«И сотворил Бог нефть…»

И сотворил Бог нефть… (fb2) - И сотворил Бог нефть… 1343K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Хаим Соколин

Хаим Соколин И сотворил Бог нефть…

Моим близким и памяти тех, кого уже нет

Вместо предисловия

Остросюжетный роман «И сотворил Бог нефть…» — единственное в мировой литературе художественное произведение о поисках нефти, написанное профессиональным нефтеразведчиком. Его можно определить как «почти быль». Некоторые события и технические решения, кажущиеся невероятными, имели место на самом деле. Например, ключевой в романе метод прямого обнаружения нефти — не художественный вымысел, а действительное изобретение автора. И, наоборот, эпизоды и ситуации, которые выглядят вполне реальными, являются плодом воображения и игры.

Роман был выпущен в 2008 г. издательством «Вектор» (СПб.) под названием «Серая зона», распродан за три месяца и стал библиографической редкостью. Публикуемый текст существенно дополнен.

Автор, доктор геолого-минералогических наук, склонный к размышлениям и полноте, считает своим виртуальным мэтром античного классика Квинта Горация, раскрывшего с прямотой древнего римлянина секреты профессии и указавшего путь к литературному успеху:

Пишущий, по силам предмет выбирай, Истине следуй или выдумывай сходное с нею, Вымысел в правду вплетая искусно, Признаньем и славою будешь отмечен…

Живет и пишет в Иерусалиме, терпеливо ожидая признания и славы. Пока же, следуя мэтру, он предваряет свое сочинение традиционным обращением древнеримских авторов: «Lectori benevolo salutem!», что означает «Привет благосклонному читателю!».

Не надо знать материал слишком. Таковы все писатели прошлого и настоящего, но проза будущего требует другого. Заговорят не писатели, а люди профессии, обладающие писательским даром. И они расскажут только о том, что знают, видели. Достоверность — вот сила литературы будущего.

Варлам Шаламов, Колымские рассказы

Часть первая Алекс

Глава 1

Было шесть утра. В низинах туман еще не рассеялся, и Алекс вел «лендровер» медленно, почти на ощупь. А на западе, слева от дороги, солнце уже освещало вершины Скалистых гор. В Канаде их называют «рокки». Там, где дорога выходила из лощины, тумана не было, и открывался завораживающий вид на далекие утесы. Раньше Алекс не упускал случая остановить машину, постоять несколько минут на обочине и как бы подзарядиться первозданной энергией, исходящей от этой могучей девственной природы. Но сейчас он не мог думать ни о чем, кроме дела, ради которого вот уже несколько месяцев торчал в маленьком сонном городке с красивым названием Вермиллион, затерявшемся среди озер и болот где-то на севере Альберты. Все это время по два-три раза в неделю, в любую погоду он мотался по той же самой дороге в необитаемый район, даже не имевший названия и обозначенный только координатами, на стыке трех провинций — Альберты, Британской Колумбии и Северо-Западных территорий. В центре района находились невысокие холмы Камерон. А к северо-западу от них простирались места, знакомые с детства по рассказам Джека Лондона. Слова «Маккензи», «Клондайк», «Юкон», «Форт Даусон», как отзвуки золотой лихорадки, стремительных обогащений и столь же быстрых разорений, не переставали и сейчас волновать его воображение. Параллели напрашивались сами собой. В такие минуты Алекс лишь иронически усмехался и гнал от себя эти навязчивые книжные сравнения.

«Лендровер» вынырнул из-за последнего поворота, и невдалеке показались ажурные очертания буровой вышки. В голове непроизвольно возникла мысль: «Ну вот, момент истины приближается». Алекс выругался: «Опять эти чертовы банальности». Он злился, когда вдруг лезли в голову или срывались с языка затертые слова. Но именно они почему-то всегда первыми приходили на ум. Надо же — «момент истины», как в плохом детективе. «Ладно, не будем придираться к словам, — примирительно подумал он, — скажем иначе: вот сейчас станет, наконец, ясно, кто есть кто, а кто есть никто». И хотя вероятность того, что они с Андреем могут оказаться «никем», была теперь очень мала, мысль об этом нет-нет да закрадывалась в сознание. «Все будет хорошо. Все должно быть хорошо». Алекс привычно отогнал тревожные сомнения.

Он остановил машину рядом с фургоном геофизиков. Они были здесь с вечера и уже ждали его.

— Привет, Крис. Как дела? — обратился Алекс к старшему оператору Гибсону.

— Все идет нормально, док. Заканчиваем спуск.

Они понимали друг друга с полуслова. Речь шла о спуске в скважину кабеля со специальным зондом для регистрации электрических параметров горных пород. Через несколько минут Крис сообщил, что спуск закончен, зонд достиг забоя и спросил:

— Ну что, начнем записывать?

— Начинайте, — ответил Алекс.

— О’кей, начинаем. — Крис дал знак оператору лебедки, и тот перевел агрегат в режим подъема.

Кабель начал медленно наматываться на барабан, и с этого момента датчики зонда стали посылать непрерывные сигналы на приемное устройство. Кривые трех разных электрических параметров записывались одновременно. В совокупности они давали четкое представление о минеральном составе горной породы и о пластах, которые могут быть заполнены нефтью. Подъем зонда из скважины напоминает, при известном воображении, извлечение из земли моркови, на французском — каротаж (от carotte — морковь). Поэтому изобретатели метода братья Шлюмберже назвали его «каротаж» и ввели этот шутливый термин в профессиональный лексикон нефтеразведки. Американское название метода — логгинг.

Алекс не отрываясь смотрел на экран компьютера. Нижние триста метров показывали обычное чередование геологических пластов — известняков, глин, песчаников. Зонд продолжал медленно ползти вверх. Внезапно, на глубине двух тысяч метров, левая кривая дала резкий отрицательный пик и одновременно две другие — столь же резкий положительный. Они как бы оттолкнулись друг от друга. Это противостояние пиков, направленных в разные стороны, сохранялось на протяжении тридцати метров, а затем кривые снова сблизились и вернулись к прежней спокойной, маловыразительной форме. Алекс почувствовал, как кровь застучала в висках. За четверть века работы нефтяным геологом он пропустил через свои руки тысячи каротажных диаграмм. Но каждый раз, когда в новой скважине он обнаруживал этот характерный для нефтяного пласта «отпечаток пальцев» — комбинацию одной отрицательной и двух положительных аномалий, — его снова охватывало волнение, как и тогда, много лет назад, во время первой самостоятельной разведки на Северном Кавказе. А сейчас повод был особый, не сравнимый ни с каким другим за всю его прошлую карьеру. Это было нечто фантастическое, прорыв, в который трудно было поверить, но который все-таки стал реальностью и теперь может изменить всю технологию нефтяной разведки.

Крис, видимо, заметил его состояние.

— Что, понравилась картинка, док?

— Нормально. Бывают хуже, бывают лучше. Сделай мне принт, — попросил Алекс, стараясь не выдать волнения.

Через минуту из принтера вышла лента с диаграммой. Алекс положил ее на рабочий стол, закрыл глаза и провел пальцами по аномальной полосе, как слепой по тексту Брайля. «Мистика какая-то, — подумал он, — я почти осязаю нефть». На диаграмме нефтяной пласт толщиной тридцать метров занимал полоску шириной около десяти сантиметров. Алекс продолжал водить по ней пальцами, будто боялся, как когда-то в детстве, что это всего лишь красивый сон, который исчезнет, как только откроешь глаза. Наконец он перестал ощупывать диаграмму и снова взглянул на нее. Ничто не исчезло, пласт-красавец был на месте. Алекс смотрел на него с таким чувством, с каким архитектор смотрит на свое творение и авиаконструктор — на созданный им самолет. Разница была лишь в том, что он не создал этот пласт, он его вычислил. А если точнее, то электронный сигнал, указывающий на присутствие нефти, был впервые получен на экране другого компьютера за тысячи километров отсюда и задолго до бурения скважины. Но он никогда не увидит пласт в реальности, только на диаграмме. В этот момент он даже забыл о том, о чем они с Андреем не переставали думать и говорить весь последний год — их открытие взорвет нефтяную разведку, разрушит ее инфраструктуру, сделает ненужной отработанную до совершенства технологию и приведет к исчезновению сотен геофизических компаний. А такие дела безнаказанно не проходят. Они успокаивали себя тем, что до этого еще далеко, что у них еще будет время все обдумать и найти какое-то решение. И вот теперь эта десятисантиметровая полоска вернула Алекса к действительности. «Черт возьми, а может быть, времени остается не так уж много, возможно, «день икс» где-то совсем близко, и искать решение нужно уже сейчас, — с тревогой подумал он и снова поймал себя на мысли, что детективный сюжет неотвязно вертится в голове. — “День икс” — это же из какого-то шпионского триллера. Но если бы только триллер! То, что их может ожидать, не укладывается в схему самого крутого сценария».

…Кабель медленно наматывался на барабан, приборы продолжали регистрировать параметры.

— Что там выше? Есть что-нибудь? — Алекс прервал затянувшееся молчание.

— Ничего особенного. Рутина. Правда, над нижним объектом как будто бы есть еще метра три с нефтью, — ответил Крис.

— Понятно. — Алекс старался проявлять такое же «рутинное» спокойствие.

Крис Гибсон не знал, да и не должен был знать, как они вышли на этот участок. Он отвечал лишь за определенную техническую операцию. В таком же неведении находился и инженер Боб Адамс, руководивший бурением. Ему была заказана скважина в определенной точке на определенную глубину. Подробности он знать не должен. Оба они работали в специализированных сервисных фирмах.

Алекс снял с пояса мобильный телефон и набрал номер в Тель-Авиве. Там было три часа ночи, но Андрей ответил сразу.

— Не спишь? — спросил Алекс.

— Даже не ложился. Рассказывай.

— Только что провели каротаж. Детали опускаю. Главное — мы в бизнесе. В большом бизнесе. Поздравляю.

— Спасибо, Леха. Нельзя ли подробнее? — Андрей назвал Алекса его школьным именем.

— Если подробнее, то тридцать метров чистой нефти на глубине две тысячи.

— Фантастика! Что будешь делать дальше?

— Спущу пластоиспытатель на бурильных трубах. Надо измерить давление в пласте и отобрать пробу нефти. Потом спуск обсадной колонны, цементирование, перфорация и промышленные испытания. В общем, стандартные операции.

— Сколько времени займет испытатель?

— Если все будет нормально, то день-два.

— Последний вопрос, из-за моего невежества. Неужели можно вот так, только по диаграмме, сказать с полной уверенностью, что это чистая нефть и толщина пласта именно тридцать метров?

— Не всегда. Но в данном случае можно. И все же я решил застегнуться на все пуговицы, поэтому перед обсадкой скважины поработаю испытателем.

— Ну, дай бог. Постучим.

— Постучим. Спокойной ночи, Андрюха. Ариведерчи. — Это красивое итальянское слово прилепилось к Алексу когда-то в Риме, и он никак не мог от него избавиться.

— Спокойной ночи. Ах да, у тебя еще день, — спохватился Андрей, — утром позвоню Шмуэлю, обрадую старика.

— Привет ему от меня. — Алекс отключил телефон.

Глава 2

Прошло три дня. За это время испытатель пласта полностью подтвердил прогноз Алекса. Из скважины была отобрана проба нефти. Она оказалась высокого качества, а пластовое давление обеспечивало ее добычу фонтанным способом. Отпадала необходимость в дорогостоящих скважинных насосах для подъема нефти на поверхность.

Когда из пробоотборника извлекли немного нефти, Алекс обмакнул в нее большой палец, а затем подул на ноготь. Нефть равномерно растеклась по нему тонкой пленкой. Он внимательно посмотрел на нее и удовлетворенно отметил: «Чистая нефть, без малейшей примеси воды». Буровики с любопытством смотрели на него.

— Что это вы колдуете, док? — спросил инженер Боб Адамс.

— Смотрю, есть ли вода.

— Вода? Но ведь она в эмульсии не видна на глаз. Мы можем сделать анализ и определить точно, — предложил Адамс.

— Не видна, конечно. Но если смотришь двадцать пять лет, то начинаешь видеть…

С этим приемом Алекс познакомился еще во время институтской практики на одном из грозненских нефтяных промыслов. Был он тогда в обучении у старого мастера с запоминающимся именем — Филимон Сердечкин, — проработавшего в добыче нефти сорок лет. Мастер неспешно, но основательно передавал ему секреты профессии, которых нет в учебниках. Был среди них и «анализ по ногтю». Алекс несколько раз, с согласия Филимона, проверял его самого: перемешивал разные объемы нефти и воды до состояния однородной эмульсии, и тот определял содержание воды с точностью до одного процента. Тут же проводили лабораторный анализ, и результат полностью подтверждался. К концу практики Алекс и сам, к удовольствию мастера, освоил этот метод и потом не раз удивлял им сослуживцев. Однажды даже выиграл на спор бутылку коньяка.

* * *

Тем временем трейлеры заканчивали подвоз труб для обсадной колонны. Их сначала выгружали на горизонтальный помост, а затем устанавливали вертикально на площадке около вышки. Вертикальная труба захватывалась специальным устройством, приподнималась над площадкой, переносилась к устью скважины и опускалась в нее. Верхний конец зажимался, и к нему подавалась следующая труба, которая свинчивалась с первой огромными гидравлическими ключами. Потом обе они опускались в скважину, и операция повторялась. Так, труба за трубой, была опущена колонна общей длиной более двух километров.

Как только спуск колонны закончился, в дело вступили цементировочные агрегаты. Их задача состояла в том, чтобы заполнить скважину цементным раствором, а затем выдавить его через низ колонны в затрубное пространство и поднять на нужную высоту между колонной и стенками скважины. После завершения этой операции скважина была оставлена в спокойном состоянии на сутки, чтобы цемент схватился и образовал прочное кольцо вокруг обсадной колонны.

Наконец наступил решающий этап — создание постоянных каналов, по которым нефть будет поступать из пласта в скважину. Для этого в колонну, заполненную тяжелой буровой жидкостью, была спущена на электрическом кабеле гирлянда перфораторов. Ее установили точно напротив пласта. В многочисленных радиально расположенных горизонтальных стволах перфоратора размещены мощные кумулятивные заряды, способные пробить стальную трубу и цементное кольцо. Алекс не мог даже вспомнить, сколько раз он проводил такие операции на скважинах, но только дважды до этого ему захотелось самому встать у пульта и нажать кнопку. Один раз это было при открытии первого в его жизни месторождения, а другой — незадолго до отъезда из России, когда он решил таким образом отметить свое последнее открытие в стране. И вот сейчас он подумал, что не только должен сам произвести залп, но и дать такую возможность своему другу и партнеру. Это будет символично и справедливо.

Неожиданный ночной звонок встревожил Андрея.

— Что-то случилось? — Сон моментально слетел с него.

— Все в порядке, Андрей. Просто мы спустили перфоратор и сейчас будем простреливать колонну. Не хочешь ли принять участие?

— С удовольствием. Но как это сделать?

— Ну, дай команду. А я ее выполню. Я готов.

— Огонь из всех стволов! — вдруг отчеканил Андрей командирским голосом.

— Есть огонь! — ответил Алекс и нажал кнопку.

Так, впервые в истории скважина в Канаде была прострелена по команде из Тель-Авива. «Хороший газетный заголовок, — усмехнулся Алекс. — Находка для журналистов». Приборы зафиксировали залп. Тонкие струи жидкого металла, выброшенные из перфораторов со скоростью десять километров в секунду, пробили сталь и цемент, отделявшие скважину от нефтяного пласта. И если бы не столб тяжелой буровой жидкости, которой была заполнена колонна, нефть ворвалась бы в нее с бешеной скоростью через пробитые отверстия и устремилась к поверхности. Теперь только эта жидкость удерживала ее в пласте. Следующий день ушел на постепенную замену буровой жидкости более легкой водой до того момента, когда давление водяного столба стало меньше давления в пласте. Нефть начала медленно поступать в скважину, вытесняя воду.

В конце дня Алекс записал в дневнике: «Сегодня группа Double AA («Дабл Эй») открыла первое в мире нефтяное месторождение Камерон методом прямого обнаружения». «Дабл Эй» означало двойное АA. Андрей расшифровывал это как «Алекс и Андрей», а Алекс — как «Андрей и Алекс». Но в документах расшифровки не было, указывалось только «АА».

Скважина-открывательница была оснащена необходимым для фонтанной добычи нефти наземным оборудованием и законсервирована. Оплата за нее поступила на счет буровой фирмы «Дриллинг Энтерпрайз» из швейцарского банка. Инвестиционная группа «Дабл Эй» заказала этой же фирме бурение четырех дополнительных разведочных скважин для точного определения границ месторождения и запасов нефти. Контракт с фирмой подписал генеральный директор «Дабл Эй» доктор геологии Алекс Франк.

* * *

До начала бурения оставалась неделя, и в это время возникли некие непредвиденные обстоятельства. Алекс срочно прилетел в Израиль, чтобы обсудить их. На следующий день они встретились втроем — Алекс, Андрей и Шмуэль. Шмуэль был человек очень известный в стране и очень богатый. Алекс и Андрей познакомились с ним год назад. Они пришли к нему практически с улицы, без рекомендаций и без помощи посредников. Просто позвонили, и секретарь назначила им встречу. Их единственной рекомендацией были прошлые профессиональные достижения и результаты проверки метода на уже известных нефтяных месторождениях. Имея печальный опыт предыдущих подобных встреч, они ожидали столкнуться с недоверием и плохо скрытым подозрением, что два проходимца с докторскими дипломами пытаются раздобыть деньги на какую-то псевдонаучную аферу. Но на этот раз все было иначе. Шмуэль сразу же расположил их своей простотой, открытостью и стремлением вникнуть в самую суть технических вопросов. Он встретил их широкой улыбкой, которая, впрочем, не скрывала хитрого прищура глаз.

— Молодые люди хотят поговорить о деньгах. Я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — в тон ему ответил Алекс.

— Прекрасно. Молодые люди хотят предложить деньги мне или просить у меня? — продолжал Шмуэль в нарочитой манере старого мудрого еврея, который знает все о деньгах и о людях.

— Предложить вам.

— Так я и знал, — удовлетворенно произнес Шмуэль, — молодые люди хотят предложить мне сто тысяч долларов в обмен на мои двести. Или я что-то напутал в арифметике?

— Немножко напутали. Мы хотим предложить вам двести пятьдесят миллионов в обмен на пятнадцать.

— О, это уже становится интересным. Можно спросить, из чего молодые люди собираются сделать двести пятьдесят миллионов?

— Из ваших пятнадцати, — невозмутимо ответил Алекс.

— Очень, очень знакомо. Ну что ж, рассказывайте. — Шмуэль откинулся на спинку кресла и приготовился слушать, не скрывая иронии умудренного жизнью человека.

Их разговор продолжался четыре часа. Уже через полчаса Шмуэль распорядился, чтобы его ни с кем не соединяли и не отрывали никакими вопросами. По мере того как Алекс и Андрей раскрывали суть дела, его прежнее благодушно-шутливое настроение сменялось сосредоточенным вниманием и нескрываемым интересом. Все было для него новым и незнакомым. Поэтому он попросил начать с основных принципов нефтяной разведки. Его особенно поразил тот факт, что из каждых ста разведочных скважин находят нефть не более двадцати, а остальные восемьдесят оказываются «сухими», и затраты на их бурение не окупаются. Иными словами, по степени риска и по размеру вознаграждения за него в случае успеха никакая другая промышленность даже не приближается к поискам нефти. И этот огромный риск постоянно сопутствует нефтяному бизнесу, несмотря на то что разведка опирается на самую современную науку и технологию. Сегодня, как и сто лет назад, ответить на главный вопрос — есть ли на каком-то конкретном участке нефть или ее здесь нет? — может только скважина. Пока она не пробурена, геологи и геофизики оперируют лишь таким зыбким критерием, как степень вероятности. Решение о бурении разведочной скважины — этого самого дорогостоящего этапа поискового процесса — всегда принимается без уверенности в успехе. Каждый разведчик знает, что окончательный ответ может дать только «профессор долото». А этот «профессор» — самый дорогой эксперт в мире. Однако без его помощи нефтяная разведка обойтись не может. «Причина в том, — закончил Алекс, — что образование залежей нефти в недрах земли — это все еще один из самых загадочных природных феноменов. Многие знают о нем немного, немногие — много, но никто не знает достаточно».

Шмуэль внимательно слушал.

— И вы утверждаете, молодые люди, что не нуждаетесь в помощи этого дорогого «эксперта», как вы его называете, и что еще до бурения скважины можете сказать — есть ли под землей нефть. Если я правильно понимаю, вы можете пробурить сто скважин, и ни одна из них не будет сухая? — Шмуэль не скрывал своего недоверия.

— Вы поняли совершенно правильно. Именно это мы утверждаем, — твердо ответил Алекс.

— Не могли бы вы объяснить, как это можно сделать?

— Разумеется, мы готовы дать необходимые объяснения. Но, если не возражаете, на данном этапе мы хотели бы воздержаться от некоторых технических деталей, которые составляют ноу-хау. Если мы придем к соглашению, то вы получите техническую информацию в полном объеме.

— Хорошо, — согласился Шмуэль, — рассказывайте, что можете, но только так, чтобы я понял.

— Эту часть дела объяснит доктор Шейнман. Он физик, и это его область. Хочу только добавить, что наш метод поисков нефти является так называемым методом прямого обнаружения. В этом его отличие от всех других применяемых сегодня поисковых технологий, которые основаны на косвенных признаках присутствия нефти.

Разговор продолжил Андрей:

— Если коротко, то мы отбираем на участке, который нужно оценить, образцы почвы с глубины двух метров от поверхности. И анализируем их на специальном приборе, который я сконструировал. Общий принцип этого анализа хорошо известен в физике и широко применяется в разных областях. Но я ввел в него дополнительную операцию, которая позволяет определить некий ранее неизвестный физический параметр. Мы называем его индекс. И этот индекс ведет себя различно на участках, где есть нефть и где ее нет. Количественная разница между ними в среднем десятикратная, то есть если условно принять индекс на участке без нефти за десять, то на нефтяном он составляет примерно сто. Это как отпечатки пальцев. Ошибиться просто невозможно. Иными словами, индекс содержит прямую информацию о наличии или отсутствии нефти.

— Где был проверен ваш метод, и каковы результаты? — вопросы Шмуэля становились все более четкими и конкретными.

— Метод был проверен на четырех месторождениях в России, на трех в Америке и на одном в Израиле около Ашкелона, которое у нас, как вы знаете, единственное. В общей сложности на восьми месторождениях. Во всех случаях получено стопроцентное подтверждение, то есть, как я уже сказал, разница между образцами, отобранными над нефтяными залежами и за их пределами, в среднем десятикратная.

— У вас есть какое-то документальное подтверждение того, о чем вы говорите?

— Есть таблицы анализов, спектральные диаграммы, карты месторождений с точками отбора образцов и величинами индекса.

— Они у вас с собой?

— Да, конечно. Хотите посмотреть?

— Непременно.

Андрей разложил на столе материалы и дал объяснения.

— Удивительно, но я все понял! — воскликнул Шмуэль. — Это настолько просто, что возникает вопрос: а не нарисовали ли вы это сами?

Андрей и Алекс пожали плечами и натянуто улыбнулись. После короткого замешательства Алекс сказал:

— Ну, во-первых, насчет простоты. Это так же просто, как колумбово яйцо. Пока Колумб не примял верхушку и не поставил его вертикально, никому даже в голову не приходило, что так можно сделать. А во-вторых, насчет того, что мы это сами нарисовали. Если нарисовали, то с какой целью? Один умный человек сказал: обманывать других — грех, обманывать себя — преступление.

— Ну, знаете… Вам же нужны деньги. А ради денег можно и не такие картинки нарисовать.

Наступило неловкое молчание.

— До денег мы еще не дошли. Перед тем как принять решение, у вас будет возможность сделать собственную независимую проверку. Пошлите своих людей на месторождение под Ашкелоном. Пусть они отберут образцы в любых точках над нефтяной залежью и за ее пределами. Технически это несложно. А мы сделаем анализы. Результаты вы нанесете на карту, и тогда все станет ясно, — нашел выход Алекс.

Предложение Шмуэлю понравилось.

— Ну что ж, пожалуй, мы так и сделаем. А сейчас еще один вопрос. Я не очень силен в физике, но хотелось бы знать, как возникает эта десятикратная разница вашего параметра, за счет чего?

Ответ поразил Шмуэля.

— Мы этого не знаем. Мы просто наблюдаем ее, но физическая природа явления нам неизвестна, — сказал Андрей.

— Позвольте, позвольте. Как это — неизвестна? Это что же — шаманство?

— Ну, если хотите, можно назвать и так. Мы не возражаем. Главное, что оно позволяет «видеть» нефть под землей. Это как раз тот случай, о котором замечательно сказал Эйнштейн: «Теория — это когда все известно, но ничего не работает. А практика — это когда все работает, но ничего не известно».

— И вы хотите получить пятнадцать миллионов долларов под метод, который даже не можете объяснить? — Шмуэль намеренно старался казаться возмущенным, хотя заинтересованность его была очевидной.

В разговор снова вмешался Алекс:

— Но в этом нет ничего необычного. В истории техники не раз бывало, что открытие начинали применять на практике задолго до того, как могли объяснить его теоретически. Возьмите компас. Письменные упоминания об использовании его мореплавателями относятся к одиннадцатому веку, а первая гипотеза земного магнетизма, объяснявшая поведение магнитной стрелки, была выдвинута Вильямом Гилбертом лишь спустя пять столетий. Природа позаботилась о том, чтобы тайны и их разгадка лежали достаточно далеко друг от друга — и во времени, и в пространстве. Представьте себе судьбу мореплавания до Гилберта, если бы от компаса отказались на том основании, что физическая природа его неизвестна. Разумеется, без теории природные явления объяснить нельзя, но использовать можно.

Этот пример не рассеял сомнения Шмуэля.

— Допустим. Но все же здесь есть о чем подумать. Пятнадцать миллионов — большие деньги. Нужны твердые гарантии, что это надежное дело. Согласны?

— Совершенно согласны, — ответил Андрей. — И поэтому я хотел бы напомнить одну историю, которая поможет вам оценить ситуацию. Однажды к Наполеону пришел некий американец по имени Роберт Фултон и предложил заменить паруса на военных кораблях паровой машиной. Наполеон не считал себя специалистом в морских делах и направил его к своим адмиралам. Их заключение было категорическим — абсурд, паровая машина не может заменить паруса. Разочарованный Фултон переправился через Ла-Манш и обратился с тем же предложением в Британское адмиралтейство. Там подумали и решили, что стоит попробовать. В итоге британский флот заменил парусники паровыми судами, и Англия стала владычицей морей. По существу, каждый, от кого зависит судьба новой идеи, должен принять одно из двух решений — французское или английское. И это определяет его место в истории…

— Я вас понял, — рассмеялся Шмуэль, — вы хорошо подготовились, молодые люди. Компас, паровая машина… И все же пятнадцать миллионов — деньги немалые.

— Хотите узнать продолжение истории с паровой машиной? — предложил Андрей, почувствовав, что интерес Шмуэля нужно немного подогреть.

— А что, еще есть продолжение?

— Есть. И довольно любопытное.

— Давайте. Вы мне устроили интересный день сегодня. Рассказывайте.

— Вы, конечно, знаете, что разработка американской атомной бомбы или Манхэттенский проект начинался с письма Эйнштейна Рузвельту в августе тридцать девятого. В нем великий физик, опасаясь успехов германских ученых в этой области, попытался убедить президента в необходимости создания собственного ядерного оружия. И просил выделить на его разработку крупную по тем временам сумму. Письмо передал Рузвельту научный консультант Белого дома. Президент прочитал его и сказал, что приближается война и деньги нужны на более реальные вещи, а не на фантастические идеи чудаковатых ученых. «И, кроме того, — добавил он, — я просто не представляю, как из невидимого атома можно получить такую уйму энергии». Попытки консультанта объяснить Рузвельту физическую природу явления не поколебали его. Тогда он рассказал историю про Наполеона, Фултона и Британское адмиралтейство. Рузвельт внимательно выслушал и молча написал на письме короткую фразу, адресованную министру финансов Моргентау: «Генри, я полагаю, что предложение профессора Эйнштейна заслуживает положительного решения». Манхэттенскому проекту был дан зеленый свет…

— Черт возьми! — воскликнул Шмуэль. — Атомной бомбой вы меня добили. Давайте говорить о деньгах. Итак, допустим, вы получаете пятнадцать миллионов. Что дальше?

— Дальше мы подаем заявку на участие в одном из тендеров на разведочные концессии или блоки в какой-либо стране. Выбираем район вдали от населенных центров. Перед началом тендера выезжаем в поле и отбираем образцы на всех блоках, выставленных на торги. Удаленность от населенных мест поможет сделать это незаметно. К моменту торгов мы уже будем точно знать, где есть нефть. Выигрываем тендер по бесспорно нефтяному блоку. Если будут конкуренты, предлагаем наилучшие условия. Получив разведочную концессию, сразу же начинаем бурение без предварительных сейсмических исследований, которые необходимы по существующей конвенциональной «косвенной» методике разведки, но которые еще не гарантируют, что пробуренная по их результатам скважина встретит нефть. Открыв нефть первой скважиной, бурим четыре-пять дополнительных для определения размеров и запасов месторождения. После этого выставляем его на продажу, как любой другой вид собственности — завод, танкер, земельный участок. На вырученные деньги проводим такую же операцию в какой-либо другой стране, затем в следующей и так далее. Наш принцип: пришел, нашел, продал. На начальном этапе мы будем избегать повторного появления в одной и той же стране, чтобы не привлекать нежелательного внимания нефтяных компаний.

— Во что обойдется открытие одного месторождения и какова может быть его рыночная стоимость? — спросил Шмуэль.

— С учетом бурения пяти-шести скважин, всех других затрат и накладных расходов открытие и последующая разведка обойдутся примерно в пятнадцать миллионов долларов. В случае среднего по запасам месторождения оно может быть продано не меньше чем за двести пятьдесят миллионов.

— Это означает, что норма прибыли более тысячи шестисот процентов, — быстро подсчитал Шмуэль. — Неслыханно!

— Да, норма прибыли, неизвестная в других отраслях промышленности. Именно она и делает нефтеразведку рентабельным бизнесом даже при условии, что восемьдесят скважин из ста оказываются сухими. Иначе ни одна нефтяная компания не могла бы позволить себе такой риск. Но в нашем случае, пользуясь этой же нормой прибыли, мы одновременно избегаем риска бурения сухих скважин.

— Знаете что, молодые люди, — слишком много информации за один день, — подвел итог Шмуэль. — Я должен все обдумать и посоветоваться со своим адвокатом. Но сначала мы отберем образцы на Ашкелонском месторождении. И для этого мне нужна ваша карта с его границами. Продолжим разговор после получения результатов анализа. Ну что ж, на сегодня все. Благодарю вас. Было очень интересно. Очень.

Через неделю сотрудник Шмуэля доставил двадцать образцов, обозначенных только номерами и отобранных как над месторождением, так и за его пределами. В течение двух дней анализы были готовы, и состоялась вторая встреча. Шмуэль тут же, в их присутствии, стал наносить результаты на собственную карту, где были обозначены границы месторождения, точки отбора и номера образцов. Алексу и Андрею эта карта не была известна. Они сидели в креслах в дальнем углу кабинета, пили кофе и молча наблюдали. Пока Шмуэль был поглощен этим занятием, его лицо оставалось непроницаемым. Наконец он закончил и посмотрел на них так, будто видел впервые.

— Ну что вам сказать, молодые люди, — медленно начал Шмуэль, но затем не удержался и выпалил: — Можете считать, что пятнадцать миллионов у вас в кармане.

Через минуту в кабинете появился адвокат Рон Берман и вручил Алексу и Андрею по экземпляру какого-то документа. К их удивлению, это был контракт, подготовленный заранее. Среди прочего в нем содержались следующие условия: отказ от патентования прибора и метода; запрет на передачу ноу-хау любой третьей стороне; полная секретность всего, что связано с местонахождением прибора, проведением разведочных работ и их финансированием; название фирмы не должно раскрывать характер ее деятельности («Наш девиз: esse non videri — существовать невидимо», — объяснил Шмуэль); фирма должна быть зарегистрирована в офшорной зоне. В параграфе «Распределение прибылей» доля Шмуэля была оговорена в размере семидесяти процентов, а совместная доля Алекса и Андрея составляла остальные тридцать процентов.

После короткого обсуждения они решили принять все условия. Патентование прибора не могло гарантировать его от пиратского воспроизведения, а затем и незаконного использования метода конкурентами. Поэтому наилучшим решением был пример компании «КокаКола», которая вот уже почти сто лет тщательно охраняет секрет незапатентованной рецептуры своего напитка. Что касается прибылей, то, хотя соотношение было не очень справедливым, Алекс и Андрей не стали поднимать этот вопрос. В конце концов, тридцать процентов выглядели такой привлекательной суммой, что о львиной доле Шмуэля можно было и не думать. Им было хорошо известно «золотое правило» Мэрфи: «Тот, кто владеет золотом, устанавливает правила». Золотом владели не они, поэтому не им и правила устанавливать. Здесь же, в кабинете Шмуэля, они предложили название: «Инвестиционная группа „Дабл Эй“». Он не возражал. Шмуэль не был заинтересован в том, чтобы в названии фигурировало его имя.

Глава 3

Через два месяца правительство Альберты объявило тендер на шесть смежных блоков в одном из удаленных северных районов провинции. В течение десяти дней Алекс с помощью нанятого им временного работника отобрал на них образцы почвы и переслал их Андрею почтой «Федерал-экспресс». Спустя неделю он получил по факсу результаты. К его удивлению, нефтяным оказался только один блок Камерон, наиболее удаленный от единственного известного в этом районе нефтяного месторождения Блэк Крик. Логика подсказывала, что по этой причине именно он вызовет наименьший интерес у участников тендера. Так оно и произошло. Желающих приобрести этот блок не нашлось, и «Дабл Эй» оказалась единственным заявителем. Соответственно и сумма обязательного взноса при подписании контракта с правительством оказалась наименьшей.

После опубликования в официальном бюллетене результатов тендера его участники решили, что никому не известная группа «Дабл Эй» — это дилетанты, которым некуда девать деньги и которые думают, что поиски нефти — это «русская рулетка». Такое мнение еще более укрепилось, когда стало известно, что группа зарегистрирована в Гибралтаре. А когда «Дабл Эй», не проведя предварительные сейсмические исследования, вдруг заказала скважину буровой фирме «Дриллинг Энтерпрайз», она вообще стала предметом насмешек в деловом клубе Калгари, нефтяной столицы Альберты. С этого момента профессионалы утратили к ней всякий интерес. Как заметил один местный остряк: «Эти ребята слишком буквально воспринимают закон поиска Мэрфи — начинать надо с самого неподходящего места». Поэтому, когда скаут Джим О’Коннор сообщил компании «Игл Корпорэйшн», канадскому филиалу одноименного чикагского концерна, на которую он работал и которая приобрела блок, ближайший к месторождению Блэк Крик, что эти сумасшедшие парни из «Дабл Эй» получили нефть, ему просто не поверили. Вице-президент Билл Дэвис даже высказался в том духе, что компания платит деньги не за то, чтобы он сочинял для них рождественские сказки.

О’Коннор только недавно был принят в Ассоциацию скаутов, и такое недоверие могло отразиться на его профессиональной репутации. Нефтяные компании нанимают скаутов для сбора всевозможной информации о конкурентах и хорошо оплачивают их услуги. Зачастую в своей работе скауты используют не вполне легальные методы, но заказчики смотрят на это сквозь пальцы. Поэтому Джим О’Коннор решил доказать свою правоту. Он отправился из Калгари за тысячу километров в район бурения и сделал несколько фотографий специальной камерой с большого расстояния. На снимках была четко видна фонтанная арматура на устье скважины — свидетельство того, что она уже подготовлена к добыче нефти. О’Коннор вошел с победным видом в кабинет вице-президента и разложил фотографии на столе.

— Что это, Джим? — спросил Дэвис.

— Скважина «Дабл Эй», сэр.

Дэвис бегло взглянул на снимки, и его лицо приняло озабоченное выражение.

— Я был неправ, Джим. Прошу извинить. Это очень важная информация. Надеюсь, мы и дальше будем сотрудничать. — Дэвис дружески похлопал скаута по плечу.

— Все в порядке, мистер Дэвис. Я рад, что фотографии вам понравились. Работать с вами большое удовольствие.

— Понравились или нет — это другой вопрос. А сейчас вот что, Джим. Надо поговорить с ребятами из «Дриллинг Энтерпрайз» и попытаться узнать глубину скважины и все, что касается пластоиспытателя, — если они его спускали. А главное — видели ли они карту, по которой была выбрана точка бурения? Это самое важное. Кроме того, узнай, какая фирма проводила каротаж. С ними тоже нужно встретиться и попытаться выяснить глубину нефтяного пласта и интервал перфорации. Оплата за эту работу — сверх контракта.

— Спасибо, мистер Дэвис. Сделаю все возможное. Как срочно это требуется?

— Очень срочно. Чем быстрее, тем лучше. — С лица Дэвиса не сходила озабоченность.

Через пару дней О’Коннор снова появился в кабинете вице-президента.

— Странные дела происходят, мистер Дэвис, доложу я вам. Люди из «Дриллинг Энтерпрайз» замолкают, как только речь заходит о скважине «Дабл Эй». Я познакомился с парнем из буровой бригады и поставил ему кружку пива. Болтали о том, о сем. Но стоило мне упомянуть эту чертову скважину, как он тут же уткнулся в кружку и тянул пиво минут десять. Удалось только выяснить, что это был какой-то особый контракт с оплатой по высшей категории и что все они подписали обязательство о неразглашении информации. Признаюсь вам, мистер Дэвис, никогда не слышал о таких делах.

— Так, так, Джим. Интересно. А что насчет каротажа и перфорации?

— Каротаж и перфорацию проводила фирма «Вэлл Сервисез». Там дела еще почище, чем в «Дриллинг». Я пригласил оператора лебедки пропустить по стаканчику. Парень компанейский, любитель почесать языком и не дурак угоститься за чужой счет. Выпили мы с ним по одному, потом по другому, потом еще. И тут я задал вопрос насчет «Дабл Эй». Мой приятель сразу протрезвел, как-то нехорошо посмотрел на меня и спросил: «Слушай, парень, тебя кто прислал?» Встал, расплатился и ушел. Такие дела, мистер Дэвис, доложу я вам. — Джим О’Коннор был в полном недоумении.

— Спасибо, Джим. Ты хорошо поработал, — Дэвис сказал это без иронии, но Джиму в его словах почудилась насмешка.

— Очень сожалею, мистер Дэвис. Поверьте, я старался, как мог. Но если человек не хочет говорить, тут уж ничего не поделаешь.

— Не переживай, Джим. Ты все сделал правильно. Спасибо, — успокоил его Дэвис.

* * *

В тот же день Алексу позвонил инженер Боб Адамс из «Дриллинг Энтерпрайз» и сообщил, что скважиной усиленно интересуются. Охранник заметил джип «тойота» красного цвета, который целый час кружил вокруг нее на большом расстоянии. Машина несколько раз останавливалась, водитель взбирался на крышу и фотографировал скважину с разных направлений. Охранник следил за ним в бинокль и даже записал номер машины. А к рабочему из буровой бригады кто-то подсел в пабе и пытался получить информацию. Алекс поблагодарил Адамса и взял у него номер джипа. Вскоре интерес к скважине подтвердил и Крис Гибсон из «Вэлл Сервисез».

«Похоже, карусель начинается раньше, чем мы ожидали», — с тревогой подумал Алекс. Он хорошо представлял себе возможные последствия такого интереса со стороны нефтяных компаний и вероятное развитие дальнейших событий. В бизнесе, в котором крутятся миллиарды долларов, моральные нормы, профессиональная этика и уважение к частной собственности, в том числе к интеллектуальной, существуют только до определенного предела. За этим пределом действуют другие правила, не имеющие ничего общего с так называемыми моральными принципами и порядочностью. Невидимая граница, разделяющая эти две области человеческого поведения, определяется только деньгами. То, что считается предосудительным, когда речь идет, допустим, об одном миллионе долларов, становится возможным при десяти миллионах. При ставке в сто миллионов границы допустимого раздвигаются в геометрической прогрессии. А миллиард долларов снимает любые мыслимые ограничения, все становится приемлемым — взломы, похищения, убийства, транспортные катастрофы с многочисленными жертвами и даже государственные перевороты. За кулисами этих событий могут стоять не только маньяки, жаждущие несметного богатства, но и респектабельные корпорации с их огромными возможностями слежки, шпионажа и организации всевозможных «акций». Там, где речь идет о миллиардных прибылях, правила игры одинаковы и для белых воротничков из роскошных офисов на верхних этажах небоскребов, и для наркобаронов из колумбийских джунглей. Поэтому, получив тревожную информацию от Адамса и Гибсона, Алекс срочно прилетел в Израиль. То, что он узнал, требовало серьезного обсуждения.

Глава 4

Шмуэль тепло приветствовал Алекса, обнял, похлопал по спине.

— Выглядишь неплохо, профессор. Но видно, что солнца недобрал. Ничего, здесь прогреешься. Что стряслось?

Алекс рассказал то немногое, что узнал от людей из «Дриллинг Энтерпрайз» и «Вэлл Сервисез». Первым высказал свое мнение Андрей. Его реакция была довольно спокойной.

— Но может быть, это обычное любопытство, которое компании проявляют друг к другу? Пробурена скважина, обнаружена нефть. Естественно, что другим не терпится получить техническую информацию. Я бы расценил это именно так.

— Дело вот в чем, Андрей. Три компании, которые работают на блоках, соседних с нашим, только сейчас начинают сейсмические исследования. К бурению они приступят лишь тогда, когда обработают сейсмические данные и определят по ним наиболее перспективные участки. А мы за это время без всякой сейсмики уже пробурили скважину и получили нефть. Сначала они смотрели на нас как на дилетантов, которые вообще не знают, что такое разведка и с чем это блюдо едят. Такие разговоры до меня доходили. А сейчас что-то заподозрили и пытаются разобраться, что происходит. Судя по почерку, пока этим занимаются скауты. Но очень скоро их заменят настоящие профессионалы. И они не отступят, пока не докопаются до сути. Докопаться, конечно, не смогут, но вопросов у них появится много. Я знаю эту публику — чем больше вопросов, тем больше людей и денег будет брошено на то, чтобы расколоть орешек. Можно только гадать, где они остановятся. Если вообще остановятся. И мы к этому должны быть готовы. Нельзя сказать, что все это для нас полная неожиданность. Как вы знаете, мы предусматривали такую ситуацию. Но она может возникнуть гораздо раньше, чем ожидалось. И то, что мы вовремя получили сигнал, дает нам некоторое преимущество. Теперь надо решить, что и как следует делать. Спасибо за внимание, — шутливо закончил Алекс.

Шмуэль и Андрей улыбнулись.

— Я хотел бы узнать насчет того парня, который помогал тебе отбирать образцы. Кто он такой и где сейчас? Могут ли скауты до него добраться? — спросил Шмуэль.

— Это был безработный электромеханик из Квебека по имени Пьер Леже. Он уже собирался возвращаться домой, когда я увидел его на бирже труда в Калгари. Пьер произвел хорошее впечатление, и я предложил ему поработать дней десять за четыре тысячи баксов. Для него это была большая удача, и он сразу согласился. Я снял для него гостиницу в Вермиллионе. Мы работали ручным электробуром, а Пьер хорошо знал этот инструмент. Насколько мне известно, он уехал в Квебек через недели полторы после окончания работы. И все это время жил в Вермиллионе. Близких друзей у него в Альберте не было. Вот все, что могу сказать.

— Ну, будем считать, что с этой стороны все спокойно, — заключил Шмуэль, — но вот общая ситуация мне не кажется такой безоблачной. Я с Алексом согласен — мы получили сигнал, и надо как следует подготовиться к возможному развитию событий. Прежде всего нужно подумать об охране. Я имею в виду и личную охрану Алекса, и охрану буровой установки. Не думаю, что на этом этапе возможны попытки покушения, похищения, кражи и подобные трюки. Но слежка наверняка будет, и задача охраны ее блокировать. Как молодые люди к этому относятся?

Андрей казался совершенно подавленным происходящим.

— Я слушаю вас обоих, и начинает казаться, что все мы герои какого-то шпионского детектива. Не знаю, что и сказать. Я о таких делах могу судить только по кинофильмам. Поэтому полагаюсь на ваш опыт и здравый смысл. Если вы считаете, что нужна охрана, то я не против.

— Шмуэль прав, — решительно заявил Алекс. — Задача охраны блокировать слежку и не допустить, чтобы кто-то сунул нос в наши дела. Мне одному с этим не справиться. Тем более что неизвестно, с какой стороны может быть наезд. Поэтому пара профессионалов была бы весьма полезна.

— Очень хорошо. Я имел в виду именно профессионалов, а не телохранителей узкого профиля. Итак, решено.

Шмуэль вызвал секретаря и попросил соединить его с Давидом Бен-Эзрой, директором частного охранного агентства.

— Это мой старый товарищ, полковник в отставке, — объяснил он. — У него лучшие ребята в стране. Суг алеф[1].

— Мистер Бен-Эзра на линии, — сообщила секретарь.

— Шалом, Давид. Как дела? — приветствовал его Шмуэль. — Твоими ребятами еще кто-то интересуется? Даже людей не хватает? Это хорошо. Каждому из нас чего-то не хватает. Кому здоровья, кому денег, кому людей… Давид, мне нужны трое надежных парней англосаксонского типа, с безупречным английским, неброской внешностью, умеющих думать и анализировать. Работа за океаном. Срок? Минутку, сейчас узнаю.

Шмуэль повернулся к Алексу:

— Сколько времени нам нужно, чтобы закончить дела в Альберте?

— Думаю, месяца четыре. Не меньше.

— Давид, работа примерно на пять месяцев. Спасибо. Жду звонка. Шалом.

* * *

Два дня Алекс провел дома. Рахель привыкла к его частым поездкам за границу и принимала это как неизбежность, с которой нужно просто смириться. Раньше, когда он консультировал иностранные компании, они обычно ездили вместе. Но последние два года работа Алекса изменилась, и он не мог брать ее с собой. В чем именно заключалась его новая работа, она не знала, а он не торопился посвящать ее в детали и ограничивался лишь общими словами. Делал он это намеренно, чтобы уберечь семью от возможных неприятностей в будущем, хотя и не мог бы объяснить, каковы они могут быть и каким образом могут затронуть его близких. Было лишь смутное ощущение, что до поры до времени им лучше не знать о его делах. Им — это жене и сыну. Ури служил в армии, в бригаде морских коммандос. Когда Алекс приезжал, его обычно отпускали домой, и им удавалось короткое время побыть вместе. Так было и на этот раз. Ури получил отпуск на несколько часов и приехал на армейском джипе, загорелый, пропыленный. За два года службы он возмужал, окреп, приобрел уверенность в суждениях и поступках. Любуясь сыном, Алекс подумал, что он мог бы быть его надежным помощником в Канаде. Впрочем, нет, он еще слишком молод. Для этой работы нужны более зрелые парни, умеющие не только владеть оружием и приемами рукопашного боя. Это как раз требуется меньше всего. Интересно, кого подберет Бен-Эзра?

* * *

Два дня пролетели незаметно, и на следующее утро Шмуэль назначил встречу в своем офисе. Когда Алекс и Андрей вошли в кабинет, там уже находились трое молодых людей лет тридцати, которые встали при их появлении. Шмуэль представил каждого: Габриэль Каминский, Гидеон Эйтан, Морис Шахар. Алекс незаметно обвел их внимательным, изучающим взглядом. В их внешности не было ничего примечательного. Строгие темные костюмы, белоснежные рубашки, со вкусом подобранные скромные галстуки, до блеска начищенные туфли. В Канаде они могут сойти за типичных банковских служащих. В то же время в них чувствовалась едва уловимая физическая и интеллектуальная собранность, дававшая ощущение надежности и спокойной уверенности. Это проявлялось в коротких крепких рукопожатиях, сдержанных улыбках, прямых, открытых взглядах, в манере говорить, задавать вопросы и отвечать на них.

Алекс рассказал о предстоящей работе. Отвечая на вопросы «охранников», он еще раз подчеркнул основные требования и условия, в которых им придется действовать. Во-первых, у них не будет оружия; во-вторых, силовые приемы допускаются лишь в исключительных случаях; в-третьих, их главная задача — наблюдение и предотвращение любых попыток получить информацию о группе «Дабл Эй». Сюда входят не только технические данные, но и сам тот факт, что группа израильская. В связи с последним условием сразу же возник вопрос о паспортах. У Алекса, кроме израильского, был еще и канадский паспорт. Гражданство он получил несколько лет назад, когда работал в этой стране. Поэтому ни он, ни Шмуэль не подумали сразу о документах для людей Бен-Эзры, у которых были только израильские паспорта. Это, конечно, была оплошность.

— Ну что ж, попробуем найти выход. — Шмуэль попросил секретаря соединить его с охранным агентством.

Он рассказал Давиду Бен-Эзре о возникшей проблеме и спросил, что можно сделать. Вопрос, видимо, озадачил его собеседника, который был не в восторге от этого нового требования.

— Я понимаю, что вы не «Моссад», — ответил Шмуэль, — но у тебя наверняка есть связи и разные специфические возможности… Нет, нет, только не банановая республика… Какая-нибудь англоязычная страна… Само собой — любая сумма. Спасибо, Давид. Я не сомневался. Шалом.

Через два дня «охранники» стали гражданами Южно-Африканской Республики.

Глава 5

Мощные гусеничные тягачи компании «Дриллинг Энтерпрайз» перетащили буровую вышку и оборудование на новую точку, в четырех километрах южнее нефтяной скважины. Одновременно начался монтаж дополнительной буровой установки на еще одной точке, в одиннадцати километрах к западу от нее. В совокупности эти три точки образовывали треугольник, внутри которого, по данным анализа почвенных образцов, находилось сплошное нефтяное поле. Две следующие намеченные к бурению скважины должны были образовать еще три смежных треугольника. Бурение разведочных скважин по такой треугольной сетке — это стандартный способ определения геометрических размеров месторождения и запасов нефти.

Алекс попросил компанию провести бурение этих четырех скважин не одной буровой установкой, как планировалось ранее, а одновременно двумя. Это позволяло сократить вдвое продолжительность разведки и закончить ее через три месяца. Работа двумя установками была, конечно, значительно дороже, чем одной. Но он, не задумываясь, изменил контракт и принял все финансовые условия «Дриллинг Энтерпрайз». В Тель-Авиве было решено завершить разведку в кратчайшие сроки и как можно скорее выставить месторождение на продажу. Это диктовалось не столько желанием скорейшего получения долгожданной прибыли, сколько необходимостью как можно раньше убраться из Канады.

Люди Бен-Эзры, или служба безопасности группы «Дабл Эй», как они теперь официально назывались, составили детальный план работы, одобренный Алексом. Старшим был Габриэль, которого в шутку называли «глава службы» и который сопровождал Алекса, одновременно наблюдая за обстановкой в Вермиллионе. Он поддерживал постоянную связь со своими товарищами и координировал их действия. Гидеон и Морис большую часть времени проводили на буровых и контролировали окружающую территорию в радиусе десяти километров. В их распоряжении были «лендроверы», мобильные телефоны, приборы ночного видения, фотоаппараты с длиннофокусными объективами и детальные карты местности. Кроме того, в специальном тайнике машины Габриэля имелась портативная звукозаписывающая аппаратура с набором «жучков».

* * *

Через несколько дней обе установки были готовы к началу бурения. Почти одновременно на них взревели мощные дизельные двигатели, которые привели в действие электрогенераторы и насосы. Ожившие электромоторы начали вращать с огромной скоростью бурильные трубы с долотом на конце. Венчающие его многочисленные конические зубья из особо прочных сплавов способны разрушать самую твердую породу. А в это время насосы гнали через трубы к раскаленным долотам специальную буровую жидкость, которая охлаждала их и выносила на поверхность через затрубное пространство раскрошенные ими известняк, песчаник и окаменевшую спрессованную глину. Колонны бурильных труб, постоянно наращиваемые сверху, становились все длиннее и вонзались метр за метром в девственные геологические пласты, дремавшие десятки миллионов лет, пробиваясь через них к нефти. Вся эта скрытая от глаз разрушительная работа глубоко под землей и упорное, но безнадежное сопротивление природы натиску техники фиксировались на поверхности бесстрастными показаниями приборов. Чуткие датчики регистрировали параметры буровой жидкости, давление, температуру, динамические напряжения в трубах. Скважина пульсировала как живой организм, все части которого функционировали слаженно и бесперебойно.

Буровая установка с ее бурильным оборудованием, силовыми агрегатами, подъемными механизмами, контрольно-измерительными блоками и компьютерными системами управления не уступает по технологической оснащенности современному заводу. Однако если ценность завода заключается в нем самом, то разведочная скважина — это всего лишь «тонкая игла», вводимая в тело земли для добывания геологической информации. Как медицинский шприц, с помощью которого отбирают кровь для анализа. Стоимость такой информации огромна, как и стоимость самой «иглы». Поэтому соблазн получить ее за небольшие деньги, составляющие лишь ничтожную долю истинной цены, нередко перевешивает любые моральные и этические соображения. Мир нефтеразведочного бизнеса время от времени сотрясают громкие скандалы и судебные разбирательства, связанные с незаконным приобретением секретных геологических материалов, принадлежащих конкурентам. Определенную роль в этом играет и служба скаутов, хотя их задачи и возможности в области информационного шпионажа ограничены.

* * *

Вице-президент «Игл Корпорэйшн» Билл Дэвис снова вызвал Джима О’Коннора.

— Послушай, Джим. Похоже, что у нас действительно есть проблемы с «Дабл Эй». И теперь решение этой загадки становится делом принципа. Не можем же мы допустить, черт возьми, чтобы у нас под носом творились какие-то странные дела, а мы даже понятия не имеем, что происходит. «Игл» и «Дабл» почти соседи по блокам. Но они уже получили нефть и теперь бурят еще две скважины, а мы только проводим сейсмику. Не буду скрывать — руководство компании обеспокоено. Решено послать тебя в Вермиллион. Покрутись там, поговори с людьми. Ведь парни из «Дабл Эй» не в вакууме работают. Какие-то концы должны оставаться. Постарайся отыскать их, и попробуем потянуть за эти ниточки. Нас интересует любая информация о том, что происходило в районе трех озер до начала бурения. Запомни — любая! Даже если кто-то просто лопатой землю ковырял. Компания надеется на тебя, Джим.

— Сделаю все возможное, мистер Дэвис. Понимаю, как это важно. Но скажу честно — чертовски трудное задание. Я это понял, когда встречался с людьми из «Дриллинг» и «Вэлл», — Джим говорил заинтересованно, но без энтузиазма.

— Компания понимает это, Джим. Мне поручено передать, что ты сам можешь назвать размер гонорара.

— Я не об этом, сэр. Просто чертовски трудное дело, доложу я вам. Клянусь Гиппократом.

— А при чем здесь Гиппократ? — удивился Дэвис.

— Ну, так врачи говорят.

* * *

Алекс и Габриэль остановились в единственной гостинице в городе «Звезда Вермиллиона».

— Интересное название, мистер Франк, — заметил Габриэль, — «миллион» — это понятно, а что значит «вер»?

Алекс рассмеялся.

— Не то, что ты думаешь, Габи. Вермиллион — это название яркокрасной глины, из которой индейцы делают краску для лица. Она залегает где-то здесь недалеко… Итак, сегодня мы отдыхаем. Завтра утром я еду на вторую скважину, а ты займись городом. Поброди по улицам — в общем, почувствуй обстановку. Особых объектов у нас здесь нет. Вот разве только красная «тойота». Кстати, теперь можем называть ее «тойота вермиллион»…

Габриэль улыбнулся.

— О’кей, мистер Франк. Звучит красиво — «тойота вермиллион». Передайте привет Морису. Будем держать связь.

Они попрощались, и Габриэль ушел в свою комнату. На следующее утро он позавтракал в ресторане гостиницы и отправился в город. Собственно говоря, городом его можно было назвать только условно. Единственная улица с банком, парой магазинов и кафе, одним пабом. Короткие переулки по обе стороны от нее выходили на пустыри и речку Пис Ривер. Людей на улицах было мало, машин еще меньше. Габриэль прошелся вдоль реки с низкими болотистыми берегами и повернул обратно. Потом зашел в паб и выпил кружку пива. Позвонил Гидеон, доложил, что все в порядке. Уже пробурили первую сотню метров. Сказал, что видел вертолет, летевший на высоте триста метров с востока на запад. Через несколько минут получил такой же звонок от Мориса, который сообщил, что босс приехал и совещается с инженером. Габриэль сделал еще один круг по улицам, зашел в кафе, купил местную газету и пачку сигарет. Этой медленной прогулкой удалось убить почти три часа. Пора было возвращаться в гостиницу. Габриэль не спеша зашагал в сторону «Звезды Вермиллиона», размышляя о том, чем же можно будет заняться после обеда.

…Красный джип «тойота» он увидел еще издали. Машина стояла на паркинге гостиницы рядом с его «лендровером». Габриэль ускорил шаг и вынул на ходу записную книжку. Хотя он знал номер «тойоты» наизусть, все же решил лишний раз проверить себя. Подойдя ближе и разглядев цифры на плате, убедился, что не ошибся: «Вот она, наша „тойота вермиллион“. Звучит, как миллион долларов». Это была та самая машина, о которой им стало известно еще в Тель-Авиве. Ну что ж, похоже, что после обеда ему будет, чем заняться.

Габриэль вошел в гостиницу. В лобби никого не было. Но через стеклянные двери ресторана он увидел за столиком рыжего парня в клетчатой рубашке. Габриэль подошел к дежурному клерку.

— Фрэд, я бы хотел узнать, в каком номере живет владелец вон того красного джипа? Он поставил машину слишком близко к моей.

— Комната девять, сэр. Но он сейчас в ресторане. Вы ему можете об этом сказать.

— Спасибо, Фрэд. Пожалуй, не стоит беспокоить человека такими пустяками. Проще самому переставить машину.

Габриэль вышел на паркинг и отогнал «лендровер» немного дальше от джипа. Вернулся в лобби и сказал клерку, который наблюдал за его действиями:

— Ну вот, теперь все в порядке. Ради этого не стоило беспокоить человека, который, наверное, устал с дороги. А сейчас пора и мне перекусить.

С этими словами он направился в ресторан. Теперь Фрэд в случае чего расскажет то, что видел. А это вполне обычная ситуация, не вызывающая подозрений. Очень часто успех или провал зависят от ничтожных мелочей. Понимание этого отличает профессионала от дилетанта. Габриэль Каминский был профессионал. Суг алеф, как сказал Шмуэль.

В ресторане был только один посетитель — владелец джипа. Габриэль сел за столик и сделал заказ. Рыжий, видимо, закончил обед и допивал свое пиво. Минут через пять он встал и подошел к бару. Сел на высокий табурет, заказал стаканчик и начал болтать с миловидной девушкой, стоявшей за стойкой. Габриэль наблюдал за ними. Сидел он далеко и слов разобрать не мог. Сначала девушка занималась своими делами, и заметно было, что она поддерживала разговор только из вежливости. Но потом на ее лице появилась улыбка, и беседа пошла более оживленно. Габриэль решил, что не мешает послушать, о чем они говорят. Он подошел к бару, попросил пачку сигарет и быстрым привычным движением прикрепил «жучок» к нижней поверхности стойки, почти над коленями парня. Взяв сигареты и расплатившись, он вернулся к своему столику, вставил наушник и приготовил портативный магнитофон во внутреннем кармане.

— Конечно, в какой-то мере вы правы, Джим, — услышал он голос девушки, говорившей с заметным польским акцентом, — жизнь здесь однообразная, сходить особенно некуда. Но я рада, что есть хотя бы такая работа. В больших городах с этим сейчас совсем плохо.

— Знаете, Кристина, просто больно слышать эти слова от такой красивой девушки. Жаль, что я здесь проездом, а то бы стал ухаживать за вами. В Европе считают, доложу я вам, что самые красивые девушки в Польше, а самые надежные мужчины в Ирландии. Вот вы из Польши, а я, между прочим, ирландец. Но проездом. Ну, а парни стоящие здесь есть? У вас есть бойфренд?

Габриэль усмехнулся — «ирландец, но проездом». Ну и логика. Интересно, куда он клонит?

— Бойфренд есть. И очень хороший. Но он сейчас далеко. Как только найдет работу, я к нему уеду.

— Ну, мне кажется, ваш хороший бойфренд очень рискует. Оставить такую девушку! Он не боится, что его кто-то опередит? Он что — местный парень, а уехал куда-то искать работу?

— Нет, он не местный. Он здесь работал недолго. А потом работа кончилась, и он уехал домой.

— Где же он здесь, в этом богом забытом городке, работал?

— Не в городе. Отсюда на север еще двести километров. Там, где сейчас нефть ищут.

— Так он у вас нефтяник? Я тоже нефтяник. Почему же он уехал, когда сейчас здесь для нефтяников есть работа?

Разговор начал принимать какое-то новое направление, и Габриэль включил магнитофон.

— Нет, он не нефтяник. Он работал для одной фирмы. Есть такой инструмент — ручной электробур. Так вот он этим буром работал. Он по специальности электромеханик.

— Постойте, постойте, Кристина. Я что-то не понимаю. На какую же глубину он этим буром бурил?

— Ну, я не знаю точно. Он говорил, на два метра.

— А зачем?

— Этого я не знаю. Да и он не знал. Просто фирма его наняла и хорошо заплатила. А с самого низа они поднимали песок или глину и собирали в маленькие коробочки. Вот и все, что он говорил.

— Вот вы сказали, Кристина, что ваш друг работал там, где сейчас нефть ищут. Это ведь сейчас ищут. А тогда уже искали? Скважину уже бурили?

— Нет, это было еще до скважины.

Габриэль почувствовал, что голос рыжего внезапно изменился. До него, видимо, стал доходить смысл того, что говорила Кристина. Он перестал задавать вопросы, засуетился и начал быстро импровизировать, стараясь казаться убедительным и доброжелательным.

— Знаете, Кристина, я ведь работаю в очень большой фирме, доложу я вам. И мы как раз сейчас купили несколько электробуров, но у нас нет специалиста, который в них разбирается. И скажу вам прямо, Кристина, — зачем же вашему другу где-то далеко искать работу, когда он может работать в нашей фирме. Я просто хочу ему помочь. Клянусь Гиппократом. Как с ним связаться?

— Это было бы замечательно, Джим. Могу дать вам его телефон. Я запишу вот здесь, на листке. Вот номер, а вот имя.

— Имя не очень разборчиво. Как его зовут?

— Пьер. Пьер Леже.

— Он что, из Квебека?

— Да, он оттуда. И сейчас он там.

— Кристина, вам очень повезло. Вот видите, как в жизни бывает — случайная встреча, разговор о том, о сем. А в результате — работа для вашего Пьера. И вы с ним будете вместе. Такие дела, Кристина, доложу я вам.

— Я так вам благодарна, Джим. Так благодарна.

— Не стоит, Кристина, не стоит. Ну, у меня еще много дел. Рад был познакомиться. До свидания, Кристина. — Джим расплатился и торопливо вышел из ресторана.

Габриэль отключил магнитофон и быстро доел остывший обед. Потом подошел к бару, купил коробку спичек и снял «жучок». Он не стал подниматься к себе в комнату, а решил прогуляться. Выйдя из гостиницы, он вынул мобильный телефон и набрал код Алекса.

— Мистер Франк, где вы сейчас? В дороге? Приедете через два часа? Хорошо. У меня есть новости. Какие именно? Ну, если коротко, то наш джип-вермиллион припаркован рядом с моим «лендровером». А теперь у меня к вам вопрос — знакомо ли вам имя Пьер Леже?

— О черт! — вырвалось у Алекса. — Где ты его нашел? Он что, в городе?

— Нет, он в Квебеке. Значит, это тот парень, который с вами работал? Ну, не будем комкать разговор. Поговорим, когда приедете.

Меньше чем через два часа «лендровер» Алекса подлетел на большой скорости к «Звезде Вермиллиона». Красного джипа на паркинге уже не было. Алекс поднялся в комнату Габриэля. После короткого объяснения «глава службы безопасности» включил магнитофон. Алекс слушал молча, обхватив голову руками. Закончив прослушивание, он встал, прошелся по комнате и сказал:

— Хорошая работа, Габи. Спасибо. Да, это тот самый Пьер Леже, с которым я отбирал образцы. С ним нужно срочно связаться, но как раз номер телефона мы не знаем. Я думаю, они уже звонят ему. Не этот рыжий ирландец, а те, на кого он работает. У тебя есть какая-нибудь идея?

— Идея простая, мистер Франк. Надо поговорить с Кристиной. Она еще в баре. Скажите, что вам нужно срочно связаться с Пьером. Вы ведь знаете его. Она вам поверит. Я могу поговорить с ней по-польски. Знаете, здесь, на краю света, услышать родную речь — это сближает.

— Сколько времени прошло с того момента, как рыжий ушел из ресторана?

— Ровно два часа и десять минут, — ответил Габриэль, взглянув на часы.

— Уверен, что он уже позвонил боссу. А тот, наверное, успел связаться с Пьером. Но делать нечего. Идем в бар. Другого пути не вижу.

Ресторан был пуст. Кристина скучала за стойкой. Алекс и Габриэль подошли к бару. Девушка приветливо улыбнулась.

— Что желают джентльмены?

— Два джина с тоником, пожалуйста, — сказал Габриэль по-польски.

— Пан говорит по-польски? Пан из Польши? — Кристина не могла скрыть радостного удивления.

— Мои родители из Польши. А я родился в другом месте.

— А где сейчас ваши родители? — продолжала расспрашивать Кристина, приготавливая напиток.

— В Южной Африке.

— Так далеко. А мои родители живут в Галифаксе. Знаете, это Новая Шотландия, на Атлантическом побережье. А я вас запомнила — вы сегодня купили у меня сигареты и спички. Но как вы догадались, что я из Польши? — Кристина с подкупающей непосредственностью перескакивала с вопроса на вопрос.

— Во-первых, акцент. А во-вторых, такие красивые девушки есть только в Польше.

Кристина покраснела. Она действительно была очень привлекательна, с приятным лицом и хорошей фигурой.

— Меня зовут Кристина, а вас?

— Меня Габриэль. А сейчас, Кристина, мой коллега Алекс хотел бы поговорить с вами. Но только на английском, — с улыбкой закончил Габриэль свою часть беседы.

— Чем я могу помочь мистеру Алексу? — Кристине очень хотелось быть чем-нибудь полезной таким приятным посетителям.

— Я думаю, вы можете мне помочь. Дело в том, Кристина, что я знаю Пьера…

— Матка Боcка! Вы знаете Пьера? — Кристина была взволнована этими сюрпризами, которые следовали один за другим, — разговор по-польски, а теперь вот Алекс, который знает Пьера.

— Пьера Леже я знаю очень хорошо. Могу даже сказать, что благодаря мне вы с ним познакомились. Это ведь я привез его в Вермиллион. И мы вместе работали в поле. Если бы не он, я бы не справился с электробуром.

— А, так вы, мистер Алекс, из той фирмы, на которую он работал? Вы не представляете, как я рада с вами познакомиться. Пьер рассказывал про вас много хорошего. Он говорил, что за неделю в поле узнаешь человека больше, чем за целый год в городе.

— Спасибо, Кристина. Я тоже рад познакомиться с вами. О Пьере я самого лучшего мнения. Он надежный работник и хороший человек.

— Да, он такой хороший! — глаза Кристины заблестели, казалось, еще немного, и она заплачет от волнения.

— Понимаете, Кристина, получилось так, что перед отъездом я не успел взять у него адрес и телефон. А сейчас мне нужно срочно с ним связаться. Это касается работы. У вас, конечно, есть его телефон?

— Да, конечно, мистер Алекс. И вы знаете, как раз сегодня один человек уже попросил его. Он сказал, что поможет Пьеру с работой.

— Очень может быть. Такие специалисты, как Пьер, нужны многим фирмам. А кто этот человек? Он сейчас здесь?

— Нет, уехал час назад. Он заходил попрощаться и сказал, что его босс уже знает о Пьере и очень им заинтересовался. Это какая-то большая нефтяная фирма.

— Ну что ж, надеюсь, у Пьера будет хорошая работа. Так вы мне дадите телефон?

— Да, конечно, мистер Алекс. Я его знаю наизусть. — Кристина продиктовала номер.

— Спасибо, Кристина.

— До свидания, Кристина. Мы желаем вам с Пьером большого счастья, — Габриэль сказал это по-польски, и Кристина благодарно улыбнулась.

— Спасибо, мистер Алекс, спасибо, мистер Габриэль. Да хранит вас Святая Богородица. — Девушка перекрестила их в воздухе.

Как только они переступили порог комнаты, Алекс набрал номер в Квебеке. Ответил женский голос: «Пьера нет дома. Он будет не скоро. А кто его спрашивает? Мистер Франк? Простите, но я вас не знаю. Я его мама. Куда он уехал? Он улетел в Калгари. Ему позвонили насчет работы и попросили срочно приехать. Что ему передать? Вы потом позвоните? Хорошо. До свидания».

Глава 6

Билл Дэвис сам встретил Пьера в аэропорту и отвез в гостиницу компании, занимавшую несколько квартир в многоэтажном доме.

— Располагайтесь, мистер Леже. Отдыхайте. Завтра утром за вами заедут, и мы встретимся в офисе компании. Могу я называть вас Пьер?

— Да, конечно, мистер Дэвис. Но мне все-таки не совсем понятно…

— Потом, потом, — остановил его Дэвис, — обо всем поговорим в офисе. А пока отдыхайте. До встречи.

* * *

Пьера не покидало ощущение, что произошла какая-то ошибка, что его принимают за кого-то другого. Когда ему позвонили и сказали, что его рекомендовали как опытного электромеханика и что фирма хотела бы пригласить его на интервью, он больше обрадовался, чем удивился. Но когда последовала просьба вылететь в Калгари ближайшим рейсом, к радости добавилось недоумение. Однако он рассудил, что в любом случае не должен отказываться от этого приглашения. На месте все выяснится, подумал Пьер, к тому же фирма оплачивает поездку, так что он ничего не теряет. А если все сложится удачно, то можно будет повидаться с Кристиной. Мысль о Кристине рассеяла последние сомнения.

Встретивший его Билл Дэвис, отрекомендовавшийся сотрудником компании, вел себя просто и дружелюбно. По пути из аэропорта в город он говорил только о погоде и недавно закончившемся калгарийском родео. Пьер посчитал невежливым во время такой беседы задавать вопросы о работе.

* * *

В большом кабинете на тридцать втором этаже небоскреба кроме Дэвиса были еще два человека. Дэвис представил их Пьеру.

— Мистер Норман Флеминг, мистер Джек Тэйлор. — Должности Дэвис не назвал. — Познакомьтесь, джентльмены, это мистер Пьер Леже. Я полагаю, его знания и опыт будут полезны нашей компании.

Пьер не на шутку растерялся. Все трое были явно не рядовые работники. Да и в таких кабинетах ему не приходилось бывать. А последние слова Дэвиса звучали так, будто речь идет не о простом электромеханике, а о крупном инженере.

— Я думаю, джентльмены, мы начнем с того, что мистер Леже расскажет нам о своем прошлом опыте — с каким электрооборудованием и силовыми агрегатами ему приходилось иметь дело. Прошу вас, Пьер. — Дэвис дружески и ободряюще улыбнулся.

— В общем-то я электромеханик, — начал Пьер в сильном смущении, — по специальности работаю шесть лет. Знаком с электроподстанциями, электрооборудованием на транспорте, на буровых установках. Ну, и знаю, конечно, многие малогабаритные агрегаты с электроприводом. Например, электробуры разных систем. Вот, пожалуй, и все.

— Ну что ж, прекрасно, Пьер, — сказал Дэвис. — Как я вам уже говорил, наша компания нефтяная. Поэтому нас прежде всего интересует то, что связано с изучением геологических пластов, в том числе почвы. Вот вы упомянули буровые установки и электробуры. Не могли бы вы уточнить, с какими именно агрегатами вы знакомы?

— Мне приходилось работать только на маломощных мобильных установках, смонтированных на траках. Они бурят на небольшую глубину, всего несколько сот метров. На тяжелых стационарных установках я не работал.

— Хорошо. А как насчет ручных электробуров, которые бурят на глубину нескольких метров?

— О, с этим инструментом я знаком хорошо. Знаю пять-шесть разных систем, но принцип действия у них одинаковый. Так что можно сказать, если знаешь одну систему, то знаешь их все. Полгода назад я работал этим инструментом для одной фирмы на севере Альберты.

— Фирма канадская или иностранная?

— Этого я не знаю, мистер Дэвис.

В разговор вступил Джек Тэйлор, самый молодой из троих.

— То, что вы сейчас сказали, Пьер, очень интересно. Дело в том, что при строительстве легких наземных сооружений, таких, например, как складские помещения или мастерские, нужно знать свойства верхнего слоя грунта. На севере грунт своеобразный. Там, как вы знаете, встречается заболоченная почва. Поэтому перед началом строительства грунт проверяется электробуром. Наша компания планирует в скором времени строительство в тех районах. Хотелось бы знать, где именно вы работали и какой там грунт. Ваш опыт очень важен для нас. Не могли бы вы показать этот район на карте?

Все трое вместе с Пьером подошли к большому столу, на котором уже была приготовлена детальная карта северной части провинции. Пьер увидел знакомые названия — река Стин, холмы Камерон, озера Маргарет, Зама и Бисчо. Все эти места он исколесил с мистером Франком полгода назад.

— Вы знаете, мистер Тэйлор, у меня ведь не было карты. Карта находилась у работника фирмы. Мне просто показывали точку, и я на ней работал.

— Понятно, Пьер. Но мы и не просим показать точки. Покажите только районы. Вот, например, вам знакомо озеро Маргарет и его окрестности? Вы там работали?

— Да, там было около тридцати точек.

— Прекрасно, Пьер. Это именно то, что нас интересует. Ну, а озеро Зама и вот этот участок реки Стин?

— Да, и там тоже были точки.

— Сколько?

— Примерно двадцать пять — тридцать.

— Замечательно. Теперь переходим вот в этот угол, где находятся озеро Бисчо и холмы Камерон. Что вы могли бы сказать об этом районе?

— На этих холмах мы сначала работали два дня на тридцати точках, а потом вернулись и сделали около двадцати дополнительных.

— А почему вернулись?

— Не знаю. Мне сказали, что надо что-то уточнить.

— Вернулись сразу или через какое-то время?

— Через семь дней.

— Теперь такой вопрос, Пьер. Чтобы определить свойства грунта, нужно отобрать образцы и отправить их на анализ в лабораторию. Вы это делали?

— Да, это и была главная цель бурения. С самого низа отбирали грунт — песок или глину — и насыпали его в пластмассовые цилиндры, в каких продается фотопленка.

— Спасибо, Пьер. Очень интересные вещи вы нам рассказали, — закончил Джек Тэйлор.

— Норман, вы хотите что-нибудь спросить? — обратился Дэвис к Флемингу.

— Да, я бы хотел узнать вот о чем. Состояние грунта зависит от времени года. Когда именно вы работали в этом районе, Пьер?

— Могу сказать точно: мы начали восемнадцатого февраля, а закончили двадцать восьмого.

— Спасибо, Пьер.

— Ну, с вопросами как будто все. Мы вам очень благодарны, Пьер. А сейчас подошло время ланча. К сожалению, мы не сможем составить вам компанию. Но что-то придумаем.

С этими словами Билл Дэвис вызвал молодого сотрудника.

— Знакомьтесь. Это Патрик Диксон, а это мистер Пьер Леже. Патрик, у меня к вам большая просьба — не могли бы вы составить компанию нашему гостю в каком-нибудь хорошем ресторане? Я, к сожалению, очень занят и не могу это сделать сам. Пьер, после ланча мы продолжим разговор. Желаю приятно провести время.

После ухода Пьера и Патрика Дэвис вызвал секретаря и распорядился приготовить чек на имя Пьера Леже. Он назвал сумму.

Когда Дэвис, Флеминг и Тэйлор остались одни, в кабинете наступило долгое молчание. Наконец, Дэвис прервал его.

— Норман, вы научный консультант компании. Я бы хотел услышать ваше мнение, — обратился он к профессору Флемингу.

— У меня еще нет определенного мнения, Билл. И я не хотел бы сейчас делать поспешные выводы. Но две вещи очевидны, и на них следует обратить внимание. Первое — отбор образцов или, как мы это называем, почвенная съемка была проведена на всех шести блоках, включая наш. И второе — съемка выполнялась почти за два месяца до тендера, когда, строго говоря, никто не имел права работать на этой территории.

— Спасибо, Норман. Мы будем иметь это в виду. Но вряд ли сейчас можно привлечь кого-то к ответственности за нарушение закона о земельной собственности. Что скажет начальник отдела разведки? — обратился Дэвис к Джеку Тэйлору.

— Джентльмены, я полагаю, что, сопоставив все факты, мы уже сейчас можем прийти к вполне определенным выводам. Итак, что мы знаем? Первое — некая неизвестная компания проводитдетальную почвенную съемку всех шести блоков за два месяца до тендера. Второе — она выбирает для себя блок, который, по общему мнению, бесперспективен. Обратите внимание — именно на этом блоке они провели дополнительный отбор образцов через семь дней после первого отбора. Не назавтра, а через семь дней. Это значит, что первая партия образцов уже была проанализирована и только тогда возникла необходимость что-то уточнить. А после уточнения они приняли окончательное решение в пользу приобретения блока. Как мы все хорошо знаем, так бывает только в процессе разведки. Поэтому я убежден, что с помощью почвенной съемки они уже вели разведку. На пяти других блоках они ничего не уточняли. Им все было ясно после первого отбора. И они не сделали заявку ни на один из них. Третье — сразу после тендера они начинают бурение на этом так называемом бесперспективном блоке и получают нефть. Никто не слышал, что до бурения они проводили сейсморазведку. У них для этого просто не было времени. Четвертое — сейчас они бурят две новых скважины по классической треугольной сетке, как будто им уже заранее известно, что там тоже есть нефть. Мы это хорошо видели с вертолета. Пятое — беспрецедентные меры секретности, когда простой рабочий мгновенно замолкает, как только его спрашивают о скважине. И, наконец, шестое — никто в нефтеразведочном бизнесе никогда не слышал о компании «Дабл Эй» из Гибралтара. Хотите знать мое мнение, джентльмены? Мы имеем дело с методом прямого обнаружения нефти, — Тэйлор сделал ударение на этих словах, — разработанным в условиях секретности одной из хорошо известных международных корпораций, которая предпочитает укрываться под вымышленным названием, чтобы сбить с толку конкурентов. И если я прав, то на пяти других блоках, включая наш, нефти нет.

Снова наступило молчание. И снова Билл Дэвис, на правах старшего по должности, прервал его:

— Логично, черт побери! Хотя и звучит как приговор всем нам. Я имею в виду не только «Игл Корпорэйшн», но и сотни других компаний. И в первую очередь эти многочисленные сейсморазведочные сервисные фирмы. Но, может быть, не все так мрачно, Джек? Я не узнаю вас. Не замечал, чтобы раньше вы были таким пессимистом. Я сейчас как-то незаметно поддался этому вашему умению навязывать свою точку зрения. А нет ли во всем этом элемента случайности? Вспомним почти невероятную историю, когда в начале века на одном из разведочных участков скважина, за неимением лучших ориентиров, была пробурена в той точке, где опустилась на землю кружившая невдалеке ворона. И открыли крупное месторождение. Но после этого ни одна ворона не указала, где нужно бурить.

— Я бы хотел напомнить Джеку, — продолжил профессор Флеминг в манере университетского лектора, — что с тех пор, как в тридцатых годах русский геолог Василий Соколов впервые выдвинул идею прямых поисков нефти по газовым аномалиям в почве, были проверены и другие возможные индикаторы. Но все они, включая метод Соколова, оказались бесполезными, хотя каждая новая идея сопровождалась сенсационной шумихой и большими ожиданиями. Вспомним такие так называемые индикаторы в почве и в приповерхностном слое воздуха, как битумные, радиоактивные имагнитные аномалии и даже особый химический состав хвои и листьев деревьев, растущих над месторождениями. Выяснилось, что ни один из этих признаков индикатором нефти не является. Поэтому сегодня сама идея прямого обнаружения залежей отвергнута столь же безоговорочно, как идея вечного двигателя, заявки на изобретение которого уже давно не принимаются патентными бюро всего мира. В области прямого обнаружения дело обстоит точно так же — все, что можно, уже испробовано, и никаких прорывов здесь ждать не приходится.

— Джентльмены, вы подменяете объяснение конкретных и впечатляющих фактов, с которыми мы неожиданно столкнулись, теоретическими рассуждениями и экскурсами в прошлое, — твердо возразил Тэйлор. — Я бы не стал столь категорически утверждать, что отвергнута сама идея. Идея осталась. Просто ее пока не удалось реализовать. Невозможность решить проблему означает лишь то, что решение еще не найдено. Но наука не стоит на месте. Там, где одни потерпели неудачу, другие могут добиться успеха. Кроме того, нельзя утверждать, что в области прямого обнаружениясовсем не было успехов. Они были, но носили частный характер и не приводили к кардинальному решению задачи. Проблема в том, что удачи приходят и уходят, а неудачи накапливаются. Это дискредитирует идею и препятствует ее разработке. Non progredi est regredi[2]. Кстати, Норман забыл упомянуть еще один «индикатор», который используется в Израиле, — поиски нефти по «закодированным указаниям» Библии. Затея весьма одиозная, разумеется. Ничего, кроме смеха, вызвать не может. Тем не менее нашлись и у нее сторонники. Впрочем, у каждой нации свои галлюцинации. А что касается методов, основанных на природных физических и химических аномалиях, то в прошлом они действительно оказались безрезультатными. Это правда. Но утверждения, заключающие в себе некоторую долю правды, самые опасные. При поисках нефти, как и в любой творческой работе, вопросительный знак важнее восклицательного, которым обычно завершается категорическое утверждение. Вопросы и сомнения ведут к успеху. Чрезмерная уверенность нередко заканчивается конфузом. Прошу извинить меня, Норман, но ваши аргументы напоминают печально известное прошение об отставке, поданное директором патентного бюро США в семидесятых годах девятнадцатого века, в котором этот честный малый мотивировал свое решение тем, что все основные открытия и изобретения уже сделаны и поэтому ему нет смысла оставаться на своем посту. Можно привести еще более курьезный пример. Почти в то же время, более ста лет назад, будущий выдающийся немецкий физик и хороший пианист Макс Планк, которому было тогда двадцать лет, пришел к своему профессору Филиппу Калли и сказал, что решил посвятить себя физике, а не музыке. Калли ответил: «Мне жалко вас, молодой человек. В физике уже все сделано. Вам останется только стирать пыль вот с этих приборов». Как видим, фатально заблуждаться могут не только чиновники, но и профессора. Я абсолютно убежден, что в разведке нефти до «стирания пыли» еще далеко и в данном случае мы имеем дело с подлинным прорывом, с настоящим прямым обнаружением. Раньше или позже все мы будем положены на лопатки. Возможно, у нас остается не так уж много времени. Поэтому я считаю, что все это необходимо незамедлительно обсудить на Совете директоров в Чикаго. Ситуация очень серьезная. И проблема не только техническая, но и стратегическая. Наше преимущество в том, что мы узнали об этом раньше других компаний. И мы должны воспользоваться этим. Я еще не знаю как, но должны. Предусмотреть проблему — значит уже наполовину решить ее. А что касается моего пессимизма, как вы, Билл, это назвали, то позволю заметить — оптимисты изобрели самолет, а пессимисты — парашют. И когда у нашего самолета заглохнут двигатели, нам придется вспомнить об этом изобретении пессимистов.

После решительного и эмоционального выступления Тэйлора снова на несколько минут воцарилось молчание.

— Хорошо, — сказал, наконец, Дэвис, — я проинформирую президента и предложу вынести этот вопрос на Совет директоров в Чикаго. Не возражаете, Норман?

— Как я могу возражать? Я всего лишь консервативный профессор, не верящий в прогресс науки. — Флеминг не мог скрыть обиды.

— Думаю, сегодня мы можем на этом закончить. Благодарю вас, джентльмены, — завершил дискуссию Дэвис.

После ухода Тэйлора и Флеминга секретарь принесла конверт с чеком и сообщила, что мистер Леже ожидает в приемной.

— Пригласите, — сказал Дэвис.

Он снова встретил Пьера дружеской улыбкой.

— Ну, как был ланч, Пьер? Вам понравилось?

— О да, мистер Дэвис. Все было очень хорошо. Спасибо.

— Очень рад. Теперь к делу. Мы здесь обсудили то, что вы нам рассказали. И пришли к выводу, что ваш опыт будет несомненно полезен компании, когда мы приступим к строительству, о котором говорил мистер Тэйлор. Но было бы неразумно задерживать вас в Калгари сейчас, до начала работ, и обрекать на вынужденное безделье. Мы понимаем, что этим неожиданным приглашением нарушили ваши планы и доставили определенные неудобства. Поэтому располагайте своим временем, а мы свяжемся с вами, как только определятся сроки строительства. И небольшая личная просьба, Пьер, — я бы не хотел, чтобы то, о чем здесь говорилось, вышло за пределы этого кабинета. Дело в том, что планы компании, включая строительство, — вещь сугубо конфиденциальная. Надеюсь, вы понимаете, — сказав это, Дэвис протянул Пьеру фирменный конверт компании: — Здесь чек, покрывающий расходы на проезд, и гонорар за то, что вы любезно проконсультировали нас в своей профессиональной области. Полагаю, вы найдете сумму удовлетворительной. Очень рад был познакомиться с вами, Пьер. И примите благодарность от моих коллег.

— Спасибо, мистер Дэвис. Я, право, не очень понимаю…

— Естественно, естественно… Иногда требуется время, чтобы все осмыслить.

С этими словами Дэвис мягко взял Пьера под локоть, и они направились к двери. Около лифта они попрощались, обменявшись крепким рукопожатием. В лифте Пьер открыл конверт, наполовину вытянул из него чек и прочитал: «Уплатить Пьеру Леже пять тысяч долларов». Увидев столь внушительную сумму, он лишь пожал плечами, как бы признавая, что не стоит и пытаться что-либо понять. Пьер вышел на Восьмую авеню, отыскал местное отделение своего банка, вложил чек и снял тысячу долларов наличными. После этого он отправился в гостиницу и забрал вещи.

Глава 7

Кристина, стоя спиной к залу, расставляла бутылки на полках бара. Закончив это занятие, она повернулась к стойке.

— Матка Боcка! Джизус Крайст! Пьер, ты! — Кристина готова была перепрыгнуть через стойку.

Они обнялись и расцеловались. Потом, перебивая друг друга, стали рассказывать о событиях последних дней. Уехав из Калгари, Пьер решил, что странные и загадочные сюрпризы остались теперь позади. И предвкушал другой сюрприз, который готовил Кристине своим неожиданным появлением. Поэтому то, что он узнал от нее в первые же минуты, снова вернуло его к недавним событиям. Он был и вовсе озадачен, когда Кристина сказала, что мистер Алекс сейчас в Вермиллионе и хотел с ним связаться. Услышав об этом, Пьер вышел в лобби и спросил у Фрэда — у себя ли мистер Франк? Алекса в номере не было. Фрэд сказал, что обычно он возвращается поздно, но его сотрудник мистер Каминский иногда приезжает раньше. Было семь часов вечера. Пьер порядком проголодался, и Кристина заказала ему обед. Пока он ел, она сидела рядом, и они продолжали говорить, перескакивая с одной темы на другую. В это время в ресторан вошел Габриэль и направился к своему постоянному столику.

— Это мистер Габриэль, — тихо сказала Кристина, — он коллега мистера Алекса, и он говорит по-польски. Хочешь, чтобы я ему сказала о тебе?

— Лучше я сам к нему подойду.

Пьер встал и подошел к столику Габриэля.

— Простите, сэр. Кристина сказала, что вы коллега мистера Франка. Меня зовут Пьер Леже.

Лишь профессиональная выдержка позволила Габриэлю сохранить спокойствие, когда он услышал это имя. Только вчера оно впервые прозвучало в его наушниках. И тогда этот человек находился за три тысячи километров отсюда. Босс безуспешно разыскивал его. И вот он здесь, стоит перед ним и смущенно улыбается. Габриэль встал и протянул Пьеру руку.

— Очень рад, мистер Леже. Меня зовут Габриэль Каминский. Присаживайтесь, пожалуйста. Ваш приезд весьма кстати. Мистер Франк хотел поговорить с вами.

— Да, я знаю. Кристина мне рассказала. А когда мистер Франк будет здесь?

— Это мы сейчас выясним.

Габриэль вынул из кармана мобильный телефон и набрал код.

— Мистер Франк, где вы сейчас? Выезжаете со второго номера? Очень хорошо. У меня для вас приятный сюрприз. Со мной рядом сидит Пьер Леже. Нет, я не шучу. Хотите поговорить с ним? Передаю телефон.

— Здравствуйте, мистер Франк. Рад слышать вас. — Пьер не скрывал волнения. — Через два с половиной часа? Хорошо. Я жду вас. До встречи.

Он передал телефон Габриэлю.

— Понял, мистер Франк. Хорошо, я спрошу.

Габриэль обратился к Пьеру.

— Скажите, мистер Леже, вы здесь один? Я имею в виду — с вами никто не приехал?

— Нет, я приехал один.

— А кто-нибудь знает, что вы поехали сюда?

— Нет, я никому не говорил. Уехал, и все. Никто не знает куда. Да меня об этом и не спрашивали.

— Очень хорошо. Ну, не буду вас задерживать. Вы, конечно, хотите побыть с Кристиной. Славная девушка, — улыбнулся Габриэль.

Он вышел из гостиницы, проверил паркинг и окрестные улицы. Все было в порядке, ничего подозрительного.

* * *

Алекс и Пьер встретились как старые друзья.

— Рад видеть тебя снова, Пьер. Мне кажется, ты приехал не только повидаться с Кристиной. Есть еще какая-то причина? Или я ошибаюсь?

— Я тоже рад видеть вас, мистер Франк. Не знаю, что и сказать. Сюда-то я приехал только ради Кристины. Другой причины нет. Но вот из Квебека я поехал не сюда, а в Калгари. Ну, а от Калгари до Вермиллиона всего-то девятьсот километров. Так что не заехать просто не мог.

— Что же привело тебя в Калгари, если не секрет? Кристина говорила, что тебе хотели предложить работу.

— Не думаю, что это секрет. Хотя меня и просили особенно не рассказывать. А в общем какая-то странная история. Пожалуй, стоит ее вам рассказать. Может быть, вы мне объясните, что все это значит.

И Пьер рассказал о том, что произошло. Алекс внимательно выслушал, задал несколько уточняющих вопросов, и ему все стало ясно. Собственно говоря, это не было для него неожиданностью. Он был готов к такому развитию событий, как только узнал, что Пьер срочно вылетел в Калгари. Но теперь ситуация стала совсем прозрачной.

— Как называется компания? — спросил он.

Вопрос застал Пьера врасплох.

— Не знаю, мистер Франк. Они мне не сказали, а посмотреть вывеску на здании я как-то не сообразил. Действительно, глупо. Провел у них целый день, а названия не знаю.

— Ты говоришь, что они дали тебе чек. На нем должно быть написано.

— Чек я вложил в банк. Постойте, постойте, он был в конверте. Может быть, на нем написано. — Пьер порылся в бумажнике, нашел сложенный вдвое конверт и протянул его Алексу. — Вот, посмотрите.

— «Игл Корпорэйшн», — прочитал Алекс. — Ну что ж, очень крупная компания. А означает все это вот что, Пьер. Они наши конкуренты. Каким-то образом они узнали, что ты работал с нашей фирмой, и захотели выудить кое-какую информацию. Ну а чтобы это выглядело благопристойно, придумали трюк с работой. Надеюсь, ты понимаешь, что больше они о тебе не вспомнят. Ты тоже можешь забыть о них.

— Я что-то сделал не так, мистер Франк? Это может навредить вашей фирме? — Пьер был искренне обеспокоен.

— Ну, как тебе сказать? Лучше бы ты с ними не встречался. Я пытался тебя предупредить, но опоздал. Твоя матушка сказала, что ты уже улетел в Калгари. Не переживай. Что произошло, то произошло. Твоей вины в этом нет. Скорее здесь моя оплошность. А теперь у меня еще один вопрос — знаешь ли ты имена тех троих, кто с тобой беседовал?

— Да, мистер Франк. Главным был Билл Дэвис. А двое других — Джек Тэйлор и Норман Флеминг.

— Спасибо, Пьер. — Алекс записал имена. — Ну, еще раз повторяю — не переживай, все будет в порядке. И не оставляй надолго Кристину. Она очень хорошая девушка и любит тебя, — в голосе Алекса прозвучали почти отеческие нотки.

Глава 8

Алекс дождался полуночи. Когда в Израиле наступило утро, позвонил Шмуэлю и рассказал о последних событиях. Тот был очень обеспокоен. По своему обыкновению, прежде чем дать собственную оценку ситуации, спросил мнение собеседника.

— Что будем делать, профессор? У тебя есть идеи?

— Да, я все обдумал. Решение может быть только одно — максимально форсировать разведку Камерона. Работа и так идет в хорошем темпе. Но теперь этого недостаточно. Нужны четыре станка одновременно. Мы должны закончить все дела за полтора месяца и лечь на дно в Гибралтарском проливе. Иначе нам прищемят хвост.

— Что для этого нужно?

— Только деньги. Мы не уложимся в бюджет. Нужны еще около двух миллионов в ближайшие дни.

— Считай, что ты их имеешь, профессор. Действуй.

Через день Алекс в сопровождении Габриэля отправился в Калгари и подписал новый контракт с «Дриллинг Энтерпрайз». Одновременное разбуривание месторождения четырьмя станками сделало работы намного дороже, но эта сторона дела его теперь не беспокоила. Компания обязалась начать доставку оборудования со своих полевых баз немедленно и уже через неделю приступить к бурению двух дополнительных скважин.

Вечером, ужиная с Габриэлем в ресторане и просматривая «Калгари Геральд», Алекс увидел объявление о международной конференции по вопросам разведки глубоководных акваторий, которая начиналась на следующий день в гостинице «Холидэй Инн». Там же был указан телефон для регистрации участников. Он позвонил и попросил внести его в список.

Конференция открывалась в десять, но люди начали собираться, как обычно, на час раньше, чтобы встретить знакомых и поболтать. Билл Дэвис подошел к столу регистрации, получил пластиковую нагрудную карточку со своим именем и названием компании и взял лист участников, чтобы расписаться. Компании были указаны в алфавитном порядке. Он нашел в списке «Игл Корпорэйшн», а строкой выше значилась «Дабл Эй»[3]. В графе «Представитель» стояло имя Алекс Франк. «Опять эта «Дабл», — подумал Дэвис, — мы как будто скованы одной цепью — блоки рядом и в списке рядом». Отойдя от стола, он начал бродить по вестибюлю, всматриваясь в нагрудные карточки. Дэвис никогда раньше не встречался с кем-либо из этой таинственной компании, которая занимала сейчас все его мысли. Ему было просто любопытно взглянуть на этого Алекса Франка. Наконец он нашел его. Это был худощавый седоволосый человек среднего роста, спортивного сложения, лет около пятидесяти. Высокий лоб, волевой подбородок, открытый слегка иронический взгляд. Франк разговаривал по мобильному телефону. Дэвис подошел ближе, но не мог разобрать короткие отрывистые фразы. Язык был явно не английский. Однако в конце разговора он отчетливо услышал «ариведерчи».

«Итальянец, чертов итальянец, — подумал Дэвис. — Так вот кто играет с нами в кошки-мышки».

В этот момент его кто-то окликнул:

— Хэлло, Билл! Как поживаешь?

Он обернулся и увидел своего давнего приятеля Ларри Эванса, вице-президента английской компании «Альбион Энерджи».

— Хай, Ларри! Рад тебя видеть, — приветствовал его Дэвис.

Отойдя с Эвансом в сторону и поддерживая соответствующую обстановке легкую беседу, Дэвис на время забыл о «Дабл Эй». Габриэль, наблюдавший с небольшого расстояния за всем происходившим вокруг Алекса, подошел к нему и сообщил, что некто по имени Билл Дэвис из «Игл Корпорэйшн» только что крутился около него, вслушиваясь в телефонный разговор.

— Где он? — спросил Алекс.

— Вон тот, в светлом костюме, беседует с кем-то.

— О’кей, Габи. Я думаю, стоит узнать, о чем они говорят. Запиши их.

Габриэль, который не был зарегистрирован и не имел нагрудной карточки, незаметно пристроился рядом с собеседниками, делая вид, что внимательно изучает программу конференции. В лацкан его пиджака был вставлен высокочувствительный микрофон в виде круглого значка члена Ассоциации нефтяных инженеров. Какое-то время разговор шел о пустяках, Дэвис и Эванс вспоминали общихзнакомых. Но затем Дэвис переменил тему.

— Слушай, Ларри, у меня к тебе серьезный вопрос. — Габриэль опустил руку в карман и нажал кнопку магнитофона. — Слышал ли ты там у вас в Европе что-нибудь о компании «Дабл Эй»?

— «Дабл Эй»? Нет, не приходилось. Это что, филиал Си-Ай-Эй? — Эванс рассмеялся.

— Я бы предпочел, чтобы это был филиал. Но дело серьезнее. Они в нашем бизнесе, работают в Альберте. А порт приписки у них Гибралтар.

— Какого черта! В Гибралтаре нет нефтяных компаний. Уж я-то знаю. Там много всяких темных финансовых групп, но серьезных компаний, а особенно нефтяных, там точно нет.

— В том-то и дело, Ларри. Гибралтар — это крыша. У меня сильное подозрение, что под этим названием действует какая-то крупная итальянская компания. В общем, запомни — «Дабл Эй». Если что-то узнаешь — буду очень обязан.

— О’кей, Билл, буду иметь в виду. А чем они тебя так зацепили?

— В общем-то ничего особенного. Просто какие-то аутсайдеры, ведут себя вызывающе, работают не по правилам.

— Понятно, — согласился Эванс, — так бывает.

По интонации, с которой это было сказано, чувствовалось, что Эванс не очень понял, почему он должен что-то узнавать об этой компании. Габриэль перемотал кассету и подошел к Алексу.

— Хотите послушать сейчас, мистер Франк, или потом?

— Что-нибудь интересное?

— Думаю, что да.

Они отошли к дальнему столику и сели в кресла. Габриэль положил на стол магнитофон и прикрыл его программой конференции. Алекс вставил наушник.

— Интересно, — сказал он, прослушав запись, — этот мистер Дэвис чем-то другим, кроме нас, занимается? А кто такой Ларри?

— Ларри Эванс из «Альбион Энерджи», — ответил Габриэль.

Алекс достал записную книжку и внес в нее новое имя.

— Любопытно, откуда эта версия насчет итальянцев? — удивился Габриэль.

— Трудно сказать, — ответил Алекс, — может быть, здесь что-то личное. Но это его проблема.

— Нам это может пригодиться, мистер Франк. Во всяком случае о такой версии забывать не стоит.

— Ну что ж, у тебя на это карт-бланш, Габи. А сейчас мне что-то расхотелось слушать эти скучные доклады. Не двинуться ли нам в обратный путь к нашему Камерону.

Глава 9

Заседание Совета директоров в чикагской штаб-квартире «Игл Корпорэйшн» продолжалось уже целый час. Сначала многие члены Совета не очень понимали, о чем идет речь. Лишь некоторые из них обладали достаточными техническими знаниями, чтобы представлять себе весь процесс разведки, начиная от выхода на совершенно не изученную девственную территорию до выделения на ней наиболее перспективных локальных участков, бурения первой поисковой скважины, ее испытания и всех последующих операций, вплоть до определения границ месторождения и запасов нефти. В Советы директоров промышленных корпораций входят не только специалисты, но и банкиры, экономисты, юристы, бывшие высокопоставленные правительственные чиновники и отставные генералы. Технологическими вопросами они не занимаются. Их интересы лежат в области стратегии бизнеса. Поэтому Биллу Дэвису и Джеку Тэйлору, приглашенным на Совет в качестве докладчиков, потребовалось приложить усилия и ответить на многочисленные вопросы, прежде чем все его члены осознали, что речь идет не об узких технических вопросах, а о стратегии. Стратегии выживания корпорации. Как только они это поняли, уровень и направление дискуссии быстро изменились.

Один из директоров, юрист по образованию, спросил Тэйлора, нельзя ли легальным путем получить патентное описание метода и технологии, которые применяет «Дабл Эй»? Тэйлор ответил, что он более чем уверен в отсутствии патента. Авторы должны быть наивными людьми, чтобы полагаться на патентную защиту метода и видеть в ней гарантию своих эксклюзивных прав. Речь идет не о товарном изделии, которое при незаконном изготовлении конкурентом можно легко обнаружить на рынке и начать судебное преследование.

— Мы имеем дело с методом, который, в случае его раскрытия, может использоваться любой нефтяной компанией как угодно долго без того, чтобы об этом стало известно. А патентное описание технологии, несмотря на то что в нем намеренно опускаются наиболее важные детали ноу-хау, все же дает возможность специалистам понять главный принцип. Поэтому я убежден, — заключил Тэйлор, — что люди из «Дабл Эй» избрали другой способ защиты. Они просто засекретили все, что связано с методом. Даже название компании вымышленное. Скорее всего, за ним скрывается какая-то известная корпорация, обладающая достаточными финансовыми и техническими средствами для осуществления прорыва там, где все остальные потерпели неудачу.

— Вы говорите, что даже название компании вымышленное. Ну а хотя бы ее национальная принадлежность известна? — спросил юрист.

— Мы лишь знаем, что «Дабл Эй» зарегистрирована в Гибралтаре, — ответил Дэвис, — но это, конечно, не говорит о ее национальной принадлежности. Скорее, это часть общего плана конспирации. По некоторым признакам можно предположить, что компания итальянская. Но полной уверенности в этом нет. Мы не знаем, где находятся ее главный офис и лабораторная база, каковы источники финансирования.

В это время зазвонил мобильный телефон Дэвиса. Он извинился, отошел в дальний угол зала, о чем-то быстро переговорил и вернулся.

— Джентльмены, только что мне сообщили, что «Дабл Эй» начала бурение еще двух скважин на блоке Камерон. Таким образом, у них одновременно работают четыре буровые установки. Для разведочного этапа это беспрецедентно, если учесть, что они не проводили предварительные сейсмические исследования, которые необходимы для выбора точек бурения.

— Не могли бы вы более подробно прокомментировать эту новость? — спросил другой член Совета, президент одного из крупных банков.

— Из этого сообщения можно сделать два вывода. Во-первых, они полностью уверены в том, что все четыре скважины дадут нефть. Иными словами, они игнорируют так называемый принцип зависимых скважин, когда каждая последующая бурится в зависимости от результатов предыдущей. Тем не менее речь, видимо, идет не о неоправданном риске, а о каких-то других критериях оценки нефтеносности, которые нам неизвестны. И, во-вторых, по каким-то причинам они намерены закончить разведку как можно скорее. Учитывая размеры блока Камерон, для его разведки требуются минимум пять скважин, образующих в совокупности четыре смежных треугольника. Это именно то, что они делают. Работа ведется очень профессионально и грамотно, — закончил Дэвис.

Дискуссия приобретала все более конкретный характер. Почти все присутствующие так или иначе выразили свое отношение к проблеме. И только один человек еще не проронил ни слова. Это был вице-председатель Совета директоров Джон Андерсон. Впрочем, такое молчание было в его стиле. Во время заседаний Совета он обычно следовал принципу Джона Рокфеллера, родоначальника династии миллиардеров, стоявшего у истоков американского нефтяного бизнеса. Старик Рокфеллер не начинал говорить, пока не выслушивал всех остальных. Он считал, что руководитель должен вести себя подобно сове из его любимого стихотворения:

Жила на дубе мудрая сова, Изрядно повидав, скупая на слова, Лишь молча слушала и много узнавала — Ей подражать и нам бы не мешало[4].

После декламации этого четверостишья Джон Рокфеллер обычно добавлял: «Человек учится говорить очень рано, молчать — очень поздно».

Джон Андерсон был введен в Совет директоров около года назад, после завершения военной карьеры. Последние десять лет он занимал одну из ключевых должностей в управлении стратегической разведки и завязал тесные связи в сфере большого бизнеса. Несколько крупных промышленных компаний предложили ему руководящие посты, но он выбрал «Игл Корпорэйшн», так как за время работы в разведке оценил уникальный характер нефтяного бизнеса, в котором тесно переплетаются национальные и глобальные стратегические интересы. Он был буквально одержим нефтью, о которой знал почти все. Андерсон любил приводить слова Гарольда Айкса, государственного секретаря по внутренним делам в правительстве Рузвельта, сказанные им в конце Второй мировой войны: «Скажите мне, как будут распределены нефтяные ресурсы, и я скажу вам, как долго продлится мир». Джона Андерсона отличало от других членов Совета умение быстро схватывать суть любой проблемы, будь то техническая, финансовая или юридическая. И вот теперь, слушая вопросы и комментарии коллег, он ясно видел, что никто из них не может выйти за рамки своей основной профессии, подняться над ней и оценить ситуацию в целом. Андерсон решил, что настало время вступить в разговор.

— Джентльмены, — обратился он к Совету директоров, — я полагаю, что всю эту историю с «Дабл Эй» следует рассматривать не с точки зрения конкурентной борьбы, нормы прибылей, юридических коллизий или совершенствования технических средств. Эти стандартные подходы неприменимы к возникшей ситуации, ибо сама ситуация нестандартная. Речь идет о выживании нашей корпорации в условиях, когда мы оказались отброшенными на технологические задворки. Наши суперсовременные сейсмические станции, компьютерные системы обработки информации, наши оснащенные по последнему слову науки исследовательские лаборатории оказываются в этих условиях бесполезными, так как появился метод, позволяющий обнаруживать нефть без них. Нас можно уподобить стрелку из лука в век снайперских винтовок с лазерным прицелом. В этой ситуации есть только два способа выжить — или метод «Дабл Эй» будет работать на нас, или мы должны сделать так, чтобы ни метод, ни «Дабл Эй» не существовали. Позвольте мне высказать свою мысль предельно четко — ни то, ни другое не произойдет само по себе. Речь идет о проведении операции, сходной с военной, в которой должны участвовать группы разведки, подавления и захвата. Разумеется, я не имею в виду воинские подразделения. Работа должна быть выполнена нашими людьми с привлечением специалистов из соответствующих частных агентств. Полагаю, что смогу использовать также собственные связи. Говоря о сходстве с военной операцией, я подразумеваю лишь методы планирования, исполнения и контроля. Все это будет стоить больших денег. Очень больших. Но если мы будем бездействовать, то потеряем намного больше. А в итоге потеряем все. Мы не можем позволить себе бесконечно обсуждать эту проблему на своих заседаниях. Группа координации оперативной работы должна быть создана уже сегодня. Хочу высказать еще одно соображение. Проблема «Дабл Эй» затрагивает интересы всех без исключения нефтяных компаний. Однако привлечение к операции хотя бы одной из них означает заведомый провал. Поэтому мы будем действовать одни. И соответственно в случае успеха мы будем единственными, кто выиграет. Неудача станет общей. И последнее. Я хотел бы задать вопрос мистеру Дэвису. Надеюсь, Билл, «Дабл Эй» не подозревает, что является объектом вашего пристального внимания? Я имею в виду встречу с этим парнем из Квебека и другие шаги, которые я оцениваю как вполне профессиональные.

— Безусловно, сэр. Они ничего не знают, — уверенно ответил Дэвис.

— Это очень важно, Билл. Важно, чтобы они и впредь ничего не знали. В этом залог успеха. — генерал в отставке Джон Андерсон, бывший начальник отдела специальных операций, снова чувствовал себя в привычной стихии.

Глава 10

День выдался долгий. Алекс и Габриэль на двух машинах объехали все скважины, обсудили технические и организационные вопросы, убедились, что бурение идет нормально. Они всегда ездили одновременно на обоих «лендроверах». В Вермиллион вернулись поздно вечером. На паркинге гостиницы, где обычно стояли три-четыре примелькавшиеся машины, они увидели незнакомый «форд транзит» с надписью на бортах: «Экологические исследования. Университет Альберты».

— У вас гости, Фрэд? — спросил Габриэль дежурного клерка.

— Экологи, сэр. Приехали днем, часа в два.

Алекс и Габриэль поднялись в свои комнаты. Они порядком устали, мечтали поскорее принять душ и лечь спать. Но уже через двадцать минут Габриэль тихо постучался к Алексу. Войдя, он приложил палец к губам и показал записку: «У меня были визитеры. Нашел три «жучка». Нужно проверить вашу комнату». Обследовав ее портативным детектором, он обнаружил микрофоны в настольной лампе, телефонном аппарате и под столом. Габриэль указал на них Алексу, но снимать не стал. Затем взял лист бумаги и написал: «Это „экологи“. Мы с вами сейчас должны немного поговорить и упомянуть какуюнибудь итальянскую компанию. Затем попрощаемся. „Спокойной ночи“ по-итальянски „буона ноттэ“. Начинайте». Алекс кивнул.

— О’кей, Габриэль. Сейчас в Милане семь утра. В офисе еще никого нет. Свяжемся с ними завтра. Вы подготовили отчет по бурению для руководства «Петролеум Итальяно»?

— Да, все готово. Завтра можно отправлять.

— Хорошо, Габриэль. Буона ноттэ.

— Буона ноттэ, синьор Франкони.

Габриэль ушел, хлопнув дверью. Рано утром они спустились в ресторан и заняли свой постоянный столик. Вскоре появились трое незнакомых посетителей — двое мужчин и интересная молодая женщина. Они сели за соседний столик и стали обсуждать меню. Женщина довольно откровенно посматривала на Габриэля. Поймав его взгляд, она улыбнулась, обнажив красивые ровные зубы. Габриэль ответил вежливой сдержанной улыбкой. Алекс молча наблюдал. Затем написал на бумажной салфетке «экологи?». Габриэль кивнул, вытер салфеткой губы и сунул ее в карман.

Позавтракав, они вышли к машинам и обсудили ситуацию. Было решено оторваться от «экологов» и переехать в городок Стин Ривер, в ста пятидесяти километрах к северу от Вермиллиона. Он расположен почти рядом с блоком Камерон, но через него проходит оживленный хайвей Маккензи. Именно поэтому Алекс в свое время отказался от соблазна устроить там свою базу. Преимущество Вермиллиона в том, что он лежит в стороне от этой магистрали. Но сейчас, когда в нем появились такие любопытные соседи, переезд в Стин Ривер стал единственным выходом из положения. Произошло то, о чем Алекс говорил во время последней встречи у Шмуэля — скаутов сменили профессионалы, у которых совсем другая хватка. Расплатившись за гостиницу, они погрузили в машины свой небольшой багаж и отправились на север.

* * *

Билл Дэвис уже не первый раз читал короткое сообщение группы разведки, как ее называл Джон Андерсон и которая была нанята в частном агентстве «Независимые детективы»: «Прослушиванием установлено, что „Дабл Эй“ является подразделением компании „Петролеум Итальяно“, главный офис в Милане. Сегодня утром Алекс Франкони (настоящая фамилия) и его помощник покинули Вермиллион и отбыли в неизвестном направлении. Жду указаний. Фрэйзер». Дэвис снял трубку и набрал телефон Джека Тэйлора: «Зайдите, Джек».

— Вот, Джек, полюбуйтесь, — сказал он, передавая ему текст, — этот мистер Франк лишь мелкая рыбешка. Рядовой исполнитель. К тому же он не Франк, а Франкони. Конспиратор хренов. Мозговой центр у них в Милане. Там же, вероятно, и лабораторная база.

— Все правильно, Билл. Абсолютно правильно. Я с самого начала считал, что это дело рук какой-то крупной корпорации, у которой есть технические и финансовые возможности для такого прорыва. «Петролеум Итальяно» эта задача вполне по силам.

— Должен сказать, Джек, что получаешь интеллектуальное удовлетворение, когда оказываешься прав в такой неопределенной ситуации. Ведь мы с вами буквально по крупицам собирали информацию и пришли к двум правильным выводам. Во-первых, что это крупная компания, а во-вторых, что это итальянцы. Пока у нас с ними идет состязание умов. И мы его выигрываем. Надеюсь, выиграем и все остальное. А сейчас надо сообщить об этом нашему генералу.

Дэвис попросил секретаря соединить его с Джоном Андерсоном в Чикаго.

— Хэлло, мистер Андерсон. Только что получено сообщение группы разведки, — Дэвис прочитал текст. — Хотелось бы знать ваше мнение. Я имею в виду указания Фрэйзеру и вообще дальнейшие действия.

Несколько минут Дэвис слушал молча.

— Хорошо, мистер Андерсон, — сказал он наконец, — я вас понял. Мы отзовем его.

Дэвис повернулся к Тэйлору:

— Генерал считает, что операцию в Вермиллионе можно сворачивать. Там мы больше ничего не узнаем. Надо будет лишь проследить за результатами бурения, но это сделают скауты. Он планирует перенести все действия в Милан, поближе к «Петролеум Итальяно». И намерен заняться этим лично, используя свои итальянские связи. О’кей, отзываем Фрэйзера. Я даже рад, что отныне это забота больших шишек в Чикаго, а не наша. Мы свое дело сделали.

Глава 11

Доктор геофизики Роберто Массини, элегантный мужчина лет сорока пяти на вид, с живым выразительным лицом, похожий на Марчелло Мастрояни, был поглощен грустными размышлениями. Рабочий стол в его кабинете на виа Сан-Донато, где находится главный офис компании «Петролеум Итальяно», был завален проектами, которые требовали срочного рассмотрения. Но он не мог заставить себя думать о делах, когда вся его жизнь вдруг начала разваливаться. Долгие годы он упорно и целеустремленно строил свою профессиональную карьеру. Работал в самых диких местах с гиблым климатом, вдали от цивилизации. И наконец к пятидесяти годам компания оценила его опыт, знания и преданность. Роберто был переведен в Милан и назначен начальником отдела новых разведочных технологий. Его зарплата и бенефиты намного возросли. А главное, прекрасная Италия — это не Нигерия, Габон или Индонезия, где он провел свои лучшие годы.

Роберто с головой ушел в работу. Задача его небольшого отдела состояла в том, чтобы следить за новинками в области разведки, оценивать их и давать экспертные заключения о целесообразности использования компанией. Помимо этого, у него была и собственная сфера ответственности — рассмотрение идей и предложений, авторами которых являлись сотрудники компании и которые поступали в отдел по внутренним каналам. По установившемуся правилу все они, независимо от ценности, считались конфиденциальными. Хотя большинство предложений не представляли практического интереса, иногда попадались действительно хорошие идеи, заслуживающие поддержки и внедрения. Роберто называл себя «мусорщиком», который разгребает груды хлама в поисках редких ценных находок.

«Петролеум Итальяно» — это большая международная корпорация, имеющая филиалы во многих нефтедобывающих странах мира. В ней заняты тысячи сотрудников. Поэтому у Роберто всегда хватало работы. Он научился определять ценность предложений с первого взгляда на диаграммы и чертежи. И даже разработал собственную классификацию, в которой среди прочих были и такие категории: велосипед, вечный двигатель, плагиат, заявка на Нобелевскую, опоздание на десять лет, опережение на сто лет. Время от времени на его рабочем столе появлялись проекты, воплощавшие заветную мечту каждого разведчика — прямое обнаружение нефти. Почти все они повторяли старые отвергнутые идеи, о чем авторы или не знали, или забыли. Вот и сейчас он занимался пухлой папкой материалов, полученных от двух геофизиков из шотландского филиала компании, которые утверждали, что разработали метод прямого обнаружения с помощью сейсморазведки. В папке были аккуратно собраны все относящиеся к делу карты, таблицы и диаграммы с детальным описанием предлагаемой технологии. Основой ее, по заявлению авторов, являлось различие в акустическом сопротивлении между нефтяным пластом и всеми другими породами. Месяца два назад Роберто напомнил им, что явление это известно и что метод, основанный на нем, называется методом «яркого пятна», которое такое различие создает на сейсмограмме. Но, к сожалению, результаты его применения не всегда однозначны. Из Шотландии пришел обстоятельный факс, из которого следовало, что авторы хорошо представляют себе недостатки метода. Поэтому они разработали усовершенствованную компьютерную программу, которая позволяет существенно повысить его эффективность. После некоторых сомнений и колебаний Роберто решил вынести обсуждение этого предложения на Технический совет компании. Он пригласил авторов в Милан и теперь ждал их приезда. «Кто знает, — думал Роберто, — возможно, эффективность и удастся немного повысить. Надо попробовать».

Но кроме работы у доктора Массини была и личная жизнь, в которой все вдруг пошло кувырком. Многие годы вдали от Италии он был лишен широкого круга общения, заботился только о семье, карьере и банковском счете. Оказавшись после всего этого в Милане, имея достаточно свободных денег и будучи еще нестарым человеком, он вдруг обнаружил, что, помимо семьи и работы, существует что-то еще. И случилось неизбежное. Мария ворвалась в его жизнь стремительно и заполнила ее всю, без остатка. Она была красива, на двадцать лет моложе Роберто и благосклонно приняла его ухаживания. Он совершенно терял голову, когда слышал ее нежный, ласковый шепот: «О, мой Марчелло». Последовал сокрушительный бракоразводный процесс, в результате которого жена и трое детей получили все нажитое за долгие годы имущество, а в качестве алиментов — львиную часть его зарплаты. Роберто остался без дома, с сильно урезанным банковским счетом и скромным ежемесячным доходом. Надо было начинать жизнь сначала, но красавица Мария хотела все сразу и по самой высокой категории — квартиру, мебель, машину, туалеты, путешествия.

…Доктор Массини сидел за своим рабочим столом и размышлял о том, как жить дальше. Вскоре должно было состояться обсуждение шотландского предложения на Техническом совете, но его голова была занята совсем другими проблемами. И в таком состоянии он находился не день и не два, а почти всю неделю. Телефонный звонок прервал его невеселые мысли.

— Доктор Роберто Массини? Здравствуйте. Меня зовут Витторио Роккарди. Я работаю в области общественных связей в солидной консалтинговой фирме. Мне бы хотелось встретиться с вами. И, если не возражаете, в неформальной обстановке.

— Витторио Роккарди? Простите, синьор Роккарди, но ваше имя и род занятий мне ни о чем не говорят. Нельзя ли уточнить, с какой целью вы хотите встретиться?

— Видите ли, доктор Массини, это крайне сложно сделать по телефону. Могу только заверить, что наша встреча будет для вас весьма интересна.

— Я, право, не понимаю… Но если вы полагаете… Ну что ж, давайте увидимся… А о чем все-таки речь?

— Спасибо, доктор Массини. Уверяю, вам будет интересно. Как насчет сквера около замка Сфорца? Не возражаете? Тогда назовите, пожалуйста, время.

— Сегодня вечером я как раз свободен. Восемь часов вас устроит? — Роберто стал ощущать какое-то вязкое любопытство. — А как я вас узнаю, синьор Роккарди?

— Не беспокойтесь, доктор Массини. Я подойду к вам. Итак, замок Сфорца, восемь часов. До вечера, доктор Массини.

Ровно в восемь Роберто подошел к скверу. Точность была его отличительной чертой. В ту же минуту к нему направился высокий седой мужчина аристократической внешности, с военной выправкой.

— Здравствуйте, доктор Массини. Благодарю за любезное согласие встретиться со мной. — мужчина приподнял шляпу и представился: — Витторио Роккарди, адвокат.

— Здравствуйте, синьор Роккарди. Где мы будем разговаривать? Здесь, в сквере?

— Нет, конечно. Давайте зайдем в кафе «Гротта Адзурра»[5] напротив. Очень уютное местечко.

Они заняли столик и заказали по чашечке кофе с бисквитом.

— Слушаю вас, синьор Роккарди.

Роккарди улыбнулся.

— Да, да, доктор Массини. Я понимаю, вы заинтригованы этим неожиданным звонком. Сейчас я все объясню. Дело в том, что я представляю очень большую промышленную корпорацию, которая интересуется, ну, скажем, некоторыми техническими разработками, сделанными в «Петролеум Итальяно».

При этих словах Роберто начал подниматься со стула, не оставляя сомнений, что намерен закончить разговор и уйти.

— Подождите, подождите, доктор Массини. — Роккарди почти силой усадил его на место. — Прошу вас, дослушайте. Вы можете уйти в любой момент. Но сначала дослушайте. Это вас ни к чему не обязывает.

Роккарди на мгновение утратил спокойную уверенность и сделал тяжелый выдох.

— Сейчас, сейчас я все объясню. Знаете что, доктор Массини, позвольте мне быть с вами предельно откровенным. Но только прошу вас — не делайте больше попыток закончить разговор. Поверьте, он важен для вас не меньше, чем для меня. Итак, предельно откровенно. Те, кого я представляю, знают все о ваших финансовых затруднениях. Абсолютно все. Прошу прощения за бесцеремонность… Ипредложение, которое я уполномочен сделать, решит не только ваши нынешние проблемы, но вы будете избавлены от них до конца жизни. А я желаю вам прожить до ста лет. Я предлагаю десять миллионов долларов. Десять миллионов! — с ударением повторил Роккарди.

Воцарилось молчание. Лицо Роберто оставалось спокойным и непроницаемым, но было слышно, как шуршит накрахмаленная салфетка в его руках.

— Даже если завтра вы уйдете из «Петролеум Итальяно», вы не будете бедным человеком, — добавил Роккарди, не отводя глаз от пальцев собеседника, лихорадочно теребивших салфетку.

Роберто почувствовал, что погружается в какое-то липкое сладостно-мерзкое состояние. В голове, как удары молоточков, застучали бессвязные слова: десять миллионов — Мария — десять миллионов — Мария — о, Святая Дева Мария, укрепи дух и разум… Желание встать и уйти почему-то пропало. «Странно, — подумал он, — почему не ухожу? Ведь сейчас он потребует что-то ужасное… украсть… убить».

— Что я должен сделать? — слова сорвались с его языка помимо воли.

— Вот это уже серьезный вопрос. — Голос Роккарди вернул Роберто к реальности. — С него мы и начнем. Нам известно, что в вашей компании разработан метод прямого обнаружения нефти. Я не специалист, вы лучше меня знаете, что это такое. Сейчас я хочу только услышать от вас подтверждение, что это действительно так, что такой метод разработан.

— Ну, допустим… — неопределенно произнес Роберто.

— Нет, это меня не устраивает. Никто не будет платить десять миллионов за «допустим». Да или нет?

— Да, — голос Роберто был таким твердым, что это удивило его самого.

— Прекрасно. Это именно то, что я хотел услышать. Впрочем, мы знаем об этом и без вас. Ваше «да» нужно лишь как доказательство, что вы серьезный партнер. Ну, а теперь соединим обе частивместе. Мы от вас получаем детальное описание метода со всей технической документацией, а вы от нас — десять миллионов.

— Да, но… — начал было Роберто.

— Никаких «но». Для вас это сделка всей жизни. Другого такого шанса не будет, доктор Массини. Так что не стоит заниматься пустыми разговорами. Давайте переходить к деталям, — Роккарди говорил жестким повелительным тоном.

— Я должен… э, я должен… э… подумать. — Язык плохо повиновался Роберто, мысли разбегались.

— Сколько времени вы намерены думать?

— Завтра… Ответ завтра.

— Хорошо. Подождем до завтра. А пока у меня к вам два вопроса. Первый — когда может быть готова вся техническая документация? И второй — вы должны сообщить мне название банка и номер счета. В какой банк нам следует перевести деньги?

— В какой банк? Я думаю, в швейцарский. Но я должен поехать в Лугано и открыть счет. Это займет один день. Копия документации? Для этого потребуется еще день. Итого два дня.

— Договорились. Надеюсь, вы не собираетесь с кем-то советоваться?

— Нет, не собираюсь.

— Предупреждаю, Массини, не делайте глупостей. Я представляю очень серьезных людей. Они не любят шутить.

* * *

На следующий день полковник военной разведки Витторио Роккарди сообщил своему старому другу генералу Джону Андерсону, что кропотливая работа, на которую у него ушло почти два месяца, успешно завершена. Он назвал стоимость сделки, которая не превысила максимальную сумму, санкционированную Андерсоном, и от которой зависели его собственные комиссионные. Роккарди добавил, что упорно торговался, начав с одного миллиона. Но Массини меньше чем о десяти и слышать не хотел, заявив, что товар стоит намного больше и что сам он рискует головой.

Еще через два дня полковник получил пухлую папку с технической документацией, а десять миллионов долларов были переведены в банк «Кредит Свисс» на имя Роберто Массини. Роккарди раскрыл папку и прочитал на титульном листе: «Яркое пятно». «Кодовое название», — решил опытный разведчик. Вслед за этим доктор Массини внезапно уволился из компании из-за резкого ухудшения здоровья, вызванного семейными неурядицами, и уехал из Италии в неизвестном направлении. Его сопровождала молодая красивая спутница. Перед отъездом он как хороший католик посетил церковь Санта-Мария делле Грацие на Корсо Верчелли и вознес благодарственную молитву Деве Марии за чудесное избавление с помощью посланного ею синьора Роккарди от всех своих житейских проблем. А падре Антонио был несказанно удивлен и обрадован щедрым пожертвованием, которое сделал этот незнакомый, но ревностный прихожанин.

— Могу ли я узнать, сын мой, кого мы должны благодарить за выражение столь искренней любви к Святой церкви? — спросил падре.

— Упомяните в своей молитве, святой отец, новообретенного сына церкви Карло Тибальди, — ответил незнакомец.

Роберто понимал, что произошла какая-то загадочная ошибка и очень скоро синьор Роккарди или те, кого он представляет, захотят снова встретиться с ним. Он не был заинтересован в такой встрече. Слова о серьезных людях, которые не любят шутить, не выходили у него из головы.

Поэтому отныне доктор геофизики Роберто Массини перестал существовать. Вместо него появился преуспевающий бизнесмен Карло Тибальди. По настоянию Марии, он слегка изменил свою внешность и стал еще больше похож на Марчелло Мастрояни.

Глава 12

Все четыре дополнительные разведочные скважины на блоке Камерон обнаружили тот же нефтяной пласт, что и первая. Он выделялся на каротажных диаграммах настолько отчетливо, что Алекс решил не тратить время на проверку его пластоиспытателем, а сразу спускать обсадные колонны, цементировать их и перфорировать. После этих операций на устье каждой скважины была установлена фонтанная арматура, называемая на языке нефтяников «рождественской елкой» из-за сходства с этим обвешанным игрушками деревом. Сходство создавали многочисленные горизонтальные трубки, манометры, вентили, расположенные на главной вертикальной трубе, как на «стволе». Все скважины были подготовлены к добыче нефти. На этом этап разведки закончился.

Месторождение, о существовании которого не было известно еще полгода назад, красовалось среди пологих холмов Камерон своими покрытыми голубой краской «рождественскими елками», как новенький, с иголочки океанский танкер, готовый к спуску со стапелей. Оно фактически и было гигантским подземным танкером, огромным природным резервуаром, заполненным нефтью, дремавшей миллионы лет под огромным давлением двухкилометровой толщи горных пород. И вот теперь пять скважин, как тонкие иглы, проткнули этот резервуар и дали выход нефти на поверхность. Скоро по воле своего нового хозяина она вырвется из пласта, как джинн из бутылки. Будет ли этот джинн служить добру или злу? И кто станет его хозяином? Сегодня Камерон еще всецело принадлежит группе «Дабл Эй». Но это только сегодня. Пройдет немного времени, и здесь появятся другие владельцы. Они пробурят десятки новых скважин, называемых эксплуатационными, построят нефтесборные сооружения и насосные станции, проложат нефтепроводы. Холмы Камерон изменятся неузнаваемо. Нетронутый природный ландшафт уступит место безобразному индустриальному пейзажу. Такова цена, которую наша маленькая планета платит за так называемый технический прогресс, которым одержимы населяющие ее неразумно разумные существа. В конце концов они погубят ее. Но таков закон самоуничтожения, заложенный в живой природе. Подчиняясь ему, микробы и вирусы, живущие в организме человека, уничтожают этот организм, хотя он и является их единственной средой обитания. Так же ведут себя люди по отношению к планете Земля. «Она вертится», — утверждал Галилей вслед за Коперником. «Но не настолько, чтобы отвертеться от людей», — подумал Алекс.

Все эти странные мысли пришли в голову неожиданно и настроили его на философский лад. Раньше ни о чем подобном он не задумывался. Если встать на такую точку зрения, то получается, что всю свою жизнь он только и занимался уничтожением природы? «Чушь какаято, — подумал Алекс. — Вот что значит расслабиться после нескольких месяцев плотной работы. Всякая ерунда лезет в голову. И потом, опять эта литературщина — джинн из бутылки, добро и зло… Еще не время размягчать серое вещество. Есть неотложные дела».

А дела действительно были. В первую очередь следовало подсчитать запасы нефти. Алекс начал с того, что уточнил границы месторождения. По форме оно напоминало изящный удлиненный овал. Нарисовав его на карте и написав внутри большими буквами КАМЕРОН, он получил настоящее эстетическое удовольствие. Вспомнились слова погибшего на войне поэта: «Я с детства не любил овал…» Знал бы он, сколько красоты, завершенности и миллионов тонн нефти может заключать в себе эта геометрическая фигура. Ее можно не только полюбить, но и сделать своим алтарем. И приносить на нем жертвы богам. Каким богам? Богу профессионализма. Богу удачи. Богу прямого обнаружения. Ну и, конечно, золотому тельцу. Да, тельцу. Ибо один из законов Мэрфи гласит: «Неважно, о чем говорят, — речь всегда идет о деньгах». И закон этот еще никто не отменил и не подверг сомнению…

Через несколько дней, после сложных вычислений, учета всевозможных коэффициентов и физико-химических параметров нефтяного пласта, подсчет запасов был закончен. Нефти на месторождении оказалось больше, чем Алекс вначале предполагал. Соответственно и норма прибыли после его продажи должна превысить ту, которая когда-то произвела такое впечатление на Шмуэля. Из Израиля прилетел адвокат Рон Берман. Совместно они оформили необходимые финансовые отчеты, расплатились с «Дриллинг Энтерпрайз» и «Вэлл Сервисез», переведя деньги со швейцарского счета группы «Дабл Эй». Затем привели в порядок юридические документы на владение месторождением в соответствии с законами провинции Альберта. Теперь настало время приступить к завершающему этапу — поиску покупателей. Этот вопрос следовало решать вместе со Шмуэлем и Андреем. Поэтому Алекс, Рон и Габриэль заканчивали последние дела и готовились вылететь в Израиль. Два других сотрудника службы безопасности, Гидеон Эйтан и Морис Шахар, улетели на неделю раньше.

* * *

А в это время в «Игл Корпорэйшн» бушевал небывалый скандал. Как только руководству корпорации стало известно, что именно купил Джон Андерсон за десять миллионов долларов, началось внутреннее расследование. Руководство хотело выяснить, кто еще причастен к этой сделке и нет ли здесь преступного сговора с целью присвоения денег компании. Очень быстро было установлено, однако, что Андерсон — единственный инициатор и виновник всего дела. Никаких корыстных побуждений в его действиях обнаружено не было. Следственная комиссия пришла к выводу, что причиной столь нелепой акции были лишь абсолютная некомпетентность и использование методов, чуждых профессиональным нормам и традициям корпорации. Это проявилось не только в том, что сделка была заключена без предварительной научно-технической экспертизы, но и в том недопустимом давлении, которое Андерсон оказал на финансовый отдел, потребовав ее немедленной оплаты. Бравый генерал был выведен из Совета директоров, и ему было заявлено, что впредь он не может работать ни в одном из подразделений компании. В его личном деле появилась запись: «Не подлежит трудоустройству в „Игл Корпорэйшн“». На этом карьера Джона Андерсона в нефтяном бизнесе закончилась.

Во избежание ущерба репутации компании расследование велось строго конфиденциально, и были приняты жесткие меры для предотвращения утечки информации. Но, как это обычно бывает, слухи о скандале сначала распространились внутри компании, а затем выплеснулись за ее пределы. Поскольку мало кто знал, что именно произошло и за что уволен вице-председатель Совета директоров, появлялись всевозможные догадки, одна невероятнее другой. Они обрастали эми подробностями и вскоре превратились в своего рода местный фольклор. Единственным неизменным стержнем всех этих историй было утверждение, что «Игл Корпорэйшн» приобрела где-то в Европе у какого-то проходимца за огромные деньги что-то такое, что оказалось совершенно ненужным и бесполезным. С этим были согласны все. Но что именно было приобретено, не знал никто. Поэтому каждый рассказчик придумывал собственную версию. Наконец произошло то, чего руководство компании опасалось больше всего, — история докатилась до газет. Доброе имя «Игл Корпорэйшн» начали склонять в лучших традициях желтой прессы. Поскольку официальные представители компании отказывались от каких-либо комментариев, журналисты добывали информацию из сомнительных источников, добавляя к ней изрядную долю собственных домыслов.

* * *

Алекс, Рон и Габриэль летели прямым рейсом из Торонто в Израиль. Сразу же после взлета стюардессы раздали газеты. Габриэль не спеша перелистывал таблоид «Сан», когда на глаза ему попался крупный заголовок: «Орел схватил не ту добычу», под которым был подзаголовок в виде вопроса: «Кто подставил генерала?» В статье рассказывалась почти детективная история. Некто Джон Андерсон, бывший генерал разведки, а ныне вице-председатель Совета директоров «Игл[6] Корпорэйшн», якобы узнал по своим секретным каналам, что в одной из европейских стран проживает некий гениальный изобретатель. Он придумал совершенно необычный прибор, который спускается в бурящуюся скважину, позволяя оператору на поверхности визуально наблюдать все, что в нейпроисходит, и распознавать нефтяные пласты. Андерсону сообщили, что многие нефтяные компании охотятся за этим прибором, поэтому изобретатель ушел в подполье, опасаясь за свою жизнь. Генерал решил во что бы то ни стало раздобыть изделие. Он использовал свои старые европейские связи, и наконец подпольщик был обнаружен на квартире любовницы. В статье подробно описывались ее женские прелести. После долгих и трудных переговоров, в которых любовница принимала активное участие, изобретатель согласился продать чертежи за сумму, названную его подругой. Автор статьи не имел точной информации на этот счет и поэтому ограничился лишь приблизительной цифрой — около двадцати миллионов долларов. Сделка состоялась. Изобретатель получил свой гонорар, а генерал Андерсон — чертежи и всю техническую документацию. И вот тут произошло самое пикантное. Когда был изготовлен образец прибора, оказалось, что это увеличенный до размеров скважины обыкновенный медицинский проктоскоп, которым пользуются для обследования прямой кишки. Разразился грандиозный скандал. Опозоренный Андерсон вынужден был уйти в отставку. В статье говорилось также, что он поклялся разыскать афериста и рассчитаться с ним. Но автор справедливо полагал, что гениальный изобретатель и его не менее гениальная подруга вряд ли продолжают с нетерпением ждать генерала в своей прежней скромной квартирке. Поэтому он советовал своему герою забыть об изобретателе, а вместо этого найти того, кто его действительно подставил.

Давясь от смеха, Габриэль передал газету Алексу.

— Мистер Франк, прочтите. Здесь речь идет о наших старых знакомых.

Алекс прочитал статью и долго не мог вымолвить ни слова — его душил смех. Наконец он пришел в себя.

— Габи, если в этом есть хотя бы доля правды, то бюст Андерсона нужно установить в «Игл Корпорэйшн». Он прославил компанию. А все же интересно — кто его подставил? — Ни ему, ни Габриэлю и в голову не приходило, что именно они погубили карьеру бедного генерала. И лишь много времени спустя Алексу стала понятна связь между их методом, аферой Андерсона и «Петролеум Итальяно». — Впрочем, — продолжал он, — подобные аферы случались и раньше. Одна из наиболее громких связана с крупнейшей французской нефтяной компанией «Элф-Аквитан» и произошла в начале восьмидесятых. Она получила широкую известность в нефтяном мире как «афера нюхающего самолета». Несколько ловких «изобретателей» продали компании электронную аналитическую систему, которая устанавливалась на самолете и позволяла якобы по химическому составу забортного воздуха обнаруживать нефтяные месторождения при облетах исследуемой территории. Анализатор воздуха назывался «сниффер», что означает «нюхатель». Его испытания проводились в условиях полной секретности в течение трех лет. Ввиду огромного экономического потенциала «изобретения» в финансировании проекта негласно участвовало французское правительство. Президент Жискар Д’Эстен лично санкционировал выделение средств из специального фонда, предназначенного для непредвиденных ситуаций. Видимо, Франция решила взять реванш за отказ от парохода Фултона при Наполеоне и стать владычицей «нефтяных морей». В наш век это более важно, чем «править морями», как поется в старой патриотической песне «Правь, Британия!». Однако этим амбициям не суждено было сбыться. Хотя испытания «сниффера» с участием самих «изобретателей» прошли успешно, в конечном счете все обернулось грандиозным надувательством и потерей ста миллионов долларов. Скандал расследовался специальной правительственной комиссией, которая пришла к выводу, что «Элф-Аквитан» стала жертвой беспрецедентного мошенничества. Под угрозой оказались не только репутация компании, но и престиж президента. Поэтому отчет комиссии был засекречен и предан гласности только при Франсуа Миттеране, который сменил Д’Эстена в Елисейском дворце. Помню, «Фигаро» писала тогда с сарказмом, что нефтяные компании все еще не могут расстаться с мечтой о методе прямого обнаружения, который на самом деле не более реален, чем «философский камень», способный превращать металлы в золото. Журналисты больше разбираются в алхимии, чем в нефтяной геологии, — закончил Алекс с улыбкой.

Глава 13

Совещание проходило на вилле Шмуэля в Кейсарии. В одном из малых залов был сервирован стол на четверых. Присутствовали Алекс, Андрей и Рон. Настроение у всех было приподнятое. Перед началом делового разговора Шмуэль предложил «сделать лехаим» и пообещал, что это будет «что-то особенное». Он нажал кнопку, и в комнату бесшумно вошел слуга в белоснежном кителе, неся на подносе бутылку вина. Шмуэль осторожно взял ее в руки и благоговейно прочитал название: «„Мутон Ротшильд“ урожая 1874 года». Он сделал многозначительную паузу и задал риторический вопрос: «Если кто-то из молодых людей уже пробовал это вино, пусть скажет, что это такое». Желающих сказать не нашлось. Тогда Шмуэль торжественно провозгласил: «Открывайте, Яков». Яков вынул из шкафчика специальный штопор и, манипулируя им, как нейрохирург, осторожно извлек пробку. Шмуэль взял ее из рук Якова, понюхал и предложил сделать то же остальным. Закончив ритуал, он произнес в нарочитой манере местечкового еврея: «Яков, молодые люди не возражают сделать лехаим. Или вы не нальете им по рюмочке?»

Несмотря на окружавшую его непривычную роскошь, Алекс вдруг почувствовал себя очень уютно, по-домашнему. Шмуэль живо напоминал ему деда, местечкового балагулу[7]. Те же словечки, те же интонации, тот же хитрый прищур глаз. Правда, дед никогда не пил «Мутон Ротшильд» и не угощал им знакомых. Он пил сливянку собственного приготовления, а по семейным праздникам предпочитал стакан водки. После чего делал шумный выдох и закусывал соленым огурцом. И еще дед загонял гвоздь в доску ударом кулака, обернутого седельной кожей. Последний раз он пустил его в ход перед расстрелом, когда одним ударом перебил немцу шейные позвонки…

Яков наполнил невысокие плоскодонные бокалы тончайшего стекла и бесшумно удалился.

— Маленькими глотками. Прошу вас, маленькими глотками, — Шмуэль не переставал священнодействовать вокруг «Мутон Ротшильд». — Ну, лехаим.

Каждый немного отпил. Шмуэль обвел гостей ожидающим взглядом, как бы приглашая высказаться. Первым решился Андрей: «Хорошее вино, даже очень хорошее». Шмуэль возмутился: «И это все, что ты можешь сказать?! Боже, с кем я имею дело! Это же музыка, Кол Нидре[8]. Ты просто ничего не понимаешь». Рон Берман поспешил исправить положение: «Ты прав, Шмуэль, это что-то особенное».

— Ну, а что скажет профессор? — Шмуэль решил провести референдум.

— Ничего подобного раньше не пробовал, — честно признался Алекс, хотя по одному глотку и не мог сказать, что в этом напитке такого особенного. — Давайте допьем, тогда можно будет сказать более определенно.

Вино действительно было необычайно тонким, ароматным, но не опьяняющим. Такие старинные вина годились не для застолья, скорее это был инвестмент, атрибут богатого дома. Не спеша выпили всю бутылку.

— Ну, хорошо, — Шмуэль был разочарован и решил закончить ритуальную часть. — С одной жидкостью мы с грехом пополам разобрались. Здесь вы, конечно, не специалисты. Перейдем к другой, которую продают не литрами, а баррелями. Кстати, чтобы вы все-таки знали, что пили. Эта бутылка обошлась мне в десять тысяч долларов на аукционе Сотби… Мы слушаем тебя, Алекс.

Алекс подробно рассказал все, что произошло в Канаде, включая игру в кошки-мышки с «Игл Корпорэйшн». Особо отметил высокий профессионализм Габриэля и сказал, что хотел бы работать с ним и дальше. Потом разложил карту и показал на ней месторождение Камерон.

— Вот этот овал и есть конечный результат нашей работы. Длинная ось двадцать четыре километра, короткая — девять. Толщина нефтяного пласта от тридцати до сорока метров.

— Ну и сколько же этот огурец, или, по-твоему, овал, может стоить на рынке? — Шмуэль перешел к главному вопросу.

— При сегодняшней цене за баррель он стоит не меньше трехсот миллионов долларов, а скорее всего больше. Зависит от конъюнктуры и покупателя. Прошу иметь в виду, что это рыночная цена всего месторождения сразу. Стоимость самой нефти примерно в десять раз больше, но чтобы добыть ее, требуется не менее двадцати лет.

— Что значит — цена зависит от покупателя? — не понял Рон Берман.

— Есть компании, которые хотели бы проникнуть на канадский рынок. Они готовы заплатить больше, чем те, которые уже имеют там месторождения.

— Как будем продавать эту «недвижимость»? Я в своей жизни продавал и покупал почти все, но нефтяные месторождения не приходилось. — Шмуэль не скрывал, что это совершенно новый для него бизнес.

— Так же как и любую другую собственность. Надо дать объявления в нефтяных журналах и деловых газетах. Указать, где находится месторождение и каковы запасы нефти. Но сначала нужно открыть офис в Гибралтаре и сообщить в объявлениях его адрес, телефон, факс и электронную почту. Вот примерно так нужно действовать, — Алекс изложил общий план.

— Кто тебе для этого нужен?

— От нас только Рон, Габриэль и еще кто-нибудь из людей БенЭзры по выбору Габриэля. Технический персонал подберем на месте.

— Хорошо, — подвел итог Шмуэль, — у меня возражений нет. Кто хочет что-то добавить?

— У меня такой вопрос. Покупателю ведь недостаточно посмотреть технические и юридические документы в Гибралтаре. Он должен увидеть и само месторождение, — заметил Андрей.

— Разумеется. После экспертизы документов в Гибралтаре мы с ним, вернее, с ними (как правило, это группа экспертов) полетим в Канаду, все посмотрим на месте, оформим сделку официально по законам провинции Альберта. Это обязательная часть процедуры купли-продажи.

— Ну что ж, в добрый час. Когда планируешь выезд? — спросил Шмуэль.

— Думаю, через неделю.

— Рон, у тебя все готово? — обратился Шмуэль к адвокату.

— Почти. Через неделю будет все, что требуется.

— О’кей, тогда я позвоню Бен-Эзре насчет Габриэля. Ну, давайте еще раз сделаем лехаим за успех.

Все выпили по бокалу сухого «Ярдена».

Глава 14

Для офиса «Дабл Эй» был снят старинный двухэтажный особняк в Буэна-Виста, тихом южном районе Гибралтара. Наверху были кабинеты Алекса, Рона и общая приемная с двумя секретарями. Внизу — зал заседаний и комнаты Габриэля и Гидеона. Кроме того, имелись свободные помещения, которые можно было разделить временными перегородками и превратить в рабочие комнаты. Здание оборудовали системой наблюдения и сигнализации. Все было готово к началу рекламной кампании. Объявления о продаже Камерона были разосланы в несколько ведущих нефтяных журналов, а также в газеты «Уолл-стрит джорнал» и «Файнэншл Таймс».

Тем временем «Игл Корпорэйшн» и еще две компании, которые вели разведку на остальных блоках в районе трех озер, закончили сейсмические исследования и пробурили пять скважин — по одной на каждом блоке. Все они оказались сухими, без нефти. Такая тотальная неудача на фоне загадочного успеха «Дабл Эй» требовала детального геологического анализа и объяснения.

Билл Дэвис и Джек Тэйлор вынуждены были снова вернуться к этому вопросу. После скандала в Чикаго они приложили немало усилий, чтобы дистанцироваться от итальянской аферы, как она стала официально называться в компании. Во время расследования они старались держать «низкий профиль», и их репутация не пострадала. По молчаливому согласию они долгое время избегали касаться всего, что связано с «Дабл Эй», ибо именно от нее потянулись нити в Милан. И вот теперь они снова попытались разобраться в этой загадочной истории. И сделали это вдвоем, не привлекая никого больше.

— Итак, Джек, с чего начнем? — Дэвис перебросил мяч Тэйлору.

— Я бы хотел начать с того, чем закончил в тот раз, когда мы обсуждали этот вопрос с Флемингом. Как помните, Билл, я сказал тогда, что если я прав, то на пяти других блоках, включая наш, нефти нет. К сожалению, я оказался прав. И сейчас я более чем когда-либо убежден, что «Дабл Эй» работает прямым методом. Для меня до сих пор остается загадкой, что наш генерал натворил в Италии. На кого он там вышел? Или на кого его вывели? Это вообще темная история. И я бы хотел вернуться к ее истокам. Как вообще возник этот итальянский след? Насколько я помню, впервые намек насчет итальянцев прозвучал в вашем выступлении в Чикаго. Не так ли, Билл?

— Да, действительно, у меня возникло такое подозрение. Но потом, как вы помните, его подтвердил Фрэйзер из «Независимых детективов». Так что Андерсона занесло в Италию не из-за меня, а скорее из-за Фрэйзера.

— Слушайте, Билл, поймите меня правильно. Мы с вами сейчас не на комиссии. И если мы действительно хотим распутать этот клубок, то начинать надо сначала. Могу ли я все-таки спросить — как у вас возникло подозрение насчет итальянцев?

— Ну, во-первых, в Чикаго я сказал, что полной уверенности в том, что «Дабл Эй» итальянская компания, у меня нет. А что касается причин для подозрений, то, честно говоря, сейчас они не кажутся мне такими серьезными. Мне бы не хотелось уточнять. Знаете что, Джек, а не вернуться ли нам снова к записи, которую Фрэйзер сделал в Вермиллионе? Пусть ее прослушает кто-нибудь из наших итальянцев.

— Вы в чем-то сомневаетесь? Я не очень понимаю.

— Сейчас поймете.

Дэвис вызвал секретаря.

— Пригласите, пожалуйста, Сильвию Маленотти из финансового отдела.

Через несколько минут в кабинет вошла женщина лет сорока ярко выраженной итальянской внешности.

— Здравствуйте, Сильвия. Нам требуется ваша помощь. Экспертиза, я бы сказал. Вы сейчас прослушаете короткую магнитофонную запись. Там есть несколько слов по-итальянски. А потом я задам вам пару вопросов.

Дэвис вставил кассету и включил магнитофон. Сильвия внимательно слушала.

— Вы хотите спросить, мистер Дэвис, что такое «буона ноттэ»? Это «спокойной ночи».

— Спасибо, Сильвия. Еще один вопрос. Не могли бы вы сказать, судя по произношению, — это итальянцы или нет?

— Нет, мистер Дэвис, это не итальянцы. Тут нет сомнений. Интонация совершенно не итальянская.

— Спасибо, Сильвия. Вы нам очень помогли.

Когда Маленотти ушла, Дэвис обратился к Тэйлору.

— Ну, теперь вам понятно, Джек?

— Да, теперь понятно. Они обвели нас вокруг пальца. Здесь напрашиваются два вывода. Во-первых, они обнаружили «жучки» Фрэйзера. Такую возможность еще можно допустить. А во-вторых, впечатление такое, будто им было известно, что говорилось об итальянской версии на Совете директоров в Чикаго. И они решили отправить нас по этому следу. Иначе — зачем устраивать этот спектакль с «буона ноттэ»? Теперь у меня нет даже уверенности, что они вообще связаны с «Петролеум Итальяно». Бедный Андерсон. Мне начинает казаться, что мы все жертвы какой-то ловкой мистификации.

— Не знаю, Джек, не знаю. Мы что-то еще больше запутываемся. Уж не связан ли с ними кто-то из Совета директоров? Теперь я бы ничему не удивился…

На следующий день Тэйлор зашел в кабинет Дэвиса. Он был заметно возбужден. В руках у него был свежий номер «Файнэншл Таймс». Тэйлор раскрыл газету на странице объявлений и положил ее на стол перед Дэвисом. Текст в большой черной рамке был обведен красным карандашом.

— Что это значит, Джек? Они что — продают Камерон? — Дэвис не скрывал удивления.

— Ничего другого из этого не следует. Это не настоящая нефтяная компания. Они действуют по принципу «хватай и беги», в смысле — «открывай и продавай». Случайные люди в нашем бизнесе.

— Да, но как же тогда им удалось так ловко все провернуть на Камероне?

— Это другой вопрос. Я по-прежнему убежден, что у них есть «наводчик», который владеет методом прямого обнаружения. Я имею в виду, что здесь комбинация метода и больших денег. У них нет своей инфраструктуры — это ясно. Только метод и деньги. Поэтому они и сидят в Гибралтаре. С таким же успехом могли выбрать Каймановы острова или любой другой офшорный угол.

— А как же ваша идея насчет того, что за ними стоит какая-то крупная корпорация?

— Теперь я в этом не уверен. В таком случае они не стали бы продавать Камерон.

— Знаете, о чем я сейчас подумал, Джек? Хотя Андерсон и попал в дерьмовую историю, его слова о том, что существуют только два способа выжить, остаются в силе. Я имею в виду — или метод «Дабл Эй» будет работать на нас, или мы должны сделать так, чтобы ни метод, ни «Дабл Эй» не существовали. Проблема не исчезла. И если вы правы в том, что здесь действует не корпорация, а какой-то гениальный изобретатель-одиночка, то наша задача упрощается. Бороться с корпорацией трудно, купить ее невозможно. Ну а человека или нескольких всегда можно купить. Вопрос только в цене. Что вы на это скажете, Джек?

— Во-первых, Билл, я бы не стал пользоваться словами «гениальный изобретатель». Просто из суеверия — вспомните статью в «Сан». Возникает неприятная ассоциация.

При этих словах Дэвис рассмеялся. Не удержался и Тэйлор. Чувствовалось, что история с проктоскопом веселит их не в первый раз.

— Ну, а во-вторых, — продолжал Тэйлор, — у нас действительно нет иного выхода. Надо во что бы то ни стало добраться до их лабораторной базы. Кто знает, где они будут работать в следующий раз или уже работают? Поэтому единственная возможность не упустить их из виду — это отправиться в Гибралтар, сделать заявку на торги и принять в них участие.

— Да, пожалуй, вы правы, Джек. Я сообщу президенту. А уж он будет решать — делать это своими силами или опять действовать через Чикаго.

Глава 15

Отклик на объявление о продаже Камерона был значительный. Алекс и Рон отобрали семь наиболее серьезных заявителей и послали им приглашения. Многие другие компании проявили определенный интерес, но хотели получить дополнительную информацию до начала торгов. Эти компании решено было включить в список на второй тур — на случай, если месторождение не будет продано.

Среди приглашенных был и канадский филиал «Игл Корпорэйшн». Совет директоров в Чикаго еще не оправился от шока, связанного с итальянской аферой, и поэтому отказался иметь дело с «Дабл Эй». Но против участия канадцев не возражал. Возглавлял группу Билл Дэвис. В нее входили эксперты по вопросам геологии, геофизики, экономики нефтяного рынка, юристы. Всего шесть человек. Аналогичные экспертные группы прибыли и от других компаний.

В назначенный день участники торгов собрались в небольшом конференц-зале офиса «Дабл Эй». Сессия началась с информации Рона Бермана о юридическом статусе месторождения. После этого Алекс дал его геологическую и техническую характеристику, сообщил сведения о запасах нефти, ее физических и химических параметрах. Затем Рон назвал стартовую цену месторождения — триста миллионов долларов. Каждая группа получила полный комплект юридических, геологических и технических документов. В их распоряжение были предоставлены удобно оборудованные рабочие комнаты, в которых они могли в течение недели изучать материалы.

Габриэль и Гидеон делали свою часть работы. Комната «Игл Корпорэйшн» была поставлена на прослушивание, и был записан разговор между Дэвисом и Тэйлором.

Дэвис: Похоже, что я ошибся. Этот мистер Франк не мелкая рыбешка, а чуть ли не глава всей конторы. К тому же хорошо разбирается в технике разведки.

Тэйлор: У меня такое же впечатление. Пока не совсем ясно, к какой части связки он принадлежит. Я имею в виду связку «метод — деньги». Логически рассуждая, если бы он был причастен к методу, то ему здесь не место. Аукцион — это дело специалистов по маркетингу и юристов. Но и на финансиста он не похож.

Дэвис: Да, пока мы ни на шаг не приблизились к разгадке. Интересно хотя бы узнать, из какой они страны. Со времени итальянской аферы Андерсона мы все еще топчемся на месте. Джек, а не поговорить ли вам с секретаршей? У вас это хорошо получается.

Через некоторое время Тэйлор зашел в приемную и попросил у Мерседес, молодой симпатичной служащей, машинку для заточки карандашей. Между ними завязался легкий разговор о разных пустяках, в том числе о погоде. Тэйлор как бы невзначай заметил: «Интересно, на родине вашего босса сейчас так же жарко?» Мерседес ответила с милой улыбкой: «В Южной Африке? Не знаю, никогда там не была». Тэйлор вернулся и сообщил об этом Дэвису.

— Черт знает что, — прокомментировал Дэвис, — так мы можем гоняться за их лабораторией по всему миру. Потом еще окажется, что она вообще в России или Израиле, как в шпионских фильмах.

В последующие дни Дэвис и Тэйлор больше не возвращались к загадке «Дабл Эй». Другие эксперты обменивались лишь короткими замечаниями о качестве материалов, признавая его весьма высоким. Только однажды возник общий оживленный разговор, который касался отсутствия сейсмограмм. Но Дэвис быстро снизил его накал, сказав, что не стоит это обсуждать. «Они вообще не делали сейсмику, мы это давно знаем».

Через неделю состоялась вторая сессия, во время которой Алекс и Рон отвечали на вопросы. Наиболее острый вопрос поступил от «Игл Корпорэйшн» — почему в комплекте документов нет сейсмограмм? Ответ был подготовлен заранее. Алекс сказал, что, к сожалению, по техническим причинам сейсмограммы оказались такого низкого качества, что не было ни малейшей возможности использовать их для выбора точек бурения. В то же время сроки бурения были определены заранее жестким контрактом с буровой фирмой. Нарушение сроков грозило выплатой большой неустойки. Поэтому решили пойти на риск и бурить скважины без учета сейсмических данных. К счастью, удача сопутствовала компании, о чем свидетельствует открытое месторождение. Ответ, разумеется, не удовлетворил экспертов «Игл Корпорэйшн», но они промолчали. Остальные были удивлены, но объяснение приняли. В конце концов сейсмические исследования — это лишь промежуточный вспомогательный этап разведки, а ее главный конечный результат — само месторождение. Все понимали, что речь идет о покупке нефти, а не сейсмограмм. После окончания ответов на вопросы участникам были розданы конверты, в которых они должны были представить на следующий день свои предложения о цене.

В десять утра семь конвертов были вручены адвокату «Дабл Эй» Рону Берману. Он вскрыл их, ознакомился с предложениями и объявил: «Нефтяное месторождение Камерон приобретено компанией «Тикоку Петролеум», Япония, предложившей за него триста пятьдесят миллионов долларов». После этого Рон поблагодарил всех участников за внимание и за время, которое они уделили аукциону. Он попросил мистера Хироши Нагата и его коллег остаться для оформления сделки и согласования плана поездки в Канаду.

Глава 16

Весь следующий год группа «Дабл Эй» занималась в основном своими финансовыми и организационными делами. Алекс и Андрей переехали в Кесарию, в большие комфортабельные дома, покупку которых помог оформить Рон Берман. В подвальном этаже дома Андрея было оборудовано специальное помещение, в котором установили прибор и все необходимое вспомогательное оборудование. В него вела массивная бронированная дверь, замаскированная под капитальную стену. Для непосвященных она была незаметна. Это обширное помещение, как и весь дом, было оборудовано системой наблюдения и сигнализацией. Андрей собрал еще один прибор — точную копию первого. Он был установлен в таком же специальном помещении в доме Алекса. По существу, обе лаборатории дублировали одна другую. Но вторая считалась резервной. Рахель, физик по специальности, освоила методику анализа и работу на приборе.

В течение года они встречались со Шмуэлем всего несколько раз, время от времени перезванивались. О делах почти не говорили. При одной из встреч, когда он зашел ознакомиться с лабораториями, Шмуэль посмотрел на них со своим обычным хитроватым прищуром и сказал: «Хотите знать, молодые люди, кого мы все трое сейчас напоминаем? Шайку грабителей, которые взяли крупный банк и легли на дно в надежде, что про них забудут. Это обычная философия налетчиков. Но в ней есть два изъяна. Во-первых, про них не забудут. Такие дела не имеют срока давности. А во-вторых, рано или поздно они сами дадут о себе знать, присмотрев где-нибудь другой банк. Это как наркотик». Все рассмеялись, признав, что в этой шутке что-то есть. Но больше они к ней не возвращались.

Однажды Шмуэль пригласил их приехать. На небольшом угловом столике в его кабинете стояла бутылка вина, три бокала и ваза с фруктами.

— Я пригласил вас, молодые люди, чтобы отметить скромный юбилей.

Алекс и Андрей удивленно переглянулись.

— Так я и знал. Вы заняты большими делами и не помните маленькие даты. Но старики помнят все. Сегодня ровно год, как компания «Тикоку Петролеум» купила свое первое нефтяное месторождение в Канаде. Предлагаю выпить по рюмочке за это знаменательное для нас и для японцев событие.

Шмуэль наполнил бокалы и все выпили.

— Но если вы полагаете, что дело закончится только этим, то ошибаетесь, — продолжал он. — Завтра вы вместе с женами приглашаетесь на борт «Звезды Кашмира». Мы выйдем в море и отметим эту дату так, как она того заслуживает.

Им уже приходилось участвовать в морских прогулках с непременной рыбной ловлей на этой роскошной двухпалубной яхте. И каждый раз впечатление было незабываемым. Однажды они спросили Шмуэля, что означает это романтическое название. «Здесь нет романтики, — ответил он, — яхта названа в знак дружбы». И Шмуэль рассказал удивительную историю.

Он вырос в Галилее в многодетной крестьянской семье. Отец, родом из белорусского местечка, был фермером, тяжело работал на каменистой земле. Еды было в обрез. Два раза в неделю мать выпекала домашний хлеб. Это было самое большое лакомство — теплый душистый хлеб, прямо из печи. В первые два дня он был особенно вкусным, но потом постепенно черствел, и есть его уже не очень хотелось. Однако в семье было твердое правило — никто не получал свежий хлеб, пока не съедал предыдущую порцию. Поэтому дети прибегали к невинной хитрости — незаметно выбрасывали черствый хлеб, чтобы поскорее получить свежий. Часто отец находил его и после короткого дознания обнаруживал виновника. И тогда начинался долгий воспитательный разговор, который предварялся неизменной фразой: «Вот ты сейчас выбросил кусок хлеба. А в это время в Индии дети мечтают о нем и умирают от голода…» Шмуэль не знал, где находится Индия и почему у детей там нет хлеба. Но он возненавидел их.

В возрасте четырнадцати лет Шмуэль вместе с группой школьников был послан на две недели в Лондон для участия во встрече подростков из стран Британской империи. Детей поселили в двухместных комнатах, намеренно перемешав представителей разных народов. Когда Шмуэль вошел в выделенную ему комнату, там уже находился смуглый мальчик. Он приветливо улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы, протянул руку и сказал: «Меня зовут Радж, я из Индии». Шмуэль никогда раньше не видел индийцев. И прежде чем успел что-то сообразить, детские воспоминания вдруг нахлынули на него, и он выпалил: «Я ненавижу индийцев!» Радж замер от неожиданности, а затем чуть не в слезах выбежал из комнаты. Потом они стали большими друзьями и остаются ими всю жизнь. У них даже есть совместный бизнес в Австралии. Радж очень богатый человек, и его яхта называется «Звезда Галилеи». А родился он в Кашмире. Поэтому яхта Шмуэля называется «Звезда Кашмира». «Между прочим, — закончил Шмуэль эту любопытную историю, — Радж тоже участвует в наших делах, хотя и не знает об этом. Часть денег на разведку Камерона я перехватил у него. Под нормальный банковский процент, разумеется».

* * *

Погода стояла прекрасная. Это было лучшее время года в Израиле. Не жарко, легкий освежающий ветерок, на небе редкие перистые облака. «Звезда Кашмира» вышла в море на траверзе Герцлии. Когда отошли от берега миль на десять, Шмуэль пригласил мужчин спуститься на нижнюю палубу. Там в специальном вырезе на корме уже были приготовлены три спиннинга. Они сели в удобные глубокие кресла, и азарт рыболовов мгновенно охватил их. «Идет охота на тунцов, идет охота…» — пропел Алекс фальцетом. Андрей быстро вырвался вперед — он вытаскивал этих крупных рыбин одну за другой. Алексу везло намного меньше. А Шмуэль, казалось, и не думал о рыбалке. Ему важен был сам процесс, сидение на корме и наблюдение за азартом своих гостей. «Интересно, — подумал Алекс, — у нас с Андреем и опыт одинаково небольшой, и умение примерно то же. Но у него клюет, а у меня почти нет. Вот яркий пример слепого везения, что бы там ни говорили». Его размышления прервал голос Шмуэля: «А не поговорить ли нам, молодые люди, о рыбалке другого рода. Как насчет банка?»

Алекс и Андрей поняли его с полуслова. Они улыбнулись и согласно кивнули.

— Вроде бы пора, — сказал Андрей.

— Возражений нет, — добавил Алекс, — надо только осмотреться и выбрать район получше. Чтобы улочка была безлюдная, фонари неяркие, и полиции поблизости негусто.

— Ну, насчет района — это по твоей части. Но вот мне вчера звонил Радж. Он говорит, что в Австралии сейчас нефтяная разведка на подъеме. Упомянул штат Квинсленд. Что ты об этом знаешь, Алекс? — спросил Шмуэль.

— Да, в Квинсленде сейчас нефтяной бум. Там и в соседнем штате Южная Австралия открыты несколько больших месторождений. Район интересный. Но улочка эта уже далеко не безлюдная и освещена довольно ярко. Туда в последнее время ринулись многие крупные компании. И им даже приходится работать локтями. Это как тот ресторан, в который никто больше не ходит, так как там всегда полно народа. Однако посмотрим. Может быть, и нам на бедность что-то осталось.

— Ну что ж, возможно, старина Радж подал неплохую идею. Вот и ты ее поддерживаешь. Одна голова хороша, а две лучше, как говорят мутанты. — Шмуэль произнес эти слова со своим неподражаемым прищуром.

Глава 17

— Звонит мистер Эванс из «Альбион Энерджи», — услышал Дэвис голос секретаря. — Вас соединить?

— Да, да, соединяйте.

— Хэлло, Билл, как поживаешь? — послышался густой бас Эванса.

— Все в порядке, Ларри. Рад тебя слышать. Как ты?

— Не могу жаловаться. Много работы. Есть интересные открытия. Мы сейчас влезли в Квинсленд. Очень любопытный район. Слушай, Билл, я тебе как раз звоню по этому поводу. Помнишь, при встрече ты мне говорил про «Дабл Эй»? Так вот, они теперь наши соседи в Австралии. Как только узнал об этом, сразу вспомнил тот разговор. Ты сказал, что они странные ребята, работают не по правилам. Признаюсь, я тогда не очень понял, что ты имел в виду. А сейчас все стало ясно. Они просто дилетанты. Взяли самый дохлый блок и уже тащат туда буровой станок. Даже сейсмику не сделали. Ты просил известить тебя, если что узнаю. Вот и сообщаю.

— Спасибо, Ларри. Огромное спасибо. Ты не представляешь, какую важную новость рассказал. — Дэвис с трудом перевел дыхание. — И знаешь что, Ларри, не торопись с выводами. Это не дилетанты. Это очень опасные люди. Очень.

— Билл, теперь я опять ничего не понимаю. Не мог бы ты объяснить, в чем все-таки дело?

— Это очень долгий разговор, Ларри. И очень серьезный. Нам надо встретиться. Ты не собираешься в ближайшее время в наши края или в Штаты?

— О’кей, Билл. О’кей. Ты меня заинтриговал. Через неделю я должен быть в Денвере. Подскочишь?

— Обязательно. Ну, до встречи, Ларри.

* * *

Через неделю они встретились в Денвере, в гостинице «Кембридж», и Билл Дэвис рассказал Ларри Эвансу все, что ему было известно о «Дабл Эй», — до мельчайших подробностей, включая итальянскую аферу и продажу месторождения Камерон японцам. Рассказ произвел на Эванса большое впечатление.

— Итак, — подвел итог Дэвис, — год о них ничего не было слышно. И вот они вынырнули в Австралии. Я не сомневаюсь, что результат будет такой же, как и в Альберте. По воле судьбы твоя и моя компании оказались в одинаковом положении. Я имею в виду соседство с «Дабл Эй». Поэтому мы можем считать себя в известном смысле партнерами. И как партнер предупреждаю тебя, Ларри, — не повторяйте наших ошибок. Мы приложили большие усилия, чтобы что-то узнать о них. Результат почти нулевой. Смешно, но мы даже не знаем, из какой они страны, где их лабораторная база. О том, что именно они определяют в почве, и говорить не приходится. Учти, они мастера путать следы. То устраивают этот спектакль с Италией, потом вдруг их секретарь в Гибралтаре сообщает, что ее босс живет в Южной Африке. Очередное вранье. Короче говоря, Ларри, мы отказались от дальнейших усилий. К тому же они убрались из Канады и теперь для нас недосягаемы. Поэтому передаю проблему тебе. У «Альбион» больше возможностей, чем у «Игл». У вас, насколько я знаю, есть специальный отдел, который занимается нестандартными ситуациями. Вам и карты в руки. Расколите этот орешек. А в случае успеха не забудь старину Дэвиса.

— Спасибо, Билл. Все, что ты рассказал, чертовски интересно. Просто не верится, что после стольких неудач и афер это кому-то удалось. Достаточно вспомнить скандал с нюхающим самолетом «ЭлфАквитан» в начале восьмидесятых… Я немедленно сообщу президенту. Надеюсь, мы что-то придумаем.

* * *

Для базы «Дабл Эй» был выбран городок Лонгрич, в центре штата Квинсленд. Скважина на блоке Уинтон бурилась в восьмидесяти километрах от этого места. Единственная достопримечательность городка состоит в том, что он находится точно на широте тропика Козерога. Поэтому его иногда называют городом тропика Козерога, подобно тому как Денвер называют городом одной мили, так как он расположен точно на этой высоте над уровнем моря. Соответственно и самая приличная гостиница в Лонгриче называется «Козерог». В ней и были сняты комнаты для Алекса, Габриэля и Гидеона.

Лонгрич — типичный провинциальный городок в австралийской глубинке. Почти все мужское население его занято в нефтяной промышленности, возникшей за последние годы. Вечера мужчины обычно проводят в пабах и бильярдных. А женщинам вообще нечем заняться, кроме домашней работы. Поэтому когда в местной газете появилось объявление о предстоящем открытии школы аэробики, это вызвало большой интерес, и желающих оказалось больше, чем она могла вместить. Интерес еще более усилился, когда газета опубликовала интервью с Юдит Добос, инструктором по аэробике и организатором школы. Юдит рассказала, что окончила физкультурный институт в Венгрии, аэробикой занимается шесть лет. Два года назад эмигрировала в Австралию и сейчас решила открыть собственную школу. С газетной фотографии на читателя смотрела красивая молодая женщина с большими черными глазами и короткой мальчишеской стрижкой. Вскоре Юдит Добос стала популярна в городе. На рекламных щитах были расклеены афиши с ее портретом, пропагандирующие аэробику. Одна из таких афиш красовалась и перед входом в «Козерог».

…Как-то вечером Алекс возвращался со скважины по пустынной дороге. Километрах в десяти от города он увидел на обочине старенькую «мазду» с поднятым капотом и стоявшую рядом женщину, растерянно взиравшую на двигатель. Он остановил машину и спросил, не нужна ли помощь. Женщина неуверенно развела руками.

— Не знаю, сможете ли вы помочь. Кажется, вытекло все масло.

Под машиной действительно было большое масляное пятно. Здесь требовался серьезный ремонт. Поэтому единственное, что Алекс мог предложить, — это подвезти ее в город.

— А я вас узнал, — сказал он, когда она села рядом. — Вы, кажется, занимаетесь аэробикой. А зовут вас…

— Юдит. Юдит Добос, — улыбнулась она.

— Да, вспомнил, Юдит Добос. Я видел вашу фотографию перед входом в «Козерог». Меня зовут Алекс Франк, — представился он.

— Приятно познакомиться, мистер Франк, — ответила Юдит. — Так вы живете в «Козероге»?

— Да. А вы?

— А я снимаю квартиру недалеко от гостиницы.

Наступило молчание. Разговор не клеился. Юдит больше ни о чем не спрашивала, а Алекс считал неудобным проявлять чрезмерное любопытство. Въехали в город, и Алекс подвез Юдит к небольшому двухэтажному дому. Она поблагодарила его и вышла из машины. Он вдруг почувствовал, что не хотел бы вот так оборвать это неожиданное знакомство, и тоже вышел.

— Так ваша квартира в этом доме?

— Да, на втором этаже.

— И что же, вы живете здесь одна?

— Одна, — спокойно ответила Юдит.

— И вам не скучно? Я понимаю, вы заняты школой. Но ведь это не отнимает все время. А что вы делаете вечерами?

— Скучновато, конечно. Вечерами читаю, слушаю музыку, пишу письма.

— По вечерам я тоже не знаю, куда себя деть. Книги, музыка — это, конечно, отвлекает, но не заменяет человеческого общения. Почему бы нам не посидеть где-нибудь за чашкой кофе, не поболтать. Не сочтите за навязчивость, но мне кажется, у нас найдутся общие темы для разговора.

— Не знаю, право, мистер Франк. Идти в кафе мне не хочется, я немного устала сегодня. А дома у меня такой беспорядок, что было бы безрассудством приглашать вас. — Юдит смущенно улыбнулась.

— Ну, если дело только в беспорядке, то пусть вас это не беспокоит. Такие вещи я просто не замечаю.

— Что ж, тогда идемте. Но пеняйте на себя.

Они поднялись в маленькую двухкомнатную квартирку. Беспорядок был только в том, что на стульях были разбросаны халат, бюстгальтер и пара трусиков. Все это Юдит торопливо схватила в охапку и отнесла в ванную. На стенах висели фотографии с видами Венгрии и портреты пожилых мужчины и женщины.

— Родители, — сказала Юдит, увидев, что Алекс рассматривает их.

— Вы похожи на мать, — заметил Алекс.

— И на отца тоже, — добавила она.

Юдит приготовила вкусный кофе по-венгерски, поставила на стол вазу с печеньем и бутылку ликера. Разговор никак не завязывался, шел натянуто, с неловкими паузами. Юдит почти не задавала вопросов, и Алексу казалось, что он ей просто неинтересен. Это еще больше сковывало его. В общем-то Алекс не был скучным собеседником. «Дело, наверное, в возрасте, — решил он. — Ей не больше тридцати, ну а мне от моих пятидесяти никуда не деться. Да, эти двадцать лет разницы никаким умным разговором не заполнишь». Он встал, прошелся по комнате, подошел к Юдит сзади и положил ей руки на плечи. Она недовольно отстранилась.

— Нет-нет. Прошу вас, мистер Франк, не надо.

— Ну что ж, не надо, так не надо. — Он виновато улыбнулся.

Они посидели еще немного, и Алекс понял, что пора уходить.

— Время позднее, Юдит. Спасибо за кофе, за вечер в вашей уютной квартире. Если когда-нибудь захотите снова поболтать за чашечкой кофе, то вот вам мой телефон. — Он записал на бумажке номер мобильного телефона.

— Вам тоже спасибо, мистер Франк. И прошу вас — не обижайтесь. Мне нужно время, чтобы… ну, вы понимаете… я не очень быстро сближаюсь с людьми. Такой уж у меня характер.

* * *

Первые дни Алекс ждал звонка от Юдит. Потом смирился с тем, что она не позвонит, и стал постепенно забывать о ней. Поэтому когда он вдруг услышал в трубке ее голос, то был больше удивлен, чем обрадован.

— Здравствуйте, мистер Франк. Это Юдит. Вы меня еще помните? Знаете, мне что-то вдруг захотелось снова поболтать с вами, как в тот раз. К тому же сегодня у меня есть повод. Как у вас со временем, и вообще — есть ли настроение?

— Рад вас слышать, Юдит. Настроение у меня всегда есть. А что за повод?

— Скажу, когда увидимся. Так вы зайдете? Где вы сейчас?

— Я по дороге в город. Заскочу в гостиницу, а потом к вам. Хотя бы для того, чтобы узнать, какой повод.

— Бог с ней, с гостиницей. Приезжайте прямо ко мне. Я жду.

Минут через тридцать Алекс был у Юдит. Он не узнал ни ее, ни квартиру. Она была элегантно одета, очень красива. Квартира сверкала. Стол был сервирован на двоих, горели свечи.

— Что все это значит, Юдит?

— Это значит, что у меня сегодня день рождения. Ровно тридцать. — Юдит улыбнулась, раскинула руки и сделала оборот вальса.

— Но почему же не предупредили? Я даже без подарка.

— Поэтому и не предупредила. Подарок — это хлопоты. А вы человек занятой.

— Все так неожиданно. Я прямо с дороги.

— Ну, примите душ.

— Я это и хотел сделать в гостинице.

— Какая разница. Можете сделать здесь.

Юдит все больше удивляла Алекса. Что с ней произошло? Такая разительная перемена.

— Юдит, а где же друзья, знакомые? Ведь тридцать лет — это такая дата…

— В этом-то все и дело, Алекс. Можно называть вас просто Алекс? У меня здесь нет ни друзей, ни близких знакомых. Поэтому сначала я вообще решила посидеть одна и погрустить. А потом вдруг так захотелось, чтобы хоть одна близкая душа была рядом. Ну и получился этот экспромт.

— Спасибо, Юдит. Мне приятно это слышать. Я имею в виду про близкую душу. А сейчас я, пожалуй, действительно приму душ, если разрешите.

* * *

На этот раз их застольный разговор шел легко, непринужденно. Было много шуток, смеха. Алекс чувствовал себя в привычной обстановке. Его экспромты и юмор находили живой отклик. Они выпили на брудершафт и перешли на «ты». Вдруг Юдит сказала:

— Ты, может быть, решил, что я придумала этот день рождения? Вот смотри. — Она вынула из шкафчика паспорт и показала его.

Алекс взглянул на дату рождения. Действительно, сегодня ей исполнилось тридцать лет.

— Ну что ты! Я и не сомневался, — возразил он с недоумением.

— Сомневался, сомневался. По глазам видела, что сомневался, — лукаво укоряла его Юдит.

— А у тебя когда день рождения?

— Не скоро, через пять месяцев.

— И сколько же тебе будет через пять месяцев?

— Может, не стоит заниматься этой арифметикой? — горько усмехнулся Алекс. — Вряд ли тебя вдохновит эта цифра. А впрочем, все относительно. Рассказывают, когда девяностолетнему Чарли Чаплину представили красивую молодую актрису, он воскликнул: «Эх, где мои семьдесят лет!» Так что по его шкале я еще очень молод.

Юдит засмеялась.

— Алекс, дорогой, я же не замуж за тебя собираюсь. К чему такие комплексы и выкрутасы. Если не хочешь сам говорить, давай паспорт. Ты видел мой и теперь должен показать свой. Паспорт, хочупаспорт, — пропела Юдит.

Алекс притворно вздохнул, взял стоявший около двери кейс и достал из него свой канадский паспорт. Он раскрыл его на первой странице и, не выпуская из рук, показал Юдит. Она посмотрела на дату рождения.

— Итак, через пять месяцев нашему Алексу будет пятьдесят. Ничего страшного. Для мужчины это то же, что для женщины тридцать. А ты, оказывается, канадец. Я и не знала.

Потом они еще разговаривали, пили вино, танцевали. И уже за полночь очень естественно, без лишних слов и церемоний перебрались в кровать. От Юдит исходил необыкновенный волнующий запах. Это не был запах каких-то изысканных духов, но тот особый редкий природный аромат, которым может обладать только идеально ухоженное, не имеющее физиологических изъянов женское тело. Его благоухание обволакивало Алекса и вытесняло все другие ощущения. Он будто купался в невидимых волнах этого тонкого нежного аромата… Все было замечательно. Где-то между третьим и четвертым актом «мюзикла», как Юдит это называла, Алекс сказал:

— А я и не знал, сладкая моя, что аэробика так похожа на акробатику.

— Это не акробатика, сладкий мой. Это Камасутра, индийская наука любви. — Сказав это, Юдит приняла совершенно немыслимую позу. Алекс не мог понять, где ее колени, а где локти. — Эта позиция называется «закрученный узел», — объяснила она.

В конце концов Камасутра доконала его, и он крепко заснул. Юдит встала, вышла в салон и достала из кейса его паспорт. Она открыла четвертую страницу, где был раздел «Извещение близких: в случае несчастья или смерти сообщить такому-то (указать имя, степень родства, адрес, телефон)». Рукой владельца паспорта было вписано: «Рахель Франк, жена, улица, номер дома, Кесария, Израиль, телефон». Юдит сфотографировала эту страницу и положила паспорт на место.

Утром за завтраком она была неожиданно задумчива и грустна. Алекса удивила эта внезапная перемена.

— Я не хотела говорить вчера, чтобы не портить вечер, — объяснила Юдит, — но, видимо, мне придется уехать из Лонгрича. Дела со школой не ладятся, много проблем — и организационных, и финансовых. Впрочем, это сейчас неважно. Я тебе очень благодарна за чудесный день рождения. Запомню его навсегда. Надеюсь, и ты не забудешь. Как только устроюсь на новом месте, обязательно дам знать.

Алекс был обескуражен. Он не находил слов. Юдит, как могла, утешала его. Когда он ушел, она достала свой паспорт и сняла с него тонкую, искусно сделанную наклейку с датой рождения. Затем упаковала вещи и уехала из Лонгрича.

Глава 18

Стив Холдер, менеджер австралийского филиала компании «Альбион Энерджи», заканчивал обсуждение контракта с сервисной фирмой «Лог Текникал», которая специализировалась на каротажных исследованиях скважин в штате Квинсленд. «Альбион Энерджи» была очень крупным клиентом. Поэтому Том Паркинсон, главный геофизик «Лог Текникал», получил указание сделать все, чтобы заказ не достался конкурентам. Все параграфы контракта уже были согласованы, и дело шло к его подписанию, когда Холдер неожиданно выдвинул еще одно условие, которое, впрочем, не должно было фигурировать в письменных документах.

— Послушайте, Том, — сказал Холдер, — вы ведь выполняете работы для «Дабл Эй» на блоке Уинтон. Мы хотели бы получить от вас каротажные диаграммы и материалы перфорации по их скважине. Разумеется, это будет учтено при подписании контракта.

— Простите, Стив, но это невозможно. Мы связаны с ними соглашением о конфиденциальности. Как, впрочем, и с другими нашими клиентами. В вашем контракте, как вы знаете, тоже есть такой параграф.

— Разумеется, Том, мне это известно. И я понимаю ваше положение. Но таково распоряжение из Лондона, и все, что я могу сделать, — это довести его до вашего сведения. Мне также поручено передать, что подписание контракта будет зависеть от принятия этого условия. Очень сожалею.

— Видите ли, Стив, я не имею полномочий обсуждать такие вопросы. Я передам ваше условие руководству фирмы, но, честно скажу, мне не приходилось сталкиваться с подобными делами…

— О’кей, Том. Лондон хотел бы получить ответ сегодня во второй половине дня.

* * *

Экстренное совещание у президента «Лог Текникал» Артура Митчелла было бурным и продолжалось два часа. Участники говорили о выкручивании рук, о репутации фирмы, о профессиональной этике. Но все решило напоминание вице-президента по маркетингу Эда Брэдли о жесточайшей конкуренции на рынке сервисных услуг. Борьба за клиентов — это борьба за существование. «„Альбион“ действует в серой зоне. Там другие правила, вернее, там нет правил», — заключил он. В итоге было решено принять условие Холдера, но потребовать гарантий того, что репутация фирмы не пострадает.

Гарантии были даны, контракт подписан, и «Альбион Энерджи» получила необходимые ей материалы «Дабл Эй». Они были немедленно переданы в Лондон и легли на стол Ларри Эванса. Из них следовало, что скважина «Дабл Эй» обнаружила два нефтяных пласта — верхний толщиной двадцать пять метров и нижний толщиной сорок восемь метров. Оба пласта перфорированы и дали притоки фонтанной нефти. Кроме того, поступила информация, что на блоке Уинтон начинается бурение двух дополнительных скважин по треугольной сетке.

После того как Эванс сообщил президенту компании Энтони Крэйгу о своем разговоре с Биллом Дэвисом, он получил карт-бланш на руководство всеми операциями, связанными с «Дабл Эй». И сейчас он созвал совещание, на котором присутствовали вице-президент по финансам Эндрю Холл, вице-президент по зарубежным операциям Гарри Бриссон и подчиненный ему начальник отдела специальных проектов Рональд Кларк. «Специальные проекты» — это был эвфемизм, которым обозначались все виды деятельности по защите разнообразных интересов компании — технологических, финансовых, маркетинговых и так далее. От других подразделений отдел отличался широкой независимостью и многими привилегиями, главной из которых было так называемое гибкое финансирование. Иными словами, его бюджет мог быть существенно увеличен, если возникали неожиданные обстоятельства, требующие крупных расходов. О подлинных задачах отдела было известно только руководству компании.

Эванс проинформировал приглашенных об обстановке на блоке Уинтон и попросил их высказать свое мнение. Все согласились с тем, что события разворачиваются по сценарию, который «Дабл Эй» ранее реализовала в Альберте. Затем выступил Кларк. Он коротко остановился на ошибках, которые допустила «Игл Корпорэйшн» в аналогичной ситуации и которые он объяснил отсутствием профессионализма. Кларк предложил без промедления перейти к первому варианту плана, представленного им ранее. Предложение было одобрено, и Эндрю Холлу поручили его финансовое обеспечение. Кларку предоставили все необходимые полномочия, касающиеся этого варианта, и он должен был в ближайшие дни вылететь в Австралию с тремя другими сотрудниками отдела.

Глава 19

Совместный бизнес Шмуэля и Раджа в Австралии был связан с экспортом шерсти и пшеницы и импортом удобрений и текстиля. Их компания занимала не последнее место в австралийской Ассоциации международной торговли. Радж, у которого были также деловые интересы в соседней Индонезии, бывал в Австралии довольно часто. Шмуэль только два раза приезжал в эту далекую страну, но ему всегда хотелось познакомиться с ней поближе. Поэтому, когда Радж сообщил, что пришел на «Звезде Галилеи» в Джакарту и собирается оттуда идти в Перт, главный город штата Западная Австралия, Шмуэль задумал устроить там долгожданную встречу со своим старым другом и пригласить на нее Алекса и Андрея. Раджу понравилась эта идея.

Андрей давно хотел посмотреть, как ведется разведка, бурится скважина, увидеть, что происходит после того, как он заканчивает свою часть работы — анализ образцов почвы. И такая возможность представилась. Шмуэль сообщил ему о предстоящей встрече и спросил, не хочет ли он принять в ней участие. Андрей с радостью согласился. Было решено, что сначала он проведет какое-то время с Алексом в Лонгриче, а потом они вместе прилетят в Перт.

* * *

В салоне бизнес-класса «боинга», летевшего из Гонконга в Сидней, Андрей оказался соседом приятной супружеской пары. Завязался легкий дорожный разговор, который вскоре коснулся экономического бума в Австралии. Собеседник Андрея, напоминавший какого-то известного киноактера, хорошо разбирался в этом вопросе и с увлечением рассказывал о больших возможностях, которые открываются там для предприимчивых людей. Узнав, что Андрей связан с разведкой нефти, он с каким-то особым чувством заметил: «О, нефть! Когда-то и я ею занимался. А теперь вот сменил профессию. И не жалею, знаете ли. Сейчас у меня в Сиднее совсем другой бизнес. Если когда-нибудь надумаете поселиться в наших краях, буду рад оказать содействие». С этими словами он протянул свою визитную карточку. Андрей прочитал: «„Глобус Корпорэйшн“. Торговля недвижимостью. Австралия — Европа — Северная Америка. Карло Тибальди, президент». Мистер Тибальди был бы чрезвычайно удивлен, узнав, какую роль сыграл в его жизни высокий рыжеволосый человек с добродушным лицом, сидевший в соседнем кресле. Впрочем, сам сосед удивился бы не меньше…

Узнай Андрей об обстоятельствах превращения Роберто Массини в Карло Тибальди, он бы поразился тому, сколько людей, не имевших к группе «Дабл Эй» никакого отношения, а зачастую даже не слышавших о ней, оказались втянутыми в водоворот событий, созданный ее внезапным появлением в нефтеразведочном бизнесе. Среди них были руководители корпораций, скауты, работники сервисных компаний, журналисты, частные детективы, скромный электромеханик и его подруга, пылкий геофизик со своей возлюбленной, инструктор по аэробике, отставной генерал, полковник военной разведки и даже католический священник. Всех их так или иначе коснулось то, что делали Андрей и Алекс. И число этих людей постоянно росло, образуя длинную цепочку, в которой одна человеческая жизнь цеплялась причудливым образом за другую, вовлекая все новых участников. Кто может заглянуть в будущее и сказать, когда и на ком цепочка оборвется?.. Некоему таинственному режиссеру этих событий, имя которому Случай, было угодно свести Андрея и Роберто вместе на короткое время, словно раздумывая, стоит ли продолжить их знакомство и следует ли открыть им тайну друг друга? Но в конце концов судьба, которая выше случая, распорядилась оставить все как есть, не вмешиваясь в естественный ход событий и не превращая их в тривиальный киносценарий. Поэтому, сойдя с трапа самолета, случайные попутчики попрощались и расстались навсегда.

…Андрей и Кларк появились в Лонгриче почти одновременно. Кларк узнал его по фотографии еще в самолете, когда они летели одним рейсом в Сидней. «Доктор Андрей Шейнман, физик, официально нигде не работает, женат, двое детей» — эту короткую справку Кларк знал наизусть. В аэропорту Андрея встретил Гидеон, и они сразу же отправились на машине в Лонгрич. Группа Кларка задержалась в Сиднее на сутки, где к ней присоединились еще четыре человека. Затем все они вылетели в Лонгрич на небольшом самолете компании «Альбион Энерджи».

* * *

А в это время океанская яхта «Звезда Галилеи» входила в устье реки Сван, направляясь к месту якорной стоянки в заливе Фрэш Уотер, расположенном внутри Перта. Яхта шла под двумя флагами: трехцветным индийским с синим кругом посредине и личным штандартом Раджа — два снежных гималайских пика на зеленом фоне, символ его родного Кашмира. Шмуэль должен был прилететь в Перт из Израиля через две недели.

* * *

Вскоре после приезда Андрея в Лонгрич Алекс отправился с ним на блок Уинтон — показать скважины и объяснить, как ведется разведка. За мощным джипом «форд эксплорер», который вел Алекс, следовал на такой же машине Габриэль. В течение дня они объехали три скважины, поговорили с инженерами, встретились с Гидеоном и уже в сумерках возвращались обратно. В пятнадцати километрах от Лонгрича дорога делала крутой поворот. Машина Алекса уже вошла в него, и Габриэль на мгновение потерял ее из вида. В этот момент встречный грузовик срезал угол поворота и столкнулся с его джипом. У машины был смят капот, потекло масло и разбито лобовое стекло. Лицо Габриэля было порезано осколками. Грузовик отделался лишь помятым бампером. Водитель выскочил из него и начал извиняться, не отрицая своей вины и пытаясь помочь. Габриэль не стал выяснять с ним отношения, а тут же набрал код мобильного телефона Алекса. Алекс не отвечал. Поняв, что авария подстроена, он внезапно нанес водителю два сильных встречных удара по шее ребрами обеих ладоней, за которыми последовал специальный болевой прием, бросивший противника на землю в полубессознательном состоянии. Его инструктор по рукопашному бою называл эту комбинацию «цхок бацад»[9]. Габриэль обыскал водителя и нашел пистолет. Забрав оружие, он вскочил в грузовик, развернулся и помчался в сторону города. Джип Алекса он увидел на обочине в трехстах метрах от поворота. Людей в нем не было. Провода системы зажигания были вырваны. Не медля ни секунды, Габриэль вернулся к повороту. Водитель грузовика все еще корчился на земле от боли. Он связал его, засунул кляп в рот, закрыл повязкой глаза и уложил на пол кабины. Затем позвонил Гидеону на скважину.

— Гиди, хатифа[10]. Немедленно отправляйся в Лонгрич. На пятнадцатом километре, перед поворотом и в трехстах метрах за ним, увидишь наши машины. Не останавливайся. В «Козерог» не заезжай. Встретимся на Дизенгоф.

Для подобных ситуаций у них было два запасных места встречи, обозначенных названиями тель-авивских улиц; Дизенгоф — это домик, который они снимали на окраине города.

После этого Габриэль позвонил Шмуэлю в Израиль, разбудил его и сообщил о случившемся. Было уже совсем темно, когда он подъехал к домику Дизенгоф. Гидеона еще не было. Габриэль решил подождать его, не выходя из машины. Гидеон прибыл через сорок минут, и они вдвоем внесли в дом водителя грузовика. Привязав его к водяному стояку в подвальном помещении, Габриэль и Гидеон отправились на обеих машинах к крутому обрыву над рекой Томпсон и сбросили с него грузовик. Они подождали, пока машина исчезла под водой, и вернулись обратно на джипе Гидеона.

Глава 20

Сразу за поворотом джип Алекса стали преследовать две машины. Одна из них ударила его в левый борт и прижала к обочине, а другая блокировала дорогу. Из них выскочили несколько человек, вытащили Алекса и Андрея, набросили мешки на голову, затолкнули в разные машины и умчались. Вся операция заняла меньше пяти минут. В дороге похитители молчали.

…Алекса ввели в помещение, усадили в кресло и сняли мешок. Он осмотрелся. Помещение выглядело как обыкновенная жилая комната. В кресле напротив сидел человек лет сорока, с пышной шевелюрой и внешностью профессора. Это был Рональд Кларк.

— Здравствуйте, доктор Франк. Меня зовут Майк Гопкинс. Прежде всего я должен извиниться за то, что нам пришлось действовать столь неучтиво, чтобы иметь возможность побеседовать с вами в спокойной обстановке.

— Где мой товарищ? — перебил его Алекс.

— Доктор Шейнман недалеко отсюда, в столь же безопасных и комфортабельных условиях, как и вы. Итак, позвольте мне продолжить.

— Не торопитесь. За нами ехала другая машина. Что с ее водителем?

— Я, право, не знаю, что с ним. Не думаю, что что-то серьезное. Возможно, легкая авария, не больше. Как только узнаю, сообщу. Но я все-таки хотел бы продолжить, с вашего разрешения. Дело в том, что я представляю одну из крупнейших международных нефтяных корпораций. А вы, как нам обоим известно, владеете методом прямого обнаружения нефти. Это колоссальное техническое достижение. Вы преуспели там, где потерпели неудачу все остальные компании и исследовательские центры. Позвольте от имени корпорации выразить вам свое восхищение. Но, оказавшись по воле судьбы, а точнее, благодаря вашему и доктора Шейнмана таланту, обладателями прямого метода, вы не можете игнорировать интересы мирового нефтяного сообщества. Надеюсь, вы понимаете — то, что вам удалось в Альберте и сейчас здесь, в Квинсленде, не будет продолжаться долго. Вы бросили вызов одному из самых могущественных бизнесов в мире. Надо быть безумцем или наивным человеком, чтобы рассчитывать на успех в этом противоборстве. Насколько нам известно, вы ни тот ни другой. Вот здесь мы и подходим к сути дела. Какова ваша цель? Деньги, большие деньги. Это понятно, логично и справедливо. Но вам следует понять одну простую вещь: с каждым новым разведочным блоком вы будете привлекать к себе все больше внимания. То, что прошло почти незамеченным во время вашего дебюта в Альберте, уже вызвало повышенный интерес в Квинсленде. И этот интерес будет неуклонно расти. Недалек день, когда за вами начнут охотиться в буквальном смысле слова. В этой охоте будут участвовать все те, кто увидит в вас угрозу своим интересам. А это десятки компаний, многие десятки. И даже если в конце концов вы уступите нажиму или шантажу одной из них, это не спасет вас. Охотников, как я сказал, будет слишком много. Они не смогут поделить вас или прийти к соглашению между собой. И они не допустят, чтобы кто-то один из них вырвался вперед и стал эксклюзивным обладателем вашего метода. Но сейчас мы говорим не о них, а о вас. Не хочу пугать вас, доктор Франк, но шансов уцелеть в этой схватке у «Дабл Эй» просто не будет. Я имею в виду не только компанию, но вас и доктора Шейнмана лично. В такой ситуации обладание большими деньгами будет лишено всякого смысла. Когда человека нет, не имеет значения, был он богат или беден. А теперь вернемся к тому, что я сказал вначале. Сегодня наша корпорация единственная, кто всерьез заинтересовался вашим методом. Мы собрали наиболее полную информацию о вас и докторе Шейнмане. И пока вокруг вас еще не бушуют страсти, мы предлагаем вам сотрудничество в любой удобной для вас форме — приобретение вашей технологии и ноу-хау, их совместное использование, долевое участие или другой вид партнерства. Вы, конечно, понимаете, что в любом случае ваше вознаграждение составит огромную сумму. И вам не придется больше думать о личной безопасности. Наша корпорация обеспечит ее как неотъемлемую часть своих собственных интересов. Вот, пожалуй, то, с чего мне хотелось бы начать наш разговор. А теперь я хотел бы услышать ваше мнение обо всем этом, доктор Франк.

— Правильно ли я понимаю, мистер Гопкинс, что вы официально уполномочены некой корпорацией сделать компании «Дабл Эй» определенные деловые предложения?

— Абсолютно правильно.

— И эта корпорация, название которой вы избегаете произносить, действительно является, как вы говорите, одной из крупнейших в международном нефтяном бизнесе?

— Да, это действительно так.

— Почему же в таком случае она действует как мафиозная группировка, а вы, ее официальный представитель, ведете себя как обыкновенный гангстер? И если вы скрываете название корпорации, то, скорее всего, ваше настоящее имя тоже не Гопкинс.

Кларк улыбнулся.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, доктор Франк. Действительно, было бы намного проще договориться о встрече в вашем или нашем офисе и обсудить вопросы, представляющие взаимный интерес. Можете мне поверить, обычно мы так и делаем. Но в данном случае мы не могли действовать подобным образом. Мы хотим вести переговоры только с вами и доктором Шейнманом. Нас не интересуют те, кто финансирует вас и с кем вы, несомненно, связаны определенными обязательствами. Если бы мы вели переговоры традиционным способом, то эти люди были бы неизбежно вовлечены в них. И я не уверен, что мы смогли бы с ними договориться.

— Я не очень понимаю, каким образом вы можете помешать нам привлечь к так называемым переговорам тех, кто столь нежелателен для вас и кто, как вы говорите, финансирует нас?

— Этот вопрос показывает, что вы, доктор Франк, не вполне адекватно оцениваете ситуацию. Вы же просто лишены возможности связаться с кем-либо без моего согласия.

— И как долго это будет продолжаться?

— Полагаю, до тех пор, пока мы не придем к соглашению.

— Ну, а если мы не придем к нему? Что тогда?

— Мне бы не хотелось сейчас рассматривать такой вариант. Это преждевременно. Но поскольку вы сами затронули этот вопрос, могу лишь сказать, что такая ситуация тоже предусмотрена.

— Вы нас убьете?

— Доктор Франк, я ничего не могу добавить к тому, что сказал.

— Хорошо. Вы сказали, что хотите вести переговоры только со мной и доктором Шейнманом. Но ведь он оказался здесь случайно. Обычно он не приезжает в район разведки. Как бы в таком случае вы вели с ним переговоры?

— Хороший вопрос. Нам бы пришлось доставить его сюда. Не силой, разумеется. У нас есть другие способы. Приезд доктора Шейнмана — это лишь удачное совпадение. Оно избавило нас от дополнительной операции.

— Откуда вы собирались его доставить?

— Из Израиля, разумеется. — Кларк улыбнулся. — Ваши вопросы, доктор Франк, показывают, что вы не отнеслись серьезно к моим словам об информации, собранной нами о вас и докторе Шейнмане. Поэтому я хотел бы показать несколько фотографий, которые помогут вам оценить наши усилия.

С этими словами Кларк раскрыл лежавшую на столе папку, вынул из нее пачку больших фотографий и разложил их перед Алексом. На них были виллы Алекса и Андрея в Кесарии. На одной из фотографий из виллы выходила Рахель, на другой рядом с домом стоял Ури в военной форме. На следующем снимке Андрей и Рахель разговаривали около дома Андрея. Была также фотография с женой и детьми Андрея.

— У вас есть вопросы, доктор Франк? — спросил Кларк, не скрывая удовольствия от произведенного эффекта.

— Зачем вы это сделали?

— Вас удовлетворит, если я скажу, что это рутинная процедура сбора информации о потенциальном партнере перед переговорами? А в данном случае мы были несколько дезориентированы слухами о том, что вы и доктор Шейнман живете не то в Италии, не то в Южной Африке. Поэтому нам пришлось приложить некоторые усилия и установить ваш настоящий адрес. Израиль — прекрасная маленькая страна, но очень неспокойная. Мне рассказывали, что палестинские террористы похищают израильских солдат прямо на дорогах. У вас ведь сын солдат, доктор Франк. Представляю, как вы должны беспокоиться за Ури…

Слова Кларка звучали все более зловеще. Надо было что-то придумать, как-то переломить ситуацию. Главное — сбить с толку, оглушить, вывернуть мозги этому мерзавцу. Алекс умел это делать. Друзья не раз признавались, что никогда не знают, говорит он серьезно или шутит. И то и другое у него получалось одинаково убедительно. Но раньше это были дружеские розыгрыши, а сейчас речь шла о жизни и смерти. В памяти всплыл знаменитый ответ Хосе Капабланки на вопрос, сколько ходов вперед он может просчитать. «Я вижу только на один ход вперед, но это всегда правильный ход», — ответил чемпион мира. Каков он, этот единственный правильный ход? «В болтовне Гопкинса есть какие-то зацепки. Он упомянул Италию и Южную Африку. Значит, здесь замешана «Игл Корпорэйшн». Что еще? — Мозг Алекса работал как аналитическая машина. — Билл Дэвис сказал в Калгари Ларри Эвансу из «Альбион Энерджи», что «Дабл Эй» — это итальянская компания. «Альбион» — наш сосед по блоку. И это действительно одна из крупнейших международных корпораций. Ну что ж, начну с этого. А там по обстоятельствам. Но сначала — запугать, перехватить инициативу». Алекс приступил к самому дерзкому розыгрышу в своей жизни.

— Я вас понял, мистер Гопкинс. Вы действительно хорошо поработали. Но в вашей концепции переговоров, как вы их называете, есть крупный просчет. Вы сказали, что вас не интересуют те, кто нас финансирует. В этом ваша ошибка и одновременно некая случайная удача, если так можно выразиться. Впрочем, удача лишь временная. Если бы вы направили усилия в этом направлении и попытались выяснить, кто именно обеспечивает нам финансовую и организационную поддержку, а также нашу личную безопасность, то это моментально отбило бы у вас всякое желание предлагать нам сотрудничество и вообще соваться с так называемыми деловыми предложениями. Я сейчас скажу то, что не должен говорить. И делаю это с единственной целью — предостеречь вас и вашу корпорацию от дальнейших глупостей, которые могут иметь для нее необратимые последствия. — Внезапно голос Алекса стал жестким и он в упор посмотрел на собеседника: — Ответьте мне на один вопрос — вы знаете, что такое «Моссад»? — Алекс сделал короткую паузу и закончил нарочито грубо: — Я не слышу ответа, Гопкинс. Вы что, оглохли?

— А при чем здесь вы? Вы, кажется, решили запугать меня. Вы в своем уме, доктор Франк?

— Я так и не услышал ответа. Слово «Моссад» вам о чем-то говорит?

— Ну, допустим. Это израильская разведка. Уж не хотите ли вы сказать, что вы сотрудник «Моссада»? — Кларк рассмеялся.

— Прекрасно. Значит, вы знаете, что такое «Моссад». Нет, я не сотрудник. Ни я, ни доктор Шейнман. Просто «Моссад» финансировал разработку прямого метода и является его эксклюзивным владельцем. А вся прибыль от продажи месторождений идет непосредственно в бюджет организации. Вам это трудно понять. Вы не знаете израильской специфики. Вы сказали, что Израиль — прекрасная маленькая страна. Но она еще и необычная страна. В ней возможно то, что немыслимо где-либо еще. Я рассказываю это только потому, что вы, Гопкинс, или как там ваше настоящее имя, в сущности конченый человек…

Кларк взорвался:

— Прекратите этот шантаж и демагогию! Я буду вынужден прибегнуть к другим мерам, и вы быстро забудете ваши сказки. Предлагаю вам говорить о деле…

— Поздно, Гопкинс. Вы заварили эту кашу и лучше подумайте, как будете ее расхлебывать. А теперь слушайте дальше. Каждая компания, которая начинает проявлять повышенный интерес к «Дабл Эй», автоматически попадает в поле зрения «Моссада». И на все ее руководство, вплоть до начальников отделов, составляется подробное досье. Так было с «Игл Корпорэйшн», по которой у нас есть детальная информация, начиная от бедняги Джона Андерсона и кончая Биллом Дэвисом и Джеком Тэйлором. С «Игл» мы обошлись мягко. Они просто прогулялись в Италию, и на этом их пыл остыл, к счастью для них. Но с «Альбион Энерджи», видимо, нужно будет разбираться по-другому. Кстати, в досье на вашу верхушку, которое включает Ларри Эванса и всех, кто выше и ниже его, вплоть до начальников отделов, нет имени Гопкинс. Ну ничего, мы выясним ваше настоящее имя.

Кларк судорожно глотал воздух. Он стучал кулаком по столу и вяло выкрикивал: «Замолчите! Все это ложь! Вы пожалеете!» Но Алекс был в ударе, он и не думал останавливаться. Он понимал, что должен запугать окончательно этого самоуверенного наглеца, рассеять у него малейшие сомнения в истинности этой фантастической истории. Только так можно переломить ситуацию.

— И учтите еще одну вещь, Гопкинс, — условно буду называть вас этим именем, — «Моссад» составляет досье не для того, чтобы потом показывать фотографии жен и детей. Мы такими дешевыми трюками не занимаемся. Когда что-то случается с нашими людьми, то виновные в преступлении просто взрываются в своих машинах и офисах. И если у вас есть хоть капля воображения, то представьте себе, что будет с теми, кто задумал посягнуть на святая святых — бюджет организации. А я и доктор Шейнман — это немалая часть бюджета. И, наконец, расскажу вам, что происходит сейчас, в эту самую минуту.

Алекс взглянул на часы.

— Три часа назад ваши бандиты схватили меня и доктора Шейнмана. Офицер «Моссада», сопровождавший нас на второй машине, убит или ранен в результате подстроенной аварии. По существующей инструкции, другой офицер, который постоянно находится в Лонгриче, должен сообщить резиденту в Канберре о нашем исчезновении в течение получаса, если мы не прибудем в назначенное время, и связь с нами будет прервана. Итак, резидент получил сигнал тревоги два с половиной часа назад. Можете не сомневаться, что оперативная группа «Моссада» уже приближается к Лонгричу. Это профессионалы, не чета вашим бандитам. Резиденту известно, что главный подозреваемый — это «Альбион Энерджи». Вы уже давно занимаете первое место в нашем списке, еще с тех пор, как Ларри Эванс узнал о «Дабл Эй» от Билла Дэвиса в Калгари, на конференции в «Холидэй Инн». Кстати, передайте Эвансу, что его шутка насчет того, что «Дабл Эй» — это филиал Си-Ай-Эй, была не так уж далека от истины. Он поймет, что я имею в виду. Расположение ваших офисов, списочный состав ведущих сотрудников и их домашние адреса хорошо известны. Пеняйте на себя, Гопкинс, если с ними что-то случится. Но это еще не все. Сообщение о нашем исчезновении передано в Тель-Авив, а оттуда — резиденту в Лондоне. Поэтому если Ларри Эванс вдруг исчезнет по пути из дома в офис, вам не следует удивляться. Не хотел бы я сейчас быть на вашем месте.

На Кларка жалко было смотреть. Он напоминал молодого неопытного тигра, который захотел полакомиться маленьким безобидным с виду зверьком, но вдруг вместо мяса напоролся на острые иглы дикобраза.

— А теперь, Гопкинс, или как вас там, немедленно пригласите сюда доктора Шейнмана. Без него продолжения разговора не будет.

Через минуту Андрея привели из соседней комнаты. Вид у него был растерянный. Видимо, ему тоже показали фотографии. Алекс обнял его и прошептал на ухо: «Не дрейфь, Андрюха, я его запугал „Моссадом“. У него полные штаны». Андрей сделал круглые глаза, потом как-то сразу подобрался и выпрямился. Он не раз бывал свидетелем знаменитых розыгрышей Алекса…

В этот момент к Кларку подошел сотрудник и сообщил, что Боб Дуглас бесследно исчез вместе с грузовиком. Узнав об этом, Кларк пристально посмотрел на Алекса и прошептал: «Они уже здесь». Сотрудник удивленно спросил: «Вы о ком, босс?» Вопрос остался без ответа. Алекс не слышал их разговор, он был занят Андреем.

Глава 21

А в это время в домике Дизенгоф Габриэль и Гидеон занимались Бобом Дугласом. Это был тридцатилетний парень с квадратным подбородком и стрижкой бобриком, коротконогий и широкоплечий. Роцеах амети[11], — подумал Габриэль. Он медленно приходил в себя после того, как на нем была отработана комбинация «цхок бацад». У него обнаружили визитную карточку работника «Альбион Энерджи». Сначала он твердил, что авария произошла случайно, он просто срезал угол на повороте, не ожидая встречной машины. Но через несколько минут его собеседникам надоела эта история. Они применили то, что известно широкой публике как «особое обращение при допросе». И Дуглас заговорил. Казалось, он только и ждет следующего вопроса, чтобы выложить все, что знает. Правда, пару раз между вопросом и ответом возникала слишком долгая пауза, и было видно, что он мучительно придумывает какую-то версию, чтобы уйти от ответа. Тогда Гидеон начинал медленно снимать пиджак, и Дуглас вспоминал подробности, имена и адреса.

Он рассказал, что работает в отделе специальных проектов. Руководит операцией начальник отдела Рональд Кларк, который прилетел с группой из трех человек из Лондона. В Сиднее к ним присоединились еще четверо работников компании. В Лонгриче группа пополнилась двумя сотрудниками австралийского филиала, которые до этого собирали всю оперативную информацию о «Дабл Эй». Целью операции было похищение доктора Франка и доктора Шейнмана, которого они опознали еще в самолете и прибытие которого в Австралию было для них неожиданностью.

На вопрос, где находятся похищенные, Дуглас не мог дать вразумительного ответа. Он начал описывать некий дом за глухим забором, но не знал его номер и название улицы. Габриэль и Гидеон переглянулись, и Гидеон снял пиджак. Дуглас тут же вспомнил точный адрес и показал место на карте города. Он сообщил, что дом оснащен системой наблюдения и охрана вооружена. Внешнее охранение постоянно несут пять человек. Остальные находятся внутри дома. На просьбу нарисовать его план Дуглас ответил, что не помнит точное расположение комнат.

— Тебе помочь? — спросил Гидеон и выразительно посмотрел на него.

На листе бумаги тут же появился довольно грамотный чертеж с обозначением дверей, окон и внутренних помещений.

— Учти, Боб, — сказал Габриэль, — если хотя бы одна деталь в твоем рассказе окажется неверной, ты последуешь за своим грузовиком. — В начале беседы Дуглас спросил, где его машина. Гидеон ответил: забудь о ней, ее больше нет, она умерла и похоронена.

— Клянусь, джентльмены, я говорил только правду, — искренне заверил Дуглас.

Гидеон остался с Дугласом, а Габриэль отправился по названному им адресу и провел внешний осмотр дома. Вернувшись, он рассказал об увиденном Гидеону, и они пришли к выводу, что вдвоем бессильны что-либо сделать. Габриэль позвонил Шмуэлю в Израиль, дал подробный отчет о событиях и анализ обстановки.

— Может быть, нам следует обратиться в полицию? — спросил он. — Ведь речь идет об уголовном преступлении.

— Нет, это не годится, — ответил Шмуэль, — ставки слишком высоки. Они убьют их, как только полиция начнет заниматься этим делом. А потом заметут следы.

— Тогда нужны люди, человек восемь. Вдвоем мы не справимся.

Шмуэль сказал, что начинает работать над этим и будет информировать их по мере появления новостей. С этого момента добродушный старик с мягкими манерами, каким его знали окружающие, как бы сбросил с себя груз возраста и снова превратился в того молодого бесстрашного подпольщика, который был известен когда-то под именем Шмулик Пистолет — за умение мастерски владеть оружием и поражать цель из любого положения. Участие в многочисленных секретных операциях, акциях возмездия, доставке в страну оружия и транспортов с нелегальной алией — все это сделало командира группы «Шимшон»[12] легендой сороковых годов. И вот теперь тот прежний Шмулик сидел в кресле одного из богатейших людей Израиля и снова обдумывал боевую операцию. Он дал ей кодовое название «Альбион». Взгляд его стал холодным и жестким. Из уголков глаз исчез привычный хитроватый прищур…

Его первая мысль была о Радже. Он уже находится в Перте, правда, на расстоянии трех тысяч километров от Лонгрича, но это все-таки Австралия. Шмуэль знал, что, выходя на яхте в район Индонезийского и Филиппинского архипелагов, Радж всегда имеет на борту хорошо вооруженную охрану. Внутренние моря между островами этих архипелагов кишат пиратскими судами. Это последний сохранившийся в мире район, где еще существует морское пиратство. Имея быстроходные катера и современное вооружение, пираты нападают на торговые и пассажирские суда, грабят их и убивают пассажиров. Поэтому «Звезда Галилеи» была, по существу, военным кораблем. На ее верхней палубе стояли замаскированные спаренные тяжелые пулеметы, на корме и вдоль бортов имелась целая батарея скорострельных пушек. Яхте уже приходилось топить пиратские катера. Ее экипаж и отряд личной охраны Раджа состояли из отборных индийских коммандос. Все они были сикхи, как и сам Радж. Этот гордый воинственный народ почти полтораста лет ведет борьбу за свою независимость, с тех пор как в середине девятнадцатого столетия Англия захватила Кашмир, жестоко подавила сопротивление сикхов и уничтожила их государство. После покорения Кашмира сикхи стали лучшими солдатами в британской колониальной армии. Эта слава сохраняется за ними и в современной индийской армии.

Шмуэля и Раджа связывали не только многолетняя дружба и общие деловые интересы. Каждый из них всегда был готов прийти на помощь другому в любых обстоятельствах, как бы сложны и рискованны они ни были. Однажды, восемь лет назад, Радж решил прозондировать возможность участия в нефтяном бизнесе в Ираке. Он отправил своего младшего брата с тремя специалистами в нефтяной район на севере страны для изучения экономической ситуации. Однако время для этого оказалось неудачным — шла затяжная кровопролитная война между Ираком и Ираном. Как и все войны в регионе во второй половине двадцатого века, она велась из-за нефти. Поездка делегации была согласована с высокопоставленным иракским чиновником, но в Багдаде произошла очередная чистка и чиновника расстреляли. Начались гонения на всех, кто был с ним связан. Людей Раджа арестовали и обвинили в шпионаже в пользу Ирана. Военный трибунал в Мосуле, главном городе Иракского Курдистана, приговорил их к смертной казни. Четверо индийцев содержались в городской тюрьме в ожидании исполнения приговора. Радж начал немедленно действовать по всем каналам, пытаясь повлиять на власти в Багдаде, но его усилия были безрезультатны. Тогда он обратился к Шмуэлю.

На следующий день майор спецназа Давид Бен-Эзра взял отпуск по личным обстоятельствам и в тот же вечер покинул Израиль. А еще через два дня шейх Мустафа Эль-Бадр принимал у себя дома в городке Захо, в Иракском Курдистане недалеко от турецкой границы, своего старого друга Дауда. Со времени их последней встречи прошло три года. Они сидели в просторной увешанной коврами комнате, ели бирани из мяса молодого барашка и курили кальян. Гость хвалил кулинарное искусство хозяина и поглощал еду с нескрываемым аппетитом, доставляя тому большое удовольствие. Когда подали фрукты и сласти, шейх начал неспешный ритуальный разговор.

— Как здоровье твоего почтенного отца, уважаемый Дауд?

— Спасибо, уважаемый Мустафа. Мой отец чувствует себя хорошо, несмотря на преклонный возраст.

— Как здоровье твоего старшего сына?

— Мой старший сын здоров и занят своими делами.

— А как здоровье твоего младшего сына?

— Мой младший сын здоров и успешно учится.

После этого настала очередь гостя задавать вопросы. Он последовательно осведомился о здоровье сыновей и братьев шейха. К их обоюдному удовлетворению все члены его большой семьи были здоровы и благополучны. О женщинах спрашивать было излишне. Затем Дауд задал вопрос, ответ на который был известен ему заранее.

— Я рад, что твоя семья благополучна и дом полон достатка. Но, может быть, есть что-то, в чем уважаемый Мустафа нуждается?

— Я нуждаюсь в оружии. — Шейх оживился, он ждал этого вопроса. — Мне нужно много оружия. Столько же, сколько я получил от тебя три года назад. Мы потеряли большую часть того, что у нас было, в тяжелых боях. Можешь ли ты восполнить эти потери?

— К сожалению, сейчас положение изменилось, уважаемый Мустафа, и я не могу снабдить тебя оружием. Но я могу помочь тебе получить много денег, на которые ты купишь все, в чем нуждаешься, — ответил Дауд.

— Говори, — сказал шейх.

…Той же ночью отряд курдов на пяти джипах пересек реку Хабар и устремился на юг к реке Тигр, через район, контролируемый шейхом. Командовал отрядом его брат Масуд, военным советником которого был Дауд, личный друг Мустафы ЭльБадра. Дауд говорил по-арабски на незнакомом диалекте, но курды понимали его. К утру, обогнув охраняемый иракской армией нефтяной промысел Айн-Зала, отряд вышел к деревне Бутма, где его уже ждали двадцать пять оседланных лошадей, специально обученных для передвижения в горах. Курды называют их «сус джабали» — горная лошадь. После короткого отдыха продолжили путь верхом по территории, патрулируемой иракскими войсками. Проводники вели отряд по тропам, которых нет на карте, обходя армейские заставы. С наступлением темноты подошли к развалинам Ниневии на левом берегу Тигра и устроили недолгий привал. Напротив, на правом берегу реки тускло мерцали уличные фонари Мосула.

Майор Бен-Эзра лежал на спине среди древних руин, подложив под голову бронежилет, и смотрел в черное ночное небо Иракского Курдистана. Воздух был кристально прозрачен, и звезды сверкали алмазным блеском. Ниневия… Что говорило ему это слово? Он пытался вспомнить все, что знал о ней. Некогда процветающая столица Ассирийской империи с крупнейшей в Древнем мире библиотекой клинописных табличек, культовый центр Астарты, богини сексуальной любви. После нападения Ассирии на Иудею пророки Цфания и Нахум предрекли Ниневии гибель. Пророчество сбылось — в седьмом веке до новой эры город был разрушен мидийцами и вавилонянами. Что еще? Через Ниневию пролегал маршрут, по которому четыре тысячи лет назад небольшой караван из города Ур в Южной Месопотамии двигался в торговый город Харан, что в нынешней южной Турции. Во главе каравана шел халдей Терах, которого сопровождали сын Аврам сo своей женой Сарай и внук Лот. В Харане Терах умер, а Аврам и остальные домочадцы, повинуясь воле Всевышнего, повернули на юг, в страну Ханаан, обещанную их потомкам. Там Аврам стал праотцем Авраамом, а его жена Сарай — праматерью Саррой. Так начиналась история народа. И сейчас те же звезды сверкали на небе, в которое вглядывался Бен-Эзра, и так же кристально прозрачен был ночной воздух древней страны, как и четыре тысячелетия назад. И по-прежнему здесь шли бесконечные войны…

В полночь отряд бесшумно переправился через Тигр и вошел в спящий город. Курды окружили тюрьму, сняли часовых и ворвались в здание. В короткой рукопашной схватке они перебили внутреннюю охрану и освободили заключенных. Затем с четырьмя индийцами покинули территорию тюрьмы и снова переправились на левый берег. Вся операция заняла менее двух часов. К утру конный отряд вышел к деревне Бутма и пересел на джипы. На следующий день радио Багдада сообщило о нападении иранских агентов на тюрьму в Мосуле и о побеге индийцев, что лишний раз доказывало их принадлежность к иранской шпионской организации и справедливость вынесенного приговора. Через месяц шейх Мустафа Эль-Бадр получил первую партию закупленного им оружия.

Было это восемь лет назад. А сейчас Шмуэль сам нуждался в помощи своего индийского друга. Телефонный звонок застал Раджа в кают-компании за завтраком. Шмуэль рассказал, что произошло, и спросил, может ли он помочь.

— Как, ты сказал, называется это место? Лонгрич? Одну минуту, Шмуэль, сейчас мне принесут карту. Расстояние три тысячи километров по прямой? Вот и карта. Да, есть такой городок. Нашел. Слушай, Шмуэль, я должен обсудить все это со своими людьми. Надеюсь, мы что-нибудь придумаем. Я сразу же сообщу тебе. А пока дай мне телефон твоих ребят в Лонгриче. И сообщи им мой телефон.

Шмуэль продиктовал Раджу номера телефонов Габриэля и Гидеона. После этого он позвонил Габриэлю и сообщил о разговоре с Раджем.

Радж перезвонил через три часа.

— Шмуэль, мои люди вылетают завтра утром. Мы зафрахтовали самолет внутренних авиалиний. Его уже готовят к рейсу. Командир группы сейчас свяжется с твоими ребятами и договорится о встрече. Надеюсь, все будет сделано как надо. Это надежные парни, моя личная охрана.

Через несколько минут зазвонил мобильный телефон Габриэля.

— Здравствуйте, мистер Каминский. Говорит Рой Сингх, командир группы. Нас десять человек. Мы вылетаем из Перта завтра в семь утра по вашему времени и в одиннадцать садимся на полосу в восьми километрах севернее Лонгрича. Самолет «джет коммандер» компании «Внутренние австралийские авиалинии». Бортовой номер семнадцать двадцать один. У вас есть какие-нибудь просьбы или пожелания? Два «узи»? Нет проблем. До встречи. Конец связи.

— Роджер[13], — ответил Габриэль, поняв, что разговаривает с профессионалом.

Операция «Альбион» началась…

Глава 22

Рональд Кларк ожидал дальнейших указаний из Лондона. После ошеломляющего разговора с Алексом он немедленно связался с Ларри Эвансом, рассказал о возникшей ситуации, об исчезновении Боба Дугласа, а затем включил кассету с полной записью разговора. Эванс слушал кассету и одновременно записывал ее на свой магнитофон. Закончив прослушивание, он задал несколько уточняющих вопросов и сказал, что должен обсудить ситуацию с президентом. До поступления новых распоряжений Кларку предписывалось людей «Дабл Эй» не отпускать, но дальнейшие переговоры с ними прекратить.

В кабинете президента «Альбион Энерджи» Энтони Крэйга, кроме Эванса, присутствовал вице-президент по зарубежным операциям Гарри Бриссон. Эванс коротко рассказал о сложившейся обстановке, а затем включил магнитофонную запись. Все слушали с напряженным вниманием. Первым отреагировал Бриссон.

— Я этому не верю. Это блеф. Франк все придумал. Я просто не узнаю Кларка. Он профессиональный психолог. Как он мог поверить в такую чепуху?

— Не торопитесь, Гарри. А если это не блеф? — усомнился Крэйг. — Если в этом есть хотя бы доля правды? Вы представляете, в какую историю мы можем влипнуть? А возможно, уже влипли. Итальянская афера «Игл Корпорэйшн» покажется тогда просто детской забавой. «Альбион», конечно, одна из крупнейших международных компаний, но вступать в схватку с «Моссадом» мы не можем. Вспомните, что они сделали с теми, кто стоял за убийством их спортсменов в Мюнхене. Мы ничего не знаем об Израиле. У них там все тесно переплетено — политика, религия, разведка, бизнес. Европейцу трудно в этом разобраться. Вы исходите из того, Гарри, что Британская секретная служба ни при каких обстоятельствах не стала бы пополнять свой бюджет за счет бизнеса. Это потому, что мы — страна с традициями. В Израиле нет традиций. Вы слышали, что заявил этот доктор Франк? Если с ними что-то случится, то начнут взрываться автомашины и офисы наших людей. Это международный терроризм. От страны без традиций всего можно ожидать. Поэтому я считаю, что мы должны спокойно, без эмоций обсудить то, что сейчас услышали. Кстати, Ларри, что это за шутка насчет Си-Ай-Эй?

— Хороший вопрос вы задали, Энтони. Я только сейчас с трудом вспомнил, о чем идет речь. Это было около двух лет назад в Калгари, на какой-то конференции. Билл Дэвис, вице-президент «Игл Корпорэйшн», рассказывал мне о «Дабл Эй». Кажется, мы стояли с ним в вестибюле, вокруг было много народа. Тогда я впервые услышал от него название «Дабл Эй». И сказал Биллу что-то вроде того — а не филиал ли это Си-Ай-Эй? Просто пошутил, имея в виду сходное звучание. Да, как будто так оно и было. Но теперь вся эта история приобретает совсем другой смысл. И не потому, что здесь проводится параллель между «Дабл Эй» и Си-Ай-Эй, а потому, что они записали тот наш случайный разговор. Вы представляете, джентльмены, они уже тогда записывали нас! Мы еще ничего о них не знали, а они уже следили за нами. Возможно, их целью была «Игл Корпорэйшн», а мы просто попали в поле зрения вместе с ней. Но это не меняет существа дела. И если, Гарри, ты продолжаешь настаивать, что все это блеф, то как объяснить, что Франк с такой легкостью извлекает из своей памяти мои собственные слова, о которых сам я давно забыл? Я уже не говорю об «Игл Корпорэйшн». О ней они знают буквально все, включая эту итальянскую аферу, которую сами и подстроили. Так могут действовать только профессионалы высокого класса, а не обычная служба охраны нефтяной компании. Добавьте к этому загадочное исчезновение Боба Дугласа вместе с машиной. Он должен был после операции прибыть к месту сбора группы, но как в воду канул. В полиции и в местной больнице о нем ничего не знают. А Дуглас — крепкий парень и был вооружен. Вы же знаете, откуда он пришел к нам. Как хотите, джентльмены, а здесь чувствуется тот же почерк — все делается быстро, бесшумно и не остается никаких следов. Поэтому я не стал бы относиться к словам доктора Франка как к пустым угрозам. А что касается международного терроризма, то мы с вами сами утвердили план Кларка. В нем, помимо первого варианта, есть и второй — на случай, если первый не даст желаемых результатов. Поэтому я предложил бы не уделять столько внимания терминологии и моральной стороне дела, а сосредоточиться на фактах. Факты, которые нам известны, не противоречат тому, что наговорил этот Франк. И, наконец, последний вопрос — об источниках финансирования секретных служб. Все мы помним «Ирангейт» — аферу Си-Ай-Эй во времена Рейгана с продажей оружия Ирану для финансирования тайных операций в Никарагуа. Если так действуют американцы, то почему мы не можем ожидать чего-то подобного от их друзей израильтян. Одни, чтобы пополнить бюджет, продают оружие, другие — нефть. В этом есть своя логика. А недавно в прессе появились сообщения о причастности «Моссада» к поставкам российского оружия Анголе в обмен на алмазы. И занимается этим израильский бизнесмен Дов Доваев.

— Вот, вы слышали, Гарри, — заключил Крэйг, — не все так просто, как вам это представляется. Здесь есть, о чем подумать. И я меньше всего хотел бы влипнуть в какую-нибудь скандальную историю. Эта свора борзописцев из «Дэйли Стар» и другой желтой прессы только и ждет случая вцепиться в большой бизнес. Я бы не хотел, чтобы о нас написали что-то подобное андерсоновскому проктоскопу.

— Джентльмены, все, что мы услышали от Кларка и что рассказал Ларри, очень интересно, — подвел итог Бриссон. — Однако это скорее напоминает добротно сделанный детектив, что-то в духе беседы Шерлока Холмса с доктором Ватсоном. Во всяком случае, меня это не убеждает. Но я уважаю ваше мнение. И вскоре у нас будет возможность проверить, что в действительности кроется за развязными тирадами доктора Франка — блеф или что-то серьезное. Я имею в виду эту мифическую оперативную группу «Моссада», которой он запугивал Кларка. Давайте подождем дня два-три и посмотрим, появится ли она в Лонгриче. И тогда будем решать, что делать дальше. А пока пусть Кларк держит этих израильтян у себя и ждет развития событий. Я полагаю, он обеспечил полную секретность операции. Хотя исчезновение Дугласа меня и беспокоит, я не вижу причин связывать одно с другим.

Глава 23

Изящный двухмоторный «джет коммандер» летел на восток навстречу лучам восходящего солнца со скоростью восемьсот километров в час. Рой Сингх рассказывал своим людям о цели операции.

— Дело вот в чем, ребята. У нашего босса есть очень близкий друг. Он израильтянин. Они дружат с юности и не раз выручали друг друга. В общем, это настоящая мужская дружба. А у израильтянина есть бизнес в том городке, куда мы сейчас летим. Там работают двое его людей. Они ему как сыновья. И вот английские бандиты похитили их. Они держат этих людей в своей частной тюрьме, и их жизни угрожает опасность. Мы должны освободить их и проучить англичан. Босс сказал своему другу, что мы лучшие солдаты Индии и что мы сделаем все как надо. И израильтянин ответил, что он этого никогда не забудет, и что каждый из нас получит его личную благодарность. А он так же богат, как наш босс. Что скажут сикхи?

— Сикхи сделают это, — дружно ответили ребята. — Сикхи не раз били англичан. Мы побьем их и сейчас.

Это были крепкие парни, прошедшие специальную подготовку и в совершенстве владевшие восточными единоборствами. В больших спортивных сумках у каждого находилось все, что могло потребоваться для операции, — холодное и огнестрельное оружие, дымовые шашки, гранаты со слезоточивым газом, защитные маски, наручники и много других нужных вещей.

* * *

Габриэль и Гидеон были готовы к приему гостей. В домик Дизенгоф были завезены складные кровати, два больших холодильника, продукты. В компании по прокату автомобилей был арендован вместительный мини-бус «фольксваген каравелла». В подвальном помещении оборудовали угол для Боба Дугласа, где он был почти постоянно прикован к водяному стояку.

Перед тем как отправиться встречать самолет, Гидеон спустился в подвал.

— Послушай, Боб, — сказал он, — у тебя есть последняя возможность вспомнить, не перепутал ли ты что-нибудь или упустил коекакие детали. Сейчас ты еще можешь все уточнить и исправить. От этого зависит твоя жизнь. Если окажется, что ты сообщил неверные данные, живым ты отсюда не выйдешь. Если ты сказал правду, мы гарантируем тебе жизнь.

Дуглас напрягся и попросил нарисованный им план дома. Он долго проверял его и, наконец, сказал, что в дальней комнате, возможно, есть еще одно окно, но полностью в этом не уверен. Он отметил это место на плане и поставил вопросительный знак.

— И это все? — спросил Гидеон.

— Клянусь жизнью, — торжественно заявил Дуглас.

* * *

Они подъехали на двух машинах к посадочной полосе за полчаса до прибытия самолета. Это не был аэродром в полном смысле слова. Полоса была приспособлена только для взлета и посадки небольших самолетов авиации общего назначения. Ее оборудование включало лишь указатели направления ветра и осветительные устройства. В обычное время полоса была безлюдна. Так было исейчас. Стоя около машин и вглядываясь в небо, Габриэль и Гидеон вспомнили рассказ своего инструктора, который в 1973 году участвовал в рейде на базы ООП в Бейруте. Рейд был ответом на убийство израильских спортсменов в Мюнхене. Инструктор входил в группу, которая обеспечивала прием морских коммандос и доставку их к объектам атаки. Была темная апрельская ночь. Члены группы стояли на безлюдном бейрутском пляже и всматривались в морскую мглу, ожидая светового сигнала. Наконец, они увидели его и ответили миганием автомобильных фар. Через несколько минут из моря вышли боевые пловцы, неся в водонепроницаемых мешках оружие и гражданскую одежду…

Ситуация была в чем-то похожа. Вот они стоят вдвоем где-то в центре огромного австралийского континента и готовятся принять индийских коммандос, которые помогут им освободить двух израильтян. В небе на западе появилась точка. Она быстро приближалась, приобретая очертания самолета. «Джет коммандер» коснулся полосы ровно в одиннадцать. После короткой пробежки он остановился прямо около машин. Открылась дверь, и по короткому трапу на землю сошли рослые смуглые парни, одетые в спортивные костюмы. В руках у каждого была большая сумка. Их можно было принять за команду, прилетевшую на соревнования по крикету, столь популярному в странах Британского содружества. Короткая встреча, слова приветствия, и вот все они уже в машинах мчатся в Лонгрич.

После легкого застолья в домике Дизенгоф Габриэль и Рой отправились к тому месту, где содержались похищенные. Проведя рекогносцировку, они вернулись и приступили к разработке плана операции. После детального обсуждения было принято предложение Роя — в середине ночи забросать двор дымовыми шашками и гранатами со слезоточивым газом. Затем, надев противогазовые маски, ворваться внутрь. У Габриэля была единственная просьба:

— Желательно без жертв, Рой. Если можно — ограничиться только нейтрализацией.

— Мы постараемся, Габриэль. Это и в наших интересах. Мы не хотим иметь дело с полицией.

Они обрушились на объект, как называл это место Рой, в два часа ночи. Все происходило как на учениях. Внешняя охрана была застигнута врасплох, нейтрализована и разоружена. Внутри дома находились еще четверо. Все они спали и проснулись, только услышав шум. Им приказали уткнуться лицом в подушки. Алекса и Андрея обнаружили в той самой дальней комнате, которая вызвала сомнения у Дугласа. Увидев Габриэля и Гидеона с «узи» в руках, они все поняли. «Да, это был правильный ход», — подумал Алекс, снова вспомнив слова Хосе Капабланки.

— Кто эти люди? — спросил он.

— Это люди Раджа, мистер Франк, — ответил Габриэль. — Не хотите ли прихватить кого-нибудь из «Альбион Энерджи» для обстоятельного разговора? Или сказать что-нибудь на прощание?

— Прихватить не хочу. Но с их боссом я бы попрощался. Он назвался Майком Гопкинсом, но это, наверное, ненастоящее имя.

— Его зовут Кларк. Рональд Кларк, начальник отдела специальных проектов, — дал справку Габриэль.

— Вот как. Интересно. Спасибо, Габи. Приведи его.

Кларк был в трусах, волосы взъерошены.

— Извините, Кларк, что мы покидаем этот дом без вашего согласия, — обратился к нему Алекс. — Я предупреждал, что мы будем разбираться с «Альбион Энерджи» не так, как с «Игл Корпорэйшн». Надеюсь, вы больше не будете делать глупости. А если это вас ничему не научит, то, выражаясь вашими же словами, такая ситуация тоже предусмотрена. И передайте это Ларри Эвансу. А теперь идите досматривать свои фантастические сны.

С этими словами Алекс, Андрей и участники операции покинули поле боя, забрав трофейное оружие, мобильные телефоны и выведя из строя стоявшие во дворе машины. Весь следующий день «индийские гости», как стали называть их Алекс и Андрей, отдыхали в домике «Дизенгоф». Рой связался с пилотами и удостоверился, что заказанный в Лонгриче заправщик прибыл и баки заполнены топливом. Прощание перед посадкой в самолет было теплым. Габриэль и Гидеон обнялись с каждым членом группы. Рой, широко улыбаясь и пожимая руку Габриэлю, сказал: «У настоящих коммандос должен быть свой собственный Энтеббе. Это как пропуск в элитный клуб. Теперь он у нас есть. Маленький, но свой». «Вы заслужили этот пропуск», — с полной серьезностью ответил Габриэль.

Домик Дизенгоф снова опустел. Его временные обитатели вернулись в «Козерог». Дугласу завязали глаза, и Гидеон отвез его на противоположную окраину города. Там снял повязку, наручники и отпустил на все четыре стороны. На прощание посоветовал уехать куда-нибудь подальше, так как Кларк не простит того, что он сделал.

* * *

Для Алекса опять начались рабочие будни. Бурение скважин приближалось к наиболее ответственному этапу — вскрытию нефтяных пластов. Он и Андрей проводили на буровых целые дни и возвращались в гостиницу поздно вечером. Габриэль и Гидеон неотступно следовали за ними, не расставаясь с «узи». Они пришли к выводу, что сами скважины как источники информации или объекты саботажа не интересуют «Альбион Энерджи» и что главная опасность угрожает их подопечным. Алекс не разделял их тревогу. Он считал, что после урока, преподанного Кларку и его лондонскому начальству, они не решатся на новую провокацию. Однако Габриэль и Гидеон оценивали ситуацию не с психологических, а с профессиональных позиций. Для них не существовало такого понятия, как «урок». В их лексиконе было только слово «безопасность». И они старались предусмотреть любую, даже самую маловероятную, угрозу и заранее нейтрализовать ее.

Глава 24

Руководство «Альбион Энерджи» собралось для обсуждения возникшей ситуации в прежнем составе. На этот раз все трое не скрывали своей озабоченности. Гарри Бриссон опять выступил первым. Он снова был категоричен, и в его суждениях не было сомнений и колебаний. Но вектор этой уверенности изменился.

— Джентльмены, я признаю, что был не прав. За «Дабл Эй» действительно стоит «Моссад». И это коренным образом меняет дело. В новой ситуации мы должны действовать еще более решительно и жестко. Нам ничего не остается, как принять вызов. Мы не можем проиграть.

— О чем вы говорите, Гарри! — в ужасе воскликнул Крэйг. — Вы что, предлагаете нам вступить в схватку с профессиональной секретной службой? Стрелять на улицах и взрывать офисы? Превратиться из респектабельной корпорации в семейство дона Карлеоне? Куда вы нас толкаете?

— Не надо преувеличивать, Энтони. Мы ни в кого не превратимся. Мы останемся прежней уважаемой «Альбион Энерджи». И то, что я предлагаю, намного меньше по масштабам и последствиям, чем, например, скупка контрольного пакета «Бизон Эксплорэйшн» и ликвидация этой компании, в результате чего две тысячи человек оказались на улице. Как вы знаете, мы провернули это три года назад. Или недавняя сделка, когда мы выставили с европейского рынка скандинавскую группу, что привело к ее банкротству. Там, кажется, было несколько самоубийств. Джентльмены, излишне напоминать, что наше место в бизнесе никем не гарантировано. Если мы проявим слабость, то можем просто исчезнуть, как это случилось со многими гигантами до нас. Угроза, которая исходит от «Дабл Эй», превосходит все, с чем мы сталкивались раньше. Именно к этому я и хочу привлечь ваше внимание. Все остальное — лишь дело техники, как любит говорить наш доблестный Рональд Кларк. Вот пусть он и манипулирует этой техникой. Пусть докажет, что умеет не только составлять планы. А мы докажем себе, что можем не только утверждать их.

— Я слушаю Гарри и думаю, что недаром в колледже его звали Гарри Ковбой, — вступил в разговор Эванс. — Ты, Гарри, до сих пор не расстался с привычкой «стрелять с бедра». А ситуация такова, что начать стрельбу легко, но остановить ее будет трудно. Дальше всех обычно идет тот, кто не знает, куда идти. Я согласен, что «Дабл Эй» представляет большую угрозу для нас. И не только для нас. Но я не уверен, что мы можем решить проблему способом, который предлагает Гарри. Особенно теперь, когда нам стало известно, кто стоит за Франком и Шейнманом. Я предлагаю взвесить все «за» и «против» и попытаться сделать обоснованный прогноз — что мы выиграем в случае успеха и что потеряем в случае провала. А провал никогда нельзя полностью исключить. От него никто не гарантирован.

— Разумное предложение, — поддержал осторожный Крэйг. — Кроме того, Гарри, я не могу согласиться с вашими сомнительными параллелями по поводу «Бизона» и скандинавов. Там мы действовали на своем поле и теми методами, которые приняты в бизнесе. А с «Дабл Эй» вы предлагаете нам перейти на чужое поле и играть по их правилам. Мы быстро превратимся из профессионалов в любителей, и результат предсказать нетрудно. Надо найти какой-то другой выход. Побойтесь Бога, Гарри.

— Другого выхода нет, — жестко возразил Бриссон. — А относительно обоснованного прогноза, о котором говорил Ларри, могу сказать со всей определенностью. В случае успеха мы останемся теми, кто мы есть. В случае бездействия — потеряем все. Исчезнем. Будем упоминаться только в исторических справочниках, как это произошло с компаниями, которые не смогли ответить на вызов времени и угнаться за техническим прогрессом. От них остались пять-шесть строчек в нефтяной энциклопедии. И Бог здесь ни при чем, Энтони. Он существует только для мошенников и глупцов. Первые говорят и действуют от его имени, вторые — во имя его. Но и те и другие думают лишь о собственной выгоде.

Бриссон продолжал давить на своих коллег с неослабевающей силой, приводя новые аргументы, исторические примеры, рисуя мрачную перспективу. Как это обычно бывает в таких случаях, когда один из троих настроен решительно и убежден в своей правоте, другой чрезмерно осторожен, а третий колеблется, побеждает тот, кто призывает к действию. И хотя окончательного решения принято не было, но Бриссону удалось склонить чашу весов на свою сторону. Гарри Ковбой не знал, что бросает вызов Шмулику Пистолету. А это не то же самое, что иметь дело с «Бизоном» или скандинавами…

Глава 25

По мере того как Андрей знакомился с технологией разведки, она все больше увлекала его. Настоящее волнение он испытал, когда присутствовал при перфорации обсадной колонны. Ему вспомнился ночной телефонный звонок Алекса из Альберты и предложение дать команду на прострел. Тогда Андрей вообще не знал, как выглядит перфоратор, и имел представление о бурении скважины только со слов Алекса, который однажды весьма популярно рассказал ему о разведке нефти. И вот теперь он впервые увидел все собственными глазами: бурение, каротаж, спуск колонны, ее цементирование и, наконец, перфорацию. Он как бы прошелся по всей технологической цепочке, начиная от анализа образцов почвы, затраты на который ничтожно малы, и до проводки скважины, которая стоит миллионы долларов. А в конце этой цепочки находится нефтяное месторождение стоимостью в сотни миллионов. Все это произвело на него большое впечатление. Алекс, видя столь живой интерес Андрея к своей профессии, временами увлекался и, как всякий специалист, углублялся в такие детали, что Андрею приходилось его останавливать. «Ты, кажется, собираешься сделать из меня геолога. Это так же невозможно, как тебе стать физиком. Мне вполне достаточно превратиться из полного невежды в полуневежду. Излишние подробности убивают хороший рассказ. Но я понял главное: пористые подземные пласты на огромных территориях насыщены водой, и только на крохотных участках в них вместо воды содержится нефть. И эти участки на фоне безбрежных водных пространств можно уподобить каплям в море. Задача геолога — искать эти капли. Здесь можно вспомнить поговорку о поисках иголки в стоге сена, хотя это, наверное, и некорректное сравнение», — подвел итог Андрей во время одной из таких «лекций», когда они наблюдали спуск в скважину обсадной колонны. «Ну почему же некорректное, — ответил Алекс, — если стог сена прощупывать сверхчувствительным металлоискателем, то это примерно то же самое. В таком случае поиск иголки будет вестись прямым методом. Почти аналогично тому, что мы с тобой делаем».

— Ну, тогда последний вопрос, не геологический, а теологический. В Торе сказано, что Бог сотворил и небо, и землю, и свет, и воду, и растения, и звезды, и животных, и человека. Почему же нефть не упомянута?

— Хороший вопрос. — Алекс улыбнулся. — Бог, конечно, сотворил и нефть тоже. И в Торе сначала было написано: «И сказал Бог: да будет нефть. И стала нефть в земле. И увидел Бог, что это хорошо». Но потом, устремив взгляд в будущее, увидел разрушительные войны и реки крови из-за нее. И понял, что это не очень хорошо. Поэтому, оставив нефть в земле, решил не говорить о ней людям. Так из Торы исчезли слова о сотворении нефти. И все же первое в истории письменное упоминание о нефти содержится именно в Торе, где в книге Бытия рассказывается о том, что на побережье Мертвого моря было много ям, заполненных асфальтом, и что цари Содома и Гоморры, спасаясь бегством, упали в них. Асфальт, как известно, это нефть, просочившаяся с глубины и окислившаяся на поверхности. Произошла эта печальная история задолго до того, как нефть стала главным источником энергии и богатства, но цари Содома и Гоморры уже тогда убедились в том, что она приносит несчастье…

* * *

Через неделю на обеих скважинах предстояла установка «рождественских елок», и после этого у Алекса намечались несколько свободных дней — до начала бурения на двух следующих точках. Как раз в это время Шмуэль должен был прибыть в Перт, и он хотел, чтобы вся группа из Лонгрича прилетела на долгожданную встречу. Габриэль зафрахтовал для этого такой же «джет коммандер», как тот, который доставил людей Роя Сингха. Он договорился, что авиакомпания перегонит его из Брисбена, главного города штата Квинсленд, на взлетную полосу около Лонгрича. Расстояние между этими городами более тысячи километров. Поэтому в Лонгриче потребуется дозаправка, и с учетом этого самолет должен будет прибыть не в день вылета в Перт, а накануне.

Время «израильско-индийской встречи», как шутливо-торжественно называл ее Шмуэль, приближалось. Самолет из Брисбена прибывал на следующий день, а еще через день все четверо — Алекс, Андрей, Габриэль и Гидеон — должны были лететь в Перт. Алекс заканчивал оформление технической документации по скважинам и, как обычно в последнюю неделю, работал допоздна в своем номере.

Минут десять назад позвонил Габриэль, убедился, что все в порядке, и пожелал спокойной ночи. Это была стандартная проверка, к которой оба они уже привыкли. Гидеон точно так же опекал Андрея.

…Стук в дверь удивил Алекса. Это противоречило строгим правилам, введенным Габриэлем после похищения. Никто не мог прийти к нему без предварительного телефонного звонка. Алекс подошел к двери и посмотрел в глазок. Это была Юдит.

— Кто это? — спросил Алекс от неожиданности.

— Алекс, почему ты спрашиваешь? Ты же видишь, что это я.

— Ты одна?

— Конечно, одна. Странный вопрос. Или, может быть, ты не один?

Алекс открыл дверь. Юдит бросилась ему на шею.

— Алекс, дорогой мой. Я так рада видеть тебя. Извини, что не предупредила. Все получилось так неожиданно. Ты знаешь, я нашла очень хорошую работу в Эмеральде. Это четыреста километров отсюда. Там есть закрытый элитный клуб, и мне предложили преподавать аэробику. Занятия начинаются через неделю. Это случилось буквально на днях. Я еще даже не успела купить машину, а моя «мазда» совсем развалилась. И вдруг, представляешь, оказия. Один член клуба поехал сюда по своим делам. И подвез меня…

Юдит тараторила без умолку. Алекс не мог вставить слово. Наконец, ему удалось задать вопрос:

— А где ты остановилась?

— Здесь же, в «Козероге». Зашла в номер, оставила вещи и сразу к тебе.

— Но почему не позвонила?

— Ты так спрашиваешь, будто не рад. Неужели не понимаешь? Хотела сделать сюрприз. И потом, как ты это себе представляешь — звонить из одной комнаты в другую, когда можно дойти за одну минуту. Мы же с тобой не коллеги по работе. Мы с тобой воз-люб-лен-ные, — по складам произнесла Юдит и сняла блузку.

Потом она начала расстегивать на нем рубашку. Алекс уловил знакомый волнующий аромат ее тела и почувствовал, что теряет контроль над ситуацией. Где-то в глубине сознания он понимал, что время для такой встречи не совсем подходящее. У него еще много работы. А завтра последний день перед отлетом, и, как всегда, он отложил на него несколько важных дел. Как обычно в подобных случаях, мелькнуло напоминание о мудром правиле, которое написано огромными буквами на зеленых щитах вдоль горнолыжных трасс в Канаде: «Если сомневаешься — делать ли еще один, последний спуск? — не делай его». Однажды он пренебрег этим правилом и сломал ногу. После этого Алекс понял его универсальность и перенес на все другие жизненные ситуации — сказать что-то или промолчать, выпить ли еще одну рюмку или нет и так далее. Если сомневаешься — не делай! Он называл это «правилом последнего спуска». Сейчас оно снова мелькнуло в его сознании, но натолкнулось на неожиданное возражение, что жизнь состоит не только из работы. Работа — это лишь фон, а жизнь иногда дарит такие яркие всплески на нем, как Юдит. И именно они, эти всплески, остаются в памяти, а все остальное сливается в сплошную рутину. Не об этом ли слова царя Соломона в Экклезиасте: «Не будь слишком праведным и не слишком мудрствуй… Хорошо, если ты придерживаешься одного, но и от другого не отнимаешь руки»? Впрочем, сказать, что он спорил с собой, возражал и доказывал, было бы неверно. Просто в мозгу лениво ворочались какие-то вязкие мысли — работа, важные дела, успеть сделать… А из некоего другого участка мозга уже поступила команда его рукам, которые торопливо расстегивали ремень на брюках. Вдруг в каком-то третьем участке, видимо, самом главном, вспыхнуло что-то яркое, и Алекс отчетливо услышал свой собственный голос, произносивший как заклинание: Камасутра, Камасутра… Он понял, что эта яркая вспышка и есть то единственное, чему он должен сейчас беспрекословно повиноваться. Юдит как будто подслушала его разговор с самим собой, и до него внезапно дошел смысл ее нетерпеливого вопроса: «Ну, отвечай же. Ты что, не слышишь — цапля, сирсасана или закрученный узел?» Алекс стряхнул оцепенение: «Все равно, Юдит, все равно. Ну, пожалуй, сирсасана, если не возражаешь». Юдит не возражала. И он погрузился в нирвану. Потом была еще позиция цапли, а потом закрученный узел. На этот раз Юдит превзошла саму себя. Алексу вдруг вспомнилась нашумевшая пьеса Ив Энслер «Монологи вагины», которую он смотрел как-то в Вест-Сайдском театре на Бродвее. «А ведь Ив было бы чему поучиться у Юдит», — подумал он.

— Алекс, мне надоело быть одной. Я хочу, чтобы мы были вместе, — сказала Юдит, когда «мюзикл» закончился. — Я имею в виду, что мы не должны встречаться лишь на короткое время, а затем надолго расставаться. По крайней мере пока ты здесь, а не в своей Канаде, мы можем себе это позволить. Как ты на это смотришь?

— Но ты же сама уехала из Лонгрича. Не понимаю, чем была вызвана такая спешка? Могла бы остаться на несколько дней.

— К сожалению, не могла. Были особые обстоятельства. Но теперь все изменилось, у меня есть постоянная работа. И это недалеко отсюда, всего четыреста километров. А сейчас вся эта неделя у меня вообще свободна, так что мы можем провести ее вместе.

— Ничего не получится, Юдит. Я послезавтра уезжаю. Мы можем вернуться к этому разговору после возвращения.

— Какая досада. Я так мечтала провести целую неделю с тобой. А нельзя ли перенести поездку?

— К сожалению, нельзя.

— А куда ты едешь? Может быть, мы поедем вместе? Если это, конечно, недалеко и займет не больше недели.

— Нет, Юдит. Это нереально. Я еду не один. И это достаточно далеко. Мы летим самолетом.

— Ну что ж, нет так нет. Очень жалко. Самолетом? Это значит, вы должны сначала добраться до Рокхемптона, ведь авиарейсы есть только оттуда. А Эмеральд как раз по дороге в Рокхемптон. Вот и прекрасно, ты довезешь меня до Эмеральда. Не возражаешь?

— Нет, Юдит. Мы не едем в Рокхемптон, а летим из Лонгрича.

— Но отсюда нет рейсов. Как же вы полетите?

— У нас свой небольшой самолет. Мы летим прямо отсюда.

— Так все неудачно. Обещай, что позвонишь, как только вернешься. Ну, а завтра у тебя найдется для меня время?

— Когда вернусь, обязательно позвоню. А завтра я, к сожалению, буду занят до позднего вечера.

— Ну, тогда мне нечего здесь делать. Утром уеду автобусом в Эмеральд. Не везет нам с тобой. То у меня особые обстоятельства, то у тебя…

Глава 26

«Джет коммандер» плавно оторвался от взлетной полосы и взял курс на запад. До Перта было ровно четыре часа полета. Они прилетят туда на день раньше Шмуэля. Договорились, что их встретит Рой Сингх и отвезет прямо на яхту. Алекс подумал, что должен прибыть отдохнувшим, в хорошей форме. Поэтому сейчас неплохо было бы стряхнуть усталость, накопившуюся за последний месяц. Он откинул спинку кресла и попробовал заснуть. Но как только закрыл глаза, перед ним возникла Юдит в позиции цапли. «Ну все, — сказал он себе, — началось наваждение. Если уж мысль зацепилась за что-то, то бесполезно стараться не думать об этом». Спать почему-то расхотелось. Он взглянул в окно — они летели над пустыней Симпсон. Унылый пейзаж, смотреть было не на что.

Внезапно возникло ощущение полной беззаботности, как это часто бывало у него в полете, — впервые за долгое время голова была свободна от мыслей о работе, «Альбион Энерджи» и даже о Юдит. Но это ощущение длилось недолго. В голову ни с того, ни с сего полезли какие-то далекие и не очень далекие встречи, события, случаи из жизни. Неожиданно память заработала, как неуправляемый кинопроектор, который стал раскручивать длинную ленту беспорядочных воспоминаний. Будто чей-то невидимый палец нажал кнопку… Вдруг замелькали кадры той страшной школьной драки во время «дела врачей», когда его беспощадно били всем классом. После этого Алекс твердо решил стать боксером. Боксером не стал, но держать и наносить удары научился хорошо. Это выручало не раз. А крепкий кулак, как говорила мама, ему достался от деда… Потом пошли эпизоды институтской жизни, разведки в разных странах, защита диссертаций — одной, другой. Там были иные удары, но он держал и их. И наносил ответные в виде неожиданных и продуманных аргументов. Оппоненты отступали…

После этого, без всякой связи с предыдущим, вспомнились соседи по коммунальной квартире — сантехник Сергей Дмитриевич, дядя Сережа, одинокий холостяк, занимавший шестиметровую комнатку, и Эсфирь Давыдовна, учительница истории, которой принадлежала самая большая «жилплощадь». С дядей Сережей Алекс любил играть в шахматы. Снимая с доски фигуру Алекса, он обычно приговаривал: «Что, мальчик, попался? Будешь знать, как зевать». В тридцатых годах Сергей жил с родителями в большой отдельной квартире. Отец его был директором крупного завода. В тридцать седьмом, когда ему было одиннадцать лет, родителей арестовали, и больше он их не видел. Через неделю в пять утра пришли за ним. Чекисты вывели Сергея из подъезда, около которого стояла черная «эмка». «Иди в машину», — сказали ему, а сами остановились покурить. Но неожиданно для них и для себя он бросился бежать через пустынную улицу к немецкому посольству, расположенному напротив по очень подходящему адресу — Мертвый переулок. У посольства дежурили два милиционера. «Держи его!» — закричали им чекисты. Один из постовых сделал Сергеюподножку, а другой схватил за руку. В это время мимо проходила старушка — из тех, кому не спится по утрам. «Что, мальчик, попался? Будешь знать, как воровать», — донеслись до него ее назидательные слова, последние слова, которые он услышал на свободе. По непонятной причине они прилепились к Сергею на всю жизнь. Потом были пять лет в детдоме, а за ними четырнадцать лет воркутинских лагерей.

Сергей Дмитриевич и Эсфирь Давыдовна были в постоянной ссоре и между собой не разговаривали. «Книгоноша», как звали учительницу соседи по дому, жила в их квартире почти всю жизнь, за исключением четырех лет эвакуации. Единственное, что она увезла с собой в октябре сорок первого, когда в спешке покинула Москву, было полное собрание сочинений Ленина. С этими красными томами и вернулась обратно. Тогда и получила свое прозвище…

Потом память вдруг выхватила из сумбурной мозаики встречу в Тель-Авиве с Мики Гольдманом, отставным полицейским, который в детстве прошел Освенцим и уцелел только потому, что был в крематорной команде. Вместе с другими подростками он выгребал пепел из печей и собирал его в большие контейнеры, а зимой в гололед они посыпали им дорожки перед домами эсэсовцев. В мае 1962 года, когда был сожжен труп повешенного Эйхмана, этому бывшему узнику лагеря смерти, а теперь офицеру израильской полиции, было поручено выйти на катере ВМФ за пределы территориальных вод Израиля и высыпать пепел в море. На вопрос, о чем он думал при этом, Мики ответил: «Первое, о чем подумал: как мало пепла остается от человека…»

Эта история дала толчок другим воспоминаниям, так или иначе связанным с жизнью и смертью. Когда-то судьба свела Алекса с известным грозненским геологом Николаем Ильинским, детство которого прошло в Центральной России, а работать ему пришлось десятки лет на Кавказе. Мечтал Николай на старости лет вернуться в родные края и поселиться в каком-нибудь маленьком, тихом городке, вдали от промышленных центров. И вот за пять лет до пенсии стал он подыскивать подходящее место. Каждый отпуск супруги Ильинские отправлялись в российскую глубинку и объезжали по пять-шесть городков. Интересовали Николая только кладбища. Он методично обходил все могилы, ряд за рядом, и списывал с памятников в толстую тетрадь годы рождения и смерти. Потом сводил эти данные в таблицы, строил графики и рисовал диаграммы. Был он человеком аналитического склада ума и верил в статистику. Целью его было найти городок с наибольшей средней продолжительностью жизни. Обследовав около сорока мест по своему вкусу, он нашел, что искал, где-то в Пензенской области. Выйдя на пенсию, Николай с женой переехал туда. Он собирался жить долго. А через год утонул в реке Суре…

Потом «кинопроектор» перенес Алекса в Швейцарские Альпы, где познакомился он однажды с американской супружеской парой. Фрэнку было восемьдесят два года, а Кэтрин — семьдесят пять. Горные лыжи занимали главное место в их жизни. Почти круглый год они гонялись за снегом по всему миру, переезжая с континента на континент — Америка, Европа, Австралия. В одном месте сезон заканчивался, в другом начинался. Алекс любовался их отточенной техникой и каким-то особым изяществом, с которым они закладывали виражи на крутых склонах, то идя след в след, то расходясь в разные стороны, обгоняя друг друга, а затем снова сближаясь. Это напоминало грациозную игру дельфинов. Иногда Алекс намеренно отставал, чтобы наблюдать за ними сверху, когда они были похожи на молодую пару, проводившую в горах свой медовый месяц. И вот во время одного из таких спусков, Фрэнк, шедший на большой скорости впереди жены, упал и умер. Наверное, он сначала умер, а потом упал. Все произошло мгновенно. Алекс едва успел затормозить около них. Кэтрин спокойно сказала: «Фрэнк ушел». Алекс начал было говорить слова соболезнования, но она остановила его: «Все в порядке, Алекс. Он мечтал о таком уходе. Он счастлив». Она не сказала «умер», на ее лице не было скорби. Его особенно поразило слово «счастлив». «Действительно, прекрасный уход, — подумал тогда Алекс. — Альпы, яркое зимнее солнце, ослепительно белый снег. Человек мчится вниз, легко перенося тяжесть послушного тела с одной лыжи на другую и не чувствуя своих восьмидесяти двух лет. Каждая его клетка полна жизни… И вдруг некий внутренний маятник, отмеривающий время, отведенное нам в этом мире, качнулся немного сильнее и безболезненно пересек ту таинственную границу, которая отделяет бытие от небытия и из-за которой уже нет возврата. Что может быть лучше! Я бы не отказался от такого ухода. В общем-то смерти не следует бояться. С ней надо лишь успеть пересечься на большой скорости…».

Снежные Альпы напомнили о другом снеге, который так и остался для него большой загадкой, чем-то на грани мистики и черной магии. Как-то гостил он у родственников в Бостоне и очень подружился с их сыном, четырехлетним Мирончиком. Однажды мальчик заявил, что не заснет, если Алекс не расскажет ему на ночь сказку. Сказка была рассказана, но Мирончик все не засыпал. И вдруг он спросил:

— А ты можешь быть волшебником?

— Могу, — ответил Алекс, не подумав о последствиях.

— Ну, тогда сделай так, чтобы завтра пошел снег.

Дело было в апреле, последний снег растаял больше месяца назад. «Обманывать детей нехорошо, — подумал Алекс, — но отступать поздно. К тому же завтра все забудется».

— Обещай, что заснешь, если сделаю.

— Обещаю.

Алекс произнес волшебное заклинание, и уже через пять минут Мирончик сладко спал. Рано утром он ворвался в спальню родителей с громким криком:

— Он волшебник! Он настоящий! Он сделал это!

За окном валил снег…

Не обошел «кинопроектор» и самый яркий эпизод в профессиональной жизни Алекса — «яркий» в прямом и в переносном смысле. Перед его глазами в который раз возник тот памятный пожар на нефтяной скважине. Случилось это на одном из островов в Малаккском проливе. Во время бурения неожиданно началось аварийное фонтанирование. Нефтяной пласт вдруг вышел из-под контроля и «заработал». Нефть под огромным давлением прорвалась в скважину и стала выбрасывать с невероятной силой на поверхность все, что в ней находилось. Алекс впервые видел, как тяжелые стальные трубы вылетали из скважины и, извиваясь в воздухе, как макароны, бились, будто в клетке, внутри буровой вышки. В какой-то момент удар металла о металл высек искру, и ревущая струя нефти превратилась в гигантский факел, плавивший металл и озарявший все вокруг на десятки километров. Это незабываемое зрелище показало Алексу более наглядно, чем все расчетные формулы, вместе взятые, какую сокрушительную энергию таят в себе нефтяные пласты и какая точная ювелирная работа требуется для того, чтобы держать их под контролем. Малейшая оплошность или просчет — и нефть вырывается наружу, сметая все на своем пути… На эти воспоминания хаотически наползали другие — женщины, эмиграция в Израиль, жизнь в Канаде…

«Э, нет, — сказал себе Алекс, — так дело не пойдет. От этого калейдоскопа можно одуреть еще больше, чем от всего, что произошло за последний месяц. Если уж вспоминать, то что-то одно и упорядоченно». А не восстановить ли в памяти всю ту почти немыслимую цепь случайных драматических событий, которая привела его и Андрея к тому, чем они сейчас занимаются? Эта мысль увлекла его. Сон все равно прошел, а четырех часов полета вполне достаточно, чтобы прокрутить все это в голове кадр за кадром. «С чего начнем? — спросил он себя и тут же решил: — Начнем, пожалуй, с Канады». Как он оказался в этой стране? После двух лет жизни и работы в Израиле Алекс получил приглашение от крупной канадской нефтяной компании занять должность советника по зарубежной разведке и переехал в Калгари. Первоначальный двухлетний контракт превратился в шестилетний, и за это время ему пришлось поработать почти на всех континентах. Но занимаясь разведкой в разных странах, он продолжал внимательно следить за поисками нефти в Израиле. Его поражали их бессистемность, хаотичность, непрофессионализм. При встречах с израильскими коллегами он говорил об этом. С ним соглашались, однако ничего не менялось. Тогда он написал письмо министру энергетики, в ведении которого находилась нефтяная разведка. Ответа не последовало. Но когда через год Алекс вернулся в Израиль, перед ним закрылись все двери. В работе ему было отказано. Сосед по дому, занимавший важную должность в администрации университета, взялся по собственной инициативе переговорить о нем с деканом геологического факультета, с которым Алекс не был знаком. Он вернулся после разговора обескураженный: «Алекс, что ты такое натворил? Декана передернуло, как только я назвал твое имя». Было ощущение, что какая-то таинственная инстанция, определяющая кошерность граждан, сделала в его личном деле отметку, подобную волчьему билету: «Не подлежит трудоустройству в государстве Израиль». Это ощущение превратилось в уверенность, когда в его руки, по недосмотру чиновника, попало конфиденциальное письмо министра энергетики министру иммиграции, в котором говорилось: «Профессиональные качества геолога Алекса Франка не соответствуют израильским стандартам. Поэтому трудоустроить его даже по специальной стипендии министерства иммиграции не представляется возможным». Вся эта кафкианская ситуация очень смахивала на то далекое школьное избиение во время «дела врачей», когда у маленького Алекса просто не было шансов. И все же тогда ярость одноклассников была хотя и слепой, но справедливой — били за дело, за отравление видных деятелей государства. Сейчас били соплеменники — мстительно, изощренно, основательно, чтобы уже не смог подняться. Целью было лишить возможности работать, а значит, и жить. Так умеют бить только «свои» — за критику, за «несоответствие профессиональному стандарту», за неприятие корпоративной круговой поруки. Вроде бы тоже за дело… Вспомнились слова из документальной эпопеи Юлия Марголина «Путешествие в страну зэка»: «Лагеря представляют собой дикарское неуважение к человеческому таланту и умению. Человек, десятки лет работавший в любимой профессии, убеждается в лагере, что все усилия его жизни пошли насмарку». Какой бы двусмысленной такая аналогия ни была, но запрет на профессию вызывает одинаковую реакцию и в лагере, и на свободе — для человека имеет значение только то, что «все усилия его жизни пошли насмарку», а не то, где это произошло…

Все еще веря в здравый смысл, он написал несколько писем руководителям страны. Никто из них не ответил. Тогда он обратился к Государственному контролеру. Алекс апеллировал к государственным интересам и позволил себе образно описать ситуацию: «Мое положение еще можно было бы понять, если бы я был экспертом по выращиванию кукурузы, в услугах которого страна не очень нуждается. Но в моей профессиональной области Израиль вот уже в течение сорока лет идет от одной неудачи к другой…» Вскоре пришел ответ, подписанный помощником контролера: «По вопросу выращивания кукурузы вам следует обратиться в министерство сельского хозяйства». Круг кафкианского абсурда, этот израильский национальный бублик, замкнулся. Последняя иллюзия исчезла, что лишь подтвердило старую истину: мечты иногда сбываются, иллюзии — никогда. Побуждения чиновника были, видимо, вполне искренние, но Алекс решил не следовать его совету, а вместо этого предложил свои услуги в качестве консультанта иностранным нефтяным компаниям. То, что было с таким злорадством отвергнуто в Израиле, оказалось с благодарностью востребовано в других странах. Проблемы несоответствия «профессиональных качеств геолога Алекса Франка местным стандартам» не возникло. Впрочем, там, где разведка нефти идет успешно, профессиональные стандарты отличаются от израильских. В его карьере наступил новый этап. Он консультировал разведочные работы во многих странах, в том числе в России. По его проектам и рекомендациям бурились скважины и открывались новые нефтяные месторождения в разных районах мира. Он снова держал удар.

…Однажды на тель-авивском пляже Алекс столкнулся лицом к лицу с Андрюхой Шейнманом, «рыжим», как его звали в школе. Встреча была столь же радостной, сколь и неожиданной. Когда-то, несколько лет подряд, они сидели за одной партой, и в школе их даже называли «однопартийцы». В десятом классе Андрей прославился переводами Шекспира, которые стали весьма популярны среди однокашников-акселератов. Бывало, на школьных вечеринках Алекс объявлял: «А сейчас известный поэт-переводчик Шейнспир озвучит собственное видение Шекспира. Вниманию публики предлагается гигиеническая трагедия „О, Тело!“». Андрей входил с кувшином в руке, с лицом, вымазанным черной ваксой, и читал монолог: «Ты перед сном подмылась, Дездемона? Скорей подмойся. Я не помешаю. Я рядом подожду. Избави бог убить тебя, не подготовив тело». Акселераты громко ржали… После школы пути «однопартийцев» разошлись. Андрей стал физиком, а Алекс — геологом. В первые институтские годы они еще изредка встречались, но затем потеряли друг друга из виду. Алекс колесил по всей стране, а Андрей зарылся в какой-то «ящик» и, по слухам, делал головокружительную научную карьеру. Только однажды за много лет Алекс разыскал его и пригласил на защиту докторской. Потом на банкете, когда гости, как обычно, состязались в непомерном восхвалении «тостуемого», Андрей поднял бокал и сказал: «Вот тут пили за лучшего геолога Татарии, Башкирии, Советского Союза и стран СЭВ. Такими словами можно погубить человека. Я хочу привести новоиспеченного доктора к его истинному масштабу и тем уберечь от гордыни. Предлагаю тост за лучшего геолога с нашей парты, в чем нет ни капли преувеличения и что не так уж мало».

И вот теперь «лучший геолог» и «лучший физик» с одной парты стояли на пляже друг против друга и беспорядочно восклицали: «…Леха… Андрюха… ты здесь… какими судьбами?.. а ты что тут делаешь?.. я и не знал, что ты приехал… и я не знал про тебя… ты давно в Израиле?.. а ты?..» Они стали встречаться, обсуждать свои дела. Андрей рассказал, что сконструировал электронный прибор, который позволяет различать образцы одинакового вещества, находившиеся длительное время в разной физической среде. Стандартный анализ разницу между ними не улавливает. Она проявляется лишь после специальной обработки образцов. Только после этого на экране компьютера, соединенного с прибором, появляются резкие пики, по высоте которых можно с уверенностью отличать одни образцы от других. Андрей не знал, какова природа этого явления, которое было как-то связано с изменениями на уровне кристаллической структуры вещества, но полагал, что метод найдет широкое применение в различных областях. Однако все его попытки заинтересовать открытием израильские университеты, исследовательские центры и фирмы оказались безрезультатными.

У Алекса сразу же возникла мысль попробовать метод на образцах почвы над нефтяным месторождением и за его пределами. Он, конечно, хорошо знал историю так называемых методов прямого обнаружения нефти и не питал иллюзий на этот счет. Но что мешает попробовать? Через несколько дней Алекс вместе с двумя рабочими отправился на единственное в Израиле нефтяное месторождение недалеко от Ашкелона. Он отобрал несколько десятков образцов — над залежью нефти и на участках, где нефти нет. Андрей сделал анализы и передал ему результаты по телефону. По мере того как Алекс наносил цифры на карту, он стал испытывать состояние интеллектуального оргазма. Образцы отчетливо «высветили» нефтяной участок. Это был поворотный пункт, момент истины, фантастический прорыв в той области, в которой до этого были сплошные неудачи… В памяти всплыл знаменитый ответ Эйнштейна на вопрос, как совершаются сенсационные открытия: «Здесь требуется определенный пробел в знаниях, — сказал великий физик. — Допустим, все научные авторитеты знают, что это невозможно. А кто-то один не знает. Он и делает открытие». В этот момент Алекс почувствовал себя тем, кто «не знает, что это невозможно». Но с точки зрения статистики данных по одному месторождению было недостаточно для уверенных выводов. Алекс поехал в Россию и, используя свои прежние связи, отобрал образцы на четырех нефтяных месторождениях в разных районах. После этого с помощью старого институтского товарища ему удалось получить почву с трех месторождений в Америке. Весь этот представительный статистический материал свидетельствовал об одном и том же — метод указывает присутствие нефти с абсолютной точностью.

Теперь у Алекса не оставалось сомнений, что над залежью на глубине всего двух метров от поверхности повсеместно присутствуют следы взаимодействия породы с углеводородами, которые фиксируются специфическим физическим параметром, определяемым Андреем. Величина параметра и служит прямым индикатором наличия или отсутствия нефти. Но такое повсеместное присутствие следов над залежью не укладывалось в существующие традиционные представления. Столь неожиданное и неизвестное ранее явление требовало объяснения. Алекс решил обратиться к другим загадочным феноменам, обнаруженным как в неживой, так и в живой природе. Он знал, что правильно выбранная аналогия нередко оказывается эффективным научным аргументом. Известно много примеров, когда решение проблемы приходило из другой науки. «Заимствуйте из других областей знаний» — призывал Эйнштейн. После долгих поисков внимание Алекса привлекла история открытия системы кровообращения. Загадка этой системы поражала врачей и мыслителей еще со времени Гиппократа. Но только в 1628 году английский врач Вильям Гарвей обнаружил двакруга кровообращения — малый (в легких) и большой (по организму в целом). Однако он не смог объяснить, почему кровь присутствует повсюду, в любом месте, где нет видимых кровеносныхсосудов. Поэтому его открытие, как это обычно бывает, встретили с недоверием и подвергли ожесточенной критике. В нем не хватало какого-то важного звена. И это звено нашел спустя тридцать лет итальянский анатом Марчелло Мальпиги, открывший с помощью микроскопа циркуляцию крови по филигранной паутине капилляров, пронизывающих весь организм человека. Сенсационное открытие Мальпиги вызвало еще большее недоверие, но со временем было признано всеми.

Анализы многочисленных образцов, отобранных на разных месторождениях и за их пределами, убедили Алекса, что нечто подобное существует повсеместно и в толще горных пород. Она вся пронизана системой мельчайших трещин, по которым в зоне месторождения микроколичества углеводородов мигрируют из залежи и достигают поверхности. Конечно, аналогия с кровеносными капиллярами весьма условна, но принцип «пронизанности» здесь тот же. Земная кора находится в постоянном движении. И геологические пласты, как любое твердое физическое тело, реагируют на это образованием не только крупных разломов, но и разветвленной системы трещин. Итак, объяснение загадочного явления было найдено.

Алекс и Андрей понимали, что метод сам по себе еще не дает им возможности вести разведку. Нужны огромные деньги — для участия в тендерах на разведочные участки, бурения скважин и накладных расходов. «Без наличности нет личности», — любил говорить Алекс. Эту проблему можно было решить двумя способами — или привлечь какую-либо крупную нефтяную компанию, или найти очень богатого частного партнера. Они начали с первого варианта. Написали письма более чем ста международным компаниям, предлагая каждой из них прислать им для анализа двадцать — тридцать образцов почвы, отобранных над месторождениями и за их пределами. Они гарантировали, что проведут так называемый слепой тест и точно укажут, какому участку принадлежат те или иные образцы. И в зависимости от этого готовы вести дальнейшие переговоры. Реакция на письма обескуражила. Подавляющее большинство адресатов, в том числе «Игл Корпорэйшн» и «Альбион Энерджи», вообще не ответили. А немногие ответы сводились к тому, что «наша компания уже пыталась использовать различные модификации методов прямого обнаружения, убедилась в их безрезультатности и больше не намерена участвовать в подобных экспериментах». Американская компания «Тоноко», входящая в первую десятку в мировом нефтяном бизнесе, пошла немного дальше, подсчитав, что «отбор такого количества образцов на наших месторождениях в разных странах обойдется в двадцать тысяч долларов», и сделала вывод, что «такие затраты не могут быть оправданы». Ежегодный разведочный бюджет этой компании составляет сотни миллионов долларов! Самым удивительным в письме было то, что подписал его начальник отдела… «новых разведочных технологий». Им предлагались миллиарды, но их воображение не поднималось выше двадцати тысяч. Дело, видимо, в том, что общий мировой запас здравого смысла в области оценки новых открытий и технологий — величина постоянная, а «оценщиков» становится все больше. К тому же, как говорили древние римляне, hominis est errare, insipientis perseverare[14]. Эта мудрость справедлива во все времена и для всех цивилизаций. Что касается «Игл Корпорэйшн» и «Альбион Энерджи», то из-за отсутствия внутренней координации в них не смогли уловить связь между группой «Дабл Эй» и странными письмами, которые были получены когда-то от двух изобретателей из Израиля и, видимо, выброшены в корзину. Письма попали в отдел так называемых новых технологий, а оперативной разведкой занимались совсем другие люди. И постоянного контакта между ними не было. Во всяком случае, первые никогда не сообщали вторым о большинстве предложений, которые к ним поступали.

Отказы и полное отсутствие интереса разочаровали Алекса и Андрея. Но разочарование могло быть еще большим, если бы не сходная судьба многих других открытий, о которых им было известно и которые сегодня прочно вошли в повседневную жизнь и технологию. Одним из характерных примеров, имеющих прямое отношение к нефтяной разведке, служит каротаж или логгинг. В 1927 году изобретатели метода Конрад и Марсель Шлюмберже впервые провели его успешное испытание в скважине на единственном в то время во Франции нефтяном месторождении Пешельбронн. Однако нефтяные компании не проявили ни малейшего интереса к этому историческому событию. Изобретатели оказались на грани разорения. В отчаянии, они предложили нескольким нефтяным гигантам, таким как «Шелл» и «Стандард Ойл», купить ноу-хау и все права за пятьдесят тысяч долларов. Никто не пожелал даже вступить с ними в переговоры. Как заявил президент одной из компаний, в которую они обратились: «Мы прекрасно обходимся без этого сомнительного метода, который понятен только самим авторам». Вспомнив после очередного отказа это высокомерное заявление, Алекс подумал, что сейчас, спустя семьдесят лет, нефтяные компании столь же прекрасно обходятся без их прямого метода. «Прекрасно» означает, что восемьдесят процентов разведочных скважин оказываются сухими. От полного краха братьев Шлюмберже спас контракт, заключенный в 1929 году с советскими нефтяными организациями на исследование скважин в Грозненском и Бакинском районах. Успех этой работы превзошел все ожидания. Сегодня «Шлюмберже» — это гигантская международная корпорация, стоимость которой превышает сто миллиардов долларов. Безее методов разведка и добыча нефти немыслимы.

Но, пожалуй, одна из самых впечатляющих историй связана с копировальной машиной «ксерокс». Драматическую сагу об этом изобретении рассказал Джон Дессауэр, вице-президент «Ксерокс Корпорэйшн», в книге, которая красноречиво называется «Миллиарды, которых никто не хотел». Более захватывающей и поучительной документальной истории им не приходилось читать. Изобретатель ксерокса Честер Карлсон предлагал свое открытие более чем двадцати крупнейшим американским компаниям. Их реакция была такая же, как за тридцать лет до этого в истории с методом Шлюмберже. Предложение Карлсона было безоговорочно и единодушно отвергнуто всеми адресатами, в том числе такими гигантами, как Ай-Би-Эм, «Дженерал Электрик», «Кодак». Все они знали (!), что копировальный процесс, основанный на электрофотографии (первоначальное название ксерографии) невозможен. А люди, отвечавшие в них за «новую технологию», были начисто лишены любопытства и воображения. Глава исследовательского отдела одной из этих компаний ответил Карлсону: «Наша фирма интенсивно экспериментировала в области создания копировальной техники и приобрела в этом значительный опыт. Мы полагаем, что процесс, основанный на электрофотографии, не имеет технологической и коммерческой перспективы, и не намерены вкладывать средства в его разработку». Речь шла о двадцати пяти тысячах долларов… В таком же духе отреагировали и другие компании. «Бог почему-то больше любит президентов компаний, чем изобретателей», — с горечью сказал Карлсон жене после очередного отказа. Через несколько лет фирма, пожалевшая двадцать пять тысяч, готова была заплатить во много раз больше, чтобы «вскочить в поезд», но было уже поздно.

В США нашлась только одна небольшая малоизвестная фирма «Галоид», производитель фотобумаги, со штатом в несколько десятков человек, которая сумела оценить изобретение Карлсона, увидела в нем огромный потенциал и вложила в его дальнейшую разработку все свои скромные ресурсы. Одним из побудительных мотивов ее руководителей была борьба за выживание в условиях жестокой рыночной конкуренции, что делало их особенно восприимчивыми к новым идеям. «Жирные коты» из больших корпораций лишены такого качества. За десять лет, благодаря этому изобретению, фирма «Галоид» превратилась в гигантскую «Ксерокс Корпорэйшн», в которой были заняты более шестидесяти тысяч человек. Джон Дессауэр пишет в своей книге: «Если бы счастливый случай не свел Карлсона с „Галоид“, ксерография никогда не стала бы реальностью, а фирма не превратилась бы в одну из крупнейших и наиболее динамичных американских корпораций… Честер Карлсон доказал, что время изобретателейодиночек не прошло, что они могут успешно конкурировать не только с группами исследователей, но и с крупными фирмами (Алекс выделил эти слова желтым фломастером). Честеру повезло. Но многие другие не смогли преодолеть барьер безразличия и отторжения со стороны высокомерных посредственностей и реализовать свои идеи». Воистину, случай слеп, но щедр. И приходит он к тем, кто его ищет.

Алекс и Андрей продолжали упорно искать свой «случай». Оставался второй вариант — привлечение богатого партнера. В Израиле много мультимиллионеров. Но все, к кому они обращались, либо открыто подозревали их в мошенничестве, либо посылали предложение израильским «экспертам по нефтяной разведке». Через короткое время им сообщали, что заключение «экспертов» отрицательное, и это означало окончание переговоров. Возможно, не все руководители международных нефтяных компаний и израильские «эксперты» были знакомы с историей изобретения парохода, но все они без исключения вели себя подобно французским адмиралам. Они не хотели даже попробовать. И вот когда «однопартийцы» уже стали отчаиваться и терять надежду на успешный исход своего дела, они обратились к Шмуэлю, который сыграл в их судьбе такую же роль, какую английские адмиралы сыграли в судьбе Фултона, а «Галоид» — в судьбе Карлсона…

«Да, есть что вспомнить, — подумал Алекс. — Когда-нибудь я напишу обо всем этом. Воспоминаний хватит на большую книгу. Но будут ли ее читать?» Он раскрыл томик «Письма Плиния Младшего», который захватил в дорогу, и нашел знакомое место: «Всякий раз, думая о том, что наводит на читателя скуку и что доставляет ему удовольствие, я прихожу к выводу: главным достоинством книги является ее краткость». Это Плиний писал Луперку, другу и постоянному рецензенту своих сочинений. А царь Соломон сказал совсем просто: «Много читать — утомительно для плоти». «Ну что ж, учтем мнение древних. Не дадим читателю скучать и не станем утомлять его плоть. В книге будут лишь факты, никаких отвлекающих пассажей и размышлений. И только правда. Ну, и еще то, что могло бы ею быть. Плюс немножко игры. Без нее нельзя». Вспомнился Максимилиан Волошин: «Я верю в жизнь, и в сон, и в правду, и в игру». «А как она будет называться — «Прямое обнаружение», «Прорыв»? Или, может быть, «Серая зона»? Да, «Серая зона» — это, пожалуй, неплохо». В голове сразу же возникло объяснение такого, казалось бы, «бесцветного», но в то же время адекватного и точного названия. Чтобы не забыть, Алекс вынул из дорожной сумки ноутбук и начал печатать. «А имя героя? Придумаю потом, — решил он, — пока условно можно использовать свое». Он напечатал три фразы. Перечитал. Понравилось. По странной ассоциации в памяти всплыл забавный каламбур с очевидным подтекстом: «Серые начинают и выигрывают». Появился мимолетный соблазн обыграть его. Но это была бы явная натяжка — к будущей книге он не имел никакого отношения. Как обычно, поставил под текстом дату и точное время — 8 августа 199… года, 11 часов 40 минут. Потом закрыл ноутбук и положил его обратно в сумку.

…Почти вся жизнь промелькнула перед ним будто в причудливом калейдоскопе. События — как ничем не примечательные, заурядные, так и кажущиеся нереальными, фантастическими — тесно переплелись в его судьбе, превратив ее в плотно сбитую, хотя и не слишком гармоничную мозаику, где каждый фрагмент был на своем месте и где ничего нельзя переставить.

* * *

Удалась ли жизнь? Счастлив ли он? По большому счету, наверное, да. Уже одного метода прямого обнаружения достаточно для утвердительного ответа на этот хрестоматийный вопрос. Алекс усмехнулся. «Осторожно, — подумал он. — Боги не любят счастливых людей. Они знают, что не нужны им. Кто это сказал? Кажется, Геродот…» Все эти сумбурные, волнующие и не всегда приятные мысли и воспоминания утомили его. Алекс почувствовал, что действительно устал и должен вздремнуть. Трое его спутников уже давно похрапывали. Он откинул спинку кресла, закрыл глаза и уснул почти мгновенно.

* * *

Шмуэль прилетел на следующий день. Его встречал Радж. Они обнялись. Шмуэль заглянул через его плечо и оглянулся вокруг.

— А где мои ребята? Еще не прилетели?

Радж молча протянул ему газету «Перт Морнинг Геральд», раскрытую на странице «Происшествия». В небольшой заметке «Авиационная катастрофа» говорилось: «Вчера в двенадцать часов дня в районе городка Форрест, штат Западная Австралия, произошла катастрофа самолета „джет коммандер“. Очевидцы рассказывают, что он взорвался в воздухе. Все пассажиры и экипаж погибли. Среди остатков багажа, разбросанных в радиусе двух километров, обнаружена обгоревшая дорожная сумка одного из пассажиров. Она была заполнена мягкими вещами, в которых находился уцелевший ноутбук. За двадцать минут до взрыва на нем был напечатан следующий текст: «В серой зоне миллиардных прибылей правила игры одинаковы и для белых воротничков из роскошных офисов на верхних этажах небоскребов, и для наркобаронов из колумбийских джунглей. Алекс понимал, что работая методом прямого обнаружения, они рано или поздно вползут в эту зону с ее смертельными схватками в буквальном смысле слова. Большой бизнес никогда не отступает…» Следователи полиции полагают, что этот текст не имеет отношения к катастрофе и не может пролить свет на ее причины. Скорее всего, это отрывок из какого-то литературного произведения».

Глава 27

— На линии Давид Бен-Эзра. Вас соединить? — спросила секретарь.

— Да, конечно, — ответил Шмуэль.

— Шалом, Шмуэль. Если ты не очень занят сегодня, я бы предложил пообедать в старом Яффо «У Бени-рыбака». Как ты на это смотришь?

— Хорошо. Встретимся в двенадцать.

* * *

Они заняли столик в тихом дальнем углу. Сделали заказ. Помолчали.

— Через неделю ровно год, как погибли ребята, зихронам левраха[15], — прервал молчание Давид.

— Были убиты, — поправил Шмуэль.

— Да, были убиты.

— Какие новости у Мориса? — спросил Шмуэль.

Вместо ответа Бен-Эзра вынул из кейса свежий номер «Интернэшнл Геральд Трибюн» и раскрыл его на странице «Происшествия». В короткой заметке «Катастрофа в Северном море» сухо сообщалось: «Вчера в двадцати милях от Абердина, Шотландия, упал в море вертолет компании „Альбион Энерджи“, летевший на новую нефтяную платформу. Все восемь человек, находившихся на борту, включая президента компании Энтони Крэйга и двух вице-президентов Ларри Эванса и Гарри Бриссона, погибли». Шмуэль прочитал заметку, помолчал немного и жестким голосом Шмулика Пистолета произнес слова из книги «Шемот»[16]:

— И сказал Бог Моше: «Если кто злонамеренно умертвит человека, то даже от алтаря Моего бери его на смерть».

— Амен, — сказал Давид, в ушах которого вдруг зазвучал голос командира группы «Шимшон».

— Когда возвращается группа Мориса? — спросил Шмуэль.

— Самолет прибывает через три часа.

Шмуэль снял с пояса мобильный телефон и набрал номер секретаря.

— Офра, заседание Совета директоров переносится на завтра. Сегодня я занят.

Официант принес бутылку вина. Шмуэль поднял бокал.

— Лехаим, алуф[17].

— Лехаим, мефакед[18].

* * *

Был первый день августа 199… года — последний день операции «Альбион».

Часть вторая МАКС

Глава 1

Макс Адлер взглянул на светящийся циферблат. Часы показывали полночь. Он лежал с закрытыми глазами уже больше часа, ворочался с боку на бок, но сон не приходил. В голове против волипрокручивались события прошедшего дня, обрывки случайных разговоров, потом вдруг возникали какие-то странные, непонятные видения, и воображение уносило его в надуманный мир ночных фантазий. Это было то сумеречное время суток, когда человек уже не бодрствует, но еще не спит. От сознания того, что ночные часы бегут неумолимо и что на сон остается все меньше времени, попытки заснуть становились особенно мучительными. Он снова и снова отдавал напрасные приказы кому-то, сидевшему внутри него и отказывавшемуся повиноваться — «спать, спать, перестать думать!». Но этот «кто-то» будто издевался над ним и продолжал свое черное дело. Наконец, изнуренный борьбой с самим собой, он заснул неглубоким тревожным сном… Наступил первый майский вторник 199… года, судьбоносный день в его жизни.

Бессонница началась у Макса внезапно, около двух лет назад. Раньше он не знал, что это такое. Он всегда ложился в половине одиннадцатого, минут двадцать читал перед сном, потом выключал свет, поворачивался на правый бок и через три-четыре минуты засыпал. Сон его был спокойным и крепким, без сновидений или ночных пробуждений, и заканчивался в шесть утра. Будильник ему не требовался. Сколько он себя помнил, это время, минута в минуту, было запрограммировано в нем каким-то непостижимым образом. Макс открывал глаза, переворачивался на спину и лежал минуты две неподвижно. Затем резко откидывал одеяло, вставал и начинал утреннюю рутину, доведенную до автоматизма. Она включала обязательную получасовую гимнастику, холодный душ и легкий завтрак, состоявший из грейпфрута, кофе с молоком и поджаренных в тостере двух ломтиков белого хлеба с твердым сыром. В семь двадцать, гладко выбритый и безупречно одетый, он спускался в гараж под домом, садился в серебристую «ауди» и отправлялся на работу.

Жил Макс на окраине Кирлингерского леса, в маленьком живописном городке Вейдлинг, расположенном среди холмов и виноградников северного предместья Вены. Сначала он выезжал в сторону Дуная по узкой извилистой Демгассе, которая через шестьсот метров переходила в более широкую и прямую Брандмейерштрассе, а затем поворачивал на юг вдоль реки по магистральной Хейлингенштрассе. Он доезжал до Северного моста, пересекал по нему Дунай и попадал в левобережный район Флорисдорф. Этот отрезок пути занимал обычно двадцать минут. Еще десять минут уходило, чтобы доехать по Бруннерштрассе до просторного компаунда нефтяной компании «Эрдойль Гезельшафт», где Макс работал старшим специалистом в отделе зарубежной разведки. Он отвечал за операции компании в Юго-Восточной Азии и Австралии. В его обязанности входила оценка нефтяного потенциала этих регионов, составление разведочных проектов и конт-роль за их выполнением. Такая работа требовала досконального знания не только геологии и технологии разведки, но также нефтяного рынка, инфраструктуры и политической обстановки в странах, где проводились поиски. Макс хорошо разбирался в сложном переплетении столь многообразных факторов, от которых зависел успех нефтяного бизнеса. То, чем он занимался, было, по его убеждению, лучшим из всех возможных сочетаний в профессии разведчика. С одной стороны, он не мыслил свою жизнь вне геологии, которую считал одной из трех самых увлекательных научных областей, наряду с астрономией и биологией. С другой стороны, возможность бывать в разных странах отвечала его страсти к путешествиям. «Достоин одобрения тот, кто соединяет полезное с приятным» — эти слова Горация он сделал своим девизом.

Но главным, конечно, было то, что его проекты и рекомендации приводили к открытию новых месторождений. Обязательные ежегодные оценки результатов работы, хранившиеся в его личном файле в отделе кадров, отражали эти успехи и были составлены в самых лестных выражениях. Поэтому у Макса была безупречная профессиональная репутация. А поскольку все знали, что он не претендует на какие-либо административные должности, то отношения с коллегами были дружеские и корректные. Впрочем, если требовалось, Макс умел быть жестким и непреклонным. И это тоже все знали.

* * *

По существу, работа занимала главное место в жизни Макса Адлера. В то же время его нельзя было назвать трудоголиком, которого ничто другое не интересует. Раз в месяц он обязательно бывал в оперном театре, не пропускал интересные выставки и концерты. А зимний отпуск проводил обычно в Альпах, на горных лыжах. Такая счастливая гармония между работой, отдыхом и теми занятиями, которые доставляли ему удовольствие и даже радость, сложилась как-то сама собой, без особых усилий с его стороны. С годами она определила и общий стиль жизни Макса.

Возвратившись с работы, он переодевался в спортивный костюм и совершал часовую пробежку по аллеям и тропинкам Кирлингерского леса, образующего северную, наименее людную часть обширного Венского лесного массива. Потом принимал душ, ужинал в небольшом ресторанчике недалеко от дома, а оставшееся до сна время либо читал, либо смотрел телевизор, предпочитая научные программы или «Нэшнл джиографик».

Из того, что читателю уже известно о нашем герое, нетрудно догадаться, что жил он один. С женой Макс развелся пять лет назад. Детей у них не было. Не было у него и близких родственников. В Израиле и Канаде жила какая-то дальняя родня, но связь с ними давно оборвалась. После развода стали постепенно ослабевать, а затем и вовсе прекратились приятельские отношения с несколькими супружескими парами, входившими в их общий с женой круг знакомых… Когда-то давно, более двадцати лет назад, была у Макса девушка по имени Джулия. Они идеально подходили друг другу и физически, и духовно, и интеллектуально. Джулия, талантливая балерина, была моложе Макса на десять лет, и им казалось, что это единственное различие между ними. Но они забыли о другом различии — семья Джулии была очень богата, принадлежала к элите общества. Брак дочери с Максом не входил в планы ее родителей, и их заставили расстаться. Джулия вышла замуж за кого-то из своего круга, и Макс вычеркнул ее из своей жизни. Но не из памяти. Этот урок социального неравенства он запомнил навсегда…

Такой образ жизни, возникший исключительно в силу сложившихся обстоятельств, вовсе не говорит о нелюдимости Макса или склонности к одиночеству. Он любил и ценил содержательное человеческое общение, но считал, что подлинные друзья появляются лишь в молодые годы, а в зрелом возрасте поздно наверстывать упущенное. Так уж получилось, что судьба не свела его тогда со сверстниками, близкими по духу и интересам. Молодость Макса совпала со сложным историческим временем, да и проходила она в условиях, не способствовавших возникновению прочных дружеских связей. Однако он не видел здесь особой проблемы и не испытывал от этого какого-либо дискомфорта, ибо принадлежал к тому типу людей, которых называют самодостаточными. Интересная работа, увлекательная книга, хороший концерт, горные лыжи, путешествия — все это целиком заполняло его жизнь. Он не считал, что слушать музыку, кататься на лыжах или путешествовать нужно обязательно в обществе знакомых. Наоборот, наибольшее удовольствие он получал, делая это один.

После развода Макс не тяготился одиночеством, а, напротив, обнаружил в нем неоспоримые удобства и преимущества. Впрочем, он был далек от того, чтобы лишать себя насущных физиологических потребностей. Дважды в неделю, в среду и пятницу, он брал с собой в машину свежую тщательно выглаженную рубашку и смену нижнего белья. В эти дни он не ночевал дома, а наносил визит фрау Эльзе, моложавой пышнотелой вдове, знавшей толк в любви. Макс дорожил их добрыми стабильными отношениями, а она считала его внимательным и заботливым другом, каким он и был на самом деле. Их обоих устраивала эта прочная привязанность без каких-либо взаимных обязательств. В дни этих визитов приходила женщина, которая убирала его дом, покупала продукты и относила белье в прачечную.

Однако мы немного отвлеклись и забыли, что в начале рассказа речь шла вовсе не о среде и пятнице, а о неком конкретном вторнике в мае 199… года, который, казалось, ничем не отличался от всех прочих рабочих дней недели. Как обычно, Макс проснулся в шесть утра, несмотря на то что заснул поздно. Он полежал пару минут на спине, затем откинул одеяло, сел на кровати, свесил ноги и нащупал шлепанцы. Он уже готовился было встать и приступить к утренней рутине, как вдруг ощутил какую-то непривычную и еще не вполне осознанную пустоту. Что-то было в это утро не таким, как всегда. Макс окончательно стряхнул с себя остатки сна и только тогда вспомнил, чем именно было вызвано такое ощущение. С этого дня его жизнь резко и бесповоротно изменилась. Ему больше не надо было, как это происходило на протяжении последних двух десятилетий, выезжать в семь двадцать на Демгассе, в семь сорок пересекать Дунай по Северному мосту и без десяти восемь парковать свою «ауди» около офиса компании. С сегодняшнего дня он был уволен. В возрасте пятидесяти пяти лет он стал безработным. А поскольку «Эрдойль Гезельшафт» была единственной нефтяной компанией в Австрии, то поиски новой работы теперь могли быть связаны только с иностранными фирмами. Для этого нужно было рассылать письма и документы, ездить на интервью. Но Макс чувствовал себя настолько опустошенным, что был не в состоянии заниматься такими делами. Кроме того, он понимал, что в его возрасте найти работу будет нелегко. Последние годы он работал с огромным физическим напряжением, зачастую по шестнадцать часов в сутки. Поэтому его единственным желанием было отдохнуть, обрести прежнюю форму и на какое-то время отключиться от всяких служебных забот.

Увольнение не было для Макса полной неожиданностью. Он знал о неизбежности этого события и готовился к нему на протяжении почти трех лет, вскоре после того, как в компании появился Дейв Пауэлл, новый вице-президент по зарубежной разведке. Как человек разумный и уравновешенный, он был уверен, что встретит этот день с философским спокойствием и достоинством, без ненужных эмоций и надрыва. Однако он даже представить себе не мог, каким трудным и опустошающим будет первое утро его новой жизни. Не первый месяц, не первая неделя и даже не первый день, а почему-то именно утро, которое вообще не играло никакой роли в его планах и размышлениях. В сущности, что такое утро? Всего лишь момент пробуждения, краткий отрезок времени между сном и долгим активным днем, какие-то шестьдесят минут, когда человек вообще ни о чем значительном не думает, а действует машинально по давно заведенному распорядку — идет в туалет, умывается, чистит зубы, бреется, делает гимнастику, принимает душ, завтракает. Мысли, а с ними и проблемы приходят потом, когда он погружается в суету дня, сталкивается с необходимостью что-то обдумывать, принимать какие-то решения, действовать. И вот это первое утро его жизни безработного наступило… Макс сидел на кровати, свесив ноги, поставив их на шлепанцы, и никак не мог решить, что же делать дальше. Такой странный вопрос перед ним никогда еще не возникал. Он был совершенно не готов к нему. Что-то вдруг рухнуло и ушло безвозвратно. И это была даже не сама работа, к которой его мысли будут еще не раз возвращаться, а всего лишь ежедневная утренняя рутина, которую он прежде вообще не замечал…

Макс не знал, сколько времени просидел на кровати в состоянии какого-то постыдного оцепенения — десять, двадцать, тридцать минут? Наконец, он заставил себя встать и проделать все те утренние процедуры, которые раньше выполнялись им с автоматизмом робота и поэтому не задерживались в памяти. Он никогда до этого не задумывался даже об их последовательности. Но сейчас он вдруг засомневался, что следует делать в первую очередь — чистить зубы или бриться? После некоторого раздумья он все-таки сначала почистил зубы. Затем не спеша проделал всю утреннюю рутину, завершившуюся завтраком, вымыл посуду и оделся. Это заняло у него немыслимо долгое время — более двух часов. Закончив дела, он спустился в гараж, сел в машину и выехал на Демгассе. Он доехал до Хейлингенштрассе и остановился на обочине. Постояв минут пять, двинулся дальше, но на ближайшем перекрестке развернулся и поехал обратно. Справедливости ради надо сказать, что, уже садясь в машину, Макс поймал себя на мысли, что делает что-то не то, затевает какой-то самообман, какую-то детскую игру с самим собой. Но противиться такому необъяснимому желанию не стал. Ему было любопытно увидеть как бы со стороны, чем все это закончится.

Итак, он вернулся, поставил машину в гараж и поднялся в дом. Снял костюм, развязал галстук и облачился в серый стеганый халат. Наивная попытка вырваться из цепкого капкана жизни безработного закончилась нелепым конфузом. Больше он такие глупости делать не будет. То, что произошло в это утро, было отражением внезапного замешательства и утраты чувства реальности, которые совершенно выбили Макса из привычной жизненной колеи.

Около часа потребовалось ему, чтобы привести мысли в порядок и начать обдумывать что-то, отдаленно напоминающее план или программу действий на ближайшие месяцы. Без особых сомнений и колебаний он решил, что прежде всего отправится в долгое путешествие. Во-первых, Макс нуждался в смене обстановки, а во-вторых, он давно мечтал о такой поездке. Путешествия были одним из его главных увлечений. Он побывал во многих странах, но заветным желанием оставалось добраться до экзотических рифовых атоллов Тихого океана с такими таинственными и завораживающими названиями, как Кваджалейн, Раротонга, Капингамаранги. И вот теперь самое время сделать это. Еще в школьные годы Макс придумал для себя увлекательную игру. Брал контурную карту мира и стряхивал чернила с перьевой ручки на акватории океанов. На бумаге появлялись кляксы самых разных размеров и очертаний. Он обводил их и воображал, что это неведомые острова. Затем придумывал им названия, наносил в глубине заливов и бухт портовые города и рыбацкие деревушки, связывал их дорогами. Иногда из островов возникали целые архипелаги. Тогда он возводил их в ранг государств, соединял порты между собой и с окружающими континентами пунктирными линиями, воображая их судоходными трассами, и начинал путешествовать. Так появился у него на всю жизнь интерес к географии, а потом и к геологии.

…Вдруг, будто в виде компенсации за постыдное оцепенение, охватившее его утром, Максу захотелось делать все быстро, энергично, не откладывая на завтра. Он подошел к книжному шкафу и начал снимать с полок книги и туристические проспекты, касавшиеся Тихого океана. Часть этой литературы была сложена двумя высокими стопками наверху шкафа, и пришлось принести лестницу, чтобы достать ее. Разобрав книги, он увидел около стены черный цилиндрический футляр. Макс снял его, вытер пыль, извлек находившийся внутри рулон ватмана и присвистнул от неожиданности. На ватмане было вычерчено генеалогическое древо двух семей, Адлеров и Ландау, которое когда-то давно составили его родители, а затем сам Макс дополнил недостававшими данными. Эта изображенная графически семейная хроника пролежала на шкафу так долго, что Макс совершенно забыл о ней. Была какая-то таинственная предопределенность в том, что он обнаружил ее в столь непростой для себя день, будто многочисленные предки решили именно сейчас напомнить ему о себе и сообщить некий важный семейный секрет.

Макс развернул рулон на столе, придавил углы книгами и стал с интересом рассматривать свою родословную. Теперь он воспринимал ее не так, как тогда, около тридцати лет назад, когда увидел впервые. От того первого знакомства с генеалогическим древом остались лишь смутные воспоминания о множестве имен, которые смешались у него в голове и которые он даже не пытался расположить по степени родства и соотнести с самим собой. Многочисленные Альфреды, Юлиусы, Теодоры, Розы, Клары, Эммы… Те из них, кто составлял одну ветвь древа, не знали о существовании другой ветви, ибо принадлежали к двум разным семейным кланам, соединившимся в некое виртуальное целое лишь благодаря браку Леопольда Адлера и Берты Ландау. И сейчас единственным оставшимся в мире реальным воплощением этого брака, а следовательно, и всего древа, был он, Макс Адлер, сын Лео и Берты. Как выглядели все эти люди, чем увлекались, какими талантами обладали, от чего страдали и чем гордились? Макс этого никогда не узнает. А ведь частицы их индивидуальности, перемешавшись причудливым образом и совершив немыслимый генетический твист, перешли к нему и сделали его таким, каков он есть.

* * *

Макс с любопытством разглядывал сложные родственные связи, обозначенные замысловатым пересечением линий, стрелок и прямоугольников. Слова и цифры внутри них были единственным зримым напоминанием о давно ушедших предках, сведенной до предельного минимума информацией: имя, фамилия, год рождения — тире — год смерти. Вспомнились удивительно точные строки забытого поэта:

Неважно, кто какого чина, Рожденья год — тире — кончина. Приходит так конец Игре — Жизнь умещается в тире…[19]

Макс вдруг перестал обращать внимание на имена, которые мало что говорили ему, а сосредоточился на датах, разделенных короткими черточками. Они поразили его. Неожиданно он обнаружил, что все его многочисленные прадедушки, прабабушки, дедушки, бабушки, дяди и тети с обеих сторон, которые умерли естественной смертью, оставили этот мир в весьма преклонном возрасте — за девяносто, а кое-кто перешагнул и столетний рубеж. Исключением были те, кто сгорел в огне Холокоста. Их возраст был самый разный — от пяти лет и до глубокой старости. Датами их смерти Макс дополнил когда-то генеалогическое древо. Среди них были его дед, родители, старшие брат и сестра…

Максу вспомнились отрывочные эпизоды детства, будто выплывшие из тумана далекого прошлого. Вот какой-то семейный праздник, все собрались в большой гостиной. Ему четыре года, он стоит между коленями прадеда Бруно Ландау, которому уже сто лет. Прадед гладит его по головке и говорит какие-то ласковые слова. Вдруг он забывает нужное слово и просит внучку Берту напомнить его. «Забывчив ты стал, дедушка», — улыбается Берта. «Да, внучка, забывчив стал, — отвечает старик. — Потому и живу». Все смеются. Макс не понимает, что смешного сказал прадед. Иногда он забывал застегнуть ширинку, но над этим, наоборот, смеялся только маленький Макс, и никто больше.

Затем в памяти возникает сарай на опушке леса. Они с отцом входят внутрь. Там их ждет какой-то незнакомый человек. Отец опускается на корточки и прижимается лицом к лицу Макса. Щеки мальчика становятся мокрыми, и он недовольно вытирает их рукавом. Потом отец быстро выходит, а незнакомый человек берет Макса за руку и выводит через заднюю дверь. Там стоит конная коляска. Они долго едут куда-то. С этого дня Макс живет в другой семье. Потом он узнает, что человек в сарае был компаньоном отца. После войны он оплатил его учебу в университете. От него же Макс получил рулон ватмана, лежавший сейчас перед ним, и шкатулку, в которой хранились несколько фотографий, прощальное письмо отца и старинные карманные часыбрегет, принадлежавшие деду Оскару Адлеру.

Макс снова взглянул на даты, указанные в родословной, и подумал, что жить придется долго. Не этот ли секрет решили сообщить ему сегодня многочисленные Адлеры и Ландау, сведенные по прихоти судьбы на одном листе ватмана? Нельзя сказать, что известие о принадлежности к роду долгожителей удивило его. Скорее озаботило. Теперь надо было думать, как распорядиться этим неожиданным подарком. Подарком ли? Раньше он никогда об этом не задумывался, хотя и понимал, что генетика ему досталась неплохая. В свои пятьдесят пять он ни разу не обращался к врачам, если не считать удаления аппендицита лет тридцать назад и лечения ноги, поврежденной на горных лыжах. В зубоврачебном кресле сидел только однажды, когда потребовалось запломбировать два зуба. Макс не знал, что такое боли в сердце или печени, какие страдания доставляют мигрень или запоры. Ему были неведомы муки радикулита или затрудненного мочеиспускания. Такие слова, как диабет, геморрой, импотенция, депрессия, имели для него абстрактное значение. При росте сто восемьдесят он весил ровно восемьдесят килограммов.

Макса нельзя было назвать красивым мужчиной в том смысле, как это понимают женщины. Поэтому они редко обращали на него внимание при первой встрече. Не было у него и того внешнего налета интеллигентности, который отличает человека, родившегося в семье с давними культурными традициями. Высокий лоб не очень гармонировал с несколько грубоватым скуластым лицом, на котором выделялись маленькие, глубоко посаженные глаза и крупный нос. Редкие черные волосы были слегка тронуты сединой. Однако такая внешность не давала истинного представления о нем, что становилось очевидным после непродолжительного общения. Собеседники быстро меняли первое обманчивое впечатление, а женщины начинали видеть другую красоту — не внешнюю, а гораздо более привлекательную внутреннюю.

…Да, жить придется долго, снова подумал Макс. Лет сорок, а то и больше. Чем же заняться, чем заполнить эти годы впереди? Можно, конечно, отправиться в долгое путешествие, даже на целый год. Его финансовое положение было достаточно прочным, что позволяло не думать о расходах. Ну а потом? Нельзя же все время путешествовать. Как это часто бывает, Макс отличался разносторонними интересами, но у него не было какого-либо хобби, которому можно посвятить свободное время. В молодости он пытался рисовать, но из этого ничего не вышло из-за отсутствия способностей. То же произошло и с желанием писать — оказалось, что сочинять не так-то просто. Не умел он и вырезать по дереву, разводить аквариумных рыбок, копаться в саду, хотя при доме, купленном двадцать лет назад, был приличный участок земли. За цветами и травой ухаживал садовник из фирмы ландшафтного дизайна. К любой так называемой общественной деятельности Макс испытывал хроническую аллергию еще с молодости. Одним словом, всепоглощающего хобби у него не было.

…Макс продолжал рассеянно скользить взглядом по листу ватмана, словно надеясь извлечь еще какую-нибудь информацию о предках. Впрочем, двигали им скорее инерция и вялое любопытство, нежели осознанный интерес или сентиментальность. Рядом с некоторыми именами были приведены данные о месте рождения и профессии. А если речь шла о лицах, породнившихся с семьей, то указывалось их происхождение. Например, около имени жены Теодора Ландау, дяди Макса по материнской линии, было написано: «Клара, дочь адвоката Соломона Вайса из Галиции». Это уточнение «из Галиции» показалось Максу забавным и привлекло внимание. Если учесть, что поженились Теодор и Клара намного позже распада Австро-Венгрии, когда Галиция уже отошла к Польше, то был в этом уточнении некий наивный снобизм, присущий коренным жителям Вены.

Около имени деда Оскара Адлера тоже стояла какая-то надпись из четырех слов, но язык был не немецкий. Буквы вообще были не латинские. Макс снял с полки энциклопедию и открыл таблицу нелатинских алфавитов. Оказалось, что слова написаны каллиграфическими печатными знаками на иврите. Это озадачило его. Он вспомнил, что отец очень трогательно писал о дедушке Оскаре. Макс достал из шкафа шкатулку с реликвиями, вынул из нее письмо и стал внимательно перечитывать. Первая страница была очень эмоциональная и касалась родителей, брата и сестры. Хотя со времени их трагической гибели прошло почти полвека, он снова почувствовал комок в горле. Дальше отец переходил к дедушке, и эта часть письма была похожа на какую-то информацию, смысл которой не вполне понятен. Отец писал, что дедушка очень состоятельный человек, но, к сожалению, в силу обстоятельств лишен возможности распоряжаться своим имуществом. Поэтому единственное, что он может оставить Максу на память, — это золотой старинный брегет. Отец настойчиво просил хранить эту драгоценную вещь, никогда не передавать в чужие руки и не ремонтировать, так как современные мастера могут испортить уникальный механизм. Стрелки брегета были неподвижны, а головка заводного механизма не вращалась. Но как часы они и не представляли никакой ценности. Поэтому у Макса даже не возникала мысль о ремонте. Он просто хранил их в шкатулке как память о дедушке, погибшем в Холокосте. Письмо заканчивалось загадочными словами с каким-то явным подтекстом: «Это наш семейный талисман, который принесет тебе удачу и счастье. Твоя жизнь должна сложиться хорошо. Дедушка Оскар любит говорить, что лучшая месть — это хорошо жить». Когда Макс впервые много лет назад прочитал письмо, то подумал, что эти фразы отражали душевное состояние отца, надежду, что младший сын переживет Катастрофу и станет таким же преуспевающим человеком, как дед. В конце письма был постскриптум, который казался никак не связанным с его содержанием: «Тебе будет полезно хотя бы немного изучить иврит». Впрочем, это выглядело просто как доброе пожелание.

Макс извлек «талисман» из шкатулки. Часы были увесистые, диаметром более шести и толщиной не менее полутора сантиметров. На циферблате стояло имя французского мастера Брегета. Золотую заднюю крышку украшала витиеватая резьба, на которой читался год изготовления — 1818. Макс начал машинально вглядываться в завитушки резьбы и вдруг увидел искусно вписанные в них и незаметные при беглом осмотре ивритские буквы. Он подошел к ватману и сравнил их с надписью около имени деда. Оказалось, что буквы на часах составляли три последних слова из надписи на генеалогическом древе. Первого слова на них не было. «Любопытно, — подумал он, — надо будет узнать, что они означают». Заинтригованный, он тщательно перерисовал в записную книжку слова с ватмана, сверяясь с таблицей в энциклопедии. Знаки имели четкие прямоугольные очертания, и копировать их было несложно.

Глава 2

Компания «Эрдойль Гезельшафт» была создана в конце двадцатых годов для поисков нефти в районе между Веной и чешской границей. С самого начала она принадлежала нескольким учредителям, ни один из которых, впрочем, не имел контрольного пакета акций. Помимо них было много мелких пайщиков, владевших долями процента каждый. Управлял компанией Совет директоров, который избирался на общем собрании держателей акций и назначал президента и вицепрезидентов. В него входили, кроме влиятельных представителей финансовых и промышленных кругов, также наиболее крупные акционеры. Самый большой пакет долгое время не превышал десяти процентов. Компания выплачивала хорошие дивиденды, и поэтому никто не хотел продавать свою долю. Но в середине тридцатых годов владельцу десятипроцентного пакета удалось приобрести дополнительные акции, предложив за них выгодную цену, и увеличить свою долю до двадцати пяти процентов. После этого он стал так называемым контролирующим акционером компании и получил постоянный пост вице-председателя Совета директоров. Однако, будучи занят другими бизнесами, он никогда не присутствовал на заседаниях, поручив защиту своих интересов небольшой венской адвокатской фирме «Ленхард и компаньоны», глава которой представлял его в Совете и которая, в свою очередь, была младшим партнером швейцарской фирмы «Манфред и Рорвиг».

В марте 1938 года, на следующий день после аншлюса, контролирующий акционер «Эрдойль» продал швейцарской фирме весь свой пакет. Впрочем, эта финансовая операция прошла почти незамеченной в компании и никак не отразилась на ее деятельности. Отто Ленхард по-прежнему продолжал занимать пост вице-председателя Совета директоров, но теперь он представлял адвокатскую фирму «Манфред и Рорвиг». После войны имя бывшего контролирующего акционера никто уже не помнил, даже ветераны компании.

В шестидесятых годах «Эрдойль» вышла на международную нефтяную арену, и ее оперативная активность резко возросла. Она приобрела концессии в нескольких странах третьего мира и успешно вела там разведочные работы. В ее структуре были созданы региональные отделы, курирующие поиски нефти в Африке, Южной Америке, Юго-Восточной Азии и в ряде других районов. Это привело к возникновению партнерских связей с международными корпорациями и национальными нефтяными компаниями.

Три года назад в «Эрдойль» произошло знаменательное событие. Впервые за всю ее историю на одну из руководящих должностей был приглашен иностранец. Им был англичанин Дейв Пауэлл, ставший вице-президентом по зарубежной разведке. Поговаривали, что это назначение имело прямое отношение к более чем тесным связям президента «Эрдойль» Гельмута Келлера с одной из крупнейших британских нефтяных корпораций. Во всяком случае, то, что Пауэлл — человек Келлера, было очевидным для всех. В компании отнеслись к его появлению без энтузиазма. Хотя Советдиректоров и утвердил назначение по рекомендации президента, Пауэлл все же оставался темной лошадкой. Поэтому он нуждался в быстром и впечатляющем успехе, чтобы продемонстрировать свое соответствие должности и упрочить профессиональную репутацию. В этом же был заинтересован и пригласивший его Келлер.

В прошлом Пауэлл несколько лет работал в Австралии. И он решил, что именно этот регион больше всего подходит для такой цели. Он вызвал начальника отдела Юго-Восточной Азии и Австралии Зигфрида Кляйна и затребовал все имеющиеся оперативные геологические и геофизические материалы по региону. Ответственным за эти материалы был Макс Адлер. Так произошло его первое близкое знакомство с новым вице-президентом. Пауэлл приступил к их детальному изучению, изредка обращаясь к Максу за дополнительными сведениями. Через два месяца было объявлено, что компания приобрела в Новой Гвинее морскую разведочную концессию в западной части залива Папуа около дельты реки Флай[20] и вскоре приступит к своему самому крупному зарубежному проекту. Стало известно, что Дейв Пауэлл сам проанализировал материалы по акватории залива и обнаружил гигантское геологическое поднятие, названное им Биг Флай[21], — классический объект для нефтяной разведки. Обычно такие проекты разрабатывал Макс Адлер, а если они поступали от партнеров, то в обязательном порядке передавались ему для экспертного заключения. На этот раз он был отстранен от работы. Пауэлл не собирался делить успех с кем бы то ни было. Далеко не все в компании желали ему удачи. И с этого момента его стали за глаза называть папуасом.

Стоимость проекта была огромной. Но папуасу удалось убедить Келлера в его высокой перспективности и экономической рентабельности, а затем оба они без особого труда добились согласия Совета директоров на получение банковского кредита. События развивались стремительно. «Эрдойль» заключила контракт с фирмой морского бурения «Ошеан Дриллинг» в Лос-Анджелесе, и плавучая буровая установка «Сэми»[22] вышла в море, взяв курс на Новую Гвинею.

В разгар всей этой лихорадочной активности Зигфрид Кляйн зашел в комнату Адлера.

— Послушай, Макс, что ты думаешь об этой затее?

Адлер молча пожал плечами.

— Это же твой район, — продолжал настаивать Кляйн. — Должен же ты иметь собственное мнение. Ты что, согласен с папуасом? Там действительно есть эта муха?

— Не знаю, — ответил Макс, — я не видел его интерпретацию. Многое зависит, как ты знаешь, от того, какие сейсмические скорости[23] он использовал. Я передал ему все, что у меня было, и понятияне имею, как он обработал и экстраполировал данные по ближайшим скважинам на суше, в которых проводился сейсмокаротаж[24].

— У тебя есть копии этих материалов?

— Конечно. Копии карт и другой графики у меня имеются, а остальные данные есть в компьютере.

— Вот что, Макс. Сколько времени тебе потребуется, чтобы проверить все это?

— Ты имеешь в виду расшифровку структуры под водами залива?

— Да, именно это я имею в виду.

— Ну, если работать плотно, то две недели, не меньше.

— Хорошо. Продолжим разговор через две недели. И еще вот что — о том, что ты этим занимаешься, никто знать не должен.

Ровно через две недели Макс позвонил Кляйну: «Приходи. Посмотришь, что получилось». Когда тот вошел, на большом рабочем столе уже лежали карты, профильные разрезы и таблицы сейсмических скоростей. Кляйн, не говоря ни слова, стал внимательно рассматривать их. Он был опытный геолог, настоящий профессионал и сразу все понял.

— Черт возьми, не зря у меня было предчувствие. Значит, всетаки ничего нет. Нет мухи — ни большой, ни малой. Веселенькая история. Что будем делать, Макс?

— Не знаю, Зигфрид. Они так раскрутили маховик, что даже приближаться опасно. Закончится все это плохо.

— Да, закончится плохо. «Сэми» уже подходит к островам Гилберта. Скважина будет стоить сорок миллионов долларов, а весь проект — около ста. Пахнет грандиозным скандалом. Может, все-таки попытаться остановить эту затею?

— Видишь ли, если бы здесь была только профессиональная ошибка, то попытаться было бы можно. Но за всем этим стоят личные амбиции, и не только Пауэлла, но и Келлера. Это важнее интересов компании. Сотрут в порошок.

— Да, пожалуй, ты прав. Лучше не связываться. Ну что ж, спрячь все это подальше. И будь что будет. Нас это не касается.

Через несколько дней, на рождественском вечере, который компания традиционно устраивала в итальянском ресторане, Кляйн, как обычно, выпил лишнего, и когда речь зашла о бурении в заливе Папуа, небрежно заметил: «Ни хрена там нет».

— Как нет? — не без удовольствия воскликнул начальник юридического отдела Карл Финк, один из наиболее явных недоброжелателей Пауэлла. — Там же, по словам этого британца, огромное поднятие.

— Нет никакого поднятия. Большая муха улетела, остался огромный мыльный пузырь. Вон Макс может подтвердить, — Кляйн кивнул в сторону стоявшего поодаль Адлера.

— А мы сейчас спросим, — Финк направился к Максу.

В этот момент Кляйн внезапно протрезвел и ухватил его за руку: «Оставь. Я просто пошутил». Но слово вылетело… В компании процветало доносительство. Не прошло и двух дней, как об этом стало известно Пауэллу.

После Нового года Кляйн зашел к Максу. Он был взволнован.

— Послушай, Макс. Папуас каким-то образом узнал о твоей карте. Я только что был у него. Он хочет видеть ее. Мне пришлось сказать, что она у тебя. Извини, дружище, но просто не было выхода.

— Что значит «каким-то образом узнал»? Ведь кроме нас двоих, о ней никто не знает. Я никому не говорил. Ты, что ли, ляпнул?

— Ну что ты! Ты же знаешь, это не в моих интересах. Да и какое это сейчас имеет значение? Главное, что он что-то знает. Я просто зашел предупредить.

— Слушай, Зигфрид, но ведь это было твое задание.

— Разумеется. Я не отрицаю. Но какой смысл говорить об этом Пауэллу? Ты уж как-нибудь постарайся выкрутиться. Одному это сделать проще, чем двоим. Скажи, что поиграл скоростями ради любопытства. Войди в мое положение — у меня же трое детей. Ну, удачи, — бросил Кляйн уже в дверях.

Минут через десять позвонила секретарь Пауэлла и попросила зайти к боссу. «Захватите карту и другие материалы по заливу Папуа», — сказала она.

— Заходите, Макс. Как дела? — приветствовал его Пауэлл. — Принесли что-то интересное? Ну что ж, давайте посмотрим. Макс разложил материалы на столе. По мере того, как папуас разглядывал их, его маленькое птичье лицо становилось пунцовым. Наконец он побагровел весь, от подбородка до лысины.

— Сейсмокаротаж какой скважины вы использовали? — резко спросил он.

— Скважины «Аворро» компании «Тексако».

— На каком основании? Вы что, не видите, что скважина «Дару», пробуренная «Бритиш Петролеум», расположена совсем рядом с нашей концессией, а «Аворро» — на расстоянии тридцати километров от нее?

— Географически это так. Но «Аворро» находится в той же геологической зоне, что и концессия, а «Дару» — в другой зоне, с другим составом пород и другими скоростями. Мне бы не хотелось это говорить, Дейв, но использование скважины «Дару» привело к появлению на вашей карте ложного, несуществующего поднятия.

— Вызывающее и самонадеянное заявление. Что дает вам право утверждать это?

Макс подошел к профильным сейсмическим разрезам и показал на них границы геологических зон. Они были настолько очевидны, что у Пауэлла не нашлось возражений.

— Когда вы построили карту? — спросил он.

— Недели две назад.

— С какой целью?

— Мне было просто интересно. Я ведь курирую этот район, — спокойно ответил Макс.

— Что значит «курирую»? Сейчас я его курирую. И я не просил вас заниматься этим. Вы что, хотели проверить меня? Ваша карта — безграмотная чушь.

Макс бросил на Пауэлла насмешливый взгляд.

— Не паникуйте, Дэйв. Верните «Сэми» обратно, — сказал он твердо. — Ваша «Большая муха» — это большой блеф.

— Какая наглость! Кто, кроме Кляйна, видел карту?

— Никто.

— Идите. Материалы оставьте здесь.

* * *

После разговора с Пауэллом положение Макса в компании резко изменилось. Через несколько дней его перевели из большой светлой комнаты, которую он занимал уже много лет, в маленькую полутемную каморку в конце коридора. Коллеги перестали заходить к нему, а встречаясь в вестибюле или в столовой, ограничивались коротким приветствием, а то и просто едва заметным кивком. Зигфрид Кляйн в присутствии других старался не показывать прежние дружеские отношения, а наедине подбадривал ничего не значащими словами: «Держись, Макс, все образуется. Наберись терпения и не падай духом. Вот провалятся они в заливе Папуа и увидят, что ты был прав. Тогда все изменится». Оба они понимали, что тогда-то все и начнется…

Но хуже всего было то, что Макс вдруг перестал получать задания. После проекта, который был начат еще до разговора с Пауэллом и закончен через месяц после него, Кляйн больше не передавал ему материалы для анализа или экспертной оценки. Его не приглашали на технические совещания, его мнением никто не интересовался даже тогда, когда речь шла о регионах, по которым он был признанным специалистом. В откровенной форме ему давали понять, что он должен уйти из компании. В то же время просто уволить его в приказном порядке было невозможно, учитывая безупречную прошлую работу, которая была документально подтверждена ежегодными оценками, хранившимися в его файле. Наконец Макс не выдержал и пришел к Кляйну.

— Зигфрид, в чем дело? Что происходит? Ты что, думаешь, я уйду добровольно? Не надейся. Только за последние пять лет у меня в активе три новых месторождения, которые приносят компании миллионы. И не забывай — это ты впутал меня в эту историю. Так что в случае чего окажемся на улице вместе.

Кляйн побледнел.

— Макс, дружище, поверь, я здесь ни при чем. Ничего не могу сделать. Всем этим дирижирует папуас. Попробую поговорить с ним, но ничего не обещаю.

На следующий день Кляйн зашел в каморку Макса.

— Ну вот, твое безделье закончилось. Есть срочная работа — оценить перспективы нефтеносности восточной части острова Калимантан и составить детальный план разведки. Срок — два месяца. И учти — ни дня больше. Через три месяца тендер на разведочную концессию.

— Ты шутишь, Зигфрид? Я знаю этот район. Для него и шести месяцев мало. И что значит — ни дня больше?

— Срок определил папуас. Он подчеркнул, что опоздание даже на один день будет считаться невыполнением проекта. Ты, конечно, можешь отказаться. Но срок следующего проекта будет еще менее реальным. А два отказа — повод для увольнения за профессиональное несоответствие. У тебя просто нет выбора. Так что берись за работу, и будем уповать на бога.

— Уповать на бога, которого нет… Ну что ж, давай проектное задание.

Макс начал в тот же день и работал по двенадцать, а иногда и по шестнадцать часов в сутки. Это был изнурительный марафон наперегонки с календарем. Через два месяца, день в день, детальный геологический анализ и план разведки были готовы. Презентация проходила при необычно многолюдной аудитории. Вся компания знала, что предстоит публичная расправа. Поэтому одни пришли из любопытства, другие — из-за профессионального интереса, а третьи, составлявшие специально отобранную группу, — с целью разыграть заранее подготовленный сценарий и провалить проект. Но справиться с заданием им не удалось. Ни один из них не владел материалом так, как Макс. Поэтому он с легкостью отвечал на каверзные вопросы и парировал критические выступления. В результате его план разведки был принят полностью, без малейших изменений и замечаний. Вскоре после этого Макс узнал, что никакого тендера в этом районе не было, и «Эрдойль» не планировала проведение здесь разведочных работ. Жесткий срок, отведенный для проекта, имел только одну цель — сделать его невыполнимым.

В эти дни впервые в жизни у Макса начались проблемы со сном. Режим работы был намеренно выматывающим. Но, будучи человеком сильным и волевым, он твердо решил, что это не должно повлиять на его физическое и душевное состояние. Однако решить оказалось легче, чем сделать. Он ложился спать в половине одиннадцатого, как обычно. Но сон не приходил, несмотря на неимоверную усталость. Вместо этого калейдоскопом проносились события прошедшего дня и в голову лезли, вопреки логике и здравому смыслу, какие-то дикие фантазии, всегда на одну и ту же тему — как он отомстит папуасу! Порой месть принимала изощренные формы… Вот он едет ночью по пустынной дороге и видит в кювете перевернутый автомобиль, а в нем раненый Пауэлл. Макс подходит к нему. Их взгляды встречаются. Он улыбается, снова садится в машину и уезжает… Или другая фантастическая картина. Макс становится президентом компании, и теперь судьба Пауэлла в его руках. Он дает ему проектное задание с нереальным сроком. Тот не справляется, и Макс с позором увольняет его… Иногда объектом мести становится Зигфрид Кляйн… Наконец, промучившись час, а то и два, он с трудом засыпает. Утром вспоминает ночные фантазии с содроганием и отвращением. На память приходят слова из письма отца: «Лучшая месть — это хорошо жить». Однажды под утро ему приснился настоящий папуас в набедренной повязке, с кольцом в носу, с которым он познакомился когда-то в Новой Гвинее. Он выходил на берег из залива Папуа и кричал: «Ты украл мою нефть! Я расскажу об этом Совету директоров!» Папуас приблизился, и Макс узнал в нем Пауэлла. Он протянул ему свою карту, но Пауэлл завопил: «безграмотная чушь!» и помочился на нее. Макс бросился на него с кулаками… и в этот момент проснулся. Часы показывали без четверти шесть. Пора было вставать. Начиналось новое утро и новый тяжелый рабочий день…

После презентации проекта по Калимантану снова потянулись месяцы вынужденного безделья, а потом вдруг Макс получил еще одно проектное задание с таким же нереальным сроком. И опять блестящая презентация без единого дня опоздания. Такое напряжение не проходило бесследно — он осунулся, глаза ввалились, нервы начали пошаливать.

Тем временем провал в заливе Папуа становился все более очевидным. Поскольку в финансовом отношении это был нерядовой проект, причины неудачи рассматривались на заседании Совета директоров. Пауэлл и Келлер вынуждены были объяснять, как мог произойти такой скандальный просчет. И папуас нашел выход — причиной ошибочной интерпретации геологических материалов, по его словам, были заведомо неправильные значения сейсмических скоростей, полученные им от Макса Адлера. Он также намекнул, что сделано это было умышленно, в отместку за то, что Адлер не был привлечен к проекту. Возмущению членов Совета не было предела. Специально созданная комиссия начала проверку работы Макса за несколько последних лет. И здесь обнаружилось, что из личного файла в отделе кадров исчезли оценки его предыдущих проектов. Никто не мог объяснить, как это произошло…

Упорные и грубые попытки профессиональной дискредитации, в которых участвовало немало коллег, продолжались уже около трех лет. Но ни одного мало-мальски обоснованного повода для увольнения найти не удавалось. И вдруг необходимость такого повода отпала сама собой. Чтобы как-то компенсировать финансовые потери в заливе Папуа, компания была вынуждена сократить бюджет и уволить пять процентов сотрудников. Макс, конечно, оказался первым в этом черном списке. Вторым был Зигфрид Кляйн, вина которого состояла в том, что он видел злополучную карту и не сообщил о ней. Когда проводится вынужденное сокращение персонала, никаких индивидуальных причин и объяснений для увольнения не требуется.

* * *

Незадолго до этого в США вышла книга, которая произвела сенсацию в обществе, и особенно в мире большого бизнеса. О ней говорили в СМИ, деловых клубах, компаниях, при частных встречах в кругу белых воротничков. Книга быстро стала бестселлером, а ее автор — национальным героем. Звали его Ли Якокка, а книга была его автобиографией. Макс прочитал ее на одном дыхании. В жизни и карьере этого человека были две вершины, два «Эвереста», как он их называл. Первая вершина — пост президента компании «Форд». Он начал работу в ней молодым инженером и через двадцать четыре года стал вторым человеком после самого Генри Форда, внука основателя автомобильной империи. За восемь лет на посту президента Якокка сделал компанию стабильной и процветающей. Однако в последние три года он стал подвергаться постоянным унижениям и издевательствам со стороны Форда. «В 1975 году он приступил к своему преднамеренному плану уничтожить меня, — говорит Якокка. — В параноидальном мозгу Генри возникло подозрение, что после его смерти я отстраню его сына Эдсела от руководства компанией и завладею ею. Он действовал целенаправленно из месяца в месяц. Моя жизнь превратилась в ад. Я стал пить больше, появилась дрожь в руках. Я чувствовал, что расползаюсь по швам. Я стал записывать все, что происходило. Жена поддержала меня. Может быть, однажды ты захочешь написать книгу об этом, сказала она. И никто не поверит, что в респектабельной компании было возможно то, через что нам пришлось пройти».

В течение трех лет Форд делал все, чтобы заставить Якокку уйти добровольно. «Почему я не уходил? — на этот вопрос Якокка отвечает следующим образом. — Были две причины. Во-первых, Форд не является единоличным владельцем компании. Основная часть акций принадлежит частным лицам. И я наивно полагал, что они не допустят увольнения человека, чьи впечатляющие достижения обеспечивают им высокие дивиденды. А во-вторых, я был столь же наивно убежден, что Совет директоров, в котором было много моих личных друзей, не разрешит Форду уволить меня. Я не сомневался, что хотя бы один из них встанет и скажет, что это позор. Якокка приносит компании два миллиарда ежегодно. Если он уйдет, я тоже уйду».

Надежды Ли Якокки не оправдались. Никто не выступил в его защиту. Совет директоров не посмел бросить вызов Генри Форду. В возрасте пятидесяти четырех лет, в день своего рождения, Якокка был уволен без объяснения причин. «Сброшен с Эвереста», как он пишет. Вторым «Эверестом» стал предложенный ему вскоре пост президента компании «Крайслер», которую он спас от банкротства и поставил на ноги. После этого успеха он стал фигурой национального масштаба, и его кандидатура даже выдвигалась в Белый дом.

Историю увольнения, свое душевное состояние и пережитый стресс Якокка описывает подробно и эмоционально, с чисто итальянским темпераментом. Особое место в его драматическом рассказе занимает первое утро жизни безработного, когда им вдруг овладело смятение, и он почувствовал себя потерянным, опустошенным, не знающим, что делать и чем заняться. Макса поразило сходство всего этого с тем, что происходило с ним самим. Как бы объясняя это сходство, Якокка замечает: «Когда ты уволен без причины после многих лет безупречной работы, не имеет значения, кто ты — президент компании или клерк. Психологически это одинаковая катастрофа для любого».

Наиболее болезненным было намеренное унижение, которому подверг его Форд. По условиям контракта, в случае увольнения президенту для поиска новой работы предоставляется полностью оборудованный временный служебный офис. Этим «офисом» оказалась маленькая обшарпанная комната на складе запчастей в нескольких милях от того здания, в котором еще вчера Якокка занимал роскошный кабинет с ванной и специальным помещением для отдыха. На складе он пробыл менее часа и больше там не появлялся. Но унижения не забыл. Прочитав об этом, Макс вспомнил свою полутемную каморку в конце коридора… Другим поразительным сходством было то, что друзья и коллеги, продолжавшие работать в компании, сразу же прекратили общение с Якоккой. Никто из них даже не пришел на похороны его жены и не прислал соболезнование. «Это был самый большой шок в моей жизни», — пишет Якокка.

Так же как и бывший президент компании «Форд», Макс наивно полагал, что геолог, работа которого привела к открытию не одного нефтяного месторождения, не может быть уволен без причины. Документы об этих открытиях имелись в его личном файле. Решение нашли простое — они были изъяты. Наконец еще одно сходство заключалось в том, что Якокка не скрывает появившуюся у него навязчивую идею отомстить Генри Форду. «Во время бессонных ночей я непрерывно фантазировал, как ударю его в самое больное место. А такие места я знал… За унижение мерзким «офисом» на складе запчастей я был готов убить его физически». Эти строки напомнили Максу его собственные ночные фантазии. «Поразительно, — подумал он, — значит, везде и со всеми это происходит одинаково. Технология расправы в респектабельных организациях одна и та же — будь то Европа или Америка, нефтяная компания или автомобильная, идет ли речь о президенте или инженере. Но Якокке повезло — он взошел на свою вторую вершину и снова стал „хорошо жить“. Это была лучшая месть Форду. А у меня впереди только горнолыжные вершины, что, в сущности, не так уж плохо…»

Глава 3

Самуэль Маркус, раввин Старой венской синагоги, что недалеко от Юденплац, рассматривал слова в записной книжке Макса.

— Первое слово не очень понятно. Возможно, это чье-то имя. Бергет или Боргет. Без огласовки прочитать трудно[25]. Вы знаете этого человека?

— Может быть, Брегет? — предположил Макс.

— Вполне вероятно. А три других слова читаются так: «фтах эт ха’михсе», что означает «открой крышку».

— Я вам очень благодарен, рабби.

Выйдя из синагоги, Макс мысленно повторил эти слова: «Брегет. Открой крышку». Он вспомнил, что на генеалогическом древе написана вся фраза, а на часах первое слово отсутствует. «Это логично, — подумал он. — Ведь часы и есть брегет. И специально указывать это незачем. А на древе необходимо объяснить, о какой крышке идет речь. Так вот что означал постскриптум об изучении иврита в письме отца…» Уже сидя в машине, он вдруг поймал себя на том, что непроизвольно напевает эти загадочные слова, как некий рефрен. И еще он заметил, что едет домой с особым нетерпением…

Крышка брегета была наглухо прикреплена к корпусу каким-то секретным внутренним зажимом. Максу пришлось повозиться, чтобы открыть ее. Часы оказались полые, без механизма. Чтобы его отсутствие не делало их подозрительно легкими, внутрь была вложена свинцовая пластинка. По существу, брегет был лишь футляром. Макс извлек из него плоский ключ сложной конфигурации с выбитой на нем цифрой «23» и записку на маленьком листке тонкой плотной бумаги, аккуратно сложенном в несколько раз. Текст записки гласил: «Это ключ от принадлежащего Оскару Адлеру сейф-бокса, который находится в офисе „Свисс Бэнк Корпорэйшн“ по адресу: Швейцария, Женева, Рю де ла Сите. Номер сейфа 23. Номер счета в этом же банке Р4–644,481.2. В случае смерти Оскара Адлера право доступа к сейфу и счету получают его дети Леопольд, Эмма и Клара, а также их прямые потомки (дети, внуки и т. д.). Сейф абонирован и оплачен владельцем на 100 лет, начиная с 1938 года. Он открывается одновременно двумя ключами, один из которых приложен к данному письму, а второй находится в банке».

* * *

Роланд Шиллинг, генеральный директор женевского филиала «Свисс Бэнк Корпорэйшн», внимательно читал документы Макса Адлера и передавал их один за другим юрисконсульту Эдварду Верга, на столе которого лежала папка «Оскар Адлер. Счет Р4–644,481.2, сейф-бокс 23». Документы включали свидетельство о рождении с данными об отце и матери, а также официальное уведомление специального правительственного бюро о гибели в лагере смерти Маутхаузен Оскара Адлера, его троих детей и пятерых внуков. В уведомлении было указано, что оно выдано в соответствии с запросом Макса Адлера, единственного ныне живущего члена семьи.

— Господин Адлер, — торжественно произнес генеральный директор, когда бумаги были просмотрены, — мы внимательно изучили представленные вами документы и пришли к выводу, что они соответствуют швейцарским законам и уставу нашей корпорации. Мы также пришли к выводу, что вы являетесь законным наследником покойного Оскара Адлера и имеете право доступа к его банковскому счету и сейф-боксу. Однако окончательное подтверждение этого права вы сможете получить только через неделю, после экспертизы документов в нашем главном офисе в Цюрихе. Мы сожалеем, что вынуждены отложить на это время завершение формальностей, и надеемся, что вы отнесетесь к этому с пониманием.

Через неделю Макс снова появился в кабинете генерального директора. Шиллинг встретил его широкой приветливой улыбкой, вышел из-за стола и пожал руку.

— Подтверждение из Цюриха получено, господин Адлер. Поздравляю. Сердечно поздравляю от имени нашей корпорации и от себя лично. Мы надеемся, что вы продолжите семейную традицию и останетесь нашим постоянным клиентом. Могу ли я спросить, господин Адлер, с чего вы хотели бы начать знакомство с вашими активами — с банковского счета или сейф-бокса?

— С банковского счета.

— Прекрасно. Я провожу вас в операционный отдел.

…На банковском счету оказалось 96 миллионов швейцарских франков. Макс подписал необходимые документы, заказал чековую книжку и кредитную карточку. С этого момента он стал владельцем счета и мог распоряжаться им по своему усмотрению.

После ланча в служебном ресторане банка, на который его пригласил Шиллинг, они спустились в бронированное хранилище, где находились сейф-боксы. Здесь Шиллинг представил Максу супервайзера хранилища и попрощался. Макс и супервайзер подошли к сейфу 23. Супервайзер вставил ключ в верхнюю замочную скважину и ушел. Макс вставил свой ключ в нижнюю скважину и повернул оба. Замок открылся легко и бесшумно, будто был смазан только вчера. Макс вынул из стенной ниши длинный металлический ящик, перенес его в закрытую кабинку и поставил на стол. Сейф был почти пуст, и лишь тонкий запечатанный конверт лежал на дне. Макс сел в удобное кресло, вскрыл конверт и вынул из него три сложенных пополам документа. Он развернул тот, что находился сверху. Это был договор, заключенный между Оскаром Адлером и адвокатской фирмой «Манфред и Рорвиг» в марте 1938 года. В нем говорилось, что господин Адлер передает фирме принадлежащие ему двадцать пять процентов акций компании «Эрдойль Гезельшафт» на следующих условиях.

Акции остаются собственностью господина Адлера и его наследников.

Фирма принимает акции на бессрочное хранение без права продажи всего пакета или любой его части.

В силу известных обстоятельств фирма согласна считаться формально юридическим владельцем акций, но де-факто — лишь номинальным.

Акции должны быть возвращены господину Адлеру или его наследникам по первому требованию независимо от срока, каким бы длительным он ни был.

В качестве вознаграждения за оказанные услуги фирма получает полностью дивиденды, которые будут выплачены компанией «Эрдойль Гезельшафт» за весь период хранения. Помимо этого, при возвращении акций их юридическому владельцу фирма оставляет себе пять процентов в качестве дополнительного вознаграждения.

…Макс с трудом верил своим глазам. Ему вдруг стало казаться, что это не реальный документ, а лишь одна из его безумных ночных фантазий на тему мести папуасу. Ну конечно же, знакомое видение — он становится президентом компании, и судьба Пауэлла в его руках… Макс тряхнул головой, ущипнул себя и огляделся. Нет, он не спит, а сидит перед сейф-боксом в кабинке хранилища. Для верности он выглянул из нее и посмотрел на десятки других сейф-боксов в стенных ячейках. На сон не было похоже… Он перечитал договор снова, на этот раз — вслух, шепотом. Как бы не доверяя только глазам, он хотел удостовериться в его реальности еще и ушами. Но и глаза, и уши, и пальцы, которыми он недоверчиво ощупывал бумагу, говорили одно и то же: «Отныне ты, Макс Адлер, персона нон грата в компании «Эрдойль Гезельшафт», становишься ее контролирующим акционером и вице-председателем Совета директоров. Твои безумные ночные фантазии превратились в реальность».

«Не слишком ли круто для нормального человека, а не финансового супермена? — подумал Макс с несвойственным ему суеверием. — Такие сценарии можно увидеть в кино, а не в жизни». Неожиданно, без всякой связи с происходящим, вспомнилась рыжеволосая красавица Джулия. Он понял, что никогда не забывал о ней. Просто сейчас память о тех давних событиях получила по некой загадочной и таинственной ассоциации новый импульс. Где она сейчас? Доходили слухи, что она живет не то в Канаде, не то в Америке. Не удивительно ли, что он вспомнил о ней в хранилище швейцарского банка? Почему он не оказался здесь тогда, двадцать пять лет назад? Все могло бы быть иначе…

Вдруг его мысли сделали еще один зигзаг и пошли в ином направлении. Как это все стало возможно? Макс имел в виду ту почти мистическую случайность, в результате которой он сейчас держит в руках этот фантастический документ. Ведь ватман с генеалогическим древом мог пролежать на шкафу еще тридцать лет, и столько же могли оставаться незамеченными ивритские буквы на крышке брегета… Если бы не увольнение и вызванное им внезапное импульсивное желание отправиться в долгое путешествие, он никогда бы не полез за туристическими проспектами и не обнаружил рулон в черном футляре… А уволил его Пауэлл. Значит, благодаря ему он сидит сейчас здесь. Как в английской поговорке: «У каждого облака есть серебряная подкладка». Макс не верил ни в Бога, ни в знаки зодиака, ни в приметы. Он верил только в судьбу, в ее предначертанность. И подумал, что это было предопределено, а следовательно, неизбежно. Что — «это»? Вся цепь событий — и появление в компании Пауэлла, и его амбициозная затея с разведкой в заливе Папуа, и задание Кляйна проверить «Большую муху», и последовавшая за этим месть папуаса… Это не хаотическое нагромождение случайностей, не мистика. Это судьба. А судьба так же реальна, как воздух, пища и как сам человек, состоящий из плоти и крови. Если из цепи событий убрать хотя бы одно звено, то конструкция рухнет, судьба не состоится. Но в том-то и заключается главная тайна, что убрать звено невозможно. Это только кажется, что Пауэлл, Кляйн и он сам действовали по своей воле. Все было предопределено, и они не могли не делать то, что делали…

Эти размышления привели мысли и чувства Макса в состояние равновесия и гармонии. Он раскрыл следующий документ. Это была справка о банковских реквизитах и юридическом статусе фирмы «Манфред и Рорвиг». Там же был указан ее адрес — Женева, Рю де Мон-Блан. Последний, третий, документ касался банковского счета, владельцем которого он стал в это утро.

Макс нажал кнопку звонка, вызвал супервайзера и спросил, где можно сделать копии. Тот проводил его в соседнюю комнату. Макс скопировал документы и положил оригиналы в сейф-бокс. Затем вставил его обратно в нишу, закрыл двумя ключами, вернул верхний ключ супервайзеру и вышел в вестибюль. Там он вынул из кейса карту города и нашел Рю де Мон-Блан. Улица оказалась совсем близко от банка. Макс подумал, что за пятьдесят лет адрес фирмы мог измениться. Поэтому он решил посмотреть на дом просто из любопытства.

Он перешел по мосту на правый берег Роны в том месте, где река вытекает из Женевского озера, и сразу же попал на нужную улицу. Найдя дом, он был приятно удивлен — над простой, но элегантной входной дверью, прямо на облицовочной плите было выгравировано «Манфред и Рорвиг». «Да, для тихой консервативной Швейцарии пятьдесят лет — это вообще не исторический срок, — подумал Макс. — По Европе прокатилась мировая война, а здесь все было и остается незыблемым. Дед Оскар не мог выбрать лучшей страны для своей последней финансовой операции». Постояв несколько минут перед домом, он решил, что свой первый визит сюда должен нанести по всем правилам. А для этого нужно сначала позвонить по телефону и назначить время встречи. Он сделает это завтра.

* * *

Возвратившись в гостиницу, Макс раскрыл телефонный справочник и нашел фирму «Манфред и Рорвиг». Он опять был приятно удивлен: рядом с телефонами ее владельцев стояли имена — доктор Гуго Манфред и доктор Виктор Рорвиг. «Конечно, это не те люди, которые подписали договор с дедом, — подумал он. — Видимо, их сыновья, а скорее всего, внуки». Хотя это и не имело для него никакого значения, но снова повеяло незыблемой швейцарской традицией, непоколебимой стабильностью.

Утром Макс позвонил Гуго Манфреду. Он услышал приятный вышколенный голос секретаря. Макс назвал свое имя и сказал, что хотел бы поговорить с доктором Манфредом. Его соединили.

— Здравствуйте, господин Адлер. Чем могу быть вам полезен?

— Я бы хотел встретиться с вами, доктор Манфред, по поводу акций «Эрдойль Гезельшафт», принадлежащих семье Адлер.

— Простите, господин Адлер. Я как-то сразу не связал ваше имя с семьей Адлер. Искренне рад разговаривать с вами. Где вы сейчас находитесь?

— В Женеве, недалеко от вас.

— Прекрасно. Мой компаньон Виктор Рорвиг и я будем счастливы видеть вас в любое время, которое вы сочтете удобным. Если вы хотите приехать сейчас, то дайте нам два часа для подготовки документов.

У Макса возникло ощущение, будто собеседник только и ждал его звонка все эти годы. Никаких лишних вопросов, ни тени удивления, ни намека на неожиданность или сюрприз. Искренняя готовность оказать услуги клиенту. Все это говорило о высшем уровне профессионализма. Они договорились встретиться завтра утром.

Документы оказались в идеальном порядке и были быстро переоформлены на имя Макса. Итак, отныне Макс Адлер стал законным правопреемником деда Оскара и вступил во владение самым большим пакетом акций «Эрдойль Гезельшафт». Он договорился, что один из владельцев фирмы сделает официальное заявление об этом в Вене и представит его в новом статусе Совету директоров и руководству компании.

Глава 4

Раввин Самуэль Маркус встретил Макса как старого знакомого.

— Рад видеть вас, господин Адлер. Надеюсь, моя скромная помощь была полезна.

— О да. Весьма полезна. Если позволите, я и в дальнейшем буду пользоваться вашими услугами и советами в делах, в которых не очень сведущ. А сейчас я бы хотел обсудить с вами ряд других вопросов. Во-первых, я хочу построить на новом еврейском кладбище в районе Симмеринг мемориал в память членов семей Адлер и Ландау, погибших в Маутхаузене. И буду признателен, если вы поможете с выбором места и порекомендуете хороших специалистов. Во-вторых, я хочу установить в вашей синагоге мемориальную доску с именами погибших. И в-третьих, я намерен сделать пожертвование синагоге.

— Очень похвальные планы, господин Адлер. Что касается мемориала, то кладбище находится в ведении похоронного братства «Хевра кадиша». Я свяжу вас с ними и уверен, что они отнесутся к вашему желанию с полным пониманием. В отношении мемориальной доски можете положиться на меня. И, разумеется, я вам искренне благодарен за намерение сделать пожертвование.

* * *

Совместное заседание Совета директоров и руководства «Эрдойль Гезельшафт» было назначено на десять часов утра в понедельник. По случайному совпадению, ровно два месяца назад Макс последний раз переступил порог компании. Утром того памятного дня ему пришлось перенести в машину личные вещи и сдать пропуск. «Всего два месяца, — подумал Макс, — а кажется, что мир перевернулся». Он неожиданно быстро привык к своему новому положению, а главное — пропала бессонница, восстановился ежедневный распорядок, и снова обязательной рутиной стали холодный душ, утренняя гимнастика, вечерняя часовая пробежка по лесным аллеям. Возобновились и визиты к фрау Эльзе. Он вошел в свою прежнюю физическую форму, что отразилось и на его внешности. Но все же иногда перед сном, когда мысли вдруг переставали подчиняться логике и чувству реальности, в сознание нет-нет да закрадывалось сомнение: «А правда ли все это? Не сон ли?» В такие минуты Макс включал ночную лампу, брал с тумбочки договор деда с «Манфред и Рорвиг», пробегал его глазами, успокаивался и быстро засыпал…

Когда Франц Ленхард, сын Отто Ленхарда и глава венской адвокатской фирмы «Ленхард и компаньоны», сообщил банкиру Клаусу Руппе, председателю Совета директоров, что их швейцарский партнер намерен сделать важное сообщение на внеочередном заседании Совета, ему, естественно, был задан вопрос: «О чем пойдет речь?» Ленхард, следуя инструкции Манфреда, ответил, что это касается кое-каких технических изменений в юридическом статусе пакета акций, принадлежащих швейцарской фирме. Подробности он не знал.

…До заседания оставалось несколько дней. Макс позвонил своему автодилеру и попросил подготовить «мерседес» последней модели, которым он решил заменить «ауди». В четверг новый серебристый лимузин был доставлен к его дому. В тот же день он встретился с Гуго Манфредом, и они обсудили детали предстоящего заявления на Совете директоров. Было решено, что сначала Манфред сделает краткое информационное сообщение, во время которого Макс будет находиться в соседней комнате. И лишь после того как Манфред назовет его имя, Элизабет Боне, секретарь фирмы, пригласит Макса в зал. Он войдет и займет место, заранее приготовленное для него за большим овальным столом справа от председателя. Благодаря такому сценарию внимание публики не будет преждевременно отвлечено присутствием Макса и позволит ей без помех выслушать сообщение Манфреда.

Гуго Манфред позвонил в офис президента компании и попросил приготовить на понедельник два пропуска для сопровождающих его господина Адлера и госпожи Боне. Фамилия Адлер достаточно распространенная и поэтому секретарь Гельмута Келлера не связала ее с Максом.

* * *

В понедельник без двадцати десять два лимузина одновременно подъехали к офису «Эрдойль Гезельшафт» и остановились на специальном паркинге для руководства компании. Макс, Гуго и Элизабет поднялись на десятый этаж в так называемом президентском лифте и вошли в зал заседаний Совета. Никто из сотрудников им не встретился. Гуго и Элизабет остались в зале, а Макс прошел в небольшую смежную комнату, служившую для отдыха и частных бесед.

Ровно в десять появились члены Совета и приглашенные. Каждый занял свое постоянное место. Манфред, сидевший как вице-председатель рядом с Клаусом Руппе, попросил оставить свободное кресло по другую руку от него. В кратком вступлении Руппе сказал, что просьба о внеочередном расширенном заседании Совета поступила от фирмы «Манфред и Рорвиг», которой принадлежит двадцать пять процентов акций компании, и предоставил слово ее совладельцу.

— Господа, — обратился к собравшимся Манфред, — как вы знаете, наша фирма приобрела пакет акций «Эрдойль Гезельшафт» в 1938 году, что дало нам право занять пост вице-председателя Совета директоров. Все эти годы интересы фирмы в Совете представлял наш младший партнер «Ленхард и компаньоны». В действительности приобретение акций не было обычной финансовой операцией. Согласно договору между предыдущим владельцем пакета и «Манфред и Рорвиг», акции были переданы нам на хранение с условием вернуть их по первому требованию либо самого владельца, либо его наследников. Такой характер договора был обусловлен известными событиями в марте 1938 года. Я должен особо подчеркнуть, что юридическая сторона соглашения не противоречит ни швейцарским, ни австрийским, ни международным законам.

Манфред сделал паузу и вынул несколько листов из лежавшей перед ним кожаной папки. Напряжение в зале нарастало. Все понимали, что главное еще впереди, и с нетерпением ожидали его.

— Владелец акций и почти вся его семья погибли в Маутхаузене, — продолжал Манфред. — Но его внук, к счастью, жив и недавно связался с нашей фирмой. Он представил все необходимые документы, не оставляющие сомнений, что является законным наследником и правопреемником своего деда. Вот договор о возвращении ему акций, о которых идет речь, за вычетом пяти процентов, предусмотренных в виде гонорара «Манфред и Рорвиг», — Манфред взял со стола документ и показал его присутствующим. — Я уполномочен сообщить уважаемому собранию, что отныне, согласно уставу компании «Эрдойль Гезельшафт», пост вице-председателя Совета директоров переходит к юридическому лицу, которому принадлежит пятая часть ее активов, что обеспечивает ему статус контролирующего акционера. А теперь позвольте мне назвать имя. Многим из вас оно хорошо известно.

Манфред выдержал паузу и обратился к Элизабет Боне, сидевшей в кресле около двери в смежную комнату.

— Элизабет, пригласите, пожалуйста, господина Макса Адлера.

В первый момент в зале повисла тишина. Но через короткое мгновение она сменилась глухим нарастающим шумом. Послышались возгласы удивления и недоумения. Кое-кто, не веря своим ушам, переспрашивал имя у соседей. Когда Макс вошел, шум моментально прекратился. Он держался уверенно и с достоинством и прямо от двери решительно направился к свободному креслу справа от Клауса Руппе. Прежде чем сесть, Макс медленно обвел взглядом присутствующих, улыбнулся и отчетливо произнес: «Здравствуйте, господа. Рад видеть вас снова». Затем сел и после небольшой паузы продолжил:

— Я полагаю, доктор Манфред сообщил вам необходимую информацию. Хочу лишь добавить, что я намерен самым активным образом участвовать в делах компании. Главным направлением моей работы будет зарубежная разведка. В последнее время у нас не все благополучно в этой области. Поэтому я решил взять ее под свой контроль и разобраться в причинах неудач. Я убежден, что в венском офисе и в наших зарубежных филиалах работают прекрасные специалисты. И если мы сможем более эффективно использовать их знания и опыт, то добьемся успеха. А теперь я готов ответить на вопросы.

В зале снова воцарилась тишина. Все были поражены, с одной стороны, краткостью и резкостью выступления, а с другой — его деловым характером. Макс увидел краем глаза, как Дейв Пауэлл незаметно положил под язык таблетку. Наконец люди стали приходить в себя. Первым решился сломать лед начальник юридического отдела Карл Финк, который был в приятельских отношениях с Максом до его конфликта с папуасом.

— Господин Адлер, не знаю, как вас теперь называть… — он смущенно улыбнулся.

— Так же как и раньше, — ответил Макс.

— О’кей. Макс, прежде всего я искренне поздравляю тебя и не сомневаюсь, что твоя работа принесет компании большую пользу. А во-вторых, не могу не спросить… — Финк замялся. — Почему мы не знали об этом раньше? Я имею в виду то, что тебе принадлежит этот прелестный пакет.

— Ты хочешь честный ответ или уклончивый? — Макс улыбнулся.

Такой чистосердечный вопрос разрядил обстановку. Многие заулыбались, кое-кто одобрительно рассмеялся.

— Хотелось бы честный. — Финк тоже улыбнулся.

— Если честно, то раньше я и сам об этом не знал, — сказал Макс с подкупающей откровенностью.

Все засмеялись. Слово взял Гельмут Келлер:

— Позвольте искренне поздравить вас, дорогой Макс, от своего имени и от имени руководства компании. Хочу воспользоваться случаем и лишний раз подчеркнуть, что я всегда был самого высокого мнения о ваших личных и профессиональных качествах. Я совершенно убежден в правильности вашего решения взять под контроль зарубежную разведку. Вы можете рассчитывать на мою полную поддержку и сотрудничество.

— Спасибо, Гельмут, — сухо сказал Макс (раньше он не называл президента по имени, но ситуация изменилась).

После Келлера еще несколько человек высказались в таком же духе. Последним выступил Клаус Руппе.

— Господин Адлер, — почтительно обратился он к Максу, — к сожалению, раньше я не был знаком с вами лично. Но мне приходилось неоднократно слышать, что вы прекрасный специалист. И я искренне рад, что такой профессионал, как вы, занял пост вице-председателя нашего Совета. Надеюсь на дружеское и плодотворное сотрудничество.

Макс и Руппе встали и обменялись рукопожатием. Раздались дружные аплодисменты. Как только заседание закончилось, вокруг Макса столпились те, кто не успел засвидетельствовать лояльность. Они пожимали ему руку и поздравляли, каждый в меру своей велеречивости. Был среди них и Дейв Пауэлл…

Глава 5

Офис Макса был оборудован на одиннадцатом этаже, над офисами президента и вице-президентов. К просторному кабинету примыкали комфортабельная комната отдыха и ванная. В приемной было готово рабочее место секретаря, но пока оно пустовало. Макс вызвал начальника отдела кадров Юргена Фолкмана, чтобы обсудить вопрос о кандидатуре.

— Есть два варианта, — сказал Фолкман, — или подобрать когонибудь в компании, или обратиться в агентство по трудоустройству.

— Второй вариант предпочтительнее, — решил Макс. — Займитесь этим, Юрген. И не откладывайте. Офис может работать без шефа, но не без секретаря. Интервью с кандидатами проведите сами. Мои условия просты — профессионализм, приятная внешность и неглупое лицо. Но оно не должно быть слишком обезображено интеллектом.

Фолкман понимающе улыбнулся.

— Возраст? — спросил он.

— Ах да, возраст. Ну, скажем, от тридцати до сорока.

— Хорошо, займусь этим безотлагательно. А пока пришлю когонибудь временно.

Было заметно, что Фолкман хочет что-то сказать, но не решается.

— У вас есть что-то еще? — спросил Макс

— Да, если позволите. Это касается вашего файла. Помните те пропавшие документы? Они нашлись.

— Вот как. Приятная новость, — Макс усмехнулся, — когда-нибудь вы мне расскажете об этом подробно…

— Могу сейчас, если хотите.

— Сейчас не надо. Можете идти.

* * *

Пауэлл и Келлер разговаривали уже около получаса, но Келлер продолжал делать вид, будто впервые слышит то, о чем говорит вицепрезидент.

— Не понимаю, куда вы клоните, Дейв? — спросил Келлер и удивленно посмотрел на Пауэлла.

— Я бы не ставил вопрос таким образом, Гельмут. Я никуда не клоню, а просто хочу, чтобы вы поняли — мы оба в одной лодке. И если вы думаете, что Адлер отыграется только на мне, то заблуждаетесь.

— Не могли бы вы объяснить свою мысль более понятно? О какой лодке вы говорите? И за что Адлер должен на мне отыгрываться?

— Вот как. Надеюсь, вы не забыли, что мы поступили с ним, как бы это сказать помягче, ну, что ли, не вполне корректно. И мало найдется на свете людей, способных простить это.

— Почему вы все время говорите «мы»? Это были ваши личные отношения, и вам не следует впутывать меня в свои дела. Вы упорно твердили, что Адлер не отвечает профессиональным требованиям. В конце концов, он работал в отделе, который подчиняется вам. А мой принцип — не вмешиваться в отношения между подчиненными.

— Да, но я согласовывал с вами каждый шаг.

— Не помню. Если бы это было так, то противоречило бы указанному принципу. Следовательно, ваше утверждение не соответствует истине. Элементарная логика. Что же вы всетаки хотите, Дейв?

— Я хочу, чтобы мы вместе пошли к Адлеру и выяснили его намерения относительно нас. Неопределенность меня убивает. Если потребуется, я готов просить у него прощения. И хочу, чтобы вы сделали то же. Меня не устраивает роль единственного козла отпущения. Не забывайте, что нам под шестьдесят. И если мы окажемся на улице, то вряд ли найдем достойную работу. Но если даже и найдем, то потребуется референс от Совета директоров. А он теперь в руках Адлера. Двадцать процентов обеспечивают ему решающий голос. Все это буквально лишает меня сна.

— Не знаю, Дейв, не знаю. Мне искренне жаль вас. Я сплю спокойно. И следуя вашей логике, я не чувствую ни малейшей вины, — Келлер говорил неправду. На самом деле у него тоже появилась бессонница и он тоже был обеспокоен своим будущим, но решил во что бы то ни стало дистанцироваться от Пауэлла. — Поэтому не могу принять ваше неуместное, и я бы даже сказал, наивное предложение. Если хотите, идите к Адлеру один. Но предупреждаю: не вздумайте говорить ему то, что вы сейчас здесь наплели. Прошу прощения за резкость. Только поставите себя в более трудное положение. Мой вам совет — не дергайтесь. Проявите знаменитую британскую выдержку. Так это, кажется, называется. — Келлер усмехнулся.

— Ну что ж, Гельмут. Тогда мне остается напомнить, что условием моего перехода в «Эрдойль» была продажа вам части принадлежавших мне акций «Кинг Эксплорэйшн» по цене ниже рыночной. И если вы загоните меня в угол, то я вынужден буду рассказать об этом Совету директоров. Мы с вами скованы одной цепью. Вы просто обязаны помочь мне.

— Вы с ума сошли, Дейв! Бессонница лишила вас рассудка. О каких акциях вы болтаете? Мой брокер постоянно покупает и продает ценные бумаги. Я ему полностью доверяю и не сомневаюсь, что он действует в моих интересах. В подробности я не вникаю. Вы что, решили шантажировать меня и сделать своим врагом? Подумайте как следует.

— Хорошо, я подумаю, — сказал Пауэлл и вышел из кабинета.

Глава 6

Макс с удивлением обнаружил, что многие хотят встретиться с ним и сообщить «важную информацию». Одни прямо говорили, что она касается происходившего вокруг него за последние три года. Другие ограничивались лишь общими словами, намекая на то, что их рассказ, возможно, заинтересует его. Он догадывался, о чем все они хотят говорить. Макс знал об этом достаточно, а детали его не интересовали. Поэтому он не спешил приглашать добровольных информаторов. Единственное, что было ему не вполне ясно, это их мотивы. Впрочем, у каждого они были, по-видимому, свои. Он понимал, что если позволит открыть этот ящик Пандоры, то работать будет трудно — если вообще возможно.

Еще в самые первые дни он вдруг с облегчением почувствовал, что у него нет ни малейшего желания сводить счеты, мстить, устраивать разборки. Сумеречные фантазии, вызванные бесследно прошедшей бессонницей, исчезли вместе с ней. Прав был Конфуций: «Избежавший сражения выиграл его». Эта мудрость справедлива для любого конфликта, независимо от его природы и масштаба. В памяти снова и снова всплывали слова деда Оскара: «Лучшая месть — это хорошо жить». Понятие «жить» не ограничивалось, конечно, только материальной стороной. Оно охватывало человеческое существование в самом широком смысле — работа, возможность и право принятия решений, реализации своих профессиональных и моральных принципов. Ну и, разумеется, финансовая независимость. Все это у Макса теперь было. Так стоит ли унижать себя и других недостойным сведением счетов? Еще царь Соломон предупреждал: «Не спеши мстить, ибо мстительность обитает в груди глупцов».

Правда, один человек занимал особое место в этих размышлениях. И им был, конечно, Дейв Пауэлл. По всем профессиональным и нравственным критериям он заслуживал наказания. Не мести, но справедливого наказания. И это стало для Макса настоящей моральной проблемой. Что делать с папуасом? У Макса было достаточно власти и законных оснований, чтобы вышвырнуть его из компании. Никто не встал бы на его защиту, а многие были бы рады этому. За месяц, прошедший после заседания Совета директоров, Макс ни разу не встретился с ним. Но он хорошо представлял себе, что тот должен думать и чувствовать. Он, конечно, ждет разговора с Максом. И ждет расплаты. Это соответствует его собственным понятиям о том, как следует расправляться с неугодными. Такое ожидание еще более мучительно, чем само увольнение. Возможно, даже у него началась бессонница и в сумеречное время он проклинает Макса. Интересно, проклинает ли он себя? До какой черты раскаяния и унижения он способен дойти, чтобы удержаться в компании? Макс не сомневался, что папуас готов просить прощения. В его возрасте нет шансов найти другую работу, равную нынешней. А на рядовую должность бывших вице-президентов не берут. Вероятно, Пауэлл считает, что вся эта затянувшаяся неопределенность лишь часть изощренной мести, которую задумал Макс. На самом деле никакого специального плана у него не было. Он просто не знал, что делать, и поэтому откладывал разговор. В конце концов Макс решил, что разговор неизбежен, а результат его будет зависеть только от честности и искренности Пауэлла. Поэтому он не стал принимать решение заранее. Макс вызвал секретаря.

— Эрна, отметьте, пожалуйста, у себя вызов Дейва Пауэлла в следующий четверг, на конец дня. Сообщите ему об этом в четверг утром.

— Хорошо, господин Адлер.

Фолкман остановил свой выбор на Эрне после интервью с несколькими десятками претенденток на эту должность. Она обладала всеми нужными качествами — профессионализмом, исполнительностью, мягкими манерами, приятной внешностью. Ее особым достоинством было умение держать дистанцию и с посетителями, и с шефом. Эрна обозначила ее с первого дня и сделала это с большим тактом. Ростом немного ниже среднего, она выглядела на тридцать лет, хотя была несколько старше. Макс был доволен тем, как она выполняла свои обязанности, и сказал об этом Фолкману.

— Рад слышать это, Макс. Буду счастлив оказывать вам услуги и в дальнейшем.

Макс обратил внимание, с какой готовностью сотрудники компании берутся выполнять его просьбы и распоряжения и какой радостью озаряются их лица после его благодарности. Было в этом что-то неестественное, преувеличенное…

Через полчаса Эрна сообщила, что на линии Дейв Пауэлл. «Он просит соединить его с вами. Я, конечно, еще не говорила ему о вызове в четверг. Он сам позвонил», — сказала она. Макс снял трубку.

— Слушаю вас, Дейв.

— Макс, я хотел бы поговорить с вами. Не могли бы вы принять меня сегодня?

Макс почувствовал, что Пауэлл нервничает.

— Что-нибудь срочное?

— Для меня — да.

— Хорошо. Давайте за полчаса до конца работы. Вас устраивает?

— Да, конечно. Спасибо.

* * *

Пауэлл заметно изменился. Он похудел, левый глаз подергивался, взгляд стал какой-то потухший.

— Неважно выглядите, Дейв. Плохо себя чувствуете?

— Вид соответствует самочувствию. Макс, мне бы хотелось быть предельно честным и откровенным. Иначе нет смысла начинать разговор. Могу я рассчитывать на беседу в таком духе?

— Разумеется. Все зависит от вас. Я, так же как и вы, не намерен ходить вокруг да около.

— Хорошо. Мне трудно начать. Впрочем, мы оба знаем, что произошло. И, как ни странно, это облегчает задачу. Вы были несправедливо и незаслуженно уволены. Перед этим вы подвергались недостойным унижениям. Тяжело говорить об этом, но значительная часть вины лежит на мне.

— Что значит «значительная»? Вы хотите сказать, что кто-то еще разделяет ее с вами?

— Да. Келлер. Когда я сообщил ему о вашей злополучной карте, он сказал, что если нас ждет провал в заливе Папуа, то лучше, чтобы никто не знал о ней. Иначе выяснится, что мы получили предупреждение и проигнорировали его. Одно дело — просто неудача, от которой никто не застрахован. И совсем другое — неудача, которую можно было избежать. Особенно в данном случае, когда речь шла о десятках миллионов долларов.

— И вы решили убить того, кто принес плохую весть? Kill the messenger[26].

— Звучит слишком прямолинейно, но, к сожалению, это так. Не могу отрицать. Келлер был полностью осведомлен о тех шагах, которые предпринимались против вас, и санкционировал их. Больше того, он даже ужесточал их. Например, первоначальный срок проекта по Калимантану был три месяца, но он сократил его до двух. Не примите за лесть, Макс, но мы были поражены тем, как блестяще вы справились с практически невыполнимым заданием. В глазах Келлера это сделало вас еще более опасным.

— А в ваших?

— Ну что ж. Я должен быть честным. В моих тоже. Несправедливо все валить на Келлера. Мое положение в компании было более уязвимым, чем его. Я был новый человек, к тому же иностранец. И разведка в заливе Папуа была моей идеей. Правда, Келлер ее поддержал и как бы стал соавтором проекта. Он тоже нуждался в быстром крупном успехе. Одним словом, наши личные интересы совпали. И тут появились вы, Макс, с этой ужасной картой. Я просто запаниковал, потерял голову и повел себя не по-джентльменски, мягко говоря. Сказать, что я сожалею, — значит ничего не сказать. Я чувствую себя по уши в дерьме.

— Кто распорядился изъять документы из моего файла в отделе кадров? — перебил его Макс.

— Распорядился я, но предложение исходило от Келлера.

— Скажите, Дейв, каковы ваши личные отношения с ним? Когда он пригласил вас на должность вице-президента, многие в компании были удивлены. Что связывало вас с ним до этого?

Пауэлл напрягся. Левый глаз начал дергаться сильнее. Макс это заметил.

— Ничего особенного. Только общие деловые и профессиональные интересы. Я работал старшим менеджером в «Кинг Эксплорэйшн». Мы и «Эрдойль» были партнерами на нескольких блоках в Австралии и Индонезии. Тогда я и познакомился с Келлером. Ему понравился мой подход к разведочным проблемам, и он предложил мне пост вице-президента.

— Хорошо. Напоминаю, Дейв, мы договорились об абсолютной честности и искренности. Вы хотите сказать что-то еще?

— Да. Так вот, я по уши в дерьме. У вас, Макс, есть достаточные моральные и профессиональные основания уволить меня. Я даже не могу надеяться на золотой парашют. Но дело не только в деньгах. Мне пятьдесят восемь лет, и я просто не готов оказаться на улице — ни морально, ни физически. Понимаю ваши чувства ко мне и все же не могу не сделать попытку начать новую страницу в наших отношениях. У меня две просьбы. Первая — если можете, простите то зло, которое я причинил вам. Поверьте, я глубоко и искренне раскаиваюсь. И вторая — я бы хотел остаться в компании в каком-нибудь профессионально достойном статусе. Полагаю, что я неплохой геолог и смогу принести пользу.

— Дейв, вам знакомо имя Ли Якокка?

— Ли Якокка? Это, кажется, бывший президент компании «Форд», который потом перешел в «Крайслер». Вы о нем говорите?

— Да, тот самый. Вы читали его автобиографию?

— Нет, не попадалась.

— Прочитайте. Настоятельно рекомендую. А теперь о ваших просьбах. Давайте по порядку. Не в моих правилах бить лежачего. А вы, Дейв, сейчас именно в таком положении. Кроме того, вы сами себя наказали. Это избавляет меня от неприятной необходимости делать это еще раз. Что касается прощения, то договоримся так: я вас прощаю, но ничего не забываю. И можете мне поверить — я никогда не напомню вам об этом, если вы сами не дадите повод. А насчет работы мое мнение таково. Хороший специалист — не всегда и не обязательно порядочный человек. И наоборот, порядочный человек не обязательно хороший специалист. Ваши человеческие качества мне ясны. И с этим ничего не поделаешь. Но у меня нет четкого представления о том, какой вы геолог. Допускаю, что ваша ошибка со скоростями в заливе Папуа лишь досадное недоразумение. «Эрдойль», как и любая другая компания, — это не конгрегация ангелов и не клуб джентльменов. Каждый ценится по тому вкладу, который вносит в главное дело — увеличение прибылей компании и дивидендов акционеров. Поэтому решение вопроса о работе возможно лишь после того, как я смогу оценить ваши профессиональные качества. А для этого вы должны выполнить самостоятельный проект, включающий полный аналитический цикл — расшифровку геологической структуры концессии, оценку ее нефтяного потенциала, составление плана разведочных работ, определение степени их риска, экономический анализ. Вам будет дан достаточно реальный срок, после чего мы вернемся к вопросу овашем статусе. На время проекта формально сохраняется ваша нынешняя должность. А сейчас возьмите двухнедельный отпуск и приведите себя в форму. Проектное задание получите по возвращении. Вот все, что я могу сказать по поводу ваших просьб. Вас устраивают эти условия?

— О да, Макс. Более чем устраивают. Спасибо.

— Хорошо. Разговор должен остаться между нами. Можете идти.

* * *

Через две недели Пауэлл снова появился в кабинете Макса. Он выглядел спокойным, посвежевшим, глаза оживились.

— Ну вот, теперь я вижу перед собой прежнего Дейва Пауэлла, — улыбнулся Макс.

— Спасибо, Макс. Не боюсь признаться — я сильно переменился. Заглянул в себя, покопался в душе, многое обдумал и переосмыслил. Имел обстоятельную беседу со своим пастором. Я ведь принадлежу к англиканской церкви. И конечно, прочитал внимательно Ли Якокку.

«Поздновато вспомнил о Боге. Надо было побеседовать с пастором раньше…» — подумал Макс, но спросил о другом.

— А, прочитали? Ну и как?

— Очень поучительная и впечатляющая история. Ее должен знать каждый, кто распоряжается судьбами других. Меня особенно поразили его откровенные слова о том, что, оказавшись уволенным, он сразу же вспомнил всех тех, кого уволил сам, и мысленно отождествил себя с каждым из них.

— Да, помню эти слова. Не зря я рекомендовал вам книгу?

— Нет, не зря. Спасибо.

— Теперь о проекте. Вам приходилось работать в Альберте?

— Нет, не приходилось.

— Это хорошо. В таком случае у вас будет преимущество непредвзятого подхода к разведочной проблеме. А проблема очень сложная. Давайте посмотрим карту.

Они подошли к рабочему столу, на котором лежала детальная карта северной части провинции Альберта. Обширный район Стин Ривер на границе с Северо-Западными территориями был обведенкрасным фломастером.

— Вот этот район, Дейв. Площадь двенадцать тысяч квадратных километров. На протяжении последних пятнадцати лет разведка здесь проводилась в разное время более чем двадцатью компаниями. Пробурены около ста сорока скважин и открыты только два небольших месторождения. Сейчас разведка почти полностью прекращена. Но я убежден, что нефтяной потенциал района достаточновысокий и не ограничивается этими открытиями. Для успешной разведки необходима принципиально новая геологическая концепция. Вот почему я сказал о преимуществе непредвзятого подхода. Над вами не довлеют идеи и представления, которые лежали в основе прежних поисковых работ. Вы должны заново осмыслить и проанализировать все геологические и геофизические материалы, изучить керн[27]. Попытайтесь разработать собственную концепцию. Для этого нужно хорошее знание как правильных, так и ошибочных решений при разведке множества открытых ранее месторождений. Знаете, что отличает шахматных гроссмейстеров от рядовых игроков? Они опираются на знание бесчисленных прошлых игровых позиций. Для нас игровая позиция — это стратегия и тактика изучения разведочного блока. Через шесть месяцев правительство Альберты проводит тендер на разведочные концессии в этом районе. Поэтому я должен получить окончательные результаты ваших исследований не позже, чем через пять месяцев. Основную часть работы будете выполнять в Канаде. Я дал указание нашему филиалу в Калгари оказать вам всяческое содействие. У вас есть вопросы, Дейв?

— Пока нет. Как будто бы все ясно.

— Хорошо. В таком случае — вот проектное задание. — Макс протянул Пауэллу несколько переплетенных страниц. — Да, кстати, когда вы последний раз работали с керном?

— Лет десять назад.

— Ну что ж, вам будет полезно освежить свои навыки. Для меня нет ничего более волнующего и информативного, чем образцы пород, поднятых с глубины нескольких тысяч метров. Они как бы позволяют заглянуть в чрево Земли. Керн — это главный и объективный свидетель того, что происходило там миллионы лет назад. И если вы зададите этому свидетелю правильные вопросы, то получите правильные ответы. Желаю успеха, Дейв.

— Спасибо, Макс.

Глава 7

Макс и Гуго Манфред обедали в ресторане делового клуба. Они обсудили ряд юридических вопросов, и Гуго, у которого была еще одна встреча, ушел первым. Макс остался и заказал десерт. В этот момент к нему подошел незнакомый человек небольшого роста и неопределенного возраста, с круглой лысой головой и роговыми очками на крупном носу.

— Здравствуйте, господин Адлер. Приятного аппетита. Меня зовут Дитрих Хаузер, брокер. — Он положил на стол свою визитную карточку. — Мне бы хотелось поговорить с вами, если не возражаете.

Макс жестом указал на стул.

— Надеюсь, я не помешал. О вас сейчас много говорят в деловых кругах, господин Адлер. То, что произошло в «Эрдойль», вызвало большой интерес у всех — бизнесменов, финансистов, журналистов. Не буду скрывать, у меня вопрос чисто профессиональный. Судя по газетам, вам принадлежит двадцать процентов акций компании. Должен заметить — впечатляющий пакет. И я подумал, не хочет ли господин Адлер увеличить его и сделать еще более впечатляющим. Вам интересно то, о чем я говорю? — Хаузер вопросительно посмотрел на Макса.

— Продолжайте.

— Спасибо. Так вот, я мог бы провести анализ рынка ценных бумаг и приобрести для вас дополнительный пакет. Смею уверить, у меня есть достаточный опыт работы с акциями нефтяных компаний. И мои клиенты всегда остаются в выигрыше. Не буду называть имена, но среди них есть и ваши коллеги из «Эрдойль». Для одного из них мне удалось приобрести на очень выгодных условиях пакет акций большой английской нефтяной компании. — Хаузер был говорлив, как всякий брокер.

При упоминании большой английской компании у Макса внезапно возникла смутная реминисценция. Даже не реминисценция, а некая необъяснимая интуитивная догадка, которая приходит казалось бы ниоткуда, из воздуха, но затем подкрепляется доказательствами и превращается в уверенность. Единственной зацепкой, своего рода сигналом, послужила прошлая работа Пауэлла в «Кинг Эксплорэйшн» и то смятение, которое вызвал у него вопрос о личных отношениях с Келлером до перехода в «Эрдойль». Но догадку надо было проверить, не вызвав подозрений собеседника.

— Английской компании? — переспросил Макс. — Насколько я знаю, сейчас не время покупать их акции. Стоимость слишком высока. Покупать надо было года три назад.

— Приятно иметь дело со специалистом, господин Адлер. Я сделал это именно тогда. И заметьте, моему клиенту они обошлись на восемнадцать процентов дешевле даже тогдашней низкой цены. Представляете, сколько он может заработать на них сейчас?

— Представляю. Да, это было хорошее время для покупки. Помню, тогда был особый спрос на акции «Кинг Эксплорэйшн». Уж не о них ли вы говорите, господин Хаузер?

На лице брокера отразилось явное изумление.

— Господин Адлер, вы проницательный человек. Имена клиентов и названия компаний — это профессиональная тайна. Но раз уж вы сами догадались… Да, это был «Кинг». Не лучше ли закончить этот рискованный экскурс в прошлое, а то вы, чего доброго, назовете имя клиента. — Хаузер натянуто улыбнулся.

— Хотите услышать его?

— Ну, знаете ли… Это уж чересчур… Я вам ничего не говорил. — Хаузер вдруг не на шутку встревожился.

— Нет, конечно. Вы не говорили. Но оно написано у вас на лбу — Гельмут Келлер.

Брокер непроизвольно закрыл лоб ладонью. Макс рассмеялся.

— Это надо было делать раньше, господин Хаузер. Я успел прочитать. А сейчас выше вашей ладони появилось еще одно имя — того, кто продал акции Келлеру.

— Я вас умоляю. Ради бога, — взмолился брокер. — Это была строго конфиденциальная сделка. Вы меня погубите.

— Не беспокойтесь. Наш разговор такой же конфиденциальный, как и сделка между Келлером и Пауэллом.

Хаузер вскочил со стула.

— Рад был познакомиться, господин Адлер… В другой раз… Извините, сейчас спешу… — Он схватил со стола свою визитную карточку и почти выбежал из ресторана.

* * *

Макс вошел в приемную управляющего банком в точно назначенное время.

— Здравствуйте, господин Адлер, — улыбнулась секретарь. — Господин Руппе ждет вас.

— Рад видеть вас у себя, дорогой Макс. — Руппе вышел из-за стола и протянул руку. — Давайте присядем за боковой столик.

Они устроились в удобных креслах и перед деловым разговором обменялись несколькими фразами о погоде и курсе акций.

— Дорогой Клаус, — начал Макс, — я бы хотел обсудить с вами деликатную проблему. Речь пойдет о Гельмуте Келлере. Мне стало известно, что три года назад, когда он пригласил Пауэлла на должность вице-президента, между ними была заключена сделка. Пауэлл продал Келлеру часть своего пакета акций «Кинг Эксплорэйшн» по цене ниже рыночной. Я даже знаю, насколько ниже — на восемнадцать процентов. Другими словами, Келлер получил взятку, или, называя вещи своими именами, продал должность. У меня был обстоятельный разговор с Пауэллом, но эта сделка не была им упомянута. Я знаю о ней из другого источника. Такова проблема.

— Невероятно! — воскликнул Руппе. — Почти как в той нашумевшей истории с итальянской фармацевтической фирмой. Но там было чисто мафиозное дело. Насколько надежен ваш источник?

— Достаточно надежен. Но мы можем проверить информацию. Для этого я и пришел к вам. Я предлагаю пригласить Келлера и прямо заявить ему, что нам это известно. Посмотрим, какова будет реакция. Если он признается, то у нас останется только один выход — уволить его. В этом случае о «золотом парашюте» не может быть и речи. Единственная уступка, которую можно сделать, — не начинать уголовное расследование. Каково ваше мнение?

— Вы сами сказали, Макс, — если он признается. А если нет? Если он будет все отрицать, а у вас не найдется веских доказательств? Представляете, в каком положении мы окажемся. Прежде чем принимать решение, я хотел бы узнать, как вам удалось получить информацию.

Макс подробно рассказал о разговоре с брокером. Руппе поморщился.

— Извините, Макс, но это несерьезно. Нет ни одного финансового документа. Что вы предъявите Келлеру?

— Мне понятны ваши сомнения, Клаус. Но у меня есть внутренняя уверенность, что это так. Видите ли, вы можете судить о моем разговоре с брокером и о тех психологических нюансах, которыми онсопровождался, только по моему пересказу. А я был его непосредственным собеседником, видел его глаза, выражение лица, мимику, жесты. Все это трудно передать словами. Я убежден, что, назвав ему имена Келлера и Пауэлла, попал в точку. Его поведение убедило меня в этом на сто процентов. Поэтому я готов рискнуть и сделать то, что предлагаю. Я, конечно, могу вызвать Келлера и сказатьему об этом сам. Но лучше это сделать вдвоем. Вы будете просто присутствовать и примете участие в разговоре только в том случае, если посчитаете нужным. Можете даже поддержать Келлера, еслиувидите, что обвинения против него необоснованны. У вас карт-бланш в этом отношении и никаких предварительных обязательств. Согласны на такой вариант?

В словах и интонациях Макса послышались присущие ему жесткость и непреклонность, которые уже стали известны в «Эрдойль» и которым было трудно противостоять. Руппе это почувствовал.

— Хорошо, — сказал он после некоторого раздумья, — на такой вариант я, пожалуй, соглашусь. Но в этой истории есть и другой участник. Что будем делать с Пауэллом?

— Да, роль Пауэлла тоже неприглядна. Но между ними есть разница. Пауэлл специалист, профессиональный нефтяной геолог. А Келлер — профессиональный президент. До «Эрдойль» он был генеральным директором бумажного синдиката. С его уходом компания ничего не потеряет. В отношении Пауэлла я принял другое решение. Ему дана возможность проявить свои профессиональные качества. Сейчас он в Канаде. Работает над довольно сложным разведочным проектом. Через месяц должен закончить. Если пройдет тест, то сможет остаться в компании на должности консультанта или советника.

— Знаете, Макс, не могу не сказать — с вашим приходом в «Эрдойль» появилась твердая рука. Это именно то, чего нам недоставало в последние годы. Общая атмосфера стала не очень здоровой. Интриги, подсиживания и доносительство пагубно отражаются на деловой активности и прибылях компании. Совет директоров — это связующее звено или скорее своего рода буфер между руководством и акционерами, а они очень болезненно реагируют на снижение дивидендов. И я как председатель Совета хорошо это чувствую. Поэтому в своих усилиях оздоровить обстановку и добиться увеличения прибылей вы можете рассчитывать на мою полную поддержку и содействие.

— Спасибо, Клаус. Рад слышать это. Итак, в отношении Келлера мы договорились.

Глава 8

Работа над проектом Стин Ривер близилась к завершению. После долгих лет администрирования на руководящих должностях Пауэлл снова ощущал вкус настоящего творческого исследования, когда сплав личного опыта, знаний и логики превращается в тонкий инструмент познания. Он позволяет расшифровать скрытую геологическую структуру и выявить те ее особенности, которые контролируют размещение нефтяных залежей на глубине нескольких тысяч метров. От всего этого он получал ни с чем не сравнимое профессиональное и моральное удовлетворение.

Приступая к проекту, Пауэлл испытывал беспокойство и даже тревогу. Слова Адлера о разработке принципиально новой разведочной концепции казались ему просто ловушкой. О какой новой концепции можно говорить в районе, в котором до этого более двадцати компаний испробовали, вероятно, все мыслимые геологические решения и варианты? Кто он такой, чтобы сделать то, что онине смогли или не считали нужным делать? Но постепенно, по мере анализа материалов, беспокойство сменилось сначала недоумением, а затем и уверенностью, что новая концепция вполне реальна. Основанием для этого послужило довольно неожиданное и странное обстоятельство. Оказалось, что все предыдущие многократные попытки обнаружения нефти базировались на различных вариантах одной и той же ошибочной геологической идеи. Эти варианты создавали иллюзию разных подходов, но в действительности в течение пятнадцати лет ничего не менялось.

Изучив керн, Пауэлл пришел к выводу, что главной геологической особенностью района были древние коралловые рифы, образовавшиеся более трехсот миллионов лет назад и залегающие на глубине трех тысяч метров. Именно они и были подобно губке насыщены нефтью. Ни одна из компаний, работавших здесь прежде, почему-то не обратила на это внимание. Впрочем, Пауэлл знал, что такой психологический феномен не редкость в нефтеразведке. Каждая новая компания автоматически следует идеям и представлениям предшественников и повторяет их ошибки. Такое явление называется эффектом rolled rut[28]. Это продолжается до тех пор, пока кому-то не удается увидеть проблему свежим взглядом, применить для ее решения, как говорят американцы, open mindapproach — «незашоренный подход». История поисков нефти усеяна надгробными плитами геологов — авторов отрицательных прогнозов в регионах, где затем были обнаружены гигантские месторождения. Первым прославился на этом поприще Джон Арчболд, вице-президент крупнейшей американской компании «Стандард Ойл». В 1885 году, будучи уверенным, что нефть есть только на востоке США, он публично заявил: «Я выпью каждый галлон нефти, который будет добыт к западу от Миссисипи». С тех пор столь же самоуверенные и опрометчивые заявления делались неоднократно. Спустя сорок лет Гуго де Бокх, главный геолог Англо-иранской нефтяной компании и авторитетный знаток региона Персидского залива, утверждал в официальном отчете: «Особенности геологического строения Саудовской Аравии и Кувейта исключают наличие здесь залежей нефти». Это лишь два наиболее одиозных примера из многих подобных.

Определяя под микроскопом тип породы и нанося результаты на карту, Пауэлл с удовольствием наблюдал, как хаотическая на первый взгляд мозаика приобретает закономерные очертания и превращается в цепочку рифов, обрамляющих внутреннюю лагуну. Когда карта была закончена, она напоминала современные кольцевые рифовые атоллы Тихого океана. Глядя на нее, Пауэлл испытывал не только профессиональное удовлетворение, но и подлинное эстетическое наслаждение. Так возникла новая концепция и новое направление разведки — бурить скважины надо было на вершинах рифов.

* * *

Макс внимательно и с большим интересом рассматривал карты, развешанные Пауэллом на стенах кабинета. Он вдруг вспомнил о своем недавнем желании отправиться на экзотические рифовые атоллы Тихого океана. «Поразительно, — подумал он, — как мечты могут порой обернуться неожиданной фантастической реальностью из иной геологической эпохи». Вот перед ним древний рифовый атолл Стин Ривер, удивительно напоминающий современный атолл Кваджалейн в группе Маршалловых островов. Такая же лагуна и такое же кольцо рифов, обрамляющих ее. Он насчитал около тридцати отдельных рифовых вершин, разных по площади и очертаниям. Даже размеры обоих атоллов одинаковы — длина около ста километров, ширина двадцать пять километров. Макс поймал себя на мысли, что вместо Тихого океана совершает путешествие в прошлое, на триста миллионов лет назад…

Пауэлл давал подробные объяснения и отвечал на вопросы. Наконец, они закончили обсуждение и Макс подвел итог. Он знал: ничто, даже деньги, не ценятся больше, чем признание и похвала.

— Поздравляю, Дейв, — прекрасная работа. Это именно то, что я имел в виду, предложив вам канадский проект. Принципиально новая разведочная концепция. Теперь у нас есть все основания участвовать в тендере. Проблема только в том, что не каждый риф содержит нефть. Вот если бы мы могли заранее разделить их… Но для этого нужен прямой метод, а он пока не существует.

— Интересный вопрос вы затронули, Макс, — сказал Пауэлл. — Я имею в виду прямой метод. В Канаде я услышал удивительную историю. Года три назад там появилась таинственная компания «Дабл Эй». Они работали на разведочном блоке недалеко от Стин Ривер. И первой же скважиной открыли крупное месторождение Камерон. Потом продали его японцам. Но самым поразительным было то, что они не проводили сейсмику, а сразу начали бурение. Многие в Альберте до сих пор убеждены, что «Дабл Эй» использовала какой-то прямой метод. Вы что-нибудь знаете об этом?

— Впервые слышу. А где они сейчас?

— Никто не знает. После продажи Камерона о них ничего не известно. Я смутно припоминаю, что нечто подобное рассказывали и в Австралии. Но подробности не знаю. Все это немного напоминает легенду о «Летучем голландце», — усмехнулся Пауэлл, — но в Канаде это не легенда. Месторождение Камерон существует.

— Что еще известно об этой «Дабл Эй»? Из какой они страны?

— Это тоже загадка. Одни говорят, что компания итальянская, другие — что это какая-то группа из Южной Африки. В общем, вопросов больше, чем ответов.

— Очень интересно. Не могли бы вы собрать всю информацию, включая по Австралии, и изложить ее в записке. У вас же сохранились австралийские связи. Используйте их. И не откладывайте.

— Хорошо. Сделаю все, что смогу.

— А теперь о вашем статусе. Я предлагаю вам должность советника по зарубежной разведке. Будете сотрудником технической группы Совета директоров и подчиняться непосредственно мне. Это обеспечит вам независимость от руководства компании. Зарплата, конечно, ниже, чем нынешняя, но машина и основные бенефиты сохраняются. Согласны?

— Да.

— Прекрасно. Ваша ближайшая задача — подготовка к канадскому тендеру.

Макс сделал паузу и неожиданно сменил тему:

— Есть еще один вопрос, из другой области. Что это за история с продажей вами три года назад акций «Кинг Эксплорэйшн» Келлеру?

Пауэлл бросил на Макса взгляд, полный удивления и тревоги.

— Макс, только что вы предложили мне должность советника. Это окончательно?

— Да, да. Не беспокойтесь. Вопрос не имеет отношения к предложению. Но я хотел бы услышать всю историю непосредственно от вас, чтобы устранить последние недомолвки между нами. Итак, вы продали ему свой пакет или часть пакета. Кто был инициатором сделки?

— Инициатива, разумеется, исходила от Келлера. Он дал мне ясно понять, что приглашение на должность вице-президента «Эрдойль» зависит от моего согласия. После долгих сомнений и раздумий я пошел на это. Могу я спросить, Макс, — от кого вы узнали об этом? Ведь не от Келлера?

— Источник не имеет значения. Но это, конечно, не Келлер. На сколько цена была ниже рыночной?

— На восемнадцать процентов.

— Вы понимаете, что дали взятку?

— Понимаю.

— Считаете ли вы, что вас принудили к этому?

— В некоторой мере это так, хотя окончательное решение было, конечно, мое. Я бы мог просто остаться в «Кинг Эксплорэйшн». Но тогда мне казалось, что должность вице-президента «Эрдойль» — это новый важный шаг в карьере. В «Кинге» такой перспективы у меня не было. Короче, обычные амбиции и тщеславие…

— Ну что ж, одному из вас придется уйти. Вы сделали хорошую работу в Канаде и доказали, что можете быть полезны компании. Как я уже говорил вам однажды, «Эрдойль» — это не клуб джентльменов, а машина, которая делает деньги для акционеров. Поэтому вы останетесь, а Келлер уйдет.

Сказав это, Макс вспомнил китайскую мудрость: «Врага можно уничтожить, но лучше превратить в друга». Будет ли такой друг искренним — это отдельный вопрос. Но искренних друзей вообще мало, да и спрос на них невелик. Неожиданно в голову пришел каламбур, который как бы подвел итог этим размышлениям, — из двух зол выбирай то, на которое меньше зол. Как ни странно, на Пауэлла он теперь был зол меньше, чем на Келлера. Возможно потому, что Пауэлл раскаялся и принял позу покорности. Даже в мире животных схватка прекращается, когда один из противников принимает такую позу. Впрочем, в мире людей его обычно добивают… И чем более справедливым и гуманным провозглашает себя общество, тем более убежденно оно следует этой суровой традиции, которая отличает его от волчьей стаи. Но на заре человечества, когда люди еще не превратились в Homo sapiens и не были облагорожены цивилизацией, они, вероятно, вели себя подобно своим меньшим братьям. Иначе они бы не выжили… Вопреки неписаным правилам, Макс считал такое поведение не только более цивилизованным, но и более разумным. Он решил оставить Пауэлла не потому, что тот раскаялся, а потому, что увидел в нем хорошего геолога. Выбросить его из компании было бы все равно, что выбросить деньги. А избавиться от Келлера было равносильно сохранению денег. В конце концов, нефть находят не президенты, а специалисты. Хороший президент отличается от плохого тем, что не мешает им…

* * *

Макс и Клаус Руппе ожидали прихода Келлера. Эрна уже позвонила ему и пригласила зайти через полчаса. Он должен был появиться с минуты на минуту.

— Итак, Клаус, я прямо спрошу его об этой сделке с акциями. А потом вы сами решите — следует ли вам вступать в разговор. Договорились?

— Да, договорились, — голос и выражение лица Руппе показывали, что чувствует он себя не очень уверенно.

— Кстати, в прошлый раз вы подняли вопрос о Пауэлле. Могу сообщить, что он сделал очень хорошую работу в Канаде. Разработал принципиально новую разведочную концепцию. Я предложил ему должность советника по зарубежной разведке.

— Хорошо. Принимаю к сведению.

Келлер вошел с дежурной приветливой улыбкой на лице.

— Здравствуйте, господа. Должен сказать, приглашение несколько неожиданное. Я как раз собирался на важную встречу в Ассоциацию промышленников.

— Сожалею, Гельмут. Но у нас к вам небольшой вопрос. Надеюсь, это не займет много времени, и вы еще успеете на встречу. Вопрос касается покупки вами около трех лет назад пакета акций «Кинг Эксплорэйшн».

— Что именно вас интересует? — на лице Келлера не дрогнул ни один мускул.

— Нас интересуют два обстоятельства. Во-первых, были ли акции приобретены на бирже или непосредственно у определенного акционера? Во-вторых, если они были куплены не на бирже, то отличалась ли цена от рыночной?

— Видите ли, господа, такими операциями занимается мой брокер, и я не очень вникаю в его действия. А кроме того, и это самое главное, моя финансовая деятельность — дело сугубо личное. Я не понимаю, почему должен отвечать на такие вопросы. — Келлер говорил спокойно и держался уверенно.

— В данном случае эта финансовая операция выходит за рамки вашего частного бизнеса. Вы купили у Пауэлла акции по цене на восемнадцать процентов ниже рыночной. Иными словами, вы продали ему должность вице-президента, — голос Макса был жестким. — У вас есть две возможности — либо уйти добровольно, либо расследованием займется уголовная полиция. Добровольныйуход предотвратит огласку. При полицейском расследовании избежать ее будет невозможно. Решение за вами. Ответ можете дать прямо сейчас или завтра.

Наступило долгое молчание.

— Гельмут, неужели это правда? — не выдержал Руппе.

— Сегодня, господа, я вручу вам заявление об отставке, — невозмутимо ответил Келлер и вышел из кабинета.

Глава 9

Владелец компании «Дабл Эй» Шмуэль и адвокат Рон Берман обсуждали ситуацию, сложившуюся на блоке Уинтон. После гибели Алекса и Андрея разведочные работы на нем были остановлены, а три скважины, давшие нефть, законсервированы. По условиям контракта с правительством штата Квинсленд разведка должна была быть завершена еще полгода назад. Нарушение сроков предусматривало штрафные санкции, вплоть до лишения прав на концессию и объявления повторного тендера. Но на заседании конфликтной комиссии Берману удалось доказать, что временное прекращение работ связано с оговоренными в контракте форс-мажорными обстоятельствами, и «Дабл Эй» получила отсрочку еще на полгода.

— Нам нужен опытный геолог. Где его взять? — сказал Шмуэль.

— Может быть, поискать в Израиле? Здесь же есть несколько нефтяных компаний и геологический институт, — предложил Рон.

— Ты серьезно? Эти компании уже сорок лет безрезультатно ищут нефть на миниатюрной территории. Они даже не знают, с какого конца подойти к проблеме. Нет, эти люди нам не подходят. Нужен геолог, не уступающий по профессиональному уровню Алексу. И самое важное, учитывая незащищенность нашего метода, это не должен быть человек с улицы. Поэтому мы не можем искать его пообъявлению в газетах. Главное условие — личное знакомство и безусловное доверие с нашей стороны. Все упирается в то, что у меня нет никаких связей в мире нефтеразведки. Как с этим у тебя, Рон? Не приходилось ли иметь дело с нефтяниками?

— Дело иметь не приходилось. Но я смутно припоминаю, что у жены есть родственник в Австрии. Она как-то говорила, что он нефтяник. Правда, не знаю его конкретную специальность. Связь между ними давно прервалась. Вот такая скудная информация. Может быть, попробовать разыскать его?

— Да, информации немного. Но в любом случае мы ничего не теряем. Займись этим, Рон.

* * *

Через несколько дней в доме Макса раздался телефонный звонок.

— Добрый вечер. Это дом господина Адлера? — услышал он незнакомый женский голос.

— Да, это дом Адлера.

— Могу я говорить с Максом?

— Я слушаю вас.

— Это Макс? Здравствуй, Макс. Ты сейчас очень удивишься. Это Эстер Ландау-Берман, Эсти. Я звоню из Израиля. Ты помнишь меня?

— Эсти? Дочь дяди Альфреда? Это ты?

— Да, я. Конечно, я. Очень рада, что не забыл. Столько лет не слышали друг о друге… Как ты, Макс? Как Паула?

— Я в порядке, спасибо. А с Паулой мы давно расстались.

— Извини. Я не знала… Макс, ты, конечно, понимаешь, что я разыскала тебя не без повода.

— Догадываюсь.

— А повод такой. Мой муж, Рон Берман, юридический консультант в области бизнеса и ведет дела одной нефтяной фирмы. Он попросил меня связаться с тобой. Я помню, что ты нефтяник, но забыла, чем именно занимаешься. Напомни, пожалуйста.

— Я геолог. Занимаюсь разведкой нефти.

— Прекрасно. Рон хотел бы поговорить с тобой, если не возражаешь.

— Конечно, не возражаю. Буду рад.

Эстер передала трубку Рону.

— Здравствуйте, господин Адлер. Это Рон Берман. Эсти рассказала обо мне в общих чертах. Дело в том, что наша фирма заинтересована в сотрудничестве с опытным нефтяным геологом. И главное условие — доверительный характер профессиональных и деловых отношений. Поскольку вы и Эсти родственники, я подумал, что это могло бы обеспечить соблюдение такого условия.

— Спасибо, господин Берман. Нельзя ли уточнить, о каком сотрудничестве идет речь?

— Что-то близкое к консультированию разведочного проекта.

— Боюсь, не смогу быть вам полезен. Я не занимаюсь частными консультациями. Но могу порекомендовать хорошего специалиста. Как называется ваша фирма?

— Фирма не очень известная. Вы вряд ли слышали о ней. Называется «Дабл Эй».

Максу потребовалась продолжительная пауза, чтобы не выдать волнения, охватившего его при этих словах. Рон подумал, что связь прервалась.

— Вы на линии, господин Адлер?

— Да, да, я на линии. Представьте, господин Берман, я слышал кое-что о вашей фирме. Вы ведь работали в Канаде и, кажется, открыли там месторождение Камерон. Не так ли?

Теперь настала очередь Рона удивиться.

— Да, это были мы. Вы хорошо информированы, господин Адлер.

— Зовите меня Макс. Могу я называть вас Рон?

— Да, конечно, Макс. Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что название фирмы изменило ваше отношение к моему предложению. Не так ли?

— Вы не ошибаетесь, Рон. Пока ничего не могу сказать о консультировании проекта, но хотел бы встретиться с вами.

— Прекрасно, Макс. Где вам удобнее — в Израиле или Вене?

— В Вене было бы удобнее.

— Хорошо. В ближайшие дни мы с Эсти будем у вас.

* * *

Шмуэль внимательно выслушал рассказ Рона о разговоре с Максом.

— Пока преждевременно говорить о чем-то определенном, — заключил он. — Мы знаем только, что он нефтяной геолог и что он родственник Эсти. Как ты понимаешь, этого недостаточно. Кстати, какое у них родство?

— Макс троюродный брат Эсти.

— Понятно. Это еще ни о чем не говорит. Тебе предстоит выяснить, во-первых, каков его профессиональный уровень. Не знаю, сможешь ли ты это сделать, не будучи сам геологом. И все же постарайся составить хотя бы общее представление. Он не назвал свою должность в компании?

— Нет, не назвал. А спрашивать было неудобно.

— Да, конечно. И второе — нужно оценить его человеческие качества, то, что американцы называют integrity[29]. Вопрос в том, насколько мы можем ему доверять. Ну и, разумеется, ты не должен раскрывать техническую сущность метода. Только самые общие сведения. Нельзя предвидеть, как и в каком направлении пойдет ваш разговор. То, что он знает о Камероне, — и хорошо и плохо. Хорошо потому, что не будет воспринимать метод как некую фантазию, аферу. А плохо потому, что может оказаться из породы охотников за чужими секретами, с которыми мы уже имели дело. В общем, Рон, задача у тебя непростая. Желаю успеха.

Глава 10

Макс встретил Эсти и Рона в аэропорту Швехат и отвез в гостиницу «Бристоль» в центре Вены. Они поднялись в номер и только здесь более внимательно разглядели друг друга. Макс и Эсти не виделись лет тридцать, если не больше. Тогда она была пятнадцатилетним подростком, а он только что окончил университет. Теперь Эсти стала интересной элегантной дамой, с хорошо сохранившейся фигурой и живым выразительным лицом. Она старалась держаться непринужденно, по-родственному. Но из-за такого долгого перерыва не нашлось ни общих тем для разговора, ни для семейных воспоминаний. Макс задал стандартный вопрос о детях. Эсти ответила с преувеличенным энтузиазмом и подробностями. Затем Макс, отвечая на такой же вопрос, сказал, что живет один, детей у него нет. На этом семейная тема была исчерпана. Чтобы заполнить паузу, Макс и Рон обменялись замечаниями о положении в мировом нефтяном бизнесе, но вскоре увлеклись, и разговор пошел более оживленно. Хотя это была всего лишь вежливая беседа, чтобы как-то заполнить обязательные для такой встречи двадцать — тридцать минут, они внимательно присматривались друг к другу. Оба понимали, что их ожидают серьезные переговоры, последствия которых пока трудно предсказать. Судя по всему, их первые взаимные впечатления были благоприятными. Эсти сразу же уловила это и предложила мужчинам перейти на «ты».

— Вы же родственники, хотя и дальние. И, мне кажется, без труда найдете общий язык. Почему бы вам не перейти на «ты». Так будет проще говорить о делах, — сказала она с милой улыбкой.

Макс и Рон не возражали. Они наполнили бокалы мозельским вином.

— Твое здоровье, Рон.

— Твое здоровье, Макс.

Встреча в офисе Макса была назначена на следующее утро.

* * *

Эрна встретила Рона приветливой улыбкой и провела в кабинет. Войдя, он остановился в дверях и с любопытством, смешанным с удивлением, окинул взглядом помещение. Даже не сразу обратил внимание на Макса, поднявшегося из-за стола ему навстречу. Наконец он закончил этот беглый осмотр и пожал протянутую руку.

— Доброе утро, Макс. Ты, должно быть, большая шишка в «Эрдойль». Какова твоя должность?

— Вице-председатель Совета директоров. Курирую зарубежную разведку.

— Вот как! А я-то хотел соблазнить тебя консультацией проекта, — усмехнулся Рон. — И все-таки ты проявил явный интерес к моему предложению. Почему?

— Давай уточним. Я проявил интерес не к проекту, а к методу. Ведь вы работаете прямым методом, не так ли? Ты хотя и не нефтяник, но, думаю, знаешь, что означают для геолога слова «прямой метод». Это как фата-моргана, мираж в пустыне. Было много попыток создать его, но все они окончились неудачей. Сегодня почти никто не верит, что он возможен в принципе. Если хочешь, в нефтеразведке это своего рода вечный двигатель… И вдруг мой сотрудник, работавший на севере Альберты, сообщает, что некая таинственная компания «Дабл Эй» обнаружила прямым методом в том же районе месторождение Камерон. И что потом следы этой компании ведут в Австралию. Никто не знает, какова ее национальная принадлежность. По слухам, она то ли итальянская, то ли южноафриканская. В общем, сплошная загадка. И вот проходят всего две недели, звонит Эсти, и я слышу от тебя по телефону это необычное для нефтяной компании загадочное название «Дабл Эй». Теперь ты понимаешь, чем вызван мой интерес?

— Более или менее. Это, конечно, кое-что объясняет. Но наш интерес по-прежнему сводится только к консультации разведочного проекта и ни к чему больше. Так получилось, что мы остались без геолога. Из-за этого пришлось остановить работы на уже открытом месторождении, и есть опасность, что мы потеряем права на концессию, если не возобновим разведку в ближайшие месяцы.

— Где находится концессия?

— В Австралии.

— Понятно. Послушай, Рон, у тебя не должно сложиться впечатление, будто я пытаюсь давить на тебя и узнать больше, чем ты хочешь или можешь сказать. Мы оба понимаем, что такое прямой метод и какова должна быть степень защиты такого изобретения и ноу-хау. И все же я предлагаю обсудить возможность взаимовыгодного сотрудничества. Ну, например, вы могли бы, не раскрывая сути метода, выполнить работы на нашей концессии, а я мог бы сделать то, что вам нужно, в Австралии. Тебя устраивает такой бартер?

— Что ты имеешь в виду, говоря о работах на вашей концессии? И где она находится?

— Концессия Стин Ривер находится в Альберте, недалеко от Камерона. Мы выявили цепочку рифов, но они, видимо, не все нефтеносные. Могли бы вы вашим методом определить, какие из них содержат нефть, а какие нет?

— Я не геолог и не знаю, что такое рифы, — Рон улыбнулся, — но, наверное, можно просто говорить о нефтеносных и пустых участках. Да, метод позволяет распознавать те и другие с абсолютной точностью.

— Невероятно! — воскликнул Макс. — И вы могли бы это сделать для нас?

— Безусловно. Для этого нам требуются только образцы. Мы проведем анализ, и вы получите то, что вам нужно.

— О каких образцах идет речь?

— Образцы почвы с глубины двух метров.

— Нет проблем. Они у вас будут.

— Теперь о работе для нас. Хочу еще раз подчеркнуть, что ее должен выполнять геолог, которому мы можем верить, — не только в профессиональном отношении, но и в плане личного доверия. Такое условие связано с упомянутой тобой особой степенью защиты изобретения. Иными словами, этим геологом должен быть ты сам, а не кто-то другой по твоей рекомендации. Готов ли ты заняться этим делом?

— Это довольно сложно, учитывая мой статус. Но я что-нибудь придумаю. Могу гарантировать, что информация в полном объеме будет только у меня. Любой другой участник работы, а это может быть кроме меня только один человек, не получит доступа ко всем материалам и представления о проекте в целом.

— Все это требует серьезного обдумывания и обсуждения, — сказал Рон. — В любом случае доступа к аппаратуре и ноу-хау не будет даже у тебя. Ты сможешь пользоваться только итоговой картой с результатами анализа образцов и материалами бурения. Но даже эти материалы может видеть абсолютно надежный человек, которому мы будем полностью доверять. Извини, но таково условие владельца компании.

— Звучит очень таинственно и даже пугающе. Вероятно, у вас имеются веские основания для таких жестких ограничений. Ни с чем подобным я раньше не сталкивался. Поэтому прежде чем принять решение, я должен понять, во что мне предстоит ввязаться. Послушай, Рон, не мог бы ты все-таки кое-что рассказать обо всей этой истории. Не о методе, а о том, что произошло. Я чувствую здесь какую-то тайну. Ну, например, почему вы остались без геолога?

— Хорошо, я расскажу. Но только в самых общих чертах. И абсолютно конфиденциально.

— Разумеется, — заверил Макс.

После продолжительной паузы Рон начал свой рассказ. Он говорил очень скупо, тщательно выбирая слова. Макс видел, что он избегает малейшего намека на физическую природу метода, всего, что могло бы пролить свет на назначение аппаратуры и измеряемый параметр. Когда он закончил, наступило долгое молчание. Наконец Макс нарушил его.

— Очень необычная история. Настоящий триллер. Я бы хотел задать несколько вопросов.

— Задавай. Отвечу, если смогу, — сказал Рон.

— Итак, все ваши проблемы начались с катастрофы самолета. Что это был за рейс? И кому принадлежал самолет?

— Это был небольшой самолет «джет коммандер», который мы зафрахтовали у компании «Внутренние австралийские авиалинии».

— И что, других пассажиров на нем не было?

— Нет. Только четверо наших сотрудников. Два изобретателя метода, один из них геолог, и два охранника.

— Причины катастрофы установлены?

— Да, взрыв на борту.

— Вот как. Значит, не технические неполадки и не ошибка пилота. У вас есть какие-то версии?

— Не версии, а уверенность. Мы знаем, кто это сделал.

— И?

Возникла долгая пауза.

— Они наказаны, — наконец сказал Рон.

— Каким образом?

— Адекватно, — ответил Рон после еще более долгой паузы.

— Понятно. И последний вопрос. Кто это был? Я имею в виду — конкуренты, охотники за изобретением или какие-то наемные убийцы?

— Тебе лучше этого не знать, Макс. Ты получил достаточно информации, чтобы, по твоим словам, понять, во что тебе предстоит ввязаться. Прежде чем что-либо решать, можешь все обдумать и взвесить. Я не спешу и ни на чем не настаиваю.

— Да, конечно. Подумать никогда не мешает. Все это настолько отличается от привычных интриг и разборок в мире нефтяного бизнеса, что здесь есть над чем поразмыслить. Давай продолжим разговор завтра, если не возражаешь.

— Хорошо. До завтра.

Как только Рон ушел, Макс позвонил Пауэллу.

— Дейв, как у вас дела с запиской о «Дабл Эй»?

— Она почти готова. Я получил кое-какую дополнительную информацию из Австралии.

— Зайдите ко мне. И захватите все, что у вас есть.

Через несколько минут Пауэлл появился в кабинете.

— Ну, что вам удалось выяснить? — спросил Макс.

— Два года назад они работали на блоке Уинтон, в штате Квинсленд. Пробурили три разведочные скважины, все нефтяные. Так же как и в Альберте, до бурения не проводили сейсмику. Потом вдруг законсервировали скважины и прекратили работы. Правда, у них случилась неприятность — в авиакатастрофе погибли два ведущих сотрудника. Мне даже прислали факс с газетной заметкой об этом. Вот она. — Пауэлл вынул из папки текст.

Макс прочитал: «Авиационная катастрофа… Взорвался в воздухе… Уцелевший ноутбук… За двадцать минут до взрыва напечатан текст… В серой зоне миллиардных прибылей… Алекс понимал, что, работая методом прямого обнаружения, они рано или поздно вползут в эту зону с ее смертельными схватками… Большой бизнес никогда не отступает…» Внезапно у него возникла какая-то смутная реминисценция. Ему вдруг вспомнилась встреча с брокером Дитрихом Хаузером и та необъяснимая интуитивная догадка о сделке между Келлером и Пауэллом, которая, казалось бы, появилась ниоткуда, просто из воздуха, и которая потом полностью подтвердилась. Нечто наподобие этого пришло ему в голову и сейчас.

— Дейв, вы говорите, блок Уинтон? А кто работал на соседнем блоке? — спросил Макс.

— Не знаю.

— От кого вы получили всю эту информацию?

— От моего приятеля. Он начальник земельного отдела в Управлении минеральных ресурсов штата Квинсленд.

— Так, — Макс взглянул на часы, — сейчас в Квинсленде шесть тридцать вечера. Рабочий день закончился. Но, может быть, нам повезет, и ваш приятель немного задержался. Позвоните ему прямо отсюда. Если не застанете — звоните домой. Вопрос один — кто был соседом «Дабл Эй»?

Пауэлл подошел к телефону и набрал номер.

— Хелло, Стив. Это Дейв Пауэлл. Поймал тебя в дверях? Мне повезло. Не буду долго задерживать. Один короткий вопрос — кто работал или работает на блоке, соседнем с Уинтон? «Альбион Энерджи»? Спасибо, Стив.

— Я слышал — «Альбион». Спасибо, Дейв, — сказал Макс. — Оставьте все материалы у меня.

После ухода Пауэлла Макс позвонил Конраду Кернеру, начальнику отдела технической информации.

— Конрад, мне срочно нужна информация по компании «Альбион Энерджи». Тема — производственные аварии, катастрофы, несчастные случаи за последние два года, повлекшие гибель персонала. Найдите эти данные в Интернете и сразу же перешлите на мой компьютер.

Информация на компьютере Макса появилась через пятнадцать минут.

…Пожар на нефтяной скважине в Нигерии. Погибли двое рабочих.

…Перевернулся трейлер с трубами в Индонезии. Погиб водитель.

…Взрыв на нефтехранилище в Перу. Погибли двенадцать человек.

…Авария вертолета в Северном море. Погибли восемь человек, включая президента компании Энтони Крейга и двух вице-президентов Ларри Эванса и Гарри Бриссона.

Макс посмотрел на дату. Между взрывом самолета над Австралией и аварией вертолета над Северным морем прошел ровно год. Вспомнились слова Рона Бермана: «Наказаны адекватно». Почему-то в памяти вдруг всплыли газетные сообщения о сенсационной операции «Энтеббе» и отстреле арабских террористов по всей Европе после гибели израильских спортсменов в Мюнхене. Сходный почерк, подумал он.

Итак, скупой рассказ Рона обрел недостающие детали. Таинственная история ожила и наполнилась плотью и кровью. Да, и кровью. Она присутствует в этом «наполнении» не как лексическая фигура, а как трагическая реальность, подумал Макс. Теперь остается решить главный вопрос — нужно ли ему ввязываться в эти дела? Стоит ли прямой метод тех смертельных схваток, о которых писал за двадцать минут до гибели неизвестный ему Алекс? Память услужливо подбросила закон Мэрфи: «У любого великого изобретения есть недостаток — технический или моральный — равный или превышающий по своему значению само изобретение». Прямой метод уже унес больше десятка жизней. И эта цифра вряд ли окончательная. Не превысит ли такой «недостаток» значение самого изобретения?

В мире нефтяного бизнеса существуют и процветают многие жесткие и жестокие формы борьбы, цель которой — полное устранение конкурента. Хотя формально дело никогда не доходит до физического устранения, но в действительности люди, потерявшие работу и надежду, нередко уходят не только из бизнеса, но и из жизни. Наиболее агрессивным и безжалостным видом схваток между компаниями является тейковер[30], или захват конкурента. В некоторых странах такие действия запрещены антимонопольным законодательством. Однако финансовый выигрыш зачастую перевешивает риск уголовного преследования. К тому же отработаны изощренные способы обойти закон. Делается это путем внезапной массированной скупки акций намеченной жертвы с целью получения контрольного пакета. Такая скупка называется corporate raid — налет на корпорацию. После этого жертва поглощается и переваривается новым хозяином в прямом смысле слова. Ее предприятия, нефтяные месторождения, рыночная инфраструктура, финансовые активы становятся его собственностью, а большая часть работников выбрасывается на улицу. Оставляется лишь сокращенный обслуживающий персонал производственных объектов. Процесс почти физиологический и напоминает пожирание сильным хищником слабого с захватом ареала его обитания. От такой тактики до взрыва самолета — один шаг… Одним из наиболее известных и агрессивных «налетчиков» был техасский нефтяник, геолог по образованию, Томас «Буни» Пикенс, владелец крупнейшей в США независимой нефтяной компании «Меса Петролеум» со штатом всего около трехсот человек. Несмотря на это, Пикенс скупал более крупные компании, расчленял их и продавал по частям, делая на этом огромные деньги и оставляя без работы тысячи людей. В семидесятых — восьмидесятых годах его налеты приводили в трепет даже такие корпорации, которые превосходили «Меса» по размеру более чем в двадцать раз. В 1987 году он опубликовал автобиографический бестселлер «Буни», в котором откровенно и увлекательно рассказал о своем разбое на больших нефтяных дорогах.

Бывает также внутренний тейковер, когда какой-либо член Совета директоров скупает акции через подставных лиц с целью стать контролирующим акционером и захватить власть в компании. Макс вспомнил, что подобный случай рассказан Армандом Хаммером в автобиографической книге «Свидетель истории». Некто Дэвид Мэрдок, член Совета директоров компании «Оксидентал», владевший пятью процентами акций, попытался таким способом сбросить самого Хаммера и завладеть компанией. Хаммер отбил нападение. Мэрдок был вынужден продать ему свои акции и уйти из «Оксидентал».

Интересно, подумал Макс, а не пыталась ли «Альбион Энерджи» добраться до прямого метода иными путями? Неужели сразу такой крайний способ, как физическая ликвидация? Рассказать об этом может только Рон. Но он вряд ли сделает это. И все же завтра надо будет попытаться получить от него дополнительную информацию. Но это завтра… А сейчас нужно разобраться с главным вопросом — ввязываться или не ввязываться? Макс знал, что испытанный способ решения любой сложной проблемы — это подход к ней с разных направлений. Одно направление лежит на поверхности — оценка риска и для себя лично, и для «Эрдойль». За методом уже тянется кровавый след, и не учитывать его было бы непростительно. Другое направление тоже достаточно очевидно — оценка потенциального выигрыша, финансового и технологического. Есть еще и третье направление, требующее некоторого воображения, — поставить вопрос таким образом: много ли найдется нефтяных компаний, которые отвергли бы предложение «Дабл Эй» о взаимовыгодном сотрудничестве? После недолгого размышления Макс пришел к выводу, что любая компания посчитала бы это предложение, при всех его «за» и «против», счастливым лотерейным билетом, мощным рывком в конкурентной борьбе. Ему этот билет выпал случайно, благодаря Эсти. Случайно ли? Он вспомнил, что совсем недавно проблема случайности и предначертанности уже будоражила его мысли. В связи с чем это было? Ну, конечно же, — он сидел в хранилище швейцарского банка и пытался понять, как это все могло произойти? Что это было — хаотическое нагромождение случайностей или судьба? И вот перед ним снова стоит этот сакраментальный философский вопрос. Тогда, в Женеве, он твердо решил, что, несмотря на кажущуюся цепь случайностей, которая привела к судьбоносному повороту в его жизни, все было предопределено и неизбежно. Не так ли обстоит дело и сейчас? Предложение Рона — это не случайный лотерейный билет. Это еще одно звено в цепи предначертанных событий, которые контролируют его жизнь. Последние сомнения отпали. Максу стало ясно, что он не должен отказываться от сотрудничества с «Дабл Эй».

* * *

Утром, ровно в девять, Макс и Рон встретились снова и продолжили разговор. Теперь Макс знал намного больше, чем вчера, о том, что произошло в Австралии. И решил, что нет смысла скрывать полученную информацию. Он полагал, что это побудит Рона быть более открытым и откровенным.

— Ну как, Макс, ты принял решение?

— Да. Я готов к сотрудничеству на ваших условиях. И поскольку оно предусматривает полное взаимное доверие и обмен информацией — в допустимых пределах, разумеется, — то я должен кое-что сообщить тебе.

И Макс рассказал о результатах собственного расследования. Рон слушал молча, не прерывая и не комментируя. Когда Макс закончил, он встал и прошелся по кабинету, обдумывая услышанное.

— Видишь ли, Макс, каждый имеет право искать по собственным каналам дополнительную информацию о потенциальном партнере по бизнесу. Это общепринятая практика. И вчерашнее расследование говорит о серьезном подходе с твоей стороны. Но оно завело тебя слишком далеко, в область фантастических предположений и спекуляций. Из всего, что ты рассказал, могу подтвердить лишь два факта. Первый — мы действительно работали на блоке Уинтон. И второй — виновные в гибели наших людей наказаны. Это я сказал тебе вчера. А кто они такие и кто за ними стоял — это только твои догадки. Мало ли сколько самолетов и вертолетов разбились через полгода, год или полтора года после того трагического события в Австралии. Извини, но я не могу обсуждать с тобой этот вопрос.

— Хорошо. Забудем об этом. Я лишь хотел, чтобы между нами не было недомолвок. Теперь ты знаешь, что я провел расследование и пришел к некой версии. Если она не соответствует действительности, тем лучше. Но скрывать это я не считал нужным.

— Понимаю. Ну что ж, по главному вопросу мы договорились. Ты поможешь нам закончить разведку в Австралии, а мы сделаем для тебя работу в Канаде. Теперь мне надо вернуться в Израиль и сообщить об этом боссу. После этого составим детальный план. Обсудим его при следующей встрече. Я улетаю сегодня вечером. Эсти решила остаться на неделю. Если сможешь, удели ей немного внимания.

— Постараюсь. Когда твой рейс?

— В двадцать пятнадцать.

— Я подброшу тебя в аэропорт.

— Спасибо.

Глава 11

Проводив Рона, Макс и Эсти вышли к паркингу аэропорта, сели в машину и выехали на четвертый автобан, ведущий в город.

— Мне что-то не хочется в гостиницу, — сказала Эсти. — Где здесь можно провести вечер, посидеть, поболтать?

— Лучшее место Гринцинг, на севере Вены. Очень уютный район, излюбленное место туристов.

— Поехали.

Они пересекли город и въехали в район узких улочек, уютных ресторанчиков, сувенирных лавок. Жизнь здесь кипела. Побродив немного, зашли в большой огороженный двор. Прямо под открытым небом стояли длинные деревянные столы и скамейки. На столах лежали меню. Еда была простая, а выбор блюд невелик. Официантка в традиционной национальной одежде сразу же принесла бутылку вина и приняла заказ.

— Такие рестораны называются «херрингер», — сказал Макс. — У них любопытная история. Когда-то, в послефеодальные времена крестьяне арендаторы имели право, после расчета с землевладельцем, продавать у себя на дому излишки вина собственного изготовления и подавать к нему нехитрую закуску, включавшую подсоленную рыбу («херринг»). Так возникли эти дворовые ресторанчики. Традиция сохранилась до наших дней. Правда, сейчас владельцы «херрингеров» уже не крестьяне, и открыты эти заведения круглый год, а не только в конце винодельческого сезона.

— Как странно, — сказала Эсти, — я ведь родилась в Вене, здесь прошло мое детство. Но ничего не помню. Совершенно чужой город. А что для тебя Вена? Считаешь ли ты ее своей родиной?

— У меня сложное чувство. Географически это, конечно, родина. Но не более. Я здесь работаю, здесь мой дом. Кстати, совсем недалеко отсюда, пятнадцать минут езды. Вон там, за Венским лесом. — Макс показал рукой направление. — Но часто и подолгу бываю в отъезде. А вообще-то Вену, да и Австрию в целом, мне трудно считать родиной в том смысле, который обычно вкладывают в это слово. Я имею в виду духовную связь, историю, традиции. Но город этот люблю, хорошо его знаю. И люблю возвращаться в него после долгого отсутствия.

— Мне кажется, я понимаю тебя. Для нас, австрийских евреев, понятие родины утратило свой прежний духовный и эмоциональный смысл. Знаешь, Макс, в эти дни я думала о тебе и задавала вопрос — почему ты здесь остался? Ведь очень многие из тех, кто уцелел, уехали. Наверное, большинство…

— Так сложилось. Кто-то всегда остается. Но я не жалею. У меня все хорошо, все нормально. Не чувствую дискомфорта.

— А почему ты один?

— Ответ такой же. — Макс улыбнулся. — Так сложилось.

— Хочу посмотреть, как ты живешь. Посидим немного и поедем к тебе. Не возражаешь?

— Буду рад показать дорогой сестре свое скромное холостяцкое жилище.

— Сестре? Не такие уж мы близкие родственники, чтобы ты видел во мне только сестру. Second cousin seven times removed[31]. Вот кто мы такие, — Эсти улыбнулась и дотронулась пальцами до его щеки.

— Дома я покажу тебе один документ, и ты увидишь, как мы близки.

— Документ? Какой может быть документ? Я сгораю от нетерпения. Давай поедем прямо сейчас. Не хочу есть эти сосиски с капустой.

Макс расплатился за вино, отменил заказ и они поехали в Вейдлинг по Гауптштрассе, пересекающей Венский лес. Спустя пятнадцать минут подъехали к небольшой двухэтажной вилле. Они вошли в дом, и Эсти сразу же принялась обходить комнаты.

— Недурно для холостяцкого жилища. И потом — такой порядок. Кто у тебя убирает?

— Приходит женщина два раза в неделю. Да я и сам поддерживаю чистоту. Не люблю беспорядка.

Эсти удобно устроилась на диване, подобрала ноги и расстегнула несколько пуговиц на платье. Получилось глубокое декольте, открывшее соблазнительную ложбинку.

— Ну, милый братец, что мы будем пить?

— Что желает дорогая сестрица?

— Сестрица желает коньяк и фрукты.

— «Хенесси Ричард» годится?

— О! Название слышала, но никогда не пробовала.

Макс открыл бар и вынул бутылку. Затем помыл фрукты, нарезал лимон и поставил все это на журнальный столик около дивана.

— Давай немного выпьем, а потом ты покажешь мне документ, ради которого я пожертвовала этим деликатесом — сосисками с капустой, — Эсти улыбнулась.

Макс налил коньяк в невысокие плоскодонные бокалы.

— Как жаль, что мы уже на «ты», — сказала Эсти, — а то бы выпили на брудершафт. Впрочем, одно другому не мешает. Давай поцелуемся. Садись рядом.

Поцелуй получился не вполне родственный…

— Ну, показывай что обещал, — сказала Эсти.

Макс принес рулон ватмана и развернул его на столе.

— Посмотри этот рисунок. Хотя ты видишь его впервые, но, думаю, легко разберешься, — сказал он.

Эсти стала внимательно разглядывать генеалогическое древо. Лицо ее сделалось серьезным. Выражение игривости сменилось печальной задумчивостью.

— Боже мой, такая большая семья. Даже две семьи. Адлеров я почти не знаю. Но Ландау — это же мои родственники, самые близкие люди. И только мы с тобой остались. Кто-то еще, кажется, живет в Канаде. Теперь это как засохшее дерево, на котором чудом сохранились два зеленых листочка, ты и я, — говоря это, Эсти водила указательным пальцем по ватману, как бы прикасаясь к душам умерших. — Вот дедушка, бабушка, вот мои родители, а вот и я. А вот здесь ты. Да, засохшее дерево…

Внезапно у нее появилась идея.

— Знаешь что, Макс? Давай оживим его, вдохнем жизнь. Пусть зашумит листва, на ветвях запоют птицы.

— Что за романтическая фантазия? — удивился Макс.

— Дай мне карандаш, — попросила Эсти.

Она взяла карандаш и соединила большой дугой два прямоугольника на разных сторонах древа. В одном было написано «Эстер Ландау», в другом — «Макс Адлер». Потом на середине дуги нарисовала сердце.

— Так дети изображают любовь, — сказала она. — Вот видишь, дерево ожило. Любовь его оживила. Эсти обняла Макса, и они застыли в долгом поцелуе.

— А теперь давай выпьем за память тех, кто погиб в Катастрофе.

Они выпили и помолчали.

— Ну, все. Траурная церемония окончена. Покажи мне свою спальню, — скомандовала Эсти.

…Макс был тренированный мужчина. Любвеобильная искушенная фрау Эльза старательно поддерживала его в хорошей форме. Но через три часа он вдруг почувствовал, что не выдерживает темп. А Эсти не проявляла ни малейших признаков усталости. Она была так же неутомима, как в самом начале, и требовала еще и еще. Ее энергия была сравнима только с разнообразием ошеломительных поз, которыми она искусно владела.

— Боже мой, Эсти, где ты всему этому научилась? — с изумлением воскликнул Макс.

— У меня в этой области пи-эйч-ди[32], — рассмеялась она и проверила его готовность. — А ты, дружок, утомился. И твой дружок тоже. Ну что ж, идите примите холодный душ, освежите себя яблоками и подкрепите себя вином, как говорили наши древние предки. А я и моя подружка вас подождем.

Макс встал и нетвердой походкой направился в ванную. Когда через десять минут он вернулся в спальню, то увидел, что Эсти выполняет замысловатые упражнения по системе йоги. Только сейчас он рассмотрел как следует ее изящную и очень женственную фигуру.

— Дорогая, неужели ты не устала? — удивился он.

— От чего я должна устать? От любви? От этого живительного эликсира? — искренне и просто сказала она. — Ну что, продолжим?

Через два часа Макс признал свое поражение и со смущенным видом сошел с дистанции.

— Ultra posse nemo obligator, — сказал он.

— Что это значит?

— Это значит — никого нельзя обязать сверх его возможностей. Так считали древние римляне.

— Они были правы, — сказала Эсти. — Не переживай. Ты молодец, продержался дольше других.

— Это что — комплимент или пропуск в элитный клуб? — спросил Макс.

— И то и другое, — рассмеялась Эсти. — А если серьезно, то никакого клуба нет. Есть опыт, соответствующий возрасту и некоторым особенностям анатомии. Вот и все, что есть. Так что не пугайся и не преувеличивай. Давай немного поспим.

…Как обычно, Макс проснулся в шесть утра. Эсти уже лежала с открытыми глазами.

— Ты так сладко спал, что не решалась будить, — сказала она. — А теперь давай повторим пройденное. Нет ничего лучше любви на рассвете.

На этот раз Эсти продемонстрировала неподдельное глубокое чувство с продолжительными нежными ласками и поцелуями. Она называла это утонченным сексом.

— Ты необыкновенная женщина, — восхищенно сказал Макс. — Как же я теперь буду без тебя?

— Мы что-нибудь придумаем, — деловито ответила Эсти. — Можем встречаться в Европе, в Израиле. Ты ведь приедешь в Израиль?

— Возможно. Это зависит от того, как будет складываться совместная работа с «Дабл Эй».

— Есть проблемы?

— Пока нет.

— Макс, хочу спросить тебя. Но не подумай, что это имеет для меня какое-то значение. Ты богатый человек?

— Я состоятельный человек.

— В чем разница?

— Богатство — категория количественная, а состоятельность — качественная.

— Понятно. Тогда скажи мне, состоятельный человек, какие у нас планы на сегодня? После завтрака ты отправляешься на работу. А вечером?

— После завтрака мы с тобой едем на кладбище.

— Вот как. Ты решил похоронить нашу любовь?

Макс рассмеялся.

— Нет, это мы пока делать не будем. Сегодня открытие мемориала в память членов семей Адлер и Ландау, погибших в лагере смерти Маутхаузен. И поэтому твой приезд очень кстати.

— Что за мемориал? Ты мне ничего не говорил.

Макс рассказал о своем решении увековечить память погибших, приобретении участка на кладбище и главной идее архитектурного проекта.

— На днях строительство закончено. И сегодня официальное открытие с чтением поминальной молитвы. Мы должны быть там в одиннадцать. После этого заеду в офис на пару часов. А потом я в твоем распоряжении, дорогая.

— Макс, я очень взволнована. Это событие придает особый смысл и особый характер нашим отношениям. Ты мне нравишься все больше и больше. Скажи, а почему ты решил построить мемориал именно сейчас, спустя столько времени после войны?

— Эсти, ты обратила внимание, что на некоторые твои вопросы я отвечаю двумя словами: «так сложилось»? Таков же ответ и на этот вопрос — так сложилось. Если вопросов больше нет, то давай завтракать.

* * *

Мемориал находился в западной части нового еврейского кладбища, рядом с протестантским участком. Он был сделан в виде серой гранитной стены, по краям которой возвышались две стелы из черного мрамора. Венчала стену необработанная базальтовая плита со сквозным вырезом в центре в форме шестиконечной звезды. Стена была наклонена к зрителю, поэтому небо через вырез приобретало очертания этой звезды. На одной стеле были выгравированы с указанием возраста имена членов семьи Адлер, на другой — Ландау. Всего тридцать шесть имен. Под каждым списком — слова «Зихронам левраха». На гранитной стене надпись: «Умерщвлены в Маутхаузене в числе 38 120 евреев, 1938–1945», а ниже изречение на иврите: «Воздастся кара за кровь невинных. Псалом 79».

Эсти внимательно осмотрела мемориал.

— Все сделано достойно, сдержанно, с большим вкусом и тактом, — заключила она. — Без внешних эффектов. Но каждая деталь и каждое слово кричат. Молодец, Макс. Спасибо и от меня тоже.

— Рад, что тебе понравилось. Ты совершенно точно уловила главную идею мемориала. Да, каждое слово кричит, — повторил он и машинально добавил: — В начале было Слово…

— Да, в начале было Слово, — продолжила Эсти, — потом слово против слова, потом народ против народа, потом две Мировые, потом Холокост. Вот и вся история цивилизации от Иоанна до наших дней.

Макс был поражен таким емким и исчерпывающим экспромтом.

— За это ты заслуживаешь еще одну докторскую степень, — сказал он.

Присутствующих было немного — глава Венской еврейской общины, его заместитель, трое руководителей «Хевра кадиша», раввин Самуэль Маркус, староста синагоги, архитектор и скульптор. Состоялась краткая церемония. Раввин Маркус прочитал поминальную молитву: «Итгадал вэ иткадаш шемей рабо…» — «Да возвеличится и освятится великое имя Его…»

Перед уходом Эсти положила по небольшому камешку на горизонтальный выступ у подножья каждой стелы.

— Так это делается в Израиле, — объяснила она в ответ на недоуменный взгляд Макса. — По еврейской традиции возлагаются не цветы, а камешки.

Макс отвез Эсти в гостиницу, и они договорились, что через два часа он заедет за ней.

— Мы отправимся в деревушку в семидесяти километрах от Вены, — сказал он. — Там и заночуем. Возьми все необходимое.

* * *

Деревушка называлась Дюрнштейн. Она расположена к западу от Вены, у излучины Дуная. Место очень живописное, настоящий рай для туристов. Множество уютных гостиниц сельского типа, ресторанчиков, прогулочных тропинок вдоль реки и по склонам соседних холмов. На одном из них — развалины старинного замка, в котором, согласно летописи Крестовых походов, содержался плененный английский король Ричард Львиное Сердце.

Макс и Эсти приехали в Дюрнштейн в седьмом часу вечера. Они оставили вещи в гостинице, прошлись несколько километров вдоль Дуная и поужинали в семейном ресторанчике «У излучины».

— Просто сказка! — воскликнула Эсти. — Не хочется думать, что все это скоро кончится. Так бы и путешествовала с тобой по всему миру… Впрочем, это даже хорошо, что кончится. Иначе я бы привыкла к тебе, а то и банально влюбилась. В моем возрасте это опасно. Да и тебе ни к чему…

— Не знаю, не знаю. Мне, может быть, и к чему, — загадочно произнес Макс. — Но тебе, действительно, надо быть осторожной. Не следует ломать семейную жизнь.

Эсти иронически посмотрела на него.

— Откуда тебе знать? Может, и ломать-то нечего, — неопределенно сказала она. — Ну ладно, сменим тему. Хочу в гостиницу. Грядет ночь великой любви номер два…

— Любовь номер два или ночь номер два?

— Ночь, конечно, — Эсти рассмеялась.

Макс обнял ее и поцеловал.

— Не испугался? — Эсти лукаво посмотрела на него. — Обещаю, сегодня не будем нарушать завет древних римлян. Как там говорится — ultra posse…

— …nemo obligator, — закончил Макс.

— Вот именно, облигатор.

На следующий день они отправились вдоль излучины Дуная на юг в городок Мелк, где находится знаменитый монастырь ордена бенедиктинцев. Построенный в стиле барокко в начале восемнадцатого века, он поддерживается в идеальном состоянии и привлекает туристов со всего мира.

Макс с увлечением рассказывал по дороге обо всех интересных местах, которые они проезжали. Эсти была благодарной слушательницей и обнаружила немалые познания в архитектуре, искусстве, истории… В Вену вернулись поздно вечером.

Глава 12

Эсти улетела утренним рейсом. Проводив ее, Макс приехал в офис. Эрна сразу же сообщила, что Пауэлл хочет поговорить с ним.

— Пусть зайдет, — сказал Макс.

Пауэлл появился через пять минут.

— Макс, я хотел бы обсудить условия нашего участия в канадском тендере. На мой взгляд, максимальный взнос при подписании контракта не должен превышать миллион долларов. Каково ваше мнение?

— Я думаю, мы можем увеличить его до полутора миллионов. Там ожидаются серьезные открытия. Не следует упускать этот блок.

— Хорошо. Есть еще один вопрос. Возможно, он вас заинтересует.

— Что за вопрос?

— Дело в том, что у меня есть небольшой пакет акций «Эрдойль». На днях знакомый брокер предложил мне продать его по цене выше рыночной. Из разговора с ним выяснилось, что идет скупка акций компании и что сам он действует в интересах одного из ее директоров. А стоит за этим Гельмут Келлер. Вам понятен смысл происходящего, Макс?

— Думаю, что да. Внутренний тейковер.

— Именно так. Они хотят блокировать ваш пакет и отстранить вас от руководства компанией. Не исключено также, что Келлер лелеет мечту вернуться в «Эрдойль».

— Спасибо, Дейв. А сейчас вот что. Напишите мне объяснение о вашей сделке с Келлером. Обещаю, оно не будет использовано против вас, а только чтобы приструнить его. Вы же не хотите, чтобы он вернулся в компанию, не так ли?

— Определенно не хочу.

— Прекрасно. Теперь о брокере. Думаю, это Дитрих Хаузер. Я не ошибся?

— Да, это он.

— Хорошо, Дейв. Еще раз спасибо за информацию. Продолжайте заниматься тендером и не беспокойтесь насчет Келлера и всей этой возни с акциями.

* * *

Макс договорился с Клаусом Руппе о созыве экстренного собрания акционеров. Затем он разыскал Хаузера и предложил встретиться в ресторане делового клуба. Брокер был немного обеспокоен, но согласился.

— Господин Хаузер, я обдумал ваше предложение об увеличении своего пакета и решил принять его. Давайте обсудим условия. — Макс сразу перешел к делу.

Хаузер смутился.

— Видите ли, господин Адлер, я, конечно, заинтересован работать с таким клиентом, как вы. И надеюсь, в будущем смогу оказывать вам профессиональные услуги. Но в данный момент ситуация не вполне благоприятная. Боюсь, что должен временно отказаться от этого предложения. Очень сожалею. Если вас интересуют акции других компаний, то готов немедленно обсудить это.

— Нет, меня интересует только «Эрдойль». А что, собственно, изменилось? Почему ситуация стала неблагоприятной? Не могли бы вы объяснить конкретно?

— Конкретно? В нашем деле, господин Адлер, есть свои профессиональные тайны. И мы не всегда можем делиться информацией, которой владеем. Полагаю, у вас тоже есть своя конфиденциальная информация. Одним словом, вы меня понимаете…

— Опять тайны. В прошлый раз были тайны и сейчас снова. Но я понимаю вас, Хаузер. Очень хорошо понимаю. И предупреждаю — если вы не прекратите всю эту возню со скупкой акций «Эрдойль» по завышенной цене, то нарветесь на крупные неприятности. Такие крупные, что они перевесят комиссионные, которых вы ожидаете. Я просто сделаю вас персоной нон грата в этом бизнесе. А у меня есть такие возможности. В прошлый раз вы трусливо сбежали. Сейчас этим не отделаетесь.

— Простите, господин Адлер, но почему вы так со мной разговариваете? На каком основании? Я бы попросил…

— Основание есть. И очень веское. Вам известно, что тейковер — это уголовное преступление и преследуется по закону. А вы участвуете в нем самым активным образом. У «Эрдойль» уже сейчас есть основания потребовать расследования вашей деятельности и деятельности тех, на кого вы работаете. Я не знаю, чем рискуют они, но вы рискуете своей лицензией. Если хотите сохранить ее, то назовите имена. Для кого вы скупаете акции?

Хаузер побледнел.

— Вы требуете от меня невозможного, господин Адлер. Я не могу… профессиональная тайна…

— Забудьте о тайне. Думайте о лицензии. Итак, здесь, конечно, замешан Келлер. Кто еще?

— Только на условиях конфиденциальности, господин Адлер. Могу я рассчитывать?

— Можете. Говорите.

— Я имею поручение господина Келлера. Он мой давний клиент. А непосредственно заинтересованное лицо господин Вернер. Рудольф Вернер. Его пакет составляет, как вы знаете, пять процентов.

— Вернер? Один из директоров «Эрдойль» и президент бумажного синдиката?

— Да, он.

— Ну, и каковы ваши успехи? Сколько акций успели купить?

— Немного. Очень немного. Но я только начал.

— Ваше счастье. На этом вы и закончите. Если я узнаю, что вы ведете переговоры хотя бы с одним акционером, то пеняйте на себя. Вам все понятно, Хаузер?

— Да, господин Адлер.

* * *

На собрание пришло больше акционеров, чем обычно. Слово «экстренное» возбудило всеобщее любопытство. Последние два года дивиденды почти не поступали, и это вызывало недовольство пайщиков, привыкших к постоянному доходу от акций.

Клаус Руппе предоставил слово Максу. Он, как всегда, был краток и говорил по существу.

— Дамы и господа, — обратился Макс к собравшимся, — вы, конечно, разочарованы результатами последних двух лет. Есть несколько причин этого, и главная — неудача в заливе Папуа. Однако сейчас имеются все основания ожидать существенного улучшения ситуации. Я не могу вдаваться в детали, но мы находимся в преддверии крупных открытий в Канаде, которые самым благоприятным образом отразятся на прибылях компании и ваших дивидендах. Это и есть основная хорошая новость, ради которой мы пригласили вас на экстренное собрание. Но есть и плохая новость. Нам стало известно, что некий акционер, владеющий относительно крупным пакетом, начал скупку акций по повышенной цене через подставных лиц (Макс бросил выразительный взгляд на Вернера, сидевшего в первом ряду). Разумеется, каждый вправе распоряжаться своими ценными бумагами по собственному усмотрению. Но я хочу еще раз сказать с полной ответственностью — скоро доходы «Эрдойль» возрастут, и тогда те, кто поторопился продать акции, будут сожалеть об этом. Мой долг предупредить вас.

После выступления Максу было задано много вопросов. И почти все они так или иначе касались ожидаемых открытий в Канаде. Акционеры хотели знать, на чем основана такая уверенность. Чтобы не быть голословным, ему пришлось сказать, что компания планирует применить новую разведочную технологию, которая позволяет обнаруживать месторождения быстро и с минимальными затратами. На вопрос, разработана ли технология в «Эрдойль», он ответил отрицательно, добавив, что изобретение принадлежит небольшой фирме, которая, исходя из собственных интересов, готова продемонстрировать его на разведочном блоке «Эрдойль». Тут же посыпались вопросы по поводу этой технологии. Макс уклонился от объяснений, сказав, что собрание акционеров — не самое подходящее место для обсуждения технических деталей. Рудольф Вернер внимательно слушал и делал пометки в блокноте.

…Усилия Макса по предотвращению тейковера дали результаты. Дитрих Хаузер прекратил скупку акций, а те, кто готов был продать их, отказались от этого намерения.

Глава 13

В Израиле Макс был впервые. Он знал, что рано или поздно приедет в эту страну. Но как-то так складывалось, что поездка отодвигалась на неопределенное время. В конце концов у него появилось некое смутное ощущение, что приезд в Израиль будет связан с каким-то конкретным поводом, а не просто с ознакомительным туром. Такое ощущение ни на чем не основывалось, оно было скорее интуитивным, чем осознанным. Но Макс привык доверять своей интуиции. Он неоднократно убеждался, что предчувствия подтверждались самым неожиданным образом. Так получилось и на этот раз. Рон позвонил ему и передал приглашение босса. Он попросил захватить с собой материалы по блоку Стин Ривер, а также, к удивлению Макса, письменные оценки его прошлой работы.

…Макс вышел на балкон тель-авивской гостиницы «Хилтон». Вид спокойного Средиземного моря действовал умиротворяюще. Пляжи были заполнены народом. По воде скользили парусники. И только патрульные вертолеты, пролетавшие над морем на небольшой высоте, напоминали о том, что страна воюет с террором. Он посмотрел на часы. Рон должен был приехать за ним через десять минут. Макс еще раз проверил содержимое кейса, убедился, что все документы на месте, и спустился в вестибюль.

Рон появился минута в минуту. Они обменялись рукопожатием и вышли на улицу. Белая «вольво» стояла у входа.

— Макс, босс хочет встретиться с тобой у себя дома, в Кесарии. Это пятьдесят километров на север, вдоль моря. Минут сорок езды. Заодно посмотришь прибрежную полосу.

— Прекрасно. Надеюсь в ближайшие дни посмотреть и другие места, о которых много слышал.

— Разумеется. Каждый, кто впервые приезжает в Израиль, просто обязан сделать это. Я и Эсти позаботимся об этом. Но сначала, конечно, наше дело, — Рон улыбнулся и добавил: — как ты знаешь, по-итальянски это называется «коза ностра».

— Зловещая аналогия. — Макс рассмеялся. — И как зовут крестного отца?

— Его зовут Шмуэль.

— А фамилия?

— Для нас он просто Шмуэль. И для тебя тоже.

— Не торопись, Рон. Я еще не член «семьи».

— Да, конечно. Стать им не так-то просто.

В разговоре появился явный подтекст, и оба хорошо понимали, о чем идет речь.

* * *

Перед Максом стоял высокий худощавый старик с резко очерченным лицом, орлиным носом и пронизывающим взглядом глубоко посаженных глаз. Бобрик густых седых волос. Спортивная осанка. Одет он был в строгую темно-серую тройку, что подчеркивало официальный характер встречи, хотя она и происходила дома, а не в офисе. Старик протянул руку, и Макс почувствовал крепкое пожатие сухих костлявых пальцев.

— Шмуэль, — представился он и добавил фамилию, но Макс ее не расслышал. — Рад познакомиться с вами, Макс. Мы называем друг друга по имени. Так принято в Израиле. Не возражаете?

— Не возражаю.

— Прекрасно. А сейчас давайте сделаем лехаим. Наливайте сами по своему выбору. Они подошли к боковому столику, на котором стояла батарея бутылок. Макс налил сухое «Шардоне». «Лехаим!» — произнес Шмуэль. Все чокнулись и выпили.

— Итак, — продолжил Шмуэль, — Рон рассказал вам в самых общих чертах о нашем методе. Больше пока мы сообщить не можем. Полагаю, это не станет препятствием для сотрудничества на первом этапе. Под этим этапом я имею в виду ваше участие в завершении разведки блока Уинтон в Австралии и наше участие в разведке блока Стин Ривер в Канаде. Следующий этап будет зависеть отрезультатов этой работы. А сейчас, Макс, я хотел бы задать вам два вопроса. Извините старика, если они покажутся некорректными. — Шмуэль хитровато прищурился.

— Слушаю вас, — улыбнулся Макс.

— Хорошо. Видите ли, Макс, ни я, ни Рон не специалисты по нефтяной разведке. Поэтому мы не можем оценить ваш профессиональный уровень. А для нас это очень важно. Геолог, которого мы потеряли, был специалистом мирового класса. И мы хотели бы заменить его таким же. Поэтому первый вопрос — как вы сами себя оцениваете?

— Ни один специалист не может оценить себя объективно, — ответил Макс. — Могу представить официальную оценку моей работы за последние годы. Рон попросил меня захватить эти документы.

Он открыл кейс и передал Шмуэлю несколько страниц.

— Немецкий, — сказал Шмуэль, взглянув на текст. — Когда-то я владел им прилично. Ну что ж, тряхнем стариной. А у тебя, Рон, насколько я знаю, проблем с этим языком нет. Он медленно читал страницы и передавал их Рону.

— Превосходно, — сказал он, закончив чтение. — Вопрос снимается. Но возникает новый вопрос. Здесь сказано, что вы, Макс, работали старшим специалистом отдела. А сейчас вы вице-председатель Совета директоров и курируете всю зарубежную разведку. Как такая метаморфоза могла произойти всего за два-три года?

— О, это долгая и почти фантастическая история. Если не возражаете, расскажу ее после деловой части. Это скорее литература определенного жанра, нежели нефтяная разведка или бизнес.

Шмуэль и Рон переглянулись. Они были явно заинтригованы, но им оставалось только согласиться.

— Хорошо, подождем окончания деловой части. А сейчас второй вопрос, столь же некорректный. — Шмуэль снова хитровато прищурился. — Скажите, Макс, вы богаты?

— Полагаю, что да.

— Насколько?

— Достаточно.

— Почему в таком случае вас интересует сотрудничество с нами? Ведь прямой метод — это в конечном счете только деньги, и ничего больше.

— Видите ли, Шмуэль, для нефтяного геолога это не только и не столько деньги. Это мечта, прорыв, другой качественный уровень. Это как пересесть из конного экипажа в «мерседес», — сказав это, Макс вдруг вспомнил детство, конную коляску за сараем, свой нынешний «мерседес» и удивился конкретности этой образной фразы. — И коль скоро, будучи обеспеченным человеком, я продолжаю работать, а не ухожу в отставку, то не могу не думать о техническом прогрессе в нефтеразведке. Вот почему ваше предложение оцениваю не только с точки зрения увеличения личных доходов, но прежде всего как своего рода профессиональный допинг. А уже потом то, о чем вы говорите, Шмуэль.

— Хорошо сказано, Макс. Нечто подобное я слышал однажды от Алекса, зихроно левраха. Вероятно, вы, геологи, люди одинакового склада.

— Раз уж вы затронули этот вопрос, то хотел бы задать его и вам. Вы человек немолодой и, насколько я понимаю, достаточно состоятельный. Что заставило вас, в ваши годы, бросить такой опасный и рискованный вызов нефтяным корпорациям? — спросил Макс.

— Мои годы… Да, со времени моей молодости многое изменилось, изобрели огонь, колесо, — Шмуэль рассмеялся. — Вы молодец, Макс. Мяч не задержался на вашем поле. У каждого из нас свои причины и стимулы для этого. Что касается меня, то вам они станут полностью понятны, когда доберетесь до моего возраста. А пока поверьте на слово — проблема старости не в том, что мы стареем, а в том, что остаемся при этом молодыми. Старость — не для слабых духом. Если ответ удовлетворил вас, то давайте посмотрим карту.

Они подошли к большому столу, на котором лежала карта блока Уинтон. Она выглядела достаточно пустой. Были обозначены только предполагаемый контур месторождения по данным почвеннойсъемки и три нефтяные скважины. Рядом лежали конверты с каротажными диаграммами, папки с результатами испытания скважин и описанием керна.

— Вот все, что у нас есть. Мы приготовили для вас копии. Как вы знаете, сейсморазведку мы не проводим. Ваша задача, Макс, определить количество и местоположение дополнительных скважин. Затем обеспечить геологический контроль за их бурением, подсчитать запасы нефти и подготовить всю необходимую техническую документацию для продажи месторождения. А на заключительном этапе участвовать в тендере с нашей стороны.

Макс вынул из конвертов каротажные диаграммы и разложил их на столе. Потом достал из папки отчеты по испытанию скважин. Минут двадцать он внимательно рассматривал материалы. В комнате стояла полная тишина.

— Серьезное месторождение, — сказал он, закончив просмотр. — Из задач, которые вы перечислили, Шмуэль, я могу лишь определить количество дополнительных скважин, необходимых для подсчета запасов, точки их бурения и подготовить техническую документацию. Для контроля за бурением, подсчета запасов и участия в тендере пришлю опытного геолога. Мой статус в «Эрдойль» не позволяет выполнять такую работу для другой компании. Надеюсь, вы понимаете это.

— Для меня это несколько неожиданно, — сказал Шмуэль. — Я полагал, что вы сделаете всю работу.

— Сожалею, но это исключено. Я говорил об этом Рону в Вене. Могу гарантировать, что геолог, который будет этим заниматься, абсолютно надежен как в профессиональном отношении, так и в плане личного доверия. Вы не должны оплачивать его работу. К тому же она не требует знания всех обстоятельств выбора разведочного участка. Он вообще не будет знать, что вы используете прямой метод.

— Хорошо. Мы подумаем. А сейчас покажите, что мы должны сделать для вас на блоке Стин Ривер.

Макс разложил на столе карту Пауэлла и показал кольцо рифовых поднятий, обрамляющих лагуну.

— Мы решили участвовать в тендере и получить этот блок. Не могли бы вы точно указать, какие рифы содержат нефть?

— Нет проблем. Мы сделаем это, — сказал Шмуэль. — Образцы будет отбирать наш человек. Он имеет опыт работы на Камероне. Ваши люди должны только указать ему точки отбора и нанести их на карту. Нам карта не нужна, она будет находиться у вас.

Он обратился к Рону.

— Рон, разыщи Пьера Леже. У нас есть его телефон в Квебеке. А до этого ты и Макс должны составить план работ в Австралии и Канаде. Формальный договор и смета расходов, я полагаю, не нужны. Будем работать на бартерной основе. Не возражаете, Макс?

— Да, это справедливо.

— Итак, деловая часть в общих чертах закончена. Теперь, Макс, мы слушаем вашу фантастическую историю.

Макс улыбнулся.

— Хорошо. Но сначала один вопрос к вам. Что означает столь необычное название — «Дабл Эй»?

Шмуэль объяснил.

— Теперь это своего рода мемориальное название, — сказал он и добавил после небольшой паузы: — Они похоронены недалеко отсюда, на городском кладбище. Если хотите, можем подъехать.

— Да, я хотел бы побывать там. Непременно. А сейчас, господа, о той метаморфозе, как вы это назвали, которая произошла в «Эрдойль» за последние два-три года, — сказал Макс.

Он начал с истории своего увольнения, затем перешел к содержимому брегета и, наконец, к поездке в Женеву. Кульминацией рассказа было драматическое заседание Совета директоров. Шмуэль и Рон слушали, затаив дыхание.

— Фантастика, триллер, граф Монте-Кристо! — воскликнул Шмуэль. — Теперь, подобно Дантесу, вы можете наказать мерзавцев. Вы сделали это?

— Нет, Шмуэль, я не литературный герой. Я решил не сводить счеты.

— Вот как. Вы сильный человек, Макс. Только сильный способен прощать. Слабый не прощает никогда.

— Макс, ты должен написать об этом книгу. Она затмит историю Ли Якокки, — предложил Рон.

— Я подумаю, — сказал Макс.

…Закончив беседу, они отправились на кладбище. Могилы Алекса и Андрея объединяла общая мраморная плита у изголовья, на которой было выгравировано: «Прожили мало, успели много». Перед уходом Макс положил по камешку на каждую из них. «У меня предчувствие, Макс, что вы примете эстафету», — сказал Шмуэль.

Глава 14

Первый день осмотра Иерусалима подходил к концу. Эсти показала Максу Старый город, Стену Плача, туннель Хасмонеев, пробитый в скале еще до новой эры, и колоритный арабский базар («шук арави»), представляющий собой лабиринт узких улочек, протянувшихся в общей сложности на многие километры. Теперь они поменялись ролями. Эсти рассказывала, а Макс слушал. Все увиденное и услышанное произвело на него большое впечатление. Двухтысячелетняя история ожила и предстала перед ним в виде удивительных инженерных сооружений далеких эпох, раскопок, названий улиц, застывших традиций и абсурдных запретов. Религия и политика, кровавые войны и не менее кровавые междоусобицы, разрушения и восстановления, изгнания и возвращения были переплетены и спрессованы во времени на этом клочке земли, как нигде в мире.

Макса особенно поразила действующая модель Храмовой горы, установленная в одном из подземных залов туннеля Хасмонеев. Она приводилась в движение нажатием кнопки. Постройки, оборонительные стены, архитектурные блоки одной эпохи рушились и исчезали, а их место занимали сооружения следующей эпохи. Это происходило на глазах у изумленных зрителей и напоминало смену декораций на трагической сцене Истории, ибо каждая такая «смена» сопровождалась реками крови. В течение нескольких минут возникали одна за другой эпохи Первого храма, Второго храма, правления римлян, крестоносцев, арабов, турок. Зрелище было фантастическое и напоминало путешествие через века и тысячелетия в машине времени…

Внимание Макса привлекла большая шестиконечная звезда, выбитая на стене под сводчатым потолком.

— Знаешь ли ты истинный смысл этого изображения? — спросила Эсти.

— Знаю, что это звезда Давида, но никогда не слышал, что она имеет какой-то особый смысл.

— Прежде всего — это эмблема. И как во всякой эмблеме, в ней заключена определенная символика.

— И какова же она? — спросил Макс, предвкушая очередной интересный рассказ.

— Объяснений несколько, но все они, кроме одного, ничего не объясняют. Эта эмблема была изображена на круглом щите царя Давида. Поэтому буквальный перевод с иврита — не звезда, а щит Давида. Как видишь, геометрически это очень простая фигура — два треугольника, наложенные один на другой. И в каждом из них заключен столь же простой символический смысл. Треугольник, обращенный вершиной вверх, указывает на небесные сферы, где, как принято считать, обитает Всевышний. Треугольник, обращенный вершиной вниз, указывает на землю, где обитает избранный им народ. Таким образом, вся фигура представляет собой предельно выразительное, без каких-либо геральдических излишеств, графическое изображение союза между Богом и народом, — объяснила Эсти. Она сделала паузу и продолжила: — Этот союз (на иврите брит) — главный идеологический стержень Торы. Он сопровождает еврея с самого рождения, а точнее с момента обрезания на восьмой день после рождения, когда брит скрепляется кровью, и до смерти, когда читается поминальная молитва. И обрезание и молитва посвящены в большей степени Богу, чем самому человеку. Все остальное в Торе — это лишь исторические хроники, предания, легенды и толкования. Кстати, задумывался ли ты, почему Бог избрал именно еврейский народ?

— Почему же? — спросил Макс с нескрываемым интересом.

— О, это совсем просто. — Эсти снова улыбнулась. — Потому что этот народ избрал именно этого Бога. И у Всевышнего не оставалось иного выхода, как на основе взаимности избрать для своих экспериментов именно этот народ. Другие народы избрали других богов. И с точки зрения этих богов тоже могли бы объявить себя избранными. Но они до этого не додумались. Между прочим, их боги тоже увлекаются экспериментами…

Макс снова поразился тому, что здесь, на этой древней земле, каждый камень, каждое слово и каждый знак имеют свой символический смысл — иногда глубокий и мудрый, а иногда наивный и абсурдный. Эта символика прочно укоренилась не только в религиозной философии, но и в сознании значительной части народа, наложив особый, порой фатальный отпечаток на его историю…

Эсти рассказала несколько любопытных историй, связанных с Храмовой горой. Одна из них касалась еврейской свадебной традиции разбивания женихом стакана ударом ноги. Макс всегда считал, что стакан разбивается «на счастье». Оказалось, что это не так. Традиции уже две тысячи лет и символизирует она разрушение Храма, о чем нельзя забывать даже в самые счастливые минуты… Другая история была связана с арабским завоеванием Иерусалима в седьмом веке. Халиф Омар, победивший христиан-византийцев, решил построить мечеть на Храмовой горе, но обнаружил, что она превращена ими в городскую мусорную свалку. Он очистил ее необычным способом — разбросал по всей территории горсти золотых монет. Бедняки в поисках денег должны были разгребать мусор и удалять его. За несколько дней гора стала чистой. Это обошлось дешевле, чем нанимать рабочих. «Прекрасный метод восстановления экологии, — заметил Макс. — Почему бы не возродить его сейчас?»

После туннеля Хасмонеев они вернулись на площадь у Стены Плача. Макс прошел к мужскому участку Стены, а Эсти осталась ждать его на площади. Он с удивлением и любопытством наблюдал за всем, что происходило вокруг него в этом древнем священном месте. Молящиеся стояли почти вплотную к Стене, закрыв глаза, раскачиваясь взад-вперед то в ускоренном, то в замедленном темпе, время от времени прикасаясь рукой и губами к отполированным тысячелетиями каменным плитам. Макс стал внимательно вглядываться в их лица, жесты, вслушиваться в резко меняющиеся интонации незнакомой речи. Все это выражало отрешенность и исступленное погружение в тот недоступный посторонним виртуальный мир, где происходит таинство общения с Богом. «Так это, наверное, было и две тысячи лет назад, — подумал он. — Интересно, изменилось ли что-нибудь с тех пор? Неужели гигантский технический прогресс прошел мимо столь экзотического реликтового сообщества?»

Не успел он задать себе этот риторический вопрос, как получил исчерпывающий ответ на него. К Стене подошел благообразный пожилой человек с пейсами и седой окладистой бородой. Он вытянул вперед правую руку, приложил ее к каменной плите и замер в такой позе. Он не раскачивался подобно остальным, его губы не шевелились. Он не молился. Просто стоял неподвижно на расстоянии вытянутой руки от Стены. Макс стал с интересом наблюдать за ним. Вдруг, приглядевшись к его руке, он увидел, что человек не опирается на Стену, а держит около нее мобильный телефон. Это еще больше поразило и заинтриговало его. Соединение новейшей технологии с глубокой древностью казалось немыслимым и сюрреалистическим. Макс извинился за любопытство и спросил, что означает столь необычный ритуал.

— Видите ли, уважаемый, — объяснил незнакомец, — мой брат живет в Нью-Йорке и молится по телефону у Стены Плача. Да будет вам известно, что Америка — это часть Иерусалима. — Он хитровато улыбнулся и отчетливо произнес, расчленив слово на три части: — Jer-USA-lem.

В этот момент внимание Макса привлек другой человек, с пухлым портфелем в руке. Он подошел к Стене и начал вынимать из портфеля маленькие рулончики стандартной писчей бумаги, складывать их пополам и засовывать в щели между камнями. Обладатель мобильного телефона увидел, что Макс с удивлением наблюдает за этими действиями.

— Мне кажется, уважаемый, вы хотите спросить, что он делает, не так ли?

— Буду признателен, если объясните.

— С удовольствием. Это служащий телефонной компании. Он вкладывает в щели обращения к Богу, поступающие по факсу со всего мира.

Только сейчас Макс заметил, что все щели между камнями нашпигованы плотно спрессованными бумажками разных размеров.

— Что это за бумажки? — спросил он своего нового гида.

— О, это записки к Всевышнему. С их помощью каждый имеет уникальную возможность обратиться к Нему напрямую, без посредников. Единственный посредник — сама Стена.

— Каждый? И я тоже?

— Вне всякого сомнения.

— А на каком языке должна быть записка?

— На любом. Он читает на всех языках. Главное — обращение должно быть искренним и правдивым. Никакой фальши или корысти.

— На любом языке? Могу ли я написать на немецком?

— Можете, конечно. Но мы ведь разговариваем с вами на английском. Почему вы хотите написать по-немецки? Напишите поанглийски. — Он подумал и добавил: — Так будет лучше.

Собеседник Макса извинился, сказал, что торопится, пожелал ему доброго дня и начал пятиться от Стены. Макс вопросительно посмотрел на него. Тот заметил это и объяснил: «К Стене нельзя поворачиваться спиной. Таков наш закон».

Молитва по телефону, обращения к Богу по факсу, записки в щелях, запрет поворачиваться к Стене спиной — все это было для Макса неожиданным и удивительным. Он почувствовал себя невольным свидетелем таинственного фантастического священнодействия, герои которого разыгрывали вечную библейскую тему сложных и запутанных отношений между человеком и Богом. Ему захотелось немедленно обсудить все это с Эсти и задать ей множество вопросов. Его первый вопрос касался записок.

— А что происходит с ними потом?

— Потом? Ничего особенного. Дважды в неделю уборщики вытаскивают их из щелей железными крюками. Потом их отвозят на специальный участок кладбища.

«Вот как. Отвозят на кладбище», — подумал Макс. Таинственное священнодействие обернулось ритуальным захоронением человеческих ожиданий и надежд. Задавать другие вопросы он не стал…

* * *

Эсти была хорошим гидом. Она распланировала экскурсию по городу на два дня, а на третий день наметила поездку к Мертвому морю. Поэтому возвращаться в Тель-Авив не имело смысла, и она предупредила Рона, что ночевать они будут в Иерусалиме. Назавтра предстояло посещение мемориального музея Катастрофы «Яд ва-Шем» с примыкающими к нему горой Герцля и военным кладбищем, где могилы генералов и солдат неотличимы одна от другой.

Они остановились в гостинице «Хилтон» и зашли поужинать в небольшой итальянский ресторанчик «Траттория» недалеко от нее.

— Макс, я так счастлива, что ты приехал. Наша встреча в Вене, открытие мемориала, сказочная поездка в Дюрнштейн — все это просто перевернуло мою жизнь. Я живу от встречи до встречи. А ты думал обо мне?

— Да, дорогая. Я думал о тебе, о себе, о Роне. И, говоря откровенно, не вижу выхода их этого треугольника. У нас нет будущего.

— А никакого выхода и не нужно. Пусть все так и остается. Наше будущее — это наше настоящее. Мы же можем себе позволить встречаться, где захотим и когда захотим.

— Почему ты так решила?

— Рон сказал, что ты сказочно богат, почти владелец компании. Вот я и подумала, что ты можешь в любое время поехать куда хочешь без чьего-либо разрешения. Разве это не так?

Макс рассмеялся.

— Во-первых, насчет сказочного богатства. Такие эпитеты годятся только для арабских шейхов. Я тебе уже говорил, что я состоятельный человек. Это действительно дает финансовую независимость, но не более того. А во-вторых, что касается поездок в любое время и в любое место, то у меня есть работа и большая ответственность перед компанией. Если я буду часто и подолгу отсутствовать, то ей будет нанесен ущерб.

— Макс, мне не нравится то, что ты говоришь. У меня такое чувство, будто я тебе надоела, и ты начинаешь искать отговорки. Это так?

— Нет, это не так. Я никогда не встречал такую женщину, как ты. Такую умную и такую сексуальную. Но мы должны быть реалистами. Нельзя, закрыв глаза, бросаться в омут…

— И это мне тоже не нравится. Какие-то благоразумные лягушачье-холодные слова. Работа, ответственность перед компанией, быть реалистами… Ладно, я знаю, как выбить эти вредные мысли из твоей головы. Идем в «Хилтон».

…Эсти несколько часов неутомимо выбивала из головы Макса мысли, которые ей не нравились. Она установила тариф. Каждый раз, когда он произносил слово «работа», она накладывала на него штрафное очко, а за слова «ответственность перед компанией» — три очка. И эти очки добавлялись к тому, что она, после латинского изречения Макса, стала называть «древнеримской нормой». В конце концов, он сдался и обещал, что встречи с Эсти будут для него приоритетными. «С учетом форс-мажорных обстоятельств», — сделал он единственную оговорку. Эсти милостиво согласилась и добавила, что постарается держаться подальше от омута и не затаскивать в него Макса. Так, полушутя-полусерьезно, они заключили конвенцию, которую назвали иерусалимской.

Следующий день начался с мемориального комплекса «Яд ва-Шем», что переводится как «Рука и Имя». В еврейской культурноисторической традиции рука служит символом памяти. Например, в молитве о Иерусалиме говорится: «Если я забуду тебя, о Иерусалим, пусть отсохнет моя правая рука». А значение и символика имени заключаются в том, что человек продолжает жить в памяти до тех пор, пока сохраняется его имя. Поэтому в картотеке музея хранятся миллионы имен жертв Холокоста, и она постоянно пополняется.

Наиболее зримо и трагично эта символика воплощена в уникальном зале памяти детей. В нем нет ни окон, ни электрического освещения. Слабый мерцающий свет исходит только от множества маленьких свечей. Их пламя отражается в тысячах зеркал, создавая подобие звездного небосвода. Звезды — это души убитых детей. Посетители молча проходят в темноте как бы внутри небосвода по специальному мостику. Рука каждого скользит по ограждающему поручню, указывающему направление. В абсолютной тишине дикторы, мужчина и женщина, поочередно на иврите и английском произносят имена. «…Шимон Яблонски, шесть лет, Польша… Ида Гринберг, девять лет, Украина… Павел Штеха, пять лет, Чехословакия…» Полтора миллиона имен, читаемых непрерывно. Все, кто входят сюда, испытывают ни с чем не сравнимое потрясение.

…Макс медленно продвигался по мостику. Ничего подобного он раньше не видел и не слышал. Вдруг его рука крепко сжала поручень. Дыхание у него перехватило. Он остановился, не в силах идти дальше. Нет, он не ослышался. «Эмма Адлер, десять лет, Австрия». Эмма, Эмми. Сестренка Эмми. «Твоя сестра Эмми очень любит тебя. Когда ты был совсем маленький, она не отходила от тебя ни на шаг», — писал отец в прощальном письме. Судьбе было угодно, чтобы он встретился с ней здесь, в «Яд ва-Шем», в далеком Иерусалиме. Одна из тысяч мерцающих над ним звездочек — это она, ее душа. Чтобы не мешать идущим сзади, Макс и Эсти перешли на другую сторону мостика. Он замер в ожидании, будучи уверен, что сейчас услышит имя брата. Но дикторы уже читали другие имена. Макс подумал с беспокойством и горечью, что Арни по какой-то причине нет в списках. Однако Эсти уверила его, что это невозможно и что за разъяснением следует обратиться в отдел имен.

Сотрудник отдела выслушал их, включил компьютер и быстро нашел полную информацию: «Арнольд Адлер, двенадцать лет, Австрия, сын Леопольда и Берты, погиб в Маутхаузене вместе с родителями и сестрой Эммой». Макс попросил, чтобы имена Арни и Эмми произносились вместе. Его заверили, что исправление будет сделано незамедлительно. Затем, по его просьбе, были проверены имена родителей и деда Оскара. Они тоже оказались в списках. «С австрийцами у нас нет проблем, — сказал сотрудник. — Мы получили от них исчерпывающие данные. Они вели делопроизводство и учет с присущей им аккуратностью».

…После экскурсии по Иерусалиму была поездка к Мертвому морю. Наибольшее впечатление на Макса произвела легендарная крепость Масада недалеко от его южной оконечности. Вагон подвесной канатной дороги доставил их на плоскую вершину скалы, где на высоте четыреста метров археооги обнаружили руины двух царских дворцов и крепостных укреплений. Крутые отвесные утесыобразуют неприступную естественную границу по всему периметру крепости. Эсти рассказала, что Масада была построена в первом веке до новой эры царем Иродом, а спустя столетие вошла в историю как последний оплот восстания против Рима. Крепость, в которой укрылись девятьсот шестьдесят человек, включая женщин и детей, держалась три года после подавления восстания и падения Иерусалима. Десятый римский легион больше года осаждал ее, возводя насыпь и готовясь к штурму. Когда защитникам стало ясно, что они не смогут противостоять многократно превосходящему противнику, было решено совершить коллективное самоубийство. Макс, как и все туристы, получил вместе с билетом на подвесную дорогу небольшой буклет по истории Масады. В нем была приведена последняя речь командира крепости Элиазара Бен-Яира, текст которой сохранился благодаря сочинению Иосифа Флавия «Иудейская война». Несмотря на двухтысячелетнюю давность, Макс прочитал ее с большим волнением. «Братья, мы первыми восстали против римлян и последними заканчиваем битву. Пришел наш час. Завтра те из нас, кто уцелеют в сражении, попадут в руки врагов, станут рабами и будут растерзаны дикими зверями на потеху язычников. Сегодня мы еще вольны выбрать славную смерть вместе с теми, кого мы любим. Наши жены умрут неопозоренными, наши дети не познают ужасов рабства. Но прежде мы истребим огнем дворцовые сокровища. Только воду и съестные припасы оставим в целости. Это покажет римлянам, что не жажда и голод нас принудили, а сами решили умереть свободными людьми в своей стране. Пока наши руки еще не скованы цепями и могут держать меч, пусть они послужат нам последний раз. Вогне и крови Иудея погибла. В огне и крови Иудея возродится. Шма, Исраэль!»[33]. — «Шма, Исраэль!» — ответили сотни голосов. После этого каждый убил свою семью. Потом избрали по жребиюгруппу воинов, которые закололи остальных. Наконец, последние оставшиеся десять человек подожгли крепость и метнули жребий. Тот, кому он выпал, заколол товарищей, а затем пронзил себя мечом. В живых остались только две старые женщины, от которых римляне узнали, что произошло. Командующий легионом Флавий Сильва был ошеломлен. Воздавая должное величию духа осажденных и их презрению к смерти, он приказал, вопреки традиции, не праздновать победу…

Спустя девятнадцать столетий при археологических раскопках в небольшой пещере около крепостной стены были обнаружены двадцать пять скелетов мужчин, женщин и детей. В 1969 году они были захоронены с воинскими почестями. Главный раввин армии прочитал поминальную молитву. Безмолвие Иудейской пустыни разорвали залпы танковых орудий. Предсказание командира Масады исполнилось. Ежегодно в крепости принимают присягу солдаты бронетанковых войск. Ее последние слова: «Масада больше не падет!»

…После Мертвого моря Макс и Эсти вернулись в Тель-Авив, а потом отправились на два дня в Галилею, называемую израильской Швейцарией. Там кровавая история этой древней земли снова напомнила о себе. На развалинах крепости крестоносцев они увидели яростный призыв их свирепого предводителя герцога Готфрида Бульонского, высеченный на уцелевшей части фронтона: «Убивайте всех. Бог своих узнает».

— Богу, наверное, пришлось хорошо потрудиться в те времена, — сказал Макс и, подумав, добавил: — Не удивительно ли, что спустя семь столетий три свирепых правителя России, Китая и Камбоджи возродили этот безумный призыв. Они даже не нуждались в услугах Всевышнего, чтобы узнавать своих.

— Безумие заразительно и всегда повторяется. То ли еще будет… — Когда речь шла об исторических событиях, Эсти выражалась кратко и точно.

Макс улетел в Вену, полный впечатлений от переговоров со Шмуэлем, от Израиля и, конечно, от встреч с Эсти. Все складывалось как нельзя лучше — партнерство с «Дабл Эй», ожидание предстоящих открытий в Альберте, какой-то волнующий, но не очень понятный поворот в личной жизни…

Глава 15

Макс вызвал секретаря.

— Эрна, закажите пропуск для Зигфрида Кляйна. Когда он придет, сразу же пригласите ко мне.

— Хорошо, господин Адлер.

Кляйн появился за десять минут до назначенного времени. Он оглядел кабинет и одобрительно хмыкнул.

— Привет, Макс. Ты хорошо устроился. Рад за тебя. Наслышан, что тут у вас происходит. Однажды даже хотел позвонить, но решил, что ты это неправильно истолкуешь. Подумал, может, сам когданибудь вспомнишь. Мы ведь неплохо работали вместе, если не считать этих нелепых последних лет.

— Не будем об этом, Зигфрид. Я пригласил тебя не для воспоминаний. Как ты, чем занимаешься?

— Консультирую иностранные компании. Недавно закончил большую работу по Болгарии. Получил приглашение от Албанской нефтяной компании. В общем, кручусь. Без работы не сижу.

— Опасная у тебя работа.

— Опасная? Что ты имеешь в виду?

Макс снял с полки последний номер американского журнала «Oil and Gas».

— Вот, взгляни на этот рисунок.

Кляйн посмотрел и рассмеялся. Два детектива разглядывают труп, и один из них говорит: «Судя по жестокости и количеству ножевых ранений, убитый, видимо, был консультантом по разведке нефти».

— Да, не дай бог втянуть заказчика в проект типа «Большой мухи». Легко можно оказаться в положении этого парня.

— Хочешь поработать в Австралии? — спросил Макс.

— В Австралии? Для «Эрдойль»?

— Нет. Никакого отношения к «Эрдойль». Частный проект для одной небольшой иностранной фирмы. Она ведет разведочное бурение, но у них нет своего геолога. Гонорар весьма приличный, намного больше, чем тебе платят болгары или албанцы.

— Что за работа?

— Геологический контроль за бурением разведочных скважин, их испытание и подсчет запасов. По окончании разведки они хотят продать месторождение. Поэтому надо будет участвовать в тендере в качестве эксперта по геологии.

— Ну что ж, дело привычное. Когда начинать?

— Через месяц у них стартуют три скважины. Три они уже пробурили. К этому времени тебе надо быть на месте. И еще вот что. Работа абсолютно конфиденциальная. Никто здесь о ней знать не должен. Поэтому все это время ты обязан жить в режиме сухого закона. Если сорвешься, контракт будет сразу расторгнут.

— С этим все в порядке, Макс. Я уже давно завязал.

— Так что, берешься?

— Нет проблем. Макс, ты упомянул гонорар. Нельзя ли уточнить, о какой сумме идет речь?

— Речь идет о повременной оплате. Сколько тебе платят заказчики в месяц?

Кляйн назвал цифру.

— Будешь получать в тройном размере, — сказал Макс, — но повторяю — никакой утечки информации. Даже о том, что я тебя рекомендовал на эту работу, никто знать не должен. От ее результатов зависят твои дальнейшие заказы.

— Понял. Можешь не беспокоиться. Ты меня знаешь.

* * *

Блок Стин Ривер вызвал интерес у многих компаний. Поэтому торги были упорными. Макс увеличил взнос при подписании контракта до двух миллионов долларов и включил в заявку ряд дополнительных обязательств, которые могли склонить чашу весов в пользу «Эрдойль». Они касались главным образом сокращения сроков разведочных работ, в чем правительство Альберты было особенно заинтересовано. В итоге компания выиграла тендер, и Макс сообщил Рону, что они могут приступить к отбору образцов.

Ответный факс пришел в тот же день. В нем указывалось место и время встречи с Пьером Леже в Калгари, а также уточнялись обязанности геолога «Эрдойль», который будет с ним работать. Под верхним обрезом страницы были обозначены стандартные данные: время отправления, факс отправителя и название компании «Дабл Эй». Все это машина в Тель-Авиве печатала автоматически.

Эрна приняла факс и сняла с него копию. Оригинал сразу же передала Максу, а копию положила в сумочку…

* * *

Рудольф Вернер вызвал Рейнгольда Кларке. Это был новый сотрудник бумажного синдиката.

— Рейнгольд, у меня к вам не совсем обычный вопрос. Вы ведь раньше работали в нефтяной компании. Не приходилось ли вам слышать о какой-то новой разведочной технологии, — Вернер заглянул в блокнот и прочитал: — «которая позволяет обнаруживать месторождения быстро и с минимальными затратами и которая разработана небольшой фирмой»?

— Видите ли, господин Вернер, я не специалист по разведке, хотя и имею некоторое представление о ней. Это определение, я бы сказал, слишком общее, расплывчатое. Насколько мне известно, каждая компания старается вести разведку быстро и с минимальными затратами. Здесь многое зависит от опыта и квалифицированности персонала.

— Это понятно, Рейнгольд. Я имею в виду нечто другое — новая технология или, возможно, изобретение, которые никак не связаны с квалификацией персонала.

— Боюсь, что не смогу быть вам полезным, господин Вернер. Если была бы какая-нибудь дополнительная информация: ну, допустим, техническая основа изобретения или хотя бы название фирмы…

— Да, я понимаю. Данных мало. Точнее, их почти нет. Хорошо, можете идти.

* * *

Год назад Рональд Кларк, начальник отдела специальных проектов «Альбион Энерджи», находился в районе дельты Амазонки, где улаживал конфликт с бразильскими индейцами из-за бурения разведочной скважины на их землях. Он только что вернулся на базу в городке Белем после трехдневной поездки на остров Кавьяна. Его ждал факс из Лондона с сообщением об аварии вертолета, гибели руководства компании и предписанием о немедленном возвращении. Кларк сразу же связался с транспортным отделом и выяснил, что вертолет прошел техосмотр за три дня до злополучного рейса. Старший авиамеханик заверил его, что машина была в полном порядке, а погодные условия нормальные. Он добавил, что в день аварии внезапно исчез помощник механика, ирландец, который был принят на работу девять месяцев назад. У многих это вызывает подозрение. Не исключено, что здесь замешаны террористы из Ирландской республиканской армии.

Кларк умел анализировать факты, извлекать из них нужную информацию и делать правильные выводы. Он вспомнил, уже не в первый раз, операцию в Лонгриче и угрозу Алекса Франка: «Когда что-то случается с нашими людьми, то виновные просто взрываются в своих машинах и офисах». Да, все сходится. Это, несомненно, их рук дело. Ирландцы здесь ни при чем. После взрыва самолета с людьми «Дабл Эй» Кларк жил в тревожном ожидании, что что-то должно произойти. Теперь он не сомневался, что следующим будет он, Рональд Кларк, непосредственный исполнитель акции. Если уж они добрались до верхушки компании, то ему вряд ли удастся ускользнуть. Что же делать? Вернуться в Лондон и принять участие в расследовании? Без него оно не сможет пойти в правильном направлении. Только он держит в руках ключ к событиям и понимает, что произошло.

Кларк сделал глоток виски и закурил сигару. «Но какой вообще смысл в расследовании? — подумал он. — Даже если вертолет поднимут со дна и установят, что это была диверсия, — что дальше? Тех, кто это сделал, наверняка след простыл. А те, кто стоят за ними, навсегда останутся в тени и вне досягаемости». Каким бы странным это ни казалось, расследование было не только бесполезным, но и нежелательным. По ходу следствия обязательно всплывет история с «Дабл Эй», и ничего хорошего это не предвещает. Как всегда в таких случаях, потребуется козел отпущения. А лучшего кандидата на эту роль, чем он сам, не найти. Кларк стряхнул пепел и отхлебнул еще виски. Мелькнула мысль, что дело принимает слишком личный оборот. При любом раскладе ему несдобровать. Или на нем отыграется компания, или, что еще хуже, — те, кто устроил аварию вертолета. Нет, он не вернется в Англию. Сейчас единственный выход — это затеряться в огромном мире и начать новую жизнь.

Кларк положил на стол стопку газет, накопившихся за время его отсутствия, и стал рассеянно просматривать их. Неожиданно его внимание привлек раздел объявлений о работе в «Файнэншел Таймс». Требуются, приглашаются, хорошие условия… Эти объявления как нельзя более соответствовали его мыслям. «Найти работу будет не так уж трудно, — подумал он. — Несколько лет на должности менеджера в крупной компании, диплом психолога Кембриджа, докторантура Боннского университета, знание основных европейских языков… Жизнь снова может обернуться не худшей своей стороной…» Он перевернул страницу и увидел объявление бумажного синдиката в Вене: «Требуется руководитель сектора англоязычных стран в отделе экспорта… Свободное владение немецким и английским… Опыт ведения деловых переговоров… Знание основ психологии торговли и бизнеса…»

Через месяц Кларк уже работал в синдикате. Он слегка изменил свою внешность, вместо пышной шевелюры была теперь короткая стрижка. А главное — должность руководителя сектора занял не Рональд Кларк, а Рейнгольд Кларке, доктор психологии Боннского университета.

* * *

Вернер снова вызвал Кларке.

— Рейнгольд, в прошлый раз вы сказали, что нужна какая-нибудь дополнительная информация. Вот, взгляните на этот факс. Он адресован Максу Адлеру из «Эрдойль Гезельшафт». Нет ли в нем чего-то, что приблизит нас к пониманию вопроса?

Кларке начал читать текст. Первым, что бросилось в глаза, было хорошо знакомое название «Дабл Эй» под верхним обрезом. Затем имя Пьер Леже. Это тот парень, которого разыскал Дэвис из «Игл Корпорэйшн» и о котором он рассказал покойному Ларри Эвансу. Кларке прочитал короткий текст дважды и запомнил его. Потом вернул Вернеру.

— К сожалению, здесь нет ничего такого, что может прояснить вопрос. Во всяком случае, мне это ни о чем не говорит. Но хочу еще раз подчеркнуть, что я не специалист в этой области.

— Понимаю. А что такое, по-вашему, «Дабл Эй»?

— Трудно сказать. Возможно, это маркировка акций и других ценных бумаг — Дабл Эй, Трипл Эй[34]. Здесь это может указывать на степень срочности или важности информации.

— Да, логично. Но нам это ничего не объясняет. Спасибо, Рейнгольд. Это все, что я хотел спросить. Можете идти.

* * *

У Кларка-Кларке не было ни малейшего желания опять впутываться в какие-либо дела, связанные с «Дабл Эй». Не для того он перебрался в тихую Австрию и сменил имя, чтобы снова оказаться в водовороте кровавых событий. Вернер еще не знает, во что ввязывается. Но предупредить его он не может. Это раскрыло бы тайну самого Кларка. Поэтому лучше держаться от всего подальше…

И тем не менее этот эпизод заставил его снова вспомнить всю цепь драматических событий. С чего все начиналось? С информации, которую Эванс получил от своего приятеля Дэвиса. Сам Дэвис и его «Игл Корпорэйшн» остались в стороне и перекинули hot potato[35] руководству «Альбион Энерджи», где первую скрипку играл напористый мачо Бриссон, Гарри Ковбой. И вот из-за этого авантюриста он, Рональд Кларк, сидит сейчас в бумажном синдикате и дрожит за свою жизнь. Ведь он предупреждал его, что с «Моссадом» нельзя связываться…

Все эти мысли и воспоминания вызвали у Кларка острое желание расквитаться с кем-нибудь за свою сломанную карьеру. Но с кем? Не с теми же, для кого кабина вертолета стала общим саркофагом. А не перебросить ли hot potato обратно туда, откуда они ее получили? Идея ему понравилась. Он нашел в Интернете факс Дэвиса и отправил ему анонимное сообщение: «Фирма „Дабл Эй“ планирует отбор образцов почвы для „Эрдойль Гезельшафт“ на разведочном блоке Стин Ривер. Руководит работой Макс Адлер. Отбор будет производить известный вам Пьер Леже, который встречается с геологом „Эрдойль“ в Калгари, в таком-то месте, в такое-то время». Чтобы на факсе не появились слова «Бумажный синдикат», Кларк отправил его из ближайшего почтового отделения.

* * *

Билл Дэвис прочитал факс еще раз. Он вызвал у него какое-то тревожное ощущение. Что-то было здесь явно не так, не в соответствии с нормами и правилами деловой переписки. И главное в этом несоответствии, конечно, отсутствие подписи. Он снял трубку и набрал номер Джека Тэйлора: «Зайдите, Джек».

— Вот, Джек, прочитайте, — сказал он и передал ему текст. — Что вы об этом думаете?

— Странный факс. Анонимный. Слова «известный вам Пьер Леже» говорят о том, что автор знает что-то о нашем прошлом интересе к «Дабл Эй» и о встрече с этим парнем из Квебека. Вы, Билл, рассказывали эту историю только покойному Ларри Эвансу, не так ли?

— Только ему и никому больше.

— Но факс не из Лондона, а из Вены. Из какого-то почтового отделения. Это тоже странно. Ясно одно — кто-то пытается снова столкнуть нас с «Дабл Эй», но сам при этом хочет остаться в стороне. Не думаю, что мы должны реагировать на такую информацию, очень похожую на провокацию. Вспомните две загадочные авиационные катастрофы — самолета с людьми «Дабл Эй» в Австралии, о которой вам рассказал Эванс, и ровно через год гибель его самого и всей верхушки «Альбион Энерджи» в Северном море. У меня ощущение, что эти события как-то связаны между собой. В любом случае нам лучше в эти дела не впутываться. А что касается факса, то его нужно просто выбросить.

— Пожалуй, вы правы, Джек. Я так и сделаю.

Когда Тэйлор ушел, Дэвис отыскал в Интернете факс нового вицепрезидента «Альбион Энерджи», занявшего место покойного Эванса, и переадресовал сообщение ему. Затем спустился на первый этаж, зашел в небольшой магазин фотопринадлежностей и переслал оттуда факс в Лондон. Он тоже не хотел держать в руках горячую картофелину. Но и забывать о неприятных и даже трагических событиях, связанных с «Дабл Эй», не собирался. Что-то, сидевшее глубоко в душе, не давало ему простить и прокол Фрэйзера из «Независимых детективов» в Вермиллионе, и скандальную итальянскую аферу, стоившую карьеры Андерсону, и гибель его друга Ларри Эванса. «Проблема не исчезла. Попробуем еще раз разобраться с ней», — подумал Дэвис и усмехнулся…

Глава 16

Разведочные работы в Канаде и Австралии продвигались успешно. «Дабл Эй» выполнила анализ образцов почвы на блоке Стин Ривер, и Макс определил по ним участки для бурения. Три первые скважины были намечены на зиму, и он планировал на это время приезд в Канаду. Текущей оперативной работой по блоку занимался филиал «Эрдойль» в Калгари, а Дейв Пауэлл получил новое проектное задание — разведку концессии в Северном море. Хотя Макс теперь и доверял ему, но не настолько, чтобы посвятить в дела, связанные с «Дабл Эй».

Зигфрид Кляйн уверенно и грамотно вел работы на блоке Уинтон. Макс регулярно получал от него информацию на свой домашний компьютер и по телефону. Таким образом, «Эрдойль» не была вовлечена ни прямо, ни косвенно в то, что происходило в Австралии.

* * *

Макс прилетел в Калгари солнечным зимним утром. Он взглянул на заснеженные поля вокруг аэропорта и подумал, что не зря захватил горнолыжное снаряжение. Его встречал Франц Пик, менеджер канадского филиала. По дороге в город он сообщил последнюю информацию о бурении на Стин Ривер и сказал, что вертолет заказан, и завтра они могут лететь в район разведки.

Следующий день Макс и Франц провели на буровых. Все три скважины уже прошли первые сотни метров. Макс познакомился с инженерами, обсудил с ними геологические аспекты бурения и внес в проект кое-какие незначительные изменения. В Калгари вернулись поздно вечером. Утром Макс побывал в офисе филиала, где Франц представил ему сотрудников.

И вот, наконец, он закончил дела, уложил вещи в джип «тойоту», закрепил на нем лыжи и отправился на неделю в горы. Конечным пунктом поездки был городок Кимберли, недалеко от американской границы, лежащий у подножья самой длинной освещенной горнолыжной трассы в Северной Америке. Поэтому сюда съезжаются любители ночного катания со всего континента. Макс выехал на Трансканадский хайвей и повернул на запад. Через сто километров равнина закончилась, и дорога вошла в канадские «рокки». Он проехал на запад еще пятьдесят километров, миновал жемчужину этого края городок Банф с его всемирно известным Международным центром искусств, повернул на юг по девяносто третьей дороге и пересек границу Альберты с Британской Колумбией. Еще двести пятьдесят километров вдоль величественных горных вершин, глубоких ущелий, стремительных горных рек, горячих источников и индейских резерваций, и вот перед ним возник словно игрушечный Кимберли, считающийся из-за своей архитектуры «самым австрийским городком» в Скалистых горах. И действительно, сочетание типичных тирольских домиков и улочек с петляющими горнолыжными трассами на соседних вершинах напомнило Максу район Инсбрука в Австрийских Альпах, где он обычно проводил зимний отпуск.

Он доехал до места в полдень, как и рассчитывал. Зарезервированный накануне небольшой уютный коттедж, внешне напоминавший горную хижину, уже подготовили к его приезду. Около камина были аккуратно сложены наколотые сухие поленья, на столе стояли ваза с фруктами и бутылка «Шабли». Макс принял душ, перекусил, немного отдохнул и облачился в горнолыжный костюм. Он не вставал на лыжи почти год и не стал терять время.

Через десять минут кресельный подъемник уже плавно нес его к вершине горы Северная Звезда. Сидя в кресле высоко над землей, Макс с каким-то привычным, но неизменно восторженным трепетом осматривал сказочно красивые окрестности. Лыжи были для него не только стремительным бегом вниз по склону, но и неповторимым зрелищем, волшебным сочетанием горных вершин, голубых озер, ослепительно белого снега и солнца. На все это можно было смотреть только через специальные защитные очки, закрывающие половину лица. Они приглушали яркие солнечные краски и придавали им фантастический желтовато-голубоватый оттенок. Макс всегда воспринимал это зрелище как воплощение всего самого прекрасного и волнующего, что есть не только в природе, но и, по некой необъяснимой ассоциации, в искусстве — живописи, скульптуре, музыке, поэзии. Кроме того, он хорошо представлял себе, как рождались эти горы, какие глобальные катаклизмы сталкивали континенты и океанические плиты, как из всего этого хаоса возникла удивительная гармония горных хребтов и долин. И это знание добавляло к его восприятию еще одну грань, связанную с тектоническими играми природы, которые для Макса были столь же понятны и реальны, как застывший современный горный ландшафт.

Двухместное кресло подъемника приближалось к вершине. Макс откинул наверх предохранительную раму, поднял концы лыж и приготовился спрыгнуть на снег.

— Вы направо или налево? — предупредительно спросил сосед, чтобы отъехать в другую сторону и избежать столкновения при соскоке.

— Все равно, — ответил Макс.

— Тогда я направо. О’кей?

— О’кей.

Макс легко соскочил с продолжавшего двигаться кресла и отъехал на левую стартовую площадку. Он окинул взглядом уходящую круто вниз извилистую трассу «Олений рог», согнул колени, сильно оттолкнулся палками и начал спуск, быстро набирая скорость. Ветер свистел в ушах, края лыж с хрустом резали снег на виражах — вжик, вжик… Возникло знакомое ощущение абсолютного владения телом и полного контроля над скоростью. Макс любил быстрый спуск, азарт обгона и своеобразную игру, когда ты некоторое время идешь за кем-то след в след, повторяя его движения, а потом вдруг резко набираешь скорость и уходишь вперед.

…Далеко внизу он заметил женскую фигурку. Она спускалась легко и изящно, длинными прямыми ходами с едва заметными виражами. Макс увеличил скорость и сократил расстояние с ней. Ее техника была безупречна. Она шла на параллельных лыжах, ноги тесно прижаты одна к другой, корпус неподвижен, и только оба колена отклоняются вместе то влево, то вправо. Вот она выбрасывает вперед правую палку, делает легкий укол около острия лыжи, переносит тяжесть тела на другую лыжу и входит в короткий левый вираж. Потом левая палка идет вперед — и такой же правый вираж. Приталенный костюм подчеркивал ее ладную фигуру. Длинные рыжие волосы распластались на ветру. Макс какое-то время идет за ней след в след, а потом обгоняет. Поравнявшись, он бросает на нее быстрый взгляд, но увидеть лицо не удается — оно закрыто защитными очками. Непонятно почему, но ему вдруг очень захотелось увидеть его. Объяснить это желание он не может, да и не пытается. Он просто подчиняется ему. Макс сбрасывает скорость и пропускает лыжницу вперед. До конца спуска он висит у нее на хвосте. В конце трассы она делает широкую плавную дугу и подъезжает к очереди на подъемник. Макс повторяет дугу и становится за ее спиной. Очередь короткая и движется быстро. Он подсчитывает пары и понимает, что они окажутся в одном кресле.

С полминуты они едут молча. Макс боится разрушить овладевшее им какое-то волнующее предчувствие. Наконец, он медленно поворачивает голову, пристально смотрит на нее и тихо произносит: «Джулия». Она замирает и продолжает неподвижно смотреть прямо перед собой. Затем, не меняя позы, шепчет чуть слышно, одними губами: «Боже мой, Макс».

* * *

Комната была слабо освещена. Горели только три свечи по углам. В камине потрескивали поленья. На столе почти нетронутый ужин, заказанный в ресторане. Макс и Джулия сидели на диване, прижавшись друг к другу. Он обнял ее за плечи. Они разговаривали уже несколько часов. Время от времени возникали долгие паузы, которые заполнялись поцелуями.

Макс узнал, что Джулия развелась с мужем три года назад, что у нее есть сын, студент Гарварда. Она живет в Банфе, где руководит балетной студией в Центре искусств. Он рассказал ей о себе, главным образом о том, что ее особенно интересовало, — что он не женат и что у него нет детей. Драматических событий последнего года Макс не коснулся.

— Ты уже три года одна. У тебя есть кто-то? — спросил он.

— Теперь есть. И не кто-то, а тот, кто был всегда. Был в моих мыслях, в моем сердце. Его зовут Макс Адлер.

— Я не о том. — Макс улыбнулся.

— А я о том. И ни о ком другом. И знаешь что, — не задавай глупые вопросы.

Макс поцеловал ее.

— Все эти годы я часто вспоминал тебя, — сказал он. — И нередко в самой неожиданной ситуации и в самом неожиданном месте. Когда-нибудь расскажу об этом. Ты очень удивишься, узнав, где и когда это происходило.

— Например? Ты меня заинтриговал. Скажи сейчас.

— Нет, сейчас не время. Как-нибудь потом.

— Ну хорошо. Давай о другом. Двадцать пять лет назад ты сделал мне предложение. Оно еще в силе?

— Разумеется. У него нет срока давности.

— Я согласна.

— Ты уверена? Даже если я так же беден, как тогда?

— Для меня это никогда не имело значения. Богатство — самая зыбкая разновидность счастья. Знаю по своей семье.

— Ну, а если я очень богат? Ты все равно согласна?

— Тогда подумаю.

— Ты прелесть, Джулия. Я действительно богат. А теперь, когда у меня есть ты, я сказочно богат. И снова прошу тебя стать моей женой.

— Пожалуй, я все-таки согласна. Несмотря на твое сказочное богатство. И знаешь, Макс, мы так долго ждали этого дня, что не будем откладывать и снова испытывать судьбу. Как только приедем в Банф, сразу же зарегистрируем брак в мэрии. Не возражаешь?

— Я готов ехать в Банф прямо сейчас.

— Сейчас не надо. Сейчас мы сделаем что-то другое. Немного переставим местами события и устроим настоящую первую брачную ночь. А потом в Банфе еще одну.

…В три часа ночи в голову Джулии пришла новая идея.

— Где это сказано, что первую брачную ночь нужно всю проводить в постели?

Она спрыгнула с кровати, подошла к окну и раздвинула занавески.

— Посмотри, что делается на трассе.

Макс направился к другому окну. Комната была освещена только неровными отблесками горевших поленьев. Прежде чем взглянуть в окно, он посмотрел на Джулию. Она стояла между ним и камином. Ее точеная, будто изваянная из мрамора, фигура балерины была очерчена огненными бликами. И каждая новая вспышка огня выхватывала из полумрака и освещала какую-нибудь другую часть тела — грудь, бедро, ногу.

— Ты не представляешь, дорогая, как красиво твое тело в свете каминного огня.

— Ты хочешь сказать, дорогой, что камин — это самое подходящее освещение для сорокапятилетней женщины? — Джулия засмеялась. — Нет, ты все-таки посмотри в окно.

Лыжная трасса была освещена. Работали подъемники. По снегу скользили лыжники. Максу вдруг вспомнились слова Шарля Ле Корбюзье: «В доме должны быть три главные вещи: первая — вид из окна, вторая — вид из окна и третья — вид из окна».

— Давай покатаемся пару часиков, — предложила Джулия.

И вот они снова на склоне. В ночном катании есть своя прелесть. Защитные очки не нужны. Без них краски более естественные, хотя и не такие яркие, как днем. Из установленных вдоль трассы динамиков льется хорошо подобранная музыка.

— Первое брачное ночное катание. — Джулия улыбнулась. — Будет что вспомнить и рассказать детям.

— Кому? — удивился Макс.

— Детям, — невозмутимо повторила Джулия, — нашим детям. Твоим и моим. Что тебя так удивило?

— Просто не думал об этом. — Макс замялся.

— Как так — не думал? Кому же ты оставишь свое сказочное богатство? Союзу девственниц или Армии спасения?

— Нет, но… видишь ли… возраст…

— Макс, тебе только пятьдесят шесть. Сам же говорил, что ты из породы долгожителей. Еще внуков дождешься. Я тоже в полном порядке. Какие проблемы?

— Ты права, дорогая, проблем нет. Поэтому, пока ты еще не беременна, давай-ка пройдемся по черному ромбу[36].

— Не возражаю. Хотя насчет беременности теперь не уверена.

Оба расхохотались. Через несколько минут они уже мчались по трассе «Тюлений ласт», вдоль которой стояли указатели с черными ромбами. Лыжи прыгали по бугристому склону, напоминая удары тюленьих ласт по снегу. Отсюда и название. Здесь требовалась особая техника, которой Макс и Джулия хорошо владели.

«Что за год! — подумал вдруг Макс. — Увольнение, наследство деда Оскара, Совет директоров, прямой метод. И в довершение всего — Джулия. Такой год заслуживает названия, как в Китае. Пусть он будет годом Золотого Брегета… Судьба знает, куда ведет нас. Но мы узнаем это только в конце пути…»

* * *

После регистрации брака в мэрии неожиданно самым сложным оказался вопрос о том, где им жить дальше. Джулия решительно отказалась возвращаться в Австрию, а Макс не мыслил свою жизнь без «Эрдойль». Они перебрали и обсудили различные варианты, включая Швейцарию, Францию, Америку, но ни на одном не остановились. Проблема была сложнее, чем казалась на первый взгляд. В конце концов они решили провести медовый месяц на Гавайях, а затем снова вернуться к ней. Но сделать это пришлось несколько раньше. Однажды, на острове Кауаи, они стояли на плоской вершине утеса, с которого речка Вайлуа срывается вниз, образуя самый красивый водопад архипелага. Джулия вдруг сказала: «Какое зрелище! Если бы не беременность, подошла бы к самому краю». Макс уже привык к ее милой манере — говорить о делах первостепенной важности как бы невзначай, между прочим. И при этом смотреть ему прямо в глаза. «О Джулия!» — только и смог он воскликнуть. В этом возгласе было все — любовь, благодарность, счастье… «Я никогда не бросаю слов на ветер», — спокойно заметила она.

Глава 17

Разведка блоков Стин Ривер и Уинтон закончилась почти одновременно. На севере Альберты была обнаружена группа нефтяных месторождений, связанных с древними рифами. Как толькопоявилось официальное сообщение об этом, стоимость акций «Эрдойль» резко подскочила. Макс выполнил обещание, данное на собрании акционеров.

Обе стороны были более чем довольны результатами сотрудничества друг с другом. У Шмуэля постепенно крепло убеждение, что участие Макса в их совместной работе не должно стать лишь эпизодом. Теперь он не сомневался, что в профессиональном отношении Макс не уступает Алексу, а по административному опыту и связям в нефтяном мире превосходит его. Поэтому если «Дабл Эй» будет и дальше заниматься тем бизнесом, стратегию которого разработал Алекс, то без Макса им не обойтись.

…На этот раз они встретились в Вене, в доме Макса. Разговор с самого начала принял деловой откровенный характер.

— Макс, я прилетел сюда, чтобы сделать вам серьезное предложение. Но прежде хочу сказать, что я очень доволен работой, которую вы и Кляйн проделали в Австралии. Насколько я знаю, наша карта по блоку Стин Ривер также полностью подтвердилась, и вы не пробурили ни одной сухой скважины.

— Да, все совершенно верно. Ваш метод указал нефтеносные рифы абсолютно точно. Скажу больше. Мы все-таки пробурили две сухих скважины. Но они лишь подтвердили надежность метода. Мы пробурили их намеренно на рифах, которые на вашей карте были отмечены как пустые, без нефти. Это была дополнительная проверка метода на отрицательный результат, если так можно выразиться. Иногда, как вы знаете, плохие результаты намного хуже, а хорошие — намного лучше, чем ожидается. На Стин Ривер получился второй вариант — результаты превзошли наши ожидания.

— Прекрасно. Итак, вы проверили метод, а мы проверили вас. Поэтому я сейчас здесь. Я полагаю, что наше сотрудничество не должно на этом закончиться. Наоборот, это только начало. Надеюсь, вы того же мнения. Помните, тогда, на кладбище, я сказал о своем предчувствии, что вы примете эстафету от Алекса и Андрея?

— Помню. И сейчас у меня нет возражений.

— Замечательно. Видите ли, Макс, я не геолог и вообще не нефтяник. Моя специальность — деньги. Поэтому давайте перейдем к ним. Вы знаете, за сколько мы продали Камерон?

— Не знаю, но примерно представляю.

— Мы продали Камерон за триста пятьдесят миллионов долларов. Месторождение Уинтон стоит не меньше, если не больше. На него уже есть покупатель. Разведка одного такого месторождения занимает примерно полгода. Работая без особого напряжения, мы можем готовить по три месторождения каждые два года. Грубо это почти миллиард долларов. Ни один другой бизнес не обеспечивает даже близкую норму прибыли. Я предлагаю вам официально присоединиться к «Дабл Эй». Сейчас компания принадлежит трем владельцам. Моя доля составляет семьдесят процентов, и семьи Алекса и Андрея имеют по пятнадцать процентов. Остальной персонал — наемные работники. Если вы примете предложение, то я готов продать вам часть своей доли, вплоть до тридцати процентов. «Дабл Эй» — это особая компания. Она не имеет промышленной инфраструктуры и стационарной собственности. Все, чем мы владеем, это месторождения до их продажи и финансовые активы. Поэтому цена долевого участия по сравнению с доходами относительно невелика. После присоединения к компании вы автоматически получите доступ к ноу-хау. Это то, что касается финансовой стороны дела. Теперь о личных и профессиональных обязательствах. Вам придется уйти из «Эрдойль». Как вы понимаете, совмещать интересы обеих компаний невозможно. Разумеется, вы можете сохранить пакет акций и получать дивиденды, но участие в работе австрийской компании исключается. Такова в общих чертах суть предложения.

— Все это довольно неожиданно. Я должен подумать, Шмуэль, — сказал Макс.

— Да, конечно. Надеюсь, это не займет много времени.

— Полагаю, что завтра смогу дать ответ. А пока такой вопрос. Как вы себе представляете нашу совместную работу в территориальном плане? Должны ли мы иметь общий офис в одной стране?

— Это не обязательно. Вы можете жить в любой стране. В Австрии или где-либо еще. При нынешнем уровне электронных коммуникаций это не имеет особого значения.

— Ну что ж, это упрощает дело. Знаете, Шмуэль, я ведь недавно женился. И моя жена ждет ребенка. А живет она в Альберте, в прелестном горном городке Банф. И не хочет уезжать из него. Если я приму ваше предложение, то смогу открыть офис в Банфе. Не так ли?

— Почему бы и нет. В любом месте земного шара, кроме Арктики и Антарктики. Так вы теперь женатый человек, Макс. Примите мои искренние поздравления.

— Спасибо, Шмуэль.

— Мне начинает казаться, Макс, что вы склонны принять мое предложение. Не так ли?

— Пока ничего не могу сказать. Я должен подумать. Завтра дам окончательный ответ.

— Хорошо. До завтра.

* * *

Вечером позвонила Эсти и снова попыталась уговорить Макса встретиться где-нибудь в Европе.

— Макс, ты нарушаешь иерусалимскую конвенцию. Поверь, женитьба — это не форс-мажорное обстоятельство и не повод для прекращения наших отношений.

— Сожалею, Эсти, но я вынужден денонсировать конвенцию в одностороннем порядке, — в голосе Макса послышалась шутливая интонация. — А если серьезно, то для меня женитьба — это больше, чем просто изменение семейного положения. Я женился на женщине, которую любил всю жизнь. И у нас скоро будет ребенок.

— Вот как. Рада за тебя. И все-таки очень жаль… Ну что ж, давай сохраним хорошие воспоминания.

— В этом можешь не сомневаться. Ты была прекрасным мгновением в моей жизни.

— Спасибо, Макс. Будь счастлив.

— И ты будь счастлива, Эсти.

* * *

На следующий день Макс дал согласие на предложение Шмуэля. Сразу после этого они обсудили некоторые общие юридические вопросы, связанные с его присоединением к «Дабл Эй», и договорились, что окончательным оформлением документов займется Рон Берман. «Рон ознакомит вас также с материалами расследования событий, которые произошли в Австралии. Вы должны будете изучить их внимательно. У нас нет права на еще одну ошибку», — сказал Шмуэль.

Глава 18

…Прошло три года. В малоэтажном Банфе на берегу горной реки появилось новое трехэтажное здание из черного базальта, стекла и бетона. На его фронтоне были выбиты две большие буквы «АА» и ничего больше. Широкие окна кабинета Макса выходили на трехглавую горную вершину причудливой формы, как бы охраняющую город. Название ее, «Три сестры», напоминало о пьесе Чехова, которую он видел когда-то в Вене. На стене, напротив его письменного стола, висели портреты Алекса и Андрея, подаренные Шмуэлем. Иногда Макс пристально всматривался в их лица, словно пытаясь понять некую тайну, связанную с этими двумя парнями из России, почти его ровесниками, чья трагическая судьба так тесно переплелась с его собственной. Как им удалось то, в чем потерпели неудачу все остальные? Счастливый случай, внезапное озарение или долгий целеустремленный поиск? Что их объединяло, и в чем они отличались друг от друга? Внешне Алекс и Андрей были очень разные. Но что-то неуловимое сближало их даже на фотографиях. Наконец Макс понял, в чем дело. Это было выражение глаз, а точнее — взгляд. Оба смотрели на него в упор, будто хотели не то спросить о чем-то, не то предупредить. Было в этом взгляде и напутствие и предостережение одновременно. Они как бы говорили ему: «Макс, судьба выбрала тебя из тысяч других. Но не забывай, что за все надо платить. И не только деньгами. В бизнесе, как и на войне, важны не отдельные победы, а конечный результат».

Макс придавал особое значение тому, что Алекс и Андрей были из России. У него имелись для этого веские причины. Работая в «Эрдойль», он много слышал о российских геологах. Их поразительные успехи на территории Австрии превратились в своего рода легенду, которая берет начало со времени аншлюса, когда поиски нефти в стране резко активизировались. Германиякатастрофически нуждалась в горючем и не жалела средств на разведочные работы. Открытие новых месторождений в Австрии стало стратегической задачей. Но, несмотря на все усилия, результаты оказались более чем скромными. До конца войны были обнаружены только четыре незначительных залежи. Это привело к выводу, что потенциал открытий исчерпан и дальнейшие поиски не имеют смысла. После войны восточная часть Австрии вошла в советскую зону оккупации, и здесь было создано Советское нефтяное управление. Российские геологи, опираясь на уникальный опыт открытия более тысячи месторождений в собственной стране и применив open mind approach, пришли к заключению, что нефть искали не так и не там, где следовало. Уже в 1949 году в десяти километрах от Вены они открыли самое крупное в Австрии нефтегазовое месторождение Матцен, которое стало давать шестьдесят процентов всей добываемой в стране нефти. А вслед за этим обнаружили крупнейшее газовое месторождение Цверндорф, из которого Австрия получает половину всего добываемого газа. В общей сложности за пять лет были выявлены восемь новых месторождений. Столь впечатляющие успехи за короткое время на крохотной территории между Веной и чешской границей, где до этого проводилась интенсивная, но почти безрезультатная разведка, вызвали конфуз и растерянность австрийских и немецких геологов. С тех пор престиж российской школы нефтяной разведки остается в Австрии очень высоким. Когда Макс однажды рассказал эту историю Шмуэлю, у того сразу же возникла аналогия с Израилем. «Теперь я, кажется, знаю, что требуется для открытия у нас месторождений, — сказал он с хитроватым прищуром. — Нужно создать Российское нефтяное управление. А для этого необходима оккупация страны хотя бы на пять лет. — Он помолчал и добавил серьезно: — Впрочем, насколько я знаю, Алекс пытался применить в Израиле этот знаменитый open mind approach, но его и близко не подпустили к разведочным работам. Мы, слава Богу, еще не оккупированы русскими. Израильские геологи не хотят испытывать конфуз и растерянность, которые постигли их австрийских и немецких коллег. Они предпочитают оставить страну без нефти…»

…Иногда в кабинет Макса по дороге из детского сада заходила Джулия с маленьким рыжеволосым Леопольдом-Оскаром, который называл себя коротко Лео. Он сразу же начинал носиться по комнате и переворачивать все что мог. Устав, он забирался под письменный стол и затихал, устроившись у ног Макса.

…В специально оборудованных комнатах работали операторы. На их компьютеры непрерывно поступала информация из разных стран, где «Дабл Эй» одновременно вела разведку нескольких блоков. Техническое состояние скважин, результаты испытаний, каротажные диаграммы, анализ керна — все эти данные систематизировались и передавались Зигфриду Кляйну, а от него поступали к Максу. Отдельное крыло занимали мобильные бригады, отбиравшие образцы почвы в районах разведки. Руководил ими Пьер Леже. Никто из сотрудников, включая Кляйна, не имел ни малейшегопредставления о том, как анализируются образцы и какая информация из них извлекается. Работа была организована так, что каждый знал лишь свой непосредственный участок. И только Максу был известен весь технологический цикл и ноу-хау.

Аналитические приборы находились в Израиле. В связи с возросшим объемом работ их количество было сначала удвоено, а затем утроено. Работали на них опытные специалисты под руководством Рахель Франк.

Охрану компании и личную безопасность ведущих сотрудников обеспечивало агентство Давида Бен-Эзры, который создал для этого специальный отдел. Шесть сотрудников отдела во главе с Морисом Шахаром постоянно находились в Банфе.

…Дела «Дабл Эй» шли все лучше и лучше. Месторождения открывались, продавались, в разведку вводились новые блоки, на которых открывались новые месторождения. Все это напоминало гигантский хорошо отлаженный конвейер, приносивший огромные прибыли. Макс и Шмуэль регулярно встречались, координировали работу и обсуждали текущие вопросы. Время Золотого Брегета продолжалось…

Такая активность не могла, конечно, ускользнуть от внимания нефтяных компаний. Многие признаки указывали на их возрастающий интерес к «Дабл Эй». Попытки этих компаний установить контакты с ее сотрудниками и получить информацию пресекались людьми Мориса Шахара быстро и решительно. У Макса и Шмуэля эти попытки не вызывали особого беспокойства. Они знали, что служба безопасности надежно прикрывает «Дабл Эй». Но вскоре им пришлось убедиться, что кое-кто имеет по отношению к ней более серьезные намерения, выходящие за рамки сбора информации…

* * *

Однажды в секретариат компании позвонил незнакомый человек. Он коротко представился: «Салман Асад, Саудовская Аравия». Сказал, что находится в Банфе и хотел бы встретиться с руководителями «Дабл Эй». По времени это совпало, видимо неслучайно, с приездом Шмуэля. Секретарь передала его просьбу Максу. Посоветовавшись, Макс и Шмуэль назначили встречу на следующее утро.

За десять минут до назначенного времени к офису подъехал лимузин. Из него вышли трое — Салман Асад и сопровождавшие его крепкие молодые люди. Охрана проверила их документы и обыскала. Затем Асада проводили на верхний этаж, в приемную Макса, а его спутникам было предложено расположиться в вестибюле. Гость вручил секретарю визитную карточку, которую она тут же отнесла в кабинет. Макс и Шмуэль с удивлением прочитали: «Доктор Салман Асад. Вице-президент Национальной нефтяной компании Саудовской Аравии. Глава группы советников министра нефтяной промышленности шейха Ахмеда Ямани». «Пригласите», — сказал Макс.

В кабинет вошел высокий, худощавый, элегантно одетый человек с явно европейскими чертами лица. На вид ему было лет шестьдесят.

— Доброе утро, джентльмены, — произнес он низким приятным голосом. — Вы, вероятно, удивлены моим визитом. Но мир нефтяного бизнеса сегодня очень тесен. Поэтому следует скорее удивляться тому, что мы не встретились раньше.

— Да, мы несколько удивлены, — ответил Макс. — Но поскольку название вашей страны ассоциируется со словом «нефть», то ничего слишком удивительного в этом визите нет.

Асад улыбнулся.

— Прекрасно. Мне бы хотелось с самого начала внести ясность в предстоящую беседу. Прежде чем встретиться с вами, я получил исчерпывающую информацию о вашей компании, о ее поразительных успехах и, не буду скрывать, о вас лично, джентльмены. Но вы обо мне ничего не знаете. Это ставит нас в неравное положение. Не в моих правилах вести разговор, зная многое о собеседниках, но оставаясь для них «таинственным незнакомцем». Чтобы устранить это неравенство, я готов ответить на ваши вопросы. Даже вопросы личного характера.

Шмуэль и Макс переглянулись.

— Хорошее начало, — сказал Шмуэль. — Нам оно нравится. Я, пожалуй, начну с вопроса, который покажется вам странным. Среди арабских интеллектуалов из стран Аравийского полуострова порой встречаются люди внешне мало похожие на арабов. Но все же некоторые черты лица, иногда трудно уловимые, говорят об их происхождении. У вас, мистер Асад, совершенно отсутствуют столь характерные черты уроженца Саудовской Аравии. Чем это можно объяснить? Если считаете вопрос некорректным или неэтичным, можете не отвечать.

— Вопрос вполне корректный и этичный. Я, например, знаю, что вы оба евреи. И полагаю, что вы имеете право знать о моем происхождении. Я мусульманин, но не араб. Мои отец и мать родились в еврейских семьях в Галиции, принадлежавшей тогда Австро-Венгрии. В двадцатых годах они приняли ислам и навсегда связали свою жизнь с мусульманским миром. Я родился в Пакистане, где отец входил в состав высшего руководства страны. Он много лет был Полномочным послом Пакистана в ООН. Затем семья переехала в Саудовскую Аравию, где у отца было много друзей, в том числе члены королевской семьи и шейх Ямани, основатель Национальной нефтяной компании. — Все это Асад рассказывал с подкупающей прямотой и откровенностью.

— Как звали вашего отца? — спросил Шмуэль.

— Мухаммед Асад.

— Мухаммед Асад? Не он ли автор книги «Принципы мусульманского государства»?

— Да, это его книга. Вы читали ее?

— Читал.

— Перу отца принадлежит немало книг. Если помните, в «Принципах» он развивает тезис о глубокой связи между исламом и либеральной демократией.

— Помню. Но не разделяю его.

— Не вы один. У отца было много оппонентов. Особенно среди мусульманских теологов. И все же я считаю, что в главном он был прав. Ислам в основе своей подлинно демократическое учение.

— Да, история необычная, — подвел итог Макс. — Возможно, есть некий смысл в шутке американского писателя Бернарда Маламуда, сказавшего как-то, что все люди евреи, только не все знают об этом… Итак, что свело вместе троих евреев? О чем они собираются говорить?

— Простите, мистер Адлер, но я не еврей. То случайное обстоятельство, что мои отец и мать родились евреями, не делает меня евреем.

— Не хотел вас обидеть.

— Вы совершенно не обидели меня. Поверьте, я рассказал о своем происхождении не для того, чтобы добиться вашего расположения. Вы спросили, я ответил. Не считаю, что должен что-то утаивать. К тому же, эта история достаточно известна в мусульманском мире. Если у вас нет других вопросов, джентльмены, я бы хотел перейти к цели моего визита.

— Это нас весьма интересует. Итак, какова же цель? — спросил Макс.

— Мы хотим купить вашу компанию, — спокойно ответил Асад.

— Не больше и не меньше… — произнес Шмуэль, не скрывая иронии.

— Больше нам не нужно, а меньше нас не устраивает. — Асад сделал вид, что не заметил иронического тона.

— Нам нечего продавать. У нас нет собственности, кроме здания, в котором мы сейчас находимся.

— Да, мы знаем, что ваши акции не продаются на бирже. Тейковер вам не грозит. Поэтому речь идет о покупке метода, — невозмутимо уточнил Асад.

— Он не имеет цены, — сухо ответил Макс. — Так же как камень Кааба в Мекке.

— Наша стартовая цена два миллиарда долларов, — Асад говорил так, будто пропускал слова собеседников мимо ушей. — Но это не окончательная цифра. Вы можете предложить свою.

— Нам было очень интересно познакомиться с вами, мистер Асад, и узнать необыкновенную историю вашего отца. Но боюсь, вы совершили столь далекое путешествие напрасно. Метод не продается, — твердо сказал Шмуэль.

— Не надо торопиться, джентльмены. Первая реакция не всегда правильная. Как я уже сказал, цена открыта для обсуждения. Я остановился в гостинице «Банф спрингс». И намерен пробыть в этих благословенных местах еще неделю. Позвоните мне, если вам будет что сказать.

— Желаем хорошо провести время, мистер Асад. Спасибо, что посетили нас.

Когда Асад ушел, Шмуэль взял лист бумаги и написал запрос своему другу в министерстве иностранных дел: «Срочно требуется информация о Мухаммеде Асаде, бывшем после Пакистана в ООН. Вопросы — семья, детство, учеба, карьера, социальный статус и все остальное, относящееся к его жизни».

— Пусть секретарь отошлет факс немедленно, — сказал он. — Саудовская нефтяная компания — одна из крупнейших в мире. Не мешает знать родословную ее вице-президента более подробно.

* * *

Ответ из Тель-Авива пришел на следующий день. «Мухаммед Асад, имя при рождении Леопольд Вайс. Родился в 1900 году в Лемберге (сейчас Львов), Галиция, тогда часть Австро-Венгрии. Дед Якоб Вайс — ортодоксальный раввин, отец Соломон Вайс — адвокат. Вскоре после рождения Леопольда семья переехала в Вену. Изучал философию и историю искусств в Венском университете. Курс не закончил, занялся журналистикой. Стал широко известен после публикации в 1921 году статьи о подлинных масштабах голода в Поволжье, вызванного большевистским переворотом в России. Материалы для статьи передала ему Екатерина Пешкова, жена писателя Максима Горького, приехавшая в Германию собирать средства для голодающих. Статья произвела сенсацию, и Вайс получил предложения о работе сразу от нескольких крупнейших газет. Принял предложение «Франкфуртер цайтунг». Был послан ее корреспондентом на Ближний Восток, где провел три года. В Палестине разочаровался в сионизме и увлекся исламом. Объехал все арабские страны, завязав тесные связи с их руководителями и духовными лидерами, особенно с саудовским королем Абдулом Азизом ибн Саудом. В 1926 году Вайс и его жена Эльза перешли в ислам. Изучал арабский язык в Каирском университете Аль-Азхар. С этого времени Вайс под именем Мухаммед Асад начинает играть заметную роль в мусульманском мире. Был убежден, что будущее западной цивилизации связано с исламом. В конце сороковых годов возглавил борьбу за отделение мусульманских районов от Индии и разработал идеологические основы создания независимого Пакистана. В 1947 году вошел в состав правящей верхушки страны, а затем стал послом Пакистана в ООН. Был инициатором нескольких антиизраильских резолюций. Ушел с поста после военного переворота в 1955 году, возглавленного Айюб-ханом, и переехал в Саудовскую Аравию, где занимался нефтяным бизнесом и литературной деятельностью. Его перу принадлежат перевод Корана на английский и ряд философско-религиозных трудов, среди которых наиболее известны «Принципы мусульманского государства», «Дорога в Мекку», «Ранние годы ислама» и автобиография «Возвращение сердца». Умер в 1992 году. Единственный сын Салман занимает руководящий пост в Национальной нефтяной компании Саудовской Аравии. Родители Вайса-Асада, сестра Клара и брат Якоб погибли в лагере смерти Маутхаузен, Австрия».

Шмуэль передал текст Максу.

— Удивительная история, Макс. И тоже начинается в Вене, как и ваша. Что вы думаете обо всем этом?

Макс прочитал сообщение с нескрываемым интересом. Последние слова произнес вслух: «Погибли в лагере смерти Маутхаузен».

— Моя семья тоже погибла в Маутхаузене, — сказал он. — Знаете, Шмуэль, а ведь этот Салман Асад и я в некотором роде даже родственники. Его тетя Клара была женой моего дяди Теодора Ландау. Согласно генеалогическому древу, о котором я вам рассказывал, она дочь адвоката Соломона Вайса из Галиции. А Мухаммед Асад его сын. Впрочем, Салман Асад вряд ли знает об этом… Да, какой невероятный культурный, религиозный и идеологический кульбит всего за три поколения — от ортодоксального галицийского раввина до представителя Пакистана в ООН. Признаться, когда вчера я слушал нашего визитера, то слабо верил в его рассказ. Оказывается, все правда, все так и было. Нужно ли придумывать закрученные литературные сюжеты и киносценарии, если самые невероятные истории можно брать из жизни…

— Да, поразительная история. Такие кульбиты обычно заканчиваются выморочными идеями. Только воспаленному воображению прозелита мог померещиться в исламе дух либеральной демократии. Еврейский лжепророк, недоучившийся студент, заблудившийся в мусульманском религиозном болоте. А сколько их заблудилось до и после него в политических дебрях Европы и России… Интересно, что за три года до рождения этого Леопольда-Мухаммеда другой венский журналист, Теодор Герцль, основал политический сионизм и проложил путь к созданию еврейского государства. А его земляк Вайс стоял у колыбели возникшего одновременно с Израилем мусульманского государства — одного из самых сильных и фанатичных. Такие кульбиты свойственны определенной разновидности евреев, обуреваемых патологической страстью лезть в чужие дела. Они несут в себе особый ген-мутант, заставляющий их делать это. А расплачивается весь народ… Сегодня Пакистан — центр исламского фундаментализма и единственная мусульманская страна, обладающая атомной бомбой. Непримиримый враг Израиля. Внук галицийского раввина был его повивальной бабкой. Теперь правнук раввина хочет купить для Саудовской Аравии, другого центра фундаментализма, прямой метод. В нефтяном мире это почти то же, что атомная бомба в мире глобальной политики. Мессианские метания отца и сына на тупиковых мусульманских дорогах сделали еще один твист и столкнулись с «Дабл Эй». Вместо наивного соединения ислама с чуждой и эфемерной либеральной демократией Салман Асад решил оснастить его реальным инструментом для экономической и политической экспансии. Итак, что вы думаете, Макс, об этом предложении?

— Я думаю, у них нет таких денег, за которые можно купить «Дабл Эй». Даже если они превратят в доллар каждую песчинку Аравийской пустыни…

— Ну, это уж чересчур, — рассмеялся Шмуэль. — Впрочем, иногда «чересчур» — это то, что нужно. Мне нравится ваша мысль.

Глава 19

Макс отвез Шмуэля в аэропорт Калгари и возвращался поздно вечером в Банф. Дорога уже вошла в горы, когда вдруг фары его машины высветили старенький «форд» на обочине. Из-под капота валил пар. Рядом стояла молодая женщина в спортивном костюме с дорожной сумкой на плече. Он остановил машину и спросил, не нужна ли помощь.

— Вряд ли вы сможете помочь. Кажется, потерялась крышка радиатора и вода выкипела.

— Куда вы едете? — спросил Макс.

— В Канмор. Это двадцать километров отсюда.

— Садитесь, я подвезу. Я еду в Банф. Канмор как раз на полпути.

— Спасибо. Я только возьму вещи.

Она открыла багажник и вынула чемодан. По тому, как она наклонилась, было видно, что он очень тяжелый.

— Поставьте на землю. Я помогу. — Макс поднял чемодан. — Что в нем?

— Книги.

Он перенес чемодан в свой багажник.

— Это все? Больше ничего не хотите взять?

— Больше ничего.

…Они ехали уже минут пять, но женщина не произнесла ни слова. Макс мельком взглянул на нее — миловидное лицо, большие черные глаза, короткая стрижка. Где-то он уже видел ее. Но где?

— Вы всегда так молчаливы? — спросил он.

— Извините, я немного устала. И потом, эта неприятность с машиной…

— Да, да. Я понимаю, — он подумал, что вопрос мог показаться грубоватым, и решил разрядить обстановку. — Меня зовут Макс Адлер.

— Очень приятно, мистер Адлер. Мария Фаркаш, — представилась она.

— Фаркаш? Вы из Венгрии?

— Да. Но в Канаде уже два года.

— А что вы делаете в Канморе?

— У меня здесь школа спортивных танцев. Я закончила физкультурный институт в Будапеште, — объяснила она.

Мария поставила сумку на колени и стала что-то искать в ней.

— Что-нибудь потеряли? — спросил Макс.

— Не могу найти косметичку. Наверное, оставила в машине.

— Хотите вернуться?

— Ну, что вы. Такая мелочь.

Подъехали к ее дому.

— На каком этаже вы живете? — спросил Макс.

— На третьем.

— Я донесу чемодан.

— Спасибо, вы очень любезны. Но я справлюсь сама.

— Нет-нет. Он слишком тяжелый.

Они поднялись на третий этаж.

— Большое спасибо, — сказала Мария. — Я бы с удовольствием пригласила вас на чашку кофе, но у меня не очень убрано.

— Не беспокойтесь, — ответил Макс. — Я спешу. Как-нибудь в другой раз. Доброй ночи.

— Доброй ночи, мистер Адлер.

Он сбежал по лестнице, сел в машину и продолжил путь в Банф. Уже дома, въехав в гараж, Макс случайно бросил взгляд на пол перед соседним сиденьем и увидел маленькую желтую сумочку. Это была та самая косметичка, которую искала его пассажирка. Он открыл ее. Содержимое было обычным — губная помада, пудреница, разная косметика. В маленьком внутреннем карманчике лежали двести долларов и несколько визитных карточек. Он вынул одну и прочитал: «Мария Фаркаш. Школа спортивных танцев. Адрес, телефон».

* * *

Макс задумчиво вертел в руках косметичку. Потом поднял глаза, посмотрел на портреты напротив и спросил вслух: «Что вы думаете об этом, ребята?» Алекс и Андрей молча смотрели на него. Не дождавшись ответа, снял телефонную трубку и набрал номер.

— Доброе утро, Морис. Зайди ко мне. И захвати свой отчет по расследованию австралийских событий.

За минувшие три года Макс заметно изменился. Если раньше конфликты, в которых ему приходилось участвовать, касались только его самого, то теперь ставки были другие. По мере погружения в мир большого бизнеса он все яснее понимал, что великодушие, мягкость и склонность к прощению — наказуемы и угрожают существованию компании. Да и в личном плане ситуация отныне была не такая, как прежде. Теперь удар по нему означал удар по Джулии и маленькому Лео, который стал смыслом его жизни, продолжателем рода. Это сделало Макса жестким, готовым решительно и без промедления реагировать на угрозу. В минуту опасности он теперь становился все больше похожим на Шмуэля — холодный взгляд, собранность, четкие распоряжения…

Морис вошел в кабинет через несколько минут. В руках у него была толстая папка. Он вынул из нее отчет и положил на стол.

— Садись, Морис. А я пока посмотрю кое-что, — сказал Макс.

Он прочитал несколько страниц и поднял голову.

— Как же все-таки решился вопрос с Рональдом Кларком? Вы нашли его?

— Мы узнали, что он в Бразилии. Но когда наши люди прибыли туда, его уже не было. В Лондон он не вернулся.

— Понятно.

Макс вынул из карманчика на внутренней стороне обложки газету «Лонгрич Ньюс». В ней было интервью с Юдит Добос и фотография. Большие черные глаза, короткая стрижка…

— Еще вопрос. Напомни, пожалуйста, почему эта Мата Хари привлекла твое внимание?

— Нашелся человек, который видел ее в машине доктора Франка незадолго до похищения. Кроме того, клерк из «Козерога» рассказал, что она ночевала в гостинице накануне вылета группы в Перт. Это было подтверждено записью в книге регистрации. Но мы не смогли найти ее. Исчезла бесследно.

— Она не исчезла, — задумчиво произнес Макс.

Он подробно рассказал о вчерашней встрече на дороге и заключил: «Судя по фотографии, Фаркаш и Добос — одно лицо». Затем протянул Морису косметичку и визитную карточку.

— Займись этим, Морис, — голос Макса был жестким, и глава службы безопасности уловил это.

— «Школа спортивных танцев», — прочитал он. — В Лонгриче была школа аэробики. Как говорил мой инструктор, шаблон врага — твой лучший друг… Если это действительно она, то напрашиваются три вывода. Во-первых, ваш маршрут, мистер Адлер, и время поездки отслеживались, а неисправность машины инсценирована. Во-вторых, тяжелый чемодан потребовался для того, чтобы вы, как джентльмен, донесли его до двери. Если бы проявили настойчивость, то могли получить приглашение на чашку кофе. И в-третьих, если бы чашка кофе не состоялась, то должны сработать двести долларов. Они обязывают вас приехать и вернуть косметичку. План хитроумный, но дилетантский. Как бы то ни было, мистер Адлер, с сегодняшнего дня вы и ваша семья будете находиться под постоянной охраной. Это приказ. А со школой спортивных танцев мы разберемся…

— Ну, что ж. Приказ есть приказ. — Макс улыбнулся.

«Судя по австралийским событиям, эти спортивные танцы не столь забавны и безобидны, как церемонные восточные телодвижения Салмана Асада, размахивающего чековой книжкой», — подумал он и вспомнил последнее предупреждение Алекса в ноутбук: «Большой бизнес никогда не отступает…»

Глава 20

…До наступления третьего тысячелетия оставалось около полугода. В небольшой городок Котал у подножья Гималаев на пакистаноафганской границе съехались несколько десятков человек. Они прибыли со всех концов арабского мира. И хотя одни из них были богатыми бизнесменами, а другие занимали высокое положение в своих странах, на пыльной площади перед неприметным зданием медресе, в котором они собрались, не было ни лимузинов, ни дорогих машин. Здесь стояли только старые обшарпанные джипы и такие же видавшие виды легковые автомобили. Подстать машинам была и одежда прибывших. Посторонний наблюдатель мог бы принять их за торговцев средней руки или контрабандистов, переправляющих через границу наркотики и оружие.

Когда все поднялись в зал на верхнем этаже, наступило время второго салата[37]. В этот момент через незаметную боковую дверь рядом с михрабом[38] вошел худощавый высокого роста человек лет пятидесяти. Одет он был в длинную светло-серую галабию, под которой виднелась рубашка цвета хаки. На узком лице с усами и аккуратной длинной бородкой выделялись большие печальные глаза и крупные чувственные губы. На голове его был белый тюрбан. Облик и одежда выдавали в нем уроженца Аравийского полуострова. Взгляды присутствующих сразу же обратились к нему. Вошедший застенчиво улыбнулся и жестом пригласил собравшихся приступить к салату. Он расстелил маленький коврик, опустился на него и провел ладонями по лицу. Все сделали то же самое.

По окончании молитвы охранники убрали коврики и расставили рядами стулья, стоявшие до этого вдоль стен. Затем они вышли и плотно закрыли за собой двери. Помещение превратилось в небольшой зал заседаний. На возвышении около михраба установили простой стол, и три человека, включая «аравийца», сели за него. Один из них взял микрофон, поблагодарил собравшихся за то, что они проделали такой далекий трудный путь, и предоставил слово главе Аль-Каиды Усаме бен-Ладену. «Аравиец» подошел к трибуне.

— Уважаемые братья, — начал он тихим ровным голосом, — вы все знаете, с какой целью руководство нашей организации пригласило вас в это место, удаленное от глаз тех, кто не должен знать о наших планах. Наступает третье тысячелетие христианской эры. Для нас, мусульман, эта дата не имеет никакого значения — ни исторического, ни календарного, ни символического. Мы живем в 1378 году хиджры[39]. И это единственное истинное летоисчисление, установленное пророком Мухаммедом по воле Аллаха. Поэтому если третье тысячелетие что-то и символизирует, то только прогрессирующее одряхление так называемой западной цивилизации, по сравнению с которой наша религия и культура моложе почти в два раза. И, соответственно, у нас во много раз больше жизненных сил и веры в то, что будущее принадлежит исламу, а не погрязшему в пороках альянсу Запада с сионизмом. Но посмотрим правде в глаза, братья. Это будущее может оказаться очень далеким, если мы не приблизим его с помощью джихада, завещанного нам пророком. Уклонение от джихада под разными предлогами — это самый большой грех перед Аллахом, особенно в свете следующего важного обстоятельства. Если для нас, как я уже сказал, первый год нового тысячелетия — это всего лишь еще один год хиджры, то подверженный нелепым страхам и суевериям Запад готовится чуть ли не к концу света. Бесчисленные предсказатели и аналитики запугивают природными и техногенными катастрофами, эпидемиями, новыми, неизвестными ранее, болезнями. Нашлись даже специалисты, заявляющие о предстоящем коллапсе глобальной сети Интернета. Все это делает ближайший год, с точки зрения психологического эффекта, исключительно благоприятным для крупномасштабной операции. Таковы общие положения. Теперь о конкретных планах. Некоторое время назад Аль-Каида ознакомила вас со своей стратегической концепцией. Она заключается в нанесении внезапных сокрушительных ударов по наиболее важным и уязвимым объектам экономической, социальной и военной инфраструктуры Запада. Руководство организации приняло принципиальное решение, что первый удар будет нанесен 11 сентября, когда пророк Мухаммед прибыл в Медину и возвестил начало эры хиджра. Аллаху угодно, чтобысентябрь 2001 года стал началом эры глобального джихада. Какова ваша роль, братья, в этих планах? Не секрет, что мы не смогли прийти к единому мнению относительно главного объекта для удара. Поэтому год назад мы обратились к вам, уважаемые спонсоры, с просьбой помочь в выборе такого объекта. Наша аналитическая группа рассмотрела все поступившие предложения. Одно из них признано наиболее серьезным и перспективным, поднимающим планку борьбы с Западом на новый уровень. Отныне все наши усилия сосредоточены на его детальной разработке. Автор этогозамечательного предложения находится в зале (Усама едва заметно кивнул кому-то во втором ряду), и я хочу особо поблагодарить его. Считаю долгом выразить признательность и другим авторам, чьи рекомендации мы получили. К сожалению, не все поняли наше обращение правильно. Например, алжирские братья предлагают разрушить Эйфелеву башню. Они не учитывают, что совсем скоро этот символ Франции станет высочайшим в мире минаретом и укажет Европе путь к исламу. Некоторые другие братья решили, что с нашей помощью они могут устранить своих западных конкурентов, и внесли весьма курьезные, чтобы не сказать смехотворные, предложения. Так, некая уважаемая фирма по производству ковров, оказывающая нам посильную финансовую поддержку, предлагает взорвать несколько ковровых фабрик в Европе (в зале раздался общий смех). Недалеко ушла от нее и одна уважаемая нефтяная компания, которая желает разделаться с какой-то еврейской нефтяной фирмой (при этих словах Салман Асад, сидевший в первом ряду, бросил на бен-Ладена презрительный взгляд. «Усама остался таким же надутым болваном, каким был всегда», — мысленно отметил он). Но некоторые предложения нас заинтересовали как возможные объекты второй и третьей очереди. В ближайшее время мы обсудим их в рабочем порядке. Что касается другихрекомендаций, то авторы приглашаются еще раз разъяснить свою позицию. Мы их внимательно выслушаем. Нельзя исключить, что мы чего-то не поняли. Ведь мы всего лишь скромные воины Аллаха, а не мудрецы или ученые. — Усама печально улыбнулся.

Когда бен-Ладен покинул трибуну, Салман Асад подошел к нему.

— Усама, ты в самом деле не мудрец. Как у тебя хватило ума поставить наше предложение в один ряд с просьбой этого ковровщика? Как ты можешь сравнивать нефть, наше главное оружие, с коврами? Я хочу серьезно поговорить с тобой и с членами этой твоей аналитической группы.

— Хорошо, уважаемый Салман. Мы можем еще раз обсудить твое предложение. И прошу тебя — не обижайся. Меня завалили этими так называемыми проектами. Если бы верблюд моего дедушки увидел некоторые из них, он бы умер от смеха.

После обеда человек бен-Ладена приехал за Асадом и отвез его в маленький ничем не примечательный домик на окраине городка, у въезда в Хиберское ущелье. Там уже собралась вся аналитическая группа из семи человек. Среди них были специалисты по строительству и эксплуатации высотных зданий, эксперты по городской инфраструктуре, экономисты, психологи. Один из аналитиков, представленный Асаду как эксперт по баллистике и направленным взрывам, оказался, к его удивлению, голубоглазым блондином лет сорока, с внешностью профессора. Асад обратил внимание наедва заметную ироническую улыбку, которая появилась на его лице, когда кто-то произнес слова «по воле Аллаха». Тем не менее было очевидным, что бен-Ладен относится к нему с большим уважением и доверяет не меньше, чем остальным членам группы.

Асад начал с того, что объяснил собравшимся значение нефти в мировой экономике и политике. Он приводил цифры, ссылался на исторические примеры, когда Германия и Япония проиграли войну из-за отсутствия этого стратегического сырья, напомнил недавние события, связанные с Кувейтом и Ираком.

— В мире нет ничего важнее нефти, — продолжал он. — По воле Аллаха мы владеем огромными запасами ее и можем диктовать цены на мировом рынке. Но с годами поиски новых месторождений становятся все труднее и дороже. И вот появляется какая-то ранее неизвестная фирма, принадлежащая двум евреям, которые изобрели новый исключительно дешевый метод обнаружения нефти. Пока они используют его только для себя. Но история учит, что такие фундаментальные изобретения не могут долго оставаться тайной. Недалеко время, когда этот метод станет достоянием всех нефтяных компаний, и тогда цена на нефть резко упадет. Это отразится не только на наших доходах, но и на финансовой помощи, которую получает Аль-Каида. В современном мире, братья, все взаимосвязано, и ваши интересы неотделимы от наших. Мы попытались купить изобретение, предложили хорошую цену. Но натолкнулись на решительный отказ. Владельцы фирмы даже непожелали обсуждать сделку. Поэтому руководство компании возлагает решение проблемы на тебя, Усама, и на твою организацию. Вы должны обеспечить нам доступ к этому изобретению.

— Мы с большим вниманием выслушали тебя, уважаемый Салман, — ответил бен-Ладен. — И не можем не согласиться, что нефть, дарованная нам Аллахом, имеет важное значение для джихада. Запад платит нам за нее мизерную цену. Это величайший грабеж за всю историю человечества. Придет время — и мы сокрушим Америку и Европу с ее помощью. Но цель нашей первой крупномасштабной акции не только военная или экономическая. Прежде всего она психологическая. И если мы направим ее против этой малоизвестной фирмы, о которой ты говоришь, то о психологическом эффекте можно забыть. Сожалею, уважаемый Салман, но мы не можем не учитывать это. Почему бы тебе не обратиться к палестинским братьям? Они с радостью сделают эту работу. И вам она обойдется дешевле. Но если ты все-таки настаиваешь, чтобы ее выполнила Аль-Каида, то мы можем включить эту еврейскую фирму в наш общий список объектов и заняться ею в порядке очередности.

— Мы платим тебе, Усама, а не палестинцам. И требуем выполнения обязательств, взятых на себя Аль-Каидой. Очередность объектов меня не интересует. Это ваши внутренние бюрократические игры. Работа должна быть сделана.

— Хорошо, уважаемый Салман. Мы снова обсудим твое предложение. Время еще есть. Аллах акбар!

— Аллах акбар! — ответил Асад. — А сейчас меня ждет вертолет. Распорядись, Усама, насчет машины.

После ухода Асада раздались негодующие возгласы. Присутствующие были задеты и даже оскорблены не только его требованием, но и тоном, которым он разговаривал с Усамой. Наконец бен-Ладен призвал к тишине.

— Этот еврей считает, что за деньги можно купить все — нефть, кровь шахидов и даже великие битвы джихада, — сказал он раздраженно. — Он думает, что если дает деньги, то может приказывать тем, чьи деды водили верблюжьи караваны по священной Аравийской пустыне. Но он ошибается. Омар, как проходит подготовка операции «Хиджра» в Нью-Йорке и Вашингтоне?

— Все идет по плану, уважаемый Усама. Шахиды уже закончили курсы пилотов и заняты изучением маршрутов и расписания полетов на внутренних авиалиниях.

— Если Аллаху будет угодно… — смиренно произнес бен-Ладен и молитвенно сложил ладони.

— Да будет Аллаху угодно! — уверенно воскликнул шейх Омар. — Аллах акбар!

— Аллах акбар! — ответили аналитики.

В этот момент голубоглазый блондин многозначительно кашлянул. Бен-Ладен это заметил.

— Вы хотите что-то сказать, уважаемый профессор? — спросил он.

— Да, если позволите, уважаемый Усама. Я не ставлю под сомнение необходимость операции «Хиджра», но вместе с тем полагаю, что к предложению мистера Асада также следует отнестись со всей серьезностью. В будущем именно оно может способствовать превращению нефти в ваше главное стратегическое оружие, о чем вы сами упомянули в разговоре с ним. Поэтому было бы разумнымпомочь ему овладеть методом, о котором он говорил.

Бен-Ладен посмотрел на профессора с неожиданным интересом.

— Вы так думаете? В таком случае не могли бы вы изложить свою мысль более подробно в письменном виде?

— С удовольствием, уважаемый Усама. Но для этого мне необходимо встретиться с мистером Асадом.

— Хорошо. У меня нет возражений.

Август 2003 г., Иерусалим

E-mail: haim08@012.net.il

Сноски

1

Первый сорт — иврит.

(обратно)

2

 Не идти вперед — значит идти назад, лат.

(обратно)

3

 В английском алфавите первые буквы слов «Дабл» — Double и «Игл» — Eagle расположены рядом.

(обратно)

4

 Перевод автора.

(обратно)

5

 «Голубой грот» — итал.

(обратно)

6

 Игл (eagle) — орел, англ.

(обратно)

7

 Извозчик — идиш.

(обратно)

8

 Песня-молитва, произносимая в Судный день.

(обратно)

9

 «Шутки в сторону» — иврит.

(обратно)

10

 Похищение — иврит.

(обратно)

11

 Настоящий убийца — иврит.

(обратно)

12

 В русской транскрипции Самсон — герой библейской легенды о Самсоне.

(обратно)

13

 Кодовое слово, означающее, что сообщение получено и понято — международный термин.

(обратно)

14

 Людям свойственно ошибаться, глупцам — упорствовать, лат.

(обратно)

15

 Да будет благословенна память о них — иврит.

(обратно)

16

 «Имена» — вторая книга Торы.

(обратно)

17

 Полковник — иврит.

(обратно)

18

 Командир — иврит.

(обратно)

19

 Перевод автора.

(обратно)

20

 Флай (fly) — муха, англ.

(обратно)

21

 Биг Флай (big fly) — большая муха, англ.

(обратно)

22

 Сленговое сокращение английских слов semi-submersible drilling rig — полупогружная буровая установка на двух подводных катамаранах.

(обратно)

23

 Скорость распространения сейсмических волн в разных породах.

(обратно)

24

 Экспериментальное определение сейсмических скоростей в скважине.

(обратно)

25

 В иврите нет гласных букв; иногда вместо них ставятся специальные знаки — огласовки; брегет пишется «бргт», что может читаться бергет, боргет, брегет и т. п.

(обратно)

26

 Убей гонца — англ.

(обратно)

27

 Образец породы, извлекаемый из разведочной скважин в процессе бурения.

(обратно)

28

 Накатанная колея, англ.

(обратно)

29

 Честность, верность моральным ценностям — англ.

(обратно)

30

 Takeover — англ.

(обратно)

31

 Английское выражение, соответствующее русскому «седьмая вода на киселе».

(обратно)

32

 PhD — докторская степень, англ.

(обратно)

33

 «Слушай, Израиль!» — последний возглас евреев, идущих на смерть.

(обратно)

34

 Double AA, Triple AAA — двойная и тройная надежность, англ.

(обратно)

35

 «Горячая картофелина» — неприятная или опасная проблема, от которой стараются избавиться или перебросить другому, англ.

(обратно)

36

 Трасса высшей категории сложности.

(обратно)

37

 Пятикратная ежедневная молитва — арабск., намаз — фарси.

(обратно)

38

 Специальная ниша для молитвы.

(обратно)

39

 11 сентября 622 года пророк Мухаммед прибыл в Медину из враждебной Мекки. Эта дата считается началом мусульманской эры хиджра.

(обратно)

Оглавление

Вместо предисловия

Часть первая Алекс

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

Часть вторая МАКС

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg