«Червонная дама»

Алексис Лекей Червонная дама

Моим червонным дамам посвящается

Глава 1

С работы она вернулась вовремя и как раз успевала с ужином. Но тут позвонила сестра из Тулузы, они проговорили несколько минут, а потом, ставя на плиту кастрюлю, она обнаружила, что в баллоне кончился газ. Она открутила шланг и присоединила его к новому баллону. Ей надо было приготовить только бешамель — об остальном она позаботилась еще утром.

Бросив взгляд на круглые часы, висевшие над холодильником, она поняла, что уже половина восьмого. Быть того не может!

Сердце ёкнуло.

Деревянная ложка, которой она размешивала соус, задрожала в руке.

Она отбросила ложку, словно обжегшись, и нервно потерла руки. Очень красивые руки, длинные и гладкие, с коротко подстриженными ногтями. Их портил лишь искривленный мизинец на левой руке — след перелома трехмесячной давности. А единственным украшением им служило золотое обручальное кольцо, обхватывавшее основание безымянного пальца так плотно, что снять его было невозможно.

Половина восьмого, а его еще нет. Ее тело — точнее говоря, ее руки — отреагировали первыми.

Сколько она их ни терла, дрожь не унималась. В груди поднималась ледяная волна, подчиняя себе все: внутренности сжимались, словно скукоживаясь, грудь как будто стремилась спрятаться под кожу, а то и вовсе исчезнуть; казалось, еще чуть-чуть — и ноги перестанут ей повиноваться. Но в то же время некая часть ее наблюдала за происходящим с почти насмешливой отстраненностью, сравнивая нынешние ощущения с тем, что ей приходилось переживать раньше.

Она измерила себе пульс. За пятнадцать секунд насчитала тридцать один удар. Значит, сто двадцать четыре в минуту. И сердцебиение только усиливалось.

Другая ее часть, наивная до глупости и глубоко ею презираемая, все еще надеялась, что симптомы обманчивы и ничего страшного не случится, но эта нелепая надежда тоже скукоживалась по мере того, как длинная стрелка отсчитывала секунды, складывавшиеся в минуты.

Ее заставил очнуться запах гари. Прощай, бешамель. Да и кастрюля тоже.

Приступ паники утих мгновенно, как будто его и не было.

Двигаясь как автомат, она быстро выключила газ, бросила в раковину полную кастрюлю с ложкой внутри, нараспашку открыла единственную створку окна и до упора открутила кран. Струя холодной воды пробила толстую серую пленку, образовавшуюся в кастрюле, и вырвала из нее разлапистые хлопья, которые выплеснулись наружу и забили сток раковины.

Вода из крана продолжала течь, заполняя раковину; она смотрела на нее невидящим взором, не понимая, что надо закрутить кран.

Руки, лежавшие на бортике раковины, больше не дрожали. Действуя машинально, она проткнула пальцами пробку из сероватой массы, забившей сток.

Вода уходила, и вместе с ней из головы улетучивались тревожные мысли. Страх ей не поможет. Сопротивление бесполезно. Она давным-давно решила, что не имеет никакого права искать выход из ада, в котором жила.

Почти тотчас же послышалось движение возле двери. Дверь хлопнула, и ее окатило его запахом.

Она закрыла кран и повернулась к нему, готовая ко всему.

Он резко остановился на пороге и втянул ноздрями витавшую в воздухе гарь. Уставился на жену. Она не опустила глаз.

— Что еще ты натворила? — тихо произнес он. — Я уродуюсь на работе, а ты тут устраиваешь…

Он не договорил. Тремя решительными шагами приблизился к ней, одной рукой отпихнул ее в сторону и наклонился над раковиной. Сунул палец в остатки соуса и воздел его кверху.

— Что это за дрянь?

Она не ответила. Зачем?

Он ткнул ей в лицо перемазанным пальцем, пачкая нос и щеки.

— Так и будешь молчать? Ничего мне сказать не хочешь?

Она попятилась назад, но он схватил ее за блузку и дернул к себе — так резко, что у нее клацнули зубы.

— Почему не отвечаешь? А? Я одиннадцать часов горбатился на этой сраной стройке! Хоть словечко-то от тебя я заработал? Про ужин я не говорю. Просто объясни мне, чем я заслужил такое отношение!

Она закрыла глаза. От него несло спиртным, и ее замутило. Искаженное яростью лицо мужа придвинулось к ней вплотную, обдав винными парами. Что будет дальше, она знала и так. Но прежде чем нанести первый удар, ему требовалось найти себе оправдание.

— Зенки открой, по крайней мере, когда с тобой разговаривают!

Она открыла глаза и заставила себя посмотреть на него. Даже искаженное злобой, его лицо оставалось красивым. Светлые с рыжиной, коротко подстриженные волнистые волосы обрамляли широкий и низкий лоб. Крупные, но правильные черты, словно вырубленные из камня. Широкий, красиво очерченный рот, из которого сейчас вырывалось смрадное дыхание. Она знала, что ее палач нравится женщинам. Он и ей когда-то нравился. Она его даже любила.

* * *

Он не всегда был таким. В первое время он ее и пальцем не трогал.

Иногда он пропадал на все выходные. Потом возвращался с видом побитой собаки и, обдавая ее приятным запахом мяты, клялся, что не изменял ей. Она предпочитала ему верить — он был внимательным мужем и явно не интересовался другими женщинами. Ему нравилось, когда она прижимала его к себе, как маленького мальчика, и называла малышом. Он был очень красив и любил, когда она ему об этом говорила. Он подолгу стоял перед зеркалом, любуясь собой, и она находила это трогательным.

Все изменилось, когда она забеременела. «Залетела», как иногда выражались ее знакомые. В ее случае это дурацкое выражение неожиданно обрело буквальный смысл: она была на четвертом месяце, когда он столкнул ее с лестницы — они тогда в первый раз крупно поссорились, — и она полетела со ступенек. Он утверждал, что она его забросила. Она пыталась возражать, повторяла, что это не так, а если она больше не может заниматься с ним любовью так же часто, как раньше, то всему виной ее положение и плохое самочувствие.

Он с каждым днем делался все мрачнее и молчаливее и взял привычку исподтишка разглядывать ее живот, как будто ее беременность была какой-то отвратительной болезнью и личным выпадом против него. Тем не менее они говорили о будущем ребенке, и ей казалось, что он мечтает о нем не меньше, чем она.

Несмотря на падение с лестницы, ребенка она сохранила. Следующие несколько дней он демонстрировал раскаяние, и в конце концов она убедила себя, что это была просто случайность.

Он больше не притрагивался к ней до самых родов, но постепенно она догадалась, что он воздерживается от близости с ней не потому, что щадит ее или испытывает угрызения совести, а потому, что ему противно.

Он всегда любил выпить, но теперь, все позже возвращаясь с работы, уже не сосал мятные леденцы, чтобы забить запах спиртного. Она поняла, что его долгие исчезновения по выходным — когда она еще не ждала ребенка — объяснялись тем, что он где-то напивался. Разница заключалась в том, что он больше не считал нужным таиться.

Накануне родов он опять пропал и вернулся только через десять дней.

Он плакал и просил у нее прощения. Он сам не знал, почему ушел, помнил только свой страх. Он боялся, что она его разлюбила, что он для нее больше не существует.

Раньше она никогда не видела, чтобы он плакал. Ее это потрясло, и она решила забыть прошлые обиды. Он изменился. Он стал другим. Они долго стояли обнявшись и заливались слезами.

Немного успокоившись, он посмотрел на нее с улыбкой, и в его взгляде вспыхнул знакомый огонек.

Она еще не оправилась после родов, но это не имело значения. Какая чепуха! Главное, что они снова семья.

Он обнял ее и зарылся лицом ей в шею.

Потом отступил на шаг и с радостным изумлением потрогал ее грудь. Она была у нее красивой формы, но небольшая, а теперь увеличилась на три размера.

Ей хотелось показать ему ребенка, но что-то подсказало ей, что не надо сразу вести его в детскую. Ее беременность была для него таким шоком.

Он расстегнул на ней блузку, сунул руку за бюстгальтер и нежно погладил набухшую левую грудь, слегка зажав пальцами сосок. На его лице появилось выражение детского восторга, снова умилившее ее. Она никогда не видела его таким.

Она застонала. Он поднял ее на руки и отнес в постель. Она опять влезала в свои старые джинсы 38 размера, чем немало гордилась. Он расстегнул первую пуговицу и, резким движением сдернув ее на бедра, уткнулся носом и бородой в ее еще дряблый после родов живот, провел языком по пупку и спустился ниже. Она снова застонала, обхватила руками его голову и притянула к себе, к своему лицу. Она чувствовала такое же возбуждение, как и он.

Покрывая поцелуями его губы, щеки, нос и подбородок, она просунула руку между ним и собой, скользнула пальцами по его твердому животу, проникла за ремень брюк и обхватила его трепещущий разгоряченный член.

Теперь застонал он.

Никогда еще она не испытывала такого желания. Она резко дернула правой ногой, сбрасывая стесняющие ее джинсы, оперлась на пятки, выгнула спину и как могла широко раздвинула колени. Это был ее мужчина, и она хотела получить его всего целиком. Его ягодицы были такими твердыми, что ее пальцы соскальзывали с них. Она куснула его в шею, и в этот самый миг он одним движением вошел в нее, сразу и глубоко. Она издала хриплый крик и неистово обвилась ногами вокруг его талии.

И тут заплакал ребенок.

Она почувствовала, как лежащий на ней мужчина вздрогнул и отстранился от нее.

Она пыталась удержать его, но он высвободился и перекатился на бок.

— Иди ко мне, — сказала она. — Иди. Он просто проголодался. Ничего страшного. Он немножко подождет.

Он лежал, молча уставившись в потолок.

Она оперлась на локти и положила голову ему на живот. Его возбуждение спадало на глазах. Она взяла в руку его полуувядший член и приблизила к нему лицо, но он оттолкнул ее с такой силой, что она упала с кровати.

Он рывком поднялся, натянул штаны и вышел из комнаты, даже не оглянувшись.

В следующие несколько месяцев он начал ее бить. Сначала просто отвешивал оплеухи. Потом стал пускать в ход кулаки. Бил в живот. Бил по спине. Не хотел оставлять следов.

Ей было так стыдно, что она никому не обмолвилась об этом, даже сестре.

Один раз она попыталась уйти от него, собрала чемодан и взяла ребенка, но он догнал ее на вокзале и принудил вернуться.

— Ты уйдешь только тогда, когда я тебе разрешу. Не раньше.

Она уступила, испугавшись, что он выместит зло на ребенке.

Он избивал ее примерно раз в неделю, но больше не сделал ни единой попытки с ней переспать. Ребенок для него просто не существовал. Он не смотрел на него, никогда не брал на руки, может быть, даже не знал, как его зовут.

До того самого дня, когда через восемь месяцев после родов он вошел в детскую, достал из кроватки своего сына и швырнул его об стену. Она даже понять не успела, что происходит. Три с половиной часа спустя ребенок умер в больнице.

Она подтвердила, что это был несчастный случай. Врач и полицейские, которым поручили расследование, смотрели на нее с ледяной недоверчивостью.

— Я тебе не верю! Это он! — позже сказала ей возмущенная сестра. — Зачем ты это делаешь? Зачем покрываешь эту сволочь?

— Я никого не покрываю. Это был несчастный случай. Я виновата так же, как он.

Она и дальше всегда стояла на своем. Правду она открыть не могла — по причине, казавшейся ей вполне очевидной, хотя даже родная сестра была не в состоянии ее понять.

Если бы его посадили, она осталась бы одна. Свободной распоряжаться своей бесцельной жизнью. Она не могла простить себе, что не чуяла беды и не уберегла своего ребенка. Она считала себя виноватой. В гораздо большей степени, чем он. И заслуживала самых жестоких побоев. Она не имела права жить. Но она была трусихой. Ей не хватало мужества покончить с собой. Но она знала, что в один прекрасный день он изобьет ее так, что она больше не поднимется. И тогда все кончится. Надо просто еще немножко потерпеть.

* * *

Первый удар кулака пришелся чуть ниже талии. В животе взорвался огненный шар. Она согнулась пополам, у нее перехватило дыхание. Второй удар попал в висок. Она пошатнулась, налетела на буфет и упала на колени.

Все тело было как ватное. Оглушенная, она, как ни странно, не потеряла способности ясно мыслить. Особенной боли она не чувствовала. Пока не чувствовала. Обычно, если она не шевелилась, он отпускал ей еще пару ленивых затрещин и унимался — перед ее безразличием его пыл быстро угасал. Но с этим пора кончать. Она попыталась встать. Оперлась руками об пол, уцепилась за край стола и заставила себя выпрямить ноги. Следующий удар как будто полоснул ей живот кинжалом, и она не сдержала крика. Кажется, он что-то ей сломал. Наверное, сейчас осколок ребра поднимается к сердцу. Может быть, это и правда конец…

Новый удар.

Твердо стоя на массивных ногах, он замахивался кулаком, чтобы пригвоздить ее к ковру. Она закрыла глаза и стала ждать. Но удара почему-то не последовало.

Она разлепила веки. Он смотрел на нее с выражением любопытной недоверчивости. Внезапно ее обожгла ужасная догадка — он понял, что она задумала. Она хочет, чтобы он ее убил. Но как он узнал? Из ее глаз хлынули слезы отчаяния. А ведь она никогда не плакала при нем.

Он улыбнулся. Теперь у нее не осталось сомнений. Он знает.

Собрав остатки сил, она бросилась на него. Он с легкостью отстранился, и она снова рухнула на пол.

— Ах ты, сучка, — пробормотал он. — Вот ведь сучка! Вот, значит, о чем ты мечтаешь. Самой сдохнуть, а меня чтобы упекли в тюрягу? Так, что ли?

Она с трудом повернула голову и посмотрела на него. Бешенство исказило его черты, заставив сузиться зрачки. У нее мелькнула надежда — вдруг он не совладает с собой. Несколько секунд она наблюдала, как он отчаянно борется с непреодолимым желанием размазать ее по стенке, наказать за преступные мысли. В его глазах бушевала ярость. Сейчас он ее прикончит.

В этот миг он краем глаза поймал в балконной двери свое отражение. Вылитый ковбой. Поборник справедливости. Захоти он — мог бы сниматься в кино. Мать как-то сказала ему, что он похож на Джонни Холлидея. Он отступил на шаг. Злоба отхлынула с его лица, опустившись куда-то внутрь, в печенки. На нем появилось расчетливое и почти веселое выражение. Она завыла. Все пропало. Она попыталась выговорить оскорбление пообиднее, но губы ее не слушались.

— Не думай, что перехитришь меня.

Он вышел, и она отключилась.

Когда она очнулась, то сквозь туман медленно возвращающегося сознания услышала, как он напевает, стоя под душем.

Она осторожно ощупала себя. Все тело болело, но, кажется, ничего не сломано.

Отныне он будет бить ее, контролируя силу каждого удара, расчетливо и методично. И никакой надежды, что однажды он ее убьет.

Ад, в котором она живет, не кончится никогда.

Глава 2

Вот уже две недели он ее не бил. Не потому, что ему не хотелось. Нет, он боялся ее. Ему понадобилось несколько дней, чтобы примириться с этой ужасающей в своей очевидности мыслью. Он приходил домой поздно, с каждым вечером все позже, и старался не оставаться с ней в одной комнате. Спал на диване в крошечной гостиной, перед телевизором. И очень много пил.

Долго так продолжаться не могло. Нужно было что-то придумать.

Когда он вспоминал, на что она едва не спровоцировала его, у него по спине пробегал холодок. Сука паршивая. Надо от нее избавиться. Вышвырнуть ее из своего мира.

Но нет. Слишком опасно. Если она настолько зациклилась на том, чтобы его уничтожить — сама готова сдохнуть, лишь бы он загремел на нары, — значит, найдет другой способ с ним расправиться. Тварь хитрожопая.

Временами ярость обуревала его с такой силой, что перед глазами все расплывалось. Ему стоило немалого труда противостоять желанию избить ее до смерти, но он думал о своей матери, о том, что бы она ему сказала, и сам себя урезонивал. Он обязан контролировать свои поступки. Иначе эта потаскуха добьется своего и его погубит. Запросто.

По зрелом размышлении у него оставался один-единственный выход. Он должен избавиться от нее раз и навсегда. Она умрет. В конце концов, разве не об этом она мечтает? Но она умрет так, что никто никогда не обвинит его в причастности к ее смерти. Ни у кого и тени подозрения не возникнет. У него будет железное алиби.

Когда-то давно он уже нашел способ отомстить человеку, нанесшему ему обиду. Он очень долго думал, но в итоге разработал идеальный план. Осуществить его оказалось нелегко, но у него все получилось. Его враг умер, а он вышел сухим из воды.

На сей раз перед ним стоит задача потрудней. Защищать его больше некому, и, допусти он малейшую ошибку, вопросов не избежать. Лишних вопросов. Они снова вытащат на свет божий мутную историю с гибелью младенца. Его арестуют. Посадят в камеру предварительного заключения. Хозяин его выгонит. А потом, даже если они не найдут против него никаких доказательств, ему придется немало попотеть, чтобы найти новую работу. Не исключено, что придется уехать. Далеко, очень далеко. Слухи распространяются быстро.

Значит, надо все хорошенько обдумать. И не торопиться.

По вечерам он не спешил с работы домой. Уже довольно давно он снимал в паре километров от дома бетонный гараж, примыкавший к огородам, на которых возились пенсионеры. В гараже он хранил свое сокровище — темно-синюю трешку БМВ с форсированным двигателем и тюнингом а-ля «Хартге». Внутри гаража у него был оборудован верстак и имелся набор инструментов. Он многие сотни часов провел, колдуя над своей машиной. И никогда не ездил на ней на работу.

Глухой рокот мотора оставался единственной в мире музыкой, способной ненадолго пригасить его ненависть и гнев.

Он выводил автомобиль из тайника и отправлялся кататься. Он ехал медленно, небрежно выставив левый локоть из окна, и с нарочито равнодушным видом наслаждался завистливыми взглядами пешеходов и других водителей, время от времени бросая взгляд на собственное отражение в зеркале заднего вида. В эти минуты он душой и сердцем ощущал гармонию с самим собой.

Он на малой скорости объезжал пригород. Когда начинало темнеть, он где-нибудь останавливался. Обычно на парковке у съезда с автомагистрали.

Но теперь он стал кататься не просто так. У него появилась цель. Он выключал мотор и часами сидел, рассеянно постукивая пальцами по рулю, попивая пиво и обдумывая свой план, который постепенно обретал все более реальные черты. Шум проносящихся мимо легковушек и грохот срывавшихся с места грузовиков действовал на него убаюкивающе.

Почему? Вот вопрос, на который он должен в первую очередь найти ответ. Почему кто-то еще, помимо него, хочет от нее избавиться? На этой идее основывался весь его план. Полицейские — не дураки. А уж ее сволочная сестрица постарается навешать на него всех собак. Значит, необходимо с самого начала отвлечь внимание следователей от его персоны. И немедленно подсунуть им удовлетворительный ответ на самый главный вопрос: почему?

Проблема заключалась в том, что у нее — если не считать его самого — не было врагов. Может, на работе? Он испытал мимолетное сожаление: увы, он понятия не имел, с кем она работает и чем там занимается. Ладно, плевать. Никакой служебной ссорой убийство не объяснишь. Надо придумать что-то еще.

Может, нанять кого-нибудь, кто сделает за него грязную работу?

Нет, слишком рискованно. Правда, у него имелась пара-тройка знакомцев, способных не только замочить клиента, но и получить от этого удовольствие, но он не располагал достаточной суммой, чтобы с ними расплатиться. Но даже будь у него деньги, он не мог никому довериться. У людей длинные языки. Хороший удар в морду, желание похвастаться перед подружкой или приятелем, сделка с легавым… Нет. Более чем рискованно.

Его взгляд случайно упал на рваную киноафишу, болтавшуюся на заборе, и тут его осенило. Это еще не было решение, но он понял, что нашел первую зацепку.

Афиша была темной, выполненной в красных, черных и темно-синих тонах. На ней угадывался стройный силуэт женщины с красивыми ногами, в туфлях на высоких каблуках — на них падал свет одинокого уличного фонаря, — убегавшей куда-то в ночную тьму. Того, кто гнался за ней, художник не нарисовал, но и так было ясно, что женщину кто-то преследует.

Женщины самой природой предназначены на роль жертв. Уж кому-кому, а ему это отлично известно. Принадлежавшая ему женщина была хорошенькой — с бледной кожей, тонкими чертами лица, длинными ногами. Мерзавка и извращенка — это да, но фигурой очень похожа на актрису с афиши и вполне могла бы понравиться мужчине, который ее не знает. Понравиться настолько, что он бы за ней пошел. И попытался бы познакомиться.

Вот она выходит с работы. Между вокзалом и домом есть по меньшей мере три места, где ее мог бы поджидать злоумышленник.

Но для того, чтобы полиция не обратила на него внимания, он должен подкинуть им другой след — более интересный и убедительный.

Какой? Он опять и опять возвращался к одному и тому же вопросу. Надо подумать.

И тут вдруг он улыбнулся.

Смутная поначалу мысль постепенно обретала форму. Пока она наполнялась конкретным содержанием — почти без его участия, вроде бы сама по себе, как это свойственно всем здравым мыслям, — он осознал всю гениальность плана. Никто до него и вообразить не мог ничего подобного. Он не просто красив. Он еще и очень умен.

Его немного огорчало лишь одно: он никогда и никому не сможет рассказать, как он хитер.

Глава 3

Комиссар Мартен в стотысячный, должно быть, раз за свою жизнь подумал, до чего же он ненавидит урлу.

Особенно когда на улице жара. А сегодня было очень жарко. И ни намека на кондиционер не только у него в кабинете, но и на всех пяти этажах здания.

Больше всего его бесила не их жестокость, не их безнравственность и не отсутствие порядочности даже по отношению к собственным подельникам и родне. Больше всего его выводила из себя их поразительная, непроходимая тупость, сравниться с которой могла разве что узколобость, отсутствие воображения и полная неспособность к логическому мышлению некоторых полицейских и судей. Если бы не это печальное обстоятельство, все бандюганы давным-давно сидели бы за решеткой.

Даже когда им удавалось уйти от справедливого наказания, они не понимали, до какой степени им повезло. И вместо того чтобы залечь на дно, тут же принимались за старое.

Перед ним сидел Поль Мерсье, он же Пауло Луна, обязанный этим прозвищем своей физиономии — круглой, бледной и пористой. Сейчас он таращил на него глаза, изо всех сил изображая оскорбленную невинность.

— Говорю вам, я с корешами был, — брызжа слюной, кипятился он. — С пятью корешами. Мы в покер играли. Кстати, я продул. Как их звать, я вам сказал. Можете сами у них спросить. Так что это точно не я. А этот чувак просто на меня похож, вот и все.

Три свидетеля опознали в нем грабителя, совершившего налет на ювелирный магазин в III округе (он не сумел даже дотерпеть до «мерседеса» с тонированными стеклами, угнанного за восемь часов до налета, сорвал с лица маску и сладострастно почесал нос). За месяц это было уже третье ограбление, совершенное Пауло и двумя его дружками (которые в данный момент ожидали в соседнем кабинете, прикованные наручниками к стене). Но они не просто грабили. Они уводили с собой жертв налета: мужчин избивали, женщин избивали и насиловали. Они были очень глупыми и очень злобными.

Мартен вздохнул.

— Из твоих пятерых корешей трое на условно-досрочном, — сказал он.

— Ну и что? Это еще не значит, что они врут!

— Скажи-ка, Пауло, ты когда-нибудь слышал выражение «нарушение норм поведения»?

— Да нет, — недоуменно протянул Пауло.

— Если тебя выпускают из тюрьмы условно-досрочно, — терпеливо объяснял Мартен, — то одна из вещей, делать которые ты ни в коем случае не должен, это участие в азартных играх. Игра на деньги и есть нарушение норм поведения. Именно такой точки зрения придерживается служба исполнения наказаний.

— Да ладно! Вы же не станете к ним цепляться из-за такой ерунды?

— Я-то не стану. А вот судья точно прицепится.

Он поднял телефонную трубку и набрал городской номер.

— Добрый день, Одиль. Это комиссар Мартен. Господин судья у себя? Очень хорошо. Попросите его, пожалуйста, мне перезвонить.

Пауло Луна побледнел немного больше обычного.

— Вы этого не сделаете, — взвыл он.

— Почему? — удивился Мартен. — Да ты не расстраивайся. Если у твоих дружков хватит мозгов, они скажут, что знать тебя не знают, и даже мы не сможем доказать обратное. Но твое алиби разлетится в пыль. И ты сядешь. Пока ты будешь париться на нарах, они через адвокатов свяжутся со своими друганами, а уж те о тебе позаботятся. У тебя в тюрьме будет не репутация, а блеск. Пауло-стукач.

Пауло шумно сглотнул. Он знал, что Мартен не шутит. Убить его, может, и не убьют, только от этого не легче.

— Я сказал не всю правду, — попытался вывернуться он. — В тот вечер я не был с корешами. Да я, если честно, вообще в покер не играю.

— А где же ты был?

— Не могу сказать. Не имею права. Это с моей стороны было бы некрасиво.

— Да ну?

Мартен замолчал, и в комнате повисла тишина. Испытанный тактический прием, каких в его арсенале имелось немало. Пауло нервно заерзал на стуле.

— А если я вам скажу, у нее не будет неприятностей?

— У кого? — все так же спокойно спросил Мартен.

— У Аниты. В смысле, у Анни. Анни Берже. Мы с ней одно время жили вместе. И мне не хотелось бы причинять ей беспокойство. Она сейчас приличная женщина, свое кафе, муж, все дела… Но иногда мы встречаемся. Типа вспоминаем старое. Ну, сами понимаете. Если будете ее допрашивать, постарайтесь, чтобы ее муж ни о чем не узнал.

Мартен кивнул:

— Очень похвально с твоей стороны, Пауло. Мы расспросим эту женщину с максимальным тактом. Так что не волнуйся.

Пауло издал вздох радостного облегчения. Опаньки! Вот как все просто. Его задержали почти двадцать часов назад — без нескольких минут. А в коридоре уже наверняка сидит его адвокат с портфелем на коленках. Надо только шепнуть ему пару слов насчет Аниты. Не зря он про нее вспомнил. Анита не из тех, кто расколется перед первым попавшимся легавым. Она согласится дать показания. Тетка под пятьдесят, с варикозными ногами — Пауло сроду с ней не трахался и впредь не собирался, но это не важно. Она подтвердит его слова, а он потом с ней расплатится. Она его не подведет.

Звонкая оплеуха застала его врасплох.

Он не сдержался и вскрикнул от боли.

Мартен уже снова сидел за столом, как ни в чем не бывало сложив руки возле ноутбука.

— Извини, нечаянно вышло, — с любезной улыбкой проговорил он. — Просто мне показалось, что ты отвлекся. А я хочу тебе кое-что показать.

Он встал, схватил Пауло за плечо и увлек его за собой в коридор. Довел до небольшой двери, открыл ее и запер за собой.

Они очутились в каком-то помещении, похожем на шкаф и пропахшем пылью. На стене перед ними что-то блестело отраженным светом. Пауло сжался и втянул голову в плечи, опасаясь худшего.

Внезапно бликующий прямоугольник вспыхнул ярким светом. Чудо объяснялось просто — Мартен нажал кнопку в стене. Пауло заморгал глазами, но по мере того, как его глаза привыкали к смене освещения, удивление на его лице сменялось откровенным страхом.

Прямо перед ним, по ту сторону прозрачной перегородки, сидели, прикованные наручниками к стене, оба его подельника, изучая тоскливыми взглядами залитый неоновым светом потолок.

— Мы можем говорить, — сказал Мартен. — Они нас не слышат. Мне точно известно, что главарь не ты, Пауло. Главарь — вон тот, со шрамом на лбу, старший из братьев Огаль.

— Я их не знаю, — слабо запротестовал Пауло.

— Ну, как хочешь.

Он снял с него наручники:

— Все, ты свободен.

Пауло подозрительно покосился на него, нутром чуя, что его заманивают в старую как мир, но все еще исправно действующую ловушку.

— Что, правда? Я могу идти?

— Я же тебе сказал.

Мартен подтолкнул его к выходу:

— Давай, проваливай.

Но Пауло не решался просто взять и уйти.

— Постойте, постойте. А что вы им скажете? Что я их сдал, так, что ли?

Мартен повернулся к нему спиной и двинулся к своему кабинету, по пути рассеянно поздоровавшись с выходившим из лифта коллегой.

Пауло на миг задержался взглядом на кабине лифта, двери которой медленно закрывались, и бросился вслед за Мартеном.

— Так нечестно, — заныл он. — Они меня уроют! У Огалей есть еще три брата! Они мне кишки выпустят!

— Ну, я не могу помешать им делать выводы, — почти не замедляя шага, проговорил Мартен. — Все, проваливай отсюда.

Пауло замолчал и остановился понурив голову. Потом медленно пошел к лестнице, спустился на несколько ступенек, но, почувствовав, что ноги его не держат, присел. У него кружилась голова. Он понимал, что отныне он — труп и никто на свете не в силах вернуть его к жизни. Он не сдал братьев Огаль, но они решат, что он их сдал. Ему ни за что не убедить их в том, что они ошибаются. В любом случае, когда его придут убивать, он и слова не успеет сказать в свое оправдание. Он встал. Жизнь полна несправедливости, но что он против этого может?

К концу рабочего дня Мартен решил на часок заглянуть в качалку. После многочасового сидения за столом ему настоятельно требовалась физическая разрядка. Он достал из шкафа спортивную сумку и убедился, что все необходимое в наличии.

Его тревожила оплеуха, которую он влепил Пауло. Он никогда раньше не бил подозреваемых. Этот жест вырвался у него помимо воли, что его немного пугало. Он огорчался не столько тому, что ударил Пауло, сколько тому, что утратил самоконтроль. Значит, с ним что-то не так — догадываться об этом он начал уже давно, и сегодняшнее происшествие лишь подтвердило его опасения.

В спортзале, как всегда по вечерам, народу будет битком, но он займет свободный тренажер и покачается. Судья из службы исполнения наказаний так ему и не перезвонил — по той простой причине, что Мартен к нему не обращался. Проходя мимо кабинета Жаннетты, Мартер сунул голову в дверь и поблагодарил ее за помощь. Вместо ответа она одарила его широкой улыбкой.

В бакалее на углу он купил бутылку минералки и слойку с фруктами, сжевал пирожок, запил парой глотков воды и убрал бутылку в сумку.

В вестибюле спортзала дежурная напомнила ему, что у него скоро заканчивается абонемент.

Почти все вешалки в раздевалке были заняты. Мартен нашел свободный крючок, разделся, натянул спортивные трусы и бесформенную майку, убрал в шкафчик ключи и документы, оставив при себе только хронометр, бутылку воды и мобильник. Пистолет и полицейское удостоверение он убрал в бардачок машины, запиравшийся на ключ, — привычная предосторожность.

Народу в зале действительно было под завязку. Он издалека поприветствовал трех других посетителей и за руку поздоровался с тренером. Окинув беглым взглядом помещение, он обнаружил, что, как ни удивительно, его любимый силовой тренажер свободен. Надо думать, ненадолго. Если он начнет с разминки, его точно займут.

Значит, обойдемся без разминки.

Он пошел прямо к тренажеру и принялся за серию из пятнадцати упражнений, даже не потрудившись сменить установленные на нем гири.

Вокруг звучала тихая музыка, заглушаемая шумом разговоров и механическими поскрипываниями снарядов. Он сосредоточил взгляд на пятне на потолке и отключил все мысли.

Ему было хорошо. Он чувствовал себя словно перенесенным во вневременное пространство, где существовало только физическое усилие, а мозг практически не функционировал.

Закончив серию, он приподнялся. Поймал собственный взгляд в большом зеркале, занимавшем всю противоположную стену, и тут же отвернулся. Ему не нравилась его внешность: сорокапятилетний здоровяк, он сам себе напоминал массивный булыжник на пляже. В сидячем положении он казался толще, чем был на самом деле. И не мог не понимать, что булыжник только выглядит монолитным, тогда как уже пошел трещинами. Особенно изнутри. Он усмехнулся. Да уж, удачный образ, ничего не скажешь.

Какой-то мужчина атлетического сложения с удовольствием разглядывал в зеркале свое отражение, и Мартен в очередной раз убедился, что мужчины смотрятся в зеркало гораздо чаще, чем женщины.

Напротив него симпатичная брюнетка в черных колготках и обтягивающем боди качала пресс, с невольной непристойностью разводя закрепленные в тренажере ноги под углом в почти 180 градусов, а затем снова с усилием сводя их вместе; ее лицо с закрытыми глазами было обращено вверх, на голове были наушники от плеера, а шею и челюсть свело от напряжения. Под туго натянутыми колготками на ней, судя по всему, больше ничего не было. Мартен торопливо отвел взгляд — не хватало еще, чтобы его приняли за вуайериста.

Передышка закончилась. Мартен размял трицепсы, последовательно вытягивая руки кверху и отводя предплечья как можно дальше назад, за спину, после чего взял две гири по двадцать килограммов, прикрутил их к штанге и улегся на скамью, упершись ногами в пол, готовый выполнить еще одну серию из двенадцати упражнений. Он сосредоточился, сделал глубокий вдох и резким толчком поднял восемьдесят килограммов груза.

В этот миг сердитым шмелем зажужжал его мобильник.

Мартен не собирался бросать тренировку и довел всю серию до конца. Затем опустил штангу на подставку и схватил мобильник ровно в ту секунду, когда тот замолчал. Однако Мартен успел прочитать мелькнувший на экране номер комиссариата.

Глава 4

Когда Мартен прибыл на место преступления, вокруг тела уже хлопотали криминалисты, которым помогал молодой парень из Института судебной медицины. Полицейские в форме с двух сторон перегородили улицу и отгоняли зевак.

Жертва лежала возле серой шероховатой стены. Это была молодая женщина с бледной кожей и длинными темными волосами.

Мартен мысленно поправил себя: она не лежала. В ее позе не было ничего, что напоминало бы об отдыхе или удобстве. Лежа на левом боку с полусогнутыми ногами, забросив левую руку назад, а правую вперед, она казалась застигнутой на месте бегуньей. Обманчивое впечатление. На самом деле она не успела не то что убежать — даже отскочить от своего убийцы.

Одну туфлю она потеряла (та валялась сзади, примерно в метре от тела), а другая по-прежнему оставалась на ноге — элегантная лодочка на шпильке.

Прямая юбка из плотной коричневой ткани задралась, обнажив бедро. Чулок она не носила. Стройные, красивые ноги покрывал легкий загар. Эти ноги еще казались полными жизни, но они уже никогда не смогут ни ходить, ни бегать. Внутри молодого тела, созданного, чтобы прожить еще десятки лет, кровь перестала струиться, и даже если оно еще так походило на живое, в нем уже шел отвратительный процесс органического разложения.

На шее у нее висело золотое или позолоченное ожерелье из крупных колец, правое запястье обхватывали два золотых браслета, левое — маленькие золотые часики. На безымянном пальце левой руки — перстень с бриллиантом и золотое обручальное кольцо.

Для этой женщины такие вещи, как помолвка и свадьба, были не пустым звуком. В то же время она не отказывалась от невинного кокетства и выглядела сексуально привлекательной, хоть и без всякого вызова. На левой щиколотке у нее красовалась золотая цепочка.

Во рту, чуть приоткрытом, виднелись ровные, красиво посаженные зубы с почти прозрачной эмалью и кончик белого языка. Глаза у нее были закрыты, и Мартен почему-то испытал странное чувство облегчения. Во взгляде мертвых ему чудился какой-то смутный призыв, и, не умея на него ответить, он старался его избегать.

Из ее шеи натекла густая струя венозной, уже начавшей сворачиваться крови, склеившая темные пряди волос, заполнившая щербинки на мостовой и исчезнувшая под мусорным баком, чтобы вновь появиться в добрых двух метрах и собраться в конце пути в черную лужу.

Заместительница прокурора, высокая девица в туфлях без каблука, подошла к нему и встала возле тела, прижимая к себе, словно щит, черную сумочку. Новенькая. Мартен ее не знал. Она смотрела куда угодно, только не на убитую женщину. В конце концов, решив побороть страх, она опустила глаза к телу и мгновенно позеленела лицом. Переступила с ноги на ногу. Она не заставила себя просить дважды и с готовностью испарилась, едва Мартен сказал ей, что сам все сделает, а ей позвонит, как только будут получены первые результаты.

— Прямо здесь ее и убили, — безапелляционно заявил молодой эксперт из Института судебной медицины. — Она сделала пару шагов и упала. Тело не передвигали.

— Можете назвать время смерти? — спросил Мартен, обменявшись коротким взглядом со своей сотрудницей Жаннеттой, с которой с утра не виделся.

— Восемнадцать ноль-ноль, не позже, — так же категорично произнес парень. — Стрела попала в яремную вену…

— Стрела?

Еще один молодой парень с красивыми темными кудрями гордо протянул ему пластиковый пакет, изнутри перепачканный кровью. В нем лежала короткая, судя по виду, металлическая стрелка. Нет, не стрелка, мысленно одернул себя Мартен. Это был арбалетный болт с металлическим древком. Наконечник был немного изогнут.

— Кто позволил вам прикасаться к этому предмету до моего прихода? — не в силах сдержать гнев, проговорил он.

Парень сглотнул слюну и ткнул пальцем в очерченный мелом белый круг неподалеку от стены:

— Она там валялась. Я не думал…

Мартен, ни слова не говоря, повернулся к нему спиной и ушел. На душе у него кошки скребли. Не только бандитам свойственна глупость, в чем он только что в очередной раз убедился. Он дал себе слово, что пожалуется его начальнице Билье. И если парень схлопочет нагоняй, то так ему и надо.

Жанна, которую все на работе звали Жаннеттой, протянула ему сумку, обнаруженную возле тела жертвы.

— Секунду, — сказал он, натягивая прозрачные перчатки.

Содержимое красной кожаной сумки составляли толстый ежедневник темно-красной кожи «под крокодила», из того же материала бумажник, упаковка таблеток, проездной, небольшой несессер для макияжа, крошечная адресная книжка, заполненная мелким, почти нечитабельным почерком, роман Мюриэл Спарк в карманном издании, включенный и полностью заряженный мобильный телефон, две связки ключей, одна из них — от машины, тюбик губной помады, более или менее мятые бумажки, в том числе две банковские квитанции, два билета на концерт, чек на пару обуви (туфли, что были на ней?), мелочь, квитанция за отданные в печать фотографии и прямоугольный кожаный футляр с визитками на имя Армель Деплеш.

В бумажнике лежали кредитная карта, удостоверение личности и водительские права на то же имя, абонемент в бассейн, фотография малыша, шестьдесят евро в новеньких купюрах по двадцатке, очевидно полученные в банкомате, чек на эти шестьдесят евро, две визитки с двумя разными мужскими именами и названиями фирм.

— Похоже, мотив убийства — не ограбление, — заметила Жаннетта.

— С каких это пор воры убивают своих жертв арбалетными болтами? — отозвался Мартен.

Завтра будет вскрытие, но Мартен уже сейчас догадывался, что оно мало чем ему поможет. Женщину явно не насиловали, даже не били, но все равно — ни один насильник, равно как и вор, не нападает на людей с арбалетом. На самом деле, подумал Мартен, арбалетом в качестве орудия убийства никто не пользуется последние несколько сотен лет.

Несмотря на теплую погоду, Мартен поежился.

Он достал карту района. Женщина жила в четырехстах метрах от того места, где ее убили. Проход, где ее нашли, находился на кратчайшей от метро до ее дома дороге. Это означало, что убийца ее поджидал. Выследил, как охотник дичь, и убил.

Сделав это заключение, Мартен наконец проявил интерес к месту преступления.

Она едва успела ступить на улочку, когда перед ней возник убийца. Арбалет может стрелять на расстояние до пятидесяти метров, но Мартен готов был держать пари, что преступник воспользовался моделью меньшей дальности и размера, — длина болта не превышала пятнадцати сантиметров.

Убийца, должно быть, стоял — Мартен не сомневался, что это был мужчина, — метрах в десяти от жертвы, вряд ли дальше: ему самому приходилось в жизни тренироваться в стрельбе из разных видов оружия, и он знал, что точность попадания в цель из арбалета оставляет желать лучшего, даже если стрелок невероятно умел.

Мартен пошел по улочке, считая шаги и оглядываясь вокруг. В десяти метрах от тела обнаружился подъезд. Мартен попытался толкнуть дверь. Бесполезно. Дом стоял заколоченный. На видном месте красовалось предупреждение: вход воспрещен, за нарушение штраф. Возможно, мужчина прятался под козырьком подъезда, но что он сделал потом? Надежды на то, что на булыжной мостовой обнаружатся следы его ног, практически не было. Но Мартен на всякий случай окликнул одного из криминалистов, попросил карандаш, прижался спиной к двери подъезда и нацелился карандашом в сторону тела. Хотя мог бы воспользоваться служебным пистолетом, посеяв вокруг шумную панику.

Вдруг он вздрогнул. Галлюцинации у него, что ли? На стене, прямо над телом убитой женщины, был грубо набросан мелом человеческий силуэт. Вернее сказать, верхняя половина туловища.

С более близкого расстояния разглядеть рисунок не удавалось.

Жаннетта с недоумением смотрела на него, не осмеливаясь спросить, почему он уставился на стену.

— Ты ничего не видишь? — спросил он.

Она подошла поближе:

— Что ты имеешь в виду? Какие-то белые полосы… Похоже на мел.

— А теперь посмотри на них от двери подъезда. И скажи, что ты об этом думаешь.

Когда она снова вернулась к нему, он показал ей щербинки в стене, на высоте примерно полутора метров от земли. Все они приходились на тот небольшой участок, где у нарисованной фигуры была шея.

— Черт, да он тут тренировался! — воскликнула она.

— Ты знаешь, что дальше делать, — отозвался он. — Бери Оливье, Ренара и Добрински. Немедленно начинайте опрос соседей. А я пойду к ней домой.

Глава 5

Ему открыл муж убитой. Если бы Мартена спросили, что в его работе самое отвратительное, он ответил бы, что отвратительного в ней так много, что сразу и не выберешь. Видеть, как преступник уходит от наказания? Присутствовать при вскрытии тела замученного ребенка? Впрочем, по зрелом размышлении, он сказал бы, что хуже всего — во всяком случае, для него — это смотреть в глаза близким родственникам жертвы и сообщать им о случившемся. Всякий раз у него возникало ощущение, что часть вины лежит и на нем. Наверное, поэтому он так ненавидел убийц.

Муж грохнулся в обморок. Мартену пришлось тащить его на диван и вызывать «скорую». Он сидел рядом, держа беднягу за руку, пока не подъехала бригада. Мужчину увезли в больницу. Он впал в полную прострацию, почти в ступор.

Фургон «скорой» еще не успел завернуть за угол улицы, а Мартен уже принялся внимательно осматривать квартиру. Даже если бы он наткнулся на многообещающую улику, тот факт, что обыск он проводил незаконно и без понятых, не позволил бы ему воспользоваться находкой; хотя, с другой стороны, любая мелочь могла бы направить следствие в нужное русло. Или окончательно сбить со следа…

Муж работал в крупной архитектурной мастерской. Жена — помощником продюсера в компании по производству фильмов и телепередач. Если верить галерее фотоснимков, украшавших туалет, оба страстно увлекались лыжным спортом. И нигде — ни намека на ребенка. Мартен сделал в блокноте пометку: не забыть выяснить, кто изображен на детской фотографии, хранившейся у женщины в бумажнике.

В довольно плотно заставленном книжном шкафу, среди многочисленных томов в основном обнаружились рассказы о путешествиях, труды по современной и старинной архитектуре, две полки детективов, несколько классических романов, кулинарные издания, альбомы по искусству, а также энциклопедии и словари по кинематографии. Здесь же стоял справочник профессионалов кино и телевидения, а рядом — еще два толстых справочника с обтрепанными страницами и черно-белыми фотографиями, выпущенных два года назад: первый был посвящен актерам, второй — актрисам.

На стене висело с десяток картин, все — подлинники и, на взгляд Мартена, далеко не равного качества. Несколько из них представляли Кубу, в том числе Гавану, и Мартен мысленно связал их с книгами о путешествиях, увиденными на полках шкафа. Просвещенные туристы, интересовавшиеся культурой и искусством стран, которые они посещали.

В просторной гостиной, служившей одновременно столовой и кабинетом, помимо обычной мебели имелись суперсовременная чертежная доска и массивный комод красного дерева с плоскими, но широкими и чрезвычайно глубокими ящиками.

Прежде чем выдвинуть первый из них, Мартен догадался, что здесь хранятся архитектурные чертежи. Так и оказалось. Чертежей была целая куча — и на кальке, и на ватмане.

В спальне — комнат в квартире было всего две — стояли огромный телевизор типа «домашний кинотеатр» и еще один книжный шкаф, содержавший впечатляющее количество DVD: в основном киноклассика плюс пара порнофильмов. Никаких выводов из этого Мартен не сделал — просто на миг припомнил золотую цепочку, которую женщина носила на щиколотке.

В стенных шкафах и комоде хранилась одежда. На всякий случай, чтобы ничего не упустить, Мартен выдвинул все ящики комода и проверил, не спрятано ли что-нибудь в глубине.

Никакого арбалета он не нашел, не говоря уже о кокаине или радиоактивных веществах, хотя тщательно осмотрел все традиционные тайники, хорошо известные каждому полицейскому: сливной бачок в туалете, карнизы для штор, пищевые контейнеры на кухне и морозильник холодильника.

Открывая ящик тумбочки, он уже решил было, что нашел дневник. Возможно, когда-нибудь эта общая тетрадь и стала бы дневником, но пока ее страницы, от первой до последней, оставались чистыми. Зато в середине обнаружился сложенный лист бумаги — письмо, которое он прочитал, не пропустив ни слова, после чего задумчиво убрал на прежнее место.

В ухоженной и пустоватой квартире абсолютно все выглядело удручающе нормальным и обыкновенным. Занимаясь своим незаконным обыском, Мартен испытывал чувство разочарования и глубокой грусти. Горе, обрушившееся на этот дом, словно ошиблось адресом.

Он присел на кровать, вздохнул и вытянулся на ней. Уставился в потолок, который убитая созерцала по вечерам, засыпая.

Интересно, на чье место он лег, ее или ее мужа? Сам он, когда был женат, всегда ложился слева. Теперь, когда он спал один (три ночи из четырех), то устраивался посередине постели, широко разбрасывая руки, а то и вовсе по диагонали. И брал лишнее одеяло.

Он поднялся, сдернул покрывало и понюхал подушку, отдавая себе отчет, что его поведение граничит с патологией. Ответом на его немой вопрос был длинный темный волос. Значит, она спала справа. Ноздри щекотал легкий аромат духов. Под подушкой нашлась сложенная ночная сорочка. Он развернул ее и подержал перед собой. Коротенькая, зато обшитая старинным кружевом. Компромисс между традицией и современностью. В этой одежке убитая женщина наверняка выглядела очень сексуально.

Заурядная семейная пара. Счастливая пара. Они любили друг друга и, по всей видимости, собирались вместе прожить жизнь. Долгую жизнь. Мартен вздохнул. Что-то в последнее время он стал часто вздыхать, в том числе на работе, хотя пока никто не делал ему замечаний.

Он готов был держать пари на свою месячную зарплату, что мотив убийства не имеет ничего общего с размеренным существованием убитой, как и с существованием ее мужа. И это ему не нравилось. Совсем не нравилось.

Он снова улегся, дав волю воображению. Смерть ударила внезапно, как молния, явилась неизвестно откуда и неизвестно почему. Но разве не всегда бывает именно так? Нет, он не должен поддаваться этим мыслям.

Как вышло, что человек, который вел нормальную, мирную жизнь, погиб столь ужасной и необычной смертью? Идиотский вопрос. Если только… Может, убийца ошибся? Нет, чепуха. Он долго следил за своей жертвой, точно, едва ли не до сантиметра, высчитал ее маршрут. Ошибка исключалась. Преступление готовилось заранее, возможно, за много дней. Он уже предчувствовал, что и расследование будет долгим и трудным. И далеко не факт, что оно увенчается успехом. Эта мысль была слишком болезненной, и он усилием воли отогнал ее.

Затем прикрыл веки и зевнул. До чего же он устал, вымотался вконец.

А домой, в пустую квартиру, торопиться незачем. Дочь уехала на гастроли в провинцию. То ли в Шартр, то ли в Ангулем, он точно не помнил, в каком порядке чередуются города в ее расписании. Подруга отбыла за границу собирать материал для репортажа, и он даже не знал, когда она вернется. Хорошо бы позвонить Жаннетте, выяснить, как продвигается дело с опросом соседей, но она сейчас наверняка с кем-то беседует, а ему не хотелось ее отвлекать. Сон навалился на него внезапно, не дав времени на сопротивление.

Ему приснилась убитая женщина. По какой-то одной ей известной причине она страшно на него сердилась и осыпала его короткими сухими ударами по лодыжке. Весьма болезненными ударами. Настолько болезненными, что он проснулся. Открыл глаза и обнаружил, что она стоит над ним, зажав в руке кухонный нож. И правда ужасно сердитая.

Глава 6

Мартен пробудился, но сон продолжался. Он мельком подумал, что напрасно отка зался от посещения психоаналитика, на чем настаивала его подруга, журналистка Марион, обеспокоенная его бессонницами.

Мысль мелькнула и исчезла. Не бывает настолько реалистичных снов. Хорошенькая брюнетка между тем с воплями надвигалась на него, размахивая ножом.

Он сосредоточился и постарался вникнуть в смысл ее криков. Она то и дело повторяла слово «полиция», и в конце концов он понял, что она уже вызвала стражей порядка и те вот-вот появятся, так что ему не имеет смысла дергаться.

Он сунул руку во внутренний карман пиджака, пиджак оттопырился, и стала видна рукоять пистолета. Незнакомка заверещала еще громче, а нож у нее в руке заходил ходуном.

На миг он испугался, что сейчас она его проткнет, но женщина отступила в дальний угол комнаты, по-прежнему направляя на него острие длинного лезвия.

Он плавным жестом извлек из кармана бумажник, а из него — полицейское удостоверение.

Вид документа чуть успокоил женщину, но не лишил ее воинственного настроя.

— Да я таких липовых удостоверений сколько хочешь себе нарисую, — заявила она.

Правда, в ее голосе прорывались нотки сомнения — или ему почудилось, что прорывались.

Сейчас, когда он окончательно проснулся, до него дошло, что женщина поразительно похожа на жертву, хотя имелись и различия. Во-первых, она была по-другому одета: в джинсы, черную майку и ветровку. Волосы у нее были длиннее, и, пожалуй, она была немного моложе. Очень хорошенькая, даже в гневе, с пылающими от ярости глазами.

— Если вы из полиции, — продолжила она, — это все равно не дает вам права врываться в чужой дом, когда хозяев нет, и спать в их постели.

— Я вам все объясню, — спокойно сказал он, — только подождите буквально минутку.

Он нажал на мобильном кнопку «4» (Жаннетта), попросил связаться с комиссариатом округа и отменить вызов дежурной бригады.

Нажал отбой, встал и одернул пиджак. Женщина смотрела на него, не отрывая бдительного взгляда, но уже не выглядела такой напуганной. Его спокойствие, пусть и напускное, оказало на нее благотворное действие.

— Прежде всего, должен принести вам свои глубочайшие извинения за то, что напугал вас. Единственное, что меня оправдывает, так это уверенность в том, что сюда никто не придет.

— В этой квартире живет моя сестра с мужем, — сухо ответила женщина. — Не понимаю, с чего вы взяли, что сюда никто не придет. Сестра будет дома с минуты на минуту. Она сейчас в бассейне. Они пригласили меня на ужин.

Он вздохнул, и этот вздох сказал ей, что сейчас она услышит что-то такое, чего ей совсем не хочется слышать. И даже хуже. Она отличалась умом и быстрой реакцией. Он увидел, как кровь отхлынула у нее с лица. Нож она положила на телевизор и обхватила себя обеими руками, как будто в комнате поднялся ледяной ветер.

— Что-то случилось, — прошептала она. — Умоляю вас, скажите, что случилось?

Он в два прыжка настиг ее, взял за руку и усадил на кровать.

— Мне очень, очень жаль, — сказал он, — но я должен сообщить вам ужасную вещь.

— Нет, — возразила она. — Пожалуйста, нет, не надо.

Он выждал пару секунд, но потом решился:

— Ваша сестра погибла. Около семи часов вечера. По дороге домой.

— Машина? — чуть слышно проговорила она.

Он понял, что она имела в виду несчастный случай.

— Нет. Ее застрелили.

— Армель застрелили? — Она замотала головой. — Этого не может быть.

— Почему?

— У нее нет врагов. Она и мухи не обидит. Кому понадобится ее убивать? Это какая-то ошибка. Это точно не она.

Она снова заговорила в полный голос, и этот голос дрожал от возмущения. Горе отступило перед ее решимостью не верить. На свете нет ни одного человека, затаившего зло на Армель, следовательно, никто не собирался ее убивать, следовательно, она жива. Безупречная логика. К сожалению, смерть не имеет ничего общего с логикой, подумал Мартен.

Она устремила на него негодующий взгляд:

— Вы порете чушь. Я вам не верю. Не знаю, чего вы добиваетесь, но вы лжете! Полицейские всегда лгут. А где Жюльен? Почему его нет? Мы должны вместе ужинать, я же вам уже говорила!

— Вашему зятю стало дурно. Его отвезли в больницу. Вкололи успокоительное.

Она отшатнулась, словно он ее ударил. Во взгляде, которым она его пожирала, он прочитал ужас и боль — она поняла, что он говорит правду. На сей раз логика обернулась против нее. Видимо, реакция зятя ее нисколько не удивила. Она пыталась бороться, но ее отважный порыв обернулся провалом. Она разрыдалась и принялась колотить Мартена.

Он обнял ее и прижал к себе, терпеливо снося удары кулаком и тычки головой. Вскоре воротник его рубашки и отвороты пиджака промокли от ее слез. Он бормотал ей всякую успокоительную ерунду типа — ну ничего, ничего, не надо плакать, все образуется, возьмите себя в руки…

В последний раз он точно так же успокаивал свою дочь, переживавшую любовную драму. Как тогда, так и сейчас его методика не принесла успеха.

Когда ее рыдания немного утихли, он отвез ее в больницу и проводил в палату к Жюльену, оставив их с глазу на глаз.

Вернувшись домой, он принялся мерить шагами квартиру. Он уже успел окончательно проснуться, и им овладело трудно поддающееся контролю возбуждение.

Хорошо бы отправиться в спортзал, но, к сожалению, он давно закрылся.

Дома у него была небольшая силовая скамья, но после того, как у него заклинила штанга с грузом 165 килограммов, а позвать на помощь было некого, он старался ею не пользоваться. Он тогда целых три минуты медленно сдвигал штангу с груди, пока не сумел высвободиться, и эти минуты показались ему бесконечными.

Тем не менее он решил продолжить прерванную вечером программу тренировки, из осторожности уменьшив нагрузку на пять процентов. Затем взял маленькие гантели и выполнил несколько упражнений на растягивание, после чего принял душ и опять стал бесцельно вышагивать по квартире. Сна не было ни в одном глазу.

В конце концов он уселся за стол и начал набрасывать свои соображения по делу об убийстве, не особенно следя за их логической последовательностью. Итак, сестру убитой звали Эмелина, она была на два года младше, других братьев и сестер не имела, жила одна и, как и жертва, работала в сфере кино, правда, не на административной, а на более творческой и требующей специальной подготовки должности монтажера.

Убитая неплохо зарабатывала — чуть больше Мартена с его восемнадцатью годами стажа, — но богачкой она не была, как и ее муж. По словам Эмелины, они ни с кем не враждовали. Даже с соседями ни разу не ссорились.

Он забыл поинтересоваться, что за ребенок изображен на фотографии, но вспомнил, что по пути в больницу Эмелина пробормотала что-то насчет бебиситтера. Может, это был ее ребенок? Надо проверить. Поручить Жаннетте.

Оставалось еще что-то, но он не мог сообразить, что именно.

В половине первого ночи раздался звонок в дверь. Он пошел открывать. На пороге стояла его бывшая жена Мириам Соннен. Все правильно, время как раз ее.

Она заглядывала к нему два-три раза в месяц, всегда ближе к ночи, и никогда не предупреждая заранее, что придет. Вначале Мартен подозревал, что она надеется застать его в дамском обществе. Но затем понял, что причина гораздо тоньше. Нынешнее поведение жены выдавало ее отношение к нему и к их распавшемуся браку: будь ее воля, они бы, наверное, никогда не развелись.

Она влетела в квартиру, чмокнула его в губы и поставила сумку.

Она была чуть ниже среднего роста, крепкая, с широкими плечами и узкой талией. В двадцать семь лет она завоевала титул чемпионки по пауэрлифтингу, и хотя с тех пор ее тело утратило — не без усилий с ее стороны — рельеф стальной мускулатуры, оно по-прежнему было полно сдержанной силы. Владея на паях крупным агентством по недвижимости, в одежде она стала отдавать предпочтение неброской элегантности классического стиля — серым, черным или темно-синим костюмам, оживляемым одной-единственной яркой деталью. Но, несмотря на респектабельную внешность, в жизни она не признавала никаких условностей.

В этот вечер на ней был приталенный синий шелковый костюм, белая шелковая блузка и босоножки на шпильке, прибавлявшие ей сантиметров десять роста. Свои густые черные волосы она подстригла коротко, «под мальчика». Сняв пиджак, Мириам крутанулась на месте.

— Ну, как тебе моя прическа? — спросила она с неуверенной улыбкой.

Иногда, очень редко, она вдруг превращалась в маленькую девочку — робкую, озабоченную тем, что подумают о ней другие. Зато в остальное время… Он внимательно рассмотрел ее, не торопясь с ответом. Этому он в числе прочего научился уже после развода — никогда не отвечать машинально, не взвесив все за и против. Отныне каждая минута, проведенная с ней вместе, обретала для них огромное значение, и он хотел, чтобы она знала: он тоже это понимает.

— Потрясающе, — искренне сказал он.

Выражение неуверенности исчезло с ее лица, уступив место широкой улыбке.

— Точно? Или подлизываешься? — Она требовала подтверждения, теперь уже из чистого кокетства.

Он охотно включился в игру.

— Ты выглядишь на пятнадцать лет. Если бы мы с тобой переспали, я бы чувствовал себя педофилом.

— Ну, не преувеличивай. Ладно. А то я боялась, что тебе не понравится. Только не говори, что это не важно, потому что мы в разводе. Кстати, насчет последнего… Это ты просто так ляпнул? Или делаешь мне предложение?

— На полном серьезе. — На сей раз он ответил, не раздумывая. — Ты — самая сексуальная женщина на всем белом свете. Я тебе это уже говорил.

Она покраснела от удовольствия и обняла его. Макушкой она доставала ему до подбородка и на миг уткнулась лбом ему в плечо. Он погладил ее по голове, но она отстранилась, взяла его за руку и потащила в спальню.

Теперь, расставшись, они разговаривали о чем угодно, кроме главного. Он понятия не имел, есть ли у нее любовник — или любовники? Она и не подозревала о его связи с журналисткой.

Квартиру он оставил за собой — так решила она, сочтя «аморальным» заставлять его переезжать, тогда как для нее найти новое жилье было проще простого. Он присел на край кровати и, не сводя с нее взгляда, принялся расстегивать рубашку.

Он обожал смотреть, как она раздевается. Как изгибается, дотягиваясь рукой до пуговицы и «молнии» на юбке, как играет бедрами, высвобождаясь из узкой юбки. Некоторая нарочитость движений свидетельствовала о том, что она прекрасно видит, какими глазами он смотрит на нее, и получает от этого удовольствие. Покосившись на него, она аккуратно повесила юбку на спинку стула и начала по одной расстегивать пуговицы на блузке, спускавшейся до ее округлых, красиво очерченных бедер. Его в одну секунду охватило горячее, почти болезненное желание. Сейчас он изменит Марион. Интересно, уменьшает ли его вину тот факт, что изменит он ей со своей бывшей женой?

— Ты сегодня какой-то странный, — сказала она. — Что-то случилось? Что-нибудь особенное?

— Сразу две вещи, — ответил он. — Странное преступление. Убили молодую женщину. Мне нечасто приходилось чувствовать себя до такой степени беспомощным. Убийца неизвестен. Мотив неизвестен. Спокойная замужняя женщина. Счастливый стабильный брак. Мужа с нервным стрессом отправили в больницу. И все-таки я уверен, что убийство — преднамеренное. Судя по всему, раскрыть его будет очень трудно.

Он умолк и некоторое время в тишине продолжал расстегивать рубашку.

— Бедняги, — наконец произнесла она. — Как ты думаешь, у нее был любовник? Или у него — любовница?

— Будем искать, но сам я в это не верю. Мне кажется, они любили друг друга.

— А вторая вещь?

— Я свалял дурака. Ударил подозреваемого.

— Он подаст жалобу?

— Вряд ли. Дело не в этом. Просто со мной уже много лет не было ничего подобного.

— А что он натворил?

— Ограбление. Нанесение тяжких побоев. Изнасилование.

— Ничего себе. Я отпускаю тебе этот грех. Он что, тебя спровоцировал?

— Нет. Во всяком случае, не действием. Просто распустил язык. Сам не знаю, как это произошло. Я даже сообразить ничего не успел. Потерял самоконтроль.

— А уж этого месье Мартен не может себе позволить ни в коем случае, — с усмешкой сказала она.

Она встала напротив него. Ее смуглая матовая кожа светилась. На ней остались только черные трусики и такого же цвета бюстгальтер.

Он хотел обнять ее за талию, но она оттолкнула его. Он упал на спину, схватил ее за руки и притянул к себе. Она не поддавалась, упершись ладонями ему в грудь.

— И не мечтай. У меня другие планы. А разделась я только потому, что мне так удобнее. В любом случае в тебе скопилось слишком много негативной энергии. В таком состоянии ты ни на что не годишься.

— Ну спасибо.

Она через голову стащила с него рубашку, силой перевернула его на живот и уселась ему на ягодицы.

— Закрой глаза и расслабься. Руки вытяни вдоль тела, ладонями кверху.

Он повиновался. Пальцы Мириам стальными прутьями впились ему в спину. Не сдержавшись, он охнул от боли.

— А я что говорила? — фыркнула она. — Придется над тобой потрудиться. Давай, рассказывай. Что еще на тебя сегодня свалилось?

— А тебе что, мало? — стараясь не застонать, выдохнул он. — Ах да. Когда мужа жертвы увезли в больницу, я у них там заснул. На их кровати. Меня разбудила сестра убитой.

Мириам засмеялась было, но тут же оборвала смех.

— Ты заснул в чужом доме? Похоже на упадок сил, а?

Он не ответил. Эта идея уже приходила ему в голову, однако углублять ее не хотелось. В последнее время он действительно подозрительно легко проваливался в сон — классический симптом желания о чем-то забыть. Проблемы с самоконтролем — еще один симптом. И это чувство беспомощности, ярости и глубокой печали, охватившее его при виде тела убитой женщины. Смерть… Мартен давным-давно перешел с ней на «ты», но чем старше он становился, тем мучительнее ему было мириться с тем, что одни люди способны причинять непоправимое зло другим. На сей раз обстоятельства буквально взяли его за горло, и ему приходилось изо всех сил напрягаться, чтобы подчиненные и эксперты не заметили, что с ним творится что-то не то. От глаз Жаннетты его реакция наверняка не укрылась, но тут он мог быть спокоен: ум и порядочность не позволят ей болтать о своих впечатлениях направо и налево.

Может, ему сменить профессию, пока не поздно?

— Вам, случайно, специалист по безопасности не требуется? — слегка приподняв голову, обратился он к Мириам.

— Вот и я про то же. Ты катишься вниз. — Ее пальцы спустились к его пояснице. — А там недалеко и до охранника в «Перекрестке». Или сторожа на парковке.

Он еще несколько минут стоически терпел пытку, но вдруг резко перевернулся на спину, сбросив с себя Мириам. Она соскользнула в сторону и теперь лежала на боку, с вызовом глядя на него. Над верхней губой и на лбу у нее поблескивали капельки пота. Она выкладывалась на всю катушку.

Он протянул руку и погладил выступающее холмом гладкое бедро, затем нежно прикоснулся к ее прикрытой бюстгальтером правой груди, провел по слегка выступающему животу, спустился к лобку и попытался просунуть пальцы под трусы. Она сжала ноги, заодно защемив его руку.

— Ты уверен, что хочешь этого? — спросила она.

Он смотрел на нее и ничего не говорил.

— Именно со мной? — настойчиво повторила она.

— Но ты же здесь, — наконец выдавил он. — И ты ничуть не хуже, чем любая другая.

— Ах ты, скотина, — рассмеялась она.

Легла на него лицом к лицу и прижалась грудью к его груди.

— А трусы и лифчик ты специально не снимаешь? — спросил он, проводя руками ей по спине.

— На глупые вопросы не отвечаю, — сказала она и куснула его за плечо.

Он просунул обе руки ей в трусы и принялся гладить ее бедра, покрывая поцелуями рот и шею. Ей уже перевалило за сорок, и кожа слегка утратила гладкость, но тело по-прежнему оставалось мягким и податливым и словно растекалось под его ласками.

Он ей не лгал. Она всегда представлялась ему идеалом женственности и самым желанным на свете существом. Во всяком случае, в эту минуту.

— Ты что, товар на ощупь пробуешь? — шепнула она. — Моя очередь.

Расстегнула на нем ремень и обеими руками обхватила его член.

— Недурно, недурно.

Затем опустила голову и взяла его в рот.

Он на миг отдался сладостным ощущениям, но сейчас же понял, что настолько хочет ее, что, если позволит ей и дальше делать то, что она делает, то через пятнадцать секунд все будет кончено.

Он сжал руками ее лицо и притянул ее к себе. Лег на нее и стал целовать ее в губы, в шею, в грудь, лаская пальцами ее соски, пока они не затвердели. Языком он прошелся по ее животу и через трусы прижался к лобку; она раскинула ноги и подалась ему навстречу. Сквозь шелковистую ткань он почувствовал ее горячую влагу, его возбуждение достигло предела. Он понял, что больше не может сдерживаться, сдернул черные трусы и одним резким движением вошел в нее. Его хватило на пару мощных движений, после чего оба одновременно закричали и, тесно сплетенные, упали на постель.

В голове у него, как всегда после любовного акта, царила пустота, но в этой пустоте вдруг проступило кошмарное видение убитой женщины, а вслед за ним тонкое и бледное лицо ее сестры, искаженное горем.

Он попытался прогнать эти образы, но слишком поздно — хрупкая оболочка счастливого забвения лопнула.

— О чем ты думаешь? — тихо спросила Мириам.

Она уже почувствовала произошедшую с ним перемену. Он поцеловал ее в шею и сжал ладонью грудь. Раньше, отвечая на подобные вопросы, он ей просто лгал. Но безмолвный договор, только что связавший их, не позволял ему прибегнуть к обману.

— Да я не думал, — ответил он. — Само вспомнилось. Сначала убитая, потом ее сестра.

— Красивая?

— Сестра? Ну да. Наверное. Когда в нормальном состоянии…

— Это она залила слезами твою рубашку?

Все-то она замечала.

— Она. Никогда раньше не видел, чтобы люди так плакали.

— Хорошо, что ты там оказался. Было кому ее приголубить.

— Ты что, ревнуешь? — удивленно спросил он.

— Да нет, не ревную, — задумчиво произнесла она. — Мне просто интересно. Почему ты не захотел кончить мне в рот?

Изумленный столь неожиданным поворотом в беседе, он смущенно отвел взгляд. Он вообще терпеть не мог обсуждать интимные подробности. Для него секс и речь представляли собой две разные вселенные, и он бы предпочел, чтобы они такими и оставались. Раньше она разделяла его точку зрения. Значит, и в этом она изменилась.

Она засмеялась:

— Ладно, не стану вгонять тебя в краску.

— Ну почему, я готов ответить. Мне хотелось, чтобы это продлилось как можно дольше. Кроме того, я хотел, чтобы ты кончила одновременно со мной.

Она нахмурила брови.

— Думаю, ты ответил, но лишь частично, — сказала она. — А если для меня истинным удовольствием было бы видеть твое наслаждение? Такое тебе в голову не приходило?

Он вздохнул:

— Ну, прости. Я не собирался делать ничего дурного.

— Да не об этом речь! — раздраженно воскликнула она. — Ты пойми, что… А, черт. Я имею в виду… Есть в тебе что-то такое, о чем ты сам даже не догадываешься. Даже лежа со мной в постели, ты боишься потерять контроль над собой, вот в чем проблема. Поэтому между нами все и разладилось. Ты никому не позволяешь подхватить эстафету. Никогда. Ты никому не доверяешь. Ты уверен, что лучше всех знаешь, кому что нужно.

— Извини, — сказал он. — В следующий раз делай с моим телом все, что захочешь.

— Если следующий раз будет, — возразила она. — На твоем месте я бы не была так уверена.

Одним прыжком она вскочила с постели и убежала в ванную, плотно прикрыв за собой дверь.

Мартен осознал, что снова хочет ее. Они прожили вместе больше десяти лет, но за все эти годы его влечение к ней не ослабло. И теперь, когда их встречи носили случайный характер, у него каждый раз возникало ощущение, что все это — впервые.

Как она отреагирует, если он присоединится к ней под душем?

Нет. Он упустил момент.

Он долго слушал, как течет вода. Потом она вышла в его халате, который был ей велик, стянутом на талии поясом, и посмотрела на него. Он не сдвинулся с места.

Она собрала свою одежду, взяла сумку и снова удалилась в ванную. Через пару минут появилась опять, полностью одетая, и обулась в босоножки, на ходу расчесывая влажные волосы. Подобрала свои трусы и сунула в сумку. Ему страшно хотелось сунуть руку ей под юбку и медленно провести снизу вверх, но он даже не шелохнулся.

— Почему ты молчишь? Обиделся? — спросила она.

Он потряс головой:

— Нет. Не в этом дело.

— Тогда почему ты не пришел ко мне под душ?

— Я думал, ты на меня злишься.

Она покачала головой, словно заранее знала, что он ответит именно так, и в ее глазах вдруг промелькнула печаль.

— Знаешь, ты не очень-то обращай внимание на то, что я говорю. Я ведь могу и ошибаться. Может, ты как раз прав, что ничего не пускаешь на самотек. Наверное, я никогда и никого не буду любить так, как любила… Как любила тебя. Что бы ни случилось.

Ее слова звучали прощанием. Внезапно все это — ее приход, их страсть — приобрело какой-то новый смысл, который она до поры до времени от него скрывала. Взволнованный, он приподнялся и потянулся к ней, чтобы обнять.

— Подожди, — отстраняясь и не глядя на него, проговорила она. — Это еще не все. Я была с тобой не совсем честна.

Он боялся того, что она собиралась сказать, хотя в глубине души понимал, что ждал чего-то в этом роде давно. С того дня, как они расстались.

— Я… Я выхожу замуж, — быстро произнесла она. — Скорее всего, в следующем месяце.

Он замер, остолбенев. Нет. К этому он не был готов. В жизни Мириам должен был появиться другой мужчина. Вряд ли ее устроили бы короткие свидания два-три раза в месяц. Он мирился с наличием соперника, принимая его как неизбежное следствие их развода. Но замужество!

Она повернулась к нему спиной и исчезла за дверью.

Глава 7

Он смотрел на нее спящую со смешанным чувством ненависти и притяжения. Своим ровным спокойным дыханием она наносила оскорбление раздиравшей его ярости. Как было бы просто — сесть на нее, сдавить хрупкую шею и держать, пока не задохнется. Ну да, а потом его арестуют и засадят за решетку. И получится, что она победила.

Нет. Он выбрал другое решение. Единственно возможное. Оно потребует от него смелости, настойчивости и воображения, но из этого испытания он выйдет обновленным и свободным. Победителем. И еще долго будет смаковать свою победу. Пусть легавые его допрашивают — это неизбежно, — вести игру будет он. Он ответит на все их вопросы с взволнованной искренностью, а в душе будет ржать над ними. И они ничегошеньки не смогут ему предъявить.

Он тихо покинул спальню, надел куртку и вышел из дому.

Он не может долго оставаться поблизости от нее, даже если их разделяет стена. Он боялся, что не совладает с собой и даст волю гневу. Значит, надо обдумать продолжение плана.

Первую его часть он осуществил с поразительной легкостью. Воспользовался игрушечным арбалетом, подаренным дядей, когда ему было двенадцать лет. Этот арбалет был единственной вещью, сохранившейся у него с детства. Он так и не решился с ним расстаться. Через арбалет на него никогда не выйдут. Тетива давно разорвалась, механизм спускового крючка проржавел и покрылся въевшейся пылью, но это не имело никакого значения — с его-то золотыми руками ему ничего не стоило привести игрушку в порядок.

Зато раздобыть болты оказалось куда труднее. Пришлось мастерить их самому из алюминиевых трубочек, каучука и суперклея. Самой большой проблемой оказались трубки. Поначалу он подумывал вытесать их из дерева, например из тонких веток орешника. Он даже предпринял несколько попыток, абсолютно неудачных. Трубки должны были быть прочными, легкими и отлично сбалансированными. Он долго ломал себе голову, пока наконец не нашел то, что ему было нужно, — случайно проходя мимо магазина, торгующего всякой экзотикой. Трубочки длиной сантиметров пятнадцать были подвешены на нитках к более толстой горизонтальной трубке. Продавщица объяснила, что при малейшем дуновении ветерка они приходят в соприкосновение и издают приятные звуки. Он подергал в руках эту штуковину, подняв металлический звон. И купил сразу две, потребовав скидку. Она согласилась уступить пять процентов. Его так и подмывало поторговаться еще, но хватило ума сдержаться. Платил он наличными. Она спросила, не желает ли он, чтобы покупку ему упаковали в подарочную бумагу, и он чуть не расхохотался.

Мастеря болты, он испытывал огромное наслаждение. Его план понемногу обретал черты реальности. Блестящие железяки казались ему крошечными снарядами. Вскоре в коробке из-под воздушного фильтра уже лежали двадцать два арбалетных болта.

Разумеется, столько ему не понадобится, но он же должен потренироваться — и перед началом, и между этапами. Импровизация в его планы никак не входила.

Тренироваться он выходил во двор за гаражом, загроможденный остовами разбитых машин и железным ломом, но вскоре его осенила новая идея. Надо провести испытания на месте.

Он долго взвешивал все за и против. Это было рискованно, даже опасно. Его могли заметить и опознать. Однако приняв минимальные меры предосторожности и чуть изменив внешность, риск можно свести к нулю, зато результат будет гарантирован. Ничто не сравнится с полевым опытом. Разумеется, он не собирается делать полтора десятка выстрелов — пары-тройки вполне достаточно.

На свою жертву он наткнулся случайно — как и на алюминиевые трубки. Но его сила как раз и заключалась в умении использовать подвернувшийся случай. На нем же базировалась и безупречность его замысла.

Вообще-то он обратил внимание на эту женщину в те дни, когда его план еще только начинал созревать. Совпадение его мыслей с появлением потенциальной жертвы показалось ему благоприятным знаком и убедительным доказательством того, что он на верном пути.

Он увидел, как она входит в вагончик, служивший на стройке передвижной конторой, и что-то его неприятно кольнуло, настолько она напоминала фигурой его жену, вернее сказать, стерву, мечтавшую его погубить. Та же летящая, почти невесомая походка, та же трудноуловимая смесь силы и слабости, в давние времена покорившая его, а сегодня вызывавшая одно желание — бить и убивать. Как он любил ее! Пока она не превратилась в жирную беременную уродину. А потом еще произвела на свет эту козявку, эту карикатуру на человеческое существо, укравшую у него ее любовь и заботу.

Потом он осторожно навел справки. Похожая на его жену женщина была супругой архитектора и по какой-то надобности явилась навестить мужа. Можно ли будет связать его с ней? Он решил, что нет. На стройке крутились сотни людей. Он и сам оказался здесь временно, заменяя другого работника. Официально он числился на совсем другой стройке. Никаких письменных документов, где упоминалась бы его фамилия, на этом объекте не существовало. И женщина больше сюда не приходила.

Раздобыть адрес архитектора было первой и самой легкой задачей. В обеденный перерыв он порылся в учетных карточках и нашел адрес бюро, в котором работал архитектор.

Дальнейшее стало вопросом организации и терпения.

Он отправился в бюро, нацепив на голову мотоциклетный шлем, и выдал себя за курьера, которому надо срочно доставить пакет по домашнему адресу архитектора. И получил его на счет раз.

Он занял наблюдательный пост в скверике напротив дома. По утрам женщина выходила из подъезда, и он следовал за ней. Выяснив, где она работает, он по вечерам приходил и поджидал ее. Дважды он ее упустил, но вскоре понял, что домой она возвращается в разное время, иногда к девяти часам, иногда намного раньше. Очевидно, она с кем-то встречается, но узнать, где и с кем, не представлялось возможным.

И только по четвергам она возвращалась точно в одно и то же время. После работы она шла не домой, а в муниципальный бассейн, расположенный неподалеку от ее дома, где в обществе еще двух десятков женщин занималась водной гимнастикой. По утрам в эти дни, помимо обычной дамской сумочки, она выходила со спортивной сумкой в руках. Видно, так спешила поплавать, что ни минутки терять не хотела.

Вот в четверг он ее и подловит.

Он тщательно исследовал маршрут и расписал его по минутам.

Она всегда ездила на метро. Шестнадцать остановок, две пересадки. Вечером она быстрым шагом выходила со станции метро, пересекала улицу, не дожидаясь сигнала светофора, поворачивала направо, еще раз направо и устремлялась по узенькой улочке — на самом деле просто проулку, — с одной стороны застроенной обветшалыми домами, по большей части предназначенными на снос и нежилыми, а с другой — перегороженной высоким серым забором, за которым была стройка.

Эта маленькая улочка выходила на шумный торговый проспект. Туда, не сбавляя темпа, и направлялась женщина, чтобы потом повернуть направо и попасть в неширокий проезд, где и располагался муниципальный бассейн.

Лучше всего подкараулить ее на маленькой безлюдной улочке.

Три четверга подряд он ждал ее, стоя на углу улочки, там, где она выходила на проспект. В первый раз она появилась без трех минут семь, во второй — в две минуты восьмого, в третий — без одной минуты семь.

Значит, ему надо быть на месте с запасом в две-три минуты, и тогда он точно ее не упустит.

Разумеется, оставалась проблема с другими прохожими, но в этот вечерний час улочка неизменно оставалась пустынной.

Он двинется ей навстречу в шесть сорок пять с тем, чтобы к моменту ее появления достичь примерно середины улочки. Остальное — вопрос тренировки и удачи.

Как раз посередине там стоял брошенный дом с заколоченным подъездом. В субботу утром он наведался в мэрию и заглянул в кадастр. Интуиция его не подвела. Можно было переходить к подготовке последней части плана.

Накануне назначенного дня его начали одолевать сомнения. Он еще раз прокрутил в голове весь план. Нет, он ничего не упустил. Если что, он просто отложит ненадолго его исполнение. И все-таки его лихорадило, и он боялся, что не совладает с нервами. На стройке разругался с другим рабочим и чуть не полез в драку. Опасаясь, что не сдержится и даст волю кулакам, после работы не пошел домой и переночевал в гараже, возле своей машины.

Однако утром четверга, которое выдалось ясным и свежим, на него снизошло спокойствие. Мысль работала четко, в теле ощущалась бодрость. Даже воздух показался ему каким-то особенным, впрочем, возможно, это объяснялось его собственным состоянием. Краски и формы, мельчайшие детали — что внутри тесного гаража, что на улице — представали перед ним с необычайной резкостью. То же касалось звуков и запахов. Ощущение странное, но вовсе не противное. Во всяком случае, соответствовавшее его обостренной восприимчивости.

Он немножко потренировался на заднем дворе, потом подточил стальные болты и прошелся по ним ножовкой. Он был готов. Еще раньше он решил, что возьмет с собой всего один болт. Сейчас он сунул его вместе с маленьким арбалетом во внешний карман зеленой куртки, несколько лет назад купленной на распродаже военного обмундирования, — это был накладной карман, широкий и глубокий. Главное, из него ничего не выпирало наружу, зато извлечь оружие он мог за три секунды, стоило лишь сунуть в карман правую руку.

Бригадиры переодевались в вагончике. Он повесил куртку в отведенный ему металлический шкафчик, натянул комбинезон и запер замок, приобретенный на собственные деньги. Он все еще обдумывал детали, хотя никаких сомнений у него уже не оставалось. Он отлично подготовился.

И знал, что все пройдет как надо.

Работу он выполнял механически, но без огрехов, ибо это тоже было частью плана. Он не мог позволить себе ни малейшей оплошности, но в своем новом состоянии он чувствовал себя защищенным от любой досадной ошибки. Другие рабочие поглядывали на него с недоверием, наверное, догадываясь, что он что-то затевает, но он не поддался на провокации.

Какой-то частью своего существа он пребывал на той самой узенькой улочке и без конца воображал всякие случайности, которые могут завершиться для него катастрофой. Словно он вновь и вновь смотрел один и тот же фильм — правда, в разных вариациях. Однако эти мысли не будили в нем беспокойства. Напротив, они помогали ему еще раз проверить все свои расчеты и сосредоточиться на том, что предстояло совершить.

Со стройки он ушел в двадцать минут шестого и даже остановился поболтать с другим бригадиром. Он не торопился. Машина запущена.

На улочку он явился за полчаса до решающего момента. Проверил, все ли в порядке, и без четверти шесть занял позицию на углу. В руке он держал газету, делая вид, что просматривает заголовки. Он уже натянул прозрачные пластиковые перчатки, очень тонкие, — точь-в-точь такие же часом позже наденут на руки комиссар Мартен и криминалисты.

Шесть сорок шесть. Он сунул свернутую газету в карман и твердым, но не суетливым шагом двинулся вперед.

Улочка представляла собой островок тишины и спокойствия. Кроме него, здесь не было ни души. Он сунул правую руку в карман, достал арбалет и быстро зарядил его.

В тот же миг в конце улочки показалась она. Слишком рано. Он почувствовал, как ёкнуло в груди сердце, и слегка замедлил шаг. Он шел, опустив вниз правую руку и прижимая практически невидимый арбалет к бедру.

Ничто в его походке не должно было встревожить женщину.

Она приближалась к нему, безмятежная и равнодушная. Она и не подозревала, что жить ей осталось считаные секунды. Поравнявшись с домом, он прижался к стене, демонстрируя, что готов пропустить женщину.

Она шла, глядя прямо перед собой и чуть опустив глаза. Он хорошо знал этот невидящий взгляд, каким смотрят люди, уверенные, что никто не посмеет встать у них на пути.

Он положил указательный палец на спусковой крючок.

Их разделяло еще около тридцати метров. Он остановился напротив подъезда и толкнул дверь, словно собирался войти внутрь.

Он даже сделал шаг вперед, но тут же развернулся. До женщины оставалось пятнадцать метров.

Он поднял руку и прицелился ей в горло.

Невероятно, но она по-прежнему его не видела. Или не хотела видеть, как ребенок, от страха закрывающий глаза в темноте. Он вытянул руку, сделал плавный выдох и медленно нажал на спуск. Его движения были идеально синхронизированы. Как только палец дошел до упора, он задержал дыхание.

Арбалет выстрелил, в желобок упал маленький крючок, удерживавший тетиву. Освобождаясь, тетива сухо щелкнула, и болт полетел к цели.

Остро отточенная стальная стрелка пронзила кожу и плоть в точно намеченном месте.

Женщина не почувствовала боли — только шок. Ее тело продолжало двигаться в заданном режиме. Она сделала один шаг, подняла руки, словно прикрываясь от опасности, сделала второй, широко открыла рот, распахнула глаза и упала лицом вперед.

Он подбежал к ней и склонился над телом. Из горла у нее толчками выливалась кровь. Боли она, судя по всему, не испытывала, но вдруг протянула к нему руку и уставилась на него умоляющим взглядом. Впрочем, ее взгляд уже мутился. Она пошевелила губами, произнесла несколько слов, значения которых он не понял, уронила руку и закрыла глаза, как будто догадалась, что он ей не поможет, и больше не хотела на него смотреть.

Он выпрямился. До него дошло, что он теряет драгоценные минуты. Из-за нее.

Он поискал болт. И обнаружил его у самой стены, метрах в трех от распростертой женщины.

Он перешагнул через нее, чтобы подобрать болт, и в эту секунду услышал позади рев сирены.

Он замер, пораженный. Бросился к подъезду, охваченный неописуемым ужасом, вбежал внутрь, наступив по пути на руку жертвы, и захлопнул за собой дверь. Трясущимися руками, обливаясь холодным потом, задвинул дверную щеколду и только тут понял, что вой сирены удаляется. С той стороны двери не доносилось ни звука.

Наверное, стоило выйти и забрать болт, но он не решился. Слишком поздно. А, пусть. Все равно через стрелку следователям на него не выйти, тем более что перед использованием он ее тщательно протер. Он двинулся через необитаемый дом, закрывая за собой каждую очередную дверь.

Ноги вывели его в подвал, откуда он поднялся в подъезд соседнего жилого дома. На улицу он вышел в нескольких метрах от станции метро.

Вот и все. Удалось. Его план сработал. Страх отступил, вытесненный ни с чем не сравнимым ощущением легкости. Он сильнее всех. Он непобедим.

В метро ему улыбнулась какая-то девушка. Если б только она знала! Он увидел в вагонном окне свое отражение и тоже улыбнулся. Он чувствовал себя способным покорить весь мир. И только сейчас, глядя в стекло, заметил, что держит под мышкой сумку. Он не поверил своим глазам и опустил голову. Так и есть. Матерчатая сумка. Спортивная сумка убитой женщины. Его снова охватила паника. Он испугался почти так же, как тогда, при звуках сирены.

Он выскочил из вагона на следующей же остановке и помчался вперед, не разбирая дороги. Только забежав в тихий безлюдный скверик, он остановился.

Рассмотрел содержимое сумки. Полотенце, пластиковые шлепанцы, шапочка для душа, флакон жидкого мыла, защитный крем и купальник. Затолкав барахло обратно в сумку, он дошел до первого мусорного контейнера, откинул крышку, намереваясь выбросить сумку, но вдруг, сам не понимая почему, передумал.

Глава 8

Не успел Мартен прийти на работу, как ему позвонил судья, которому поручили вести дело. Бартель был из старичков, и они с Мартеном хорошо знали друг друга.

Судья попросил его срочно приехать.

Мартен отправился во Дворец правосудия, сдал предварительный отчет секретарю, который его зарегистрировал, и в общих чертах изложил Бартелю обстоятельства дела.

Бартель был специалистом по финансам. Заниматься убийствами он не любил и предоставил Мартену чрезвычайно широкие полномочия.

— У меня двести дел на руках, из них восемьдесят — срочные, — объяснил он, провожая полицейского до дверей. — Так что вы уж постарайтесь сами там разобраться. Я вам доверяю.

Мартен поблагодарил его и вернулся к себе в контору. Подобный стиль взаимоотношений с судебными органами его вполне устраивал.

Заметив возле кофемашины Жаннетту, Мартен вытаращил глаза и воскликнул:

— Ну и дурак же я!

Под ее изумленным взглядом он прошествовал в свой кабинет и сорвал с телефона трубку, торопясь проверить, не ошибся ли он.

За ним следом ворвалась Жаннетта.

— Я столкнулась с Русселем, — сказала она. — Он ждет вас у себя.

— Чуть позже, Жаннетта, — отозвался Мартен, услышав, как на том конце провода сняли трубку.

Сестра погибшей Эмелина подтвердила все то, о чем рассказала накануне, и принялась плакать.

Он пообещал ей перезвонить, как только у него появятся новости, набрал номер экспертной службы и попросил к телефону Билье. Ее ответ подтвердил, что интуиция его не обманула.

Жаннетта вопросительно смотрела на него из дверного проема.

— Я совершенно упустил из виду одну вещь, которая может оказаться чрезвычайно важной, — объяснил он ей. — Жертва ходила в бассейн. Значит, рядом с телом должна была валяться спортивная сумка с полотенцем и прочим. Но мы ничего такого не нашли. То есть убийца унес сумку с собой.

— Думаешь, в ней лежало что-то ценное?

— Вряд ли, но это мы проверим. На работу к ней ты уже ходила?

— Как раз оттуда. Они там просто раздавлены. На Армель Деплеш там все держалось. Деловая, дружелюбная, способная разрулить любой конфликт…

— Никаких трений ни с кем?

— На первый взгляд нет. Мало того, после ее гибели они оказались в жутком дерьме. Она занималась раскруткой фильма, который только что закончили снимать, и заменить ее некем.

— У них ничего не пропало? Ну там, важные бумаги, документы, что-нибудь еще в этом роде?

— Нет. Да и кого это могло бы заинтересовать? У нее даже драгоценности не украли. И записную книжку…

— Что-то страшновато мне, — сказал Мартен, усаживаясь в свое кресло.

— Что-что?

— Если мы не установим этот чертов мотив…

Она кивнула. Она отлично понимала, что он имеет в виду.

— Не забудь, тебя ждет Руссель.

Он резко вскочил из-за стола и вышел из кабинета.

Жаннетта вздохнула.

Если Мартен не ошибается, если его опасения подтвердятся и за первым убийством последуют новые, это означает, что им предстоят долгие недели напряженной работы вне всяких графиков и без выходных. Ее дочке исполнилось два года, и каждое утро, целуя ее на прощание, она чувствовала, как у нее прямо-таки сердце разрывается. За переработку им никто не заплатит, и, спрашивается, на какие шиши ехать летом отдыхать. Да и мужу, который и без того все заметнее проявляет недовольство, это вряд ли понравится…

Нет, нельзя так рассуждать, оборвала себя Жаннетта. Молодая, ни в чем не повинная женщина погибла ужасной смертью. Свершилась чудовищная несправедливость. А она слишком хорошо знала себя, чтобы понимать: пока они не доведут расследование до конца, пока не установят истину — если только, как это часто случалось, руководство не отберет у них дело, — не видать ей ни сна, ни покоя.

Мартен миновал длинный коридор, толкнул небольшую дверь, вскарабкался по винтовой лестнице, распахнул еще одну дверь и очутился в другом коридоре, отличавшемся от первого только цветом линолеума — светло-зеленым вместо коричневого, — спустился на несколько истертых ступенек, открыл очередную дверь и вышел на площадку между этажами монументального здания мэрии.

По мраморной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, он поднялся на последний этаж и узким чердачным коридором со скрипучим полом добрался до нужной ему двери, в которую и постучал.

Открывшей ему женщине было за пятьдесят. Забранные в пучок чуть вьющиеся волосы с легкой сединой, овальные очки в металлической оправе, прекрасные голубые глаза, выразительный рот, аппетитная пухлая фигура… Но главным достоинством Лоретты — во всяком случае, по мнению Мартена — оставался голос, богатый модуляциями и способный по желанию обладательницы то обволакивать собеседника мягким бархатом, то колоть его и резать не хуже ножа. Они относились друг к другу с величайшим уважением, какое способны питать друг к другу только настоящие враги. По профессии она была психологом, имела кучу званий и даже написала три книжки, по двум из которых училось подрастающее поколение. Но подлинным ее призванием, удовольствием и смыслом жизни было то, чем она занималась в этом скромном кабинетике под самой крышей, беседуя со слетевшими с катушек мужчинами и женщинами. Каждую отставку, каждое временное отстранение от службы, каждое самоубийство полицейского она воспринимала как личное оскорбление.

Вдоль стен тянулись стеллажи, плотно уставленные книгами и журналами; громоздились они и на полу, покрытом восточным ковром веселенькой яркой расцветки.

— О, никак это Мартен? Наконец-то решились меня навестить! — воскликнула она, иронично улыбаясь.

Протискиваясь в кабинет, он слегка задел ее пышное бедро.

— Вы мне приснились, — произнес он, усаживаясь в кресло напротив письменного стола, занимавшего три четверти тесного помещения мансарды. — Я был взволнован.

— Мы вместе работали над каким-то делом? — удивленно спросила Лоретта.

— Не совсем. Мы трахались.

В действительности это провокационное заявление было выдумкой только наполовину. Похожий сон и правда приснился ему два месяца назад, только он проснулся раньше, чем успел осуществить свое намерение, отчего у него осталось неприятное чувство незавершенности. Однако сон его заинтриговал: наяву он никогда не думал о ней под этим углом.

Она отвернулась, пряча смущение, но Мартен видел, что она покраснела, и это доставило ему некоторое удовольствие.

Но вот она снова села лицом к нему, непроизвольно подобрав под кресло ноги.

— И это все, что вы хотите мне сказать? — усмехнулась она. К ней вернулся весь ее апломб. — Вы уже многие годы мечтаете со мной переспать. Как, впрочем, большинство мужчин мечтает переспать с большинством знакомых женщин. И наоборот. Мои прелести здесь ни при чем.

Она была замужем трижды, и сейчас жила одна, но не в одиночестве — если верить слухам.

— У вас усталый вид, — добавила она. — Работы много?

— Только не надо профессионального сочувствия, — сердито отмахнулся он.

Она тотчас же примирительно подняла ладонь:

— Извините.

Всем своим видом она давала понять, что на своем веку таких, как он, видала-перевидала.

В разговорах с ней он быстро впадал в агрессивный тон, за что потом на себя злился. Возможно, ему хотелось завязать с ней более близкое знакомство, хотя он побаивался ее прекрасных голубых глаз, способных читать в нем, как в открытой книге. Она скрестила пальцы:

— Если у вас личная проблема, Мартен, запишитесь ко мне на прием. Если вам нужен совет, у меня есть на вас ровно десять минут.

— Вчера неизвестный убил выстрелом в горло из арбалета молодую, красивую, замужнюю бездет ную женщину. Убийство явно преднамеренное и тщательно подготовленное. Он целился ей в лицо, стрелял метров с десяти и, судя по всему, больше к ней не притрагивался. Мотив неясен. В жизни женщины и ее мужа нет ничего, что навело бы нас на след. При ней были драгоценности, были деньги, но он украл только спортивную сумку, с которой она возвращалась из бассейна.

Психолог позволила себе несколько секунд раздумий.

— Интересно, — произнесла она наконец.

Вжалась в кресло, сняла очки и принялась задумчиво покусывать свои полные губы. Он молча ждал.

— Почему вы подчеркнули, что он целился ей в лицо? У вас есть на это какая-то особая причина?

— Да нет. Сам не знаю. Просто это представляется мне важным, хотя я не понимаю почему. Возможно, это вообще не имеет значения. Либо она его не знала, либо знала. В последнем случае не исключено, что он хотел, чтобы она видела, кто ее убивает. Но что-то здесь не вяжется. Все, кто с ней общался, в один голос утверждают, что у нее не было никаких врагов. Муж любил ее без памяти, сестра обожала, коллеги тоже. Она вела абсолютно размеренную жизнь — разлинованную, как нотная бумага.

— Я понимаю, что вас беспокоит, — сказала она, снова водружая на нос очки. — Отсутствие мотива… Вы справлялись с картотекой? Насчет преступлений схожего типа?

— Проверим сегодня утром.

— Будем надеяться, что это предположение не подтвердится, — со вздохом произнесла она. — Но с таким малым количеством улик…

Она не договорила, да это было и не нужно. Любое немотивированное преступление может означать начало серии. Праздник сердца для прессы, кошмар для полиции.

— Не вешайте нос, — сказала она, поднимаясь. — Я психолог, а не вещунья. Сообщите мне больше данных, и я сделаю все возможное, чтобы вам помочь.

Она пожала ему руку.

— Доверьтесь своей интуиции, Мартен, — в заключение проговорила она, подталкивая его к двери. — Думаю, вы правы. Дело не в украденной сумке. Фетишист унес бы с места преступления трусы или туфли. Или прядь волос. Главное, что он пошел на риск и стрелял ей в лицо. И стрелял наверняка. Да, кстати, по поводу вашего сна. Как у нас с вами было? Ничего?

Он ушел, не оборачиваясь, но до самого конца коридора слышал ее смех.

Глава 9

Вот уже почти месяц она его практически не видела. Почти месяц он ее не бил. Возвращаясь с работы, она по многочисленным признакам догадывалась, что он заходил домой: принимал душ, забирал чистую одежду, лазил в холодильник. Но все это он проделывал в ее отсутствие. Всего дважды они вечером столкнулись лицом к лицу, и оба раза он прошел мимо, не удостоив ее взглядом.

Иногда она просыпалась среди ночи с колотящимся сердцем. Она знала, что он здесь, в доме. Ей чудилось, что он заходит в спальню и смотрит на нее. Чего он хочет? Что замышляет?

Почему он вдруг так резко изменился? Что с ним произошло?

Она слышала его тяжелые шаги на лестнице. Слышала, как он забирается на чердак или шурует в кладовке, прежде служившей детской комнатой. Что ему там нужно?

Однажды она случайно перехватила его взгляд в зеркале над камином в гостиной и в этом мимолетном взгляде с изумлением прочла какую-то лукавую усмешку. Впрочем, он сейчас же отвернулся.

Она понемногу перестала бояться его беспричинных взрывов ярости, но настоящий страх, тот, что гнездился в самых потаенных уголках ее души, никуда не делся. Она была уверена, что правильно расшифровала значение того странного взгляда, каким он смотрел на нее, не подозревая, что она его видит. Она точно знала, вернее, чувствовала: он что-то затевает.

Она не имела ни малейшего понятия, что это может быть, но не сомневалась: это напрямую связано с ней и не сулит ей ничего хорошего. Раньше она точно знала, что угрожает ей вечером. Теперь она не знала ничего, и это было хуже всего.

Да, привычный физический страх стерся, зато новый, безымянный страх преследовал ее повсюду: на работе, в метро, дома. И без того запуганная, измученная стыдом, она уже давно воздвигла вокруг себя непроницаемую стену, пробить которую было не под силу никому, включая ее родную сестру. На обеденный перерыв она всегда уходила одна, чаще всего дождавшись, когда коллеги вернутся в офис. Если ее спрашивали, почему она не обедает в общей компании, она отговаривалась срочной работой или необходимостью забежать в магазин.

Но сейчас все стало намного хуже. Ей казалось, что ее заперли в стеклянной камере, где нечем дышать. Свою работу она старалась делать безукоризненно, но, вернувшись домой, садилась к столу в гостиной или на кухне и сидела так, не шевелясь, а потом, подняв глаза, обнаруживала, что прошло уже два часа. Поскольку ужинала она теперь в одиночестве, то все чаще предпочитала обходиться вовсе без еды. Спать ложилась не раздеваясь, по два, а то и по три дня не меняла одежду — это она-то, помешанная на чистоте.

Сослуживцы, как мужчины, так и женщины, пытались ее разговорить, но вскоре махнули на нее рукой, побежденные ее молчаливым равнодушием. Она и не подозревала, какими взглядами они провожают ее и какими репликами обмениваются у нее за спиной.

Она старательно выписывала колонки цифр — они оставались единственным, на чем она еще могла заставить себя сосредоточиться.

Как-то раз к ней подошла одна из начальниц — темноволосая женщина с решительной походкой, — и она внутренне вся сжалась, готовая к побоям. Господи, да что она, с ума сходит, что ли? Уж здесь-то ее точно никто бить не станет.

Женщина склонилась к ней так близко, что едва не уперлась в нее лбом. Ее глаза пылали гневом.

— Прервитесь и зайдите ко мне в кабинет. Немедленно, — с трудом сдерживая злость, сказала она.

Вокруг мгновенно стихли все разговоры. Впрочем, она этого даже не заметила. Поднялась из-за стола и пошла за начальницей, которая быстрым шагом уже покидала помещение.

Начальница закрыла за ними дверь кабинета и развернулась к ней.

— Что на вас нашло? — сухо спросила она.

Она заморгала глазами. Что она имеет в виду?

— Очень хорошо. Продолжайте и дальше прикидываться дурочкой. Мне только что звонил наш аудитор. В балансе полно ошибок. В таком виде его невозможно отправлять на внешний аудит. Вообще непонятно, как вам удалось допустить столько ляпов, и каких! Повторяю свой вопрос: что на вас нашло?

Слова потрескивали где-то на обочине ее сознания, не до конца проникая в мозг. Она понимала, что женщина рассержена, но причина негодования от нее ускользала, да и, честно говоря, была ей безразлична.

Она посмотрела в окно, затем перевела взгляд на свои пальцы.

— Что с вами творится, Розелина? — спросила начальница, с неожиданной силой беря ее за руку.

Она вскинула было руку, защищая лицо, но тут же уронила ее.

Начальница покраснела и выпустила ее руку, словно обжегшись.

— Вы что, подумали, что я могу вас ударить? — совсем другим голосом спросила она.

Розелина не ответила, горько сожалея, что бессознательным жестом выдала себя.

У женщины смешно скривилось лицо и раздулись ноздри.

— У вас свитер весь в пятнах. От вас пахнет потом. Вы ни с кем не разговариваете. Вы перестали за собой следить. На вас это совсем не похоже. Розелина! Вы меня слышите? Что с вами происходит?

Она покачала головой. Надо что-нибудь ответить, иначе от нее не отцепятся.

Женщина по-прежнему не сводила с нее глаз. Она больше не выглядела сердитой, скорее — озабоченной.

— Розелина, вы не хотите со мной разговаривать? Не хотите сказать, что с вами случилось?

Она напряглась, сообразив, что угодила в ловушку. Рассказать о том, что с ней случилось? Это казалось настолько немыслимым, что почти развеселило ее. Прежняя Розелина наверняка залилась бы громким хохотом. Нельзя. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы начальница догадалась, что на самом деле происходит. Розелина сама не понимала почему, но твердо знала: надо во что бы то ни стало избавиться от этого внимательного, пронизывающего, почти плотоядного взгляда. Надо бежать. Это придало ей сил, и она сумела выдавить из себя подобие улыбки. У нее было такое чувство, будто она вообще разучилась говорить. Язык в пересохшем рту стал тяжелым, как гиря.

— Я не очень хорошо себя чувствую, — наконец пробормотала она.

Неловко развернулась, на ощупь нашла дверную ручку и вышла в коридор, каждую секунду опасаясь, что начальница нагонит ее и прикажет вернуться в кабинет.

На минутку заглянула в свою комнату — забрать сумку и куртку.

Она не помнила, как добралась до дому. Дома никого не было. Она и в самом деле паршиво себя чувствовала. Настолько паршиво, что уже не справлялась с работой. Последняя ниточка, связывавшая ее с реальным миром, истончалась на глазах.

Она легла на бок, подтянула коленки к груди и провалилась в сон.

Глава 10

Руссель заставил Мартена прождать добрых десять минут. Преодолев раздражение, он воспользовался возникшей паузой и позвонил Жаннетте — узнать, начата ли проверка по всем базам данных: уголовного розыска, Министерства внутренних дел и прочих, а также напомнить, чтобы она связалась с Интерполом.

Руссель был моложе его на два года, хотя выглядел старше. Точнее говоря, он вообще не имел возраста, всегда одетый в неизменно серый костюм с такой же неизменно голубой сорочкой и крайне ограниченным набором галстуков, по большей части однотонных, реже — в горошек. Его впалые щеки прорезали две глубокие складки, спускавшиеся к уголкам рта, — признак заядлого курильщика. Иных пороков за ним не числилось.

Когда Мартен вошел в кабинет, он читал его предварительный рапорт.

Лишь дочитав до самого конца, Руссель поднял глаза.

— Что-нибудь еще есть? — спросил он, глядя на Мартена поверх узких очков. Здороваться он, очевидно, не находил нужным.

— Здесь почти все. За одним исключением. Убийца украл спортивную сумку жертвы. Я только сегодня утром сообразил.

— Не нравится мне все это, — сказал Руссель. — Отец убитой женщины раньше работал советником в мэрии.

В способности мгновенно учуять в любом деле политическую подоплеку, мало кто мог сравниться с Русселем.

— Вы думаете, здесь есть зацепка? — удивился Мартен, изображая дурачка. — Политический противник отца убивает дочь?

Руссель испепелил его взглядом.

— Вы прекрасно поняли, что я имел в виду. Что там у вас с ограблением ювелирной лавки?

— Мы задержали троих подозреваемых. Один уже дал признательные показания.

— Отлично. Надо бы мне почаще уезжать на конгрессы, — с почти человечной улыбкой добавил он. — Значит, так. Бросайте все остальные дела и занимайтесь убийством. Договорились?

Мартен кивнул.

— И вы должны иметь со мной постоянную связь. Хотя бы по телефону, если на иное не будет времени.

Мартен сдержал смешок. Сейчас он расскажет Жаннетте, что Руссель хочет иметь с ним постоянную связь, и еще до конца рабочего дня этот перл облетит всю контору.

Жаннетта сидела за компьютером, и от экрана монитора на ее лицо падали голубоватые блики. Она указала ему на листы бумаги, выползавшие из принтера. Ей уже удалось получить первые результаты, например, выяснить кое-что об убийствах, совершенных за последние пятнадцать лет с применением метательного оружия. Таковых оказалось три.

В 1994 году в Марселе погиб африканец, пронзенный копьем, изготовленным из железного дерева. Убийцу поймали и осудили. Он по сей день отбывает срок в тюрьме.

В 1989 году от брошенного в грудь кинжала погибла молодая женщина. Вместе со своим другом она репетировала цирковой номер. Следствие пришло к выводу об убийстве по неосторожности. Друг получил условный срок, и больше о нем никто никогда не слышал.

В 1987 году в лесу под Морбианом обнаружили тело подростка со стрелой из орешника в глазу. Опросили его приятелей, но никого не только не арестовали, но даже не задержали по подозрению в убийстве, и в конце концов дело было закрыто.

Мартен попросил Жаннетту как можно оперативнее раздобыть ему через канцелярию суда Лорьяна копию всего дела или хотя бы основных документов по нему. На ожидание, по всей вероятности, должно было уйти две-три недели.

Затем он позвонил судмедэксперту, который посоветовал ему обратиться к Билье в экспертно-криминалистическую службу. Он так и сделал. Билье пригласила его заехать — кажется, она обнаружила кое-что, способное вызвать его интерес. Разумеется, она могла сообщить ему свои новости по телефону, подумал Мартен, но криминалисты так гордились своей профессией, что просто обожали демонстрировать плоды своих трудов следователям, возможно пытаясь доказать, что сегодня преступления раскрываются главным образом в их лабораториях. Мартена это не смущало. Билье ему нравилась. Ей, одной из немногих, удалось хотя бы на время положить конец изматывающей войне, которую на протяжении многих лет биохимики, физики и другие специалисты вели против судебных медиков, медленно, но неотвратимо свергаемых с привычного пьедестала благодаря достижениям современной криминалистики.

Билье, симпатичная рыжеволосая женщина тридцати восьми лет, носила белый халат, туго стянутый на пышной груди. Мечта подростка. Увы, ниже пояса любителя центральных разворотов «Плейбоя» ждало разочарование: в двенадцатилетнем возрасте Билье перенесла полиомиелит, в результате которого недоразвилась правая нога. Она так и осталась тоньше левой и существенно ограничивала свободу движения своей обладательницы. Впрочем, Билье, постоянно занимаясь реабилитационной гимнастикой, научилась ходить, почти не хромая.

Войдя в лабораторию, Мартен застал ее за микроскопом. С ней был ее ассистент — юный эфеб с темными кудрявыми волосами и бледной кожей. Мартен уже не раз встречался с ним здесь.

На лицах у обоих были одинаковые, закрывающие нос и рот маски — в таких обычно ходит персонал реанимационного отделения больниц. Парень сидел рядом с Билье и производил какие-то загадочные манипуляции с большой коробкой, из которой торчали пучки проводов. Покосившись на Мартена, он дернул подбородком, указывая ему на контейнер с масками, и вернулся к своей работе.

Что-то неуловимое в поведении этой парочки выдавало существовавшую между ними близость, и у Мартена мелькнула мимолетная мысль, не выходит ли эта близость за рамки производственных отношений. Билье была замужем за крупной шишкой в области авиастроения, и у них было четверо детей.

Мартен натянул маску и, не вынимая рук из карманов, прошелся по лаборатории.

— Я сейчас, — не поворачивая к нему головы, бросила Билье. — Посмотри на подносе, только ничего не трогай.

Мартен приблизился к столу, заваленному папками и разнообразными инструментами, на котором, кое-как пристроенный, стоял металлический поднос. На его блестящей гладкой поверхности покоились две крохотные белые фарфоровые чашечки.

На дне чашечек он заметил неопределенного цвета крупицы пыли, слегка отсвечивавшие в ярком свете галогенных светильников, укрепленных над столом.

На боку одной из чашечек красовалась этикетка с буквой «А», на боку второй — этикетка с буквой «Б».

К нему подошла Билье.

— Ты, кажется, накричал на моего бедного Фабьена, — сказала она, тронув его за плечо и чмокнув в щеку. — Я его сама сегодня отругала. Скажи, Фабьен.

Фабьен ничего не ответил. Мартен начал проявлять признаки нетерпения.

— Ладно, не нервничай, — сказала Билье. — В чашке «Б» находится песок и цемент, собранный возле подъезда, на расстоянии восьми метров восьмидесяти сантиметров от тела. В чашке «А» — песок и цемент, извлеченный из-под ногтей жертвы на правой руке и с земли непосредственно под ее пальцами. Песок и цемент идентичны. Следишь за моей мыслью?

— Он наступил ей на руку?

— Полагаю, что да. Просто не вижу иного объяснения. Больше нигде — ни на теле, ни на одежде — не обнаружено ни малейших следов песка или цемента. И песок, и цемент — импортного производства. То есть это не уличный песок и не уличная цементная пыль.

— А происхождение того и другого можно установить?

— Конечно. Содержание кварца и хлорида натрия указывает, что песок добыт в одном из карьеров на западе страны, на двенадцать процентов обеспечивающем потребности всей строительной промышленности, а также снабжающем гипермаркеты, торгующие стройматериалами.

— А что насчет цемента? Ты его пропустила через свою машинку?

— Разумеется, но спектрограф не волшебная палочка. Ты должен знать, что в природе цемент не встречается. Это искусственный материал, получаемый при нагревании смеси, в основном состоящей из глины и извести. Технологически этот процесс везде один и тот же. Поэтому определить, где произведен цемент, невозможно.

— Если он наступил ей на руку, значит, должны были остаться следы?

— Я тебя обожаю, — сказала она. — У нее сломан мизинец. Практически раздавлен.

— Отлично. Я поговорю с судебным медиком.

— Он прислал мне фотографии и рентгеновские снимки. У него сейчас восемь вскрытий, и он уже с ними запаздывает, так что он попросил, чтобы я сама тебе все объяснила.

Мартен уважительно улыбнулся. Ну сильна! Добиться такой уступки от типа, славившегося воинственностью, сравнимой разве что с несговорчивостью шефа всей службы судебной медицины!

Она достала из ящика стола папку и открыла ее.

Раненую руку сфотографировали со вспышкой в разных ракурсах. Затем палец вскрыли и сфотографировали с увеличением места перелома второй фаланги.

Мартен не стал слишком пристально вглядываться в снимки. Гораздо больше его интересовали выводы судмедэксперта Буасье и самой Билье.

Она указала ему на линию перелома:

— Вот, смотри. По краю кость почти раздавлена. Буасье подобрал кость сопоставимого размера и попытался разными способами ее раздавить. Перепробовал множество видов подошв. Это ничего не дало. Тогда его осенило. Он взял молоток и стукнул по краю кости. Получилась почти в точности та же картина.

Мартен решил воздержаться от вопроса, где медик нашел обломок кости.

— Неужели ты думаешь, что он разбил ей палец молотком?

И прикусил язык. Разумеется, нет. Как же он забыл про песок и цемент!

— Понял. На убийце были ботинки со стальными каблуками, — снова заговорил он. — Или, по крайней мере, частично стальными. Так?

Билье улыбнулась:

— Это еще не все. Я тоже провела кое-какие тесты. Фабьен раздобыл пресс с регулятором силы давления и провел серию испытаний. Результат здесь, вот на этом снимке. Давление примерно соответствует весу в восемьдесят три килограмма, плюс-минус один процент. Так что твой убийца в одежде и ботинках со стальными каблуками весит от восьмидесяти двух до восьмидесяти четырех килограммов.

Мартен кивнул. Отличная работа. Только вот что это дает? Он называл подобные улики запоздалыми. Ими можно было воспользоваться, только если в деле уже имелся подозреваемый. Или если подозреваемых было несколько…

Билье прочла на его лице разочарование.

— Ну, извини, что не смогла преподнести тебе жирный и четкий отпечаток пальца, зарегистрированный в картотеке, — сухо произнесла она.

— Прости, — ответил он. — Вы молодцы. Хорошо поработали.

— А кто тебе сказал, что мы уже закончили?

Мартен еле сдержал вздох. Накануне вечером, засыпая, он дал себе слово, что больше не будет вздыхать. Ну, или постарается делать это как можно реже.

— Стрела.

Мартен качнул головой.

— Болт, — поправил он ее. — Правильно это называется «болт».

Она улыбнулась:

— Вот именно. Болт самодельный. И на нем нет ни одного отпечатка. Ни малейших следов органических тканей, если не считать тканей жертвы.

Она протянула руку за коробкой, в которой лежали детали метательного снаряда. Наконечник, трубка и кусочки пластика, служившие опереньем.

— Наконечник, скорее всего, сделан из обломка старой свинцовой водосточной трубы. Преступник нагрел металл, придал ему нужную форму и отшлифовал наждаком. Мы нашли в его составе частицы краски. Откуда труба, сказать, конечно, нельзя — слишком она старая. Теперь трубка. Она — из алюминия. От какого-то приспособления, возможно, кухонного, точно не знаю. Правда, анализ показал наличие в металле повышенного содержания примесей, из чего следует, что выплавлен он был не во Франции и даже не в Европе и не в Северной Америке, где действуют строгие стандарты. А вот оперение преподнесло нам кое-какие сюрпризы.

Она достала один пластиковый язычок и согнула его пальцами. На одном из концов язычка все еще виднелись следы клея.

— Клей самый обыкновенный, здесь для нас нет ничего интересного. А вот на это посмотри внимательней. Материал тонкий, но не слишком, зато гибкий и прочный. Растягивается в длину почти втрое и не рвется, а отпустишь — сейчас же принимает первоначальную форму. Обрати внимание на цвет. Ни о чем тебе не говорит?

Кусочки пластика были бледно-голубого, почти белого цвета.

Его замешательство вызвало у нее очередную улыбку.

— Это специальным образом обработанная резина, используемая при строительстве бассейнов.

Мартен поднял брови.

— Ее укладывают на дно бассейнов. Сверхпрочный и непромокаемый материал. И очень современный. Им выстилают всю чашу бассейна и закрепляют на бортиках. Благодаря его изобретению сооружение и содержание бассейнов стало намного дешевле. Но на улице такой материал не валяется. Твой убийца явно использовал какие-то обрезки.

Свинцовая водосточная труба, песок, цемент, особая резина… Мартен улыбнулся. Это уже на что-то похоже.

Глава 11

Мириам молча на чем свет кляла последнего клиента. Из-за него она опаздывала на свидание со своим женихом Реми. Место встречи выбрал он. Знаменитый модный ресторан, расположенный на улице Фобур-Сент-Оноре. Мириам ненавидела подобные заведения, но с пониманием отнеслась к выбору Реми. По всей видимости, он искренне хотел доставить ей удовольствие, просто пока не разобрался в ее вкусах.

Она припарковалась на переходе, добежала до входа и целых пять минут ждала, пока не появился служащий ресторана, отогнавший ее «мини-купер». И сто раз пожалела, что не оставила машину на стоянке на Вандомской площади.

Она спросила у женщины-метрдотеля, где столик месье Ренье, и перед ней возникла молоденькая официантка в низко сидящих джинсах, открывавших сантиметров двадцать загорелого живота, и расслабленной плавной походкой повела ее через лабиринт утопавших в полумраке комнаток, тесно заставленных столами, стульями, диванами и разнокалиберными креслами, многие из которых были заняты.

Между столиками безостановочно сновали официанты и посетители, средний возраст которых не превышал тридцати лет, хотя кое-где взгляд натыкался на седеющую голову или лицо с явными следами недавней подтяжки. Ей показалось, что она узнала двух известных актрис, чьи имена выпали у нее из памяти, и одного сидевшего с победным видом телеведущего.

Девушка довела ее до небольшого внутреннего дворика, где под темными зонтами стояли столики, и исчезла так же быстро и безмолвно, как появилась.

Реми сидел спиной к ней, в три четверти оборота, склонившись над своим наладонником и привычными движениями порхая пальцами по клавишам. Мириам не спешила объявлять о своем приходе и какое-то время просто смотрела на него, охваченная предвкушением удовольствия. Он был красив как бог, а главное, сам об этом, судя по всему, даже не подозревал. Ей захотелось сейчас же, сию же минуту, схватить его за руку и увести домой — к себе или к нему. Или в первый попавшийся отель. Может, в этом странноватом местечке и номера сдают? И тут же, без перехода, предчувствие наслаждения сменилось в ней сознанием вины. Она ощущала себя виноватой за то, что вчера переспала с бывшим мужем. А еще — за то, что первой устроила свою жизнь, тогда как Мартен по-прежнему оставался один и, по всей видимости, так и не сумел ни с кем завязать прочных отношений, хотя расстались они уже два с половиной года назад.

Она легко коснулась ладонью плеча Реми, погладила его по затылку и поцеловала в ухо, после чего обошла разделявший их огромный круглый стол. Чтобы она могла сесть, юноше за соседним столом пришлось передвинуть свой стул. Круглый стол шатался. Реми сидел дальше от нее, чем посетители за соседними столами. Из динамиков, спрятанных под элементами декора, лилось нечто невообразимо тошнотворное — ремикс шлягера восьмидесятых, под звуки которого она танцевала со своими первыми ухажерами. Решительно, этот ресторан внушал ей все большее отвращение.

— Ну, как тебе тут? — спросил он.

— Обалденно, — ответила она, протягивая ему руку и сплетая его пальцы со своими. — Не говоря уж о том, что я умираю с голоду и хочу тебя.

Он заозирался по сторонам — не слышал ли кто ее слов, и она тихонько засмеялась, зачарованная скромностью тридцатидвухлетнего мужика.

Реми был женат, и уже вторым браком. Его жене было тридцать лет. От первого брака у него было двое детей — мальчик восьми и девочка шести лет; вторая жена родила ему сына, которому недавно исполнилось два года. В следующем месяце они должны были оформить развод.

Семейная жизнь Реми дала трещину сразу после рождения ребенка, задолго до того, как он встретил Мириам. Несмотря на это, она чувствовала себя последней негодяйкой, хотя сознание того, что он предпочел ее женщине на десять лет моложе, наполняло ее гордостью.

Реми занимал важный пост в Министерстве культуры. Они с Мириам познакомились во время осмотра дома — престижного особняка, в который он, пользуясь налоговыми послаблениями закона Мальро, собирался вложить свои средства. Фирма Мириам сотрудничала с финансовым консультантом, специализировавшимся на инвестициях в недвижимость, обеспечивающих налоговые послабления.

Мириам, изучившая все документы, знала, что Реми и его супруга поженились без брачного контракта (из чего вытекало, что их общей собственностью являлось только совместно приобретенное имущество), и удивлялась сама себе: с чего это она старается укрепить их брак с помощью финансовых операций, если страстно мечтает, чтобы они поскорее расстались. Как бы там ни было, жена Реми выставила его из дому, и последние два месяца он жил в отеле.

Реми вытянул свои длинные ноги.

— Я тоже тебя хочу, — прошептал он, ногой поглаживая ее щиколотку.

— Пошли отсюда? — предложила она.

— Я уже заказал тебе шампанское. Если хочешь, потом уйдем.

— Нет, ты прав. Надо что-нибудь съесть. У меня с утра маковой росинки во рту не было. Здесь не очень медленно обслуживают?

— Довольно медленно, — ответил он.

— Ты часто сюда ходишь?

— Нет. Иногда вожу зарубежных коллег. Им нравится. Парижский дух, модное местечко…

Она скорчила рожицу.

— Ну, извини, — сказал он. — Я попросил секретаршу забронировать мне столик для делового ужина с коллегой из провинции, вот она и расстаралась. Пора отучаться врать.

К себе в отель он ее пригласить не мог — опасался, что выследит жена, заинтересованная в том, чтобы получить при разводе компенсацию побольше.

Мириам повезла его к себе. По дороге она без конца петляла, а он с риском свернуть шею крутил головой, высматривая возможный «хвост». Она даже поставила машину на частную парковку с двойными воротами — хорошо, что помнила код.

Они сразу легли в постель. Еще в начале их связи Мириам поняла, что, если хочет чего-то новенького, должна проявлять изобретательность. У него с эротическим воображением дело обстояло неважно. Она догадывалась, что он воспитывался в буржуазной, если не в религиозной семье, что мешало ему дать волю собственным фантазиям; со своей стороны, она недостаточно хорошо его знала, чтобы взять на себя инициативу, способную шокировать его смелостью, и потому их первые опыты слегка разочаровали ее. Впрочем, это было не страшно. У них впереди много времени, чтобы ближе узнать друг друга. Отчасти в этом тоже был свой шарм. А уж шарма ему было не занимать. Он отличался острым умом, а его чувство юмора, граничившее с цинизмом, веселило ее, хотя порой почти злило. Он ко всему относился наплевательски — кроме своей работы и их романа.

У него было стройное тело теннисиста и до странности безволосая кожа. В нем было что-то от патриция и вместе с тем угадывалась какая-то глубоко запрятанная слабость, которая ее возбуждала.

Во многих отношениях он являл собой прямую противоположность Мартену, и она не раз задавалась вопросом, не это ли и притягивает ее. В общении с ним ее не покидало ощущение, что она исследует чужую, экзотическую территорию. В ее жизни было не так много мужчин, но с каждым ее связывала целая история. Первый любовник появился у нее в пятнадцать лет; когда ей исполнилось восемнадцать, они поженились, а еще через десять — развелись. В этом браке она родила дочку, умершую в младенчестве, и с тех пор решила, что больше детей у нее не будет.

С Мартеном — как впоследствии и с Реми — она познакомилась по работе, в рамках расследования серии ограблений, совершавшихся почти исключительно в домах, продажей которых занималось агентство Мириам, где она тогда была рядовой сотрудницей.

Он долго и подробно допрашивал ее, очевидно подозревая в причастности к преступлениям. Спустя какое-то время они снова встретились, на сей раз случайно, и она поинтересовалась, поймал ли он грабителей. Да, в конце концов жандармы их арестовали, сказал он, хотя сам давно уже не занимался этим делом. Он сменил место работы и теперь трудился в уголовном розыске. Ей захотелось продолжить разговор; ему, как она догадалась, — тоже.

Он рассказал, что недавно потерял жену, погибшую в автокатастрофе, что долго сомневался, стоит ли принимать предложение о новом назначении, потому что оно означало, что работы и ответственности станет больше, а ему надо было заботиться о дочери.

Еще он сказал, что подыскивает себе квартиру. Ему казалось, что смена обстановки пойдет ему на пользу. Дочь страшно тосковала по матери, целыми днями сидела без дела и только перекладывала с места на место принадлежавшие покойной вещи.

Она предложила Мартену помощь и нашла ему идеальную квартиру, куда он, несмотря на рыдания и сердитое упрямство маленькой Изабель, вскоре и переехал.

В благодарность он преподнес ей ящик шампанского и огромный букет цветов. Эти дары особенно тронули ее, потому что она знала, что зарабатывает он гораздо меньше, чем она сама.

У них вошло в привычку встречаться, и эти встречи становились все более частыми, пока они вдруг не поняли, что уже не могут обходиться друг без друга.

Она познакомилась с Изабель и полюбила ее как родную дочь. Даже развод не сумел разрушить эту любовь. Редкий день проходил у нее без того, чтобы не поболтать с Изабель по телефону.

Даже сейчас, когда у нее появился Реми и она предполагала, что ему предстоит занять в ее жизни важное место, она с трудом представляла себе мир без Мартена.

— Тебе хорошо? — спросил Реми, кладя руку ей на живот. — Как это у тебя получается — быть такой загорелой?

— Есть специальные таблетки, — ответила она, в свою очередь легонько погладив его. — В котором часу тебе надо вернуться?

— Через час примерно. Надо, чтобы в отеле видели, что я пришел не слишком поздно. А завтра в пять я уезжаю в Кёльн.

— Тогда не будем терять время.

Он засмеялся, и она запрыгнула на него. Ей нравилось прикасаться своей грудью к его твердой худощавой груди. Она обхватила его за запястья, развела ему руки и принялась покусывать его в лицо и в шею.

Он пытался сопротивляться. Пытался высвободить руки. Но преимущество было на ее стороне, к тому же она была не слабей его. Но что-то смущало ее в этой игре, и она впервые призналась себе, что смущена. Он и в самом деле казался полной противоположностью Мартену. У того развитая мускулатура идеально сочеталась с крупным телом. И хотя он ни разу не сделал ей больно, в его объятиях, несмотря на свои упорные занятия спортом, она чувствовала себя ребенком в медвежьих лапах. Это ее нервировало и интриговало.

Действуя рукой и языком, она помогла Реми достичь нужного состояния, одновременно другой рукой лаская себя. Ей хотелось, чтобы он перевернул ее на спину и зарылся лицом в ее вагину, но он продолжал лежать неподвижно, в той позе, какую она вынудила его принять.

— Обожаю, когда ты меня сосешь, — сказал он, и она едва удержалась, чтобы не расхохотаться.

Она уже знала, что, осмелев, он любит говорить в постели слова, которых не употребляет в обычной жизни, как будто вступает в новую вселенную, где больше не существует словаря табу, утратившего всякое значение на фоне непристойности происходящего. Эта мысль неприятно кольнула ее, потому что, если довести ее до логического завершения, из нее вытекало, что он считает секс чем-то грязным.

У него был длинный и тонкий пенис с твердой, похожей на наконечник копья головкой. Активно работая бедрами, она тем не менее сумела ощутить его, когда он вошел в нее.

Она медленно приподнялась и сделала движение ему навстречу, испытала оргазм и почти сразу же еще один, но его член уже увял. Он так и не кончил. Она открыла глаза и вгляделась ему в лицо, пытаясь угадать, чего он хочет. Он улыбнулся ей.

— Если хочешь, чтобы я кончил, тебе придется немножко потрудиться, — сказал он. — Что-то малыш сегодня не в форме.

Она кивнула, отвечая на его улыбку, и принялась за дело. Она немного сердилась на него за пассивность, но тут же вспомнила, что накануне упрекала Мартена как раз в обратном.

Мельком подумав, что ведет себя как шлюха, она вскарабкалась на него и сунула ему в рот сначала одну грудь, а затем и другую. Он послушно приник к ним, и она на ощупь определила, что с ним все в порядке.

Он снова вошел в нее, она задвигалась, и ее накрыло третьей волной оргазма, на сей раз одновременно с ним. Ей не хотелось шевелиться. Она бы еще долго лежала так, прижавшись к нему всем телом, уткнувшись головой ему в подмышку и тесно сплетясь с ним ногами, но он мягко подтолкнул ее, и она скатилась вниз.

Он быстро поднялся и почти бегом бросился в ванную, прихватив с собой трусы и рубашку. Теперь, когда все было позади, он стеснялся своей наготы.

Когда он вернулся, она лежала на спине и изучала взглядом потолок.

— Спи, любимая, — сказал он, наклоняясь над ней.

— Нет, я не хочу спать, — ответила она, не сводя взора с потолка. — Сейчас встану.

Она посмотрела на него:

— Извини, задумалась.

В его глазах мелькнула настороженность:

— Все в порядке? У тебя такой вид, как будто ты чем-то озабочена.

— Не то чтобы озабочена… Просто вспомнилось кое-что. У нас работает одна женщина…

— И что?

— Сама не знаю. Работает она очень хорошо, но на этой неделе что-то на нее нашло. Она такого наворотила! Сегодня я ее вызвала и начала отчитывать. Она немного меня послушала — не спорила, не пыталась возражать, — а потом развернулась и ушла. И при этом так странно на меня смотрела, словно не понимала, о чем я ей толкую…

— И это все?

— Она ушла с работы, не отпрашиваясь. Ни с кем ни слова не сказала. Я потом поговорила с ее коллегой. Кажется, я сделала большую глупость, когда стала ее ругать. В последние дни она ведет себя очень странно. Понятия не имею, что я должна предпринять. Может, мне следует съездить к ней домой?

Реми наклонился поцеловать ее в лоб. Галстук, который он только что завязал, свесился ей на грудь.

Она притянула его к себе. Он со смехом отстранился и поцеловал ее в соски.

— Может, еще разок? — предложила она.

Он с сожалением покачал головой.

— Через месяц, самое позднее через два мы будем вместе навсегда, — сказал он. — Что такое один месяц?

— Как ты думаешь, что я должна сделать для этой девушки? Если б только ты ее видел…

Он присел на край кровати и потрепал ее по бедру.

— Знаешь, когда руководишь людьми, не стоит слишком вникать в их проблемы. Насколько я могу судить, вы и так там балуете персонал. Не хватало тебе еще заморачиваться их личными трудностями — сама не заметишь, как они тебе на шею сядут. Я уж не говорю о том, что остальные сотрудники будут ей завидовать, пойдут дрязги и склоки. На твоем месте я бы вообще ничего не стал предпринимать. А если увидишь, что она не справляется со своими обязанностями, уволь ее, и дело с концом.

Мириам молча смотрела на него.

— Ты, конечно, думаешь, что я слишком суров?

— Нет, — выдавила она из себя. — Наверное, ты прав.

Он еще раз поцеловал ее в лоб:

— Не наверное, а точно. Я тебя люблю.

Он поднялся, надел пиджак, чмокнул ее в большой палец ноги и ушел.

«Уволь ее…» Мириам казалось, что некий невидимый бес опустил ей на сердце кусок льда и теперь этот лед таял, обволакивая ее холодной пеленой.

Дело было не в том, что он сказал, а в том, как он это сказал. Эта бесчувственная, лишенная эмоций рассудочность, это равнодушие технократа, которому плевать на людей. Впрочем, он таким и был на самом деле. И это ей совсем не нравилось. Сотрудник допустил промах — избавься от него. Жена не слишком умело демонстрирует, что дорожит тобой, — брось ее.

Мириам покраснела, противясь этому сопоставлению. Одно не имеет к другому никакого отношения. Жена Реми, точнее говоря, его бывшая жена — настоящая стерва. Она и ребенка-то завела, не посчитав нужным посоветоваться с ним. Он сам ей рассказывал. Как бы там ни было, они больше на дух не выносили друг друга. Конечно, они должны развестись. Хотя бы в интересах малыша. Ничего, она еще молодая, найдет себе другого.

— Вот черт! — вслух выругалась она.

Рывком вскочила с постели и пошла в душ.

В большой пустой квартире веяло печалью. А чего бы ей хотелось в идеале, подумала она. В молодости она часто сама с собой играла в эту игру, возможно пытаясь научиться приспосабливать реальность к своим желаниям. Если бы я могла делать именно то, чего мне хочется, что я стала бы делать? Вернула бы Реми и занялась с ним любовью. Или позвонила бы Мартену. Она потянулась к телефонной трубке, но отдернула руку. Нет. После того, что она ему наговорила, она больше не имеет права ему навязываться. Особенно среди ночи.

Она опять принялась мерить шагами квартиру. Когда это ей надоело, оделась и вышла из дому.

На машине она доехала до агентства, отключила сигнализацию, словно воровка, проникла в помещение и достала личные дела сотрудников.

Записала адрес и номер телефона Розелины.

Та жила в тридцати километрах к северо-западу от Парижа, в Сержи.

Мириам заколебалась. Сна по-прежнему не было ни в одном глазу.

Она поехала через весь Париж: миновала улицу Риволи и все еще оживленные, несмотря на поздний час, Елисейские Поля, вырулила на авеню Гранд-Арме, затем на авеню Нейи, где остановилась, пропуская толпу спешащих домой жителей пригородов, нырнула в длинный туннель в квартале Дефанс, выехала на шоссе А86, потом на А15, и через двадцать пять километров свернула на Сержи.

Куда двигаться дальше, она не знала. Решила ехать налево, вернулась к эстакаде и покатила по пустынной новостройке. Большинство светофоров на перекрестках перемигивались красными огнями.

На одном из них она чуть замешкалась, и ее нагнал белый «рено-19». Четверо молодых чернокожих парней, сидевших в машине, уставились на нее холодными оценивающими взглядами. Она поскорее включила систему автоматической блокировки дверей, хотя понимала, что в случае нападения это вряд ли ее спасет. «Рено» вдруг сорвался с места, свернул налево и исчез в темноте.

Чуть дальше, за высокими административными и жилыми зданиями, выходившими на перекресток, начиналась территория, застроенная одноэтажными домиками. Мириам двинулась к ним и вскоре обнаружила освещенное панно, представлявшее собой карту города.

Подогнав машину как можно ближе к панно, она первым делом постаралась определить собственное местонахождение, а уже потом искать адрес Розелины.

Вот когда ей пригодился долгий опыт работы риелтором: она мгновенно нашла нужный адрес и выбрала самый короткий маршрут.

Быстро запрыгнув назад в машину, она тронулась с места, удивляясь полному отсутствию на улицах каких-либо признаков человеческого присутствия.

Розелина жила в небольшом доме старой постройки, похожем на сотни других таких же домов. Хотя нет, дом выделялся на общем фоне — на нем лежала трудноопределимая печать запущенности. Живую изгородь вокруг участка не подстригали уже бог знает сколько времени; разбитое стекло в одном из фасадных окон и не подумали заменить.

— Я, наверно, спятила, — сказала себе Мириам. — Что я делаю?

Она достала мобильный и набрала номер Розелины.

Прислушалась. В глубине дома раздались телефонные звонки. Они звучали долго, но трубку никто не снимал.

Она толкнула калитку и вошла.

Дверной звонок, судя по всему, не работал. Она постучала в дверь. Снова — никакой реакции. Мысленно обозвав себя чокнутой, она повернула ручку.

Дверь с легким скрипом отворилась, и она вошла в дом.

Тесная прихожая вела в гостиную, на кухню и на лестницу.

Она медленно обошла первый этаж и поднялась наверх.

Одна из комнат второго этажа явно служила кладовкой. Дверь другой была чуть приоткрыта.

Она тихонько открыла ее и услышала звук человеческого дыхания.

На кровати темнел человеческий силуэт.

Это была Розелина. Она спала в одежде, съежившись в позе зародыша. Мириам огляделась в поисках пузырьков с лекарствами. Их не было.

Она медленно вышла из комнаты и спустилась по лестнице.

Открыла дверь и едва удержала испуганный вскрик.

Дверной проем загораживала массивная мужская фигура. Мириам отступила на шаг, и мужчина надвинулся на нее. Протянул руку в сторону, и прихожую залил безжалостный яркий свет.

Мужчина оказался не таким здоровяком, как ей почудилось, хотя был высок и крепко сложен. И не скрывал своего недовольства.

— Что вы тут делаете? — сухо спросил он.

— Я начальница Розелины, — ответила Мириам. — Сегодня на работе ей стало нехорошо, и я за нее волновалась. А сейчас проезжала мимо, была тут в гостях неподалеку, и решила ее проведать.

Она видела, что он не поверил ни единому слову. Смотрел на нее холодным изучающим взглядом, словно прикидывал, что теперь с ней делать. Ей вдруг стало страшно.

— Это она вам сказала, что ей нехорошо? — спросил он.

— Нет, я сама догадалась, — ответила она. — Она мне ничего не говорила.

Его лицо немного расслабилось. Каким-то шестым чувством она поняла, что ответила правильно.

Внезапно он ей улыбнулся. Таких фальшивых улыбок ей еще не приходилось видеть никогда. Мужчина не был уродом — напротив, мог бы сойти за красавца, но при виде его улыбки ее передернуло от отвращения.

— Извините, — добавил он, — за это маленькое недоразумение. Вы меня немного напугали. Я не ждал гостей. Розелина в это время обычно уже спит. Могу угостить вас чашкой кофе.

— Спасибо, — поблагодарила она, — но уже поздно и мне пора домой. Это вы меня извините за вторжение. Всего доброго.

Она протиснулась мимо него и забралась в машину.

На обратном пути она мчалась что есть мочи, как будто спасалась бегством. Дорога была пустынной, только далеко позади маячили фары мотоцикла — очевидно, какой-то рабочий возвращался домой после ночной смены.

В постели она долго ворочалась без сна. Перед глазами вставала скрюченная фигурка женщины, заснувшей как была, не раздеваясь, и от этой картины веяло такой глубокой печалью, что у Мириам сжималось сердце. Почему мужчину так интересовало, жаловалась ли ей Розелина? И почему он так явно успокоился, когда она убедила его, что нет, не жаловалась? В голову лезли тысячи объяснений, но ни одно ее не устраивало.

Кажется, в кладовке на первом этаже ее глаз зацепился за какой-то предмет, но она никак не могла вспомнить, за какой именно. И вдруг ее осенило. Это была сломанная детская кроватка. А ведь в доме не было никакого ребенка. Откуда же она там взялась?

Глава 12

Начавшись столь многообещающе, рабочий день Мартена чем дальше, тем больше оборачивался сплошными разочарованиями. И вдруг снова подарил надежду.

Вместе с Жаннеттой и вернувшимся из отпуска Оливье они, проанализировав собранные сведения, попытались набросать портрет преступника.

Потом обсуждали, почему он наступил жертве на мизинец.

Все сошлись на том, что он хотел забрать болт, но по неизвестной причине запаниковал и убежал с места преступления в обратном направлении, а по пути наступил на руку убитой женщины.

Вот это обратное направление не нравилось Мартену больше всего. Если уж убегать, так не от оживленного проспекта, начинавшегося чуть дальше, а как раз к нему.

Может, его что-то спугнуло? Например, случайный прохожий, не оставивший ему выбора? Это соображение высказал Оливье. Поначалу оно им приглянулось, но по зрелом размышлении они пришли к выводу, что это нелогично.

Прохожий обнаружил бы тело и вызвал полицию. А на самом деле на него лишь полчаса спустя наткнулась старушка.

Мартен решительно отверг эту версию, и Жаннетта его поддержала. Что-то они упустили.

Весь вопрос в том, что именно.

У Мартена забрезжила смутная догадка, но его сбила с мысли Жаннетта, обратившая внимание на странное совпадение. Преступник, предположительно, работает на заводе, выпускающем оборудование для бассейнов. Убитая женщина тоже направлялась в бассейн. К тому же он украл у нее спортивную сумку.

Мартен признал, что совпадение действительно имеет место, но выжать из него что-либо не представляется возможным, пока не будет получена дополнительная информация.

Жаннетта решила, что займется сбором данных по бассейну — или по бассейнам, — который посещала жертва. Проводились ли там ремонтные работы? Когда именно? Какие фирмы принимали в них участие? Были ли у убитой конфликты с тренером? Не был ли там замечен вуайерист? Имелись ли случаи нападения на других женщин на выходе из указанного бассейна — или бассейнов? Она сделала себе пометку: навести справки в полицейских участках.

Мартен с Жаннеттой потратили немало времени на обсуждение предположений психолога. Жаннетта не разделяла ее мнения относительно исчезнувших вещей убитой. Если убийца наблюдал за жертвой, пока та плавала в бассейне, то вполне мог украсть ее купальник, заинтересовавшись им как фетишем. В качестве эротического заменителя купальник ничуть не хуже трусов.

В их спор вмешался Оливье, заявивший, что никогда не расстается с трусами своей подружки; Жаннетта обозвала его мачо и говнюком, и между ними мгновенно вспыхнула привычная ссора.

Мартен допускал, что в рассуждениях Жаннетты есть здравое зерно, но все-таки что-то его смущало, вот только он никак не мог сообразить что.

И только дома он вдруг понял, что в этой версии не клеится.

Способ убийства. Чудовищно холодный и напрочь лишенный сексуального подтекста. Так убивает снайпер. Если отвлечься от того обстоятельства, что преступник прибегнул к экзотическому оружию, то это больше напоминало казнь. Убийца прикоснулся к жертве только по неосторожности — да и то не прикоснулся, а наступил кованым каблуком. У Мартена забрезжила догадка, почему он остановил свой выбор на арбалете. Во-первых, потому что умел с ним обращаться. Во-вторых, потому что знал: проследить за происхождением оружия будет невозможно, особенно если он смастерил его своими руками, как смастерил болт. Наконец, у него вполне мог быть еще один мотив, возможно подсознательный, заставивший его пойти на такой риск, как убийство. Надо бы обсудить это с психологиней.

Не исключено, что, используя для изготовления снаряда специальную «бассейновую» резину, преступник совершил ошибку. Впрочем, не факт.

Возможно, он сделал это нарочно, чтобы сбить следствие со следа. И купальник унес по той же причине. Разумеется, такую резину не купишь в первом попавшемся магазине, но при минимуме изобретательности разжиться ею не проблема. А изобретательности преступнику хватало.

И все же. Почему он не ушел вперед, а вернулся назад? Этого Мартен понять не мог.

Он соорудил себе яичницу из четырех яиц, полил ее кетчупом и табаско, выложил на тосты и поужинал.

Он сознавал, что поглощает слишком много яиц — чуть ли не каждый день, но его вполне устраивала подобная пища — сытная, питательная, а главное, не требовавшая особой возни. К тому же, если ему случалось по забывчивости не убрать яйца в холодильник, можно было не опасаться, что на кухне начнет вонять моргом, — чего не скажешь про мясо.

Он позволил своим мыслям течь свободно. Надо постараться думать не об убийстве, а о чем-нибудь другом. Тогда смутная догадка, мелькнувшая в мозгу, оформится в нечто связное. К сожалению, на ум приходило лишь то самое «другое», что он со вчерашнего дня напрасно пытался выбросить из головы.

Он открыл бутылку пива и сделал пару глотков из горлышка. Зачем Мириам сказала, что собирается замуж? Вначале он ей не поверил. Но ночью, ворочаясь без сна, он снова и снова вспоминал ее слова — раз, два, сотню раз — и к утру почти убедил себя, что она ему не лгала. Его так и подмывало позвонить ей, но в последний момент он отдергивал руку от телефона. Отчасти из гордости, отчасти из страха, что наговорит лишнего.

После развода они часто виделись, иногда спали вместе. Скорее редко — два-три раза в месяц. Если она действительно выходит замуж, это означает, что в ее жизни появился другой мужчина. Следовательно, на протяжении какого-то времени она спит с ними обоими.

Что до самого Мартена, то он, расставшись с Мириам, переспал всего с двумя женщинами. Первой была коллега из провинции, разведенная, как и он. В Париж ее привело очередное расследование, Мартен помог ей кое-какими советами, и в конце концов они оказались в постели. В первую ночь все прошло отлично, во вторую — чуть хуже. И они по обоюдному согласию решили, что продолжать не стоит.

Второй была журналистка, явившаяся брать у него интервью о работе следователя по уголовным делам — не только для статьи, но и для книги, которую позже намеревалась написать. Постепенно их беседа коснулась более личных тем, Мартен рассказал ей, что недавно развелся, она в свою очередь поделилась с ним подробностями своей жизни (недостатка в любовниках она не испытывала, но ни с кем не поддерживала прочных отношений). Они встречались трижды и на третий раз ночь провели вместе. Опыт оказался возбуждающе приятным. Они стали видеться чаще, потом еще чаще, и их связь готова была перерасти в полноценный роман, когда Марион по заданию редакции уехала в длительную зарубежную командировку. Ни он, ни она не заговаривали о том, что будет, когда она вернется. Во всяком случае, не то что женитьбу, но даже возможность жить вместе они никогда всерьез не обсуждали.

Вспоминая обе эти истории, особенно вторую, он вдруг сообразил, что про коллегу из провинции он Мириам рассказывал, а про Марион — нет. Почему? Трудно сказать. А вот интересно, готов ли он жениться на Марион, если — что маловероятно — она того пожелает? Честно говоря, нет, не готов. Но может быть, теперь, когда он окончательно потеряет Мириам, ситуация изменится? Да нет, пожалуй. Он ни на ком не хотел жениться. Однако справедливость требовала признать, что он скучал по Марион, часто думал о ней и с нетерпением ждал ее возвращения, хотя и гнал от себя эти мысли.

Размышления вынудили его открыть вторую бутылку пива, которую он опустошил одним махом.

Чего же он хочет на самом деле? Сам-то он это знает? Конечно. Он хочет, чтобы Мириам не выходила замуж. А если ради этого придется снова съехаться с ней и расстаться с Марион? На этот вопрос у него не было ответа. Черт, сколько сложностей.

Пиво каким-то мистическим образом испарилось из бутылки, и он открыл новую. Подумаешь, всего-то третья. Или уже четвертая? А, плевать. Он выпил пиво и открыл четвертую бутылку. Или пятую? К нему понемногу возвращалось хорошее настроение, хотя тревожившие его заботы полностью так и не отступили.

Проснулся он около пяти часов утра с дикой головной болью. Виски, лоб, затылок ныли, словно стянутые тугим обручем. Он лежал на кровати полуодетый.

Мартен поплелся в душ и долго стоял под струями воды. Приведя себя в порядок, сжевал пару тостов без масла (масло кончилось еще вчера), проглотил таблетку витаминизированного аспирина, провел ревизию кухонных шкафов и холодильника, составил список необходимых покупок и вышел из дому.

Машину он припарковал в нескольких метрах от угла той улочки, где произошло убийство, неподалеку от входа в метро.

Головная боль утихла, и он с наслаждением втянул в себя свежий утренний воздух.

Он пошел той же стороной улочки, какой шла убитая женщина. Шагов через десять остановился и оглянулся. Он был здесь один. Кровь с тротуара почти всю смыли, как и отметки, сделанные криминалистами. Зато меловые следы на стене, едва заметные в неярком утреннем освещении, никуда не делись.

Он вернулся к машине, сел за руль и поехал по улочке. Она была такой узкой, что двум автомобилям здесь было не разъехаться.

Мартен притормозил возле стены и вскарабкался на крышу машины.

По ту сторону забора земля шла под уклон. Разница составляла добрых три с половиной метра. Участок, изрытый строительными машинами, видневшимися в дальнем конце, пестрел неровностями и ямами. Если бы убийца спрыгнул сюда со стены, он наверняка сломал бы себе ногу — если только он не чемпион по прыжкам и не супертренированный боец спецназа. Или он воспользовался веревкой? Нет, на стене не было ни одного выступа, за который можно было бы зацепиться. Кошки? Парень, стреляющий из арбалета, вполне способен притащить с собой кошки. Хотя нет. Он же шел по улице… Или?..

Мартен спрыгнул с крыши машины, издавшей протестующий стон. Терзавшая его смутная догадка наконец-то оформилась в четкую мысль. Ну конечно. Подъезд. Заколоченная дверь. Через нее убийца и сбежал. Вот почему он пошел не вперед, а назад.

Мартен, как и остальные полицейские, дал себя провести. Убийца удрал именно в этом направлении, по пути наступив на руку жертвы. Он бежал к заброшенному подъезду, потому что с самого начала знал, что уйдет через него. Он тщательно подготовил себе путь к отступлению.

Мартен достал мобильник и, проклиная себя за потерянное время, раздал подчиненным инструкции.

Глава 13

Розелина проснулась в обычное время и сейчас же вспомнила приснившийся ей странный сон. Во сне к ней приходила начальница. Вот ведь дичь. Впрочем, не большая дичь, чем вся ее жизнь.

Или это был знак? Розелина понимала, что стоит на перепутье. Она могла вообще не вставать с постели и постепенно погружаться в небытие, ожидая, когда смерть освободит ее от страданий, но почему-то сегодня утром этот выход уже не казался ей таким простым. В своем молчаливом отчаянии она опустилась на самое дно. Но вчера кое-что случилось. Она попыталась посмотреть на себя взглядом своей начальницы — сначала яростным, затем недоуменным, наконец — растерянным, и то, что она увидела, совсем ей не понравилось.

Покорившись судьбе, она потеряет не только жизнь, но и себя самое, то представление о себе, которое выстраивала с детства. Вместе с ней исчезнет нечто трудноощутимое, но невероятно важное, что-то такое, чему она не могла подобрать названия, но чем, несмотря ни на что, дорожила.

Хотя… Не так уж трудно это ощутить. Она принюхалась и поняла, что от нее разит немытым телом.

Сбросила с себя одежду и долго стояла под душем. Затем переоделась во все чистое, тщательно выбирая каждую вещь.

Протерла запотевшее зеркало в ванной, изучила свое отражение и решила, что ей не повредит немножко тональной пудры. Для того, что она задумала, ей совсем не нужно, чтобы окружающие косились на нее с жалостью.

Нарядившись в свое самое красивое платье, она проверила содержимое сумочки, убедилась, что ничего не забыла, и вышла из дому.

Наконец-то она решилась. Она больше не собирается плыть по воле волн. Она нисколько не сомневалась, что это правильное решение. В любом случае она не видела другого выхода. Умереть она не боялась — эта стадия у нее давно миновала, но если уж умирать, так хотя бы чисто и никому не причиняя вреда. Она еще не знала, что именно предпримет, но не волновалась об этом. У нее впереди еще пара-тройка недель, что-нибудь придумает. Она успокоилась.

На работе к ней бросилась сослуживица. Вчера она ей обзвонилась. Почему Розелина не подходила к телефону?

Наверное, линия неисправна, отговорилась та.

Коллега присмотрелась к ней и заявила, что вообще-то сегодня она выглядит намного лучше, чем вчера. И добавила, что начальница велела предупредить ее, если Розелина не придет на работу.

— Так что мне делать? — спросила Розелина. — Сказать, что я здесь? Или не надо? Ладно, сейчас зайду к ней.

Она постучалась в приоткрытую дверь кабинета.

Мириам сидела за столом, скрестив ноги, и сортировала разложенные перед ней фотографии выставленных на продажу домов.

— Да? — не поднимая головы, бросила она.

— Вы хотели меня видеть?

Мириам моментально отвлеклась от фотографий. Стоявшая перед ней молодая женщина приходилась дальней родственницей той, что накануне вышла без спросу из ее кабинета. Красивая, даже обворожительная, и полная жизни. Где тот пустой, затравленный взгляд, который так напугал ее вчера?

— Я и сама хотела с вами поговорить, — быстро начала Розелина. — Извините за вчерашнее. Не знаю, что на меня нашло. Я все переделаю. Ошибок больше не будет. А аудитору сейчас позвоню и скажу, что это я во всем виновата.

— Не стоит, Розелина, — с улыбкой ответила Мириам. — Главное, чтобы работа была сделана. Сегодня вы чувствуете себя лучше?

— Намного лучше, спасибо. Но я еще что-то хотела вам сказать, — чуть поколебавшись, добавила она.

— И я тоже кое-что хотела вам сказать.

Женщины улыбнулись друг другу.

— Кто первый, вы или я? — спросила Мириам.

— Можно мне? — предложила Розелина. — Дело в том, что я… Я вас покидаю.

И, не дожидаясь ответа, быстро заговорила:

— Только не думайте, что мне предложили работу интересней или зарплату больше. Мне здесь очень нравится.

— Тогда в чем причина?

— Я собираюсь вообще бросить работу. Но вы не волнуйтесь, я не уйду, пока вы не найдете человека на мое место. И даже еще немного поработаю, чтобы ввести новенькую в курс дела.

Мириам вздохнула:

— Может, еще передумаете? Я бы предпочла, чтобы вы остались.

Розелина улыбнулась и покачала головой.

— Нет, это уже решено, — ответила она. — Я точно не передумаю. Но даю слово, что с вами это никак не связано.

— Ну хорошо, — согласилась Мириам. — Что ж поделаешь? Хотя мне очень жаль.

— И знаете… Спасибо вам, — сказала Розелина. — Ладно, пойду работать. Ой, а вы ведь тоже что-то хотели мне сказать?

— Да просто… Думала, если вас что-то беспокоит и вы хотите это обсудить…

— Нет, что вы. Ничего меня не беспокоит. У меня все прекрасно, — отрезала Розелина и запоздало улыбнулась, пытаясь смягчить жесткость тона. — Поверьте, у меня все в порядке. Так, нашло что-то.

Ну вот и получила, подумала Мириам. Ладно, хотя бы попробовала…

Розелина шагнула к двери, и тут Мириам не выдержала. Эта женщина что-то скрывала, и она не успокоится, пока не узнает что.

— Постойте! — позвала она. — Я тоже должна перед вами извиниться.

Розелина затрясла головой:

— Что вы, что вы! Вы имели полное право еще и не так меня отчитать! Могли вообще меня уволить за то, что я там напортачила.

— А я не об этом, — сказала Мириам. — Разве муж ничего вам не передал?

Лицо Розелины побелело.

— Не понимаю, — не своим голосом промолвила она. — Что он должен был мне передать?

— Что вчера вечером я к вам заходила.

— Ко мне?

— Ну да. Я за вас волновалась. Вы так странно выглядели, когда… Когда уходили.

— А что?.. А что вам сказал мой муж?

Странная пара, подумала Мириам. Почему оба так боятся, что второй проболтается? Что за ужасную тайну они скрывают?

— Он ничего мне не сказал. А вы уже спали.

— Значит, вы и в самом деле приходили, — прошептала Розелина.

— Да.

— Мне приснилось, что вы на меня смотрите, — сказала она. — И мне стало стыдно.

Мириам наклонилась к ней:

— Почему?

Розелина уже открыла рот, чтобы ответить, но спохватилась и ничего не сказала. Снова улыбнувшись печальной улыбкой, подошла к Мириам и поцеловала ее в щеку.

— Спасибо вам, — тихо произнесла она. — Вы очень мне помогли. Гораздо больше, чем я заслуживаю.

И вышла из кабинета.

Что это означало: «больше, чем я заслуживаю», терялась в догадках Мириам. Что такого ужасного совершила эта девушка, чтобы простой человеческий интерес к себе воспринимать как награду? Что-то нашло, ну надо же! Может, она просто истеричка, пытающаяся привлечь к себе внимание? Нет, не похоже. Истерички так себя не ведут. И не глядят с такой печалью во взоре. Впрочем, нет, поправила она себя. Она выглядит не печальной, а несчастной. Нет, снова одернула она себя, дело не в этом. Она попыталась меня провести. Разыграла тут целый спектакль: смотри, мол, какая я спокойная, выдержанная. Сама безмятежность. Только со мной этот номер не пройдет. Огорченная или даже несчастная женщина не сумела бы устроить перед ней весь этот цирк.

Нет, она не расстроена и не огорчена. Она в глубоком отчаянии, и по сравнению с глубиной этого отчаяния все вокруг представляется ей несерьезным, даже забавным. Юмор — вежливость тех, кому нечего терять. Кто это сказал? Она может позволить себе улыбаться и смеяться. Для нее больше ничто не имеет значения, потому что… Почему?

Ответ на этот вопрос явился ей мгновенным озарением. Когда Розелина говорила, что «покидает» их, она имела в виду буквальное значение слова. Она действительно собирается исчезнуть. Отработает сколько там положено по контракту и уйдет навсегда. В могилу.

Может, я драматизирую, остановила себя Мириам. Нет. Она правильно догадалась. Эта женщина явно решила покончить с собой. А Мириам понятия не имела, как помешать ей осуществить задуманное.

Глава 14

На третий день после убийства он снова явился на ту улочку и, поколебавшись, прошелся по ней из конца в конец. На дальнем углу его опять охватило возбуждение, пережитое накануне убийства.

Здесь практически ничто больше не напоминало о происшедшем. Словно они с жертвой заключили тайный союз. Правда, теперь в него была посвящена и полиция.

Газеты, напечатав об убийстве несколько заметок в первый же день, умолкли, очевидно, в ожидании новых сведений. О способе убийства не заикнулся ни один журналист. Писали о «применении холодного оружия, повлекшем гибель жертвы», и все. С одной стороны, это его успокаивало, с другой — злило.

Задаваясь вопросом, почему легавые ни словом не обмолвились журналистам об арбалете, он пришел к выводу, что сработал полицейский инстинкт: выдавать как можно меньше информации. Кроме того, им, наверное, не хотелось напрасно пугать публику. Может, ему следовало избрать более банальный способ убийства? Пырнуть ее ножом или застрелить из ружья? Но нет, еще на стадии планирования операции он понимал, что без арбалета ему не обойтись. Он просто знал, что с арбалетом все у него пройдет как по маслу. Возможно, это было суеверие, но, когда затеваешь нечто подобное, надо стараться, чтобы все шансы были на твоей стороне.

После работы он все больше времени проводил у себя в гараже. Садился в машину и думал. Потом выезжал прокатиться, но далеко не всегда. Ему было лень шевелиться. Он сидел за рулем, вспоминая все подробности преступления, которые помнил так явственно, словно совершил его только что.

Уже после убийства случилось одно странное и крайне неприятное событие, вроде бы никак с ним не связанное: поздно вечером к Розелине вдруг заявилась эта баба. Проводив ее, он сел на мотоцикл и проследил за ней. Узнал, где она живет. Прочитал фамилию на почтовом ящике, а на следующее утро позвонил в агентство, где работала Розелина.

Баба не наврала. Она действительно была из агентства. Но какое отношение она имела к Розелине? Может, влюбленная в его жену лесбиянка? Ладно, не важно. Главное, что его подозрения почти развеялись.

На краткий миг мелькнула соблазнительная мысль — взять да и шлепнуть эту бабу, но это было глупо. Она слишком близка к Розелине. Правда, она тоже брюнетка и хороша собой, но совсем другого типа, к тому же у нее короткая стрижка. И возраст не тот. Нет, не годится. Она совсем не похожа на Розелину, а он не должен ни на шаг отступать от избранной линии поведения.

А вдруг Розелина ей проболталась? У него сами собой сжались кулаки, а в глазах потемнело от ярости. Нет, нет. Розелина не проговорится. А что, если та сама догадается? Ну и пусть, он успеет внести в план коррективы. Это будет совершенно другое убийство, не имеющее ничего общего с предыдущим. С предыдущими.

С тех пор как он приступил к осуществлению своего замысла, он почти перестал пить. Ему даже и не хотелось. Он мог целый час тянуть бутылку пива, да и ту бросить недопитой.

Шлифуя свой план, оттачивая его в мельчайших деталях, он ловил кайф, какого не подарит никакой алкоголь. Кроме того, он понимал, что должен сохранять трезвость рассудка. Он знал, что в подпитии способен на всякое: ляпнуть чего не следует, да и вообще наломать дров. Самоконтроль — вот что должно стать его девизом. Если он допустит ошибку, покалечив или насмерть забив Розелину, это будет полный крах.

Значит, сейчас необходимо продумать, как действовать дальше. Прежде всего, надо найти следующую жертву.

Затем провести подготовку — такую же тщательную и скрупулезную, как в первый раз, — и все будет в порядке.

Отыскать женщину определенного типа внешности оказалось не такой уж простой задачей, как ему представлялось вначале. С первой жертвой ему просто повезло.

Но теперь придется пораскинуть мозгами. Он задумался, с чего начать, но тут его взгляд упал на газету, и его осенило. Идея предстала перед ним во всей своей сияющей простоте.

Сотни, да что там сотни, тысячи одиноких женщин всех возрастов, мечтающих найти себе пару, печатают в газетах объявления. Они подробно описывают свою внешность, так что ему остается всего лишь выбрать подходящий типаж. Темноволосая, стройная, светлоглазая, возраст — от двадцати восьми до тридцати пяти лет. Звонишь по телефону, назначаешь свидание, издалека разглядываешь мишень и выслеживаешь, где она живет. Затем выбираешь укромное местечко и стреляешь. Всей возни — на неделю-две, не больше. А может, даже меньше.

Он купил кипу газет и принялся отбирать кандидаток.

Глава 15

Бассейн, который убитая женщина посещала по абонементу, не дал даже намека на след. В какой-то момент Жаннетте показалось, что еще чуть-чуть — и она сорвет джекпот. Незадолго до убийства в бассейне задержали мужчину. Посетительницы жаловались, что он нарочно подныривает под них, когда они плавают, и подглядывает в двери раздевалки.

Мужчину звали Жак Тарнье. Его сутки продержали под арестом и выпустили до суда под надзор полиции.

По словам лейтенанта, производившего задержание, мужчина не демонстрировал никаких признаков агрессии, а в настоящее время проходил курс лечения у психиатра. Росту в нем было метр пятьдесят пять. На сделанных в полиции фотографиях он выглядел щуплым, как подросток.

Жак Тарнье долгое время сидел без работы, но недавно устроился в большой магазин, торгующий скобяными изделиями.

Жаннетта и Оливье допросили его по всей форме. Он отвечал с видом обреченного. Мысль о том, что его упекут в каталажку за преступление, о котором он не имел ни малейшего представления, приводила его в ужас. Еще он сказал, что теперь хозяин наверняка вышвырнет его на улицу.

Покидая магазин, оба сыщика сошлись во мнении, что этот мужчина — не их клиент.

— Ну вот, еще одному жизнь сломали, — без всякого выражения произнесла Жаннетта.

Оливье пожал плечами:

— А нечего всякой хренью заниматься. Все сексуальные маньяки начинают с мелочей. А так хоть можно быть спокойным, что больше этот придурок ничего не учудит.

— Черт, чуть не забыла, — спохватилась Жаннетта. — Подожди минутку, а?

Оливье сел в машину и закурил, не забыв открыть окно. Жаннетта терпеть не могла, когда он курит в машине.

Она вошла в кабинет владельца, расположенный над магазином.

— Вот, хочу сказать вам спасибо за сотрудничество, — обратилась она к нему.

— Ладно, проехали, — ответил хозяин, краснощекий мужчина с маленькими, близко посаженными зелеными глазами. — Я не зверь, но всему же есть предел. Когда к тебе в лавку шастают легавые… пардон, я хотел сказать, полицейские, — страдает торговля. У покупателей могут возникнуть вопросы. Я уже велел жене его рассчитать.

— Это ваше дело, — сказала Жаннетта, — хотя у нас к нему нет претензий. Мало того, он нам очень помог в одном крайне важном расследовании. Но мы его предупредили, чтобы держал язык за зубами.

Патрон бросил удивленный взгляд на низенькую фигуру человека, копошившегося в глубине мастерской.

— Да? Это меняет дело.

Жаннетта наградила его своей знаменитой улыбкой, качнула головой и вышла из кабинета.

— Так что ты там забыла? — спросил Оливье, под гневным взглядом Жаннетты гася сигарету о внешнюю сторону дверцы.

— Если кто спросит… — начала она, безрезультатно пытаясь открыть со своей стороны окно, механизм которого заедало уже не первый месяц. — Фу, ну и вонища. Ладно, поехали.

У Мартена снова трещала голова. Боль вернулась и не покидала его весь день. А день выдался жарким и трудным.

Билье, очень не любившая покидать рабочий кабинет, вместе со своей командой прибыла на место преступления, чтобы лично убедиться, что ни одна ценная улика не будет пропущена. Теперь она, прихрамывая, сновала туда-сюда по узкой улочке, следуя вероятным маршрутом передвижения убийцы, и щедро раздавала четверым помощникам советы, замечания и слова поощрения.

Пространство от подъезда до улицы, по которой — в чем Мартен больше не сомневался — ушел преступник, было огорожено и разделено на сектора. Каждый из них тщательно обыскали, сняли все имеющиеся отпечатки пальцев, подобрали обрывки веревок и окурки. Улов оказался не слишком богатым — жильцов из дома давно выселили, а сквотеров отпугивали наглухо заколоченные двери и окна.

Главный трофей Мартену гордо продемонстрировал ассистент Билье — тот самый юный эфеб, изо всех сил старавшийся искупить недавнюю оплошность.

Это была допотопная ручная масленка, с помощью которой преступник на пути отступления справился с несколькими строптивыми замками.

Отпечатков на масленке не было. Выяснить происхождение столь древней модели не представлялось возможным. Пожалуй, некоторые надежды давало само масло, но Мартена порадовало не это. Он сразу оценил важность найденной улики, потому что она позволяла добавить несколько черт к предполагаемому облику убийцы: это человек аккуратный, предусмотрительный, организованный и мастеровитый.

Находка еще одной улики вызвала всеобщее оживление. На сей раз речь шла об отпечатке подошвы, вернее, половины подошвы на небольшой кучке смешанной с песком земли возле одной из дверей.

Слепок Билье сделала собственными руками.

Стоя в заброшенном дворе и озирая растрескавшиеся стены, Мартен — не столько участник, сколько зритель разворачивавшегося действа — поймал себя на том, что насвистывает.

Он сильно сомневался, что обнаруженные улики приведут его прямиком к преступнику. Зато, опираясь на них, он мог составить нечто вроде его фоторобота, причем не только физического, но и психологического. А это уже совсем не плохо.

В любом расследовании по делу об изнасиловании или убийстве для него неизбежно наступал момент, когда преступник, человек ему совершенно незнакомый, вдруг становился близким и понятным. Еще немного, казалось ему, и он начнет рассуждать в точности как тот, кого он преследует.

Это ощущение не имело ничего общего с самоотождествлением сыщика с убийцей — излюбленным приемом писателей и киносценаристов, для Мартена остававшимся пустым звуком, никак не связанным с реальностью. Для него речь шла исключительно о логике мотивов и поступков. Если преступник предпринимал те или иные действия, значит, он и мыслил соответственно. Благодаря уликам в сознании сыщика постепенно складывался его образ, что в случае удачи могло помочь предугадать его следующий шаг. Преступник-рецидивист склонен воспроизводить однажды удавшийся план действий. Мартен никогда не забывал об этом правиле, в равной мере приложимом и к серийным убийцам, и к грабителям.

Криминалисты трудились до темноты.

Билье выглядела измученной, но довольной. Они неплохо поработали.

Мартен поблагодарил всю ее команду и вернулся к себе в кабинет.

Он быстро составил отчет для Русселя — это, конечно, потеря времени, но он предпочитал представить отчет в письменном виде, нежели идти докладывать устно, — и попросил Жаннетту передать его начальству после того, как он уйдет.

Затем позвонил судмедэксперту, оставившему ему сообщение. Он не ждал от этого звонка никаких особенных открытий, и не ошибся. Жертва скончалась от асфиксии мозга, наступившей в результате кровотечения, спровоцированного разрывом аорты, в свою очередь вызванным применением холодного оружия типа арбалетного болта.

Раздавленный мизинец не привлек внимания судебного медика. Он лишь отметил, что женщина находилась в прекрасном физическом состоянии, была здорова и беременна. Срок — один месяц. Он взял у плода пробы, необходимые для определения генотипа и установления отцовства — на случай, если Мартену понадобятся эти данные. Стандартная процедура.

Перед уходом Мартен вызвал к себе Жаннетту и Оливье.

Они доложили ему обо всем, что удалось узнать за прошедший день, — а также о том, чего узнать не удалось. Оливье заявил, что, по его мнению, женщину убил ее собственный муж.

— Это еще что за хрень? — ласково поинтересовалась Жаннетта.

— Напряги свои полторы извилины, — посоветовал Оливье, — и сама все поймешь. Наш клиент работает на стройке, так? Песок, цемент, специальная резина и т. д. и т. п.

— Допустим, — согласилась Жаннетта.

Мартен промолчал.

— Хорошо, — продолжил Оливье. — Есть один фактик, который все старательно обходят вниманием. Ее муж — архитектор.

— Тонко подмечено, — похвалил Мартен. — Дальше.

— Я думаю, было так. Архитектор познакомился на стройке с нашим клиентом. И предложил ему — не важно почему — убить его жену. Точка. На вашем месте, — он обернулся к Мартену, — я бы на него надавил. Конечно, когда ему сообщили, что она умерла, он психанул, но что это доказывает? Ничего. Вернее, многое. Даже если он мечтал от нее избавиться, для таких типов, как он, между стремлением и реальностью — пропасть. Наверное, стоило ему осознать, что ее нет в живых, как он понял, что шутки кончились. Ну и нервишки сдали.

Оливье не так часто выступал со столь длинными речами. Даже на Жаннетту это произвело впечатление.

— Это не он, — сказал Мартен.

— Почему? — не сдавался Оливье, уверовавший в свои аргументы. — Ну да, у него есть алиби. Но это не доказательство. Нам просто надо установить мотив, и он у нас в руках.

— Я нашел письмо, — сказал Мартен. — Он написал его жене несколько месяцев тому назад. Она ненадолго уехала из дому для участия в съемках. Он не стал посылать это письмо по почте, а вручил его ей после приезда. Этот парень любил жену больше всего на свете. Он жизнь за нее был готов отдать. И сегодня жить ему незачем.

Повисло молчание. Оливье потряс головой, не желая так легко сдаваться, но не произнес ни слова.

— И все-таки Оливье нащупал нечто очень важное, — добавил Мартен. — Мотива у нас нет, это правда, но мы можем расширить поиск на стройках, с которыми муж был связан по работе, скажем, за последний год. Возможно, жена к нему туда заходила…

— Давайте я прямо сейчас к нему поеду, — вновь оживившись, предложил Оливье.

— Бессмысленно, — возразил Мартен. — Они так накачали его успокоительными, что он уже двое суток спит без просыпу. Зато вы можете поговорить с ее сестрой. Кто знает… А я позвоню в больницу, попрошу, чтобы ему снизили дозу лекарств. Если повезет, завтра утром с ним побеседуем. Жаннетта, ты как? Готова?

— Конечно.

Судя по всему, предстоящая перспектива не очень ее радовала. Она поднялась, натянула куртку, жестом попрощалась с обоими мужчинами и ушла.

Чуть позже за ней последовал и Оливье.

Стройка. Мартен не слишком верил в этот след. Оливье правильно обратил внимание на интересную деталь, но… Вряд ли человек, достаточно предусмотрительный для того, чтобы заранее смазать маслом все замочные скважины на пути своего бегства с места преступления, допустит столь грубую ошибку. Если он выбирал свою жертву на стройке, значит, был уверен, что здесь до него не доберутся.

Мартен потянулся. Головная боль прошла. Домой идти не хотелось. Он задумался о человеке, уже сломавшем две жизни. А может, и больше. И — в этом он почти не сомневался — намеревавшемся продолжать в том же духе.

— Тебе от меня не уйти, подонок, — прошептал он.

Но он знал — и это знание угнетало его больше всего, — что не сможет схватить негодяя, пока тот не нанесет следующий удар.

Глава 16

Мартен допоздна засиделся на работе. Несколько раз он протягивал руку к телефону, размышляя о том, что скажет Мириам, когда она снимет трубку.

Потом все-таки поехал домой.

Он чувствовал себя униженным и оскорбленным. Он ревновал. Она ему изменила. Хотелось бы ему ответить тем же, тоже причинить ей боль, но он понимал, сколько в этом глупости и ребячества.

Накануне, перед тем как уснуть, он уже почти решился ей позвонить и сказать, что любит ее и готов отдать все на свете, лишь бы она к нему вернулась. Но повел бы он себя так же, будь рядом Марион? Ему хватило честности самому себе ответить: нет.

Утром, едва проснувшись, он вспомнил, что вчера чуть не натворил бог знает чего, и его щеки залила краска стыда.

Пока он пережевывал свой вроде бы половинчатый развод, оставлявший ему массу возможностей, Мириам спокойно строила будущее, в котором ему не было места.

Если бы только он мог одной чертой перечеркнуть все, что она для него значила! Забыть ее, как будто ее никогда не существовало.

Вот уже которую ночь он безуспешно пытался в точности припомнить все произнесенные ею слова в вечер их последней встречи.

Он что-то такое сказал насчет того, когда они увидятся в следующий раз, а она, возможно дав волю гневу, ответила: «Если будет следующий раз…»

Но потом она добавила кое-что еще, то, что взволновало его до глубины души: «Я никогда никого не буду любить так, как любила тебя». Нет, она сказала как-то не так, хотя похоже. Во всяком случае, это прозвучало окончательным прощанием. В таком духе произносят надгробное слово над покойником.

И под занавес сообщила, что выходит замуж. Она не лгала. Уж это-то он мог легко проверить — достаточно было ей позвонить. Но как раз позвонить он и не решался.

Мартен попытался представить себе ее будущего мужа. Коллега по работе? Друг детства? Он мысленно составил перечень мужчин, с которыми она общалась в ту пору, пока они жили вместе и вместе встречались с друзьями. Ни один из них не тянул на эту достойную роль.

Впрочем, он мог оказаться кем угодно. Банкиром, иностранцем, сотрудником, курортным знакомым, клиентом. Ну да, например богатым клиентом, способным обеспечить ей уровень жизни, недоступный Мартену. В последнее время она и так зарабатывала в четыре-пять раз больше его, и, сколько бы он ни твердил себе, что для него это не имеет значения, он знал, что это не так.

Однажды ему предложили должность начальника охраны крупной фирмы — с высокой зарплатой и массой льгот, и он всерьез обдумывал это предложение, готовый его принять. Отговорила его Мириам — отговорила решительно, и, разумеется, была права.

У него забурлило в желудке, и он сообразил, что за весь день съел всего один сэндвич. Впрочем, на объеме талии вынужденная голодовка пока никак не отразилась.

Он поставил варить яйца, убедился, кляня себя на чем свет стоит, что хлеба нет ни крошки, и тут зазвонил телефон. Он бросился к мобильнику, забыв на плите кастрюлю.

Надежда, что на экране высветится имя Мириам, развеялась как дым. Номер был незнакомый.

Он ответил на вызов.

Голос он узнал не сразу, настолько звонившая была далека от занимавших его мыслей. Она не представилась, и ему пришлось отвечать обтекаемо, пока она вдруг громко не расхохоталась:

— Ну надо же, Мартен! Я должна чувствовать себя оскорбленной. Я же поверила, что вы только обо мне и мечтаете!

Он пробормотал нечто нечленораздельное, и она снова рассмеялась:

— Ваш любимый психолог. Надеюсь, ни от чего вас не отрываю. Я вот тут думала о вашем убийце. У вас есть новые данные?

— Да нет, ничего серьезного, — ответил Мартен. — Хотя кое-что есть. И это вполне укладывается в схему. Убийство он готовил с невероятной скрупулезностью. Но относительно мотива у нас по-прежнему пусто.

— Хотите это обсудить? — предложила она. — Иногда достаточно поговорить, глядишь, и родится здравая идея.

— У вас есть какие-то соображения? — спросил Мартен.

— Возможно. Если вы пожелаете их выслушать…

— Буду счастлив. Когда вы будете свободны?

— Например, сейчас.

За этим заявлением последовала короткая пауза.

— Это я так сказала, — чуть торопливо добавила она. — Можно завтра или послезавтра.

— Нет уж, сейчас так сейчас, — повинуясь какому-то импульсу, произнес Мартен. — Где встречаемся?

— Вы уже ужинали?

— Нет, — ответил Мартен. — Вот только сниму с огня свои яйца всмятку, и я в вашем полном распоряжении.

Она засмеялась. Они договорились встретиться в небольшом итальянском ресторанчике в XVII округе. Нажимая на отбой, Мартен задумался, правильно ли поступил. В предложении психологини ему послышался какой-то подтекст. Или он ему только почудился? Он не очень хорошо понимал, как обстоят дела с Мириам. Хотя нет, как раз это он понимал очень хорошо. И инициатива принадлежала ей. Но у него была еще Марион. Последний раз они говорили по телефону неделю назад. Она была далеко. Он ждал ее возвращения, но уже начинал в ней сомневаться. Может быть, садясь в самолет, она дала ему понять, что их роман окончен? Но даже если он продолжится, как будут развиваться их отношения? Она была хорошенькой, живой и умной и часто его дразнила. Она ему очень нравилась, но он понимал: она — не Мириам. Он улыбнулся. А собственно, в чем проблема? Он никому не давал клятвы верности. Поживем — увидим.

Когда он вошел в ресторан, Лоретта уже сидела за столиком на двоих. Перед ней стоял бокал красного вина и корзинка с соломкой, которую она жевала. Ее личная драма заключалась в том, что при виде еды удержаться она не могла.

Несмотря на поздний час, народу в ресторане было битком. Он сел напротив нее, и она протянула ему руку через узкий стол.

Очки она сняла. На лицо нанесла макияж. Чуткий нос Мартена уловил даже аромат духов, впрочем не слишком настойчивый. В вырезе декольте у нее покачивалась на золотой цепочке камея. Расшитый жилет тесно облегал пышные формы.

— Извините, что заставила вас тащиться в такую даль, — сказала она, — но я жутко боюсь водить в темноте. Поэтому сегодня приглашаю я.

К ним подошел официант, наполнил бокалы и принял заказ. По дружескому тону, с каким он обращался к Лоретте, Мартен догадался, что она здесь частый гость. Официант покосился на Мартена, окинув его оценивающим взглядом. Видимо, психологиня имела обыкновение приводить сюда мужчин.

— Да, я здесь часто бываю, — сказала она, словно прочитав его мысли. — Я живу тут рядом. Если хотите, после ужина зайдем ко мне на чашку травяного чая.

Она сопроводила свое приглашение неуверенной улыбкой.

Ну вот, приехали, подумал он. А вслух сказал:

— С удовольствием. Правда, я ненавижу травяные чаи.

Ее улыбка стала откровенней.

— Значит, придумаем что-нибудь еще.

Они немного помолчали. Жребий брошен, мелькнуло у Мартена. Она сделала предложение — он его принял. Ну, может, и не принял, но и не отверг. Теперь, если он согласится зайти к ней, но откажется ложиться с ней в койку, то поведет себя крайне непоследовательно. Ладно, Марион далеко, а Мириам выходит замуж, но разве это причина, чтобы вот так по-глупому нарушать один из своих принципов — не спать с коллегами? Он, никогда не смешивавший работу и постель, вдруг без колебаний сдал свои позиции…

— Что-то вы неразговорчивы, — заметила она. — Можно спросить, о чем вы думаете?

Он не удержался от вздоха и сейчас же пожалел об этом.

— Да вот размышляю… — начал он. — А, черт с ним. Скажу все, как есть. Я думаю, что между нами сегодня кое-что произойдет, и спрашиваю себя, хорошо ли это.

— В каком смысле — хорошо? — заинтересованно спросила она без малейшей иронии в голосе. — Вы имеете в виду, разумно?

— Я влюблен… Ну, полагаю, что влюблен в женщину, которая сейчас в отъезде. А нам с вами еще работать. И мне не хотелось бы, чтобы то, что между нами произойдет — или то, что не произойдет, — в будущем омрачило наши отношения.

— Как вы все усложняете! — воскликнула она. — Вы, случайно, не собираетесь привязать меня к кровати и стегать до крови?

— Простите, не понял.

— Тогда с какой стати нам с вами злиться друг на друга? Знаете, у меня было несколько мужей и очень много любовников, и я со всеми ними продолжаю регулярно общаться. В том числе с одним из коллег — мы с ним часто обсуждаем текущие дела. Если вы откажетесь со мной переспать, меня это огорчит, потому что мне этого хочется, но мое эго от этого нисколько не пострадает, вы уж мне поверьте. Этого вам достаточно или вы потребуете расписку?

Он рассмеялся — сначала немного принужденно, затем почти весело. Но в глубине души он был жестоко разочарован. «Очень много любовников» — вот что его смутило. Ему вдруг показалось, что он выступает в плотной толпе других мужчин, что, разумеется, было преувеличением, но все же никак не льстило его самолюбию.

— Забавно… — сказала она. — Я всегда вас немного побаивалась. А теперь мне кажется, что и вы меня чуть-чуть боялись.

— Это правда. Меня пугает ваша работа. Вы же знаете, для полицейского нет страшнее угрозы, чем попасть в лапы к психологу. По доброй воле к вам никто не обращается — только в крайнем случае. Если следствие заходит в тупик и ты готов хвататься за любую соломинку. Или если начинаешь слетать с катушек и получаешь письменный приказ от начальства немедленно проконсультироваться у психолога — иначе следующим будет приказ об отстранении от должности.

— Я вас понимаю, — сказала она и взяла из корзинки еще соломки. — В ваших глазах я самое настоящее пугало, хотя в этом нет ничего личного.

— Вот именно. Очень аппетитное пугало.

Она подняла бокал, и они чокнулись, глядя друг другу в глаза.

— Теперь, когда мы выяснили отношения, я хотела бы изложить вам свои соображения. Они вас еще интересуют?

Он склонил голову.

— У меня все не шел из головы этот арбалет. Маленький арбалет, если я ничего не перепутала. И я попыталась поставить себя на место убийцы.

— Я тоже пытался. Но у меня ничего не получилось.

— Я убеждена — остановите меня, если думаете, что я ошибаюсь, — что избранный способ действия представлялся ему самым эффективным и рациональным. Иначе он нашел бы другой.

— Пока что я с вами полностью согласен, — сказал он и отпил вина.

— Вместе с тем я думаю — заметьте, я ничего не понимаю в оружии, — что это довольно рискованный и ненадежный способ убийства, даже если ваша цель — беззащитная женщина. Посреди многолюдного города, в час пик… Нет, он не искал легких путей.

— И снова полностью с вами согласен.

— Из ваших отчетов следует, что он тщательно спланировал убийство и подготовил себе пути отхода.

— Именно. Учел каждую деталь.

— Следовательно, выбор арбалета для него не случаен. Просто мы пока не знаем причины, по которой он остановил на нем свой выбор. Но если арбалет, с его точки зрения, идеальное оружие, то это может означать две вещи. Либо раньше он уже использовал его, причем успешно, например во время охоты, то есть умеет мастерски с ним обращаться. В этом случае мы остаемся в рациональном поле. Либо арбалет имеет для него символическое или даже мифическое значение. Пример — древнеримские авгуры, которые совершали жертвоприношения, пользуясь ножами определенного типа.

— Что-то я за вами не поспеваю, — сухо перебил ее Мартен. — Теперь вы готовы утверждать, что мы имеем дело с психопатом? Но, насколько мне известно, даже у психопата должен быть мотив! Пусть даже в виде стремления подчинять жертвы своей воле.

— Ну да, вот это-то и странно. Я не улавливаю в этом убийстве ни малейшего сексуального подтекста, даже косвенного. Об этом я вам уже говорила. А сейчас… Сейчас я просто пытаюсь дать вам понять, что в его сознании… ну, мне так представляется… Для него «арбалет» и «убийство» — синонимы. Если вам станет известно об убийстве, совершенном при помощи похожего оружия, пусть даже очень давно, десять, пятнадцать или двадцать лет назад, на вашем месте я бы пригляделась к нему внимательнее.

— Все, что нам удалось отыскать, — это нераскрытое убийство подростка, совершенное полтора десятка лет назад. Стрела из арбалета попала ему в голову и пронзила мозг. Я как раз жду документы по этому делу.

— Очень хорошо, — сказала она и положила на стол салфетку. — Меня уже тошнит от разговора об убийствах. И я не хочу десерта. А вы?

Ее квартира напоминала ее рабочий кабинет, только была значительно больше. Обставленная со вкусом, правда, разномастной мебелью, она изобиловала книгами и психологическими журналами на разных языках. На всем лежал тонкий слой пыли. Ведение домашнего хозяйства явно не относилось к числу ее приоритетов. Мартен невольно сравнил эту квартиру с жильем Мириам, просторным, удобным и безупречно чистым, и с жильем Марион — маленьким и тесноватым, но также сверкающим чистотой.

Она провела его в спальню, села на кровать и притянула к себе.

Он сел рядом с ней. Она обхватила его лицо обеими руками и нежно поцеловала, а затем отстранилась.

— Так я и думала, — сказала она. — У вас сухой и жесткий рот. Я как раз такие люблю. Мне не хочется перед вами раздеваться — я уже не такая молоденькая и красивая. Располагайтесь. Я только загляну в ванную.

Она поднялась, открыла маленькую дверь и скрылась за ней, заперев за собой.

— А я-то? — вслух сам себя спросил Мартен. — Если она полагает, что на меня голого приятно смотреть, то ее ждет большое разочарование!

На миг мелькнула мысль, не смыться ли ему отсюда, но это было чистой воды лицемерие. Нечего было принимать приглашение в гости. Он разулся, снял пиджак, рубашку и брюки. Затем освободился от носков и замер, потянувшись к трусам. Решил, что временно оставит их на себе.

Откинул одеяло, скользнул в постель и укрылся по шею.

Пожалуй, впервые в жизни у него намечалось любовное свидание, настолько лишенное непредсказуемости и непосредственности. Но тут же его обожгла другая мысль, совсем уж несуразная, и по спине побежали мурашки. А что, если ее стыдливость — только предлог? Вдруг у нее какой-нибудь лишай или экзема, захватившая две трети поверхности тела? Кстати сказать, он даже не позаботился о необходимых предосторожностях! Надо было сунуть в бумажник презерватив! Или заскочить в дежурную аптеку!

Дверь ванной комнаты открылась, и на пороге появилась она — в длинном, до пят, халате, плотно застегнутом на груди. Его безумные предположения на глазах оборачивались реальностью.

— Уже в постели? — спросила она. — Ванная освободилась, если вам надо.

Это звучало почти как приказ, и Мартен встал, задним числом поздравив себя, что не снял трусы. Еще не хватало демонстрировать свою голую задницу женщине, с которой он даже не успел переспать!

Когда он, по-прежнему в трусах, вышел из ванной, психологиня уже лежала в постели. Халат она сняла, а одеялом накрылась только до половины, выставив на обозрение свою пышную грудь.

— Не думала, что вы такой здоровяк, — сказала она.

Он не нашелся с ответом и молча забрался к ней в постель.

Грудь у нее была большая и красивая. Невероятно красивая. Соски под немыслимым углом задирались кверху.

В первый раз собираюсь трахаться с силиконовой бабой, мелькнуло у него. Вот уж никогда бы не подумал. Несмотря ни на что, его охватило возбуждение.

Он наклонился над ней и поцеловал в губы. Она обхватила его руками и ответила на поцелуй с неожиданной для него страстью. Он боялся придавить ее своим телом. Как это ни глупо, но его останавливал страх, что силикон взорвется и она завопит от боли.

— Можешь их потрогать, — шепнула она ему на ухо. — Это не опасно.

Взяла его за руку и провела ею у себя по груди.

Он принялся ее ласкать, она тихо застонала и задвигалась под ним. Он гладил ее живот и бедра, восхищаясь гладкостью ее упругой кожи и исходившим от нее чуть пряным ароматом. Она права, говорил он себе, хорошо, что я к ней пришел, зачем лишать себя удовольствия, я никого не обманываю, а до чего приятно.

В эту самую секунду зазвонил его мобильник.

Она теснее прижалась к нему, обхватив ногами его торс, и он подался ей навстречу. Когда звонок замолк, он уже был в ней, и ее раздутые груди колыхались в ритме их движений, словно два живущих независимой жизнью резиновых мяча.

Про презерватив он больше не вспоминал.

Она застонала от удовольствия.

Позже, улучив момент, чтобы не показаться грубым, он достал телефон и прослушал оставленное сообщение.

Звонила Мириам. Хотела с ним поговорить. Ей надо было сказать ему две вещи, из которых лишь одна могла подождать до завтра. Просила перезвонить.

Ему не улыбалось разговаривать с Мириам в присутствии психологини. Но и ждать не хотелось. В тоне Мириам он явственно услышал тревожные нотки.

Лоретта посмотрела на него, заинтригованная:

— Проблемы?

— Пока не знаю, — честно ответил он. — Не исключено.

— Не переживайте. Если вам надо уйти, я пойму. Вас не слишком разочаровал наш первый раз?

Вместо ответа он приблизился к ней и поцеловал в губы.

Она чуть отодвинулась, чтобы лучше его видеть. На ее губах играла полуулыбка.

— Мне показалось, что вас смутила моя грудь, — сказала она. — Она вам не нравится?

— Не в этом дело, — ответил он, слукавив лишь наполовину. — Грудь восхитительная, но я боялся, что, если надавлю слишком сильно, вам будет больно.

Она засмеялась:

— Ну и напрасно. Можете попробовать.

Она притиснулась к нему, нежно сжала в руке его член и снова откинулась на постели.

— Буду спать. Мне завтра рано вставать. Захлопните за собой дверь. Спокойной ночи. И спасибо.

Он тоже засмеялся:

— Не за что, красавица.

Поцеловал ее в щеку и в лоб и выпрямился.

Затем оделся и ушел.

Мириам он позвонил из машины. Она не спала.

— Я получил твое сообщение, — сказал он. — Что случилось?

— У меня твоя дочь. Не в самом лучшем состоянии.

У Мартена сжалось сердце.

— Она же вроде на гастроли уехала, — чуть слышно проговорил он.

— Нет, она вернулась.

— Что с ней?

— Она сама тебе скажет. Она к тебе уже едет. А ты что, не дома?

— Буду через десять минут. Можешь хотя бы сказать, это очень серьезно или не очень?

— Все зависит от того, что считать серьезным. Нет, она не заболела. Но я тоже думаю, что будет лучше, если она все расскажет тебе сама.

— Ладно. А вторая вещь?

— Ах да… Мне нужен твой совет. Но это может подождать до завтра.

— Хорошо, — ответил Мартен. — Спокойной ночи.

— Я ее знаю? — не удержалась от вопроса Мириам.

Мартен ничего не ответил и нажал на отбой.

Глава 17

Изабель ждала его на лестничной клетке, сидя на нижней ступеньке лестницы.

— Ты что, ключи потеряла? — с ходу спросил Мартен, когда она поднялась ему навстречу.

Обнял дочь и отпер дверь.

— А сумка твоя где?

— И долго ты собираешься задавать мне дурацкие вопросы? — вопросом на вопрос ответила она, и Мартена поразила агрессивность ее тона. — Нет у меня сумки, и ключей нет. Ничего у меня нет. Я уехала прямо так, ничего не взяла.

— А как же спектакль?

— Плевать я хотела на спектакль.

Она сняла куртку, швырнула ее на старый диван, упала в кресло и обвела квартиру таким взглядом, словно видела ее в первый раз.

Выглядела она вполне здоровой. Уже неплохо, сказал себе Мартен. Она все больше становится похожей на мать — какой та была, когда они познакомились. Тот же овал лица, тот же широкий лоб, та же фигура, тот же разрез глаз. Сердце кольнуло от чувства вины и печали, неизменно посещавшее его всякий раз, когда он вспоминал первую жену.

У Изабель под глазами залегли синие круги. Пожалуй, она чуть похудела. Любовные огорчения, диагностировал он. Не в первый раз и не в последний.

— Ты вот так же ешь взглядом подозреваемых? — еще более раздраженно проговорила она.

Сердитый и слегка обиженный голос всегда служил у нее признаком плохого настроения. Он решил не мучить ее расспросами.

— Выпьешь чего-нибудь горячего?

— Выпью.

Она изящно поднялась с кресла и пошла на кухню.

— Кажется, зеленый чай остался, — сказал Мартен. — Но ни какао, ни молока нет.

— Ты по-прежнему со своей журналисткой? — крикнула она, не поворачиваясь к нему.

Мартен тоже пришел на кухню.

Она ставила на газ чайник, одновременно подозрительно принюхиваясь.

— Чем это тут воняет? А что, убираться к тебе больше никто не приходит?

— Приходит, — ответил Мартен. — Так что у тебя стряслось?

Она повернулась к нему и улыбнулась беглой улыбкой, от которой у него разрывалось сердце, а затем снова уставилась на плиту, словно никогда в жизни не видела более захватывающей картины.

— Да так, ничего страшного, — наконец сказала она. — Я узнала, что, стоит мне отвернуться, этот говнюк Кристоф вставляет Лидии. И я беременна.

— От него?

— Нет, от папы римского.

Мартен привалился к стене и скрестил на груди руки. Ей двадцать два года. Она взрослая женщина. И в то же время — его дочка. Зачем она к нему пришла? За советом? Узнать его мнение? Или просто поплакаться ему в жилетку?

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Не знаю. Убью эту суку. А потом его. Но сначала я их помучаю. Научи меня как.

— А ребенок?

Она не ответила.

Он помог ей собрать поднос, и она унесла его в гостиную.

Он сел и стал смотреть на нее. Каким образом такая молодая, красивая и умная женщина умудряется связываться со столь выдающимися кретинами? Или он ослеплен отцовской любовью? Кристоф даже привлекательностью не отличался. Меньше ее ростом, с намечающимся животиком, залысинами и шармом уличного зазывалы. Он видел его всего раз, но этого хватило, чтобы у него немедленно возникло желание надрать ему задницу. Он описал Мириам любовника дочери примерно в этих словах, а она лишь рассмеялась и сказала ему, что он ревнует. Но при чем тут ревность? Просто он считал, что этот парень недостаточно хорош для его Изы. Впрочем, признаться в том, что в тебе говорит ревность, довольно трудно.

— Какой у тебя срок?

— Шесть недель.

Снова повисло молчание. Она перемешала ложечкой содержимое заварочного чайника и разлила по чашкам.

— Я неудачница, — со спокойствием, ужаснувшим Мартена, изрекла она. — Я бездарная актриса. А парень, которого я люблю, спит с моей лучшей подругой.

— Это Лидия — твоя лучшая подруга? — удивился он.

— Нет, конечно. Это я так, для красного словца. И прекрати меня перебивать, или я тебе больше ничего не скажу! А в довершение всего я залетела. Завтра пойду к врачу.

— А может, оставишь? — предложил он и тут же пожалел о своих неосторожно вырвавшихся словах.

Она смотрела на него с холодной яростью:

— Ты прав. Здорово придумал. Мать-одиночка в двадцать два года. В начале карьеры. Буду брать его с собой на кастинги, может, разжалобит режиссеров.

— У меня есть идея получше, — сказал Мартен.

— Папа! Мне уже страшно. Ты все-таки сначала думай, а потом говори.

— Ты хочешь спать?

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Мне надо съездить на запад, по работе. В Бретань. Смотаться туда-обратно. Если мы тронемся прямо сейчас, то попадем как раз к началу рабочего дня. Позавтракаем, я сделаю свои дела, и вернемся назад.

Она вдруг улыбнулась:

— А повести дашь?

— Веди, если хочешь.

— А если попадем в пробку, мигалку разрешишь включить?

— Там видно будет.

Она спрыгнула с кресла, уселась к нему на колени и поцеловала его в лоб:

— Гениально. Поехали.

Она сварила не меньше литра кофе и разыскала в стенном шкафу старый термос. Через четверть часа они покинули квартиру.

Вопреки своим водительским планам, она заснула еще до того, как они проехали Порт-д’Орлеан, предоставив Мартена собственным мыслям, и пробудилась только часа через три, когда горизонт у них за спиной начал светлеть.

Завтракать они остановились в Ренне. Изабель выбросила термос — оказалось, у него было пробито дно. Судя по всему, ей больше не хотелось говорить о своих проблемах, потому что, не успели они сделать по первому глотку кофе, как она принялась терзать его вопросами о бывшей жене.

— Что у тебя с Мириам? — начала она.

— Позволь тебе напомнить, что скоро три года как мы развелись.

— Вот только за дуру меня держать не надо. Вы же любите друг друга. Вы что, поссорились?

— Нет, с чего ты взяла?

— Вопросы задаю я. Я так и не поняла, почему вы разъехались, но ладно, меня это не касается. Но в главном я права: вы любите друг друга. Или нет?

— Разве она ничего тебе не сказала?

— А что она должна была мне сказать?

— Не знаю, могу ли я… А, все равно скоро все узнают. Она выходит замуж.

Изабель поставила чашку.

— Ну да? — спросила она. — Ты надо мной смеешься?

Он покачал головой.

Она отвела взгляд, и Мартен догадался, что она перебирает в уме все, что видела и слышала у Мириам, что подтвердило бы новость или опровергло ее.

— Мне она ничего не сказала. Хотя, если честно, я что-то такое почувствовала… В последние дни, когда мы говорили по телефону. Но почему она так долго молчала? Не нравится мне это. А за кого, ты знаешь?

— Нет.

— Может, это из-за твоей журналистки? Типа отомстить?

— Неужели ты думаешь, что Мириам согласится выйти замуж только ради того, чтобы возбудить во мне ревность?

— Нет, — признала Изабель. — Но тогда как же?..

Она не договорила.

— Кстати, — продолжил Мартен, — относительно Марион — журналистки, как ты ее называешь, — так вот, Мириам про нее даже не знает.

— Про Марион Деламбр? Ты что, шутишь? Это Мириам сказала мне, как ее зовут.

Теперь замолчал потрясенный Мартен. Она ни разу не позволила себе ни малейшего намека. Как давно она в курсе? И каким образом узнала? Если она ревнует к Марион, почему даже не обмолвилась об этом?

— Ты очень огорчился? — спросила Изабель.

— Не знаю, — ответил он. — Наверное, да. Как будто мы еще раз расстались.

— Можно задать тебе нескромный вопрос?

Он пожал плечами.

Она покраснела и, набравшись храбрости, выпалила:

— Ты с ней все еще спишь?

Мартен посмотрел на нее. Сам он ни за что не осмелился бы задать такой вопрос своим разведенным родителям.

— Тебя это не касается.

— Пап, не будь занудой, — сказала она.

Но настаивать не стала.

— Что ты думаешь делать в ближайшее время? — спросил он.

— А что тут думать? Сделаю аборт, вернусь как ни в чем не бывало и буду дальше работать. Или, как вариант: сделаю аборт, вернусь, скажу им всем, что они полное дерьмо, и начну искать работу. Или: аборт не делаю, возвращаюсь и продолжаю сниматься, пока не уйду в декрет. Или: аборт не делаю, возвращаюсь, говорю им всем, что они дерьмо, и начинаю искать работу. Вот и все.

Они немного посидели молча. Потом Мартен заплатил за кофе, и они ушли.

В 9.25 они остановились перед Дворцом правосудия Лорьяна, неподалеку от порта. Мартен отправился в канцелярию за документами, а Изабель пошла прогуляться по городу.

Он смотрел, как она удаляется — быстрым шагом, надменно подняв голову. Метров через пятьдесят, зная, что он провожает ее глазами, она обернулась и с улыбкой махнула ему рукой.

Они встретились через два часа. Мартен получил ксерокопии документов, за которые, кстати говоря, заплатил из своего кармана. Изабель подарила ему серый свитер, купленный в лавочке в центре города. Себе она приобрела индийский серебряный браслет, который с гордостью ему продемонстрировала.

— А нам обязательно возвращаться? — спросила она. — А то погуляли бы еще. И на море хочется посмотреть.

Мартен улыбнулся. Он тоже был бы не прочь продолжить приключение. Махнуть куда глаза глядят и ехать, пока не надоест. Слушать, как дочь рассказывает ему о своей жизни. Или еще о чем-нибудь. Давненько уже он не чувствовал себя так комфортно.

— У меня отпуск только в декабре.

— А зачем тебе эти бумаги?

— Пока сам не знаю. Может, все это пустышка. А может, они помогут мне арестовать типа, который застрелил из арбалета молодую женщину. Если ты не против немножко повести, я бы их почитал.

Она согласно кивнула и села за руль. Водила она хорошо, хотя слишком быстро, и Мартену было непросто сосредоточиться на содержании полученных документов.

Глава 18

Сабина Рену работала старшей медсестрой отделения детской хирургии в крупной больнице, расположенной в южной части Парижа. Ее смена закончилась еще час назад, но она не могла уйти с работы.

В последние месяцы уволилось сразу несколько сестер, а новеньких поступило всего двое. Пришлось полностью менять весь график дежурств. К тому же главврач объявил, что в конце года уходит на пенсию, и между его замами развернулась яростная борьба за власть, быстро перешедшая в войну на уничтожение, что нисколько не облегчало жизнь ни больным, ни медицинскому персоналу. В довершение всего профсоюз регулярно устраивал общие собрания работников и представителей администрации, на которых обсуждался переход на 35-часовую рабочую неделю. Эти собрания сжирали три четверти остававшегося у нее свободного времени.

К счастью, ее сын Александр на две недели уехал к бабушке. Она скучала без него, но понимала, что ему сейчас хорошо, а она может по утрам вставать на целый час позже — немыслимая роскошь.

Сабина торопливо переоделась в раздевалке и быстро вышла на улицу. Возможно, судьба уже стучится в ее двери, но узнать это она сможет не раньше, чем удалится на достаточное расстояние от больницы и коллег и включит мобильник.

Работа и дорога отнимали у нее почти все время, но все же Сабина не хотела, чтобы ее жизнь целиком подчинялась одной суровой необходимости. В свои тридцать восемь лет она все еще считала себя молодой и привлекательной и полагала, что, как и все, имеет право на личное счастье.

Но где его искать? Не в метро же и не в автобусе. Тем более не на работе. Сабина не верила в романы между медсестрами и врачами, хотя иногда ей казалось, что это скорее правило, чем исключение.

Ей хотелось, чтобы любовь вырвала ее из привычного круга и открыла перед ней новую вселенную. О чем интерн или даже заведующий отделением говорит с любовницей-медсестрой в те минуы, когда они не трахаются? О больных и о больнице.

Некоторое время назад ее мать отпустила невинное с виду замечание, заставившее Сабину глубоко задуматься и подсказавшее ей, как надо действовать. И вот на прошлой неделе она решилась. Опубликовала в еженедельной газете объявление и, преодолев ни на чем не основанный страх перед коллегами, дала номер своего мобильного.

Молодая женщина 35 лет, брюнетка с хорошей фигурой, рост 1 м 74 см, глаза светлые, разделит досуг с мужчиной своего возраста, свободным, симпатичным и с чувством юмора.

В объявлении было всего двадцать семь слов, но она просидела над ним целых два часа, взвешивая каждую запятую. Она немножко схитрила насчет возраста, но совсем чуть-чуть, рассудив, что тридцать восемь — это слишком близко к сорока, тогда как тридцать пять — это все еще молодость.

Она долго колебалась, указывать ли рост, но в конце концов сочла, что так будет честнее (мужчины не любят женщин выше себя), а заодно поможет ей отсечь коротышек, которые ее не привлекали.

Она не стала указывать точных физических характеристик кандидата (не считая возраста), потому что содержавшие их объявления представлялись ей нелепыми и даже пошлыми. Конечно, она бы предпочла, чтобы он был высоким, с густыми курчавыми волосами, тонкой талией, широкими плечами и узким задом, но охотно допускала, что, даже окажись он лысым очкариком среднего роста, способным водить ее по всяким интересным местам и веселить до слез, она бы перед ним не устояла.

Отправляя объявление, она почувствовала укол в сердце, словно преодолела некую незримую границу, за которой открывался неведомый опасный мир. Почему-то ее охватило ощущение, что возврата назад уже не будет.

В тот день, когда вышла газета с ее объявлением, она перечитала его, не веря своим глазам, и обругала себя идиоткой, горько сожалея о каждом из двадцати семи написанных ею слов.

Пользоваться мобильным на территории больницы было запрещено, поэтому прослушать сообщения она могла только во время перерывов. Не желая никого посвящать в свои дела, она каждый раз старалась уединиться, не обращая внимания на несущиеся в спину удивленные и даже ехидные комментарии коллег.

В первые часы ей никто не позвонил.

Только вечером, покинув больницу, она получила первое сообщение. Мужчина звонил ей в четыре часа дня и оставил свой номер мобильного. Он говорил пронзительным голосом и слегка заикался.

Сабина стерла сообщение, надеясь, что перезванивать он не станет. На смену мечтам пришла реальность. А на что она надеялась? На прекрасного принца? Если б только можно было уничтожить объявление! Сделать так, чтобы оно никогда не появлялось!

Телефон зазвонил, когда она ехала в метро. Она посмотрела на экран — номер незнакомый. Городской. Не мать и не из больницы. С отчаянно колотящимся сердцем она дождалась, пока стихнут звонки и прозвучит голосовое сообщение.

Опять по поводу объявления. Тихий, чуть хрипловатый голос. Она мгновенно представила себе рослого мужчину около сорока, возможно, провинциала (он говорил с легким акцентом), скорее всего, из простых (впрочем, она тоже вела свою родословную не от английской королевской фамилии).

«Мне понравилось ваше объявление, — говорил голос. — Хотелось бы с вами встретиться. Постараюсь перезвонить вам сегодня в девять вечера».

Она прослушала сообщение четырежды, и с каждым разом первоначальное впечатление только усиливалось. В говорившем ощущались сила и решительность. Но также и мягкость: тональность речи звучала уважительно и заинтересованно.

Дома она не смогла проглотить ни крошки. Старалась не отходить далеко от мобильника и несколько раз проверила, заряжен ли он и не перегружена ли память.

Мужчина позвонил ровно в девять.

Глава 19

В досье, добытом Мартеном в Бретани, содержалось на удивление мало документов. Отчет о вскрытии убитого подростка, рапорт жандармерии, протокол допроса свидетеля, наткнувшегося на тело, протоколы бесед с одноклассниками и учителями погибшего, протокол беседы с родителями. И все. Но главное, никто из опрошенных не сообщил ничего интересного.

Как всегда в случае насильственной смерти, если виновник не установлен в короткие сроки, было возбуждено уголовное дело. По логике вещей, судебный следователь должен был поручить его ведение жандармерии.

Под отчетом стояла подпись заместителя начальника жандармской службы Жан-Жака Лемерле.

— Притормози-ка на обочине, — попросил Мартен.

Заинтригованная Изабель остановила машину.

Он набрал номер, быстро поговорил и набрал еще один.

Когда он нажал на отбой, Изабель уже тронула автомобиль с места.

— Едем дальше или разворачиваемся?

— Разворачиваемся.

— Значит, море я все-таки увижу, — мечтательно произнесла она.

По адресу, полученному от лейтенанта жандармерии, Мартен нашел нужный дом, расположенный в коттеджном поселке на берегу океана. Здания современной постройки, отличавшиеся крайним уродством и утопавшие в роскошных садах, к счастью, прятались за высокими заборами. Ветер задувал с запада, и здесь было гораздо холоднее, чем в Париже. Несмотря на то что солнце стояло еще высоко в небе, Изабель продрогла.

Мартен снял куртку и накинул дочери на плечи.

— А мне с тобой можно? — спросила она.

Он поколебался, но потом все же разрешил:

— Сойдешь за мою помощницу. Только ничему не удивляйся.

Она буркнула себе под нос: «Что я, полная дура?» — и двинулась за ним.

Открывшему им мужчине было хорошо за шестьдесят, а фигурой он напоминал шкаф. Узловатые кисти рук заканчивались толстыми и кривыми желтыми ногтями, похожими на когти. Загорелое лицо в красных прожилках не оставляло сомнений насчет того, где он в основном проводит время, — на рыбалке и в бистро.

Лысину у него на голове прикрывала выцветшая кепка, из-под которой выглядывали холодные светлые глазки.

Он кивком пригласил их в крошечную гостиную, сиявшую чистотой. Каждая вещь здесь знала свое место. Рядом с причудливой формы кожаным рыжеватым диваном стояли два кресла в том же стиле и овальной формы журнальный столик, сверкавший полировкой. На нем помещался поднос с графином, наполненным янтарного цвета жидкостью, и шесть стаканов. Он не предложил им выпить — даже присесть не предложил.

— Что именно вас интересует? — спросил он.

Мартен явился сюда вовсе не за тем, чтобы подвергаться допросу. Тем не менее он вполне невозмутимо ответил:

— Я расследую убийство. Изучая базы данных, наткнулся на дело, которым вы занимались в восемьдесят седьмом. Вы его помните?

Мужчина ненадолго задумался, а затем кивнул:

— Да. Его звали Танги. Ни свидетелей, ни улик, ни подозреваемых… Дело закрыли.

— Именно так и говорится в отчете. А собственные воспоминания у вас остались?

И без того пунцовое лицо хозяина побагровело.

— Вы хотите знать, не скрыл ли я от правосудия какие-нибудь улики?

— Я вовсе не это имел в виду, — спокойно ответил Мартен.

Он решил сыграть на чувстве профессионального братства:

— Иногда, особенно в трудном деле, возникают подозрения, которые невозможно вписать в протокол. Доказательств-то нет. Но подозрения остаются. Понимаете, о чем я?

Мужчина колебался с ответом, словно взвешивал про себя за и против.

Изабель скромно держалась в сторонке, но внимательно разглядывала хозяина дома, поражаясь его ничем не объяснимой агрессии. Отец, напротив, вел себя на удивление любезно. Вечное противоборство между полицией и жандармерией?

— У меня сложилось впечатление, что его убили нечаянно, — наконец выдавил из себя бывший жандарм. — Мальчишки заигрались, а игра вон чем обернулась…

— И никто из мальчишек не признался? И слухов никаких не возникло?

— Я про это ничего не знаю. А я опросил всю школу. В то время в здешнем лесу стояли лагерем бойскауты. Я хотел с ними встретиться, но они уже разъехались. Так я до них и не добрался.

— Но какие-то следственные действия вы предприняли? В документах по делу скауты даже не упоминаются.

— А про это надо спросить у судебного следователя. Я работал в рамках выданного мне предписания, а он велел оставить скаутов в покое.

Мартен проглотил и это.

— Как звали судебного следователя?

— Рене Шастен. Он уже тогда был не мальчик, а года два-три назад помер. Скоро прилив, мне на рыбалку пора, — сказал мужчина. — Если других вопросов у вас нет…

Он двинулся прямо на Мартена, но тот даже не шелохнулся. Мужчина остановился, медленно сжимая кулаки. Но Мартен ему улыбался, и тот растерялся.

— Послушайте, Лемерле, — продолжил Мартен. — Со скаутами я разберусь, но мне кажется, что вы что-то от меня скрываете. Возможно, я ошибаюсь, но, если выяснится, что вы утаили от меня важную информацию в деле об убийстве, не думайте, что это вам сойдет с рук.

— А ну пропустите! — зарычал мужчина голосом, в котором смешались ярость и страх.

Мартен повернулся к нему спиной, пропустил вперед себя Изабель, и они вышли из дома.

В машине Изабель посмотрела на него. Руки у нее дрожали.

— Я уж думала, он полезет драться, — сказала она.

— Может, и полез бы, если бы я пришел один, — признал Мартен.

Они видели, как мужчина вышел из дому и запер дверь, окинув их злобным взглядом.

Мартен сел за руль.

— И часто у тебя бывают такие допросы? — спросила Изабель.

— Да нет. Обычно я выколачиваю из свидетелей показания рукоприкладством, — с улыбкой ответил он и тут же вспомнил, что не так давно именно это и проделал.

— Не, ну с тобой вообще невозможно серьезно разговаривать.

— Ладно, извини. Конечно, чаще всего допросы проходят совсем не так. Особенно если расспрашиваешь коллегу или бывшего коллегу. А этот тип… Он не просто что-то скрывает. Он испугался. Что ты об этом думаешь?

— Выглядит он отвратительно. Не знаю, чего он испугался, но у меня точно душа в пятки ушла.

— Понятно. То есть ты полагаешь, что он мне наврал?

— Ага. Он все время косился налево. Говорят, когда человек хочет тебя обмануть, он непроизвольно скашивает глаза влево. С другой стороны, если он не врал, откуда такая враждебность? Если только он не полный псих…

— Все это не совсем так, — вздохнул Мартен. — Люди часто лгут полицейским. Просто так. Из принципа.

— Но он же не кто-нибудь! Он сам бывший легавый.

— Именно. И мы постараемся разузнать о нем побольше. Начнем с мэрии.

— Может, высадишь меня у порта?

Он согласно кивнул и направил машину к морю.

Мэрия располагалась не в деревне, а в городке, в шести километрах от коттеджного поселка и от моря. Мартен направился в отдел записи актов гражданского состояния. Лемерле, Жан-Жак, родился на территории коммуны. У него было два брата и две сестры. Если верить документам, все они живы, но переехали в другие места.

Жена его умерла семь лет назад. Секретарь мэрии рассказала Мартену, что она покончила с собой в ноябре, в шторм бросившись в море с высокой скалы.

Мартен поинтересовался, точно ли был установлен факт самоубийства, и она посмотрела на него как на ненормального. Он понял, что сегодня же вечером Лемерле будет доложено о его расспросах, но его это не смутило — немного давления на бывшего жандарма не повредит.

У супругов Лемерле был единственный сын. Мальчик. В 1988 году, в возрасте семнадцати лет, он погиб на Антильских островах.

Мартен снова сел в машину и поехал на побережье. С Изабель они встретились в порту. Она задумчиво созерцала море; увидев отца, одарила его широкой улыбкой. Показала на чаек, с громкими криками кружившихся под сентябрьским солнцем, сопровождая небольшое рыбацкое судно, возвращавшееся с уловом. В воздухе заметно потеплело. Пахло водорослями, йодом и рыбой.

Изабель и Мартен одновременно почувствовали потребность уединиться, каждый со своим мобильным в руках, и сели спиной друг к другу.

Мартен, которого слегка терзали угрызения совести, позвонил Жаннетте и поделился своими скудными открытиями. Жаннетта продолжала проверять стройки, где работал муж жертвы, надеясь, что на одной из них велось сооружение бассейна. Пока она ничего не нашла.

Кроме того, она съездила в больницу, поговорила с мужем, но ничего особенного от него не добилась.

Мартен передал ей информацию о лагере скаутов; она пообещала что-нибудь разузнать. И оба одновременно подумали, что расследование точно зашло в тупик, если они цепляются за такой призрачный след.

— Нет, брось, — сказал Мартен. — Лесной лагерь каких-то неизвестных скаутов пятнадцатилетней давности… Тебе его ни за что не отыскать.

— Все-таки попробую, — сказала Жаннетта.

Они простились.

Затем Мартен позвонил Лоретте и рассказал, что, поверив ее интуиции, отправился наводить справки об убийстве, случившемся пятнадцать лет назад, но пока, кажется, вытянул пустышку. Ни он, ни она ни намеком не обмолвились о минувшем вечере.

Наконец, Мартен позвонил Мириам и сообщил, что они с Изабель в Бретани.

Мириам удивилась, однако от комментариев воздержалась. Он спросил, о каком втором деле она хотела с ним поговорить, но ей было некогда и она предложила перезвонить ему вечером.

Мартен с Изабель нашли небольшую бухточку, в которой искупались в нижнем белье, хотя температура воды не превышала восемнадцати градусов; они брызгались и хохотали, а потом вытерлись своими майками.

Пока они лежали на песке, Изабель вспомнила мать:

— А мы не приезжали сюда с мамой, когда я была маленькой?

Он кивнул.

— Мы были на этом побережье, только чуть западнее, в местечке под названием Керфани. Неужели ты правда что-то такое помнишь? Тебе было три года. Мы сняли дом с видом на море. У тебя был дружок. Робкий белокурый мальчик.

— Яник, — сказала она. — Очень хорошо помню.

Она на минуту умолкла.

— Я в последнее время часто вспоминаю маму, — сказала она, поворачиваясь к нему. — Ей ведь было столько же лет, сколько мне сейчас, когда она забеременела?

— На год больше. Двадцать три.

— Ты ее любил? — спросила она, не глядя на него.

Он ответил не сразу, но не потому, что боролся с сомнением, а потому, что хотел, чтобы его слова прозвучали веско:

— Да. До сих пор дня не проходит, чтобы я о ней не думал. Останься она в живых, может быть, мы бы расстались, не знаю… Но она — одна из двух женщин, которые значили для меня невероятно много. Вторая — ты.

— Но вы так часто ссорились…

— Это правда. Она и погибла после очередной нашей ссоры. Слишком быстро ехала.

Изабель накрыла его руку своей.

— А Мириам? — спросила она. — Разве она значит для тебя меньше?

Он засмеялся:

— Ну хорошо. Она идет в этом списке третьей.

— До чего же сложная штука жизнь, — вздохнула Изабель. — А твоя журналистка? Она для тебя что-нибудь значит?

— Конечно. Ну, я так думаю. Точно пока сам не знаю. Мы не строили никаких планов. Она такая молодая. Слишком молода для меня.

Она скривила лицо:

— Да, дедушка. «Мы не строили никаких планов»… Так и слышу этого засранца Кристофа.

— Ну спасибо.

— Ой, прости, пап, я совсем не это хотела сказать. Ты на меня не сердишься?

Он толкнул ее, и она с хохотом опрокинулась на песок.

Они вернулись в городок пообедать. Продавщица в булочной порекомендовала им один ресторан, и они долго и безуспешно плутали по улицам.

Мартен уперся и даже купил на автозаправке карту, с помощью которой они в конце концов проехали по длинному извилистому берегу и нашли ресторан, приткнувшийся на небольшой рыбачьей пристани. Съев по блюду морепродуктов, они в начале первого отправились в обратный путь. В Париж прибыли уже затемно и сразу окунулись в неподвижную влажную жару, бесконечные пробки и бензиновую гарь.

На пороге квартиры Изабель повернулась к отцу, поцеловала его и сказала, что сегодня провела один из лучших дней в своей жизни, после чего легла на диван и тут же уснула.

Мартен отметил, что с самого отъезда, то есть на протяжении последних двадцати часов, ни он, ни она ни разу не затронули тему, волновавшую Изабель.

Он здорово вымотался, но спать ему не хотелось.

Он еще раз перечитал привезенное из Бретани тоненькое дело, надеясь, несмотря ни на что, выловить в документах хоть какую-то подсказку.

Бывший жандарм отвечал на его вопросы слишком быстро, словно готовился к ним заранее. Первое впечатление Мартена оказалось верным. Лемерле что-то скрывал. Но что именно?

Единственным тревожащим фактом, даже если добавить к информации из дела сведения, почерпнутые в мэрии, оставалась гибель подростка и последовавшая за ней через год смерть сына Лемерле. Что это, совпадение? Впрочем, Мартен не понимал, что оно ему дает. Сын Лемерле умер на другом конце света, в семи тысячах километров от родной деревни. Если между двумя случаями насильственной смерти двух парнишек и существовала связь, Мартен ее не видел.

Тем не менее он решил завтра же отправить Жаннетту в Управление торгового флота выяснить все подробности смерти сына Лемерле. Или в канцелярию Управления заморских территорий. Или еще куда-нибудь. Вряд ли это поможет им сдвинуться с мертвой точки, но в его положении не пренебрегают никакими зацепками.

Незадолго до полуночи зазвонил его мобильник. В этот час всегда звонила Мириам.

— Я жутко обидела Изу. Повела себя с ней как последняя идиотка. Сказала, что если ей не нужен этот ребенок, я его усыновлю. Мне кажется, она больше не захочет меня видеть.

— Не бери в голову, она отходчивая, — успокоил ее Мартен.

— Мне невыносимо думать, что она пойдет на аборт, — снова заговорила Мириам. — А ты что ей сказал?

Мартен напряг память.

— Да ничего особенного, — признал он. — По-моему, мы это практически не обсуждали.

На том конце провода повисло недоверчивое молчание. Прервала его Мириам:

— Тебя что, это вообще не волнует?

Он не ответил.

— Нет, прости меня, — сказала она. — Разумеется, тебя это волнует. Но ты же знаешь, как для нее важно твое мнение. Если бы только она сумела понять…

— Она считается с моим мнением только потому, что я никогда ни к чему ее не принуждал, — перебил он. — Ей двадцать два года, и с ней рядом нет мужчины. Не вижу ничего странного в том, что она не хочет оставлять ребенка.

Мириам молчала так долго, что он уже решил, что прервалась связь.

— Ну хорошо, — наконец произнесла она. — Может быть, ты и прав. В любом случае от нас ничего не зависит. Завтра я позвоню Изе и извинюсь перед ней.

— Слушай, ты вроде хотела поговорить со мной еще о чем-то? — спросил Мартен.

— Ах да. У меня работает одна девушка. Очень славная. Но сейчас с ней что-то происходит. Что-то ее гложет. Я понятия не имею, в чем там дело, но ужасно за нее боюсь. Я совершенно уверена, что она намерена свести счеты с жизнью. Она не хочет никого напрягать, не хочет никому причинять неприятностей, она даже предупредила меня заранее, что скоро уволится, но я не сомневаюсь: как только она уйдет с работы — покончит с собой.

— Откуда такая уверенность?

— Ты бы на нее посмотрел… Она постепенно погружалась в какую-то жуть, а потом вдруг — раз, и как будто воспрянула. Но это все только фасад. Ты прямо чувствуешь, что за ним пустота. Мне трудно выразить словами, но…

— Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Как бы там ни было, я тебе доверяю. У тебя редкий дар — ты очень чутко воспринимаешь состояние других людей.

— Да что ты? Раньше ты никогда мне этого не говорил. Ты и в самом деле так думаешь?

— Да.

— Спасибо. Так что мы можем для нее сделать?

— Полагаю, ты уже пыталась с ней поговорить?

— Конечно. Она улыбнулась, даже пошутила, но все это одна видимость. Она где-то не здесь. В какой-то другой, своей вселенной. Не представляю, как до нее достучаться.

— Может, она вступила в какую-нибудь секту?

Этот вопрос явно удивил Мириам:

— Об этом я не думала… Но мне кажется, нет. Попробую навести справки.

— А ты не пыталась поговорить с кем-нибудь из ее близких? Кстати, она замужем?

— Да. Я на днях мельком виделась с ее мужем. Он произвел на меня крайне странное впечатление. Отталкивающий тип.

Мартен ждал продолжения.

— Понимаешь, это очень трудно объяснить. Я приехала к Розелине поздно вечером. И, когда выходила, столкнулась с ним на пороге.

— Могу себе представить! Он не спросил тебя, что ты забыла у него дома?

— Да понимаю, понимаю, но… Я ему все объяснила. Он повел себя вполне корректно. Но почему-то я чувствовала себя рядом с ним просто ужасно. Если честно, я струхнула. А ты ведь меня знаешь — я не из пугливых.

— Так ты полагаешь, именно он виноват в том, что творится с его женой?

— Возможно… В сущности, мне ведь ничего не известно. Зато я твердо знаю: если я ничего не предприму, то через месяц, когда Розелина отработает положенный срок, она покончит жизнь самоубийством.

— Ну, значит, немножко времени на размышления у нас есть, — ответил Мартен.

— Да, можно и так сказать. Если только она не решит ускорить дело. Целуй Изу.

Она повесила трубку. Что ее рассердило, задумался он. Может, то, что он слишком легкомысленно отнесся к ее предчувствиям? Как бы там ни было, сил сосредоточиться на этой проблеме у него уже не оставалось.

Он зашел проведать Изабель, накрыл ей ноги одеялом и отправился спать. Поставил будильник на семь утра, быстро принял душ и провалился в тяжелый сон без забот и сновидений.

Глава 20

Несколькими часами раньше, когда Мартен с Изабель еще мчались по дороге в Париж, Сабина Рену вошла в кафе на авеню Генерала Леклерка и села за столик неподалеку от дверей. Сердце у нее билось так сильно, что она боялась потерять сознание. Она принарядилась, подкрасилась и знала, что выглядит не старше чем на тридцать один год.

На свидание она явилась за четверть часа до назначенного времени. Ей казалось, что официанты поглядывали на нее с усмешкой, но она пыталась вести себя естественно и листала номер «Парископа», две недели валявшийся у нее в сумке.

Большинство сидевших в кафе мужчин окидывали ее беглым взглядом, отмечая по-женски зрелую, но все еще стройную фигуру, на которой прекрасно сидело легкое бледно-голубое летнее платье с квадратным вырезом, впрочем не слишком глубоким. Она не собиралась выставлять себя напоказ, как товар на полке. Ей бы совсем не хотелось, чтобы мужчина, с которым она собиралась встретиться, или старательно отводил глаза от ее груди, или, напротив, демонстрировал готовность влезть в ее декольте носом.

Она хорошо подготовилась к свиданию. Потратила больше ста евро на косметику. Перепробовала несколько типов макияжа и в конце концов остановилась на ярко-малиновой помаде, подчеркивавшей молочную белизну лица, и небольшом количестве черной туши на ресницах. Из всех украшений она выбрала серьги в виде тонких золотых колец и серебряный браслет, доставшийся ей от матери. По совету знакомой парикмахерши она сделала укладку, и теперь ее темная шевелюра сияла мягким блеском, озарявшим лицо. Свои длинные ноги она подвергла тщательной эпиляции, покрыла прозрачным лаком ногти на руках и на ногах и осветлила нежный пушок в уголках губ и на предплечьях.

Она выглядела сногсшибательно. И хотя она сообщила мужчине, с которым собиралась встретиться, какого цвета у нее волосы и в каком она будет платье, на столе перед ней стоял бокал с мятным «дьяболо» и лежала пачка сигарет с золотым обрезом — дополнительные приметы для опознания. Мятный «дьяболо» она выбрала не просто так — он напоминал ей фильм, который она любила в юности.

Сердцебиение наконец-то вернулось в нормальный ритм. Сейчас она просто надеялась, что не зря потратила деньги и время, а главное — не зря поддалась сумасшедшим мечтам. Она умирала от жажды, но не смела притронуться к своему коктейлю, а заказывать второй, пока не допила первый, казалось ей глупым.

Каждый раз, когда в кафе входил мужчина, она засекала его боковым зрением, и сердце снова принималось учащенно биться. Пару секунд спустя она провожала его нарочито равнодушным взглядом и снова утыкалась в свой «Парископ».

Циферблат часов она перевернула на внутреннюю сторону запястья, что позволяло ей постоянно следить за бегом времени, не привлекая к себе внимания.

Для первых пяти минут опоздания у нее нашлась куча оправданий: попал в пробку, отстают часы, начальство задержало на работе. Следующие пять минут она простила по тем же причинам. Но когда прошло пятнадцать минут, а его все не было, она заподозрила, что стала жертвой розыгрыша. Через двадцать пять минут это подозрение переросло в почти полную уверенность.

Вдруг ее пронзила ужасная мысль, заставившая ее щеки покрыться краской стыда. А что, если он пришел, посмотрел и нашел ее такой уродиной, что решил не знакомиться?

Ну нет, это уж слишком. Она одним глотком проглотила свой мятный «дьяболо», в котором давно растаяли кубики льда, сунула под пустой бокал бумажку в пять евро и покинула кафе, разгневанная и оскорбленная.

Когда она вошла, он уже сидел возле барной стойки спиной к залу и цедил из кружки пиво. В зеркале он отлично разглядел ее, сидящую к нему лицом. Он не зря поверил объявлению. На Розелину она не была похожа нисколько, но принадлежала к тому же типу женщин: стройная брюнетка с бледной кожей. Полицейские на нее обязательно поведутся. Подходит на сто процентов.

Она выглядела чуть старше Розелины. В уголках губ залегли две крохотные морщинки, а вокруг глаз начали формироваться «гусиные лапки», но, несмотря на это, она была очень красива, так красива, что он на минуту задумался: а может, отложить на время исполнение плана и устроить себе небольшую передышку? Все-таки самое трудное он уже сделал. Она ждала его. Он пришел в кафе прямо со стройки, в рабочей куртке, но вполне мог извиниться, сказать, что торопился на свидание и не успел переодеться. И улыбнулся бы ей с таким сокрушенным видом, что она тут же растаяла бы. Как таяли они все…

Нет. Его план сработает только в том случае, если он не позволит себе ни малейшего отступления от первоначального замысла, не поддастся ни на одно искушение, даже самое соблазнительное, но чреватое непредсказуемыми последствиями.

Он представил себе, как стрела пронзает хрупкое горло и женщина шатается, еще не понимая, что произошло. Потом она осядет на землю, в точности как предыдущая, а он успеет подскочить к ней и посмотреть, как полное жизни человеческое существо у него на глазах превращается в неодушевленный предмет.

Хоть он и гадал, как долго она будет ждать, но едва не оказался застигнутым врасплох, когда она встала и решительным шагом двинулась прочь из кафе, провожаемая многочисленными мужскими взглядами.

Он сдержался, чтобы не хмыкнуть вслух. Это ради меня она сюда пришла, мужики, хотелось ему сказать им всем. Ради одного меня. А я ее не захотел. Нужна она мне… У меня есть дела поважнее. Если б вы только знали…

Если бы только мир узнал, до чего он хитер. Но этого никто никогда не узнает. Жалко, конечно, но за все надо платить.

Он спокойно вышел вслед за ней, проводил ее до станции метро «Мутон-Дюверне» и даже сел в тот же вагон, правда, через другую дверь.

Покидая кафе, она выглядела разъяренной, но сейчас казалась скорее опечаленной. Ехала она стоя, ухватившись за поручень и низко свесив голову, явно погруженная в свои мысли.

Она вышла на станции «Монпарнас», пересела на ветку до «Мэрии Исси», доехала до «Конвансьон», поднялась из метро, пересекла площадь и свернула на небольшую улицу. Остановилась перед белым подъездом, набрала на двери код и вошла внутрь.

Он успел добежать до двери, пока та не закрылась.

Придержал ее, оставаясь снаружи, — вдруг она задержится в холле, — а затем вошел в подъезд.

Здесь было две лестницы — одна справа, другая слева. Он уловил движение застекленной двери, ведущей на левую лестницу (лестницу В), посмотрел на свое отражение в стекле, подмигнул себе и толкнул дверь. Быстро и бесшумно поднялся по ступенькам, прислушиваясь к отзвукам шагов, звучавшим двумя этажами выше.

Она остановилась на пятом этаже, достала из сумки ключи и вошла в квартиру.

Он последовал за ней и прочитал на двери фамилию.

Все, он ее засек. Больше ему здесь делать нечего.

На той же улице, практически напротив ее дома, он обнаружил низкое каменное строение под плоской кровлей. На него будет нетрудно забраться, воспользовавшись имеющимися строительными лесами.

Завтра утром он придет сюда в пять часов. Проследит, как она пойдет на работу. С этим у него не было никаких проблем — всю неделю его бригада начинала работать с одиннадцати утра.

Теперь, когда он определился с выбором мишени, его охватило приятное возбуждение. Он чувствовал себя целеустремленным и настроенным самым решительным образом. Медлить он не станет. Только бы на пути ее следования нашлось укромное местечко, похожее на ту безлюдную улочку, где он действовал в первый раз. Если таковой не окажется, ему придется что-то придумывать, а тут уже возможны всякие опасные осложнения.

Но вот чего он не знал, так это что крышу каменного строения избрал своим наблюдательным пунктом некий вуайерист, замеченный недавно жительницей дома напротив, которая сообщила в полицию. Эта женщина работала в ресторане и каждое утро поднималась в половине четвертого, чтобы ехать за продуктами на рынок в Ренжис.

Чего он не знал и знать не мог, так это что в будильнике у этой женщины сядет батарейка и в то утро она проснется без пяти минут пять. Сообразив, который час, женщина вскочила с постели и принялась быстро одеваться, поглядывая в окно, — как раз вовремя, чтобы заметить силуэт мужчины, карабкавшегося по строительным лесам. Она немедленно позвонила в полицию, услышала — о чудо! — не робота, а живой человеческий голос и вызвала наряд.

Четыре минуты спустя возле дома затормозил автомобиль.

Он услышал звук полицейской сирены и визг тормозов, но не мог поверить в такое невезение. Перегнувшись через парапет, он посмотрел вниз и поймал на себе взгляды трех полицейских.

Он отпрянул, но слишком поздно. Бросился к противоположному краю крыши. Бежать некуда.

Посередине крыши возвышалась небольшая бетонная будка со стальной дверцей. Взломать ее было нечем.

Он запаниковал и со всего размаху влепил себе пощечину. Спокойно. Думай. Черт побери, ты же профессиональный строитель.

На крыше обязательно должен быть сток, может быть, даже не один, соединенный с системой канализации.

Он побежал вдоль парапета, прислушиваясь к доносящемуся с улицы шуму.

С тыльной стороны здания имелась водосточная труба. Он склонился вниз и подергал ее — выдержит ли? Труба была массивной и широкой в поперечнике (хватит ли ему обхвата рук?) и, судя по всему, крепилась к стене достаточно прочно. Он перекинул ноги через парапет и вцепился в нее. Проехал вниз не меньше двух метров, не в состоянии притормозить, и едва не сорвался, когда пальцы наткнулись на крепежное кольцо. Он взвыл от боли, но рук не разжал.

Так он висел, отчетливо сознавая, что под ним — десять метров пустоты. Сколько он так провисит? Кое-как перекинул руки через кольцо, упираясь ногами в кирпичную стену, и продолжил спуск.

Услышав над собой голоса, вжал голову в плечи и соскользнул с трубы, в кровь ободрав ладони.

Он приземлился на каблуки. Боль от столкновения с асфальтом пронзила его до затылка, он зашатался и едва не опрокинулся навзничь.

Прийти в себя ему кое-как удалось только на заднем дворе, уставленном мусорными баками. Не теряя времени, он рванул к единственной замеченной двери, распахнул ее и понесся по длинному коридору в противоположном от улицы направлении, выскочил на лестничную площадку и побежал к входной двери.

Приоткрыв ее, бегло оглядел окрестности. Дверь выходила на небольшую тихую улицу, тянувшуюся параллельно той, с которой он удрал. Он торопливо вышел и двинулся вперед, не позволяя себе перейти на бег и засунув израненные руки поглубже в карманы куртки.

Он чуть не попался. А все почему? Потому что утратил бдительность. Впрочем, он быстро успокоился. Даже если бы его задержали, чем он рисковал? Он ничего не украл, ничего не сломал. Никто никогда в жизни не догадался бы, зачем он залез на эту крышу.

Но кто его выдал? Мучимая бессонницей консьержка? Беззвучная сигнализация? Да какая разница! Да, все немного осложняется, но ему ли бояться трудностей? Он сделал глубокий вдох. Странное дело, несмотря на неудачу и огнем горящие руки, он чувствовал небывалый подъем.

Ночь еще не кончилось.

На пути от дома будущей жертвы до станции метро «Конвансьон» он несколько раз ненадолго останавливался, стараясь не привлекать внимания. Потом дождался открытия кафе напротив метро, сел на крытой террасе и стал ждать. Ждать пришлось не так уж долго.

Она появилась в четверть седьмого и быстрым шагом направилась к эскалатору подземного перехода. Вчерашнее голубое платье она сменила на джинсы, легкий полотняный пиджак и кроссовки. За спиной у нее болтался черный кожаный рюкзачок. Вместо пышной укладки волосы были туго стянуты в конский хвост.

Он заранее приготовил мелочь. Заплатил за кофе и следом за ней спустился в метро.

Она повторила, разумеется в обратном направлении, свой вчерашний маршрут. Сделала пересадку на «Монпарнасе» и вышла на станции «Данфер-Рошро». Он испугался, что она пересядет на электричку, но нет, она миновала белый фасад вокзала, пересекла площадь, пошла вниз по бульвару Араго и свернула налево на улицу Фобур-Сен-Жак.

И через пару сотен метров вошла в здание больницы.

Он трусил за ней на приличном расстоянии, напустив на лицо озабоченное и чуть растерянное выражение рядового посетителя больницы.

Она довела его до входа в детское хирургическое отделение, но дальше следовать за ней он не рискнул. Развернулся и никем не замеченный покинул больницу.

Н-да, задачка ему предстоит не из легких. На всем ее пути из дома до работы — ни одного пустынного местечка, где можно было бы устроить засаду.

А что, если попробовать подловить ее где-нибудь еще? Например, позвонить ей еще раз, представившись уже другим человеком, прочитавшим ее объявление, и назначить свидание в удаленном месте… Нет, слишком сложно. Слишком непредсказуемо. И потом, он же знал себя. Залог его успеха — простота и неотвратимость. И никаких непредвиденных обстоятельств, потому что в случае опасности он может утратить контроль над собой.

Впрочем, оставался еще один вариант. Бросить эту жертву и найти другую. Все-таки его уже видели полицейские. И руки у него болели нестерпимо.

Ничего сложного в этом нет, надо просто еще раз изучить объявления и выбрать другую высокую и стройную брюнетку.

Но нет. Он не имеет права бросать дело на полдороге. Образ этой женщины уже проник ему в сердце. Они уже связаны незримой нитью, о существовании которой она даже не догадывается. Он не даст ей так просто вырваться. Не позволит ей победить. Она принадлежит ему. Он очень хитер. Он придумает, как ее достать.

Когда его осенило, он даже удивился, что эта мысль не пришла ему в голову раньше, настолько она казалась очевидной. Разумеется, придется доработать кое-какие детали, но это уже мелочи. Если с воображением у него обстояло туго, то с техникой исполнения никаких проблем обычно не возникало.

Глава 21

Мартен ушел из дому, когда Изабель еще спала. Он оставил ей записку с просьбой позвонить. Зачем — объяснять не стал, надеясь в глубине души, что она поживет у него какое-то время, хотя бы до тех пор, пока не решит свои проблемы.

Она покинула родительский кров четыре года назад — тогда они с Мириам еще не расстались, — но в ее комнате ничего не изменилось, и даже постеры с кадрами из ее любимых фильмов, развешанные ею в шестнадцать лет, по-прежнему красовались на стенах. Перебираясь на другую квартиру, она забрала свой письменный стол, но односпальную кровать оставила. Сейчас в этой однушке жила подруга — уезжая на гастроли, Изабель пустила ее к себе и не могла выставить просто так, не предупредив хотя бы за две-три недели, что вполне устраивало Мартена, да и саму Изабель, вероятно, тоже.

Мартен дал себе слово, что закажет для дочери более удобное двуспальное ложе, — не спать же ей на узенькой девической кроватке, — если, конечно, Изабель решит у него остаться, пусть даже ненадолго.

На работе он первым делом отправился к Русселю, подробно доложил о том, как продвигается расследование, рассказал о своей поездке в Бретань и перечислил все тупики, в которые они уперлись.

Руссель был настроен скептически. Он все больше склонялся к версии несчастного случая. Молодежь развлекалась с опасной игрушкой. А как насчет загодя подготовленного пути отступления? Да никак, отвечал Руссель. Это же местная молодежь, хорошо знакомая с расположением сквотов.

В конце концов, предположил он, преступник сам придет сдаваться. Или его кто-нибудь выдаст. Или его не найдут никогда.

Мартен молча выслушал начальственные наставления и отправился заниматься другим делом, свалившимся на него во время совещания руководителей групп.

На набережной близ Берси, в двух шагах от Библиотеки Миттерана и от Министерства финансов, обнаружили тело бомжа с обгоревшими на газовой плитке ногами. Несчастный случай или преступление? Эксперты уже начали работать, но пока не пришли к определенному мнению.

Несмотря на ранний час, на месте преступления — или несчастного случая — уже собралась толпа зевак, и Мартену пришлось призвать на помощь патрульных полицейских. Он искренне недоумевал, как можно в такое прекрасное летнее утро тратить свое время на то, чтобы толкаться среди других таких же любопытных и, вытягивая шею, глазеть на труп с обугленными ногами.

Вернувшись к себе в кабинет, он провел совещание с Жаннеттой и Оливье. По мнению Русселя, убийство Армель Деплеш явно не входит в число приоритетов, однако для него, Мартена, подчеркнул он, дело обстоит совершенно иначе.

Жаннетте ничего не удалось узнать насчет скаутов, зато она раздобыла кое-какие сведения о смерти Жана-Мари — сына жандарма, погибшего пятнадцать лет назад. С согласия родителей он нанялся на грузовой пароход, перевозивший на Антильские острова станки, и погиб во время тропического шторма, застигшего судно на широте Пуэнт-а-Питра. В судовом журнале было обозначено местное и парижское время, а также указаны географические координаты места трагедии. Тело, разумеется, не нашли.

Мартен и сам толком не знал, на что надеялся, но теперь понял, что привязать эту давнюю печальную историю к расследуемому делу никак не получится.

Вот и еще одна дверь перед ними захлопнулась.

Возможно, Руссель прав. Убийство молодой женщины, при всей своей кажущейся сложности, вполне могло быть случайным. Соответственно, если они и найдут убийцу, то только случайно.

Впрочем, именно эта версия была бы предпочтительной. Потому что ни один полицейский не пожелал бы, чтобы справедливой оказалась другая версия. Пусть даже убийца останется на свободе.

Ближе к полудню Мартен позвонил Мириам. У нее сорвалась деловая встреча, и они решили вместе пообедать.

Они не виделись с того дня, когда Мириам объявила, что выходит замуж, и сейчас, едва заметив ее издали, Мартен испытал незнакомое прежде смущение. Между ними появилась какая-то неловкость, как будто он имел дело с чужим человеком. Ощущение было ужасно неприятным, но он никак не мог от него отделаться.

Отныне их близость принадлежала прошлому, и он переживал это едва ли не мучительней, чем сам развод. Не исключено, что вскоре они вообще перестанут общаться, подумал он, и ему стало невыносимо грустно. Она выглядела слегка осунувшейся, под глазами залегли тени. Уж не будущий ли муж расстарался, хмыкнул он про себя и почувствовал укол ревности.

— Как там Иза? — спросила Мириам, усаживаясь.

— Когда я утром уходил, она еще спала. Зато вчера мы отлично провели день. Давно мне не было так хорошо, так…

— Свободно?

— Вот-вот, свободно. Как будто выпустили из душного класса на перемену. Хотя ездил я по делам и мы провели в Бретани всего-то несколько часов.

Они немного помолчали.

— Ты подумал насчет моей сотрудницы, Розелины? Помнишь, я тебе про нее говорила?

— Подумал, но… Я не вижу, что мы можем для нее сделать. Разве что установить за ней круглосуточное наблюдение… Если она решила покончить с собой, то сделает это, и никто ей не помешает. Если только…

— Если только что?

— Если только ты не узнаешь, что ее гложет.

— Может, мне нанять частного детектива?

Мартен удивленно посмотрел на нее:

— Ты серьезно? Она что, так много для тебя значит?

— Да. Потому что я уверена, что права. Она убьет себя. А я не хочу задним числом казниться из-за того, что ничего не предприняла.

— Ладно. Могу предложить тебе кое-что.

Она улыбнулась:

— Я не сомневалась.

— Не преувеличивай, это не бог весть что. Но если ты скажешь мне, как зовут ее и ее мужа, я проверю по своим каналам, нет ли у нас чего-нибудь на них. Как знать… Может, это поможет тебе ее понять.

Она накрыла его руку своей. Он смотрел на нее, не делая попытки ответить на ее жест.

Через несколько секунд она убрала руку.

К ним подошел официант. Они заказали блюдо дня и выпили по бокалу вина.

— Знаешь… — начала она, и он, мгновенно догадавшись, о чем она заговорит, хотел попросить ее помолчать, но не решился.

— Я никогда не думала, что когда-нибудь снова выйду замуж. Но я и в самом деле в него влюблена. Хотя в наших с тобой отношениях это ровным счетом ничего не меняет. Просто это совсем другое. Мне хотелось бы, чтобы мы остались близкими людьми.

— В том числе в постели? — спросил он.

Она покраснела:

— Нет. Это было бы нечестно. Если я выйду замуж, то буду верной женой.

— Из-за клочка бумаги? — спросил он, чувствуя, как в груди поднимается волна гнева. — А в тот вечер ты уже была в него влюблена или еще нет? Поправь меня, если я ошибаюсь.

Она вздохнула:

— Так я и знала, что ты это скажешь. В тот вечер… Я хотела с тобой попрощаться. И надеялась, что ты меня поймешь.

— Может, и понял бы, предупреди ты меня заранее, — сказал он. — И еще подумал бы, хочу ли я прощаться с тобой именно таким способом.

— Прости, — проговорила она. — Я целых две недели собиралась тебе сказать. Но не знала как…

Он потряс головой:

— Нет, это ты меня прости. Устраиваю тебе сцену ревности, хотя мы давно расстались и живем каждый своей жизнью. И вообще, с какой стати мне ревновать? Я не имею на тебя никаких прав. Все это глупо. Кроме того, Иза сказала мне, что ты в курсе насчет Марион.

— Кто это — Марион? — удивленно спросила Мириам.

Они посмотрели друг на друга. Мириам попыталась загладить неловкость, но было поздно.

— Ах да, конечно, Марион, — принужденно улыбаясь, сказала она. — Извини, не сразу сообразила. Надеюсь, у тебя с ней все хорошо? Ты счастлив?

— Ты ничего не знала, — сделал вывод Мартен. — Иза меня обманула. Вот паршивка!

— Не в этом дело, — тихо произнесла она. — У нее свои соображения.

— Я должен был сам тебе о ней рассказать.

Она пожала плечами, достала из сумки блокнот, написала данные Розелины, вырвала листок и протянула его Мартену:

— Вот, это фамилия Розелины. По мужу. Мерьен. Как зовут мужа, не знаю, но постараюсь узнать. И сразу тебе позвоню.

Она вынула бумажник.

— Брось, я угощаю, — сказал Мартен.

Она убрала бумажник назад, не вступая в спор.

Гибко поднялась со стула:

— Мне пора. Важная встреча. Созвонимся.

И ушла не оборачиваясь, провожаемая взглядами Мартена и других посетителей. К еде в тарелке она практически не притронулась.

Зачем Иза сказала ему, что Мириам в курсе его романа с Марион, терзался Мартен. Чтобы поссорить его с Мириам? Или чтобы заставить их высказать вслух тщательно скрываемую друг от друга правду? Если дочь и ставила перед собой такую цель, то у нее ничего не вышло.

Его бывшая жена проглотила новость, не поморщившись, но ее равнодушие было красноречивее слов. Наверное, в глубине души он надеялся пробудить в ней хоть каплю ревности. А получилось ровно наоборот. Она испытала явное облегчение, узнав, что и он нашел себе пару. Теперь она может выходить замуж, ни о чем не тревожась.

Мириам почти бегом добралась до машины, из последних сил сдерживая готовые хлынуть слезы.

Упала на водительское сиденье и с грохотом захлопнула дверцу, не обратив внимания на штрафную квитанцию на ветровом стекле.

Она сама от себя не ожидала столь бурной реакции и злилась, что утратила самоконтроль.

«Вот сволочь, вот сволочь», — раз пятнадцать повторила она себе под нос, словно твердила спасительную мантру. Впрочем, злилась она не столько на него, сколько на себя, — за то, что по-прежнему была, как дурочка, в него влюблена, за то, что старалась, но не могла поставить на прошлом жирный крест. И потом, это имя — Марион! До нелепости похожее на ее собственное! Может, они и внешне похожи? Это польстило бы ее самолюбию, но в сущности ничего не меняло.

Значит, в его жизни была другая женщина, и, судя по всему, он не видел в этом никакой проблемы. Как ни возмутительно, но таковы мужчины, и против этого бессильны любые успехи феминизма. Эти здоровые пни с уязвимой психикой считают полигамию самой естественной в мире вещью. Сорокапятилетний мужик по душевной зрелости сопоставим с четырнадцатилетней девочкой, будь он хоть семи пядей во лбу. И Мартен ничем не лучше. Готов бежать за каждой юбкой. Подумать только, она неделями оттягивала разговор с ним, мучилась, переживала, отравляя себе удовольствие от встреч с Реми. А Мартен все это время развлекался как хотел, и его меньше всего заботило, будет ли она страдать, если он найдет ей замену.

Она сердито смахнула слезы и высморкалась. Ей хотя бы хватило выдержки не разреветься перед ним, и на том спасибо. Такого унижения она бы не вынесла. Трогаясь с места, она наконец заметила зеленый прямоугольник штрафной квитанции, изогнулась, выдирая его из-под «дворников», скомкала и зашвырнула себе под ноги.

— Ублюдки легавые! — прорычала она. — Ненавижу! — И дала по газам.

Глава 22

У Оливье шумело в ушах. Он целый день названивал в оружейные магазины Парижа и области, пытаясь составить список лиц, приобретавших арбалеты пистолетного типа. Никто не сомневался, что это ничего не даст, но, не проделай он эту работу, их группу обвинили бы в непрофессионализме.

Карточки понемногу заполнялись именами покупателей, к которым постепенно добавлялись сведения о возможных судимостях, почерпнутые из полицейской базы данных.

Несмотря на видимость бурной деятельности, по существу расследование топталось на месте. Если в ближайшие дни, а то и часы не появится новых фактов, дело постепенно увязнет, потеряет актуальность даже в сознании самих следователей, вынужденных отвлекаться на другие преступления. А новый факт может появиться через полгода или через год. Или никогда.

Мартен позвонил судье и подробно отчитался по результатам, достигнутым на настоящий момент.

Судья вздохнул — не все же Мартену вздыхать.

— Полагаю, вы делаете все, что в человеческих силах, — сказал он. — Как вы думаете, он повторит попытку?

После недолгого размышления Мартен ответил:

— Да. Я не верю в убийство по неосторожности. Он повторит попытку.

— Знать бы когда, — отозвался судья. — И каким способом. Если он собьет жертву автомобилем или размозжит ей череп молотком, нам будет нелегко установить соответствие.

— Не думаю, что он станет действовать подобным образом. Я обсуждал эту проблему с нашим психологом, — сказал Мартен, мельком припомнив пышные формы Лоретты. — Мы ничего не знаем о его мотивах, но именно потому, что он выбрал настолько необычный модус операнди, она уверена, что он и дальше будет продолжать в том же духе. У нее на этот счет целая теория. Если он совершит еще одно убийство, то опять с помощью арбалета.

— Ну что ж, подождем, — заключил судья и повесил трубку.

Если убийца с арбалетом настигнет новую жертву, размышлял Мартен, то им придется работать под бдительным оком журналистов, а следовательно, и политиков. Сам он пописать отойти не сможет, чтобы потом подробно не объяснять, зачем и куда он ходил. Каждое действие, даже самое невинное, предпринятое членами его группы, будет изучатся через лупу, и горе ему, если он не сумеет достаточно убедительно отчитаться во всем, что сделал и чего не сделал. И вдруг в голову ему пришла идея.

Выбора у него все равно нет. Если он не хочет еще до конца года вылететь в отставку с половинной пенсией или отправиться дорабатывать в какую-нибудь дыру в Вогезах, ему необходимо прикрытие.

А лучшее прикрытие для любого чиновника — и полицейские здесь не исключение — это перо. И бумага.

Он сел за стол, открыл ноутбук, подаренный дочерью на его сорок четвертый день рождения, составил краткий отчет о следственных действиях и в конце написал свои выводы, — те самые, которые только что изложил судье.

Один экземпляр он отправил судье, второй — Русселю.

Письмо Русселю он сопроводил припиской с требованием временно усилить его группу как минимум десятью сотрудниками, которые должны будут заняться проверкой лиц из составленного Оливье списка.

Руссель рассмеется ему в лицо, но наличие этой приписки, а также уверенность в том, что у Мартена сохранилась копия с проставленной датой, вынудит его встать на защиту своего подчиненного, когда начнут бушевать политиканы.

Мартен не питал особых иллюзий. Это прикрытие не будет действовать долго, но, возможно, он все-таки успеет хоть немного продвинуться вперед и даже, как знать, схватить убийцу, прежде чем ему самому дадут пинка под зад.

Зазвонил мобильный.

— Это я, — раздался голос Марион. — Я еще в самолете. Мы только что сели.

— К сожалению, я не смогу тебя встретить, — сказал Мартен. — Работы по горло.

— Ничего страшного, — отозвалась она. — Ты как-то странно говоришь. Ты что, не один?

— Ага, — солгал он.

— Понятно. Мы увидимся?

— Конечно. Только не сегодня. У меня сейчас дочка. Может, завтра?

Холодность его тона неприятно удивила ее.

— Ты не можешь со мной разговаривать или не хочешь? — И, не дав ему раскрыть рта, она продолжила: — Можешь отвечать просто: да или нет.

— Да.

— Ты хочешь меня видеть?

— Да.

— Ты по мне скучал?

— Да.

— Но сегодня вечером ты в самом деле занят?

— Да.

— А твоя дочь до завтра не подождет?

Он почувствовал, как в нем закипает раздражение.

— Извини, — тут же добавила она. — Зря я это спросила. Ты на меня не сердишься?

— Нет. Я все тебе объясню.

— Тогда до завтра. Как-нибудь дотерплю. Жду тебя у себя.

И она отключилась.

Он уже собирался уходить, когда ему доложили, что его желает видеть некий месье Деплеш.

Мартен велел немедленно пропустить посетителя.

Муж убитой пришел вместе с ее сестрой. Оба были страшно бледны.

Мартен усадил их напротив себя.

Изложил в общих чертах результаты расследования, не скрыв, что на данный момент они выглядят достаточно убого. Мотив преступления не установлен. Улик, на которых можно было бы выстроить дальнейшую стратегию следствия, не найдено.

— Если только, — поочередно оглядев обоих, добавил он, — вы не пришли ко мне с какой-нибудь свежей идеей.

Они переглянулись и дружно ответили «нет». У Мартена зашевелились сомнения. А вдруг Оливье прав? Вдруг эта парочка сговорилась между собой и решила убрать с дороги жену и сестру, чтобы без нее наслаждаться взаимным счастьем? Да нет, не похоже. Даже если в конце концов этим и кончится, это не значит, что они заранее планировали нечто подобное. Если в один прекрасный день они сойдутся, то в первую очередь потому, что будут искать друг в друге утешения после страшной утраты.

— Сейчас вокруг только и говорят, что об успехах генетики, — сказал муж. — Якобы судебная медицина шагнула далеко вперед…

— Знаю, — ответил Мартен. — И со своей стороны могу вас уверить, что наши эксперты проделали огромную работу. Но человек, напавший на вашу жену, не оставил на месте преступления ни волоска… Впрочем, даже найди мы хоть что-то, это могло бы принести пользу только в том случае, если в одной из наших картотек хранятся его отпечатки или генотип. Но если прежде он никогда не привлекался к уголовной ответственности…

— Понятно, — сказал муж.

— Мы не все рассказываем прессе, — продолжил Мартен. — Но вам я могу сообщить некоторые подробности — при условии, что дальше это никуда не пойдет. Мы полагаем, что убийца работает на стройке, весит чуть больше восьмидесяти килограммов, носит обувь с металлическими каблуками и знает, где раздобыть материалы, используемые при сооружении бассейнов.

— Так вот почему ваша коллега расспрашивала меня, не принимал ли я участия в строительстве бассейнов! — воскликнул мужчина. — Я сказал, что нет, не принимал. Но если он строитель… Возможно, он видел Армель, когда она заходила ко мне на стройку… Зачем только я разрешил ей приходить!

Свояченица накрыла его руку своей. Она до сих пор не произнесла ни слова, судя по всему погруженная в какие-то свои мысли. Но Мартену вдруг показалось крайне важным выяснить, что это были за мысли. И он задал ей этот вопрос.

Она немного покраснела под его взглядом, и на ее лице мелькнула печаль.

— Я все время думаю о том, что Армель сказала мне примерно за неделю до того, как… В общем, до того. Не знаю, имеет ли это значение. Мы разговаривали о своем возрасте. О том, что такое привлекательность. — Она покосилась на зятя. — Болтали всякие глупости. И вдруг она говорит, что на улице за ней следил какой-то мужчина. Ну, ей так показалось. И ее это развеселило.

Мартена вдруг охватило волнение.

— А еще что-нибудь она говорила? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и нейтрально.

— Нет, не припоминаю…

— Попытайтесь вспомнить, — сказал он холоднее и суше, чем хотел. — Этот мужчина к ней приставал?

— Нет, точно нет. Она бы мне сказала, а я бы запомнила.

— После того случая она видела его еще раз?

— Не знаю… Вы думаете, это важно?

— Она не описала его?

— Да нет… Ну так, в общих чертах. Лет тридцати, довольно приятной наружности. Это-то ее и позабавило. Понимаете, она его не испугалась, ну ни капельки. Просто решила, что приглянулась этому парню, а подойти и заговорить с ней он не решился.

Мартен откинулся в кресле, сдержав готовый вырваться горестный вздох. Вот так всегда. Каждый раз одно и то же. Стоит забрезжить хоть какой-то надежде — хоп! — и она развеялась как дым. Все бессмысленно.

Вскоре они ушли. Мартен пообещал сразу сообщить им, если в деле появятся новые данные.

Едва открыв дверь квартиры, он понял, что Изабель ушла.

Черкнув на его же записке пару строк: «Папочка, целую тебя. Спасибо за все. Скоро позвоню».

Он представил себе, как она одна-одинешенька сидит в очереди к врачу, и у него сжалось сердце. Или все уже позади? Он хотел бы быть рядом с ней, но она этого не пожелала. Даже знай он, где она сейчас, он не мог помчаться к ней, нарушив ее волю.

Может, позвонить Марион, мелькнула мысль, но он решил этого не делать. Наверное, она устала от перелета, и вообще… Если быть честным с самим собой, ему требовалось хорошенько все обдумать.

Какие чувства он питает к Марион? Каждый раз, думая о ней и об их встречах, он испытывал возбуждение. Но за все те дни, что она была в отъезде, он ни разу не поймал себя на том, что скучает по ней. Ревновал ли он ее? Да нет, не ревновал. Понимая, что в своих журналистских командировках она может завязать массу знакомств, не говоря уже о коллегах, он вообще не заморачивался на эту тему. Если он кого и ревновал, так это Мириам.

Впрочем, нет, не совсем так. Он не позволял себе проявлять ревность по отношению к Марион, поскольку знал, что не имеет на нее никаких прав. Собственно, и на Мириам тоже. Или все же имеет? Уф, как это все сложно. Все дело заключалось в том, что Марион пока что по-настоящему не вошла в его жизнь. А он до сих пор не обрел уверенности в том, что хочет, чтобы она в нее вошла. Любой роман развивается по своим законам. Обладает собственной динамикой движения и своим направлением. Оно бывает центробежным или центростремительным. Пока что их отношения с Марион двигались скорее центростремительно. Они постепенно сближались, пусть и очень медленно, даже если ее последний отъезд застопорил этот процесс.

Каким-то шестым чувством он догадывался, что окончательное решение будет зависеть не от него. Может, оно и к лучшему, сказал он себе.

Изабель не прикоснулась к закупленным им продуктам. Усевшись перед телевизором, он поужинал яичницей и половинкой авокадо, с мимолетной тоской подумав об уровне холестерина у себя в крови.

Немного посмотрел, не пытаясь вникнуть в сюжет, детектив, затем пощелкал пультом и остановился, попав на симпатичную дикторшу испанского телевидения — брюнетку со светлыми глазами. С минуту силился понять, о чем она говорит, после чего выключил телевизор.

Принял душ и лег в постель. Интересно, где сейчас убийца, думал он, и что делает. Бродит в поисках новой жертвы? Или сидит дома, снедаемый угрызениями совести, и готовится к тому, чтобы пойти и сдаться в полицию? Если б только в этом деле появился хоть какой-то просвет! Хоть что-нибудь, помимо бесполезных улик!

Где-то в глубине души Мартен желал — и это обстоятельство угнетало его, — чтобы произошло второе убийство, потому что тогда все изменилось бы. Две жертвы вместо одной задают направление расследованию точно так же, как две точки на плоскости позволяют провести линию. Конечно, возникнут сложности, давление на него усилится, но он наконец-то сможет сдвинуться с мертвой точки.

Засыпая, он думал о Мириам и ее проблеме с сотрудницей — потенциальной самоубийцей. Чем он мог ей помочь? Молодые, полные сил женщины гибнут от руки убийцы, тогда как другие мечтают свести счеты с жизнью. Ну разве не абсурд? Он совершенно забыл о том, что обещал ей навести справки о людях, чьи фамилии она ему сообщила. И дал себе слово, что сделает это при первой же возможности.

Мартен проснулся среди ночи, охваченный ужасом. Он на четвереньках стоял на кровати, хватая ртом воздух. На него со всех сторон наваливалась какая-то безразмерная ватная тьма, глушившая все звуки. Он был один в черной пустоте без начала и конца, словно лежал в могиле, погребенный под сотнями метров земли и камней…

Самым страшным в этих приступах было то, что он, обливаясь холодным потом и слыша бешеный стук сердца, вдруг обретал немыслимую проницательность и понимал: настоящий, реальный мир — это и есть вот эта глыба мрака, которой нужно одно — раздавить, расплющить тебя, и рано или поздно она своего добьется. Все остальное — свет, любовь, работа, размышления, красота — не более чем созданная твоим собственным мозгом хрупкая иллюзия, которая в доли секунды развеется, поглощенная бездной мглы.

Он собрался с силами и, пытаясь побороть панику, стал прислушиваться к обычным ночным шумам, отчаянно ища в бешеном калейдоскопе мыслей образ, за который мог бы зацепиться, — смешной или эротический, но живой и полнокровный, чтобы с его помощью заткнуть черную дыру, в которую его утягивало. Это была трудная борьба, но он знал, что в очередной раз победит, потому что если его окончательное уничтожение и запланировано, то случится оно не сегодня. Образ понемногу сформировался, и он напрягся, чтобы не дать ему раствориться: они с Изабель плещутся в холодной прозрачной воде и брызгаются друг на друга. Затем в сознании неожиданно возникла еще одна картинка, которую он воспринял с благодарностью, — налитые груди Лоретты, колыхавшиеся у него под носом.

Бездна отступала. Он сел на кровати. Ночь обретала нормальные пропорции. Вдалеке раздался треск мотоцикла, затем звук сирены… Все прошло. Это был первый приступ панической атаки за… за сколько? Да, за два года. Они регулярно повторялись у него, когда Изабель ушла из дома. И еще — до, во время и после ухода Мириам. Он никогда и никому о них не рассказывал.

Он встал, зашел в туалет, потом на кухню, выпить воды. И чуть не захлебнулся. Возможно, настанет день, когда он признается психологине, что она спасла его, — но не аналитическим талантом, а силиконовыми сиськами.

Глава 23

Ровно в полночь Мститель (так он мысленно называл себя) медленно ехал в своем БМВ по улице, на которой жила Сабина. Сделав круг по кварталу, он остановил машину.

Пешком подошел к подъезду, держа в руках электрический фонарик.

В начале вечера он уже был здесь и опрыскал маслом из пульверизатора клавиши домофона, прикрепленного к стене рядом с входной дверью.

Он осветил фонариком металлический прямоугольник и переписал цифры, на которых остались жирные следы пальцев. Это оказались самые стертые клавиши, что он отметил с удовлетворением. В-2-4-7.

Семерки почти не было видно. Насколько он знал, коды обычно состояли из пяти цифр. Следовательно, в данном коде семерка встречалась дважды. Он быстро набрал комбинацию В-2-4-7-7. Красный огонек на панели продолжал гореть, что нисколько его не удивило.

Вернувшись к себе в гараж, он записал двадцать четыре возможные комбинации четырех цифр и в каждую добавил букву В — в начало, середину и конец. Опыт подсказывал ему, что буква в цифровом коде обычно помещается в одной из этих позиций. Значит, умножив двадцать четыре на три, он получает семьдесят два возможных варианта. Что немного меньше, чем девяносто шесть, которые ему пришлось бы перебрать, если бы он не сообразил насчет буквы. С арифметикой у Мстителя проблем никогда не возникало.

Он прикинул: по четыре секунды на каждую комбинацию. Итого: максимум пять минут. Учитывая, в какое время суток он намеревался открыть дверь, вряд ли его застигнет за этим занятием случайный прохожий.

А почему бы не попробовать прямо сегодня?

Поначалу он собирался просто провести разведку, но что мешает ему взять и немедленно довести задуманное до конца? Она дома и, скорее всего, отправится на работу в свое обычное время. А чем меньше он будет шастать по кварталу, тем лучше.

Он осмотрел арбалет, смазал жиром тетиву и аккуратно стер излишки.

Затем произвел с десяток выстрелов по слабо освещенной мишени в форме поясной человеческой фигуры, прикрепленной на расстоянии примерно пяти метров (видимость была не очень хорошая, но примерно такая же, какая должна быть возле лестницы в подъезде). Целился он в шею и в голову. Результаты проб его удовлетворили, и он собрал использованные болты.

Затем лег на раскладушку и заснул. Проснулся он в пять утра.

Завтракать не стал — только выпил немного воды. Он чувствовал себя свежим, бодрым и полностью собранным. Проверил тетиву арбалета и вместе с двумя болтами сунул его в накладной карман своей военной куртки. Надел шлем, натянул перчатки и вывел из гаража мотоцикл.

В этот ранний час на улице веяло прохладой. Движения на дорогах практически не было.

Получасом позже он остановился на углу улицы и подошел к подъезду. Нужная комбинация оказалась тридцать четвертой по счету: В-7-4-2-7. На ее подбор у него ушло меньше двух минут.

Он вошел в подъезд и направился в глубину холла.

Оттуда он проник в крошечный дворик, где росло несколько кустов, стояли два огромных мусорных бака на колесиках и хранились велосипеды и детские коляски. Во дворик выходили еще две двери.

Он дернул первую — заперто. Дернул вторую, и та легко открылась. За небольшой площадкой начиналась лестница, ведущая на второй этаж. Черный ход, догадался он.

Возможный путь отступления?

Он быстро взобрался на седьмой этаж и попал в узкий коридор, который вел через крытый переход в соседнее здание. Он заколебался, но время у него еще было, и он решил продолжить разведку. Прошел коридор до конца и спустился вниз по другой служебной лестнице. Внизу нашел еще одну дверь и проник в подъезд, выходивший прямо на улицу. Он покинул здание и пешком пошел вокруг квартала, считая шаги. Спасительный выход располагался в сотне метров от того места, где он собирался привести в исполнение свой план. Отлично. Он правильно поступил, остановив свой выбор на медсестре. И правильно сделал, что захватил с собой арбалет.

Он снова сел на мотоцикл, немного отъехал и оставил его поближе к подъезду, из которого должен был выйти. Затем двинулся к подъезду медсестры.

Еще раз набрал код, вошел, пробрался во дворик и сел на землю, спрятавшись за одним из кустов, откуда открывался хороший обзор. Положив рядом с собой шлем и перчатки, достал арбалет, натянул тетиву и зарядил одним из болтов. Второй лежал в кармане.

Теперь ему оставалось только ждать. Он посмотрел наверх. Он был уверен, что его не видно. Во дворик выходили только самые узкие окна, очевидно, туалеты. А кому придет в голову выглядывать из окна туалета в пять часов утра?

Сабина Рену застонала во сне и протянула руку к будильнику. Она ненавидела рано просыпаться и ставила будильник на самый последний момент. С вечера доставала из шкафа чашку и засыпала в фильтр молотый кофе, так чтобы утром просто нажать на кнопку. Пока кофеварка работала, она принимала душ и одевалась — чистая одежда тоже была у нее приготовлена с вечера.

Она более или менее просыпалась, только допив кофе. Затем надевала куртку и запирала за собой дверь. Уборкой и стиркой она занималась раз в неделю, обычно по субботам, иногда — по понедельникам, если выпадали воскресные дежурства и сын ночевал у няни. К счастью, в ее двухкомнатной квартире было не так уж много барахла (если не считать дней, когда у нее гостили мать или сестры), так что этого вполне хватало.

Как правило, она выходила из дому самое позднее в шесть часов. Сейчас, в отсутствие сына, у нее были лишние полчаса.

Унизительный эпизод с несостоявшимся свиданием она задвинула на самую дальнюю полку сознания, однако сегодня ей приснилось, что она все-таки встретилась с этим мужчиной и он вполне убедительно объяснил ей, почему не смог прийти в кафе. Почему же? Этого она не помнила, зато помнила, что во сне с легкостью простила его. Воспоминание пробудило в ней утихшее было чувство унижения. Нельзя же, в самом деле, быть такой дурой! Она спустилась на первый этаж и тут услышала, как кто-то окликает ее по имени. Мягкий мужской голос. Тот же голос, который она слышала по телефону. Видно, кофе не подействовал. Она все еще спит. Она обернулась.

И увидела на темном фоне дворика высокую фигуру. Кудрявые волосы. Черты лица разглядеть не удавалось, но все же…

Мужчина поднял руку, в которой держал какой-то странный предмет. Что это? Она услышала сухой щелчок, и в тот же миг горло ей обожгло болью. Она не понимала, что происходит. Выронила сумку и поднесла к горлу руку. Ее пальцы коснулись какого-то непонятного выступа, которого там просто не могло быть. Одновременно с этим ей на блузку хлынул горячий поток.

Голова закружилась, свет в глазах померк. Она попыталась открыть рот и закричать, но от боли не могла произнести ни звука.

Краем глаза она заметила, что мужчина подошел к ней ближе. Она уже видела эту фигуру, в этом она не сомневалась. Но где? Рюкзак соскользнул у нее со спины и упал на землю.

Она попятилась, но споткнулась об упавшую сумку и пошатнулась. Ноги больше ее не слушались, как и все тело. Но она не желала падать. Упасть значит умереть. Она медленно сползла по стене набок, мысленно прошептав: «Я умираю и даже не понимаю почему».

Мужчина склонился над ней — до нее донеслось его горячее дыхание. Что ему надо? До нее он даже не дотронулся, просто стоял и несколько бесконечных секунд вглядывался в ее лицо. Она его не видела, только кожей ощущала, как он дышит. От него пахло чужаком. Что он с ней сделал? Чего добивался? Ее мысли начали путаться. Почему никто не спешит к ней на помощь? Внезапно ее окатило прохладной волной сквозняка. Он ушел.

Она опустилась ниже, и странный предмет, торчавший у нее из горла, царапнул пол. От боли ее передернуло, и это непроизвольное резкое движение вызвало новый приступ боли. Почти теряя сознание, она все еще чувствовала, как что-то раздирает ей горло. Кровь, струившаяся изо рта, не давала дышать. Эта дрянь в горле. Вот что ее убивает. Она на ощупь нашла липкую от крови трубку, схватила ее обеими руками и, собрав остатки сил, дернула.

Болт выскочил из горла, и кровь полилась сильнее. Она закричала, но изо рта вырвалось только глухое бормотание, и сознание наконец покинуло ее, позволив погрузиться в милосердное небытие.

На обратном пути Мстителя видел молодой пакистанец, студент-медик, возвращавшийся с ночного дежурства. Минутой позже, когда он садился на мотоцикл, его заметила бригада мусорщиков, заруливавших на улицу на своем фургоне. Но он уже успел надеть шлем, и мусорщики не запомнили ни марку мотоцикла, ни его цвет, не говоря уже о номерах.

«Скорую» вызвала консьержка. Выходя из своей каморки, она чуть не споткнулась о тело молодой женщины. Подошвы ее белых кроссовок были залиты кровью.

Мартену позвонили только в девять утра. Неразбериху вызвало то обстоятельство, что девушка была еще жива. Санитары «скорой», поднимавшие тело, не обратили внимания на арбалетный болт, завалившийся за ворот куртки. Ну а врач, делавший операцию, первым делом торопился зашить рану и сделать переливание крови. Он решил, что рана нанесена пулей.

Только в реанимационном отделении ее раздели и вымыли. Медсестра, понятия не имевшая, что оказывает помощь коллеге, обратила внимание на упавшую на пол трубку и подумала, что эта штука может заинтересовать полицию. Она с отвращением подняла ее и положила в металлический контейнер.

Все это время врачи изучали только что сделанные рентгеновские снимки и изумленно цокали, дивясь чуду. Один шанс на миллион! Арбалетный болт пробил горло и застрял в пятом шейном позвонке, порвав мышцы и фасции, но не задев ни нервов, ни жизненно важных сосудов. Словно самонаводящаяся ракета, он прошел между яремной веной и трахеей буквально в нескольких миллиметрах от нервных и лимфатических узлов, не причинив им вреда.

Ей действительно крупно повезло, сошлись во мнении медики. Единственная в бригаде женщина заметила, впрочем, что подобное везенье сродни везенью изнасилованной женщины, не подцепившей заодно и СПИД, и что она воздержалась бы от рассуждений о благосклонности фортуны.

Сабина Рену потеряла очень много крови, но доктора не исключали, что она выкарабкается.

Прибыв на место преступления, Мартен застал там молодую сотрудницу экспертно-криминалистической службы — Билье видно не было, — которая умелыми и точными движениями делала слепок отпечатка ноги, обнаруженный под одним из кустов.

На земле и в холле все было залито кровью. С краю кровавой лужи виднелся еще один отпечаток, вернее, половина отпечатка ноги в ботинке большого размера с изношенной рифленой подошвой.

Мартен спросил, нашли ли болт, и получил отрицательный ответ.

Испачкав в крови обувь, преступник оставил за собой следы. Оливье с Жаннеттой легко установили маршрут его бегства и опросили всех, кто мог с ним столкнуться.

Разбуженный пакистанский студент, зевая и падая с ног от усталости, вспомнил, что действительно встретил какого-то мужчину, и дал его примерное описание. Мусорщиков пока не разыскали; договорились, что позже их опросят сотрудники местного отделения полиции.

Мартен попросил студента постараться вспомнить хоть какие-нибудь детали и при первой возможности приехать в уголовный розыск.

Он уже собирался уходить, когда появилась Билье.

— Как ты и думал, — сказала она, с порога оглядывая место преступления. — Это начало серии.

— Да.

— Будем надеяться, что он допустил ошибку. Обещаю сделать все, что в моих силах.

Глава 24

В больнице Мартену первым делом показали окровавленный арбалетный болт. Он не стал брать его в руки, просто осмотрел, убедился, что это точная копия первого, и отправил на экспертизу.

Он уже стоял в холле реанимационного отделения, наряженный в одноразовый зеленый комбинезон, бахилы и маску, когда к нему присоединилась точно так же одетая Жаннетта. Она принесла свежие новости. Оказывается, Билье пыталась ему дозвониться, но безуспешно: повинуясь больничным правилам, он отключил телефон.

Помощники Билье нашли на колючках куста светло-зеленую хлопковую нитку. Судя по этой нитке, преступник был одет в куртку военного образца. Кроме того, они установили точный размер его обуви — 45-й. Он был в высоких ботинках «Катерпиллер» с сильно изношенной подошвой. Отпечаток стального каблука был четко виден и на слепке, и в луже крови. Под кустом обнаружился курчавый рыжевато-белокурый волосок, очевидно упавший со шлема убийцы. Волосок оказался без луковицы, поэтому для генетического анализа он не годился, но… Если когда-нибудь представится возможность сравнить его с другим…

Возможность сравнить его с другим, подумал Мартен, представится в тот день, когда мы поймаем убийцу. А до того…

Жаннетту перебила появившаяся медсестра:

— Главный говорит, вы можете к ней зайти. Только ненадолго. Несколько минут, не больше.

Мартен зашел в бокс, ступая едва ли не на цыпочках.

Сабина лежала под простыней. Из носа, рта и горла у нее торчали трубки разной толщины. В палате стояла тишина, нарушаемая лишь тихим посвистыванием подаваемого кислорода. Справа от кровати, приподнятой под углом в двадцать градусов, беспрерывно мигали мониторы.

Глаза у нее были закрыты, и Мартен мог не стесняясь рассмотреть ее. Если отвлечься от страшной бледности, трубок, марлевых повязок, закрывавших всю левую часть шеи, и желтоватых йодистых пятен на лице, горле и плече, она была хорошенькой. Да нет, что там хорошенькой — просто красивой. Возраст чуть за тридцать. Высокая, темноволосая, стройная, с тонкими чертами и изящно очерченным ртом. Сомнений не оставалось: преступник выбирает женщин определенного типа. Пострадавшая еще не сказала ни слова, а следствие уже сделало маленький шажок вперед.

Вдруг она вздрогнула, и ее опухшие губы задрожали. Из горла вырвался тревожный хриплый звук, а все тело сотрясла судорога, — Мартен видел, как напряглись ее мышцы. Она открыла глаза — налитые кровью, со светло-зелеными зрачками. Мониторы словно взбесились. За несколько секунд пульс скакнул с шестидесяти двух ударов в минуту до ста тридцати.

Не успел Мартен нажать кнопку вызова персонала, как на пороге уже возникли медсестра и дежурный врач.

Они решительно оттеснили Мартена и принялись за дело. Почти сейчас же к ним присоединилась еще одна медсестра.

Жаннетта бросила на Мартена вопросительный взгляд. Он пожал плечами.

— Ты ее видела? — спросил он.

Она кивнула.

— Тот же типаж, что и в первый раз.

Жаннетта изобразила подобие улыбки:

— Ну, значит, лично мне ничто не грозит.

Росту в Жаннетте было от силы метр шестьдесят, ее круглое пухлое личико с гладкой розовой кожей обрамляли коротко стриженные светлые волосы. В свои тридцать три года она выглядела на двадцать пять.

Вскоре врач и медсестры вышли из бокса. Врач подошел к Мартену.

— Она выберется, — сказал он. — Но вам лучше зайти попозже. Сейчас она не в состоянии с вами общаться.

Через открытую дверь Мартен видел, как раненая женщина приподняла руку и слабо пошевелила пальцами.

— Посмотрите! — сказал он врачу.

Тот вернулся к пациентке. Склонился над ней, а затем медленно подошел к Мартену.

— Мне кажется, она хочет, чтобы вы остались.

— Разве она может разговаривать? — удивилась Жаннетта.

— Нет, конечно.

— А если попробовать с блокнотом и карандашом?

— Ну попробуйте… Но учтите, при первых признаках ухудшения…

Полицейские дружно кивнули и расселись по обе стороны кровати.

Женщина держала глаза открытыми и переводила их с Мартена на Жаннетту и обратно.

Жаннетта обошла вокруг кровати и села рядом с Мартеном, чтобы не утомлять раненую. Потом ласково накрыла ладонью ее руку.

— Мы ни в коем случае не хотим вас тревожить, — сказала она. — Но если вы сможете что-нибудь написать, мы постараемся понять.

Она положила блокнот под правую руку Сабины и сунула ей между указательным и большим пальцами карандаш.

Женщина попыталась зажать карандаш, но не хватило сил. На ее лице проступило выражение отчаяния и гнева.

Она восхищала Мартена. Она собиралась бороться. Он улыбнулся ей:

— Не огорчайтесь. Мы сейчас что-нибудь придумаем.

— А давайте сделаем, как в кино, — предложила Жаннетта. — Мы будем задавать вам вопросы, а вы будете отвечать «да» или «нет», моргая глазами. Один раз — «да», два раза — «нет». Вы согласны?

Женщина моргнула один раз, и на глазах у нее выступили слезы. Мартен заметил, что у Жаннетты глаза тоже подозрительно блестят. Он и сам был взволнован.

— Вы видели нападавшего? — начала Жаннетта.

Одно миганье. У Мартена вспыхнула надежда.

Неужели наконец-то желанный просвет?

— Очень хорошо, — продолжила Жаннетта. — Пойдем дальше. Вы его знаете?

Какое-то время ее лицо оставалось неподвижным, а затем она дважды моргнула.

— Так. Значит, вы его не знаете, — сказала Жаннетта.

— Подожди, — перебил ее Мартен. — Она колебалась.

— Вы колебались с ответом? — спросила Жаннетта.

Одно миганье.

— Вы не знаете этого человека, но видели его раньше, так?

Одно миганье. Мартен и Жаннетта улыбнулись друг другу.

— Вы встречались с ним по работе?

Два миганья.

— Видели его случайно?

Два миганья.

— Ладно. Может быть, вы занимаетесь спортом…

Два быстрых миганья.

— Вы видели его в гостях, на какой-нибудь вечеринке?

Сначала — ничего, затем — два миганья.

Какая умница, подумал Мартен. И наградил ее благодарной улыбкой.

— Так, попробуем зайти с другой стороны. Это была вечеринка, но не в гостях.

Одно миганье.

— Праздник? Концерт? Посиделки на работе?

В ответ на каждый из этих вопросов она моргнула по два раза.

Вдруг Мартена осенило.

— Вы его не знаете, но вы с ним встречались, — тихо произнес он.

Женщина широко раскрыла глаза, и по щекам у нее скатились две слезинки. Она медленно моргнула. Мартен взял с тумбочки бумажный носовой платок и вытер ей слезы. Жаннетта смотрела на него странным взглядом, словно подозревала, что он знает куда больше, чем говорит.

Позже он задумался, откуда на него снизошло это внезапное озарение, и понял: ему помогло то, что он в отличие от Жаннетты жил один, как и жертва нападения. Если бы он озаботился поиском новой подруги, то в последнюю очередь обратил бы свой взор на коллег по работе. Вот и ей, скорее всего, нисколько не улыбалось проводить досуг с врачом или медбратом. А если ты работаешь старшей сестрой в крупной клинике, где взять время на развлечения и знакомства?

— Существует несколько способов знакомиться с людьми, — сказал он. — Если я угадаю, закройте глаза. Клуб знакомств. Объявления в газетах…

Она смежила веки и тут же вновь открыла глаза.

— Значит, объявление. Вы с ним разговаривали?

Одно миганье. Да.

— Следовательно, вы успели с ним познакомиться?

Два миганья.

— Простите. Что за чушь я несу… Нам надо проверить все ваши звонки. Интернет? Мобильный телефон?

Одно миганье.

— И последнее, — сказала Жаннетта. — Дата и время звонков. Я сейчас покажу вам календарик, а вы укажете пальцем число.

Она взяла ее руку и поднесла к календарику. Сабина долго не могла сосредоточиться, и они поняли, что она на грани обморока. Но в конце концов она все-таки показала на два числа. В эту минуту в бокс вошел врач.

— Все, довольно, — строго произнес он. — Ей нужен покой.

Мартен не стал спорить. Он наклонился к Сабине.

— Вы очень помогли нам, — сказал он. — Вы храбрая женщина. Я бесконечно вами восхищаюсь. Мы придем, когда вам станет получше. Поправляйтесь. Больше вам ничто не угрожает.

Он тронул ее руку, она свою отняла, но через секунду все-таки сплела с ним пальцы. В этом жесте проскользнуло что-то глубоко интимное, и Мартена это тронуло. Она не просто так сжимала его пальцы. Она шевелила губами, силясь что-то сказать.

Мартен неосознанно повторял за ней движения губ и уже через несколько секунд понял ее слова:

— Най-ди-те е-го. Най-ди-те е-го.

Покинув палату, Мартен позвонил на службу и приказал приставить к пострадавшей круглосуточную охрану. Он не собирался рисковать.

Затем уединился с главврачом и попросил его сохранить в тайне присутствие в больнице этой пациентки. Если будут звонить журналисты, им следует сказать, что женщина скончалась в результате полученных ранений.

Врач заколебался, но Мартен уверил его, что берет всю ответственность на себя, а ему срочно вышлет необходимое документальное подтверждение.

По пути к себе он зашел к Русселю и кратко доложил о последних событиях.

— Значит, у вас нет никаких сомнений? Это один и тот же человек? — спросил Руссель.

— Да. Иначе придется допустить, что мы наблюдаем вспышку моды на убийство высоких темноволосых женщин при помощи мини-арбалета, — отрезал Мартен, с трудом скрывая раздражение.

Он поделился с Русселем своей идеей: утаить информацию о том, что жертва покушения выжила.

— Рискованно, — отозвался тот. — Очень рискованно.

Мартен не вполне понимал, в чем тут риск, но качнул головой, проникновенно глядя на собеседника.

— Ну ладно. Если судья не возражает… И если вы берете на себя ответственность…

Не успел он добраться до своего кабинета, как ему позвонила Билье. Она обнаружила на трубке и оперении арбалетного болта четкие отпечатки пальцев, однако, судя по их размеру и расположению, принадлежали они жертве.

— Ты что, хочешь сказать, что она сама выдернула у себя из горла болт? — поразился Мартен.

— Да. Как ты считаешь, можно послать кого-нибудь в больницу, чтобы у нее сняли отпечатки?

— Сначала позвони главврачу отделения. Что у тебя еще есть?

— Подтверждения уже известного. Это, безусловно, один и тот же человек. Кстати, я тут подумала…

— О чем? — не удержался Мартен. В нем снова вспыхнула надежда.

Билье редко высказывала необоснованные соображения.

— Через какую бы дверь он ни вошел — переднюю или заднюю, — на обеих стоят кодовые замки. А по-другому туда просто не попасть. Каким образом он умудрился устроить ловушку во внутреннем дворике, а?

Мартен задумался.

— Ну, возможно, он подсмотрел, как кто-то из соседей входит в подъезд… Или следил за своей жертвой и видел, какие цифры она набирает на двери…

Он не договорил, потому что это звучало слишком невероятно. Убийца знал этот дом? Нет. Таких совпадений не бывает.

— Не знаю, — сказал он наконец. — Он очень хитер. И предусмотрителен. В любом случае спасибо.

Он отодвинул вопрос Билье в дальний уголок сознания. Есть вопросы, из которых можно почерпнуть больше полезной информации, чем из некоторых ответов.

И все же. Убийца так или иначе должен был исследовать этот квартал. А вдруг… Он снял трубку и набрал номер комиссариата XV округа. Представился и попросил дать ему номер полицейского участ ка квартала Конвансьон. Дозвонился, попросил к телефону начальника, снова представился и спросил, не зафиксировано ли в последние дни на подведомственной тому территории каких-либо происшествий или просто необычных событий.

Начальник попросил его подождать.

— Полагаю, господин комиссар, драки бомжей и ночные скандалы вас не интересуют?

Мартен слышал, как он листает журнал.

— Нет, не интересуют, — согласился Мартен. — А больше ничего не происходило?

— Вот, нашел. В ночь перед нападением на этой улице на крыше дома номер тридцать один засекли вуайериста.

— Тридцать один? А как он расположен по отношению к дому, в котором проживает жертва? — спросил Мартен.

— Практически напротив.

— Вуайериста кто-нибудь видел?

— Нет. Он успел скрыться. Мы даже не уверены, что он действительно там был, — хмыкнул начальник.

— Спасибо, — сказал Мартен и повесил трубку.

Эти кретины не в состоянии сложить два и два.

Он позвонил в экспертную службу и продиктовал Билье адрес дома. Мужчина мог оставить там следы. Так что ей предстоит большая работа.

Затем он пригласил к себе Жаннетту и Оливье — тот наконец закончил обзвон оружейных магазинов — и обрисовал им текущую ситуацию.

Жаннетта уже отыскала объявление Сабины.

— Именно так он на нее и вышел, — сказала она. — Он выбирал женщину определенного типа. Потом назначил ей свидание, на которое не явился. Но он наверняка наблюдал за ней издали, а потом проследил, где она живет.

— Вуайерист, — сказал Мартен.

— Что-что? — в один голос воскликнули Жаннетта и Оливье.

— Накануне покушения на крыше дома напротив засекли вуайериста. Но они его упустили. Я уже направил туда экспертов.

Новость была встречена молчанием.

— Знаете, что вам сейчас надо сделать, детки?

Жаннетта с Оливье переглянулись. Они уже все поняли. Оливье застонал:

— О нет!

— О да. Вы возьмете все газеты, которые печатают объявления о знакомствах, прошерстите их насквозь, выпишете телефоны женщин, хотя бы отдаленно напоминающих обеих жертв, и обзвоните их. И предупредите, что им может грозить опасность.

— В городе начнется паника, — сказала Жаннетта. — А Руссель взбесится от злости.

— Возможно. Только что он скажет, ваш Руссель, когда этот тип убьет еще одну женщину? — холодно поинтересовался Мартен.

— А интернет? — спросила Жаннетта. — Он ведь может искать их и через интернет.

Мартен задумался. Действительно, в этом случае они бессильны.

Раздался стук в дверь.

Вошли пятеро полицейских. Двоих из них Мартен знал. Четверым было явно меньше тридцати, и только пятый выглядел чуть постарше.

— Нас к вам командировали, — доложил старший, усач. — Так что мы поступаем в ваше распоряжение.

— Вот и отлично, — порадовался Мартен. — Вам найдется чем заняться.

— Пошли, ребята, — поднимаясь, сказал Оливье и широко улыбнулся. — Сядем в конференц-зале, и я вам все объясню.

— Минутку, — остановил его Мартен и тоже встал.

Он подошел и внимательно оглядел каждого — своеобразный осмотр войск перед атакой.

— Мы разыскиваем человека, который уже убил одну женщину и сегодня попытался убить вторую. Она сейчас в больнице, и не факт, что выживет. Я уверен, что, если мы не остановим его, он будет убивать и дальше. Работа, которую мы собираемся вам поручить, может показаться вам рутинной и бесполезной, но вы должны знать, что она очень важна. Каждый из ваших звонков может спасти жизнь женщине или помочь нам приблизиться к поимке преступника. Иначе нам до него не добраться. С другой стороны, мы утаили от прессы некоторые детали расследования — по причинам, которые вам объяснять не надо. Поэтому запомните: ни слова журналистам. С газетчиками общаюсь только я. Вот, собственно, и все. У кого есть вопросы?

Молодые полицейские переглянулись и дружно обратили взоры на усача.

— Вопросов нет, — ответил тот. — Сделаем все, что в наших силах.

Мартен согласно кивнул. Они гуськом потянулись из кабинета. Следом за ними топал сияющий Оливье.

— Что это случилось с Русселем? — удивилась Жаннетта. — С каких пор он стал таким инициативным?

Мартен улыбнулся:

— Ну, ты же не станешь упрекать его в излишней заботе о нас?

Жаннетта подозрительно покосилась на него, но решила не углубляться в скользкую тему.

— По поводу объявлений… Получается, что в промежутке между двумя убийствами преступник сменил способ выбора жертвы.

— Да. Подтверждается наша первоначальная идея. На первую жертву он наткнулся случайно, видимо, на стройке. Но затем сказал себе, что больше не может рассчитывать на случай. А как проще всего найти женщину определенного типа внешности? Через объявления о знакомствах.

— Сукин сын, ублюдок, срань, — тихо произнесла Жаннетта. — Зачем он это делает?

Мартен не знал, что ей ответить, и промолчал. Разбирая бумаги на столе, он наткнулся на заполненную от руки карточку.

– «Розелина Мерьен», — прочитал он. — Кто это?

Это имя что-то ему говорило, но вот что? И вдруг он вспомнил. Мириам обратилась к нему с просьбой. И он уже поручил стажеру проверить, нет ли у них какой-либо информации об этой женщине. Он прочитал все, что было записано на карточке.

Жаннетта, поняв, что шеф занят, поднялась и ушла.

Мартен снял трубку и набрал номер агентства Мириам.

Ее нет на месте, ответила секретарша, у нее встреча в городе. Он положил трубку и достал мобильник.

Глава 25

Мириам находилась в старинном особняке в Марэ, когда у нее зазвонил мобильник. Она посмотрела на экран, увидела надпись «Мартен» и заколебалась, отвечать или нет. Реми стоял в двух метрах от нее и восторгался расписанными от руки резными деревянными панно XVI века.

В конце концов она нажала на зеленую кнопку и быстро, без предисловий, проговорила:

— У меня деловая встреча, я тебе перезвоню.

И нажала отбой.

— Любовник? — с улыбкой спросил Реми.

— Хуже. Бывший муж.

— О!

Улыбка исчезла. Реми не любил, когда она вспоминала Мартена. Наверное, чувствовал в нем единственного реального соперника.

— Если мне не удастся купить эту квартиру, — заговорил Реми, — я проберусь сюда ночью и украду фризы. Ты только посмотри на краски! А какой тонкий рисунок!

Мириам улыбнулась и взяла его за руку:

— Постараемся сделать так, чтобы тебе не пришлось их красть. Но фризов ты в любом случае не увидишь. Ведь квартира будет сдаваться.

— Да-да, знаю, — немного недовольно пробурчал он. — А паркет! Какая красота!

Мириам подошла к одному из высоких окон. Они выходили в квадратный двор, который вскоре собирались вымостить на старинный манер и украсить деревьями в кадках из не подверженных гниению экзотических пород древесины. Но пока что двор занимали кучи песка и мешки с цементом; фасады были затянуты строительной пленкой.

В числе прочих владельцев квартир в этом доме значились сенатор, бывший министр, крупный промышленник, адвокат и профессор медицины.

Метр стоил здесь больше пятидесяти тысяч франков, но инвестиционная компания, с которой она сотрудничала, гарантировала ей, что это все равно невероятно выгодно. Она редко видела Реми в таком приподнятом настроении. Когда она назвала ему цену квартиры, к которой следовало приплюсовать стоимость ремонта, — пусть в дальнейшем эту сумму вычтут из налогооблагаемых доходов, — он даже не поморщился. Она предупредила его, что не станет брать комиссионные, но и без того цифра получилась впечатляющая.

Несмотря ни на что, Реми, которому вскоре предстояло начать выплачивать жене значительные алименты, а до этого еще и единовременную компенсацию за расторжение брака, отнюдь не выглядел обеспокоенным. А ведь зарплата начальника департамента в Министерстве культуры не идет ни в какое сравнение с жалованьем топ-менеджера в частном секторе. Правда, у него имелась коллекция картин и скульптур, которую он собирал долгие годы и которая не подлежала разделу, но что-то ей не верилось, что он согласится продать ее, чтобы купить квартиру, — кстати, жить в ней, в соответствии с законом Мальро, он все равно еще долго не сможет.[1] Очевидно, ему помогали родители, крупные предприниматели из Лиона, но насколько велика эта помощь?

Все-таки я больше муравей, чем стрекоза, сказала она себе и решила, что незачем заморачиваться на пустом месте. Реми и сам прекрасно разберется.

На улице он еще раз поблагодарил ее и поцеловал с несвойственным ему пылом.

— До вечера, любимая, — сказал он, обнимая ее. — Я тебя люблю.

И быстрой походкой ушел, торопясь вернуться на работу.

Мириам достала мобильный и позвонила Мартену. Он рассказал ей, что ни бухгалтерша Розелина, ни ее муж никогда не проходили ни по одному уголовному делу и не привлекались к административной ответственности, но, если верить отделу записи актов гражданского состояния, два года назад Розелина потеряла ребенка, младенца.

— Он умер от болезни? — уточнила Мириам.

— Нет. Это был несчастный случай.

Мириам поняла, что Мартен чем-то озабочен, и не захотела затягивать разговор. Вообще-то говоря, она все еще злилась на него. Ей страшно хотелось узнать, как дела у Изы, но самолюбие не позволяло задать прямой вопрос. Тем более Мартену.

Потому что Изабель она любила больше, чем его.

— А как там твоя дочь? — устав бороться с собой, спросила она.

— Не знаю, — ответил он. — Когда я вчера вечером вернулся домой, она уже ушла.

— Думаешь, она… избавилась от ребенка?

— Не знаю ничего, — отрезал он. — Захочет рассказать — расскажет.

Мириам почувствовала, как ее щеки заливает краска. В каком тоне он позволяет себе с ней разговаривать! Ее горечь перешла в гнев:

— Ты что, упрекаешь меня в том, что я попыталась убедить ее не делать этого?

— Я тебя абсолютно ни в чем не упрекаю. Просто, если я не знаю, что говорить и что делать, я ничего не говорю и ничего не делаю. Ну ладно. Если хочешь, я тебе позвоню, когда что-нибудь станет известно.

— Пока, — сказала Мириам.

Послав свое самолюбие куда подальше, она набрала номер Изы, но попала на автоответчик.

И, уже нажимая кнопку отбоя, вдруг явственно увидела захламленную кладовку на втором этаже груст ного дома Розелины, а в ней — детскую кроватку.

Сама она давно избавилась от всего, что напоминало ей о погибшем ребенке. Не оставила себе ни одной фотографии, ни одной вещи. Но все равно жгучие воспоминания продолжали терзать ее. Боль была такой же острой, как в первый день, и такой же невыносимой. Ей казалось, что она заперта в тюрьме, из которой никогда не выйдет на свободу. Разве она забудет первые дни после трагедии, когда ненадолго проваливалась в небытие, чтобы снова и снова возвращаться в реальность, — единственную реальность, в которой отныне ей предстояло существовать и которая была стократ хуже любого кошмарного сна.

Узнав, что Розелина пережила то же горе, что и она, ей показалось, что они словно стали ближе друг другу. Она, как никто другой, могла понять ее горе.

И в то же время эта женщина оставалась для нее неразрешимой загадкой. Зачем она оставила детскую кроватку? Почему по-прежнему живет в доме, где умер ее ребенок?

В одном Мириам была уверена: интуиция ее не обманывает. Розелина мечтает о смерти.

Мартен несколько секунд перебирал в уме сердитые слова Мириам, после чего снял трубку и набрал номер психолога.

— Он совершил второе убийство, — без предисловий сказал он.

— Черт, — ответила Лоретта. — Когда это случилось?

— Сегодня утром, около шести часов. Жертва пока жива.

— Это означает, что ваше расследование принимает совершенно иной оборот.

— Именно поэтому я вам и звоню.

Они с легкостью вернулись к обращению на «вы». Похоже, ее этот вопрос вообще не волновал.

— Полагаю, у вас есть новые данные?

— Пожалуй. На сей раз он воспользовался объявлениями о знакомствах. Нашел женщину того же типа. Высокую, темноволосую, стройную. Красивую.

— Значит, мне ничто не грозит, — с легким горловым смешком отозвалась она.

Мартен пропустил это замечание мимо ушей, понадеявшись в душе, что черный юмор, дань которому отдали и Жаннетта, и Лоретта, не будет взят на вооружение всеми женщинами, посвященными в вопрос о пристрастиях убийцы.

— Но это важный шаг вперед, — уже серьезно продолжила она. — Теперь мы знаем, кого он преследует. А что насчет способа?

— Все то же самое. Стрелял в лицо. Затем подошел посмотреть, как она умирает. Правда, тут он слегка прокололся, потому что она всего лишь потеряла сознание. Снаряд он оставил на месте, то есть у нее в горле, зато унес ее сумочку.

— Вы можете солгать газетчикам. Сказать, что она умерла в больнице, но перед смертью дала описание нападавшего. Не исключено, что он испугается и решит повременить со следующим убийством.

— Неплохо придумано. Но я поступлю по-другому, — сказал он, думая о Марион. — Не люблю сознательно врать журналистам. Лучше открою им правду, но попрошу нам подыграть. Надеюсь, они согласятся.

— Ну, это ваша кухня, — не стала спорить она. — Если хотите обменяться соображениями по делу, нам надо встретиться. Но весь день у меня расписан. Зато вечером я свободна. Не желаете продолжить знакомство с итальянской кухней?

— Я бы с удовольствием, но сегодня никак не могу.

— Хорошо, что вы не любите врать, — сказала Лоретта. — Вынуждена вам поверить.

— Я на самом деле сегодня занят, — без всякого выражения повторил Мартен.

— А завтра?

— Завтра — нет. Завтра я свободен.

— Тогда до завтра. И обязательно звоните, если появится что-нибудь новое. Мне надо это все обдумать. У меня уже начинает вырисовываться портрет вашего убийцы. Это маньяк. Он ненавидит женщин или, по меньшей мере, женщин определенного типа. Никогда ни о чем не жалеет и к цели прет напролом. Но вот есть ли у него склонность к паранойе, это вопрос.

— А в чем различие?

— Пока не знаю. Говорю же вам, мне надо все обдумать.

— Подождите!

Последний вопрос только что пришел ему в голову.

— Как вы считаете, он попытается ее добить?

— Мне надо подумать, — повторила она. — Но я этого не исключаю. Он может воспринять тот факт, что она жива, как личное оскорбление.

Он немедленно позвонил в комиссариат XV округа, торопясь выяснить, обеспечили ли Сабину Рену надежной защитой. Ему пришлось прождать у телефона добрых десять минут, но подтверждение он получил.

Вешая трубку, он задумался, что означал намек Лоретты на итальянскую кухню — приглашение или нет? Надо бы внести ясность. Ему не хотелось с ней ссориться, но завтра вечером он даст ей понять, что физической близости между ними больше не будет. Он скажет, что она кажется ему очень привлекательной женщиной и в других обстоятельствах… Он вздохнул. На кого ему злиться, если не на себя? Не надо было вообще ложиться с ней в постель. Правда, она не полицейский, но все равно они вместе работают. Он свалял дурака. Тем хуже для него.

Может, послать ей огромный букет цветов? Роз, например? Нет, нельзя, еще примет этот жест за признание в любви. Хорошо бы с кем-нибудь посоветоваться… С той же Мириам. Подгадать момент, когда она будет в хорошем настроении… Он еще подумал и пришел к выводу, что это не самая лучшая идея. Марион? Нет, это исключается. Жаннетта? Только не говорить ей, кому предназначается букет. Или поговорить с Изой? Точно, с Изой. Она объяснит ему, как порвать с Лореттой, не обижая ее. Иза прекрасно разбирается в людях — кроме тех случаев, когда выбирает себе возлюбленных.

Он снова попытался ей дозвониться.

Звонок прошел, но трубку она не снимала. Он не стал оставлять сообщения.

Буквально через несколько секунд Изабель перезвонила сама.

— Я была под душем, — сказала она. — Кстати, тебе надо его починить. Вода еле течет.

— Ты что, дома?

— Ага. Поужинаем вместе?

— Конечно. Только позвоню Марион и отменю встречу.

— Ни в коем случае! — воскликнула она. — Если у тебя планы на вечер, я не хочу тебе мешать. А за меня не беспокойся, я буду не одна.

— Ты уже нашла замену Кристофу?

Она фыркнула:

— Пап, в жизни существуют не только мужики. Я пригласила подругу. А ночевать-то ты придешь?

— Не знаю, — сказал он. — Наверное, нет.

Она снова фыркнула.

— А если моя подружка слегка переберет, можно ей переночевать в твоей постели?

— При условии, что она не заблюет мою спальню.

— Ха-ха. Но завтра-то вечером увидимся?

— Тоже нет.

— Опять Марион? Или другая?

Его удивил ее веселый тон. Неужели она уже побывала в больнице и сделала аборт? Он не знал, как ее спросить, тем более по телефону.

— Я очень хочу с тобой увидеться, — сказал он. — Постараюсь вечером заскочить домой. Мне надо с тобой посоветоваться.

— Ты говоришь загадками. Кстати, папа…

— Да?

— Мне тоже надо кое-что тебе сказать.

— Ты хочешь сказать сейчас?

— Нет.

— Ну хорошо, я обязательно зайду перед ужином. И еще, Иза…

— Да?

— Позвони Мириам. Она тебя очень любит и страшно переживает, что могла тебя обидеть. Она за тебя волнуется. Только не говори, что это я просил тебя ей позвонить.

— Пока, пап.

Она повесила трубку.

Вот осел, обругал себя Мартен. Но я сделал, что мог.

Чуть позже Жаннетта принесла ему распечатку телефонных разговоров Сабины Рену.

Мужчина звонил ей из телефонной кабины, расположенной в крупном северо-западном пригороде, примерно в тридцати километрах от Парижа. Сержи. Один из городков, возникших в шестидесятые-семидесятые годы. Строительство начиналось с многоэтажных башен, но затем городок постепенно захватил окружающие деревни и разросся бесчисленными кварталами одинаковых одноэтажных домиков.

Вернувшись в агентство, Мириам вызвала к себе Розелину. Усадила напротив. Внешне та выглядела вполне спокойной, но во всей ее повадке угадывалось что-то настолько далекое, настолько оторванное от мира, что Мириам невольно содрогнулась. Наверное, такое же отстраненное выражение было на лицах у первохристианских мучеников. Или ей так только кажется?

С чего же начать? Как пробиться сквозь стену, которой окружила себя эта женщина? И Мириам решилась.

— У меня возникла серьезная проблема, — сказала она. — И она касается вас.

Розелина не смогла скрыть удивления:

— Неужели я опять наделала ошибок?

— Нет, речь о другом. О более… личном.

Розелина смотрела на нее, терпеливо ожидая продолжения.

— У меня такое ощущение, что вы намереваетесь совершить нечто непоправимое. И мне хотелось бы, чтобы мы с вами это обсудили.

Взгляд Розелины скользнул в сторону, губы задрожали. Маска безмятежности дала первые трещины. Пока все идет правильно.

— Не понимаю, о чем вы, — внезапно севшим голосом произнесла Розелина.

— Я знаю, что ваша личная жизнь меня не касается. Но если ты видишь, как человек тонет, то твое право — нет, твоя обязанность — предпринять хоть что-то.

Она встала, обошла вокруг стола и, опершись на него бедром, наклонилась к Розелине, едва не соприкоснувшись с ней лбом. Той волей-неволей пришлось поднять голову и посмотреть ей в глаза.

— Хочу вам кое-что рассказать, Розелина. Много лет назад со мной случилась такая вещь, которая не должна случаться ни с кем и никогда. Мне еще и сегодня трудно об этом говорить.

Тон Мириам изумил Розелину. Да и сама Мириам чувствовала, как у нее сжимается горло. Она ненавидела себя за то, что собиралась сделать. Она пыталась использовать собственное горе для того, чтобы заставить Розелину выдать свою тайну. Но другого выхода она не видела.

— У меня был ребенок… Девочка… Она заболела. И я ее потеряла.

Розелина вздрогнула всем телом. Затем резко вскочила на ноги.

— Вы ничего не понимаете, — сказала она. — Я не нуждаюсь ни в вашей симпатии, ни в вашем сочувствии. Мне вообще ничего от вас не нужно. Человек одинок. Каждый из нас одинок, и ничего с этим не поделаешь. Мне очень жаль, что ваша дочка умерла. Но только мой мальчик ничем не болел. Он был здоровенький. Поэтому мне нет прощения. Я его убила. Понятно вам? Я его убила.

Мириам застыла на месте, не в силах издать ни звука.

Розелина развернулась, распахнула дверь и вышла, сильно ударившись плечом о дверной косяк.

— Черт бы меня побрал, — пробормотала Мириам. — Что я натворила! Что я натворила!

Глава 26

Мартен шагнул за порог своей квартиры, и его окатило ароматами готовящейся еды. Пахло явно не яичницей. У него заурчало в животе.

Подружка Изабель уже пришла. Это была очень красивая девушка с крашеными белокурыми волосами, по бокам заплетенными в две тонюсенькие косички, и с обилием макияжа на лице. Она чмокнула Мартена как старого приятеля. Тот взмолился про себя, чтобы она смыла косметику, прежде чем уляжется на его подушку.

— Я сейчас, — сказала она. — Пойду куплю вина. — И испарилась.

— Да у меня полный шкаф вина, — пытался остановить ее Мартен, а Иза закатила глаза.

— Какой ты непонятливый, — проворчала она. — Она дает нам возможность поговорить наедине.

Мартен смотрел на дочь, выискивая на ее лице следы физического или морального недомогания, но не находил ничего похожего. Напротив, оно сияло.

— Прекрати меня разглядывать, — сказала Иза. — Я решила его оставить.

Он кивнул, не зная, что сказать. Хотелось бы ему, чтобы эти слова наполнили его всепоглощающим счастьем, — впрочем, в какой-то степени он действительно ощутил прилив счастья, — но в то же время в голову лезли и другие мысли: как она собирается жить — ни профессии, ни мужа…

— А отцу ребенка ты сказала? — наконец спросил он.

— Его это не касается. Он даже не в курсе, что я забеременела. А Мириам передай, что она тут ни при чем. Это я так решила.

— Хорошо, передам. Хотя на твоем месте я бы сам ей позвонил.

— Ты не на моем месте. И она меня ужасно обидела.

Он выдавил из себя улыбку:

— Придется привыкать к мысли, что я стану дедом.

Она внимательно посмотрела на него, и улыбка сползла с ее лица.

— Ты что, не хочешь, чтобы я его оставляла?

— Нет, конечно. В смысле, наоборот, да, хочу. Я очень рад, что ты так решила. Но я думаю, что не следует обманывать себя и считать, что это будет легко.

— А жизнь редко бывает легкой, — сказала она. — Кстати, ты прав. Я передумала.

— Что?

— Не говори ничего Мириам. Я сама ей скажу. Обещаешь? Я ей позвоню. Так будет лучше.

Он кивнул.

— Знаешь, с тех пор, как я решила его оставить… Я прекрасно себя чувствую. Давно уже мне не было так хорошо, как сейчас.

Он обнял ее, и она прижалась головой к его плечу.

Позже, поднимаясь по узкой лесенке в квартиру Марион, Мартен вспоминал знаменитое высказывание Клемансо: в любви самый лучший миг — это когда ты поднимаешься по лестнице.

Но на него нынешним вечером это правило не распространялось. Несмотря на радость от предстоящей встречи с Марион, несмотря на облегчение, испытанное при виде успокоившейся и счастливой Изы, никакого ликования в душе он не ощущал. Все последние дни он ни на миг не мог отвлечься от мыслей о деле, они преследовали его днем и ночью. Он почти физически чувствовал их давление. Каждую секунду приходилось задумываться: а вдруг он что-то упустил, что-то проглядел. Второй жертве убийцы несказанно повезло. Но третьей судьба такого шанса не даст. Значит, никакой третьей не должно быть. Интересно, насколько права в своих предположениях Лоретта? Сам он мало что понимал в психологии, но в общих чертах представлял себе, что такое параноик: человек, как правило, наделенный интеллектом выше среднего, крайне подозрительный и мстительный. Короче говоря, ходячая бомба.

Он уже собирался постучать в дверь Марион, когда у него зазвонил мобильник.

Отдернув руку от двери, он ответил на вызов. Звонила Билье.

— Мы получили два отпечатка большого пальца, — сообщила она. — Нашли их наверху, на водосточной трубе. Спасибо грязным трубам и парижскому смогу. Один из двух довольно отчетливый.

— По базе данных прокачали?

— Пустышка. Хотя у нас сейчас новая продвинутая программа. Если вуайерист и наш клиент — один и тот же человек, это означает, что он никогда не привлекался к судебной ответственности.

— Черт, — выругался Мартен. — Но все равно спасибо.

Он едва успел нажать кнопку отбоя, как дверь распахнулась.

На пороге стояла удивленная Марион.

— Это ты тут шумишь? — спросила она, устремляясь к нему.

Она поцеловала его в губы и крепко обняла:

— Мы не виделись бог знает сколько времени, а он стоит у меня перед дверью и болтает по телефону!

Она помогла ему снять куртку и принялась расстегивать на нем рубашку.

— Что ты делаешь? — возмутился он, хватая ее за запястья.

— Понятия не имею, — ответила она. — И вообще я тут ни при чем. Они сами, — она показала на свои пальцы. — Может, ты знаешь, что на них нашло?

Он притянул ее к себе, и они еще раз поцеловались. У нее было очень худое, нервное, почти мальчишеское тело с узкими бедрами и крошечной грудью, что нисколько не мешало ей оставаться невероятно женственной.

Он сунул руки ей под футболку и провел ими по ее спине. Лифчика она не носила. Она выгнулась и повела его в спальню. Мартен не сопротивлялся.

Он сел на край кровати и положил голову ей на живот. Он и не думал, что так соскучился по ней. Все его сомнения и терзания таяли на глазах. Она нежно поглаживала его затылок. Он чуть отстранился и начал расстегивать на ней джинсы. Спустив их на ее худые бедра, он зарылся лицом в низ ее живота, но она обхватила его за шею и заставила подняться.

— Потом, — сказала она. — Все тонкости — потом. У нас вся ночь впереди. А сейчас иди ко мне. Я слишком долго тебя ждала.

Она сбросила джинсы и привлекла его к себе.

Он резко вошел в нее, и она запрокинула ноги себе на грудь, чтобы он проник в нее как можно глубже. Он увидел, как исказилось ее лицо, она икнула, мотнула головой слева направо и разразилась потоком нечленораздельных слов; ее тело сотрясалось в быстрых бесконечных спазмах. Наконец, успокоившись, она обвила его руками и ногами.

— С тех пор как я села в самолет, я только об этом и думала, — сказала она. — Есть хочется, ужас. Давай поедим, а потом продолжим.

Глядя, как она, голая, сидит в постели (зачем одеваться, если все равно потом раздеваться), жадно обгладывая куриную ножку, он думал, что недостоин ее. Она была для него слишком искренней и честной. А у него накопился такой груз лжи, недомолвок и тягостных воспоминаний… Кроме того, она была слишком молода — годилась Изе в старшие сестры. Ну, или почти годилась. Он смотрел на нее с восхищением и изумлялся. Как могла такая красавица влюбиться в него? Загадка.

Они снова легли в постель, и на этот раз любили друг друга медленно и нежно. Она хотела насладиться каждой минутой.

Позже, лежа рядом с ним, она лениво провела рукой по его груди.

— Ты не обидишься, если я скажу, что ты все это время думал о чем-то другом? — спросила она.

— Это возрастное, — отмахнулся он.

Он резко села:

— Прекрати свои дурацкие шуточки! Я же вижу, что ты чем-то озабочен. Новое дело?

— Ага, — не вдаваясь в подробности, сознался он.

Новое дело, да еще и проблема с Изой. Но он пока не собирался обсуждать дела своей дочери с Марион. Возможно, как-нибудь потом.

— Не хочешь рассказать?

— Если ты не против. В любом случае мне нужен твой совет.

— Мой совет? Сыщик уголовки советуется со скромной журналисткой?

— Именно.

Он коснулся пальцами ее сосков, но она скинула его руку и натянула футболку.

Он опустил руку к ее лобку, но она изогнулась и накрылась простыней.

— Прекрати! Рассказывай!

— Ну хорошо, — согласился он и сел, подложив под спину подушку. — Если коротко, то я ищу мерзавца, который уже убил двух женщин и в ближайшее время наверняка убьет еще одну. Проблема заключается в том, что у меня нет ни одной зацепки.

— Он их насилует?

— Нет. Стреляет в горло из арбалета. Честно говоря, — добавил он, — вторая жертва жива, но это большой секрет.

Она приподнялась и села. Глаза ее сияли. Журналист, почуявший сенсацию.

— Нам нужно, чтобы преступник считал, что она умерла, но перед смертью успела дать полиции его описание.

— И для этого вам нужна помощь прессы.

— Да.

— И ты хочешь, чтобы я поговорила со своим главным.

— Да.

— Он потребует подробностей.

— Естественно. Мы сообщим ему все, что сможем, чтобы не подвергать опасности пострадавшую женщину и не повредить расследованию. А когда все будет кончено, вы получите полное досье и эксклюзивное право на публикацию.

— На это Жерару плевать, — отрезала Марион. — Кого интересует прошлое? Но вот добрые отношения с полицией, особенно с перспективой на будущее… Это его точно заинтересует. Позвонить ему прямо сейчас?

— Так поздно?

— Он ужинает в «Фуке», как всегда по будням. Потом пойдет по ночным клубам, потом по барам. К себе вернется часов в семь утра. У него двухэтажная квартира.

— Я смотрю, ты хорошо осведомлена…

— А за что меня, по-твоему, взяли в редакцию? — хохотнула она. — Не за мозги же!

Она наклонилась за телефоном, беззаботно приоткрыв свои круглые белые ягодицы, и настороженно покосилась на Мартена, который поостерегся протянуть к ним руку.

Разговор у нее вышел короткий.

— Он согласен, — сказала она, вешая трубку. — При условии, что статью напишу я.

— Когда она может выйти?

— Самое раннее послезавтра.

— А раньше нельзя?

— Если ты хочешь, чтобы она вышла завтра, мне придется писать ее сегодня ночью. Ты готов изложить мне обстоятельства дела?

Он кивнул. Она взяла блокнот:

— Только вот что, любовь моя. Не надейся, что это станет привычкой. В принципе пресса существует не для того, чтобы помогать полиции, а для того, чтобы информировать граждан.

— Он выбирает свои жертвы, читая объявления о знакомствах, — заговорил Мартен. — Если его не остановить, сам он вряд ли остановится.

— Поэтому я и согласилась в этом участвовать. У тебя есть предположение, почему он это делает?

— Если бы мы это знали, то сидели бы у него на хвосте.

— Ну да, понятно.

Она ненадолго задумалась, а затем повернулась к нему:

— Ну ладно. Гони отчет.

Он рассказывал, а ее рука летала над блокнотом.

У него ушло не меньше получаса на то, чтобы изложить ей все подробности дела. Она перечитала свои записи, кое-что уточнила и внесла поправки. На ее лице застыло умилившее Мартена выражение строгой сосредоточенности, делавшее ее похожей на умненькую девочку-отличницу.

— Прекрасно, — сказала она. — Осталось все это перенести в компьютер и отправить в редакцию.

Она посмотрела на будильник:

— Но полчаса у нас есть. На чем мы остановились?

Она сунула руку под одеяло и пошарила там:

— Ого! Для дедушки совсем недурно. Так что давай, продемонстрируй мне свою благодарность. За работу!

Глава 27

Перед входом на стройку он купил две газеты. Статья об убийстве занимала в каждой целую полосу. Они напечатали фотографию погибшей женщины, улыбавшейся в объектив. Его охватило уже знакомое, но сейчас многократно усилившееся ощущение всемогущества и неуязвимости. Его план осуществлялся, все работало как часы. Вернее говоря, как падающий молот. А все благодаря чему? Благодаря его смелости, решимости и хитрости. Тысячи легавых бессильны против него. Если он наносит удар, то поражает жертву подобно молнии. От него нет спасения.

Теперь пора переходить к следующему этапу плана. Убрать Розелину? Нет, слишком рано. Надо выбрать третью жертву. Вычислить ее из тысяч других и приговорить к смерти, как он приговорил предыдущих. Он найдет ее. Отыщет, как ищут бриллиант в груде камней. Ее, единственную. Подумать только, вот сейчас, в эту самую минуту, она гуляет, работает и смеется, даже не подозревая, что через несколько дней, через несколько десятков часов для нее все будет кончено.

Работа на стройке спорилась у него в руках. Он чувствовал себя свободным и сильным как бог. На высоте ста двадцати метров над землей он, не пристегиваясь к страховочному канату, пробежал по пятиметровой доске шириной двадцать сантиметров с такой легкостью, словно она лежала на земле.

Перед ним проплыло на крюке подъемного крана огромное зеркальное стекло, и он вдруг увидел себя в полный рост на фоне голубого неба. Это было волшебное, незабываемое зрелище. Он помахал себе рукой и засмеялся. Один из рабочих поинтересовался, что он сегодня курил, но он не обратил ни малейшего внимания на этот мелкий укол. Он пребывал в отличном расположении духа и мог позволить себе быть снисходительным к окружавшим его лилипутам. Разве кто-нибудь в состоянии его понять?

В обеденный перерыв он купил еще пару газет. Может, журналисты раскопали какие-нибудь детали. И вдруг наткнулся взглядом на подзаголовок одной из статей. Он перечитал его еще раз, не веря своим глазам:

Перед смертью девушка успела описать убийцу.

Он побледнел и молча отошел в угол.

То, что он прочитал дальше, наполнило его ужасом. Эта сука его видела. Несомненно видела. Рост — метр восемьдесят — метр восемьдесят пять, светлые вьющиеся волосы, вес примерно восемьдесят три килограмма, на ногах мотоциклетные ботинки, одет в зеленую куртку военного образца. Как еще она цвет глаз не рассмотрела! И что теперь? Ждать, когда они напечатают его фоторобот? Ему хотелось скомкать газету, но он сдержался. Бегло глянул на себя в зеркало за барной стойкой. Куртка у него в гараже, там же, где спортивная сумка, дамская сумочка и арбалет…

Сияющий свет померк, исчезла хрустальная утренняя ясность. Мир вокруг превратился в декорацию из папье-маше, на фоне которой шевелились грозные тени. О том, чтобы вернуться на стройку, не могло быть и речи. Надо срочно мчаться в гараж. Немедленно. Он подошел к столу, за которым сидели товарищи по работе, и сообщил, что плохо себя чувствует. И прямо сейчас отправляется к врачу.

Они попытались его отговорить. Его все более частые отлучки и опоздания уже привлекли внимание начальства. Ему грозит увольнение. А то и чего похуже.

— В гробу я видал этого педрилу, — ответил он. — Уволит он меня, как же. Руки коротки.

К счастью, ни в одной из газет не упоминалось, что он приехал на мотоцикле. Или это их очередная хитрость?

Он похолодел. Вот сволочи. Всем скопом против одного. А что он? Он же просто защищается.

Лишь заперев за собой дверцы гаража, он почувствовал себя в относительной безопасности. Внутри ничего не изменилось. Каждая вещь находилась на своем месте, там, где он ее оставил.

Он взял спортивную сумку, дамскую сумочку, свою куртку и ботинки, запихнул все это в мусорный мешок из суперпрочного материала, выпустил лишний воздух, положил сверху кирпич и тщательно завязал узел.

Он должен избавиться от всего, что связывает его с обоими убийствами. Он ведь все равно так и собирался поступить после того, как расправится с Розелиной.

Поставив мешок на заднее сиденье БМВ, он вывел машину из гаража и покатил по направлению к Уазе. Остановился в безлюдном месте и зашвырнул мешок в реку.

И тут же вернулся в гараж.

Извлек из тайника арбалет и стрелы. Выбросить их не поднималась рука. Все равно что самого себя выбросить на помойку. И он принял половинчатое решение.

Убрал арбалет и стрелы в пластмассовую коробку, заклеил ее скотчем и, прихватив с собой, оседлал мотоцикл. Как ему не хватало высоких ботинок! От рвущейся наружу злобы у него на миг потемнело в глазах.

Он направился на запад, проехал километров десять, после чего свернул на шоссе, убегавшее в глубь сельской местности. Остановился на опушке небольшого лесочка, выбрал одно дерево и старательно запомнил его приметы. Затем закопал под ним коробку и убрался прочь. Пусть теперь кто-нибудь попробует найти его тайник!

Его по-прежнему душила ярость, но теперь он немного успокоился. Вот сука. Вот тварь. Но как он мог так лажануться? Почему не убедился, что она умерла? Он же был уверен, что она перестала дышать, захлебнувшись собственной кровью. И самое ужасное во всем этом, что он уже не может наказать ее за предательство. Хотя… Вдруг его озарило. А что, если они все врут? Что, если она жива?

Он нутром чуял, что не ошибается. Она в больнице. Лечится. Журналисты специально нагнали пурги, чтобы услужить легавым. А тем это надо, чтобы больше не бояться за эту суку. Они думают, что перехитрили его. Ну, это мы еще посмотрим, кто кого перехитрит.

Вернувшись к себе, он достал телефонный справочник и карту Парижа. Затем нашел ближайшую к дому жертвы больницу и снова сел на мотоцикл.

Позвонил он из кафе.

— Говорит комиссар Леруа, — суровым голосом объявил он секретарше на коммутаторе. — Срочно соедините меня с отделением реанимации.

Раздалась серия щелчков, и уже другой женский голос спросил, что ему нужно.

— Говорит комиссар Леруа из уголовного розыска. Это насчет вашей пациентки Сабины Рену. Ее уже перевели?

На том конце провода повисла тишина, затем женщина сказала, что передает трубку главному врачу отделения. Он снова почувствовал себя победителем. Как же легко их провести! Вот кретины.

— Алло! — наконец послышался мужской голос.

Он повторил свою легенду.

— Вы работаете с комиссаром Мартеном? — недоверчиво спросил мужчина.

— Да. Я занимаюсь составлением фоторобота, — ответил он. — И хотел узнать, в каком состоянии мадемуазель Рену. Может ли она нам помочь?

Мужчина колебался.

— Продиктуйте мне ваш номер, — сказал он. — Я вам перезвоню.

Он назвал первый пришедший на ум номер и повесил трубку. Вот выродок! Все-таки почуял, что дело неладно. Но ответ на свой вопрос он получил. Она жива. И находится в этой больнице. В нескольких шагах от него. Он вышел из кафе и остановился напротив больничного фасада. Посмотрел на часы. У него есть минут десять.

Никто не знает, что он уже здесь. Пока эти козлы расчухают, что к чему, он успеет провернуть свое дельце. Он обязан ей отомстить. Времени ехать за арбалетом не было. Ничего, разделается с ней голыми руками. Переходя улицу, он заметил рядом с входом в больницу цветочную лавку. О, то, что надо!

Врач попытался перезвонить по номеру, который ему продиктовали по телефону, но ни до кого не дозвонился. Затем он не меньше двух минут искал на столе визитку Мартена, погребенную под грудой историй болезни. Наконец набрал номер мобильного. Мартен отозвался после первого же звонка.

— Отделение скорой помощи и реанимации, — начал врач. — Извините, что отрываю, но мне только что звонил некий комиссар Леруа, ваш сотрудник.

— Не знаю никакого комиссара Леруа, — сказал Мартен. — А чего он хотел?

— Он спрашивал, перевели мы жертву нападения в палату или еще нет.

— Это он! — заорал Мартен. — Проследите, чтобы в отделение не проник ни один посторонний! Я к вам!

Он уже был в коридоре, когда ему навстречу вышла Жаннетта.

— Убийца в больнице! — крикнул он.

За руль села Жаннетта. Когда ей было двадцать лет, она участвовала в полупрофессиональных автомобильных гонках.

Не успел Мартен прикрепить на крышу мигалку, как она рванула с места и на скорости больше семидесяти километров в час полетела через мост.

Мартен вызывал по рации прикомандированных к больнице охранников. Прохожие и автомобили тенями мелькали по сторонам.

— Быстрее, Жаннетта, быстрее! — завопил он, когда перед запруженной народом площадью Сен-Мишель она переключилась на вторую передачу.

— Делаю что могу! — рявкнула она.

Чудом не врезалась в толпу японских туристов, бросившихся врассыпную, сделала резкий поворот — только шины завизжали, — едва не налетела на туристический автобус, наконец вырулила к набережным и надавила на газ.

Семь с половиной минут. Лишь оказавшись на территории больницы, он обнаружил, до чего она огромна. Город в городе. Его единственный шанс — быстро найти отделение скорой помощи и реанимации. По логике вещей оно должно располагаться неподалеку от входа.

В это время дня в больнице царило странное спокойствие.

Уже наступил час посещений, что его весьма устраивало. По холлу и коридорам бродили группки людей; другие сидели в небольших комнатках на пластиковых стульях и тихонько переговаривались. Медицинского персонала в поле зрения не наблюдалось.

Чтобы букет получился пышнее, он попросил добавить в него побольше зеленых веток, и теперь старательно прикрывал им лицо. На руках у него по-прежнему были мотоциклетные перчатки, но вряд ли кто-нибудь обратит на это внимание.

Он шел, следуя стрелкам развешанных на стенах указателей. Семь минут. Отделение скорой помощи и реанимации располагалось на первом этаже, в конце короткого и широкого коридора. Справа от двустворчатой двери имелась кнопка и висела небольшая табличка, сообщавшая, что для вызова медицинского сотрудника необходимо позвонить.

Шесть с половиной минут. У него мелькнула мысль, что следовало получше продумать план действий. Наверняка сюда ведет еще один вход, к которому подъезжают машины «скорой». Но искать его сейчас уже некогда.

Он без всякого звонка открыл дверь, и сейчас же у него за спиной раздался голос:

— Эй, месье!

Он обернулся. Перед ним стоял полицейский в форме, ростом на голову ниже его.

Настроен он был вполне миролюбиво и указал ему на букет:

— В этом отделении время посещений еще не наступило. И они все равно не пропустят вас с этим.

— Ладно, — согласился он.

Шесть минут.

В коридоре они были одни. Он протянул букет легавому. Тот машинально принял его.

Он нанес ему удар в солнечное сплетение, затем, когда тот, хватая воздух ртом, согнулся пополам, еще один — в затылок.

Для надежности он еще врезал ему ногой в висок. Легавый отключился.

Он усадил его возле стенки, швырнул букет ему на колени и вошел в отделение.

После его телефонного звонка прошло минут пять. Он позволил себе потратить несколько секунд, чтобы оглядеться.

Справа находилось помещение, в котором переодевались посетители.

Прямо перед ним, в конце расширяющегося в обе стороны коридора, тянулись двери боксов. По этому коридору на него шла медсестра.

— Месье! Что вам тут нужно?

Он с широкой улыбкой двинулся ей навстречу. И уложил ее одним ударом кулака — она даже вскрикнуть не успела.

Четыре минуты тридцать секунд.

Больше его никто не засек.

Он миновал нечто вроде стойки, за которой сидела погруженная в изучение бумаг медсестра, и быстро осмотрел незапертые боксы.

Сабина Рену лежала в третьем. Но она была в комнате не одна. Рядом с ее кроватью стоял маленький черноволосый толстяк — не то медбрат, не то врач.

По тому, каким взглядом толстяк на него посмотрел, он сразу понял: тот знает, кто он такой.

Он шагнул к нему:

— Пропустите меня. Я вам ничего не сделаю.

Вместо того чтобы молча повиноваться, врач встал между ним и своей пациенткой. Она смотрела на него широко открытыми глазами, в которых читался непередаваемый ужас.

Три минуты.

У него за спиной раздался шум и звук голосов. Так, прибыло подкрепление.

Он рванулся к ней, но врач предугадал его намерение и нырнул вперед. Оба полетели на пол, сцепившись в клубок. В падении он попытался ухватить ее за руку, но промахнулся. Он прокатился по полу, наугад колотя врача, почувствовал резкую боль в руке, отполз назад и вскочил на ноги.

Краем глаза он заметил двух медбратьев, готовых на него броситься. Врач тоже поднимался на ноги, сжимая в руках пару сверкающих ножниц.

Две минуты.

Он перепрыгнул через кровать, схватил один из мониторов и со всей силы швырнул в медбратьев. Затем оторвал от стены еще один и уже занес его над кроватью, чтобы обрушить на лежащую женщину. Все-таки он ее прикончит. Но… Кровать была пуста. Все, что он заметил, была голая нога, выглядывавшая из-за бортика кровати. Времени совсем не оставалось. Он издал рев злобы и досады и запустил монитором в матовое стекло в глубине бокса.

Стекло осыпалось водопадом осколков, он прыгнул в образовавшуюся брешь и приземлился в коридоре с бетонными стенами, вдоль которых тянулись, захватывая потолок, трубы и провода. Сзади слышались крики и призывы на помощь.

Он побежал по коридору, с разбегу открыл металлическую дверь, очутился в котельной, пересек ее, открыл еще одну дверь и выскочил в другой коридор с блестящими стенами и табличкой «Морг».

Он прислушался — тихо. За ним никто не гнался. Или он сбил их со следа.

Ноль минут.

В любом морге должен быть широкий вход, чтобы свободно вкатывать каталки. Он прошел вперед, толкнул одну дверь, затем вторую и оказался на небольшой подземной автостоянке.

Вдалеке раздался вой сирен.

Если ему чуть-чуть повезет, они не успеют окружить больницу.

Рука у него кровоточила — даже рукав промок.

Он медленно прошел через парковку и остановился возле шлагбаума. Рядом стояла будка охранника, но сейчас она была пуста. Он вошел внутрь и увидел вешалку, на которой болтались два темно-синих шерстяных пальто, в которых ходит персонал больниц. Он снял одно пальто и накинул себе на плечи.

Выходя из больницы, он заметил полицейский автомобиль. Вокруг уже собиралась толпа зевак, удивленных неожиданной для этого учреждения суматохой.

Он выбросил пальто в ближайшей подворотне и сел на мотоцикл. Шлем, который он повесил сбоку, был на месте.

Он надел его на голову и вдруг почувствовал на себе испуганный взгляд проходившей мимо женщины. Только тут он заметил, что кровь у него с рукава уже капает на землю.

— С дороги! — рявкнул он, и она отскочила в сторону.

Он завел мотор, съехал с тротуара и влился в поток уличного движения.

Мартен и Жаннетта созерцали картину разрушений.

Раненого полицейского уже уложили на каталку и собирались везти на рентген. Он получил черепно-мозговую травму, возможно осложненную гематомой, и перелом нескольких ребер.

У медсестры трещина в челюсти, пара выбитых зубов и смещение двух позвонков.

Сабине Рену повезло больше — убийца не успел причинить ей никаких дополнительных увечий, если не считать пережитого ужаса. У врача было вывихнуто запястье, а все тело покрывали синяки, но этот незначительный урон ему сполна компенсировали восхищенные взгляды подчиненных. Он был героем дня.

Со смешанным чувством гордости и стыда он признался Жаннетте, что, возможно, ранил нападавшего ножницами.

Жаннетта спросила, насколько серьезна рана и потребуется ли ему медицинская помощь. Врач пожал плечами. Может, и потребуется. А может, и нет.

По каплям крови на полу следователи добрались до подземной автостоянки.

Вскоре им сообщили, что в полицию позвонила женщина, которую напугал мотоциклист. Он был весь в крови, похоже раненный в руку, и наорал на нее.

От страха она сначала убежала, но все-таки успела заметить, что на углу улицы он свернул налево. Она запомнила последнюю цифру на номерном знаке.[2] Пятерка. Это означало, что мотоцикл зарегистрирован в одном из десятка департаментов, однако, поскольку код Парижского департамента — 75, это мало что давало. Тем более что номер мог оканчиваться и на 95, код департамента Валь-д’Уаз. Других департаментов с кодами, оканчивающимися на пятерку, в регионе Иль-де-Франс нет.

В остальном описание, данное женщиной, довольно точно совпадало с портретом убийцы-арбалетчика.

Мартен разослал предупреждение во все больницы и клиники Парижа и пригородов, но не слишком рассчитывал, что им повезет. Убийца мог обратиться к любому частному врачу, а то и вовсе зайти в ближайшую аптеку и купить антисептик и бинты. На самом деле ему и в аптеку идти не пришлось. Мастеря то одно, то другое, ему частенько случалось пораниться, и он держал в гараже все необходимое.

Этот гад, коротышка-врач, здорово его отделал. Ножницы пропороли предплечье почти до кости, и края двухсантиметровой, не меньше, раны разошлись и торчали в разные стороны. Он обработал рану антибактериальным спреем и наложил на руку толстую повязку. Кровотечение почти остановилось, но рука плохо слушалась, а пальцы немного онемели. Рукав рубашки и подкладка куртки пропитались кровью. Рукав куртки он замочил в воде, а рубашку выбросил.

Благодаря тому, что он был в мотоциклетных перчатках, суставы и фаланги пальцев у него не пострадали, хотя, нанося удары охраннику и медсестре, он не жалел сил.

Но жертва по-прежнему была жива.

Ну и черт с ней. Он решил поставить на ней крест. За нее заплатит другая баба. И легавые узнают, что значит вставать поперек дороги Мстителю. Очень скоро узнают. Может, он даже передаст им послание, чтобы они поняли, с кем имеют дело. Но кого убить? Искать очередную высокую и стройную брюнетку просто некогда. В то же время его послание должно прозвучать четко и ясно. Замочить полицейского в юбке? Нет, слишком трудно и опасно. Они там не такие уж лохушки. Вдруг он улыбнулся. Он придумал кое-что получше.

Руку дергало. Внезапно он забыл и о боли, и о своей ярости. Его окатило волной страха. Эти ножницы, с которыми на него напал врач… А что, если до этого он пользовал ими какого-нибудь пациента? Ножницы могли быть заразными. В этих больницах какую только дрянь не подцепишь. Вот сволочь. Ну подожди, я и тобой займусь. Он отлично запомнил его рожу. Глаза карие, большие, волосы маслянистые, с проплешиной на макушке. Чурка вонючий, ты меня еще попомнишь… Но сейчас не до него, есть дело поважнее. Он должен убедиться, что рана не загноится. И вдруг его осенило. Ну конечно, как же он раньше не сообразил?

Он снова оседлал мотоцикл.

Приехав на стройку, он прошел прямо в дирекцию и объяснил, что отсутствовал по причине недомогания.

Его вызывал к себе начальник стройки, но он не стал дожидаться, пока тот появится в кабинете, сел в подъемник и отправился на свое рабочее место. Парни смотрели на него с удивлением, а помощник бригадира спросил, как он себя чувствует.

Он молча покачал головой и двинулся к сваленным в кучу металлическим балкам. Осторожно снял повязку, закатал рукав, зашатался и упал на колени поближе к торчащему наружу острому концу. Подождал, пока на груду металла упадет несколько капель его крови, и закричал.

На крик прибежали рабочие. Он показал им рану.

— Вот паскудство! — простонал он. — Сам не понимаю, как это произошло. Голова закружилась… Я даже не помню, как упал.

— Зачем ты вообще вернулся? — сказал один из рабочих. — Пошли, помогу тебе спуститься.

В ожидании вызванного врача он заполнил формуляр о несчастном случае на производстве. Врач задал ему пару вопросов о головокружении, велел сдать кровь на анализ, выписал антибиотики и дал освобождение от работы на неделю.

Мартена терзало чувство вины. Он серьезно недооценил решимость убийцы и владевшее им безумие. Сабине несдобровать бы, не прояви врач реанимации отвагу и присутствие духа.

Жаннетта не отрываясь смотрела на него, понимая, что творится у него в душе.

— Эти кретины из Пятнадцатого, — сказала она. — Поставили охранять пациентку старика предпенсионного возраста. Он бы и с младенцем не справился.

— Я обязан был это проверить, — ответил Мартен. — Я знал, насколько опасен этот тип. А они — нет.

— Даже психологиня не догадалась, что он захочет ей отомстить.

— У нее было мало данных. И потом, кто ведет расследование — я или она? Во всяком случае, пока… Пока нет нового приказа.

Жаннетта взглянула на него с беспокойством:

— Они нас не отстранят?

— Откуда я знаю?

Он встряхнулся, словно желая сбросить с плеч груз вины. Время сожалений наступит позднее. А сейчас надо думать. В деле появились новые улики. Благодаря образцам крови Билье вскоре установит генотип убийцы.

Идет работа над фотороботом. Скоро его опубликуют все газеты. «Вскоре», «скоро»… Скоро об убийце станет известно все. Кроме того, кто он такой и где его искать.

Присланные Русселем помощники проделали огромную работу. Обзвонили всех темноволосых женщин, разместивших в газетах объявления о знакомстве. Обзвонили или обошли все магазины, торгующие обувью нужного типа, проверили накладные за несколько лет и выписки о перечислении средств с кредитных карт.

И все это не дало ровным счетом ничего.

— Чует мое сердце, — сказал Оливье, явившись на ежедневную летучку, — кончится эта история так же, как с Тьерри Поленом.[3] Какой-нибудь полицейский опознает его на улице, и все.

Мартена так и подмывало сорвать зло на Оливье, но он сдержался.

— А ведь в газетах написали, что она скончалась, — неожиданно произнесла Жаннетта. — Почему он вдруг отправился искать ее в больнице?

— Моя ошибка, — признал Мартен. — Я попросил журналистов написать, что перед смертью она заговорила. Он испугался, но потом поразмыслил и заподозрил обман. Говорю же, я его недооценил. Он очень хитер. По всей видимости, он параноик, а параноики убеждены, что все вокруг им врут. Этого я не учел.

У него зазвонил мобильник. Лоретта.

— Я только что узнала о том, что произошло, — сказала она. — А ведь я не верила, что он попытается снова напасть на эту женщину. Я чувствую себя виноватой.

— Ну, значит, нас уже двое, — отозвался Мартен.

— Но звоню я вам не только поэтому. Видите ли, этот человек не вполне вписывается в привычные критерии.

— Вы полагаете, что он изменит способ действия?

— Он уже его изменил. Его методы меняются в зависимости от обстоятельств и мотивов. Он может быть очень организованным и терпеливым, но при малейшей угрозе, вместо того чтобы затаиться и переждать бурю, начинает импровизировать и нападать.

— Скажите мне что-нибудь такое, чего я еще не знаю, — довольно сухо сказал Мартен.

— Вы злитесь.

Он вздохнул:

— Да. Главным образом на себя.

Она тихо засмеялась:

— Берегите себя. Не исключено, что сейчас он стоит под вашими окнами.

Мартен не удержался и бросил взгляд в окно кабинета. Она права. Нападение в больнице было чистой воды импровизацией. Он даже не воспользовался своим излюбленным оружием. С другой стороны…

— Вы хотите сказать, что он постарается отомстить за свою неудачу полиции?

— Это крайне вероятно. Полагаю, жертва теперь вне его досягаемости.

— Да, — подтвердил Мартен. — Ее перевели в другую больницу и приставили к ней усиленную охрану.

— Значит, за нее будет расплачиваться другая женщина.

Мартен посмотрел на Жаннетту. Она ни капли не похожа на любимый типаж жертв убийцы, но, если он слонялся вокруг мест преступления и понял, что Жаннетта работает по его делу… Ни о себе, ни об Оливье он даже не подумал. Психологиня права. Этот человек ненавидит женщин. И мстить он будет женщине. Вдруг перед ним открылась истина. Опасность грозит не Жаннетте. И не другой женщине-полицейскому.

— Извините, я больше не могу разговаривать, — сказал он. — Спасибо, Лоретта.

Он бросил трубку и схватил газету со статьей Марион.

Ее имя красовалось внизу страницы.

Он немедленно набрал ее номер.

Аппарат переключил его на голосовую почту.

Он рывком вскочил из-за стола:

— Журналистка. Вот кому грозит опасность.

Оливье и Жаннетта ринулись за ним следом.

По дороге он позвонил в газету и потребовал соединить его с главным редактором.

— Где Марион? — спросил он.

Она взяла два дня отпуска. Редактор понятия не имел, где она в данный момент находится. Только тут до Мартена дошло, что она ни словом не обмолвилась ему об этих двух лишних выходных.

Глава 28

Мириам терпеть не могла, когда во время обсуждения сделки ее мысли занимали посторонние предметы.

Она вела переговоры с покупателем дома в XIII округе, но у нее не шли из головы две другие проблемы. Розелина и Реми. Ну и еще Мартен, но это как раз могло подождать, потому что проблема Мартена вообще не имела решения. Каким образом Реми собирался, даже с учетом закона Мальро, оплатить квартиру? Напрасно она искала ответ на этот вопрос. Разумеется, она поможет ему, чем сможет, но этого явно будет недостаточно. Разве что у него имеется неизвестный источник доходов, о котором он не счел нужным ей рассказать. Ну что ж, возможно. Он вообще склонен напускать туману. Как-то он признался ей, что ни разу в жизни не перепутал имен своих любовниц. Действительно, он отличался высокофункциональным и аккуратно разделенным на ячейки умом — как булевский комод.

Покупатель смотрел на нее с недоумением.

Она вернулась на землю и попросила его повторить, что он только что сказал. Оказывается, она не слышала из его речи ни слова.

Ассистент Мириам Себастьен прилагал все усилия к тому, чтобы на его юношеском лице не промелькнуло выражения озабоченности, но Мириам понимала, что он тоже обеспокоен.

— Я не могу предложить намного больше той суммы, что уже озвучил, — сказал покупатель.

Мириам ждала. Иногда в переговорах молчание срабатывало лучше любых аргументов. Она опустила голову к бумагам.

— Двадцать три миллиона, — сказал мужчина.

— Евро? — уточнила она.

Он издал полузадушенный смешок:

— Франков.

Она пробежалась пальцами по калькулятору:

— То есть три миллиона пятьсот тысяч евро с хвостиком.

Это было на двести тысяч евро больше, чем рассчитывал получить ее клиент. Она выиграла. Рассеянность сыграла ей на руку. Покупатель принял ее за отсутствие интереса и сломался. Себастьен смотрел на нее с плохо скрываемым восхищением.

Едва покупатель, подписав договор, ушел, как он обратил к начальнице широченную улыбку:

— Браво! Я учусь у вас каждый день.

Она присмотрелась к нему внимательнее: не прячется ли за этим заявлением кое-что еще? Он был симпатичный парень, но ее никогда особенно не влекло к юнцам. Хотя…

Но тут ее мысли вернулись к двум главным предметам, волновавшим ее. Себастьен, догадавшись, что она не настроена вести праздную болтовню, забрал документы и тихо удалился.

Розелина. Реми. Именно в этом порядке.

На самом деле, чтобы помочь Розелине, прежде всего требуется добыть больше информации. Она не верила, что та сказала ей правду. Мать, убившая своего ребенка, отправляется в тюрьму.

Она позвонила Мартену. Он снял трубку немедленно, но, даже не поздоровавшись, сообщил, что занят и перезвонит ей позже.

Ну и очень хорошо. Она сама во всем разберется. Полистав телефонный справочник, она нашла адрес частного детектива, расположенный через две улицы от ее агентства.

Позвонила и договорилась о встрече через полчаса.

Дома Марион не было. Мартен позвонил ее родителям в Санлис, выдав себя за коллегу-журналиста. Мать, не скрывая удивления, призналась, что понятия не имеет, где сейчас находится ее дочь.

Единственным, что могло послужить утешением, было следующее соображение: если уж Мартену не удается найти Марион, то убийце это тем более окажется не под силу. Если только он уже не дотянулся до нее. Мартена пробрал озноб.

Существовавшая в редакции система электронного коммутатора позволяла получить список последних звонков, поступивших на номер Марион. Жаннетта отследила их все. Оливье тем временем побеседовал с секретарем на телефоне. Она подтвердила, что через нее не проходил ни один подозрительный звонок.

Мобильный? Мартен получил у оператора распечатку дневных звонков вместе с номерами абонентов. Он и сам фигурировал в этом списке из шести фамилий.

Обзванивать их он начал прямо из машины. Из оставшихся пяти номеров три были представлены мобильными телефонами, принадлежащими двум женщинам и одному мужчине. Один стационарный номер числился за медицинским центром, второй — за турагентством. Обе обладательницы мобильных номеров оказались подругами Марион; ни одна из них не знала, где ее искать. А вот мужчина сначала заколебался, а затем потребовал, чтобы Мартен представился. Тот так и сделал.

— Минутку, — сказал мужчина.

Мартен решил, что он пошел за адресом Марион, и в его сердце вспыхнула надежда.

— Чего тебе надо? — раздался в трубке голос Марион. — И как ты узнал, что я здесь? Откуда у тебя этот номер?

— Если ты не против, давай все объяснения отложим на потом, — начал Мартен. — У нас серьезная проблема.

— У меня тоже серьезная проблема! — отозвалась Марион. — Вот уж не думала, что ты воспользуешься своими полицейскими методами, чтобы шпионить за мной! Пошел в задницу!

— Марион!

Поздно. Она уже бросила трубку.

Он сейчас же повторно набрал тот же номер. Ничего не понимавшая Жаннетта смотрела на него во все глаза.

Трубку опять снял мужчина.

— Это снова Мартен, — сказал он. — Позовите ее к телефону, пожалуйста.

— Она не хочет с вами разговаривать, — ответил мужчина.

— Ладно. Тогда я попрошу вас выслушать меня. Передайте Марион, что за ней никто не собирается шпионить. Но она в опасности. Из-за своей статьи.

— Из-за статьи?

— Просто передайте ей это. Она поймет. Ей необходима защита. Вы меня поняли?

— Да, — ответил мужчина. — А вы, случайно, не шутите?

— Нет, я не шучу. Где вы сейчас находитесь?

— У себя дома. Неподалеку от Рамбуйе. Вам нужен точный адрес?

— Да. Я думаю, что, пока Марион у вас, ей ничто не угрожает. Главное, чтобы она никуда не выходила из дома. Я предупрежу жандармерию, и они вышлют наряд для ее охраны. Я вам перезвоню.

— Мне кажется, она хочет с вами поговорить, — сказал мужчина.

— Что случилось? — спросила она совсем другим тоном.

— По-моему, этой статьей я навлек на тебя опасность, — сказал Мартен. — Прости меня. Но если нам хоть чуть-чуть повезет, возможно, благодаря этому мы сможем его схватить. Главное — не высовывай носу из дома.

— Хорошо, не буду. Мартен, прости меня, просто я подумала…

— Мне некогда, — оборвал он ее. — Я тебе перезвоню. Не отключай мобильник.

Убийца позвонил в редакцию газеты ближе к концу рабочего дня и попросил соединить его с Марион.

Проинструктированная должным образом секретарша включила цифровой магнитофон, а звонившему сказала: «Подождите, пожалуйста». Это был двенадцатый по счету звонок, адресованный Марион. Одиннадцать предыдущих уже были проверены и оказались вполне законными.

Местонахождение звонившего, как и одиннадцати его предшественников, было установлено немедленно, а информация передана Мартену по другой линии.

Звонил он из телефонной кабины в Сержи — той самой, которой уже пользовался прежде.

— Это он, — воскликнула Жаннетта.

Секретарша держала его на линии, заставляя выслушивать длинные гудки, — так, словно Марион сидела у себя в кабинете, но не спешила снимать трубку. Насчет этого ей также были даны точные инструкции. Полиция Сержи тем временем стягивала все свободные силы к телефонной кабине.

Наконец секретарша ответила, что Марион нет на месте, но, если абонент немного подождет, она свяжется с конференц-залом, где сейчас проходит совещание, и узнает, не там ли Марион.

Мужчина недовольно что-то буркнул, а она снова включила ему длинные гудки. По всей видимо сти, говорила она с ним достаточно убедительно, потому что трубку он не повесил.

Надо же, как эта секретарша бросилась выполнять его просьбу! Готовность, с какой незнакомые женщины спешили помочь ему в осуществлении его замыслов, грела ему душу. Она свидетельствовала о том, что он обладает властью над людьми и вещами. В трубке продолжали раздаваться длинные гудки, но его вдруг словно обожгло. А что, если это ловушка? Ну конечно! Ловушка! Она задумала его обмануть!

Он уже собрался повесить трубку, но в последний момент передумал. Нет, он сделает кое-что получше.

Он вышел из кабины и сел на мотоцикл, так и стоявший с работающим двигателем.

Десять секунд спустя он был уже в пятистах метрах от кабины и сворачивал за угол. Теперь пусть попробуют его поймать. Им и вертолет не поможет.

Он не смог удержаться от желания проверить, не ошибся ли он. Поэтому он развернулся и на малой скорости подъехал к углу улицы.

Они толпились вокруг пустой кабины.

А еще через полчаса он уже звонил в редакцию из Нантера.

Та же девица спросила, с кем он желает поговорить. С тобой, ответил он. Я желаю поговорить с тобой, и очень скоро мы с тобой встретимся наедине, и ты о многом мне расскажешь, например, о том, почему ты помогаешь легавым меня ловить.

Девушка за коммутатором почувствовала слабость во всем теле. Мольтоновое сиденье под ней стало мокрым. Прежде чем повесить трубку, он послал ей смачный поцелуй.

Лишь час спустя она смогла более или менее внятно объяснить, что произошло. Беседовал с ней Оливье, вызванный руководством газеты. Ее немедленно отпустили с работы и отвезли домой в полицейском автомобиле.

Оливье посоветовал ей на время уехать из Парижа. Он даже проводил ее до поезда, поднялся в вагон и помог разместить чемоданы. Она отправилась к матери, в деревушку, расположенную в тридцати километрах от Марселя, где разыскать ее будет затруднительно. Расходы ей оплатила редакция.

Они стояли в тесном купе, глядя друг на друга, — два чужих человека, которых свел случай, и вдруг она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Спасибо вам за все, — сказала она.

— Мы эту кашу заварили, и вы же еще меня благодарите, — удивился Оливье, тронутый и ее словами, и поцелуем.

— Нет, ее заварил этот мерзавец, — не согласилась она. — А вы делаете, что можете.

Раздался сигнал к отправлению поезда. Они обменялись смущенными взглядами. Он качнул головой:

— Не бойтесь. Все будет хорошо.

И вышел на платформу. Ему очень хотелось спросить, нельзя ли им будет потом встретиться, но он не осмелился.

Он посмотрел на окно и различил за толстым бликующим стеклом ее силуэт. Она подняла руку и улыбнулась ему. Он тоже поднял руку и приложил ее к стеклу. Поезд медленно тронулся с места.

Мартен рассеянно листал купленные по просьбе Жаннетты журналы для любителей мотоспорта.

— Он с нами играет, — сказал Мартен. — Старается заставить нас действовать сразу во всех направлениях. И хуже всего, что это ему удается.

Раздался стук в дверь, и в кабинет вошел дежурный.

— Ваша свидетельница прибыла, — доложил он.

— Пригласите ее в конференц-зал, — попросила Жаннетта. — Я сейчас подойду. — Она снова опустила глаза на журналы. — Вы правы. Он хочет распылить наши силы. Но мы не имеем права игнорировать исходящие от него угрозы, даже если он блефует.

Женщина ничего не понимала в мотоциклах, зато хорошо запомнила цвет. Красный. И вспомнила первую цифру номера: девять.

Жаннетта показала ей мотоциклы разных видов: спортивные, дорожные, туристические, нейкеды, кастомы ручной сборки…

Женщина колебалась и в конце концов остановила свой выбор на нейкеде — мотоцикле без обтекателя, но с довольно низкой посадкой. Ей также казалось, что она видела на двигателе название марки. «Хонда»? «Сузуки»? «Кавасаки»? «Ямаха»? Какая фирма? Японская? Итальянская? Английская? Немецкая? Нет, она не помнила.

Жаннетта позвонила в редакцию специализированного журнала и изложила свою проблему. Ее собеседница не сразу поняла, что от нее требуется, а затем предложила позвать к телефону одного из журналистов. Жаннетта нажала на телефонном аппарате кнопку громкой связи. Обе женщины наклонились к телефону поближе, чтобы не упустить ни слова.

Специалист по мотоциклам первым делом объявил, что красный цвет является для мотоциклов самым распространенным. Особенно это касается японских байков. Такие фирмы, как «Хонда», «Ямаха» и «Сузуки», охотно его используют. Например, модель «Дивершн» марки «Ямаха», выпущенная несколько лет назад и пользующаяся большим спросом. Или «хорнет-600» и «хорнет-900» — это «Хонда», — они тоже красные. Он ненадолго задумался и добавил, что еще есть мотоциклы фирмы «Дукати». Отличные итальянские машины, очень часто представленные в красном варианте, как и автомобили «Феррари».

Женщины устало переглянулись.

Журналист снисходительно объяснил, что у каждой марки есть свой фирменный цвет: светло-зеленый — это «Кавасаки», темно-зеленый — «Триумф». Но это не значит, что они не выпускают мотоциклы других цветов. Здесь многое зависит от моды. Например, сегодня очень популярны синий и серый металлик, и разные компании, в том числе «Сузуки», «Хонда» и «Ямаха», предлагают на рынок модели в таком исполнении. Хотя многие потребители по-прежнему предпочитают красный цвет.

У Жаннетты возникло ощущение, что они удаляются от темы разговора. Лекция специалиста ей порядком наскучила.

— Значит, если я вас правильно поняла, красный мотоцикл может быть любой марки? — спросила она.

— Ну, в общем и целом да. А скажите, мотор у него тарахтел очень громко?

Жаннетте и в голову бы не пришло задать свидетельнице этот вопрос. Выходит дело, и от специалиста может быть польза.

Нет, не слишком громко, сказала женщина, во всяком случае, не слишком громко для мотоцикла. Она явно устала от всех этих расспросов. Скорее даже тихо.

Ну, значит, глушитель на мотоцикле не меняли, объявил специалист.

Жаннетта вздохнула, поблагодарила его и повесила трубку.

— Я и правда ничего не понимаю в мотоциклах, — извиняющимся тоном произнесла свидетельница. — Все, что я запомнила, это то, что сзади у него было очень большое колесо. Почти такое же, как у автомобиля.

Жаннетта немедленно перезвонила журналисту.

— А, тогда это, скорее всего, «бандит». «Сузуки», шестисотой или тысяча двухсотой модели. Хороший мотоцикл. Если вы говорите, что он не слишком шумный, то, наверное, шестисотый. Или это мог быть «фазер». Или «хорнет». А рама у него была видна? Ну, типа такие толстые трубки вокруг двигателя?

— Какую марку вы имеете в виду? — спросила Жаннетта.

– «Дукати», — ответил журналист.

Жаннетта перевернула несколько страниц самого толстого журнала («100 мотоциклов. Наш обзор») и нашла нейкед «Дукати».

Показала картинку женщине, но та отрицательно покачала головой.

— Нет, — сказала она, обращаясь к специалисту. — Никаких трубок там не было.

— Значит, это не «Дукати». А мотоциклист был высокий?

— Да, высокий, — ответила женщина. — И мужчина крупный.

Что-то у нее все крупное и большое, подумала Жаннетта. Она знала, что любая жертва нападения всегда преувеличивает рост нападавшего. С другой стороны, остальные свидетельства этому не противоречили. Росту в человеке, которого они искали, было примерно метр восемьдесят. И она промолчала.

— Скажите, мотоцикл не казался слишком маленьким для такого высокого человека? — продолжал расспрашивать журналист.

— А ведь и правда, — проговорила та и покосилась на Жаннетту. — Я еще подумала, он как будто игрушечный. И еще это большое колесо сзади.

— Это шестисотая модель, — уверенно заявил специалист. — «Бандит» или «фазер» шестисотой модели. Или «хорнет». Я в этом практически уверен.

Жаннетта поблагодарила свидетельницу, которая немедленно удалилась, и принялась выяснять, сколько красных мотоциклов шестисотой модели «бандит», «фазер» и «хорнет» с номером, начинающимся на девятку, зарегистрированы в департаменте Валь-д’Уаз.

Программы, позволявшей отсортировать мотоциклы одной марки и одной модели по цветам, не существовало. Шестисотых «бандитов» было пруд пруди, попадались и «фазеры». Мелькнуло и несколько «хорнетов». Судя по всему, эта модель действительно пользовалась популярностью. Однако, прокручивая на экране списки мотоциклов, она заметила, что большинство покупателей отдавали предпочтение темным цветам — синему или черному, во всяком случае, в том, что касалось марки «Сузуки». Зато она нашла пять красных «фазеров». У одного из них номер начинался с девятки. А красных «хорнетов» не оказалось ни одного.

Красный «фазер» с девяткой в начале номерного знака принадлежал мужчине, проживавшему в Сент-Уан-л’Омоне. Она сверилась с картой. Этот городок непосредственно граничил с Сержи.

Жаннетта тут же позвонила Мартену.

— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — заявил Оливье, усаживаясь на заднее сиденье. В кои-то веки он выразил общее мнение. — Лично мне не верится.

Перед тем как пуститься в путь, они связались с местной жандармерией и прокачали данные мужчины по центральной картотеке. Он состоял на учете в полиции. Нападение, кража со взломом, неповиновение властям. Хороший клиент. В настоящее время работает в автосервисе в Пьерле, километрах в десяти от его дома.

Автосервис занимался обслуживанием мотоциклов и владел лицензией на продажу самых разных марок. Огромная витрина выходила на бесконечный проспект, по которому проносились машины, сверкая фарами; в те времена, когда еще не было построено шоссе А15, движение здесь, наверное, было еще более оживленным.

Мартен зашел через главный вход, Жаннетта и Оливье заняли пост сбоку, на прилегавшей к зданию улочке. Оба вытащили оружие, готовые к любому развитию событий.

Мартен миновал ряды сияющих лаком мотоциклов и приблизился к стойке, за которой стояло несколько работников автосервиса.

Выбрав из них самого старшего, Мартен спросил, работает ли у них некий Ромен Буасар.

— А кто его спрашивает?

Мартен извлек полицейское удостоверение и положил на стойку.

Мужчина ткнул подбородком в сторону мастерских:

— Что еще натворил этот поганец? Я имею право знать, я тут управляющий.

— Возможно, ничего. Пока я просто хочу с ним поговорить, — сказал Мартен, направляясь к мастерским.

В помещении он увидел четырех молодых парней в грязных синих комбинезонах. Каждый из них колдовал над полуразобранным на части мотоциклом. Ни один не поднял головы при его появлении.

Мартен остановился посередине мастерской.

— Я хочу видеть Ромена Буасара, — сказал он.

На сей раз головы подняли все четверо.

Один из парней выпрямился во весь рост. Мартен понял, что тот раздумывает, не накинуться ли на него, тем более что в руке он сжимал здоровенный гаечный ключ. Несколько секунд они ели друг друга глазами.

Наконец парень бросил ключ и отступил на пару шагов. Мартен двинулся к нему. Парень развернулся и кинулся бежать к заднему выходу из мастерской.

Один из оставшихся парней попытался заступить Мартену дорогу.

Мартен схватил его за комбинезон и встряхнул, один раз, но сильно:

— Не суй свой нос куда не следует, — сказал он, — если не хочешь загреметь в каталажку.

Парень отскочил, бормоча сквозь зубы арабские ругательства.

Мартен пошел вслед за Буасаром.

Беглец стоял, прижатый к стене, с заведенными за спину руками в наручниках.

Жаннетта бросила на Мартена кислый взгляд. Росту в парне было не больше метра шестидесяти пяти. И у него был наголо бритый череп.

Мартен приблизился к ним.

— Я задам тебе всего один вопрос, — сказал он. — Если ты дашь правильный ответ, то мы снимем с тебя наручники и уйдем. Где ты был сегодня в пятнадцать ноль-ноль?

— Здесь, — проорал парень. — Здесь я был! Я, между прочим, работаю!

К ним подошел управляющий.

— Это правда, — подтвердил он. — Он сегодня никуда не отлучался. Выехал минут на пятнадцать опробовать отремонтированный мотоцикл, и все.

Мартен снял с парня наручники и отдал их Оливье.

— В таком случае нам здесь больше нечего делать, — сказал он. — Извините за беспокойство.

— Ищейки вонючие, — процедил парень. — Я буду на вас жаловаться.

Мартен кивнул:

— Это ваше право. Меня зовут комиссар Мартен. Уголовный розыск. Париж, набережная Орфевр. Всего доброго, господа.

Глава 29

Мириам сидела в небольшом кабинете владельца агентства Дюмеза. Здесь преобладал серый цвет. Серыми были не только стены и мебель, но и сидевший напротив нее тучный хозяин кабинета: светло-серый костюм, белая сорочка, серовато-голубой галстук, коротко стриженные седые волосы, очки в стальной оправе, серо-зеленые глаза. Единственным пятном, оживлявшим серый фон, был массивный золотой перстень с печаткой у него на пальце. Дюмез собственной персоной.

Она только что изложила ему суть занимавшей ее проблемы, и он смотрел на нее с любопытством.

— Вы не состоите с этой женщиной в родственных отношениях? — спросил он, бросив беглый взгляд на записи у себя на столе.

— Нет. Она работает у меня бухгалтером, вот и все.

— Сейчас я скажу, что могу сделать для вас. Я могу заняться ею. Изучу ее привычки, установлю круг ее общения и круг общения ее мужа, узнаю, поддерживают ли он или она связи на стороне, и так далее. Скорее всего, мне без особого труда удастся получить выписку из архивных документов больницы, в которой умер ребенок этой женщины. Это не вполне законная процедура, и она обойдется вам чуть дороже, потому что придется… скажем так, кое-кого подмазать. Но вот чего я сделать не смогу, так это установить за ней круглосуточную слежку. Если человек решил свести счеты с жизнью, вы не сумеете его остановить, если только не наденете на него смирительную рубашку и не посадите в палату с обитыми войлоком стенами.

Мириам покачала головой. Она все поняла. У нее зазвонил мобильник. Изабель.

Она извинилась и ответила на вызов:

— У меня сейчас встреча, и я не могу с тобой разговаривать. Я тебе перезвоню, моя хорошая. Самое позднее через полчаса.

Она убрала мобильник в сумку.

Мужчина смотрел на нее, улыбаясь тонкими губами.

— До того как заняться супружескими изменами и работой на страховые компании, — сказал он, — я был жандармом. Двадцать пять лет. Поверьте мне, я всякого навидался. Как только вы начали рассказывать свою историю, я подумал следующее. Первое. Вы влюблены в эту женщину, возможно даже, она ваша любовница, и вы хотите знать, изменяет ли она вам, и если да, то с кем.

— Она не моя любовница. Я вообще…

Он протестующее поднял руку:

— Подождите. Второе. Я подумал: может ли быть, что вся эта байка про самоубийство — ловкий ход с вашей стороны, с помощью которого вы надеетесь обезопасить себя на тот случай, если решите… от нее избавиться.

— Неужели я похожа на человека, готового совершить преднамеренное убийство? — с искренним изумлением спросила Мириам.

— К сожалению, убийцу нельзя вычислить по внешним признакам. А вы человек волевой, я бы даже сказал решительный. Если вы поставите перед собой цель, то идете до конца. Или я ошибаюсь?

— Нет. Вы совершенно правы.

— Однако, выслушав вас, я пришел к выводу, что вы не желаете этой женщине зла. Вы готовы потратить двадцать или тридцать тысяч франков — простите, три или пять тысяч евро, — чтобы помочь постороннему для вас человеку. И самое плохое тут то, что я вам верю, хотя у меня четкое ощущение, что вы не говорите мне всей правды.

— Потеря пяти тысяч евро представляется мне сущей ерундой в сравнении с тем, что я буду чувствовать, если она себя убьет, а я буду знать, что не предприняла ничего, чтобы ей помешать. Но разумеется, я бы так не рассуждала, если бы не располагала необходимыми средствами.

— Да, полагаю, что не рассуждали бы, — снова улыбнувшись, сказал он. — Мадам, я думаю, что вы — необыкновенная женщина.

Мириам покраснела.

Он протянул ей лист бумаги:

— Прочтите договор. Если вас все устраивает, заполните нужные графы, распишитесь внизу и передайте мне чек на пятьсот евро. Я позвоню вам. Вероятно, завтра в середине дня. Согласны?

— Позвоните сразу, как только что-нибудь выясните, — сказала она и принялась заполнять бланк договора.

Найдя на почте «минитель», он вбил фамилию и имя журналистки. Вместо адреса поставил просто: Париж. Выскочило два десятка ответов, но ни в одном не совпадало имя. Зато он узнал, что в Париже есть улица Деламбр. Может быть, она подписывала свои статьи псевдонимом? Он добавил в поиск указание на профессию и сделал еще одну попытку.

С нулевым результатом. В редакцию звонить больше нельзя. Он сорвался, и теперь они настороже. Он в задумчивости стоял перед погасшим экраном. Должен же быть какой-то другой способ.

Рядом с ним закашлялся молодой парень. Бледный очкарик. Ему захотелось двинуть того под ребра, просто потому, что он слишком близко подошел к нему. Может, педик?

– «Минитель» — полная фигня, — сказал очкарик. — Вам надо поискать через интернет. В интернете можно найти все.

Интернет. Он представлял себе, что это такое, но довольно смутно. Вообще он терпеть не мог компьютеры и все, что с ними связано. От компьютеров веяло бюрократией и официальщиной. Но парень натолкнул его на дельную мысль. Он вспомнил разговоры, которые вели на стройке рабочие. Кое-кто из них утверждал, что в интернете увидишь такое, чего ни один порнографический журнал не напечатает. И практически даром.

— Я плохо в этом разбираюсь, — признался он. — У меня даже компьютера нет.

— Здесь неподалеку есть интернет-кафе, — сказал парень. — Полностью оборудованное. Они тебе покажут, как пользоваться. Через пятнадцать минут будешь прыгать по сайтам как профи.

Он поблагодарил парня и вышел на улицу.

В кафе практически на каждом столике светился экран монитора. Одни посетители просто пили и болтали, другие молотили по клавишам в одиночку или целой компанией. Он занял свободный столик и подождал, пока к нему подойдет официант.

Он показал на экран:

— Я хотел бы научиться пользоваться этой штукой.

— Легко, — ответил официант. — Сейчас подключу и позову кого-нибудь. Что будете пить?

Через несколько минут появилась девушка. Она взяла себе стул и уселась рядом с ним. Она была худенькая, с длинными и прямыми светлыми волосами, в очках, востроносая. Но не уродина. Этакая мышка.

— Вы ищете что-то конкретное? — спросила она. — Или просто хотите научиться пользоваться интернетом?

— И то и другое.

— Хорошо. Начнем с азов. Вот, то, что вы видите, — это монитор с клавиатурой. Прежде всего, нам надо подключиться к сети, получить доступ к интернету. Пока понятно?

Он кивнул. Его немного раздражал ее снисходительный тон, но объясняла она действительно доходчиво.

— Ну вот, мы подключились. Ничего сложного, как видите. Теперь следующий шаг: вам надо выбрать себе поисковик.

Он посмотрел на нее, приподняв брови. Что-то она перешла на тарабарщину.

— Ой, извините. Поисковик — это… Ну типа головки самонаведения у ракеты. Он прогоняет запрашиваемую информацию по сотням тысяч сайтов. Существуют разные поисковики, одни лучше, другие хуже. Лично я советую вам начать с гугла. На сегодня равных ему нет. Согласны?

Он кивнул:

— Ну давайте попробуем.

Она кликнула мышкой на иконку, и на экране появилась новая картинка.

— Предметом поиска может быть географический пункт, название книги, чье-нибудь имя, да все что угодно. Что ввести?

Он чуть было не назвал фамилию журналистки, но в последний момент прикусил язык. Ну не идиот?

Она почувствовала его сдержанность, но истолковала ее по-своему.

— Ладно, для начала вобьем первое попавшееся имя. Ну, например, Жак Ширак.

Она пробежала пальцами по клавиатуре и кликнула на «Поиск». Они немного подождали, и перед ними открылась электронная страница.

— Вот и все, — сказала девушка. — Здесь первые пятнадцать результатов поиска. Если вы посмотрите в низ страницы, то увидите, что всего их сто сорок девять тысяч одна штука. Это означает, что поисковик нашел сто сорок девять тысяч одно упоминание этого имени в книгах, журнальных статьях, подписях под фотографиями и так далее. Но, конечно, это случай особый, обычно результатов бывает намного меньше. Вот, смотрите, что получится, если я введу свое имя.

Она набрала «Диана Роджеро» и кликнула на «Поиск».

Открылась новая страница. На ней была всего одна ссылка.

— Теперь пойдем по ссылке, — сказала она.

Взяла его за руку, положила ее на мышку и подвела к синей строчке.

Экран побелел, а затем на нем начала проявляться фотография. Сначала размытая, потом все более четкая. На него с экрана глядела та же самая девушка, только без очков. Она широко улыбалась. Без очков она выглядела гораздо лучше.

Он посмотрел на нее:

— Хорошая фотография.

— Я не всем ее показываю, — скромно улыбнувшись, ответила она.

Он по-прежнему не сводил с нее глаз. Она кликнула мышкой, и фотография исчезла. Она поднялась:

— Если что-нибудь не получится, позовите меня.

— В котором часу вы кончаете работать? — спросил он.

— В восемь.

— Может быть, сходим куда-нибудь?

Она не стала ломаться и сразу согласилась:

— Почему бы и нет?

Он предложил:

— Буду ждать вас ровно в восемь у входа.

Она кивнула и ушла. Он проводил ее взглядом. Худенькая, ему такие нравились. А не совершает ли он глупость, мелькнуло у него. Да черт возьми, почему же обязательно глупость? Он уже несколько месяцев не прикасался к женщине, и это начинало его тяготить, хотя он никогда не был помешан на сексе. Розелина отвратила его от женщин, от всех женщин сразу, но эта блондиночка совсем не похожа на Розелину. Сначала его задел ее тон всезнайки, но потом он почувствовал, что это его возбуждает.

Ничего, пусть только останется с ним один на один в спальне, тогда быстро поймет, кто из них главный. Он не станет причинять ей сильную боль, так, разве что немножко, тем более что они это обожают. Он почувствовал, как у него твердеет член. Поднял глаза, перехватил направленный на него взгляд девушки, стоявшей над шеренгой компьютеров. Он поднял большой палец и принялся за работу.

Мириам перезвонила Изабель сразу же, как только вышла от детектива. Изабель сообщила, что решила оставить ребенка, и Мириам показалось, что небо у нее над головой сразу поголубело. Они проговорили минут десять, и Мириам пригласила девушку поужинать вместе.

— С папой? — лукаво спросила Изабель.

— Если хочешь, с папой.

— Да нет, я пошутила. Без него лучше. У вас с ним сейчас какие-то терки, да?

— Ничего подобного.

— Ладно, тогда сегодня вечером?

Мириам подумала, что придется отменить свидание с Реми. Ну и пусть.

— Сегодня вечером. Приезжай ко мне, я приготовлю ужин. Дома уютнее, чем в ресторане. Чего бы тебе хотелось?

— Увидеться с тобой, — сказала Иза, и у Мириам повлажнели глаза.

Глава 30

Он неумело вбил в строку поиска название газеты, в которой работала Марион.

У газеты был свой сайт. Он поднял глаза к блондиночке. Наверное, надо кликнуть на ссылку с сайтом? А, ладно, в конце концов, он же может просто попробовать. И совсем не обязательно ее вызывать. Он кликнул на ссылку, и открылась страница. Внимательно прочитав текст, он сообразил, что делать дальше, чтобы увидеть продолжение, не поместившееся на экран.

Затем он перебрал разные рубрики и нашел статьи, написанные той же журналисткой. Некоторые из них он прочитал. Она довольно много писала про другие страны. Кому это может быть интересно, удивился он. Проблемы афганских женщин, например. Или тот факт, что из-за загрязнения окружающей среды эскимосы вынуждены покидать свои жилища.

Тут он остановился, слегка раздосадованный. Так он ничего не найдет. Он кликнул на слово «Администрация» и получил список всех руководителей газеты. Его внимание привлекла еще одно слово, гласившее «Вход». А это что еще такое? Он кликнул, и на экране выскочило окошко с надписью: «Введите пароль».

Он вбил наугад несколько цифр и щелкнул «Войти». Цифры тут же стерлись, и на экране появилась надпись: «Неправильный пароль. Попробуйте еще раз».

У него мелькнула идея. Он вбил фамилию журналистки, щелкнул и немного подождал. Нет, не сработало. Ладно, придется бросить. Потыкав туда-сюда, он вернулся на главную страницу и снова погрузился в чтение статей, надеясь отыскать хоть какие-нибудь намеки на личность их автора. Впустую.

Зато в одной из статей почему-то оказалась ссылка на сайт иностранного журнала «Ньюсуик» — он-то что здесь забыл? Он на всякий случай кликнул на ссылку, и открылась статья на английском языке с фотографией, изображающей небольшую квартиру. По-английски он не читал, но этого и не требовалось. Фото запечатлело молодую женщину, сидящую на диване со скрещенными ногами, с газетой в руке. Под снимком была подпись. Тоже на английском, но вполне понятная: French journalist Marion Delambre in her cosy Quartier-Saint-Paul appartment.[4]

Квартал Сен-Поль. Он сверился с картой Парижа. Четвертый округ. Марэ. Ни названия улицы, ни номера дома не приводилось. Но это ерунда. Он их узнает.

Он смотрел на фотографию, стараясь запомнить ее по всех подробностях. Сердце глухо билось в груди. Интернет. Надо же, какое открытие. Доступ к целому миру. Даже лучше. Доступ в частную жизнь каждого человека. Теперь он знал, как найдет третью женщину. Вот только разберется с журналисткой. И никто никогда его не вычислит.

За диваном, на котором сидела эта самая Марион Деламбр, виднелось небольшое квадратное окно, а за ним — что-то вроде стеклянной ротонды. Квартира располагалась на пятом или шестом этаже, рядом с ротондой. Отыскать ее не составит труда, надо будет только подняться на крышу одного из самых высоких зданий квартала. В крайнем случае он разделит квартал на сектора и тщательно обследует каждый. Но он ее найдет. И она за все заплатит.

Покидая кафе, он показал блондиночке сначала пять растопыренных пальцев, а затем еще три. Как ее зовут-то? А, Диана. Она улыбнулась и помахала ему рукой.

Он начал свой разведывательный рейд с улицы Риволи, готовый к долгому и методичному поиску.

Никакого необычного скопления полицейских в районе он не заметил, но они, конечно, могли прятаться в подъезде ее дома, или в доме напротив, или еще где-нибудь. Ну и сидите там, придурки недоделанные. Ему спешить некуда. Времени у него полно. Сначала он найдет ротонду. Потом просмотрит земельный кадастр. Это же золотая жила — земельный кадастр. Там все указано. Главное, уметь читать план. И для этого совсем не обязательно иметь диплом архитектора. Он сумеет разобраться в расположении зданий. И будет знать этот квартал лучше, чем те, кто прожил здесь всю жизнь.

Ровно в восемь он стоял у дверей интернет-кафе. Она вышла пару минут спустя и направилась к нему. В руках она держала мотоциклетный шлем.

— Я видела у вас шлем, когда вы заходили, — объяснила она, — и одолжила такой же у подруги.

— Блестящая идея. И часто у вас бывают такие озарения?

Она улыбнулась, польщенная.

— Куда мы поедем? — спросила она.

— Садитесь.

Она надела шлем и уселась позади него. Он тронул мотоцикл с места. Она не жеманилась и тесно прижалась к нему.

Он не любил парижских ресторанов, в которых чувствовал себя неуютно, и повез ее к себе в пригород. Они остановились перед современной пиццерией с террасой, выходившей на Уазу, неподалеку от его дома. Спрыгивая с мотоцикла, она призналась ему, что обожает скорость, и ему хотелось ей верить. Действительно, она нисколько не мешала ему ехать, как будто слилась воедино с ним и машиной. Прирожденная мотоциклистка.

— Брат часто возил меня на мотоцикле, когда мне было пятнадцать лет, — сказала она. — Но с тех пор я давно не каталась. Почти десять лет.

Она вдруг погрустнела и передернула плечами, словно сбрасывая с них тяжкий груз.

Когда они сели за столик, она спросила, как у него прошел первый опыт общения с интернетом, и он изобразил из себя прилежного студента.

Потом она рассказала, что в последнее время работает в разных местах, замещая отсутствующих постоянных сотрудников.

Он внимательно слушал ее, готовый уловить фальшивую ноту, поймать момент, когда ее истинная натура выдаст себя, но в ней и правда не было ни капли высокомерия. Казалось, она счастлива, что сидит с ним сейчас, — просто счастлива, без всяких задних мыслей.

Потом она вдруг замолчала на середине фразы и после короткой паузы сказала:

— А теперь расскажи о себе. Ты женат?

Ему понравилось, как она перешла на ты. Очень естественно и ненатужно.

— С чего ты взяла? У меня и кольца нет.

— Кольцо тут ни при чем. Просто мне трудно поверить, что такого парня, как ты, еще никто не прибрал к рукам.

— А если я женат, что это меняет?

Она широко улыбнулась, поддернула свой слишком широкий рукав и отпила розового вина:

— Для меня — ничего. Раз тебя это устраивает, то меня — тем более. Если она не смогла тебя удержать, это ее проблема.

— Давно я не встречал такой девушки, как ты. А может, вообще никогда.

— Спасибо, — сказала она. — Мне правда приятно это слышать.

Она взяла его за руку, сжала ее и, глядя прямо ему в глаза, вдруг поцеловала кончики его пальцев:

— Подозреваю, что к тебе мы поехать не можем. Ко мне тоже неудобно. Я живу с подружкой, и у нас всего одна комната. Но мы можем прогуляться по лесу. Найдем какую-нибудь полянку. Сейчас тепло. Я хочу всю ночь провести с тобой.

— Съешь еще что-нибудь?

— Нет.

Он заплатил за обоих. Она попыталась внести свою долю, но он не позволил. Взял ее за руку, и они вышли из кафе. Ночь была тихой и звездной. Мотоцикл они оставили на улице и двинулись по дороге вдоль реки.

Сначала им попадались другие пары, несколько семейств с детьми, но вскоре на дороге не осталось никого, кроме них.

Давно уже он не чувствовал себя так хорошо. В ладу со всем миром. А все благодаря этой пигалице, приклеившейся к его бедру. Даже ненависть к Розелине и прочим бабам, задумавшим его погубить, почти растворилась в мягкой тишине вечера.

— Вот тут нам будет хорошо, — сказала она и повлекла его к роще, темневшей на фоне ночного неба.

Мартен вернулся к себе выжатый как лимон. Пустой. Изабель дома не было. Она оставила ему записку, в которой сообщала, что ужинает у Мириам.

Ровно в девять зазвонил мобильник. Психологиня. Лоретта. Он совсем про нее забыл.

— Простите, Лоретта, — сказал он, не дав ей произнести ни слова. — У меня сегодня выдался жуткий день, и я с ног падаю от усталости. Был момент, когда думали, что он у нас в руках. Но след оказался ложным.

— Это не Лоретта, а Марион, — сказала Марион. — А мне-то можно прийти? Или для меня ты тоже слишком устал?

— Надеюсь, ты не из дома звонишь? — внезапно обеспокоившись, спросил он.

— Из дома, но ты не волнуйся. Я вела себя осторожно.

— Черт подери, ты что, не поняла, что тебе грозит смертельная опасность? И почему мне никто ничего не сообщил?

— Прекрати орать, — ответила она. — Я ничем не рискую. Никто за мной не шел. Все-таки я не полная идиотка.

— Запри дверь на ключ. Я сейчас буду.

Волна адреналина смыла с него всякую усталость.

Он врубил сирену и мигалку и выключил их, только затормозив в двухстах метрах от ее дома. По дороге успел позвонить в контору и отдать распоряжения.

Машину он оставил на пешеходном переходе, въехав колесами на тротуар, и бегом помчался к дому, обшаривая окрестности взглядом: не прячется ли поблизости рыжеватый блондин-здоровяк на мотоцикле.

Через несколько секунд он уже стучал в ее дверь. Она открыла сразу.

— А если бы это оказался не я? — с порога налетел он на нее.

— Я видела тебя в глазок, — возразила она. — И потом, откуда злоумышленник узнает код подъезда?

— У последней жертвы подъезд тоже запирался на кодовый замок. Он подкараулил ее внизу лестницы и пустил ей в горло болт из арбалета. А потом выяснилось, что ночь накануне убийства он провел на крыше стоящего напротив здания.

Марион повернулась к нему спиной и скрылась в маленькой гостиной. Там она уселась на диван, подобрав под себя ноги, — почти в той же позе, в какой ее запечатлел фотограф из «Ньюсуик».

— Ну ладно, ладно, я сглупила, — призналась она. — Но я больше не могла торчать в деревне. И Сильвен начал действовать мне на нервы. Он до смерти перепугался. Кроме того…

— Это доказывает, что он хотя бы осознает серьезность положения. Кроме того — что?

— Ничего. С тобой сегодня трудно разговаривать.

Он приблизился к небольшим окнам и стал вглядываться в сумерки. Его занимало одно: не сидит ли где-то поблизости убийца, готовясь нанести очередной удар.

— Запасного выхода из подъезда, если я правильно помню, нет?

— Нет.

— Самым разумным для тебя было бы уехать и затаиться, пока мы его не поймаем. Ты, случайно, не планируешь репортаж из Тибета? Или еще откуда-нибудь вроде того?

— Нет.

— Значит, переберешься в отель.

— И не подумаю, — отрезала она. — Терпеть не могу отели. Я и так в них полгода провожу. Кроме того, я не собираюсь из-за какого-то урода менять свой образ жизни. А вам советую просто сделать свою работу и поймать его!

Мартен сел за небольшой письменный стол, заваленный книгами и бумагами. Усталость накатывала волнами, и лихорадочное возбуждение чередовалось с вялостью. Сказывались пропущенные тренировки в тренажерном зале. Под веком тоненько покалывало предвестие мигрени; скоро боль охватит лоб и перекинется на затылок.

— Слушай, Марион, — сказал он, машинально потирая пальцем глаз. — Я не могу заставить тебя принять меры предосторожности. — Он поднялся. — В этом доме и вокруг сегодня ночью будут дежурить мои люди. Надеюсь, они проявят больше профессионализма, чем тот несчастный болван, который позволил отделать себя в больнице. Но если ты твердо решила покончить с собой, это твое право.

Она недоверчиво смотрела, как он идет к двери.

— Что ты делаешь? — закричала она, видя, как он поворачивает ключ в замке. Вскочила с дивана и бросилась к нему: — Ты же не собираешься оставить меня одну?

— Собираюсь. Я вымотался. И я слишком стар, чтобы всю ночь нести стражу у тебя под дверью. Мои сотрудники справятся с этой задачей гораздо лучше.

Она замахнулась, чтобы влепить ему пощечину. Он даже не пошевельнулся, чтобы ее остановить.

Она спохватилась сама, уронила руку и разрыдалась.

— Ну что я тебе сделала? — всхлипывала она. — Это ты из-за Сильвена, да? Если ты к нему ревнуешь, то это глупо. Сильвен — мой лучший друг, но между нами ничего нет. Я всегда езжу к нему, когда не знаю, что мне делать, мы просто разговариваем, вот и все.

— Давай обсудим это как-нибудь в другой раз, — сказал Мартен.

— Ты хочешь сказать, что между нами все кончено? — жалким голосом произнесла она.

Даже зареванная, с покрасневшим носом, она была красива.

— Не знаю, — честно ответил он.

— Но что плохого я сделала?

— Ничего. Дело не в этом. Я не хочу с тобой ссориться, но я и правда валюсь с ног. Мне надо по спать, иначе завтра я буду ни на что не годен.

На обратном пути он все-таки позвонил психологу и принес ей свои извинения.

Несмотря на усталость, сон не шел. Он перебирал в уме все детали расследования, анализировал каждый пункт и задавался вопросом, все ли он сделал как надо и не упустил ли чего-то действительно важного. Да, кстати. Необходимо убедиться, что вторая жертва под надежной охраной. Позаботься он об этом раньше, они бы, наверное, уже арестовали преступника.

Мартена мучил еще один вопрос, на данной стадии расследования, возможно, преждевременный, но он упорно лез в голову: почему убийца так ненавидит женщин? Точнее, женщин определенного типа, поправил себя Мартен. Любой психоаналитик ответил бы на него, даже не задумавшись: все дело в матери. Должно быть, его мать принадлежала именно к этому типу женщин. Возможно, он до сих пор жил с ней. С вездесущей, властной матерью. Или это случай подавленной гомосексуальности? Нет. Слишком очевидно.

Он позвонил Лоретте. Она засмеялась, узнав его по голосу.

— Нет, я еще не сплю, — отмела она его извинения. — Я редко ложусь раньше полуночи, а то и часу ночи. Надо было вам все-таки приехать.

Он поделился с ней своими догадками.

— Понимаю, — ответила она. — Деспотическая мать, формирующая у сына комплекс кастрации, — это первое, что приходит в голову. Но я бы не стала так уж слепо верить в стереотипы, потому что есть риск сбиться с пути и устремиться по ложному следу. В его случае вполне вероятно наличие другой женщины, отравившей ему существование, например тещи. Или вообще не родственницы. Но в одном вы правы. Женщина здесь присутствует.

— Женщина, которой он мстит в символической форме, убивая других, похожих на нее?

— Д-да, — произнесла она с не укрывшейся от него неуверенностью.

— Но вы в этом сомневаетесь.

— Сама не знаю. Если бы речь шла о матери или о ком-то, кто олицетворяет для него мать и от кого он хочет избавиться… Понимаете, тогда в этих убийствах четко прослеживались бы эмоциональные и сексуальные подтексты. Но до сих пор на них не было ни намека.

— Он уносит с места преступления принадлежащие им вещи.

— Спортивную сумку. Дамскую сумочку. Не очень-то тянет на сексуальные символы. Он даже не прикасается к жертвам. Знаете, что меня поразило? Он ведь назначил второй жертве свидание. Так что ему мешало завести ее в укромный угол и там делать с ней все что заблагорассудится? Но нет. Он до самого конца старался не попадаться ей на глаза. В этих убийствах слишком много холодной рассудочности. Если отвлечься от выбора оружия, то он действует едва ли не как наемный киллер.

Киллер. Надо же. Сам он ни за что не додумался бы. Хотя…

— А эпизод в больнице? Образец безрассудства.

— Это правда. Но я бы сказала, что его акция в больнице была направлена не столько против жертвы, сколько против полиции. Ему во что бы то ни стало нужно доказать, что он сильнее вас.

Мартен подумал об угрозе, нависшей над Марион. Убийца ступил на тропу мести. Может быть, теперь он откажется от первоначального замысла и переключится на новую цель, для них гораздо более ясную? Он задал этот вопрос психологу.

— Нет, — решительно ответила она. — Напротив. Я уверена, что он продолжит серию убийств. Он должен продемонстрировать, что вы против него бессильны.

— Звучит неутешительно, — вздохнул Мартен, — но лучше такая определенность, чем никакой. Спасибо.

Они обменялись еще парой фраз и простились.

Мартен улегся в постель и услышал, как в замке поворачивается ключ. Изабель. Она на цыпочках прошла по коридору, открыла дверь на кухню. Хлопнула дверца холодильника. Неужели после ужина у Мириам она вернулась домой голодной? Вдруг он вспомнил свою первую жену. Во время беременности она постоянно хотела есть.

Шаги переместились из кухни в ванную. Изабель приняла душ и ушла к себе в комнату.

У Изабель будет ребенок. А он станет дедом. Они вполне могут поселиться у него, места хватит. Переделать кабинет в спальню, всего-то и делов. Все равно он им практически не пользуется. Он засмеялся в темноте. Наверняка у нее на этот счет собственные планы. Она приняла смелое решение, в результате чего ей придется зажить совершенно другой, взрослой жизнью со всеми ее обязанностями, компромиссами и ответственностью. Ничего общего с рационально мыслящей, честолюбивой, всегда себе на уме Марион. Такие, как она, не рожают по залету.

Вдруг он вздрогнул. Зачем ей понадобилось тратить два дня отпуска на посещение старого друга? Если этот парень не ее любовник, — во что он готов был поверить, — о чем она с ним советовалась?

О боже, охнул он. Господи боже. Ей тридцать два года. Самый опасный возраст.

Он сел на кровати и зажег свет. Протянул руку к телефону, но тут же отдернул ее.

Что она сказала? «С тобой сегодня трудно разговаривать». Она собиралась сообщить ему нечто важное, но он, погруженный в мысли об убийце, ее не слушал, и она отказалась от своего намерения. А потом они поссорились, и она влепила ему пощечину. И расплакалась. Раньше он никогда не видел, чтобы она плакала. Она смотрела на него глазами ребенка, не понимающего, за что его наказывают: «Что плохого я тебе сделала?» Такое поведение совсем не в ее привычках. Она изменилась.

Он больше не мог спокойно лежать. Он должен узнать, что случилось.

Он оделся и вышел, заперев за собой дверь на два оборота.

Десять минут спустя он уже стоял у подъезда Марион.

Слегка махнул рукой несущим дежурство коллегам. О его романе с Марион станет известно на работе, но в настоящий момент это волновало его меньше всего.

Он поднялся по лестнице, перешагивая через две ступеньки, и позвонил в дверь, постаравшись встать так, чтобы свет лампы из коридора падал на его лицо.

За дверью послышалось шарканье шагов. Заскрежетал ключ в замке, и дверь открылась.

Глаза у нее покраснели и опухли.

— Чего тебе? — спросила она.

— Ты беременна?

— Кто тебе сказал?

Он мягко отстранил ее, вошел в квартиру и запер за собой дверь.

— Никто. Но ты забываешь, что я сыщик. Моя работа — все знать.

— А если это правда? Если я в самом деле беременна?

— Марион! Просто скажи: да или нет.

— Я же не нарочно, ты знаешь. Я не собиралась тебе навязываться. Я терпеть не могу женщин, которые рожают, не советуясь с отцом ребенка, как будто его вообще не существует…

— Давай сразу проясним одну вещь. Я не буду нянчиться с ним, пока ты летаешь на другой конец света брать у кого-нибудь интервью. Это исключено.

— Подожди. Ты хочешь сказать, что я тебе нужна? Я и мой ребенок?

— Наш ребенок.

Она улыбнулась сквозь слезы:

— Я попрошу маму. Она поможет.

— Еще не хватало. Я хочу жить не с твоей мамой, а с тобой.

Она сначала побледнела, потом покраснела, наконец бессильно повисла на нем.

— Это правда? — прошептала она ему в шею. — Ты действительно хочешь, чтобы мы стали жить вместе все втроем?

— Да.

Что я несу, подумал он и крепче прижал ее к себе. Моя первая жена умерла. Вторая ушла, потому что больше не могла меня выносить. Должно быть, я схожу с ума. Это же чистый мазохизм. Значит, через восемь-девять месяцев я стану не только дедом, но и отцом. Неужели мне правда хочется жить с Марион и воспитывать нашего ребенка? Да, хочется.

Его окатило теплой волной. Когда в нем созрело это решение? Он уже не помнил. Но некий тоненький голосок, вещавший откуда-то из глубины его сознания, чуть слышно шепнул ему, что он, возможно, реагировал бы на это событие совсем иначе, не сообщи ему Мириам, что выходит замуж.

Глава 31

Детектив Дюмез позвонил Мириам в девять утра, когда она ехала на работу.

— Отчета для вас у меня пока нет, но я организовал для вас встречу, — довольным голосом сказал он.

— С кем?

— С одним врачом. В те годы он был простым интерном, а сейчас возглавляет отделение детской травматологии. Это вас интересует?

— Да, — ответила она. — Где и когда?

Встретивший их мужчина в крахмальном белом халате производил впечатление человека с взрывным темпераментом. Красная шея и красные щеки, жесткие черные волосы над низким лбом, прорезанным вертикальными морщинами, спускавшимися к основанию носа.

Должно быть, дети его боятся, подумала Мириам, усаживаясь напротив него. Он не лечит травмы. Он их наносит.

— Вам повезло, — заговорил он, откровенно и без всякого смущения оглядев ее ноги и грудь. — Дюмез — мой старый друг. Он рассказал мне, что вас интересует. Скажу сразу, чтобы не было недоразумений. Историю болезни я вам не покажу, пока вы не принесете мне ордер на обыск. Не хочу, чтобы из-за вас меня вышвырнули с работы. Зато я могу рассказать вам, что произошло. Устраивает?

Мириам кивнула и поменяла местами скрещенные ноги, словно поощряя его к откровенности.

— Я прекрасно помню эту женщину и ее мужа, — начал он. — Имен я вам не назову. Она прибежала в больницу с ребенком на руках. Он присоединился к ней позже. Парковал машину. Пока мы оказывали малышу первую помощь, он сидел рядом с женой и не сводил с нее глаз. При этом он что-то тихо ей говорил. Что именно, я не слышал, но явно не слова утешения. Они просидели так три с половиной часа, пока длилась операция, и он ни разу не отвел от нее взгляда. Когда все было кончено, я подошел к ним. Объяснил, что должен задать им несколько вопросов о том, как произошел несчастный случай. Таково требование закона. Она отвечать не могла. И так еле на ногах держалась. Так что отвечал он. Рассказал какую-то совершенно невообразимую историю, и все время, пока рассказывал, буквально не отрывал от нее глаз, а она только молча кивала. Лицо у нее было белым. Почти таким же, как у умершего младенца. Я сообщил в полицию, и их еще раз допросили. Он почти слово в слово повторил ту же самую историю. Она все подтвердила и подписала протокол. Все. Делать было нечего. Доказательств никаких. Помню, уходя, мужчина повернулся и подмигнул мне. Вот мразь…

Он снова переживал ту давнишнюю трагедию и сжимал кулаки, словно мечтал вернуть время вспять и измочалить негодяя голыми руками.

— В тот день я понял, что один человек может желать смерти другому человеку. Я больше всего на свете хотел его убить. Вот. Больше мне вам рассказывать нечего. С тех пор я ни разу их не видел.

— Она сказала мне, что это она убила ребенка.

— Вы уверены, что правильно ее расслышали?

— Да.

Он нахмурил брови.

— Что ж… — в конце концов промолвил он. — Мне кажется, я понимаю, почему она так сказала. Это одновременно и логично, и абсурдно.

И тут Мириам тоже все поняла.

— Она казнит себя за то, что не помешала ему убить ребенка. И считает себя виноватой в его смерти… Но продолжает жить с ним.

Врач грустно улыбнулся:

— Как раз это меня не удивляет. Если верить Дюмезу, вы думаете, что она хочет умереть. Значит, она ждет, когда он убьет и ее.

— Нет. Может быть, поначалу она и в самом деле этого ждала. Долго ждала. Но сегодня она ничего не ждет. Она собирается наложить на себя руки.

Жаннетта силилась сосредоточиться на показаниях свидетельницы, уже получившей в отделе прозвище Женщина-мотоцикл. Что она упустила?

Работа давалась ей с трудом. Дома у Жаннетты творилось черт знает что. Накануне вечером муж закатил ей скандал. Он обвинял ее в том, что она все меньше проводит времени с ним и с ребенком; она отбивалась как могла, но в глубине души понимала, что он прав. Дочку она видела урывками. С мужем они вот уже недели две не прикасались друг к другу. Как только это дело будет раскрыто, ей придется принять серьезное решение. Взять отпуск за свой счет. Или попросить перевода на другую должность, что позволит ей больше бывать дома.

Она будет жалеть о работе в отделе убийств, хотя с Мартеном ладить не всегда легко. Но она знала, что, если ее поставить перед выбором: работа или семья, — она выберет семью. Ну не разводиться же ей! Тем более что у нее нет никакой уверенности, что в случае развода суд оставит ей ребенка. Она встряхнулась. Да не хочет она разводиться. Она по-прежнему любит своего мужа, хотя, говоря по правде, временами он бывает жутким занудой.

Свидетельница ошиблась с цифрой «девять», но вряд ли она перепутала цвет мотоцикла — красный. И вряд ли промахнулась с последней цифрой, пятеркой, которая явно соответствует коду 95, присвоенному департаменту Валь-д’Уаз, — тому самому департаменту, из которого убийца звонил своей второй жертве Сабине Рену.

На самом деле свидетельница почти ничего не видела. Когда она, преодолев испуг, все-таки обернулась, то заметила лишь, как он сворачивает налево, за угол. Он был уже далеко.

Жаннетта устало пробежала глазами текст показаний. Что-то ее смущало. Но что? Догадка осенила ее внезапно. И она была связана не с протоколом опроса свидетельницы, а с воспоминанием о том месте, где разворачивалась эта сцена. Жаннетта представила себе, как убийца садится на мотоцикл и исчезает за углом. Что-то здесь было не так. Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на картинке. Каким образом свидетельница могла увидеть, что убийца сворачивает налево, если ближайшая улица, отходящая в левую сторону, располагалась в двухстах метрах?

Жаннетта достала план Парижа и проверила, не обманывает ли ее память. Нет, она не ошиблась. Первая улица с левым поворотом была слишком далеко от того места, где убийца оставил мотоцикл, чтобы свидетельница могла разглядеть, как он на нее поворачивает. Зато гораздо ближе — метрах в двадцати пяти — имелась еще одна улица. Только она поворачивала не налево, а направо.

Свидетельница перепутала право и лево. Возможно, у нее слабо выраженная дислексия. Но это ставило под сомнение и остальные ее показания, кроме цвета мотоцикла. Если, конечно, кроме дислексии она не страдает еще и дальтонизмом.

Одним словом, она легко могла перепутать местами пятерку и девятку. Или, например, принять за девятку шестерку.

Жаннетта отправилась к прикомандированным помощникам, сидевшим за телефонами, и поделилась с ними своими выводами.

Для начала они решили принять за данность, что мотоцикл зарегистрирован в департаменте Вальд’Уаз. Про девятку в номерном знаке пока лучше забыть и составить список владельцев всех красных мотоциклов, а затем установить их местожительство.

Она прикрепила к стене план района Сержи-Понтуаз и нанесла на него несколько концентрических кругов, центром которых служила телефонная кабина, откуда дважды звонил преступник.

Радиус первого составлял примерно пятьсот метров, радиус второго — один километр, и так далее.

— Сначала проверим всех владельцев мотоциклов в первом круге, затем — во втором, затем — в третьем. Пока не наткнемся на что-нибудь интересное, — сказала она. — За работу!

В этот момент в комнате появился Оливье. Понял, что она распределила работу, не дожидаясь его, и недовольно скривился. Жаннетта не собиралась затевать с ним ссору — ей хватило и домашнего скандала.

Поэтому она просто объяснила ему смысл своей идеи и поинтересовалась его мнением по поводу ее перспективности. Говорила она так искренне и так горячо переживала за дело, что Оливье оттаял и мгновенно забыл про свое задетое самолюбие.

Затем она отправилась к Мартену. Он целиком одобрил предложенный ею метод поиска, но от нее не ускользнул его рассеянный тон.

— Вы считаете, что это пустой номер? — огорченно спросила она.

— Нет, совсем наоборот. Ты отлично это придумала. Ничего лучше я предложить не в состоянии.

Его слова успокоили Жаннетту, однако не до конца. Ей показалось, или Мартен в самом деле не так сосредоточен на расследовании, как обычно? Может, опасается неприятностей с Русселем? Или тоже сложности в личной жизни? Она догадывалась, что отношения шефа с женщинами складываются не так просто. Разумеется, она сразу просекла, что Марион — его любовница, и втайне его осудила. Не потому, что Марион гораздо моложе Мартена, нет. Но ее профессия… Журналисты вечно суют свой нос куда не следует. От них полицейским только лишняя головная боль…

Муж Жаннетты преподавал физкультуру в средней школе. Он совершенно не интересовался делами жены и категорически не желал выслушивать ее рассказы об убийствах и изнасилованиях. С одной стороны, ее это устраивало, хотя с другой — она не могла не понимать, что этим равнодушием отчасти объяснялось его раздражение по поводу ее бесконечных задержек на работе, которые в будущем, если верить администрации, должны чудодейственным образом превратиться в дополнительные бонусы при получении пенсии.

Мартен уговорил Марион временно переселиться к нему. Так ему было намного легче обеспечить ее безопасность. Работать она будет в основном дома, а на совещания и встречи, которые нельзя пропустить, будет отправляться под надежным, хотя и скрытым эскортом. Подобный режим будет действовать до тех пор, пока они не арестуют убийцу.

Он вернулся домой предупредить Изабель, а главное — убедить ее в том, что она ни в коем случае не должна чувствовать себя лишней. Это не только его квартира, но и ее, настойчиво повторил он несколько раз.

По его мнению, это был идеальный момент, чтобы сообщить ей, что у него тоже будет ребенок. Но не находил слов.

«Да, кстати, Иза, моя подруга Марион ждет от меня ребенка».

Нет, не годится. От нарочитой беззаботности этой фразы за милю несет фальшью.

«Иза, я должен тебе кое-что сказать. Марион, та самая журналистка, беременна».

«От тебя?»

«Да».

Нет, так тоже нельзя. Почему это так трудно? Будет ли для Изы иметь значение тот факт, что у ее отца появится ребенок? И не усугубит ли ее недовольство то обстоятельство, что женщина, которая собирается родить этого ребенка, всего на десять лет старше ее? Но, черт побери, откуда у него подобное чувство вины? Кого он предает? Свою первую жену? Изу? Мириам?

Что за черт, выругался про себя Мартен. Это не преступление, и мне не в чем оправдываться. Тем более что я ни у кого ничего не прошу.

— Мне надо кое-что сказать тебе, Иза. Моя знакомая журналистка немного поживет у нас. Ей грозит опасность.

— Блин, — откликнулась Иза. — Ну прямо как в американском кино.

— Угу, — согласился Мартен. — Но есть еще одна вещь. Она ждет ребенка.

— Да ну? — удивилась Иза. — А срок какой?

Внезапно ее глаза округлились.

— Ты что, хочешь сказать, что… Это ваш общий ребенок?

— Да.

— Ой, папочка…

Она замолчала и только смотрела на него странным взглядом, словно впервые увидела за знакомыми чертами совершенно нового человека. Мужчину, чьи мысли и поступки оставались для нее загадкой. В сущности, такого же мужика, как и все прочие. Который был не только ее отцом, но и…

Так они стояли, не сводя друг с друга глаз. Что до Мартена, то он чувствовал себя смущенным.

Будь Иза маленькой девочкой, он объяснил бы ей, что появление малыша не изменит его отношения к ней и что он будет любить ее по-прежнему.

Эти слова рвались у него с языка, но он сдержался — из ложной стыдливости, из опасения, что она рассмеется ему в лицо.

— Ты считаешь, я совершаю глупость? — наконец спросил он. — В моем возрасте заводить ребенка… Когда ему будет двадцать, мне перевалит за шестьдесят…

— Прекрати, — сказала Иза. — Дело не в этом. Просто я…

— Что?

— Просто я не думала, что твои отношения с Марион…

— Зашли так далеко?

— Да.

— Я и сам так не думал, — сказал Мартен.

Иза засмеялась.

— Ну и ну! — фыркнула она. — До сих пор моя семья была — ты, я и Мириам. Причем в центре была я. А теперь всему конец.

— Это не конец. Это перемены.

— Ну, раз ты так говоришь, — насмешливо произнесла она. — Возможно, теперь я наконец-то почувствую себя взрослой.

Теперь засмеялись оба, но это был невеселый смех. Она подошла к нему и обняла:

— Мой старикан решил вспомнить молодость.

— Ты что, считаешь меня старым?

— Да нет, не такой уж ты и старый, — ответила Иза, и этот ответ не вполне удовлетворил Мартена. — Интересно, какая из меня получится сестра, — добавила она и вдруг резко отстранилась от него. — А что скажет Мириам?

Он вздохнул.

Жаннетта беспокоилась не напрасно. Мартен явно витал в облаках. Но Жаннетта, отметив необычное состояние шефа, не сделала из своих наблюдений нужных выводов. Ей следовало растормошить его, подробно рассказать, каким образом она установила, что свидетельница страдает от дислексии, и что предприняла в связи с этим. Будь Мартен меньше озабочен своим будущим отцовством и проблемой сосуществования под одной крышей его дочери и его же подруги, а также, хоть и неявно, своими взаимоотношениями с бывшей женой, несмотря ни на что занимавшей в его жизни ключевое место, он бы, наверное, довел идею Жаннетты до ума.

А доведи он ее до ума, ему бы, возможно, удалось связать воедино разрозненные фрагменты головоломки и значительно сократить список подозрительных лиц, над составлением которого в данный момент трудились его подчиненные. Впрочем, во всем этом присутствовало слишком много «бы», а Мартен, несмотря на обостренную интуицию, порой приводившую к поразительным результатам, вовсе не был сверхчеловеком. Позже, значительно позже, Жаннетта, вспоминая эти минуты, не раз говорила себе, что, сложись обстоятельства по-другому, расследование уже тогда могло бы пойти по нужному руслу, что позволило бы избежать многих страшных вещей.

— Вы думаете, он попытается напасть на журналистку? — спросила она.

— Только не сейчас. Он, должно быть, уже сообразил, что сделать это гораздо труднее, чем он предполагал. Скорее всего, он вернется к первоначальному плану. Снова начнет охоту на стройных темноволосых женщин высокого роста. Не исключено, что в данный момент он как раз подыскивает среди них очередную жертву.

— Выходит дело, нам остается только ждать, — сказала она.

— Сегодня утром я заключил с Русселем соглашение. В газетах и по радио будет сделано объявление, что убийца преследует женщин определенного типа. Будем надеяться, что это предостережет высоких брюнеток, мечтающих найти родственную душу. Или по крайней мере заставит их вести себя осторожнее.

Накануне психолог изложила ему нечто вроде гипотезы, которую он мгновенно отбросил как невероятную. Однако, учитывая положение, в котором они оказались, вряд ли он имел право отмахиваться от каких-либо версий. Он щелкнул пальцами:

— Это казнь, — сказал он. — Вот что это такое.

Жаннетта ждала.

— Извини, сейчас объясню. Идею вчера подала наша психологиня. Холодная рассудочность этих убийств навела ее на мысль о наемном киллере. Но разумеется, никакой он не киллер. Зато я вот о чем подумал. А что, если, убивая этих женщин, он пытается замаскировать какое-то определенное убийство?

— Мы очень внимательно изучили прошлое обеих жертв, — сказала Жаннетта, — но ничего не нашли.

— Значит, надо продолжать. К тому же не исключено, что настоящее убийство, то, ради которого он затеял всю историю, еще не совершено.

— А если оно окажется десятым по счету? Хороши мы тогда будем!

— Да уж. Кроме того, убрав с дороги подлинную мишень, он будет вынужден убить еще несколько человек, чтобы сбить нас со следа. А потом затаится, и мы больше никогда о нем не услышим.

— Тогда какая нам разница? — возразила Жаннетта. — Не важно, какой у него мотив. Все равно он — серийный убийца.

— Само собой. Но все-таки разница есть.

Он рывком поднялся из-за стола и принялся мерить шагами кабинет.

— Ах ты, черт! — воскликнул он.

— Что такое?

— Ну конечно же! Вспомни, как он убил первую женщину и как напал на вторую. Он стрелял им в лицо, с расстояния в несколько метров. А затем подходил к ним, чтобы посмотреть, как они умирают. Женщин этих он не знал, верно? И не имел никаких причин их ненавидеть.

— Вроде бы так. Насколько нам известно.

— Но при этом он вел себя так, словно испытывал к ним личную ненависть. Почему? Потому что в точности отыгрывал мизансцену, продуманную для того, настоящего убийства. Он репетировал! Вот он подходит к ней. Вот смотрит, как она умирает. Он ненавидит ее настолько сильно, что хочет, чтобы она знала, кто ее убийца. Он смакует картину того, как жизнь покидает ее. Понимаешь?

— Но за что он на нее взъелся?

— Поди догадайся. Брошенный жених? Обманутый муж? Карьерист, которого подсидела эта женщина? Черт, если б у нас был хоть намек на мотив!

— А откуда нам знать, что мотив у него не бредовый?

Он молча посмотрел на нее, потом подошел к телефону и набрал номер психолога. Она сняла трубку после первого же звонка. Он поделился с ней своей идеей.

На том конце провода повисло долгое молчание — он уж испугался, что связь прервалась.

— Алло? — сказал он.

— Я здесь, — ответила Лоретта. — Пытаюсь найти в вашей гипотезе нестыковки. Но пока не нахожу. Думаю, вы правы.

— То есть мы правы. Это вы натолкнули меня на эту мысль. Когда говорили о наемном убийце.

— Не надо щадить мое уязвленное самолюбие, — засмеялась она. — Но вы отдаете себе отчет, насколько важна ваша догадка?

— Что вы имеете в виду?

— Если вы не ошибаетесь, то этот тип еще более ненормален, чем я предполагала. Он убежден, что разработал идеальный план мщения, нацеленный против одной конкретной женщины. Но на самом деле опасность грозит всем женщинам, а не только высоким брюнеткам. Достаточно самой малой искры, чтобы он взорвался. А подводить рациональную базу он будет потом.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем ему подводить рациональную базу?

— Затем, что это помогает ему не утратить связи с действительностью. Позволяет найти точки соприкосновения между его безумными планами и реальным миром. Вы обеспечили защиту журналистке? Говорят, она очень красивая женщина.

Он замешкался с ответом, а она снова засмеялась:

— Бросьте, Мартен. Не берите в голову. Я в самом деле думаю, что вы высказали крайне перспективную идею. Мне надо поразмыслить. Позвоните, если появятся новости. Или если вас снова озарит.

Она повесила трубку.

Жаннетта смотрела на него странным взглядом. Интересно, догадывается она, что между ним и психологиней что-то было, или нет, подумал он.

— Мы не можем ждать, пока он совершит новое убийство, — сказал он. — Давай-ка займемся двумя первыми жертвами. За работу!

На столе зазвонил телефон.

Мартен снял трубку, буркнул пару слов и снова опустил ее на аппарат.

— Меня вызывает судья, — сообщил он.

Глава 32

Интернет оказался изумительным изобретением. Благодаря ему он всего за несколько минут вычислил, в каком квартале живет журналистка. А теперь перед ним открывался океан возможностей. Сайты знакомств. Каких только женщин тут нет! И как представлены! Никаких кратких описаний: 30 л., 1 м 65 см, блондинка, глаза зеленые, позн. с мужч. того же возраста, увл. спортом, музыкой, природой, возм. серьезные отн-я. О нет, здесь женщины помещали свои цветные фотографии, рассказывали о себе в подробностях, сообщали номер телефона, а иногда даже приводили образец голоса. Он мог выбрать третью жертву из невообразимого числа вариантов.

Он почувствовал мягкое прикосновение к затылку и поцелуй в ухо и обернулся. Блондиночка смотрела на него с хозяйским видом.

— Тебе что, одной меня мало? — спросила она. — Хочешь попробовать втроем?

Ее голос звучал не сердито, а скорее весело. Накануне она сказала ему: «Чего ты хочешь, того и я хочу». Разумеется, подобное заявление нуждалось в проверке. С другой стороны, прежде он не слышал таких слов ни от одной женщины.

— Почему бы и нет? — спросил он.

Она положила руку ему на плечо и склонилась к экрану, скользнув по его лицу своими длинными волосами.

Ночевали они все-таки не на улице. К четырем утра они так продрогли, что он привез ее к себе.

Розелина была у себя в комнате. Спала или притворялась, что спит. Но ему было все равно. Вместе с новой подружкой они заперлись в ванной и трахались прямо под душем. Они пробыли там до шести часов, потом он отвез ее домой переодеться, они дождались, когда сожительница Дианы уйдет на работу, и трахнулись еще разок. Затем он довез ее до кафе и стал ее первым клиентом.

Она взялась за мышку и повела курсор по экрану. Глядя на черную стрелку, подползающую к женским лицам, он чуть не ахнул. Да ведь это же его арбалетная стрела! Он замер, зачарованный. Все выглядело так, словно он заранее знал, что настанет день, когда он будет подыскивать себе жертву с помощью интернета. Стрелка, метившая женщинам в голову, была посланием свыше. Она без слов говорила: все предрешено, сопротивление бесполезно. Даже электроника склонялась перед его непобедимостью.

— Нравятся они тебе? — спросила Диана.

— Меньше, чем ты, — честно ответил он.

— На самом деле это никакие не объявления о знакомствах. Это шлюхи.

Он посмотрел на нее: уж не насмехается ли она над ним. Но нет. Только не Диана. Она не умела лгать. И интернет знала куда лучше, чем он. Вчера, заподозрив ее в высокомерии, он ошибся. Она нисколько не кичилась своими знаниями. Напротив, все, чем она владела, все, что знала и умела, готова была отдать ему без остатка.

— Я знаю одну девчонку. Если хочешь, можем попробовать втроем, — добавила она. — Она очень симпатичная, не то что эти.

— Нет, не стоит. Я хочу только тебя.

Она улыбнулась и взъерошила ему волосы:

— Мне надо заняться другими клиентами.

— Не беспокойся, — сказал он. — Я тут сам разберусь.

Она ласково коснулась его шеи кончиками пальцев и отошла.

Шлюха. А что, отличная идея.

За ней не придется следить, чтобы выяснить, где она живет. Она сама скажет ему адрес. Он просмотрел фотографии и выбрал двух претенденток. Убивать он будет только одну — ту, от дома которой легче всего скрыться.

Кликнув на фотографию, он получил номер телефона.

Затем поднялся из-за компьютера, сказал Диане, что ему надо в магазин, но что к обеденному перерыву он вернется.

Покидая интернет-кафе, он задумался: а как она отреагировала бы, если бы он посвятил ее в свой план? Но он тотчас же отбросил эту мысль. Нет, ни в коем случае. Слишком опасно.

Трубку сняла женщина, спросившая, что ему угодно.

— Арлена? Я прочитал ваше объявление, — ответил он.

— А-а. Так чего бы вы хотели?

— Н-ну… Встретиться с вами.

— Понятно. Лонг трип или шорт трип?

— Лонг трип?

Это еще что за хрень? Она что, издевается, что ли?

— Лонг трип — это ночь неторопливой любви. Триста. Шорт трип — тоже прекрасно, но чуть короче. Сто пятьдесят. За вечер.

— Ясно, — сказал он.

Ненадолго задумался и решился:

— Пусть будет лонг. Мне кажется, это лучше.

— Чудесно, — ответила она. — Я принимаю карты. Двадцать ноль-ноль. Время вас устраивает?

— Да.

— Записывайте адрес.

Вернувшись из Дворца правосудия, Мартен прошел к себе в кабинет и с тяжким вздохом уселся в кресло.

Должно быть, Жаннетта с Оливье караулили его, потому что заявились буквально через несколько секунд.

— Чего хотел судья? — обеспокоенно спросила Жаннетта.

— Он заметил, что пресса начала проявлять к нашему делу интерес. Соответственно, его собственный интерес неожиданно обострился. Я дал ему полный отчет о том, как продвигается расследование, и у него не нашлось никаких претензий. Пока не нашлось. Но он хотел бы лично допросить подозреваемых.

— Не он один, — хихикнула Жаннетта.

— По первым двум жертвам новости есть?

Оливье и Жаннетта переглянулись.

— Практически никаких, — признался Оливье. — Во всяком случае, никаких ревнивых женихов или завистливых конкурентов обнаружить не удалось. Ни та ни другая не получали угроз ни по почте, ни по телефону. В прошлом тоже ничего. В общем, пока по нулям.

Зазвонил телефон. Мартен снял трубку и тут же закатил глаза:

— Да, господин судья. Да, разумеется. Мы как раз над этим работаем. До свидания, господин судья.

Он положил трубку на место и вздохнул:

— У него родилась идея.

Жаннетта и Оливье ждали продолжения.

— Возможно, преступник перекрасил свой мотоцикл в красный цвет.

Теперь от вздоха не удержались и помощники Мартена.

Снова зазвонил телефон.

— Сними трубку, — сказал Мартен, подвигая аппарат к Жаннетте. — Скажи, что я уже ушел. Отправился опрашивать торговцев краской.

Жаннетта осторожно сняла трубку и стала слушать.

— Секундочку, — сказала она, поворачиваясь к Мартену. — Мириам Соннен. По личному делу.

Мартен забрал у нее трубку. Он даже не заметил, как Оливье и Жаннетта испарились из кабинета.

— Мне надо с тобой увидеться. Срочно нужен профессиональный совет. У тебя сегодня найдется свободная минутка?

Она говорила холодным, почти официальным тоном. «Профессиональный совет»! Ничего личного, только бизнес. Похоже, она за что-то на него злится. А ведь это она собралась выходить замуж!

Он направился на улицу Сен-Жак. Когда он вошел в кафе, она уже сидела за столиком.

При виде ее он ощутил легкий укол в сердце. Неужели ему так и суждено всю жизнь по ней тосковать? Или после замужества Мириам и появления в его жизни Марион с ее ребенком — нет, с их общим ребенком, — когда они станут видеться все реже, это чувство ослабеет, а потом и вовсе исчезнет? Неужели он когда-нибудь настолько свыкнется с тем, что ее больше нет рядом, что и думать о ней забудет? От этой мысли ему стало грустно.

Он поцеловал ее в щеку и сел напротив. Она, как всегда, выглядела красивой и элегантной, хотя от его взгляда не укрылось, что ее лицо немного осунулось. Она пыталась замаскировать круги под глазами с помощью макияжа, но это ей не очень-то удалось.

— Я много чего узнала насчет Розелины, — без предисловий заговорила она. — Помнишь, это наша бухгалтерша? Ее ребенок погиб от жестокого обращения. Она обвиняет в его смерти себя, но я встретилась с врачом, который пытался спасти малыша. По его мнению, нет никаких сомнений в том, что гибель ребенка — дело рук ее мужа.

— Как ты вышла на врача?

— Наняла частного детектива.

Мартен засмеялся:

— Значит, ты действительно это сделала! Молодец! И ты по-прежнему уверена, что она собирается наложить на себя руки?

— Да. Уверена как никогда. И я хочу ее спасти. Я же не полицейский чиновник, — добавила она.

Улыбка Мартена угасла.

— Извини, — сказала она.

Коснулась его руки своей, но тут же отдернула ее.

— Ну вот. Я тебе позвонила, потому что мне нужна помощь, а сама только злю тебя понапрасну…

— Но что ты можешь сделать? — спросил он. — Тут никто ничего не сможет сделать. Если она твердо решила свести счеты с жизнью, никто не в силах ей помешать. Твой детектив должен был тебя об этом предупредить, если он не полный тупица.

— Но, может быть… Если бы началось следствие по факту гибели ребенка, это привязало бы ее к жизни.

— Нельзя просто так завести дело. Надо, чтобы в нем появились новые обстоятельства. Но ведь их нет. Других детей у них так и не появилось. И вот еще чего я не понимаю. Почему она сказала тебе, что это она убила ребенка, если она этого не делала? Она что, пыталась выгородить своего мерзавца мужа?

— Она чувствует свою вину за то, что не смогла защитить малыша. По-моему, это вполне логично.

— Но она по-прежнему живет с этим типом. Тебе это не кажется странным?

— Розелина вообще странная женщина. Я много думала над этим. Мне представляется, что для нее это что-то вроде самонаказания. Способ искупить вину. Она живет с человеком, которого не выносит, потому что искренне считает, что другого не заслуживает. Понимаешь?

— Понимаю. Она слегка не в себе, да?

— Когда я потеряла дочь, я тоже была не в себе. Хотя моя девочка умерла от болезни. Ее никто не убивал. Я и вообразить себе не могу…

Она замолчала.

— Я понимаю, — сказал он.

Они помолчали. Что-то между ними изменилось. В хорошую сторону. Они словно вновь обретали друг друга.

— С Изой помирились? — спросил он.

Лицо Мириам осветилось.

— О, все отлично. Мы с ней долго болтали. Я сказала ей, пусть ни о чем не беспокоится. Если понадобится, я всегда ей помогу.

— Она рассказывала про этого урода?

Мириам улыбнулась:

— Ты имеешь в виду ее возлюбленного? Он звонит ей каждый день. Готов в ногах у нее валяться, лишь бы она его простила.

— А она?

— Она еще не решила. Впрочем, тут я не уверена. Знаешь, у твоей дочери характер о-го-го. Любопытно, в кого?

Они снова улыбнулись друг другу, но она отвела глаза, и мгновение теплоты, промелькнув, кануло в прошлое.

В его присутствии она ощущала какую-то неловкость, как, впрочем, и он. Слишком много между ними было недосказанностей. Неужели однажды настанет день, когда они смогут делиться друг с другом абсолютно всем, свободно обсуждать своих новых партнеров и не чувствовать при этом ни ревности, ни обиды? Ему вдруг захотелось повторить слова, сказанные ею в тот вечер, когда они виделись у него дома. Я никогда и никого не буду любить так, как любил тебя. Но какое он имел право произносить эти слова? Марион была беременна. Отныне его верность должна принадлежать ей.

Они все смотрели друг на друга, не в силах отвести глаза. Пора было расходиться. Но ни он, ни она не желали первым вставать из-за стола.

— Я прочитала в газете про твое расследование, — сказала она. — Там была статья под подписью Марион Деламбр. Это и есть твоя подруга?

— Да, — ответил он, и его — в который уже раз — посетила мысль: а уж не телепатка ли она?

— Она очень хорошо пишет. Очень талантливо.

— Да, я тоже так считаю. Ты уже назначила день свадьбы?

— Нет еще.

— А чем он занимается?

— Тебе это правда интересно?

Он пожал плечами:

— Извини. Я не хотел быть нескромным.

— Он работает в Министерстве культуры.

— Чиновник, как и я?

— Ну да.

— Молодой?

Наконец она улыбнулась:

— Слушай, ну что тебе за дело? Да, молодой. Ему тридцать два года.

Мартен расхохотался.

— Что это тебя так развеселило? — изумилась она.

— Ровно столько, сколько Марион.

— Не вижу ничего смешного, — отрезала Мириам. — Для меня возраст вообще не имеет значения. К тому же он выглядит старше.

Он миролюбиво поднял ладони:

— Ладно, ладно. Мне правда пора.

— Мне тоже.

Она положила на стол купюру и поднялась.

— Очень тебя прошу, если что-нибудь надумаешь насчет Розелины, обязательно мне позвони. В любое время дня и ночи.

— Постараюсь, — сказал он. — Но не слишком на это рассчитывай.

Они простились на набережной. Он смотрел, как она уходит, и его сердце снова сжалось от печали.

Глава 33

Прикомандированные помощники потрудились на славу.

В радиусе двух километров от телефонной кабины они установили владельцев двадцати семи красных мотоциклов.

Все мотоциклы были зарегистрированы в департаменте Валь-д’Уаз (95). Ни у одного номер не начинался с девятки.

Некоторые владельцы состояли на учете в полиции. Оливье просмотрел их дела.

Было решено в первую очередь проверить именно этих людей, хотя ни Мартен, ни другие следователи не питали на их счет особых иллюзий. Но они должны были исключить из числа подозреваемых каждого из этих двадцати семи, а затем, если не наткнутся на преступника, приступать к разработке лиц из следующего круга. И так далее.

Опрос на местах проводили четыре группы, сформированные из временных помощников. Их возглавили Мартен, Жаннетта, Оливье и усач.

Вооружившись крупномасштабной картой пригорода, они распределили между собой имена из списка, сгруппировав адреса по близости местонахождения.

Если им повезет, то первую часть операции они завершат еще до вечера.

Руссель, со своей стороны, связался с редакциями крупных газет департамента Валь-д’Уаз и региональными отделениями ряда общенациональных изданий. Они опубликовали фоторобот убийцы и обратились к тем из читателей, кто встречал похожего человека, с просьбой звонить по указанному телефону. С аналогичным призывом к гражданам обещал обратиться телевизионный канал Иль-де-Франс.

Разумеется, могло оказаться, что преступник не проживает, а только работает в этом районе. Тогда поиски ни к чему не приведут. Но Мартен склонялся к мысли, что все-таки он живет где-то поблизости, — ведь он звонил Сабине Рену вечером. Или он работает в ночную смену? Нет, маловероятно.

Очень скоро выяснилось, что осуществить задуманную проверку не так просто. Большинства владельцев мотоциклов не было дома; их жены — если таковые имелись — объясняли полицейским, что муж на работе.

До вечера им удалось вычеркнуть из списка всего десяток фамилий.

Как ни странно, эта в общем-то провальная операция подняла моральный дух всем ее участникам, в том числе Мартену. У него наконец-то возникло ощущение, что они занимаются чем-то конкретным, хотя шансы на успех представлялись мизерными. В качестве помощника ему достался молодой щуплый парень в круглых очках, который курил сигарету за сигаретой и задыхался при быстрой ходьбе.

Пока Мартен стучал в очередную дверь, парень держался в отдалении, прищуренными глазами озираясь вокруг, словно в любую минуту ожидал нападения. Мартен не смог удержаться, чтобы не подшутить над бедолагой.

— Если я подниму руку, — сказал он, — падай на землю. В ту же секунду.

Парень уставился на него, судорожно дернув кадыком:

— Вы думаете, он откроет стрельбу?

— Всякое бывает, — равнодушно ответил Мартен, отмечая в списке последний дом, владельца которого они не застали.

Значит, придется еще раз наведаться сюда позже.

В 19.00 участники всех четырех групп собрались вместе и после недолгих споров решили пойти поужинать в тунисский ресторан.

Хозяин заведения с первого взгляда распознал в них полицейских и внутренне обмер — на кухне у него работали два родственника без документов. Впрочем, убедившись, что легавые пришли просто поесть, он превратился в воплощенное гостеприимство и усадил их за лучший столик.

Заказа пришлось ждать добрых полчаса, и Мартен воспользовался паузой, чтобы позвонить сначала Изабель, а затем Марион, и сообщить, что сегодня вернется поздно. Марион ехидно поинтересовалась, не собирается ли он провести вечерок с Лореттой, и он на миг растерялся, пока не вспомнил, что сам же ляпнул это имя по телефону.

Расплачиваясь за ужин, он подумал, что контора, по всей вероятности, не возместит ему расходы, зато этот жест заметно поднял настроение всей его команде.

Под занавес хозяин угостил их мятным чаем, и примерно без четверти девять они продолжили обход домов, который завершили около одиннадцати. Ни один из владельцев красных мотоциклов не подошел под описание преступника.

Вернувшись домой, Мартен обнаружил Марион и Изабель перед телевизором. Они смотрели реалити-шоу. На столе перед ними стояла большая миска с салатом, лежали чипсы и фрукты и красовалась бутылка с остатками белого вина. В пепельнице покоились три сигаретных окурка. В воздухе ощутимо попахивало травкой.

Они недовольно покосились на него, словно он был непрошеным гостем. Он чмокнул обеих в лоб, опустился в продавленное кресло и уставился на них.

— Трудный день? — спросила Марион.

— Ничего. Жалко, что практически безрезультатный.

— Выпьешь глоточек? — предложила Изабель и плеснула ему вина.

— А вы уверены, что вино и сигареты — это именно то, что вам сейчас нужно?

Они переглянулись.

— Брось, пап, — сказала Изабель. — Что мы, больные, что ли?

— Ты ничего не понял, — объяснила Марион. — Это девичник. Прощание с юностью. По-настоящему взрослой женщиной становишься только тогда, когда у тебя появляется ребенок. С завтрашнего дня — баста. Никакого алкоголя. Никаких сигарет.

— И никакой травы, — дерзко глядя на отца, добавила Изабель. — Во всяком случае, на восемь ближайших месяцев.

Мартен поднял бокал:

— Ваше здоровье, девочки.

Они с царственным достоинством одновременно кивнули.

Обе были красавицами, хотя каждая в своем роде. Стройная Изабель выглядела плотнее, чем Марион. Она и ростом была повыше. Будущая Юнона, подумал Мартен. А Марион скорее будущая… Кто же? Артемида-охотница? Пожалуй. Несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, она, в отличие от Изабель, так и не избавилась от юношеской угловатости. Он подумал о ее крошечной груди с острыми, как заточенные карандаши, сосками. Теперь ее грудь изменится, станет больше. Намного? А что с ней станет через год? Вернется она в прежнюю форму или нет? Вряд ли.

— Ты еще долго собираешься нас изучать? — спросила Иза.

Только сейчас он понял, что именно в эти последние сутки подспудно давило на него, не давая дышать. Всего через несколько месяцев для него снова настанет пора вечных тревог, закончившаяся не так уж давно, когда Иза более или менее обрела самостоятельность. Снова вернутся ночи без сна и постоянный страх за крошечное существо, которому ты дал жизнь. Еще двадцать лет волнений и беспокойства. И все будет даже хуже, чем в первый раз, потому что теперь трястись ему придется сразу за двоих беспомощных малышей. Сволочь этот Кристоф, подумал он. Мужчина должен нести ответственность за свои поступки. Вместе с тем Мартен не испытывал ни малейшего желания знакомиться с любовником Изабель.

Словно прочитав его мысли, дочь сказала:

— А я завтра встречаюсь с Кристофом.

— Вы помирились?

Она хмыкнула:

— А что, нельзя? Вообще-то пока я просто согласилась с ним увидеться.

— Он уже знает про ребенка?

— Нет.

— Но ты ему скажешь?

Она заколебалась.

— Мы как раз это и обсуждали. Все зависит от того, как он себя поведет.

Он кивнул:

— Правильно.

И зевнул. Как же он вымотался. Он не хотел ничего, только вытянуться в постели и ни о чем не думать. И чтобы Марион лежала рядом.

Она заговорщически улыбнулась ему, словно догадалась, о чем он мечтает.

— А ты не хочешь поведать нам, как продвигается расследование? — спросила она.

Вот тебе и чтение мыслей на расстоянии.

— Ну пожалуйста, — включилась Иза. — Марион мне кое-что рассказала, так я прямо обалдела. Ты думаешь, ей в самом деле грозит опасность?

— Да. Как и тебе, если убийце станет известно, что ты — дочь человека, который за ним гоняется. Судя по всему, у него крайне злобный и мстительный характер.

Вдруг до него дошло, что Иза, если отбросить возраст, в общем и целом довольно точно соответствует типу женщин, избранных преступником в качестве мишени. Высокая, с темно-каштановыми волосами до плеч и глазами, которые при определенном освещении могут показаться светлыми. Особенно на фоне загорелой, как сейчас, кожи. Хотя нет. По зрелом размышлении становится ясно, что это совсем не тот типаж. Убийца предпочитает женщин с очень бледной, почти прозрачной кожей. А Иза скорее смуглая.

Усталость немного отступила. Почему бы и не рассказать им все? Заодно осмыслить все заново, представить на суд двух слушательниц своего рода краткое резюме по делу.

— Ну хорошо, — сказал он. — Сейчас я сообщу вам, чего мы добились на данный момент. И изложу свои промежуточные выводы. Может, у кого-нибудь из вас родится свежая идея. Только есть одно условие. Сведения, которыми я с вами поделюсь, не должны выйти за пределы этого дома, если только я не дам вам на то разрешения. Я могу вам доверять?

Обе кивнули с самым серьезным видом.

По адресу, который Арлена — намеченная им третья жертва — продиктовала убийце, располагалось туристическое агентство. Он чуть поколебался, но все же толкнул дверь. Это оказалось совсем маленькое и очень скромное заведение, тесно зажатое между филиалом банка и обувным магазином.

Он подошел к белой стойке. Сидевшая за ней молодая женщина с дьявольской скоростью колотила по клавишам компьютера. Рядом с ней громоздились груды папок, валялись листы с факсами и смятый пакет из «Макдоналдса».

С Дианой он расстался часа два назад, сочинив первое, что пришло в голову (надо съездить ко врачу на укол), и пообещав попозже позвонить. Но до этого ему предстояло много чего сделать.

Он навестил рощицу неподалеку от своего дома и откопал арбалет. Болт он взял всего один. Он не был уверен, что осуществит задуманное прямо сегодня, но, если представится удобная возможность, должен быть к ней готов. Он прихватил с собой банковскую карту второй жертвы, которую нашел у нее в сумочке. Он знал нескольких парней, занимавшихся изготовлением фальшивых карт, но решил, что использовать в качестве приманки для новой жертвы карту предыдущей будет круто.

Он заехал домой, принял душ и переоделся в светлый хлопчатобумажный костюм, который когда-то покупал к свадьбе. Костюм немного жал ему под мышками, зато выглядел шикарно.

Розелины дома не было. Поверх костюма он надел куртку с накладными карманами — почти такими же большими и вместительными, как у той, что ему пришлось выбросить. Перед тем как сунуть в один из карманов арбалет, он не забыл смазать тетиву жиром.

Он стоял у стойки, терпеливо дожидаясь, пока девица кончит печатать. Ему не хотелось привлекать к себе излишнего внимания.

Наконец она оторвала глаза от клавиатуры:

— Месье?

— К Арлене.

Она секунд десять внимательно всматривалась в него, затем кивнула и достала из-под стойки сложенный вдвое буклет. Положила перед ним, повернулась к компьютеру и снова принялась молотить по клавишам.

Он взял буклет и вышел из агентства. Отойдя на несколько шагов, раскрыл книжечку. Внутри была приклеена скотчем визитка с адресом и кодом подъезда. Дом оказался совсем рядом.

Он дошел до конца улицы и свернул за угол. Вскоре он уже стоял перед подъездом современного здания, ничем не отличавшегося от соседних. Набирая на двери код, он мысленно похвалил себя за сообразительность. Это была импровизация, но он не сомневался, что у него все пройдет как по маслу. Он убьет ее в квартире, возможно, прямо в постели.

На четвертом этаже он позвонил, и ему открыла Арлена — красивая женщина, чья внешность довольно точно соответствовала нужному типажу, если бы не легкое косоглазие. На фотографии в интернете она была снята под таким углом, что этот небольшой недостаток был совсем незаметен. Насчет возраста она тоже соврала. Сороковник, с ходу определил он. На ней была короткая юбка и почти прозрачная блузка с глубоким вырезом; ногти на руках и на ногах покрывал лак лилового цвета. Губы она накрасила помадой того же оттенка.

— Не стесняйтесь, — сказала она. — Входите.

Вокруг глаз и рта у нее разбегались морщинки. Кожа была нездорово бледной и тусклой — должно быть, она редко выходила из дому, во всяком случае, днем. В общем, она ни капли не походила на Розелину, и он задумался, не слишком ли отдаляется от образца. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы взвесить все за и против. Высокая, худощавая, темноволосая. Обнаружив в ее теле арбалетный болт, легавые обязательно поймут, что это его рук дело. Ладно. Сойдет.

И он вошел.

Квартира была чистенькой и хорошо обставленной, но безликой, как зал ожидания на вокзале. Наверное, постоянно она живет не здесь, догадался он. Рядом с огромной кроватью под красным покрывалом стояло большое зеркало на ножках, слегка наклоненное вперед. В горячем влажном воздухе витали запахи моющих средств. Единственной деталью, выделявшейся на общем невыразительном фоне, была прикрепленная над кроватью фотография двух совокупляющихся слонов: самец вскарабкался на самку, воздев кверху хобот, и целил ей в круп своим огромным, похожим на кривую турецкую саблю членом.

Она проследила за его взглядом и улыбнулась:

— Сексуально, а?

— Да.

— Перед тем как перейти к серьезным вещам, нам надо уладить одну маленькую формальность.

— Разумеется, — согласился он.

Достал карту и протянул ей.

— Чувствуйте себя как дома. У меня тепло. Можете оставить одежду вон там, в кресле.

Она взяла карту, даже не взглянув на имя владельца, и направилась к небольшому комоду в глубине комнаты, на котором стоял считыватель магнитных карт.

Он отвернулся, достал из кармана куртки арбалет и вставил болт. На все про все ему потребовалось не больше четырех секунд.

Она, улыбаясь фальшивой улыбкой, уже протягивала ему машинку:

— Будьте добры, введите свой код, пожалуйста.

Это были ее последние слова. Он прицелился ей в лицо и выстрелил. Она даже не поняла, что произошло.

Болт вошел ей в лоб, ровно посередине между бровями. Ее голова с сухим треском откинулась назад, затем качнулась вперед, машинка упала на ковер, женщина рухнула на колени и сейчас же завалилась всем телом набок, приткнувшись к ножкам кровати. Она не шевелилась, застыв в странной, крайне неудобной позе: с подогнутыми коленями, вывернутым торсом, запрокинутой головой. Глаза у нее оставались широко открытыми.

Он приблизился к ней. Похоже, уже умерла. Он пошел в ванную, нашел в косметичке квадратное зеркальце и вернулся в комнату. Поднес зеркальце к ее губам и носу и подержал несколько секунд. Зеркало не замутилось. Значит, точно не дышит. Рана почти не кровоточила. Лишь одна капелька крови медленно катилась по лбу к правой брови. И эта капля пульсирующей крови была единственным, что оставалось в ней живого.

Он убрал зеркало в карман, рассудив, что унести его с собой проще, чем стирать отпечатки пальцев. Считыватель издал возмущенный писк, когда он вытащил карту, чтобы сунуть в карман и ее.

Во время падения у Арлены разомкнулись сфинктеры, и в комнате начали распространяться малоприятные запахи. Он выпрямился и огляделся вокруг себя: что бы такое унести на память. Зеркальце не годилось — никто не заметит его отсутствия.

На столике лежала синяя кожаная сумочка. Отлично. Он и ее запихнул в карман, в последний раз огляделся и пошел к двери. Приоткрыв ее, внимательно осмотрел лестничную площадку. Ни души. Ни звука. Ему на глаза попалась прикрепленная к косяку серая коробочка — термостат, настроенный на 22 градуса. Он повернул его вправо до упора. То-то легавые позабавятся.

Он вышел из квартиры, быстро обтер за собой дверную ручку и спустился вниз, никого не встретив по пути.

До чего же все просто! Фантастика! Он чувствовал себя невесомым как птица и сильным как бог. Он — Мститель. Ощущение всемогущества растекалось по его жилам, заполняло легкие, пронизывало руки и ноги и спиралью поднималось к голове. У него на глазах стояли слезы. С каждым разом это чувство усиливалось. Оно было сродни опьянению и в то же время противоположно ему, поскольку наделяло его потрясающей прозорливостью. Он был владыкой вселенной.

Он уже садился на мотоцикл, когда увидел метрах в двадцати толстушку, запиравшую дверь туристического агентства. Странно, почему так рано.

Она его не заметила и быстрым шагом направилась к автобусной остановке. Он провожал ее взглядом. Несмотря на разделявшее их расстояние, он с почти сверхъестественной ясностью различал каждую деталь ее облика.

Она ни капли не походила на Розелину. Правда, темноволосая, но коротко, почти наголо стриженная, к тому же низенькая и толстая. Судя по тому, что на ее пухлых ляжках, плотно обтянутых брюками из блестящей черной ткани, открывавшими голый живот, не виднелось следов полосок, она была или в стрингах, или вовсе без трусов. Перед уходом с работы она обновила макияж, но маникюр так и остался облупленным. В ожидании автобуса она грызла ноготь на большом пальце правой руки. У нее на шее красовались две родинки, на подбородке — еще одна. Он был уверен, что россыпи родинок покрывают все ее тело. Оба ее запястья обхватывали тонкие золотые браслеты, на одной руке соседствовавшие с часами дорогой марки, явно поддельными, а в левом ухе поблескивали три маленьких золотых колечка. Так, что же ему с ней делать?

Она видела его в агентстве, но он не верил, что она сможет опознать его или даже просто описать.

Он последовал за автобусом. Она проехала пять остановок и сошла на конечной, у вокзала Сен-Лазар.

Поддавшись внезапному порыву, он быстро притормозил у тротуара, навесил на мотоцикл замок и побежал за ней. В зале ожидания он едва не потерял ее, но в последний момент высмотрел в толпе, направлявшейся к платформе, ее невысокую фигуру.

Она села в поезд на Коломб. Он вскочил в тот же вагон. Купить билет он не успел, но все обошлось — контролеров не было.

Он проводил ее до темного кирпичного здания, расположенного в двух сотнях метров от вокзала, и следом за ней вошел в подъезд. В узком холле никого не было.

Кнопка вызова лифта горела, и он слышал шум поднимавшейся наверх кабины. Он выскочил на улицу и посмотрел наверх.

Две минуты спустя зажглось окно на пятом этаже.

Он вернулся в подъезд и осмотрел почтовые ящики. «Ф. Костер. 5-й этаж, налево». Ф.? Филиппина?

Он принял решение. Достал из кармана зеркальце, тщательно обтер его и сунул в щель почтового ящика. Затем покинул дом и зашагал к вокзалу.

Ему не терпелось увидеть Диану. Как ему хотелось поделиться с ней только что пережитыми впечатлениями! Он понимал, что это невозможно, и это его огорчало.

Но до встречи с ней ему надо заехать домой, переодеться и убрать в тайник оружие.

Подъезжая к своему кварталу, он заметил на улице машину, из которой вышли двое мужчин. Мужчины направились к одному из домов и позвонили в дверь. Им открыли, и они вошли внутрь. Что-то в повадке мужчин, с привычной бдительностью окидывавших взглядом окрестности, насторожило его. Он прокрался вдоль живой изгороди, которой был обнесен дом, и в палисаднике обнаружил красный мотоцикл «бандит» шестисотой модели. Он бегом бросился назад и с колотящимся сердцем помчался прочь.

Закопав в рощице арбалет, он долго сидел на земле, рядом со свежезасыпанной ямкой. Вечер выдался теплым; в тени деревьев вились мириады мелких мошек, слышалось щебетанье птиц.

Он обливался потом в своей куртке, но почему-то не догадался ее снять. От прежнего ощущения пронзительной ясности не осталось и следа. В голове гудело. Он чувствовал себя слабым и уязвимым, он в одиночку противостоял враждебному миру, желавшему ему зла. В хаотическом мельтешении обрывочных мыслей снова и снова возникала одна, заставлявшая его вздрагивать как от боли: полицейские опять задумали его провести.

Они не сообщили прессе всего, что знали. Они лгали читателям. Какое право они имеют обманывать людей? Значит, они засекли его мотоцикл. Ни марки, ни номера они не знают, это очевидно, не то давным-давно схватили бы его. Но они знают, что мотоцикл у него красный, а это уже опасно. С другой стороны, сколько в Париже красных мотоциклов? Сотни, если не тысячи. Он чуть успокоился, но ненадолго. Как же тогда они сумели подобраться к нему так близко? Он попытался сосредоточиться. Надо все обдумать. Звонки из телефонной кабины. Вот оно, единственное разумное объяснение. Они ищут наугад, проверяют всех владельцев мотоциклов, живущих по соседству с кабиной. Вывод? Ему больше нельзя пользоваться мотоциклом. Он потеряет мобильность, но разве у него есть выбор? Мотоцикл надо спрятать.

Он поднялся. Ноги затекли. Он чувствовал себя тяжелым и неуклюжим. Нет, так просто он им не дастся. Пусть он один против всех, но в этом-то и заключается его сила. Он всегда был один против всех. Никто никогда не помогал ему. Он всегда принимал решения самостоятельно. И на сей раз он их переиграет. Партия еще не кончена. Он победит.

Он сел на мотоцикл и поехал в свой тайный гараж, расположенный далеко от дома. Поставил мотоцикл за БМВ. Отныне он будет передвигаться на машине. Никто не знает, что у него есть этот автомобиль. Никто не сможет установить связь между мотоциклом и БМВ. Он вывел машину из гаража, запер за собой дверь и поехал домой. Припарковался на тротуаре напротив. Оставить ее прямо на улице? Нет, об этом не может быть и речи. Но в гараже, примыкавшем к дому, места не было — туда сваливали сломанную мебель и неработающие бытовые приборы. А Розелина не удосужилась навести в нем порядок, как обязательно сделала бы любящая и заботливая жена. Он решил, что займется расчисткой в гараже немедленно.

Переоделся и принялся за работу.

Глава 34

Мартен старался ничего не упустить. От долгого рассказа у него пересохло в горле, зато появилось ощущение, что он наконец-то сумел взглянуть на дело не как на более или менее случайную последовательность событий, поступков и реакций, а как на нечто цельное.

— Если ты прав и им движет ненависть, — сказала Марион, — необходимо узнать, почему он ненавидит эту женщину.

— Тонко подмечено, — отозвался Мартен. — Проблема только в том, что причину этой ненависти мы узнаем не раньше, чем поймаем этого человека. Или узнаем, кто эта женщина.

Изабель молчала, погруженная в свои мысли.

— Не знаю, — наконец произнесла она.

— Чего ты не знаешь? — не понял Мартен.

— Чтобы кого-то возненавидеть, необязательно иметь причину, — сказала она. — Вернее, это может быть причина, которая нам покажется бредовой. Все-таки этот тип — психопат. Может, он ненавидит ее просто за то, что она существует.

Повисло молчание.

— А я думаю, что какая-то причина у него должна быть, — подала голос Марион. — Не обязательно простая, но все-таки причина. Что-то не столь очевидное, как «она мне изменила» или «она мне жить не дает», но какой-то реальный мотив. Может, он влюбился в нее по уши, а она послала его куда подальше, и с тех пор он затаил на нее злобу… Или она знает о нем что-то ужасное. На самом деле очень важно установить, кто такая эта женщина — мать, просто знакомая или, например, жена.

— Лично я склоняюсь к версии жены, — сказала Изабель. — Если он убивает других женщин, чтобы отомстить этой, значит, они должны быть на нее похожи. Следовательно, она не может быть пожилой. Кроме того, мне кажется, что их должны связывать довольно близкие отношения.

— Думаю, ты права, — поддержала ее Марион. — Он уже напал на двух женщин. Готова спорить, что следующей жертвой станет та, которую он задумал убить с самого начала. Тут вы его и поймаете.

Чуть позже, когда Мартен уже лежал в постели, к нему под бочок забралась Марион.

— Как мне нравится твоя дочь, — прошептала она. — У меня никогда не было толпы подружек, но мне кажется, с ней я могла бы по-настоящему подружиться.

Мартен прижал ее к себе. Она сунула колено ему между ног и взобралась на него.

— Изабель — отважная девочка. Не всякая на ее месте решилась бы оставить ребенка. Я в ее возрасте, наверное, сделала бы аборт.

— Ты ей об этом сказала?

Она тихонько засмеялась:

— За кого ты меня принимаешь? Что, мысли об убийце не дают покоя?

— Да.

— Тебе хоть чуточку помогло наше обсуждение?

— Возможно. Пока не знаю. Чего-то в этой схеме не хватает, какого-то ключевого элемента. И самое плохое, что я даже не представляю, где его искать.

— Тебе надо расслабиться. Ненадолго выбросить все это из головы. Ты слишком глубоко увяз в этом деле.

— Как я могу? Он ведь уже подбирает себе новую мишень. Попробуй тут забудь.

— Ты перестал ходить в качалку.

— Некогда.

— А зря. Может, тебе как раз и нужно переключиться на что-то другое. Чтобы мозги прочистились.

— По-твоему, я потерял форму?

Она хихикнула:

— Ладно. Постараюсь тебе помочь. Ты не против?

Говоря это, она терлась о него всем телом, и он, несмотря на усталость, почувствовал, что оживает. Она заметила это, довольно хрюкнула и оседлала его.

— Только не кричи, — шепнул он. — Не хочу, чтобы Иза нас слышала.

Вместо ответа она ткнула его кулаком в ребра, и на сей раз хрюкнул уже он.

Мириам лежала в постели с Реми в своей просторной квартире. Они только что занимались любовью. Он был внимательным и нежным, но она не сумела настроиться на нужную волну.

Ее мысли занимала Розелина. А делиться ими с Реми ей не хотелось — она хорошо помнила, как он отреагировал, когда она впервые заговорила с ним о проблеме своей сотрудницы.

Но беспокоило ее не только это. Стоило ей задуматься о Розелине, как на ум приходил Мартен. Неужели ее озабоченность делами бухгалтерши вызвана… чем? Интересом к Мартену, принявшим извращенную форму? Неужели она его ревнует? И не значит ли это, что она до сих пор любит его гораздо сильнее, чем готова признаться в этом самой себе?

Третья проблема, занимавшая ее, не шла ни в какое сравнение с судьбой Розелины, но все-таки Мириам твердо решилась обсудить ее с Реми. Потому что эта проблема касалась его напрямую.

Она повернулась к нему.

— Есть одна вещь, которой я не понимаю, — сказала она.

— Что за вещь, любовь моя? — нежно спросил он, проводя тыльной стороной ладони по ее животу и груди.

Она сжала его руку. Нет уж, она не позволит себя отвлечь.

— Где ты собираешься брать деньги на квартиру в Марэ?

— Да что ты волнуешься? Не такие уж большие там деньги…

— Четыреста пятьдесят тысяч евро? Три миллиона франков… Для большинства людей это очень значительная сумма.

Он засмеялся:

— Для меня тоже. Но, если уж хочешь знать правду, у меня есть друг, который мне очень обязан. Он будет счастлив одолжить мне эти деньги наличными без процентов. Для него это практически пустяк.

Она ждала продолжения, но он молчал.

— А ты не боишься неприятностей от налоговиков? Если к тебе придет проверка, они могут заинтересоваться, откуда у тебя столько наличных. К тому же ты чиновник.

— Ну и что? Моя мать родом из Рима, ты же знаешь. Так что мой друг переведет деньги в отделение римского банка на имя моей матери, а я скажу, что она дала мне их в долг. Уверяю тебя, никаких проблем не возникнет.

Она замолчала. Значит, одной заботой меньше.

— Надеюсь, ты не сомневаешься в законности этой операции? — насмешливо спросил он.

— В общем-то нет.

— А мне кажется, что да.

— Меня это не касается.

— Очень даже касается. Но сейчас я тебя успокою. Ты понимаешь, в чем разница между культурными ценностями и национальным достоянием?

Она отрицательно мотнула головой, удивленная вопросом.

— Допустим, у тебя имеется какая-то картина. Скажем, Матисс. Твоя семья владеет этой картиной на протяжении одного-двух поколений. Картина прошла все мыслимые экспертизы, ее подлинность точно установлена, и она внесена в официальный реестр. И вдруг тебе срочно понадобились деньги. Или законный владелец умер, оставив картину в наследство детям, а они хотят продать ее, чтобы поделить деньги поровну. К ним приезжает представитель «Сотбис» или «Кристис». Выставив картину на аукцион в Лондоне, твоя семья получит в пять — десять раз больше, чем если предложит ее государственному музею или частному коллекционеру во Франции. Однако, в соответствии с законом от тридцать первого декабря девяносто второго года и с учетом поправок от десятого июля двухтысячного года, произведение искусства, оцениваемое в сумму выше ста пятидесяти тысяч евро — если речь идет о картине, — не может быть вывезено за границу без специального сертификата.

Мириам смотрела на него не отрываясь. Он говорил с горящими от возбуждения глазами. В эту минуту он действительно был очень красив.

— Если картина отнесена к категории культурных ценностей, но не считается национальным достоянием, все просто. Ее везут в Лондон и продают какому-нибудь американцу или японцу. Но если власть решит, что речь идет о национальном достоянии, то картину не пропустит ни одна таможня. В этом случае придется переоформлять сертификат, а это может занять долгие годы. И зарубежный коллекционер может передумать. Если владелец картины хочет продать ее побыстрее, у него нет выхода. Вот и все.

— А кто решает, к какой категории относится та или иная картина? — спросила Мириам, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Специальная комиссия в составе нескольких человек. Я тоже в нее вхожу. Мы выносим свое суждение на основании ряда критериев. Если, например, картина представляет собой ключевой этап в истории искусства, то, разумеется, мы объявляем ее национальным достоянием. Допустим, «Завтрак на траве».

— Понятно.

Он повернулся к ней и усмехнулся:

— На мой взгляд, эта система — верх нелепости. Существует только одно достояние — достояние человечества.

— Именно так ты и заявил, когда твою кандидатуру выдвинули в состав комиссии? — спросила Мириам чуть суше, чем ей хотелось.

Он слегка покраснел.

— Во всяком случае, эта идея легла в основу моей диссертации. Если они ее не поняли, значит, они просто дураки.

Он вытянулся в постели и испустил блаженный вздох.

— Я рассказал тебе об этом, любовь моя, потому что один человек, которому я оказал небольшую услугу, — кстати, он не американец и не японец, а француз, правда живущий в Америке, — согласился в знак дружбы предоставить мне скромный заем. Ты разве не знала, что выходишь замуж за авантюриста?

Мириам не ответила. Никакой это не заем. Это взятка. И не то чтобы ее сильно смущал весь этот шахер-махер — занимаясь куплей-продажей недвижимости, она всякого навидалась. Просто, будучи человеком приверженным порядку, она терпеть не могла двойную игру. В конце каждого месяца Реми получал вполне приличную зарплату. Хотел он того или нет, но его назначили на должность специалиста, призванного оберегать национальное достояние страны. А он мошенничал. И, поскольку он отличался большим умом и избегал малейшего риска, свое мошенничество он наверняка обставил так, что к нему не подкопаешься. Вот это-то ей и не нравилось.

— А что будет, если я тебя выдам? — спросила она.

Он засмеялся:

— Ничего. Вот что самое забавное. В худшем случае назначат коллегию экспертов. Половина из них меня поддержит, а вторая воздержится. Мы ведь имеем дело с абсолютно субъективными материями. И такое происходит у нас сплошь и рядом.

— А хранители государственных музеев? Они разве не могут на тебя настучать?

Он фыркнул:

— Можешь не беспокоиться. У них других забот полно. Они из кожи вон лезут, чтобы доказать подлинность некоторых сомнительных полотен и тем самым повысить ценность своих собраний. А эта работа отнимает массу времени.

— Ты хочешь сказать, что в наших музеях выставлены одни фальшивки?

— Разумеется, нет. В смысле, не одни фальшивки. Но в последнее время появились алхимики, которые прямо-таки чудеса творят. И картины, написанные в мастерской великого художника, превращаются в полотна, созданные рукой самого художника. Заметь, при всеобщем молчаливом одобрении. Хуже всего то, что все без исключения находят здесь свою выгоду. Кроме публики, пожалуй, но кого интересует публика?

Он повернулся и поцеловал ее сначала в шею, а затем в губы, нежно поглаживая рукой. Она почувствовала дрожь. Он прав. Это не мошенничество. Он просто с умом использовал подвернувшуюся возможность. Сохранять в данных обстоятель ствах честность значило бы проявлять наивность. Она на его месте поступила бы точно так же.

Она ответила на его поцелуй и прижалась к нему.

К возвращению Розелины он уже закончил работу.

Она остановилась возле калитки. В крошечном палисаднике шириной не больше семи метров никогда не было особого порядка, но сейчас он превратился в настоящую свалку. На пожелтевшей траве валялись ржавая механическая газонокосилка, подаренная ей отцом, старая стиральная машина, пустые банки из-под краски, обрезки толя, бетонные блоки, ржавые металлические трубы, принесенные мужем со стройки, — когда-то он собирался соорудить из них беседку, но потом передумал, — обломки радиаторной решетки, детали моторов, заплесневелый рулон напольного покрытия и еще целая куча каких-то железяк и прочей трудноопределимой дряни. Он выволок во двор все, что прежде хранилось в гараже. Но зачем?

Вот и ее жизнь была такой же грудой мусора. Бесполезной, уродливой, унылой и грязной. И такой же громоздкой. Но ничего, скоро она от нее избавится. Еще пара недель — и все это канет в небытие.

Шевельнувшееся в душе любопытство заставило ее заглянуть в гараж. В нем было пусто и чисто. Он даже пол подмел. Неужели собирается держать в нем машину?

Она вышла и еще раз оглядела свалку старья. На глаза навернулись слезы. Какое он имеет право заваливать ее этой пакостью? Он терпеть не мог выбрасывать старые вещи, даже сломанные и ни на что не пригодные, и ей не позволял. Радиоприемники, тостеры, пылесосы — он все складывал в гараже, повторяя, что у них нет лишних денег, а он все это когда-нибудь починит.

Она позвонила в мэрию, но трубку никто не снял, — рабочий день давно кончился. Куда же девать весь этот хлам? Она проверила по календарю: машина, собирающая крупногабаритный мусор, появится здесь не раньше чем через месяц. К тому времени ее уже не будет в живых. Значит, ей до конца своей жизни придется созерцать эту отвратительную помойку.

Впервые за много дней она обошла дом. Открыла шкафы и обнаружила, что накануне он надевал свой свадебный костюм, — между прочим, единственный и с самого дня свадьбы так и провисевший на вешалке. Что еще он задумал?

В его спальне ничего не изменилось. Похоже, он в ней не ночевал. Уже хорошо.

Зато она уловила едва ощутимый аромат духов. Он приводил в дом женщину? Когда? Этой ночью? Сейчас она вспомнила, что, кажется, слышала сквозь сон голоса… Хотя утром ничего такого не заметила. Подтверждение своим подозрениям она получила, когда зашла в ванную и нашла длинный белокурый волос. Ее передернуло от отвращения. Она не испытывала ни ревности, ни обиды — только страх за незнакомку, которая сама не понимала, чем рискует. Как бы ее предупредить?

На ужин она съела два стаканчика йогурта и отправилась под душ. Стоя перед зеркалом, она вдруг обратила внимание на то, как похудела. Даже ноги, которыми она всегда гордилась, потеряли форму. Бедра ввалились, ключицы выпирали, грудь усохла, а ребра напоминали стиральную доску.

Придется умирать уродиной, с улыбкой подумала она. Может, оно и к лучшему.

Мысль о собственной худобе вызвала в памяти образ ее начальницы. Вот уж кто был ее полной противоположностью. Сильная, крепко сбитая, она излучала почти осязаемую энергию.

Перед смертью она напишет ей письмо, в котором расскажет, во что превратилась ее жизнь и почему она решила с ней покончить. Она чувствовала, что обязана это сделать.

Он приехал за пять минут до закрытия интернет-кафе. Увидев его на противоположной стороне улицы, Диана улыбнулась до ушей. Он повел ее к машине.

Открыл ей дверцу, и она восхищенно присвистнула.

Усевшись, легонько провела пальцами по приборной доске и кнопкам.

На них не было ни пылинки — он за этим следил. Она перенесла руку ему на бедро.

— Тебе идет эта машина, — сказала она. — Она похожа на тебя.

Он расслабился. Она в очередной раз высказала очень правильную мысль, даже если сам он никогда не формулировал ее так.

— А где же твой мотоцикл? — спросила она.

— Мотор барахлит.

Ему не хотелось врать ей, но он не собирался отвечать на ее бесконечные вопросы. Время правды придет, но позже. Возможно. Если она и дальше будет вести себя так же достойно.

— Куда ты хочешь поехать?

Она поерзала, удобнее устраиваясь на сиденье.

— До чего здорово! Устала я сегодня. С девяти утра до восьми вечера в режиме нон-стоп. Так что мне вообще никуда не хочется.

Он засмеялся и повернул ключ зажигания.

Загорелись циферблаты, и мотор тихо заурчал.

Она откинулась на сиденье, удовлетворенно вздохнула и прикрыла глаза. Он тронул автомобиль с места.

Он впервые вез в своей машине другого человека. Он купил ее, когда Розелина была беременна.

Он покосился на Диану. Его охватило странное ощущение. С одной стороны, она вторглась на его территорию. Но в то же время она не производила впечатления чужой. Как будто ее место действительно было здесь, возле него. Она заслуживала того, чтобы находиться с ним рядом. Он похлопал ее по коленке и провел рукой по ноге, поднимаясь к бедру. Она чуть раздвинула ноги и издала горловой звук.

— Если заедем ко мне, — сказала она, — я быстро приму душ и переоденусь. На все про все мне понадобится десять минут. А ты пока посидишь в гостиной на диване и выпьешь холодного пива. Как тебе такая идея?

Он молча кивнул в знак согласия.

Часом позже они снова ехали в машине. Она сменила джинсы и майку на короткую кожаную юбку и обтягивающий кардиган, подчеркивавший форму груди. Ее еще влажные длинные светлые волосы были тщательно расчесаны. Он попросил ее не краситься, сказав, что она нравится ему и так, без всякого макияжа. Она не стала спорить. Он заметил у нее на щеках розоватые следы плохо залеченной угревой сыпи, но это ничуть его не смущало.

Он остановился на парковке перед лесочком к северу от Парижа.

Здесь находилось еще несколько машин, но людей видно не было. Они вышли из БМВ и немного прошлись. Она взяла его за руку и подняла к нему лицо.

— Хочешь, пойдем туда? — кивнула она на лесок. — Я уже немножко отдохнула.

— Не знаю. Я сегодня тоже устал.

Это была чистая правда. Он не просто устал. Он вымотался. Руки и спина еще ныли после возни в гараже, но это бы еще ничего. Он устал морально. Они подобрались к нему гораздо ближе, чем он предполагал. Вот что его мучило. Ему даже трахаться не хотелось. Хотелось совсем другого: лечь и спокойно уснуть, и чтобы она охраняла его сон. Его так и подмывало рассказать ей обо всем, но разве он мог? Или все-таки рискнуть? Возможно, ей хватит ума его понять.

Она вгляделась в него чуть пристальней.

— Я что, тебе больше не нравлюсь? — обеспокоенно спросила она.

Он посмотрел на нее. Его раздирали противоречивые чувства. Может он ей доверять или нет?

— Устал сегодня просто жутко, — ответил он.

— Я знаю несколько способов, чтобы снять усталость.

Она провела языком себе по губам и слегка покачала бедрами. Он почувствовал, как в нем закипает гнев. Он был готов поделиться с ней своей тайной, довериться ей, а у нее все мысли об одном — как бы трахнуться. Всему свое время, в конце-то концов. Неужели она не видит, что у него нет ни малейшего желания скакать на ней. Как же можно быть настолько слепой? Он притащился за ней на работу, он возил ее в машине, куда не пускал ни одного постороннего человека. А все, что ей нужно, это улечься под кустом и раздвинуть перед ним ноги. А ему сейчас требуется совсем другое!

— Ты что, не понимаешь? Я устал, — повторил он. — Я не хочу трахаться.

Она машинально выпустила его руку, удивленная тем, как переменился его тон.

— Что я тебе сделала? — спросила она.

Что я тебе сделала. Я. Они. Все они были из одного теста — брюнетки, блондинки, высокие или маленькие. Они привыкли все всегда сводить к себе, думать только о себе. Я. Пуп земли. Каждая из них считала себя пупом земли.

— Если я тебе надоела, зачем ты меня сюда привез? — презрительно спросила она.

Я. Меня. Снова-здорово. У него сами собой сжались кулаки. Нет. Нельзя. В лесу могут быть люди. Свидетели. Он не должен терять осторожность.

— Я тоже устала, — сказала она. — Разругалась с управляющим. Тот еще говнюк. А все почему? Потому что не разрешила себя лапать. Представляешь?

Он посмотрел на нее. Может, и не врет. Но ему на это плевать. Если у кого и есть проблемы, так это у него. Серьезные проблемы. А у нее что? Пустяки.

Я уже замочил трех сикух, и меня ищет полиция, чуть было не ляпнул он.

— Ну ладно, — выдавил он из себя. — Пошли в лес. Поищем местечко поспокойней.

— Может, лучше в отель? — предложила она.

В отель. Тратить деньги, которые могут ему понадобиться на более серьезные вещи. Зарплата только в конце месяца, а он еще несколько дней пропустил по болезни, значит, получит меньше, чем обычно.

— Для того, что мы собираемся делать, — сказал он, — трава ничем не хуже постели. А потом я отвезу тебя домой.

Она вытаращила глаза. Ее лицо залила краска.

— Ты что, принимаешь меня за шлюху? Так, что ли?

Ее глаза наполнились слезами, но она яростным жестом смахнула их.

— Не удивляюсь, что жена послала тебя куда подальше. Мудила вонючий.

Она развернулась на каблуках, открыла левую дверцу автомобиля и села за руль.

Она выиграла. Он должен схватить ее за длинные белокурые волосы, выволочь из машины, дотащить до дальнего угла парковки и забить ногами до смерти. Даже Розелина никогда не позволяла себе столь откровенной и наглой глупости. Как он мог так ошибиться в ней? Его затопила волна ненависти. Как ему хотелось размазать ее по асфальту!

Нет. Нельзя поддаваться порыву. Он закрыл глаза и покачнулся, едва не потеряв равновесия. Но ему удалось собрать волю в кулак и заставить себя расслабиться.

Только почувствовав, что достаточно владеет собой, он открыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, после чего медленно приблизился к машине.

Вымученно улыбнулся, но тут же понял, что никакими улыбками не вернет ее доброго расположения. Наоборот. Она смотрела на него так, будто видела в первый раз. Презрение в ее взгляде сменилось недоверием. Если не чем похуже.

— Уступи мне место, — тихо сказал он. — Я знаю, куда мы поедем.

Она без слов поднялась с водительского сиденья и поставила ногу на землю. Короткая юбка задралась, и он убедился, что она была без трусов. Но он не испытал ни малейшего желания.

— Сейчас ты отвезешь меня домой, — сказала она, — и уберешься прочь. Я больше не желаю тебя видеть. Я думала, ты настоящий мужик. А ты просто ничтожество. Понял, что я сказала? Ты — ничтожество.

Он сел за руль и подождал, пока она обойдет вокруг машины и тоже усядется. Она застегнула ремень и сложила руки на груди, глядя прямо перед собой и недовольно надув губы.

Удар обрушился на нее неожиданно. Он нанес его с такой силой, что услышал хруст. Что там сломалось, височная кость или какой-нибудь сустав, он не знал, да это его и не интересовало. Голова Дианы стукнулась о стекло и тут же свесилась ей на грудь. Из приоткрытого рта на кардиган стекла струйка слюны.

— За что боролась, на то и напоролась, — пробормотал он, проверяя, не осталось ли следов на стекле.

Он рванул машину с места — шины даже не взвизгнули — и поехал вперед. Через несколько километров показалась автозаправка, при которой располагалась просторная площадка для отдыха. Автозаправка была уже закрыта, но на парковке стояло с полдюжины грузовиков с полуприцепами.

Он остановился в самом ее конце, не просматриваемом с дороги, и выключил в салоне свет. Затем поднес указательный палец к ее горлу. Ничего не почувствовал и решил уже, что она готова, но тут она тихо застонала. Значит, просто потеряла сознание. Значит, жива.

Он задумался, рассеянно постукивая пальцами по рулю. Она чудовищно его разочаровала. И как скоро проявилась ее гнилая натура. Как он мог хоть на миг поверить, что она не такая, как другие? Только потому, что она не похожа на Розелину? Он засмеялся собственной глупости.

Что же теперь с ней делать? Ответ возник сам собой. Это же очевидно. Он улыбнулся. В конце концов, даже хорошо, что он с ней познакомился. Она ему здорово пригодится.

Он достал из бардачка моток электрического провода, оставшийся от установки автомагнитолы. Отрезав нужный кусок, он связал ей руки. Она еще не пришла в себя, но уже проявляла первые признаки жизни.

Слабо дернувшись, она открыла глаза.

— О-о-и-о-о? — прошептала она.

Приподнялась и подняла руки, не понимая, что они связаны.

На виске у нее надувалась лиловая шишка. Она повернулась к нему:

— Что случилось? У меня все болит. Мы что, попали в аварию?

— Да, — ответил он.

— Больно, — повторила она. — Меня сейчас вырвет.

Он вышел из машины, вытащил ее и поставил на траву.

Только тут она заметила свои связанные руки.

— Зачем это? — слабым голосом спросила она.

— Затем, чтобы ты не смогла причинить мне зла, — объяснил он.

После чего размотал черный провод.

Она сделала несколько шагов и упала на колени. Все ее тело сотрясалось в спазмах.

Впустую. Из нее ничего не выходило.

Он нашел в машине рулон тряпки, которой вытирал пыль, оторвал три фрагмента и протянул ей.

Она вытерла рот и неуклюже поднялась на ноги.

— Мне очень плохо, — сказала она. — Отвези меня в больницу.

— Конечно, — сказал он. — Тебя больше не тошнит?

— Нет.

Он взял ее за локоть и усадил в машину.

— Больно, — повторила она, откидываясь головой назад. — Мне ужасно нехорошо.

Ее голова качнулась к нему. Он заметил, что она косит правым глазом. Глаз заплыл кровью, а оба зрачка сузились до чуть видных точек.

— Я плохо тебя вижу, — сказала она. — Темнота кругом. Почему ты не едешь? Машина сломалась?

Он завел мотор и тронулся с места:

— Все нормально.

Медленно вырулив с парковки, он выбрался на шоссе и поехал со скоростью не больше шестидесяти километров в час.

— Что ты обо мне думаешь? — спросил он.

Она не ответила. А ему позарез требовалось услышать ее ответ. Наконец-то рядом с ним появилось существо, которому он мог безбоязненно излить душу. Черт, должна же от нее быть хоть какая-то польза.

Он тронул ее за плечо и легонько потряс.

— Что ты обо мне думаешь? — повторил он свой вопрос.

— Мне плохо, — пробормотала она. — Очень больно.

— Блин! — взорвался он. — Смени пластинку! Я же везу тебя в больницу. Соберись! Ты что-нибудь слышала про убийцу с арбалетом?

Она медленно кивнула и застонала:

— Псих какой-то. Девчонки в кафе сегодня болтали…

— Ты меня удивляешь, — засмеялся он.

— Когда мы приедем в больницу?

— Скоро, — сказал он. — Представляешь, а я знаю этого парня. Даже очень хорошо знаю. И он никакой не псих. Просто ему надоело, что каждая встречная сука смотрит на него как на кусок говна.

В ней проснулось что-то вроде интереса. Она снова попыталась повернуться к нему:

— Какая сука?

Он качнул головой:

— Ну, сук вокруг хватает. А этот парень, он вздрючил всю полицию. Он их всех вздрючил. Он такой крутой, что они никогда его не поймают. Хочешь, скажу тебе, кто это? Это я. А еще могу рассказать, как я их мочил. Хочешь послушать?

Еще не договорив, он покосился на нее и увидел, как побелело ее лицо. Глаза закрылись. И она больше не дышала. Он приподнял ей веко, и на него уставился ее безжизненный глаз.

— Вот срань, — вполголоса произнес он. — Не могла подождать еще немного.

Он притормозил на обочине и выключил фары.

Затем быстро обошел вокруг машины, подхватил ее под мышки, вытащил наружу и усадил на дно придорожной канавы.

Еще раз убедился, что она умерла, для чего приложил ухо сначала к ее рту, а затем к груди. Она действительно не дышала. Ее тело еще издавало какие-то странные звуки, но сердце больше не билось. Должно быть, своим ударом он превратил ее мозги в кашу. Однажды ему пришлось наблюдать, как одному мужику упала на голову балка. Он умер очень скоро, точно таким же образом, и тоже перед смертью ненадолго пришел в сознание. Все вместе заняло не больше десяти минут. Эта продержалась дольше. Прямо удивительно для такой пигалицы.

Глава 35

Мартен завел будильник на шесть утра.

Тихо встал, сварил себе кофе и перед уходом зашел взглянуть на спящую Марион. Она спала самозабвенно, как умеют спать только дети.

Он погладил прикрытое одеялом бедро, услышал в ответ недовольное ворчанье и испарился.

В половине девятого он вместе со своей командой был готов приступить к обследованию второго круга с телефонной кабиной в центре. На сей раз предстояло проверить семьдесят два адреса. Работы на целый день.

Публикация фоторобота пока не принесла никаких результатов. В полицию позвонило с десяток человек, но все оказались бездельниками, которым больше нечем было заняться.

Мартен сидел на террасе кафе, расположенной на эспланаде перед префектурой Сержи, и чувствовал себя не столько охотником, сколько торговым агентом. Его не оставляло ощущение, что вчера вечером, в который раз перебрав в уме все детали дела и уже засыпая, он неожиданно нашел решение задачи. Он никогда не придавал особого значения своим снам, но сейчас, размышляя о том, что, возможно, ночью ему приоткрылась истина, он не мог избавиться от внутреннего дискомфорта.

К середине дня они продвинулись не намного больше, чем накануне. Список укоротился наполовину, но это было их единственное достижение.

Телефонный звонок раздался в 14.00, сразу после перерыва на обед. Нашли третью женщину. В VIII округе Парижа.

Мартен с Жаннеттой немедленно выехали на место преступления, оставив Оливье командовать помощниками, продолжавшими обход домов.

За все двадцать пять минут пути ни он, ни она не произнесли ни слова.

В доме убитой их встретила Билье собственной персоной. Ее помощник отсиживался в машине. Незадолго до этого он успел облевать всю квартиру и даже лестничную площадку.

Билье указала Жаннетте на коробку регулятора кондиционера, прикрепленную к дверному косяку:

— Ручку повернули до упора. Когда мы сюда вошли, в комнате было тридцать два градуса. В подобных условиях установить точное время технически невозможно.

— Он что-нибудь унес?

— Пока трудно сказать наверняка, хотя мы не нашли документов убитой. Но перед смертью она, по всей вероятности, пыталась снять деньги с банковской карты, которую он забрал. Мы сейчас выясняем, можно ли восстановить информацию об этой карте.

Мартен только молча поднял брови.

— Понимаю, — сказала Билье. — Вряд ли он платил с собственной карты. Но мы обязаны проверить.

— Проститутка, — зажимая платком нос, произнесла Жаннетта.

Она была очень бледна и не отрываясь смотрела на труп убитой женщины. На обнаженных руках и ногах уже проявились черноватые прожилки.

Жаннетта ткнула пальцем в компьютер, стоящий на небольшом столе:

— Современный аксессуар девицы по вызову. Так и есть. От объявлений в газетах он перешел к знакомствам через интернет.

— А есть способ узнать, с кем она выходила на связь? — спросил Мартен.

— Не знаю, — ответила Билье. — Боюсь, ничего не выйдет. Если только в электронной почте…

— Он пользуется телефонными кабинами, — перебила ее Жаннетта. — Он не стал бы прибегать к собственному компьютеру. Он связался с ней или с работы, или с почты, или из интернет-кафе. Так мы его не поймаем. А что это за полоса у нее на лбу?

— По всей видимости, след его пальца, — ответила Билье. — Но отпечаток слишком мал. Мы из него ничего не выжмем.

— Насколько нам известно, он в первый раз прикасается к жертве, — промолвил Мартен. — Зачем он это сделал?

— Может, хотел оставить послание, — предположила Жаннетта.

— Или отпить ее крови, — добавила Билье.

Жаннетта фыркнула.

К ним подошел командир отделения жандармерии.

— Свидетельница, обнаружившая тело, ждет в машине. Если хотите с ней поговорить…

Мартен с Жаннеттой пошли следом за командиром жандармов.

Внутри полицейской машины тоже воняло блевотиной.

На скамье, прижавшись лицом к стеклу, сидела пухленькая девушка. Она была до того бледна, что выглядела ненамного краше трупа.

Перед подъездом разворачивался фургон с откидным бортом, вокруг которого уже собирались зеваки. Труповозка. Мартен с Жаннеттой переглянулись.

Жаннетта опустила руку на плечо девушки. Та вздрогнула.

— Мадемуазель, мы из полиции, — сказала Жаннетта. — Давайте выйдем отсюда. Поговорим в другом месте.

Девушка поднялась, качнулась и чуть не упала. Мартен подхватил ее и помог выйти из машины.

Они взяли ее под руки и повели в конец улицы, до ближайшего кафе.

Девушка сказала, что не будет ничего пить, но Мартен проявил настойчивость. Рюмка кальвадоса ей не повредит.

— Это была моя сестра, — сказала девушка. — Я знала, что она плохо кончит.

Мартен с Жаннеттой избегали смотреть друг другу в глаза. Оба слушали свидетельницу. Составление протокола и обмен мнениями можно отложить на потом.

— Вы с ней были близки? — спросила Жаннетта.

— Да. Я работаю в туристическом агентстве, вон там. Мы жили вместе. Я ночью глаз не сомкнула. Раз двести звонила в квартиру, но никто не подходил к телефону. Надо было мне сразу сюда ехать…

— Это ничего не изменило бы, — сказал Мартен.

— Вы знали, чем она занимается? — спросила Жаннетта.

— Да.

На сей раз Мартен с Жаннеттой обменялись коротким взглядом.

— Она находила клиентов через интернет? — спросила Жаннетта.

— Да. Я говорила ей, что это опасно, но все всегда проходило нормально. И она продолжала. Надо было мне быть решительней.

У нее по щекам скатились две слезинки.

— Это она мне помогла, когда я только приехала в Париж. Она мне все время помогала. И за квартиру она платила.

Мартен с Жаннеттой обменялись еще одним взглядом. Эту девушку вполне можно привлечь за сводничество. Жаннетта дала себе слово, что не будет вносить в протокол допроса намеки на финансовую помощь, которую старшая сестра оказывала младшей.

— Не представляю, как я без нее буду. Я знаю, кто ее убил, — добавила она.

Мартен и Жаннетта замерли.

— Вы его знаете? — тихо спросила Жаннетта.

— Он заходил в агентство. Мы всегда так делали. Она давала адрес агентства. Я смотрела, что за мужик. Если мне казалось, что нормальный, я давала ему адрес Кристель. Если нет, то делала вид, что ничего не понимаю. Это из-за меня она умерла. Я видела его, но не догадалась. Высокий, красивый… Сволочь. Теперь он и меня убьет, но мне плевать.

— Почему вы думаете, что он вас убьет?

Девушка сунула руку в карман и достала небольшую квадратную коробочку из серебристого металла. Открыла и протянула Жаннетте. Там было зеркальце, к которому прилипло немного пудры.

— Что это? — спросил Мартен.

— Сегодня утром я нашла это у себя в почтовом ящике, под письмами, — сказала девушка.

— Это зеркальце вашей сестры? — поняла Жаннетта.

— Да. И это означает, что он знает, где я живу. Это предупреждение. Я — следующая в списке.

— Не волнуйтесь, мы обеспечим вас охраной, — сказала Жаннетта. — Вы хотите помочь нам его поймать?

— Я бы сердце ему вырвала, — ответила она.

Они передали ее с рук на руки экспертам из команды Билье.

Она поработала с ними над уточнением фоторобота. Оставалось лишь надеяться, что от этого будет польза.

Почему-то Мартен не испытывал той ярости, что обуревала его при двух первых убийствах. Неужели он уже привык? Или это из-за того, что убитая женщина оказалась шлюхой? Он злился на погибшую. Две первые жертвы не подозревали о том, что их ждет. Но третья должна была прочитать газеты и хоть немного поостеречься.

Лучше всего его чувства выразила Жаннетта:

— Мы можем напечатать десятки предупреждений и распространить сотни фотороботов. Все равно люди будут относиться к ним как к автомобильным авариям. Пока сам в нее не попадешь, будешь считать, что это случается только с другими.

У Мартена состоялось долгое совещание с Русселем, посвященное выработке общей стратегии по отношению к прессе. Изображать клоуна перед толпой журналистов Мартен отказывался наотрез, но Руссель настоял на своем. Люди имеют право знать, что происходит, и если руководитель следственной группы прячется от граждан, это выглядит хуже, чем откровенный провал.

В конце концов Мартен согласился с его доводами, особенно когда понял, что его упрямство может обернуться отстранением от расследования. В такие критические моменты, как этот, он переставал быть просто специалистом и волей-неволей превращался в политика.

Вместе с Русселем они решили, о чем стоит информировать общественность, а о чем лучше умолчать.

Мартен изложил ему свою гипотезу насчет убийств-обманок, призванных замаскировать настоящее убийство, и Руссель посмотрел на него так, словно тот свалился с луны.

— Бросьте эти киношные штучки, — заявил он. — Перед нами серийный убийца, и этим все сказано. Вспомните, Мартен, о чем мы с вами говорили после первого же случая. Что ж, дальнейшее показало, что мы были правы…

Мартен молча проглотил это «мы».

Время проведения пресс-конференции было уже назначено. Она проходила в небольшом конференц-зале префектуры за закрытыми дверями. Жаннетта на ней не присутствовала — уехала помогать Оливье. Дышать в помещении было нечем. Начальство рассудило, что в такой обстановке журналисты долго не продержатся.

Среди представителей прессы сидела Марион, и Мартен старательно отводил от нее глаза.

Руссель, не обращая внимания на вспышки фотокамер, коротко поведал заинтересованной публике о том, что объединяло два удавшихся и одно неудавшееся убийство, рассказал, что, несмотря на скудость улик, полиция прочесывает частым гребнем места предполагаемого пребывания преступника, озвучил информацию о красном мотоцикле и пообещал, что уже сегодня к вечеру будет получена уточненная версия фоторобота. О некоторых уликах он умолчал, что являлось стандартной процедурой и позволяло отсечь телефонные звонки вероятных шутников.

Большинство вопросов касались психологического портрета убийцы.

Руссель повернулся к Мартену и представил его собравшимся как руководителя следственной группы. Мартен прочистил горло. Высказывался он крайне осторожно и лишь намекнул на то, что им помогает видный специалист в области криминальной психологии, не назвав Лоретту по имени — из соображений безопасности, как он уточнил.

Марион подняла руку. Мартен мысленно чертыхнулся и посмотрел в другой конец зала, где вздымалась рука другой журналистки.

— Пожалуйста! — своим громким ясным голосом произнесла Марион, не намеренная отступать. — Разве тот факт, что преступник нападает на женщин определенного типа, не может означать, что он замыслил какое-то определенное убийство, а остальные служат ему лишь для маскировки, чтобы все подумали, будто речь идет о серийном убийце?

Головы собратьев по перу дружно повернулись к Марион. Далеко не все из них уловили смысл вопроса.

Спасибо, Марион, сказал про себя Мартен, чувствуя затылком подозрительный взгляд Русселя.

— На данной стадии расследования, — сухо ответил он, — было бы преждевременно выстраивать гипотезы, даже самые соблазнительные.

— Как вы полагаете, он попытается вступить с вами в контакт? — спросил другой журналист.

Он уже пытается, подумал Мартен. Зеркальце. Пятно на лбу. Это его язык. Он начал диалог.

— Насколько мне известно, пока таких попыток не предпринималось, — бесцветным голосом ответил он.

Марион улыбнулась ему, и он понял, что его краткое замешательство от нее не укрылось. Но она не стала задавать новых вопросов.

Вскоре пресс-конференция завершилась, и он выскользнул из зала через заднюю дверь, оставив Русселя в окружении толпы репортеров, надеющихся выжать из него крохи дополнительных сведений.

Он обливался потом, и не только из-за жары. Он признавал право журналистов на информацию, но категорически не желал быть тем, кто эту информацию им предоставляет.

Ему не терпелось присоединиться к своей группе, хотя надежда схватить преступника таяла с каждым часом.

Что именно убийца хотел сказать им этим зеркальцем? Мартен позвонил Лоретте. Ее телефон был переключен на голосовую почту, но двадцать минут спустя она сама ему перезвонила. Он в это время ехал в Сержи — вернее, не ехал, а торчал в пробке на авеню Нейи.

— Не уверена, что здесь уместно рассуждать о каком бы то ни было диалоге, — сказала она, выслушав его рассказ о зеркальце и кровавом следе на лбу жертвы. — Пока что он с вами играет. Показывает, что может нанести удар где угодно и когда угодно. И дополнительно стремится распылить ваши силы.

— И это ему удается, — проворчал Мартен.

— Разумеется, полностью игнорировать символическое значение зеркала и кровавого пятна нельзя. Он взял из квартиры что-нибудь еще?

— Да. Сумочку убитой. В ней лежали ее документы и кое-какие побрякушки.

— Хорошо. С каждым разом он позволяет себе все больше и больше. Он чувствует свою неуязвимость. Полагает, что ему ничто не грозит. И меньше осторожничает.

— Он включил термостат в квартире на полную мощность, — сказал Мартен.

Лоретта поняла его с полуслова:

— О чем я и говорю. Он с вами играет.

— Что вы имеете в виду под «символическим значением» зеркала?

— Ничего особенно оригинального. Зеркало как образ души или нечто в этом роде. Оно говорит о нарциссизме преступника. Или бесконечных отражениях женщин, как капля воды похожих на исходную модель.

— О как! — не удержался Мартен. — Мне это здорово поможет.

— У меня такое впечатление, что он совершает два совершенно разных действа, — не обиделась Лоретта. — С одной стороны, некоторые вполне рациональные — ну, или, если хотите, осмысленные — поступки, такие как кража сумочек, что равнозначно его подписи под очередным убийством. С другой стороны, поступки импульсивные — это история с зеркалом и отпечатком кровавого пальца на лбу убитой. На мой взгляд, эти последние действия — непреднамеренные, своего рода оплошности. Но они-то и представляют собой его настоящую подпись. Возможно, кстати, что с первого места преступления он унес сумку по чистой случайности и лишь впоследствии стал делать это осознанно.

— Значит, вы думаете, что теперь он включит в свою систему зеркало и кровавое пятно?

— Скорее всего, да. Или аналогичные им предметы. Мы имеем дело с очень организованным человеком, который постоянно стремится ввести свои побуждения в строгие рамки; повторяя одни и те же действия, он создает для себя иллюзию, что управляет событиями. Ах, если б только мы хоть что-нибудь знали о его детстве…

— Но мы ничего не знаем, — прервал ее Мартен. — Скажите, а вот эта его манера выстраивать из своих непроизвольных поступков некую систему должна как-нибудь проявляться в повседневной жизни?

— Интересный вопрос. Да, думаю, он и в жизни ведет себя не совсем обычно. Но в чем эта необычность? Мне надо поразмыслить. Я вам перезвоню.

Вторая половина списка не дала ничего. Они завершили проверку без двадцати десять вечера.

Жаннетта приехала на своем новеньком «пежо» 206-й модели цвета синий металлик, которым она страшно гордилась и который вызвал со стороны Оливье град саркастических замечаний.

Они простились перед зданием префектуры Сержи. Перед мультиплексом на пять кинозалов выстроилась очередь. Возможно, в ней сейчас стоял и убийца. Если только он не сидел за кассой. Или не находился в двадцати километрах от городка.

Ну вот, версия «красный мотоцикл — телефонная кабина» закончилась ничем, одновременно подумали Мартен и Жаннетта. А никакой другой у них не было. Несмотря на то, что произошло третье убийство.

Специалисту экспертной службы удалось получить информацию о коде карты, введенной в принадлежавший последней жертве считыватель. Это была карта, украденная у Сабины Рену. Прощальный привет от убийцы. Ну что ж, теперь они хотя бы могут не сомневаться, что имеют дело не с имитатором.

Завтра следствие вплотную займется изучением личности убитой проститутки. С помощью младшей сестры они переворошат ее прошлое в надежде наткнуться на какой-нибудь факт, который убедит их, что она и есть настоящая жертва убийцы, та, кого он задумал уничтожить с самого начала. Ни Жаннетта, ни Мартен не верили в вероятность этого, но что им оставалось?

Глава 36

Жаннетта устала не меньше остальных членов команды, но в отличие от них не спешила домой.

Дочку на несколько дней забрала к себе ее мать, жившая в собственном домике в Марн-ла-Кокет, но Жаннетта с мужем, вместо того чтобы насладиться кратковременной свободой, накануне вдрызг разругались — из-за того, что она пришла с работы за полночь. Он даже заподозрил ее в супружеской измене, а она так разозлилась, что едва не пожалела, что не может бросить ему в лицо: да, я была у любовника.

Утром он ушел на работу, не попрощавшись с ней, и у нее не было никаких оснований предполагать, что к вечеру его настроение изменится к лучшему. Она успела хорошо его изучить.

В других обстоятельствах она бы поехала ночевать к своей сестре Матильде, но сегодня она была не в состоянии отвечать на ее вопросы и выслушивать ее нотации. Эти два дня, в течение которых они обивали пороги чужих домов, пока преступник спокойно расправлялся с третьей жертвой, находясь в тридцати километрах от места, где они искали злополучный красный мотоцикл, возможно никогда не существовавший, доконали ее. Нелепость происходящего буквально лишала ее сил.

А что, если муж прав? Может, ей действительно пора сменить работу? Пожалуй, да. Только не сейчас. Не раньше, чем они поймают мерзавца, убивающего женщин. Пусть это дело станет последним в ее карьере следователя уголовного розыска — пожалуйста, она не возражает.

Наконец она тронулась с места, но вместо того, чтобы, следуя указаниям синего щита, вырулить на шоссе А15 и взять курс на Париж, описала полукруг и направилась к телефонной кабине, с которой они и начали поиск.

Так вот что не давало ей покоя. Только сейчас она сообразила, что все это время ее мучило подспудное ощущение недостаточно профессионально, халтурно выполненной работы. Они слишком быстро забыли про телефонную кабину, не выжав из нее всего, что она могла сообщить.

Паркуясь у кромки тротуара, она заметила двух чернокожих парней в светлых куртках и с белыми банданами, приближавшихся к телефонной будке.

Каждый из них был на добрую голову выше ее.

Один остался стоять возле будки, держа в руках маленький золотистого цвета мобильник. Второй зашел внутрь и набирал номер. Парень с мобильником колдовал над ним, тряс его и переворачивал, пока не раздалась ритмичная мелодия — электронный ремейк музыкальной темы из фильма «Миссия невыполнима».

Второй парень повесил трубку и вышел из кабины.

Наверное, они просто проверяли, работает ли мобильник. Жаннетта приблизилась к парням.

Те смерили ее ничего не выражающими взглядами.

— Добрый вечер, — приветливо сказала она. — Не могли бы вы мне помочь? Я ищу одного человека.

Они переглянулись и снова молча уставились на нее.

— Понимаете, — продолжила она, не стирая с лица улыбки, — я знаю, что у него красный мотоцикл и что он живет где-то здесь неподалеку. Высокий такой мужчина, со светлыми, чуть рыжеватыми волосами. Вы его, случайно, не знаете?

— Это что, ваш приятель? — спросил один из парней.

Она чуть поколебалась, но потом решила, что лучше сказать правду, хотя и не всю.

— Нет, — ответила она. — Уж кем-кем, но своим приятелем я бы его ни за что не назвала.

Парень кивнул:

— Есть тут один такой. Живет поблизости. Проезд Моцарта, дом тридцать шесть.

— Метров пятьсот отсюда, — добавил второй.

— Вы знаете, как его зовут?

— А как же. Псих на воле. И еще сукин сын. И еще говнюк. Два месяца назад он отлупил моего брата только за то, что тот дотронулся до его сраного мотоцикла. Просто дотронулся.

— Спасибо, — сказала Жаннетта. — Большое спасибо. Всего вам доброго.

С бьющимся сердцем она вернулась к машине и проверила список. В префектуре Сержи по адресу проезд Моцарта, дом тридцать шесть не значился никакой владелец красного мотоцикла.

Может, ребята перепутали номер дома? Надо проверить. Она сверилась с планом и покатила вперед.

Ее так и подмывало позвонить Мартену, но она одернула себя. Зачем давать ему ложную надежду?

Она припарковалась напротив дома номер тридцать два, где нашлось свободное место. Потом посмотрела на спидометр. Она находилась в трехстах метрах от телефонной кабины.

Перед тем как выйти из машины, она расстегнула кобуру и проверила, заряжен ли пистолет.

Затем перевела взгляд на свои руки, лежащие на руле. Они не дрожали.

Если б только это оказался он. Ей не слишком верилось в удачу. Слишком уж просто. Наверняка опять ложный след. Ладно, она просто поглядит краешком глаза.

Она вышла из машины и зашагала к дому.

Когда Мартен вернулся, Марион была дома.

Она смотрела на него с каким-то вызовом.

Может, опасается, что он устроит ей сцену из-за ее выходки на пресс-конференции?

Но он просто пошел вымыть руки, потом снял пиджак и сел на диван.

— Судя по твоему виду, вы его не поймали, — сказала Марион, присаживаясь рядом с ним.

Она уже поняла, что ссора — это последнее, в чем он сейчас нуждается.

У Мартена зазвонил мобильник. Он выпрямился, полез за аппаратом в карман пиджака и схватил его с гадливостью, как тарантула.

— Надеюсь, что… — начал он и замолчал, увидев на экране имя Билье.

Значит, не новое убийство. Возможно, Билье что-то раскопала.

— Да? — исполненным надежды голосом сказал он.

— Еще одна, — без предисловий сообщила она.

— Черт! А почему звонишь ты?

— Будь он чуть похитрее, мы бы ни за что не установили связи. Она блондинка невысокого роста.

— Тогда как же?..

— На ее кожаной юбке остался отпечаток большого пальца. Я только что получила факс, а Фабьен на всякий случай сличил его с отпечатком, снятым с водосточной трубы. Четырнадцать совпадений. Это он. Вне всякого сомнения.

— Где обнаружили жертву?

— Неподалеку от Уазы. Сейчас она в больнице в Бове. Она не умерла, но… Он напал на нее вчера вечером, в тот же день, когда убил третью жертву. Его ритм ускоряется.

— Понял. Сейчас выезжаю.

— Подожди! Она в коме. У нее в правом полушарии мозга гематома размером с кулак. Они сделали трепанацию черепа, но неизвестно, очнется она или нет.

— Все-таки поеду, — сказал Мартен. — Спасибо тебе.

— И на сей раз никакого арбалета. Удар, невероятно сильный, скорее всего, нанесен кулаком. Так что наш дружок меняет почерк.

Мартен уже натягивал пиджак.

— Можно мне с тобой? — спросила Марион.

После секундного колебания он кивнул.

Она схватила свою сумку и последовала за ним.

Дорога заняла у них час с четвертью. Мартен успел дозвониться до жандармерии Бове.

Сержант пообещал ему, что подъедет в больницу с отчетом.

Потом он позвонил Жаннетте, но ее мобильник был включен на голосовую почту, что его немного удивило, но не встревожило. Он собрался перезвонить ей на домашний, но передумал. Пусть выспится нормально.

В свою очередь, Марион позвонила в редакцию и узнала у ночного дежурного координаты корреспондента из департамента Уазы. Без всякого стеснения разбудила его и спросила, известны ли ему какие-либо подробности о покушении на убийство молодой женщины, случившемся накануне ночью. Он ответил, что знает лишь то, о чем ему рассказали в жандармерии. Личность пострадавшей установить не удалось. Вроде бы нашелся свидетель — шофер-дальнобойщик, утверждающий, что видел в нескольких километрах от места происшествия спортивный автомобиль темного цвета, удалявшийся по шоссе номер один в сторону Сержи-Понтуаз. Это было свидетельство из вторых рук, к тому же анонимное, — журналист поймал разговор через приемник, настроенный на диапазон частот для частных переговоров, какими все еще пользовались многие водители грузовых фур.

Марион слово в слово повторила Мартену все, что услышала от коллеги:

— Машина, возможно, БМВ. Крутая тачка. С очень низкой посадкой, широкими шинами и обтекаемым кузовом.

— Сначала красный мотоцикл. Теперь темная спортивная машина, — сердито пробурчал он. — В котором часу это было?

— Между половиной одиннадцатого и одиннадцатью.

Он погрузился в размышления. Что же, вроде все сходится. В том, что касается типа автомобиля, дальнобойщику можно было доверять. Убийца знал, что за ним идет охота. И сменил мотоцикл на машину. Логично. Что касается его жертвы, то ведь она не пешком пришла на шоссе номер один — привез ее он и явно не на мотоцикле. Почему именно спортивная машина? Потому что другой он не располагал. А где нашел эту? Взял у знакомых, купил? Или владел ею уже давно?

— На такие тачки многие люди обращают внимание, — сказала Марион. — Мне кажется, имеет смысл расширить обращение к возможным свидетелям.

Она права. С мотоциклом и фотороботом тактика поиска очевидцев не сработала, но дорогая модель БМВ — совсем другое дело. И все-таки его одолевали сомнения.

— Нет, — наконец решил он. — Не сейчас. Все, что мы получим, это обвал звонков от всяких ненормальных, а его это насторожит. Завтра утром я достану список зарегистрированных в девяносто пятом департаменте владельцев автомобилей, которые вносили изменения в техпаспорта. В принципе это обязательная процедура для тех, кто химичит с двигателем. Если это ничего не даст, мы просто потеряем несколько часов.

Он чуть повернул к ней голову:

— Марион! Думаю, тебе не надо говорить, что все, что ты узнаешь…

— Сама знаю, — прервала она его. — Обещаю ничего не печатать без твоего разрешения.

— Спасибо.

Сержант жандармерии Белом ждал их в синей служебной «клио» перед воротами больницы. Мартен представил Марион как свою помощницу.

Они вошли в холл, взяли в автомате по стаканчику кофе и присели в кафетерии.

Мартен твердо решил, что пробьется в отделение реанимации и своими глазами взглянет на жертву, но пока это могло подождать.

Жандарм догадался принести с собой карту района и показал точное место, где была обнаружена пострадавшая.

— Сколько километров оттуда до Сержи-Понтуаз? — спросил Мартен.

— Тридцать пять. Минут пятнадцать — двадцать езды. Ночью меньше, особенно если водитель не соблю дает ограничение скорости.

— А разве вы не контролируете этот отрезок дороги?

Жандарм улыбнулся:

— К сожалению, нет. У нас мало народу. Я спрашивал у коллег из других отделений. В ту ночь на шоссе было пусто.

— Надо позвонить в дорожную полицию, — сказал Мартен и потянулся за мобильником.

— Я им уже звонил, — остановил его жандарм. — Мы с ними часто сотрудничаем. У них тоже по нулям.

Мартен быстро пробежал глазами отчет.

— Здесь сказано, что на ней не было нижнего белья. Как вы полагаете, он ее изнасиловал?

— Не похоже. Хотя врачи взяли все необходимые анализы. У нее всего одно повреждение — огромная гематома на виске. Плюс следы от веревок на запястьях, но это под вопросом. Судебные медики установят точнее.

— А что насчет ее личности?

— Документов при ней не нашли. Ни сумки, ничего. Только юбка, туфли, свитер, часы и кое-какие побрякушки. Все это уже отправлено на экспертизу.

— Хорошо, — сказал Мартен. — Это вы догадались послать им факс?

— Да. Нападение на женщину… И преступник явно считал ее мертвой. Я видел, конечно, что внешне она отличается от остальных жертв, но решил, что лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть.

— Отличная работа, — похвалил его Мартен. — Благодаря вам мы получили выигрыш во времени. Думаю, что больше у меня вопросов нет. Пойду на нее посмотрю.

Они одновременно поднялись и пожали друг другу руки.

Жандарм кашлянул и покосился на Марион. До этой минуты он практически не обращал на нее внимания.

— Если я верно понял, это его четвертая жертва? — тихо спросил он.

— Возможно. Мы должны обеспечить ей охрану. Он уже пытался добить вторую жертву, невзирая на риск. И у нас есть все основания предполагать, что на этот раз он предпримет нечто подобное. Я вызову людей из Парижа, но пока они сюда доберутся… Вы сможете что-нибудь сделать прямо сейчас?

— Смогу, — ответил Белом. — На худой конец сам пока подежурю. Я ведь первым прибыл по вызову на место происшествия. Она была такая бледная… И холодная. Я уж решил, что она умерла. Но она дышала.

Он неловко улыбнулся, пряча смущение:

— Не хотелось бы думать, что я зря провел всю ночь на ногах.

Ночная медсестра позволила Мартену и Марион пройти в отделение при условии, что они наденут халаты, бахилы, шапочки и маски. Мартен давно привык к больничным правилам и воспринимал их как рутину. Марион пришлось оставить свою сумку в раздевалке.

Врача сейчас нет, заявила медсестра, но скоро он подойдет.

В отделении реанимации Мартена охватило ощущение дежавю, не имевшее ничего общего с наличием или отсутствием у него паранормальных способностей.

Они с Марион склонились над кроватью.

Наголо обритый череп девушки обхватывали марлевые повязки. Глаза у нее были закрыты, из горла с еле слышным присвистом вырывалось дыхание.

Грудь казалась неподвижной — лишь приглядевшись, они заметили, что она слегка вздымается в такт дыханию.

Марион прикоснулась пальцами к руке раненой девушки и вздрогнула.

— Она ледяная, — прошептала она.

— У тебя фотоаппарат с собой? — спросил Мартен.

Она кивнула и достала из кармана маленький цифровой аппарат.

— Постарайся снять ее под разными углами, чтобы в кадр попало лицо с повязкой и без повязки.

— Повязка — не проблема, — ответила она. — У нас есть программа ретуши, мы уберем со снимка повязку и нарисуем ее обычную прическу. Вот с глазами труднее. Мы же не знаем, какого они у нее цвета.

Мартен преодолел секундное колебание и приподнял веко раненой.

— Голубые, — сказал он. — Как незабудки.

Марион несколько раз щелкнула фотоаппаратом со вспышкой и без вспышки, просмотрела снимки на контрольном экране, сделала еще несколько фотографий и наконец осталась довольна.

— Все, больше нам здесь делать нечего, — сказал Мартен.

— Удачи тебе, — шепнула Марион, наклоняясь над девушкой.

Они сообщили медсестре, что уходят, но та велела им не торопиться. Врач как раз вернулся с перерыва.

Они пошли ему навстречу. Врачом оказался молодой индиец в накрахмаленном белом халате. Он одарил Марион широкой улыбкой.

— Посмотрели на нашу чудо-пациентку? — с чуть заметным акцентом спросил он. — Она получила удар такой силы, что в мозгу образовалась двойная гематома. Понимаете? Ее мозг как бы врезался с двух сторон в черепную коробку. Мы только что сняли ее с аппарата искусственного дыхания, что скорее является добрым знаком. Но строить дальнейшие прогнозы пока слишком рано. Хотите посмотреть рентгеновские снимки?

Мартен отрицательно помотал головой:

— Нет, спасибо.

— Электроэнцефалограмма показывает определенную активность мозга, хотя и замедленную. В то же время не исключено, что, даже если она выйдет из комы, больше никогда не сможет видеть, особенно правым глазом. Задет зрительный нерв.

Мартен услышал достаточно. Поблагодарив врача, он направился к выходу.

— Почему ты не спросил, какие у нее шансы в ближайшее время выйти из комы? — спросила Марион, пока они снимали больничное обмундирование.

— А смысл? Они сами ничего не знают. Она может прийти в себя завтра, а может через полгода. Или никогда.

Марион покачала головой. Мартен выглядел разозленным, и она терялась в догадках почему. Впрочем, она уже достаточно хорошо изучила его, чтобы знать ответ на этот вопрос. Он злился на самого себя. Справедливо или нет, но он обвинял себя в том, что произошло с девушкой. В том, что не сумел этому помешать. Но что он мог предпринять? Убийца наносил удары вслепую, наугад. Ему было все равно, кого убивать, — лишь бы это была женщина.

Мартен перекинулся еще парой слов с Беломом, на подмогу к которому явился еще один жандарм, помоложе, и оставил ему свою визитку.

Около четырех утра они покинули больницу. На улице было тепло. Очевидно, это обстоятельство и спасло несчастной девушке жизнь. Теплая погода и глубокая кома, которая заставила преступника думать, что она умерла.

Мартен не только злился. Он страшно устал. Слишком устал, чтобы заметить, до какой степени Марион потрясла судьба незнакомки.

Она шла, не глядя на него, и только тут он понял, что что-то не так. Он взял ее за плечо:

— Марион?

Она повернула к нему залитое слезами лицо.

Он снова ощутил груз вины и отвратительное чувство собственной беспомощности.

— Прости, — сказал он. — Мы уже сами не видим, в кого превращаемся. Мы забываем о страданиях потерпевших. Но только злость помогает мне не сдаваться.

Она утерла слезы и улыбнулась.

— Я тоже не думала, что это будет так ужасно. Издалека это все напоминает какую-то игру. С одной стороны, злодей, с другой — полиция. При этом о жертвах никто не вспоминает. Что интересного в жертве? А потом, когда своими глазами увидишь, каково это… Скажи, ты поймаешь эту тварь?

— Да. Я его поймаю.

Вот только когда, мысленно спросил он себя. И потер веки.

Мир перед глазами словно подернулся дымкой. На миг его охватило искушение отправиться в ближайший отель, но… Рано утром ему надо быть на рабочем месте, а дорога до Парижа в час пик обернется кошмаром.

Внезапно Марион прижалась к нему. Она дрожала. Он крепко обнял ее и посмотрел прямо ей в глаза, так близко, что ее черты расплывались.

— Что такое? — удивилась она. — Почему ты так странно на меня смотришь?

Он обнял ее еще крепче.

— Я только что заметил одну вещь.

— Какую вещь?

— Мне кажется, я тебя люблю.

Она положила голову ему на грудь, и они постояли так некоторое время. Марион предложила сесть за руль. Поделившись с ним своими тревогами, она испытала облегчение. Он согласился без споров. Как только они тронулись, он опустил спинку сиденья и попытался заснуть. Безуспешно.

— Постарайся думать о чем-нибудь другом, — посоветовала ему Марион. — О чем-нибудь приятном. Это помогает.

Он протянул руку и погладил ее по бедру.

— Кто б сомневался, — притворно сердитым тоном отозвалась она. — Ты не возражаешь, если я включу музыку? Тихонько?

Он отрицательно помотал головой, и она включила музыкальную радиостанцию.

Мягкие звуки джаза полились в салон, сплетаясь с тихим урчанием мотора. Она водила не так плавно, как Жаннетта, но так же быстро.

— Я еще раз съезжу к этой девушке, — сказала Марион.

— Хочешь сделать репортаж?

— Нет. Ну, не знаю. Просто хочу ее навестить. У нее сейчас никого нет. Ни родственников, никого. Кто-то должен с ней разговаривать. Конечно, есть медсестры, но это совсем не то. Она не должна оставаться одна.

Он согласно кивнул.

Жаннетта обидится, что я не разбудил ее и не сообщил последние новости, мелькнуло у Мартена. Это была последняя мысль перед тем, как он провалился в тяжелый сон без сновидений.

Глава 37

Палисадник перед домом напоминал свалку старья.

Жаннетта нажала кнопку звонка и стала ждать. Прошло с полминуты, и она по звонила еще раз. Никого.

Она толкнула калитку и вошла на участок.

Немного потопталась возле груды хлама на пожелтевшем газоне и позвонила в дверь. Тишина. Она принялась стучать.

У нее еще оставался выбор — уйти и позвонить Мартену или… В этот момент дверь распахнулась.

Она отступила на шаг, инстинктивно потянувшись к кобуре.

В дверном проеме стояла высокая худощавая женщина с темными волосами.

Жаннетта улыбнулась ей:

— Добрый вечер, мадам. Простите, что потревожила вас так поздно, но я из полиции.

С этими словами она достала из нагрудного кармана свое служебное удостоверение.

Женщина не обратила на ее слова никакого внимания. Она не казалась ни враждебной, ни дружески настроенной. Равнодушной.

— Можно задать вам несколько вопросов? — не сдавалась Жаннетта.

Женщина огляделась вокруг, словно надеялась — или боялась? — что здесь появится кто-то еще, и отступила на шаг.

— Заходите, — произнесла она.

Жаннетта не заставила просить себя дважды, опасаясь, что женщина передумает. Она испытала облегчение. Слава богу, ей не пришлось нарушать закон.

Вблизи женщина выглядела моложе. Чуть за тридцать, вряд ли больше. Ее старила невероятная худоба.

Всю ночь и большую часть дня он проспал в гараже. Нечасто ему приходилось так выматываться.

В середине дня он выполз из своего укрытия, сходил купить еды и газеты.

Увидев фотографию Дианы, он не удивился. Они обращались к возможным свидетелям. Никто не знал, как зовут женщину, подвергшуюся нападению на шоссе номер один. Нападению? Он стал читать дальше.

Кома… Больница в Бове… У него закружилась голова. Она не умерла. Она заговорит. Нет. Этого не может быть. Она почти ничего о нем не знает. Ага, как же! А дом? Он же приводил ее к себе домой!

Стоп-стоп, что-то тут не клеилось. Он же сам видел ее обескровленное лицо, суженные зрачки и склеившиеся ноздри. Жизни в ней было не больше, чем в старой тряпке. Она не дышала. Она вообще не дышала. И сердце у нее не билось. Значит, очередной трюк легавых. Точно, так и есть.

Он с облегчением улыбнулся, гордый своей проницательностью. Они пытаются заманить его в ловушку. Вообразили себе, что он побежит в больницу и постарается ее прикончить. За кого они его принимают? Вот кретины.

Он для них слишком хитер. Он всегда будет одерживать над ними верх. И эта жалкая ловушка — лишнее доказательство того, что они против него бессильны. Он почувствовал себя лучше. Гораздо лучше.

К вечеру ему захотелось принять душ и сменить одежду.

Добравшись до своего квартала, он сбросил скорость и поехал медленно, внимательно оглядывая каждую улицу. Никаких следов полицейских машин. Умотали. Народу в этот час, несмотря на теплую погоду, практически не было, если не считать редких случайных прохожих.

Сворачивая на свою улицу, он еще больше замедлил ход и вскоре остановился, настороженно озираясь. Вдруг они где-то тут… Но нет. Все казалось мирным и спокойным. Хотя… Что-то изменилось. Он обвел взглядом похожие друг на друга дома, живые изгороди, фонари. Все как всегда.

И все же… Ага, вот оно. В цепочке припаркованных возле тротуара автомобилей он заметил незнакомую машину. «Пежо-206» цвета синий металлик. Раньше он никогда не видел здесь этой тачки. Он поднялся вверх по улице и на черепашьей скорости доехал до машины. Водителя в салоне не было. Он посмотрел на номерной знак. 75 — код Парижа. Так же медленно он двинулся дальше и на углу повернул направо, готовый в любую секунду рвануть отсюда при первых признаках опасности. Но он их не видел. Единственным, что нарушало привычную картину, оставалась эта неизвестная машина, припаркованная за два дома от его собственного.

Он сделал еще круг по кварталу и встал на углу улицы, метрах в пятидесяти от синего «пежо». Может, он зря себя накручивает? Мало ли, к соседям гости приехали… Нет. Не в будний день. Это легавые. Они устроили засаду. Но где? У него дома. Вот сволочи. Вот твари. Он велел себе успокоиться. Надо подумать. Если бы легавые искали его, они бы здесь кишмя кишели. Где же они? Никого нет. Значит, они ничего не знают наверняка. Тычутся наугад. Впрочем, если они ищут мотоцикл, то ему ничто не грозит. Мотоцикла здесь нет. В доме нет вообще ничего, что могло бы связать его с убийствами.

Он никогда нигде не оставлял отпечатков пальцев. Раненая рука? А у него полтора десятка свидетелей — в том числе врач, — что он получил травму на работе. Сколько же их, затаившихся у него дома? Двое? Трое? В этом вся проблема.

Он вышел из машины и запер дверцу.

Жаннетта стояла напротив темноволосой женщины и не могла избавиться от странного ощущения. Хозяйка дома не проявляла к ней враждебности, она вообще словно бы витала в облаках.

Для начала Жаннетта спросила, не знает ли она кого-нибудь из соседей, у кого есть красный мотоцикл.

— Знаю, — ответила женщина. — У моего мужа есть.

Жаннетту охватило возбуждение. От ее усталости не осталось и следа. Парни возле телефонной будки ее не обманули.

— А я могу с ним поговорить?

— Его нет дома.

— Когда он вернется?

Женщина посмотрела на нее так, словно глупее вопроса не существовало на свете.

— Я не знаю, — наконец ответила она.

— А вы не против, если я его подожду? — спросила Жаннетта.

— Нет.

Жаннетта помолчала, но больше женщина ни о чем ее не спросила. У нее в кармане лежал распечатанный фоторобот, но она решила, что на данной стадии разговора показывать его преждевременно.

— А вы могли бы описать вашего мужа? — спросила она.

— Высокий. Волосы вьющиеся, вернее, кудрявые.

— Он шатен?

— Рыжеватый шатен.

В эту самую минуту Жаннетте следовало распрощаться с хозяйкой дома и срочно позвонить Мартену. Она ничего не знала об этой высокой и слишком худой темноволосой женщине и понятия не имела, не состоит ли та в сговоре с мужем. Женщина отвечала спокойно, не задумываясь, но не демонстрируя ни малейшего любопытства. И это было крайне странно.

Вместо того чтобы уйти, Жаннетта огляделась с ощущением нереальности происходящего. Она нашла убийцу. Нашла в маленьком пригородном домике, похожем на тысячи других. Ей все еще не верилось. Наверняка что-нибудь окажется не так. В жизни ничего не бывает просто.

— Я хочу попросить вас сейчас пойти со мной, — сказала она женщине.

В первый раз у той на лице отразилось легкое беспокойство.

— А что я такого сделала?

— Ничего, — ответила Жаннетта. — Доверьтесь мне. Это очень важно. Вы обязательно должны пойти со мной. И прямо сейчас.

У нее по затылку словно пробежал сквозняк. Она еще успела увидеть, как взгляд женщины метнулся в сторону, и хотела обернуться, но поздно.

От удара она отлетела к стене. Сознания она не потеряла, но руки и ноги ее больше не слушались. Она приземлилась на колени и почувствовала в груди острую боль — это он пнул ее ногой под ребра. Стало нечем дышать. Она попыталась поднять голову, но не смогла. Ее накрыла чья-то тень — его тень. Она услышала чей-то крик. Или это кричала она?

Ее последней связной мыслью было: «Идиотка! Какая же я идиотка!»

Глава 38

Мартен забил тревогу не сразу. Они уже привыкли к тому, что по утрам Жаннетта частенько опаздывает, объясняя это тем, что заболела дочка. К тому же Мартен догадывался, что в последнее время у Жаннетты из-за напряженной работы испортились отношения с мужем. Наверное, она решила чуть задержаться дома, чтобы загладить свою вину.

Но когда и в десять утра Жаннетта не появилась на работе, Мартен позвонил ей на мобильный. Она не ответила на звонок. И он понял, что что-то случилось.

Набрал ее домашний номер — никто не снял трубку.

Позвонил на мобильный мужу и попал на автоответчик. Мартен оставил сообщение, продиктовал свой номер и попросил перезвонить при первой возможности.

Затем он связался с центральным офисом оператора мобильной связи SFR, сообщил фамилию и номер Жаннетты и попросил установить, из какой географической точки она в последний раз разговаривала по телефону. У него потребовали прислать по факсу официальный запрос и подтверждение его полномочий.

Мартен немедленно отправил все необходимые бумаги, после чего вызвал к себе Оливье, и они сравнили свои впечатления. Последним из коллег с Жаннеттой разговаривал Мартен. Оливье напряг память. К концу дня, когда они завершили обход домов, Жаннетта не сказала ему ничего особенного.

Он даже попытался отпустить сальную шуточку насчет сексуальных аппетитов Жаннетты, но Мартен ожег его таким взглядом, что тот мгновенно заткнулся.

Вскоре Мартену перезвонил муж Жаннетты.

Он говорил холодным, на грани грубости, тоном. Но Мартену было плевать на его тон.

— Я просто хочу знать, вернулась ли Жаннетта домой вчера вечером.

Муж чуть поколебался, а затем с вызовом произнес:

— Я лег спать около одиннадцати. Ее еще не было дома. Утром, когда я встал, она уже ушла. Ну, вернее сказать, я подумал, что она уже ушла, — после короткой паузы добавил он. — Дочка сейчас у бабушки, а мы с Жаннеттой… Короче, мы спим в разных комнатах.

— Следовательно, если бы она не ночевала дома, вы бы ничего не заметили.

Снова повисла пауза.

— Возможно. Кофеварка была холодной. А вы что, не знаете, где она сейчас? — вдруг изменившимся голосом спросил он.

Мартен удержался от резких слов. Какой смысл восстанавливать против себя ее мужа?

— Нет, не знаем, — без всякого выражения ответил он. — Вчера мы закончили работу около десяти часов вечера. Мы были в пригороде, в Сержи-Понтуаз. Жаннетта приезжала на машине. Она должна была добраться до дому до одиннадцати.

— Вы звонили ее сестре?

— Нет. Сейчас позвоню.

— Я тоже, — сказал муж.

Он продиктовал Мартену номер сестры и попросил держать его в курсе. Ему пора на урок, но он перезвонит через час, во время перемены. Он не осмелился задать вопрос, который так и рвался у него с губ: не связано ли исчезновение его жены с расследованием, которое они ведут? Мартен был ему за это благодарен.

Он позвонил сестре, но единственным результатом этого звонка стало то, что число обеспокоенных людей увеличилось на еще одного человека.

Информация из SFR запаздывала, и Мартен снова позвонил в центральный офис, чтобы их подстегнуть. Его беспокойство росло с каждой минутой.

Он велел Оливье связаться с дорожной полицией и жандармерией Валь-д’Уаз и обзвонить больницы.

Раздался телефонный звонок. Звонила психолог.

По тону Мартена она мгновенно догадалась, что случилось что-то нехорошее.

— Неужели у нас четвертое убийство? — спросила она.

— Почти, — ответил он. — И исчезла Жаннетта, моя ближайшая помощница.

— Понятно. Полагаю, в ближайшие часы вам будет не до меня. Я перезвоню позже. Хотела поделиться кое-какими возникшими у меня идеями.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Я сам вам перезвоню при первой возможности.

И повесил трубку.

Жаннетта. Ему было невыносимо думать, что с ней могло что-то произойти. Но время шло. И надежда на то, что все разъяснится само собой, таяла с каждой минутой.

Если сейчас откроется дверь и она войдет в комнату, поклялся себе Мартен, я ее обниму, а потом уволю. Нет, не уволю. Но устрою ей такую головомойку…

Наконец явился Оливье с распечатками отчетов оператора мобильной связи. В последний раз телефон Жаннетты засекли близ здания префектуры в Сержи. После этого никаких сигналов с него не поступало, пока аппарат не отключился, что произошло в 22.06.

Мартен встал и отдал группе приказ ехать в Сержи.

Снова зазвонил мобильный. Мириам.

— Я сейчас не могу разговаривать, — сказал он. — У меня срочное дело.

— У меня тоже, — сухо отозвалась она. — Розелина… Мой бухгалтер. Она пропала. Я опасаюсь худшего.

Его на миг поразило это странное совпадение, но он отогнал мелькнувшую мысль как ненужную.

— Когда она исчезла? — сбегая по лестнице, спросил он. Следом за ним уже спускались Оливье и остальные члены команды.

— Она не пришла на работу. И не отвечает на телефонные звонки.

— Пока что полиция не имеет права вмешиваться, — сказал Мартен. — Она совершеннолетняя. Но вот тебе совет. Свяжись со своим частным детективом.

Мириам и нервничала, и злилась. Впрочем, она понимала, что без веской причины Мартен не отказался бы с ней разговаривать. Значит, у них действительно что-то произошло.

Она позвонила сыщику, и тот отнесся к ее беспокойству гораздо серьезнее. Он пообещал съездить к Розелине и навести справки в ближайших к ее дому больницах и полицейских участках. Затем спросил, получила ли она его отчет. Дело в том, что он обнаружил нечто странное. Она спросила, куда он отправил отчет — на домашний или на служебный адрес. На домашний. Она поблагодарила его и повесила трубку. И сейчас же послала курьера к себе домой за корреспонденцией. И стала ждать, совершенно неспособная сосредоточиться на работе.

Ей позвонил Реми, жаждавший поболтать о квартире, и от него не укрылось, что она чем-то взволнована.

— Говорил же тебе, не принимай ты это так близко к сердцу.

— Прости, совсем забыла. Действительно, какая-то жалкая бухгалтерша.

Он смутился:

— Ты прекрасно понимаешь, что я не то имел в виду. Учти, как человек, придерживающийся левых взглядов, я тебе со всей ответственностью заявляю, что вмешательство в жизнь подчиненных — не лучший способ управления и может рассматриваться как патернализм.

— Про это ты тоже написал в диссертации? До или после куска, посвященного общечеловеческому достоянию?

Она уже пожалела о своей резкости, но слово не воробей.

— Что-то я тебя сегодня не узнаю, — сказал он.

— Извини. Сама не соображаю, что говорю. Но я и в самом деле страшно беспокоюсь. Понимаю, что это глупо, но я чувствую ответственность за эту женщину.

Он немного помолчал.

— Да-да. Разумеется. Мы увидимся?

— Да.

Речь шла о деловой встрече в присутствии владельцев квартиры и эксперта по историческим памятникам.

— Целую, — холодно сказал он и повесил трубку.

Итак, они поцапались. В первый раз. И это была не ссора. Гораздо хуже. Между ними теперь что-то стояло. Какая-то стена. Она зачем-то извинилась, а он поспешил изобразить оскорбленную добродетель. От стыда краска бросилась ей в лицо. Черт побери, права она, а не он. Зачем она извинялась?

Говнюк, подумала Мириам. И тут же сама себя оборвала. Никакой он не говнюк. Она любит этого человека и выходит за него замуж — как только он оформит развод с женой. Эта ссора — пустяк. Когда-нибудь она объяснит ему, что привыкла действовать так, а не иначе. И он поймет. Нет. Не поймет.

Как ни крути, но определение «говнюк» подходило ему идеально. Если б только он не был таким красавцем… Невероятно тщеславный, эгоист до мозга костей. Сделал двум женам троих детей и всех бросил. Мало того, он пользовался той небольшой частицей власти, до которой сумел дотянуться, для бесчестного обогащения. Настоящий говнюк, вынесла вердикт Мириам и тут же совершила мысленный пируэт, развернувшись на 180 градусов.

Ничего подобного. У него есть недостатки, но он умен и очень сексуален. И невероятно ее возбуждает, несмотря на отсутствие фантазии. И он не мачо. Про него нельзя сказать, что он презирает женщин. Он презирает весь мир. Зато он может с искренней страстью часами рассуждать о какой-нибудь детали на картине эпохи кватроченто. А что до остального, так он еще молод. Научится. Пока что он сумел оседлать волну государственной власти. Он — чистый продукт своего времени. Циничный, остроумный, беспринципный, но он никогда и не пытался выдавать себя за моралиста. Кроме того, обладает бесценным качеством — он влюблен в нее по уши. Особенно с тех пор, как стало ясно, что сможет с твоей помощью захапать себе ту квартиру, шепнул ей внутренний голос, исполненный печального сарказма.

Мириам почувствовала, как к глазам подступают слезы. Он просто ее использует. Сволочь. На это указывают все улики, как выразился бы Мартен. Да не просто улики, а настоящие доказательства. Она повелась как последняя наивная дурочка.

Нет ей оправдания. Или все-таки?.. Ведь он же хочет на ней жениться. Для некоторых людей «любить кого-то» означает «пользоваться» этим кем-то. Он не виноват. Просто у него такой характер. Но он еще может измениться. Да я и сама не такая уж белая и пушистая, призналась себе Мириам. Спала со своим бывшим мужем. И вообще довольно самокопания.

Ей на стол легла пачка писем.

Она быстро рассортировала почту и вскрыла конверт от детектива.

Сыщика в основном интересовал муж, и он попытался за ним проследить. Именно что попытался — получив на работе освобождение по болезни, вышеупомянутый муж рассекал на мотоцикле, что невероятно осложняло наблюдение.

Детектив несколько раз терял его из виду, но каждый раз снова находил и садился ему на хвост. Помимо дома, у мужа Розелины имелся гараж, по всей видимости возведенный без разрешения и расположенный чуть выше по течению Уазы, между Мери-сюр-Уаз и Овером, посреди хибарок огородников-пенсионеров. В этом гараже у него стоял спортивный автомобиль БМВ-купе, зарегистрированный на его имя.

Пока Мириам не находила в отчете ничего странного, но стоило ей добраться до его последней части, как она резко изменила мнение.

Я связался с источником в мэрии Сен-Пьера (Антильские острова) и попросил навести необходимые справки. Таким образом я узнал имена родителей интересующего нас лица, а также его деда и бабки.

Его отца звали Рауль Мерьен, а мать — Мадлен Бхике. Меня заинтриговала эта фамилия, и я продолжил изыскания. Опросить Мадлен Бхике не представилось возможным, поскольку восемнадцать лет назад она скончалась от рака, ее мужа — тоже, так как десять лет назад он погиб в автомобильной аварии. Однако я поговорил по телефону с младшей сестрой его матери (номер 0590 87 88 96). Ее племянник Жан-Мари Мерьен эмигрировал во Францию в 1988 году. Он уплыл на грузовом пароходе и с тех пор не давал о себе знать, даже когда умер его отец. Но удивило меня не это (люди сплошь и рядом порывают с родней и навсегда теряют друг друга из виду).

Фамилия Бхике не давала мне покоя, но я не знал, как затронуть эту щекотливую тему, не нарушая приличий. Наконец попросил собеседницу описать своего племянника таким, каким она запомнила его в возрасте шестнадцати лет.

Она прекрасно помнила его: маленького роста, худенький, с огромными глазами орехового цвета и кожей цвета кофе с молоком, причем «кофе намного больше, чем молока». Я цитирую ее собственные слова. Итак, последние сомнения исчезли. Юный Жан-Мари Мерьен был метисом. Однако мужчина, за которым я следил, меньше всего похож на метиса. Это стопроцентно белый европеец с довольно бледной, несмотря на работу на открытом воздухе, кожей, рыжеватый шатен. Вывод напрашивается сам собой. Этот человек — не Жан-Мари Мерьен. О совпадении имен не может быть и речи, поскольку дата и место рождения (Капестер-де-Мари-Галант), а также имена родителей абсолютно идентичны. Это означает, что он присвоил себе личность настоящего Жана-Мари Мерьена. При каких обстоятельствах?

Дать точный ответ на этот вопрос на основании имеющейся у меня информации я пока не могу.

Мириам задумалась. Незаконное присвоение чужого имени — это нечто конкретное. Это основание для полицейского расследования.

Она протянула руку к телефону, собираясь позвонить Мартену. Но тут вспомнила, как он торопился по своим делам, и решила, что лучше свяжется с ним попозже.

Мартен приказал Оливье остановиться на открытой парковке возле префектуры. В нескольких метрах от того места, где в последний раз виделся с Жаннеттой.

Куда она могла направиться? Почему он ее не подождал? Неужели она что-то такое увидела? Уж не красный ли мотоцикл?

Оливье разрезал на части карту пригорода и раздал помощникам по фрагменту. Первая задача — найти автомобиль Жаннетты. Или хоть что-нибудь связанное с ней.

Он передал описание Жаннетты и ее машины в жандармерию, в дорожную полицию, в местные полицейские отделения и на штрафные стоянки.

Что бы он сделал на месте Жаннетты, задал себе вопрос Мартен. Он видел, что в последние дни ей все хуже удавалось сдерживать гнев. Видел, но не придал этому особого значения. Обычно она умела тщательно скрывать свои чувства. Она могла допрашивать насильника и выслушивать самые скабрезные подробности не моргнув глазом. Но убийца с арбалетом с самого начала вывел ее из себя. Не исключено, что такая реакция была связана с ее собственными семейными трудностями и стала своего рода способом выпустить пар, перенести недовольство мужем и личные обиды на первый подвернувшийся объект.

Когда они прощались, она выглядела усталой, но Мартену не показалось, что она так уж торопится домой. Телефонный разговор с мужем подтвердил это предположение. Они не разговаривали друг с другом. Спали в разных комнатах. Наверное, Мартену следовало поговорить с ней по душам. Но, озабоченный собственными проблемами, он не придал значения состоянию, в котором пребывала Жаннетта. А у нее появилась отвратительная привычка хранить свои мысли при себе. Поэтому, обнаружив или поняв что-то важное, она не бросилась первым делом звонить ему…

Что же такое она могла раскопать? По какому следу пошла? Или она столкнулась с убийцей чисто случайно?

Он попытался взяться за решение задачи с другого конца. Если принять за основу тот факт, что накануне преступник совершил нападение на последнюю жертву в тридцати пяти километрах от Сержи между десятью и половиной одиннадцатого вечера, а также допустить, что он живет где-то в Сержи, то это означает, что в указанное время он находился где-то в этом районе. Подыскивал новую жертву?

Нет. Версия случайного столкновения исключается. Слишком удобно. И неправдоподобно. Жаннетта — полицейский, работающий по делу об убийстве. Он не застал бы ее врасплох. Она примерно представляла себе внешний облик преступника. А что, если… Допустим, она увидела его на улице и узнала в нем убийцу. Пошла за ним… Но почему она никого не предупредила? Нет, не годится. Так он ни к чему не придет.

Мартен и Жаннетта расстались приблизительно без четверти десять. Ее мобильник отключился сразу после десяти. Что она делала эти двадцать минут? Куда ходила? Явно куда-то неподалеку.

Стоило сформулировать вопрос таким образом, как ответ явился сам собой. Она неожиданно увидела или поняла нечто важное и отправилась навстречу убийце. Это звучало логично, но в то же время абсурдно. Если бы она выяснила, где скрывается убийца, то прежде всего сообщила бы от этом Мартену.

А что, если… Что, если она нашла новую улику, но не была в этом уверена и решила проверить свои предположения? Жаннетта всегда была перфекционисткой. Как многие женщины, работающие в полиции, она полагала, что не имеет права на ошибку.

Глава 39

Жаннетта очнулась от боли в груди. Ей не хватало воздуха. Поборов первый приступ паники, она поняла, что глаза и рот у нее залеплены. Ее где-то заперли… Нет, связали. Она стала дышать через нос, стараясь не шевелиться, чтобы восстановилось дыхание и утихло бешеное сердцебиение. Уши, насколько она могла судить, у нее заткнуты не были. Вокруг царила тишина. Где бы она ни находилась, она здесь, похоже, одна.

Было жарко, ужасно жарко. Ее мучил переполненный мочевой пузырь.

Немного успокоившись и задышав ровнее, она попыталась оценить свое физическое состояние. Одно или несколько ребер сломаны. Судя по боли, возникающей при дыхании, вероятно, повреждена плевра.

Она лежала на боку на какой-то твердой плоской и сухой поверхности, с завязанными глазами, кляпом во рту, со связанными щиколотками и запястьями. Руки у нее были стянуты за спиной. Помимо боли в ребрах, она чувствовала, что у нее онемела правая рука и плечо. В затылке и верхней части спины тоже пульсировала боль. Чуть двинув руками, она поняла, что ее путы представляют собой нечто вроде полос изоленты. И тут же вспомнила, что получила удар по затылку, от чего и упала.

Где она? Все в том же доме? Неизвестно. Есть ли при доме подвал или гараж? Она попыталась вспомнить общий вид строения. Кажется, дом без фундамента. И к нему пристроен гараж.

Потребность помочиться сделалось нестерпимой.

Она попробовала подняться и тут же стукнулась головой о какую-то металлическую штуковину.

На миг ее охватила паника. Неужели он закопал ее живой? Она изогнулась всем телом и повертела ногами в разные стороны, не встретив препятствий. Снова стало не хватать воздуха, и она замерла, восстанавливая сбившееся дыхание. Нет, это не могила. Она сделала еще одну попытку подняться, на сей раз более осторожную, и это ей удалось.

Она села, нащупав спиной какую-то ребристую опору. Кое-как исследовала ее пальцами: что-то твердое и одновременно податливое. Похоже на резину. Шина? Но не автомобильная — изгиб не тот.

Слегка подпрыгивая и опираясь руками о землю, она продолжала передвигаться назад, пока не наткнулась на еще одну преграду, большего размера, и сейчас же обнаружила холодную гладкую поверхность закругленной формы, уходящую вверх. Глушитель. Все ясно. Это мотоцикл. Она его все-таки нашла.

В этот миг она уловила какой-то звук и застыла. Немного погодя звук повторился. Кто-то дышал рядом с ней. Дышал и чем-то шуршал.

Она сжалась в комок в ожидании удара. Но текли секунды, и ничего не происходило. Снова послышался шум убыстряющегося дыхания и следом за ним — приглушенный стон. Женщина, открывшая ей дверь. Должно быть, это она. Ее тоже связали и заперли здесь, и она только что это обнаружила.

Жаннетта в свою очередь издала стон и стала ждать.

Женщина застонала в ответ.

Жаннетта двинулась на звук, сгибая и разгибая ноги. Наткнулась на ножку стола и обогнула ее. Через некоторое время она уперлась в препятствие неправильной формы, мягкое на ощупь. Женщина, лежащая на полу. Жаннетте удалось дотронуться до нее руками. Раздалась новая серия глухих стонов, давшая ей понять, что женщина силится о чем-то ей сообщить. Вдруг ее пальцев коснулись другие пальцы. Обе женщины сплели их и, как могли, пожали друг другу руки.

И тут им в уши ударил металлический скрежет. В замке поворачивался ключ.

Женщины замерли.

Они слышали, как открылась и тут же закрылась дверь. Слышали звук приближающихся тяжелых шагов. Что-то жесткое ткнуло Жаннетту в спину и бедра. Носок ботинка?

Скрипнула кожа. Он присел на корточки, догадалась Жаннетта.

Чужая рука ощупала кляп у нее во рту, проверила прочность пут на запястьях и лодыжках. Она ждала, что он скажет что-нибудь или ударит ее, но вдруг поняла, что он удаляется. Снова открылась и закрылась дверь. Он не произнес ни слова.

За тот краткий промежуток, пока дверь оставалась открытой, Жаннетта вроде бы услышала щебетанье птиц. Это означало, что от воли их отделяет только одна эта дверь. Они не в подвале. Вот почему он связал ее так крепко. Кроме того, это означало, что наступил новый день.

Она почувствовала себя немного лучше. Теперь надо избавиться от веревок. Правда, у нее не было ни малейшей представления, как именно это сделать. Кроме того, желание помочиться стало совсем уже нестерпимым.

Первые поисковые группы вернулись к Мартену. С пустыми руками. Тот направил их исследовать следующие участки территории.

Затем позвонил психологу. Сообщил, что пропала Жаннетта — похищена, если не хуже, убийцей.

Лоретта его даже не дослушала:

— Если бы он ее убил, вы уже обнаружили бы тело. Он уже доказал нам, что не считает нужным избавляться от трупов.

Это звучало разумно. Здравая мысль психолога наполнила Мартена радостью.

— У вас есть несколько минут выслушать мои соображения? — продолжила Лоретта.

— Валяйте, — усталым голосом согласился Мартен. — Если я узнаю, где Жаннетта, до того, как вы закончите, обязательно вам скажу.

— Очень хорошо. Итак, я отталкивалась от мысли, что убийца — человек чрезвычайно приверженный порядку. Что, разумеется, не исключает для него ни возможности импровизировать, ни готовности поддаваться приступам неконтролируемой ярости. По всей видимости, у него стабильная работа и профессия, в которой он не блещет, но которая позволяет ему иметь определенный социальный статус. С другой стороны, ему необходима некая область, в которой он ощущал бы себя полновластным владыкой, областью, в которой он мог бы давать волю своим наклонностям, причем не обязательно порочным. Например, он может что-то мастерить или коллекционировать… У меня как-то был пациент подобного типа.

— Полицейский?

— Да. Как профессионал, он был вполне состоятелен, но вот дома… Подозреваемых он и пальцем не трогал, зато лупил жену. До тех пор, пока ей это не надоело и она его не бросила. Так вот, он увлекался каллиграфией. И состряпал целую кучу фальшивок, чтобы подвести под уголовное обвинение человека, к которому ушла его жена. В конце концов его разоблачили и осудили.

— И вся эта затея — чтобы отомстить жене? Что ж, довольно близко напоминает наш случай. Если конечной целью убийств является именно его жена.

— Да. Исходным образцом для темноволосых высоких и стройных женщин, избираемых им в качестве жертв, скорее всего, служит его жена.

— Вы полагаете, что между нашим клиентом и вашим бывшим пациентом существует определенное сходство? Что он тоже колотит жену?

— Если у него есть жена, вполне возможно, что он ее бьет. Я бы даже сказала, что это весьма вероятно.

— Хорошо. Я проверю, не поступали ли в местные отделения полиции жалобы на рукоприкладство мужа. Но кое-что в этой схеме не сходится. Вы можете объяснить, почему в последний раз он напал на белокурую девушку невысокого роста?

— Нет, не могу. Но я убеждена, что он не изменит своему плану. Последнее покушение на убийство не входило в программу. Не исключено, что эта девушка догадалась, кто он такой. Или просто попалась ему под руку во время очередного приступа ярости. Я вам уже говорила, что он очень опасен. Может взорваться в любой момент. Тем более сейчас, когда чувствует, что давление на него усиливается. Я готова поспорить, что он не планировал заранее убийство блондинки. Впрочем, если бы не отпечаток пальца, никто никогда не установил бы связи между ним и жертвой.

— Простите, — оборвал ее Мартен. — Я вам перезвоню.

Он позвонил в комиссариат полиции и жандармерию и попросил поднять протоколы обращений граждан и проверить зарегистрированные жалобы жен на рукоприкладство мужей. Чуть подумав, велел включить в список случаи жестокого обращения с детьми.

И тут же перезвонил Лоретте.

— Новости есть? — спросила она.

— Пока нет.

Он объяснил ей, почему прервал разговор.

— Хорошая идея, — одобрила она, — хотя я не думаю, что у этого человека есть дети. Слишком ярко выраженный нарциссический тип. Если у него есть жена, он не потерпит, чтобы она уделяла внимание кому-то еще, кроме него. Он попытается воспроизвести с ней тот же стиль идеальных отношений, которые он поддерживал — или которые мечтал поддерживать — с матерью. Дети не вписываются в эту идиллическую картинку.

В уголке сознания Мартена замаячила какая-то смутная догадка. Совсем недавно кто-то говорил ему о мужчине, который бил жену и даже, кажется, убил собственного ребенка… Мириам. Бухгалтерша, работающая у Мириам.

— О чем вы задумались? — спросила психолог, заинтригованная его молчанием.

— А если у его жены все-таки был бы ребенок, от него или от предыдущего брака, как он стал бы действовать?

— Скорее всего, обращался бы с ним крайне жестоко.

— Моя жена — я имею в виду, моя бывшая жена — рассказывала мне об одном типе, который почем зря колотил жену и, по всей видимости, совершил убийство ребенка. Это было два года назад.

— Он в тюрьме?

— Нет. Никто не смог ничего доказать. Жена его не выдала.

— Такое случается.

— Но я не понимаю, как можно любить такую сволочь.

— Дело совсем не в этом, — объяснила Лоретта. — Дело в психологической зависимости. У несчастной женщины отсутствует собственная воля. Она утратила все ориентиры. В тот день, когда она осознает, что в действительности произошло, она, весьма вероятно, наложит на себя руки.

— Мириам — это моя бывшая жена — убеждена, что именно это и произойдет.

— Вы же знаете, у нас для таких людей существуют центры психологической поддержки. Я могу дать вам адреса. Пришлю факсом.

— Спасибо.

— А как зовут этого человека? — внезапно заинтересовалась психолог. — И как он выглядит?

Мартен не сразу понял, к чему она клонит, но, сообразив, засмеялся, правда, невеселым смехом.

— Неужели вы верите в совпадения подобного рода? — спросил он. — Это было бы слишком хорошо. Я позвоню вам, как только появятся новости.

Он повесил трубку и после секундного замешательства набрал номер Мириам.

Он попал на голосовую почту и коротко пересказал выводы, к которым пришла психолог, после чего пообещал переслать адреса упомянутых ею центров. Возможно, там помогут ее бухгалтерше.

Она ведь тоже исчезла… Но, подумал он, это может означать, что она решила привести свой план в исполнение несколько раньше, чем предполагала. Хотя настаивать на этой версии в своем сообщении не стал.

Повесив трубку, он погрузился в размышления. Не верил он в подобные совпадения. И все же… На своем веку ему случалось сталкиваться с вещами и похлеще. Он снова потянулся к телефону и на сей раз попросил Мириам срочно перезвонить ему.

Звонок раздался через двадцать минут.

— Если Розелина умерла, твои адреса ей ни к чему, — сухо произнесла Мириам.

— Ты не могла бы сказать, где она живет? И как выглядит ее муж?

— Пожалуйста. Она живет в Сержи, в районе префектуры. В собственном доме. По адресу… Улица Моцарта, дом тридцать шесть. Муж — высокий блондин крепкого телосложения.

Мартен почувствовал, как покрывается холодным потом.

— А она? Случайно, не высокая худощавая брюнетка с бледной кожей и светлыми глазами?

— Откуда ты знаешь? — изменившимся голосом спросила Мириам.

— Потом объясню. Сейчас мне некогда, — сказал он и повесил трубку.

Схватился за микрофон, но, подумав, отложил его в сторону. Если у этого типа есть в машине полицейский радиосканер…

Он набрал номер мобильного Оливье и сообщил, что подозреваемый может находиться в Сержи, по улице Моцарта в доме тридцать шесть. Приказал собрать все имеющиеся в наличии силы, расставить людей с двух концов улицы Моцарта и окружить дом.

Сверившись с картой района, он решил не мешкать. Наступил полдень. Он сорвался с места и меньше чем через пять минут уже тормозил на углу улицы Моцарта.

Достал из бардачка пистолет, проверил магазин, вышел из машины и быстрым шагом направился к дому.

На лужайке возле крыльца громоздилась куча хлама. Как и Жаннетта накануне, он при виде ее удивился. Толкнул калитку и вошел во двор, держа руку на расстегнутой кобуре.

Дверь дома была заперта.

Он обошел палисадник. В задней стене обнаружилась застекленная дверь, выходившая на кухню.

Он разбил стекло рукояткой пистолета, сунул внутрь руку и отомкнул замок.

Вошел в дом, держа оружие наготове.

На первом этаже не было ни души. Подвала в доме не имелось.

Он проник в гараж. Тоже пусто. Поднялся на второй этаж. Никого. Он даже выглянул из небольшого окошка на чердаке.

Итак, в доме никого не оказалось. Убийца — если это был убийца — скрылся вместе со своими жертвами.

Он вдруг осознал, что, кроме интуиции и ряда совпадений, которые вполне могли оказаться случайными, у него нет ни одного доказательства, что владелец этого дома и убийца — одно лицо.

У него зазвонил мобильный. Муж Жаннетты. Мартен, не вдаваясь в подробности, сказал ему, что новостей пока нет. И тут его собеседника как прорвало. Если что-нибудь случится с его женой, стонал он, он никогда себе этого не простит. Мартен ответил, что прекрасно понимает его чувства, но пусть не беспокоится: они отыщут ее живой и здоровой. Нажал на отбой и недоуменно подумал: что Жаннетта нашла в этом слизняке?

Мартен натянул резиновые перчатки и принялся обыскивать дом. В большой спальне ему попалась на глаза стоявшая на комоде свадебная фотография. Запечатленный на ней мужчина со светлыми вьющимися волосами выглядел высоким, довольно красивым и хорошо сложенным. Он походил на фоторобот, вернее, принадлежал к тому же типу мужчин. Девушка, очевидно Розелина, была высокой, темноволосой и очень красивой, с прекрасными светлыми глазами.

Это он, понял Мартен. Никаких новых улик он не обнаружил, но у него исчезли последние сомнения.

Он позвонил Билье и поделился своим открытием.

Она пообещала прибыть через полчаса для снятия отпечатков пальцев.

Он позвонил в префектуру, назвался и попросил срочно сообщить ему информацию обо всех транспортных средствах, зарегистрированных на имя Жана-Мари Мерьена.

Выйдя на крыльцо, он окликнул Оливье, стоявшего во дворе с пистолетом в руках, и приказал никого не пускать в дом до приезда Билье. Через восемь минут пришел ответ из префектуры. На имя упомянутого человека зарегистрирован автомобиль БМВ третьей серии, выпущенный семь лет назад, номерной знак 585 CFZ 95. Сведений о мотоцикле не имеется. Если у него и есть мотоцикл, он зарегистрирован не в департаменте Валь-д’Уаз.

Мартен еще раз обошел первый этаж и заметил на полу пятнышко. Не исключено, что это была кровь.

Он сел в машину и передал объявление о розыске автомобиля БМВ.

Глава 40

На этот раз она услышала шум двигателя и характерный скрип шин по гравию. Мотор издавал низкий и хриплый рокот, свойственный крупным автомобилям, с объемом двигателя не меньше трех литров, работающим без поддува. На малых оборотах он звучал чуть выше. Она отлично разбиралась в двигателях и знала их «голоса». Ее отец был автомехаником и страстно увлекался автомобильными гонками. Она бы сказала, что это БМВ. Но тут шум смолк. Она инстинктивно съежилась. Решение за нее принимало ее тело. Вдруг ей обдало промежность горячей жидкостью, которая потекла по ляжкам. Все, она больше не могла терпеть.

Дверь открылась. Мужской голос воскликнул с нескрываемым отвращением:

— Эта сука мне всю машину загадит!

Послышалось какое-то шуршание, и мужчина удалился. Ее слух творил чудеса. По числу его шагов она могла приблизительно прикинуть не только минимальные размеры помещения, в котором находилась, но и его очертания. Четыре метра на шесть, не больше.

Он снова был здесь. Приподнял ее за талию, и от боли она едва не потеряла сознание. Он подтащил ее к дверям, поднял чуть выше и толкнул вперед. Она стукнулась головой обо что-то твердое, застонала сквозь кляп и отключилась.

Очнувшись немного погодя, она заметила, что темнота вокруг изменилась и стала более глубокой, чем раньше. Попытавшись перевернуться на бок, она наткнулась на металлическую поверхность. Ноги у нее были подогнуты, но распрямить их она не могла. Значит, она в багажнике машины. И звук. Машина ехала. Это была именно та машина, приближение которой она угадала по шуму двигателя. Но где та женщина? Явно не рядом с ней.

Он застелил дно багажника пластиковой пленкой. Было неимоверно жарко, но, если не делать резких движений, дышать все-таки удавалось.

Боль в груди стала не такой острой, более размытой. Может, ей повезло и ребра не сломаны, а только треснули? Значит, умру практически здоровой, подумала она, запрещая себе сокрушаться по поводу своей несчастной судьбы. Наверное, Мартен вне себя от злости. Клянет ее на чем свет стоит. И она больше никогда не увидит свою дочурку. У нее защипало в глазах. Она проглотила слезы. Не время сейчас плакать.

Она попыталась пошевелить пальцами. Руки были мокрыми от пота — и кисти, и предплечья. Может ли пот размочить клейкую ленту? Она развела запястья как можно шире, а затем снова соединила их. Кое-какой промежуток между ними имелся. Она потерлась лицом о пленку, и ей показалось, что кляп во рту немного переместился к одной щеке. Жаннетта повторила попытку, одновременно продолжая разводить и сводить запястья. Она старательно гнала от себя мысли о дочери. Боль в груди проснулась и перекинулась на затылок. Зажатая в тесном пространстве багажника, она даже не могла изменить положение, чтобы боль отступила. Но главное, сквозь боль ее терзали два мучительных вопроса. Почему он до сих пор ее не убил? И когда он собирается это сделать?

Он нанес удар женщине из полиции непроизвольно, почти инстинктивно. Потому что она вторглась на его территорию, потому что она женщина и потому что он не думал о последствиях. А когда она упала, он просто довершил начатое.

Но ему хватило выдержки и самообладания, чтобы не избить Розелину. Уже совсем скоро он в полном соответствии со своим планом ее убьет, и ему совершенно ни к чему, чтобы на ее теле нашли следы побоев. Он просто привязал ее к батарее, а сам пошел за всем необходимым, чтобы связать обеих женщин и заткнуть им рты.

Затем он перетащил их обеих, слепых и спеленутых как младенцы, в багажник машины и перевез в гараж в Мери, где и запер.

Этот гараж он снял по устной договоренности, без всяких документов. Даже если легавые выйдут на него, про гараж они ничего не узнают.

Покончив с транспортировкой женщин, он заставил себя вернуться домой, почти уверенный, что перед домом его ожидает рота полиции. Но там не было ни души.

Это его успокоило. Значит, не все еще потеряно.

Он навел в доме порядок, стараясь поставить себя на место сыщиков. В доме не должно быть ни намека на его связь с убийствами. Ни одной мелочи.

Мысль о том, что у следствия уже есть его отпечатки пальцев, даже не пришла ему в голову.

Первое, что ему предстояло сделать, это избавиться от женщины-ищейки. Сделать так, чтобы ее тело никогда не нашли.

Второе — убрать Розелину, действуя строго по плану. Ждать больше нельзя. Из-за спешки придется немного отступить от первоначального замысла. Он выстрелит из арбалета ей в горло, а затем перевезет тело в такое место, где его без труда обнаружат. Иначе не получится. Место он выберет с таким расчетом, чтобы ее появление там выглядело вполне логичным, например, где-нибудь на полпути между Сержи и агентством, в котором она работает. Если он все исполнит аккуратно, полицейским ни за что не догадаться, что это его рук дело.

Невыясненным оставался всего один вопрос, но он не давал ему покоя. Почему эта женщина заявилась к нему домой? Как она про него узнала?

Он держал в руке ее документы и в который раз вчитывался в них, словно надеясь найти в бумагах ответ на этот мучительный для него вопрос. Если верить фотографии в бумажнике, у нее есть муж и ребенок. Может быть, она зашла к нему по ошибке, в тысячный раз спросил он самого себя. В этом случае, избавляясь от нее, он совершает чудовищную глупость. Вдруг она просто хотела что-то выяснить — что-нибудь вполне невинное? Но нет. Инстинкт шептал ему, что это не так. Она пришла за ним. Одна? И снова его охватили сомнения. Полицейские никогда не ходят на дело в одиночку, а она пришла одна.

До блеска отскоблив дом — на это ушла часть ночи, — он поехал в гараж в Мери и несколько часов поспал прямо в машине, перед гаражом. Ему была необходима передышка.

Проснувшись, он обнаружил, что ищейка как-то переползла ближе к Розелине. Он проверил, крепко ли стянуты веревки. Крепко. Розелина дремала — или делала вид, что дремлет. Женщина-полицейский выглядела паршиво, но была жива. Он отправился в ближайший придорожный ресторанчик и плотно позавтракал. Еще неизвестно, когда в следующий раз удастся поесть, а силы ему понадобятся. К счастью, на улице шел дождь. Теплый частый дождик, благодаря которому пенсионеры-садоводы еще не заявились на берег Уазы ковырять свои огороды, расположенные в непосредственной близости от его гаража.

Но скоро дождь прекратится — горизонт уже начал светлеть, — и тогда они нахлынут сюда целой толпой, похожие на трудолюбивых муравьев, и примутся копаться во влажной земле. А поскольку делать этим маразматикам нечего, они станут глазеть по сторонам и удивляться, что это он мотается туда и обратно. Так что из гаража надо убираться, да побыстрее.

Он подогнал машину к воротам гаража и перенес женщину-полицейского в багажник. Эта тварь обоссалась. И очнулась — он слышал, как она застонала.

Он распустил путы у Розелины на щиколотках и посадил ее рядом ссобой. Она не сопротивлялась, вялая как тряпичная кукла.

Вот и хорошо, пусть не рыпается. Он захлопнул багажник и помчался на запад по автостраде А86.

С того момента, как Мартен понял, что муж Розелины и убийца с арбалетом — один и тот же человек, расследование резко изменило направление.

В ожидании приезда Билье он еще раз позвонил Мириам и обо всем рассказал ей. Спросил, что еще ей известно о супругах Мерьен, и она зачитала ему отчет частного детектива.

Никакого Жана-Мари Мерьена не существовало. Он присвоил себе имя гваделупского подростка, бесследно исчезнувшего в возрасте шестнадцати лет.

Шестнадцать лет. Именно столько было сыну начальника жандармерии, без вести пропавшему в районе Антильских островов.

И случилось это несколько месяцев спустя после того, как в чаще бретонского леса другой подросток был убит выстрелом из арбалета. Расследование, возглавляемое тем самым жандармом, ни к чему не привело. Убийцу так и не нашли.

Теперь, когда все кусочки головоломки отыскались, составить целостную картину не составляло особого труда.

Сын жандарма убил мальчишку. Почему? Возможно, этого они никогда не узнают. Жандарм завел следствие в тупик, а сына отослал за тридевять земель — от греха подальше, на случай, если дело будет вновь открыто. Парню — случайно или хитростью — удалось воспользоваться документами другого подростка, погибшего в море. Совершил ли он тогда свое второе убийство? Скорее всего, это тоже навсегда останется тайной. Наверняка здесь не обошлось без помощи кого-то из членов судовой команды и местной администрации. Но в итоге он вернулся во Францию под именем утонувшего Жана-Мари Мерьена.

Тут же Мартену вспомнилось, что они так и не смогли найти регистрацию красного мотоцикла. Номер начинался с девятки и заканчивался пятеркой. Но Жаннетта установила, что свидетельница, сообщившая о номере, вероятно, страдала дислексией. А если номер не начинался, а заканчивался девяткой? Код департамента Финистер — 29. Мартен позвонил к себе в отдел и попросил дежурного срочно проверить, зарегистрирован ли в 29-м департаменте красный мотоцикл на имя Мерьена или — он колебался не дольше секунды — Лемерле, то есть того самого жандарма.

Кроме того, Мартен потребовал передать срочное сообщение в уголовную полицию Бреста, чтобы они немедленно задержали бывшего жандарма.

Розелина сидела на пассажирском сиденье рядом с мужем. Она смотрела на бегущую впереди дорогу, но на самом деле не видела ее. Руки он ей развязал и застегнул на ней ремень безопасности. Обычная семейная пара, в теплый летний день отправляющаяся на прогулку за город.

Он предупредил ее: шевельнешься — снесу башку. Она и не шевелилась, но вовсе не от страха. Просто пока она жива, у нее еще есть шанс помочь молодой женщине, запертой в багажнике машины. Она понятия не имела, как за это взяться, но такая возможность, пусть и ничтожно малая, все же существовала.

Они направлялись на запад. Зачем? Об этом она могла только гадать, но потом вспомнила, что в начале их совместной жизни он как-то рассказывал ей о Бретани, где провел детство. От ее заинтересованных вопросов он отмахнулся, добавив лишь, что никого из родных у него не осталось. Ложь? Наверное. Она покосилась на сидящего слева от нее мужчину. Он сидел с сосредоточенным лицом, глядя на дорогу, и сжимал руль крепкими мозолистыми руками. Что он затеял?

Розелина ничего не знала об убийце с арбалетом. Газет она не читала, телевизор не смотрела, но ее не покидала уверенность, что часы ее жизни — как и жизни запертой в багажнике женщины — сочтены. Еще она знала, что просить его о пощаде не имеет никакого смысла. Он жил в каком-то своем мире, где значение имели только его желания. За те несколько недель, что он перестал ее бить, в нем созрело что-то страшное, и теперь пришла пора этому страшному вырваться на свет.

Если счастливая возможность вдруг представится, сумеет ли она воспользоваться ею? Она чувствовала себя слабой, невероятно слабой, не способной к сопротивлению. Вздумай он снова связать ее, она примет это как должное. И уж тем более не сможет помешать ему прикончить ту женщину в багажнике.

Но почему он все это делает? Почему перестал ее бить? Ей следовало раньше догадаться, что он поменял свое поведение не просто так. Ей следовало задуматься. Он жил на свете с единственной целью — причинять страдания другим. Он не принадлежал этому миру и попал в него по ошибке. Он разрушал все, до чего мог дотянуться. Какая же она была дура! Как могла не понять, что он опасен не только для нее, но и для всех остальных.

Если сейчас схватить руль и резко вывернуть его, машина потеряет управление и вылетит на обочину. Он не успеет ей помешать. Они оба погибнут. Нет. Так рисковать она не имеет права. Даже если ей удаст ся вывести его из игры, женщина в багажнике тоже не уцелеет.

Мартена срочно вызвали на ковер к высшему начальству.

Руссель уже был там, и их обоих пригласили в кабинет директора.

Директор, которому было пятьдесят девять лет, получил назначение на свой пост совсем недавно и не успел еще до конца освоиться. Шеф канцелярии представил ему Мартена (директор знал только Русселя), и именно Мартену пришлось первому отвечать на вопросы.

Мартен тихо злился, но все же взял себя в руки и представил максимально полный, хоть и сжатый отчет по делу.

— Что вы планируете предпринять в ближайшее время? — спросил директор.

— Думаю, надо обратиться к прессе и как можно шире распространить информацию о личности и внешних данных этого человека, а также двух его заложниц.

— А если он испугается и постарается побыстрее от них избавиться?

Мартен замешкался, но лишь на секунду. Ответ на этот вопрос был у него готов.

— Я не знаю, господин директор, какие мыслительные процессы протекают в мозгу этого человека. Но до сих пор он демонстрировал определенную последовательность в действиях. Насколько нам известно, он намерен убить обеих женщин — если уже не убил. Если он поймет, что мы на него вышли, то быстро сообразит, что не в его интересах причинять им зло. Они могут послужить ему обменной валютой. Кроме того, поскольку мы не знаем, в каком направлении он скрылся, это поможет нам привлечь свидетелей.

Директор задумчиво посмотрел на шефа канцелярии и Русселя.

Руссель кашлянул.

— Я не вполне согласен с Мартеном, — сказал он. — Этот человек явно не способен противостоять приступам ярости. Если он узнает, что мы его вычислили, то захочет немедленно отыграться на заложницах.

— Совершенно верно, — кивнул Мартен. — Вот только убить жену он задумал уже несколько недель, а то и месяцев назад и разработал глупый, но крайне сложный план, чтобы, как ему кажется, выйти сухим из воды.

Все замолчали.

Директор встал из-за стола и принялся мерить шагами кабинет.

Мартен уже знал, что будет делать. Независимо от того, какое решение они примут, он оповестит прессу. Он был уверен в своей правоте. И пусть после этого его переводят в Монсо-ле-Мин.

— Хорошо. Я понимаю вашу аргументацию, Руссель, — наконец сказал директор. — Скажу больше, я склоняюсь к вашему мнению.

Мартен почувствовал, как у него напряглись мышцы. Ну что ж, тем хуже для его карьеры в полиции.

Но директор еще не договорил.

— Однако, — продолжил он, — следствие с самого начала ведет Мартен. Мы немедленно передадим сообщение в прессу.

Мартен незаметно выдохнул. Директор дружески положил руку на плечо шефа канцелярии:

— У Дюрье есть все контакты. Передайте ему информацию, которую следует распространить.

Руссель, судя по его виду, нисколько не расстроился. Мартен понял, что Руссель в любом случае занял бы позицию, противоположную его собственной. Таким образом он прикрывал свою задницу. Если метод, предложенный Мартеном, сработает, никто и не вспомнит, что Руссель против него возражал. Зато в случае провала Руссель будет в порядке: он ведь предупреждал!

К середине дня фотография убийцы, его имя и описание внешности уже появились во всех выпусках новостей. Местные радиостанции тоже передавали приметы преступника, равно как и три крупнейших дециметровых канала и авторадио, вещающее на западную часть Франции.

Марион опубликовала большую статью «В погоне за убийцей», которую написала в больнице, сидя возле Дианы, до сих пор так и не пришедшей в сознание.

Виновник всей этой суматохи радио не слушал — оно у него сломалось, — зато постоянно посматривал в зеркало заднего вида. Чем дальше, тем сильнее его охватывало предчувствие, что полиция висит у него на хвосте. Он нигде не наследил, но женщина-ищейка все-таки его нашла, а теперь, когда она исчезла, они только активизируются.

Перед тем как ее прикончить, он обязательно выяснит, как она на него вышла. Это крайне важно. Почему он раньше об этом не подумал?

Или он уже опоздал? Что-то из багажника давно не доносилось никаких звуков.

А вот с Розелиной придется подождать. Вначале ему надо будет съездить к себе в Сержи и забрать из тайника арбалет и болт. Он должен убить ее точно таким же способом, как предыдущих, иначе вся его затея теряет смысл.

И вообще, как он оказался на этой автостраде? Он бросился на нее, руководствуясь инстинктом — удрать как можно скорее и как можно дальше. Он сглупил, признался он себе. Запаниковал. Они же наверняка передали описание машины по своим каналам, и на каждом пункте сбора дорожной пошлины его уже будут поджидать легавые. Платная автострада — это ловушка для дураков.

Он и бак залить не сможет ни на одной заправке. Их тоже уже предупредили. Сейчас на каждой бензоколонке и на большинстве станций техобслуживания есть радиосвязь с жандармерией и с дорожной полицией.

Нет, надо съехать с автострады до первого пункта оплаты.

Но для него это не представляло никакой трудности. В тридцати километрах от Ле-Мана он сбросил скорость и, завидев съезд для техобслуживания дороги, резко затормозил.

Съезд загораживала длинная стальная решетка, запертая на массивный замок.

Он вышел из машины, вытащил из-под водительского сиденья болторез и одним мощным движением перекусил замок.

Быстро проехал за ограду, снова вышел из машины и закрыл за собой дверцу.

Съезд вел на узкую местную дорогу, едва позволявшую разъехаться двум встречным автомобилям, и выводил к региональному шоссе. В нескольких сотнях метров левее точки их пересечения виднелась деревен ская колокольня и крыша просторного зернохранилища. Он развернулся задом к деревне и надавил на педаль газа.

Двигаясь к востоку, он твердил себе, что снова обвел легавых вокруг пальца. Он выйдет из этого испытания с высоко поднятой головой.

Но вот чего он не знал, так это того, что, взломав замок, включил сигнализацию, соединенную с постом дорожного контроля.

Решетка не была оборудована видеокамерой, и дежурный на посту не мог видеть нарушителя — если нарушение имело место. Система безопасности была установлена в незапамятные времена, и провод, разрыв которого включал сигнал тревоги, часто лопался сам по себе. Тем не менее дежурный четко зафиксировал точное время получения сигнала и передал информацию патрульной службе.

Жандарма в отставке Лемерле арестовали, когда он возвращался с рыбалки. Он отказался отвечать на какие бы то ни было вопросы.

Местные следователи сделали свои выводы: если молчит, значит, ему есть что скрывать. Но вот что именно?

Мартену доложили, что красный мотоцикл «ямаха-1200-XJR» девяносто восьмого года выпуска зарегистрирован и застрахован на его имя. Мотоцикла у старика не нашли, но это лишь доказывало, что убийца по-прежнему поддерживает с отцом связь.

Раз Жаннетту до сих пор не нашли, значит, преступник продолжает удерживать ее в заложниках, в сотый раз сказал себе Мартен. Он цеплялся за эту мысль, хотя с каждым часом она казалась ему все менее убедительной. С тем же успехом убийца мог бросить ее труп в такое место, где его никто никогда не отыщет. И вообще что толку рассуждать, если ничего не известно.

Сейчас, когда по всем каналам передавали описание Мерьена, Мартена терзали сомнения: не совершил ли он чудовищную ошибку?

Он сделал ставку на то, что загнанному в угол преступнику будет невыгодно лишать жизни полицейского. А вдруг он не слушает радио?

Решение принимал он, и если Жаннетта погибнет, ее смерть будет на его совести. Таких ошибок в его практике было немало. Если б только я догадался поставить надежную охрану в больнице, где лежала вторая жертва… Если б только…

Еще никогда он не чувствовал такого отчаяния, беспомощности и нетерпения.

Директор предоставил в его распоряжение технические средства воздушного флота полиции, и он уже несколько раз говорил по телефону с ее начальником. С полдюжины самолетов, принадлежащих аэроклубам, расположенным вокруг Парижа, и один вертолет стояли наготове и ждали приказа на взлет.

Но он считал, что на данной стадии всякие передвижения будут пустой тратой времени. Куда мчаться? Сидя у себя в кабинете в окружении помощников, приклеившихся к телефонным аппаратам, он хотя бы мог не сомневаться, что долгожданная информация поступит к нему немедленно. И уж тогда он будет знать, в каком направлении двигаться.

Центральное управление пограничной полиции передало данные преступника на таможни, однако Мартен ни секунды не верил, что Мерьен намерен покинуть пределы Франции.

Один из помощников помахал ему рукой. Мартен рывком вскочил из-за стола.

Час назад машина, похожая на автомобиль преступника, была замечена на автомагистрали. Она двигалась в сторону Ле-Мана. Мартен посмотрел на часы. Час назад… БМВ засек еще один водитель грузовика, услышавший новость по радио.

По его словам, машина двигалась, более или менее соблюдая установленный предел скорости. Примерно сто тридцать километров в час.

Кажется, в салоне сидели два человека.

Мужчина? Женщина? Брюнетка? Блондинка? Служащий дорожной полиции, с которым соединили Мартена, таких подробностей не знал. Кабина грузовика возвышалась над землей метра на три, так что водителю было трудно рассмотреть, что творилось в салоне низкого БМВ. Но в одном он был уверен: рядом с водителем сидела женщина. Он заметил подол платья и часть голой ноги.

Он едет в Бретань, к отцу, понял Мартен. Но ведь это же глупо. Если он догадывается, что его ищут, то должен понимать, что именно туда полиция отправится в первую очередь. За пятьсот километров дороги он должен успеть сообразить такую простую вещь.

Да и выбор автомагистрали умным никак не назовешь. Это же настоящая западня. Неужели Мерьен — отныне убийца имел имя — не отдает себе в этом отчета?

Несмотря ни на что, он приказал местным отделениям полиции устроить засады. Впрочем, ему не верилось, что Мерьен попадется в ловушку.

Похоже, он понемногу начинал понимать логику действий убийцы. Под давлением страха тот первым делом бросился к отцу — единственному на свете человеку, который однажды уже оказал ему бесценную помощь и помог избежать правосудия.

С другой стороны, убийца — не столько умный, сколько хитрый — уже доказал, что умеет думать и рассчитывать свои ходы наперед. Рано или поздно он смекнет, что совершил ошибку, и повернет назад к Парижу, где легче затеряться в многолюдной толпе.

Вопрос заключался в том, когда и где его осенит эта простая мысль.

С автострады продолжали поступать донесения, подчас противоречивые.

Мартен позвонил в дорожно-ремонтную службу и поинтересовался, можно ли съехать с автомагистрали между двумя пунктами оплаты дорожной пошлины. Можно, сообщил ему начальник службы, но только через съезды для техобслуживания, а они все под запором, или через закрытые подъезды к некоторым заправочным станциям.

Вооружившись терпением, Мартен спросил, не было ли сегодня зафиксировано взлома доступа к съездам. Начальник ответил, что ему об этом ничего не известно, но он наведет справки.

С момента, когда Мерьен срезал замок неподалеку от Ле-Мана, до момента, когда патрульная бригада установила этот факт, прошло полтора часа.

Пока начальник ремонтников выяснял ситуацию и перезванивал Мартену по номеру, который тот ему продиктовал, прошло еще двадцать минут. Итого час пятьдесят.

Мартен велел своим помощникам сосредоточиться на Париже и его пригородах. Убийца возвращается.

От Ле-Мана до первых парижских пригородов можно на приличной скорости добраться часа за два, даже если ехать по двенадцатому шоссе или по департаментским дорогам.

Убийца мог избавиться от Жаннетты на любом отрезке пути, но Мартен старательно гнал от себя эту мысль.

Оливье потряс телефонной трубкой, привлекая внимание Мартена.

— Двое сообщают, что видели машину Мерьена возле Алансона, — сказал он. — На автозаправке. Номерных знаков не запомнили. Плюнуть или послать наряд?

— Когда?

— Час назад. Он воспользовался автоматом.

— И расплачивался картой? — удивленно спросил Мартен.

— Да. Сейчас проверяем карту.

Это уже было кое-что. Но посылать наряд не имело смысла. За час Мерьен мог уехать куда угодно.

— Думаю, они не ошиблись, — сказал Мартен. — Он возвращается. Как я и говорил.

Он взял блокнот и быстро набросал сводку последних событий.

1. Жаннетта попадает в лапы к убийце между 21.45 и 22.06 (когда отключился ее мобильный). Очевидно, это происходит у него в доме, на улице Моцарта.

2. 12 часов спустя (в 10 утра следующего дня) объявлена тревога.

3. В 11.00 Мартен и Оливье встречаются перед префектурой Сержи-Понтуаз, в нескольких шагах от телефонной кабины.

4. В двенадцать с минутами Мартен находит дом убийцы. Пустой.

5. В 15.00 машина убийцы на подъезде к Ле-Ману покидает автомагистраль.

6. Примерно час спустя, то есть около 16.00, ее замечают в районе Алансона.

Из этого вытекало, что к пяти часам, самое позднее к половине шестого вечера Мерьен, если только он снова не сменил направление, должен оказаться на подступах к исходной точке своего бегства. Иначе говоря, прямо вот-вот.

Кроме того, это означало, что, если он съехал с автомагистрали в три часа дня, то в путь пустился двумя часами раньше. Около часу дня.

Следовательно, Мартен должен был застать его в доме — ведь он прибыл туда около полудня. Но ни убийцы, ни женщин в доме не было. Где же они находились в это время?

Возможно, Мерьен прятал женщин не в доме, а где-то еще. Причем прятал с вечера, когда захватил Жаннетту. Вывод: у него есть тайное убежище. Какое-то место, где он может отсиживаться, не появляясь дома. Логово.

Рассматривать другую гипотезу, заключавшуюся в том, что преступник проделал обратный путь, чтобы избавиться от трупа Жаннетты, Мартен категорически отказался.

Сейчас его больше всего занимала идея, выдвинутая психологом. О том, что у убийцы обязательно должна быть своя берлога. Место, где он строил планы, мастерил болты для арбалета. Где он, по всей вероятности, прятал мотоцикл. И расположено оно должно быть не слишком далеко от его дома. Но и не слишком близко.

Но как его найти, не имея никакой информации? Парижский пригород Сержи, стоящий у слияния Сены и Уазы, по плотности населения ничуть не уступает крупнейшим городам Франции. Здесь живут и работают сотни тысяч человек. Мартену и так уже сказочно повезло, что благодаря случайному совпадению он смог установить имя убийцы — к сожалению, слишком поздно. Но рассчитывать на второй подарок судьбы не приходилось.

Если кто и владел нужными сведениями, так это отец убийцы. Но Лемерле находился в пятистах километрах от Мартена. Если даже срочно переправить его сюда самолетом, дорога займет не меньше двух часов. А убийца не будет эти два часа сидеть сложа руки. Впрочем, нет никакой уверенности в том, что Лемерле заговорит. Не зря же он молчал шестнадцать лет.

На всякий случай Мартен приказал доставить задержанного в Париж. Но он понимал, что нужно отыскать другой источник сведений. Причем быстро. Помолиться, что ли? Ничто другое ему в голову не приходило.

Оливье делал ему знаки, подняв вверх большой палец. Поступила информация из центра обработки банковских карт. Карта Visa, с помощью которой убийца ровно в 15.58 расплатился на автозаправке на шоссе номер 12 за сорок литров бензина, принадлежала Розелине Мерьен.

На сорок литров он без дозаправки спокойно проедет 350 километров, отделяющие его от северозападных пригородов Парижа, куда он, скорее всего, и направляется.

Если убийца не избавился от Жаннетты еще ночью или в начале пути, то он удерживает ее уже на протяжении восемнадцати часов.

Глава 41

Болты.

Он должен достать болты. Хотя бы один. Иначе все, что он уже сделал, лишится смысла. А самого его арестуют и посадят в тюрьму. Но если у него будет хотя бы один болт, все уладится наилучшим образом.

Он загнал машину в гараж.

Выпустил Розелину, дал ей немного попить, после чего снова связал. Нельзя, чтобы при вскрытии тела обнаружилось, что она была в плохом физическом состоянии.

Насчет другой женщины он не беспокоился. Эта сука почти сумела освободиться от кляпа и от пут на запястьях. Он заменил их на новые. Она очень ослабела. У нее жар. Даже выберись она на волю, далеко не уйдет.

Он заколебался. Взять ее с собой и закопать в той же рощице, где он прятал арбалет и снаряды к нему? Или оставить здесь, с Розелиной?

Он снова уложил ее в багажник и, прежде чем захлопнуть крышку, ненадолго задумался.

Про машину, в отличие от мотоцикла, полицейские не знали. Так, во всяком случае, он считал. Но что, если он ошибается? Передвигаясь с полумертвой и связанной по рукам и ногам женщиной-полицейским в багажнике, он шел на неоправданный риск. Первая же проверка — и ему крышка.

Вдруг у него мелькнула идея.

Он достал большую банку краски, которую приобрел, когда красил обвес для БМВ под цвет кузова. Там еще много оставалось. Он быстро снял с мотоцикла седло и залепил приборную панель и двигатель несколькими листами бумаги. Затем торопливо, но ловко закрасил оставшиеся открытыми части.

Он использовал специальную быстросохнущую краску, к тому же в гараже стояла адская жара. Как только краска чуть подсохла, он отодрал бумагу и окинул полученный результат критическим взором. Если особо не приглядываться, перед ним был мотоцикл глубокого темно-синего цвета. Только в углах просвечивали красные полосы, но, чтобы рассмотреть их, надо было приблизиться к мотоциклу вплотную.

Темно-синий мотоцикл полицейских не заинтересует. На номера они и внимания не обратят. Он запер гараж, вскочил в седло и дал по газам.

Остановившись на автозаправке возле Алансона, он глаз не спускал с Розелины. Но она даже головы не повернула. Казалось, она утратила всякое понятие о самостоятельности. Вообще перестала существовать как независимая личность. С ее стороны ему ничего не грозит.

Это была грубая ошибка. Розелина ничего не предпринимала, пока он находился меньше чем в трех метрах от нее, потому что точно знала — ей с ним не справиться. Она предпочитала ждать, отлично понимая: второго шанса у нее не будет. Но один рано или поздно обязательно представится.

В итоге ее подчеркнутая пассивность сработала. Заведя ее в гараж, завязав ей глаза, сунув в рот кляп и заломив за спину руки, он ушел. Попросту забыв связать ей ноги.

Ради собственного спасения Розелина и пальцем бы не пошевелила. Но она была не одна. Она не имела права бросать на произвол судьбы умирающую рядом с ней женщину. Своей глупостью и безответственностью она уже погубила ребенка. Больше ни одно человеческое существо не должно пострадать из-за ее неспособности к действию.

Пара глотков теплой воды, которой он ее напоил, придали ей сил, хотя ей удалось скрыть это от него. Едва заслышав шум удалявшегося мотоцикла, она поднялась на ноги и по тихим звукам неровного дыхания попыталась определить, где находится женщина.

Сначала она не услышала ничего, кроме собственного сопенья и пощелкивания остывающего автомобильного мотора. Он не мог увезти ее с собой. Не на мотоцикле же. Значит, она все еще в багажнике. Лежит там… Розелина запретила себе даже думать о том, что непоправимое уже случилось.

Вслепую, наугад, она двинулась в обход гаража, без конца натыкаясь ногами на какие-то непонятные предметы. Машина тоже стояла здесь. Боли в ободранных коленках Розелина не чувствовала. В мозгу билась одна упорная мысль. Он вернется. Он вернется.

Наскочив на какой-то острый угол, она развернулась и ощупала руками шероховатую поверхность, похожую на деревянный верстак. Завела руки подальше за спину и принялась шарить вокруг в поисках хоть чего-нибудь, какого-нибудь инструмента, который помог бы ей освободиться от пут. Но она знала, что ее муж — маньяк. У него никогда ничего не валяется просто так. Вдруг ее пальцы дотронулись до вертикальной поверхности, которая от прикосновения слегка подалась назад. Ящик для инструментов? Она попыталась подтянуть его к себе, зацепив за край, но рука сорвалась. Она вытянула руки как можно дальше, едва не вывихнув суставы. Он вернется. Взгромоздила на верстак сначала одно бедро, за ним — другое, продолжая тянуться назад связанными руками, и — ухватила ящик.

Она сломала ноготь и исцарапала все пальцы, пока не сумела просунуть их в ручку наверху ящика. Зажав ее изо всех сил, она сползла с верстака и маленькими шажками двинулась вперед. Ящик был невероятно тяжелым. Он вернется. Он вернется. Она тянула и тянула на себя крышку ящика, и вдруг та поддалась. Ящик с жутким грохотом выпал у нее из рук, ободрав ей голые икры, и по полу рассыпалась куча железяк. Что-то кольнуло ее в щиколотку, но она не обратила на это внимания.

Присела на корточки, затем просто села на пол — острые железки вонзились в ягодицы, но ей было плевать. Шаря в темноте руками, она нащупала пластмассовую рукоятку и зажала ее между пальцами. Острие плоского лезвия задело кончик указательного пальца. Резак.

Она осторожно перевернула его лезвием к себе и принялась перепиливать стягивающую запястья изоленту.

Один раз резак выскочил у нее из пальцев, и ее обдало волной ужаса. Он вернется. Она заставила себя успокоиться, снова зашарила в темноте руками и вскоре наткнулась на липкую от крови рукоятку.

Но вот раздался сухой треск, и клейкая лента лопнула. Она освободила себе руки.

Поднеся их к лицу, выдернула изо рта кляп и сбросила с глаз липкую повязку, заодно выдрав пук волос.

Оправившись от первого шока, она огляделась.

Она находилась в помещении с бетонными стенами размером примерно четыре на шесть метров. На стенах строго по ранжиру висели разнообразные инструменты — не считая тех, что валялись на полу. Но самым странным было не это. Возле одной из стен она обнаружила прислоненное к ней огромное зеркало.

Багажник! Она нажала на хромированную кнопку под крышкой. Щелкнул замок, и багажник открылся.

Она лежала там, сжавшись в комок, и не шевелилась.

Розелина взяла нож и перерезала клейкую ленту, закрывавшую женщине рот.

Прислушалась — та дышала. Лоб и щеки у женщины пылали жаром, губы потрескались. Розелина освободила ее от оставшихся пут.

Женщина даже не застонала. Жизнь еще теплилась в ней, но надолго ли? Она была или без сознания, или в коме, и Розелина понимала, что ей не хватит сил, чтобы вытащить женщину из багажника. Впрочем, сейчас есть дело важнее. Он вернется.

Она нашла канистру с водой, еле-еле подняла ее повыше, хотя воды там было на донышке, и стала тонкой струйкой лить воду в открытый рот женщины. Та наконец-то издала слабый стон, но глаз, покрытых коркой, не открыла. Он вернется. Розелина отставила канистру. Надо отсюда выбираться.

Она обошла вокруг машины и осмотрела дверь гаража. Должна быть какая-то кнопка или ключ. Чем-то эта дверь открывается? Но где искать ключ? Он вернется. Она попыталась взломать замок отверткой. Напрасный труд.

Они в западне. Он вернется.

Она в отчаянии озиралась вокруг.

Вдруг, сама не зная почему, она подняла с земли одну из железяк и со всей силы кинула в зеркало, которое тут же с сухим треском разлетелось на тысячи осколков. В тот же миг она заметила на стене рядом с зеркалом деревянную дощечку с гвоздиками для ключей. Подбежала и сразу увидела брелок от машины — его ни с чем не перепутаешь.

Он вернется.

Она наугад ткнула в одну из кнопок на брелоке, и тишину гаража разорвал дикий вой сигнализации. У нее едва сердце не остановилось. Она быстро еще раз нажала на ту же кнопку, и вой стих.

Она села в машину, вставила и повернула ключ зажигания. Заурчал мотор.

Когда-то давно она получила водительские права, но уже много лет не садилась за руль и плохо помнила, что надо делать. Она посмотрела на деревянный набалдашник на рычаге переключения передач, до упора отжала сцепление, отвела рычаг влево, а затем вперед и надавила на педаль газа.

Она отпустила сцепление слишком резко. Машина прыгнула назад, раздавив лежащий на земле ящик из-под инструментов. Он вернется.

Она вернула рычаг в исходную позицию. Педали сцепления и газа повиновались малейшему движению водителя. Ей ни за что не справиться с этой мощной машиной. Она побыстрее выбросила из головы эту ненужную мысль и снова включила зажигание. Снова до отказа выжала сцепление, но на этот раз вместо заднего хода включила первую скорость. Она заставила себя дышать ровно и плавно отпустила сцепление. Машина продвинулась вперед на полметра и заглохла. Она забыла надавить на газ. Он вернется.

Она опять вернула рычаг передач на место, повернула ключ. Мотор послушно заурчал. Выжала сцепление, включила первую скорость, до упора надавила на педаль газа. Стрелка тахометра скакнула к цифре 7, она резко отпустила сцепление, и машина бешено рванула вперед.

Раздался скрежет покореженного металла, гаражная дверь слетела с петель, и машина вырвалась на свободу.

Они выбрались! Машину подбрасывало на узкой гравийной дороге. Два старичка, вскапывавшие грядки метрах в пятидесяти оттуда, медленно разогнули спины и изумленно уставились ей вслед. Машина ехала по дороге на первой скорости, мотор ревел, делая 6500 оборотов в час. Розелина приникла к рулю, не смея ни перестать давить на газ, ни переключить скорость. Она доехала до конца узкого проезда, выбралась на другую дорогу, разбитую, проложенную среди сараев, и кое-как продолжила путь. Они выбрались! Они свободны! Слезы заливали ее лицо, но она этого не замечала. Вдруг откуда-то спереди, из-под смятого в гармошку капота, раздался какой-то звук. Наверное, она что-то там сломала, должно быть, бампер. Крышка багажника билась и хлопала на каждом ухабе.

Розелина прекратила давить на педаль газа. Машина замедлила ход, сбросив скорость с сорока пяти до тридцати километров в час. Нет, это слишком медленно. Она решила перейти на вторую скорость. Мотор глухо фыркнул и тут же сменил звучание на другое, не такое натужное. Она позволила себе увеличить скорость до шестидесяти километров в час, перешла на третью и еще немножко прибавила. Она свободна. Навсегда.

Впереди мелькнула станция техобслуживания. Она включила поворотник и свернула направо.

И только тут в висящем перед ней зеркале заднего вида увидела отсвет единственной фары. Мотоцикл. Он их нашел.

Глава 42

Когда на глазах у двух стариков из соседнего гаража со скрежетом вывалилась и отлетела на несколько метров дверь, они с изумленным недоумением посмотрели друг на друга.

— Слышь, вроде та самая машинка-то, — сказал тот из них, что был постарше. — Про которую по радио передавали.

— Да? — отозвался второй. Он радио не слушал.

— А за рулем не мужчина, а женщина, — продолжил первый. — Странно мне это. Надо бы позвонить.

— Лично я не вмешиваюсь в дела, которые меня не касаются, — отрезал второй.

Первый старик молча смерил его взглядом. Он давно догадывался, что его сосед — мудак. Достаточно посмотреть, как он посадил рассаду фасоли.

Он достал из кармана вельветовых штанов новенький мобильник, подаренный сыном к Рождеству, и набрал номер 17. Легавых он терпеть не мог, но бывают обстоятельства, когда приходится к ним обращаться.

Его соединили с ближайшим полицейским участком. Он кратко описал события, свидетелем которых только что стал.

Дежурный записал его фамилию и координаты и сказал, что высылает машину.

— Куда? — не понял старик.

— Туда, откуда вы звоните, — объяснил удивленный полицейский.

— Ты что, совсем дурак? — не выдержал старик. — За каким лешим ты будешь высылать сюда машину? Я ж тебе говорю, что она поехала по дороге на Бомон.

Услышав, что его назвали дураком (что полностью соответствовало действительности), полицейский густо покраснел и хотел уже бросить трубку, но потом все же решил доложить о звонке начальству.

— Тут какой-то старый хрен говорит, что видел крутую тачку, БМВ темно-синего цвета, с помятым капотом и красоткой за рулем.

— Дай-ка мне трубку, — строго велел начальник. — Алло, месье! Вы не могли бы назвать мне свое имя и сообщить, откуда…

— Баран безмозглый, — перебил его старик, — я же только что все рассказал другому кретину.

— Месье…

— Говорю же, это машина, про которую сообщали по радио. Я номер запомнил. Поехала в сторону Бомон-сюр-Уаз. Вы собираетесь жопу от стульев оторвать или мне в газету позвонить, чтобы все узнали, какие вы там придурки?

Начальник полицейского участка покраснел еще гуще, чем его подчиненный, но заставил себя сделать глубокий вдох и заговорить спокойным голосом.

— Мы всем займемся сами, — произнес он. — Не надо звонить в газету.

Старик бросил трубку и набрал номер сына. Рассказал, что произошло, и попросил позвонить каким-нибудь другим полицейским, потому что мудилам, с которыми он только что беседовал, он не доверял.

В 1959 году у него на глазах полицейские увели его младшего брата. Все его преступление состояло в том, что он не хотел воевать в Алжире. Его отправили в штрафной батальон, откуда полгода спустя он вернулся в гробу.

Старик ненавидел полицейских, но еще сильнее он ненавидел судей, политиков и вообще всех, кто олицетворял для него государственную власть. Он забыл про огород и пошел купить местный выпуск газеты «Ле Паризьен». Прочитал все, что смог найти, про убийцу с арбалетом. Информация о двух исчезнувших женщинах до страниц прессы еще не добралась. Тогда старик позвонил в редакцию и рассказал о том, что видел. Дал адрес гаража и подробную характеристику лодырям и неумехам, засевшим в органах управления вообще и в полиции в частности.

Мартен получил донесение о случае в гараже двадцать минут спустя после телефонного звонка старика.

Изучив карту, он велел устроить засады, организацию которых поручил Оливье и двум майорам полиции департамента Валь-д’Уаз. Свидетель сказал, что за рулем была женщина. Жаннетта или Розелина? И куда девался убийца?

Розелина уже свернула на подъездную дорогу, ведущую к бензоколонкам, когда обнаружила у себя за спиной мужа.

Она попыталась вырулить к выезду, но действовала слишком медленно, к тому же забыла переключиться на вторую скорость. Мотор зачихал. Кроме того, в этот самый миг ей наперерез двинулась другая машина, выезжавшая с автозаправки. Розелина инстинктивно нажала на тормоза. Мотор заглох.

Она хотела снова запустить его, но он уже открывал дверцу. Она подняла руку, чтобы защитить лицо, но он схватил ее за волосы, выволок из машины, швырнул на землю и отпихнул ногой.

К ним бежал работник автозаправки.

Убийца не стал его дожидаться, запрыгнул в машину и дал по газам. Жаннетта по-прежнему лежала в незакрытом багажнике БМВ.

Мартен прибыл на место происшествия через сорок минут. Никогда в жизни он не водил машину на такой скорости и еще никогда — несмотря на сирену и включенную мигалку — не нарушил столько правил движения за столь короткое время.

Он бросил мобильник на колени Оливье, сидевшему на пассажирском сиденье в состоянии близком к столбняку, продиктовал ему номер Мириам и велел сообщить, что Розелина найдена. Судя по всему, живая.

Розелина была не просто живой. Она находилась в полном сознании и горела от возбуждения. Раньше полицейских на автозаправку добралась бригада спасателей, но Розелина твердила, что должна поговорить с полицейскими. Она наотрез отказалась ехать в больницу, а когда пожарные и санитары силой потащили ее в карету «скорой», отбивалась как дикая кошка и выпрыгнула из машины. Только после того, как ей пообещали, что до появления полиции ее никуда не увезут, она согласилась прилечь на носилки.

Мартен сел рядом с ней. Почти голая, с ног до головы покрытая синяками и ссадинами, смазанными антисептической мазью, она производила жалкое впечатление, но ее глаза пылали поразительным, почти ослепительным светом.

Она схватила Мартена за запястье с неожиданной силой.

— Вы должны ее найти, — сказала она. — Я не смогла вытащить ее из багажника. Она по-прежнему в машине. Вы должны ее найти!

— В каком она состоянии? — спросил он, мягко поглаживая ее по руке.

— В паршивом. Вчера вечером он оглушил ее ударом по голове, а потом связал. Она все это время ничего не пила и не ела. Я недавно попыталась ее напоить, но она была без сознания. Вся горела. Дышала с трудом. Найдите ее, умоляю вас!

— Я обязательно ее найду, — пообещал Мартен. — Как вы думаете, куда он мог направиться?

Она горестно покачала головой:

— Я не знаю.

— Ладно, не берите в голову. Мы все равно ее найдем, — сказал Мартен, поднимаясь.

— Постойте!

— Что?

— Он не знает, что она в багажнике. Он не успел ее увидеть. Я уверена, он думает, что едет один. И еще… Мотор в машине немножко дымился.

— Белый такой дымок, из-под капота?

— Да.

— Спасибо.

Она пожала ему запястье, и он вышел из машины.

Санитары закрыли заднюю дверцу фургона и повезли пациентку в больницу.

Немного погодя приехала Мириам.

Она сразу бросилась к Мартену. Один из полицейских попытался ее задержать, но она оттолкнула его с такой силой, что он отлетел в сторону и приземлился на задницу.

Мартен с рацией в руке стоял, склонившись над картой района, и давал указания сотрудникам полиции и дорожной службы, в какие места следует перенести засады.

Он сделал полицейским в форме знак пропустить Мириам.

— Розелина в больнице в Понтуазе. Ей здорово досталось, но ее жизни ничто не угрожает.

Мириам с чувством пожала ему руку, бегом вернулась в машину и уехала, подняв тучу пыли.

Мартен предпринимал все необходимые действия в рамках стандартной процедуры, но в душе его зрело убеждение, что ставить заграждения на расстоянии больше десяти километров от автозаправки бессмысленно. Дымок, который видела Розелина, скорее всего, свидетельствовал о том, что у БМВ пробит радиатор. Следовательно, убийце придется остановиться, чтобы залить в радиатор воды. Рвануть напрямую через поля он не мог — машина с такой низкой посадкой там не пройдет, даже в условиях относительно плоского пикардийского рельефа. А если и попытается, то картер и амортизаторы полетят моментально. Тем более что и капот у него изрядно помят.

Домой он не вернется. В гараж, откуда удалось сбежать Розелине, тоже не сунется.

Значит, он спрячется где-то поблизости, в радиусе нескольких километров.

Способен ли он сейчас к трезвым размышлениям?

На что он еще надеется?

И если допустить, что под давлением событий он окончательно утратил здравый смысл, то что он станет делать?

Умом он не отличался, зато был хитер и безжалостен. Если Розелина права, он до сих пор не знает, что везет в багажнике заложницу. Возможно, он попробует захватить другого заложника. И найти себе убежище, чтобы отсидеться и переждать опасность. Или раздобыть другую, менее бросающуюся в глаза машину.

Надо проверить все стоящие на отшибе дома и фермы внутри периметра, ограниченного засадами. Это будет огромная работа, потребуется привлечь сотни людей, но выбора у Мартена не было. Он не сомневался в справедливости своих выводов. И принялся диктовать инструкции.

Как же так вышло, что удача отвернулась от него? Он не понимал, почему это произошло. Он все предусмотрел, все рассчитал, использовал каждую мелочь к своей выгоде. И вдруг в один момент все покатилось кувырком. Диана? Но он же ее убил, и никто даже не догадался, что это его рук дело. Если только легавые опять не наврали. Если только она не выжила.

Он постарался выбросить из головы эти ненужные мысли, которые в данный момент ему только мешали. Задача номер один — спрятаться. Затем, когда шум немного утихнет, он доберется до какого-нибудь морского порта и свалит за границу, как уже сделал однажды, пятнадцать лет назад. Все тогда прошло как по маслу. Он убил этого засранца, который посмел насмехаться над ним перед девчонкой. «Что ты все перед зеркалом крутишься? У тебя что, встает, что ли?» А эта сучонка захихикала. К тому же он все выдумал! Такое случилось с ним всего один раз. Ну, или два. И как этот говнюк догадался?

Он долго подстерегал мальчишку. Таскался за ним по дороге из школы и постоянно думал, как ему отомстит. А то, что он отомстит, было для него ясно как день.

Он сунул ему в портфель записку, подписанную именем той самой девчонки. «Буду ждать тебя около креста св. Иоанна». Но из-за креста, воздвигнутого в чаще леса, вышел он. И выстрелил ему прямо в глаз стрелой, вытесанной из орешника. А потом просто забрал из портфеля свою записку.

Только отец сумел его понять. Ох, ну и отлупил же он его тогда! Мать все плакала. Но они сделали все, что нужно. Отец встал на его защиту не потому, что так уж его любил. Просто он не хотел, чтобы его сыночка замели в каталажку. Если бы у него посадили сына, его бы вытурили с работы. И во что тогда превратилась бы его жизнь?

На этот раз все должно получиться не хуже, чем тогда. Если он не допустит ни одной ошибки, то сможет исчезнуть навсегда. Вряд ли ему, взрослому мужику, будет труднее провернуть то, что удалось шестнадцатилетнему пацану. Даже наоборот, намного легче. И никакой папаша ему не понадобится. Та еще сволочь. Колотил мать так, что она теряла сознание. Чтоб он сдох.

Сейчас он старше и умнее, чем был в шестнадцать лет. И гораздо хитрее.

Прежде всего надо найти место, где можно спрятать машину. От нее надо избавиться. Разбить? Нет. Сбросить в реку? Нет. До реки слишком далеко. Лучше в болото или в пруд. Где-то здесь неподалеку должен быть пруд. Рядом с тем местом, где он закопал арбалет.

Разбитый бампер отвалился сам по себе, а вот температура двигателя значительно поднялась. Стрелка водяного индикатора перешла в красную зону, а температура масла приближалась к отметке в 170 градусов.

Он заколотил кулаком по рулю. Розелина, тварь такая. Но ничего, он с ней еще разделается. Разбила машину, которая стоит в сто тысяч дороже, чем она сама со всеми потрохами. Единственную вещь, которой он действительно дорожил. И еще мотоциклом. И еще арбалетом.

Арбалет сейчас лежал у него в кармане, там же, где пистолет, отобранный у женщины-полицейского (хромированная игрушка девятимиллиметрового калибра с обоймой на десять патронов), и ее служебное удостоверение.

Он съехал с департаментского шоссе на узкую дорогу, протянувшуюся между двумя насыпями. Сухая пыльная дорога была изрыта ухабами, и он чувствовал, как они корябают днище кузова и глушитель. Зато здесь было безлюдно — ни гуляющих бездельников, ни охотников. Удача снова с ним. Ему показалось, что сзади раздался какой-то странный звук, но он не обратил на него внимания. Тачка на последнем издыхании. С самого начала, как только он отобрал ее у Розелины, она издавала непонятные звуки.

Он дал себе слово, что когда-нибудь вернется и убьет Розелину. Отомстит ей за все. Но позже. Гораздо позже. Ничего, он умеет ждать.

Наконец показался пруд. Проезд к нему перегораживала ржавая цепь. Он вышел из машины и откинул цепь в сторону.

Дорога к пруду шла под откос. Он зафиксировал руль с помощью палки и подтолкнул машину, надавив на выступ багажника.

Машина враскачку покатилась вниз, хлопая крышкой багажника на каждом бугре, чуть замедлила ход, ткнувшись носом в мутную воду, но продолжила движение вперед и вскоре скрылась под поверхностью пруда. Пока она погружалась, наружу вырвалось несколько крупных пузырей, за которыми последовали россыпи более мелких.

Все было кончено.

Жаннетта начала приходить в себя, когда Розелина подъезжала к автозаправке. Потоки воздуха, проникавшие в приоткрытый багажник, привели ее в чувство. Она поняла, что машина замедляет ход, и тут же стукнулась затылком о дно багажника, — это Розелина резко затормозила. Жаннетта снова ненадолго впала в полузабытье, но почти тотчас же очнулась от криков Розелины и вдруг обнаружила, что ее путы исчезли. Она ухватилась руками за борт багажника и попыталась приподняться, но в этот момент убийца уже успел занять место за рулем, и машина рванула с места. Крышка опустилась, прихлопнув ей пальцы, и она опять потеряла сознание. Минут десять спустя дурнота отступила. Машина мчалась на огромной скорости.

Кто развязал ее? Почему багажник не захлопнут? Кто за рулем?

Она не помнила ни того, как Розелина выводила машину из гаража, ни того, как та пыталась ее напоить. Ей было плохо, очень плохо, но она дышала и более или менее могла двигаться, хотя от слабости тело почти не слушалось ее.

Когда машина замедлила ход и резко свернула на грунтовую дорогу, Жаннетте удалось приподнять крышку повыше и высунуть наружу голову. Автомобиль делал не больше тридцати километров в час. За ним стлался шлейф пыли. Сейчас или никогда.

Жаннетта попробовала приподняться и с третьей попытки сумела опереться грудью об острый борт багажника. Ребра отозвались нестерпимой болью, но она продолжала карабкаться и смогла подтянуть колени. Продвигаясь вперед сантиметр за сантиметром, она выбралась из багажника и головой вперед полетела вниз, на дорогу. Каблуки стукнули по крышке, и Жаннетта ничком шлепнулась на землю, несколько раз перевернулась и откатилась в сторону. Боли в сломанных ребрах она уже не чувствовала, потому что снова потеряла сознание.

Минуты через две она очнулась. На сей раз она точно знала, где она и что с ней происходит. Точнее говоря, она помнила события последнего часа. Попытка подняться ни к чему не привела — ноги отказывались ее держать. Зато она сумела отползти за деревья, росшие метрах в четырех-пяти от дороги.

Несмотря на жару, почва под ними оставалась сырой и пружинистой. Над ее головой шелестела листва, в просветах между ветками виднелось небо. День стоял погожий. Она была жива. Ее мучили жажда и жар. Спина и бока превратились в сгустки боли. Ей надо напиться. Иначе она умрет. Если она выберется из этой переделки, то пошлет эту паскудную работу куда подальше. Дочка. Вот кем она будет заниматься. Будет целыми днями возиться с дочкой. И плевать на две зарплаты. Выкрутятся как-нибудь. Но сначала — более срочное дело.

Вода. Ей нужна вода. Прямо сейчас. Это вопрос жизни и смерти. Ей только надо немножко полежать и набраться сил. Эти две взаимоисключающие задачи поставили ее в тупик.

Все это время она не отрываясь следила за дорогой. Может, появится прохожий. Горожанин на прогулке. Или местный крестьянин. Или дети.

Издалека донесся звук шагов. Она попыталась встать на колени и проползти вперед. Продвинулась вперед примерно на метр и снова упала. И осталась лежать на земле.

Едва завидев его, она сразу узнала, кто это. Высокий, крепкого сложения, с вьющимися волосами. На руке повязка. Через плечо перекинута куртка или пиджак.

Он остановился в десятке метров от нее, и она вжалась в землю. Он знает, что она где-то тут! Он увидел опустевший багажник и отправился ее искать! Но откуда он знает, что она именно здесь? Или он ее учуял? Наверное, у него и в самом деле нюх как у дикого зверя.

Он вертел головой по сторонам. Он не смотрел вниз. Он смотрел вперед. Он искал не ее. Он искал дорогу. И брюки у него внизу были мокрые. Вода.

Вместо того чтобы продолжить путь по грунтовке, он повернулся к ней спиной и зашагал через сжатое поле, по стерне. Вскоре его фигура уменьшилась. Она видела, как он прошел перед почерневшими стенами разрушенного домишки, направляясь навстречу солнцу, еще высоко стоявшему в небе, и исчез за холмом.

Запад, подумала Жаннетта. Он ушел на запад. Домишко. Вода.

Она снова встала на колени и попыталась подняться на ноги. Под ребра и в поясницу словно ткнули кинжалом. Но она не поддалась боли и через некоторое время смогла опереться о древесный ствол. Постояла несколько минут, пережидая, пока чуть утихнет боль, а потом плюнула себе в ладонь. Слюна была светлой, даже не розоватой. Значит, на боль можно не обращать внимания, решила она, и мелкими, старушечьими шажками пошла по дороге, останавливаясь через каждые три метра, чтобы перевести дух. Так она добралась до ржавой цепи, перегородившей тропинку к пруду.

Она проползла под цепью и кое-как доковыляла до воды. Протянула руку и поднесла влажную ладонь ко рту, потом еще раз и еще. Затем приблизилась к пруду, опустила в него голову и принялась лакать грязную воду. Живот скрутило спазмом, и ее вырвало желчью и слизью. Она ненадолго потеряла сознание, а когда пришла в себя, влезла в пруд сначала грудью, а потом и всем телом. Выпила еще несколько глотков, и на сей раз ее не вывернуло.

Теперь надо идти назад. Сколько метров до дороги? Триста? Пятьсот? Примерно тысяча световых лет. Ей ни за что не дойти.

Ее нашли час спустя. Ни одна машина не желала останавливаться. Кроме водителя «Хронопоста», — его дважды тормозили полицейские, сидевшие в засаде.

Он и сам чуть было не проехал мимо, когда краем глаза углядел на обочине крошечную заляпанную грязью фигурку, прижавшуюся к насыпи. Он затормозил и сдал назад, поглядывая в зеркало заднего вида, готовый в любую минуту продолжить свой путь. Поняв, что на дороге лежит человеческое существо, да еще в таком ужасном состоянии, он даже не дотронулся до Жаннетты, а сразу вызвал спасателей. Но она дергала его за штанину, и он догадался, что она хочет сообщить ему что-то важное. Ей удалось продиктовать номер Мартена. Каждую цифру она произнесла раздельно, делая между ними паузы.

На сей раз Мартен опередил спасателей.

При виде Жаннетты у него чуть сердце не разорвалось.

Она попыталась ему улыбнуться. И, хрипло дыша, начала объяснять, в каком направлении ушел убийца.

— Молчи, — сказал он. — Береги силы. Сейчас «скорая» подъедет.

Она потрясла головой, и ему пришлось выслушать ее рассказ. Когда она закончила, он сказал ей, что Розелина жива, и на губах у Жаннетты мелькнуло подобие улыбки.

Прибывшая «скорая» увезла Жаннетту, и Мартен вернулся в свою машину. Он поехал по указанной Жаннеттой дороге, добрался до разрушенного домишки и остановился.

Развернул крупномасштабную карту района. Провел ручкой черту от домишки в направлении с востока на запад. Через несколько километров черта упиралась в дорогу, помеченную на карте светло-зеленым пунктиром.

Он сообщил подчиненным, где находится, и сказал, что попробует исследовать местность.

Мерьен опережал его примерно на полтора часа. Даже хорошему ходоку за час не пройти по пересеченной местности больше пяти километров. Мартен начертил на карте дугу с центром в точке своего местонахождения и с радиусом в восемь километров — с запасом. Затем отыскал в обозначенной зоне все стоящие на отшибе дома. Таковых насчитывалось с полдюжины.

Он снова сел за руль и поехал вперед. Он не собирался преследовать убийцу. Слишком давно он за ним гоняется, а в результате только подбирает убитых и раненых. На сей раз он попробует его опередить.

Глава 43

Добравшись до стоящего посреди поля большого амбара, Мерьен заколебался. Здесь его точно никто не найдет. Вода рядом, но нет никакой еды. А он уже проголодался. К тому же ему нужна новая одежда. И деньги. И машина. Нет, это место не подходит.

Он двинулся дальше, вдоль бесконечно тянувшегося кукурузного поля. Стебли кукурузы вымахали в человеческий рост. Ему показалось, что вдали слышен шум вертолета. Он взглянул наверх, готовый нырнуть в густые заросли, но ничего не увидел.

За кукурузным полем обнаружился лес, а за ним — стена, окружавшая ферму.

Он пошел вдоль стены, пока не наткнулся на запертые металлические ворота с калиткой.

Сквозь прутья виднелось довольно большое строение с многочисленными окнами, к которому от ворот вела дорожка. Точно, ферма. Ставни были открыты, как и окна. Значит, ферма обитаема.

Он не стал и пытаться взломать калитку, а вместо этого двинулся назад вдоль стены и вскоре нашел место, где через нее можно было перебраться.

Прямо за стеной тянулась рощица. Он шел через нее, настороженно прислушиваясь, но вокруг царила тишина — ни собачьего лая, ни воя сигнализации.

Приблизившись к дому, он увидел на заднем дворе бассейн. Два парня и девчонка в купальнике загорали на солнце. Еще двое — он не понял кто — плавали в бассейне.

Он тихо отступил назад и обошел дом с другой стороны. Во дворе, в тени кедров, стояли две малолитражки.

Он подошел поближе. Ключи торчали в замке зажигания.

Он заколебался. Нет, все же следует придерживаться первоначального плана. Ему нужна еда, сменная одежда и деньги.

Он обогнул машины и взобрался на крыльцо. Входная дверь была не заперта.

Прихожая — прохладное, выложенное плиткой помещение — тянулась через весь дом, выходя во двор с другой стороны. До него донеслись приглушенные звуки голосов и смех. Он быстро осмотрел первый этаж. С каждой стороны располагалось по две просторных, тесно заставленных мебелью гостиных и по два кабинета.

Он выдвинул ящики столов, но не нашел ни гроша. Дальше коридор вывел его на кухню. Над раковиной стояла женщина в фартуке, чистившая овощи.

Она обернулась на звук его шагов, и ее лицо исказил гнев.

— Кто вы такой? Кто вас сюда впустил?

Он в два прыжка подскочил к ней и свалил ее ударом кулака.

Засунул тело под стол и открыл холодильник.

Достал два ломтя ветчины, отломил кусок багета и соорудил себе огромный бутерброд. Откусил два раза и снова открыл холодильник. Вилкой содрал крышку с бутылки пива и залпом выпил. Ну вот, теперь другое дело.

Женщина под столом зашевелилась.

Он пнул ее ногой, и она затихла.

Он вышел из кухни с бутербродом в руке и поднялся по ступенькам.

На втором этаже располагалось шесть спален. Четыре кровати оставались неубранными, но ни одной живой души в комнатах не было. Он порылся в шкафах и ящиках комодов. Нашел несколько бумажников, но в них оказалось всего-навсего около двухсот евро.

Это его разозлило. Такие богачи, а денег кот наплакал.

Ему нужен заложник. Иначе не успеет он уйти, как они оповестят полицию. Правда, он может запереть их в подвале. Если только здесь есть подвал.

Он спустился на первый этаж и вышел на террасу, держа в руке хромированный пистолет женщины-полицейского.

Молодежь увидела его не сразу. Но потом один из парней потянулся за банкой колы, повернул голову и замер с разинутым ртом. Остальные проследили за его взглядом и тоже застыли.

— Эй, вы, которые в воде. Быстро выходите, — сказал он, помахивая пистолетом.

— Ты что, спятил? — спросил один из парней, поднимаясь.

Он подскочил к нему и двинул рукояткой пистолета в лицо, разбив скулу и надбровную дугу.

Девицы завизжали, но больше никто не шелохнулся.

— Быстро из воды, — повторил он.

Купальщики повиновались. Это оказались парень и девушка. Девушка была красивая. Высокая и стройная. С длинными темными волосами и светлыми глазами. Он ей улыбнулся.

Мартен сориентировался по карте и нашел тропу, по которой, как он полагал, ушел убийца. Поглядел по сторонам в поисках каких-нибудь примет, но ничего не нашел.

Тяжелый воздух висел неподвижно, небо на горизонте чуть темнело. Жарко, как летом, а ведь уже конец сентября. Мартен обливался потом, но не только из-за жары.

Он притормозил и вышел из машины. Он был здесь один, если не считать ворон, расхаживавших вокруг, что-то склевывая с земли.

Он снова забрался в машину и направился к первому из домов, который Мерьен никак не мог миновать, — если только он действительно ушел по этой дороге.

Подвал у них имелся. Он запер в нем троих парней и одну из двух девушек. Вторую — высокую брюнетку — оставил при себе.

Она даже не казалась испуганной. Пыталась завести с ним разговор. Приручить его, что ли, задумала? Как ретивую лошадку? Не иначе, приняла его за дебила. Ему нужна рабыня, а не партнерша. Но ничего, сейчас он ее образумит.

Он еще раз улыбнулся ей, словно принимая ее игру, а затем размахнулся и врезал ей два раза — по морде и в солнечное сплетение. Она упала на колени.

Он поднял ее за волосы.

— Даю тебе минуту, чтобы одеться. Опоздаешь — сломаю руку.

Она принялась судорожно рыться в одежках, раскиданных на террасе, и торопливо натянула юбку и майку — прямо на мокрый купальник.

Он ткнул стволом пистолета в розовые кроссовки, и она послушно обулась. Если ей придется бежать с ним, она не должна быть босиком.

Щека в месте удара у нее покраснела, но она не плакала. Копия Розелины. Ждет, когда он совершит ошибку. Он снова улыбнулся ей, и она отступила на шаг, подняв вверх руки. Ага, поняла.

Он еще раз ударил ее, в живот, но несильно, так, чтобы она больше не падала.

Но она все-таки упала на колени и глухо застонала. Он присел рядом с ней на корточки.

— Начиная с этой минуты, — сказал он, — ты делаешь все, что я тебе скажу. И делаешь немедленно. Больше от тебя ничего не требуется.

Она уронила голову, соглашаясь. Он опять поднял ее за волосы и прижался к ней щекой:

— Я хочу, чтобы ты сказала: «Да».

— Да.

Теперь у нее в глазах блестели слезы. От нее изумительно пахло.

Она чем-то напоминала Розелину, только была красивее. Гораздо красивее. Гладкая золотистая кожа, пышные формы. Навскидку ей было лет восемнадцать — девятнадцать.

Он сдавил ее грудь, и она застонала, но выворачиваться не решилась. Он расстегнул брюки и толчком опрокинул ее на землю. Она упала на спину.

— Попробуй только дернуться, — сказал он.

Она словно одеревенела, но не осмелилась даже шевельнуться.

Он снял с нее трусы и раздвинул ей ноги. Она повернула голову набок и заплакала. Но ноги сомкнуть даже не попыталась.

Дойдя до ворот, Мартен услышал шум мотора. Машина.

Он прислонился к стене и бросил через прутья осторожный взгляд.

К воротам приближался красный «пежо-106». В салоне вроде бы сидели два человека — стекла бликовали, и видно было плохо.

Он плотнее прижался к стене и стал ждать.

Взвизгнули тормоза, и отворилась калитка.

Из нее вышла молодая женщина, вернее, девушка. Очень красивая. Но она передвигалась какой-то странной походкой, и на щеках у нее расплывались черные полосы.

Она поколдовала над замком ворот и начала открывать одну из створок.

В этот миг она увидела Мартена и вытаращила глаза. Мартен приложил палец к губам.

Она молча взмахнула ресницами, подавая ему знак, что все поняла. И Мартену стало ясно, что он не ошибся. Теперь он точно знал, кто сидит в машине.

Она открыла обе створки и чуть замешкалась.

Взревел мотор.

На секунду Мартен испугался, что водитель просто собьет девушку. Он бросился вперед и толкнул ее на землю. Машина промчалась мимо, задев ему лодыжку, и он взвыл от боли.

«Пежо» остановился метрах в десяти от ворот и дал задний ход.

Мартен потерял оружие. Пока он шарил по земле вокруг себя, дверца машины открылась, и из нее показался мужчина.

Он-то был вооружен. Он держал палец на спусковом крючке «беретты», отобранной у Жаннетты. Сталь поблескивала на солнце.

Он прицелился в Мартена и выстрелил. Но ничего не произошло. Жаннетта имела привычку держать пистолет без патрона в патроннике. Мужчина с удивлением посмотрел на свое оружие. Затем передернул затвор.

Мартен наконец-то нащупал пальцами что-то холодное и твердое. Подтянув к себе пистолет, он крутанул его в руке и выстрелил. Пуля попала мужчине в правое бедро. Он завопил и упал на бок.

Но «беретту» из рук не выпустил. Раздался еще один выстрел, и девятимиллиметровая пуля попала в широкую шею Мартена.

Он знал, что сейчас умрет, но решил на время абстрагироваться от этого обстоятельства.

Выстрелил еще раз, и пуля калибра 11,43 миллиметра, тяжелая и неповоротливая, выбила «беретту» из рук мужчины, заодно лишив его четырех пальцев.

Убийца снова завопил.

Мартен чувствовал, что теряет сознание. Боли он не ощущал, но свет в глазах постепенно мерк, как будто кто-то поворачивал реостат.

Ему еще хватило сил, чтобы прицелиться и произвести еще один выстрел. Он подложил под локоть правой руки левую ладонь и нажал на спусковой крючок, метя убийце в центр корпуса.

Но он взял слишком высоко и плохо рассчитал направление. Пуля пробила убийце ключицу и лопатку, но не прикончила его.

Мерьен, продолжая орать, покачнулся назад. Мартен сосредоточился и выстрелил снова. Четвертая пуля прошла через тело Мерьена навылет, превратив в кашу его мошонку, мочеполовую систему, кишки, желудок и одно легкое, раздробив вторую ключицу и грудную клетку, срезав одно ухо и значительную часть кожи с черепа, и врезалась в дерево. Могучее сердце Мерьена продолжало перекачивать остатки крови, и он еще несколько секунд оста вался в сознании. Он медленно повернул голову, привлеченный зеркально блестевшим ободом колеса маленькой машины. Кошмарное видение, отраженное сияющей поверхностью металла, было последним, что отпечаталось на сетчатке его глаз.

Мартен собрался с силами и произвел пятый выстрел, пропахавший борозду в земле. Затем его пальцы разжались, и «кольт» выпал у него из рук.

Девушка в конце первого курса проходила практику по оказанию неотложной помощи. Она встала перед Мартеном на колени и увидела, как кровь толчками вытекает у него из шеи. Глаза у него были закрыты. Она послушала, бьется ли сердце, зажала пальцами рану, из которой изливалась жизнь, и стала делать ему искусственное дыхание, другой рукой шаря в кармане в поисках мобильного телефона.

Эпилог

Розелина навестила Жаннетту в больнице уже на следующий день. Вместе с ней пришла Мириам.

У Жаннетты уже сидели муж и дочка. Она была еще очень слаба. Врачи подозревали почечную недостаточность и говорили, что, возможно, потребуется операция.

Мириам слушала, как Розелина рассказывает Жаннетте и ее мужу о том, что произошло. Розелина изменилась. В глазах появился блеск. Это была совсем другая женщина. Полная жизни. И Мириам вдруг поняла, что самоубийство в ближайших планах ее сотрудницы больше не значится.

Женщины посидели с полчаса, затем распрощались и отправились в отделение реанимации.

Им выдали стерильную одежду и пропустили в предбанник, где возле стеклянной стены уже сидели Марион и Изабель.

Мартен лежал в отдельной палате. Все его тело было истыкано трубками. Он не шевелился. Могучую грудную клетку прикрывала простыня.

— Они говорят, ему повезло, что у него такая толстая шея, — тихонько сказала Изабель. — Иначе он бы уже умер.

Она попыталась улыбнуться, и Мириам прижала ее к себе. Прогнозы медиков отличались осторожностью. Сердце пока работает, но надолго ли его хватит? Возможно, он выкарабкается. Возможно, нет. Не говоря уже об осложнениях.

Марион и Изабель сидели обнявшись. Словно две сестры, подумала Мириам. И сейчас же догадалась, что Марион ждет ребенка.

Вдруг ей стало противно. Она не желала видеть его в таком состоянии. Это был не Мартен. Она придет к нему позже, когда ей разрешат до него дотронуться. И еще она жутко злилась. Какое право он имеет умирать? Это просто свинство с его стороны.

Она вышла, на ходу сдирая с себя бумажные одежки, скомкала их и бросила в мусорный контейнер.

Изабель и Марион будет чем заняться в ближайшие месяцы. А ей?

Сев в машину, она достала мобильник и замерла в нерешительности. Ей хотелось позвонить Реми. Она надеялась, что он скажет ей что-нибудь утешительное, убедит ее, что не все еще потеряно. «Я много думал в эти дни. В последние годы я вел себя как отъявленный негодяй. Обе мои бывшие жены ненавидят меня, и имеют на то все основания. Дети на меня обижены, и я с ними почти не вижусь. Даже на работе я превратился в ловчилу. Я мошенничаю и краду, понимая, что мне ничто не грозит. Но начиная с сегодняшнего дня я намерен со всем этим покончить».

— Я люблю тебя, — прошептала Мириам. — Я всегда знала, что в душе ты хороший человек.

Она набрала хранящийся в памяти телефона номер.

— Мириам? — Реми снял трубку. — Можно я тебе чуть позже перезвоню? У меня совещание.

Мириам вздохнула. Нет, ничего из этого не получится. Тот Реми, которого она любила, существовал только в ее воображении.

— Я больше не желаю тебя видеть, — тихо сказала она.

— Мириам, это ты? — недовольно переспросил он. — Плохо слышно. Говорю тебе, у меня важное совещание. Что ты сказала?

— Прощай, говнюк.

И она нажала отбой.

~

© 2009, Éditions du Masque, département des éditions Jean-Claude Lattès

© Е. Головина, перевод на русский язык, 2014

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2014

Издательство CORPUS®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Сноски

1

По закону Мальро, частное лицо, вложившее средства в покупку и ремонт недвижимости в охраняемой зоне (историческом центре города), получает значительные налоговые льготы и право сдавать жилье в аренду, но не проживать в нем. (Здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

2

До 2009 г. во Франции номерной знак оканчивался двумя цифрами, указывающими код департамента.

(обратно)

3

Тьерри Полен — серийный убийца, действовавший во Франции в 80-е годы.

(обратно)

4

Французская журналистка Марион Деламбр в своей уютной квартире в квартале Сен-Поль (англ.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Эпилог

~ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg