БЛЕЙК ПИРС Прежде чем он согрешит Загадки Макензи Уайт—Книга 7
О Блейке Пирсе
Блейк Пирс – автор серии-бестселлера о детективе РАЙЛИ ПЕЙДЖ, включающей в себя десять книг (и число их растёт). Блейк Пирс также является автором серии детективных романов о МАКЕНЗИ УАЙТ, включающей шесть книг (и число их растёт); серии детективных романов об ЭЙВЕРИ БЛЭК, включающей пять книг; а также новой серии романов о детективе КЭРИ ЛОК, включающей четыре книги (и число их растёт).
Книголюб и большой поклонник триллеров и детективов, Блейк будет рад услышать ваше мнение, поэтому заходите на , чтобы узнать больше и общаться с автором.
Copyright © 2017 by Blake Pierce. Все права защищены. Кроме случаев, оговорённых в Законе об авторском праве от 1976 года, запрещено копировать, распространять или передавать данное произведение и его части в любой форме и любыми средствами, а также хранить в любой базе данных или системе поиска без предварительного получения разрешения от автора произведения. Данная электронная книга предназначена только для вашего личного использования. Данную электронную книгу запрещено перепродавать или передавать другим лицам. Если вы желаете поделиться этой книгой с другим лицом, просим вас приобрести дополнительную копию книги для этого человека. Если вы читаете эту книгу, но вы ее не покупали, или она не была приобретена специально для вас, просим вас вернуть книгу и приобрести собственную копию произведения. Благодарим вас за проявленное уважение к тяжёлой работе автора. Данная книга является художественным произведением. Имена, герои, названия организаций, мест, событий и происшествий являются вымышленными. Любое совпадение с реальными именами и жизнями людей, ныне живущих или умерших, является случайным. Фото на обложке: Copyright CRStudio. Используется с разрешения Shutterstock.com.
КНИГИ БЛЕЙКА ПИРСА
СЕРИЯ «ЗАГАДКИ РАЙЛИ ПЕЙДЖ»
КОГДА ОНА УШЛА (книга #1)
КОГДА КРУГОМ ОБМАН (книга #2)
КОГДА РАЗБИВАЮТСЯ МЕЧТЫ (книга #3)
КОГДА ПРИМАНКА СРАБОТАЛА (книга #4)
КОГДА ОХОТА НАЧАЛАСЬ (книга #5)
КОГДА СТРАСТЬ СИЛЬНА (книга #6)
КОГДА ПОРА ОТСТУПИТЬ (книга #7)
КОГДА ОНА УМЕРЛА (книга #8)
КОГДА ЦЕЛЬ НАЙДЕНА (книга #9)
КОГДА ВСЁ ПОТЕРЯНО (книга #10)
КОГДА ВСЁ КОНЧЕНО (книга #11)
СЕРИЯ «ЗАГАДКИ МАКЕНЗИ УАЙТ»
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН УБЬЁТ (книга #1)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН УВИДИТ (книга #2)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН НАЧНЁТ ОХОТУ (книга #3)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ПОХИТИТ (книга #4)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ЗАХОЧЕТ (книга #5)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН КОСНЁТСЯ (книга #6)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН СОГРЕШИТ (книга #7)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ПОЙМАЕТ (книга #8)
СЕРИЯ «ЗАГАДКИ ЭЙВЕРИ БЛЭК»
МОТИВ ДЛЯ УБИЙСТВА (книга #1)
ПРИЧИНА БЕГСТВА (книга #2)
ПРИЧИНА СКРЫВАТЬСЯ (книга #3)
ПРИЧИНА БОЯТЬСЯ (книга #4)
ПРИЧИНА СПАСТИ (книга #5)
СЕРИЯ «ЗАГАДКИ КЭРИ ЛОК»
ОТПЕЧАТОК СМЕРТИ (книга #1)
СЛЕД УБИЙСТВА (книга #2)
ОТПЕЧАТОК ПОРОКА (книга #3)
ОТПЕЧАТОК ПРЕСТУПЛЕНИЯ (книга #4)
ПРИЗНАК НАДЕЖДЫ (книга #5)
Пролог
Солнце показалось на горизонте, но ещё не выжгло прохладу ночи – для Кристи это было любимое время дня. Глядя на то, как солнце поднимается над городом, она напоминала себе, что ночь когда-нибудь всегда подходит к концу, и сейчас ей нужно было это помнить, потому что она стала всё больше и больше отдаляться от Бога. Глядя на то, как солнце поднимается над зданиями Вашингтона, отгоняя ночь прочь, она вспомнила слова одной молитвенной песни: «Пусть будут слёзы в ночи, но утром будет радость…»
Она повторяла эти слова снова и снова, идя по дорожке в направлении церкви. Она уже несколько недель собиралась сюда прийти. Её вера пошатнулась, и она поддалась греху и искушению. Она решила, что нужно исповедаться, но это было непростое решение. Говорить о собственных грехах всегда тяжело, но она знала, что должна это сделать. Чем дольше между ней и Богом будет жить грех, тем сложнее будет всё исправить. Чем быстрее она исповедуется в своём грехе, тем выше шанс, что она встанет на верный путь и уверует вновь, потому что именно вера определяла её жизнь с десятилетнего возраста.
Она увидела вдали церковь, и ею снова овладела неуверенность: «Я смогу? Смогу ли я в этом признаться?»
Знакомые очертания церкви Благословенного Сердца говорили ей, что да, она сможет.
Кристи бил озноб. Она не знала, как назвать то, в чём была замешана. Романом? Она лишь однажды целовала того мужчину, а потом прекратила их отношения, но продолжала с ним видеться, продолжала наслаждаться его восхищением и комплиментами – словами, которые муж перестал говорить в её адрес уже много лет назад.
Ей казалось, что солнце, поднимаясь высоко в небе и окрашивая стены Благословенного Сердца в золото и нежно оранжевый цвет, выжигало лучами её грех. Если ей нужен был знак, чтобы решиться на утреннюю исповедь перед священником, то это был он.
С тяжёлым сердцем она подошла к ступеням церкви. Она знала, что уже через несколько минут её совесть будет чиста. Она сможет вернуться домой, признав свои грехи, сбросив тяжёлый груз с души и…
Дойдя до дверей церкви, Кристи вскрикнула.
Она отступила назад, не переставая кричать. Пятясь, она чуть не упала с бетонных ступеней. Она закрыла рот ладонью, но не смогла приглушить крик.
На дверях висел отец Костас. Из одежды на нём было только бельё, и вдоль бровей шёл длинный разрез. Голова свисала вниз, словно он смотрел на босые ноги, болтающиеся в метре над крыльцом. Кровь тонкими струйками стекала с пальцев ног, собираясь в грязную лужу на бетоне.
«Распят, – подумала Кристи. – Отец Костас распят».
Глава первая
После последнего расследования Макензи Уайт сделала то, чего никогда не делала за всю свою карьеру, – попросила отпуск.
Ряд причин вынудил её просить двухнедельный отпуск, и не прошло и дня, как она поняла, что приняла правильное решение. С первого дня в Бюро она сразу создала себе нужную репутацию. Сама того не планируя, Макензи занималась резонансными делами, которые, казалось, сами так и шли ей в руки. Более того, она с честью справилась со всеми заданиями, чем впечатлила нужных людей в Куантико и Вашингтоне. После череды успешных дел, из-за которых она месяцами рисковала собственной жизнью, Макензи решила, что вполне могла рассчитывать на две недели оплачиваемого отпуска.
Начальство согласилось с ней и даже настояло на отдыхе. Она знала, что начальники были бы приятно удивлены, узнай они, как она проводит отпуск – в спортзалах и на стадионах, работая над силой и выносливостью, оттачивая до совершенства навыки и инстинкты. У неё была прочная база. Она была хорошо знакома с правилами рукопашного боя. Она пугающе хорошо управлялась с огнестрельным оружием. Она была намного сильнее других женщин, с которыми училась в Академии.
Макензи хотелось стать ещё лучше.
Именно поэтому на восьмой день двухнедельного отпуска она потела в частном спортзале, доводя тело до изнеможения. Она оттолкнулась от угла боксёрского ринга, с признательностью кивнув спарринг-партнёру. Начинался второй раунд, и она была уверена, что проиграет бой. Ну и что с того.
Она занималась тайским боксом чуть больше месяца. Макензи делала определённые успехи и решила добавить к нему элементы менее известного направления. Благодаря индивидуальным занятиям с тренером и огромному упорству Макензи начала овладевать Яв-Ян, одним из видов филиппинского бокса. Смесь двух стилей была нетипична, но они с тренером пытались их объединить. Для Макензи это было физически непросто, и часто плечи и икры напрягались так, что казались твёрдыми, как кирпич.
И сейчас она чувствовала эти мышцы, подходя ближе к спарринг-партнёру. Они стукнулись перчатками и продолжили бой. Макензи тут же увернулась от удара и в ответ нанесла удар в нижнюю часть туловища.
Овладение новым стилем борьбы было схоже с изучением нового вида танца. В детстве Макензи ходила на танцы, навсегда запомнив, как важно не терять концентрации и правильно работать ногами. Эти знания она применяла и когда стала патрульным полицейским, и когда получила должность детектива в Небраске. Эти базовые знания очень помогли ей и в работе агента ФБР, не раз спасая жизнь.
Выйдя на ринг, она вспомнила всё, чему её учили. Она пыталась применить новые приёмы и знания, перейдя к серии нисходящих ударов ногами и руками, которые она чередовала с традиционными приёмами кикбоксинга. Удивление на лице спарринг-партнёра подействовала на Макензи ободряюще, побуждая её продолжать в том же духе. Это была всего лишь тренировка, но ей хотелось и здесь всё делать по высшему разряду.
Тренировка помогла отвлечься. Каждый удар рукой, ногой или локтём напоминал ей о прошлом. За пренебрежение, с которым она столкнулась в департаменте полиции Небраски, вот вам удар левой. Удар тыльной стороной ладони правой руки был ответом страху, который посеяло в ней расследование дела «Страшилы». Удар с поворотом угодил в центр череды загадок, порождённых расследованием смерти отца.
Если говорить откровенно, именно дело отца побудило её овладеть новыми техниками боя, чтобы убедиться, что как боец она тоже продолжала расти. Она получила записку от кого-то, кто был связан со смертью отца,… кого-то, кто скрывался в тени, но явно знал, кто такая была Макензи.
Во время спарринга перед внутренним взором Макензи стояла эта записка.
Прекрати поиски…
Естественно, что она думала совсем об обратном. Именно поэтому сейчас она была на ринге, её взгляд сконцентрировался на партнёре, а мышцы натянулись, как струна.
Когда она нанесла ему удар сначала в солнечное сплетение, а потом локтем в ребро, раздался свисток из угла ринга. Судья улыбался и кивал, негромко аплодируя.
«Хорошо, Мак, – сказал он, – давай-ка передохни, ладно? Ты на ринге уже полтора часа».
Макензи кивнула, расслабилась и снова стукнулась перчатками со спарринг-партнёром – двадцатипятилетним парнем с телом боксёра. Он быстро улыбнулся ей через капу и также быстро перелез через канат и ушёл с ринга.
Макензи поблагодарила судью и направилась в раздевалку. Мышцы так болели, что даже дрожали, но она наслаждалась этим ощущением. Оно говорило о том, что она старалась и достигала новых высот.
Приняв душ и одевшись в то, что Эллингтон называл её «спортивным прикидом» (майку от Under Armour и чёрные спортивные легинсы), Макензи напомнила себе, что ей сегодня предстояла ещё одна тренировка. Она надеялась, что к её началу руки уже перестанут дрожать. Конечно, если что, ей всегда поможет Эллингтон – сегодня вечером ей предстояло перетащить несколько довольно тяжёлых коробок.
Фактически, она жила у Эллингтона вот уже несколько дней, но только сегодня собиралась перевезти к нему все свои вещи. Переезд был одной из множества причин, из-за которых она попросила двухнедельный отпуск. Ей не нравилась мысль переезда за одни выходные. К тому же она решила, что переезд к Эллингтону был признаком взросления и развития. Ещё несколько месяцев назад она не могла и представить, что будет доверять кому-то настолько, что сможет разделить с ним квартиру и, как бы глупо это ни звучало, впустить его в своё сердце.
Переодевшись, Макензи вдруг поняла, что с нетерпением ждала этого переезда. Тело продолжало ныть, когда она чуть не бежала к машине.
***
Преимуществом отсутствия тяги к материальным вещам был тот факт, что когда пришло время паковать вещи, их оказалось совсем немного. Они за один раз загрузили всё в пикап Эллингтона и арендованный грузовик. Благодаря наличию в доме Эллингтона лифта на весь переезд ушло меньше двух часов, и коробок оказалось совсем немного.
Переезд они отметили едой на вынос из китайского ресторана и бутылкой вина. Тело Макензи ныло после тренировки, она устала, но была бесконечно счастлива. Она ожидала, что будет нервничать, а может, и сожалеть о решении съехаться, но когда они стали распаковывать коробки, не отвлекаясь от ужина, она вдруг поняла, что с нетерпением ожидала начала этого нового этапа жизни.
«Давай договоримся, – сказал Эллингтон, прижимая канцелярский нож к скотчу на крышке одной из коробок. – Ты должна заранее предупредить меня, если в этих коробках я вдруг наткнусь на какое-нибудь неприличное видео или диск».
«Мне кажется, что самая неприличная из моих записей – это саундтрек к жуткому ремейку «Ромео и Джульетты», вышедшему в девяностые. Что я могу сказать? Мне очень нравилась та песня Radiohead».
«Ты прощена», – сказал Эллингтона, разрезая скотч.
«А у тебя есть что-нибудь неприличное в доме?» – спросила Макензи.
«Я выкинул все старые CD и DVD диски. Всё в компьютере. Мне нужно было расчистить пространство. Как будто я подозревал, что однажды ко мне в дом переедет сексуальная агент ФБР».
«Интуиция тебя не подвела, – ответила Макензи. Она подошла к Эллингтону и взяла его за руки. – У тебя есть… последний шанс отказаться, до того как мы начали распаковывать коробки».
«Отказаться? Ты в своём уме?»
«С тобой будет жить девушка, – сказала она, притянув его ближе. – Девушка, которая любит порядок. Девушка, у которой пунктик на порядке».
«Ой, да я в курсе, – ответил Эллингтон. – Жду с нетерпением».
«И тебя не смущает мой гардероб? Ты готов поделиться шкафом?»
«У меня совсем немного вещей, – сказал Эллингтон, наклоняясь ближе. Их носы почти соприкасались, и между ними начинал разгораться привычный жар. – Можешь забрать хоть весь шкаф».
«Косметика, тампоны, чужая голова на твоей подушке и больше грязной посуды. Ты уверен, что готов к такому?»
«Да, хотя у меня есть вопрос».
«Какой?» – спросила Макензи, водя пальцами по рукам Эллингтона, от ладоней к плечам. Она знала, к чему идёт разговор, и все ноющие мышцы тела были к этому готовы.
«Насчёт женской одежды, – сказал Эллингтон. – Ты не можешь всё время разбрасывать её по квартире».
«Хм, я и не собираюсь».
«Знаю, – ответил он, а потом снял с неё майку. То же самое он сделал и со спортивным бюстгальтером, который был под ней, – но вот я, наверное, буду, – добавил он, кинув одежду на пол».
Он поцеловал Макензи и потянул её в спальню, но у них не хватило терпения, чтобы до неё дойти. Они оказались на ковре в гостиной, и хотя ноющим мышцам был неприятен твёрдый пол, на котором она лежала, другие части тела не откликнулись на их протест.
***
Когда в 4:47 зазвонил телефон, и она потянулась за ним к прикроватному столику, в сонном мозгу Макензи пронеслась одна единственная мысль:
«Звонок в такой час… Похоже, мой отпуск закончился».
«Да», – ответила она, не называясь, потому что фактически была в отпуске.
«Уайт?»
Как ни странно, но за последние девять дней она смогла даже немного соскучиться по Макграту. Звук его голоса в трубке резко и быстро вернул её к реальности.
«Да, это я».
«Прости за ранний звонок», – сказал начальник. Не успел он продолжить, как Макензи услышала, как на другом конце кровати зазвонил телефон Эллингтона.
«Что-то серьёзное, – подумала она. – Что-то плохое».
«Послушай, я знаю, что ты в отпуске на две недели, – сказал Макграт, – но у нас тут кое-что случилось, и мне нужна помощь твоя и Эллингтона. Как можно скорее приезжай на работу».
Это был уже не вопрос, а прямой приказ. Не попрощавшись, Макграт повесил трубку. Макензи вздохнула и посмотрела на Эллингтона, который тоже заканчивал говорить по телефону.
«Судя по всему, отпуску конец», – со слабой улыбкой заключил он.
«Ну что ж, – ответила Макензи, – конец был запоминающийся».
А потом, словно они были уже давно женаты, они поцеловались и встали с постели, чтобы отправиться на работу.
Глава вторая
В здании штаб-квартиры ФБР было пусто, когда Макензи и Эллингтон вошли внутрь. Оба бывали здесь в разное время суток, поэтому ничему не удивились. Однако если их вызывали на работу в столь ранний час, это не предвещало ничего хорошего. Обычно это означало, что их ожидает что-то поистине ужасное.
Дойдя до кабинета Макграта, они увидели, что дверь открыта. Он сидел за небольшим столом в зоне для совещаний и просматривал документы. Компанию ему составлял ещё один агент, женщина, с которой Макензи уже как-то встречалась. Её звали агент Ярдли. Тихая и всегда говорящая правду, Ярдли время от времени помогала в работе агенту Харрисону. Она кивнула и механически улыбнулась, когда Макензи и Эллингтон вошли в кабинет и прошли к столу. Она сразу обратила взгляд к экрану компьютера, сконцентрировавшись на нём.
Когда Макграт поднял на Макензи глаза, она невольно заметила на его лице тень облегчения – хорошее начало работы после прерванного отпуска.
«Уайт, Эллингтон, – сказал Макграт, – вы знакомы с агентом Ярдли?»
«Да», – ответила Макензи, кивнув коллеге.
«Она только что вернулась с места преступления, которое связано с другим расследованием пятидневной давности. Изначально я отдал ей это дело, но сейчас, зная, что речь может идти о серийном убийце, я попросил Ярдли собрать всю имеющуюся информацию, чтобы передать её вам двоим. Произошло убийство,… второе подобное убийство за пять дней. Уайт, я вызвал тебя потому, что ты уже имела дело с подобным преступлением. Я говорю о деле «Страшилы».
«Что произошло?» – спросила Макензи.
Ярдли развернула к ним свой ноутбук. Макензи подошла к ближайшему стулу и присела. Она смотрела на изображение на экране, не проронив ни слова. Она делала так всегда, давая себе возможность профессионально изучить что-то зловещее, проявив при этом смиренное сострадание, которое чувствуешь всегда, сталкиваясь с трагедией.
Макензи увидела пожилого мужчину с седыми волосами и бородой. Мужчина висел на дверях церкви. Его руки были вытянуты в стороны, а голова свисала вниз, имитируя распятие. На груди виднелись неглубокие резанные раны, а на лбу – большой и глубокий разрез. Мужчина был раздет до белья, которое практически полностью пропиталось кровью из ран над бровями и в груди. Судя по тому, что она могла разглядеть, руки жертвы были в буквальном смысле прибиты к двери гвоздями. Ноги, однако, были просто связаны.
«Это уже вторая жертва, – сказала Ярдли, – преподобный Нед Таттл, пятьдесят пять лет. Тело обнаружила пожилая женщина, приехавшая в церковь рано утром, чтобы возложить цветы на могилу мужа. Пока мы с вами разговариваем, на месте преступления работают криминалисты. Судя по всему, тело висит не более четырёх часов. Наши агенты уже связались с членами семьи, чтобы сообщить о трагедии».
«Она любит руководить и добиваться результатов, – подумала Макензи. – Мы сработаемся».
«Что мы знаем о первой жертве?» – спросила она.
Макграт бросил ей папку. Когда она её открыла и занялась изучением, Макграт рассказал подробности: «Отец Костас из католической церкви Благословенного Сердца. Пять дней назад его нашли в той же позе на дверях храма. Я порядком удивлён, что вы не слышали об этом из новостей».
«Я решила не смотреть новости на время отпуска», – ответила Макензи, бросив на Макграта шутливый взгляд, который прошёл незамеченным.
«Я что-то слышал об этом в комнате отдыха, – сказал Эллингтон. – Женщина, обнаружившая тело, долгое время находилась в состоянии шока, да?»
«Верно».
«Криминалисты выяснили, – добавила Ярдли, – что к моменту обнаружения отец Костас висел на дверях не более двух часов».
Макензи просмотрела материалы дела. На фотографиях был изображён отец Костас в той же позе, что и преподобный Таттл. Фотографии были почти идентичны, включая длинный разрез на лбу жертв.
Она закрыла папку и вернула её Макграту.
«Где находится эта церковь?» – спросила она, указывая на экран ноутбука.
«На выезде из города. Это большая пресвитерианская церковь».
«Скиньте адрес сообщением, – сказала Макензи, поднимаясь со стула. – Я бы хотела сама осмотреть место преступления».
Очевидно, за последние восемь дней Макензи соскучилась по работе сильнее, чем думала.
***
Ещё не рассвело, когда Макензи и Эллингтон подъехали к церкви. Криминалисты как раз заканчивали работу. Тело преподобного Таттла было снято с дверей, что вполне устраивало Макензи. На фотографиях с мест убийств отца Костаса и преподобного Таттла она увидела всё, что нужно.
«Два убийства с имитацией распятия на главных дверях церкви. Убитые, скорее всего, были главными служителями этих церквей. Кто-то явно имеет зуб на церковь. Кто бы это ни был, его неприязнь не связана с определённой конфессией».
Макензи и Эллингтон подошли к дверям церкви, где собирали свои вещи криминалисты. Слева, рядом с табличкой с названием церкви, стояла группа людей. Одни стояли, обнявшись, и молились. Другие рыдали в голос.
«Прихожане», – с грустью решила Макензи.
Макензи и Эллингтон подошли к двери. Здесь картина была ещё хуже. Двери были перемазаны кровью, и виднелись две большие дырки там, где были вбиты гвозди. Макензи огляделась в поисках другой религиозной символики, но ничего не нашла. На двери были только кровь, грязь и пот.
«Это смелый поступок, – подумала она. – Здесь явно скрыт какой-то символизм. Почему церковь? Почему двери церкви? Одно убийство могло бы считаться случайностью, но два подряд с прибитыми к дверям священниками – это уже умысел».
Ей казалось оскорбительным, что кто-то решился на убийство рядом с церковью. Возможно, в этом и был весь смысл. Пока было рано судить. Сама Макензи не особо верила в религию, Бога или силу веры, но полностью уважала право людей жить по вере. Иногда ей тоже хотелось так жить. Возможно, именно по этой причине убийство казалось ей таким ужасным. Вызывало отвращение издевательское изображение смерти Христа на входе туда, куда люди приходили в поисках утешения и уединения, связанного с именем Бога.
«Даже если бы это было первое подобное убийство, – сказал Эллингтон, – глядя на место преступления, я бы сразу подумал, что оно станет не единственным. Оно… возмутительно».
«Ты прав, – ответила Макензи. – Вот только я не понимаю, почему оно вызывает во мне такую реакцию».
«Потому что церковь считается безопасным местом. Ты не ждёшь, что на дверях будут большие дыры от гвоздей и следы свежей крови. Это прямо ужасы Ветхого Завета».
Макензи не особенно хорошо знала Библию, но ещё с детства запомнила некоторые из рассказов: что-то об Ангеле Смерти, который шёл по городу и забирал новорождённых детей из всех домов, где двери не были помечены определённой меткой.
Внутри всё похолодело. Она вздрогнула и повернулась к криминалистам. Махнув рукой, она привлекла внимание одного из них. Он подошёл ближе, явно удручённый тем, что ему и остальным пришлось здесь увидеть. «Агент Уайт, – сказал он, – теперь вы занимаетесь этим делом?»
«Похоже на то. Я хотела спросить, не забрали ещё у вас те гвозди, которыми тело было прибито к двери?»
«Они у нас, – ответил мужчина. Он махнул коллеге и кивнул головой в сторону двери. – Тот, кто это сделал,… либо чертовски силён, либо у него было очень много времени, чтобы сотворить такое».
«Это сомнительно, – сказала Макензи. – Она кивнула головой в сторону парковки у церкви и прилегающей к ней проезжей части. – Даже если убийца сделал это около двух-трёх часов ночи, маловероятно, чтобы даже в такой час по Браунинг-стрит не проехала и не заметила его ни одна машина».
«Если только убийца заранее не изучил местность и не узнал, в какое время после полуночи здесь наиболее безлюдно», – предположил Эллингтон.
«Есть возможность посмотреть видео с камер?» – спросила Макензи.
«Нет. Мы всё проверили. Агент Ярдли даже созвонилась с владельцами соседних зданий. Камеры видеонаблюдения оказались только у одного из них, и те выходят на противоположную от церкви сторону. Здесь нам не повезло».
К ним подошёл ещё один криминалист. В руках у него был пластиковый пакет среднего размера, в котором лежали два больших железных гвоздя и кусок каната. Гвозди были все в крови, которая перепачкала и внутреннюю сторону пакета.
«Это железнодорожные костыли?» – спросила Макензи.
«Вероятно, – сказал эксперт. – Но если и так, то это их миниатюрная версия. Такие используют в строительстве курятников или загонов для скота».
«Как скоро вы получите результаты их анализа?» – спросила Макензи.
Мужчина пожал плечами. «Может, в середине дня. Скажите, что именно вас интересует, и я постараюсь узнать результат как можно раньше».
«Постарайтесь выяснить, чем убийца забивал гвозди. Это можно узнать по рисунку шляпки?»
«Да, думаю, мы сможем это выяснить. У нас уже есть всё, что нужно, чтобы начать работу. Тело у нас, и оно не попадёт к коронеру, пока мы с ним не закончим. С дверей и крыльца сняли отпечатки. Мы дадим вам знать, если что-нибудь найдём».
«Спасибо», – сказала Макензи.
«Извините, что пришлось передвинуть тело. Начинало светать, а мы не хотели, чтобы его фото оказалось на страницах всех сегодняшних газет, а может, и завтрашних тоже».
«Всё в порядке. Я понимаю».
После последних слов Макензи развернулась и снова посмотрела на створчатые двери, дав негласно понять, что разговор с криминалистами окончен. Она пыталась представить, как среди ночи кто-то тащит тело по узкой лужайке, а потом вверх по ступеням. Свет от уличных фонарей не попадал на двери. Передний фасад церкви тоже никак не освещался, поэтому ночью вход находился в полной темноте.
«Возможно, у убийцы было больше времени на то, чтобы сотворить такое, чем я изначально подумала», – решила она.
«Какая странная просьба, – сказал Эллингтон. – У тебя появились догадки?»
«Пока не знаю. Единственное, что я могу сказать наверняка, это то, что потребуется немалая сила и упорство, чтобы в одиночку поднять тело с земли и прибить руки к дверям. Если для этого использовалась кувалда, значит, убийц было несколько – один держал жертву над землёй и вытягивал руку, а второй вбивал гвоздь».
«Ну и картинка вырисовывается, скажи?» – заметил Эллингтон.
Макензи кивнула и начала фотографировать место преступления на телефон. В голове вновь пронеслась мысль о распятии, заставив её вспомнить первое дело, в котором оно фигурировало; дело, которым она занималась ещё в Небраске и благодаря которому попала в поле зрения Бюро.
«Страшила», – подумала она. – Боже, когда-нибудь я смогу о нём забыть?»
Позади неё солнце начало подниматься над горизонтом, освещая новый день первыми лучами. Тень Макензи медленно заползла на ступени церкви, и она попыталась отмахнуться от мысли о том, что та была очень похожа на крест.
В памяти вновь всплыл убийца по прозвищу «Страшила».
«Может, так и надо, – с надеждой подумала Макензи. – Может, когда я закрою это дело, меня перестанут преследовать воспоминания о распятых в кукурузных полях женщинах». Однако посмотрев в сторону запятнанных кровью дверей пресвитерианской церкви Краеугольного Камня, она с горечью поняла, что это был не больше, чем самообман.
Глава третья
В следующие полчаса Макензи узнала немало информации о преподобном Неде Таттле. Во-первых, из семьи у него были двое сыновей и сестра. Жена бросила его восемь лет назад и вместе с любовником, с которым у неё целый год до этого был роман, переехала в Остин, штат Техас. Оба сына проживали в районе Джорджтауна. К ним в первую очередь и направились Макензи с Эллингтоном. Макензи припарковала машину у квартиры Брайана Таттла в 6:30 утра. Агент, который говорил с семьёй, сообщил, что сейчас в квартире находились оба брата, чтобы ответить на вопросы о смерти отца.
Макензи немного удивилась, войдя в квартиру Брайана Таттла. Она ожидала увидеть убитых горем сыновей, разбитых потерей благочестивого родителя. Она застала братьев сидящими за небольшим обеденным столом на кухне. Оба пили кофе. Двадцатидвухлетний Брайан Таттл ел кашу, а девятнадцатилетний Эдди Таттл рассеянно макал вафлю в сироп.
«Я не совсем понимаю, на какую помощь вы рассчитываете, – сказал Брайан. – Мы не особенно ладили с отцом».
«Могу я спросить почему?» – спросила Макензи.
«Потому что мы прекратили с ним всякое общение, когда он с головой ушёл в церковь».
«А вы не верите в Бога?» – спросил Эллингтон.
«Не знаю, – сказал Брайан. – Наверное, я агностик».
«Я верю в Бога, – сказал Эдди, – но отец… вознёс веру на новый уровень. Например, когда он узнал об измене матери, он ничего не сделал. Спустя два дня он простил и её, и парня, с которым она ему изменяла. Он сказал, что прощает их, как должен прощать истинный христианин. О разводе он и слышать не хотел».
«Да, – добавил Брайан. – Мать решила, что отцу на неё наплевать, наплевать на её измену и бросила его. Он даже не попытался её остановить».
«Отец пытался наладить с вами контакт после ухода жены?»
«О да, – ответил Брайан. – Каждое субботнее утро он умолял нас прийти в церковь».
«Кроме этого, – добавил Эдди, – всю неделю он был слишком занят, чтобы с нами увидеться, даже если мы этого хотели. Он либо находился в церкви, либо занимался благотворительностью, либо навещал больных в больницах».
«Когда в последний раз вы с ним разговаривали?» – спросила Макензи.
Братья в раздумьях посмотрели друг на друга. «Сложно сказать, – начал Брайан. – Возможно, месяц назад. Разговор был ни о чём. Он спрашивал всё об одном и том же: как дела на работе, с кем я встречаюсь и так далее».
«Получается, мы можем смело заявлять, что вы оба связи с отцом не поддерживали?»
«Да», – ответил Эдди.
Он опустил глаза, съедаемый сожалением. Макензи и раньше видела подобную реакцию. Она могла спорить, что не пройдёт и часа, как хотя бы один из братьев будет рыдать в подушку, понимая, что больше у них не было отца, которого им так и не удалось узнать ближе.
«А вы не знаете, кто с ним близко общался? – спросила она. – У него были друзья?»
«Только настоятель церкви, – сказал Эдди, – главный священник прихода».
«Разве ваш отец не был настоятелем?» – спросила Макензи.
«Нет. Он был вроде ассистента пастора, – сказал Брайан. – Настоятеля, по-моему, зовут Джерри Левинс».
Макензи заметила, что молодые люди совсем не владеют терминологией. Пастор, преподобный, священник… Всё было так запутано. Макензи не знала, в чём между ними разница, полагая, что всё зависело от разницы во взглядах той или иной деноминации.
«Ваш отец проводил с ним много времени?»
«О да, – со злостью ответил Брайан. – Думаю, он проводил с ним всё своё время. Если у вас есть вопросы об отце, то вам следует поговорить именно с ним».
Макензи кивнула, понимая, что никакой полезной информации из братьев ей не вытащить. И всё же ей хотелось поговорить с ними ещё немного. От них веяло недосказанностью и одиночеством. Если бы она смогла пробиться через стену спокойствия, за которой скрывались их настоящие чувства, она бы могла добиться от них большего.
Макензи поблагодарила братьев за помощь и развернулась к выходу. Они с Эллингтоном молча вышли из квартиры. Когда они спускались по лестнице, он взял её за руку.
«Ты в порядке?» – спросил он.
«Да, – смутившись, ответила Макензи. – Почему ты спрашиваешь?»
«Двое детей,… только что потерявших отца и не знающих, как справиться с этой потерей. Просто беспокоюсь в связи с новыми подробностями дела твоего отца…»
Макензи улыбнулась ему, наслаждаясь теплом, которое разлилось по сердцу от его слов. «Боже, он может быть таким милым…»
Выйдя на солнечный свет, Макензи также поняла, что Эллингтон был прав. Причина, по которой она хотела остаться и продолжить разговор, крылась в том, что она хотела помочь братьям Таттл разобраться во взаимоотношениях с отцом.
Видимо, возобновление расследования смерти отца волновало её больше, чем она думала.
***
Было странно видеть пресвитерианскую церковь Краеугольного Камня при свете дня. Макензи проехала мимо неё по дороге к преподобному Джерри Левинсу. Левинс жил через улицу от церкви. Макензи часто видела подобное в Небраске, где главы небольших церквей жили совсем недалеко от приходов.
Когда они подъехали к дому, то увидели на улице и подъездной дорожке множество машин. Макензи решила, что это были прихожане церкви, приехавшие к преподобному в поисках утешения или, наоборот, чтобы утешить его самого.
Когда Макензи постучала в дверь скромного кирпичного дома, дверь открылась почти сразу. Судя по виду, женщина, встретившая их на пороге, недавно плакала. Она подозрительно смотрела на Макензи и Эллингтона, пока Макензи не показала ей удостоверение.
«Мы агенты Уайт и Эллингтон из ФБР, – сказала она. – Мы бы хотели поговорить с преподобным Левинсом, если он дома».
Женщина открыла дверь, и они вошли в дом, наполненный всхлипами и рыданиями. Откуда-то из глубины дома слышались тихие голоса молящихся.
«Сейчас я его позову, – сказала женщина. – Пожалуйста, подождите здесь».
Макензи смотрела, как женщина проходит вглубь дома и заворачивает в крошеную гостиную, на входе в которую стояли несколько человек. После некоторых перешёптываний к ним вышел высокий лысый мужчина. Как и женщина, открывшая дверь, он тоже недавно плакал.
«Чем я могу вам помочь, агенты»? – сказал Левинс.
«Я знаю, что это напряжённый и печальный момент, – сказала Макензи, – но мы бы хотели узнать больше о преподобном Таттле. Чем скорее у нас появятся зацепки, тем быстрее мы поймает того, кто это сделал».
«Вы считаете, его смерть связана со смертью бедного священника в начале недели?» – спросил Левинс.
«Пока мы не можем говорить наверняка, – ответила Макензи, хотя совершенно точно знала, что две смерти связаны. – Именно поэтому мы надеялись поговорить с вами».
«Конечно, – сказал Левинс. – Давайте поговорим на крыльце. Я не хочу мешать молитве».
Он вывел их на улицу и присел на бетонную ступеньку. «Я должен сказать, что даже не знаю, что вы сможете узнать о Неде, – добавил он. – Он был активным христианином. Кроме некоторых проблем с семьёй не думаю, что он конфликтовал с кем-то настолько, чтобы заиметь врагов».
«Дружил ли он с кем-либо из прихожан, в чей честности и моральных принципах вы можете усомниться?» – спросил Эллингтон.
«С Недом Таттлом все дружили, – смахивая слёзы, ответил Левинс. – Он был почти святой. Он регулярно возвращал почти четверть своей зарплаты церкви. Он всё время проводил в центре города, помогая с раздачей еды и одежды нуждающимся. Он стриг газоны старикам, ремонтировал окна, три года подряд ездил миссионером в Кению, чтобы помогать врачам».
«Может, у него было мутное прошлое?» – спросила Макензи.
«Нет. Я говорю это совершенно уверенно, потому что хорошо знаю о его прошлом. Мы вместе через многое прошли. И я могу вас заверить, что ни один из грехов прошлого не мог послужить причиной того, что с ним сделали прошлой ночью».
«А что вы можете сказать о прихожанах? – спросила Макензи. – Есть ли среди них те, кого преподобный Таттл мог обидеть словом или делом?»
Левинс думал не больше секунды, а потом отрицательно замотал головой: «Нет. Если такое и случалось, то Нед мне об этом не рассказывал, и я ничего не знаю. Но опять-таки… Повторюсь, что уверен в том, что у него не было врагов».
«Вы не знаете, был ли…», – начал Эллингтон.
Левинс поднял руку, словно отмахиваясь от его слов. «Мне очень жаль, – сказал он, – но я скорблю по погибшему другу, и в доме меня ждут скорбящие прихожане. В другой день я с радостью отвечу на все ваши вопросы, но сейчас я должен вернуться к Богу и своей общине».
«Конечно, – сказала Макензи. – Я понимаю и искренне соболезную вашей утрате».
Левинс выдавил из себя улыбку и поднялся на ноги. По лицу бежали слёзы. «Я говорил искренне, – прошептал он, изо всех стараясь не разрыдаться перед ними. – Дайте мне день-два, чтобы прийти в себя. Дайте знать, если у вас ещё будут вопросы. Я хочу помочь придать суду того, кто это сделал».
После этих слов он вернулся в дом. Макензи и Эллингтон направились к машине. Солнце сияло в небе. Сложно было поверить, что сейчас было всего 8:11 утра.
«Что дальше? – спросила Макензи. – Есть идеи?»
«Что ж… Я проснулся почти четыре часа назад, но ещё не пил кофе. Давай начнём с него».
***
Двадцать минут спустя Макензи и Эллингтон сидели напротив друг руга в небольшой кофейне. Они пили кофе и просматривали материалы дела по убийству отца Костаса, которые взяли из кабинета Макграта; и электронную копию дела преподобного Таттла, которую переслали Макензи на почту. Она читала документы с телефона.
Кроме фотографий изучать было в принципе нечего. Даже в случае отца Костаса, к делу которого прилагались хоть какие-то отчёты, они не давали почти никакой информации. Причиной смерти послужило либо колотое ранение лёгкого, либо глубокий надрез в области шеи, который прошёл так глубоко, что оголил позвонок и спиной мозг.
«Согласно отчёту, – сказала Макензи, – отец Костас, скорее всего, умер в результате ранений. Вероятно, что на момент распятия он был уже мёртв».
«И это что-то означает?» – спросил Эллингтон.
«Думаю, что да. Очевидно, что убийства носят религиозный характер. В пользу этого довода говорит факт распятия. Правда, есть большая разница между актом распятия, как посланием и имитацией распятия».
«Мне кажется, я понял, к чему ты ведёшь, – сказал Эллингтон, – но всё равно продолжай».
«Для христиан образ распятия – это просто изображение. В нашем случае смерть вследствие распятия не является целью убийцы. Если бы это было так, то на телах жертв не было бы других ран. Вот подумай… Христианство, как религия было бы другим, если бы Иисус был распят уже после смерти».
«Думаешь, убийца распинает жертв только для видимости?»
«Пока рано делать выводы, – сказала Макензи. Она сделала долгую паузу, чтобы в полной мере насладиться глотком кофе, – но я бы сказала, что «да». Обе жертвы были представителями духовенства,… в той или иной степени лидерами. Их распятие как христианского символа на дверях христианских церквей – это знак. За этим кроется мотив».
«Ты только что назвала Иисуса Христа христианским символом. Я думал, ты веришь в Бога».
«Верю, – сказала Макензи, – но не так слепо и самозабвенно, как Нед Таттл. Когда дело касается библейских рассказов: говорящего змея, ковчега, подробностей распятия, мне кажется, верование должно отойти на второй план и уступить место слепой вере, а меня это не устраивает».
«Ух ты, – с улыбкой сказал Эллингтон. – Как глубоко ты копнула. Я… на этот вопрос я просто предпочитаю отвечать «я не знаю». Что касается мотива, о котором ты говорила, как нам его найти?»
«Хороший вопрос. Я хочу начать с семьи отца Костаса. В отчётах о ней ничего не сказано. Ещё я думаю…».
Слова Макензи прервал звонок телефона Эллингтона. Он быстро достал его из кармана и нахмурился, увидев имя на дисплее. «Это Макграт», – сказал он, прежде чем ответить.
Макензи слушала, как Эллингтон говорит по телефону, не в силах понять, о чём идёт речь. Не прошло и минуты, как Эллингтон положил трубку и вернул телефон в карман.
«Похоже, что семью Костаса ты навестишь одна. Макграт вызывает меня в офис. Нужно накопать информации по секретному делу, которым он занимается».
«Что, скорее всего, означает рутинную работу, – сказала Макензи. – Тебе повезло».
«И всё равно… странно, что он отзывает меня так скоро, когда у нас нет ни единой зацепки. Это должно означать, что он вдруг проникся бесконечной верой в тебя».
«А ты нет?»
«Не придирайся к словам», – с улыбкой сказал Эллингтон.
Макензи отхлебнула кофе, удручённо отметив, что стакан уже пуст. Она бросила его в мусор, собрала документы и взяла телефон, чтобы снова пуститься в путь. Правда, для начала она подошла к стойке, чтобы купить ещё один кофе.
День собирался быть очень долгим. Если Эллингтона не будет рядом, чтобы помочь ей не потерять бдительность, ей однозначно нужен был кофе.
С другой стороны, долгие дни обычно приводили к новым зацепкам и оказывались довольно продуктивными. Если всё пойдёт по плану, то Макензи доберётся до убийцы ещё до того, как он начнёт планировать очередное преступление.
Глава четвёртая
Подбросив Эллингтона до подземного гаража у здания ФБР (и насладившись быстрым, но страстным поцелуем на прощание), Макензи направилась в церковь Благословенного Сердца. Она не ожидала, что найдёт там что-то стоящее, поэтому, прибыв на место, не была разочарована, ведь так всё и вышло.
Двери в церковь уже заменили на точную копию тех, что она видела на фотографиях с места преступления. Она взошла по ступеням, которые были красивее украшены, чем лестница пресвитерианской церкви Краеугольного Камня, и подошла к новым дверям. Затем Макензи отвернулась от них и оглядела улицу. Она пыталась понять, что ещё могло означать распятие мужчин на входных дверях.
«Возможно, они должны были смотреть на что-то», – подумала Макензи. Перед глазами были лишь припаркованные автомобили, дорожные знаки и редкие пешеходы.
Она опустила глаза к полу и нижней кромке двери. На бетоне виднелись небольшие грязные капли. Она узнала цвет – цвет высохшей крови, впитавшейся в светлый бетон.
Она обратила свой взгляд к лестнице, пытаясь представить, как кто-то тащит по ступеням мёртвое тело. Одно можно было сказать наверняка – это дело не из лёгких. Конечно, Макензи не могла точно знать, был Костас мёртв на момент распятия или нет, но пока это была её рабочая теория.
Стоя у створчатых дверей и оглядываясь, Макензи мысленно прошлась по фактам, известным ей из отчёта. «Использовались те же гвозди, что и на месте убийства Таттла. Жертв объединяет большой разрез на лбу, который, возможно, символизирует терновый венок Иисуса».
Сложно было представить эту жуткую картину, стоя на крыльце церкви. Стоя у входа в неё, люди никогда не думали о смерти и кровопролитии.
«Возможно, в этом и весь смысл. Возможно, это составляющая мотива убийцы».
Чувствуя, что она вот-вот додумается до чего-то важного, Макензи сбежала по ступеням вниз. Было странно не чувствовать присутствия Эллингтона рядом, но когда она вернулась в машину и завела двигатель, думать Макензи могла только о расследовании.
***
Во второй раз за день Макензи вошла в наполненный людьми дом. Отец Костас жил в милом двухэтажном доме в пригороде. Макензи встретила женщина, представившаяся прихожанкой Благословенного Сердца. Она провела Макензи в кабинет и попросила немного подождать.
Через несколько секунд в комнату вошла пожилая женщина. Она выглядела сильно уставшей и до глубины души опечаленной, присаживаясь в кресло напротив нарядной софы, на которой сидела Макензи.
«Простите, что побеспокоила, – сказала Макензи. – Я не знала, что здесь будет так много людей».
«Да, я тоже, – ответила женщина. – Сегодня состоятся похороны, и поэтому здесь все эти люди: члены семьи, знакомые, прихожане, – она сонно улыбнулась и добавила. – Меня зовут Нэнси Алленсворт, я секретарь прихода. Мне сказали, вы из ФБР?»
«Да, мэм. Не хочу вас ещё больше расстраивать, но сегодня было найдено ещё одно тело, с которым поступили так же, как и с отцом Костасом. Жертва – преподобный из небольшой пресвитерианской церкви недалеко от Джорджтауна».
Нэнси Алленсворт прикрыла рот ладонью, не веря своим ушам. «Боже мой, – сказала она, а потом сквозь слёзы и сжатые челюсти прошипела. – Куда катится этот мир?»
Не отвлекаясь, Макензи продолжила: «Как вы понимаете, у нас есть все основания полагать, что раз такое преступление случилось дважды, оно может повториться вновь. Время играет сейчас главную роль. Я надеялась, что вы сможете ответить на несколько моих вопросов».
«Я попытаюсь», – сказала женщина. Было видно, что она с трудом сдерживает эмоции.
«Благословенное Сердце – довольно большая община. Я хотела узнать, в последнее время никто не обращался к отцу Костасу с жалобой или недовольством?»
«Я об этом ничего не знаю. Прошу помнить, однако, что многие приходили к нему, чтобы исповедаться в грехах или разобраться в душевных переживаниях».
«А в последние несколько лет не происходило ничего, что бы могло задеть чувства кого-нибудь из прихожан? Не происходило ничего, что расстроило кого-то из общины, кто до этого смотрел на отца Костаса с благоговением?»
Нэнси опустила глаза и посмотрела на свои руки. Она нервно сплела пальцы и положила руки на колени, чтобы не было видно, что они дрожат: «Мне кажется, происходило, но случилось это до того, как я начала здесь работать. Лет десять назад произошёл один случай, о котором писали в местной газете. Мальчик-подросток из молодёжной группы заявил, что отец Костас его изнасиловал. Это было недвусмысленное заявление. Доказательств не было представлено, и, честно говоря, отец Костас ни за что бы этого не сделал. Однако когда появляются подобные заявления, касающиеся представителя католической церкви, они принимаются за чистую монету».
«Что случилось потом?»
«Мне говорили, что отцу Костасу приходили письма с угрозами. Прихожан стало на пятнадцать процентов меньше. Ему начали приходить электронные письма от неизвестных адресатов, содержащие порнографические материалы гомосексуального характера».
«Он сохранил эти письма?» – спросила Макензи.
«Он хранил их какое-то время, – ответила Нэнси. – Он обратился в полицию, но они так ничего и не выяснили. Когда стало ясно, что полиция ему не поможет, он удалил все письма. Я лично никогда их не видела».
«Что вы можете сказать о подростке, который выступил с заявлением? Если бы вы дали мне его имя, я бы могла с ним поговорить».
Нэнси покачала головой, и по лицу побежали слёзы: «Он покончил с собой через несколько месяцев. В предсмертной записке он признался в своей гомосексуальности. Это был ещё один удар по отцу Костасу. Теперь обвинения казались ещё более правдоподобными».
Макензи кивнула, думая, как поступить. Естественно, она понимала, что получить нужную информацию у скорбящей вдовы было очень сложно. Это становилось на порядок сложнее, если дело касалось старого разбирательства, наделавшего шуму в прессе, которое могло быть – а могло и не быть – правдой. Макензи решила, что нужно было узнать больше о молодом человеке, который подал заявление, а потом покончил с собой. Эту информацию она могла найти самостоятельно, не мешая женщине готовиться к похоронам отца Костаса.
«Мисс Алленсворт, спасибо большое, что уделили мне время, – сказала Макензи, вставая с дивана. – Примите мои искренние соболезнования по поводу вашей утраты».
«Да благословит вас Господь, моя дорогая», – ответила Нэнси. Она тоже поднялась с места и проводила Макензи к выходу.
Уходя, Макензи дала ей карточку со своим именем и телефоном. «Я понимаю, что на вас многое навалилось, – сказала она, – но если в следующие несколько дней вы что-нибудь вспомните, пожалуйста, позвоните».
Нэнси молча взяла визитку и положила её в карман. Затем она развернулась к Макензи спиной, сдерживая очередной приступ рыданий, и закрыла за собой дверь.
Макензи направилась к машине, доставая на ходу телефон. Она позвонила агенту Харрисону, который сразу взял трубку.
«Как продвигается расследование?» – спросил он.
«Пока не знаю, – ответила Макензи. – Можешь сделать мне одолжение и просмотреть материалы десятилетней давности, чтобы найти информацию о том, как отца Костаса обвинили в сексуальном насилии в отношении подростка, руководителя молодёжной группы. Мне важны любые подробности».
«Без проблем. Думаешь, это зацепка?»
«Я не знаю, – сказала она. – Мне просто кажется, что стоит проверить парня, который утверждал, что подвергся насилию со стороны священника, которого прибили гвоздями к дверям собственной церкви».
«Да, мысль разумная», – ответил Харрисон.
Макензи повесила трубку, вновь вспомнив «Страшилу» и Небраску. Она и раньше имела дела с преступниками, чьи действия имели религиозный подтекст. Макензи знала, что такие люди непредсказуемы и очень упёрты. Она не могла рисковать, а значит, должна была проверить все варианты.
Сев в машину, она поняла, что изнасилованный мальчик мог стать весомой зацепкой. К тому же, если не проверить его, то ей оставалось лишь вернуться в штаб-квартиру и зарыться в отчёты, надеясь, что криминалисты найдут что-нибудь стоящее.
И Макензи понимала, что пока она будет сидеть и ждать, когда дело само разрешится, у убийцы будет время, чтобы спланировать свой следующий шаг.
Глава пятая
Часы на панели приборов показывали 3:08 ночи, когда пастор вышел из церкви.
Он наблюдал за ним издали через лобовое стекло. Он знал, что пастор – почти святой человек с безупречной репутацией, а его церковь была благословлена. И всё же он был разочарован. Иногда ему казалось, что святые должны быть как-то выделены на фоне остальных, чтобы их было легче заметить. Например, как на старых картинах, где у Иисуса над головой был виден золотой нимб.
Эта мысль его позабавила. Он видел, как пастор поздоровался с другим мужчиной, стоящим у машины, припаркованной рядом с церковью. Этот второй мужчина был каким-то помощником. Он видел его и раньше, но не обращал на него внимания. Этот помощник был в конце церковной служебной лестницы.
Нет, его больше интересовал архипастор.
Он закрыл глаза, пока мужчины разговаривали. Он молился, и в машине стояла полная тишина. Он знал, что мог молиться где угодно, и Бог всегда слышал его. Он уже давно понял, что Богу неважно, где ты находишься, когда молишься или исповедуешься в грехах. Необязательно находиться внутри огромного, безвкусно украшенного здания. В Библии фактически говорится, что такие украшенные здания оскорбляют Бога.
Когда с молитвой было покончено, он вспомнил слова из Писания. Он медленно произнёс их вслух хриплым голосом:
«В молитве не уподобляйся лицемерам, ибо они молятся в синагогах и на площадях, чтобы их видели другие».
Он вновь обратил свой взгляд к пастору, который отошёл от машины и направился к другому автомобилю.
«Лицемер», – сказал он голосом из смеси горечи и печали.
Он также знал, что Библия предупреждала о лжепророках апокалипсиса. В конце концов, именно по этой причине он делает то, что делает. Лжепророки, которые восхваляют Господа, а сами следят, как наполняются блюда для пожертвований, которые они пускают по рядам; а также те, кто проповедует об очищении от грехов и чистоте, со сладострастием наблюдая за маленькими мальчиками, – худшие из всех. Они хуже торговцев наркотиками и убийц. Они хуже насильников и самых отъявленных преступников.
Все об этом знают, но никто ничего не делает.
Теперь всё изменится, потому что он услышал глас Господин, призвавший его всё исправить.
Его задача – избавить мир от лжепророков. Это кровавая, но благословенная работа. Это единственное, что ему следует знать.
Он снова посмотрел на пастора, который сел в машину и отъехал от церкви.
Через какое-то время он тоже вывел машину на дорогу. Он преследовал пастора на безопасном расстоянии, чтобы не приближаться слишком близко.
Остановившись на светофоре, он услышал тихое мелодичное позвякивание массивных гвоздей в коробке.
Глава шестая
Она подходит к церкви. В свете кровавой луны её тело отбрасывает длинную, похожую на жука – богомола или, может, многоножку – тень на тротуар. Звонит колокол, большой колокол собора, призывая всех на молитву, песнопение и восхваление.
Но Макензи не может войти в церковь. На крыльце стоит толпа людей, собравшись у входных дверей. Среди них она видит Эллингтона, Макграта, Харрисона, мать и сестру, с которыми уже давно не разговаривает, и даже старого напарника Брайерса, а также некоторых бывших коллег, с которыми работала бок о бок на должности детектива в Небраске.
«Что вы все здесь делаете?» – спрашивает она.
Эллингтон поворачивается к ней. Его глаза закрыты. Он одет в красивый костюм, на фоне которого выделяется кроваво-красный галстук. Он улыбается ей, не открывая глаз, и прижимает палец ко рту. Стоящая рядом с ним мать указывает на двери в церковь.
Там отец. Он привязан и распят. На голове терновый венок, а из раны в боку вытекает жидкость, похожая на моторное масло. Он смотрит прямо на неё большими безумными глазами. Он сошёл с ума. Она видит это по взгляду и хитрой ухмылке.
«Ты пришла, чтобы спастись?» – спрашивает он Макензи.
«Нет», – отвечает она.
«И ты совершенно точно пришла не для того, чтобы спасать меня. Уже слишком поздно. Поэтому приклонись. Молись. Обрети со мной мир».
Словно кто-то согнул её изнутри, Макензи опускается на колени. Она давит на них всем весом, царапая кожу о бетон. Прихожане начинают петь на всех языках. Она открывает рот и бессвязно подпевает. Она смотрит на отца. Его голову окружает огненное свечение. Он мёртв, глаза безжизненно смотрят в никуда, а из рта течёт тонкая струйка крови.
Снова и снова слышится звук колокола.
Звон…
Звон. Что-то звонит.
Телефон. Макензи резко открыла глаза и быстро взглянула на часы на прикроватном столике, которые показывали 2:10 ночи. Она ответила на звонок, пытаясь выкинуть из головы последние воспоминания о кошмаре.
«Уайт слушает», – сказала она.
«Доброе утро», – сказал Харрисон.
Макензи даже немного расстроилась. Она ждала, что это будет Эллингтон. Он занимался одним малопонятным делом по поручению Макграта. Он обещал позвонить, но пока Макензи от него ничего не слышала.
«Харрисон, – про себя подумала Макензи. – Что, чёрт возьми, ему нужно?»
«Ещё слишком рано, чтобы говорить «доброе утро», – заметила она.
«Знаю, – сказал Харрисон. – Прости. Я звоню тебе по поручению Макграта. Произошло ещё одно убийство».
***
Несколько СМС спустя Макензи уже знала всё, что ей нужно было знать об этом деле. Строптивая парочка остановила машину в тени на парковке у одной из больших церквей, чтобы заняться сексом. Когда страсти начали накаляться, девушка увидела что-то странное на дверях церкви. Увиденное напугало её достаточно, чтобы забыть о запланированных сексуальных утехах. Расстроенный упущенным шансом покрасоваться перед новой подружкой, её спутник подошёл ближе к церкви и увидел голого мужчину, прибитого к двери гвоздями.
Всё это произошло у довольно известной церкви Живого Слова, одной из самых крупных церквей города. Она часто фигурировала в выпусках новостей, потому что на службы нередко приходил президент. Макензи никогда здесь не бывала (её последний визит в церковь случился после развратных выходных ещё в колледже), но величие и масштаб храма произвели на неё должное впечатление, когда она остановила машину на прилегающей парковке.
Она прибыла на место преступления одной из первых. Здесь уже были криминалисты. Они как раз подходили к церкви. Из одной из машины вышел агент. Судя по всему, он ожидал её приезда. Макензи совсем не удивилась, узнав в агенте Ярдли, которая изначально занималась делом отца Костаса.
Ярдли встретила её на тротуаре, ведущем к главному входу в церковь. Она выглядела уставшей, но одновременно взволнованной – подобное волнение мог увидеть и понять только такой же агент, как и она сама.
«Агент Уайт, – сказала она, – спасибо, что так быстро приехали».
«Не за что. Вы первой прибыли на место преступления?»
«Да. Я приехала примерно пятнадцать минут назад. Мне позвонил Харрисон».
Макензи сначала хотела что-то сказать по этому поводу, но потом передумала. «Странно, что не мне сообщили первой, – подумала она. – Макграт заменил Эллингтона на неё. В этом есть смысл, ведь именно она занималась делом Костаса».
«Вы уже видели тело?» – спросила Макензи, когда они пошли по направлению к дверям вслед за командой криминалистов.
«Да, но не подходила слишком близко. Всё выглядит так, как и на местах предыдущих убийств».
Сделав ещё несколько шагов вперёд, Макензи смогла сама в этом убедиться. Она держалась немного позади, чтобы криминалисты и судмедэксперты могли делать свою работу. Зная о присутствии двух агентов, ожидающих своей очереди, те работали быстро, но эффективно, давая им возможность тоже подойти ближе и самим осмотреть тело.
Ярдли была права. Всё выглядело так же, как и на других местах убийств, включая длинную метку над бровями. Единственное отличие заключалось в том, что бельё мужчины сползло вниз, или же его специально спустили к самым лодыжкам.
Один из экспертов обернулся к агентам. Он казался сбитым с толку и даже немного опечаленным:
«Жертва – Роберт Вудалл, местный архипастор».
«Вы уверены?» – спросила Макензи.
«Абсолютно. Моя семья ходит в эту церковь. Я был на его проповедях не меньше полусотни раз».
Макензи подошла ближе к телу. Двери церкви Живого Слова были не такими красивыми, как в церквях Краеугольного Камня или Благословенного Сердца. Они выглядели по-современному и были выполнены из качественного дерева. Двери умышленно состарили так, чтобы они походили по виду на амбарные ворота.
Как и в других случаях, руки пастора Вудалла были прибиты гвоздями к двери, а ноги связаны бечёвкой. Макензи посмотрела на обнажённые половые органы и подумала, что, вывешивая тело, убийца специально акцентировал внимание на его наготе. Однако при осмотре она не увидела ничего необычного и решила, что бельё просто соскользнуло вниз, возможно, под весом впитавшейся крови. На теле было несколько кровоточащих ран. На груди виднелось несколько порезов. Спину осмотреть не было возможности, но, судя по струйкам крови, запачкавшим торс и стекающим по ногам, можно было сделать вывод, что на спине тоже было несколько ран.
А потом Макензи заметила небольшую рану, которая всколыхнула воспоминания о недавно пережитом жутком кошмаре.
В правом боку был разрез. Он был небольшим, но легко заметным. В нём чувствовалась какая-то точность и даже чистота. Макензи наклонилась ближе и указала на него рукой. «Что вы об этом думаете?» – спросила она криминалистов.
«Я тоже заметил этот разрез, – сказал тот, кто узнал пастора Вудалла. – Это резанная рана, возможно нанесённая макетным ножом вроде Х-АСТО».
«На теле есть и другие раны и порезы, – сказала Макензи. – Они были нанесены обычным ножом, я права? Углы и края…»
«Да. Вы верите в Бога?» – спросил эксперт.
«За последние сутки мне часто задают этот вопрос, – ответила она. – Несмотря на мой ответ, я понимаю, что означает эта рана. Именно сюда Иисуса пронзили копьём, когда он висел на кресте».
«Да, – ответила Ярдли из-за спины Макензи. – Но тогда крови не было, верно?»
«Верно, – сказала Макензи. – Согласно Писанию, из раны полилась вода».
«Зачем убийца акцентировал внимание на этой ране? – гадала она. – И почему у других жертв её не было?»
Макензи отошла назад, чтобы осмотреть место убийства со стороны, пока Ярдли разговаривала с экспертами. Это расследование и так не давало ей покоя, но эта неожиданная рана в боку Вудалла заставила её думать, что дело было ещё запутаннее, чем она изначально решила. В действиях убийцы был символизм, но это был многослойный символизм.
«Убийца всё тщательно спланировал, – подумала она. – У него есть план, и он методично ему следует. Более того, наличие этого точного разреза на теле говорит о том, что он убивает не только для того, чтобы убить, он хочет нам что-то сказать».
«Но что именно?» – тихо спросила она вслух.
В темноте ночи она стояла у входа в церковь Живого Слова, пытаясь прочитать послание, скрытое на теле мёртвого пастора.
Глава седьмая
За время, которое понадобилось Макензи, чтобы добраться от церкви Живого Слова до штаб-квартиры ФБР, пресса каким-то образом узнала о новом убийстве. Убийство отца Костаса освещали в новостях, а смерть Неда Таттла – нет. Учитывая, что сейчас речь шла об архипасторе такой статусной церкви, как Живое Слово, у новости были все шансы попасть в заголовки газет. Макензи прибыла в офис в 4:10 утра и сразу направилась в кабинет Макграта. Она решила, что подробности убийства пастора Вудалла станут основным событием утренних выпусков новостей, а к обеду о них будут говорить по всем федеральным каналам.
Она чувствовала нарастающее давление, входя в кабинет начальника. Он сидел за небольшим столом для совещаний и разговаривал с кем-то по телефону. Рядом с ним сидел Харрисон и читал что-то с экрана ноутбука. Ярдли тоже была здесь, прибыв всего на пару минут раньше Макензи. Она сидела, слушала, как Макграт говорит по телефону, и ждала дальнейших указаний.
Глядя на Ярдли и Харрисона, Макензи вдруг захотелось, чтобы Эллингтон тоже был рядом. Эти мысли напомнили ей, что она до сих пор не знала, что за дело поручил ему Макграт. Она гадала, не было ли оно как-то связано с текущим расследованием, но если так, то почему ей ещё ничего не сообщили о местонахождении Эллингтона?
Когда Макграт наконец закончил разговор, он оглядел собравшихся трёх агентов и вздохнул. «Это был заместитель директора Кирш, – сказал он. – Он поручил это дело трём своим агентам, чтобы они вели его параллельно с вами. Мы облажались, когда пресса узнала об убийстве. Поднимется большая шумиха, и это произойдёт уже очень скоро».
«Для этого есть какая-то особенная причина?» – спросил Харрисон.
«Живое Слово – очень известная церковь. В неё ходит президент. Часто там появляются и некоторые другие политики. Церковные подкасты еженедельно слушают около полумиллиона человек. Вудалл не был знаменитостью, но его хорошо знали. А если в эту церковь ходит президент…»
«Понял», – сказал Харрисон.
Макграт посмотрел на Макензи и Ярдли: «Нашли что-нибудь примечательное на месте убийства?»
«Возможно, да», – ответила Макензи. Она подробно рассказала о необычном точном разрезе в правом боку Вудалла. Однако она не стала говорить о том, что пыталась увидеть в этой ране некий акт символизма. У неё не было ни одной рабочей теории, а тратить время на пустые разговоры ей не хотелось.
Макграт был в панике. Он развёл руки и кивнул в сторону стульев, стоящих вокруг стола: «Присаживайся. Давайте ещё раз пройдёмся по фактам. Я хочу, чтобы Кирш владел той же информацией, что и мы. Включая вас троих, теперь над делом работают шесть агентов. Если мы будем работать слажено, владеть всей информацией, то сможем прижать этого парня до того, как он совершит новое убийство».
«Итак, – сказала Ярдли, – мы точно знаем, что он не ограничивается какой-то одной конфессией. Более того, кажется, что он делает это почти нарочно. Жертвы принадлежали к католической церкви, пресвитерианской и теперь к внеконфессиональной».
«Стоит также взять во внимание, – сказала Макензи, – что пока мы не можем сказать наверняка, для чего он использует распятие: как средство наказания и символ или просто для имитации».
«А в чём разница?» – спросил Харрисон.
«Пока мы не знаем, чем он руководствуется, мы не можем понять мотив, – ответила Макензи. – Если всё дело в имитации, тогда, скорее всего, он не верующий, возможно, даже озлобленный атеист или человек, который верил в Бога раньше, но не верит сейчас. Но если распятие носит для него символический характер, он может быть ярым верующим с довольно странными способами заявления о своей вере».
«Говоря о тонком разрезе на боку Вудалла, – спросил Макграт, – у других жертв его не было?»
«Нет, – сказала Макензи. – Это что-то новое. И это наводит меня на мысль, что рана должна что-то значить. Возможно, через неё убийца пытается нам что-то сказать; или она говорит о том, что он дальше съезжает с катушек».
Макграт оттолкнулся от стола и поднял глаза к потолку, словно искал там ответы. «Я не питаю иллюзий, – сказал он. – Я знаю, что у нас нет ни одной зацепки или теории, но если ко времени, когда об этом гадском деле раструбят все национальные каналы и газеты, у нас ничего не будет, нам придётся плохо. Кирш говорит, ему уже звонила какая-то конгрессвумен, прихожанка Живого Слова, и спрашивала, почему мы не разобрались с этим делом сразу после убийства Костаса. От вас троих мне нужен результат. Если к обеду вы мне ничего не представите, мне придётся привлечь ещё людей, а я этого не хочу».
«Я узнаю, может криминалисты что-нибудь нашли», – предложила Ярдли.
«Я лишь прошу, чтобы вы работали с ними сообща, – сказал Макграт. – Я позвоню, чтобы их предупредить. Я хочу, чтобы вы были рядом, как только они найдут что-нибудь важное».
«Это как искать иголку в стоге сена, – сказал Харрисон, – но я могу проверить информацию по местным хозяйственным магазинам за последние несколько месяцев, чтобы найти квитанции о покупке таких гвоздей, которыми пользовался убийца. Насколько я понимаю, они довольно редкие».
Макграт кивнул. Это была хорошая мысль, но по его лицу было видно, что он понимает, как много времени уйдёт на поиски.
«А ты, Уайт?» – спросил он.
«Я поговорю с членами семьи и коллегами, – сказала она. – В такой большой церкви, как Живое Слово обязательно должен быть хотя бы один человек с теорией о том, почему Вудалла убили».
Макграт громко хлопнул в ладоши и подался вперёд. «Отличный план, – сказал он. – Принимайтесь за работу. В начале каждого часа сообщайте мне новости. Понятно?»
Ярдли и Харрисон кивнули. Харрисон закрыл ноутбук и поднялся со стула. Они вышли из кабинета, но Макензи осталась. Когда Ярдли закрыла за собой дверь, оставив её наедине с Макгратом, она развернулась к нему лицом.
«Чёрт, что ещё?» – спросил он.
«Любопытство, – сказала Макензи. – Агент Эллингтон мог бы нам неплохо помочь в этом деле. Куда вы его отправили?»
Макграт неловко заёрзал на стуле и быстро посмотрел через окно в предутреннюю темноту.
«Когда я поручил ему другое задание, я даже предположить не мог, что это дело так сильно осложнится. И, со всем уважением, тебя никак не касается то, чем он сейчас занят».
«Со всем уважением, – ответила Макензи, пытаясь не звучать так, словно защищается, – но вы забрали у меня напарника, с которым мы отлично сработались, и оставили меня один на один с этим расследованием».
«Я не оставил тебя один на один, – сказал Макграт. – Харрисон и Ярдли – отличные агенты. А сейчас,… прошу тебя, агент Уайт, иди работать».
Она хотела сказать ещё что-то, но не видела в этом смысла. Меньше всего ей хотелось взбесить Макграта. Им и так приходилось нелегко; да и к тому же, сейчас было слишком рано, чтобы спорить с недовольным боссом.
Она быстро кивнула и вышла из кабинета. По дороге к лифту она достала телефон. В столь ранний час она решила не звонить Эллингтону, а отправить сообщение.
«Пишу узнать, как у тебя дела, – набрала она. – Позвони или напиши, когда сможешь».
Она отправила текст и зашла в лифт. Она спустилась в гараж, где Макензи ждала машина. На улице было по-прежнему темно – это была беспроглядная темнота, способная скрыть любые тайны.
Глава восьмая
Выпив кофе, Макензи вернулась в церковь Живого Слова. Она знала, что та была большой организацией, и на то, чтобы найти сотрудника или прихожанина, обладающего важной информацией, у неё могла уйти целая вечность. Она решила, что если о произошедшем уже стало известно, то близкие пастора Вудалла должны быть в церкви, чтобы организовать панихиду или просто быть ближе к Богу в минуту печали.
И вновь интуиция её не подвела. Когда она подъехала к церкви, тело Вудалла уже сняли с дверей. На месте преступления до сих пор находилось несколько офицеров полиции и агентов ФБР, но там были и другие люди, стоящие то там, то здесь. От церкви их отделяла жёлтая оградительная лента, пересекающая бетонную дорожку, ведущую к дверям.
Некоторые из этих людей плакали в голос. Другие стояли обнявшись. Макензи обратила внимание на одиноко стоящего мужчину, который повернулся к церкви спиной. Он опустил голову, и его губы медленно двигались в молитве. Макензи уважительно подождала, когда он закончит, а потом подошла ближе. Приблизившись, она увидела, что его лицо перекосилось от злости.
«Извините, сэр, – сказала она, – у вас найдётся минутка?» В конце фразы она показала удостоверение и представилась.
«Да, – ответила мужчина. Он моргнул и потёр глаза, словно пытаясь избавиться от сна или воспоминаний о кошмаре. Он протянул руку и добавил. – Кстати, меня зовут Дейв Уилерман. Я музыкальный руководитель церкви».
«Здесь есть музыкальное отделение?»
«Да. У нас есть ансамбль со сменным составом из пятнадцати человек. Из них мы создаём три церковные группы».
«В прошлом вы тесно сотрудничали с пастором Вудаллом?»
«Совершенно верно. Минимум два раза в неделю у нас проходят совещания. Помимо работы он уже больше десяти лет является для нас с женой и детьми хорошим другом».
«У вас есть мысли о том, кто мог сделать с ним такое? Может, есть кто-то, кто был обижен или зол на пастора Вудалла?»
«У нас большая церковь. Не думаю, чтобы хоть кто-нибудь из сотрудников был знаком со всеми прихожанами. Но что касается меня, то я так сразу и не припомню никого, кто бы злился на него настолько, чтобы сделать такое…»
Предутренний мрак скрывал слёзы Дейва Уилермана, но когда он поднял глаза на Макензи, она их заметила. Он находился в смятении, не зная, что и сказать.
«У вас есть время поговорить наедине?» – спросила Макензи.
«Да».
Она жестом пригласила его следовать за ней. Она отошла от бетонной дорожки, ведущей к церкви, и направилась назад к машине. Она открыла пассажирскую дверь и пригласила Дейва сесть, решив, что ему пойдёт на пользу, если он даст отдых ногам и немного расслабится. Она села на водительское сидение и, закрывая дверь, заметила, что Уилерман находится на грани срыва.
«Остальным работникам церкви уже сообщили?» – спросила Макензи.
«Нет, сообщили только руководству, мне и ещё некоторым приближённым пастора Вудалла. Сейчас обзванивают остальных. Думаю, что через час или около того все уже будут в курсе».
«Это хорошо, – подумала Макензи. – Они узнают новость от знакомых, а не по телевизору».
«Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказала она, – но там, у церкви мне показалось, что вас что-то мучает. Вы хотите мне что-то рассказать, о чём не могли говорить на людях?»
«Как вы понимаете, у нас большая община. Если посчитать количество прихожан, которые приходят на две службы каждое воскресенье, то получится пять-семь тысяч человек. Людей много, и поэтому делами и заботами церкви занимается совет старейшин. В нашей церкви он состоит из шести человек, то есть состоял из шести человек. Прежде чем покинуть нас, один из них стал вести себя странно. Не думаю, что он смог бы совершить подобное, но… Я не знаю. Некоторые его высказывания… звучали ошеломляюще, пугали других старейших,… работников…»
«Как его имя?»
«Эрик Кроуз».
«Что именно он говорил?» – спросила Макензи.
«Он постоянно повторял, что рано или поздно свет рассеет тьму, и иногда этот свет может ослеплять. Он говорил, что свет должен сжечь Живое Слово».
«И как долго он вёл себя подобным образом?»
«Я бы сказал около месяца. Насколько я понимаю, он ушёл по собственному желанию, но до этого старейшины и пастор Вудалл говорили о том, чтобы его уволить. Главное во всём этом было то, что всё, что говорил Эрик, было верно с точки зрения Писания: это были слова Иисуса и то, во что верили наши прихожане. Но,… я знаю, это прозвучит глупо,… дело было не в том, что он говорил, а в том, как он говорил. Вы меня понимаете? В его словах был подтекст. Более того, раньше он никогда себя так не вёл. Да, он был одним из старейших служителей, но до этого он никогда не цитировал Писание и не говорил об адском пламени и тому подобном».
«Если вы не считаете, что он мог совершить убийство, зачем вы его упомянули? Всех насторожила резкая перемена в его поведении?»
Уилерман пожал плечами: «Нет. Правда, некоторые заметили, что Эрик всеми силами избегал встреч или групповых занятий, которые посещал пастор Вудалл. Они никогда не были лучшими друзьями, но всегда ладили. Однако когда он начал вести эти разговоры о свете во тьме, то как-то ещё больше отдалился от пастора Вудалла».
«Вы говорите, он уволился две недели назад?»
«Да, плюс-минус несколько дней. Я не знаю, вступил ли он в другую церковь с тех пор. Ещё странно то, что казалось, что Эрик знал расписание пастора Вудалла. Тот несколько дней назад вернулся из отпуска».
«Отпуска?»
«Да. Дважды в год он берёт небольшой отпуск и отправляется на тихий островок у берегов Флориды».
«И как давно он вернулся из отпуска?» – спросила Макензи.
«Они с женой вернулись пять дней назад».
Макензи задумалась над его словами, мысленно разбирая информацию по полочкам. Затем она вернулась к разговору о бывшем старейшине Эрике Кроузе, которого упомянул Уилерман.
«Вы не знаете, где живёт Кроуз?» – спросила она.
«Знаю. Я несколько раз бывал у него в доме для молитв и групповых чтений».
Странно, но Макензи настораживал этот Кроуз. Время его увольнения из церкви идеально подходило под типаж подозреваемого. Ей становилось не по себе от мысли, что ныне скорбящий Уилерман когда-то брался за руки и молился бок о бок с тем, кто в последние несколько дней убил троих человек.
«Вы можете дать мне адрес?»
«Могу, – ответил Уилерман, – но прошу не говорить ему, что вы узнали его от меня… или кого-либо другого из нашей церкви, если уж на то пошло».
«Не беспокойтесь».
Уилерман нехотя продиктовал адрес дома Эрика Кроуза. Макензи записала его в телефон, вдруг осознав, что пусть физически Уилерман вёл с ней беседу в машине, мыслями он был с теми, кто скорбел у дверей церкви. Сейчас он смотрел в их сторону через стекло машины и вытирал слёзы.
«Спасибо, что уделили мне время, мистер Уилерман», – сказала Макензи.
Уилерман молча кивнул, а потом вышел из машины. Он склонил голову в молитве ещё до того, как дошёл до группы молящихся. Макензи видела, что он весь дрожит. Она никогда не понимала, как люди могли так глубоко верить в невидимого Бога, но уважала чувство сплочённости, которое явно существовало среди тех, кто разделял одни и те же взгляды. В этот момент ей было искренне жаль Дейва Уилермана и других прихожан церкви Живого Слова из-за пустоты, которую они почувствуют на ближайшей воскресной молитве.
Подталкиваемая чувством сострадания, Макензи выехала с прицерковной парковки и направилась на запад, следуя за первой весомой зацепкой, которая появилась в этом деле.
Глава девятая
Она приехала к дому Эрика Кроуза в 6:40 утра. Дом находился в благополучном районе, где домам уделялось больше внимания, чем газонам, и где дома теснились друг к другу. Гараж был закрыт, и нельзя было сказать, есть кто дома или нет, хотя, учитывая ранний час, Макензи предположила, что ей точно откроют дверь.
Подходя к дому, она жалела, что не купила по дороге ещё один кофе. Не верилось, что ещё не было и семи часов утра. Макензи попыталась придать лицу бодрое выражение, позвонив в дверной звонок резиденции Кроузов. За дверью сразу послышалось шарканье шагов. Секундой позже дверь немного приоткрылась, и наружу выглянула женщина.
«Что вам нужно?» – подозрительно спросила она.
«Простите за ранний визит, но у меня важное дело, – сказала Макензи. – Я агент ФБР Макензи Уайт. Я ищу Эрика Кроуза».
Женщина медленно открыла дверь: «Это мой муж. Он,… хм, сегодня утром он получил ужасное известие. Полагаю, вы здесь именно поэтому? Из-за ночного убийства?»
«Верно, – ответила Макензи. – Если бы я могла с ним поговорить…»
«Конечно, – сказала женщина. – Входите, входите».
Макензи погрузилась в запах жарящегося бекона и свежезаваренного кофе. Дом Кроузов был красив не только внешне, но и изнутри: здесь были высокие потолки, лепнина, деревянные полы, гранитные столешницы и бар на кухне. В кухне женщина провела Макензи к большому обеденному столу. В этом доме кухня также служила столовой. За столом сидели мужчина и мальчик лет десяти. Мальчик ел кашу, а мужчина пил кофе и читал что-то в ноутбуке.
«К нам пришёл агент ФБР», – сказала жена Кроуза.
Кроуз поднял глаза, быстро моргая, словно спрашивал: «Что здесь происходит?». Затем он поднялся с места и подошёл к Макензи. Он устало улыбнулся, и по выражению его лица она поняла, что, как и Дейв Уилерман, сегодня утром он пролил немало слёз.
Кроуз протянул руку для рукопожатия, и Макензи её пожала. Всё это время она не отрывала взгляда от его лица, ища притворные эмоции или показушность, которыми он хотел сбить её с толку. Ничего подобного она не увидела и поэтому не могла сказать, скрывает Кроуз что-либо или нет.
«Полагаю, вы здесь из-за пастора Вудалла?» – спросил Эрик.
«Да, – сказала Макензи. – Мы можем где-нибудь поговорить?»
«Хм, да, – ответил он. Он посмотрел на сына и похлопал его по плечу. – Давай-ка вы с мамой пойдёте в ванную и закончите сборы в школу. Хорошенько почисти зубы, договорились?»
Мальчик посмотрел в тарелку с недоеденной кашей, но подчинился. Жена последовала его примеру, выведя сына из кухни в коридор, который уходил вправо. Когда они скрылись из вида, Эрик взглянул на кофейник, стоящий на столе, и спросил: «Кофе?»
«Да, пожалуй, я бы выпила кофе».
Эрик вошёл в кухню. Макензи последовала за ним. Он взял чашку из шкафа и наполнил её кофе из кофейника: «Сливки? Сахар?»
«Я буду чёрный», – ответила Макензи. Она была уверена, что он тянет время, изо всех сил строя из себя милого гостеприимного хозяина.
Когда он передал ей чашку, она поблагодарила его и сделала глоток. Кофе был крепким и вкусным – то, что надо.
«Откуда вы узнали о пасторе Вудалле?» – спросила она.
«Мне позвонил один из старейшин. Я так полагаю, что раз вы здесь, вам уже известно, что до недавних пор я тоже был таковым».
«Да, мне это известно. Ещё я знаю, что вы ушли на фоне разногласий и враждебности».
«Всё так».
«Можете подробнее рассказать о ваших высказываниях относительно света и тьмы, о том, чтобы сжечь Живое Слово».
Эрик замялся, делая глоток из чашки: «Понимаете, дело в том, что задай вы мне этот самый вопрос вчера, я бы с удовольствием вам ответил. Но сегодня всё изменилось».
«Что ж, мистер Кроуз, вчера у меня не было причины задавать вам этот вопрос, но сегодня мы имеем убитого пастора, с которым вы совсем недавно поругались,… пастора, с которым вы несколько лет работали вместе, а потом вдруг перестали его замечать».
«Справедливо, – сказал он. Он немного склонился вправо, чтобы заглянуть в коридор и убедиться, что жена и сын их не слышат. Удостоверившись, что их нет рядом, он подошёл ближе к Макензи. – Послушайте… Три месяца назад я узнал кое-что, касающееся пастора Вудалла. Поначалу я отказывался верить, но потом я увидел доказательства и больше не мог их отрицать. Я… я просто не знал, как правильно реагировать».
«Что вы узнали?»
«Агент Уайт,… он умер. Он умер только что. Что я за человек, если сразу начну порочить его память? Меньше всего мне хочется смешивать его имя с грязью после кончины».
«Обещаю сохранить всё в тайне, – ответила Макензи. – Об этом не узнает никто, кроме моего начальника и ещё двух-трёх агентов».
«Вы даёте слово?»
«Да, – сказала она. – Однако если я всё правильно понимаю, несколько недель назад вы не особо заботились о том, чтобы не смешивать его имя с грязью».
Эрик не смог скрыть ухмылки: «Сплетнями и слухами… обычно славятся маленькие провинциальные церкви. Да… У меня не получилось держать рот на замке. Я говорил дикие вещи, которые пугали людей, но поверьте мне… Зная то, что я знал, я мог вывести его на чистую воду и навсегда втоптать в грязь, но я этого не сделал».
«Почему?»
«Потому что не мне судить. Сейчас он мёртв, и судить его будет Господь».
«За что судить? – спросила Макензи. – Что за тайна?»
Он заговорил, и его глаза наполнились слезами. Одного этого Макензи было достаточно, чтобы понять, что Эрик Кроуз не только не был убийцей, но и что, несмотря на его недавнее поведение, когда-то пастор Вудалл был ему другом.
«Примерно три месяца назад ко мне для личной беседы пришёл молодой человек. Время от времени я помогал церковным подростковым группам. С этим молодым человек я несколько раз беседовал, когда он был помладше… Знаете, помогал ему найти дорогу к вере, отвечал на сложные вопросы о Боге и тому подобное. Он пришёл ко мне,… даже не знаю… примерно через год после нашей последней беседы. Он попросил поговорить наедине, и я проводил его в свой кабинет. Он мне сказал, что уже около года состоял в гомосексуальных отношениях. Я решил поговорить с ним, чтобы определить его психологическое состояние и так далее, но потом он закончил фразу и сказал, что эти отношения были с пастором Вудаллом».
«И вы ему сразу поверили?» – спросила Макензи.
«Чёрта с два. Наоборот, я очень разозлился, что он придумал такую небылицу. Но потом он показал мне свой телефон. В нём были сообщения и фотографии. Я возненавидел его за это. Я возненавидел его, а не Вудалла».
«Вы кому-нибудь говорили об этом?»
«Нет. Чёрт возьми, я не знал, как поступить. Если бы я вывел его на чистую воду, репутация церкви была бы навеки испорчена. Кроме этого, сам молодой человек попросил меня молчать. Он пришёл ко мне для исповеди, но в душе мне всегда казалось, что он сделал это с надеждой, что я открою правду миру. Некоторые из сообщений… В них говорилось о насилии».
«Поясните».
«Парень хотел закончить их связь, а Вудалл сказал ему, что если тот перестанет с ним встречаться или расскажет кому-нибудь о том, что между ними происходит, он начнёт распускать о нём всякие слухи. Ещё в сообщениях было что-то о принуждении к сексу. Возможно, речь шла не об изнасиловании, но… О Боже, как это всё ужасно».
«Вы верите этому парню?»
Эрик кивнул. Слёзы бежали по щекам и капали на пол: «Я рад, что вы пришли. Боже, мне нужно было с кем-нибудь поделиться и…»
Он проглотил рыдания и опустил глаза к полу.
«Мистер Кроуз,… прошу вас понять, что мне придётся поговорить с этим молодым человеком».
«Я не могу дать вам его имя. Я не могу…»
«Мистер Кроуз,… пастор Вудалл – уже третий священник, жестоко убитый за последние восемь дней. Это дело рук серийного убийцы. И мы не знаем, кто может стать следующей жертвой. Я должна использовать все возможности. Я не могу игнорировать необходимость беседы с мальчиком, который мог быть жертвой последнего убитого. Я не хочу перекладывать на вас вину, но если вы откажитесь назвать его имя, вы затормозите расследование, а это может привести к новым смертям».
«Крис Марш», – с болью в голосе прошептал Эрик, а потом издал измученный стон, который был громким, как крик.
За этим звуком последовал шум шагов его жены. Она бежала по коридору, на ходу выкрикивая его имя. Добежав до кухни, она с ненавистью посмотрела на Макензи.
«Что случилось?» – чуть не крича на неё, спросила женщина.
«Она не виновата, – выдавил из себя Эрик. – Боже, я должен… я должен тебе кое-что рассказать».
Лучшего времени, чтобы уйти, сложно было придумать. Макензи поблагодарила Эрика за помощь, но в агонии он едва ли её слышал. Макензи тихо вышла из дома. Когда она шла к двери, жена Кроуза недружелюбно махнула ей на прощание.
Захлопывая парадную дверь, Макензи увидела, как десятилетний мальчик тихо пробирается по коридору, чтобы узнать, почему так громко кричит отец.
В любом случае, этого крика было достаточно, чтобы укрепить в Макензи решимость разобраться в этом деле.
Спусковым крючком для неё послужил образ смущённого мальчика, идущего по коридору на крик отца, вызванный ужасами, о которых он не знал, и которые он не сможет понять. Мальчик даже не заметил, что Макензи увидела его, но его образ глубоко засел в её сознании, пока она сбегала по ступеням крыльца дома Кроузов, чтобы вернуться в машину.
Когда она оказалась внутри, в кармане завибрировал телефон. Она достала его, и сердце затрепетало от радости, когда на дисплее высветилось имя Эллингтон.
Она с облегчением взяла трубку, надеясь, что голос не выдал её настроения: «Ты обо мне не забыл!»
«Конечно, не забыл».
«Кроме шуток, – сказала Макензи. – Макграт так быстро выгнал тебя из города. Он даже не рассказал мне, куда тебя отправил. Что там у тебя за дело?»
Она была в машине, заводила двигатель, но даже его шум не заглушил глубокий вздох Эллингтона: «Да, я так и понял, что он переложит всё на мои плечи».
«Что это значит? Эллингтон, что происходит?»
«Вчера рано утром Макграту позвонили из Омахи, нашего отделения в Небраске. Там один из агентов сотрудничает с частным детективом, который не работает на полицию, и…»
«Ты говоришь о Кирке Питерсоне?» – перебила его Макензи.
«В новом деле, связанном с убийством твоего отца, появились зацепки».
«Чёрт, Эллингтон».
«Я знаю, прости. Послушай… Я думаю, он поступил правильно, когда сообщил об этом не тебе, а мне. Я уже возвращаюсь. Зацепка была слабой и, по сути, ни к чему не привела. Однако хорошо, что я сюда приехал. Давай признаем, у меня нет личной привязки к этому делу, а тебе лучше было остаться в Вашингтоне и заниматься текущим расследованием. Мне жаль, что он ничего тебе не рассказал, это паршиво, но и часа не пройдёт, как ты поймёшь, что это было правильным решением».
«Тогда и разговор этот надо было начинать через час», – резко ответила Макензи.
Самое обидное заключалось в том, что Эллингтон был прав. Это было правильное решение.
«Давай продолжим, когда я вернусь. Я закончу здесь всё к вечеру, а может, и раньше. Думаю, что вернусь в Вашингтон завтра к обеду».
«Это так нескоро», – сказала Макензи. Ей не понравилось, как просто и по-детски прозвучала фраза.
«Ты права, – сказал Эллингтон, – но я клянусь,… что ты ничего не пропустила. Я дам тебе ознакомиться с материалами дела, когда вернусь. Более того, я дам тебе их просмотреть прежде, чем передам Макграту».
«Ему это не понравится».
«Вчера он тайно отправил меня в командировку, а сейчас мы ему ничего не скажем».
Макензи чувствовала себя обманутой, но понимала, что было глупо озвучивать свои аргументы и начинать спор по телефону. Это лишь отвлечёт её от текущего задания. Макензи не могла так сама себя подвести.
«Хорошо, тогда да,… я хочу прочитать отчёт».
«Договорились. Скорее всего, я вернусь поздно ночью. Я сообщу позже во сколько».
Когда они попрощались, Макензи собрала всю волю в кулак, чтобы не дать себе сразу же позвонить Макграту и спросить, зачем он, чёрт возьми, так поступил. Эллингтон был прав: если бы в Небраску поехала она, то это бы затормозило работу над текущим расследованием,… но всё же ей продолжало казаться, что её нарочно держали в неведении.
Отмахнувшись от этих мыслей, Макензи выехала на дорогу. Забыв о злобе и обиде, она думала только о сыне Кроуза, крадущемся по коридору на звук отцовских рыданий.
Глава десятая
Быстро позвонив в Бюро, чтобы запросить информацию, Макензи вскоре имела на руках адрес Криса Марша. Оказалось, он жил с родителями, Лесли и Расселом Марш. Утро было в самом разгаре, и Макензи надеялась застать Криса дома до того, как он уйдёт на работу. От дома Кроузов до его дома было двадцать пять минут езды, и Макензи остановила машину у его лужайки в 7:52.
Дом был намного меньше, чем у Кроузов. По его виду, можно было предположить, что дом построили в 70-е или в начале 80-х годов и с тех пор ни разу не перестраивали и даже не красили стены. Не увидев на подъездной дорожке ни одной машины, она испугалась, что опоздала, и что дома уже никого нет.
Всё же она подошла к парадной двери и постучала. Ожидая ответа, она вслушивалась в привычную утреннюю тишину столичного пригорода: отдалённый шум машин и шёпот заводов, лай собак, редкие гудки клаксонов. Где-то среди этого шума был убийца, если, конечно, он не скрывался за этой самой дверью.
Словно услышав её мысли, дверь открылась. На пороге стоял молодой человек. На вид ему было не больше двадцати одного. Он выглядел уставшим и немного смущённым. На нём была мешковатая футболка с изображением группы Nirvana и такие же свободные спортивные шорты. Длинные чёрные волосы падали на левый глаз и закрывали шею.
«Вы случаем не Крис Марш?» – спросила Макензи.
«Это я, – чрезвычайно смутившись, ответил молодой человек. – А вы кто?»
Макензи медленно достала удостоверение и привычно представилась: «Макензи Уайт из ФБР. Мне нужно задать вам несколько вопросов».
Он смотрел на неё большими от удивления глазами, в которых Макензи совсем не видела страха. В них читалось лишь полное непонимание и даже неверие: «Это дом моих родителей, и они уже ушли на работу, поэтому…»
«Я понимаю, – сказала Макензи, – и знаю, что вам уже исполнилось двадцать лет, вашу почту доставляют на этот адрес, а значит, это адрес вашего проживания. Раз вы совершеннолетний, я могу законно вас опросить».
Эти слова она произнесла весёлым голосом, пытаясь его немного успокоить. Ей бы хотелось понять его душевное состояние до того, как она войдёт в дом. Пока ей было известно лишь то, что он проснулся незадолго до её прихода. По понятной причине он был сбит с толку и удивлён.
«Ну, тогда входите, – сказал он. – А что случилось? У меня проблемы?»
«Нет, но ваше имя всплыло в деле, над которым я работаю, и я надеялась, что вы сможете…»
«Бог мой, – сказал Крис. – Это из-за Вудалла? До него добрался убийца?»
«В точку, – сказала Макензи. – Как вы догадались?»
«Я слышал новости о католическом священнике, о том, что его распяли на дверях собственной церкви. Я также знаю, что несколько дней назад произошло ещё одно убийство… Вчера об этом говорили в новостях. И… раз вы знаете меня, и вы здесь,… то, думаю, это связано с жуткими подробностями, которыми я недавно поделился. Как я понимаю, вы говорили с мистером Кроузом?»
«Говорила».
«Тогда входите», – отойдя в сторону, добавил он.
Крис несколько раз извинился за беспорядок. Его родители ушли на работу. Он не учился в колледже и сейчас был без работы, поэтому жил в подвале родительского дома. Он объяснил всё это, садясь в небольшое глубокое кресло. Макензи присела на угол небольшого дивана в гостиной семейства Марш.
«Что вам известно о том, что со мной случилось?» – спросил Крис.
«Я знаю, в чём вы обвиняли пастора Вудалла. Я также знаю, что вы признались во всём мистеру Кроузу, показав текстовые сообщения и фотографии. Хочу отметить, что я с большим трудом добилась от него этой информации. Честно говоря, после нашего разговора он был полностью разбит».
Крис пожал плечами: «Могу себе представить. В свете недавних событий я понимаю, почему он решил поделиться этой информацией, но… я не понимаю, почему вы хотите со мной поговорить».
«Для начала не могли бы вы сказать, где были прошлой ночью?»
Крис отклонился на спинку кресла. Он был жутко испуган: «Что? Вы думаете, я это сделал? Думаете, я тот псих, что прибивает людей к дверям?»
«Я думаю, что вы единственный человек, у кого есть явная обида на последнего погибшего, и моя работа заключается в том, чтобы проверить все варианты».
После её слов выражение лица Криса снова изменилось. На смену страху пришли злость и готовность защищаться. У него даже взгляд изменился. «Это охренеть, как обидно слышать, – крикнул он. – Вы хотите повесить жуткие убийства на парня, подвергшегося сексуальному насилию, потому что я и так облажался по крупному, да?»
Он вскочил на ноги и кричал на Макензи. Её насторожила резкая смена настроения. Возможно, дело было в каком-то психическом отклонении, неизвестном факторе, которому она должна уделить столько же внимания, как если бы подозревала, что он прячет в доме оружие.
«Крис, я здесь, чтобы задать несколько простых вопросов. И я делаю последнее предупреждение о том, что, отвечая подобным тоном, вы только делаете себе хуже».
«А я вот что вам скажу, – ответил Крис. Он дрожал, но говорил уже намного тише. – Я бы хотел его убить. Я несколько месяцев боролся с этим искушением. То, что он со мной сделал,… то, что он хотел сделать…»
«Крис, давайте присядем, и вы мне всё расскажите».
«А что тут рассказывать? – спросил он. И снова его настроение резко изменилось. Он снова кричал. Он сделал шаг к Макензи, и теперь между ними было меньше пяти метров. – Вы думаете, это я его убил. Вы здесь поэтому, я прав?»
«Крис, вы не можете…»
Вдруг он неожиданно вскрикнул, и рука Макензи резко потянулась к правому боку, где за поясом висел пистолет. Она остановила себя в следующую секунду, смутившись собственной реакции. В конечном итоге, возможно, именно это замешательство заставило Криса думать, что у него появился шанс.
Она набросился на Макензи, наклонив голову вниз и собрав плечи, как лайнбекер. Поза выглядела нелепо, а само его решение было следствием необъяснимого и почти неосознанного страха, выражение которого она прочитала на его лице. Именно поэтому Макензи легко отразила удар. Она зажала голову Криса между туловищем и правой рукой, схватила за руку левой рукой и повалила его на пол импровизированным броском через бедро. Часть его туловища приземлилась на диван, а часть – на пол, куда в конечном итоге он повалился.
Не успел он понять, что случилось, как Макензи завела его руки за спину и защёлкнула наручники. Он снова начал кричать, но яростный крик понемногу утих вместе с тем, как он перестал мотать плечами и бить ногами. Он снова был совершенно сбит с толку. Поднимая его на ноги, Макензи решила, что стала свидетельницей очередной смены настроения.
«Я его не убивал», – уже в слезах сказал Крис.
Макензи развернула его и посмотрела в глаза, не скрывая разочарования. «Даже если так, – сказала она, – вы только что напали на агента ФБР. Вы в любом случае отправляетесь в комнату для допросов».
«Но я не… Я не знаю…»
По лицу было заметно, что он находится в полном смятении. Большие глаза бегали из стороны в сторону, а на лице читались то страх, то паника, то смущение.
«Мда, – подумала Макензи. – Проблемы с психикой налицо. Возможно, это последствие насильственных действий со стороны Вудалла».
Какой бы ни была причина, ей нужно было выполнять свою работу. Она вывела его на улицу, довела до машины и посадила на заднее сиденье. Когда она села за руль, Крис Марш уже рыдал, как ребёнок.
Он молчал, когда она выехала с подъездной дорожки на дорогу. Сколько бы раз она ни смотрела в зеркало заднего вида, его лицо не выражало никаких эмоций – это было отчаянье потерявшегося, который только начал осознавать, что потерялся.
Глава одиннадцатая
К десяти часам утра Макензи выпила уже две чашки кофе. Она пила их, пока вместе с Харрисоном и Ярдли разбирала события жизни Криса Марша. Совсем скоро Макензи поняла, что многие из её догадок оказались верны.
С самого детства Крис Марш страдал серьёзным нарушением привязанности, от которого он смог избавиться только к двенадцати годам. Как только связались с его родителями и сообщили им, что сына забрало ФБР по подозрению в причастности к убийству, мать Марша с готовностью восполнила имеющиеся у них пробелы в информации. В раннем детстве Крис также страдал аутизмом, но находился в нижней границе спектра. К восьмилетнему возрасту симптомы перестали проявляться.
Макензи обсуждала это с Ярдли, пока Харрисон звонил лидерским группам церквей Краеугольного Камня и Благословенного Сердца, ища связь между этими церквями и Крисом Маршем. Чем лучше Макензи узнавала Ярдли, тем больше та ей нравилась. Она была резкой, но немного наивной. Однако было видно, что она не переживает из-за роли второй скрипки до тех пор, пока считает этот опыт поучительным.
«Итак, что говорит нам история болезни?» – спросила Макензи, когда они сидели в соседнем с допросной кабинете.
Ярдли, сидя напротив, пролистала несколько страниц и покачала головой: «Он уже два года не посещал врачей. Последний раз он обращался в больницу по поводу ангины. Последнее психологическое освидетельствование проводилось, когда ему было тринадцать, и, исходя из записей, всё было в порядке. Сейчас его историю болезни изучают эксперты».
«Даже если в истории болезни и было что-то подозрительное, не факт, что болезнь вернулась после насилия со стороны Вудалла, – подумала Макензи. – Особенно, если в детстве он страдал нарушением привязанности».
И всё же она не могла забыть о резких переменах настроения. У молодого человека были явные проблемы. Меньше чем за десять минут он сменил сонливость и сговорчивость на злость и защитное поведение… Это было то ещё зрелище.
«Спасибо за вашу помощь, – сказала Макензи. – Можете поторопить их с анализом его болезни? А ещё расшевелить криминалистов? Сможете? Я всё ещё не получила результаты анализа гвоздей с предыдущих убийств».
Ярдли с готовностью кивнула. Макензи встала из-за стола и направилась в комнату для допросов. У дверей в роли охранника стоял один агент. Когда он увидел приближение Макензи, то кивнул и достал из кармана связку ключей. Он отпёр дверь в комнату для допросов и впустил её внутрь. Когда дверь тихо закрылась, Макензи посмотрела на смиренно сидящего Криса Марша.
Она не видела его с тех пор, как они въехали в подземный гараж здания Бюро. Оттуда его забрали три агента, а Макензи задержалась на пару минут, чтобы сообщить последние новости Макграту. Сейчас в его взгляде не было ни толики ярости, но это ещё ничего не значило – её не было, и когда он открыл дверь родительского дома.
«Как вы думаете, мистер Марш, сейчас мы сможем поговорить?» – спросила она.
Крис кивнул: «Да. Послушайте… Я чертовски сожалею о том, что случилось. Я вышел из себя и разозлился. Я просто… Я даже не знаю. Я был не в себе».
«И часто это с вами случается?»
«Нет. Я легко выхожу из себя, но такого ещё никогда не было. В последний месяц мне казалось, что огромный клубок из затаённой ярости и разочарования внутри меня вот-вот взорвётся. Вы были первой, кто сообщил мне новость о пасторе Вудалле. Я его ненавижу… Это правда. Но с другой стороны, он был частью моей жизни. Если бы не он, я бы никогда себе не признался».
«В чём?»
«В том, что я гей. Наверное, я всегда это знал, и с этого начались наши встречи. Я просил его, чтобы он поговорил со мной об этом. Через несколько месяцев… у нас завязался роман».
«Его действия всегда носили насильственный характер?» – спросила Макензи.
«Нет. Вовсе нет. Это началось не сразу,… а несколько месяцев назад, когда он понял, что делает, и чего это может ему стоить. Он поделился со мной своими мыслями, и я предложил расстаться. Он был старше, и я понимал, чем он рискует. Однако когда я всерьёз заговорил о разрыве, только тогда он начал проявлять жестокость».
Макензи обдумывала его слова, не отрывая взгляда от лица Криса. Что бы ни побудило его наброситься на неё несколько часов назад, сейчас исчезло. Тогда внутри него что-то сломалось, и сейчас она смотрела на сломленного молодого человека.
Она была рада, что его связь с пастором и насилие с его стороны мало относились к делу. От одной мысли о них она внутренне съёживалась, думая о последней жертве, как о настоящем монстре. Именно поэтому она постаралась закрыть эту тему как можно скорее, но при этом не дать Крису думать, что его душевная травма не имела для неё значения.
«Крис, кроме Эрика Кроуза кто-нибудь ещё знал о вашей связи?»
«Нет. Да и… кому я мог рассказать? Я стыжусь нашего романа. Не то, что мне стыдно за свою ориентацию,… хотя мои родители до сих пор не в курсе. Мне стыдно за роман. Я хочу сказать,… он же женат. У него трое детей, один из которых почти моего возраста».
«Вы в этом уверены? Вы не думаете, что пастор Вудалл мог сам кому-нибудь рассказать?»
«Сильно сомневаюсь. Он многим рисковал. Не вижу причины, зачем бы он обнародовал нашу связь и говорил всем о нас. Хотя не могу говорить наверняка».
«А ведь он прав», – подумала Макензи.
«Крис, вы когда-нибудь посещали службы в церкви Благословенного Сердца или пресвитерианской церкви Краеугольного Камня?»
«Нет. Моя семья всегда ходила в Живое Слово. Для моих родителей это принципиально. Им нравится, что это внеконфессиональная церковь. Моя мама воспитывалась в католической семье и всю жизнь об этом жалеет».
«Сейчас позвольте мне вернуться к нашему первому разговору, – сказала Макензи. – Я говорила вам, что кроме вас мы не знаем никого, кто бы таил обиду на пастора Вудалла. Мне нужно знать, где вы провели прошлые вечер и ночь. У вас есть алиби?»
«Я был с родителями, – ответил Марш. – С вечера не выходил из дома и допоздна сидел в интернете в поисках работы. Я отослал несколько писем и заполнит пару анкет. Одну заполнил почти в полночь, по-моему. Вы можете проверить мой компьютер, чтобы убедиться».
Макензи кивнула, не желая говорить, что, скорее всего, кто-то уже проверял содержимое его ноутбука.
«Спасибо, – сказала она. – Думаю, пока на этом всё, Крис».
Она поднялась с места, чтобы уйти, но он тут же её остановил: «Агент Уайт, можно задать вам вопрос?»
«Конечно».
Крис тщательно подбирал каждое слово. Задавая вопрос, он избегал её взгляда и смотрел на руки, которые сжал вместе и положил на колени:
«Я хочу спросить о том, что он делал со мной, я имею в виду секс и насилие. Думаете, я был единственным? Может, есть и другие жертвы? Даже думать не хочу о том, что они чувствуют. Вы меня понимаете? Были моменты, когда я думал о самоубийстве».
«Вудалл был человеком в возрасте и имел большой приход, а также угрожал и насиловал мальчика из страха, что их гомосексуальная связь станет известна людям, – думала Макензи. – А ведь он чертовски прав. Невероятно, чтобы Крис был его первой жертвой».
«Я не знаю, – сказала она, – но мы займёмся этим вопросом».
Когда Макензи вышла из комнаты для допросов, в памяти вдруг всплыла одна из фраз, которые были вскользь брошены Крисом. Фраза была малозначимой, её часто говорят ради красного словца. Макензи стояла за дверью, и вдруг эта фраза показалась ей очень важной. Она вспомнила, как спросила Криса о том, не посещал ли он службы в церквях Благословенного Сердца или пресвитерианской церкви Краеугольного Камня.
«Нет, – ответил он, а потом добавил. – Для моих родителей это принципиально. Им нравится, что это внеконфессиональная церковь. Моя мама воспитывалась в католической семье и всю жизнь об этом жалеет».
Должна существовать связь между всеми тремя жертвами. Эта связь просто обязана быть. Она слышала о бывших католиках или тех, кто переходил из баптистской церкви в лютеранскую и так далее. Ещё она знала, что у бывшего пресвитерианца посещение католической службы может вызвать культурный шок.
«Но так бывает, я уверена, – думала Макензи. – У нас уйдёт вечность на поиск человека, который бы ходил и в Живое Слово, и в Благословенное Сердце, и в Краеугольный Камень, но найти того, кто работал в них, будет не так сложно; и этот человек может знать о том, как в церквях ведутся дела».
Макензи знала, каков будет её следующий шаг. Пусть утро казалось ей бесконечным, она продолжила работать. Она попрощалась с Ярдли и заторопилась к машине, чтобы нанести ещё один визит Эрику Кроузу.
Глава двенадцатая
Само собой разумеется, жена Эрика Кроуза была не рада снова видеть Макензи. В конце концов, когда Макензи была в её дом в последний раз, мистер Кроуз был доведён до истерики. Она даже ничего не сказала, когда увидела Макензи на пороге дома. Она просто ушла, одарив Макензи хмурым взглядом и оставив дверь открытой. Не получив приглашения войти, Макензи осталась стоять на крыльце.
Через несколько мгновений к двери подошёл Эрик. Сейчас он выглядел лучше, чем утром: несмотря на многочасовые рыдания, он выглядел более собранным.
«Агент Уайт», – сказал он, выходя на крыльцо и закрывая за собой дверь. Видимо, на этот раз Макензи не стоило рассчитывать на приглашение.
«Простите, что снова вас беспокою, но после разговора с Крисом Маршем у меня возник один вопрос, и я надеюсь, что вы сможете меня сориентировать».
«Постараюсь, – ответил он. – Кстати, как дела у Криса?»
Макензи решила не сообщать ему о том, что тот попытался на неё напасть вследствие некоего психического расстройства, вызванного психологическим стрессом из-за событий последних месяцев его жизни. Макензи предпочла полуправду. «Он в порядке, – сказала она. – Ему сейчас нелегко, но он постарался помочь нам по мере возможности. Мне пришла в голову мысль о том, что я смогу найти твёрдую зацепку, если найду связь между самими церквями и священниками. Я надеялась, что как бывший старейшина Живого Слова, вы сможете мне в этом помочь».
Эрик кивнул, скрестив руки на груди: «В голову сразу приходят несколько мыслей. Во-первых, в Вашингтоне часто проводятся различные мероприятия и конференции. Они проводятся в северной Вирджинии и в некоторых районах Мэриленда. На таких мероприятиях выступающие собираются, чтобы поговорить о своих приходах и проповедовании. Я точно знаю, что пастор Вудалл и отец Костас встречались на таких мероприятиях. Они не были друзьями или хорошими знакомыми, но относились друг к другу хорошо. Они постоянно спорили о теологии, но всё было в рамках разумного».
«Что вы скажите о преподобном Таттле?» – спросила Макензи.
Эрик пожал плечами: «Я его плохо знаю. Не хочу показаться противным и высокомерным, но вы должны помнить, что пресвитерианская церковь Краеугольного Камня – это маленькая церковь. Преподобный Таттл не входил в их круг и не появлялся на подобных конференциях».
«Вы сказали, что в голову пришли несколько мыслей, – сказала Макензи. – Какие именно?»
«Мне вспомнился молодой человек, который некогда служил в Живом Слове. Возможно, он до сих пор посещает эту церковь, я, по правде сказать, не владею этой информацией. Он служил в центре по работе с новыми прихожанами и помогал в благотворительной работе с детьми. Я не помню его фамилии, но его имя Грэг. Я его вспомнил потому, что точно знаю, что он пришёл в Живое Слово из церкви Краеугольного Камня. Я несколько раз общался с ним во время воскресных служб. Он говорил, что люди в Краеугольном Камне отвернулись от него, когда узнали о его прошлом. Они не просили его уйти, но ему стало ясно, что они этого хотели».
«Что не так с его прошлым?»
«Не могу сказать наверняка. Он не вдавался в подробности. Опять-таки, мы говорили об этом на бегу, в безумной суете воскресных богослужений большого прихода».
«Вы сказали, он «служил» в церкви. Что вы имеете в виду?»
«Он не работал в церкви, это точно. В Живом Слове есть масса миссионерских миссий. Прихожане безвозмездно участвуют в этих миссиях. Грэг был одним из таких прихожан».
«Его допустили к этой работе, даже несмотря на сомнительное прошлое?»
«Да. В Живом Слове искренне считают, что нельзя судить о человеке по его прошлому, его нужно судить по тому, каким он станет в будущем с помощью и любовью Христа. Однако, работая с детьми, он должен был пройти специальную проверку. Если его допустили к работе, значит, ничего криминального в его прошлом не было».
«У него были разногласия с пастором Вудаллом?»
«Вряд ли, – сказал Эрик. – Я лишь помню, как однажды после проповеди о прощении и примирении, Грэг отвёл меня в сторону и задал несколько вопросов. Некоторые слова пастора Вудалла его задели, но я не думаю, что он обозлился. Просто… иногда слово Божье ранит, вы понимаете? Но опять-таки я повторюсь, что плохо его знал. При этом он точно связан с церковью Краеугольного Камня, потому что он сам говорил мне, что ушёл оттуда из-за того, что там осуждали его прошлое».
«Вы точно не помните его полного имени?»
«К сожалению, нет, – сказал Эрик, доставая телефон из кармана джинсов. – Однако если у вас есть время, я попробую его узнать».
Он начал набирать сообщение. Макензи воспользовалась паузой, чтобы собрать только что полученную информацию в некий условный паззл. У неё появилась первая подтверждённая зацепка – человек, который был связующим звеном между Живым Словом и Краеугольным Камнем. Если этот человек был также связан с Благословенным Словом, то ей крупно повезло.
«Вероятность мала, – сказала себе Макензи. – Нет ничего уникального в том, что молодой человек с непростой судьбой перешёл из одной церкви в другую из-за предвзятого отношения со стороны общины. Это никак не делает его подозреваемым, но делает его важным источником информации о том, как две церкви могли быть связаны друг с другом».
От размышлений её отвлёк сигнал полученного сообщения.
«Какие сегодня все расторопные, – сказал Эрик. – Думаю, все напряжены из-за случившегося с пастором Вудаллом. Я списался с одним из руководителей детского благотворительного отдела. Он сказал, что парня зовут Грэг Йодер. Он больше не ходит в Живое Слово».
«Грэг Йодер, – повторила Макензи, чтобы запомнить имя до того, как включить его в сообщение, которое она набирала в Бюро, запрашивая дополнительную информацию. – Большое спасибо, мистер Кроуз».
Она торопливо вернулась в машину, снова отметив про себя, что уже привыкла, что Эллингтон был рядом. Без его привычных саркастических и игривых замечаний утро казалось очень долгим.
Она запросила информацию по Грэгу Йодеру в 11:40. День казался нескончаемым и вялотекущим.
Её отношение немного изменилось, когда через пять минут она получила звонок от Харрисона.
«Мак, я думаю, мы кое-что нашли, – сказал он. – Оказывается, Грэг Йодер имеет непосредственное отношение к нашему расследованию. В детстве он ходил в церковь Благословенного Сердца. Более того, он и ещё один мальчик подали заявление об изнасиловании».
«В Благословенном Сердце? Ты уверен?»
«Я читаю полицейский отчёт, – сказал Харрисон. – В итоге дело закрыли без какой-то видимой на то причины, но да,… в возрасте шестнадцати лет Грэг Йодер обвинил священника Благословенного Сердца в сексуальных домогательствах».
«Харрисон, похоже, ты прав. Возможно, мы наконец что-то нашли. Йодер также связан с Краеугольным Камнем и Живым Словом».
«Хочешь, чтобы я приехал или Ярдли?»
«Нет, думаю, я справлюсь. Не думаю, что бывшая жертва насилия со стороны властного человека будет рада увидеть на пороге целую толпу людей. Можешь просто скинуть мне адрес?»
«Конечно. Удачи».
Макензи положила трубку, дожидаясь сообщения от Харрисона. Чем дольше она ждала, тем сильнее её охватывало нетерпение.
События начали набирать оборот.
Глава тринадцатая
Настал тот утренний час, когда практически все жители города были уже на работе. К их числу относился и Грэг Йодер, который работал менеджером в офисе FedEx в центре города. Макензи остановила машину у офисного здания, расположенного в центре торгового комплекса и ещё раз прочитала то, что переслал ей Харрисон. Йодеру было двадцать семь, и он учился в местном колледже. У него не было приводов, и единственное упоминание его имени в полицейских отчётах относилось к замятому одиннадцать лет назад делу о сексуальном насилии.
Когда Макензи вошла в офис FedEx, в нём находилось несколько человек: кто-то стоял у стойки, остальные выбирали конверты и канцтовары. Макензи решила, что это был типичный для обеденного перерыва наплыв посетителей. Она тоже направилась к стойке.
Когда она подошла ближе, то увидела за стойкой трёх служащих. Один из них был чем-то очень занят, сидя справа за принтером. Это был высокий молодой парень. Когда он слегка повернулся в сторону Макензи, она прочитала на бейдже имя Грэг.
Макензи дошла до стойки под неодобрительные взгляды клиентов в очереди. Тем же взглядом одарила её молодая сотрудница, переводя взгляд с Макензи на других посетителей.
«Да, я всё понимаю, – сказала Макензи, – но мне нужно поговорить с менеджером».
«Он сейчас занят», – ответила девушка.
«Я вижу, – сказала Макензи, кивнув в сторону Грэга, который продолжал неподвижно сидеть рядом с принтером. – Уверяю вас, у меня срочное дело».
Макензи делала всё, что было в её силах, чтобы не доставать удостоверение и не устраивать сцену. Она могла её устроить, если понадобится. К счастью, что-то в её взгляде насторожило девушку за стойкой, и она отошла от своего места и подошла к принтеру. Там она прошептала что-то Грэгу на ухо. Грэг смущённо поднял глаза на Макензи и направился к ней.
«Чем я могу вам помочь?» – быстро спросил он, подойдя к стойке.
Макензи подождала, пока девушка вернётся на своё место за кассой и только потом ответила: «Меня зовут агент Уайт, я из ФБР, и мне нужно с вами поговорить».
Грэг так посмотрел на неё, что Макензи стало ясно, что он ей не поверил. Она наклонилась ближе и посмотрела ему в глаза: «Я могу достать удостоверение, чтобы вам показать, но мне кажется, что вы не захотите, чтобы это видели коллеги и клиенты. Хотя выбор за вами».
«В конце здания есть кабинет», – довольно быстро ответил он.
«Спасибо. Я не отниму у вас много времени».
Грэг был напуган, когда подошёл к девушке на кассе. «Я знаю, что сейчас много клиентов, – сказал он, – но мне нужно, чтобы ты подменила меня на несколько минут».
Девушка кивнула с ещё большим раздражением. Грэг отпёр невысокую дверь-перегородку у кассы и впустил Макензи. Он провёл её мимо ряда копировальных аппаратов и принтеров в короткий коридор, который не видно было из центрального зала. Кабинет, в который он её привёл, был очень маленьким, и здесь пахло разогретой в микроволновке едой.
Макензи закрыла за собой дверь. В кабинете были только стол и один единственный стул, который сейчас никто не занял.
«Вы занервничали, Грэг», – сказала она.
«Я ожидал, что кто-нибудь придёт, чтобы со мной поговорить. Правда, я думал, это будет полиция, а не ФБР».
«Зачем полиции с вами разговаривать?»
«Ведь отца Костаса убили, так? Последнее, что я читал, так это то, что убийцу до сих пор не поймали. Я решил, что рано или поздно придут меня допросить в связи с заявлением, которого я подавал ещё подростком».
«Что вы почувствовали, когда узнали о его смерти?»
«Честно?… Сначала я подумал, что он получил по заслугам. Если вы хотите знать, расстроила ли меня эта новость, то я врать не буду. Старый ублюдок заслуживал смерти. Я знаю, что мои слова могут прозвучать жестоко и не по-христиански, но…»
«У вас есть алиби на вечер, когда его убили?»
«Обычно я ночую у своей девушки, – сказал он. – Она может подтвердить мои слова. Если я не у неё, то в библиотеке».
«Вы учитесь в колледже, верно?»
«Да. Я поздно поступил. После моего заявления против отца Костаса, моя жизнь сошла с рельс. Обвинение её разрушило. Я подавал заявления в колледжи, у меня были хорошие оценки в аттестате, но меня не принимали. Моя история не получила широкой огласки на национальном уровне, но её хватило, чтобы на несколько лет испортить мне жизнь».
«Скажите, Грэг,… вы слышали о других недавних убийствах?»
Он отрицательно покачал головой: «Я не смотрю новости. Я и о Костасе узнал только потому, что мне позвонила мама и рассказала о его смерти».
«Произошли ещё два убийства, в обоих случаях были убиты священники. Вы посещали обе эти церкви, и у вас были с ними проблемы».
«Как?» – спросил Грэг. Он был искренне удивлён. Слово слетело с губ тихо, как выдох.
«Убит преподобный Таттл из пресвитерианской церкви Краеугольного Камня, и прошлой ночью был убит пастор Роберт Вудалл из Живого Слова».
«Бог мой», – сказал Грэг, подняв дрожащую руку ко рту.
«Вы ходили в обе эти церкви, я права? Мне также доподлинно известно, что вы работали с новыми прихожанами и иногда занимались детской благотворительностью в Живом Слове».
«Всё так, – сказал Грэг. – Я… ох, я ушёл из Краеугольного Камня, потому что они были слишком зациклены на моём прошлом. Видимо, там не верят, что от прошлого можно убежать. Местный приход… не хотел иметь со мной ничего общего. Я ушёл от них и стал ходить в церковь Живого Слова».
«Но там тоже было всё не так гладко, верно?» – спросила Макензи.
«Нет, не было ничего такого, как в Краеугольном Камне. Просто… Я не знаю. Я сразу понял, что они принимали меня и моё прошлое, но я не разделял некоторых их взглядов. Иногда после проповеди мне было не по себе».
«Вы когда-нибудь лично общались с пастором Вудаллом?»
«Только однажды. Я подошёл к нему после службы и попросил подробнее рассказать о благодати, которую ниспосылает нам Господь».
«У вас вышел спор?»
«Вовсе нет».
Макензи задумалась. Конечно, она проверит его алиби на вечера и ночи, когда были совершены убийства, но интуиция подсказывала ей, что Грэг Йодер не был убийцей. Ему просто не повезло в жизни, и он никак не мог и, возможно, никогда не сможет, забыть и убежать от прошлого.
«Позвольте задать последний вопрос, – сказала Макензи. – Когда много лет назад у вас была связь с отцом Костасом,… она началась по обоюдному согласию?»
Грэг посмотрел на неё так, будто она только что огрела его пощёчиной. Когда он не увидел укора во взгляде Макензи, он вздохнул и смахнул слезу: «Когда он только начал приставать ко мне, всё было по согласию. Он говорил лестные вещи, и я был в том возрасте, когда мне это просто казалось любопытным, вы понимаете? Но уже через несколько секунд, я сказал, чтобы он остановился. Ему это не понравилось. Видимо, раньше ему никто никогда не отказывал. Я даже помню его слова: «Хочешь узнать, что происходит с мальчиками, которые говорят мне «нет»?» Это было ужасно».
«Сколько раз он вас насиловал?»
«Дважды. В первый раз всё закончилось очень быстро, потому что я убежал. Во второй раз… я решил, что это было не так уж ужасно. Решил пережить и забыть, понимаете? Но потом я познакомился с другим мальчиком, который прошёл через то же самое… Мы решили заявить. Если такое произошло с нами, значит, это случалось и с другими?»
Макензи кивнула. Ещё одна зацепка ничего не дала, но с другой стороны, у неё появились новые мысли по делу, которые следовало рассмотреть.
«Предположительное изнасилование Костасом в Благословенном Сердце. Предположительное изнасилование Вудаллом в Живом Слове. Это может быть мотив, а не простая связь».
«Спасибо за вашу помощь, Грэг», – сказала Макензи.
«Пожалуйста. А Вудалла и Таттла… убили тем же способом?»
«Да. Прошу вас дать знать, если вспомните кого-нибудь, кто бы был способен или имел причину совершить эти преступления, особенно, если речь идёт о жертве сексуального насилия со стороны этих мужчин. Что вы можете сказать о том мальчике, с которым вы написали заявление в полицию?»
Грэг нахмурился: «Его семья переехала во Флориду, кода всё это началось. Примерно через год мне позвонила его сестра. Он повесился в собственной спальне».
Макензи ожидала услышать нечто подобное, но всё равно была шокирована. Она попыталась посмотреть на это не только, как на упущенную возможность в поиске очередной зацепки, но и как на трагическую потерю человеческой жизни вследствие страшного насилия.
Она дала Грэгу свою визитную карточку и открыла дверь кабинета: «Ещё раз спасибо за помощь. Прошу вас позвонить мне, если вспомните кого-нибудь, кто сможет помочь».
Грэг молча кивнул и положил визитку в карман. Когда Макензи вышла из кабинета, то подумала, что разговор с каждым свидетелем бередит старые, незажившие раны. Она понимала, что эти беседы были важны для раскрытия преступления, но от этого ей не становилось легче.
Ещё она укреплялась в решимости поймать убийцу как можно скорее, чтобы перестать причинять боль людям, копаясь в прошлом, которое они пытались забыть.
Макензи решила, что нужно начать с самого начала. Она подумала об отце Костасе и богато украшенных дверях церкви Благословенного Сердца.
«После изнасилования одиннадцать лет назад он сохранил руководящую должность в церкви, – подумала она. – Как я понимаю, его кто-то прикрывает».
А вот этот шрам она бы с удовольствием вскрыла.
Глава четырнадцатая
Договориться о встрече в офисе кардинала оказалось сложнее, чем предполагала Макензи. В конечном итоге ей пришлось сказать, что она из Бюро. Макензи понимала, что ей не смогут отказать, особенно, когда все только и говорили, что об убийстве Костаса. Она знала, что на встречу с самим кардиналом без предварительной записи не стоило и надеяться, но она смогла выбить себе встречу с викарным архиепископом сегодня после обеда.
По иронии судьбы эпископ, с которым она встречалась, мужчина по имени Бэрри Уиттер, в это время должен был посетить Благословенное Сердце, чтобы встретиться с прихожанами и подбодрить их молитвой в свете смерти отца Костаса. Его секретарь выделил для Макензи пятнадцатиминутное окно в плотном расписании архиепископа. После беседы с Макензи эпископ должен был встретиться с временным священником церкви.
Было странно ступать по лестнице, ведущей к входу в церковь. Когда Макензи открыла дверь и вошла внутрь, ей показалось, что она попала в склеп. Внутри было тихо, и в воздухе висела практически осязаемая пелена печали.
Она направилась к алтарю, проходя между рядов красивых скамей. Как было оговорено, сидя в первом ряду напротив алтаря её ждал викарный эпископ Уиттер. Он поднялся, чтобы поздороваться, и Макензи сразу отметила, какой фальшивой была его улыбка. В большой, тихой и очень красивой церкви каждый шаг и движение производили громкий шум.
«Он не понимает, почему я сюда пришла», – подумала Макензи.
Она уже сотни раз видела подобные улыбки. Для человека его положения и его занятости встреча с ней была почти уничижительна. Имея на руках два случая сексуального насилия со стороны священников, Макензи было наплевать на его чувства.
И всё же если она хотела рассчитывать на его сотрудничество, нужно было сыграть свою роль до конца. Она ответила на его фальшивую улыбку такой же фальшивой улыбкой и протянула руку для рукопожатия. «Спасибо большое, что выделили для меня время, – сказала она, присаживаясь на скамью. – Я понимаю, что вы заняты, и попытаюсь быть краткой».
«Если я смогу помочь найти того, кто убил этих праведников, буду считать, что время потрачено не зря», – ответил Уиттер.
«Должна сказать, что было непросто найти связь между тремя священниками, – продолжила Макензи. – Некоторые зацепки ничего не дали, но последний из мною опрошенных оказался членом всех трёх церквей. К сожалению, он тоже не смог пролить свет на личность подозреваемого, но поднял интересный вопрос, который, я надеюсь, поможет понять мотив убийцы и выследить его».
«Что за вопрос?» – спросил Уиттер.
«Этот вопрос возник в разговоре с двадцатисемилетним Грэгом Йодером, – ответила Макензи. – Вам знакомо это имя?»
Выражение лица Уиттера говорило о том, что он очень хорошо знал, о ком идёт речь. Его лицо перекосило, словно он коснулся чего-то грязного.
«Я не понимаю, какое отношение этот молодой человек имеет к расследованию, – резко сказал Уиттер, – если, конечно, он не подозреваемый».
«Кто угодно, но только не он, – сказала Макензи. – Я хочу спросить у вас вот что: как вы допустили людей с запятнанной репутацией до служения в церкви? А именно,… как так получилось, что после обвинений Йодера одиннадцать лет назад, Костас сохранил свой сан?»
«Потому что это были пустые обвинения!»
«Да, сэр,… я понимаю. Но со всем уважением, подобные обвинения не редкость для служителей католической церкви. Я также знаю, что дело не довели до суда, и предполагаю факт откупа или скрытого давления».
«Агент Уайт, вы для этого решили встретиться со мной,… чтобы принижать и оскорблять мою веру?…»
«Вовсе нет, сэр. Я не хочу вас унизить или оскорбить. Я просто озвучиваю факты; факты, на которые, я надеюсь, вы можете помочь пролить свет. Я надеюсь, что разобравшись в обвинениях в сексуальном насилии, я смогу понять, как мне найти убийцу».
«Позвольте уточнить, правильно ли я вас понимаю, – сказал Уиттер. – Вы намекаете на укрывательство преступления? Вроде того, что отец Костас совершил те ужасные действия, а церковь замяла дело, чтобы сберечь его репутацию?»
«Совершенно верно», – сказала Макензи.
«Тогда со всем уважением к вам я должен попросить вас уйти. Я не глава этой церкви, но думаю, у меня есть право просить вас об этом».
«Епископ Уиттер, вы же понимаете, что выгоняя меня сейчас, только усугубляете ситуацию?»
Он поднялся с места, надеясь, что Макензи последует его примеру. С выражением боли на лице он тщательно подбирал слова: «И вы, конечно, тоже понимаете, что попытка очернить церковь и верующих навредит вашей карьере. У нас есть связи в политике и, возможно, среди вашего начальства».
«Похоже на несостоятельную угрозу», – сказала Макензи.
«Называйте, как хотите».
«Так и делаю. Это угроза, а значит, вы что-то скрываете. Вопрос лишь один: почему?»
«Вы можете представлять себе всё так, как вам захочется, – сказал Уиттер, – но, купившись на обвинения двух уязвлённых подростков, вы выставляете церковь в дурном свете».
Макензи усмехнулась и поднялась со скамьи: «Должна вас поправить, сэр. Осталась только одна жертва. Второй мальчик покончил с собой через год после изнасилования».
Макензи развернулась и пошла прочь. Не оборачиваясь, она громко добавила: «Если ваша вера вдруг подскажет вам, что следует всё рассказать и помочь мне с расследованием, надеюсь, вы сразу оповестите об этом Бюро».
Её голос эхом разнёсся по пустому храму, и последние отзвуки напоминали голос призрака. Макензи искренне надеялась, что этот призрак будет преследовать Уиттера и, может быть, напугает его настолько, что тот решит открыть правду.
Глава пятнадцатая
Макензи вернулась домой немного раньше обычного. Не имея ни одной зацепки и никаких новостей от криминалистов, которые были заняты работой в штаб-квартире, ей не оставалось ничего другого, кроме как вернуться домой и закопаться в куче отчётов по убийствам последних дней. Дома ей было легче сконцентрироваться, здесь её не отвлекал шум офиса и сотрудников Бюро.
Кроме того,… её гостиная – гостиная в их с Эллингтоном доме – больше располагала к углубленному изучению, чем крошечный офис за перегородкой.
Макензи села на диван и сбросила туфли, просматривая телефон. Она обрадовалась, увидев письмо от криминалистов, но потом нахмурилась, прочитав короткое сообщение: «Ничего существенного. Простите. Прилагаем результаты анализа».
В следующие пять минут Макензи засунула остатки обеда в микроволновку и включила компьютер. Она присоединила ноутбук к принтеру и распечатала результаты анализа образцов. Когда отчёт распечатался, и она принялась за ужин, Макензи оглядела квартиру и улыбнулась, глядя на лежащие то там, то здесь вещи. Она знала, что потребуется время, чтобы его квартира превратилась в их квартиру, но она с волнением ждала, когда это случится.
Макензи положила только что распечатанный отчёт криминалистов на гору уже имеющихся материалов. Она ела вчерашние макароны зити и запивала их пивом, увлёкшись чтением материалов по убийствам. Она просмотрела отчёт криминалистов, надеясь найти там данные о том, каким инструментом забивали гвозди, прибивая жертв к дверям, но не нашла ничего существенного. Однако на месте убийства Таттла были найдены частицы рыжих волос, которые, как выяснилось, принадлежали его жене. Рыжий волосок каким-то образом прилип к волосам Таттла.
Макензи просмотрела почти половину документов, когда зазвонил телефон. Увидев на экране лицо Эллингтона, она сразу взяла трубку.
«Разве ты не должен сейчас быть в самолёте?» – спросила она.
«Должен, но появилась новая зацепка. Прежде чем ты обрадуешься, хочу сразу сказать, что текущее расследование и дело твоего отца связывают всё меньше и меньше деталей. Здесь явно что-то происходит, но я не знаю что».
«Что происходит?» – спросила Макензи.
«Сначала у нас был только мёртвый бродяга, – ответил он. – Потом появился второй бродяга, убитый тем же способом. Когда за пять дней было убито уже трое, Макграт передал это дело мне. Твой друг Кирк Питерсон думает, что расположение тел и единственный выстрел в голову говорят о ритуальности убийств, которые чем-то похожи на убийства твоего отца и последней жертвы, на теле которой нашли визитную карточку магазина Баркера. Но даже он считает, что это маловероятно».
«Так к чему ты пришёл?» – спросила Макензи.
«Буду сотрудничать с Питерсоном и местной полицией, чтобы отработать последнюю зацепку. Если она ничего не даст, тогда вернусь домой».
«Хорошо, – сказала Макензи. – Будь осторожен. А пока тебя нет, я буду ходить по квартире голой. И спать в одиночестве. Тоже голой».
Эллингтон вздохнул: «Злая ты».
«Тоже мне обидное слово, – ответила она. – Давай, иди работать».
Макензи завершила разговор и улыбнулась. Она по-прежнему чувствовала себя обманутой из-за того, что её не отправили в Небраску, но понимала, что это было правильное решение. Именно поэтому сейчас она с лёгкостью переключила внимание и снова принялась за изучение лежащих перед ней документов.
Макензи взяла дело пастора Вудалла в основном потому, что его смерть была последней. Перед глазами стояла утренняя сцена у дверей Живого Слова, когда опечаленные работники толпились, обнявшись, за оградительной лентой. Она видела лицо Дейва Уилермана, главы музыкального отделения. Они разговаривали, и он едва мог сдержать эмоции.
Вспомнив Уилермана, она вспомнила и их разговор, и сейчас его слова гремели у неё в голове, и она не могла думать ни о чём другом:
«Несколько дней назад он вернулся из отпуска,…который берёт дважды в год, когда отправляется на тихий островок у берегов Флориды».
На минуту Макензи задумалась, а потом открыла поисковик. Она испробовала несколько вариантов поиска, пытаясь узнать больше информации об этом месте. Через несколько минут, введя в строку слова «пасторы отдых остров Флорида», она нашла то, что искала.
Она обнаружила, что примерно в двух милях к югу от острова Кейон Коста находится маленький островок, о котором она никогда раньше не слышала. Остров называется Риф Кеппера, и, насколько она поняла, принадлежит вышедшему на пенсию священнику, ныне проживающему в Южной Африке. Остров, расположенный к западу от побережья Флориды, простирается всего на две мили в длину и на одну милю в ширину. Всю территорию занимают десятки бунгало, которые сдаются в аренду церковным лидерам в основном для отдыха и проведения конференций. Продолжая читать, Макензи взяла в руки телефон. У неё не было номера Дейва Уилермана, и поэтому она решила написать СМС Эрику Кроузу. Она отправила короткое сообщение, в котором было написано: «Дейв Уилерман сказал, что Вудалл только что вернулся с короткого отпуска на острове во Флориде. Этот остров – Риф Кеппера?»
Ожидая ответ, Макензи нашла раздел «Контакты» на небольшом и непонятном сайте острова. Она сохранила номер в телефон и, вбивая цифры в строку, получила ответное СМС от Кроуза: «Да. Отдыхал там дважды в год. Туда ездят знаменитые пасторы, священники и т.д. Надеюсь, это поможет!»
«Тоже надеюсь», – подумала Макензи.
Она набрала номер, который только что сохранила в контакты. Как она и предполагала, из-за разницы в часовых поясах (было почти шесть часов вечера), трубку никто не взял. Однако голос на автоответчике продиктовал ей ещё один номер, на который следует звонить в случае чрезвычайной ситуации. Макензи записала номер и сразу его набрала.
После третьего гудка трубку взял мужчина с высоким весёлым голосом: «Алло».
«Здравствуйте. К кому я могу обратиться по поводу правил, касающихся получения информации об отдыхающих на острове Риф Кеппера?»
«Хм… Вы сейчас находитесь на острове?»
«Нет».
«Простите, но этот номер только для экстренных звонков и…»
«Меня зовут Макензи Уайт, и я специальный агент ФБР, – сказала она. – Я звоню потому, что человек, который отдыхал у вас неделю назад, был убит прошлой ночью».
«Бог ты мой, – сказал мужчина. Больше его голос не казался весёлым. – В таком случае, чем я могу вам помочь?»
«Мне нужен список ваших гостей за последний год, – ответила Макензи. – Вы сможете мне его дать?»
«Смогу, – сказал мужчина, – но он лишь приблизительный».
«Я понимаю, – ответила Макензи. Она дала мужчине номер своего удостоверения, а также контактный номер Макграта. Потом она добавила. – Если хотите, вы можете проверить мою информацию, но мне дорога каждая минута».
«На то, чтобы составить список, уйдёт несколько часов».
«Ладно. Тогда скажите мне вот что: сколько людей работает на острове?»
«Главный управляющий и обслуживающий персонал», – ответил мужчина.
«Хорошо. Давайте вместо списка я назову вам несколько имён? Посмотрим, может, они вам знакомы,… и вы скажите, бывали ли они на Рифе Кеппера».
«Хорошо, – сказал он. – Я всегда стараюсь подружиться с нашими гостями».
«Отлично. Вы знаете отца Генри Костаса, священника из Вашингтона?»
«Да. Отец Костас отдыхал у нас, думаю, примерно пять месяцев назад. Я почти уверен, что он останавливался у нас на неделю».
«Если вы не против, я назову ещё одно имя, – сказала Макензи. – Вы помните преподобного Неда Таттла?»
«Действительно помню, – ответил мужчина. – Он отдыхал у нас вместе с группой других священников. Они прибыли на конференцию, которая проходила в марте. Я помню его достаточно хорошо, потому что он помог моим сотрудникам с сантехническим ремонтом в одном из бунгало».
«Это твёрдая зацепка, – подумала Макензи. – Все трое бывали на острове. Зачем? Что они там делали?»
«Что вы можете сказать о вышедшем на пенсию владельце острова? Вы можете дать мне его имя?»
«Отец Митчелл», – сказал мужчина.
«С ним можно связаться по телефону?» – спросила Макензи.
«Нет, но вы позвонили вовремя. Сейчас он находится на острове. Если вам нужно с ним поговорить, я могу это устроить».
«Вы мне очень поможете, – сказала Макензи. – Можете перезвонить по этому номеру, когда договоритесь о встрече?»
«Конечно», – сказал мужчина, хотя его голос звучал неуверенно и, возможно, немного встревоженно.
Макензи повесила трубку, просматривая вебсайт Рифа Кеппера. Она решила, что нашла связь, особенно если ей удастся поговорить с владельцем острова. Конечно, для этого ей придётся получить разрешение Макграта, а это сделать не так-то просто.
Но нужно было попытаться. Да и к тому же, было ясно, что остров может дать ответы на многие вопросы, и что в местных золотых песках были зарыты улики и зацепки. Даже Макграт не сможет отрицать обнаружившейся связи.
Макензи позвонила ему и рассказала о своей находке и недавнем телефонном разговоре. На то, чтобы убедить его, у неё ушло не больше двух минут, а уже через десять минут она бронировала рейс во Флориду.
Глава шестнадцатая
На мгновение Макензи показалось, что она снова стала маленькой. Она стояла на краю парома, морской ветер бил в лицо. Небольшие волны бились о борт судна, приятно осыпая мелкими брызгами. Она снова закрыла глаза, вдыхая солёный воздух и наслаждаясь тёплым ветерком. Она сделала вдох и на долю секунды полностью забылась.
Не было расследования. Не было кошмаров о мёртвом отце. Не было ненавистных воспоминаний о «Страшиле». Не было ничего.
Но потом ей всё же пришлось открыть глаза. Реальность накрыла Макензи, как волна, пока паром вёз её на Риф Кеппера. Утро подходило к концу, и это было довольно долгое утро.
К счастью, ей удалось поспать в самолёте, летя без пересадок их аэропорта имени Кеннеди в международный аэропорт Тампа. Самолёт приземлился, когда часы показывали за восемь, и у Макензи было достаточно времени, чтобы выпить кофе и позавтракать в аэропорту, а потом взять машину напрокат и поехать на побережье.
На какое-то время она даже позволила себе думать, что была в отпуске. В жизни она почти не путешествовала и, находясь в заливе Тампа, чувствовала близость океана в воздухе, хотя и не могла его видеть. Радостное волнение усиливалось от осознания того, что от берега к Рифу Кеппера она поедет на небольшом пароме.
Оказавшись на пароме, Макензи раздумывала над тем, не сфотографировать ли океан и пляж. Она решила, что для Эллингтона это будет хорошим началом дня – он увидит, куда её занесло, пока он работает до потери пульса в Небраске. И всё же она решила, что пока будет наслаждаться видами в одиночестве. Несмотря на экзотику этого места и ощущение, что она оказалась в отпуске, ей нужно было выполнять свои рабочие обязанности, не отвлекаясь на посторонние вещи.
Окружающая природа и так её немало отвлекала.
Концентрироваться на работе стало ещё сложнее, когда паром начал приближаться к острову. Кроме неё на пароме было всего восемь человек, и, насколько Макензи знала, она была единственной, кто сходил на Рифе Кеппера. Все остальные отправлялись на другие маленькие острова, испещрившие океан на мили вокруг.
Макензи любовалась бескрайним океаном и тем, как лучи утреннего солнца отскакивают от волн. Впереди показался Риф Кеппера. Сейчас она видела его во всю длину, и с расстояния примерно в полмили он казался похожим на те острова, которые печатают на обложках брошюр с рекламой люксовых направлений для отдыха или показывают в телерекламах, для которых берут фотографии Мальдивских островов или Бора-Бора.
Сойдя с парома на единственный на весь остров причал, Макензи вновь сконцентрировалась на работе. Ей нравилось наслаждаться видами, но при этом она помнила, что ей предстояла потенциально важная встреча с тем, с кем в принципе было довольно сложно организовать встречу.
Ожидая посадки в аэропорту Вашингтона, Макензи поискала информацию об отце Митчелле в интернете. Он происходил из богатой семьи, потому что его отец работал в некой компании, которая занималась направлением компьютерной науки, ставшим невероятно востребованным в начале восьмидесятых годов. Его мать также происходила из богатой семьи, и поэтому после её смерти, когда сыну было одиннадцать, на его счёт в банке упала большая сумма денег, доступ к которым он получил только по достижению восемнадцати лет. К Богу Митчелл обратился после потери матери и начал ходить в католическую церковь в родном Олбани, штата Нью-Йорк. Когда ему было сорок, он получил сан священника. Девять лет он был священником в Нью-Йорке, затем переехал в Бостон, где он продолжал служить священником, а также занялся благотворительной деятельностью. Он получил все награды, которые только может получить священник и даже встречался с Папой Римским в 2011 году.
В 2014 году в возрасте шестидесяти лет он вышел на пенсию. Он был одним из тех католических священников, кто открыто и категорично высказывался в отношении скандальных обвинений церковных служителей в сексуальном насилии над детьми. Большую часть времени он проводил в Южной Африке, где в 2008 году приобрёл дом, или в личном особняке на Рифе Кеппера.
Было также известно, что он вёл замкнутый образ жизни и не выступал на публике с религиозными высказываниями. В последний раз его имя упоминалось, когда он пожертвовал значительную сумму на борьбу с последствиями урагана, обрушившегося на окрестности Майями несколько лет назад.
Именно поэтому Макензи очень удивилась, увидев на другом конце пирса дожидающегося её отца Митчелла. На нём была обычная рубашка-поло и шорты цвета хаки. Он был босиком, а по цвету кожи можно было судить о том, что он довольно много времени проводит на солнце. У него были длинные волосы, свисающие на глаза. Он убрал их назад, когда Макензи подошла ближе.
«Отец Митчелл, – сказала она, – спасибо большое, что встретили».
Митчелл пожал плечами и помог ей сойти с пирса: «Я думаю, наша встреча была предрешена. Я приехал сюда два дня назад и уже через три дня уезжаю. Удивительно, что вы позвонили именно в это время… Это не просто совпадение».
«И, тем не менее, я знаю, что вы очень занятой человек…»
Митчелл махнул рукой. «Не такой уж я и важный, как обо мне думают, – сказал он. – Итак, чем я могу вам помочь? Хотите сначала осмотреть остров? Сегодня такой чудесный день. Было бы очень обидно не увидеть пляж, пока вы здесь, вы не согласны?»
«Что за чёрт? – подумала Макензи. – Об этом никто не должен знать».
Закончив мысль, она сразу сбросила обувь. На ней была белая рубашка на пуговицах и чёрные брюки – не совсем пляжный, но вполне комфортный наряд. Сняв туфли и ощутив пальцами мягкий и тёплый песок, Макензи последовала за Митчеллом вправо от пирса, где начинался пляж. Они шли вдоль кромки воды, пока Макензи осматривалась.
Это был девственный пляж с чистым золотым песком. Бунгало и здания находились в стороне, хотя от некоторых бунгало до воды было не больше пятидесяти метров. Все здания были окружены красивой природой, дополненной деталями, которые делали её похожей на сказочное экзотическое место. Это был великолепный курорт, и Макензи казалась почти нереальной причина, по которой она здесь оказалась.
«Я могу предположить, – сказал Митчелл, – что ваш визит связан с отцом Костасом. Я слышал о его убийстве три дня назад. Я также знаю, что после этого произошла ещё одна смерть. Убит пастор Вудалл тоже в Вашингтоне. Я прав?»
«Вы правы, – сказала Макензи. – Было ещё третье убийство преподобного пресвитерианской церкви. Пока мы рассматриваем это дело, как серийное. На данный момент у нас нет никаких улик, свидетельств или реальных зацепок. Я приехала на Риф Кеппера потому, что все три жертвы бывали здесь за последний год».
«Майкл, мужчина с которым вы говорили по телефону, сообщил мне об этом. Я собрал все сведения по вашим жертвам. Они ждут вас в главном офисе».
«Отец Митчелл, в среднем сколько гостей у вас бывает за год?»
«По-разному, но последние три года к нам приезжают примерно по триста человек. Это не включая ещё примерно две сотни гостей, которые проводят здесь конференции и групповые выезды. Само собой разумеется, мы храним всю информацию и имена тех, кто арендовал у нас бунгало, но обычно за них платит либо церковное казначейство, либо глава церкви».
«Иными словами, список гостей нам никак не поможет в поиске следующей жертвы?»
«Думаю, всё зависит от количества агентов, которые могут заниматься проверкой списка и обзваниванием людей», – сказал Митчелл.
Он продолжил показывать остров, объясняя, зачем он создал этот курорт. Указывая рукой на небольшое здание конференц-центра и уютную часовню за бунгало, он сказал, что допускает на остров только духовных лидеров и религиозные собрания, направленные на расширение христианства, потому что знает, что во всём мире происходят гонения на церковь.
«Это было одной из причин моего раннего выхода на пенсию, – пояснил он. – Как ни странно, но люди, далёкие от церкви, предпочитают обвинять праведников, если что-то идёт не так. Когда в конце девяностых обвинения в сексуальном насилии разделили католическую церковь, я увидел в этом начало конца. Из-за внимания со стороны прессы я понимал, что уже не могу служить Богу в рясе священника, и поэтому я открыл этот остров для других праведников, которые тоже пали духом, как и я.
Когда через какое-то время о моём острове узнали, я разрешил проводить здесь конференции. В сезон у нас всё забронировано на два месяца вперёд. Но в основном это место для отдыха и восстановления для людей Бога и их близких».
«Вы предлагаете фиксированные цены, или они варьируются в зависимости от клиента? – спросила Макензи. – Я спрашиваю потому, что отец Костас и пастор Вудалл руководили большими приходами и могли позволить подобный отдых, а преподобный Таттл служил в маленькой церкви. Я предполагаю, что он бы вряд ли мог позволить себе здесь отдохнуть, если бы не было какого-то специального предложения со стороны церкви».
«Я не могу ответить на этот вопрос, – сказал отец Митчелл, – но могу сказать, что Таттл арендовал недорогое бунгало по сниженной цене. Мы знаем, что он служит в маленькой церкви, но для нас все равны. Не нужно быть частью большого прихода, чтобы иметь право наслаждаться предлагаемым нами уединением».
Он вёл Макензи по пляжу в сторону деревянной дорожки, по сторонам которой были высажены разные растения и цветы. Дорожка превратилась в мост, возвышающийся над нешироким ручьём, уходящим влево и убегающим на пляж.
Впереди виднелось невысокое здание, которое немного выделялось на фоне остальных своей неуместностью. Было очевидно, что здесь находится центральный офис курорта. Несмотря на внешний декор, подходящий для курортного острова, было в этом здании что-то официальное, не говоря уже о том, что оно стояло поодаль от всех остальных.
Митчелл ввёл Макензи в пустующий холл. Слышался тихий шум кондиционера. Больше здесь смотреть было не на что. Митчелл провёл её по короткому коридору, который заканчивался конференц-залом. Там он пододвинул ей стул и указал на несколько стопок бумаг, лежащих в центре стола.
«Это всё, что я нашёл на Костаса, Таттла и Вудалла, – сказал Митчелл. – Боюсь, что это немного, но, возможно, вы найдёте какие-то зацепки».
«Это отлично», – искренне ответила Макензи. Она и не надеялась ни на такое сотрудничество, ни на такое количество документов.
«Тогда я вас оставлю, – сказал Митчелл. – Вам ещё что-нибудь нужно?»
«Может только стакан воды?»
«Сейчас принесу».
Он вышел из зала, а Макензи сразу придвинула к себе стопы бумаг. Документов было не много, от силы двадцать пять страниц. В основном это была финансовая отчётность с информацией об оплате проживания, а также датами, в которые на острове останавливались жертвы. Из этих данных Макензи узнала, что отец Костас дольше всех остальных приезжал на остров. Впервые он побывал здесь в 2010 году, и с тех пор наведывался ещё восемь раз, включая конференцию по духовной битве.
Таттл был здесь лишь однажды, семь месяцев назад. Он приехал на три дня, а потом уехал. Как бы стереотипно это ни звучало, но Макензи не давал покоя тот факт, что священник из маленькой церкви мог позволить себе отдых в подобном месте. Это навело её на мысль о том, какой повод вынудил его отправиться в отпуск.
Мысль не давала ей покоя, и Макензи достала телефон и набрала сообщение для Харрисона: «Можешь поискать, какие проблемы/дела были у Таттла примерно 8-9 месяцев назад?»
Пока она отправляла СМС, в комнату вернулся Митчелл. В руках у него был высокий стакан с водой. На поверхности балансировал кусочек лимона. Он с улыбкой подал ей стакан.
«Спасибо, – сказала Макензи. – У меня появился вопрос. Возможно, он вам покажется странным. Мне интересно, какие проблемы связывают людей, которые приезжают к вам для отдыха и восстановления? От чего они хотят отдохнуть в покое?»
«Вы верите в Бога?» – спросил Митчелл.
Вопрос завёл Макензи в тупик. Последнее время ей слишком часто его задавали. Она вздохнула и ответила: «Думаю, меня можно отнести к неопределившимся. А почему вы спрашиваете?»
«Я считаю, что для того, чтобы понять, с какими трудностями ежедневно сталкиваются эти люди, нужно понимать, какую ответственность они на себя возлагают. Они подводят людей ближе к Богу, с которым те так жаждут жить в гармонии. Они служат резонатором для людских грехов и тёмных мыслей. При этом они понимают, что должны показывать пример. Это выматывает и физически, и морально, и духовно».
«Вы бы когда-нибудь пригласили на остров священника, который, как вам доподлинно известно, замешан в чём-то нехорошем, в чём-то криминальном?»
«Нет. Но опять-таки, я должен знать наверняка, что он сделал что-то плохое. Я очень редко верю на слово телевидению или таблоидам».
Макензи поняла, что он догадался, к чему она клонит. Как бывший священник, он был не понаслышке знаком с обвинениями в насилии над детьми и сексуальных домогательствах. Макензи решила оставить тему, не желая его злить. Они поняли друг друга, так что не было необходимости углубляться.
«У вас есть ещё вопросы?» – спросил Митчелл.
«Нет. Спасибо за ответ».
Митчелл не покинул комнату. Он над чем-то задумался, а потом присел к столу.
«Это то, что их связывает? – спросил он. – Насилие?»
«Только двоих из них», – ответила Макензи.
«Я знаю, что отца Костаса обвиняли в домогательствах, но доказательств не было… Их было недостаточно, чтобы я изменил о нём своё мнение. Он был хорошим человеком».
«Я и сама не уверена, что думаю о тех обвинениях», – сказала Макензи.
«Если вы считаете, что эта связь поможет вам найти убийцу, то, мне кажется, я знаю, откуда вы можете начать поиски».
Митчелл выглядел опечаленным собственными словами. При этом Макензи видела, что его что-то гложет; что-то, что морально давило на него сильнее, чем он мог себе представить.
«Отец Митчелл?»
«Я в порядке, – ответил он. – Просто я точно знаю, что в стенах церкви действительно происходит сексуальное насилие над детьми. Пусть большая часть обвинений не имеет под собой никаких оснований и является лишь обманом в поисках внимания или денег, я знаю, что такие факты имеют место быть. Чтобы убедиться в этом воочию, вы можете прийти на встречу терапевтической группы».
«Терапевтической группы?» – переспросила Макензи.
«Группы для жертв насилия со стороны служителей церкви. Сами понимаете, что члены этой группы страдают от невыносимого стыда, поэтому встречи не привлекают внимание общественности и не рекламируются. Это что-то вроде группы самопомощи, только о ней мало кто знает».
«Почему вы её упомянули?» – спросила Макензи.
«Потому что недалеко от Вашингтона, в Александрии, штата Вирджиния, в четверг состоится встреча группы. Встречи проходят трижды в год. В стране действует более тридцати групп. Меня всегда приглашают на их собрания, потому что я рьяно обвинял церковь, когда заголовки пестрели историями о сексуальном насилии».
«Вы собираетесь на встречу в Александрии?»
«Нет. Я уже года три не посещаю их мероприятия. Господи прости, но мне сложно выносить эти встречи. После них я готов отречься от веры. Если до четверга вы не поймаете убийцу, я очень рекомендую вам сходить на встречу. Она пройдёт в четверг, в пять часов вечера. Я пока не знаю точного адреса, но если вы оставите свои контакты, я дам вам знать».
«Спасибо», – сказала Макензи.
Митчелл вышел из конференц-зала. Макензи вернулась к изучению документации, не находя почти ничего, что бы связывало троих жертв. Было свидетельство того, что Вудалл и Костас отдыхали на острове несколько раз и как минимум один раз приезжали сюда на конференцию. Из того, что она нашла, это были разные конференции. Ещё она узнала, что они ни разу не встречались на острове все втроём.
Дойдя до последней страницы, Макензи уже знала, что в документах не было ничего, что бы связывало трёх мужчин. Всё же ей казалось, что она немного продвинулась в расследовании.
«По крайней мере, это доказывает, что кроме рода деятельности их ничего не связывает. А встреча жертв насилия может стать отличным источником информации. И ещё… у меня осталось время, чтобы пару часов поваляться на пляже».
Макензи сфотографировала на телефон те документы, где указывались даты, в которые жертвы посещали остров. Если ничего другого, то эта информация пригодится им для выстраивания временной последовательности событий, когда Харрисон узнает для неё информацию по Таттлу.
Когда Макензи собралась выйти из здания, чтобы найти отца Митчелла, вдруг зазвонил телефон. Она широко улыбнулась, когда увидела на дисплее фотографию Эллингтона. Теперь она сможет рассказать ему о своей незапланированной экскурсии на пляж.
«Ты уже дома?» – спросила она.
«Нет, – судя по голосу, Эллингтон пребывал не в лучшем расположении духа. – Где ты сейчас?»
«Если я скажу, ни за что не поверишь».
«Где бы ты ни была, тебе нужно забронировать ближайший рейс в Небраску».
«Что? Эллингтон,… что случилось?»
«Мы нашли зацепку. Я уже переговорил с Макгратом. Мне нужна твоя помощь здесь, Мак. Мне кажется, что сейчас ты должна быть здесь».
«Ладно, хорошо», – ответила Макензи. Она пыталась мысленно настроиться на новое задание, но у неё ничего не получалось.
«Мёртвые священники… солнечные пляжи Флориды… и Небраска».
Это было сравнимо с ощущением, когда попадаешь в центр урагана.
«Мак?»
«Я слушаю. Просто… не ожидала такого поворота. Дай мне несколько минут. Я забронирую рейс и перезвоню, когда узнаю, когда прилечу. Эллингтон, всё в порядке?»
«Да, всё хорошо. У нас прорыв в расследовании. Он может…. Он может дать ответы на все твои вопросы».
Макензи глупо посмотрела на документы, лежащие на столе в офисе Митчелла. Сейчас они казались ей артефактами из другого мира. Всё расследование вдруг потеряло для неё всякий смысл – опасная мысль для агента ФБР.
Единственным, о ком она могла сейчас думать, был отец.
И ей не терпелось поскорее покинуть этот райский остров.
Глава семнадцатая
Он любил Бога, любил церковь и своих прихожан. Но, Боже, как же он ненавидел сидеть в исповедальне.
Уэйд Коул выгнул спину и посмотрел на часы. Было 19:05. По идее, он мог уйти домой ещё пять минут назад, но знал, что люди обычно опаздывали, торопясь признаться в грехах непосредственно до или после ужина с семьёй.
Из всех обязанностей священника ему не нравилось только выслушивать исповеди. Сидя за шторой, он иногда слышал о жутких вещах, но самое ужасное в этом было то, что иногда он узнавал голоса говоривших. Он мысленно совмещал голоса и лица, а потом во время службы знал, кто именно из сидящих перед ним мужчин скачивал детскую порнографию, и какая пожилая прихожанка позволяла парню дочери трогать себя в интимных местах.
И всё же он понимал важность этой процедуры не только для церкви, но и для каждого, кто приходил исповедаться, сидя по другую сторону шторы и открывая то, что грузом лежало на душе.
Если в следующие десять минут никто не придёт,… то он уйдёт. В восемь часов начнётся смена другого священника.
Только он подумал об этом, как услышал, как тихо открывается дверь в исповедальню. Потом он услышал, как кто-то сделал четыре шага до стула у шторы, а потом раздался тихий скрип стула под весом пришедшего. Отец Коул услышал шесть избитых слов:
«Простите меня, отец, ибо я согрешил».
«В каком грехе вы бы хотели признаться?» – спросил Коул.
«Я… я даже не знаю. Думаю, это называется идолопоклонство, но с примесью насилия».
«Расскажите о каждом», – сказал Коул.
На самом деле в это мгновение он пытался разобрать и вспомнить, кому принадлежал голос говорившего, но он казался незнакомым.
«И слава Богу», – подумал он.
«Мне больше нравятся люди, чем Бог, – сказал мужчина. – Я знаю, что должен искать мир и утешение в Боге, но… мне проще доверять и поклоняться тому, что я вижу. Людям. Плоти. Я стремлюсь к ним и возвеличиваю их выше Бога. Это плохо?»
«Нет, раз вы сами это понимаете, – ответил Коул. – Скажите, вы возвеличиваете знаменитостей или людей из вашего окружения?»
«Боюсь, всё не так просто. Они не знаменитости, это точно, но в то же время, это люди, обладающие некой властью и пользующиеся уважением со стороны окружающих».
«Как вы их идеализируете?»
«Всё началось с простой зависти, – ответил мужчина по ту сторону ширмы, – но потом стало хуже. Стало ужаснее. Я видел в них Бога, Деву Марию, Христа. Я хотел им поклоняться и… прославлять их».
«Это действительно проблема. А что вы скажите насчёт насилия,… оно связано с идолопоклонством?»
«Я не знаю, – сказал мужчина. – Я лишь знаю, что чувствую себя полноценным, когда вижу их кровь. Чувствую, что совершил правильный поступок».
«Кровь?» – переспросил Коул. Он испугался и похолодел от ужаса.
«Да, отец. Я проливаю их кровь, чтобы все видели, кто они есть на самом деле. Они полноценны. Чисты. Праведны».
«Сын мой, боюсь, я не понимаю».
Ответа не последовало.
И вдруг Коул вспомнил сообщения о трёх погибших: Костасе, Таттле и либеральном пасторе Вудалле.
«Сын мой…»
И тут исповедальню начало трясти. Задвижка на двери, за которой сидел Коул, слетела вниз, и дверь распахнулась, издав тихий звук, похожий на треск щепок в огне. Он был так напуган взломанной дверью, что не сразу понял, что на пороге стоял мужчина, который сейчас входил внутрь.
«Я и вас идеализировал, святой отец, – сказал мужчина. – Простите,… но вы этого достойны. Вы достойны славы…»
Не успел Коул открыть рот, чтобы запротестовать, как мужчина больно ударил его правой рукой. На долю секунды Коул увидел, что в руке что-то было, возможно, мешок с мелочью или какой-то инструмент. Что бы это ни было, удар был такой силы, что казалось, ему досталось бейсбольной битой.
Отец Коул откинулся на стену исповедальни, и перед глазами замелькали чёрные мушки. Желудок подкатил к горлу, а голова взорвалась болью.
Он увидел, как мужчина снова замахивается, но, слава Богу, потерял сознание до того, как почувствовал жуткий удар.
Глава восемнадцатая
Макензи видит себя стоящей перед родительским домом. Она поднимается по ступеням и видит на крыльце стаю ворон. Она распугивает их и замечает, что у одного ворона на чёрной шее висит крестик. Ворон каркает на Макензи, когда она входит в дом. Закрывая дверь, она слышит, что вороны улетают.
Она входит в дом и видит на диване спящую мать. Дом погружён во тьму. Единственный источник света – экран телевизора, по которому показывают ночное развлекательное шоу. Ведущий молчит, глупо уставившись в экран, словно ожидает, чтобы Макензи заговорила первой.
Она проходит мимо телевизора в кухню. Она пытается включить в комнате свет, но лампочка не загорается. Она оборачивается в сторону гостиной и видит, что матери там больше нет. Входная дверь открыта, и она слышит, как вороны ходят по доскам крыльца, снова вернувшись на ночлег.
Макензи разворачивается и смотрит в коридор. Он выглядит нереальным и бескрайне длинным. Макензи идёт по коридору. На ходу она тянется к пистолету.
Но вместо оружия находит за поясом Библию. Там на обложке, где золотым или серебряным шрифтом пишут СВЯЩЕННАЯ БИБЛИЯ, она видит слова АНТИКВАРНЫЙ МАГАЗИН БАРКЕРА.
Она прижимает книгу к груди, и из Библии начинают выпадать страницы. Касаясь пола, они шепчут ей:
«Уходи отсюда».
«Беги».
«Забудь».
«Обернись».
Она не обращает на шёпот внимания и продолжает идти. Она доходит до конца коридора, выстлав дорогу страницами Библии, и видит, что оказалась у двери в родительскую спальню. Она знает, что ждёт её по ту сторону двери. Она знает, что сейчас увидит, но всё равно открывает дверь.
На этот раз всё по-другому. Вместо кровати стоит крест. На нём висит отец, он ещё жив. Он злобно смотрит на неё с гримасой боли на лице.
«Пожалуйста, сними меня…»
Макензи роняет Библию и собирается бежать назад в гостиную. В проёме двери стоит мать и не выпускает её наружу. В руках она держит кувалду и невероятных размеров гвоздь. Она улыбается Макензи, а когда открывает рот, чтобы что-то сказать, слышится только карканье ворон.
Макензи собирается кричать, но в эту секунду мать выставляет вперёд огромный гвоздь, пытаясь вонзить его ей в горло. Крик не похож на крик Макензи, а, скорее, напоминает рёв большого мотора, раскручивающего мир на огромной скорости.
***
Макензи резко открыла глаза, осознав, что рёв мотора принадлежал самолёту, на борту которого она сейчас находилась. Она сделала глубокий вдох, пытаясь подавить дрожь в теле. Она напомнила себе, где находится – она была не в спальне, которую когда-то делили родители, а в самолёте, несущем её в тот штат, где находился проклятый родительский дом.
Когда самолёт начал подруливать к аэропорту, Макензи проверила телефон. Поймав сигнал Wi-Fi, экран начал мелькать уведомлениями. Их было невероятно много, но Макензи попыталась просмотреть все, пока самолёт тормозил, а пассажиры готовились на выход. Она получила два текстовых сообщения от Эллингтона, одно от Харрисона, голосовое сообщение от Ярдли и одиннадцать новых писем.
Она просмотрела их в порядке значимости. В сообщениях Эллингтона говорилось, что если он не сможет сам встретить её в аэропорту, то пришлёт одного из агентов местного отделения. Сообщение Харрисона было ответом на её СМС, которое она отослала некоторое время назад. Он писал, что не нашёл никаких данных, которые указывали бы на то, что в последний год у преподобного Таттла были проблемы любого рода. Потом Макензи прослушала сообщение Ярдли. Оно показалось ей немного странным и самую малость неуважительным.
«Привет, – сказала Ярдли. – Послушайте, Макграт поставил меня во главе дела по убийству священников, пока вы находитесь в Небраске. Я была бы благодарна, если бы вы могли позвонить и сообщить, что узнали во Флориде».
Макензи не собиралась отвечать ни на одно сообщение, потому что к этому времени пассажирам разрешили доставать багаж. Макензи отлично понимала, что на ней был тот же наряд, что и десять часов назад, когда она сходила с парома. Она до сих пор чувствовала мелкие крупицы песка в туфлях. Как бы обыденно это ни звучало, но Макензи не отказалась бы хотя бы от одной смены одежды. А с собой у неё была только сумка для ноутбука и документы Бюро, больше ничего.
Она быстро сошла с самолёта. Только сейчас, когда она снова была на земле и в нескольких минутах от встречи с Эллингтоном, Макензи начала осознавать, что всё происходит на самом деле. Это была не просто возможность и не сон – хотя всё казалось именно так, пока она была в воздухе. Она хотела как можно скорее приняться за работу, потому что помнила о вашингтонском расследовании. А ещё она была очень удивлена тем, что Макграт разрешил ей ехать в Небраску, особенно сразу после поездки во Флориду. Она всей душой приветствовала его решение.
Войдя в аэропорт, Макензи с облегчением заметила, что Эллингтон сам приехал её встречать. Он казался уставшим и немного взволнованным, но искренне улыбнулся ей, когда она направилась в его сторону. Они поприветствовали друг друга поцелуем и быстрыми объятиями, как будто делали так очень часто.
«Даже не знаю, что меня больше смущает, – сказала Макензи, – то, что мне вдруг дали участвовать в этом расследовании, или то, что Макграт одобрил моё назначение».
«Не стоит смущаться, – сказал Эллингтон. – Пошли. Через полчаса нас ждут в региональном отделении в Омахе. Я всё расскажу по дороге».
Они быстро шли по аэропорту. Не имея багажа, Макензи не нужно было стоять в очередях. Эллингтон вывел её из аэропорта и довёл до ближайшей подземной парковки, где они сели в арендованную машину. Когда он собрался заводить двигатель, Макензи выставила руку вперёд, словно говоря «подожди». Затем она наклонилась и страстно его поцеловала – в аэропорту такой поцелуй выглядел бы неуместным.
«Ну, хорошо, – сказала она. – Теперь рассказывай».
Эллингтон улыбнулся и ответил: «Подожди. Дай мне перевести дыхание».
***
Проехав по скоростной автомагистрали, они свернули на шоссе. Эллингтон всё время говорил. Он рассказывал ей о расследовании с щепетильностью опытного агента и манерами влюблённого.
«Меня вызвали, потому что Кирк Питерсон убедил агентов ФБР в том, что убийства бродяг были очень похожи на убийства твоего отца и того мужчины, погибшего несколько месяцев назад. Но вот в чём дело – у нас нет ни одной улики, чтобы это подтвердить. Именно поэтому Макграт и отправил меня сюда. Мы не хотели отвлекать тебя от текущего расследования и понапрасну воодушевлять, не имея ни твёрдых зацепок, ни улик.
Вскоре после нашего первого разговора, когда я сказал тебе, что тут нечего ловить, было обнаружено новое тело. В заднем кармане жертвы была обнаружена визитная карточка».
«Антикварный магазин Баркера», – сказала Макензи.
«Бинго. Погибший был алкоголиком. Его убили прямым выстрелом в затылок из мелкокалиберного ружья. Всё так, как и в случае с остальными бродягами. Только на этот раз нам оставили улику. На визитке нашли смазанный отпечаток. Именно после этого я и позвонил тебе. Ребята-криминалисты из отделения в Омахе изучают базу отпечатков, чтобы сузить поиск. Входя в аэропорт, чтобы тебя встретить, я получил звонок. У нас совпадение. Они нашли парня с богатым прошлым».
«И что мы делаем теперь?» – спросила Макензи.
«У парня приводов хватит на пятерых: два обвинения в домашнем насилии, мелкое воровство, и два месяца назад он вышел из тюрьмы, отсидев пять лет за убийство по предварительному сговору. У нас есть спецназ. У нас есть его адрес. За его домом уже следят. Если он покинет дом и направится куда-то в другое место, мы будем об этом знать».
«И начальство хочет, чтобы я участвовала в аресте?»
«У них не было выбора, – сказал Эллингтон. – Я настоял на этом. Макграт меня поддержал. Все, кто занимается этим делом, знают, что оно связано со смертью твоего отца. Ты не будешь ведущим следователем, но ты будешь в курсе всех событий, если мы произведём арест. Если после его ареста дело закроют, то ты будешь в этом участвовать. Кроме того,… даже Макграт понимает, что никто не знает об этих убийствах и загадке с визиткой больше, чем ты. Логично, что ты здесь».
«Мы едем на задержание?» – спросила Макензи.
«Мы едем в региональное отделение, а потом, возможно, сразу на задержание. Если всё пойдёт по плану, то через час-два мы со всем закончим».
«Только подумай, – сказала Макензи, – всего девять часов назад я гуляла по пляжу».
«Да уж. Поделись секретом, как ты уговорила Макграта дать тебе разрешение на поездку».
«Мне кажется, она прошла не зря. Мы можем смело исключить островной курорт и его владельца. Однако он дал мне кое-какую информацию, которая сама по себе может привести к зацепке или, по крайней мере, послужить хорошим источником информации».
«Сегодня ты немало путешествовала, – заметил Эллингтон. – Ты уверена, что готова к работе?»
«Абсолютно, – ответила Макензи. – Единственное, чего мне не хватает, это сменной одежды. Или хотя бы возможности сходить в душ».
Эллингтон улыбнулся и сказал: «Если мы быстро закончим, я организую тебе душ. И, возможно, если ты не против, даже потру тебе спинку?»
«Давай сначала разберёмся с расследованием».
Макензи оценила его предложение, но чем ближе они подъезжали к региональному отделению, тем больше она волновалась.
«Неужели, этот день настал? – думала она. – Неужели, сегодня я получу ответы на вопросы о смерти отца?»
Омаха начал погружаться в темноту, а Макензи – жутко нервничать. Каждой клеткой тела она ощущала, что грядёт что-то важное, но не могла поверить, что так легко всего добилась.
***
Эллингтон не преувеличивал. Как только Макензи переступила порог регионального отделения, к ней сразу подошёл мужчина в простом чёрном костюме с толстой папкой в правой руке. Он явно нервничал, съедаемый нетерпением скорее приступить к намеченному. Густые чёрные волосы торчали во все стороны. Он был ростом чуть выше метра восьмидесяти и казался одним из тех, кто всегда в работе и не сидит на месте.
«Агент Уайт, меня зовут Даррен Пенбрук, я веду это расследование. Рад, что вы присоединились к нашей команде. Агент Эллингтон успел ввести вас в курс дела?»
«Успел, – ответила она. – Я благодарна вам за возможность поучаствовать».
«Конечно, конечно», – с полным безразличием сказал Пенбрук. В главном зале отделения позади него кипела работа. Макензи заметила, как два агента внимательно изучают карту города, висящую на стене.
«Выезжаем ровно через пять минут, – добавил Пенбрук, жестом позвав Макензи и Эллингтона следовать за ним вглубь здания. – Будем мы с вами и ещё два агента. Ваш друг Кирк Питерсон попросился к нам в команду, но мы отказали. Всё слишком рискованно».
«Вы считаете, что подозреваемый опасен?»
«Подозреваемый – некий Габриэль Хэмбри. Помимо обвинений в насилии и сговоре с целью убийства, он также дважды подозревался в незаконной перевозке оружия в Мексику. Тогда мы не смогли его прижать, но все улики указывали именно на него. Так что если отвечать на ваш вопрос, то да, мы предполагаем, что он хорошо вооружён. Когда в его дверь постучит ФБР…»
«Я поняла», – сказала Макензи.
Пенбрук ввёл их в небольшой кабинет в конце здания. Там находился мужчина. Он разговаривал по телефону, зажав трубку между ухом и плечом, чтобы освободить руки и пристегнуть кобуру к поясу. В кобуре находился пистолет-пулемёт Sig 357. Глядя на него, Макензи подумала о своём оружии, висящем в кобуре за поясом – Глоке 22 калибра, который она изучила вдоль и поперёк.
Мужчина закончил разговор и убрал телефон в карман. Он протянул руку для рукопожатия и представился.
«Марк Одул, – сказал он, – рад с вами познакомиться. – Он перевёл взгляд на Пенбрука и кивнул. – Подозреваемый по-прежнему в квартире. Судя по всему, смотрит телевизор».
«Хорошо, – сказал Пенбрук. – Агент Уайт, Одул поедет с нами и будет руководить всей операцией. Как я понимаю, у вас есть личная заинтересованность в раскрытии этого дела, но я попрошу вас доверить тактическую сторону ареста мне и Одулу. Как только мы арестуем Хэмбри, обещаю, что вы первой его допросите… И знаете, если он вдруг попытается бежать или ещё что-нибудь в этом духе, я не замечу, если вы вдруг примените силу».
Макензи широко улыбнулась и кивнула, понимая, что не стоит вслух отвечать на подобные высказывания.
«Вопросы есть?» – спросил Пенбрук.
«Далеко до квартиры Хэмбри?» – спросила Макензи.
«Примерно полчаса пути. Он живёт в Платтсмуте, – ответил Пенбрук. – Мы с Одулом поедем в первой машине, а вы – за нами. Группа наблюдения советует припарковаться на улице с другой стороны района. Так мы сможем незаметно подобраться к дому Хэмбри».
«Платтсмут», – подумала Макензи. Живя в Небраске, она лишь проездом была в этом городе, но, услышав название, ей вдруг показалось, что она вновь вернулась на точку отсчёта – не то, чтобы она вернулась домой, но вновь столкнулась с призраками прошлого, которые всё это время ждали ей возвращения.
«У нас уже есть ордер?» – спросил Эллингтон.
«Получили его около трёх часов назад. Учитывая природу нашего визита к мистеру Хэмбри, мы не собираемся вежливо стучать в дверь – мы её выбьем».
Пусть они прозвучали немного по-детски, последние слова Пенбрука невероятно обрадовали Макензи. Она была на пути к самой многообещающей зацепке, которая может объяснить, что же на самом деле случилось с отцом.
И ей казалось, что выбивание двери было самым подходящим началом.
Глава девятнадцатая
Квартира Хэмбри находилась в одной из больших многоэтажек, которые как две капли воды были похожи на все остальные здания в городе. Такие многоквартирные комплексы можно найти в любом городе страны: невзрачные, немного уродливые и до безобразия типичные. Так как часы показывали десять вечера с копейками, и это был будний день, они решили, что должны обязательно застать Хэмбри дома.
Макензи и Эллингтон встретили Пенбрука и Одула на площадке первого этажа. Вечер был тихим, и казалось, что во всём здании не было ни души. Где-то вдалеке мужчина гулял с собакой. Из глубины здания слышался женский смех. Это был обычный вечер. Макензи постоянно напоминала себе об этом. Было так просто погрузиться в восторженные мечтания о том, что случится в следующий час. Именно поэтому, чтобы успокоиться, она постоянно напоминала себе, что это была обычная работа.
В любой другой раз это бы сработало, но не сегодня. Стоя рядом с тремя другими агентами, Макензи понимала, что будущее её карьеры зависело от того, что сейчас произойдёт.
«Хэмбри живёт в квартире триста шесть, – сказал Пенбрук. – Мы с Одулом пойдём первыми. Я хочу, чтобы вы подождали три секунды и потом тоже заходили. Если мы всё сделаем правильно, это будет лёгкий арест. Войдём, выйдем и поедем в отделение. Вопросы?»
Эллингтон отрицательно махнул головой. Макензи сделала то же самое, хотя внутренний голос буквально кричал, моля Пенбрука скорее приступить к операции.
Словно чувствуя её нетерпение, Пенбрук пошёл по площадке в направлении лестницы. Это была совершенно обычная лестница без ковра или иного другого покрытия. Их шаги звучали гулким эхом, как тихие басы от громкой музыки из проезжающей мимо машины. Приближаясь к третьему этажу, они перешли с быстрой ходьбы на лёгкий бег.
Прижавшись к стене, они бежали по коридору. Путь освещали отсветы уличных фонарей; собственные тени бежали за ними следом, когда все, один за другим достали оружие.
Одул остановился и поднял руку вверх. Все разместились у стены между квартирами 305 и 306. Одул подождал секунду, прижавшись к косяку двери Хэмбри. Затем он поднял вверх три пальца. Макензи смотрела, как те опускаются один за другим, отсчитывая время до момента, когда они ворвутся в квартиру.
Три… два… один.
В полупрыжке Одул отошёл на шаг назад от стены, развернулся и поднял ногу. Он уверенно ударил по двери, давая понять, что делал это уже не раз. Макензи не видела, выбил он её или нет, но она знала, что путь свободен. Она смотрела, как Одул и Пенбрук по очереди заходят внутрь. Эллингтон повернулся к ней, тихо досчитал до трёх, и они вошли следом.
Макензи зашла в квартиру, держа пистолет на уровне груди и целясь немного влево, следуя манере, с которой вошли другие три агента.
Долго оставаться в этом положении ей не пришлось.
Перед глазами предстало неожиданное зрелище. Было сложно держать себя в руках, глядя на гостиную, находящуюся сразу за дверью.
В кресле сидел мужчина, искоса глядя на них. Он не двигался, а само кресло было залито кровью. Брызги крови окрасили стену. Макензи вышла вперёд. Возможно, она превышала полномочия, но она вышла перед Пенбруком, который стоял рядом с Одулом. Нагнув голову, чтобы лучше рассмотреть мужчину, она едва обратила внимание на то, что Эллингтон и Пенбрук отправились осматривать квартиру.
Сейчас Макензи стояла напротив мужчины. Основываясь на короткой справке по Габриэлю Хэмбри, которую она прочла в отделении в Омахе, она могла с уверенностью сказать, что перед ней был именно он. Она стояла напротив, глядя ему в лицо, и чувствовала себя ужасно.
Хэмбри был убит выстрелом в затылок. Не имея пока никаких данных, Макензи всё же была уверена, что выстрел был произведён из мелкокалиберного ружья. Было сложно говорить наверняка, потому что выстрел был сделан в упор.
Честно говоря, Макензи не особенно долго рассматривала рану или брызги крови. Её интересовало то, что было прикреплено булавкой к рубашке Хэмбри.
Визитная карточка.
Она была сильно перепачкана кровью, но всё же Макензи рассмотрела название, напечатанное на лицевой стороне.
Антикварный магазин Баркера.
«Что за чёрт?» – где-то рядом сказал Одул.
«Кто бы это ни был, он играет с нами», – сказала Макензи. Ей очень хотелось разозлиться или прийти в ярость от того, что она только что увидела, но вместо этого, пусть ей и не хотелось в этом сознаваться, её охватил страх.
Эллингтон и Пенбрук вернулись в гостиную. Эллингтон сразу подошёл к ней, увидев выражение шока и смятения на её лице. Он ярко выругался, разглядывая место преступления.
«Значит, Хэмбри был лишь пешкой?» – спросил Пенбрук.
«Судя по всему, да», – ответила Макензи. Она хотела отстегнуть визитную карточку от рубашки Хэмбри, но ей становилось нехорошо от одной мысли, что придётся к ней прикоснуться.
«В чём же, чёрт возьми, заключается эта игра?» – спросил Одул.
«В последний раз я видела такую визитку, – сказала Макензи, – на лобовом стекле собственной машины. На обратной стороне было написано «Прекрати искать». Думаю, это ещё одно предупреждение».
«Но ведь дело закрыто, я прав? – сказал Пенбрук. – Я хочу сказать, что ничего подобного мы не видели до недавнего убийства, которое ваш друг Питерсон считает связанным с убийствами бродяг… Почему сейчас? Прошло сколько… двадцать лет затишья, а потом снова началась эта фигня?»
«Хороший вопрос», – сказала Макензи.
«Боже, это кошмар», – сказал Одул, заставив себя отвернуться от мёртвого тела Хэмбри.
«Я доложу начальству, – сказал Пенбрук. Он посмотрел на Макензи и Эллингтона. – Что скажете? Вы хотите осмотреться до того, как сюда прибудет куча народу?»
«Нет», – резко ответила Макензи; а потом, не говоря ни слова, она развернулась и вышла из квартиры.
***
Макензи была настолько ошарашена, что её в буквальном смысле трясло, когда она вернулась в машину. Она была испугана, она была расстроена, и она ещё никогда раньше не чувствовала себя настолько поверженной. Хуже всего было то, в другой части страны её ждало другое расследование, в котором до сих пор не было ни одной зацепки. Ни единой грёбаной зацепки.
Она редко давала волю слезам – сейчас она тоже не собиралась плакать, – но чувствовала, что слёзы разочарования были готовы вот-вот пролиться наружу. Она сжала пальцы в кулаки, ногти стали впиваться в кожу.
Она услышала звук шагов позади. Думая, что, скорее всего, это был Эллингтон, чтобы проверить, как у неё дела, она попыталась быстро прийти в себя. На секунду она задержала дыхание, ещё сильнее сжала кулаки, а потом выдохнула.
«Когда пойдёшь на пенсию, кучу денег придётся потратить на психиатра», – подумала она про себя.
«Привет», – сказал Эллингтон, подходя ближе. Он хотел взять её за руку, но она не позволила.
Макензи закачала головой, не в силах посмотреть ему в глаза. «Это меня убивает, – сказала она. – Ещё пять минут назад, до того, как мы вошли, я была жутко взволнована. Я рвалась в квартиру, чтобы наконец со всем покончить – с отцом и этим убийцей, с визитными карточками. Но сейчас… всё по-другому. Этот урод играет с нами».
«Мы с тобой останемся здесь, – сказал Эллингтон. – Думаю, Макграт разрешит. Мы останемся и попытаемся вдвоём окончательно разобраться в этом деле».
Он взял её руку в свою, хотя для этого ему пришлось применить некоторую силу. Он ободряюще сжал её. Макензи казалось, что сейчас он хочет её обнять, но понимает, что, находясь в расстроенных чувствах, Макензи не любила обниматься или любой другой физический контакт. Ей было приятно осознавать, что он так хорошо её изучил и уважает её желание.
«Нет, – качая головой, ответила Макензи. – Я должна разобраться с убийствами священников. Я не отдам это дело другому агенту».
«Макграт поручил его Ярдли, – сказал Эллингтон. – Она молодец».
«Я знаю, но… я должна вернуться. Я должна и…»
«Я понимаю», – сказал он.
Макензи знала, что он и вправду всё понимает. Он понимает, что она не может оставить что-то на полпути. Она должна была закончить дело, которое ожидало её возвращения в Вашингтоне.
Однако Эллингтон не понимал, что как только с тем делом будет покончено, она посвятит всю себя – всё своё время, силы и энергию – на расследование дела отца и не будет отвлекаться ни на что другое.
После того, что случилось сегодня, у неё просто не было иного выбора.
Кто бы ни стоял за этими смертями, он вынуждал её пойти на такой шаг. Ей нужно убедиться, что ублюдок заплатит за свои деяния сполна.
Но для начала ей нужно было узнать больше о том, что творится здесь, в Небраске.
«У тебя есть номер Кирка Питерсона?» – спросила она.
«Да, – ответил Эллингтон, – но он не самый надёжный источник информации».
Макензи было странно слышать эти слова, потому что насколько она помнила, Питерсон был дельным парнем – преданным своему делу и дотошным к деталям.
«Я должна с ним поговорить прежде, чем вернусь домой», – сказала она.
Эллингтон задумался, но потом нашёл номер, позвонил по нему и передал трубку Макензи. Слушая гудки, она заметила, что Эллингтона что-то беспокоит.
«Он не рад, что я звоню Питерсону», – предположила она.
Не успела она подумать, что могло стать тому причиной, как Питерсон взял трубку, и для расспросов не осталось времени.
Глава двадцатая
Когда Эллингтон припарковал машину на парковке у кафе сети Waffle House, в котором Питерсон согласился с ними встретиться, в кафе было довольно тихо. Было почти 10 часов вечера, и посетителей практически не осталось. До того, как они вышли из машины, Эллингтон коснулся плеча Макензи, показывая, что хочет её остановить.
«Прежде чем мы туда пойдём, я должен тебе кое-что сказать», – произнёс он.
«Что?»
«Не знаю, каким ты помнишь этого Питерсона, но с последней вашей встречи с ним что-то произошло. Мне он показался немного чокнутым, но сначала я решил, что его эксцентричное поведение связано с детективными заморочками. Потом мне кое-что рассказали агенты, которые с ним когда-то сотрудничали. Они говорят, что он стал очень мрачным. Не то, чтобы он слетел с катушек, но в нём появилась практически готичная мрачность. Он стал неприветливым и тихим».
«Я его запомнила другим».
Эллингтон пожал плечами: «Тогда хорошо, что я тебя предупредил. Я всего два раза общался с ним, пока был здесь, и он мне сильно помог. Просто… я даже не знаю. Есть в нём что-то пугающее».
«Окей. Ты меня предупредил. Пошли».
Эллингтон больше ничего не сказал, но было видно, что хотел что-то добавить. Они вышли из машины и вошли в кафе, где витал сладкий запах вафель с сиропом. Питерсон в одиночестве сидел за столиком. По виду казалось, что он уже давно не спал или собирался идти на пробы к фильму о вампирах.
Как ни странно, глядя на него, Макензи вдруг вспомнила младшую сестру Стефани. Как бы мрачно он ни выглядел, он казался задумчиво красивым, а Стефани всегда сходила с ума по таким мужчинам почти готичного типа.
«Стефани, – подумала она. – Боже мой, я сто лет о ней не вспоминала».
Питерсон заметил их и слегка кивнул в знак приветствия, когда они подошли к столику и сели рядом: «Рад вас видеть, агент Уайт».
«И я тоже, – ответила Макензи, присаживаясь. – Не хочу командовать, но я бы хотела как можно скорее вернуться в Вашингтон, поэтому у меня нет времени на формальности».
«У меня тоже, – сказал Питерсон. – Это чёртово дело сводит меня с ума, и мне уже надоело о нём говорить, им заниматься и так далее. В любом случае за него сейчас вплотную взялось Бюро. Мне кажется, я могу отойти в сторону».
«В том то и дело, – сказала Макензи. – Я знаю, как работает Бюро. Именно поэтому я хотела поговорить с вами. Я знаю, что ваши методы отличаются от методов федералов. Я надеялась, что вы поделитесь информацией о возможной связи между убийствами бродяг, которыми вы занимаетесь, смертью моего отца и этими треклятыми визитными карточками».
«Я слышал по рации, что нашли ещё одну визитку в доме Хэмбри, – ответил Питерсон. – Это ещё раз доказывает, что дело мне не по зубам».
«В смысле?» – спросила Макензи.
«Ему нет конца. Оно напоминает теорию заговора, когда чем глубже ты копаешь, тем больше вопросов появляется. Кроличья нора уходит всё глубже и глубже под землю».
«Как вы вообще познакомились?» – спросил Эллингтон.
«Мы познакомились почти год назад. Я приехала сюда, когда Питерсон работал над,… чёрт, я даже уже не помню».
«Всё началось, как дело о семейных разборках, – вспомнил Питерсон. – Жена хотела, чтобы я проследил за её мужем Джимми Скоттом. Она думала, что он ей изменяет и тратит деньги, отложенные сыну на колледж. Я узнал, что он был связан с наркокартелем из Нью-Мексико. Только я собрался связаться с женой, чтобы сообщить ей об этом, как его убили. Жена нашла тело в спальне. В голове были две дырки от пуль. Когда его убили, она находилась в доме, но не слышала выстрелов».
«Чёрт, – сказал Эллингтон, посмотрев на Макензи. – Прямо как с твоим отцом».
«Да, но только они никак друг с другом не связаны», – ответила она.
«Я тоже связи не нашёл».
«Так как смерти бомжей связаны с убийствами отца и Джимми Скотта?» – спросила Макензи.
«Связь – выстрел в затылок в упор. Везде используется один и тот же тип оружия. А ещё визитные карточки… Их нашли на всех телах».
«О скольки жертвах идёт речь?» – спросила Макензи.
«Пока о трёх. Из них двое бездомных, а третий не был бездомным, но жил очень бедно, начинал жизнь заново».
«Все трое как-то связаны?»
«Ничего существенного мы не нашли. Двое ходили в одну и ту же бесплатную столовую. Один из них в прошлом как то работал вместе с братом другого – вместе они наставили на женщину пистолет и отобрали шестьдесят долларов, что были у неё в кошельке. Вот и вся связь».
«Вы не будете против поделиться со мной материалами дела?»
Питерсон прыснул от смеха: «Легко. Дело на пару страниц. Я делал мало заметок».
«Прошу прощения за следующий вопрос, – сказала Макензи, – но что случилось? В последний раз, когда мы виделись, вы казались совершенно другим человеком».
«Думаю, я и был другим, но это грёбанное дело… Оно меня убивает. Я помешался на нём. Ещё хуже стало после того, как третьей жертвой оказался двенадцатилетний мальчик».
«Боже», – сказала Макензи.
«Так что простите, если я не излучаю счастье и радость».
«Конечно», – серьёзно ответил Эллингтон.
Они оценивающе смотрели друг на друга через стол. Питерсон первым отвёл взгляд – не из страха, а, скорее, из скуки.
«Да, я могу выслать вам все материалы, – сказал он. – Бюро действительно собирается прислать сюда агентов из столицы в помощь парням из Омахи?»
«Не имею понятия, – ответила Макензи. – Вы знаете, что для меня значит это дело. Я буду благодарна за любую помощь».
«Конечно, – сказал Питерсон. – Знаете, я почти сутки не ел, так что собираюсь заказать себе оладьи с грецким орехом и блинчики. Вы можете присоединиться».
Макензи была готова согласиться на предложение. Её до сих пор волновала мысль, что при виде Питерсона она вспомнила Стефани. Кроме этого, в нём было что-то такое, что указывало на крайний недостаток общения с людьми. С другой стороны, было совершенно ясно, что теперь он стал далёк от такого общения.
«Спасибо, но мне нужно как можно скорее попасть на самолёт, – ответила Макензи. – Ещё раз спасибо, что согласились встретиться».
«Без проблем. Я вышлю вам все материалы на почту, как только доберусь до дома».
Макензи кивнула, и они с Эллингтоном поднялись из-за стола. Пока они шли к машине, Макензи была тихой и задумчивой.
«Я же говорил, – сказал Эллингтон. – Что-то его съедает изнутри».
«Ты был прав», – подтвердила она.
«Двенадцатилетний мальчик, – подумала Макензи. – Тот, кто убил моего отца, не гнушается убийством ребёнка».
Этот факт выставлял дело совершенно в ином свете.
На душе у Макензи было неспокойно, и она понимала, что теперь у неё появилась ещё одна веская причина докопаться до сути того, что же здесь, чёрт возьми, происходит.
Но сначала… ей нужно было разобраться с убийствами в Вашингтоне.
Глава двадцать первая
Они отправились в Вашингтон ночным рейсом. На борту было мало людей: меньше тридцати пассажиров расселись по местам, и в салоне самолёта было тихо. Макензи позволила себе немного вздремнуть. Когда она открыла глаза, часы показывали 4:36 утра. Макензи подумала, что, наверное, ей снился очередной кошмар, но даже если и так, она его не запомнила.
«И слава Богу», – подумала она, бодро выпрямившись в кресле. Она не знала, какой именно город они сейчас пролетали, и чьи огни она видела в иллюминатор. Её это мало волновало. Находясь в небе над страной и всеми её проблемами, она чувствовала себя почти свободной.
Такого спокойствия она не ощущала ни разу с момента обнаружения визитной карточки на окровавленной рубашке Хэмбри, хотя убитые бродяги тоже не выходили у неё из головы. Особенно убитый ребёнок. Она гадала, переслал ли уже Питерсон материалы дела.
Уже во второй раз с их встречи в кафе она размышляла о том, как какое-то событие могло изменить человека. Когда Макензи только познакомилась с Питерсоном, он показался ей невероятно красивым, добродушным и энергичным. Но зацикленность на расследовании и, очевидно, смертях бездомных, довела его до порога тьмы. Она слышала, что так бывает. Как-то Макензи попалось дело вышедшего в отставку полицейского, который застрелил десятилетнего ребёнка во время перестрелки на оживлённой городской улице. Полицейский не только ушёл со службы, у него также развилась тяжёлая форма депрессии, он ушёл из семьи и в конечном итоге покончил с собой в комнате мотеля, выстрелив в рот из пистолета, очень напоминающего табельное оружие.
Макензи отмахнулась от этих мыслей и попыталась сконцентрировать внимание на чём-нибудь другом. Эллингтон читал книгу, которую кто-то оставил в самолёте с прошлого рейса. В самолёте он никогда не спал – это была одна из сотен других особенностей его личности, которые Макензи изучила за время их знакомства. Ей нравилось узнавать о нём что-нибудь новое, и даже сейчас, когда она понимала, что по приземлению их ожидает напряжённый рабочий день, она с нетерпением ждала времени, которое они будут проводить вместе.
«Доброе утро, красавица», – с ухмылкой сказал Эллингтон.
«Где мы уже?» – в полусне спросила Макензи.
«В последний раз капитан сообщил, что мы должны приземлиться примерно через полчаса. Как дела? Сон пошёл тебе на пользу?»
«Пока не могу сказать».
Эллингтон кивнул и положил книгу на колени – зачитанный до дыр роман Винса Флинна.
«Послушай, – сказал он. – Я тут подумал, что лучше скажу это, пока ты ещё не совсем проснулась. Увидев твою реакцию сегодня вечером, я решил, что хочу помочь тебе с поимкой убийцы с визитной карточкой».
«Я не думаю, что…»
«Прости, – добавил Эллингтон, беря Макензи за руку, – но ты ошибаешься. И это был не вопрос. Я просто сообщаю это тебе сейчас, чтобы избавить себя от споров в дальнейшем. У тебя нет права голоса в этом вопросе. Я знаю, ты думаешь, что крутая, но в этом конкретном случае я готов настаивать на своём».
По его тону и широкой улыбке Макензи поняла, что слова Эллингтона были продиктованы любовью к ней, даже фраза «я знаю, ты думаешь, что крутая».
«Но это не…»
«Это… то, что происходит между нами, – сказал он, – выходит далеко за пределы спальни. Это даже больше, чем, я не побоюсь этого слова, любовь. Я с тобой. И разбираться в этом мы будем вместе».
«И ты думаешь, Макграт даст добро?» – спросила Макензи.
Она должна была признать,… ей нравилась мысль, что Эллингтон будет рядом, когда она посвятит все свои силы расследованию дела визитной карточки. После разговора с Питерсоном она поняла, каким серьёзным было это расследование. Было логично заняться им вместе с напарником, которому доверяла и на которого могла положиться.
«Если не даст, то мы можем пригрозить увольнением», – сказал Эллингтон.
«Вот же ты подлиза».
Макензи придвинулась ближе и поцеловала его. Удивительно, каким естественным и само собой разумеющимся был этот поцелуй.
«Расскажи, что думаешь по поводу связи Хэмбри и этого дела? – спросил Эллингтон. – Уже есть какие-нибудь теории?»
«Парочка. Помню, ходили неподтверждённые слухи о том, что мой отец был связан с чем-то незаконным. После убийства Джимми Скотта несколько месяцев назад я даже начала предполагать, что оно как-то генеалогически связанно с делом отца. Вроде безумного семейного бизнеса: возможно, убийца отца растит новое поколение, чтобы они закончили то, чему он посвятил жизнь. Думаю, это бы объяснило большой перерыв между убийством отца и Джимми Скотта. Но потом начали убивать бродяг…»
«И что с бродягами?» – спросил Эллингтон.
«Я мало что знаю об этих убийствах, но когда бомжей убивают казнеподобным способом, это может указывать на деятельность какой-нибудь банды, которая, возможно, связана с торговлей наркотиками. Или кто-то таким образом пытается нам что-то сказать».
«Но что именно? И к кому он обращается?»
«Я не знаю. Может, тут дело в обеих теориях сразу. Если мой отец был связан с чем-то незаконным, что он хотел скрыть от семьи, но это были наркотики. А может, что-то связанное с торговлей оружием. Раньше были случаи, когда на границе задерживали целые фургоны, гружённые героином, оружием и так далее».
После некоторого раздумья Эллингтон утвердительно кивнул: «Да, думаю, это хорошая теория».
«Но не самая убедительная, – заметила Макензи. – Именно поэтому сейчас я хочу переключиться на другую работу. Когда мы окажемся на земле, на сто процентов отдамся расследованию смертей священников. Я должна это сделать. Мне нужно что-то делать и добиваться хоть каких-то результатов, или я сойду с ума».
Приближаясь к Вашингтону, они взялись за руки и наслаждались тихим гулом самолёта. Макензи была уверена, что снова заснула, успокоенная дарующей безопасность близостью Эллингтона. Вот она смотрит на их сплетённые руки, а в следующую секунду резко просыпается от толчка самолёта, ударившегося колёсами о посадочную полосу.
«Тебе лишь бы вздремнуть, – прошептал ей на ухо Эллингтон. – А ещё у тебя пахнет изо рта».
«Я уже два дня не была в ванной и всё это время провела в разъездах, – ответила Макензи. – Сейчас меня меньше всего заботит свежесть дыхания».
Когда они расстегнули ремни, дожидаясь разрешения покинуть самолёт, Макензи заглянула в телефон. Как и тогда, когда она приземлилась в Небраске, как только телефон поймал сеть, уведомления посыпались на неё одно за другим.
Сначала она просмотрела СМС, но остановилась уже на первом.
«Чёрт», – сказала Макензи.
«Что случилось?» – спросил Эллингтон. По голосу было заметно, что он уже обо всём догадался.
«Новая жертва, – сказала Макензи. – Убили ещё одного священника».
Глава двадцать вторая
Очень скоро Макензи практически не обращала внимания на усталость. Недосып стал для неё чем-то схожим с ноющей головной болью, которую испытывают многие люди, и которая то пропадает, то появляется. Они прибыли на подземную парковку у собора Святого Петра в 6:20 утра. За последние тридцать шесть часов Макензи полноценно спала только шесть. Бывало и хуже, но из-за смены часовых поясов она чувствовала себя совсем разбитой.
То, что ждало их за дверями машины, нельзя было описать словами. Первое, что она заметила, это большой чёрный навес, который тянулся от стены церкви и уходил на полтора метра вглубь подземной парковки. Он поднимался на шесть метров вверх и заворачивался кверху, как дьявольское украшение на Хэллоуин. За его границей стояли несколько офицеров полиции и агенты ФБР.
Подъезд к чёрному ходу блокировали козлы и дорожные конусы. Один из полицейских попросил Макензи и Эллингтона проходить мимо, потому что все дороги, ведущие к нему, тоже были перекрыты.
Они направились к навесу, где Ярдли и Харрисон вели оживлённую беседу с офицером полиции. Харрисон первым их заметил, подтолкнул Ярдли локтем и указал в их направлении. Извинившись перед офицером, Ярдли, а за ней и Харрисон, встретили их у навеса.
«Что это ещё за цирковой шатёр?» – спросил Эллингтон.
«Этот случай ещё хуже, чем предыдущие, – сказала Ярдли. Она говорила серьёзным расстроенным голосом. – Мы вызвали ребят, чтобы они его сняли».
«Сняли?» – спросила Макензи.
«Сами посмотрите», – продолжила Ярдли. Она сделала шаг в сторону, позволив им заглянуть под навес.
Вход представлял собой два свисающих полотнища, накрывающие друг друга. Эллингтон попал в точку, сравнив его с цирковым шатром. Он выглядел именно так, только возвёл его мрачный, сумасшедший зазывала. Изучив его внимательнее, Макензи заметила, что шатёр держался на стальных столбах, прикрученных к задней стене церкви. Столбы были прикручены наспех, указывая на то, что то, что ожидало их под навесом, было настолько ужасным, что Бюро решило любым способом скрыть находку от посторонних глаз.
Они зашли под навес и будто оказались в подземном хранилище, освещённом двумя прожекторами, располагающимися на земле. Их свет был направлен в сторону церковной стены, освещая шокирующую сцену.
На стене висел большой крест. К нему, как и на других местах убийств, гвоздями был прибит священник. Он выглядел в точности, как Иисус Христос, каким его всегда изображали на картинах с распятием – терновый венок на голове и тонкая полоса белой ткани на бёдрах.
У основания креста лежали рубашка, брюки, бумажник, начатая упаковка Lifesavers и тридцать шесть центов мелочью.
Ярдли и Харрисон тихо вошли под полог навеса. Ярдли подошла к Макензи и тихо сказала.
«Отец Уэйд Коул, – начала она. – Пятьдесят один год. Мы поговорили с работниками церкви. Между пятью и восемью часами вечера он находился один в исповедальне».
Макензи кивнула, не отводя глаз от креста. Верхний его край почти касался верха тента. Он состоял из массивных деревянных досок, и ноги Коула болтались как минимум в полутора метрах над землёй. Казалось невероятным,… чтобы кто-то сотворил это в одиночку. В этом случае убийца должен быть решительным и сильным, а также иметь точный план действий.
Макензи подошла к кресту и подняла глаза на Коула. Разрез на правом боку был глубже и лучше виден, чем у предыдущей жертвы. Казалось, что его специально сделали довольно грубо. Макензи посмотрела сначала на руки, потом на ноги. Руки были прибиты гвоздями, а ноги связаны, как у других жертв.
«Теперь их четыре, – подумала она. – Сейчас должно быть легче понять, что для него важно, а что нет».
Осматривая тело, она мысленно делала для себя кое-какие пометки. Она старалась осмотреть каждый сантиметр тела – это было почти невыполнимо, потому что оно висело в полутора метрах над землёй.
«Тип гвоздей нам ничего не даст, – подумала она. – Криминалисты ничего не нашли. То же можно сказать о канате. Их можно достать везде, и мы не можем узнать время и место покупки. Можно сказать, что в поисках зацепки они нам бесполезны.
Тогда всё дело в планировании. Убийца должен был всё спланировать,… чтобы сделать такой крест и прибить к нему человека, но при этом остаться незамеченным. Он знает церковь и район. Но если он знает все церкви, в которых произошли убийства, то он потратил немало времени на их изучение.
Значит, всё дело в том, откуда он знает жертв и церкви. Всё дело в отношениях и связях. Его способность планировать и осуществлять убийства, оставаясь незамеченным, говорит о том, что он очень осторожен. Мы можем ждать, когда он сделает ошибку, но тогда… скольких ещё он успеет убить?»
Макензи и не заметила, как сзади подошёл Харрисон. Он посмотрел на основание креста и разбросанные там вещи.
«Ты понимаешь, что означают эти вещи?» – спросил он.
«Да, – ответила Макензи, вспоминая то, чему учили её в воскресной школе. – Когда Христа распяли, солдаты и зрители тянули жребий, чтобы забрать его вещи».
«То есть мы думаем, что убийца видел в Коуле Христа?» – спросил Эллингтон.
«Думаю, такую вероятность нельзя исключать», – сказала Макензи.
Под навес зашёл человек. Он вошёл ещё тише, чем Ярдли и Харрисон. Макензи обернулась и увидела быстро шагающего в их сторону Макграта. Он не казался злым или расстроенным, но выглядел сильно озабоченным.
«Итак, – сказал он, – давайте разбираться с этим как можно быстрее. Грядёт буря. Сегодня утром я получаю звонки, от которых мне становится не по себе. Хотим мы этого или нет, но сообщения об этих убийствах попадут в выпуски новостей по всей стране. Кроме того, у этого расследования есть все шансы вытянуть на свет божий религиозных фанатиков. Как только они скажут своё первое слово, им сразу ответят злобные и язвительные атеисты. И мы хлебнём сполна, прежде чем они успокоятся».
«Кто вам звонил?» – спросила Макензи.
«Да хотя бы вице-президент, – ответил Макграт. – Только вчера он был здесь на службе. Вчера. Он отчитал меня за то, что мы до сих пор не поймали этого парня. Он также дал мне понять, что в Капитолии многие обеспокоены этим делом».
«Иными словами, – сказала Макензи, – если мы не раскроем дело в ближайшем будущем, нам придётся работать под натиском журналистов и политиков?»
«В общем и целом, да, – сказал Макграт. – Послушайте,…я приехал сюда, чтобы лично поговорить с агентами Уайт и Эллингтон. Ярдли и Харрисон, вы могли бы подождать нас снаружи? Через минуту я вернусь, чтобы ввести вас в курс дела».
Харрисон сразу направился к выходу, как всегда строго следуя приказам. Ярдли пошла с неохотой. Макензи понимала её реакцию: Ярдли казалось, что она играет роль второй скрипки, а это никому не понравится. Она в последний раз взглянула на тело жертвы и вернулась на парковку.
Макграт подошёл ближе к Макензи и Эллингтону. Так близко к ней он ещё никогда не приближался. Это немного пугало.
«Вот в чём дело. У меня есть кое-какая информация, которая, по сути, не является засекреченной, но может произвести немало шума в Белом доме и Конгрессе. Эта информация может дать нам зацепку. Я получил её около часа назад. Кроме вице-президента мне также звонили два конгрессмена и один сенатор. Из этих звонков я узнал кое-что об отце Коуле, что вряд ли известно широкой публике».
«Надеюсь, не очередные обвинения в насилии и сексуальных домогательствах», – сказала Макензи.
«Не на этот раз, – ответил Макграт. – Одну и ту же историю мне поведали два разных источника, и я доверяю им обоим. Судя по всему, у Уэйда Коула были большие разногласия с человеком, который чуть не стал дьяконом собора Святого Петра. Его лишили должности в последнюю минуту, а точнее за две недели до вступления в неё. Причиной этому послужил Коул. Они обменивались колкостями в социальных сетях, но потом Коул мудро прекратил эту перепалку. После этого, меньше трёх недель назад произошла ссора у дома Коула. Из того, что мне стало известно, ссора случилась через две недели после того, как того мужчину сняли с должности. Больше дюжины свидетелей видели ссору».
«Как эта перебранка может быть связана с теми, кто вам звонил?» – спросил Эллингтон.
Макграт покачал головой: «Этого я не могу вам сказать. Единственное, что я могу добавить, что есть ряд скандалов, которые католическая церковь пытается замять. Иногда в этом им требуется некоторая помощь».
«У уволенного дьякона есть имя?» – спросила Макензи.
«Да, – сказал Макграт. – Я хочу, чтобы вы двое – только вы двое – отнеслись к этой информации с величайшей осторожностью. Как только вы выйдете отсюда, можете делать то, что посчитаете нужным. Я хочу, чтобы с ним говорили только вы вдвоём, а потом я готов дать вам зелёный свет. Делайте всё, что потребуется, чтобы закрыть это дело до того, как станет ещё хуже».
«Как вы считаете, сколько времени у нас есть в запасе?»
Макграт пожал плечами: «Я бы сказал пара дней. Возможно, три, но это максимум. Вы знаете, как быстро распространяются новости, особенно если они плохие». Он вздохнул и продолжил уже шёпотом: «Уволенного дьякона зовут Колтон Макдениэл. Через несколько минут я отправлю вам его адрес. Получите СМС и держите рот на замке… Я говорю серьёзно. Как появятся новости, сразу сообщите мне, но вы двое должны стать незаметными, как тень. Понятно?»
«Да, сэр», – сказала Макензи.
«Как дела в Небраске?» – спросил Макграт.
«Разочаровывают», – ответил Эллингтон.
«У нас больше вопросов, чем раньше», – добавила Макензи.
Макграт отмахнулся от её слов и пожал плечами: «Я запрошу отчёт из отделения в Омахе, а вы принимайтесь за работу. Я на вас рассчитываю. Не подведите, договорились?»
Макграт развернулся на каблуках и ушёл.
«Никакого давления», – сказал Эллингтон, протянув руку и сжав руку Макензи.
«Ты прав. Никакого давления».
Они вышли из-под полога шатра. Когда они оказались снаружи, солнце только коснулось парковки позади церкви, куда разрешили въехать грузовику. Сзади к грузовику был прицеплен небольшой кран, и сразу стало ясно, зачем он приехал – прибыли криминалисты, чтобы снять со стены Коула и крест.
Макензи и Эллингтон быстрым шагом пошли к машине. Макензи заметила Ярдли и Харрисона. Ярдли смотрела, как они уходят, всеми силами скрывая зависть. Они быстро кивнули друг другу, и Макензи опустилась на пассажирское сиденье.
«Эллингтон, – сказала она, – я понимаю, что мы спешим, но мне нужно принять душ. И мне нужен кофе. В следующий час могу я рассчитывать на то и другое?»
«Да, – ответил он. – От тебя действительно неприятно пахнет».
Даже эта шутка не смогла поднять Макензи настроение. Она была слишком занята, раздумывая над последними словами Макграта:
«Я на вас рассчитываю. Не подведите…»
Он ещё никогда не говорил с таким отчаянием, и сейчас, увидев его слабую сторону, Макензи решила, что обязательно выполнит просьбу.
Глава двадцать третья
Они заехали домой и повели себя, как настоящие профессионалы. Пока Макензи принимала душ, позволив себе минутку понежиться в горячей воде и расслабиться, Эллингтон заварил кофе. Макензи вытерлась полотенцем, оделась и нашла на столе ожидающий её кофе.
«Благослови тебя Бог», – сказала она.
«Угощайся. Послушай,… я пролистал Твиттер в поисках словесной перепалки между Коулом и Макдениэлом. Мягко говоря, интересное чтиво».
«Что-нибудь указывает на мотив?»
«Нет, только на увольнение. В профиле Коула я нашёл некоторые намёки на саму причину спора. Он обнаружил детали из прошлого, которые могли помешать Макдениэлу стать дьяконом. Конечно, всё покрыто мраком. Коул пытался вести себя профессионально и не называл имён».
«Может Макдениэл сам расскажет о своём прошлом, узнав, что Коула убили».
«Почему ты думаешь, что он сам не убийца?»
«Я не думаю. Всё может быть. Просто не хочу основывать свои выводы только на едких комментариях в Твиттере».
«Справедливо, – сказал Эллингтон и посмотрел на часы. – Если поедем сейчас, то доберёмся до дома Макдениэла до утренних пробок и момента, когда он уйдёт на работу».
Макензи кивнула, взяла кофе и направилась к двери: «А кем он работает, нам известно?»
«У него небольшая фирма, занимающаяся ландшафтным дизайном. Из того, что мне известно, он совмещает работу с написанием книги».
«О чём?» – спросила Макензи.
«Мистицизм Нового века и его влияние на западные религии».
«Возможно, об этом говорил Коул, намекая на прошлое», – предположила она. Только она произнесла эту фразу, как ей показалось, что она была права.
«Возможно, так оно и есть, – подумала Макензи. Душ взбодрил её, и теперь она мыслила яснее и ещё больше надеялась на скорое продвижение в расследовании. – Возможно, именно эту зацепку мы и искали».
С кофе в руке и проснувшейся решимостью, она вышла за дверь вслед за Эллингтоном. Впереди её ждало утро, которое, как она надеялась, наконец подарит им результаты.
***
Им удалось прибыть к дому Макдениэла как раз вовремя и застать его дома. Он жил в престижном районе в двадцати минутах езды от Капитолия. Он жил в оригинальном доме с ухоженным двором – не зря он занимался ландшафтным дизайном. Когда Эллингтон остановил машину у дома, Макдениэл загружал газонокосилку в багажник рабочего грузовичка, на крыле которого виднелась надпись «Макдениэл Лендскейпинг».
На вид Колтону Макдениэлу было около сорока пяти. Он был полноват и имел пухлые щёки, которые десять лет делали его на пару лет моложе, но сейчас лишь указывали на то, то с возрастом он станет ещё толще.
Когда он увидел, как Макензи и Эллингтон выходят из машины, то сразу выругался, а потом с силой захлопнул багажник и закатил глаза.
«ФБР?» – спросил он.
«Да, – ответил Эллингтон. – Агенты Эллингтон и Уайт. Кажется, мы вас разозлили, но не удивили своим приходом».
Макдениэл пожал плечами: «Двадцать минут назад мне позвонили. Я знаю о Уэйде. Пять минут назад мне позвонили снова. Звонили журналисты из программы новостей, интересуясь, есть ли мне что сказать по этому поводу».
«Вот же они шустрые», – подумала Макензи.
«А вы знаете ещё о трёх священниках, о которых говорили в новостях последнюю неделю-полторы?» – спросила она.
«Знаю. Никто вам не скажет этого в лицо, но сейчас все в церковном сообществе города совершенно напуганы, поэтому да,… я знаю о них».
«Я полагаю, вы понимаете, что мы хотели бы задать вам несколько вопросов», – сказала Макензи.
«Я уже догадался, хотя не знаю, чем могу вам помочь. Если конечно вы не думаете, что наша маленькая ссора перед его домом настолько меня разозлила, что я решил его убить. Если вы здесь поэтому, тогда я могу вам помочь – я этого не делал».
«Расскажите подробнее о той ссоре перед его домом», – попросила Макензи.
«Я повёл себя глупо, но… я много работал, чтобы получить ту должность. Я посвятил всё своё время и сердце Богу. Я был счастлив. Мне казалось, что я наконец достиг цели всей своей жизни – возможности исправить то, что я натворил в прошлом. Только вдруг Коул и кто-то там ещё принимает решение, испугавшее Собор и заставившее его захлопнуть дверь прямо перед моим носом. Это был не просто отказ. Это было почти унижение. Именно поэтому я направился к его дому, чтобы поговорить. Мы разговаривали на лужайке, потому что он отказался впустить меня в дом, и общались на повышенных тонах».
«Что такого плохого вы сделали в прошлом, что решили посвятить себя церкви?» – спросила Макензи.
«Я занимался оккультизмом, – ответил Макдениэл. – Какое-то время я даже занимался чёрной магией. Я был молод и потерян, ища ответы где угодно, но только не в католицизме, которым родители пичкали меня всё детство».
«И Коулу это не понравилось?»
«Нет. По крайней мере, не сразу. Я писал книгу о том, что веяния оккультизма более опасны для христианства, чем мы думаем. Я искал кому бы её продать и наконец нашёл агента. Он довольно быстро организовал для меня сделку с издательством, и мне кажется, именно это взбесило Уэйда. Он испугался того, что служитель его церкви будет ассоциироваться со скандальной книгой, пусть даже её цель – прославление Господа. И поэтому они от меня избавились».
«Вы собираетесь подавать на должность дьякона в какой-нибудь другой церкви?» – спросила Макензи. Она чувствовала себя немного глупо, потом что не знала, как именно это происходит у священников.
«Я не знаю, – ответил Макдениэл. – Если мне уже звонят журналисты и спрашивают о Коуле, то не думаю, что моё имя выставят в хорошем свете. Это может разрушить мне карьеру».
«Его больше заботит внимание прессы, – подумала Макензи. – Его больше беспокоят журналисты, чем агенты ФБР на пороге дома».
Она была уверена, что у него будет алиби, но всё равно спросила: «Мистер Макдениэл, где вы были вчера вечером?»
«Примерно до полуночи сидел в гараже и чинил эту газонокосилку, – указав большим пальцем в сторону грузовика, сказал он. – После отправился спать. Сын может подтвердить мои слова, потому что он хотел тайком поиграть ночью в приставку, а я за это на него накричал».
«Он сейчас дома?»
«Нет. Сел на школьный автобус за десять минут до вашего приезда».
«Да это и неважно, – подумала Макензи. – Он не убийца».
«Спасибо, что уделили нам вр…», – начала она, но её прервал звонок мобильного.
На экране высветился номер Харрисона. Она извинилась, отвернулась и сделала шаг в сторону машины:
«Привет, Харрисон, что случилось?»
«Где бы вы с Эллингтоном ни были, бросайте всё и приезжайте в отделение полиции Сёрд-дистрикт».
«Зачем? Что стряслось?»
«Некоторые могут назвать это чудом, – пошутил Харрисон. – Мы его нашли. Мы поймали убийцу».
Глава двадцать четвёртая
Когда они прибыли на место, их встретили два офицера полиции, и Макензи сразу поняла, что они были не менее удивлены, чем она сама. Однако когда они с Эллингтоном вышли из машины, на лицах офицеров отразилось облегчение.
«Что, чёрт возьми, происходит?» – Макензи спросила офицера, который указал следовать за ним налево.
«Утром пришёл какой-то мужчина и во всём сознался».
«Против него есть улики?»
«Он очень много может сказать о местах преступлений, – ответил офицер. – Честно говоря, я почти не владею информацией. Этим делом занимаются несколько полицейских и один детектив. Два ваших агента прибыли примерно двадцать минут назад».
Офицер ввёл их в здание отделения Сёрд-дистрикт, а потом пошёл быстрее. Они прошли через небольшой офис с перегородками и вошли в коридор. В конце коридора было несколько людей. Двое из них были в привычных для агентов Бюро костюмах – Харрисон и Ярдли.
Офицеры махнули на прощание и быстро пошли к выходу. Казалось, они хотели как можно скорее покинуть коридор. Макензи и Эллингтон направились к собравшимся. За людьми коридор уходил влево.
«Комнаты для допросов», – предположила Макензи.
«Что нам известно об этом человеке?» – Макензи спросила Ярдли, когда они дошли до них.
«Мы ещё не получили всю информацию. Получаем её так быстро, как только это возможно. Местная полиция помогает с поиском среди публичной информации. Пока мы знаем вот что: в семь сорок пять утра в двери отделения вбежал Джозеф Симмонс и начал кричать, что его необходимо наказать, что он больше этого не выдержит. Его попытались успокоить – это была женщина, только заступившая на службу, – и он ударил её в челюсть. Его арестовали около часа назад, и кажется, что он знает чертовски много об убийствах священников. Мне не хочется это говорить, но… я даже не знаю. Он ведёт себя, как сумасшедший».
«Вы лично с ним разговаривали?» – спросила Макензи.
«Не больше трёх минут. Потом мне на телефон начали приходить материалы, касающиеся его личности, и я вышла из кабинета. Кстати, всё, что мне прислали, я переслала вам на почту».
«Спасибо», – сказала Макензи. Она отошла в сторону от толпы и шума разговоров. Она открыла почту и нашла в ящике два новых письма. Оба были от Ярдли и пришли меньше получаса назад. Макензи просмотрела их, и слово за словом, всё встало на свои места. Разочаровывал способ поимки убийцы, но теперь он был у них… Не всё ли равно как?
Макензи прочла PDF-файлы, которые выслали из Бюро, и познакомилась с Джозефом Симмонсом. Он сбежал из дома в пятнадцать лет и до двадцати одного жил на улицах Ричмонда, штат Вирджиния. Он зарабатывал деньги, подрабатывая разнорабочим на фермах и стройках. Этих денег хватало на жизнь и, в конце концов, он получил постоянную работу в Target в Ричмонде. К двадцати восьми годам он перебрался в Вашингтон. Сначала работал стажёром в области системной безопасности, а потом помощником менеджера на складе. Отличный пример человека, который сделал себя сам,… если бы только три года назад всё не пошло наперекосяк.
Три года назад Симмонса арестовали за избиение женщины у бара. Кроме того, он ударил её спутника кирпичом по голове, что чуть не привело к госпитализации. За это нападение он отсидел короткий срок в тюрьме, а после освобождения его снова арестовали за серию нападений неизвестного в Вашингтоне и округе. В конечном итоге, его отпустили, когда схватили настоящего подозреваемого. За два года, что прошли с того случая, Симмонс сознался ещё в двух преступлениях: угоне машины и избиении проститутки после того, как она его обслужила.
Он был признан виновным в этих преступлениях.
Однако когда Симмонс сознался в убийстве присяжного в нашумевшем деле прошлого года, он был явно невиновен. Его отпустили и отправили к психиатру.
И вот он снова в участке. Это было странно и бессмысленно. Иными словами, соответствовало природе их расследования.
«Что думаешь?» – спросил Харрисон.
«Думаю, что как минимум нужно его проверить. Его привычка сознаваться в преступлениях – это способ привлечь к себе внимание, особенно когда речь идёт о серьёзном правонарушении, которого он не совершал. Если он так сильно жаждет внимания, нельзя предугадать, на что он способен».
Кроме неё, Эллингтона, Ярдли и Харрисона в коридоре были также два полицейских и детектив в штатском. Все обсуждали случившееся утром. Один из полицейских тихо смеялся, а детектив выглядел хмуро.
«Кто здесь главный?» – спросила Макензи.
«Вы, ребята, – ответил тот из полицейских, кто не смеялся. – И слава Богу, как по мне. Дайте знать, если понадобится наша помощь».
Макензи кивнула и направилась по коридору налево. Вдоль стены шли три двери, последняя вела в комнату для допросов; следующая за ней – в комнату для наблюдения, где, как решила Макензи, за беседой будут наблюдать офицеры, детектив и коллеги-агенты.
Она вошла в комнату для допросов. Джозеф Симмонс с интересом посмотрел в её сторону и замер на мгновение. На какую-то секунду Макензи показалось, что перед ней находится Габриэль Хэмбри с дыркой в голове и визитной карточкой на рубашке.
Макензи отмахнулась от этой мысли и ответила на взгляд Симмонса. Он не нервничал и не смущался. Казалось, он ждал её прихода, как ребёнок ждёт, когда ему отрежут кусок именинного пирога, зная, что грядёт время, когда он сможет задуть свечку.
«Он ищет внимания, – подумала Макензи. – Если он убийца, то, не получив его, начнёт замыкаться в себе и не станет сотрудничать. Нужно вести себя так, словно я нахожусь под впечатлением или даже расстроена тем, что он сам сдался, а не мы его поймали».
«Скажите мне, – изображая смущение, спросила она, – почему сейчас? Почему вы сдались именно сейчас?»
«Потому что я закончил», – сказал Симмонс.
«Четыре жертвы, – продолжила Макензи, не забывая говорить расстроенным голосом. – Почему четыре?»
«Не знаю. Так мне приказали».
«Кто приказал?»
Симмонс наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую и закусил верхнюю губу. Наконец он повёл плечами и ответил: «Мне так сказали. Голоса».
«Что ещё говорят вам голоса?» – спросила Макензи.
«Этого я вам сказать не могу, иначе они расстроятся. Кроме того, я должен был сдаться. Давайте смотреть правде в глаза,… вы бы меня никогда не поймали».
«Ну, рано или поздно поймали бы», – ответила она, изображая жуткое разочарование. Она знала, что не блещет актёрской игрой, но понимала, что Симмонс не заметит подвоха,… пока она будет льстить его самолюбию.
«А как иначе», – сказал он и резко засмеялся. Смех звучал так же наиграно, как разочарование Макензи.
«Я должна знать, – сказала она, садясь напротив него за небольшой стол, – как вы смогли так высоко поднять крест, когда убили Коула. Доски весят не меньше тонны».
«Я взял доски в церковном подвале. Они служили декорацией для детских представлений. Из середины одного из них торчал болт после одного из выступлений. Я вытащил доски из подвала и прикрепил одну к задней стене церкви, пока прибивал руки Коула к другой. Поднять его на такую высоту было непросто, но я справился».
«В одиночку?»
«Ага», – нахально ответил он.
«Чем вам не угодили эти священники?» – спросила Макензи.
«Тем, чем они не нравятся всем остальным – слепой верой. Невежеством и готовностью увести других с верного пути в поисках невидимых богов. Ненавистью к гомосексуалистам. Жадностью. Грехами, которые они пытаются закопать, как кот закапывает гавно в песок».
«Четырёх жертв вам достаточно? – спросила Макензи. Она решила, что если задаст все вопросы ещё раз, Симмонсу это не понравится, и будет легче уличить его во лжи. Тем более, если он был убийцей, его начнёт раздражать праздная беседа, конкретно не касающаяся его деяний. – Скрывается ли за цифрой четыре особый смысл?»
«Нет, – сказал он. – Я просто решил, что выполнил миссию. Я же уже говорил. Голоса сказали четыре. Вот я и закончил на четырёх».
Макензи кивнула, решив, что нашла первую ошибку в его истории. На простые вопросы, которые позволяли ему злорадствовать, он отвечал подробно. А когда она спросила его, почему он остановился, то получила расплывчатый ответ, даже какой-то примитивный. Голоса – глупо и ожидаемо.
«Что ж, мистер Симмонс, сегодня вы поступили правильно, – сказала она. – Как я понимаю, вы знаете свои права, или мне всё же их зачитать?»
По его лицу промелькнула тень сомнения. Это произошло так быстро, что Макензи едва её не упустила: «Я всё знаю».
«Я просто решила, – сказала она. – Я хочу сказать, угон машины и нападение на проститутку несколько лет назад, а потом ещё это преступление, помните? Убийство, в котором вы сознались…».
«Говорите о сучке из жюри присяжных?»
«Да, – ответила Макензи. – Тогда вам удалось избежать наказания, не так ли?»
И вот опять… маска дала трещину. Она не могла сказать наверняка, что бы это значило, но точно знала, что он что-то скрывает.
«Я не избежал наказания, – сказал Симмонс. – Идиоты-полицейские обвинили кого-то другого. Они меня отпустили. Смотрите, к чему это привело – четыре мёртвых священника».
«Так этого вы добивались? Из-за несовершенства системы вы оказались на свободе и решили показать им, какую огромную ошибку они совершили?»
«Нет, я добивался другого. Может быть, четверо священников…»
«Не все они были священниками», – заметила Макензи.
Симмонс заёрзал на стуле, а Макензи подалась вперёд. Что-то здесь было не так. Она почти физически видела ложь… в его взгляде и каждом слове. Да… что-то здесь было не так, и Макензи собиралась обратить ложь против него самого.
Она дала ему время ответить, и когда он промолчал, она продолжила обман:
«Да, Коул был священником, как и отец Костас. Но Вудалл и Таттл не были. Вудалл был пастором, а Таттл – преподобным. Они не были священниками. Это большая разница. Вы об этом знали?»
«Это неважно, – ответил Симмонс. – Сейчас они мертвы. Их лживые речи больше никто не услышит».
«Это верно, – сказала Макензи. – У меня последний вопрос. Под ногами Коула вы положили вещи, но с другими этого не делали. Почему?»
«Ради веселья. Ведь то же самое было с Иисусом, вы знали? Они даже бросали жребий, чтобы взять его вещи».
«Я знаю. Почему вы оставили именно эти вещи под крестом? В чём их значение? Бумажник, одежда и мармеладные драже». И снова по лицу прошла еле заметная тень сомнения, но Симмонс покрыл её улыбкой.
Макензи не хотела упустить момент и снова набросилась с вопросами.
«Мармеладные драже, – сказала она с некоторым отвращением. – Как будто вы хотели над ним посмеяться. Вы действительно нашли их в его карманах?»
«Да, – ответил Симмонс. – Чёрт, я и себе парочку оставил после того, как повесил сволочь».
После его слов Макензи почти игриво провела пальцами по поверхности стола и встала с места. «Скоро сюда придёт офицер, чтобы записать ваши показания», – сказала она.
«Что вы…»
Но Макензи уже покинула комнату, направившись туда, где её ждали Ярдли, Харрисон и Эллингтон.
«Быстро ты», – сказал Эллингтон.
«Это он? Это ведь он?» – спросил Харрисон.
«Я пока не уверена, – ответила Макензи, хотя внутренне она склонялась к «нет, конечно, нет». – Харрисон, можешь сделать пару звонков? Узнай, является ли Джозеф Симмонс прихожанином церкви Святого Петра».
Макензи подошла к главному детективу. Он выглядел неуверенно, пока она оценивающе оглядывала его с ног до головы, но смог выдавить из себя приветливую улыбку.
«Я могу попросить вас и полицию о помощи?» – спросила Макензи.
«Конечно».
«Мне нужен анализ его ладоней. Он утверждает, что притащил доски из церковного подвала, но по рукам не видно, чтобы он недавно работал, а речь идёт об огромных досках. Что-то должно было остаться на руках, ведь я права?»
«Возможно, – сказал детектив, – но если он был в перчатках…»
«Тогда он снял их меньше четырёх часов назад. Могут остаться следы недавнего присутствия на его коже перчаток?»
«Возможно. Правда, результаты мы получим не раньше, чем через день».
«Подходит. Можете проследить, чтобы провели анализ?»
«Конечно», – сказал детектив, сразу потянувшись за телефоном.
Эллингтон отошёл от остальных и жестом подозвал Макензи к себе. Она подошла, пытаясь не отвлекаться на хитрую улыбку, с которой сама на него смотрела, – улыбку, на которую, будь они одни, он бы ответил долгим поцелуем.
«Ты не думаешь, что это он?»
«Да. Он не смог ответить на простые вопросы о мотивах и дать подробности, которых бы мы не знали. Я специально спрашивала его о фактах и структуре места преступления, хотя пока я не знаю, как много он вообще знает о местах убийств».
«Хочешь, я вытяну из него эту информацию?»
«Да, ты бы сильно помог».
«А ты чем пока займёшься?» – спросил Эллингтон.
«Распечатаю материалы его предыдущих признаний. Сознаваясь в ужасных преступлениях, он искал внимания, а случаи с нападением на проститутку и угоном авто, возможно, его рук дело. Но убийство… Это другое. Попытаюсь найти неопровержимое доказательство».
«Неопровержимое доказательство… его невиновности?»
Макензи широко улыбнулась в ответ и пошла искать свободный кабинет: «Поживём – увидим».
***
Пока отделение Сёрд-дистрикт бурлило от волнения, Макензи и Эллингтон вернулись в штаб-квартиру ФБР к девяти часам утра. Эллингтон допросил Симмонса на предмет того, что ему было известно о местах преступлений, а у Макензи было достаточно времени, чтобы сравнить эти факты с информацией, которую для неё смогли достать детектив и Харрисон.
Сейчас, когда перед глазами были все данные, она сидела напротив Макграта за небольшим дубовым столом в глубине его кабинета. Эллингтон сидел рядом, готовый подтвердить всю информацию и её теорию.
«К каким выводам вы пришли относительно Симмонса?» – спросил Макграт.
«К ожидаемым, – сказала Макензи. – Ещё в комнате для допросов интуиция стала мне подсказывать, что он не убийца. А из собранной за утро информации – некоторые факты мы получили буквально пять минут назад – я могу сделать вывод, что Джозеф Симмонс – не убийца».
«Лёгкая победа не для тебя, да, Уайт?» – сказал Макграт.
«Послушайте меня, сэр. Давайте начнём с его биографии. Он сбежал из дома. Даже если дела дома идут из рук вон плохо, психиатры говорят, что те, кто сбегает из дома, по сути, ищут любви и внимания. До сегодняшнего дня Симмонс уже сознавался в двух серьёзных преступлениях. Он точно не совершал одного из них – убийства члена суда присяжных восемь лет назад. Тогда зачем было признавать вину?
Избиение проститутки – это его рук дело. Из отчётов видно, что он действовал осторожно. Он сильно её избил, но так, чтобы точно не убить. И вот он снова приходит в полицию и признаётся в серии убийств, о которой говорят по телевизору. Я не дам ему нас обмануть. Если он хочет сесть в тюрьму, я посажу его за препятствие правосудию, но совершенно точно не за убийство».
«А как же подробности с мест убийств, которые ему известны?» – спросил Макграт.
«Я могу вам ответить, – сказал Эллингтон. – Агент Харрисон нашёл подтверждение того, что ещё полгода назад Симмонс являлся прихожанином церкви Святого Петра. Он не часто появлялся на службах и не участвовал в церковных мероприятиях, но наведывался туда достаточно регулярно, чтобы его знали и с ним подружились другие прихожане. Два семестра назад он даже помогал в работе детской воскресной школы. Так он узнал о досках в подвале, вплоть до болтов и насечек на них.
Если говорить честно, единственное другое место убийства, о котором он знал, – это церковь Живого Слова. Сегодня примерно в два часа ночи на сайте CNN.com появилась статья с описанием места убийства, более подробным, чем у других новостных изданий. Если он изучал дело, то именно в статье нашёл эти подробности. Он не сказал ничего, кроме того, чтобы было написано на сайте».
«И наконец, – сказала Макензи, – во время нашей беседы я умышленно пыталась сбить его с толку, выдавая ложную информацию. Я спросила Симмонса, зачем он разложил вещи под крестом Коула. Я назвала бумажник, одежду и мармеладные драже. Так как вряд ли кто-то мог придумать что-то более безумное, чем драже, Симмонс сразу купился на мою уловку: стал шутить и говорить, что даже съел одну конфету, пока устанавливал крест».
«А на самом деле там были конфеты Lifesavers, да?» – спросил Макграт.
«Да, сэр».
«Чёрт».
Макграт откинулся на спинку стула, глядя на документы, которые лежали на столе перед Макензи и Эллингтоном.
«Мы поступим следующим образом, – сказал Макграт. – Будем держать Симмонса столько, сколько сможем. Так мы заткнём журналистов и немного успокоим нервных политиков и священников. Мы не будем обнародовать его личность. Однако долго это продолжаться не сможет, а значит, нам нужен настоящий подозреваемый. Итак,… что вы собираетесь делать дальше?»
Макензи знала, что будет делать дальше, но пока не хотела это обсуждать с начальством, потому что не успела поговорить на этот счёт даже с Эллингтоном.
«С вашего разрешения, сэр, сегодня вечером я отправляюсь в Александрию».
«Я уже говорил, – сказал Макграт, – что разрешаю вам поступать так, как считаете нужным. Езжайте туда, но поймайте этого урода. А зачем вам в Александрию?»
«На встречу группы бывших жертв сексуального насилия. Отец Рональд Митчелл рассказал мне, что большая часть членов этой группы стали жертвами насилия от рук служителей церкви. Я подумала, что смогу найти какую-нибудь подсказку из их жизненных историй».
«Тогда не теряйте времени даром, – сказал он. – Я бы однако предпочёл, чтобы Эллингтон остался здесь и помог Ярдли и Харрисону».
«Ещё одна просьба, – сказала Макензи. – Мне понадобится список людей, к которым Бюро в прошлом обращалось относительно вопросов религии и Библии».
«Перешлю тебе список в течение получаса, – сказал Макграт. – Ещё что-нибудь?»
Макензи не знала, как и реагировать на то, что Макграт предлагал помощь. Ей казалось, что сейчас он достанет для неё всё, что она ни попросит.
И у неё была ещё одна просьба. Она крутилась на языке, готовая сорваться с губ, но Макензи сдержалась. Просьба громким эхом звучала в голове:
«После окончания этого расследования я хочу получить полный доступ к расследованию дела отца».
Не высказав своего желания вслух, она сказала: «Нет, сэр».
В последний раз взглянув на Эллингтона, Макензи вышла из кабинета. Её вдруг накрыло осознание того, что эту гонку ей не выиграть.
Глава двадцать пятая
Она не успела прибыть на собрание группы до начала, поэтому вошла в зал как можно тише. Собрание проходило в небольшом общественном центре в центре города, где всегда пахнет выдохшимся кофе и пылью. Макензи нашла нужный зал в конце коридора и как можно тише открыла дверь. Когда она вошла, её заметили всего несколько человек. Получив пару неодобрительных взглядов, она нашла грязный складной стул в конце зала и присела на него.
Перед полукругом из стульев сидела женщина. Её звали Барбара Фрэнсис. Макензи созвонилась с ней по дороге в Александрию. Барбара проводила эти встречи. Не являясь жертвой насилия со стороны служителей церкви, она была социальным работником и психиатром, работающим с людьми, пережившими сексуальное насилие, что и сделало её подходящим кандидатом для руководства группой.
Никто не засуетился и не начал задавать вопросы, когда Макензи появилась в зале, поэтому она решила, что Барбара успела предупредить собравшихся о её визите. Макензи и представить не могла, как жили эти люди, имея за плечами травмирующий опыт. Она старалась вести себя тихо и внимательно слушать каждого выступающего.
Её поразил тот факт, что здесь были люди всех возрастов. Здесь была девочка, которая пришла с мамой и которая подверглась насилию в прошлом году в возрасте тринадцати лет. Был здесь и пожилой мужчина, недавно отпраздновавший своё шестидесятилетие. Над ним издевались с девяти до двадцати пяти лет, и священник говорил, что если тот расскажет что-либо отцу с матерью, то он их расстроит, и Господь точно отправит его в ад после смерти.
Макензи не знала жутких подробностей каждой истории, но могла видеть боль и муки, через которые проходили эти люди. В зале было четырнадцать человек, и каждый переживал травму по-своему. Для некоторых она превратилась в постоянный страх физического контакта, пусть даже речь шла о родных и близких. Для других – в периодически возвращающиеся ночные кошмары, которые не отпускали их целыми днями. Всех объединяло одно – чувство несправедливости, ведь насильников пусть и наказали, но это наказание не соответствовало тяжести их преступления.
Сидя в конце зала, Макензи чувствовала себя вуайеристом. Она начала сожалеть о том, что вообще сюда пришла, думая, что это решение было ошибкой.
Собрание закончилось через час. Когда все поднялись с мест, Барбара кивнула в сторону Макензи.
«Думаю, вы заметили, что сегодня у нас есть гость, – сказала она, – и я буду благодарна, если вы позволите ей присоединиться к нашей беседе. Это агент Макензи Уайт из ФБР. Она занимается расследованием дела, связанного с той болью, которая хорошо вам всем знакома. У неё есть пара вопросов, и мы будем благодарны вам за любую помощь».
Макензи получила вторую порцию недовольных взглядов. Было видно, что присутствующие ей не доверяли.
«Я постараюсь говорить кратко, – сказала она. – Никто из вас не знает отца Генри Костаса из католической церкви Благословенного Сердца в Вашингтоне?»
Некоторые посмотрели на неё ничего не выражающим взглядом и замотали головой. Двое из присутствующих решили, что не хотят участвовать в опросе и прошли мимо Макензи в сторону двери. Она задала ещё несколько вопросов, надеясь найти зацепку. Если принять ответы людей за правду, то никто из них не был знаком с убитыми и не слышал, чтобы друзья или знакомые стали жертвами насилия с их стороны.
Когда Макензи стало ясно, что общение с группой ничего не даст, она замолчала, дожидаясь момента, когда сможет поговорить с самой Барбарой Фрэнсис.
После собрания к Барбаре подошли для разговора несколько человек. Другие сразу покинули помещение, словно торопились уйти отсюда как можно скорее и перестать думать о том, что с ними случилось. Некоторые одарили Макензи злобным взглядом – им было неприятно её присутствие во время встречи.
Макензи осталась в зале, дожидаясь своей очереди, чтобы поговорить с Барбарой Фрэнсис. Она стала лучше понимать, через что проходили жертвы насилия со стороны священников, но ей всё также предстояло найти что-то новое, что помогло бы выйти на убийцу. Макензи решила, что Барбара с её опытом и образованием сможет найти недостающие детали.
Именно Барбара подошла к ней, когда в зале стало почти пусто. Она подошла не одна. Рядом с ней стояла женщина примерно тридцати пяти лет. Она была от природы красива, но носила волосы так, чтобы они ниспадали на лицо, и всё время смотрела в пол, словно боялась упасть. Когда они подошли к Макензи, сидящей у задней стены, женщина держалась ближе к Барбаре.
«Агент Уайт, – сказала Барбара, – во-первых, спасибо, что не прервали наше собрание».
«Конечно, – ответила Макензи. – Спасибо, что разрешили поприсутствовать и задать вопросы. Я понимаю, что те, кто сюда приходят, воспринимают эту тему, как нечто очень личное».
«Это так, – сказала Барбара. – Не выдавая подробностей дела, я смогла убедить их в том, что вы хотели помочь, помочь другим. Я думаю, многие остались глухи к моим словам и не захотели делиться своей историей с незнакомкой. Ну, а ещё… я бы хотела познакомить вас с Линдси».
Женщина застенчиво кивнула. Она смотрела на Макензи не дольше секунды, а потом вновь перевела взгляд на Барбару.
«Линдси позволила мне рассказать вам, почему она здесь. Сама она этого пока сделать не может. Линдси, ты уверена, что не хочешь выговориться?»
«Уверена, – тихо ответила Линдси. – Говорите вы».
«Сына Линдси изнасиловал священник, на чьи проповеди они ходили всю свою жизнь, – сказала Барбара. – Даже родители Линдси ходили в ту же церковь и смотрели на того священника, как на человека, которого любили и которому доверяли; человека, который уж точно не причинит вред другому.
Можете представить себе её удивление, когда тринадцатилетний сын признался ей, что семидесятидвухлетний священник совершал над ним откровенные порнографические действия. Это унизительно и…»
«Это мягко сказано, – сказала Линдси, видимо, решив, что Барбара была слишком снисходительна. – Этот ублюдок принуждал моего сына… он принуждал моего сына к оральному сексу и снимал всё на видео».
Казалось, Линдси задыхалась, произнося эти слова. Барбара кивнула и обняла её. Макензи видела, что Линдси хотелось плакать, но слёзы не лились.
«Когда сын рассказал ей всё, – продолжила Барбара, – Линдси и её муж наругали его, думая, что он всё придумал. Он стоял на своём, и когда отказался ходить в церковь, они посадили его под домашний арест. После этого сын отдалился от них и начал странно себя вести: затеивал драки с друзьями, как-то раз напал на отца, а потом полгода назад покончил с собой. Только тогда Линдси и её муж восприняли рассказ сына всерьёз. Они пошли в полицию и после непродолжительного расследования обнаружили более двадцати видеозаписей, сохранённых на портативном жёстком диске. Те же действия священник совершал ещё как минимум с восьмью другими детьми. В его шкафу нашли полароидные снимки детей, которые были сделаны ещё в восьмидесятые».
Макензи стало плохо. По лицу Барбары было видно, что на этом история не заканчивалась.
«Семья не смогла пережить суицид сына, – продолжила Барбара. – Вскоре муж ушёл от Линдси. Священник в тюрьме, и за это прихожане винят Линдси и её семью».
«Почему?» – спросила Макензи.
«Потому что его все любили, – выплёвывая каждое слово, сказала Линдси. – Перед глазами все доказательства, они их видят, но отказываются им верить. Он даже прислал записку с извинениями на имя церкви, и один из дьяконов зачитал её вслух во время службы».
«Агент Уайт, – сказала Барбара, – я выйду на минуту?»
«Конечно».
Барбара медленно вывела Линдси за дверь в коридор, по которому Макензи пришла сюда час назад. Макензи вышла в центр зала, потому что ей нужно было пространство, чтобы пройтись и выплеснуть негативную энергию. Ещё никогда расследование не вызывало у неё такого отвращения. Рассказ Линдси лишь усугубил ситуацию, и сейчас Макензи чувствовала себя почти беспомощной.
«Истории насилия раскрывают коррупцию и скрытую греховность церковных организаций, – думала она. – Нет никакой гарантии, что они выведут меня на убийцу».
Она присела на один из стульев, уставшая и поникшая.
И злая.
Через несколько минут Барбара вернулась в зал. Она была одна и присела рядом с Макензи.
«Вы нашли то, что искали?» – спросила она.
«Пока не могу сказать».
«Во время собрания я не могла выкинуть эту мысль из головы, – сказала Барбара. – После разговора с вами я вдруг вспомнила историю Линдси и уже не могла её забыть. Дело даже не в трагичности рассказа, хотя он безусловно печален».
«В этом вы правы».
«Я вывела Линдси, потому что ей по какой-то причине сложнее всего слышать окончание её рассказа. Я думаю, вы должны его знать. Если вы ищите того, кто убивает священников всех конфессий, думаю, это может вам помочь».
«Можно подробнее?» – попросила Макензи.
«Линдси упомянула письмо, которое написал священник. Дьякон прочитал его прихожанам в следующее воскресенье после того, как священника посадили в тюрьму. Письмо было коротким, но кое-что из того, что там было написано, меня насторожило. Его слова… Я даже не знаю. Они показались мне странными, что ли».
«Как вы получили доступ к письму?» – спросила Макензи.
«У меня его не было. Кто-то из прихожан записал речь дьякона на мобильный телефон. Как только мы с Линдси начали каждую неделю встречаться на собраниях, мне прислали копию этой записи. В письме подробно написано о плотских грехах, о грехах и раскаянии. В конце священник говорит о том, что он нашёл себе ложный идол. Буквально он сказал следующее: «В какой-то момент я утратил любовь к Богу и начал искать её в других. Эти бедные дети стали для меня Иисусом, и я восславлял их. Как говорится в Библии, когда мы ставим что-то выше Господа, это ведёт к греху».
«Получается, что он что? – спросила Макензи. – Он сексуально надругался над ними, потому что ненавидел их? Потому что для него они заняли место Бога?»
«Возможно, – сказала Барбара. – Здесь во многом нужно разобраться. Этот человек имеет явное психическое расстройство. А так, да,… насколько я поняла, насилие над детьми было для него извращённой формой поклонения. Из новостей я кое-что слышала о деле, над которым вы работаете, и это навело меня на воспоминания о письме священника, особенно этой части, которую я процитировала».
Макензи по-прежнему было морально противно от услышанного, но слова психиатра не были лишены логики.
«Позвольте спросить, – сказала Макензи. – Могут ли люди, с которыми вы работаете, раз и навсегда оставить пережитое насилие в прошлом?»
«Некоторые – да, – ответила Барбара. – Всё зависит от личностных особенностей жертвы и тяжести насилия. Как я понимаю, вы ещё никогда не работали с подобными случаями?»
«С такими нет».
Барбара грустно кивнула. «Хочу предупредить, – сказала она. – Не позволяйте делу проникнуть к вам в душу. Вы и не заметите, как погрязните в нём. От этих рассказов сердце разрывается, а от факта, что вы никак не можете их спасти, рвётся в клочья душа».
Макензи подумала, что отлично знала, о чём говорит собеседница, но ничего не сказала. Она слушала подобные рассказы всего пару дней, и это было ничто по сравнению с тем, что видела и слышала Барбара.
«Ещё раз спасибо, что позволили мне поприсутствовать», – сказала Макензи.
«Не за что, – сказала Барбара. – Надеюсь, смогла помочь».
Макензи вспомнила цитату из письма священника, которую озвучила Барбара, и начала разбирать ей на составляющие.
«Эти бедные дети стали для меня Иисусом, и я восславлял их. Как говорится в Библии, когда мы ставим что-то выше Господа, это ведёт к греху».
«Знаете, – сказала Макензи, – мне кажется, вы помогли даже больше, чем я могла рассчитывать».
«Убийца – не жертва, – подумала она. – Что если он нападает на священников не из мести или ненависти? Что если он их любит? Что если он прославляет их через имитацию распятия? Что если он думает, что они должны умереть так же, как Иисус, чтобы им могли поклоняться и их воспевать?»
«Спасибо большое, что уделили мне время», – сказала Макензи.
Развернувшись на каблуках, она направилась к двери. По дороге к машине она открыла электронное письмо, которое прислал ей Харрисон перед тем, как она покинула Вашингтон. Письмо было коротким и конкретным: имя и номер телефона.
Это были контактные данные эксперта по Библии, которые она запрашивала.
Она набрала номер ещё до того, как села за руль, потому что ей казалось, что она должна торопиться. Это чувство сменило гнетущее отвращение, которое она испытывала несколько минут назад.
Глава двадцать шестая
Она вернулась в Вашингтон, когда часы показывали чуть за восемь. Она съехала со скоростной автомагистрали и проехала мимо штаб-квартиры ФБР и собственного дома. Она ехала в район Парк-Вью, где у неё должна была состояться следующая встреча, о которой она договорилась сразу после разговора с Барбарой Фрэнсис в Александрии. У Макензи было достаточно времени в запасе, чтобы перекусить по дороге прежде, чем отправиться в церковь, о которой раньше она никогда не слышала.
Она остановила машину напротив церкви Христа и посмотрела на старинные двери. Здесь не было блеска и пафоса, которыми веяло от церквей Благословенного Сердца или Живого Слова, или даже церкви Святого Петра. Это была простая одноэтажная церковь размером не больше скромного дома. По виду здания можно было сказать, что построили его ещё в сороковые или пятидесятые. Крыша венчалась шпилем и настоящим колоколом.
Дверь оказалась не заперта, как Макензи и обещали. Она прошла небольшое фойе и вошла в красивый храм. К алтарю вели не более пятидесяти скамей, а стены украшали изящные витражи. Макензи решила, что по воскресеньям церковь могла вместить не более трёхсот человек.
Впереди пожилой джентльмен упорно чистил большое старое пианино. Когда Макензи вошла в центральный проход, идущий между скамьями, он поднял на неё глаза и быстро помахал. Он положил тряпку на стул рядом с пианино и встретил её на полпути к алтарю.
«Вы агент Уайт?» – спросил мужчина.
«Да. А вы Бенджамин Холланд?»
«Это я. Рад с вами познакомиться».
Они пожали руки, и Макензи должна была признать, что Бенджамин ей сразу понравился. Она знала о нём совсем немного – только то, что за последние десять лет Бюро уже дважды обращалось к нему за помощью в расследовании, когда дело касалось Библии. В обоих случаях он им помог, предоставив достаточно информации, чтобы найти подозреваемого в первом случае и доказать, что зацепки не имели никакого отношения к Священному Писанию во втором.
«Поведайте, как я могу вам помочь, – сказал Бенджамин. – Я слышал о том, что случилось, из новостей, и у меня сердце разбито. Я был знаком со всеми жертвами; почти каждый четверг в течение трёх лет мы завтракали вместе с преподобным Таттлом».
«Для начала я хотела бы узнать, говорится в Библии что-либо об убийствах с целью прославления?»
Бенджамин задумался на мгновение, а потом направился к алтарю. «Прошу, следуйте за мной, – сказал он. – Я покажу вам, зачем просил встретиться именно здесь».
Найдя эти слова довольно странным ответом на свой вопрос, Макензи последовала за ним. Он провёл её через дверь в небольшую комнату. Несколько стульев, разместившихся вдоль стен, говорили о том, что здесь проводились разного рода собрания – возможно, обеды или совместные молитвы.
Из этой комнаты выходила ещё одна дверь. Бенджамин открыл её и вошёл внутрь, по дороге щёлкнув выключатель. Макензи вошла в помещение, стены которого представляли собой книжные шкафы, доверху забитые книгами. Посредине стоял одинокий диван и старый потрескавшийся журнальный стол. На нём лежала Библия, открытая на Евангелии от Луки.
«Это моя самая любимая комната во всём Вашингтоне, – гордо сказал Бенджамин. – Она не принадлежит мне одному, но мы, три-четыре священника, называем её нашей комнатой. Здесь можно найти ответ на абсолютно любой вопрос, касается он духовной жизни или мирской. Прошу, присаживайтесь».
Макензи опустилась на диван, оглядываясь. Ей сложно было представить, сколько книг здесь хранилось. Она увидела разные издания Библии на разных языках. Она увидела большие собрания библейских чтений, мемуары, руководства и многое другое.
«А теперь, – сказал Бенджамин, встав около полки, – я отвечу на ваш вопрос об убийстве, как средстве возвеличивания Бога. Ответов может быть несколько. Всё зависит от того, что вас интересует. Если вас интересует религиозное право Ветхого Завета, то я могу привести несколько примеров. Но если вас интересуют учения Христа, тогда ответить на вопрос намного сложнее».
«Но ведь речь идёт об одной и той же книге?» – спросила Макензи. Ей не нравилось ощущать себя неучем, но сейчас как никогда было видно, как мало она знает о Библии.
«Верно, – сказал Бенджамин. – Понимаете, если вы больше склоняетесь к учениям Христа, то его распятие было ответом на разнообразные ритуалы жертвоприношений Ветхого Завета. Ветхий Завет пестрит убийствами, некоторые из которых были совершены по решению самого Бога. И да,… большинство тех убийств восхваляли Бога: забивание женщин камнями, убийство первенцев и так далее и тому подобное. Но потом появляется Иисус и умирает за грехи человечества. Он стал последней жертвой любящего Бога».
«Понимаю, – сказала Макензи, хотя это было не совсем так. – Учитывая тот факт, что убийца использует распятие как символ, думаю, что он руководствуется учениями Христа, а не законами Ветхого Завета. Вы не согласны?»
«Согласен. Подтверждением этому я нахожу тот факт, что он не высмеивает распятие. Если крест используется в преступлениях на почве нетерпимости, то его ставят вверх ногами, как издёвку. Ваш убийца придерживается слова Нового Завета».
«В Библии говорится о других распятиях?»
«Распятие было обычным наказанием, применяемым римлянами, но оно подробно описывается лишь в повествовании о Христе. Следует, однако, заметить, что когда Цезарь распял апостола Петра, тот попросил, чтобы его распяли вверх ногами, потому что считал, что был не достоит мучиться и умереть тем же способом, каким умер Христос».
«Возможно, убийца прославляет тех, кого убивает, – подумала Макензи. – Возможно, он выказывает им то же уважение и поклонение, что и Иисусу Христу».
«У меня ещё один вопрос, – сказала Макензи. – Я понимаю, что шансы не велики, но попытка – не пытка». Она достала телефон и открыла карту Вашингтона. На ней красной меткой она заранее отметила места убийств.
«Здесь произошли убийства, – пояснила она. – Можете посмотреть на карту и сказать, не имеет ли их расположение некоего религиозного значения?»
Бенджамин начал внимательно изучать карту, достав из нагрудного кармана очки и надев их на переносицу: «Здесь произошло первое убийство, в Благословенном Сердце, я прав?»
«Да. Убили отца Костаса».
Бенджамин провёл пальцами между точками на карте. «Я не вижу особого смысла в этом рисунке, – сказал он. – Однако если убийца щепетильно следует истории Христа, то это наводит меня на мысль…»
Бенджамин вернул телефон Макензи и подошёл к одной из полок. Он просмотрел корешки книг и нашёл нужную. Это была небольшая потрёпанная книга, которую он поднёс к дивану.
«Существует некая тропа, которую многие учёные и жадные до туристических денег турфирмы в Израиле называют Тропой Иисуса, – сказал он. Он пролистал несколько страниц и остановился где-то посередине книги. – Вот она, – добавил он, указывая на страницу».
«Простите, – сказала Макензи, – но я мало разбираюсь в религии и уже тем более в Библии. Можете пояснить, на что именно я смотрю?»
«Конечно. Понимаете, в Израиле есть некая тропа, по которой, как считается, двигался Иисус во время своих проповедей. Так называемая Тропа Иисуса начинается в Назарете и заканчивается в Капернауме. Вот, посмотрите, – сказал он, постучав пальцем на открытой странице. – Тропа заканчивается у Галилейского моря».
«И это популярная тропа?»
«В своём роде, – сказал Бенджамин. – Люди, совершающие паломничество в Израиль, часто проходят её. Она имеет длину около сорока миль и проходит по важным местам из жизни Иисуса».
«Почему она заканчивается в Капернауме?» – спросила Макензи.
«В Евангелие от Марка говорится: «Через несколько дней опять пришёл Он в Капернуам; и слышно стало, что Он в доме». Исходя из Писания, многие думаю, что Капернаум стал чем-то вроде главного города для Его учений».
«Почему вы мне это показываете?»
«Это единственная тропа, по которой, как нам доподлинно известно, ступал Иисус, – ответил Бенджамин. – Глядя на Тропу Иисуса и расположение мест убийств…»
Он передал книгу Макензи, чтобы она сама посмотрела. Она положила телефон на страницу рядом с Тропой Иисуса. Сначала она изучила Тропу – уходящую на север линию, которая слегка меняла своё направление к югу и простиралась от Назарета, проходила через Кану и Арбель и заканчивалась в Капернауме.
Вдоль отрезка находилось несколько достопримечательностей, а на карте убийцы всего четыре точки: церковь Благословенного Сердца, Краеугольного Камня, Живого Слова и Святого Петра. Используя GPS-треккер, она нарисовала маршрут, соединяющий эти точки, и была поражена тем, что предстало перед глазами.
В начале Тропы Иисуса был U-образный поворот, связывающий Назарет и Машхад. На карте убийств путь между церквями Благословенного Сердца и Краеугольного Камня почти в точности воспроизводил рисунок Тропы. Далее от церкви Краеугольного Камня к церкви Живого Слова путь уходил в северо-восточном направлении, как и Тропа Иисуса между Каной и Лави.
«Вот оно, – подумала Макензи, следуя глазами по карте между церквями Живого Слова и Святого Петра. – Боже мой…»
Как она и ожидала, путь Тропы Иисуса прошёл по той же кривой траектории. Она сравнила их ещё раз, чтобы не радоваться раньше времени, но сразу поняла, что не ошиблась.
«Церковь Благословенного Сердца – это Назарет.
Церковь Краеугольного Камня почти идеально совпадает по расположению с Машхадом.
Церковь Живого Слова уходит на маршруте немного дальше, чем Лави, но это не критично.
Церковь Святого Петра – это Арбель. В обоих случаях мы видим неровный поворот».
«Это оно, – сказала Макензи. – Такое идеальное совпадение нельзя игнорировать. Убийца следует карте».
Бенджамин продолжал сравнивать две карты, кивая: «Да, всё указывает на это».
Макензи ударила пальцем по экрану и увеличила карту: «Мне нужно узнать, какие церкви находятся дальше по карте за собором Святого Петра, в радиусе примерно двадцати миль. У вас есть карта или список церквей?»
«Он не полный, но…»
«Постойте, не надо», – сказала Макензи. Он открыла меню на карте и запросила список всех церквей в выбранном районе.
На экране появилось девять названий. Она внимательно изучила последний отрезок Тропы Иисуса, ведя пальцем по экрану телефона. Дойдя до конца воображаемой Тропы, Макензи увидела названия двух церквей.
«Вы согласитесь со мной, что эти две церкви находятся примерно там, где на Тропе расположен Капернаум?» – спросила она.
«Соглашусь», – ответил Бенджамин.
Макензи поднялась с места, не выпуская книгу из рук. «Вы разрешите мне взять её с собой?» – спросила она.
«Конечно. Пожалуйста, дайте знать, если я могу ещё как-то помочь».
«Непременно. Вы уже сильно помогли».
«Я буду молиться за вас, агент Уайт», – сказал Бенджамин, провожая её до двери библиотеки.
«Спасибо», – искренне поблагодарила она.
Странно, но, наверное, впервые в жизни Макензи находила некое утешение в том, что кто-то за неё молится.
Она старалась не выпускать из сознания это спокойствие по пути назад в штаб-квартиру ФБР.
Глава двадцать седьмая
По пути в штаб-квартиру Макензи набрала номер Макграта, надеясь сразу рассказать ему о находке. Попав на голосовую почту, она не оставила сообщения, понимая, что увидит его уже меньше чем через час. Доехав до здания Бюро через двадцать минут, она припарковалась на парковке для посетителей, а не поехала в служебный гараж, зная, что уже очень скоро ей вновь придётся сесть за руль.
Макензи быстро вошла в здание и направилась к лифтам. Двери открылись и, не успев войти в лифт, Макензи удивлённо остановилась при виде выходящих из него Харрисона и Ярдли.
«Агент Уайт, – сказала Ярдли, – выглядите взволнованной. Что случилось?»
«Макграт у себя?»
«Нет, он вернулся в участок в Сёрд-Дистрикт, – сказал Харрисон. – Эллингтон тоже с ним».
Макензи задумалась и решила, что лишь потратит время, если поедет в Сёрд-Дистрикт. «Можно вас на секунду? – спросила она. – Мне кажется, я кое-что нашла и мне нужна помощь».
Втроём они поднялись в кабинет Макензи, где она открыла всё ту же карту, но уже не на экране телефона, а на экране ноутбука. На стол она положила книгу Бенджамина Холланда, раскрытую на странице с картой Тропы Иисуса.
«Что это?» – изучая карту, спросил Харрисон.
«Секунду», – сказала Макензи, снова беря телефон в руки. Сейчас она звонила не Макграту, а Эллингтону, понимая, что он скорее ответит на звонок. Она звонила через FaceTime, желая показать ему те же карты, что показывала Ярдли и Харрисону.
Как она и ожидала, Эллингтон ответил после второго гудка. Сначала на экране было темно, но секундой позже показалось его лицо. Макензи улыбнулась ему, и он ответил на улыбку.
«Привет. Обстановка у тебя за спиной выглядит знакомо, – пошутил он. – Ты вернулась на работу?»
«Да. Послушай,… Макграт поблизости?»
«Да. Беседует с одним из детективов. Хочешь, чтобы я его позвал?»
«Да, пожалуйста. Как дела с Симмонсом?»
Эллингтон направился в кабинет, где находился Макграт. Он держал телефон так, чтобы Макензи продолжала видеть его лицо, но только сбоку.
«Дела не очень. Чем больше мы узнаём о нём, тем больше Макграт склоняется к твоей теории. Симмонс – явно не убийца. Могу предположить, что уже через несколько часов он окажется на свободе, надеюсь, с рекомендацией посетить хорошего психиатра. Разве нормальному человеку придёт в голову признаться в чём-то подобном просто ради привлечения внимания?»
Этот разговор не имел никакого отношения к текущему расследованию, поэтому Макензи решила его не поддерживать.
«Итак, он здесь, – сказал Эллингтон. – Подожди секунду».
Эллингтон опустил телефон. Макензи, Харрисон и Ярдли некоторое время слушали отзвуки разговора. После непродолжительной заминки на экране вновь возникло лицо Эллингтона. Макензи увидела стоящего за ним Макграта. Он выглядел уставшим и раздражённым – таким он Макензи совсем не нравился.
«У тебя есть новости?» – как всегда конкретно спросил Макграт.
«Думаю, что да. Я поговорила с Бенджамином Холландом, и вместе мы кое-что поняли. В Израиле есть Тропа Иисуса. Вы когда-нибудь о ней слышали?»
«Нет, – ответил Макграт. – Просвети нас».
Макензи исполнила просьбу. Она попросила Харрисона подержать телефон, чтобы она могла показать сходства между Тропой Иисуса и маршрутом, по которому убийца совершал преступления. Она даже не закончила, когда услышала тихую, полную ужаса реплику Макграта: «Срань господня!»
В данной ситуации Макензи увидела в его ругательстве некую иронию.
«И какая церковь играет роль Капернаума на вашингтонской Тропе?» – спросила Ярдли.
«У нас два кандидата, – ответила Макензи. – Есть Монументальная баптистская церковь и районная Церковь Божия. Они расположены довольно близко друг к другу, и любая может стать следующей в его списке. Я бы попросила огородить периметр и даже выставить охрану у обеих до тех пор, пока мы не поймаем убийцу».
«Отличная работа, Уайт», – сказал Макграт.
Макензи услышала комплимент, но у неё не было времени им насладиться. Она чувствовала, что входит в кураж, ловит неслышный ритм, как делала всегда, когда приближалась к раскрытию дела.
«Я бы хотела поговорить с Эллингтоном наедине».
Макграт закатил глаза. «Ладно, – сказал он. – Ярдли и Харрисон, встретимся в полицейском участке Сёрд-Дистрикт. Не знаю пока, куда вам следует ехать дальше, поэтому нужно всё обдумать».
Ярдли и Харрисон быстро кивнули на прощание, и Макграт исчез с экрана. Перед Макензи вновь появилось лицо Эллингтона. Сейчас он казался веселее, чем в начале разговора пять минут назад.
«Тебе нужен напарник?» – спросил он.
«Если ты там занят, то оставайся. Возможно, тебе лучше остаться там до освобождения Симмонса. Кто-то же должен быть голосом разума».
«А ты куда?» – спросил Эллингтон.
«Хочу проверить ещё одну догадку, – ответила Макензи. – После разговора с женщиной на собрании в Александрии, я начинаю думать, что убийства – это не акт ненависти. Я думаю, они форма восхваления».
«Не понял».
Макензи рассказала ему о священнике, который говорил, что восхвалял мальчиков, которых насиловал, что они заменили для него Иисуса. Потом она рассказала о беседе с Бенджамином Холландом.
«И что это за догадка?» – спросил Эллингтон.
«Мне кажется, что убийца боготворит своих жертв. Он распял их так, как был распят Христос. Возможно, некоторых из них он уважал больше, чем других, поэтому рана на теле есть не у всех. Мне кажется, мы должны искать уволенного священника или пастора; того, кто испытывает огромное уважение к погибшим мужчинам…»
«Хорошая идея, – сказал Эллингтон. – Держи меня в курсе».
«Обязательно».
«Не хочу показаться эгоистом, но должен спросить: ты не знаешь, сегодня ты вернёшься домой?»
Вопрос должен был бы вызвать в Макензи разочарование, но она тоже почувствовала всплеск радости и страсти, который характеризовал пиковые моменты их отношений. Сейчас они были на пике; пике, который проходил как нельзя лучше. Одно лишь огорчало, что у обоих была очень важная работа, которая очень часто стояла на первом месте.
«Не знаю. Посмотрим. Если ты вернёшься первым, согрей для меня постель».
«С удовольствием. Береги себя».
Макензи улыбнулась, кивнула и закончила разговор. Потом она взяла со стола книгу Бенджамина Холланда и вышла из кабинета.
За окном на Вашингтон опускалась ночь, а Макензи казалось, что день только начинается.
Глава двадцать восьмая
Благодаря тому, что расследование имело приоритетный статус для Бюро, Макензи понадобилось сделать всего два запроса, чтобы получить нужный номер телефона. Этот номер принадлежал важному человеку, но, тем не менее, достался ей очень легко. Дозваниваясь викарному епископу Уиттеру, Макензи поняла, что то, как легко ей достался его номер, говорило о большой вере в её силы со стороны Макграта и всего Бюро.
Уиттер взял трубку после третьего гудка и, когда Макензи представилась, пришёл в нескрываемую ярость.
«Агент Уайт, в нашу последнюю встречу я дал ясно понять, что больше не хочу иметь с вами дела».
«Да, сэр, так и есть, и я…»
«Даже не продолжайте, – сказал Уиттер. – Вы были грубы и оскорбили мою веру. Будьте готовы к тому, что я свяжусь с вашим начальником и подам официальную жалобу».
«Это было бы неплохо, – сказала Макензи, – потому что именно он дал мне полномочия действовать по своему усмотрению в рамках этого расследования. Если вы позвоните ему с жалобой, готовьтесь ответить на несколько вопросов о том, почему вы препятствуете раскрытию преступления».
«Вы блефуете».
«Боюсь, что нет. Если хотите, я прямо сейчас дам вам его имя и личный рабочий номер телефона».
Мгновение Уиттер колебался, а потом наконец ответил. Он говорил тихим, похожим на шипение змеи голосом. Макензи представляла, как он крепко схватился за телефон и произносил слова, не разжимая челюстей:
«Хорошо. На Джорджина Авеню есть кофейня, называется «Каппа Джо». Знаете это место?»
«Кофе, – мечтательно заметила Макензи, а потом в порыве эмоций не смогла сдержаться и добавила. – Аллилуйя!»
***
Огромная очередь к прилавку говорила о том, что добропорядочные жители Вашингтона любят кофе. Макензи сразу заметила викарного епископа Уиттера в глубине кофейни. Сопротивляясь манящему аромату обжаренных зёрен, Макензи пошла ему навстречу.
Когда она присела напротив, Уиттер не был рад её видеть. Она не могла понять, что сделала в прошлую их встречу, что так его расстроило. Видимо, верхушка католической церкви не любит, когда ей в лицо откровенно говорят о прегрешениях их собратьев.
Макензи никогда не умела смягчать удар, чтобы кого-нибудь не обидеть. Не собиралась она делать это и сейчас, когда чувствовала, что близка к обнаружению ответов.
«Как я понимаю, вы до сих пор не знаете, что делать с этими убийствами?» – спросил Уиттер.
«На самом деле, у меня появилась довольно многообещающая теория, – ответила она. – Мы вышли на финишную прямую, но зацепок никогда не бывает слишком много. Именно поэтому я хотела с вами кое о чём поговорить».
«Снова будете обвинять?» – с недоверием спросил Уиттер.
«Вовсе нет. Я начинаю думать, что эти убийства не имеют ничего общего с ненавистью или местью. Мне думается, что убийца испытывает к жертвам извращённое чувство уважения – он прославляет их через символическое распятие. Он думает, что они заслуживают ту же смерть и почитание, что и Иисус».
Эти слова сильно подействовали на Уиттера. Злость уступила место чему-то другому – печали или, может быть, ужасу.
«Кроме этого, мы полагаем, что убийца повторяет Тропу Иисуса, что также подтверждает, что убийства – это проявление уважения, а не мести».
«Понимаю, – уже мягче сказал Уиттер. – Чем я могу вам помочь?»
«Решительность и обожание, которые проявляет убийца, наводят меня на мысль, что мы имеем дело не просто с обычным человеком, неправильно истолковывающим теологическое учение. Тот, кто обладает такой мотивацией, должен хорошо знать и искренне любить Христа,… несмотря на наличие при этом явных психологических проблем».
«Вы думаете, это кто-то, связанный с церковью?»
«Думаю, что это вполне вероятно».
«Вы не считаете, что своими поисками можете демонизировать священнослужителей?»
«Со всем уважением, – ответила Макензи, – должна сказать, что на данном этапе расследования меня не волнует фактор религиозной принадлежности или должности. Мне не важно, кто он, во что верит, и мне искренне плевать, кому он поклоняется. Мой ответ «нет». Я не пытаюсь никого демонизировать, я просто пытаюсь выйти на убийцу.
Вы можете вспомнить священника – пастора, проповедника, кого угодно, – живущего в городе, который бы выделялся на фоне остальных не в меру усердным служением Богу? Возможно, есть кто-то с тёмным прошлым, которое он хотел бы скрыть?»
Макензи сразу поняла, что Уиттер кого-то вспомнил. Она поняла это по тому, как он сразу отвёл взгляд, стоило ей озвучить вопрос.
«Вы же понимаете, – сказал он, – что человеку моего положения сложно отвечать на такие вопросы. Это, если цитировать Библию, как смотреть на сучок в глазе брата моего, а бревна в своём глазе не чувствовать».
«Да, но если вы утаите важную информацию, которая позволит убийце совершить ещё одно преступление, бревно станет лишь толще».
Уиттер неуверенно выдохнул, и казалось, он вот-вот расплачется. По смене эмоций на его лице Макензи видела, что он внутренне борется с собой.
«Примерно пять лет назад, – наконец начал Уиттер, – у нас был священник по имени Джозеф Хинкли. Он приехал в Вашингтон откуда-то из Алабамы. Он был баптистом и рьяно любил Господа. Он служил в маленькой церкви в городе, но продержался на работе всего несколько месяцев. Он был одним из тех, кто пугает адским пламенем, пытаясь внушить людям, что их спасёт страх пред вечными муками, а не любовь и Божьи обетования. Он серьёзно воспринимал постулаты Ветхого Завета: измена должна караться забиванием камнями, женщина не должна работать или проповедовать и так далее».
«Вы сказали, он прослужил в церкви всего несколько месяцев, – сказала Макензи. – Его уволили?»
«Да. Ходили слухи, что он также служил временным пастором в других церквях. Честно говоря, я не обращал на него особого внимания. Католики не связываются с баптистами. Однако я заметил его, когда он начал искать место священника в католических церквях. Он вёл переговоры с несколькими церквями, чтобы ему позволили время от времени читать в них проповеди. Если я правильно помню, одной из них была церковь Благословенного Сердца».
«Я полагаю, ему везде отказывали?»
«Всё верно. Ходят слухи, что его можно видеть на религиозных бдениях. Знаете, когда проповеди проводятся под тентом, все кричат и так избавляются от грехов. Думаю, что многие считают его бывшим опальным проповедником. Дело здесь в том,… что его завораживал не только сам Христос, но и люди, которые говорили о Нём. Он считал, что люди, проповедующие массам истины Господни, заслуживали чуть ли не такого же признания, как и сам Миссия».
«Это распространённое мнение в религиозных кругах?»
«Нет, это богохульство. Обычно если люди говорят подобные вещи, то вскоре начинают в этом раскаиваться. Но, насколько я понимаю, Джозеф Хинкли ставил эту идею во главе всего».
«Вы случайно не знаете, где он живёт?» – спросила Макензи.
«Нет, но думаю, что он не покинул Вашингтон. Его имя нет-нет упоминается в разговорах, но в отрицательном контексте».
«Спасибо, – сказала Макензи. – Я знаю, вам было непросто снова со мной встретиться».
«Думаю, я понятно объяснил свою позицию, – сказал Уиттер. – Против вас я ничего не имею, но мне неприятны властные структуры и средства массовой информации, которые постоянно играют с моей верой, представляя её основой для нетерпимости и ненависти».
«Что-что, а это точно не входит в мои планы».
«Я это знаю, – сказал Уиттер. – Я молюсь за вас, агент Уайт. Как бы всё ни выглядело, я искренне надеюсь, что вы очень скоро во всём разберётесь».
«И я тоже, – ответила Макензи. Не зная, что ещё добавить, она сказала. – И спасибо, что молитесь за меня».
«Вы верите в молитву?» – словно удивившись, спросил Уиттер.
Макензи неуверенно пожала плечами. «Не знаю, – честно ответила она, – но знаю, что вы верите, что она работает, а это уже само по себе много для меня значит».
После этих слов она благодарно кивнула и поднялась с места. Очередь у кассы уменьшилась, Макензи встала в неё и занялась изучением меню. Она не устала (и сомневалась, что это произойдёт в ближайшее время), но дополнительная доза кофеина никогда не помешает.
Макензи знала, что ночь будет долгой.
В доказательство этому она достала телефон и набрала сообщение для Харрисона. «Джозеф Хинкли, – написала она. – Бывший баптистский проповедник. Срочно нужны его данные».
Глава двадцать девятая
Харрисон сработал как всегда быстро. Макензи вернулась в машину и сделала первый глоток крепкого чёрного кофе, как он уже звонил. Она позволила себе насладиться вкусом кофе, надеясь, что зацепка с Хинкли станет следующим шагом к поиску убийцы, как это было с догадкой о Тропе Иисуса.
«Ты сегодня в ударе, Уайт», – сказал Харрисон.
«И не говори».
«Грубо говоря, о жизни Джозефа Хинкли до тридцати семи лет нам мало что известно. Он попался в первый раз семь лет назад после нападения на офицера полиции в Балтиморе во время протеста против строительства мусульманской мечети. Год спустя его арестовали за избиение жены, когда он дважды ударил её по лицу и один раз по рёбрам. Когда она ушла от него, он связался с двадцатилетней девицей, которую тоже начал избивать. Я смотрю отчёт, где он говорит, что бил их потому, что они не уважали Господа и Его учения, поэтому он их наказал».
«Хуже он ничего не делал?»
«Такой информации я не нашёл. Его имя упоминается в нескольких других делах, когда он участвовал в протестах или громких выступлениях, привлекших внимание полиции,… но больше ничего».
«Ты нашёл его адрес?» – спросила Макензи.
«Да. Сейчас вышлю тебе сообщением».
Харрисон сдержал слово, отправив СМС через несколько секунд после того, как Макензи закончила разговор. Она уже собралась вбить адрес в GPS-навигатор, когда поняла, что это было излишне. Она знала, куда нужно ехать. Более того, она уже была в том районе меньше четырёх дней назад.
Оказалось, что Джозеф Хинкли жил на Бедфорд-Авеню, что находится меньше чем в миле от пресвитерианской церкви Краеугольного Камня.
***
Согласно правилам на встречу с Хинкли Макензи должна была идти с напарником, потому что когда-то он был осуждён за избиение жены. Пока Эллингтон был занят Джозефом Симмонсом, компанию Макензи составил Харрисон. Он с радостью согласился, возможно, отчасти для того, чтобы вспомнить, как был её напарником до смерти матери. А может быть, он просто устал сидеть всё время в офисе и искать информацию для других агентов, пусть даже это у него отлично получалось.
Макензи была рада, что он поехал с ней. Он был полон энтузиазма и готов работать. А с профессиональной точки зрения Макензи знала, что ему не повредит немного практики.
Когда они приехали к дому Хинкли, то сразу поняли, что дома кто-то есть. На короткой подъездной дорожке Макензи насчитала четыре машины. В окнах горел свет. Когда Макензи вышла из машины и подошла к крыльцу, то увидела, как мимо одного из окон, выходящих на дорогу, прошли две фигуры, не оборачиваясь.
«Тут у них вечеринка, что ли?» – спросил Харрисон.
«Если это так, – ответила Макензи, – то вечеринка не самая весёлая».
Дом был невзрачным – не новое, грязное двухэтажное здание. Возраст дома выдавало крыльцо. В свете лампы была видна потрескавшаяся краска на стенах и входной двери, которая в свою очередь также была щедро покрыта плесенью.
На крыльце горел свет, указывая на то, что минимум три машины у дома принадлежали гостям. Макензи подошла к двери и постучала. До неё донёсся приглушённый шёпот как минимум двух голосов. Изнутри послышался шум, когда кто-то подошёл к двери. На пороге появился мужчина. На вид ему было около пятидесяти. За густыми усами и бородой скрывалась широкая улыбка.
«Чем я могу вам помочь?» – спросил мужчина.
«Вы Джозеф Хинкли?» – спросила Макензи.
«Да. А вы кто?»
Макензи показала удостоверение и представилась. «Я агент Макензи Уайт из ФБР, – она кивнула в сторону. – Это мой напарник, агент Харрисон. Я надеялась, что у вас найдётся время, чтобы ответить на несколько вопросов».
Хинкли выглядел испуганным и смущённым. Он быстро посмотрел через плечо, а потом сделал шаг вперёд и практически закрыл за собой дверь.
«О чём?» – спросил он.
Макензи посмотрела на почти закрытую дверь через завесу из ночных насекомых, которые прилетели на свет от лампы. «У вас сегодня гости, мистер Хинкли?» – спросил она.
«Да. Дважды в неделю я провожу встречи для изучения Библии. Сегодняшняя встреча посвящена «Оплакиванию Христа». Вам знаком этот эпизод?»
Макензи усмехнулась и покачала головой: «Это я хотела задать вам вопросы, помните?»
«Да, – ответил Хинкли. – И да, я готов ответить на любые ваши вопросы. Хотите войти?»
«Да, пожалуйста».
Он открыл дверь и проводил агентов в гостиную. Там вокруг журнального стола, на котором лежали три Библии, сидели пятеро мужчин. Пока Макензи и Харрисон не вошли в комнату, те что-то активно обсуждали.
«Простите, друзья, – сказал Хинкли. – Можете дать мне несколько минут? Вы же продолжайте обсуждение… Кори, начни с третьей главы, седьмого стиха».
Один из мужчин кивнул, и Хинкли провёл агентов по узкому коридору в кухню. Как и на крыльце, в свете лампы было заметно, что дом нуждается в ремонте. Линолеум выцвел и начал отходить по углам. В комнате пахло застарелой плесенью и мусором – запахами, которые говорили о том, что хозяину было не важно, что другие думали о его жилище.
«Могу я предложить вам газировку или воду?» – спросил Хинкли.
«Нет, спасибо», – почти в унисон ответили Макензи и Харрисон.
Хинкли пожал плечами: «Это меньшее, что я могу сделать для такой милой женщины, как вы, которую поздним вечером отправили в дом незнакомого мужчины. Какой позор. Почему правительство не принимает никаких мер?»
«Вот это поворот, – подумала Макензи. – У него действительно очень консервативные взгляды».
«На самом деле у меня к вам всего несколько вопросов, – сказала она. – Если вы ответите на все, то уже через пять минут вернётесь к своим гостям».
«Тогда спрашивайте», – сказал Хинкли.
«Ваше имя всплыло в одном деле, над которым я работаю. Между нами говоря, я не думаю, что вы как-то можете помочь, но должна проверить в любом случае».
Макензи сразу заметила, что её небрежный тон мгновенно его успокоил. Он расслабился, а значит, мог выдать какую-нибудь деталь, которая поможет ей его прижать,… если, конечно, он был тем, кого они искали.
«Речь пойдёт о бедных убитых священниках?» – спросил Хинкли.
«Да. Как я понимаю, вы слышали о них из новостей?»
«Так и есть. Ужасные известия».
«Вы были с ними лично знакомы?» – спросил Харрисон.
«Не близко».
«Вы когда-нибудь пересекались с ними по работе?» – спросила Макензи.
«Я довольно часто общался в преподобным Таттлом. Я думаю, вы знаете, что церковь Краеугольного Камня находится через дорогу от дома. Говорил с ним иногда, но не очень часто, хотя это вошло у меня в привычку: я останавливался, если видел его у церкви. Знаете, иногда он сам стриг газон или занимался благоустройством территории».
«Получается, что на момент смерти вы были с ним дружны?»
«Насколько я могу судить. У нас были разногласия по прочтению Священного Писания, но он всегда был открыт новым идеям. Он никогда меня не отчитывал или не хотел склонить к своей точке зрения. Он мне нравился».
«Какие ваши взгляды он хотел изменить?»
Тут Хинкли широко улыбнулся; это была грустная улыбка, которая вот-вот может превратиться в злобный оскал или хмурую ухмылку: «Каким бы хорошим человеком он ни был, преподобный Таттл принадлежал к большой группе так называемых последователей Христа, которые воспринимают Ветхий Завет просто как свод каких-то правил. Он принижал гнев Господин до любви».
«Разве это плохо?» – спросила Макензи.
«Для мира – нет,… но это грешный мир. И он грешен, потому что Человек решил, что может не подчиняться Богу. Если лишить Бога праведного гнева и строгости, то получится свод фальшивых наставлений. Как я уже сказал,… я не придирался к его словам, а он не придирался к моим. Мы решали наши разногласия цивилизованным путём».
«Вы были знакомы с другими погибшими?»
«Плохо. Я несколько раз слушал проповеди пастора Вудалла. Однажды после службы я подошёл к нему, чтобы он мне кое-что разъяснил. Он был умным человеком, возможно, даже слишком умным. Он позволил разуму занять место души, если хотите знать моё мнение. Что касается отца Коула,… я общался с ним раз пять. Мы встретились на митинге несколько лет назад и мило побеседовали».
«Что это был за митинг?»
«Против абортов», – с гордостью ответил Хинкли.
«Не вздумай попасться на его удочку», – сказала себе Макензи, а потом поняла, что он не пытался с ней играть, а говорил просто и откровенно.
«Вы сможете предоставить алиби на несколько дней?» – спросил Харрисон.
Хинкли серьёзно кивнул, словно понимал, что когда-нибудь разговор должен был дойти и до этого. Не говоря Макензи ни слова, он одним своим видом дал понять, что знал, что Бюро считает его потенциальным подозреваемым.
«Прямо сейчас я могу рассказать вам, где был и что делал последние девять-десять вечеров».
«Это было бы замечательно», – сказала Макензи.
«Итак, в течение трёх дней на прошлой неделе я был в Вирджинии, в юго-восточной её части. Я вернулся в Вашингтон только четыре дня назад».
«Что вы делали в Вирджинии?» – спросила Макензи.
«Посетил одно религиозное бдение и выступил на другом, – ответил он. – Если это поможет, у меня есть чеки из отеля».
«Он говорит правду, – подумала Макензи. – Если я попрошу его принести чеки, он их предоставит, причём прямо сейчас, и уже через две минуты у меня на руках будут доказательства, а он будет злорадно улыбаться мне в лицо».
«А последние четыре дня?» – вслух спросила она.
«Я всё время был дома. Три дня назад у нас была встреча для чтения Библии. Она продлилась до десяти часов вечера или около того».
Макензи собралась задать ещё один вопрос, когда в кармане завибрировал телефон. Увидев имя Эллингтона на экране, палец завис над кнопкой ОТВЕТИТЬ.
«Мистер Хинкли, вы могли бы показать чеки из отеля?»
«Конечно, – ответил он. – Минуту».
Хинкли вышел из кухни, и Макензи сразу посмотрела на Харрисона: «Твоё первое впечатление?»
«Он чокнутый, но не думаю, что он убийца».
«Согласна, – сказала Макензи. – Подожди секунду, – добавила она, указывая на телефон. – Привет. Что случилось?»
«Подумал, что ты захочешь знать, что Макграт уже не так заинтересован в охране церквей, как мы изначально подумали», – сказал Эллингтон.
«Почему? У него появился план получше?»
«Так мы впустую растратим людские ресурсы. Он может выставить охрану у церквей, но только если будут свободные люди».
«Разве не он сам хотел закрыть это дело как можно скорее, пока на него не спустили капитолийских псов? Сейчас его беспокоят людские ресурсы?»
«Сама подумай, Мак. Что принесёт больше результатов? Если несколько агентов будут активно искать убийцу, или если они будут сидеть и надеяться, что убийца, возможно, сам появится? Кроме того,… последнее убийство произошло прошлой ночью. Между другими убийствами прошло какое-то время. Шансы на то, что сегодня он нападёт вновь, равны нулю. Мы не можем просто сидеть и ждать».
«А ведь он прав», – подумала Макензи. Ей продолжало казаться, что Макграт совершает ошибку. Тропа Иисуса была важной зацепкой, и ей казалось, что она приведёт их к успеху.
«Окей, – сказала Макензи. – Спасибо, что сообщил».
Она закончила разговор, когда увидела шагающего по коридору Хинкли. Он передал ей чеки с кривой ухмылкой на лице, которая будто говорила: «Вот доказательство, что вы совершенно ошибаетесь».
Макензи изучила чеки и поняла, что они настоящие. Харрисон внимательно оглядывал их через плечо Макензи. Она понимала, что могла позвонить в мотель и узнать, может, Хинкли до него не доехал, а вернулся в город, чтобы совершить убийства. Теория казалась маловероятной и полной отчаяния.
«Это не он, – подумала она. – Ты это поняла ещё несколько минут назад, когда он говорил о Таттле. Оставь его в покое и двигайся дальше».
«Спасибо за вашу помощь, – возвращая чеки, сказала Макензи. – Можете возвращаться к чтениям».
«Спасибо. Агент,… вы не находите это печальным?»
«Что именно?»
«Что люди, утверждающие, что горячо верят в Бога, считают того, кто с ними не согласен, настолько опасным, что указывают на него, как на убийцу. Так они чувствуют себя спокойнее. Так им проще закрыть глаза на собственные грехи».
«Как сучок и бревно, о которых говорил Уиттер», – подумала Макензи… не без тени иронии.
«Простите, если мои слова вас расстроили», – сказал Хинкли.
«И ничего тебе не жаль», – подумала Макензи.
«Агент Харрисон, – сказал Хинкли, – прошу вас, приглядывайте за агентом Уайт. У неё обтягивающий костюм, неподобающе короткая юбка, а мы живём в опасные времена».
«Со всем уважением, – сказал Харрисон, – но должен сказать, что агент Уайт не нуждается в защите».
Макензи ничего не сказала, просто улыбнулась. Она молча кивнула Хинкли на прощание и вышла в коридор. Харрисон последовал за ней. Она даже не взглянула на мужчин, собравшихся в гостиной для чтений. Она вышла в ночь и прибавила шагу, направляясь к машине. Она была очень рада, что Харрисон был с ней. Его компания помогла ей не потерять присутствие духа и не дать отчаянию взять над собой верх.
Пусть он и не совершал убийств, но Хинкли оставил после себя неприятный осадок в душе Макензи. Он был полон уверенности – непоколебимой веры в свою правоту и неправоту тех, кого убили. Если это было так, то прославление никак не могло быть для него мотивом для убийства.
«Возможно, я ошиблась, думая, что убийца их прославляет, – размышляла Макензи. – А если так, то в чём ещё я оказалась неправа?»
Это были тягостные мысли, которые почти заставили ей сорваться с места на полной скорости, покидая дом Хинкли.
Глава тридцатая
Сделав небольшой круг, от дома Хинкли Макензи поехала к Монументальной баптистской церкви и районной Церкви Божией. Первой остановкой стала баптистская церковь. Две церкви находились так близко друг от друга, что когда Макензи вышла из машины на тротуар, она увидела в ночи тёмную тень шпиля второй церкви через дорогу вниз по улице.
Ещё она заметила машину наблюдения, припаркованную перед баптистской церковью. Это была ничем не примечательная модель 2005 года выпуска, которая обычно стояла в подземном гараже Бюро. Макензи приветливо махнула рукой мужчине, сидящему в машине. Он ответил ей усталым механическим взмахом.
«Бедняге скучно до умопомрачения, – подумал Макензи. – Возможно, всё было бы по-другому, удели Бюро больше внимания этому объекту».
Ночь была тёмной – луна показалась лишь на четверть, – и Макензи достала карманный фонарь, чтобы осмотреть местность. Монументальная баптистская церковь была небольшой, не больше той церкви, в которой она встретилась с Бенджамином Холландом. Позади здания находилось небольшое кладбище – редкое явление для города, из-за которого церковь казалось немного жуткой. Закончив с осмотром, Макензи проехала вниз по улице до районной церкви Божией.
Эта церковь была размером не больше маленького магазина. Газон у парковки был идеально подстрижен. Сама парковка выделялась чёрным покрытием. Когда Макензи подошла к большому окну, то свет фонаря мало помог ей что-то разглядеть.
«Может, Эллингтон и Макграт правы, – подумала она. – Если для слежки выделить больше одного-двух человек, то это станет тратой ресурсов. Другие церкви были красивыми и чарующими, даже крошечная пресвитерианская церковь Краеугольного Камня. Эти же… похожи на давно забытые статуи Богу, в которого люди почти не верят».
Предполагая, что унылое настроение могло быть вызвано встречей с Хинкли, Макензи решила, что ей нужно было снова просмотреть материалы дела. Ей нужно было войти в зону комфорта, освободить разум от лишнего. Даже если она ошиблась, указав на эти две церкви, ей продолжало казаться, что она была на верном пути.
Но куда он ведёт?
Хороший вопрос. Ей нужно было найти на него ответ до восхода солнца. Она вернулась в машину, снова помахав человеку в машине наблюдения. На этот раз он даже не удосужился ответить.
***
Эллингтон был уже дома, когда Макензи вошла в квартиру. Он собирался ложиться спать и шутил, что она могла бы присоединиться, чтобы они быстро согрелись; но она отказалась. Ей нужно было работать. К счастью, Эллингтон знал, как серьёзно она относится к работе, и не принял отказ на свой счёт. Помощи он тоже не предложил, отлично зная, что она откажет.
И он принял её решение как должное. Он достаточно хорошо её знал, чтобы понимать, что Макензи работает в одиночестве, в полной тишине, ни на что не отвлекаясь.
«За это я его люблю, – подумала она. – Поэтому, если всё пойдёт по плану, я когда-нибудь выйду за него замуж».
В 11:15 вечера она достала из холодильника банку с содовой и принялась изучать материалы дела. Фотографии с мест убийств. Отчёты криминалистов. Всё, что она нашла среди бумажных заметок, в электронном ящике и файлах на компьютере.
На всех фотографиях она видела одно и то же. Мужчин убили, раздели почти догола и распяли в той же манере, в какой был распят Иисус Христос.
«Даже если это акт прославления, то его совершил убийца, – думала она. – А тот, кто не гнушается убийством, имеет извращённое представление о такой на первый взгляд простой вещи, как прославление».
Она разложила фотографии по порядку. Каждое убийство… чем-то отличалось от предыдущего и остальных. Это говорило об умысле. На теле Вудалла был небольшой разрез, а на боку Коула – большая рванная рана. Кроме того, в случае Коула под крестом лежали личные вещи.
«Он словно бы идёт по нарастающей и наслаждается каждым моментом пути».
Как бы жутко это ни звучало, но Макензи была уверена, что ещё только одной смертью убийца не ограничится. Если исходить из теории о том, что зацепка с Тропой Иисуса верна, возможно, там должна быть ещё одна остановка вроде Капернаума.
«А что если есть другой маршрут? Может, есть другой путь, по которому шёл Иисус?»
Она потратила некоторое время на поиск в интернете, но ничего не нашла. Поиск выдавал только Тропу Иисуса.
Допивая уже вторую банку содовой, Макензи пришла к выводу, что необходимо порыться в прошлом всех четырёх жертв. В интернете она нашла несколько статей о них, а у отца Костаса даже была своя страница в Википедии. На ней была его фотография, на которой он говорил с кафедры с отеческой улыбкой на лице. Позади можно было видеть элегантное убранство храма – белые тона, красиво украшенные колонны, странные, но умиротворяющие рельефы.
Через несколько минут на YouTube она нашла видео с пастором Вудаллом. Он показывал свою церковь. В этом ему помогал человек, которого Макензи встретила в утро убийства Вудалла – Дейв Уилерман, музыкальный руководитель церкви. В видео был показан храм изнутри (огромный зал, который больше подходил театру, чем церкви), и Макензи заметила, как отличалось убранство церкви Живого Слова от внутреннего убранства Благословенного Сердца. Внутри церкви Благословенного Сердца было ярко, всё пестрело позолотой, и из всех окон лился свет; в Живом Слове преобладали приглушённые земляные тона. Даже картины на входе в Живое Слово казались тёмными и тусклыми.
Она почти пропустила её, потому что та казалась совершенно неприметной. После минутного колебания Макензи остановила видео и перемотала на десять секунд назад. На экране появились Вудалл и Уилерман, идущие через храм. Она нажала паузу, когда вновь увидела ту картину.
Она изучала её несколько минут, свернув окно. Потом Макензи открыла страницу отца Костаса в Википедии и тоже свернула окно, а потом разместила два окна рядом.
Картина на стене церкви Живого Слова была похожа на рельеф позади отца Костаса.
Взволнованная, Макензи набрала СМС для Харрисона. Она знала, что он поздно ложится спать и, скорее всего, ответит сразу, как обычно: «У нас есть фотографии внутреннего убранства церквей Краеугольного Камня и Святого Петра?»
Дожидаясь ответа, она открыла Гугл Картинки и вбила в строку поиска «пресвитерианская церковь Краеугольного Камня, Вашингтон, Округ Колумбия». Пролистав несколько изображений, пока не нашла подходящие, Макензи всё равно не увидела среди них ничего полезного: прошлогодние фотографии с пикника летней библейской школы, фотография приезжего хора, несколько фотографий преподобного Таттла и больше ничего.
Через одиннадцать минут после того, как она отправила СМС, Макензи получила ответ от Харрисона. Для него это было рекордно долго, но вполне приемлемо, если учитывать, что часы показывали 1:48 ночи.
«Переслал твой запрос в архив, – написал он. – Дело приоритетное, поэтому они сразу им занялись. Скоро отправят тебе письмо с изображениями церкви Святого Петра после убийства Коула».
Макензи проверила почтовый ящик и нашла там письмо из Архива. Заголовок гласил «Церковь Святого Петра».
Макензи открыла письмо и нажала на вложенную ссылку, которая вела в файлообменник Бюро, где хранились восемнадцать фотографий интерьера церкви Святого Петра. Уже на второй из них Макензи увидела то, что искала.
На заднем фоне, за алтарём, по центру фотографии виднелось рельефное изображение. Оно не было точной копией тех изображений, что она видела в Живом Слове или Благословенном Сердце, но оно было очень ни них похоже.
Слишком похоже, чтобы она могла его игнорировать.
Это изображение вдруг показалось ей очень важным.
Макензи посмотрела на часы, а потом на телефон. 2:03 ночи.
У неё не было выбора. Бедняга её возненавидит, но она должна была позвонить Бенджамину Холланду.
Глава тридцать первая
Макензи с удивлением и облегчением отметила, что Бенджамин выглядел не таким уставшим, как она ожидала. Часы показывали 2:50 ночи, когда она прошла за ним в уютную библиотеку в глубине маленькой церкви. Бенджамин казался почти счастливым, словно вернулся в самую любимую комнату в мире.
«Вы не представляете, как я вам благодарна за то, что согласились встретиться со мной в столь поздний час», – сказала Макензи.
Бенджамин лишь пожал плечами, а она опустилась на диван.
«Я полуночник, – объяснил он, – и только собирался ложиться спать, когда вы позвонили».
«Постараюсь быть краткой, чтобы вас не задерживать», – сказала она.
В сумке на плече у неё лежал ноутбук. Она сняла сумку, достала компьютер и открыла фотографии, которые так внимательно изучала дома.
«Мы до сих пор считаем Тропу Иисуса важной зацепкой, но на этих фотографиях я заметила кое-что важное. Сначала я подумала, что это пустяк, но кто знает… Мне это кажется странным совпадением».
«Что ж, – ответил Бенджамин, – давайте посмотрим, что у вас там».
Следующие несколько минут Макензи рассказывала ему, как обнаружила фотографии с рельефом за спиной отца Костаса, картиной из Живого Слова и искусственным рельефом в церкви Святого Петра. Затем они занялись внимательным изучением изображений. Бенджамин увлечённо рассматривал фотографии, тихо улыбаясь.
«Вы знаете, что это за картина?» – спросила Макензи.
«Да, – ответил он. – Хочу сказать, что сам никогда не бывал в церкви Святого Петра и не видел картину своими глазами, но я её знаю. Обнаруженные вами три изображения… являются стояниями крестного пути».
«Можете пояснить?» – спросила Макензи. Ей вновь стало неловко от того, что она была несведущей в этой области.
«По-латински это называется Via Crucis. Эти картины изображают то, через что прошёл Христос в день распятия. Всего известно четырнадцать стояний – четырнадцать картин с событиями того дня. Первая – момент, когда Пилат осуждает Иисуса на смерть, последняя – положение в гроб. Есть неофициальное пятнадцатое стояние, изображающее воскресение Христа».
«И многие люди знают о крестном пути Христа?»
«Не думаю», – ответил Бенджамин. Словно вспомнив что-то, он поднялся с дивана и начал просматривать книги на полках. Со знанием дела он провёл пальцем по корешкам переплётов, ища конкретное название.
«Если на улице вы случайно выберите прохожего и спросите его о стояниях креста, скорее всего, он не сможет вам ответить, – продолжил Бенджамин. – Однако если вы живёте в Иерусалиме, то вам известно, что это такое. Там есть дорога под названием Via Dolorosa, на ней цифрами отмечены три стояния. Люди ходят по ней для поминания Христа или в молитве. Как видно из ваших фотографий, по всему миру распространены копии этих стояний. Одна из самых известных, как мне кажется, находится в Португалии».
После этих слов он вытащил с полки книгу и начал перелистывать страницы, возвращаясь к дивану. Когда он дошёл до него, то нашёл нужную страницу и передал книгу Макензи.
Она посмотрела в книгу и увидела несколько различных изображений стояний крестного пути. Среди них была и прекраснейшая картина из базилики Святой Девы Марии в Фатиме. Были фотографии всех стоянии их португальского храма в Колкате. На следующей странице Макензи увидела фотографии людей, разыгрывающих путь Иисуса на Голгофу. К спинам актёров были привязаны большие кресты.
«Хорошо, – сказала Макензи, чувствуя, что начинает понимать, – тогда что вы можете мне сказать об изображениях из вашингтонских храмов?»
«Картина в Живом Слове не вызывает сомнений. На ней показано, как Иисус падает под весом креста. В ходе крестного пути он падает трижды, и каждый раз мы видим, что вокруг него собирается всё больше людей – приходят зрители, чтобы посмотреть его казнь. На этой картине зевак немного, и я думаю, что это его первое падение».
«Какое из четырнадцати стояний соответствует первому падению?»
Бенджамин взял книгу у Макензи из рук, перелистнул пару страниц и нашёл ту, где был дан полный список стояний. «Вот оно, – сказал он. – Это третье стояние».
«А изображение из церкви Святого Петра?»
Оба посмотрели на фотографию интерьера храма. На рельефе изображалась женщина, предположительно Дева Мария, подошедшая к Иисусу, пока тот продолжает нести крест.
«Иисус встречает Мать, – сказал Бенджамин. – Это четвёртое стояние».
Картина начала прорисовываться. «Если изображение из Благословенного Сердца – это первое стояние, то я поймала ублюдка».
Третье стояние было в церкви Живого Слова,… и пастор Вудалл стал третьей жертвой. Четвёртое стояние в церкви Святого Петра соответствовало четвёртой жертве, отцу Коулу.
Макензи охватила уверенность в том, что она нашла ключ к поиску убийцы.
«Он мог запросто убить жертв в их собственных домах, но он решил сделать это в церкви. Видимо, он считает, что убийство должно произойти там, где находится изображение стояния. Эти смерти… Где бы он их ни убил, всё заканчивается в церкви…»
Макензи и Бенджамин вместе посмотрели на изображение из церкви Благословенного Сердца. Макензи увеличила картину позади отца Костаса с изображением стояния. Она увидела Христа, стоящего среди других людей. Чуть выше на большой лестнице или сцене находилась группа из нескольких человек. Мужчина в центре выглядел важно и властно. Догадка одновременно осенила обоих.
«Это стояние, когда Пилат осуждает Иисуса на смерть, – сказал Бенджамин. – Это первое стояние».
«Значит, убийца идёт по порядку», – заключила Макензи.
«Похоже на то», – серьёзно ответил Бенджамин.
Макензи посмотрела на хронологическую последовательность стояний. В пятом стоянии Симон помогает Христу нести крест.
«Вы случайно не знаете, в какой церкви города есть изображение пятого стояния?» – спросила она.
«Боюсь, что нет, – сказал Бенджамин. – Однако я могу сделать пару звонков и попытаться узнать это для вас».
«Это было бы замечательно», – ответила Макензи.
«Учитывая, какой сейчас час, на это у меня может уйти некоторое время».
Макензи кивнула, не позволяя себе утратить присутствие духа. «Я понимаю, – сказала она. – Я ценю любую вашу помощь. Можете, пожалуйста, позвонить мне, как только получите ответ?»
«Если получу ответ, то конечно».
«Я узнаю, чем нам сможет помочь Бюро, – добавила она. – Ещё раз спасибо».
После этих слов она уже во второй раз за последние двенадцать часов вышла из церковной библиотеки.
«Вот она, – подумала она. – Вот связь. Вот что поможет нам прижать эту сволочь».
Макензи бегом вернулась к машине и торопливо выехала с парковки, направляясь в сторону штаб-квартиры ФБР.
Глава тридцать вторая
Макензи не знала, сколько времени уйдёт на поиск ответа на такой необычный и неожиданный вопрос, как тот, что волновал Макензи и Бенджамина. И вот когда часы показывали 4:30 утра, она стояла в конференц-зале с ещё тремя другими агентами, и у неё всё ещё не было никакой информации на руках, ей начало казаться, что время работает против неё. Она дошла до того, что каждую секунду ждала звонка либо с хорошими новостями от Бенджамина, либо с плохими новостями о новом убийстве, которое произошло, пока они были заняты обзваниванием церквей и расспросами о картинах и рельефах, украшающих их нефы и алтари.
В комнате с Макензи находились Эллингтон, Ярдли и Харрисон. Ярдли проверяла все музеи искусств, ища информацию о том, что они безвозмездно передали изображение пятого стояния какой-нибудь из местных церквей. Она подняла архивы за целых пятьдесят лет. Харрисон извиняющимся тоном говорил со священниками, чьи номера телефонов он смог достать, чтобы спросить их о картинах, что висят в церквях. Эллингтон говорил с Макгратом, пытаясь доходчиво объяснить открытие Макензи, касающееся крестного пути Христа.
Макензи тем временем продолжала изучать стояния и их значение для разных конфессий. Она надеялась, что история и теология смогут помочь ей понять мотив убийцы. Сейчас ей хотелось вновь вернуться в библиотеку Бенджамина Холланда, хранилище огромной коллекции религиозных текстов. Но вместо этого она довольствовалась тем, что было у неё в распоряжении: Гуглом и Википедией.
После телефонной беседы с Макгратом Эллингтон отложил мобильный в сторону и сел рядом с Макензи.
«Он не очень доволен», – сказал он.
«Конечно, он не доволен. Я же не фокусник, чтобы взмахом волшебной палочки сразу указать на убийцу».
«В принципе, поэтому он и не доволен, – ответил Эллингтон. – Ещё он злится из-за того, что ты запросила наблюдение у церквей, на что он, кстати говоря, согласился. Машины меняются там каждый час».
«Иными словами, он злится потому, что мы вчетвером сидим здесь и пытаемся найти нужную церковь?»
«Да, он не очень счастлив по этому поводу. Он сказал, что будет здесь примерно через час. Сейчас он занят другим делом».
«Он не сказал каким именно?»
Эллингтон отрицательно покачал головой: «Нет. Что бы это ни было, он не стал распространяться».
«Я не понимаю, что…», – начала Макензи, но её речь прервал звонок мобильного.
Звонил Бенджамин Холланд.
«Прошу, скажите, что вы её нашли», – сказала она.
«Нашёл. Мой друг, живущий в Бельгии, является заядлым коллекционером картин религиозного характера и знает, где и что выставляется. У него даже есть список всех американских церквей, где можно увидеть крестный путь Иисуса Христа. В Вашингтоне изображение пятого стояния хранится в трёх церквях. Одна из них закрылась несколько лет назад, и у вас остаются два кандидата».
«Отличная новость», – сказала Макензи.
«Это ещё не всё. В прошлом году одна из этих церквей подарила картину музею религиозного искусства в Мексике. Значит, у вас осталась только одна церковь. Это баптистская церковь Милости Господней на Гудзон-Стрит».
«Это точная информация?» – спросила Макензи.
«Да. Я попросил его перепроверить. Сейчас вышлю вам номер телефона церкви, хотя у меня нет контактов руководства».
«Всё в порядке. Всё отлично. Спасибо, Бенджамин».
Макензи повесила трубку до того, как он успел до конца произнести «не за что».
«Я нашла», – громко сказала Макензи, набирая номер Макграта.
«Что нашла? – спросил Харрисон. – Церковь?»
«Да. Мне сильно помог Бенджамин Холланд».
«Ты звонишь Макграту? – спросил Эллингтон. Когда Макензи кивнула, он поморщился. – Мне кажется, это неудачная мысль».
Но было уже слишком поздно. После двух гудков Макграт ответил на звонок в типичной для себя резкой манере.
«Что такое, Уайт?»
«Пятое стояние, – сказала она, – находится в баптистской Церкви Милости Господней».
«Ты уверена?»
«Да. Эту информацию сообщил близкий друг Бенджамина Холланда. Мы с Эллингтоном отправляемся туда прямо сейчас и…»
«Нет. Не хочу тратить ресурсы. Они у нас и так порядком рассредоточены. Проверь церковь сама, и если тебе покажется, что это беспроигрышный вариант, тогда звони мне. Если ты будешь уверена, что эта та церковь, позвони, и я пришлю всех свободных агентов».
«Сэр, что происходит?»
«Я завален работой, Уайт. По уши в дерьме. Твоё расследование – не пуп земли».
«В последний наш разговор вы говорили нечто иное», – сказала Макензи, а потом замолчала, понимая, что пререкается с начальством. Это может лишь усложнить ситуацию.
«Давай представим, что последних пяти секунд разговора не было, и пусть это будет предупреждением тебе и твоему острому языку, – сказал Макграт. – А теперь, если ты считаешь, что это стоящая зацепка, проверь её. Если она ничего не даст, позвони, если понадобится помощь».
Он положил трубку, оставив Макензи слушать тишину. Она непонимающе уставилась на телефон.
«Всё так плохо?» – спросил Эллингтон.
Макензи вздохнула и убрала телефон в карман: «Я еду проверить церковь и позвоню, если поездка что-нибудь даст. Вы трое не уходите далеко, хорошо?»
Ярдли и Харрисон кивнули. На лице Ярдли читалась тревога. Тем временем Эллингтон проводил Макензи за дверь, и когда они остались одни, взял за руку.
«Ты в порядке?» – спросил он.
«Да. Макграт… Не знаю, как сказать. Он что-то скрывает».
«Я тоже это понял. Попытаюсь что-нибудь выяснить. А ты будь осторожна. Позвони мне, если почувствуешь опасность».
Макензи кивнула и потянулась его поцеловать. Поцелуй был сладким и долгим – именно его ей не хватало, чтобы взбодриться. Поцелуй наполнил её энергией, и теперь ей было легче игнорировать тот факт, что за всю ночь она не сомкнула глаз.
Бодрая и взволнованная многообещающей зацепкой, Макензи направилась к машине, когда ночь начала ускользать в преддверии наступающего утра.
Глава тридцать третья
Остановившись на светофоре, Макензи достала телефон и вбила в строку поиска Гугл «баптистская Церковь Милости Господней». Появился адрес вебсайта, и у Макензи ушла пара секунд, чтобы найти раздел «О нас». Здесь она нашла имя главного пастора – Тим Армстронг. Личного номера телефона не указывалось, но был дан телефон церкви и добавочный номер.
Макензи отослала групповое сообщение Эллингтону, Ярдли и Харрисону: «Нужен номер Тима Армстронга, главного пастыря Милости Господней».
На светофоре загорелся зелёный свет, и она сорвалась с места. Внутри всё сжималось от волнения, сердце громко стучало в груди – интуиция подсказывала ей, что она была на верном пути. Макензи решила, что, теперь, когда светофор был позади, её уже ничто не остановит.
Она уже в третий раз набирала номер, который дал ей Бенджамин Холланд. Как и в предыдущие два раза она попала на автоответчик. Голос сказал, чтобы она набрала добавочный номер, если хочет оставить сообщение. Макензи этого не сделала; она решила, что если за эти несколько часов, что оставались до начала рабочего дня, ничего не случится, утром она поговорит со священником лично и убедится, что церковь находится под постоянным наблюдением. Возможно, главному пастырю понадобится личная охрана. Конечно, это может затруднить поиск убийцы, но…
«Ты забегаешь вперёд», – подумала Макензи, притормаживая, чтобы заехать на парковку.
Солнце только начало окрашивать горизонт в золотой цвет, когда Макензи остановила машину на парковке у баптисткой Церкви Милости Господней. Храм чем-то напоминал ей церковь Живого Слова. Он был большим, но не слишком. Он имел современный вид и этим сильно отличался от баптистских церквей, которые Макензи видела в детстве.
Макензи посмотрела направо и увидела только одну машину на просторной парковке. Машина не вызывала подозрений, но напомнила Макензи о единственной вещи, которую она забыла сделать перед тем, как покинуть штаб-квартиру.
Макензи подошла к дверям церкви в сумраке начинающегося рассвета. Как и в Живом Слове, здесь были большие панорамные окна, через которые она смогла заглянуть внутрь. Как она и предполагала, в церкви никого не было. Макензи подёргала за ручку двери из двойного стекла и ничуть не удивилась, найдя её запертой.
В кармане зажужжал мобильный. Посмотрев на дисплей, Макензи увидела СМС от Ярдли с номером телефона Тима Армстронга. Она нажала на номер и позвонила. После пяти гудков она попала на голосовую почту. Макензи решила не оставлять сообщения, зная, что в пятидесяти процентах случаев из этого не выходило ничего хорошего – люди редко проверяли голосовую почту, если только не ожидали важного звонка.
Она понимала, что для большинства время было ранее – стрелка часов только перевалила за отметку 5:30 утра, но Макензи казалось, что дело было срочное. К тому же, следуя распространённому мнению, она была уверена, что священник должен вставать рано для того, чтобы помолиться в тишине. Видимо, на Тима Армстронга это не распространялось.
Начиная думать, что Макграт был прав, когда отказался посылать сюда несколько агентов, чтобы не тратить человеческие ресурсы, Макензи решила обойти здание и осмотреться. Ей казалось, что по площади церковь не должна занимать больше, чем футбольное поле; плюс-минус несколько метров. Обойти её вокруг само по себе было большим достижением.
Макензи зашла за угол, направляясь к заднему фасаду, когда увидела в стороне от здания небольшой сарай для хранения инструментов. За ним шёл железный забор, отделяющий территорию церкви от соседней территории, являющейся началом благополучного района.
Позади церкви находился внушительных размеров газон. В углу располагалась детская площадка, которую от соседей также отделял железный забор. По другую сторону от неё находилась парковка для служащих церкви, сейчас она пустовала.
Чувствую некоторую тревогу, Макензи решила вновь позвонить Армстронгу. Может, он решит ответить, если увидит, что один и тот же номер звонит несколько раз.
В ухе раздались гудки, но уже после первого гудка звук показался ей странным, он словно отражался эхом в голове, как будто…
«Как будто телефон где-то здесь, рядом».
Макензи отняла телефон от уха и прислушалась. Она вновь услышала звук. Не прижимая телефон к уху, ей было легче его расслышать и отследить.
Звук доносился откуда-то сзади, из сарая.
Макензи положила телефон в карман и, не думая, достала Глок из кобуры.
«Успокойся, – говорил внутренний голос. – Возможно, он здесь, чтобы проверить инструменты. Может быть, он просто заправляет газонокосилку для работы».
В голове промелькнуло воспоминание об одинокой машине, которую она видела на парковке. «В 5:30 утра», – разумно добавил внутренний голос.
Макензи прошла по полосе травы, отделяющей её от сарая. Сарай выглядел добротно. Скорее всего, его купили в Home Depot, а не построили самостоятельно. Большая амбарная дверь была закрыта. Одинокое окно располагалось справа от двери. В нём отражались первые лучи солнца.
Подходя ближе к сараю, Макензи замедлила шаг. Вместо того чтобы направиться сразу к двери, она подошла к правой стене и потянулась к окну, крепко сжимая в руках пистолет. Она быстро повернулась к окну и незаметно заглянула внутрь.
Первым делом в глаза бросились большие доски, лежащие на полу – одна лежала вдоль, занимая почти всё свободное место. Вторая лежала поперёк, слегка наискось, не совсем перпендикулярно, но идея была ясна.
А потом она увидела мужчину.
Он был раздет до белья.
Правая рука была неуклюже вытянута, пока он пытался схватить горизонтально лежащий брус.
«Нет, – подумала Макензи. – Он не пытается его держать».
Было сложно рассмотреть что-то в отсвете окна, но его рука была прибита к доске. В центре ладони виднелся красный круг крови, а мужчина корчился от боли.
Макензи посмотрела ему в лицо и похолодела от ужаса. Рот мужчины был заткнут кляпом. Она увидела седые волосы и полные боли и смятения глаза. Она уже видела их однажды, но тогда они излучали счастье и мир, когда смотрели на неё с фотографии на веб-странице Церкви Милости Господней.
Перед ней был Тим Армстронг.
Макензи отвернулась от окна и направилась к сарайной двери.
Когда из-за угла на неё вышел другой мужчина, она так удивилась, что не успела среагировать по-обычному быстро.
Мужчина стоял в полуметре от неё с занесённым за голову молотком. Молоток опускался ей на голову. Макензи отступила в сторону и одновременно сделала выстрел из пистолета.
Звук выстрела и тошнотворный «тук» молотка, угодившего ей по лицу, послышались в одну и ту же секунду.
Макензи показалось, что ноги превратились в желе. Она упала на колени, пытаясь снова прицелиться, но перед глазами была темнота.
***
Когда Макензи открыла глаза, то сразу поняла, что не может дышать. Мир не был погружён в темноту, а скорее, окрашен в странный бежевый цвет. Плечи ныли, а лодыжки жгло огнём. Больше всего беспокоила голова – она раскалывалась от боли.
«Спокойствие, – подумала она. – Вспомни, что случилось».
Макензи собрала воспоминания в единое целое. Она сделала вдох и начала размышлять:
«Тим Армстронг был в сарае. Одна рука была прибита к кресту, который был ещё не готов. Из-за угла вышел мужчина и ударил меня молотком. Я выстрелила. Я его ранила? Он мёртв?»
Учитывая своё текущее положение, ей казалось, что он был жив.
Зрение понемногу вернулось: мир всё также казался блеклым и расплывчатым, но теперь она могла хоть что-то видеть.
Макензи находилась в сарае. Руки были связаны за спиной. Ноги тоже были связаны. Она сидела в углу за садовым трактором и канистрой с бензином.
Она медленно повела головой. Посмотрев в окно, она заметила, что за ним по-прежнему было темно. Солнце ещё не встало.
«Я недолго была без сознания. Возможно, он лишь задел меня молотком».
Это-то вряд ли. Голова болела так, словно внутри разорвалась бомба. Даже не касаясь его, она чувствовала, как лицо начинает опухать.
Справа донёсся лязг. За ним последовали жалобный шёпот и шорох.
«Лежи смирно, – сказал голос. – Скоро всё закончится. Ты умираешь, как Иисус. Ты тоже будет прославлен».
Макензи не видела, что происходит, потому что газонокосилка загораживала обзор. Она попыталась высвободить руки, но безуспешно. Руки были крепко связаны. Единственное, чего она добилась, это поранила запястье о борт садового трактора.
Как ни странно, но боль и кровь из раны пошли ей на пользу. В голове возникла одна мысль, которая казалась одновременно и отчаянной, и логичной. Двигаясь как можно тише, Макензи повернулась вправо. Ей пришлось неудобно вывернуть плечи, но она смогла прижать верёвку, стягивающую запястья, к борту трактора. Она начала поднимать и опускать руки – вверх-вниз, вверх-вниз, – двигаясь как можно тише.
Она не могла знать, получается ли у неё задуманное, режет ли борт трактора то, чем ей связали руки. Макензи могла сказать наверняка, что руки не были связаны ни стальной, ни металлической проволокой,… скорее, верёвкой, или прочной тканью, или…
Гараж наполнил тяжёлый звук удара молотка о гвоздь. За ним последовал приглушённый и сдавленный, но отчётливо слышимый крик агонии. Макензи съёжилась при звуке, но воспользовалась шумом, чтобы в течение двух-трёх секунд сильнее «пилить» верёвку.
Теперь ей казалось, что запястья сжимаются уже с меньшей силой. Она опустила глаза на лодыжки и увидела, что они связаны толстой бечёвкой. Если руки были связаны тем же самым, то, решила Макензи, уже совсем скоро она сможет высвободиться.
Тихое мычание Тима Армстронга превратилось в сдавленный хрип. Он перестал метаться по полу и затих.
«Если не потороплюсь, он умрёт у меня на глазах», – подумала Макензи.
И вновь она услышала лязг гвоздей, а потом громкий звук, с которым молоток упал на пол.
«Я знаю, это больно, – мужчина сказала Армстронгу, – но скоро всё закончится. До тех пор обратись к Его распростёртым рукам. Он ждёт тебя, пастор. Он ждёт тебя, и ты возрадуешься, когда воссоединишься с Ним».
«Убийство для него – это форма прославления, – продолжая «пилить» верёвку, подумала Макензи. – Он думает, что делает им одолжение, давая возможность раньше встретиться с Христом».
Через два медленных, но сильных движения плечами Макензи почувствовала, что запястья свободны. Вместо того чтобы сразу вскочить на ноги, сначала она решила размять руки и запястья. Потом она быстро освободила ноги от верёвки. Это было несложно, и Макензи опустилась на корточки.
«Пистолета нет, – подумала она, – голова раскалывается, словно её проломили насквозь, и зрение подводит – не самое лучшее начало».
Макензи посмотрела поверх трактора, чтобы оглядеться.
Удар молотка, который она слышала несколько мгновений назад, не прибил вторую руку Армстронга к доске, но свежая кровь на правой ладони говорила о том, что, ударив во второй раз, убийца глубже загнал гвоздь в правую руку.
Убийца склонился над неготовым крестом, взял ещё один большой гвоздь и повернулся к левой руке пастора. Правая рука убийцы была залита кровью. Макензи подумала, что ранила его в плечо.
Она могла видеть только левую часть его лица. Мужчина выглядел измождённым и имел неухоженную седеющую бороду. Голову плотно облегала вязаная шапка. Глаза были злобно прищурены, и Макензи не сразу разобрала, что они карие. Он планомерно и непоколебимо продолжал свою работу.
Что касается Армстронга, то он был ещё жив, но пребывал в состоянии шока. Глаза помутнели и сузились, руки были напряжены, но не сопротивлялись прикосновению убийцы.
Пистолет Макензи лежал у ног преступника. У него в руках был молоток.
Позади него на небольшой вешалке с крючками, прикрученной болтами к стене, висели лопата, мотыга, маленькие вилы и метла. В его распоряжении было всё возможное оружие, а у неё – ничего.
«Воспользуюсь эффектом неожиданности», – подумала Макензи.
Но секунду спустя она лишилась и этого преимущества.
Убийца оторвался от своего занятия, чтобы проверить, как она и не пришла ли в себя. Когда он увидел её стоящей на ногах, то медлил лишь мгновение. Он бросил молоток и гвоздь и взял Глок.
Макензи пришлось использовать то, что было под рукой. Она схватила первое, что увидела – канистру с бензином. Она подняла её, с благодарностью отметив, что та была неполной, и замахнулась. Приём мог выглядеть глупо, но зато бензин выплеснулся из канистры и залил убийце лицо и глаза. Он вскрикнул и попятился назад, вытирая глаза руками.
Макензи воспользовалась замешательством, перепрыгнула через садовый трактор и с силой ударила убийцу ногой в грудь. Он отклонился назад и ударился о дверь сарая. С криком он набросился на Макензи, но она, не напрягаясь, опередила, нанеся удар локтем туда же, куда только что ударила ногой.
Убийца согнулся, тяжело глотая воздух. Макензи сделала шаг вперёд, чтобы надеть на него наручники, но поскользнулась на луже бензина. Она удержалась и не упала, но убийце хватило и этого секундного замешательства.
Он налетел на неё и схватил за колени. Оба неловко повалились назад. Ноги Макензи запутались в ногах Тима Армстронга, и она упала. Всё это время пастор что-то кричал через кляп.
Убийца упал на землю и нащупал руками пистолет. Макензи села, выпрямившись. Перед глазами всё плыло, голова взрывалась приступами адской боли, но рука нащупала молоток. И вот они поменялись ролями.
У Макензи было преимущество. Она знала, как пользоваться молотком для атаки и защиты, а вот убийце пришлось повозиться с пистолетом, чтобы убедиться, что он может стрелять.
Макензи воспользовалась его смятением, чтобы с разворота ударить его рукой в подбородок, используя молоток вместо кастета. Она услышала, как в челюсти что-то хрустнуло, и мужчина полетел в стену. Пистолет со звоном упал на пол, и он сразу забыл про него, потому что от удара о стену на пол полетели лопата и вилы.
Он схватил вилы, тыча ими в воздух перед собой. Макензи была проворнее него, и уже набросилась сверху. Она сжала его голову руками, и когда он закричал, крик пронзил её насквозь. Он пытался перехватить вилы так, чтобы направить их на себя, при этом толкая Макензи вперёд, на зубья; но она была сильнее. Он толкал и толкал её, поэтому она очень удивилась, когда он вдруг затих, а потом толкнул в противоположном направлении.
Он с силой ударил её о стену, и Макензи вновь испытала жуткую головную боль; в голове стоял треск, словно кто-то разломил пополам дыню. Боль была невыносима, и на какое-то мгновение ей показалось, что она может потерять сознание.
Убийца накинулся на неё с вилами, и его приближение помогло ей не отключиться. Мгновение она оглядывалась, а когда увидела Глок у собственных ног, то припала к полу и потянулась за пистолетом.
Она действовала быстро, но не достаточно быстро. Падая на пол, Макензи почувствовала, как вилы зубцом задели правую руку. Рана была не глубокой, просто порез, но из него сразу начала течь кровь. Проникни вилы на пару сантиметров глубже, и они прочно пригвоздили бы её к земле.
Макензи вскрикнула и схватила пистолет. Не целясь, она наставила его на убийцу и выстрелила.
Лицо окропило тёплой кровью.
Вилы упали на пол, и через пару секунд упал убийца.
Выстрел пришёлся в подбородок. Результат был настолько ужасен, что Макензи невольно отвернулась.
Сделав несколько глубоких вдохов. Она села на пол, понимая, что была залита кровью убийцы, но не находя в себе сил, чтобы как-то на это среагировать:
«Пастор Армстронг,… помощь уже в пути,… помощь уже рядом…»
Макензи достала телефон и попыталась встать на ноги. Сознания хватило лишь на то, чтобы набрать номер Эллингтона, а потом её вновь накрыла темнота, и она опустилась на пол сарая рядом с убийцей и пастором Армстронгом.
Глава тридцать четвёртая
Макензи вышла на работу только три недели спустя. Имея шесть швов на голове чуть выше виска и двадцать один шов на плече, она могла рассчитывать только на работу в офисе. Она была согласна; ей нужно было время, чтобы переварить то, что случилось с ней в церкви, и окончательно выздороветь.
В первый рабочий день по возвращению она провела почти всё время за изучением документов и отчётов по делу. Ей приходилось читать медленно, она концентрировалась с трудом. Время от времени голова снова начинала болеть. Макензи чувствовала, что ещё не совсем оправилась после сотрясения, которое поставили ей врачи, потому что чтение даже нескольких страниц текста давалось ей с трудом.
Медленно и с большим усилием она смогла собрать в хронологическую последовательность те факты, которые сообщил ей Эллингтон, пока ухаживал за ней дома и помогал восстановиться последние три недели.
Убийцу звали Томас Хэмел. Он родился и вырос в сельской глубинке штата Вирджиния, где с матерью посещал баптистскую церковь, а после развода родителей – католическую. В обеих церквях он видел неподобающее поведение, которое подробно описывал в дневниках, которые полиция нашла в его квартире в Джорджтауне. В возрасте десяти лет он стал свидетелем драки в церкви, когда стало известно, что дьякон спал с женой пастора. На глазах у десятилетнего мальчика раскололась церковь, и рухнула дружба.
Когда ему было тринадцать, и он ходил в католическую церковь, по общине начали ходить слухи о сексуальных домогательствах. Доказательства никогда не были представлены, но пока шумиха не утихла, два священника ушли в отставку. Увидев в этом признание вины, Хэмел и несколько его друзей изрисовали стены церкви граффити, за что их и поймали с поличным.
После этого в его жизни было мало чего интересного. Он поступил в колледж, ходил в церковь, женился, развёлся и даже пытался открыть свою собственную церковь. Дальше идеи он не пошёл, и его не приняли ни в один из двух библейских колледжей, в которые он подал документы для поступления.
Кроме привода за вандализм в подростковом возрасте Хэмел больше никогда не привлекал внимания полиции. В дневниках, найденных в его доме, говорилось о ненависти к «лжепоследователям Христа и апологистам», а также об огромном желании прославления Иисуса Христа любыми способами. Ещё он писал о восхищении некоторыми священниками, живущими в городе; среди них были имена отца Костаса, отца Коула, пастора Вудалла и преподобного Таттла.
И вот тогда история приняла ужасающий оборот.
В своих записях Хэмел указал четырнадцать духовных лидеров и четырнадцать церквей. Он собирался убить всех четырнадцать, а потом сдаться властям – это стало бы его «распятием».
Что же касается Тима Армстронга, который чуть не стал пятой жертвой Хэмела, то ему предстояла вторая из трёх операций по восстановлению руки. Было ясно, что он никогда не сможет полностью восстановить функцию кисти, но врачи делали всё, что было в их силах.
У Хэмела не было семьи: не было детей, а бывшая жена почти никак не отреагировала на его смерть, когда ей сообщили сотрудники Бюро.
«Целая жизнь на нескольких страницах, – подумала Макензи. – И она закончена… Раз и всё. Хватило одного выстрела,… который сделала я».
Она ни о чём не сожалела. Она отлично понимала, что если бы в той ситуации она не вышла победителем, он бы её убил. Она снова прочла строки о его детстве – он изменился из-за влияния, которое оказала на него церковь.
«Ну, здравствуй», – сказал голос у двери.
Макензи подняла глаза и увидела Эллингтона.
«Привет», – ответила она.
«Хм,… что случилось?»
«Ничего».
«Тогда почему ты плачешь?»
Макензи и не знала, что по лицу текут слёзы, пока об этом не сказал Эллингтон. Она смущённо смахнула их и пожала плечами.
«Не знаю», – сказала она.
Эллингтон вошёл в кабинет и увидел документы на столе. «Не казни себя, – сказал он. – Он мёртв. Ты его остановила и спасла жизнь десяти людей. В ином случае он бы их убил, ты не согласна?»
«Да, согласна».
«Послушай… Я только что говорил с Макгратом, – сказал Эллингтон. – Он хочет как можно скорее видеть нас у себя в кабинете. Ты сейчас не занята?»
«Нет, – ответила Макензи, глядя на папки на столе. Она была даже рада на какое-то время отвлечься от их изучения. – Ты знаешь, о чём он хочет поговорить?»
«Вроде того… Пошли».
«Подозрительно, – подумала Макензи. – Знаю, что удар мне по голове немного испугал всех, но надеюсь, он не хочет просить меня немного успокоиться,… нет?»
Они вместе вошли в лифт, и Эллингтон ободряюще приобнял Макензи. Она прижалась к нему, стараясь понять, как она могла расплакаться в кабинете и даже этого не заметить. Было в этом что-то пугающее.
Они вошли в кабинет Макграта и нашли его сидящим за столом. На столе перед ним лежала одинокая папка. Когда они вошли, он поднял на них глаза, в которых как обычно читалась сосредоточенная серьёзность.
«Спасибо, что зашли, агенты, – сказал он. – Присаживайтесь».
Оба сели на стулья перед столом Макграта. Макензи слишком хорошо знала, что будет дальше. Где-то в глубине души она ощущала те эмоции, что испытывала, когда впервые оказалась в этом кабинете – она чувствовала себя школьницей, вызванной в кабинет директора.
«Уайт,… позволь мне начать с того, что… ты была абсолютно права относительно последнего дела. Тогда я был занят другим заданием и… неправильно расставил приоритеты. Ты на отлично выполнила свою работу, и я искренне извиняюсь за то, что отправил тебя одну в ту церковь. Ты не перестаёшь меня удивлять, и мне ничего не остаётся, как непрестанно просить прощения».
«Спасибо, сэр. Для меня это много значит».
«Я говорю это потому, что моя рассеянность и вспыльчивость имели под собой причину – пока ты выслеживала убийцу, моё внимание привлекло другое дело».
«Какое дело?»
Макграт колебался и от этого выглядел на десять лет старше. Он нервно выдохнул.
«То, что я скажу тебе, Уайт, уже известно агенту Эллингтону. Он владеет информацией, потому что её ему сообщил я и приказал ничего тебе не рассказывать. Ни тебе, ни кому-либо ещё, если быть точным. Сейчас, когда твоё здоровье идёт на поправку, а мне поступили последние данные, я думаю, пришло время посвятить тебя в подробности расследования».
«Что происходит?» – спросила Макензи.
Она подозрительно посмотрела на Эллингтона. Она чувствовала себя обманутой из-за того, что он что-то от неё скрывал. Она всегда старалась не вмешивать эмоции в рабочий процесс, но сейчас ей это давалось с трудом.
«После твоего возвращения из Небраски, дела там стали только хуже, – сказал Макграт. – Меня заботило то расследование, и я понимал, что должен тебе всё рассказать. Послушай,… шесть дней назад наши ребята из отделения в Омахе нашли кое-что важное – отпечаток на челюсти Габриэля Хэмбри. Они пробили отпечаток и обнаружили, что он принадлежал мужчине, который недавно покончил жизнь самоубийством. Мужчину звали Дэннис Паркс».
«Мне это имя должно быть знакомо?» – спросила Макензи.
«Скорее всего, нет. Сегодня утром мне сообщили, что Парксу было пятьдесят девять, и когда-то он работал с твоим отцом».
Макензи показалось, будто земля ушла из-под ног. Она никогда не слышала имени Дэнниса Паркса, но раз он был связан с отцом,… это оказалось для неё совершенно неожиданным.
«Это ещё не всё, – сказал Макграт. – Убитые бродяги… были не просто бродягами. Тут всё намного запутаннее. Мы получаем всё новую и новую информацию, но всё равно не можем ничего понять».
«И я не понимаю», – сказала Макензи.
Она начала нервничать, и голова снова разболелась. Макграт посмотрел на неё со скромным смирением.
«Я отправляю тебя в Небраску, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты вплотную занялась этим делом, потому что мне нужны ответы. Судя по всему, это дело запутаннее, чем мы предполагали».
«Я так и не поняла, – сказала Макензи. – Что там с бродягами? И кто такой это Дэннис Паркс?»
Макграт начал отвечать на её вопросы. Чем больше он углублялся в подробности расследования, тем легче Макензи было игнорировать головную боль. Она вслушивалась в каждое слово, и впервые после визита в Небраску несколько недель назад ей казалось, что разгадка смерти отца уже близка.
И на этот раз, ей-Богу, она доведёт дело до конца.
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ПОЙМАЕТ
(Загадки Макензи Уайт – Книга 8)
Блейк Пирс, автор бестселлера «КОГДА ОНА УШЛА» (бестселлера #1 с более чем 900 отзывов с высшей оценкой), представляет книгу #8 в увлекательной серии детективных романов о Макензи Уайт.
В «ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ПОЙМАЕТ» («Загадки Макензи Уайт» – Книга 8) в родном для специального агента ФБР Макензи Уайт штате Небраска находят жертв убийств. Все умерли от выстрела в затылок, и у всех была найдена визитная карточка из антикварного магазина Баркера. Ту же саму визитку много лет назад оставил убийца на теле отца Макензи.
Время не ждёт, и Макензи должна посмотреть в лицо призракам прошлого, открыть самую тёмную страницу своей жизни и найти убийцу отца.
Следуя за прошлым, она попадает в места, в которых предпочла бы не бывать, и делает открытия, которые предпочла бы не делать. Она играет в кошки-мышки с убийцей, жестокости которого нет равных. Надломленная психика Макензи не выдерживает, и из всех других дел именно это расследование может стоить ей жизни.
Мрачный психологический триллер с увлекательным сюжетом «ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ПОЙМАЕТ» – это книга #8 в захватывающей серии детективных романов, рассказывающих о любимой героине. От книги просто невозможно оторваться.
Также не пропустите роман Блейка Пирса «КОГДА ОНА УШЛА» («Загадки Райли Пейдж» – Книга #1), бестселлер #1 с более чем 900 отзывов с высшей оценкой. Роман доступен для бесплатного скачивания!
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ПОЙМАЕТ
(Загадки Макензи Уайт – Книга 8)
А вы знаете, что я написал несколько детективных серий? Если вы ещё не успели прочитать все мои книги, нажмите на изображение внизу, чтобы скачать первые части!
О Блейке Пирсе
Блейк Пирс – автор серии-бестселлера о детективе РАЙЛИ ПЕЙДЖ, включающей в себя десять книг (и число их растёт). Блейк Пирс также является автором серии детективных романов о МАКЕНЗИ УАЙТ, включающей шесть книг (и число их растёт); серии детективных романов об ЭЙВЕРИ БЛЭК, включающей пять книг; а также новой серии романов о детективе КЭРИ ЛОК, включающей четыре книги (и число их растёт).
Книголюб и большой поклонник триллеров и детективов, Блейк будет рад услышать ваше мнение, поэтому заходите на , чтобы узнать больше и общаться с автором.
КНИГИ БЛЕЙКА ПИРСА
СЕРИЯ «ЗАГАДКИ РАЙЛИ ПЕЙДЖ»
КОГДА ОНА УШЛА (книга #1)
КОГДА КРУГОМ ОБМАН (книга #2)
КОГДА РАЗБИВАЮТСЯ МЕЧТЫ (книга #3)
КОГДА ПРИМАНКА СРАБОТАЛА (книга #4)
КОГДА ОХОТА НАЧАЛАСЬ (книга #5)
КОГДА СТРАСТЬ СИЛЬНА (книга #6)
КОГДА ПОРА ОТСТУПИТЬ (книга #7)
КОГДА ОНА УМЕРЛА (книга #8)
КОГДА ЦЕЛЬ НАЙДЕНА (книга #9)
КОГДА ВСЁ ПОТЕРЯНО (книга #10)
КОГДА ВСЁ КОНЧЕНО (книга #11)
СЕРИЯ «ЗАГАДКИ МАКЕНЗИ УАЙТ»
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН УБЬЁТ (книга #1)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН УВИДИТ (книга #2)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН НАЧНЁТ ОХОТУ (книга #3)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ПОХИТИТ (книга #4)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ЗАХОЧЕТ (книга #5)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН КОСНЁТСЯ (книга #6)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН СОГРЕШИТ (книга #7)
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ПОЙМАЕТ (книга #8)
СЕРИЯ «ЗАГАДКИ ЭЙВЕРИ БЛЭК»
МОТИВ ДЛЯ УБИЙСТВА (книга #1)
ПРИЧИНА БЕГСТВА (книга #2)
ПРИЧИНА СКРЫВАТЬСЯ (книга #3)
ПРИЧИНА БОЯТЬСЯ (книга #4)
ПРИЧИНА СПАСТИ (книга #5)
СЕРИЯ «ЗАГАДКИ КЭРИ ЛОК»
ОТПЕЧАТОК СМЕРТИ (книга #1)
СЛЕД УБИЙСТВА (книга #2)
ОТПЕЧАТОК ПОРОКА (книга #3)
ОТПЕЧАТОК ПРЕСТУПЛЕНИЯ (книга #4)
ПРИЗНАК НАДЕЖДЫ (книга #5)
Комментарии к книге «Прежде чем он согрешит», Блейк Пирс
Всего 0 комментариев