает. Заносит изредка то какого-нибудь натуралиста, то археолога. На всех островах полно руин каменного века, бронзового века и бог знает какого. На горе якобы находятся захоронения в каменных пирамидах и старая сторожевая башня. И последнее время на Руне велись работы по реконструкции, так что к нам недавно приезжали строители и подрядчики. Перекладывали дорогу, ремонтировали дома и тому подобное. Пока погода не изменилась.

– Кому еще известно про труп?

– Насколько я знаю, никому. Я сообщил только Уоллесу.

Понятно теперь, отчего у местных такие любопытные взгляды. Приезд полиции – событие для такого крошечного острова. Вряд ли причина нашего прибытия надолго останется тайной, хорошо хоть туристы нам не встретятся.

– Уоллес сказал, тело сильно обгорело.

Броуди мрачно улыбнулся:

– Да уж. Сами увидите.

Он произнес это с уверенностью, закрыв тему.

– Вы, кажется, раньше вместе работали.

– Да, я работал в штаб-квартире Инвернесса. Бывали там?

– Проезжал. Руна сильно отличается от него.

– И в лучшую сторону. Тут хорошо жить. Спокойно. Есть время подумать, просторно.

– Вы здесь родились?

– Нет, я приезжий. Хотелось убежать от всего, когда вышел на пенсию раньше срока. А здесь край света.

Бесспорный факт. Как только мы покинули деревню у бухты, жизнь вымерла. Единственным пристанищем бытия был внушительный старый дом вдали от дороги. А так случайные лачуги и овцы. В сумерках Руна казалась красивой, но пустынной.

Здесь одиноко умирать.

Машина подскочила, когда Броуди свернул с дороги на заросшую тропу. Фары осветили ветхий коттедж. Уоллес сказал, тело нашли в фермерском доме, однако не осталось никаких следов, что землю когда-то вспахивали. Броуди остановился и выключил мотор.

– Сидеть, Бесс, – приказал он колли.

Мы вышли из машины, сзади подоспел «рейнджровер». Низкое одноэтажное строение разваливалось на глазах. За ним вырисовывалась вершина, которую я заметил раньше: черный силуэт в наступавшей темноте.

– Это Бейнн-Туиридх, – сказал мне Броуди. – Отсюда похожа на гору. Говорят, если забраться на нее в ясный день, видна вся Шотландия.

– Вы пробовали?

– Не встречал таких дураков, чтобы вздумали проверить этот факт.

Броуди достал из бардачка фонарь и подождал Фрейзера с Дунканом. Я вынул из кейса собственный фонарь, и мы направились к коттеджу, лучи света прыгали по неровной земле. Стены каменного строения покрылись мхом и лишайником. Дверной проем оказался столь низким, что мне пришлось пригибаться.

Я остановился рассмотреть дом. Его, бесспорно, давно покинули. Через дыру в крыше капала вода, тесная комната, низкий потолок усиливал клаустрофобию. Видимо, здесь была кухня: виднелась плита, чугунная сковорода по-прежнему стояла на подставке. В середине стоял неустойчивый деревянный стол. На каменном полу были разбросаны бутылки и жестяные банки – следы пребывания человека. В воздухе повис запах плесени и сырости, не более. Никаких признаков пожара.

– Сюда, – сказал Броуди, направив фонарь на дверь.

При приближении я почуял слабый душок гари, не столь заметный, как следовало ожидать. Дверь была сломана, ржавые петли заскрипели. Глядя под ноги, я зашел внутрь. Место похуже кухни. Теперь явно ощущалась вонь. С голых стен отваливалась штукатурка, камин напоминал зияющую дыру. Однако запах шел не оттуда, а из центра. Посветив фонарем, я ахнул.

От жертвы не осталось практически ничего. Неудивительно, что Броуди был немногословен, отвечая на вопрос, сильно ли обгорело тело. Действительно сильно.

На полу лежала груда золы и жирного праха. Огонь поглотил косточки с той же жадностью, что кожу и ткани. Остались только крупные кости, торчавшие из пепла, как мертвые ветви из сугроба. Даже они были прокалены: углерод выгорел, оставив серую хрупкую субстанцию. Увенчивала картину надломанная скорлупа черепа.

Помимо тела, в комнате ничего не пострадало. Огонь испепелил лишь человека, превратив кость в пемзу, и не затронул предметы вокруг. Каменные плиты под телом почернели, а на расстоянии метра лежал обветшалый и грязный, но целехонький матрас. На полу валялись старые листья и ветви, однако пламя обошло и их.

Но самое страшное было не в этом. В немой шок меня привели две уцелевшие ступни и рука, опаленные до черноты.

Броуди подошел и встал рядом.

– Ну, доктор Хантер? По-прежнему считаете, что тут ничего подозрительного нет?

3

На улице завывал ветер – подходящий фон для жуткого зрелища. В дверях ахнул Дункан, увидев останки на полу.

Справившись с шоком, я начал оценивать ситуацию.

– Здесь не хватает света.

– У нас в машине есть переносной прожектор, – сказал Фрейзер и отвел взгляд от кучи гостей и пепла. Напустил на себя вид человека, видавшего виды, однако не очень убедительно. – Дункан, принеси. Дункан!

Молодой констебль продолжал пялиться, бледный как простыня.

– Ты в порядке? – спросил я, переживая не только за него. Мне не раз приходилось видеть, как юных полицейских рвет на труп. Это никому не облегчает работу.

Он кивнул, начиная приходить в себя:

– Ага, извините.

Дункан поспешил прочь. Броуди осматривал останки.

– Я сказал Уоллесу, дело странное, но он мне не поверил. Наверно, решил, что я стал слишком впечатлителен после стольких лет безделья.

Должно быть, так и было, но нельзя винить Уоллеса за сомнения. Картина оказалась столь безумной, что не поддавалась логике.

Тело – то, что от него осталось, – лежало лицом вниз. Не подходя ближе, я посветил фонарем на необгорелые конечности. Ступни уцелели чуть выше щиколотки, сохранившиеся кроссовки наводили ужас. Затем я поднял луч света до кисти. Она была маленькой и могла принадлежать небольшому мужчине или крупной женщине. Без колец, ногти не накрашены, покусаны. Лучевая и локтевая кости торчали из обнаженной ткани запястья, темно-янтарный оттенок у плоти резко сменялся черным.

Со ступнями то же самое. Обуглившиеся кости выглядывали из кроссовок так, будто всепоглощающее пламя остановилось посередине голени.

Конечности не пострадали от огня, однако ими не побрезговали грызуны, изглодавшие плоть и нетронутую кость. Ткани начали разлагаться, сквозь темную кожу проступал мраморный эффект. Никаких насекомых, а они могли бы подсказать, как давно идет процесс. В такое холодное время года это неудивительно. Мухам необходимо тепло.

Я поводил светом по комнате. В камине пепел, на каменном полу тоже был костер, на расстоянии двух метров от тела, но это ни о чем не говорит. Только без сознания горящий человек остается на месте.

Затем я осветил потолок. Прямо над телом потрескавшаяся штукатурка почернела от дыма, но не обуглилась, лишь покрылась маслянистым коричневатым налетом. Тот же жирный осадок был на полу около останков.

– Что это такое коричневое? – спросил Фрейзер.

– Жир. Из горящего тела.

Он поморщился.

Вернулся Дункан с прожектором. Ставя его на пол, он смотрел на жертву широко открытыми глазами.

– Я читал о подобных штуках! – выпалил он и тотчас смутился: на него все уставились. – Как люди загораются без всякой причины. А вокруг все остается целым.

– Перестань чушь молоть, – фыркнул Фрейзер.

– Такое бывает, – успокоил я Дункана. – Называется самовозгоранием.

Он довольно кивнул:

– Ага, точно!

Я сам об этом подумал, как только увидел останки. Самовозгорание человека относится к тому же разряду явлений, что снежный человек и НЛО: паранормальный феномен, которому нет логичного объяснения. Однако существуют документированные случаи, когда людей находили сгоревшими дотла в помещении, не тронутом огнем, часто с уцелевшими руками и ступнями. Выдвигался целый ряд теорий: от одержимости дьяволом до микроволновых печей. Все сходились во мнении, что, какова бы ни была причина, подобные происшествия непостижимы современной наукой.

Я не верил в это ни на йоту.

Фрейзер злобно смотрел на Дункана.

– Что тебе может быть известно?

Дункан бросил на меня робкий взгляд.

– Я видел фотографии. Одна женщина сгорела точно так же. Осталась одна нога в ботинке. Ее прозвали «женщина-зола».

– Мэри Ризер, – уточнил я. – Пожилая вдова из Флориды. Дело было в пятидесятых. Сохранилась нога от голени с тапочкой. Кресло, в котором она сидела, сгорело, как и стол с лампой рядом, однако все остальное огонь не тронул. Вы про это читали?

Дункан опешил.

– Ага, и о других случаях тоже.

– Они происходят время от времени, – согласился я. – Однако люди не загораются ни с того ни с сего. Что бы ни случилось с вот этой женщиной, ничего сверхъестественного и паранормального тут нет.

Броуди наблюдал за нами и слушал, не вмешиваясь в разговор. Теперь он подал голос:

– Откуда вы знаете, что это женщина?

На пенсии или нет, Броуди быстро соображал.

– По скелету. – Я посветил на то, что осталось от таза: различимые очертания под пеплом. – Подвздошная кость слишком широка для мужчины. И головка плечевой кости маленькая. Она была ширококостной, и все же…

– Я уже говорил, что жертва не из местных жителей. Мы бы заметили пропажу. Можете определить, как давно она здесь?

Хороший вопрос. Некоторые детали можно определить даже по сильно обгоревшим костям, но точное время смерти к ним не относится. Для этого используется степень разложения мышечных протеинов, аминокислот и жировых кислот, которые обычно уничтожаются огнем. В данном извращенном случае осталось достаточно мягких тканей, чтобы провести экспертизу. Это я сделаю в лаборатории, а пока могу только высказать экспертное предположение.

– Холодная погода обычно замедляет скорость гниения, – сказал я. – А здесь процесс уже пошел, значит, смерть наступила давно. Если отталкиваться от того, что тело не переносили – судя по выжженному полу, так и есть, – думаю, прошло четыре-пять недель.

– Подрядчики закончили работы намного раньше, – отметил Броуди. – Значит, это не они.

Фрейзер слушал с растущим раздражением: ему не нравилось, что бывший детектив взял инициативу в свои руки.

– Ага. Если женщина не из местных, то мы установим личность по списку людей, переправлявшихся на пароме. В этом году вряд ли было много туристов.

Броуди улыбнулся:

– Вам показалось, что в этой сфере услуг делают записи? Между Руной и Сторноуэем курсирует около дюжины лодок. Никто не следит за тем, кто приезжает и уезжает. – Он повернулся ко мне, игнорируя сержанта: – И что теперь? Полагаю, вы доложите Уоллесу, чтоб высылали следственную команду?

Не успел я открыть рот, как вмешался рассерженный Фрейзер:

– Мы не станем принимать никаких решений, пока доктор Хантер не закончит то, зачем сюда приехал. Пока ясно только, что какая-то алкоголичка напилась и заснула у костра.

Броуди оставался невозмутимым.

– И что же она делала на Руне посреди зимы?

Фрейзер пожал плечами:

– Может, у нее тут друзья или родственники. Или она относится к новому поколению любителей природы или чем они там занимаются. Они попадают на острова даже более отдаленные.

Броуди осветил фонарем череп, лежащий лицом вниз среди пепла, с небольшим наклоном в сторону, на макушке была зияющая дыра.

– Думаете, она сама себе раздробила голову?

Я вмешался, пока не вскипели страсти:

– Вообще-то, бывает, череп разрушается при высокой температуре подобным образом. Он представляет собой герметичный сосуд с жидкостью и студнеобразной материей и при нагревании ведет себя как скороварка. Газ расширяется, и происходит взрыв.

Фрейзер побледнел.

– О боже…

– Вы до сих пор считаете, что это несчастный случай? – нерешительно спросил Броуди.

Я замялся, зная, как огонь способен вводить в заблуждение. Меня самого терзали сомнения. Однако Уоллес потребует факты, а не интуитивные догадки.

– Не исключено, – произнес я. – Понимаю, дело эксцентричное, но не подозрительное. Необходимо сделать детальный осмотр, а на первый взгляд нет однозначных указаний на убийство. Помимо черепа, никаких травм. Руки и ноги не были связаны.

Броуди нахмурился и потер подбородок.

– Разве веревка не сгорела бы?

– Это не имеет значения. От огня мышцы сокращаются, и труп принимает позу эмбриона. Однако если руки и ноги связаны, этого не происходит, пока цела веревка, а потом уже поздно.

Я осветил тело, демонстрируя, как оно скручено.

– Ноги и руки не прямые. Значит, ее не связывали.

Броуди не успокоился:

– Может. Я проработал полицейским тридцать лет. Повидал немало горелых трупов, несчастных случаев и убийств, но ничего подобного. Без катализатора тут не обошлось.

При обычных обстоятельствах он был бы прав. Однако здесь обычностью и не пахло.

– Катализатор типа бензина не помог бы, – уверил я. – Он горит недостаточно жарко. Даже если так, для разрушения организма до такой степени понадобилось бы такое количество бензина, что истлел бы весь коттедж.

– Так каким же образом?..

У меня была мысль на этот счет, но я пока не хотел ею делиться.

– Это мне и предстоит выяснить. Давайте обезопасим себя. – Я повернулся к Фрейзеру: – Вы можете оцепить дорогу к дверям и труп? Не хочу наследить больше, чем надо.

Сержант кивнул Дункану:

– Поторапливайся. А то проторчим тут всю ночь.

Вдруг через окна проник свет от фар. Выключился мотор.

– Похоже, у нас гости, – произнес Броуди.

Фрейзер уже сердито махал Дункану:

– Не пускай никого.

Но было поздно. В дверях появилась фигура. Молодая женщина, с которой я разговаривал на пароме. Красное пальто не по размеру просто кричало на фоне убогих стен.

– Выпроводи ее отсюда! – зарычал Фрейзер.

Она опустила фонарь, загораживая глаза от луча света, направленного ей в лицо.

– Так вы обращаетесь с прессой?

С прессой? Данный факт меня обескуражил. Ведь она представилась писательницей. Дункан замер в растерянности. Молодая женщина уже вглядывалась в глубь темной комнаты. Броуди попытался закрыть дверь, но ржавые петли заклинило. Они пронзительно скрипели, не поддаваясь.

Мэгги улыбнулась:

– Вы, должно быть, Эндрю Броуди. Мне рассказывала о вас бабушка. Я Мэгги Кэссиди, из «Льюис газетт».

Броуди не удивился ее внезапному появлению.

– Что вы хотите, Мэгги?

– Выяснить, что происходит. Не каждый день на Руну прибывает полиция, – улыбнулась она. – По счастливой случайности я ехала навестить бабушку. Вовремя, правда?

Теперь понятно, почему она так живо испарилась с парома: побежала за машиной. Дорога тут одна, и с «рейнджровером», припаркованным у коттеджа, нас не так сложно найти.

Она повернулась ко мне:

– Еще раз здравствуйте, доктор Хантер. Вы ведь не к больному сюда приехали?

– Не ваше дело, – бледнея, сказал Фрейзер. – Убирайтесь отсюда, пока я не вытолкал вас взашей.

– Это будет превышение должностных полномочий, сержант Фрейзер. Вы же не хотите, чтоб я подала на вас в суд? – Мэгги порылась в сумочке и достала диктофон. – Я прошу всего один комментарий. Не каждый день на Руне находят труп. Здесь ведь именно труп, так?

Фрейзер сжал кулаки:

– Дункан, выведи ее отсюда.

Журналистка тыкала в нас диктофоном:

– Есть предположения, кто это, или подозрения на убийство?

Дункан взял ее за руку.

– Идемте, мэм, – извиняясь, произнес он.

Мэгги отрешенно пожала плечами:

– Ладно. Не обижайтесь на меня за попытку.

Она развернулась уходить, но с плеча соскользнула сумочка. Дункан машинально нагнулся поднять, и тут Мэгги нырнула в сторону и вгляделась в темноту. Глаза округлились от шока.

– Боже мой!

– Вон! – Фрейзер пролетел мимо Дункана, схватил ее за руку и дернул, увлекая прочь.

– Ой! Больно! – Она подняла диктофон. – Я записываю. Меня силой выталкивает сержант Нил Фрейзер…

Фрейзер пропустил ее слова мимо ушей.

– Увижу, что вы здесь ошиваетесь, арестую. Понятно?

– Это несанкционированное применение силы!

Фрейзер уже вывел Мэгги из коттеджа и повернулся к Дункану:

– Посади ее в машину и проследи, чтоб уехала. Справишься?

– Извините, я…

– Выполняй!

Дункан поспешил наружу.

– Здорово! – Фрейзер кипел от ярости. – Этого нам только не хватало, назойливая писака!

– Она, кажется, вас знает, – отметил Броуди.

Фрейзер сердито уставился на него:

– Сейчас я запишу ваши показания, мистер Броуди. И больше вы нам не понадобитесь.

Броуди стиснул зубы, тем не менее никак не высказал досады.

– Где вы собираетесь разместиться на время следствия?

Фрейзер скептически прищурился:

– Что?

– Вы же не можете уехать, оставив место преступления без присмотра. Пока. Если есть желающие, могу предоставить жилой прицеп. Скромное убежище, но временно годится. – Он поднял брови. – Если, конечно, вы не планируете ночевать в машине.

Судя по выражению лица сержанта, он не продумал этот вопрос.

– Я пошлю с вами Дункана, чтоб подкатить фургон, – угрюмо сказал он.

В глазах Броуди читалась усмешка.

– Приятно было познакомиться, доктор Хантер. Удачи.

Все ушли, и я остался стоять в маленькой комнате, пытаясь избавиться от ощущения беспокойства, возникшего наедине с трупом.

Не глупи. Стал обдумывать план действий, и мурашки пошли по коже. Я резко повернулся: показалось, вернулся Дункан или Фрейзер.

Помимо теней, комната была пуста.

4

Фрейзер ехал обратно в деревню, и я сидел на переднем сиденье «рейнджровера», сонный от удушающей жары печки и ритмичного стука дворников. Фары гипнотически застыли на дороге впереди, и за пределами конуса света мир скрылся во тьме, стекло покрылось разводами от дождя.

На тот вечер я сделал все, что мог. После того как Броуди увез Дункана обратно за туристическим фургоном, я воспользовался радио сержанта и доложил обстановку Уоллесу, пока сам Фрейзер оцеплял коттедж. Выслушав меня, детектив встревожился.

– Так, значит, Броуди не преувеличивал? – удивленно произнес он. Связь зашипела, угрожая прерваться.

– Нет. – Я глубоко вздохнул. – Послушайте, вам это не понравится, но стоит подумать, не выслать ли сюда следственную команду.

– Есть подозрения на убийство? – резко спросил он.

– Нет, но я не уверен. Невозможно точно определить, что скрывает пепел, и мне не хочется натоптать на месте преступления.

– Но вы ведь не нашли доказательств, указывающих на нечто конкретное? – не сдавался он. – Фактически, по вашим словам, все говорит об обратном.

У меня была лишь интуиция, но ее в довод не приведешь.

– Верно, но…

– Значит, выслать следственную команду на данном этапе будет лишь мерой предосторожности?

– Если смотреть на дело под таким углом, то да.

Уоллес почувствовал раздражение у меня в голосе и вздохнул.

– В привычных обстоятельствах я бы завтра же утром прислал вам команду. Но сейчас железнодорожная катастрофа имеет первостепенное значение. Под завалами люди, а погода замедляет проведение спасательных операций. Похоже, фургон, оставленный на путях, угнали и поставили на рельсы специально. Мне приходится учитывать вероятность террористического акта. Поэтому на данный момент я не могу посылать людей на происшествие, которое скорей всего окажется несчастным случаем.

– А если нет?

– Тогда я прямо сейчас отправлю вам команду.

Повисло молчание. Я понимал его ход мысли, но меня он не очень радовал.

– Ладно. Если обнаружу что-нибудь подозрительное, доложу вам до прибытия следственной команды, – наконец произнес я. – И еще один момент. Хотелось бы поработать над установлением личности. Вы не могли бы предоставить мне данные о пропавших молодых женщинах, которые соответствуют основным параметрам жертвы? Раса, рост, возраст и тому подобное.

Уоллес уверил, что вышлет мне файлы по электронной почте, и закончил разговор без лишних церемоний. Повесив трубку, я попытался успокоить себя, что сделал все возможное. И вероятно, он прав. А я слишком осторожничаю.

Принесенный Фрейзером прожектор на батарее был слабой заменой лампам от генератора, которые обычно используются в подобных случаях, поэтому я решил подождать утра, чтоб произвести более достоверную оценку. Отбросив сомнения, я достал из кейса цифровой фотоаппарат и начал делать снимки останков.

В заброшенном коттедже с провисшими потолками и крошившимися стенами было нечто угнетающее. Я пытался не замечать иррациональную тревогу. Она не имела никакого отношения к жалкой куче костей и пепла посреди комнаты. Мертвые мне не страшны. Я видел смерть в разных обличьях и не верю в привидения. Если покойные и продолжают жить, то только в наших мыслях и сердцах.

По крайней мере мои находятся именно там.

И все же мне было неспокойно находиться одному в доме. Я списал это на усталость и жалобные завывания ветра, на тени от прожектора в каждом углу. Единственная опасность для останков грозила от ветхой крыши. Все казалось таким неустойчивым, непогода набирала обороты, и мне не хотелось, чтоб крыша рухнула и накрыла хрупкие кости, пока я не успел их исследовать.

Я едва закончил фотографировать, как вернулся Дункан с фургоном. Это был маленький «уиннебейго». Внутри было тесновато, но безупречно чисто, как и в машине Броуди.

– Тебе там будет уютно, – сказал Фрейзер Дункану, похлопав по фургону. Я не удивился, что ночевать остается молодой констебль. Фрейзер кивнул в сторону коттеджа. – Если она приедет и начнет донимать тебя, можешь арестовать ее.

– Ага, спасибо! – радостно откликнулся Дункан.

Фрейзер ухмыльнулся. Пообещав привезти что-нибудь перекусить на ужин, сержант оставил напарника, который пытался разжечь парафиновый обогреватель, и предложил подвезти меня до города. Мы ехали около десяти минут, когда я увидел строение, стоявшее подобно маяку в темноте. Фары осветили внушительный дом.

– Здорово, наверно, иметь кучу бабок, – кисло отметил Фрейзер.

– А кто там живет?

– Человек по имени Страчан. Местные жители думают, будто солнце светит из его задницы. Приехал сюда пару лет назад и стал сорить деньгами. Отремонтировал дороги и дома, оплатил строительство новой школы и больницы. Богат до умопомрачения. Имеет собственную яхту, и жена – сногсшибательная красотка. – Сержант презрительно фыркнул. – Везет же некоторым.

Я обернулся на освещенные окна, повисшие в темноте, и подумал: почему одних судьба балует, а других терзает? Тут мы повернули за угол, и дом пропал из виду.

Вскоре мы добрались до поселения, раскинутого во мраке. Дорога спускалась круто вниз к бухте, мигавшей янтарными огнями. Я уже различал дома с задернутыми шторами, скрывавшими от жителей зимнюю ночь.

Фрейзер повернул на узкую боковую улочку. Там одиноко стояло высокое старое здание с аккуратной табличкой «Отель Руна». Выглядел он уютно и гостеприимно, но после такого дня любое место покажется раем.

Когда я вышел из машины, дождь стих. Раскромсанные тучи летели по чернильно-черному небу, и между ними мелькали яркие звезды и месяц, похожий на сломанный опал. Ночь была холодной, но вымытый дождем воздух обладал солоноватой свежестью. Даже здесь было так тихо, что я слышал, как волны бьют о залив, невидимые в темноте.

Я последовал за Фрейзером по ступеням и через двойные двери. Из длинного, залитого теплым светом коридора донесся приятный запах воска и свежеиспеченного хлеба. Несколько поколений ног истоптали деревянный пол до цвета корицы, потолок и стены были покрыты старыми сосновыми досками, и мы словно вошли в древний корабль. Антикварные напольные часы ритмично тикали рядом с зеркалом в оправе из красного дерева, за давностью лет отражательная поверхность была испещрена крапинками.

В дверях на дальнем конце появилась молодая темно-рыжая женщина, примерно под тридцать, высокая и стройная, в джинсах и голубом свитере. Нос и скулы украшало созвездие веснушек, а над ними – удивительные глаза цвета изумрудного моря.

– Feasgar math, – сказала она и перевела для меня: – Добрый вечер. – Я знал, что на некоторых Гебридских островах до сих пор говорят по-гэльски, но слышал этот язык только во время произнесения тостов. – Вы, должно быть, сержант Фрейзер и доктор Хантер?

– Ага, – ответил Фрейзер, смотря на бар через открытую дверь. Оттуда доносились приятные голоса и смех.

– Я Эллен Маклеод. Ваши комнаты уже готовы. Будете ужинать?

Фрейзер с неохотой оторвал взгляд от бара.

– Не откажусь от горяченького, когда закину в номер сумки.

– А как же Дункан? – напомнил я.

– О, точно, – произнес Фрейзер без особого энтузиазма. – У меня там констебль на посту. Ему тоже не помешало бы подкрепиться. Вы не могли бы упаковать ему еду?

– Конечно.

Фрейзер с голодным видом снова посмотрел на бар.

– Послушайте, позаботьтесь пока о докторе Хантере. А я… подожду там.

И он направился в бар. Неспроста у него на щеках и носу полопались капилляры.

– Сержант будет разочарован, если надеется раздобыть выпить. Кроме меня, здесь никого нет, – сказала Эллен и заговорщически улыбнулась. – Идемте, покажу вашу комнату.

Ступени скрипели под нашим весом, но держались успокоительно крепко. Темно-красный ковер обветшал и истерся, но все же был безукоризненно вычищен, как и весь дом.

Следуя за Эллен по лестничной площадке, я заметил наверху, меж перил, личико девочки. У меня екнуло сердце.

– Анна, тебе давно пора спать, – сердито сказала Эллен. – Марш в постель.

Малышка восприняла эти слова как приглашение спуститься вниз. Когда она появилась из темноты в ночной сорочке, у меня отлегло. Сходство с моей дочерью было не такое уж большое. Элис была старше и белокурая. Как мама. А этой девочке всего четыре или пять, и волосы темно-рыжие, как у хозяйки отеля.

– Я не могу заснуть, – сказала девочка, глядя на меня с откровенным любопытством. – Мне страшно из-за ветра.

– Забавно, раньше тебя это не беспокоило, – сухо ответила Эллен. – В кровать, юная леди. Я зайду к тебе, как только покажу доктору Хантеру его комнату.

Бросив на меня последний взгляд, девочка послушалась маму.

– Извините, – сказала Эллен, продолжая идти по коридору. – У моей дочери, кажется, здоровое любопытство.

Я выдавил из себя улыбку.

– Это хорошо. Меня зовут Дэвид. Сколько ей лет? Пять?

– Четыре. Крупная для своего возраста. – В ее голосе была нотка гордости. – У вас есть дети?

Я напрягся.

– Нет.

– Вы женаты?

– Был.

– Значит, развелись?

– Нет. Она умерла.

Эллен прикрыла рот рукой:

– Ой, извините…

– Ничего.

Хозяйка сразу догадалась:

– И не только жена, верно? Поэтому вы так испугались при виде Анны?

– Она была того же возраста, вот и все, – произнес я с напускным спокойствием. Встреча с малышкой задела меня за живое место, которое обычно прикрыто. Я улыбнулся. – Анна у вас милашка.

Эллен поняла намек.

– Вы бы так не говорили, если б знали, как она умеет добиваться своего. Такая маленькая, но порой превращается в капризную принцессу.

– У вас впереди еще подростковый возраст.

Она рассмеялась, открыто и чисто, и сама стала похожа на девочку.

– Не хочу пока об этом и думать.

Интересно, где отец? На руке Эллен не было обручального кольца, и казалось, что она тут одна всем заправляет. Впрочем, это не мое дело.

Она открыла дверь в дальнем конце коридора.

– Вот мы и пришли. Боюсь, не самый шикарный номер.

– То, что надо, – уверил я. Так и было. Спартанская комната, но чистая и удобная: одна тумбочка, старый сосновый комод с зеркалом и шкаф по другую сторону, из-под стеганого одеяла в клетку выглядывали белоснежные простыни.

– Ванная в конце коридора. Общая, но только для вас с сержантом Фрейзером. В это время года у нас не много посетителей. – В ее голосе сквозило смирение. – Что ж, я вас оставлю. Спускайтесь в бар на ужин, когда вам будет удобно.

На комоде стоял телефон, значит, я смогу позвонить Дженни.

– Я могу где-нибудь поблизости выйти в Интернет? Хотелось бы проверить почту.

– Если у вас есть ноутбук, можете воспользоваться телефонной линией. Беспроводной связи у нас пока нет, зато есть широкополосная.

– Широкополосная? – удивился я.

– А вы думали, мы пользуемся дымовыми сигналами?

– Нет, просто…

Она улыбнулась моему смущению:

– Все в порядке. Я вас не виню. У нас бывают сбои при плохой погоде, поэтому похвастаться пока нечем. Хотя обычно все работает.

Когда Эллен ушла, я свалился на кровать. Пружины издали металлический скрежет, приняв мой вес. Боже! Оказывается, я сильно устал. Случай на лестнице пробил защиту, которую я выстроил после смерти Кары и Элис. Ушло немало времени, чтобы достигнуть состояния перемирия с холодным фактом, что я жив, а мои жена и дочь нет. Дженни во многом мне помогла, и я был благодарен судьбе за то, что мне представился второй шанс.

Однако время от времени утрата ударяла с такой силой, что становилось трудно дышать.

Я потер глаза, усталость давала о себе знать. День был долгий. И он еще не закончился.

Достал ноутбук и положил его на комод. Взял телефон и стал ждать соединения. Дженни уже должна вернуться с работы, в свою квартиру в Клапаме, где мы неофициально вместе живем. Неофициально потому, что у меня квартира на востоке Лондона, хотя я там редко бываю. Когда мы уехали из Норфолка полтора года назад, Дженни приходила в себя от насильственного похищения, во время которого чуть не погибла. Нам обоим казалось, что неплохо будет сохранять определенную степень свободы. В некоторой мере это у нас получалось.

Только недавно в наших отношениях появились первые трещины.

В том была моя вина. Когда мы познакомились, я был врачом-терапевтом. Фактически я и сейчас им являюсь, но выполняю совсем другую работу. Приходится часто уезжать, и постоянно помнишь о течении времени и о событиях, которые она предпочла бы забыть.

Я понятия не имел, как разрулить ситуацию. Работа для меня как воздух, но Дженни нельзя терять.

Становилось ясно, что наступит день, когда придется выбирать между ними.

Она долго не брала трубку.

– Привет, это я.

– Привет. – И повисло напряженное молчание. – Как там, на Гебридах?

– Холод и дождь. Как у тебя прошел день?

– Нормально.

Дженни – учительница. В Лондоне непросто найти работу, но ее взяли на полставки в детский сад, и ей там нравится. Нравятся дети. Однажды ей захочется завести своего ребенка. А я вот не уверен на сей счет.

В диалоге ощущалась неловкость.

– Послушай, мне жаль, что так получилось.

– Все в порядке.

– Нет, не в порядке. Я просто хочу объяснить…

– Не надо. Пожалуйста, – менее убедительно добавила она. – В этом нет смысла. Сейчас ты там. Я огорчилась, что ты не вернулся, вот и все.

– Я буду через день-другой, – заверил я, понимая, что это вилами по воде писано.

– Ладно.

Опять тишина.

– Пожалуй, я пойду, – сказал я. – Позвоню завтра вечером.

Дженни вздохнула:

– Дэвид…

У меня душа ушла в пятки.

– Что?

Пауза.

– Ничего. Просто мне хочется поскорей тебя увидеть.

Я повторил то же самое и нехотя повесил трубку. Сидя на кровати, я думал, что она не успела сказать. По-любому мне не хотелось это слышать.

Вздохнув, я подсоединил фотоаппарат к ноутбуку и закачал снимки из коттеджа. Около сотни видов останков с разных фокусов. Я быстро просмотрел их, убедившись, что ничего не упустил. Осветленные вспышкой рука и ноги не утратили шокирующего вида. Я неторопливо изучил дырявый череп. Похож на сотни других после огня. Хоть в учебник помещай: классический случай черепного взрыва.

Так почему же мне казалось, будто я что-то упустил?

Я смотрел на экран так долго, что заболели глаза, и не нашел ничего. В итоге я сдался. Вероятно, Уоллес прав. Ты слишком осторожничаешь.

Скопировав фотографии на карту памяти, я подключил ноутбук к Интернету, чтобы проверить почту. Обещанные Уоллесом файлы с пропавшими людьми пока не дошли, поэтому я ответил на неотложные сообщения, лег на кровать и закрыл глаза. Я бы тотчас заснул, если б не бурчание в животе, напоминавшее о том, что надо поесть.

Я встал с кровати и направился к двери. Проходя мимо окна, лениво бросил туда взгляд. Из темноты на меня уставилось собственное отражение, стекло было покрыто разводами от дождя, но на секунду мне показалось, будто снаружи мелькнуло что-то, то есть кто-то.

Посмотрел внимательнее. На улице внизу стоял уличный фонарь – яркое желтое пятно. Больше ничего.

Обман зрения, решил я. И, выключив свет в номере, направился вниз.

5

Крохотная каморка бара вмещала всего несколько столов. Как и коридор, он был отделан сосновыми досками, и внутри возникало ощущение, будто находишься в гигантской деревянной коробке. Камин у стены выложен ракушками. В очаге горел торфяной брикет, наполняя воздух насыщенным ароматом.

Меньше дюжины посетителей создавали оживленную атмосферу. В голосах звучало занятное смешение шотландского распева и жесткого гэльского акцента. На меня устремились любопытные взгляды. Очевидно, досюда дошел слух о находке в старом коттедже благодаря, несомненно, Мэгги Кэссиди. Однако все тотчас вернулись к своим занятиям. У окна два старика играли в домино, черные костяшки отрывисто стучали по столу на фоне постоянного звона стаканов. Кинросс, бородатый капитан с парома, разговаривал у барной стойки с высоким пузатым мужчиной. С ними была женщина за сорок, чей пронзительный смех и прокуренный голос перебивали стоявший в баре гул.

Все столы были заняты. Фрейзера нигде не наблюдалось: видимо, он поехал отвезти ужин Дункану в фургон. Я остановился, чувствуя привычную неловкость при вторжении в чужую компанию.

– Господин Хантер. – За столиком у камина сидел Броуди. У его ног, свернувшись, спала старая колли. – Составите мне компанию?

– Спасибо, – обрадовался я знакомому лицу и поспешил к нему, протискиваясь мимо доминошников.

– Хотите выпить? – Перед ним стояла кружка с чаем. Я пока не ел, но выпить не помешало бы.

– Виски, пожалуйста.

Он пошел к бару, а я сел на стул напротив. Кинросс кивнул ему и пододвинулся с видом скорее почтительным, чем дружелюбным. Обслуживать было некому, поэтому Броуди просто налил виски в стакан и записал себе на счет мелом на дощечку у барной стойки.

– Вот. Айлейский солодовый пятнадцатилетней выдержки, – сказал он, поставив передо мной стакан с кувшином воды.

Я посмотрел на его чай:

– А сами вы не пьете?

– Больше нет.

Я добавил воды в виски.

– Ваше здоровье.

– Докопались до чего-нибудь после моего отъезда? – спросил он и тотчас грустно улыбнулся: – Извините, не следовало спрашивать. Старые повадки.

– Поделиться пока нечем.

Он кивнул и сменил тему:

– В фургоне удобно?

– Думаю, да. Там Дункан.

Броуди снова улыбнулся:

– Вытащил короткую спичку, а? Ему придется побывать в местах и похуже. Этот фургон пригодился, когда я вышел на пенсию. А с тех пор как приехал сюда, стоит без дела.

– Дункан сказал, вы работали с его отцом.

– Да, мир тесен. Мы вместе служили в территориальной армии, а затем в полиции юнцами. Последний раз как я видел Сэнди, его сын еще ходил в школу. – Он покачал головой. – Как время-то летит. Казалось, вчера бегали за воришками и мечтали о продвижении по службе, а сегодня…

Он замолчал, но преобразился при появлении Эллен.

– Приготовить вам что-нибудь поесть, доктор Хантер? – спросила она.

– Было бы неплохо, и называйте меня Дэвид.

– Дэвид, – повторила она и улыбнулась. – Надеюсь, Эндрю не досаждает вам. Знаете, какие бывают бывшие полицейские.

Броуди нарочито сурово пригрозил пальцем:

– Это клевета.

– Кусок домашнего яблочного пирога искупит мою вину?

Он постучал по животу:

– Звучит соблазнительно, но я, пожалуй, откажусь.

– Небеса не свалятся на землю, если вы доставите себе удовольствие.

– Всякое бывает.

Эллен рассмеялась:

– Да, помню, как вы таскали конфеты для Анны.

Крупный мужчина с Кинроссом вдруг подал голос:

– Налей нам, Эллен.

– Минутку, Шон.

– Может, нам самим обслужить себя? Мы умираем от жажды, – заявила женщина из их компании. Она была пьяна, и, судя по взгляду, это было ее обычное состояние. Пару лет назад она могла бы показаться привлекательной, но сейчас лицо сделалось одутловатым, погрубело.

– В прошлый раз, Карен, обслуживая себя, ты забыла записать себе в счет, – парировала Эллен стальным голосом. – Я разговариваю с клиентами и уверена, вы не умрете за две минуты.

Она повернулась к нам и не успела заметить ярость на лице женщины.

– Извините. Стоит немного выпить, и некоторые забывают о манерах. Так что вы будете? Есть тушеная баранина или, если хотите, сделаю сандвич.

– Баранина – это хорошо. И ничего страшного, если сначала вы их обслужите.

– Подождут. Им пойдет на пользу.

– Эллен, – тихо произнес Броуди.

Хозяйка вздохнула и устало улыбнулась.

– Ладно, знаю, – согласилась она и пошла к барной стойке.

– Эллен иногда… вспыльчива, – нежно сказал Броуди. – Порой провоцирует ссоры, но отель – единственное пивное место на Руне, поэтому приходится либо подчиняться правилам, либо сидеть дома. Она хорошо готовит. Брала кулинарные курсы в колледже. Я тут почти каждый вечер ем.

Даже если бы Фрейзер не сказал мне, что Броуди отдалился от жены и дочери, я бы догадался, что он холост. Было в нем нечто отшельническое.

– Она одна управляет отелем?

– Да. И это нелегко, но приезжих не так много.

– Куда делся муж?

– Никогда не было. Встречалась с кем-то на материке. Не рассказывает.

Судя по виду, Броуди тоже не хотел углубляться в эту тему. Он прочистил горло и кивнул в сторону народа у барной стойки:

– Давайте расскажу вам о личностях Руны. Кинросса вы видели уже на пароме. Задира, но у него жизнь не сахар. Жена умерла пару лет назад, оставив подростка-сына. Горлопан с пивным животом – Шон Гутри. Раньше был рыбаком, но заложил лодку. Есть у него еще старая лодка, которую он пытается залатать, а пока перебивается случайными заработками, иногда помогает Кинроссу на пароме. Обычно безобиден, однако, когда выпьет, лучше держаться от него подальше.

Пронзительный женский смех заглушил Броуди.

– А это Карен Тейт. Заправляет магазином, когда трезва. У нее шестнадцатилетняя дочь Мэри, которая… впрочем, не важно. Карен следовало бы посвящать больше времени дочери, но она предпочитает каждый вечер подпирать здесь барную стойку.

По выражению лица Броуди было понятно, насколько он этого не одобряет.

Тут повеяло холодом: открылась дверь. Секундой позже со скрежетом когтей по полу в комнату залетел золотистый ретривер.

– Оскар! Оскар!

Появился мужчина лет сорока, эдакий Байрон нашего времени. Черный непромокаемый плащ был явно недешев. Как и обладатель, он выделялся среди потрепанных курток островитян.

Все замолчали. У окна даже прекратили играть в домино. Мужчина щелкнул пальцами, и собака засеменила к нему, виляя хвостом.

– Извините, Эллен, – непринужденно сказал он, отрывисто произнося гласные, как это делают африканцы. – Едва открыл дверь, как он рванул внутрь.

Эллен не впечатлили ни новый гость, ни его извинение.

– Купите поводок. Это отель, а не конура.

– Понимаю. Больше такого не случится.

Мужчина посмотрел с напускным раскаянием и, как только она отвернулась, заговорщически подмигнул людям в баре, и те заулыбались. Очевидно, этот человек пользовался популярностью.

– Добрый вечер всем. Мерзкая погода сегодня, – отметил он, снимая плащ.

В ответ прозвучало хоровое «Oidchche mhath» и «aye». Если б он сказал: «Хорошая сегодня погода», с ним бы согласились столь же рьяно. Однако новый гость или не замечал благоговейного к себе отношения, или принимал его как само собой разумеющееся.

– Хотите выпить, господин Страчан? – спросил Кинросс с нелепой официальностью.

– Нет, спасибо, Йен. Но я с удовольствием сам угощу. Наливайте и записывайте на мой счет. – Он улыбнулся женщине у барной стойки, и в уголках появились морщинки. – Привет, Карен. Давно тебя не видел. Как дела у Мэри?

Та куда охотнее поддалась его очарованию, чем Эллен. Даже издалека я заметил румянец на щеках.

– Спасибо, хорошо, – ответила Карен, довольная, что на нее обратили внимание.

Только теперь он повернулся к нам с Броуди.

– Добрый вечер, Эндрю.

Броуди холодно кивнул. Выражение лица было гранитно-каменным. Он поставил ногу между своей колли и охотничьим псом, который к ней принюхивался.

– Отстань от нее, Оскар. – Хозяин хлопнул пса перчаткой.

Собака послушалась, виляя хвостом, а мужчина улыбнулся мне. Несмотря на самоуверенность, было в нем нечто подкупающее.

– А вы, должно быть, сегодня приехали. Меня зовут Майкл Страчан.

Я уже догадался, что это тот самый человек, о котором Фрейзер рассказывал мне по дороге из коттеджа: неофициальный помещик Руны и владелец большого дома. Он оказался моложе, чем я ожидал.

– Дэвид Хантер, – ответил я и пожал протянутую руку. У него была сильная хватка.

– Могу я и вас угостить? – предложил он.

– Спасибо, не надо, – отказался я.

Броуди с непроницаемым видом поднялся. Он был на полголовы выше Страчана.

– Я собирался уходить. Приятно было снова повидать вас, доктор Хантер. Идем, Бесс.

Собака послушно засеменила следом. Страчан проводил его взглядом, уголки рта приподнялись в легкой улыбке, а затем повернулся ко мне:

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

Не дожидаясь ответа, он сел на место Броуди и небрежно бросил перчатки на стол. В черных фирменных джинсах и угольно-сером кашемировом свитере с закатанными рукавами, откуда выглядывали загорелые руки и швейцарские армейские часы, он выглядел как человек, который лучше бы вписался в Сохо, чем на Гебридские острова.

Золотистый ретривер сел рядом, поближе к огню. Страчан нагнулся и почесал его за ухом, сам получая не меньше удовольствия.

– Вы друг Эндрю Броуди?

– Мы сегодня познакомились.

– Боюсь, я ему не нравлюсь, как вы сами заметили. Уверен, он был хорошим полицейским, но нельзя же быть таким суровым!

Я ничего не ответил. Пока Броуди произвел на меня положительное впечатление. Страчан откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.

– Надо понимать, вы… как это называется… судебный антрополог? – Он улыбнулся. – На Руне сложно сохранить что-либо в тайне. У нас тут живет бабушка одной журналистки.

Я вспомнил, как Мэгги Кэссиди подошла ко мне на пароме. Споткнулась, представилась писательницей и пыталась выкачать информацию.

И я купился.

– Не стоит переживать по этому поводу, – успокоил меня Страчан. – Тут редко случаются захватывающие события. Не то чтобы они нам нужны. Последнее происшествие с летальным исходом было, когда старый фермер пошел ночью домой, перепив виски. Потерялся и замерз. А тут совсем другое.

Страчан сделал паузу, предоставляя мне возможность дать комментарий. Я промолчал, и он продолжил:

– Что произошло? Несчастный случай?

– Извините, мне не положено об этом рассказывать.

– Ах да, разумеется, – извиняясь, улыбнулся Страчан. – Простите мое любопытство. У меня, так сказать, здоровый интерес к делу. Я вложил много денег в реконструкцию острова. Приглашал на остров подрядчиков. Страшно подумать, что привлек вместе с ними проблемы больших городов.

Он казался искренне взволнованным, но я не повелся.

– У вас акцент не как у местных жителей, – сказал я.

– И он меня выдает, да? – улыбнулся Страчан. – Мои предки – шотландцы, однако я вырос в Йоханнесбурге. Мы с женой переехали на Руну пять лет назад.

– Далековато от Южной Африки.

Страчан потрепал собаку за уши.

– Верно. Мы много путешествовали, и настало время пустить корни. Мне понравилась отдаленность этого места. Как и в краях, где я вырос. Тогда тут был полный упадок. Никакого производства, население убывало. Еще пару лет, и остров повторил бы участь Сент-Килды.

Я как-то смотрел документальный фильм про Сент-Килду, один из Гебридских островов, заброшенный в тридцатые годы и пустующий с тех пор. Он превратился в остров-призрак, где кружат морские птицы и бывают только исследователи.

– И вы помогли поставить Руну на ноги?

Страчан смутился:

– Здесь еще много надо сделать, и я не хочу приписывать себе все заслуги. Однако Руна теперь – наш дом. Грейс, моя жена, работает в школе, мы влились в здешнюю жизнь. Эй, Оскар, что такое?

Золотистый ретривер с ожиданием смотрел на дверь. Я не слышал приближения человека, но вскоре распахнулась входная дверь. Пес восторженно залаял, хвост застучал по полу.

– Не знаю, как у него получается, но он всегда чует, – сказал Страчан, качая головой.

«Что чует?» – подумал я, и тут в бар вошла женщина. Жена Страчана не нуждалась в представлении. И не только потому, что была очень красива. Белая куртка «Прада» резко контрастировала с густыми волосами цвета воронова крыла, обрамлявшими лицо с безупречной кожей и пухлыми губами. Глаз не отвести.

Дело не только во внешности. Она излучала энергию, чисто физическую притягательность, которая заливала светом всю комнату. Вспомнились завистливые слова Фрейзера: «Жена – сногсшибательная красотка».

Он прав.

Едва заметная улыбка стала шире при виде Страчана.

– Поймала тебя! Так вот где ты бываешь, когда идешь «по делам»?

У нее был тот же легкий южноафриканский акцент. Страчан поднялся и поцеловал ее.

– Виноват. Как ты догадалась, что я здесь?

– Пошла в магазин, он оказался закрыт, – сказала она, снимая перчатки из черной кожи с меховой каемкой – очевидно, дорогие. На левой руке были обыкновенное золотое обручальное кольцо и кольцо с бриллиантом, отливавшим голубоватым блеском. – В следующий раз когда захочешь тайно пропустить рюмочку, не оставляй машину у входа.

– Это Оскар виноват. Он затащил меня сюда.

– Оскар, негодник, как ты посмел? – Она потрепала собаку, которая начала возбужденно прыгать вокруг. – Ладно, успокойся.

Затем посмотрела на меня, ожидая, чтоб нас представили. Карие глаза были столь темными, что казались черными.

– Это Дэвид Хантер. Дэвид, это моя жена Грейс.

Она улыбнулась и протянула мне руку:

– Приятно познакомиться, Дэвид.

Целуя руку, я почувствовал тонкий запах духов с мускусом.

– Дэвид – эксперт судебной медицины. Он прибыл сюда с полицией, – пояснил Страчан.

– Боже, какой ужас! – Грейс посерьезнела. – Надеюсь, жертва не из местных жителей. Звучит эгоистично, но… вы меня понимаете.

Я понимал. Когда речь заходит о несчастьях, мы все становимся эгоистичны и начинаем молиться: «Только не я, только не со мной».

Страчан поднялся.

– Приятно было встретиться с вами, доктор Хантер. Может, еще пересечемся до вашего отъезда.

Грейс томно потянулась.

– Могу я выпить хоть бокальчик, раз уж зашла?

– Угощаю, госпожа Страчан.

Предложение последовало от Гутри, мужчины с увесистым животом. Создавалось впечатление, он выпил много больше других. Забытая Карен Тейт позеленела от ревности.

Грейс Страчан душевно ему улыбнулась:

– Спасибо, Шон, но, вижу, Майкл порывается уйти.

– Извини, дорогая. Мне показалось, ты хочешь домой. Я собирался готовить мидии на ужин, но если ты не голодна…

– Похоже на шантаж. – Она посмотрела на мужа с хитрецой.

Страчан повернулся ко мне:

– Будет время, езжайте в горы посмотреть захоронения в каменных пирамидах. Там целая группа. Из неолита. Это нечто.

– Не у всех такие пристрастия, дорогой. – Грейс покачала головой с деланым раздражением. – Майкл увлекается археологией. Старые руины нравятся ему больше меня.

– Это просто хобби, – уверил Страчан, смутившись. – Идем, Оскар, ленивец наш. Пора.

Он помахал рукой в ответ на уважительные пожелания «спокойной ночи», провожавшие их до самых дверей. На выходе они едва не столкнулись с Эллен. Она резко остановилась и чуть не опрокинула тарелку с тушеной бараниной.

– Прости, – сказал Страчан, держа Грейс за талию.

– Ничего. – Эллен вежливо улыбнулась обоим. Мне показалось, она бросила неоднозначный взгляд на красотку. – Добрый вечер, госпожа Страчан.

В голосе звучала крайняя сдержанность, но Грейс вроде не заметила.

– Привет, Эллен. Тебе понравился рисунок, который Анна принесла из школы?

– Да, висит теперь на двери холодильника, с остальной галереей.

– У девочки талант. Ты должна ею гордиться.

– Я горжусь.

Страчан шагнул к двери – очень уж ему хотелось уйти.

– Всего доброго.

С лицом, лишенным всякого выражения, словно маска, Эллен поставила передо мной тарелку. В ответ на мои благодарственные слова поверхностно улыбнулась и тотчас повернулась уходить. Видно, Броуди не единственный на Руне, кто не особо впечатлен золотой парочкой.

– Сука! – раздалось эхом в тишине бара. Кипя от злости, Карен смотрела на дверь, и было непонятно, в чей адрес прозвучало оскорбление.

Кинросс с суровым видом покачал указательным пальцем:

– Хватит, Карен.

– Так и есть. Гордячка…

– Карен!

Женщина замолкла, не скрывая обиды. Постепенно бар стали заполнять привычные звуки. Возобновились щелчки костяшек домино по столу, и напряжение моментально растворилось.

Я приступил к тушеной баранине. Броуди оказался прав: Эллен прекрасно готовит. Во время еды я вдруг почувствовал, что на меня кто-то пристально смотрит. Подняв глаза, увидел, как Кинросс с холодной настороженностью пялится на меня из-за барной стойки. Он выдержал мой взгляд, затем медленно отвел глаза в сторону.

Когда я проснулся, в номере было темно. Тусклый свет пробивался через единственное окно, завешенное шторами. Ни звука. Ветер и дождь стихли. Слышалось лишь собственное дыхание: равномерный вдох и выдох, словно они исходили от другого человека.

Не знаю, когда до меня дошло, что я не один. Это было скорее постепенное осознание чьего-то присутствия, чем неожиданный шок. В полумраке у кровати сидел человек.

Хотя я видел только смутные очертания, было понятно, что это женщина. Она смотрела на меня, но я не испытывал ни удивления, ни страха. Только груз немого ожидания.

Кара?

Глупая надежда. Кто бы то ни был, это не моя погибшая жена.

«Кто ты?» – кажется, произнес я. Слова не колыхнули холодный воздух комнаты.

Она не ответила. Продолжила терпеливо сидеть на полу, словно я и так знаю все, что мне надо знать. Я попытался разглядеть черты или выражение лица. Не смог.

От порыва ветра задребезжала рама, и я вздрогнул и огляделся. Повернувшись обратно, заметил, что комната пуста. И всегда была пустой. Мне приснился сон. Тревожно-реалистичный, но всего лишь сон.

После смерти жены и дочери со мной такое часто случается.

Еще один порыв сотряс стекло, ударив по нему дождем, словно горстью гальки. Снаружи донесся крик. То могла быть сова или другая ночная птица. Что угодно. Я встал с кровати и подошел к окну. Уличный фонарь качался на ветру. Нечто светлое мелькнуло с краю его желтого ореола и исчезло.

Я стоял и ждал повторного появления, пока холод от окна не вынудил меня вернуться в постель.

6

В то время как я смотрел из окна номера, Дункан мучился, сторожа́ коттедж. Ветер усиливался и раскачивал фургончик, словно лодку во время шторма. Дункан предусмотрительно поставил парафиновый обогреватель в угол, чтобы тот не упал. Голубое пламя шипело на расстоянии метра от него, за крошечным столиком. Хоть и тесно, но уж лучше, чем в «рейнджровере» или в прихожей коттеджа, где его наверняка оставил бы Фрейзер. Нет, Дункана смущало не пребывание в фургоне.

Он просто ни на секунду не мог забыть о том, что лежало в доме.

Сержант привез еду и не стал долго задерживаться. Несомненно, спешил в бар: судя по запаху изо рта, он уже приложился к виски. Дункан провожал машину взглядом с таким страхом, какого не испытывал с самого детства.

Он боялся не пустоты. Самой по себе. Дункан жил на острове, где, стоит выехать из города Сторноуэй, достаточно мест без признаков жизни. Просто раньше он никогда не оставался на краю света один.

Тем более с сожженным трупом в двадцати метрах.

Из головы не выходил образ уцелевших конечностей и обуглившихся костей. Что бы там ни произошло, останки некогда были человеком. Женщиной, если верить доктору Хантеру. В этом самое страшное: существо, которое в прошлом смеялось и плакало, превратилось в такое… От одной мысли мурашки шли по коже.

Слишком богатое воображение, вот в чем твоя проблема. И всегда была. Полезно ли полицейскому иметь такое воображение? Не хватает наблюдательности, чтобы замечать факты и не теряться вечно в вопросах «А что, если?». Ничего не поделаешь: так уж работает мозг. А что, если женщина сгорела по не объяснимой наукой причине? А что, если ее убили?

А что, если убийца до сих пор находится на острове?

Эй, а что, если ты перестанешь пугать себя до смерти? Дункан вздохнул и поднял привезенный с собой учебник криминологии. Фрейзер посмеялся бы над ним, но Дункан был полон решимости стать детективом. Если занимаешься каким-то делом, надо стараться выполнять его хорошо. Выучить как можно больше, и не страшно, если придется поднапрячься, оно того стоит. В отличие от других Дункан не чурался трудностей.

Однако тем вечером ему было сложно сконцентрироваться. Наконец он отложил книгу. Поставлю чайник. Хоть чаю попью. Дункан подумал, что к концу пребывания здесь его будет воротить от чая.

Когда он поднялся наполнить чайник в крошечной раковине, ветер стих, набирая силы для следующего удара. После недолгого спокойствия Дункан услышал снаружи посторонний шум, но его тотчас заглушил порыв ветра. Констебль был уверен, что ему не показалось.

Гул мотора.

Выглядывая в окошко, он ждал увидеть фары «рейнджровера». Однако снаружи оказалось темно.

Даже если бы звук исходил от проезжавшей мимо машины, свет никуда бы не делся. Значит, померещилось…

Или кто-то выключил фары, чтоб скрыть свое приближение.

Глоток свежего воздуха пойдет мне на пользу. Дункан достал куртку, прихватил тяжелый фонарь и вышел из фургона. Чуть не включил фонарь, но вовремя спохватился: свет привлечет внимание. Дункан медленно подбирался к коттеджу, ориентируясь в пространстве только благодаря просветам между облаками. Тяжелый длинный фонарь придавал уверенности: если что, послужит дубинкой. Хотя вряд ли понадобится. За домом мелькнула вспышка.

Дункан замер, сердце заколотилось. Протянул руку за радио, чтобы связаться с Фрейзером, но остановился. Незваный гость может его услышать. Констебль снова двинулся вперед. Дверь была по-прежнему опечатана лентой. Вдоль по стенке он шел к углу коттеджа.

Встал и прислушался. Скрежет по камню, шелест высокой травы. Никаких сомнений – там определенно кто-то есть.

Сжимая в руке фонарь, Дункан напрягся. Спокойно. Он сделал глубокий вдох, еще один. Ладно, готов…

Выпрыгнув из-за угла, он включил фонарь.

– Стоять! Полиция!

Последовало приглушенное чертыхание, и чья-то тень рванула прочь. Дункан погнался следом, мокрая трава спутывала ноги. Человек впереди споткнулся и упал. Схватив его за плечо, констебль развернул чужака и направил фонарь прямо в лицо.

От яркого света защурилась Мэгги Кэссиди.

– Слезь с меня! Я, кажется, сломала ногу.

Дункан вздохнул с облегчением. И чувством вины. Помогая журналистке подняться на ноги, он заметил, что она ему едва по плечо.

– Ты до смерти напугал меня своим криком! – проворчала она. – Молись, чтоб моя нога была в порядке, иначе я подам в суд.

– Что вы здесь делаете? – спросил Дункан, стараясь не принимать оборонительную позицию.

После секунды раздумий последовал ответ.

– Приехала тебя проведать, – улыбнулась Мэгги. – Не очень-то весело торчать здесь.

– А почему вы смотрели в окно коттеджа?

– В фургоне нет света. Подумала, ты в доме.

– Да, конечно. – Дункан заметил, как она пытается засунуть что-то себе в карман. – Что у вас там?

– Ничего.

Однако он уже светил фонарем на руку, сжимавшую мобильный телефон.

– Отсюда сложно дозвониться, – сказал Дункан. – Вы же не собирались делать фотографии?

– Нет, конечно, нет…

Констебль протянул руку.

– Послушайте, я не успела ничего снять, ясно? – запротестовала Мэгги.

– Тогда вам не составит труда показать мне содержимое, так?

Мэгги опустила плечи и показала дисплей.

– Все равно ничего толком не видно, – пробурчала она, показывая два смазанных белесых снимка.

Дункан понимал, что пользы от них никакой, сам не мог разобрать ничего, но все же велел удалить их.

– Остальные тоже.

– Это все.

Он пристально посмотрел на нее. С раздраженным вздохом Мэгги показала остальные фотографии.

– Вот про эту вы, наверно, забыли, да? – бодро спросил констебль, когда появился еще один снимок коттеджа.

– Теперь доволен? – спросила она, удаляя последний. – А теперь что будешь делать? Арестуешь меня?

Дункан сам задавал себе тот же вопрос. Вроде журналистка не нарушила закон. Она ведь не пересекала ленты.

К тому же она ему чем-то нравилась.

– Обещаете, что больше не будете туда лезть? – произнес он строгим голосом.

– Не буду, честно. Ой! – Мэгги вздрогнула, ступив на поврежденную ногу.

– Вы в порядке?

– Вполне. Могу быть свободна?

Дункан замялся.

– Где ваша машина?

Она махнула на дорогу:

– Там оставила.

– Вы уверены, что дойдете?

– Не сомневайтесь, доползу.

Улыбаясь, Дункан наблюдал, как маленькая фигурка прыгает по дороге, светя перед собой фонарем. Затем направился к фургону. Войдя внутрь, заметил на пороге грязный след. Чертов Фрейзер. Никогда не вытирает ноги.

Думая о Мэгги, он включил газ под чайником.

Машина Мэгги была припаркована на расстоянии пятидесяти метров. Хромота прошла, как только удалился Дункан, но она продолжала хмуриться. Бабушкина машина «мини» была грудой металла, и все же лучше, чем ничего.

Она села за руль и проверила мобильный. Сама стерла все фотографии и все равно не могла поверить, что они исчезли. Пусто.

– Черт! – громко произнесла Мэгги.

С отвращением забросив телефон в сумочку, она достала диктофон и нажала кнопку «запись».

– Напрасная трата времени. Так и не получилось разглядеть тело. Последний раз пытаюсь играть в разведчика.

Сердитый взгляд растаял, сменившись грустной улыбкой.

– Вот напугал. Чуть не описалась, как в детском саду, играя в прятки. Боже, этот молодой констебль прыгнул на меня как бешеный. Как его зовут-то? Кажется, Дункан. Рьяный трудяга, но гуманный. Симпатичный. Интересно, женат ли?

Продолжая улыбаться, она сохранила запись и завела мотор. Фары залили дорогу светом, из трубы вырвались выхлопные газы. Мэгги выехала на дорогу.

Воцарилась тишина. Секунду ничего не шевелилось. Затем от площадки, где только что стояла машина, отделилась тень и направилась в темноту.

7

Дневной свет несмело заполнял небо, пока я следующим утром принимал душ и брился. Всю ночь дождь не прекращался, оставалось только надеяться, что с останками ничего не случилось. Я волновался, несмотря на то что они уже пролежали там несколько недель и не было причин думать, будто крыша разваливающегося коттеджа не выдержит еще несколько дней, даже в такую погоду. И все-таки я вздохну с облегчением, когда их переместят в более надежное место.

После странного сна я так и не заснул. Усталый, вышел в Интернет проверить почту, дошли ли обещанные Уоллесом файлы с пропавшими людьми. Дошли, всего пять. Не было времени просматривать, и я просто скачал их и спустился завтракать.

Бар служил заодно столовой, и я почти закончил есть, когда вошел Фрейзер с красными от похмелья глазами. Запах неусвоенного алкоголя чувствовался даже на расстоянии. Вернувшись накануне вечером из коттеджа, Фрейзер устроился в баре. Там я его и оставил. Судя по виду, сержант проторчал в баре всю ночь.

Я едва сдержал улыбку, когда он начал осторожно попивать чай.

– У меня в сумке есть аспирин, – предложил я.

– Не надо! – прорычал Фрейзер.

С явным отвращением он посмотрел на тарелку с яичницей, беконом и сосисками, которую поставила перед ним Эллен. Затем взял нож и вилку и принялся поглощать пищу с решимостью марафонца.

– Вы еще долго? – спросил я, готовый отправиться в путь, ведь дни так коротки в это время года.

– Нет, – пробурчал он и трясущейся рукой поднял вилкой капающее яйцо.

Эллен забрала мою тарелку со стола.

– Если хотите, можете взять мою машину. Она мне сегодня не нужна.

– Прекрасная мысль, – быстро согласился Фрейзер с набитым ртом. – У меня есть дела на месте. Надо поспрашивать людей, знал ли кто погибшую женщину.

Тот факт, что тело принадлежало женщине, пока еще не стал достоянием общественности. Я взглянул на Эллен и понял, что она не пропустила фразу мимо ушей. Однако посмотрела на меня понимающе.

– Если вы готовы, принесу вам ключи.

Я пошел за ней следом.

– Послушайте, насчет того, что сказал сержант Фрейзер… – начал я.

– Не беспокойтесь, я буду молчать, – улыбнулась она, заходя на кухню. – Когда управляешь отелем, невольно учишься хранить секреты.

Кухня была в пристройке на первом этаже, новее, чем остальная часть отеля. На газовой плите стояли тяжелые кастрюли, почерневшие за долгие годы, а в высоком сосновом комоде громоздилась разная посуда. На деревянном столе лежали детская раскраска и набор карандашей. Эллен порылась в ящике и достала ключи, затем повела меня через дверцу в маленький двор. У стены стояли баллоны с пропаном, как вертикальные оранжевые бомбы. На дорожке был припаркован старый «фольксваген-жук».

– Не ахти какая машина, но надежная, – сказала Эллен, отдавая мне ключи. – И я сделала для вас всех сандвичи и термос с чаем. Вряд ли соберетесь возвращаться на обед.

Я поблагодарил хозяйку. «Фольксваген» запыхтел при запуске, но достаточно бодро загрохотал по дороге. Погода не улучшилась: серое небо, ветер и дождь. По крайней мере поселение оживилось с утра. На улицах появились люди, дети семенили через ворота в маленькую, но новую школу. Я всмотрелся, нет ли среди них Анны, но не смог опознать: все в куртках с капюшонами. Их вводил внутрь мужчина в остроконечной шерстяной шапке, тощий даже в толстом пальто. Остановился и уставился на меня. Когда я кивнул, он отвел взгляд.

На выезде из деревни по-прежнему стоял Бодах Руна, древний камень, о котором говорил Броуди. Остров не отличался красотой пейзажа, но величия у него не отнять: холмы, темные торфяники, усыпанные овцами. Единственным человеческим обиталищем был дом, принадлежащий Страчану. На этот раз в окнах не горел свет, однако впечатление он производил не меньшее. Ветра с Атлантического океана потрепали гранитные стены и многостворчатые окна, и все же дом построен на века.

Когда я приехал, «вольво» Броуди уже была припаркована у коттеджа. Бывший детектив и Дункан находились в фургоне, на крошечной плите шипел чайник. Воздух в тесной кабине был затхлым от парафиновых паров.

– Доброе утро, – поприветствовал меня Броуди. Он сидел на обветшалой обитой скамейке, возвышавшейся по самый складной стол, у ног спала собака. Я почему-то не удивился, что он там. Пусть и на пенсии, он не из тех людей, которые спокойно займутся своим делом, обнаружив такое. – Сержант Фрейзер не с вами?

– У него дела в деревне.

На лице Броуди отразилось неодобрение, тем не менее он промолчал.

– Не возражаете, если я снова пойду с вами? – спросил он, словно читая мои мысли. – Я разговаривал сегодня утром с Уоллесом. Он сказал, вам решать.

– Я не против.

Убедившись, что Броуди не преувеличивал, сообщая о трупе, Уоллес, видимо, обрадовался присутствию бывшего детектива на месте трагедии. Я тоже. Может, Фрейзер не будет в восторге, но кому помешает человек с опытом Броуди?

Дункан зевнул. У него был такой вид, будто он не спал всю ночь, а бекон с яичницей, что сделала Эллен, он разворачивал с энтузиазмом ребенка на Рождество.

– Ночью у нас были гости, – сказал мне Броуди с многозначительным взглядом.

Жуя сандвич, Дункан описал, как Мэгги Кэссиди пыталась сфотографировать останки.

– У нее так ничего и не получилось, – уверил он. – И я взял с нее обещание больше и не пытаться.

Броуди скептически поднял бровь, но промолчал. На столе лежал толстый учебник по криминологии с закладкой в самом начале.

– Изучал? – спросил я.

Констебль покраснел:

– Не особо. Просто надо было что-то почитать.

– Дункан только что поделился со мной, что собирается податься в отдел уголовного розыска, – сказал Броуди.

– Пока я не посвящал учебе достаточно времени, – быстро добавил Дункан, по-прежнему смущенный.

– Не помешает знать, чего хочешь достигнуть, – прокомментировал Броуди. – Я тут рассказал о паре преступлений, над которыми мы работали с его отцом.

Дункан широко улыбнулся. Я достал кейс с вещами, которые всегда ношу с собой на работу: диктофон для записи наблюдений, одноразовая спецовка, ботинки, латексные перчатки, полотенца, щетки и два сита разных размеров. И полиэтиленовые пакеты для улик. Море пакетов.

Перчаток осталось не так много после работы в Грампианских горах. Спецовка была большого размера и налезала поверх куртки. Надел все, что нужно, включая защитные галоши. Обычно у меня есть химический раствор для нагрева рук, но он закончился. Пока придется потерпеть и потрудиться холодными пальцами.

Отложив в сторону сандвич, Дункан наблюдал, как я готовлюсь.

– Вас это не напрягает? Работать с трупами?

– Не наглей, парень, – укоризненно произнес Броуди.

Констебль смутился:

– Извините, я не хотел…

– Ничего страшного, – заверил я. – Кому-то надо выполнять эту работу. Ко всему… привыкаешь.

Однако его слова остались у меня в памяти: «Вас не напрягает?..» Простого ответа не найти. Да, многие люди полагают, что моя профессия отвратительна, но я этим занимаюсь. Я привык.

И кем же я стал?

Обеспокоенный этим вопросом, я вышел из фургона и увидел приближающийся серебристо-серый блестящий «сааб». Броуди с Дунканом тоже услышали гул мотора и вывалили посмотреть. Машина встала около «фольксвагена» Эллен.

– Какого черта он здесь делает? – раздраженно произнес Броуди, когда из «сааба» появился Страчан.

– Доброе утро, – сказал он, и следом выпрыгнул золотистый ретривер.

– Посади собаку обратно в машину! – крикнул Броуди.

Ретривер увлеченно принюхивался. Страчан протянул руку, но тут пес почуял запах и рванул в сторону коттеджа.

– Черт подери! – выругался Броуди и побежал ему наперерез.

Он передвигался на удивление быстро для человека такого возраста и телосложения. Броуди схватил собаку за ошейник, несмотря на ее старания увильнуть, и потащил обратно.

Страчан с перепуганным видом подбежал к нам.

– Боже, мне очень жаль!

Броуди продолжал держать ретривера за ошейник, передние лапы висели в воздухе, собака тщетно пыталась вырваться.

– Ты соображаешь, что делаешь?

– Извините, я посажу Оскара в машину.

Страчан протянул руку, но Броуди не отпускал ошейника. Собака была большой, а он держал ее с легкостью и так крепко, что животное начинало задыхаться.

– Я посажу Оскара в машину, – повторил Страчан уже тверже.

На секунду мне показалось, что Броуди и вовсе не собирается отдавать пса, но тут он всучил его хозяину.

– Вас тут не должно быть. И вашей чертовой собаки!

Страчан погладил беднягу, держа за поводок.

– Сожалею. Я не думал, что он убежит. Просто приехал спросить, могу ли быть полезен.

– Садитесь в машину и уезжайте отсюда. Это дело полиции, а не ваше!

Страчан сам начал злиться.

– Забавно, мне казалось, вы на пенсии.

– У меня есть разрешение здесь находиться. А у вас нет.

– Может, и нет, но это не дает вам права указывать, что мне делать.

Броуди стиснул челюсти.

– Констебль Маккинни, почему бы вам не проводить мистера к машине?

Дункан, смирно наблюдавший перепалку, встрепенулся.

– В этом нет необходимости. Я ухожу, – сказал Страчан. На щеках проступили красные пятна, хотя внешне он сохранял спокойствие. Он пристыженно улыбнулся мне, игнорируя Броуди. – Доброе утро, доктор Хантер. Прошу прощения.

– Ничего страшного. Просто здесь лучше не топтать, – сказал я.

– Конечно, понимаю. Но если я могу чем-то помочь, дайте мне знать. Что угодно. – Он дружелюбно потряс собаку за ошейник. – Идем, Оскар, негодник.

Броуди с суровым видом смотрел ему вслед.

Дункан начал, заикаясь, извиняться:

– Как-то я растерялся, не знал, что следует…

– Не оправдывайся. Я сам не должен был выходить из себя.

Броуди достал из кармана пачку сигарет и зажигалку, пытаясь прийти в себя.

Закипел чайник в фургоне. Я подождал, пока Дункан уйдет заваривать чай, затем повернулся к Броуди:

– Вы не особо жалуете Страчана, верно?

– Так заметно? – Он с отвращением разглядывал сигарету. – Дурацкая привычка. Бросил, когда пошел на пенсию. А сейчас опять начал.

– А что вы имеете против него?

Броуди зажег сигарету и затянулся, вдыхая дым так, будто зол на него.

– Мне вообще такие люди не нравятся. Привилегированный класс, считают, если у них есть деньги, могут делать, что им в голову взбредет. Он не заработал ни гроша, получил все в наследство. Его семья сколотила состояние на золотых приисках в Южной Африке, во время апартеида. Думаете, они там охотно делились с рабочими?

– Нельзя же винить его за поступки родителей.

– Может, и нет. Но, на мой взгляд, он слишком уж самоуверен. Видели, как он вел себя вчера в баре? Купил всем выпить, излил свое обаяние на Карен Тейт. При такой жене поглядывать на сторону!

Фрейзер говорил мне, что от Броуди ушла жена, и я подумал, что его ненависть к Страчану вызвана банальной завистью.

– А как же то, что он сделал для острова? Насколько я понял, Руну могла постигнуть участь Сент-Килды, если б не он.

Броуди молчал. Из фургона вылезла колли, задние лапы едва сгибались из-за артрита. Хозяин погладил ее по голове.

– Может, гибель Сент-Килды только к лучшему. Перед отъездом жители острова убили своих собак. Всех до одной. Но только двух усыпили. Остальным привязали к шее по камню и выбросили в залив. Своих собак. – Он покачал головой: – Не понимаю зачем. Однако причина должна быть. Я достаточно долго проработал в полиции, чтоб знать, что за каждым человеческим поступком есть мотив. И обычно это корыстный интерес.

– Вы правда считаете, что было бы лучше, если б Руну покинули?

– Нет, вряд ли. Страчан сделал нашу жизнь комфортней. Надо отдать ему должное. Уютные дома, хорошие дороги. О нем никто не скажет плохого слова. – Броуди пожал плечами. – Просто я не верю, что можно получить что-либо даром. Всегда приходится платить.

Такое мнение показалось мне циничным. Страчан помогал острову, а не эксплуатировал его. И Броуди не первый полицейский, кто за долгие годы столкновения с темной стороной человеческой сущности забыл о светлой стороне.

Хотя не исключено, что он лучше разбирается в людях, чем я. Один мой знакомый, которого я считал другом, однажды сказал мне, что я лучше понимаю мертвых, чем живых. Может, он был прав. Мертвые по крайней мере не лгут и не предают. Только хранят свои секреты, если не знаешь к ним подхода.

– Пора приступать к делу.

При дневном свете коттедж производил далеко не благоприятное впечатление. Темнота отчасти скрывала разруху и убогость. Крыша перекосилась, местами зияли дыры, окна потрескались и покрылись толстым слоем грязи. Позади возвышалась Беинн-Туиридх, теперь походившая на бесформенную груду камней, запятнанных снегом.

Лента оцепления тянулась от входной двери в комнату с сожженными останками. Потолок казался на грани обвала, хотя ни капли дождя не попало на кости и пепел. В тусклом свете, пробивавшемся сквозь окно, они выглядели еще прискорбнее, чем мне запомнилось.

Я сделал шаг назад и уставился на них, снова пораженный противоестественным сочетанием уничтоженного огнем трупа и нетронутых конечностей. Как бы то ни было, разлагающиеся мягкие ткани – неожиданный подарок при смерти от сожжения. Благодаря им можно будет проанализировать жирные кислоты и определить время трагедии, взять отпечатки пальцев и ДНК, чтобы установить личность жертвы.

Поскольку нет подозрений на убийство, как не раз подчеркнул Уоллес, не было необходимости натягивать над останками сетку. Обычно эта операция производится, чтобы зафиксировать положение улик. И все же я не поленился. В каменный пол не вобьешь колышки, но у меня на такой случай есть деревянные блоки с отверстиями.

Разложив их по периметру вокруг трупа, я поместил в каждый по колышку. Когда закончил закреплять нейлоновые нити, пальцы в латексных перчатках онемели. Потерев руки, чтобы вернуть в них жизнь, я взял полотенце и тонкую кисточку и начал расчищать верхний слой талькообразного пепла.

Постепенно остался один обугленный скелет.

Наша жизнь, а иногда и смерть – это история, писанная костями. Они хранят память о травмах, небрежности и насилии. Однако чтобы расшифровать написанное, надо его разглядеть. А это медленный, кропотливый процесс. Работая над каждым квадратом сетки, я тщательно просеивал золу, помечал на миллиметровой бумаге нахождение фрагментов костей и прочих деталей, а затем помещал их в целлофановые пакеты. Время летело незаметно. Развеялись мысли о морозе, о Дженни, о чем бы то ни было. Мир сузился до груды пепла и высушенных костей. Я вздрогнул, когда кто-то сзади прочистил горло.

В дверях стоял Дункан, держа кружку горячего чая.

– Не хотите?

Я взглянул на часы: почти три. Я не вспомнил даже об обеде. Выпрямился, болела спина.

– Спасибо, – поблагодарил я, снимая перчатки.

– Только что заезжал сержант Фрейзер, интересовался, как у вас продвигается работа.

Фрейзер заскочил ненадолго, сказал, что ему надо опрашивать местных жителей. Броуди потом задал риторический вопрос, сколько человек придется опросить непосредственно в баре. Я подумал, что немного, но промолчал.

– Медленно, – ответил я Дункану, грея руки о кружку.

Констебль продолжал стоять в дверях, глядя на останки.

– Сколько еще понадобится времени?

– Сложно сказать. Надо просеять весь пепел. Вероятно, закончу к завтрашнему утру.

– А вы, ну… уже нашли что-нибудь?

В глазах горело искреннее любопытство. Согласно правилам, я обязан сначала докладывать Уоллесу, но что плохого, если Дункан узнает первым.

– Могу подтвердить, жертва определенно женщина, до тридцати лет, белая, ростом примерно метр семьдесят.

Констебль уставился на обуглившиеся кости.

– Правда?

Я указал на бедренную кость, очищенную от пепла.

– Возраст женщины можно определить по тазу. У подростков лобковая кость чуть ли не рифленая. С возрастом она выравнивается, а затем начинает стираться. Эта достаточно гладкая, значит, перед нами не тинейджер, но и не зрелая дама. Ей было максимум тридцать.

Длинная бедренная кость уцелела лучше остальных, хотя поверхность почернела и покрылась тонкими линиями трещин.

– По бедру можно судить о росте, – объяснял я. – Что касается расы, то почти все зубы развалились или выпали, но по нескольким можно сказать, что они росли прямо, не выдаваясь вперед. Значит, она была белой, а не черной. Нельзя исключать, что не азиатка, но…

– …на Гебридских островах не так много азиаток, – с довольным видом закончил за меня Дункан.

– Верно. Итак, мы имеем дело с белой ширококостной женщиной под тридцать, где-то метр семьдесят ростом. Я нашел среди пепла металлические пуговицы, кусочек молнии и крючок от бюстгальтера. Следовательно, она была в одежде.

Дункан кивнул, догадавшись, что это значит. Факт одежды еще ни о чем не говорит, но, не будь ее, можно было бы предполагать, что произошло изнасилование. А затем убийство.

– Похоже на несчастный случай, да? Слишком близко подошла к огню, верно?

В голосе констебля сквозило разочарование.

– Внешне да.

– Она могла сама сделать с собой такое? Умышленно.

– Ты имеешь в виду самоубийство? Сомневаюсь. Тогда бы облилась бензином, а он на такое не способен. Рядом осталась бы канистра.

Дункан потер затылок.

– А как насчет рук и ног? – робко произнес он.

Я ждал этого вопроса. Однако свет, спускавшийся через грязное окно, начал тускнеть, а мне еще много надо было сделать.

– Дам тебе подсказку. – Я указал на жирную коричневую пленку на потолке. – Помнишь, что я об этом говорил?

Констебль поднял глаза наверх.

– Это жир от горящего тела.

– Верно. Дальше попробуй сам разгадать загадку. – Я осушил кружку и вернул Дункану. – Мне надо работать.

После его ухода я не сразу приступил к делу. Удалив слой пепла, я мог собирать уцелевшие кости, складывая их в пакеты для последующего осмотра. При всей своей скрупулезности я не обнаружил ничего подозрительного. Ни ножевых царапин на костях, ни повреждений скелета. Сохранилась даже подъязычная кость в форме подковы, которая так часто ломается во время удушения. Она была хрупкой и могла рассыпаться от малейшего неосторожного движения и все же уцелела.

Так почему же у меня по-прежнему сохранялось такое ощущение, будто я что-то упустил?

Через дыры в крыше подул холодный ветер, а я все стоял и смотрел на останки. Затем подошел к черепу, покрытому трещинами. Человеческий череп состоит из отдельных пластин, которые стыкуются друг с другом подобно геологическим линиям сброса породы. Взрыв оставил дыру размером с кулак на затылочной кости. На полу рядом лежали маленькие кусочки, отлетевшие туда, когда горячий газ нашел выход. Еще одно доказательство тому, что повреждение произошло от пламени: будь нанесен удар, осколки попали бы внутрь.

И все же здесь что-то было не так, меня терзали назойливые сомнения. И я снова неосознанно подошел к черепу.

Словно по злому сговору, дневной свет начал угасать с неумолимой скоростью. В прошлый раз я отказался работать ночью потому, что боялся совершить ошибку. Теперь этот страх только возрос. Я включил прожектор, однако света по-прежнему не хватало для задуманного. Достал фонарь и положил на пол, направив в дыру на черепе.

Жуткое получилось зрелище: из глазниц исходили лучи. Я принялся за осколки – крошечные, не больше моих ногтей. Уже отметил их расположение на миллиметровой бумаге, а теперь пытался собрать в единое целое подобно дьявольскому пазлу.

Такие вещи я обычно делаю исключительно в лаборатории, где есть необходимые зажимы, пинцеты и увеличительные стекла. А здесь у меня не было даже стола, к тому же пальцы занемели от холода. Постепенно я составил приличную секцию.

И тут все стало ясно.

Для взрыва черепа характерны молниевидные трещины, расходящиеся в стороны из центра. Обычно они сразу заметны, а тут ничего подобного. Осколки соединились в рисунок, напоминавший рваную паутину. Четкие зигзаги могли возникнуть только от удара, достаточно сильного, чтобы надломить кость, но не пробить ее.

Череп действительно взорвался от пламени, но в слабом месте, уже поврежденном.

Я осторожно положил осколки на пол. Броуди прав. Это не несчастный случай.

Женщину убили.

8

Направляясь к фургону, я не замечал дождя и ветра. Снаружи было темно хоть глаз выколи, и свет из окошка походил на маяк в ночи. Во рту был кислый привкус. Кто-то убил молодую женщину и поджег тело. Хочет Уоллес того или нет, ему придется провести полномасштабное расследование.

Я злился на него, а еще больше – на себя. Меня не оправдывало, что обгоревшие трупы практически не оставляют улик, я должен был доверять своей интуиции. Надо учесть еще один факт. Если женщина не местная, из этого не вытекает, что убийца тоже приезжий. Нам неизвестно, что жертва делала на Руне, но, по словам Броуди, в такое время года остров редко посещают случайные люди. Скорее всего она приехала или с кем-то, или навестить кого-то.

Значит, убийца до сих пор где-то рядом.

С этой мыслью я зашел в фургон. После ледяного коттеджа там было удушающе тепло, воздух наполнился парами парафинового обогревателя.

– Что нового? – спросил Дункан, вскочив на ноги.

– Мне необходимо поговорить с Уоллесом. Могу я воспользоваться вашей рацией?

– Конечно, – удивленно ответил он. – Я подожду снаружи.

Полицейская рация была цифровой и принимала звонки как с мобильных телефонов, так и с наземных линий. Однако Уоллес не взял ни одну трубку. Чудесно. Я оставил ему сообщение с просьбой перезвонить и принялся снимать спецовку.

– Все нормально? – спросил вернувшийся Дункан.

– Да. – Констебль скоро все узнает, но сначала надо связаться с Уоллесом. – Я еду в деревню.

Оставаться у коттеджа не было смысла. Я не собирался к чему-либо прикасаться, пока не прибудет следственная команда. Необходимо успокоиться и обдумать ситуацию. Перед тем как уйти, я решил предупредить Дункана:

– Следи за домом в оба глаза, ладно? Появится кто подозрительный, сразу звони Фрейзеру.

– Ясно, – с недоумением и легкой обидой произнес он.

Я вышел к машине. Шел сильный дождь, и окна старого «фольксвагена» запотели, как только я сел внутрь. Включив обогреватель, я надавил на громоздкий рычаг коробки передач и поехал по тропе к дороге. Дворники скрипели, размазывая дождь по стеклу. Я внимательно смотрел вперед сквозь заляпанное стекло. Вряд ли столкнусь здесь с машиной, но нет желания сбить заплутавшую овечку.

На полпути к деревне на дорогу выскочило светлое существо. Нажимая на тормоз, в свете фар я едва разглядел глаза собаки. Машина вышла из-под контроля, свернула и остановилась.

Ремень безопасности вдавился в грудь. От неожиданности у меня перехватило дыхание. Однако я не особо пострадал, и мотор продолжал работать. «Фольксваген» съехал с дороги и уткнулся в канаву, фары освещали густую траву, а не асфальт.

По крайней мере собаку я не сбил. Она успела отпрыгнуть в сторону. И это был золотистый ретривер. Если на острове таких не две, значит, Оскар. Одному богу известно, что он здесь мог делать.

Столько вокруг пространства, чтобы побегать, а он умудрился броситься именно мне под колеса. Я попытался дать задний ход и выехать на дорогу. Машина забуксовала и не двинулась с места. Переключил на первую передачу и нажал газ – безрезультатно.

Я выключил мотор и вышел посмотреть, в чем дело. Никаких повреждений, но колеса застряли в грязи. Накинув капюшон, порылся в багажнике в поиске предмета, подходящего в качестве точки опоры. Ничего не нашел. Сел в машину обдумать варианты. Дождь в свете фар падал непрерывными нитями. Возвращаться в фургон нет смысла. Значит, можно или остаться в машине и ждать, пока кто-нибудь не проедет мимо, или пойти в деревню пешком. Сидеть на месте придется неизвестно сколько, а при ходьбе я по крайней мере не замерзну.

Черт, надо ж было забыть фонарь в фургоне вместе с кейсом! Я порылся в бардачке. Кроме старых карт и каких-то бумажек, там ничего не было.

Я выключил фары и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. На Руну спустилась ночь, и видимость была плохая. Так не хотелось покидать машину. Тем более с осознанием, что на острове находится убийца. Как-то страшно оказаться на пустынной дороге.

Глупо. Даже если он на Руне, то где-нибудь у себя дома. Давай. Нет смысла ждать.

Я вышел из машины. В этот момент из-за туч показался месяц. В лунном свете поросшие вереском холмы казались эфемерно красивыми. У меня поднялось настроение, и я зашагал по дороге. Не так уж все плохо. При этой мысли месяц опять скрылся – словно резко вырубили свет.

Кромешная мгла вызвала шок. Мне приходилось жить в сельской местности, и я помнил, как темно там бывает. Однако такого опыта у меня еще не было. Руна – крошечный остров, на приличном расстоянии от земли, и здесь нет городов, чтоб хотя бы слабо отражаться вдали. Я посмотрел наверх с надеждой проблеска. Как бы не так. Облачная гряда накрыла звезды и месяц, как одеялом.

Оглянулся назад, чтобы успокоиться при виде «фольксвагена». Но тьма была непроницаемой. Только стук собственных шагов по асфальту подсказывал, что я не свернул с дороги. Всего лишь темно. От этого еще никто не умирал. Если не собьюсь с пути, рано или поздно дойду до деревни.

Уверенность убывала с каждым шагом. Леденящий дождь и ветер забирали у меня тепло, делая не только слепым, но и глухим.

Однако не настолько глухим, чтобы я не услышал шорох на дороге позади.

Я резко повернулся, сердце выпрыгивало из груди. И не увидел ничего, кроме черноты. Вероятно, овечка или ветер поднял палку. Или чертова собака Страчана. Я продолжил путь, напрягая слух, и тут неожиданно ступил в никуда.

Полетел вперед, размахивая руками, пока не ударился о землю. Потом покатился, уже не понимая, где земля, где небо. Жесткая трава царапала мне лицо, и наконец я резко остановился.

Выбившийся из дыхания и ошеломленный, я лежал на грязной траве, дождь хлестал в лицо. Понятно, что произошло. Я отклонился от центра дороги и шагнул в ров. Идиот! Я попытался встать и закричал от боли, выстрелившей в левое плечо. Когда она сошла до глухого нытья, я осторожно пошевелил рукой. Боль тотчас ударила снова, уже не с такой силой, но достаточно, чтобы я застонал.

По крайней мере кость не скрипит. Значит, ничего не сломано. Проглотив ком в горле, я потрогал плечо. Даже через куртку было ясно, что сустав стыкуется как-то не так. Выпирает там, где не следует. Пока гладил неровную поверхность, подкатила тошнота.

Я вывихнул плечо. Сильно.

Без паники. Дыши глубоко. Надо вправить сустав. Я протянул здоровую руку как можно дальше, нащупывая место, где головка плечевой кости высовывалась из лунки. Стиснув зубы, резко надавил на нее.

От боли чуть не потерял сознание. Завопил, увидев небо в алмазах. Приходил в себя, лежа на спине. Пот на лице смешался с дождем. Тошнило. Спазм прошел, но я ослаб и дрожал.

Я не стал трогать плечо. И так понятно, что не вправил. Оно неумолимо пульсировало, боль шла от основания черепа до кончиков пальцев. Я сел. Голова кружилась, пока вставал на ноги. О том, чтобы идти в деревню, теперь и речи быть не может. Надо попытаться найти машину и ждать, что Фрейзер или Дункан рано или поздно станут меня искать. Лучше бы рано.

Подниматься по скользкому скосу было непросто. Я ничего не видел и цеплялся только одной рукой. Плечо болело все сильнее. Интересно, порвал ли я связки, хотя что толку об этом думать. Все равно ничего не поделаешь.

К тому времени как скат начал выравниваться, я весь взмок и устал до изнеможения. Преодолев последний метр, я поднялся на ноги, трясущиеся, будто кисель. Облегчение от осознания, что я наверху, глушило все переживания. И тут я понял: что-то не так.

Здесь нет дороги.

Вся радость улетучилась. Я сделал еще пару осторожных шагов, надеясь почувствовать асфальт под ногами. Кругом дерн и грязь, неровная почва. Видимо, я дезориентировался, не рассчитал. Вместо того чтобы выйти к дороге, я залез на холм.

Усилием воли заставил себя сохранять спокойствие. Думать нечего. Дорога напротив. Надо спуститься обратно и подняться по другой стороне.

Я сполз вниз, проехав последний метр на спине. На ощупь попытался найти склон, с которого свалился. И не смог. Давай же, он где-то рядом! Однако поверхность под ногами не поддавалась четкой логике. В темноте она походила на лабиринт кочек и канав. Вслепую я не мог разобрать, куда они ведут.

Дорога наверняка близко, но в какой стороне? Я посмотрел вверх в надежде звездного проблеска, но земля и небо слились в одну беспросветную мглу. Ветер и дождь меняли направление, словно хотели совсем сбить меня с толку.

Я задрожал от шока и холода. Даже в водонепроницаемой одежде можно окоченеть до обморочного состояния, если не найти укрытия. Давай, шевели мозгами. Куда идти? Я принял решение и зашагал. Пусть в ошибочном направлении, но так теплее. Сидя на месте, я умру.

Передвигаться было непросто. Под ногами вероломно сплелись вереск с травой, норовя поймать меня за лодыжку и учинить еще один вывих. Я остановился как вкопанный, услышав рядом шорох. Опять тишина, ветер и дождь. И темнота вокруг. Сердце неистово колотилось. Там никого нет. Овечка, да и только.

Несмотря на силу самовнушения, я помнил странный звук еще на дороге. Понимал, что это абсурдно. Если здесь кто-то и есть, то он видит не лучше, чем я. Не помогало. Я потерялся и вывихнул плечо, и темнота вселяла примитивные страхи, которые спят днем.

Теперь они вылезли наружу.

Я продолжал идти. Дерн стал мокрым и ухабистым – видно, я забрел в торфяное болото. Зубы стучали. То ли похолодало, то ли температура моего тела упала вопреки всем стараниям. Или и то и другое.

Плечо жгло, вгоняло в жар при каждом шаге. Я потерял счет времени и от усталости уже брел не разбирая дороги. Послышалось еще одно шуршание: нечто двигалось по траве. Я резко повернулся и с треском упал. Безумная боль охватила плечо, принявшее весь мой вес.

Должно быть, я потерял сознание. Когда пришел в себя, лежал лицом вниз, дождь гипнотически барабанил по капюшону. Во рту был глинистый вкус торфа. В полубреду я подумал о бессчетных животных, насекомых и растениях, из которых состоит торф: тысячелетняя гниль, спрессованная в нефтехимическую грязь. Сплюнув, я попытался подняться, но не хватило сил. Вода просочилась под куртку, и я продрог до костей. Меня колотило от холода. Я снова упал на землю. Из всех нелепейших способов умереть… До смешного абсурдно. Прости меня, Дженни. Она вышла из себя от одного факта, что я сюда поехал. Представляю, как рассвирепеет, когда узнает, что я тут сдох.

Черный юмор не поднял мне дух. Я чувствовал грусть и злость. Что, все? Ты собираешься сдаться?

Не знаю, какое решение взяло бы верх, если бы в этот момент я не увидел свет.

Сначала подумал, мне померещилось. Всего лишь желтая искорка, танцующая в темноте. Я пошевелил головой, а свет остался на том же месте. Я закрыл глаза, открыл снова. Свет по-прежнему там. В сердце затеплилась надежда при мысли о доме Страчана. Он ведь на полпути к деревне. Может, я все-таки выбрал верное направление.

Я понимал: свет расположен слишком высоко, чтобы исходить от дома, но мне было плевать. Передо мной появилась цель. Без задних мыслей я поднялся на ноги и заковылял вперед.

Свет повис вверху, неизвестно на каком расстоянии. Не важно. Желтое свечение было единственным маяком во вселенной и притягивало меня к себе, как мотылька. Оно постепенно увеличивалось. Теперь я видел, что оно не постоянно, оно колышется в неровном ритме. Даже не заметил, что земля под ногами пошла в гору, становясь все круче. Помогая себе здоровой рукой, я карабкался наверх, временами полз на коленях, шатаясь, поднимался. Свет приближался. Я уставился на него, не видя ничего вокруг.

И вот он встал прямо передо мной. Не машина, не дом. Всего лишь маленький заброшенный костер перед каменной лачугой. Борясь с разочарованием, я огляделся. Кругом груды камней, и тут стало ясно. Это не природные формирования.

Это погребальные пирамиды.

Их упоминали Броуди и Страчан. Значит, я совсем пропал. Я прошел путь до горы.

Ноги подкосились: меня покинули последние силы. Перед глазами все поплыло, но я успел заметить шевеление в развалившейся лачуге. Онемев, я увидел, как оттуда появилась фигура в капюшоне. Человек подошел к костру, в смотревших на меня из-под капюшона глазах отражался огонь.

Затем потемнело, и ночь забрала меня во мглу.

9

Ветра нет. Это первое, что пришло мне в голову. Нет ветра, не барабанит дождь.

Тишина.

Я открыл глаза. Лежу в постели. Приглушенный дневной свет проникает сквозь бледные шторы. Я в большой белой комнате. Белые стены, белый потолок, белые простыни. Неужели в больнице? Нет, в больнице не бывает пуховых одеял и двуспальных кроватей. И стеклянных душевых, если на то пошло. Столик из пальмового дерева словно попал сюда с обложки журнала.

Меня мало тревожило, что я не знаю, где нахожусь. Постель была мягкой и теплой. Я лежал, вспоминая события прошлого дня. Оказалось, не сложно. Коттедж. Бросил машину. Упал во тьму, затем шел на огонь.

Дальше смутные картины. Карабкался по горному склону, оказался у древних погребальных пирамид, из разрушенной лачуги возникла фигура, и все это попахивало сюрреализмом, словно было во сне. Затем обрывки памяти, будто меня несут во мраке, и я вскрикиваю, когда от встряски травмируется плечо.

Плечо…

Я приподнял одеяло, увидел свое обнаженное тело, но обеспокоился больше повязкой, прибинтовавшей левую руку к груди. С виду профессиональная работа. Осторожно подвигал плечом и вздрогнул: запротестовали поврежденные связки. Болело жутко, но сустав находился на месте. Должно быть, кто-то вправил, хотя я этого не помню. Странно, такой опыт сложно забыть.

Взглянул на запястье: часов нет. Неизвестно, сколько времени, но на улице светло. Мне стало тревожно. Боже, сколько я тут валяюсь? Уоллес до сих пор не знает – да и вообще никто не знает! – что произошло убийство. И я обещал вчера позвонить Дженни. Она с ума сойдет от переживаний.

Надо вставать. Я сбросил одеяло и огляделся в поисках одежды, как вдруг открылась дверь и вошла Грейс Страчан.

Еще прекраснее, чем я ее запомнил: темные волосы завязаны в хвост, подчеркивая идеальный овал лица; стройную, соблазнительную фигуру подчеркивали черные брюки в обтяжку и кремовый свитер. Увидев меня, она улыбнулась:

– Здравствуйте, доктор Хантер. Я зашла посмотреть, не проснулись ли вы.

По крайней мере теперь ясно, где я. Только когда Грейс опустила глаза, я заметил, что на мне ничего нет, и быстро прикрылся одеялом.

Ей было забавно.

– Как вы себя чувствуете?

– Теряюсь в догадках. Как я сюда попал?

– Майкл принес вас этой ночью. Нашел на горе. Или это вы его нашли.

Значит, меня спас Страчан.

– Что ваш муж там делал?

Она улыбнулась:

– Такое у него увлечение. Хорошо, что не одна я нахожу это странным. И все же вам повезло, что он там оказался.

С этим не поспоришь.

– Сколько времени?

– Почти полчетвертого.

Полдня прошло. Я выругался про себя.

– Могу я воспользоваться вашим телефоном? Надо сообщить людям, что произошло.

– Уже сообщили. Майкл позвонил в отель сразу, как принес вас, и поговорил, кажется, с сержантом Фрейзером. Сказал, что с вами произошел несчастный случай, но вы практически целы.

Неплохо. Однако надо связаться с Уоллесом. И с Дженни, уверить, что со мной все в порядке.

Если она вообще захочет со мной разговаривать.

– И все-таки мне нужен телефон, если не возражаете.

– Конечно. Я скажу Майклу, что вы проснулись. Он прихватит телефон. – Грейс выгнула брови, сдерживая улыбку. – Заодно и одежду.

С этими словами она вышла. Я лег обратно, терзаясь мыслями о потерянном времени. Вскоре раздался стук в дверь.

Вошел Майкл Страчан с моей постиранной и выглаженной одеждой, сверху лежали бумажник, часы и мобильный, от которого здесь никакого толку. Под мышкой у него была газета.

– Грейс сказала, вы проснулись. – Улыбаясь, Страчан положил вещи на стул у кровати. Затем достал из кармана радиотелефон. – Вот.

Мне захотелось тотчас набрать номер, но я сдержался. Если бы не этот человек, меня не было бы в живых.

– Спасибо, что спасли меня вчера.

– Забудьте. Был рад помочь. Хотя, должен признать, вы напугали меня до смерти, когда неожиданно возникли из ниоткуда.

– Взаимно, – сухо сказал я. – Как вам удалось донести меня?

Страчан пожал плечами:

– На спуске было не так сложно, кроме последнего отрезка пути.

– Вы тащили меня всю дорогу?

– Только до машины. Не всегда беру ее, в этот раз пригодилась, – спокойно ответил он, будто пронести человека короткое расстояние ему ничего не стоило. – Как плечо?

Я осторожно пошевелил им. Было больно, но хоть в обморок больше не падаю.

– Уже лучше.

– Брюс мастерски его вправил. Если б не он, вас бы сейчас отправили вертолетом в больницу. Или паромом, а в таком состоянии от морского путешествия удовольствия никакого.

– Брюс?

– Брюс Камерон. Он школьный учитель, а заодно и медбрат. Заведует здешней больницей.

– Полезное сочетание.

Лицо Страчана странным образом исказилось.

– У него есть свои странности. Скоро сами познакомитесь. Грейс позвонила ему сообщить, что вы проснулись, и он предложил заглянуть посмотреть, все ли в порядке. А, и еще ваши коллеги нашли утром машину Эллен, вытащили на дорогу. Ни царапинки. Что случилось? Свернули, чтоб не сбить овечку?

– Не овечку. Золотистого ретривера.

– Оскара? О боже, вы шутите? Я взял его с собой, но он заплутал. Мне искренне жаль.

– Не беспокойтесь. Хорошо, что не сбил. – Любопытство постепенно взяло верх над моей нетерпеливостью. – Послушайте, не подумайте, что я не благодарен, но… что вы там делали?

Страчан улыбнулся, слегка пристыженно.

– Временами я там разбиваю лагерь. Грейс считает меня ненормальным. Просто в детстве, в Южной Африке, отец брал меня с собой на сафари. Здесь, на горе, такое же ощущение пространства и изоляции. Я не религиозный человек, но есть в этом нечто… одухотворяющее.

Не ожидал я такого от Страчана.

– Но там же, наверно, одиноко. И холодно.

– Я укутываюсь, а одиночество – одна из составляющих той атмосферы. К тому же в брохе хорошо думать.

– В брохе?

– В каменной лачуге. Это старая сторожевая башня. Представляете, две тысячи лет назад там сидели люди. А я словно продолжаю традицию. Погребальные пирамиды еще древней. Там хоронили лордов и предводителей кланов, а теперь остались только груды камней. Выстраивается перспектива, не находите? – Он неожиданно смутился. – Ладно, хватит о моих темных секретах. Вот, это тоже вам.

Страчан протянул мне газету, вчерашний номер «Льюис газетт», сложенный на второй странице. Заголовок статьи Мэгги Кэссиди гласил: «Загадка огненной смерти на Руне». Там писалось об обнаружении сгоревшего тела – мало фактов, много измышлений. Как и надо было полагать, Мэгги упомянула самовозгорание, а про меня написала – «авторитетный ученый в области судебной медицины, доктор Дэвид Хантер».

Могло быть хуже. По крайней мере нет фотографий.

– Привезли утренним паромом, – добавил Страчан. – Я подумал, вам захочется взглянуть.

– Спасибо. – Статья пробудила чувство неотложности. – Мне неловко просить после стольких хлопот, но вы не подбросите меня в деревню?

– Конечно. Все в порядке?

– Да. Просто пора возвращаться.

Страчан кивнул, не понимая спешки.

– Я подожду вас внизу. Можете принять душ.

Дождавшись, пока он уйдет, я схватил телефон. Номер Уоллеса был вбит в мой мобильник. Попробовал связаться по наземной линии. Давай же, возьми трубку.

На сей раз долго ждать не пришлось.

– Слушаю вас, доктор Хантер, – произнес он тоном человека, у которого полно важных дел.

Я не стал ходить вокруг да около.

– Ее убили.

Уоллес замолчал, обрабатывая информацию, затем выругался.

– Вы уверены?

– Жертву ударили по затылку с такой силой, что череп треснул, но не проломился. В пламени он взорвался именно в том месте, поэтому я так поздно догадался.

– Она не могла удариться головой при падении? Запаниковала, наверно, когда загорелась.

– Да, но такая травма убила бы ее на месте или оставила без сознания. Она бы больше не шевелилась, и тело лежало бы на спине, а не лицом вниз.

Уоллес вздохнул:

– Вы не можете ошибаться?

Я не сразу ответил, сдерживая гнев:

– Вас интересовало мое мнение, я его высказал. Женщину убили, а затем подожгли тело. Это не несчастный случай.

Повисло молчание. Я едва ли не слышал, как он думает, взвешивает необходимость перекинуть силы с крушения поезда.

– Ладно, – по-деловому произнес Уоллес. – Я пришлю подкрепление и следственную команду завтра же утром.

Я посмотрел на окно: начинало смеркаться.

– А раньше нельзя?

– Никак. Сначала надо приехать в Сторноуэй, затем добраться до Руны. На это нужно время. Придется подождать до завтра.

Мне это не понравилось, но делать нечего. После того как Уоллес повесил трубку, я набрал номер Дженни и сразу попал на голосовую почту. Оставил сообщение с извинениями и обещанием позвонить позже, заверил, что со мной все в порядке. Прозвучало как-то неубедительно и ничтожно. Я бы многое отдал, чтобы увидеть ее, но это было невозможно.

Только положив трубку, я понял, что машинально позвонил сначала Уоллесу и только потом Дженни. Думая о своих приоритетах, я откинул одеяло и начал собираться.

Душ пришелся кстати: горячая вода успокоила боль в плече и смыла грязь и вонь предыдущей ночи. Повязка была полужесткой, с застежкой-липучкой и пенопластом, так что снять ее не составило труда. Однако одеваться одной рукой оказалось сложнее, чем я думал. Я едва мог пошевелить левой рукой, и когда наконец надел толстый свитер, чувствовал себя словно после изматывающей тренировки в спортзале.

Направился в холл. Большой дом капитально отремонтировали. На белых стенах новая штукатурка, пол покрыт циновкой из кокосовых волокон вместо ковра.

На верху лестницы большое венецианское окно выходило на песчаную заводь, окруженную утесами. Ступени вели вниз, к яхте, пришвартованной в конце деревянного причала. Даже в заводи мачта неистово раскачивалась при каждом ударе волны. В тускневшем свете я разглядел двух человек на причале. Один из них махал руками и был, судя по черному плащу, Страчаном. Другой – скорей всего Брюс, медбрат, ставший учителем.

Внизу у входа на полу лежал огромный турецкий ковер. На черной стене висела картина, написанная маслом, абстракционизм: фиолетово-голубые завихрения, пронизанные черными полосами, вызвали одновременно восторг и тревогу. Я случайно заметил, что в нижнем углу стоит имя Грейс Страчан.

Из комнаты в дальнем конце доносилась испанская гитара. Я зашел и очутился в яркой, просторной кухне, благоухающей специями. С потолка свисали медные кастрюли, а остальные кипели на черной плите.

Рядом стояла Грейс, шустро нарезая овощи. Она улыбнулась мне через плечо:

– Вижу, вам удалось одеться.

– С трудом.

Она убрала со лба локон темных волос. Даже в простом черном фартуке Грейс выглядела поразительно привлекательной. Эффект только возрастал от ощущения, что она этого не осознает.

– Майкл сейчас подойдет. Повел Брюса в заводь показать свой новый проект. Брюс вправил вам вчера руку? – почему-то спросила она.

– Да, ваш муж сказал мне. Отличная работа.

– Он просто золото. Вызвался навестить вас сразу после занятий в школе. Хотите пить или есть? Вы, должно быть, сильно проголодались.

Только в этот момент я понял, что изнываю от голода и жажды. Не ел ничего со вчерашнего дня.

Грейс прервала мое молчание:

– Может, сандвич? Или омлет?

– Право, я…

– Значит, омлет.

Она налила оливковое масло на сковородку и разбила три яйца в чашу.

– Майкл сказал, вы из Лондона, – произнесла Грейс, бойко взбивая яйца.

– Верно.

– Я так давно там не была. Пытаюсь уговорить Майкла съездить, но он тяжел на подъем. Ненавидит покидать остров. Дальше Льюиса не суется, а это далеко не культурная Мекка, уверяю вас.

Мне с трудом верилось, что он «тяжел на подъем», хотя Страчан полон сюрпризов.

– Как долго вы здесь живете? – спросил я.

– Года четыре. Нет, уже пять. Боже! – Грейс покачала головой, дивясь быстротечности времени.

– Наверно, пришлось привыкать к жизни на острове?

– Не особо. Мы всегда держались немноголюдных отдаленных мест. Думаете, нам скучно? Нет, никогда. Майкл всегда чем-то занят, а я веду занятия в школе, в основном уроки изобразительного искусства.

– Я видел картину в холле. Впечатляет.

Она пожала плечами, хотя вид у нее стал довольный.

– О, это просто хобби. По школе мы и знакомы с Брюсом. Он был учителем младших классов. Настоящая находка. А еще я люблю детей, такое счастье с ними работать.

На лице Грейс мелькнула грусть и тотчас испарилась. Я отвел взгляд, словно подсмотрел нечто личное. Я давно догадался, что у них с Майклом нет собственных детей. Значит, она переживает.

– В заводи стоит яхта, – отметил я, чтобы перевести разговор на нейтральную тему. – Добротная лодка.

– Да, очень милая, – засияла Грейс, кладя на стол свежий кусок сливочного масла. – Майкл купил ее сразу, как мы сюда перебрались. Высокая посадка, потому что заводь неглубокая. При таком размере можно управлять в одиночку. Майкл иногда ходит на ней в Сторноуэй, по делам.

– Как вы познакомились?

– О, да мы знакомы с детства. Выросли рядом с Йоханнесбургом. Майкл старше меня, и я ребенком повсюду за ним ходила. Наверно, поэтому мне здесь и нравится. Он постоянно рядом.

Ее счастье было заразительным. Я позавидовал Страчану и вспомнил, как часто мы с Дженни бываем порознь.

– Готово, – произнесла Грейс, переложив омлет в тарелку. – Берите хлеб с маслом.

Я сел и принялся за еду. Омлет был вкусный, и едва я с ним управился, как порывом холодного воздуха с дождем распахнулась кухонная дверь. Влетел золотистый ретривер, мокрый как никогда, и подскочил ко мне. Я попытался отстранить его одной рукой.

– Оскар, фу! – приказала Грейс. – Майкл, Дэвиду вряд ли понравятся грязные пятна на одежде. Ой, и ты не лучше, наследил кругом!

Вместе со Страчаном вошел человек в армейской фуражке, тот самый, который вчера впускал детей в школу.

– Извини, дорогая, не могу найти чертовы сапоги. Оскар, веди себя прилично. Ты и так виноват перед доктором Хантером. – Страчан забрал собаку и широко мне улыбнулся: – Рад, что вы в порядке, Дэвид. Это Брюс Камерон.

Мужчина снял фуражку, обнажив бритую голову с короткой щетиной, редеющей в классических местах. Он был низкий и худощавый, с сухопаростью марафонца и выдающимся кадыком, который, казалось, вот-вот порвет кожу и выпрыгнет наружу.

Брюс смотрел на Грейс, но тут перевел взгляд на меня. Глаза были необыкновенно блеклыми, словно состояли из одних белков.

Заметив передо мной тарелку, он чуть нахмурился.

– Спасибо, что вправили мне вчера плечо, – сказал я, протягивая руку. Он слабо пожал ее.

– Рад помочь. – Голос оказался на удивление низким для столь хрупкой внешности. – Надо полагать, вы приехали взглянуть на найденное тело?

– Не задавай ему таких вопросов, – вмешался Страчан. – Мне уже досталось за любопытство.

Камерон, кажется, не оценил совет.

– Как плечо? – равнодушно спросил он.

– Уже лучше.

Он кивнул с видом скуки и самодовольства.

– Вам повезло. Сделайте рентген, когда вернетесь домой. Связки вряд ли серьезно повреждены.

Камерон сказал это так, будто в худшем случае я должен винить только себя.

Затем достал из кармана бутыль с таблетками и поставил на стол.

– Это ибупрофен. Противовоспалительные. Пока они вам не нужны, но понадобятся, когда перестанет действовать болеутоляющее.

– Болеутоляющее?

– Вы были не в себе, и мышцы спазматически напряглись, поэтому мне пришлось вколоть немного.

Теперь ясно, почему я не помню, как мне вправляли плечо. И почему я проспал полдня.

– А что именно?

– Не беспокойтесь. У меня есть право прописывать подобные препараты. – Он посмотрел на Грейс с легкой улыбкой, якобы выражающей скромность. Брюс не предложил осмотреть плечо, и я понял, что он пришел сюда не ради меня.

– И все же мне хочется знать.

Было неудобно проявлять неучтивость, но однажды я чуть концы не отдал от передозировки диморфина и с тех пор не люблю, когда мне колют что попало. К тому же меня начинали раздражать его снисходительные манеры.

Камерон словно только что заметил мое присутствие и окинул отнюдь не дружелюбным взглядом.

– Если вам это так важно, десять миллиграммов диазепама и местный укол новокаина. Затем кортизон, чтобы снять воспаление. – Он смотрел на меня с высокомерием. – Одобряете?

Страчан слушал с улыбкой.

– Брюс, я говорил, что Дэвид раньше был терапевтом?

Очевидно, нет. Камерон покраснел. Я не хотел его смутить. Интересно, откуда Страчану это известно? Не секрет, конечно, но мало кто из чужих людей так много знает о моем прошлом.

– Посмотрел в Интернете, – извиняющимся тоном произнес Майкл. – Не обижайтесь, я часто проявляю нездоровое любопытство, когда дело касается Руны. К тому же информация находится в открытом доступе государственного архива.

Он прав, и все-таки мне не нравится, когда люди копаются в моем прошлом. Однако раз он вчера привез меня в свой дом, то имеет право на определенную долю любопытства.

– Я показывал Брюсу, где будут запруды по моему новому проекту, о первой на Руне рыбной ферме атлантической трески – натуральной, экологически чистой. Появится как минимум шесть рабочих мест. Или даже больше, если дела пойдут хорошо, – рассказывал Страчан с ребяческим энтузиазмом. – Это даст толчок экономике острова. Планирую запустить проект весной.

Грейс начала отделять курицу от кости, отрезая мясо с легкостью повара.

– Я, кстати, не уверена, что мне очень хочется иметь рыбную ферму рядом с садом.

– Дорогая, я ведь уже объяснял, на острове больше нет столь защищенного места. У нас и так море рядом с садом. И оно полно рыбы.

– Да, но эти рыбки – случайные гости. А те будут постоянными жильцами.

Камерон вкрадчиво улыбнулся. На лице Страчана мелькнуло раздражение, но тут его внимание отвлек стук во входную дверь.

– Сколько желающих посетить нас сегодня, – сказала Грейс и потянулась за полотенцем вытереть руки, но Майкл перехватил инициативу:

– Я открою.

– Вероятно, приехал один из ваших сотрудников-полицейских, – отметила хозяйка.

Я тоже на это надеялся. Однако вместо Дункана или Фрейзера вслед за Страчаном появилась Мэгги Кэссиди.

– Посмотрите, кто к нам пожаловал, – сказал он с едва уловимой иронией. – Грейс, ты знакома с Мэгги, внучкой Роуз Кэссиди?

– Конечно, – улыбнулась Грейс. – Как поживает бабушка?

– Спасибо, потихоньку. Привет, Брюс, – поздоровалась Мэгги и получила в ответ недовольный кивок. Затем повернулась ко мне с широкой улыбкой: – Рада снова видеть вас целым, доктор Хантер. Слышала о ваших злоключениях. Вы стали предметом обсуждения в баре.

И не сомневался.

– Так что вас сюда привело, Мэгги? – спросил Страчан. – Надеетесь взять у доктора Хантера эксклюзивное интервью?

– Вообще-то я пришла к вам, – заявила журналистка и спокойно добавила, глядя на него глазами полными искренности: – И к госпоже Страчан. Хочу написать о вас статью в «Льюис газетт». Руна у всех на слуху, так что время сейчас самое подходящее. Давайте поговорим о том, что вы сделали для острова, сделаем пару семейных снимков дома. Разойдется приличным тиражом.

Веселое настроение Страчана тотчас улетучилось.

– Извините, я плохо получаюсь на фотографиях.

– О, брось, дорогой, – вмешалась Грейс. – Почему бы нет?

– Да, на мой взгляд, хорошая идея, – раздался низкий бас Камерона. – Да и Грейс фотогенична. Хорошая реклама для рыбной фермы.

– Верно, – подтвердила Мэгги, лучезарно улыбаясь Страчану. – Могу поспорить, вы будете замечательно смотреться на фотографии.

Грейс подняла бровь на столь откровенный флирт. Хотя Мэгги не была очень красивой в общепринятом смысле, она переполнялась энергией, вселявшей в нее бесспорную привлекательность.

Однако Страчан не поддавался воздействию:

– Нет, не думаю.

– Подумайте денек-другой. Возможно…

– Я же сказал «нет». – Он не поднял голоса, но произнес фразу с несомненной окончательностью. – Что-нибудь еще?

Страчан вежливо намекнул, что ей пора уходить. Мэгги пыталась скрыть разочарование.

– О… нет. Это все. Извините за беспокойство.

– Никакого беспокойства, – заверил он. – Вообще-то я хотел попросить у вас одолжения.

Мэгги снова засияла:

– Да, конечно.

– Нужно подвезти доктора Хантера в отель. Вы бы сэкономили мне время. Не возражаете, Дэвид?

Я не был в восторге от перспективы ехать с журналисткой, которая один раз меня уже одурачила, но что поделаешь, если нам по пути. К тому же я и так был в долгу перед Страчанами.

– Если Мэгги не трудно, – ответил я.

Она посмотрела на меня так, словно прочла мои мысли.

– С удовольствием.

– Заходите к нам еще перед отъездом, – сказала Грейс и поцеловала меня в щеку. – Ее духи веяли головокружительным мускусом. Моментное прикосновение губ оставило на коже непреходящее приятное ощущение. Камерон смотрел на меня с неприкрытой завистью. Его влюбленность была столь обнажена постороннему взгляду, что я не знал, испытывать мне смущение или жалость.

Вновь придя в благодушное настроение, Страчан провел нас в коридор. Снаружи нас ждал холодящий ветер и дождь. У двери стоял заляпанный грязью горный велосипед, широкая корзина над задним колесом придавала ему громоздкий вид.

– Только не говорите, что Брюсу пришлось ехать так далеко на велосипеде в жуткую погоду, – сказала Мэгги.

– Он считает, что езда на велосипеде держит в хорошей форме, – пояснил Страчан.

– Вот мазохист, – фыркнула она и протянула Майклу руку: – Приятно было вас повидать. Если передумаете…

– Я не передумаю. – Страчан улыбнулся, чтобы смягчить отказ. Во взгляде его играло плутовство. – Может, если хорошенько попросите доктора Хантера, он даст вам интервью вместо меня. Уверен, ему понравилось прочесть о себе во вчерашней газете.

Мэгги залилась краской. Молча мы шли навстречу ветру к тронутой ржавчиной машине, которая выглядела бедным родственником рядом с «саабом» Страчана и «порше-кайеном», принадлежавшим, видимо, Грейс.

Садясь в машину, журналистка сбросила свое большое пальто.

– Обогреватель работает на полную мощь, так что вы зажаритесь, если не снимете куртку, – сказала она, бесцеремонно бросив пальто на заднее сиденье. Шерстяная ткань непристойно вздулась, как большая сумка с кровью. Я остался в куртке. Слишком много времени потратил, чтобы натянуть ее поверх повязки.

С сердитым лицом Мэгги пыталась завести машину, дергая старомодную заглушку.

– Давай, чертовка, – ворчала она, пока мотор бурчал и кашлял. – Это бабушкина, но она ею давно не пользуется. Груда железа.

Наконец машина ожила и покатила к дороге. Я смотрел через окно на поросшие вереском холмы, которые постепенно исчезали в наступавшем сумраке.

– Вы не собираетесь все высказать мне? – вдруг произнесла она.

– Высказать что?

Я так глубоко погрузился в мысли о ходе будущего расследования, что не заметил молчания. Однако Мэгги, очевидно, неправильно его поняла.

– Что я солгала вам на пароме. Представилась писательницей.

Я даже не сразу понял, о чем речь. Из-за паузы Кэссиди совсем ушла в оборону.

– Я журналистка. Я просто выполняла свою работу. И не обязана извиняться.

– А я и не просил.

Она посмотрела на меня неуверенно:

– Значит, никаких обид?

Под внешней дерзостью скрывалась притягательная уязвимость.

– Никаких.

Мэгги вздохнула с облегчением. Лицо приняло невинный вид.

– Тогда, не под запись, скажите, что случилось в коттедже?

Я невольно рассмеялся:

– Вы никогда не сдаетесь, верно?

Она робко улыбнулась:

– Всего лишь спросила. Стоило попробовать.

Между нами исчезла всякая холодность. У меня не осталось сил на то, чтобы сердиться. К тому же завтра ее ждет грандиозная история. Муки совести терзали меня из-за тайного осознания хаоса, навлеченного на отдаленный остров. Руна пока еще не знала, что ее мирное существование вскоре разрушится.

Я и сам не представлял насколько.

10

Как только Мэгги привезла меня в отель, я пошел искать Эллен, чтобы извиниться за машину. Она отмахнулась:

– Не берите в голову. Главное – вы в порядке. Более или менее, – добавила она с улыбкой, глядя на повязку. – Не каждому потерявшемуся на нашем острове так везет.

Я не считал, что мне повезло. Опустившись в кровать, я ощущал усталость и боль, плечо пульсировало. Проглотил пару таблеток ибупрофена и снова попытался связаться с Дженни. Молчание на домашнем и на мобильном.

Оставил сообщения на обоих, дал номер отеля и попросил перезвонить. Повесив трубку, я подумал, куда она запропастилась. Уже должна вернуться с работы, даже если нет, мобильный всегда под рукой.

Обессиленный, я вышел в Интернет проверить почту. Едва ответил на все письма, как раздался стук в дверь.

Это был Фрейзер. В тяжелом пальто, промокший насквозь и излучавший холод улицы. Равнодушно оглядел мою повязку.

– На этот раз нормально добрались, да?

Я не нашел что ответить.

– Вы уже разговаривали с Уоллесом?

Фрейзер фыркнул:

– Он не считает нужным отдавать приказы лично, но мне передали, – кисло произнес сержант. – Значит, вы полагаете, произошло убийство?

Я бросил взгляд в коридор: вроде там никого не было.

– Похоже, что так.

Он с отвращением покачал головой:

– Представляю, что сейчас начнется.

– Останки в порядке? – спросил я тревожно, все-таки лежат в заброшенном коттедже под присмотром одного Дункана.

– О да, храним как зеницу ока, – проворчал Фрейзер. – Мне каждые пять минут звонят с участка, орут, чтобы место преступления оцепили должным образом. Такое ощущение, будто мы сторожим королевские драгоценности.

Я не был в настроении спорить, несмотря на то что критиканство сержанта было лишено всяких оснований.

– Мы и так сделали достаточно ошибок.

– Не я, – парировал сержант. – Я всего лишь выполняю приказы. Уоллес хочет, чтобы мы не распространялись о случившемся, пока не прибудет подкрепление. Следовательно, господин бывший следователь Броуди тоже должен оставаться в неведении наравне с остальными.

В его голосе звучало злорадство. Я не считал, что если Броуди будет в курсе, это повредит делу, но не мне принимать решения. В любом случае весьма скоро всем все станет известно.

Фрейзер нахмурился:

– Сущий кошмар вести расследование на этом острове. Хотя здесь не трудно будет поймать убийцу.

– Вы так считаете?

Сержант не заметил моей иронии и расправил плечи с авторитетным видом:

– На таком пятачке – в два счета. Кто-нибудь должен что-то знать. Вряд ли мы имеем дело с крепким орешком. Вокруг море и пустошь, а он сжигает тело и оставляет его в легкодоступном месте. – Фрейзер хрипло усмехнулся: – Просто гений!

Я не ощущал подобной самоуверенности. Дело чуть не списали на несчастный случай. Хитер ли убийца или ему просто подфартило, больше рисковать он не станет.

Выполнив свой долг, Фрейзер собрался отвозить Дункану ужин. У меня не было причин ехать вместе с ним, поэтому я снова открыл ноутбук, надеясь уйти в работу.

Не получилось. Из тумбочки у кровати вышел плохой стол, и маленькая комната начинала давить на меня подобно монашеской келье. Тупо глядя на экран, я уловил слабый аромат духов Грейс Страчан от моей одежды, и всякая концентрация сошла на нет.

Захлопнул ноутбук и прихватил его с собой вниз. Не было смысла сидеть в комнате в ожидании звонка Дженни. Эллен позовет меня к телефону откуда угодно.

В столь ранний час бар был практически пуст. Два старика привычно играли в домино за тем же столом. Кивнули мне. Один из них вежливо поздоровался.

Я в ответ сказал «добрый вечер», и они продолжили игру, будто меня не существовало. Еще там находился Гутри, крупный мужчина, который, по словам Броуди, перебивался случайными заработками и временами помогал Кинроссу на пароме. Он сидел за барной стойкой и мрачно смотрел на почти пустую пивную кружку перед собой. Судя по румянцу, он тут уже давно.

Гутри окинул меня недобрым взглядом, когда я записал на свой счет виски. Я сел за столик у камина, где сидел с Броуди, а затем со Страчаном позавчера.

Я открыл ноутбук, расположив его так, чтобы никто не видел экран, и начал просматривать файлы пропавших людей, что прислал Уоллес. Хотя на этой стадии расследования я вряд ли найду что-либо полезное, но делать все равно нечего.

От торфяной плиты в камине извилисто поднимался дым. На темной поверхности местами проступал огонь, отдавая терпким запахом земли. От тепла меня разморило. Я потер глаза и постарался сосредоточиться. Тут на стол упала чья-то тень.

Подняв глаза, я увидел над собой мощную фигуру – Гутри. Живот свисал над низко подпоясанными штанами подобно мешку с водой, и все же он был силен. Закатанные рукава свитера обнажали мясистые предплечья, и полупустая кружка казалась крошечной в обветренной руке.

– Что у вас там? – пренебрежительно произнес он. Мышцы лица расслабились от алкоголя, щеки разрумянились от пива с виски. От Гутри исходил запах бензина, паяльника и плесневелого пота.

Я закрыл ноутбук.

– Просто работа.

Гутри медленно заморгал, обрабатывая информацию. Броуди говорил, что его пьяного лучше обходить стороной. Поздно.

– Работа? – повторил он, забрызгав стол слюной, и с презрением посмотрел на ноутбук. – Это не работа. Работу выполняют вот чем. – Гутри поднял кулак у меня перед лицом. Он был размером с голову младенца. Пальцы покрыты рубцовой тканью. – От работы пачкаются руки. Вы когда-нибудь марали руки?

Я вспомнил просеивание пепла от сожженного тела и выкапывание трупа из замерзшей земли.

– Иногда.

Он закатил глаза.

– Чушь! Вы даже не знаете, что такое работа. Как и те ублюдки, что забрали мою лодку. Сидят за чертовыми столами, устанавливают закон! За всю свою жизнь ни дня не вкалывали!

– Не дури, Шон, – спокойно сказал один из игроков в домино. Не подействовало.

– Я всего лишь разговариваю, – угрюмо пробурчал Гутри. Он сердито смотрел на меня и слегка покачивался. – Вы приехали с полицейскими. Из-за трупа. – Он произнес это словно в укор.

– Верно.

Я ждал, что он станет расспрашивать, кто жертва и как она погибла. Вместо этого Гутри удивил меня следующим.

– А там что? – спросил он, потянувшись к моему ноутбуку.

Я положил сверху руку. Сердце заколотилось, хотя я сохранял нейтральный тон.

– Извините, это личное.

По-прежнему держа ноутбук, я противостоял давлению. Гутри был достаточно силен, чтобы отобрать его, но пока не решался. В пьяном рассудке явно прокручивалась эта идея.

– Я всего лишь хочу взглянуть, – угрожающе произнес он.

Даже если б я был здоров, мне с ним не тягаться. Гутри был на голову выше и имел вид отъявленного драчуна. Впрочем, мне было плевать. Последние сутки прошли так, что хуже не будет.

И это был мой долг.

Я отодвинул от него ноутбук.

– Я сказал – нет.

У меня дрогнул голос: не от страха, от ярости. Гутри от удивления раскрыл рот и тотчас захлопнул его со щелчком. Он сжал кулаки, и у меня екнуло сердце от осознания, что я не могу предотвратить драку ни словом, ни делом.

– Эй ты, громила, опять буянишь?

В дверях появилась Мэгги Кэссиди. Рядом с Гутри она казалась крошечной. Его лицо расплылось в широчайшей улыбке.

– Мэгги! С приездом!

Он по-медвежьи обнял журналистку, и она совсем уменьшилась в размере.

– Да, решила зайти проведать, как у тебя дела. Поставь меня на землю, увалень.

Теперь улыбались оба. Гутри уже забыл обо мне, угроза расправы сменилась ребяческим энтузиазмом. Мэгги похлопала его по увесистому животу и с притворным сожалением покачала головой:

– Сидишь на диете, Шон? Скоро совсем усохнешь.

Он закатился смехом.

– Чахну по тебе, Мэг. Выпьешь со мной пива?

– Я уж подумала, ты не предложишь.

Мэгги подмигнула мне, уводя его к барной стойке. Улыбнулась игрокам в домино. Дрожащей рукой я поднял стаканчик с виски. Прилив адреналина постепенно проходил. Только этого мне сегодня не хватало.

Бар начал заполняться людьми. Кинросс с восемнадцатилетним сыном присоединились к Гутри с Мэгги. Раздались смех и приветственные возгласы. Лицо Кевина заливалось краской, когда к нему обращалась Мэгги. Он не сводил с журналистки взгляда, пока та разговаривала с его отцом, но тотчас опускал глаза в пол, стоило ей посмотреть в его сторону.

Не только Брюс Камерон влюблен.

Наблюдая за компанией, столь дружелюбной и расслабленной, я вдруг остро почувствовал себя лишним. Они здесь родились и выросли и, наверное, умрут в этом же тесном кругу. Их объединяло невероятное родство душ. Даже Мэгги, давно уехавшая с острова, вписывалась в общество так, как не смог бы ни один чужак или даже новичок вроде Броуди или Страчана.

А ведь один из здешних жителей – убийца. Возможно, он находится сейчас в этом баре. Всматриваясь в лица вокруг, я вспомнил слова Фрейзера о поиске преступника: «На таком пятачке – в два счета. Кто-нибудь должен что-то знать». Однако знать и рассказать – разные вещи.

Какие бы секреты ни хранила Руна, вряд ли она выдаст их с легкостью.

У меня не было желания задерживаться в баре, однако как только я поднялся, Мэгги поймала мой взгляд и извинилась перед компанией у стойки. Кевин Кинросс украдкой наблюдал, как она подошла к моему столу, но, заметив, что я на него смотрю, резко отвел взгляд.

Мэгги села за стол и улыбнулась:

– Успели познакомиться с Шоном?

– Можно и так сказать.

– Он достаточно безобиден. Должно быть, вы погладили его против шерстки.

– И как мне удалось?

Мэгги начала загибать пальцы:

– Вы здесь чужой, вы англичанин, вы сидите в баре с продвинутой техникой. Если хотите вписаться в общество, то выбрали ложный путь.

Я усмехнулся. Она права.

– В общем-то я сидел и никого не трогал.

Мэгги улыбнулась:

– Да, Шон бывает задирист, когда выпьет. Но на него нельзя обижаться. Раньше он был хорошим рыбаком, пока банк не потребовал выплатить ссуду на лодку. Теперь ему приходится перебиваться случайными заработками и латать то, что осталось после крушения. – Мэгги вздохнула. – Не думайте о нем плохо.

Я ничего плохого и не говорил, но не стал спорить. Мэгги взглянула на часы:

– Мне пора. Бабушка будет волноваться. Я всего лишь заскочила на секунду, и лучше мне исчезнуть, пока не появился сержант Фрейзер.

Она явно ждала вопроса. Мне и самому было любопытно.

– А что между вами произошло?

– Да, была одна история, – поморщилась Мэгги. – Пару лет назад добропорядочного сержанта уличили в домогательствах к подозреваемой в пьяном виде. Обвинения сняли, и его чудом не понизили в звании. «Льюис газетт» пронюхала об этой истории и опубликовала. – Мэгги пожала плечами, неуклюже изображая беспечность. – Это была моя первая крупная статья. Сами понимаете, я у Фрейзера в черном списке.

С печальной и одновременно гордой улыбкой она вернулась к Гутри и Кинроссу. Я покинул бар и направился в номер. Ничего не ел после омлета, что приготовила Грейс, но больше устал, чем проголодался. Слава богу, Броуди пока не зашел. Уоллес имеет полное право держать информацию об убийстве втайне от бывшего следователя, однако мне будет неудобно отмалчиваться после оказанной им помощи.

Весь разбитый, я поднимался по лестнице. Поездка оказалась катастрофой от начала и до конца, но я утешал себя мыслью, что скоро все наладится. Завтра прибудет следственная команда, и дело наберет полные обороты. А потом и меня отпустят домой, и все останется позади.

Не стоило принимать это как само собой разумеющееся. Потому что той ночью на Руну обрушился ураган.

11

Ураган достиг острова после полуночи. Позже мне стало известно, что у побережья Исландии столкнулись два фронта, и их битва перемещалась из Арктики на север Атлантического океана. Такого буйства стихии Гебридские острова не знали пятьдесят лет. Шквалистые порывы ветра срывали крыши, направляясь к основной части страны.

Я находился в номере. Не мог заснуть от перевозбуждения и усталости. Дженни не позвонила и по-прежнему не брала трубку ни мобильного, ни домашнего. На нее это не похоже. Меня начинала одолевать гложущая тревога, не случилось ли чего. Снаружи завывал ветер, неистово дребезжали оконные рамы, и плечо болело, несмотря на принятые таблетки. Засыпая, я ощущал, будто падаю в ущелье, и от страха просыпался.

Обдумывал, стоит ли подняться и поработать, как зазвонил телефон. Я схватил трубку.

– Алло?

– Это я.

Неосознанное напряжение улетучилось, едва я услышал голос Дженни.

– Привет, – сказал я, включая лампу. – Я звонил тебе весь день.

– Знаю. Я прослушала твои сообщения, – подавленно произнесла она. – Ходила в бар со Сьюзи и коллегами с работы. И выключила мобильный.

– Почему?

– Не хотела разговаривать.

Я замолчал, не зная, что сказать. Ветер с новой силой ударил по дому, завывая все громче. Словно в ответ замигала лампочка.

– Я волновалась, когда ты вчера не позвонил, – вскоре пояснила Дженни. – Сама дозвониться не могла, даже не знала, где ты. А когда получила твое сообщение после обеда, я… просто разозлилась. Поэтому выключила мобильный и пошла отдыхать. Вот теперь вернулась, и мне захотелось поговорить.

– Извини, я не думал…

– Не надо извиняться! Ты нужен мне! Ты должен быть здесь, а не на каком-то чертовом острове! И я напилась, в чем и твоя вина.

В голосе слышалась задорная обида, что утешало, но не снимало груза с плеч.

– Я так рад тебя слышать.

– Я тоже. Но я жутко зла на тебя. Я скучаю и понятия не имею, когда ты вернешься.

Теперь прозвучала нотка страха. Дженни пришлось пережить такое, что сломало бы любого. А она стала только сильнее. Однако прежние тревоги иногда всплывали на поверхность. Дженни слишком хорошо знала, как тонка грань между повседневной жизнью и хаосом. И как легко ее переступить.

– Я тоже скучаю.

Тишина в проводах казалась полой, лишь изредка прерывалась шумами.

– Ты не обязан за все отвечать, Дэвид, – наконец сказала Дженни. – Ты не можешь решить все проблемы, – заявила она то ли со смирением, то ли с сожалением.

– Я и не пытаюсь.

– Разве? А по-моему, ты только этим и занимаешься, – вздохнула она. – Когда вернешься, будет разговор.

– О чем? – спросил я с замиранием сердца.

Треск помех заглушил ответ.

– …слышишь меня?

– Теперь – да. Алло, Дженни?

Молчание. Я попытался перезвонить, но не было сигнала.

Линия неисправна.

Словно по подсказке, замигала лампа. Свет восстановился, но стал тусклее. Не только телефонные провода реагировали на ураган.

С печалью и тяжестью на сердце я положил трубку. Снаружи триумфально выл ветер, ударяя по стеклу дождем. Я подошел к окну. Ураган разогнал облака, и полная луна освещала землю призрачно-бледным светом. Уличный фонарь качался на ветру.

Под ним стояла девочка-подросток.

Она выглядела продрогшей, будто непогода застала ее врасплох. Подняла личико, когда я появился в окне, и пару секунд мы смотрели друг на друга. Тонкое пальто едва защищало от холода. Под ним была одна ночная сорочка. Ветер трепал ткань. Мокрые светлые волосы липли к голове. Она моргала от попадавшей в глаза воды и смотрела на меня.

Затем метнулась в тень, в сторону деревни, и исчезла из виду.

Надежды, что к утру ураган пройдет, развеялись, едва я открыл глаза. Ветер сотрясал окно, и дождь так хлестал по стеклам, словно злился на то, что не может разбить их вдребезги.

На душе грузом лежало воспоминание о незаконченном разговоре с Дженни, однако гудка по-прежнему не было. Пока не починят телефонные линии, цифровые полицейские рации – единственное средство связи с миром.

Ладно хоть электричество на месте, пусть свет и помигивал, намекая, что он сохранится ненадолго.

– Одно из удовольствий жизни на острове, – отметила Эллен, ставя передо мной завтрак, когда я спустился вниз. Анна ела кашу за кухонным столом, портативная газовая плита согревала помещение. – Телефоны часто перестают работать во время урагана. Электричество тоже не всегда выдерживает.

– И как долго вы обычно сидите без связи?

– День-другой. Иногда дольше. – Она улыбнулась, увидев мое выражение лица. – Не беспокойтесь. Мы привыкли. У каждого на острове есть газ в баллонах, а в отеле имеется собственный генератор. Мы не будем ни голодать, ни мерзнуть.

– Что у вас с рукой? – спросила Анна, глядя на мою повязку.

– Упал.

Она обдумывала ответ пару секунд.

– Надо смотреть под ноги, – отчитала меня девочка и продолжила кушать кашу.

– Анна, – упрекнула Эллен.

– Да, надо, – согласился я.

Продолжая улыбаться, я направился в бар: дурное настроение как рукой сняло. Подумаешь, телефоны сломались на день-другой, это неудобство, но не конец света. Фрейзер уже доедал завтрак, поглощая огромную тарелку жареных яиц, бекона и сосисок. У него было похмелье, но не такое ужасное, как вчерашним утром. Ожидание команды подкрепления, несомненно, поубавило ему энтузиазма.

– Вы уже разговаривали с Дунканом? – спросил я, сев напротив. Интересно, как фургон выдерживает ветер? Не очень ему там комфортно, мягко говоря.

– Он в порядке, – пробурчал Фрейзер и передал мне рацию. – Уоллес просил вас позвонить.

У меня упало сердце: наверняка плохие новости.

– Ураган сорвал все наши планы, – прямо выпалил Уоллес. Связь была столь ужасной, будто он звонил с другого конца света. – Мы не можем выслать следственную группу в таких условиях.

Пусть я и ожидал такого поворота событий, новость была ударом.

– А когда сможете?

Ответ затерялся в волне помех. Я попросил повторить.

– Говорю, не знаю. Перелеты и паромы в Сторноуэй отменены на неопределенный срок, и на ближайшее время прогноз погоды скверный.

– А как насчет вертолета береговой охраны? – спросил я, зная, что иногда он перевозит полицейских на недоступные острова.

– Нет шансов. Лодки терпят крушение, и никто не станет отвлекаться от спасательных работ ради трупа месячной давности. В любом случае на утесах Руны такие восходящие потоки, что сложно садиться даже при идеальной погоде. Не могу рисковать. Извините, но пока вам придется подождать.

Я массировал виски, пытаясь снять накатившую боль. Еще одна волна помех заглушила слова Уоллеса.

– …решил подключить Эндрю Броуди. Знаю, он на пенсии, но обладает колоссальным опытом. Пока не пришлем подкрепление, пригодится. Слушайте, что он вам говорит. – Уоллес помолчал. – Вы меня поняли?

Было вполне ясно. Я бы тоже не оставил Фрейзера за главного. Стараясь не смотреть на сержанта, я передал ему рацию.

Очевидно, его уже поставили в известность. Испепеляя меня взглядом, будто считал меня виноватым, он убрал рацию.

– Вы уже говорили с Броуди? – спросил я.

Неудачный вопрос. Фрейзер с силой воткнул вилку в бекон.

– Подождет, пока я позавтракаю. И Дункан. – Усы шевелились над жующим ртом. – Ведь больше нет такой спешки?

Может, и нет, но мне хотелось поговорить с Броуди как можно быстрее.

– Я пойду найду его.

– Будьте уж любезны, – сказал Фрейзер, разрезая яйцо со скрежетом ножа по тарелке.

Оставив его дуться, я спросил у Эллен, как добраться до дома Броуди, надел куртку и отправился в путь.

Ветер пошатнул меня при первом шаге наружу. Он дул просто истерично, и пока я достиг побережья, плечо болело от постоянной надобности от него защищаться. За утесами пустынный аванпост Стэк-Росс скрывала белая дымка от волн, разбивавшихся о его основание. В заливе качались лодки, пытаясь сорваться с привязи, а паром бился о резиновые шины на бетонной пристани, издавая глухие удары.

Броуди жил по другую сторону залива. Держась подальше от щиплющих брызг, я направился к морю. Вдалеке утесы поднимались прямо от галечного пляжа, там виднелся рифленый металлический навес. Под брезентом лежали кипы строительного материала, двор усыпали гниющие груды старых лодок. Одна из них лежала на специальной конструкции для ремонта. Дощатое покрытие местами было снято, и загнутые балки каркаса напоминали грудную клетку человеческого скелета. Должно быть, та самая, которую латает Гутри. Если так, ему надолго хватит работы.

Дом Броуди находился подальше от залива. Аккуратное бунгало каким-то образом избежало пластикового обновления окон, как у соседей. Интересно, не неприязнь ли к Страчану вынудила его отказаться от столь выгодного шанса?

Броуди открыл дверь с таким видом, будто ждал меня.

– Заходите.

Внутри пахло дезинфицирующим средством с хвойным ароматом. Кругом было чисто, но по-холостяцки отсутствовали всякие декоративные излишества. В выложенном плитками камине шипел газовый огонь. Наверху стояла фотография женщины с девочкой. Снято, похоже, давно. Видимо, жена с дочерью.

Колли подняла голову из корзины и приветственно завиляла хвостом, затем легла и вновь заснула.

– Хотите чаю? – предложил он.

– Нет, спасибо. Извините, что пришел без звонка, но телефон не работает.

– Да, знаю.

На Броуди был толстый кардиган. Встав у камина, экс-полицейский засунул руки в карманы и вопросительно посмотрел на меня.

– Вы были правы. Это убийство, – сказал я.

Броуди принял новость спокойно.

– Вы уверены, что меня следует вводить в курс дела?

– Уоллес так распорядился. – И я рассказал, что обнаружил, и передал слова начальника.

Броуди улыбнулся.

– Представляю, какое лицо было у Фрейзера, – произнес он и сразу же посерьезнел. – Несчастный случай – это одно, но убийство все меняет. Не исключено, что убийца не из местных, однако остров достаточно отдаленный. У жертвы должна иметься причина сюда приехать, и я думаю, она приехала именно к тому человеку, который убил. Не важно, привез он ее сюда или добралась сама: на Руне нет недостатка лодок. Надо полагать, преступник живет на острове и жертва его знала.

Я и сам уже пришел к тем же выводам.

– Не понимаю, зачем он сжег тело и оставил в коттедже вместо того, чтобы похоронить или выбросить в море, – сказал я. В отличие от Фрейзера я не хотел списывать это на непрофессионализм. – Если преступник живет на Руне, бессмысленно оставлять труп лежать, пока его не найдут.

– Из-за лени или высокомерия. Или нервы сдали. Нужно мужество, чтобы вернуться на место преступления. – Броуди расстроенно покачал головой. – Боже, зря Уоллес не прислал людей, когда была такая возможность. Мы могли бы уже установить личность жертвы. Тогда найти убийцу стало бы в сто раз легче.

– Мы можем что-либо сделать?

Броуди вздохнул:

– Только ждать, пока утихнет ураган, и надеяться, что информация не просочится. Не стоит людям знать лишнего, пока не приехало подкрепление.

Однажды мне довелось находиться в закрытом обществе, которое терзалось страхами и подозрениями. Не хотелось повторения. И все же казалось неправильным скрывать факт от жителей острова.

– Вас беспокоит их реакция? – спросил я.

– Отчасти да, – согласился Броуди. – Убийство или нет, им не понравится вмешательство посторонних. Однако еще страшней то, как поведет себя убийца. В данный момент он надеется, что дело спишут на несчастный случай. Нельзя рисковать, пока на острове всего два офицера полиции.

Пока я впитывал информацию, Броуди рассеянно похлопал по карманам кардигана.

– На камине, – сказал я.

Он пристыженно улыбнулся и взял с камина пачку сигарет.

– Стараюсь не курить в доме. Жена это ненавидела, и после пятнадцати лет брака у меня выработался рефлекс. Как у собаки Павлова.

– Это ваша семья? – спросил я, указав на фотографию.

Броуди сам устремил взгляд на снимок, крутя пальцами сигарету.

– Да, Джинни и Ребекка. Бекки тут… около десяти. Где-то через год мы с ее матерью расстались. Променяла меня на страхового агента.

Он пожал плечами с видом «ну что тут поделаешь».

– А как поживает ваша дочь?

Броуди ответил не сразу.

– Она умерла.

Слова полоснули ножом по сердцу. Фрейзер сказал, что дочь Броуди сбежала, не более.

– Извините, я не знал, – смутившись, произнес я.

– Нет причин извиняться. У меня самого не имеется доказательств. Но я уверен, что ее нет. Я это чувствую. – Он бросил на меня взгляд. – Уоллес рассказал мне о вас. Вы сами были отцом и понимаете, что я имею в виду. Будто часть тебя утрачена.

Мне не понравилось, что Уоллес счел нормальным распространяться о моей биографии. Даже теперь слышать, как другие люди говорят о смерти Кары и Элис, казалось непозволительным вторжением в личную жизнь. И в то же время я сочувствовал Броуди.

– Что произошло?

Он уставился на сигарету у себя в руке.

– Мы не ладили. Бекки всегда была бунтаркой. Упертой. Как я, наверно. Мы потеряли связь, когда умерла ее мать. Уйдя на пенсию, я начал поиски. Купил фургон, чтобы экономить на отелях. Ничего не вышло. Я полицейский. Был полицейским, – поправился он. – Прекрасно знаю, как легко человеку исчезнуть. Но знаю и как искать людей. Наступает момент, когда понимаешь, что уже не найти. По крайней мере живым.

– Сожалею.

– Бывает. – Всякие эмоции стерлись с его лица. Он поднял сигарету: – Не возражаете?

– Вы у себя дома.

Броуди кивнул и с улыбкой положил сигарету обратно в пачку.

– Выкурю на улице. Старая привычка.

– Послушайте, это может показаться… странным, – заговорил я. – Но вчера ночью я видел девушку из окна отеля. Было далеко за полночь. Лет пятнадцати, насквозь промокшая, в одном тонком пальто.

Броуди улыбнулся:

– Не волнуйтесь, вам не померещилось. Это Мэри Тейт, дочь Карен. Помните крикливую женщину из бара? Я, кажется, упоминал про девочку… Умственно отсталая. Мать позволяет ей бегать без присмотра. Девочку можно увидеть и днем, и ночью, в любой части острова.

– И никто не возмущается?

– Она достаточно безобидна.

– Я не это имею в виду.

Отсталая или нет умственно, она созрела физически и может стать легкой добычей.

– У меня была мысль позвонить в социальную службу, но не думаю, что на Руне ее кто-нибудь тронет. Тогда ему не миновать беды.

Я вспомнил труп в коттедже.

– Вы уверены?

Броуди наклонил голову:

– М-да. Пожалуй, я…

Его прервал стук в дверь. Старая колли навострила уши и приглушенно зарычала.

– Ш-ш-ш, Бесс.

Броуди пошел открывать дверь. Вскоре вернулся с Фрейзером, вымокшим и несчастным. Сержант смахнул с рук воду.

– У нас проблемы.

Дункан нетерпеливо ждал нас снаружи фургона. Вдали от домов и утесов ветер свирепствовал еще сильнее. Разгонялся до Беинн-Туиридх, приминая траву, и летел дальше по торфяным пустошам.

Констебль поспешил к нашей машине. Ветер чуть не сорвал с петель дверцу, когда я попробовал выйти.

– Я сразу доложил, – прокричал Дункан, чтобы его услышали. – Рухнуло полчаса назад.

И так было видно: шквал сорвал часть крыши. Оставшаяся часть ненадежно висела, скрипела и болталась под напором ветра, который пытался завершить работу. Если останки и не задело, это ненадолго.

– Извините! – проорал Дункан, будто подвел нас.

– Не твоя вина, сынок, – успокоил его Броуди и похлопал по плечу. – Позвони Уоллесу и доложи ситуацию. Скажи, что нам придется перенести труп, пока не обвалилась крыша.

Дункан неуверенно взглянул на Фрейзера, который неохотно кивнул. Констебль достал рацию, а мы направились к коттеджу. Лента, запечатавшая вход, была на месте, а вот дверь лежала на полу. Кругом валялись осколки черепицы, сквозь зияющую дыру свободно лил дождь. Вниз полетела еще одна черепица, и мы втянули головы в плечи.

Подбежал Дункан.

– Не могу с ним связаться. На участке в Сторноуэе пообещали передать информацию.

Броуди смотрел на беспорядок внутри. По лицу стекали капли.

– У нас нет выбора, верно?

– Нет, – согласился я.

Он кивнул и начал срывать ленту с прохода.

– Какого черта вы делаете? – спросил Фрейзер.

– Попытаемся достать останки, пока не провалилась крыша, – ответил Броуди, не отрываясь от дела.

– Это место преступления! Необходимо разрешение!

Броуди отодрал последний кусок.

– На это нет времени.

– Он прав, – подтвердил я. – Надо спасать что можем.

– Я не собираюсь за это отвечать! – запротестовал Фрейзер.

– Тебя никто и не просит, – произнес Броуди и ступил внутрь.

Я последовал за ним, пробираясь среди черепичных осколков, засоривших кухонный пол. Комната, где лежал труп, не так пострадала, однако полкрыши рухнуло. Прожектор придавило, сетка слиплась и порвалась, пепел из-за дождя превратился в лужу грязи.

Пакеты с уликами – пеплом и костями – лежали в воде, целые.

– Давайте заберем пакеты, – сказал я. – Мне понадобится кейс из фургона.

– Сейчас принесу! – выпалил Дункан, стоя в дверях.

Я даже не заметил, что он вошел вместе с нами. Фрейзера рядом не наблюдалось.

– Возьми с собой столько пакетов, сколько унесешь, – велел я и вздрогнул от скрипа крыши над головой. – И поспеши.

Дункан с Броуди ушли, а я переключил внимание на останки. Как ни печально, человеческую жизнь можно низвести до пыли и смыть дождем. Впрочем, фотографии, что я сделал по прибытии, надежно хранят факты. Негусто, но лучше, чем ничего.

Когда принесли кейс, я надел спецовку, натянул хирургические перчатки и поспешил к трупу. Работая с максимальной скоростью, положил череп и челюсть в пакеты и собрал с пола осколки выбитой кости и выпавших зубов.

Едва закончил, как крыша заскрипела. В полушаге от меня разбилась отколовшаяся черепица.

– Надо поторапливаться, – сказал Дункан в дверях.

Вдруг ветер стих. Повисла тишина, нарушаемая лишь барабанным звоном дождя о пол.

– Вроде отпустило, – с надеждой произнес Дункан.

Однако Броуди навострил уши. Издали надвигался гул, будто на нас несся поезд.

– Нет, просто ветер сменил направление, – сказал он, и тут шквалистый порыв ударил в окно.

Меня покрыло грязью. Крыша ответила скрипом гнущихся балок, и черепица посыпалась на пол.

– Бежим! – крикнул Броуди поверх шума и подтолкнул Дункана наружу.

– Нет! – возразил я, поскольку не успел положить в пакеты уцелевшую руку и ноги, а они нам понадобятся для отпечатков пальцев и анализа мягких тканей. Крыша угрожающе затрещала.

– Быстрей!

Я схватил руку, а Броуди силой поднял меня на ноги.

– Мой кейс!

Броуди подхватил кейс на ходу. Под дождем из обломков мы выбежали на кухню. Позади раздался оглушительный грохот, и я с замиранием сердца подумал, что сейчас развалится весь дом. В следующее мгновение мы оказались снаружи, в безопасности.

Тяжело дыша, обернулись. Коттедж стоял без крыши: часть унесло в сторону, часть провалилась внутрь, рухнуло полстены. Комната, где мы находились минуту назад, была погребена под булыжниками. Вместе с тем, что осталось от трупа женщины.

Фрейзер и Дункан стояли в шоке.

– Боже мой… – произнес сержант, глядя на меня.

Я опустил взгляд. Белая спецовка покрылась мокрым пеплом. Лицо перепачкалось. Однако Фрейзер смотрел не туда.

Я сжимал, словно экспонат из музея, руку жертвы.

12

Мы отвезли пакеты с уликами в деревню. Был вариант оставить их в фургоне, но рука, в отличие от костей и пепла, должна храниться при низкой температуре, чтобы приостановить разложение тканей. А в фургоне не было холодильника.

Дункан подбросил идею про больницу. Надо будет договориться с Камероном и, возможно, со Страчаном, основавшим медицинское учреждение. Раз уж пришлось забрать останки с места преступления, в клинике им самое место.

Фрейзер не переставал ворчать. Убеждал себя, что не в ответе за наши действия.

– Я не давал вам разрешения, – напомнил он, пока мы загружали пакеты в «рейнджровер». – Это был ваш приказ, а не мой.

– Вы бы хотели, чтобы мы оставили все в коттедже? – спросил Броуди. – А потом объясняли следственной команде, что стояли рядом и смотрели, как крыша погребает труп?

– Просто хочу, чтоб вы знали: я не несу за это ответственность. Сами докладывайте Уоллесу.

Нам не удавалось с ним связаться. Мне стало даже жалко Фрейзера. Под пустым хвастовством скрывался человек, который изо всех сил пытался не показать своего непрофессионализма.

– Не беспокойтесь, доложу, – мягко произнес Броуди, хотя в голосе сквозило презрение. – Раз уж умываете руки, могли бы отпустить ненадолго и Дункана. Пусть он помоется у меня после того, как отвезет пакеты в больницу, а потом вернется.

– Вернется сюда? – фыркнул Фрейзер, не веря своим ушам. – Зачем? Тут все уничтожено!

Броуди пожал плечами:

– Это место преступления. Но если желаете объяснять Уоллесу, почему оставили его без присмотра, дерзайте.

Дункану стало неловко.

– Я не против побыть здесь еще.

– Ты был на службе всю ночь! – выпалил Броуди, не успел Фрейзер и рот открыть. – Уверен, сержант Фрейзер не стал бы заставлять юного офицера выполнять работу, которая не по плечу ему самому.

Фрейзер сморщился.

– Ладно. Но ты должен вернуться не позже шести, – заявил он и ткнул Дункана пальцем. – Будем караулить всю ночь. – Сержант бросил на Броуди торжествующий взгляд. – Мы ведь не можем оставить место преступления без присмотра, верно?

Броуди стиснул челюсть, но ничего не сказал Фрейзеру, который важной походкой зашагал к фургону. Затем улыбнулся по-прежнему обеспокоенному Дункану:

– Идем, сынок. Тебе не помешает душ, извини за откровенность.

Я сел в «рейнджровер» вместе с констеблем, а Броуди последовал за нами на своей машине. Укрыться от дождя и ветра было сущим блаженством. Плечо болело – видимо, я задел его, выскакивая из коттеджа. Я откинул голову и закрыл глаза. В следующее мгновение Дункан будил меня за руку.

– Доктор Хантер! Остановимся?

Я заморгал. Впереди у дороги стоял «порше-кайен», который я видел у дома Страчана. Рядом сигналила Грейс, легко узнаваемая в своей куртке с капюшоном.

– Да, пожалуй.

Ветер нещадно развевал ее волосы. Я опустил окно.

– Дэвид, слава богу! – сказала она, широко нам улыбаясь. – Тут такая неурядица: я выехала в деревню, а в машине закончился бензин. Вы меня не подбросите?

Я замялся, вспомнив, что за задним сиденьем видны пакеты с уликами. Сзади остановился Броуди: дорога была слишком узкой, чтобы обогнать нас. Подумал, не предложить ли ей сесть к Броуди, но вспомнил, какие прохладные отношения у него со Страчаном.

– Если сложно, я дойду пешком, – сказала Грейс, продолжая улыбаться.

– Нет! – выпалил я и повернулся к Дункану: – Не возражаете?

– Да, это здорово. – Констебль впервые видел жену Страчана. – То есть, конечно, нет проблем.

Я пересел на заднее сиденье, уступив переднее Грейс вопреки ее протестам. Тонкий мускусный запах духов наполнил салон, и я едва сдержал улыбку, увидев, как Дункан расправил плечи и выпрямил спину.

Грейс ослепительно улыбнулась, когда я его представил.

– Вы, должно быть, тот самый молодой человек, который дежурит в фургоне?

– Да.

– Бедняга, – сказала она и участливо похлопала его по руке.

Даже с заднего сиденья я заметил, как у Дункана покраснели уши. Грейс, наверное, и не осознавала, какое сильное производит на него впечатление. Она повернулась ко мне, а констебль попытался сосредоточиться на дороге.

– Спасибо, что остановились. Так идиотски себя чувствую: закончился бензин. На острове нет заправки, так что приходится самим заливать из канистр. Я точно помню, как на прошлой неделе Майкл говорил, что наполнил бак. Или на позапрошлой? – Она на секунду задумалась. – О, ладно. На будущее надо научиться проверять расходомер.

– Где вас высадить? – спросил я.

– У школы, если не сложно. У меня сегодня утром урок рисования.

– Брюс Камерон будет там?

– Думаю, да. А что?

Не вдаваясь в подробности, я рассказал, что произошло в коттедже и почему нам нужно воспользоваться клиникой.

– Боже, какая жуть, – сморщилась Грейс. – Уверена, Брюс не будет возражать.

Я не был столь в этом убежден, но ей он точно не откажет. Когда подъехали к школе, Грейс поспешила внутрь, я оставил Дункана сторожить останки и направился к Броуди сообщить, что происходит.

– Любопытно, – прокомментировал он, вылезая из машины.

Мы пошли по тропинке к школе. Это было новое здание, маленькое и с плоской крышей. К двери вели несколько деревянных ступеней. Внутри находился класс, занимавший почти все помещение. Вдоль одной из стен стояли компьютеры, парты выстроились в прямые линии, перед ними висела доска.

Однако все ученики собрались вокруг большого стола в глубине, увлеченные краской, кистями и водой. Около дюжины ребятишек разного возраста: от четырех до десяти. Я сразу узнал Анну. При виде меня она робко улыбнулась и продолжила располагать лист бумаги как ей нравилось.

Грейс уже сняла куртку и занялась делом.

– Надеюсь, на этой неделе у нас не будет эпидемии водоразливания. Что, Адам?

– Ничего, госпожа Страчан, – сказал рыжий мальчик, застенчиво улыбаясь.

– Вот и прекрасно. Если будете плохо себя вести, перепачкаетесь в краске. Ведь никому не хочется оправдываться перед родителями, верно?

Раздался хор смешков. Грейс была живой и воодушевленной, еще прекраснее, чем обычно. Розовощекая, она повернулась к нам с улыбкой и кивнула на дверь в дальнем углу:

– Вам туда. Я сказала Брюсу, что вы хотите его видеть.

Она снова занялась детьми, тотчас забыв про нас. Дверь была закрыта. Мы постучали, никакого ответа. Я уже подумал, что Камерон испарился, когда раздался его повелительный бас:

– Войдите.

Переглянувшись с Броуди, я толкнул дверь и шагнул внутрь. Большую часть комнаты занимал письменный стол и шкаф для хранения документов. Камерон стоял к нам спиной и смотрел в окно. Любопытное гостеприимство. Затем развернулся и одарил недружелюбным взглядом.

– Слушаю вас.

Я напомнил себе, что нам необходимо его содействие.

– Нам нужно воспользоваться больницей. Из-за урагана провалилась крыша коттеджа, и надо сохранить где-то уцелевшие останки.

Выпуклые глаза хладнокровно нас изучали.

– Вы хотите положить туда останки?

– Ненадолго, пока не появится возможность увезти их с острова.

– А как же мои пациенты?

– Брось, Брюс, – вмешался Броуди. – Ты ведешь прием два раза в неделю, и ближайшие два дня свободны. Мы уберем все заблаговременно.

Камерон не смягчился.

– А если возникнет экстренный случай?

– Это и есть экстренный случай! – гаркнул Броуди, теряя терпение. – У нас нет выбора!

У Камерона подпрыгнул кадык.

– Есть более подходящие места.

– Назови хоть одно.

– А если я откажу?

Броуди посмотрел на него с раздражением:

– С какой стати?

– Потому что это больница, а не морг. И вряд ли у вас есть право ею распоряжаться!

Я открыл рот, чтобы возразить, но тут сзади послышался голос Грейс:

– Что-то не так?

Она стояла в дверях, вопросительно приподняв одну бровь. Камерон покраснел, словно школьник, застуканный учительницей.

– Я всего лишь объяснял им…

– Да, я слышала, Брюс. Как и весь класс.

У Камерона запрыгал кадык.

– Извините. Просто я не считаю, что больницу можно использовать в подобных целях.

– Почему нет?

– Ну… – Камерон весь съежился и вкрадчиво улыбнулся. – Я ведь медбрат, Грейс, и работаю в этой клинике.

Грейс окинула его холодным взглядом.

– Вообще-то, Брюс, клиника принадлежит острову. Странно, что мне приходится напоминать тебе об этом.

– Нет, конечно, но…

– Так что если не можешь предложить других вариантов, то выбора нет.

Камерон пытался сохранить пошатнувшееся достоинство.

– Что ж… в таком случае, полагаю…

– Хорошо. Значит, решено. – Грейс улыбнулась ему: – Почему бы тебе не показать, где что находится? А я пока присмотрю за школой.

Камерон уставился на стол, а Грейс вернулась к детям. С лица сошла вся краска, и он стоял весь белый, плотно поджав губы. Может, жена Страчана и помогает ему в школе, однако зарплату ему платит Майкл. Молча Камерон содрал с крючка пальто и вышел.

– Зрелищная сцена, – вполголоса произнес Броуди.

Больница находилась недалеко от школы и представляла собой крошечную пристройку к местному клубу без отдельного входа. Камерон доехал туда на велосипеде, борясь с ветром, и зашел на застекленное крыльцо. Оставив Дункана в машине с уликами, мы с Броуди последовали внутрь.

Клуб выглядел как атавизм Второй мировой: длинное деревянное строение с низкой крышей и панельными окнами. В широком зале наши шаги отдавались глухим эхом, стуча по нелакированным доскам, на которых выцвели призрачные отметки бадминтонного корта. На стенах висели плакаты с приглашением на вечер танцев и рождественскую пантомиму. Старые деревянные стулья были беспорядочно свалены в кучу. Видимо, реконструкция острова так далеко не забралась.

– Страчан хотел построить новый клуб, но всем нравится этот, – сказал Броуди, прочтя мои мысли. – Привычка. Некоторые вещи должны оставаться неизменными.

Камерон остановился у новой двери и раздраженно перебирал звенящие ключи. В ожидании я подошел к пианино. Крышка была поднята, обнажая клавиши, треснувшие и пожелтевшие. Я нажал на одну, и раздался жалобный звук, быстро растворившийся в тишине.

– Вы не могли бы так не делать? – злобно прошипел Камерон и открыл дверь.

Маленький кабинет был хорошо оборудован, с сияющими белыми стенами и стальными шкафчиками. Тут имелись автоклав для стерилизации инструментов, аптечка с изобилием лекарств и холодильник. Самое ценное, что там находилось, с моей точки зрения, – это большой стол на колесах из нержавеющей стали и мощная галогеновая лампа. Обнаружилось даже увеличительное стекло для осмотра и зашивания ран.

Камерон подошел к столу и демонстративно проверил, чтобы все ящики были заперты. Затем проделал то же самое со шкафами с документами. Закончив, с неприкрытой неприязнью повернулся к нам:

– Надеюсь, после вас здесь все останется как есть. У меня нет желания убирать.

Не дожидаясь ответа, он направился к двери.

– Нам нужен ключ, – сказал Броуди.

Поджав губы, Камерон отсоединил ключ от связки и хлопнул им по столу.

– А от клуба? – спросил я.

– Мы его не закрываем, – сухо ответил он. – Клуб принадлежит всем жителям острова.

– И все же я предпочел бы иметь ключ.

Камерон снисходительно улыбнулся:

– Ничем не могу помочь. Если он и существует, то я не знаю где.

Он испытывал глубокое удовлетворение, что может отказать нам хотя бы в этом.

– Этот человек кого угодно достанет, – прокомментировал Броуди.

Я думал так же.

– Ладно, перенесем сюда пакеты с уликами, – сказал я.

У меня был неприятный разговор с Уоллесом, пока Броуди и Дункан переносили в больницу пакеты с костями и пеплом. Начальнику наконец сообщили, что мы пытаемся с ним связаться. К сожалению, он позвонил Фрейзеру, а не Дункану, и сержант, не стесняясь в выражениях, изложил свое видение ситуации.

В результате Уоллес вышел из себя и требовал ответа, почему мы нарушили место преступления без его разрешения. Я был не в настроении слушать, как на меня орут, поэтому сердито заявил, что у нас не было выбора и ничего подобного не случилось бы, если бы он выслал следственную команду.

Броуди забрал у меня рацию, отошел в сторону и охладил накалявшиеся страсти. Когда он вернул мне рацию, Уоллес недовольно извинился. Приказал мне продолжить анализ останков.

– Полагаю, раз вы зашли так далеко, можете попытаться выяснить что-нибудь еще, – неучтиво сказал он.

Мы оба понимали, что это нереально без должного оборудования в лаборатории. Однако я ответил, что сделаю все возможное. Затем поинтересовался, как продвигается расследование причин крушения поезда. По прибытии на Руну к нам не поступало никаких новостей.

Начальник замялся.

– Подростки угнали автоприцеп покататься. Он застрял на рельсах, они испугались и убежали.

Все-таки не террористический акт. Погибли люди, на Руну не прибыло подкрепление, и все из-за каких-то бездельников-юнцов.

Дункан осторожно положил кисть покойной в холодильник, держа ее в вытянутой руке. В полиэтиленовом пакете она походила на кусок мяса, купленный на обед.

– До сих пор понять не могу, как такое могло произойти, – сказал он, с облегчением закрывая дверцу. – Как-то сверхъестественно.

– Вполне естественно, – возразил я, продолжая думать о словах Уоллеса.

Дункан и Броуди вопросительно уставились на меня.

– Вы знаете, как это было? – спросил Броуди.

Я знал практически с того момента, как увидел останки. Однако не хотел себе в этом признаваться, пока не найду подтверждений. Теперь, на отрезанном острове и с заваленными обломками уликами, не осталось причин отмалчиваться.

– Дункан, на днях я дал тебе подсказку, помнишь?

– Вы о маслянистом слое на потолке? Я так и не смог догадаться.

Он смутился. Броуди выжидающе смотрел на меня.

– Здесь две причины. Человеческий жир и одежда, – объяснил я. – Вы когда-нибудь слышали об эффекте фитиля?

Оба покачали головой.

– Существует два способа превратить тело в пепел. Сжечь при очень высокой температуре, чего не было, иначе сгорел бы весь коттедж. Или жечь при температуре ниже, но на протяжении длительного времени. Под кожей у нас жировая прослойка, а жир хорошо горит. До изобретения парафина свечи делали из сала животных. При определенных условиях человеческий организм превращается в гигантскую свечу.

– Вы серьезно? – не поверил Броуди. Впервые бывший полицейский пришел в замешательство.

– Поэтому вещество на потолке и полу было столь важно. Жир плавится и поднимается вместе с дымом. Очевидно, чем больше у человека жира, тем дольше он горит. Судя по потолку в коттедже, жертва была отнюдь не крошкой.

– Хотите сказать, она страдала избыточным весом? – спросил Дункан.

– Да.

Броуди потер лоб.

– А при чем тут одежда?

– Плавленый жир пропитывает одежду. И она служит фитилем, продлевая процесс сгорания. В особенности если сделана из легковоспламеняющейся ткани.

Броуди был потрясен.

– Боже, ну и картина!

– Да, но такое действительно бывает. Большинство случаев самовозгорания происходит с пожилыми людьми или пьяными. И в этом нет ничего странного или паранормального. Они просто роняют на себя сигарету, засыпая, или подходят слишком близко к камину и не могут себя потушить. Так было и с Мэри Ризер, – сказал я Дункану. – Классический пример того, что называют необъяснимым. Пожилая женщина, толстая и курильщица. Согласно полицейскому отчету, последним ее видел сын. Она приняла снотворное и сидела в кресле в ночной сорочке – и то и другое послужило фитилем – и курила.

Дункан задумался.

– Но почему конечности уцелели?

– Потому что даже при приличном количестве жира человеческие ткани горят не сильно. Получается тлеющий огонь, который достаточен, чтобы поглотить тело, но не зажечь что-либо. Взять свечку: она тает, пока горит фитиль, но не затрагивает ничего вокруг. Поэтому кисти и ноги иногда остаются…

Я поднял руку и закатал рукав.

– Они состоят в основном из кожи и кости. На них почти нет жира. К тому же обычно они не покрыты тканью. Руки иногда сгорают потому, что лежат на теле. Однако стопа и порой голень находятся на приличном расстоянии от очага пламени и сохраняются.

Броуди задумчиво потер подбородок.

– Эффект фитиля мог быть умышленным? Кто-нибудь способен такое подстроить?

– Сомневаюсь. Технически это сложно. Никогда не слышал, чтобы такой прием был задействован при убийстве. Все зафиксированные случаи были несчастными. Думаю, преступник хотел уничтожить улики, которые мог оставить на теле. Наверно, вылил небольшое количество бензина, чтобы жертва воспламенилась, – совсем немного, иначе потолок был бы черным, – бросил спичку и сбежал.

Броуди наморщил лоб.

– Почему убийца не спалил весь коттедж?

– Понятия не имею. Возможно, боялся привлечь внимание. Или надеялся, что так оно будет больше смахивать на несчастный случай.

Оба молча впитывали информацию. Наконец Дункан нарушил тишину:

– К тому моменту она была мертва?

Я сам долго думал над этим. Женщина не двигалась по полу, не пыталась затушить огонь. Удар, проломивший череп, как минимум лишил ее сознания или погрузил в коматозное состояние. Но была ли она мертва?

– Не знаю.

Стены больницы сотрясались от порывов ветра. Прерываясь, завывания только накаляли тишину. Я надел последнюю пару хирургических перчаток. В одном из шкафчиков была полная коробка перчаток, но я не хотел пользоваться ими без крайней нужды. Камерон раздражителен и без моих притязаний на его запасы.

Без надлежащего оборудования мало что можно сделать, однако я хотел проверить еще одну догадку.

Броуди как-то обронил, что следствие никуда не приведет без установления личности жертвы. Как только мы узнаем, кто она, прольется свет и на убийцу. Без этой информации будем блуждать в темноте.

Я надеялся помочь.

Достав из пакета череп, я осторожно положил его на стол из нержавеющей стали. Почерневший и пробитый, он лежал, накренившись, на холодной поверхности. Пустые глазницы взирали в вечность. Интересно, кого раньше видели глаза? Любовника? Мужа? Друга? Как часто она смеялась, не зная, что пошел отсчет последних дней и часов ее существования? И что она видела, когда наконец осознала близость и неминуемость смерти?

Кем бы ни была погибшая, я странным образом ощущал, что она мне не чужая. Я читал историю ее бытия, написанную на обугленных костях, видел каждый год, отмеченный ударом или шрамом. Она лежала обнаженная, какой ее не узнали бы даже родные.

Чувствовал ли я нечто подобное в прошлом, работая с трупами до трагедии с Карой и Элис? Вряд ли. С тех пор словно прошла вечность, это было в прошлой жизни. С другим Дэвидом Хантером. В какой-то момент и, видимо, из-за личных утрат я потерял привычную отрешенность. Не знаю, плохо это или хорошо, но в результате мертвая женщина не казалась мне анонимной жертвой. Поэтому она и приходила ко мне во сне, выжидающе сидела у кровати. Я чувствовал ответственность, сам того не желая.

– Ладно, скажи мне, кто ты? – тихо произнес я.

13

Для судебного антрополога зубы – кладезь информации. Они словно мост между костью, скрытой под плотью, и внешним миром. Выдавая расу и возраст, они хранят еще и факты личной жизни. Рацион питания, привычки, классовую принадлежность и даже самооценку можно узнать по этим кусочками кальция и эмали.

Я достал челюсть и положил рядом с проломленным черепом. Он был легким и хрупким, как пробковое дерево. Под ярким галогеновым светом отдельные части походили на анатомический коллаж, лишенный всякого естества.

Когда-нибудь я закончу работу, начатую в коттедже, соберу осколки, выбитые из черепа. А сейчас необходимо восстановить лицо и узнать имя по сожженным останкам.

Если повезет, помогут зубы.

Я не был настроен чересчур оптимистично. Лишь несколько коренных зубов упрямо остались на месте, а другие выпали, как только огонь уничтожил десны и высушил корни. Серые и потрескавшиеся в пламени зубы, захваченные до обвала крыши, напоминали окаменелые останки прошлых веков.

Оказалось, даже в повязке я мог пользоваться левой рукой, придерживая предметы. Это облегчило процесс, когда я расстелил на столе бумагу и начал выстраивать зубы в два параллельных ряда, с нижней челюсти и с верхней. Один за другим они легли так, как раньше во рту: посередине два центральных резца, затем боковые резцы, за ними клыки, премоляры и коренные. Задача не из простых. Помимо вреда, нанесенного пламенем, зубы женщины были так сильно разъедены кариесом, что сложно было определить, верхние они или нижние и какие вообще.

Мир за стенами больницы перестал для меня существовать. Словно утих ураган, временно забылись переживания по поводу Дженни, осталось лишь то, на что падал свет от галогеновой лампы. Я сделал пару снимков и набросал диаграмму, указав каждую трещину, дырку и пломбу. В лаборатории я бы сделал рентген, чтобы сравнить с больничными картами пропавших. Пока такой возможности не было, и я ограничился диаграммой.

Начал вставлять зубы в пустые лунки.

При полурабочей левой руке получалось очень медленно. Я потерял счет времени. Замигала лампа. Словно по подсказке, порыв ветра ударил по зданию.

Я выпрямился и застонал от натяжения мышц. Боже, у меня все болело. Словно дожидаясь к себе внимания, запульсировало плечо. Настенные часы показывали пять. На улице стемнело. Массируя шею, я смотрел на череп с челюстью на стальном столе. После нескольких неудачных попыток я вставил почти все зубы. Осталась пара коренных, которые не так важны для задуманного. Потянулся выключить лампу и тут услышал шум из клуба.

Скрип половых досок.

– Кто там? – выкрикнул я.

Вопрос раскатился эхом. Я подождал, но ответа не было. Подошел к двери и взялся за ручку. Поворачивать не стал.

Вдруг я почувствовал полную уверенность, что снаружи кто-то есть.

В больнице повисла неестественная тишина. В двери, ведущей в клуб, имелось круглое окошко наподобие иллюминатора. С моей стороны висели жалюзи, но я не потрудился их закрыть.

А зря. В зале было темно. Любой мог заглянуть в больницу, а с моей стороны – непроницаемый мрак. Я прислушался: снаружи завывал ветер. Тишина будто должна была вот-вот нарушиться.

У меня мурашки пошли по коже. На руке волосы встали дыбом.

Глупости. Там никого нет. Я сжал дверную ручку, но по-прежнему не решался повернуть ее. На письменном столе стояло тяжелое стеклянное пресс-папье. Я прихватил его. Внимание…

Распахнул дверь и стал нащупывать выключатель. Не сразу нашел, но вот он щелкнул и загорелся свет.

Пустой зал усмехался мне в лицо. Я опустил пресс-папье. Внешняя дверь и застекленное крыльцо были закрыты. Должно быть, полы скрипели от ветра. У тебя уже крыша едет. Я собирался вернуться обратно, когда мой взгляд упал вниз.

На полу были мокрые следы.

– Уверены, что это не вы наследили?

Броуди рассматривал медленно высыхавшие пятна на истертых досках. Вода слишком сильно растеклась, чтобы определить размер обуви, но передвижение вычерчивалось довольно четко. Следы шли от входа в клуб к двери больницы, где образовалась лужа: видимо, кто-то стоял и наблюдал за мной.

– Конечно. Я вообще не выходил, – сказал я.

Броуди с Дунканом приехали, пока я обдумывал, что произошло. Молодой констебль освежился после душа и побрился. Броуди подошел к дверце и взглянул через окошко.

– Любой мог прекрасно рассмотреть, чем вы занимались.

– Может, Камерон? Или Мэгги Кэссиди?

– Не исключено, но маловероятно. Не думаю, чтобы кого-то из местных занесло сюда случайно.

– Полагаете, это был убийца?

Броуди кивнул:

– Возможно. Его должен был насторожить сам факт, что мы перевезли сюда останки, не говоря уже о склонившемся над ними судебном эксперте. Не дай бог, он захочет предпринять какие-то меры.

Не самая приятная мысль. Броуди дал ей перевариться.

– Не помешало бы запереть клуб хотя бы сегодня на ночь, – продолжил он. – В магазине продаются цепочки и висячие замки. Надо прикупить, чтобы обезопасить это место. Не стоит рисковать.

Еще бы. С присущей ему деловитостью Броуди кивнул на череп на столе:

– Как продвигаются дела?

– Медленно. Пытался найти зацепку, чтобы установить личность.

– А это возможно? – удивился Броуди.

– Не знаю, но попытаться надо.

Я вернулся к черепу на столе, включил галогеновую лампу. Броуди с Дунканом тоже подошли взглянуть.

– Любопытное состояние зубов. Потрескались от пламени, хотя изначально были гнилыми. Пломб практически нет, а те, что есть, поставлены очень давно. Очевидно, она много лет не посещала дантиста, а значит, принадлежит к бедным слоям общества. Средний класс следит за зубами. А у нее некоторые зубы прогнили до десен. В таком возрасте это знак злоупотребления наркотиками.

– Полагаете, она была наркоманкой? – спросил Броуди.

– Думаю, да.

– Но ведь наркоманы все худые, – отметил Дункан. – А эффект фитиля доказывает, что она страдала избыточным весом.

Проницательно с его стороны.

– Да, в ней, вероятно, было больше жира, чем у среднестатистического человека. Многое зависит от метаболизма и того, как сильно она сидела на наркотиках. Так что противоречия тут нет. И еще один момент. Вы помните, почему не сгорели ноги?

– На них недостаточно плоти, – выпалил Дункан.

– И нет ткани для фитиля. На жертве были кроссовки, но не было чулок или колготок. Даже носков. Вероятно, женщина была одета в юбку с курткой или короткое пальто. Дешевая, воспламеняющаяся ткань.

Я взглянул на череп с внезапной грустью оттого, как грубо мы вторгаемся в чужую жизнь. Однако это единственный способ найти мерзавца.

– Значит, мы имеем дело с молодой женщиной, наркоманкой, запустившей зубы, скудно одетой и без колготок в феврале месяце, – продолжил я. – Что это говорит нам о ее образе жизни?

– Она была проституткой, – уверенно произнес Дункан.

Броуди задумчиво почесал подбородок.

– Проститутку могло занести так далеко лишь по одной причине.

– Приехала к клиенту? – спросил я.

– Вполне вяжется с нашим предположением, что она знала убийцу. И объясняет, почему никто не знал о ее прибытии на остров. Когда мужчина платит за секс, он обычно не разглашает сей факт.

– А не слишком ли долгое путешествие для подобного визита? И зачем рисковать, привозя ее на Руну, если боишься быть застуканным? Не проще ли пойти к ней?

Броуди задумался.

– Есть еще один вариант. Она пыталась шантажировать клиента. Так часто бывает. Учитывая пристрастие к наркотикам, она могла решить, что поездка стоит свеч и сулит деньги.

Правдоподобная теория. Шантаж – достаточно веский мотив для убийства и не противоречит имеющимся фактам. Хотя их не так много.

– Вероятно, вы правы, – сказал я, слишком устав размышлять. – Мы всего лишь гадаем. Пока у нас недостаточно сведений, чтобы делать основательные предположения.

– Верно, – согласился Броуди. – Когда выясним, к кому она приезжала и почему, считай, нашли убийцу.

Глядя на мокрые следы на полу, я подумал: не нашел ли убийца нас?

Броуди вызвался остаться в больнице, пока я съезжу в отель поужинать и привезу висячий замок с цепью из местного магазина.

– Вам надо отдохнуть. Паршиво выглядите, – сказал он, пододвинул стул к двери и уселся.

Я действительно вымотался. Плечо болело, я ничего не ел с самого утра. Дункан на «рейнджровере» подвез меня до магазина, который еще якобы не закрылся. Дождь прекратился, но ветер по-прежнему сотрясал машину, катившую по деревне. Броуди сказал, что телефоны пока не починили, и я попросил у Дункана цифровую рацию позвонить Дженни. Сигнал был нестабильный, и когда я наконец прорвался, попал на голосовую почту.

А чего ты хотел? Что она будет сидеть и ждать твоего звонка?

Огорчившись, я отдал Дункану рацию. Он рассеянно забрал ее, погруженный в мысли. Молчаливый парень. Задумчивый. Чуть не проехал мимо магазина.

Констебль явно ушел в себя – видимо, представлял еще одну ночь в фургоне.

– Не жди, дальше я пешком. Свежий воздух пойдет мне на пользу.

– Доктор Хантер, – окликнул он меня, не успел я закрыть дверь.

– Да? – повернулся я, борясь с ветром.

Очевидно, он хотел что-то сказать, но передумал.

– Ничего. Не важно.

– Ты уверен?

– Да так. – Он смущенно улыбнулся. – Мне пора возвращаться на смену сержанту Фрейзеру. Он убьет меня, если опоздаю.

Ладно, поделится, когда созреет.

Я помахал Дункану вслед, но он вряд ли заметил.

В магазине горел свет, на двери висела табличка «открыто». Мое появление огласил звон колокольчиков. Внутри все громоздилось в тесноте, как только что найденный клад: консервы, продовольственные и скобяные товары. Запах напомнил мне о детстве: опьяняющий аромат сыра, свечей и спичек. За истертым деревянным прилавком согнулась женщина, распаковывая коробку с супами.

– Секундочку, – сказала она, выпрямляясь. То была Карен Тейт. Я совсем забыл: Броуди говорил, что она держит магазин.

Без искусственного румянца от алкоголя она выглядела совсем измученной. На опухшем лице остался лишь призрак былой красоты. Когда она меня узнала, недовольная улыбка тотчас сошла с него.

– У вас есть замки?

Карен кивнула на полку у задней стены, где беспорядочно лежала фурнитура.

– Спасибо, – сказал я и не услышал ответа.

Чувствуя спиной ее враждебный взгляд, я принялся копаться в коробках с винтами, шурупами и гвоздями. Вскоре нашел тяжелый висячий замок и катушку с цепью.

– Метр, пожалуйста.

– Резак там же.

Я не был уверен, что смогу перерезать цепь одной рукой, но не собирался доставлять ей удовольствие просьбой о помощи. Откопав на другой полке болторезный станок и старую деревянную линейку, я отмерил метр цепи и откусил ее, надавив коленом. Положив все на место, перенес товар на прилавок.

– И еще возьму вот это, – сказал я, выбрав большую плитку шоколада.

Карен медленно пробила чек и заглянула мне в бумажник, когда я доставал купюру.

– У меня нет сдачи.

Касса была открыта, и там имелось достаточно монет и мелких купюр. Карен смотрела на меня вызывающе.

Я убрал бумажник, порылся в кармане, отсчитал деньги и хлопнул ими о прилавок. Мне причиталась сдача, но спорить не стоило. Забрав покупку, я направился к двери.

– Думаете, плитка шоколада вам поможет?

– Что? – спросил я, не веря своим ушам.

Однако она только уставилась на меня с кислым видом. Я вышел, едва подавив желание хлопнуть дверью.

Кипя, я подумал, не вернуться ли сразу в больницу. Однако Броуди советовал мне сначала поесть. Он прав, и вряд ли туда кто сунется, пока старый следователь стоит на карауле.

Прогулка до отеля пошла мне на пользу. Несмотря на ветер, дождя не было, и воздух был прохладно-свежим. Пока я дошел до нужной улочки, гнев начал утихать. В окнах отеля обнадеживающе горел свет, и, ступив внутрь, я обрадовался запаху свежего хлеба и горящего торфа. Стоячие часы волшебно тикали, пока я искал Эллен. В баре ее не было, зато из кухни доносились голоса.

Эллен и какого-то мужчины.

Я постучал в дверь, и голоса стихли.

– Минутку! – выкрикнула она.

Вскоре открыла дверь, и меня встретил душистый аромат теплого хлеба.

– Извините, доставала буханки из печи.

Она была одна. Видимо, гость удалился через заднюю дверь. Эллен тотчас развернулась и принялась доставать хлеб из форм, но я успел заметить, что она плакала.

– Все в порядке? – спросил я.

– Да, – ответила она, стоя спиной.

Замявшись, я достал шоколад.

– Вот принес Анне. Надеюсь, вы не запрещаете ей сладкое?

Эллен улыбнулась, шмыгнув носом.

– Нет. Очень мило с вашей стороны.

– Послушайте, вы…

– Я в порядке. Правда. – Она еще раз улыбнулась, уже увереннее.

Я удалился. Мы слишком мало знакомы, чтобы я лез в ее жизнь. Оставалось только догадываться, кто приходил к Эллен и почему она это скрывает. И почему плакала.

14

После горячего душа и смены белья я почувствовал себя лучше. Я уже перепачкал все, что упаковал в дорогу на Грампианские горы, и подумал, что время спросить Эллен про прачечную. Плечо по-прежнему болело, хотя душ помог, и две таблетки ибупрофена начали действовать, когда я спускался вниз поужинать.

Снаружи бара остановился: не хотелось входить. Я ощущал себя чужим и раньше, а теперь в полной мере осознал масштаб своей изолированности. Пусть я знаю, что убийца женщины на острове и не исключено, что мы даже знакомы, этот факт не делал меня ближе. Я всего лишь приехал выполнить свою работу. А теперь кто-то проникает в клуб и следит за мной, а я понятия не имею, кто и почему.

Странным образом мы переступили черту.

Не превращайся в параноика. И помни, что сказал Броуди: пока не прибудет подкрепление, лучшая защита – скрывать информацию.

Я открыл дверь в бар. Из-за непогоды число посетителей поредело. С облегчением я заметил отсутствие Гутри и Карен Тейт. Пришел только один из доминошников. Он одиноко сидел за тем же столом, и перед ним лежала коробка с костяшками.

Кинросс молчаливо уткнулся в свою пивную кружку, а его сын, сгорбившись, сидел рядом за барной стойкой. Фрейзер в одиночестве уминал гору сосисок и тушеных овощей. Очевидно, он не терял времени, когда Дункан приехал сменить его в фургоне. Рядом с тарелкой стоял и стакан виски, давая понять, что сержант не на службе. Судя по румянцу на щеках, стакан не первый.

– Боже, умираю от голода, – сказал он, загнав в рот полную вилку картошки, когда я присел за его стол. На усах были крошки. – Ем первый раз за день. Не шутка торчать в том фургоне в такую погоду.

Пребывание там юного констебля его, конечно, мало беспокоит.

– Дункан сказал вам, что у нас были незваные гости? – спросил я вполголоса.

– Да. – Он отмахнулся вилкой. – Скорей всего непоседливые дети.

– Броуди считает иначе.

– Не стоит обращать внимание на его слова, – фыркнул Фрейзер, и во рту мелькнула полупережеванная сосиска. – Дункан доложил, вы установили, что жертва была проституткой из Сторноуэя, так?

Я оглянулся проверить, не расслышал ли кто.

– Не знаю откуда, но, вероятно, проститутка.

– И наркоманка. – Он глотнул виски. – На мой взгляд, приехала обслужить одного из подрядчиков, а он разбуянился. Типичный случай.

– Подрядчики уехали с острова за месяц до ее смерти.

– О, при всем уважении, как можно утверждать, когда наступила смерть, по оставшимся крупицам? В такую холодную погоду она могла лежать там месяцами. – Фрейзер ткнул в мою сторону вилкой: – Запомните мои слова: убийца сейчас в Льюисе или еще дальше.

Видимо, я ошибся насчет количества потребленного им виски. Спорить не было смысла. Сержант сформировал свое мнение, и никакие возражения в виде фактов ничего не изменят. Мне не хотелось больше слушать его бредни, и я подумал, не попросить ли у Эллен сандвичи и забрать в номер, как вдруг торфяной брикет вспыхнул от неожиданного порыва ветра. В бар вошел Гутри, загородив своей тушей весь проход.

С первого взгляда стало ясно: что-то случилось. Он сердито посмотрел на нас с Фрейзером, подошел к Кинроссу и что-то прошептал ему на ухо. Капитан нахмурился и уставился в нашу сторону. Сын со страхом наблюдал, как эти двое подошли к нашему столу.

Поглощенный едой, Фрейзер не заметил, что над ним стоят. Раздраженно поднял глаза.

– В чем дело? – спросил он с набитым ртом.

Кинросс посмотрел на него как на нечто нелицеприятное, пойманное в сеть.

– Зачем вам понадобился висячий замок?

И как я не догадался? Надо было предвидеть, Камерон не единственный, кому не понравится наше вторжение.

Фрейзер удивился:

– Замок? Какой, к черту, замок?

– Я купил, – встрял я. – Для клуба.

На секунду сержант разозлился, что его не поставили в известность, но прелесть еды и виски взяла верх.

– Вот вам и ответ, – сказал он и продолжил поглощать пищу.

Гутри сложил мясистые руки на животе. Он был трезв, но выглядел не особо довольным.

– И с чего вы решили, что имеете право запирать наш клуб?

Фрейзер опустил нож с вилкой и гневно посмотрел на них.

– Имею. На территорию вторглись посторонние, и теперь мы ее закрываем. Есть возражения?

– Именно! – проревел Гутри и с грозным видом закатал рукава. Длинные мускулистые руки, свисая по бокам, превращали его в обезьяну. – Это наш клуб.

– Так напишите жалобу, – парировал Фрейзер. – Он используется в оперативных целях, а значит, временно недоступен.

У Кинросса засверкали глаза.

– Вы, наверно, не расслышали. Это не ваш клуб, а наш. Дважды подумайте, перед тем как являться сюда и не пускать нас в наши здания.

Я вмешался, пока ситуация не вышла из-под контроля.

– Никто не собирается не пускать вас, и это ненадолго. И мы согласовали вопрос с Грейс Страчан.

Я про себя извинился перед Грейс за то, что упомянул ее имя, но оно тотчас произвело нужный эффект. Кинросс с Гутри переглянулись, и враждебность сменилась неуверенностью.

Кинросс потер затылок.

– Что ж, если госпожа Страчан дала согласие…

Слава богу. Однако мое облегчение было преждевременным. То ли из-за виски, то ли из-за того, что его авторитет был подорван действиями Броуди, по какой бы то ни было причине Фрейзер решил оставить за собой последнее слово.

– Считайте это предупреждением, – сказал он, тыча в Кинросса толстым пальцем. – Идет следствие по делу об убийстве, и если вы вздумаете путаться под ногами, пожалеете, что сошли со своего чертового парома!

Весь бар замолк. Все пялились на нас. Я старался скрыть обескураженность. Паршивый идиот!

Кинросс вздрогнул.

– Следствие по делу об убийстве? С каких это пор?

Фрейзер понял, что натворил.

– Это вас не касается! – взорвался он. – Я хочу спокойно поужинать. Разговор закончен.

Сержант снова склонился над тарелкой, жутко покраснев. Кинросс уставился на него сверху, задумчиво закусив губу.

– Идем, Шон.

Они вернулись к барной стойке. Фрейзер жевал, боясь поднять глаза. Наконец он угрюмо посмотрел на меня:

– Что такого? Все узнают, когда прибудет следственная команда.

Я был слишком зол, чтобы отвечать. Мы так надеялись сохранить тайну, а Фрейзер без задней мысли выдал все. Я поднялся, не желая оставаться с ним рядом ни секунды.

– Пойду сменю Броуди, – сказал я и пошел к Эллен просить сандвичи.

Броуди сидел на том же месте, где я его оставил: сторожил дверь в больницу. Когда я вошел, он подался вперед на краю стула, но расслабился, как только узнал меня.

– Вы быстро, – сказал он, поднялся и потянулся.

– Решил поужинать здесь.

Я прихватил из отеля ноутбук. Поставил его рядом, достал из кармана замок и цепь, отдал Броуди второй ключ.

– Вот, держите.

Броуди посмотрел на меня с удивлением:

– Разве вам не положено отдать второй ключ Фрейзеру?

– После сегодняшней выходки – нет.

И я рассказал о сцене в баре.

– Гребаный идиот! Этого нам только не хватало. – Броуди задумался. – Послушайте, хотите, я побуду некоторое время с вами? Мне все равно нечем заняться, кроме как выгуливать собаку.

Он сам не осознавал, какое одиночество прозвучало в его словах.

– Со мной ничего не случится. Вам тоже следует поужинать.

– Вы уверены?

– Да.

Я ценил предложение, но мне надо было работать. Не хотелось, чтобы мешало присутствие постороннего.

Когда Броуди ушел, я продел цепь через ручки двойных дверей с внутренней стороны клуба, повесил замок и запер его.

Довольный, что теперь здесь безопасно, я сел на стул, оставленный у входа в больницу, и съел сандвичи Эллен. Она дала мне еще и термос с черным кофе. Потягивая обжигающий напиток, я слушал завывания ветра.

Старое здание скрипело, как корабль в шторм. Как ни странно, звуки успокаивали, и от еды меня потянуло в сон. Веки опустились, однако от порыва ветра задребезжали рамы, и я проснулся. Лампа потускнела, нерешительно загудела и снова загорелась нормально. Пора начинать.

Череп и челюсть лежали, как я их и оставил. Подключил ноутбук в электросеть: батарея заряжена, но долго она не потянет, если произойдет сбой в электричестве.

Я открыл присланные Уоллесом папки с пропавшими без вести. Впервые мне представилась возможность спокойно их просмотреть. За последние несколько месяцев на Гебридских островах и западном побережье Шотландии исчезло всего пять молодых женщин от восемнадцати до тридцати. Велика вероятность, что они просто сбежали и когда-нибудь появятся в Глазго, Эдинбурге или Лондоне, не устояв перед химерой большого города.

Однако не все.

В каждой папке имелось подробное описание физических параметров и фотография. От двух снимков не было никакого толку: на одном рот был закрыт, другой был сделан во весь рост со слишком мелким разрешением. Впрочем, ничего страшного: одна женщина черная, другая низкая, а наш скелет большой.

Зато все три остальные подходили под параметры жертвы. Совсем молодые, запечатленные перед событием, которое заставило их изменить свою жизнь или убило. У меня была продвинутая программа обработки изображения, и я увеличил рот первой так, что весь экран заполнила гигантская анонимная улыбка. Сделав ее максимально четкой, я начал сравнивать с челюстью на столе.

В отличие от отпечатков пальцев, здесь достаточно минимального сходства, с одним зубом можно произвести идентификацию, если у него необычная форма или имеется надлом.

На это я и надеялся. Найденные зубы были загнутыми и щербатыми. Если ни у одной из женщин на фотографиях не будет подобных недостатков, придется вычеркнуть их из списка. А если повезет, смогу узнать имя погибшей.

С самого начала я знал, что задача не из легких. Любительские снимки не рассчитаны для столь жутких целей. Даже увеличенные и подчищенные, они оставались зернистыми и расплывчатыми. Ситуацию только усложняло плачевное состояние зубов, которые я с трудом собрал воедино. Если жертва и среди них, фотографии сняли до того, как пристрастие к наркотикам сделало свое дело.

Через несколько часов редактирования и разглядывания в мои глаза словно набился песок. Я налил себе еще кофе, разминая шею. Меня охватило уныние. Заранее зная, что шансов мало, я на что-то надеялся.

Пришлось вернуться к снимкам в их первоначальном виде. Один странным образом притягивал к себе внимание. Женщина стояла на улице перед витриной магазина. Лицо было миловидным, но суровым, в глазах сквозила усталость от жизни, несмотря на улыбку.

Губы обнажали только верхние резцы и клыки. Такие же кривые, как найденные в коттедже, но более никакого сходства. Левый резец убитой имел клиновидную выемку, а на фотографии такой не наблюдалось. Брось, ты напрасно тратишь время.

Все же было в этом снимке нечто неуловимо странное. И тут я понял.

– Твою мать… – произнес я вслух и запустил простую операцию. Женщина на экране исчезла и появилась, несколько другая. Теперь за ней читалась часть вывески «Сторноуэй киоск и магаз…». Важно не название, а сам факт, что я мог его прочесть. Раньше надпись была нечитаемой.

Фотография была вывернута наизнанку.

Житейская оплошность, которая обычно не имеет никакого значения: при сканировании или переносе в базу с пропавшими людьми снимок перевернули. Левая сторона стала правой, а правая – левой.

Я смотрел на зеркальное отображение.

С растущим возбуждением я снова увеличил зубы. Теперь на верхнем левом резце был точно такой же дефект клиновидной формы, как и у зуба на столе. И нижний правый клык был кривым и наступал на соседний зуб в той же степени, что и в найденной челюсти.

Все совпало.

Только теперь я счел своевременным прочесть описание под фотографией. Женщину звали Дженис Дональдсон. Двадцать шесть лет, проститутка, алкоголичка и наркоманка, пропала из Сторноуэя пять недель назад. Сей факт не попал даже в информационную сводку, не говоря уже о широкомасштабных поисках. Очередной глухарь, еще одна душа исчезла без следа.

Я снова посмотрел на застывшую улыбку, полное лицо, круглые щеки, проступавший второй подбородок. Несмотря на пристрастие к наркотикам, она из тех, кто остается пышкой. Уйма жира для сгорания. Предстоит сверить отпечатки пальцев, но я уже не сомневался, что это та самая жертва.

– Привет, Дженис.

Пока я всматривался в изображение на экране, Дункан пытался сосредоточиться над учебником криминалистики. И это было непросто. Ветер дул сильнее прежнего. Несмотря на то что фургон был припаркован в закутке за коттеджем, бравшим на себя основной удар, его безжалостно качало.

Постоянный напор тревожил и доставлял уйму неудобства. Дункан подумал, не задуть ли парафиновый обогреватель: вдруг фургон перевернется? Однако лучше уж сидеть в страхе загореться, чем наверняка замерзнуть до смерти.

Поэтому констебль старался не обращать внимания на стихию и сконцентрироваться на книге, слушая, как дождь барабанит по металлической крыше. Заметив, что перечитывает один и тот же параграф третий раз, он смирился со своим положением, вздохнул и закрыл учебник. Дело в том, что его беспокоил не только ураган. Он не мог отделаться от посетившей его мысли. Глупой, нелепой мысли. Снова разыгралось бурное воображение.

Стоял вопрос, что делать. Рассказать кому-нибудь? Тогда кому? Чуть не поделился с доктором Хантером, но передумал. В любой момент можно обратиться к Броуди. Или к Фрейзеру. Хотя нет. Дункан понимал, что из сержанта полицейский никудышный. Констебля смущал запах виски изо рта Фрейзера утром. Вызывал отвращение. Будто никто не заметит, будто сержанту плевать. Отец Дункана рассказывал о полицейских, которые спивались на глазах, и их амбиции сводились до стремления не быть застуканными пьяными на службе и дожить до полноценной пенсии. Наверное, он описывал Фрейзера.

Интересно, всегда ли он был таким или постепенно погрузился в нынешнее состояние разочарования? О сержанте ходили разные истории. В некоторые Дункан верил, в других сомневался. Однако по-прежнему надеялся, что за осунувшимся лицом скрывается толковый полицейский.

Теперь он не был так уверен. Вот они оказались в разгаре расследования жуткого убийства, а Фрейзер ведет себя, будто столкнулся с очередным неудобством. Дункан считал иначе. Дункан думал, что участвует в невероятном приключении.

От осознания этого факта становилось совестно. Все-таки погибла женщина. Непристойно испытывать подобный азарт.

Однако такова работа. Для этого он и пошел в полицию. В мире есть зло, не в библейском смысле, а именно зло. Дункан хотел посмотреть ему в лицо, заставить вздрогнуть. Повлиять на ход событий.

«Представляю, что скажет Фрейзер», – подумал констебль, и улыбка сошла с лица. Так что же делать?

Снаружи мелькнула вспышка света. Дункан выглянул в окно, ожидая повторения. Что это было? Молния? А где тогда гром? Он выключил лампу, оставив голубое пламя парафинового обогревателя. Вгляделся в темные очертания коттеджа, но не увидел ничего более.

«Сплошная молния, – подумал он. – Без звука». Или обман зрения?

А вдруг там человек с фонариком?

Снова журналист? Мэгги Кэссиди? Не дай бог. Хотя Дункан был не прочь с ней повидаться, она обещала больше не появляться. Как ни наивно, констебль огорчился бы, если б Мэгги нарушила слово. Если не она, то кто? Все улики погребены под булыжниками и никому не нужны.

Теперь ведется следствие по делу об убийстве. И халатность непозволительна. Может, позвонить Фрейзеру? И выслушать его уничижительный выговор? Ну уж нет. Сначала надо проверить. Надев пальто, констебль прихватил фонарик и вышел.

Порыв ветра чуть не сбил Дункана с ног. Закрыв дверь как можно тише, он встал и прислушался. При таких завываниях занятие бессмысленное. Посветив вокруг, не обнаружил ничего, кроме стелящейся травы и каркаса одинокого коттеджа.

На ветру было холодно. И он забыл перчатки. Дрожа, подошел к дому, проверил дверь, которую недавно заново опечатал лентой, чего Фрейзер не потрудился сделать. Все на месте. Посветил внутрь и убедился, что там никого нет, затем обвел кругами уцелевшие стены.

Ничего. Постепенно Дункан расслабился. Должно быть, молния. Или воображение. Обошел коттедж вокруг, ноги путались в траве. Снова приблизился к двери, думая только о чертовском холоде. Сжимавшие фонарик пальцы онемели.

И все же он заставил себя еще раз осветить все внутри, перед тем как направиться обратно к фургону. Подойдя, замялся: вдруг его поджидают внутри?

«Если так, надеюсь, они поставили чайник», – подумал Дункан и распахнул дверцу.

Фургон был пуст. Шипящее голубое пламя парафинового обогревателя излучало манящее тепло. Благодарный ему Дункан поспешил внутрь и закрыл за собой дверь. Потирая заледеневшие руки, включил свет и поднял чайник – проверить, достаточно ли там воды. Хватит, однако завтра надо будет наполнить пластиковый контейнер. Фрейзер, наверное, весь день гонял чаи.

Констебль поставил чайник на маленькую конфорку и взял коробок спичек. Зажег одну со вспышкой серного дыма.

Раздался стук в дверь.

Дункан подпрыгнул. Обожгло палец – забыл даже спичку затушить. Придя в себя от неожиданности, дунул на нее.

Едва не выкрикнул: «Кто там?» Непрошеный гость вряд ли станет стучаться. Все же Дункан покрепче сжал фонарик. На всякий случай.

Черпая уверенность в тяжести фонарика, констебль пошел открывать дверь.

15

Я сидел за столом в больнице. Было темно, но не настолько, чтобы не различать предметов. Спускались сумерки. Занавески на окне и двери были задернуты, череп и челюсть по-прежнему лежали на стальном столе. Передо мной был открытый ноутбук, экран погас. Галогеновая лампа стояла на своем месте, но не горела.

Тишина. Я осмотрелся и без удивления понял, что сплю.

В углу комнаты кто-то был. Фигура погрузилась в тень, но не скрылась от моего взора. Женщина, ширококостная и полная. Круглое привлекательное лицо портила внутренняя суровость.

Она смотрела на меня и молчала.

– Что тебе нужно?

Женщина не ответила.

– Я сделал все, что мог. Теперь дело за полицией.

Глядя на меня, она кивнула на череп на столе.

– Не понимаю. Что ты от меня хочешь?

Она открыла рот. Вместо слов оттуда пошел дым. Мне захотелось отвести взгляд, но я не мог. Дым начал валить изо всех отверстий: глаз, носа и рта, с кончиков пальцев. Я чувствовал запах горелого, но не видел огня. Только дым. Он наполнял комнату, стоял пеленой. Надо было попытаться что-то сделать, как-то ей помочь.

Это невозможно. Она мертва.

Дым становился все гуще, было трудно дышать. Я не мог пошевелиться и терзался жаждой действия. Уже не видел женщину, не видел ничего. Давай. Вперед! Я прыгнул к ней…

И проснулся. В больнице было тихо. Я сидел за столом. Теперь комната погрузилась в темноту. На экране ноутбука тускло светили летящие звезды. Судя по скринсейверу, я спал как минимум пятнадцать минут.

Снаружи бушевал ветер, я не мог отделаться от последствий сна: мне по-прежнему было трудно дышать, а перед глазами повисла пелена. В носу остался запах едкого дыма.

Сделал глубокий вдох и закашлялся. Попытался включить лампу. Не удалось. Видимо, ураган до конца обесточил Руну. Ноутбук работал от батарей. Ударил по клавише, выведя его из режима сохранения энергии. Экран загорелся, осветив комнату синеватым светом. Дымка стала заметнее. Окончательно пробудившись, я понял, что мне это не снится.

Больница переполнилась дымом.

Кашляя, я вскочил и бросился к двери. Схватился за ручку и тотчас одернул руку.

Горячо.

После проникновения чужака я задернул шторку на двери, а теперь резко ее отодвинул. В клубе бушевало адское пламя.

Попятившись назад, я быстро огляделся. Единственным выходом было высокое окошко. Если встать на стул, едва получится протиснуться. Окошко не открывалось. Заметив замок, я чертыхнулся. Неизвестно, где ключ, и нет времени его искать. Я схватил лампу, чтобы разбить стекло, но в последнюю секунду остановился. Слишком узкий проем. Если по бокам будут торчать осколки, я вообще не пролезу. Даже при закрытой двери кислорода хватит, чтобы спровоцировать сильную вспышку пламени. Нельзя так рисковать.

Из-за густого дыма было сложно дышать. Давай! Соображай! Я схватил куртку и метнулся к раковине. Повернув кран до упора, засунул под струю голову, затем шарф и перчатки. Холодная вода текла по лицу, пока я надевал куртку, проклиная неуклюжесть больной руки. Обмотал нос и рот мокрым шарфом, накинул капюшон.

Схватил со стола ноутбук, бросил последний взгляд на череп с челюстью. Прости меня, Дженис.

В этот момент взорвалось дверное окошко.

Капюшон и шарф защитили мое лицо от осколков. Обнаженные участки кожи защипало, но это ощущение заглушила резкая волна горячего воздуха. Я пошатнулся назад, когда дым и пламя ворвались в больницу. Теперь не осталось ни малейшего шанса пролезть в окно. Повезло, что меня не убило на месте вспышкой огня, но сгорю я раньше, чем просуну голову в окошко.

Удушающий дым начал проникать сквозь шарф. Кашляя, я пригнулся и схватил ручку. От перчатки пошел пар, тепло ощущалось даже через толстую ткань. Распахнул дверь и бросился внутрь.

Я словно ударился о стену из жара и шума. Пианино горело, как факел, и издавало безумную музыку: огонь рвал проволоку. Едва не попятился обратно в больницу, но понимал: там меня ждет смерть. Не весь клуб горел. Одна часть была охвачена пламенем, и его языки лизали пол и потолок, а другая, где находилась дверь, пока не схватилась.

Туда! Глаза щипало, я, спотыкаясь, двинулся вперед. Тотчас потерялся и ослеп. Куртка дымилась, от шарфа пошел запах паленой шерсти. От страха и нехватки кислорода колотилось сердце. Я не видел стульев, пока не наткнулся на них.

Боль ударила в плечо, я повалился, и из рук вылетел ноутбук. Однако именно падение меня спасло. Я словно нырнул в иную температуру – по половым доскам стлался относительно чистый воздух. Идиот! Надо было догадаться! В панике я плохо соображал. Прижавшись лицом к полу, я жадно хватал воздух и пытался нащупать ноутбук. Черт с ним! Я пополз к выходу. Прямо передо мной, за клубами дыма, возникли двойные двери. Сделав глубокий вдох, я поднялся и дернул за ручку.

Услышал звон цепи и висячего замка.

Меня парализовали шок и страх. Я совсем забыл о замке. Ключ. Где он? Я не помнил. Думай! Запасной отдал Броуди, а где мой? Сорвав зубами перчатку, я полез в карманы. Пусто. О боже, он остался в больнице!

Затем я нащупал что-то металлическое в заднем кармане. Слава богу! Вытащил его, стараясь не уронить. Сзади бушевал огонь. Я пытался вставить ключ, не смея вдохнуть. Кругом был дым; не воздух, так дым отравил бы легкие. Пальцы не слушались, замок упрямо сопротивлялся.

Щелк!

Цепь зазвенела о ручки, когда я резко ее дернул. Открыл дверь, надеясь, что крыльцо послужит воздушным шлюзом и я успею выбраться до того, как свежий кислород доберется до пламени. Так и вышло, отчасти. На секунду ощутил холод и тотчас погрузился в жар и дым. Спотыкаясь, вышел, щуря глаза и борясь с желанием вдохнуть.

Не знаю, как далеко я ушел, пока не упал. На сей раз на блаженно холодную мокрую траву. Задышал воздухом с запахом гари, но все же воздухом.

Чьи-то руки потащили меня прочь от клуба. Глаза так слезились, что я ничего не видел, но узнал голос Броуди:

– Все позади.

Я поднял глаза, кашляя и вытирая слезы. Он поддерживал меня с одной стороны, а с другой возвышалась величественная фигура Гутри. Кругом толпились люди, пламя освещало озадаченные лица. Подъезжало все больше народа в верхней одежде, накинутой прямо на пижаму или сорочку. Кто-то крикнул: «Воды!» – и мне сунули кружку. Я жадно пил, холод чудотворно смягчал горло.

– Цел? – спросил Броуди.

Я кивнул и повернулся посмотреть на клуб. Пылало все здание, искры и языки пламени уносились ветром. Больница, где я был совсем недавно, теперь тоже горела, клубы дыма валили из разбитого окна.

– Что случилось? – спросил Броуди.

Я открыл рот, но снова закашлялся.

– Ладно, потом расскажешь, – сказал Броуди, подняв кружку.

Через толпу к нам пробирался человек. Это был Камерон. Он смотрел на горящий клуб с открытым ртом и не верил своим глазам. Со взглядом маньяка он обернулся ко мне.

– Что вы наделали? – Голос дрожал от ярости.

– Ради бога, не нападайте на него, ладно? – вмешался Броуди.

Кадык Камерона подпрыгнул под кожей, будто пойманная в ловушку мышь.

– Не нападать? Моя больница пылает.

Я не мог справиться с кашлем и все же прохрипел:

– Сожалею…

– Вы сожалеете? Посмотрите туда! Все уничтожено. Как вы такое натворили?

От гнева у него вздулись вены на висках. Я шатался, вытирал слезящиеся глаза.

– Я тут ни при чем. – Горло будто набилось гравием. – Я заснул, а когда проснулся, клуб горел. Сначала загорелся клуб, а не больница.

Камерон не сбавлял обороты:

– Так он загорелся сам по себе, да?

– Я не знаю… – Снова закашлялся.

– Оставьте его в покое, человек только что выбрался из пожара, – предупредил Броуди.

Рядом раздался грубый смех. Это был Кинросс. Темноволосый, в непромокаемой одежде, он казался человеком из более дикого, темного века.

– Спас свою задницу, а?

– А вы бы предпочли, чтобы он остался там? – парировал Броуди.

– Было б неплохо.

Внимание толпы переключилось с пожара на нас. Островитяне с суровыми лицами обступили нас со всех сторон.

– Клуб самовоспламенился? – пробурчал один из них.

Остальные тоже начали выкрикивать вопросы: зачем нам понадобился их развлекательный центр и кто будет платить за создание нового? Мой шок постепенно сменялся гневом.

Затем толпа расступилась, пропустив высокого мужчину. С облегчением я увидел, что это Страчан. И напряжение спало.

Он подошел к нам и уставился на горящий клуб. Ветер трепал ему волосы.

– Боже! Кто-нибудь был внутри?

Я покачал головой, борясь с кашлем:

– Только я.

И Дженис Дональдсон. Глядя на окутавшее дом пламя, я понимал, что останки не переживут второго сожжения.

Страчан забрал у меня пустую кружку.

– Налейте еще воды.

Он протянул кружку, даже не посмотрев, кто ее забрал. Кружку наполнили и вернули мне в одно мгновение. Я благодарно глотал ледяную воду. Страчан подождал, пока я напьюсь.

– Есть соображения, как он загорелся?

Камерон с неприкрытой яростью наблюдал за происходящим.

– Разве это не очевидно? Там больше никого не было!

– Не неси чушь, Брюс! – нетерпеливо заткнул его Страчан. – Всем известно, в каком состоянии там находилась проводка. Мне следовало настоять на сносе, когда строили больницу.

– И мы просто спишем этот случай на проводку? – спросил Камерон, сжав губы.

Страчан усмехнулся:

– Что ж, вы можете в любой момент линчевать доктора Хантера. Вот фонарь, веревку найдете. Но почему бы нам сначала не разобраться, а потом уже кого-то винить? – Повернувшись спиной к Камерону, он обратился к собравшимся островитянам: – Обещаю, мы выясним, что произошло. И построим новую больницу и клуб, даю слово. Сегодня уже ничего не поделаешь. Надо расходиться по домам.

Никто не шевельнулся. И тут, словно по подсказке, каркас дома повалился с каскадом искр. Сначала постепенно, потом размеренно, толпа начала рассасываться. У мужчин был мрачный вид, многие женщины вытирали глаза от слез.

Страчан повернулся к Кинроссу и Гутри:

– Йен, Шон, вы не могли бы задержаться? И еще найти пару человек. Огонь вряд ли распространится, но лучше за ним присмотреть.

Ловкий способ снять оставшееся напряжение. Кинросс и Гутри опешили, но обрадовались, что к ним обратились с просьбой.

– Почему бы вам не взглянуть на порезы и ожоги Дэвида? – сказал Страчан Камерону.

– В этом нет надобности, – запротестовал я, не дожидаясь ответа Камерона. Медбрат он или нет, на тот день мне хватило с ним общения. – Я сам справлюсь.

– Я все равно считаю, что нам следует… – забормотал Камерон, но Страчан его перебил:

– Тогда и тебе, Брюс, нет смысла оставаться. Скоро вставать к детям в школу. Можешь идти домой.

Тон не оставлял места возражениям. Камерон пошел прочь с грозным видом. Страчан посмотрел ему вслед, затем повернулся ко мне:

– Ладно, так что случилось?

Я глотнул еще воды.

– Должно быть, я задремал. Когда проснулся, света не было, в больнице клубился дым.

Он кивнул:

– Весь остров обесточило около часа назад. Видимо, при отключении питания произошло короткое замыкание.

Я впервые заметил, что деревня погрузилась в темноту, нарушаемую только отблеском пожара. Не горели ни уличные фонари, ни свет в окнах домов.

– Жуткая ночь. Но могло быть и хуже. – Страчан пару секунд помолчал. – До меня дошли слухи. В полиции якобы возбудили уголовное дело по найденному трупу. Вам что-нибудь известно?

Броуди ответил раньше меня:

– Не стоит верить слухам.

– Так, значит, это неправда?

Броуди смотрел на него с каменным выражением лица. Страчан напряженно улыбнулся:

– Я так и думал. Что ж, тогда спокойной ночи. Рад, что вы уцелели, Дэвид.

– Из вашего дома не видно деревни. Любопытно, как вы узнали о пожаре?

Страчан держал себя в руках, хотя на лице проступил гнев.

– В небе были отблески. А я плохо сплю.

Мы уставились друг другу в глаза, и ни один не дрогнул. Затем, кивнув мне на прощание, Страчан ушел в темноту.

Броуди отвез меня обратно в отель. Поскольку его дом был у залива, он рванул к клубу, когда увидел огонь из окна спальни.

– Я тоже мало сплю, – сказал он мне с перекошенной улыбкой.

Пока мы ехали по черным улицам, от изнеможения я потерял чувство реальности. Хотелось запрокинуть голову и закрыть глаза. Наступила реакция организма, и я наконец почувствовал порезы и ожоги. Запах дыма и гари забил носоглотку. Я опустил окошко, но после одного порыва ветра поднял его обратно.

– Так как, думаете, загорелся клуб? – спросил Броуди спустя некоторое время.

– Полагаю, Страчан прав. – Горло сипело. – Сбой в электропитании мог вызвать короткое замыкание или скачок напряжения.

– Значит, это просто совпадение, что клуб загорелся через несколько часов после того, как у нас были непрошеные гости? И после того, как Фрейзер проболтался о расследовании по делу об убийстве?

Я был слишком разбит, чтобы четко мыслить.

– Не знаю.

Броуди не стал развивать тему.

– Все улики сгорели?

Действительно, уничтожены останки Дженис Дональдсон, мой кейс и оборудование. Фотоаппарат, ноутбук с записями и папками, диктофон – все забрал огонь.

Думая об этом, я рылся в карманах.

– Не совсем, – сказал я и достал флешку. – Я делаю дубликат жесткого диска. Старая привычка. По крайней мере у нас есть фотоотчет.

– Лучше, чем ничего, – вздохнул Броуди.

– И еще кое-что. Я знаю имя жертвы.

Я рассказал ему о дефекте на зубе, который совпал со снимком Дженис Дональдсон, пропавшей проститутки из Сторноуэя. Броуди довольно ударил кулаком по рулю.

– Отлично сработано, – улыбнулся он, и энтузиазм на долю секунды поборол его природную сдержанность.

– Итак, у нас остались фотографии черепа. Хотелось бы получить подтверждение судебных экспертов. Если повезет, под руинами коттеджа можно откопать достаточно тканей, чтобы произвести анализ ДНК.

– Мне достаточно слышать, что вы установили личность жертвы, – сказал Броуди. Такая уверенность мне льстила. Оставалось надеяться, что Уоллеса так же легко убедить.

Мы уже подъезжали к отелю. Судя по свету в коридоре, Эллен еще не легла. Ее разбудила неожиданно наступившая тишина, когда замолкло привычное сердцебиение отеля, состоявшее из шума от центрального отопления и холодильников. Теперь равномерный гул успокаивающе вещал, что запасной генератор делает свое дело.

При виде меня Эллен ужаснулась:

– О боже! Что с вами?

– Не самая спокойная выдалась ночь, – признался я и кивнул на лампочку, которая горела тусклее обычного, но все же продолжала гореть. – Приятно видеть свет.

– Ага. Если не транжирить, то горючего для генератора хватит на три-четыре дня. Если повезет, к тому времени дадут электричество. Дай бог, – сухо добавила она.

Броуди пошел будить Фрейзера, а Эллен отвела меня на кухню и помогла снять куртку, которая пропахла дымом и сильно обгорела. Эллен поморщилась:

– Жаль, ваша куртка всего лишь непромокаемая, а не огнеупорная.

Взглянув на тефлоновую почерневшую ткань капюшона, я почувствовал жжение собственной кожи, но несильное.

– Жаловаться грех, – сказал я.

Через несколько минут вернулся Броуди с сонным Фрейзером, который на ходу застегивал пуговицы. Изо рта разило виски.

– Ему это не понравится, – прокомментировал он мою просьбу позвонить Уоллесу.

Это точно. Однако гнев начальника поубавился, когда я сообщил, что выяснил личность жертвы. Хотел спросить, когда ждать подкрепления, но связь была ужасной. Голос появлялся и исчезал на фоне треска.

– Ну… факти… втра, – услышал я.

– Современная техника, – фыркнул Броуди, когда я повесил трубку. – Старые аналоговые рации заменили цифровыми, но они до сих пор пользуются сигналом мобильной сети. Любой сбой – и у нас проблемы.

Фрейзер запротестовал, когда ему предложили пойти осмотреть клуб. В этом не было смысла, пока не стихнет огонь. Выслушав краткий отчет о произошедшем, он извинился и пошел спать. Эллен тактично вышла, когда я звонил Уоллесу, а теперь вернулась и принялась выпроваживать Броуди.

– Вам надо поспать. Вы выглядите не лучше Дэвида, – бранила она.

И была права. Бывший полицейский осунулся. Он выдавил из себя слабую улыбку.

– Не знаю, кому из нас следует больше обижаться. Наверное, мне. Длинный был день.

– Завтра будет не короче, – сказал я.

– Да, – вздохнул он, однако я не сомневался, что Броуди снова окажется в гуще событий.

Когда он ушел, Эллен наполнила ванну горячей водой и принесла антисептик с ватным тампоном.

– Приведем вас в порядок?

– Не утруждайтесь. Я могу справиться сам.

– Конечно, можете, но кто вам позволит? – Она начала счищать грязь с царапин и ссадин на лице. – Не беспокойтесь. До приезда Брюса Камерона я была тут за медсестру.

Снаружи завывал ветер, а между нами повисло неловкое молчание. Я недоумевал: что молодая красивая женщина, мать-одиночка, делает в такой глухомани? Здесь непросто сводить концы с концами, влача жалкое существование. Броуди упомянул, что она познакомилась с отцом Анны не на острове; значит, уезжала когда-то. И вернулась. Нравилось ли ей уединение Руны, или Эллен нашла здесь пристанище, чтобы зализывать старые раны?

Я вспомнил гостя, который был на кухне и оставил ее в слезах. На острове нет достойных неженатых мужчин, поэтому при такой секретности напрашивались очевидные выводы.

Что вообще я знаю? Будь у меня мозги, сидел бы сейчас дома с Дженни. Хорошо бы с ней сейчас поговорить. Зря я не воспользовался рацией Фрейзера. Интересно, что она делает, беспокоится ли обо мне? Возможно. Не надо было соглашаться сюда ехать. Какого черта я торчу на мрачном острове за сотни миль от цивилизации? Чуть не сдох здесь дважды, чуть не сгорел заживо. Вместо того чтобы обустраивать собственную жизнь.

Это и есть моя жизнь – вдруг осознал я с полной ясностью. Это то, чем я занимаюсь. То, кто я есть. И если Дженни видит в этом проблему, долго мы не протянем.

Голос Эллен вернул меня в реальность:

– Правда, что люди говорят? О трупе?

– А что они говорят?

Она осторожно промокала порез.

– Что произошло убийство.

Благодаря Фрейзеру не было смысла отрицать факт, известный каждому, и все же мне не хотелось говорить на эту тему, даже с Эллен.

– Извините. Не следовало спрашивать, – выпалила она. – Просто не могу поверить, что у нас такое могло случиться. В баре только это и обсуждают. Никто понятия не имеет, кем могла быть жертва, не говоря уже о преступнике.

Я пробурчал что-то невнятное. Такого развития дел мы и пытались избежать. Теперь сплетни и слухи заполнят вакуум, образованный отсутствием фактов. Будут толочь воду в ступе и сеять подозрения. Единственный человек, кому это на руку, – убийца.

– Так вы собираетесь приехать на Руну в следующий отпуск? – спросила Эллен, пытаясь разрядить атмосферу.

Я засмеялся. Было больно.

– Не смешите меня.

Эллен улыбнулась:

– Скажите, с вами всегда происходят такие истории?

– Обычно нет. Должно быть, несчастливое место.

Улыбка сошла с ее лица.

– Это точно.

– А вы? – поймал я удачный момент. – Вам здесь нравится?

Она переключила все свое внимание на порез.

– Тут не так уж плохо. Летом чудные ночи. Восполняют дни, как сегодня.

– Но… – подтолкнул я.

– Но… остров у нас маленький. Постоянно видишь одни и те же лица. Заезжает пара подрядчиков и случайный турист, и все. И в материальном плане приходится бороться за выживание. Иногда мне хочется… впрочем, не важно.

– Продолжайте.

Лицо Эллен омрачилось грустью, которую она обычно скрывает.

– Мне хочется уехать отсюда. Покинуть это место, отель, остров, забрать Анну и уплыть. Все равно куда. Чтобы там была приличная школа, магазины и рестораны, где тебя никто не знает, где ты не знаешь никого.

– И что же вас останавливает?

Она отрешенно покачала головой:

– Все не так просто. Я выросла на Руне, у меня здесь все. Куда я подамся?

– Эндрю Броуди сказал мне, вы учились в колледже. Так воспользуйтесь своими знаниями.

– Наплел историй, да? – Эллен не знала, злиться или смеяться. – Да, пару лет я провела в кулинарном колледже. Там научилась оказывать первую помощь и узнала всякие правила безопасности. Воображала себя поваром. Заболел отец, и мне пришлось вернуться. Думала, на время. Затем родилась дочь, ее надо было содержать, а тут не такой большой выбор работы. Поэтому, когда умер отец, я продолжила заправлять отелем. – Эллен подняла бровь. – Вы не спрашиваете меня?

– О чем?

– Об отце Анны.

– Нет, пока вы держите антисептик у моей раны.

– Вот и ладно. У нас не было будущего. – Судя по тону, тема была закрыта. – Что еще рассказал вам Эндрю Броуди?

– Немного. Боюсь, если проболтаюсь, его больше сюда не пустят.

– На этот счет не волнуйтесь, – рассмеялась Эллен. – Анна его обожает. Я тоже, только вы ему не говорите. Он и так слишком о нас печется.

Она замолчала, обдумывая что-то.

– Вам известно про его дочь?

– Да, он поделился со мной.

– Вы, должно быть, ему понравились. Обычно Эндрю об этом не заговаривает. Кажется, девчонка была своевольной. Сложно представить, каково ему живется в неведении, что с ней произошло. Он пытался найти ее, когда ушел в отставку, но так и не смог. В итоге поселился у нас. Не поймите неправильно, но в каком-то смысле это пошло ему на пользу. Дало новый толчок в жизни. Некоторые люди не созданы для пенсии, и Броуди один из них. Наверное, был отменным полицейским.

Я тоже так считал. Мне повезло, что он здесь.

Эллен бросила окровавленный тампон в чашу.

– Готово. Вам сейчас не помешает принять теплый душ и лечь спать. Дам вам мазь от ожогов.

Неожиданный порыв ветра ударил по отелю, сотрясая все здание. Эллен навострила уши.

– Ураган набирает силу, – сказала она.

16

Дождь лил остаток ночи, превращая клуб в неровную насыпь серо-черного пепла. Поднимавшиеся струйки дыма тотчас уносил ветер. Один край остался целым, там нелепо торчали несколько метров обугленных досок. Местами прорисовывались узнаваемые формы: стальной шкаф, выигравший схватку с огнем, скелет ножек стула, выступавших из пепла подобно мертвым веткам в грязном сугробе.

Мрачное зрелище обрамляли темные, тяжелые тучи, скрывавшие вершины холмов. Дождь лил стеной и хлестал землю с нарочитой злостью.

Мы с Броуди и Фрейзером приехали к клубу, как только рассвело. Я был изможден. Спал меньше четырех часов, все болело. Плечо неумолимо ныло, изрядно пострадав при пожаре. Я с трудом узнавал себя в зеркале, пока брился утром. Кожа на лице обгорела от жара, покрылась ссадинами от осколков. Брови и ресницы слиплись, придавая лицу странное выражение изумления.

И все-таки, как отметил Страчан, могло быть хуже.

Броуди с Фрейзером стояли в сторонке, пока я осматривал тлеющие руины. По правилам следовало дождаться пожарного инспектора, чтобы он подтвердил безопасность каркаса, но когда он появится… Я не тешил себя иллюзиями, что останки Дженис Дональдсон переживут вторую кремацию.

Однако надо было убедиться своими глазами.

Дождь барабанил по пеплу, делая из верхнего слоя черное месиво. И все же не до конца уничтожил огонь. Дерево тлело изнутри. Я ощущал тепло лицом, пока спина мерзла от холода.

– Думаете, есть шанс хоть чему-то уцелеть? – спросил Броуди.

– Вряд ли. – Голос был по-прежнему хриплым от дыма.

Фрейзер с раздражением вздохнул. Под дождем он выглядел жалко.

– Так зачем туда лезть?

– Чтобы знать наверняка.

В бывшей больнице среди пепла виднелся черный угол моего кейса. Он был открыт, и все содержимое обуглилось. Прямо за ним находился стальной стол, где я работал над черепом Дженис Дональдсон. Стол лежал на боку, наполовину погребенный под обломками крыши. Ни черепа, ни челюсти. Я и не надеялся. Прокаленные кости превращаются в пыль от любого удара. Пара зубов могли сохраниться, не более. В любом случае придется ждать, пока приедет команда судебной экспертизы и просеет пепельную массу. Для надлежащего расследования моих сил не хватит.

Стерев с лица грязь, налипшую с порывом ветра, я стал осторожно пробираться к холодильнику. Там лежала рука жертвы, и она могла уцелеть благодаря изоляции. Не тут-то было. Расчистив доски, я увидел почерневшую дверцу: резиновые прокладки расплавились, и она открылась настежь, предоставив все содержимое на съедение пламени. От руки Дженис остались лишь косточки, опаленные до цвета жженого сахара. Пальцы выпали из фаланг после сгорания соединительных тканей. Они лежали на верхней полке, еще горячие. Я достал их, подождал, пока слегка остынут, и положил в пакеты, прихваченные в отеле. Затем вернулся к Броуди с Фрейзером.

– И это все? – спросил сержант, щурясь на пакет.

– Все.

– И стоило ли труда?

Я пропустил мимо ушей его замечание и направился к доскам, торчавшим среди руин. Деревянные балки обуглились. К ним был прибит медный кабель – все, что осталось от электросети клуба. Пластиковая изоляция вокруг меди сгорела, однако сама проволока сохранилась и по-прежнему тянулась вдоль балок.

Судя по расположению, она шла к выключателю у входа. При виде этой картины у меня зародилась мысль, слишком смутная, чтобы назвать ее подозрением. Я едва успел выбраться из горящего зала, пока огонь не добрался до дверей. Значит, сначала загорелся противоположный конец. Я начал ходить кругами по центру.

– Что еще? – раздраженно спросил Фрейзер. Броуди молчал, лишь наблюдал за мной задумчиво.

– Надо кое-что проверить.

Я убеждал себя, что напрасно теряю время, разглядывая место у задней стены. Нагнувшись, я разгреб пепел и обнаружил то, чего боялся.

Металлические крапинки переливались на обугленных досках.

У меня мурашки пошли по коже. Я повидал достаточно пожаров, чтобы понимать, что это значит.

Это не несчастный случай.

И тут меня посетила еще одна мысль. О боже! Только не это…

Охваченный паникой, я поспешил к Броуди с Фрейзером, но тут услышал гул мотора и увидел, как по дороге катит разбитая машина Мэгги Кэссиди.

Хуже времени она выбрать не могла.

– Доброе утро, парни! – бодро поприветствовала она. – Слышала, вчера тут устроили барбекю.

Фрейзер уже шагал ей навстречу.

– Сюда нельзя. Вернитесь в машину. Живо!

Ветер приминал пальто, похожее на кокон, а журналистка протягивала свой диктофон, словно защитное оружие. Она пыталась скрыть свое волнение.

– Да? А почему?

– Потому что я так говорю.

Мэгги покачала головой с притворным сожалением:

– Извините, но такая причина не годится. Вчера я проспала все самое интересное, но сегодня не собираюсь ничего пропускать. Если скажете пару слов, например, о том, как продвигается расследование по делу об убийстве и почему загорелся клуб, я с радостью оставлю вас в покое.

Фрейзер сжал кулаки, глядя на нее с такой враждебностью, что я испугался, не выкинет ли он какую-нибудь глупость. Мэгги улыбнулась мне:

– Как насчет вас, доктор Хантер? Может…

– Мне надо с вами поговорить.

Не знаю, кто больше удивился – она или Фрейзер.

– Вы же не собираетесь разговаривать с ней?!

Я переглянулся с Броуди.

– Пусть делает, что считает нужным, – сказал он Фрейзеру.

– Что? Вы, наверно, шутите. Это же чертова…

– Молчать! – командным голосом крикнул Броуди, и сержанту пришлось сдаться.

– Ладно, ваше дело, – фыркнул он и пошел к «рейнджроверу».

– Не отпускайте его, – предупредил я. – Нам нужна машина.

Мэгги подозрительно на меня косилась, ожидая подвоха.

– Мне нужна ваша помощь, – сказал я ей, взял под руку и повел к машине. – Мы сейчас уедем, и я прошу вас не ехать за нами.

Она уставилась на меня как на сумасшедшего.

– Как это понимать, вы…

– Послушайте. Пожалуйста, – добавил я, помня, как много времени уже потеряно. – Вам нужна сенсация, обещаю, вы ее получите. Но сейчас вы должны оставить нас.

Недоверчивая улыбка сошла с губ.

– Дела плохи, да?

– Надеюсь, нет. Может оказаться, что да.

Локон волос задуло ветром на лицо, глаза искали мои. Она кивнула и поправила волосы.

– Ладно. Но у меня должна быть статья на первую полосу, хорошо?

Я поспешил к «рейнджроверу», а она села в свою машину.

– Что вы ей сказали? – спросил Фрейзер, когда Мэгги поехала прочь.

– Не важно. Вы сегодня разговаривали с Дунканом?

– С Дунканом? Нет пока. Он еще не вышел на связь. Я собирался везти ему завтрак чуть позже.

– Позвоните сейчас.

– Сейчас? Зачем?

– Просто позвоните.

Он бросил на меня мрачный взгляд и потянулся за рацией.

– Не могу пробиться… – Сержант нахмурился.

– Садитесь в машину. Мы едем к коттеджу.

Броуди с обеспокоенным видом наблюдал за мной, но молчал, пока мы не тронулись с места.

– Что случилось? Что вы нашли?

Я тревожно смотрел через лобовое стекло на небо впереди.

– Проверил проводку в клубе. Огонь, вызванный коротким замыканием, не способен расплавить медную проволоку. В дальнем конце клуба есть место, где медь потекла.

– И что? – нетерпеливо спросил Фрейзер.

– Значит, там огонь был сильней, – медленно произнес Броуди. – О боже…

Фрейзер ударил по рулю:

– Мне кто-нибудь скажет, что происходит?

– Огонь был там сильней, потому что в ход пошел катализатор, – объяснил я. – Пожар начался не от замыкания. Кто-то поджег клуб.

Сержант продолжал ломать голову.

– А при чем тут Дункан?

Ответил Броуди:

– Если кто-то хочет избавиться от улик, то поджечь могли не только больницу.

Судя по лицу Фрейзера, до него наконец-то дошло.

А даже если нет, не было необходимости объяснять дальше.

На небе прямо впереди виднелась черная струйка дыма.

Из-за холмов мы не могли различить источник дыма. Будто каждая горка и каждый поворот сговорились скрыть от взгляда коттедж и фургон. Фрейзер жал на газ и несся по узкой дороге, пренебрегая мерами безопасности. Никто не жаловался.

За последним поворотом возник коттедж. И фургон.

То, что от него осталось.

– О нет… – произнес Фрейзер.

Большая часть дыма исходила от дома. Как и клуб с больницей, его подожгли. Там гореть было почти нечему, но упавшие накануне толстые балки крыши по-прежнему тлели среди руин. Если следственная команда и могла что спасти, теперь все улики уничтожены.

Однако наше внимание привлек фургон. Он превратился в выжженную раковину, шины растопились до бесформенных резиновых глыб. Жилая часть полностью сгорела, крыша частично отлетела – видимо, когда взорвался газовый баллон или бензобак. Оттуда дым поднимался пеленой, тотчас сдуваемой ветром.

Дункана нигде не было видно.

Фрейзер свернул с дороги, но машина сбавила обороты по грязи, он ударил по тормозам, выскочил и побежал к фургону, не захлопнув дверцы.

– Дункан! Дункан! – орал сержант. Мы с Броуди неслись следом, дождь хлестал по лицам. Фрейзер резко остановился у фургона. – Боже мой! Где он? Где же он?

Фрейзер смотрел по сторонам, будто надеялся, что молодой констебль появится откуда-нибудь и пойдет навстречу вальяжной походкой. Мы с Броуди переглянулись с жестоким осознанием одного и того же факта.

– Он там, – тихо произнес я.

Сержант проследил за моим взглядом. Из-под куска покореженной крыши торчал ботинок, кожа местами сгорела, обнажив обугленную плоть и кость.

Он шагнул вперед.

– О нет! Боже…

Фрейзер схватил панель и попытался поднять ее.

– Не трогайте, – предупредил я и хотел остановить его, но Броуди опустил руку мне на плечо. Он покачал головой:

– Оставь его.

– На месте преступления нельзя ничего трогать.

– Знаю, – мрачно сказал Броуди. – Но что это изменит?

Фрейзер высвободил панель, ее тотчас унес ветер, и она поскакала по траве, как опустившийся воздушный змей, пока не уперлась в коттедж. Сержант продолжал разбирать обломки как сумасшедший. Даже издалека в нос бил запах жареного мяса.

Затем он остановился и уставился на то, что вскрыл. Попятился назад, качаясь подобно марионетке, у которой оторвалась нитка.

– О, черт! Черт побери, это не он! Скажите мне, что это не он!

Тело лежало в центре фургона. Оно обгорело не так сильно, как Дженис Дональдсон, но сохранившиеся человеческие формы делали зрелище еще ужаснее. Конечности поджались и приняли позу эмбриона. Посередине к плоти приварился полицейский пояс. На нем сохранились почерневшая дубинка и наручники.

Фрейзер рыдал.

– Почему он не выбрался? Какого черта он не выбрался?

Я взял его за руку.

– Пойдемте.

– Отстаньте от меня! – зарычал он, высвободившись.

– Возьми себя в руки! – грубо сказал Броуди.

Фрейзер повернулся:

– Не приказывай мне, что делать! Ты на пенсии! И не имеешь права тут командовать!

– Тогда попробуй сам вести себя как офицер полиции, – сурово ответил Броуди.

Сержант тотчас сдался.

– Ему был всего двадцать один год, – пробормотал он. – Двадцать один! Что я скажу начальству?

– Скажешь, что его убили, – жестко произнес Броуди. – Скажешь, у нас тут по острову бегает маньяк. И если бы Уоллес вовремя прислал следственную команду, двадцатиоднолетний констебль мог бы остаться в живых!

В его голосе была редкая патетика. Мы все знали, о чем он промолчал: из-за глупости Фрейзера просочилась информация, убийца запаниковал и приступил к действиям. Однако в обвинениях не было смысла, и, глядя на Фрейзера, я видел, что он и так сильно страдает.

– Ладно, полегче, – сказал я Броуди.

Тот сделал глубокий вдох, кивнул и внешне успокоился.

– Надо сообщить в управление о происшедшем. Теперь это не просто следствие по делу об убийстве.

Борясь со слезами, Фрейзер достал рацию, повернулся спиной к дождю и ветру и набрал номер. Послушал, попытался снова.

– Давай же, давай!

– В чем дело? – спросил Броуди.

– Не работает.

– Что значит не работает? Ты вчера звонил Уоллесу.

– А теперь сигнала нет! – гаркнул Фрейзер. – Думал, только с рацией Дункана нелады, а оказывается, с моей тоже. Сам посмотри!

Сержант сунул рацию Броуди. Бывший коп взял ее и набрал номер. Приложил трубку к уху, вернул обратно.

– Попробуем из машины.

Установленная в «рейнджровере» рация была подключена к той же системе. Не спрашивая разрешения, Броуди проверил ее и покачал головой.

– Глухо. Видимо, ураган снес вышку. Если так, вся связь на острове отрезана.

Я оглядел пустой, открытый ветрам пейзаж. Низкие темные тучи, повисшие над Руной, усиливали ощущение изолированности.

– И что теперь делать? – спросил я.

Броуди на секунду растерялся.

– Будем пытаться пробиться. Рано или поздно починят или наземные линии, или радиосвязь.

– А пока этого не произойдет?

По лицу Броуди стекали струйки дождя. Он с суровым видом смотрел на фургон.

– А пока будем действовать своими силами.

17

Я предложил остаться на месте, пока Броуди с Фрейзером съездят в деревню за колышками и молотком. Надо было оцепить фургон, но от него мало чего осталось, чтобы прикрепить ленту. Увезти тело Дункана – не вариант, даже если бы было куда везти. С останками Дженис Дональдсон выбора вообще не было, а тут картина другая. Правда, придется оставить фургон с содержимым на милость стихии. Тем не менее на этот раз я был полон решимости сохранить место преступления, и без того нарушенное буйством Фрейзера.

И никто не сомневался, что произошло убийство. Кто-то умышленно поджег коттедж и фургон, как и больницу. Только я смог выбраться, а вот Дункан нет.

Погода была хуже прежнего. Дождь падал свинцовыми пулями, стекал ручьями по моему опаленному капюшону. Над головой неслись тяжелые тучи, и их движение отражалось в лужах.

Однако ничто не могло сдуть запах гари и непреложный факт смерти юного констебля. Он висел пеленой повсюду, добавляя холодок и без того промозглому воздуху.

– Это произошло до или после пожара в клубе? – спросил я у Броуди.

Тот оглядел черный каркас фургона.

– Скорей всего до. Логичней сначала поджечь коттедж, а потом больницу. Подчистить следы тут, а потом уже устраивать пожар в деревне, который поднимет всех на ноги.

Я испытывал шок и гнев от бессмысленности поступка.

– Но зачем? Мы ведь уже увезли останки. Как можно просто бросить тут жертву, а спустя столько времени учинить такое? Не вяжется.

Броуди вздохнул, вытирая с лица воду.

– И не должно вязаться. Преступник запаниковал. Он понимает, что совершил ошибку, не позаботившись о трупе, а теперь пытается ее исправить. Решил уничтожить все, что связывает его с убийством. Даже ценой новых жертв. – Броуди замолчал и посмотрел мне в глаза: – Уверены, что хотите тут остаться?

Мы уже обсуждали этот вопрос. Броуди должен ехать, потому что только он знает, где найти инструменты, необходимые для оцепления. Кому-то придется находиться здесь, а Фрейзер не в состоянии.

– Да.

– Будьте осторожны, – предупредил Броуди. – Появится кто, держитесь начеку.

Излишние слова. Однако мне вряд ли угрожала опасность. Больше у убийцы нет причин сюда возвращаться.

К тому же мне надо было кое-чем заняться.

«Рейнджровер» поехал прочь по кочкам к дороге. Дождь отбивал по моей куртке азбуку Морзе. Я вернулся к фургону. Ливень примял пепел, и ветер лишь изредка срывал и уносил охапки. На фоне каменных склонов Беинн-Туиридх серо-черная груда идеально вписывалась в пейзаж.

Вокруг выжженная трава. Дрожа на леденящем ветру, я встал с краю и попытался представить целый фургон, чтоб восстановить картину, как он мог дойти до теперешнего состояния.

Затем перевел свое внимание на Дункана.

Это было нелегко. Обычно я имею дело с останками чужих людей. Я узнаю их только после смерти, а не при жизни. Теперь приходилось бороться с воспоминаниями о молодом констебле.

Тело лежало в сгоревшем каркасе фургона. Огонь превратил его в кусок костей и плоти, в черную марионетку. Последний раз, как я его видел, констебль вез меня в деревню, чем-то обеспокоенный. Зря я не настоял и не выпытал, о чем он тогда думал. Позволил ему уехать и провести последние часы жизни в одиночестве на отшибе.

Надо отбросить сожаления. Такой подход не поможет ни ему, ни мне. Стоя под дождем, я попытался избавиться от лишних мыслей и эмоций.

Хочешь поймать убийцу? Забудь о Дункане.

Думай о фактах.

Тело лежало лицом вниз. Одежда сгорела, как и кожа. Под мягкими тканями виднелись внутренние органы. Руки согнуты в локтях, стянутые сократившимися сухожилиями. Ноги также скрючены, от их движения в пламени таз слегка накренился в сторону. Под ним виднелась часть столешницы. Ноги лежали ближе всего к двери, голова была немного наклонена вправо и упиралась в кушетку, от которой остались черный костяк и пара пружин. Там валялось что-то еще. Наклонившись, я узнал стальной корпус фонарика Дункана, покрытый копотью.

Мой фотоаппарат сгорел вместе со всем оборудованием в больнице, поэтому пришлось набросать положение трупа в блокноте, прихваченном из «рейнджровера». Получилось не очень хорошо из-за повязки на плече и необходимости загораживаться от дождя. Но я старался как мог.

Закончив с рисунком, я принялся осматривать тело. Стараясь ничего не задеть, склонился над трупом и увидел то, что искал.

В черепе была дыра размером с кулак. Мотор приближающейся машины сбил меня с мысли. Слишком рано для возвращения Броуди с Фрейзером. Оказалось, это не полицейский «рейнджровер», а металлически-серый «сааб» Страчана.

В голову тотчас пришло предупреждение Броуди. Кто бы ни появился, надо быть начеку. Я поднялся на ноги, спрятал блокнот и пошел ему навстречу. Страчан вылез из машины, бросил взгляд на фургон, даже не поднял капюшон.

– Боже! Здесь тоже был пожар?

– Вам не следует здесь находиться.

Страчан не слушал. Круглыми глазами он смотрел на труп.

– Бог мой!

Вдруг он скорчился, и его вырвало. Медленно выпрямился, нащупал в кармане платок, чтобы вытереть рот.

– Вы в порядке? – спросил я.

Он кивнул.

– Извините. Кто… кто это? Молодой констебль?

– В любой момент вернутся Броуди с Фрейзером, – сказал я вместо ответа. – Будет лучше, если они вас не застанут.

– Пошли они к черту! Это мой дом! Я пять лет пытаюсь поставить здесь все на ноги, а тут… – Он замолчал, взялся руками за голову. – Глазам своим не верю. Кто это делает?

Я молчал. Страчан отошел от шока. Поднял лицо к небу, не замечая ветра и дождя.

– В такую погоду полиция сюда не доберется. И вы не сможете утаить происходящее. Масса напуганных и рассерженных жителей потребует объяснений. Позвольте мне помочь. Они послушают скорей меня, чем вашего сержанта. Или Эндрю Броуди, если на то пошло.

В точеных чертах читалась полная решимость.

Соблазнительное предложение. Я по опыту знал, как могут накалиться страсти в узком кругу. Сам однажды обжегся, хотя был там не чужим. А здесь, вдали от внешнего мира, я и думать не хотел, что может произойти.

Стоял вопрос, насколько мы можем доверять Страчану.

В одном деле он действительно помог бы.

– Нельзя ли воспользоваться вашим радио на яхте?

– На яхте? – удивился он. – Да, конечно. Там у меня спутниковая связь. А что, полицейские рации не работают?

Я не хотел говорить ему правду, но надо было что-то ответить.

– Одна сгорела. Нужно иметь запасной вариант, если Фрейзера не окажется поблизости.

Страчан, кажется, принял мое объяснение. Снова подавленный, он уставился на фургон.

– Как его звали?

– Дункан Маккинни.

– Бедняга, – мягко произнес он и посмотрел на меня: – Обращайтесь. Сделаю что угодно. Абсолютно все.

Страчан сел в машину и поехал по тропе. Как только «сааб» приблизился к дороге, из-за поворота показался полицейский «рейнджровер». На узком пространстве две машины сбавили скорость, чтобы разъехаться: словно две собаки осторожно обходили по кругу перед тем, как сцепиться. Затем «сааб» дал газу и покатил с ровным рычанием.

Стоя спиной к ветру, я ждал, пока остановится «рейнджровер». Выйдя наружу, Фрейзер направился к багажнику, а Броуди подошел ко мне, посматривая на быстро исчезавшее пятнышко автомобиля Страчана.

– Что ему было здесь нужно?

– Приехал предложить помощь.

– Обойдемся без него.

– Как сказать.

Я поделился своей идеей воспользоваться радио на яхте. Броуди вздохнул.

– Я сам должен был догадаться. Однако яхта Страчана нам не понадобится. На любой лодке в заливе есть канал связи с берегом. Даже на пароме.

– Но яхта ближе, – отметил я.

Броуди нахмурился от перспективы просить одолжение у Страчана. Как бы его ни корежила идея, в ней был смысл.

– Ладно. Ты прав.

Подошел Фрейзер, сжимая ржавые стальные стержни арматуры, какие используются в бетонных фундаментах.

– Вот остались после строительства школы, – пояснил Броуди. – Годятся.

Фрейзер бросил стержни на траву. Глаза были по-прежнему красными.

– Мне не хочется бросать его здесь…

– Если есть другие предложения, поделись, – сказал Броуди без тени злости.

Сержант кивнул с жалким видом. Пошел к «рейнджроверу» и вернулся с тяжелым молотком и рулоном ленты. Затем зашагал впереди нас к фургону напряженной, но решительной походкой. При виде Дункана, открытого всем ветрам и дождям, словно жертвоприношение, он дрогнул.

– О б…

– Если вам будет от этого легче, то он не чувствовал боли, – сказал я.

Фрейзер метнул на меня сердитый взгляд:

– Да? Откуда вы знаете?

Я сделал глубокий вдох.

– Потому что был уже мертв, когда загорелся фургон.

Злоба испарилась с лица сержанта. Броуди встал рядом.

– Ты уверен?

Я посмотрел на Фрейзера. Для нас всех это очень сложно, но ему будет тяжелее всего.

– Продолжайте, – грубо сказал он.

Я провел их по мокрой траве к тому месту, откуда лучше видно череп. Куски черной плоти все еще держались на кости, полированные дождем. Щеки и губы сгорели, обнажив зубы в пародии на располагающую улыбку констебля.

Мне самому было не по себе. Думай о расследовании, а не о человеке. Я указал на зияющую дыру в черепе.

– Слева, видите?

Фрейзер посмотрел и отвернулся. Голова была слегка повернута набок, отчасти лежала на щеке. При таком раскладе было сложно оценить повреждение, но ошибиться невозможно. Отверстие от теменной до височной кости слева напоминало вход в темную пещеру.

Броуди прочистил горло.

– Такое могло произойти от огня, как ты думал с Дженис Дональдсон?

– Никоим образом. Дункана ударили куда сильней, чем Дженис. Даже отсюда видно, что осколки попали внутрь черепа. Значит, пролом нанесен снаружи, а не от внутреннего давления. Судя по положению рук, он рухнул, не пытаясь опереться.

– Чем был нанесен удар? Молотком или чем-то подобным? – спросил Броуди.

– Нет, не молотком. Тогда бы дыра была круглой, а не неправильной формы. Пока могу лишь предположить, что это была некая дубинка.

«Или рукоятка от фонарика», – подумал я. Стальной каркас фонарика Дункана выглядывал сквозь пепел рядом с телом. Форма, размер и вес как раз подходили для подобного удара. Однако нет смысла строить догадки до приезда следственной команды.

Фрейзер сжал кулаки, он не мог отвести глаз от трупа.

– Он был крепкий парень. Он не сдался бы без боя.

– Возможно, нет, но… – осторожно объяснил я, – похоже, он стоял спиной, когда нанесли удар. Тело лежит лицом вниз, ноги направлены к двери. Значит, Дункан отвернулся от входа и упал вперед.

– А его не могли убить снаружи, а затем перенести в фургон? – спросил Броуди.

– Не думаю. Во-первых, под ним стол, на который, видимо, он налетел. Вряд ли его тело могли поднять так высоко. Во-вторых, Дункана ударили сюда, сбоку головы, – сказал я и постучал себе над ухом. – Значит, убийца размахивался сбоку, а не сверху, как обычно бывает.

До Фрейзера пока не дошло.

– И какая тут связь?

– Потолок в фургоне слишком низкий для удара сверху, – ответил за меня Броуди.

– Пока мы только предполагаем, но все сходится, – сказал я. – Убийца стоял сзади Дункана, между ним и дверью. Череп проломили слева – значит, он левша.

Шквал с дождем не утихал, пока мы молча смотрели на тело Дункана. Я ждал, кто заговорит первым. Как ни странно, это оказался Фрейзер.

– Следовательно, он впустил убийцу внутрь, а затем отвернулся.

– Похоже, что так.

– О чем он думал? Боже, я ведь говорил ему быть осторожным!

Сомнительно. Однако если сержанту необходимо поменять свои воспоминания, чтобы очистить совесть, я ему мешать не буду. Не знаю, как Фрейзер, но Броуди не упустил самый важный момент.

Дункан не думал, что ему угрожает опасность со стороны пришедшего человека.

Броуди взял у сержанта ленту.

– К делу.

18

Лента, натянутая меж стальных стержней, что вбил в землю Фрейзер, трещала и извивалась. С одной здоровой рукой я мало чем мог помочь. Броуди держал стержни, а Фрейзер вколачивал их молотком на расстоянии метра друг от друга, и так по всему периметру вокруг фургона.

– Не хотите попробовать? – спросил на полпути сержант, тяжело дыша.

– Извини, тебе придется самому. У меня артрит, – сказал Броуди, потирая спину.

– А, ладно, – пробурчал Фрейзер и заколошматил по стержню, будто выплескивая свою злость и горечь.

Наверное, Броуди специально предоставил ему такую возможность.

Я стоял рядом, втянув шею от холода и сырости, пока они протягивали ленту. Это была символическая преграда, и все же мне было неудобно бездействовать, пока они борются с ветром, чтобы закрепить трепещущие концы ленты.

Наконец дело было завершено. Мы замерли, глядя напоследок на фургон за ненадежным сооружением. Затем молча направились к «рейнджроверу».

Наша следующая задача – сообщить на землю о случившемся. Пусть Уоллес и не сможет прислать подкрепление, пока не утихнет ураган, убийство офицера полиции поднимет расследование на другой уровень. До приезда следственной команды жизненно важно держать связь с внешним миром. Особенно для Фрейзера, который понуро тащился впереди нас. Он терзался от горечи поражения.

Броуди вдруг остановился.

– У тебя остались пакеты?

Он смотрел на пучок жесткой травы под ногами. Там запутался темный предмет. Я достал продуктовый пакет, который прихватил из отеля, и передал Броуди.

– Что там? – спросил Фрейзер.

Броуди не ответил. Надев на руку пакет словно перчатку, он нагнулся и поднял находку. Завернул края пакета так, чтоб она оказалась внутри, и показал нам.

Большая черная пластиковая отвинчивающаяся крышка. На ней торчала тонкая полоска, некогда соединявшая крышку с канистрой.

Броуди поднес открытый пакет к носу.

– Бензин.

Передал Фрейзеру, тот тоже понюхал.

– Думаете, это ублюдок вчера обронил?

– Велика вероятность. Меня тут вчера не было.

Со свирепым видом Фрейзер засунул крышку в карман.

– Значит, где-то на острове валяется канистра без крышки.

– Если ее не сбросили с утеса, – сказал Броуди.

Мы ехали к дому Страчана в подавленности и молчании. Повернув на дорожку, заметили, что снаружи стоял только «сааб», а «порше-кайен» Грейс, видимо, куда-то укатил. В жилище Страчана наверняка есть собственный генератор электричества, однако в окнах не горел свет, несмотря на мрачный день. С кулака Фрейзера разлетались дождевые капли, когда он стучал в дверь. Внутри залаяла собака, и больше никаких признаков жизни. Сержант толкнул дверь так, что задребезжали петли.

– Где тебя носит? – пробурчал он.

– Возможно, пошел прогуляться, как обычно, – сказал Броуди, сделал шаг назад взглянуть со стороны. – Думаю, мы можем и сами спуститься к яхте. У нас экстренный случай.

– Да, а если там заперто? – спросил Фрейзер. – Нельзя же просто вломиться?

– На острове замками не пользуются. На то нет причин.

«Теперь есть», – подумал я. Однако был против по другой причине.

– Если спустимся туда и обнаружим, что доступа все-таки нет, потеряем кучу времени. Кто-нибудь умеет пользоваться спутниковым радио? Или бортовым оборудованием, если на то пошло?

Судя по молчанию, никто.

Фрейзер стукнул ладонью по двери.

– Черт!

– Поехали разыщем Кинросса. Воспользуемся его паромом, – предложил Броуди.

Кинросс жил у бухты. Когда мы добрались до края деревни, Броуди велел Фрейзеру срезать дорогу по узкой мощеной улице, обходившей основной путь. Бунгало капитана парома походило на сборный дом и, как большинство строений на Руне, имело новые окна и двери из ПВХ.

Однако в остальном он был обветшалым и неухоженным. Ворота отвалились, заросший сад был усыпан ржавеющими запчастями. Стеклопластиковая шлюпка поросла травой, на дне зияла дыра и трещина. Броуди говорил, что Кинросс – вдовец и один воспитывает сына. Заметно.

Мы оставили Фрейзера сидеть в машине, а сами направились к бунгало. Звонок заиграл веселой электронной мелодией. Никто не открыл. Броуди позвонил снова и заколотил в дверь на всякий случай.

Внутри послышалось приглушенное шевеление, затем приоткрылась дверь. В проходе стоял Кевин, сын Кинросса. Мельком посмотрел на нас и потупил взгляд. Красные прыщи испещрили его лицо, походившее на физическую карту.

– Отец дома? – спросил Броуди.

Подросток кивнул, не глядя на нас.

– А где именно?

Кевин неуклюже зашаркал, прикрыл дверь так, что осталась щель шириной с лицо.

– В лодочной мастерской, – пробурчал он и захлопнул дверь.

Мы вернулись в машину. О бухту разбивались волны, качая лодки. На пристани болтался и паром. Море свирепствовало, густая пена сливалась с дождем.

Фрейзер поехал вниз к рифленому металлическому навесу на берегу, мимо которого я проходил накануне по пути к Броуди. Он стоял у подножия высокого утеса, окружавшего бухту, защищая от разбушевавшейся стихии.

– Мастерская общественная, – сказал Броуди, когда мы вышли из машины, борясь с ветром. – Все владельцы лодок оплачивают текущие расходы, а если требуется ремонт, все делают сами.

– Эта принадлежит Гутри? – спросил я, указывая на разбитую рыбацкую лодку, приподнятую на специальной конструкции. Вблизи она казалась совсем развалюхой. Половина досок отсутствовала, придавая ей вид скелета давно мертвого доисторического животного.

– Да. Мечтает спустить ее снова на воду, но не особо торопится. – Броуди покачал головой. – Чаще тратит деньги в баре.

Обойдя накрытые брезентом строительные материалы, мы поспешили к входу в мастерскую. Ветер чуть не сорвал дверь с петель, когда я открыл ее. Внутри было удушливо жарко, пахло машинным маслом и стружками. На полу валялись рейки, сварочные горелки и кусачки, вдоль стен стояли полки с инструментами, почерневшими от древней смазки. Играло радио, металлическая музыка прорывалась сквозь гул генератора.

В мастерской было шесть человек. Гутри с кем-то еще склонился над разобранным мотором, разложенным на бетонном полу. Остальные играли в карты с Кинроссом за старым столом, уставленным кружками. Пепельницей служила коробка из-под пирогов, покрытая оловянной фольгой.

Все оторвались от своих занятий и уставились на нас. В лицах не было враждебности, но и дружелюбие не сквозило. Просто смотрели и ждали.

Броуди подошел к Кинроссу:

– Надо поговорить, Йен.

– Валяй.

– Наедине.

– Здесь все свои.

Кинросс открыл кисет и принялся закручивать сигарету перепачканными мазутом пальцами.

Броуди не стал спорить.

– Нам необходимо воспользоваться радио на пароме.

Кинросс облизал край папиросной бумаги, пригладил. Затем кивнул на Фрейзера.

– А что, теперь полицейских не снабжают рациями?

Фрейзер сердито уставился на него, однако промолчал.

Кинросс достал изо рта кусочек табачного листа.

– Гребаная система, да?

Я слышал тяжелое дыхание сержанта, как у рассвирепевшего быка.

– На вас бы посмотрел, когда…

– Мы просим твоей помощи, – вмешался Броуди, положив руку на плечо Фрейзеру. – Нам нужно связаться с берегом. Это очень важно, иначе мы бы не попросили.

Кинросс неспешно зажег самокрутку. Потушил спичку и бросил ее в переполненную пепельницу, затем обдумал слова Броуди, глядя на клубы голубоватого дыма.

– Попробуйте, если не лень.

– Что вы этим хотите сказать? – спросил Фрейзер.

– Из бухты сигнал не пойдет. Радио на метровом диапазоне УКВ. Надо быть в зоне прямой видимости, утесы преграждают связь.

– А если вам надо послать сигнал бедствия? – недоверчиво спросил Броуди.

Кинросс пожал плечами:

– Зачем, когда паром в бухте?

Фрейзер сжал кулаки.

– Так выйдите в море, откуда можно выйти на связь.

– Если вам так хочется поплавать в такую погоду, валяйте. Но не на моем пароме.

Броуди приставил пальцы к переносице.

– А как другие лодки?

– Все на УКВ.

– Кроме яхты господина Страчана, – подсказал один из игроков.

Гутри рассмеялся:

– Да, она напичкана новым оборудованием.

Броуди осунулся.

– Мы все равно хотели бы попробовать с парома.

Кинросс равнодушно затянулся.

– Не жалко времени, пожалуйста. – Он потушил сигарету, положил на кисет и поднялся на ноги. – Извините, парни.

– Мне все равно не везло, – сказал один из игроков, бросив карты. – Давно пора домой.

Гутри вытер руки о грязную тряпку.

– А я пойду поем.

Все принялись одеваться, а Кинросс накинул непромокаемую куртку и вышел, не придерживая дверь. От капель дождя и морских брызг воздух наполнился запахом йода. Мы шли с непокрытыми головами вдоль бухты к пристани, не замечая громадных волн. Паром пытался сорваться со швартовых, но Кинросс спокойно поднялся по раскачивающемуся трапу, и мы последовали за ним, осторожно держась за перекладины. На скользкой палубе было не легче, она непредсказуемо накренялась. Я посмотрел наверх, на антенну, дрожавшую на ветру, затем на утесы вокруг. Теперь ясно, что имел в виду Кинросс. Скалы окружали маленький залив с трех сторон, поднимаясь стеной между нами и дальним берегом.

Кинросс уже крутился вокруг радио, когда мы забились на капитанский мостик. Я прислонился к стене, так как пол тошнотворно уходил из-под ног. Из радиопередатчика доносилась мешанина диссонирующих шумов и тресков, пока Кинросс говорил в трубку, а затем тщетно ждал ответа.

– Куда ты звонишь? – спросил Броуди.

– В береговой патруль, – ответил Кинросс, не оборачиваясь. – У них самая высокая радиовышка во всем Льюисе. Если они не откликнутся, никто не откликнется.

Мы смотрели, как он пытается выйти на связь, слушая глухое шипение.

Фрейзер наблюдал за капитаном с угрюмой неприязнью.

– Вы не помните, чтобы перевозили незнакомых людей около месяца назад? – вдруг спросил он.

Броуди метнул в его сторону сердитый взгляд, но сержант не заметил. Кинросс даже не повернулся.

– Нет.

– Что нет? Не перевозили или не помните?

Кинросс оторвался от своего занятия и уставился на Фрейзера:

– Это имеет какое-то отношение к убийству?

– Просто ответьте на вопрос.

В улыбке Кинросса сквозила злоба.

– А что, если не стану?

Броуди вмешался:

– Расслабься, Йен, тебя никто не обвиняет. Мы просто пришли воспользоваться радио.

Кинросс медленно опустил трубку. Затем прислонился к раскачивавшейся переборке и сложил руки на груди.

– Вы мне скажете, что происходит?

– Вас это не касается! – прорычал Фрейзер.

– Да, но это мой паром и мой радиопередатчик. Если он вам так нужен, поделитесь, что стряслось.

– Мы пока не можем, Йен, – мягко произнес Броуди. – Но это очень важно. Поверь.

– Это наш остров. Мы имеем право знать, в чем дело.

– Согласен, и вы узнаете, обещаю.

– Когда?

Броуди вздохнул.

– Сегодня вечером. А сейчас нам надо связаться с берегом.

– И послушай, ты… – начал Фрейзер, но его заглушил голос Броуди:

– Даю тебе слово.

Кинросс стоял с каменным лицом. Затем поднялся и направился к двери.

– Ты куда? – спросил Броуди.

– Вы просили меня попытаться выйти на связь, я попытался.

– А ты не можешь продолжить?

– Нет. Если б нас кто-нибудь слышал, давно бы отозвался.

– Как насчет кораблей в море? Кто-нибудь мог бы передать сообщение за нас. И утесы не помешают, верно?

– Может, но зона действия радио всего тридцать миль. Если у вас есть желание тратить время, писая против ветра, дело ваше. Справитесь сами. Нажимайте кнопку, когда хотите что-то сказать, и отпускайте для ответа. Когда надоест, вырубите.

С этими словами он вышел. Как только захлопнулась дверь, Фрейзер с сердитым видом повернулся к Броуди:

– Что вы собрались делать? У вас нет права что-либо им рассказывать!

– У нас нет выбора. Нам нужна помощь этих людей. Криком ее не добьешься.

Фрейзер покраснел.

– Один из этих ублюдков убил Дункана!

– Да, но если настроить их всех против себя, найти убийцу будет не проще. – Броуди замолчал, еле сдерживаясь. Сделал глубокий вдох. – Кинросс прав. Нет смысла напрасно тратить время, если уж на яхте Страчана спутниковая система связи. По пути заглянем в школу. Может, Грейс там.

– А если ее там нет? – язвительно спросил сержант.

– Тогда будем ждать у дома, пока не вернется один из хозяев, – процедил сквозь зубы Броуди – ему самому не хотелось просить помощи у Страчана. – Есть другие предложения?

Не было. Мы поднялись из бухты в деревню, снаружи школы не оказалось черного «порше» Грейс. В маленьком строении было пусто.

– Должно быть, отправили детей по домам раньше времени из-за отсутствия электричества. Видимо, мы с ней разминулись, когда спустились к Кинроссу, – сказал Броуди с очевидным огорчением.

Ничего не оставалось, кроме как ехать к дому Страчана с надеждой найти ее там. Фрейзер сидел за рулем в унынии. Мне было жаль его. Не самый приятный человек, но смерть Дункана его сильно потрясла. Хотя ему невесело жилось и до убийства напарника.

Мы приближались к дому, когда сержант вдруг напрягся.

– Что он делает?

«Сааб» Страчана мчался по дороге прямо на нас. Фрейзер выругался и свернул на обочину, ударил по тормозам, когда «сааб» занесло в сторону в паре метров от нас.

– Чертов идиот! – крикнул сержант.

Страчан выпрыгнул из машины и побежал к нам, даже не захлопнув дверцу. Фрейзер гневно опустил стекло.

– Куда ты несешься?

Страчан словно не услышал. Лицо было противоестественно бледным, глаза широко раскрыты и напуганы.

– Грейс пропала! – задыхаясь, произнес он.

– Что значит пропала? – переспросил Фрейзер.

– То и значит, что пропала! Ее нигде нет!

Броуди вылез из «рейнджровера».

– Успокойся и расскажи нам, что случилось.

– Я же сказал! Вы оглохли, что ли? Мы должны ее найти!

– Обязательно найдем. Ты только сначала скажи, что знаешь.

Страчан сделал усилие воли, чтобы взять себя в руки.

– Я вернулся несколько минут назад. Машина Грейс стояла у дома. Внутри горел свет, играла музыка, я и решил, что она дома. На кухне остыла чашка кофе, я позвал, она не ответила. Я проверил каждую комнату, но ее нигде нет!

– Она не могла пойти прогуляться? – спросил Фрейзер.

– Грейс? В такую погоду? Слушайте, почему мы тут стоим? Надо что-то делать!

Броуди повернулся к сержанту, машинально взяв на себя шефство.

– Надо организовать поиски. Вернись в деревню и прихвати как можно больше людей.

– А вы? – спросил Фрейзер, недовольный, что им командуют.

– Поднимусь в дом, взгляну там.

– Я же говорю, ее там нет! – визжал Страчан.

– Все равно надо посмотреть. Доктор Хантер, вы со мной?

Я сам собирался вызваться. Если Грейс ранена, я пригожусь скорее тут, чем при сборе людей в деревне. Мы поспешили к «саабу», а Фрейзер уехал на «рейнджровере».

– Что думаете? – спросил я вполголоса у Броуди.

Он мрачно покачал головой.

Мотор машины Страчана работал. Едва мы сели, как он рванул с места, развернулся и помчал по дороге, пока не остановился с визгом шин рядом с «порше». Не оглядываясь, он побежал в дом, выкрикивая имя жены. В ответ послышался лишь сумасшедший лай из кухни.

– Вот видите, ее здесь нет! – сказал он, нервно откинув волосы. – Когда я вернулся, Оскар бегал на улице. Если б Грейс ушла, она не оставила бы его снаружи!

Мне стало не по себе, когда я услышал, как у него сорвался голос. Прекрасно представлял, каково ему. Однажды я пришел в дом к Дженни и обнаружил леденящую пустоту. Тогда тоже в окрестностях орудовал убийца. Страх в глазах Страчана вызывал у меня ужасное чувство дежа-вю.

Однако Броуди сохранял спокойствие, пока мы быстро обыскивали дом. Грейс нигде не было.

– Мы напрасно теряем время! – сказал Страчан, когда мы закончили. Его охватила паника.

– Искал в других постройках? – спросил Броуди.

– Да! У нас только амбар, и ее там нет!

– А в бухте?

Страчан уставился на него:

– Я… Нет, но Грейс никогда не спускается туда без меня.

– Пойдем проверим.

Страчан провел нас на кухню. Недопитый кофе стоял на столе, рядом лежала открытая книга обложкой вверх, будто Грейс вышла на минутку. Нетерпеливо оттолкнув собаку, Майкл вышел через заднюю дверь и побежал по лестнице к бухте.

Я всерьез опасался найти тело Грейс на гальке внизу. Однако увидел лишь яхту на пристани. Красивое судно терлось боком о резиновые брусья при ударах волн, высокая мачта раскачивалась подобно стрелке сломанного метронома.

Страчан помчался к яхте, опустил трап и метнулся к кубрику. Я осторожно зашел на борт, с трудом сохраняя равновесие из-за руки в повязке. Едва я очутился на палубе, как Страчан открыл люк и замер.

Подойдя, я понял почему.

Как и вся яхта, кубрик был прекрасно оборудован: стены из тикового дерева, гарнитура из нержавеющей стали, изощренный пульт управления. Точнее, то, что от него осталось. Радио и прибор связи со спутником были разбиты вдребезги, кругом валялись разорванные провода и сломанные схемы. На секунду задержав взгляд на беспорядке, Страчан побежал дальше, в кабину.

– Грейс? О боже, Грейс!

Она лежала на полу. На голове и плечах мешок. Бедняжка свернулась калачиком со связанными за спиной руками.

Ниже пояса Грейс была обнажена.

Практически. Джинсы, стянутые до лодыжек, сковывали движение не хуже веревки. Трусики спущены до колен, будто насильника застигли в процессе снятия.

Она выглядела невероятно уязвимой с длинными голыми ногами, посиневшими от холода. Не шевелилась. Неужели мы опоздали? Страчан дотронулся до жены, и она забилась.

– Держи, пока она не поранила себя! – предупредил я, пытаясь поймать ее за ноги.

– Успокойся, Грейс, это я! Это я! – кричал Страчан, срывая мешок с головы.

Волосы перепутались, закрыли лицо. Во рту – грязная тряпка. Грейс хватала воздух, рыдая.

– Майкл, о, слава богу, Майкл!

Лицо покраснело и опухло, на коже отпечатался след от грубой мешочной дерюги. На правой щеке – багровый синяк, рот был в крови. Помимо этого, вроде обошлось без травм.

– Ты в порядке? Где болит? – спрашивал Страчан.

– Нигде… кажется.

– Вас изнасиловали? – прямо спросил Броуди.

– О, ради бога! – взорвался Страчан. Даже меня шокировал вопрос.

Однако Грейс качала головой:

– Нет… нет… не успели.

Бог помиловал. Может, Броуди и правильно поступил, что сразу отмел эту тему.

Весь в слезах, Страчан нежно убрал волосы с лица жены.

– Кто это сделал? Ты его видела?

– Не знаю, я… я…

Он обнял ее.

– Ш-ш-ш. Все позади.

Мы с Броуди отвернулись, пока Страчан натягивал ей трусы и джинсы. Я попытался развязать веревку, но она была слишком сильно затянута, чтобы справиться одной рукой. Кожа покрылась ссадинами, кисти побелели от недостатка кровообращения. Броуди нашел нож. Затем мы встали, и Страчан поднял Грейс на ноги.

– Помогите мне отнести ее, – сказал он Броуди, на время забыв о взаимной антипатии.

– Я могу сама идти, – возразила Грейс.

– Не думаю, что…

– Я в порядке. Идти могу!

Она продолжала плакать, но без истерики. Мы с Броуди шли на деликатном расстоянии, пока Страчан вел жену вдоль пристани. Грейс повисла на нем, и оба напрочь забыли о присутствии посторонних – я даже почувствовал некую неловкость.

Мы поднимались по ступеням, и одинокие крики чаек насмешливо разносились по ветру.

19

Я промыл и обработал раны Грейс, пока Фрейзер брал у нее показания. С ним приехала вереница машин. Страчан возражал против столь поспешного допроса, но я предложил разделаться с этим как можно раньше. Ей придется повторить все заново, когда прибудет следственная команда, а пока лучше описать все по свежим следам. Часто разговор помогает жертвам уменьшить психологическую травму, к тому же я смогу проследить, чтобы Фрейзер не давил на нее слишком сильно.

Мне отнюдь не казалось, что он верх деликатности.

Страчан отправил по домам всех, кто приехал на поиски Грейс, рассеянно поблагодарил их и уверил, что она в порядке. На лицах читались шок и ярость. Хоть факт смерти Дункана и оставался в секрете, всем было известно, что найденное в коттедже тело – не несчастный случай. Случившееся с Грейс обескуражило их многим больше. Ту жертву они не знали, а Грейс – жена благодетеля Руны, уважаемая и всеми любимая. Нападение на нее поразило жителей прямо в сердце.

Среди прибывших на помощь были и Кинросс с Гутри. Судя по выражению лица капитана парома, он собирался растерзать преступника.

– Кто бы это ни сделал, он труп, – клятвенно пообещал Кинросс Страчану.

Вряд ли то была пустая угроза. Страсти накалились. Ввиду трепетного отношения к Грейс неудивительно, что на поиски приехал Камерон. Он задержался дольше всех, упорно настаивая, что должен ее видеть. Его доводы доносились из коридора на кухню, где ждали Броуди с Фрейзером, пока я обрабатывал ссадины Грейс.

– Если у нее есть ушибы, я должен ее осмотреть! – негодующе вопил Камерон.

– В этом нет необходимости, – спокойно отвечал Страчан. – Дэвид о ней позаботится.

– Хантер? При всем уважении, Майкл, если кому и следует ухаживать за Грейс, так это мне, а не какому-то… бывшему терапевту!

– Спасибо, но я сам разберусь, кому лечить мою жену.

– Но, Майкл…

– Я сказал нет!

Последовало гнетущее молчание. Когда Страчан заговорил, голос звучал уже сдержаннее:

– Езжай домой, Брюс. Если понадобишься, я дам тебе знать.

– Из-за меня столько проблем, – печально произнесла Грейс, когда захлопнулась входная дверь. Она мужественно терпела мои однорукие попытки промокнуть антисептиком ссадины.

– Видимо, он искренне хочет помочь, – сказал я, отложив ватный тампон. – Извините.

Оставив ее с Броуди и Фрейзером, я вышел перехватить по пути Страчана.

– Я слышал ваш разговор с Камероном. Он прав. У него больше опыта в обработке ран.

События последнего часа измотали Страчана. Он слегка оправился, но точеные черты вытянулись, из них будто высосали все соки.

– Я уверен, вы справитесь с наложением бинта, – устало сказал он.

– Да, но он медбрат…

– Временный, – сурово произнес Страчан, бросил взгляд на кухонную дверь и понизил голос: – Разве вы не заметили, как он смотрит на Грейс? Я терпел это, потому что думал, будто он безобиден. Но сейчас…

Мне было интересно, как Страчан относится к чувствам Камерона по отношению к собственной жене. Теперь стало ясно.

– Вы ведь не считаете, что это он напал на Грейс? – спросил я.

– Но кто-то же напал! – вскипел он; впрочем, быстро успокоился. – Нет, я не думаю, что это Брюс. Просто… не хочу, чтобы он подходил к ней сейчас. – Страчан смущенно улыбнулся: – Идемте. А то все решат, будто мы что-то замышляем.

Мы вошли на кухню. Фрейзер стоял с раскрытым блокнотом, а Броуди сидел, нахмурившись, и пялился в чашку остывшего чая. Бывший полицейский вел себя непривычно тихо, очевидно, довольный, что допрос приходится вести не ему, а Фрейзеру.

Страчан сел рядом с Грейс и взял ее за руку, пока я закончил бинтовать раны. Ничего серьезного, в основном порезы и ссадины. Самое страшное – темнеющий синяк на лице, куда ее ударили. Он был на правой щеке; значит, насильник – левша.

Как и убийца Дункана.

Я промокал воспаленную кожу антисептиком, пока она рассказывала Фрейзеру, что помнит.

– Я вернулась из школы. Заварила себе кофе. – Дрожащей рукой Грейс держала стакан с разбавленным бренди, который я дал ей вместо успокоительного. В голосе звучали нервные нотки, но в целом она хорошо справлялась с пережитым испытанием.

– Во сколько это было? – спросил Фрейзер, задумчиво записывая что-то в блокнот.

– Не знаю… около двух, полтретьего, кажется. Брюс решил отпустить детей домой пораньше, у нас нет света. Отопление есть, а света нет. – Она обратилась к Майклу: – Нужно поставить в школе генератор.

– Да, конечно.

Страчан улыбнулся, хотя выглядел по-прежнему жутко. Видимо, он винил себя в том, что не оказался дома, когда был нужен.

Грейс глотнула бренди и вздрогнула.

– Оскар лаял у кухонной двери. Никак не унимался. Я открыла дверь, и он тотчас рванул к бухте. Мне не хотелось, чтобы он гулял там в такую погоду, и я пошла за ним. Когда спустилась, Оскар отчаянно лаял на яхту, засов кубрика был поднят. У меня не возникло никаких подозрений. Мы никогда его не запираем. Я зашла внутрь, но там не было света. Затем… почувствовала удар.

Она замолчала, коснулась синяка на правой щеке.

– Тебе не обязательно рассказывать, если не хочешь, – успокоил ее Страчан.

– Я в порядке. – Грейс попыталась улыбнуться. Несмотря на потрясение, она была полна решимости продолжить. – Перед глазами все поплыло. Я оказалась на полу со связанными руками. На голове был мешок. Я чуть не задохнулась. Он вонял рыбой и маслом, во рту была ужасная тряпка. Ногам вдруг стало холодно, и я поняла, что на мне нет джинсов. Я пыталась кричать и отбиваться, но не могла. Затем я почувствовала… как с меня стягивают трусы… – Тут Грейс сорвалась. – Не могу поверить, что это один из жителей острова, наш знакомый! Как можно так поступать?

Страчан повернулся к Фрейзеру с сердитым видом:

– Ради бога, вы не видите, что ей тяжело?

– Ничего. Я закончу. – Грейс вытерла слезы. – Да и рассказывать больше нечего. Я потеряла сознание. Затем вы прибежали.

– Но вас не изнасиловали? – бестактно спросил Фрейзер.

Она посмотрела ему в глаза:

– Нет. Я бы знала.

– Слава богу, – вздохнул Страчан. – Ублюдок, должно быть, услышал, как я тебя зову, и дал деру.

Фрейзер напряженно записывал.

– Еще что-нибудь помните? О нападавшем?

Грейс задумалась на минутку, затем покачала головой:

– Нет.

– Он был высокий или низкий? Вы не почувствовали запахов? Лосьон после бритья или что-нибудь подобное?

– Боюсь, в носу осталась только рыбная вонь от мешка.

Я закончил обрабатывать ссадину на щеке.

– Из бухты есть другой выход? – спросил я.

– Кроме как в море? – Страчан пожал плечами. – Если пройти по камням у основания утеса, дальше будет галечный пляж, который тянется чуть ли не до деревни. В конце там есть тропа, ведущая наверх. В такую погоду это опасный путь, но преодолимый.

Теперь понятно, как преступник ускользнул. Он мог и просто спрятаться, пока мы не зашли в дом. В тот момент нас больше заботило состояние Грейс, чем поиск виновного.

У Фрейзера закончились вопросы. Я думал, Броуди возьмет инициативу на себя, но он молчал. Страчан предложил Грейс наполнить ванну, она отказалась.

– Я не инвалид. – Она улыбнулась с оттенком раздражения. – Останься с гостями.

Грейс поцеловала меня в щеку, мускусный аромат духов проступал сквозь антисептик.

– Спасибо, Дэвид.

– Рад помочь.

У Страчана были круги под глазами, а во взгляде – паранойя.

– С ней все будет в порядке, – уверил я.

Он кивнул, не поверив.

– Боже, что за день, – пробормотал он, проведя рукой по лицу.

Броуди впервые подал голос:

– Расскажите мне еще раз, что произошло.

Страчан опешил.

– Я уже все сказал. Когда я вернулся домой, ее там не было.

– А откуда именно вы вернулись?

В тоне не звучало обвинительных нот, однако не возникало и сомнения, к чему этот вопрос. Страчан смотрел на него с нарастающим гневом.

– Я гулял. К пирамидам, если вам так интересно. Я вернулся домой после разговора с Дэвидом у коттеджа. Был сильно расстроен из-за гибели молодого полицейского. Грейс была в школе, поэтому я оставил машину и пошел пешком.

– В горы?

– Да, в горы, – подтвердил Страчан, едва сдерживая ярость. – И поверьте мне, сильно об этом сожалею! Если это все, Эндрю, спасибо за помощь, но вам пора уходить!

Атмосфера накалилась до предела. Я сам удивился поведению Броуди. Пусть он и не питает симпатий к Страчану, нет никаких оснований намекать, будто он мог напасть на собственную жену.

Поднявшись на ноги, я нарушил напряженное молчание:

– Правда, пойдемте уже.

– Да, конечно, – вдруг замялся Страчан. – Дэвид, хочу попросить вас немного задержаться. Просто чтобы убедиться, что с Грейс все в порядке.

Странно, что ему не хочется остаться наедине с женой. Я взглянул на Броуди, тот едва заметно кивнул:

– В деревне вам делать нечего. Встретимся у меня вечером, поговорим.

Я подождал на кухне, пока Страчан проводит Фрейзера с Броуди. Захлопнулась входная дверь. Страчан вернулся с неловким видом. Чуть ли не со смущенным. Напряженный выдался день. Возможно, он ждет от меня моральной поддержки, заверений, что с Грейс все будет хорошо и его вины здесь нет. Или ему просто надо выговориться.

– Спасибо, что остались. На часок, не больше, пока Грейс не ляжет спать, а затем я отвезу вас в отель.

– Стоит ли оставлять ее одну? – спросил я.

Ему это, видимо, не пришло в голову.

– Ну… вы можете переночевать у меня. Или взять мою машину. Управление автоматическое, так что вы справитесь даже одной рукой.

Я уже пережил одну аварию на Руне, и меня не прельщала перспектива вести машину в повязке. Потом разберемся.

– Что ж, я совсем забыл о манерах, – продолжил Страчан. – Хотите выпить? У меня есть бутылка солодового двадцатилетней выдержки.

– Не стоит открывать ее ради меня.

Он улыбнулся:

– Это самое малое, чем я могу отблагодарить вас. Идемте в гостиную.

Он провел меня по коридору в зал. Интерьер был выполнен в той же сдержанной манере, что и весь дом. Два черных кожаных дивана стояли друг против друга, разделяемые журнальным столиком из дымчатого стекла. Паркетный пол покрыт толстым ковром. Над камином висела абстракционистская картина Грейс, окаймленная по обе стороны книжными полками от пола до потолка. Вдоль одной из стен стеллажи с кремниевыми орудиями, стрелами и другими археологическими артефактами: черепками древних глиняных горшков, резными фигурками из камня – все стратегически расставлено и освещено подсветкой со скрытым источником.

Пока Страчан рылся в черном лакированном баре, я рассматривал книжные полки. Художественной литературы там практически не было. Несколько автобиографий исследователей, таких как Ливингстон и Бертон, а по большей части научные труды по археологии и антропологии. Я заметил и пару книг о первобытных традициях погребения. Взял одну с названием «Голоса прошлого, жители прошлого» и начал листать.

– Самая интересная глава – о похоронах в Тибете, – отметил Страчан. – Мертвых относили в горы и оставляли на съедение птицам. Считалось, что птицы унесут их души в небеса.

Он поставил на журнальный столик бутылку солодового и два стакана, сам сел на кожаный диван.

– Не думал, что вы пьете, – сказал я, отложив книгу и опустившись на противоположный диван.

– Я и не пью. Однако сейчас хочется нарушить привычку. – Он наполнил стаканы и передал один мне. – Прошу.

Солодовое было торфянистым, но мягким. Страчан глотнул и закашлялся.

– Боже! Вам это нравится? – спросил он, глаза прослезились.

– Очень.

– Тогда ладно.

Он глотнул еще раз.

– Вам следует отдохнуть, – сказал я. – Нелегкий выдался день.

– Переживу.

В голосе звучала крайняя усталость. Он запрокинул голову на спинку дивана и прислонил к груди почти пустой стакан.

– Мой отец говорил, что надо остерегаться событий, которые невозможно предвидеть. – Страчан печально улыбнулся. – Только теперь я понял, что он имел в виду. Кажется, будто ты управляешь своей жизнью, а тут – бац! Тебя бьет исподтишка неожиданный поворот.

– Такова жизнь. Невозможно уберечься от всех опасностей.

– Согласен. – Он задумчиво уставился в стакан. У меня возникло ощущение, будто Страчан собирается сообщить мне настоящую причину, почему попросил меня остаться. – Это жуткое нападение… Думаете, Грейс оправится? Не в физическом смысле. Не могут ли остаться… психологические раны?

Мне пришлось осторожно подбирать слова:

– Я не психолог. Но мне кажется, она неплохо держится. Ваша жена производит впечатление сильного человека.

Мои заверения его не успокоили.

– Надеюсь, вы правы. Просто… Ну, пару лет назад у Грейс был нервный срыв. Она забеременела, и у нее случился выкидыш. Были и осложнения. Врачи сказали, она не сможет иметь детей. Ее это сокрушило.

– Сожалею. – Я вспомнил грусть, с которой она на днях говорила о чужих детях. И как ей нравится работать в школе. Бедная Грейс. И бедный Страчан. Я завидовал их отношениям, забыв, что беда приходит в дом и к богатым. – Вы не думали усыновить ребенка?

Страчан покачал головой и глотнул еще солодового.

– Это не выход. Именно по этой причине мы уехали из Южной Африки и так много путешествовали. Хотели начать все заново. Поселились здесь. Руна показалась мне… своего рода пристанищем. Поднимешь трап – и чувствуешь себя в безопасности. А тут такое творится.

– Остров маленький. Преступника обязательно поймают.

– Может быть. Но на Руну уже никогда не вернется прежнее спокойствие. И меня волнует, как будет чувствовать себя Грейс.

У него начал заплетаться язык: усталость усиливалась действием алкоголя. Осушив стакан, он потянулся за бутылкой.

– Вам налить еще?

– Нет, спасибо.

Мне надо уходить. Страчану следует быть с женой, а не напиваться со мной, погружаясь в состояние уныния. Вести машину одной рукой – достаточно сложная задача и в трезвом состоянии, не то что с двумя стаканами солодового в крови.

Стук в дверь избавил меня от неловких извинений. Страчан нахмурился и поставил бутылку.

– Кого опять принесло? Если это чертов Брюс Камерон… – Он поднялся и закачался. – Теперь вспомнил, почему я не пью.

– Давайте я открою дверь.

– Нет, я сам.

Он не возражал, когда я отправился вместе с ним в прихожую. События последних часов всех выбили из сил. Страчан открыл дверь, я стоял у него за спиной. Узнав красное пальто Мэгги Кэссиди, я вдруг ощутил, что порядочно набрался.

Страчан ей не обрадовался.

– Что вам нужно? – спросил он, не приглашая пройти.

На улице шел сильный дождь. Мэгги стояла в проеме. Эльфийское личико казалось крошечным под громадным капюшоном. Она украдкой бросила на меня взгляд и обратилась к Страчану:

– Извините за беспокойство, но я узнала о случившемся. Решила зайти проведать вашу жену.

– Нам нечего рассказать, если вы за этим.

Мэгги покачала головой:

– Нет, я… вот я принесла. – Она подняла горшок с крышкой. – Это куриный бульон. Фирменное блюдо моей бабушки.

Очевидно, Страчан такого не ожидал.

– О… спасибо.

Мэгги смущенно улыбнулась и протянула суп. Точно так же она улыбалась, когда обманула Дункана, уронив сумку. Я вдруг понял, что будет дальше и уже открыл рот, чтобы предупредить Страчана, но было поздно. Он протянул руку, и горшочек выскользнул. Глиняные осколки разлетелись по полу.

– О боже! Извините… – выпалила Мэгги. Стараясь не смотреть на меня, она достала из кармана платок. Капли заляпали ее красное пальто и одежду Страчана.

– Оставьте, ничего страшного, – раздраженно произнес он.

– Ой, нет, позвольте мне убрать…

Лицо Мэгги стало того же цвета, что и ее пальто. То ли из-за нелепости ситуации, то ли она чувствовала, что я за ней наблюдаю. Страчан схватил ее за руку, едва она начала неумело промокать ему рубашку.

– Майкл? Что-то разбилось?

По лестнице спускалась Грейс в белом купальном халате. Волосы убраны наверх, кончики мокрые.

Отпустив руку Мэгги, Страчан встал от нее подальше.

– Все в порядке, дорогая, – сказал он и с иронией указал на беспорядок. – Госпожа Кэссиди принесла тебе суп.

Грейс кисло улыбнулась:

– Понятно. Так почему ты держишь ее в дверях?

– Она собиралась уходить.

– Не глупи. Она проделала такой путь.

Нехотя Страчан потеснился, пропуская Мэгги. Когда он закрыл дверь, она наконец заметила меня.

– Здравствуйте, доктор Хантер, – сказала Мэгги с видом напускной невинности, затем быстро повернулась к Грейс: – Я искренне сожалею, госпожа Страчан. Не хотела вас потревожить.

– Ну что вы. Проходите на кухню, а я схожу за тряпкой. Майкл, дорогой, поухаживай за гостьей. В кладовке есть губка.

– Позвольте мне хотя бы вытереть пол… – запротестовала Мэгги. Она выглядела очень убедительно, надо признать.

– Вот еще! Майкл позаботится об этом сам. Правда, Майкл?

– Конечно, – сказал он с каменным выражением лица.

Мэгги скинула пальто и протянула ему. Без верхней одежды она была еще крошечнее, хотя излучала энергию не по размеру.

Не глядя на меня, она прошла на кухню. Грейс начала наполнять чайник.

– Я так за вас переживаю, – сказала ей Мэгги. – В столь неспокойное время. Такое нападение… Вы, наверное, в шоке.

Тут я вмешался:

– Грейс, не утруждайте себя. Мы с Мэгги обойдемся без хозяйского внимания пару минут. Правда, Мэгги?

Кэссиди злобно посмотрела на меня:

– Ну…

– Я действительно очень устала, – сказала Грейс и улыбнулась. Она была крайне бледной. – Если вы, Дэвид, составите Мэгги компанию, я проверю, как там справляется Майкл, и лягу спать.

Мэгги проводила ее взглядом.

– Черт! Что ты наделал!

Ничего не говоря, я пошел к раковине и отмотал бумажное полотенце.

– У тебя суп на джинсах, – сказал я и протянул ей салфетку. Мэгги принялась оттирать пятна с раздражением. – Фамилия твоей бабушки, случайно, не Ролтон?

– Ролтон? Нет, она Кэссиди, как и я…

Лицо Мэгги вытянулось, когда до нее дошло.

– В студенческие годы я только этим и питался, – сказал я. – Больше всего любил куриный. Такой запах не забывается.

– Ладно, моя бабушка не варила суп. И что? Главное – внимание.

Не успел я открыть рот, как послышался крик Грейс. Я выбежал в прихожую и увидел, как она жмется к стене, глядя сквозь открытую входную дверь.

Вошел Страчан.

– Все в порядке, Дэвид. Ложная тревога, – сказал он, закрывая за собой дверь.

Грейс потерла глаза и улыбнулась дрожащими губами.

– Извините, я пугаюсь собственной тени.

– Вам помочь? – спросил я.

Страчан обнял жену.

– Нет, я отведу Грейс и спущусь к вам.

– А мы уже собирались уходить. Мэгги предложила подбросить меня до отеля. Верно, Мэг?

Журналистка натянуто улыбнулась:

– Да, я личный водитель.

Я помог Мэгги надеть пальто с темными мокрыми пятнами там, где Страчан оттирал суп.

– Спасибо, – выговорила она детским голоском. Посмотрела на пол, где по-прежнему валялись глиняные осколки и лапша. – Сожалею, что так нагрязнила. Я рада, что Грейс в порядке.

Страчан холодно кивнул. Я сказал, что зайду завтра, и вывел Мэгги наружу. Уже стемнело. Мы поспешили к машине, борясь с ветром и дождем. В машине было тепло, и я вспомнил заверения Мэгги, что обогреватель сломан. Однако это меня волновало меньше всего.

– Так какого черта ты приехала?

Мэгги сняла пальто и убрала его на заднее сиденье.

– Я же говорила. Решила проведать…

– Боже, Мэгги, я прекрасно понимаю, что тебе нужно. На Грейс напали! Ее могли убить, а ты такое выкидываешь! И все ради того, чтобы твое имя появилось на первой полосе газеты?

Журналистка была на грани слез, она нажала на газ и помчалась к дороге.

– Ладно, я стерва! Но не могу же я спокойно сидеть дома и делать вид, будто ничего не происходит. Для меня эта история очень много значит! И я хотела получить комментарий от одного из них.

– Значит, для тебя это всего лишь шанс сделать карьеру?

– Нет, конечно, нет! Я родилась здесь, я знаю всех жителей! – Она задрала подбородок. – Я же оставила вас в покое сегодня утром, как только ты попросил, верно? А могла бы преследовать. Но не стала. Отдай мне должное хотя бы за это!

Кэссиди искренне переживала. Однако меня по-прежнему бесил ее поступок, хоть ей и стоило поверить. Она действительно сдержала слово. Ветер сотрясал машину, а я не мог решить, что делать. Можно ли ей доверять? Что подсказывает моя интуиция?

– То, что я сейчас скажу, Мэгги, конфиденциально. Не под запись, поняла? От этого зависит жизнь людей.

Она быстро кивнула:

– Да, конечно. Не следовало мне приезжать к Грейс…

– Речь идет не только о Грейс… – Я замолчал из-за неуверенности. Рано или поздно факт всплывет наружу. Лучше сказать ей сразу, чтобы не вынюхивала и не шастала вокруг. И чтобы не вляпалась во что-нибудь.

– Прошлой ночью убили полицейского. Дункана.

Мэгги закрыла рот рукой.

– О боже! – Она уставилась на лобовое стекло, впитывая информацию. – Не могу поверить. Такой молодой… Что происходит? Это же Руна, здесь такого не бывает!

– Очевидно, бывает. Поэтому тебе надо перестать выкидывать подобные штуки. Погибли уже два человека. Сегодня мог третий. Кто бы это ни делал, он не в игры играет, Мэгги.

Журналистка кивнула, осознав серьезность положения.

– Еще кто-нибудь знает? О Дункане?

– Пока нет. Кинросс подозревает неладное, и не только он. Броуди и Фрейзеру придется в ближайшее время рассказать все жителям. Однако пока никому ни слова.

– Я могила.

Я ей верил. С одной стороны, она все равно не может связаться с редакцией, с другой – глубоко потрясена. Мэгги не успела прийти в себя, как фары осветили фигуру у дороги. Видимость усугублялась скрипучими дворниками. Человек в желтой куртке.

– Похоже, у Брюса случилась авария, – сказала Мэгги.

Мы сбавили скорость, и я уже четко видел, что это Камерон. Он склонился над цепью горного велосипеда. Желтая ткань была заляпана грязью.

– Не говори мне, что он проделал весь этот путь на велосипеде, – сказал я. Видимо, Камерон возвращался от Страчана.

– Да. Я видела его еще по пути туда. Он так гордится собой, что не испугался погоды. Чертов amadan.

Не надо было понимать по-гэльски, чтобы узнать ругательство. Камерон прищурился из-за света фар, прикрыл глаза рукой, не выпуская гаечный ключ. Мы остановились, Мэгги опустила окошко и высунулась.

– Тебя подвезти, Брюс? – выкрикнула она.

Капюшон бился на ветру, лип к тощему лицу, будто живой. Неудивительно, что он застрял. Камерон продрог и вымок, однако, увидев меня, нахмурился.

– Справлюсь сам.

– Как скажешь, – пробормотала Мэгги, опустила окошко и поехала дальше. – Боже, как он меня раздражает! На днях так высокомерно себя повел, когда я предложила написать о нем заметку. В раздел о людях, ведь он учитель и медбрат. Отреагировал так, будто я сумасшедшая. Мне-то плевать, но он нагло пялился на мою грудь. Вот урод!

Видимо, трепетное чувство к Грейс Страчан не мешало Брюсу заглядываться на других женщин. И тут меня как током ударило.

Он держал гаечный ключ левой рукой.

Я оглянулся назад. Его поглотили тьма и дождь.

20

– Камерон – гнусный тип. Но он не способен на убийство, – сказал Броуди, ставя на плиту чайник и включая газ.

Мы сидели в кухоньке за безупречно чистым столом. Мэгги довезла меня до отеля, и я сразу зашел за Фрейзером. На парковке стоял его «рейнджровер», и Фрейзер по идее должен был сидеть в баре. Однако мне сказали, что сержант у себя в номере, я постучал в дверь и услышал, как он громко сморкается, перед тем как открыть дверь. В комнате не горел свет, лицо сержанта было красным и опухшим. Зато он с привычной грубостью ответил на мое предложение ехать к Броуди.

– Я не утверждаю, что это он, – сказал я. Бывший детектив потушил спичку. – Но он держал гаечный ключ левой рукой. Нам известно, что убийца Дункана – левша. И Грейс ударили по правой щеке – следовательно, насильник тоже левша.

– Отчего вы уверены, что жену Страчана огрели не тыльной стороной руки? – фыркнул Фрейзер.

– Это не исключено, – признал я. – Возможно, то были разные люди. Однако Дункана ударили достаточно сильно, чтобы проломить череп и вдавить осколки. Такое невозможно сделать наотмашь.

Фрейзер нахмурился:

– Не буду возражать, Камерон – чудик. Но разве может такая размазня справиться с Дунканом?

– Дункана ударили со спины. У него не было возможности защищаться, – напомнил я. – Мы знаем, что Камерон помешался на Грейс, и в теорию с шантажом он тоже вписывается. Школьному учителю явно повредила бы огласка похождений к проститутке. Если Дженис Дональдсон угрожала обо всем рассказать, он мог убить ее.

Броуди опустил в чашку пакетик чая.

– Возможно. Предположим, ты прав, но как он успел добраться из школы до яхты, чтобы напасть на Грейс?

– Он мог уйти раньше ее. Мог проколесить на велосипеде по прибрежной тропе, о которой говорил Страчан. В такую погоду опасно, однако отчаянный человек и не на такое способен.

Чайник жалобно засвистел, из носика пошел пар. Броуди выключил газ и налил кипящую воду в заварочный чайничек. Правой рукой, как заметил я.

У меня уже крыша едет.

Он поставил на стол три кружки.

– Ты прав. Однако давайте пока забудем про Камерона и обсудим факты, – сказал Броуди, опустил чайничек на подставку. – Найдено тело проститутки, сильно обгоревшее. Убийцу не заботило, что труп могут обнаружить, пока он не узнал, что ведется расследование.

Броуди не взглянул на Фрейзера, но это было и не нужно.

– Преступник запаниковал и решил избавиться от останков и от улик. По ходу дела он устраняет полицейского и чуть не отправляет на тот свет судебного эксперта. – Броуди помешал чай, накрыл крышкой и вопросительно посмотрел на нас: – Какие есть соображения?

– Ублюдок явно помешан на огне, – сказал Фрейзер. – Пироманьяк, или как их там называют.

– На острове раньше бывали пожары? – спросил я у Броуди.

– Не слышал. С тех пор как я здесь поселился, не было.

– Так с чего им появиться сейчас? Я не психолог, но вряд ли люди внезапно обретают пристрастие к спичкам.

– Может, это просто способ замести следы, – предположил Фрейзер.

– Тогда вернемся к вопросу, почему тело Дженис Дональдсон оставили лежать в коттедже, а не похоронили или выбросили в море. Тогда бы его никогда не нашли. Что-то не вяжется, – настаивал я.

– Зачем усложнять? – возразил Фрейзер.

Броуди разливал чай с задумчивым видом.

– Насчет нападения на Грейс. Мне кажется, оно было случайным. Она зашла на яхту, пока кто-то разбивал систему связи. Значит, ему было известно, что полицейские рации не работают.

– Следовательно, Камерон тут ни при чем, – заключил Фрейзер, накладывая себе сахар. – Ему мы не сообщали. Скорей всего это кто-то из лодочной мастерской. Кинросс или один из бородачей. Они все знали про рации. Любой из них мог добраться до яхты, пока мы возились на пароме. Времени как раз хватило бы, чтобы сломать приборы и заняться женой Страчана, пока не спугнули.

Он положил ложку на стол. Броуди молча поднял ее и отнес в раковину, затем вытер мокрый след.

– Возможно, – сказал он, садясь обратно. – Однако нельзя ограничивать список подозреваемых этими людьми: они могли рассказать кому угодно. И не следует забывать, есть еще один человек, который знал, что нам надо воспользоваться радио на яхте.

Я догадался, о ком идет речь.

– Вы имеете в виду Страчана?

Он кивнул.

– Ты обратился к нему с просьбой, когда он приехал к коттеджу. Он не дурак, сложил два плюс два.

Я уважал интуицию Броуди, но начинал думать, что ненависть к Страчану мешает ему трезво мыслить. Взять хотя бы реакцию Майкла на смерть Дункана. Даже если ему и удалось разыграть шок, человека не может вырвать по собственному желанию, каким бы хорошим актером он ни был.

Фрейзер разделял мои сомнения.

– Нет. Мы все видели, в каком плачевном он был состоянии. Зачем ему нападать на собственную жену, а затем бежать за помощью? Бессмыслица какая-то.

– Может, он просто хотел снять с себя подозрения, – спокойно произнес Броуди. Затем пожал плечами: – Однако я могу ошибаться. Любой мог разбить приборы связи на яхте для подстраховки. Пока мы никого не можем исключить.

До меня дошло, что он прав. Дункан погиб потому, что мы слишком много сочли само собой разумеющимся.

– Я все равно не понимаю, зачем ему было уничтожать радио. Если б мы и могли связаться с сушей, никто сюда не поедет, пока не стихнет шторм. Так какой смысл?

Броуди глотнул чая и аккуратно поставил кружку на поднос.

– Чтобы выиграть время. Для начальства это убийство месячной давности. Дело важное, но не вопрос жизни и смерти. Они сидят там сейчас и не особо переживают, что ни рации, ни телефоны не работают. А узнай они о смерти офицера полиции, вертолет стоял бы наготове и ожидал первого затишья. А при данном раскладе никто не начнет шевелиться, пока погода не прояснится. Пока у нас нет связи, убийца имеет все шансы улизнуть с острова, не успеют его и начать искать.

– Куда улизнуть? Даже если взять лодку, мы посреди небытия.

Броуди улыбнулся:

– Не стоит обманываться. На сто пятьдесят миль тянутся острова, где легко затеряться. Еще есть основная территория Великобритании, Норвегия, Фаррерские острова и Исландия. Всюду можно доплыть.

– Так вы считаете, убийца предпримет попытку скрыться?

Подошла собака и положила голову на колено Броуди. Он нежно ее погладил.

– Вероятно. Он понимает, что ему здесь не стоит оставаться.

– А нам что делать? – спросил Фрейзер.

– Быть начеку. – Броуди пожал плечами. – И надеяться на улучшение погоды.

Не самая оптимистичная перспектива.

Затем мы втроем поехали в отель. Мы ничего не ели с самого утра, хотя и не хотелось, но надо было восстановить силы. По дороге дождь поубавился, а ветер и не думал успокаиваться. Остров по-прежнему оставался без электричества, и неосвещенные улицы казались до жути пустыми, когда машина поднималась по крутому склону к отелю.

Только выйдя наружу, мы услышали, какой оттуда доносится гул. Броуди нахмурился и задрал подбородок, будто чуя неладное.

– Что-то там происходит.

Маленький бар был набит людьми, народ толпился даже в прихожей. Когда мы вошли, все повернули к нам головы и резко замолкли.

– И что теперь? – пробормотал Фрейзер.

Внутри послышалось движение, и вскоре из бара возник Кинросс, а за ним – массивная фигура Гутри.

Стальной взгляд Кинросса скользнул по мне и по Фрейзеру и остановился на Броуди.

– Мы требуем объяснений.

После событий дня я даже забыл про обещание Броуди пролить свет на происходящее. Фрейзер агрессивно расправил плечи, но Броуди заговорил первым:

– И вы их получите. Дайте нам минутку с дороги, ладно?

Кинросс собирался было возразить, но передумал и кивнул:

– Хоть две.

Они с Гутри вернулись в бар. Фрейзер повернулся к Броуди и злобно ткнул в него пальцем:

– Ты больше не на службе! Я уже говорил, что у тебя нет права им что-либо рассказывать!

– У них есть право знать, – спокойно ответил Броуди.

Лицо Фрейзера покраснело от ярости. Шок от смерти Дункана и, вероятно, чувство вины терзали его весь день. Теперь ему хотелось сорвать злость.

– Убит полицейский! Никто на этом острове не имеет права на что бы то ни было!

– Два человека погибли. Ты хочешь, чтобы и другие подвергали жизнь опасности?

– Он прав, – вмешался я. Мне приходилось оказываться в ситуации, когда полиция удержала информацию, и в результате пострадали люди. – Необходимо сказать им, с чем мы имеем дело. Нельзя рисковать.

Фрейзер обеспокоился, но не сдавался:

– Я не собираюсь ставить этот вопрос на голосование! Никто ничего не узнает без надлежащего приказа!

– Да ну? – На щеке Броуди дергалась мышца, хотя внешне он оставался хладнокровен. – Есть одно преимущество, когда ты в отставке: не надо заботиться о бюрократии.

Броуди развернулся идти в бар, Фрейзер схватил его за руку:

– Я не пущу тебя туда!

– И что ты сделаешь? Арестуешь меня? – спросил Броуди с вызывающим видом. Сержант потупил взгляд, затем отпустил руку.

– Я не хочу иметь с этим ничего общего, – пробормотал он.

– И не надо, – уверил Броуди и направился в бар.

Я последовал за ним, оставив Фрейзера в прихожей. Нам пришлось протискиваться меж людей. Они старались посторониться. Повисла тишина. Помещение было небольшим, не рассчитанным на такое количество народа. Эллен суетилась за барной стойкой. Я заметил Камерона, одиноко стоящего в углу. Очевидно, он дошел пешком. Метнул на меня привычно злобный взгляд. Мэгги находилась в одной компании с Кинроссом и Гутри, на лице застыло ожидание.

Больше я не узнал никого. Страчана нигде не наблюдалось, что неудивительно. Даже если он знает о собрании, вряд ли стал бы оставлять Грейс одну.

Оставалось надеяться, что на сей раз мы справимся без его помощи.

Броуди подошел к камину и спокойно окинул взглядом собравшихся.

– Я понимаю, вы все хотите знать, что происходит, – произнес он, не напрягая голосовые связки, слышно было всем. – Ни для кого не секрет, что сегодня после обеда было совершено нападение на Грейс Страчан. Большинство слышали, что по найденному в коттедже трупу возбуждено уголовное дело.

Он сделал паузу и снова оглядел присутствующих. В бар зашел Фрейзер. Остановился у дверей и угрюмо слушал.

– Однако вам пока неизвестно, что этой ночью убит офицер полиции при исполнении. Преступник поджег клуб с больницей, чуть не отправив на тот свет доктора Хантера.

Его слова вызвали ропот. Броуди поднял руку, чтобы все замолчали, но никто не обратил на него внимания. Отовсюду доносились сердитые возгласы удивления и протеста. Эллен сильно встревожилась, и я подумал, не ошиблись ли мы, приняв такое решение. Затем раздался громкий голос:

– Тихо! Я велел всем замолкнуть!

Гул стих. Это был Кинросс. В повисшей тишине капитан парома уставился на Броуди:

– Вы хотите сказать, что убийца живет на острове? Что это кто-то из нас?

Броуди и глазом не моргнул.

– Именно это я и хочу сказать.

Последовали недовольные замечания, все громче и громче. Однако они оборвались, когда снова прозвучал голос Кинросса.

– Нет, – качал он головой. – Это невозможно.

– Мне это нравится не больше, чем вам. Однако факт остается фактом: кто-то с острова убил двух человек и напал на женщину.

Кинросс сложил руки на груди.

– Мы тут ни при чем. Если бы среди нас был убийца, разве бы мы не знали?

Все закивали головой. Пока Броуди силился всех перекричать, к нему протиснулась Мэгги. Она выставила диктофон, будто в отеле шла пресс-конференция.

– Вы знаете, кем была жертва, найденная в коттедже?

Броуди замялся. Видимо, размышлял, следует ли рассказывать такие подробности.

– Официального опознания пока не было. Однако мы полагаем, что это была проститутка из Сторноуэя.

Я наблюдал за Камероном. Если новость и имела для него какое-то значение, он не подал виду. Посыпались вопросы.

– Что здесь делать шлюхе? – выкрикнула Карен Тейт. У нее уже начинал заплетаться язык.

– Догадайся, – улыбнулся Гутри.

Никто не рассмеялся. Ухмылка сошла с лица громилы. Однако меня удивила другая реакция. При упоминании погибшей женщины вздрогнул сын Кинросса – Кевин. Он широко раскрыл рот, но тут заметил, что я за ним наблюдаю. И тотчас потупил взгляд.

Толпа продолжала смотреть на Броуди.

– Начальство полиции пришлет сюда следственную команду, как только позволят погодные условия. Я прошу вас всех оказать им содействие. А пока нам нужна ваша помощь. Коттедж – место преступления, и, пожалуйста, не ходите туда. Иначе детективам придется убивать время, идя по ложным следам. Знаю, вам любопытно, но старайтесь держаться оттуда подальше. Если у вас есть какие-то важные сведения, передайте их сержанту Фрейзеру.

Все взгляды машинально переместились на Фрейзера. На долю секунды тот растерялся, но тотчас выпрямился и расправил плечи. Умный ход, верный способ вернуть сержанту хоть какое-то самоуважение и напомнить жителям, что на острове уже есть представитель полиции.

Я думал, собрание на этом закончится, однако у Камерона были иные планы. До этого он молчал, а тут раздался его ораторский голос:

– А пока мы должны просто сидеть и хорошо себя вести? – Он поднялся, расставил ноги и сложил руки. Мэгги направила на него диктофон и встретила презрительный взгляд.

– К сожалению, до приезда полиции мы ничего не можем сделать, – ответил Броуди.

– Вы заявляете, что по острову шастает убийца, чуть ли не выставляете нам обвинения, а затем спокойно собираетесь ждать у моря погоды? – Камерон недоверчиво фыркнул. – Я не намерен…

– Заткнись, Брюс, – вмешался Кинросс, даже не глядя в его сторону.

Камерон покраснел.

– Извини, Йен, но я не думаю…

– Всем плевать, что ты думаешь.

– А кто ты такой, чтобы…

Брюс замолк под леденящим взором Кинросса. Кадык подпрыгнул, и рот закрылся, проглотив слова. За последнее время достоинство школьного учителя сильно пострадало.

Никто не обращал на него внимания. Один за другим люди стали отворачиваться, началось приглушенное обсуждение услышанного. Мэгги опустила диктофон и тревожно посмотрела на меня, затем направилась прочь из бара.

Я стал искать глазами Кевина Кинросса, но к тому времени подросток уже исчез.

Мы нашли свободное место, когда в баре поубавилось народу. Фрейзер настаивал, что купит по виски себе и мне, а Броуди – томатный сок.

Он поднял стакан:

– Помянем Дункана. И пусть сдохнет убивший его ублюдок.

Мы выпили. Затем я рассказал о реакции Кевина на сообщение о том, что убитая была проституткой из Сторноуэя. Вероятно, по-прежнему переживая из-за нелицеприятного разговора, Фрейзер отмахнулся:

– Возбудился при мысли о продажной женщине. С таким лицом он, наверно, все еще девственник.

– Все равно надо проверить, – возразил Броуди. – Поговорим с ним завтра, если не прибудет подкрепление.

Фрейзер мрачно уставился в стакан.

– Надеюсь, прибудет.

Я тоже надеялся.

Вскоре я откланялся. Я не ел, и от алкоголя на пустой желудок голова пошла кругом. В один миг на меня обрушились все события последних суток. Глаза закрывались.

Эллен по-прежнему хлопотала за барной стойкой, когда я направился прочь, делая неимоверные усилия. Не думал, что она меня заметила, но тут донесся ее голос:

– Дэвид! – Она поспешила из бара к лестнице. – Извините, я не успела приготовить вам поесть.

– Ничего. Я уже иду спать.

– Принести вам что-нибудь в номер? Суп или сандвич? Эндрю присмотрит пока за баром.

– Спасибо, не надо.

Сверху послышался скрип половиц. Мы подняли глаза и увидели Анну. Она стояла в ночной сорочке, бледная и заспанная.

– Я же запретила тебе спускаться вниз, – сказала Эллен, когда дочка подошла вплотную.

– Мне приснился дурной сон. Ветер унес девочку.

– Какую девочку, дорогая?

– Не знаю, – жалобно ответила Анна.

Эллен обняла ее:

– Это всего лишь сон, забудь о нем. Ты поблагодарила доктора Хантера за шоколадку?

Анна задумалась, затем покачала головой.

– Так сделай это сейчас.

– Но я ее уже съела.

Эллен переглянулась со мной, сдерживая улыбку.

– Ты все равно можешь сказать спасибо.

– Спасибо.

– Вот и молодец. Теперь поднимайся, юная леди, и в постель.

Девочка зевала и засыпала на ходу. Она оперлась о мамины ноги.

– Я не могу идти.

– А я не могу тебя нести. Ты слишком тяжелая.

Анна подняла голову и окинула меня оценивающим сонным взглядом.

– Зато он может.

– Нет, детка. У него болит рука.

– Ничего. Я справлюсь, – уверил я. Эллен с сомнением посмотрела на повязку. – Буду рад помочь. Правда.

Я поднял Анну. Волосы пахли шампунем. Девочка уткнулась носом мне в плечо, как делала моя дочь. Держать ее было грустно и в то же время утешительно.

Эллен повела меня на этаж под самой крышей, где находились две комнатки. Анна не шелохнулась, когда мама отодвинула одеяло, а я опустил ее на кровать. Эллен накрыла девочку, убрала с лица волосы, и мы тихо прокрались наружу.

На моем этаже она остановилась, положила руку на деревянные перила и посмотрела на меня. Пронзительный взгляд был полон беспокойства.

– Вы в порядке?

Ей не надо было объяснять, в чем дело. Я улыбнулся:

– Да.

Эллен не стала заострять на этом внимание. Пожелав спокойной ночи, она направилась в бар. Я зашел в номер и опустился на постель, не раздеваясь. От моей одежды все еще пахло дымом, но залезать под одеяло не было сил. Рука продолжала ощущать вес Анны. Закрывая глаза, я представлял, будто то была Элис. Так я и лежал, думал о своей погибшей семье и слушал, как снаружи завывает ветер. Как никогда хотелось позвонить Дженни.

Но с этим ничего не поделаешь.

Раздался стук в дверь, и я вздрогнул. Ведь только задремал. Взглянул на часы – уже девять вечера.

– Секундочку.

Протерев глаза, я подумал, что это Эллен решила меня все-таки покормить. Открыл дверь и увидел Мэгги Кэссиди.

Она держала поднос с тарелкой супа и двумя ломтиками домашнего хлеба.

– Я шла наверх, и Эллен попросила меня отнести тебе это. Сказала, тебе надо поесть.

– Спасибо.

Я взял поднос и отошел, пропуская журналистку внутрь.

Она улыбнулась в нерешительности:

– Снова суп. Нелегкий выдался день, правда?

– Слава богу, на этот раз ты его не уронила.

Я поставил еду на тумбочку. Было неловко оказаться наедине. Мы старались не смотреть на кровать, которая занимала большую часть комнаты. Я прислонился к подоконнику, а Мэгги опустилась на единственный стул.

– Ужасно выглядишь, – наконец произнесла она.

– Спасибо.

– Я не об этом. – Она махнула на поднос. – Давай, приступай.

– Подождет.

– Эллен убьет меня, если суп остынет.

У меня не было сил спорить. Я слишком устал, чтобы чувствовать голод, однако после первой ложки проснулся зверский аппетит.

– Неслабое собрание вышло, – отметила Мэгги, когда я оторвал кусок хлеба. – Я боялась, Йен Кинросс двинет Камерону. Всех не убедишь, правда?

– Ты ведь пришла не об этом поболтать?

– Нет. – Она водила пальцем по краю стула. – Хочу спросить у тебя кое-что.

– Ты же знаешь, я не могу отвечать на вопросы.

– Только один.

– Мэгги…

Она подняла палец:

– Всего один. И не под запись.

– Где твой диктофон?

– Какой же ты подозрительный. – Она вынула из сумки диктофон. – Выключен. Видишь?

Убрала обратно. Я вздохнул.

– Ладно, только один, но я ничего не обещаю.

– И не надо. – Журналистка нервничала. – Броуди упомянул, что жертва была проституткой из Сторноуэя. Тебе известно ее имя?

– Брось, Мэгги, я не могу тебе этого сказать.

– Я не спрашиваю, как ее звали. Просто скажи, знаешь ли ты имя?

Интересно, в чем загвоздка? Если не вдаваться в подробности, не будет вреда ответить.

– Официально тело не опознано.

– Но ты все-таки знаешь, да?

Я промолчал. Мэгги закусила губу.

– Ее, случайно, звали… не Дженис?

У меня все было написано на лице. Я отставил поднос, потеряв аппетит.

– Откуда у тебя такая информация?

– Я не могу разглашать источник.

– Мы не в игрушки играем, Мэгги! Если тебе что-то известно, ты обязана доложить полиции.

– Сержанту Фрейзеру, что ли? Представляю, что будет.

– Тогда Эндрю Броуди! На карту поставлена не просто статья для газет, а жизнь людей!

– Я обязана сохранять конфиденциальность.

– А если еще кого-нибудь убьют? Будет повод для эксклюзива?

Мысль задела нужный нерв. Мэгги отвела взгляд.

– Ты родилась на Руне, – давил я. – Тебе плевать, что тут может произойти?

– Конечно, нет!

– Тогда скажи мне, откуда тебе известно имя.

В ней боролись противоречивые эмоции.

– Послушай, все не так, как кажется. Человек, который со мной поделился… Он доверился мне. И я не хочу доставлять никому хлопот. Он тут ни при чем.

– Откуда тебе знать?

– Я просто знаю. – Она посмотрела на часы и встала: – Мне надо идти. Зря пришла. Не следовало.

– Но ты все-таки это сделала. И не можешь просто так уйти.

Мэгги по-прежнему колебалась. Покачала головой:

– Дай мне время до утра. Даже если не прибудет подкрепление, я обещаю рассказать все тебе или Броуди. Мне надо сначала подумать.

– Не стоит, Мэгги.

Она направилась к двери.

– Завтра, обещаю. – Мэгги смущенно улыбнулась. – Спокойной ночи.

Журналистка ушла, а я сидел на кровати и думал, откуда ей известно имя покойной. Я называл его только Броуди и Фрейзеру, ни бывший детектив, ни сержант не могли доверить информацию Мэгги.

Я слишком устал, чтобы трезво мыслить. Пока ничего не поделаешь. Суп остыл, но есть и не хотелось. Я разделся, тщательно умылся, чтобы отделаться от запаха дыма. Завтра проверю, хватит ли у генератора отеля мощи на горячий душ. А пока спать.

Я провалился в сон в мгновение ока.

Проснулся только один раз, перед полуночью, в холодном поту: приснилось, будто я гнался за кем-то и меня тоже преследовали. Не помню кто. Осталось лишь чувство уверенности, что, как быстро я ни беги, разницы никакой.

Я лежал в темной комнате, слушая, как постепенно замедляется сердцебиение. Ветер слегка успокоился, и, засыпая, я исполнился оптимизмом, что ураган стихает и завтра прибудет полиция.

Зря надеялся. Погода на острове, как и сама Руна, припасла самое страшное напоследок.

21

Три часа ночи – мертвое время. Организм пребывает в состоянии минимальной активности, физически и умственно. Защитные функции на нуле, наступление утра кажется невероятно далеким. В голову лезут темные мысли, выползают тайные страхи. Обычно это просто такое состояние разума, низина биоритма, из которой человек поднимается с первым лучом солнца.

Обычно.

Постепенно я нехотя пробудился, зная, что, как только сознание возьмет верх, заснуть будет сложно. Поздно. Подо мной заскрипели пружины, когда я повернулся на бок взглянуть на часы. Три часа. В отеле повисла тишина ночи. Снаружи свирепствовал ветер. Я лежал, смотрел в потолок, сон совсем развеялся, непонятно отчего. И тут я заметил: что-то изменилось.

Я видел потолок.

Вместо кромешной тьмы. Сквозь штору проникал свет. Я подумал, что на улице зажегся фонарь, восстановилось электричество. Вздохнул с облегчением: может, и телефон заработает?

И, думая об этом, я заметил, что свет неровный. Он то усиливался, то угасал, и мое облегчение тотчас сменилось тревогой.

Я бросился к окну и отодвинул штору. Дождь перестал, фонарь не подавал никаких признаков жизни, дрожал на ветру, словно дерево без ветвей. Свет шел с залива, слабый желтый отблеск отражался на крышах домов, становясь все ярче.

Пожар!

Я быстро натянул одежду, вздрогнув при боли в плече. Поспешил в коридор и постучал в дверь сержанту.

– Фрейзер! Вставай!

Ответа не последовало. Если он проторчал в баре допоздна, пытаясь заглушить вину и скорбь по Дункану, теперь его не поднять.

Я бросился вниз. Эллен должна была проснуться от учиненного мной шума, но ее нигде не было видно. Я выбежал на улицу, и ветер чуть не сорвал с меня куртку. На холме люди высыпали из домов, хлопая дверьми. Кричали что-то друг другу и спешили к бухте.

Проходя улочку за отелем, я заметил, что старой машины Эллен нет на месте. Видимо, она уже уехала проверить, что там стряслось. На небе отражался свет, падая на скользкие от дождя тротуары. Вероятно, подожгли паром. Добравшись до пристани, я увидел, что он пришвартован в привычном месте.

Горела развалившаяся рыбацкая лодка Гутри. Корма и рулевая рубка были полностью охвачены пламенем. Его языки игриво выглядывали из прорезей дырявого каркаса. Вверх поднимался черный дым. Кругом бегали люди, передавали друг другу ведра и орали, силясь перекричать треск огня. Гутри командовал парадом, из мастерской появился Кинросс с тяжелым огнетушителем, подошел вплотную к пламени и втянул шею от жара.

Мне на плечо опустилась рука. Повернувшись, я увидел лицо Броуди, окрашенное в желтый цвет.

– Что случилось? – спросил я.

– Понятия не имею. Где Фрейзер?

– Угадайте.

Мы замолкли, закашлявшись от порыва ветра с дымом. Он раздувал огонь до неистовой стены марева. Почти все селение собралось вокруг: одни беспомощно смотрели, другие пытались помочь. Ведра передавались по линии, выкатили шланг, струя словно проваливалась в пламя. Было очевидно, что лодку не спасти, однако важно, чтобы огонь не распространился.

Вдали виднелось красное пальто Мэгги: она стояла в толпе. В сторонке держался Камерон с осунувшимся лицом. Эллен нигде не было. Я предположил, что хозяйка отеля уже здесь, хотя странно, что она не разбудила ни меня, ни Фрейзера, перед тем как уехать.

Броуди заметил, как я верчу головой.

– Кого ищешь?

– Вы не видели Эллен?

– Нет, а что?

– У отеля нет машины. Я решил, она где-то здесь.

– Она не оставила бы Анну одну, – отметил Броуди, оглядывая толпу. В его голосе звучала тревога.

Не помню, когда я заметил, что в воздухе повисло напряжение. Пробежала волна коллективного страха. Я взглянул на лодку, необъяснимо предчувствуя беду. Огонь заполнял дыры, где не хватало досок. Дунул ветер, унеся дым и обнажив нечто шевелящееся внутри.

Покрытая пламенем, словно в коконе, медленно поднялась человеческая рука и будто помахала в знак приветствия.

– Боже мой!.. – ахнул Броуди.

Затем, со шквалом искр, рухнула палуба, скрыв жуткое зрелище.

Началось бог знает что. Люди орали, вопили, молили что-нибудь сделать. Но мне было ясно, как никому другому: ничего поделать невозможно.

Меня схватили за плечо, достаточно сильно, чтобы причинить боль даже через куртку. Броуди смотрел на меня с удрученным видом. Он произнес всего одно слово, и этого было достаточно:

– Эллен.

Распихивая людей, он помчался к лодке.

– Броуди! – крикнул я и побежал следом.

Вряд ли он меня услышал. Броуди остановился только тогда, когда ощутил неумолимый жар пламени. Я схватил его. Мы стояли так близко, что от курток шел пар. Если каркас провалится, мы загоримся.

– Идем!

– Она шевелилась!

– Это всего лишь рефлекс! Из-за огня!

Он отпихнул меня, вглядываясь в пламя, будто в поиске пути, как туда проникнуть. Я снова его схватил.

– Кто бы там ни был, он мертв! Ты ничем не поможешь! То, что мы видели, не признак жизни. Напротив, это непроизвольное движение, сокращение сухожилий руки, вызванное пламенем. У человека нет шанса уцелеть, так долго находясь в огне.

Истинность моих слов наконец дошла до Броуди. Он сдался, и я оттащил его прочь, шатаясь, словно в кошмарном сне. Лодка могла рухнуть в любой момент. Не думая о том, кем может быть жертва, я побежал к Кинроссу, который тщетно поливал пламя из огнетушителя со свирепым видом дикого зверя. Мясистое лицо Гутри было залито слезами, то ли от дыма, то ли от утраченной мечты.

– Надо вытащить тело!

– Отвали!

Я схватил его за руку.

– Огонь не потушишь! Принесите шесты! Быстрей!

Кинросс вырвался, и мне показалось, сейчас он отшвырнет меня прочь. Однако он подозвал людей и велел им сбегать за шестами и длинными досками, сложенными поблизости.

С ощущением полной безнадежности мы с Броуди стояли и смотрели, как они пытались зацепить труп и вытащить его из пламени. Гутри отпрянул, когда провалилась часть лодки, отправив в небо неистовый каскад искр. Такое обращение нарушит целостность тела, но другого выбора не было. Если не достать его сейчас, огонь уничтожит плоть и оставит лишь кости, пропадут ценные улики для судебной экспертизы.

Да и разве можно просто ждать, пока все не выгорит?

Лицо Броуди осунулось. Это не Эллен, уверял я себя, чувствуя полную опустошенность. Гадал, где она может быть, куда делась машина. Однако в голову лезли жуткие вопросы. Боже, а как же Анна? Где девочка?

Следовало вернуться в отель и поискать ее, но я боялся не найти. С другого конца двора я заметил ярко-красное пальто Мэгги. При виде ее я закипел от гнева. Журналистка скрыла важный факт, который мог помочь предотвратить случившееся, и я был полон решимости узнать все немедля.

Обогнув горящую лодку, я направился к ней и едва не наткнулся на кого-то.

Это была Эллен.

Она несла на руках Анну. Девочка смотрела на пламя сонными глазами.

– Что случилось? – спросила Эллен, глядя мимо меня.

Не успел я ответить, как подбежал Броуди.

– Слава богу, ты цела!

Он чуть не обнял ее, но вовремя остановился и смутился. Эллен была в замешательстве.

– Я была у Роуз Кэссиди. Что вы на меня так уставились? Что происходит?

– Ты была у бабушки Мэгги? – спросил я, узнав имя. У меня зрело дурное предчувствие.

– Она неудачно упала, и за мной приехал ее сосед. Роуз не особо жалует Брюса Камерона, – сухо добавила Эллен и встревоженно нахмурилась. – Бедная женщина волнуется – Мэгги до сих пор не вернулась домой.

– Я только что ее видел. Вон там, – сказал я и огляделся.

Камерон пропал, но Мэгги стояла там же, наблюдая за пожаром вместе с Карен Тейт. Она стояла к нам спиной: знакомая крошечная фигурка в пальто не по размеру. Я направился к ней, следуя необъяснимому опасению.

– Мэгги!

В этот момент со стороны лодки раздался крик:

– Получилось!

Я поднял глаза и увидел, что горящее тело достали из огня. Кинросс с друзьями торкали в обуглившийся труп шестами, чтобы оттащить подальше. Он походил на бревно, дымящуюся поверхность продолжали лизать языки пламени.

Я подался вперед, и тут Мэгги повернулась, и я остановился как вкопанный.

Из-под красного капюшона на меня смотрело личико, но не Мэгги. Лицо девочки-подростка, пустой, ничего не понимающий взгляд.

Мэри Тейт. Я видел ее раньше в окно отеля.

22

В лодочной мастерской повисла леденящая тишина; все замерли, увидев отвоеванное у пламени тело. Затем чары развеялись. Пошла новая волна шума и неразберихи: одни метнулись прочь от зрелища, другие, наоборот, захотели рассмотреть поближе.

А я все не мог оправиться от шока при виде дочери Карен Тейт в пальто Мэгги. Оно, несомненно, принадлежало Мэгги. Красное пальто болталось на журналистке, но Мэри была значительно крупнее.

Карен Тейт, мать Мэри, с сердитым видом повернулась ко мне. Тут подошел Броуди.

– В чем дело? – спросил он.

– Это пальто Мэгги, – с трудом произнес я.

– Он лжет! – возразила Карен пьяным голосом.

К нам пробрался Кинросс. За ним плелся сын, огонь невыгодно освещал лицо с затемненными рытвинами от прыщей. При виде Кевина Мэри расплылась в улыбке, но ответа не получила. Когда подросток понял, куда идет отец, он растворился в толпе. Мэри огорчилась.

Весь в саже, пропахший дымом, Кинросс по-прежнему держал в руках шест, которым вытащил тело. Он прокашлялся и харкнул черной слюной.

– Мы сделали, как ты просил. – Кинросс перевел взгляд с меня на Карен Тейт. – Что такое?

– Они говорят, будто Мэри – воровка! – крикнула Карен.

Броуди не отреагировал на резкость.

– На Мэри пальто Мэгги.

Карен сморщилась:

– Неправда! Не верь ему!

Однако Кинросс узнал пальто. Я вспомнил, как он с Мэгги шутил на пароме. Между ними были теплые отношения. Он обернулся на тлеющее тело и, видимо, сделал тот же вывод, что и я.

– Где Мэгги? – резко спросил Кинросс.

Никто не ответил. Он рассвирепел и повернулся к Карен Тейт.

– Сейчас у нас нет времени выяснять, – быстро сказал я, пытаясь перебороть собственный страх за Мэгги. – Надо оцепить тут все и отнести тело в безопасное место.

Броуди кивнул:

– Он прав, Йен. Это подождет. Необходимо разогнать народ. Поможешь?

Кинросс промолчал. Он продолжал смотреть на Карен Тейт, но та не смела поднять глаза.

– Разговор не закончен, – предупредил он, повернулся и стал кричать, чтобы все покинули пристань.

Оставив Броуди присмотреть за Карен Тейт с дочерью, я пошел за Кинроссом к трупу. Обуглившееся, скорченное тело лежало на грязном бетонном полу мастерской – жалкое и жуткое зрелище. Рядом собрались лужи от дождя, в свете горящей лодки масло переливалось на поверхности воды подобно радуге. От поджаренной плоти поднимались струйки пара, она излучала тепло, точно мясо, забытое на плите. Рот раскрыт будто в крике агонии. Я понимал, что это от сокращения мышц в огне, но не мог отделаться от возникшего образа.

Дай бог, чтобы я ошибался.

Я повернулся к Гутри, который выводил людей из мастерской.

– Дайте мне брезент.

Он вроде не услышал или проигнорировал меня.

Однако вскоре вернулся с грязной скомканной парусиной.

– Держи.

Я начал разворачивать ее одной рукой на ветру. К моему удивлению, Гутри решил помочь. Пока мы пытались справиться с развевавшимся брезентом, из тени возникла чья-то фигура. Это был Камерон. Он уставился на тело.

– Боже… – прошептал он и сглотнул слюну, кадык подпрыгнул. – Чем я могу помочь?

В голосе не было привычной помпезности. Неужели до него дошло, что происходит? Я собирался принять его предложение, но Гутри меня опередил:

– Затрахать всех, как обычно. Думаешь, здесь надо наложить повязку?

Камерон был обескуражен. Не произнося ни слова, он повернулся и вышел. В другой раз мне стало бы его жалко, но тогда было не до него.

Следовало накрыть тело. Гутри помог без лишних просьб.

– Как думаете, кто это? – спросил он.

Я мог бы предположить, однако в его голосе было достаточно страха. Я покачал головой, опуская брезент.

Тяжесть на сердце подсказывала, что Мэгги наконец попадет на первую страницу газет.

Огонь почти весь выгорел. Лодка превратилась в кучу светящегося угля и пепла. Ветер пока поддерживал пламя, неизбежно стихавшее благодаря усилиям островитян. Вход в мастерскую был оцеплен короткой лентой, последней, что оставалась у Фрейзера. Привязанная к двум столбам, она билась на ветру, как живое существо, – условная преграда.

Жители разошлись по домам. Броуди попросил Эллен поднять Фрейзера по возвращении в отель, и вскоре сержант приехал, робкий и помятый. Начал ворчать, что я должен был старательнее будить его, но никому не хотелось прислушиваться ни к жалобам, ни к извинениям.

Мы решили отнести тело под крышу. Неизвестно, когда прибудет подкрепление. Согласно уставу, никого нельзя пускать на место преступления, но в нашем случае это вряд ли что-либо изменит. Десятки людей истоптали двор вокруг мастерской, тело доставали из огня вручную, так что неприкосновенность нарушена. Взгляну на него позже, а пока следовало убрать труп в надежное место.

Тело слишком сильно обгорело, чтобы произвести опознание, но никто уже не сомневался. Мэгги нигде не было, и, несмотря на все свои недостатки, она не бросила бы бабушку. Гутри и Кинросс внесли жертву в мастерскую, используя брезент вместо носилок. Гутри тотчас ушел домой, подавленный и хмурый. Однако Кинросс наотрез отказался уходить.

– Сначала послушаю, что она скажет, – заявил он и кивнул на Карен Тейт, которая ждала вместе с дочерью.

Броуди не стал возражать, и понятно почему. Тейт выдержит давление со стороны Фрейзера, но Кинросс – совсем другое дело. Он один из них, и вряд ли Тейт сможет противостоять.

Мать с дочерью сидели за тем столом, где днем мужчины играли в карты, подальше от места, куда положили тело. У Мэри был тот же пустой взгляд, что я видел из окна отеля. Ее уговорили снять пальто Мэгги, которое теперь лежало в пакете в багажнике полицейского «рейнджровера». В карманах ничего не оказалось – ни пятен крови, ни рваных мест, и все же судебная экспертиза проверит его на наличие улик. Может, у меня разыгралось воображение, но когда девочка снимала пальто, оно будто утратило свою яркость, красный цвет поблек.

Кинросс дал Мэри свою тяжелую куртку. Сам дрожа от холода, он помог надеть куртку с отцовской заботой. Затем посмотрел на мать без капли нежности.

Карен Тейт уставилась на переполненную пепельницу, не поднимая глаз. Броуди сел на стул напротив, и Фрейзер уже не переживал, что тот взял инициативу. Бывший детектив выглядел измотанным, однако когда он заговорил, от усталости не осталось и следа.

– Ладно, Карен. Откуда у Мэри пальто?

Женщина молчала.

– Брось, мы знаем, что оно принадлежит Мэгги Кэссиди. Как оно попало к Мэри?

– Говорю же, это пальто моей дочери, – вяло произнесла Карен и вздрогнула, когда Кинросс ударил кулаком по столу:

– Не лги! Все видели его на Мэгги!

– Спокойно! – прорычал Фрейзер, но отступил: Броуди покачал головой.

– Карен, ты видела, что мы достали из огня! – В голосе Кинросса звучали и угроза, и мольба. – Ради бога, скажи нам, откуда у Мэри это пальто?

– Это ее пальто, Йен, честное слово!

– Не ври мне!

Тейт вдруг сдалась.

– Не знаю! Первый раз его вижу! Клянусь! Она, наверно, нашла его.

– Где?

– Мне откуда знать? Она ведь гуляет по всему острову.

– Боже, Карен! – с отвращением произнес Кинросс.

– Хорошее пальто! Мне такое не по карману! Думаешь, стоило его выбросить? И не смотри на меня так, Йен Кинросс! Тебя никогда не беспокоило, где шатается Мэри ночами, когда ты заглядывал ко мне в гости!

Кинросс метнулся к ней, но Броуди его остановил:

– Успокойся. Необходимо выяснить, где Мэри подобрала пальто. – Он повернулся обратно к Тейт: – Во сколько ушла Мэри?

Женщина пожала плечами:

– Не знаю. Ее уже не было, когда я вернулась из отеля.

– Во сколько вы вернулись?

– Полдвенадцатого… в двенадцать.

– А когда пришла девочка?

– Понятия не имею. Я спала.

– Сколько было времени, когда вы увидели ее снова? – спокойно спросил Броуди.

Тейт раздраженно вздохнула.

– Проснулась от шума с пожара и увидела.

– И тогда на ней уже было пальто?

– Да, я ж говорила!

Если Броуди и испытывал презрение к Карен, он не подал виду и переключил внимание на дочь.

– Привет, Мэри. Знаешь, кто я?

Девочка посмотрела на Броуди отсутствующим взглядом и продолжила играть с фонариком. Он был игрушечный, пластиковый. Волосы падали на глаза, но она не замечала их, светя фонарем себе в лицо, включая и выключая.

– Напрасно тратите время, – сказал Кинросс отнюдь не злым тоном. – Она наверняка ничего не помнит.

– Попытка не пытка. Мэри. Посмотри на меня, Мэри.

Броуди говорил ласково. Наконец девочка его заметила. Он улыбнулся:

– Красивое у тебя пальто, Мэри.

Никакой реакции. И тут вдруг на лице появилась робкая улыбка.

– И теплое, – произнесла она детским голоском.

– Очень красивое. Откуда оно у тебя?

– Оно мое.

– Я знаю. Но расскажи мне, откуда оно взялось?

– От человека.

Я почувствовал, как напрягся Броуди.

– Что за человек? Видишь его сейчас?

– Нет! – Она рассмеялась.

– Ты его знаешь?

– Человек, – произнесла Мэри как нечто очевидное.

– А этот человек… Покажешь, где он отдал тебе пальто?

– Он не отдавал.

– Так ты его нашла?

Девочка рассеянно кивнула:

– Когда они убежали. После всего шума.

– Кто убежал? Какого шума, Мэри?

Броуди пытался продолжить расспросы, но тщетно. Мэри сказала все, что собиралась. Детектив велел Фрейзеру отвезти мать с дочерью домой и тотчас возвращаться. Ушел и Кинросс, бросив напоследок взгляд в ту сторону, куда они с Гутри положили труп.

– Она всегда лезла куда не надо, – грустно произнес он и вышел, хлопнув дверью.

Ветер завывал пуще прежнего. Снова пошел дождь, барабаня по рифленой крыше и заглушая гул генератора электричества. Мы с Броуди подошли к телу. Обернутое в брезент, оно напоминало первобытный саркофаг на бетонном полу.

– Думаешь, это она? – спросил Броуди.

Я кивнул и рассказал ему о том, что Мэгги заходила ко мне перед сном, знала имя Дженис, но отказалась признаться откуда. На лице была задумчивая улыбка. «Завтра, обещаю». Только вот для Мэгги завтра уже не настанет.

– Нужно убедиться в личности жертвы, – вздохнул Броуди. – Ты готов?

Честно говоря, нет. Нельзя быть готовым, когда имеешь дело со знакомым тебе человеком. С человеком, который тебе нравился. Я кивнул и поднял брезент. Лицо обдало жаром и запахом горелого мяса. Мы реагируем на запахи по-разному, в зависимости от ситуации. На сей раз от него мутило.

Я сел на корточки. Усохшее от огня тело казалось ничтожно маленьким. Одежда сгорела, как большая часть мягких тканей. Пламя нещадно обезобразило его, обнажив кости и сухожилия, стянув конечности в характерную позу эмбриона.

Зрелище становилось тошнотворно знакомым.

– Что скажешь? – спросил Броуди.

В памяти всплыла задорная улыбка Мэгги. Рассердившись, я выкинул из головы этот образ. Абстрагируйся. Это твоя работа. Потом будешь переживать.

– Это женщина. У мужчин череп крупней. – Я сделал глубокий вдох, смотря на гладкую черепную кость, выглядывающую из-под черных кусков плоти. – Подбородок заострен, ровный лоб и край бровей. Мужской лоб массивней и более выражен. Далее, рост. Сложно определить точно, когда тело так скрючено, но, судя по бедренной кости, человек имел низкий рост, даже для женщины. Метр пятьдесят. Не больше.

– Может, ребенок?

– Нет, определенно взрослый. – Я всмотрелся в широко раскрытый, будто застывший в немом крике рот. – Зубы мудрости уже прорезались. Значит, ей было как минимум восемнадцать или девятнадцать. Возможно, больше.

– Сколько было Мэгги? Двадцать три? Двадцать четыре?

– Около того.

Броуди вздохнул:

– Совпадает рост, возраст, пол. Нет сомнений, да?

Мне было сложно говорить.

– Нет. – Признав факт, мне стало хуже, будто я подвел Мэгги. Но какой смысл притворяться? Я с трудом продолжил: – На ней была одежда, когда она попала в огонь. – Я указал на потемневший металлический кружок, впаянный в обугленную плоть на животе. Размером с монетку. – Пуговица от штанов. Ткань сгорела, но приплавилась к телу. Скорей всего на ней были джинсы.

Как и на Мэгги, когда я последний раз ее видел.

Броуди поджал губы.

– Значит, ее, вероятно, не насиловали.

Здравое предположение. Редкий насильник станет натягивать на жертву джинсы перед убийством. После – тем более.

– Какова могла быть причина смерти? – спросил он.

– Насколько я вижу, череп цел. Тело вытащили до того, как внутричерепное давление вызвало взрыв. Нет внешних признаков травмы головы, как то было с Дженис Дональдсон и Дунканом. Хотя не исключено, что удар был слабее…

Я замолчал и наклонился поближе. Огонь поглотил кожу и мышцы горла, оставив хрящи и сухожилия. Осмотрел внимательно, затем руки и ноги, потом туловище. Мягкие ткани обуглились достаточно сильно, чтобы завуалировать следы преступления, но не скрыть их совсем.

– Что там? – не выдержал Броуди.

– Видите вот здесь? – Я показал на горло. – Сухожилие с левой стороны горла порвано. Концы торчат далеко друг от друга.

– Порвано от пореза? – спросил Броуди, пристально вглядываясь.

– Определенно. Оно могло бы лопнуть от огня, но тут концы слишком ровные.

– Значит, ей перерезали горло?

– Не могу сказать наверняка без надлежащего обследования. Похоже, что да. Здесь есть колотые раны. На плече. Мышечная ткань обгорела, и все же заметно повреждение. То же самое на груди и животе. Рентгеновский снимок должен показать следы от ножа на ребрах, может, и на других костях.

– Так смерть наступила от колотых ран?

– Сложно сказать, но на нее однозначно напали с холодным оружием. После анализа костей в лаборатории смогу определить, каким именно. Однако все не так просто.

– Что еще?

– Шея переломана.

Я протер глаза от усталости. В увиденном не приходилось сомневаться.

– Посмотрите на угол наклона головы. Не хочу переворачивать тело, но вон третий и четвертый позвонки. Раздроблены. Еще сломаны левая рука и правая голень. Кости выпирают через горелые ткани.

– Это могло произойти во время пожара, когда рухнул каркас лодки? Или когда ее вытаскивали?

– Все это могло привести к переломам, но не в таком количестве. Похоже, они компрессионные, то есть от ударов…

Я замолчал и подошел к грязному окну. В мерцающем свете от почти потухшей лодки был виден темный утес, высившийся на расстоянии десяти – двадцати метров.

– Вот как убийца доставил сюда тело. Сбросил с утеса.

– Ты уверен?

– Это объясняет переломы. На нее напали с ножом, а затем она упала с утеса, или ей помогли скатиться.

Броуди кивнул.

– В конце залива есть тропинка, которая ведет наверх. С фонариком вполне легко подняться, и быстрей, чем ехать по дороге через всю деревню.

Оставалось непонятно, что Мэгги там делала. По крайней мере вырисовывалась картина событий, если не причина.

Броуди устало провел рукой по лицу, ладонь заскрежетала по седой щетине, осеребрившей подбородок.

– Она могла быть еще живой при падении?

– Сомневаюсь. Тогда на запястьях были бы характерные переломы Коллиса: образуются, когда подставляешь руки, чтобы остановиться. Здесь их нет. Только одна рука сломана, и то выше локтя, в плечевой кости. Значит, она была мертва или без сознания, когда падала.

Броуди посмотрел из окна мастерской. Вверху была кромешная тьма.

– Отсюда ничего не видно. Как только рассветет, пойдем наверх и поищем улики. А пока…

Он замолчал, услышав шум снаружи. Раздался крик, глухой удар от падения на пол, борьба. Броуди метнулся к двери, но она сама распахнулась. В мастерскую ворвался порыв леденящего ветра, а за ним Фрейзер, таща кого-то за собой.

– Взгляните, кто тут у нас ошивался под окнами! – Тяжело дыша, сержант толкнул вперед незваного гостя.

Тот едва удержался на ногах. Напуганный и бледный, это был прыщавый Кевин Кинросс.

23

Подросток стоял посреди мастерской, с одежды на бетонный пол стекала вода. Он дрожал, уставившись в пол и опустив плечи с крайне несчастным видом.

– Последний раз спрашиваю, – произнес Фрейзер, – что ты там делал?

Кевин молчал. Я накрыл тело брезентом, но подросток успел заметить труп и тотчас отвел глаза, будто ошпарившись.

Сержант продолжал на него орать. Самая приятная часть работы полицейского – возможность показать свою власть.

– Послушай, сынок, если не ответишь, у тебя будет море неприятностей. Даю тебе последний шанс. Место оцеплено. Так какого черта ты сюда сунулся? Хотел подслушать разговор?

Кевин сглотнул слюну, словно собрался заговорить, но не выдал ни слова. Вмешался Броуди:

– Можно я поговорю с ним?

До этого он молчал, предоставив Фрейзеру право вести допрос. Однако угрозы сержанта, очевидно, не работали. Они только наводили страх на и без того трусливого подростка.

Фрейзер бросил на детектива раздраженный взгляд и недовольно кивнул. Броуди пошел к столу, где совсем недавно были Мэри Тейт с матерью, и принес оттуда табурет. Поставил рядом с Кевином.

– Садись.

Сам Броуди опустился на край скамейки с более расслабленным видом, чем у Фрейзера при допросе. Кевин робко посмотрел на табурет.

– Если хочешь, можешь стоять, – уверил Броуди. После раздумий подросток медленно сел. – Так что ты нам расскажешь, Кевин?

На бледном лице еще отвратнее вырисовывались рытвины от прыщей.

– Я… Ничего.

Броуди закинул ногу на ногу, будто у них шла дружеская беседа.

– Нам обоим очевидно, что это не так, верно? Уверен, ты не делал ничего плохого, просто шатался вокруг. И мы уговорим сержанта Фрейзера не придавать этому большого значения. При условии, что ты расскажешь нам, откуда взялось такое любопытство.

Фрейзер сжал губы при заявлении Броуди, но не стал возражать.

– Ладно, Кевин?

С явным напряжением подросток пытался решить, отвечать ли ему или молчать дальше. Взгляд скользнул на покрытое брезентом тело. Губы зашевелились, будто слова не могли прорваться наружу.

– Это правда? То, что все говорят? – страдальчески произнес Кевин.

– А что говорят?

– Что это… – Он снова бросил взгляд на брезент. – Что это Мэгги.

Броуди выдержал паузу.

– Мы полагаем, скорей всего да.

Кевин расплакался. Я вспомнил, как он реагировал на появление Мэгги, как краснел, когда она его замечала. Не умел скрывать влюбленность. Мне стало жаль его.

Броуди достал из кармана платок. Без лишних слов отдал парню и вернулся на скамейку.

– Что ты можешь сказать нам, Кевин?

Подросток рыдал.

– Это я убил ее!

Заявление словно зарядило воздух электрическим током. В повисшей тишине еще четче проступила вонь от горелой плоти и кости, мешаясь с запахом горючего, опилок и припоя. Стены мастерской сотрясались от порывов ветра, дождь железными гвоздями колотил по рифленой крыше.

– Что значит – ты убил? – спросил Броуди довольно-таки мягко.

Кевин вытер слезы.

– Если б не я, она была бы жива.

– Продолжай, мы слушаем.

Зайдя так далеко, подросток заартачился. Я не забыл, как он вздрогнул, когда Броуди объявил, что найденное в коттедже тело принадлежало проститутке из Сторноуэя. Это был не просто шок. Оцепенение. Будто до него вдруг что-то дошло. Неужели он и есть тот конфиденциальный источник, о котором говорила Мэгги? «Все не так, как кажется. Человек, который со мной поделился… Он доверился мне. И я не хочу доставлять никому хлопот. Он тут ни при чем».

– Ты назвал Мэгги имя погибшей женщины, так? – спросил я.

Броуди и Фрейзер удивленно на меня посмотрели, но их изумление не шло ни в какое сравнение с реакцией Кевина. Он уставился на меня с открытым ртом. Пытался придумать, что возразить, и не смог. Кивнул.

– Откуда тебе известно имя женщины, Кевин? – Броуди снова взял инициативу.

– Я не был уверен…

– И все-таки назвал его Мэгги. Почему?

– Я… не могу рассказать.

– Парень, ты хочешь попасть за решетку? – вмешался Фрейзер, не заметив злобного взгляда Броуди. – Обещаю, туда тебе и дорога, если будешь молчать.

– Уверен, Кевин все прекрасно понимает, – сказал Броуди. – И не станет защищать человека, виновного в смерти Мэгги. Правда, Кевин?

Взгляд подростка невольно переместился на брезент. На лице отразилось глубокое душевное терзание.

– Давай же, Кевин, – уговаривал Броуди. – Расскажи нам. Откуда ты узнал имя? Тебе кто-то сказал? Или тебе известен человек, который знал ее? Так?

Сын Кинросса опустил голову. Пробормотал что-то невнятное.

– Говори громче! – рявкнул Фрейзер.

Кевин резко дернулся.

– Мой отец!

Слова пронеслись эхом по мастерской. Лицо Броуди окаменело, скрывая всякие эмоции.

– Почему бы тебе не начать с самого начала?

Подросток зажался.

– Это было прошлым летом. Мы переправились на пароме в Сторноуэй. Отец сказал, что у него есть какие-то дела, и я пошел гулять по городу. Хотел зайти в кино, посмотреть фильм или что-нибудь…

– Нам неинтересно, что тебе хотелось, – прервал его Фрейзер. – Переходи к сути.

Кевин метнул на сержанта такой взгляд, какой бывает у Кинросса.

– Я шел задворками, рядом с автовокзалом. Кругом одинаковые дома, и вдруг я увидел отца. Собирался подойти к нему, но тут… дверь открыла эта женщина. В одном халатике. Все наружу. – Парень залился краской. – Увидев отца, она улыбнулась… соблазнительно. И он вошел в дом.

Броуди терпеливо кивнул.

– Как она выглядела?

– Ну… как эта… вы понимаете…

– Проститутка?

Кевин пристыженно кивнул. Броуди не ожидал такого развития событий.

– Можешь ее описать?

Кевин начал машинально ковырять прыщи на лице.

– Темные волосы. Старше меня, но ненамного. Симпатичная, но… неухоженная.

– Низкая или высокая?

– Вроде высокая. Крупная. Не толстая, но и не худая.

Потом ему можно будет показать фотографии, посмотреть, опознает ли он Дженис Дональдсон. Пока описание совпадало.

– Откуда ты узнал имя? – спросил Броуди.

Подросток краснел все сильнее.

– Когда папа вошел, я… я подкрался к двери. Взглянуть. Там было несколько звонков, но он нажимал самый верхний. Напротив висела табличка «Дженис».

– Отец знает, что ты его видел?

У Кевина в ужасе вытянулось лицо. Он покачал головой.

– Он навещал ее снова? – спросил Броуди.

– Не знаю… Думаю, что да. Каждые пару недель он говорил, что ему надо уладить кое-какие дела… Наверно, ходил к ней.

– Дела… – пробормотал Фрейзер.

Броуди не обратил на него внимания.

– А она приезжала к нему сюда? На остров?

Кевин быстро покачал головой. Мне вспомнилось, как Кинросс заткнул рот Камерону на собрании в баре. В тот момент я подумал, что его просто раздражает назойливая манера Камерона, а теперь умелое прерывание разговора показалось в другом свете.

Бывший детектив зажал пальцами переносицу.

– Как много ты рассказал Мэгги?

– Только имя. Не хотел, чтобы она знала про отца… Я просто подумал… она ведь журналистка, сможет написать статью о той женщине. Думал, сделаю ей одолжение. Я не знал, что все так закончится!

Броуди похлопал юнца по плечу, когда тот снова заплакал.

– Конечно, ты не знал, сынок.

– Можно, я пойду? – спросил Кевин, вытирая слезы.

– Еще парочка вопросов. Есть какие-нибудь догадки по поводу того, откуда у Мэри появилось пальто Мэгги?

Кевин опустил голову, чтобы не смотреть нам в глаза.

– Нет.

Опровержение вылетело слишком резко.

– Мэри – симпатичная девушка, правда, Кевин?

– Не знаю. Да, наверно.

Броуди выдержал паузу, дождавшись, пока подросток не начал ерзать на стуле.

– Вы давно встречаетесь?

– Ничего подобного!

Детектив молча посмотрел на него. Кевин отвел взгляд.

– Мы только… видимся. Ничего плохого не делаем! Честное слово. Мы не… ну, вы понимаете…

– Так где вы видитесь? – вздохнул Броуди.

Подросток сильно смутился.

– Иногда на пароме. На развалинах церкви, когда темно. Или…

– Продолжай, Кевин.

– Бывало в горах… В старом коттедже.

– Там, где нашли труп? – удивился Броуди.

– Да, но мне об этом ничего не известно. Правда. Мы там давно уже не бывали! С лета!

– Кто-нибудь еще туда ходит?

– Нет, насколько я знаю… Поэтому мы им пользовались. Уединенное место.

«Больше нет», – подумал я, вспомнив пустые консервные банки и следы от костров. Они не имели никакого отношения к убитой проститутке, просто остались после тайных свиданий умственно отсталой девочки и прыщавого парня.

На лице Фрейзера отражалось откровенное презрение, но у него по крайней мере хватило ума промолчать. Мысли Броуди было сложно прочесть. Он сохранял профессиональное спокойствие.

– Уходя из дома гулять, Мэри идет на встречу с тобой?

Кевин уставился на свои руки.

– Иногда.

– И она находилась у тебя дома, когда мы зашли к отцу?

Я ничего такого не заподозрил, видя, как настороженно Кевин выглядывал через щель. Теперь он опустил голову, и молчание говорило само за себя.

– А сегодня вечером? Вы встречались?

– Нет! Я… я не знаю, где она бродила. Я вернулся домой после разговора с Мэгги! Честно!

Он был на грани истерики. Броуди обвел юнца оценивающим взглядом, затем кивнул:

– Можешь идти.

– Секундочку, – возразил Фрейзер, но детектив прервал его:

– Все в порядке. Кевин не станет никому рассказывать о нашей беседе. Правда, Кевин?

Парень покачал головой с серьезным видом:

– Не скажу. Обещаю. – Он поспешил к двери, но тут остановился. – Мой отец не стал бы причинять зло Мэгги. И никакой другой женщине. Я не хочу, чтобы у него были неприятности.

Броуди ничего не ответил. С порывом дождя и ветра Кевин вышел.

Детектив подошел к столу и выдвинул стул. У него был измотанный вид.

– Боже, что за вечер!..

– Думаете, можно доверять этому юнцу? – с сомнением спросил Фрейзер.

Броуди провел по лицу рукой.

– Вряд ли он побежит домой и признается во всем отцу.

Сержант вроде согласился, но тут обомлел от ужаса.

– Боже, а как же девочка? Кинросс знает, что она свидетельница! Теперь понятно, почему он захотел присутствовать при допросе!

У меня холодок пробежал по коже. Броуди ничуть не встревожился.

– Мэри вне опасности. Даже если убийца Кинросс – а мы не уверены в этом, – он должен быть доволен, что девочка ничего толком не видела. Она не представляет угрозы.

Фрейзер вздохнул с облегчением.

– И что теперь? Арестуем его? Как же приятно будет надеть наручники на этого ублюдка!

– Пока нет, – возразил Броуди. – Все, что мы против него имеем, так это факт знакомства с Дженис Дональдсон. Еще не основание для ареста. Мы всего лишь раскроем наши карты и дадим ему время придумать историю до приезда команды Уоллеса.

– О, бросьте! – воскликнул Фрейзер. – Вы же слышали, что сказал его собственный сын! Этот урод, вероятно, убил и Дункана! Не можем же мы просто сидеть на своих задницах!

– Мы и не собираемся бездействовать! – выпалил в ответ Броуди, неожиданно разгорячившись. – Послушай, мне приходилось вести расследования убийств. Если встрять раньше времени, убийца может соскочить с крючка. Ты этого хочешь?

– Но что-то же надо делать, – настаивал сержант.

– Надо. – Броуди задумчиво посмотрел на тело под брезентом. – Дэвид, ты считаешь, тело Мэгги сбросили с утеса?

– Уверен, – подтвердил я. – Как иначе она могла получить столько переломов?

Он посмотрел на часы.

– Через пару часов начнет светать. Мы сразу туда поднимемся. Может, найдем улики. А пока вам обоим лучше вернуться в отель и постараться поспать. Завтра будет нелегкий день.

– А вы? – спросил я.

– Я обычно мало сплю. Побуду здесь, составлю компанию Мэгги. – Он улыбнулся, но в глазах сквозила печаль. – Не смог уберечь ее от смерти, так хоть побуду с ней сейчас.

– Может, одному из нас следует остаться с вами?

– Не беспокойтесь обо мне, – мрачно сказал Броуди. Поднял со скамьи лом и покачал, проверяя на вес. – Все будет в порядке.

24

Рассвет подкрался незаметно. По сути, его вовсе не было. Постепенное проникновение тусклого света намекало на то, что ночь сменилась сумраком, который формально зовется утром.

Вернувшись из мастерской, я не сразу лег спать. Сначала попросил Фрейзера отвести меня к бабушке Мэгги. Эллен сказала, что старушка упала. Вряд ли я мог чем-то помочь, но чувство долга тянуло меня туда.

Я должен был сделать это ради Мэгги.

Роуз Кэссиди жила в маленьком каменном коттедже на две семьи, а не в сборном бунгало, как большинство жителей острова. Он был обветшалым, с тюлевыми занавесками и обликом старины, что указывало на преклонный возраст хозяев. В окне на первом этаже и в одном наверху горели свечи. Свечи по усопшим.

Зайдя внутрь, я поразился запаху древности, нафталина и кипяченого молока. Дом был полон женщин, которые собрались поддержать бабушку Мэгги. Она была хрупкой, как птенец, сквозь пергаментно-тонкую кожу проступали разводы голубых вен. Старушка уже знала о смерти внучки. Тело еще не опознано, но нет смысла тешить ее пустыми надеждами.

Как ни странно, Фрейзер изъявил желание зайти со мной и выяснить, что ей известно о последних часах жизни Мэгги. Дрожащим голосом старушка сказала, что внучка показалась ей возбужденной. Не стала объяснять отчего. Приготовив ужин, Мэгги ушла на собрание в отель.

– Она вернулась около половины десятого, – вспомнила Роуз Кэссиди, махнув трясущейся рукой на часы с огромными цифрами. Покрасневшие глаза казались стеклянными из-за катаракты. – Совсем другой. Будто ее что-то тревожило.

Описание совпадало с известными нам фактами. Тогда Мэгги уже узнала от Кевина Кинросса имя погибшей и побывала у меня в номере.

Помимо сомнений, выдать ли Кевина, журналистку беспокоило нечто еще. Но бабушке она не сказала. Старушка услышала, как Мэгги собралась уходить, полдвенадцатого, и спросила куда. Внучка прокричала снизу, что берет машину, едет на встречу по работе, скоро вернется.

Так и не вернулась.

К двум часам бабушка поняла: что-то случилось. Она начала стучать по стене, чтобы разбудить соседку, и упала с кровати. Послали за Эллен, а не за Камероном – видимо, островитяне его не жалуют. Ушиб был несерьезный, однако организм уже давно угасал, держа, будто в ловушке, нежеланную жизнь. А теперь она пережила собственную внучку.

Жестокое долголетие.

В отель я вернулся к шести утра. Еще темно, но ложиться спать не имело смысла. Я сидел на твердом стуле, слушая завывания ветра, пока внизу не послышалось шевеление: встала Эллен. Ощущая не изведанную ранее усталость, я сунул голову под холодный кран, чтоб привести себя в чувство, затем постучал в дверь Фрейзера и спустился на кухню.

Эллен настояла на том, чтоб приготовить полноценный завтрак: пышущую жаром тарелку яиц с беконом, тостеры и сладкий обжигающий чай. Я не испытывал голода, но когда мне подали еду, накинулся на нее как коршун, и ко мне постепенно вернулись силы. Вскоре подошел Фрейзер и сел напротив, лицо его опухло от бессонной ночи.

– Радиосвязи до сих пор нет, – фыркнул он, хотя никто не спрашивал.

Я ничего другого и не ожидал. Без оптимизма и в равной степени без огорчения я ждал, пока все закончится.

Светало. Мы поехали к мастерской. Еще один мерзкий день. Водная стихия терзала утесы и гальку, мелкие брызги стеной поднимались в воздух и перемещались на сушу. Паром Кинросса был по-прежнему пришвартован к пристани, неистово раскачиваясь. Сегодня не выйти в море, даже при большом желании. Пенясь, волны разбивались о скалу Стэк-Росс и словно злились, что не могут сровнять ее с землей.

Парадом заправлял ветер. Ураган набрал обороты. С бешеной яростью он бил по «рейнджроверу», устремляя на лобовое стекло такие потоки дождя, что едва справлялись дворники. Мы вышли из машины и поспешили в мастерскую. Пепел и скелет сгоревшей рыбацкой лодки напоминали захоронения викингов.

Внутри на старом кресле лицом к двери сидел Броуди. На коленях лежал лом, ворот был поднят. Накрытое брезентом тело Мэгги казалось детским и жалким на бетонном полу.

Когда мы вошли, он слабо улыбнулся:

– Доброе утро.

За ночь детектив постарел. Лицо обвисло, кожа натянулась на скулах, вокруг глаз и рта появились новые морщины. На подбородке проступила седая поросль.

– Все в порядке?

– Да, было спокойно.

Он встал и потянулся, защелкали суставы. Довольно умял сандвич с беконом, который завернула для него Эллен. Я налил кружку чаю из термоса и рассказал, что мы узнали от бабушки.

– Если Мэгги взяла машину, будет легче найти, куда она поехала. При условии, что машину не перегнали, – заключил Броуди. Аккуратно собрав крошки с пальцев и рта, он выпил чай и поднялся. – Ладно, идемте обследуем утес.

– А как насчет… того? – спросил Фрейзер, неловко кивнув в сторону трупа. – Разве не следует кому-нибудь остаться присмотреть за ним? На случай если Кинросс вздумает что учудить.

– Хочешь вызваться добровольцем? – Броуди улыбнулся, заметив нежелание на лице сержанта. – Не беспокойся. Я нашел в ящике висячий замок. Запрем двери, и вряд ли кто рискнет прийти сюда средь бела дня.

– Я могу остаться, – предложил я.

Броуди покачал головой.

– Ты у нас единственный судебный эксперт. Если найдем улики, ты должен их увидеть.

– Вообще-то это не по моей части.

– Больше по твоей, чем моей или Фрейзера.

С этим не поспоришь.

Броуди поспешил домой проверить собаку, пока мы с Фрейзером вешали на дверь смазанный маслом замок. Металлический щелчок напомнил о том, как я попал в ловушку в местном клубе. Через пару минут вернулся Броуди, и мы отправились к подножию утеса.

Расстояние – всего тридцать – сорок метров, но дождь неумолимо хлестал нас по пути.

Утесы немного защищали от ветра. Внизу тянулась полоса гальки, местами торчали зазубренные скальные породы. Мы прошли вдоль берега, внимательно вглядываясь в мокрые булыжники.

Вскоре Броуди остановился.

– Вот.

Он показал на каменный выступ. Несмотря на дождь, он сохранил темное пятно. Я присел посмотреть поближе. Это был кровавый кусок плоти, рваный и испещренный прожилками. Галька вокруг примялась: осталась впадина от удара. Отсюда следы шли к мастерской, исчезая на клочках земли.

Я захватил из отеля пакеты. Соскреб карманным ножом немного ткани для пробы. Если дождь не утихнет, к приезду следственной команды тут ничего не останется. Дело завершат чайки.

Броуди посмотрел на верх утеса, метров тридцать высотой.

– Вон ступени, здесь можно подняться, но не обязательно карабкаться всем. – Он повернулся к Фрейзеру: – Тебе лучше сесть в машину и встретить нас там.

– Вы правы, – поспешно согласился сержант.

Отдав ему пакет, мы направились к ступеням. Они были вырезаны на поверхности, крутой и извилистой тропой. С одной стороны тянулись перила, но они не вызывали доверия.

Вытерев лицо от дождя, Броуди осмотрел их, затем взглянул на мою повязку.

– Уверен, что справишься?

Я кивнул. Отступать поздно.

Мы тронулись. Броуди шел первым, предоставляя мне возможность выбирать скорость. Ступеньки были скользкими. Морские птицы жались к утесу, перья трепыхались. Поднимаясь выше, мы становились открытыми ветру. Он завывал так, будто хотел сбросить нас вниз.

До вершины оставалась пара метров, когда Броуди поскользнулся на ломаной ступеньке. Полетел на меня, я ухватился за перила. Ржавый металл прогнулся под моим весом, и на секунду я взглянул вниз, на открытое для падения пространство. Тут Броуди схватил меня за шиворот и вернул в безопасное положение.

– Извини, – произнес он, тяжело дыша. – Ты в порядке?

Я кивнул, не надеясь на голос. Сердце продолжало колотиться, когда я последовал за детективом дальше. Вдруг заметил что-то на поверхности скалы в нескольких метрах сбоку.

– Эй!

Броуди обернулся, и я указал на еще одно темное пятно. Туда было не дотянуться, но не оставалось сомнений, каково его происхождение.

Здесь тело Мэгги ударилось о камень, падая вниз.

Вскоре мы достигли вершины. Нас встретил порыв шквалистого ветра. Куртки раздулись, как паруса, грозя унести за край обрыва.

– Черт возьми! – воскликнул Броуди, борясь с натиском.

Внизу простиралась бухта Руны, напоминая подкову из бушующей воды, окаймленную утесами. От такого вида голова шла кругом, на горизонте серое море сливалось с небом, где была пара отважных одиноких чаек. До нас долетали их печальные крики от тщетной борьбы с воздушными потоками. Вдали нависали мрачные склоны Беинн-Туиридх, через сотню метров стоял Бодах Руна, вертикальный камень в форме загнутого пальца. А так взору представала только торфяная пустошь, трава приминалась ветром к земле. Никаких следов недавнего присутствия Мэгги, да и вообще кого бы то ни было.

Дождь бил нас крупной дробью, когда мы начали искать место, откуда Мэгги должна была упасть. Едва мне показалось, что мы напрасно тратим время, как Броуди что-то заметил.

– Вон!

В двух метрах от нас земля была неровной. Приглядевшись, я увидел черные вязкие сгустки, налипшие на траву.

Несмотря на дождь, их было полно.

– Здесь произошло убийство, – сказал Броуди, вытерев лицо, и наклонился. – Судя по всему, она истекла кровью.

Он поднялся и осмотрелся.

– И вот там еще. И там.

Пятна были меньше, чем у обрыва, почти размылись дождем. Они тянулись вереницей от рокового места. Или, вероятнее, к нему.

– Она убегала, – предположил я. – Уже была ранена.

– Видимо, искала ступени. Или просто бежала наугад. Ты думаешь о том же, что и я?

– О Мэри Тейт? – Я кивнул. «Они убежали. После всего шума». Возможно, люди, которых видела девочка, не просто убежали, а один гнался за другим.

Но откуда?

Броуди окинул взглядом пустую вершину, расстроенно качая головой.

– Куда девалась машина? Она должна быть где-то поблизости.

Я сам всматривался в даль открытого ветрам утеса.

– Помните, когда вы спросили Мэри, откуда у нее пальто? Что именно она ответила?

Детектив озадачился.

– Дал какой-то человек. А что?

Я махнул на вертикальный камень в пятидесяти метрах от нас.

– Вы как-то говорили, что Бодах Руна означает старик Руны, то есть старый человек. Может, она его имела в виду? У Мэри есть фонарик. Она могла подняться по ступеням, как мы.

Броуди уставился на камень, обдумывая мое предположение.

– Пойдем посмотрим.

На расстоянии полукилометра показался полицейский «рейнджровер». Местами дорога уходила вниз, но Бодах Руна не терялся из виду. Фрейзер увидит, куда мы направляемся, и поедет навстречу.

Броуди быстро шагал по неровной земле. Я дрожал от дождя и холода, в плече снова проступила боль, было сложно за ним поспевать. Между нами и камнем осталось одно возвышение. Одолев его, я заметил в углублении некий объект. Вырисовалась крыша машины.

Старый «мини» Мэгги.

Он был брошен прямо у камня. Пара овечек прятались за ним от ветра, придавая машине совсем бесхозный вид. Они метнулись прочь, когда Броуди начал спускаться по травянистому склону. Со стороны заросшей тропы послышался гул мотора, и вскоре появился подпрыгивающий «рейнджровер».

Фрейзер остановился и вылез из машины.

– Это ее?

– Да, – подтвердил Броуди.

Обе дверцы болтались открытые. Передние сиденья промокли от дождя, и не только. Разводы и пятна крови покрывали приборную панель и лобовое стекло, будто тут взмахнул кистью сумасшедший художник.

– Боже! – ахнул Фрейзер.

Мы подошли ближе, но не вплотную, чтобы не натоптать вокруг. Броуди заглянул внутрь через открытую дверцу со стороны водителя.

– Похоже, на Мэгги напали прямо за рулем, и она ухитрилась выбраться из машины через пассажирское сиденье. Думаешь, в ход пошел нож или топор?

Казалось невыносимо ужасным обсуждать, каким оружием убили Мэгги, когда всего прошлым вечером я сидел рядом с ней в этой же машине. Сентиментальностью делу не поможешь.

– Скорей всего ножом. Чтобы размахнуться топором, недостаточно места. Да и в салоне остались бы зарубки.

Я осмотрелся. Ночью, вне зоны света от фар, здесь был мрак. Достаточно темно, чтобы Мэри Тейт смогла наблюдать незамеченной. И слушать.

Представляю, сколько тут было звуков.

Фрейзер заглянул за машину.

– Здесь есть еще одни следы от шин. Не похоже на «мини».

Броуди раздраженно цокнул языком. Наверное, подумал, что или дождь, или овцы разобьют все в грязь до приезда следственной команды, и будет поздно сличать отпечатки. Ничего не поделаешь.

– Она сказала бабушке, что едет на встречу. Похоже, сюда. Видимо, Мэри уже находилась наверху и достаточно близко, чтоб услышать шум. – Он нахмурился, глядя на машину. – Все равно не могу понять, каким образом к ней попало пальто. На нем ни пятнышка крови, а Мэгги не могла быть без верхней одежды в такую холодную ночь.

– Наверно, сняла, обнажаясь перед Кинроссом, – предположил Фрейзер, – вместе с другими вещичками, если понимаете, о чем я. Зачем еще им сюда переться? Потом они повздорили, и у Кинросса сорвало крышу. Бытовая ссора.

– Это не бытовая ссора! – фыркнул Броуди. – Мэгги была амбициозной молодой особой. Она метила гораздо выше, чтобы путаться с паромщиком. Пока мы не докажем, что она встречалась именно с Кинроссом, не стоит делать поспешных выводов.

Сержант покраснел. Однако его слова натолкнули меня на размышления.

– Возможно, вы правы насчет того, что Мэгги сама сняла пальто, – сказал я. – Обогреватель в машине всегда работал на полную катушку. И оба раза, как она меня подвозила, Мэгги клала пальто на заднее сиденье. Потому-то на нем и нет крови.

Броуди всмотрелся в заднюю часть машины.

– Возможно. Там ни капельки крови. Если, спасаясь, Мэгги оставила двери открытыми, Мэри могла подойти и заглянуть внутрь. Даже увидев кровь, девочка вряд ли поняла бы, что это.

Держась на приличном расстоянии, Броуди обошел машину вокруг. Вдруг остановился.

– Смотрите!

Мы с Фрейзером подбежали к нему. На земле у пассажирской дверцы лежала сумочка Мэгги, содержимое высыпалось на мокрую траву. Среди бумажных салфеток, косметики и других вещиц валялся раскрытый блокнот с порванными и втоптанными в грязь страницами.

– Дай мне пакет, – попросил у меня Броуди.

– Уверены, что стоит это делать? – робко вмешался Фрейзер.

Детектив открыл пакет.

– Мэгги была журналисткой. Место преступления или нет, если она записала, с кем встречается, бумага долго тут не протянет.

Осторожно ступая, он подошел к машине и присел у открытой дверцы. Достав из кармана ручку, Броуди поддел блокнот за спиральное переплетение. Осторожно его поднял и опустил в пакет. Даже с расстояния я видел, как размякли страницы, написанное превратилось в нечитаемые разводы чернил.

Броуди разочарованно сжал губы.

– Что бы там ни было, толку теперь никакого.

Начал подниматься, но тут замер.

– Под машиной что-то лежит! – воскликнул он. – Похоже на диктофон.

Я вспомнил, как часто видел Мэгги с диктофоном. Как большинство современных журналистов, она полагалась на него больше, чем на блокнот с ручкой. Если она и вела отчет о происходящем на острове, то не в письменной форме.

Броуди едва сдерживал нетерпение, пока я отделил от пачки еще один пакет.

– Не беспокойся, скажем Уоллесу, что это было мое решение, – сказал он, проницательно глядя на Фрейзера.

В первый раз сержант не возражал. Улики, столь важные и хрупкие, нельзя оставлять на волю судьбы до приезда следственной команды. Надев пакет на руку, Броуди подлез под машину и взял диктофон. Вернувшись по своим же следам обратно, вывернул пакет так, что аппарат оказался внутри.

Поднял его вверх, чтоб мы могли рассмотреть. Цифровое звукозаписывающее устройство, модель «Сони», почти такое же я потерял при пожаре.

– Интересно, надолго ли хватает зарядки? – произнес Броуди.

– Надолго, – уверил я. – Он и сейчас пишет.

– Что? – удивился детектив. – Ты шутишь?

– Включился, когда вы заговорили. Наверно, автоматически реагирует на голос.

Броуди вгляделся в жидкокристаллический дисплей.

– Так он мог работать, когда убивали Мэгги?

– Возможно, если, конечно, он не случайно врубился при падении.

Ветер завывал, пока мы стояли, впитывая мысль. Броуди задумчиво потер подбородок, не сводя глаз с маленького серебристого аппарата в пакете. Я не сомневался, что он спросит дальше.

– Как это включается?

25

Диктофон отключился, выдав все записи до последней. Мы молчали. Услышанное резонировало в ушах, сокрушительно, как сотрясение органов слуха от взрыва. Броуди уставился вдаль, недвижно, словно статуя.

Я хотел что-нибудь ему сказать, но не знал что.

Полицейский «рейнджровер» качался на ветру, дождь выстукивал по крыше. Для прослушивания диктофона мы сели в теплую машину. Каждая запись хранилась отдельным документом, а они, в свою очередь, группировались в папки. Всего четыре папки, одна под заглавием «Работа», две пустые, четвертая – просто-напросто «Дневник».

Все рассортировано по датам. По приезде Мэгги на Руну – около дюжины.

Броуди выбрал последние. Записи сделаны до полуночи. Согласно Роуз Кэссиди, именно в это время Мэгги уехала.

– Вот, – произнес Броуди и нажал на кнопку сквозь пакет.

Голос Мэгги зазвучал будто с того света:

– Ну вот. Его нет, хотя я приехала на пару минут раньше. Надеюсь, он явится после всего…

– Кто явится? Давай, милочка, назови нам имя этого ублюдка, – пробормотал Фрейзер, но у Мэгги на уме было совсем иное.

– Боже, что я здесь делаю? Раньше меня так воодушевляло происходящее, а теперь все теряет смысл. И какого черта Кевин назвал мне имя жертвы? Я ведь просто писака в местной газете, а не журналист, ведущий расследования! И откуда он вообще знает имя? Что за глупая выходка в номере у Дэвида Хантера? «Ее, случайно, звали не Дженис?» Как тупо, Мэг. Теперь он думает, будто я утаиваю сведения. Но не могу же я впутать Кевина? И что мне делать?

Мэгги, видимо, начала стучать пальцами по рулю, вздохнула.

– Ладно. Надо собраться с мыслями. Чтобы не пустить все насмарку после таких хлопот. Боже, в машине как в духовке! – Последовало шуршание. Она сняла пальто. – Должна признать, мне становится жутковато. Может, у меня совсем мозгов нет? По острову разгуливает убийца! Услышала бы такое… Стоп, что это было?

Повисла тишина. Слышалось лишь дыхание Мэгги, тревожно-учащенное.

– Нервы сдают. Ничего не видно. Похоже, была вспышка, от фонарика. Или падающая звезда. Тут так темно, что не отличишь землю от неба. И все же…

Раздался глухой щелчок.

– Никакого инстинкта самосохранения. Потащиться черт знает куда посреди ночи и не запереть дверцы. Не очень-то я и переживаю. Правда. Человек просто хочет поговорить с глазу на глаз, а на острове столько любопытных ушей. Уже сомневаюсь, хорошая ли это идея. Надеюсь, оно того стоит. Подожду еще пять минут, если не явится… Черт!

Дыхание снова стало неровным.

– Снова вспышка. Никакая это не звезда, там кто-то есть! Все, хватит, я сматываюсь отсюда…

Мотор запыхтел, но не завелся. Голос Мэгги зазвучал приглушеннее, будто она уронила диктофон, суматошно пытаясь завести машину.

– Давай, давай же! Только не это! Поверить не могу, «мини», не будь такой клячей! Чертова груда металлолома, вперед!

Тут Мэгги вздохнула с облегчением.

– Слава богу! Вон фары. Он приехал. Чертовски опоздал, но я ему прощу! – Она истерично рассмеялась, шмыгнула носом. – Подумает, что я дешевая писака. Давай, Мэг, соберись. Ты должна вести себя как профессионал. Черт, фары просто ослепляют. Может, выключишь их, а? Так, спрячем диктофон…

Снова сработала защелка, открылась дверца. Мэгги зазвучала уверенно и дерзко:

– Привет! Знаешь, сколько сейчас времени? Мы же договаривались в полночь. Послушай, может, вырубишь фары? Я ничего не вижу… О, извини, я не… Эй, что ты… О боже! БОЖЕ!

Я опустил голову. Из диктофона понеслись крики и мольбы о помощи. Устройство все записало. С ударом и треском оно отлетело в сторону во время борьбы, но это не заглушило жутчайшую запись смерти.

Визг и борьба достигли накала, и тут повисла тишина. Лишь слабый звук, похожий на журчание воды. Мы слушали завывания ветра. Диктофон выпал из машины, когда Мэгги удалось ненадолго вырваться. Без активации устройство вскоре выключилось. После затишья зазвучал голос Броуди:

– Интересно, надолго ли хватает зарядки?

– Надолго. Он и сейчас пишет.

Броуди нажал на кнопку.

Мы не могли смотреть друг другу в глаза. Казалось, будто, прослушав запись убийства Мэгги, мы стали соучастниками.

– Почему она не произнесла имени ублюдка? – произнес Фрейзер. Даже он был потрясен.

– А зачем? – ответил я. – Мэгги делала запись для себя. Кем бы он ни был, она не думала, что этот человек представляет опасность. Нервничала только во время ожидания, но не когда он приехал.

– Все неправильно поняла, верно? – сказал сержант. – Фары. Он наверняка оставил их гореть, чтобы ослепить Мэгги, чтобы она не видела, что у него нож.

– А как насчет вспышек? – спросил Броуди.

– Мэри Тейт, – догадался я.

Он кивнул и закрыл руками усталое лицо.

– Гуляла со своим игрушечным фонариком. Если бы не трагедия, вышло бы иронично. Мэгги испугалась безобидной девочки и открыла дверь убийце.

– Да, но кто это был? – разочарованно произнес Фрейзер.

Броуди переключил внимание на диктофон.

– Послушаем, что там еще есть. – Он мрачно улыбнулся. – Семь бед – один ответ.

Ветер раскачивал машину, дождь хлестал по стеклам, будто пытался прорваться внутрь. Проиграв последний файл, Броуди решил вернуться к первому и прогнать все по очереди. Снова зазвучал голос Мэгги:

– Что ж поездка становится интересней, чем я ожидала. Жаль, что у бабушки нет выхода в Интернет: информационный век прошел мимо нее. Придется попросить коллег с работы следить за новостями. И выяснить биографию Дэвида Хантера. Пахнет жареным. – Усмешка. – И в его прошлом наверняка тоже немало любопытных моментов. Что здесь делать эксперту из Лондона, да еще с треклятым сержантом Нилом Фрейзером? Боже, из всех полицейских именно он!

Я посмотрел на Фрейзера. У него был свирепый вид.

– Поставил мне на руку огроменный синяк, когда вытаскивал из коттеджа. Надо накатать на него жалобу. Хотя сейчас не до этого. Боже, в каком виде этот труп! Вот бы взглянуть поближе. Может, рискнуть вечером? Фрейзер в это время сто процентов будет в баре…

У сержанта покраснели уши. Броуди невозмутимо открыл следующий файл.

Мэгги была сердитой и запыхавшейся.

– Пустая трата времени. Так и не удалось посмотреть на тело. Последний раз играю в разведчиков. – Дальше голос подобрел. – Неслабо напугал, надо признать. Взял так и выпрыгнул из-за угла! Как же зовут этого молодого полицейского? Кажется, Дункан. Ответственно стоит на карауле, хотя человечен. И симпатичный, если на то пошло. Интересно, есть ли у него девушка?

Следующие две записи содержали размышления о семье и работе. Броуди промотал их, пока не выскочило знакомое имя.

– Заходила к Страчану в надежде на интервью. Никаких шансов. Там был Дэвид Хантер с перевязанной рукой. Додумался гулять ночью по Руне без фонарика. – Мэгги ухмыльнулась. – Заглянул и Брюс Камерон, как обычно, ошивается вокруг Грейс. Противный тип. И как Страчан его терпит? Грейс мила, хотя такая красавица, что мне следует ее ненавидеть, завидуя по-черному. Не могу понять, что за орешек ее муж. То он само очарование, то холоден как лед. Хотя я бы ему не отказала…

Запись закончилась озорным смехом.

Следующий файл опять был личным: Мэгги беспокоилась о своем карьерном росте. Броуди проскочил его. Потом зазвучало нечто знакомое.

– Срезала путь по улочке за отелем и неожиданно натолкнулась на Майкла Страчана. Он выскочил с черного хода. Выглядел так смущенно, когда я поздоровалась. Не знаю, кто из нас больше испугался, он или я. Мне и в голову не приходило, что между ними может что-то быть. Эллен, конечно, симпатичная, но он женат на богине! Тут явно что-то нечисто. Надо расспросить бабушку, народ наверняка чешет языками…

Так вот кто анонимно посещал Эллен, когда я нашел ее в слезах на кухне. Время и дата записи совпадали. Я ничуть не удивился, хотя не особо обрадовался. Неловко переглянулся с Броуди. Тот нахмурился и без комментариев включил следующую запись.

– Век живи – век учись. Считала себя опытной журналисткой, открывшей большой секрет, а, оказывается, это ни для кого не новость. Бабушка, конечно, поклялась молчать, благослови ее Бог. Знают все, но помалкивают. Интересно, держали бы люди язык за зубами, если б был замешан кто-то другой? Понимают, с какой стороны хлеб намазан. – Мэгги цинично усмехнулась. – Главное, это же очевидно, если присмотреться. Девочка светленькая, как и Эллен, те же рыжие волосы, а в остальном сразу видно, что отец Страчан…

«Вот черт!» – подумал я.

Фрейзер присвистнул.

– Так, значит, Страчан ходил налево? Некоторым людям всегда мало.

Броуди был потрясен, будто не верил ушам. Все вяжется. Что ответила Эллен на мой вопрос об отце дочери, когда обрабатывала мне ожоги? «У нас не было будущего».

Теперь ясно почему.

Морщины на лице Броуди стали еще глубже. Эллен не была ему дочерью, но он относился к ней по-отцовски. Сжав губы, он резким ударом нажал кнопку, чтоб прослушать следующий файл.

По голосу Мэгги сразу стало ясно – что-то случилось.

– Боже, какой жуткий день! Казалось, хорошая идея попросить у Страчана с женой интервью после нападения. Чудовищное событие, но они самые популярные люди на Гебридских островах, и это громкая история. Думала, какой хитрый ход – разлить суп по всему полу и невинно хлопать ресницами. А тут Дэвид Хантер со своей подколкой про супы «Ролтон». Боже, я чуть сквозь землю не провалилась.

И будто чтобы добить меня, он рассказал, что молодого полицейского отправили на тот свет. Дункана. Как же его фамилия? Ужас какой, даже фамилию вспомнить не могу. Тоже мне журналистка. А он был так мил, помог вынести чемоданы с парома. Даже когда поймал меня у коттеджа. Невероятно, его убил кто-то из наших – знакомый мне человек! Что происходит? Не хочу об этом больше говорить…

Запись резко оборвалась. От нашего дыхания в машине запотели стекла, мы словно погрузились в море тумана. Мир снаружи перестал существовать, пока Броуди искал следующий файл.

– Осталось всего два.

На этот раз казалось, будто испортился диктофон. Поначалу доносилась нечленораздельная речь, переплетение странных звуков. Тут прогремел голос Гутри, который заказал выпить, и я понял, что мы слушаем запись перед собранием в баре. Обрывки разговоров, затем вступил Броуди. Едва слышно – видимо, с другого конца помещения.

Кинросс резко отказался верить, что убийца среди жителей острова. Мэгги спросила, кем была жертва, Камерон провалил попытку самоутвердиться. Собрание закончилось.

Напряжение в душном салоне возросло до предела. Молчание нарушил Броуди:

– Последний.

Голос Мэгги звучал оптимистично:

– Наконец-то мне выпал шанс! Чуть не упустила. Даже не знала, что в глубине кармана пальто спрятана записка. Была бы последней неудачницей, если б не нашла ее вовремя. Впрочем, не знаю, зачем ему со мной встречаться в полночь, тем более у Бодах Руна. Есть в нем что-то театральное, надо признать. Предложи такое любой другой, я бы дважды подумала. Скорей всего просто хочет, чтобы к тому времени покрепче заснула жена. В любом случае не могу отказаться от такой возможности. Давно пытаюсь вымолить у него интервью, и если Майкл Страчан хочет поговорить с глазу на глаз, не буду спорить.

Раздался резкий бурный смех.

– Хорошо, что я не разбила еще один бабушкин горшок. Боже, надеюсь, он меня не разыгрывает. Вот досада будет, если он не приедет…

Запись закончилась. Дождь стучал по крыше, скорбно завывал ветер. Не произнося ни слова, Броуди еще раз включил последнюю часть.

– …если Майкл Страчан хочет поговорить с глазу на глаз, не буду спорить…

К Фрейзеру первым вернулся дар речи:

– Бог мой! Она поехала на встречу со Страчаном?

– Ты сам слышал, – тихо произнес Броуди. Он сидел неподвижно.

– Но… это бред какой-то! Зачем Страчану ее убивать? И других? А как же его жена? Он не мог напасть на нее сам!

– В отчаянии люди способны на что угодно, – сказал Броуди и медленно покачал головой. – Я не ждал такой развязки, но Страчан больше подходит на роль убийцы, чем Кинросс. Мы думали, Дженис Дональдсон убили за попытку шантажа клиента, а кто самая выгодная мишень? Вдовец, капитан парома, или богатый женатый мужчина, оплот общества?

– Да, но… зачем Страчану связываться с дешевой проституткой, когда у него такая жена?

Броуди устало пожал плечами:

– Некоторых возбуждает мерзость. Что касается остального… Чем больше человеку терять, тем усерднее он пытается замести следы.

Я не хотел принимать такой вариант, хотя все вязалось. Сначала Дженис Дональдсон, затем погиб Дункан: Страчан подчищал за собой. Как бы невинны ни были настойчивые попытки Мэгги взять интервью, для убийцы, который не хочет рисковать, все видится в ином свете.

– Он сунул записку вчера, – медленно произнес я. – Оставил Грейс и Мэгги со мной, а сам пошел чистить пальто.

Записка, должно быть, затерялась где-то, выпав из сумочки Мэгги вместе со всем остальным. Мой шок сменился гневом, осознанием масштаба преступлений Страчана. Он предал всех, кто ему доверял.

Включая меня.

«Рейнджровер» качнулся под порывом ветра. Пока мы слушали запись, ураган усилился.

– Что будем делать? – спросил Фрейзер.

Двигаясь с медлительностью тяжелобольного, Броуди открыл бардачок и положил туда диктофон.

– Проверь радиосвязь.

Фрейзер попытался включить сначала свою рацию, потом установленную в машине.

– По-прежнему глухо.

Броуди кивнул, будто ничего другого и не ожидал.

– Мы больше не можем ждать подкрепления. Надо его брать. Страчан смотается с острова при малейшем прояснении погоды. Помимо собственной яхты, тут дюжина лодок. За всеми не усмотришь.

– Откуда такая уверенность, что он подастся в бега? – возразил сержант и сам себе удивился.

– Он убил троих, включая офицера полиции, – неумолимо произнес Броуди. – Мэгги ничего не знала, а он расправился с ней на всякий случай. Теряет хватку, впадает в отчаяние. Дай ему шанс, и его как ветром сдует. Или пришьет еще кого-нибудь. Думаешь, Уоллес за это по головке тебя погладит?

Фрейзер недовольно кивнул:

– Да, да, вы правы.

Броуди повернулся ко мне, сержант завел мотор. После прослушивания записей с ним произошла некая перемена – то ли из-за того, что Страчан оказался убийцей, то ли потому, что он еще и отец ребенка Эллен.

– Как насчет тебя, Дэвид? Я не вправе просить тебя ехать с нами, но высоко бы оценил помощь. Нам нужна всяческая подмога.

Я сомневался, что от меня со сломанной рукой будет много пользы, тем не менее кивнул. Раз уж я зашел так далеко, надо довести дело до конца.

Из-за Страчана пострадало достаточно людей.

«Сааб» Майкла и «порше» Грейс стояли во дворе дома. Фрейзер припарковался прямо за ними, преграждая выезд. При выходе из машины нас встретил неистовый разрушительный ветер. Понизилась температура, угрожая превратить дождь в ледяшки, бьющие со всех сторон. Броуди остановился у «сааба», нагнулся проверить шины. Затем посмотрел на меня, убедиться, что я тоже заметил.

Они были покрыты толстым слоем грязи.

Фрейзер повел нас к дому. Гранитные стены высились с отвесной неприступностью. Схватив железное кольцо, крепкий сержант начал молотить так, будто хотел разнести дверь в щепки.

Внутри залаяла собака, затем открылась дверь.

Грейс выглянула через щелку с цепочкой. Узнав нас, улыбнулась:

– Секунду.

Закрыла дверь, чтоб снять цепочку, затем распахнула настежь.

– Извините за такую предосторожность, просто после вчерашнего…

Ссадина на щеке только подчеркивала ее красоту. Однако под глазами появились синяки, чего не было до нападения. Нападения, совершенного собственным мужем, чтобы отвлечь от себя подозрения.

Мое возмущение стянулось в тугой узел решимости.

– Муж дома? – спросил Фрейзер.

– Нет, к сожалению, его нет. Пошел на прогулку.

– А машина стоит у дома.

Грейс удивилась такой резкости.

– Он не всегда берет машину. А что? Что-то случилось?

– Вам известно, где он?

– Нет. Послушайте, будьте любезны объяснить мне, что происходит. Зачем вам так срочно понадобился Майкл?

Фрейзер проигнорировал вопрос. Из кухни продолжала безумно лаять собака, скребя когтями по двери.

– Не возражаете, если мы осмотрим дом?

– Но я же сказала вам, что его нет.

– Мне бы хотелось убедиться в этом самому.

Грейс вздрогнула от такого тона и словно собралась отказать ему. Затем сердито кивнула:

– Не терплю, когда меня подозревают во лжи. Но если это необходимо…

– Здесь посмотрю я, – сказал Броуди, – а ты проверь внешние строения.

Грейс наблюдала за ними с гневным и озадаченным видом.

– Дэвид, почему они ищут Майкла? В чем дело?

Я замялся. Она забеспокоилась.

– Ведь это не имеет никакого отношения к последним кошмарам? К убийствам?

– Извините, мне нельзя об этом говорить, – сказал я, переживая, что весь ее мир сейчас разобьется вдребезги.

Собака впала в истерику при звуке наших голосов.

– О, Оскар, ради бога, успокойся! – сказала Грейс, нетерпеливо открыла кухонную дверь и запихнула золотистую охотничью обратно. – Пойди погуляй.

Собака завиляла хвостом, не сопротивляясь тому, что ее тянули к черному входу.

Спустился Броуди. Покачал головой:

– Его здесь нет. Где Грейс?

– Выпускает собаку. Она напугана. Кажется, начала догадываться, что происходит.

Он вздохнул:

– Страчан за все ответит. Страшно узнать, что твой муж убийца, не говоря уже о ребенке на стороне. – Броуди сморщился от переживаний. – Боже, о чем думала Эллен?..

– Броуди, – прервал я, но было поздно.

Грейс застыла в дверях.

– Госпожа Страчан…

– Я не верю вам, – прошептала она, побледнев.

– Извините, не следовало вам слышать это подобным образом.

– Нет… Вы лжете! Майкл не способен на такое. Он не способен!

– Сожалею…

– Убирайтесь! Прочь! – раздался уже всхлип, а не крик.

– Пошли, – тихо сказал Броуди.

Мне не хотелось оставлять ее в таком состоянии, но я ничего не мог ни сделать, ни сказать, чтобы успокоить Грейс. Мы вышли, а она села на пол и обхватила руками колени. Лицо исказила маска ужаса. Броуди закрыл дверь.

– Боже, как некрасиво получилось…

– Да уж! – рассердился я. – Пойдемте искать Фрейзера.

Я укутался и натянул капюшон, и мы пошли проверять внешние строения. Сильно похолодало. Ветер швырял нас назад, хлеща по лицу градом. Сержант вышел из амбара, едва мы обогнули дом.

– Что-нибудь нашел? – спросил Броуди.

– Идите сами посмотрите.

Он завел нас внутрь. Последний раз мы там были вместе со Страчаном, когда пропала Грейс. Точнее, мы думали, будто она пропала. А он прекрасно знал, где находится жена.

Фрейзер подошел к газонокосилке в дальнем углу. За ней стояла большая канистра. Без крышки, с порванным пластиковым кольцом на горлышке.

– Спорим, за фургоном мы нашли крышку именно от этой канистры? – сказал сержант. – А помните, у Грейс нежданно-негаданно закончился бензин? Бьюсь об заклад, его Страчан позаимствовал, чтоб лучше горело. Попадись только мне этот ублюдок…

Броуди стиснул зубы, глядя на цистерну.

– Проверим на яхте.

Лодка качалась на прежнем месте, дверь была не заперта. На полу до сих пор валялись осколки от системы радиосвязи. Страчана там не оказалось.

– И где его носит? – хмуро пробурчал Фрейзер, стоя в рубке. – Ищи теперь по всему острову.

Я знал, что есть только одно место, куда мог пойти Страчан. Броуди, видимо, тоже это понял.

Майкл в горах. У погребальных пирамид.

Преодолевая огромные расстояния, шторм слабел. Зарождаясь в зоне Северного полярного круга, фронт набирал скорость и силу, проносясь над северным Атлантическим океаном. Достигая Великобритании, он утрачивал неистовость первозданной стихии.

Однако о Руну ураган разбивался с диким бешенством, будто хотел сорвать маленький островок и унести в море. Пока мы поднимались по открытому склону Беинн-Туиридх, ветер усилился вдвое. Резко упала температура. Холодный дождь превратился в град, белые горошины бились о землю и подпрыгивали под ногами, барабанили по капюшону, словно гравий.

Мы оставили машину на дороге у самого подножия. Еще не начало смеркаться, но видимость была слабой, близился вечер. До захода солнца остался час-другой. Как только наступит темнота, наше пребывание на горе станет не просто опасным, а смертельно опасным.

Несмотря на физическое напряжение, руки, ноги и лицо занемели. От холода поврежденное плечо горело тупой, изматывающей болью. В довершение всего мы весьма смутно представляли, где находятся пирамиды. Прежде я лишь случайно набрел на них ночью, идя на свет от костра Страчана, в бреду от мучительной боли. При дневном свете горный склон состоял из коварного сочетания гальки и впадин.

– Никогда не поднимался так высоко, – тяжело дыша, произнес Броуди. – Думаю, до пирамид недалеко. Если не собьемся с прямого курса, скоро будем там.

Я не был так уверен. Кругом лежал лишь щебень, и ничего похожего на тропу. Мы сами выбирали путь, часто натыкаясь на выступы, по которым приходилось карабкаться или обходить. Если Страчану удалось в одиночку отнести меня вниз по такому месту, он явно сильнее, чем кажется.

И опаснее.

Мы шли против ветра, сгибались от непомерных усилий. Начали вместе, но на крутом откосе растянулись. Броуди решительно ушел вперед, с привязанной рукой я едва держал равновесие, поэтому отстал. Позади всех оказался Фрейзер. Толстый, физически слабый сержант сипло дышал и с каждым шагом все больше отдалялся.

Я подумал попросить привала, как услышал шум позади. Обернулся – упал Фрейзер. Вместе с лавиной камней он проехал вниз на руках и коленях. Остался стоять на четвереньках, хватая ртом воздух, не в силах встать.

Броуди шел вперед, ничего не заметив.

– Броуди! Стой! – крикнул я, но ветер принес слова обратно.

Я поспешил к Фрейзеру. Взял его под мышки и попытался поднять на ноги. Тяжелый мертвый вес.

– Дай передохну минутку, – простонал он.

Ни минута, ни пять ничего не изменят. Сержант не сможет идти дальше. Впереди, сквозь стену града, едва виднелся Броуди. Резкий порыв ветра ударил по глазам ледяными иглами, и я отвернулся.

– Сможете вернуться в машину? – спросил я, прильнув вплотную к уху.

Он кивнул, грудь тяжело вздымалась.

– Уверены?

Фрейзер раздраженно отмахнулся. Я оставил его и поспешил за Броуди. Теперь он совсем скрылся из виду. Пытаясь нагнать его, я совсем выбился из дыхания. Смотрел лишь под ноги, чтоб не подставлять лицо свирепому ветру. Когда б ни поднимал голову в надежде увидеть Броуди, град стоял стеной, похожей на экран сломанного телевизора.

Оступившись, я приземлился на колено и стал глотать легкими воздух. Не знал даже, сколько еще смогу пройти.

– Броуди! – крикнул я, но в ответ раздалось лишь завывание ветра.

С трудом поднялся на ноги. Слишком обдуваемое место, чтобы долго оставаться: надо решать, продолжать ли путь или последовать за Фрейзером. Насыпи камней вокруг были причудливо симметричны. Силясь нагнать Броуди, я смотрел вперед и не замечал даже, где иду.

Тут до меня дошло, что я стою посреди погребальных пирамид.

Однако Броуди не было и следа. Нет, он не мог пройти мимо них, хотя со мной это едва не произошло. Вдруг вихрь образовал проблеск в кружащем граде, будто отодвинули штору. Это длилось пару мгновений, но я успел рассмотреть крупное каменное сооружение поодаль на склоне.

Я направился к нему, ботинки скользили по сырому дерну. Круглая хижина служила входом в пещеру. Снаружи было пепелище. Угли давно остыли, покрылись градом, однако мне померещился огонь, вспомнилась фигура в капюшоне, которая так внезапно вышла на свет в ту ночь, когда я заблудился. В памяти всплыли слова Страчана: «В брохе хорошо думать. Представляете, две тысячи лет назад здесь сидели люди. А я словно продолжаю традицию».

Я огляделся, не ожидая увидеть ни Броуди, ни Фрейзера, но втайне надеясь. Кроме меня, снаружи не было ни души. Попытался вглядеться внутрь лачуги, стараясь всеми фибрами почувствовать присутствие человека. Оттуда зияла лишь темнота. Просто сделай это. Согнувшись, я нырнул в низкий вход.

Тишина окутала меня подобно одеялу, отрезав завывания ветра. В кромешной мгле воздух казался пропитанным древностью. Потолок не давал выпрямиться во весь рост. Никто на меня не прыгнул. Глаза начали привыкать, я увидел холодные каменные стены и голую землю под ногами. В лачуге было пусто, будто тысячу лет сюда не заходило ни души.

Затем, углом глаза, я увидел белое пятно. Нагнулся рассмотреть поближе. В окаймленном камнями углублении была полусгоревшая свеча на желтых разводах застывшего воска, оставленных бесчисленными предшественницами.

Я нашел логово Страчана. Но где он сам?

Выпрямившись, я заметил, как ненадолго потускнел свет за спиной. Резко повернулся, сердце бешено стучало. От стены отделилась чья-то тень.

– Привет, Дэвид.

26

Я не ответил. Мозг словно отключился, парализуя речь и движение. Страчан шагнул вперед, и в проходе вырисовался силуэт.

В опущенной руке он держал нож, лезвие отражало свет.

– Снова сюда забрался? Я же говорил, тебе тут понравится.

В стенах броха голос разносился глухим эхом. Страчан не стал подходить ближе, но он преграждал мне единственный выход. Я старался не смотреть на нож. Изо рта Страчана шел пар. Глаза были впалыми и затравленными, бледное лицо оттеняла сине-черная щетина.

Он наклонил голову, прислушиваясь к ветру.

– Знаешь, что такое Беинн-Туиридх? По-гэльски это «стонущая гора». Меткое название, правда?

Тон был непринужденным, будто Страчан заглянул к другу в гости. Провел рукой по стене. Другая – та, что с ножом – оставалась опущена.

– Это место не такое древнее, как пирамиды. Построено около тысячи лет назад. Такие брохи раскиданы по всему острову. Я так и не понял, зачем их строили. К чему рядом с кладбищем сторожка? Чтобы присматривать за мертвыми? Как думаешь?

Я не ответил, и Страчан улыбнулся:

– А, ты же здесь не из археологического интереса, верно?

– Мэгги Кэссиди умерла. – Ко мне вернулся голос.

Он рассматривал крупные камни.

– Знаю.

– Это ты убил ее?

Страчан замер у стены. Затем со вздохом опустил руку.

– Да.

– И Дункана? И Дженис Дональдсон?

Он не удивился, услышав имя проститутки. Лишь кивнул, развеяв все мои сомнения.

– Зачем?

– Какая разница? Они мертвы, и их не вернешь.

Страчан съежился. Я должен был ненавидеть его, но совсем сбился с толку.

– У тебя была на то причина!

– Тебе не понять.

В глазах не мелькнуло ни следа безумия. Только усталость. И печаль.

– Дженис Дональдсон шантажировала тебя, так? Угрожала рассказать Грейс?

– Не впутывай сюда Грейс, – предупредил он резко огрубевшим голосом.

– Тогда объясни мне.

– Ладно, она меня шантажировала. Мы трахались, а когда она поняла, кто я, проявила излишнюю жадность. Поэтому я с ней покончил, – вяло рассказал Страчан, будто не имел к произошедшему никакого отношения.

– А как же Дункан и Мэгги?

– Путались под ногами.

– И все? Это повод для убийства?

– Да, именно! Я забил их, как свиней, и получил огромное удовольствие! Потому что я больной извращенец! Ты это хотел услышать?

Голос был полон самопрезрения.

– И что теперь?

Во время разговора я пытался незаметно вытащить больную руку из повязки под курткой. Одной рукой с ним не справишься, хотя и с двумя шансов мало.

Страчан стоял, оттеняемый внешним светом, в полутьме.

– В этом-то и вопрос.

– Не усугубляй свое положение, – сказал я с уверенностью, какой не испытывал. – Подумай о Грейс.

– Я предупреждал тебя не впутывать Грейс!

Он шагнул вперед. Я стоял на месте, сопротивляясь желанию пятиться.

– Зачем ты напал на нее? На собственную жену!

На лице Страчана отразилась боль.

– Она не вовремя появилась. Я был дома, когда вы втроем приехали. Сразу понял, зачем вы пожаловали, и знал, что еще вернетесь. Не хотел, чтобы вы пользовались радио на яхте, мне нужно было время подумать. Чертова собака унюхала, где я, и когда Грейс спустилась в рубку, я… напал со спины и заломил ей руки. Не рассчитал удар. Она не должна была видеть, кто уничтожил радио!

– И затем ты изобразил насилие? Заставил ее пройти через весь этот кошмар?

– Ничего другого мне не оставалось!

Ему было стыдно. Я продолжал давить:

– Ты понимаешь, что тебе не сбежать с острова?

– Может. – Губы подернулись странной улыбкой. Меня бросило в жар. – Но я не собираюсь так просто сдаваться.

Страчан поднял нож. Лезвие сверкнуло серебром.

– Знаешь, зачем я сюда пришел? – спросил он, однако причины я так и не узнал.

Сзади на него набросилась грузная фигура. В борьбе нож отлетел в сторону, меня оттолкнули к стене. В плечо выстрелила боль, от удара посыпались камни. Перед моими глазами все плыло, а Страчан дрался с кем-то на полу. В полутьме я разглядел суровое лицо Броуди. Майкл был моложе и сильнее, но на стороне старика был вес. Навалившись на Страчана всем грузом, он бил кулаком в лицо. Снова и снова. Майкл перестал сопротивляться после второго удара. Я думал, Броуди остановится, но он продолжал.

– Броуди!

Бывший детектив меня не слышал. Снова замахнулся, однако я схватил его руку.

– Ты убьешь его!

Он оттолкнул меня. В тусклом свете я видел мрачную решимость на лице и понимал, что Броуди себя не контролирует. Я оттолкнулся от стены и навалился на старика в попытке сбить его с недвижного Страчана.

В плечо словно ударила молния. Броуди попытался отпихнуть меня в сторону, однако я обезумел от боли и дал отпор.

– Нет!

Едва мне показалось, что детектив сейчас сцепится со мной, как его ярость иссякла. Тяжело дыша, он прислонился к стене. Нервный приступ прошел.

Я опустился на колени рядом со Страчаном. Тот был окровавлен и оглушен, но жив.

– Как он? – спросил Броуди.

– Жив.

– Более чем ублюдок заслуживает. – В голосе не осталось неистовства. – Где Фрейзер?

– Вернулся в машину. У него не хватило сил подняться.

Я огляделся в поисках ножа. Он валялся у стены. Положил оружие в пакет. Складной рыбацкий нож с лезвием сантиметров тринадцать. Немаленький.

Глядя на него, я начал сомневаться. В чем дело? Что не так?

Броуди протянул руку:

– Давай, я сохраню нож. Не беспокойся, не буду пускать его в ход, – добавил он, когда я заколебался.

Меня переполняло гложущее чувство. Страчан простонал, когда Броуди забрал оружие и положил в карман.

– Помогите мне поднять его.

– Сам справлюсь, – сказал Майкл.

У него был сломан нос, отчего голос звучал как-то замогильно. Броуди все равно взялся за дело, и только когда он заломил Страчану руки, я увидел, как сверкнули наручники.

– Что вы делаете?

– Получил в качестве сувенира, когда пошел на пенсию. – Он защелкнул наручники. – Называй это гражданским арестом.

– Я не сбегу. – Майкл не пытался сопротивляться.

– Теперь уже нет. Поднимайся. – Броуди грубо подтолкнул его. – В чем дело, Страчан? Ты не собираешься заявлять о своей непричастности? Настаивать, что ты никого не убивал?

– А в этом есть смысл? – понуро спросил он.

Броуди удивился, будто не ожидал такой быстрой капитуляции.

– Нет. Пошли отсюда.

Я нырнул за ними, заморгав от дневного света. От ледяного ветра перехватывало дыхание. Я подошел осмотреть Страчана. На лице было месиво. Кругом кровь и слизь, один глаз вздулся до узкой щелочки. Судя по распухшей щеке, сломан был не только нос. Я достал платок и попытался остановить кровь.

– Пусть течет, – сказал Броуди.

Страчан изобразил пародию на улыбку.

– А вы не из гуманистов, да?

– Спуститься сможешь? – спросил я.

– У меня есть выбор?

Выбора не было ни у кого. Не только Страчан был в плохой форме. Подъем и драка измотали Броуди.

У него посерело лицо, я и сам вряд ли выглядел лучше. Плечо дико пульсировало, я дрожал от ветра, пробивавшего потрепанную от пожара куртку подобно ледяным иглам. Следовало поскорее уходить с обнаженной горы.

Броуди пихнул Страчана:

– Пошел!

– Полегче, – посоветовал я, заметив, что Майкл едва не упал.

– Побереги свою жалость. Он бы убил тебя, если б успел.

Страчан обернулся на меня через плечо:

– Я не нуждаюсь в жалости. Но тебе с моей стороны ничто не угрожало.

– Ах да, – ухмыльнулся Броуди. – Ты просто случайно держал в руке нож.

– Я поднялся сюда покончить с собой, а не с ним.

– Заткнись, Страчан! – велел ему Броуди и повел вниз по склону.

Во мне все сильнее крепло чувство, будто я что-то упустил. Мне хотелось дослушать исповедь Майкла.

– Не понимаю, – сказал я. – Ты убил троих. С чего вдруг накладывать на себя руки?

Безысходное отчаяние у него на лице показалось мне искренним.

– Погибло достаточно людей. Я хотел быть последним.

Броуди подтолкнул его так, что Страчан плюхнулся на колени на покрытую градом траву.

– Лжешь, чертово отродье! У тебя руки по локоть в крови, и ты смеешь заявлять такое? Боже, тебя следует…

– Броуди!

Я быстро встал между ними.

Бывшего детектива трясло от ненависти к человеку, стоявшему перед ним на коленях. Невероятным усилием воли он заставил себя расслабиться. Кулаки разжались.

– Ладно, просто противно слышать, как он строит из себя благородного. Столько жизней разрушил. Включая Эллен…

– Понимаю. Пришел конец. Отдадим его в руки правосудия.

Броуди сделал глубокий вдох и кивнул в знак согласия. Однако Страчан не сводил с него взгляда.

– При чем тут Эллен?

– Нет смысла отрицать, – с горечью произнес детектив. – Мы знаем, что ты отец Анны. Да поможет ей Бог.

Страчан с трудом поднялся, излучая неподдельное беспокойство.

– Откуда вы узнали? Кто вам сказал?

– Ты не так умен, как тебе казалось, – холодно ответил Броуди. – Мэгги Кэссиди обнаружила. Похоже, на острове это ни для кого не секрет.

Майкла словно током ударило.

– А Грейс? Она знает?

– Тебя это должно волновать меньше всего. После всего…

– Она знает?!

Мы опешили от такой горячности. Я ответил, ощущая, как нарастает дурное предчувствие.

– Это произошло случайно. Она подслушала.

– Нам срочно надо в деревню, – заявил Майкл и ринулся вперед.

Броуди схватил его за плечо:

– Ты никуда не пойдешь.

Страчан вырвался:

– Отпусти, придурок! Боже, что вы наделали!

Меня убедил не гнев в его глазах, а нечто иное.

Страх.

И я сразу понял, что меня беспокоило. Что вызвал блеск лезвия ножа. Слова Страчана: «Я забил их, как свиней!» Это был тошнотворный отвлекающий образ, особенно после глубоких порезов на обгоревшем теле Мэгги и крови вокруг машины. Пусть Мэгги зарезали, действительно забили как животное, но остальные жертвы погибли иначе. Значит, или Страчан лжет, или…

О боже. Что мы натворили…

– Снимите с него наручники, – сказал я дрожащим голосом.

Броуди уставился на меня, как на сумасшедшего.

– Что? Я не собираюсь…

– Нет времени для споров! – вмешался Страчан. – Надо спускаться! Срочно!

– Он прав. Поторопимся, – подтвердил я.

– Зачем, бога ради? Что стряслось? – спросил Броуди, вставив ключ.

– Он не убивал, – заявил я, чтобы ускорить процесс. С ужасающей ясностью до меня дошла чудовищность совершенной ошибки. – Это сделала Грейс. Он всего лишь защищал ее.

– Грейс? – недоверчиво переспросил Броуди. – Его жена?

Окровавленное лицо Страчана исказилось отвращением к себе.

– Грейс мне не жена. Она моя сестра.

27

Спуск к «рейнджроверу» был кошмарным сном. Хоть град и перестал, склон был покрыт белыми шариками медленно тающего льда, по которым ноги скользили сами собой. Ветер, что бил в лицо при подъеме, теперь подгонял в спину, делая спуск еще опаснее.

Взглянуть назад в прошлое – жестокая роскошь. В чем-то мы были правы, но в целом жутко ошибались. Поджог больницы, уничтожение радио на яхте и нападение на Грейс – дело рук Страчана. Он пас нас с момента прибытия на остров, старался быть в курсе развития расследования, временами пытался запутать след. И все ради того, чтобы обезопасить свою сестру, но не себя. Не он убийца.

Она.

Было тошно думать, сколько времени упущено. Единственная надежда зиждилась на том, что когда Страчан узнал про убийство Мэгги, он прихватил с собой все ключи от машин, чтобы Грейс не могла уехать из дома. Если ей захочется наведаться в деревню, придется идти пешком. Времени ей хватит. Я пытался успокоить себя, думая, что она не сразу отправилась в отель, но сам не верил в это. Мы с Броуди оставили Грейс в безумном состоянии. От безумия недалеко до гнева. Повисшие в воздухе вопросы могли подождать. Наша основная задача состояла в том, чтобы добраться до Эллен с Анной раньше Грейс.

Если уже не поздно.

Во время спуска мы не разговаривали. Не было ни времени, ни сил. Достигнув пологой поверхности, пустились бежать, спотыкаясь и хрипло дыша. Страчан был физически самым сильным, хотя, судя по прижатой к боку руке, у него была сломана еще и пара ребер.

Фрейзер заметил наше приближение. В «рейнджровере» работал мотор, от обогревателя шел благословенный теплый воздух. При виде окровавленного лица Страчана сержант свирепо улыбнулся:

– Упал на ступеньках, да?

– Отвези нас в отель. Быстро! – приказал Броуди, свалившись на переднее сиденье. – Надо срочно найти Эллен.

– Зачем? Что…

– Езжай!

Не успев перевести дыхание, Броуди повернулся к Страчану, как только Фрейзер нажал на газ и помчался к деревне.

– Выкладывай.

Раздробленное лицо Майкла было не узнать. Сломанный нос стал плоским, щека под затекшим глазом почернела. Вероятно, он испытывал неимоверную боль, но не подавал виду.

– Грейс больна. И в том моя вина, – мрачно произнес он. – Поэтому я и не собирался спускаться с горы. После моей смерти она стала бы безопасна.

– Но почему она вообще опасна? – потребовал ответа Броуди. – Ты ее брат, так зачем ей это все?

– Брат? – воскликнул Фрейзер на повороте, и мы все наклонились в сторону.

Страчан словно смотрел в пропасть своих рук творения.

– Она ревнует меня.

Снаружи проносились голые холмы, сливаясь в однотонное полотно. Ко мне первым вернулась речь.

– Грейс убила Мэгги из ревности? – спросил я, не веря своим ушам.

Опухший рот невольно скривился. Страчан расслабленно качался от хода машины, не пытаясь удержать равновесие.

– Я не знал, пока она не вернулась вся в крови. Мэгги дважды заходила к нам домой, хотела меня видеть.

Грейс могла проигнорировать первый раз, но не второй. Притворилась, будто испугалась кого-то, чтобы я не мешался, пока она кладет записку в пальто Мэгги, назначая встречу. Даже взяла мою машину, и Мэгги думала, будто это я.

Так, значит, появление привидения было способом отвлечь внимание. Хитрая уловка Грейс, а не Страчана.

– Вы должны правильно понять. – В голос Майкла впервые прокралась мольба. – Мы вместе росли. Мама умерла еще в детстве. Отец постоянно путешествовал. Мы жили в изолированном имении, с охраной и частными учителями. Никого не знали, кроме друг друга.

– Переходи к сути, – велел Броуди.

Страчан опустил голову. Его словно по-прежнему окутывала темнота броха, мешаясь с запахом затхлого пота и крови.

– В шестнадцать лет я как-то напился и пошел в комнату Грейс. Не буду вдаваться в подробности, что произошло. Это было неправильно, и в том моя вина. Никто из нас не хотел останавливаться. Оно вошло… в привычку. Повзрослев, я решил положить всему конец, но тут… Грейс забеременела.

– Выкидыш, – вспомнил я откровение Майкла в гостиной. С тех пор прошла вечность.

– Это не был выкидыш. Я заставил ее сделать аборт, – произнес Страчан со стыдом и болью в голосе. – В подпольной больнице. Пошли осложнения. Грейс чуть не умерла. Она так и не призналась, кто отец, даже когда ей сообщили, что она больше не сможет иметь детей. После этого она сильно изменилась. И раньше была собственницей, а тут… Когда умер отец, я пытался порвать с ней. Сказал, что все кончено, и начал встречаться с другой девушкой. Думал, она будет вынуждена смириться. Не тут-то было. Грейс нашла девушку и заколола.

– Боже… – произнес Фрейзер. Машину занесло на повороте. Сержант ехал как мог по извилистой мокрой дороге, и скорость казалась нам слишком медленной.

Страчан провел рукой по лицу, забыв про травмы.

– Никто не подозревал Грейс, а она даже не отрицала. Предупредила меня, что я не должен ни с кем встречаться, никогда.

– Если ты знал, что она опасна, почему не заявил в полицию? – спросил я, держась за поручень, пока машина прыгала по кочкам.

– И выдать нашу тайну? – Страчан покачал головой. – Мертвых не вернешь. Моя вина, что Грейс обезумела. Я не мог вот так взять и предать ее.

Нас всех подбросило: Фрейзер резко ударил по тормозам. Дорогу преградили овцы. Машина пошла юзом, разбрызгивая грязь. Сержант сигналил, овцы в страхе разбегались, блеяли и проносились мимо окон вплотную. Вскоре мы отделались от них и снова набрали скорость.

Страчан словно ничего не заметил.

– Мы уехали из Южной Африки, путешествовали по всему миру, жили там, где нас никто не знает. Люди думали, будто мы муж и жена. Я пытался ограничить… физическую близость между нами. Спал с другими. По большей части с проститутками. Мне не приходилось выбирать, – сказал Майкл с презрением к самому себе. – Однако Грейс не просто ревнива, она хитроумна. Всегда умудрялась пронюхать, и тогда…

Заканчивать мысль не было необходимости. Я молился, чтобы Фрейзер ехал быстрее. Мы еще не добрались даже до дома Страчана.

– Каждый раз мы переезжали на новое место, – продолжил Страчан. – И с каждым разом она реагировала все болезненней. Поэтому мы и поселились на Руне. Мне здесь нравится, уединенное место. Мы почувствовали себя частью общества. Мне захотелось сделать остров раем.

Броуди одарил его презрительным взглядом.

– И тут в твои планы вмешалась Дженис Дональдсон?

Страчан скривил лицо.

– Она меня шантажировала. Я встречался с ней некоторое время, но не говорил настоящего имени. Однажды, когда я был там, к ней наведался Йен Кинросс. Оказался клиентом. Он меня не видел, но по моему испугу Дженис что-то заподозрила. Навела справки, выяснила, кто я. Стала угрожать рассказать все Грейс. Я откупился. Боже, я дал ей больше, чем она просила! Жадность ее сгубила!

– Ты знал, что ее убила твоя сестра? – грубо спросил Броуди.

– Конечно, нет! Я понятия не имел, что Дженис приехала на Руну! Даже когда нашли труп, я не подумал о Грейс. Раньше поджогов не было. Только когда погиб полицейский… у меня открылись глаза.

Я вспомнил реакцию Страчана на тело Дункана. Рвало на полном серьезе, и шок вызвала не смерть, а осознание причастности Грейс.

– Зачем она его убила? – спросил Фрейзер не поворачиваясь. Он смело рулил на поворотах, и нас бросало из стороны в сторону.

– Не знаю. Раньше, когда у Грейс случался срыв… мы всегда уезжали. А тут не смогли. Она услышала о предстоящем расследовании и, наверно, запаниковала, попыталась избавиться от улик. Дункан оказался не к месту.

– Не к месту? – зарычал Фрейзер.

– Спокойно, – предупредил Броуди и повернулся к Страчану с каменным выражением: – Сколько человек она убила?

Майкл покачал головой:

– Точно не знаю. Она не всегда мне говорит. Четверых или пятерых, до приезда на остров.

Меня ужаснуло не только количество жертв, но и то, что Страчан не удосужился даже их запомнить.

– Расскажи об Эллен, – велел Броуди.

Майкл закрыл глаза.

– Эллен – это ошибка. Между нами всегда было некое… притяжение. Я пытался избегать ее, чтобы не вызывать подозрения у Грейс. Через несколько месяцев после нашего переселения Эллен собралась навестить друзей из колледжа в Данди. И я нашел предлог туда вырваться. Мы были вместе всего один раз, Эллен сама настояла. Когда я узнал, что она беременна, то предложил ей денег, чтобы уехала подальше. Туда, где безопасно. Эллен отказалась. Заявила, что не возьмет от меня ни пенса, потому что я женат. Вот ирония судьбы, верно? Я не спал всю ночь, думал, что произойдет, если Грейс узнает. Так и случилось.

Впереди появился дом Страчанов. Снаружи стояли обе машины, в одном из окон горел свет. В душе затеплилась надежда.

– Проверим, дома ли она? – спросил Фрейзер.

– Ее там нет, – уверенно сказал Майкл.

Броуди раздирали сомнения. Если Грейс дома, они покончат со всем прямо на месте. Если нет, потеряют еще больше времени.

– Что там на дорожке? – спросил я. На асфальте недвижно лежало нечто светло-желтое. У меня мурашки побежали по коже.

Это был Оскар, ретривер.

– Она убила собаку?! – воскликнул Фрейзер. – Какого черта она это сделала?

Никто не ответил, Страчан ожесточенно посмотрел на Оскара.

– Жми на газ, – велел Броуди сержанту.

Через несколько минут появился первый дом деревни. Начало смеркаться. Улицы были пугающе пустыми. Фрейзер на полной скорости свернул на боковую дорогу, ведущую к отелю.

Входная дверь была распахнута.

Страчан выпрыгнул из машины на ходу. Взбежал по ступеням и остановился как вкопанный. С разбитого лица сошла последняя краска.

– Боже… – ахнул Броуди, глядя внутрь.

Все было перевернуто вверх дном. В коридоре валялась ломаная мебель. Напольные часы лежали циферблатом вниз, сорванное со стены зеркало покрыло пол мелкими осколками. Исход необузданного бешенства.

Страчан проследовал внутрь.

Кругом была кровь.

Сгустившийся металлический запах напоминал вонь скотобойни. Кровь стекла в лужицы на деревянных досках, забрызгала панельные стены. У двери – чуть ли не до потолка. Здесь произошла первая схватка. Дальше след вел в бар, вереницей пятен, капель и смазанных шагов.

– О нет! – прошептал Страчан. – Ради бога, нет…

Кровь нигде не свернулась, была совсем свежей. Еще недавно она циркулировала по венам живого организма. Зрелище напрочь парализовало Майкла и Броуди.

Я проскользнул между ними и поспешил в бар. На дверном косяке был красный отпечаток ладони: кто-то схватился, чтобы не упасть. Слишком смазанный, чтобы определить размер руки, но довольно низко, будто человек полз.

Или это был ребенок.

Я не хотел заглядывать внутрь. Но выбора не было. Сделал глубокий вдох и шагнул в бар.

Там царил хаос. Столы и стулья опрокинуты, шторы порваны, бутылки и стаканы перебиты. Посреди лежал Камерон. Раскинутые в стороны руки расслабились, одежда пропиталась кровью, едва начавшей сворачиваться. На шее зиял глубокий надрез, прошедший по трахее будто в попытке освободить выступавший кадык.

Глаза были широко раскрыты в шоке, будто он не мог поверить, что Грейс сделала с ним такое.

Позади появился Фрейзер.

– О боже… – пробормотал он.

В воздухе повисли тошнотворные пары крови и алкоголя. И еще какой-то запах. Не успели мои ошарашенные органы чувств определить, с чем мы имеем дело, как в тишине раздался пронзительный крик.

Крик ребенка.

Он донесся из кухни. Страчан тотчас сорвался с места. Мы с Броуди помчались следом. Майкл распахнул дверь, и мы все замерли от представшей перед нами сцены.

Разруха в баре не шла в сравнение с кухней. Битая посуда хрустела под ногами, еда валялась на полу. Стол перевернут, стулья поломаны, свалился высокий буфет. Даже старую плиту отодрали от стены.

Однако в то мгновение никто этого и не заметил.

В углу стояла Эллен, в крови и в ужасе, но живая. Готовая замахнуться или отразить удар, она сжимала тяжелую кастрюлю так, что побелели костяшки.

Между ней и дверью была Грейс. Она крепко держала Анну, закрыв ей рот ладонью. Другой рукой приставила нож девочке к горлу.

– Стойте, не приближайтесь к ней! – крикнула Эллен.

Мы не двинулись с места. В промокшей одежде, Грейс была с ног до головы заляпана грязью: ей пришлось идти в деревню пешком. Черные волосы перепутались, исполосованное слезами лицо распухло. Даже в столь взъерошенном виде она оставалась красивой. Только теперь ее безумие было очевидно.

Как и нечто другое. Запах, который я заметил в коридоре и в баре, здесь бил в нос, застревал в гортани.

Газ.

Я посмотрел на вырванную плиту, переглянулся с Броуди. Он едва заметно кивнул.

– Баллоны во внутреннем дворике, – прошептал он Фрейзеру, не сводя глаз с Грейс. – Там должен быть клапан. Иди и закрути.

Сержант попятился назад и исчез в коридоре. За ним захлопнулась дверь.

– Она поджидала, пока мы вернемся от Роуз Кэссиди, – прорыдала Эллен. – С нами был Брюс, он попытался поговорить с ней, но она…

– Знаю, – спокойно произнес Страчан и сделал шаг вперед. – Опусти нож, Грейс.

Она посмотрела на окровавленное лицо брата. Грейс была словно натянутая струна, готовая порваться.

– Майкл… Что с тобой случилось?

– Не важно. Отпусти девочку.

Зря он упомянул Анну. Грейс рассвирепела.

– Хочешь сказать, твою дочь?

Страчан стушевался, но быстро пришел в себя.

– Она тебе ничего не сделала. Анна всегда тебе нравилась. Я знаю, ты не хочешь причинить ей вред.

– Это правда? – заплакала Грейс. – Скажи, что они все врут. Пожалуйста, Майкл!

«Ну, давай же, – подумал я. – Скажи, что она просит». Однако Страчан слишком долго колебался, и лицо Грейс сморщилось в страдальческой гримасе.

– Нет! – простонала она.

– Грейс…

– Заткнись! – закричала она, сухожилия на шее натянулись, точно струны. – Ты трахал эту суку? Ты предпочел ее мне?

– Я все объясню, Грейс, – уверил Страчан, теряя власть над сестрой.

– Лжец! Все это время ты лгал! Я смогла простить тебе других, но такое… Как ты мог?

Вокруг словно никого не существовало: только Майкл и Грейс. Запах газа все крепчал. Куда там смотрит Фрейзер? Броуди начал медленно приближаться к Грейс.

– Опусти нож, Грейс. Никто не собирается…

– Не подходите ко мне!

Броуди сделал шаг назад. У Грейс вздымалась грудь, она смотрела на нас с перекошенным лицом.

Тишину нарушил металлический звон. Эллен уронила кастрюлю. Та с грохотом отлетела в сторону. Эллен шла к Грейс.

– Стой! – велел Страчан, однако в его голосе было больше страха, чем властности.

Эллен пропустила приказ мимо ушей. Все внимание сконцентрировалось на Грейс.

– Тебе нужна я, верно? Ладно, вот я. Делай со мной что хочешь, но отпусти девочку, пожалуйста.

– Ради бога, Эллен, – произнес Броуди, но его слова остались незамеченными.

Эллен распростерла руки, предлагая нанести удар.

– Давай же! Чего ты ждешь?

Грейс повернулась к ней лицом, угол рта нервно подрагивал, будто сломанный часовой механизм.

В отчаянии вмешался Страчан:

– Посмотри на меня, Грейс. Забудь о ней, она для меня ничего не значит.

– Не лезь, – предупредила Эллен.

Однако Страчан неумолимо шагал вперед. Он протянул руки, будто пытался успокоить дикого зверя.

– Ты единственный родной мне человек, Грейс. Ты же знаешь. Отпусти Аню. Пусть идет. А мы с тобой уедем отсюда. Поселимся в другом месте. Начнем все заново. Только ты и я.

Грейс смотрела на него с такой неприкрытой тоской и надеждой, что всем стало неловко.

– Опусти нож, – мягко произнес Страчан.

Напряжение поубавилось. Газ сгустился. Настал переломный момент.

И тут Анна решила высвободиться.

– Мама, мне больно…

Грейс заткнула ей ладонью рот. Глаза сверкнули от безумия.

– Не следовало тебе лгать, Майкл, – сказала она и дернула назад голову ребенка.

– Нет! – воскликнул Страчан, бросившись на сестру, взмахнувшую ножом.

Мы с Броуди кинулись к ним, Эллен – быстрее нас.

Она вырвала Анну, и Грейс закричала в бешенстве.

Броуди ввязался в схватку, а я метнулся к Эллен, сжимающей дочь.

– Дай я осмотрю ее.

Эллен не хотела отпускать девочку. Она крепко обнимала Анну, обе были перепачканы кровью и истерично рыдали. Кровь сочилась из ран Эллен, а Анна не пострадала. Слава богу. Я вздохнул с облегчением, и тут меня окликнул Броуди.

Он заломил за спину руки Грейс, но она больше не сопротивлялась. Оба уставились на Страчана. Тот стоял рядом и со слегка удивленным видом смотрел вниз.

Из живота торчал нож.

– Майкл?.. – произнесла Грейс слабым голосом.

– Все в порядке, – сказал он, хотя ноги подкашивались.

– Майкл! – закричала Грейс.

Броуди едва удержал ее. Я успел подбежать и взять основной вес на здоровое плечо.

– Забери Анну. Отведи ее к соседям, – велел я Эллен.

Майкл опустился на пол.

– Он?..

– Уведи ее скорей.

Мне хотелось, чтобы они быстрее ушли из отеля. Запах газа стал удушливо-тошнотворным. Я взглянул на переносной обогреватель, валявшийся рядом на боку: хорошо, что выключен. С таким количеством пропана в помещении меньше всего нам нужно открытое пламя. Интересно, что там делает Фрейзер?!

Грейс рыдала, Броуди по-прежнему держал ее. Я опустился на колени рядом со Страчаном. Он был смертельно бледен.

– Можете отпустить мою сестру, – хрипло произнес он. – Она никуда не убежит.

Я кивнул Броуди, который стоял в нерешительности. Едва тот разжал руки, как Грейс метнулась к брату.

– О боже, Майкл… – Она со страдальческим видом повернулась ко мне: – Сделайте что-нибудь! Помогите ему!

Страчан попытался улыбнуться, взяв ее за руку.

– Не волнуйся, все будет хорошо. Обещаю.

– Не разговаривай, – велел я. – Постарайся не шевелиться.

Я начал осматривать рану. Плохи дела. Лезвие погрузилось в плоть до упора. Было страшно подумать, как там внутренние органы.

– Не смотри так мрачно, – сказал Страчан.

– Всего лишь царапина, – успокоил я. – Ложись на спину. Постарайся не задеть нож.

Одно лишь лезвие спасало его от смертельной потери крови. Пока оно на месте, процесс приостановлен. Но ненадолго.

Грейс тихо плакала, держа на коленях голову брата, ярость ее иссякла. Стараясь скрыть беспокойство, я обдумывал варианты действий. Их было не так много. Медикаментов никаких, единственный медбрат лежит замертво в баре. Если не эвакуировать Страчана как можно скорее, ему уже ничего не поможет.

Вбежал Фрейзер, чуть не поскользнулся на разбросанной пище.

– Боже! – ахнул он, увидев Страчана, но быстро пришел в себя. – Газовые баллоны заперты. Не могу открыть.

Броуди в тот момент пытался отодвинуть тяжелый сосновый буфет, блокировавший черный вход. Тотчас бросил это занятие и растерянно осмотрел разгромленную кухню.

– Где-то должны быть ключи, – сказал он.

Даже если бы мы знали, где Эллен хранит ключи, толку мало. Каждый ящик был вывернут, содержимое валялось вперемешку с осколками посуды.

Броуди пришел к тому же выводу:

– Нет времени искать. Сначала выведем всех отсюда, потом попробуем взломать клетку и перекрыть газ.

Страчана не следовало трогать, однако выбора не оставалось. Газ так сгустился, что ощущался на вкус. Скоро на кухне станет нечем дышать. Пропан тяжелее воздуха, а значит, на полу будет совсем невыносимо.

Я кивнул.

– Вынесем его с помощью стола.

Грейс продолжала плакать. Страчан молча наблюдал за происходящим. Несмотря на мучительную боль, он выглядел чрезвычайно спокойным. Практически умиротворенным.

– Оставьте меня здесь, – произнес он слабеющим голосом.

– Я же велел тебе не разговаривать.

Он улыбнулся и напомнил мне именно того человека, что встретил нас по приезде на остров. Грейс гладила ему лицо.

– Прости, прости меня…

– Ш-ш-ш, все будет хорошо. Обещаю.

Фрейзер с Броуди с трудом перевернули тяжелый стол. Я подбежал к окну в надежде, что оно не закрашено наглухо. Даже немного воздуха лучше, чем ничего. Обернувшись, я заметил, как Страчан нащупал что-то на полу.

– Уходи отсюда, Дэвид, – сказал он, приподняв руку.

В ней была газовая зажигалка.

Большой палец застыл на кнопке.

– Извини, но я остаюсь здесь…

– Опусти это, Майкл! – воскликнул я. От малой искры все тут взорвется. Подача газа шла к переносному обогревателю, клетка с баллонами находилась прямо с внешней стороны кухонной стены. Случись тут что, вся гостиница взлетит на воздух.

– Зря. – На бледном лице Страчана переливался пот. – Давайте выметайтесь. Все.

– Не глупи, идиот! – огрызнулся Броуди.

Страчан поднял зажигалку.

– Еще одно слово, и, клянусь, нажму кнопку прямо сейчас.

– Заткнись, ради бога! – поддакнул Фрейзер.

Майкл широко улыбнулся:

– Хороший совет. Считаю до десяти. Один…

– А как же Грейс? – спросил я, чтоб выиграть время.

– Мы с Грейс останемся вместе. Правда, Грейс?

Она заморгала заплаканными глазами, будто только что поняла, что происходит.

– Майкл, что ты хочешь сделать?

– Доверься мне.

И тут Страчан резко вытащил из живота нож.

Закричал, схватил Грейс за руку, из раны хлынула кровь. Я бросился вперед, но он заметил и поднял зажигалку.

– Валите отсюда! Сейчас же! – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – О боже!..

– Майкл!

Броуди схватил меня.

Фрейзер уже побежал к двери. Я бросил последний взгляд на Страчана: тот мучился в агонии, не выпуская зажигалки и руки сестры. Грейс будто не верила своим глазам. Посмотрела на меня, открыла рот, но тут Броуди подтолкнул меня к выходу.

– Нет, постой…

– Беги! – крикнул Броуди.

Таща меня за собой, он понесся по коридору. Фрейзер добрался до «рейнджровера» и рылся в карманах.

– За мной! – на ходу приказал Броуди.

Ближайшие дома были слишком далеко, зато поблизости находилась каменная стена. Мы спрятались за ней, Фрейзер свалился рядом секундой позже. Тяжело дыша, мы ждали.

Ничего не происходило.

Я посмотрел на отель. В сумрачном свете он казался столь близким. Входная дверь заброшенно раскачивалась на ветру.

– Прошло больше десяти секунд, – пробурчал Фрейзер.

Я поднялся.

– Какого черта? – спросил Броуди.

– Пойду… – начал я, и тут раздался взрыв.

Все озарилось ярким светом, волна едва не сбила меня с ног. Я пригнулся, закрыл голову. Вниз полетели осколки кирпича и черепицы. Когда грохот убавился, я осмелился взглянуть на холм.

Над отелем повисли пыль и дым. Крышу снесло, из разбитых окон уже выглядывали ярко-желтые языки пламени.

Из домов высыпали люди. Отель пылал. Даже издали я ощущал тепло огня.

– Я мог остановить его! – заявил я рассерженно.

– Нет, не мог, – возразил Броуди. – Даже если так, он был не жилец, как только вытащил нож.

Я отвел взгляд, понимая, что он прав. Отель превратился в геенну огненную. Горели полы и стены и все внутри.

– А как же Грейс? – спросил я.

Броуди смотрел на пламя:

– Что Грейс?

28

Два дня спустя небо над Руной прояснилось. Около полудня мы с Броуди вышли из машины на дороге и направились на вершину утеса с видом на Стэк-Росс. Над высокой черной башней парили чайки, о подножие разбивались волны, поднимая высоко в воздух стены брызг. Я вдохнул свежий соленый воздух, подставляя лицо едва теплому солнцу.

Домой.

Накануне утром на Руну прибыла полиция. Словно пресытившись учиненным хаосом, шторм быстро утих после того, как сгорел отель. Еще до наступления рассвета, угли перестали тлеть и дымиться, восстановилась телефонная связь. Мы наконец-то связались с Уоллесом. Залив оставался слишком неспокойным для навигации, зато рассветное небо дружелюбно приняло береговой вертолет, который доставил на остров первые полицейские команды.

Руна оказалась в эпицентре следственной деятельности, а я дозвонился до Дженни. Разговор был не из легких, но я заверил ее, что со мной все в порядке, пообещал вернуться домой в кратчайший срок. Пусть остров кишел полицейскими, я не мог уехать сразу. Надо было выдержать допросы и написать отчеты, а главное, у меня остались незавершенные дела. Уйдет много дней или даже недель, чтобы разгрести тела Страчана, Грейс и Камерона, хотя там вряд ли уцелело нечто опознаваемое. Зато следовало заняться останками Мэгги и Дункана, чтобы предоставить экспертное мнение следственной команде.

Зайдя так далеко, я хотел проследить все до конца.

Что и сделал. Тело Мэгги отправили в Сторноуэй, Дункана перенесли из фургона. Фонарик в целлофановом пакете дожидался лабораторного анализа. Он был как раз подходящей формы, чтобы нанести травму черепа, к тому же следственная команда обнаружила на каркасе следы крови и ткани. Пусть проверяют, хотя я на все сто убежден, что Грейс убила полицейского его собственным фонариком.

Я сделал все, что мог. Больше у меня не было причин оставаться на Руне. Попрощался с жителями, пожал руку Фрейзеру, навестил Эллен с Анной. Они временно поселились у соседей и держались на удивление хорошо после столь трудных событий.

– От отеля остались одни кирпичи. А Майкл… – Под глазами Эллен были круги. Анна играла неподалеку. – Мне так жаль, что он умер. И все же я благодарна судьбе, что она оставила мне дочь.

Через час береговой вертолет должен был привезти очередную группу полицейских и забрать меня в Сторноуэй. Оттуда я полечу в Глазго, а затем в Лондон, завершив наконец путешествие, начатое неделю назад.

Особой радости я не испытывал. С нетерпением ждал встречи с Дженни, но чувствовал печаль за Броуди. Провожая меня, он молчал, погрузившись в собственные размышления. Хоть я и ночевал у него, после приезда полицейских мы почти не виделись. Бывший детектив снова превратился в гражданское лицо, и его вежливо отстранили от расследования. Мне было жаль его. После всего, через что мы прошли, неприятно оказаться на обочине.

Добравшись до вершины утеса, сели отдохнуть. Неподалеку стоял каменный монолит Бодах Руна – старик продолжал ждать заблудшего ребенка. Углубление, где мы нашли машину Мэгги, скрылось из виду, хотя «мини» с тех пор перегнали. В ярком зимнем свете кружили и кричали чайки. Дул ветер, но уже не так сильно, рассеялся покров туч, сменившись пухом кучевых облаков, безмятежно разбросанных по голубому небу.

В некотором смысле день будет прекрасным.

– Отсюда открывается мой любимый вид, – сказал Броуди, глядя на бурлящее море. Ветер трепал седые волосы, напоминавшие движение волн за сто метров внизу. Погладил собаку. – Давно Бесс не выпадал шанс размять здесь лапы.

Я потер плечо. Болело, но я почти привык. Сделаю рентген и пройду лечение, когда вернусь в Лондон.

– Что будет дальше? С Руной? – спросил я.

Остров пережил настоящую встряску. За несколько дней он потерял четырех жителей, включая своего покровителя. Ужасный характер насильственных смертей только сгущал трагедию. Внес свою лепту и ураган, потопивший в заливе рыбацкую лодку и сорвавший с цепи яхту Страчана. Обломки красивого судна найдут позже, но это меньшая из потерь. Руна не скоро оправится.

У Броуди опустились уголки рта.

– Как знать? Поживут первое время. Но ни рыбацкой фермы, ни новых рабочих мест, ни инвестиций – ничего не будет. А без этого острову не выжить.

– Думаете, его ждет участь Сент-Килды?

– Ближайшие пару лет вряд ли. В итоге – да. – Губы дрогнули в улыбке. – Будем надеяться, уходя, жители не станут топить своих собак.

– А вы здесь останетесь?

Броуди пожал плечами:

– Посмотрим. У меня нет причин стремиться куда-то еще.

У ног Броуди лежала колли, положив голову на лапы, и молча смотрела на хозяина. Довольный, он достал из кармана теннисный мяч и забросил. Собака сорвалась с места, принесла мяч, виляя хвостом.

– Жаль, что мы не смогли поговорить с Грейс, спросить, зачем она все это делала, – сказал я, когда Броуди снова забросил мяч.

– Из ревности. Страчан все объяснил. И из ненависти, наверно. Иногда удивляешься, насколько мощная это сила.

– Все равно многое непонятно. Почему Дженис Дональдсон и Дункана она убила ударом по голове, а Мэгги и Камерона зарезала. Были ведь и другие жертвы.

– Дело случая. Вряд ли она планировала убийства, просто срывалась, когда накатывало. Фонарик подвернулся под руку. Подробностей мы уже не узнаем.

Колли снова принесла мяч. Броуди поднял его и забросил. Печально улыбнулся:

– Не на все вопросы находятся ответы, как усердно бы мы ни искали. Иногда надо просто смириться.

– Видимо, так.

Он зажег сигарету и с наслаждением затянулся. Я проследил взглядом, как он убрал пачку.

– Не знал, что вы левша.

– Что?

– Вы только что бросили мяч левой рукой.

– Правда? Я и не заметил.

У меня заколотилось сердце.

– Пару дней назад на кухне вы все делали правой рукой. Тогда я сказал вам, что убийца Дункана – левша.

– И что?

– Просто я подумал, почему тогда вы пользовались правой, а сейчас левой.

Он посмотрел на меня озадаченно и слегка раздраженно.

– К чему ты клонишь, Дэвид?

У меня пересохло во рту.

– Грейс была правшой.

– Откуда ты знаешь?

– Когда она держала Анну, нож был в правой руке. Я не обратил на это внимания, а сейчас вспомнил. Как-то я наблюдал, как она готовит еду. Правой рукой, не левой.

– Может, память играет с тобой злую шутку.

Хотелось бы. На мгновение затеплилась надежда. Правда, быстро испарилась.

– Исключено. В любом случае можно будет проверить, с какой руки отпечатки на ноже и кисточке.

– Она могла владеть обеими руками.

Броуди затянулся.

– Ты видел истинное лицо Грейс. Неужели думаешь, Страчан солгал?

– Нет, я не сомневаюсь, что она убила Мэгги и бог знает сколько еще человек до приезда на остров. Страчан предположил, будто она виновата в смерти Дженис Дональдсон и Дункана. Он мог ошибаться.

Мне хотелось, чтобы Броуди рассмеялся, отшутился, нашел прореху в моей логике. Однако он лишь вздохнул:

– Ты слишком долго пробыл на острове, Дэвид. Начал уже копать там, где ничего нет.

– С чего вы взяли, что Дункана убили его собственным фонариком?

Броуди нахмурился.

– Разве не так? Ты сам это говорил.

– Нет, не говорил. Были подозрения, но я ими не делился. Не проронил ни слова о фонарике, пока не приехала следственная команда.

– Ну видимо, я услышал от кого-то из полицейских.

– Когда?

Он махнул сигаретой, все больше злясь.

– Не знаю. Может, вчера.

– Они собирали улики поздно вечером. До проведения экспертизы ничего нельзя утверждать однозначно. Полицейские не стали бы такое говорить.

Щурясь от солнца, Броуди уставился через море на черную вершину Стэк-Росс. Внизу, в ста метрах, о скалы разбивались волны.

– Забудь об этом, Дэвид, – мягко произнес он.

Но я не мог. Слышал собственное сердцебиение.

– Грейс не убивала Дункана, верно? И Дженис Дональдсон тоже.

В ответ раздались лишь крики чаек и шум моря. Скажи что-нибудь. Отрицай. Броуди словно был высечен из того же камня, что Бодах Руна, молчаливый и неумолимый.

Ко мне вернулся дар речи:

– Почему? Почему вы это сделали?

Он уронил сигарету на землю, затоптал, затем поднял окурок и положил в карман.

– Из-за Ребекки.

Я не сразу понял, о ком идет речь. Ребекка, блудная дочь, которая пропала без вести. Которую Броуди годами пытался найти. Вспомнились слова, четкие и жестокие: «Она умерла». И тут все стало ясно.

– Вы решили, что Страчан убил вашу дочь, – сказал я. – Вы отправили на тот свет Дженис, чтоб его подставить?

Боль в его глазах была достаточным подтверждением. Броуди зажег еще одну сигарету.

– Случайно вышло. Я много лет старался найти улики против Страчана. Перебрался на этот богом забытый остров. Чтобы быть рядом.

Над нами парила чайка, ловя крыльями потоки ветра. Стоя в лучах холодного зимнего солнца, я утратил чувство реальности, будто летел вниз в сорвавшемся лифте.

– Вы знали про другие убийства?

Ветер унес дым от сигареты.

– Да. Смог проследить жизнь Бекки шаг за шагом, и вдруг ниточка обрывалась. До меня дошли слухи, что перед тем, как исчезнуть, она встречалась с богатым человеком из Южной Африки. И я начал копать. Оказалось, Страчан нигде долго не задерживался, жил то тут, то там. Я просмотрел архивы местных газет. После отъезда всегда писали о найденных трупах или пропавших девушках. Слишком много совпадений. И я все больше убеждался, что Бекки стала одной из его жертв.

– И вы не сообщили в полицию? Вы ведь раньше были детективом! К вам бы прислушались!

– Нет, без доказательств – нет. Никаких зацепок. Все бы подумали, что я спятил. Спугнул бы только Страчана, и ищи его. Ребекка жила под фамилией отчима. Он ни о чем не смог бы догадаться. Я решил не спешить, приехал сюда и стал ждать, пока он оступится.

– И что? Надоело ждать? – спросил я, дивясь собственному гневу.

Броуди смахнул пепел с сигареты.

– Нет. Появилась Дженис Дональдсон.

С каменным лицом он рассказал мне, как следил за Страчаном во время поездок в Сторноуэй, придумывал предлоги, брал паром и опережал Майкла. Боялся, что Страчан выбирает новую жертву. Однако с его женщинами ничего не происходило, и облегчение Броуди переросло в недоумение, затем в разочарование.

В конце концов он подошел к Дженис Дональдсон на выходе из паба в Сторноуэе. Предложил заплатить за информацию в надежде, что она узнала что-то о привычках Страчана, хотел обнаружить склонность к насилию. Впервые он раскрыл карты противнику – в игре был точный расчет, риск того стоил. Для Дженис он все равно первый встречный.

По крайней мере так Броуди думал.

– Она узнала меня. Оказалось, она раньше жила в Глазго и видела меня, когда я искал Бекки. Дональдсон была с ней знакома. Собиралась взять у меня деньги, но не успела, ее арестовали за проституцию. Пока отпустили, я уехал. Потом мы снова встретились.

Броуди глубоко затянулся, постепенно выдохнул, и дым рассеяло по ветру.

– Она сказала, будто Бекки была проституткой. Я сам догадывался, судя по тому образу жизни, что она вела. Однако услышать такое о собственной дочери в откровенной форме… Я отказался заплатить Дженис, и она пригрозила рассказать Страчану, кто я, что я о нем расспрашивал. Затем начала говорить про Ребекку такие вещи, что ни один отец не выдержит. Я ударил ее.

Броуди поднял руку, вспоминая, как это было. Я видел, с каким безрассудством он колотил Страчана в брохе. У меня по-прежнему болело плечо, до обрыва было несколько метров. Силой воли я заставил себя не смотреть туда и не пятиться назад.

– У меня всегда был вспыльчивый нрав, – спокойно продолжил он. – Поэтому от меня ушла жена. И из-за пьянства. Однако сейчас держу себя в руках. Не пью ничего крепче чая. Я и ударил-то не сильно, но она была пьяна. Мы разговаривали у пристани, и Дженис упала, ударилась головой о стойку палубы.

Значит, орудие – не бита, а результат тот же.

– Если все вышло случайно, почему вы не заявили в полицию?

Впервые у Броуди загорелись глаза.

– Чтобы угодить в тюрьму за непреднамеренное убийство, пока этот ублюдок гуляет на свободе? Плохая идея. Нашлась получше.

– Подставить Страчана?

– И так можно сказать.

Точный расчет. Броуди ничего не связывало с Дженис Дональдсон, а Страчан – совсем другое дело. Если на Руне найдут ее труп, выяснится, что он один из ее клиентов – Броуди уж об этом позаботится, – и все подозрения падут на Майкла. Не идеальный вариант, зато восстановится справедливость.

Для Броуди это было лучше, чем ничего.

И тут до меня дошло еще кое-что. На черепе образовались трещины, но он не был проломлен.

– Она была еще жива, да?

Броуди смотрел вдаль, на Стэк-Росс.

– Мне показалось, умерла. Я положил ее в багажник. Я бы не стал рисковать, перевозя Дженис на пароме, если б знал. Только когда снова открыл багажник, увидел, что ее вырвало, и все понял. К тому времени она была мертва, без сомнений.

Разумеется, с такой травмой никому не пережить переправу на пароме. Как минимум произошло бы кровоизлияние, фатальное без надлежащей медицинской помощи, а может, даже при ней.

Ей не оставили шанса.

Значит, Броуди действовал строго по плану. Поместил в коттедже улики, чтобы вели к Страчану: шерсть ретривера, следы от сапог, позаимствованных на ночь из амбара. Поджег тело, не только чтобы замести следы, но и чтобы скрыть сам факт, что Дженис умерла вовсе не там. Даже продал старую машину и купил новую, потому что в багажнике остались бы несмываемые микроскопические частицы. Пустив в ход свой профессиональный опыт, Броуди надеялся все предусмотреть.

Однако со смертью, как и с жизнью, это невозможно.

Щеки впали, когда он затянулся.

– Труп должен был кто-нибудь найти. Я ждал месяц, но этого не произошло. Тогда я не выдержал, пошел туда и увидел… – Он покачал головой, онемев. – Я использовал минимум бензина, чтобы создать видимость неудачной попытки спалить тело. Хотел, чтоб его опознали, чтобы не возникло никаких подозрений на самоубийство. Не вышло. Ничего не оставалось, как сообщить в полицию и надеяться, что следственная команда хорошо сделает свое дело.

Вместо следственной команды он получил вечно пьяного сержанта с его неопытным напарником. И меня.

Мне стало тошно от такого колоссального предательства. Броуди использовал нас всех, играл на доверии, вовремя указывал пальцем на Страчана. Неудивительно, что он с презрением воспринимал предположения о причастности Камерона и Кинросса. К моему горлу подступил комок ядовитой горечи.

– А как же Дункан? – спросил я, разозлившись, даже не думая, что могу вывести Броуди из себя. – Случайная потеря?

Он принял обвинение не вздрогнув.

– Моя ошибка. Когда рухнул коттедж, исчезли все улики. Я забеспокоился, что доказательств против Страчана будет недостаточно, даже если тело опознают. Начал обрабатывать Дункана, знал, что он смышленый малый. Хотел использовать его в своих целях.

Броуди покачал головой в досаде на себя.

– Дурак. Не следовало усложнять. Я высказал Дункану свои подозрения насчет Страчана, намекнул, что надо навести справки о его прошлом. Собирался слить обрывки информации, чтобы тот сам до всего дошел. Тут-то я и прокололся. Сказал, что Страчан навещал в Сторноуэе проституток.

Броуди уставился на горящий кончик сигареты.

– Дункан сразу спросил, откуда я знаю. Пришлось пойти на попятную и уверить, что это всего лишь слухи. Он не поверил. На Руне никто не подозревал ничего подобного. И время я выбрал неудачное: ты как раз заявил, что жертва, вероятно, была проституткой из города. Дункан начал о чем-то догадываться. Я не мог рисковать.

Еще бы. Теперь мне стало ясно, отчего Дункан был так задумчив, когда я последний раз видел его в живых. Броуди не мог допустить, чтобы кто-то обвинил его в стремлении подставить Страчана, чтобы кто-то откопал истинные мотивы.

Пришлось молчать даже о смерти собственной дочери.

Он вздохнул с сожалением:

– Всегда есть мелочи, на которых прокалываешься. Как чертов фонарик. Я взял с собой лом, но Дункан увидел свет снаружи. Я мог наброситься на него во время обхода, однако дождался, пока он вернется в фургон. Спрятал лом. Взял фонарик и ударил. – Броуди пожал плечами. – Разумное решение, как тогда казалось.

Представляю, какое облегчение испытал Дункан, когда увидел Броуди.

Мое отвращение только подлило масла в огонь.

– Пожары должны были отвлечь внимание, верно? Целью поджога клуба и фургона не было уничтожение улик. Вы всего лишь хотели создать такую видимость, чтобы смерть Дункана казалась случайной. И опять можно впутать Страчана, подбросив крышку от канистры…

Я замолчал: еще один кусочек сложился в мозаику.

– Поэтому-то у Грейс и закончился бензин. Вы откачали его для поджогов.

– Надо же было где-то его взять. Если позаимствовать у Страчана, клубок опять приведет к нему. – Броуди перевел взгляд с горизонта на меня. – Кстати, поджигая, я не знал, что ты до сих пор находился в больнице. Свет там не горел.

– А если бы знали, вас бы это остановило?

Он смахнул пепел с сигареты.

– Вероятно, нет.

– Боже мой! Вам хоть раз приходило в голову, что вы можете ошибаться? А как же разбитое радио, когда напали на Грейс? Зачем Страчану такое делать, если он никого не убивал?

– Никого на острове, – уточнил он с раздражением. – Решил, что он запаниковал. Хочет смотаться с Руны, пока не началось следствие. Пока не начали копаться в его прошлом.

– Однако корень зла был не в его прошлом, верно? А в прошлом его сестры. Вы просчитались!

Броуди вздохнул и снова посмотрел на горизонт.

– Да.

Какая ирония судьбы. Из-за попыток Броуди подставить Майкла Грейс, вместе со всеми жителями, искренне верила, что по острову ходит убийца. Что она сама чуть не стала его жертвой. Значит, она воспользовалась ситуацией, убила Мэгги и подожгла тело так, будто преступник забрал еще одну жизнь.

Замкнутый круг.

– Оно того стоило? – тихо спросил я. – Дункан и все остальные. Столько людей погибло.

На фоне голубого неба грубые черты лица, казалось, не выражали никаких эмоций.

– У тебя тоже когда-то была дочь. Сам скажи.

Я не нашел что сказать. Мой пыл остывал, оставляя свинцовое чувство грусти. И холодящее осознание собственного положения. До меня вдруг дошло, как скрупулезно Броуди складывал окурки обратно в пачку. Чтобы не оставить после себя ни следа. Даже со здоровыми руками я был мельче его и слабее. Он убил уже двух человек и вряд ли остановится перед третьим.

Бросив взгляд на край обрыва, в нескольких метрах от нас я заметил на горизонте черную точку. Слишком большая для птицы, она недвижно повисла в небе. Береговой вертолет вылетел раньше времени, однако надежда быстро испарилась. Он был слишком далеко. На то, чтобы добраться сюда, уйдет десять – пятнадцать минут. А это много.

Броуди тоже обратил на него внимание. Ветер трепал седые волосы, пока он смотрел на приближающуюся точку. Сигарета догорела почти до пальцев.

– Я был хорошим полицейским, – сказал он словно между делом. – Дрянным отцом и мужем, но хорошим полицейским. Начинаешь по одну сторону баррикады и вдруг оказываешься среди тех, кого ненавидишь. Как такое возможно?

Отчаянно я наблюдал за вертолетом. Он не стал ни на йоту больше. На таком расстоянии нас даже не смогут разглядеть. Начал незаметно освобождать руку из повязки, хотя в этом не было никакого смысла.

– И что теперь? – спросил я как можно спокойнее.

Броуди сухо улыбнулся:

– Хороший вопрос.

– С Дженис Дональдсон был несчастный случай. Судьбу Ребекки учтут на суде.

Броуди последний раз затянулся, аккуратно затушил сигарету о подошву. Убрал окурок.

– В тюрьму я не собираюсь. А об остальном мне жаль. – Он повернулся лицом к солнцу, закрыл на секунду глаза, затем погладил старую колли. – Молодчина. Сидеть.

Когда он выпрямился, я невольно попятился. Однако Броуди не стал ко мне приближаться. Вместо этого он неспешно отправился к обрыву.

– Броуди… – Его намерение сразу стало очевидным. – Броуди, нет!

Слова унес ветер. Я метнулся за ним, но Броуди уже достиг края. Без колебаний он сделал шаг вперед. На мгновение словно повис в воздухе, поддерживаемый потоками воздуха, затем исчез.

Я остановился, уставившись в пустое пространство, где только что был человек. Ничего. Только крики чаек и шум бьющихся волн.

Эпилог

К лету события на Руне стали забываться, стираясь по законам памяти. Патологоанатомическое исследование не выявило почти ничего нового. Как сказал Страчан, мертвых не вернешь, а нам надо жить дальше.

При обыске в доме Броуди нашли плотненькую папочку на Страчана. Добросовестная работа, как я и ожидал. Только до главного он не докопался. Как и все остальные, Броуди ни разу не усомнился, что Грейс – жена Майкла.

Роковая ошибка.

В папке был холодящий список жертв, и неизвестно, сколько Броуди пропустил. Судьба некоторых несчастных навсегда останется в тайне.

Как и Ребекки Броуди.

Тело ее отца выловила рыбацкая лодка через неделю после того, как он бросился с утеса. Падение и соленая вода сделали свое дело, и все же сомнений не оставалось – это был он. Хоть здесь детективам не пришлось ломать голову.

Броуди всегда ненавидел неразбериху.

Не все разрешилось столь просто. Подогреваемый алкогольными напитками и маслом генератора огонь довершил дело после взрыва газовых баллонов и сровнял отель с землей. Обгорелые кости слишком сильно пострадали от пламени, чтобы провести тест на ДНК, они принадлежали Камерону, судя по местонахождению в баре. Однако Грейс и Майкл Страчан были вместе на кухне во время взрыва. Найденные фрагменты костей было невозможно опознать.

Даже в смерти Майкл не смог отделаться от сестры.

Как ни иронично, Руна стала процветать. Ее вовсе не постигла судьба Сент-Килды. Из-за свалившейся на нее популярности туда хлынули журналисты, археологи и натуралисты, а также туристы, привлеченные пресловутостью здешних мест. Надолго ли это, неизвестно, но паром Кинросса пользовался немалым спросом. Поговаривали даже о строительстве нового отеля, хотя управлять им Эллен Маклеод не собиралась.

Мы встретились снова во время следствия по делу о самоубийстве Броуди. Эллен держалась с тем же стальным достоинством. Хоть под глазами оставались круги, в них горел оптимизм. Они с Анной переехали в Эдинбург, поселились в маленьком домике, купленном на страховку. Страчан и Броуди завещали ей большую часть своего имущества, однако она решила вложить средства в восстановление острова. «На этих деньгах кровь, – сказала она с некой свирепостью. – Не хочу иметь с ними ничего общего».

Тем не менее она захватила с собой кое-что с Руны: колли. Иначе пришлось бы ее усыпить, а Эллен считала, что собаку нельзя наказывать за преступления хозяина.

Броуди был бы ей благодарен.

Что касается меня, я сам удивился, как быстро жизнь пришла в норму. Бывало, я задумывался, сколько человек осталось бы в живых, если бы я не поехал на Руну, если бы убийство Дженис Дональдсон списали на несчастный случай. Все равно, ядовитая одержимость Броуди заставила бы его сделать еще одну попытку, а безумие Грейс всплыло бы рано или поздно. И все же погибшие висели у меня на совести.

Однажды ночью я лежал и размышлял обо всем этом. Проснулась Дженни и спросила, что случилось. Мне хотелось все ей рассказать, изгнать духов с острова, которые продолжали меня преследовать. Не смог.

– Ничего, – улыбнулся я, чтобы выглядеть убедительнее. Именно мелкая ложь разъедает отношения. – Просто не могу заснуть.

По возвращении у нас не сразу все наладилось. Злоключения на Руне только усилили ее ненависть к моей профессии. Она внушила себе, что этот род занятий связывает меня с прошлым, с собственной утратой. Дженни ошибалась: однажды я уже пытался бросить работу из-за несчастья, постигшего мою семью. Убедить ее было невозможно.

– Дэвид, ты высококвалифицированный терапевт, – заявила она во время одного из наших споров. – Мог бы устроиться куда угодно. Мне все равно куда.

– Но если мне не хочется этим заниматься?

– Раньше ведь хотелось! Будешь работать во благо жизни, а не смерти.

Я не мог заставить Дженни понять, что, с моей позиции, моя работа и так заключается в жизни. В том, как люди ее теряют и кто ее отнимает. И чем я могу помочь, чтобы остановить последних.

Шло время, и страсти поутихли. Наступило лето, жаркие деньки и благоуханные ночи, события Руны совсем забылись. Остались неразрешенные вопросы о нашем будущем, однако они отодвигались на заднюю полку по обоюдному молчаливому согласию. И все же осталось напряжение, неспособное переродиться в шторм, но маячащее где-то на горизонте. Меня пригласили на месяц в Теннесси проводить антропологические исследования на так называемой ферме человеческого организма, где я узнал много интересного по своей специальности. Наступила осень, а я так и не принял решения. Проблема состояла не только в том, что мне пришлось бы находиться вдали от Дженни. Еще и в самоотдаче. Работа была частью меня, как и Дженни. Однажды я чуть ее не потерял. И больше не мог рисковать.

И все же я продолжал тянуть время, откладывая момент, когда придется решать.

Однажды субботним вечером прошлое снова постучало к нам в дверь.

Мы жили тогда не у Дженни, а в моей квартире на первом этаже с небольшой террасой, вмещавшей стол и стулья. Был теплый солнечный вечер, и мы пригласили друзей на барбекю. Они должны были приехать через полчаса, но я уже разжег костер. Мы решили провести выходные, наслаждаясь холодным пивом и запахом древесного угля. Барбекю всегда напоминают нам о тех временах, когда мы только познакомились. Дженни вынесла тарелку с салатом и скармливала мне оливку, когда зазвонил телефон.

– Я отвечу, – сказала она, едва я положил щипцы и шпатель. – Занимайся делом.

Улыбаясь, я проводил ее взглядом. Светлые волосы отросли за два года с нашей встречи и уже завязывались в хвост. Ей шло. Довольный, я глотнул вина и снова принялся за уголь.

Вернулась Дженни.

– Тебя спрашивает молодая женщина, – сказала она, изогнув бровь. – Представилась Ребеккой Броуди.

У меня отпала челюсть.

Столько месяцев прошло. Дженни не интересовалась подробностями, и я никогда не называл ей имени дочери Броуди.

– Что такое? – встревоженно спросила Дженни.

– Что она сказала?

– Да ничего. Просто спросила, дома ли ты и можно ли навестить тебя прямо сейчас. Я не очень обрадовалась, но она уверила, что заглянет на пару минут. Слушай, ты в порядке? Выглядишь так, будто привидение увидел.

– Забавное сравнение, – усмехнулся я.

У Дженни вытянулось лицо, когда я сказал, кто это.

– Извини. Думал, она умерла. Бог его знает, что она хочет. И как она меня нашла?

Дженни ненадолго замолчала, затем вздохнула: что тут поделаешь?

– Ладно, ты не виноват. Уверена, у нее есть веская причина тебя видеть.

Раздался звонок в дверь. Я растерялся. Дженни улыбнулась, наклонилась и поцеловала меня.

– Иди. Не буду вам мешать. Если хочешь, можешь пригласить ее остаться на ужин.

– Спасибо, – сказал я, поцеловал Дженни и пошел внутрь.

Я был рад, что она так спокойно к этому отнеслась, но не очень хотел принимать дочь Броуди у себя в гостях. Не буду отрицать, мне было любопытно, хотя я и с тревогой ожидал, как предстану перед ней лицом к лицу. Броуди погиб, думая, будто она мертва.

И еще пять человек ушли на тот свет.

Однако ее нельзя в том винить. Дай ей шанс. По крайней мере она потрудилась прийти ко мне. Вряд ли бы решилась, если б не испытывала ответственность за трагедию.

Я сделал глубокий вдох и открыл дверь.

В пролете стояла рыжеволосая женщина. Она была стройной и загорелой. На лице – темные солнечные очки. Но ни они, ни свободное платье не по размеру не могли скрыть сногсшибательной красоты.

– Привет, – улыбнулся я.

Что-то в ней было до боли знакомо. Я пытался найти в ней схожесть с Броуди, но не мог. И тут почувствовал запах духов с мускусом, и улыбка застыла у меня на лице.

– Привет, доктор Хантер, – сказала Грейс Страчан.

Все вдруг стало как при замедленной съемке. Не было времени подумать, что яхта все же не сорвалась с цепи.

Грейс достала из сумочки нож.

При виде его я вернулся в реальность. Она бросилась на меня, и защищаться было, как всегда, слишком поздно. Я схватил лезвие, оно прорезало ладонь и пальцы до кости. Даже не успев почувствовать боль, я ощутил, как нож погрузился мне в живот.

В тот момент я испытывал не боль, а холод и шок. И чувство насилия. Мне это снится. Как бы не так. Я набрал в легкие воздух, чтобы закричать, но издал лишь удушливый хрип. Схватился за нож, горячая липкая субстанция смазала наши руки. Грейс пыталась вытащить нож, а я удержать. Не выпускал его, даже когда подкосились ноги. Держи. Держи, или ты труп.

И Дженни тоже.

Грейс кряхтела и боролась, опустилась со мной на пол, когда я сполз по стенке. Затем разочарованно вздохнула и сдалась. Она поднялась, тяжело дыша, скривила рот.

– Он отпустил меня! – крикнула она, и по щекам побежали две параллельные струйки. – Убил себя, а меня отпустил!

Я пытался что-то сказать, что угодно, но не нашел слов. Лицо зависло надо мной на мгновение, сморщенное и страшное, и исчезло. Коридор был пуст, по улице эхом разносились бегущие шаги.

Взглянул на живот. Из него непристойно торчал нож. Рубашка пропиталась кровью. Я ощущал под собой лужу крови на кафельном полу. Вставай. Шевелись же. Но у меня не осталось сил.

Попытался крикнуть. Издал лишь хрип. Стало темно. Темно и холодно. Уже? Но ведь сейчас лето. И не было боли, по телу расползалось онемение. По соседней улочке бодро катил прицеп с мороженым. Дженни суетилась на террасе, звенели стаканы. Приятно и заманчиво. Я понимал, что должен попытаться встать, но не мог. Перед глазами все плыло. Помнил только одно: нельзя отпускать нож. Забыл почему.

Знал лишь, что это очень важно.

Сноски

1

Так жители Гебридских островов называют собственно остров Великобритания. – Примеч. ред.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg