«Эхо дефолта»

Николай Иванович ЛЕОНОВ Алексей Викторович МАКЕЕВ Эхо дефолта

Пролог

Тяжелые атласные шторы глубокого розового цвета были освобождены от ламбрекенов, опущены и плотно сдвинуты. Они не пропускали ни лучика со стороны улицы, и казалось, что глубокая ночь или, как минимум, поздний вечер уже наступил, хотя было не совсем так.

Это все была иллюзия, и делалась она специально для Анатолия, потому что этот человек не любил яркого света. Он, можно сказать, вообще не любил никакой яркости и предпочитал полумрак как в общественной жизни, так и в личной.

А в очень личной жизни – тем более.

Нонна, которая как раз и являлась этой очень личной жизнью Анатолия Анатольевича Ветринова, как всегда, постаралась к его приезду сделать все так, чтобы он чувствовал себя уютно.

Да и зачем его раздражать? Как говорили знающие люди еще задолго до нас: не плюй в колодец, пригодится воды напиться… Ну, в общем, и все остальное в том же духе.

Ветринов для Нонны как раз и был тем самым колодцем из пословицы.

Вместо включенной люстры – и это Нонна старательно предусмотрела – в большой комнате, она же спальня, она же гостиная для встреч, смотря по необходимости, были зажжены свечи.

Три толстые фигурные розовые ароматизированные свечи в тонком белом хромированном подсвечнике стояли на столе рядом с бутылкой розового «Божоле» и двумя высокими стеклянными фужерами. Тоже розовыми.

Еще два подсвечника – высокие и блестящие, как вешалки в крутом бутике на Таганке, – стояли в двух углах комнаты: около окна и слева от двери.

Нонна валялась на расстеленной постели, на розовой, разумеется, шелковой простыне, и листала мятый журнал «7 Дней». Журнал был за прошлый месяц, но какая разница?

Прежде чем перевернуть страницу, Нонна привычно засовывала пальчик в рот. Страницы были гладкими, скользили. Поэтому и приходилось увлажнять палец.

Нонна читала какую-то глупую статейку, смысла которой не могла уловить, и думала о том, как она встретит Анатолия. Толика. Толю. Ляльку.

Когда его называли Толей или Толиком, Анатолий Анатольевич еще терпел, но последнее имя он не любил и соглашался на него только в редчайших случаях, когда…

Нонна засмеялась своим мыслям и решила: сегодня она постарается и сделает так, чтобы Толя снова смолчал, когда она назовет его Лялькой.

Она все сделает! Это уж точно!

Мысль была многообещающей и заманчивой, из нее потом (если все получится) можно будет что-нибудь да откачать в свою пользу…

В свою ли? Внезапно вспомнилась Ольга-швабра, и настроение начало обвально портиться.

Нонна отбросила журнал на пол и перевернулась на спину. Она лежала, рассматривала белый потолок и размышляла, как же поумнее, похитрее и побыстрее ей выполнить просьбу Ольги.

Ольга, Нонкина сестра, попросила денег. Много денег. И попросила она их вчера.

Для какого-нибудь чернявого и усатого шейха из микроскопического арабского оазиса, окруженного со всех сторон нефтяными вышками, эти десять тысяч долларов – наверняка совсем смешная сумма, даже почти незаметная. Этот шейх больше тратит на подсахаренные колючки для своих любимых верблюдов и ишаков. Ну и на сено для своих чистопородных, тоже арабских, лошадей.

А для Нонки десять штук баксов – это действительно деньги.

Пока еще Толя не стал выплачивать ей давно обещанного ежемесячного пенсиона, чтобы она могла себя ощущать солидной светской дамой, а не маленькой домашней проституткой, Нонна была весьма ограничена в средствах.

Но если подумать, то большие деньги ей пока и не очень-то и нужны. Пока все идет хорошо, и ощущение нескончаемого медового месяца не проходит.

Самое главное, что это ощущение не проходит у обоих. И у нее, и у Толи.

По крайней мере, ей так кажется.

Ольга – старшая сестра, мымра завидущая, не сумевшая ужиться с двумя мужьями, потому что они оба были хуже, чем любовники у ее костлявых подружек, – завела сейчас какой-то тяжелый и дурацкий роман с неким Павлом Ванильчиковым.

Этот Паша и с виду был не очень-то – ни ростом, ни доходами не вышел, – и, похоже, с головой у него не все нормально.

Паша унаследовал от бабки квартиру, продал ее, деньги куда-то там очень «удачно» вложил, конечно, прогорел, набрал долгов, снова вложил, снова прогорел… В общем, с таким бизнесменом не связываться нужно, а развязываться, причем быстро, резко и навсегда.

Но Ольга, как всегда, позавидовала, как всегда, поспешила и, как всегда, сделала не самый лучший выбор, опасаясь, как бы ее не опередили и кто-то другой, а точнее, другая, не перехватила бы ее драгоценнейшего Пашечку.

Можно подумать, что какой-то дуре может быть нужен этот надутый, глупый и нудный прыщ на ровном месте.

Хотя вот такая дура и нашлась – и это сама Ольга!

Нонка рассмеялась этим мыслям.

Ольга в очередной раз села в лужу, и так ей и надо. И вот вчера она примчалась к Нонке, скуксив жалобную морду из своей противной физиомордии, и просила, просила, просила денег.

На фиг нужен такой любовник, если для него еще бегай и бабки собирай? Видите ли, у Пашечки настали сложные времена, ему, видите ли, нужно расплатиться с выросшими долгами, и еще он, видите ли, хочет заплатить долги за купленную машину! Видите ли, ему не хватает самой малости, всего-то грошей каких-то – десяти штук баксов!

Деньги эти не фантастические. Нонке казалось, что Толя не откажет, но лучше бы иметь эти деньги своими, чем отдавать их сестренке и ждать, когда ее незадачливый любовник начнет их возвращать. То есть по любой логике получалось, что лучше денег не давать! Отказать, сославшись на отказ Толика!

Но с другой стороны – вот взять и дать Ольге денег и этим жестом еще разок ка-ак утереть ее длинный нос! Ка-ак показать ей, что она опять, опять и снова не права!

Приятно это, говорить нечего. Просто приятно, и от этого настроение так классно улучшается, словно хорошую комедию по телику посмотрела. Типа «Голого пистолета».

Нонна зевнула, подумала, встала с дивана и направилась в кухню, шаркая тапочками. Нужно было посмотреть, как там себя ведут в печке итальянские антрекоты.

Толик приедет голодный, по своему обыкновению, съест все, что Нонка ему подаст, привычно начнет ныть, что ему мало, а потом, после секса – это будет на второе, – станет ощупывать свой животик и придумывать себе ограничения, чтобы похудеть.

Нонка улыбнулась, вспомнив озадаченное лицо Толика, когда он впервые заподозрил, что увеличился в толщине.

У мужика пятьдесят восьмой размер при росте метр семьдесят, а он все еще думал о себе, как о стройном юноше. Аполлон! Толик, ты Аполлон вне всяких сомнений!

Нонна посмотрела антрекоты, немножко подумала, взглянула на часы, потом еще подумала, на этот раз совсем уж немножко, наиграла пальчиками на панели управления печкой правильную комбинацию, выставляя нужные ей цифры, и пошла обратно в спальню – валяться и ждать.

Мысли ее снова вернулись к Ольге, потому что долгое чтение надоело. Слишком длинные и утомительные рассказы начали печатать в этих разноцветных журналах. Целые романы. Совсем сдурели они там, что ли? Кто же в здравом уме станет такое читать?

Нонна потянулась, упала на кровать и начала снова думать об Ольге. Это было куда приятнее.

У Нонки таких денег, каких просила Ольга, понятное дело, нет и быть не может… Пока. Пока нет и пока быть не может, но сестра имела в виду, чтобы Нонна попросила деньги у Толика.

У Толика деньги просить приятно, но только для себя.

Он немного ворчит, потом думает, потом становится видно, как у него на лице проступает табло его карманного калькулятора. Толик в уме подсчитывает. Какие-то дебеты складывает и какие-то кредиты убавляет. Или наоборот.

Нонка не была сильна в бухгалтерии, хотя она закончила книготорговый колледж и бухгалтерию во время сессии как-то там сдала.

Подробностей экзамена Нонна не помнила. Помнила только, что после почти бессонной ночи, вычитывая в учебнике полную чушь и ахинею, которую и понять никак нельзя, если ты еще не совсем с дуба рухнула, а только наполовину, и, пытаясь как-то уложить все эти сокровища в мозгах, Нонка пошла на экзамен с предчувствием полного провала.

Добралась с помощью короткой юбки, открытой кофты и жалобного взгляда до спасительного троечного берега и уже вечером на танцах навсегда забыла, что такое бухгалтерия и как переводится на нормальный язык это дикое слово.

Можно считать окончательно, что как женщина она в жизни состоялась, и дай бог каждому такое везение.

После колледжа Нонна немного поработала в смешной конторе, подготавливающей референтов непонятно каких предметов, потом поскучала чуток в одном магазине, ну а затем выдернула-таки счастливый билетик в жизненной лотерее и сошлась с Толиком.

Она зажмурилась, вспоминая обалдевшую рожу Ольги, впервые увидевшей эту квартиру.

Сестренка была в ауте и в нокауте!

Она тут же поняла, что умной ей больше не быть никогда! Вот так вот!

А когда еще Нонка достанет Толика, и он, ворча и похмыкивая, то ли от чувства собственного благородства, то ли просто потому, что ему шевелиться тяжело, отсчитает бабки, тогда Ольга просто будет валяться в полном ничтожестве.

Вот так вам всем!

Нонка начала вспоминать обиды, полученные ею от Ольги. Список получался внушительный, даже если не брать далекое детство.

Кричала сестренка, что книготорговый колледж – это заведение для дебилок и дегенераток?

Еще как кричала.

Надувалась сестренка непробиваемой спесью от сознания того, что сама круто учится в МГУ на психологиню?

Еще как надувалась!

Вот теперь и учи детишек в лицее уму-разуму, пиши всякие гадости в дневниках и продолжай надуваться дальше.

А колготки у Ольги – тако-ой отстой…

Нонка зевнула и задержалась как раз на половине зевка, потому что во входную дверь позвонили два раза.

Она мухой слетела с дивана, очень точно, с первой же попытки, влезла в левую тапочку, а вот правой ногой все никак не могла попасть. Подлая тапочка скривилась, замялась и вообще норовила куда-то уползти. Вела себя, как живая и подлая.

– Сейчас! – громко крикнула Нонна. – Сейчас-сейчас! Уже иду! Уже-е!

Подлая тапочка не желала поддаваться и надеваться, и Нонка наклонилась, схватила ее в руку и побежала к двери.

Позвонили еще два раза, быстро, нетерпеливо. Так звонил только Толик. Хотя он имел от этой квартиры ключи, ну еще бы их ему не иметь – его же квартира, – но он всегда предпочитал сперва позвонить.

Как-то Толик, после того как побывал Лялькой, пообещал ей эту квартиру подарить. На день рождения. Но потом к разговору больше не возвращался. Наверное, забыл.

Нонна как раз сегодня собиралась поговорить с ним об этом. Или завтра. Однако Ольга, как всегда, все и испоганила. Деньги ей, понимаешь, понадобились!

Нонна подбежала к входной двери, бросила правую тапочку на пол, сунула в нее ступню и загремела замками.

Когда Толик в первый раз привел ее сюда – Нонна прекрасно помнила тот день, – она удивилась количеству замков и вообще внешнему виду двери. Сейф. Ну, натуральный сейф, какие в кино показывают.

Толик потом объяснял, что он же банкир, поэтому привык к надежности запоров и засовов, но Нонне в первое время было странно. Но не страшно. Просто странно, что она будет жить в такой квартире и за такой дверью.

А насчет привычек – это Толик просто загнул. Можно подумать, что если бы он был дрессировщиком, то здесь везде бы были решетки! И тигры без намордников по углам. Ерунда все это на постном масле.

Нонна распахнула дверь. За нею стоял он. Он!

– Привет, – улыбнулся Анатолий Анатольевич своей Нонне, перешагнул через порог и чмокнул красавицу в подставленную щеку.

Анатолий Анатольевич был мужчиной среднего роста, уже лысым, уже в сильных очках, но в хорошем костюме за две тысячи долларов, с коричневым шелковым узким галстуком «Handwork».

Выглядел Анатолий Анатольевич хорошо, даже прекрасно, но то, что ему перевалило уже за полтинник, было очевидно всем.

Самому Анатолию Анатольевичу, разумеется, это известно было в первую очередь, но он считал, что выглядит никак не старше сорока пяти или даже сорока четырех. То есть он еще очень молод и у него все впереди. В том числе и счастье на личном фронте.

– Почему так долго не открывала, Нюшка-хрюшка? – улыбаясь, спросил Анатолий Анатольевич, ставя свой кожаный портфель на пол в коридоре и снимая плащ. – Любовника завела и от меня его прятала?

– Нет, не прятала, – очень естественно ответила Нонна, – я его выпустила в окно. Он теперь убегает огородами.

– Или до сих пор летит. Надеюсь, ты его предупредила, что здесь двенадцатый этаж? – Анатолий Анатольевич снял ботинки и тщательно причесался перед зеркалом.

Нонна всегда отворачивалась, чтобы не заржать, когда он вынимал из кармана пиджака расческу.

– Забыла! – притворно ахнула Нонна, подхватывая шутку Анатолия Анатольевича, и приложила ладошки к щекам. – Что же теперь будет?!

– Теперь, как всегда, появится какой-нибудь ушлый шантажист, папарацци гребаный, не вовремя засевший с фотоаппаратом и высунувшийся из… – начал Анатолий Анатольевич.

– Из вертолета! – подхватила Нонна, подавая тапочки своему… пока Толику.

– Ну да, из него он и высунулся, – согласился Анатолий Анатольевич.

– Надеюсь, ты прикажешь расстрелять шантажиста на месте? – спросила Нонна.

– Ага. Из рогатки.

Анатолий Анатольевич подхватил портфель, еще раз поцеловал Нонну и пошел в кухню.

– Посмотри, что я принес! – довольным голосом провозгласил он.

Нонна, уже зная наверняка, что принес он ерунду, вроде замороженного овощного полуфабриката, пошла неторопливо, чтобы Толик хоть немного подождал ее. А то, что это такое? Он свистнул, она и прибежала? Ни фи-га! Пусть подождет, мы себе цену знаем!

Анатолий Анатольевич стоял посреди кухни с бутылкой вина.

Такая покупка не была необычна, но Нонну заинтересовала. Все-таки лучше, чем «Парижская смесь», или как там еще называется это замороженное вегетарианское дерьмо в пакетиках?

– Это что? – спросила она.

– Это вино! – приподнято сообщил Анатолий Анатольевич совершенно очевидную вещь. – Это вино, потому что на улице весна!

– Ты ведь меня любишь? – моментально отреагировала Нонна. А какая еще могла быть у нее реакция на слово «весна»? Только эта, и никакой другой.

– Ну-у… да, в общем-то! – немного смутился Анатолий Анатольевич и, сообразив, что Нонна недопонимает, вынул из портфеля вторую бутылку, поставил ее на стол и объяснил:

– Стало тепло, и поэтому заканчивается эпоха красного вина и начинается эпоха белого! Начинаем с «Блан де Блан». Жана-Поля Шене! Ты ничего не замечаешь необычного в этих бутылках?

Нонна почему-то, хотя еще и сама не могла себе сказать, почему именно, чувствовала себя немножко неуютно. Просто дурой она себя чувствовала, что уж тут скрывать! Какое-то вино, какая-то весна! К чему такие сложности? Купил, принес, выпили – и все! Точнее, не «и все», а «в койку – и все»!

Нонна посмотрела на бутылки и угасшим голосом констатировала:

– Ты меня не любишь, Толик! А я тебя так ждала! Я тебя… – Нонне стало себя жалко, и она поняла, что сейчас разрыдается.

Анатолий Анатольевич нахмурился, прокрутил в голове слова Нонны, потом свои, сказанные ранее, и туповато признался:

– Не понял!

– Да ладно! – Нонна махнула рукой. – Зато я все поняла! Эскалопы свои будешь? Или, точнее говоря, антрекоты?

Нонне стало себя жалко. Ну вот, всегда он так! Из какой-то ерунды делает проблему, а потом уже и не хочется ничего!

– Буду, но позже, – Анатолий Анатольевич выразительно посмотрел на Нонну и направился в спальню. Раздеваться.

Нонна бросилась в ванную включать воду. Толик любил, когда ванна была уже согрета. Обиды обидами, но когда показываешь негодяю, какое сокровище он обижает, то даже самый распоследний мерзавец начинает испытывать муки совести и потом заглаживает свою вину колечком или браслетиком. Хотя какие браслетики могут залечить сердечные раны? Только с бриллиантиками!

Через пятнадцать минут чисто внешне мир был восстановлен.

Анатолий Анатольевич сидел в напененной ванне с фужером вина в руках, рядом с ванной на табурете примостилась Нонна.

Она тоже держала фужер, а на разделочном столике, находившемся рядом с нею, стояли тарелочки с сыром, мясом и фруктами.

– Ну, так продолжаю, – объявил Анатолий Анатольевич, посматривая на просвет вино в фужере. – Шене – это, как говорил голосом Олега Табакова полосатый котяра Матроскин из мультика, «фамилие такое».

Нонна кивнула, героически сдерживая зевоту.

– Он был поставщиком двора французского короля-Солнца Людовика Четырнадцатого. – Анатолий Анатольевич не выдержал и еще больше углубился в одному ему интересный исторический экскурс. – Вот, кстати, еще один фокус: Людовик! Непонятно, почему у нас так переводят это имя. С французского на немецкий, а получается чисто по-русски. Сами французы называли своих Людовиков – Луи. Луи – и все!

Нонна снова кивнула и улыбнулась сквозь проступившие на глазах слезы. Она не собиралась плакать, потому что повода не было. Слезы были следствием убитого в самом зародыше неуместного зевка.

Может быть, Ветринов заметил это и понял, а может, и не заметил, но только он, продолжая с видимым удовольствием слушать самого себя, рассказывал дальше, словно аудитория пылала вниманием к его лекции, что было, конечно же, не совсем так:

– А Людовик вышеназванный был любитель покушать и выпить. И пил, как уже было сказано, ля белль мадемуазель, винишко этого Шене. И однажды, во время одного из обедов, Шене срочно вызывают к королю. Он бежит, спотыкается, прибегает, подходит к королю, все как положено, кланяется, делает свои реверансы и книксены, а король ему тычет пальчиком в бутылку, стоящую перед ним. Тычет и спрашивает: что, мол, сие есть, мессир Шене? Почему мне, да вдруг подсовывают такую гадость? Шене глядь, а бутылка по свинскому недосмотру сперва ханыги дульщика-стекловара, а затем придурка-завхоза – кривая! Горлышко сдвинуто набекрень, и, надо же было такой подлянке приключиться, бутылка встала на стол перед самим королем! Наверняка конкурент какой-нибудь подлянку подкинул. Они же, эти гадостные людишки, норовят подкинуть подлянку ближнему и испытывают от этого радостные чувства.

– Они такие, – подтвердила Нонна, чтобы не молчать, как дура.

Она скучала смертельно, но знала, как опасно прерывать очередную никчемную лекцию Толика. Осерчает же, кобелек занудный, и будет потом пыхтеть, как старый «москвичонок», который без подсоса никак завестись не может.

Нонка улыбнулась своей игривой мысли. Анатолий Анатольевич, видя, что его вербальные экскурсы в историю оценены и даже найдены веселыми, тоже повеселел.

– И, короче, – снова завел он свою речь, – король ждет ответа! А Шене, не будь дурак, возьми и брякни: не могу, мол, молчать, ваше величество, этот бутыльмент, как только вас увидал, сразу же и согнулся в поклоне перед вашим великолепием! Людовик посмеялся, отпустил своего поставщика без выговора и штрафных санкций, а с тех пор вся продукция фирмы Шене разливается только в кривые бутылки. Вот так вот!

«Вот так вот! – подумала Нонка. – Пришел ко мне, а мысли у него только про бутылки и всякую херню из древней истории. Скотина неблагодарная, как говорит Ольга, и, наверное, она права. Эта сука в оценке мужиков и их дурацких качеств почти всегда бывает права. Но все равно она сука. И швабра».

– Ты уже не дуешься, Нонка? – Анатолий Анатольевич отпил вина, прочувствовал его вкус и шумно проглотил. – Хорошо. Очень хорошо. Почему не пробуешь?

– Ты мне не ответил! Не сказал, что меня любишь! – напомнила Нонна, наклоняясь к столику, чтобы взять пальчиками кусочек мяса.

Анатолий Анатольевич промолчал.

Нонна откусила кусочек и посмотрела на своего Толика.

Анатолий Анатольевич лежал в ванной, откинувшись. Рот у него был приоткрыт, открытые глаза смотрели вверх.

– Толик, ты что это? – не поняла Нонна. – То-олик!

Она посмотрела, как тонет уроненный Толиком в воду фужер, постепенно наполняясь водой, осторожно протянула руку и еще осторожнее дотронулась до плеча Толика.

Глава первая

Казалось, что генералу Орлову было очень неудобно сидеть в своем кресле. И совсем уж неуютно – в своем собственном кабинете.

Он облизал губы, ослабил узел форменного галстука, освобождая шею, зачем-то переложил на столе авторучки и карандаши сперва в одном порядке, затем – в другом, потом снова зачем-то взял эти карандаши в руки.

– Ты не молчи, Петр! – крикнул Гуров. – Взял моду! Сказал какую-то чушь и сразу же заткнулся, как сфинкс, твою мать! Не прокатит! Ты не молчи и объясни мне, наконец, какого черта я должен расхлебывать это дерьмо? Почему из всех, кого можно, ты вызываешь только меня?! Я что, здесь самый последний бездельник?

– Лева, понимаешь какое дело… – Орлов собрался что-то высказать, но Гуров его прервал:

– Я-то понимаю, какое тут дело есть и какого дела тут нет! Я все прекрасно понимаю! И сейчас тебе объясню!

Стас Крячко, как всегда, сидел, развалившись в кресле, вытянув вперед ноги, и блаженно улыбался.

– Он вам, господин генерал, объяснит, что вы не последний бездельник, а предпоследний. Последним в списке буду я! – развязно пошутил Стас и отвернулся, чтобы не встречать бешеный взгляд Гурова. Он решил, что еще успеет за сегодня насладиться такой радостью. И был, конечно же, прав.

Редкое совещание у генерала Петра Николаевича Орлова, начальника главка, проходило без бурных выяснений отношений между ним и Гуровым. Вот и сейчас Гуров, услышав про новое задание, которое собирался на него повесить Орлов, взвился, словно его собирались засылать в никчемную тмутаракань собирать прошлогодний снег.

– Ты выдергиваешь меня с дела, которое уже почти закончено, и посылаешь на это, потому что не можешь отказать какому-то хмырю из правительства! – раздражаясь все больше и больше, крикнул Гуров, указывая пальцем прямо во вспотевший лоб Орлова. – А то, что там уже до приезда опергруппы какой-то кекс намудрил и все перепутал и перемешал, тебя не смущает? Да плевать я хотел на все это! Это мой геморрой, а не твой! А ты не подумал, почему этот парнишка из высокого кабинета вдруг стал так резво подписываться и требовать быстрого расследования? Да и вообще, какого черта… – Гуров внезапно замолчал и махнул рукой. – Надоели вы мне все, как эта гребаная реклама по этому гребаному ящику. У меня отпуска неотгуленного месяца три или четыре! Я устал, мне надоело, уезжаю в Питер!

– А почему конкретно в Санкт-Петербург? – Стас внезапно влез в разговор, хотя еще секунду назад просто наслаждался привычной атмосферой и вовсе не собирался подавать голос ни при каких обстоятельствах, однако последняя фраза Гурова снова пробудила его любопытство. – А почему не в славный стольный город Конотоп, известный всему миру тем, что он является малой родиной нашего любимого мэра Юрия Михайловича? Чем это Питер лучше Конотопа? Снобизмом грешишь, Лев Иванович!

– Мария давно хочет Эрмитаж навестить, – мрачно ответил Гуров, не оборачиваясь, и добавил: – И вообще заткнись, паяц! Пока тебя просят по-хорошему.

– Да я молчу уже третий день или даже четвертый, – лениво зевнул Стас. – Очень мне надо вмешиваться в ваши разборки, словно больше делать нечего. У меня три журнала кроссвордов еще не изучены…

– Заткнись, Стас, я сказал! – крикнул Гуров и собрался что-то снова сказать Орлову, но тот, воспользовавшись передышкой, собрал все силы и снова бросился в атаку.

– Ты не прав, Лева, – Орлов проговорил эту фразу весьма веско и очень даже начальственно. – Тут дело в том, что слишком заметный человек умер, слишком подозрительной смертью, и ты прав, говоря про непонятки, возникшие до приезда оперативников. С этим нужно разобраться, и разобраться быстро. И расследование нужно провести в максимально короткие сроки. Дело тут вовсе не в шишке из правительства, о котором ты говоришь, а в том, что налицо заказное убийство, произведенное необычным способом!

Гуров глубоко вздохнул, собираясь снова возражать, Орлов быстро закончил, как видно, не надеясь, что через мгновение его не перебьют:

– А кого я могу поставить на такое сложное заказное убийство? Может быть, мальчика-стажера? Ну укажи мне хоть кого-нибудь! Все же заняты! Все! А ты свое дело уже почти закончил и сделал это прекрасно! Кто еще, кроме тебя, сможет справиться с убийством Ветринова?

– Лев пьяных не любил, сам в рот не брал хмельного, но обожал подхалимаж, – пробормотал Стас, и оба – Орлов и Гуров – внимательно посмотрели на него.

– А я чего? Я – ничего, – забормотал Стас. – Это, некоторым образом, наш штатный государственный баснетворец и гимнописец Михалков. Это он сочинил. В перерыве между гимнами и производством одаренных сыновей.

– Тебе сказали, заткнись, – устало напомнил Орлов.

– Он понимает только с пятнадцатого раза, – хмуро сказал Гуров, – и то, если после этого запереть его в темной комнате.

– Вместе с черной кошкой, – подхватил Стас. – А ты тоже культурный человек? Не ожидал. Ну прямо-таки никак и ни под каким видом.

Орлов, снова воспользовавшись передышкой, наклонился над столом и быстро проговорил:

– Лева! Надо это сделать быстро! Быстро, чтобы никто не мог сказать и подумать, что, когда убийца не пользуется автоматом или пистолетом, а еще лучше гранатометом, тогда угрозыск глух, слеп и ничего не может. Это дело надо разработать быстро, в кратчайшие сроки, – почти приказным тоном повторил Орлов, обнадеженный молчанием Гурова.

Но молчание это было как затишье перед бурей. В чем Орлов сразу же и убедился.

– Как я это могу обещать?! – вскричал Гуров. – Что значат эти твои «кратчайшие сроки»?! Три дня, или, может быть, три часа, или три минуты?! А может быть, мне прямо сейчас, не сходя с этой табуретки, назвать убийцу?! Заказывай, Петр, тебе же надо!

Несмотря на то что Гуров сидел не на табуретке, а в высоком кожаном кресле, ему никто не возразил. Ну хочет человек называть итальянское кресло табуреткой – ради бога, называй, только не кричи и не ругайся.

– Достаточно будет, Лев Иванович, если ты просто возьмешься за это дело, – очень терпеливо и бережно, как ребенку, объяснил Орлов. – Мне этого будет достаточно. Обещаю тебе.

– Уж мы-то знаем, на что способен великий и ужасный Гуров. – Стас снова не промолчал, тут же пробормотал: «Ой, сорвалось, я нечаянно» – и втянул голову в плечи, словно ожидал удара. Однако бить его никто не стал.

– Заткнись, паяц! – рявкнул Гуров. – Сколько раз еще говорить?!

Генерал Орлов вынул из кармана кителя клетчатый носовой платок, развернул его и вытер взмокшую шею.

– Ну что ты всегда шумишь, Лева? – жалобно спросил он. – Или ты думаешь, что мне доставляет радость видеть, как ты тут яришься? Никакой радости мне от этого нет! Уверяю тебя! Поверь, мне проще было бы посидеть в тишине и в покое где-нибудь на рыбалке.

– На пенсии насидишься еще, – огрызнулся Гуров. – Пнут под зад, и насидишься.

– Типун тебе на язык, Лева, – почти обиделся Орлов.

– А кстати, господа-товарищи! – Стас поднял голову и обвел всех присутствующих торжествующим взглядом. – Я совсем недавно узнал, что такое этот типун. Представляете, всего лишь нарост, шишка, болячка! Причем не у человека даже, а у птички на клюве.

– А птичку эту называют дятлом? – Гуров хмуро посмотрел на Стаса, и было заметно, что думает он о чем-то совсем другом. Не о дятлах.

– Это может быть любая птичка, – радостно пояснил Стас, – хоть павлин-мавлин, хоть попугай какаду! Но я сказал это к тому, что пожелание типуна есть поэтическая метафора. Вам приятно, господа, общаться с таким культурным человеком, как ваш покорный слуга? То есть служащий?

– Очень приятно, – вздохнул Орлов, понимая, что без Стаса сегодняшний разговор прошел бы тяжелее и, самое главное, дольше.

– Это я тебе потом скажу, – посулил Гуров Стасу. – Пошли работать, чего расселся! Не видишь, что ли, господин генерал нас озадачил, а теперь мы ему больше не нужны. Он на каждого верблюда грузит столько, сколько тот может унести.

Орлов еще разок сокрушенно вздохнул, но было заметно, что настроение у него начало улучшаться.

– Лева, ну когда же ты успокоишься? – почти жалобно спросил он. – Сколько лет тебя знаю, а ты все так же шумишь и скандалишь. Когда успокоишься-то?

– На том свете, Петя, – пообещал Гуров, вставая.

– Значит, я не дождусь, – Орлов сокрушенно помахал руками. – Мне кажется, что своими криками ты меня вгонишь в гроб раньше, чем сам в него соберешься лечь.

– Именно так и будет, – Гуров подошел к двери кабинета и отворил ее. – Мне тебя ждать? – спросил он у Стаса, задумавшегося о чем-то. – Или попросить письменно?

– Ни-ни-ни, герр полковник, я уже бегу! – Стас быстро подошел к двери, повернулся и шутя приложил руку к непокрытой голове: – Честь имею, господин генерал.

Орлов только махнул рукой.

Верочка, секретарша Орлова, сидевшая за своим столом в приемной, давно уже по опыту зная, как проходят стандартные совещания с Гуровым в главной роли, только вздохнула и спрятала глаза, когда раздраженный сыщик промчался мимо нее в свой кабинет. Хлопнула дверь приемной, но штукатурка не осыпалась. Она тоже была привычной.

Стас в который раз оказался более галантным, чем Гуров.

– Верочка, мечта моя, а я вам говорил, что вы прекрасно выглядите? – Стас остановился напротив стола, за которым сидела Верочка, и притворно восторженно взглянул на секретаршу. – Ах, какой шарман!

– Два раза уже говорил, Стас, – улыбнулась Верочка. – На прошлой неделе и вчера.

– Ну вот видишь! Ты уже вторую неделю замечательно выглядишь, а я, как дурак, хожу вокруг тебя, улыбаюсь, и все это без всякой надежды на взаимность. Скажи мне, что я злостно ошибаюсь! Успокой меня!

Дверь приемной отворилась, и заглянул Гуров.

– Ну ты что тут завис? Работать пора! Пошли, пошли, казанова!

– Вот так жизнь и проходит, – вздохнул Стас. – Не сложилось у песни начало…

Стас вздохнул, вышел из приемной и через несколько шагов догнал Гурова, почти бегущего по коридору главка.

– И не надоест тебе трепаться целыми днями? – на ходу бросил Гуров. – Когда же вспомнишь, что ты уже солидный мужик, а не мальчонка?

– А никогда! И не собираюсь этим заниматься! Вот так! – признался Стас. – Солидных мужиков – пруд пруди. Плюнь в собаку и попадешь в солидного мужика! А таких, как я, – вот, кроме меня, раз, два и обчелся!

Они вошли в кабинет, Гуров открыл дверки шкафа-гардероба и тут же вспомнил:

– А какой адрес этого… как же сказать-то?.. Любовного гнездышка?

Гуров недоуменно взглянул на Стаса.

– Петр говорил, что где-то в Трубниковском переулке, в доме номер… забыл. – Стас развел руками. – Тут помню, – он показал на затылок, – а тут… – Стас почесал за ухом. – Не помню ни фига. Надо же, какой ужасный парадокс!

– Вот и я тоже не помню… – задумчиво произнес Гуров, надевая свое пальто. – В отличие от тебя, не помню нигде.

– Но я сейчас вспомню, – пообещал Стас. – Причем самым простым и надежным способом! – Он подождал, когда Гуров отойдет от шкафа, тоже подошел и потянул наружу свою куртку.

– На голове постоишь? Или попрыгаешь? – Гуров подошел к своему столу и быстро сложил разложенные на нем документы и папки в стопку в левом углу. – Почему молчишь?

– На голове попрыгать предлагаешь? – раздумчиво повторил Стас, накинул на себя куртку и присел на краешек своего стола.

– Ну да, а на чем же еще ты можешь прыгать? – усмехнулся Гуров. – Давай, вспоминай скорей, а то нам уже пора. Надоело мне торчать в этих стенах. Если не удерем, чует мое сердце, Петр еще какую-нибудь подлянку выдумает. У него это запросто.

– Ужасно коварный тип милицейской наружности, – поддержал Стас.

– Ну так вспомнил или как?

Стас быстро набрал номер на телефонном аппарате.

– Верочка? О вера моя в надежду настоящей любви… – проворковал он в трубку, когда ему ответили. – Это опять и снова несравненный Крячко беспокоит. Я хотел бы признаться вам, Верочка, что… Да. Что? Ну, типа да. Да, записываю, да… – Стас, прервав свои излияния, начал что-то писать на листке бумаги авторучкой, кивая головой.

Закончив, он, проговорил:

– Спасибо, Верочка, но вы так и не выслушали меня. Начинаю снова, с того же места, на котором нас прервали суровые служебные отношения. Я… – Стас снова прервал свою речь и снова закивал, вслушиваясь в трубку. – Да, Верочка, да, спасибо, идем работать. Конечно, идем. Летим даже, а не идем! И вам того же!

Стас положил трубку и повернулся к Гурову:

– Ну вот и все, мой господин. Видишь, какой я умный?! Диктую слова, внемли, человече, и запоминай: Трубниковский переулок, дом шестнадцать, квартира номер пятьсот сорок четыре.

– Как я заметил, это не ты такой умный, а Верочка такая привычная, – ядовито сказал Гуров. – Она даже ждать не стала твоего вопроса, а сразу же продиктовала все, что нужно.

Гуров рассовал по карманам разные нужные мелочи, вроде авторучек и блокнотов, и махнул рукой:

– Пошли, пошли. Волка ноги кормят!

Стас застегнул куртку и поплелся за Гуровым.

– Пошли, пошли! – Гуров шутя толкнул его в плечо. – Трепотня закончилась, каждый знает свое место и маневр.

Они пошли по коридору, спустились по лестнице, вышли из здания главка и, переглянувшись, как-то сразу молча решили, что каждый поедет на место на своей машине. После ознакомления с местом преступления, вполне возможно, как оно частенько и бывало раньше, предстояло разъехаться в разные стороны и начинать работу каждому по отдельности.

Дом, названный Верочкой, стоял в глубине небольшого скверика и был ничем не примечательным. Таких домов тысячи в Москве, построены они в предпоследнее десятилетие советской власти и уже достаточно обтерты временем и людьми.

– Никогда бы не подумал, что любовницы банкиров живут так непрезентабельно, – заметил Стас, дожидаясь Гурова около своей машины. – Или банк совсем маленький, или банкир совсем жадненький.

Он въехал во двор первым и первым поставил свой «Мерседес» недалеко от подъезда.

Здесь уже стояли знакомые три или четыре машины экспертов, вокруг подъезда суетились вездесущие старухи и несколько женщин среднего возраста.

– Вон еще подъехали, – услышал Гуров громкий шепот, и внимание чаящих зрелищ зрителей обратилось на них со Стасом.

– Банкиры бывают разные, и любовницы тоже, – проворчал Гуров. Он не любил такого назойливого всенародного внимания. Оно его раздражало.

– А говорят еще, что этот-то был не из самых последних, – заметил Стас, пропуская Гурова впереди себя.

– Любовница, значит, тоже, – коротко ответил Гуров, направляясь в подъезд.

Они вошли в лифт, и Гуров нажал на цифру «двенадцать».

Двери пятьсот сорок четвертой квартиры были раскрыты, оттуда слышались негромкие деловитые мужские голоса.

– Ну, вроде это здесь, – обозначил Стас. – Нашли и даже не заблудились!

Гуров молча вошел в коридор квартиры.

Сразу же за дверью сыщики встретились со знакомым экспертом из отдела.

– Ого! Наше почтение доблестным сыскарям! – воскликнул эксперт, протягивая руку Гурову. – Вас, значит, сюда сунули, Лев Иванович?

– Сунули сюда тебя, Николай Николаевич, а мне предложили разгрести это дерьмо, – буркнул Гуров, пожимая руку эксперту.

– Ну и сразу обиделся! – улыбнулся эксперт. – Ты прямо как девочка.

– Что выросло, то выросло, – ответил Гуров, проходя в квартиру. – Ты здесь за старшего?

– Был Кудашев, такой же опер, как и ты, только чином поменьше, – ответил Николай Николаевич, здороваясь со Стасом. – А теперь, наверное, ты, я так понимаю.

– Правильно понимаешь, – заметил Стас, проходя следом за экспертом и Гуровым дальше в квартиру. – Ого! Добрый день, девушка!

Двухкомнатная квартирка, в которой произошло убийство, была небольшой, но премиленькой. Здесь превалировали розовый цвет и мягкость. Все выглядело бы прекрасным любовным гнездышком, не будь оно таким приторным.

Сама хозяйка квартиры, молодая стройненькая брюнетка, сидела в первой комнате на кровати с ногами и испуганно смотрела на каждого входящего.

На приветствие Стаса она не ответила, только еще более испуганно взглянула на него и сильнее прижала коленки к груди.

– Это кто? – Гуров кивнул на девушку и повернулся к эксперту.

– Ну-у-у, как сказать, – Николай Николаевич улыбнулся и пояснил: – В общем, она тут живет. Жила, точнее.

– Ясно, – Гуров кивнул Стасу на девушку. – У тебя сегодня настроение лирическое и поэтическое, познакомься, пожалуйста, а я пойду посмотрю, что тут еще есть интересного.

– Ага. – Стас подошел, кивнул девушке, никак на него не отреагировавшей, и присел на край кровати.

Гуров прошел во вторую комнату и, ничего интересного там не увидев, кроме трех мужчин, явно не принадлежащих к его ведомству, вышел оттуда и заглянул в ванную.

Труп Ветринова уже упаковывали в черный плотный полиэтиленовый мешок, и двое сотрудников из спецмедотдела, оба одетые в зеленые прорезиненные комбинезоны и резиновые перчатки, уже заканчивали приготовления к выносу.

– Ну что здесь? – Гуров обратился к ближайшему сотруднику, который был старшим этой группы.

– Да ничего, Лев Иванович, вскрытие покажет, – ответил тот традиционно.

– Ты всегда мне говоришь одно и то же, – поморщился Гуров. – Предварительно что-нибудь можно заключить?

– Только то, что визуальных следов насилия не обнаружено. Смерть наступила приблизительно два часа назад. Девушка быстро вызвала «Скорую», но ребята ничего уже не могли сделать, только констатировали смерть. Если судить по цвету тела, то причина смерти не тромбоэмболия. На лице нет страдания, то есть скорее всего не инфаркт. Ну а что конкретно, пока не знаю. Вскрытие покажет.

– Оно покажет атрофию дыхательных мышц. Ветринов просто перестал дышать, вот и все, – сухо объяснил Гуров.

– А ты откуда знаешь?

– А ты думаешь, почему я здесь? – вопросом на вопрос ответил Гуров. – Только для того, чтобы гадать на кофейной гуще, отчего он умер? Я это и так уже знаю.

– Ну ты даешь, Иваныч! – Сотрудник в зеленой униформе раскрыл рот и с недоверием взглянул на труп, уже упакованный его помощниками в пакет. – Ну, спорить не буду, чисто внешне вполне допускаю и мысль об отравлении. Но ты-то откуда знаешь? Ты же только что приехал?!

– Есть такая умная штука – телефон называется, – ответил Гуров, выходя из ванной. – Советую познакомиться, не разочаруешься.

Гуров вернулся в комнату, где сидели на разных стульях и креслах трое мужчин. Он снял пальто и бросил его на спинку стула.

– Я полковник Гуров, Лев Иванович, старший оперуполномоченный главка, – сказал Гуров, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ну а вы кто такие, господа хорошие?

Самый старший из мужчин, похожий на боксера на пенсии, седой, стриженный под ежик, с ленивой походкой уставшего спортсмена, встал, подошел и положил перед Гуровым свою визитную карточку.

– Начальник охраны «Оферта-банка» Лористонов Дмитрий Олегович, – прочитал Гуров.

Лористонов пододвинул стул и сел напротив Гурова.

– Господин полковник, – неожиданно высоким голосом сказал он. – Нас всех очень бы устроило, если бы вся эта история осталась максимально конфиденциальной и…

Гуров поднял на Лористонова тяжелый взгляд. Тот замолчал.

– Я буду вам задавать вопросы, а вы будете на них отвечать. А что и как получится дальше, это уже даже не моя епархия. Пока я бы хотел переговорить с вашим врачом. Это кто?

Молодой человек, до этого сидевший на стуле у окна, дернулся, пригладил ладонью торчащие в разные стороны волосы и подошел.

– Это я, – тихо сказал он и испуганно взглянул на Гурова.

Гуров сразу же отметил это, но промолчал, запомнив на всякий случай.

– Вот вы и присядьте, – Гуров взглянул на врача и махнул ему пальцами, – а вы, господин… – Гуров покосился на визитную карточку: – Господин Лористонов, освободите пока местечко.

Лористонов с секунду помедлил, буравя взглядом Гурова, затем медленно поднялся и пробормотал с нажимом:

– Зря вы так, господин полковник. Зря.

– Каждому овощу свое время, – буркнул Гуров. – Мы с вами еще побеседуем, вы не расстраивайтесь раньше времени. Успеете еще.

– А я и не расстраиваюсь, – Лористонов отошел к окну и сел на стул, на котором только что сидел врач.

Он что-то еще проворчал, но Гуров решил пока не обращать на это внимания. Еще будет время для приведения в чувство этого отставного боксера.

– Ну-с, молодой человек, – Гуров взглянул на осторожно присевшего на стул врача. – Меня интересует все, что произошло, и прежде всего то, почему вы подумали об отравлении? Ваш шеф что-то подозревал на этот счет?

– Нет, вы знаете… – молодой человек засмущался и кашлянул. – Простите, я забыл, как вас зовут…

– Лев Иванович, – напомнил ему Гуров. – Но уж тогда и вы представьтесь.

Гуров уже знал из разговора с генералом Орловым всех присутствующих, но, видя поведение молодого человека, решил пока вести допрос в максимально щадящем режиме. По крайней мере, пока сам врач не даст поводов для другого к нему отношения.

– Ржевский Илья Григорьевич, – пробормотал молодой человек. – Врач второй категории.

– Мне повторить мой вопрос? – спросил Гуров.

– Что? Не нужно. Нет, – молодой человек покусал губы, пощелкал суставами пальцев и, запинаясь, начал говорить: – Тут, в общем, вот что. Дело в том, что Анатолий Анатольевич всегда опасался покушений. Не именно отравления, а вообще покушений, понимаете?

Гуров кивнул:

– Продолжайте. Я слушаю.

– Так вот, – кашлянул Ржевский, – помимо постоянной охраны, которая рядом с шефом, я тоже всегда с ним был, вот. В мою компетенцию входила апробация блюд… Для этого я ношу с собою чемоданчик с реактивами, ну и… в общем, когда Нонна Петровна выскочила за дверь встречать врачей «Скорой помощи», охрана вошла и срочно вызвала меня. А я сидел внизу в машине сопровождения…

– Я не понял, – Гуров взял лежащую перед ним на столе визитную карточку и позвал: – Господин Лористонов!.. Дмитрий Олегович!

– Да-да! – Лористонов словно ждал этого, он тут же, легко соскочив со стула, подошел к Гурову. – Рад ответить на все ваши вопросы.

– Я не понял одной фразы из слов этого доктора, – холодно произнес Гуров. – Получается, что вы вошли в квартиру только после того, как девушка… забыл ее имя…

– Нонна, – напомнил Лористонов.

– Вот именно, Нонна, – сказал Гуров. – После того, как девушка открыла дверь врачам. Почему она не позвала вас раньше, тем более что у вас в машине был свой врач?

– Ну, во-первых, господин полковник, – Лористонов снисходительно улыбнулся, – я не начальник охраны господина Ветринова, а начальник охраны банка. Меня лично здесь не было…

– Охрана Ветринова вам подчиняется? – быстро уточнил Гуров.

– Безусловно. А что?.. – Лористонов, как видно, не привыкший к тому, что его перебивают, на мгновение растерялся, но тут же нахмурился и неприязненно взглянул на Гурова.

– Продолжайте! – потребовал Гуров.

– Я и продолжаю, – с вызовом произнес Лористонов. – Итак меня здесь не было, я приехал через двадцать пять минут после того, как меня вызвали. Это, как я уже сказал, во-первых. А во-вторых, господин полковник, наличие личной охраны вовсе не подразумевает, что люди должны были находиться в самой, извините за натурализм, спальне. Анатолий Анатольевич лично мне говорил, что охрана не должна быть заметной. Девушка о ней не знала.

– А это кто? – Гуров кивнул на третьего мужчину, до сих пор сидевшего молча.

Это был лысый, меланхоличного вида мужчина приблизительно пятидесяти лет. Внешне он напоминал заскорузлого бухгалтера из средненькой фирмы.

– А это начальник личной охраны господина Ветринова – Бурляев Федор Игнатьевич, – сказал Лористонов.

– Подойдите, – Гуров подозвал Бурляева, а Лористонову снова показал на его место. Лористонов вздрогнул оскорбленно, но промолчал.

Бурляев приблизился.

Он казался растерянным, но только казался. Наметанный глаз Гурова сразу же, как только Бурляев встал, выцепил и твердую походку, и спортивный разворот плеч, и только опытным бойцам присущую внешнюю угловатость движений, смысл которой можно понять лишь после того, как сам не один год позанимаешься рукопашным боем.

Гуров понял, что перед ним очень опытный человек, скорее всего имеющий за своими плечами службу в спецназе или ВДВ.

– Правильно ли я понимаю, что эта девушка, – Гуров нарочно не стал произносить претенциозное имя «Нонна», – знать не знала и ведать не ведала об охране, находящейся буквально за дверью квартиры?

– Совершенно верно, не знала, – спокойно ответил Бурляев.

Гурову этот человек понравился больше, чем Лористонов.

– А почему? – спросил Гуров.

– В нашу обязанность входила охрана господина Ветринова не от нее, – скупо ответил Бурляев.

– Хорошо, принято, – кивнул Гуров и снова обратился к доктору: – Продолжайте! Итак, вас вызвали, и что же было дальше?

Бурляев, видя, что вопросов к нему пока больше нет, вернулся на свое место и спокойно сел.

– Я осмотрел… тело до приезда врачей «Скорой помощи» и понял, что реанимационные мероприятия уже не помогут, – доложил Ржевский, – то есть я констатировал смерть. Но официально я это сделать не мог, это сделали врачи из бригады «Скорой помощи», когда приехали по вызову.

Гуров молча кивнул.

– Так как уже приехали врачи «Скорой помощи», то после констатации смерти я не стал больше… ну как бы вам это сказать… – Ржевский снова замялся, и Гуров кивнул, понимая, как сложно врачу произнести что-то вроде «заниматься бесполезным делом». Ржевский благодарно улыбнулся и продолжил: – И, в общем, я решил заняться своими прямыми обязанностями. Я не подозревал ничего, но как бы вам это объяснить… Что-то ведь я должен был делать… Короче говоря, я взял пробу из бутылки, достал свои химикаты… и вот… в общем, я обнаружил посторонний ингредиент…

– А вы делали свой анализ один? – в упор спросил Гуров.

– Это не анализ… это проба. Я не уверен, что этот ингредиент именно яд… Я говорю как исследователь и не имею права ничего утверждать. Поймите меня… но я считаю, что он из разряда цианидов и… в общем, это все.

Гуров повторил:

– Вы делали анализ один?

– Ну да. – Ржевский пожал плечами, как бы говоря, что не понимает важности этого вопроса.

– Кто-нибудь присутствовал при этом?

– Вот эти господа, – Ржевский рукой показал на Лористонова и Бурляева, подумал и добавил: – И… и Нонна, конечно.

Гуров потер лоб.

– Вот что, доктор. Твое любопытство или преданность долгу, называй, как хочешь, но я бы это назвал глупостью, сыграли с тобой дурную шутку. Ты полез не в свой курятник, малыш.

– Как раз в свой, – попробовал улыбнуться Ржевский.

– Нет, не в свой! – рявкнул Гуров. – Откуда я знаю, что ты сам не подбросил в вино то, что там потом обнаружили и наши эксперты? Откуда я знаю, что это Лористонов не приказал тебе это сделать? Или не заставил?!

– Позвольте-позвольте, господин полковник! – Лористонов вскочил со своего стула и быстро подошел к Гурову. – Я не собираюсь тут выслушивать…

– Не позволю! – Гуров стукнул кулаком по столу. – Я высказываю предположения, и никто не может мне помешать делать это! Короче, доктор, поедешь со мной! Это однозначно, как говорит один политический весельчак. А вы двое будете сейчас писать показания. Меня интересует все. Весь период от того момента, как каждый из вас вошел в эту квартиру.

Гуров понимал, что, оставшись вместе, эти три кадра вполне могут сговориться и дать согласованные показания, да скорее всего так оно и будет. С другой стороны, у них для этого уже было время, но любой, даже самый тщательно проработанный сговор не выдерживает хорошей логической атаки опытного опера. А написанное пером не вырубишь топором. И Гуров решил позволить им писать все, что они хотят. После того как показания будут написаны и подписаны, вот тогда и начнется игра, если в ней будет необходимость.

– Требуй адвоката, Ржевский, – веско заявил Лористонов, – они не посмеют тебе отказать. Уже не то время.

Он собрался еще что-то добавить такое же умное и полезное, но Гуров его прервал:

– Адвокат вам, возможно, и понадобится, но только после того, как вам будет предъявлено обвинение или же вы подвергнетесь аресту, что практически одно и то же. Я вас не арестовываю, я предлагаю, – тут Гуров улыбнулся Лористонову и подумал, что нужно будет обязательно сбить спесь с этого надутого прыща, – предлагаю поехать со мной для дачи свидетельских показаний.

Гуров увидел, что Ржевский вовсе не был похож на тертого опытного преступника, и что именно у него прячется внутри, нужно было выяснить в ближайшее время. Но только не здесь, а в управлении. Сама атмосфера главка способствовала тому, что задержанные начинали говорить долго, охотно и, самое главное, правдиво. В случае же со Ржевским требовалось просто время и место для спокойного разговора. Времени сейчас у Гурова не было, ну а что может быть лучшим местом для разговора, чем собственный кабинет?

– Вы уже написали, господа, о чем я вас просил? – спросил Гуров, обращаясь к Лористонову и Бурляеву.

– Нет пока, – высокомерно ответил Лористонов за двоих и уткнулся в листок, по которому он неторопливо водил ручкой.

Гуров встал со стула и кивнул Ржевскому:

– Собирайтесь, доктор.

Ржевский закивал, покраснел и суетливо начал простукивать себя по карманам, словно, придя в эту квартиру, он много чего из карманов повытаскивал, а теперь уже и не знает, как все это собрать обратно.

Было ясно, что парень просто волнуется. Это было еще одним доказательством его невиновности, косвенным, неявным, но опытному Гурову это волнение сказало многое.

Гуров взглянул на Ржевского и молча вышел из комнаты. В этот момент послышался резкий женский крик из спальни.

Гуров покачал головой: с женщинами всегда так. Сперва ведут себя тихо, потом вдруг ни с того ни с сего начинают биться в истерике.

Так случилось и сегодня.

Нонна, сидевшая на кровати молча и неподвижно, словно в оцепенении, казалось, даже не обращала внимания на подсевшего к ней Стаса Крячко.

Стас, имея большой опыт в беседах с женщинами, ставшими свидетельницами убийства или просто смерти близкого человека, начал говорить негромко и спокойно.

Он пока ни о чем не спрашивал, он пытался по своей собственной, давно отработанной методике наладить сперва контакт, рассказывая кучу всяких мелочей из своей жизни, из практики, отпуская комплименты, и когда он уже почти подошел к началу разработки, случилось то, что случилось.

Нонна, словно очнувшись от сна или ступора, взглянула на него широко раскрытыми глазами и заорала. Заорала так, словно сейчас ее начнут убивать.

Стас от неожиданности скатился с кровати, на которой уже так удобно сидел, и наткнулся на задумчивого патологоанатома, сидящего за столом и карябающего авторучкой бланк медицинской карты.

Нонна продолжала кричать, стуча кулаками по подушке и дергая на себя покрывало.

– Сделай что-нибудь! – Стас вырвал авторучку у патологоанатома и потянул его к Нонне. Патологоанатом внимательно посмотрел на девушку, потом на Стаса.

– Это не мой клиент, – меланхолично ответил тот, – а твой. Сам и лечи. Методы тебе все известны.

– Ну, уколи ее, я не знаю…

– Я тоже. – Патологоанатом отобрал у Стаса свою авторучку и спокойно продолжил записи.

Гуров вошел как раз в эту минуту, когда Нонна схватила с кровати подушку, замахнулась, запустила ею в Стаса и закричала:

– Он умер! Вы понимаете, он умер! А вы пристаете ко мне с такими вопросами!!!

– Не сложилось у тебя с женщинами, как я посмотрю, – заметил Гуров Стасу. – А вроде тренировался, и даже сегодня.

– Она неправильная женщина, – несколько смущенно заявил Стас, поднимая с пола подушку и аккуратно кладя ее на стол почти перед самым носом непробиваемого патологоанатома. Патологоанатом поверх очков взглянул на Стаса и молча отодвинул подушку.

Нонна, очевидно, войдя в азарт и во вкус, подхватила вторую подушку и запустила ею в Гурова.

Гуров поймал подушку и послал ее обратно. Нонна, получив обратно свой подарочек, от неожиданности замолчала, всхлипнула, отшвырнула подушку, попавшую ей в голову, и зарыдала в полный голос. Однако было ясно, что она уже начала успокаиваться. Первая дурь прошла.

– Слушай, Лев Иванович, возьми меня учеником, пожалуйста, – пошутил Стас. – Чтобы так научиться, нужно два раза жениться?

– Достаточно просто подумать. Один раз, – ответил Гуров.

– Она не дала мне такой возможности.

– А ты не разбегайся, прыгай. Самый надежный метод в непонятной ситуации. В общем, так. – Гуров повернулся к Стасу, совершенно не обращая внимания на крики девушки, уже начавшей биться головой о постель. – Я взял с собой одного человечка, а ты, наверное, оставайся здесь и попробуй наладить контакт с девчонкой. Сейчас самое время ее пожалеть.

– Ты думаешь? – Стас очень ловко разыграл неуверенность и даже робость. Гуров покосился на него и хмыкнул.

– Я что тебе сказал?

– Как обычно, «не разбегайся», и… ну все остальное прочее.

– Вот ты и не разбегайся. Здесь твоя грядка, тебе виднее.

Гуров кивнул Стасу, пожал руку патологоанатому и, забрав с собой Ржевского, вышел из квартиры.

Он отвез Ржевского в управление, посадил его в отдельный кабинет и дал в руки бумагу и авторучку.

Задерживаться с доктором дольше, чем требовалось самой насущной необходимостью, Гуров не собирался. Доктор начал созревать еще в машине, и Гуров не решился по причине недостатка времени довести процесс до логического конца. После своего возвращения из офиса «Оферта-банка» он собирался просто выслушать все, что тот ему сам захочет сказать.

Оставив Ржевского наедине со своими мыслями, Гуров спустился вниз и сел в свой «Пежо».

Нужно было разобраться с делами Ветринова на его рабочем месте.

Когда убивают банкира, даже если это случается почти в объятиях любовницы, все равно чуть ли не на сто процентов причина убийства находится или в банке, или рядом с ним.

Гуров оставлял несколько процентов на ревность и прочую бытовуху, но что-нибудь нарыть больше шансов было в банке. Туда он и поехал.

Глава вторая

Стас, после ухода Гурова оставшись в квартире, задумчиво почесал затылок и решил продолжить свое знакомство с девушкой Нонной.

Успокоившись, девушка уже не билась головой о матрас и не кидалась всяческими предметами. Она снова замерла и только пальчиками перебирала розовую простыню.

Стас покурил, посомневался, покосился на патологоанатома и снова присел на край кровати.

– Давайте договоримся раз и навсегда, – терпеливо начал он, готовясь при первом же резком движении этой страстной дамы сразу же вскочить и отойти на безопасное расстояние. – Вы не будете кидаться подушками и всеми остальными штуковинами, какие подвернутся под руку, ладненько? Это было бы пошлым повторением уже однажды пройденного. Метод не сработал, как вы сами видите.

– Какой еще метод? – тихо спросила Нонна, не поднимая глаз и не глядя на Стаса. Надо было понимать, что разглядеть его девушка успела раньше, когда в него целилась.

– Кидательный. Кидательный метод не сработал, – усмехнулся Стас и сел чуть свободнее. – Следовательно, нам остается только одно, Нонночка.

– И что же это? – Нонна бросила быстрый взгляд на Стаса и отвернулась, гордо и независимо шмыгнув носом.

– Поговорить надо, – осторожно произнес Стас таким тоном, словно вместо приличного слова «поговорить», он собирался произнести что-то неприличное.

– Толя умер, – тихо сказала Нонна, повернулась и впервые в упор взглянула на Стаса.

– Это так, – с готовностью, но все еще осторожничая, согласился Стас. – Но ситуацию уже не изменить ни подушками, ни криками. Значит, ее нужно принять такой, какая она есть.

Нонна внимательно посмотрела на Стаса, нагнулась и подняла с пола свою сумочку. Раскрыв ее, она вытрясла на кровать свои мелочи, подобрала зеркальце, платочек и начала поправлять поплывшую на глазах тушь.

Стас бросил взгляд на все остальное, выпавшее из сумочки и лежащее на кровати. Взяв ключи, лежащие отдельной связкой, он спросил:

– Это от чего ключики?

– Вот эти два – от этой квартиры, – нехотя буркнула Нонна, не отвлекаясь от своего занятия. – Можете забрать их себе, они мне больше не понадобятся.

– Квартира эта, значит, не ваша? – уточнил Стас, рассматривая ключи.

– Нет, не моя. – Нонна поправила глаза, подрисовала губы, тяжело вздохнула и только сейчас подумала о том, что больше ей здесь не жить.

От этой мысли стало совсем грустно. Она уже успела привыкнуть и к этой квартире, и к своему режиму: спать, бегать по магазинам, встречать Толю, спать с Толей, потом провожать Толю, смотреть телевизор и уже спать по-настоящему.

– Значит, не ваша, – констатировал Стас.

– Толя так и не купил для меня эту квартиру, и хозяйка наверняка меня выгонит, – вздыхая, объяснила Нонна, – потому что сама платить за квартиру я не смогу.

«Блин! – подумала тут Нонна. – А как же мне теперь жить?»

– Вы думаете о том, что вас, наверное, заподозрят в этом убийстве? – спросил Стас, стараясь пробудить в девушке хоть какие-то мысли о реальности. То, что она начала прихорашиваться, подсказало ему, что Нонна совершенно не понимала сложности и двусмысленности своего положения.

– Что? Как это «меня заподозрят»? – Нонна от неожиданного вопроса уронила зеркальце и вытаращила глаза на Стаса. – Как это «в убийстве»? Он же сам! Он сам! Я сама видела!

– «Он сам» что? Что он сделал сам? – уточнил Стас, усаживаясь глубже и удобнее на кровать. – Он сам налил себе отраву в вино, перед тем как это вино выпить? Интересная информация! Это вы видели своими глазами?

– К-какую еще отраву? – потерянно переспросила Нонна. – Я ничего не знаю…

– Даже так? – Стас едва не рассмеялся. А разве это было не смешно? Убили Ветринова, набилась полная квартира оперативников, экспертов и прочих работников соответствующего ведомства, разговоры идут только об убийстве, а эта неврастеничка до сих пор, оказывается, думала, что «он сам»!

– Ну так я вам сейчас объясню, – сказал Стас.

Сидевший за столом угрюмый патологоанатом бросил на Стаса несколько равнодушных взглядов и снова уткнулся в свою бумажку.

– А дело было так, – нарочито неторопливо начал Стас. – После того как вы запустили охрану, с нею поднялся и врач Анатолия Анатольевича, который и сделал предварительный химанализ. Врачи со «Скорой» не опровергли его, но вызвали наших спецов вместе с нарядом. Пока наши ребята брали показания у вас…

– Ничего они у меня не брали, – возразила Нонна, – никто у меня ничего не брал! Так и знайте!

– Почему это? – Стас нахмурился. Нонна оказалась настолько не от мира сего, что это даже уже и не удивляло. – Почему вы говорите, что у вас никто ничего не брал? – повторил вопрос Стас.

– А потому что я им показаний никаких не дала! – крикнула Нонна. – Буду я еще общаться со всякими… – Она вовремя сообразила, что начала говорить что-то не то, и замолчала.

– Значит, у вас все впереди, девушка, – рассудительно обнадежил ее Стас. – Ваши дружки уже прошли через это. И ничего с ними не произошло. Не похудели. Ну а врачу господина Ветринова придется знакомиться с нами все ближе и ближе.

– Илье? – подскочила Нонна. – Вы говорите про Илью? То есть, я хотела сказать, Илью Григорьевича? А почему?

– А почему он начал проводить химанализ? – вопросом на вопрос ответил Стас. – Кто его просил лезть не в свое дело?

– Это его обязанность! Он врач и должен это делать! – неосторожно и запальчиво высказалась Нонна, но тут же подумала и добавила: – Кажется.

– Кажется! Как сказать и как посмотреть на это! Человек внезапно умер, и причину смерти должен определить не врач из частной лавочки, а специалист, уполномоченный на то государством.

– Вы что, серьезно говорите, что Илью могут посадить в тюрьму? – Нонна так переволновалась из-за судьбы Ржевского, что и не скрывала этого.

Стас отметил этот момент, но решил оставить его на потом. На сладкое, так сказать.

Отношения Ржевского и Нонны могли еще сыграть свою роль в расследовании. Сам факт такого сильного искреннего волнения Нонны уже был интересен, если не сказать больше. Совершенно естественно было предполагать, что где-то рядом с этими отношениями или даже прямо в них мог лежать мотив. Мотив убийства Анатолия Анатольевича Ветринова.

– Вы почему молчите? – Нонна испугалась. Это было заметно и по ее расширенным глазам, и по дрожащему голосу. – Вы хотите посадить Илюшу в тюрьму? Да? В тюрьму? Но за что?!

– Ну, в тюрьму не в тюрьму, а посидеть у нас в следственной камере ему придется, – сокрушенно вздохнув, ответил Стас и развел руками. – Ничего с этим уже поделать нельзя.

Нонна изумленно посмотрела на Стаса.

– Это же нечестно, несправедливо! – воскликнула она.

– Очень даже справедливо, – Стас решил ковать железо, пока горячо. Ему удалось захватить внимание Нонны, вступить с нею в разговор, и теперь он постарался продолжить его, не меняя скорбного выражения своего лица: – Ваш Илья Ржевский должен был знать пределы своих обязанностей. Почему он полез в анализы, которые все равно не смог провести на должном уровне?

– Как это не смог? – возмутилась Нонна. Она так взволновалась, что пересела на кровати ближе к Стасу и даже не заметила этого, хотя раньше очень внимательно соблюдала интервал-дистанцию. – Вы видели, какие у него приборы? У Путина в кремлевской больничке таких нет, я вам точно говорю. Толя очень заботится о своем здоровье…

Нонна замолчала, прерывисто вздохнула и поправилась:

– Заботился. Заботился Толя, но все оказалось бесполезно…

На ее глаза навернулись слезы, она зашмыгала носом.

– Вот это нам и интересно. – Стас уже привычно сделал вид, что не замечает резкого перепада в настроении Нонны. Он хорошо помнил, на какие подвиги она бывает способна, когда начинает биться в истерике, и поэтому очень постарался продолжать говорить в прежнем тоне, то есть мягко, но непреклонно: – Кто же знал, что он такой заботливый? Я про Анатолия Ветринова говорю. Или это знали все?

– Откуда же я знаю, все или не все? – закричала Нонна. – Я же не все! И на работе у него я никогда не была.

– Задачка, однако… – Стас почесал за ухом, потом в затылке.

– Помылся бы ты, заяц, – слабо улыбнулась Нонна.

– Что? Что вы сказали? – Стас даже ошалел на минуту. Он думал, что девушка на пороге нового приступа истерики, а она, оказывается, даже не собиралась в нее впадать.

Патологоанатом меланхолично фыркнул за столом, не поднимая головы.

– Что? Смеешься? – обиделся Стас на отсутствие у того товарищеского к нему отношения. – Твои клиенты с тобой так не шутят? А вот мои шутят, как видишь!

– Это кто? – впервые полюбопытствовала Нонна, показывая на патологоанатома, продолжавшего аккуратно выводить строчки в медицинской карте.

– Врач узкой специализации. Патологоанатом называется, – вежливо объяснил Стас. – Знаете значение этого сложного слова?

– Знаю. А ты… вы кто? – Нонна с запоздавшим подозрением покосилась на ковбойские сапоги и курточку Стаса. – Тоже пат… патологоанатом? Или психиатр? Я – не сумасшедшая!

– А я полковник Крячко, – Стас поклонился, что смотрелось немного комично, потому что он продолжал сидеть на краю кровати. – И я вместе с другим полковником, – продолжил Стас, – занят теперь расследованием убийства твоего Толика. Пардон, Анатолия Анатольевича Ветринова.

– А где тот полковник? – спросила Нонна.

– Доктора повез на разговорчики. Да ты же с ним уже почти познакомилась. Он в тебя подушкой кинул. Уже забыла?

– Помню, – нахмурилась Нонна и отвернулась.

Сделала она это вовремя, потому что в это время послышались шаркающие шаги нескольких человек, и мимо двери в комнату пронесли труп Анатолия Ветринова, завернутый в черный полиэтилен.

Нонна повернулась, взглянула в коридор и задрожала. Стас подсел к ней еще ближе и погладил по спине. Нонна, всхлипывая, прижалась к его плечу. Ткань рубашки на плече Стаса стала влажной от слез и темной от туши.

Патологоанатом негромко кашлянул за столом и что-то пробормотал. Нонна в ответ зарыдала сильнее.

– Ты что-то сказать хочешь? – спросил Стас, оборачиваясь.

– Мы уезжаем, Стас, – сказал патологоанатом. – Тебе ничего не нужно?

– Нет. Пока.

– Пока-то пока, но Лев Иванович оставил в комнате двух кадров, они там что-то типа анонимок друг на друга строчат. Не хочешь пойти посмотреть? Или не нужно мешать?

– Два кадра, говоришь… – задумчиво протянул Стас и осторожно освободился от Нонны.

Она отпрянула к подушкам и зарылась в них лицом.

Стас посмотрел на мокрое пятно на плече, потер его и прикрыл это место курткой.

– Ну что ж, – проговорил он, слезая с кровати, – пойду знакомиться с кадрами. А вы уезжаете прямо сейчас?

– Ну-у, типа, – ответил патологоанатом, укладывая свои бумажки ровной стопочкой и пряча их в папку. – Типа прямо сейчас.

Стас встал, одернул куртку и вышел из комнаты, в дверях оглянувшись на Нонну. Она, волнообразно вздрагивая всем телом, тихо рыдала.

Стас прошелся по коридору и заглянул во вторую комнату.

Лористонов и Бурляев уже закончили свои бумажные дела и, стоя около окна, о чем-то тихо переговаривались.

– Ну что, господа хорошие, насочиняли свои тексты? – Стас подошел к столу и взял с него исписанные разными почерками листки.

– Та-ак, так-так, – он просмотрел первые показания и спросил: – Лористонов, это кто такой? Вот здесь расшифруйте, пожалуйста, свою подпись, – он показал конец одного листка, Лористонов подошел и в скобках поставил расшифровку фамилии.

– Спасибо. А у Бурляева все правильно… Я вас больше не задерживаю, господа, – Стас еще раз просмотрел листки и остался доволен. – Если вы нам еще понадобитесь, то в установленном порядке вас пригласят для разговора или…

– Или? – спросил Лористонов своим тонким голосом. – Или не пригласят?

– Или вызовут, – закончил Стас. – Вызовут! Какое будет принято решение, пока не знаю, разумеется. Не только от меня сие зависит.

– Пригласят, – повторил Лористонов, – или вызовут.

Он задумчиво переглянулся с Бурляевым.

– Вот именно, – согласился Стас и широко улыбнулся. – Других вариантов нет и быть не может.

Он показал руками на дверь, и два босса охраны «Оферта-банка» вышли из квартиры.

Проводив Лористонова и Бурляева и заперев за ними дверь, Стас послушал тишину в квартире, встал и обошел ее всю, заглядывая во все помещения. Когда он вернулся, Нонна уже сидела в кресле, а не на кровати и курила длинную желтую сигарету, вставленную в пластмассовый мундштук.

Стас уселся в кресло напротив.

– Вы хотели меня о чем-то спросить? Спрашивайте. Или мне сначала нужно пригласить адвоката? У меня его и нет, – она слабо улыбнулась и отвела глаза.

– Адвокат нам пока не нужен, – заметил Стас, тоже доставая сигареты из кармана. – Вы даже не задержаны, а я всего лишь пришел к вам в гости.

– В гости? – повторила Нонна и впервые с каким-то любопытством осмотрела Стаса. Стас под этим взглядом переложил ногу на ногу, немного смутился и опустил голову, прикуривая от зажигалки.

– Я ничего против вас не имею, – весьма рассудительно продолжила Нонна, – но в гости к себе все-таки не приглашала.

– Меня пригласили обстоятельства, – нашелся, правда, не очень удачно, Стас. – Можно даже сказать, что пригласил сам Анатолий Анатольевич, потому что без того, что произошло, я бы не заявился к вам, это уж точно.

Нонна встала и тихо спросила:

– Вы чаю хотите?

– Куда ж деваться, – ответил Стас. – Я вижу, вы поняли, что я долго не собираюсь уходить.

– Не поняла, но заподозрила, – ответила Нонна. – Я с милиционерами еще не сталкивалась, но с мужчинами знакома. Чуть-чуть.

– Замечательно! – восхитился Стас.

– Что я знакома с мужчинами?

– Нет, хотя и это, наверное, тоже. Меня давно никто не называл милиционером! Не хотите ли со мною познакомиться? Меня зовут Стас.

* * *

Лев Иванович Гуров подъехал к центральному офису «Оферта-банка» в двенадцать часов.

Он поставил «Пежо» напротив входа, зашел и, обратившись к менеджеру, показал удостоверение и попросил провести себя к управляющему.

– Управляющему? – Менеджер, высокая девушка с короткой стрижкой, удивленно подняла брови и покосилась в сторону.

Гуров почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной, и повернулся.

За ним стоял молодой парень весьма мощной наружности, одетый в темно-синий костюм. Парень держал правую руку на кобуре, висевшей у него под мышкой под пиджаком, второй рукой он явно собирался схватить Гурова за плечо.

– Ваши документы покажите, пожалуйста, – тихонько прорычал парень, внимательно оглядывая Гурова с ног до головы.

Гуров полностью развернулся навстречу этой туповатой, но активной молодой поросли рода человеческого и резко спросил:

– А вы кто?

– Я сотрудник службы безопасности банка, – веско ответил парень.

Было заметно, что его отношение к Гурову начало меняться. Неизвестно, какой сигнал подала менеджер и на какую кнопку нажала, но если первым порывом парня было тащить и не пущать, то после внимательного осмотра Гурова он начал сбавлять пары.

Гуров молча протянул ему свое удостоверение.

– Что вам угодно? – спросил парень, внимательно изучив удостоверение и возвратив его хозяину.

– Мне угодно переговорить с вашим руководством, юноша, – небрежно ответил Гуров. – Еще вопросы есть?

– Пропусти его, Олежка! – раздался высокий мужской голос сзади, и Гуров повернулся.

За стеклянными перегородками, у двери, ведущей во внутренние помещения банка, стоял недавний знакомый Гурова – Дмитрий Олегович Лористонов.

– Прошу вас, господин полковник, – сказал Лористонов, увидевший, что Гуров его заметил и, разумеется, узнал. – Я не ожидал вас так скоро увидеть у нас.

– Я тоже не ожидал, что вы так быстро напишете свои показания. Надеюсь, все изложили подробно? – Гуров нарочно проговорил это громко, и все присутствующие в зале операторы и менеджеры удивленно повернулись к Лористонову.

Лористонов куснул губы и молча кивнул.

Гуров прошел к нему, и Лористонов, посторонившись и придерживая дверь, показал рукой на лестницу, ведущую наверх.

На втором этаже прямо над операционным залом находился большой квадратный холл, в который выходили двери пяти или шести кабинетов.

– Вам нужно направо, – услышал Гуров за своей спиной чуть запыхавшийся высокий голос Лористонова.

Услышав сзади тяжелое срывающееся дыхание начальника охраны, Гуров не замедлил шаг, а, наоборот, даже с некоторым удовольствием пошел еще быстрее.

За высокой дверью, сделанной из красного дерева или из очень удачной подделки под него, располагалась приемная, отделанная весьма дорого, но с излишней помпезностью и, можно сказать, даже с безвкусием.

Над белыми крашеными стенами тяжело нависал потолок, отделанный дубом в стиле эклектического модерна начала двадцатого века. На стенах висели пять или шесть больших картин в широких золоченых рамах. Картины изображали написанные маслом скучные среднерусские пейзажи с претензией, однако, на некий авангардизм: в дополнение к привычным видам на заднем плане каждого пейзажа обязательно таращилась на зрителя какая-нибудь рептилия размером с два «Бурана».

Модная тема, что и говорить.

За тремя столами в приемной сидели женщины с весьма и весьма деловым видом.

Как только дверь отворилась, вся их деловитость слетела. Они, как те самые рептилии на картинах, замерли глазами на Гурове и подоспевшем сзади Лористонове.

– Анна Марковна, – Лористонов нежно обошел Гурова и преувеличенно вежливо, как показалось Гурову, обратился к хозяйке центрального стола. – Этот господин из милиции хочет пройти к Вениамину Петровичу.

Анна Марковна, хозяйка центрального стола и, как видно, самая главная дама в этой приемной, высокомерно и глупо фыркнула, зачем-то отбарабанила не глядя что-то левой рукой по клавишам компьютера и медленно и достойно поднялась с низкого кресла.

Дама оказалась необыкновенно маленького росточка – почти карлица, что не мешало ей держаться с видом гордым и заносчивым.

– Как вас представить? – спросила она, пренебрежительно поглядывая на Гурова.

Голос Анны Марковны был низким контральто, в нем угадывались сила и воля. Если бы эта дама захотела крикнуть на плацу:

– К торжественному маршу, поротно, на одного линейного дистанции и прочее и прочее… – то, наверное, ее услышали бы даже в самой последней шеренге самой последней роты. Услышали бы и вздрогнули.

Гуров расстегнул пальто, неторопливо снял его и повесил на вешалку, стоящую в левом углу приемной. Он нарочно не отвечал на вопрос, и, пока занимался пальто, в приемной висела тишина. Лицо Анны Марковны, когда Гуров к ней повернулся, было цвета спелого граната.

– Я полковник Гуров Лев Иванович из Главного управления уголовного розыска, – медленно произнес Гуров. – Для чего я пришел, тоже нужно объяснять?

Анна Марковна внимательно посмотрела на Гурова и медленно качнула головой.

– Я догадываюсь, господин полковник, – весьма достойно произнесла она. – Это связано с безвременной кончиной нашего уважаемого президента господина Ветринова.

Все присутствующие дамы синхронно шмыгнули носами и потупились. На секунду, не больше. А потом снова с любопытством уставились на Гурова.

– Нам будет не хватать этого замечательного человека, которого мы все очень любили и ценили, – закончила торжественную часть Анна Марковна.

Дама скрылась за дверью, Гуров перевел взгляд на двух оставшихся. Они смело выдержали его взгляд, потом немного подумали и нехотя нагнулись над бумагами. Сыщик обратил внимание, что обе были очень похожи на Анну Марковну, только с поправкой на возраст и рост.

Анна Марковна появилась в приемной быстрее, чем Гуров ожидал. И минуты не прошло. Она вышла из кабинета, не стала закрывать двери и произнесла:

– Вас ожидают, господин полковник.

Подумав, что у этой дамы самый любимый фильм, наверное, про Шерлока Холмса и Берримора, Гуров прошел в кабинет управляющего «Оферта-банка».

Навстречу Гурову вышел, даже скорее не вышел, а выбежал почти вприпрыжку и как-то боком среднего роста лысый и толстый господин в темно-синем костюме-тройке и в красном галстуке.

– Полковник Гуров… – господин улыбнулся, но не радостно, а достаточно грустно, как бы намекая, что горе от потери любимого президента не дает повода на веселье, и крепко пожал руку Гурову. – Я Гранин Вениамин Петрович, управляющий центральным отделением «Оферта-банка». Прошу вас, проходите.

Гранин показал рукой не на свой стол, стоящий на возвышении у дальней стены кабинета, а влево, где около окна, начинающегося почти с самого пола, стоял длинный низкий стол с мягкими полукреслами вокруг.

Последним писком среди административных работников предприятий разных форм собственности стала беседа с посетителями за приставным столиком. Пример Путина оказался заразительным.

Гуров кивнул, пошел туда, куда ему показали. Как только он присел в кресло, в дверях показалась миниатюрная Анна Марковна с подносом в руках. На подносе стояли два заварника, две чашки и три розетки с вареньем и печеньем.

– Вы что предпочитаете к чаю, господин полковник? – почти приветливо поинтересовалась Анна Марковна. – Печенье, крекеры, бисквиты или по-домашнему – варенье?

– Ничего не предпочитаю, спасибо, – сухо сказал Гуров.

А Гранин, наоборот, предпочел все. Он показал жестом Анне Марковне оставить обе тарелочки на столе напротив себя, и та, выполнив указание шефа, вышла.

– На нас обрушилось такое горе, господин полковник, – почти доверительным голосом произнес Гранин, вздохнул раз, потом другой и взял с тарелочки печенье. – Такое горе! Утрата невосполнимая, – доверительно наклонившись вперед, сказал он и начал быстро кушать.

– Меня интересует, что за человек был Анатолий Анатольевич, – немного обескураженно произнес Гуров, глядя на жующего Гранина.

– Великолепный специалист международного уровня! – с полным ртом и оттого немного невнятно сказал Гранин, при этом у него изо рта посыпались крошки прямо в его чашку с чаем. – Вы знаете, господин полковник, сам Геращенко несколько раз звал нашего Анатолия Анатольевича в Центральный Банк своим заместителем, но Анатолий Анатольевич отказывался. Таких, как он, специалистов у нас в государстве немного. По пальцам пересчитать. По пальцам одной руки! Еще в советское время Анатолий Анатольевич стажировался в Италии в «Римском кредите» и ему предлагали контракт с окладом в восемьдесят тысяч долларов в год. Представляете? В советское время! Выдающийся специалист и как человек очень, очень замечательный и выше всех похвал!

Гранин сделал большой глоток чая и снова засунул в рот печенье.

– Вот давайте и поговорим о вашем шефе как о человеке, – предложил Гуров.

– Давайте поговорим, – согласился Гранин, кивая и беря из розетки новое печенье. Проглотив его, он сипловатым голосом попросил: – Спрашивайте. Спрашивайте, о чем хотите, скрывать нам нечего, мы работаем по прозрачным схемам, самыми современными технологиями. – Он взял с тарелочки следующее печенье и начал его грызть.

– Вы, может быть, прекратите жевать, Вениамин Петрович?! – уже раздражаясь, предложил Гуров. – Или это у вас нервное?

– А что такое? – Гранин обиженно заморгал, посмотрел на опустевшую тарелочку и отодвинул ее от себя, но недалеко. – Я не знал, что это вас волнует. Мне просто нравится это печенье. Его продают в соседнем кафе, там хорошие кондитеры… – Голос Гранина становился все тише и тише.

– Я задал вам вопрос о вашем покойном шефе и желаю услышать подробный ответ, – напомнил Гуров. – Итак. Привычки шефа, сильные стороны и слабости. Затем его увлечения. Связи. Связи, идущие из прошлого, и так далее и тому подобное.

– Что за человек был наш президент?.. – повторил Гранин. – Привычки? Он курил! Да, это было. Но выпивал редко! И пил только хорошие, дорогие, – Гранин поднял вверх указательный палец, – дорогие и достойные напитки! Вот какой это был человек.

Посмотрев на розетку, Гранин вздохнул и попросил:

– А нельзя ли задавать мне вопросы в порядке очередности? А то я путаюсь немного, – Гранин улыбнулся и тут же согнал улыбку с лица. – С непривычки путаюсь. И волнуюсь. Мы все тут очень переволновались, и я, и Анна Марковна, и…

– И дочки? – спросил Гуров.

– У нас одна только дочка, – признался Гранин. – Вторая – это племянница.

– Ветринов одобрял такую семейственность?

Гранин заерзал, зачем-то взял чашку в обе руки, потом поставил ее на место.

– А что здесь такого? – робко спросил он. – Надо же кому-то работать! Какая разница? Любой человек чей-то сын и чей-то племянник. Я сам, например, трижды, нет, даже четырежды племянник, если считать и боковые ветви. Что же мне теперь, всех двадцать человек моих ближайших родственников не подпускать к себе на пушечный выстрел? А как же с тезисом, что все люди – братья?

– Логично, – кивнул Гуров. – Но не будем размазывать кашу по тарелке. Вернемся теперь к привычкам. Как вы оцениваете Анатолия Анатольевича в качестве руководителя?

– Да кто же я такой, чтобы оценивать его работу? – искренне удивился Гранин. – Для этого я слишком микроскопичен. Поверьте мне! Обратитесь к собранию наших акционеров, они вам скажут! А я всего лишь наемный работник, один из сотен и сотен! Что я могу сказать? Это был мой начальник, он создал этот банк, и… и он был великий человек!

Гранин поднял глаза к потолку и тихо повторил:

– Был.

* * *

Стас терпеливо кивал, слушал и думал, когда же, наконец, она замолчит. Терпение его заканчивалось. Внезапная разговорчивость Нонны, накрывшая его, как океанская волна жалкую лодчонку, сперва даже озадачила Стаса, затем начала раздражать.

Нонна в лицах рассказала, как они познакомились с Анатолием Анатольевичем, причем Стас так и не почерпнул из рассказа Нонны ничего существенного, кроме того, что Нонна была за рулем машины и машина была большой и красивой.

Выслушав все, что Нонна ему выложила, и дождавшись, когда она уже явно начала повторяться, Стас постучал ладонью по столу.

– Что такое? – встрепенулась Нонна. – Еще чаю? Сейчас, так бы и сказали… Стас.

– Нет, спасибо, теперь я бы хотел поговорить с вами, Нонна, по делу, из-за которого мы с вами и познакомились, – сказал Стас.

Нонна вздохнула и потупила глазки. Потом она еще разок вздохнула и махнула рукой с обреченностью, но при этом и с каким-то затаенным облегчением.

– Ну а что говорить-то? И о чем говорить? – с тоскливой беззаботностью ответила она. – Анатолий-то умер. Это печально, но это, как говорил мой единственный в жизни режиссер, – это реальная данность. И, исходя из этой гребаной данности, я и собираюсь дальше прыгать, то есть жить. Грустно, но за пару дней я соберу свои вещички и пойду, куда глаза глядят, заново устраивать свою жизнь.

Стас усмехнулся.

– Вы чего это смеетесь? – напрягаясь, спросила Нонна. – Я что-то не так сказала? Да! Соберусь и пойду! И я не пропаду в жизни, будьте уверены!

– Это хорошо, что вы не теряете оптимизма, Нонна, – сказал Стас. – Однако поговорить с вами я хотел бы о другом. Вне зависимости от того, как пройдет допрос вашего дорогого доктора…

– Ржевского? Илюши? – перебила Нонна и тут же добавила ни к селу, ни к городу: – Приятный мальчик. Грамотный специалист. Диссертацию пишет. Кандидатскую диссертацию. По микробиологии.

– Ну, наверное, приятный, я не специалист по мальчикам, – снова усмехнулся Стас. – Мне хотелось бы, чтобы вы поняли одно: Анатолий был убит. Моя задача расследовать это дело, и я очень надеюсь на вашу помощь.

– Убит? – повторила Нонна и наморщила свой маленький лобик. – Он же отравился, вы сами так мне сказали. Или кто-то это говорил… Это его шикарное вино оказалось левым, хотя он очень старался выбирать самое лучшее и дорогое, – Нонна покачала головой. – Представляете? Даже в такой дорогой, элитный, я бы сказала, алкоголь добавляют какую-то ботву. Денатурат, блин. – Нонна презрительно сморщилась и задумчиво проговорила: – Вот живешь, живешь и не знаешь, от какой сосиски скопытишься. Что за житуха такая, а?

– Анатолий Анатольевич был убит, – твердо повторил Стас, тоже наморщивая лоб.

Он давно уже понял, что его собеседница оказалась дамой с интеллектом значительно ниже среднего уровня. Открытие это было не из приятных, но и не слишком уж жутким.

Сообразив, что его новая знакомая не Мария Склодовская-Кюри и не Маргарет Тэтчер, Стас тут же утешился соображением, что для молодой симпатичной девушки интеллект – это, наверное, ненужная и обременительная роскошь.

Хотя Стас пока еще допускал и возможность того, что его кружат. Игра на дурочку – вещь не новая в его практике, но это самое надежное оружие умной женщины в бою против мужчины, считающего себя еще умнее.

– Я задам вам несколько вопросов, Нонна, – суховато сказал Стас, внимательно следя за реакцией девушки, – а вы мне постарайтесь ответить максимально подробно и честно. Договорились?

Нонна удивленно взглянула на Стаса и вздохнула:

– А я вам совсем не понравилась, – жалобно протянула она тоном обиженной девочки. – Надо же! Со мной такого еще не бывало. А вы стандартной ориентации мужчина? Или… или нет?

– Что вам известно о вине, которое принес, как вы говорите, лично Анатолий Анатольевич? – задал первый вопрос Стас, покраснев, но постаравшись не обратить внимания на глупость, сказанную Нонной.

– Ну, только то, что он его принес, только это я и знаю, – заносчиво ответила Нонна. – А что я должна еще знать? Я даже его не попробовала, между прочим! У него вообще были какие-то ненастоящие вкусы. Неправильные! Он постоянно приносил разные вина и давал пробовать то это, то то, букеты расхваливал. Вы знаете, что такое букет? Это запах! – крикнула Нонна, вспоминая какие-то свои прошлые счеты с покойником. – Букет – это всего лишь запах, и больше ничего!

Стас молча кивнул. Нонна, не дождавшись реакции на свой выпад, продолжила:

– Мне не очень-то и нравились эти его дорогие вина. Он то кислые принесет, то сладкие. Сам он балдел от всего этого, ну а я… – Нонна замолчала и пожала плечами. – Вино, короче, оно и есть вино. Оно или плохое, или хорошее. А все остальное – ерунда на постном масле, букеты там всякие. Майонез «Букет» я знаю. И от него еще никто не отравился! Еще чаю хотите? – повторила она свое предложение.

– Чуть позже, Нонна, – вежливо ответил Стас. – А вы не знаете, где обычно Анатолий Анатольевич брал свои вина? Это конкретная фирма, магазин или ему привозили из других стран?

– Все три варианта, – улыбнулась Нонна. – Я вот вспомнила, что в прошлом месяце он приволок одну какую-то крутую бутылку, она стоила много денег. Из коллекции какого-то графа или короля, не помню. Чуть ли не из музея ему украли. Такая кислятина-а! – Нонна сморщилась и потрясла головой, показывая, каким невкусным было это вино. – А он пил и нахваливал. И сыр еще вонючий привозил к этому вину. Знаете, есть такой сыр, он еще воняет нестираными мужскими носками? Очень давно не стиранными, – зачем-то уточнила Нонна.

Стас подумал о своих носках, с облегчением вспомнил, что утром надел чистые, и улыбнулся.

– Сыр вам тоже не понравился? – спросил он.

– Не понравился. Я «Российский» люблю.

– Патриотка, значит. Это хорошо, – заметил Стас.

Во входную дверь позвонили два раза. Нонна вздрогнула, привстала и снова опустилась на место. Стас внимательно посмотрел на нее.

– Вы кого-то ждете? – спросил он. – И кто же должен был прийти?

– Я? Жду? – Нонна бросила взгляд на настенные часы. – Никого!.. А, нет, точно! Жду, жду! Я все забыла со всем этим… – она запнулась и пояснила: – Это, наверное, пришла моя сестра. Сейчас уже почти два часа. Обычно Толя в это время уже дома у себя.

– Ну, тогда открывайте, Нонна, если к вам пришли, – сказал Стас, потому что видел – она как-то не очень спешила бежать в коридор.

Опыт тертого оперативника сразу же напомнил Стасу несколько случаев, когда свидетели преступлений вот так же изображали временную потерю памяти и растерянность, а потом происходили всякие досадные неприятности. Вроде выстрела через дверь.

– Открывайте, Нонна, познакомимся с сестренкой, – Стас встал, давая понять, что его слова не только любезность, но и требование оперативника.

– Она давно замужем, – быстро соврала Нонна, понимая интерес Стаса к сестре очень утилитарно. – И они очень хорошо живут с мужем, – эту фразу Нонна уже добавила равнодушным голосом: – Душа в душу живут. Красивая пара.

Стас молча пожал плечами.

Девушка пошла к дверям, Стас – за нею.

Как только Нонна взялась за ручку двери, Стас тихо дотронулся до ее плеча и приложил палец к губам. Затем он вынул пистолет и поднял его стволом вверх.

– Спросите, кто там, – прошептал он.

Нонна, испуганно глядя на пистолет, кашлянула и срывающимся голосом крикнула:

– Кто там? Кто там?!

– Это я, Нонка, – послышался женский голос из-за двери.

– Это ты, Оля? – уточнила Нонна и взглянула на Стаса. Тот одобрительно кивнул.

– Да я, я, а ты не одна, что ли? – Женский голос за дверью проявил явную заинтересованность.

Нонна не ответила, она посмотрела в «глазок», кивнула Стасу и начала отпирать замки. Стас еще подумал, что варианты бывали всякие, и случалось, что за сестренкой стоял и какой-нибудь братишка с автоматом или даже с гранатометом, но это, похоже, был не тот случай. Однако пистолет убирать Стас на всякий случай не стал.

Дверь отворилась, Стас выглянул и увидел за дверью среднего роста женщину, полную, с гладкой прической и на личико, можно сказать, даже престрашненькую.

– Привет, а это кто еще? – пришедшая смело вошла, посмотрела прямо в глаза Стасу, уже успевшему спрятать пистолет, и обратилась к Нонне: – Ну как дела?

Нонна пожала плечами:

– Хреново.

– Не дал, значит? Ты плохо просила! – Гостья свирепо засопела и, подергивая своими коротковатыми ногами, скинула в коридоре туфли. Стас запер входную дверь, чувствуя себя полным Берримором. Чувство это он нашел не самым приятным в своей жизни.

– А это кто же? – увидев, что Стас остался стоять в коридоре и изучающе смотрит на нее, женщина еще раз, уже более внимательно, осмотрела его. – Меня зовут Ольга, – она неожиданно улыбнулась и протянула Стасу руку.

– Полковник милиции Станислав Крячко, – представился Стас. – Вы, Ольга, пройдите, пожалуйста, в комнату. Нам нужно поговорить.

– Ты что такое натворила? – Ольга живенько повернулась к Нонне, и в голосе ее прозвучала настолько искренняя радость, что даже Нонна нахмурилась, а Стас едва не рассмеялся. Сестренка оказалась еще и верной подружкой. Редкое, однако, сочетание.

– Ничего я не натворила! Болтаешь всякие глупости! – коротко бросила Нонна и быстро убежала в кухню.

– Моя сеструха всегда была такой экспансивной… или импульсивной, не знаю даже, как правильно сказать, – Ольга кокетливо повела плечами и заглянула Стасу в глаза. – А вы настоящий полковник? Или нет?

– Самый настоящий, – ответил Стас и показал рукой: – Прошу вас, проходите.

– Да что случилось-то?! – Ольга не спешила, она пошла впереди Стаса медленно, стараясь держать такую скорость, чтобы он почти задевал ее и одновременно мог сверху вниз посмотреть на ее грудь.

Грудь была приблизительно четвертого размера, Стас оценил это с первого же взгляда и с того же взгляда понял, что, помимо груди, у сестренки ничего больше интересного нет.

– Вы мне не ответили, что натворила эта скверная девчонка, – приторно жеманясь, пропела Ольга. – Что бы там ни было, это не со зла, а… от недомыслия, честное слово. Она у нас добрая!

– Вот сейчас мы с вами это и обсудим, – пообещал Стас.

Ольга прошла в комнату, осмотрелась, – было заметно, что бывала она тут не раз и не два, – и уселась в кресло, стоящее около окна.

– Вы из охраны «Оферта-банка»? – спросила Ольга. – Подрабатываете там, да? Я слышала, что теперь модно нанимать милицию для охраны. Да и надежнее, милиционеры служат честно и за небольшие деньги, – зачем-то добавила она, значительно покачивая головой.

– Я из охраны правопорядка, так будет точнее, – пояснил Стас, начиная уже тосковать от переизбытка женского общества, выпавшего ему сегодня. – Я вижу, что вы не знаете о том, что произошло.

– Вы меня пугаете, – Ольга улыбнулась и сложила ладони на груди. – Что-то случилось?

Стас кивнул.

– Случилось, Оля, случилось. Анатолий Анатольевич умер, – сказал Стас и внимательно взглянул на свою собеседницу.

– Умер! – воскликнула Ольга. – Умер? Так, значит… – она замолчала и плотно сжала губы.

– Что вы хотели сказать? – Стас быстро наклонился вперед и внимательно взглянул на Ольгу. – Ну! Я слушаю вас!

Ольга бросила настороженный взгляд на дверь, тоже наклонилась вперед и злобно прошипела:

– Она все-таки добилась своего, сука!

– Кто? Вы о ком говорите? – Стас не захотел поверить в то, что услышал. Ольга показалась ему злобной стервой, и он не склонен был верить ей с первых же обвинений.

– Нонка, кто же еще! – громким шепотом возвестила Ольга.

– Поясните, пожалуйста!

– Только не здесь! – Ольга многозначительно покивала Стасу и шепотом же сказала:

– В любом другом месте, но только не здесь, господин полковник!

Ольга прислушалась, не идет ли Нонна, и вынула из сумочки записную книжку.

– Я дам вам свой домашний телефон. И рабочий тоже дам. Позвоните и… – Тут Ольга улыбнулась, наверное, как ей казалось, многообещающе, и закончила: – Мы встретимся с вами и поговорим. Мне есть что вам рассказать.

Ольга подала Стасу вырванный из записной книжки листок, и только Стас сунул этот листок в карман, как в комнату вошла Нонна с подносом.

– Она уже вам назначила свидание? – равнодушно спросила Нонна у Стаса. – Ольга постоянно пытается закадрить всех моих знакомых мужчин. Но дольше второго свидания ее никто не выдерживает. Не знаю даже, почему так бывает… Дело, наверное, в мужчинах. Причем во всех сразу.

– Вы не обращайте на нее внимания, – мило улыбнулась Ольга Стасу. – Нонночка у нас с детства головкой скорбная. Училась плохо, на троечки, часто болела, менингитом, например, зато девочка была добрая, отзывчивая, наивная. Наверное, потому, что остро ощущала свою ущербность. Вы уж простите ее, Христа ради.

– Все правда, все это чистая правда, – печально вздохнула Нонна. – Я не считаю, что женщине нужно много образованности, для нее главное – быть любимой и желанной. А вот Оленька у нас учится всю жизнь, учится, и ничему научиться так и не может. Поэтому и жизнь личная у нее не складывается. Жалко ее, бедненькую.

Ольга бросила на Нонну свирепый взгляд, на Стаса – очень добрый и покачала головой:

– Совсем рехнулась от горя наша Нонночка. Ну еще бы, теперь ей придется самой думать о будущем. А с ее неполным средним образованием только в уборщицы можно пойти или в смотрительницы вокзальных туалетов. Там неплохо зарабатывают, дорогая, ты знаешь? Правда, у меня знакомых нет в этих кругах, а то бы я посодействовала тебе с трудоустройством.

– Это для тебя пройденный этап? Я про общественный туалет. Ты так много об этом знаешь и говоришь, словно отдала этому делу лучшие годы жизни!

* * *

Лев Иванович Гуров откинулся на спинку кресла и с усмешкой смотрел на раскрасневшегося Гранина.

– Я вам не позволю так со мною разговаривать, господин полковник! – истерически кричал Гранин, и у него изо рта вместе с кусочками печенья брызгали слюни и табачные крошки.

Гранин мял в руке сигареты, вытирал рот и затем обтирал руку о платочек.

– Я сейчас же вызываю своего адвоката и он, и он… – Гранин уже не покраснел, а побагровел… и заткнулся, запутавшись в собственных мыслях и словах.

– И вы думаете, что адвокат вас защитит от моих вопросов? – усмехнулся Гуров. – Мне самому будет интересно посмотреть, как это у него получится. Максимум, что вы сможете получить, так это передышку в полминуты для лучшего осмысливания ответа, но я и сейчас вас не тороплю. Думайте, пожалуйста, и отвечайте. Правильно ли я вас понял, что положение банка настолько катастрофично, что смерть президента явилась для вас подарком судьбы?

– Смерть не может быть подарком! – выкрикнул Гранин. – Передергиваете! Искажаете! И… и… и неправда все это!

– Ну да! – иронично не согласился Гуров. – А как же тогда понимать ваши слова, что, после того как умер Анатолий Анатольевич, все ошибки и неудачи можно будет списать на него, и репутация банка хоть и пострадает, но не настолько обвально. Особенно если… вот тут вы замолчали. Так что же вы хотели сказать?

– Я хотел сказать, что при умелой работе высшего и среднего звеньев нашего менеджмента те неудачи, с которыми столкнулось руководство банка, при удачной конъюнктуре можно будет…

– Да, да, да, – Гуров откровенно рассмеялся и враз посерьезнел. – Вы меня принимаете за слабоумного? Какой еще менеджмент? Вы не это хотели сказать, не это, а что? Ну! Быстрее! Ныряйте, здесь неглубоко.

Гранин наморщил лоб, забегал глазками по потолку и начал разводить руками в разные стороны, словно он внезапно стал глухонемым или, как минимум, потерял дар речи. Не исключено, что именно о таком чуде собеседник сыщика и мечтал в последние двадцать минут разговора.

– Ставлю вопрос по-другому, Вениамин Петрович, – Гуров махнул пальцем, и Гранин, до этого даже не слышавший о том, курит ли или не курит этот въедливый оперативник с такой жесткой хваткой, быстренько пододвинул ближе к нему пачку своих сигарет и щелкнул зажигалкой.

– Не понял, это вы меня проверяете на мздоимство? – нахмурился Гуров, и Гранин взмок под его насмешливым взглядом. – Тест на коррупцию?

– Ну-у… как же… это… от чистого сердца… – забормотал Гранин, испытывая чувство резкого и противного неудобства.

– А оно у вас точно чистое? – вежливо уточнил Гуров и нехорошо рассмеялся.

По крайней мере, так показалось Гранину. И он перепугался еще больше.

– Ну-у… да, в общем-то… – Гранин подумал и попытался уточнить твердо и решительно: – Да, безусловно, чистое. Мне скрывать нечего. А вот вы, господин полковник, почему-то мне не верите… – Гранин для большего эффекта зачем-то даже решил всхлипнуть, но только шмыгнул носом и потупил глазки, якобы переживая великую обиду.

– Ну тогда расскажите мне про акционеров и про изменения, которые неминуемо произойдут после того, как сменится президент банка. Кто, кстати, будет новым боссом? Я слышал, что наилучшие шансы у вас, Вениамин Петрович.

– Вы тоже это слыхали? – оживился Гранин, но тут же испуганно вытаращился на Гурова. – А-а-а… откуда вы это слыхали?

– Только что сам придумал, – усмехнулся Гуров, говоря чистейшую правду и прекрасно при этом понимая, что Гранин ни за что ему не поверит.

Так оно и получилось.

Гранин подозрительно посмотрел на Гурова, покраснел, поерзал и начал заглаживать свою несдержанную реакцию.

– Я, понимаете ли, спросил только из-за того, что очень удивился тому, что услыхал… – промямлил он. – А вы о чем подумали?

– Я подумал, что у вас вполне может оказаться мотив. Мотив для убийства вашего драгоценного президента, – при этих словах Гранин остекленевшими глазами замер на лице Гурова. – Или скажем по-другому, проще. Вам вполне может оказаться выгодной смерть вашего любимого начальника. Ведь вы – один из кандидатов на его должность. И вы только что сами в этом признались.

– Плох тот солдат, который не хочет стать фельдмаршалом. Или маршалом, не помню, как точно, – тихо сказал Гранин. – Я здесь работаю для того, чтобы зарабатывать деньги и делать карьеру. А вы, господин полковник, меня подозреваете черт знает в чем, и я даже не знаю, почему я здесь с вами разговариваю. Наверное, из любопытства.

– Наверное, – согласно кивнул Гуров. – А теперь, когда мы с вами выяснили, что мы оба люди любопытные, продолжим. Ведь вы же, невзирая на мои слова, все равно сидите и разговариваете, так проясните-ка мне в общих чертах положение банка. Подробностей не нужно, я в этом мало что смыслю, да и ни к чему мне все это. Скажите просто, каково положение: хорошее, плохое, стабильное или какое-то еще. И потом отсюда будем плясать. А подробности вашей бухгалтерии будут разбирать эксперты из главка, наши то есть. И не только наши, но, как я подозреваю, ваши тоже. Итак, Вениамин Петрович, каково положение банка?

Гранин пожевал губами, посмотрел в потолок, в пол, повздыхал и наконец решился.

– Положение банка, – пробормотал он, – весьма и весьма хреновое, Лев Иванович.

* * *

Стас, после того как вырвался наконец-то из теплого семейного кружка, облегченно вздохнул пару раз и пошел по лестнице вниз. Он решил не кататься на лифте, а немного прогуляться, чтобы успокоиться и привести в порядок нервы, изрядно потрепанные только что покинутыми дамочками.

Две сестры, обе такие разные и откровенно не любящие друг друга, вконец утомили Стаса своими взаимными глупыми колкостями, подаваемыми под соусом улыбок и ужимок. Стас почему-то захотел пива.

Много пива и прямо сейчас.

Однако рабочий день еще, к сожалению, тянулся, и нужно было продолжить работу и посмотреть, не выловится ли еще что-нибудь в мутной водичке человеческих взаимоотношений.

Стас спустился вниз, сел в свой «Мерседес» и выехал со двора дома, где умер Ветринов.

Он не стал далеко отъезжать от этого дома, а занял позицию почти напротив его торца. Он закурил, посмотрел на свой сотовик и вдруг подумал: а не позвонить ли Гурову?

Покачав телефон в руке и поразмыслив, Стас решил не торопить события. Вполне могло оказаться так, что Гуров сейчас был занят важным разговором и мешать ему не следовало.

Всегда можно было успеть напороться на очередной крик и рык и попасть под руку своему раздражительному начальнику и напарнику.

Через полчаса или чуть больше он увидел, как из знакомого ему подъезда вышла Ольга, прошла с десяток шагов, повернулась к дому и помахала рукой, наверняка в душе желая всяческих благ и удовольствий своей сестре, оставшейся в квартире.

Стас покачал головой, усмехнулся и продолжил наблюдение.

Ольга прошла мимо дома в направлении «Мерседеса» Стаса, но не пошла ни к дороге, ни в сторону метро, а неторопливо, словно о чем-то размышляя, направилась к стоящему у соседнего дома «Москвичу» зеленого цвета.

При приближении Ольги «Москвич» подмигнул ей своими фарами. Стало ясно, что Ольга сюда приехала не одна. Стас зафиксировал в памяти номер машины, подождал, когда Ольга сядет в нее, и завел свой «Мерседес».

«Москвич» выбрался на трассу, и Стас поехал за ним. Ольга со своим спутником ехали в сторону МКАД.

Стас, стараясь держаться за «Москвичом» не впритык, а оставляя между собой и ним одну или две машины, ехал и размышлял о Нонне.

Эта девушка осталась в его памяти не только как подозреваемая или свидетельница вполне возможного убийства, но и еще по какой-то причине.

Стас внимательно прислушался к своим ощущениям и понял: девушка ему понравилась. Это открытие его не обрадовало.

Стас начал мазохистски напоминать себе о том, что Нонна совершенно очевидно глуповата, не отдает отчета, в какую историю вляпалась, да и внешность ее не совсем соответствовала вкусам Стаса, но на каждый довод, приводимый самому себе, Крячко с удивлением чувствовал, что внутри него поднимается что-то упрямое и говорит: «Ну и что!»

– Ну, ты только не влюбись, опер, – пробормотал сам себе Стас, – а то придется просить самоотвод от дела по статье для дураков. Эх, и поорет же Лев свет Иванович! Ну и поорет!

Самое обидное было то, что в этой ситуации Гуров был бы прав даже не на сто пятьдесят процентов, а на все триста пятьдесят.

«Москвич», пробившись сквозь обычные в это время пробки, свернул на Пречистенку и, проехав пять или шесть кварталов, остановился.

Стас тоже затормозил, увидев, что Ольга вышла, помахала рукой своему водителю, и «Москвич», перестроившись, свернул за угол на ближайшем же повороте.

Ольга, поправив на плече сумку, направилась к расположенному рядом китайскому ресторанчику.

Она скрылась внутри, а Стас, не доехав до ресторана несколько десятков метров, остановился.

Крячко не вышел из «Мерседеса», а закурил и стал ждать. Он решил, что если Ольга не выйдет через пятнадцать минут, то он сам пойдет в ресторан и попробует незаметно увидеть, с кем она встретилась. Для чего ему это надо, Стас пока не знал.

Пятнадцать минут прошли. Нужно было принимать решение.

Стас вышел из «Мерседеса», осмотрелся, и подошел к ресторану.

Это место Стасу было незнакомо, расположение помещений внутри ресторана он не знал, и поэтому был велик шанс попасться на глаза Ольге, а этого, разумеется, никак нельзя было допустить.

Потоптавшись еще минут десять, Стас подошел к двери ресторана.

Посмотрев на извивающуюся псевдоиероглифами надпись «Харбин», Стас вошел в ресторанчик и очутился в небольшом холле.

Здесь его встретил охранник самой утрированно китайской внешности, да еще и одетый соответственно. На этом черноволосом узкоглазом парнишке был темно-синий френч, брюки прямого покроя, а на ногах черные ботинки на толстой белой подошве. Охранник, наверное, только что сменился, он стоял и застегивал свою куртку.

– Русский с китайцем – братья навек! – процитировал Стас слова старой советской песни.

– Сталин и Мао слушают нас! – скупо улыбнувшись, ответил охранник строкой из той же песни, словно произнося отзыв на дурацкий пароль. – Чего надо?

– А вы хорошо говорите по-русски для китайца, – заметил Стас, вынимая удостоверение. – Наверное, вы казах?

– Почти, – согласился охранник. – Чем я могу вам помочь? – Он внимательно прочитал удостоверение, и в глазах появилась настороженность.

– Ты нелегал, что ли? – тихо спросил Стас. – Без регистрации и прописки, а может быть, и без паспорта?

– У нас с документами все в порядке, проверяют постоянно, – не совсем уверенно произнес охранник. – А могу я узнать, в чем дело?

– Да запросто, – Стас убрал удостоверение в карман и спросил: – Недавно сюда зашла девушка. Загляни в зал и скажи мне, где она.

Охранник кивнул.

– Ее ожидали во втором кабинете, но сейчас я уточню. Подождите немного.

Он с некоторым замешательством осмотрел ковбойскую курточку Стаса, его высокие сапоги и вышел из холла.

Крячко остался один и осмотрелся.

Холл представлял из себя квадратную комнату, стены которой были обиты темно-красной тканью. Поверх обивки на стенах висели картины из китайской жизни на фоне водопадов и причудливых деревьев. Несколько металлических колокольчиков с иероглифами свисали с потолка и позванивали при каждом движении дверей.

В углах стояли большие, сделанные то ли из фарфора, то ли из картона, но раскрашенные под фарфор, фигуры тигров и драконов.

Стас подумал, что название города Харбина у него ассоциируется только с Китайской Восточной железной дорогой, и еще раз осмотрелся. Изображения паровозов нигде здесь не было.

Охранник вернулся, подошел к Стасу и доверительно сообщил:

– Она в кабинете, как я вам и говорил. Беседует.

– Во втором кабинете? – уточнил Стас.

– Да, как я и сказал. Они заказали трепангов и филе барсука.

– Я рад за них за всех, – поморщился Стас. – А разве нельзя было просто жареных змей заказать? При чем тут барсук?

Охранник пожал плечами.

– Вы шутите? – спросил он.

– Ты мне скажи вот что: с кем она сейчас, как часто здесь бывает и сколько она еще здесь пробудет, по твоему мнению?

– Ваша дама сейчас разговаривает с нашим постоянным клиентом, – охотно доложил охранник. – Кто такой, я не знаю, но человек солидный. Солидных людей я вижу с первого же взгляда. – Охранник выразительно покосился на ковбойский прикид Стаса. Тот тут же заподозрил, что по стандартам этого ресторана он смотрится как человек несолидный.

Стас молча кивнул, решив пока не обострять ситуацию. Мало ли о чем может думать ненастоящий китаец?

– Бывает ваша дама, – охранник почему-то считал своим долгом напирать на слово «ваша», и Стас только усмехался, – у нас нечасто. Наш клиент встречается здесь и с другими людьми. Ну, а сколько они здесь пробудут… – охранник развел руками. – Кто ж их знает! Вдруг сейчас поругаются, и она выбежит с криком: «Подлец, загубил мою молодую жизнь!» И такой вариант возможен.

– А ты шутник, братишка, – одобрил Стас.

– Куда ж деваться, жизнь у меня такая. Веселая.

Охранник замолчал и выжидательно посмотрел на Стаса.

– Откуда можно незаметно посмотреть на мою, – Стас, теперь уже подыгрывая охраннику, выделил слово «мою», – даму и ее кавалера?

Охранник подумал.

– Только из окна кухни, если незаметно. Из двери вы будете заметны, а из окна, наверное, нет.

– Тогда веди, Сусанин, – широко улыбнулся Стас. – Или правильнее было бы сказать Сусанбеков?

– Сусанкулиев.

Охранник поманил Стаса и вышел на улицу. Стас пошел за ним.

Обойдя здание, Крячко с охранником подошли с задней стороны. Здесь, за высокими рядами ящиков, находилась металлическая дверь, служащая служебным выходом ресторана.

– Вот сюда, пожалуйста, – охранник показал на дверь. – Зайдем, потом немного по коридору, и налево будет наша кухня.

– С трепангами, барсуками и прочей херней? – уточнил Стас.

– Если закажут, то и с ней, – скупо улыбнулся охранник.

Он пробрался мимо ящиков и несколько раз в прерывистом ритме нажал кнопку звонка на двери.

Позвонив два раза, потом еще два раза, охранник чуть отошел от двери, оставляя перед ней Стаса.

Руководствуясь больше чутьем и опытом, чем видя реальную опасность, Стас тоже шагнул назад, и тут дверь распахнулась наружу сильнейшим ударом изнутри.

Если бы Стас стоял перед дверью, то этот удар пришелся бы по нему.

– Они всегда так открывают?.. – проговорил Стас и отскочил влево.

Охранник, попытавшись ударить его кулаком по голове, промахнулся, кулак пролетел перед Стасом. Противник потерял равновесие, и Стас, перехватив руку болевым захватом, заскочил ему за спину.

В этот момент из-за двери ресторана выскочили двое, тоже внешним видом то ли китайцы, то ли казахи, вооруженные палками.

– Вот тебе и салям алейкум, – пробормотал Стас и толкнул плененного охранника на нападавших.

Тот с криком попал под первые два удара палок. Стас выскочил из-за ряда ящиков во двор дома и тут увидел еще двоих.

Эти-то уже не были одеты в псевдоопереточную форму одежды.

Вытаскивая из плащей пистолеты, парни подскочили к Стасу, и пока он отвлекся на новую пару, кто-то сзади подобрался к нему, и Крячко, почувствовав жесткий удар по голове, потерял сознание.

* * *

Лев Иванович Гуров медленно вышел из здания «Оферта-банка», вынул из кармана сотовик и набрал номер Стаса. Тот не отзывался. Выругав Крячко за то, что он, как всегда, не вовремя отключает трубу, сыщик кинул телефон обратно в карман и зашагал к своему «Пежо».

Разговор с Граниным убедил Гурова в одном. Положение банка было настолько катастрофичным, что спасти его могло только чудо или счастливое стечение обстоятельств. Смерть президента банка оказалась весьма кстати. По словам Гранина, только твердолобая позиция Ветринова была препятствием к доступу в совет директоров новых людей, которые могли принести с собою мощные кредиты из конкурирующих финансовых структур.

Разумеется, за это пришлось бы расплачиваться пакетом акций банка, в результате чего доля самого Ветринова значительно уменьшилась бы, но зато банк получил бы реальный шанс выбраться из кризиса.

Гуров подъехал к зданию главка, снова набрал номер телефона Стаса и, снова не получив ответа, выругался.

В своем кабинете Гуров уже не медлил, а действовал по обдуманному в дороге плану. Позвонив дежурному по внутреннему СИЗО, он приказал привести к себе задержанного Илью Григорьевича Ржевского.

С этим парнишкой предстоял серьезный разговор. В зависимости от его результатов следовало принимать и следующие решения.

Ржевский выглядел растерянным, удрученным, но не слишком. Он скорее недоумевал, чем был напуган. Это было неплохим знаком. Было похоже, что врачу нечего скрывать.

Гуров жестом предложил Ржевскому присесть, жестом же отпустил конвойного и зашагал по кабинету за спиной Ржевского.

– Ну что, Илья Григорьевич, вы подумали? – спросил Гуров.

– Да я вообще-то всегда этим занимаюсь. Я как-то привык думать, – ответил Ржевский, и Гуров от неожиданности ответа остановился. Настроение у него немного улучшилось.

– Всегда, значит, думаете?

– Ну да, я же говорю, я привык думать. – Ржевский говорил спокойно и достойно. Это не могло не располагать.

– Ну что ж, прекрасно, – заметил Гуров. – Мне иногда очень не хватает умного собеседника.

Он посмотрел на свой сотовик, лежащий на столе, фыркнул и решил пока не звонить Стасу, может быть, тот догадается сам это сделать. Не маленький уже, можно его и не контролировать.

Ржевский промолчал, и Гуров, пощелкав пальцами, вспомнил, что отсутствие Стаса неприятно еще и отсутствием сигарет. Он досадливо крякнул и прошел за свой стол.

Сев в кресло, полковник взглянул на Ржевского.

– Я предлагаю пока просто поговорить, а затем будем вести протокол, все как положено. Вы не против?

Ржевский пожал плечами:

– Да как знаете… Я, в общем-то, не опытный в этих делах…

– Давайте-ка вернемся к самому началу. Скажите мне, зачем Анатолий Анатольевич велел вам иметь с собой все ваши препараты? Он реально боялся отравления?

– Ну да. Я так думаю.

– А почему? Были прецеденты?

Ржевский задумался.

– Вы знаете, господин полковник, – он помялся, соображая, – тут, наверное, дело вот в чем. Каждый думает о большей или меньшей степени вероятности той или иной угрозы для собственной жизни. Если, например, взять меня, то для меня самым вероятным было бы попасть под машину. Я имею в виду дорожно-транспортное происшествие.

– Это еще почему?

– Сейчас объясню.

– Ну-ну, любопытно, – Гуров устроился удобнее.

Ржевский пошел на контакт, и это было явным плюсом. Таких людей Гуров уже неоднократно встречал в своей практике. Как показывал его многолетний опыт, люди типа Ржевского обычно не бывали преступниками, но как раз они-то частенько бывали теми, которыми преступники пользовались. Использовали их втемную, как говорилось на жаргоне. Нужно было разрешить загадку участия или неучастия Ржевского в этом деле и сделать это как можно быстрее.

– Ну так вот. – Ржевский начал объяснять. – Вы понимаете, что меня убивать, в общем-то, не за что. Убивают чаще всего или из-за денег, которых у меня нет, или из-за ревности, а я не женат и с личной жизнью у меня… – Ржевский помялся и закончил: – Все нормально и без напрягов. У меня как-то не получалось знакомиться с девушками, из-за которых меня могли бы убить или хотя бы избить.

Гуров слушал Ржевского и удивлялся. Было похоже, что парень не совсем отдавал себе отчет в происходящем и прежде всего в том, что он, по сути, является одним из основных подозреваемых.

Гуров покивал, соглашаясь.

– Да, я все понимаю. Бывает, что и убьют. Продолжайте, пожалуйста.

– Ну так вот. Если мы все-таки допустим вероятность, что убьют конкретно меня, то вероятность эта мала, потому что меня могут убить, только если спутают с кем-нибудь. А с кем меня можно спутать? Я живу скромно, одеваюсь сами видите как. Предположить, с точки зрения киллера, что я так хитро перекрываюсь и нарочно еду до офиса на метро, чтобы потом разъезжать по городу в машине рядом с толстым охранником, – ну, это уж слишком круто. Единственное, от чего я могу погибнуть, так это только от ошибки водителя. Так получается.

– А к чему вы развили такую речь? – спросил Гуров.

– А к тому, что Анатолий Анатольевич рассуждал приблизительно так же. Вы же спросили, почему он боялся ядов, так я поясняю. Это, по его мнению, была единственная реальная вероятность его убийства. Потому как Анатолий Анатольевич был постоянно в помещениях – или дома, или в банках. Еще он много времени проводил в машине, но его машину охраняют, точнее говоря, охраняли и днем, и ночью. В гараже у него дома есть специальный подъемник. Когда он приезжает, то водитель в его присутствии загоняет машину на подъемник, и она поднимается к потолку, а потом гараж опечатывается в присутствии шефа. Охрана постоянно стоит у дверей.

– Круто, – согласился Гуров, – но одновременно и глупо. Охрану можно подкупить, запугать, да мало ли что. Кроме того, ваш шеф ведь не только садился в машину, но и выходил из нее. А это как раз очень удобная возможность для снайпера.

– Согласен, – кивнул Ржевский. – Но вы так говорите, потому что не видели нашего Ветринова. Это же была целая история – как он выходил из машины. Например, с банком-то все было ясно: он въезжал во внешний двор, а дальше для него был построен еще внутренний двор с крышей, он там и выходил. А вот когда шеф приезжал к Нонне, то сперва из машины выходил охранник и проверял подъезд, потом шефу давалась отмашка, и он почти что выбегал из машины и сразу в подъезд. Вот так.

– Не могу одобрить его поведения, – заметил Гуров. – Он такими финтами просто показывал всем, какой он трус, но степень своей безопасности не увеличивал.

– Не знаю, – Ржевский отклонился к спинке кресла. – Ну, в общем, вот мы и подошли к тому, что я и сказал ранее. Сам Анатолий Анатольевич вычислил, что если его захотят убить, то скорее всего его отравят. Поэтому и взяли на работу меня.

– Как я понимаю, питался ваш шеф с такими же осторожностями, как и… – Гуров замолчал, подыскивая слово, но Ржевский, улыбнувшись, помог ему.

– Так же, как и жил, – сказал он.

– Согласен, – сказал Гуров. – Но все-таки, когда мы выяснили все эти пикантные подробности, ответьте мне, пожалуйста, на вопрос: кого боялся Ветринов? От кого он так перекрывался? Ведь нельзя жить и каждого человека опасаться.

– Он боялся всех, – спокойно ответил Ржевский. – Его любимой темой разговора, я имею в виду после темы покушать, был разговор о том, что все продажны, всех можно купить и перекупить, продать и перепродать.

– Весельчак был Анатолий Анатольевич.

– Да уж.

– Ну а кто стал бы перекупать всех, кого он называл? Кто именно? Ну, например, – Гуров улыбнулся, – его теща, его жена, Нонна… кто конкретно?

– Но только не Нонна, – Ржевский высказал это резко, и Гуров с интересом взглянул на него. Ржевский, встретив взгляд Гурова, покраснел.

– Я хотел сказать, что ей это было бы невыгодно, да и вообще, не такой она человек, чтобы… чтобы убивать… Проще уж заподозрить меня.

– Вот как? А почему?

– Ну, почему… – Ржевский растерялся, подумал и смело закончил: – Ну, потому что, например, я ученый, исследователь и…

– И вам было любопытно посмотреть, как действует один из известных вам ядов? – усмехаясь, закончил Гуров. – Как хорошо вы себя оговорили. Зачем вам это?

– Я просто привел пример! – воскликнул Ржевский.

– А мне не надо просто примеры приводить! – рявкнул Гуров.

Ржевский от неожиданности вжался в спинку кресла и испуганно заморгал.

– Я задал вам конкретный вопрос! Я спросил: кого опасался Ветринов? Кого он подозревал в возможностях подкупить своих людей?

Ржевский, все так же сжавшись, посидел в кресле, подумал и пробормотал:

– Конкурентов.

– Прекрасно, – одобрил Гуров. – До этого мы еще доберемся. Еще кого?

– Жену, – начал перечислять Ржевский, – тещу, но ее особенно Анатолий Анатольевич не опасался, она редко к ним ходит… Ну, кого еще. Наверное, брата, потому что брат – один из его наследников. Детей у Анатолия Анатольевича нет. Не было.

– Хорошо, – вздохнул Гуров. – Как я понял, весь мир хотел смерти Ветринова.

– Да, примерно так.

– А, например, Гранина, своего заместителя, он тоже подозревал?

– Вы знаете, нет, на него только ругался. Дело в том, что Вениамин Петрович – человек, обремененный семьей и родственниками жены, и ему слишком уж не до того, чтобы еще и строить коварные планы. Элементарно не хватает времени человеку, успеть бы разобраться со своими многочисленными бабами.

– Так считал Ветринов?

– Да, так считал Анатолий Анатольевич.

Гуров позвонил, и им принесли кофе.

Ржевский повеселел. Гуров же, найдя в столе Стаса сигареты и снова вспомнив о своем исчезнувшем напарнике, похмыкал, закурил и продолжил беседу:

– Ну, хорошо, тогда давайте разберем случай, произошедший сегодня. Сегодня оказалось, что вы были на месте, но оказались бесполезны. Почему? В чем же тогда состояли ваши обязанности, если яд… – Гуров помедлил и произнес: – Самый обыкновенный цианистый калий, яд очень известный, вдруг оказался в нужном месте в нужное время, а вы остались не у дел.

– Ну, надо же понимать, – Ржевский слегка улыбнулся, но было заметно, что эта линия разговора ему не нравится. – Надо же понимать, что имелось в виду, когда решался вопрос о постоянном присутствии врача. Нельзя предугадать все случаи. Я всегда делал анализы еды, которую приносили в кабинет Анатолию Анатольевичу, но когда, например, он встречался в ресторанах с деловыми партнерами, то я просто ждал в машине внизу. Анатолий Анатольевич ел только то, что ели его партнеры, и ничего больше… Если же после встречи у него были какие-то проблемы, то я быстренько делал анализы и принимал медикаментозные меры. Если считал нужным. Но, между нами говоря… – Ржевский даже покраснел и понизил голос, настолько, похоже, парень стеснялся самого себя и своих простых хитростей. – На самом деле, если я видел, что все нормально, то давал или слабительное, тогда Анатолий Анатольевич очень хвалил меня за работу, или, наоборот, давал успокаивающее, и тогда он… ну, короче, шел спать.

– Успокаивался то есть.

– В какой-то мере, безусловно.

– Что из себя представляет жена, то есть теперь уже вдова Ветринова? – спросил Гуров.

– На мой взгляд, абсолютно неинтересное существо, – ответил Ржевский. – Она очень больной человек. Невроз, я думаю. Отягощенный истерией по причине некорректного поведения мужа.

– Это интересно, – пробормотал Гуров. – А кроме нее и брата, больше родственников у Ветринова нет?

– Мне больше никто неизвестен.

– Что вы можете сказать о брате?

Ржевский помялся и тихо спросил:

– Можно мне сигарету? Я себе не успел купить…

– Да, пожалуйста, – Гуров пододвинул пачку сигарет к Ржевскому, – тем более что они не мои, а полковника Крячко.

– А этот полковник…

– Помните мужчину в короткой курточке и в сапогах, как у д'Артаньяна? Так это он.

– А он… этот полковник… – Ржевский неожиданно покраснел, затем побледнел и замолк. Гуров, прищурившись, взглянул на него.

– Что вы хотели спросить? – Сыщик протянул Ржевскому зажигалку, тоже найденную в ящике стола у Стаса.

– Я… хотел… – повторил Ржевский, прикуривая. – Он, этот ваш полковник, сейчас где? Когда я… когда меня увозили, он оставался у… в квартире.

– Может, до сих пор там еще и торчит, – раздраженно бросил Гуров, – никак не могу ему дозвониться.

Он взял свой телефон со стола и набрал знакомый номер. Подождав и послушав длинные гудки, полковник отложил телефон.

– Или отключился, или не слышит, – резюмировал он. – Но при нашей работе такое бывает.

– Зачем же отключать телефон? – пробормотал Ржевский. – Зачем же его отключать, если он есть?

– Да мало ли, – Гуров внимательно изучал изменение расцветки лица Ржевского и решил не шутить, а ответить почти правду. – Бывает же так, что лежишь в засаде и вдруг звонит телефон. Сами понимаете, зачем это нужно?

– Лежишь, и звонит телефон, – убитым голосом повторил Ржевский и опустил голову.

– Вы хотели мне рассказать о брате вашего шефа, – напомнил ему Гуров, постучав пальцем по столу.

– О брате? – повторил Ржевский. – А что о нем говорить? Обычный… обычный научный работник. Историк, кажется. Или философ. Не помню, в общем, что-то такое…

– Где он работает? В вузе? В каком?

– Александр Анатольевич? Нет, не в вузе. Он вообще-то хозяин маленького магазинчика где-то на проспекте Мира. Но я там не был, я только пересказываю, что слышал.

– А говорите, историк!

– Он историк, кажется, кандидат наук. Если бы у него бизнес шел хорошо, он был бы бизнесменом, а так только постоянно рассказывает о своих неудачах. Конечно, историк!

Гуров рассмеялся. Он не ожидал от Ржевского такого неожиданного юмора.

– Историк, значит, – повторил он. – Это интересно. А чем же торгует его магазин?

– Не помню, кажется, едой.

– Едой?

Глава третья

Стас не потерял сознание.

То ли череп у него оказался покрепче и позакаленней, чем думали эти братки, то ли просто удар прошелся вскользь, что вероятней всего, но он почти все нормально видел и почти нормально соображал, только движения были заторможены. И все-таки в голове было не совсем свежо, а очень даже туманно и вдобавок подташнивало.

Стас закрыл глаза и притворился полностью потерявшим сознание. И почувствовал, что на самом деле начал его терять. По чуть-чуть. Понемножку.

Выпрыгивать одному против четырех, на их территории, да еще в тесноте, – эти подвиги удачи сулили мало. Такие классы рукопашного боя мог показывать только хронически улыбающийся Джекки Чан, да и то – в киношном варианте. А как он действует на самом деле – это Стасу было неизвестно. Да сейчас его этот вопрос занимал мало. Не сдохнуть бы. Или оклематься слегонца да погибнуть героически, если удрать не получится.

Стаса затащили через дверь в ресторан и поволокли по бетонной лестнице куда-то вниз.

– Какой тяжелый козел попался, – пропыхтел над ним грубый голос, и Стаса, несколько раз задевшего локтями и коленями о стену, наконец вволокли в какую-то комнату и бросили на жесткий пол.

Возникла тишина, затем негромкие шаркающие шаги, и на слух Крячко определил, что в комнату вошел еще один человек.

– Это он?

Голос пришедшего мужчины был приглушенным и спокойным. В нем чувствовались сила и уверенность.

– Да, шеф. Он самый, – ответил кто-то из присутствующих.

– Что-то на пижона похож. Курточка пижонская, сапожки пижонские… Вообще, по прикиду, – полный дешевый фраер, в натуре, – задумчиво проговорил первый голос. – Почему вы уверены, что это мент?

– Так сказал Павел, – ответил шефу тот же голос.

– Мало ли что ему покажется со страху, вашему Павлу, – проворчал шеф. – Что у него было в карманах?

После секундной растерянной паузы над Стасом наклонились и начали обшаривать его карманы.

– Вот, шеф.

Стас застонал и закачал головой, чувствуя, что одурение от удара с него сходит медленно и волнами. Тошнота же, наоборот, усилилась.

– Ни хрена себе, полковник из главного управления! – тихо присвистнул тот, которого называли шефом. – Да вы что, ребятки! Неужели такой человек сам пойдет на работу для сявок?! Это точно не мент! Сразу же видно! И ксива у него левая!

Снова вокруг Стаса образовалась тихая угрожающая пустота, тут же он почувствовал удар по голове и улетел.

Когда Стас очнулся, то первое, что он осознал, было жуткое неудобство от тяжести в затылке и от бесконечного холода.

Тяжело открыв глаза и осмотревшись, как смог, Стас увидел, что лежит он на запыленном бетонном полу, вокруг него бетонные стены, а на потолке… Крячко прищурился, поморгал и еще раз посмотрел, потому что свет был неяркий, и разглядел тоже бетон. И на потолке бетон.

Вспомнилась некстати фраза Иоанна Грозного из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «Замуровали, демоны!»

Все это не утешило, не развеселило, однако нужно было порадоваться, что он еще жив, как кажется, и, поработав руками и ногами, Стас убедился – точно, жив и здоров.

Тоже, как кажется.

Приподнявшись сперва на локте левой руки, а затем и полностью встав на ноги, Стас схватился руками за затылок. Голова болела и, казалось, начинала трещать по всем своим швам от самого малого движения не только тела, но и мысли.

Упершись рукой в шершавую холодную стену, чтобы не качало, Стас осмотрелся более внимательно.

Как ему показалось, находился он на стройке. Двери в его помещении не было, а вместо нее был только дверной проем с грубыми неоштукатуренными краями.

Покачиваясь и отталкиваясь плечом от стены, Стас пошел к выходу, по привычке ощупывая карманы своей куртки. Сигареты оказались на месте.

Закурив и почувствовав себя психологически лучше, Крячко вышел на лестничную клетку и начал спускаться по лестнице вниз, продолжая лазать по карманам. Во внутреннем кармане он нашел удостоверение, вынул и просмотрел, – точно, его удостоверение. Его собственное, полковника Крячко.

Тут же Стас ощутил в правом боковом кармане пиджака пистолет.

Выдернув пистолет и затем магазин, Стас убедился, что на первый взгляд все нормально и все на месте. Понюхав ствол и не ощутив запаха гари, Стас безнадежно загрустил. Дело пахло откровенной подлянкой, если уж не пахло гарью. Для чего было возвращать ему пистолет?

Совсем уже сомневаясь и в реальности, и во всем на свете, Стас засунул руку в правый внутренний карман куртки и вынул оттуда свой сотовик. И он был на месте!

Стас нажал кнопку, телефон ожил и тут же скандально заверещал и зачирикал своим тренькающим сигналом.

– Да! – отозвался Стас, прикладывая телефон к уху и продолжая спускаться по лестнице.

– Ты где был, твою мать?! – заорал телефон голосом Гурова, и это сразу же примирило Стаса с окружающей действительностью. Все-таки есть в мире что-то стабильное, от чего можно отталкиваться, как от стены, чтобы не ощущать себя полностью потерянным. – Ты где находишься? Я весь день не могу до тебя дозвониться! Ты пьян? Стас!!

– Я тоже не могу до себя дозвониться, – сказал Стас и вышел из подъезда. Посмотрев на вечернее небо, он опустил глаза и невдалеке, на строительном пустыре, увидел свой «Мерседес», стоящий как ни в чем не бывало.

– Ну ни хрена себе, сказал я себе, – озадаченно пробормотал Стас и осмотрелся.

Он на самом деле находился в незнакомом районе и не соображал даже, где тут север, где юг, где – ближайшая трасса.

– Стас! – уже более-менее спокойным голосом позвал его Гуров. – Стас, все в порядке?

– В общем, да, только не совсем, – пробормотал Стас, снова начиная всматриваться в свой «Мерседес».

– То есть? Не понял! – терпения Гурова хватило ненадолго. Он снова заорал: – Ты будешь отвечать нормально или нет?! Ты точно трезвый?

– Точно, точно. Приеду, расскажу, только пока я не знаю, в какую сторону ехать. Но определюсь через пару минут. Ты где?

– Я у себя дома. Уже дома, Стас. А ты действительно уверен, что ты трезвый?

Мысль была интересной. Стас остановился, поднес руку ко рту, выдохнул воздух и понюхал его. Черт его знает, вроде подозрительным ничем не пахло.

– Кажется, да. Но полной уверенности уже нет. Я сейчас попробую подъехать и тогда кое-что расскажу. Есть, в общем, что поведать.

– Я уже понял, – проворчал Гуров, явно успокаиваясь. – Ты, кстати, что-нибудь слышал о превышении служебных полномочий и нежелательности неформальных отношений со свидетелями?

Стас нахмурился, спешно соображая, к чему это Лев Иванович начал напоминать обо всем этом.

– Если ты думаешь, что я завис у какой-то женщины, то, к сожалению, ты не прав, – сказал он. – К очень большому моему сожалению. Зависа не было.

– М-да? – очень недоверчивым тоном переспросил Гуров и заторопился: – Ну, в общем, приезжай, поговорим. А за руль лучше не садись в таком состоянии. А то еще что-нибудь забудешь. Где я живу, например. Или как меня зовут.

– Не забуду, – буркнул Стас.

Посмотрев на свой «Мерседес» с нехорошим подозрением, Стас решил последовать совету друга и не искушать судьбу еще раз. Приключений на сегодня хватало. И, кажется, даже с переизбытком.

Крячко кое-как отряхнул запачканную белесой цементной пылью куртку и брюки, засунул руки в карманы и побрел к трассе, видневшейся неподалеку. Он шел и думал, что вот сейчас, или минуту спустя, или две минуты спустя, но его «Мерседес» должен будет взорваться со страшным грохотом, раскидав в разные стороны железочки и пластмассочки. А в него самого, в Стаса Крячко, должны начать стрелять из-за какого-нибудь ближайшего угла.

Однако ничего подобного не произошло.

Стас дошел до дороги, остановил первую же машину, упал на заднее сиденье и назвал домашний адрес Гурова.

– Ну ты даешь, мужик! – восхитился водила, оборачиваясь и внимательно высматривая лицо Стаса в полумраке салона. – А ты знаешь, сколько тебе это будет стоить?

Стас вздохнул, вынул кошелек, наличие которого он уже проверил, и начал пересчитывать купюры, следя за выражением лица водилы. На счете «шесть» водитель посерьезнел, кивнул и развернулся.

– Так бы раньше и сказал, – словно нехотя заметил он. – А можно деньги вперед? А то… ну, в общем, всякое бывает. Время-то нынче какое, сами знаете.

– Знаю, – согласился Стас и передал деньги. Водитель, подняв ладонь, принял их, просмотрел и погнал машину.

Вскоре Стас, высматривая окрестности из окна, узнал, где он находится. Это был маленький непутевый городок с диким названием Долгопрудный.

Зазвонил сотовик. Водитель вздрогнул, взглянул на Стаса через зеркало заднего обзора и успокоился.

Снова звонил Гуров.

– Ну что теперь скажешь? Определился, на какой стороне Луны находишься?

– Определился, – спокойно ответил Стас, – я в другом городе.

– В каком?! – заорал Гуров. – В каком еще «другом городе»?! Совсем уже охренел, что ли?

Стас заметил, что водитель улыбается, прекрасно слыша голос Гурова.

– Наверное, совсем, – смиренно согласился Стас. – Я в Долгопрудном. А еду сейчас к тебе на патриотичном «Москвиче», свою телегу оставил рядом с новостройкой. Там еще напротив какой-то аттракцион расположился, вроде луна-парка, или что-то наподобие. Короче, красиво и для детей предназначено. И заборчик невысокий металлический.

– Ну и что? – не понял Гуров.

– Да я так просто, – ответил Стас. – Ты попросил бы ребят проверить мою машинку, вдруг там где-нибудь подарочек лежит, или к проводам зажигания подключен, или под днищем прилеплен. Всякие же шутники на свете есть.

– Понял, – быстро ответил Гуров. – Сейчас же позвоню. А сам ты как?

– В прекрасном расположении духа, – ответил Стас. – Ты знаешь, самое последнее воспоминание у меня такое… – Стас помялся. – Как бы тебе сказать, чтобы ты понял.

– Ты не тяни резину! Телись давай! – заорал Гуров, заподозрив, что Стас собирается шутить. Шутка означала бы, что Стас в полном порядке, но не раздражаться на его шутки Гуров уже не мог. Каждый имел свои привычки.

– Понимаешь ли, Лев Иванович… – раздумчиво проговорил Стас, максимально набивая цену своей предстоящей информации. – Последнее, что я помню, это то, что меня три раза пижоном обозвали, а потом – все, туман и амнезия. Только голова побаливает. И вот думаю я в сердце своем: а стоит ли вспоминать, что дальше-то было? Боюсь, понимаешь ли, травмы психологической. Может, оставить все как есть? Спокойнее будет, однако.

Водитель «Москвича» громко фыркнул и наклонился ниже над рулем.

Гуров помолчал, подумал, видимо, потом сухо сказал:

– Ну, приедешь, Стас, и поговорим. Обо всем. И об этом тоже. А к машине я пошлю, кого следует. Не волнуйся.

После этого он отключился, а Стас закурил и начал смотреть в окно. Вокруг него раскладывался вечерний город. И, кажется, это уже была Москва.

К дому Гурова они подъехали через полчаса, и Стас, ощущая внезапную непреодолимую усталость, пошатываясь, вышел из машины и побрел к знакомому подъезду, понимая, что доберется вот сейчас он до кухонного табурета в квартире у Льва Ивановича Гурова, сядет он на этот табурет и больше не встанет – уснет, и никакие гуровские крики и вопли его не разбудят. Да пусть хоть оборется дорогой товарищ полковник.

Гуров ждал Стаса у распахнутой двери квартиры. Он видел, как Стас вышел из «Москвича», и по походке определил: что-то и в самом деле не в порядке, не придуривается напарник.

Гуров не верил, что Стас пьян, слишком уж все необычно было аранжировано. Не в стиле Стаса.

– Что с тобой? – спросил Гуров, пропуская Стаса в квартиру.

Стас пожал плечами и начал стягивать с себя куртку.

Свою ковбойскую шляпу Крячко положил на вешалку, пригладил волосы и нащупал на голове сзади крупную шишку.

– О! – сказал он, нагибаясь и стягивая сапоги. – Новая выпуклость на черепе появилась. Умнею, не иначе.

– Это тебе вряд ли грозит, – искренне засомневался Гуров. Он протянул руку, тоже нащупал шишку, присвистнул и пошел в кухню за аптечкой.

– Ты там не рухнешь в обморок? – крикнул он. – Подожди, я сейчас примочки приготовлю!

– А ты медсестричку тоже приготовишь? Мне требуется эта проце-дура, как не знаю что…

– Нет. Пока не приготовлю, – ответил Гуров из кухни.

– Тогда какой же смысл рухнуться в обморок? – Стас стащил оба сапога, залез в тапочки и тоже пошел в кухню. – Чтобы потом слушать твои крики? На фиг не надо. Если бы ты позаботился о болящем товарище и заранее пригласил бы соответствующий персонал, пусть даже и мед… А так… – Стас махнул рукой и сел на табурет. – А где твоя Мария? Я думал, она дома!

– На репетиции Мария, где же ей еще быть. – Гуров посмотрел на настенные часы. – Скоро поеду за ней. – Он приложил к шишке Стаса тампон, смоченный синеватой жидкостью. – Держи, пострадавший. Полегчает. Так в аннотации написано.

– Верю, верю аннотациям, – сокрушенно вздохнул Стас. – Что у нас на сегодняшний вечер? Чай или кофий?

– Ну и гости нынче пошли, – усмехнулся Гуров. – Тебе, я думаю, для начала сто граммов не помешает. А потом поговорим о чае с кофием. Не согласен?

Стас промолчал.

Гуров открыл холодильник, вытащил оттуда початую бутылку «Кристалла».

– Не помешает, – закивал Стас, – ой, как не помешает. Хотя и персонал не помешал бы тоже… А как же ты за Марией поедешь?

– Так и поеду, – ответил Гуров. – Я с тобой пить не собираюсь, у меня с головой пока все в порядке.

– Искренне радуюсь за вас, господин полковник, – ответил Стас, глядя, как Гуров нарезает хлеб и колбасу на разделочной доске. – Только позвольте вам заметить, что мне в моем скорбном положении даже двести граммов – это как водичка в жару. А триста – самая та доза, от которой…

– От которой ты и скопытишься, – оборвал Гуров треп друга. – Пей, закусывай, докладывай. И только после этого, повторяю, только после доклада, можешь рассчитывать еще на полстакана.

– Да я прямо сейчас на них и рассчитываю, – усмехнулся Стас. – А получу?

– Ты еще ничего не сказал, а торгуешься. Получишь!

– Еще раз поверю великому Гурову. Авось не обманет!

Стас выпил, начал жевать бутерброд, а Гуров заходил по кухне вперед-назад, ожидая, когда же Стас начнет рассказывать о своих делах.

– Ну, хватит жрать! – не выдержал Гуров, видя, что Стас слишком увлекся бутербродом. – Пока я буду ездить за Марией, можешь хоть весь холодильник обгрызть, снаружи и изнутри! Что случилось?

Стас в немногих словах обрисовал все, что с ним приключилось.

Гуров слушал, не перебивая, и только покачивал головой, осмысливая произошедшее.

Когда Стас закончил, Гуров помолчал, подумал и налил Стасу еще порцию в опустевший стакан.

– Ты глянь, неужто и Гурова проняло! – проговорил Стас. – Бывают же чудеса на свете! А мне говорили, что их нет! Врали, сволочи, как всегда! А я верил, наивная душа!

– Как оцениваешь свои приключения? – спросил Гуров, дождавшись, когда Стас снова выпьет.

Стас пожал плечами.

– Маниаки, Иваныч! Извращенцы! Уроды! – проговорил он с набитым ртом, поэтому его слова прозвучали скомканно и невнятно. Но все равно понятно.

Гуров усмехнулся.

– А если подумать?

– Ну, тогда в обратном порядке… Как я там говорил? Ах, да! Значит, на первом месте уроды, на втором извращенцы, ну и дальше по списку.

– Да, с тобой все ясно, – Гуров встал с табурета и прошелся по кухне. – Не звонили пока еще ребята, которых я послал посмотреть на твой «Мерс», но мне почему-то кажется, что не будет там взрывчатки. А вот какой-нибудь компромат наподобие тебя в голом виде с голыми же мужиками… – Гуров с удовольствием взглянул на вытянувшуюся физиономию Стаса. – Ну, шучу, шучу… Ты в таких делах не замечен, поэтому я думаю, что фотографии будут с бабами.

Стас передохнул с облегчением.

– Ну вот, это совсем другой расклад! За это и пострадать не так стыдно! А если еще парочка фотографий будет, где я с негритянкой, а еще лучше с двумя, то я на память их сопру! И пусть Петр хоть выговор объявляет – не отдам! Под расстрельную статью пойду, а свои фотографии с двумя негритянками не отдам – и все!

– Все шутишь!

– Нет, я плакать должен! – огрызнулся Стас. – Рыдать и бить себя в грудь! Был, типа, значит, в непотребном к соображению состоянии, потому как по головке грохнули! Смешно до коликов в желудке!

– Если не фотографии, то, возможно, еще что-то любопытное тебе подкинут. Вроде наркотиков, – продолжил Гуров.

– Не хочу наркотиков, – затряс головой Стас и взял третий бутерброд, – меня женщины устраивают больше. Верни предыдущий вариант!

– Ты так жадно ешь, что напоминаешь мне одного моего знакомого. Я с ним сегодня пообщался немножко в банке. Этот парниша жрал без перерыва почти два часа. Когда все кончилось у него в тарелке, мне показалось, что он сейчас скатерть начнет жевать.

– Ну и как? Начал? – деловито поинтересовался Стас.

– Не было скатерти на том столе! – ответил Гуров. – А то бы точно сжевал… Ну а по твоему приключеньицу мне представляется следующее. Ты, похоже, случайно, как оно у нас и бывает иной раз, наткнулся на совсем другое дело. Что-то вроде нелегальщины. Или из той же оперы… Тебя приняли не за того, кто ты есть на самом деле.

– Я слышал, за кого меня приняли, – грустно сказал Стас. – И уже доложил по команде. Повторить прикажешь?

– Прекрати, наконец, кривляться! – прикрикнул Гуров. – Тебя если и приняли за мента, то за мелкого.

– И коррумпированного притом, – добавил Стас.

– Не исключено. И повели себя соответственно. А когда посмотрели в твои документы, то поняли, что лоханулись. Опер из главка… Я так думаю, что после твоей идентификации у братков встал вопрос, а что же с тобой делать!

– Ой, к самому больному моменту подходишь, Лев Иванович! – простонал Стас. – Ради нашей дружбы, будь осторожен в предположениях!

Стас протянул руку, взял батон хлеба, лежащий на столе, отломил от него кусок и начал жевать.

– Подожди ты! – Гуров достал из холодильника и бросил на стол оставшуюся колбасу. – На, ешь прилично и содержательно!

– Дай тебе бог здоровья, добрый человек! – Стас отрубил приличный кусок колбасы и положил его сверху на свой ломоть хлеба. – Ну вот, – вздохнул он. – Теперь новая проблема: как все это в рот запихать!

– Сообразишь, – Гуров улыбнулся и сказал: – После того как тебя вывезли на это строительство и все вернули, этим ребяткам нужно было бы обеспечить такое положение вещей, чтобы ты не захотел возвращаться с разборками.

– Но не убили же, – заметил Стас. – Значит, точно скомпрометировали, суки!

– Или же предложили тебе взятку за моральный ущерб! – закончил Гуров.

Стас застыл с куском во рту, медленно дожевал и обиженно проговорил:

– Что же ты раньше мне этого не сказал?! В карманах ничего лишнего не было. Стало быть, в машину положили! Мог бы предупредить еще по телефону!.. – Стас помолчал и мечтательно спросил: – А как ты думаешь, операм из главка большие взятки дают? Я же все-таки полковник с хорошими характеристиками! У меня благодарности есть. Я даже в комсомоле был!

Зазвонил телефон у Гурова в кармане.

– Вот сейчас и узнаем, – сказал он, вынимая телефон и разворачивая его.

– Ты им скажи, – Стас помахал рукой, – пусть лучше пересчитают! Интересно же знать, сколько ты стоишь! Но все равно не доплатят! Я уверен!

– Да! – Сказал Гуров в телефон. – Да, я. Слушаю!

– А может быть, там, в «мерсе», и женщины были! – мечтательно проговорил Стас и постучал себя ладонью по лбу. – Никогда себе не прощу, что даже одним глазком не решился заглянуть! Э-э-эх!.. – он взглянул на посерьезневшее лицо Гурова и снова принялся жевать.

– Да, понял, – сказал Гуров в телефон. – А больше ничего не было?.. Вы уверены?.. Ну, пока. Удачи!

Гуров сложил телефон и весело взглянул на Стаса.

– Молчи! – потребовал тот. – Не трави душу, опер! Я знаю, что там были две топ-модели и два ящика шампанского! О, горе мне!.. Я не переживу такой правды! Лучше не рассказывай!.. Ну, ты что молчишь? Я долго буду ждать? Говори быстрей!

– Мне доложили, что у тебя в машине обнаружен махонький сверточек, – сказал Гуров, усмехнулся и сел на табурет. – А в сверточке…

– Ну! – спросил Стас. – Что там в сверточке? Ну, не томи!

– Деньги, Стасик, деньги там в сверточке! И сумма такая заманчивая… Пятьдесят тысяч!

– Что?! – заорал Стас. – Какой-то вонючий полтинник баксов мне?! Мне?! Ну все! – Стас протянул руку, помедлил и решился, взял весь остаток батона. – Я объявляю им войну не на жизнь, а на полное уничтожение к чертовой матери! Пятьдесят тысяч долларов полковнику главка! Обладателю почетного значка и двух почетных грамот от самого замминистра! Охамели! Совесть совсем потеряли на хер! Или они цен не знают! – Стас не выдержал и сам же и рассмеялся.

– Не долларов, Стас, не долларов, – сказал Гуров.

– Евро? – уточнил Крячко. – Тогда они полные свиньи! Да моя шишка на башке дороже стоит. На порядок дороже! Не меньше!

– Пятьдесят тысяч рублей, – медленно произнес Гуров, и Стас замер, осмысливая эти слова.

– Ну ни хрена… – задумчиво проговорил он.

– Вот именно. То же самое и я могу сказать, – Гуров взял пачку у Стаса и выбил себе сигарету. – Демонстративно низко оценили. Словно приглашают тебя еще раз зайти в это китайское кафе. И уже не просто так, а с полным набором проверок.

– И с ОМОНом, – хмуро добавил Стас.

– И с ОМОНом, – согласился Гуров.

– Персонал весь положить, менеджерам намять бока, директору побить морду, – заключил Стас.

Гуров молча кивнул.

– Слышь, Иваныч, а ты не наврал, – Стас внимательно взглянул на друга, – точно рубли положили?

Гуров еще раз молча кивнул.

– Это у них какая-то своя игра. И они явно ожидают, что с утра у китайцев начнется веселая жизнь, – решительно сказал Стас. – Вот ведь гады какие! Теперь придется не спать и думать: зачем им это нужно!

– Вот ты и думай, ты же умный, – Гуров взглянул на часы и пошел в коридор. – Я поеду за Марией, вернусь, если ничего не надумаешь, будем думать вместе.

– Угу, – проворчал Стас. – Если сунули такие смешные бабки, значит, точно ждут утречком с наездом. Зачем им это надо?

– Потом поговорим!

Гуров накинул на себя плащ и вышел, захлопнув дверь.

Стас посидел, подумал, пожал плечами и встал. Он подошел к разделочному столу, снял с него электрический чайник, налил в него воды и, поставив чайник на подставку, нажал кнопку.

– Китайцы еще эти, – пробормотал он. – По улице ходила большая крокодила… Увидела китайца и – хвать его за… ухо… Она! Она! Веселая была-а!

* * *

Утром, после короткого, но содержательного совещания все в той же кухне, было решено, что Стас сегодня занимается исключительно девушками, если ему так уж этого хотелось накануне.

– Поговори ты с этой Ольгой подушевней, – посоветовал Гуров. – Многого не жду от разговора, но по злобе своей она может что-нибудь ляпнуть любопытное, сама того не понимая.

– А с Нонной можно тоже подушевней? – робко спросил Стас, принимая из рук жены Гурова, Марии Строевой, давно уже попривыкшей к таким интермедиям, чашку с кофе. – Спасибо большое.

– А потом поедешь к Нонне, – согласился Гуров с предложением Стаса. – Только не увлекайся чересчур. Что-то мне глазки твои масленые не нравятся.

– Это потому, что я хорошо выспался, – заявил Стас. – И кормят меня здесь неплохо. Можно я буду к вам каждый день приходить кушать?

– Можно, – согласился Гуров. – Но чтобы каждый день была новая шишка.

– Ох, и кровопивец! – укоризненно покачал головой Стас. – Ну можно ли быть таким суровым? Я ведь только покушать попросил!

Мария села за стол и улыбнулась.

– Смотрю я на вас, ну, все как дети: ругаетесь, ругаетесь…

– Это все видимость, мираж, иллюзия, – сказал Стас и кивнул Гурову: – Подтверди!

Гуров кивнул.

– Эта Ольга уже, возможно, проинструктирована, – заметил Гуров, – но, может, они и не рассчитывают, что ты поедешь к ней, а не к ним. Эффект внезапности. Есть шанс, что сработает.

– Вот и поговорили, – вздохнула Мария. – Что за жизнь у меня с этим полковником!.. Тебе, Стас, еще кофе подлить?

Стас кивнул:

– Обязательно! Мне у вас нравится, ребята. И всегда нравилось.

– Не подлизывайся! – указал Гуров.

– И не думал даже! – фыркнул Стас. – А похвалить твою жену за хороший кофе – святое дело! Я был бы свиньей неблагодарной, если бы этого не сделал! Вот!

– Ну а я пойду знакомиться с братцем покойного банкира, – сказал Гуров. – Потом пообщаюсь с его вдовой. К этому времени мне должны подготовить бумажку про винишко: кто, где и откуда.

– А ты их пнул? Я про экспертов.

– Еще как пнул! – усмехнулся Гуров. – Сложность в том, что никто не знает, где Ветринов эту бутылку взял. Придется, с одной стороны, ждать информации от экспертов, ну а с другой – проверить весь его последний и предыдущий дни. Лористонов и Бурляев – охранники Ветринова – в один голос утверждают, что понятия не имеют, откуда взялась бутылка. Если им верить, то получается, что он ее где-то незаметно от всех взял, сунул в портфель и таскал с собой некоторое время. Зачем?

– А может быть, он того… – Стас покрутил пальцами в воздухе: – Принял противоядие и решил травануть Нонну?

– Проще ее было бы выгнать и… – Гуров улыбнулся, – и нанять другую. Новую, еще лучше качеством.

– Какое интересное имя – Нонна, – проговорила Мария и встала, ей уже пора было собираться. – У нас, помнится, была такая девушка, из какого-то училища, вроде практикантка, или кто-то хотел устроить, да не устроил. Очень плакала. Но – такая судьба.

– Я уже переговорил с утра с Петром, – Гуров тоже встал, и за ним потянулся Стас, – после обеда выкроишь время и приедешь в главк. Там твоя тачанка, кстати, и стоит.

– На штрафной стоянке, как будто это машина рядового правонарушителя! – Стас горестно взмахнул руками. – А к Петру – это для того, чтобы объяснительную писать? Рапорт со смачными подробностями? Теперь весь главк будет ржать надо мной! Все узнают, что меня хотели купить за три рубля!

Гуров ушел, Стас остался один, замолчал, пробормотал что-то и тоже вышел к нему в коридор.

– А как выглядела твоя Нонна? – крикнул Стас Марии, находившейся в комнате. – Моя – приятная брюнеточка с совершенно очаровательно пустой головой! Прямо с пустейшей! И в глазах у нее такая бездонная пустота, словно она их атропином закапала! Великолепная просто девушка! Мечта уставшего от жизни оперативника. А твоя какой была?

– Ты меня спрашиваешь? – отозвалась Мария.

– Ну а кого же еще я могу спрашивать? – искренне удивился Стас. – Не твоего же грозного Льва? Ему, к сожалению, глупые брюнеточки не нравятся!

– Почему «к сожалению»? – несколько брюзгливо отозвался Гуров. – Это как раз показатель моего неплохого вкуса.

– Мы скромные, – одобрил его Стас, – так и надо, так и держать, и все остальное прочее!

– Пошел ты!..

– Опять поругались, мальчики? – Мария, уже полностью одетая к выходу, вышла в коридор. – Теперь уже девушек не поделили!

– Это не ко мне, – Гуров повернулся и отпер дверь. – Это у него проблемы наметились.

– И не делили мы вовсе девушек, – ответил Стас, пропуская Марию вперед, – чтобы что-то делить, нужно что-то иметь. А из нас двоих девушку имеет только Лев Иванович. Вот такая печальная история.

– Кто же тебе мешает? – Мария вышла на лестницу, Стас – за ней, и оба они начали спускаться по лестнице.

Гуров запер квартиру и пошел за ними следом.

– Наверное, я еще не созрел, – повздыхал Стас. – Не вырос. Ростом не вышел!

– Каждому овощу свое время, – сказал Гуров, идя следом.

– Во-во! – согласился Стас. – И всегда у него припасена свежая умная мысль! Кладезь прямо-таки мудрости! Записывать скоро буду!

– Тебя давно сверху вниз не пинали? – спросил Гуров.

– Не помню, может, вчера это и проделали. – Стас рассмеялся и поднял указательный палец вверх. – И заплатили мне за это деньги!

– А по поводу Нонны, – сказала Мария, вспоминая вопрос Стаса, – ну что тебе сказать. Черненькая такая девочка. Неплохая девочка, искренняя, веселая, но для нашего ремесла не годящаяся совершенно.

– Не умеет, значит, притворяться, – понял Стас и испуганно ойкнул. – Пардоньте, вырвалось.

– Умеет, как все мы, да только делает это непрофессионально, наигранно слишком, – рассмеялась Мария. – Я вспомнила! Ее через нашего худрука, через его друга, и еще как-то… в общем, через пятые-десятые руки, устраивал один делец. У него магазин на проспекте Мира. Он нас все фруктами угощал… Да, точно, это было прошлой зимой. И фамилия у него была самая зимняя. У меня визитка где-то валяется. Ветрин или Ветринов, кажется. А может быть, и Вьюгинов. От одной фамилии холодно становилось… Он, наивный, думал, что из-за фруктов мы такую… ну, не совсем понятную девочку устроим в театр.

– Вам не понятно, зато нам все понятно, – сказал Стас, переглянувшись с Гуровым.

Они втроем вышли на улицу.

– Планы меняются, – сказал Гуров, подходя к своей машине. – Придется мне немного подзадержаться в театре. Побегать за худруком.

– Чего ради? – удивилась Мария. Она задумалась и покачала головой: – Что? Попала я в цель со своим рассказом?

– Есть такое дело, – ответил ей Гуров. – Ваш худрук будет на месте?

– Кто ж его знает! А что тебе конкретно нужно?

– Узнать поточнее, кто именно привел к нему этого Ветринова. Если это он, что пока еще не факт. Ну ладно, – Гуров отпер «Пежо» и повернулся к Стасу: – Едешь?

– Нет, спасибо, я лучше пешком прогуляюсь – полезно проветриться для мышления.

– Было бы что проветривать, – усмехнулся Гуров.

Гуров с Марией уехали, Стас остался стоять около дома. Он был без машины, которая сейчас отдыхала на стоянке возле главка, и гордо отказался от предложения Гурова довезти его до нужного места. Одной из причин этого было то, что Стас пока и сам не знал, куда ему ехать.

Он вынул из куртки записную книжку, полистал ее и нашел листок с записанными телефонами Ольги. Номеров телефона было два. Один рабочий, а второй – домашний.

Стас подкинул на ладони монетку, и выпало, что звонить нужно на домашний телефон, что он и сделал.

Набрав номер Ольги, Стас долго слушал длинные гудки, идя по тротуару вдоль трассы.

Когда он уже решил отключиться, произошло соединение.

– Да, кто это? – услыхал он недовольный сонный женский голос. – Это ты, что ли, придурок?

Стас подумал и все-таки отключился, намереваясь не признаваться. Помня о том, что из себя представляет Ольга, он решил максимально сократить ей время на подготовку к встрече.

Позвонив в технический отдел управления, Стас по номеру телефона Ольги узнал ее адрес.

Тормознув такси, через полчаса Стас доехал до старого девятиэтажного дома, расположенного на Ленинградском проспекте.

Посмотрев на окна нужной ему квартиры – несложно было рассчитать, за какими именно живет Ольга, – Стас снова набрал ее номер.

Теперь уже Ольга ответила бодрее и приветливее. Значит, проснулась.

– Алло, вас слушают, – слегка напряженно сказала она и затаилась в ожидании ответа.

– Здравствуйте, Ольга, это полковник милиции Крячко вас беспокоит, – сказал Стас.

Ольга помолчала, наверняка спешно соображая, кто же он такой, и непозволительно нескоро отозвалась, рассыпаясь в любезностях и описывая свою радость по поводу звонка Стаса.

Она была готова встретиться и поговорить. Произнеся эти слова, Ольга вновь затаилась и стала ожидать, что же ей скажет Стас.

– Вы знаете, Ольга, – Стас закурил и еще разок с любопытством посмотрел на окна Ольгиной квартиры, – ведь сейчас проходит следствие, как вы понимаете, и мне нужно с вами переговорить конкретно в этом разрезе. Два варианта могу вам предложить: или я вызываю вас к себе повесткой, или мы с вами просто встречаемся и общаемся, как нормальные люди.

Стас помолчал, послушал в трубке ошарашенную тишину и весело закончил:

– Но, разумеется, мне бы хотелось встретиться с вами и просто пообщаться.

– Конечно, конечно, – засюсюкала Ольга, – и я тоже… ну, то есть, конечно, лучше просто поговорить.

– Замечательно, Оленька! Просто прекрасно! – легко подвел итог Стас. – Значит, я к вам подъезжаю прямо сегодня и прямо сейчас. Если у вас будет совсем уж мало времени, – добавил он, чтобы отсечь возможные отговорки по любому поводу, – то начнем мы у вас, а продолжим по дороге к вам на работу или куда вы можете пойти. Лады?

– Да… – растерянно проговорила Ольга. – Да, только вот…

Что она еще собиралась сказать, Стас не узнал, он уже отключился и закончил разговор.

Докурив сигарету, Стас культурно выбросил окурок в урну и вошел в подъезд дома, где жила Ольга.

* * *

Гуров подвез Марию к театру и вместе с нею зашел в высокие дубовые двери.

В вестибюле сморщенная тортилла со шваброй только бросила злобный взгляд на вошедших и сразу же отвернулась, убегая в дальний угол: с Гуровым ей ругаться не хотелось. Прецеденты уже бывали, и сыщик всегда выходил из схваток абсолютным победителем.

– Где найти вашего худрука? – спросил Лев Иванович Марию. – У себя в кабинете или…

– Да мы просто пойдем и посмотрим, – ответила Мария. – Должен быть там.

Они подошли к лестнице. Сверху прыжками через ступеньку спускался молодой артист, недаьно приглашенный в труппу из Казани.

– Здравствуйте, – проговорил он, поравнявшись, кивнул Марии, мазнул любопытным взглядом по Гурову и посторонился, пропуская их.

– Худрука не видел, Марат? – спросила Мария у артиста.

– Не-а, – Марат, высокий парень с замечательными черными волосами и слащавой улыбкой, развел руками, – не попадалось мне такое пока. – Он еще раз улыбнулся.

– Послушай меня, Марат. А ты помнишь, была у нас когда-то на просмотре такая черненькая девочка по имени Нонна, фамилии я ее, к сожалению, не помню.

– Никодимова, – вставил Гуров.

От парнишки так сильно разило какими-то сладкими бабьими духами, и весь он был настолько наигранный, неестественный и женственный, что захотелось дать ему в морду. И затем с удовольствием послушать, как этот паренек будет ругаться матом.

– Да, верно, верно, я и сама теперь вспомнила, – подхватила Мария, – Нонна Никодимова. Помнишь?

– Ну да, я сам ее и приволок сюда, – спокойно сказал Марат. – Как же не помнить? До маразма мне еще далеко. Мне так кажется.

– Как это сам? – удивилась Мария. – Ведь я прекрасно помню, что ее представлял худрук!

– Это я выразился не совсем политкорректно, Мария, – мелко захихикал Марат. – Пардон, пардон, милль пардон. Я ее друга познакомил с худруком, а потом все и закрутилось.

– А друг был Ветринов? – спросил Гуров.

– Да, такая у него фамилия.

– А как вы с ним познакомились? Выступали у него в банке?

– В какой банке? – Марат на мгновение опешил, затем рассмеялся. – А ваш друг, Мари, шутник!

– Это мой муж. Его зовут Лев Иванович.

– Извините-простите, – Марат разулыбался и расшаркался. – Меня рассмешило, что вы так удачно овощной магазинчик Сашки Ветринова назвали банкой. Он как раз недавно там открыл рыбный отдел. Настоящая банка, вы абсолютно правы! Но познакомился я с ним в одном китайском ресторане. Он там вроде постоянно прописан. Или просто нравится кушать неизвестно что. Не знаю. Я лично заказывал там еду всегда очень осторожно.

Видя, что вопросы ему уже задавать не будут, Марат улыбнулся, поклонился и качающейся походочкой поспешил вниз.

– Ну, мы идем искать худрука? – спросила Мария у Гурова.

– Нет, уже не идем. Мотивация изменилась, – ответил тот. Сыщик не выдержал, развернулся и посмотрел вслед Марату. – А он дурак или просто «голубой»?

– Лев Иванович! Прекрати немедленно! – Мария шутливо хлопнула мужа по руке. – Он очень интересный артист! Марат со странностями, я не спорю, но как и всякий творческий человек. Это совершенно нормально. Даже естественно. Если он не будет играть в жизни, то станет и плохо играть на сцене.

– Ну, не знаю, не знаю. Я только видел, что вел он себя очень неестественно, но меня это не касается. В общем, общение с ним пошло на пользу, надо признаться. Поеду к Ветринову-младшему. Появился еще один повод с ним пообщаться.

– Ты заедешь за мной вечером?

– А сегодня что? Опять репетиция?

– Ты забыл? Сегодня спектакль! У нас работает приглашенный режиссер из Грузии. Махарадзе, знаешь такого?

Гуров покачал головой. Те двое Махарадзе, которых он хорошо знал, имели отношение только к постановке и режиссуре вооруженных ограблений. И до поры до времени неплохо с этим справлялись. Тоже ездили на гастроли в Москву и на одних из них попались.

– Созвонимся, – сказал Гуров жене. – Я тебя встречу, это безусловно.

Мария кивнула и медленно пошла по лестнице вверх, а Гуров поспешил вниз.

Вчера, разрабатывая связи Ветринова-старшего, Гуров не исключал, разумеется, возможности знакомства Нонны с братом ее любовника, но вот сейчас выяснилось, что их связи оказались даже значительнее, чем думалось вначале.

Почему именно Ветринов-младший привел Нонну в театр, а не его брат? Или младший братец у старшего служил кем-то вроде доверенного адъютанта? И так может быть. И по-другому. И по-третьему.

Гуров развернулся на своем «Пежо» в не совсем для этого положенном месте и поехал искать магазин Александра Ветринова.

Это заведение имело весьма оригинальное название «Гастрономия».

Поставив «Пежо» прямо напротив входа, Гуров зашел в открытую дверь магазина.

Это было вытянутое помещение, разделенное на три зала. В первом – был обычный набор товаров, во втором, – наверное, обещанная Маратом-неформалом рыба. Гуров подошел к продавщице и попросил показать ему кабинет директора.

– Да вон сами пройдите, – продавщица равнодушно скривила подкрашенный темной помадой рот и ткнула большим пальцем себе за спину, – там будет вторая дверь направо. Или третья. В общем, там. Разберетесь.

Гуров прошел между прилавками и углубился в слабо освещенный проход, сжатый с одной стороны металлической стойкой, заваленной товаром, а справа стояли узкие и плоские картонные ящики вообще непонятно с чем.

– Вам кого, мужчина? Кого ищете? – справа к Гурову выскочила низкая полная женщина с пышной прической на волосах, крашенных хной или луковой шелухой. Она мелкими злобными глазками пронзила сыщика, но, рассмотрев внимательнее, начала улыбаться. – Вы из какой организации? Вы по делу? А по какому?

– Мне нужен ваш директор, господин Ветринов, – ответил сыщик. – Он на месте?

– Александр Анатольевич? – переспросила женщина. – Он еще не подъехал. Вы не знаете, наверное, у него такое несчастье! Брат умер. Он, наверное, поехал по этим делам хлопотать. Такое несчастье, такое нес…

Женщина, не окончив фразу, кинулась в проход.

– Почему опаздываешь, а? – накинулась она на худую девчонку, запыхавшуюся, как видно, от быстрой ходьбы и только что вбежавшую в служебные помещения.

– Автобус… автобус опоздал, Светлана Владимировна, понимаете, там авария такая… – лепетала девушка, протискиваясь к двери в глубине небольшого коридорчика.

– Да у тебя каждый день что-то опаздывает! – зашипела на нее эта старая мымра и снова вернулась к Гурову со сладкой улыбочкой. – Я могу позвонить, узнать… – продолжила она. – Так по какому вопросу, вы сказали, пришли?

– По служебному, – Гуров ткнул в нос этой церберше удостоверение.

– А-а-а что это такое… – Светлана Владимировна потерялась совсем и только разводила руками и раскрывала рот, видимо, на какое-то мгновение разучившись говорить.

– Где кабинет директора? – спросил Гуров.

Светлана Владимировна показала пальцем влево и замотала головой.

– Там, – прохрипела она. – Там кабинет.

– Вот и пойдемте туда, – сказал Гуров, – не в коридоре же нам с вами разговаривать.

Светлана Владимировна засуетилась и загремела ключами, неясно откуда появившимися у нее в руках.

Она долго целилась ключом в замочную скважину, потом, когда попала-таки, долго крутила ключ то влево, то вправо, даже ударилась в дверь плечом и наконец открыла.

Гуров все это время стоял молча и наблюдал за происходящим. Возможно, именно из-за этого гнетущего молчания Светлана Владимировна нервничала еще больше.

Кабинет директора был среднего размера комнатой, сильно вытянутой в длину. В нем было только одно окно в торце. Оно было забрано двойной решеткой самого грубого, но надежнейшего фасона. Перед окном стоял простой стол, за столом – креслице.

Еще в кабинете стояли несколько стульев, и это составляло весь набор мебели. Стены были крашеные, белые. Потолок подвесной, тоже белый.

Гуров прошел в кабинет и сел за директорский стол.

– Вы здесь какую занимаете должность? – спросил он у затрепетавшей Светланы Владимировна, скромно усевшейся на один из боковых стульев.

– Ад-дминистратор, – выговорила она. – Но я… я ничего не знаю, моя работа – только за порядком следить. Я даже накладные не подписываю… не все…

– Какие отношения у вашего директора были с его братом? – спросил Гуров.

– Х-хорошие, – убежденно ответила Светлана Владимировна. – Брат все же. Они часто встречались… И Анатолий Анатольевич здесь бывал. И еще люди из банка…

– Зачем? – спросил Гуров. – Что здесь могло понадобиться людям из банка? Магазин у вас – средний, как я вижу.

– Мы открыли третий отдел, элитный, – сказала Светлана Владимировна. – Получали кредит под ремонт и закупку товара… В общем, оформление бумаг и все такое прочее… А в чем дело, можно узнать? – Она осторожно заглянула в глаза Гурову и тут же отвела взгляд.

– Я вам все расскажу и на все вопросы отвечу, – пообещал Гуров, – только в другом месте, а не сейчас. Сейчас вы будете отвечать на мои вопросы.

– Да я же не против, – засуетилась Светлана Владимировна, – я же просто так, из любопытства.

– Расскажите мне о личной жизни вашего директора.

– Александра Анатольевича? – переспросила Светлана Владимировна и покраснела.

Это смотрелось так удивительно и неожиданно, что Гуров откинулся назад в креслице директора и усмехнулся. Эта тетка с крашенной под свеклу головой была, несомненно, влюблена в своего начальника. Обычная, в общем-то, история.

– Что же вы молчите? – спросил он.

– Ну что я вам могу сказать, – Светлана Владимировна нахмурилась, – вы же сами мужчина и понимаете все это получше меня… Ну, какая может быть личная жизнь… Александр Анатольевич не женат… А у нас в магазине работают разные девушки…

– Теперь понимаю… – Гуров подумал и начал уточнять: – Стало быть, получается, что ваш директор склонен строить свою личную жизнь по производственному признаку?

– Ну да. Так. Это я и имела в виду.

– А почему?

– Так меньше проблем и сложностей. – Светлана Владимировна улыбнулась и игриво потупила глазки. Гуров снова усмехнулся.

– Для кого меньше?

– Для него, для кого же еще! Для девушек проблем как раз больше, как вы сами понимаете. Если вы понимаете.

Гуров кивнул и спросил коротко:

– Принуждение?

– Нет, нет, – засуетилась Светлана Владимировна, – как вы могли такое подумать! Да и не рабство же у нас в конце концов! В двадцать первом веке живем. Я бы назвала это методом скрытой экономической стимуляции мотивации.

Гуров рассмеялся.

– Я понял, – сказал он. – Это вы демонстрируете, что учились на курсах менеджмента.

– На двух. И очень дорогих.

– Да плевать, – Гуров резко оборвал лирическую нить, впрягшуюся в ткань разговора.

Он уже понял, что когда Светлана Владимировна напугана и чувствует себя неуютно, то ее ответы получаются короче и информативнее.

Светлана Владимировна, только что расслабившаяся, снова напряглась.

– Как вы думаете… Или, точнее говоря, подтверждаете ли вы мою мысль, что Александр Анатольевич и своему брату помогал решать его личные проблемы? Используя все тот же метод стимуляции, или как вы его там назвали?

– Я, наверное, не совсем точно выразилась, – спохватилась Светлана Владимировна. – Наши девушки, имеющие желание продолжить дальше повышение своего карьерного и образовательного уровня, поступают в студию топ-стиля.

– Это еще что такое? – удивился Гуров. – Это здесь? Вместе с рыбой?

– Дело тут вот в чем. Есть студия топ-стиля, которая занимается подготовкой дам эскорта, пре-да-парте, ну и так далее. Студия известна за пределами Москвы, приезжают девушки из регионов. Первый месяц – обучение бесплатное, так сказать, пробное. Потом – или они начинают зарабатывать и оплачивать сами свою учебу, или, если их отчисляют, то устраиваются, как могут. Как умеют. Многие возвращаются по домам. Кто-то остается в Москве. У нас, в нашей сети магазинов, например.

– А у вас все-таки сеть магазинов?

– Ну да, только все остальные поменьше, чем этот, но тоже не маленькие. Этот – самый большой. Головной, так сказать.

– Фамилия Никодимова вам что-нибудь говорит?

– Нет, а должна?

– Нонна Никодимова, – повторил Гуров.

– Ах, Нонка! Ну да, я ее знаю. Талантливая девушка! – Светлана Владимировна закивала, радуясь, что справилась со сложным вопросом, оказавшимся совсем простым. – Она у нас начинала, потом ушла в студию, потом вернулась. Металась, в общем, но потом Александр Анатольевич помог ей устроиться в театр, я забыла его название, и она теперь актриса, да. Не так давно заходила… Неплохо выглядит, неплохо… Но я забыла, в каком театре она играет.

– В театре жизни.

– Что?

– Ничего, просто подумал вслух. А где, вы говорите, находится эта ваша студия? Может быть, ваш директор там?

– Может, и там, конечно, но Александр Анатольевич не часто там бывает. Он один из учредителей, а всего учредителей несколько человек… Но может находиться и там, я не знаю… Запишите адрес. Ресторан «Харбин»… Так, улицу я помню. Пречистенка. А номер дома забыла, к сожалению. Я не хожу по ресторанам. Ну вы найдете, проедете и увидите.

– То есть вы хотите сказать, что эта Нонна Никодимова работала в ресторане «Харбин»? – переспросил Гуров.

– На втором этаже, в студии. Но, может быть, и в самом ресторане какое-то время. Я точно не знаю этого.

Глава четвертая

Стас посмотрел на черную скривившуюся кнопку дверного звонка, надул губы и подумал, что такие аксессуары украшением квартир не являются. Он осторожно дотронулся до кнопки указательным пальцем, и раздался звонок. Грубый и резкий вой, а не звонок. Стас поморщился и прислушался. За дверью сперва была тишина, потом послышалось ширканье тапочек, шуршание халата, и освещенный изнутри дверной «глазок» затемнился.

– Ого! Вот это да! – послышался голос Ольги. – Секундочку, пожалуйста, подождите секундочку, я не ждала вас так скоро! Секундочку!

Стас промолчал. Ольга, покопошившись за дверью, отперла ее. Она была одета в длинный теплый халат и в продранные на носках матерчатые тапочки.

– Вы такой неожиданный мужчина! – заманчиво произнесла Ольга, тараща глаза на Стаса.

Очевидно, она думала, что так выглядит сексуальней. То бишь желанней. Она была не права, но Стас не стал ее разубеждать.

Он вошел в нечистую прихожую, заставленную и заваленную всякими ненужными вещами. Одних полиэтиленовых пакетов, набитых мусором, здесь стояло три штуки.

В раскрытую дверь была видна комната, в ней неубранная постель, давно не мытые полы и скривленная на один бок люстра под потолком.

– У меня легкий беспорядок, – проговорила Ольга, проследив за взглядом Стаса, – я не ждала гостей. Я вообще-то убираюсь постоянно, но, сами понимаете, я работаю педагогом-психологом, все время отдаю работе, детям, педагогическим планам, тестам, тетрадкам… В кухню, пожалуйста, пройдите.

Стас разделся в коридоре и прошел в кухню.

В кухне тоже давно не убирались, грязная посуда, не умещающаяся в раковине и разложенная на разделочном столе, доказывала, что порядок здесь наводят все-таки не так постоянно, как это декларировалось, а крошки, рассыпанные по столу, и пыль по углам на полу только подтверждали это наблюдение.

– Я живу очень насыщенной духовной жизнью, – сказала Ольга, якобы незаметно сметая рукавом халата крошки со стола. – Присаживайтесь, господин полковник, будем пить чай. Или кофе? Или кефир?

Стас подумал и согласился на чай. Ольга еще разок улыбнулась и, подойдя к раковине, начала мыть две чашки.

Стас получил возможность теперь осмотреться и в кухне. Осмотр только подпортил ему настроение, когда он заметил на подоконнике старинное пятно чего-то липкого, на котором скорчились два тараканьих трупа.

– Что вы можете мне рассказать об Анатолии Ветринове? – спросил Стас.

– Козел! – не оборачиваясь, брякнула Ольга, тут же повернулась и улыбнулась. – Ну, я в смысле иносказательном. Нехороший человек то есть.

– А почему нехороший?

– Ну, сами посудите, какой подлый, и ненадежный, и неверный он человек! – Ольга поставила на стол две чашки; стаканом, потому что чайник под кран не умещался из-за горы грязной посуды, наполнила его и поставила на плиту.

– Разве кто-нибудь, кроме негодяя, стал бы брать себе в любовницы молодую неопытную девчонку? Сам-то он был уже, слава богу, в возрасте, а Нонка-то? Вот то-то и оно-то.

Ольга села напротив Стаса, навалилась локтями и грудью на стол и сладко зевнула.

– Ой, извините, я почти до пяти утра все тетрадки проверяла. Не поверите, такие смешные ошибки бывают у наших лицеистов!.. Так о чем это я? А, ну да, о покойнике! Вы знаете, Стас… можно я вас так буду называть, господин полковник?

Стас кивнул.

– Ну вот, посудите сами! Ну о чем можно разговаривать с молодой девчонкой? Я все понимаю, я дама современная и продвинутая и не ханжа какая-нибудь заскорузлая, ни в коем случае, но посудите сами, посудите! Ведь Нонка почти что школьница! С нею просто скучно! Скучно! Я могу сделать только два вывода, и они взаимно не исключают друг друга. Вывод первый: Ветринов был педофилом. Его нужно было лечить в психушке, потому что педофилия – это болезнь! Вывод второй: он сам был скучным никчемным человечком, и с ним наверняка совершенно не о чем было поговорить! Он ничего не читал, фильмов сложных, культовых, я имею в виду, не смотрел, да и вообще в жизни ничего не видел, кроме разве что бань с проститутками, прости, господи! Тоже мне директор банка! Одно название!

Чайник вскипел, Ольга долила кипятка в заварник, стоящий на столе, подумала и бросила туда еще и щепотку новой заварки, достав ее из надорванной чашки, притаившейся в углу подоконника.

Заварник был старый, фаянсовый, весь изукрашенный темно-коричневыми подтеками.

Стас сделал правильный вывод, что хозяйка квартиры просиживает над тетрадками каждый день и каждую ночь. А еще он подумал, что, наверное, «козел» Ветринов в свое время подло пренебрег выдающимся умищем и несомненным образованием Ольги и остановил свой выбор на более простой и сердечной Нонне. И правильно сделал мужик.

– Сахар, господин полковник, ой, простите, Стас, – Ольга пододвинула ближе к Стасу фаянсовую сахарницу с выщербленными краями. Сахар был весь в склеившихся кусочках, ложка, торчащая в сахарнице, была вся облеплена сахаром.

– Спасибо, я пью без сахара, – ответил Стас, уже жалея, что вообще согласился на такое угощение. Хотя чего не сделаешь в интересах службы.

– Хорошо, с Анатолием Ветриновым мне все ясно, – сказал он, – а что вы можете сказать об отношении Нонны к нему?

– Нонна, – повторила Ольга, и ее лицо на мгновение приняло выражение брезгливости и неприятия, – Нонка, – повторила она и вздохнула. – Нонка – она из поколения next, знаете такое выражение? Это поколение, которое следует за нашим. Она девочка малограмотная, как вы сами и заметили, незамысловатая, но уже достаточно алчная и меркантильная. Апофеоз примитивизма! Ее интересовали только деньги, она только и делала, что тянула и тянула из своего любовника деньги, деньги, деньги, и больше он ей ни для чего не был нужен.

Стас кивнул, Ольга поулыбалась и начала шумно, с причмокиванием, пить чай.

– А что вы можете сказать про брата Анатолия Ветринова? – небрежно спросил Стас.

Он не знал, подозревает ли Ольга вообще о существовании у банкира еще и брата, и задал вопрос на всякий случай. Про запас у него был приготовлен еще один, связанный напрямую со вчерашним происшествием.

– Саша? То есть, я хотела сказать, Александр Анатольевич – совсем другой человек. Настоящий предприниматель! – Ольга неожиданно вдохновилась и не стала скрывать этого. Или не догадалась.

– Он очень опытный руководитель и талантливый, не побоюсь этого слова. Вы не знаете, наверное, но Александр Анатольевич основал сеть продовольственных магазинов, и у него есть топ-студия, которой он руководит. Вы слышали что-нибудь о ресторане «Харбин»? – спросила Ольга.

Стас почувствовал, как воспоминания зашевелились у него под черепной коробкой и заболела вчерашняя шишка на затылке.

– Нет, не слыхал, а что это? Восточная кухня?

– Да, вьетнамская. Или корейская? – Ольга встала и, покачивая бедрами больше, чем это было нужно функционально, подошла к чайнику, стоящему на плите, хотя, при желании, до него можно было и дотянуться рукой. – Хорошая кухня, заходите, не пожалеете.

– Трепанги жареные, – пробормотал Стас.

– И трепанги есть, – Ольга подлила себе чаю и вернулась на табурет. – Они классные такие, когда жареные. Немного сопливые, конечно, но все равно классные. А вам нравятся трепанги?

– Не очень, – улыбнулся Стас. – Город Харбин, как мне помнится, находится в Китае, поэтому кухня, скорее всего, китайская, а не вьетнамская.

– А какая разница? – искренне удивилась Ольга. – Китайская, вьетнамская, корейская, еще какая-то… В общем, оттуда, от желтых узкоглазиков. А жаркое из змей вам нравится, Стас? По вкусу напоминает свинину постную. Очень прикольно, очень.

– А как же так получается, что вы, преподаватель лицея, как вы сами сказали, знаете, что Александр Анатольевич – хороший руководитель, однако руководит он, как я понимаю, вовсе не лицеем, а трепангами и змеями?.. Точнее, изделиями из них.

– Ну, знаете! – Ольга напряглась лицом, понимая, что надо как-то объяснять положение. – Если я, например, преподаватель, или, точнее говоря, вот вы полковник милиции, это же не значит, что и все-все ваши друзья и знакомые только полковники милиции, верно?

– В какой-то степени, – согласился Стас, – насчет друзей говорить не буду, а среди моих знакомых, признаюсь вам, есть даже убийцы и просто сексуальные маньяки. Круг моих знакомых обширен и интересен. Есть и лжесвидетели. Ну и прочая публика.

– Да? – растерянно переспросила Ольга и сообразила: – Ну да, вы же с ними работаете! А я сперва и не поняла!

Ольга рассмеялась и, вытянув шею, заглянула в чашку к Стасу:

– А вы почему не пьете чай? Он вам не нравится?

– Я пью, пью, – сказал Стас. – Так как же вы познакомились с Ветриновым? В китайском ресторане за порцией трепангов?

– Нет, трепанги были потом. И почему вы так акцентируете внимание на трепангах?

Ольга встала, на этот раз уже без видимой причины, и подошла к кухонному окну. Она выглянула на улицу, повернулась и ответила наконец-то на вопрос Стаса:

– Однажды был тихий семейный вечер. У Нонки был день рождения, а это такой праздник, что на него можно приходить без приглашения, вы же знаете. Ну вот я и пришла. Пришла как сестра! Я купила тортик, подписала открытку стихами. Хорошие стихи, поэта Николая Гумилева, я их из сборника выписала и пришла. В той квартире были и Анатолий, и Александр. Мы там и познакомились, а потом уехали вместе с Александром. Ну, я хочу сказать, что он меня проводил…

Ольга снова выглянула в окно, посмотрела влево, вправо и вздохнула.

– Он не женат, разведен, я тоже дама свободная. Мы немного повстречались, но ничего больше, потом Александр предложил мне как-то разовую работу в «Харбине», потом еще раз. Я правила и сочиняла сама рекламные тексты. Очень интересная работа и оплачивается неплохо. Вот, в общем, и все.

– И часто вы бываете в «Харбине»?

– Ну-у-у, бывает. Мне, как внештатному сотруднику, можно кушать там за очень символическую сумму.

– А там много китайцев? – спросил Стас.

– Ни одного не видела. Там все наши. Корейцы есть, казахи есть, киргизы. Там много таких. Но они частенько меняются, одни приезжают, другие уезжают… – Ольга замолчала, резко покраснев и отведя глаза.

Стас улыбнулся. Кое-что он уже выяснил, теперь осталось добить Ольгу последним вопросом, и можно будет ехать в главк, сочинять объяснительные по поводу вчерашних неприятностей.

– Вы не возражаете, если я буду одеваться? – суховато сказала Ольга. – Мне уже пора, скоро мои часы начинаются в лицее.

– Без проблем, – Стас тоже встал и тут же спросил то, что хотел: – Расскажите мне о вашем знакомом на зеленом «Москвиче». Кто это?

– «Москвич»? – переспросила Ольга и совсем потерялась. – На зеленом «Москвиче»? А вы откуда знаете? – Она закусила губу и принялась тереть себе пальцы.

– Кто это? – повторил Стас.

Ольга молчала, что-то спешно обдумывая.

Стас закурил и молча ждал, когда она созреет до признания.

Он не знал точно, в чем Ольга должна признаться, но ее поведение, все ее напряженное тело выдавало: Ольга боится. Ольга боится говорить и боится промолчать.

– Вы его сейчас ждете? – спросил Стас и подошел к окну. Ольга качнулась, словно пытаясь прикрыть его от Стаса, но вовремя остановилась, опустив голову.

Стас подошел и выглянул. Перед подъездом стоял зеленый «Москвич», рядом – молодой парень, прислонившийся спиной к машине.

Парень курил длинную темную сигарету или тонкую сигару – Стас не разглядел с такого расстояния – и скучающе посматривал по сторонам.

– О-паньки, – проговорил Стас, – а как мне, однако, везет на милые встречи!

– А что там такое? – Ольга прислонилась плечом, затем грудью, затем всем остальным профилем к спине Стаса и, приподнявшись на носки, засопела ему в ухо.

– А пока не скажу, – весело проговорил Стас, узнав в ожидающем парне своего вчерашнего знакомца из ресторана. Именно от этого милого парнишки Стас вчера и узнал о существовании блюда из трепангов. – Ольга, – Стас развернулся, и Ольга оказалась лицом к лицу со Стасом. Она запрокинула голову назад, прижалась еще сильнее и засопела еще громче.

Стас повел глазами по потолку, призывая себя к сдержанности, как словесной, так и физической, и быстро спросил:

– Где тут у вас телефон?

– В комнате! – шепотом ответила Ольга. – А зачем он нужен?

Стас молча взял Ольгу за руку и вывел ее из кухни. Ольга шла за ним следом, одной рукой очень ловко развязывая пояс халата.

Подойдя к комнате, Стас бросил взгляд на телефонный аппарат, стоящий на столике рядом с разобранной кроватью.

– Туда, туда, – прошептала Ольга.

– Туда нам пока рано, голубушка, – ответил Стас.

Он подтащил обвально слабеющую Ольгу к входной двери и ловко, отработанным движением одной руки, пристегнул ее левое запястье к ручке входной двери.

– Зачем это? – Ольга внезапно очнулась, подергала рукой. – Стасик, зачем это? Это садо-маздо?.. То есть маздо-саздо… – Ольга запуталась, перепугалась и, не окончив фразы, заткнулась.

– Я – не Стасик! – шепотом выдал Крячко. – Стасиками называют тараканов!

Он быстро надел ботинки и накинул плащ.

– А как же мне тебя называть? – Ольга ничего не понимала и все дергала и дергала рукой, переводя бестолковый взгляд с наручников на Стаса.

– Называй меня просто «господин полковник», – ответил Стас. – Я сейчас вернусь. Жди меня, и я вернусь… и все остальное прочее. Я скоро.

Стас бегом сбежал по лестнице, подкрался к подъездной двери, вынул пистолет, снял его с предохранителя и послал патрон в патронник. Приотворив металлическую дверь подъезда, он выглянул в щель.

«Трепанг» все так же скучающе стоял около своего «москвичонка». Теперь он смотрел вверх, на окна Ольги.

Стас прикинул расстояние. До «Москвича» было метров десять-двенадцать. Он прикинул время, свои возможности и понял, что нужно ставить мировой рекорд по прыжкам в длину и скоростному бегу на сверхкороткие дистанции. Деваться было некуда.

Вдохнув и выдохнув несколько раз, Крячко решился. Он рывком распахнул дверь и бросился вперед.

Стоящий около машины «Сусанкулиев», как он сам себя назвал, увидел Стаса, несущегося на него с пистолетом в руке, заскользил одной рукой по дверке машины, а вторую руку быстро сунул за пазуху.

Понимая, что он не успеет забраться в машину, а если успеет, то не успеет отъехать, парень отскочил в сторону, и тут слева вынырнул автомобиль «Ока» с каким-то заслуженным дедулькой за рулем.

Дедулька ехал вдоль дома и зачем-то решил немного прибавить газу.

«Сусанкулиев» прыгнул за «Оку» и бросился бежать дальше, а Стасу пришлось отпрыгнуть назад.

Дедулька не придумал ничего лучше, как затормозить.

Стас отпрыгнул влево, обежал «Оку» сзади и побежал за удирающим от него со всех ног парнем.

Парень был моложе, и у него была фора в несколько секунд.

– Стой! – крикнул Стас. – Лучше остановись, трепанг гребаный!

Парень припустил еще быстрее. Он выскочил на проезжую часть, наверное, в безумной мысли суметь перебежать на ту сторону.

Стас кинулся за ним, и тут парень, не рассчитав, шарахнулся влево, затем вправо. Сперва ближайшие к нему «Жигули», завизжав тормозами, остановились-таки, затем две «Ауди», шедшие в противоположном направлении, резко вильнув, сдали в сторону, но идущая по следующему ряду «Тойота» задела парня бампером.

Беглец подскочил вверх, левым боком упал на красный капот «Тойоты», был откинут и мешком свалился под колеса ничего не подозревавшего водителя «уазика», решившего эту «Тойоту» обогнать.

Когда Стас добежал, парень уже лежал лицом вниз, и из-под затылка у него по асфальту растекалось темное пятно.

* * *

Гуров вышел из «Гастрономии» и позвонил Стасу на сотовый.

– Ты уже был у Петра? – спросил Гуров.

– Никак не доберусь. Все дела, дела, – ответил Стас и тут же порадовал, не оставляя новость для одного себя: – Я снова попал в историйку. Если хочешь, приезжай, я тут девушку одну приготовил, может, тебе понравится.

– Что за шутки?! – Гуров сел в «Пежо» и завел мотор. – На самом деле что-то произошло или ты просто из пальца высасываешь какую-нибудь фигню?

– Как фигню высосать из пальца, не знаю, не умею, а вот вчерашнего моего «трепанга» из китайской забегаловки машина сбила, когда он от меня убегал. А приехал-то он к Ольге Никодимовой и занял очередь как раз после меня, но я попробовал с ним поговорить, а он… В общем, через минут пять будет в больничке под капельницей лежать. Его только что погрузили.

– А Ольга где? – быстро спросил Гуров.

– Я ее аккуратно пристегнул к входной двери ее квартиры, а когда вся эта петрушка приключилась, послал к ней по телефону ППС-ников, чтобы ей одной не было скучно. Сейчас развлекает, наверное, ребят историями про злобного полковника и объясняет, какая она тонкая психологическая натура.

Гуров подумал и спросил:

– Ты, получается, с ней еще не говорил об этих китайцах?

– Нет еще, вот как раз иду общаться. Так ты приезжаешь?

– Да, уже еду, – ответил Гуров.

Стас в это время как раз подходил к дому Ольги. Посмотрев на знакомый «Москвич», стоящий в одиночестве перед подъездом, он ухмыльнулся, понимая, что не выдерживает его сердце оперативника такого безобразия. Крячко подошел к машине, распахнул дверку и сел на место водителя.

Примерно секунд двадцать Стас соображал, куда бы он положил что-либо ценное, будь он на месте «трепанга», и первым делом полез в бардачок. Все обыски нужно проводить, идя от самых очевидных мест к самым замысловатым.

В бардачке, кроме пачки сигарет, старого номера журнала «За рулем» и разных мелочей, ничего не было.

Стас заглянул под сиденья.

Слева под передним сиденьем он нащупал пистолет, удовлетворенно хмыкнул и вынул на свет божий новенький «Макаров». «Трепанг» становился все интереснее и интереснее.

Больше в салоне не было ничего, как ни старался Стас тщательно и внимательно проверить все нычки, убив на это полчаса.

А потом во двор въехал Гуров. Стас вышел из «Москвича» и приветливым жестом помахал своему другу. Сыщик остановил «Пежо» рядом с «Москвичом».

– Махнул не глядя? – спросил он у Стаса.

– А ты как думал? – Стас вынул из кармана полиэтиленовый пакетик с пистолетом внутри. – И в довесок взял еще такой вот агрегат.

Гуров посмотрел на пистолет.

– Этого типа ствол, что ли?

– Ну, – Стас засунул пистолет обратно и махнул рукой на подъезд. – Пошли, дама заждалась уже, я думаю.

– А ты к ней не поднимался?

– Нет, – ответил Стас. – Пока то-се с беглым трепангом, пока туда-сюда со «Скорой» и всеми делами… Кстати! – Стас подал Гурову растрепанную записную книжку в жестком синем переплете. – Я полистал, мало вразумительного, бабы в основном.

Гуров взял блокнот.

– А что еще было у этого парня? – спросил он.

– Обычный набор бумажек для человека, приехавшего на машине. Документы на него и на машину. Ничего странного. Документы все я отправил к нам, пусть посмотрят. Фамилия этого деятеля тоже незнакомая. Какой-то Ванильчиков.

Гуров хмыкнул и, глубоко засунув руки в карманы, пошел к подъезду.

– Мне вас сопровождать, господин полковник? – засуетился Стас, притворно извиваясь и потирая руки. – Я так давно мечтал поучаствовать в допросах знаменитого сыщика Гурова, никогда не видел, как это делается. И век бы не видеть! Сплошная грубость.

– Заткнешься ты или нет?

– Уже, уже, как скажете!

Около двери Ольги стояли и маялись два милиционера. Увидев поднимающихся к ним по лестнице Гурова и Крячко, они отработанным службистским инстинктом угадали задерживающееся руководство.

Один из ППС-ников – полный, ниже среднего роста сержант курил, сидя на корточках, до смерти утомившись переругиваться со своей арестанткой, усевшейся на полу по ту сторону отпертой двери.

Второй сержант – более молодой и ростом повыше, сняв фуражку, протяжно зевал и перешнуровывал ботинок.

Каждый развлекается, как умеет.

Ольга дверь могла и запереть, но боялась потом не открыть – помешало бы кольцо наручника, больно стягивающее запястье. Она уже устала плакать и грозить и теперь только негромко бухтела, обзывая милиционеров опричниками и дуболомами.

Ребята много книжек не читали, но мультики смотрели, термины понимали и поэтому непродвинуто обижались, слыша такие определения.

Вытянувшись навстречу Стасу и Гурову, полный сержант вполголоса, стараясь говорить бережно и без всякого нажима, попросил предъявить документики.

Гуров вынул удостоверение, сержант кивнул и отошел в сторону. Подойдя к входной двери, только прикрытой неплотно, так что оставалась щель, Гуров постучал в дверь. За ней послышался тихий стон.

Сыщик хмыкнул и оглянулся на Стаса. Тот пожал плечами.

– Так, ребята, – сказал Стас сержантам. – Я полковник Крячко, и вы здесь находились по моему приказу. Благодарю за службу, можете идти.

Сержанты козырнули и застоявшимися жеребцами поскакали вниз по лестнице, радуясь, что пост сдан и пост принят и теперь можно будет спокойно погулять по улицам, а не торчать рядом со вздорной бабой, не зная, как поступать в случае ее неадекватности.

Гуров легонько толкнул дверь, она подалась, и из-за нее выглянула Ольга.

– Вы его начальник? – спросила она, увидев Стаса за спиной Гурова.

Гуров пожал плечами и показал Стасу на наручники:

– Отстегни. Опричник.

Стас расстегнул, Ольга шевельнула губами, словно хотела выругаться, но промолчала и шмыгнула в туалет.

Почти сразу же послышался звук воды, спускаемой из сливного бачка.

Гуров зашел в квартиру, прошелся по комнате, заглянул в кухню, и окружающая обстановка ему не понравилась.

Ольга вышла из туалета, покосилась на Стаса, вытянув шею, высмотрела Гурова и спряталась в ванной.

Гуров, увидев в комнате две наполненные окурками пепельницы, взглянул на Стаса. Тот сразу же вытянул из кармана пачку с сигаретами.

Не желая шутить вслух, чтобы Ольга не услышала из ванной и не сделала неправильные выводы, Стас все-таки не удержался и защелкал каблуками, передавая сигареты непосредственному начальнику.

– Забыл согнуться буквой «зю», – проворчал Гуров. – Чтобы в следующий раз изобразил, как положено.

– Как скажете-с, – пробормотал Стас. – А почему не садитесь, господин полковник?

– Не вижу куда, – проговорил Гуров, – бардак какой-то кругом. На бомжатник похоже после вчерашней уборки.

Ольга вышла из ванной, нарочно не торопясь, чтобы не подумали эти мерзавцы, что она испугалась их ментовских штучек, и остановилась в дверях комнаты.

Стас еще до ее выхода скользнул обратно в коридор, Гуров остался стоять перед шкафом, боком к незастеленной кровати.

– Мне нужно позвонить, – с независимым видом сказала Ольга и пошла к телефону, стоящему недалеко от кровати. – Я из-за вас на работу опоздала. Мне нужно уезжать.

– Я полковник Гуров, – представился Гуров. – Вы думаете, что мне делать нечего, и я шляюсь по квартирам из-за развлечения? Сядьте!

Ольга, из которой весь ее напускной гонор вылетел после первой же фразы Гурова, плюхнулась на кровать и запахнулась халатом. Однако сдаваться она не собиралась.

– Вы знаете, что пытки запрещены Гаагской конференцией? – спросила она.

– Мне кажется, – пробормотал Стас, – конференция была Баден-Баденской или Лондон-Лондонской.

– Тем более, – обрадовалась Ольга. – Вы все знаете, а сами нарушаете мои права! Да знаете ли…

– Как его фамилия? – спросил Гуров у Стаса.

– Ванильчиков.

Ольга замолчала и напряженно взглянула на Гурова.

– О чем это вы?

Гуров огляделся еще раз, поморщился и вытащил из-за стола стул. Убрав с него несколько старых газет, Лев Иванович поставил стул перед Ольгой и сел на него.

– Или мы разговариваем здесь и сейчас, или – у нас в управлении. Это ясно?

Ольга не пошевелилась.

– Решила стать глухонемой? – поинтересовался Стас. Он стоял в дверях комнаты, курил и насмешливо смотрел на Ольгу. – Это уже поздно, Оленька.

– А что происходит? – Ольга потерла запястье. – Не понимаю я ничего. Я – психолог, школьный учитель и работаю в лицее… А что вы там говорили про Ва… Ва… нильчикова? – Она внимательно взглянула на Гурова и полуотвернулась.

– Дело тут в следующем, – сказал Гуров, вполне уже составивший себе представление об этой женщине. – Вчера на полковника Крячко, – Гуров кивнул в сторону Стаса, – было совершенно нападение. В нападении участвовал некий гражданин Ванильчиков. Этот гражданин, как оказалось, является вашим хорошим знакомым, более того, сегодня он приехал к вам, а вы, разговаривая с полковником Крячко, как я понимаю, в этой комнате, знали о приезде Ванильчикова, но почему-то вели себя так, словно вам очень не хотелось их встречи… Скажу больше. Этот Ванильчиков уже задержан, не без некоторого ущерба для его здоровья, и дает теперь показания. У него обнаружено огнестрельное оружие. Ваша задача – опередить его. А то ведь, как я понимаю, этот негодяй оговорит невинную девушку.

Ольга непонимающими глазами обвела обоих мужчин, вздохнула два раза и начала плакать, размазывая слезы по лицу.

– Хватит! – крикнул Гуров, стукнув кулаком по колену. – Я вижу, по-хорошему вы не хотите! Это ваше дело. Собирайтесь живо!

– Куда с-собираться? – прошептала Ольга, успокаиваясь, но не полностью, чтобы при случае сразу же опять начать плакать.

– В узилище, – любезно подсказал ей Стас, – то бишь на нары. Ваш дружок, тот самый, который обладает аристократической фамилией Ванильчиков, оказался на редкость словоохотливым. То, что я зафиксировал вас у двери, помогло вам остаться как бы вне событий, а то неизвестно еще, как вы могли поступить, пока я разбирался с вашим другом. Вдруг вы бы решили кому-то позвонить и тем самым усугубили бы свою вину. А так как вы дама, вне всяких сомнений, симпатичная и я к вам испытываю эту самую симпатию… – Стас поймал на себе взгляд Гурова и замолк, понимая, что распелся он, наверное, не к месту.

Сейчас говорить собирался Гуров.

– Так мы едем в СИЗО? – спросил Гуров, вставая.

– Подождите! – Ольга подскочила на кровати и снова села. – Подождите, пожалуйста! Мы же еще и не начали говорить! Вы мне слова сказать не даете!

– А нужно нам это ваше слово? – недоверчиво спросил Гуров, однако, не садясь обратно на стул. – Ну-ка, проверю. Вчера Ванильчиков отвез вас в «Харбин». Зачем?

– Я должна была рассказать все, что произошло… ну, в смысле, про допросы. От Нонки что узнаю…

– Кому же вы должны были это рассказать?

– Александру Анатольевичу.

– Ветринову?

– Ну да, ему. А я и не знаю другого Александра Анатольевича. Был, правда, еще один у нас школе завучем, но это… давно было. То есть недавно.

Гуров переглянулся со Стасом.

– А Ветринов-младший сам вам позвонил, или вы, так сказать, по собственному почину проявили инициативу?

Ольга молчала, поразительно быстро став бестолковой и не понимающей русского языка.

– Он позвонил? – громче спросил Гуров.

– Ну да, конечно. Только потом. В машине уже, когда я ехала. Тут дело вот в чем…

– Ну-ну, – Гуров снова присел на стул и поторопил: – Быстрее!

– Я просила деньги у Нонки, – Ольга заволновалась и закрутила пальцами в воздухе. – Паша, ну, то есть Ванильчиков, очень просил, чтобы я заняла денег у Анатолия Анатольевича. Вот я и ходила, а когда я пришла к Нонке в тот день, вчера то есть, то Паша меня ждал в машине. Я-то думала, что Нонка деньги уже получила, а там… вот что вышло-то.

Гуров нахмурился.

– Что-то я не пойму. Но сейчас разберусь… Много нужно было денег?

– Десять тысяч долларов.

– Для банкира это немного. Так, ладно. Если я правильно понял, то с младшим Ветриновым у вас отношения лучше, чем со старшим. Уже по одному тому ясно, что с младшим вы сами разговариваете, а на старшего сестру напускаете. Я прав?

– Я ее не напускала, а просто попросила.

– Я не об этом говорю.

– Ну да, с Сашей, то есть с Александром Анатольевичем, у меня неплохие отношения.

– А почему он сам денег не дал?

– Сказал, что у него нет свободных средств.

– А почему он сам не попросил у брата?

– Для меня? – переспросила Ольга. – Он для других просто так ничего не делает! Я ему в свое время отказала в близости, – Ольга гордо вздернула нос и повела плечами, как в русском народном танце, – и поэтому он мне не помог. Грязная скотина, а не мужчина.

– Он не помог вашему Павлу, как я понимаю, – вмешался Стас. – Ведь Павел работает у него в ресторане?

– Работает, – согласилась Ольга. – Да мало ли кто где работает! Павел просил у него, да, но он отказал.

– Получается, что этот нехороший человек отказал вам обоим, а потом вы спокойно идете к нему, даже едете и рассказываете последние новости про смерть его брата? – спросил Гуров. – Из-за чего такие отношения? Ведь он же негодяй!

– Да, да, – сочувственно поддакнул Стас. – Вы сами нам так и сказали! И все равно сразу же после убийства вы едете к этому негодяю.

– Но это же разные вещи! – Ольга жалко улыбнулась. – Он не дал денег, но все равно остался работодателем. И он попросил приехать… Вот мы и приехали.

– Интересно получается, – Гуров потер лоб. – Когда он попросил вас приехать? Я что-то не понял. То вы говорите, что просто так поехали в «Харбин» и Ветринов позвонил уже в машину, потом вас можно понять так, что он как будто просил вас узнать новости и после обязательно подъехать к нему. Так как же было на самом деле?

Ольга заерзала на кровати, бросая затравленные взгляды то на Гурова, то на Стаса. Подумав, она приняла решение снова заплакать. Даже зарыдать.

Она завопила, зарыдала, издавая звуки сирены «Скорой помощи» и размазывая слезы по лицу.

Гуров поморщился и кивнул Стасу.

Стас понял. Он пошел на кухню и вернулся со стаканом воды.

Подходя к Ольге, Стас споткнулся, и вода вся выплеснулась дамочке прямо в лицо. Ольга замолкла, испуганно глядя на Стаса.

– Фу, какой я неосторожный, – посетовал Стас. – Еще воды принести, Лев Иванович?

– Пока не знаю, – хмуро ответил Гуров. – Посмотрим на поведение нашей знакомой. Ну что, Ольга, продолжаем разговор или вы будете снова брать рекламную паузу?

Ольга вытерлась пододеяльником и промолчала.

– А для чего вашему Павлу были нужны десять тысяч долларов? – спросил Гуров.

– Он решил начать свое дело, – ответила Ольга и покраснела.

– Кроликов разводить? – активно спросил Стас. – Да? Я угадал?

Ольга молчала, исподлобья глядя на Гурова.

– Поехали, – Гуров встал и направился к выходу. – Тебе, Стас, даю пять минут, проконтролируешь нашу даму. Если она будет медленно собираться, можешь выгонять ее, в чем она есть. У нас в СИЗО с отоплением все нормально, пока еще, во всяком случае.

– Вас понял, – ответил Стас и улыбнулся Ольге. – Приказ слышали, мадам?

Ольга кивнула и встала с кровати.

Глава пятая

Стас, следом за Гуровым войдя в приемную генерала Орлова, послал воздушный поцелуй Верочке.

– А вот и я! Расскажите мне, Верочка, как вы ждали меня все эти бесконечные часы и минуты, пролетевшие со вчерашней нашей встречи!

– Ой, Стас! А я слышала, что с тобой вчера что-то случилось! – воскликнула Верочка, и Стас, нахмурившись, кашлянул:

– Не верь! Все ложь! И все было не так!

– А никто и не говорит, как именно и что было! Расскажи, расскажи, расскажи!

Гуров, открывший обитую коричневой кожей дверь кабинета генерала, задержался и позвал Стаса:

– Ну ты, казанова! Опять завис? А руководство будет ждать? Пошли, сперва доложишь о своих подвигах!

– Ну, вот так всегда, – развздыхался Стас перед Верочкой. – Печаль гложет мое исстрадавшееся по любви сердце, потому что романтики в этих стенах не вижу никакой. То есть абсолютно!

Стас подошел к двери. Гуров уже вошел, а Крячко, обернувшись, негромко сказал Верочке:

– Я и вчера себя вел, как герой, это просто в моих привычках! Я стараюсь каждый день совершать по одному геройскому поступку.

Подмигнув Верочке, Стас зашел в кабинет и закрыл за собой дверь.

Генерал Орлов сидел, нахохлившись, в своем кресле и вертел в руках авторучку.

– Привет, Петр Николаевич, – бросил Гуров, пожал генералу руку и сел на кресло слева.

– Петру Николаевичу наше почтение! – Стас, улыбаясь и кланяясь, подошел, тоже пожал протянутую руку и сел напротив Гурова.

– Как твое здоровье, Станислав? – спросил Орлов, с тревогой поглядывая на Стаса. – Я слышал, ты перенес… – Орлов замялся, – черепно-мозговую травму?

– Перенес, – согласился Стас. – Чувствую изменения в психике. Кошмар полный! Начинаю сам себя бояться.

– Какие еще изменения? – Орлов тревожно взглянул на Гурова, кашлянул, завертел авторучку еще быстрее. – Что-то серьезное?

– Придуряется наш клоун, как всегда, – буркнул Гуров, – не видишь, что ли? Я так думаю, что маловато его били. И не теми предметами.

– Помолчи, Лев, – оборвал Орлов Гурова, – пусть Станислав сам ответит. Ему же виднее, как он себя чувствует. Что с тобой, Стас? Голова болит?

– Болит душа, – ответил Стас, – а в башке так много новых незнакомых мыслей, что просто страшно. В отпуск хочу, в теплые края. И сделать с собой ничего не могу. Желание сильнее меня. Наверняка это следствие травмы, перенесенной, кстати, на ногах!

– Ну, ты слышишь? – спросил Гуров у Орлова. – Все у него нормально! Такой же клоун, как и всегда! Даже злость берет!

Орлов внимательно посмотрел на Стаса и покачал головой в такт своим мыслям.

– Ну, может быть, Лев, ты и прав. Мне тоже кажется, что волноваться за здоровье Станислава не приходится.

– Креститься надо, когда кажется, – буркнул Гуров. – Чего вызвал? У нас дел невпроворот и времени, как всегда, ни хрена нет. А ты отвлекаешь! Стас мог бы тебе объяснительную написать у себя в кабинете и через Верочку передать.

– Да хватит тебе ворчать, Лев Иванович, – Орлов отложил авторучку и потянул ближе к себе папку, до этого лежащую слева от него. – Появилась дополнительная информация, хочу вам ее предоставить. Сами посмотрите. В общих чертах следующее. Сперва относительно вина. Бутылка настоящая, содержимое – тоже. Однако бутылка была вскрыта и в нее добавлен яд. Как вы уже, наверное, знаете, цианистый калий.

– Эта новость состарилась еще вчера, – буркнул Гуров. – Что еще?

– Вчера вы не могли знать, что вино изначально было фирменным.

– А нам-то что?

– А то, что это вино дорогое и экспортируется в Россию только одной организацией – концерном «Элитные вина». Производится во Франции, в провинции…

– Что еще? – перебил его Гуров.

Орлов замолчал и укоризненно взглянул на сыщика.

– А вы не обращайте на него внимания, – посоветовал Стас. – Вредный и склочный характер полковника Гурова известен давно и далеко за пределами этого кабинета. Скандалист он редчайший и неуживчивый притом!

– Цирк уехал, а клоун остался! – проворчал Гуров и повернулся к Орлову: – Все у тебя, что ли? Давай бумажки, сами разберемся, читать умеем!

– И даже мелкими буквами! – поддакнул Стас. – Хоть как напиши, хоть мелко, хоть крупно, все сумеем прочитать, если, конечно, по-русски написано.

– Этот тип точно по голове ушибленный! – проворчал Гуров.

– Один раз точно, я это помню! – кивнул Стас. – Но, возможно, что били еще, пока был в отрубе-с. Легкость в мыслях у меня необыкновенная-с. Это все – последствия шока.

– А по поводу происхождения бутылки, это, конечно, полезно, – сказал Гуров, обращаясь к Орлову и напрочь игнорируя Стаса, – но я не думаю, что это такая уж редкость. Если у нас продается только одним концерном, то в той же Франции наверняка это вино можно запросто купить в каждом городе. И что теперь? Будем вычислять, кто прилетал из Франции в последнее время? А за какой срок?

– Вино шестьдесят восьмого года, – тихо произнес Орлов.

– Ну вот и попали, на ровном месте и мордой об асфальт! – воскликнул Гуров. – Какая классная задачка! Ты, надеюсь, без ведома руководства, рискуя лампасами, не дашь нам указивку проверять всех наших граждан с этого срока?

– А в продажу оно поступило только в прошлом году, не считая одной маленькой партии, проданной в том же шестьдесят восьмом, – закончил Орлов.

– Вот как? – Гуров уже заинтересовался и даже наклонился над столом. – И большая была партейка? Ну, та, которую продали, начиная с прошлого года?

– Четыреста бутылок, – ответил Орлов.

– Это много или мало? – снова подал голос Стас. – Как я понимаю, такие напиточки ящиками не покупают и из горла не пьют. Получается, что четыреста бутылок – это до хренища!

– Из них двести тридцать одна была продана концерну «Элитные вина». Его головной офис в Петербурге… Далее. Ресторан «Харбин»…

– Эх и злачное же местечко, доложу вам, господа! – сказал Стас. – Нужно будет вас туда как-нибудь пригласить. Угощают так, что потом руководство здоровьем интересуется! Представляешь, Петр, после посещения этого гребаного «Харбина» вызывает тебя министр и спрашивает: «Как ваше здоровье, Петр Николаевич?» Впечатляет?

– Не очень, – ответил Орлов и осторожно взглянул на Гурова.

А тот уже начал заводиться. Он барабанил пальцами по столешнице, плотно сжимал губы, и по всему было заметно, что вот-вот разразится буря.

– Ну так вот… – продолжал Орлов. – Этот ресторанчик ни разу серьезно не засвечивался. Поразительно чистое место. У «Харбина» были какие-то мелкие проблемы с разными инспекциями, два раза с налоговиками, но у кого их нет…

– У меня ни разу не было, – сказал Гуров. – Все? А, нет, ты еще не сказал, кто там хозяин.

– Формально Ветринов-младший, – сказал Орлов, – но фактически это внушает сомнения. Однако все так здорово запрятано, что определить без признательных показаний, кто там рулит, практически невозможно. Слишком все запутано. Но формально там рулит Ветринов, и именно он решал все вопросы с налоговой инспекцией.

– Как это нельзя определить, кто там хозяин? – не понял Гуров. – А как прописано в учредительных документах?

– Когда-то там было одно ООО, потом другое, потом все купил Ветринов, потом он все продал первому 000, и так несколько раз прошло по кругу, и в результате, пока он сам не скажет, никто и не определит принадлежность ресторана. На втором этаже у него студия, подготавливающая… – Орлов замялся и забегал глазами. – Как бы это сказать… – Он снова завертел авторучкой, немного покраснел.

– Может быть, проституток? – подсказал Стас. – Есть такая служба сервиса, называется «проституция»…

– Достаточно, Стас, – вздохнул Орлов. – В общем, там их и готовят.

– А что, теперь начали уже учить на проституток? – раздраженно удивился Гуров. – Может быть, и сертификаты выдают?

– Не знаю, с заданием не посылали! – резво отозвался Стас. – Но готов пойти в это самое заведение и лично проверить.

– Ну, ладно, разрезвились, ребятки, – Орлов отложил авторучку. – Дело тут еще вот в чем, Лев. Анатолий Ветринов был, как бы это сказать, одним из тех банкиров, у которого никогда не прослеживались связи с организованной преступностью. Даже в самые беспредельные годы он умудрялся ускользать от «крыш», от влияния – и все такое прочее…

– Дивлюсь я этим двум братцам, – усмехнулся Гуров. – У одного банк, к которому нет никаких претензий, у другого ресторан какой-то, с которым тоже проблем нет. Да вот только банкира отравили, а в ресторане напали на Стаса по неизвестной причине, а потом дали ему за это деньги.

– Взятку, – поправил Стас Гурова, – взятку дали, а не деньги. Если говорить, что побили и дали за это деньги, то получается, что я этим методом начал зарабатывать себе на жизнь, а меня это не устраивает!

– Теперь мы подошли ко вчерашней истории. – Орлов старался не обращать внимания на болтовню Крячко. – Она малопонятна. Будем надеяться, что пока. Давайте попробуем разобраться вместе. Итак, ваши мнения, господа.

– Да, поскольку карты перемешали, следует подумать, во что мы играем и какие козыри. В этом кабаке происходит что-то однозначно криминальное, – заявил Гуров. – Надо быть специфическим кадром, чтобы устроить нападение на полковника милиции, особенно когда он тебя ни на что не провоцирует. Подробности, описанные Стасом, говорят об устойчивой преступной группировке.

– Не знаю, не знаю, – Орлов покачал головой. – Ты не забывай, Лев, что ты полностью в курсе событий, а я-то все знаю только в твоем скомканном изложении по телефону, да еще из рапортов. Пятьдесят тысяч рублей – это не те деньги, чтобы ими затыкать рот нашему Стасу. – Почему ты стал следить за этой Ольгой? Чем она тебя насторожила или заинтересовала?

– Она мне показалась девушкой злобной и завистливой, – признался Стас. – Увы, совсем не понравилась. Ну, в общем, эта сестренка мне назначила свидание, намекая, что ей есть что мне сообщить. И я решил пробить ее связи. Проводил ее до «Харбина», а дальше вы знаете.

– А в этом «Харбине» оказался главным или одним из самых главных брат покойного Ветринова, – констатировал Орлов.

– А любовница банкира сама работала в этом ресторане или в агентстве на втором этаже, – добавил Гуров. – Можно предположить, что меньшой братик сыграл определяющую роль в подсовывании ее под своего старшего братца.

– Кто-нибудь из вас уже встречался с младшим Ветриновым? – спросил Орлов.

Стас и Гуров молча покачали головами.

– А почему, позвольте вас спросить? – Орлов чуть-чуть повысил голос, не намного, а так, в самую меру, чтобы никто не обиделся.

В первую очередь он, разумеется, думал о реакции Гурова. Но Гурову и этой малости хватило.

– А мы чем занимаемся? Мы опрашиваем свидетелей, восстанавливаем картину происшествия, до вдовы даже ветриновской руки еще не дошли! А насчет братца, кстати…

– Ну, тихо, тихо, Лева. – Орлов двумя руками плавно и ненастойчиво помахал в сторону обидчивого сыщика. – Никто же не говорит, что вы ничего не делаете! Как раз все наоборот!

– Ты говоришь, что мы делаем слишком много? – вставил Стас. – Мне и самому так же кажется. И давно уже! Перерабатываем, блин! Стахановцы!

– Заткнись! – заорал на него Гуров и повернулся к Орлову. – Петр! Когда ты, наконец, отстанешь от меня?! Ты всучил мне это дохлое дело, теперь начинаешь еще упрекать! Да зачем мне все это надо! Или я делаю все, как считаю нужным, или ни хрена больше не делаю! Я ведь не просил у тебя этого задания!

– Успокойся, Лев, успокойся, пожалуйста, – Орлов улыбнулся, – никто не сомневается в твоей компетенции, никто не сомневается в твоей правоте…

– Да как можно, – вставил Стас, – или мы богом обиженные, или по башке трахнутые? Пардон, я хотел сказать, грохнутые!

– Все дело в наезде на Стаса! – рявкнул Гуров. – Почему его оставили в живых?

– Ну вот, он уже огорчается от того, что видит меня живым, жестокий человек, – развздыхался Стас. – Кровожадный людоед.

– Короче, Петр, – Гуров снова повернулся к Орлову. – Если Стаса не убили, значит, они предполагают, что на «Харбин» будет совершен наезд всей нашей мощью, потому такие вещи мы не прощаем. Верно?

Орлов кивнул.

– Это – раз! – сказал Гуров. – Второе. За каким, спрашивается, хреном, они подкинули эти деньги в машину Стаса? Зачем?

– Ну и как ты думаешь? – спросил Орлов.

– Сумма оскорбительна! – заявил Гуров.

– Действительно, – поддакнул Стас, – надо выпустить, что ли, таблицу расценок на основе тарифной сетки и реальной должности. Может, для какого задрипанного участкового в Саратове эти пятьдесят тысяч и нормальная сумма, а мне лично мало. А за моральный ущерб?

Гуров кашлянул и присел на краешек кресла.

– А ты молчи! – бросил он Стасу.

Стас кивнул и отвернулся.

– Одним словом, – недовольным голосом пробурчал Гуров, – нападение, оставление в живых и деньги. Эти три фактора говорят о том, что, во-первых, что-то происходит внутри криминальной группировки, контролирующей «Харбин». То, что там криминал, сомнений уже не вызывает. Но какие-то силы внутри группировки буквально вызывают удар на «Харбин», наверное, имея стратегической целью какие-то изменения в руководстве. Ты, Петр, не узнал ничего, как я понял, о том, кто стоит за «Харбином»?

Орлов отрицательно покачал головой.

– Ну вот, – продолжил Гуров, – все эти дела меня и заставляют тянуть с визитом в «Харбин» и к Ветринову. Не собираюсь идти в ту дверь, которую для меня держат открытой разные подонки.

– И какие тогда у вас планы? На сегодня, я имею в виду? – спросил Орлов.

– Вдова, – ответил Гуров, – потом снова банк. Гранин, заместитель Ветринова-старшего, сказал мне, что дела в банке обстоят плохо и улучшению их мешал именно их покойный президент.

– Это версия? – быстро спросил Орлов.

– Безусловно, – кивнул Гуров. – Прав ли Гранин или нет, это не важно, а важно то, что он так считал и так мне сказал. Мужичок Гранин робкий, на лидера никак не тянет, но, если говорит такие вещи, следовательно, в банке сформировалась оппозиция курсу президента, и это нельзя не учитывать. Он же все-таки умер.

– Попил винца и отравился. Самая лучшая антиалкогольная пропаганда, – заметил Стас.

– А вот нашего битого казанову я думаю послать…

– Только не туда, – быстро проговорил Стас. – Не надо, патрон, я больше не буду!

– К любовнице президента! – закончил Гуров. – Если уж он пошел по этим бабам, то пусть со второй сестренкой поработает. Может быть, что-то и нароет.

* * *

Стас, закончив описание своих вчерашних страданий, подмахнул лист и понес его к Верочке.

– Вот, принес депешу для твоего грозного начальника, – заявил Стас, кладя рапорт перед Верочкой. – Долго думал, ой, как долго я думал, не приписать ли мне в конце: «Целую, Стас» – и не решился. А вот теперь в сомнениях: прав ли я был? Или нет?

Стас присел на край стола и страдальчески заломил брови.

– И никто же не вразумит меня в этом сложном вопросе. Гуров только ругается, пан генерал машет авторучкой, подойти страшно. Одна вы, Верочка, моя надежда…

Верочка взяла рапорт, отложила его влево от себя, решив перечитать, как только Стас уйдет, и улыбнулась.

– Я и не знала, Стас, что ты такой робкий. Ты ведь сейчас идешь на свидание с девушкой и поэтому заранее пугаешься. Поверь, Стасик, ничего страшного в девушках нет.

– Не называй меня Стасиком! – Стас побрел к двери.

– Я буду за тебя держать кулачки, – пообещала Верочка и придвинула к себе рапорт Стаса.

Спустившись вниз, Стас вышел на улицу и тут только вспомнил, что он еще не звонил Нонне и не договорился с нею о встрече.

Он набрал номер телефона и стал ждать, слушая длинные звонки. Если Нонна переселилась и больше не живет в квартире, которую для нее снимал Ветринов, то найти ее будет непросто.

Стас поморщился, представляя разговор с Ольгой. Если он не найдет Нонну, то придется снова обращаться к ее сестренке. Вряд ли Ольга за несколько часов забыла о двух полковниках, раскручивающих ее на информацию, но… Но, с другой стороны, сейчас Ольга в таком положении, что будет стараться быть разговорчивой.

Мысли Стаса прервал голос Нонны:

– Алло! Слушаю вас, говорите!

– Нонна? – Стас растерянно кашлянул и с удивлением заметил, что он на самом деле немного волнуется, как перед свиданием. Такое уже было, но было это так давно, что почти перестало быть правдой даже в его собственной памяти.

– Да, это я… – Нонна тоже удивилась и принялась вслушиваться, прокручивая в памяти незнакомый голос. – А кто это? – спросила она.

– Это… это полковник Крячко беспокоит, – ответил Стас, стараясь говорить бодро, а получилось развязно. – Мы с вами встречались, Нонна… – Стас замолчал, и почему-то ему никак не придумывалось, что нужно говорить дальше.

– Я помню, да, – ответила Нонна очень спокойно, без интонаций. – Здравствуйте, Станислав. Вы что-то хотели сказать?

– Ну конечно, если я звоню. Я хочу вам предложить встретиться. – Стас сообразил, что его слова звучат несколько двусмысленно, и быстро поправился: – По служебным надобностям.

– Надобностям? – переспросила Нонна и рассмеялась.

– По делам, я хотел сказать. – Стас понял, что краснеет. Он оглянулся, нахмурился и пошагал к своему «Мерседесу», стоящему на штрафной стоянке, но не в общем ряду, а немного в стороне.

– Что вы сказали, Стас? – переспросила Нонна. – Я не расслышала.

– Я сказал, что нам нужно встретиться и продолжить разговор, – хмурясь на самого себя, объяснил Стас. – Следствие продолжается, а вы в числе главных свидетелей. Вы сейчас свободны?

– В общем, да, – ответила Нонна.

Стас подошел к своему «Мерседесу», осмотрел его и открыл переднюю дверцу.

– Вам повезло, Стас, – сказала Нонна, – я уже совсем собралась уходить отсюда. Представляете, сегодня всю ночь не могла уснуть…

– Я уже выезжаю, – сухо сказал Стас, – дождитесь меня. Пожалуйста.

– Конечно, буду ждать.

Он сел за руль «Мерседеса» и представил себе, как Гуров сейчас общается с рыдающей вдовой и слушает, как она сморкается в липкий платочек.

– Лучше бы меня послал к вдове, а сам поехал к любовнице, – пробормотал Стас, на секунду прикрыл глаза и так явственно увидел Нонну, сидящую на кровати, с ногами, не прикрытыми платьем, что даже дыхание перехватило.

Стас вздрогнул, тряхнул головой, открыл глаза.

– Нет уж, – пробормотал он, заводя машину. – Фигушки вам, уважаемый Лев Иванович, сами со вдовами и общайтесь, а мы поедем к любовнице!

Стас доехал до дома Нонны, покурил в машине, приводя мысли в порядок, и с удивлением заметил, что пальцы у него подрагивают.

– Алкоголизм? – спросил Стас сам у себя и отрицательно покачал головой: – Нет, Стас, это что-то другое, и ты сам знаешь, как это называется.

Натянув поглубже на лоб свою ковбойскую шляпу, Стас вышел из машины, щелчком отбросил сигарету в кусты и бодрой походкой вошел в подъезд.

Нонна уже ждала его, выглядывая в открытую дверь.

– Здравствуйте еще раз! – сказала она. – Заходите. Так классно…

Нонна исчезла за дверью. Стас подошел, открыл дверь и увидел, что она ушла и из коридора.

– А что «классно»? – спросил он громким голосом, обращаясь в комнаты, куда ушла Нонна.

– Классно ждать мужчину, открыв дверь! – весело ответила Нонна из кухни и выглянула в коридор. – Извините, – сказала она, смутившись, – я все понимаю, вы пришли по долгу службы, но знаете, только сейчас вот, глядя на вас, я поняла, в какой тюрьме я все это время жила.

Стас разделся в коридоре и прошел в кухню. На столе уже стоял поднос с чашками дымящегося кофе.

Стас направился прямо к столу.

– Не сюда, не сюда! – заторопилась Нонна. – В комнату, где мы уже с вами были. Вместе с Ольгой! Помните?

– Как скажете, Нонна.

Стас вышел. Нонна пошла за ним, неся на руках поднос.

– Вам помочь? – сунулся было он.

– Вы что? – улыбнулась Нонна. – Я ведь за вами ухаживаю, встречаю вас, как хозяйка. Мне это приятно.

– Да? – озадаченно переспросил Стас. Его не устраивал тон разговора. Он годился бы для частной жизни Станислава, но для работы полковника Крячко – это все было обременительно. И, следовательно, чревато.

Мешало, одним словом.

– А что вы там сказали про тюрьму, Нонна? – Стас прошел в комнату, встал рядом со столом, на котором стояли подсвечники, и подождал, когда Нонна поставит поднос.

– Про тюрьму? – Нонна наклонилась, поставила поднос на стол и выставила чашки с него. – Ах да! Вы знаете, Стас, когда я увидела вас, подходящего к квартире, я сразу же вспомнила, как мне строжайше было запрещено выходить куда-либо до приезда Анатолия. А если я все-таки выходила, то нужно было звонить этому противному Лористонову и говорить ему: «Я пошла туда-то!» Представляете?! А он еще что-то там думал и с такой мерзючей неохотой процеживал сквозь зубы: «Ну-у-у иди-ите!»

Нонна очень похоже изобразила интонацию Лористонова, рассмеялась, взмахнула подносом и выскочила из комнаты.

– Я сейчас приду! – крикнула она.

Стас присел в кресло и вынул из кармана пачку сигарет и зажигалку. Он чувствовал себя неуютно. Неуютно как полковник, но очень даже неплохо как мужчина. И что же было делать?

Стас пожал плечами, не зная, как самому себе ответить на этот вопрос. Он закурил. Потом подумал и зажег свечи. В комнате сразу же стало уютнее и интимнее. Свечи были ароматизированные, и тушить их уже не было смысла. Все равно Нонна заметила бы.

Стас опустился в кресло, хмуро смотрел на свечи, курил и вздыхал. Он сам себе не нравился. Это означало, что что-то происходит не так.

Эта женщина ему нравилась. В этом и была вся проблема.

Нонна вернулась не скоро, а спустя, наверное, пять или семь минут. Она немного поработала над прической и макияжем. Стас не понял, для чего вся эта выставка, и спросил:

– А вы собирались уходить?

– Нет, – ответила Нонна, садясь в кресло напротив Стаса и ставя перед собою пепельницу и кладя сигареты. – Как я могла куда-то уходить, если я вас ждала? – Нонна показала на кофе. – Вы пейте, а то остынет.

– Да, спасибо. – Стас попробовал кофе, похвалил, некстати вспомнил про Ольгу, желавшую напоить его непонятно чем, и поднял глаза на Нонну.

Нонна, о чем-то задумавшись, смотрела на него и слегка улыбалась. Стас понял, что его охмуряют, очаровывают, завлекают и все такое прочее.

Еще он понял, что ни в коем случае не против и даже как бы готов и желает этого.

Ему не понравилось такое соображение.

– Итак, Нонна… – Стас сделал еще один глоток и поставил чашку на столик. – Хороший кофе.

– Вы это уже говорили, Стас. – Нонна закурила и откинулась к спинке кресла.

– Ну и что? Хорошее дело лишний раз похвалить – не грех. В общем, Нонна, дело в следующем. Я прошу вас рассказать мне о ресторане «Харбин». Знаете такой?

Стас внимательно проследил за реакцией Нонны и удивился совершенному отсутствию таковой. Казалось, что она даже не сразу поняла, о чем идет речь.

– «Харбин»? – переспросила Нонна очень спокойно и задумчиво. – «Харбин», – повторила она и медленно кивнула. – Да, я помню, есть такое место. Я была там… Боже мой, Стас! – Нонна улыбнулась и покачала головой, словно осуждая себя за забывчивость. – Вы мне напомнили такие вещи, о которых я просто забыла! Да, «Харбин»! Я там работала! Не в нем самом, а на втором этаже в студии. Мы изучали всякие интересные вещи. Например, то, что есть рыбу руками – это русское народное заблуждение. Еще что… Ах да! Чайную церемонию! Вы знаете, Стас, что должно быть на ногах при чайной церемонии?

Стас подумал, прикинул и ответил:

– У меня два варианта.

– Ну-ну!

– Лыжные ботинки или доска для виндсерфинга!

– Не смешно! – Нонна погрозила Стасу сигаретой. – Вы не знаете, а я знаю! На ногах должны быть накрахмаленные белые носки!

Стас смирился:

– Ну, носки, так носки. А какой же конкретно специальности вас учили в этой студии?

– Сложный вопрос, – Нонна нахмурилась. – В сертификате было написано – что-то вроде консультанта по установлению связей, у меня где-то валяется эта бумаженция, даже не помню где, но на самом деле, как я понимаю, на нас всех просто наводили лоск, чтобы потом было не стыдно нас спихивать всяким богатым дяденькам. Как любовниц. Ну а если не повезет, то в качестве недешевых проституток.

– Вы так просто это говорите? – удивился Стас.

– Ба! А вы хотите, чтобы я строила из себя дурочку? Мы же взрослые люди и уже кое-что понимаем! Да, там готовили дамочек на вызовы, но никого не принуждали. А вы знаете, Стас, какой был конкурс?! Когда я его прошла, я прыгала от радости! А вот Ольга – та даже и не сунулась, забоялась!

– А как вы туда попали? По объявлению или кто-то посодействовал?

– По объявлению! – повторила Нонна. – Вы знаете, сколько стоит этот курс? Он никому не нужен, зато дает бумажку, которой потом можно будет козырнуть и сказать: «Я консультант!» Он дорого стоит. Конечно, посодействовали.

– Я так понимаю, посодействовал вам Ветринов-младший, Александр, – сказал Стас.

– Саша? Вот еще! Он – противный! – Нонна наморщила носик. – Этот тоскливый индюк вот уже целый год пытается меня оттрахать, а – вот ему! – Нонна сложила пальчики в кукиш и показала Стасу.

Стас почувствовал, что начал заметно излечиваться от балдежа по отношению к Нонне. Он даже сам обрадовался такому ощущению.

– А кто же тогда?

– А Илюша! Кто же еще мог меня туда толкнуть? Мы с Илюшей росли в одном дворе, он был в меня влюблен когда-то. – Нонна улыбнулась воспоминанию, проговорила: – А может быть, и сейчас еще влюблен. Илюша, он милый.

– А это кто? Ржевский, что ли? – неожиданно для самого себя грубо спросил Стас.

– Ну и Ржевский, а что? – Нонна напряглась и даже слегка вжалась в кресло. – А почему вы так спросили, Стас? Илюша – он беззлобный и всегда рад помочь. Да, он такой.

– Я не сомневаюсь, что он такой, – Стас, желая сгладить неловкость, снова поднял чашку с кофе и сделал еще один глоток. – Значит, Илья Ржевский сказал вам, что может помочь с устройством на эти курсы? Он попросил младшего Ветринова, и тот все устроил, верно?

– Неверно! – воскликнула Нонна. – Что вам дался этот Сашка? Не пойму никак! Илья сказал Толе, своему шефу, и тот просто приказал внести меня в список! А потом, когда я проучилась два месяца, то сказала Илье, что мне нужно устроиться на работу, он меня и устроил в магазин. Я ведь еще работала в магазине, вы знаете, Стас? Младшим бухгалтером оттарабанила целых два месяца! Еще два месяца, и тут все началось! Оказалось, что Толя меня оценил сразу же, и когда я ушла из студии, то начал просто икру метать! Мне потом Илья звонил и рассказывал. Тут и Сашка начал крутиться, но… – Нонна довольно рассмеялась. – Я уже была предупреждена, и Сашке ни фига не обломилось! А он та-ак расстроился!

– А если бы Илья вас не предупредил?

– Ну, вы такие вопросы задаете, прямо как маленький, в самом деле! – Нонна встала и пошла в кухню. – Сейчас еще кофе сварю!..

Помолчав и позвенев на кухне посудой, Нонна выкрикнула:

– А как бы я поступила, если не было ничего, а тут целый Саша?! Какой-никакой, а все-таки не плотник-столяр и не негр! Саша хоть и мерзючий, но у него есть деньги и есть чем порадовать любимого человека!

Стас замял сигарету в пепельнице и понял, что Нонна ему больше не нравится.

– Вы меркантильны, Нонна! – не выдержав, сказал он. – Слишком любите деньги!

Стас высказал эти слова и понял, что повторяет сентенции Ольги. Он стал сам себе неприятен.

– А как же иначе, Стас?! – весело крикнула Нонна. – Любовь в шалаше – это для папуасов! У них там бананы растут на каждой пальме! И лето круглый год! А мы живем в суровом климате! Нам шубы нужны, отопление, ну и все такое прочее! И питание хорошее! А это все – деньги!

Стас промолчал.

Нонна вернулась с кофейником в руках и долила в чашку Стаса новую порцию кофе.

– Обиделись-надулись? – спросила она, усаживаясь на свое прежнее место. – Ну и напрасно! А как же вы, мужики, хотели, интересно? Хотя нет, неинтересно! Неинтересно! Вы хотели, чтобы все для вас, а от вас – ничего! И только, чтобы ждала, как эта дура… как ее там?.. Он еще такой хитрожопый, двадцать лет где-то мотался, а она его ждала-ждала и все замуж не выходила… ну! – Нонна пощелкала пальцами. – Кино еще показывали, красивое такое! Там несколько серий было… они все дрались, потом какие-то ведьмы, великаны…

Стас покачал головой и пожал плечами.

– Ну вот, Стас, вы даже подсказать не можете! – Нонна начала пить кофе и весело смеяться. Чашку пришлось поставить, потому что приступ смеха оказался слишком сильным.

– Вспомнили, как его зовут? – спросил Стас.

– Кого его? – Нонна шмыгнула носом и вытерла нос пальцем, потом палец обтерла о кресло. – А, ну да! Одиссей его звали, этого мужика! А жена его ждала и даже замуж не вышла во второй раз! Вот так вы хотите, но уже все, дур стало мало! Вымерли!

Стас кивнул и стал поворачивать разговор обратно, к нужной ему теме.

– Вы так уничижительно выражались об Александре Ветринове, что у меня не может не возникнуть вопрос: разве не он хозяин «Харбина» и всего остального, в том числе и магазина, где вы работали?

– Конечно, нет, с чего вы взяли? – Нонна хмыкнула. – Саша – хозяин! Да он занудное трепло, и больше никто! Все это принадлежало Анатолию. Ну, теперь, наверное, его вдова захапает. Обидно, ну и хрен с ним!

– Вы уверены, что хозяином «Харбина» был Анатолий? – уточнил Стас.

– На все сто процентов! – Нонна снова взяла чашку с кофе в руку. – Когда Анатолий появился в магазине, он все рассыпал передо мной всякие там горы золотые и прочее. Предлагал стать директором этой студии… Я, дура, отказывалась. Да, дура была, дура, сейчас понимаю. Потом предлагал стать директором магазина вместо Сашки. Там не один магазин, а целая сеть. Я тоже отказалась. Все не хотелось, чтобы кому-то было плохо. Сашку жалела. А он… – Нонна замолчала, махнула рукой. – Козел, в общем.

– Он говорил про вас гадости? – предположил Стас. – Или было что-то серьезнее?

– Да нет, он, в общем, даже Ольге помог немного, насколько я знаю. Она у него там ошибки, что ли, проверяла в прайсах или где-то еще, не помню… Просто, как сказать… Сашка, он такой человек, что если чего ему кажется, то он сразу же начинает думать, что это правда. Вот ему показалось, что он великий менеджер, только ему в жизни не везло, и он начал руководить вовсю. Так наруководил, что Анатолий потом устал разгребать. Вы же знаете уже, наверное, что эта гребаная студия – вовсе не Анатолия идея! Он узнал об этом после того, как дело уже почти раскрутилось и ему показали, что прибыль пошла! Эх он и орал!

– А чем он был недоволен? – спросил Стас. – Если дело прибыльное, то почему бы ему не быть?

– Не знаю я всех подробностей, – махнула рукой Нонна, – да только помню, что Анатолий все пыхтел, что этот бизнес в гроб его загонит, что там мафия какая-то набежит, потому что бизнес слишком уж специфический, а Сашка уговаривал, что все будет нормально. И Дима еще поддержал Сашку, сказал, что все будет путем.

– Дима – это кто?

– Лористонов Дима. Вы его не знаете? – Нонна удивленно повела носом. – Ну-у-у, какой вы! Он же здесь сидел! И Илюша здесь сидел, и Бурляев! Бурляева-то вы наверняка точно знаете! Он Анатолия охранял!

– Значит, Александр Ветринов и Лористонов вдвоем управляли всем этим имуществом! – сказал Стас. – Анатолию было некогда, и он передоверил этим двум браткам всю текущую деятельность.

– Ну, можно и так сказать, – Нонна снова закурила. – А не надоело ли вам говорить все о делах, Стас? – спросила она с хитрым прищуром.

Стас почувствовал, что краснеет.

«Этого еще не хватало», – подумал он и откинулся в кресле.

Стас помолчал, подумал и выдавил из себя:

– Нет, не надоело.

После этих слов Стасу стало так жалко себя, как давно уже с ним не бывало. Нонна усмехнулась, Стас вздохнул и опустил глаза.

* * *

Гуров подъехал к воротам коттеджного поселка, остановил машину и подождал, когда охранник, до этого столбом торчащий около решетчатых ворот, приблизится.

Охранник – высоченный парень в камуфляже и в черной шапочке на голове, с карабином «сайга» через плечо – подошел неспешной ленивой походкой и наклонился над машиной.

Он молча смотрел на Гурова и ждал от него реакции.

– Ну, ты что таращишься, как жаба из болота? – максимально любезно для такого случая спросил Гуров. – Если спросить чего хочешь, так и спрашивай!

– А я и без слов вижу, что мент, – хриплым басом ответил охранник. – Документы есть или решил на арапа проскочить? Не выйдет.

Гуров показал удостоверение.

Охранник внимательно его прочитал, просмотрел и вернул. После чего все так же молча уставился на Гурова.

– Я к Ветриновой! – сказал Гуров, начиная раздражаться. – Ну что, так и будешь смотреть?

– Нет, не буду.

Охранник отошел, достал из нарукавного кармана сотовый телефон, нажал две кнопки и что-то проговорил, не спуская глаз с машины Гурова.

Закончив разговор, он подошел, засовывая телефон обратно.

– Заедете за ворота, – спокойно и неторопливо произнес охранник, – и сразу же свернете налево. Там будет стоянка. На стоянке вам покажут, куда идти. Вопросы есть?

– А к дому подъехать нельзя? – спросил Гуров.

– Не положено.

Гуров промолчал, понимая, что ничего большего добиться от этого полуробота невозможно. Он выполняет свою работу и старается делать это аккуратно, по имеющимся у него инструкциям. По большому счету, если бы все так работали, порядка было бы больше на свете. Или, по крайней мере, в нашем Отечестве.

Охранник встал у ворот, которые начали отодвигаться.

Гуров подождал, когда они отъедут полностью, и медленно завел «Пежо» за ворота.

Стоянка действительно оказалась слева, но даже если бы Гуров и захотел проехать дальше, то у него ничего бы не вышло. Въезд в коттеджный поселок перекрывала вторая линия бастионов в виде невысокого бетонного заборчика, в котором были проходы, но все они были слишком узкими для автомобиля любой марки. Имеющий желание обязательно проехать к коттеджам должен был бы завозить с собою велосипед.

За заборчиком прогуливались неторопливо и солидно еще два охранника, пристально смотрящие на «Пежо» Гурова.

Поставив машину на стоянку, Гуров вышел, и тут же к нему подошел молодой человек, одетый тоже в камуфляж, но без карабина. На портупейном ремне этого охранника висела кобура с пистолетом.

– Вы полковник Гуров из главка? – спросил молодой человек.

Гуров кивнул.

– Покажите, пожалуйста, документы.

Гуров еле сдержался, но промолчал и предъявил свое удостоверение.

– Вроде все верно, – задумчиво сказал молодой человек, возвращая Гурову документ. – Пойдемте со мною.

В поселке было коттеджей немного, десятка два. Все они были одной архитектуры, похожие, как близнецы: трехэтажные, с зимними садами, с гаражами и открытыми бассейнами рядом со входом.

Индивидуальный вкус хозяев замечался только в цвете штор, видневшихся из-за стекол квартирных окон.

Охранник подвел Гурова к пятому коттеджу. На самом подходе он вынул сотовый телефон, набрал номер и предупредил жильцов о своем приходе.

Дверь коттеджа отворилась, на высокое крыльцо вышла худая коротко стриженная женщина в полуспортивной одежде с сигаретой в руках.

– К вам полковник Гуров, – произнес охранник.

– Хорошо, можете идти, – спокойно произнесла дама.

Охранник кивнул, но не ушел, а отошел на шаг, и пока Гуров поднимался по четырем ступенькам к двери, он спиной чувствовал на себе тяжелый взгляд охранника.

– Черт-те что! – сказал Гуров, подходя к даме. – Исключительно входя в ваше положение, я вас не вызвал повесткой, а приехал сам. В следующий раз я вас буду принимать у себя. Мне такие антуражи не нравятся.

– Вы не ко мне, а к Марии Петровне, – спокойно ответила дама. – Я ее лечащий врач. Пойдемте.

Сыщик нахмурился. Если у вдовы Ветринова дежурит врач, то что же его ожидает? Полуобморочная мадам под капельницей?

Ему стало жалко потраченного времени.

Глава шестая

Дама, представившаяся Гурову врачом, ввела его в холл, который занимал почти весь первый этаж. Напротив был выход – на противоположном конце холла. Как понял полковник, этот выход вел во внутренний двор.

– Вы посидите здесь, пожалуйста, – дама показала на ряд диванов, стоящих у стены. Гуров кивнул, и дама ушла в проход справа, застучав каблуками по лестнице.

Прислушавшись, Гуров понял, что она спустилась вниз. Это уже было любопытно: вдова Ветринова находится в подвальных помещениях? А что же тогда там располагается?

Гуров прошелся по полу, выложенному красноватым мрамором, посмотрел на картины на стенах – довольно-таки скучные пейзажи отечественного розлива – и остановился у единственной картины, изображавшей парижские улицы в дождь.

На общем серо-голубом фоне под разноцветными зонтиками в разные стороны спешили по своим делам беспечные парижане, живущие словно среди кукольных домов в кукольном мире.

Услышав, что дама возвращается, Гуров обернулся.

– Вас ждут, господин полковник, – дама, покуривая сигарету, вышла из дверного проема и встала рядом. – Я вас вот о чем попрошу… – начала было она, но Гуров ее перебил:

– Я понял: не волновать! Но происходит расследование. Все-таки произошло убийство. Такое у нас складывается мнение. Так что…

– Я не об этом говорю. Мы все это понимаем, но просим вас долго не задерживаться с вашими делами. Если вам удастся уложиться в полчаса, мадам будет вам очень благодарна, потому что у нее напряженный режим. Через полчаса ожидается визит массажиста, потом визажист, потом стилист… В общем, время расписано буквально по минутам.

Гуров кивнул, понимая, что его ожидания по поводу безутешной вдовы, мягко говоря, обманулись.

Дама, не дождавшись ответа, сделала приглашающий жест рукой:

– Прошу вас, господин полковник.

Гуров вошел в проход и начал спускаться вниз по дубовой лестнице.

Дойдя до конца лестницы, он понял, что здесь расположен банный комплекс.

Воздух стал тяжелей, влажней, кругом стоял плотный запах горячего дерева и эвкалиптовой эссенции.

Лестница закончилась небольшой площадкой, из которой было четыре выхода в разные стороны.

– Вам прямо, – деревянным голосом произнесла дама, идущая следом за Гуровым.

Гуров прошел вперед, толкнул дубовую дверь и оказался в обширном помещении, которое почти все занимал бассейн, отделанный белой плиткой. Стены и полы здесь были дубовыми.

Справа располагалась стойка бара с напитками, слева – низкий столик с деревянными стульями. В бассейне на подкрашенной голубой воде лежала на спине женщина в ярко-голубом купальнике.

– Это вы из милиции? – Женщина подняла голову, взглянула на Гурова, перевернулась и нырнула. Развернувшись под водой, она подплыла к краю бассейна. – Здравствуйте!

– Здравствуйте, – ответил Гуров, понимая, что слез и истерик здесь не дождешься. Эта вдова была не из слезливых.

Поднявшись по хромированной лестнице из бассейна, Ветринова подождала, когда врачиха накинет на нее теплый халат.

– Вы присаживайтесь, – Ветринова показала на столик и подставила голову врачихе, та быстро промокнула ей волосы и убрала полотенце.

Ветринова оказалась женщиной приблизительно тридцати лет, высокой блондинкой, абсолютно штампованного журнального варианта, модного в этом сезоне. Голубые глаза, или линзы, маленький рот, стройные ноги.

Гуров подумал, что, наверное, в этом поселке не только все коттеджи одного проекта, но и жены тоже.

– Можете называть меня Мари, – сказала Ветринова, покачивая бедрами прошла к столику и села за него. – Что будете пить, господин полковник? – спросила она и тут же, поморщившись, сказала врачихе: – А ты почему не взяла плащ у господина полковника? Помоги ему раздеться.

Гуров отдал плащ, сел за стол, Ветринова устроилась рядом и, светски улыбнувшись, кивнула:

– Я слушаю вас.

– Я занимаюсь обстоятельствами смерти вашего мужа, господина Ветринова, – сказал Гуров.

– Это я поняла. Что вы хотите от меня?

Вопрос был задан абсолютно равнодушным голосом, полным великолепного достоинства. Возможно, наигранного. Это и предстояло выяснить.

– Так как смерть вашего мужа была неестественной, причиной ее послужил яд в вине, которое он пил, то началось расследование, и в свете этого мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

– Задавайте, – равнодушно произнесла Ветринова.

Вернулась врачиха, Ветринова щелкнула пальцами и показала на бар.

Врачиха принесла коробку апельсинового сока и два высоких стакана.

– Налей и оставь нас, – приказала Ветринова.

Сок был налит в стаканы, поставлена пепельница. Врачиха молча ушла.

– Вы знаете, что у меня мало времени? – спросила Ветринова у Гурова. – Вас уже предупредили?

– Речь идет об убийстве, поэтому именно я буду решать, сколько у кого времени, – отрезал Гуров. – Итак, меня интересует, во-первых, кто мог желать смерти вашему мужу?

– Да кто угодно! – улыбнулась Ветринова. – Вы сок пейте, пейте. Это не наши соки, которые непонятно из какого порошка сделаны, это настоящий калифорнийский сок. Стопроцентно натуральный.

– Спасибо. – Гуров не притронулся к стакану и продолжил задавать уточняющие вопросы: – Как понимать ваши слова, что кто угодно мог желать смерти вашему мужу?

– Ну, как понимать, как понимать, – улыбнулась Ветринова. – Буквально и понимать, как же иначе? Ведь Анатолий Анатольевич был банкиром, а этот бизнес подразумевает жесткость. Законы волков, что же вы хотите! После дефолта ему начали желать смерти вкладчики, в том числе не только, конечно, частные лица, но и хозяева предприятий. Анатолий Анатольевич сумел спасти большую часть активов, переведя их в другие подразделения банка. Денег, следовательно, и выплат, нет. Я помню, тогда на него здорово наезжали.

Ветринова улыбнулась воспоминаниям и добавила:

– Дмитрий Олегович тогда очень много работал. Помнится, даже стреляли в Анатолия Анатольевича один или два раза… – Ветринова задумалась и вспомнила: – Один раз стреляли, а второй раз взорвали бомбу. Или гранату. В общем, что-то такое громкое. Я тогда была в Лондоне, Анатолий мне позвонил и таким дрожащим голосом начал плакаться… – Ветринова скорчила жалобную физиономию и изобразила: – «На меня покушались, поросеночек! А ты там по аукционам шляешься!» – Она улыбнулась и похлопала ладонью по столу. – Ну вот, Лидия ушла, а сигареты она мне не положила.

Подождав, не предложит ли ей сигарету Гуров, и не дождавшись этого, Ветринова улыбнулась, вздохнула и встала. Подойдя к бару, он взяла со стойки пачку сигарет и металлическую зажигалку.

– А вы не курите, господин полковник?

– Нет, не курю, – ответил Гуров. – Как я понимаю, ваши отношения с мужем были не самыми радужными. Это верно?

– Как посмотреть, как посмотреть. – Ветринова неторопливо вернулась к столу, села на стульчик. – Мы не мешали друг другу жить. Это означает, что отношения были самые хорошие.

– Вы хотите сказать, что у вас был так называемый свободный брак? – уточнил Гуров.

Ветринова пожала плечами.

– Если называть такими словами свободу от дурацких разборок, ненужной ревности и прочей ботвы и лабуды, то да, мы были свободными цивилизованными людьми. Терпеть не могу все эти дурацкие разговоры: «Как ты могла! Нет, как ты мог! Я тебе так верила! Я прошу прощения! А я сейчас удавлюсь, отравлюсь или еще там что-то с собою сделаю!» Весь мир давно уже живет, уважая права личности! Вот и мы так жили с Анатолием Анатольевичем! Мы уважали друг друга, и этого достаточно для семейного счастья.

Ветринова задумалась, потрогала себя за кончик носа.

– А вот теперь он взял да умер, и, как нарочно, совершенно не вовремя! У меня запланирована содержательная поездка в Париж, а его нет! Мужа, я имею в виду!

– Вы же ездили одна, как я понимаю! – Гуров начал понимать, кто такое сидит перед ним, и принялся определять границы самостоятельности Ветриновой.

– Ну да, разумеется, одна, а с кем же еще? – фыркнула Ветринова. – С ним, что ли? Толя был такой толстый, такой лысый и ленивый! Он мог только брюзжать, канючить, читать газеты, орать по телефону и изредка позволять делать себе минет! А чтобы поработать самому – даже речи не было!.. – Ветринова нервно отодвинула стакан с соком.

Сок качнулся, и несколько капель его вылились на стол. Она не обратила на это внимания.

– Представляю, как пыхтела над ним его эта девочка, как ее там… – Ветринова защелкала пальцами и закивала Гурову. – Ну, как там ее звали, называли, прозывали… Тоже забыли? Правильно, она же ничего из себя не представляет, только открытый рот и пустые глаза над ним… Вспомнила, Нонна! Вот еще имечко, да? Родители ее были людьми с фантазией, что и говорить… Нонна! – Ветринова фыркнула и достала сигарету из пачки. – А теперь этот ленивый толстяк умер, и мне приходится откладывать свою поездку! Представляете?

– Я не совсем понимаю, зачем вам был нужен муж, – заметил Гуров.

– Ну что же тут непонятного! – вскричала Ветринова. – А из-за денег! Раньше как было хорошо! Только скажешь, и он уже тащит карточки и сюсюкает: «Вот тебе, золотце, на поездку, булавки и развлечения!» А теперь что? Ботва какая-то! Я позвонила этому пугливому тормозу Гранкину, или Гранину, не помню, как правильно, говорю ему ясно и понятно, по-русски: «Денег надо!» А он! Вы представляете, что он мне начал там пи… то есть свистеть? Он заныл, что денег нет, что какие-то дурацкие балансы то ли не складываются, то ли не вычитаются… Как будто мне это интересно!

– А как вы познакомились с Нонной? – спросил Гуров.

– С кем я познакомилась? Ах, с этой! – Ветринова снова презрительно фыркнула. – Ну вы пошутили, однако, господин майор!

– Полковник, – поправил ее Гуров.

– А это не одно и то же? – нахмурилась Ветринова.

– Вы не ответили, как познакомились с Нонной, – напомнил Гуров свой вопрос.

– Не ответила? – переспросила Ветринова. – А никак я с ней не знакомилась! Еще чего! Может быть, ее еще и в дом ввести? Это еще с какой такой стати? Мало ли кого там трахал мой муж! Это со всеми мне знакомиться? – Ветринова рассмеялась. – Со всеми двумя?! – уточнила она и рассмеялась еще громче, словно очень остроумно пошутила.

– Вы будете отвечать? – спросил Гуров, раздражаясь.

– Про что вы говорите? – удивилась Ветринова. – Ах, про эту девочку! Нет, я не знакомилась с ней. Я даже не знала точно, как она выглядит, мне было достаточно, как говорится в фильмах, «словесного портрета». Ну, вкусы своего благоверного я знаю, на что еще он мог попасть? На что-то глупенькое, у которой мозгов нет. Она, как увидела его визитную карточку, так сразу и подумала, что обеспечена на всю свою куриную жизнь.

– Кто вам рассказал про Нонну? – Гуров начал терять терпение, но пока еще сдерживался. Из последних сил.

– Сам он и рассказал, кто же еще! – Ветринова гордо задрала нос. – Или вы думаете, что от меня можно что-то утаить? Ага, сейчас! Я сразу почуяла неладное! Как только Анатолий во сне забормотал что-то там про Нонночку, как-то… – Ветринова нахмурилась, вспоминая. – Ну как-то так: «Не надо, Нонночка, хватит, я не выдерживаю…», – она снова рассмеялась, – я сразу поняла, что появилась баба, и потом, когда он уехал, я вызвала Диму и раскрутила его на раз-два-три! Он мне все и выложил! А потом я еще съездила разок к этому дому… – Ветринова задумалась и махнула рукой. – Не помню точно адрес… Ага! Нет, помню: Трубниковский переулок! Да, Трубниковский! Я съездила, пока Анатолий был на конференции в правительстве, позвонила в дверь, мне открыла эта девочка, я спросила Ивана Ивановича или Петра Петровича, не помню, да это и не важно, а потом ушла. Видели бы вы ее глупые глаза! Я как увидала, сразу поняла: это ненадолго!

– То есть получается по вашим словам, что вы знали о том, что у вашего мужа есть любовница? И знали, где она живет, – констатировал Гуров. – Это очень любопытно.

– Ну, может быть, вам и любопытно, а мне до фени, – отозвалась Ветринова, поморщившись. Создавалось впечатление, что она огорчается оттого, что проговорилась. Однако это могло быть и хитрым ходом.

– А что вам сказал Гранин по поводу денег? – спросил Гуров. – Когда даст?

– А вот этого-то не сказал, сморчок вонючий! – воскликнула Ветринова. – Самого главного и не сказал ведь! Он мне что-то там бухтел про личные счета Анатолия, которые не в этом банке, а в каком-то другом! Откуда я знаю, что у него и где лежит? Если бы это было дома, я бы знала. А так: в этом банке, в том банке… Какая чушь! Мне в Париж надо, а Гранин денег не дает! Он точно Гранин, а не Гранкин? – переспросила Ветринова и, увидев кивок Гурова, повторила несколько раз: – Гранин, Гранин, Гранин. А то я, представляете, его Гранкиным крыла! А он ничего, не обижался!

– А какие у вас отношения с Александром Ветриновым? – спросил Гуров.

– Как это какие? – удивилась Ветринова. – Никаких! Какие там еще могут быть отношения? Ну, я с ним знакома, конечно. Ну, на днях рождения он бывает, потому что родственник, а так… – она пожала плечами и презрительно повела ими. – Скажете еще: отношения! Было бы с кем! Кстати! – вскричала Ветринова. – Может быть, вы мне скажете, когда этот зануда Гранин начнет давать деньги?

– Понятия не имею, – ответил Гуров, вставая.

– Вы все, уже закончили? – деловито поинтересовалась Ветринова. – Как хорошо! А ко мне сейчас должны прийти люди и – вперед: дела, дела, дела!

– Наверное, я к вам еще приеду или приглашу вас к себе в главк, – сказал Гуров.

– Лучше вы к нам, – рассмеялась Ветринова, – потому что если я в городе, то меня не найдешь!

– Я найду, – пообещал Гуров.

– Вот как? – Ветринова с интересом взглянула на Гурова. – Я и вам тоже понравилась, да? Немудрено!

Что-то напевая, Ветринова повернулась спиной к Гурову, скинула халат и, коротко разбежавшись, нырнула в бассейн. Брызги разлетелись в разные стороны.

Когда Ветринова вынырнула, то Гурова она уже не увидела, он надевал плащ на первом этаже коттеджа.

– А вы тоже поедете в Париж со своей хозяйкой? – спросил Гуров у врачихи, стоящей рядом с ним.

– Зачем это я туда поеду? – пожала плечами врачиха. – Это вон Машка все мечтает о Парижах и Берлинах, и все потому, что ее мужик не выпускал никуда из этого загона. А мне и на свободе хорошо.

Гуров кивнул и вышел из коттеджа.

До машины он дошел свободно, без сопровождений, но как только подошел к «Пежо», тут же рядом с ним выросли два охранника, не спускавших с него глаз до тех пор, пока он не выехал из ворота поселка.

Как только ворота за ним закрылись, Гуров увеличил скорость и помчался в город.

Раньше он планировал после вдовы встретиться с Ветриновым-младшим, но теперь изменил решение и поехал в «Оферта-банк». Предстояли новые разговоры со старыми знакомыми.

* * *

Стас лежал на кровати, на спине, смотрел в потолок и думал: как же оно все так получилось, что он совсем не помнит никаких подробностей?

Ну, они встали с кресел практически одновременно с Нонной, почему-то, совсем по непонятной причине, поцеловались, а потом – вжик! – и уже лежат раздетые на кровати и… ну и все остальное прочее.

Стас нахмурился и посмотрел на Нонну. Она лежала с закрытыми глазами и дышала ровно.

– Давай поспим, Стас, а? – тихо проговорила она. – Я всю ночь чего-то пугалась и почти совсем не спала. Почти-почти.

– Совсем-совсем, – подхватил Стас.

– Ну да, – ответила Нонна, не открывая глаз. – Почти совсем.

Зазвонил телефон у Стаса в кармане куртки. Это было настолько некстати, что было однозначно ясно: Гуров, и больше никто. Именно он всегда умел выбирать самые неудобные моменты для своих звонков. Большого таланта человек.

Стас аккуратно слез с кровати и пошлепал босыми ногами в коридор. Телефон звякнул еще раз пять, пока, наконец, Стас не добрался до него.

– Слушаю, – сказал Стас в трубку, возвращаясь в комнату.

– Что делаешь? – спросил Гуров.

– Работаю со свидетельницей, а что, шеф? – начиная по своей привычке ерничать, ответил Стас.

– Да ничего! – рявкнул Гуров. – Выясни у нее, не помнит ли она, как к ней приходила высокая блондинка и спрашивала не живущего там мужика. Кого-то вроде Ивана Ивановича. И пробей получше на отношения с Лористоновым. Вопросы?

– Вопросов нет, шеф, – ответил Стас.

– Тогда пока, – Гуров отключился, Стас тоже выключил телефон и положил его на стол.

– Это про какую блондинку он орал? – спросила Нонна, расслышавшая, оказывается, что говорил Гуров. – Это про Машку? – Она лениво приоткрыла глаза.

– Какую еще Машку? – Стас присел на край кровати и погладил Нонну по голове.

– Ну, как это какая Машка, – Нонна зевнула и улыбнулась. – Машка – это жена Анатолия. Она ко мне однажды завалилась и осматривала меня с ног до головы, спрашивая какую-то чушь. Вот-вот, наверное, этого самого Ивана Ивановича, чего-то такое я припоминаю. Я тогда сразу поняла: что-то не то. Когда она ушла, я выглянула из окна и запомнила машину. Потом позвонила Лористонову. Он мне постоянно нудел, что нужно записывать, записывать… Короче, он сказал, что это была Машка и чтобы я ее не боялась.

– Лористонов тебе это по телефону сказал?

– Нет, он приехал. Мы вот, как с тобой, тоже пили кофе и…

– И что? – легко спросил Стас. – Все остальное тоже было, как со мной?

– Ты дурак, что ли?! – Нонна отодвинулась от него и прикрылась простыней. – Ты за кого меня принимаешь?

– Я неудачно пошутил, Нонна! Извини, пожалуйста. – Стас понял, что немного перегнул, но привычка ерничать и тут не оставила его. Он нахмурился и забубнил, как заправский гоблин: – Ну ты чего, а? Ну ты чего?

– Ты считаешь, что пошутил? – Нонна хмыкнула и отвернулась.

– Мне казалось, что пошутил, – нормальным тоном признался Стас. – Ну, извини, если тебя обидел.

– Да ладно, чего уж там, – Нонна снова повернулась к Стасу. – Ну а если ты оказался прав? Если ты был прав? Ну, если на самом деле у нас с Лористоновым что-то было? Презирать начнешь? Или ревновать?

– Ни того, ни другого не начну, – признался Стас. – А вот спрашивать буду!

Нонна замерла, покраснела и потупилась.

– Нет, – пробормотала она, – не так. Ему нравилось по-другому, все больше сзади.

– Да я не об этом! – крикнул Стас, вскочил с кровати и подбежал к столику, где лежали его сигареты. – А ты за кого меня тут принимаешь?! – заорал он. – Мне неинтересно, с кем, как и куда! Мне интересно совсем другое! Совсем! Другое! Поняла?!

Стас начал прикуривать.

На глаза Нонны навернулись слезы.

– Поняла, – пробормотала она, – поняла, Стас. Нет, я его не любила. Ни капельки. У нас с ним было все совсем-совсем по-другому, не как с тобой. Ты понимаешь?

– Почти, – вздохнул Стас и начал одеваться.

Нонна помолчала, подумала, подулась и попросила – не выдержала все-таки:

– Дай и мне тоже закурить. Пожалуйста.

– Бери. – Стас протянул Нонне пачку сигарет, потом подал зажигалку. Нонна закурила.

– А пепельницу? – спросила она уже более требовательным тоном.

– Возьми. – Стас подал и пепельницу и присел рядом. – Давай вернемся к Лористонову, – сказал он.

– Я же тебе уже все сказала! – Нонна округлила глаза и собралась снова заплакать. Стас нагнулся и быстро ее поцеловал. Она успокоилась. Но не совсем.

– Ты мне не веришь, – трагическим голосом произнесла Нонна. – Ни капельки!

– Давай все-таки вернемся к Лористонову, – настойчиво попросил Стас. – Как я понял, это человек очень сильный в банке, если он контролировал своего шефа даже в таких делах, как визиты его жены. Я прав?

Нонна молча пожала плечами.

Стас понял, что сложных вопросов задавать нельзя.

– Лористонов оказывал влияние на Ветринова? – спросил Стас.

– На какого Ветринова? – уточнила Нонна. – Сашкой он, по-моему, просто командует. А с Анатолием был очень сдержан, но мне казалось, что если ему надо, то сумеет настоять на своем.

– Понятно, – пробормотал Стас. – А эта дурацкая студия и этот дурацкий ресторан… Я так понимаю, что рулил там Лористонов, если Саша у него на побегушках, а Анатолию – недосуг. Верно?

Нонна снова пожала плечами.

Стасу стало грустно. Он задумался, как бы ему еще поумнее сформулировать вопросы, чтобы получить ответы, его устраивающие.

– А ты спроси у Светланы Владимировны, его любовницы! – вдруг заявила Нонна и захихикала. – Такая галоша, блин, честное слово! Но она больше моего знает! Они уже лет десять живут!

– А это кто еще? Кто такая Светлана Владимировна? Любовницы обычно не упоминаются в отчетах и в биографиях, поэтому весьма интересны для следствия.

– А разве я тебе не говорила? Это директриса магазина, точнее, всего этого гребаного холдинга, как они его называют. Вот уж Светка точно все знает. Эта баба не промах, если уж она сумела свою дочку за Анатолия выдать, то, значит, соображает кое-что. Я так думаю.

– Стоп, не понял. – Стас уселся поудобнее и, как с ребенком, начал разговаривать с Нонной, показывая на пальцах. – Лористонов живет с директрисой магазина. Верно?

– Так я же тебе уже сказала! – Нонна поскучнела и задымила быстрее.

– А дочь этой директрисы – жена твоего Анатолия. Верно?

– Уже вдова, – вздохнула Нонна. – Ей не повезло. Или наоборот. Это как посмотреть. Но больше всего не повезло мне.

– Это почему?

– Как почему? Ты спросил «почему»? – развеселилась Нонна.

– Ну да, я так спросил, а что же тут такого смешного? – Стас озадачился, как уже бывало не в первый раз при общении с этой девушкой.

– Мне не повезло, потому что я лишилась стабильного источника существования, – объяснила Нонна. – Раньше я кем была?

– Ну-ну? – осторожно спросил Стас, хотя об ответе догадывался, но все равно оказался не прав.

– Раньше я была девушкой без материальных проблем! А теперь у меня есть проблемы, и еще какие!

Нонна села на кровати, скрестив ноги, и поиграла пачкой из-под сигарет.

– Ста-ас! – позвала она через минуту.

– Он здесь, – отозвался Стас.

– Кто здесь? – переспросила Нонна.

– Я, кто же еще, что ты хотела сказать?

– Ну вот, – Нонна укоризненно скривилась, – всю мысль перебил! А я просто хотела спросить!

– Спрашивай, конечно.

– Ты ведь возьмешь меня на содержание? Полковники наверняка нехило зарабатывают! А мне только квартиру снять и на жизнь чуть-чуть, зато можешь приходить, когда захочешь! А, Стас!

Стас чмокнул губами и крякнул.

– Я очень-очень серьезно обдумаю твое великодушное предложение, – ответил он.

– Правда обдумаешь? – обрадовалась Нонна.

– Вот те крест! – побожился Стас. – А теперь скажи мне, где самое лучшее место для ловли Саши Ветринова?

– «Харбин»! – быстро ответила Нонна.

Стас поморщился.

– А другого варианта нет?

Нонна молча покачала головой.

– А он частенько даже ночует там, – сказала она. – Как наквасится, так и падает. У него на втором этаже есть кабинетик.

– Надо же, – досадливо произнес Стас. – Ну ты совсем не оставляешь мне выбора! Опять этот «Харбин»!

– Так пошли, а? – Нонна сразу же загорелась новой идеей. – Бли-ин! Точно! – Она соскочила с кровати и, завернувшись в простыню, запрыгала по комнате. – Ура! Стасик, мы идем в «Харбин»! Меня там все знают! Я давно там не была! Пошли, Стасик!

– Не называй меня Стасиком! – проворчал Крячко, натягивая на себя рубашку.

– Да здравствует свобода! – Нонна подскочила к Стасу и прижалась к нему. – Ты меня любишь? – спросила она.

Стас закусил губу, коротко простонал и посмотрел на потолок.

На потолке ответа написано не было. Пришлось промолчать.

* * *

Гуров ждал, когда Гранин успокоится, но не собирался делать это весь день.

– Сядьте! – резко приказал он.

Бегающий по кабинету раскрасневшийся Гранин замер, как статуя, задержав в движении руки – они оказались подняты вверх.

– Руки можете пока опустить, банкир! – Слово «банкир» Гуров произнес с таким нескрываемым презрением, что Гранин, чье лицо и так уже было почти свекольным, покраснел или даже побурел еще больше.

– Какие жуткие вещи вы говорите, – простонал Гранин. – Я не вижу иного выхода, как пригласить своего адвоката. Вот!

Гранин бросил на Гурова опасливый взгляд и тут же отвел глаза в сторону.

– А почему вы так разволновались, Вениамин Петрович? – Гуров устроился удобнее в кресле и, услыхав скрип двери, резко оглянулся.

Анна Марковна, сунувшая было нос в кабинет, услышав гуровский рык: «Вон отсюда!» – выскочила, держась за сердце, точнее, за бюст.

– Итак, мы продолжаем нашу дружескую беседу, – Гуров снова повернулся к Гранину.

Гранин молчал, стоя вполоборота к Гурову.

– Вы что-то сказали? – поинтересовался Гуров.

– Я сказал, – с трудом произнес Гранин. – Про адвоката я сказал…

– Хотите адвоката, значит, получите его, – Гуров согласно кивнул. – Однако для этого мне придется принять некоторые меры… Меры, вызванные вашим нежеланием сотрудничать. Собирайтесь!

– З-зачем? – прошептал Гранин.

– Поедем к нам в гости, – объяснил Гуров. – Мне неуютно здесь. Вы бегаете, словно блох из себя вытрясаете. Кричите зачем-то… Движения делаете угрожающие. У нас в главке вы будете вести себя по-другому. На допросы будете приходить с адвокатом, точнее, я его буду приглашать. А в промежутках между допросами будете отдыхать в уютной камере.

– В камере? – Гранин был близок к обмороку. Он схватился за сердце, открыл рот и часто-часто задышал. – Вы сказали «в камере»? О господи!

– Если вы сейчас изобразите приступ, – заметил Гуров, – то мне придется отвезти вас в стационар. У нас там работают неплохие врачи. И обеспечение у них – не как в других подобных заведениях.

– Не надо, – сказал Гранин и убрал руку от груди. – Нет, не надо! – крикнул он. – Я не хочу в ваш стационар! Я хочу домой! Я готов сотрудничать и оказать… как это правильно сказать?..

Гуров молча пожал плечами.

– Короче, я готов, спрашивайте меня, о чем хотите, как хотите… – Гранин подбежал к своему столу и начал наливать из сифона воду в стакан. – Все скажу, мне все равно! – заявил он и уронил стакан, обрызгав себе брюки. Стакан разбился со звоном, а потом еще Гранин наступил на осколки, захрустевшие под его ногами.

Гуров покосился влево. Дверь даже не шевельнулась, очевидно, Анна Марковна больше не решилась рисковать.

– Не разбегайся, прыгай! – сказал Гуров. – Повтори, о чем я тебя спрашивал?

– Об акциях, – со скорбной миной произнес Гранин.

– Какой был ответ?

– Я сказал, что это информация конфиденциальная. – Гранин сжал руки и умоляюще протянул их к Гурову. – Но это и в самом деле секрет!

Гуров показал рукой в кресло напротив себя.

– Ага, – пробормотал Гранин, трусцой подбежал и сел, отдуваясь и вытирая пот со лба рукавом пиджака. Когда ему это надоело, он вспомнил, что у него есть платочек.

Достав скомканный несвежий платочек, Гранин понюхал его, сморщился и все равно им утерся.

– Я слушаю, – напомнил Гуров.

– Ну да, – отчаянно выпалил Гранин, – ну да, пятьдесят один процент акций был у Анатолия Анатольевича. Вот я и сказал!

– А остальные?

– Остальные? – Гранин вытер нос, и дальше уже разговор, сдвинувшийся с мертвой точки, пошел веселее. – Остальные были разделены еще на две части. Тридцать пять процентов – у Лористонова, а тринадцать – у Бурляева. Вот я вам все и рассказал.

Гранин расслабился и даже слабо улыбнулся, ему на самом деле полегчало.

– Только три акционера? – удивленно переспросил Гуров. – Как же так? Обычно в банках есть несколько крупных и еще больше мелких акционеров. А тут всего трое, и бедностью каждого не попрекнешь! Откуда у Лористонова с Бурляевым появились деньги на покупку акций? Они что, внебрачные внуки Рокфеллера?

– Все очень просто, господин полковник, – произнес Гранин. – Это следствие девяносто восьмого года. Грянул так называемый дефолт… Хоть термин и неверен, но я говорю так, чтобы вам было понятно.

– Восемнадцатое августа, – вспомнил Гуров.

– Семнадцатое, с вашего позволения, – робко поправил его Гранин и пробормотал: – Извините. Восемнадцатого все стало, так сказать, достоянием широкой гласности, а началось-то семнадцатого. Именно семнадцатого.

– Да плевать, когда началось, – сказал Гуров. – Откуда у двоих силовиков столько акций?

– Анатолий Анатольевич, мир его праху… – Гранин нахмурился, пошептал губами и неуверенно спросил: – Или земля ему будет пухом? Как правильно говорить, я не знаю?

– Дальше! – требовал Гуров. – Придет время, услышишь, тогда и узнаешь!

– Ну зачем вы так? – Гранин передернул плечами, словно его била дрожь. – Вы шутите над вещами, принципиально недоступными пониманию людей! А это грех! Ну да я отвлекся!

– Вот именно, – усмехнулся Гуров.

– Анатолий Анатольевич, – Гранин сделал паузу, как будто собрался снова развести дискуссию на загробно-ритуальную тему, но вовремя остановился, – после дефолта он сумел так организовать дело, применив соответствующую управленческую технологию, что банк оказался фактически обанкротившимся. Даже не фактически, а на самом деле! Был период, когда банка практически не существовало и его акции стоили на вес, как макулатура. Вот тогда наш президент занялся решением проблем банка в… – Гранин поднял палец к потолку и значительно покивал. – Даже у самого… – Гранин еще выше поднял палец и вытянулся по стойке «смирно».

– Вы в самодеятельности не занимались? – полюбопытствовал Гуров.

– Нет, а что? – Гранин не понял смысла вопроса, но заподозрил, что Гуров шутит. Он подрожал губами, не имея сил улыбнуться. – Вот так и получилось, что эти господа скупили все остальные акции, – сказал Гранин. – Когда Анатолий Анатольевич, царство ему небесное, пусть будет так, потом у жены спрошу, как правильно, когда шеф решил забрать у Лористонова и Бурляева акции, то они отказались продавать. И, между нами говоря, они были правы. Зачем им это надо?

Гранин подождал версий от Гурова и, ничего не дождавшись, вздохнул и закончил:

– Я их не осуждаю. У меня бы смелости не хватило так противостоять шефу, но они решились, и… и я не осуждаю их. К тому же шеф все равно имел пятьдесят один процент! Он вполне мог обеспечить решение выпустить новый пакет в дополнение к предыдущему, и его доля увеличилась бы, а доля его партнеров уменьшилась.

– Такие планы были? – спросил Гуров.

– Да, и это нормально. Ведь еще шефу нужно было платить по своим обязательствам, – Гранин снова показал пальцем на потолок и значительно поджал губы, – а как платить? Только пакетом акций нового выпуска.

– Когда намечался этот выпуск?

– Не знаю! Ну, не знаю! Правда, не знаю! – закричал Гранин. Потом он подумал и добавил тише, почти неслышно: – В будущем месяце. Я так слышал, но официального решения совета акционеров еще не было.

– А кому после смерти переходят акции Ветринова? Жене или брату? Или есть еще какое-то распоряжение?

– Это зависит от содержания завещания, – неуверенно произнес Гранин. – Жена – наследник первой очереди, брат – второй. Так по закону. А как написано в завещании, если соблюдены все формальности, – так и будет.

– А как там написано, вы не знаете?

– Пока нет. А вы?

Глава седьмая

Стас с Нонной подъехали к ресторану «Харбин». Стас взглянул на неприятно знакомые вывеску и двери ресторана и подумал, что, наверное, он зря все это затеял, и Гуров точно его поругает. Даже не поругает, а будет орать долго, громко и, может быть, даже что-то разобьет.

– Только бы не о голову, – пробормотал он вслух.

– Ты что-то сказал? – Нонна прижалась к его плечу и попыталась заглянуть в глаза.

– Уже не помню, может, и сказал, а может, просто подумал вслух, – проворчал Стас и поставил «Мерседес» не рядом со входом в ресторан, а на противоположной стороне улицы.

– Ну, пойдем, Стасик, пойдем! – Нонна потянула его за рукав. – Почему ты не идешь?

– Мне хочется подумать, – признался Стас. – И не называй меня Стасиком!

– А зачем думать? – удивилась Нонна, напрочь игнорируя просьбу Стаса. – Ведь все уже ясно и так. О чем еще думать?

– Я не могу понять одной простой штуки, – признался Стас. – А жизнь меня учит, что простые штуки нужно понимать досконально. Иначе побьют. И больно.

– Так ты спроси у меня, и я все тебе быстро объясню! – пообещала Нонна. – И пойдем быстрее!

– Какой-то ресторан, какая-то студия, какие-то магазины, – перечислил Стас, – все это не тот бизнес, который можно назвать особо прибыльным. Какие же здесь есть особые интересы всех наших друзей, вроде того же Лористонова?

– Это у них нужно спросить!

– А скажи мне такую вещь, – попросил Стас, – много ли выпускниц этой студии устроились, ну, скажем, за рубежом? Или на хороших должностях в России?

– Я всех уже потеряла, но помню: кто-то работал в Думе.

– В Государственной думе? – Стас так удивился, что даже приоткрыл рот, но вовремя очнулся. – Как это в Думе? И кем?

– Ну, не в самой Думе, ты так не кричи. Не в Думе, а в каких-то конторах, которые от нее. Ну, пошли, пошли!

– Ладно, пошли, – смирился Стас. – Но имей в виду, что если что-то случится, то я не виноват!

– А что должно случиться?

– Если бы я знал.

Стас вышел из «Мерседеса», Нонна выскочила со своей стороны. Захлопнув дверки и поставив машину на сигнализацию, Крячко взял девушку под руку.

– Не боишься? – спросил он. – Ведь тебя здесь знают как женщину Ветринова? Скажут, что и два дня не прошло после его смерти, а она уже с другим ходит. Назовут нехорошим традиционным русским словом.

– Во-первых, я свободна, во-вторых, о том, что мы с Анатолием жили вместе, знают только несколько человек, в-третьих, мне наплевать, в-четвертых – еще раз наплевать!

– Доводы убедительные.

Они подошли к дверям ресторана «Харбин», и Стас, открыв дверь, пропустил вперед свою даму.

В холле стоял вместо Ванильчикова другой охранник в ярко-синей шелковой китайской национальной одежде.

– Добро пожаловать, – парень согнулся в псевдокитайском поклоне.

– И вам того же, – вежливо ответил Стас.

За стеклянными дверями, расписанными витражами с драконами, горами и долами, открылся зал. Сперва на Стаса обрушилась музыка. Это было что-то китайское эстрадное и слушалось неплохо.

В воздухе стоял непонятный тягучий аромат.

– Сандал? – спросил Стас у Нонны.

Она принюхалась.

– Кто ж их знает, – разумно ответила Нонна, – может, и сандал или какие другие сандалеты. Без понятия.

Улыбающаяся девушка, похожая на китаянку так же разительно, как и Стас на китайца, подвела их к свободному столику в углу, рядом с картиной, изображавшей то ли туман в горах, то ли пожар в городе. Пейзаж был умиротворяющий, и краски неяркие.

Полистав положенную перед ним папку с меню, Стас пододвинул ее Нонне.

– Я вот тут на чай согласен, – сказал он, показывая пальцем, – и… черт с ними, пусть будет «Битва Тигра с Драконом». Из чего это делается? Мясо, да?

– Битва? – Нонна полистала меню. – Да, конечно, из мяса кошки и змеи. А ты разбираешься! Молодец, не ожидала!

– Так, стоп, отставить! – Стас снова заглянул в меню. – А «утка по-пекински» – это же и есть утка? В смысле – птица?

– Да, это настоящая утка. – Нонна улыбнулась и объяснила Стасу, как маленькому мальчику: – Это специально откормленная утка. Не знаю, как их так откармливают, только жесткие, заразы, не угрызешь.

Стас затосковал, обводя взглядом помещение.

Декоративные деревянные решетки, идущие вдоль стен, напомнили ему какой-то фильм с Джекки Чаном, где такие штуковины ломались только от одного прикосновения. Посмотрев на довольно толстые рейки, из которых эти настоящие решетки были набраны, Стас подумал, что не хотел бы он испытывать их на прочность.

– Давай возьмем вот это, – Нонна толкнула Стаса локтем и отвлекла от мечтаний. – Это просто пельмени, но классные.

– Из кошки? Или из мышки? – поинтересовался Стас.

– Из курятины. – Нонна подняла голову и пальчиком поманила к себе официантку. – Тут нет некоторых специальных блюд, но я знаю, что из крыс китайцы делают неплохие блюда. Очень тонизирующие, как говорят.

– Ты пробовала? – осторожно спросил Стас.

– Нет еще, я больше по винам стажировалась в последнее время, – ответила Нонна.

Официантка подошла, Нонна сделала заказ, и тут к их столику подошел неизвестный Стасу мужчина.

– Эти господа – наши гости! – сказал он официантке, и та, с удивлением мазнув взглядом по ковбойским сапогам Стаса и его джинсовой рубашке, быстро убежала.

Мужчина поклонился и сел за столик.

На вид мужчине было лет сорок пять, он был среднего роста, с небольшими островками растительности на голове. Мужчина казался неуверенным в себе и робким.

– Привет, Саша! – Нонна кивнула и представила их друг другу: – Александр Ветринов, брат Анатолия, и Стас Крячко – полковник милиции. Он расследует смерть Анатолия. Говорят, это было убийство.

Александр Ветринов немного покраснел и, наклонив голову, пробормотал, как он рад познакомиться.

– Аналогично, – ответил Стас. – А я не ожидал вас тут увидеть. Мне почему-то говорили, что вы все чаще в магазинах своих появляетесь.

– По-всякому бывает, – ответил Ветринов и взглянул на Нонну. Стас заметил, что Ветринову Нонна нравится. А может быть, ему это просто показалось.

Ветринов помялся и спросил, начиная разговор:

– Вам нравится здесь, у нас?

– Пока не понял. Еще ничем не отравили.

– У нас такого не бывает.

У Стаса в кармане зазвонил сотовый телефон. Извинившись и помня, что Нонна прекрасно слышала все, что ему говорил Гуров по телефону, Стас встал и отошел от стола.

Это снова звонил Гуров.

– Новость слышал? – спросил Гуров.

– Пока нет, но уже готов услышать.

– Этот парень, которого ты под машину загнал на Ленинградском проспекте, он с наркотой связан. Как тебе это?

– А что значит «связан»? Где-то проходил?

– Два раза. Оба раза отпущен. Один раз – недостаток улик, во второй раз – отпущен под залог и сбежал.

– Больше не сбежит. Показания уже дает?

– Притворяется, что память потерял, – ответил Гуров. – Но это ненадолго, вспомнит все, что нужно. Кроме того, приблизительно ясно, откуда появилась та бутылка. Угадай с трех раз!

Стас посмотрел на разговаривающих Нонну и Ветринова и попытался угадать:

– Нонна купила?

– Нет, опер! Из отдела магазина «Гастрономия», директором которого числится младший Ветринов! Причем, как утверждает его заместитель, некая Светлана Владимировна, сам Ветринов-младший и взял эту бутылку два дня назад. Не факт, что именно эта бутылка и появилась у старшенького братца, но уже тепло, чует мое сердце, очень тепло. Эти показания Светлана Владимировна дала следователю. А мне она таких вещей не говорила. Ты где?

– В «Харбине», вместе с Нонной и с Ветриновым. Устраивает?

– Что-нибудь нарыл?

– Да так, чуть-чуть, – и Стас нарочито лениво произнес: – А твоя Светлана Владимировна, про которую ты мне говорил, сожительствует в грехе с Лористоновым. Это называется, кажется, гражданским браком. Или у нас все браки гражданские? Но все равно, представляешь, какой кошмар!? Жить с мужчиной и не быть с ним расписанной! Ты знал об этом?

– Вот это да! – воскликнул Гуров. – Это точно?

– Это мне Нонна сказала. Если соврала, как актрисе ей нет равных. И, кроме того, наш покойник был женат. Ты видел вдову?

– Да, видел! Такая помпезная мадамка! Ее бы разложить на лавке да выпороть крапивой!

– Сперва вдоль, а потом поперек? – предположил Стас.

– А ты умный, не дурак. Прямо мои мысли читаешь! – заметил Гуров. – Что еще? Или это все?

– Из того же источника мне сообщили, что вдова Ветринова – дочь той самой твоей Светланы, дающей интересные показания. Как это тебе?

На это раз Гуров промолчал.

– Алло! Ты куда провалился, патрон? Надеюсь, не в патронник? – спросил Стас и посмотрел на мощность сигнала, обозначенную на трубке. Связь была устойчивой.

– Спасибо, Стас, это все, что мне было нужно, – спокойно ответил Гуров и отключился.

Стас положил телефон в карман и вернулся к столу.

* * *

Гуров, вооруженный новой информацией, походил по кабинету вперед-назад и приказал вызвать к нему Ржевского.

Второй день уже этот парень парился в СИЗО при главке. И не потому, что он был самым опасным подозреваемым.

Гуров не верил в его виновность. Такие непутевые люди, как Ржевский, если иной раз и оказываются замешанными в каком-то криминале, то исключительно по причинам своего характера. Мягкого, слабого и податливого.

Гуров нарочно продержал Ржевского в изоляции, для того чтобы обрезать его контакты с внешним миром и подождать появления новых ниточек в деле Ветринова. Ниточки появились, Ржевский стал нужен и был вызван.

Гуров, ожидая прихода Ржевского, сварил кофе, снова залез в ящик стола к Стасу и снова обнаружил там пачку сигарет с зажигалкой.

Новость, переданная Стасом, что Лористонов оказался большей по значимости фигурой, чем казалось раньше, была настолько важной, что требовала дополнительных фактов. Кто мог бы лучше личного врача Ветринова прояснить некоторые моменты? Только сам Ветринов, но он был не в состоянии сделать это по более чем уважительным причинам. На втором месте была вдова Ветринова, Мари, как она сама себя называла, но общение с этой дамой было сложным делом. Гуров после разговора с Мари долго не мог однозначно решить: дура эта дама или просто сумасшедшая.

Когда он бывал в таком разладе с самим собой, то сразу начинал подозревать, что его провели или он что-то упустил.

Это «что-то» должен был ему помочь найти Ржевский.

Ржевского привели только через час. Как оказалось, в СИЗО был обед, и охрана ждала его окончания.

– Проходите, Илья Григорьевич, – Гуров поприветствовал молодого человека и отпустил конвой.

– Присаживайтесь, – полковник показал на стул, стоящий напротив его кресла, и сам встал, подходя к электрическому чайнику, стоящему в углу кабинета.

– Кофе хотите? – спросил он.

Ржевский недоверчиво посмотрел на Гурова.

– Решили сыграть в доброго следователя? – спросил он.

– Не дождетесь, – честно пообещал Гуров. – Так будете кофе или нет? В последний раз предлагаю.

– Тогда давайте, – Ржевский сел свободнее и покосился на сигареты.

– У вас забрали ваши сигареты? – спросил Гуров.

– Нет, просто они кончились.

– Курите. Все равно не мои, – Гуров налил кофе и поставил чашку перед Ржевским. – Сразу говорю вам, что есть возможность нам с вами расстаться уже сегодня, после окончания разговора.

Ржевский вздрогнул, хотел что-то сказать, но сдержался.

– Все зависит от того, как пойдет у нас разговор. Появились новые факты, и я хотел бы, чтобы вы ответили на ряд вопросов.

– Ну, как могу… – пробормотал Ржевский.

– А если этот разговор не получится, то нам с вами придется встречаться еще не раз, – пообещал Гуров. – Имейте в виду, я хочу получить полные и подробные ответы на свои вопросы, и мне есть, с чем эти ответы сравнить. Так что не будем тянуть резину. Поехали.

– Куда? – улыбнулся Ржевский.

– За правдой, куда же еще. Только пока виртуально поехали. Но не исключено, что придется съездить в реальности. Вопрос первый. Что вы можете мне сказать об отношениях двух братьев Ветриновых?

– Отношения как отношения. Как у братьев.

– У братьев могут быть разные отношения. От любви до вражды. Какой случай был тут?

– Мне кажется, что Анатолий Анатольевич как привык с детства опекать младшего брата, так и продолжал это делать. А Александр воспринимал это как должное. Он не сомневался, что брат подскажет, укажет и все объяснит.

– Они были друзьями?

– Они были братьями. Вот так правильно сказать.

– Хорошо. А какими были отношения у Ветринова с женой?

– Честно?

– Ну, еще бы! Только честно и никак иначе! Ведь врать грешно.

– Мне кажется, что никаких. Они, конечно, были в законном браке, но оставались настолько чужими людьми, что, мне кажется, даже с трудом терпели друг друга. Мари – это человек сцены, искусства, она вся – в каких-то своих мечтах. Не всегда адекватных нашему миру.

– Вы сказали «человек сцены». Она артистка?

– Да, она отыграла короткое время в театре на Малой Бронной. Ее то ли сократили, то ли выгнали, но она все равно себя считает великой артисткой. Второй этой… я не помню, как зовут ее кумира.

– Не важно, – усмехнулся Гуров. – Зато теперь стало понятно, почему Ветринов-старший хотел Нонну устроить в театр. Чтобы она была не хуже, чем жена. Оказывается, для Ветринова все это имело значение!

– Имело. Мне вообще кажется, что дело у них с Мари шло к разводу, потому что так, как они жили, жить нельзя.

– Можно, как видите, – заметил Гуров. – Можно.

– Согласен. Но недолго.

– Шло ли дело к разводу или не шло, вы точно не знаете, – Гуров не спросил, а констатировал, и Ржевский с ним согласился.

– Да, не знаю, – сказал он. – Но впечатление у меня сложилось такое.

– А как себя вела Светлана Владимировна, мать Марии?

– Как мать, как же еще! Пока все было нормально, она лебезила перед Ветриновым. Когда отношения ухудшились, стала против него интриговать.

– Вместе с Лористоновым?

– Дмитрий Олегович поумнее своей сожительницы, он вслух ничего не высказывал, только посмеивался.

– А вам не приходилось слышать, кого Анатолий Анатольевич видел в случае своей смерти наследником? Брата или жену? – задал Гуров один из важнейших вопросов.

– Никогда даже не слышал таких разговоров, – признался Ржевский. – Никогда!

– А сами как думаете?

– Но это же сложно! Как я могу знать?! Конечно, с Мари были сложности, но все-таки она оставалась его женой. С братом были хорошие отношения, но брат – это все-таки не жена.

– Логично. Вы слышали про ресторан «Харбин»?

– Это любимое место переговоров нашего президента! То есть, я хотел сказать, бывшего президента. И презентации там часто проходили. Те презентации, в которых руководство банка имело какой-то интерес.

– Ваш босс в этом ресторане мог быть спокоен по поводу отравлений? Если его брат там директор, то его вряд ли отравят? Так?

– Да, но почему вы Александра называете директором ресторана? – Ржевский нахмурился и недоверчиво посмотрел на Гурова, словно подозревая, что тот шутит.

– А разве это не так?

– Я никогда не задумывался об этом. Он постоянно бывал там, когда были и мы, но директор он там или просто один из приглашенных гостей – не знаю даже, как вам и сказать. Просто не знаю.

– Как вы считаете, реальна ли информация, поступившая к нам, что вино, которым был отравлен Анатолий Ветринов, было взято Александром Ветриновым из своего магазина?

– Не знаю. А что, разве в том магазине продают такие дорогие вина? Анатолий Анатольевич пил только что-то выдающееся, штучное, так сказать. Разве такое можно купить в обычном магазине?

– Так заявила Светлана Владимировна, – сказал Гуров.

– Ну, может быть. Не знаю. – Ржевский докурил сигарету и аккуратно положил окурок в пепельницу.

Гуров молчал, напряженно смотря в окно. Подробности убийства Ветринова начали складываться из добытых кусочков мозаики.

* * *

Александр Ветринов оказался неплохим собеседником, если привыкнуть к неторопливому книжному разговору, немного заумному, немного скучному, но все-таки занимательному.

Правда, для окончательного примирения с существованием такого собеседника нужно еще обладать некоторой долей мазохизма.

Стас себя мазохистом не считал, поэтому, когда Александр начал подробное изложение истории происхождения китайской кухни и через сорок минут дошел только до эпохи Сражающихся царств – а это было хрен знает когда, – Стас прервал научную лекцию удивленным возгласом:

– Ребята! – Посмотрев в сторону Нонны, Стас куртуазно поправился: – И девушки! А не выпить ли нам за здоровье? То есть, я хотел сказать, за знакомство!

Никто не возразил.

– Помнится, читая в детстве книжку про барона Мюнхгаузена, я вычитал про сногсшибательное китайское вино, из-за которого барону султан какой-то там чуть голову не отрубил кривым ятаганом. Такой начался ажиотаж от этого напитка. Какие тут вина?

Александр, услышав вопрос, неуверенно закусал себе губы.

– Понимаете, Стас… – промямлил было он, но Нонна его перебила.

– Стас, – со знанием дела сказала она. – Саша сейчас предложит тебе жутко полезную для здоровья и потенции водку «Дацен» с заспиртованной змеей, но ты не соглашайся. Мне почему-то кажется, что проблемы потенции тебя волновать не должны, – добавила она на полтона ниже.

– Со змеей? – переспросил Стас. – Ну вот, опять какие-то извращения! А нельзя попроще, Саша?

Александр Ветринов вздохнул.

– Китайская культура настолько специфична, что…

Нонна, снова захватив всеобщее внимание, не собиралась его выпускать:

– Культура – это самое главное, что есть в человеке! Я все это прекрасно знаю, не один месяц выслушивала! Поэтому давайте просто выпьем хорошего вина и этим удовлетворимся, ладненько? И, кстати, Саша, Анатолий, если он нас сейчас видит, – Нонна при этих словах взглянула на потолок, где медленно колыхалось красное полотнище с набором золотых иероглифов, и зачем-то подмигнула этому полотнищу, – Анатолий одобрил бы только вино и ничто больше. Есть что-нибудь достойное?

– Есть, – признался Саша и помахал рукой официантке. – Я заказал для Толи неплохие варианты, но судьба распорядилась иначе.

Официантка подошла, и Александр попросил ее принести отложенные три бутылки.

– Вас следователь еще не вызывал? – спросил Стас у Александра.

Тот покачал головой.

– Не считают нужным, наверное. А что, – он наклонился к Стасу и понизил голос: – Это же получится международный скандал, как я понимаю?

– Чего ради? – удивился Стас. – Что вы называете скандалом?

– Ну как же. – Александр слегка покраснел от волнения и зачесался. Сперва он почесал левую ладонь, затем правую, потом потер их. – Как я слышал… мне сказали… В общем, Анатолий отравился вином. А оно было импортировано.

– Отравился вином, – согласился Стас. – А кем оно было завезено?

– Ах вот как… – пробормотал Александр. – Импортер будет отвечать! А это скорее всего наши ребята.

– Кто такие? – небрежно спросил Стас.

– Так откуда же я знаю! – инфантильно произнес Александр. – Если бы я знал, то…

– То что бы вы сделали? – улыбнулся Крячко. – Вменили бы им счет за моральный ущерб?

– Ну зачем вы так? – Александр укоризненно поджал губы и взглянул на Стаса с осуждением. – Я предупредил бы Анатолия заранее, что у них брать не нужно. Я знаю хороших поставщиков таких вин. Их всего два в России, и один еще есть на Украине, или, как сейчас говорят, «в Украине». Вся повседневная политика Украины есть барахтанье в густом бульоне постколониального мышления. Ведут себя, как зимбабвийцы после обретения независимости.

– Вы отвлеклись, Саша, – Стас направил разговор в прежнем направлении. – Кто же поставил вашему брату это вино?

– Понятия не имею, – признался Александр. – Это очень стильный напиток из дома хороших традиций… Ему могли привезти и в подарок, но тогда бы он похвастался, а так… Странно, знаете ли…

– Странно еще и то, что он не показал вино вам. А вы тоже любитель?

– Нет, какой уж я любитель! – Александр жалко улыбнулся. – Мы с братом хорошо жили и знали слабости друг друга. Если он собирал вкусы вин, то я их упаковку. У меня дома есть неплохая коллекция журналов, прайсов и прочей информации по алкогольным напиткам. Мне это интересно.

– Ему интересно не пить, а читать про то, как другие пьют, – вмешалась Нонна. – Вон несут твои три бутылки, как три желания.

Официантка принесла на подносе три бутылки и три высоких фужера.

Посматривая на незнакомые названия, Стас подумал: а не та же самая фирма-поставщик, что поднесла бутылку Анатолию Анатольевичу, прислала и эти три сюрприза?

От этой мысли стало как-то невесело.

Поминать банкира Ветринова и самому после этого стать объектом поминания не хотелось, но, покосившись на лица Александра и Нонны, Стас заметил, что только его одного посетили эти неприятные ассоциации.

Крячко сделал вывод о своем чрезмерном профессионализме, мешающем ему спокойно жить, и приказал себе смириться с неизбежным будущим.

Пока подошедший официант в китайской куртке открывал бутылки, Стас обратил внимание на то, что в зале появились еще двое посетителей. Этих мужчин он уже видел в квартире Ветринова, когда приезжал туда первый раз. Это были Лористонов и Бурляев.

Стас еще не общался ни с одним из них и даже толком не помнил, кто из них кто.

– Это ваши коллеги? – спросил он Ветринова.

– Кто? Какие коллеги? – Ветринов завертел головой и, увидев вошедших, признался с тяжелым вздохом: – Да уж. Коллеги.

– А почему так грустно, Саша? – Нонна показала пальчиком на ближайшую к себе бутылку и приказала официанту: – Вот это нам, пожалуйста.

Официант кивнул и начал разливать вино по бокалам.

– Они почему-то постоянно заставляют меня чем-то руководить, – начал жаловаться Ветринов. – Брат им говорил, что не нужно меня озадачивать всеми этими производственными темами, но эти два спеца постоянно мне указывают, что я директор и должен руководить, руководить, руководить… – Ветринов забормотал одно слово, как заезженная грампластинка, и замолк только тогда, когда подошли, как он выразился, «спецы».

– Добрый вечер, – старший из «спецов», стриженный под ежик высокий джентльмен, поздоровался тихим голосом, по-хозяйски пододвинул к себе стул от соседнего столика и сел напротив Стаса.

Второй, помоложе, плавный в движениях и во взглядах, как-то незаметно и почти неслышно устроился рядом с Нонной и спрятался от Стаса за нее. Может быть, у него это получилось и не нарочно, но у Стаса возникла именно эта мысль – спрятался.

– Нас не представляли еще? – первый обратился напрямую к Стасу. – Я видел вас в квартире, вы из милиции, верно?

– Полковник Крячко.

– Лористонов Дмитрий Олегович, – Лористонов внимательно взглянул на Стаса и обратился к Ветринову: – И как дела в вашем заведении? Все нормально?

– Будто сами не знаете, – пробормотал Ветринов. – Что здесь может произойти?

– Будем надеяться, что ничего не произойдет, – сухо сказал Лористонов, – но, в случае чего, телефон вы мой знаете, звоните, вызывайте помощь, прискачем сразу же.

Ветринов кивнул, а Стас, повернувшись и вытянув шею, чтобы лучше было видно из-за Нонны, обратился ко второму из гостей.

– А вы Бурляев? – спросил он.

Тот молча кивнул.

– Как странно вы сели, словно постарались максимально замаскироваться.

– Мне врачи и жена не разрешают пить, – голос Бурляева показался Стасу знакомым, но непонятно откуда, – а вы, я вижу, приготовились заняться этим делом, так что… – Бурляев развел руками и улыбнулся.

– Мы собрались помянуть Толю, – сказала Нонна, – неужели, Федя, ты откажешься?

– Помянуть шефа? – Бурляев опустил голову и покивал ею. – Ну только если чуть-чуть.

Официантка, не ожидая сигналов и распоряжений, поднесла еще два фужера, молча их поставила, замерла на минутку и, видя, что на нее никто не обращает внимания, развернулась и ушла.

Вновь подошедший официант налил в эти фужеры вина.

Стас оценил, что если первый раз Ветринову пришлось махать руками, то теперь уже все пошло, как по накатанной колее. Ресторан «Харбин» действительно был неплохим местом, с вышколенным персоналом.

– Ну, давайте за Анатолия, – Лористонов, хоть пришел и не первым за этот столик, но как-то естественно взял руководство в свои руки. Он поднял бокал, за ним – и другие. Лористонов помолчал, подумал и тихо проговорил: – Хороший был человек Анатолий Анатольевич. Жили мы с ним по-разному. И плохое было, и хорошее, как все оно и бывает в жизни. А вот не стало его – и как будто что-то опустело и в мире, и внутри у меня…

Лористонов еще помолчал и затем так же молча выпил.

Стас обратил внимание, что с приходом этой парочки атмосфера изменилась и даже у него самого что-то холодное заползло в душу. До этого было хоть и напряженно, но как-то уютно: Нонна с теплыми руками, Ветринов с туманными разговорами… А вот пришли два телохранителя, не уберегшие то самое тело, которое они хранили, и сразу захотелось уходить отсюда.

Нонна почувствовала то же самое.

Она допила свое вино, поставила бокал и прижалась к Стасу. Такая демонстративность насторожила Крячко и не понравилась ему.

– Мы помешали вашему разговору? – Лористонов прямо взглянул на Стаса и выжидательно замер.

– А мы собрались не для разговоров, – вмешалась Нонна. – Мы случайно собрались. И без всяких планов.

Стас, отметив, что она как бы оправдывалась, вспомнил, что Нонна была близка с Лористоновым, и настроение у него испоганилось окончательно.

* * *

Гуров перелистал полный доклад экспертного отдела. В отличие от предварительного, здесь уже более подробно, с описанием формул и возможных технологий, сообщалось о содержимом кривой бутылки, которое стало роковым для Анатолия Анатольевича Ветринова.

Ржевский был выпущен, с него даже не взяли подписку о невыезде. С вахты позвонили и доложили, что Ржевский вышел из главка и направился к ближайшей станции метро.

Гуров собрался, положил в плащ пистолет, удостоверение и другие нужные ему документы.

Дело Ветринова приближалось к важнейшему своему этапу.

Сыщик быстрой походкой вышел из кабинета и пошел по коридору. Здесь он встретил Орлова, с озабоченным видом идущего к своему кабинету. В руках у генерала была черная кожаная папка.

– Зайди ко мне, – сказал Орлов.

– Мне некогда, я на работе, – Гуров хотел проскочить мимо, но Орлов задержал его.

– А я где, по-твоему? На пляже? – Орлов был непривычно резок, но сам, словно устыдившись своих порывов, смягчил тон: – Ненадолго.

– Мне ваши кабинетные заседания вот уже где! – Гуров от раздражения даже топнул ногой. – У меня дело закрутилось наконец-то, а ты снова будешь бубнить про какие-то указания? По башке получил? Как Стас?

– Пошли, – Орлов покосился на коридор и вошел в приемную.

Верочка, набирающая на компьютере какой-то текст, подняла глаза на вошедших и тут же снова занялась работой. Она, как опытная секретарша, знала, когда стоит напоминать о своем существовании, а когда этого лучше не делать.

– Есть что-нибудь важное? – спросил Орлов, проходя мимо.

– Нет, Петр Николаевич, – Верочка только на секунду подняла глаза и тут же снова уставилась на монитор. – Никаких звонков.

– Хоть здесь что-то приятное, – проворчал Орлов и зашел в свой кабинет. – Ну где ты там? – спросил он у Гурова, задержавшегося около Верочки.

– Да иду, иду, – ответил Гуров и вошел следом. – Ну, давай резче, чего тебе? – Гуров, засунув руки в карманы, остановился у дверей, а Орлов с солидной неторопливостью прошел к своему столу и бросил на него папку. Зная обычную сдержанность Орлова, можно было решить, что душа у него не на месте.

– Меня здорово потрепали на коллегии, – сказал Орлов, усаживаясь в кресло. – Присаживайся, что стоишь, как памятник самому себе?

– Не буду садиться, чтобы не засиживаться, – ответил Гуров. – Ну, потрепали тебя, так хочешь еще от меня что-то нежное услышать? Лучше не напрашивайся.

– Дело Ветринова оказалось серьезнее, чем думалось, – сказал Орлов. – Этот банк, которым он руководил, был давно уже на примете у наших коллег.

– С Лубянки? Почему же они не взялись за него? Почему на нас все скинули? Как всегда, чужими руками все дерьмо разгрести, а потом – на белом коне, и все дела?

– Они занимались экономическими делами. Пока нет доказательств, что за этим убийством не уголовщина, а политика, они и не будут лезть.

– Давай короче, что там с этим банком? Чеченцев финансировали? Или оружие «Талибану» продавали?

– Ну ты это загнул слишком круто! – Орлов, посапывая, полазил по своим карманам, достал авторучку и завертел ее в руках. – Об этом не знаю ничего, но «Оферте» инкриминируют аферы с ГКО. Знаешь, что это?

– Государственные кредитные обязательства?.. Пирамида, из-за которой дефолт грянул на наши головы?

– Вот именно. Следствие наших коллег уже вплотную подошло к самому Ветринову, он не последнюю роль играл в этом деле, а тут смотри, какая удача: взял да и умер. Одним словом, наши коллеги очень настроены видеть здесь что-то политическое и идущее на самый верх. На тот верх, на котором можно шею запросто сломать.

– Мне сразу тебе сказать спасибо за выгодное дельце или погодить? – Гуров взялся за ручку двери. – Не знаю пока еще, куда кривая вывезет, загадывать не буду. И ты меня раньше времени не пугай, я ведь не испугаюсь!

– Как будто я не знаю тебя, – вздохнул Орлов. – Ты будь там поосторожней. Людей возьми на всякий случай. И я подумываю, не приставить ли к тебе охрану… Тоже на всякий случай. Теперь понимаешь, что нападение на Стаса совсем с другой стороны мне видится? Это было хорошее предупреждение. И смысл его – деньгами откупаться они не будут.

– Ну ладно, не загружай, – Гуров открыл дверь. – Все равно же бесполезно, а про охрану забудь, я не привык ходить под конвоем. Я других под конвой определяю. Пока.

Орлов еще что-то хотел сказать, но передумал и только махнул рукой.

Гуров вышел в приемную, подмигнул отвлекшейся от компьютера Верочке.

– Все будет нормально, – сказал он, проходя мимо.

– А когда? – спросила Верочка.

Полковник не ответил и вышел, он снова спешил в «Оферта-банк».

Предупрежденный его звонком Гранин уже ожидал Гурова, бегая рысью по своему кабинету. Анна Марковна, расплываясь в льстивой улыбке, провела сыщика и тут же исчезла, словно и не было ее вовсе никогда.

– Ну что? – спросил Гуров.

– Они ждут, – шепотом ответил Гранин. – Я сказал, что это секрет и чтобы ни-ни! – Гранин приложил палец к губам. – Они поняли.

Гуров хмыкнул:

– Поняли? Ну пойдемте, посмотрим, как они вас поняли.

– Секундочку, господин полковник, одну только секундочку! – Гранин мелкими шажками добежал до своего стола, взял трубку телефона и набрал три цифры.

– Это Гранин! – громким голосом и почти басом сказал он в трубку. – Докладывайте новости!

Послушав, что ему там сказали, и покивав, Гранин так же начальственно проговорил:

– Сейчас я к вам подойду.

Положив трубку в карман пиджака, Гранин подбежал к Гурову.

– Все нормально, все тихо, никто не приезжал и не звонил. То есть можно!

– Ну тогда чего мы ждем?

– Мы не ждем! Мы уже не ждем! – Гранин обежал Гурова, подбежал к двери и приоткрыл ее.

– Пожалуйста, господин полковник! – сказал он.

Гуров промолчал и вышел. Гранин торопливо побежал за ним.

* * *

Третья бутылка закончилась. На ее дне остался только тонкий слой осадка, и по русской привычке участники застолья собрались уже отправить ее на пол, но подошедший официант выхватил бутылку у Лористонова и отнес.

– Такое впечатление, что маловато будет, – задумчиво произнес Лористонов, повеселевшими глазами осматривая всю компанию.

– Согласна, Дмитрий Олегович, – поддержала его Нонна. – Как там в одном фильме говорилось? «Кто не с нами, тот и не с вами»?

– «Кто не с нами, тот против нас»! – поправил ее молчаливый Бурляев, и Стас кивнул:

– Ну, если нас поддерживает даже Федор Игнатьевич… Я не ошибся? Вас так зовут? – Стас снова нагнулся и посмотрел на Бурляева. Тот кивнул и закурил. – Ну, значит, нужно повторить, – подвел итог Стас. – Александр Анатольевич, – Стас подмигнул младшему Ветринову, – а больше у тебя никаких заначек нет?

– Нет, – сокрушенно ответил Ветринов. – Таких нет. Но у нас здесь неплохой выбор, я сейчас попрошу ребят, пусть поднесут что-нибудь. Ты не против, Дмитрий Олегович?

– Ты здесь самый главный начальник, ты и руководи, – Лористонов равнодушно пожал плечами. – Ты здесь директор, – повторил он.

– Да, директор я, – повторил Ветринов и помахал рукой официанту. Подошли сразу двое.

– У меня, кажется, начало двоиться в глазах. – Стас нагнулся к Нонне: – А как у тебя?

– То же самое, – тихо сказала Нонна.

– Ты смотри, – удивился Стас, – если мы одновременно подошли к одному и тому же ощущению, это значит, что мы близки к идеалу. Тебе так не кажется?

– Мне кажется, что мы здесь напьемся, – ответила Нонна.

– А в чем проблемы? – заметил Бурляев. Он встал, затушил сигарету в пепельнице. – Я вас покину, господа, на несколько минут. Вы уж меня извините.

Лористонов молча кивнул.

Бурляев ушел, и почти сразу же после его ухода снова появились получившие только что заказ два официанта, и принесли они два подноса.

– Мы столько не выпьем, – заволновался Ветринов и потер ладонью затылок.

– Что, тоже по голове побили? – заботливо спросил Стас.

– Нет, просто давление начало подниматься, – Ветринов недоуменно посмотрел на Стаса. – А! – догадался он. – Вы шутите! Нет-нет, я гипертоник, и мой организм говорит мне, что моя доза уже принята.

– Ой, Саша, не будь таким нудным! – Нонна шутя замахнулась на Ветринова. – Вот из-за этой твоей нудности тебя и девушки не любят!

– Они меня любят, – сказал грустно Ветринов, – но странной любовью.

– Как мы с вами похожи! – поддержал его Стас. – И у меня тот же самый случай!

Лористонов, не принимающий участия в разговоре, молча рассматривал бутылки и выбирал, что нужно будет открывать в первую очередь.

– Почему ты сказал про «странную любовь»? – Нонна подозрительно взглянула на Стаса. – И вроде мало выпили. Чего странного-то?

– «Мы странно встретились», – сказал Стас, – был такой романс. Русский, старинный. Вот в чем и странность.

Лористонов выбрал одну бутылку и показал этикетку Нонне.

– Не будете против, Нонна? – спросил он.

– Ой, да мне вообще все равно! – Нонна фыркнула и добавила: – Пусть откроют все, пробовать так пробовать, – она снова обратилась к Стасу: – Что значит: «Мы странно встретились»? Не пойму я, на что ты намекаешь. Или все еще шутишь? Или до того дошутился, что сам забыл, что хотел сказать?

Официант в это время, повинуясь знаку Лористонова, открыл одну бутылку и принялся за вторую.

– Я сам разолью, – сказал ему Лористонов и взял бутылку.

– Я все помню, – сказал Стас Нонне. – Странностей, между прочим, хоть отбавляй. Вот, например…

Лористонов разлил вино по фужерам и жестом предложил выпить.

– А сейчас за что будем пить? – спросил Ветринов, переставая тереть свой затылок.

– Да какая разница? – обозлилась на него Нонна. – Обязательно, что ли, за что-то? Просто будем пить – и все! За то, что все нормально.

– Принято, – согласился Стас.

Он поднял свой фужер, и тут снова зазвонил его сотовик.

– Опять твой злой начальник? – Нонна наморщила носик. – Он у тебя грубый и невоспитанный! Он женат?

– Есть такое дело, – ответил Стас, вставая. – Я вас снова покину, но не навсегда.

– Замечен в таких делах, да? – улыбнулся Лористонов.

– В каких? – не понял Стас.

– В женитьбе замечен ваш шеф, да?

– И даже неоднократно, – сказал Стас и вышел из-за стола.

Звонил снова Гуров, Нонна оказалась права.

Гуров так быстро сказал Стасу несколько слов, что тот даже не успел ответить в своем стиле. Гуров отключился, и Крячко, потирая лоб, вернулся к компании.

– Теперь он лоб трет, – улыбнулась Нонна. – У Саши давление поднимается – он затылок чешет, а у тебя опускается, что ли?

– Опустится тут, пожалуй, – пробормотал Стас и сел на свое место.

– А ты так и не досказал, в чем странности-то, – Нонна сделала два глотка и покивала Лористонову: – Вы правы, Дмитрий Олегович, хорошее вино. Разбираетесь!

– Жизнь научила, – улыбнулся Лористонов. – Но вы, Нонна, так и не даете вашему другу сказать то, что он хочет. Сами спрашиваете, и сами же перебиваете.

– А вы мне не делайте замечания, Дмитрий Олегович, – внезапно окрысилась Нонна. – Мой друг, как хочу, так себя с ним и веду.

Постаравшись сгладить впечатление, Стас улыбнулся, взял фужер и объяснил:

– Странность заключается в следующем, господа. Было совершено убийство, как мы все, к сожалению, знаем. Все присутствующие здесь оказались втянутыми в эту историю. Одни – по месту своего пребывания, другие – из-за служебных обязанностей, я имею в виду Дмитрия Олеговича, ну а Александр Анатольевич – как родственник.

– Ну это мы все знаем, – сказала Нонна. – Хочешь еще раз покойника помянуть? Я не против, он мне ничего плохого не сделал.

– Я не об этом, – сказал Стас. – Я здесь присутствую в качестве представителя опергруппы, занимающейся расследованием преступления. Оно еще не закончено, а я сижу с вами и наслаждаюсь жизнью. Странно, не правда ли?

– Вы имеете в виду… – начал Лористонов и замолчал, пытливо всматриваясь в Стаса.

– А я не поняла, – сказала Нонна. – Ты что этим хочешь сказать?

– Да, пожалуйста, – попросил Ветринов.

– Дмитрий Олегович хотел высказаться, но не решился. Вы, ведь, Дмитрий Олегович, подумали о неэтичности поведения оперативника, распивающего алкогольные напитки вместе с возможными фигурантами дела? Я правильно сформулировал?

Лористонов кивнул.

– Вы, как мне известно, работали по соседнему ведомству, – сказал Стас, – и порядки знаете.

– Дмитрий Олегович служил раньше в КГБ, – сказала Нонна. – Знаешь, как он называет эту контору? «Комитет Глубокого Бурения»! Смешно, правда?

– Смешно, – согласился Стас и продолжил: – Я всего лишь хотел сказать, что если у кого и появились мысли о неправильности моего поведения, то это мысли неправильные, а поведение мое обусловлено и…

– Да ну тебя! – перебила его Нонна. – Лучше бы анекдот какой-нибудь рассказал, что ли! Становишься, прямо как Саша! Ой! – Нонна хлопнула себя по губам: – Извини, Саша, вырвалось!

– Да ладно, – Ветринов поморщился, – я уже привык как-то.

– Ну-у-у, обиделся! – Нонна рассмеялась. – Ну что за человек! – Она обратилась к Лористонову: – Вот как его вылечить от занудства, Дмитрий Олегович?

– Никак, это характер.

Подошедший сзади Бурляев потянул свой стул, и тут только Нонна вспомнила, что он отсутствовал.

– Вы где бродили? У нас тут разговоры такие интересные, – сказала она, – а вы гуляете!

– Кое-что нужно было сделать, – сказал Бурляев. – А вам не надоело в помещении сидеть? Погода вроде устоялась. Можно отъехать в сторону Ботанического сада, например, расположиться на лоне, так сказать.

– И промерзнуть насквозь! – возразила Нонна. – Тоже мне, лето нашел!

– А почему бы и нет? – Стас поддержал Бурляева и даже подмигнул ему. – Неплохую идею предложил Федор Игнатьевич. Мне нравится.

– Очнись, не лето! – повторила Нонна. – Что за радость гулять под ветром! Ни присесть, ни… вообще ничего нельзя сделать.

– Погреться можно в машине, – не согласился Стас. – Единственное, что… как поедем? Нас здесь пятеро, у четверых свои машины. Это ж целый караван получится. И компания разобьется.

– А мы как раз спелись, – сказал Бурляев.

– И спились! – подхватила Нонна. – Ну и черт с вами! Я согласна, только как все это организуем?

Она обвела взглядом компанию. Лористонов, улыбаясь, пожал плечами. Ветринов пробормотал, что есть варианты, но их нужно обдумать.

– А что думать, прыгать нужно! – сказал Стас. – Предлагаю свои услуги как извозчика! Рулить я еще могу, это точно. И со мной можно ездить без опаски. По крайней мере, от милиции я отмазаться сумею.

– Посуду берем? – деловито спросил Бурляев, вставая.

– Пусть директор решает, – сказал Стас. – Он ведь здесь хозяин. Или нет, Анатольевич?

Ветринов нахмурился, подумал и пожал плечами.

– Сколько же можно скромничать! – Лористонов рассмеялся и похлопал Ветринова по плечу. – Ты, Саша, здесь директор и хозяин одновременно. Един в двух лицах! Сколько еще будешь привыкать к этому?

– Пока не привыкну, – пробормотал Ветринов и встал. – Если едем, значит, едем.

– И говорить больше не о чем! – подвел итог Стас. – Пусть твои бойцы упакуют оставшиеся напитки и пожевать еще что-нибудь бросят. Ладненько?

– Конечно, – ответил Ветринов и подозвал официанта.

Стас встал, с ним вместе встала и Нонна. Они, взявшись за руки, пошли к выходу.

Лористонов с Бурляевым переглянулись и тоже пошли следом за Стасом. Он повернулся и увидел, что эта милая парочка идет за ними следом, почти впритык.

– Ну вы даете, господа, – Стас пропустил Нонну в дверь и вышел следом за ней в холл ресторана.

– Что они дают? – спросила Нонна.

– Да вот, так долго работали телохранителями, что идут, не отступая ни на шаг.

– Да, верно, – согласился Лористонов, – замечание принято. Это пошло в минус нашему профессионализму.

– А я и не знала, что они нас охраняют, – сказала Нонна.

– Никто этого не знал, само получилось, – рассмеялся Стас.

Он помог Нонне одеться, сам накинул куртку и не стал ее застегивать. Телефон он переложил из кармана рубашки в куртку. Так было удобнее.

Стас открыл входную дверь ресторана, снова пропустил Нонну вперед, вышел и посмотрел на свой «Мерседес». Тот стоял в гордом одиночестве напротив ресторана через дорогу, на том же месте, где Крячко его и оставил.

– Не помню, ставил я машину на сигнализацию или нет, – пробормотал Стас, выискивая в карманах куртки ключи.

– А вы всегда ставите машину на сигнализацию? – спросил Лористонов.

– Почти никогда, – признался Стас. – Наверное, это подсознательное желание, чтобы машину сперли.

– А зачем? – поинтересовалась Нонна.

– Чтобы я начал ее искать.

– А это зачем?

– Срабатывает профессионализм.

Стас с Нонной перешли через дорогу, Стас проверил пультом, и «Мерседес» чирикнул.

– Врет твое подсознание, – заметила Нонна. – Поставил на сигнализацию.

Стас сел за руль, Нонна – рядом с ним. На заднем сиденье первым устроился Лористонов. Бурляев закурил и остался стоять рядом с машиной.

– Федор Игнатьевич! – позвала его Нонна. – А вы почему не садитесь? Передумали? Это нечестно, идея была ваша!

– Нет, не передумал! – Бурляев нагнулся, чтобы удобнее было разговаривать, и заглянул в салон. – Жду Сашу. Что-то не подумали мы и оставили его одного. Если он не попросит официанта помочь донести припасы, то придется мне ему помочь. Да, в любом случае придется.

Ветринов не догадался обратиться к персоналу, над которым он был естественным командиром, как о том постоянно напоминал Лористонов.

Через несколько минут из дверей ресторана вышел Александр Анатольевич, снаряженный двумя полиэтиленовыми пакетами.

Прищурившись на «Мерседес», он в нерешительности остановился и осмотрелся по сторонам.

– Ну вот он и заблудился, – заметил Бурляев. Он выпрямился и замахал рукой: – Саша! Мы здесь!

Ветринов кивнул и перешел дорогу.

– Я не знал, какая у вас машина, Стас, – пробормотал он. – Разобраться не мог, вы это тут или не вы.

– Это не мы! – серьезно сказал Лористонов.

– Миражи, – заметил Бурляев, взял один пакет из рук Ветринова и показал ему на заднее сиденье. – Садись.

Ветринов неловко обхватил пакет обеими руками, прижал его к животу и полез в машину.

Устроившись рядом с Лористоновым, он поставил пакет на пол машины.

Бурляев выбросил сигарету и тоже сел. Свой пакет он поставил себе на колени. В нем что-то звякнуло.

– Ну, едем или нет? – спросил Стас. – Захлопывай дверь, Игнатьевич!

Бурляев послушался, и Стас медленно тронул машину с места. Он повел «Мерседес» сперва по проспекту, затем свернул на одну из боковых улиц.

– А что здесь? – спросила Нонна.

– Да просто короче будет дорога.

– А, ну тогда ладно.

Разговор в машине как-то не заваривался, все молчали. Лористонов закурил, Нонна о чем-то задумалась и тоже отвлеклась и замолчала. Стас посматривал в зеркало заднего вида на своих пассажиров.

– Останови где-нибудь здесь! – сказал Бурляев через некоторое время. – Я выйду, сигарет куплю.

– Да подожди, – Стас широко улыбнулся, – вон сейчас проскочим пару кварталов и выедем на прямую, там я и остановлюсь. Не против?

Бурляев промолчал и заерзал на сиденье.

– У тебя вроде были сигареты, Федя, – сказал Лористонов. – Уже выкурил? Себя не бережешь.

– Потерял, наверное, – ответил Бурляев. – Да сейчас куплю, это же не проблема.

Стас проехал еще немного, дорога расширилась, впереди показался стоящий на краю дороги коммерческий магазинчик.

– Вон та торговая точка годится? – спросил Стас, поглядывая на Бурляева через зеркало.

– Годится, – ответил Бурляев.

Стас плавно подвел «Мерседес» к магазину и притормозил.

Бурляев вышел, захлопнул дверку и неторопливо пошел к магазинчику.

– Почему он так медленно? – спросила Нонна. – Нарочно, что ли, тормозит?

Бурляев подошел к магазину, потянул за ручку ее двери, и тут дверь открылась, и из нее вышел Гуров.

– Привет! – сказал Гуров. – Что-то забыл?

Бурляев отшатнулся назад, быстро сунул руку в правый карман своего плаща.

Несколько крепких на вид парней выскочили изнутри магазина и из-за него и окружили Бурляева.

– Это же… – Лористонов подался вперед, всматриваясь в происходящее. – Это же наши люди! – потрясенно сказал он. – Что это такое?

Бурляев, увидев, что бежать ему некуда, задергал рукой в кармане, потом нахмурился и медленно вынул руку. В руке у него был зажат небольшой пульт. Несколько раз нажав на красную кнопку, Бурляев посмотрел на Гурова.

– Правильно понял, – сказал Гуров. – Наигрался? Тогда давай сюда.

– А что там происходит? – спросила Нонна. – Ни фига не понимаю! А что Федор Игнатьевич отдает твоему шефу?

– Пульт, – ответил Стас и лениво зевнул. – Пока мы сидели за столом, если помнишь, Бурляев выходил.

– Да, выходил, ну и что?

– Он заложил за это время в мою машину взрывное устройство. А вот сейчас пробует его запустить. А не получается.

Взвизгнув, Нонна выскочила из машины и отбежала от нее на несколько шагов.

– Вот и вся любовь, – проговорил Стас. – Ну как тут не разочароваться в людях!

Эпилог

– Лева, и это ты называешь расследованием? – Орлов, не сводя испуганных глаз с Гурова, вытирал и вытирал свой мокрый лоб платочком и все никак не мог вытереть. – А если бы ошибка? Ты представляешь, что было бы?

– А что бы было? – Гуров пожал плечами. – Ну сейчас бы мы тут сидели вдвоем, а не втроем. Верно, Стас?

– Еще как верно! – Стас кивнул и развел руками. – Вот так бы оно и произошло: бум, и нету вашего Стаса! С кем бы вы работали? Ваша жизнь враз потеряла бы и смысл, и содержание, потому что без меня она скучна, пресна и…

– Да, жаль, что тебя не подорвали, – заметил Гуров. – Тебя хорошо было бы вспоминать, но слушать тебя невозможно.

– Вот и вся благодарность Гурова, – посетовал Стас. – Век трудись, а потом поймешь, как ошибался в людях.

– Лев… – Орлов все вытирал свой лоб. – Зачем тебе все это было нужно? Ну, я понимаю, молодежь эта с ветром в башке, но ты-то, ты!

– А как иначе я мог решить эту гнилую задачу?! – не сдержавшись, заорал Гуров.

Как ни тренирован был Стас, а все-таки вздрогнул и пригнулся от этого крика.

– Ну, Лев Иваныч, зачем же в ухо? – пробормотал он.

– Кто мне говорил: давай, давай?! – начал бушевать Гуров. – Кто говорил, что нужно скорее, что ему на коллегии дают по башке или по какому там еще месту?! Кто требовал результатов, твою мать, как будто я вот так запросто могу взять и вынуть из ниоткуда любого преступника?! Я смог, я сделал, и опять не прав! Да пошли вы все!..

– Лева, ты только успокойся, – попросил Орлов, откидываясь назад в своем кресле.

– Да, да, – поддержал его Стас. – Мы все здесь твои друзья, все хорошо, все прекрасно…

– Как еще я мог вывести Бурляева на чистую воду в короткий срок без провокации?! Нет, ты мне скажи! А я что, даром пашу огород третий десяток лет? Можно иногда и урожай собирать.

– Ну-у-у-у, – протянул Орлов, – ты молодец, сомнений в этом нет никаких.

– Почетную грамоту получишь, – посулил Стас Гурову, – с большой красивой картинкой! Здорово?

– Есть люди, которых иногда хочется убить! – заявил Гуров. – Стас, я про тебя говорю!

– А! Все слышали?! Да?! – завопил Стас. – Меня за правду хотят сжить со света! А! Я здесь у вас как диссидент!

– Не мешай мне жить, академик ты наш Сахаров, – устало проговорил Гуров. – Ну ты что, Петр? Я на самом деле не понимаю, чем ты недоволен. Преступник есть? Есть. Мотивация есть? Есть. Признательные показания есть? Доказательная база есть? Что тебе еще из-под меня надо? Отстань, а?

– Я так и не понял, зачем он хотел подорвать Стаса, – сказал Орлов и полистал показания. – Шизофрения какая-то или тут так коряво изложено? Он говорит, что хотел убить Стаса, потому что хотел убить Александра Ветринова. Ты это понимаешь?

– Это все понимают, кроме тебя, – огрызнулся Гуров. – Он там ясно пишет… Дай сюда! – Гуров выхватил из рук Орлова скрепленные листки показаний Бурляева и перелистал их.

– Ну вот же! – Гуров нашел нужное место и потыкал в него пальцем. – Ну вот он тут пишет, что ему нужно было избавиться от младшего Ветринова, чтобы он полностью не унаследовал все имущество своего брата. Брачный контракт подразумевал, что жена Ветринова-старшего не получает ни хрена в случае его смерти, а все уходит брату.

– Ну и избавлялся бы, – заметил Стас, – если уж так хочется. Зачем нужно было меня прихватывать? Я же никому жизнь не отравляю, меня все любят!

– Не поддерживаю эту версию, – заметил Гуров. – Но ты сам напросился на компанию с Ветриновым. Зачем тебе нужно было переться за Ольгой? Все никак с детства не отучишься подглядывать за девочками? Вот и доподглядывался. Бурляев из ресторана увидел, что ты проследил за Ольгой, и тут же решил сыграть на провокацию. Приказал своим людям напасть на тебя, под предлогом, что ты из блатных, а потом все обделали так, что ты должен был выжить, оскорбиться и вернуться с ОМОНом. Тогда бы точно пострадал Ветринов, он же числится директором. Пока его тягали бы по этому делу, дележ имущества произошел бы сам собой. Ветринов, даже если бы и отмазался, все равно вернулся бы к разбитому корыту. А своих людей он на следующий же день уволил. Это мне Гранин случайно проговорился про массовое увольнение охранников. Ресторан ведь охраняла все та же служба, что и банк.

– Лористонов, получается, ни при чем.

– Получается так. Ведь хотел же Бурляев и его взорвать вместе со всеми. В этом случае он оставался один против двух женщин, одна из которых с прибабахом, а другая умом не блещет. Ситуация выигрышная.

– И винишко он сам привез из Франции и подарил шефу, – зевнул Стас. – Поэтому-то никто и не знал, откуда появилась бутылка. Начальник охраны передал лично, и все!

– А теща, значит, просто из подлости характера наклепала на Александра Ветринова? – уточнил Орлов.

– А что в этом удивительного? Она же знала, что ее дочка ни шиша не получит, вот и постаралась.

– А сестра этой… – Орлов бросил быстрый взгляд на Стаса и опустил глаза. – Ольгой ее зовут… Она ни при чем?

– Как показал Ванильчиков, это Бурляев приказал ему начать разговоры о займе. Бурляеву нужно было из первых уст получить информацию о смерти шефа. Не терпелось ему…

– Ну это понятно, да. Я читал показания Ванильчикова, – заметил Орлов.

– Ну, короче, мы пошли, – Гуров встал и направился к дверям.

Оглавление

.

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Эпилог

Реклама на сайте