«Любовник Дождя»

Любовник Дождя (fb2) - Любовник Дождя [Hell Is Always Today-ru] (пер. Екатерина Юрьевна Кудрина) 743K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джек Хиггинс

Джек Хиггинс Любовник Дождя

Пролог

Полицейская машина развернулась на углу улицы и остановилась у обочины рядом с фонарным столбом. Водитель, не выключая двигателя, с усмешкой обратился к пассажиру:

— Ты, верно, хотел бы, чтобы кто-нибудь другой дежурил в такую ночку, а?.. Но, прости, прости, ведь я забыл, что ты любишь свою работу…

Того, что ответил полицейский, Генри Джозеф Дуайр, лучше было не повторять вслух. Но когда он остался стоять в одиночестве у бровки тротуара, в своем шлеме и накидке, прислушиваясь к шуму удаляющегося в темноте автомобиля, его лицо приняло странно меланхолическое выражение. Дождь лил, не утихая, и в свете фонаря его серебряные струи каскадами обрушивались на асфальт. Дуайр повернулся и хмуро зашагал по улице.

Было только десять часов, а ему предстояло провести на дежурстве всю эту сырую и промозглую ночь. Улочка была пуста, поскольку с некоторых пор в ночное время в городе безраздельно хозяйничал страх, пробиравший даже такого бывалого парня, как Джо Дуайр. «Спокойно, приятель, — сказал он себе, — скоро со всем этим будет покончено».

Он остановился на углу и бросил взгляд на расположенный по другой стороне улицы бар — единственный оазис света посреди окружающей темноты. Перед началом дежурства не мешало бы промочить горло чем-нибудь горячим, к тому же ему нужно купить сигареты.

Внутри был только один посетитель— рослый, крепкого сложения мужчина в кепи и старом плаще. Он разговаривал с хозяином, Сэмом Харкнессом.

Дуайр подошел к дверям как раз в ту минуту, когда мужчина, бросив через плечо «Спокойной ночи!», наклонил голову, чтобы нырнуть под дождь, и потому столкнулся с полицейским.

— Поаккуратней, приятель! — буркнул Дуайр и тут же узнал его. — Ах, это вы, господин Фолкнер! Ну и паскудная же сегодня погодка!

Мужчина улыбнулся.

— Это точно. Я только на минуту выскочил за сигаретами. Надеюсь, что за работу в таких условиях вам платят в двойном размере.

— Ох, куда там!

Фолкнер исчез за стеной дождя, а Дуайр вошел внутрь, пробормотав:

— Однако он спешит…

Харкнесс налил в кружку чай, всыпал туда сахар и протянул полицейскому.

— Можно подумать, ты бы не спешил домой, в теплую постель, окажись на его месте! К тому же его, верно, дожидается какая-нибудь красотка в одном белье. Такой уж народ эти художники!

Дуайр рассмеялся.

— Ты просто ему завидуешь. Дай мне два десятка сигарет — тех, что обычно. Мне нужно иметь при себе что-то, что поможет перетерпеть эту чертову ночь. А у тебя как идет?

Харкнесс отсчитал ему сигареты и сдачу с десяти шиллингов.

— Если заработаю на бензин — и то хорошо.

— Ничего удивительного, что в такую ночь мало кто высовывается на улицу, — заметил Дуайр.

Харкнесс кивнул.

— Дело было бы не так паршиво, если б хоть девочки гуляли. Но они теперь работают на дому, а у кого есть хоть немного мозгов, выставили у порога по амбалу. Этот сукин сын, Дождевой Любовник, на всех нагнал страху.

Дуайр зажег сигарету и прикрыл ее сложенной домиком ладонью.

— А ты не боишься?

Харкнесс пожал плечами.

— На кой я ему сдался! Но вот как баба в здравом уме может выйти из дома в такую ночь… — Он развернул вечернюю газету. — Полюбуйся: эту несчастную потаскушку он ухлопал прошлой ночью в парке. Пегги Нолан. Она много лет промышляла в нашем квартале. Маленькая симпатичная ирландка. За всю свою жизнь и мухи не обидела! — Харкнесс со злостью отшвырнул газету. — А вы там у себя, в полиции, что думаете? Кто-нибудь наконец почухается?

«Перепуганный обыватель ищет козла отпущения», — подумал Дуайр. Он загасил сигарету и ткнул окурок в пепельницу.

— Мы его поймаем, вот увидишь. Угодит в собственную ловушку. Эти, со сдвигом, всегда так кончают.

Однако это не прозвучало убедительно даже для него самого, а Харкнесс только фыркнул.

— Тогда скажи мне, скольких он еще укокошит, прежде чем вы его засадите?

Его слова преследовали Дуайра, как зловещее эхо, когда, распрощавшись с Харкнессом, он шагнул за порог.

Бармен еще какое-то время глядел ему вслед, прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов. Потом все стихло — будто полицейского поглотила темнота. Харкнесс с трудом подавил в себе чувство внезапно накатившего страха, включил радио и зажег трубку…

Джо Дуайр медленно шел вперед и шум его шагов отдавался эхом от столпившихся на противоположной стороне улицы высоких викторианских домов. Время от времени он останавливался и освещал фонариком какие-нибудь ворота, а один раз даже обследовал черный вход в здание, где размещались конторы оптовых продовольственных складов. Он продрог до костей, дождь затекал ему за воротник, а впереди было еще семь часов дежурства.

Машинально Дуайр направил фонарик в конец улочки Доб Корт, всего на какую-нибудь пару метров за угол, и замер. Потому что луч света упал прямо на черный кожаный сапожок, потом выхватил из темноты ноги, измятую, бесстыдно задранную юбку и, наконец, лицо молодой женщины. Ее голова, неестественно вывернутая набок, лежала в луже, а широко раскрытые глаза смотрели в пустоту.

Он подбежал к телу, присел на корточки и осторожно коснулся щеки лежащей. Кожа была еще теплой, что в такую погоду могло означать только одно…

Но Дуайр не успел осмыслить ситуацию. Внезапно он услышал, как чей-то ботинок задел о камень, хотел подняться — и в это мгновение кто-то сбил с него шлем, а потом ударил по затылку. Полицейский вскрикнул и рухнул на тело девушки, чувствуя, как по лицу вместе со струями дождя стекает теплая, липкая кровь. На него начала наваливаться темнота, он судорожно хватал воздух, пытаясь отогнать надвигающееся бессилие, потом сунул руку под накидку, где в нагрудном кармане лежала рация.

Но даже после того, как ему удалось сделать вызов, и он знал, что помощь уже в пути, Дуайр старался не поддаваться. Он уступил лишь в ту минуту, когда из-за угла улицы вылетела первая полицейская машина, и позволил себе потерять сознание.

1

Поздним вечером начал моросить дождь, который с наступлением темноты превратился в ливень. Принесенный ветром издалека, от самого Северного моря, он обрушился на крыши домов и забарабанил в окна студии скульптора Бруно Фолкнера.

Изнутри мастерская напоминала большую ригу, потому что когда-то в этом пятиэтажном викторианском особняке помещались магазины торговцев шерстью, позже переделанные под жилые квартиры. Сейчас единственным источником света в студии был огонь в камине, и пламя бросало зловещие отблески на четыре огромных скульптуры на подиуме против окна — последнюю работу Фолкнера.

Кто-то позвонил у входа: раз, потом еще раз.

Дверь в глубине комнаты открылась, и на пороге появился небрежно одетый Фолкнер, вид у него был помятый, как если бы он только что проснулся. Зевая, он на мгновение остановился у камина. Это был высокий, крепко сбитый тридцатилетний мужчина с тем дерзким и самоуверенным выражением лица, которое свойственно представителям богемы, полагающим, что Господь Бог, в отличие от простых смертных, создал их для высшей цели.

Когда позвонили в третий раз, скульптор с недовольной гримасой пошел открывать.

— Хватит трезвонить, слышу! — буркнул он, распахивая дверь. И вдруг улыбнулся: — Ах, это ты, Джек!

Элегантный мужчина, который, прислонившись к стене, нажимал пальцем на кнопку звонка, недовольно проговорил:

— Что так долго?

Фолкнер впустил его в мастерскую. Гость был примерно одних с ним лет, однако выглядел моложе. На нем был вечерний костюм и наброшенный на плечи плащ с бархатным воротником.

Скульптор потянулся к серебряному портсигару. Джек Морган окинул его внимательным взглядом.

— У тебя ужасный вид Бруно.

— Спасибо за комплимент, — проворчал Фолкнер, отходя к камину.

Морган посмотрел на маленький столик, где стоял телефон. Трубка была снята, поэтому он машинально положил ее обратно на рычаг.

— Я так и думал. Вот уже два часа пытаюсь к тебе дозвониться — и все впустую.

Фолкнер пожал плечами.

— В последние дни я работал почти без отдыха. Так что когда закончил, снял трубку и завалился спать. А чего ты хотел, Джек? Что-нибудь стряслось?

— Сегодня день рождения Джоан. Ты забыл? Она прислала меня за тобой.

— Ох, Господи, напрочь вылетело у меня из головы! Теперь, должно быть, нет никакой надежды отвертеться?

— Боюсь, что так, — усмехнулся Джек. — Ведь сейчас только восемь.

— Скверно. Подозреваю, что Джоан, как всегда, пригласила одних зануд. И потом, у меня даже нет для нее подарка, — добавил он хмуро.

Морган вынул из кармана кожаный футляр и бросил его на стол.

— Жемчужное ожерелье… семьдесят пять фунтов. Я купил его у Хамберта и попросил, чтобы записали на твой счет.

— Тысячу благодарностей, Джек, — откликнулся Фолкнер. — Ты знаешь, это была самая каторжная работа, какую только можно вообразить! — крикнул он уже с порога ванной, в то время как гость прошел к подиуму, чтобы осмотреть скульптурную группу.

Это были символические женские фигуры, выполненные в натуральную величину в ранней манере Генри Мура. Но от композиции веяло чем-то жутким, и Моргану сделалось не по себе.

— Я вижу, ты добавил еще одну фигуру, хотя раньше говорил, что их будет три, — заметил он.

Скульптор пожал плечами.

— Пять недель назад, когда начинал работать, я собирался ограничиться вообще одной. Но потом это стало разрастаться, и — что самое худшее — конца не видно…

Морган подошел ближе.

— Знаешь, Бруно, это великолепно. Лучшая вещь, которую ты когда-нибудь создал.

— А я не уверен. Мне кажется, чего-то еще недостает. Скульптурная группа должна быть идеально сбалансирована. Возможно, для этого требуется еще одна фигура.

— А если нет?

— Я сам не знаю, в чем тут секрет и когда будет хорошо. Просто чувствую, что пока работа еще не такова, какой должна быть. Однако скульптура может подождать. Пойду оденусь.

Он прошел в спальню, а Морган, закурив сигарету, крикнул ему вслед:

— Что ты думаешь о последней выходке Дождевого Любовника?

— Ты хочешь сказать, он ухлопал очередную девку? Сколько их уже?

— Четыре, — Морган поднял валявшуюся на стуле у камина газету. — Об этом должны были написать… — Он быстро просмотрел колонки. — Нет, ничего. Впрочем, это вчерашний послеполуденный выпуск, а жертву обнаружили только вечером.

— И где это случилось? — поинтересовался Фолкнер, надевая вельветовую куртку поверх рубашки поло.

— Неподалеку от Джубили Парк, — ответил Морган и, глянув на приятеля, скривился. — Ты, кажется, говорил, что собираешься одеваться?

— А чем я, по-твоему, занят? — буркнул Фолкнер.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— А ради чего выпендриваться — для этой кучки надутых снобов? Ни за что. Когда мы обручились с Джоан, она согласилась принимать меня таким, какой я есть. Так что пусть терпит… — Он накинул на плечи плащ. — Но прежде чем отправиться на это сборище, я должен чего-нибудь выпить.

— У нас нет времени, — сухо заметил Джек.

— Ерунда! Ведь мы будем в двух шагах от «Королевского Герба». А минутой раньше, минутой позже…

— Ладно, уговорил. Только помни: не больше одной.

Фолкнер улыбнулся, и неожиданно его лицо приняло совсем иное выражение, сделавшись молодым и симпатичным.

— Даю слово скаута! А теперь пошли.

Он выключил свет, и они вышли из мастерской.

Когда приятели добрались до «Королевского Герба», в баре было пусто, а хозяин, Гарри Мидоус, добродушный бородач, лет около пятидесяти, читал за стойкой газету. Увидев посетителей, он отложил ее в сторону.

— Добрый вечер, мистер Фолкнер. Добрый вечер, мистер Морган.

— И вам, Гарри, — откликнулся скульптор. — Пожалуйста, два двойных бренди.

Но Морган запротестовал.

— Мне хватит и одного. Я за рулем.

Фолкнер достал сигарету и закурил. Тем временем Гарри Мидоус взял две рюмки, протер их и наполнил.

— Сегодня тут тихо, — заметил Фолкнер.

— Еще рано, — ответил Морган.

Хозяин поставил перед ними напитки.

— Помяните мои слова: нынче вечером много народа не наберется. — Он пододвинул к ним газету, чтобы можно было прочесть заголовок: «Дождевой Любовник снова вышел на охоту». Пока этот мерзавец на свободе, клиентов не будет. Он убивает всегда в дождь. И я хотел бы знать, что намерена делать эта чертова полиция.

Фолкнер отпил несколько глотков бренди и бросил взгляд на газету.

— Дождевой Любовник! А тот, кто придумал это прозвище, был парень с юмором.

— Держу пари, что издатель премировал его от щедрот своих пятьюдесятью фунтами! — подхватил Морган.

— Очень может быть, что этот писака сам выбирается на охоту в каждую дождливую ночь и вносит свою лепту, чтобы у истории было продолжение, — усмехнулся Фолкнер, допивая бренди.

Гарри Мидоус кивнул.

— Признаюсь вам, что меня озноб пробирает, когда я об этом думаю. И вот что я скажу: сегодня ночью на улице не встретишь одинокой женщины.

В это мгновение, как будто опровергая его слова, двери распахнулись, и в бар вошла девушка лет девятнадцати-двадцати. Накрашенная ярко, даже вызывающе, она относилась к тому типу женщин, которые нравятся многим мужчинам, хотя известно, что такие быстро утрачивают свежесть и начинают выглядеть просто вульгарно. На девушке был черный непромокаемый плащ, короткая красная юбка и высокие кожаные сапоги. Окинув мужчин равнодушным взглядом, она прошла в дальний конец зала и уселась на табуретку. Потом закинула ногу на ногу, так что и без того короткая юбка задралась еще выше, достала из сумочки дешевую пудреницу и начала поправлять макияж.

— Одна все-таки нашлась, — вполголоса заметил Фолкнер.

Морган пожал плечами.

— Должно быть, она не читает газет. Любопытно, что сделал бы с ней Дождевой Любовник.

Фолкнер хохотнул.

— Не знаю, как там насчет Любовника, а я бы даже очень не прочь с ней развлечься.

Мидоус поджал губы.

— Учитывая род ее занятий…

Фолкнер вдруг оживился.

— Вы хотите сказать: она проститутка?

Хозяин бара сделал неопределенный жест.

— Ну…

— Да бросьте, Гарри! Девчонке тоже нужно что-то есть. Как говорится, живи сам и не мешай жить другим. — Фолкнер протянул бармену свою рюмку. — Угостите ее за мой счет, а мне налейте еще двойного бренди.

— Как вам будет угодно, мистер Фолкнер, — откликнулся Мидоус.

Он подошел к девушке и что-то ей сказал, а она, повернувшись, бросила взгляд на скульптора и кивнула в знак согласия. Когда Мидоус подал ей джин с тоником, Морган хлопнул приятеля по плечу.

— Нам пора, Бруно. Не влезай в историю. Мы уже и так опоздали.

— Ох, Джек, не будь таким занудой!

В это мгновение девушка подняла свой бокал. В расстегнутом плаще и короткой юбке она выглядела соблазнительно и возбуждающе. Фолкнер расхохотался

— Что тебя так развеселило? — едко осведомился Морган.

— Я подумал, какой бы вышел номер, если бы мы захватили ее с собой.

— На прием к Джоан? Да ты спятил!

Фолкнер опять захохотал.

— Представляю себе мину тетушки Мэри, ее физиономию, морщинистую, как вяленая слива, и поджатые губы. Нет, это и в самом деле превосходная идея!

— И не думай, Бруно! Такое даже тебе с рук не сойдет.

Скульптор посмотрел на приятеля, и улыбка исчезла с его лица.

— Ты уверен?

Морган схватил Фолкнера за плечо, но тот вырвался и направился к девушке.

— Вы кажетесь такой одинокой, леди…

Девушка пожала плечами.

— Вообще-то, я кое-кого жду. — Она выговаривала слова, как уроженка Ливерпуля, но с легким ирландским акцентом, что звучало довольно приятно.

— И это кто-нибудь важный? — поинтересовался Фолкнер.

— Мой жених.

Фолкнер засмеялся.

— Ну, жених не в счет. Можете мне поверить. Я вот тоже обручен.

— В самом деле? — усмехнулась девушка. Возле нее, на стойке, лежала черная лаковая сумочка, украшенная большой блестящей буквой «Г».

Фолкнер поддел сумочку за ремень и вопросительно посмотрел на девушку.

— «Г» — а дальше?

— Грэйс.

— Чудесное имя! Знаешь, детка, мы с другом сегодня приглашены на прием. И я подумал, что, может быть, тебе захочется составить нам компанию.

— Да? А что это за прием?

— Ну, такая роскошная вечеринка… — Фолкнер указал на Моргана. — Вообще-то, на нем более подходящий к случаю костюм.

На этот раз девушка не улыбнулась.

— Звучит заманчиво. Ладно. Сегодня Гарольду придется удовольствоваться выпивкой в одиночестве. Впрочем, он должен был быть тут к половине восьмого.

— Но ведь и тебя в это время здесь не было, правда?

Девушка состроила удивленную гримаску.

— А если и так — что с того?

— Ничего, кроме того, что ты девочка как раз в моем вкусе. — Фолкнер взял ее под руку и подвел к Моргану, который наблюдал за происходящим с принужденной улыбкой.

— Хорошо. Я — Джек, а он — Бруно. Сам бы тебе не представился.

Грэйс подняла брови.

— Почем ты знаешь?

— Печальный опыт.

— Идемте, — поторопил их Фолкнер. — Поговорить можно и в машине.

Когда они были уже у выхода, двери опять распахнулись, и на пороге появился парень в твидовой куртке с дешевым меховым воротником. У него были длинные темные волосы и узкое бледное лицо, на котором застыла раздраженная гримаса. Он уставился на девушку.

— В чем дело, Грэйс?

Она пожала плечами.

— Мне жаль, Гарольд, но ты опоздал. Теперь у меня другие планы.

Она хотела пройти вперед но парень схватил ее за руку.

— Это еще что за штучки? — прошипел он.

Фолкнер небрежно отодвинул его в сторону.

— Не распускай лапы, приятель.

Охваченный яростью, Гарольд замахнулся, и, если бы удар попал в цель, последствия были бы фатальными, но Фолкнер успел перехватить его руку и приемом айкидо опрокинул на пол. При этом на его лице не дрогнул ни единый мускул.

— Поскули, щенок.

Грэйс хихикнула, а обеспокоенный хозяин бара поспешно вышел из-за стойки.

— Прошу вас, господин Фолкнер, довольно.

Скульптор отпустил Гарольда, который безуспешно пытался подняться. Его лицо было перекошено от боли, на глазах — слезы.

— Ах ты, проклятая сучка! Ну и убирайся ко всем чертям! Чтобы я тебя больше не видел!

Грэйс пожала плечами.

— Как хочешь, Гарольд.

Фолкнер опять взял ее под руку, и они вышли, смеясь.

Морган повернулся к бармену.

— Мне жаль, что так получилось, старина.

Гарри Мидоус кивнул.

— Ваш друг такой, какой он есть, мистер Морган. Однако, сами понимаете, скандалы мне ни к чему.

Морган тяжело вздохнул и вышел, в то время как Мидоус занялся Гарольдом, который стоял, растирая покалеченную руку, с лицом, искаженным болью и ненавистью.

— Ты сам напросился, парень, а этого человека лучше не задевать. Мой тебе совет: не заводись с ним. А теперь пойдем, налью тебе стаканчик.

— Да заткни его себе в задницу, старый козел! — заорал Гарольд и, в бешенстве хлопнув дверями, выскочил на улицу.

2

Детектив, сержант полиции Николас Миллер, с усталым лицом спускался по лестнице в выложенный кафелем холл Марсденовского Отделения Центрального госпиталя. Он остановился, чтобы закурить, и в это мгновение через застекленную дверь кабинета его увидела медсестра из ночной смены. Подобно многим женщинам ее возраста, она питала слабость к симпатичным молодым мужчинам. А Миллер особенно ее заинтересовал, поскольку его неанглийская шляпа и темно-синий шведский плащ были интригующей заграничной нотой, не свойственной людям его профессии. Впрочем, было бы трудно вообразить человека более не похожего на стереотипное представление о полицейском, чем Николас Миллер.

— Каким вам показался сегодня мистер Грант? — спросила медсестра, выйдя из своего кабинета.

— Старик очень нервничает. — Миллер улыбнулся, у него была открытая и симпатичная улыбка. — И явно мучается сомнениями.

Инспектор Брюс Грант, шеф местного отделения уголовной полиции, в начале недели попал в автомобильную катастрофу и очутился в больнице с поврежденным тазобедренным суставом. Это было некстати, потому как именно сейчас он был занят расследованием самого важного за всю его профессиональную деятельность преступления. И уж совсем некстати, поскольку дело передали старшему инспектору отделения уголовной полиции Скотланд-Ярда Джорджу Мэллори, который был призван в качестве эксперта в связи с петицией общественности, обеспокоенной тем, что Дождевой Любовник все еще разгуливает на свободе.

— Знаете, сестра, полицейские не любят, когда чужаки вторгаются на их территорию. И Брюс Грант, старая ищейка, расценивает как личное оскорбление, что этим делом будут заниматься люди из Скотланд-Ярда. Кстати, Мэллори был здесь сегодня?

— Да. Но он хотел видеть только инспектора Крэйга, и я не думаю, чтобы заглядывал в палату к мистеру Гранту.

— Он бы ни за что этого не сделал. Они друг друга не выносят. Поэтому единственным утешением для Гранта служит то, что Крэйг был вместе с ним в машине, когда произошел несчастный случай. Так что Мэллори придется в одиночку барахтаться в этом пекле. А каково состояние Крэйга?

— Неважно, — ответила сестра. — У него серьезная травма черепа.

— Ну и поделом. Нечего было соваться в наши края.

— Не говорите так, сержант. Я тоже прожила около двадцати лет в Лондоне, прежде чем перебраться сюда.

— Не буду, не буду! А то вы уже, верно, подумали, что к северу от Хай Бэрнт в проезжающих мимо швыряют камнями.

Он лукаво улыбнулся, а медсестра сказала:

— У вас совсем другой вид когда вы улыбаетесь. Но они вас замучают. Признайтесь, когда у вас в последний раз был выходной?

— Выходной? Да вы шутите! Но сегодня я свободен. До шести утра. Я, правда, приглашен в гости, но ради вас готов отказаться.

Она не смогла скрыть удовольствия, однако легонько подтолкнула его к дверям.

— Нет уж. Я женщина серьезная, замужняя.

— Тогда я ухожу, — ответил Миллер. — К сожалению, мы не всегда вольны делать то, что нам хочется. — Он еще раз улыбнулся и вышел через турникет.

Медсестра постояла еще немного в полумраке, прислушиваясь к затихающему в отдалении шуму автомобиля, потом вздохнула и, вернувшись на свой пост, взялась за отложенную было книжку.

Ник Миллер видел Джоан Хартманн всего однажды, на приеме у своего брата. Обстоятельства этой встречи были довольно необычны. Ник уже спал, когда неожиданно явился брат, разбудил его и в категорическом тоне потребовал, чтобы он немедленно оделся и пришел к нему на ужин. Ник, который без отдыха провел на ногах почти тридцать часов, согласился с крайней неохотой. Однако его настроение изменилось, когда брат сообщил, что речь идет о том, чтобы составить компанию кинозвезде. Она играла роль знаменитой женщины-адвоката в сериале, который дважды в неделю заставлял телезрителей с бьющимся сердцем замирать у экрана. Было похоже, что ее жених, тоже приглашенный, уже не появится, что, разумеется, целиком меняло дело. Ник собрался за три минуты.

И не пожалел. Джоан Хартманн, в отличие от большинства актрис, оказалась не просто обаятельной женщиной, но также интересной собеседницей. Ее заинтриговало, что элегантный и симпатичный брат хозяина дома — офицер полиции. Впрочем, это был всего лишь приятно проведенный вечер и ничего больше, поскольку разговор шел, в основном, о женихе мисс Хартманн — скульпторе Бруно Фолкнере, сопровождавшем актрису во время ее поездки на север.

Ник Миллер не принадлежал к числу мужчин, которые стали бы попусту тратить время. Однако приглашение на день рождения к Джоан Хартманн, хотя и было неожиданным, пришлось весьма кстати. Ему не помешает немного развлечься, со вкусом поесть и выпить, ну а потом домой, в постель… а, может быть, и не в свою? Ведь с этими актрисами ничего нельзя знать наперед, и, возможно, ему повезет…

Джоан Хартманн занимала квартиру на последнем этаже элегантного жилого комплекса в Дэрехэм Корт, неподалеку от дома Миллера. Он припарковал свой зеленый «мини-купер» на стоянке внизу. Из полуоткрытых окон доносилась музыка. Ник поднялся на крыльцо и вошел в холл.

Дверь ему открыла сама Джоан. Высокая, элегантная блондинка в изящном брючном костюме из черного бархата — она выглядела в точности, как ее героиня из телесериала. Ника она приветствовала так сердечно, словно он был самым близким ей человеком на свете.

— Ох, Ник, дорогой! А я уже боялась, что тебе не удастся вырваться.

Миллер снял шляпу и плащ и отдал их горничной.

— Ты почти угадала. Сегодня у меня первый свободный вечер за две недели.

Джоан понимающе кивнула.

— Я предполагала, что ты сейчас должен быть очень занят. — Она повернулась к стоящему рядом импозантному седому господину с бокалом в руке. — Познакомься, Фрэнк, — это Ник. Он детектив. Впрочем, ты знаешь его брата, Джека Миллера, директора Северной Телестудии. Ник, это Фрэнк Марлоу, мой импресарио.

Марлоу улыбнулся.

— Очень приятно, — у него был едва заметный американский акцент. — Не далее как вчера я имел удовольствие обедать с вашим братом и еще парой человек в Мидлэнде. Сейчас я организую вам что-нибудь выпить.

Когда Марлоу отошел, Джоан взяла Ника под руку и подвела к софе у стены, где сидела почтенных лет дама, одетая в платье из серебряной парчи. Оказалось, что это тетушка Джоан, миссис Мэри Бересфорд. Когда Джоан представляла ей Ника, он с трудом подавил желание иронически прищелкнуть каблуками и чмокнуть протянутую ему руку. Было ясно, что вечеринка будет совсем не такой, как он себе воображал.

— Ну, так что там с Дождевым Любовником, сержант Миллер? — спросила Мэри Бересфорд.

— А что, собственно, с ним должно быть?

— Я хотела бы знать, когда вы, наконец, намерены его схватить? Ведь вас там для этого, должно быть, больше, чем достаточно.

Ник сокрушенно покачал головой.

— Вы совершенно правы. Но, увы, мы очень ловко выписываем штрафы за нарушение парковки, однако совсем не пригодны для поимки психопатов, которые разгуливают по улицам дождливыми ночами и убивают женщин.

— А почему вы позволяете себе дерзить, молодой человек? — холодно осведомилась Мэри Бересфорд.

— О, простите! У меня и в мыслях не было вас оскорбить.

Рядом с ними появилась обеспокоенная Джоан в сопровождении Фрэнка Марлоу.

Ник Миллер с доверительным выражением наклонился к пожилой леди.

— Видите ли, мэм, проблема такого рода дел заключается в том, что убийцей может оказаться каждый. — Он обвел рукой гостей. — Любой из здесь присутствующих. Вот хотя бы мистер Марлоу. — Внезапно его голос приобрел официальный тон. — Не будете ли вы так любезны сообщить нам, чем были заняты вчера между восьмью и девятью часами вечера? Но мой долг предупредить вас, что все сказанное вами может быть занесено в протокол и обращено против вас.

Мэри Бересфорд невольно подалась назад, Марлоу побледнел, музыка стихла. Чтобы сгладить неловкость, Джоан поспешно взяла Ника под локоть.

— Дорогой, сыграй нам что-нибудь. — Она легонько подтолкнула его к фортепиано и с улыбкой повернулась к своему импресарио, который стоял с открытым ртом, держа в растопыренных руках по бокалу: — Не правда ли, Фрэнк, он просто чудо? Даже Оскар Петерсон не сыграл бы лучше.

Фортепиано было превосходное, фирмы «Бехштейн». Ник уселся на вращающийся стул, выпил двойной джин с тоником, который подал ему Марлоу, и принялся за довольно сложную версию «Дамы-бродяжки». Несколько гостей подошли ближе, чтобы лучше слышать. Исполнение джазовой музыки в переложении для фортепиано было коньком Миллера. И собравшиеся по достоинству оценили его талант.

Примерно через пятнадцать минут раздался звонок.

— Должно быть, это Джек и Бруно, — сказала Джоан Марлоу.

Ник со своего места хорошо видел входную дверь и Джоан, идущую через комнату. Потом он опять перевел взгляд на клавиатуру, а когда заканчивал композицию, услышал, как вскрикнула Мэри Бересфорд.

У подножия лестницы стояла ярко накрашенная девица в черном непромокаемом плаще, короткой юбке и высоких кожаных сапогах. Следом за ней вошли двое мужчин. Нику не составило труда определить, кто из них Бруно Фолкнер. И сразу же стало понятно, чего он добивается, когда, помогая девушке снять плащ, скульптор окинул собравшихся быстрым взглядом. Странное дело, но почему-то Ник почувствовал к ней жалость. Девушка была по-своему красива, хотя и с оттенком вульгарности, присущей женщинам определенного сорта. Она огляделась вокруг и выпятила подбородок, словно хотела бравадой придать себе смелости, однако Нику было ясно, что ничего хорошего ее здесь не ждет. И внезапно он понял, что терпеть не может Бруно Фолкнера. Он закурил сигарету и начал играть «Голубую луну».

Джоан Хартманн превосходно владела собой. Она как ни в чем не бывало подошла к Фолкнеру и поцеловала его в щеку.

— Привет, любимый. Почему так поздно? Тебя что-нибудь задержало?

— Работа, Джоан. Но об этом после. А теперь я хотел бы познакомить тебя с Грэйс. Ты не против, что я ее привел?

— Ну, конечно же, нет. — Джоан одарила Грэйс самой чарующей из своих улыбок. — Добро пожаловать, дорогая.

Девушка уставилась на нее широко раскрытыми глазами.

— Так вы — Джоан Хартманн! — воскликнула она с восторгом. — Я видела по телевизору ваш последний фильм.

— Что ж, надеюсь, он вам понравился. — Актриса повернулась к Моргану. — Джек, милый, будь так добр, приготовь для Грэйс чего-нибудь выпить и представь ее гостям. Позаботься о том, чтобы она не скучала.

— С удовольствием, Джоан. — Морган взял девушку под руку. — Я живо. Одна нога здесь — другая там.

В этом обществе Грэйс выглядела настолько инородной, что на нее было просто жалко смотреть. Ник наблюдал за реакцией гостей. Несколько женщин снисходительно усмехнулись, другие были явно оскорблены, что вынуждены дышать одним воздухом с таким созданием. Зато почти все мужчины поглядывали на нее с интересом. Морган куда-то запропастился. Грэйс нервным жестом поправила прическу и метнула вызывающий взгляд на Мэри Бересфорд, смотревшую на нее, как на кучу грязи. Ник сочувственно улыбнулся девушке.

— Что бы вы хотели послушать?

Она подошла к фортепиано. Несколько гостей, стоявших рядом, тут же демонстративно отодвинулись.

— Можно «Сен-Луи Блюз»? Это классная штука.

— Что ж, я с удовольствием его для вас сыграю. А как ваше имя?

— Грэйс Паккард.

Пока Ник исполнял классическое джазовое произведение, девушка с воодушевлением прищелкивала пальцами.

— Здорово! Вы — музыкант?

Ник покачал головой.

— Нет, это мое хобби. Я не смог бы жить, как профессионалы. Работа ночи напролет, постоянные разъезды, а в результате все уходит в налоги. Словом, это отнюдь не золотая жила.

— Пожалуй, да. А вы часто здесь бываете?

— Сегодня пришел в первый раз.

— Знаете, я так и думала, потому что тут нудно, как на кладбище. — Грэйс скорчила недовольную гримаску.

В это мгновение появился Морган с бокалом, который поставил на фортепиано. Девушка повернулась к нему.

— Я говорю, здесь нудно, как на кладбище. Не мешает немного размяться. Пойдем потанцуем?

Морган с готовностью обнял ее за талию.

Когда Ник заканчивал блюз, кто-то опять включил проигрыватель — из вредности, а, может быть, просто желая сделать по-своему. Ник не стал забивать себе этим голову, поднялся и прошел к бару. Здесь он увидел Джоан Хартманн и Бруно Фолкнера и, пока ожидал свой джин с тоником, оказался невольным свидетелем их разговора.

— Ты настоящая леди, Джоан, — это было сказано с иронией. — Интересно, есть ли на свете что-нибудь, способное вывести тебя из равновесия?

— Бедняжка Бруно! Я вижу, что испортила тебе удовольствие. Кстати, где ты ее нашел?

— В «Королевском Гербе». Я надеялся, что девочка внесет некоторое оживление в сборище мумифицированных трупов. И, судя по их реакции, мне это отчасти удалось. Спасибо и на том.

Джоан улыбнулась.

— Ты неисправим. Ну что мне с тобой делать?

— Я могу предложить на выбор несколько вариантов, и, уверяю, все стоит опробовать. — Тут Фолкнер заметил направляющуюся к ним Мэри Бересфорд. — Дражайшей тетушке мое почтение. Целую ручки, леди!

На лице пожилой дамы появилась брезгливая гримаса.

— Ты несносен, Бруно! Как у тебя хватило наглости привести сюда эту… эту ужасную девицу?

— Зато вы, тетушка Мэри, просто великолепны. Должно быть, эта поза и тон позаимствованы из какой-нибудь викторианской мелодрамы. — Старая леди выпрямилась с оскорбленной миной, а Фолкнер указал на Грэйс, танцующую в обнимку с Морганом. — Лично я не вижу ничего ужасного в сексапильной красотке, которая умеет наслаждаться жизнью. Но, простите, любезная тетушка, я совсем позабыл, что времена, когда вы сами были в этом счастливом возрасте, давным-давно миновали.

Мэри Бересфорд удалилась, поджав губы, а Фолкнер вскинул руки, словно просил прощения.

— Ах, дорогая, я опять не смог сдержаться.

— Было бы лучше, если бы ты все-таки постарался с ней не заводиться.

— Увы, твоя тетушка пробуждает во мне худшие инстинкты. Но хватит о ней. Давай выпьем мартини.

Когда бармен наполнял их бокалы, Джоан заметила Ника и улыбнулась.

— Я хотела бы познакомить тебя с Ником Миллером, Бруно. Он полицейский.

Фолкнер окинул Ника холодным взглядом и скривился.

— Черт возьми, Джоан! У всего должны быть границы. Я не привык водить дружбу с легавыми. Где, к дьяволу, ты его откопала?

В это мгновение раздался звонок в дверь. Ник оглянулся и увидел стоящего на пороге детектива Джека Брэди, чью простецкую физиономию сейчас с удовольствием предпочел любому из виденных сегодня лиц.

Отставив в сторону свой недопитый бокал, он обратился к Джоан:

— Боюсь, это по мою душу.

— Ох, надеюсь, что нет, — ответила она, однако в ее голосе чувствовалось явное облегчение.

Ник повернулся к Фолкнеру.

— Не могу сказать, что было очень приятно с вами познакомиться, но в моей профессии случается и худшее.

И прежде чем скульптор успел ответить, он протиснулся через толпу гостей, взял у горничной свою шляпу и плащ и подтолкнул Брэди к дверям.

— Двигаем отсюда.

Пока Ник на ходу набрасывал плащ, Джек Брэди сокрушенно покачал головой.

— Извини, приятель. Я, кажется, лишил тебя дармовой выпивки. Мне искренне жаль.

— Уверяю тебя, тут не о чем жалеть. Но скажи, что стряслось?

— Бомбардир Дойль сбежал.

Ник остановился.

— Что?

— Вчера его доставили в больницу из Мэннингемской тюрьмы с подозрением на пищевое отравление. Полчаса назад он исчез.

— А сколько он отсидел? Два с половиной года?

— Да, из пяти. Вот идиот! Через десять месяцев его бы выпустили, скостив срок за хорошее поведение.

Миллер вздохнул.

— Пойдем, Джек. Попробуем его найти и водворить на место.

3

Фолкнер допивал уже третью порцию мартини, когда Джоан спросила:

— Чем ты занимался эти два дня?

— Работал как проклятый. Когда ты в последний раз заглядывала ко мне в мастерскую?

— В среду.

— Тогда в композиции было три скульптуры. Теперь их четыре.

Джоан положила руку ему на плечо, в ее голосе слышались забота и обеспокоенность.

— Дорогой, это уже слишком. Нельзя так перерабатывать.

— Глупости, Джоан! Когда это сидит внутри тебя, нужно дать ему выход. И ничто другое не может иметь значения. Как человек искусства, ты должна меня понимать.

— Хорошо, но как только ты закончишь свою композицию, тебе необходимо куда-нибудь съездить и как следует отдохнуть.

Джек Морган и Грэйс Паккард двигались в ритме спокойного блюза. Девушка качнула подбородком в сторону Фолкнера, продолжавшего сидеть у бара.

— А он забавный.

— Кто — Бруно?

Она кивнула.

— Явиться на такую вечеринку в старых тряпках и пригласить меня. Ты давно его знаешь?

— Мы вместе ходили в школу.

— Да? А чем он зарабатывает на жизнь?

— Искусством, он скульптор.

— Я так и думала. И хороший?

— Некоторые даже считают его гениальным.

Грэйс понимающе кивнула.

— Тогда все ясно. Гению не нужно забивать себе голову тем, что о нем подумают. Знаешь, сперва мне показалось, что он с приветом. Помнишь, как отделал Гарольда в пивнушке?

Морган пожал плечами.

— Бруно знает массу таких штучек: дзюдо, айкидо, каратэ и прочее.

— А он может разбить кирпич ребром ладони? Я однажды видела такое по телеку.

— Это его коронный номер.

— Вот здорово!

Грэйс высвободилась из объятий Моргана и направилась через толпу гостей к Фолкнеру.

— Ну и как тебе здесь? — спросил он небрежно.

— Классно, прямо как в кино. Я даже не мечтала попасть в такое место.

Скульптор повернулся к Фрэнку Марлоу, который с мрачным видом потягивал свое бренди.

— Видишь, Фрэнки, мечты иногда сбываются.

— Джек говорит, что ты можешь разбить кирпич ребром ладони, — заявила Грэйс.

— Только после второй бутылки.

— Я видела такое по ящику, но думала, что это мошенничество.

Фолкнер тряхнул головой.

— Я мог бы сделать это для тебя, крошка. Да вот беда — у меня нет при себе кирпича.

Марлоу решил воспользоваться случаем, чтобы ему отплатить.

— Послушай, Бруно, — проговорил он со злорадной ноткой. — Нельзя разочаровывать даму. Ты ведь, кажется, мастер каратэ. А я знаю, что хороший каратист может разбить пополам деревянную доску с такой же легкостью, что и кирпич. Как насчет этого? Подойдет? — И он указал на массивную деревянную колоду, которая лежала на стойке бара.

Фолкнер усмехнулся.

— Ладно, Фрэнки. Только смотри, как бы тебе потом не пожалеть. — Он смахнул с доски фрукты, поставил ее на торец и воскликнул театральным тоном: — Внимание, господа! Смертельный номер!

Гости замерли в замешательстве. Только Мэри Бересфорд с решительным видом направилась к бару. За ней спешила растерянная Джоан.

— Ради Бога, Бруно, что ты еще задумал?

Но Фолкнер не обратил на нее никакого внимания.

Издав устрашающий вопль, он рубанул по колоде правой рукой, разломав ее пополам и разбив несколько бокалов. На мгновение воцарилась тишина. Потом послышался приглушенный ропот, а Грэйс Паккард взвизгнула от восторга. Мэри Бересфорд побагровела.

— Когда ты научишься вести себя, как подобает в приличном обществе человеку твоего возраста? — выкрикнула она. — Напился, будто портовый грузчик, и чуть дом не разнес!

— А когда ты перестанешь совать свой нос в чужие дела, старая идиотка. — В его лице и голосе была такая ярость, что все опять умолкли.

Мэри Бересфорд застыла, разинув рот.

— Как ты смеешь? — прошипела она.

Фрэнк Марлоу схватил его за плечо.

— Сейчас же извинись!

Фолкнер вырвался и ударил его кулаком в лицо. Марлоу покачнулся и рухнул грудью на стойку бара, откуда на пол со звоном посыпались бокалы.

Все оцепенели. Джоан шагнула вперед.

— Я думаю, тебе лучше уйти, Бруно.

Самым странным было то, что Фолкнер производил впечатление человека, прекрасно владеющего собой, и после минутной вспышки тотчас взял себя в руки.

— Ну, если так… — он повернулся к Грэйс. — Похоже, меня отсюда выставляют. Ты идешь со мной, детка, или остаешься?

Девушка заколебалась, и он пожал плечами.

— Как хочешь.

Он был уже в дверях, когда его догнала запыхавшаяся Грэйс.

— Я вижу, ты передумала.

— Да.

Фолкнер помог ей надеть плащ.

— Хочешь заработать пять фунтов?

Она уставилась на него круглыми от изумления глазами.

— Что ты сказал?

— Получишь пять фунтов, если несколько минут мне попозируешь. Согласна?

Она усмехнулась.

— Значит, теперь это так называется? Ладно.

— Тогда пошли.

Он открыл дверь, пропуская Грэйс вперед и в это мгновение на лестнице появилась Джоан. Вспомнив о подарке, Фолкнер сунул руку в карман и вынул кожаный футляр.

— На, держи! А то я чуть не забыл.

Он бросил ей коробочку.

— Наилучшие пожелания ко дню рождения!

Фолкнер вышел, хлопнув дверью. Джоан механически открыла футляр и достала ожерелье. Она стояла неподвижно, глядя на украшение, и на лице ее было выражение неподдельной боли. Казалось, еще минута — и она расплачется. Но тут подошла тетушка Мэри, и Джоан заставила себя улыбнуться.

— Я приглашаю всех к столу. Идемте в соседнюю комнату.

В мастерской Фолкнера огонь в камине уже почти догорел, но еще бросал редкие отсветы на чернеющие в полумраке скульптуры, темные и полные смутной угрозы. Ключ со скрипом повернулся в замке, дверь распахнулась, и появился Фолкнер. Он подтолкнул Грэйс через порог.

— Добро пожаловать!

Скульптор зажег свет и сбросил плащ. Грэйс Паккард с любопытством разглядывала мастерскую.

— А у тебя классно. Даже бар есть! — Она сняла перчатки и плащ, потом подошла к статуям. — Ты сейчас над этим работаешь?

— Тебе нравится?

— Не знаю… — Девушка казалась растерянной. — Они какие-то странные. Я хочу сказать, эти статуи не похожи на людей.

Фолкнер усмехнулся.

— Так было задумано. Можешь раздеться там, — он указал на старую перкалевую ширму викторианской эпохи.

Грэйс посмотрела на него.

— А я должна?

— Ну, разумеется. Ты нужна мне без одежды. Так что будь хорошей девочкой и поторопись. Потом поднимись на подиум и стань рядом с другими.

— С другими?..

— Я хочу добавить в композицию еще одну скульптуру. Ты поможешь мне принять решение.

Грэйс стояла, уперев руки в бедра. Теперь у нее на лице было совсем иное выражение — понимающее и циничное.

— Надо же, чего только люди не выдумают!

Она скрылась за ширмой, а Фолкнер налил себе бренди и включил музыку. Насвистывая в такт мелодии, он подошел к камину, присел на корточки и подбросил в огонь угля из стоящего рядом ведерка.

— Так хорошо?

Он обернулся, не поднимаясь с корточек. У Грэйс было упругое, чувственное тело и высокая пышная грудь, руки она по-прежнему держала на бедрах.

— Ну, так как? — повторила она.

Фолкнер медленно выпрямился, встал и выключил музыку. Потом погасил свет. Силуэты четырех скульптур четко вырисовывались на фоне огромного окна. Теперь Грэйс Паккард слилась с ними в единое целое, превратившись в ничто — сгусток тьмы, которому придали форму. В отблесках огня, падавших из камина, лицо Фолкнера было лишено всякого выражения. Мгновение спустя он снова включил свет.

— Довольно… Можешь одеваться.

— И это все?.. — спросила удивленная девушка.

— Я увидел, что хотел, — если ты об этом.

— Однако ты действительно с приветом!

Разочарованная, с недовольной гримаской, она исчезла за ширмой, а Фолкнер, вернувшись к бару, налил себе очередную порцию бренди. Через пару минут к нему подошла Грэйс с сапожками в руке.

— А ты быстро управилась.

Грэйс уселась на высокий табурет и начала натягивать сапоги.

— При нынешней моде и снимать-то особенно нечего. Но, скажи: ты и в самом деле хотел, чтобы я тебе позировала?

— Если бы я хотел чего-нибудь другого, детка, оговорил бы это заранее. — Он вынул из бумажника десятифунтовую купюру и сунул ей за вырез блузки. — Я обещал тебе пять фунтов. Вот, возьми десять — на счастье.

Фолкнер помог ей надеть плащ.

— А теперь мне нужно немного поработать.

Грэйс быстро схватила сумочку.

— Эй, что же это такое? Конец нашему чудесному знакомству?

— Что-то в этом роде. А теперь беги домой, как положено хорошей девочке. Стоянка такси за углом.

— Да, ладно. Мне тут недалеко. — Уже с порога она послала ему игривую улыбку. — Так ты решительно не хочешь, чтобы я осталась?

— Спокойной ночи, Грэйс, — ответил он не терпящим возражений тоном.

Потом закрыл дверь и медленно прошел на середину мастерской. Он чувствовал тупую боль у виска, пересеченного шрамом, а когда дотронулся до этого места, его правую щеку передернуло от нервного тика. Еще мгновение Фолкнер стоял, внимательно разглядывая скульптуры, затем подошел к столику, на котором лежал портсигар. Он был пуст. Скульптор выругался вполголоса и начал рыться в карманах. Увы, безрезультатно. Он надел кепи и набросил плащ. Когда проходил мимо бара, заметил на полу, возле столика, женские перчатки. Должно быть, Грэйс обронила их в спешке. Может быть, она еще не успела добраться до площади и, если немного повезет, ему удастся ее догнать. Фолкнер сунул перчатки в карман и быстро вышел.

Над городом висела ночь. Ветер бился об оконные стекла, и дождь обрушивался на улицы темной лавиной.

4

Шин Дойль и не помышлял о побеге, когда его доставили из тюрьмы в городскую больницу. У него была горячка, температура почти под сорок, он обливался потом, а в желудок вонзались осколки стекла и с остервенением раздирали внутренности.

Очнулся Бомбардир через сутки. У него кружилась голова, и вообще он чувствовал себя крайне слабым, но боль прошла.

В палате царил полумрак, горела только маленькая лампочка на столике у кровати.

Как требовала инструкция, при нем дежурил тюремный надзиратель — Джонс, в прошлом уэльский гвардеец. Он дремал рядом на стуле, привалясь спиной к стене.

Дойль облизнул запекшиеся губы и попытался свистнуть, но тут открылась дверь, и вошла медсестра с переброшенным через руку полотенцем. Она была родом из Вест-Индии, смуглая и стройная. Но даже сама царица Савская не поразила бы Дойля больше после двух с половиной лет, проведенных за решеткой.

Увидев, что девушка направляется к его кровати, Бомбардир притворился спящим. Он ощущал ее присутствие рядом, чувствовал запах ее духов, слышал шелест юбки, когда она на цыпочках приблизилась к Джонсу.

Уэльсец вздрогнул и открыл глаза.

— Что стряслось? — спросил он с тревогой. — С Бомбардиром все в порядке?

Медсестра успокоила его жестом.

— Он еще спит. А вы не хотели бы сходить в буфет?

— Вообще-то, я не имею права никуда отлучаться…

— Ох, ничего страшного! Я подежурю вместо вас. Да и что может случиться, если он спит. К тому же после вчерашнего слаб, как младенец.

— Ладно, уговорили, — шепотом ответил Джонс. — Я туда и обратно. Только выпью чашечку чаю и выкурю сигарету. А через десять минут буду здесь, как штык.

Когда он встал, медсестра спросила:

— А почему вы называете его Бомбардиром?

Джонс улыбнулся.

— Видите ли, когда-то он служил в Королевской артиллерии. А после армии сделался боксером, и на ринге ему дали такое прозвище: Бомбардир Дойль.

— О! Так он был профессионалом?

— Одним из лучших в среднем весе, — с гордостью ответил Джонс, который, подобно большинству уроженцев Уэльса, был фанатом бокса. — Он завоевал титул чемпиона Северной Англии и пошел бы еще дальше, если бы не его пристрастие к юбкам.

— А что он натворил? — спросила девушка с ноткой любопытства в голосе.

— Занялся ремеслом, в котором, если можно так выразиться, достиг наибольших высот. — Джонс усмехнулся собственной шутке. — Он стал взломщиком, причем настоящим виртуозом, а это, можете мне поверить, почти исчезающее искусство. Не было такого места, куда бы ему не удалось проникнуть.

Когда Джонс исчез за дверью, медсестра подошла к постели Дойля. Его возбуждало ее присутствие. В ноздри ударил запах духов, аромат его любимых цветов — свежеомытой дождем сирени. Накрахмаленный халатик зашуршал, когда девушка склонилась над ним, чтобы положить полотенце на столик по другую сторону кровати.

Бомбардир открыл глаза и жадным взглядом окинул соблазнительные выпуклости, задравшуюся кверху юбку и стройные ножки в темных чулках. С коротким смешком он обхватил левую ногу девушки и быстро провел по ней ладонью.

— Боже, какое блаженство!

Мгновение медсестра смотрела на него округлившимися глазами. Потом вскрикнула и отпрянула назад. Бомбардир усмехнулся.

— Я как-то сидел в одной камере с парнем, который проделал такой фокус с девчонкой, стоявшей перед ним в очереди на автобус. Бедняга, что называется, ни сном, ни духом — думал получить удовольствие, а ему впаяли год каталажки. И куда катится эта страна?

Девушка повернулась и выбежала из палаты, с силой хлопнув дверью. И тут до Бомбардира дошло, что она не вернется. А это, учитывая то обстоятельство, что Джонс еще как минимум пятнадцать минут проторчит в буфете, создавало заманчивую перспективу. Правда, в мозгу у него мелькнула слабенькая мыслишка, что до окончания срока осталось всего каких-нибудь десять месяцев, если вычесть время, которое должны скостить за хорошее поведение. Однако искушение было слишком сильно, так что эти десять месяцев показались ему целой вечностью. Дойль решительно отбросил простыню и спустил ноги на пол.

Как профессиональный спортсмен, он даже в тюрьме старался сохранять хорошую физическую форму, благодаря чему, поднявшись с постели, почти не ощутил последствий перенесенной болезни, за исключением легкого головокружения. Бомбардир подошел к стенному шкафу и распахнул дверцы. Увы: внутри был только старый халат — и никакой обуви. Но выбирать не приходилось. Дойль быстро оделся, осторожно приоткрыл дверь и выглянул в коридор.

Он был пуст. Только в самом конце стояли двое врачей, поглощенных разговором, да еще два санитара катили тихо поскрипывавшую каталку. Бомбардир направился в противоположную сторону. Свернув за угол, он очутился в тупике. Перед ним был служебный лифт, а рядом дверь, выходящая на темную лестничную клетку. Лифт как раз поднимался, поэтому Дойль выскочил на лестницу и быстро сбежал вниз, несмотря на то, что ступни босых ног довольно ощутимо пробирал холод.

Одолев десять маршей, он оказался перед дверью, ведущей в маленький холл. Другая дверь выходила во двор, и, выглянув из нее. Бомбардир обнаружил, что на улице вовсю хлещет дождь. Он чертыхнулся: в такую погоду, да еще босиком и без одежды, ему не выдержать и пяти минут. Дойль потянулся было открыть соседнюю дверь, но тут услышал какие-то голоса. Тогда, не раздумывая больше, он нырнул прямо под ливень, бегом пересек больничный двор и свернул в переулок, стараясь держаться вплотную к стене.

5

Бомбардир понятия не имел, что делать дальше, когда бежал под дождем через двор и сворачивал в переулок на тылах больницы. Так что никаких конкретных планов у него не было, хотя холод от мокрого халата побуждал искать выход как можно скорее.

Дождь по-прежнему лил, как из ведра, что, впрочем, имело и свою хорошую сторону, поскольку на улицах не было прохожих. Добежав до угла, Бомбардир остановился, чтобы перевести дух и подумать, как быть дальше. Табличка на стене ближайшего дома гласила: Джубили Террас, и это название напомнило ему о Дорин Монэган, девчонке, которая когда-то готова была целовать землю у него под ногами. Она регулярно писала ему первые полгода, пока он сидел в Пентонвильской тюрьме. Потом, правда, письма начали приходить все реже и, наконец, совсем перестали. Но в данную минуту это было не так существенно. Главное, что когда-то она жила на Джубили Террас и все еще могла здесь жить.

Примерно через десять минут Бомбардир был у цели.

Высокий дом в викторианском стиле порядком обветшал. Отдельная квартира в этом убогом квартале была роскошью: целые семьи ютились в одной комнатушке.

Бомбардир запрокинул голову и глянул вверх. Дорин занимала квартирку на последнем этаже под самым чердаком. Ему повезло: сквозь щель между неплотно задернутыми занавесками просачивалась слабая струйка света.

Войдя в подъезд Дойль обнаружил новшество: ряд почтовых ящиков с именами владельцев. Среди них была и фамилия Дорин. Поднимаясь по лестнице, Бомбардир усмехнулся. Девчонку ждет неплохой сюрприз.

А в это время упомянутая леди трудилась в поте лица, ублажая бравого представителя Морского Флота Ее Королевского Величества. Моряк ехал домой на побывку с Дальнего Востока и понемногу начинал сожалеть о смуглых красотках из Пенанга и Сингапура, которые были настоящими мастерицами своего дела и — что самое главное — довольствовались умеренной платой.

Дорин же давно открыла, что древнейшая в мире профессия приносит доход куда больший, чем работа в магазине или на фабрике. А что касается угрызений совести, она улаживала эту проблему в соседней церквушке Христа Спасителя, куда, как и положено доброй католичке, каждое воскресенье ходила к мессе и на исповедь.

Когда клиент, изнемогши, захрапел, Дорин выбралась из постели, накинула старый халатик и закурила. Одежда моряка валялась на полу возле стула, ибо он раздевался с некоторой поспешностью. Подобрав ее, Дорин увидела, что из кармана выпал объемистый кожаный бумажник. Внутри оказалось восемьдесят или девяносто фунтов — вероятно, отпускные. Дорин быстро отделила две пятифунтовых банкноты и засунула под матрас, а бумажник положила на место.

В это мгновение моряк пошевелился, поэтому она отошла к туалетному столику и принялась натягивать чулки. Мужчина приподнялся на локте и спросил сонно:

— Что? Уже пора?

— А ты думал, за три фунта можешь поселиться здесь навечно? Нет, дружок! Одевайся и выметайся. До утра еще далеко, и у меня полно работы.

И тут раздался стук в дверь. Дорин подняла голову, на лице у нее было удивление. Стучали негромко, однако настойчиво.

Она спросила осторожно:

— Кто там?

В ответ послышался приглушенный смешок:

— Открывай, детка, Санта Клаус принес тебе подарочек!

— Кого там еще черт принес? — буркнул моряк.

Оставив его слова без внимания, Дорин на цыпочках подошла к двери и приоткрыла ее, не снимая цепочки. За порогом, в луже воды, стоял мокрый, как мышь, Шин Дойль. Волосы у него прилипли к черепу, а больничный халат облепил тело, как вторая кожа, в совершенстве обрисовав мужские достоинства.

Бомбардир подмигнул Дорин и одарил ее самой неотразимой из своих улыбок.

— Поторопись, золотко, у меня от холода кости стучат!

Остолбеневшая от изумления Дорин почти бессознательно сняла дверную цепочку и отступила в глубь комнаты.

При виде Бомбардира моряк вскочил с кровати и начал поспешно натягивать плавки.

— Ты кто? — спросил он задиристо.

Бомбардир, поглощенный пышными прелестями Дорин, видневшимися сквозь распахнутый халатик, не обратил на него никакого внимания.

— Боже, какое зрелище!

Тут моряк разглядел наконец плачевный вид своего неожиданного соперника и от раздражения перешел к агрессии.

— А ну, вали отсюда, пока цел!

Бомбардир окинул его быстрым взглядом и усмехнулся.

— Отчего бы тебе не заткнуться, приятель? — осведомился он почти ласково.

Моряк — молодой, сильный и мускулистый — был уверен, что умеет драться. Он быстро обежал вокруг кровати, намереваясь отделать наглого вторженца по первое число и вышвырнуть за дверь… и допустил роковую ошибку. Продолжая усмехаться, Бомбардир выставил вперед ногу, слегка согнув ее в колене. Моряк нанес ему удар, который часто и с большим успехом применяли супермены в боевиках. Но Дойль быстро уклонился, и кулак противника его почти не задел. Теперь он, в свою очередь, ударил моряка левой рукой в желудок, а правой в челюсть, с такой силой, что тот отлетел к противоположной стене и, ударившись о нее, рухнул лицом вниз и отключился.

А Бомбардир как ни в чем не бывало повернулся к Дорин и потянул за поясок ее халата.

— И как ты только таких терпишь? — спросил он сочувственно.

— Откуда ты взялся?

— Да вот, понимаешь ли, угодил в больницу. Надзиратель малость соснул, а я воспользовался случаем и смылся. У тебя есть какая-нибудь одежка?

Дорин выдвинула бельевой ящик, достала чистое полотенце и протянула ему.

— Боюсь, ничего такого, что могло бы тебе сгодиться.

— Ладно, не морочь себе голову. Я одолжу костюм у парня.

Бомбардир смачно шлепнул Дорин по заду.

— А теперь, сделай милость, плесни мне чего-нибудь выпить. Если бегать голяком в такую погоду — недолго и копыта откинуть.

Дорин вышла на кухню, и было слышно, как она возится там, хлопая дверцами шкафчиков. Тем временем Дойль сбросил больничный халат и вытерся насухо. Тельняшка и брюки моряка пришлись ему впору. Он как раз пытался втиснуть ноги в его ботинки, когда вернулась Дорин.

— Вот черт, не лезут! Надо бы номера на два больше… А это что?

— Шерри. Прости, другого нет. Если помнишь, я никогда не была любительницей этого дела.

В бутылке оставалась еще примерно половина содержимого. Бомбардир вынул пробку и отхлебнул солидный глоток. Потом вытер губы ладонью и, когда почувствовал внутри приятное тепло, довольно крякнул.

— Теперь порядок! — Он залпом допил шерри и поставил пустую бутылку на пол. — Я все помню, детка. Разве ж такое забудешь?

Сидя на краю постели. Бомбардир притянул к себе Дорин, распахнул ее халатик и глубоко вздохнул. Девушка легонько провела пальцами по его волосам.

— Послушай, Бомбардир! Тебе нельзя здесь оставаться…

— Но у нас еще уйма времени, — пробормотал Дойль, окидывая ее затуманившимся взглядом. — Целая вечность! — И повалился на кровать, увлекая ее за собой.

И тут в дверь снова постучали.

Дорин поспешно высвободилась из его объятий.

— Кто там?

В ответ раздался женский голос:

— Я, дорогуша. Хотела бы перекинуться с тобой парой слов.

— Это миссис Гольдберг, моя квартирная хозяйка, — с досадой шепнула Дорин. И добавила громко: — А чуть позже нельзя?

— К сожалению, нет. Это срочно.

Девушка метнула на Бомбардира испуганный взгляд.

— Что теперь делать? Это еще та стерва. У меня будет куча неприятностей.

— А она знает, чем ты занимаешься?

— А как же! Каждую неделю я отстегиваю ей по пятнадцать фунтов. За такую-то дыру!

— Да, деньги немалые.

Бомбардир быстро затолкал бесчувственного моряка под кровать, а сам развалился в небрежной позе и закурил, облокотясь о подушку.

— Скажи, что у тебя клиент.

Миссис Гольдберг издала еще один нетерпеливый возглас и опять постучала. Дорин подбежала к двери и приоткрыла ее, но цепочку не сняла.

— Ну?

— Впусти меня, дорогуша, это очень важно.

Делать нечего. Дорин пожала плечами и сняла цепочку. В следующее мгновение у нее вырвался испуганный крик, потому что распахнутая толчком дверь отбросила ее на постель к Дойлю. В комнату вошли Ник Миллер и Брэди, вычислившие возможное место пребывания Дойля, а следом за ними — квартальный полисмен в непромокаемом плаще и шлеме.

Ник широко улыбнулся.

— Как жизнь, Бомбардир?

Дойль расхохотался.

— Лучше не бывает, сержант. Только зачем эта игра в солдатики? Через пять минут я бы и сам вышел.

Внезапно он отпихнул несчастную Дорин, так что, потеряв равновесие, она упала прямо на Ника, вскочил с постели и молнией метнулся на кухню, захлопнув дверь под самым носом у Брэди. Щелкнул замок. Выругавшись, Брэди кивнул квартальному, который был капитаном в местной команде регбистов. Тот нагнул голову и ринулся вперед.

Тем временем Бомбардир сражался с кухонным окном, однако оно упорно не желало поддаваться. Тогда он схватил стул и вышиб им стекло. В следующую секунду дверь была сорвана с петель, и на кухню, как торпеда, влетел квартальный, с разгону грохнувшись на пол. Рядом с окном, метрах в полутора, была водосточная труба. Бомбардир, не раздумывая, уцепился за раму, подтянулся на руках и нырнул под ливень.

Ник высунулся следом, пытаясь до него достать. Увы, тщетно.

— Без обид, сержант. До следующего раза!

Проворно, как обезьяна, Бомбардир скользнул вниз по водосточной трубе и скрылся во мраке.

Ник криво ухмыльнулся Брэди.

— А ты заметил, что он так и бегает босиком? Мы упустили случай посмеяться.

Они вернулись в комнату, где рыдающая Дорин с ходу повисла на шее у Брэди.

— Господь свидетель — я здесь ни при чем! Этот негодяй заявился ко мне внезапно. А я ни сном, ни духом…

Брэди легонько шлепнул ее по ягодицам.

— Старый ирландский трюк, детка. Только со мной этот фокус не пройдет, поскольку я сам — ирландец.

Тут из-под кровати донесся приглушенный стон. Брэди быстро нагнулся и ухватил чью-то ногу. Минуту спустя он вытащил на свет Божий моряка, одетого в одни плавки.

— Ты смотри, а ведь ночь только началась!

В это мгновение в комнату ворвалась квартирная хозяйка. Миссис Гольдберг было около семидесяти лет, и она не выглядела ни на год моложе. Длинные серьги из агата качались по обе стороны ее лица, покрытого толстым слоем макияжа, делавшего его похожим на раскрашенную погребальную маску.

— О Боже! — заверещала она при виде сорванной двери и выбитого окна. — А кто мне за все это заплатит?!

Из-за ее плеча выглянул молодой квартальный, бледный и взволнованный. Ник подошел к нему, игнорируя вопли миссис Гольдберг.

— Что еще?

— Я подумал, что следует поднять тревогу в связи с Дойлем, сэр. Поэтому сбежал вниз, где оставил свой мотоцикл…

Брэди похлопал его по спине.

— Молодчага! Вижу, у тебя котелок варит.

— Оказалось, что рация у вас в машине работает, и кто-то уже в течение десяти минут пытается связаться с сержантом Миллером.

— Что-нибудь серьезное? — со скверным предчувствием спросил Ник.

— Старший инспектор Мэллори хотел бы увидеться с вами в районе Доб Корт, сэр. Это улочка, перпендикулярная Гаскойн-стрит, к северу от Джубили Парк. Дежурный полисмен двадцать минут назад обнаружил там труп молодой женщины. Похоже на очередное убийство Дождевого Любовника… — докончил он тихо.

Когда Ник и Брэди подъехали к Гаскойн-стрит, на углу стояло уже с полдюжины полицейских машин. Они выбрались из автомобиля и пошли по мокрому тротуару в сторону Доб Корт.

Под фонарем негромко переговаривались двое мужчин. В одном из них, лысом и толстом, Ник узнал инспектора Генри Уэйда. Обычно весельчак и любитель пошутить, сейчас он имел довольно хмурый вид, когда, протирая свои мокрые от дождя очки, слушал, что говорит старший инспектор Джордж Мэллори из уголовной полиции Скотланд-Ярда.

Минуту спустя инспектор Уэйд попрощался и уехал, а Мэллори повернулся к Нику:

— Где вы были?

— Мы с Брэди напали на след Дойля.

— Того взломщика, который сбежал из больницы? И что же?

Ник вкратце сообщил о том, что произошло, но Мэллори, не дослушав, махнул рукой.

— Ладно, сейчас не до этого. Лучше подойдите сюда и взгляните.

Труп лежал чуть в стороне, временно укрытый от дождя плащом, пока сотрудники разъездной медицинской лаборатории не упакуют его в пластиковый мешок. Стоявший рядом полицейский направил на тело луч фонаря, когда Мэллори откинул плащ.

— Судя по внешнему виду жертвы, у нее сломаны шейные позвонки — так же, как и в предыдущих случаях. Но, в первую очередь, перед нами стоит задача идентифицировать ее личность. Это осложняется тем, что сейчас большинство подобных девиц не носит при себе никаких документов.

Ник глянул на восковое лицо с остекленевшими глазами. Когда он заговорил, голос его прозвучал хрипло и глухо.

— Думаю, что здесь я смогу вам помочь.

— Вот как? Вы ее знаете?

— Да. Ее зовут… звали Грэйс. Грэйс Паккард.

6

Бомбардир выскочил через калитку на тылах дома, где жила Дорин, и помчался, петляя, как заяц, из улицы в улицу. В пылу возбуждения он даже позабыл, что бежит босиком.

Добежав до конца очередной улицы, Бомбардир замер. Он услышал мужской голос: «Девять пятьдесят два на связи», осторожно выглянул из-за угла и увидел припаркованную у обочины патрульную машину и мотоцикл. Сидящий на нем полисмен разговаривал через опущенное стекло с водителем. Бомбардир попятился и бросился в противоположную сторону. Но он не успел добежать и до середины улицы, когда из-за угла с ревом вылетел мотоцикл. Полицейский сразу же заметил беглеца и прибавил скорости. Бомбардир метнулся в сторону и нырнул в узкий проход между домами.

Он очутился в маленьком дворике, обнесенном каменной стеной. В углу была какая-то хозяйственная пристройка, похожая на прачечную. Подтянувшись на руках, Бомбардир взобрался на покатую крышу, когда в проулке раздался полицейский свисток. Дойль быстро перепрыгнул на стену и соскользнул на землю по другую сторону — как раз в ту минуту, когда полицейский въехал во двор.

Попетляв еще минут десять, он добрался до Джубили Парк. Но тут его настиг вой сирены. Потом к ней присоединилась еще одна. Бомбардир усмехнулся. Это был обычный маневр полиции, старающейся измотать и заморочить преследуемую жертву, подавить ее психику. Да только не на того напали, ребята! Он — стреляный воробей, так что с ним такой фокус не удастся.

Бомбардир подался назад и свернул в первый попавшийся переулок. По левую сторону от него тянулась высокая стена с массивными деревянными воротами. Надпись на них гласила: «Транспорт — Генри Кроузер и Сыновья». Пожалуй, это было подходящее место, и на сей раз ему повезло. Ворота не были заперты, так что достаточно лишь толкнуть створку…

На вымощенном булыжником подворье выстроились в ряд четыре грузовика. В глубине, за ними, темнел дом. Из-за неплотно задернутых занавесок в окне нижнего этажа пробивался свет.

Заглянув в щель, Бомбардир увидел сидящую у камина старую женщину, которая смотрела телевизор. В правой руке она держала сигарету, а в левой — бокал с чем-то, похожим на виски. Бомбардир почувствовал острую зависть по поводу того и другого и впервые с тех пор, как покинул квартиру Дорин, ощутил пронзительную боль в израненных ногах. Морщась, он заковылял к расположенной под углом к дому пристройке и через открытую дверь проник внутрь.

Было темно, но он разглядел, что помещение загромождено цистернами с маслом и грудами железа. Над полом, на высоте примерно трех метров, была устроена деревянная платформа с грузоподъемником. Должно быть, когда-то здесь держали лошадей, однако потом конюшню переделали под мастерскую или гараж. Дверь распахнулась под напором ветра, и внутрь полетели брызги дождя. Зато отсюда хорошо просматривался и двор, и дом. Бомбардир уселся на рулон старой парусины и принялся энергично массировать ступни.

Услышав скрип ворот, Дойль выглянул наружу. Кто-то быстро пробежал через двор. В полосе света, падающей из дома на крыльцо, стояла девушка в плаще и повязанной на деревенский лад косынке. Было видно, что она сильно промокла. Через мгновение дверь закрылась, и девушка исчезла.

Бомбардир прижался к стене, вглядываясь в пелену дождя. Голод все ощутимее грыз ему желудок, но пока приходилось терпеть. Позже, когда в доме погаснут все огни, у него будет случай убедиться, не утратил ли он своих прежних навыков. Много ему не нужно: ботинки, что-нибудь пожевать да плащ. А там, если удастся добраться до Ринг-стрит, где водители-дальнобойщики останавливаются перекусить и отдохнуть, он заберется в кузов какого-нибудь грузовика — и к утру, даст Бог, будет уже в двухстах милях отсюда.

Внезапно он вздрогнул, ослепленный лучом света из окна, соседнего с окном гостиной. Бомбардир увидел девушку, стоящую на пороге комнаты, которая, должно быть, была ее спальней. В это мгновение опять хлопнули ворота, и Дойль отвернулся, всматриваясь в темноту: ему показалось, что кто-то вошел во двор. Но все было тихо, и он снова принялся наблюдать за окном спальни.

Поскольку от улицы ее отгораживала высокая стена, девушка даже не задернула занавесок и, уверенная, что никто ее не видит, сбросила мокрую одежду.

Бомбардир смотрел на нее во все глаза. Последние два с половиной года единственной женщиной, с которой он имел возможность общаться, была его тетка, семидесятилетняя ирландка, по доброте душевной навещавшая племянника раз в месяц.

Тем временем девушка вытерлась большим белым полотенцем и критически осмотрела себя в зеркале. Затем начала одеваться.

Подойдя к туалетному столику, девушка принялась расчесывать волосы. Пожалуй, это наиболее женственное изо всех женских занятий, и Бомбардир ощутил какую-то странную тоску, даже грусть. Он начинал испытывать ностальгию по самым обыденным вещам.

Девушка повязала волосы фиолетовой лентой и вышла, погасив свет. Бомбардир мечтательно вздохнул. Но в следующее мгновение прислушался и напрягся: кто-то тихо шел через двор.

Дженни Кроузер, почитавшая себя весьма здравомыслящей и самостоятельной особой, родилась двадцать лет назад в графстве Йоркшир. Она никогда не бывала в Лондоне, однако полагала, что в своем вязаном мини-платьице и темных чулках могла бы без стеснения прогуливаться даже по Вест-Энду.

— Ну что, согрелась? — спросила у нее бабушка, когда Дженни вошла в комнату.

Девушка кивнула, протянув руки к огню.

— Ой, как здорово!

— Послушай, детка, я не понимаю, как ты можешь носить такое короткое платье — у тебя же попку видно.

Дженни рассмеялась.

— Ах, бабушка, в этом-то и весь смысл!

Старая женщина, несколько сбитая с толку, мысленно вернулась к дням своей молодости, отшумевшей полвека назад а девушка взялась за пустое ведерко.

— Схожу, принесу немного угля — напьемся чаю.

Уголь хранился в сарайчике слева от входной двери. Когда Дженни вышла на крыльцо, полоса света, упавшего во двор, в совершенстве обрисовала сквозь ажурную вязку платья ее бедра. Постояв минутку, глядя на дождь, девушка накинула на плечи старый плащ и торопливо сбежала по мокрым ступеням. Она уже потянулась к двери сарая — и тут какое-то смутное чувство грозящей опасности подсказало ей обернуться. Дженни успела только краем глаза заметить темный силуэт и белое пятно лица под кепи, когда чьи-то огромные лапы схватили ее за горло.

Бомбардир, видевший это из своего укрытия, бросился к краю платформы, на мгновение повис, уцепившись за подъемник, и спрыгнул на землю. Подбежав к насильнику со спины, он ударил его по почкам. Тот выпустил девушку и оглянулся. На мгновение Бомбардир увидел его лицо, искаженное гримасой боли. Потом незнакомец сделал молниеносное движение и обрушил на голову противника удар такой силы, что Дойль, потеряв равновесие, отлетел к грузовику и упал на колени. Мужчина бегом пересек двор и выскочил за ворота. Его шаги быстро затихли в маленькой улочке.

Бомбардир еще не оправился от шока, когда услышал голос бабушки Кроузер:

— Только шевельнись — и станешь на голову короче!

Старая женщина целилась в него из спиленной двустволки, способной проделать в человеке дыру размером с кулак.

Дженни Кроузер метнулась вперед, держась рукой за шею.

— Это не он, бабушка! Я не знаю, как он сюда попал, но успел вовремя.

Бомбардир был поражен. После такого происшествия даже самая крутая из его знакомых девчонок должна была биться в истерике. А этой хоть бы хны!

— Я что-то вроде ангела-хранителя, — буркнул он. — Оказываюсь поблизости, если кто-то влип в историю.

Дженни окинула его внимательным взглядом и фыркнула, зажимая рот ладонью.

— И откуда же ты прилетел?

— С крыши.

— А не позвонить ли нам в полицию, дружок? — осведомилась бабушка Кроузер.

Бомбардир остановил ее жестом.

— Ну, зачем беспокоить их из-за такой мелочи, мэм? Вы же знаете, как это бывает в субботний вечер. Человек выпьет пару кружек пива, да и подастся за хорошенькой девчонкой. Иногда — есть такой грех — может себе и лишнего позволить. Но если попадет в лапы к легавым, они размалюют, будто какое чудовище, на страх всем старым теткам. А ведь я ни сном, ни духом…

— Ну-ка, погоди! — перебила его бабушка Кроузер. — Босой мужчина в тельняшке и брюках… Я знаю, кто ты такой! — Она с оживленной миной повернулась к Дженни. — О нем только что было сообщение по телевизору. Это Бомбардир Дойль.

— Бомбардир Дойль? — переспросила девушка

— Боксер. Твой отец частенько ходил на его матчи. Этого типа не раз привлекали за дебоширство, а сейчас он должен отсиживать пятилетний срок в Мэннингемской тюрьме. Вчера его доставили в больницу, поскольку думали, что он болен, а он возьми да и сбеги.

Бомбардир криво усмехнулся.

— Такой уж я скверный парень.

— Ну, об этом я пока судить не могу, — серьезно заметила Дженни. — А вот вижу, что ноги у тебя сбиты в кровь. Теперь далеко не убежишь. Пойдем-ка лучше в дом. — Она осторожно взяла у старой женщины обрез. — Все в порядке, бабушка. Он не кусается.

— Ты кое о чем забыла, — напомнил Бомбардир.

Дженни обернулась.

— Да? И о чем же?

Дойль указал на ведерко.

— Ты ведь пришла за углем. А это мужское дело, как любила говаривать моя тетушка.

Девушка улыбнулась.

— Знаешь, твоя тетушка мне симпатична.

— Ты бы ей тоже пришлась по вкусу.

Бомбардир выпрямился, держа наполненное ведерко. Внезапно он пошатнулся и упал бы, если бы подбежавшая Дженни с неожиданной силой не подхватила его под локоть.

— Ну, пойдем, герой, на сегодня ты уже достаточно навоевался, — сказала она и втащила его в теплый дом.

7

Склонившись над этюдником, Бруно Фолкнер, наморщив лоб, набрасывал эскиз. В дверь позвонили, но он продолжал работать. Через пару минут звонок раздался снова — на сей раз более настойчивый. Скульптор тихо выругался, потом прикрыл набросок чистым листом и пошел открывать.

На пороге стоял инспектор Мэллори, а рядом с ним — Ник Миллер.

Мэллори улыбнулся.

— Мистер Бруно Фолкнер? Позвольте представиться. Я — старший инспектор Мэллори из уголовной полиции Скотланд-Ярда. А с детективом, сержантом Миллером, думаю, вы уже знакомы.

Фолкнер не выразил особого удивления, только зрачки у него слегка расширились, когда он взглянул на Ника.

— И что все это значит? — спросил он насмешливо. — Вы хотите вручить мне приглашение на бал полицейских?

Мэллори был сама любезность.

— Извините за вторжение, сэр, но я хотел бы знать, могу ли задать вам пару вопросов?

Фолкнер иронически поклонился и отодвинулся в сторону, пропуская их в мастерскую.

— Прошу, господа. Чувствуйте себя, как дома.

Мэллори начал спокойным, деловым тоном:

— Мы ведем следствие по делу некой мисс Паккард, мистер Фолкнер. И у нас есть основания думать, что вы можете нам помочь.

Скульптор закурил и пожал плечами.

— Я понятия не имею, что это за особа.

— Сегодня вечером она была вместе с вами на приеме у Джоан Хартманн, — вмешался Ник.

— Ах, так вы имеете в виду Грэйс! — Фолкнер усмехнулся. — Тогда все ясно. Значит, змея обнаружила, что умеет кусаться. Вы получили официальную жалобу?

— Боюсь, я не совсем вас понимаю, — ответил несколько сбитый с толку Мэллори. — Грэйс Паккард убита. Ее тело обнаружено около часа назад недалеко отсюда, на улице Доб Корт. У нее сломана шея.

На мгновение воцарилась тишина. Оба полицейских внимательно наблюдали за Фолкнером, ожидая его реакции. Он поднес руку ко лбу и вообще производил впечатление человека непритворно потрясенного. Потом пробормотал:

— Вы не хотели бы чего-нибудь выпить, господа?

— Нет, спасибо, — холодно ответил Мэллори.

Скульптор подошел к камину и бросил в огонь недокуренную сигарету.

— Вы сказали, что ее нашли около часа назад?

— Да.

Фолкнер машинально глянул на часы, которые показывали тридцать пять минут двенадцатого.

— В какое время она ушла отсюда? — быстро спросил Мэллори.

Скульптор резко повернулся.

— А кто вам сказал, что она вообще здесь была? — Он с раздражением посмотрел на Ника. — Вы что, приставали с расспросами к Джоан?

Ник покачал головой.

— Когда я звонил мисс Хартманн, прием был еще в самом разгаре. Я разговаривал с горничной, которая и сказала мне, что девушка ушла вместе с вами.

— Ладно. Она действительно у меня была, но не больше десяти минут.

— Тогда Грэйс Паккард убили сразу же после того, как она вышла отсюда, — уточнил Мэллори.

— И это опять дело рук Дождевого Любовника?

— Мы пока не уверены. Скажем так: данное преступление укладывается в общую схему.

— Две жертвы за два дня, — с кривой усмешкой заметил Фолкнер, который, судя по всему, уже оправился от первого потрясения. — Однако он мастак.

Ник посмотрел на него, неприятно удивленный. Похоже, что Фолкнера забавляет весь этот кошмар. Интересно, что за штука у него вместо сердца?

— Надеюсь, вы не имеете ничего против, если я спрошу, являюсь ли первым в списке подозреваемых?

— Пока наша беседа носит сугубо частный, неофициальный характер и преследует единственную цель помочь следствию, — осторожно ответил Мэллори. — Но вы, разумеется, имеете право связаться со своим адвокатом.

— Мне бы не хотелось вытаскивать его с вечеринки, — буркнул Фолкнер. — Пусть повеселится. А я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы вам помочь.

— В начале нашего разговора вы обронили странную фразу, — заметил Ник. — Что-то насчет змеи, которая обнаружила, что умеет кусаться. Как это следует понимать?

— Я объясню вам все по порядку. В последние дни я очень много работал и совсем забыл о дне рождения Джоан. Мой друг, Джек Морган, заехал ко мне, чтобы об этом напомнить. По дороге мы заглянули в бар «Королевский Герб», что на улице Лэзер. И когда мы там сидели, появилась эта девушка, Грэйс Паккард.

— И она заигрывала с вами? — спросил Мэллори.

— О нет, напротив, это я ее подцепил. Она ждала своего бой-френда, который опаздывал, и я решил пригласить ее на вечеринку.

— Зачем?

— Потому что Джоан имеет обыкновение приглашать одних надутых снобов. А эта девчонка сумела бы разворошить их муравейник, она как раз такого типа. Впрочем, можете расспросить об этом своего коллегу, который, насколько я мог заметить, уделил ей немало внимания. Маленькая потаскушка — смазливая мордашка, ноги от ушей и юбка, едва прикрывающая задницу.

— Когда я уходил, вы не успели пробыть на вечеринке и двадцати минут, — прервал его Ник. — Вижу, надолго вы там не задержались…

— Да, всего на каких-нибудь полчаса.

— И девушка ушла вместе с вами?

— Боже милостивый, ведь это вам уже известно! — раздраженно бросил Фолкнер и повернулся к Мэллори. — Так вы абсолютно уверены, что не хотите выпить, инспектор?

— Нет, благодарю.

— А я выпью. — Скульптор подошел к бару и потянулся за бутылкой. — Видите ли, дела неожиданно приняли неприятный для меня оборот.

Мэллори оставил эти слова без внимания.

— Вы сказали, что она пробыла у вас не больше десяти минут.

— Да.

— А точнее?

— Если бы я, как вы намекаете, привел ее сюда, чтобы с ней переспать, эта несчастная шлюшка была бы еще жива. Однако я этого не делал.

— Тогда с какой целью вы ее пригласили?

— Чтобы она мне позировала. — Фолкнер залпом выпил рюмку виски и налил себе еще одну. — Я предложил ей пять фунтов, и она согласилась.

Мэллори переглянулся с Ником, а Фолкнер продолжал:

— Как вы знаете, я — скульптор. Эта группа на подиуме у вас за спиной — композиция, над которой я сейчас работаю для нового проекта Сэмпсона. Она называется «Духи Ночи». Собственно, пока это еще только модель из гипса и проволоки. Я подумал, что для завершенности необходима пятая фигура. И чтобы в этом убедиться, привел сюда Грэйс, велев ей встать рядом с остальными скульптурами.

— И заплатили за это пять фунтов?

— Вообще-то, десять. Я был заинтересован в том, чтобы немедленно проверить свою идею на практике. А девушка оказалась под рукой.

— Ну и как? — поинтересовался Мэллори.

— Я еще не принял окончательного решения. А что намерены делать вы?

— Будем продолжать расследование. И не исключено, что нам придется опять вас побеспокоить.

— Да ради Бога! Я всегда к вашим услугам.

Ник и Мэллори направились к выходу, но, прежде чем открыть им дверь, Фолкнер вдруг спросил:

— А кстати, господин инспектор, что с ее парнем? Кажется, его зовут Гарольд или что-то в этом роде…

Мэллори остановился.

— Не понимаю, о чем вы.

Фолкнер усмехнулся.

— Думаю, будет лучше, если мы проясним ситуацию. Видите ли, он заявился в ту самую минуту, когда мы уходили из «Королевского Герба», и принялся качать права. В итоге дошло до небольшой стычки. Так, ничего особенного, но, похоже, он был зол на Грэйс куда больше, чем на меня.

— Вот как? — заметил Мэллори. — Мы примем это к сведению.

Когда Мэллори вышел, Ник хотел последовать за ним, но Фолкнер тронул его за рукав.

— Еще пару слов по личному делу, сержант. На будущее держитесь подальше от моей невесты. И благодарите Бога, что вы, легавые, при исполнении двадцать четыре часа в сутки, не то я объяснился бы с вами иначе!

Однако Ник не дал ему себя спровоцировать.

— Спокойной ночи, господин Фолкнер, — бросил он холодно и вышел.

Скульптор захлопнул дверь. Когда раздражение улеглось, он вернулся к своему этюднику и снял лист бумаги, под которым был эскиз, изображавший группу из четырех фигур.

Фолкнер взял карандаш и решительными движениями принялся набрасывать пятую.

8

Вечеринка близилась к концу, и гости уже разошлись. Остались только Джек Морган и Фрэнк Марлоу, которые сидели у бара вместе с Джоан и ее теткой за последним бокалом.

Когда раздался звонок в дверь, Джоан вздрогнула:

— Кто бы это мог быть?

— Не иначе как Бруно вернулся, чтобы просить у тебя прощения, — кисло заметила Мэри Бересфорд.

— Это уже не поможет… теперь точно, нет. — Джоан нервно переплела пальцы. — Пусть подождет.

Позвонили еще раз, и Фрэнк Марлоу сделал попытку подняться.

— Возможно, будет лучше, если открою я.

Однако Джоан его удержала.

— Не нужно, я сама.

Она открыла дверь и увидела стоящего на пороге Ника Миллера.

— Ах, это ты… — пробормотала она растерянно.

— Я могу войти?

— Конечно… — Джоан заколебалась. — Только почти все уже разошлись. Мы как раз собирались выпить по последней и распрощаться. Присоединяйся.

— Думаю, не стоит, я здесь по службе.

Она вся напряглась.

— Что-нибудь с Бруно?

Ник быстро покачал головой.

— Нет. Я с ним только что разговаривал. Сегодня здесь была девушка, Грэйс Паккард. Это он ее привел?

К ним подошел Джек Морган.

— Да, но она давно ушла. Послушай, Ник, а в чем, собственно, дело?

— Как я уже сказал, я только что разговаривал с Фолкнером. Так вот, Грэйс была у него в мастерской и ушла около половины одиннадцатого. А четверть часа спустя ее обнаружил дежурный полисмен в паре кварталов оттуда.

Мэри Бересфорд издала сдавленный вскрик, а Марлоу прошептал:

— Она мертва?

— Да. Ее убили. У нее сломаны шейные позвонки — вероятно, в результате сильного удара, нанесенного сзади.

— Дождевой Любовник! — выдохнула Мэри Бересфорд.

— Возможно. Убийцы такого типа обычно действуют по определенному шаблону. Убийство Грэйс Паккард по некоторым аспектам напоминает последнее преступление Дождевого Любовника. — Ник повернулся к Моргану: — Вы были здесь все это время?

— Да, с тех самых пор, как пришел в половине девятого или около того.

— Я могу это подтвердить, — быстро добавила Джоан. — Мы все можем.

— Минуточку, — вмешался Марлоу. — Мы должны рассматривать ваш визит как официальный?

— Это лишь предварительный опрос. — Ник подошел к Джоан. — Я узнал от твоего жениха, что он здесь долго не задержался. Довольно странно, если учесть, что сегодня твой день рождения…

— Бруно сам устанавливает для себя правила приличия, — ответила она спокойно.

Но тут встряла Мэри Бересфорд.

— Бога ради, Джоан! Сколько можно его выгораживать! Он не задержался, поскольку его выставили.

— Вот как? Почему же?

— Да ведь вы были здесь и сами все видели. Этот хам подцепил в баре какую-то девицу и притащил сюда специально, чтобы испортить прием!

— Тетя, прошу тебя… — начала Джоан.

— Это правда! — Глаза старой леди сверкнули гневом. — А потом он напился и принялся крушить мебель.

Джек Морган указал на обломки деревянной колоды, лежащей на стойке бара.

— Последнее достижение Бруно.

— Каратэ?

— Да. А теперь представь, что он угостил бы так кого-нибудь в челюсть.

Ник, сам имевший коричневый пояс, мог точно сказать, чем бы это закончилось. Он перевел взгляд на украшенное синяком лицо Фрэнка Марлоу.

— А это тоже его работа?

— Послушайте, — раздраженно начал Марлоу. — Не знаю, к чему вы клоните, однако если думаете, что я подам на него жалобу, то ошибаетесь. Да, мы немного повздорили, но это обычная вещь, когда имеешь дело с Бруно.

Ник кивнул.

— А потом он ушел вместе с Грэйс Паккард. Наверняка, это было тебе неприятно, Джоан.

— Один Бог знает, сколько ей пришлось от него вытерпеть! — воскликнула Мэри Бересфорд. — Так вы говорите, что он привел эту особу к себе домой?

— Да, но она пробыла у него не больше десяти минут. Об этом свидетельствует время, когда было обнаружено тело. Фолкнер утверждает, что заплатил ей десять фунтов за то, что она ему позировала. Как по-вашему, это правда?

Фрэнк Марлоу хрипло рассмеялся.

— Да! И в этом весь Бруно. Он обожает подобные штучки.

Джоан была очень бледна, но голос ее прозвучал спокойно:

— Ведь я говорила тебе, что к нему неприменимы обычные нормы и правила.

— Бруно сейчас работает над исключительно трудным проектом, — вмешался Джек Морган. — Самым важным из того, что он до сих пор создал. Когда он только начинал работу, предполагалось, что скульптура будет всего одна, но теперь композиция разрослась до четырех фигур. И сегодня Бруно пришла идея добавить для равновесия еще пятую.

Ник кивнул.

— Да, он говорил.

— Тогда к чему эти вопросы? — резко бросила Джоан.

Ник удивленно сдвинул брови.

— Прости?..

— Должна ли я сделать вывод, что мой жених у вас на подозрении?

— Это всего лишь формальность, Джоан. Но ее необходимо соблюсти. Думаю, ты и сама понимаешь.

— Отнюдь, — ответила она холодно. — Зато я знаю другое: я приняла тебя в этом доме как гостя, потому что считала другом. А ты использовал меня для своих полицейских махинаций.

Ник почувствовал острый прилив раздражения.

— Это неправда. И если уж на то пошло, ты пригласила меня совсем по иной причине. Мой брат занимает влиятельный пост на телевидении. А ты боялась, что под конец сезона студия не продлит контракт на съемки твоего сериала.

— Да как вы смеете! — прошипела Мэри Бересфорд. — Я подам жалобу вашему начальству!

— Это как вам угодно, мэм. — Ник улыбнулся и взял сигару из стоящей на столе шкатулки. — Возможно, вам будет небезынтересно узнать, что мое годичное жалованье сержанта полиции, вкупе с некоторыми специальными выплатами, составляет тысячу триста восемьдесят два фунта. И с этой суммы я исправно плачу налоги, сознание чего дает мне чудесное чувство независимости. Особенно, когда приходится общаться с людьми, подобными вам. — Он повернулся к Джоан Хартманн. — Нравится это тебе или нет, но я обязан довести до твоего сведения некоторые неприятные факты. Грэйс Паккард была убита через час после того, как ушла отсюда вместе с твоим женихом. И не надо разыгрывать простушку или оскорбленную невинность. Его показания необходимы для следствия.

— Погодите, — вмешался Джек Морган. — Я — адвокат Бруно Фолкнера. Почему вы допрашивали его в мое отсутствие?

— Об этом спросите у него самого. Разумеется, мы не отказали бы ему в праве воспользоваться услугами адвоката. — Ник повернулся и пошел к двери. — Вероятно, по долгу службы, нам придется увидеться опять, мисс Хартманн, — заявил он уже с порога официальным тоном. — Так что буду весьма признателен, если смогу связаться с вами в ближайшие дни.

— Но у мисс Хартманн завтра важная деловая встреча в Лондоне! — воскликнул Фрэнк Марлоу.

— Что ж, не могу запретить ей ехать в Лондон. Однако, будет очень жаль, если в ее отсутствие господину Фолкнеру вдруг понадобится помощь. — И Ник вышел, закрыв за собой дверь. Что ж, по крайней мере, ему удалось сбить с них спесь.

После ухода Ника на несколько минут воцарилось напряженное молчание. Первым его нарушил Фрэнк Марлоу.

— Не нравится мне вся эта история. Она скверно пахнет.

— Согласен, — откликнулся Джек Морган.

Джоан ушла к себе в комнату и вернулась одетая в кожаный плащ.

— Джек, ты на машине?

— Да.

— Хорошо. Подбросишь меня до дома Бруно.

Мэри Бересфорд положила руку ей на плечо.

— Бога ради, Джоан, не делай глупостей! Держись от всего этого подальше.

Джоан резко повернулась к ней.

— Ты ведь не любишь Бруно, тетя? Ты всегда его терпеть не могла и потому охотно веришь, что он каким-то образом замешан в это дело. Но я никогда не поверю!

— Может быть, и мне поехать с вами? — предложил Фрэнк Марлоу.

— Не стоит, так будет лучше. Но я попросила бы тебя побыть здесь, пока мы не вернемся.

— Хорошо, я подожду.

Когда Джек Морган открыл дверь, Мэри Бересфорд в последний раз попыталась образумить племянницу.

— Джоан, — сказала она резко, — ты должна меня выслушать. Это для твоего же блага. Подумай о своей карьере. Ты не можешь быть замешана в подобном скандале!

Однако Джоан оставила ее слова без внимания.

— Ты готов, Джек? — спросила она. И вышла первой.

Всю дорогу до дома Фолкнера они проделали в молчании, и лишь когда Морган остановил машину и заглушил двигатель, Джоан коснулась его плеча.

— Джек, ты знаешь Бруно дольше и лучше, чем кто-либо из нас. Скажи, ты допускаешь, чтобы он…

— Это исключено, дорогая, — ответил он твердо. — Конечно, у Бруно есть свои странности, и он может позволить себе выкинуть какую-нибудь штуку. Но я ни секунды не верю в намеки Миллера. Его предположения просто абсурдны.

Джоан вздохнула.

— Именно это я и хотела услышать.

Однако они напрасно потеряли время, поскольку никто не ответил на их настойчивые звонки и стук. После пяти минут бесплодных усилий Морган мягко сказал:

— Пойдем, Джоан. Сегодня ночью у всех нас и так было более чем достаточно потрясений.

На этот раз Джоан сдалась.

— Хорошо, Джек, отвези меня домой. Но завтра утром попробуем опять. Я отменю поездку в Лондон.

А по другую сторону двери Бруно Фолкнер прислушивался к их удаляющимся шагам. Его опять мучили эти проклятые боли. Голова просто раскалывалась. Он проглотил несколько таблеток, которые прописал врач, и запил солидной порцией виски.

Стоя у окна, он вглядывался в ночь. Потом прижался лбом к стеклу, по которому стекали струи дождя. Однако облегчение не приходило. Внезапно он почувствовал, что начинает задыхаться. Воздух! Вот что ему нужно, чтобы избавиться от этой кошмарной боли — свежий ночной воздух!

Он схватил плащ и выбежал из дома.

9

— А знаешь, я видела твой последний бой с Терри Джонсом за первенство региона, — сказала бабушка Кроузер. — Думала, победа уже у тебя в кармане, но он разбил тебе голову, и судья прервал поединок в третьем раунде.

— Ну, я тоже, бывало, в долгу не оставался, — откликнулся Дойль. — Если бы не это, далеко бы пошел. К сожалению, после матча с Джонсом врачебная комиссия Федерации лишила меня лицензии. Но так уж устроен наш несовершенный мир.

Бомбардир сидел за столом в старом свитере и ботинках, оставшихся от отца Дженни. Он выглядел вполне отдохнувшим. Успел управиться с яичницей из трех яиц с беконом, половиной буханки хлеба и как раз допивал третью чашку чаю.

— А ты забавный парень, — заметила Дженни. — Есть на свете что-нибудь, способное тебя озаботить?

— Для этого наша жизнь слишком коротка, детка. — Бомбардир угостился сигаретой бабушки Кроузер. — Как-то мне пришлось сидеть с одним типом, который насобачился в йоге. Так вот, он сказал, что нужно уметь из всего извлекать удовольствие. Радоваться на полную катушку и использовать свои таланты.

Дженни усмехнулась.

— Звучит чудесно, особенно, учитывая способ, которым ты зарабатываешь на жизнь.

Однако Бомбардир нимало не смутился.

— Ну что ж, мне и вправду случается свистнуть пару-другую шиллингов. Но только у людей, которых это не ударит по карману. К тому же у них все застраховано. И я не ворую кошельков у старушек в маленьких магазинчиках на окраине.

— Надо же, какое благородство! — едко ввернула Дженни. — Прямо настоящий Робин Гуд! А что бывает, если во время «работы» кто-нибудь встанет у тебя на пути? Ты отступаешь или прокладываешь дорогу силой?

Она собрала грязные тарелки на поднос и вышла на кухню. А Бомбардир устроился в кресле напротив бабушки Кроузер.

— Она всегда такая язва?

— Трудно быть другой, парень, когда ты сам себе единственная опора. Ей нужно управляться с шоферами.

— Она занимается перевозками?

— Дженни была парикмахершей, и неплохой. Но пару месяцев назад ее отец умер от удара, и девочке пришлось оставить работу, чтобы продолжить семейное дело. С тех пор она пытается тащить эту лямку.

— Значит, у вас проблемы?

— А чего ты хотел? Восемь шоферов да двое механиков, и каждый норовит что-нибудь урвать. Но хуже всех этот Джо Огден, который именует себя представителем профсоюза и по любому поводу цитирует Трудовое Законодательство. Дженни от него просто житья нет.

— Почему?

Бабушка Кроузер прищурилась.

— Ты же видел ее голой, правда? — Она налила себе еще рюмку виски. — А что будет с тобой? Куда ты теперь намерен податься?

Бомбардир пожал плечами.

— Не знаю. Если удастся добраться до Ринг-стрит, могу оттуда махнуть в любое из двенадцати графств.

— И что дальше?

Дойль не ответил, и она, наклонившись вперед, положила руку ему на колено.

— Не глупи, парень. Сдайся полиции, пока еще не поздно.

В глубине души и Бомбардир думал так же. Он встал и улыбнулся.

— Ладно. В любом случае я не доставлю хлопот ни вам, ни Дженни. Смоюсь, когда суета немного уляжется. Примерно через час, если вас это устроит.

Он вышел на кухню, где Дженни, повязав фартук, мыла посуду.

— Тебе помочь?

— Если хочешь, можешь перетереть тарелки.

Бомбардир взял кухонное полотенце.

— Многонько воды утекло с тех пор, как я делал это в последний раз…

— И еще больше утечет, прежде чем придется делать опять.

— Ох, и что ж такого страшного я натворил?

— Я просто не могу спокойно смотреть, как человек сам разрушает собственную жизнь! — вспыхнула Дженни. — Подумай, что тебя ждет. За тобой охотятся по всей округе и схватят, едва ты шагнешь за порог.

— А ты будешь жалеть?

Девушка в ответ сердито загремела тарелками.

Бомбардир залпом выпил рюмку виски, налитую Дженни. Потом мурлыкнул от удовольствия и повернул лицо к свету. Девушка осторожно положила ему на ушибленное место теплую примочку.

— А что поделывает старая леди? — не унимался Бомбардир.

— Я сказала ей, чтобы она шла спать. Уже поздно.

Бомбардир глянул на часы.

— Ты права. Пора и мне сматываться.

— Подожди еще. Чем больше пройдет времени, тем лучше.

— И то верно.

Внезапно он почувствовал усталость. Как хорошо сидеть возле горящего камина, в уютной комнате, при мягком свете лампы!

Дженни подала ему сигарету и спички.

Бомбардир устроился в глубоком кресле, а она уселась на ковре, скрестив ноги по-турецки. Дойль медленно затянулся, стараясь продлить удовольствие, и окинул девушку оценивающим взглядом. Что и говорить, природа щедро одарила Дженни, дав ей красивое тело, хорошенькое лицо, кипучую энергию и сильный характер. О такой мечтает каждый мужчина…

Дженни перехватила его взгляд и усмехнулась.

— Эй, что за скверные мысли бродят у тебя в голове?

— Я подумал, что ты самая красивая девушка, которую мне приходилось видеть за последнее время.

Она фыркнула.

— Хорошенький комплимент, учитывая то, где ты это время провел.

— Ты читаешь мои мысли?

Она пожала плечами.

— Я сейчас смотрела по телевизору выпуск новостей. И знаешь что — оказывается, у тебя есть конкурент! Сегодня вечером недалеко от Джубили Парк убили женщину.

— Вот как? Очередная выходка Дождевого Любовника?

— А кого же еще? — Дженни невольно содрогнулась и добавила: — Когда я сидела одна на кухне, мне вдруг пришло в голову, что мужчина, который на меня напал…

— И есть Дождевой Любовник? — Бомбардир решительно покачал головой. — Нет, это исключено! И то, что он уже ухлопал одну жертву, является наилучшим доказательством. Я слышал, такие всегда действуют по шаблону. Просто не могут иначе. А у типа, который на тебя напал, на уме, наверняка, было совсем другое.

Дженни скривилась.

— Вот спасибо, утешил! Может быть, мне следует сообщить в полицию?

Однако на деле она далеко не была уверена в правильности такого решения.

Генри Кроузер оставил в наследство дочери не только семейный бизнес. Дженни была вылеплена из той же глины, что и отец. И здравый смысл подсказывал ей, что от полиции при любых обстоятельствах лучше держаться подальше.

— А что ты им скажешь? — усмехнулся Бомбардир. — Что Шин Дойль, у которого на хвосте повисла свора легавых, в неожиданном приливе благородных чувств задержался, чтобы спасти тебя от участи худшей, чем смерть? А ты из благодарности обогрела его, накормила и в дорогу снарядила? — Он фыркнул. — Окажешься за решеткой, прежде чем глазом успеешь моргнуть.

Дженни вздохнула.

— Думаю, ты прав.

— Конечно, прав. — Бомбардир зевнул. — Будет лучше, если я все же пойду…

Его голова упала на грудь. Сигарета выскользнула из разжавшихся пальцев.

Дженни подняла окурок и бросила в камин. Затем потянулась за лежащим на софе пледом. Когда она укрывала Бомбардира, он дотронулся рукой до ее бедра и пробормотал:

— Ты действительно самая красивая девушка из всех, кого мне доводилось встречать… — Потом вздохнул и обмяк в своем кресле.

Дженни постояла минуту, вглядываясь в его лицо, сейчас почти по-детски беззащитное. Если бы не рубцы и шрамы, его можно было бы даже назвать красивым. Потом погасила свет и отошла к окну и прижалась лицом к холодному стеклу, по которому барабанил дождь. «Что с ним будет? — подумала она. — Куда он теперь подастся?»

10

Нарша Плэйс относилась к району, доставлявшему полиции немало хлопот. После войны квартал оказался перенаселен из-за наплыва эмигрантов. Приличная публика, в основном, постаралась перебраться в другие места, а те, кому это не удалось, остались с чувством горечи.

Была почти четверть первого ночи, когда сюда подъехал Джек Брэди. На улице, поливаемой дождем, не горел ни один фонарь. Джек постучал старомодным латунным кольцом в дверь дома под номером десять, однако не последовало никакого отклика. Его помощник выбрался из машины и обошел дом сзади. Брэди опять постучал.

На этот раз у него над головой распахнулось окно, и послышался заспанный голос:

— Эй, что это за дурацкие шутки посреди ночи?

— Полиция, — ответил Брэди. — Открывайте и живо. У меня нет времени здесь торчать.

Окно захлопнулось. В эту минуту вернулся помощник.

— Ну и что?

— Он только что выглянул из окна. Вернись во двор: возможно, он попытается сбежать через черный ход.

Однако эта предосторожность оказалась излишней, потому что щелкнул замок, и дверь приоткрылась. Брэди быстро толкнул створку и вошел в дом.

— Гарольд Филипс?

— Ну, я.

Брэди окинул парня внимательным взглядом. Он был босиком, в наброшенном на плечи старом непромокаемом плаще. При виде полицейского Гарольд нервно проглотил слюну, а его черные глаза беспокойно заморгали. Он был похож на зверя, угодившего в западню, и явно трусил. Брэди добродушно улыбнулся и похлопал его по спине.

— Сынок, у меня для тебя скверная новость. Ты ведь обручен с мисс Грэйс Паккард?

— Да, — Гарольд застыл на месте. — А что случилось?

— Сегодня вечером ее нашли мертвой на углу Доб Корт, по другую сторону от Джубили Парк.

Гарольд вытаращился на Брэди, потом зажал рот ладонью и бросился на кухню. Джек нашел его согнувшимся над раковиной. Минуту спустя парень закрутил кран и выпрямился, утирая рукой губы.

— Как… это произошло?

— Пока мы еще не знаем. Похоже, ей сломали шею.

— Дождевой Любовник? — прошептал Гарольд.

— Может быть.

— О Боже! — парень судорожно сжал кулаки. — У нас было назначено свидание. Мы собирались на танцы.

— Что же вам помешало?

— Я немного опоздал, а когда пришел в условленное место, Грэйс была уже с другим типом.

— И ушла с ним?

Гарольд кивнул.

— Ты его знаешь? — спросил Брэди.

— Никогда не видел. Но, похоже, он приятель хозяина бара «Королевский Герб».

— В котором часу это было?

— Примерно в половине девятого.

— И ты пошел оттуда прямо домой?

— Я был так расстроен, что немного побродил под дождем. Потом выпил чашку кофе в привокзальном буфете. Домой вернулся около половины десятого. Мама уже легла, поэтому я принес ей чай и сам тоже отправился спать.

— Вы живете вдвоем с матерью?

— Да.

— И она так рано ложится?

— Она вообще почти не встает. Болеет.

Брэди посмотрел на него с сочувствием.

— Надеюсь, мы ее не разбудили.

— Нет, она спит, как младенец. Я заглянул к ней, когда шел открывать, — ответил Гарольд. Его губы непроизвольно подергивались, как от нервного тика. — И что теперь будет?

— Тебе придется поехать со мной в участок. Надеюсь, ты не против. Старший инспектор Мэллори, который расследует это дело, хочет перекинуться с тобой парой слов. Отец Грэйс уже там, но каждый, кто был с ней знаком, может пригодиться. Ты очень нам поможешь, если расскажешь о ее друзьях, увлечениях и местах, куда она, предположительно, могла отправиться.

— Конечно, — кивнул Гарольд. — Только я оденусь. Буду готов через пять минут.

Он вышел из кухни, а полицейский угостил Брэди сигаретой.

— Ловко вы его, шеф. Этот засранец, верно, думает, что сумел вас провести.

— Хорошо, что ты это подметил. — Брэди выпустил дым.

На буфете стояла белая коробочка с какими-то таблетками. Джек взял ее и прочел надпись на ярлычке. «Принимать одну-две капсулы, в соответствии с назначением врача. Внимание! Передозировка опасна для жизни». Брэди открыл коробочку и высыпал себе на ладонь несколько белых и зеленых таблеток.

— Что там? — полюбопытствовал помощник.

— Похоже на лекарство, которое врач прописал в прошлом году моей жене, когда она сильно обожгла руку и не могла уснуть из-за боли. Канбутэл. Нескольких таких таблеток достаточно, чтобы отправить человека на тот свет. — Брэди с задумчивым выражением поставил коробочку на место. — Послушай, — обратился он к помощнику. — Спускайся вниз и жди нас в машине. А когда будешь выходить, погромче хлопни дверью.

Полицейский, привычный ко всяким штучкам, сделал то, о чем его просили, стукнул дверью с такой силой, что дом содрогнулся. Брэди вышел из кухни и встал у подножия лестницы. Из глубины дома не доносилось ни звука. Потом появился Гарольд, на ходу застегивая куртку.

— Ну что там еще? — бросил он резко. — Я уже подумал, что дом рушится.

— Это мой водитель. Должно быть, виной всему сквозняк. Ты готов?

— Как штык. — Гарольд скривил губы в улыбку. — Кто знает, возможно, я еще прославлюсь с вашей помощью и перед смертью продам эту историю «Санди Ньюс».

Брэди стоило большого труда не спустить его с лестницы пинком под зад. Но вместо этого он набрал в легкие побольше воздуха и закрыл за собой дверь как можно более деликатно. Ему было жаль маму Гарольда.

А в это время Ник Миллер сидел в «Королевском Гербе».

Кратчайшая дорога до главного управления полиции вела через Лэзер-стрит, и как раз на ее углу стоял бар. В задней комнате еще горел свет. Ник притормозил. Раньше или позже хозяина придется допросить, чтобы узнать, как протекала встреча Грэйс Паккард с Фолкнером и Морганом. Хотя, конечно, это могло потерпеть и до утра.

Но Ника заинтересовало происшествие в баре, особенно стычка с парнем Грэйс, о которой упомянул Фолкнер. Такого поведения можно было ожидать от дебошира из предместья, но никак не от человека типа Бруно Фолкнера, образованного, из хорошей семьи.

Ник постучал в дверь служебного входа. Через минуту поверх накинутой цепочки выглянул Гарри Мидоус. Увидев Ника, с которым его связывали приятельские отношения, он улыбнулся.

— Что привело вас сюда в столь поздний час? Надеюсь, не полицейская облава? — Гарри снял цепочку, пропуская Ника.

— Речь идет о кое-какой информации, Гарри. Ни о чем больше.

— Хотите чего-нибудь выпить?

— Если можно, чай, чтобы согреться.

— Располагайтесь.

Ник расстегнул плащ и прошел к камину. В комнате, заставленной бочонками пива и ящиками с бутылками виски, было тепло и по-домашнему уютно. Стол накрыт к ужину. Старый диванчик у огня приглашал к отдыху.

— Я знаю, что на вас свалилось новое убийство, — сказал Мидоус, наливая гостю чай.

— Вот как? Откуда?

— Слышал по радио последний выпуск новостей. Особенно много не сообщалось — только что неподалеку от Джубили Парк найдено тело убитой женщины.

— Говоря точнее, на углу Доб Корт. — Ник отхлебнул горячий чай и закашлялся, потому что обжег горло.

— Доб Корт? Это совсем рядом. — Мидоус нахмурился. — Уже известно, кто жертва?

— Ее звали Грэйс Паккард.

Мидоус быстро глянул на Ника. Его лицо напряглось. Он подошел к буфету, откупорил бутылку бренди и, налив себе солидную порцию в первую подвернувшуюся рюмку, выпил ее одним глотком.

— Она была здесь сегодня вечером.

— Я знаю, Гарри. Потому и пришел. И я знаю также, что вспыхнула какая-то ссора.

Мидоус налил себе еще бренди.

— Это официальный допрос?

— Более-менее.

Мидоус присел к столу.

— Есть один человек, по фамилии Фолкнер, живет в нескольких кварталах отсюда. Он часто у меня бывает. Заходил и сегодня вместе со своим приятелем, адвокатом. Господин Морган помогал мне оформить бумаги, когда в прошлом году я решил купить этот бар.

— В котором часу они пришли?

— Где-то около половины девятого.

— А кто еще здесь был?

— Никого. После истории с Дождевым Любовником торговля по вечерам идет так скверно, что я рассчитал прислугу.

— Понимаю. А когда пришла девушка?

— Минут через пять после них.

— Вам известно ее имя — значит, она здесь часто бывала?

— Два-три раза в неделю, как правило, с разными мужчинами.

— Она была проституткой?

— Такое производила впечатление, — уклончиво ответил Мидоус.

— А что ее парень?

— Вы имеете в виду Гарольда? Он появлялся всего пару раз. Я даже не знаю его фамилии.

— Он прикарманивал ее заработки?

— Похоже на то. Особо крутым не казался, но кто знает…

— Хорошо. А как было с Фолкнером?

— Он заказал для нее джин с тоником. Из разговора я понял, что Фолкнер и Морган собирались на какой-то светский прием. И Фолкнеру пришло в голову, что было бы забавно взять девушку с собой. Очевидно, она не возражала, поскольку они ушли вместе.

— И тогда появился Гарольд?

— Да. То, что он увидел, ему не понравилось, и он набросился на Фолкнера, который скверно с ним обошелся. Мне пришлось вмешаться. В конце концов я был вынужден попросить Моргана передать своему другу, что больше не хочу его здесь видеть. В этот раз он перешел уже все границы.

— Значит, подобные авантюры случались и раньше?

— И слишком часто, черт побери! Бывает, он делается, словно помешанный. Полностью теряет контроль. Помню, пару месяцев назад сидел здесь субботним вечером, когда пришли несколько грузчиков с рынка. Ну, вы и сами знаете, что это за народ. Твердые ребята. И вот, как на грех, кому-то вздумалось пошутить над его манерой выражаться… Так он догнал их на улице и устроил потасовку.

— Вы сообщили об этом в полицию?

— Извините, господин Миллер. Я должен заботиться о репутации своего заведения. Терпел Фолкнера, потому что обычно он все-таки ведет себя, как джентльмен. Стоило ли поднимать шум из-за пары инцидентов? В конце концов эти парни сами напросились — вот и получили по заслугам.

— Ну, это еще как сказать. — Ник встал и застегнул плащ. — У человека его круга подобная агрессивность и задиристость выглядит, по меньшей мере, странно.

Мидоус сдвинул брови.

— Послушайте, я не знаю, пригодится ли это вам… но как-то ночью он пришел сюда один. Не напился, однако до этого было недалеко. Мы тогда разговорились насчет одного уголовного дела, о котором писали газеты. Трое мерзавцев убили старую женщину из-за нескольких фунтов, которые были у нее в сумочке. Я сказал, что подобные выродки хуже зверья. Тогда Фолкнер перегнулся через стойку бара и схватил меня за галстук. «Неправда, Гарри! — сказал он. — Нет худшей твари, чем тюремный надзиратель».

— Он сидел в тюрьме? — удивился Ник.

Мидоус открыл дверь.

— Может быть, это смешно, но в том, что касается Фолкнера, я готов поверить чему угодно. Вы думаете, это он убил Грэйс Паккард?

— Понятия не имею. Кстати, что было с Гарольдом, когда они ушли? Вы ничего об этом не сказали.

— Я предложил ему выпить стаканчик, а он недвусмысленно объяснил, что я должен сделать с этой выпивкой, и выбежал следом за ними. Но уже через пять минут вернулся и стал извиняться. Мол, он очень сожалеет, что так забылся, и еще что-то в этом роде. А потом хотел выведать у меня, где живет Фолкнер.

— Выходит, он знал его фамилию?

— Должно быть, услышал, когда я пытался того утихомирить.

— И вы дали ему адрес?

Мидоус пожал плечами.

— По-вашему, я похож на кретина? Разумеется, нет. Но ведь есть такая вещь, как телефонный справочник.

— Вы правы. — Ник пожал ему руку. — До встречи, Гарри.

Он быстро прошел через залитый дождем двор и забрался в свой «мини-купер». Мидоус еще какое-то время глядел ему вслед потом закрыл дверь.

Ник поднялся по ступеням здания Центрального вокзала и остановился в углу, чтобы закурить. Спичка, вспыхнувшая под прикрытием его ладони, выхватила из темноты чье-то бледное лицо и лихорадочно блестящие глаза. Ника это не удивило. Какой-нибудь потревоженный бродяга. Вокзал любого крупного города — это особый мир, живущий по своим законам, пристанище и раздолье для всякого рода темных личностей.

Ник прошел к буфету у выхода на перрон и заглянул внутрь. Та, кого он искал, сидела за угловым столиком. Это была девушка лет, примерно, двадцати пяти, с симпатичным открытым лицом, одетая в аккуратный и очень скромный твидовый костюм. По виду ее можно было принять за школьную учительницу или секретаршу из небольшой фирмы. В действительности же полиция уже пять раз привлекала ее к ответственности за оскорбление общественной морали и занятие проституцией, а последние три месяца она провела за решеткой.

Увидев Ника, девушка кивнула.

— Добрый вечер, господин Миллер. Или, может быть, мне следует сказать: «Добрый день»?

— Привет, Джил. Должно быть, тебе совсем туго, если ты вышла на работу в такую ночь, да еще когда по городу разгуливает этот чертов маньяк.

Она засмеялась.

— Ну, я сумею за себя постоять! — И показала ему зонтик, оканчивающийся остро отточенным стальным штырем. — Всякий, кто попробует на меня напасть, получит этой штукой между глаз. Вам что-нибудь от меня нужно?

— Думаю, ты слышала о том, что сегодня вечером была убита девушка?

— Да. Около Джубили Парк.

— Ее звали Грэйс Паккард. Предположительно, она была проституткой. Это правда?

Джил пожала плечами.

— Психованная девчонка. Ходила в плаще, мини-юбке и высоких сапогах.

— Да, это она.

— Полгода назад пыталась промышлять на станции. Но только нажила себе неприятности.

— Какого рода?

— Перехватывала чужих клиентов и тому подобное. В конце концов мы от нее избавились.

— Как?

Видя, что Джил колеблется, Ник сказал резко:

— Речь идет об убийстве.

— Ладно, — ответила девушка неохотно. — Я попросила Лонни Брогана объяснить ей, что к чему. Она оказалась сообразительной и сразу все поняла.

Ник хмыкнул.

— Не удивительно, принимая во внимание, что могла сказать эта горилла. И еще одно. У нее был альфонс?

Джил презрительно фыркнула.

— Такой плюгавенький, физиономия бледная, как рыбье брюхо, и черненькие бачки. Гарольд или как его там? Одному Богу известно, что она в нем нашла.

— Ты видела, как она давала ему деньги?

— Множество раз. Однако, главным образом, чтобы его сплавить.

Ник кивнул.

— Хорошо, Джил. До встречи.

Она состроила обиженную гримаску.

— О, господин Миллер, я бы предпочла, чтобы вы сказали это более теплым тоном.

И Ник ушел, напутствуемый ее ироническим смехом, отразившимся эхом от сводов вокзала.

11

Когда Брэди привез Гарольда в Отдел убийств, там царила суета, как в растревоженном улье. Ни один здравомыслящий сотрудник не надеялся добраться в эту ночь до своей постели. Брэди усадил парня на неудобную деревянную скамью, ткнул ему в руки субботний выпуск спортивной газеты, а сам отправился к Мэллори, который временно обосновался в кабинете Гранта.

Инспектор брился, просматривая отчет. Его накрахмаленная рубашка сияла безукоризненной чистотой, и вообще, несмотря на поздний час, он выглядел бодрым и свежим.

— Я доставил ее парня, — сказал Брэди. — Его фамилия Филипс, Гарольд Филипс.

— Ну и каковы ваши первые впечатления? — поинтересовался Мэллори.

— Подозрительный тип.

— Однако этого еще недостаточно, чтобы отправить человека за решетку.

— Но есть и кое-что конкретное.

Брэди вкратце передал ему свой разговор с Гарольдом, а когда закончил, Мэллори сказал:

— Хорошо, ведите его сюда.

Гарольд вошел в кабинет с напускным спокойствием, и только подрагивание мышц на его правой щеке выдавало, что парень трусит.

Мэллори обратился к нему подчеркнуто вежливо:

— Было очень любезно с вашей стороны прийти сюда в столь позднее время, господин Филипс. Мы ценим вашу готовность к сотрудничеству.

Это прибавило Гарольду уверенности в себе. Он уселся на стул, который придвинул ему Брэди, и одарил Мэллори широкой улыбкой.

— Я к вашим услугам, господин старший инспектор. Задавайте вопросы.

В это мгновение в дверь постучали. В кабинет заглянул Ник Миллер. Он было подался назад, однако Мэллори жестом пригласил его войти. Ник закрыл за собой дверь и молча встал у окна.

— Для начала уточним вашу личность: вы — Гарольд Филипс, проживающий по адресу Нарша Плэйс, дом номер десять? — начал Мэллори.

— Он самый.

— До меня дошла информация, что вы и мисс Паккард собирались пожениться. Это правда?

— В общем, да, — Гарольд пожал плечами. — Несколько месяцев назад я купил ей кольцо, но официального обручения еще не было. То есть мы не назначили дня свадьбы и не обсуждали никаких деталей.

— Понятно. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы еще раз вернуться к событиям минувшего вечера. Я знаю, что вы говорили об этом с детективом Брэди, однако предпочел бы услышать все сам.

— Как я уже сказал господину Брэди, мы с Грэйс должны были встретиться в половине девятого.

— Минуточку. А что было раньше? В котором часу вы вернулись с работы?

Гарольд заерзал на стуле.

— Видите ли, господин инспектор, дело в том, что я временно не работаю. Это из-за моей спины. В прошлом году я получил травму и теперь должен беречься.

Лицо Мэллори выразило сочувствие.

— Вот как? Очень жаль. Так, значит, вы сказали, что назначили мисс Паккард свидание в половине девятого вечера?

— Да. В баре «Королевский Герб», на углу Лэзер-стрит.

— И вы были там в условленное время?

— Я опоздал на пару минут. А когда пришел, оказалось, что Грэйс сидит в компании двух типов.

— Кто такие? Вы можете назвать имена?

— Не знаю. До этого я никогда их не видел.

— А с вашей… невестой такое уже случалось?

Гарольд вздохнул.

— Говоря по правде, да. Она… как бы это сказать… была очень легкомысленной. Ну, вы понимаете… Все время искала новых ощущений.

Это прозвучало, как фраза из дешевого сериала, но Мэллори не подал виду и, как ни в чем не бывало, продолжал допрос.

— И что же вы сделали, когда пришли и застали ее в обществе двух не известных вам мужчин?

— Я пробовал ее удержать, как-то объясниться. Однако Грэйс ничего не желала слушать. — Гарольд покраснел. — А потом один из них, такой здоровенный бугай, набросился на меня. Он чуть не сломал мне руку и повалил на пол, лицом вниз. Тогда вмешался владелец бара и велел им убираться.

— А что вы?

Гарольд наморщил лоб, как будто пытался вспомнить.

— Ну, я выпил виски с хозяином. Он меня угостил.

— И после этого вы отправились прямо домой?

— Нет. Как я уже сказал господину Брэди, я был очень расстроен и подавлен. Какое-то время я бродил под дождем по улицам, потом выпил кофе в привокзальном буфете. Домой я добрался около половины десятого. Моя мать уже лежала в постели, поэтому я занес ей чашку чаю и сам тоже пошел спать.

Мэллори сделал запись у себя в блокноте. Когда он закончил и поднял голову, вперед выступил Ник Миллер.

— Простите, сэр, мне нужно отлучиться. Я жду важного сообщения.

— Хорошо, сержант. Вы свободны.

Ник прошел к себе в кабинет и оттуда позвонил Мэллори.

— Это Миллер, господин инспектор. Он лжет.

— Вот как? — голос Мэллори не выразил никаких эмоций. — Сейчас буду. — Он положил трубку на рычаг и улыбнулся Гарольду. — Я вернусь через пару минут.

В кабинете Ника Мэллори сел на стул и принялся набивать трубку.

— Что скажете?

Ник пожал плечами.

— Возможно, он и способен на какие-то человеческие поступки, только это случается весьма редко. Однако лучше обо всем по порядку. Во-первых, я говорил с Гарри Мидоусом, хозяином «Королевского Герба». После стычки в баре он предложил парню виски, но тот его обругал и выбежал следом за Грэйс и Фолкнером. А через пять минут вернулся, попросил прощения и согласился на выпивку.

— Почему?

— Думаю, он хотел прощупать Мидоуса. Пытался выведать у него, где живет Фолкнер.

— Выходит, знал его фамилию?

— Да. Вероятно, услышал во время драки.

Мэллори усмехнулся.

— А нам наплел сказочку.

— Но это еще не все. Грэйс Паккард была проституткой и работала на станции, пока конкурирующие девицы ее не выжили. Один из моих информаторов сообщил, что у Грэйс был парень, который регулярно тянул из нее деньги. Описание его внешности вполне подходит Гарольду.

Мэллори встал.

Когда он вернулся в свой кабинет, Гарольд докуривал третью сигарету. При виде старшего инспектора парень беспокойно дернулся. Мэллори улыбнулся и протянул ему руку.

— Простите за доставленные хлопоты, господин Филипс. Я не вижу причин задерживать вас дольше. Возвращайтесь домой.

Гарольд раскрыл рот от удивления.

— То есть я вам больше не нужен?

— Нет. Сообщенные вами сведения очень ценны для следствия. Именно благодаря такому сотрудничеству, нам уже удалось распутать не одно дело. Еще раз извините, что пришлось потревожить вас в столь позднее время. — Мэллори повернулся к Брэди, который вытянулся по стойке смирно. — Проследите, чтобы господина Филипса доставили домой.

— Я сам его отвезу, сэр. — Брэди взял Гарольда под локоть. — Через пятнадцать минут он будет на месте.

— Прощайте, господин инспектор. — Гарольд расплылся в улыбке и вышел из кабинета надутый, как индюк.

Мэллори сел и поднес спичку к трубке.

— Пусть молодчик пока думает, что сумел обвести нас вокруг пальца. А завтра утром мы как следует его тряхнем, и это будет такой шок, что он сломается.

— Вы считаете, это его рук дело? — спросил Ник.

— В любом случае, ему есть, что скрывать, раз он пытался нас обманывать. Во-первых, солгал, когда заявил, что не знает Фолкнера хотя бы по имени. Во-вторых, подозрительны его отношения с жертвой. Здесь налицо сутенерство.

— Но это еще не доказывает, что он ее убил.

— А мгновенных доказательств и не бывает. В большинстве дел единственным исходным материалом, на котором приходится строить расследование, являются наши предположения, обрывочные признания и разрозненные факты. Например, Филипс заявил, что после ухода из «Королевского Герба» пил кофе в привокзальном буфете. Как по-вашему, сколько посетителей могло побывать там в субботний вечер?

— Не одна сотня, господин инспектор.

— Вот именно. Значит, бессмысленно рассчитывать, что кто-нибудь из персонала его опознает. Пойдем дальше. На данный момент мы располагаем информацией, что девушка была убита около половины одиннадцатого.

— А Филипс утверждает, что вернулся домой в половине десятого, отнес матери чай и сразу же лег спать. Ну и что?

— А то, что здесь есть некоторые странные обстоятельства. Брэди едва не высадил дверь, прежде чем ему удалось вытащить Филипса из кровати. Что касается его матери, она вообще не подала признаков жизни.

— Да, это и в самом деле странно.

— Но еще лучше история с капсулами канбутала, которые Брэди нашел на кухне. Проглотив несколько штук, можно не услышать даже взрыва бомбы на соседней улице.

— Я думаю, для прояснения картины завтра было бы неплохо проконсультироваться с ее лечащим врачом, — заметил Ник.

— Этим займется Брэди. — Мэллори встал. — А я пока отправлюсь в Институт судебной медицины. Мы уже подняли с постели профессора Мюррея, который, как только люди из лаборатории закончат свою работу, приступит к вскрытию тела. Что до вас, сержант, вам не помешает несколько часов сна. Если будете мне нужны, я позвоню.

— А что с Фолкнером?

Мэллори покачал головой.

— Он не вызывает у меня особых подозрений. Другое дело — Филипс.

— К сожалению, здесь я не могу с вами согласиться, господин инспектор.

Мэллори, слывший за человека крутого и вспыльчивого, уже готов был вспыхнуть, однако сдержался, хоть это и стоило ему немалого труда. Он ограничился тем, что едко проговорил:

— Надеюсь, господин Миллер, что при расследовании дел вы руководствуетесь и вещами более материальными, чем ваша гениальная интуиция.

— Гарри Мидоус рассказал мне о нем немало любопытного, — терпеливо пояснил Ник, игнорируя насмешку. — В нем есть агрессивность, странная для человека его круга. И он часто стремится разрешать конфликты с помощью насилия.

Мэллори пожал плечами.

— Я тоже использую силу, если ситуация к тому вынуждает. Это все, что вы хотели мне сказать?

— Не совсем, господин инспектор. Однажды ночью Фолкнер в пьяном виде разоткровенничался с Мидоусом и обронил пару фраз, из которых можно сделать вывод, что когда-то он сидел в тюрьме.

— Хорошо. — Мэллори кивнул, но не слишком охотно. — Свяжитесь с полицейской картотекой в Лондоне. Скажите, что это лично для меня, и к утру я хочу получить исчерпывающую информацию о Бруно Фолкнере. Мы вернемся к этому позже.

Когда за ним закрылась дверь, Ник снял телефонную трубку и попросил соединить его с Отделом информации.

12

В тесной, загроможденной мебелью комнате отдыха можно было лишь с великим трудом протиснуться между кроватями. Ник спал отвратительно. Всю ночь царила суета, как будто его коллег вызывали на службу с интервалами в пять минут. А тут еще дождь назойливо барабанил по подоконнику прямо у него над головой…

Около семи утра Ник отказался от бесплодных попыток уснуть, взял полотенце и отправился в ванную. Он четверть часа простоял под горячим душем, чтобы избавиться от чувства усталости, а потом ровно на полминуты включил холодную воду для возбуждения аппетита.

Он успел съесть полпорции яичницы с беконом, когда в буфет заглянул Джек Брэди. Ирландец уселся на стул напротив Ника и протянул ему листок бумаги.

— Хэнли из Отдела информации просил тебе передать. Это только что прислали из Лондона.

Ник бегло просмотрел документ и присвистнул.

— А наш Бруно, если копнуть, тот еще тип! Где Мэллори?

— Присутствует при вскрытии.

Ник отодвинул стул.

— В таком случае, будет лучше, если я немедленно отправлюсь в Институт судебной медицины. Ты со мной?

Брэди покачал головой.

— Нет. Я еще не связался с лечащим врачом миссис Филипс Мэллори велел мне подождать до завтрака. Сказал, что это не горит. Я приеду сразу же после беседы с врачом.

— Тогда до скорого! — бросил Ник и быстро вышел.

Морг находился на тылах Института судебной медицины, занимающего большое здание, украшенное витражами. Это уродливое детище поздней готики окружала специфическая тягостная атмосфера.

Джек Палмер, старший техник, сидевший в своем маленьком застекленном кабинетике в конце главного коридора, еще издали заметил Ника.

— Привет, старина! На будущее, постарайтесь устраивать свои убийства в более приемлемое время. А то вот уже два месяца, как у меня не было ни одного человеческого уикенда. Жена в ярости.

— От души тебе сочувствую, — усмехнулся Ник. — А где наше начальство?

— Пьет чай. Однако я не думаю, что тебя угостят.

Ник открыл дверь по противоположной стороне коридора и вошел в выложенный белым кафелем холл, ведущий в зал заседаний. Мэллори уже был там; он сидел за низеньким деревянным столиком, занятый разговором с инспектором Генри Уэйдом и патологоанатомом Стивеном Мюррэем.

Профессор Мюррэй, высокий худощавый шотландец, был с Ником в приятельских отношениях и теперь в знак приветствия хлопнул его по плечу.

— Даже в восьмом часу утра ты выглядишь бодрым и свежим, как будто сошел с плаката, рекламирующего средство от похмельного синдрома. Что стряслось?

— Ничего страшного, — откликнулся Ник. — Пару дней отдыха — и я снова буду в форме. — Потом он обратился к Мэллори: — Я только что получил информацию о Фолкнере.

— Есть что-нибудь достойное внимания?

— Думаю, да, господин инспектор. Гарри Мидоус не ошибся в своих подозрениях. Фолкнер действительно побывал за решеткой. Дважды его присуждали к штрафу за драку, а два года назад он устроил настоящее побоище на какой-то богемной вечеринке в Челси.

— Были пострадавшие?

— Его менеджер: три сломанных ребра и сотрясение мозга. Фолкнер в совершенстве владеет каратэ, и, если теряет контроль, это может иметь самые тяжелые последствия.

— Он был осужден?

— Да. Получил шесть месяцев, которые отсидел от звонка до звонка. Он избил охранника, и за это его лишили права на досрочное освобождение.

— А впоследствии на него поступали жалобы?

— Нет. Но, сидя в тюрьме, он подвергся психиатрической экспертизе, в результате которой было составлено медицинское заключение. Надеюсь получить его с минуты на минуту.

Мэллори нетерпеливо передернул плечами.

— Хорошо, мы обсудим это позже. — Он повернулся к Мюррэю. — Что скажете, профессор? Это опять работа Дождевого Любовника?

— Делать подобные заключения не в моей компетенции, инспектор. Но если вас интересует, имеются ли различия между этим убийством и остальными, то, да, имеются. Ну, а выводы — это уже ваше дело.

— Хорошо. Говорите.

Мюррэй закурил и принялся мерить шагами комнату.

— Я начну со сходства. Как и во всех предыдущих случаях, шейные позвонки были сломаны вследствие сильного удара, нанесенного каким-то узким тупым предметом.

— Или ребром ладони, — заметил Ник.

— Ты имеешь в виду прием каратэ, — усмехнулся Мюррэй. — Да, это возможно. Однако ты стараешься подогнать факты под свои предположения, а для профессионала это непростительная ошибка.

— А что еще сходного вы нашли, профессор? — спросил Мэллори, явно раздраженный вмешательством Ника.

— Обстоятельства, при которых было совершено преступление. То есть время, место, погода. Поздний час, пустынная улица, дождь.

— А в чем отличие? — спросил Генри Уэйд.

— Свежий синяк на шее жертвы и еще один, на правой щеке: как если бы ее сперва пытались душить, а потом ударили, возможно, кулаком. Но удар, повлекший за собой смерть, последовал позже. А теперь самое существенное. В случаях предыдущих убийств отсутствовали какие бы то ни было признаки насилия, исключая, конечно, смертельный удар. Он был нанесен быстро, с большой силой,точно и абсолютно неожиданно.

— То есть Грэйс Паккард знала, что ее ждет? — спросил Мэллори.

— Вовсе нет, — возразил Генри Уэйд. — Просто если бы нападение было совершено не известным ей человеком, имелись бы следы сопротивления со стороны жертвы — ну, хотя бы частицы кожи у нее под ногтями. А мы ничего такого не обнаружили.

— Тогда выходит, что она позволила себя избить, — констатировал Мэллори. — А это значит, что хорошо знала убийцу.

— Я не понимаю, на основании чего вы делаете подобный вывод? — Ник не смог удержаться от того, чтобы указать на явную, по его мнению, ошибку. — Ведь Грэйс Паккард была уличной проституткой. Почему бы ей не пойти с потенциальным клиентом?

В голосе Мэллори появилось раздражение.

— Значит, по-вашему, она стояла бы спокойно, позволяя себя душить и бить по лицу? Пошевелите мозгами, сержант! Ведь совершенно ясно, что она позволила избить себя кому-то хорошо знакомому, позволила, потому что привыкла к такому обращению с его стороны и даже считала это допустимым!

— Тут вы правы, инспектор, — кивнул Генри Уэйд. — Все мы знаем, в какой зависимости находится проститутка от своего сутенера. Здесь побои обычное дело, особенно, когда он подозревает, что девушка утаила часть полученных денег. Мне кажется, ответ надлежит искать, скорее, у психиатра.

— Весьма вероятно, — согласился Ник.

— И вы забыли еще об одном важном обстоятельстве, — добавил Уэйд. — После каждого убийства Дождевой Любовник забирал у жертвы что-нибудь на память. Часть одежды или какую-нибудь интимную мелочь. А в этот раз ничего подобного.

— Что еще, сержант? — спросил Мэллори, заметив движение Ника.

— В сумочке Грэйс Паккард были деньги?

— Два или три фунта банкнотами и немного мелочи.

— Фолкнер сказал, что дал ей десятифунтовую купюру.

— Неужели, сержант? — ядовито усмехнулся Мэллори. — Так, может, вы расскажете нам, что с ней сталось?

— Понятия не имею, — вздохнул Ник. — Значит, мы возвращаемся к Гарольду Филипсу?

— Да. Я думаю, теперь самое время. Можете взять с собой детектива Брэди.

— А как быть с Фолкнером, господин инспектор?

— Бога ради, сержант, это превращается у вас в навязчивую идею!

Атмосфера опасно накалилась, и Мюррэй поспешил разрядить напряжение.

— Все это очень интересно, господа, однако вы не дали мне закончить. Я не знаю, пригодится ли вам подобная информация, но перед самой смертью Грэйс Паккард имела интимные сношения.

Мэллори нахмурился.

— Изнасилование?

— Отнюдь. Определенные факты указывают, что половой акт был совершен прямо на улице, у стены, и с согласия убитой. Впрочем, нельзя утверждать, что ее не вынудили к тому угрозами.

Мэллори встал.

— Это еще один гвоздь в крышку его гроба. Отправляйтесь к Филипсу, сержант, и захватите одежду, которая была на нем вчера вечером. Я жду вас через полчаса.

Иногда можно и поспорить, однако следует знать, когда нужно выполнять приказ.

Ник молча вышел.

У здания ратуши он встретил Брэди, как раз спускавшегося с крыльца.

— Что еще приключилось? У тебя такой вид, словно ты угодил из огня да в полымя.

— Мы должны немедленно арестовать Гарольда Филипса. Мэллори считает, что убийца — он.

Брэди недоверчиво хмыкнул.

— Этот хлюпик — Дождевой Любовник?

— Послушай, Джек, вполне возможно, что Дождевой Любовник не имеет никакого отношения к убийству Грэйс Паккард. Я объясню тебе все по дороге.

— Вы опять погрызлись с Мэллори? — спросил Брэди, когда они уселись в машину Ника.

— Не совсем. Просто Мэллори подозревает Филипса, а у меня на этот счет иное мнение. И только.

— А как обстоит дело с Фолкнером?

— Это другая сторона медали. Мэллори смотрит на него в точности, как я на Гарольда.

— Он может и передумать, — сказал Брэди. — Я как раз прочел рапорт Джо Дуайра, дежурного полицейского, который обнаружил труп. Его хорошо отделали.

— И как он? — спросил Ник, включая зажигание.

— Лежит в госпитале. Тяжелое сотрясение мозга. Так вот, в его отчете есть кое-что любопытное для тебя. За десять минут до нападения Дуайр столкнулся с типом, который как раз выходил из бара на Риджент Плэйс.

— Он его описал?

— Даже назвал по имени. Случайно они знакомы. И это был не кто иной, как наш приятель Бруно Фолкнер.

— Вот это да! — Ник притормозил и свернул в соседнюю улочку.

— Куда мы едем? — удивился Брэди. — Нарша Плэйс в другой стороне.

— Я хочу заглянуть в этот бар и перекинуться парой слов с хозяином. Его зовут Сэм Харкнесс, он бывший профессиональный регбист.

Брэди покачал головой.

— Мэллори будет в ярости. А впрочем, твое дело.

Он откинулся на спинку сиденья и принялся набивать трубку табаком.

Дождь окутал Риджент Плэйс серой пеленой. В баре Сэма Харкнесса было всего два клиента. Таксисты, заехавшие перекусить после ночной смены, поедали тосты с яйцом. Хозяин приветствовал новых посетителей, не отходя от плиты.

— Рад вас видеть, господин Миллер! Позавтракаете?

— Как-нибудь в другой раз, Сэм. А сейчас я хотел бы получить кое-какую информацию. Вы слышали о вчерашнем убийстве на углу Доб Корт?

— А как же! Полиция крутилась тут целую ночь. Я неплохо заработал на кофе и сигаретах.

— Я только что прочел рапорт Дуэйра насчет этих событий. Он пишет, что был у вас около десяти минут одиннадцатого.

— Верно.

— И в это самое время отсюда вышел другой посетитель. Если не ошибаюсь, некий Бруно Фолкнер.

Харкнесс утвердительно кивнул.

— Это один из моих постоянных клиентов. Он скульптор. Живет за углом, в соседнем доме. Ему случается заглядывать ко мне даже среди ночи, если у него вдруг кончатся сигареты. Что поделать: такой уж народ эти художники!

— А вчера ему тоже были нужны сигареты? — поинтересовался Брэди.

— Да, он купил пачку «Кроун Кинг». И, думаю, скоро опять придет, потому что забыл у меня пару перчаток. Женских. — Харкнесс нырнул под прилавок и достал черные перчатки из искусственной кожи, украшенные кусочками белого пластика и стразами. Такую вещицу можно было купить почти в любом галантерейном магазине, стремящемся удовлетворить невзыскательные вкусы гоняющейся за модой молодежи. — Они выпали у него из кармана, когда Фолкнер расплачивался, — пояснил Харкнесс. — И знаете, что самое забавное? Он смутился и пробормотал что-то вроде того, будто бы это перчатки его невесты. — Харкнесс усмехнулся. — Однако это шито белыми нитками. Я видел ее — то есть его невесту — когда она приходила сюда вместе с ним. Это Джоан Хартманн, актриса, которая играет в сериале. Женщина ее типа никогда бы не надела такую вульгарную дешевку.

«Просто удивительно, как много можно узнать от людей, даже ничего у них не выпытывая!» — подумал Ник. А вслух сказал:

— Я скоро должен увидеться с господином Фолкнером, Сэм. Так что, если не возражаете, передам ему перчатки.

Харкнесс пожал плечами

— Да ради Бога, господин Миллер! Только он, верно, еще развлекается с красоткой, которая их потеряла. — Он подмигнул. — Ах, эти художники! Завидую я им, право слово!

— Значит, у Фолкнера в кармане были перчатки Грэйс Паккард, — сказал Брэди, когда они садились в машину.

— Ну и что? Он ведь не отрицал, что девушка была в его мастерской. Скажет, что она случайно их обронила или забыла по рассеянности. А, впрочем… Вот что, Джек: возьми такси и поезжай к Паккардам. Не думаю, чтобы ее мать была сейчас расположена к беседам, но попытайся узнать у отца, носила ли Грэйс такие перчатки. А когда покончишь с этим, сразу же отправляйся на Нарша Плэйс. Я буду тебя ждать.

— Мэллори тебя убьет за самоуправство.

— Не бери в голову. Кстати, что тебе сказал врач миссис Филипс? Удалось что-нибудь узнать?

Брэди фыркнул.

— Он отказался обсуждать это по телефону. Это индус. Лал Дас. Тот еще фрукт. Как все черномазые. Такому не дашь на лапу — слова не вытянешь.

— Ладно, Джек, я сам с ним переговорю.

Брэди посмотрел на часы.

— Значит, минут через тридцать. Это не должно занять много времени.

— Буду ждать тебя перед домом.

Ник провожал взглядом Брэди, пока тот бежал к стоянке такси, потом забрался в свой «мини-купер» и уехал.

13

Лал Дас, о котором так нелестно отозвался Брэди, был высоким худым индусом. Доктор медицины и член Королевского Общества терапевтов, он мог занять престижное место в солидной клинике. Однако предпочел этому скромную практику в одном из самых бедных и неблагополучных по медицинским показателям кварталов. Лал Дас был также известен как хороший нарколог, и Ник иногда пользовался его услугами.

Сейчас он как раз окончил завтракать и читал воскресное приложение к газете. Увидев Ника, доктор Дас улыбнулся и указал ему на стул.

— Выпьете кофе?

— Спасибо. Не откажусь.

— У вас ко мне какое-нибудь дело, или вы случайно проезжали мимо?

— Вам недавно звонили, чтобы получить сведения о состоянии здоровья миссис Филипс с Нарша Плэйс.

Дас кивнул.

— Да. Но офицер, который со мной говорил, был не слишком любезен. Он не пожелал объяснить, в чем дело, поэтому я отказался выдать ему требуемую информацию. Отношения между врачом и пациентом должны основываться на доверии и полной конфиденциальности. Только в исключительных случаях я могу посвятить постороннее лицо в дела пациента или историю его болезни.

— Подозрение в убийстве для этого достаточное основание? — спросил Ник.

Лал Дас вздохнул.

— Я должен знать немного больше. Тогда решу, как быть.

— Хорошо. Подозреваемый — сын вашей пациентки, Гарольд Филипс. Или он тоже ваш пациент?

На лице у индуса появилось брезгливое выражение.

— К счастью, нет. Это на редкость мерзкий субъект.

— У него была подружка по имени Грэйс Паккард. Вы когда-нибудь ее видели?

Дас покачал головой.

— Ее убили вчера вечером. Само собой, Гарольда вызвали для дачи показаний. Нам стало известно, что незадолго до трагического события между ними вспыхнула ссора. Убийство было совершено около четверти одиннадцатого. А Филипс заявил, что вернулся домой около половины десятого. Он говорит, что его мать уже лежала в постели, поэтому он принес ей чай и сам тоже пошел спать.

— Значит, его алиби — мать, — заметил Дас. — А что вы хотите от меня?

— Видите ли, дело выглядит подозрительно. Двое полицейских сразу же после полуночи отправились на Нарша Плэйс, чтобы доставить Гарольда в участок. Им пришлось стучать в дверь добрых пять минут, прежде чем он подал какие-то признаки жизни, а его мать вообще не появилась. Он сказал, что она неважно себя чувствует и спит, как младенец. А один из детективов утверждает, что невозможно спать при таком шуме.

— Разве что под действием снотворного, — заметил Дас.

Ник кивнул.

— Такого, как, например, канбутал. Я знаю, что это сильное средство, но мне известно также, что его не выписывают при обычной бессоннице.

Дас встал, подошел к камину и достал из ящичка сандалового дерева короткую черную сигару.

— Я скажу вам кое-что, однако при условии сохранить это в тайне. Вы правы относительно канбутала. Его применяют в тех случаях, когда пациент не может уснуть из-за очень сильных болей. Оказываемое действие аналогично наркозу. Так что сами понимаете.

— Тогда миссис Филипс должна быть серьезно больна.

— У нее рак в последней стадии.

На мгновение в комнате повисла тишина, как если бы вдруг повеяло кладбищенским духом. Потом Ник вздохнул и спросил:

— Гарольд об этом знает?

— Даже сама миссис Филипс не догадывается. Она уже много лет страдает астмой. И теперь думает, что это обострение ее обычной болезни. В действительности же недуг быстро прогрессирует. Это уже дело дней.

— А каковы последствия действия канбутала? Ее можно разбудить?

— Это зависит от дозы. Миссис Филипс принимает на ночь две капсулы. Она приходит на прием раз в неделю и получает рецепт, которого хватает на такой срок. Кстати, в последний раз была у меня вчера утром.

— Меня интересует, может ли больная проснуться через час или два после того, как приняла две капсулы.

— Смотря что понимать под словом «проснуться». Ибо то, что случилось после пробуждения, может восприниматься ею, как продолжение сна. А, скорее всего, она этого вообще не вспомнит.

Ник встал.

— Это очень ценная информация. В самом деле.

Они вышли в холл. Дас открыл дверь.

— Вы намерены арестовать молодого Филипса? Против него есть какие-то конкретные улики?

— Я должен его еще раз допросить. Больше сказать пока ничего не могу. Вы, наверное, знаете, что инспектор Грант находится в клинике после автомобильной катастрофы? Поэтому следствие теперь ведет старший инспектор Мэллори из Скотланд-Ярда. Если вас интересуют обстоятельства дела, обратитесь к нему.

— Меня заботит только спокойствие миссис Филипс. Надеюсь, что вы до последней возможности постараетесь скрывать от нее серьезность ситуации. А если захотите о чем-нибудь расспросить, я, как лечащий врач, должен при этом присутствовать.

Ник кивнул.

— Я сейчас еду за Гарольдом. И, само собой, мне придется задать его матери несколько вопросов. Вы можете отправиться со мной. Не вижу к этому никаких препятствий.

— Хорошо. Только я поеду на своей машине. Подождите меня у входа.

— Как вам будет удобно, — ответил Ник, усаживаясь в свой «мини-купер».

Брэди ждал у газетного киоска на углу Нарша Плэйс. Когда Ник притормозил, он перебежал под проливным дождем через улицу, распахнул дверцу и плюхнулся на сиденье.

— А ты быстро! — сказал он Нику. — Я вот только что освободился. — Он достал перчатки. — Отец Грэйс Паккард сразу же их опознал. Это его подарок дочери ко дню рождения. Они их вместе покупали. Он даже помнит, в каком магазинчике.

— Неплохо, — откликнулся Ник. — А я видел Даса. И он рассказал мне все о канбутале. Его прописывают, когда пациент не может спать из-за сильных болей.

Брэди присвистнул.

— Значит, дела у старушки неважные.

— Похоже на то. Кстати, Дас едет следом. Он заглянет к миссис Филипс — на тот случай, если ей вдруг станет хуже.

— Понимаю, — кивнул Брэди.

У них за спиной раздался звук клаксона. Это подъехал Дас. Ник свернул к Нарша Плэйс и остановился перед домом номер десять.

Когда Гарольд открыл им дверь, на его лице промелькнуло выражение страха, которое тут же сменилось развязной усмешкой.

— Опять вы?

— Это полицейский инспектор, сержант Миллер, — официальным тоном представил Ника Брэди. — Он хотел бы задать тебе пару вопросов.

— Понятно. — Гарольд с удивлением глянул на доктора. — А вы здесь зачем?

— Меня тревожит состояние твоей матери. Сейчас для нее опасны любые волнения, поэтому я решил, что побуду рядом.

Когда они вошли в дом, Ник сказал:

— Вам лучше одеться, мистер Филипс. Мы должны поехать в управление.

У Гарольда задергалась щека.

— Но я уже был там вчера. В чем дело?

— Не беспокойся, приятель, — Брэди похлопал его по спине. — Тут выяснились кое-какие новые факты, а старший инспектор Мэллори считает, что ты можешь ему помочь. Только и всего.

— Ладно. Я буду готов через пять минут.

Гарольд вышел, а Брэди взял с буфета коробочку с канбуталом.

— Вот эти таблетки.

Дас открыл коробочку и вытряхнул ее содержимое на ладонь. Он нахмурился.

— Я дал ей рецепт вчера в половине третьего пополудни. А она успела принять уже три капсулы. — Он ссыпал капсулы обратно. — Я должен ее осмотреть.

— Хорошо, — сказал Ник. — Я пойду с вами.

— Это необходимо?

— Да. Речь идет о проверке алиби Гарольда. Но, конечно, лучше, если вы будете рядом.

— Я тоже так думаю. Но было бы еще лучше, если бы вы получили нужную информацию, не подвергая допросу больную женщину. Так ли обязательно тревожить ее в нынешнем состоянии?

— Я постараюсь сделать все как можно более деликатно.

Было видно, что Дас неоднократно здесь бывал и хорошо знает дорогу. Когда они поднялись по лестнице, доктор без колебаний открыл выходившую на площадку дверь. В спальне, большой и мрачной, были до половины спущены шторы. Мебель — очень старая, красного дерева, 8 основном, викторианской эпохи. Бронзовая кровать имела ценность музейного экспоната, но вряд ли ее хозяйка об этом догадывалась. Она лежала, откинувшись на подушки, с закрытыми глазами и склоненной на бок головой. Пергаментная кожа туго обтягивала кости. У нее был вид человека, одной ногой уже стоящего в могиле. Ник сразу это понял, поскольку ему не однажды случалось видеть умирающих. Смерть притаилась рядом, в тени, чтобы, как добрый друг, избавить старую женщину от мучений.

Дас присел на край постели и осторожно коснулся плеча больной.

— Миссис Филипс!

Она разлепила веки и уставилась на него невидящими глазами. Потом вздохнула и слабо улыбнулась.

— Доктор Дас…

Мягкий голос индуса действовал успокаивающе.

— Как вы себя чувствуете, миссис Филипс? Сегодня вам немного получше?

— А какой сегодня день, доктор?

Женщина казалась рассеянной и ошеломленной, и Ник подумал, что это из-за действия лекарства.

— Воскресенье, дорогая. Сейчас утро воскресенья.

Больная заморгала и перевела взгляд на Ника.

— А кто вы? — спросила она.

Ник подошел ближе и улыбнулся.

— Я — приятель Гарольда, миссис Филипс. Мы договорились встретиться с ним вчера вечером, но он почему-то не пришел. Вот я и решил к нему заглянуть, посмотреть, все ли в порядке.

— Он должен быть дома. Гарольд — славный мальчик. Принес мне чай…

— А когда это было, миссис Филипс? — мягко спросил Ник.

— Когда?.. — она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. — Думаю, вчера. Да, это было вчера… вечером, после того как он вернулся… — она вздохнула. — Память у меня теперь стала никудышняя.

— Так это Гарольд сказал вам, что принес чай вчера, миссис Филипс?

— Не знаю… не помню… Он славный мальчик… — она закрыла глаза. — Славный мальчик…

В это мгновение дверь открылась, и на пороге появился Гарольд Филипс.

— Что здесь происходит? — спросил он со злостью.

— Твоя мать тяжело больна, — ответил Дас. — Ее нужно немедленно поместить в клинику. — Он указал на коробочку с капсулами канбутала. — Ты знаешь, что она увеличила дозу? Разве я не предупреждал тебя, что это опасно и может иметь фатальные последствия?

Гарольд побледнел. Брэди подошел к нему сзади и взял под локоть.

— Пойдем, сынок.

Они вышли из комнаты. Ник последовал за ними.

— Вчера вечером вы были в этой одежде? — спросил он у Гарольда.

— Да. — В глазах у парня, как он ни храбрился, опять появился страх. — Эй! А в чем, собственно, дело?

— Забирай его, — велел Ник Брэди и повернулся к Дасу, который тихо притворил дверь в спальню.

— Ситуация складывается для него не наилучшим образом, правда, сержант?

— Да, у парня проблемы. Но это все, что я могу сейчас сказать. А что будет с его матерью? Я могу чем-нибудь помочь? — в свою очередь спросил Ник.

— Об этом не беспокойтесь. Здесь есть телефон. Я вызову «скорую» и подожду, пока они приедут. А вы меня потом проинформируете, как обстоят дела, хорошо?

Ник кивнул.

14

В полицейском управлении Ник и Брэди отвели Гарольда в комнату для предварительных допросов, где, без всяких церемоний, стянули с него брюки.

— Эй! — закричал он. — Вы что себе позволяете? Это нарушение моих прав! Я буду жаловаться!

— Ребята из лаборатории должны провести несколько тестов, — пояснил ему Брэди. — Если все пройдет хорошо, тебя тут же отпустят. Ты ведь хочешь этого, сынок?

Но Гарольд продолжал вопить и отбиваться.

— Идите к дьяволу! Кончайте свои дурацкие штучки!

В это мгновение в дверь постучали, и вошел дежурный полицейский с парой переброшенных через руку форменных брюк.

— Лучше одевайся и делай, что тебе велят, — посоветовал Ник, бросая парню брюки. — А то будет хуже. — Он повернулся к Брэди. — Мне нужно кое-что выяснить, Джек. Увидимся позже.

Медицинское заключение о состоянии здоровья Фолкнера, которое должны были прислать из Лондона, лежало на столе. Ник быстро его просмотрел. Потом перечитал еще раз, уже без спешки. Закончив, он несколько минут сидел неподвижно, задумчиво глядя в пространство. Наконец встал и отправился к Мэллори.

Старший инспектор что-то искал в картотеке и с раздражением посмотрел на вошедшего.

— Долго же вы возились, сержант! Ну и что скажете?

— Филипс сейчас в комнате для предварительных допросов. Его брюки забрали в лабораторию на экспертизу. Я знаю, что инспектор Уэйд собирался привлечь к этому серолога из Института судебной медицины. Так что скоро должны быть результаты.

— А вы видели его мать?

Ник вкратце рассказал о том, что произошло на Нарша Плэйс.

— Похоже, она долго не протянет.

— Значит, Гарольд мог разбудить ее в любое время, когда принес чай. Из того, что говорит врач, следует, что в нынешнем своем состоянии она не знает, было это вчера или сегодня, — констатировал Мэллори.

— Вроде так, — согласился Ник.

— Отлично! — Мэллори потер руки. — Пусть немного передохнет, а потом я за него возьмусь. Не думаю, чтобы малый долго запирался.

— Вы говорите так, будто его вина уже доказана.

— Вы еще молоды, сержант, и поэтому я скажу вам кое-что для вашего же блага. Так вот, за свою жизнь я расследовал больше убийств, чем вы съели бифштексов. У меня чутье на такие дела, и я ручаюсь, что убийца Грэйс Паккард — Гарольд Филипс.

— А что с Фолкнером? — спросил Ник. — По-моему, его все же пока нельзя вычеркнуть из списка подозреваемых. Ведь вы читали рапорт полицейского Дуайра?

— Я знаю, что вы хотите сказать, — ответил Мэллори. — Дуайр видел Фолкнера в баре на Риджент Плэйс непосредственно перед моментом, когда было совершено убийство.

— И Фолкнер умолчал об этом при допросе.

— Ну, в подобных обстоятельствах это вполне естественно.

Ник достал перчатки и бросил их на стол перед Мэллори

— Это принадлежало Грэйс Паккард. Фолкнер случайно обронил их в баре.

Мэллори нахмурился.

— Значит, вы были там сегодня утром?

— Да. Когда Брэди рассказал мне о рапорте Дуайра, я подумал, что еще успею заглянуть в бар и задать пару вопросов его хозяину.

— Разве я не достаточно ясно сказал вам, чтобы вы немедленно доставили ко мне Филипса? — резко спросил Мэллори.

— Но я задержался всего на десять минут. И, может быть, вас заинтересует то обстоятельство, что когда перчатки выпали у Фолкнера из кармана, он сказал хозяину бара, будто они принадлежат его невесте, Джоан Хартманн? Как вы думаете, почему?

Мэллори фыркнул.

— Потому как не хотел, чтобы выплыло, что он был с другой женщиной. Или подобное объяснение кажется вам чересчур простым?

— Но ведь общеизвестно, что он провел этот вечер в компании Грэйс Паккард. И все, кто был на дне рождения у Джоан Хартманн, включая ее саму, видели, что они ушли вместе. Зачем же, в таком случае, лгать хозяину бара?

— Вы придаете слишком большое значение мелочам, сержант.

— Но это совсем не мелочь. Если вы помните, инспектор Уэйд сказал, что после каждого очередного убийства Дождевой Любовник забирал у своей жертвы какую-нибудь вещь. А в данном случае этого не произошло. Но можем ли мы быть так уверены теперь, когда знаем о перчатках?

— Значит, мы опять возвращаемся к версии о Дождевом Любовнике? — спросил Мэллори. — Нет, все это как-то не клеится. Слишком много различий и неувязок.

— Согласен, — ответил Ник. — Однако я по-прежнему считаю, что Фолкнер еще многое должен нам объяснить. Он был с Грэйс Паккард, а причины, по которым привел ее ночью к себе на квартиру, чересчур эксцентричны, чтобы не вызвать подозрения.

— Вовсе нет, — возразил Мэллори. — Если послушать людей, которые хорошо его знают, такое поведение отнюдь не является для Фолкнера чем-то из ряда вон выходящим. Даже наоборот.

— Но у нас есть двое свидетелей, утверждающих, что он находился в непосредственной близости от места преступления всего за каких-нибудь пару минут до совершения убийства. И он солгал Харкнессу насчет перчаток, — настаивал Ник.

— А зачем он заходил ночью в бар? — спросил Мэллори. — Харкнесс вам об этом сказал?

— За сигаретами.

— И такое случилось впервые?

— Нет. Он покупает их там довольно часто, причем в самое неожиданное время.

— А вы понимаете, как это использует ловкий адвокат?

— Согласен, — вздохнул Ник. — Все это только разрозненные улики. Однако слишком много фактов накладываются друг на друга, чтобы ими пренебречь. Взять хотя бы проявления агрессивности, странные для человека его круга. Кстати, у меня есть медицинское заключение на этот счет.

Он протянул документ Мэллори. Но тот отмахнулся.

— У меня сейчас нет времени на чтение. Изложите вкратце.

— Хорошо. Шесть лет назад Фолкнер попал в аварию во время автомобильных гонок в Брэндз Хэтч. Он получил серьезную травму черепа: осколки кости вонзились в мозг. Ему чертовски повезло, что он вообще выкарабкался. И с тех пор у него появились эти приступы агрессивности. Психиатры, осматривавшие его в период тюремного заключения, пришли к выводу, что такое поведение является прямым следствием повреждения мозга, в значительной мере вызванного осколками кости, которых хирурги не смогли извлечь. Агрессивность Фолкнера еще усилилась во время отбывания им срока. Он неоднократно затевал драки с другими заключенными и даже избил охранника. В итоге ему было предложено пройти курс лечения в психиатрической клинике. Однако он отказался.

— Хорошо, хорошо, я сдаюсь! — Мэллори поднял кверху обе руки, будто и в самом деле сдавался. — Идите и побеседуйте с ним, сержант. Делайте, что хотите. А я пока займусь Гарольдом.

— Благодарю, господин инспектор.

Ник был уже на пороге, когда Мэллори его окликнул:

— И все же ставлю фунт за то, что Грэйс Паккард убил Филипс.

— Это достаточно крупная ставка, господин инспектор.

— И пять к одному против Бруно Фолкнера.

— Ну что ж, я не люблю даром брать деньги, но если вы настаиваете… — Ник улыбнулся и тихо прикрыл за собой дверь.

А в это самое время, только в другом квартале, человек, прозванный Дождевым Любовником, просматривал воскресную газету. На второй странице он увидел фотографию Шина Дойля и сразу же его узнал. Он долго разглядывал снимок, думая о девушке, которая стояла в дверях, окруженная ореолом света посреди мрака и проливного дождя. С ней еще не кончено, но сперва необходимо избавиться от того человека. Разумеется, можно позвонить в полицию и, не называя себя, сообщить, где прячется Дойль. Но тогда возникает опасность, что они заодно арестуют и девушку как его пособницу и укрывательницу…

Дождевой Любовник нахмурился. И тут его осенило. Это было так просто и вместе с тем гениально, что он рассмеялся. И продолжал смеяться все время, пока надевал кепи, застегивал плащ — и даже, когда вышел на улицу под дождь.

Певец оказался индусом, симпатичным и бородатым. Увидев Ника, он приветливо улыбнулся.

— Не желаете зайти?

— Я бы с удовольствием, но как-нибудь в другой раз. А сейчас разыскиваю Бруно Фолкнера. Вы не знаете, где он может быть? Я стучал к нему, но никто не ответил.

Индус засмеялся.

— По воскресеньям Фолкнер разбивает кирпичи.

— То есть?

— Каратэ, приятель. Он ходит тренироваться в клуб «Кардон» А если под рукой нет кирпичей, раскалывает черепа. — Индус выразительно постучал себя по лбу. — У него не все в порядке с головой. Даже травку курить не нужно.

Ник кивнул.

— Спасибо за информацию. Надеюсь, мы еще когда-нибудь увидимся.

На протяжении многих лет Ник Миллер с увлечением занимался дзюдо и каратэ. В обоих этих боевых искусствах он добился коричневого пояса, и только завал со служебными обязанностями помешал ему достичь дальнейших успехов. Несмотря на то, что Ник тренировался в полицейском спортивном клубе, ему случалось бывать и в клубе «Кардон». Знал он и тамошнего старшего тренера — Берта Кинга.

Сейчас на татами было две группы. Кинг вел занятия в одной из них. Это был сухонький, невзрачный с виду человек, с желтой пергаментной кожей. Его большая голова смешно контрастировала с маленьким туловищем. Но у него был четвертый дан в дзюдо и айкидо, а в его бойцовских качествах Ник мог убедиться на собственном опыте.

Кинг встретил Ника широкой улыбкой.

— Здравия желаю, сержант! Что-то вы давно к нам не заглядывали.

— Все времени нет, Берт. Служба. Я ищу человека по имени Бруно Фолкнер. Он здесь?

Улыбка Кинга несколько подугасла, но он указал рукой на соседнюю дверь.

— Там.

— А вы, я вижу, о нем не слишком хорошего мнения? — спросил Ник, который умел использовать любую возможность для получения нужной ему информации.

— На мой взгляд он слишком груб и жесток. И, говоря по правде, с некоторых пор я подумываю о том, чтобы выставить его из клуба. Он не в состоянии себя контролировать. Заводится с полуслова.

— А как насчет его профессиональных способностей?

— Второй дан в каратэ. Здесь он силен, а, кроме того, хорош во всяких трюках на публику. Ну, там, раскалывание кирпичей, деревянных досок и тому подобное. Зато в дзюдо абсолютный ноль. Он тренируется один. Если хотите, я провожу вас к нему.

На Фолкнере был старый, вылинявший от многократных стирок костюм. Но выглядел он весьма внушительно и эффектно, когда стоял в углу перед огромным зеркалом, отрабатывая бесконечные разминочные приемы, без овладения которыми ни один спортсмен не имеет шансов достичь хоть каких-нибудь результатов в каратэ.

Появление Ника вызвало у него гримасу.

— А я не знал, Берт, что ты пускаешь сюда легавых. Надо будет подумать, не сменить ли мне клуб.

— Сержант Миллер здесь всегда желанный гость, — холодно ответил Кинг. — И, на твоем месте, я был бы с ним осторожен на татами. Тебя может ждать неприятный сюрприз.

Подобная оценка способностей Ника была сильно преувеличена, судя по тому, что он только что видел.

Фолкнер усмехнулся.

— Не стоит меня провоцировать.

Кинг вышел, а Фолкнер быстрым движением пригладил волосы.

— Вы являетесь ко мне в любое время суток: на завтрак, обед и ужин. Это становится утомительным.

— Увы, служба! — Ник достал из кармана перчатки Грэйс Паккард. — Узнаете?

Скульптор вздохнул.

— Естественно. Я оставил их вчера в баре Сэма Харкнесса, на Риджент Плэйс. Должно быть, обронил, когда искал мелочь, чтобы расплатиться. Сэм еще удивился, как у меня оказалась такая вульгарная вещь.

— А вы ответили ему, что это перчатки вашей невесты.

— Да, сержант, и признаю, что это было не слишком хорошо с моей стороны. На самом деле, это перчатки Грэйс. Она забыла их у меня в мастерской.

— Но почему вы не сказали Харкнессу правды?

— Ох, сержант, не стройте из себя дурака! С какой стати я должен обсуждать с ним свои личные дела?

— Раньше вы не были столь щепетильны.

Лицо Фолкнера потемнело от гнева.

— У вас еще имеются вопросы? Потому как я хотел бы продолжить тренировку.

— По-моему, на сегодня вы уже достаточно натренировались. А вопросы у меня есть. И даже чертовски много. Вам придется объясниться, господин Фолкнер.

— Неужели? Может быть, я уже арестован?

— Пока нет. А там будет видно.

— Значит, я еще вольная птица? — Фолкнер посмотрел на часы. — Я пробуду здесь около двадцати минут. Потом приму душ, оденусь, поймаю такси и отправлюсь домой. Если уж мне не избавиться от общения с вами, то мы будем беседовать только у меня дома и больше нигде. А пока желаю здравствовать.

Он повернулся, прошел по циновкам к зеркалу, стал в позицию и принялся отрабатывать удары.

15

Бомбардир открыл глаза. Он зевнул, потянулся и огляделся по сторонам, пытаясь сообразить, где находится. И тогда все вспомнил.

В уютной старомодной комнате было так тихо, что он слышал тиканье часов и монотонный шум дождя, ударяющего о стекло.

Плед Дженни Кроузер сполз ему на колени. Бомбардир с улыбкой провел по нему рукой, потом встал и опять потянулся. Огонь в камине почти догорел. Бомбардир присел на корточки, отгреб золу и подбросил немного щепок для растопки. Дождавшись, пока над углями заплясали огоньки, он отправился на кухню.

Здесь он налил в чайник воду, зажег газ и взял из лежавшей на столе пачки сигарету. Затем подошел к окну и выглянул на залитый дождем двор.

Внезапно у него за спиной раздался голос Дженни:

— Все льет и льет, конца не видно.

На девушке был старый халат, распущенные волосы свободно падали на плечи. Лицо у нее было свежее и ясное.

Бомбардир усмехнулся.

— Я могу не спрашивать, хорошо ли тебе спалось. Ты выглядишь так, будто искупалась в горном источнике.

Дженни улыбнулась и, зевая, подошла к окну.

— Я уже две недели так сладко не спала. Сама не знаю, почему.

— Потому что здесь я, моя радость. Оберегаю твой сон, как старый верный пес.

— Может быть, — ответила девушка серьезно.

На мгновение воцарилось неловкое молчание. Оба не знали, что им теперь сказать.

Дженни ополоснула заварной чайничек и потянулась за ложечкой. Бомбардир засмеялся.

— Воскресное утро… мое любимое время. Я любил поваляться в постели, пока на кухне жарится свининка.

— А кто для тебя готовил? — спросила Дженни.

— Разумеется, моя тетка! — он состроил обиженную мину. — За кого ты меня принимаешь? За типа, который приглашает в дом случайных подружек?

— Как мило, что ты употребил множественное число! — язвительно заметила девушка. — Это свидетельство твоего необычайного такта.

Бомбардир обнял ее за талию и привлек к себе, чувствуя сквозь ткань халата тепло обнаженного тела.

— Я совсем одичал за эти годы в каталажке.

— Но, но! Здесь тебе не обломится. — Она слегка отодвинулась и погрозила ему пальцем. Потом прижала ладонь к его губам. — Ох, и глупый же ты, Бомбардир!

Не выпуская ее из объятий, Дойль наклонил голову так, что его лоб коснулся ее лба. У него сдавило горло.

— Не доводи меня, девчонка!

Дженни мягко взяла его за подбородок и поцеловала. После минутного колебания Бомбардир отстранился, хотя продолжал держать руки на ее плечах. То, что он сказал, стало неожиданностью даже для него самого.

— Нет. Я не могу позволить, чтобы ты впуталась в эту историю. А потому выпью чай, что-нибудь проглочу и исчезну. А вы с бабушкой просто забудете о моем существовании.

Дженни фыркнула.

— Это уж мне решать, впутываться или нет. Садись лучше к огню да, будь добр, помолчи.

Он уселся в кресло и смотрел, как она заваривает чай.

— А что твоя бабушка?

— Она проспит до полудня. Людям в ее возрасте нужно много времени для отдыха.

Когда Бомбардир взял у нее чашку, Дженни проговорила:

— А может быть, лучше сдаться, Бомбардир? Все равно тебе некуда бежать. И чем больше это затягивается, тем хуже.

Дойль покачал головой.

— Тогда я потеряю все льготы, что означает еще два с половиной года отсидки.

— А ты уверен, что их потеряешь?

— Не знаю. В таких делах многое зависит от случая. Я уже сидел бы в камере, если бы прошлой ночью обстоятельства сложились по-другому.

— Что ты хочешь сказать?

Бомбардир рассказал ей о том, что произошло на квартире у Дорин. Когда он закончил, Дженни вздохнула.

— И что мне с тобой делать?

Он усмехнулся.

— У меня есть одно интересное предложение. Два с половиной года — чертовски долгий срок.

Девушка окинула его критическим взглядом и скривилась.

— Знаешь, раньше я об этом как-то не подумала, но теперь вижу, что тебе не мешает помыться. Ванная наверху, прямо у лестницы, и горячей воды у нас вдоволь. Отправляйся туда, а я пока приготовлю завтрак.

— Ладно, ладно, — улыбнулся Бомбардир, когда Дженни потянула его за руку и подтолкнула к двери.

Однако едва он очутился в ванной, как улыбка сошла с его лица. Два с половиной года! При одной мысли об этом его проняла холодная дрожь. Ах, если б этот чертов охранник не вздумал отправиться в буфет, а ему не взбрело в голову потискать медсестру! Но такова уж наша жизнь. Одно сплошное: «Ах, если бы…»

Бомбардир заканчивал одеваться, когда Дженни постучала в дверь.

— Как будешь готов, приходи в мою комнату. Это рядом с ванной. Я достала для тебя чистую одежду.

Когда он вошел, девушка стояла у кровати, склонившись над разложенными на ней брюками и свитером.

— Это вещи моего отца. Мне кажется, размер подходящий.

Но Бомбардир покачал головой,

— Нет. Если полиция меня схватит, они начнут допытываться, откуда это у меня.

Дженни растерялась.

— Об этом я не подумала…

— Вот видишь. А я должен выглядеть в точности, как вчера вечером, до того, как сюда попал. Иначе встанет вопрос, где я был и кто мне помог.

Бомбардир обвел глазами комнату — и вдруг улыбнулся.

— Ты должна задергивать шторы, детка. Вчера, когда я сидел в мастерской, я все видел. А это было незабываемое зрелище. — Он вздохнул. — Интересно, сколько раз я буду вспоминать его за эти проклятые два с половиной года?

— Бомбардир…

Когда он повернулся, у него перехватило дыхание. Дженни по-прежнему стояла у кровати. Только теперь она была абсолютно нагая, а халат лежал на полу у ее ног. Волосы темной волной спадали девушке на грудь, касаясь упругих сосков. На губах играла мягкая улыбка.

Он пошел к ней, шатаясь, как пьяный, и, уже не владея собой, стиснул в объятиях.

Дженни прижала к себе его голову, так что в ноздри ему ударил запах ее духов. Она гладила его и шептала:

— Все хорошо, Бомбардир… Все хорошо…

Они не знали, сколько прошло времени, когда вдруг зазвонил телефон.

Дженни вздрогнула.

— Я узнаю, что там… — она выскользнула из его объятий и набросила халат.

Как только девушка исчезла за дверью, Бомбардир встал и начал одеваться. Он уже застегивал ремень, когда дверь опять открылась. На пороге стояла Дженни — белая, как полотно. Ее лицо было искажено страхом. Впервые за все время Дойль увидел ее по-настоящему испуганной.

— Кто звонил? Что случилось?

— Мужчина… — выдавила она с трудом. — Он сказал, чтобы ты немедленно уходил, потому что с минуты на минуту здесь будет полиция.

— Господи Иисусе! — выдохнул Бомбардир. — Какой еще мужчина?

— Не знаю… — Ее голос прервался. — Ох, Бомбардир! Что же нам теперь делать?

Он обнял ее за плечи.

— Прежде всего, не паниковать. Запомни: ты не имеешь к этому никакого отношения. Я все беру на себя.

Дойль натянул свитер. Дженни коснулась его локтя.

— Лучше сдайся им, Бомбардир.

— Всему свое время, солнышко. Сначала я должен забраться как можно дальше отсюда, чтобы легавые не смогли связать меня с тобой или твоей бабушкой.

Дженни закусила губу. Минуту она молча всматривалась в его лицо; затем подошла к туалетному столику, взяла сумочку и высыпала оттуда пригоршню монет и банкноту в три фунта, которые, вопреки его протестам, сунула бомбардиру.

— Это на случай, если ты все же решишь бежать. Я больше не стану тебя отговаривать. — Она достала из шкафа старый непромокаемый плащ. — Возьми, это тебе тоже пригодится. И скорее уходи.

Бомбардир надел плащ и вышел в коридор, но Дженни потянула его за руку.

— Не сюда. Я знаю лучшую дорогу.

Они миновали несколько закрытых комнат и по узкой лесенке поднялись на чердак, где остановились перед массивной дверью, запертой изнутри и окованной железом для защиты от взломщиков.

Дженни отодвинула засовы, и дверь распахнулась настежь под порывом ветра, открыв им вид на островерхую крышу, протянувшуюся между двух высоких башенок. С третьей стороны она была огорожена балюстрадой, а стена дома отвесно уходила вниз.

— Отсюда можно перебраться на крышу слесарной мастерской. При твоих талантах это сущая мелочь. Я и сама в детстве это не раз проделывала. А там есть выход на соседнюю улицу.

Через распахнутую дверь на них обрушивались потоки дождя, но Бомбардир, как зачарованный, смотрел на девушку, не в состоянии двинуться с места. Внезапно Дженни резким толчком выпихнула его наружу.

— Да убирайся же, наконец, ты, глупый осел! — крикнула она и захлопнула дверь.

Бомбардир остался один. Еще никогда он не чувствовал себя до такой степени отрезанным от окружающего мира. Будто все ценное, что было в его жизни, осталось за этой железной дверью. И он ничего не мог с этим поделать. Абсолютно ничего.

16

Когда Бруно Фолкнер выбрался из такси, Ника Миллера нигде не было видно. Это удивило скульптора, но отнюдь не огорчило. Насвистывая, он вошел в дом и поднялся в свою квартиру.

Огонь в камине почти догорел. Фолкнер снял мокрый плащ присел на корточки и начал осторожно раздувать пламя.

И тут в дверь позвонили.

Однако вместо Ника на пороге стояли Джоан Хартманн и Джек Морган.

— Вот так сюрприз! Чему обязан?

Морган нахмурился.

— Не паясничай, Бруно. Сегодня ночью у нас побывал сержант Миллер, и то, что мы от него услышали, было совсем неприятно.

Фолкнер помог Джоан снять плащ.

— Да что ты, Джек! Я и так дрожу от страха. А, судя по твоим словам, перспектива у меня еще более мрачная.

Джоан обхватила его за плечи и развернула к себе.

— Ты хоть раз в жизни можешь обойтись без своих дурацких шуточек, Бруно? Положение очень серьезное. Какого черта нужно было приводить сюда эту девушку?

— Значит, тебе уже доложили?

— Миллер сказал нам. Но мы хотели бы услышать объяснения от тебя лично, — вмешался Джек Морган. — В конце концов, Бруно, я твой адвокат. А ситуация скверная.

В это мгновение в дверь опять позвонили. Повисла напряженная тишина. Фолкнер усмехнулся.

— Простите, но я вынужден вас покинуть. Кое-кого жду, и, должно быть, это он.

Ник не удивился, застав в квартире Фолкнера Джоан Хартманн и Джека Моргана. Их присутствие даже было ему на руку.

Снимая промокший плащ он с улыбкой обратился к Джоан:

— Мне кажется, за все время нашего знакомства мы не встречались так часто, как за последние двадцать четыре часа.

— А что, есть причина, по которой меня здесь не должно быть? — спросила она холодно. — Я вам мешаю?

— Господи, ну, конечно же, нет! Просто обнаружились некоторые неточности, которые я хотел бы прояснить с господином Фолкнером. Но это не займет больше пяти минут.

— Насколько мне известно, вы уже задали ему достаточно вопросов, — вмешался Джек Морган. — А теперь собираетесь задавать еще. И я считаю, что как адвокат имею право знать, в чем дело.

— Вы говорите это, как его официальный защитник?

— Да.

— Тогда заверяю вас, что господин Фолкнер абсолютно не нуждается в защите, — солгал Ник. — Речь идет всего лишь о помощи следствию. Ведь он не единственный, кто в это замешан.

— Рад слышать.

— Сделай одолжение, заткнись, Джек, — оборвал его Фолкнер. — А вы, сержант, если имеете мне что-то сказать, так говорите. Чем быстрее мы покончим с этой проклятой историей, тем скорее я смогу вернуться к работе.

— Вы правы. — Ник подошел к скульптурной группе. — Видите ли, у нас, до некоторой степени, сходные проблемы. Я поясню. Пять недель назад вы начали работать над своей композицией, создав первую скульптуру. А мы обнаружили первый труп.

Фолкнер усмехнулся.

— Здесь есть небольшое различие. У вас уже пять трупов, а у меня пока только четыре скульптуры.

— Однако вы собирались добавить к ним пятую?

— Да, и потому заплатил Грэйс Паккард за позирование. Но из этого ничего не вышло. Так что, хорошо это или плохо, но композиция будет вручена заказчику в том виде, в каком находится сейчас.

— Ясно. Если вы не против, у меня еще два вопроса. Или, может быть, вы предпочитаете, чтобы я задал их без свидетелей?

— У меня нет никаких тайн.

— Ну что ж, воля ваша. Я хотел бы еще раз вкратце проанализировать ситуацию. Итак, вы утверждаете, что господин Морган заехал за вами около восьми часов вечера?

— Да.

— И чем вы тогда были заняты?

— Спал. Я работал над четвертой скульптурой почти тридцать часов без перерыва. А когда закончил, отключил телефон и лег спать.

— И вас разбудил приход господина Моргана?

— Да.

— А потом вы вдвоем отправились в бар «Королевский Герб», где встретили Грэйс Паккард? Вы абсолютно уверены, что не встречались с ней раньше?

— На что ты намекаешь? — со злостью спросила Джоан.

— Ты не обязан отвечать на этот вопрос, Бруно. — Это был уже Джек Морган.

— Почему? Мне нечего скрывать. Можете справиться у хозяина бара, Гарри Мидоуса. Я расспрашивал его о девушке. Если вам любопытно, я предполагал, что она проститутка. Не ждал ничего интересного от предстоящей вечеринки — вот и решил ее немного оживить.

— А выходя из бара, встретили ее парня? — уточнил Ник.

— Да. Он набросился на меня, так что пришлось уложить его на лопатки.

— И весьма результативно, если верить тому, что говорит хозяин бара. Что вы использовали? Дзюдо?

— Айкидо.

— Я слышал, что на вечеринке вышла еще какая-то стычка с господином Марлоу?

Фолкнер пожал плечами.

— Я бы так не назвал. Фрэнк не из задиристых. Слабоват и трусоват.

— А вы?

— Куда ты, черт возьми, клонишь? — Джоан встала рядом с Фолкнером.

— Никуда. Я просто пытаюсь докопаться до сути.

Вперед выступил Джек Морган.

— А мне так не кажется, Бруно, ты не должен этого позволять.

— Но я хочу, — усмехнулся Фолкнер. — Мне это даже начинает нравиться. Ладно, сержант, я не контролирую своих эмоций, являю собой тип агрессивного эгоиста и впадаю в бешенство, если меня раздразнят. Даже сидел из-за этого в тюрьме. Но то была обычная мужская разборка, а не какая-нибудь паскудная выходка извращенца.

— Понимаю, — кивнул Ник. — Значит, вы привели к себе девушку исключительно ради того, чтобы она вам позировала, и ни для чего больше?

— Вам известно, когда она сюда пришла и когда ушла. Ни на что другое просто не было времени.

— Вы помните, о чем с ней говорили?

— На разговоры времени тоже не было. Я попросил ее раздеться и подняться на подиум. Как только она встала среди скульптур, я увидел, что из этого ничего не выйдет. Поэтому велел ей одеться и дал за труды банкноту в десять фунтов.

— В ее сумочке денег не было.

— Она сунула их за подвязку. Сказала, что это самое надежное место.

— При ней не обнаружено никаких банкнот, хотя тело тщательно обыскали.

— Значит, деньги взял убийца, — пожал плечами Фолкнер.

Ник решил пока не говорить, что Грэйс перед смертью имела с кем-то половые сношения.

— Речь не идет об изнасиловании. Откуда, в таком случае, убийца мог знать, где спрятаны деньги? — Повисла напряженная тишина. Ник выждал минуту, потом продолжил: — Вы абсолютно уверены, что между вами не было ссоры?

Фолкнер хрипло рассмеялся.

— Бога ради, сержант! Если вы думаете, будто я пришел в ярость, сломал ей шею ударом каратэ и вышвырнул труп на улицу, под дождь, потому что она не пожелала удовлетворить моих желаний, то вы ошибаетесь. Если бы я захотел с ней переспать, она бы наверняка согласилась, причем за плату гораздо меньшую, чем десять фунтов. Ее обычная цена куда ниже.

— Насколько мне известно, тело нашли на углу Доб Корт, сержант, — вмешался Джек Морган. — Абсурдно предполагать, что господин Фолкнер убил девушку у себя в мастерской, стащил вниз по лестнице и потом волок еще через несколько кварталов. От вас ускользнул тот факт, что у него нет автомобиля.

— Точно, — усмехнулся Фолкнер. — В прошлом году меня лишили прав — за вождение в нетрезвом виде.

— Однако после ухода девушки вы тоже вышли, — заметил Ник.

Фолкнер не пытался этого отрицать.

— Да. Я спустился в бар за сигаретами. И даже перекинулся парой слов с дежурным полисменом.

Ник кивнул.

— Он сообщил нам об этом. А пять или десять минут спустя обнаружил тело Грэйс Паккард. Ага, чуть не забыл! Вы оставили на стойке перчатки мисс Хартманн. Хозяин просил их вам передать.

Ник вынул из кармана украшенные стразиками перчатки и протянул Джоан, которая вскрикнула от удивления.

— Но это не мои!

— Это перчатки Грэйс Паккард, — ответил Фолкнер. — Я обронил их, когда искал мелочь, чтобы расплатиться за сигареты, о чем вам, сержант, прекрасно известно.

— Да, владелец бара это подтвердил. Только есть одна мелочь. Вы сказали ему, что перчатки принадлежат мисс Хартманн.

Джоан закусила губу. Однако Фолкнер ничуть не смутился.

— Сэм знает о моих отношениях с Джоан, поскольку мы с ней у него часто бывали. Не мог же я сказать ему, что ношу при себе вещь, которая принадлежит другой женщине? А, впрочем, я уже говорил вам, что это его не касается.

Джоан вздохнула.

— Звучит убедительно.

Ник пристально на нее посмотрел.

— Ты так думаешь?

На ее лице появилось удивление.

— Я тебя не понимаю.

Тут вмешался Джек Морган, все это время внимательно прислушивавшийся к разговору.

— Минутку! Дело здесь не только в перчатках, правда?

— Возможно, — уклончиво ответил Ник.

Впервые было похоже, что Фолкнер начинает терять терпение. Он отбросил притворно-небрежный тон и сказал резко:

— Послушайте, сержант, давайте сыграем в открытую. Вы считаете, что Грэйс Паккард — очередная жертва Дождевого Любовника?

Ник пожал плечами.

— Все на то указывает.

— Тогда делу конец, — быстро проговорил Морган. — Ведь вы же не станете утверждать, что господин Фолкнер убил и остальных четырех.

Скульптор усмехнулся.

— Начнем с того, что я не мог совершить предпоследнего убийства.

— И вы можете это доказать?

— Элементарно. Еще два дня назад в моей композиции было всего три фигуры. Теперь их четыре. Я работал и с четверга не выходил из квартиры, так что не имел физической возможности кого-то убить.

— Но вы до сих пор не ответили на мой вопрос, сержант, — напомнил Джек Морган. — Эти перчатки… вы имели в виду еще что-то?

— Видите ли, когда дело касается подобных преступлений, есть детали, о которых не упоминают в прессе. Иногда потому, что они слишком отвратительны, но куда чаще из-за того, что это может затруднить полиции ведение следствия. — Ник понимал, что вступает на скользкий путь, который запросто может привести к катастрофе. Если он допустит роковую ошибку, пощады не будет. И Мэллори первым потребует его крови. Однако он зашел уже слишком далеко, чтобы теперь отступать. — Убийцы-маньяки — заложники собственного безумия. Они не только принуждены убивать снова и снова, но не могут отойти от выработавшегося шаблона, как нельзя перестать дышать. И в конце концов именно это их губит.

— Верно! — воскликнул Фолкнер. — Например, Джек Потрошитель всегда избирал своей жертвой проститутку и удалял ей один из внутренних органов. Бостонский Душитель сперва насиловал свои жертвы, а потом удавливал с помощью нейлонового чулка. А как обстоит дело с Дождевым Любовником?

— Если речь идет о выборе жертвы, то здесь не просматривается особой закономерности. Самой старшей из убитых было около пятидесяти лет, а Грэйс Паккард была самой младшей. Это не убийства, совершенные на сексуальной почве, потому что отсутствуют следы каких-либо извращений. Все чисто и гладко, а шейные позвонки жертвы всегда сломаны ударом, нанесенным сзади. Этот человек знает, что делает.

— Мне жаль вас разочаровывать, сержант, однако не нужно быть мастером каратэ, чтобы сломать женщине шею. Для этого достаточно и сравнительно слабого удара.

— Возможно. Но у Дождевого Любовника есть и еще одна особенность. А именно: каждый раз он забирает в качестве сувенира какую-нибудь мелочь, принадлежавшую жертве.

— Своеобразное memento mori? — усмехнулся Фолкнер. — Это и в самом деле любопытно.

— А что это за вещи? — спросил Джек Морган.

— В первом случае сумочка, во втором — косынка, затем — нейлоновый чулок и, наконец — туфелька.

— А у Грэйс Паккард — перчатки, — уточнил Фолкнер. — Но, позвольте, сержант! Если в предыдущих случаях я удовольствовался одной туфелькой и одним чулком, зачем бы вдруг теперь мне понадобились обе перчатки? Это не укладывается в схему.

— Дельное замечание, — согласился Ник.

— Есть и еще кое-что, — быстро вмешалась Джоан. — Куда исчезла десятифунтовая банкнота? Таким образом, в твоей логической цепочке уже два слабых звена.

— К сожалению, о существовании этой банкноты мы знаем исключительно со слов господина Фолкнера.

Опять повисла напряженная тишина. Фолкнер нахмурился, Морган не знал, что сказать, а Джоан выглядела испуганной.

Ник решил, что настала подходящая минута. Он улыбнулся.

— Простите, но я должен отлучиться. Нужно позвонить в управление и справиться, как идут дела.

Фолкнер указал ему на телефон.

— Прошу.

Однако Ник покачал головой.

— Спасибо, но я предпочитаю сделать это по рации из автомобиля. Вернусь через пять минут. Думаю, нам всем не помешает небольшой перерыв. — И он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Первым нарушил молчание Фолкнер. Он рассмеялся — неестественно и глухо.

— Что ж, история действительно скверная, не так ли?

17

Гарольд Филипс вспотел, от висящего в воздухе табачного дыма у него болели глаза, да и вообще было не по себе. Только что у него состоялся весьма неприятный разговор с инспектором Мэллори. И теперь парень украдкой поглядывал на дежурного полицейского, с каменным лицом стоявшего в дверях.

Гарольд облизнул пересохшие губы.

— Долго еще?

— Это зависит от инспектора.

Через минуту дверь распахнулась, и вошел Мэллори, а следом за ним — Брэди.

Мэллори посмотрел на Гарольда, улыбнулся и сел за стол. Он раскрыл папку и принялся бегло просматривать бумаги, одновременно набивая трубку табаком. В комнате повисла тишина, нарушаемая только мерным тиканьем часов да отдаленными раскатами грома.

— Похоже, будет гроза, — заметил Гарольд.

И тут Мэллори поднял голову. От его добродушия не осталось и следа, темные глаза полыхали гневом. Он резко произнес:

— А вы, оказывается, лжец, молодой человек. И понапрасну отняли у меня уйму времени.

Контраст между этой жесткостью и прежней любезностью был так силен, что Гарольд невольно втянул голову в плечи.

— Не понимаю, о чем вы, — пробормотал он. — Я рассказал все, что знаю.

— Лучше скажи правду, сынок, — вмешался обеспокоенный и огорченный Брэди. — Не наживай себе неприятностей.

— Но я и так сказал правду! — взвизгнул Гарольд. — Чего вы еще хотите? Моей головы? Я протестую! Требую адвоката!

Однако Мэллори оставил без внимания его истерические выкрики.

— Ты сказал, что не знаешь фамилии человека, с которым повздорил в баре «Королевский Герб». Того, с кем ушла Грэйс.

— Так оно и есть.

— А вот хозяин бара утверждает обратное. Он говорит, что когда ты вернулся за дармовой выпивкой, эта фамилия уже была тебе известна. И ты пришел лишь за тем, чтобы выведать его адрес. Но он не попался на твою уловку.

— Ложь! — крикнул Гарольд. — Он все врет!

Брэди покачал головой.

— Господин Мидоус готов повторить свои показания под присягой в суде.

Между тем Мэллори продолжал:

— Ты сказал нам, что пришел домой в половине десятого, отнес матери чай и лег спать. Так?

— Если не верите, спросите у нее. Пусть она вам сама скажет.

— Твоя мать — тяжело больная женщина, ее мучают жестокие боли. Вчера она приняла большую дозу лекарства, чем было предписано врачом. Три капсулы, вместо положенных двух. Поэтому маловероятно, чтобы ты мог разбудить ее в указанное время.

— Вы этого не докажете! — завопил Гарольд.

— Пожалуй, — согласился Мэллори. — Но твое положение все равно не станет легче.

— Это почему? В суде нужны доказательства, неопровержимые улики.

— Если ты настаиваешь, хорошо. Вот ты сказал, что не видел Грэйс Паккард после того, как ушел из «Королевского Герба», побродил немного по улицам, выпил кофе в привокзальном буфете и вернулся домой.

— Да.

— Но ты кое-что забыл, приятель.

— Не понимаю, о чем вы.

— Ты имел с кем-то половые сношения.

У Гарольда отвисла челюсть. Он попытался изобразить возмущение.

— Да что вы такое говорите!

— На твоем месте, парень, я бы перестал запираться. Ты хотел неопровержимых доказательств, и у нас они есть. Твои брюки — те, что были на тебе вчера вечером, — подвергли в нашей лаборатории различным химическим тестам. Правда, основного заключения пока еще нет. Но предварительная экспертиза показала, что вчера ты был с женщиной.

— Возможно, тебе не сказали об этом, сынок, — вмешался Брэди, — но вскрытие выявило, что Грэйс Паккард перед самой смертью с кем-то трахалась.

— Это незаконно! Вы на меня давите! — Гарольд вытянул вперед руку, словно защищаясь. — Хорошо, я скажу правду. Вчера вечером я действительно был с женщиной.

— Кто такая? — холодно спросил Мэллори.

— Не знаю. Она подцепила меня в переулке у вокзала.

— Проститутка?

— Да. Из тех, что берут по тридцать шиллингов. Мы сделали это по быстрому, прямо под стеной.

— Как ее зовут? Где найти?

— Господь с вами! Я даже лица ее не разглядел.

— Будем надеяться, что она не наградила тебя какой-нибудь болячкой, — угрюмо заметил Брэди. — А почему ты не сказал об этом раньше?

Гарольд уже успел оправиться от пережитого страха и вернуть часть прежней самоуверенности. Он ухмыльнулся.

— Ну, вы же понимаете, о таком не принято говорить…

В это мгновение вошел дежурный полицейский и шепнул что-то на ухо Мэллори. Старший инспектор встал и кивнул Брэди.

— Миллер звонит, — сказал он, когда они вышли в коридор.

— А как быть с Гарольдом, господин инспектор?

— Дадим ему пару минут передышки.

Мэллори говорил с Ником из своего кабинета.

— Где вы находитесь, сержант?

— В телефонной будке рядом с домом Фолкнера. Сейчас он у себя в квартире вместе с адвокатом и невестой.

— Вы уже с ним говорили?

— Да. И теперь подумал, что не повредит небольшой перерыв. Наша беседа достигла интересной стадии. Вы были правы насчет этих перчаток, господин инспектор. Он даже не пытался отрицать, что они у него были. И объяснил тот факт, что солгал хозяину бара, именно так, как вы и предполагали.

Мэллори не скрывал своего удовлетворения.

— Вот видите, сержант. Я же говорил, что вы только понапрасну теряете время.

— Гарольд Филипс признался?

— Пока нет. Но петля затягивается. Я уверен, что убийца — он. И сейчас больше, чем когда-либо.

— Но он не Дождевой Любовник?

— Боюсь, что эта история не имеет к нему никакого отношения.

— Есть еще кое-что, господин инспектор, — сказал Ник. — Если вы помните, Фолкнер утверждал, что заплатил девушке десять фунтов.

— Ну и что?

— Он действительно заплатил. Одной купюрой. И Грэйс Паккард сунула ее за подвязку, намекнув, что это самое надежное место.

— Так, — Мэллори почувствовал, что у него перехватило дыхание. — Послушайте, сержант, вы должны немедленно приехать в управление.

— А что с Фолкнером, господин инспектор?

— К черту Фолкнера, парень! Езжай сюда — и быстро. Это приказ.

Мэллори бросил трубку и подошел к Брэди, который ждал его, прислонясь к стене.

— У Миллера для нас подарочек. Фолкнер утверждал, что заплатил девушке за позирование десять фунтов. Так вот, теперь он сказал Миллеру, что это была одна купюра. Интересно, как наш приятель ею распорядился…

— Я всегда знал, что сержант на верном пути… — начал Брэди.

— Бога ради, Джек! И вы туда же! С меня хватит одного Миллера.

— Все в порядке, господин старший инспектор, — ответил Брэди. — Думаю, он ее уничтожил, если имел хоть немного мозгов.

— Сомневаюсь, — скривился Мэллори. — Вы можете вообразить Гарольда Филипса, уничтожающего банкноту в десять фунтов? Да ни за что! Скорее, он ее где-нибудь спрятал.

В это мгновение из лифта в конце коридора вышел Генри Уэйд с переброшенными через руку брюками Гарольда.

— Чем порадуете? — спросил Мэллори.

— Увы, ничем. Гарольд Филипс имел половые сношения с женщиной. Но это все, что мы можем утверждать.

— И только?

Уэйд покачал головой.

— К сожалению, на ткани нет никаких пятен, которые можно было бы хоть как-то связать с убийством Грэйс Паккард. А ведь вас интересовало именно это. Правда, примерно в сорока процентах случаев можно установить группу крови на основании анализа семенной жидкости. Но для этого нужно большое количество спермы, причем свежей. Мне очень жаль, господин старший инспектор.

Мэллори вздохнул.

— Хорошо. Сделаем так. Мы вернемся в комнату предварительных допросов, и я прошу вас, Уэйд молча стоять с брюками, переброшенными через руку. А вы, Брэди, сохраняйте серьезный вид. Это все.

— Но что вы собираетесь делать, господин инспектор?

— Блефовать, — Мэллори усмехнулся. — И надеюсь переиграть Гарольда Филипса.

18

Ник повесил трубку и вышел из телефонной будки под проливной дождь. Мэллори выразился яснее ясного. Он должен немедленно прервать допрос Фолкнера и вернуться в полицейское управление, хотя уверен, что Мэллори ошибается. Однако приказ есть приказ, и его неисполнение будет иметь самые фатальные последствия. Делать нечего. Ник вздохнул и побрел к своему «мини-куперу». Он уже достал из кармана ключи… Как вдруг прямо у него над головой раздался звон бьющегося стекла, и градом посыпались осколки. Из окна квартиры Фолкнера вылетел стул и, описав эффектную дугу, рухнул на мостовую.

После ухода Ника в мастерской воцарилось молчание. Первым его нарушил Фолкнер, который подошел к бару и налил себе двойную порцию джина.

— Я уже чувствую, как веревка щекочет мне шею. И, надо сказать, ощущение чертовски неприятное.

— Прекрати, Бруно! — вспыхнула Джоан. — Это совсем не смешно.

Фолкнер застыл, не донеся до рта бокал.

— Неужели ты принимаешь этот бред всерьез?

— А как я должна его принимать?

Скульптор повернулся к Моргану.

— Ну, а ты?

— К сожалению, Бруно, положение действительно скверное.

— Невероятно! — Фолкнер залпом осушил бокал и вышел из-за стойки бара. — Как давно мы с тобой знакомы, Джек? Лет пятнадцать или даже больше? Сделай одолжение, скажи, когда ты впервые начал подозревать во мне преступные наклонности?

— Бруно, зачем ты привел сюда эту несчастную девушку? — спросила Джоан. — Зачем?

Фолкнер перевел взгляд с нее на Моргана — и обратно. Фиглярская усмешка исчезла с его лица.

— Господи, да вы действительно в это поверили!

— Не будь смешным, Бруно.

Джоан повернулась к нему спиной, но он схватил ее за плечи и развернул к себе.

— Ты боишься допустить эту мысль до своего сознания. Но я читаю ее в твоих глазах!

— Бруно, мне больно!

Фолкнер отпустил ее и подошел к Моргану.

— Джек…

— Ты не можешь себя контролировать, Бруно, и я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Когда ты сломал челюсть Пирсону, нам пришлось оттаскивать тебя от него вчетвером.

— Спасибо на добром слове!

— Бруно, посмотри правде в глаза. Миллер располагает достаточным количеством фактов, чтобы отправить тебя за решетку. Пока это лишь косвенные улики, но в суде они будут выглядеть очень скверно.

Фолкнер передернул плечами.

— Это твое личное мнение.

— Согласен. Но давай взглянем на дело так, как прокурор представит его присяжным. Прежде всего, твоя вспыльчивость и склонность к агрессии. Когда ты сидел в Уэндсвортской тюрьме, врачи пришли к заключению, что тебе необходима помощь психиатра. Ты отказался от лечения. Уже одного этого достаточно.

— Продолжай. Это просто захватывающе.

— Посреди ночи ты приводишь к себе в мастерскую проститутку и платишь ей десять фунтов за три минуты позирования.

— Чистая правда.

— Я верю в это, потому что хорошо тебя знаю. Но нужно быть совершенным идиотом, чтобы вообразить, будто в Англии найдутся присяжные, которые проглотят такую сказочку!

— Значит, вы не оставляете мне никакой надежды, господин адвокат?

— Подожди, я еще не закончил. После ухода Грэйс Паккард ты тоже выходишь. Ты покупаешь сигареты в баре на Риджент Плэйс, а несколько минут спустя ее убивают в каких-нибудь ста шагах оттуда. И у тебя в кармане ее перчатки. Ты понимаешь, какие выводы из этого сделает прокурор?

— А как насчет пропавших десяти фунтов? Зачем мне лгать?

— Для отвода глаз. Чтобы запутать следствие, бросив тень на другого.

— И ты в это веришь?

— Присяжные поверят.

Фолкнер опять подошел к бару, взял бутылку и налил себе еще джина.

— Логично, Джек. Однако в твоей версии есть, по меньшей мере, два слабых пункта. Ты делаешь особый упор на тот факт, что у меня при себе были перчатки Грэйс Паккард. Но ты забыл, что они были у меня до убийства. И в любом случае, эти перчатки являются важной уликой лишь тогда, если мы примем, что девушка стала жертвой Дождевого Любовника.

Морган кивнул.

— Вот видишь. Значит, если Дождевой Любовник — это я, я должен был убить и остальных, что еще нужно доказать. Возьмем хотя бы ту женщину, которая была убита два дня назад. Последние двое суток я работал почти без перерыва и даже не выходил из мастерской.

— Но труп найден всего в паре кварталов отсюда. Ты мог выйти из дома через черный ход и вернуться в течение часа, никем не замеченный. Так утверждал бы прокурор.

Фолкнер усмехнулся.

— А ты не забыл, Джек, что именно ты сообщил мне об этом убийстве, причем до того, как информация о нем просочилась в прессу? Это было сразу же после твоего прихода. Я одевался у себя в спальне, а ты стоял на том самом месте, где стоишь сейчас.

— Это правда, — согласился Морган. — Тогда я еще взял газету и увидел, что она за пятницу… — Внезапно он напрягся и побледнел. — Да, это был вечерний выпуск, пятница, двадцать третье. Последний номер. — Морган посмотрел на Фолкнера. — Но ведь ты не выписываешь газет, Бруно.

— Ну и что?

— Как же к тебе попала эта газета, если ты два дня не выходил из дома?

Джоан вскрикнула, а Фолкнер впервые за все время казался смущенным и сбитым с толку. Он поднес руку ко лбу, точно пытался собраться с мыслями.

— Сейчас припомню… Я устал… у меня разболелась голова. Дождь стучал по стеклу… — он говорил, будто сам с собой. — Я подумал, что от свежего воздуха мне станет легче. К тому же у меня закончились сигареты. Ну вот, я и вышел.

— А газета?

— Я купил ее у какого-то старика на углу Элбани-стрит.

— Это рядом с Джубили Парк.

Опять повисла напряженная тишина, только где-то в отдалении зловеще и глухо зарокотал гром.

Фолкнер покачал головой.

— Ты должна мне верить, Джоан, слышишь? Ты должна мне верить!

Молодая женщина повернулась к Моргану:

— Уведи меня отсюда, Джек! Прошу тебя…

Лицо Фолкнера исказилось от ярости.

— Я был бы идиотом, если бы позволил тебе сейчас уйти.

Он грубо схватил ее за руку. Джоан вырвалась и, потеряв равновесие, задела этюдник. Листы с набросками разлетелись по комнате, и один из них упал к ногам Джоан. Это был последний эскиз — группа из четырех статуй с дорисованной пятой.

Джоан попятилась. В глазах у нее было отвращение и ужас. Морган поднял рисунок и протянул его Фолкнеру.

— Как ты это объяснишь?

Вместо ответа скульптор оттолкнул его в сторону и схватил Джоан за плечи.

— Выслушай меня! Просто выслушай! Это все, о чем я прошу.

Джоан в панике влепила ему пощечину.

— Оставь ее, Бруно!

Джек попытался их разнять. И тут на Фолкнера накатило. Он зарычал и ударил Моргана, который упал боком на стойку бара.

Джоан бросилась к двери, но открыть ее не успела. Фолкнер настиг ее в два прыжка и схватил за воротник плаща.

— Ты не уйдешь, сука! Потому что я тебя убью!

Его руки стиснули ее шею. Джоан, хрипя, упала на колени. Через мгновение все было бы кончено, но подоспевший Морган рванул Фолкнера за волосы. Скульптор взвыл от боли и выпустил свою жертву. Прежде чем он опомнился, Морган схватил со стойки кувшин с холодной водой и плеснул ему в лицо. Фолкнер застыл, ловя ртом воздух Морган, пошатываясь, подошел к Джоан и помог ей подняться.

— Ты в порядке?

Она кивнула. Тогда он повернулся к Фолкнеру.

— Значит, это было так? Ты так ее убил?

Мгновение Фолкнер смотрел на них пустыми глазами. Потом расхохотался.

— Ладно! Ведь вы именно это хотели услышать, правда? Так получайте — и можете кричать на всех перекрестках!

Он схватил стул, поднял его над головой и обрушил на оконную раму.

Дверь Нику открыл Джек Морган. Джоан рыдала в кресле у камина. Фолкнер стоял возле бара с бутылкой в руке.

— Что случилось? — спросил Ник.

Морган облизнул пересохшие губы. Было видно, что ему тяжело говорить.

— Валяй, Джек! — Фолкнер посмотрел на них со своей обычной усмешкой. — Понимаете, сержант, дело в том, что мы с Джеком вместе ходили в школу, знаете, такую старомодную, с принципами. И теперь мой чувствительный друг мучается от перспективы стать доносчиком.

— Бога ради, Бруно!

— Было бы из-за чего. — Фолкнер подошел к Нику и протянул ему руки. — Я сознаюсь в убийстве Грэйс Паккард. Можете взять меня под стражу, сержант. За поимку столь опасного преступника вас повысят в чине.

Ник спросил:

— Вы отдаете себе отчет в серьезности того, что сейчас сказали?

— Перед вашим приходом он признался мисс Хартманн и мне, — вмешался Джек Морган. Он повернулся к Фолкнеру. — Не говори больше ничего, Бруно, в этом нет необходимости.

— В таком случае, я вынужден доставить вас в полицейское управление. — Ник вынул из кармана наручники и защелкнул их на запястьях у Фолкнера.

Тот скривился.

— Это доставляет вам удовольствие, правда?

— Не вижу повода лить слезы, — сухо ответил Ник, беря его под локоть.

— Если хочешь, я поеду с тобой, — предложил Морган.

Фолкнер улыбнулся и мгновение казался совсем другим человеком — тем, кем он мог стать, если бы его жизнь сложись иначе.

— Спасибо, Джек. Настоящие друзья познаются в беде.

— А не лучше ли вам остаться с мисс Хартманн? — спросил Ник.

Джоан подняла покрасневшие от слез глаза.

— Не стоит обо мне тревожиться. Я справлюсь сама.

— Тогда хотя бы возьми мою машину. — Морган положил ключи на стойку бара.

— Ты ничего не скажешь мне, дорогая? — спросил Фолкнер.

Джоан отвернулась, ее плечи вздрагивали. Фолкнер опять рассмеялся.

Ник подтолкнул его к выходу, от души жалея, что не может дать мерзавцу хорошего пинка. Морган закрыл дверь, из-за которой доносились отчаянные рыдания Джоан.

19

В комнате для допросов было тихо. Стоящий у двери дежурный полицейский с равнодушным видом ковырял в носу. За окном опять послышались раскаты грозы — на сей раз ближе и громче.

В это мгновение дверь открылась. Мэллори молча прошел к окну и застыл, вглядываясь в дождь. Инспектор Уэйд занял место в конце стола и терпеливо ждал со сложенными и переброшенными через руку брюками.

Гарольд почувствовал, как у него стиснуло горло. Он нервным жестом дернул воротничок рубашки и умоляюще посмотрел на Брэди, закрывшего дверь за дежурным полицейским, который незаметно вышел в коридор. Вид у ирландца был хмурый и озабоченный. Их взгляды встретились всего на минуту, после чего Брэди отвел глаза.

— Что ты сделал с десятью фунтами? — не поворачиваясь, спросил Мэллори.

— С десятью фунтами… — пролепетал Гарольд. — С какими? Вы о чем?

Мэллори посмотрел на него.

— С теми самыми, которые были у девушки за подвязкой. Куда ты их девал?

— Я в жизни не держал в руках таких денег!

Мэллори будто не слышал его.

— Будь поумнее, ты бы уничтожил банкноту. Но на умника ты не похож. Где ты мог разменять ее в такое позднее время? В баре? Или, может быть, в привокзальном буфете? Ты говорил, что был там.

Гарольд съежился.

— Чего вы от меня хотите?

Мэллори снял телефонную трубку.

— Это старший инспектор Мэллори из Скотланд-Ярда. Я хотел бы немедленно связаться с администратором буфета при Центральном вокзале. Меня интересует, не разменивал ли кто-нибудь вчера вечером десятифунтовую банкноту. Да, десятифунтовую.

Гарольд вскинул голову. Глаза его лихорадочно блестели. К нему вернулась прежняя задиристость.

— Вы только даром теряете время. В субботний вечер через их руки могло пройти полдюжины десятифунтовых банкнот, о чем вам отлично известно. Это не доказательство.

— Увидим.

Гарольд выпрямился на стуле и сжал кулаки.

— С меня довольно! Если вы официально предъявляете мне обвинение, я требую адвоката. Если нет, я больше не останусь здесь ни минуты.

— Сделай одолжение, продли этот срок до пяти минут, — усмехнулся Мэллори.

Гарольд уставился на него непонимающим взглядом.

— Чего вы добиваетесь?

— Я жду парня из лаборатории, который должен вот-вот подойти. Мы хотим взять у тебя кровь для анализа.

— Кровь? Зачем?

Мэллори кивнул Уэйду. Тот положил брюки на стол.

— В лаборатории твои брюки подвергли различным тестам, которые показали, что вчера вечером ты был с женщиной.

— Но я же в этом признался!

— Вскрытие тела Грэйс Паккард выявило, что непосредственно перед смертью она имела с кем-то половые сношения.

— Это был не я.

— Это легко проверить. Достаточно несложного анализа. — С этой минуты Мэллори начал блефовать. — Не знаю, известно это тебе или нет, но по сперме можно установить группу крови.

— Ну и что?

— Во время вскрытия тела Грэйс Паккард была взята проба семени мужчины, с которым она имела сношения. В данную минуту в лаборатории проводится анализ этой пробы, а она характеризуется определенной группой крови. Сейчас сюда придет сотрудник лаборатории, чтобы взять у тебя кровь. Через несколько минут мы установим, какая группа у тебя. А может быть, ты сам это знаешь?

Гарольд смотрел на Мэллори дикими глазами. Внезапно он почувствовал, что воздух в комнате сделался тяжелым, и ему нечем дышать. Он начал трясти головой, все быстрее и быстрее, попробовал встать, но покачнулся и рухнул на стол, молотя по нему кулаками, как ребенок в истерическом припадке.

— Сука! Проклятая шлюха! Она не должна была надо мной смеяться!

Гарольд расплакался, а Мэллори стоял, опершись руками о стол, и смотрел на него сверху вниз.

И тут в дверь постучали. Дежурный полицейский вручил Брэди листок бумаги. Тот передал его Мэллори, который прочел записку с ничего не выражающим лицом, потом смял ее и швырнул в корзинку.

Это было сообщение от доктора Даса. Миссис Филипс спокойно умерла во сне четверть часа назад. И слава Богу!

— В общем, сержант, все так, как я и говорил.

Ник набрал в легкие воздуха.

— А есть какая-нибудь возможность, что произошла ошибка?

— Это исключено. Филипс признался в убийстве. Из его показаний следует, что он какое-то время ждал возле дома Фолкнера, пока не увидел их обоих. Когда Грэйс Паккард вышла, он последовал за ней. Так они добрались до Доб Корт, где объяснились и, очевидно, как-то помирились, поскольку она согласилась иметь с ним сношения и отдала десять фунтов.

— А что случилось потом?

— Это одному Богу известно, а мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Вероятно, между ними опять вспыхнула ссора, на сей раз из-за Фолкнера и его денег. Филипс утверждает, что после того, как Фолкнер так его унизил, он не мог допустить, чтобы Грэйс с ним переспала. А деньги были явным доказательством того, что это имело место.

— И потому он ее убил?

— Должно быть, девушка стала над ним насмехаться. Тогда он вышел из себя и начал ее бить. Разумеется, он не хотел ее убивать. Такие, как он, никогда этого не хотят. Кишка тонка.

— И вы думаете, что присяжные ему поверят?

Мэллори усмехнулся.

— С его-то репутацией? Да никогда в жизни!

В это мгновение зазвонил телефон. Инспектор снял трубку, минуту внимательно слушал, потом опять опустил трубку на рычаг.

— Ну вот, имеем еще один гвоздь в крышку его гроба. Администратор привокзального буфета нашел официантку, которая разменяла вчера десятифунтовую банкноту. Скорее всего, она опознает Филипса, поскольку он их постоянный клиент. К тому же она утверждает, что он был у них в без четверти одиннадцать.

— Боже, какой идиот! — не сдержался Ник.

— Все они такие. И в этом наше счастье.

— Но тогда я не понимаю, зачем Фолкнеру понадобилось ломать комедию.

— Так давайте его сюда, и попытаемся это выяснить.

Мэллори уселся поудобнее и начал набивать трубку, а Ник открыл дверь и пригласил войти ожидавших в коридоре Моргана и Фолкнера.

Фолкнер выглядел как человек, у которого в жизни нет никаких проблем. Он со скучающим видом стоял посреди кабинета, слегка покачиваясь на каблуках и небрежно сунув руки в карманы элегантного плаща.

Мэллори закончил набивать трубку, щелкнул зажигалкой и лишь тогда поднял голову.

— Господин Фолкнер. Здесь у меня документ, подписанный Гарольдом Филипсом. Он признался в убийстве Грэйс Паккард. Что вы можете сказать по этому поводу?

Скульптор пожал плечами.

Вперед выступил Джек Морган.

— Это правда, господин инспектор?

— Стопроцентная. Нам удалось разыскать банкноту, которую ваш клиент дал девушке. Прежде чем пойти домой, молодой Филипс разменял ее в привокзальном буфете.

Морган побагровел.

— Что ты вытворяешь, Бруно? Какого черта ты сказал нам, что убил Грэйс Паккард?

— Разве я это говорил? — Фолкнер с сомнением покачал головой. — Насколько мне помнится, все было наоборот. Это ты назвал меня убийцей. Видите ли, господин инспектор, — обратился он к Мэллори, — мой друг, как всякий юрист, склонен верить в непогрешимость своей аргументации. Поэтому, когда он пришел к выводу, что я и есть то самое шило, которого в мешке не утаишь, ему не оставалось ничего иного, как найти тому доказательство.

— Выходит, ты сыграл с нами одну из своих дурацких шуточек! — Морган в ярости тряхнул его за плечи. — Хоть понимаешь, до чего ты довел Джоан?

Фолкнер выглядел невозмутимым.

— У нее был выбор. Джоан могла поверить мне, однако предпочла твою версию. Я уверен, что с тобой она будет счастлива. Я могу идти, господин инспектор?

— И даже должны, — ответил Мэллори.

В дверях скульптор обернулся и посмотрел на Ника. Его губы кривила обычная ироническая усмешка.

— Сожалею, сержант, но, похоже, ваше продвижение по службе откладывается. Что ж, возможно, в следующий раз вам повезет больше.

После его ухода настало неловкое молчание. Морган простоял минуту, бездумно глядя в пространство. Потом, не говоря ни слова, повернулся и выбежал из кабинета.

Ник вынул из кармана бумажник, достал из него купюру в один фунт и положил на стол перед Мэллори.

— Я ошибся, — сказал он просто.

— Я не в претензии. Бруно Фолкнер действительно крайне неуравновешенный и опасный человек, который, к сожалению, пока остается на свободе.

— И все же я был не прав.

— Не берите себе в голову. — Мэллори встал и потянулся за плащом. — Если знаете какой-нибудь подходящий бар, открытый в воскресенье после полудня, приглашаю вас на запоздалый ланч. Прокутим эти незаслуженно полученные деньги.

Когда они вырулили с паркинга, ливень усилился. Ник знал неплохой и не очень дорогой итальянский ресторанчик, который недавно открылся в одном из северных кварталов. Они миновали здание больницы и углубились в тесный лабиринт улочек, направляясь ко вновь застроенной Иннер Ринг-стрит.

Залитый дождем город был пуст. Дворники едва справлялись с работой, не успевая смахивать воду с лобового стекла. Ехали молча. Впрочем, Ник, подавленный тем, что произошло, все равно был не в состоянии ни о чем думать и вел машину, как автомат.

Они свернули в очередную улицу. И тут Мэллори вдруг схватил его за плечо.

— А это еще что такое?

Ник инстинктивно нажал на тормоз. Посреди мостовой валялся мотоцикл, возле которого сцепились двое мужчин. Один из них был патрульным в черном шлеме и тяжелом непромокаемом плаще. Второй мужчина был в одной рубашке и брюках. Босиком.

Изловчившись, он сбил патрульного с ног и, вскочив на его мотоцикл, с ревом помчался вдоль улицы.

Ник крутанул руль и развернул машину поперек проезжей части, пытаясь преградить дорогу беглецу. Тот резко свернул в сторону. Мотоцикл занесло, и он оставил вмятину на дверце «мини-купера». Перед Ником мелькнуло искаженное гримасой лицо. Бомбардир Дойль! Ну, уж этого он не упустит! Он рванул машину с места, вылетев на тротуар, едва не врезался в старомодный газовый фонарь и ринулся в погоню.

А в это самое время Джек Морган подъехал к дому Фолкнера. На его стук открыла Джоан Хартманн. Она была очень бледна, с опухшими от слез глазами, однако вполне владела собой. Через руку у нее было переброшено несколько платьев.

— Это ты. Джек… А я вот собираю вещи.

Морган кивнул. Для него не было тайной, что Джоан время от времени оставалась здесь на ночь. Он медленно проговорил:

— Бруно не убивал Грэйс Паккард.

Она повернулась.

— Что?..

— Когда мы приехали, полицейские как раз допрашивали ее парня. Он во всем сознался. И это подкреплено доказательствами.

— Но ведь Бруно сказал… — у нее сорвался голос.

Морган осторожно обнял ее за плечи.

— Я знаю. Но это неправда. Он просто хотел над нами поиздеваться. Похоже, вся эта история его забавляла.

Джоан прошептала:

— Он никогда не переменится…

Морган покачал головой.

— Боюсь, что нет.

— А где он сейчас?

— Вышел за минуту до меня. И я видел, что он пошел пешком, несмотря на дождь.

— Тогда нам нужно торопиться. Я только соберу вещи.

— Ты не хочешь с ним увидеться?

— Ни за что на свете.

Это было сказано тоном, не терпящим возражений. Стоя в дверях спальни, Морган смотрел, как Джоан раскладывает на постели свои платья и еще какие-то мелочи, вынутые из ящика туалетного столика.

Потом она подошла к стенному шкафу. Одно из отделений было по самый верх набито чемоданами. Джоан попыталась вытащить какой-нибудь из них, но безрезультатно.

— Давай лучше я, — предложил Морган. Он взял нижний чемодан за ручку и потянул на себя. — Однако он не пустой. Здесь что-то есть.

Он положил чемодан на кровать, отпер замочки и откинул крышку…

Джоан Хартманн вскрикнула от ужаса.

Внутри была черная лаковая сумочка, шелковая косынка, нейлоновый чулок и туфелька на высоком каблуке.

20

Когда Ник Миллер исчез за оградой парка, промокший и закоченевший Бомбардир выбрался из кустов рододендрона. Он пошел в направлении, противоположном тому, где скрылся Ник, и скоро был у другого выхода. Здесь стояло несколько автоматов с сигаретами. Бомбардир достал пару нужных монет — подарок Дженни — и опустил их в щель. Получив пачку сигарет и коробок спичек, он решительно зашагал к выходу из парка.

Тесный лабиринт улочек привел его к стройке в нескольких кварталах от больницы. По другую сторону невысокой стены мутный поток катил свои воды к темному туннелю городской канализации.

Дойль снял непромокаемый плащ, стянул свитер, ботинки, носки и бросил их в сточный желоб. Потом вывернул карманы. Три однофунтовых банкноты, трепеща на ветру, полетели вниз вместе с кучкой мелочи. Бомбардир оставил себе только одну монету в шесть пенсов.

В конце улочки стояла телефонная будка. От волнения у него так дрожали руки, что он едва просунул деньги в щель.

— Дженни? Это Бомбардир.

— Слава Богу! — в ее голосе послышалось облегчение. — Ты где?

— Недалеко от больницы. Я решил сдаться. И хочу, чтобы ты об этом знала.

— Ох, Бомбардир!

— А что полиция? — перебил он ее.

— Никто не появился.

— То есть как? — Бомбардир почувствовал холодок между лопаток, но прежде, чем успел что-нибудь сказать, заговорила Дженни.

— Подожди минутку. Кажется, кто-то вошел во двор…

Внезапно ее голос оборвался.

Идиот! Проклятый идиот! Как же он не сообразил раньше? Только один человек мог знать о том, что он был в доме Кроузеров. И это, наверняка, тот, кто напал на Дженни.

Бомбардир выскочил из телефонной будки и помчался вниз по улице. Он свернул за угол и пробежал несколько метров по тротуару, когда увидел припаркованный у обочины мотоцикл. Рядом стоял полицейский и записывал что-то в блокнот.

Прежде чем он опомнился, налетевший сбоку Бомбардир повалил его на землю и, завладев мотоциклом, нажал на газ.

Он слишком резко рванул с места, так что съехал с обочины на одном заднем колесе. И тут заметил движущуюся наперерез машину. Она развернулась поперек проезжей части, блокируя дорогу. Бомбардиру удалось избежать столкновения, хотя мотоцикл все-таки задел дверцу автомобиля, а из булыжной мостовой полетели искры. Мгновение, показавшееся ему вечностью, Дойль смотрел в глаза Нику. Потом помчался дальше.

В серой пелене дождя даже с небольшого расстояния было нелегко различить черты мужчины, который вошел во двор. Дженни подумала, что это Огден, и не встревожилась, даже когда прервался разговор. Но в следующую минуту девушка разглядела у него в руках обрезок телефонного провода, а когда он подошел ближе, кровь застыла у нее в жилах. Дженни узнала мужчину, который напал на нее накануне вечером, и в мозгу у нее вспыхнула жуткая догадка. Теперь ей стало ясно, что и странный телефонный звонок и угроза, что приедет полиция, которая так и не появилась, понадобились, чтобы удалить единственного человека, который мог бы ее защитить.

— Ох, Бомбардир!.. — слова застряли у нее в горле. Дженни отпрянула от окна и выбежала в коридор.

Входная дверь была заперта. Но вот ручка медленно повернулась… И тут Дженни вспомнила, что бабушка, по своей воскресной привычке, еще лежит в постели. Что бы ни случилось, она должна быть в безопасности!

Закутанная в шаль миссис Кроузер полулежала, опираясь на подушки, и читала газету. Она с удивлением посмотрела на внучку.

— Как ты себя чувствуешь, бабушка?

— Хорошо, детка. А что стряслось?

— Ничего. Просто я хочу, чтобы ты какое-то время не выходила из своей комнаты.

В это мгновение снизу донесся грохот. Дженни быстро захлопнула дверь бабушкиной комнаты и, несмотря на протестующие крики старой женщины, заперла ее на ключ.

Шум прекратился. Но когда она спускалась по лестнице, из столовой послышался звон разбитого стекла. Заглянув внутрь, девушка увидела, что мужчина схватил деревянный рубель для белья и колотит им по оконной раме. Дженни заперла столовую снаружи и отступила обратно на лестницу.

Ее план был прост. Мужчина, наверняка, постарается выбить дверь, что не займет у него много времени. Тогда она сделает так, чтобы он ее заметил, а потом поднимется на чердак. Если ей удастся перебраться на крышу слесарной мастерской и спуститься по пожарной лесенке на соседнюю улицу, она будет спасена. И, в любом случае, отвлечет его внимание от бабушки…

В следующую минуту дверь рухнула от мощного толчка — и в проеме вырос Дождевой Любовник. Мгновение он разглядывал девушку, потом принялся расстегивать плащ. Сбросив его на пол, он поставил ногу на первую ступеньку. На площадке лестницы стоял старый продавленный стул. Дженни схватила его и швырнула в мужчину. Однако он увернулся, и стул, не попав в цель, ударился о стену.

Дождевой Любовник зарычал. Он рубанул ладонью по деревянным перилам, которые переломились пополам.

Дженни повернулась и бросилась бежать вверх по лестнице. Дождевой Любовник кинулся следом. У чердачной двери девушка замешкалась, пытаясь отпереть засов. Когда это ей наконец удалось, убийца был уже почти рядом.

Дженни сбросила туфли и начала карабкаться на гребень крыши, но ее ноги в одних чулках скользили по мокрой черепице. На полпути она сорвалась и съехала вниз. Девушка предприняла еще одну отчаянную попытку. И тут появился Дождевой Любовник.

Дженни застыла, парализованная ужасом, и осталась лежать, растянувшись на крыше. Как муха, прилипшая к мухоловке. Стоявший внизу страшный человек отлично это понимал. Он посмотрел на свою жертву, издал короткий смешок и, не спеша, двинулся к ней.

И тут из чердачной двери молнией вылетел Бомбардир. Дождевой Любовник повернулся к нему, описал пируэт, как балерина, и ударом ноги отбросил противника назад. Бомбардир потерял равновесие и, перевалившись через край балюстрады, рухнул вниз.

С тех пор, как Бомбардир выбежал из телефонной будки и угнал мотоцикл, прошло около пяти минут. Он затормозил перед домом Кроузеров как раз в то мгновение, когда из-за угла выехал автомобиль Ника.

Первым в погоню ринулся Мэллори, на ходу распахнувший дверцу машины. Он был охвачен возбуждением, какого уже давно не испытывал. Совсем как в старые добрые времена, когда он, еще молодой стажер, дежурил при лондонских доках. Тогда редкая ночь обходилась без потасовки, а в субботу вообще могло случиться все, что угодно. И теперь он словно сбросил с себя груз всех этих лет.

Мэллори нырнул в окно столовой следом за Бомбардиром и выбежал за ним в коридор, споткнувшись по дороге о выбитую дверь.

На лестнице он почувствовал одышку и сухость во рту, однако ничто на свете не смогло бы его остановить.

Инспектор был на площадке второго этажа, когда Бомбардир выскочил в чердачную дверь. Секунду спустя оттуда послышался пронзительный женский крик.

Когда Мэллори, в свою очередь, выбрался на крышу, Дождевой Любовник, схватив Дженни за щиколотку, пытался стащить ее вниз. Мэллори сразу узнал нападавшего и в течение одной секунды связал между собой факты, которых раньше упрямо не хотел замечать. Девушка опять закричала, и он бросился на помощь.

Когда-то Джордж Мэллори неплохо играл в регби, а также был чемпионом в среднем и тяжелом весе. Он рванул Дождевого Любовника за руку и нанес ему подрезающий удар справа. В свое время это был его коронный прием, благодаря которому двадцать семь лет назад он и завоевал титул чемпиона. Но теперь, к сожалению, ему не удалось достигнуть цели. Дождевой Любовник прикрылся и сам ударил Мэллори локтем под дых. Потом ребром правой ладони он нанес инспектору страшный удар по левой руке, которая треснула, как сухая ветка. Мэллори со стоном рухнул на крышу. Тогда Дождевой Любовник ухватил его за шиворот и потащил к балюстраде.

Нику казалось, будто все это уже однажды происходило. Когда он выбегал через чердачную дверь, прямо у него над головой полыхнула молния, и раскатился удар грома. Потом послышался странный свистящий звук.

В долю секунды Ник увидел все: девушку в разорванном платье, истерически рыдающую на краю крыши, и мужчину с искаженным гримасой лицом, держащего Мэллори над пустотой.

Бруно Фолкнер! Ник издал торжествующий вопль. Разом спало напряжение, которое накапливалось в нем в течение последних двадцати четырех часов. Значит, все это время он был на верном пути!

Ник метнулся вперед, подпрыгнул и нанес Фолкнеру матэ-тобигери — один из самых жестоких ударов в каратэ. У скульптора изо рта хлынула кровь, он покачнулся и выпустил Мэллори. Но тут Ник поскользнулся на мокрой черепице и упал на своего шефа.

Прежде чем ему удалось подняться, Фолкнер схватил его за горло. Ник извернулся и ткнул противника кулаком в лицо. Тот инстинктивно запрокинул голову, а Ник попытался ударить его по шее. Фолкнер опять подался назад. Ник воспользовался этим для новой атаки. Однако допустил ошибку: удар, который свалил бы с ног обычного мужчину, только привел Фолкнера в ярость. Ник еще не успел выпрямиться, когда скульптор налетел на него, как ураган. Послышался хруст ломающихся ребер, и Ник упал на колени.

Фолкнер отступил на шаг и пнул его ногой в живот. Ник рухнул ничком. Следующий удар, наверняка, проломил бы ему череп, но подоспевшая Дженни Кроузер вцепилась в руку Фолкнеру. Скульптор стряхнул ее с себя, как назойливую муху, и двинулся на Ника.

И тогда у него за спиной появился Бомбардир.

Его, казалось бы, неминуемое падение с крыши было приостановлено благодаря старой, сохранившейся еще с викторианских времен водосточной трубе, в два раза более прочной, чем нынешние. Бомбардир повис, ухватившись за край желоба. У него был выбор: спрыгнуть с девятиметровой высоты на вымощенный булыжником двор или попытаться вскарабкаться под проливным дождем по скользкой островерхой крыше. Несмотря на рискованность этого предприятия, Дойль предпочел последнее. Он перелез через балюстраду как раз в то мгновение, когда Фолкнер отшвырнул от себя Дженни и замахнулся на Ника.

Подкравшись сзади, Бомбардир нанес ему два удара по почкам. Фолкнер заревел от боли и согнулся пополам. Когда он выпрямился и повернулся, Бомбардир, перепрыгнув через лежащего Ника, угостил его ударом под ребра, за которым последовал другой, столь же молниеносный, в челюсть. За свою боксерскую карьеру он победно завершил таким образом не меньше дюжины поединков.

Фолкнер покачнулся, однако устоял.

— Ах ты, сукин сын! — заорал Бомбардир. — Иди сюда, я тебя прикончу!

Тем временем Нику удалось подняться на колени, и он склонился над Мэллори, которого с другой стороны поддерживала Дженни Кроузер. Инспектор поблагодарил их слабым кивком, поскольку не мог говорить. Его лицо было искажено гримасой боли. Ник прижал к груди скрещенные руки и откашлялся, сплевывая кровь.

Подобравшись, как тигр перед прыжком, Бомбардир бросился на Фолкнера. Скульптор был уже основательно измотан, и Дойль понимал, что ему нельзя давать передышки. Левой рукой он ударил его в незащищенный рот, распухший и кровоточащий после ударов Ника, а правой — под глаз. Фолкнер взвыл, мотая головой.

— Держись от него подальше! — крикнул Ник. — Не подходи так близко!

Но Бомбардир, опьяненный схваткой, позволил Фолкнеру ударить его справа в челюсть, добиваясь, чтобы противник выпрямился и придвинулся ближе. Тогда можно будет нанести ему удар против сердца и закончить бой. И это оказалось роковой ошибкой, поскольку Фолкнер повернулся и ударил его локтем в спину, сбив с ног. Бомбардир покатился по крыше и рухнул на балюстраду, которая проломилась под тяжестью его тела. Оглушенный, он повис, пытаясь подтянуться, но Фолкнер ринулся на него, как движущийся на полной скорости экспресс, и столкнул вниз. Бомбардир дважды перекувыркнулся в воздухе, ударился о водосточную трубу и упал на булыжники.

Фолкнер повернулся. Его вид был страшен. Глаза горели, из уголков рта на воротник стекала кровь. Окинув взглядом трех беспомощных людей, всецело находящихся в его власти, он выдернул из сломанного ограждения железный прут и двинулся на них.

И тут в чердачной двери появилась бабушка Кроузер. На ней была ночная рубашка, а к груди она прижимала обрезанную двустволку. Занятый своими жертвами, Фолкнер ее даже не заметил. Зарычав, как зверь, он занес над головой прут…

И тогда старая женщина всадила в него заряд из обоих стволов.

21

Было около девяти часов вечера, когда Ник Миллер и Дженни Кроузер подошли к палате, где лежал Бомбардир Дойль.

Ник чувствовал себя вконец измотанным и разбитым. Ему было трудно двигаться из-за туго перебинтованных ребер, от обезболивающих уколов в голове стоял туман. Но так как Мэллори временно вышел из строя, на данный момент он оказался единственным человеком, который мог исполнить то, что надлежало сделать.

Увидев Ника, дежуривший у дверей полицейский встал со стула.

— Поухаживай несколько минут за мисс Кроузер, Гарри. А я хотел бы перекинуться парой слов с Бомбардиром.

Полицейский кивнул. Ник открыл дверь и вошел в палату. За ширмой, опираясь на подушки, лежал Бомбардир. Нос у него был перебит четвертый раз в жизни, а сломанная в трех местах нога висела на вытяжке.

У его кровати сидел Джек Брэди, перечитывавший какие-то записи. Он поднял голову навстречу Нику.

— Наш приятель утверждает, что вчера он силой вломился в дом Кроузеров, а девушка и ее бабушка были взяты им в заложницы.

— Неужели? — Ник с сомнением посмотрел на Дойля. — Ты не умеешь лгать, Бомбардир. Мисс Кроузер уже дала показания, и они расходятся с твоими. Она говорит, что ты спас ее во дворе от Фолкнера. И в благодарность они с бабушкой решили оказать тебе ответную услугу. Мисс Кроузер даже считает, что это может быть аргументом для защиты в суде.

— А как считаете вы? — тихо спросил Бомбардир.

— Я не думаю, что дело дойдет до суда, так что мое мнение не имеет значения. Но как человек скажу: там, на крыше, ты спас нас, рискуя жизнью.

Бомбардир отвернулся к стене.

— Не стоит благодарности! — буркнул он. — А теперь проваливайте! Я хочу спать.

— Не сейчас. К тебе посетитель.

— Дженни?.. Я не желаю ее видеть.

— Но она ждет уже несколько часов.

— Какого черта? Ведь все кончено — и точка. Я могу забыть о досрочном освобождении. Возвращаюсь в каталажку на два с половиной года плюс тот срок, который судья припаяет за мои проделки на свободе. А впридачу ко всему, я до конца моих дней буду хромать, как старый дед.

— Вот и хорошо! — не без злорадства ухмыльнулся Брэди. — Не будешь больше лазить по карнизам, голубчик!

— Сделай все-таки одолжение, поговори с девушкой, — попросил Ник. — А мы с Джеком подождем в коридоре.

— Если вы так настаиваете! — буркнул Бомбардир.

Ник и Брэди вышли из палаты, а минуту спустя из-за ширмы появилась Дженни. Лицо у нее было очень бледное, а на лбу большой синяк, но даже в таком виде она показалась ему самой прекрасной женщиной на свете. У Бомбардира опять стиснуло горло. Навалились боль и усталость. Ему вдруг захотелось, чтобы Дженни подошла к нему и поцеловала, прижала к себе, погладила по волосам…

И то, на что он решился, потребовало большего мужества, чем схватка с Фолкнером.

Он улыбнулся.

— Вот так сюрприз!

— Я еле дождалась. Сначала меня вообще не хотели пускать. Бабушка передает тебе привет и наилучшие пожелания.

— Как она? — Бомбардир не мог удержаться от того, чтобы задать этот вопрос. — Мне сказали, это она его прикончила. Должно быть, для старушки это был шок. Она, верно, лежит в постели?

— Только не моя бабушка! Ты ее не знаешь. Когда он стал ломиться в дом, я так перепугалась, что заперла ее в спальне. И напрочь забыла о ружье, которое она держит в шкафу. А она разнесла из него замок и выбралась.

— Насколько я понял, это было как раз вовремя — иначе…

Настала пауза. Потом Дженни спросила обеспокоенно:

— Что-нибудь не так, Бомбардир?

— С чего ты взяла?

— У тебя сердитый вид.

— В самом деле? Тебе показалось. Просто, когда ты пришла, я собирался вздремнуть.

— Ты чего-то не договариваешь, Бомбардир.

— А что говорить? — бросил он со злостью. — Все и так ясней ясного. Я лежу тут спеленутый и беспомощный, как младенец. Через какой-нибудь месяц меня запихнут в большой черный фургон и отправят назад в каталажку. Разве ты не этого добивалась? Так что можешь быть довольна.

Дженни побледнела.

— Мне казалось, ты сам этого хотел, когда сказал, что решил сдаться.

— А откуда, черт возьми, тебе знать, чего я хотел?

— Мы были с тобой так близки, как только могут быть мужчина и женщина…

Он расхохотался, грубо и развязно.

— Ох, перестань! Еще ни одной бабе не удалось поймать меня на это. А то, что мы были с тобой под одеялом, вовсе не означает, что ты можешь продать историю моей жизни в воскресную газету. Конечно, я получил удовольствие. В постели ты — девочка высший класс. Но сейчас у меня в голове другие заботы.

Дженни отшатнулась, словно ее ударили. Потом повернулась и бросилась к двери.

Бомбардир закрыл глаза. «Ты поступил правильно, — сказал он себе. — Сделал все, как надо». Но не испытал никакого удовлетворения. Напротив, почувствовал себя еще более одиноким и потерянным, чем раньше.

Дженни с плачем выбежала из палаты. Ник догнал ее, обхватил за плечи и прижал к стене.

— Эй! Что случилось?

— Он показал мне, что я ничего для него не значу. Это все. А теперь пустите!

Ник вздохнул.

— Забавно, какими глупыми бывают иногда умные люди. Ну, подумай немного, Дженни. Когда он уходил от тебя, на нем были ботинки, непромокаемый плащ, а в кармане деньги. Твои деньги. Зачем он тебе позвонил?

— Чтобы сказать, что решил сдаться.

— А почему он опять оказался босиком? Почему избавился от одежды, которую ты ему дала? Почему примчался назад, когда узнал, что тебе грозит опасность?

Дженни широко раскрыла глаза. Но потом покачала головой

— Он поступил мерзко. Это было хуже, чем если бы он меня ударил.

— Зато добился того, чего хотел. Как ты не можешь понять? Его поведение — наилучшее доказательство, что ты ему дорога. — Ник взял ее под руку. — Ну-ка, пойдем. Сейчас ты сама убедишься. Только сиди тихо — и ни звука.

Бомбардир услышал, как скрипнула дверь. Потом раздались тихие шаги. Он открыл глаза и увидел Ника.

— Ну, что еще, сержант?

— Мои поздравления, приятель. Я имею в виду девчонку. Ты классно ее уложил. А, впрочем, с такой дурехой только ленивый бы не справился…

Бомбардир рванулся, пытаясь добраться до Ника.

— Заткнись, сукин сын! Она стоит десятка таких, как ты. Ты не достоин чистить ей туфли!

— И ты тоже.

— Да. Но только между нами есть разница, потому что, в отличие от тебя, я это понимаю. А теперь убирайся! Я спать хочу!

Бомбардир отвернул голову к стене, а Ник, прихрамывая, вышел. Хлопнула дверь, и настала тишина. Бомбардир ничего больше не слышал, но за ширмой ему почудилось какое-то смутное шевеление. Внезапно он почувствовал запах духов, повернулся и увидел склонившуюся над ним Дженни.

— Ох, Бомбардир! — сказала она. — Ну и что мне с тобой делать?

Ник сел на стул рядом с кроватью Мэллори, чтобы отчитаться о последних событиях. Благодаря своему положению, старший инспектор получил в частном крыле больницы отдельную палату. В углу, на столике, уже стояли цветы. А через час к нему должна была приехать жена.

— Значит, ты оставил их вдвоем?

Ник кивнул.

— Думаю, на этот раз он не сбежит.

— А что с ногой? Очень скверно?

— Врачи говорят, что, вероятно, он навсегда останется хромым. Однако могло быть и хуже.

— Во всяком случае, по крышам ему больше не лазить, — подытожил Мэллори.

— Есть обстоятельство, из-за которого эта травма может оказаться для него благословением, — заметил Ник.

Мэллори покачал головой.

— Принимая во внимание его прошлые подвиги, боюсь, что нет, сержант. Кто однажды ступил на скользкую дорожку, будет идти по ней до конца. А Дойль настоящий виртуоз своего дела. Способный, изобретательный и с недюжинным интеллектом. И, попомните мои слова, он найдет себе какое-нибудь столь же сомнительное занятие.

В его словах была доля истины, однако Ник не собирался сдаваться без боя.

— Но если бы он не сбежал из больницы, Дженни Кроузер стала бы пятой жертвой Фолкнера, а мы не продвинулись ни на шаг вперед. И потом, вы должны признать, что без его помощи нам бы скверно пришлось на крыше.

— Именно так рассудит общественное мнение и пресса, — вздохнул Мэллори. — Так что можете не вбивать мне этого столь усердно в голову. И, возможно, вас заинтересует тот факт, что я уже подал ходатайство в пользу Дойля, засвидетельствовав, что он заслуживает всяческого снисхождения.

Подавленность слетела с Ника, как увядший лист с дерева.

— А что это может означать? Амнистию?

Мэллори рассмеялся.

— Нет, конечно. Но, если повезет, его освободят через десять месяцев, как и должны были, если бы он не сбежал.

— Совсем неплохо, господин инспектор!

— Наоборот. Плохо — и даже очень. Потому что он опять примется за старое. Вот увидите.

— А я готов побиться об заклад на все свои деньги, что Дженни Кроузер удастся вернуть его на путь истинный. — Ник встал. — Однако мне пора. Вам нужен отдых.

— Вам тоже, сержант.

Ник был уже на пороге, когда Мэллори его окликнул.

— Да, господин инспектор?

— Это насчет нашего предыдущего пари. Я был прав в том, что касается Филипса. Как я и говорил, это он убил Грэйс Паккард. Но, принимая во внимание остальное, я решил вернуть вам ставку. И без дискуссий.

Мэллори здоровой рукой выключил свет, а Ник вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Спустившись лифтом в холл, он увидел Джека Брэди, который беседовал с медсестрой из ночной смены. Женщина всплеснула руками.

— Господи, сержант, вы ужасно выглядите! Вам немедленно нужно в постель.

Ник улыбнулся и поцеловал ее в щеку.

— Я должен расценивать это как намек?

Брэди взял его под локоть.

— Пойдем, Ник.

— Куда?

— В ближайший бар. Тебе не повредит хорошая порция виски, а потом я отвезу тебя домой.

— Спасибо, старина. Ты — настоящий друг, и пусть Бог вознаградит тебя за твою доброту.

Они вышли на крыльцо. Дождь кончился. Ник полной грудью вдохнул свежий, влажный воздух.

— Ты заметил, Джек, что зло никогда не медлит, собираясь нанести удар, и не дает нам отсрочки? Так что ад в настоящем, а не в будущем.

Брэди кивнул.

— Вот потому-то хороший полицейский и должен быть всегда начеку.

Они посмотрели друг на друга и рука об руку спустились с крыльца.

Оглавление

Пролог

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg