«Джентельмен удачи»

Николай Леонов, Алексей Макеев Джентельмен удачи

Глава 1

Когда подошла к концу суета на границе и возобновился умиротворяющий перестук колес, полковник Крячко радостно засмеялся и, усевшись на мягкое сиденье, развязал узел ненавистного галстука. У него было широкое, простоватое лицо со следами усердного бритья на щеках и крепком, как у боксера, подбородке.

– Ну что, Лева, можно считать, официальная часть подошла к концу? – с надеждой спросил он. – Можно расслабиться? Признаться, я на тебя зол ужасно! Ты просто застращал меня этими международными связями, границами и прочими церемониями. Я едва не задохнулся в этом ошейнике! Да и пиджачок в плечах жмет... Граница, граница! А на самом деле я никакой границы и не почувствовал. Зашли люди, поговорили по-русски, как мы с тобой, в паспорта заглянули, пожелали доброго пути – вот и вся граница. И ради этого стоило наряжаться, как на похороны?!

Он с большим облегчением сорвал с шеи галстук и стал стаскивать пиджак. Полковник Гуров с иронией на него покосился. Они вместе ехали на симпозиум правоохранительных органов, который носил гордое имя международного, хотя делегации, на нем представленные, язык не поворачивался назвать иностранными делегациями, настолько привычными для слуха были названия – Казахстан, Украина, Россия. Но ничего не поделаешь – времена все-таки изменились.

– Стоило, стоило! – заявил Гуров, улыбаясь. – В кои-то веки удалось изобразить из себя цивилизованного человека, а он опять недоволен! По крайней мере граждане дружественной страны увидели, что сотрудники российского МВД достойно представляют свою державу. Слух теперь пойдет по всему Казахстану – мол, на границе полковника Крячко видели – в галстуке! Легенда!

– Да? По-моему, никто даже не обратил внимания, – отозвался Крячко. – Как всегда, все взоры были обращены на тебя, Лева... Особенно женские. Кстати, ты заметил, что среди казахских женщин есть очень даже симпатичные? Возьми хотя бы нашу проводницу...

Он с усердием копался в своем чемодане, расшвыривая в стороны нехитрые предметы холостяцкого туалета. Под рубашкой перекатывались внушительные мышцы – несмотря на возраст, полковник Крячко держал физическую форму.

Его спутник, высокий, широкоплечий, с благородной сединой на висках, слегка улыбнулся и выглянул в окно. Мимо проносилась быстро темнеющая степь, сухая, плоская, без малейшей зацепки для взгляда. Длинная багровая полоса над горизонтом тускнела, словно покрываясь пеплом.

– И правда, странно – совсем недавно все это было нашей с тобой родиной... А теперь таможенники, паспорта – вот, женщины казахские восторг у тебя вызывают, будто ты их никогда в жизни не видел... И мы-то с тобой вроде как иностранцами заделались! Просто чувствуешь себя облеченным некоей миссией!

– А я вот себя не чувствую это... облеченным, – деловито сказал полковник Крячко, который закончил наконец свои поиски и с торжествующим видом поставил на стол пузатую бутылку купленной загодя водки. – Я себя, Лева, как всякий командированный, чувствую, с одной стороны, вытянувшим счастливый билет – вроде как в круиз на халяву съездил, но, с другой стороны, чувствую, что мы просто теряем время, и от этого чуток противно на душе. А чтобы не дать угнездиться этому чувству слишком прочно, я захватил одно верное средство... То есть не одно, но для начала... У меня тут и закуска имеется...

Гуров повернулся и с юмором уставился на довольную физиономию товарища.

– А я-то думаю, что это ты так легко согласился брюки погладить и галстук надеть?! – воскликнул он. – А ты, оказывается, контрабанду через границу везешь! Теперь понятно! Между прочим, тема симпозиума как раз подходящая – совместное противодействие организованной преступности, не признающей границ.

– Так это же как бы отработка вероятного сценария, – так же шутливо ответил Крячко. – Однако если ты считаешь, что я неправ, я могу убрать...

Он сделал вид, что прячет бутылку обратно в чемодан.

– Оставь! – махнул рукой Гуров. – В самом деле, почему бы на расслабиться? Не припомню, когда мы с тобой в последний раз злоупотребляли? Месяца четыре, наверное, прошло?

– Пять! – с упреком сказал Крячко. – А это о чем говорит – знаешь? О приближающейся старости и сопутствующем ей равнодушии. Мы теряем интерес к жизни. Вот за это предлагаю первый тост – чтобы никогда не потерять интерес к жизни!

Разговаривая, он как-то незаметно успел нарезать колбасу и хлеб, а также разлить напиток по чайным стаканам. Гуров подсел к столику. Они чокнулись и выпили.

– Русью пахнет! – заявил Крячко, мотая головой и с шумом втягивая в себя воздух. – Лучшего средства от ностальгии никто еще не придумал, Лева!

– Мы только-только пересекли границу, через три дня назад, а тебя уже ностальгия замучила? – посмеиваясь, спросил Гуров.

– Ужасно, Лева! – потупился Крячко. – Только из-за нее, проклятой, решился нарушить воздержание. Ну, может, оно и к лучшему, а то с этой работой всю пьянку забросили!

– Ты особо-то не настраивайся! – заметил Гуров. – Не на курорт все-таки едем. Такая же работа, между прочим.

– Да какая работа! – пренебрежительно отозвался Крячко. – Не люблю я это ля-ля. Соберутся сейчас братья-правоохранители и будут друг другу рассказывать, как у них душа болит из-за роста преступности. А чего рассказывать? Бороться с ней надо, и все дела.

– Чтобы бороться, нужна координация действий, – заметил Гуров. – Сам видишь, как все изменилось – и границы, и законы...

– Да все это чепуха! – безапелляционно заявил Крячко. – Не получится никакой координации. Тут каждый за себя. Все эти симпозиумы – для показухи, мол, поглядите, какие мы теперь цивилизованные, а на самом деле... – он махнул рукой и сноровисто плеснул в стаканы. – Сам знаешь не хуже меня. Только тебе статус мешает признать мою правоту. А с Крячко чего взять? Ничего с меня взять невозможно.

– Экий ты пессимист, брат! – с шутливой укоризной заметил Гуров. – Ошиблось в тебе руководство. Но я все-таки надеюсь, что коллеги из стран СНГ сумеют убедить тебя, что ты не прав. Вот увидишь, как закипит работа после этой нашей встречи!

– Давай за встречу! – немедленно подхватил Крячко, поднимая стакан. – За работу нашу проклятую!

– Это последняя! – хмуря брови, сказал Гуров. – Все-таки завтра нужно в форме быть, неудобно, если от нас, от иностранцев, перегаром разить будет. Вообще предлагаю завалиться спать – темнотища за окном, хоть глаз выколи. По-моему, весь поезд спит уже.

– Ну, это ты зря, Лева! – огорчился Крячко. – В кои-то веки выдалась возможность посидеть спокойно, говоря юридическим языком, без свидетелей, а ты уже спать! Купе двухместное, люкс – мы никому не мешаем, нам никто не мешает... Вот уж ты зря!

– Да устал я что-то сегодня, – объяснил Гуров. – И предстоящий симпозиум, если честно, меня не радует. Заранее неудовлетворенность какую-то чувствую. В самый раз погрузиться в объятия Морфея, чтобы избавиться от дурных мыслей. И двухместное купе тут очень кстати, это ты правильно сказал.

– Ну, пускай будет по-твоему, – сдался Крячко. – Но уж по глотку мы все-таки с тобой выпьем!

Они выпили, и Крячко с сожалением завинтил пробку на пузатой бутылке.

– Пойду-ка я проветрюсь, покурю на сон грядущий! – объявил он, вставая. – Со мной за компанию не хочешь?

– Нет, уволь! – засмеялся Гуров. – Ты хочешь, чтобы я сегодня перенял все твои дурные привычки? Я спать буду.

Крячко пожал плечами, достал из кармана пачку сигарет и вышел из купе. Когда дверь за ним закрылась, Гуров поднялся и снова поглядел в окно. Снаружи была кромешная ночь. Только вдали угадывались какие-то огоньки. Гуров представил себе бескрайнюю степь, по которой двигался их поезд, эти солончаки, кажущиеся на поверхностный взгляд совершенно безжизненными и дикими. По правде говоря, эти края будили в душе Гурова смутное беспокойство – и не только своей первобытной заброшенностью. Он хорошо знал, какие возможности дает эта необжитая земля для осуществления преступных замыслов. Наркотики, контрабанда, нелегальная иммиграция... На десятки километров ни одной живой души. Что уж говорить о пограничных постах и патрулях? Наверное, эти вопросы волнуют и нынешних хозяев этой земли, раз уж они заговорили о тесном сотрудничестве правоохранительных органов. Дай Бог, подумал Гуров, давно пора. Только бы слова в очередной раз не остались всего лишь словами...

Он вспомнил, что уже через три дня им придется возвращаться домой, и лицо его осветилось мечтательной улыбкой. Значит, восьмого сентября он уже будет в Москве, а девятого возвращается с гастролей Мария. Очень удачно. Он даже успеет прибраться в доме.

Гуров очень соскучился по жене. Мария Строева была его поздней и без сомнения последней любовью. В ней сосредоточилось все, что принято считать личной жизнью. Гуров был благодарен судьбе за то, что она подарила ему под конец жизни эту волнующую и прекрасную встречу. Мария была красавицей и обладала тонкой душой. Гуров и не помнил, кто бы еще так же хорошо понимал его, как она. Разве что самые близкие – Стас Крячко и генерал Орлов, но это было, конечно, совсем другое.

Однако, помимо всего прочего, Мария была известной на всю страну актрисой, и этот факт совсем не радовал Гурова, не заставлял его раздувать щеки от гордости. Наоборот, факт этот был для него той самой ложкой дегтя из пословицы: гастроли, поклонники, киносъемки – бесконечная эта карусель мешала им видеться чаще, чем того хотелось обоим. Правда, Гуров никогда не говорил на эту тему вслух. Во-первых, он и в самом деле гордился женой, а во-вторых, его собственная работа мало располагала к размеренной семейной жизни. Он уезжал ни свет ни заря из дома, он приходил за полночь, иногда не показывал носа два-три дня подряд, идя по следу какого-нибудь матерого убийцы – занятие, несомненно, увлекательное, но только для того, кто принимает в этом непосредственное участие. Женам редко нравятся мужья, у которых жизнь полна приключений. Пожалуй, по части отлучек Гуров даже переплюнул Марию. Поэтому он помалкивал в тряпочку. Гуров был не из тех людей, которые в своем глазу бревна не видят.

Гуров не знал, как будет выглядеть их нынешняя с Марией встреча, но решил, что на этот раз не уступит Марию никаким поклонникам, никаким репортерам – подгонит в аэропорт машину (что, если шикануть и взять напрокат «Кадиллак»?!) и умыкнет ее прямо с трапа самолета. Ничего себе, жизнь – приходится похищать собственную жену! И все-таки в этом есть определенный шарм – лимузин, корзина цветов, завистливые взгляды зевак... Гуров улыбнулся собственным мыслям. Ох уж этот Крячко, змей-искуситель! Выпитый алкоголь пробудил фантазию Гурова, которой он обычно воли не давал. Его поступки подчинялись строгим законам логики, иначе и быть не могло – этого требовала профессия, дело всей его жизни. Конечно, женщинам нравятся романтические сумасбродства, думал Гуров, но даже такие вещи лучше обдумывать на трезвую голову, чтобы не выглядеть потом смешным.

– Ладно, утро вечера мудренее! – вслух сказал Гуров своему отражению в оконном стекле. – И в запасе у нас есть время – придумаем что-нибудь.

Он присел на скамью и стал снимать пиджак. Равномерный перестук колес действовал на него усыпляюще. Предвкушая редкую возможность спокойного отдыха, Гуров стал готовиться ко сну. Его немного удивляло, что Крячко все еще не вернулся. Должно быть, встретил в тамбуре еще одного заядлого курильщика, и теперь они на пару травят байки из своей бурной жизни.

Неожиданно в движении поезда что-то изменилось. Гуров почувствовал это, еще не понимая, что он, собственно, ощущает. Но через секунду все встало на свои места, а вернее, как раз все слетело со своих мест, потому что где-то в тамбуре кто-то сорвал стоп-кран. Состав наполнился душераздирающим скрежетом тормозной системы, вагон пошатнулся, точно налетел на невидимую преграду, и Гурова со всего размаху швырнуло на перегородку. Он больно ударился головой – так, что потемнело в глазах, но тут же вскочил, ухватившись для равновесия за какой-то поручень.

Поезд еще двигался, с натугой, с визгом, будто сдирая стружку с рельсов, но через мгновение движение прекратилось, и все стихло. Гуров помотал головой, чтобы привести себя в чувство, и выскочил в коридор.

В наступившей тишине нарастал вал разнообразных звуков, которые в этот час казались необычными – хлопали двери, стучали каблуки, какие-то люди перекликались встревоженными голосами. Гурову показалось, что он смотрит кинофильм на широком экране.

– Вот так попали, на ровном месте, да мордой об асфальт! – пробормотал Гуров, потирая затылок. На месте ушиба нарастал круглый саднящий желвак.

В конце коридора лязгнула дверь, и по проходу устремился полный железнодорожник в серой форменной рубашке с погончиками. Его широкое желтоватое лицо имело чрезвычайно озабоченное выражение.

– Что случилось? – спросил Гуров, когда железнодорожник протискивался мимо него.

– Сейчас узнаем, – неопределенно сказал тот, не останавливаясь. – Что-то в соседнем вагоне. Волноваться не надо. Сейчас разберемся.

Гуров, однако, разволновался и поспешил вслед за должностным лицом. Он опасался, не стал ли виновником переполоха его чересчур непосредственный товарищ. Крячко вообще-то был ответственным человеком, но иногда с ним приключались странные вещи. И вообще, Гурову казалось, что его присутствие на месте возможного происшествия будет нелишним.

В его вагоне люди еще не пришли в себя, и кроме Гурова никто из купе не вышел. Но в соседнем вагоне творилось что-то невообразимое. Коридор был битком набит людьми в пижамах. У многих еще сохранялись на лицах следы сна. Но взбудоражены все были чрезвычайно. Проводникам во главе с начальником поезда едва удавалось сохранять подобие порядка. Гуров заметил и присутствие коллеги – приземистого, мощного человека в непривычной для глаза форме, с четырьмя звездочками на погонах. Он сумрачно просил пассажиров разойтись и дать органам спокойно работать. В общем гвалте его слова звучали не слишком убедительно.

Такое заявление очень не понравилось Гурову. Оно могло означать только одно – в поезде совершено преступление. Это не слишком оптимистическое предположение тут же и подтвердилось. Неожиданно из гущи народной вынырнул разгоряченный, с горящими глазами Крячко и схватил Гурова за рукав.

– Лева! – понизив голос, сказал он. – Мы с тобой все про работу говорили. Так вот, накликали. Тут нашего земляка мочкануть хотели. Заказуха или ограбление – не знаю, но преступник скрылся, и, похоже, его здесь ждали, потому что он стоп-кран сорвал, а потом снаружи машина зарычала.

– Ну что за жаргон! – пробормотал Гуров. – На нас же люди смотрят. И потом, ты уверен, что все понял правильно? Ты ведь был намерен расслабиться...

– Подожди! – Крячко потянул Гурова в тамбур.

Им навстречу протискивались те, кто опоздал к началу событий. Теснота и гвалт стояли страшные. Крячко бесцеремонно растолкал всех плечом и, ворвавшись в тамбур, распахнул вагонную дверь. Оказывается, она была открыта.

В лицо Гурову пахнуло сухим степным ветром. Несмотря на поздний час, было довольно тепло. Вокруг все тонуло во тьме – лишь по железнодорожной насыпи, как клавиши рояля, рядком тянулись белые полосы падающего из окон света.

Крячко спрыгнул вниз. Гуров, страшно раздосадованный, последовал за ним. Выяснилось, что возле поезда уже ходят какие-то люди. Мелькнул луч фонаря. Недовольный голос с восточным акцентом сказал:

– Ну что такое?! Ну кто велел выходить? Мне что потом, всю ночь вас по степи собирать?

Говорящий подошел ближе – это был проводник. За ним, бормоча под нос ругательства, шел еще один человек в непривычной милицейской форме, видимо из той же сопровождающей бригады. Луч фонаря уперся Гурову прямо в лицо, и он сердито сказал:

– Уберите немедленно!.. Мы с товарищем работаем в милиции. Можем показать документы. Требуется помощь?

Настырный проводник отвел наконец в сторону фонарь и неприветливо, но сбавив тон, сказал:

– Да какая помощь? Этих уже и след простыл! Кто же их здесь ночью искать будет?

– Но вы-то ищете? – заметил Гуров.

– Это вот лейтенант захотел своими глазами посмотреть, – словно оправдываясь, сказал проводник. – А я говорю, чего тут сейчас увидишь? Темень, хоть глаз коли. В вагон идти надо. Начальник поезда по рации с ближайшей станцией свяжется – там передадут куда надо. Только вряд ли кого поймают. Тут столько этого народа по ночам шатается... Только и делай, что лови!

– Ты наших гостей в заблуждение не вводи! – подал голос лейтенант. – И ловим, и под суд отдаем. Служба поставлена как полагается. А по-твоему выходит, что у нас тут дикая природа... А вообще, ехать надо, это точно. У нас полномочий по степи гоняться нету.

– А что произошло – вы видели? – поинтересовался Гуров.

Лейтенант был совсем рядом. Он пытливо взглянул Гурову в лицо и, каким-то таинственным служебным нюхом угадав его звание, ответил:

– Да откуда видел, товарищ полковник! Все же моментально произошло. Нас вызвали, когда эти сволочи удрали уже. Капитан сейчас потерпевшего опрашивает. А меня вот послал проверить, как тут и что. Стрелявший через тамбур ушел и, похоже, тут же в машину сел. Теперь далеко уже...

– Значит, стреляли? – удивился Гуров.

– Купе испортили начисто! – зло сказал проводник. – Люксовое купе. Обшивку как зубами грызли. Окно высадили... Эх! Да вы садитесь! Скоро, наверное, тронемся. У нас расписание жесткое. Опоздаем – премии не видать как своих ушей.

Один за другим поднялись в вагон. Последним повис на подножке проводник. Всматриваясь в черную степь, пытался угадать, не отстал ли какой любопытствующий. Но степь была пуста. Лишь где-то далеко под светом звезд мчался автомобиль с загадочными злоумышленниками.

– Ну что я сказал? – объявил Крячко, когда они вернулись в вагон. – Пока мы с тобой рассуждали о координации действий и борьбе с преступностью, у нас под самым носом свершилось злодеяние. Будут комментарии?

– Что выросло, то выросло, – пожал плечами Гуров. – В конце концов, сейчас мы просто гости и в первую очередь пассажиры. Неприятно, конечно, но не вижу, где тут наша вина. Впрочем, раз уж мы здесь, не мешало бы взглянуть на потерпевшего, тем более что он наш земляк.

Крячко повел Гурова в то купе, где недавно разыгралась криминальная драма. К их удивлению, коридор был уже практически пуст. То ли начальству поезда удалось убедить пассажиров разойтись, то ли им самим надоело толкаться в тесном пространстве, тем более что, как выяснилось, до смерти никого не убили. И интерес публики угас так же быстро, как и возник.

Гурову это было как раз на руку, ему очень хотелось понять, что произошло этой ночью в скором поезде. Несмотря на внешнюю невозмутимость, в душе он все равно испытывал некоторую неловкость от того, что преступники осмелились так нагло действовать действительно под самым его носом.

Чтобы попасть в купе, Гурову пришлось показать свое служебное удостоверение. Ни начальник поезда, ни капитан-казах в странной для глаза форме никак не зависели от Министерства внутренних дел России, но все они еще помнили старые времена, и почтительное отношение к документам в красных корочках было у них в крови. А кроме того, как понял Гуров, никто из должностных лиц не знал толком, что делать в подобной ситуации. Если бы нарушитель порядка был здесь, они постарались бы его скрутить и на ближайшей станции передать куда следует. Но преступник сбежал, жертва преступления отделалась испугом, и кроме испорченного имущества в распоряжении должностных лиц ничего не было. Следовало, видимо, составить протокол, но как раз этот пункт программы вызывал у них заметные сомнения. Гурову показалось, что широколицый капитан с медвежьими ручищами с удовольствием спустил бы это дело на тормозах. Да и начальнику поезда лишняя головная боль была ни к чему. Единственным камнем преткновения оставалась позиция пострадавшего. Этот настаивал на немедленном расследовании и компенсации ущерба. Переговоры зашли в тупик. Гуров появился как раз вовремя.

Как ни странно, лицо человека, в которого стреляли, показалось ему знакомым. Гуров вспомнил, что на московский вокзал этот человек приехал в белом «Мерседесе», в сопровождении небольшой, но внушительной свиты. Собственно, часть этой свиты присутствовала и здесь – двое высоких сумрачно-молчаливых парней в хороших костюмах стояли по обе стороны двери, и на их лицах было написано раскаяние. От них никто ничего не требовал и не предъявлял им никаких претензий, но свою недоработку они понимали сами. Гуров им посочувствовал – видимо, разбор полетов им еще предстоял.

Пострадавшему гражданину было около сорока пяти лет. Он, нахохлившись, сидел на краю мягкого дивана, а рядом суетилась молодая женщина-казашка в белом халате. Весело сверкая черными как уголь глазами, она бинтовала гражданину голову. Внешность ее вполне оправдывала то восхищение, которое недавно высказывал Крячко. Медсестра была стройна и красива и, кажется, отлично это понимала, судя по тому, с какой иронией посматривала она на окружающих ее мужчин своими черными глазищами.

Гуров назвал свою фамилию и должность, поинтересовавшись для проформы, все ли в порядке.

– Гузеев! Павел Владимирович, – пробурчал раненый, однако голову поднял и на Гурова посмотрел с интересом. – А я ведь вас знаю, Лев Иванович! Наслышан в некоторой степени.

– Вот как? Любопытно! Имели какие-то проблемы с правоохранительными органами? – спросил Гуров.

– Бог миловал, – через силу улыбнулся Гузеев. – Зато имеются общие знакомые... Но сейчас это не суть важно. Видите, в какое дерьмо я вляпался?

Гуров посмотрел на перегородку купе, покоробленную выстрелом, на разбитое в крошку оконное стекло и заметил:

– Ну, не такое уж это и дерьмо, Павел Владимирович. Могло быть гораздо хуже, насколько я понимаю. Стреляли, похоже, дробью?

– Ага, из обреза, – подтвердил Гузеев. – Ворвался в темноте – купе у меня не заперто было – и с ходу выпалил два раза. Грохот, огонь – я чуть в штаны не наложил, честно скажу...

Медсестра, не удержавшись, прыснула, но тут же строго сдвинула брови и продолжила свое милосердное дело. Гузеев и сам криво ухмыльнулся.

– Ну представьте, я на ночь коньячку выпил, настроился поспать всласть, а тут такое... Вы правильно говорите, хорошо отделался. Вскользь по голове задело, а ведь могли башку отстрелить на хрен!

– Могли, – согласился Гуров. – Видно, здорово вы кому-то насолили Павел Владимирович! Или это ограбление?

– У нас на железной дороге таких случаев давно уже не бывает, – строго заметил начальник поезда. – Даже случаев воровства у пассажиров не припоминаю. На вверенном мне участке работы, – добавил он, подумав.

– Собственно, это не мой курятник, – развел руками Гуров. – Сочувствую вам, Павел Владимирович, и готов помочь чем угодно, но это дело пока находится в компетенции местных правоохранительных структур. Вот если поступит хотя бы неофициальное предложение о сотрудничестве...

– А я считаю, это какие-то ваши разборки! – вдруг брякнул капитан из местных правоохранительных структур. – Подкараулили вас тут, где вас никто не знает, да и пальнули. Дело простое – они сейчас в машину сели и – по степи через границу. Ищи ветра в поле! А нам от вас одни неприятности.

Гузеев с раздражением на него покосился.

– А вы, любезный, похоже, не чувствуете никакой ответственности? – спросил он со злой иронией. – За вверенный участок работы? Проморгали бандитов, а теперь перекладываете с больной головы на здоровую... Впрочем, я от вас чудес и не жду, можете не беспокоиться. Это хорошо, что случай свел здесь нас с вами, – обратился он к Гурову. – Это просто перст судьбы, я считаю.

– Не понял вас, – сказал Гуров, закладывая руки за спину. – Поясните, пожалуйста.

– Если можно, я с глазу на глаз, – сказал Гузеев.

Начальник поезда и капитан переглянулись, пожали плечами и вышли из купе – как показалось Гурову, с большим облегчением.

– Вот и все, – весело сказала медсестра, заканчивая перевязку. – Постарайтесь теперь уснуть. Головку повыше и полный покой... Только как же вы с разбитым окном? Я не представляю.

– Павел Владимирович перейдет в наше купе, – хрипло сказал один из охранников. – Сейчас мы все устроим.

– Вы уже устроили, – буркнул Гузеев и махнул рукой. – Выйдите все! А вам, милочка, большое спасибо. Вот вам за заботу – не при милиции будь сказано... Ну да, господин полковник, я думаю, закроет на секунду глаза... – он сунул медсестре в руку хрустящую с стодолларовую купюру президентом и кивнул головой.

Красавица зарделась, стрельнула глазами, еще раз прикоснулась пальцами к бинту на голове Гузеева, будто погладила, и вышла. Гуров и Крячко вопросительно уставились на хозяина купе. В разбитое окно ворвался ветер и пошевелил край занавески.

– Присаживайтесь! – предложил Гузеев. – Понимаю, что вы здесь не затем, чтобы грузиться моими проблемами, да и время не самое подходящее, но вас будто Бог послал. Не думал я к вам обращаться, но тут, я считаю, знак просто...

– Я в таких случаях говорю – не разбегайся, прыгай! – заметил Гуров. – Время действительно позднее, поэтому давайте конкретно – что такое вы хотели нам поведать?

– Моей жизни угрожает опасность, – сказал Гузеев. – Как вы могли сами убедиться – далеко не воображаемая. О причинах и догадках я сейчас не буду распространяться. У вас свои дела, у меня свои, а эти негодяи уже далеко. Ловить их здесь бессмысленно. Давайте лучше встретимся в Москве и все обсудим. Это неофициальное предложение, но я готов подкрепить его соответствующими гарантиями.

– Вроде тех, что вы сунули в руку этой девочке? – усмехнулся Крячко.

Гузеев махнул рукой.

– Это мелочь. Свою жизнь я ценю гораздо выше, уверяю вас, – с гордостью сказал он.

– Мы, Павел Владимирович, не частные сыщики, – строго сказал Гуров. – Так что если у вас есть какое-то заявление, то оно должно быть исключительно официальным, в установленном порядке. Впрочем, если вы настаиваете на встрече с нами, мы пойдем вам навстречу. Вот мой телефон – позвоните, когда вернетесь в Москву, – он протянул Гузееву визитную карточку. – Вы когда планируете назад?

– Дня через три. У меня здесь переговоры по поставке оборудования для кинотеатров. Звук, кинопроекционные установки, мебель...

– В Казахстане ожидается кинобум? – удивился Крячко.

– Я на это надеюсь, – сказал Гузеев.

– Хорошо, если надумаете, звоните! – заключил Гуров. – А сейчас мы пойдем. Вам надо отдохнуть. Да и нам не помешает. Утро вечера мудренее, как говорится.

Глава 2

Свистящая черная ночь летела навстречу, рассыпалась по ветровому стеклу мошкарой, мелкой, как пыль. Время от времени машина опасно подпрыгивала на кочках, но скорости не сбавляла. Свет фар безжалостно полосовал вылетающее из темноты бездорожье, покрытое жесткой рыжей травой. Трое мужчин, сидящих в машине, молчали, напряженно всматриваясь во тьму.

Наконец тот, что сидел за рулем, разлепил губы.

– Черт его знает – ничего не понимаю! Все одно и то же, как будто на месте газуешь! Вот чертова пустыня! Давай-ка, Вик, сверься с прибором – нужно точно знать, где находимся, а то как раз на погранцов выскочим.

Он сбавил скорость и остановил машину посреди степи, не выключая, однако, мотора. Зажгли верхний свет.

Его сосед без слов полез за картой и за прибором – ориентироваться по спутнику. Третий, сидевший за их спинами, нервно засмеялся и сказал:

– Да уж, тогда если пограничники нас не положат, то шеф точно убьет. Он сказал, чтобы ни одна живая душа...

– Без тебя знаем, что он сказал, – оборвал его Вик, мрачно рассматривавший знаки на дисплее прибора и сверяясь с картой. – Лучше проверь «АКМ», пока делать нечего.

Вик долго сопел над картой, водил пальцем. Парень на заднем сиденье звякал железом.

– Ладно, давай как ехали, – наконец решил Вик. – Только забирай чуть-чуть к северу. Так оно надежней будет.

Водитель кивнул и тронул машину с места. Они помчались дальше, постепенно наращивая скорость. Долго молчали.

– Палец, ты автомат проверил? – вдруг спросил Вик.

Парень на заднем сиденье, носивший странную кличку Палец, откликнулся тут же.

– Все железно, Вик! Можешь не сомневаться. Только не дай бог, чтобы...

– Закрой хлебало! – резко оборвал его водитель. – И больше не открывай. Не слышал, что ли, пословицу – не буди лихо, пока оно тихо?

– Да я что? Я, Иваныч, только добра хочу, – оправдываясь, сказал Палец. – Я чтобы...

– Помолчи! – еще раз прикрикнул на него водитель и, перейдя на деловой тон, заговорил монотонно но очень убедительно: – Значит, если границу нормально перейдем, первым делом найдем место потише, и чтобы река была. Оружие утопим от греха подальше и, если все будет спокойно, проселочными дорогами поедем на север. Где-нибудь под Самарой я вас высажу поодиночке – сами будете до Москвы добираться, поездами. А я в Тольятти, город автомобилестроителей...

– А в Тольятти зачем? – полюбопытствовал неугомонный Палец.

Иваныч пропустил его вопрос мимо ушей. Он пристально всматривался в полоску освещенной, бегущей под колеса земли. Больше всего он сейчас опасался проглядеть пограничный патруль. Это было хуже, чем угодить в яму.

– Много еще до границы? – отрывисто спросил он.

– Километра два, я думаю, – ответил Вик. – Дорога у нас южнее осталась, так что, думаю, километра два, ну, три максимум. Вот-вот дома будем.

– Плюнь! – посоветовал Иваныч. – Еще один пророк выискался. Сидели бы, помалкивали в тряпочку, философы!

Он делал вид, что зол на своих спутников, но на самом деле они были тут ни при чем. Иваныч нервничал. И чем ближе была граница, тем сильнее нервничал. Граница была прозрачная, полная дыр, и через нее свободно ходили и звери, и люди. Но были здесь и контрольно-пропускные пункты, и пограничные патрули, так что при невезухе нарваться можно было очень серьезно. И еще Иваныч нервничал из-за того, что плохо знал эти места. Вернее, он их знал, но такими, какими они были лет пятнадцать назад. Побывать здесь заранее не получилось – все делалось в спешке и, по мнению Иваныча, на уровне детского сада. Кое-что удалось почерпнуть из рассказов тех, кто наведывался сюда недавно, кое-что из Интернета, но все это было полузнание, а серьезные дела на полузнании не делаются. Если все пройдет благополучно и они выберутся отсюда без приключений, то впору в церковь идти, свечку ставить. Иваныч в Бога не верил, но мысль о свечке ему понравилась. Он даже представил, как входит в тихую церковь – один, без спешки и суеты, с благодарностью в душе, и затепливает тонкую восковую свечу, а на душе у него покой, и никакого чувства опасности, красота!

И только он об этом подумал, как судьба тут же ткнула его мордой в грязь. На самом деле грязи нигде не было, но получилось еще хуже, потому что со всего разгону они влетели в какую-то яму, подпрыгнули, как пескари на сковородке, и чуть не перевернулись. У Пальца сзади аж зубы хрустнули, а Вик саданулся виском о железку и зашипел от боли. Мотор заглох.

Иваныч медленно выругался. В окошке ничего не было видно, кроме звезд, потому что «УАЗ» сидел задом в яме, чуть-чуть наискосок.

– Приехали! – с ненавистью сказал Иваныч и принялся открывать дверцу. – Выходи, инвалидная команда! Если не выдернем тачку из ямы, пешком топать придется! Шевелись!

С проклятиями они вылезли из машины, обошли вокруг ямы.

– Куда же ты смотрел?! – не выдержал Вик. – А если кардан полетел?

Иваныч, ничего не отвечая, зашел к машине в тыл и навалился плечом.

– Давай, помогай! – злобно прошипел он. – Кишки вон, а вытягивай! Это шутки плохие!

Прочие уже и сами поняли, что положение отчаянное. Вцепились в железный остов «УАЗа» как муравьи, толкнули, надрывая жилы. Проклятый «УАЗ» сдался не сразу. Минут пять они исходили потом и сдирали на руках кожу. И все-таки они добились своего. Чертова железяка с великой неохотой выползла из колдобины и встала на твердую землю. Иваныч посмотрел на «УАЗ» так, будто не верил своим глазам, а Палец сказал:

– Тяжелая, сволочь! Надо было «Оку» брать, – и он засмеялся дурашливым смехом.

– Не надо было тебя, идиота, брать, – сквозь зубы сказал Иваныч.

– А ты из-за меня влетел, что ли? – обиделся Палец. – Я, между прочим, все делал правильно, все, как сказали – тютелька в тютельку. А что тебе моя рожа не нравится, так это не мое дело. Мне, может, тоже кое-что не нравится, я же молчу...

– Ты уж хрен помолчишь! – заметил Иваныч, махнув рукой.

– Тихо! – вдруг изменившимся голосом произнес Вик. – Базарите тут! Слышите?!

Над степью возник какой-то посторонний жужжащий звук. Он шел откуда-то из-за черного горизонта и неумолимо приближался. Через несколько мгновений стало ясно, что где-то поблизости едет машина.

– Ну, приплыли! – почему-то шепотом сказал Иваныч. – Я чувствовал, что этим все кончится. Вот кто это, контрабандисты или погранцы?

– В любом случае валить надо, – мрачно сказал Вик. – Мы тут никому не нужны. Поехали скорее, до границы рукой подать.

– Ну да, поехали, – возразил Иваныч, напряженно вслушиваясь в нарастающее жужжание. – Как поедем, так нас сразу и засекут. Переждать надо.

– Чего ждать-то? – загорячился Вик. – Сейчас у нас шанс есть. А будем ждать – шарахнут из пулемета, и все дела. Куда ты тут будешь прятаться? Как на площади стоим.

Иваныч колебался. Наконец, когда урчание неизвестного мотора сделалось совсем отчетливым, он махнул рукой.

– А, поехали!

Они мигом запрыгнули в машину. Иваныч с озабоченным лицом повернул ключ в замке зажигания. Мотор скрежетнул, чихнул и затих. Выматерившись, Иваныч повторил попытку. Вик смотрел на него почти со страхом.

В ночи появились две яркие белые точки. Они двигались туда, где стоял злосчастный «УАЗ». Палец завозился на заднем сиденье, клацнул предохранителем.

– Спокойно! – негромко предупредил Иваныч, который в минуты опасности становился удивительно расчетлив и выдержан. – Не делай резких движений, Палец! Я скажу, когда будет можно, понял?

Он методически раз за разом провертывал ключ, жал на педаль. Стартер чихал и захлебывался.

– Они сюда едут! – с тихим ужасом пробормотал Вик. – Это погранцы, Иваныч! Контрабандисты не станут нарываться.

– Не суетись, Вик! – посоветовал Иваныч. – У нас теперь выбор небольшой. Или эта колымага заведется, или они ведут нас к прокурору, – он нехорошо засмеялся.

– Ага, – печально заметил из-за его спины Палец. – Сам шутишь, а мне нельзя, значит?

– Ну, пошути, если сумеешь, – пробормотал Иваныч, в очередной раз проворачивая ключ.

Внезапно мотор зарычал и завелся. «УАЗ» задрожал мелкой дрожью, словно ему самому давно не терпелось сорваться с места. Но Иваныч не спешил. Удовлетворенно кивнув головой, он спокойно выжал сцепление, двинул рычагом скоростей, медленно поехал, огибая опасное место.

– Может, свет потушить? – тоскливо спросил Палец. – Засекут ведь.

– Понравилось тачку из ям вытаскивать? – усмехнулся Иваныч. – Умник! Так зарюхаемся, что краном не достанешь. Нет уж, тут как кому повезет. Тем более что они нас уже заметили.

Он был совершенно прав. Огни чужого автомобиля, вначале пропавшие, появились снова, и теперь они неуклонно следовали за «УАЗом», наращивая скорость. Это была погоня.

Вик елозил на сиденье, щелкал зажигалкой, шуршал картой.

– А ведь мы уже дома, – сказал он немного погодя, но в голосе его не слышалось радости. – Это наши на хвост сели. Земляки, мать их!.. Что будем делать?

– Что делать? Уходить пока будем, – буркнул Иваныч. – Смотри по карте, где там пересеченная местность. Надоело как таракану на ладони. Есть тут какая-нибудь роща, лес, овраг, наконец?!

– Да нет тут ни хрена! – простонал Вик, пытаясь справиться со сползающей под ноги картой. – Не видно ничего, трясет!

Иваныч молча поднял руку и зажег светильник.

– Ты что?! – напугался Палец. – Свет! Видно же за километр!

– Кому надо, нас и так видят, – хладнокровно ответил Иваныч. – Мне нужно знать, куда рулить. У нас тут не ралли Париж – Дакар, призов не будет.

Вик вперился взглядом в карту и долго молчал. Потом он поднял голову и неуверенно изрек:

– По-моему, теперь нужно правее брать. Тут километрах в четырех река есть. Вдоль реки обычно деревья растут, схорониться можно.

– Ну хоть так, – сказал Иваныч. – Хотя если это наряд, то хрен схоронишься – у них собака наверняка.

– Черт, и как ты сюда ехал?! – в сердцах спросил Вик. – Тоже с приключениями?

– Сюда я днем ехал, – объяснил Иваныч. – Да ребята знакомые подсказали, как лучше проехать. Теперь-то подсказать некому. Ну да, может, оторвемся...

Однако события показали, что так просто они не отделаются. Внезапно над степью жахнул выстрел. Он был отчетливо слышен даже сквозь рокот мотора и дребезжание кузова.

– Ну все! – сказал Вик, бросая карту на пол и нервно оглядываясь. – Пошла писать губерния! Они уже близко, Иваныч! Может, поднажмешь?

– Я-то поднажму, – усмехнулся Иваныч. – Машина не хочет.

Он сам ловил в зеркале пляшущие огни настигающего их автомобиля. Сзади больше не стреляли – зато принялись орать в мегафон, призывая остановиться. Слышно было плохо, металлизированный голос мешался с шумом погони, но смысл был ясен.

– Да уж, контрабандисты с мегафоном на дело точно не ходят! – заключил Иваныч. – Теперь, ребята, молитесь, какому кто богу молится. Больше нам никто не поможет.

Спутники молчали. Возможно, мысленно они и молились, но когда Палец вдруг раскрыл рот, он сказал:

– Может, пальнуть для острастки, Иваныч?

– Я сказал, рано! – рыкнул тот. – Попробуем оторваться. Если уж нет, тогда...

– А может, лучше – стволы в окно и сдаться? – предложил Вик, неотрывно глядящий в заднее окно. – Скажем, заблудились, документы у нас чистые, что у них против нас есть?

– Дурак ты, Вик! – презрительно заметил Иваныч. – Во-первых, тебе сейчас в горячке так наваляют, что до пенсии лечиться будешь. Солдат нынче злой пошел, тем более если ты его ночью по степи гонять заставляешь. Во-вторых, следствие будет – с участием спецслужб, заметь. Шеф тебе спасибо не скажет. Пожалуй, сделает вид, что вообще тебя не знает. И на зону тебе передачки никто носить не будет... Заблудились! Да если они нас сейчас возьмут, они на нас тонну наркоты повесят, соображаешь?! Им отчетность тоже нужна. Нет уж, в такие игры я не играю... Ах, твою мать! – неожиданно заорал он и круто повернул руль.

Прямо из-под колес у них вбок ушел черный провал – они едва не попали в овраг. Вряд ли он был глубокий, но им хватило бы и этого. На этом можно было бы поставить точку. Иваныч, стиснув зубы, погнал «УАЗ» вдоль оврага. Преследователи не отставали – местность им была известна куда лучше, и, похоже, они знали, куда гонят свою дичь.

– Не уйдем, – обреченно сказал Палец.

– Закрой пасть! – отеческим тоном посоветовал Иваныч.

Сзади опять выстрелили. Это было уже серьезно. Короткая автоматная очередь прошла где-то совсем рядом с «УАЗом». Метили в колеса. Иваныч жал на газ – он-то в душе молился без перерыва. Хотя если эти молитвы и дошли до адресата, то наверняка ничего, кроме удивления, не вызвали – текст этих молитв был полностью авторский, Иваныч сочинял их на ходу, не отрываясь от баранки.

– Бляха-муха! – заорал не своим голосом Вик. – Там впереди вроде блеснуло! Речка, Иваныч!

– Не суетись! – снова сказал тот. – Речка – значит, речка. Только как ты в такой темноте что-то увидел? Со страху, небось?

Его слова были прерваны новой автоматной очередью. Хлопнула под днищем покрышка, и «УАЗ» швырнуло вправо – в пасть оврага. Обливаясь потом, Иваныч как-то ухитрился выровнять машину, но, опасаясь катастрофы, постепенно затормозил.

– Вот теперь давай! – глухо сказал он Пальцу.

Того не надо было упрашивать. Мигом разбив стекло, он с удовольствием выпустил очередь по надвигающимся огням.

– Йе-е-ес!! – завопил Палец. – В девятку!

Иваныч обернулся. Как в замедленном кинофильме, мчавшаяся по их следам машина поднялась в воздух, сверкнула огнями, клюнула носом и нырнула в овраг. Лязг и скрежет, донесшиеся оттуда, показали, что приземление не было благополучным.

– Теперь деру, ребята! – негромко сказал Иваныч. – Такие вещи не прощают.

Они выскочили из машины. Палец настороженно повел по сторонам стволом автомата. Вик первым рванул бежать.

– Карта где, сука?! – остановил его Иваныч. – Карту возьми!

Вик молча кивнул, сунулся в машину и тут же появился снова – с картой в руках. Иваныч тем временем уже поливал «УАЗ» из канистры. Резко запахло бензином.

– Отойди! – прикрикнул Иваныч и, отступив на несколько шагов, швырнул что-то в темноту.

Сверкнула вспышка, и тут же над машиной с гудением взметнулось рыжее пламя. По траве забегали диковинные длинные тени.

– Все, уходим! – скомандовал Иваныч. – Наше счастье, если они не сообщили на свою чертову заставу. Обложат как сусликов...

Они побежали прочь от оврага. Палец замыкал колонну, время от времени оглядываясь, не возобновилась ли погоня. Вдруг он остановился, присел на колено и сосредоточенно выпустил две короткие очереди в сторону огромного костра. Остальные, не останавливаясь, убегали в темноту.

Палец нагнал их, задыхаясь, объяснил:

– Псина из оврага вывернулась... Здоровенный кобель! Собака Баскервилей. И морда даже светится.

– Я говорил, с собакой они, – так же на бегу сказал Иваныч. – Ну, ты ее убрал, что ли?

– Спрашиваешь! – с превосходством ответил Палец. – Я не промахиваюсь, сам знаешь.

Бежали долго, уходя на северо-запад от пылающего в ночи костра. Дважды пришлось перебираться через неглубокие овражки. В конце концов сил ни у кого не осталось, и они перешли на шаг. Оглядываясь назад, Иваныч отрывисто спросил у Вика:

– Ну и где твоя река? Она бы сейчас кстати была – в глотке так пересохло, будто камней наглотался. Давай, смотри, куда идти, а то выскочим куда не надо. Хорошенько смотри!

Вик долго возил пальцем по карте при свете зажигалки, сверялся с прибором. Наконец поднялся, сложил карту и решительно ткнул пальцем в темноту.

– Туда! Совсем немного осталось. Река впереди, а за ней еще километрах в пяти – железная дорога.

– Двинулись! – тут же сказал Иваныч. – До рассвета должны успеть, иначе я нам не завидую!

Зашагали молча, дыша в затылок друг другу. Пылающий «УАЗ» давно исчез в ночи – даже отсветов они не видели. Было тихо – ни выстрелов, ни гула моторов.

– Это хорошо, что тут полчеловека на квадратный километр живет, – заметил Иваныч. – А то бы давно слух прокатился. Я надеюсь, что погранцы не успели сообщить на заставу.

– Думаешь, мы их грохнули? – мрачно спросил Вик.

– Это ты у Пальца спроси. Куда он им метил.

– Да я по колесам! – воскликнул палец. – Они по колесам – и я по колесам. Все законно!

Иваныч фыркнул.

– Законник выискался! Давно юридический кончил?

– Хватит подкалывать, Иваныч! – обиженно отозвался Палец. – Лучше скажи, что нам теперь делать?

– То самое. О чем заранее говорили, – назидательно заметил Иваныч. – Поскольку гладко все не прошло, при первой возможности разделимся. Встречаемся в Саратове у Карена. А дальше все по расписанию – вы в Москву, я в Тольятти. И рот на замок – все понятно?

Он ускорил шаг. На востоке начинала светлеть полоска рассвета, и это слабое свечение пугало Иваныча больше всего. Что бы ни случилось с пограничниками, очень скоро о происшествии будет известно по всей округе, и по следам бросится свора ищеек. При свете дня шансов скрыться будет очень мало.

К реке вышли неожиданно. Мутно блеснула в темноте неширокая полоса, повеяло прохладой. Все трое подбежали к воде, забыв про брезгливость, напились прямо из потока.

Потом Иваныч выпрямился и протянул руку.

– Автомат! – коротко сказал он.

Палец с заметным сожалением передал ему оружие. Иваныч сосредоточенно разрядил «АКМ», споро, как на занятиях по военной подготовке, разобрал автомат на составные части и пошвырял одну за другой в воду.

– Ну все, игры закончились, возвращаемся к цивилизованной жизни, – заключил Иваныч. – Будем перебираться на ту сторону. Где там твоя железная дорога, Вик?

– Должна за рекой быть. А за железкой – еще и шоссе проходит.

Разделись, перешли вброд речку. Она оказалась не слишком глубокой – на середине едва по грудь. Когда оказались на противоположном берегу, вдали послышался протяжный гудок.

– Поезд идет, – со знанием дела сказал Иваныч, взбираясь на насыпь. – Судя по звуку, товарняк. Груженый. Будем садиться. На товарняках паспорта не спрашивают.

Однако время шло, но, кроме гудящих рельсов, поезд ничем себя больше не обозначал. Вик начал нервничать. Он все чаще оглядывался по сторонам и сплевывал себе под ноги. Пальцу тоже было не по себе.

– Без акээма, как без штанов, – пожаловался он. – Что, если сейчас окружат? Куда бежать?

– Я тебе, Палец, одно посоветую, – сказал Иваныч, которому тоже становилось тошно от ожидания. – Закрой ты наконец свою пасть, а то опять чего-нибудь накликаешь. И заруби себе на носу – без акээма ты просто подозрительная личность. А с ним – вооруженный преступник. И тогда с тобой совсем другой разговор. И так пришлось сегодня пострелять – мне лично на всю оставшуюся жизнь хватит.

– Где же этот проклятый товарняк? – с ненавистью сказал Вик. – Сдох он там, что ли? Может, он в другую сторону идет?

– Ты руку к рельсам приложи, – посоветовал Иваныч. – Сюда он идет, только он не знает, что тут его пассажиры дожидаются, не торопится.

– Глядите, машина! – вдруг сказал Палец, глядя куда-то вбок.

За железной дорогой в отдалении появился мигающий огонек. Он медленно приближался, и стало ясно, что огонек не один, а два – это были фары какого-то автомобиля. Иваныч раздумывал несколько мгновений, а потом решительно сказал:

– Ну-ка, за мной! Посмотрим, что за человек такой едет. Кому в глухую ночь не спится?

Он перепрыгнул через рельсы, скатился с насыпи и побежал в сторону шоссе. Вик и Палец устремились за ним. Через минуту они выскочили на обочину.

– Ты что думаешь, Иваныч, кто-нибудь в такой час остановится? – озабоченно спросил Вик.

– Хорошо попросим – остановится, – буркнул Иваныч.

Он вдруг полез во внутренний карман и, вытащив оттуда пистолет, передернул затвор.

– Ничего себе! – сказал Палец. – А говорил, настрелялся!

– Мне положено, – сухо сказал Иваныч. – Нам сейчас кровь из носу убраться отсюда надо. Поезд – слишком медленно. А если тачку возьмем, в самый раз будет.

Машина приближалась. Они уже слышали ровный гул мотора, к которому постепенно начал примешиваться странный бухающий звук, словно кто-то заколачивал сваи.

– Что за черт? – растерялся Иваныч. – Это что за агрегат едет? Не соображу что-то.

Палец хохотнул и с довольным видом заявил:

– Ну ты даешь, Иваныч! Это же они в салоне музычку слушают! Не врубился, что ли? Отдыхают культурно.

– Что же они, козлы, по ночам музыку слушают? – пробормотал Иваныч, смущенный своей ошибкой. – Это непорядок! За это по соплям дают! Слышь, Палец, ты найди камень какой-нибудь. Иначе эти суки не остановятся. Их за живое задеть надо. Только поаккуратнее, слышишь?

Палец с готовностью принялся шарить под ногами и через мгновение поднял с земли увесистый булыжник.

– Я их задену за живое! – пообещал он.

Из-за пригорка вылетела сверкающая огнями машина. Мчалась она лихо, километров под сто пятьдесят, высоко подпрыгивая на выбоинах, точно собиралась взлететь. Внутри машины, точно диковинный мотор, упруго колотил басовый барабан.

Автомобиль промчался мимо них одним махом, но Палец обладал не только длинным языком, но и на редкость твердой рукой. Камень, пущенный им, врезался точнехонько в заднее левое крыло. Звук был такой, будто машина переломилась пополам. Как ни были беззаботны ее пассажиры, их тоже напугал этот внезапный удар.

Машина завиляла, завизжала тормозами и метров через тридцать остановилась, едва не слетев в кювет. Вся троица во главе с Иванычем уже бежала к ней.

Из машины, пошатываясь и ругаясь матом, выбрался какой-то толстяк. Не отходя далеко от машины, он расстегнул брюки и принялся мочиться на асфальт, ни на что не обращая внимания. Кроме него на шоссе появились еще двое, пожиже комплекцией, но не менее пьяные. Эти не стали заниматься физиологией, а попытались понять, что случилось с машиной. Чиркая зажигалками, они принялись рассматривать обшивку, и в этот момент из темноты на них налетел Иваныч с компанией.

Иваныч с разгона впечатал одного из алкашей в боковую дверцу. Тот крякнул, подломился в коленях и сполз на асфальт. Иваныч не дал ему расслабиться, схватил за волосы, выдернул наверх и со всего размаху сунул мордой в крышку багажника. Раздался удар, похожий на гонг, и пьянчуга вырубился окончательно. Вик тем временем повалил на дорогу второго и для убедительности несколько раз саданул ему ногами по ребрам. Палец нырнул в салон машины – это оказался черный «БМВ» – и с оптимизмом сообщил, что больше никого нет, а в машине до хрена выпивки. Толстяк, про которого на некоторое время все забыли, пребывал в прострации и почему-то никак не реагировал на происходящее. Он продолжал тупо делать свое дело и даже не поворачивал головы в ту сторону, где валяли его товарищей. Наконец он закончил и на полусогнутых побрел к машине.

– Что с ними будем делать? – озабоченно спросил Иваныч, который теперь полностью контролировал ситуацию на дороге. – Надо сматываться отсюда.

– Мочкануть? – с энтузиазмом предложил Палец.

Вик молча отпихнул его и сказал:

– Ничего с ними не надо делать. Они пьяные в хлам. Бросим их здесь – кто их возьмет?

– Рискованно! – покачал головой Иваныч.

– А у нас сейчас все рискованно, – возразил Вик. – Разве не так?

Толстяк подвалил к ним вплотную, долго пялился, не узнавая в темноте. Потом заговорил, едва ворочая языком. Они не могли разобрать ни одного слова. Тогда Вик молча схватил его за грудки, оттащил от машины и с силой пихнул в кювет. С коротким криком толстяк, точно куль, повалился в канаву, сделал неуклюжую попытку подняться, но окончательно рухнул на землю и затих.

– Видел? – спросил Вик. – Он теперь до утра спать будет.

– Тогда поехали! – скомандовал Иваныч. – Этих тоже уберем с дороги, и вперед.

Когда взялись за скорчившихся на асфальте пьянчуг, один из них зашевелился и с хмельной храбростью заявил:

– Я вас достану, паскуды! Кровью харкать будете! Я вас под землей найду!

– Как раз туда мы тебя сейчас и определим! – обрадовал его Иваныч и натренированным ударом в челюсть отправил говоруна в канаву, а заодно и в нокаут.

Второй пьяный не угрожал, но, когда его сбрасывали в кювет, заныл:

– Вы еще пожалеете, мужики! Вы не знаете, с кем связались! Лучше разойдемся по-хорошему!

– Лучше некуда! – сказал Иваныч, прежде чем обрушить на голову пьяного тяжелый кулак. – Отдыхай, чудо!

Покончив с пьяной компанией, они забрались в «БМВ» и тут же уехали. Музыку включать не стали, но жали на всю железку. Когда посветлело небо, они уже въезжали в пригороды Саратова. Не доезжая поста ГАИ, остановились, бросили машину и поодиночке разошлись.

Глава 3

Гуров проснулся, едва за окнами начало светлеть небо. И первое ощущение, испортившее пробуждение начисто, – огромное чувство недовольства собой. Он не сразу сообразил, откуда взялось это чувство, но потом повернул голову и все вспомнил.

Мария мирно спала, разметав по подушке густые темные волосы. Лицо ее казалось сейчас особенно нежным и спокойным. Гуров невольно залюбовался им. Но чувство досады только усилилось. И всему виной был вчерашний банкет, торжественный вечер в театре у Марии, куда он попал на правах близкого родственника.

Гуров не любил банкетов, юбилеев и презентаций, но отказать Марии он, конечно, не мог. Что такое они там отмечали после долгих гастролей, Гуров не слишком хорошо понял. Поскольку на банкете присутствовали весьма влиятельные люди из московской администрации, наверное, подразумевалось, что они вскоре проявят большой интерес к делам театра. Сами актеры с энтузиазмом праздновали возвращение на родину – это тоже было понятно. Актеры вообще любят праздники. Можно сказать, что праздник – это состояние души актера. Непонятно было, что делал на этом празднике Гуров. То есть понятно, конечно, но при всех оправдывающих обстоятельствах, он все равно всегда оставался в этом кругу немного чужим. Видимо, и по этой причине тоже он вчера чересчур усердно налегал на шампанское. Последствия этого и сейчас отдаются легким гулом в его бедной голове.

Но не только эта простительная вольность портила ему сейчас настроение. Причина залегала глубже и никак не была связана с приездом жены, торжествами и дармовым шампанским. Гурову уже несколько дней не давала покоя история, свидетелем которой они с Крячко стали в поезде Москва – Алма-Ата. Вчера на банкете эта история получила некоторое продолжение – вот откуда и плохое настроение.

Где-то в середине вечера, когда их с Марией разлучили – она принимала бесконечные комплименты и поздравления от разомлевшей столичной элиты, – к Гурову неожиданно подкатилась молодая и поразительно красивая женщина, актриса из той же труппы. У нее была фигура модели, голубые глаза и короткая стрижка, еще более ее молодившая. И еще она отличалась удивительной непосредственностью, хотя этот факт можно было отнести к влиянию все того же шампанского. Они разговорились. Девушку звали Ольгой. Фамилия ее, Копалова, ничего Гурову не говорила. В афишах она ему не попадалась. Видимо, вся слава была у этой красавицы еще впереди.

Гуров знал, что производит неплохое впечатление на женщин, но не подозревал, что может представлять интерес даже для столь юных особ. Тщеславием он не отличался, и активность Ольги слегка насторожила его, особенно после того, как выяснилось, что девушка прекрасно осведомлена о нем, и о его профессии, и о том авторитете, который он имел в своем кругу. Конечно, что-то она могла слышать от Марии, но интерес ее к Гурову выходил за рамки обычного любопытства. Он мог поклясться, что Ольге и в самом деле хочется произвести на него самое выгодное впечатление, обаять, если угодно. За непритязательной болтовней, за кокетливыми взмахами ресниц, доверительными интонациями угадывалась какая-то цель. Но ведь не собиралась же в самом деле эта девчонка отбить мужа у ведущей актрисы театра! Здесь было что-то другое.

Однако Копалова так ничего ему и не сказала. Полчаса светской болтовни, обольстительных улыбок и еще полтора бокала шампанского. Умом новая знакомая не блистала, очарование ее также не выходило за рамки отработанного стандарта, и Гуров испытал облегчение, когда вдруг опять появилась Мария и заговорщическим шепотом предложила ему сбежать домой. Гуров с восторгом согласился, и, несмотря на неимоверные трудности, им удалось обойти все препоны и исчезнуть. Разумеется, Гуров тут же забыл про Ольгу Копалову. Но почему же тогда, едва пробудившись, он прежде всего вспомнил о ней?

Интуиция редко подводила Гурова. Если какое-то событие, слово или предмет западали ему в голову, значит, это заслуживало внимания. Тем более если воспоминания вызывали неприятные чувства.

Гуров посмотрел на часы, стоявшие на столике у кровати. Пора было вставать и собираться на работу. Мария могла спать сегодня хоть до обеда, и он решил не мешать ей.

Но, покончив с утренним туалетом и поставив на огонь чайник, Гуров все же не выдержал. Внутреннее напряжение не отпускало его, и ему не хотелось уходить из дома, так и не поняв, в чем дело.

Смущаясь и хмурясь, он подсел к жене и осторожно погладил ладонью ее волосы. Мария тихо вздохнула и открыла глаза.

– Привет, Гуров! – сказала она не совсем разборчиво. – Ты уже уходишь? Бедняжка! А я буду спать весь день – после этой Австралии у меня никаких сил не осталось. Подумай только, мы были на другой половине земли! Там все ходят вверх ногами. Такая нагрузка...

Мария улыбнулась, и глаза ее опять закрылись. Гуров кашлянул и осторожно спросил:

– Послушай, я сейчас уйду, но для меня важно, чтобы ты ответила на один вопрос...

– Пожалуйста – я люблю тебя, – пробормотала Мария, переворачиваясь на другой бок.

– Гм, это, конечно, самое замечательное, что я мог услышать в своей жизни, – совсем смутившись, сказал Гуров. – Но, собственно... Видишь ли... Одним словом, ты можешь объяснить, кто такая эта Ольга Копалова? Ну, та девушка, с которой я болтал перед тем, как мы ушли.

Сон у Марии будто рукой сняло. Она живо поднялась, села и в упор посмотрела на Гурова.

– Та-а-ак! – Зловещим театральным тоном произнесла она. – Вон что тебя волнует! Интересно, с каких это пор тебя стали волновать мои конкурентки?

– Она тебе не конкурентка, – поспешно сказал Гуров. – И волнует меня не она, а ее интерес ко мне. Вряд ли ее так уж поразили мои личные достоинства. Вот я и хочу понять, чего она от меня хотела...

– Не оправдывайся, Гуров! – мотнула головой Мария. – С тобой все ясно... Уф, у меня даже весь сон пропал. Вот так и проспишь мужика... Подумать только, ни свет ни заря он уже думает о молоденьких девочках... Вот и верь после этого мудрым полковникам с серебром на висках!..

Она потерла виски, посмотрела на озадаченное лицо мужа и засмеялась.

– Ладно-ладно, не заводись! – совсем уже иным тоном произнесла она. – Знаю уже, что другие женщины для тебя не существуют. Только это было так неожиданно – услышать от тебя рано утром – кто такая Ольга Копалова? Честно говоря, я и сама не знаю, кто она такая. Красивая женщина, с претензиями на талант, но, боюсь, претензий больше, чем таланта. Впрочем, в любом случае она не пропадет. Еще студенткой сумела выскочить за богатого человека. Теперь приезжает в театр на собственном «Мерседесе»...

– Постой-постой! – перебил жену Гуров. – За богатого человека, говоришь? А кто такой – не знаешь?

Мария наморщила лоб.

– Кажется... Кажется, его фамилия Гузеев, – вспомнила она. – Он занимается кинопрокатом и кинопроизводством, имеет отношение к проведению кинофестивалей, всяких отечественных «Оскаров» и прочей лабуды. Я его видела однажды. Он показался мне человеком, абсолютно глухим к искусству. То, что он нашел себя в мире кино, большая беда для всех нас, я думаю.

Гуров был поражен.

– Черт возьми! Это уже интересно! – воскликнул он, порывисто вскакивая. – Ты меня удивила, дорогая! Значит, вот какие общие знакомые... Так-так, но что же в таком случае все это значит? – он остановился и вопросительно посмотрел на жену.

– Ты меня пугаешь, Гуров! – сказала она с упреком. – Ты так странно говоришь, задаешь странные вопросы...

– Дело в том, что в командировке я познакомился с господином Гузеевым, – объяснил Гуров. – При весьма драматических обстоятельствах. И он намекнул на наличие у нас общих знакомых. Ты рассказывала этой Ольге обо мне?

– Специально ей не рассказывала. Но, вполне возможно, что-то она могла слышать. Не бойся, никаких секретов я не выдала.

– Все равно непонятно, – пожал плечами Гуров. – Гузеев попал в какой-то нехороший переплет, судя по всему, и изъявил желание просить у меня помощи. Заметь, у меня, а не у милиции. И тут еще пристальное внимание его красавицы жены. Поневоле это настораживает. Чего-то они от меня хотят.

– Спросил бы прямо – чего вы от меня хотите, товарищи?

– Да ведь вчера я не знал, что Копалова – жена Гузеева. И это тоже странно. Обхаживать меня с целью вызвать симпатию и даже не намекнуть на заочное знакомство. Интересно, эта Ольга знает, что произошло с ее мужем? Судя по ее беззаботному виду, вряд ли...

– Вид у нее всегда одинаковый, – возразила Мария. – За это ее мужики и ценят. А что с ее мужем произошло?

– Рассказываю в конфиденциальном порядке, – предупредил Гуров. – Возможно, придется еще заниматься его делом. Хотя тут трудно сказать – все очень неопределенно... А вообще в поезде на него напали. То ли убить хотели, то ли ограбить. Лично я склоняюсь к мысли, что целью преступников было напугать. На ограбление совсем не похоже, а в смысле убийства это вообще смехотворно выглядит. Конечно и мелкой дробью можно отстрелить человеку полголовы, но обычно в таких случаях пользуются более серьезным оружием... Впрочем, это тебя не должно интересовать. Я и сам махнул рукой. Случилось все практически уже за границей, местные менты энтузиазма не проявили, улики, которые были, наверняка не собраны – чего же огород городить. Но вот, судя по поведению вашей Ольги, семейство Гузеева про меня не забыло.

– Наверное, не часто в твоей жизни случалось так, что ты махал рукой на преступление, – заметила Мария.

– Очень редко, – подтвердил Гуров. – Но здесь был особый случай. Собирались на симпозиум по координации действий полиции союзных государств, а выяснилось, что на самом низовом уровне ни черта нет никакой координации. Перед тем как покинуть поезд, я специально справлялся у сопровождавших поезд коллег, что они выяснили о личности преступников. Ведь должны были остаться какие-то следы. Корешки билетов, свидетели, показания проводников... Сумели же они каким-то образом переехать границу! Оказалось, что в этом плане практически ничего не было сделано. Или с нами просто не захотели делиться информацией. А мы с Крячко, естественно, не имели никаких прав перетряхивать чужой поезд!

– Но почему ты так волнуешься? Раз ты ничего не мог сделать – стоит ли рвать на себе волосы? Замечательно, что ты хочешь победить зло во всем мире, но даже ты не всемогущ, Гуров!

– Потому что эта история будет иметь последствия, помяни мое слово, – с горячностью заявил Гуров. – А я ничего не могу в ней понять.

– Поймешь, – успокоила его Мария. – Кто бы сомневался. И еще не факт, что это тебе понадобится.

Но Гуров думал иначе. Он своими глазами видел суматоху в ночном поезде, перебинтованную голову Гузеева, следы дроби на обшивке купе. Преступление было очень серьезное, и требовало принятия мер неотложных, но обстоятельства складывались для этого неблагоприятные, странные какие-то обстоятельства. Заводя мотор своего «Пежо», Гуров снова прокручивал их в памяти, одно за другим.

Первый факт – как преступники попали в поезд? Скорее всего, сели в него, как положено, с билетами и паспортами. Зайцами через границу не переберешься. В таком случае вычислить их было более чем просто, но коллеги из дружественного государства не захотели это сделать или просто не сочли нужным довести свое знание до Гурова. Другой вопрос, что паспорта, по которым брались билеты, наверняка были поддельными, но это все равно была бы какая-то зацепка.

Второе – преступление было тщательно спланировано, и в определенном месте бандитов ждала машина. Спрыгнув с поезда, они немедленно покинули место преступления. Пересечь границу по степям гораздо проще, чем на поезде, а до границы там было рукой подать. Конечно, рисковали, но бандитская профессия на этом основана. Вот только непонятно, зачем было тащиться с Гузеевым в такую даль, если его прекрасно можно было пугнуть здесь, в Москве? И, видимо, пугали. Гузеев об этом намекал.

И все-таки зачем? Ответа на этот вопрос Гуров не находил, и это раздражало его. Раньше он такого за собой не замечал. Наверное, все дело было в том, что голову он ломать мог сколько угодно, но повлиять на события не мог никак. Да и честно говоря, не был Гуров уверен, что ему на самом деле хочется защищать интересы господина Гузеева. Найти преступников – возможно, но не ради Гузеева. Его небрежные слова о соответствующих гарантиях, сотня, которую он сунул в ладонь симпатичной медсестричке – такой стиль жизни претил Гурову. Увы, сталкиваться с ним приходилось все чаще и чаще.

Но как часто бывает в жизни, дальше все пошло совсем не так, как ожидалось. Едва Гуров зашел в свой кабинет, как на столе зазвонил телефон. Трубку взял Крячко, который сегодня опередил Гурова и уже возился с электрокофейником. В последнее время он пристрастился начинать рабочий день с кружки кофе.

Крячко поднял трубку, а потом у него поднялись брови. Он заговорщически посмотрел на Гурова и, прикрыв микрофон ладонью, прошептал:

– Этот чудик на проводе! Которому в поезде чуть башку не отстрелили. Как его зовут, забыл, черт!..

Гуров быстро шагнул к столу, забрал у Крячко трубку.

– Алло! Здравствуйте, Павел Владимирович! – бодро сказал он. – Слышу, что решили позвонить. Ну что же, верное решение. Хотите поговорить?

Гузеев на другом конце провода был деловит, но крайне любезен. Он как бы изображал радушного хозяина, зазывающего к себе в гости. Причем в прямом смысле – поговорить он предложил где-нибудь «в человеческой обстановке». Гуров намека не понял и сухо посоветовал Гузееву выбрать время и подъехать в управление. Предложение бизнесмена не смутило, и он сообщил, что уже подъехал, попросив обеспечить ему пропуск.

– Этот Гузеев полон сюрпризов! – проворчал Гуров, закончив разговор. – Не успел я о нем подумать, а он уже здесь, как этот... Сивка-бурка...

Он позвонил дежурному, распорядился насчет пропуска, и через пять минут господин Гузеев уже был в кабинете.

Выглядел он довольно неплохо, если не считать аккуратной наклейки на виске. Похоже, ранение, полученное им, было совсем незначительным. На Гузееве был щеголеватый серый костюм и черная рубашка без галстука. Глаза прикрывали дымчатые очки. Гуров вспомнил, что в очках до сих пор Гузеева не видел, и тут же подумал, что это вполне естественно – виделись ночью, когда нормальные люди очки снимают, к тому же Гузееву тогда навертели на голову чалму из бинта.

– Присаживайтесь, Павел Владимирович! – жизнерадостно предложил Крячко. – Кофейку не хотите? Здорово бодрит!

– Спасибо, с кофеином я теперь осторожен, – признался Гузеев, садясь на стул. – Годы дают себя знать, нервы, сердечко... В будни предпочитаю травяной чай. Ну, по праздникам, конечно, кое-что посущественнее – хорошее вино, бокал коньяку, – он улыбнулся.

– Из перечисленного ничего нет, – огорченно сказал Крячко. – Придется вам слюни глотать. А ты, Лева, будешь?

– Потом, – отмахнулся Гуров. – Сначала мы с Павлом Владимировичем побеседуем... Как ваша миссия, Павел Владимирович? Переговоры прошли успешно?

– Миссия? Ах да, конечно! – спохватился Гузеев. – Да, переговоры велись, но о результатах говорить пока рано. Наверное, я переоценил активность наших соседей. Но вас это, конечно, не волнует. Наверное, мне следует сразу перейти к делу?

– Будьте любезны, – сказал Гуров. – Только одно небольшое уточнение. Поскольку речь пойдет, насколько я понимаю, о серьезных вещах, вы должны будете оформить затем письменное заявление, договорились?

Гузеев смешно сморщил лицо, принужденно хохотнул и посмотрел прямо в глаза Гурову.

– Лев Иванович, а может быть, все-таки как-нибудь, э? Так сказать, без протокола? Я понимаю, вы человек старой закалки, у вас принципы, но ведь времена изменились. Согласитесь, вчера еще вам не приходилось сталкиваться с такими ситуациями, с какими приходится сталкиваться сегодня. Появилось столько нюансов, столько неразрешимых вопросов... Не всегда удается добиться правды прямым путем, верно?

– Вы хотите сказать не всегда удается добиться своего? – уточнил Гуров.

– Наверное, я кажусь эгоистом, но вы сами согласитесь, что у меня есть некоторые основания решать свои дела, как бы это сказать, менее официальным порядком... Я же не предлагаю вам ничего противозаконного! Вы поможете мне, я помогу вам...

– Все, на этом разговор можно заканчивать! – решительно отрубил Гуров. – Или выбирайте официальный порядок, или до свидания. Мы в такие игры тут не играем.

– Понял вас, – безропотно сказал Гузеев. – Больше ни на чем не настаиваю. Только уверяю вас, это мало похоже на игры. Вы сами были свидетелем.

– Скорее зевакой, – заметил Гуров. – А вот вы преступников видели. Как они выглядели?

Гузеев пожал плечами.

– Да что я там видел! В купе был выключен свет, я уже задремал. Потом грохот, какая-то тень, вспышка, меня ударило, я упал... Нет, практически я ни черта не видел. Вот напугался, это да. К счастью, нападавший напугался не меньше. Он мигом смылся.

– А что же ваши телохранители?

– Ну что телохранители? Ребята пошли спать. Кто мог предполагать, что это может случиться в поезде? Все было спокойно...

– Но насколько я понял, вы уже до этого знали, что вашей жизни угрожает опасность, – напомнил Гуров.

– Это верно. По этой причине я старался даже почаще уезжать из Москвы. Мне казалось, что так надежнее. Просто прятал голову в песок.

– Скажите, у вас большая охрана? – спросил Гуров.

– Не особенно, человек шесть, но ребята надежные, – ответил Гузеев. – Только ведь чтобы охранить от чего-то, желательно знать, откуда последует удар, верно?

– А чего, собственно, от вас хотят? И кто?

Гузеев переменил позу, нервно сжал руки.

– А вот это длинная история, – сказал он с некоторым усилием. – Честно говоря, до сих пор я никому ее не рассказывал. Не красит она меня, совсем не красит. Думаю, что и в ваших глазах я много потеряю, когда вы узнаете суть дела. Что же поделаешь – у нас у всех есть в жизни такие страницы, которые хотелось бы выдернуть к чертовой матери. Только жизнь – не книга, тут все посложнее. Надеюсь, что вы будете снисходительны. Жена утверждает, что вы чрезвычайно понимающий, мудрый человек...

«Надо же, а я думал, что он так и не вспомнит про жену, – подумал Гуров. – Знать, не зря она вчера вокруг меня крутилась. Задание выполняла. Но что же натворил этот делец? Надеюсь, не придется тут же надевать на него наручники?»

Вслух же он сказал:

– В мудрецы меня до сих пор не записывали. Но повидал я много всего. Постараюсь войти и в вашу ситуацию. Рассказывайте.

– Ага, начинаю, – даже с какой-то радостью заговорил Гузеев. – Значит, дело было так... Я ведь вообще-то мореходку закончил, готовился в капитаны... Плавал уже вторым помощником на танкерах, на сухогрузах. А тут перестройка, распад Союза... На флоте тоже разброд пошел. На некоторое время я остался без работы. Жил я тогда в Ленинграде, еще с первой женой... – он посмотрел на Гурова и уточнил зачем-то. – Разошлись мы еще до того, как я встал на ноги. Она сама меня бросила. В те годы я представлялся ей полным неудачником. Решила найти кого-нибудь получше. Слава богу, детей у нас не было, все произошло само собой. Правда, оказался я тогда не только без жены, но и без своего угла. Была у нас в Ленинграде комната, так я ее жене оставил – изображал настоящего мужчину, так сказать.

– Ну что же, – заметил Гуров. – Пока у вас просто рождественская сказка получается. Благородный моряк в бурном море жизни... Наверное, дальше хуже будет?

– Да, дальше будет совсем паршиво, – кивнул Гузеев. – В общем, это сейчас легко вспоминать, а тогда заскучал я сильно, пить начал. Жил у друзей, у баб разных... В общем, жизнь под горку покатилась. И тут встретил я одного человека, с которым вместе мореходку заканчивал. Прозвище у него чудное было – Боско. По-настоящему его звали Томкин Сергей Петрович. И вот он весь в побрякушках золотых, виски хлещет по сто долларов бутылка, а я в драных штанах, опухший от водки... Водка тогда, сами знаете, из чего только ни делалась...

– Вы говорите про этого человека «был», – заметил Гуров, не поддержав разговора о водке. – Почему?

– Это по привычке, – объяснил Гузеев. – Потому что я считал, что этот человек погиб. Но мы забегаем вперед. Позвольте, я по порядку... В общем, встретились мы с Боско, и он потащил меня в лучший ресторан. Угостил по-царски и сказал, что я дурак и с моей квалификацией можно деньги лопатой грести.

– Это каким же образом? – заинтересовался Гуров.

– Ну, насчет того, чтобы лопатой, это, конечно, было сильно преувеличено! – махнул рукой Гузеев. – Но по тем временам это был выход. Боско знал дельцов, которые занимались перевозкой не слишком законных грузов...

– Проще говоря, контрабандой, – подсказал Гуров.

– В том кругу стараются не употреблять этого слова, – продолжил Гузеев. – Он нарисовал мне радужную картину, и я клюнул. Мы набрали команду и уже через полтора месяца выехали через Выборг в Финляндию, а оттуда знакомые Боско переправили нас в экваториальную Африку.

– Ах, вот оно что! – воскликнул Гуров. – Вы плавали под чужим флагом?

– Я плавал под чужими флагами, – поправил его Гузеев. – Флаги были самые экзотические. Грузы тоже. От вас скрывать не буду – мы перевозили контрабандную нефть, мы перевозили оружие, спиртные напитки, сигареты, проституток, все что угодно. Работенка была еще та. Спали по четыре часа в сутки, в трюмах постоянно стояла вода – мы ходили на судах, которые давно пора было резать на металлолом. Жрали концентраты, которые не стали бы жрать и собаки. Добавьте сюда постоянную опасность нарваться на пограничный катер, перспективу сгнить в какой-нибудь африканской тюрьме... Через два года такой жизни у многих ехала крыша. Вот был у нас такой в команде – Васька Петрухин. Так он в двух кабельтовых от островов Зеленого Мыса через борт шагнул. Просто ногу перекинул и шагнул. До этого три дня ром хлестал. Заначки у него по всему судну были – уследить не могли.

– Спасли? – спросил Гуров.

– Какое там! – мрачно сказал Гузеев. – Штормило. Мы еле на плаву держались. Не до Васьки тогда было, мир его праху...

Они немного помолчали. Крячко, внимательно слушавший рассказ, покрутил головой и плеснул себе еще полчашки кофе.

– Да, веселая получается история! – сказал наконец Гуров. – И, насколько я понимаю, это только начало?

– Да, это пока цветочки, – кивнул Гузеев. – В смерти Васьки моей вины нет. Но дальше и меня, и всех нас ждало худшее испытание. Вообще-то должен сказать, что нам еще неслыханно везло. Столько экипажей, занимающихся подобным промыслом, потонуло, попало под пулю, получило пожизненный срок – просто волосы дыбом становятся. Мы же были как заговоренные. Платили нам меньше, чем обещал Боско, но все равно неплохо, а по сравнению с тем, что мы получали бы здесь... Хуже всего было, что никто не знал, что будет с ним завтра. Мы даже не знали заранее, куда делаем следующий рейс. Все решалось где-то за кулисами.

– На кого вы работали? – спросил Гуров.

– Эта компания называлась «Оушен Транс-Гарант». Но это ровным счетом ничего не значит. Она могла называться хоть «Чебурашкой». Никаких налогов и никаких гарантий. Все держалось на подкупе чиновников и полицейских. Контора «Транс-Гаранта» находилась в городке Бельвиль. Это одноименный островок вблизи побережья Либерии. Он обладает какой-то административной автономией, что ли – я плохо в этом разбираюсь. Но там мы были в относительной безопасности. Боско контролировал ситуацию. Он ведь с нами по морям не мотался. Сидел в офисе с кондиционером и подсчитывал барыши.

– Так он у вас что, вроде прораба был? – удивился Крячко.

– Вроде. Только потом история скверная вышла, – Гузеев опять помолчал, словно собираясь с духом, а потом продолжил с мрачным выражением лица. – Мы только что из Испании вернулись, порожняком. Ребята все на пределе были. Мы на обратном пути опять в шторм попали, чудом ко дну не пошли. Ну, забастовали, одним словом. Потребовали расчет. Ситуация напряженная была. Хозяева расплачиваться не хотели, требовали продолжения работы. Тюрьмой грозили. Но Боско – все наши заработки у него были – сумел договориться. Сошлись на том, что деньги наши получаем сполна, но делаем еще один рейс – до Танжера, там грузимся и идем в Нормандию. Сдаем груз кому следует и свободны как птицы. Что же делать? Мы согласились. Боско поехал в банк, где лежали наши денежки, а ребята отправились по барам – расслабиться захотелось.

– А вы? – спросил Гуров.

– Я в тот день себя неважно чувствовал. Прилег в номере гостиницы и проспал до вечера. Разбудил меня Боско. Он деньги привез, хотел рассчитаться с ребятами, а никого нет. Это, говорю, теперь до утра, пока не протрезвеют. Ну, он повел меня к себе в офис, мою долю отдал, и я пошел по своим делам. У меня там женщина была, мы иногда встречались. Мулатка, но очень светлая. Хорошая женщина, Франсуазой звали. Наверное, не один я у нее такой был, но она умела сделать вид, что один. А в чужой стране это особенно ценишь. В общем, провел я у нее ночь, заснул под утро, а она по делам ушла. И вдруг прибегает, будит, глаза вот такие, и говорит мне – беда, мол, ночью господина Боско убили и контору ограбили, полиция нашу команду разыскивает. В общем, понял я, что дело тухлое и надо сматываться, если не хочу остаток дней провести в камере с тропическими тараканами и чернокожими головорезами. И вот тогда я совершил свою главную подлость в жизни. Я быстро собрался, взял только деньги, документы, сговорился с одним типом, у которого был катер, и он отвез меня на материк. Документы, слава богу, визы – все это у нас было в порядке. Я без проблем взял билет на теплоход, который шел в Гамбург, и отбыл. Через месяц я вернулся в Ленинград. Вот, пожалуй, и вся предыстория.

– А история? – спросил Гуров.

Гузеев снял очки и усталым жестом протер глаза.

– Несколько месяцев назад в моем офисе раздался звонок, – произнес он почти бесстрастно. – И мужской голос сказал, что он вернулся и хочет получить свое. Это был голос Боско! Понимаете, оказывается, он жив! И еще он сказал, что найдет нас всех. Он ищет всю команду, понимаете? Он назвал сумму... Совершенно несуразную – три миллиона долларов. Предупредил, что если денег не будет, мне сделают несколько напоминаний, очень чувствительных, а если я и дальше буду упорствовать, то мне отрежут голову. Вот так, ясно и просто. А так как я человек упорный, но головы лишаться не хочу, то пришел к вам.

– Вы не сразу пришли к нам, – медленно сказал Гуров. – Рисковали жизнью, ждали напоминаний. Почему?

– Я никого не убивал и денег не крал, – сказал Гузеев. – Но признаться в том, что бросил на краю света товарищей, это слишком даже по нашим временам. Мне не хочется еще раз ломать свою жизнь.

Глава 4

Иваныч сошел на перрон и нетерпеливо оглянулся. Вокруг него точно муравейник разворошили – подхватив чемоданы, тележки, сумки, взад-вперед сновали люди. Кто-то приехал, кто-то уезжал, кто-то болтался просто так, без дела, и различить определенное лицо в этой мешанине было делом безнадежным.

– Подождем, – сказал себе под нос Иваныч и отошел в сторонку.

Достав из кармана пачку дорогих сигарет, он не спеша закурил, спокойно выдержав пытливый взгляд молоденького милиционера с пищащей рацией в правой руке. Ничего здешняя милиция знать про него не могла.

Конечно, выглядел он неважно – костюмчик на нем был все еще тот, в котором он гонялся по казахским степям. Как ни отряхивал он его, а вид все равно уже был непрезентабельный. К тому же отсутствие багажа у приезжего тоже выглядело странновато, но и по этому поводу Иваныч не переживал. Легенда у него была железная, и нервы слава богу. К тому же, помимо паспорта с московской пропиской, лежало у него в кармане удостоверение корреспондента «Московского комсомольца», липовое, но хорошо сделанное. Даже сейчас со столичными журналистами стараются не связываться. Так оно и вышло, как ожидал Иваныч. Милиционер посверлил-посверлил его взглядом, да и отвернулся, нашел объект поинтереснее – к вокзалу, горланя, двигалась компания южан в черных куртках, с перстнями на пальцах. К ним и заспешил милиционер, буркнув что-то в свою рацию.

Постепенно толпа на перроне рассосалась, и тогда Иваныч увидел того, кто должен был его здесь, в Тольятти, встречать. Худой, будто затянутый в корсет, блондин с непроницаемым узким лицом шел ему навстречу, и даже чемоданчик в его левой руке не покачивался в такт ходьбе, а висел как приваренный. Иваныч называл про себя этого человека Истуканом, хотя в глаза величал как все – Борисом. Из всей команды он был самым странным и непонятным. Никогда ничего о себе не рассказывал, никогда не пил ни капли вина, и все, что ни делал, выполнял пунктуально, аккуратно, с механистичностью, доведенной до совершенства. Ребята между собой поговаривали, что Борис – вообще не человек, и шеф выписал его из Японии, где давно научились делать таких роботов, что нипочем не отличишь от человека. Одним словом, неприятный был тип этот Борис, но, надо отдать должное, партнер он был исключительно надежный – работая с ним в паре, можно было ни о чем не беспокоиться. Никто еще не видел, чтобы у Бориса сдали нервы. Не то что тот же Палец. Стрелок он, конечно, от бога, но мозгов не больше, чем у воробья. Чем такой помощник, лучше вообще никакого. Только что о нем думать – Палец и Вик сейчас, наверное, уже катят в Крым. Шеф им отпуск обещал – сразу после дела. Понятно, что хочет убрать их с глаз долой на время, но все равно немного обидно. Кто-то на курорт едет, а кто-то пашет и пашет. Верно говорят, кто везет, на того и грузят.

Иваныч оторвался от столба, возле которого стоял, и шагнул навстречу Борису. Тот вытянул вперед узкую бледноватую ладонь. Они обменялись рукопожатием.

– Поезд опоздал на двадцать три минуты, – бесстрастно, но словно бы с упреком, констатировал Борис.

– Там в одном месте путеукладчик работал, – объяснил Иваныч. – Стояли минут двадцать. Ну да это не беда. А ты давно прикатил?

– Ночью. Самолетом, – сказал Борис. – Снял номер. Тебе надо переодеться.

– Сам знаю. Сначала купить надо, во что переодеться, – хмуро отозвался Иваныч. – И пожрать бы не мешало. Я со вчерашнего вечера не ел. Устал как собака. Всю ночь проспал. Как упал на полку, так и вырубился.

– Поесть можно на вокзале, – невозмутимо сказал Борис.

– На вокзале будешь свою девушку кормить, – отрезал Иваныч. – А у меня гастрит. С угрозой перехода в язву. Мне съедобная пища нужна. Берем такси и едем в ресторан. Или у тебя есть возражения?

Возражать Борис не стал. По его лицу вообще было непохоже, что он может возражать против чего-нибудь. Таксист подбросил их до ресторана, где они позавтракали. Разговора за столом практически не получилось. На вопрос Иваныча, нет ли вестей от шефа и не просил ли он ему чего-либо передать, Борис лаконично ответил, что шеф в порядке и ничего нового не говорил.

– Действуем по плану, – заключил он с воодушевлением автоответчика.

После ресторана Иваныч категорически заявил, что должен переодеться.

– Найдем приличный магазин, – решил он. – В таком виде я не могу валять ваньку. Мне нужен хороший костюм и солидный галстук. Башмаки тем более надо поменять.

Еще около часа ушло на то, чтобы найти магазин и купить подходящий костюм. Так в обновке Иваныч и ушел из магазина, оставив старые шмотки в ближайшей урне.

– Что теперь? – спросил Борис.

В его тоне можно было бы заподозрить иронию, но Иваныч знал, что на нее Истукан не способен.

– Теперь по адресам, – спокойно распорядился он. – Я буду разговаривать, а ты будешь на подхвате. Если он здесь, упустить его ни в коем случае нельзя.

– Если он здесь, мы его не упустим, – сказал Борис. – Берем такси?

– С этой минуты никаких такси, – отрезал Иваныч. – Чем меньше будем светиться, тем лучше. Поедем на автобусе.

Долго тряслись в переполненном автобусе. Вышли почти на окраине, где стояли однотипные высокие дома и зеленели молодые бульвары. Нашли дом под номером 91, сориентировались.

– Сиди в сквере, – распорядился Иваныч. – Квартира на пятом этаже. В случае чего в окно не выпрыгнет. Через подъезд выйдет. Связь будем держать по мобильному. Конечно, с первого раза вряд ли что получится. Прошлые два адреса пустые оказались.

Борис выслушал внимательно, но ни капли интереса не появилось в его глазах. Иваныча такая реакция все больше начинала раздражать.

«Честное слово, даже Пальца добрым словом вспомнишь, – с досадой подумал он. – Не человек, а чушка какая-то. Мужик он, конечно, хваткий, но общаться с ним тяжело – как с холодильником. Белая горячка, а не общение!»

Он оставил Бориса сидеть в сквере, а сам направился к дому. Нужный подъезд был на замке, но ему даже не пришлось воспользоваться домофоном – какие-то смешливые девчушки как раз перед его носом открывали дверь. Иваныч приветливо им улыбнулся и расчетливо придержал ногой дверь.

– Как удачно, – сказал он. – А я в шестьдесят пятую. Переверзевы ведь там проживают, а, девочки?

– А мы не знаем, – делая честные глаза, сказала одна из девчонок. – Мы недавно переехали, а это моя подруга, она вообще не тут живет.

– Ясно, – сказал Иваныч. – Ну, думаю, я не ошибся.

Его спокойный тон и солидная внешность нисколько не насторожили девушек, однако и в лифте Иваныч продолжал усердно улыбаться, чтобы не портить впечатления.

Он вышел на пятом, а девушки поехали дальше. Иваныч подошел к двери шестьдесят пятой квартиры, поправил узел галстука, сделал значительное лицо и нажал на кнопку звонка. Мысленно он прикидывал, что его может ждать за дверью.

Анатолию Переверзеву, по чью душу он приехал в Тольятти, сейчас не больше сорока. Значит, родителям за шестьдесят. Вполне возможно, что живы и здоровы. Жаль, он не успел посмотреть табличку на двери – спешил проскочить за девчонками. Если Переверзевы переехали, придется узнавать новый адрес, и хорошо, если новые хозяева его знают. Иначе все затянется на неопределенный срок.

Он еще раз позвонил. Неужели никого нет дома? Придется ждать. Хорошо, что он нормально позавтракал, на сытый желудок жизнь не кажется такой уж паскудной. А она именно такая. Что может быть паскуднее, чем шататься по чужим квартирам, лезть в чужую жизнь, пугать людей? Но это работа, за нее деньги платят, а деньги предполагают ответственность.

Позвоню еще раз, решил он, и спущусь на этаж пониже. Если осторожничают, могут выглянуть. Но вряд ли. Скорее всего, Переверзевы отсюда съехали, а новые хозяева на работе.

Он надавил на кнопку звонка, потом задумчиво почесал нос и только собирался повернуться, как вдруг дверь щелкнула и открылась. Перед Иванычем нос к носу стоял Анатолий Переверзев.

Иваныч никогда в жизни не видел этого человека, но фотографии его, которые показывал шеф, изучил внимательно. Ошибиться было невозможно. Значит, шеф был прав – тем, кто вернулся, некуда больше сунуться, только в родное гнездо. Два раза была осечка, на третий сработало.

Иваныч кивнул, поздоровался. Переверзев что-то буркнул в ответ, сверля его тяжелым, недоверчивым взглядом. Был он приземист, мускулист, с короткой борцовской шеей. Плоская как блин физиономия была испещрена шрамами, видимо, любил по молодости человек подраться. Одет Переверзев был в джинсовый костюм, свитер грубой вязки и тяжелые ботинки на толстой подошве. Это Иванычу не понравилось. «Как будто в поход собрался, – подумал он. – Еще пять минут, и не застали бы». Легенда про корреспондента тут уже, само собой, не годилась. Иваныч развил запасную версию.

– Я из милиции, – сказал он. – По поводу паспортного режима. Это ведь квартира Переверзевых?

– Ну, допустим, а в чем проблема-то?

– Может быть, пройдем в квартиру? Я все объясню, – вежливо сказал Иваныч.

– Ну, пошли, – подумав, согласился Переверзев.

Он отступил в темноту прихожей, пропуская гостя через порог. Иваныч шагнул вперед и сунул руку под пиджак.

– Может быть, насчет документов сомневаетесь? – спросил он. – Я сейчас удостоверение достану...

Пальцы его уже нащупали рифленую рукоятку пистолета, но в этот момент Переверзев выхватил из-за спины обрезок двухдюймовой стальной трубы и что есть силы шарахнул ею Иваныча по челюсти. Тот не успел среагировать. У него просто вдруг потемнело в глазах, и, слыша хруст собственных костей, он отключился, повалившись на истоптанный коврик у порога.

Переверзев хищно оглянулся и быстро захлопнул входную дверь.

– Документы... – пробормотал он, наклоняясь над бесчувственным телом. – Насчет документов я сомневаюсь, да... Но достану сам. Тебе не надо напрягаться, парнишка... Не надо...

Он быстро обшарил карманы потерявшего сознание Иваныча, внимательно просмотрел паспорт и содержимое бумажника. Найдя удостоверение сотрудника «Московского комсомольца», удивленно поднял брови. Одобрительно хмыкнул, обнаружив заряженный пистолет, и, не раздумывая, переложил его в свой карман. Забрал он также все деньги и мобильный телефон. Потом поднялся и, приложив ухо к двери, несколько секунд вслушивался в тишину на лестничной клетке. Наконец решив, что пора, он снова отпер дверь и выволок незваного гостя на площадку. Затем открыл лифт – кабина все еще стояла на пятом этаже, втащил тело туда и нажал кнопку девятого этажа. С удовлетворением выслушал, как загудели моторы, унося вверх кабину, и стал спускаться по лестнице.

На первом этаже он остановился, приоткрыл входную дверь и осторожно выглянул наружу. Ничего подозрительного он не заметил, но здравый смысл подсказывал, что не все так просто. Подождав еще с полминуты, он выскользнул боком из подъезда и самой беззаботной походкой, на которую только был способен, пошел по тротуару.

Ничего не произошло. Никто не бросился за ним вдогонку, ни одна из машин, припаркованных возле дома, не стронулась со своего места. Переверзев почти успокоился, но в этот момент в его кармане зазвонил чужой телефон. Звук незнакомого сигнала ударил по нервам словно током. Переверзев украдкой огляделся по сторонам и нырнул за газетный киоск на углу. Здесь он достал из кармана мобильник и включил его.

– У тебя все нормально? – услышал он незнакомый, лишенный всякой эмоциональной окраски голос.

«Лучше некуда, – подумал Переверзев, но говорить ничего не стал, потому что при всем желании не сумел бы изобразить интонации хозяина телефона. – Значит, вы меня тут плотно пасете, паскуды... Вот заразы! Даже с батей толком не повидался... Ну, делать нечего, приходится рубить концы. Гуд бай, любимый город!»

Переверзев отключил телефон и без сожаления выбросил его в ближайшую урну. Потом он зашел в магазин и через широкую стеклянную витрину выглянул на улицу. Теперь внимание его привлек высокий худой тип с чемоданчиком, который двигался через сквер прямо к дому Переверзева. Он выглядел озабоченным и настороженным, и у Переверзева почти не было сомнений, что именно этот тип разговаривал сейчас по телефону.

«До чего противная морда, – подумал Переверзев, разглядывая этого человека. – Вот кого бы я с удовольствием отоварил. Голубых, что ли, по нашему следу пустили?.. Ну, подергайся, подергайся, сволочь, птичка уже улетела».

Но длинный, кажется, искал сейчас не его. Из подъезда, хватаясь за стены, вывалился тот визитер, что выдавал себя за мента. Переверзев с удовлетворением отметил, что даже издали заметно, как у него свернута набок морда. Синяя, точно слива, челюсть распухла и съехала куда-то к плечу, по губам и подбородку течет кровь. Хорошая работа, подумалось Переверзеву. Но он был вынужден признать, что, несмотря на свое плачевное состояние, этот гомик держится молодцом. Он не раскис и не звал на помощь. Держась за стенку, он дождался длинного и что-то сказал ему, или, скорее, промычал, потому что с речью у него наверняка были сейчас большие проблемы.

Но длинный, кажется, прекрасно его понял и сразу же развил активность. Он отдал напарнику свой чемоданчик и побежал куда-то за угол. Он был похож на человека, у которого только что из-под носа украли любимую болонку. Однако кого он ищет, Переверзев догадывался. Нужно было побыстрее убираться отсюда.

Он вспомнил про отца, который совсем потерял голову, увидев на пороге сына, которого не видел уже полтора десятка лет. Не стал ничего слушать, побежал, старый, на рынок – задумал угостить дорогого гостя диковинным обедом. У него всегда была эта кулинарная жилка, он даже матери не разрешал готовить. «А мать не дождалась... – с тоской подумал Переверзев. – Батя говорит, до последнего дня надеялась, эх!.. Ну, ничего, кому положено, тот за все заплатит!»

Все-таки это утешение было слабым, да и перед отцом Переверзев чувствовал вину. «С батей тоже нехорошо получилось, – подумал он. – Придет с продуктами, а меня и след простыл. Как бы инфаркт не хватил старого... Правда, предупреждал я его, что всякие возможны варианты. При первой возможности телеграмму дать надо, чтобы не беспокоился. И чтобы язык за зубами держал. Дело такое, команду предавать нельзя. Команда – это святое. Для тех, кто понимает, конечно». Была еще одна мелочь, которая портила Переверзеву настроение, – остались у отца кое-какие его вещички, чепуха, мелочь, но все равно неприятно. Теперь за ними не вернешься, конечно.

Переверзев еще раз посмотрел на свой дом – тип с разбитой мордой тихо брел с чемоданчиком в направлении сквера. Рожу он прикрывал носовым платком, чтобы не бросалась в глаза.

Переверзев злорадно ухмыльнулся и пошел к выходу. Он толкнул высокую дверь, шагнул на тротуар и почти нос к носу столкнулся с длинным. Глаза их встретились. Переверзев тут же отвернулся и хотел шмыгнуть мимо. Но длинный вдруг неуловимым движением выбросил вперед правую руку и ударил его в висок.

У Переверзева перед глазами словно граната взорвалась. Он отлетел к стене и едва устоял на ногах. С детства он любил подраться и привык к самым жестоким ударам. Редко кому удавалось отправить его в нокаут, хотя доводилось ему махаться и с профессиональными боксерами. Но этот длинный был что-то особенное. Переверзев смикитил это, даже еще толком не придя в себя.

Он сделал единственное, что имело смысл в его положении. Не дожидаясь второго удара, он пнул длинного в пах ногой и бросился назад в магазин.

Его противник пребывал в растерянности не более секунды. Разбрасывая в разные стороны ошеломленных покупателей, он устремился вслед за Переверзевым. В какой-то момент рука его скользнула в задний карман. Для Переверзева этот жест был сигналом тревоги, но он и напомнил ему про пистолет, которым удалось недавно разжиться. Дело принимало крутой оборот.

Переверзев не стал изображать из себя героя. Всему свое время. Он с ходу перемахнул через прилавок и выхватил из кармана пистолет. Хором завизжали продавщицы. В магазине началась паника.

Толпа шарахнулась к выходу. Длинный завяз в ней, как жердь в водорослях. Переверзев пригнулся и нырнул в какую-то подсобку. Навстречу ему попался человек в сером халате, с ящиком в руках. Переверзев боднул его головой в живот – человек опрокинулся, из разбитого ящика посыпались банки с красными помидорами на этикетке. «Вызовите милицию! – истерически закричал кто-то за спиной Переверзева. – В милицию позвоните!»

Размахивая пистолетом, с бешеным видом Переверзев прорвался через весь магазин и через черный ход выскочил на улицу. Рабочие, выгружавшие из фургона продукты, в недоумении остановились. Переверзев побежал мимо фургона и увидел, как из-за угла выскочил длинный и ринулся ему навстречу. «Быстрый, сука! – злобно подумал Переверзев, вскидывая пистолет. – Откуда только ты такой взялся?»

Выстрел заставил длинного метнуться в сторону. Переверзев, не раздумывая, рванул дверцу фургона. «Э-э, куда?! – заорал кто-то сзади. – А ну, не трожь!»

Переверзев рухнул в кресло водителя, повернул ключ, выжал сцепление, сжал до боли челюсти и надавил на газ. Фургон понесся прямо на длинного, который опять бежал навстречу, держа руку в кармане. Переверзев и не думал останавливаться. Если бы так случилось, он задавил бы эту гниду без жалости.

Но в последний момент длинный шарахнулся из под колес в сторону, упал на землю и укатился куда-то. Переверзев вылетел в переулок, повернул влево, промчался по встречной полосе, снова свернул, вкатился в какой-то проходной двор и с разгону остановился, не доехав всего двух метров до детской площадки.

– Чокнутый какой-то! – выкрикнула ему в лицо молодая мамаша, выхватывая из песочницы ребенка и прижимая к груди. – Дороги ему мало!

– Смотри, куда едешь! – поддержала ее другая.

Переверзев пропустил все это мимо ушей. Он выскочил из машины, оглянулся – никого за спиной не было – и побежал на соседнюю улицу.

На его счастье, он выскочил прямо к остановке. Автобус как раз собирался закрывать двери. Переверзев ворвался с грохотом, отдавив ногу какому-то очкарику, крикнул: «Поехали!» и метнулся к окну. На него смотрели как на сумасшедшего. Водитель из упрямства нарочно сделал наоборот и снова открыл двери. Через зеркало в кабине Переверзев видел его мрачную морду. Он преодолел огромное искушение пустить в эту морду пулю и забился подальше в угол. Ему покорно освободили место. Автобус наконец тронулся. Переверзев подозрительно оглядывался на заднее окно, не веря своему счастью. Ему все казалось, что вот-вот за кормой возникнет длинная тощая фигура, вприпрыжку несущаяся за автобусом. Но никого не было. Он проехал две остановки, вышел на шумном перекрестке, нашел свободного таксиста и сговорился с ним до Самары. В Самаре сразу подвернулся подходящий поезд, и телеграмму отцу дать не получилось. «Дам по дороге», – решил он, забиваясь на верхнюю полку, но так и не дал.

Глава 5

– Вызывали, товарищ генерал? – произнес Гуров, появляясь на пороге кабинета.

Вопрос был риторический, и с его помощью Гуров просто обозначил свое присутствие. Использовать в качестве этого «здравия желаю» было еще более бессмысленно, потому что сегодня они уже здоровались и даже имели непродолжительную беседу. Полковник Крячко, вошедший следом за Гуровым, вообще ничего не сказал, а принялся с большим любопытством озираться по сторонам, что он делал каждый раз, попадая в кабинет генерала, – то ли пытаясь отыскать что-то для себя новое, то ли надеясь запомнить интерьер.

Генерал Орлов, перелистывавший какие-то бумаги, поднял голову. Был он одет по полной форме – золотое шитье и все, что положено, но выглядел сейчас почти по-домашнему, может быть из-за очков, сидевших на кончике его носа. Секунд пять он внимательно рассматривал явившихся к нему оперативников, а потом снял очки, откинулся на спинку кресла и сказал звучно:

– Ага! Прибыли, значит? Давайте поближе! А я вот тут кое-какие новые инструкции перечитываю и диву даюсь, какой такой мудрец их выдумывал? Удивительные попадаются перлы!..

Гуров и Крячко уселись по обе стороны широкого генеральского стола. Орлов сдвинул в сторону бумаги, осторожно положил на них очки и снова посмотрел на подчиненных. Теперь взгляд его казался таким, как всегда: строгим и требовательным. Но Гуров уже понял, что настроение у начальника хорошее и беседа будет конструктивной.

– Не по поводу Гузеева что-то, а, Петр Николаевич? – спросил Гуров, слегка нарушая субординацию, но зная, что генерал не станет обращать внимания на такие пустяки.

– Догадливый, – улыбнулся Орлов. – Я вас, братцы-кролики, с одной целью вызвал – ситуацию прояснить. Вы у нас практически эту кашу заварили, вам и расхлебывать. Довожу до вашего сведения, что по заявлению гражданина Гузеева прокуратура возбудила таки уголовное дело, учитывая угрозы, полученные им по телефону и... – он пошевелил пальцами, подыскивая продолжение, и удивленно закончил: – Собственно, на этом все! Был направлен запрос в Казахстан по поводу случая на железной дороге, о котором ты, Лев, так красочно мне доложил, но оттуда ни ответа пока, ни привета. Подозреваю, что его и не будет. Или скажут, что изложенные факты не подтвердились. Зачем кому-то чужая головная боль?

– Зато потом будут говорить о координации действий! – проворчал Крячко, разглядывая интерьер.

– Потом, может быть, и координация будет! – с нажимом сказал генерал. – Но мы пока о сегодняшних реалиях говорим. Значит, так, хлопцы, дело возбуждено, а на нас возложена почетная обязанность провести по сему делу оперативно-розыскные мероприятия. Я в общих чертах знакомился с материалами, но хотел бы обсудить с вами эту историю, так сказать, в частном порядке, поскольку, чувствую, что вы и сами уже не рады, что в нее втрескались...

– Тут о радости речь не идет, – с некоторым смущением ответил Гуров. – Дело есть дело. Но вопросов по нему, конечно, море.

– Тема-то морская, – ввернул Крячко.

– Так что у вас есть? – спросил Орлов. – Или по-прежнему только то, что напел наш бесстрашный капитан?

– Практически ничего больше нет, – наклонил голову Гуров. – Да и откуда чему взяться? Времена были смутные, дела, которыми эти ребята занимались, ни в какие картотеки не заносились. Может быть, на островах Зеленого Мыса на них имеется досье, но здесь ничего. Все, что удалось найти насчет деятельности Гузеева, выглядит совершенно невинно – до девяносто первого года образцовый советский моряк, после девяносто пятого – образцовый капиталист. Между двумя этими датами – сплошное белое пятно.

– Ну, не сплошное, – поправил его Орлов. – Он же тебе исповедался?

– Исповедь – это по религиозной части, – с сожалением ответил Гуров. – А нам факты бы! Протоколы, контракты, показания свидетелей... Поэтому к исповеди господина Гузеева приходится относиться с известной долей скептицизма. Ясно, что человек попал в беду, ясно, что за ним охотятся – это мы видели своими глазами, – но чтобы найти преступников, надо точно знать мотивацию, а вот насчет этого у меня большие сомнения... Ведь столько времени прошло. Даже в случае абсолютной искренности человек может что-то забыть, перепутать, выдать за факт собственную фантазию. А у нас все гораздо хуже, и об абсолютной искренности речь идти не может.

– Так уверен? – прищурил глаз генерал. – А почему? Уважаемый человек, биография, сам говорил, почти незапятнанная... Совершил грех, но раскаивается. К тому же смерти боится. Зачем ему врать?

– Ну, о смерти речь пока не идет, – покачал головой Гуров. – Прежде всего речь идет о деньгах, о приличной сумме. И вот тут у меня возникают некоторые вопросы, на которые господин Гузеев не дает ответа. То есть он отвечает, но так ловко, словно и не отвечает вовсе.

– Растолкуй, что-то я не врубаюсь, как нынче говорят, – добродушно улыбнулся Орлов.

– Смотри, что получается. По версии Гузеева, на том далеком острове в тот роковой день было их двенадцать человек. Вместе с хитрованом Боско – тринадцать. По словам того же Гузеева, причиталось каждому из них примерно по тридцать тысяч долларов. Ну, доля Боско наверняка была побольше. Допустим, общая сумма, которая лежала у него в конторе, равнялась полумиллиону долларов. Солидно, но не фантастично. Допустим, эти деньги украли, и теперь оживший Боско задумал их вернуть. Почему же он требует с Гузеева три миллиона? Более того, Гузеев утверждает, что Боско намерен разыскать всех членов команды и потребовать долг со всех. Мне непонятна эта логика. Ведь даже если Боско был ограблен в ту ночь, ограблен командой, которой руководил Гузеев, то взяли моряки свое. Остается предположить, что деньги, которые украли у Боско, команде не принадлежали.

– Неизвестно, что там было на самом деле, – сказал Орлов. – И что за дурацкая кличка – Боско? У тебя есть список той команды?

– Неполный, – пояснил Гуров. – Гузеев продиктовал мне данные на семерых, кроме Боско, о прошлом которого он ничего не знает, кроме того, что они вместе учились. Но это дело поправимое – мы возьмем данные по нему в архиве мореходки.

– А почему на семерых?

– Гузеев утверждает, что остальных он забыл. Мол, столько лет прошло... По-моему, опять же темнит.

– И что нам дают эти сведения?

– Вот список, – Гуров полез в карман и достал сложенный вчетверо листок. – Два адреса московских, два петербургских, еще Сочи, Одесса, Тольятти. В принципе, тут Гузеев рассуждает правильно. Если моряки все-таки возвратились на родину, то прежде всего их следует искать по старым адресам. Ведь новыми они вряд ли успели обзавестись.

– А кто знает, как давно они вернулись? – возразил генерал.

– Гузеев утверждает, что если бы кто-то вернулся давно, то непременно дал бы о себе знать. Пожалуй, тут я с ним соглашусь. На месте этих моряков я бы тоже по приезде первым делом поинтересовался, как поживает любимый капитан. Чтобы хотя бы пару ласковых сказать. По каким-то своим каналам Гузеев отслеживал это дело. Говорит, никто до сего дня не возвращался.

– А с чего он взял, что сейчас вернулись?

– Со слов Боско. Тот якобы сказал, что приехал по следам. Увы, проверить это утверждение нет никакой возможности. Нам остается только одно – работать с теми адресами, которые дал Гузеев.

– Ну и работайте, – сказал генерал. – Небось начали уже?

– Проверили московские адреса, – ответил Гуров. – Петр Выжигов проживал с отцом-матерью в Бирюлево до того, как ушел в море. На сегодняшний день ситуация такая. Супруги Выжиговы два года оба как померли. Квартира досталась дальней родственнице, которая ее продала и уехала на постоянное место жительство в Украину. Кстати, некоторое доказательство правдивости Гузеева мы тут и получили. При определении наследования суд признал Петра Выжигова безвестно отсутствующим более десяти лет. Значит, действительно застрял в далеких краях.

– Второй адрес, – требовательно сказал Орлов.

– Второй – Шапошников Валентин. Квартира в старом фонде, почти в центре. Там и сейчас проживает жена Шапошникова, но бывшая. Оказалось, что еще до последнего его выхода в море они благополучно развелись, и вообще личная жизнь у них не заладилась с самого начала. Он был перелетной птицей. Мало кому из женщин такое нравится. Правда, она до сих пор хранит чемодан с какими-то его шмотками. Вдруг, говорит, вернется, а надеть нечего...

– Ясно, – кивнул Орлов. – Что с Ленинградом?

– Туда поехали наши люди, – сказал Гуров. – Сегодня должны вернуться. Но, видимо, там тоже пусто – в противном случае они должны были немедленно нас вызвать. Остаются Одесса, Сочи и Тольятти. Последние два адреса проверим визуально, в Украину, наверное, целесообразнее сделать запрос.

– И они его промаринуют два месяца, – скептически сказал Крячко. – Я готов лично пострадать ради общего дела! Направьте меня в Одессу, ваше превосходительство! А заодно уж и в Сочи! Как раз сезон... – он мечтательно зажмурился.

– В Сочи я тебя отправлю, когда сезон кончится, – пообещал генерал. – Такие, как ты, в тылу нужны. Дело в том, ребята, что чем черт не шутит? Вот мы тут сомневаемся, блох в рассказе Гузеева выискиваем, а ему вдруг на самом деле завтра голову отрежут? Некрасиво получится. Я справлялся – Гузеев-то, оказывается, с самим мэром в дружбе. Дни рождения вместе отмечают. Здесь легкомыслие непозволительно, ребята.

– Да уж какое легкомыслие! – нахмурился Гуров. – Тяжесть в голове, а не легкомыслие. Темная история! Честно говоря, на месте мэра я бы... – он замолчал, не сумев подыскать нужного слова.

– Ну что ты бы? – иронически произнес Орлов. – Что теперь Гузееву – повеситься? Однозначно, людей своих он предал, струсил, но какое мы имеем право требовать от него высоких моральных качеств? Ты поставь себя на его место – чужая страна, нервная работа, а тут убийство, подозрения падают и на него тоже... Поневоле голова пойдет кругом. Не всякий решится рискнуть своей шкурой ради ближнего.

– Ясно, не всякий. Но вот что интересно. Выходит, Боско в ту ночь никто не убивал? Опять вопросы.

– А может, убивали? – сказал Крячко. – Да не до смерти. Зализал раны и вернулся.

– Долго зализывал. Больше десяти лет прошло, – заметил Гуров.

– Ну, знаешь, обстоятельства всякие бывают. Кто знает, как там, на этих островах? – сказал Орлов. – Может, доктора плохо лечат?

– А если командировочку? – с надеждой спросил Крячко. – На острова Зеленого Мыса? Мигом все выясним.

– А на Землю Франца-Иосифа не желаешь? – с ехидцей спросил Орлов. – Могу устроить.

– Про эту землю у Гузеева ничего не было, – деловито сказал Крячко. – Зачем же туда ехать?

– Да я вижу, что тебе хочется куда-нибудь съездить, – объяснил генерал. – Почему бы не туда? Почти под боком. А этот Зеленый Мыс? Пока ты туда доберешься, пока назад – тут как раз все следствие кончится.

– Поездить придется, – вмешался Гуров. – Но так далеко выбираться, конечно, не стоит. Я вот что думаю – если этот самый Боско сумел здесь так ловко развернуться, значит, какие-то связи ему восстановить удалось. В его распоряжении головорезы с обрезами, транспорт, документы он где-то добывает. Нужно хорошенько разобраться в его прошлом – кто он такой, круг знакомств, родственники, ну и так далее. Займусь этим лично. А Стас пускай в Тольятти съездит. Не тропики, конечно, но погода сейчас и в средней полосе хорошая, – улыбнулся он.

– Правильно говоришь, – заметил генерал. – В данном контексте фигура господина, м-м-м... Томкина и мне представляется ключевой. Вот не могу повторять этого его прозвища! Боско! Придумали, понимаешь – с души воротит! Ну, ладно... Только есть одно у меня замечание. То, как он развернулся, указывает, что не с бору по сосенке он помощников нашел. По моему мнению, тут действует хорошо организованная банда. Вот еще с какого конца попробуйте зайти! Покопайтесь там в базе данных – кто бы мог такими делами заниматься? Не исключено, что действует банда, которая имеет связи за кордоном. Томкин мог там с ними контакт наладить, так сказать предварительно.

– Поищем, – сказал Гуров. – Я дам задание. А сам займусь личностью Томкина. Стаса вот провожу в Тольятти и займусь.

Генерал вперился в него долгим взглядом, будто неожиданно вспомнил что-то очень важное, а потом сказал веско:

– Не маленький, сам уедет. А тебя самого провожать нужно. Поедешь туда, куда недавно ездил. Да не в Казахстан, ближе! Мне тут по линии ФСБ сообщили – в ту ночь, когда вы с Крячко в поезде безобразия устраивали, ну, четвертого сентября то есть, в районе границы перестрелка была.

– Ничего себе! – изумился Крячко. – И вы, товарищ генерал, молчите!

– Я как раз говорю! – сурово отрезал Орлов. – Значит, была перестрелка. Пограничный наряд пытался задержать нарушителей. Ехали со стороны сопредельного государства на «УАЗе». На предложение остановиться не отреагировали. Пограничники открыли предупредительный огонь. Те – в ответ. В итоге у нарушителей были пробиты колеса, а машина пограничников свалилась в овраг. Люди, к счастью, остались живы, но собаку служебную у них убили. Пока, значит, погранцы в себя приходили, те свою машину сожгли и скрылись.

– Неужели упустили?! – воскликнул Гуров.

– Проворонили, – развел руками Орлов. – Тревогу там, конечно, подняли, но с запозданием. Те успели машину на шоссе найти и беспрепятственно проследовали до областного центра. Там их следы потерялись.

– Вот черт! Как же так? – расстроился Гуров.

– А вот так, – сказал Орлов. – Дело в том, что они машину у сынка одного тамошнего чиновника отобрали. Очень важная птица папаша. А сынок в компании двух приятелей катался. По неофициальным данным, пьяные все были в стельку. Так более того, кончилось все тем, что их под видом нарушителей в кутузку забрали. К утру только все выяснилось, когда настоящие нарушители уже далеко были. Они же с номерами ехали, перед которыми гаишники навытяжку встают.

– Понятно, – мрачно сказал Гуров. – Ну, что выросло, то выросло. Хоть какая-то зацепка. С этим милым сыночком я смогу встретиться?

– Сомневаюсь, – покачал головой Орлов. – Из тех же неофициальных источников известно, что папаша отправил этого олуха куда-то то ли в Швецию, то ли в Норвегию – пока, значит, волна не уляжется. Да и что тебе в нем толку? Говорю, все пьяные были. В милиции даже их не узнали. С пограничниками пообщаешься – об этом у меня четкая договоренность имеется.

– Ладно, пообщаюсь, – сказал Гуров. – Заодно вообще посмотрю, что там и как. Экспертизу по сгоревшей машине, наверное, проводили. Результатами поинтересуюсь.

– Ну вот и ладно, – заключил генерал. – Действуйте. Только вот вы уезжаете, а здесь у вас все налажено?

– Вроде все, – пожал плечами Гуров. – За домом Гузеева установлено постоянное наблюдение. А кроме того, он сам дал согласие на прослушивание своих телефонов. Это мы тоже организовали.

– Носимся мы с этим Гузеевым как с писаной торбой, – проворчал Крячко. – Столько народу ради него задействовано. А по сути дела заслуживает он этого? Вот спросите меня, я вам скажу безо всяких – не заслуживает! По моему бы пониманию, так пускай он сам со своими долгами разбирается.

– Ишь, умник! – проворчал генерал. – По твоей теории, наше ведомство вообще упразднять надо. Раздать всем по дубине – и пусть долги друг из друга выколачивают, так, что ли?

– По-моему, мы к этому идеалу уже вплотную приблизились, – усмехнулся Гуров. – Если внимательно посмотреть по сторонам, то очень заметно. То один гражданин с дубиной бежит, то другой.

– Так не смотреть надо, а по рукам этим гражданам давать! – заключил Орлов. – Чтобы неповадно было.

Глава 6

Со стороны можно было подумать, будто встретились два приятеля, которым нечего делать и которые неспешно прикидывают, куда податься, чтобы скоротать вечерок. Двое нестарых мужчин, в хорошо сшитых светлых костюмах, подтянутые, со спортивной фигурой, стояли у парапета Краснопресненской набережной и, глядя на скользящие по Москве-реке разноцветные отблески, вели неспешную беседу. На самом деле беседа эта, такая мирная на вид, была наполнена необыкновенным напряжением и давалась обоим совсем непросто. Однако постороннему человеку вряд ли удалось бы подслушать хотя бы слово из этой беседы. Немного поодаль от этой пары стояли еще несколько мужчин спортивного вида, которые вообще не разговаривали, а только так пристально наблюдали за проходящими по набережной людьми, что те спешили как можно скорее миновать неуютное место.

Еще чуть подальше, у съезда к набережной, разговаривающих дожидались машины – два темных джипа и приземистый фургончик, казавшийся со стороны совсем крошечным, а на самом деле вполне комфортабельный и вместительный. В каждой из машин находилось еще по три-четыре человека. Если бы кому-то из служителей порядка пришло в голову провести досмотр этих транспортных средств, то он бы, пожалуй, приятно удивился, потому что многие из пассажиров были вооружены, причем оружие это нигде ровным счетом не регистрировалось. Дело было в том, что в джипах сидели члены группировки довольно известного в определенных кругах делового человека по кличке Мертвый. В фургоне дожидались люди несколько иного сорта, но возлагавшие на Мертвого определенные и даже очень большие надежды. Не меньшие надежды возлагал на этих людей и сам Мертвый. Можно сказать, что надежды были обоюдными, но ни с той, ни с другой стороны полного взаимопонимания не получалось. Поэтому и здесь ощущалось напряжение, электризовавшее вечерний воздух. Все ждали окончания переговоров у парапета, и никто не знал, чем они закончатся.

Встреча продолжалась уже не менее получаса, а чем все закончится, не знали даже и те двое, один из которых был, конечно же, Мертвый, а второй носил странную нездешнюю кличку Боско. Выражаясь современным языком, консенсуса не получалось, и разговор начинал принимать довольно агрессивный характер, хотя Мертвый, который частенько бывал за границей, старался изображать из себя европейца и следил за своими эмоциями и речью. За границей у него были деловые связи, и чтобы быть выездным, ему нужно было сохранять репутацию. Любую грязную работу он делал только чужими руками. Правда, платил за нее щедро и слыл справедливым человеком.

Его собеседник не выглядел столь уверенным и сдержанным. Он еще больше времени провел за границей, но веселым это время назвать было трудно. По правде говоря, его даже вспоминать не хотелось, особенно последние годы. Это был тот случай, про который в народе говорят – небо с овчинку покажется. Теперь Боско очень хотел взять реванш за прошлые потери, но взять так аккуратно, чтобы уж не угодить мордой в дерьмо. Другими словами, он осторожничал и тоже предпочел бы загрести жар чужими руками. Этот момент и являлся главным камнем преткновения. Мертвый и Боско попытались еще раз обойти его.

– У тебя, Боско, интерес даже больше должен быть, чем у меня, – глуховато сказал Мертвый, глядя на плещущую о камень воду. – А ты ходишь кругами, все чего-то ждешь. Меня ты ждешь или кого еще? Проснись, дорогой, все уже собрались. Одних ментов не хватает. А вот увидишь – появятся. Они всегда появляются, когда сопли начинаешь жевать. Твои уже там наследили, здесь шум подняли... А Гузеев, думаешь, сложа руки сидит? Он небось сейчас такие вокруг себя кордоны возводит...

Боско, чуть сутулый, с обожженным солнцем лицом, едва сдерживался.

– Не пойму я тебя, Мертвый! У нас какой договор был? Мы Гузеева находим и пробный шар ему запускаем. Потом выжидаем, и если никакой реакции, демонстрируем силу. Опять же не мы. Мы не профессионалы. А тебе за участие крутые бабки платят. Между прочим, с Гордоном ты сам условия обговаривал. Я свидетель.

– А кто против? Я готов! – с нарастающим возмущением перебил его Мертвый. – Я давно готов. Кто волынку тянет, я, что ли?

– Нельзя на рожон переть, – глухо сказал Боско. – Осторожно надо. Заметут нас – не только своего не получим, а вообще в полном дерьме будем. Тогда или в лагерях гнить, или киллеров от Гордона ждать.

– За тот навар, о котором ты пел, можно и рискнуть, – убежденно сказал Мертвый. – Что, не согласен? А осторожность, она тоже хороша в меру. Будем выжидать, как раз менты на нас выйдут. Резко надо действовать, на опережение. Мы и так кучу времени потеряли. А что касается Гордона... – он посмотрел на Боско странным взглядом. – На нем свет клином не сошелся. Здесь не Африка и не Франция. Здесь Россия. Мы тут у себя дома. И мне кажется, тут мы должны диктовать условия.

– Это как же? – вскинул голову Боско. – Ты про что такое толкуешь? Предлагаешь Гордона кинуть?

– А ты, я вижу, боишься его до смерти! – невесело усмехнулся Мертвый. – Очнись, ты давно уже дома! Кого тебе здесь бояться?

– Во-первых, есть кого, – угрюмо отозвался Боско. – Во-вторых, у нас, сам знаешь, ничего нет. Все на деньги Гордона. У нас даже документов надежных нет. Любой гаишник копнет – и труба.

– Все у тебя будет – и деньги будут, и документы, – заявил Мертвый. – Тебе только выбрать надо, с кем ты дела делаешь – со мной, земляком, или с французом, который головастиков на завтрак жрет. Да и то, какой он француз – наполовину. Слыхал небось, что мамаша у него шлюха, а папаша – какой-то араб? И не западло тебе на такого пахать?

– Он меня под землей найдет, – мрачно сказал Боско.

– Земля у нас большая – не найдет, – усмехнулся Мертвый. – А будет сильно напрягаться, надорвется, паскуда! Короче, решайся! Я больше тебя уговаривать не буду. Мне подачек от Гордона не надо. Я все беру. Не хочешь со мной работать – я отвалю. А дальше сам пыхти как знаешь.

– И что ты предлагаешь? – после долгого размышления спросил Боско.

– Ты сначала на мой вопрос ответь, – жестко сказал Мертвый.

Покачиваясь с носка на пятку, он смотрел на Боско так, будто сверху вниз смотрел. А были они одного роста.

Боско достал из кармана платок, отер лицо, на котором внезапно выступила испарина, и сказал голосом, которого не узнал сам:

– Хорошо, я согласен. Только с тем условием, что потом ты всем нам поможешь исчезнуть.

– Никаких проблем, я же сказал! – нетерпеливо произнес Мертвый. – Только с этой минуты вы все делаете по моему указанию. Только то, что я скажу, ясно?

– А какой процент? – вдруг озабоченно спросил Боско. – В таком случае мы вправе рассчитывать на пятьдесят процентов.

– У тебя крыша не поехала? – заботливо спросил Мертвый. – Вашей команде за глаза десяти процентов хватит – и так будете в золоте купаться. Конечно, при условии, если сумеете убедить своего кореша вернуть все, что ему не принадлежит. Ну, тут уж придется постараться!

– Ребята не поймут, – пробормотал Боско, снова вытирая лицо.

– Хорошо объяснишь – поймут, – отрезал Мертвый.

– Ну, допустим, – сдался Боско. – С чего начнем? Я сегодня ночью позвоню Гузееву на домашний и скажу...

– Скажешь, – оборвал его Мертвый. – Но сначала мы сделаем один финт ушами. Я уже все подготовил. Тебя ждать – удачи не видать.

– Что ты задумал?

– Ты хоть телку своего кореша видел? Ну, жену его, актерку? Классная баба, ничего не скажешь. С такой под боком и засыпать приятно. А вот сегодня ночью нашего магната и погреть некому будет. Плохо ему спаться будет.

– Постой, ты что же, решил похитить у Гузеева жену? – ошеломленно проговорил Боско.

– Ага, решил. Должен же человек понять, что с ним не в шашки играют! Да не дергайся ты! У меня все продумано. Есть одно место к востоку от Москвы. Там какой-то олигарх жилой комплекс собирался строить. Уже подземные гаражи заложил и вдруг обанкротился. Стройку с тех пор законсервировали, гаражи замуровали, дороги травой заросли. Туда ни одна душа сейчас не ходит, потому что делать там нечего. А я на всякий случай давно это место присмотрел – теперь вот пригодилось. Спрячем бабенку там, под охраной. Только у меня условие будет – охрана пополам. Двое от меня, двое от тебя. По-моему, справедливо.

– Ладно, поговорю с ребятами, – согласился Боско. – Постеречь не проблема. А как же ты ее брать собираешься?

– А чего ее брать? – засмеялся Мертвый. – Сама пойдет. Она сегодня в театре спектакль играет. К одиннадцати домой засобирается. Мы уже все просчитали. Она на «Мерсе» катается. Теперь муженек ей охрану дал – дуболома какого-то. Он ее в тачке дожидается. Ну, с ним разговор короткий. Хуже, что там, около театра мент отирается...

– Мент?!! – поразился Боско. – Откуда ты знаешь?!

– Думаешь, мои мента не отличат? – презрительно скривился Мертвый. – Сто пудов мент. А кто виноват? Твоя политика. Скажи спасибо, что мент один. Еще протелимся – за ней взвод ходить будет. Твой Гузеев времени не теряет. Ну, ничего, мы ему прыти-то поубавим. Я тебе потом текст продиктую, который ты Гузееву доложишь. А теперь пошли – надо до театра еще цветы купить...

– Цветы-то зачем?

– Ну ты даешь! – изумился Мертвый. – Актеров всегда с цветами встречают – телевизор не смотришь, что ли? Ладно, пошли!..

Он приобнял Боско за плечи и повел его туда, где стояли автомобили. Охрана бесшумно снялась со своих позиций и двинулась следом. Мертвый обернулся, сделал знак кому-то из телохранителей.

– Давай сейчас тачку бери – и за цветами, – распорядился Мертвый. – Корзину роз. Где хочешь бери, а чтобы через полчаса цветы были! Куда ехать, ты знаешь.

Охранник кивнул и кинулся вприпрыжку. Боско видел, как отъехал, светя фарами, один из джипов.

Перед тем как усесться в автомобиль, Мертвый сказал:

– Едем сейчас к театру. Встанешь за квартал – будешь ждать нас там. Девка – наша забота, вам напрягаться не придется. Твое дело – двоих в охрану назначить и мозги своим прочистить. С этой минуты мы должны действовать как часы. Тик-так – понял?

– Ясно, – сказал Боско и пошел к своему фургону.

@int-20 = Оперуполномоченный Николай Маслов, молодой человек двадцати пяти лет от роду, звезд с неба не хватал и даже не комплексовал по этому поводу. Он был доволен тем, что у него есть, и за большими свершениями не гнался. Начальство тоже с ним как-то свыклось, и вопрос о переводе в какое-нибудь другое место, с которого сразу же началась бы его карьера, постепенно отпал сам собой. Выяснилось, что при всей своей незамысловатости Маслов отличается просто-таки диковинной храбростью и, не раздумывая, может пойти с голыми руками против троих вооруженных бандитов, если того потребует ситуация. И не просто может пойти, но и наваляет им по полной программе – был такой случай в его практике. Это было тем более удивительно, что никакой особенной силой и ловкостью Маслов не обладал, если не сказать хуже. Но факт остается фактом – смелость у него была просто нечеловеческая. Конечно, просто так от такого человека не отмахнешься.

Сложных заданий ему не поручали, но никто из-за этого не расстраивался. В наружном наблюдении, например, Маслов был как рыба в воде. Если, конечно, тот, за кем он следил, не отличался змеиной хитростью, но такие экземпляры попадались редко.

Пятнадцатого сентября Маслов скучал в скверике возле театра, где работала актриса Копалова. Про такую актрису Маслов никогда не слышал. Зато он отлично знал жену полковника Гурова, которая работала в том же театре. И не только потому, что жена. Маслов видел Марию Строеву в кино, и она очень нравилась ему как актриса и как женщина. Но присматривать ему было велено не за ней, а за какой-то Копаловой, которой, наверное, и роль прислуги не доверяли. Зато она тоже была жена, да не простая, а жена какого-то богатого типа, у которого не все было в порядке с биографией. В суть дела Маслова посвящал сам полковник Гуров, которого Маслов уважал в управлении больше всех. Он объяснил ему не все, но предупредил, что возможны любые провокации в отношении артистки Копаловой – вплоть до физической расправы – и задача Маслова не допустить этого ни при каких обстоятельствах. Он должен был проследить за ее выходом из театра и сопроводить до самого дома. Вопрос этот обговаривался с мужем артистки, и сама она, и ее охрана тоже были в курсе.

Маслов торчал в скверике и не замечал вокруг абсолютно ничего подозрительного. Ему было скучновато и немного холодно, потому что ночи в Москве были уже не те, что летом, а он не слишком хорошо оделся перед дежурством. Ему даже хотелось, чтобы появился какой-нибудь злоумышленник, чтобы можно было развеять скуку и погреться. Можно было бы попроситься в машину к охраннику Копаловой и поболтать с ним о том о сем. В другой раз Маслов, наверное, так бы и поступил, но теперь, когда инструктаж с ним проводил сам Гуров и категорически запретил менять дислокацию до выхода артистки из театра, Маслов не мог ослушаться.

О конце спектакля он узнал не только по часам, но и по наплыву чокнутых поклонников, которые вдруг начали слетаться к служебному входу, как мухи на мед. Гуров предупреждал, что такое возможно, и в таком случае нужно быть особенно бдительным, но для Маслова все это было в новинку, и постепенно он начал злиться на глупых людей, которые своей толкотней создают обстановку, потенциально опасную как для них самих, так и для артистов. Маслова так и подмывало пойти и разогнать толпу, кучковавшуюся у крыльца. Показать им корочки, и чтобы не мешали работать. Но Маслов понимал, что Гуров за такие штучки не похвалит, и терпел.

Наконец подкатил здоровенный джип, и оттуда двое крутых выволокли целую корзину с темными розами. Эту корзину они поперли к служебному входу, бесцеремонно потеснив остальных фанатов. Маслов прикинул, сколько может стоить такая корзина, и его вообще зло взяло. Тут за гроши мерзнешь, а какие-то с бритыми затылками тысячи на ветер выбрасывают. Небось крутой какой-то переспать задумал с актрисой, решил Маслов, вот и пускает пыль в глаза.

Но эта естественная мысль потянула за собой следующую – а кому, собственно, предназначаются розы? Вдруг этой Копаловой и предназначаются? А что? Маслов ее видел – бабенка на загляденье, ему понравилась. А раз ему понравилась, то может и еще кому-то. Вдруг цветы ей – это может спутать все карты. Разберись тут, где поклонники, а где бандиты!

Прошло еще немного времени, и вдруг из служебного входа начали появляться люди. Кто они такие, актеры или рабочие сцены, Маслов не знал, но это его и не волновало. Копалову он пропустить не боялся – такую не пропустишь.

И вот она появилась. Маслов воззрился на нее и тут же удивился собственной прозорливости – как он и предполагал, крутые дожидались именно ее. Вот они заулыбались деревянными улыбками и принялись совать ей корзину. Дураки, подумал Маслов, да она пополам переломится с этой вашей корзиной! Те, кажется, и сами поняли, что переборщили, и после некоторой заминки оставили корзину у себя – вернее, решили оттащить ее в машину Копаловой. Прилипли к ней с двух сторон и повели, размахивая своей дурацкой корзиной. А вся прочая братия, что толпилась у входа, мигом выкинула эту сцену из головы, потому что из театра вышли еще актеры, и это событие показалось поклонникам куда более интересным. Даже Маслов не удержался и глянул туда одним глазком – ему хотелось увидеть Марию Строеву.

И тут произошло нечто такое, чего Маслов ожидать никак не мог. За его спиной вдруг возник какой-то странный стремительный шум, тут же перешедший в топот нескольких быстрых ног, и едва опер повернулся, как на него откуда ни возьмись вылетели трое здоровенных парней.

Маслов не успел запомнить ни их лиц, ни во что они были одеты. В память ему врезалось только их жаркое быстрое дыхание и каменная твердость тел, которую он сполна ощутил, когда один из бегущих врезался в него плечом.

– С дороги, сука! – прохрипел бежавший следом, а третий походя пнул упавшего опера ногой и тоже побежал дальше.

В первое мгновение Маслов был ошарашен таким беспределом, но уже в следующую секунду в нем все закипело. Он вскочил на ноги и инстинктивно схватился за торчавшую под мышкой кобуру с пистолетом. Правда, тут же опомнился и не стал тревожить табельное оружие, а сорвался вслед за наглецами, которые исчезали в конце аллеи. Он готов был разорвать их в клочки, потому что большего безобразия, чем открытое нападение на работника правоохранительных органов, и представить себе было невозможно. Подобные вещи никому не должны сходить с рук, и Маслов был намерен немедленно восстановить законность и порядок. Эта троица представляла серьезную угрозу для граждан столицы, и их нужно было остановить во что бы то ни стало. Но бегали эти гады быстро, и Маслову пришлось поднажать.

Он бы, несомненно, догнал их и задал хорошую взбучку, но тут за его спиной раздался возмущенный женский крик. Этот крик неприятно поразил Маслова. Он вдруг затормозил, и в его голове отчетливо вспыхнула мысль, что он делает что-то не то. Он вспомнил, что поставлен около театра, чтобы обеспечить безопасность артистки Копаловой, но как раз сейчас она полностью выпала из его поля зрения. Да его просто провели! Эта мысль холодом разлилась по спине Маслова – он круто развернулся и помчался обратно.

И он опоздал. То, что он увидел, выскочив на площадку возле театра, наполнило его душу ужасом и гневом. Он увидел недоумевающие физиономии поклонников, которые напоминали сейчас стаю перепуганных птиц, увидел неловко бегущих куда-то людей и увидел безобразную сцену на краю площадки – как раз там, где стоял «Мерседес» Копаловой.

«Мерседес» уже ерзал шинами по асфальту, разворачиваясь – огни его горели, мотор рычал, но какая-то женщина с пышными темными волосами пыталась то ли остановить машину, то ли проникнуть внутрь. Она с остервенением дергала ручку двери и била кулаком в затененное стекло – звуки этих ударов разносились далеко вокруг.

Маслову показалось, что он спит и видит кошмар. В этой неугомонной женщине он с ужасом узнал жену полковника Гурова, знаменитую артистку Марию Строеву, которой он сам неизменно восхищался и которой желал только добра. Он не понимал, что происходит, но происходящее выглядело скверно, и Маслов без раздумий устремился к «Мерседесу». Он сам был готов руками остановить эту машину, но, почувствовав, что сил для этого не хватит, все-таки достал свой пистолет.

Но он опять опоздал. «Мерседес» наконец развернулся, прибавил скорость и задом выскочил с площадки. Марию Строеву отбросило в сторону, и она покатилась по асфальту, точно неодушевленный предмет. Маслов бежал так быстро, что горели подошвы, но «Мерседес», мигнув на прощание фарами, свернул в боковую улочку и исчез. Маслов неизвестно зачем выстрелил в воздух, но тут же спрятал пистолет и подскочил к упавшей женщине.

Он схватил ее за плечи и осторожно приподнял. Даже в эту трагическую минуту ее лицо показалось ему волшебно красивым. Маслову опять подумалось, что он видит сон, но теперь он не мог понять – страшный это сон или совсем наоборот. Однако лицо Строевой было так бледно, что он испугался, не умерла ли она. Маслов уже собирался заорать во всю глотку, чтобы кто-нибудь вызвал врача, но тут актриса открыла глаза и посмотрела на него сердитым, но вполне осмысленным взглядом.

– Проклятье! Я их упустила! – с чувством сказала она. – Они сбежали? Говорите же! Кто вы вообще такой?

– Лейтенант Маслов, – робко проговорил опер. – С вами все в порядке? Я вызову врача...

– К черту врача! Помогите подняться! Я потеряла туфли... Впрочем, это неважно. Звоните в милицию. Похитили женщину!

Маслова точно ошпарило. Только сейчас до него дошло, что произошло. У него на глазах похитили Копалову, а он и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить преступление. Теперь его точно уволят. Но что еще хуже – Гуров с ним даже разговаривать не станет.

– Я сейчас! – пробормотал он, помогая Строевой встать на ноги. – Я мигом. Ваши туфли...

– Да звоните же! – закричала Строева. – Какие туфли?

Маслов трясущимися руками принялся шарить по карманам в поисках мобильника. В этот момент налетели какие-то люди – должно быть, актеры, – обступили Строеву и принялись галдеть и ахать. Маслов окончательно пришел в себя, отошел в сторону и наконец позвонил в дежурную часть. Номер «Мерседеса» он помнил и продиктовал его без ошибки. Убедившись, что дежурный примет все необходимые меры, Маслов отключил телефон и стал думать, что теперь докладывать своему начальнику.

Угнанный «Мерседес» обнаружился довольно скоро, через полчаса, в одном из соседних дворов. В салоне никого не было, кроме тридцатилетнего охранника, находившегося в бессознательном состоянии. Бандиты проломили ему голову. Ольга Копалова исчезла бесследно.

Глава 7

Полковник Крячко недолюбливал домофоны. Эта в сущности нехитрая штучка лишала жизнь непредсказуемости, сводила на нет фактор внезапности и портила любые сюрпризы. В глубине души Крячко был убежден, что придумали этот аппарат ярые ненавистники законности и порядка, а само изобретение смело можно относить к преступным деяниям. Для профессиональных преступников домофоны не были препятствием, да и сам Крячко знал несколько способов, как шутя обойти эту преграду, но официальное лицо, коим он сейчас являлся, не могло позволить себе подобные штучки, поэтому приходилось терпеть унижения и неудобства.

В подъезде, где жили Переверзевы, стоял домофон, и первая же попытка общения через этот канал с хозяином квартиры потерпела фиаско. Крячко назвал себя, свою должность, сказал, что нужно поговорить, но немолодой сердитый голос в динамике в ответ только пробурчал: «Я вас не знаю!» и отключился.

Крячко не повезло еще и в том, что он попал в Тольятти слишком рано. Только-только выползали на улицы дворники с метлами, редкие моторы гудели будто вполголоса и почти не нарушали общую тишину, улицы казались пустыми и широченными. Вообще город был похож на хорошо сработанную декорацию к современному фильму. Трудно было поверить, что в этих неподвижных домах, за неподвижными шторами могут жить люди. Странные ощущения вызывает город в часы рассвета.

Впрочем, полковник Крячко мало прислушивался к своим ощущениям. Он был человек дела и слова, которое, кстати, считал таким же серьезным делом, как и любое другое. Человек, не придающий значения своим словам или намеренно вводящий кого-то в заблуждение, наносит обществу совсем не малый урон, считал Крячко. А если он поступает так постоянно, то ущерб принимает прямо-таки угрожающие размеры. Одно слово может посеять панику в огромном городе – и как после этого не приравнивать слова к поступкам?

Поэтому Крячко был обижен равнодушием гражданина Переверзева. Люди, которые не желают сотрудничать с милицией, рубят сук, на котором сидят. Вряд ли Переверзев не поверил, что к нему пришли из милиции. Он просто не захотел никого видеть, но можно ли спрятать голову в песок? Говорят, что на самом деле это даже у страусов не получается.

Крячко повторил свою попытку и разговаривал на этот раз особенно сурово. Он даже позволил себе пригрозить административными мерами, взламыванием дверей и вызовом служебной собаки. Будь рядом Гуров, он бы со своим чистоплюйством всю эту ахинею пресек в зародыше, но теперь Крячко мог развернуться спокойно.

На Переверзева угрозы произвели впечатление, однако он не сдался. Уже с унылой интонацией он повторил:

– Я вас не знаю... Как же я могу открыть? А вы по какому вопросу?

Крячко не хотелось, чтобы тема беседы была известна всей округе, но сказать все-таки пришлось. Наклонившись к самому микрофону, Крячко как можно тише сообщил:

– Я по поводу вашего сына...

По идее, это сообщение должно было до предела взволновать хозяина квартиры, но он отреагировал подозрительно спокойно, сказав только: «Ничего не знаю! Такой здесь не проживает!» Голос звучал торопливо, будто Переверзев надеялся, что теперь-то гость точно уйдет. Но идти Крячко никуда не собирался. Тот факт, что Переверзев так слабо отреагировал на сообщение о единственном сыне, свидетельствовал о том, что старику что-то известно. Крячко понял, что находится на верном пути. Он почесал в затылке, огляделся для верности по сторонам, а потом снова нажал на кнопку.

– Папаша! – сказал он злым голосом. – Я ведь человек настырный и в покое тебя не оставлю. Открой по-хорошему! Есть данные, что твой сын дома и что ему угрожает опасность. Это хоть до тебя доходит?

Похоже, ему удалось найти верный тон, потому что после непродолжительного молчания в динамике устало прозвучало:

– Ладно, заходи! Но если корочки не покажешь – в квартиру не пущу!

– Да покажу я тебе твои корочки! – проворчал Крячко, шагая в раскрывшуюся дверь.

Он поднялся на пятый этаж и продолжил переговоры у двери квартиры. Хозяин приоткрыл ее, выставив над дверной цепочкой подозрительный и удивительно зоркий глаз. Крячко подставил под этот глаз раскрытое удостоверение и грубовато спросил:

– Теперь доволен? Или еще чего-нибудь потребуешь? Могу анализ мочи показать, как раз недавно медосмотр проходил...

– Ну это уж себе оставь! – меняя тон, сказал хозяин и откинул цепочку.

Крячко вошел в прихожую, и над его головой сразу вспыхнула электрическая лампочка. Он увидел перед собой невысокого, сморщенного, но поразительно живого и крепкого старика в широких полотняных брюках и застиранной тельняшке. Судя по лицу, по морщинистой шее, по совсем редким волосам на загорелом темени, было ему не менее семидесяти лет, но по физическим кондициям он, пожалуй, мог бы дать фору и многим людям помоложе.

– Полковник, значит? – сказал он, рассматривая Крячко так внимательно, словно хотел запомнить его навеки. – А по виду и не скажешь. На нашего сантехника похож. Только тот в кости пожиже и ростом пониже... Это что же, у вас, значит, тоже платят не очень, если даже полковник приодеться не может?

– Платят столько, что в один раз и не унесешь, – серьезно сказал Крячко. – А одеваюсь я, отец, скромно, потому что милиция наша – народная, и сам я – человек простой, и вообще терпеть не могу я эти галстуки да белые рубашки! Морока одна! На крайний случай у меня всегда мундир есть.

– Это верно, мороки много, – кивнул старик. – И с мундиром согласен. Я ведь всю жизнь на воде. Сначала по морям ходил, а под старость на речной флот перешел. До больших звезд, правда, не дослужился, но награды кое-какие имею... Хотя все это, конечно, только присказка. Давай знакомиться, что ли? Борис Павлович Переверзев. Можешь меня для краткости Палычем звать. Твое имя я уже и без тебя прочитал, а потому позволь сразу спросить, чего это ради ты в такую даль из Москвы перся? И про какую такую опасность ты тут говорил?

Они пожали друг другу руки, и Переверзев повел Крячко прямо на кухню. Тот на всякий случай напряг все свое внимание, чтобы определить, присутствует ли кто-либо еще в квартире, но старик сразу это заметил.

– Ты не пыжься, – сказал он. – Один я. Супруга моя два года как померла. Остался я, полковник, без спутницы жизни. Несладко.

– Тяжело, – согласился Крячко. – Тем более что и сынок ваш Анатолий...

Переверзев нахмурился, вошел на кухню, загремел дверцей шкафа.

– Про сына потом, – сурово сказал он. – Голодный небось? Макароны по-флотски будешь?

– По-флотски тем более, – с энтузиазмом ответил Крячко.

Хозяин водрузил на огонь сковороду, накрытую тяжелой крышкой, расставил на столе посуду, нарезал хлеб, вытряхнул из банки несколько рыжеватых соленых огурцов. Потом, подумав, нахмурил брови и вопросительно посмотрел на Крячко.

– Час будто бы совсем не подходящий, – сказал он, – но за знакомство следовало бы пропустить по маленькой? Ты как сам считаешь?

– Раз надо, значит, надо, – просто сказал Крячко. – Мы трудностей не боимся. Особенно если они маленькие.

– Ты, я вижу, человек душевный, – одобрительно заметил старик, залезая в холодильник и извлекая оттуда бутылку водки. – И, прямо скажу, на полковника ни хрена не похож. А я уж этого добра навидался!

– Вот интересно, – бодро заявил Крячко, усаживаясь за стол, – а зачем, спрашивается, человеку быть похожим на полковника, если он и так полковник? Это, я считаю, совершенно лишнее, Палыч!

– Может, ты и прав, – кивнул хозяин, ставя на стол исходящие раскаленным паром макароны и разливая водку по маленьким граненым рюмкам. – Но все равно, полковник полковнику рознь. С тобой вот я даже и выпить не прочь, хотя, была бы жива моя Валентина Степановна, ох и дала бы она нам за такое безобразие! – Он тихо засмеялся и тут же с легкой грустью добавил. – Это теперь я сам себе хозяин. Хочу в шесть утра пью, хочу – в час ночи. Только радости, брат, в этом, как выясняется, не больно много... Ну, давай, за все хорошее!

С весьма торжественным видом они хлопнули по рюмке, закусили огурцом, после чего навалились на пылающие макароны. Крячко не торопил события, наяривал флотское блюдо и ждал, когда старик сам заговорит о сыне.

– Ну что, еще по одной? – спросил Переверзев, когда они утолили первый голод.

Крячко не возражал. Выпив еще немного и доев макароны, они расслабились и, сдвинув в сторону посуду, закурили. Оказалось, что Переверзев до сих пор предпочитает «Беломор». Он и Крячко угостил папиросой. Тот не отказался, поблагодарил и щелкнул зажигалкой. Они задымили, и старик, уставясь Крячко в глаза, сказал грубовато:

– Ну, давай, говори, чего тебя сюда занесло? И при чем тут мой сын?

– Я отвечу, – кивнул Крячко. – Только сперва, Палыч, скажи как на духу – когда в последний раз сына видел?

– Давно уже не видал, – спокойно ответил старик. – Почитай, лет двенадцать... Да нет, больше!.. – он завел глаза к потолку, словно считая в уме прожитые годы.

– Стоп-стоп-стоп! – быстро проговорил Крячко. – Я тебя, Палыч, уважаю и в положение твое вхожу, но сразу прошу – не ври ты мне! Так ты ничего для себя не выиграешь, а положение сына усугубишь. Этого ты хочешь?

Переверзев прищурился.

– Это на каком основании ты меня во вранье уличаешь? – спросил он с большим интересом. – Есть у тебя основания, или, как у вас говорится, на понт меня берешь?

– Есть основания, – уверенно заявил Крячко. – Как не быть? Смотри, единственный твой сын много лет назад в море ушел, по чужим краям скитался, в передряги всякие попадал, ни весточки от него, ни хрена годами не было, и тут вдруг прихожу я и завожу разговор о сыне, а ты и слушать не хочешь – гонишь меня, такой здесь не проживает... Как такое поведение назвать? Неестественное поведение – вот как! И ты меня как хочешь убеждай, Палыч, а сына ты видел недавно, знаешь, что жив, а потому так спокоен. И про опасность знаешь – потому и меня пускать не хотел. Верно я все говорю? Верно, конечно, потому что – психология! И вот что интересно, ты знаешь, мы знаем, а ходим вокруг друг друга, как кот вокруг сала. Не дело это.

– А что такое вы знаете? – осторожно поинтересовался Переверзев.

– Ну уж ты, Палыч, вообще! – уничтожающе заметил Крячко. – Я все-таки мент, хотя и душевный. А менты как говорят – вопросы здесь задаю я! Все понятно?

Старик повесил голову, со злом раздавил папиросу в пепельнице и тут же полез за другой.

– Ладно, полковник! Правильно ты все понял. Не буду с тобой в кошки мышки играть – расскажу все, что знаю. Все равно ничем другим помочь сыну я не смогу. Он сам себе хозяин стал. Чем живет, на что надеется – не пойму, а сам ничего не говорит. А я ведь чувствую, что на грани он! И чувствую, и вижу... Только вот хочу у тебя спросить. Раз милиция моим сыном так заинтересовалась, что сразу полковники в ход пошли, значит, крепко он во что-то вляпался, а? Говори прямо, не скрывай, и я ничего скрывать не стану.

Крячко внимательно все выслушал, закурил новую сигарету и сказал, стараясь, чтобы голос звучал как можно уважительнее:

– А ведь я, Палыч, и сам ничего не знаю! Может, если бы знал, то и не приехал бы к тебе. Тут ведь какая история – нас не один твой сынок интересует. Нас команда интересует, с которой он плавал. Есть намек, что попала эта команда за границей в серьезный переплет, а вот теперь как будто бы сюда вернулась, по крайней мере некоторые... Твой-то, значит, вернулся?

У старика неожиданно задрожали веки, задрожала нижняя губа, задрожали руки – да так, что он поторопился положить папиросу.

– Вернулся, – всхлипнул он, пряча глаза. – Неделю назад вернулся парнишка мой... Пятнадцать годков не виделись... Прямо скажу, нехорошее я уже думал, полковник. И мать вот чуток не дождалась... – он махнул рукой и заплакал, утирая слезы краем тельняшки.

Крячко деликатно промолчал. Все, что сдерживал в себе этот суровый человек пятнадцать долгих лет, теперь выплеснулось наружу, и нельзя было этому помешать.

– И тут опять же, – продолжил дрожащим голосом бывший моряк. – Заявился вдруг с пакетиком под мышкой – улыбается, будто на минутку за хлебом выходил. А как, что – ничего не говорит! Всякое бывало – и весь ответ. Я, говорит, дня на четыре, не больше. Дело, говорит, важное надо сделать, батя. А сам и четырех дней не пробыл! Исчез, как сквозь землю провалился!

– Это как же исчез? – насторожился Крячко.

– Исчез, – подтвердил Переверзев. – На второй день. Я, видишь, на рынок побежал – хотел обед ему сготовить царский. Я ведь не одни макароны жарить умею, полковник. У меня насчет готовки талант. Просто не для кого. Сам-то я пожую чего-нибудь и ладно. А тут побежал... Возвратился, а его и след простыл. Ни записки, ничего. Я так и сел.

– Ну и дальше-то что? Неужели никакой весточки не было?

– Ни звука, – печально сказал старик. – Я сначала думал – погулять вышел. А когда узнал, что в то утро в нашем районе случилось, вообще духом упал...

– А что случилось?

– Об этом и в газетах писали. Тут рядом магазин продуктовый – может, ты заметил. В то утро там стрельба была. Ворвался какой-то человек и – через прилавок. А за ним следом – другой. Тот из пистолета в потолок и через подсобку во двор. Там машину разгружали, так он за руль сел и поехал. А тот второй наперерез ему. В общем, почище, чем в кино...

– А чем кончилось? – жадно спросил Крячко. – Взяли кого-нибудь?

– Какое там! – махнул рукой Переверзев. – Оба ушли. Никаких следов. Только был еще один момент, про который милиция не знает...

– Серьезно? И что это за момент? – Крячко превратился в слух.

Переверзев вытер глаза. Он уже справился с собой, и голос его снова сделался ровным и спокойным.

– Я когда вернулся в тот день с базара, – объяснил он, – с сумками был. Ясное дело, в лифт сел. А в лифте, смотрю, кровища на полу. Не так чтобы лужа, но присутствует. Свежая кровь. А когда уходил – еще чисто было. Меня тогда сразу в сердце будто кольнуло. Потом специально вниз спускался и еще кровь нашел – на первом этаже и на крыльце. Скажу честно, совсем я тогда духом упал. Ведь если чего где-то случилось – сразу думаешь про детей. Хотя, конечно, давно уж Толька не ребенок, а все равно сердце-то болит...

– Это само собой, – согласился Крячко. – Но поскольку милиция ничего не нашла, будем с тобой, Палыч, надеяться, что без смертоубийства в тот день обошлось, идет? Я, конечно, в управление здесь загляну, уточню для верности, но пока будем считать, что обошлось. Однако кровь была, перестрелка была, погоня была... И тут же сын у тебя пропал. Этот ряд позволяет нам выдвинуть версию, что события эти связаны между собой. А в таком случае какой можно сделать вывод? Вывод тревожный, Палыч, – охотятся за твоим сыном!

– Сам об этом думал, – признался старик. – Только одного я в толк не возьму – столько лет он дома не был, за кордоном все скитался, это по всем признакам видно. И кому он успел здесь так досадить? Толька-то мой, а, полковник?

– А если не здесь? – возразил Крячко. – Если этот хвост за ним издалека тянется?

– Все может быть, – ответил, подумав, старик. – И что же теперь делать, полковник?

– Искать будем твоего сына. А заодно и «хвост» его. Конечно, не факт, что мы с тобой все здесь на сто процентов правильно рассудили, но дыма без огня, как говорится, не бывает. Главное, чтобы мы с тобой в одну дудку дули, Палыч. Сыну твоему теперь деваться некуда, раз мы с Гуровым за него взялись. Какие бы ни были у него проблемы, а без нас он теперь их все равно не решит. Так и передай ему, если вдруг даст о себе знать. Если есть у него на душе какой грех, то пускай сам в нем покается. А если беда ему грозит, опять же негде ему защиты искать – только у нас. Так и передай.

– Передам, – сказал Переверзев.

– И нас извести обязательно, – строго добавил Крячко. – Дам тебе все телефоны московские – звони хоть днем, хоть ночью, не стесняйся. И вот что еще... – он вопросительно посмотрел на Переверзева. – У тебя случайно ничего не осталось из вещей сына? Ну, может, рубашка его, сигареты, журнал какой-нибудь... Не с голыми же руками он приехал?

– Да практически с голыми, – сказал старик и вдруг хлопнул себя по лбу. – А ведь есть! Был при нем сверток. Не знаю, оставил он его или с собой забрал. Нужно в его комнате посмотреть.

– Давай посмотрим! – предложил Крячко, вставая.

Они прошли в комнату, где менее двух суток прожил Анатолий Переверзев. Обстановка здесь была почти спартанская – аккуратно застеленная кровать, шкаф в углу, репродукция Айвазовского в дешевой рамке, косо висевшая на стене. Через единственное окно в помещение пробивались первые лучи восходящего солнца. Никаких примет недавнего присутствия здесь человека не отмечалось. Можно было с равным успехом предположить, что обитатель этой комнаты ушел отсюда и пять лет назад, и только вчера. От него не осталось ни окурков, ни грязных носков, ни, тем более, каких-то более серьезных вещей.

Однако старик полез в шкаф, покопался там и вдруг сдавленным голосом объявил:

– Есть! Нашел! Оставил он свой сверток. Может, забыл, а может, не успел... Вот он.

С кряхтением выбрался Переверзев из шкафа и посмотрел на Крячко странным растерянным взглядом. В руках он вертел какой-то плоский предмет, завернутый в черный полиэтилен. По форме он напоминал книгу или коробку с конфетами. Переверзеву явно было не по душе рыться в вещах сына, а еще больше не хотелось, чтобы это делал посторонний, но после минутного колебания он все-таки протянул пакет Крячко.

– Ладно, возьму и этот грех на душу, – со вздохом сказал он. – Сроду в чужие дела нос не совал, но здесь вроде особый случай. Сами уж решайте!

– Больше ничего нет? – деловито поинтересовался Крячко, принимая пакет и еще раз оглядывая в комнате все углы.

– Да откуда взяться? – махнул рукой старик. – Слава богу, это хоть не забрал. А вот что у него там, как думаешь, полковник? Если деньги, пожалуй, я зря тебе их отдал. Он их горбом заработал, а я вишь, распорядился...

– Сейчас посмотрим, – сказал Крячко, присаживаясь на край кровати и разворачивая пакет. – Деньги – дело абстрактное. Сегодня они твои, а завтра... Я имею в виду, что информативности в них не больно много. Так что не деньги я рассчитываю найти, а что-нибудь поинтереснее. Да и не видел я еще ни разу, чтобы мужики деньги в пакет заворачивали.

Старик тоже присел на кровать, но на противоположный конец и поглядывал на Крячко с некоторым даже испугом. Между тем тот уже добрался до содержимого пакета, и эта находка обрадовала его куда больше, чем если бы в свертке обнаружились сокровища.

Но там не было ничего ценного. Ни денег, ни золота, ни бриллиантов. Не было там также ни кредитных карточек, ни номеров банковского счета. Все, что там было – это несколько потрепанных географических карт, старые фотографии, открытки с экзотическими видами и пожелтевшие вырезки из газет, сложенные в большой конверт с загнутыми углами.

Переверзев даже повеселел, увидев такой набор.

– Не накопил, значит, капиталов! – сказал он о сыне. – Фотки с собой одни возит, воспоминания... Оно, может, и к лучшему, а, полковник? Видывал я таких, у которых рубль к рублю складывался не хуже, чем вот кирпичи в стене. Богатые были люди, многое могли себе позволить, а счастья все равно не имели...

– Давай, Палыч, загадывать не будем! – предложил Крячко. – Потому что этот пакет ни о чем пока еще не говорит. Капиталы твой сын может в других местах хранить. С собой их возить совсем не обязательно. Но меня сейчас не это волнует. Давай-ка мы с тобой просмотрим все эти бумаги, а ты, если увидишь что знакомое – сразу вводи меня в курс дела. Будем зацепки искать.

Разбирая бумаги сына, старик невольно опять прослезился. Его тронуло, что Анатолий сумел сохранить домашние фотографии, где он был снят еще совсем молодым, рядом со своими родителями, тоже еще совсем нестарыми, улыбающимися, полными надежд. Счастливое то время улетело безвозвратно, и только пожухшие снимки свидетельствовали, что все было и могло повернуться совсем иначе, да вот не сложилось.

Крячко же заинтересовали другие фотографии – на которых уже заматеревший, просоленный морем Анатолий Переверзев был снят на фоне лазурных волн и белоснежных кораблей с чужими флагами. С волнением в душе на одном из этих снимков Крячко вдруг узнал господина Гузеева. Тоже еще молодой Гузеев в белой форме с нашивками торгового флота стоял в окружении моряков и улыбался в объектив. Стоявшие рядом обнимали его за плечи и тоже улыбались. Старший Переверзев никого из этих людей не знал.

«Да, мужики, не повезло вам с капитаном! – подумал Крячко. – Вопреки расхожему мнению, первым-то как раз с тонущего корабля дунул он. Может, теперь мода такая? А впрочем, что толку рассуждать? Сделанного не воротишь».

– Сынок не называл тебе случайно фамилию Гузеев? – спросил он старика.

– Фамилий он вообще не называл, – сказал тот. – Вообще ничего не рассказывал. Он меня все пытал – как здоровье, как живу, как мать померла. Сам спрашивает, а у самого мысли где-то далеко – я же вижу. Совсем другой человек стал. Мне иной раз даже не по себе становилось. А то сядет на кровать, смотрит в окно и свистит. Я ему говорю, не свисти – деньги высвистишь. А он только усмехается. Я, говорит, отец, на деньги теперь внимания не обращаю – отучили. И больше ни слова. Вот так и общались. А потом он взял и пропал.

– Найдем! – уверенно заявил Крячко, аккуратно складывая бумаги и заворачивая их обратно в полиэтилен. – Дай срок, Палыч, обязательно найдем. Ты нам очень помог своим рассказом. И этот сверток еще свою роль сыграет.

Прощаясь на пороге, Крячко еще раз напомнил:

– Узнаешь чего или заметишь что-нибудь подозрительное – сразу связывайся со мной, не тяни! В наших делах тянуть нельзя. Некуда просто. А мы твоего Анатолия найдем, будь уверен. Вот сообразим, что у него на уме, и найдем.

Крячко был настроен оптимистично. Среди бумаг Переверзева он нашел вырезку из какой-то иностранной газеты с большой статьей, которая сопровождалась фотографией нескольких моряков, идущих в наручниках под вспышками блицев, в окружении темных полицейских фигур – Анатолий Переверзев тоже был среди них. Газета была то ли на португальском, то ли на испанском, а может, на французском языке – ни одного из них Крячко не знал. «Эксперты разрулят! – уверенно заключил он. – Вот тогда и подумаем, куда ветер дует».

Глава 8

Гуров был немало удивлен, увидев, что на вокзале его встречает целая делегация, да еще и не простая, а весьма высокопоставленная – помимо прочих в нее входили генерал Орлов, полковник Крячко и заслуженная артистка Строева. А чуть поодаль в компании двух оперативников скромно стоял господин Гузеев. Сюрприз был волнующий и неожиданный, но в то же время и тревожный. Гуров сразу же понял, что такая встреча вызвана совсем не обычными обстоятельствами.

Подозрения его усугубились после того, как Мария, обняв его, смущено шепнула на ухо:

– Тебе сейчас начнут про меня заливать – так ты не верь. Все было не так. И вообще, можно сказать, я ничего не почувствовала. Вот Ольга, конечно...

– Та-а-ак! Что здесь вообще происходит, черт возьми?! – чувствуя сильное волнение, повысил голос Гуров, оглядываясь на генерала. – Что стряслось? И что такое тут мне рассказывает моя жена – просит на что-то не обращать внимания... Немедленно объясните мне все!

– Ты на руководство не ори! – нарочито грозно сказал генерал Орлов. – Взяли, понимаешь, моду! А твою жену я теперь под своей опекой держать буду, раз собственный муж не может обеспечить ей безопасность...

– Что?! – Гуров резко обернулся к жене. – Тебе угрожает опасность?!

– Да нет же, ничего мне не угрожает, – торопливо заговорила Мария. – Я же предупредила, чтобы ты не слушал... Просто случилась большая неприятность. Но лучше пусть тебе об этом Петр расскажет.

– Ладно, все сейчас расскажем, – пообещал генерал. – Давайте только уйдем отсюда – на нас все пялятся. Еще не хватало, чтобы сюда сбежались любители автографов. Прошу следовать за мной! Позвольте вашу ручку, Мария!

Он решительно взял Марию под руку и увлек за собой к зданию вокзала. Гуров, совершенно смятенный и хмурый как туча, торопливо зашагал за ним, едва поздоровавшись с Крячко, который являл собой полную ему противоположность – его простоватое лицо сияло как медный пятак, а глаза азартно блестели. Ему хотелось поскорее обменяться новостями, но Гуров совершенно не обращал внимания ни на него, ни на господина Гузеева, который шагал рядом в окружении оперативников, словно арестованный.

– Лева, – проникновенно сказал Крячко. – Ты зря волнуешься. Все обошлось. Мария отделалась парой синяков. Все позади.

– Вы со мной в угадайку играете, что ли? – вспылил Гуров. – Хоть одна собака может объяснить мне толком, что тут у вас произошло?

– Может быть, я попробую? – раздался из-за его спины спокойный голос Гузеева. – В сущности, история простая, Лев Иванович. Мою жену похитили, а ваша жена пыталась этому воспрепятствовать. К ее счастью, все обошлось сравнительно благополучно. Но остановить бандитов она, конечно, не смогла.

– Что?! – Гуров круто развернулся. – Вашу жену похитили? Как это произошло? Стас!..

– Да что Стас? – развел руками Крячко. – Я вернулся сегодня ночью. Сам толком ничего не знаю. Вот примерно как Павел Владимирович рассказывает, так все и было. Его превосходительство теперь Марии человека выделил – с машиной. Он ее везде возит, на репетиции, в парикмахерскую, по магазинам и ни на шаг не отходит. Как-никак национальное достояние!..

– Кончай трепаться! – строго сказал Гуров. – Не время. Что называется, попал с корабля на бал! Куда мы вообще сейчас все направляемся?

– Мария под конвоем на репетицию в театр поедет, – сказал Крячко. – А мы, значит, все в управление – координировать действия и вырабатывать стратегию. Павел Владимирович вот специально ради твоего приезда дела оставил...

Гуров ничего на это не сказал и молча зашагал дальше. На привокзальной площади возле сверкающего служебного «БМВ» дожидался Орлов.

– Поцелуй жену! – сурово сказал он Гурову. – Ей на работу пора. Мы вообще-то тебя вчера вечером ждали. Думали пирушку учинить – так удачно вышло, что все свободны были. А ты, видишь, не приехал... А теперь момент упущен.

Из стоящей рядом черной «Волги» вышла Мария, нежно обняла Гурова.

– Ну, убедился наконец, что я жива-здорова? Давай, до вечера! И не волнуйся – видишь, я теперь все время под присмотром. Петр мне целого майора выделил, хотя я лично предпочла бы лейтенанта помоложе... – она засмеялась.

Гуров по-прежнему оставался мрачен, и даже когда он целовал жену, на его лбу не разгладилась озабоченная складка. Он долгим взглядом проводил отъезжающую «Волгу» и только тогда обернулся к своим спутникам.

– Давайте все в мою машину! – приказал генерал. – Поговорить надо по дороге. Мне потом некогда будет. А господин Гузеев на своей поедет. Кстати, и наших молодцев подбросит – нет возражений?

– Ну что вы! – вежливо сказал Гузеев. – С большим удовольствием.

Гуров и Крячко вслед за генералом уселись в «БМВ». Машина тронулась.

– Ты не спеши, – сказал Орлов водителю. – Нам тут кое-что перетереть надо... Ты, Лева, почему злой? Из-за жены расстроился или пустой приехал? – обернулся он к Гурову.

Гуров помолчал, словно борясь с обуревавшими его чувствами. Но когда он заговорил, голос его звучал уже совершенно спокойно.

– Про первое ты мог бы и не спрашивать, – заметил он. – А что касается моей поездки, то все так и есть – вернулся с пустыми руками. Никаких данных по нарушителям границы не имеется. Экспертиза их автомобиля ничего пока не дала. Мне удалось встретиться с одним из тех типов, у которых преступники отобрали машину, – тоже без всякой пользы. Он ничего не помнит. Даже факта, что на них напали. Настолько был пьян. Прошелся я по базе данных на всех вокзалах. Была надежда, что обнаружу эту троицу. Но, судя по всему, они уезжали поодиночке, возможно автомобильным транспортом. Одним словом, там сплошная непаханая целина. Естественно, приехал злой как черт – а тут вы.

– Зато вон Стас приехал довольный, – ткнул пальцем генерал. – Правда, Стас?

– Лева, я на след вышел! – выпалил Крячко. – В Тольятти клюнуло! Один из команды Гузеева приезжал домой, представляешь?! И кое-что там оставил...

– Подождите, – перебил его Гуров. – Может быть, сначала расскажете, что произошло с моей женой? Что произошло с Копаловой? Как это вообще могло случиться? Я поставил человека присматривать за Копаловой...

– Олуха ты поставил! – гневно сказал генерал. – Пока он спал, подъехали какие-то кренделя с корзиной роз и встали у служебного входа. Оказалось, эти розы они привезли великой артистке Копаловой! Наша дурочка, конечно, растаяла и разрешила этим типам проводить ее до машины. Хорошо, Мария увидела этот момент и сразу заподозрила неладное. Она ведь в курсе, что творится в семье Гузеева. Мужества твоей Марии не занимать – она сразу кинулась вслед за бандитами и потребовала, чтобы они остановились. Они, естественно, наоборот – дали деру. Копалова наконец сообразила, что влипла, и принялась вырываться. Но ее запихали в ее же машину и уехали. Вот тут Мария сделала глупость. Она пыталась остановить движущуюся машину. Хорошо, что все закончилось легкими телесными...

– Так! А где, ты говоришь, был в это время лейтенант Маслов? – мрачно поинтересовался Гуров.

– В садике напротив, – усмехнулся генерал. – Выбрал ты помощничка! Вместо того чтобы выполнять задание, он пустился наперегонки с какими-то хулиганами. Видишь ли, они задели его высочество, и оно усмотрело в этом нарушение общественного порядка! Так пока он за ними бегал, все и произошло...

– Вон оно как! – задумчиво проговорил Гуров. – Ну что же, ситуация простая, как задница новорожденного. Похищение было тщательно спланировано. Маслова вычислили и постарались нейтрализовать. Копалову взяли на арапа. Но ведь у нее была своя охрана?

– Да что охрана! – нахмурился Орлов. – Слава богу, твой Маслов быстро связался с дежурной частью. Объявили план-перехват. Надеялись быстро выйти на похитителей, ведь номер машины был известен, да как бы не так! Нашли «Мерседес» поблизости от театра – охранник в коме, женщины и след простыл. Не нашли до сих пор. Так что ситуация критическая, Лева! Пока похитители никаких требований не выдвигали. Телефоны Гузеева прослушиваются круглосуточно, но те молчок! Так что включай мозги, как нам из этого дерьма выбираться.

– Я уж не уверен, осталось ли там что-то из мозгов, – проворчал Гуров. – Но так навскидку могу предположить, что на Гузеева усиливается давление. Отдай три миллиона, а то пришлем тебе жену по кусочкам... Честно говоря, не ожидал я от этого Боско такой прыти. Все-таки я полагал – человек издалека, новых реалий не знает, думал, время у нас будет разобраться. А тут вон как! Все больше убеждаюсь, что Боско действует не один и здесь у него есть очень сильные помощники.

– Наверняка есть, – кивнул Крячко. – В Тольятти вон что произошло...

Он рассказал в подробностях, что узнал от Переверзева и тольяттинских коллег.

– То, что здесь появился человек из той самой команды и сразу же влип в передрягу, подтверждает, что дела очень серьезны, – сказал Гуров. – Но свести концы с концами у меня все равно не получается. Допустим, у Боско, который охотится за деньгами, есть сообщники, есть прикрытие – это я могу понять. Но что на уме у того же Переверзева, куда он двинулся, где он сейчас скрывается от Боско – ни на один из этих вопросов нет ответа.

– Я отдал газетные вырезки, которые хранил Переверзев, экспертам, – сказал Крячко. – Они обещали сегодня же перевести и сделать все возможные анализы. Может, эта информация даст нам ключ к пониманию ситуации.

– Может, вам даст ключ и та информация, которую привезли оперативники из Петербурга? – спросил Орлов. – К вашему сведению, как и в Москве, там ни один из членов команды Гузеева еще не появлялся, и родственникам об их судьбе ничего не известно. Но зато те же самые родственники заявили, что до нас к ним приходили какие-то люди и задавали примерно те же вопросы. Как вам этот факт?

– Ну что же, Боско явно в курсе, что команда должна вот-вот собраться у родных берегов, – сказал Гуров. – Появление Переверзева тому подтверждение. Но удивляет быстрота, с которой Боско выходит на своих бывших коллег. Как после всех жизненных передряг ему удалось сохранить столь ясную память? Может, он вундеркинд?

– Из мореходки пришел ответ на наш запрос, – сказал генерал. – Я ознакомился с ним. Ничем выдающимся ваш Боско во время учебы не отличался. Обыкновенный курсант, серый как мышь. Кстати, сирота. Никаких родственников у него тут нет. Он детдомовский.

– Совсем интересно, – хмыкнул Крячко. – Конечно, те, кто прошел детдомовскую школу, крепко стоят на ногах и умеют за себя постоять, но, выходит, ему тут даже и осесть негде? Не пойдет же он в детдом и не скажет – можно я тут у вас поживу, пока три миллиона не вытрясу?

– Не пойдет, – кивнул Орлов. – Потому что детдома, в котором он вырос, давно не существует.

– Итак, круг замкнулся, – заключил Гуров. – Все опять упирается в фигуру Боско, а где он, нам неизвестно...

– Он там же, где Копалова, – заметил Орлов. – Вот тебе и ответ. Копалову нужно выручать, пока жива. Про Боско пока можно забыть. Если погибнет заложница, все остальные вопросы не будут иметь никакого значения.

– Ежу понятно, – вздохнул Крячко. – Где только искать?

– Не для удовольствия же ее похитили, – заметил Гуров. – Следующий шаг Боско очевиден. Он должен связаться с Гузеевым. И вот здесь мы просто обязаны засечь его местонахождение. И еще нужно подробно проинструктировать Гузеева, как себя вести на переговорах с бандитами. Он, кажется, держится молодцом, не раскис.

– Да уж, этому фрукту дороже своей шкуры ничего нет, – проворчал генерал. – По-моему, он даже доволен, что так получилось. Вот увидишь, он попросит вас действовать решительнее и не думать о его жене.

– Ну, ты уж представил его совсем людоедом, – покрутил головой Гуров. – Не думаю, что Гузеев настолько аморален, что оставит в беде собственную жену. И вообще, по-моему, они работают в одной связке. Я до сих пор помню, как она стремилась произвести на меня самое выгодное впечатление, чтобы я согласился заняться делами ее мужа.

– Помяни мое слово, этот тип еще преподнесет нам сюрприз! – заявил Орлов. – Будь с ним начеку. Капитан, который бросил свою команду, это не простой человек. Такой на многое способен.

– Человек также способен исправлять ошибки, – сказал Гуров. – Почему не предположить, что Гузеев как раз из таких?

– Потому что он не из таких, – упрямо ответил Орлов и повторил: – Он тебя еще удивит, помяни мое слово!

Они некоторое время молчали. Уже въезжая в ворота управления, генерал деловым тоном сказал:

– Тревогу объявили, естественно, и без вас. Город прочесывают, есть приказ особенно тщательно досматривать транспортные средства, фото Копаловой разослано во все районы Москвы и области. Прослушка ведется – это я уже говорил. Все силы подняты на ноги. Включайтесь и вы. Все эти морские истории пока побоку.

Генерал не стал никого дожидаться, первым выбрался из машины и быстро зашагал по ступеням к тяжелым дверям управления, где его приветствовали вытянувшиеся в струнку дежурные офицеры.

– Да-а, попали на ровном месте, да мордой об асфальт!.. – задумчиво протянул Гуров, глядя вслед начальнику. – Вот что бывает, когда недооцениваешь противника!

– У меня у самого голова кругом, – пожаловался Крячко. – Я тут приезжаю в радужном настроении, думаю себе, что все теперь под контролем, а тут такое...

Они вышли из генеральского «БМВ», и тут подъехал Гузеев. Оба сопровождавших его оперативника выскочили из машины и поспешно приблизились. Гуров с неприятным удивлением осознал, что один из этих оперативников не кто иной, как лейтенант Маслов. Лицо его было мрачно, но глаз он не прятал.

– Что же ты, брат? – с укоризной сказал Гуров.

– Виноват, – хмуро отозвался Маслов. – Неверно оценил ситуацию, товарищ полковник. Готов искупить вину.

– Да ладно, готов он! – махнул рукой Гуров. – Теперь легко кулаками махать. Как это ты себе представляешь – искупить вину? Мне сейчас одно нужно; чтобы гражданка Копалова знать о себе дала. Хотя бы косвенно, устами, так сказать, похитителей. Можешь это устроить?

На скулах Маслова обозначились желваки. Он переживал, но что сделать, чтобы реабилитировать себя, не знал. Кажется, даже Гузееву, который внимательно прислушивался к диалогу, стало его жаль, потому что он вдруг сказал:

– Лев Иванович, я думаю, лейтенант не так уж и виноват. Всего ведь не предусмотришь. Я, например, не понимаю, для чего этим мерзавцам понадобилось похищать мою жену. Примитивный расчет – они полагают, что этим заставят меня быстрее раскошелиться.

– А разве нет? – с любопытством спросил Крячко.

Гузеев медленно повернул голову в его сторону и спокойно сказал:

– Разумеется, нет. Я отлично понимаю психологию этих подонков. Уступки их только раззадоривают. Если они видят, что у них не идут на поводу, пыл их гаснет. Да вы и сами это знаете лучше меня.

– Наверное, вы правы, – задумчиво проговорил Гуров, а потом неожиданно спросил. – А как вы думаете, Павел Владимирович, Боско только на вас так давит, или хочет основательно потрясти всю команду?

– Я могу отвечать только за себя, – сказал Гузеев. – Мне неизвестно, вернулся ли на родину кто-то из ребят. Но, думаю, если они здесь и если Боско сам заявил, что займется ими, то он не отступится. Деньги для него – святое.

– А для вас?

– Для меня они – инструмент. Но я не понимаю, при чем тут я? Мы уже с вами говорили – я совсем не считаю себя святым. Но полагаю, что быть безропотной жертвой шантажистов мне не к лицу. И не в ваших интересах, чтобы какая-то заезжая банда устанавливала здесь свои законы.

– Это верно, – согласился Гуров. – Только вот заезжая ли?

– Что вы имеете в виду? – насторожился Гузеев. – Вам что-нибудь известно?

– Думаю, совсем скоро будет известно, – ответил Гуров. – Но пока нас беспокоит только одна проблема. Нужно во что бы то ни стало спасти вашу жену, и вы должны нам в этом помочь.

– Я готов, – ровным голосом сказал Гузеев. – Но по-прежнему считаю, что идти на поводу у бандитов нерационально.

– Никто не собирается идти на поводу у бандитов, – уже сердито сказал Гуров. – Но мы должны приложить все силы, чтобы не допустить трагедии. Поэтому мы должны с вами выработать тактику вашего поведения в тот момент, когда похитители с вами свяжутся. А связаться они могут в любую минуту. Поэтому, давайте, не будем откладывать. Прямо сейчас все и обсудим – у нас в кабинете.

– Я готов выполнить любые ваши указания, – послушно сказал Гузеев.

Глава 9

– Слышь, Володя, а здесь ведь холодно, как в погребе! – сказал Анатолий Переверзев, поднимая воротник свитера. – Мы тут задубеем на хрен!

– А это и есть погреб, – флегматично отозвался тот, которого назвали Володей, высокий, жилистый парень с большими костистыми кулаками. – В погребах всегда холодно, разве ты не знал? Даже летом, а сейчас сентябрь.

– Ну и на хрена это нам надо? – развил мысль Переверзев. – Я если бы знал, что буду тут дуба давать, ни хрена бы не согласился. И вообще, с какого прибабаха я должен бабу стеречь? Кто ее воровал, тот пускай и стережет. Нам-то в этом дерьме замазываться какой резон?

Длинный Володя ничего на это не ответил, а только пожал плечами. Зато подал голос еще один человек, сидевший на противоположном конце подвального помещения. Дневной свет почти не проникал в это странное логово, поэтому человека видно не было, но голос его прозвучал отчетливо, уверенно и с угрозой.

– Закрой хлебало, морячок! – сказал он из своего угла. – Ты на те же самые бабки губы раскатал, разве нет? Вот и помалкивай! Мараться он не хочет! Да ты уже замаран – пробы ставить негде.

Переверзев дернул головой, как сноровистый конь, на которого пытаются набросить узду. Он молча рванулся в тот угол, откуда доносился голос, но флегматичный товарищ тут же перехватил его и, приложив всю свою немалую силу, все-таки удержал от необдуманного шага.

– Остынь! – негромко посоветовал он ему. – Не мы здесь шишку держим. Да и правы блатные – у нас с ними одна цель. Нам, Толян, бабки свои получить надо! Я десять лет ждал, и меня теперь ничего больше не интересует – ни холод, ни дерьмо, ни бабы. Я вот когда свою долю получу, тогда и заживу. А пока я вроде полумертвый – как в том кино: все вижу, а ничего не чувствую. Я и тебе советую.

Он отпустил Переверзева, который зло передернул плечами, но в драку уже не полез. Он только несколько секунд всматривался в темноту, тяжело дыша и сжимая кулаки, а потом почти спокойным тоном сказал:

– Давай закурим, что ли...

– Это другое дело, – одобрительно заметил длинный Володя, доставая из кармана куртки сигареты. – Подымить никогда не вредно. Зря врачи говорят...

Они присели на корточки и закурили. В полумраке лица обоих казались серыми и неподвижными, точно маски.

Неожиданно из угла снова донесся голос, но на этот раз интонации его были гораздо теплее.

– А насчет холода не парься! Не дадим замерзнуть. К вечеру печурку затопим – тепло будет, как у кума за пазухой. Днем Мертвый не велит с огнем баловаться. Нас сейчас вся свора ищет. Заметят с воздуха в неположенном месте дым – и хана. Лучше не нарываться, правильно?

Переверзев злым взглядом посмотрел в темный угол, но на этот раз промолчал – то ли признал чужую правоту, то ли не желал больше тратить нервы. Однако теперь разговорился блатной, который, видимо, скучал в своем темном углу.

– Вот ты говоришь – бабу тебе стеречь западло. А кто ж ее для тебя стеречь должен? Эта баба – она по всем понятиям ваша. Вашего кореша телка – разве нет? За телкой и телок придет, мешок с баксами принесет... Разве плохо?

Переверзев и тут не поддержал разговор. Только очень тихим, но злым голосом признался приятелю:

– Правду этот гад говорит – западло мне такими погаными делами заниматься. Я сам не ангел с крылышками, много чего на совести, но людей мучить – этого я не переношу. А тут – бабу в подвале гноить! Да другому бы я за такие дела сам в глаза плюнул!

– Да не кипятись, Толян! – хладнокровно ответил Володя. – Вот завелся – баба, баба! Ты хоть вспомни, что она за баба. Она – подстилка этого ублюдка, а не баба. Видал, холеная какая, гладкая? Побрякушки на ней – тысячи стоят. На наши бабки все куплено! Мне лично ее, стерву, ничуть не жалко.

– Дурак ты, Володя! – сказал Переверзев. – Мне ее, допустим, тоже не жалко. Да дело-то не в ней, а в нас с тобой. У меня вон мать умерла, пока я за счастьем гонялся, батя состарился, тоскует, сам я уже давно на каторжанина похож... Ну и что? Где оно, счастье?

– Счастье в бабках, Толян, – убежденно сказал Володя.

– Да уж, конечно! – презрительно отозвался Переверзев. – Это ты себе в башку эту глупость вбил и радуешься. Счастье – это совсем другое. Есть оно – и никаких бабок не надо.

– Ну, это ты уже загнул! – фыркнул его собеседник.

– Ну, я не имею в виду, там, на пожрать-попить, – поправился Переверзев. – Это всегда надо. Но на это всегда и заработать можно. Мой батя вон, всю жизнь работал, а не за синей птицей гонялся. И дом у него свой был, и семья, и сын... Дурак, правда... – добавил он с сожалением. – Но тут уж его вины нет – такой уродился.

– Не пойму я тебя, – недовольно проворчал Володя. – Куда ты клонишь? Простить этому уроду все, что он нам сделал? Деньги наши ему отдать, бабу вернуть – живи, друг сердешный, и размножайся? Так, что ли?

– Не знаю, – буркнул Переверзев. – Меня другое сейчас волнует. Отца я подвел, обидел старика. И даже телеграмму так и не дал ему. Все тянул, а потом вот сюда попал. Ну не сволочь я, а? А теперь, даже если все кончится, как я ему в глаза смотреть буду? Кто я такой перед ним? Бродяга, каторжник, насильник – вот что получается!

– Да ладно тебе, не люблю я эту философию! – поморщился Володя. – Получается – не получается! Ты хоть повидал батю своего, а я когда домой вернусь, и вовсе не знаю. И скажу тебе, даже не тянет. Я вот даже на родину когда ехал – ну, думаю, ступлю на родную землю – заплачу, заору, вообще не знаю что сделаю. А приехал – и ничего. Все уже вымерло, Толян. А ты тут, понимаешь, развел... Как в глаза посмотрю... Обыкновенно посмотрю. Я этими глазами такого навидался – уже ничто удивить не может.

– Повидал я не меньше твоего, – сердито сказал Переверзев. – Только какая разница? Последней сволочью теперь становиться, что ли?

– Ты меня достал, Толян! – сказал Володя, зевая. – Сиди, радуйся жизни! Вечерком печку затопят, порубаем плотно, покемарим... Чего еще надо? Мы с тобой шестерки. Пускай у Боско голова болит.

– Это ты как хочешь считай – шестерка ты или не шестерка, – отрезал Переверзев. – А меня не трожь. Я про себя сам знаю.

– Ну, знаешь и знаешь, – примирительно сказал Володя. – Мне до фени. Я бы вот полежал сейчас. Достала меня эта темнота – все время спать хочется, как медведю в берлоге.

Он отошел в сторону, повозился в полумраке и, развернув на досках спальный мешок, улегся на него. Переверзев раздавил о каменный пол окурок, хмуро посмотрел в темный угол, где на часах у запертой двери сидел блатной, один из отморозков Мертвого, и встал. Ему было невмоготу.

За дверью в крохотной клетушке, перепуганная до беспамятства, сидела артистка, жена Гузеева, ждала своей участи. Ни Переверзеву, ни Володе Максакову общаться с ней не приходилось – это была привилегия бандитов. Они же сидели в подвале просто на подхвате. То ли на случай, если подвал будут брать штурмом, то ли Мертвый просто показывал свое «я», как объяснил им Боско. Но у Переверзева было свое мнение насчет этого. Ребятам застилала глаза старая ненависть да блеск золота. Их можно было понять. Переверзев и сам бы с удовольствием придушил эту сволочь, своими руками, но совершенно бесплатно. Богатства ему уже давно не хотелось. Будь его воля, уехал бы к отцу в Тольятти и все забыл. Но невозможно было бросить ребят, с которыми прошел каторгу, с которыми загибался в чужих краях, харкал кровью, стоял спина к спине во время смертельных драк. Не все они вернулись, и память тех тоже требовала отмщения. Но Переверзев видел и кое-что другое.

Он нисколько не сомневался, что Мертвый собирается их всех кинуть, как только добыча станет реальностью. Мертвый переведет стрелки на Боско и свалит, а за все ответит их команда – за шантаж, за похищение, за все. Их элементарно подставят. Когда сюда нагрянут менты, здесь будет лежать труп актрисы, и будут сидеть два идиота – он да Максаков. А потом до конца своих дней они будут сидеть в бараках где-нибудь под Магаданом. Переверзев видел эту перспективу совершенно ясно, словно перед ним был зажжен волшебный экран. При этом он понимал, что не сумеет ничего втолковать ни Боско, ни остальным ребятам. Золотая лихорадка лишила их мозгов, которых, по правде говоря, и всегда было не слишком много. А ему действительно было уже наплевать. Он все чаще вспоминал загорелое растерянное лицо отца, никак не решавшегося поверить, что на пороге стоит давно потерянный сын, и странное, рвущее душу чувство переполняло его, как океанская вода пробитый трюм.

– Дай-ка еще сигарету! – сказал Переверзев, наклоняясь к зевающему во весь рот приятелю.

Максаков швырнул ему пачку и посоветовал оставить ее у себя в кармане. Сигарет у них тут было полно, но почему-то Переверзев предпочитал стрелять курево у друга, а не брать из общих запасов.

Он закурил и неторопливо пошел к лестнице. Сидеть в темноте было тошно, но наверху у входа торчал еще один бандит Мертвого по кличке Штырь и никого никуда не пускал. У него было квадратное равнодушное лицо, выцветшие глаза и пудовые кулаки. Разговаривать он не любил, обходясь не больше чем двумя-тремя словами зараз. Переверзев знал, что его подъем окончится ничем, но его будто черт толкал.

Он поднялся по щербатой каменной лестнице и толкнул плечом обшитую ржавым железом дверцу. Штырь, сидевший в закутке у выхода и наблюдавший за расстилавшимся вокруг пустырем, медленно повернул голову.

– Вали вниз! – сказал он, почти не разжимая губ, и отвернулся.

Переверзев, словно не слыша, шагнул вперед и сел рядом со Штырем. Щелкнул зажигалкой и поджег сигарету.

Штырь не произнес ни слова. Он просто развернулся и что есть силы пихнул Переверзева в плечо. Силы у него хватало. Переверзева отбросило к самой дверце. Сигарета выпала у него изо рта.

От ненависти у него даже дыхание перехватило. Но он как человек опытный не показал этого. Он только оперся о стену и стал медленно подниматься, не сводя глаз со Штыря. А тот, по-прежнему не раскрывая рта и даже не вставая, попытался спихнуть Переверзева ногой вниз, рассчитывая спустить его с лестницы.

Такие дешевые штучки с Переверзевым не проходили. Без труда уклонившись от пинка, он тоже пустил в ход ноги и ловко врезал Штырю по щиколотке. Тот зашипел от боли, потерял над собой контроль и попытался вскочить на ноги. Переверзев помог ему в этом, схватив Штыря за грудки и рванув на себя вверх. Но тут же в продолжение этого рывка боднул Штыря головой в переносицу, так что захрустела кость. Штырь замычал. Переверзев расцепил пальцы, и его противник рухнул в пыль у его ног. Переверзев с наслаждением дважды саданул его ногой в печень, потом еще и еще.

Штырь теперь только хрипел. Переверзев негромко сказал ему:

– Это тебе наука, урод! Умей вести себя в приличном обществе, а то будешь жрать дерьмо!

Он хотел обшарить карманы Штыря, и в этот момент за его спиной послышался севший от ненависти голос второго блатного:

– Ты что делаешь, сука!

Видимо, маневр Переверзева не оставил его равнодушным – он не выдержал и неслышно поднялся за ним следом, а теперь был полон жгучего желания покарать беспокойного моряка. Еще стоя на лестнице, он лихорадочно рвал на себе куртку, намереваясь достать из-под полы спрятанный там пистолет.

Эти чванные ублюдки из команды Мертвого даже не догадывались о том, что в кармане у Переверзева тоже лежит пистолет, «сувенир» из Тольятти. Правда, в магазине оставалось всего четыре патрона, но на этот случай большего и не требовалось.

Переверзев метнулся в сторону и одновременно выхватил из кармана «ПМ». Палец сам собой передвинул рычажок предохранителя, и когда блатной достал наконец свое оружие, Переверзев выстрелил в него подряд два раза.

Промахнуться с такого расстояния было невозможно. Блатной с коротким криком отшатнулся, взмахнул руками и загремел вниз по лестнице.

Но едва из подвала донесся последний глухой удар, как снова послышались шаги, и наверх выбежал Максаков. Его лицо было перекошено, глаза блуждали. Он с ужасом уставился на Переверзева, на пистолет в его руке, на хрипящего у выхода Штыря, а потом заорал:

– Ты что наделал?! У тебя крыша поехала, что ли?! Да нам теперь хана, ты это понимаешь, идиот?!

– Потише на поворотах, – негромко, но внушительно сказал Переверзев. – Я сейчас не добрый. Не задевай лучше.

Максаков будто задохнулся. Выпучив глаза, он несколько секунд рассматривал мрачное лицо товарища, а потом резко развернулся и опять побежал вниз. Через пять минут он вернулся, притихший, вялый, с унылой миной, и устало присел рядом. Молча достал сигареты, закурил и сунул пачку под нос Переверзеву. Тот мотнул головой.

– Ты же мне дал пачку, – напомнил он.

Они посидели немного, смоля сигареты. Над пустырем плыли высокие кудрявые облака. Ветер покачивал заросли крапивы около разбросанных бетонных плит. Вокруг не было ни души.

– Ну и что теперь делать? – сказал наконец Максаков, глядя в сторону. – Ты сам-то знаешь, что будешь делать?

– А то! – убежденно кивнул Переверзев. – Урою сейчас второго, пока он не очухался. А ты мне поможешь его вниз снести.

– Я не самоубийца! – с надрывом сказал Максаков. – Меня не впутывай!

– Думаешь, приголубят? – усмехнулся Переверзев. – Ошибаешься, Володя!.. Да не расстраивайся ты так! Они мысленно нас уже всех похоронили. Просто ждали, пока мы им каштаны из огня перетаскаем...

– Не гони! – с тоской сказал Максаков. – Ты нас всех подставил! И на хрена я с тобой связался? Боско должен был знать, что у тебя не все дома. Твою мать!.. – он схватился за голову. – Что же теперь делать?

– Не ной! – прикрикнул на него Переверзев. – В ушах звенит. Помоги лучше!

Он встал и подхватил Штыря под мышки. Тот все еще не пришел в себя. Голова его беспомощно болталась, с уголка синих губ стекала слюна. Переверзев требовательно посмотрел на приятеля.

– Ну и что, будешь сидеть, пока сюда Мертвый не приедет? – спросил он. – Шевелись! Уходить отсюда надо.

Максаков помотал головой.

– Никуда я не пойду! – злобно сверкнув глазами, объявил он. – И ты никуда не пойдешь. Ты все испортил – ты за все и будешь расплачиваться.

Он неожиданно полез за пазуху и тоже вытащил пистолет.

«Черт! Откуда он у него? – подумал Переверзев. – Ах да, он его внизу подобрал – у того кренделя. Вот это сюрприз, Толян! Сегодня просто день сюрпризов. Не хотелось бы закончить его с дыркой во лбу».

Они с Максаковым смотрели друг на друга, не шевелясь и не решаясь возобновить далеко не дружественный разговор. Максаков, овладевший ситуацией, похоже, не собирался отводить в сторону дуло пистолета, и взгляд его был настолько чужим и злобным, что на счастливое разрешение проблем рассчитывать было весьма проблематично.

И в этот момент в кармане Штыря зазвонил телефон. Мертвый периодически связывался с их тайным убежищем, чтобы убедиться, что все в порядке. Переверзев совсем забыл об этом. Забыл и Максаков. Звонок застал обоих врасплох. В глазах Максакова что-то дрогнуло, и он на корточках стал подбираться к Переверзеву.

– Не трожь! – сказал он почему-то шепотом. – Сам возьму.

– Оно тебе зачем? – нормальным голосом спросил Переверзев. – Не нам звонят.

– Спокойно! – все тем же лихорадочным шепотом проговорил Максаков, запуская руку под пиджак Штыря. – Спокойно! Отвали в сторону! Отвали, сказал!

Он угрожающе махнул пистолетом. Переверзев пожал плечами, опустил Штыря обратно на землю и медленно отодвинулся назад, не сводя глаз с пистолета.

– Гад! Сволочь! – повысил голос Максаков. – Этого номера я тебе, сука, не прощу, не надейся! Шизик гребаный! Умоешься кровавыми слезами!

– Ты, Вован, комиксов перечитал, что ли? – насмешливо спросил Переверзев. – Говоришь, как Черный Джек какой-нибудь...

– Заткнись! И стой, не шевелись! – оборвал его Максаков. – Я тебя с удовольствием пристрелю, тварь!

Он достал мобильник Штыря и принял вызов.

– Это Максаков говорит. У нас тут ЧП. Но я все держу под контролем, Мертвый! Баба на месте...

Переверзев слышал, как бьется в телефоне писклявый негодующий голос Мертвого. На лице Максакова появилось растерянное выражение, но пока еще он питал надежды.

– Я за все отвечаю, Мертвый! – торопливо сказал он. – Ты можешь на меня положиться... Ага! Понял! Жду.

Максаков уже складывал телефонную трубку, и тут Переверзев сказал, заглядывая ему за спину и делая удивленные глаза:

– Во! Уже едут!

Максаков не мог не купиться на этот трюк. Слишком он боялся Мертвого. И он купился.

Он канул один испуганный взгляд назад, но этого Переверзеву хватило, чтобы нанести удар ногой в пах. Этот удар у него особенно хорошо получался.

Максаков издал губами какой-то лягушачий звук и, схватившись за низ живота, клюнул вниз носом. Однако оружия он не выпустил, и тогда Переверзев, уже ни о чем не жалея, думая только о собственной жизни, выхватил пистолет и выпустил в бывшего товарища пулю. Уже без звука Максаков накренился набок и, раскинув руки, рухнул на Штыря. Переверзев наклонился, отволок его в сторону и без раздумий разрядил последний патрон в грудь Штыря.

Потом он подобрал чужой пистолет и принялся за работу. Не слишком заботясь о приличиях, он стащил, а вернее, сбросил вниз оба трупа, обшарил их и забрал себе боеприпасы и деньги. Все это заняло не больше пяти минут.

Закончив, Переверзев обвел глазами полутемный подвал, и взгляд его уперся в низкую дверь, запертую на тяжелый засов. Он раздумывал всего несколько мгновений. Потом решительно направился к двери и откинул щеколду. Внутри в полной темноте сидела перепуганная, лишившаяся всяких надежд актриса.

Вглядываясь в смутное пятно перед собой, Переверзев негромко позвал:

– Эй, дамочка! Собирайся, слышишь? Домой пойдем! Только пошевеливайся, а то как раз вместо дома на кладбище окажемся...

Вряд ли Копалова поняла, что ей говорят. Она даже не пошевелилась, а только вся сжалась от ужаса. Поняв, что словами ничего не добьешься, Переверзев шагнул в темноту и на ощупь нашел исхудавшее, трясущееся мелкой дрожью тело. Он рывком поднял женщину на ноги и потянул за руку к выходу.

– Уносим ноги! – грозно сказал он. – Дошло до тебя? Сваливаем, пока нам с тобой башку не открутили!

Копалова еле передвигала ногами. Тюремщики кормили ее, но, конечно, не следили за тем, ест она или нет. К тому же постоянный стресс вымотал ее.

«Похоже, у дамочки совсем нет сил, – подумал Переверзев. – Если успеем уйти, считай, Толян, что ты счастливый билет вытянул!»

Наверх он вынес артистку на руках. Яркий свет заставил ее вскрикнуть и зажмурить глаза. «Черт, еще не хватало, чтобы она тут ослепла! – подумал с досадой Переверзев. – Нет, не вытянуть тебе, Толян счастливого номера!».

Мертвый всегда приезжал очень быстро. Вряд ли в их распоряжении было хотя бы десять минут. Двигаться к Кольцевой в такой ситуации было бы безумием. В стороне – рукой подать – темнела роща. Переверзев решил, что нужно уходить туда.

Копалова еле двигалась, и ему пришлось почти всю дорогу тащить ее на руках. Едва они скрылись за деревьями, как на пустыре появилась кавалькада из двух черных машин, которые, отчаянно пыля, помчались к заброшенной стройке.

Копалова, обессилев, опустилась возле березки на землю и привалилась боком к белому стволу. Лицо ее было бледным, такого же цвета, как березовая кора. За все это время она не произнесла еще ни одного слова.

Переверзев достал сигарету, прикурил и присел рядом с артисткой.

– Очнись, красавица! – почти ласковым тоном произнес он. – Ретироваться нам нужно. Организованно и очень быстро. Если, конечно, нет желания опять в подвале очутиться.

При слове «подвал» Копалова вздрогнула и открыла глаза. Они были полны ужаса.

– Кто вы? – прошептала она.

– Моряк торгового флота, – усмехнулся Переверзев. – Было время, с вашим муженьком бороздил океанские просторы. Как в песне поется – мы ли, дили-дили, не ходили в Бостон... В Бостон, и правда, не ходили, но и без того повидали, не дай бог... Не время сейчас, а то бы я такого порассказал – уши бы в трубочку свернулись... – он засмеялся.

– А где... – начала Копалова, и голос ее оборвался от волнения. – А где все остальные?

– Все умерли, – сказал Переверзев. – И знаете, это вещь заразная. Может и на нас перекинуться. Поэтому вставали бы вы лучше – нам идти надо.

– Куда? – жалобно спросила Копалова. – Куда вы меня ведете? Я боюсь.

– Я сам боюсь, – объяснил Переверзев, – потому и идем в лес. В чистом поле нам сразу каюк. Видели те две машины? Это главный бандит приехал. Его ребята вас похитили. Вряд ли они захотят так просто с вами расстаться. Еще что-нибудь рассказать, или этого достаточно?

Не дожидаясь ответа, он бесцеремонно поднял женщину и потащил за руку вглубь рощи. Она шла, заплетаясь ногами и всхлипывая. Наконец она опять просто сползла на землю и, сжавшись в комок, заплакала.

Переверзев посмотрел на нее сверху вниз и плюнул с досады.

«Добрые дела накладно делать, – подумал он. – Не то что грешить. Вон, троих пришил – и ни звука. Как стакан водки выпил. А тут начинается... Одно слово, театр!»

Поняв, что Копаловой нужно время, чтобы прийти в себя, Переверзев вернулся на край рощи и выглянул из-за кустов. То, что он увидел, наполнило его душу холодом. Один из джипов, подпрыгивая на кочках, ехал в сторону рощи.

«Вот сволочи! – выругался про себя Переверзев. – Смикитили, твари! На сто процентов они, конечно, не уверены, иначе бы все поехали. Но проверять будут. И тут нам хана. От нескольких человек не отобьешься. И убежать уже не получится».

Сделав этот безрадостный вывод, Переверзев полез в карман и вытащил пистолет. На этот раз он обзавелся «кольтом» – мощной машиной, которая так популярна в американской армии. Патронов к ней тоже хватало. Завалить одного-двух можно было бы без особого труда, но это только усугубило бы ситуацию.

«Глупая баба! – с раздражением подумал Переверзев. – За сволочь замуж вышла, на цветы купилась, теперь на травке отдыхает... А за нее тут кровь проливай...»

В глубине души он понимал, что не прав и Копалова, как и любой другой человек, не может прыгнуть выше своей головы. И еще ему очень не хотелось в самом деле проливать кровь – ни свою, ни чужую. По этой части сегодня был явный перебор.

Мощный джип подъехал к роще, развернулся и встал. Дверцы его распахнулись, и на траву выпрыгнули четверо плотных озабоченных парней в кожаных куртках. Переверзев узнал их. Это были люди из ближайшего окружения Мертвого – Даня, Жмот, Багор и Хруст. Человеческих имен они не употребляли.

Выйдя из машины, они остановились и стали внимательно разглядывать рощу, пустырь и зачем-то даже небо над головой. Переверзев благоразумно присел за кустами, и его не заметили. Было ясно, что городским ребятам не особенно светит сбивать каблуки, таскаясь по лесу, тем более что уверенности в целесообразности такой прогулки у них не было. Переверзев даже понадеялся, что, потоптавшись немного, они благополучно отправятся восвояси.

Но он ошибся. Скорее всего, Мертвый отдал приказ – без беглецов не возвращаться. Как ни противно было этим ребятам ходить пешком, ослушаться приказа они не собирались. Багор, который был у них главным, что-то коротко сказал и махнул рукой, как бы распределяя участки. Бандиты рассыпались и волчьей трусцой ринулись в заросли.

Переверзев тихо пополз назад – туда, где оставил свою несуразную спутницу. Он знал, что должен немедленно что-то придумать, если не хочет закончить жизнь в этой тихой роще. Когда он добрался до нужного места, в голове его появилась одна нахальная идея. Теперь ему нужна была только удача.

Глава 10

Протяжный душераздирающий звонок телефона прямо-таки подбросил Гурова на постели. Еще не открыв глаза, он сел и сдернул трубку с аппарата.

В последние дни он так уставал, что, боясь проспать все на свете, выводил громкость телефонного сигнала на полную. В результате теперь проснулась, разумеется, и Мария, перепуганная и сердитая.

– Господи, что это? Война началась? – проворчала она из темноты, шаря рукой по столику возле кровати, чтобы зажечь ночник. – Гуров, ты или сошел с ума, или у тебя проблемы со слухом...

– Тише! – простонал Гуров и, стараясь говорить бодрым не заспанным голосом, ответил в трубку: – Гуров слушает!

– Товарищ полковник! Это Кураев говорит. Докладываю – только что засекли сигнал на домашний телефон объекта.

Сон у Гурова как рукой сняло. Он отшвырнул в сторону одеяло и опустил ноги на пол.

– Дальше! – нетерпеливо выкрикнул он. – Я слушаю! Они выдвинули требования? Вы их засекли? Да говорите же!

Видимо, чтобы сохранять конспирацию, Кураев старался объяснять все намеками, и Гуров окончательно разозлился.

– Мой телефон не прослушивается, капитан! – рявкнул он, пытаясь одной рукой натягивать на себя брюки. – И не время сейчас турусы разводить. Говорите все как есть!

– Местоположение засечь не удалось, товарищ полковник, – деловито сказал Кураев. – Разговор длился всего несколько секунд.

– Что они от него потребовали? Женщина жива?

– Сказали – жива. А потребовали всего ничего – сидеть сегодня утром дома и ждать их звонка. Они дадут ему инструкции, что делать дальше. И еще добавили, что если он не будет выполнять все их требования, жены ему не видать как своих ушей.

– Что он им ответил? – спросил Гуров. – Ответил он по сценарию, как договаривались?

Кураев на секунду запнулся, а потом с сожалением сказал:

– Товарищ полковник, он послал их подальше! Прикажете доложить полный текст?

– Как послал?! – ахнул Гуров. – Ты что несешь, Кураев?

– Послал, – виновато подтвердил капитан. – Послал и сам положил трубку. Может, они бы и подольше говорили, но он оборвал связь. Что теперь делать?

– Вот сволочь! – выругался Гуров по адресу Гузеева. – Ладно, ничего не делать. Продолжайте прослушку. Я сейчас же выезжаю.

Гуров поднялся и наконец сумел надеть брюки. Мария, подперев щеку кулаком, вопросительно смотрела на него.

– Случилось что-то серьезное? – спросила она осторожно.

– Случилось! Не знаю я, что случилось! – в сердцах сказал Гуров. – Но знаю, что может случиться очень скоро. В вашей труппе может появиться вакансия на амплуа... Кем там была у вас Копалова?

– Как?! Ее хотят убить?! – испугалась Мария. – Боже! Ты должен сделать что-нибудь!

Прямо в ночной рубашке она вскочила с постели и начала метаться по комнате.

– Гуров, это ужасно! Эта девчонка еще и не жила. Да она даже еще и не поняла, что такое сцена, хотя изображала из себя великую актрису... Я ее не люблю, но знать, что она вот так бессмысленно погибла...

– Да не каркай ты! – необычно грубо сказал Гуров. – Никто еще не погиб. Правда, господин Гузеев сделал все, чтобы угробить свою супругу. Я этого не понимаю, и это выбивает меня из колеи. Что у него на уме?..

– Ты едешь к нему?

– Я еду к той группе, которая прослушивает его домашнюю линию, – ответил Гуров. – Будь добра, пока я чищу зубы – разбуди Крячко и скажи, что я его жду. Он-то зубов чистить не станет – примчится мигом.

Когда Гуров вернулся из ванной, Мария объявила, что Крячко, должно быть, уже выехал.

– Извини, я взяла на себя дерзость разъяснить ему некоторые подробности, – призналась Мария. – Надеюсь, ты не будешь на меня в претензии, тем более что Стас сказал, что предчувствовал это с самого начала.

– Уж он предчувствовал! – пробурчал Гуров, продевая голову в портупею для наплечной кобуры. – Задним умом мы все крепки.

За нарочитой суровостью Гуров прятал смущение, потому что, по большому счету, сомнения были и у него тоже. Просто он не дал им развиться, поскольку полагал, что для Гузеева похищение жены будет такой же трагедией, как для любого нормального человека. Он полагал, что в такой ситуации не следует кивать на прошлое человека и чересчур зацикливаться на его моральных качествах. Наверное, он ошибся.

Но имелся и еще один момент, который не был ими до конца проработан, а между тем он имел большое значение не только для хода расследования, но и для самого господина Гузеева. Не поняв до конца этот момент, невозможно было разобраться во всем деле. Однако Гузеев помочь им не спешил, а может быть, и не хотел.

Все началось на следующий день после того, как Гуров вернулся в Москву. Уже имелась договоренность с Гузеевым, как вести себя в случае, если похитители дадут о себе знать, уже вся задействованная Гуровым группа рыла землю в поисках хотя бы намека на неизвестную банду, специалисты сутками прослушивали телефонные переговоры Гузеева, боясь пропустить хотя бы слово, когда случилось одно не слишком громкое событие, заставившее Гурова и Крячко призадуматься.

Эксперты принесли первоначальное заключение по газетным вырезкам, которые Крячко привез из Тольятти. Заключение оказалось настолько неожиданным, что Гуров счел нужным немедленно вызвать к себе для объяснений Гузеева.

Телефонный разговор с ним проходил в лучших детективных традициях, настораживающими полунамеками, которые, по идее, должны были вывести человека с нечистой совестью из равновесия, заставить его нервничать и совершать ошибки. Проводить столь безжалостные эксперименты над господином Гузеевым заставила ситуация. Ознакомившись с заключением экспертов и прочитав содержание статьи – той самой, сопровождавшейся фотографией арестованных моряков, Гуров и Крячко усомнились в достоверности откровений бывшего капитана.

Эксперты утверждали, что статья взята из какой-то провинциальной газеты десяти-двенадцатилетней давности. Предполагалось, что газета была издана на одном из островов у побережья Западной Африки, где в ходу был португальский язык. Кроме весьма специфических местных новостей, на этом клочке газеты больше никакой информации обнаружить не удалось. Эксперты, однако, утверждали, что ни в одной из серьезных европейских газет такая статья появиться не могла. Речь шла именно о бульварной газетенке некоей заштатной провинции то ли Португалии, то ли одной из ее бывших колоний. Статья об аресте команды судна под названием «Галатея» была, по-видимому, настоящей местной сенсацией. Правда, написана она была прихотливым и вычурным стилем, который наверняка был очень моден в тех краях. Автор не жалел ни эпитетов, ни леденящих душу подробностей, из которых по крайней мере половина выглядела совершенно фантастично.

Но и вся история про «Галатею» больше смахивала на сюжет приключенческого фильма с погонями, контрабандистами и ловкими полицейскими. Если оставить в стороне журналистские изыски, то речь в статье шла о том, как в портовом городе высадилась целая банда головорезов и наркоторговцев, которая оккупировала все городские бары и принялась наводить свои порядки, устраивать дебоши, размахивать оружием, пить спиртные напитки и нюхать кокаин. Честные местные моряки попытались сделать безобразникам замечание и чуть не поплатились за это жизнью. Пираты устроили в городе настоящий ад. Слава богу, отважные полицейские под командованием храброго капитана Сантуша сумели остановить разгул насилия и повязали всю команду. Арест был также наложен на судно под названием «Галатея». Корреспондент утверждал, что при обыске в трюмах корабля были обнаружены тонны героина, сундуки с алмазами, тысячи единиц автоматического оружия и еще много всякой гадости. Что удержало автора от соблазна присобачить к этим находкам еще и летающую тарелку с зелеными человечками, было неясно – возможно, врожденная стеснительность.

Тем не менее факт оставался фактом. Более десяти лет назад в некоем порту вблизи африканского континента была арестована вся команда судна «Галатея», плававшего под либерийским флагом. Команда почти сплошь состояла из русских моряков, и хотя их фамилии были безбожно перевраны, кое-какие из них показались Гурову знакомыми. Выцветшая фотография давала тоже немного информации, но главное было в том, что именно на «Галатее» заканчивал свою зарубежную карьеру господин Гузеев. Это ее он оставил на острове Бельвиль, дав деру от своих товарищей. В газете, кстати, упоминалась и компания «Оушен Транс-Гарант», которой принадлежало судно.

Ошибки быть не могло – то самое судно, та самая компания, та самая команда, и даже фамилия Боско-Томкина фигурировала в статье. Но в ней он был поименован более экзотично – Серхио Тьемкинш, причем утверждалось, что капитаном пиратского судна являлся именно он. В заключение статьи автор выражал уверенность, что суд справедливо и жестоко покарает возмутителей спокойствия и лет десять заключения в «самой суровой тюрьме Атлантики», как он выразился, пойдут им на пользу.

Как там было дальше на самом деле, Гуров не знал, да его теперь интересовало совсем другое. Если Боско был убит или ранен на острове Бельвиль, а судно и команда были арестованы там, то откуда взялась эта статья? И когда все это произошло – до или после Бельвиля? Кстати, и сам этот вопрос вызывал сомнения, потому что если Гузеев рассказал им правду, эта статья просто не могла появиться на свет. Случая с арестом команды во главе с Боско просто не могло быть!

Чтобы разобраться с этой информацией, Гуров и пригласил к себе Гузеева. Тот явился и невозмутимо выслушал фантастическую историю. Однако давать комментарии у него не было никакого желания.

– Не понимаю, что вас так заинтриговало, – сказал он. – Обычная провинциальная «утка». Тамошние газеты полны вранья. Чтобы не прогореть, редактора пускаются во все тяжкие. Ну и что с того, что судно называется «Галатея». Писака мог видеть это название в порту. Все остальное – плод его буйной фантазии. Уверен, что на самом деле он был свидетелем какой-нибудь банальной кабацкой драки. В портовых барах это обычное дело.

– А фамилии моряков? – поинтересовался Гуров. – Он тоже увидел их в порту?

– Вы меня удивляете, Лев Иванович! Какие фамилии? Я бы, пожалуй, не рискнул заявить, что мне эти фамилии известны. Это может быть что угодно. Кстати, слышать он их мог в разговорах. Моряки – большие любители потрепаться. Ему понравились экзотические имена, и он дал их своим героям, практически вымышленным персонажам. На вашем месте я бы не придавал значения этим полуистлевшим клочкам неизвестно какой газеты. В юридическом смысле это полный ноль.

– Боюсь, что с этого ноля нам придется заново начинать расследование, – возразил Гуров. – Не буду утверждать, что вы пытаетесь ввести нас в заблуждение, но согласиться с вашей трактовкой информации не могу. Дыма без огня не бывает. Газетенка желтая, согласен, но просто отмахнуться от нее мы не можем. И знаете, почему? Мы не в Интернете откопали эту статью. Ее нашли в вещах одного из членов вашей команды. Почему-то он хранил эту выдумку более десяти лет...

Сообщая это, Гуров ожидал, что последует немая сцена. Но Гузеев и тут не моргнул глазом.

– Вы разыскали человека с моего судна и говорите об этом в последнюю очередь? – удивился он. – Кто он? Я должен с ним встретиться?

– Пока неважно, кто он, – уклонился от ответа Гуров. – Важно то, что он придавал большое значение этой статье. Почему?

– Может быть, лучше спросить об этом у него? – холодно отозвался Гузеев. – Мне добавить больше нечего. Мое капитанство закончилось на Бельвиле. Все, что мне было известно, я вам уже рассказал. Никаких корректив в рассказ вносить не собираюсь, извините.

Разговор на этом зашел в тупик, и Гуров решил на время отложить его, сосредоточившись на предстоящей операции по поискам Ольги Копаловой. Господин Гузеев с большим облегчением перешел к этой теме и снова подтвердил свою готовность выполнить все инструкции, данные ему оперативниками.

И вдруг этот человек в самый важный момент срывает переговоры с бандитами и ставит операцию на грань полного провала. Да что там провала – катастрофы! «Для чего это ему нужно? – эта неотвязная мысль преследовала Гурова сейчас постоянно. – Почему он все испортил? Ведь это не просто так – у Гузеева есть какая-то цель, которую он скрывает от нас. Неужели все, что он говорил до этого, было ложью? Кто же он на самом деле?»

Наверное, был прав генерал Орлов, когда заявлял, что сейчас ни один из вопросов не может иметь значение – только вопрос о спасении Копаловой. Гуров и сам это понимал. Но он понимал теперь, что в дальнейшем им придется взяться за Гузеева более тщательно. Возможно, впереди их ждет проверка всех его заморских басен. Что-то с ними было не так. Чем черт не шутит, возможно, и Крячко на острова Зеленого Мыса придется отправлять. Не подшивать же в дело клочок старой газеты без названия! «А вообще, нужно, чтобы с Гузеевым хорошенько побеседовал следователь поопытнее, такой, который умеет хорошо силки расставлять, – думал Гуров. – Неважно, что он у нас потерпевший и дружбу с сильными мира сего водит. От хороших вопросов никто еще не страдал – кроме нехороших людей. Но мне лично все эти туманности Андромеды уже надоели...»

Отъехав от дома, Гуров связался с Крячко и договорился о месте встречи. Потом он попытался дозвониться до Гузеева, но тот в нарушение всех договоренностей и инструкций поотключал телефоны. Это немедленно подтвердил и Кураев, возглавлявший группу прослушивания. Он позвонил тут же и взволнованным голосом сообщил о том, о чем Гуров уже и сам знал. Еще он спрашивал, что теперь делать.

– Мы с Крячко едем к Гузееву, – ответил Гуров. – Там на месте все и решим.

За домом, где проживал Гузеев, велось постоянное наблюдение. Это была шестнадцатиэтажная громада с подземным двухуровневым гаражом, с охраной на первом этаже и огороженным участком вокруг. Один из оперативников Гурова весело проводил время в вестибюле, в компании нанятых охранников, другой скучал в служебном автомобиле напротив дома. Но оба докладывали одно и то же – обстановка спокойная, ничего подозрительного не замечено.

Гуров попытался связаться с квартирой Гузеева из вестибюля, но у него опять ничего не вышло. Это выглядело уже совсем странно.

– Господин Гузеев куда-то отлучался до нашего приезда? – поинтересовался Гуров.

И охрана и оперативник утверждали, что Гузеев с вечера в вестибюле не появлялся.

– А минуя вестибюль он мог покинуть здание? – поинтересовался Гуров.

– В принципе, имеется отдельный лифт и отдельная лестница, по которой можно пройти в гараж, – объяснили ему. – Но из гаража никто ночью не выезжал – это абсолютно точно.

Пожав плечами, Гуров направился к лифту. Крячко, который беседовал с оперативником, дежурившим вне здания, немного запоздал и догнал Гурова, уже когда тот садился в кабину.

Они поднялись на седьмой этаж и позвонили в квартиру Гузеева. Им никто не ответил.

– Вот так попали, – недовольно заметил Гуров, принимаясь колотить в дверь кулаком. – На ровном месте да мордой об асфальт. Господин Гузеев становится мне все менее симпатичным. Что за номер он решил выкинуть теперь?

Никакие усилия не помогли им попасть в квартиру Гузеева. Пришлось опять спускаться и вести беседу с охраной. Беспокойство Гурова постепенно передалось и обоим стражам. Они переглянулись и принялись рассуждать о том, что могло случиться с Гузеевым.

– Может, мотор прихватило? – озабоченно спросил один. – Запросто. Возраст у него как раз подходящий. А тут еще проблемы. У меня сосед вот так...

– Да нет, мужик вроде крепкий, – возразил второй охранник. – На сердечника не похож. Может, пропустили мы его – ушел куда?

– Как же мы могли его пропустить, если вот говорят, час назад он точно дома был? Никак мы его пропустить не могли. Ни пешком не выходил, ни машину не выводил. Вот и ваш товарищ свидетель. Должен дома быть.

Слушая этот бесконечный спор, Крячко наконец заметил:

– Знаешь, Лева, что-то тут не так. Чует мое сердце, что пока мы тут лясы точим, происходит что-то очень важное или уже произошло. Может, вскроем квартирку-то, пока не поздно?

– У нас нет абсолютно никаких оснований для этого, – озабоченно сказал Гуров. – А если Гузеев просто не желает с нами разговаривать? Если он намеренно сорвал нам операцию и теперь избегает объяснений? Хотя в таком случае мы тем более должны его увидеть. Знаешь что? Будь по-твоему, возьмем грех на душу! Только сумеешь ли ты вскрыть замок в квартире?

– Если бы не мог, то я и разговора бы не затевал, – гордо ответил Крячко. – Такие замки я открываю на раз.

Один из охранников помялся, а потом сказал, что их уволят, если хозяин квартиры поднимет шум.

– Даю тебе слово офицера, – важно заметил на это Крячко, – что этот хозяин шум поднимать не станет. А если и станет, то мы живо найдем на него управу. Он своим поведением ставит под угрозу жизнь человека, а такие вещи под статью попадают.

Охранников это не слишком убедило, и они вызвались сопровождать Гурова и Крячко до квартиры, чтобы, как они выразились, засвидетельствовать ситуацию. На самом деле, как полагал Гуров, они всего лишь хотели ради душевного успокоения убедиться, что у Крячко не получится вскрыть секретный замок. Внизу остался один оперативник.

Надежды охранников не оправдались. Крячко с блеском провел ряд манипуляций с отмычками и менее чем через пять минут отпер дверь. Они вошли в квартиру и с порога принялись окликать хозяина, чтобы предупредить возможное негодование.

Квартира встретила их темнотой и полной тишиной. Гуров уже чувствовал, что они не обнаружат здесь ни одной живой души, но для порядка пришлось все осмотреть. Проверили все вплоть до туалета. Крячко даже заглядывал под кровать и диваны. Гузеева и след простыл. Это было непонятно и вызывало тревогу, тем более что никаких намеков на то, куда мог исчезнуть Гузеев, в квартире не осталось.

– Что за дьявольщина! – расстроился Крячко. – Не мог же он вот так запросто испариться! Или его унесли черти?

– Нет, конечно, – поморщился Гуров. – Конечно, он не испарился, и его не унесли черти. Вернее всего, господин Гузеев просто провел нас и незаметно улизнул. Положение на редкость дурацкое, потому что нам практически нечего докладывать по этому поводу. Одни туманные догадки. Но хуже всего даже не это. Хуже всего, что в любую минуту могут позвонить похитители, а этот звонок мы не имеем права прозевать. Следовательно, я принимаю решение установить дежурство у домашнего телефона Гузеева до возвращения хозяина. Все объяснения с ним берем на себя, ну а посторонних просим пока удалиться.

Когда растерянные охранники покинули квартиру, Крячко спросил:

– А ты уверен, что похитители не заметят подмены? Честно говоря, я не обладаю даром имитатора, да и ты, по-моему, тоже.

– У нас нет выбора, – возразил Гуров. – Непредсказуемый господин Гузеев поставил нас в жесткие рамки. Так что придется постараться, Стас. А вдруг у тебя как раз откроется дар? Будем на старости лет с бродячим цирком ездить, когда нас отправят на почетную пенсию.

– Перспектива заманчивая, что и говорить, – покачал головой Крячко, – но, по-моему, все мои таланты давно раскрылись. Так что рассчитывать на это не стоит. Нужно принять как данность, Лева, эту операцию мы провалили. Лучше уж вообще не брать трубку. Хозяин вышел, и все... Пусть тоже поломают себе голову. А мне все-таки интересно, куда исчез этот отважный капитан? Уж не вылетел ли он, подобно колдуну, в какую-нибудь трубу? Честно говоря, я бы не удивился. Такой скользкий тип и на это способен.

Гуров не стал дискутировать на эту тему. Он с задумчивым видом еще раз прошелся по квартире, заглядывая во все доступные обозрению углы, и особое внимание обратил на ноутбук, который в раскрытом виде стоял на столе. Поколебавшись немного, Гуров включил его и порядком удивился – ноутбук не загружался. Дорогая, что называется продвинутая, машина была пуста. На жестком диске не было установлено даже никакой операционной системы. Этот факт крайне заинтересовал Гурова. Пустой ноутбук на столе у делового человека – довольно неожиданная находка. Причем по внешнему виду нельзя было сказать, что этот ноутбук был куплен только вчера. Да и не продаются теперь компьютеры, на которых ничего не установлено. К тому же рядом валялся шнур, с помощью которого владелец подключался к сети по высокоскоростному каналу. Ноутбуком, несомненно, пользовались, и пользовались активно. Логично было предположить, что всю информацию на жестком диске недавно намеренно уничтожили.

Эти два факта – странное исчезновение самого Гузеева и пустота на его личном ноутбуке – явно были связаны между собой.

– Подожди здесь! – сказал Гуров Крячко и пошел к выходу.

Он спустился на первый этаж и потребовал от охранников проводить его в подземный гараж.

– Я хочу убедиться, что автомобиль Гузеева на месте, – объяснил он.

Один из охранников поднялся со своего места, и тут оперуполномоченный сказал с некоторым сомнением в голосе:

– Товарищ полковник, не знаю, наверное, это не имеет значения, но тут, пока вы все находились наверху, один человек вышел.

Гуров остановился и резко обернулся.

– Что за человек? Откуда вышел?

– Спустился по лестнице, – пожал плечами опер. – Приличный человек, среднего роста, в легком пальто. Вообще одет хорошо, видно, что в кармане у него шевелится.

– И как он выглядел?

– Нет, на Гузеева совсем не похож, – уверенно сказал опер. – У этого борода такая вот, – он изобразил бороду руками. – Черная. Спокойно так вышел, кивнул еще...

– Что-нибудь говорил? Вещи при нем были?

– Ничего не говорил. И вещей никаких, – растерянно произнес опер, замечая, что лицо Гурова все более мрачнеет.

– У вас тут живет кто-нибудь вот с такой бородой? – спросил Гуров, оборачиваясь к охранникам.

– Да есть один с бородой, – подтвердили они. – Только не черная она у него, а так, вроде русой...

Гуров опять уставился на оперуполномоченного.

– А теперь прикинь, умник – что, если Гузееву прицепить такую бороду? – сказал он.

Парень замялся. Мысленно он проделал такую операцию, и результаты ее, кажется, его не обрадовали.

– Да нет... – неуверенно пробормотал он. – Я бы заметил...

Но в голосе его не было никакой убежденности. Гуров уничтожающе посмотрел на него и достал мобильник.

– Дежурная часть? Полковник Гуров из управления. Немедленно свяжитесь со всеми вокзалами и аэропортами...

Глава 11

Копалова в полной прострации сидела под березкой, ничего, кажется, не замечая вокруг. Даже возвращение Переверзева не произвело на нее никакого впечатления. Лицо ее было перемазано лесной пылью, в которой были прочерчены бледные бороздки от слез. Копалова щурилась и терла глаза грязным кулачком.

Переверзев присел рядом с ней на корточки, тряхнул за плечо и грубовато спросил:

– Ну, не отошла еще? Это зря! По нашу душу ведь сейчас придут. Тогда не так плакать будем...

Его проникновенная речь прошла мимо ушей женщины. Она никак на нее не отреагировала, будто происходящее совершенно ее не касалось. Переверзев подавил жгучее желание влепить ей хорошую затрещину и еще раз сказал:

– Времени у нас совсем уже нет, девушка! Ты ползти можешь? Нужно проползти вон туда – только как можно незаметнее, а то тут кругом ветки да кусты. Ты уж постарайся, голуба, а то подыхать неохота, честно тебе говорю!

Он замолчал, прислушиваясь. Где-то неподалеку слышались легкие равномерные щелчки – кто-то шел меж деревьев, наступая на сухие ветки. Переверзев потянул Копалову вниз.

– Приляг! – прошипел он ей. – Если заметят, пропали мы!

Женщина послушно легла. Похоже, к самостоятельным действиям она была совершенно не готова. Переверзев понял, что доволочь ее до машины будет неразрешимой задачей. Тогда он решил все переиграть. Новый его план был не менее авантюрным, но это не имело уже никакого значения. Переверзев понимал, что уголовники обшарят всю рощу и рано или поздно наткнутся на них. Единственная возможность спастись – это опередить их, перехитрить, пусть даже самым примитивным способом.

Переверзев заставил Копалову заползти в кусты и там оставил. Сам же он поднялся на ноги, уже не прячась и даже намеренно стараясь привлечь к себе внимание. Он побежал назад, к пустырю, стараясь производить как можно больше шума – трещал хворостом, кашлял, задевал за кусты.

Это сработало почти мгновенно. Через секунду и справа и слева послышались встревоженные крики и топот – бандиты развернулись и помчались за ним вдогонку. Как и надеялся Переверзев, у них уже не было времени осматривать все лесные закоулки. Все их помыслы были сосредоточены на том, чтобы догнать беглеца. Или беглецов, как им, видимо, казалось.

Переверзев даже не очень спешил, чтобы преследователи подтянулись к нему поближе. По большому счету, он им был не особенно и нужен – так, моральное удовлетворение – настоящую ценность для них представляла женщина. Понимая это, Переверзев старался отвести бандитов в первую очередь от нее. Не то чтобы он испытывал к этой изнеженной девчонке какую-то симпатию, скорее наоборот. Но он уже перешел ту границу, за которой осталась старая жизнь, и возвращаться туда Переверзеву не хотелось. Ему даже нравилась его новая роль человека, восстанавливающего справедливость. Собственно, и до этого он тоже был одержим одной идеей – вернуть старые долги, а разве справедливость не в этом заключается? Но теперь он старался не для себя, и это давало Переверзеву ощущение почти забытой свободы. Наверное, в глубине души его терзало сожаление о смерти Максакова, но он просто не мог сейчас сосредоточиться на этом чувстве, он должен был сначала решить вопрос о собственной жизни и смерти.

Он выбежал из рощи, слыша непрекращающийся хруст веток за спиной. Его настигали. До развернутого задом джипа оставалось метров двенадцать. И здесь уже Переверзев прибавил ходу. Никелированный «кольт» оттягивал ему руку – Переверзев был готов ко всему.

Из джипа неожиданно выскочил водитель. Про него Переверзев забыл. Сюрприз был неприятный, но не смертельный. Прямо на бегу Переверзев вытянул руку и выстрелил в злобную сытую физиономию. Водитель взмахнул руками и спиной повалился на раскрытую дверцу, едва не вывернув ее с корнем.

Выстрел привлек внимание тех бандитов, которые остались возле убежища. Вернее, одного бандита – сидевшего во втором джипе. Издалека Переверзев увидел, как тот выскочил из машины и бегом бросился вниз в подвал.

Позади раздались разъяренные крики. В зеркале Переверзев увидел, как из рощи один за другим выскакивают бандиты. Он еще надеялся забрать Копалову, хотя надежды эти таяли с каждым мгновением.

Переверзев завел мотор, сдал назад и развернулся на полной скорости. Перед ним в ветровом стекле мелькнуло растерянное лицо Дани. Переверзев, не раздумывая, нажал на газ и услышал, как ударилось о капот человеческое тело.

Загремели выстрелы. Несколько пуль прошили обшивку над головой Переверзева. Он стиснул зубы и принялся бешено вращать баранку, кружа по траве, как взбесившийся бык. Бандиты бросились врассыпную, но Переверзев все-таки успел подцепить еще одного – кажется, это был Багор. Его тело подпрыгнуло над землей, перевернулось два раза и провалилось в какую-то поросшую травой яму. Остальные попрятались.

Зато со стороны стройки уже мчался второй джип, намереваясь отрезать Переверзеву путь к отступлению. Переверзев понял, что ничьей шкуры, кроме своей, спасти ему уже не удастся.

«Извиняйте, дамочка! – сказал он мысленно. – Были у меня намерения вам помочь, да вот не сложилось. Может, бог вам поможет, а мне самому выбираться надо».

Он прибавил скорость и помчался к дороге, огибая второй джип, который настойчиво мчался ему наперерез. В какой-то момент Переверзев понял, что уйти ему не дадут – его просто протаранят в бок. И тогда он развернул машину и помчался прямо на второй джип – лоб в лоб.

Ему не хотелось умирать, но, как ни странно, умереть он нисколько не боялся. Ему даже стало весело, когда, разбрасывая из-под колес клочья травы и угрожающе рыча моторами, две мощные машины неслись через пустырь навстречу друг другу, точно два истребителя, расстрелявшие боезапас и решившиеся на таран.

Должно быть, у водителя второго джипа настрой был пожиже, или слишком уж ценный груз находился у него в салоне, но в решающий момент нервы у него сдали, и он отвернул руль в сторону. Его машину швырнуло вбок, да тут еще Переверзев на полной скорости долбанул ее по касательной в крыло и помчался дальше.

Джип, в котором сидел Мертвый и несколько его подручных, влетел в невысокий, но густой кустарник и заглох. Бандиты с проклятиями высыпали из машины и попытались обстрелять удаляющийся джип Переверзева. Но через несколько секунд Мертвый махнул рукой.

– Ушел, сука! – выдохнул он. – Прячь стволы! Сваливать отсюда надо. Шум подняли на всю Москву. Менты на вертолетах сегодня как сбесились.

– А как же баба, Мертвый? – спросил кто-то.

– Забудь про бабу, – сказал главарь. – Не было ее никогда. А вот где эти козлы? Где Жмот, где Багор, где Хруст? – он посмотрел в сторону рощи.

Словно отвечая на его вопрос из каких-то колдобин вылезли двое и, хромая, зашагали к джипу.

– Шевели копытами! – заорал Мертвый. – Где Даня и Багор? Водила где?

Хруст, который шел первым, издалека махнул рукой. Жест этот был красноречивее любых слов.

– Ну, падлы! – с угрозой сказал Мертвый, глядя себе под ноги, хотя кого он сейчас имеет в виду, было не совсем ясно.

– Что будем делать, Мертвый? – с беспокойством спросил один из бандитов. – Нужно же хмырю звонить – а баба сбежала. На понт брать будем, что ли? Тогда торопиться надо, пока она ему первая не позвонила.

– Тачку вытащите сначала! – буркнул Мертвый, физиономия которого все более мрачнела. – Эти лохи, – он махнул в сторону подошедших Жмота и Хруста, – пускай снесут всех жмуриков в подвал и сожгут. Возьмите в багажнике канистру... А мы уезжаем. И запомните, никакой бабы не было, а я здесь вообще не появлялся! Вякнет кто лишнее – я сам ему глотку вырву!

– Мертвый, а как же... – растерянно проговорил Хруст. – Как же пацаны наши? Тоже, что ли бензином? Не по совести как-то... Похоронить бы надо...

– Хорони. Как раз почетный караул скоро подъедет, – спокойно сказал Мертвый. – Еще и залп из всех орудий дадут... – он снова сорвался на крик. – Сказал, сжечь всех! И пошевеливайтесь! Бабу уже упустили, хотите теперь, чтобы менты на нас вышли?!

– Ну ладно, покойникам по барабану – похоронят их или нет, – заметил более рассудительный Жмот. – А мы как же? Ты что же, нас здесь бросишь, Мертвый?

– Не брошу, а оставлю, – ответил Мертвый, запрыгивая в салон джипа, который уже выволокли из ямы. – Я за вас мертвяков таскать не буду. Сами лоханулись – сами и расхлебывайте. Поехали!

На траву полетела канистра с бензином. Хлопнули дверцы. Джип зарычал и помчался по пустырю в направлении кольцевой автодороги. Жмот и Хруст растерянно смотрели ему вслед. Потом Жмот пожал плечами и сказал:

– Ну, делать нечего, Хруст! Записали нас с тобой в похоронную команду – деваться некуда. Пошли таскать, пока нас здесь не замели. Канистру потом захватим. Сначала надо Даню с Багром отволочь и Водилу тоже, а в них пудов по пять в каждом, не меньше...

С угрюмым видом они побрели обратно, отыскали трупы и потащили их один за другим в подвал. Особенно не надрывались, волокли за ноги, не заботясь о внешнем виде мертвецов – все равно тем гореть.

Едва управились и сходили за канистрой, как в воздухе послышался треск вертолетного мотора. Он раздавался совсем рядом, и это заставило бандитов поскорее укрыться в подвале.

– Хуже всего, если ментам кто-то стукнул, что здесь стрельба была, – бормотал Хруст, поливая из канистры разложенные на бетонном полу тела. – Сядут здесь – нам тогда хана.

Решили переждать. Вертолет, покрутившись над пустырем, улетел. Тогда они подожгли бензин и выбежали наружу. Над пустырем гулял ветер, нагоняя тучи.

– Погода портится, – с огорчением сказал Хруст. – А нам еще топать и топать.

– А топать надо побыстрее, – озабоченно добавил Жмот, оглядываясь.

Из-под земли сквозь многочисленные щели повалили струи черного дыма. Они были пока не слишком заметны, но если бы патруль на вертолете решил вернуться, то дым наверняка привлек бы внимание.

Жмот и Хруст не стали ждать, пока это случится, и торопливо зашагали прочь от брошенной стройки. Вскоре на Кольцевой их подобрала попутная машина.

@int-20 = Ольга Копалова слышала выстрелы и шум погони, но эти звуки прошли мимо ее сознания. После страшных часов, проведенных в подвале среди головорезов, после чудесного освобождения и панического бегства она находилась словно в тумане. Силы полностью оставили ее, не хотелось ни думать, ни двигаться. Ольга, конечно, слышала, как обращался к ней незнакомый мужчина, бывший сначала ее надсмотрщиком, а потом освободителем, но не хотела вникать в его слова. Ей хотелось одного – чтобы ее оставили в покое и в полном одиночестве.

Она долго лежала на траве, бездумно глядя в зеленое марево зарослей, но потом ее стал одолевать холод. Над рощей нависли серые тучи, подул ветер. Ольгу начала бить дрожь. Поневоле пришлось возвращаться к действительности. Она медленно поднялась, цепляясь за ствол дерева, встала и осмотрелась.

И вот тут ее снова охватил ужас. Она боялась сделать хотя бы шаг в сторону – ей казалось, что стоит ей покинуть тот пятачок, на котором она обосновалась, как тут же ее снова скрутят и потащат в страшный подвал.

Ей очень хотелось позвать на помощь, но, во-первых, она боялась кричать, чтобы не привлечь внимание бандитов, а во-вторых, разум подсказывал ей, что ее никто не услышит. Между тем становилось все холоднее, и нужно было на что-то решаться. Ольга вспомнила про своего спасителя. Он исчез бесследно как раз тогда, когда был особенно нужен. Может быть, он прячется где-то рядом? – предположила она.

Наконец, собравшись с духом, она пошла вперед, спотыкаясь и цепляясь за ветки. К ее удивлению, она очень быстро вышла на открытое пространство. Перед ней расстилался незнакомый пустырь. Вокруг не было ни души, и только впереди, метрах в ста от нее, над землей стлался тяжелый черный дым.

Ольга долго не решалась идти дальше. Минут десять стояла она на краю рощи, подозрительно всматриваясь в окружающий пейзаж. Дым над пустырем стал гуще, и она наконец сообразила, что исходит он как раз из того места, где находится тот страшный подвал, в котором ее держали. Что там могло произойти, она не знала, но все-таки догадалась, что вряд ли в задымленном подвале могут быть люди. Эта мысль придала ей смелости. Вначале робко, а потом все смелее она зашагала через пустырь, интуитивно угадав направление, в котором нужно двигаться.

Когда она поравнялась с чадящим входом в подвал, в воздухе послышался рокот мотора, и вскоре над ее головой завис легкий вертолет. Ольга, задрав голову, со страхом смотрела на летающую машину. Она уже никому не доверяла.

Повисев немного, вертолет начал снижаться. Ольга почувствовала, что силы вновь оставляют ее. Кто бы ни явился к ней с неба, сделать она все равно уже ничего не могла. Сев на траву, она просто обреченно наблюдала, как приземляется вертолет, как потом из него выскакивает человек и бежит к ней, придерживая на голове фуражку.

Подбежавший оказался офицером милиции, симпатичным смугловатым парнем с черными как смоль усами. Присев рядом с Копаловой, он слегка обнял ее за плечи и, заглядывая в глаза, озабоченно спросил:

– Вам плохо? Нужно вызвать врача? Что с вами случилось?

Ответить на такую массу вопросов Копалова просто не могла. Она заплакала и упала на грудь милиционера. Он обернулся и принялся махать рукой вертолетчику.

Тот вылез наконец из кабины и вразвалку приблизился.

– Слышь, Тарасов, – хмурясь, сказал ему офицер, – вызови-ка «скорую»! Да и в дежурную часть позвони. Что-то тут не так...

Вертолетчик отвернулся, независимо сплюнул далеко в сторону и спросил:

– Ты фамилию у ней спросил? Вдруг это та самая... Нашедшему премию обещали – забыл, что ли?

– Да пошел ты со своей премией! – с досадой сказал милиционер, однако все-таки спросил. – Вы скажите, как ваша фамилия, девушка – вы не Ольга Копалова, часом?

Ольга кивнула сквозь слезы. Вертолетчик расплылся в улыбке.

– Вот это другое дело! Это я побежал! Это прямо в управление докладывать надо. Значит, я так и скажу – обнаружена Абрамяном и Тарасовым...

– Да уж, про Тарасова, смотри не забудь! – с иронией сказал милиционер.

Он еще раз посмотрел на клочья дыма, вьющиеся над землей, и вдруг догадался.

– А вас, гражданочка, не в этом ли месте прятали?

Ольга опять кивнула. Абрамян снова замахал руками и закричал:

– Эй, Тарасов! Вызывай заодно и пожарку! Похоже, тут следы заметали. Огонь погасить надо.

Тарасов отсутствовал минуты три. Вернулся он чрезвычайно довольный и объявил, что все уже едут.

– Жди теперь повышения, Абрамян! – добавил он. – И не забудь, кто про тебя по команде доложил! Я ведь особо подчеркнул – мол, проявив инициативу и высокую сознательность...

Он вдруг остановился и, достав из кармана плоскую фляжку, с отеческим видом тоже присел рядом.

– На-ка, хлебни! – строго сказал он Ольге, сунув ей в руку фляжку. – Первое лекарство при стрессах! Хлебни, хлебни, девушка, а то лица на тебе нет!.. Я бы и сам хлебнул на радостях, да за рулем, как говорится. Ну ничего, вот получим с Абрамяном премию – оттянемся так, что небесам жарко станет! Верно, Абрамян?

– Да пошел ты! – без злобы сказал милиционер.

Глава 12

Звонка на телефонный номер Гузеева так и не поступило. И вообще ничего не произошло. Уже рассвело, и улицы наполнились деловым шумом включившегося в дневную гонку города, уже сменились опера в группе наблюдения, а Гузеев так и не дал о себе знать. Не поступало вестей ни с вокзалов, ни из аэропортов. Настроение у Гурова портилось все больше, и он постепенно сосредоточился на единственной, но очень актуальной проблеме – мысленно шлифовал текст докладной, которую вскоре предстояло подавать высокому начальству. Докладные о собственных фиаско – самый трудный вид творчества.

Время утекало, и вероятность того, что похитители все же выйдут на связь, таяла, как апрельский снег. Крячко, тоже слегка приунывший, даже предложил Гурову сбегать за бутылкой, чтобы «чуть-чуть взбодриться». Гуров предложение не поддержал, резонно предположив, что совсем скоро их вызовут на ковер и там взбодрят совершенно бесплатно и куда качественнее.

И тут совершенно неожиданно Гурову позвонили на мобильник из дежурной части и сообщили, что к востоку от Москвы на пустыре только что обнаружили гражданку Копалову, а также и убежище, где ее прятали. Узнав, что гражданка жива, хотя и не вполне здорова, Гуров и Крячко воспрянули духом и, не теряя ни минуты, выехали на место происшествия. Квартиру Гузеева они поручили заботам своих младших коллег, категорически распорядившись задерживать любое лицо, которое попытается проникнуть в жилище, включая самого Гузеева и его родственников.

Когда Гуров и Крячко прибыли на место, на пустыре уже вовсю работала оперативно-следственная группа. Были здесь и представители прокуратуры, и пожарные, и подразделение МЧС. Однако ничего, кроме обгоревших, забрызганных пеной трупов из подземелья не извлекли. С десяток милиционеров, рассыпавшись по пустырю, прочесывали местность.

– Ну что, Лев Иванович, можно тебя поздравить? – с кривоватой усмешкой произнес следователь прокуратуры Дюжев, приближаясь к Гурову и протягивая ему руку. – Мытьем ли, катаньем, а супругу Гузеева мы с тобой нашли. Одной головной болью меньше, и то слава богу!

– Не с чем пока поздравлять, – хмуро сказал Гуров. – Нашей с тобой заслуги, похоже, тут нет, Федор Иванович. Повезло. А где женщина?

– Увезли в больницу. Разговаривать с ней сейчас бесполезно. Не в себе она маленько. Да и то сказать – я когда это побоище увидел, тоже приуныл, хотя на нервы не жалуюсь.

– И кто же их так? – поинтересовался Гуров, глядя на изуродованные огнем тела, разложенные по траве.

– Вопросы, вопросы... – сказал Дюжев. – И ни одного ответа. Меня даже не столько интересует – кто их, а кто они сами? По логике вещей, раз женщина сбежала, значит, перебили тех, кто ее прятал, верно? Опознание нужно проводить, идентификацию... Не все трупы сильно обгорели, думаю, эксперты с этим справятся. А насчет того, кто все это сделал, рискну выдвинуть одну версию. Муж. Не исключено, что Гузеев нанял каких-то отморозков, которые и сделали эту грязную работу. А то, что они нас с тобой опередили, тоже по-человечески понятно – не всеми тайнами делится с нами преступный мир, а про себя они все знают. Твои люди следили за Гузеевым – может быть, что заметили?

– Ничего, – пробурчал Гуров, отворачиваясь. – Зато мы с Крячко кое-что заметили.

– И что же? – заинтересовался следователь.

– Гузеев исчез, – с досадой сказал Гуров. – Растворился как дым.

– То есть как исчез? – удивился Дюжев. – У вас из-под носа? Как это случилось?

– Это случилось после звонка, который поступил на его домашний телефон ночью. Похитители предложили ему ждать повторного звонка утром, собирались выдвинуть какие-то требования. Он послал их подальше и прервал переговоры. Оператор доложил мне. Мы с Крячко выехали немедленно. Но Гузеева уже не было в квартире.

– Не было в квартире? А где же он был?

– Вернее всего, стоял этажом ниже и ждал, пока мы все соберемся у его квартиры. Потом нацепил фальшивую бороду и вышел из дома. С этой минуты местонахождение его неизвестно. В офисе он не появлялся, в аэропортах тоже, равно как и на вокзалах. Тем не менее у меня имеются подозрения, что он намерен покинуть Москву.

– Есть основания? Зачем это ему нужно?

– Выходит, нужно зачем-то. Найдем – спросим. Только вряд ли это он нанимал людей, чтобы они освободили его жену. Сдается мне, голова у него занята совсем другим.

– Чем же у него может быть занята голова?

– Одной небольшой, но очень интересной газетной статьей – Крячко раскопал ее в Тольятти. Помнишь схему, которую нарисовал нам Гузеев? Команда то ли убивает, то ли грабит Боско, а потом Боско разыскивает команду, чтобы вернуть свое.

– При поддержке местных преступных структур, – добавил Дюжев.

– Вот именно. Но из той газетки, которая была найдена в вещах одного из моряков, явствует, что команда никогда не была в конфронтации с Боско, а аресту была подвергнута совсем не в том месте и не в то время, о котором пел нам Гузеев.

– И ты сообщаешь мне об этом только сейчас? – с возмущением сказал Дюжев. – Лев Иванович, ты опять в своем репертуаре! Когда ты научишься работать в одной упряжке? Ты ведь не выпускник высшей школы милиции, юнец желторотый!..

– Да я сам еще не разобрался толком, – смущенно объяснил Гуров. – С этой статьей, в смысле. Думал, разберусь сначала хорошенько – может, и не о том она... Гузеев, например, сказал, что не о том. А после этого смылся.

– Ну, здорово! – Дюжев был заметно расстроен. – Ну и подарочек ты мне приготовил! Это называется подложил свинью!.. Хорошо, что жена нашлась, так теперь муж пропал. А я, следователь, который ведет это дело, узнаю обо всем последним! Как хочешь, Лев Иванович, а я буду писать докладную. Хочешь обижайся, хочешь чего делай. А ты на сто процентов уверен, что Гузеев сбежал? Может, ошибаешься?

– Может, и ошибаюсь, да вот только много ты видел деловых людей, которые на своем ноутбуке все данные стирают?

– Бывает, – кивнул Дюжев. – Когда обыск на носу, некоторые не только данные стирают, но и вообще компьютеры в мусоропровод спускают. А ты откуда про ноутбук знаешь?

– Сорока на хвосте принесла, – уклончиво сказал Гуров.

Признаваться в незаконном проникновении в чужую квартиру ему сейчас совсем не хотелось, Дюжев и без того был на взводе. Пускай постепенно все открывается, решил Гуров. Следователь, однако, был расположен выяснить все до конца, и Гурова выручило только то, что вернулись милиционеры, прочесывавшие пустырь.

– Похоже, там у рощи кто-то от души на джипе заруливал, – доложили они. – Настоящее автошоу. И, видно, в процессе сбили кого-то – кровь на траве и отпечатки от тел. Судя по признакам волочения, трупы потом перенесли сюда в подвал.

Следы «автошоу» было решено зафиксировать на пленке, но все эти новые подробности нисколько не проясняли ситуацию. Гуров уже придумывал, под каким предлогом лучше покинуть место происшествия, чтобы не нагнетать напряжения, которое создалось в его отношениях с Дюжевым, как ему позвонили из управления и доложили, что в Северо-Восточном округе задержан человек без документов, похожий на гражданина Переверзева, уроженца города Тольятти, того самого, на которого по всем отделам милиции была разослана установка.

Гуров тут же сообщил об этом факте Дюжеву, забрал Крячко, и они поехали в Северо-Восточный округ. По дороге Крячко сокрушался, что по его вине теперь Гурову грозят большие неприятности.

– И что мне стоило забыть сегодня ночью отмычки? Дернул же черт под руку! Сидели бы сейчас все в белом! Этого Дюжева я знаю – его хлебом не корми, дай кому-нибудь карьеру испортить!

– Ладно, нечего крокодиловы слезы лить! – отмахнулся Гуров. – Решение я сам принимал, сам за него и отвечу. Сейчас не это главное. Чувствую, упустили мы момент! Пока мы о гузеевской жене думали, он совсем другие планы вынашивал. Далеко идущие и с женой никак не связанные... Пока тут вокруг нее страсти кипят и кровь льется, он куда-то отвалил подальше.

– Как тогда в Бельвиле? – напомнил Крячко.

– Не знаю уж, в Бельвиле или еще где, – пожал плечами Гуров. – Но этот, похоже, из тех капитанов, что всегда уходят первыми. А я-то, старый дурак, поверил в его нравственное перерождение!

– А может, и черт с ним? – спросил Крячко. – Может, скатертью дорога? Зачем он нам такой нужен?

– Он не нам нужен, – усмехнулся Гуров. – Опасаюсь, как бы без него кинопроизводственный процесс не остановился.

В ОВД Северо-Восточного округа их уже ждали. Выяснилось, что задержанного еще не допрашивали – по той простой причине, что он вообще отказался разговаривать.

– Такой упертый тип, – пожаловался Гурову заместитель начальника отдела. – Если честно, ребята тут погорячились, вломили ему слегка, поскольку при задержании оказывал... Так на него и это не подействовало. Как деревянный, честное слово! Только глазами сверкает. Ну, сами увидите! Кстати, не советую без охраны допрашивать – мало ли чего.

– Как задержали? – поинтересовался Гуров.

– Чистая случайность, – признался замначальника. – Повезло. Он в магазин зашел, сигарет купить. А тут наши в этом районе как раз патрулировали и тоже за сигаретами заскочили. Обратили внимание – этот как-то особенно нервничал, вообще странный он какой-то был. Попросили предъявить документы. Этот – грубить. Я, мол, на минуту спустился за куревом – какие, мол, документы. А старший, лейтенант Булавин, тоже завелся – предложил пройти до квартиры, чтобы убедиться. Ну и тут этот гад так приложил нашего Булавина с правой, что тот пятый угол минуты две искал. А Булавину вдвойне обидно – он у нас чемпион округа в среднем весе... В общем, пришлось патрульным применить оружие, а то ни в какую... А когда в отдел привели, кто-то установку проверил – ба! То самое лицо!

– Если то самое, то попрошу нам с полковником не мешать, – решил Гуров. – Охрана нам не нужна. Мы хотя и не чемпионы...

Как ни настаивал замначальника, Гуров наотрез отказался от охраны. Тогда в кабинет привели задержанного. Был он коренаст, невысок и предельно мрачен. Плоская и будто выдубленная физиономия была покрыта старыми шрамами. Имелся на ней и свежий кровоподтек – видимо, кто-то из патрульных приложился дубинкой.

Только взглянув на этого человека, Гуров сразу понял – перед ним Анатолий Переверзев. Ошибки быть не могло – на старой фотографии этот человек выглядел почти так же, как сейчас. Только недоверия в глазах прибавилось.

И еще Гуров обратил внимание на одну характерную деталь. Взяли Переверзева в городе, среди, как говорится, стекла и бетона, а между тем одежда его была вымазана землей и травой, будто он копался на садовом участке. К подошвам тяжелых ботинок тоже прилипли острые жухлые травинки.

Гуров предложил задержанному садиться, приказал снять с него наручники и отпустил охранника. Исподлобья глядя то на Гурова, то на Крячко, Переверзев сел и демонстративно сунул руки в карманы.

– Покурить-то небось так и не дали? – добродушно поинтересовался Крячко, протягивая Переверзеву пачку сигарет. – Подыми, может, добрее будешь!

Переверзев вытащил руки из карманов, небрежно вытряхнул из пачки сигарету, сунул в рот и потянулся к зажигалке, которую зажег для него Крячко. И все это молча, словно был он нем от рождения.

Гуров уже знал, что, кроме довольно приличной суммы денег, при задержанном ничего не обнаружено. Зато денег было чересчур много для человека, спустившегося во двор за сигаретами – около десяти тысяч рублей и три с половиной тысячи долларов. Но разговор Гуров решил начать не с этого.

– Нам уже доложили, Переверзев, что говорить вы решительно отказываетесь, – начал он. – Позиция эта, конечно, удобная, особенно когда есть что скрывать. Можно тешить себя надеждами, что все утрясется – милиции надоест возиться, и вас отпустят. Немного наивно, конечно, но удобно. Говорят, страусы обожают такую позицию. В Австралии бывать не приходилось?

Переверзев дымил сигаретой, внимательно слушал, что говорит Гуров, и молчал.

– Но судя по вашему лицу, человек вы далеко не наивный и даже, я бы сказал, битый, – продолжал Гуров. – Значит, должны понимать – в покое мы вас теперь не оставим. Даже по той простой причине, что до сих пор не видели ваших документов. Или по той, что вы оказали сопротивление работнику милиции. Или по той, что вы устроили стрельбу в Тольятти. Есть у меня насчет вас еще кое-какие соображения, но пока я о них говорить не буду. Для нас обоих лучше, если все-таки заговорите вы.

Переверзев не повел даже бровью. Он только стряхнул пепел в блюдце, которое заботливо придвинул к нему Крячко, и продолжил свое молчание.

Гуров попытался зайти с другого конца и поинтересовался, где Переверзев остановился в Москве. На этот вопрос тоже не последовало ответа.

– Какой-то ты заторможенный, Анатолий! – вмешался тогда Крячко. – Пока ты думаешь, уже и суд состоится, и тебя по этапу отправят. Быстрее надо извилинами-то шевелить! Или тебе тюремная камера не надоела, или отца повидать не хочется? Матушку-то свою ты ведь так и не успел повидать?..

– А вот про это, мент, лучше помолчи! – неожиданно глухим угрожающим голосом сказал Переверзев. – Не лезь, куда не просят – целее будешь!

– Заговорил, слава богу! – удивился Гуров. – А я уж начал склоняться к мысли, что с речевым аппаратом у тебя что-то... Нет, здоров, оказывается! Еще и обижаться не разучился.

– А зря ты на меня обиделся! – тут же заметил Крячко. – Я ведь не в целях подколоть или еще там что-то... Мне за тебя и за твоего отца больно. Я ведь с твоим батей выпивал, между прочим, и за жизнь беседовал. И еще обещал тебя найти, дубину стоеросовую! Ты почему даже не позвонил ни разу, телеграммы почему отцу не дал?!

– Не твоя это забота, мент! – с глубочайшей досадой сказал Переверзев. – Ты на мою совесть не дави – бесполезно. Ты о своей подумай. Выпивал он!.. Я тоже много с кем выпивал – ну и что дальше?

– Ну, так или иначе, а кое-чего мы с вами достигли, – удовлетворенно заметил Гуров. – Хотели вы того или нет, а косвенно вы подтвердили, что вы – гражданин Переверзев Анатолий Борисович, уроженец города Тольятти. Теперь, я думаю, дело у нас пойдет быстрее, потому что с такими паспортными данными вам отсюда скоро не выйти. Слишком много вопросов у нас накопилось к Переверзеву Анатолию Борисовичу. А кстати, паспорт ваш где? И как вы пересекали границу?

– Ну все, разговор закончен! – решительно объявил вдруг Переверзев, раздавливая окурок в блюдечке. – Сами сказали, что мне отсюда не выйти, значит, и стараться нечего. Только зря вы надеетесь, что сумеете чем-то меня напугать. Меня много раз пугали, разными способами и в разных местах – но так и не напугали. Скажите своим волчарам – пусть уводят.

– А вам хотелось бы выйти отсюда? – спросил Гуров. – Ради этого вы могли бы постараться?

– Вот вы зря стараетесь. Меня на такие дешевые трюки не купишь, – равнодушно сказал Переверзев. – В обещания ментовские я тоже не верю, как и в собственную совесть. У меня вместо нее мозоль образовалась, гражданин начальник. Твердая, как дерево.

– Это заметно, – сказал Гуров. – Ну а все-таки? Если я дам вам слово, что вы прямо сейчас выйдете отсюда? Не в одиночку, конечно. Мы не настолько наивны. Но относительная свобода у вас будет, и в перспективе мы готовы сделать все, чтобы максимально облегчить вам наказание. И это не трюк. Если хотите, это своего рода сделка. Дело, которое мы сейчас расследуем, чересчур запуталось, и нам необходимо, чтобы вы прояснили некоторые моменты. Тогда и ваше собственное положение приобретет большую ясность. Пока оно весьма туманно. Того, что мы перечислили тут вскользь, достаточно, чтобы суд отправил вас за решетку лет на пять-шесть. При всей своей несгибаемости, вряд ли вы мечтаете снова попасть на нары. Кстати, та тюрьма, где вы сидели, действительно самая суровая тюрьма Атлантики?

Взгляд Переверзева выдал его заинтересованность. До сих пор в нем ничего, кроме равнодушия и недоверчивости, не было. Крячко поспешил развить тему:

– Да-да, мы внимательно изучили твой личный архив! – заявил он. – Ну, все эти бумажки, которые ты с собой возил. Изъяли в доме твоего отца. Газетка вот эта – где ты в наручниках сфотографирован – она где печаталась? Не на острове Бельвиль?

Переверзев не удержался – лицо его сморщилось в презрительной гримасе.

– Не удивлюсь, если вы Исландию с Гренландией спутаете, – сказал он снисходительно. – Острова помельче – про это уж и говорить не приходится. А в газетке не я. Похож просто. Сохранил для смеху, знакомым показывать.

– Мы с полковником просто валялись от хохота, когда эту фотографию увидели, – сказал Гуров. – Только вот незадача, Переверзев, – не просто похож на вас этот человек, а это вы и есть. И судно то же – «Галатея». Давайте хоть по мелочам не будем друг другу врать. Зачем? Дела давно прошедших дней... Или эти дела до сих пор не закончены?

Переверзев пожал плечами и сделал движение к двери, точно намеревался самостоятельно возвращаться в камеру. Он был непрошибаем, и тогда Гуров решил рискнуть и закинуть еще один пробный шар. Собственно, риск был совсем небольшой – он просто потерял бы в глазах этого угрюмого моряка остатки и без того небольшого авторитета, но это Гуров, пожалуй, мог и пережить.

– Ну, раз уж вы так скупы на слова, – сказал Гуров, останавливая Переверзева повелительным движением руки, – то нам придется самим доставать из вас информацию. Нет, мы не собираемся ее из вас выколачивать, это не наш метод. Мы возьмем то, что лежит под руками. Я вот вижу по вашей одежде, что совсем недавно вы проводили время на природе. Погода, конечно, этой осенью просто райская! Организовывали пикничок? Понимаю, что вы ничего нам не скажете, поэтому отдадим вашу одежду на анализ экспертам – пусть подскажут нам, в какой части Москвы лучше устраивать пикники...

Это замечание, не слишком серьезное по изложению, неожиданно произвело на Переверзева впечатление. Он на мгновение замер, задумался, а потом уселся обратно на стул с тем же решительным видом, с каким только что намеревался покинуть комнату.

– Мне эти ваши шуточки вот где! – сказал он, показывая на свою мощную борцовскую шею, покрытую бурым загаром. – Когда люди в погонах шутят, у всех прочих слезы текут. Лучше бы по морде лишний раз дали...

– Это можно, – невозмутимо ввернул Крячко. – Если имеется такое желание – можно поспособствовать. Тем более что и самому хочется.

Переверзев замолчал, оценивающе посмотрел на плотную фигуру Крячко, на его литые плечи и одобрительно усмехнулся. Гурову показалось, что он даже заговорил охотнее.

– Значит, так, господа менты, – продолжил Переверзев. – Не хотел я вступать ни в какие с вами сделки, да, видно, судьба... Мозги у вас, я вижу, работают, и на месте вы не сидите. Нарыли вы уже немало, остальное, насколько я понимаю, дело техники. Так что в партизана с вами играть глупо. Но и выкладывать вам все на тарелочке я не собираюсь. Сказано – сделка, пусть будет сделка.

– Ну-ка, ну-ка, про что это вы? – усмехнулся уголком губ Гуров. – Какая сделка? Сдается мне, что теперь мы сами в состоянии справиться с вашим делом, разве не так? Ваша реакция убедила меня, что мы на верном пути. Вмешательство экспертов так вас взволновало? Ничего, проверим образцы почвы, предъявим вам заключение и попробуем выяснить, чем вы занимались в том месте...

– Да я сам вам скажу, – перебил его Переверзев. – Заключения вы будете ждать неделю, а за это время много воды утечет. Вас ведь интересует экипаж «Галатеи», верно?

– Дошло наконец! – сердито сказал Крячко. – Шея у тебя вроде не длинная, а доходит до тебя, как до жирафа, честное слово!

– Главное, доходит, – спокойно отозвался Переверзев. – До некоторых вообще не доходит, и ничего – живут. Короче, я готов проводить вас, так сказать, в штаб-квартиру нашей команды. Но только на двух условиях.

– Лева, он уже условия ставит! – изумленно произнес Крячко. – Знать, совесть точно нечиста. Торопится.

Переверзев неторопливо перевел на него взгляд.

– Предлагаю то же самое, что вы сами только что предлагали, – сказал он. – Говорил же я, что честному слову мента верить нельзя ни при каких обстоятельствах!

– На слабо нас берете? – усмехнулся Гуров. – Но по существу все правильно. Поэтому давайте сюда ваши предложения, посмотрим, приемлемы они или нет.

– Предложения простые, – объяснил Переверзев. – Мы уходим отсюда втроем и прямо сейчас. А второе условие – когда я вас выведу на наших ребят, вы в благодарность отпустите меня погостить к отцу. Потешить старика надо перед вечной разлукой. Ведь закатаете вы меня по совокупности лет на двенадцать точно...

– Ты за прокурора сейчас говоришь, что ли? – удивился Крячко. – С чего это мы тебя закатаем? Крови на тебе много?

– Хватает, – невозмутимо ответил Переверзев. – Да и прочего всякого... Видите ли, я ведь не пионер, всем ребятам пример. Есть и плохое, и хорошее. Хорошего, конечно, меньше. Потому на снисхождение не сильно надеюсь. У нас ведь карательная система судопроизводства, верно? В Штатах за сотрудничество меня, глядишь, вовсе из-под суда вывели бы...

– Не знаю, как в Штатах, а на теплых островах с вами не особенно, по-моему, церемонились! – в сердцах заметил Гуров. – Но не в этом суть. Вернемся к нашей сделке. Первое условие мы выполнить, наверное, сможем, а вот насчет второго... Если вы лыжи навострите, для нас это разжалованием пахнет. А смысл? Мы не благотворительная организация. Но у меня вопрос. Вы на свои перспективы смотрите так пессимистично, что невольно возникает мысль – а ваша команда не является ли организованной преступной группировкой? До сих пор мы не рассматривали ее в таком качестве... Откровенно говоря, мы видели в вас пострадавшую сторону.

– А тут диспозиция та же самая, – ответил Переверзев. – Сторона не бывает только пострадавшей, если эта сторона не полная дура. Ясное дело, нас задирали, мы огрызались. Может, и переборщили где.

– И где же вы особенно переборщили? – спросил Гуров.

Переверзев поднял голову, посмотрел ему прямо в глаза и объявил:

– Мы принимали участие в похищении человека.

Гуров кивнул и продолжил за Переверзева:

– И человека этого зовут Ольга Копалова, не так ли?

По лицу бывшего моряка пробежала легкая тень разочарования.

– Вас ничем не удивишь, – сказал он. – Ну да, Ольга Копалова, жена этой сволочи, Пашки Гузеева. Так уж сложились обстоятельства, никому из наших эта идея особенно не нравилась. Но решали не мы, вот и все, что я могу сказать. Не хочу рисовать из себя героя, но сегодня я психанул и отпустил эту Копалову. Правда, пришлось пострелять, а потом уносить ноги. Не знаю, удалось ли ей уйти – уж больно она дохлая...

– Ольга Копалова сейчас в безопасности, – сказал Гуров. – Значит, это вы устроили это побоище... – он испытующе посмотрел на Переверзева и спросил. – И трупы сожгли тоже вы?

– Сжег? – удивился Переверзев. – Было у меня время сжигать эти дурацкие трупы! Я еле ушел оттуда. Мне повезло, что у Мертвого заглох движок...

– У Мертвого?! – не удержался Крячко. – Мертвый здесь? О нем уже два года никто ничего не слышал! Ходили слухи, что он то ли умер, то ли свалил за кордон...

– Наверное, свалил, – согласился Переверзев. – Но из-за нас вернулся. Только, может быть, я расскажу все это по дороге? Потому что до своих я добраться не успел – успел только позвонить. Не знаю даже, послушались они меня или нет. Если не послушались и стали дожидаться Мертвого, тогда им конец.

– А что ты, собственно, им сказал? – поинтересовался Крячко. – И куда ты теперь нас зовешь – в ловушку?

– Вы мне дали честное слово, и я вам даю честное слово, – сказал Переверзев. – Никакой ловушки. У нас есть фургон, в котором мы, собственно, и кочуем. В гостиницах регистрироваться не надо, а от удобств мы давно отвыкли. Я позвонил ребятам и велел им срочно уезжать из Москвы.

– Куда?

– Куда, мы не договаривались, – сказал Переверзев. – Я опасался, что нас могут подслушать. Просто из Москвы.

– Куда же ты нас сейчас зовешь? – удивился Крячко.

– Я покажу вам место, где осел сейчас Мертвый, – многозначительно сказал моряк. – А дальше сами решайте, как поступать.

Гуров и Крячко переглянулись.

– А вам не кажется, что втроем в это осиное гнездо идти неразумно? – спросил Гуров. – Сделка сделкой, но вновь открывшиеся обстоятельства...

– Да что обстоятельства! – махнул рукой Переверзев. – Пока вы соберете свои войска, пока сгоните их в тот район, Мертвый улизнет. Боюсь, что он уже отчалил.

– Ну что? Пожалуй, я готов рискнуть, – сказал Гуров Крячко. – Дать команду мы можем и позже, тем более еще неизвестно, найдем ли мы что-нибудь.

– Мы столько уже потеряли, – заявил Стас, – что теперь-то уж наверняка найдем. Поехали!

Глава 13

Серая «Волга» весело бежала по шоссе среди зеленых холмов вслед за солнцем, которое медленно, но неумолимо двигалось к западу. Дул сильный ветер. С берез вдоль дороги сыпались редкие желтые листья.

На заднем сиденье «Волги», мрачный и нахохлившийся, сидел Гузеев. Незрячими глазами он смотрел на дорогу, на проносящиеся мимо тяжелые грузовики и думал о чем-то – видимо, очень неприятном. Его спутники сидели впереди – худой и бесстрастный как индейский вождь Борис и верный Иваныч, заметное похудевший, со свежим шрамом на левой щеке. Ни тот ни другой тоже не разговаривали. Для Бориса это вообще было самое комфортное состояние, а Иванычу приходилось молчать поневоле. Проблемы шефа росли как снежный ком, но даже слабый намек на это мгновенно выводил его из себя. А обстоятельства были таковы, что любое слово могло сойти за намек.

Какое будущее их ожидает, ни Борис, ни Иваныч в деталях не знали, но, привыкшие к полупоходной, полувоенной службе, не слишком переживали по этому поводу. И у того и у другого в голове горел, конечно, некий маячок, указывающий на уютную гавань в конце жизненного пути, но пока они не обращали на него внимания – слишком он был еще далеко. Примиряло их с жизнью и то обстоятельство, что все свои накопления они изначально держали на зарубежных счетах, а значит, могли не опасаться жизненных бурь по эту сторону границы.

С того момента, как они выехали из Москвы, прошло уже не менее двенадцати часов. Короткую остановку они сделали только в Смоленске, и теперь ехали дальше на запад. Белорусская граница была совсем рядом, и они намеревались пересечь ее. Документы для этого были все наготове, и беспокоиться вообще было бы не о чем, если бы не одна маленькая деталь. Переходить границу Гузеев собирался под именем Григория Владимировича Воронкова. В самом начале их путешествия сам шеф и объявил, что с Гузеевым покончено раз и навсегда, и приказал забыть эту фамилию.

Иваныч сделал бы это с удовольствием, но ему хотелось сначала убедиться, что новые документы хозяина сработают на границе. Неизвестно, волновало ли это самого Гузеева, но из мрачного состояния он не выходил ни на минуту.

Иваныч понимал, что все основания для печали у его шефа имеются. Бросить дом и выгодный бизнес в Москве и податься куда глаза глядят – это не самый лучший выбор в жизни. Но на эту тему Гузеев высказался категорически и единственный раз, больше потребовав не возвращаться к этой теме.

– Чтобы вы знали – на самом деле бизнес наш уже давно не такой выгодный, как может показаться со стороны. Если совсем откровенно, то мы с вами шли на скалы – медленно, но, к сожалению, верно. Крах все равно был неминуем, а после всей этой истории развязка наступила бы в два раза быстрее и была бы куда болезненнее. Сейчас же мне удалось вывести большую часть активов из-под удара. Можно сказать, что жизнь начинается заново. Просто сейчас мы будем осторожнее. Вы должны верить мне, и все будет хорошо – для вас в том числе.

Иваныч не знал, насколько сам шеф верит тому, что говорит, но история действительно приключилась неважная. Получить такую удавку на шею, какую получил шеф – это не подарок. Взяли его в оборот крепко, а главное, он даже им не рассказывал до конца всей правды. По этой причине бороться приходилось почти вслепую. Соответственно и результат. Ну, милицию-то провести они сумели, только, по мнению Иваныча, овчинка выделки не стоила. И сами тогда еле ушли, и потом милиция ничем не помогла. А когда жену похитили, стало ясно, что все их усилия пошли прахом. А может быть, и когда в Тольятти упустили того бешеного. После той осечки пришлось вообще все свернуть, и решай теперь, чья ошибка была главнее – их или шефа! Может, и прав он, что решил все бросить. Удивляло Иваныча только, как спокойно отнесся Гузеев к судьбе своей молодой жены – красивая была баба. Если милиция не вышла на похитителей, то уже точно – была. У таких вещей один конец, Иваныч знал это наверняка.

Неожиданно его мысли прервал монотонный голос Бориса, который, поглядывая одновременно и на дорогу, и в зеркало заднего вида, сообщил негромко:

– Между прочим, я такую вещь заметил, шеф, – за нами от самой Москвы тачка идет. На приличной дистанции, но висит четко. То ли «БМВ», то ли «Мерседес» белый. После Смоленска вроде пропала, а потом вот опять возникла.

– А тебе не мерещится? – с раздражением сказал на это Гузеев. – Кто видел, как мы из Москвы выезжали? Рано было – точно никакого «хвоста» не было! Откуда же теперь тачка?

Борис помолчал немного, а потом с той же обстоятельной бесстрастностью объяснил, как он видит ситуацию.

– На постах нас видели. Думаете, за сотню-другую не могли продать информацию? Могли, я думаю. Но, честно говоря, по-моему, все гораздо хуже.

– Что значит – хуже?! – начал заводиться Гузеев. – Что хуже?!

– Не исключено, что нас уже несколько дней как вычислили, – упорно гнул свое Борис. – Мы, конечно, действовали осторожно, но встречались же, потому что у вас телефоны прослушивались и можно было только с глазу на глаз. Но если за вами следили, то могли и нас вычислить, и тачку...

– Ну и дальше-то что?! Что ты кота за хвост тянешь?!

– Я думаю, они могли незаметно маячок нам поставить. Радиомаячок. Предвидели, что свалить вы можете – вот и подстраховались.

– Что ты несешь?! – едва не задохнулся Гузеев. – Какой, к дьяволу, маячок?

– Сейчас все так делают, – невозмутимо сказал Борис. – Удобно. А эти штучки так насобачились делать, что их без специальной аппаратуры и не найдешь ни хрена. Я поэтому и не напрягался по этому поводу.

– Ничего себе! Он не напрягался! – взорвался Гузеев. – А когда ты напряжешься – когда тебя за задницу возьмут? Ты вообще понимаешь, что происходит? Мы уехали тайно! Ты это понимаешь? А выходит, что наша тайна – это секрет Полишинеля!

– Мы думали, что уехали тайно, – поправил его Борис. – А сейчас я думаю, что вряд ли.

Гузеев, потрясенный, несколько минут молчал и с ненавистью смотрел назад на дорогу. Однако ничего подозрительного он там не заметил и, немного успокоившись, продолжил разговор.

– Ну хорошо, допустим, нас отследили. И кто это, по-твоему, может быть – милиция?

– Милиция вряд ли, – помотал головой Борис. – Для милиции вы – пострадавшее лицо. Они вряд ли могли ожидать такого поворота. Более вероятно, что это наши, гм, оппоненты. Они такой вариант должны были предвидеть. А после того, как вы послали их подальше, ваш выбор стал для них совершенно ясен.

– Бред какой-то! – воскликнул Гузеев. – Почему же они дают мне уехать?

– Павел Владимирович, давайте разберемся, – немного помолчав, сказал Борис. – Чтобы не тратить нервы попусту. Во-первых, я всего лишь выдвинул предположение, которое нуждается в проверке, во-вторых, еще не вечер. Может быть, они и не дадут нам уехать. А в-третьих, может быть, и дадут...

– Я вообще ничего не понимаю! Дадут – не дадут! Ты можешь выражаться яснее?

– Яснее не могу, потому что не знаю ваших дел. А они, может быть, и знают. Тут вам решать.

Лицо Гузеева посерело. Он несколько раз ударил себя кулаком по колену.

– Дьявол! Значит, они тоже следили за домом? Я прятался от ментов, а они были рядом? Ничего себе! А где же в этот момент были вы, мои верные помощники?!

– Павел Владимирович, вы сами нам велели залечь на дно и не высовываться, чтобы про нас ни одна живая душа не вспоминала, – напомнил Борис.

Гузеев еще раз обернулся назад и с прежним раздражением в голосе сказал:

– Ну и что ты предлагаешь? Так и тащить за собой этот «хвост»?

– Необходимо выполнить следующие действия, – произнес занудным тоном лектора Борис. – Первое – убедиться, что «хвост» действительно существует. Второе – если подозрения подтвердятся, избавиться от машины. Третье – если не поможет и это, избавиться от «хвоста».

– И как ты все это себе представляешь? Бросить тачку и пойти дальше пешком?

– Нет, конечно. Нужно остановиться в ближайшем населенном пункте, желательно не слишком большом. Там все как на ладони.

– И мы в том числе, – вставил молчавший до сих пор Иваныч.

– И мы тоже, – согласился Борис. – Но тут надо выбирать – или одно, или другое. И потом, можно все сделать чисто.

– Как в Тольятти, да? – язвительно сказал Гузеев.

– Кто же знал, что он меня сразу – трубой? – пробурчал Иваныч, поглаживая шрам на щеке. – Спасибо, что вообще не убил. Дикий, сволочь, как зверь.

– Профессионалы! – уничтожающе сказал Гузеев. – Из всей банды одного человека нашли и с тем справиться не сумели.

– Обстоятельства, шеф, – спокойно сказал Борис. – Обратите внимание, на эту банду и милиция до сих пор не вышла.

– Вот я и говорю, переиграли они вас вчистую! – с чувством сказал Гузеев.

Борис еще немного помолчал, а потом все так же невозмутимо проговорил:

– Не надо было нам милицию сюда впутывать, шеф! Такие вопросы лучше своими силами решать. А так ни то ни се получилось... Я с самого начала против был, если вы помните. Это все равно что водку с пивом мешать.

– Не помню я, чтобы ты против был, – упрямо сказал Гузеев, который и сам уже давно пожалел, что связался с милицией.

Нет, он не считал, что совершил ошибку. Он-то все рассчитал правильно. Представил себя жертвой шантажистов, разыграл комедию в поезде – специально подгадал, когда знакомый полковник из главка поедет в командировку. И все было на мази. Полковник клюнул на удочку. Он был уверен, что это Боско разыскивает всю команду, и все трупы повесил бы на него. Оставалось добраться до Боско и перерезать ему глотку. Но ни Иваныч, ни Борис этого сделать не смогли. А тут еще этот провал в Тольятти. В сущности, именно он открыл Гузееву глаза – он переоценил своих специалистов, эта задача была им не по зубам. К тому же приходилось осторожничать – милиция все время вертелась рядом и совала нос во все дела. А дальше еще хуже – захват жены, прослушка телефонных разговоров, от которой было невозможно отказаться... Гузеев понял, что еще немного, и он проколется. Репутация его рухнет как карточный домик. Дела в последнее время, и правда, шли неважно, а если бы всплыла вся эта история, на бизнесе можно было смело ставить крест. Так чего было ждать? Гузееву было, что спасать и на что опереться в новой жизни.

– Ладно, потом будем разбираться, кто был прав, кто виноват, – решил он, хорошенько подумав. – А теперь будем избавляться от «хвоста», если таковой существует. Посмотрите по карте, где тут можно остановиться?

Выбрали поселок Новый в семи километрах от шоссе. Дорога к нему вилась среди молодых березовых рощиц, и едва только они съехали с основной автотрассы, как тут же затерялись среди деревьев.

– Вот сейчас и будет видно, – заметил Борис. – Если они нашу тачку пометили, то за нами повернут, а если все чисто – мимо проедут.

Дорога попетляла среди зарослей и вывела их на окраину аккуратного поселка, почти сплошь застроенного каменными домами, в основном одноэтажными, но попадались здесь и двухэтажные «небоскребы». Много было зелени, вокруг некоторых частных домов были высажены целые сады.

Борис предложил остановиться в гостинице, чтобы осмотреться и все хорошенько проверить. Эта мысль пришлась Гузееву не по душе, но он был вынужден согласиться.

Гостиницу отыскали рядом с автостанцией. На автостанции было пусто. Единственный автобус с треснувшим задним стеклом ехать явно никуда не собирался. Ветер гонял по асфальтовой площадке мятые бумажки.

В гостинице тоже было спокойно. Получить номер не составило никакого труда. Гузеева раздражала эта незапланированная остановка, но в глубине души он был даже доволен – усталость и нервное напряжение давали о себе знать. Ему хотелось сейчас упасть на кровать и забыться хотя бы на пару часов.

Спутники его тоже испытывали удовлетворение. В отличие от Гузеева, они не видели причин спешить: Москва осталась далеко позади, мосты сожжены, в кармане у хозяина новый паспорт – на пару часов можно и расслабиться. Это спешное отступление им тоже далось нелегко, к тому же обоим пришлось попеременно вести машину. Кажется, они были не прочь задержаться в Новом подольше, но благоразумно не высказывали эту мысль вслух. Правда, Борис особенно напирал на то, что необходимо предпринять все меры, чтобы избавиться от «хвоста». Едва они обосновались в номере, как он убежал осматривать машину, хотя положительных результатов не обещал.

Гузеев наполнил свою мечту – упал на потертую провинциальную кровать и закрыл глаза. Хотелось заснуть, но сон не шел.

– Тебе не кажется, что Борис дует сейчас на воду? – спросил он, не открывая глаз, у Иваныча, который неподвижно сидел в кресле у окна и смотрел на улицу. – Никто за нами не гонится, все это фантазии. Или перестраховка. Вы кругом напортачили, а теперь пытаетесь реабилитироваться.

– По-моему, мы неплохо отработали в поезде, – с некоторой обидой отозвался Иваныч. – Сделали, как вы хотели. И через границу ушли без последствий. Повезло – не повезло, но ушли... Ребята все адреса проверили, которые вы нам предъявляли. Это не их вина, что все адреса оказались пустые. Ну да, в Тольятти мы прокололись. И на старуху бывает проруха. Только, Павел Владимирович... Если бы вы ментам те же самые адреса не дали, сейчас никаких проблем с Тольятти и не было бы.

– Я должен был дать им эти адреса! – с нажимом сказал Гузеев. – Я должен был убедить ментов, что эти люди гибнут, но гибнут не от моей руки, понятно? Я же не предполагал, что вы все так бездарно запорете!.. Но давай оставим эту тему. Меня интересует, что будет теперь.

– Я Бориса не перевариваю, вы знаете, – сказал Иваныч. – Но сейчас он, по-моему, прав. Мне тоже показалось, что кто-то висит у нас на хвосте. Похоже, они пасли вас возле дома. Наверное, ваша маскировка их не обманула. А радиомаяк на машину они могли поставить заранее – это я согласен. Для опытного человека плевое дело.

– Как можно было так прошлепать ушами?! – возмущенно пробормотал Гузеев. – Впрочем, ладно... Но ведь мы здесь уже полчаса, и никто не появился. Может быть, никого и не было?

– Нужно подождать еще немного, – сказал Иваныч. – Тут нам некуда деваться. Выезжать все равно на трассу придется. Они могут ждать нас там.

– А не могут они проехать мимо?

– Вряд ли, – сказал Иваныч. – А сигнал?

– Выдумка весь этот ваш сигнал, – заявил Гузеев, правда, не слишком настойчиво.

Прошло еще минут пятнадцать. Гузеев уже начал задремывать, как вдруг вернулся Борис и объявил:

– Эти уже здесь.

– Что?! – Гузеев подскочил на кровати. – Где?!

– Я тачку посмотрел и маленько тут рядом прошелся, – объяснил Борис. – В паре кварталов отсюда стоит «БМВ» с московскими номерами.

– Людей видел? – отрывисто спросил Гузеев.

– Откуда? В тачке сидят, – ответил Борис. – Нас дожидаются.

– Уверен?

– А какие сомнения? Когда въезжали – никакого БМВ не было. И номера...

– Ты этот гребаный маяк нашел?

– Нет пока. Буду еще смотреть. Но лучше всего нам ночи дождаться, Павел Владимирович, и как-нибудь потихоньку свалить отсюда. Тогда и волноваться не о чем будет. Еще лучше тачку нашу кому-нибудь сплавить. Здесь, конечно, посложнее будет, чем в Москве – там бы это вообще без вопросов...

– Закрой рот! – грубо оборвал его Гузеев. – А мне ты что предлагаешь – пешком через границу шлепать? Если не найдешь эту свою хреновину, то надо думать, как оторваться. Есть какие-нибудь предложения?

– Пальца бы сюда! – раздвинул в механической улыбке губы Иваныч. – Он бы их мигом оформил.

– У тебя вообще крыша поехала? – вытаращил глаза Гузеев и постучал пальцем около виска. – Еще здесь не хватало резню устроить!

– Резню не резню, – заметил Борис, – а может так сложиться, что без крови не оторвемся, Павел Владимирович. Это все зависит от того, что у них на уме. Если они нас здесь тормознуть задумают, придется на крайние меры идти.

Гузеев вскочил с кровати и несколько раз в крайнем раздражении прошелся по комнате.

– Черт знает что! – сказал он. – Нас здесь видели. Мы зарегистрировались. О каких крайних мерах может идти речь?

– Да нет, конечно, нежелательно, – рассудительно продолжил Борис. – Но крайние они и есть крайние. А если вы категорически против, тогда прямо сейчас надо ехать. Ночью опасно будет.

– Вы что-нибудь одно придумайте! – в сердцах бросил Гузеев. – То ехать, то не ехать!

– Мы теперь убедились, – спокойно объяснил Борис. – А дальше у меня одна задумка имеется. Оружием баловаться около границы не стоит, конечно. А вот если случится небольшое дорожно-транспортное происшествие, тут, я думаю, ни у кого претензий не будет. Они непременно опять за нами увяжутся, Павел Владимирович. Я посмотрю, где на трассе их можно будет с дороги выкинуть. Жаловаться они не пойдут однозначно.

Гузеев, нахмурив лоб, долго смотрел на него. На лице его отражалась мучительная внутренняя борьба. Но в конце концов он сказал:

– Ладно, если сумеешь сделать это аккуратно... Но вначале еще раз убедимся, что это не простое совпадение.

Убедиться в этом им пришлось очень скоро. Они покинули гостиницу, не пробыв там и двух часов, но никакого удивления это у здешней администрации не вызвало. Видимо, тут привыкли ко всему на свете.

Борис так и не нашел ничего подозрительного в машине, и Гузеев опять втайне начал надеяться, что все обойдется. Он недоверчиво покосился на белый «БМВ», который по-прежнему стоял недалеко от гостиницы. Номера действительно были московские, но ничего угрожающего в этой мирно припаркованной машине Гузеев не заметил. Интуиция подсказывала ему, что успокаиваться рано, да и не в таком он был сейчас состоянии, чтобы чувствовать себя спокойно. И все-таки, когда в полном одиночестве они выехали на шоссе, стало немного полегче.

Солнце уже опускалось за горизонт, но на холмах по обе стороны дороги лежали густые золотисто-багровые отсветы. Близились сумерки. До границы оставалось совсем немного.

И тут на дороге опять замаячил белый «БМВ». Он шел на приличной дистанции от «Волги», но не выпускал ее из поля зрения ни на минуту. Сердце у Гузеева неприятно екнуло, а Борис проговорил с каким-то даже удовлетворением:

– Ну вот и братва! Я уж думал, что они никогда не появятся. Нет, едут! Значит, надо пропустить ребят. Пускай едут.

Вопреки собственному заявлению, он прибавил газу и начал отрываться. В «БМВ» заметили этот маневр и тоже прибавили скорость, стараясь сократить дистанцию. Выждав немного, Борис позволил им это сделать, а потом вдруг затормозил и съехал на обочину. По обе стороны шоссе их окружали невысокие холмы, впереди темнел неширокий овраг, через который был перекинут бетонный мост. Дальше шел небольшой подъем.

«БМВ» тоже притормозил, но не стал останавливаться и проехал дальше. Через минуту он скрылся за холмом. Борис подождал еще немного и запустил мотор.

– Ну, сейчас посмотрим, у кого покрышки лучше, – сказал он негромко, нажимая на педаль газа.

Ему никто не ответил. Иваныч, а тем более Гузеев напряженно ждали, чем закончится эта автомобильная дуэль. Они были готовы ко всему, но когда «Волга» перевалила через холм, перед ними открылась пустынная холмистая равнина, покрытая перелесками, среди которых вилась лента шоссе. Впереди по этой ленте бежали автомобили, но определить, есть ли среди них «БМВ», не представлялось возможным. Сначала Гузеев долго и недоверчиво озирался, а потом вдруг рассмеялся обидным, но радостным смехом.

– Ну, и где твой «хвост», Борис? – спросил он. – Где твой радиомаяк? Исчезли! Как сон, как утренний туман. Обнаружил, понимаешь, погоню! Ну, едут люди в сторону границы... Так сюда полстраны едет! Постсоветское пространство, родина практически! А я-то, старый дурак, поверил! Уф! Просто от сердца отлегло... Давай теперь жми на всю железку! До заката границу перейдем, а там уж можно не торопиться... Ну и напугал ты меня, паникер – до сих пор коленки трясутся.

Гузеев ворчал и посмеивался одновременно, явно довольный, что этот небольшой инцидент так мирно разрешился. Однако спутники почему-то не разделяли его веселья. А когда подъезжали к пограничному пункту и встраивались в колонну машин, ждущих своей очереди, Борис вдруг негромко заметил:

– Вы опять скажете, что я панику развожу, Павел Владимирович, но мое мнение такое, что эти ребята умнее нас оказались. Они поняли, что мы к границе едем и больше нам деваться тут некуда. Вот они вперед и проехали. Контроль, наверное, уже прошли и будут теперь нас по ту сторону ждать, маячка нашего...

Он примолк, ожидая, что Гузеев обрушит на него водопад проклятий, но тот только враждебно взглянул на Бориса, облизал сухие губы и не сказал ни одного слова. Присказке о хитроумных преследователях он уже не поверил, но настроение у него испортилось совершенно.

Глава 14

Как обычно, не доехав до места один квартал, они оставили машину в каком-то дворе и пошли дальше пешком. Переверзев был с ними – разумеется, без наручников, – и Гуров одним глазом постоянно присматривал за ним. В отделе Переверзева отпустили только под личную расписку, и это поневоле обязывало Гурова волноваться.

Но Переверзев вел себя довольно спокойно и, кажется, нисколько не помышлял о бегстве. Он тщательно осматривался по сторонам, извиняясь, что плохо запомнил район.

– Я на местности вообще ориентируюсь не очень, – признался он. – А тут был от силы-то два-три раза. Мы больше на фургоне туда-сюда мотались... Но я точно знаю, что Мертвый сейчас здесь обосновался. Он в старом доме две квартиры занял, потому что при нем всегда человек пятнадцать – им же где-то жить надо. Остальные к нему как бы по вызову являются. Ну, те, которые свои квартиры имеют. А тут основное ядро. Здесь дома вроде сносить собираются, половина жильцов уже съехала, милиция сюда даже не заглядывает – благодать... В общем, еще тот райончик. Если в карманах чего есть, то лучше за них держаться. А еще лучше сразу отсюда сваливать. Кстати, Мертвый тут задерживаться не собирается. Вот решит дела с капитаном, возьмет, что наметил, и обратно в Европу. Он ведь у нас международного уровня деятель...

Район действительно выглядел мрачновато: плоские почерневшие коробки домов, расставленные рядами среди свободно растущих кустов, среди каких-то разоренных гаражей, накренившихся заборов – все это производило гнетущее впечатление. Однако люди тут, судя по всему, жили, и было им все нипочем. Из-за кустов доносился детский смех, где-то играла музыка, и даже кое-где под окнами стояли легковые машины.

Переверзев долго крутил головой, чесал в затылке, но наконец просиял и мотнул подбородком в одном ему известном направлении.

– Туда! – сказал он. – Это точно. Сейчас вот между этими двумя домами пройдем, потом там трансформаторная будка, и столб стоит с ободранными проводами. Вот напротив этого столба и будет штаб квартира Мертвого. У него первый подъезд, первый этаж, чтобы легче было когти рвать, значит... Мы тут иногда тоже останавливались. Машина у нас за трансформаторной будкой стояла. По идее, сейчас ее там быть не должно...

Он повел Гурова и Крячко между домами, и вскоре они действительно увидели и трансформаторную будку, и столб с оборванными электрическими проводами. А еще через секунду Переверзев слегка изменился в лице, потому что увидел стоящий за трансформаторной будкой желтоватый фургон.

– Вот зараза! – сказал он с сожалением. – Не послушались меня ребята! Если с ними что-то случилось – никогда себе этого не прощу!

Гуров уже знал историю освобождения Ольги Копаловой – можно сказать, во всех подробностях. Рассказывая ее, Переверзев не старался преувеличивать свою роль и легко признался, что завелся из-за хамства бандитов, а вовсе не потому, что хотел спасти женщину. «Но и это тоже меня напрягало, – добавил он. – Чтобы я, Толька Переверзев, людьми торговал?! Они все равно что в лицо мне плюнули!»

Рассказывал он и про то, как убил товарища – с досадой, но вовсе не убиваясь от горя. «Там расклад был четкий – или ты, или не ты. Максаков меня бы не пожалел – это я знаю точно. Ну а поскольку он против меня слабоват, то и выжил я. Вот и вся история».

История была, конечно, не вся, но выслушать все у них просто не было времени. Гурову, например, очень хотелось знать, где Переверзев разжился оружием и куда он его потом дел, но эту подробность обсудить по дороге они тоже не успели.

Переверзев недолго горевал. Поняв, что его товарищи никуда не уехали, он стал опять осматриваться по сторонам, пытаясь понять, куда они все исчезли.

– Обычно все около машины кучковались, – объяснил он. – Она у нас вроде корабля была. Вахтенный-то обязательно у руля стоял. А сегодня что-то все разбежались. Не нравится мне это.

– Так, может, все у Мертвого? – предположил Гуров.

– Может и так быть. Только вряд ли. Во-первых, самого Мертвого тут нет. Потому что оба его джипа тут вот стоят, когда он на месте. А раз их нет, значит, и его нет. Допустим, один джип я угнал, так второго-то все равно нет!

– Джипов действительно не наблюдается, – согласился Крячко. – Тем более что один ты, как сам признаешься, угнал. Однако фургон ваш на месте, а значит, шансы у нас не все потеряны. У меня есть неожиданное предложение – посигналить. Обычно владельцы машин болезненно реагируют на звук родного клаксона и бегут на него, как мамаша на крик младенца.

– Так закрыт фургон-то, – заметил Переверзев.

– Фургон – не закон Ньютона, – ответил Крячко. – Открыть его – раз плюнуть.

– Мы с тобой кое-что уже открыли, – проворчал Гуров. – Сам Ньютон бы позавидовал. Давай не будем пороть горячку. Мы собирались просто присмотреться. А если мы будем крутиться возле фургона, то присмотрятся к нам в первую очередь.

– Тоже верно, – вздохнул Крячко. – Но я уже присмотрелся. Тут довольно пусто. Может быть, перейдем присматриваться в дом?

– На пулю нарваться хочешь? – сердито спросил Гуров. – То, что Мертвого нет, еще не значит, что кто-то из его подручных здесь не остался. В любом случае они должны ждать здесь Переверзева.

– А он что, дурак сюда возвращаться? – спросил Крячко.

– Он не дурак, но ведь вернулся, – возразил Гуров.

– Давайте, господа менты, я сам схожу и посмотрю, что тут у них, – неожиданно предложил Переверзев.

Оба опера уставились на него с недоумением.

– А говорил – не герой, – с осуждением заметил Гуров. – Как же не герой, когда такую глупость сморозил? Да ведь тебя на клочки порвут, если что.

– Меня порвать сложно, – ответил Переверзев. – У меня шкура сыромятная. И потом, ведь они меня здесь не ждут. Не успеют среагировать. Я только погляжу и назад.

– Не пойдет, – помотал головой Гуров. – Место здесь дикое, но перестрелку затевать все равно ни к чему. Подождем.

– У вас мобильник есть? – помолчав, спросил Переверзев. – Дайте, я ребятам еще раз позвоню. Фургон они бросили, но телефон-то у Боско всегда с собой.

Он взял у Гурова телефон и набрал номер. Судя по его лицу, ничего радостного он не услышал. Опустив трубку, он мрачно уставился на оперативников.

– Совсем худо, – сказал он убежденно. – Чтобы Боско не ответил на звонок – такого не бывало. Да и по какой причине он не будет отвечать? Одна может быть причина – плохи у них дела.

Утешать его никто не собирался. Все трое еще постояли, молча оглядываясь по сторонам, а потом Крячко сказал:

– Лева, давай рассуждать логично. Мы все здесь мужики, поэтому будем без этих, без финтифлюшек... Нашатырный спирт никому давать не придется. Что мы имеем? Банда Мертвого, которая в компании бывших матросов занимается шантажом. Один из сообщников, матрос, неожиданно портит всю игру и упускает предмет шантажа. Судя по всему, речь идет об очень больших деньгах. Такие вещи в подобном обществе не прощаются. Чувствуете, куда я клоню? Сколько вас было, Переверзев?

– Было... С Боско оставались еще четверо, – хрипло ответил моряк. Впервые в его голосе послышалась безнадежность.

– Ну, так, – сказал Гуров, подумав. – У нас было главное опасение, что Мертвый, почуяв опасность, постарается скрыться. Так оно и получилось. Только с той разницей, что Мертвый оказался гораздо хитрее и смылся еще раньше, чем мы думали. Шантаж его сорвался. Поэтому я согласен с тем, что говорит Стас. Увы, но, скорее всего, ваши товарищи погибли, Переверзев. Нам остается только выяснить, где их тела. Полагаю, что мы можем осмотреть логово Мертвого без опасений. Возможно, там мы найдем какой-то след. Показывайте, где это, Переверзев!

Моряк молча кивнул, развернулся и решительно зашагал к дому. Гуров и Крячко последовали за ним. Сомнений в том, что они опоздали, уже не оставалось, но старая привычка заставила Гурова почти автоматически приготовить табельное оружие к бою. Так же поступил и Крячко.

Вслед за Переверзевым они вошли в узкий пыльный подъезд. Внутри все выглядело еще более уныло, чем снаружи – обшарпанные, испещренные надписями стены, осыпавшаяся штукатурка, выдранная с мясом проводка, на полу осколки стекла и окурки.

– Неприхотливо жили, – негромко заметил Гуров.

– Что? – оборачиваясь, спросил Переверзев. – А, да, тут погано. Но бывают места и похуже.

– Тюрьма в Бельвиле, например? – подсказал Гуров.

Переверзев на мгновение замер.

– Не было никакой тюрьмы в Бельвиле, – сердито ответил он. – Не знаю, что вам наплела эта сволочь. Я расскажу вам, как было. Только бы найти ребят.

– Какая дверь? – спросил шепотом Гуров.

Невольно он перешел на шепот, потому что от грязных стен и пустых лестничных пролетов ощутимо веяло опасностью. Гуров хорошо знал этот запах. И сейчас он был почти уверен, что в доме они не одни. По всем правилам следовало сейчас прекратить поиски и связаться с управлением, но в такие минуты и Гуров и Крячко частенько забывали о правилах. Можно сказать, что запах опасности пьянил их, но в этой слабости они никогда не признавались даже самим себе.

– Обе двери, – ответил Переверзев. – Здесь две квартиры, но там внутри сломана перегородка. Соответственно, получается два выхода.

– Не считая окон, – заметил Крячко. – Эх, все-таки надо было мне посигналить!

– Не беспокойся, если тут кто-то есть, то он тебя и без сигнала заметил, – утешил его Гуров. – Проверь-ка, заперты двери или нет.

Обе двери были, разумеется, заперты. Но Крячко, вполглаза оглядев замки, только презрительно хмыкнул. Спрятав в кобуру пистолет, он пошарил в карманах и достал набор отмычек.

– Постереги меня, Лева, пока я тут копаюсь! – попросил он.

Гуров взял дверь на прицел – здесь можно было ждать любой неприятности. Если внутри кто-то был, то лязганье отмычек в замке не могло пройти мимо его слуха.

Крячко справился с работой гораздо быстрее – все-таки замок здесь был попроще, чем у Гузеева. Дверь слегка скрипнула, просев на разболтанных петлях. Все замерли, а потом Гуров, уйдя в сторону, толчком ноги отворил дверь. Крячко тоже прижался к стене, увлекая за собой Переверзева.

Квартира встретила их настороженной тишиной. Из дальней комнаты в прихожую падала полоска серого света. Полы были истоптаны разнообразными следами. Здесь не заботились об уюте. И пахло тут табаком, потом и еще какой-то гадостью.

Гуров и Крячко медленно пошли вперед, держа пистолеты дулом вверх. Переверзеву Гуров знаком показал оставаться на месте. Тот на секунду задержался, но потом упрямо двинулся следом. Гуров сделал вид, что ничего не заметил. Он как раз достиг конца коридора и с пистолетом в руке нырнул в комнату.

Ничего не произошло. В сумрачном помещении было пусто. Стояла стандартная рассохшаяся мебель – стол, старый диван, две кровати, несколько стульев. На столе валялась опрокинутая консервная банка, служившая здесь пепельницей. Все было засыпано окурками и пеплом.

Крячко заглянул на кухню и кивнул, что означало – все в порядке. Пошли дальше и обнаружили проход, соединявший две квартиры. Импровизированный дверной проем был вырублен неаккуратно – видимо, долго жить тут никто не собирался, все делалось на скорую руку и без особого желания.

В соседней квартире тоже никого не было, но здесь во второй комнате их ждала страшная находка. У стены, сложенные в ряд, лежало пять человеческих трупов – все мужчины. Судя по всему, они были безжалостно расстреляны из пистолетов – по всему полу были рассыпаны короткие желтые гильзы.

Зрелище было более чем впечатляющее, и некоторое время все трое молчали, пытаясь справиться с потрясением. Хуже всего пришлось, конечно, Переверзеву. Не стоило и гадать, чьи безжизненные тела лежали у их ног – ответ был написан у моряка на лице.

Он сделался серым и тоже похожим на труп, с остановившимся взглядом и застывший как камень. Не отрываясь, Переверзев смотрел на тела своих погибших товарищей, и только у края его левого глаза безудержно дергалась какая-то жилка.

Еще не войдя в квартиру, они предполагали, что команда Боско может быть убита, но убедиться в этом воочию оказалось совсем не простым делом. Первым затянувшееся молчание нарушил Гуров.

– Ну, так, мужики, – сказал он, хмурясь. – Скверная история с нами приключилась, ничего не скажешь. Однако же что выросло, то выросло. Оживлять покойников даже у нас еще не научились. Поэтому давайте продолжать наши дела. Предположения наши стали фактом – Мертвый ликвидировал ненадежных сообщников и отбыл в неизвестном направлении. И очень хорошо, что мы не полезли в фургон. Чем больше улик осталось, тем лучше... Я прямо сейчас вызываю сюда следователя и экспертов.

– Давай сначала перейдем в другую комнату, Лева! – предложил Крячко. – Уж больно здесь неуютно...

– Сейчас перейдем, вот только господин Переверзев скажет, всех ли он опознал, – ответил Гуров.

– Всех, – мрачно ответил моряк. – Всех наших ребят положили, гады! Никого не пожалели. И Боско, на что уж живучий был, а и он не уберегся. Вот и встретила нас родина...

– Не хочу показаться циничным, – заметил Гуров, – но в гибели вашей команды виноваты прежде всего вы сами. Не вы лично, а ваш общий выбор. Вы связались с отпетыми мерзавцами, так чего было ждать?

– Да вы же еще ничего не знаете! – запальчиво сказал Переверзев. – Нас со всех сторон обложили. Выбора не было.

– Ну, выбор всегда есть, – заметил Гуров. – Вы же вот выбрали. Поздновато, но выбрали.

– Из-за моего выбора ребят и положили, – угрюмо сказал Переверзев.

– Я придерживаюсь иного мнения на этот счет, – сказал Гуров. – Хотя и не знаю всего. Но что-то мне подсказывает – такой конец был запланирован заранее. Просто ваш поступок послужил чем-то вроде катализатора.

– Это все очень трогательно, – нетерпеливо проговорил Крячко, – но все-таки давайте уйдем отсюда. Я человек не особенно нежный, но в склепах чувствую себя неуютно. А проблемы можно прекрасно обсудить и в соседней комнате.

Они вернулись через проем в стене в первую квартиру. Первым шел Крячко и он первым увидел гостя.

Это был высокий, чуть сутуловатый парень с мрачноватым лицом, коротко стриженный, в мятых брюках и повытертой на сгибах кожаной куртке. Он стоял на пороге, недоверчиво озираясь по сторонам. В руках у него был здоровенный рулон брезента.

На секунду их с Крячко взгляды встретились. А потом парень попятился и не слишком громко, но тревожно сказал:

– Жмот, атас!

За его спиной послышался шум – там, похоже, был еще кто-то. Крячко бросился вперед. Парень швырнул ему под ноги тяжелый рулон и метнулся назад в прихожую. Крячко споткнулся и с разгону полетел на пол. Перевернувшись через голову, он мгновенно вскочил на ноги, но было уже поздно – входная дверь хлопнула, и вниз по лестнице застучали шаги двух человек.

– Лева, держи! – завопил Крячко, бросаясь в прихожую.

Гуров не стал долго раздумывать. Промчавшись через комнату, он выбил плечом оконную раму и вывалился на улицу.

Двое, уже разделившись, улепетывали прочь во всю силу своих молодых ног. Гуров выстрелил в воздух и вскочил на ноги. Из подъезда с бешеными глазами выскочил Крячко.

– Один за дом побежал! – махнул рукой Гуров. – Я за ним! А ты второго бери!

Они разбежались. Гуров обогнул дом и увидел фигуру в кожаной куртке. Пригибаясь как под обстрелом, парень бежал, держа курс на запущенный сквер в конце унылого квартала. Немногочисленные жильцы соседних домов спешили на всякий случай ретироваться по своим подъездам. Встревать в чужие дела никто не хотел.

Бежал парень прытко. Гуров не был уверен, что сумеет составить ему конкуренцию. Припав на одно колено, он поднял пистолет и тщательно прицелился. Поймав на мушку мельтешащие ноги беглеца, Гуров задержал дыхание и аккуратно нажал на спуск. Раздался выстрел.

Парень споткнулся, подскочил, точно наступив на горячие угли, но побежал как будто еще быстрее. Вот-вот он должен был скрыться в пыльных ясеневых зарослях. Гуров с досадой выругался и тоже побежал дальше.

Неожиданно беглец затормозил и как-то странно присел – раз, другой, а потом и вовсе опустился на землю. Оглянувшись на настигающего его Гурова, он оскалился и попытался подняться. До Гурова донесся крик боли.

«Значит, все-таки достал я тебя, голуба! – удовлетворенно подумал Гуров. – А ты не бегай, не заставляй старика за тобой гоняться...»

Поняв, что убежать уже не получится, парень вдруг выхватил из-под куртки пистолет. Гуров едва успел броситься на землю. Его противник принялся выпускать пулю за пулей, точно игровой автомат в парке развлечений. Гуров отполз за угол ближайшего дома. Пули взбивали пыль в двух метрах от его носа, но вреда причинить уже не могли.

«Развлечение-то это, конечно, плохое, – подумал Гуров с неодобрением. – Люди вокруг кое-какие живут, да и вообще, что это за шутки такие с оружием?»

– На тебе, орел, и так много всего! – крикнул он, взывая к разуму парня. – Зачем тебе еще накручивать? Бросай оружие – поговорим, консенсус поищем. Нет ведь у тебя шансов!

Однако бандит не успокоился, пока не расстрелял все патроны. Гуров считал специально, и когда на мгновение возникла тишина, выскочил из своего убежища и бросился к раненому.

Бандит в отчаянной спешке перезаряжал оружие. Руки у него тряслись. Появление Гурова совсем деморализовало его – он никак не мог запихать магазин в рукоятку, дергался и невольно отползал в кусты, которые были совсем рядом, но все никак не приближались. Гуров поднял пистолет и прицелился парню в лоб.

– Ну все, поигрались и хватит! – строго сказал он. – Мозгов у тебя, наверное, не слишком много, но своего все равно жалко, верно? Я ведь при исполнении, а ты по мне стрелял, сукин сын. Имею полное право пресечь твою опасную для общества деятельность.

Парень с ненавистью и страхом смотрел на Гурова снизу вверх, все еще на что-то надеясь, и не выпускал из рук пистолета.

– Ну, бросай, бросай! – сказал Гуров. – Все равно руки дрожат, а такими руками за оружие лучше не браться. Как нога-то – болит?

Бандит уронил наконец магазин в пыль и будто опомнился. В глазах его не осталось надежды – один страх. Он испуганно отбросил в сторону пистолет и поднял вверх руки.

– Я сдаюсь, – сказал он. – А этих не я убивал, слово даю! Это Мертвый. Ну, в смысле, те, кто с ним уехал. Нас-то со Жмотом он оставил дерьмо подбирать...

– Да, дерьма за вами много осталось, – покачал головой Гуров. – Ну что, встать сможешь? Куда тебя стукнуло?

Парень схватился за голень, сморщился и проговорил, явно давя на жалость:

– Тут вот... чуть пониже коленки... Точно кость задета. Болит – мочи нет!

– Тем, кого вы расстреляли, тоже несладко пришлось, – строго заметил Гуров.

Он с помощью носового платка, чтобы не испортить отпечатки, подобрал с земли пистолет и спрятал его в боковой карман.

– Одним словом, идти можешь, или носилки ждать будем?

– Да куда идти? – обиженно сказал бандит. – Кабы мог – только бы вы меня тут и видели!

– Тогда давай прямо здесь разговаривать, – предложил Гуров. – Только как на духу. Будешь голову морочить – я тебе такую характеристику распишу, всю жизнь вспоминать будешь. Тебя как зовут-то?

– Хруст я, – растерянно сказал бандит.

– А по-человечески?

– Костенко, – парень не сразу вспомнил собственную фамилию. – Костенко Илья. Семьдесят второго года рождения...

– Ну и что тут, Илья, у вас произошло?

– Так это, Мертвый... Он за кордоном с моряками какими-то снюхался. Кого-то они тут вместе шкурить собирались, какого-то Гузеева. Бабу его взяли, за городом прятали. Могу показать место...

– Без тебя показали. Давай дальше.

– Короче, стерегли ее пополам – двое наших, двое морячков. А потом у одного морячка крыша поехала, и он всех, кто там был, завалил на хрен. А бабу выпустил. Мы тут как раз подъехали, а никого нет. Мертвый говорит – ищите везде, он не мог далеко уйти! Мертвяки там еще теплые были. Ну, мы и поехали. Там типа лесок был – а он там прятался. Только мы лопухнулись – не ожидали, что он так оборзеет. А он, падла, в лес нас заманил, а сам тачку перехватил. Ну и, короче, еще троих наших положил. Одного из пушки, а двоих машиной сбил. Ушел, короче. Ну, Мертвый психанул и сразу свалил. А нас со Жмотом оставил трупы жечь. Я не хотел, а куда денешься? Сам рядом ляжешь.

– Ну, сожгли вы трупы, а потом?

– Потом на дорогу пошли. Попутку поймали и сюда. Приехали, а тут полный атас. Мертвый морячков грохнул. Прямо в доме. С глушаком стреляли. Говорят, те и «мама» сказать не успели. А что? Мертвый сказал – толку от них теперь никакого, а опасность большая. Если все начнут такие номера выкидывать... Тем более информация ему поступила...

– Что за информация? – насторожился Гуров.

– Я точно не знаю, – сказал Хруст. – Короче, пока бабу взаперти держали, чтобы муж ее выкуп собрал, за ним тоже следили. Говорят, что-то он там крутил втихаря. Мертвый так понял, что свалить он хочет. Даже тачку приготовил где-то запасную, «Волгу» серую – ребята рассказывали, которые на нее маячок ставили. Мертвый как чувствовал – в то утро, как баба сбежала, муж тоже в бега подался. Бороду нацепил и под носом у ментов скрылся. А наши трое – Веселый, Мастер и Байкер ему на хвост сели.

– Дали уйти? – удивился Гуров.

– Я точно не знаю, – сказал Хруст, – но, по-моему, Мертвый про этого Гузеева что-то знает. Что-то особенное. И он его пасет, чтобы Гузеев его на что-то вывел. Но мне, ясно, никто про это не говорил. Мне вон сказали – трупы опять хоронить. Завернуть в брезент и ночью вывезти куда-нибудь на свалку. Чтобы, короче, никаких подозрений.

– Да, нелегкий твой жребий! – сказал Гуров. – Насколько я понял, напарник твой, Жмот который, тоже информацией не владеет?

– Информацией? Не-е-ет! Откуда? Мы с ним на пару шестерим. А те, кому Мертвый доверяет, те с ним уехали. Сейчас уже далеко, наверное.

– И куда они поехали?

– Мне не докладывали, – покачал головой Хруст, – но по базару я понял, что на запад поедут, куда-то в сторону Минска, что ли... Это Мастер с дороги весточку подал. Мертвый ее получил и сразу засобирался.

– Номер машины, на которой он поехал! – железным голосом потребовал Гуров. – И номер той первой машины, на которой Мастер ваш едет!

Хруст не стал запираться и назвал оба номера. Пора было закруглять разговор.

– Приятно было с тобой пообщаться, Илья, – сказал Гуров, доставая из кармана мобильник. – Но теперь мне нужно кое-куда позвонить. Думаю, не обидишься, если я отойду в сторонку? Вот и чудесно!

Едва Гуров закончил разговор с управлением, как из-за дома появились Крячко в разорванной пополам рубашке, а следом – мрачно торжествующий Переверзев, который вел закованного в наручники бандита по кличке Жмот. Гурову показалось, что двигаться Жмота моряк заставлял издевательскими пинками под зад. Это было такое откровенное и вопиющее нарушение законности, что Гуров решил считать его померещившимся.

Он только сделал выговор Крячко за то, что у него свидетели сопровождают арестованных, что, разумеется, не лезет ни в какие рамки.

– А я его сопровождать не могу, Лева, – откровенно сказал Крячко. – Потому что я могу его тогда убить. Я только недавно новую рубашку купил, а эта гадина, посмотри, что с ней сделала!.. Так мало того – он еще и молчит, сволочь! Вроде он мимо шел, прогуливался...

– Ничего, его приятель рассказал все, что надо, – успокоил его Гуров. – Сюда скоро бригада приедет. А нам с тобой в путь собираться пора – есть наметка, что Гузеев и Мертвый оба в одном направлении движутся, на запад. Генерал уже дал «добро». Заскочим на минуту домой – я с Марией прощусь, а заодно тебе рубашку презентую. Не такую новую, – улыбнулся он. – Но страшно крепкую!

Глава 15

На границе проблем никаких не было, да Гузеев их и не ожидал. Он всегда был запаслив и осторожен. И в нужный момент не жалел денег. Документы у него были практически настоящие. Чтобы заподозрить неладное, пограничникам нужно было обладать даром экстрасенсов, да и то в этом случае требовалась многоступенчатая экспертиза, чтобы подтвердить подозрения. Он не международный шпион, чтобы возбуждать такие подозрения. Наверное, у милиции возникли свои вопросы, но они адресованы гражданину Гузееву, который теперь растворился бесследно. С преступниками, которые идут по его следу, дело обстоит куда хуже. Преступники всегда переигрывали милицию, хотя в обществе принято считать иначе.

В его случае все естественно. Бывшая команда объединилась с бандитами, чтобы отомстить и вернуть свое. Была надежда, что они не вернутся никогда, но они вернулись. Они о нем все знают. Ну, вернее, им кажется, что они все знают. Хотя и того, что они знают вполне достаточно, чтобы лишиться жизни. Нужно сделать все, чтобы обрубить «хвост».

Сейчас Гузеев уже знал, что Борису не померещилось и что за ними охотятся. Бандиты действительно оказались хитрее и, убедившись, что Гузеев движется в сторону границы, обогнали его, прошли таможенный контроль и засели по другую сторону, поджидая добычу.

Когда Павел Владимирович увидел вспыхнувшие на обочине фары, а потом устремившуюся вслед машину, он облился холодным потом. Борис и Иваныч деликатно молчали, но было видно, что они тоже не на шутку встревожены.

Теперь преследователи не особенно и скрывались. Они шли метрах в пятнадцати от «Волги», не выпуская ее из поля зрения ни на секунду. Бандиты справедливо полагали, что на чужой территории Гузеев не решится на активные действия. Расчет был точен – Павлу Владимировичу и в самом деле не хотелось поднимать шум. Вся загвоздка была в том, что бесконечно так продолжаться не могло – он не мог допустить этих людей в свой тайник. Слишком дорого он достался, расплачиваться приходится до сих пор.

Кое-как доехали до первой попавшейся гостиницы. Сняли номер – один на троих – и устроили военный совет, несмотря на то, что все валились с ног и на дворе была глухая ночь. Совет был недолгим. Гузеев признался, что был не прав, и попросил Иваныча и Бориса помочь.

– Оторваться теперь уже вряд ли получится, – решил он. – Но привести их туда, куда мы направляемся, невозможно. Это гибель. Мне тяжело это говорить, но нам придется рискнуть.

– Рискнем, шеф, – почти без эмоций сказал Борис. – Желательно место побезлюднее, а там можно и рискнуть.

– Вы там уже бывали, – напомнил Гузеев. – Два года назад и шесть лет назад. Места там достаточно безлюдны. Но все должно быть сделано на уровне – никаких следов.

– Без следов не бывает, шеф, – так же спокойно объяснил Борис. – Жизнь такова, что всего предусмотреть невозможно. Но многое предусмотреть можно. Мы постараемся. Вы только дайте команду.

Как ни странно, но, получив прямое указание разделаться с преследователями, Борис и Иваныч успокоились, и это успокоение в какой-то степени передалось и Гузееву. Он почти бесстрастно наблюдал теперь за белым «БМВ», который неотвязно тащился за ними по шоссе и всем проселочным дорогам. Угрожающие неподвижные фигуры за ветровым стеклом чужой машины казались ему не более чем картонными мишенями. Он был уверен в своих помощниках. Нужно было только выбрать подходящее место.

Когда до цели оставалось не более полусотни километров, Гузеев решился.

Они ехали по шоссе на северо-запад. День уже клонился к вечеру, да еще испортилась погода и все вокруг тонуло в ранних сумерках. Из низких облаков начал накрапывать дождь. Заметив показавшийся впереди лес, Гузеев приказал остановиться и развернул карту.

«БМВ» с издевательской предупредительностью притормозил метрах в двадцати от них и даже помигал фарами.

– Наглые твари! – с легким удивлением заметил Борис. – Давно не видел таких наглых.

– Да ты на них от самой Москвы смотришь! – удивился Иваныч.

– Я имею в виду вообще. Редко такие попадаются. Никакой у людей скромности. А если мы прямо сейчас им гранату под нос сунем?

– Ну так, языки-то придержите! – недовольно сказал Гузеев. – К чему лишнее болтать? Смотрите на карту – если мы сейчас налево свернем? Тут километров пять лесом и вроде никаких поселений. Подождать их вот на этом повороте и...

– Это если удастся от них оторваться, – заметил Иваныч. – Они постоянно на хвосте висят. Среагируют.

– А вы пошустрее! – сердито возразил Гузеев. – Оружие заранее приготовьте. И про глушители не забудьте!

Оружие, два легких автомата и три пистолета с запасом патронов, они перевозили в особом контейнере, который Борис искусно замаскировал под днищем машины. Переехав через границу, они извлекли это хозяйство, но пока еще хранили в разобранном состоянии. В глубине души Гузеев еще на что-то надеялся, но теперь он высказался совершенно недвусмысленно, и его слова были приняты за руководство к действию немедленно. Борис, правда, так и остался за рулем, но Иваныч быстро пересел на заднее сиденье, и пока Гузеев изучал карту, открыл чемоданчик с потайным дном и принялся деловито собирать автомат.

– Потом проедем вот здесь... – продолжил Гузеев, двигая пальцем по карте. – Кажется, эта дорога обозначена как проезжая... И вот здесь вернемся на шоссе...

Борис, обернувшись, внимательно следил за передвижениями пальца шефа. Его не слишком обнадеживала информация, которую выдавал Гузеев. Места были незнакомые, а карта могла ошибаться. Но пока Борис не спешил с возражениями. Он видел, что Гузеев и сам окончательно не решил, как лучше поступить.

Иваныч собрал автомат, аккуратно положил его на дно чемоданчика и принялся за второй. И тут Борис поднял голову и негромко сказал:

– Спокойно, мужики, к нам, кажется, гости...

Гузеев резко обернулся. Сквозь забрызганное дождем стекло было видно, как по обочине шагают два высоких плечистых человека в темных плащах. Они шли не торопясь, сунув руки в карманы, приглядываясь к серой «Волге», как к некоей диковине, непонятным образом залетевшей в эти края. Хотя к их собственному появлению на этом шоссе имелась масса вопросов – например, у господина Гузеева.

Не меняя позы, Борис просунул руку между сиденьями, и Иваныч сунул ему уже взведенный «ПМ» с навернутым на дуло глушителем. Борис незаметно прикрыл ствол полой куртки. Гузеев слегка побледнел и уронил карту под ноги.

Чужаки подошли к машине. Один остановился чуть поодаль, продолжая пялиться на «Волгу» взглядом эксперта, которого попросили оценить картину сомнительной подлинности. Второй приблизился вплотную и, слегка наклонившись, постучал пальцем в стекло водителя.

– Открой! – почти неслышно проговорил Гузеев.

Борис опустил стекло, вопросительно посмотрел на незнакомца. Тот выглядел очень прилично, галстук на белоснежной рубашке был завязан безупречным виндзорским узлом. Лицо его, резко очерченное и грубоватое, имело чуть печальное выражение, как у человека много повидавшего и мудрого.

– Проблемы, господа? – спросил он, переводя взгляд с одного пассажира «Волги» на другого. – Можем мы чем-нибудь помочь?

– Вы очень любезны, – холодновато ответил Гузеев. – Но помощь нам не требуется. Спасибо.

Человек в плаще не спешил. Он еле заметно улыбнулся и сосредоточил взгляд на Гузееве.

– Вы – капитан! – сказал он добродушным тоном, за которым без труда угадывалась издевка. – Я вас сразу узнал. Без бороды вам куда лучше. Хорошо, что вы от нее избавились.

– Здесь нет никаких капитанов, дорогой, – ответил за Гузеева Борис. – Ты обознался. А теперь извини – нам ехать надо. Отойди от машины, пожалуйста.

– Да ладно, зачем нам теперь-то ваньку валять? – продолжая улыбаться, спросил незнакомец. – Земляки в чужих краях вместе должны держаться. Когда вместе, и дела спорятся. Мы с товарищами на все руки мастера. Вот у меня и прозвище даже такое – Мастер.

– Так чего тебе надо, мастер? – спросил Гузеев, стараясь говорить развязно.

– Того же, чего и тебе, капитан, – ответил, помедлив, Мастер. – Того же, чего и всем надо, Гордону, например... Не забыл еще это имя? Понимаю, забыл! Столько лет прошло... А он тебя, представь, помнит. Нас вот нанял, чтобы мы все это дело разрулили. Самому ему в наши края соваться не хочется. Ну, знаешь ведь, капитан, как там на Западе о нас думают – снег, медведи по улицам ходят, КГБ на каждом углу... А мы вроде и там свои, и тут дома. Ясное дело, процент оговорили от возвращенного достояния. Только, на мой взгляд, процент смехотворный. Ну в самом деле, смешно ведь париться за десять процентов, когда все сто у нас под ногами лежат!

– Если говорить про десять процентов, то это как раз та часть, которую я понял из ваших рассуждений, уважаемый! – перебил его Гузеев. – В целом же полный бред. Вы или спутали нас с кем-то, или у вас не в порядке с головой. Идите-ка по своим делам, пока мы не поссорились!

– Ну-ну, капитан! Не нужно агрессии! Мы люди мирные и хотим с вами поладить. Как-никак, а земля здесь теперь чужая, хотя и кажется своей. Болот тут кругом полно – достаточно одного неверного шага, и пропал. Мы видим, что вы нервничаете, и решили вас успокоить, а то не ровен час наделаете глупостей. Обидно ведь! Одним словом, предлагаем вам нашу помощь и сотрудничество. Будем действовать сообща, и все у нас получится. А навар поделим пополам, идет? На Гордона смотреть не будем – что нам Гордон? Он у себя там хозяин, а здесь мы хозяева. Ну что, договорились?

– Отойдите от машины! – сквозь зубы сказал Гузеев. – И обратитесь к психиатру. У вас с головой проблемы... Поехали, Борис!

– У меня, конечно, такой башки нет, как у тебя, капитан, – серьезно сказал Мастер. – Но жадность тебя погубит, это точно. Деться тебе от нас все равно некуда. Мы по пятам за тобой будем ехать. Ты в лес, и мы в лес. Ты в болото, и мы в болото. Ты за кордон, и мы за кордон. Продолжать список? А то и еще проще сделаем. Ты сейчас пересядешь в нашу машину и поедешь с нами. А ребятишки твои будут колеса латать. Наша тачка-то и надежнее, и быстрее, и ты под рукой будешь...

Говоря это, Мастер как бы машинально опустил руку в боковой карман плаща. А следующим движением мгновенно выхватил оттуда пистолет. Но прежде чем он успел его поднять, Борис выстрелил через полу куртки прямо в грудь Мастеру. Тот отшатнулся и, раскинув руки, повалился навзничь.

Теперь за оружие схватился его напарник, стоявший на обочине. Иваныч, уже открывавший дверцу, пихнул ее ногой и дал две короткие очереди из автомата. С глушителем это получилось не громче треска дятла в лесу. Но последствия были куда серьезнее. Одна очередь прошла через грудь бандита, а другая взметнулась кровавыми ошметками над его головой. Он упал и как бревно скатился в канаву.

Тут же пришел в движение и «БМВ», который вдруг ожил и, завывая, начал сдавать назад. Он словно улепетывал от смертельной опасности. Через несколько секунд он был уже метрах в ста от места, где стояла «Волга».

– Гони! – придушенным голосом выкрикнул Гузеев. – Гони же, чего смотришь?!

Борис не стал суетиться. Внимательно еще раз осмотрел поле боя, спокойно передал назад пистолет и завел мотор. Аккуратно выехал на асфальт и, наращивая скорость, понесся дальше по шоссе.

Долгое время никто из них не проронил ни слова. Иваныч поспешно, но четко разбирал оружие на составные части и прятал в тайник. Борис крутил баранку и не отрываясь смотрел на дорогу. Гузеев, который все еще никак не мог прийти в себя, перекрутившись винтом, пялился назад, пытаясь в сереющих сумерках рассмотреть силуэт белого «БМВ».

Прошло минут десять. На их счастье, за это время их не догнала ни одна машина, и ни одна машина не попалась навстречу. «Бог хранит, – с каким-то необычным для себя умилением подумал Гузеев. – В тяжелый час Бог нас не оставил. Все будет хорошо. Все будет хорошо».

Он уже и сам не понимал, кого уговаривает – себя или Всевышнего. Но в душе у Гузеева постепенно нарастало чувство панического беспокойства. Он хотел избавиться от преследования, но так, как они это сделали, никуда не годилось. Два трупа на крупной трассе – это неизбежно привлечет внимание милиции. А третий бандит... Третьего они даже и не увидели. И он жив. Значит, полностью в безопасности они себя чувствовать не могут. Может обернуться так, что вскоре они окажутся меж двух огней. Если только оставшийся в живых бандит не уничтожит улики. Ему сложившаяся ситуация тоже не выгодна. Гузеев не пожалел бы сейчас и тысячи долларов, чтобы знать точно, что делает третий бандит.

Спутники Гузеева, кажется, не терзались проблемами. Теперь, когда за ними не было «хвоста» и никому из них не грозила непосредственная опасность, Борис и Иваныч расслабились. Борис даже принялся насвистывать какую-то мелодию, не менее монотонную, чем его речь. Это вывело Гузеева из себя.

– Свистишь? – мстительно спросил он. – Доволен? Я что говорил – в тихом месте надо! А вы? Нагадили в переднем углу и радуетесь?

– С чего вы, шеф взяли, что мы радуемся? – удивился Борис. – Радоваться-то вроде нечему. А то, что так получилось... Я вам говорил – это жизнь. Всего предусмотреть невозможно. Вот мы от них инициативы не ждали, а они взяли ее на себя, и все изменилось. А не стрелять было нельзя, Павел Владимирович. Если бы он нас на мушку взял – пришлось бы вам к ним в тачку пересаживаться однозначно. Это не юнцы желторотые. Они бы нас мигом пощелкали. Вынужденно все это было, Павел Владимирович. Как говорится, чрезвычайные обстоятельства.

– Да я думаю, обойдется, – подал голос Иваныч. – Свидетелей не было. Стреляли с глушителем. Трупы их подельник наверняка в лесок оттащил – ему они тоже ни к чему. Отстать от нас он не отстанет, конечно, но поостережется теперь близко держаться. Издалека пасти будет. Нам же на руку, верно? У нас сейчас одна проблема, Павел Владимирович.

– Какая? – раздраженно спросил Гузеев, которому этих проблем виделось по крайней мере с десяток.

– Стволы нам надо сбросить, Павел Владимирович, – озабоченно сказал Иваныч. – Это сейчас главная против нас улика. Не дай бог, если что...

– Стволы рано сбрасывать, – сказал Борис. – Враг за спиной. Думаешь, он долго один будет кататься? Наверняка уже со своими связался. Так что я не советую боеприпасами разбрасываться. Павел Владимирович сам говорил, тут с полсотни километров осталось. Мигом долетим, а там уж на месте разберемся.

– Борис дело говорит, – решил Гузеев, которому мысль остаться без оружия тоже показалась неуютной. – Вот от чего бы я с удовольствием избавился, так это от тачки нашей. Слишком она радиоактивная. Насколько я понимаю, дальше нас по тому же сигналу искать будут.

– В общем-то да, – кивнул Борис. – Но не только. По дороге будут информацию собирать. Это только кажется, что мы пролетели, и все. Кто-то все равно заметил – ага, «Волга» проехала, ага, с московскими номерами... Где-то след на дороге остался, где-то бумажку ненужную выбросили...

– А где-то пару стволов с патронами, – мрачно добавил Гузеев. – Я тебя понял. Ну уж постараемся за последние километры бумажек не бросать и на глаза никому не попадаться. Тем более что темнеет уже.

– Дорогу бы не перепутать, – озабоченно сказал Борис. – Я эти места неважно знаю.

– Подскажу, не заблудишься, – отозвался Гузеев. – Только учтите, там, куда приедем, помалкивайте. Носа никуда не совать, вопросов не задавать и на вопросы не отвечать. А еще лучше займитесь тачкой. Чтобы и духу ее больше не было! Лучше всего утопите где-нибудь в укромном месте.

– Без тачки как без штанов, – заметил Иваныч. – Или у вас есть что на примете, Павел Владимирович?

– Машина нам понадобится, – согласился Гузеев. – Но это опять-таки на месте решать будем. Помогут нам.

Удовлетворенные ответом, помощники больше ни о чем не спрашивали. Гузеев тоже не имел желания разговаривать. Он погрузился в мрачную задумчивость и время от времени бросал взгляд назад на дорогу, где, по правде говоря, уже ничего нельзя было рассмотреть – все заволокло темнотой и дождевой моросью.

Но скоро он перестал отвлекаться и принялся диктовать Борису маршрут, то и дело сверяясь с картой, потому что и сам не слишком был уверен в своей памяти. Все-таки он не возвращался в эти края уже два года.

Однако заблудиться он не мог ни при каких обстоятельствах, и в конце концов они нашли дорогу, которая в их путешествии означала финишную прямую. Проехав через неприветливый черный сосновый бор, они очутились на довольно обширном пространстве, где большую часть занимало перепаханное поле, а в конце этого поля у следующего перелеска стоял хутор. В ночной тьме ярко сиял фонарь на столбе, врытом напротив добротного двухэтажного дома, окруженного многочисленными пристройками. Рядом со столбом стоял небольшой колесный трактор, выкрашенный в пронзительно-красный цвет. Судя по всему, хозяева держали здесь очень солидное хозяйство.

– Вот теперь я вспомнил, – сказал с удовлетворением Борис. – Здесь ваш друг живет – фамилия у него еще какая-то чудная, литовская...

– Забыл? – откликнулся Гузеев. – Вот и хорошо, что забыл. Меньше знаешь, крепче спишь. И мне будет спокойнее. Ставь машину за домом, чтобы в глаза не сразу бросалась.

Они подъехали. Борис выключил мотор и обернулся к Гузееву. Тот вытер лицо ладонью, словно стряхивая усталость, и сказал:

– Наконец-то... Ну что, выходим.

Но едва они открыли дверцы, как со злобным лаем со всех сторон на них бросились собаки. Это были огромные лохматые псы, настоящие убийцы. Пришлось поспешно возвращаться обратно в салон.

– Дать бы по этим тварям очередью! – с досадой сказал Иваныч. – Чтобы в другой раз неповадно было травить людей собаками.

– Ты это брось! – строго сказал Гузеев. – Шуточки! В гостях мы. А кроме того, сам подумай, как тут без собак? Без собак здесь зарез. Это тебе не Калининский проспект.

– Это уж точно, – буркнул Иваныч. – И долго мы теперь будем так сидеть? У меня задница уже распухла. Вытянуть бы копыта...

– Ничего, вытянешь скоро, – двусмысленно ухмыльнулся Борис. – Как бы не отбросить только...

– Типун тебе на язык! – сердито оборвал его Гузеев.

Наконец на лай собак отреагировали обитатели дома. Заскрипела и хлопнула дверь, и на широкое крыльцо вышел высокий и грузный, но удивительно гибкий в движениях человек. Он был в голубых кальсонах и накинутом на широкие плечи ватнике. В левой руке человек держал карабин.

– Сегодня просто день Ворошиловского стрелка какой-то! – невесело пошутил Иваныч. – Надеюсь, это не тот случай, когда нам придется вспоминать про стволы?

– Ты же только что хотел очередь пустить, – напомнил Борис.

– Прикройте рты! – раздраженно бросил Гузеев. – И посидите пока!

Он распахнул дверцу и вышел из машины. Хозяин уже отозвал псов, свистнув каким-то особым образом, и теперь внимательно смотрел со своей господствующей над местностью позиции на приближающегося к нему незваного гостя.

– Здравствуй, Донатас! – подходя к освещенному месту, сказал Гузеев. – Не узнал?

Человек на крыльце хмыкнул и что-то негромко сказал псам, и те неслышно, как тени, тут же растаяли во мраке.

– Поднимайся, не бойся! – с едва заметным акцентом сказал Донатас. – Давно тебя не было. Рад видеть в добром здравии.

– Это верно, давно мы не видались! – вздохнул Гузеев, одолевая последнюю ступеньку и протягивая хозяину руку. – Только насчет доброго здравия, это ты поторопился. Дела плохи, Донатас! Совсем плохи.

– Ага! – сказал хозяин, всматриваясь в лицо Гузеева. – Значит, сколько веревочке ни виться... Я про это думал. Недавно как раз про тебя вспоминал и думал.

– Я тоже с некоторых пор начал думать, – с досадой сказал Гузеев. – И не хотел, а заставили. Они вернулись, Донатас. Не все, но многие. И не одни.

– Только с кладбища не возвращаются. Я тебя предупреждал, – заботливо заметил хозяин. – Видишь этот фонарь?

– Ну, вижу, – буркнул Гузеев. – И что?

– Мы с тобой стоим под этим фонарем, и нас видно, – объяснил Донатас. – А собаки ушли, и их будто нет. Ты все эти годы стоял под фонарем.

– Я не могу, как ты – в глуши, с собаками, – сказал Гузеев. – Каюсь, нужно было начинать новую жизнь под новым именем, но в то время это было для меня сложно, да и не думалось об этом. Казалось, что прошлое похоронено. Но давай закончим этот разговор. Я устал.

– Давай, – согласился Донатас. – Ты не один? Я подниму хозяйку – она вас покормит. Только один вопрос – что ты теперь задумал?

– Мне нужно к морю, – сказал Гузеев. – Я еще не забыл, как вычислять курс. У меня есть эстонская виза. Куплю яхту с белоснежными парусами, попробую осесть где-нибудь на островах, перекантуюсь с годок, а дальше что-нибудь придумаю.

– Значит, опять зов странствий? – сощурился в улыбке Донатас. – Душа моряка проснулась. А ко мне зачем? Хочешь потревожить запас?

– Я хочу взять все, – сказал Гузеев. – Разумеется, кроме твоей доли.

– Ага, – произнес Донатас, подумав. – И как ты думаешь везти это к морю? Сейчас на границах очень серьезные порядки.

– Я надеюсь, что ты мне поможешь, – ответил Гузеев. – У тебя ведь есть друзья в Литве? Ты сам говорил, что твой школьный товарищ – большая шишка в правительстве. И еще кто-то, не помню уж...

– Мы давно не в школе, Павел, – пожал плечами Донатас. – И Литва теперь далеко. Литва теперь – заграница. Другой мир. Но я попробую что-нибудь придумать. Но это потом. Зови своих друзей – надо же вас покормить с дороги.

Глава 16

– Из дома уезжали – чудо, а не погода была. А здесь у вас, черт ее знает, дождь вообще не прекращается, что ли? – ежась, проворчал Крячко.

Мелкие как бисер капли стекали по его загорелому лицу. Воротник рубашки, которую ему ссудил Гуров, промок насквозь. Местный капитан милиции, предусмотрительно нарядившийся в новенькую плащ-палатку, посмотрел на Крячко иронически.

– Извините, товарищ полковник, – осень, – сказал он. – У нас так. Как осень, так дождь льет. А почему – неизвестно. В Москве-то, понятно, все по-другому.

– Ты, капитан, даже не представляешь, насколько по-другому, – ничуть не обидевшись на подначку, сказал Крячко. – У нас, не поверишь, этой осенью кое-где сирень зацвела!.. Я так полагаю, что в этом году в Москве зимы и вовсе не будет. А будет весна шесть месяцев – мэр уже и постановление соответствующее приготовил...

– Кончайте трепаться, братья-сыщики! – вмешался в этот приятный разговор Гуров, который тоже уже порядком промок. Уезжали в такой спешке, что он и не подумал об осенней одежде. – Давайте займемся делом, пока насморк не подхватили. Значит, где, говоришь, капитан, этот труп нашли?

Они втроем стояли на пустынном шоссе, по одну сторону которого тянулся смешанный лес, а по другую – мокрый от дождя луг, за которым тоже просматривался лес. Место было глухое, а из-за непогоды оно казалось даже зловещим. На обочине стояли две машины – «УАЗ», на котором приехал капитан с водителем, и «Пежо» Гурова, в котором сидели Переверзев и лейтенант Маслов. Про Маслова Гуров вспомнил перед самым отъездом из Москвы и вытребовал его себе в помощь. Эта командировка свалилась на лейтенанта как снег на голову, но он и глазом не моргнул. В душе он даже обрадовался, потому что вовсю уже готовился к увольнению из рядов. А тут сам Гуров берет его в напарники!

– Труп нашли грибники, метрах в тридцати-сорока от трассы, – махнул рукой капитан и с сомнением посмотрел на своих спутников. – Только не думаю я, товарищ полковник, что нужно вам туда лазить – изгваздаетесь все! Ничего там не осталось, точно вам говорю. На вызов наш следователь выезжал, Загоруйко, он дотошный, как зверь. Каждый сантиметр сам облазил. Так что в протоколе все сказано верно – убивали не в лесу, а здесь где-то. Возможно, привезли на машине. Тело волокли со стороны дороги. Тащил один человек, судя по всему, здоровый и крепкий, потому что убитый тоже не сорок килограммов весил. Плюс бронежилет на нем был. Больше никаких предметов и документов на трупе не обнаружено...

– Это я все помню, – сказал нетерпеливо Гуров. – И в добросовестности вашего расследования не сомневаюсь. Вот только вряд ли тело привезли сюда на машине.

– Это почему?

– Если привезли, то почему прямо на машине в лес не заехали? – спросил Гуров. – Вот же удобное место рядом. Здесь убивали, капитан, на дороге. А в машину грузить не стали, потому что – сам видел, во что у него череп превратился – салон боялись запачкать. Но это все бог с ним. Мне интересно знать, куда он потом девался.

– В смысле тот, кто тащил? – спросил капитан.

– И тот, кто тащил, и тот, кто стрелял, – сказал Гуров. – Потому что это наверняка разные люди. У нас ведь какая ситуация? Один убегает, другие догоняют. Выстрелил, и побежал дальше. По-моему, логично. А у того, кто шел по следам, положение не столь критическое. Можно и долг павшему товарищу отдать. Заодно и улики уничтожить, которые следствие на него самого навести могут. По тем данным, которые у нас имеются, догонявших было трое, убегавших тоже трое. Следовательно, осталось – три плюс два. И где они теперь?

– Не могу знать, товарищ полковник, – сказал капитан. – Ищем.

– От нашего руководства был запрос вашему по поводу двух машин, пересекавших границу. Номера соответственно также сообщались. На границе оба номера зафиксированы. Благодаря этому одна машина была своевременно задержана. По поводу второй информацию на места доводили?

– Думаю, что да, – осторожно сказал капитан. – Правда, лично я не в курсе. Не знаю, в чем дело. Возможно, какие-то бюрократические проволочки. Ну, знаете, как это бывает. Но я немедленно уточню. Вы можете назвать мне номер машины?

Гуров назвал номер, и капитан побежал в свой «УАЗ», чтобы связаться по рации с дежурным.

– Постарайся узнать, капитан, не задерживали ли эту машину дальше по трассе? – крикнул ему вслед Гуров. – Может быть, где-то под Витебском или ближе. Такие вещи должны обязательно фиксироваться.

Капитан отсутствовал довольно долго, и Гуров с Крячко решили больше не мокнуть. Они вернулись в свою машину и развернули карту местности. Для Гурова эта карта сейчас представляла собой сплошное белое пятно, хотя на ней, как и на любой карте, была изображена масса всяких удивительных вещей – дороги, реки, города, леса и даже государственные границы, которых на самом деле в природе не существует. Не было на этой карте только двух самых необходимых сейчас Гурову объектов – двух автомобилей с московскими номерами – серой «Волги» и белого «БМВ», о которых с тех пор, как они пересекли границу, ничего не было слышно.

Гуров и Крячко еще успели застать задержанных на границе Мертвого с компанией. Правда, встреча с бандитом не принесла никаких результатов. Его сразу же забрали к себе представители спецслужб, а в короткой беседе, которую выторговал себе Гуров, Мертвый не сказал ничего существенного, представившись невинным туристом, ставшим всего лишь жертвой трагических обстоятельств. Обстоятельства для него и в самом деле складывались трагически, потому что заранее оповещенные пограничники перетряхнули машину и багаж Мертвого до последнего винтика. Нашли оружие, наркотики и кучу незадекларированной валюты. У Мертвого хватило ума не оказывать сопротивления, но по его лицу было видно, что он очень разочарован. Его жизненные планы рухнули, но откровенничать он, тем не менее, не спешил. Так что эта встреча принесла Гурову разочарование тоже.

Мертвый ничего не сказал о своих подельниках, которых он послал вслед за сбежавшим Гузеевым. Однако их следы обнаружились – Гузеев с двумя подручными останавливался в гостинице, проезжал через посты патрульной службы. Его машину запомнили. Видели и белый «БМВ», идущий тем же маршрутом. Но чем дальше продвигались эти два объекта, тем скуднее становились о них сведения. Они как бы растворялись в пронизанном дождем осеннем воздухе. Последний намек на их присутствие возник в этом лесном районе. Неопознанный труп в посадках у дороги, несколько гильз на обочине и все. Но по времени это убийство могло совпадать с продвижением Гузеева и его преследователей, и Гуров за это убийство ухватился. Осмотр трупа в местном морге еще более укрепил его мнение, что он идет в правильном направлении. Но дальше снова возникала пустота. Люди, которых он искал, растворились окончательно и никак не давали о себе знать.

Не мог помочь им и моряк Переверзев, хотя рассказанная им по дороге история жизни и смерти проливала свет на многие темные моменты. Но в некотором смысле это были уже «преданья старины глубокой», и вопрос, насколько эта история имеет отношение к событиям сегодняшнего дня, оставался открытым. Впрочем, Гуров был уверен, что имеет, и самое прямое, только нужно сделать из нее правильные выводы.

Рассказ Переверзева в корне отличался от рассказа Гузеева. Можно сказать, это были две разные истории. Но Гуров был склонен верить моряку, а не капитану, потому что первый по крайней мере никуда не убегал.

– Боско никогда не был нашим боссом, – рассказывал Переверзев. – И никакой конторы на Бельвиле у него не было. Это правда, что он нашел Гузеева и предложил ему работу. Но он ничего не решал. Он даже никогда не был у нас капитаном. У него не было диплома. На «Галатее» он ходил вторым помощником. На нем была судовая касса. Одновременно он был нашим банкиром – хранил валюту, которую мы заработали. В этом плане он был зверь. У него цента нельзя было выпросить. Не поверите, дело чуть не до поножовщины доходило, но он не уступал никогда. И правильно делал, иначе мы бы все пропили. Другое дело, что наших денег мы все равно не увидели, но Боско тут ни при чем.

В последний раз мы действительно вернулись на Бельвиль. Рассчитывали отдохнуть с недельку. Судну нужен был ремонт, иначе мы пустили бы пузыри в первый же шторм. Объяснили все хозяевам, те головами покивали – вроде все на мази. Ну, мы решили немного расслабиться. Даже Боско смягчился и выдал нам каждому по сто долларов. Ну, ночь мы гуляли, а утром – о-па! Собирает нас Гузеев и объявляет – готовьтесь в рейс. Все охренели. Какой рейс, когда лайба вот-вот рассыплется? Все знаю, говорит этот подонок. Но прогноз на ближайшую неделю обнадеживающий – доскрипим как-нибудь до Португалии. Мы, оказывается, еще и в Европу должны идти! Груз очень срочный, объясняет Гузеев, и специфический, доставим вовремя – хозяева двойную оплату обещают. Ну, этим он нас и взял. Ведь наш человек жадный и рисковый, это всем известно.

В общем, погрузили на судно три каких-то ящика – тяжелых, но не особенно больших – и все. Снялись и пошли на север. Заметьте, на судне вся наша касса, все, что мы заработали за два года, ящики эти, и вся наша команда – Боско в том числе. Никто и никогда Боско на Бельвиле не грабил и тем более не убивал – Гузеев врал.

Мы должны были идти прямо до побережья Португалии – там на одном из маленьких островков кто-то должен был нас встретить и груз забрать. Мы все гадали, к чему такие предосторожности и что такое может быть в ящиках. Оружие? Наркотики? Вроде ни на то, ни на другое не похоже.

Но до пункта назначения мы так и не добрались. Прошли мы острова Зеленого Мыса, и тут Гузеев вдруг дает команду пристать к одному острову, название у него – язык сломаешь. А надо сказать, что в этот порт мы заходили частенько. Гузеев там какого-то земляка нашел, из эмигрантов, скорешился с ним и какие-то делишки с ним обделывал втайне от нас. Ну, это бы хрен с ним, да только нам дружба эта вышла боком.

Пристали мы, и Гузеев дает команду всем сойти на берег. Даже велит Боско выдать нам на пропой. Нам, дуракам, и невдомек, почему это так – груз срочный, а мы вдруг выходной получили? Рады нажраться. Да и то сказать, когда месяцами в кубрике сидишь, любой передышке рад будешь. Один Боско был недоволен. Он даже ругался с Гузеевым, но потом с нами на берег сошел. На борту один Васька Петрухин остался за вестового. Больше мы его никогда и не видели, Ваську-то...

@int-20 = Ну а дальше вы примерно знаете. Я газетку про тот случай все эти годы храню как реликвию. Рассказывать особенно нечего, но нам потом намекнули, что Гузеев через своего эмигранта договорился с местной администрацией, взятку им дал хорошую, чтобы нас повязали. Ну а наркоту там подбросить – это дело обычное. Вдобавок на нас еще и убийство повесили, которое на другом конце острова произошло. Короче, раскрутили нас на всю катушку. Больше десяти лет отсидели. Апелляций там не принимают. Знаете, как этот остров сами аборигены называют? Край земли.

Вы не думайте, что мы все эти годы только и думали, как бы Гузееву башку оторвать. Спервоначалу, правда, было такое желание, но потом не до этого стало. Там одна мысль была – до утра бы дожить. Из наших половина на тамошнем кладбище осталась. Ну а те, кто вышел, только об одном думали: домой бы вернуться. Мы вышли-то почему? Там на острове вся верхушка поменялась – полиция, судья, губернатор, или черт его знает, как он там... Ну и сжалились над нами, тем более что кроме нас там куча народу сидела непонятно за что. Отпустили и даже вещи вернули, документы – это все там строго хранилось. Деньжат даже подкинули самую малость и по билету на теплоход купили в третьем классе, до Лиссабона. А дальше как хочешь.

Мы вышли и на радостях все наши денежки в кабаке и спустили. Ну, представляете, каково это после десятки на свободу выйти, пусть даже и не на своей земле. Ясное дело, у многих крыша сразу поехала, сцепились там с барменом, с местными, полиция вмешалась, и уже нам второй срок маячил, как тут подваливает к нам один тип: волосы под бриолином, пиджачок с галстучком, перстни золотые – вылитый Аль-Капоне – и на ломаном языке предлагает поговорить. Мы видим, полиция с ним под козырек – заинтересовались. А он нас на улицу вывел, посадил в «Кадиллак» – длинный как кишка – и повез в ресторан. На острове самый лучший это был ресторан. А мы заросшие, грязные, ну, представляете... А он даже внимания не обращает, разговаривает с нами уважительно, будто мы кинозвезды или банкиры какие-нибудь. Шампанским поил...

Короче, оказался он правой рукой сеньора Гордона, известнейшего в тех кругах бандита, можно сказать гангстера. И предложил он нам на этого Гордона поработать. Мы, само собой, опешили. Вроде не бандиты, хотя и отмотали срок по самое не хочу. Какая, спрашиваем, может быть от нас польза сеньору Гордону? Вот тут он нам все и объяснил.

Тут мы и узнали, что десять с лишним лет назад ввезли мы на нашей «Галатее» особый груз для этого самого Гордона – три ящика с золотыми слитками. Вроде бы из самой Южной Африки это золотишко вывезли. Мы были последним этапом.

Знали про это золото только наши хозяева и Гузеев. Заранее знал, месяца за три, что повезем это золото. Он давно все обдумал и подготовил. Я уже говорил, мы на этот остров частенько захаживали – Гузеев с эмигрантом по рюмашке пропустят, и опять в море. Это мы так думали, а он тем временем дельце проворачивал. Он не только нас провел, но и самого сеньора Гордона, который спохватился, когда уже птичка улетела. Однако он не поленился, послал своих людей, а те провели собственное расследование. И вот что они выяснили.

На острове Гузеев заранее нанял двух матросов – литовца какого-то и местного рыбака, у которого бот свой имелся. Эти факты люди Гордона выяснили уже позже, когда ничего изменить уже нельзя было. Одним словом, «Галатея» стояла на рейде, команда сошла на берег, а Гузеев времени не терял – подогнал бот, погрузил на него ящики, забрал все наши накопления и был таков. Ночью ушел, никто ничего даже не видел. Нет, наверное, Васька Петрухин видел, да что толку – даже трупа его не нашли. Почему-то у нас даже мысли такой никогда не было, что Васька мог в сговоре с Гузеевым быть. Петрухин, он простоватый был, к деньгам легко относился, взаймы всегда давал. Вряд ли он мог товарищей обмануть. Да и здесь мы его пытались найти – никаких следов.

Что было потом, Гордон не знает. Маленький бот, если повезет, может запросто под носом у пограничной службы проскочить. Видимо, Гузееву повезло, и он добрался до родных берегов, и золотишко в ход пустил. Видели же, как он раскрутился! Уважаемый человек стал, магнат! Гордон предполагал такой вариант. Только к нам соваться он не хотел. Побаивался он. Для него Россия – это что-то вроде таинственной земли, населенной чудовищами. Однако совсем махнуть рукой на такой лакомый кусок он не мог, поэтому все это время искал, кто может ему помочь. Надеялся он на нас, но никак не получалось вызволить нас из тюрьмы. Говорят, за наше освобождение с него такую сумму заломили, что он предпочел подождать. А ведь если бы сторговались, мы бы, глядишь, давно уже дома были. Может, и повернулось бы все по-другому...

В итоге Гордон нашел людей, которые могли ему помочь. Примерно в то же время, как мы из тюряги вышли. Ну, сами понимаете, я о Мертвом говорю. Этот был уже бандюга европейского уровня. И там и здесь как рыба в воде. Но без нас тоже не обошлось. Гордон подозревал, что Гузеев сменит имя, будет скрываться... Мы должны были его опознать в случае чего. Никто не предполагал, что Гузеев плюнет на все эти предосторожности. Наверное, он решил, что никто до него уже не дотянется.

Нашли его быстро и сразу предъявили ультиматум. От имени Боско. А он что сделал? Разослал своих шестерок нас искать по старым нашим адресам. А из нас никто дома и не появлялся, кроме меня. Я-то уж выбил себе это право, потому что не выношу, когда мне диктуют. На рожон попер, так что даже Мертвый махнул рукой – говорит, да черт с ним, пусть едет! Так надо же такому случиться, что там, у бати, меня гузеевские псы и прихватили. Еле ушел. Надо сказать, настырные у него шестерки, кое-что могут. Но не все. И бабу не уберегли, и слинять потихоньку не получилось...

Для Гурова последнее замечание было особенно неприятно, потому что потихоньку не потихоньку, а все-таки ушел Гузеев у них из-под носа. Бандиты его отследили, а вот милиция прохлопала ушами. Правда, бандиты заранее знали, что за фрукт Гузеев, а милиция ему даже доверяла, но утешение это слабое. Теперь вот приходится слоняться по безлюдным, сырым и незнакомым местам, пытаясь наверстать упущенное.

Пока Гуров размышлял обо всем этом, местный капитан-милиционер успел все выяснить и, придерживая полы плащ-палатки, подбежал к их автомобилю. Сидевшие сзади Маслов и Переверзев потеснились, давая ему место.

– Докладываю, товарищ полковник! – деловито сказал промокший капитан. – Ни на витебском направлении, ни на минском автомобили с такими номерами патрульной службой не зафиксированы... Из других мест сообщений о них также не поступало.

– Не зафиксированы – еще не значит, что не проезжали, – пробурчал Крячко.

– Нет, к этому вопросу подошли очень серьезно, – делая строгое лицо, сказал капитан. – Я все досконально выяснил. Наблюдение ведется на всех дорогах уже со вчерашнего дня. Если бы упомянутые номера попали в поле зрения, это обязательно было бы зафиксировано.

– Ну что же, значит, все идет прекрасно! – с воодушевлением сказал Гуров. – Раз их нет ни на том направлении, ни на этом, значит, они где-то здесь. Значит, они движутся объездными дорогами или отсиживаются в каком-то забытом Богом углу. У вас есть тут забытые Богом уголки, капитан?

– Встречаются, – сказал тот. – В этом районе есть два села, которые расположены в лесной местности, и еще три крепких фермерских хозяйства, – он потянул к себе карту, которую держал в руках Гуров. – Разрешите? Вот здесь одно село, видите? Вот другое... А фермерские хутора... Сейчас... Здесь у реки братья Летягины хозяйство держат, а вот здесь, километрах в десяти, еще один хутор. Сам я там не бывал, говорят, литовец какой-то поселился, но давно уже, лет десять. С местными ладит, никаких жалоб никогда не поступало. А третье хозяйство...

– Подожди, капитан, – взволнованным тоном остановил его Гуров. – Литовец, говоришь? Лет десять? А вот это уже интересно. Я понимаю, что литовцев на свете много, а все-таки давайте-ка прежде всего туда наведаемся. Как ты на это смотришь, капитан?

– Меня специально командировали – вас сопровождать, – с некоторой обидой сказал капитан. – Следовательно, обязан сопровождать. Тем более места тут вам незнакомы. А у меня шофер тут все от и до знает. Так что если к литовцу, то пристраивайтесь за нами, а мы вперед поедем. Тут не везде дорога хорошая. На своей иномарке и засесть можете.

– Разумно, – сказал Гуров. – Езжайте вперед. Только имей в виду, капитан, это может быть опасно. Не забывай об этом!

– Попробую, – усмехнулся капитан и вылез из машины.

Крячко, наморщив лоб, смотрел, как он вприпрыжку бежит к своему «уазику», а дождевые брызги, точно блохи, подскакивают на его фуражке.

– Нет, что ни говори, а в Москве все иначе, – убежденно заявил Крячко, когда «УАЗ», расплескивая придорожные лужи, проехал мимо них, а капитан из-за затуманенного стекла призывно махнул рукой. – И только очень упрямые люди могут этого не замечать.

Глава 17

Дождь без особых усилий проникал даже через полог раскидистых сосновых крон. Тяжелые капли с удручающей монотонностью долбили по крыше белого «БМВ», спрятанного метрах в пятнадцати от лесной дороги. Убежище было не слишком надежное, но забираться глубже Мастер не рискнул – машина могла не выехать назад.

Теперь в машине было двое. Сам Мастер полулежал на заднем сиденье и задумчиво курил сигарету. Синий дым тек по салону и испуганно метался у приоткрытого окошка, через которое внутрь залетали мелкие прозрачные брызги. Водитель по кличке Байкер тоже курил, но тонкую темную сигару, и периодически сплевывал в то самое окошко, куда медленно перетекал табачный дым. Настроение у обоих было неважное. Ни один ни другой не решались начать разговор, хотя им давно нужно было наметить, что делать дальше. Промедление грозило самыми непредсказуемыми последствиями.

Наконец сигарета у Мастера кончилась, он швырнул через плечо Байкера окурок и с тяжелым вздохом сел.

– Ну так, – сказал он. – Вот мы с тобой и приплыли. Мертвый на связь не выходит. Веселый в лесу гниет, и мы тут как в мышеловке. Труп все равно найдут, ментовка засуетится. Через день-два здесь не продохнуть будет от лягавых.

– Когти рвать надо, Мастер, – равнодушно сказал Байкер. – Пока не замели. У нас договор с Мертвым был, чтобы без него не начинать. Его нет, нас всего двое осталось, ловить нечего.

– Как нечего, когда рыбка вот она, на крючке, можно сказать? – усмехнулся Мастер. – Только потяни, и все в ажуре.

– Ты же видишь, эта падла из дома не выходит, – возразил Байкер. – Мы год можем здесь сидеть. А мочить их не получится. Там кроме него еще трое, да баба, да оружия у них полно, да собаки... А они, сам видел, не манежатся, шмаляют без предупреждения.

– Да-а, у меня до сих пор в груди гудит, – согласился Мастер. – Если бы не жилет, лежал бы сейчас на пару с Веселым... Только мысль у меня одна имеется, Байкер – большого дурака мы сваляем, если сейчас все бросим. Знаешь ведь, что мы ищем. Золото ищем. Благородный металл.

– Знаю, а толку что? Пока дождемся, чтобы этот морячок нас на него вывел, состаримся.

– Нет, Байкер. Ты когда-нибудь видел, чтобы человек от своего золотишка бежал? К нему – это обычное дело. Вот и капитан к золоту побежал. Прибежал уже. Здесь оно, Байкер, точно говорю. Видишь, осел он здесь и ждет чего-то. Тут у него финиш, и золото где-то рядом. Нужно узнать где, и взять свой процент. Жадничать не будем. Жадных в землю кладут и известью поливают, чтобы не воняли. Возьмем по слитку и хорош.

Байкер глубоко задумался. Такая идея ему понравилась, но кое-какие сомнения у него оставались.

– А Мертвый? – спросил он тревожно.

– Мертвого, я думаю, повязали, – серьезно сказал Мастер. – Иначе бы он давно здесь был. Где-то прокололся он, точно тебе говорю. Придется нам самим о себе позаботиться. Я уже знаю, куда мы с тобой двинем, когда золотишком разживемся. Мы с тобой на Урал поедем, там у меня кореша еще с тех времен остались, пригреют. Здесь уже ловить нечего, и за кордон нам теперь ходу нет. Будем дома жить.

– Ну и как ты себе это представляешь – до золота добраться? – с сомнением спросил Байкер. – Пойти к капитану, попросить, чтобы показал, где прячет?

– Если хорошо попросить, любой расколется, – убежденно заявил Мастер. – Вот чуть-чуть стемнеет, и пойдем. Церемониться не будем. Собак – на хрен. В дом – бутылку с бензином. Шелупонь всю отстреливаем. Главное, капитана живьем взять. А дальше уж сговоримся как-нибудь.

– Пожрать бы! – мечтательно сказал Байкер. – У меня уже кишка кишке протокол пишет.

– На голодный желудок злее будешь, – отрезал Мастер. – Давай стволы проверим, бензину отольем, перекурим напоследок, да пойдем потихоньку.

Примерно через полчаса, запахнув поглубже плащи и надвинув на глаза кепки, они вышли из машины и зашагали через лес, стараясь не слишком отдаляться от дороги, чтобы не заблудиться. Под плащами были спрятаны пистолеты и бутылки с бензином. Уже не разговаривали. Обоим хотелось поскорее развязаться с неприятным делом и уехать подальше. Численный перевес был на стороне противника, но на их стороне был фактор внезапности. Уговаривать капитана больше не было никакой необходимости. Мастер не сомневался, что Мертвый попал в серьезную передрягу, и теперь его указания не имели никакой силы. В жизни всегда наступает момент, когда нужно подумать о себе.

Желание побыстрее убраться пересилило даже осторожность. Мастер не стал дожидаться сумерек. В лесу и без того было мрачно и пусто. Вряд ли в такую погоду кого-то потянет в эти места. Мастер был уверен, что даже милиция не станет совать сюда носа. Труп, скорее всего, уже нашли, но Веселый никому тут не был известен, одет в импортные шмотки – в милиции наверняка решат, что убийцы уже далеко от этих мест.

При подходе к дому, который стоял метрах в сорока от леса, Мастер и Байкер остановились. Сквозь сеть мокрых ветвей они принялись осматривать местность. Все вокруг было затянуто дымкой дождя. На пустынной дороге стояли лужи.

Больше всего Мастера беспокоили собаки. Когда они в первый раз появились около фермерского обиталища, их спасло только то, что ветер дул в их сторону. Пять матерых лохматых псов неусыпно охраняли покой этого уединенного уголка. Мастер хорошо знал, какую опасность представляют из себя эти крупные вышколенные собаки, и их присутствие огорчило его. Зато обрадовало другое – машина, на которой ехал Гузеев, находилась здесь и, судя по всему, была поставлена на прикол надолго. Мастер решил подождать и хорошенько обдумать ситуацию.

Теперь собак он не видел, и это обеспокоило его даже больше. Неизвестно было, в какой момент и откуда вырвутся они, чтобы внести свои коррективы в планы, на которые Мастер возлагал такие большие надежды.

Не видел он и серой «Волги». Но это было легко объяснимо – машину, разумеется, загнали в гараж. Гараж у хозяина хутора был просторный.

– Время тянуть не будем, – сказал Мастер своему напарнику. – Готовь коктейль. Я возьму на себя собак. Как они выскочат – сразу поджигай дом, а я буду отстреливать этих гадин.

Вытащив из обоих карманов по пистолету, он решительно зашагал к дому. Байкер немного замешкался – он возился с бутылкой, наполненной бензином. Потом побежал, догоняя Мастера.

Они подошли к дому почти вплотную, но собаки не давали о себе знать. Мастер несколько раз недоуменно огляделся, а потом решил – пора.

– Бросай! – сквозь зубы сказал он Байкеру.

Тот поджег фитиль, широко размахнулся и швырнул бутылку в ближайшее окно. С печальным звоном раскололось стекло, в глубине комнаты с глухим стуком ударилась о пол бутылка. А через мгновение темнота в окне озарилась неестественно ярким желтым пламенем. Байкер выхватил свой пистолет и побежал занимать позицию по другую сторону крыльца.

Из дома донесся пронзительный женский вопль, а через некоторое время на крыльцо выскочила женщина лет сорока, полноватая, в простой деревенской одежде. Лицо ее было искажено ужасом и отчаянием. Она заметалась по крыльцу, не зная, куда бежать. Пламя внутри дома уже победно гудело.

Хватаясь за перила, женщина скатилась с крыльца и побежала за дом с криком: «Донатас! Донатас!» Здесь ее и перехватил Байкер. Поймав хозяйку, он сдавил пальцами ее горло и сунул под нос пистолет.

Мастер не верил собственным глазам. В доме никого, кроме бабы, не было! Их с Байкером обставили! Гузеев опять смылся. А он-то решил, что проклятый капитан бросил здесь якорь надолго.

Мастер подбежал к Байкеру и, схватив женщину за волосы, развернул ее к себе лицом.

– О Господи!

– Где муж, сука? – спросил он низким голосом. – Гости ваши где?

Женщина, которая и без того почти обезумела от ужаса, едва не потеряла сознание. Но Мастер не собирался никого щадить. Он вдавил дуло пистолета в полную щеку женщины так, что побелела кожа.

– Башку отстрелю, дура! Говори, куда они пошли!

Она слабо махнула рукой и рыдающим голосом сказала:

– В лес пошли. Туда. Собак взяли, ружье и пошли. Сказал, через полчаса вернется.

В доме неистовствовал огонь. Женщина одним глазом смотрела на погибающее семейное гнездо, и из груди у нее рвался какой-то нечеловеческий хрип, как будто в легких у нее тоже пылал огонь.

– Показывай, зараза, в какую сторону! Показывай! – неистово заорал Мастер, толкая свою пленницу по направлению к лесу.

Она пошла неверными шагами, шатаясь, с прежним ужасом кося глазом на горящий дом. Байкеру стало не по себе.

– Как бы она башкой не тронулась, – тихо сказал он Мастеру. – Заведет нас хуже Сусанина.

– Да не нужна она нам! – поморщился тот. – Пусть примерно покажет, а дальше сами будем искать. А этой лярве все равно уже не жить.

Женщина доплелась до края леса, бессильно опустилась на пропитанную дождем землю и слабо махнула рукой.

– Туда ушли! – пробормотала она и опять уставилась на свой дом, из окон которого вовсю било пламя.

Мастер поднял пистолет с глушителем и выстрелил. Женщина дернулась и без звука повалилась лицом в траву. Байкер тронул Мастера за рукав.

– Торопиться надо! – с тревогой сказал он. – Гляди, дым какой пошел! Увидят из леса – мигом назад примчатся.

– А нам только этого и надо, – мрачно заявил Мастер, но тут же сам повернулся и первым быстро зашагал по тропе, уходящей вглубь леса.

@int-20 = Гуров не сразу заметил столб дыма, поднимающийся над лесом. Лесная дорога, размытая дождем, теряющаяся в предательских сумерках, занимала все его внимание. Он следил только за тем, чтобы не отставать от бодро разбрызгивающего лужи «УАЗа», и притормозил, когда тот остановился. Гуров с удивлением увидел, что капитан вышел из машины и, задрав голову, рассматривает что-то поверх верхушек деревьев.

Они с Крячко тоже вышли и присоединились к своему коллеге.

– А ведь там пожар, – многозначительно произнес капитан, оглядываясь. – Куда мы едем. По такому дождю возгорание серьезное. Не нравится мне это.

– Пожары только пироманам нравятся, капитан, – хмуро сказал Гуров. – Среди нас таковых вроде бы не имеется. Давайте в таком случае поторопимся. Возможно, помощь вызывать придется.

Опять расселись по машинам и помчались. Никто даже не пытался строить никаких предположений. Все напряженно ждали. Внезапно лес кончился.

Перед ними открылось обширное, пронизанное дождем пространство, посреди которого свечой пылал большой красивый дом. Черный столб дыма над пожарищем неудержимо рвался в темнеющие небеса, несмотря на падающие сверху потоки дождя. Огнем занимались уже и прочие надворные постройки.

Они подъехали к дому так близко, насколько это было возможно, и выскочили разом все из машин. Капитан присвистнул.

– Ну я вам так скажу – вызывать пожарных уже нет смысла. Пока приедут, тут одни головешки останутся. Разве что «скорую»... Жертвы, интересно, имеются?

Не сговариваясь, они рассыпались по участку и побежали вокруг дома. Нестерпимый жар, исходящий от пожарища, мешал подойти вплотную, но, судя по всему, надеяться уже было не на что – живых в этом пекле остаться не могло.

Неожиданно Гуров услышал крик Переверзева. Тот ушел довольно далеко – к самому лесу, и теперь копошился там в кустах. Поочередно все подбежали к нему и увидели, что моряк держит за плечи обмякшее тело женщины. Одежда ее была насквозь мокрой, а на рукаве выше локтя бурело расплывшееся кровяное пятно. Лицо женщины было бледным как полотно, но она была жива и даже пришла в сознание. Увидев склонившихся над ней мужчин, она вначале испугалась, а потом различила милицейские погоны и слабо прошептала:

– Они в лесу...

Больше она ничего выговорить не смогла, но, пожалуй, в этом и не было необходимости. Будто по заказу в тот же миг в отдалении прогремел выстрел из охотничьего ружья, а потом еще несколько нестройных выстрелов из пистолета. Гуров сорвался с места.

– Капитан, быстро вези женщину в больницу! – скомандовал он. – Ты тут все знаешь – тебе и карты в руки. И вызывай своих. Тут большая заваруха получается... А мы побежали!

Он не стал слушать возражений капитана и побежал по лесной тропе туда, откуда только что доносились выстрелы. Крячко, Маслов и Переверзев цепочкой припустили за ним вдогонку.

Пока бежали, тишину леса еще несколько раз разорвали звуки перестрелки. Теперь в дело вступил автомат. Но очень быстро затих, и снова наступила полная тишина, прерываемая лишь шуршанием дождя.

Через несколько метров Гуров едва не споткнулся о мертвую собачью тушу, лежащую поперек тропинки. Собака была громадная, лохматая, и даже после смерти оскаленные желтоватые клыки выглядели страшновато. Чуть поодаль они обнаружили второй собачий труп, потом третий. Дело принимало крутой оборот. Похоже, встреча с собаками кому-то далась совсем не просто – несмотря на дождь, на траве и кустах вокруг были еще заметны следы крови.

Дальше бежали уже с оружием в руках. Гуров призвал всех быть предельно внимательными.

И все же их заметили. По листве внезапно хлестнула автоматная очередь. Посыпались ветки. Пули пропели над самой головой Гурова. Он упал на землю и знаками приказал залечь и всем остальным.

Ползти под дождем было неприятно, но еще неприятнее стало Гурову, когда под самым своим носом он внезапно обнаружил еще одно мертвое тело – на этот раз человеческое. Правда, человеческого в нем осталось совсем мало – прицельный выстрел в лоб сильно исказил черты лица.

Гуров наскоро ощупал труп и понял, что под плащом у мертвеца надет бронежилет.

«Не зря в лоб целили, – подумал он. – Догадались уже.»

Он прополз вперед еще немного и увидел сидящего спиной к дубовому стволу человека. Он тоже был в плаще, а в руке держал пистолет. Малопривлекательное, сумрачное лицо человека было искажено гримасой боли. Их глаза встретились. Человек попытался поднять пистолет, но сил у него уже не было даже на это.

Гуров взял его на прицел и, присев на корточки, быстро подскочил к раненому.

– Я говорил Мастеру... – со странным смешком пробормотал тот. – Когти рвать надо... Менты не дремлют... – пистолет мягко выпал из его разжавшейся ладони.

Гуров понял, что перед ним не просто раненый, а умирающий. Теперь он видел пулевое ранение у основания шеи бандита. «Не помог и этому бронежилет, – подумал Гуров. – Но простая математика говорит о том, что больше людей Мертвого здесь не осталось. А у Гузеева?»

Он оглянулся. Его спутники, осмелев, поднимались с земли и потихоньку сходились к тому месту, где Гуров проводил свои математические вычисления.

– А ну, рассыпались! – страшным шепотом произнес он. – Хотите, чтобы нас тоже – как куропаток?

Он не увидел Переверзева. «Куда делся этот чертов моряк? – подумал он, вертя по сторонам головой. – Еще не хватало потерять главного свидетеля и обвиняемого в одном лице! Тогда уж точно начнется звездопад...»

Но Переверзев уже появился. Он шел откуда-то сбоку, поспешной развалистой походкой, точно по бульвару гулял.

– Товарищ полковник, – сказал он спокойно. – Там дальше полянка, и, по-моему, никого там, кроме нашего славного капитана, нету. Если можно, я бы с ним с удовольствием поговорил. Я аккуратно. Разрешите?

– Ты уже нааккуратствовал, – сердито сказал Гуров. – Лет на пять как минимум. А теперь на пожизненное замахиваешься? Сиди здесь и не рыпайся, если имеешь надежду с батей повидаться.

Гуров махнул рукой Стасу, а Маслову строго заметил:

– Поручаю тебе моряка. Глаз с него не спускай, если не хочешь, чтобы меня инфаркт раньше времени хватил.

Вместе с Крячко они прошли вперед и посмотрели сквозь деревья на поляну. Зрелище было не для слабонервных. Хотя Переверзев говорил, что на поляне никого нет, это оказалось некоторым преувеличением. В разных местах и в разных позах под дождем лежали люди, и даже на расстоянии нетрудно было поставить единственный возможный здесь диагноз.

– Доктор сказал в морг, значит, в морг, – пробормотал себе под нос Крячко. – А вон и еще две собачки. Из-за чего же они здесь так поцапались? И где наш отважный капитан?

И тут они увидели Гузеева. С коротким автоматом в руках он лежал за каким-то странным сооружением, напоминающим пальму в кадке. Только это была не пальма, а молодая сосенка, явно вынутая недавно из земли вместе со всем своим основанием, заключенным в аккуратно сколоченный дубовый ящик. Гуров вспомнил – некогда подобные деревца прикрывали вход в схроны, убежища, где во время войны прятались «лесные братья».

На «лесного брата» Гузеев был совсем не похож, несмотря на всю драматичность ситуации – слишком нелепо выглядел он валяющимся на сырой траве в своем дорогом костюмчике, с почти игрушечным автоматом в руках.

Впрочем, как уже можно было убедиться, автомат отнюдь не был игрушкой, а сам Гузеев находился, что называется, на грани нервного срыва, и это было видно невооруженным глазом. Поэтому Гуров попросил Крячко как-нибудь отвлечь внимание бывшего морского капитана, чтобы тем временем зайти к нему с тыла.

– Поговори с ним, попытайся как-нибудь успокоить, – попросил Гуров. – Скажи, что его песенка спета, что ли... Только будь осторожней. В компании приехали, в компании хотелось бы и уехать.

Гуров крадучись двинулся между деревьями, чтобы подобраться к Гузееву с другой стороны поляны, а Крячко, присев за деревом, крикнул:

– Павел Владимирович! Как поживаете? Погодка нынче подкачала. Льет как из ведра, а вы на сырой земле лежите. Нехорошо это в вашем возрасте. Бросайте эти свои штучки и выходите! Тут все знакомые. Даже матрос из вашей бывшей команды имеется. Не желаете поговорить?

– Идите к черту! – с надрывом крикнул в ответ Гузеев. – Идите все к черту! К черту!

Больше он ничего не сказал, будто все остальные слова выскочили у него из головы. Тем временем Гуров обогнул поляну кругом и зашел в тыл Гузееву. Шорох дождя полностью заглушал шаги, поэтому Гузеев ничего не заметил. Зато Гуров со своей позиции обнаружил еще одного мертвеца – тот лежал рядом с Гузеевым, головой к яме, из которой недавно был вынут ящик с высаженным в него деревцем. Рядом валялось охотничье ружье.

Крячко с другого конца поляны, надрываясь, рассказывал Гузееву о поездке, которую пришлось совершить, чтобы найти его следы. А еще он перечислял статьи уголовного кодекса, которые, по его мнению, были применимы к Гузееву. Тон у него был деловитый и даже бодрый, но именно это заставляло Гузеева нервничать все больше и больше.

«Молодец Стас, – подумал Гуров. – Умеет занять внимание человека».

Он спрятал пистолет, пригнулся и с голыми руками стал подбираться к Гузееву сзади. Момент был критический. Если бы Гузеев сейчас обернулся, то он без труда прошил бы Гурова очередью в упор. Гуров представлял, какими словами сейчас мысленно кроет его Крячко. Но ему не хотелось продолжать кровопролитие.

Когда до лежащего на земле капитана осталось не более трех метров, Гуров как пантера бросился вперед и накрыл Гузеева своим тяжелым телом, намертво блокировав его руки, державшие автомат.

Гузеев зарычал и попытался вывернуться, но против Гурова он был жидковат. К тому же его пыл уже угасал. Некоторое время он еще дергался, извергая бессмысленные проклятья, а потом вдруг обмяк, выпустил из рук автомат и почти нормальным голосом произнес:

– Ладно, хватит! Хватит, проехали! Да отпустите же – не видите, я уже без оружия!

Крячко уже подбегал к ним, а следом за ним спешили и Маслов с Переверзевым. Гуров подобрал автомат и отпихнул от себя Гузеева. Тот откатился в сторону, сел и принялся отплевываться – все лицо у него было перемазано грязью и лесным сором.

Крячко подбежал, увидел еще один труп и выразительно присвистнул.

– Ну что, Павел Владимирович? Наделали дел?

Он с любопытством заглянул в яму и объявил:

– Лева, а ведь золотишко-то, похоже, там!

Гузеев поднял голову, с ненавистью посмотрел на него, но ничего не сказал.

Подошли Маслов с Переверзевым. Гузеев сделал вид, что не замечает их. Переверзев, натянуто улыбаясь, произнес:

– Привет, капитан! Давненько не видались, а? А ты вроде и не соскучился? Мы-то тебя каждый день вспоминали. Про золото никто из нас не знал, конечно, а вот заработок наш ты увел – это сильно всех обидело.

– Не докажете! – буркнул Гузеев, отворачиваясь.

– По вашему делу и без того материалу хватает, – заметил Гуров. – Задали вы всем работы, Павел Владимирович! Хотя нет худа без добра – на опасного преступника нас вывели. Жаль вот, столько народу из-за вас пострадало! – Он обвел взглядом поляну. – Ну что это такое? И дом сожгли...

– Мы оборонялись, – угрюмо сказал Гузеев. – Это была необходимая оборона. Мы не совершали ничего противозаконного. Я хотел посмотреть, на месте ли мое золото. А эти сволочи... Да и вообще, если бы вы не сунули нос в мои дела, я бы уже давно был далеко-далеко...

– Вы сами напросились, – пожал плечами Гуров. – Надеялись, что в милиции одни лопухи, что ли? Но, как сказал тут один бедолага, милиция не дремлет!..

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Реклама на сайте