«Луны волшебное сияние»

2624

Описание

Что может быть романтичнее, чем путешествие на роскошном лайнере по южным морям? Да еще если в родной стране в это время стоит отвратительная слякотная зима? Да еще если вы журналистка и ведете в газете раздел светской хроники, а в круизе принимают участие только сливки света, только богатейшие и известнейшие люди страны? Что может быть для вас более привлекательным? Одно плохо: вам придется выдавать себя за совершенно другого человека. Как поступить? На что решиться? Именно такая дилемма мучает героиню этого романа, Джейн Берри.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Рэчел Линдсей Луны волшебное сияние

Глава первая

Джейн Берри переложила телефонную трубку из одной руки в другую и, продолжая прижимать ее к уху, в сердцах взъерошила светлые волосы.

— Бог ты мой, — простонала она, — можно подумать, я пытаюсь дозвониться до самого далай-ламы!

Мэгги Симпсон подняла голову от машинки.

— Да брось ты, — посоветовала она. — У Динки Говарда никогда же нет времени для прессы.

— Ну да, если только вдруг в нас не возникает срочная надобность. Если б я… — Джейн умолкла, заслышав в трубке голос. — Мистер Говард, это Джейн Берри из "Морнинг стар". Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Наши читатели интересуются круизом, который вы организовываете, и… Но, мистер Говард, "Стар" никогда…

Ее слова прервал короткий щелчок на другом конце провода, и, скривившись, она швырнула трубку на рычаг.

Мэгги расхохоталась:

— Еще одно усилие пропало даром! Разве ты не знаешь, что великий мистер Говард никогда не дает интервью?

— Именно это он мне только что и сообщил — правда, не так изысканно: "Передайте вашему редактору, что у моих друзей нет ни малейшего желания видеть свои имена в вашей гнусной газетенке!"

Джейн со злостью схватила с полу газетный лист.

— Только взгляни на список пассажиров: лорд и леди Уотертон, герцогиня Мелфордская, сэр Дэвид Пиктом… — Глаза ее обегали колонку фамилий. — Кинозвезды, владельцы скаковых лошадей, финансовые и промышленные тузы — просто мечта для раздела светской хроники.

— И рай для свахи, — не без иронии подметила Мэгги. — Любой миллионер, отправляющийся в круиз Динки, может быть твердо уверен: ни одна из встретившихся ему девушек не станет охотиться за его деньгами, поскольку сама в них купается!

Джейн вздохнула:

— Эх, кажется, все бы отдала, только бы отправиться в такой круиз!

— С каких это пор ты стала золотоискательницей?

— Да нет же — как репортер, — с негодованием отмела Джейн несправедливое обвинение.

— Вот наивная дурочка! Погоди, когда перед тобой пройдет столько же миллионеров, сколько передо мной, они покажутся тебе такими же глупыми и скучными, как наш мальчишка-рассыльный, только гораздо старше! — Мэгги опытным взглядом пробежала напечатанную страницу и подняла голову: — Да не ерепенься ты, Берри, я же только подкалывала тебя. Считай, тебе повезет, коль при нашем деле сможешь сохранить свою наивность. Большинство слишком ожесточается.

Она соединила страницы скрепками и позвонила рассыльному.

С некоторой завистью наблюдала Джейн за ее точными, уверенными движениями. Мэгги, более старшая по возрасту, была журналисткой до мозга костей. Рассыльный забрал напечатанное и ушел, а Мэгги торопливо достала из ящика стола мыло и полотенце.

— Слава Богу, успела к сроку. Сегодня я иду на шоу и не могу опаздывать.

Она была уже на середине комнаты, как дверь вдруг распахнулась, и влетел Фрэнк Престон, главный редактор. Глянул на полотенце в руках Мэгги и энергично закивал:

— Вот это правильно, освежиться стоит. Ты идешь на прием.

— Вовсе нет. Я иду с Биллом на шоу.

— Ты должна была идти. Прости, Мэгги, но только что звонил Чарли. Он застрял в лондонском аэропорту и не сможет явиться на это чествование в "Савилле". А оно, похоже, будет последним для Руби Рэндолл перед ее уходом со сцены. И пропустить его мы не имеем права.

Лицо Мэгги сморщилось от негодования:

— Да я уж третий раз за эту неделю натягиваю нос Биллу!

— Ну так что, будет знать, как класть глаз на журналистку! — пожал плечами Фрэнк. — Возьми его с собой, никто возражать не станет.

— Кроме самого Билла. Он на дух не переносит такие приемы. С пронзительными голосами, сплетнями и хихиканьем.

— Ну и зря! Как социолог, он должен радоваться такой возможности для наблюдений.

— Ты грубая скотина, Фрэнк.

— Мы работаем для газеты, а не для лощеного ежемесячного журнала!

Джейн наблюдала за этой перепалкой, с сочувствием глядя, как сжимаются кулаки Мэгги, и неожиданно решилась:

— А нельзя ли мне пойти вместо нее?

Редактор воззрился на нее с явным сомнением, и в Джейн заговорило упрямство:

— Я уже не однажды бывала на подобных приемах, — настаивала она.

Он колебался.

— Сколько времени ты уже у нас в отделе?

— Полгода. А до этого — год в отделе новостей. И, пока работала там, побывала на сотне таких вечеров.

— На таком тебе, вероятно, еще не приходилось бывать. Сам по себе уход Руби Рэндолл большого значения не имеет; гораздо важнее для нас — что за всем этим стоит, какие тайные ветры дуют.

— Если вы ознакомите меня хоть с какой-нибудь информацией об этом, — отвечала Джейн гораздо увереннее, чем хотела, — то не сомневаюсь, что смогу разузнать.

— Вот и ладно. Зайди ко мне через пять минут, я все подготовлю, чтобы ты могла просмотреть. А тебе, Мэгги, мой совет — выходи-ка ты за парня побыстрее. Тогда ему придется примириться со всем этим.

Он улетел, а Мэгги стиснула плечо Джейн.

— Если я когда-нибудь приму совет Фрэнка, ты будешь подружкой невесты, — пообещала она.

"Савилль-отель" находился рядом с редакцией "Морнинг стар", и Джейн, устав впитывать предоставленные редактором сведения, решила прогуляться. Несмотря на внешнюю уверенность в себе и полтора года работы репортером, перед каждым новым заданием ее охватывала нервная дрожь и покалывало в позвоночнике, и сейчас, чтобы чуточку успокоиться, она принялась обдумывать план предстоящей работы.

— Никаких интервью, — напутствовал ее главный редактор. — Просто осмотрись там, принюхайся к атмосфере. А если тебя примут за гостью — еще лучше.

Последнее было совсем нетрудно. Если тип Мэгги вполне соответствовал представлению людей о женщине-репортере, то по наружности Джейн трудно было определить ее профессию: фотомодель, кинозвезда, манекенщица — вот три занятия, которые в первую очередь приходили на ум при взгляде на нее. Тонкие черты лица усиливали общее впечатление хрупкости, хотя проницательный наблюдатель узрел бы в этом лице сердечком упорство, а в коротком прямом носике и чувственном рте — решительность.

Но большинство наблюдателей, далеко не проницательные, замечали только белую кожу, медно-золотистые волосы и неожиданную ясность и живость прекрасных голубых глаз.

Швейцар в холле "Савилль-отеля" оказался не исключением из общего правила и, когда Джейн предъявила свое журналистское удостоверение, воскликнул:

— Неужто вы репортер, мисс? А я-то принял вас за одну из старлеточек?

Джейн улыбнулась в ответ и направилась в посольский зал, где должен был состояться прием. Здесь все сомнения относительно того, сумеет ли она остаться незамеченной, тут же рассеялись, поскольку огромный зал с обитыми переливающимся атласом стенами и мерцающими на них канделябрами был заполнен до отказа. Прокладывая путь к бару, Джейн узнала некоторые лица. Среди журналистской братии "Морнинг стар" подобных типов называли "бахромой": на них наталкиваешься почти на каждом светском приеме, где они всячески стараются привлечь к себе внимание хроникеров, чтобы на следующий день их имена появились в газетах обязательно рядом с именами знаменитостей.

Заняв стратегически удобную позицию в углу бара, Джейн с бокалом в руке принялась самым бессовестным образом подслушивать сплетни и разговоры, маленькими водоворотиками кружившиеся вокруг. Осматривая зал, заметила затянутую в тугой корсет фигуру Руби Рэндолл, довоенной театральной знаменитости, звезды оперетты, а ныне известной в основном своими многочисленными браками. Последнего ее мужа что-то нигде не было видно, а вот Фостер Диллон, с неизменной сигарой во рту, директор "Эйс Филмз" и третий номер в брачной иерархии Руби, постоянно ошивался рядом. Джейн принялась сочинять ее историю.

— Ради Бога, Глин, — произнес у нее за спиной девичий голос, — раз уж ты не умеешь пить по-мужски, так ограничься имбирным пивом.

Вслед за этими словами, прямо в ухо Джейн, кто-то икнул, и молодой человек, изогнувшийся вопросительным знаком, толкнув ее под локоть, выплеснул содержимое бокала Джейн прямо ей на платье.

— П-п-слушай, детка… ик… мне ужас-с-но… ик… жаль.

Сморщившись от огорчения, он принялся усердно и безрезультатно тереть юбку Джейн носовым платком.

— Неужели ты не видишь, что только портишь? — Его спутница, хорошенькая блондинка в розовом платье, вырвала у него платок; при виде ее у Джейн появилось странное ощущение, что они уже встречались.

— Должна извиниться за Глина, — продолжала между тем девушка, — один паршивый бокал — и он уже не стоит на ногах! — Она коснулась руки Джейн. — Я остановилась в этом же отеле, так почему бы вам не подняться ко мне и не переодеться в одно из моих платьев, которое я с удовольствием одолжу?

— Огромное спасибо, но не стоит, — Джейн с грустью смотрела на вконец испорченное платье. ― Лучше я пойду в туалет да постараюсь замыть пятно.

— Глупости. Размер у нас с вами один, а в платьях я недостатка не испытываю.

И не успела Джейн вымолвить хоть слово, как ее потащили сквозь толпу к выходу, втолкнули в скоростной лифт, и через несколько секунд она очутилась в тишине шестого этажа. Они направились в конец коридора и вошли в роскошный номер, уставленный вазами с цветами.

Острым репортерским глазом Джейн тут же отметила и соболью накидку, небрежно брошенную на кровать, и дорогостоящие чемоданы, сложенные штабелем у стены. Ее спутница, подойдя к гардеробу, распахнула дверцы и, широким жестом обведя висевшие там платья, равнодушно произнесла:

— Выбирайте.

На внутренней стороне дверцы имелось зеркало, отразившее обеих девушек рядом, и Джейн, едва вглядевшись в отражение, даже затаила дыхание, а хозяйка комнаты расхохоталась при виде такого изумления.

— А я все думала, когда же вы, наконец, заметите.

Джейн обернулась:

— Да мы могли бы быть сестрами!

— Не просто сестрами, а почти близнецами.

Девушка повернулась к туалетному столику и проворно распустила волосы, уложенные в высокую прическу. С этим золотистым водопадом, свободно струящимся по плечам, — кстати, любимой прической Джейн — сходство стало еще заметнее.

— Вот, так еще лучше, правда?

— Просто невероятно, — поразилась Джейн.

— Вы правы. Но это то, что я давно ищу. — Девушка уселась на кровать. — Между прочим, меня зовут Джейни. Джейни Белтон.

— А я — тоже Джейн. Джейн Берри.

— Даже имена похожи! Ну и совпадения, прямо мурашки по коже. — Джейни Белтон наклонилась вперед; она уже не улыбалась, в лице появилась грусть, на которую нельзя было не обратить внимания. — Вы кажетесь вполне интеллигентной женщиной. Что вас привело на это гнусное сборище?

— Я репортер.

— А понятно! В таком случае вы должны меня знать.

— Белтон? — Джейн покопалась в памяти. — Погодите, погодите, так вы имеете отношение к "Белтон Хлеб"?

— Именно так. Я дочь Белтона.

Джейн тихо присвистнула. В каждом городе и городишке имелись либо булочная, либо ресторан Белтона. И если эта девушка — дочь Седрика Белтона, то она наследница миллионного состояния. Мелькнула мысль, почему эта безусловно красивая и богатая девушка так грустна?

А Джейни, покачивая задранной на спинку кровати ногой, резким голосом заметила:

— Теперь, поняв, кто я, вы, полагаю, ужасно завидуете?

— Не совсем так, мисс Белтон. В моей жизни деньги вовсе не являются синонимом счастья.

— Вот и благодарите Бога за это. Мне же именно поэтому легче говорить с вами. — Она помедлила. — Когда там, внизу, на вас вылили коктейль, то был перст судьбы. Раньше я вас не замечала, а когда заметила — и вас, и наше с вами сходство, — поняла, что сам Господь Бог откликнулся на мои молитвы. Вы — единственная, кто может мне помочь.

Горя любопытством и предвкушая интересную историю, Джейн отошла от гардероба, совершенно позабыв о намерении переодеться.

— Не могли бы вы в таком случае рассказать все с самого начала? — предложила она. — Тогда стало бы понятнее. Итак, в чем проблема?

— А как вы думаете? — с вызовом откликнулась Джейни. — разумеется, в мужчине.

— О!

Для Джейн это, оказывается, вовсе не было само собой разумеющимся.

— Вы, кажется, разочарованы. — Джейни уставилась на свои руки. — Я не удивляюсь, хотя история совершенно банальна. Его зовут Тед Уиллз, и я люблю его до безумия.

— А он любит вас?

— По убеждению моего отца — нет. Папа утверждает, что Тед только охотится за моими деньгами, и так часто повторяет мне это, что я уж и сама начала верить. — Она хрипловато рассмеялась. — О, Тед меня, конечно, любит, но папа считает его охотником за приданым и не разрешает нам пожениться.

— А сколько Теду лет?

— Двадцать шесть. Он механик и только что открыл автомастерскую в Миддлфорде, где мы живем. На эту мастерскую ушли все его сбережения, а доходов пока негусто. — Разговорившись, Джейни уже не могла остановиться, слова лились из нее потоком. — Мы и познакомились, когда я пригнала к нему машину после того, как попала в аварию. Очень не хотелось, чтобы папа о ней узнал, он вечно укоряет меня в превышении скорости, а если бы я отвезла машину в нашу мастерскую, ему тут же все стало бы известно. Как бы там ни было, а Тед все быстро сделал, да еще разрешил мне платить в рассрочку. Да, разумеется, я наследница, но папа никогда не дает мне денег. Любит все оплачивать сам — для него это единственный способ держать меня под контролем.

Джейн вспомнила лицо Седрика Белтона: оно вполне соответствовало характеру, описанному дочерью.

— Но что же неладно с Тедом? Я хочу сказать — денег у вас более чем достаточно, так почему же ваш отец так возражает против него?

— Потому, что он не ходил в закрытую школу и не имеет титула. "Ну, что ты, Джейни, крошка, это же совершенно не наш круг. Для моей малышки я бы хотел кое-что получше!.." Прелестно, не так ли? — с горечью прибавила она. — Папа — "человек, сделавший себя сам", и всегда открыто гордился этим.

— Такие люди зачастую — самые большие снобы, — заметила Джейн. — Но если вы так сильно любите, почему бы не убежать вместе?

— Тед не согласится. Он говорит, что либо женится на мне сейчас с благословения и согласия моего отца, либо дождется, пока я стану совершеннолетней и достаточно взрослой, чтобы отвечать за свои поступки.

Хотя Джейн этот взгляд на вещи показался излишне идеалистическим, от высказываний она воздержалась.

— Ну и что же плохого в том, чтобы подождать?

— Два года? — раздался крик ярости. — Да вы, должно быть, никогда не любили, раз можете говорить такое! И к тому же, даже если мы и решимся ждать, то папа-то не станет. Он уже подыскал мне "отпрыска благородного рода", какого-то титулованного придурка. — Слезы брызнули у нее из глаз. — Простите, я выгляжу глупо.

— Не надо плакать. Никто ведь не заставит вас выйти замуж насильно.

— Вы не знаете отца. — В голосе девушки прозвучал испуг. — Если что-то возникает у него на пути, он может быть совершенно безжалостным. Думаете, мало он загубил всякой мелкой сошки, начав строить да открывать свои "Булочные Белтона"? А если он и Теда решит разорить?

Джейн не ответила, разглядывая этот номер дорогого отеля, где все дышало роскошью и богатством.

— А сможете ли вы быть счастливы с бедняком? — откровенно спросила она.

— С Тедом — да. Лучше выйти за него и драить полы, чем за какого-нибудь богатого идиота. — Большие глаза снова наполнились слезами. — Мне ненавистна даже мысль о замужестве с нелюбимым. Неужели трудно предугадать, какой я стану в подобном случае через десять лет? Разбитной разведенной дамочкой с кучей любовников! О, Джейн, я не хочу, ни за что не хочу становиться такой!

— Так, по-моему, и незачем.

— Легко сказать. Я жить не могу без Теда, а папа нам даже видеться не позволяет. Вот почему я сейчас в Лондоне — он отправляет меня в круиз Динки Говарда. Говорит, это поможет мне забыть Теда. — Она стиснула руки. — Как только мы отплывем, он тут же насядет на Теда и уговорит уехать. Он уже намекал, что хочет поселить его в Канаде.

— Если Тед вас любит, он не согласится.

— Вы не знаете, как папа хитер! Он прекрасно понимает, что предлагать Теду деньги бессмысленно, и обязательно придумает что-нибудь покруче, например, будто Тед сломает мне жизнь, если женится на мне. И уговорит, и докажет, что Тед для меня же сделает добро, если уедет.

Джейн нахмурилась:

— И все-таки, чем же я могу помочь?

— Не понимаете? — Глаза Джейни возбужденно блестели. — А почему бы вам не отправиться в круиз вместо меня? Никто на судне меня не знает, а если и случалось наткнуться на мою фотографию, то вы достаточно похожи.

— Но я не могу поехать!

— Почему? Вы не совершите при этом ничего криминального, а зато чудесно отдохнете и прекрасно проведете время. — Джейни поднялась и подошла ближе. — Да ведь круизы Динки — самые популярные в мире.

Джейн напряженно размышляла. Имя Динки напомнило, насколько серьезным будет положение, если она примет это предложение. Динки Говард всегда делал все возможное, чтобы не допускать к себе и своим круизам прессу. И какая удача, если она сможет подняться на борт в качестве гостьи, смешаться с этими великосветскими богачами, которые платят целые состояния, только бы держать репортеров подальше!

Однако при всей важности плывшей прямо в руки удачи принимать ее не хотелось. Проникнуть на судно с помощью какого-нибудь хитроумного трюка на короткое время — одно дело, а день за днем выдавать себя за другого человека, да еще и пользоваться этим, чтобы шпионить — совсем другое.

— Не думаю, чтобы я смогла выполнить вашу просьбу, — медленно произнесла она. — К тому же вряд ли это заставит вашего отца изменить решение.

— Нет, но тогда я, по крайней мере, смогу находиться здесь и своими глазами убедиться, что он не отправил Теда. У меня в Лондоне есть кузина, она знает и любит Теда. Я могу пожить у нее, пока круиз не закончится. — Девушка схватила Джейн за руку, дрожа всем телом, с залитым слезами лицом. — Вы — моя единственная надежда. Если откажетесь, мне не для чего жить!

— Не говорите так! — воскликнула Джейн.

— Но это правда. Если папа разлучит нас с Тедом, я… я…

Судорожные рыдания заглушили последние слова, и из глаз Джейни хлынул поток слез. Джейн не выдержала.

— Пожалуйста, не плачьте. Если вы и в самом деле думаете, что такой трюк поможет, то я… то я тогда согласна занять ваше место.

— О, вы ангел! — Джейн преобразилась. — Я ваша вечная должница — Она, танцуя, подбежала к туалетному столику и принялась приводить в порядок лицо. — Вы чудесно проведете время. Ведь возможность отправиться в такой круиз появляется не каждый день.

— Разумеется. Пожалуй, мне лучше быть с вами откровенной, Джейни. Если я поеду, то только в качестве репортера.

Та, другая, радостно засмеялась:

— Да и наплевать, раз уж вы едете вместо меня.

Джейн подавила невольное раздражение. Надо сказать, что эта юная наследница, хоть и вызывает сочувствие, все же редкостная эгоистка.

— Вам-то, может быть, и наплевать, а как насчет остальных гостей? Дать разок-другой интервью прессе они, вероятно, и не против, но вряд ли обрадуются, узнав, что репортер будет рядом все время.

— А зачем вы мне это говорите?

— Затем, что будет только справедливо, если вы получите представление о возможных последствиях. С точки зрения мистера Говарда, мое присутствие на судне просто немыслимо.

— А Динки Говард волен поступать так, как и всегда: избегать контактов с прессой.

— Вы знакомы с ним?

— Я вам уже говорила. Ни с ним, ни с кем бы то ни было из участников круиза. — Она вдруг хихикнула. — Даже с лордом Рупертом Копингером.

— А кто это?

— Младший сын маркизы Далькроз, — Джейни изобразила насмешливый реверанс. — Женишок, которого милый папочка для меня заарканил!

— Но тогда положение становится довольно щекотливым!

— Нисколько. Мы с ним ни разу не встречались, и, если вы понравитесь друг другу — дай вам Бог… Однако его любовь может оказаться недолговечной, едва он узнает, кто вы на самом деле, так что лучше бы вам особых симпатий к нему не питать! — Джейни передернула плечиками и закружилась по комнате. — Если б вы только знали, какую радость доставили мне!

— Не спешите, — остерегла ее Джейн, — еще ничего не решено, пока я не переговорю со своим редактором.

— Но он ведь не воспротивится, нет?

— Когда не мучает язва, он довольно сговорчив. Но поговорим лучше о том, как вы собираетесь себя обезопасить. Отец не придет вас провожать?

— Нет. Он должен лететь в Швецию на конференцию. Бикс — это шофер — приедет за мной завтра вечером, так что, если будете здесь в четыре, мы поедем в Саутгемптон вместе. Там вы подниметесь на борт, а я тем временем постараюсь от него отделаться и вернуться в Лондон.

— Я смотрю, вы все продумали!

— Эта мысль пришла мне в голову, едва я вас увидела. Обычно-то я не так сообразительна и скора на решения.

— Возможно, у вас просто не было подходящего случая! — Джейн поискала взглядом сумочку. — Пора бежать. Если редактор согласится, еще нужно будет собраться и…

— Не нужно ничего собирать, — прервала ее Джейни. — Воспользуетесь моей одеждой. Тем более, у вас, скорее всего, и нет ничего подходящего для круиза.

Джейн рассмеялась:

— Ну уж, во всяком случае, для такого! Хорошо, что у нас один размер.

— Вы тоньше меня в талии, — призналась наследница, — и немножко выше ростом, но все будет впору. Кстати, а как насчет того платья, за которым вы, собственно, сюда пришли?

— Уже нет времени. — И тут ее неожиданно осенило: — Обувь! У меня размер шесть с половиной В.

— У меня тоже. — Джейни подошла ближе. — Вы ведь не обманете, правда?

— Не бойтесь, — усмехнулась Джейн. — Для меня это тоже большая удача!

В точности те же слова повторил и Фрэнк Престон, когда она пересказала ему вкратце полученное предложение. И, довольный ее ловкостью, не стал допытываться, откуда такой подарок судьбы.

— Никаких журналистов на борту не будет, это несомненно, так что у тебя — стопроцентное преимущество. Вот уж не думал, что ты окажешься такой шустрой.

От его похвалы у Джейн вдруг стало как-то тягостно на душе.

— Я просто выполняла свою работу, — возразила она.

— Быть хорошим журналистом — это не просто работа, это образ жизни, — проворчал он, резко откидываясь в кресле, которое угрожающе затрещало под ним. — Сказать по чести, когда я тебя нанимал, то очень сомневался, что ты сможешь относиться к репортерству не просто, как к ремеслу. Но теперь вижу — был неправ. Чтоб пролезть в этот круиз, нужно было проявить немалую ловкость. Молодец, я доволен тобой. Телеграфируй нам насколько можно чаще, как там идут дела.

— Но ведь это же рискованно!

— Не сомневаюсь, ты сумеешь обаять радиста и что-нибудь придумать. По сравнению с той изобретательностью, которую тебе, по-видимому, пришлось проявить, чтобы проникнуть на борт, это будет просто, как леденец! — Он перегнулся через стол и похлопал ее по руке. — Удачи, Джейн. А она тебе очень понадобится, если Динки обнаружит, кто ты!

Трясясь в автобусе домой, Джейн недоумевала, почему же похвала Фрэнка Престона вызвала в ней такое ощущение вины. Ведь она же никого не обманывала, не хитрила, просто воспользовалась удачей, которая сама плыла в руки, да еще и оказывала услугу… Откуда же в самом деле это чувство виноватости? И с неожиданной неприязнью вспомнила слова редактора: чтобы пролезть в этот круиз, нужно было проявить немалую ловкость…

Джейн вздохнула. Этот комплимент ее "ловкости" не только не доставил радости, но и, наоборот, усугубил неудовлетворенность всем происходящим. Странно, до чего же изменилось ее представление о журналистике за какие-то месяцы. Она припомнила радужные надежды, с которыми впервые пришла в "Морнинг стар", веру, что сможет найти интересные, привлекательные для читателя события и правдиво осветить их. Первым ударом оказалось различие вкусов: привлекавший ее материал вовсе не казался интересным редактору. "Злобой дня" служили слухи да скандалы, и, хоть это и захватило ее поначалу врасплох, но, подстегиваемая честолюбием, она стала выдавать то, что требовалось, стараясь не обращать внимания на ущемленное самоуважение и самолюбие. По крайней мере, до этого момента. Но теперь одно-единственное слово заставило ее реально взглянуть на вещи. Какой бы она ни считала себя в минуты внутренней откровенности, но только не ловкой, и то, что Фрэнк Престон, назвав ее такой, счел это еще и комплиментом, лишь ухудшало настроение.

Удрученная, пришла она домой и, направившись прямо в кухню, поставила разогревать ужин, приготовленный приходящей прислугой. К счастью, отец еще не вернулся, и она вошла в гостиную и набрала номер "Савилль-отеля". Объяснение с Джейни Белтон много времени не заняло, и вскоре трубка уже лежала на рычаге, а сама Джейн, бледная и дрожащая, старалась не вспоминать безумные мольбы юной миллионерши не бросать ее на произвол судьбы.

Несмотря на самое искреннее желание помочь несчастной девушке, Джейн почувствовала облегчение, осознавая, что поступила правильно.

Однако что скажет Фрэнк Престон? Опасения перед разговором с Джейни были просто пустяком по сравнению со страхом, когда в трубке раздался голос редактора. Стараясь говорить как можно лаконичнее, она объяснила, почему, в конце концов, отказывается от круиза.

— Что это на тебя нашло? — спросил Престон. — Когда ты упорхнула из редакции, кажется, все было в порядке. Или же ты таким образом вымогаешь прибавку к жалованью?

— Ничего подобного, — торопливо запротестовала Джейн. — Просто я считаю неэтичным, отправляясь в подобный круиз, скрывать, что я репортер. Пассажиры заплатили огромные деньги в надежде на уединение, и…

— Неэтично!!! — на другом конце линии словно раздался маленький взрыв. — Какое отношение ко всему этому имеет этика, позволь тебя спросить? Короче, или ты отправляешься, или ищи другую работу!

— Но, мистер Престон…

— Это мое последнее слово, Джейн. Такая удача выпадает нечасто, и если ты намерена ее упустить, то лучше подыщи себе работу в "Киддиуинксе уикли".

Послышались короткие гудки, и Джейн, дрожащей рукой, положила трубку. Обернувшись, увидела в дверях отца и с усилием улыбнулась.

— Я и не слышала, как ты вошел, пап. Ну как, поймали кого-нибудь?

— Ничего стоящего. — Том Берри снял котелок и потер лоб, на котором осталась красная полоска от шляпы. — Наверное, уличным регулировщиком или страховым агентом я получал бы куда больше удовольствия от работы, чем нынче.

— Но и куда меньше денег!

— Знаю. Но деньги — еще не все, прости за избитое выражение. Страховая компания "Метрополитен" — прекрасная фирма, но работать с ней — совсем не то, что в Скотланд-Ярде. — Он с шумом втянул носом воздух. — О, вкусно пахнет. Разве ты еще не ела?

— Нет. Я сама-то пришла несколько минут назад. Иди пока, мой руки, а я принесу ужин.

Отец пристально взглянул на Джейн, но она заторопила его, радуясь возможности отвлечься на какое-то домашнее дело. Завтра в это время она будет искать другую работу: такова расплата за принципы! Господи, ну, надо ж так сглупить! Ведь не расскажи она Фрэнку Престону, ничего бы и не произошло.

"И все-таки я отправилась бы в круиз, если бы он не назвал меня "ловкой"".

Только в конце ужина, когда оба уже прихлебывали кофе, отец спросил, что же случилось.

— Я по твоему лицу уже знаю, когда что-то происходит. Наверное, сорвалась какая-то крупная удача?

— Не то слово, — откликнулась она, в очередной раз, радуясь, что давнишнее взаимопонимание позволяет общаться на равных. Стараясь говорить спокойно и ровно, Джейн поведала о сегодняшних событиях.

— Ты оказала бы мисс Белтон огромную услугу, если бы согласилась, — проговорил отец, уминая табак в трубке.

— Очень может быть, но, оказывая услугу ей, я ущемила бы самолюбие всех остальных. К Динки Говарду я не питаю ни малейшего уважения, но ему доверились все остальные пассажиры, люди вполне порядочные.

— Что ж, если для тебя все упирается в доверие и порядочность, тогда ты явно не там работаешь. И когда ты нанималась в этот свой клок ветоши, я тебя предупреждал.

— Этот "клок ветоши", как ты его назвал, преподносит новости миллионам людей в том виде, в каком они способны их воспринять, — возразила Джейн. — Далеко не все с легкостью могут читать "Таймс"!

— Об этом я и не спорю. Но предупреждал тебя в свое время, что этика и "Морнинг стар" — две вещи несовместные. — И отец выпустил клуб дыма. — Поражаюсь, зачем это Стефену Дрейку вздумалось купить "Морнинг стар". Не похоже, чтоб он нуждался в деньгах. У него множество иных интересов, приносящих немалый доход.

— Но все они адресованы высшим кругам. А может, он счел полезным и важным делом снабжать информацией мистера и миссис Середняк.

— Скорее уж, мистера и миссис Недоумок, — проворчал отец. — Несомненно одно…

Раздался телефонный звонок, и, пока отец разговаривал, Джейн сходила в кухню за новой порцией кофе, а когда вернулась, отец уже снова попыхивал трубкой.

— Так мы, кажется, обсуждали круиз, — произнес он. — Еще не поздно переиграть твой отказ?

— Думаю, да, но почему?

— Потому, что я прошу тебя позвонить мисс Белтон и сказать, что ты жаждешь ехать.

Джейн изумленно уставилась на отца:

— А куда делись все этические принципы, о которых ты толковал минуту назад?

— Они где были, там и есть, — последовал ответ. — Просто тогда ты сочла повод для поездки аморальным, теперь же я сам прошу тебя поехать, и по причине вполне нравственной. — Том Берри встал и принялся расхаживать по комнате. — Окажешься ты на борту "Валлийца" или же нет — вопрос жизни или смерти. Произошло нечто, случающееся только в телесериалах и никогда — в реальной жизни. Маршалл только что сообщил…

Отец умолк, а Джейн вся напряглась от любопытства, ибо Деннис Маршалл был начальником охраны при страховой компании "Метрополитен".

— Звучит весьма интригующе, пап, но без основательной причины я и не подумаю звонить Джейни или мистеру Престону и ставить все опять с ног на голову.

— Алмаз "Лоренц" может считаться основательной причиной?

Глаза Джейн потрясение раскрылись. Меньше двух недель назад все газеты пестрели кричащими заголовками о сенсационной краже алмаза в сорок карат.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что он на судне?

— Именно это и хочу. К сожалению, мы не знаем, у кого он, знаем только, что на судне. Как нам сообщили, его хотят контрабандой переправить в Грецию.

— Жаль, заодно не сообщили, кто контрабандист.

Отец вздохнул.

— Наш информатор в настоящий момент лежит в Лондонском госпитале с проломленным черепом в критическом состоянии и неизвестно, придет ли в сознание.

Джейн облизала губы.

— Надо думать, это не случайность?

— Разумеется, нет.

— Но раз уж вы знаете, что алмаз на борту, почему бы не послать туда детектива, чтоб следил за всеми и каждым?

— Потому, что мистер Говард не разрешит. Меньше всего на свете ему хочется шумихи вокруг чего-либо подобного.

— Ну, тогда внедрите кого-нибудь в команду, а еще лучше — в число пассажиров.

— Мы думали об этом, но уже нет времени. Команда укомплектована, да и среди пассажиров мест не осталось. Я предложил Маршаллу уговорить кого-нибудь из пассажиров приглядывать за прочими и нам докладывать, но он и слышать об этом не желает. Страховым компаниям следует проявлять осмотрительность.

Джейн усмехнулась.

— Могу себе представить, что сказали бы в редакции "Морнинг стар", если б это вдруг обнаружилось.

— Да уж. Потому-то, когда Маршалл позвонил и сообщил, что камень должен быть на "Валлийце", я понял, что в твоем лице сама судьба посылает нам удачу. Джейн, ты — просто идеальный вариант для нас. Умна, знаешь, на что следует обратить внимание, и, кроме того ни одна душа ведь даже не заподозрит Джейни Белтон!

В дверь позвонили, и не успела Джейн и рта раскрыть, как отец уже был в прихожей. Через минуту он вернулся с небольшим пакетом под мышкой.

— Когда я сказал Маршаллу, что ты собираешься в круиз, он велел показать тебе это.

— Вы, кажется, даже не сомневаетесь, что я изменю решение, да?

— Естественно. Меня решительно не интересуют ни ваши сплетни для "Морнинг стар", ни любовные страдания какой-то глупышки. Но "Лоренц" стоит четверть миллиона фунтов, и его необходимо вернуть во что бы то ни стало.

Говоря, он развернул пакет и, вынув золотую монету, протянул дочери.

Она уставилась на монету, заинтригованная странной формой буквы "Л", выбитой на одной стороне.

— Что это?

— Полагаю — талисман. Человек, выполнявший для нас эту работу, считает монету своеобразной визитной карточкой воров.

Джейн не сдержала иронического смешка.

— Ну, до чего же мелодраматично!

— Мелодраматично или нет, однако все очень серьезно. Помимо "Лоренца" они совершили еще пять краж за последние несколько лет. И никогда нам не удавалось ничего разузнать — до нынешнего момента. Если б только Гоутон пришел в себя… — Он вздохнул. — Во всяком случае, если на судне ты увидишь человека с такой же монетой, то можешь не сомневаться, половину работы по оказанию помощи ты уже выполнила.

— А что делать, если я и в самом деле обнаружу воров? Запереть их в шкафу и звонить 999?

Отец нахмурился.

— Шутки здесь вовсе не уместны, Джейн. Если ты обнаружишь хоть что-нибудь подозрительное, немедленно сообщи капитану, а уж он знает, что делать. Но сама ни в коем случае ничего не предпринимай. Если с тобой что-нибудь случится…

— Прости, пап, и не волнуйся. Я просто решила тебя поддразнить. — Она снова внимательно посмотрела на монету-медальон. — Страшно даже подумать: кусок углерода может довести человека до воровства.

— И убийства, — эхом откликнулся отец. — Боюсь, Гоутон уже не поправится.

— Но если он еще что-нибудь сообщит, вы дадите мне знать?

— Разумеется. Я тебе телеграфирую, если обнаружится хоть тоненькая ниточка. Тебе могут оказаться кстати любые, даже самые незначительные сведения. — Он снова зажег трубку и устроился в кресле. — И ни одна душа даже случайно не должна узнать, для чего ты находишься на судне.

— А откуда это может стать известно? Я ведь еду в качестве дочки миллионера.

— Знаю. Но даже если выяснится твое истинное занятие — я имею в виду журналистику, — ты должна держать язык за зубами относительно задания, которое выполняешь для нас. Все это может оказаться опасно для тебя. Очень опасно.

Джейн была убеждена, что отец сильно преувеличивает, но ничего не сказала, а, взяв телефон, набрала номер "Морнинг стар" и попросила главного редактора.

— Мистер Престон, — голос ее дрожал от подавляемого волнения, — это опять Джейн Берри. Я передумала и решила, в конце концов, ехать… Да, вы совершенно правы. Нет ничего важнее какой-нибудь славненькой историйки.

Глава вторая

На следующий день в четыре часа Джейн уже входила в номер мисс Белтон и по облегчению, мелькнувшему на ее лице, поняла, что та до последнего момента сомневалась, приедет ли Джейн.

— Слава Богу, вы здесь! — воскликнула Джейни. — Нам уже пора.

И выложила на стол связку ключей.

Возбужденно щебеча, они направились к лифту, потом пересекли холл и вышли на улицу, где уже ждал серебристо-шоколадный "роллс-ройс". Машина мягко скользила по улицам, и Джейн, вдруг впервые осознавшая, что приключение-то уже началось, выпрямилась, надменно вздернув подбородок, глядя на унылую очередь на автобус, мимо которой они проезжали. Она уже ощущала на себе завистливые и восхищенные взгляды и подавила невольную усмешку. Так вот, значит, как живут богачи: недурно, очень недурно!

Джейни порылась в сумочке и достала пачку писем.

— Пусть они будут у вас. Я написала их папе и на каждом проставила нужную дату, так что вам нужно будет только опускать их в почтовый ящик в каждом порту. И это тоже пусть лучше будет у вас, — она достала паспорт и чековую книжку, но Джейн покачала головой.

— Благодарю, у меня есть и паспорт, и деньги.

— Не глупите. Своим паспортом вы воспользоваться не сможете. Придется взять мой, хотите вы того или нет.

Втайне радуясь, что отец сможет легко исправить любое нарушение закона, которое она допустит, Джейн спрятала паспорт в сумочку.

— А чеки все-таки не возьму. Если я начну еще и подделывать вашу подпись, то уж точно почувствую себя преступницей.

— Ну ладно, — Джейни убрала книжку. — Если я вам понадоблюсь, пишите на адрес моей кузины: 1845, Парк-стрит, Мэйфер. Но только в случае крайней необходимости. — И она победным жестом вскинула руки над головой. — Все еще не верится, неужели это произошло! Представляете, какое лицо сделается у Теда, когда он узнает, что я все еще в Англии!

Глядя на юное своенравное личико девушки, Джейн подивилась, думая, каков же этот Тед, раз она так безмерно счастлива.

— А каков он из себя? — мягко спросила она.

Джейни улыбнулась:

— Ну, вы-то, наверное, на него дважды не взглянули бы. Он не очень красив и образован, но зато бесконечно добр.

Джейн была поражена: девятнадцатилетняя девушка считает доброту самым главным достоинством мужчины! Как ни странно, но большинство ее ровесниц предпочли бы нечто более волнующее, нежели доброта.

— А вы, должно быть, десятки раз были влюблены? — спросила Джейни. — Ведь на вашей работе множество мужчин.

— Большинство из них женаты. Это, конечно, отнюдь не мешает им строить далеко идущие планы, но я, славу Богу, еще ни в одного из них не влюблялась.

— Разве вам не хочется выйти замуж? Или вы предпочитаете делать карьеру?

— Не понимаю, почему бы двоим не делать ее вместе, — с некоторой резкостью ответила Джейн. — А вообще-то, я еще не встретила человека, с которым хотела бы связать свою жизнь.

И она вскользь вспомнила мужчин, мелькнувших в ее судьбе за последние годы. Все были веселыми, привлекательными, но ни один не смог заронить в душу даже тени того всепоглощающего чувства, которое она считала необходимым для продолжительных отношений. А может, она сама попросту неспособна на серьезные отношения с кем-либо? Мысль была очень тревожной, и Джейн быстро загнала ее в дальний уголок сознания, сердясь, что позволила себе заразиться счастьем Джейни.

— Давайте-ка лучше не будем говорить обо мне. Я собираюсь изображать вас и должна хорошенько познакомиться со всеми событиями вашей жизни.

— О них рассказано в газетных вырезках. Прочтите, да и все.

— Я уж прочла! Но этого мало! Хотелось бы знать, например, ваши любимые блюда, ваши вкусы в музыке, искусстве, литературе.

— Нет у меня никаких вкусов, — был ответ. — Я безликое существо! Папа никогда не давал мне возможности развиваться, а дорогостоящие закрытые школы вдохновляют только на конформизм. Так что задача ваша, Джейн, не из сложных. Будьте самой заурядной!

Когда они приехали в порт Саутгемптона и подкатили к причалу, где ошвартовался "Валлиец", было уже шесть часов. Одетые в белую униформу стюарды, выстроившись в шеренгу, встречали пассажиров, и чемоданы Джейн в мгновение ока были выгружены, пропущены через таможенный досмотр и подняты на борт.

— Не ждите меня, — приказала юная миллионерша шоферу.

— Мне хотелось бы видеть вас на борту, мисс, — возразил он. — Так приказал ваш отец.

— Не упрямьтесь, Бикс! Здесь мисс Берри, и она прекрасно может удостовериться, что я не сбежала.

Но шофер колебался, и Джейн, чувствуя, что и от нее ждут каких-то действий, улыбнулась ему со всей доверительностью, на какую была способна.

— И в самом деле, Бикс, беспокоиться не о чем. Я благополучно провожу мисс Белтон на борт.

Шофер смотрел на нее, а Джейн молилась только, чтобы их сходство с Джейни не бросилось ему в глаза. Но она, вероятно, оказалась куда лучшей актрисой, чем сама думала, ибо он улыбнулся в ответ.

— Вы очень добры, мисс Берри. Но, может быть, вас подождать и отвезти назад в Лондон?

— Нет, благодарю, я переночую здесь, у друзей.

Такое объяснение, видимо, удовлетворило шофера, и он, дотронувшись до фуражки, вернулся к машине.

— Надеюсь, ваш отец не станет обвинять во всем его, — шепнула Джейн.

— Папа никогда не уволит Бикса. Он — единственный шофер, способный долго его терпеть! — И она усмехнулась, глядя на Джейн. — До поезда в Лондон осталось пять минут, я побежала. Увидимся, когда вернетесь. Уверена, вы прекрасно проведете время и ни о чем не пожалеете.

— Будем надеяться, — ответила Джейн, наблюдая, как девушка пробирается сквозь толпу и исчезает из виду.

Затем, глубоко вздохнув, стала подниматься по трапу и, показав паспорт и билет, ступила на борт.

И в ту же минуту словно очутилась в другом мире, на другой планете, где роскошь ни для кого не была в диковинку. Вперед выступили два стюарда, один взял ее дорожную сумку, другой — плащ, и пошли следом, сперва вверх, на главную палубу, потом вниз, в отделанный деревянными панелями коридор с красным ковром. На полпути остановились и, отперев дверь, пропустили Джейн в каюту, от великолепия которой просто захватило дух. И очень кстати, потому что, задохнувшись от восторга, она едва удержалась от удивленного восклицания, крайне неуместного и странного в устах богатой, привычной к подобной роскоши наследницы.

— Дальняя дверь ведет в ванную, — пояснял между тем один из стюардов, — этими двумя звонками вы можете вызывать свою личную горничную и стюарда. Телефон соединит вас с любой точкой земного шара.

Дверь за ними закрылась, и, оставшись одна, Джейн дала волю своему любопытству. До чего глупо — она ведь ожидала обычной каюты обычного парохода! Эта же комната была больше ее собственной спальни, а отделка подошла бы, скорее, дворцу, чем каюте. Она обследовала все, восхищаясь изобретательностью проектировщиков, ухитрившихся встроить всю мебель, за исключением кровати и легких стульев. Независимо от хода судна, в каюте ничто не могло перевернуться, кроме матраса!

Обойдя каюту, Джейн уселась на небольшое уютное сиденье у иллюминатора. Аромат цветов в корзине, стоявшей на туалетном столике, щекотал ноздри. Не в силах усидеть на месте, она опять вскочила и закружилась по каюте. Боже мой, какая разница, почему она здесь оказалась; важно, что она здесь, на борту роскошного судна, направляющегося в Средиземное море, среди представителей высшего света и самых выдающихся знаменитостей. "Такая удача выпадает раз в жизни, Джейн Берри", — сказала она себе и зажала рот рукой. Она больше не Джейн Берри, а Джейни Белтон, и надо привыкать думать о себе именно так.

— Я — Джейни Белтон, — вслух прошептала она. — Мой отец — хозяин "Булочных Белтона", и я стою миллион. Привыкла к норковым манто и бриллиантам, а копченая лососина и икра мне уже просто надоели!

Она небрежной походкой подошла к зеркалу, занимавшему полстены над туалетным столиком, и принялась придавать своему лицу различные выражения. В конце концов, остановилась на высокомерно-презрительном. К ее собственному скромному костюмчику такое выражение совершенно не шло, поэтому чем скорее она переоденется в платье Джейни, тем легче удастся этот маскарад. С чувством, будто расстается с собственной личностью, Джейн разделась и повесила свои вещи в дальний угол гардероба. Хотя стюард и сказал, что можно в любое время вызывать горничную, но лучше все же распаковаться самой: так хоть удастся ознакомиться со всем, что теперь имеется в ее распоряжении. И Джейн отперла все четыре чемодана белой свиной кожи, откинула крышки и, затаив дыхание от восторга, принялась вынимать одно прелестное платье за другим.

На самом дне лежала оригинальной формы сумочка, и, только открыв ее, Джейн поняла: это шкатулка для драгоценностей. И каких драгоценностей! Никогда в жизни не приходилось ей видеть подобных бриллиантов и жемчугов, а от разноцветного фейерверка рубинов, сапфиров и изумрудов просто зарябило в глазах и захватило дух. Здесь были драгоценные украшения к каждому платью, каждому костюму или блузке. Джейн поспешно убрала их на место и защелкнула "сумочку". Одежду Джейни она могла носить, но никакая сила не заставит ее надеть хоть одну из этих роскошных дорогостоящих безделушек. При мысли о том, что будет, потеряйся хотя бы одна из них, Джейн похолодела от ужаса, накинула первое попавшееся платье и поспешила к корабельному казначею. Протянула ему шкатулку и с облегчением вздохнула, видя, как он кладет ее в сейф и протягивает ей ключ.

— В любое время вы можете прийти сюда и взять, что пожелаете.

— Я ничего не пожелаю. Не люблю носить драгоценности.

На лице у казначея отразилось такое удивление, что необходимо было как-то объяснить эту странную нелюбовь.

— Это мой отец любит бриллианты и разные другие камешки, а я совсем не могу их носить. То есть, хочу сказать, что драгоценности носят все, не так ли, и из-за этого выглядишь такой заурядной.

Прежняя Джейн с трудом удержалась от улыбки, слыша такие высокомерные слова, и поразилась скуке, появившейся на открытом простом лице казначея. Но он явно привык к причудам богачей, поскольку лишь молча кивнул.

Вернувшись к себе, Джейн разделась, повесила одежду в гардероб и с наслаждением улеглась в горячую ванну. Даже ванная здесь была больше ее спальни. В зеркальных персикового тона стенах отражались мириады маленьких Джейн, в таких условиях трудно было не обратить на себя внимания, и, беря мохнатое полотенце, Джейн не удержалась и с удовольствием оглядела изящную линию плеч и бедер.

Современные писатели могут сколько угодно утверждать, будто юность и красота не нуждаются в украшении, но когда полчаса спустя, полностью одетая, она взглянула на свое отражение в зеркале в полный рост, то поняла, насколько неверно подобное утверждение. Джейн и всегда-то считала себя хорошенькой, но теперь в гиацинтового цвета шифоновом платье с разбросанными кое-где розочками выглядела просто блистательно. Короткая пышная юбка довольно высоко открывала стройные ножки, корсаж с изысканной драпировкой подчеркивал восхитительный изгиб груди и стройность талии, а когда Джейн, довольная собой, крутнулась перед зеркалом, нижние юбки из нежно-розового нейлона соблазнительно взметнулись.

Осторожной рукой она нанесла свой обычный легкий грим, однако на этот раз скромного мазка румян и помады было явно недостаточно, и у Джейн даже возникла странная мысль, будто платье вызовет куда больше разговоров, чем она сама. Словно вещь жила своей собственной жизнью!

— Может, это оттого, что оно стоит сто пятьдесят фунтов, и мне это хорошо известно, — пробормотала она. — Если я не буду осмотрительна, эти чертовы тряпки еще доставят мне кучу хлопот!

К счастью, в багаже Джейни обнаружился весьма богатый набор косметики, поначалу небрежно брошенный Джейн на самое дно чемодана за ненадобностью. Теперь пришлось выкопать его, и, усевшись перед туалетным столиком, Джейн в задумчивости разглядывала разнообразные скляночки и тюбики. Однако назвался груздем — полезай в кузов, и она решительно принялась "делать лицо", вспомнив Мэгги, регулярно занимавшуюся этим в редакции.

В результате такой живописи в зеркале отразилась уже совершенная незнакомка, ничуть не менее при всем том понравившаяся Джейн какой-то новой уверенностью в себе.

"М-да, пожалуй, стоило попробовать раньше, может, появилось бы гораздо больше шансов на успех", — с некоторым цинизмом подумала она, внимательно разглядывая себя и для тренировки кокетливо хлопая длинными ресницами.

Только прическа осталась прежней: светлые волосы мягко спускались к плечам, чуть загибаясь наружу. В прежней жизни такая прическа делала ее лицо юным и наивным, теперь же в сочетании с обильной косметикой придавала просто-таки вызывающе невинный вид, которому противоречили густо насиненные веки, сияющие, словно бриллианты, глаза и чуть припухший алый рот.

— Итак, "Валлиец", я пришла! — громко произнесла Джейн и, подхватив голубую вечернюю сумочку, захлопнула за собой дверь каюты.

Но, спустившись на нижнюю палубу и дойдя до ресторана, она снова занервничала и в нерешительности остановилась у входа, не зная, за каким столиком ей отведено место. К ней тут же торопливо подошел метрдотель.

— Рад приветствовать вас, мисс…

— Джейни Белтон.

Он заглянул в список.

— А, да-да. Вы сидите с очень милыми людьми.

— Как, разве не за отдельным столиком? — Не успели эти слова вырваться, как Джейн уже готова была сквозь землю провалиться, но метрдотель, похоже, ничего не заметил.

— Конечно же, нет. Мистер Говард сам лично распределял всех по столикам… Конечно, если вам не понравится там, просто скажите мне, я подыщу другое место.

Джейн с самым высокомерным видом опустила веки и последовала за ним, сопровождаемая множеством восхищенных взглядов, из которых наиболее восхищенным был взгляд стройного белокурого юноши, сидевшего рядом с немолодой парой, чьи лица также выражали восторг, сменившийся недоверием, когда метрдотель остановился именно у этого столика и выдвинул свободный стул.

Их представили друг другу, и Джейн, усевшись, сделала вид, что изучает меню. Пока метрдотель шептал ей имена соседей, она, похвалив себя за предусмотрительность, мысленно сопоставляла услышанное с прочитанным недавно в подборке газетных вырезок. Немолодая пара оказалась лордом и леди Брайан Пендлбери. Он был первым баронетом и титул получил за то, что вложил в благотворительность немалые деньги, приобретенные, разумеется, куда менее законным путем. Жизнь его была полна крутых поворотов, на одном из которых куда-то затерялась его первая жена. Нынешняя же леди Пендлбери происходила из обедневших дворян-землевладельцев.

Белокурого юношу звали Колин Уотермен; это был плейбой, чье имя не сходило с колонок светской хроники. Джейн припомнила, что отца его убили на войне, воспитан он был матерью, экстравагантной женщиной, промотавшей бездну денег. Однако же, видимо, не все, поскольку Колин Уотермен все еще считался завидным женихом и мелькал на всех званых вечерах.

Джейн отложила меню, чувствуя его пристальный взгляд.

— Если позволите помочь, то могу предложить дыню — лучшее, что есть, и если вы любите дыню…

— О да, люблю. — Джейн кивнула официанту, наклонившемуся над ее плечом. — Потом принесите лососины, а десерт я выберу позже.

Официант исчез, а Колин одобрительно кивнул.

— Впервые вижу девушку, которая умеет выбирать. Большинство же объедается десертом, совершенно забывая остальное.

— Мне приходится думать о фигуре, — улыбнулась она.

Восхищенный взгляд в ответ был выразительнее всяких слов, и Джейн даже покраснела. Тут очень кстати в разговор вступила леди Пендлбери, и все принялись оживленно обсуждать меню. Джейн, забавляясь, наблюдала, как сэр Брайан сосредоточенно и серьезно отправляет в рот кусок за куском, считая, очевидно, что раз уж оплачено, так все должно быть съедено до крошки, и расправлялся с едой с нескрываемым удовольствием проголодавшегося человека. Должно быть, что-то отразилось на ее лице, поскольку, переведя взгляд на Колина, она увидела, что он усмехается.

— Первый раз в зоопарке, да, мисс Белтон? — спросил он, понизив голос.

Джейн даже поперхнулась вином, но сэр Брайан и его жена не поднимали глаз от тарелок, и она, с облегчением вздохнув, укоризненно взглянула на юношу.

Он же как ни в чем ни бывало продолжал лукаво усмехаться, и она не сдержала ответной улыбки.

Только за тающим во рту суфле Джейн вспомнила, что здесь должен быть и предполагаемый жених Джейни, и оглядела зал, пытаясь угадать, кто из присутствующих может им быть. Взгляд натыкался в основном на людей средних лет, хотя в дальнем углу собралась группа молодежи, чей громкий смех и болтовня сразу же вызвали в памяти замечание Мэгги о "пронзительных голосах, сплетнях и хихиканье".

Центром компании была стройная элегантно одетая девушка с темными волосами. Заметив внимание Джейн, она ответила высокомерным взглядом. Джейн торопливо отвела глаза.

— Вы, должно быть, знаете на судне многих, — заметил Колин Уотермен.

— Нет, я никого не узнаю, — осторожно ответила Джейн. — Просто полжизни я провела в небольшом городишке, да и отец не одобряет, когда я веду веселую жизнь и ношусь туда-сюда.

— Даже если вы делаете это в своей прелестной красной спортивной машине? — При виде ее изумления светлые глаза юноши лукаво блеснули. — Ваше имя мелькает в колонках светских сплетен так же часто как и мое, мисс Белтон. А это наводит на мысль, что нам лучше обращаться друг к другу не официально "мистер" и "мисс", а просто — Колин и Джейни.

Она кивнула, чуть успокоенная.

— А вот вы-то, наверное, знаете здесь всех.

— Не всех, но очень многих — одна из причин, по которым я и отправился в этот круиз. Отдыхать гораздо легче и приятнее среди знакомых. Ведь все обычные курорты и места отдыха битком набиты туристами и работающими девицами, рыскающими в поисках богатого мужа.

Джейн проглотила гневное возражение и лениво протянула:

— Да, вы совершенно правы. Мне тоже приходилось сталкиваться с подобным — в отношении мужчин, разумеется. Так много охотников за приданым.

Колин усмехнулся.

— Ну, здесь-то можно расслабиться и ближайшие две недели не думать об этом. И денно и нощно благодарить Динки Говарда.

— А кстати, где он? Я его ни разу не видела.

— Он редко приходит в ресторан, а когда бывает, то сидит за капитанским столиком вместе с самыми богатыми миллионерами.

Джейн рассмеялась.

— Вот уж не думала, что миллионеры еще подразделяются по степени богатства

— Конечно, подразделяются. — В веселом голосе Колина послышалась ироническая нотка. — На миллионеров, мультимиллионеров, греческих торговых магнатов, нефтяных шейхов и богатых техасцев.

— О последнем, надо полагать, обычно умалчивают?

Он кивнул.

— Именно так. До чего же славно сидеть за одним столом с умным собеседником. — И он отодвинул свой стул. — Не хотите ли составить мне компанию в танцзале? Танцы еще не начались, и там приятно просто посидеть и выпить кофе.

— С удовольствием.

Выходя следом за Колином из ресторана, Джейн отметила, как много людей здоровается с ним и, в частности, та шумная компания, на которую она обратила внимание чуть раньше.

— Какая хорошенькая брюнетка — заметила Джейн. — Ужасно знакомое лицо. Кто она?

— Клер Сондерс. Она была самой знаменитой дебютанткой — в тот год, когда о светских дебютах еще печатали в газетах.

В памяти сразу всплыли все истории, которые Джейн о ней слышала: богатая девица, имя которой в связи с нескончаемыми эскападами несколько лет назад не сходило с обложек и первых страниц иллюстрированных журналов и газет. Ходили слухи, что она промотала почти все деньги, однако одевалась все так же роскошно и имя ее теперь часто связывали с именем то одного, то другого пожилого промышленника.

Пока они пили кофе в танцзале и слушали пианиста, проникновенно наигрывающего Гершвина, Джейн повнимательнее изучила своего спутника и сочла, что первое впечатление о нем как об очень милом молодом человеке явно преувеличено. Стоило ему открыть рот, как светлые глаза, казавшиеся искренними и даже наивными, начинали метать язвительные молнии, а безвольность маленького круглого подбородка и какое-то детское выражение лица вступали в противоречие с неожиданной жесткостью твердого сурового рта. Небрежная манера говорить, слегка растягивая слова, была попросту отпечатком, наложенным привилегированной школой, но под этой манерой скрывались острый ум и юмор, временами переходивший в злую иронию. Да, с этим юношей придется держать ухо востро, не то он быстро уловит несоответствия в ее истории.

— Динки Говард говорил, что вы участвуете в этом круизе, — прервал Колин ее размышления. — Вообще-то, он всегда держит язык за зубами в отношении участников таких поездок.

— Тогда зачем он разослал во все газеты список пассажиров?

Колин явно удивился.

— В самом деле? Вот не знал!

Джейн прикусила губу.

— Я и сама это обнаружила только потому… что ко мне позавчера приходил репортер.

— Зачем же вы даете интервью репортерам? Разве не знаете, что они самые большие лгуны?

— Мне так не показалось. Просто люди, старающиеся хорошо выполнить свою работу.

— Ну и наивность!

Разговор грозил осложнениями, и Джейн, представив себе, как повела бы себя в таком случае Джейни Белтон, хихикнула и сменила тему.

— А чем вы занимаетесь, Колин, когда не отдыхаете?

— Ничем. Еще много лет назад я решил, что ни за что не буду работать. Жизнь так коротка, и жаль тратить время на накопление денег, которыми явно не успеешь воспользоваться.

— Поэтому вместо времени, вы решили тратить деньги.

— Совершенно точно!

— А вам не скучно ничего не делать?

— Мне и скучать-то некогда. Поло, водные лыжи, живопись…

— Но все это — хобби.

Светлые глаза испытующе смотрели на нее.

— А что тогда делаете вы, Джейни? Только не говорите, будто бегаете в поисках работы.

— Ну, девушка — совсем другое дело, — с некоторой неуверенностью возразила Джейн. — Я… что ж, я веду отцовский дом.

— Который из них?

Она опять хихикнула, возблагодарив свою счастливую звезду, что успела внимательно прочесть вырезки, которые дал ей Фрэнк Престон.

— Все три.

— Колин, чудовище, почему ты не подошел поздороваться?

Джейн обернулась и увидела около столика Клер Сондерс. Вблизи она оказалась даже еще красивее, чем можно было ожидать, и не только из-за холеного вида и изысканной одежды, но также благодаря искусно наложенной косметике, подчеркивавшей броскую красоту, и высокомерной манере держаться. Она явно была не чистокровной англичанкой: молочно-белая кожа, иссиня-черные волосы, надменный поворот головы со взмахом длинных, угольно-черных ресниц, сверкание карих глаз — все было свойственно скорее испанской аристократке, нежели скромной английской дворяночке.

Колин встал и представил девушек друг другу.

— Прости, что не подошел, Клер, но ты казалась страшно занятой.

— Для тебя, дорогой, я никогда не буду слишком занята, — ответила девушка.

Она говорила в той же манере и с той же интонацией, что и Колин, и Джейн на секунду показалось даже, будто она видит перед собой две разные половинки одного и того же существа.

— Вы впервые участвуете в круизе Динки?

Клер обращалась к ней.

— Да. А вы раньше уже бывали здесь?

— Сотни раз. Вообще-то, тут всегда довольно мило, но как раз этот круиз обещает быть смертельно скучным.

— Полагаю, к присутствующим это не относится, — спокойно заметил Колин.

— О, дорогой, не будь же таким обидчивым! Я просто хочу сказать, что большинство здесь выглядят такими тяжеловесными, малоподвижными…

Голос ее вдруг прервался, а взгляд замер на стеклянных дверях, ведущих на прогулочную палубу. Двери распахнулись, словно от удара ноги, и появился высокий, плечистый человек.

Даже на расстоянии невозможно было не ощутить его магнетическую силу, а от наружности у Джейн, хоть и не успевшей толком ничего разглядеть, осталось впечатление бронзовой кожи и таких же черных, как у Клер, волос.

— Ну и ну, — протянула Клер, — вот это уже кое-что. Ты его знаешь, Колин?

— Нет. — На лице у Колина появилось мрачное выражение, а в голосе — странная неуверенность. — Несколько дней назад его еще не было в списке.

Джейн с недоумением взглянула на него, не понимая, отчего же он тогда так удивлялся, услыхав от нее о списке пассажиров. Но и Колин, и Клер увлеченно разглядывали высокого смуглого человека, который, подойдя к своему столику, с невозмутимым видом уселся и уткнулся в книгу.

— Похоже, в круиз он попал отнюдь не с целью общения, — заметила Джейн.

— Бедняга просто боится, как бы его здесь не одолели.

Клер вынула из сумочки золотой портсигар и закурила, не предложив больше никому. Джейн могла дать голову на отсечение, что мысли ее были в этот момент очень далеко. Сейчас, с тенью некоторой задумчивости, лицо Клер выглядело вовсе не таким юным, как показалось сначала. Ей, вероятно, лет двадцать пять — двадцать семь, многовато для дебютантки, уже почти старая дева! Однако, скорее всего, дело было в ее разборчивости, а не в недостатке предложений руки и сердца. Может, она еще ни разу не влюблялась? Глядя, как напряженно темные глаза изучают мужчину на другом конце зала, Джейн поняла, что, если до конца круиза Клер окажется не помолвленной, причиной этого будет уже не разборчивость Клер, чье сердце, похоже, оставалось пока свободным. Джейн подавила зевок и отодвинулась от стола.

— Пожалуй, пойду спать, если вы не возражаете. День сегодня был тяжелый, я устала.

— Провожу вас до каюты, — вскочил Колин.

— О, не беспокойтесь, благодарю. На судне можно и не соблюдать церемоний.

Она вышла из танцзала и, оказавшись на палубе, полной грудью вдохнула свежий воздух. Пока она ужинала и заводила знакомства, пароход поднял якорь и теперь медленно огибал побережье Англии. Огни на берегу мерцали в сумерках, подмигивали, словно посылая последний привет из дому. Палуба под ногами слегка вибрировала от работающих двигателей, деревянные шпангоуты поскрипывали при движении судна. Шумная редакция "Морнинг стар", с вечно озабоченными репортерами и непрестанным стуком пишущих машинок, остались где-то в другом мире и другом измерении.

Она подошла к борту и облокотилась о поручни, глядя вниз на непрозрачную, похожую на оникс воду, в которой не отражалось ничего, кроме молочно-белых облаков, затянувших все небо. Так она стояла долго, ни о чем не думая, лишь бездумно плывя вместе с судном в этих перламутровых сумерках, как вдруг до нее донесся легкий запах гаванской сигары. Обернувшись, Джейн увидела полускрытого тенью человека, который, перегнувшись через поручень, как раз выбросил в воду сверкнувший огоньком окурок.

— Как жаль, что вы уже докурили, — заметила она. — Мне нравится запах этого табака.

Он резко обернулся на голос, и в неверном свете, упавшем из иллюминатора одной из кают на его лицо, Джейн узнала того самого мужчину, на которого обратила внимание Клер Сондерс. Вблизи он был даже еще красивее, чем издали, хотя слово "красивый", пожалуй, мало подходило к нему. Черты лица слишком решительные, нос слишком выдается, рот слишком велик. И все-таки это было властное, волевое лицо, привлекательное для любой женщины. Он напоминал Джейн пирата, его мощную фигуру со свисающим сбоку мечом легко можно представить размашисто вышагивающей по палубе шхуны.

— Знай я, что вы тут, то курил бы помедленнее, — ответил он вежливо, но отчужденно. — Но мне казалось, все веселятся — пьют и болтают.

— Я шла к себе — хотела лечь спать, — пояснила Джейн, — но вечер так прекрасен, что не устояла и задержалась здесь. Я вообще люблю вечер и ночь, — призналась она. — Все кажется совершенно другим, каким-то свободным и чистым.

— Если вас интересовала свобода и чистота, не нужно было отправляться в это путешествие. Насколько я разбираюсь, здесь уже сущий ад. Невозможно и шага ступить, чтобы не напороться на кого-нибудь!

Джейн изумленно смотрела на мужчину, думая, осознает ли он, как грубо звучат его слова, но, увидев жесткое лицо, поняла, что прекрасно осознает и, более того, ничуть не заботится о том, какое впечатление эти слова могут произвести.

— А, по-моему, вы ошибаетесь, — холодно заметила она. — Просто здесь собрались люди очень общительные, вот и ведут себя так.

— Чепуха. Они лишь рады удобному случаю продемонстрировать тряпки и побрякушки да повертеть хвостом в свое удовольствие, не боясь при этом попасть в газеты.

— Может быть, мой вопрос прозвучит грубо, — возразила Джейн, — но не скажете ли, почему сами-то вы здесь?

— Именно этот вопрос я как раз и задавал себе весь вечер. — Он потер рукой щеку и мрачно улыбнулся. — Но, как бы там ни было, вижу, я обидел вас. Не думал, что мои замечания будут восприняты как личные.

— Они звучали именно как личные.

— Я не хотел. Еще раз примите мои извинения, мисс…

— Белтон. Джейни Белтон.

Он слегка поклонился.

— А я, — Стефен Дрейк.

— Стефен Дрейк! — повторила она и умолкла, пораженная.

Какое невезение! И надо же было именно ему оказаться в этом круизе. Ничего не стоило управиться с миллионерами и нефтяными магнатами, о которых с такой веселостью упоминал Колин, но только не со Стефеном Дрейком, что был хозяином нескольких крупных газет и — сам того не зная, конечно, — ее боссом!

Первым порывом было — убежать, но тут двигатели под ногами заурчали громче, и этот звук неожиданно напомнил ей, кто она теперь. С точки зрения Стефена Дрейка — вовсе не скромный репортер, работающий в его газете, а Джейни Белтон, богатая наследница, не боящаяся никого, невзирая на положение или власть.

Джейн глубоко вздохнула и, успокоившись, принялась рассматривать Дрейка, осознавая всю его притягательность. Он был моложе, чем на полукарикатурных изображениях, которые случалось видеть, и темные, чуть суживающиеся к вискам глаза под широкими черными бровями таили насмешку. Нет, все-таки в таком путешествии инкогнито что-то есть, и, неприметно улыбнувшись, она решила на полную катушку использовать все преимущества своего положения и получше узнать человека, рассматривающего ее с иронической усмешкой.

— Ну и как? — произнес он, поднимая уголки тонких губ. — Заслуживаю я одобрения?

— Извините. Я и не заметила, что совершенно неприлично уставилась на вас.

— Это свойственно всем молодым, — заметил он. — А теперь, с вашего позволения, я, пожалуй, отправлюсь на поиски того глотка свободы, о котором вы только недавно толковали. Доброй ночи, мисс Битон.

Церемонно поклонившись, он повернулся на каблуках и ушел, оставив Джейн донельзя раздосадованной.

— Битон! — воскликнула она. — Ведь прекрасно же знает, что Белтон. Ну, до чего высокомерен! — И она тоже надменно вздернула подбородок: — Так погоди же, отплачу тебе той же монетой!

Глава третья

Проснувшись, Джейн в первый момент не могла сообразить, где находится, и в недоумении уставилась на занавески, колыхавшиеся у круглых окон ее спальни.

Круглых? В ту же секунду она все вспомнила и села в постели, ощутив, как ускоряется ход судна. Осторожно откинула одеяло и ступила на пол.

При ходьбе движение было еще ощутимее, и, добравшись до иллюминатора, Джейн уныло вгляделась в волнующееся свинцовое море. Надо же, проспала рассвет, а ведь так хотелось посмотреть!

Умыться и одеться стоило некоторых трудов, поскольку вода в ванне все норовила перелиться через край, и, глядя на свое прыгающее отражение в зеркале, Джейн поблагодарила судьбу, что пока не чувствует признаков морской болезни.

"Интересно, сколько пассажиров по этой причине сейчас лежат в лежку?" — подумала она, входя в ресторан, и незамедлительно получила ответ: зал был пуст.

Молодой официант, с усердием чистивший столовое серебро, тут же подошел.

— Желаете завтракать, мисс?

— Да, пожалуйста. Или я уже опоздала?

— Наоборот, пришли на целый час раньше. Большинство пассажиров раньше девяти не поднимаются, да и то завтрак просят подать в каюты.

Быстрый взгляд на часы сказал Джейн, что еще нет и восьми, и она сделала себе выговор. Девушка из общества, к которому она временно принадлежала, ни в коем случае не стала бы подниматься так рано, даже если вдруг и поднялась, то уж ни за что не потащилась бы вниз в ресторан. Но сделанного не исправишь, и Джейн огляделась в поисках накрытого столика.

— Если вы не возражаете, то вон там, в другом конце зала, есть столик, — очень вежливо попросил официант. — Мы накрыли к завтраку всего несколько столиков. А судя по погоде, к обеду придется готовить и того меньше!

Он повел ее к маленькой нише в самом конце зала, где красивой посудой из желтого фаянса был сервирован круглый столик. Оказывается, Джейн не одна поднялась так рано: за столиком, прихлебывая кофе и читая газету, уже сидел черноволосый, мрачноватого вида мужчина. Стефен Дрейк, вот досада!

Он поднял голову, и при виде Джейн, в нерешительности остановившейся за стулом, тень такой же досады скользнула по его лицу. Однако Дрейк поднялся и, пока Джейн раздумывала, не попросить ли официанта накрыть другой столик, сказал:

— Может быть, вы все-таки сядете? У меня кофе стынет.

Покраснев, она так и сделала, он тоже уселся и вернулся к завтраку. Джейн заказала кофе и тосты и, дожидаясь заказанного, пожалела, что не догадалась прихватить с собой книжку; в данном случае пригодилось бы даже меню, в которое можно было углубиться вместо того, чтобы бессмысленно пялиться в пространство. Украдкой она все же поглядывала на соседа, одобряя удачное сочетание темно-синих брюк со светло-голубой рубашкой, на кармашке которой была вышита алая монограмма. Теперь, в утреннем свете, она заметила глубокие морщины на лбу и вокруг глаз, обратила внимание и на веки, потемневшие и припухшие, словно он плохо спал ночь.

Тут, наконец, появился официант с подносом, и Джейн с облегчением занялась завтраком. Сосед так и не поднял головы от газеты и своими дурными манерами разозлил ее вконец.

"Черт бы его побрал! — думала она в ярости. — Да что ж это за невоспитанность такая!"

Твердо решив показать, что его холодное, словно у Будды, спокойствие ее нисколько не занимает, Джейн подозвала официанта и попросила его принести утреннюю газету.

— К сожалению, мы получим их не раньше, чем придем в следующий порт. Есть, конечно, корабельная газета, но я не знаю, за какое она число. Пойду спрошу.

Когда официант ушел, Дрейк отложил свою "Таймс" и взглянул на Джейн:

— Эта-то, увы, вчерашняя. Я бы разделил ее с вами, но боюсь, она покажется вам неинтересной. Здесь мало картинок.

— Да я, в общем-то, и против двух-трех слов не возражала бы, — с ядовитой ласковостью отвечала она, — только, разумеется, не слишком сложных.

Он ошеломленно откинулся на спинку стула, потом в темных глазах сверкнули смешинки.

— О Боже, — сказал он, — должно быть, мои слова прозвучали донельзя покровительственно и свысока. Просто я привык видеть перед собой женщин, предпочитающих иллюстрированные издания. И, рискуя заслужить ваше неодобрение, скажу, что не с вашей красотой забивать себе голову подобной дрянью. — Он подтолкнул к ней газету. — Впрочем, прошу — раз уж вам не столь важно, что газета вчерашняя.

— Совершенно не важно, — подтвердила она. — Вчерашняя "Таймс" лучше сегодняшней "Морнинг стар".

Его глаза сразу, словно шторкой, задернулись, а лицо снова стало холодным и замкнутым, и Джейн пожалела о своей импульсивности.

— Прошу прощения, — произнесла она, — на этот раз грубость проявила я. Просто… просто я знаю, кто вы, вот и попыталась позабавиться.

Он удивленно поднял густые брови.

— Самое забавное в вашем замечании то, что вы знаете, кто я. Большинство не знает.

— Читала о вас в "Морнинг стар" несколько лет назад. Вы тогда как раз ее купили.

Джейн умолчала о том, что именно в то время решила работать в этой газете, и подумала: "Интересно, а как бы он отреагировал, узнав, что я работаю у него?" И прикусила губу, чтобы скрыть улыбку. Эх, видела бы Мэгги, как она тут рассиживает за одним столом с крупнейшим магнатом Флит-стрит[1]!

— Замечательно, должно быть, чувствовать в руках такую власть, — снаивничила она. — В ваши планы, наверное, входит расширяться все больше и больше?

— В данный момент у меня нет вовсе никаких планов. Я слишком устал.

— Устали! Да вы просто поразили меня своей динамичностью.

— Даже динамо-машина может выйти из строя, — вздохнул он. — Во всяком случае, именно это только и твердят уже несколько месяцев.

И опять потер щеку уже знакомым жестом, но теперь-то она поняла, что это не манерничанье, а признак отчаянной усталости. Именно ею, вероятно, объяснялись и морщины на лице, и тени вокруг глаз.

— Люди ведь не понимают, что сосредоточенная в твоих руках власть может вытянуть из тебя все жизненные соки, — продолжал Дрейк. — Принято считать, раз достиг самого верха — остальное просто.

— Я бы сказала, удержаться наверху даже труднее, чем забраться туда, — согласилась Джейн. — Когда нечего терять, то незачем и напрягаться, а когда есть что — достаточно бывает одного неверного движения.

— И все-таки именно понимание того, что можешь из-за одной оплошности потерять все, и делает власть такой волнующей. — Он наклонился вперед, весь напрягшись. — Сделаться крупнейшим дельцом в своей области и остаться без подстегивающей тебя конкуренции — равносильно смерти. Единственное, что делает жизнь мало-мальски стоящей вещью — это опасность, понимание того, что ты один против всех. Заурядное, рутинное дело, похоже… — он подыскивал слово, — на пресную пищу.

— Ну да, а опасность вы считаете bouquet garni[2]?

Он расхохотался.

— Для привыкшей к праздности наследницы вы проявляете недюжинный опыт.

Изображать снова простушку было уже поздно, пришлось вести беседу дальше.

— Если мой отец — Седрик Белтон, это вовсе не означает, что я должна быть круглой идиоткой!

— Дитя мое, я даже на секунду не позволил бы себе предположить подобное. Просто для девушки вашего положения вы на редкость разумны.

— А вы, наверное, считали, что разумными бывают только деловые женщины?

— К несчастью, именно так. Редко можно встретить умную женщину, которая сознательно остается в тени. — Голос его заметно помрачнел. — Мужчинам женская эмансипация принесла кучу неприятностей. Сегодня, если перед женщиной открывается хоть малейшая возможность, она тут же начинает считать, что вести дом, рожать детей и ухаживать за мужем — занятия слишком скучные и надоедливые. Женщина ворвалась в сферу деятельности мужчины и состязается с ним. Хочет доказать, что равна ему, но при этом пользуется всеми женскими уловками!

Интуиция подсказала Джейн, что он говорит на основании собственного опыта, и ей захотелось побольше узнать о его жизни. Может, он развелся? Или любил женщину, которая предпочла карьеру? Джейн очень хотелось спросить, но она понимала, что даже в роли наивной, безыскусной Джейни Белтон не может позволить себе этого.

В нишу вошел официант, неся в руках два небольших листка с новостями.

— Горяченькие, только что с ротатора, — заулыбался он, протягивая им по листку корабельной газеты.

Джейн взглянула. Газета почти полностью состояла из светской болтовни о пассажирах, в которой узнавался многословный стиль Динки Говарда. Упоминались кое-какие новости из Англии, но на другой стороне в глаза сразу же бросился огромный черный заголовок на полстраницы: "Смерть бывшего жокея в Лондонском госпитале". Замерев, Джейн прочла: "Эдуард Гоутон, в молодости бывший известным жокеем по стипль-чезу [3], сегодня рано утром скончался от ран, полученных два дня назад в дорожной аварии. Водитель машины уехал с места происшествия, а мистер Гоутон, пришедший в себя всего на несколько минут, оказался не в состоянии дать полиции какие-либо показания".

Джейн отложила газету. Должно быть, именно об этом человеке говорил тогда отец, надеявшийся узнать от него подробнее о местонахождении алмаза "Лоренц". Интересно, смог ли Гоутон сообщить что-нибудь за те несколько минут, что был в сознании?

— Плохие вести?

Вздрогнув, она подняла голову и встретила внимательный взгляд Дрейка.

— Я просто… просто прочла о человеке, скончавшемся после дорожной аварии.

— Имеется в виду Гоутон? Да, я тоже только что прочел. Бедняга. В свое время он был прекрасным наездником. Я довольно часто ходил тогда на скачки, чтобы посмотреть на него.

— Вы были знакомы?

— Шапочно. Кто любил скачки, не мог не знать его. — Он смял салфетку и встал. — Надеюсь, мы еще увидимся, мисс Белтон. Если malaise[4] вас теперь не одолела, то и дальше устоите.

Она проводила его глазами, налила еще чашечку кофе и задумалась, вспоминая их разговор.

Вернувшись в каюту, Джейн обнаружила торчащую в дверях записку от Колина. Он писал, что безнадежно застрял в кровати до тех пор, пока ветер не стихнет, но с нетерпением ждет встречи с нею, как только снова засияет солнышко.

Записка была очень дружелюбной и вызвала теплое чувство, что хоть кто-то на этом судне способен проявлять человечность. Снова вспомнился сосед по столику. Он был, безусловно, человеком волевым и энергичным, а вот человечным ли — это уж другой вопрос.

К счастью, Джейни укомплектовала свой гардероб одеждой на любую погоду, и Джейн поверх лимонного шелкового платья надела лимонного же цвета пальто, связанное в резинку из толстой пушистой шерсти, на голову повязала салатный шарф и пошла на палубу. Но не успела выступить из-под укрытия трапа, что вел от кают на верхнюю палубу, как ветер яростно вцепился в нее, закружил и поволок на нос корабля. Правда, по дороге попалась груда сложенных шезлонгов, связанных вместе прочной веревкой и прикрытых непромокаемой тканью; за ними она и спряталась, из этого более или менее безопасного наблюдательного пункта разглядывала волнующееся море и свинцовое небо. Оттенки моря, хотя и были довольно мрачны, непрестанно менялись, то темнея, то светлея, в зависимости от цвета облаков. Возвращаться в каюту, где, несмотря на кондиционер, было душно, особенно по сравнению с солоноватой свежестью морского воздуха, совершенно не хотелось, и Джейн, решив остаться на палубе, принялась развязывать веревку, чтобы достать себе шезлонг. Промокшая веревка поддавалась плохо, пальцы соскользнули, и Джейн сильно ударилась костяшками о дерево. Вскрикнув от боли, она прижала пальцы ко рту.

— Позвольте-ка лучше мне.

Джейн подняла голову, с удивлением увидев опять Стефена Дрейка. О небо! Этот человек еще подумает, пожалуй, будто она специально ищет встречи с ним.

— Я… я и не знала, что вы здесь.

— А я стоял с другой стороны этой груды. — Он слегка улыбнулся. — Если вы хотите полюбоваться морем, то отсюда будет безопаснее и удобнее.

— Я не хочу вам мешать, но… присесть все-таки не отказалась бы.

— Милое дитя, не вижу препятствий. Ведь яхта, как вам известно, мною не куплена.

— Вчера вечером вы говорили, что ищете одиночества.

— Вчера вечером я еще и извинялся за грубость.

Он повернулся к шезлонгам, проворно и умело развязал веревки. Поставил два под прикрытие переборки, потом исчез в двери слева, которой она не заметила, и вскоре вернулся с двумя яркими шерстяными одеялами.

— Вообще-то для всего этого существует палубный стюард, — пояснил Дрейк, — но он, вероятно, уверен, что все пассажиры попрятались по каютам. Мы сами виноваты, раз вздумали гулять в такую неподходящую погоду. Садитесь, я вас укутаю.

— О, не беспокойтесь.

Не обращая внимания на протесты, он почти силой усадил ее в шезлонг, укрыл ноги одеялом, подоткнув его и под спину, так что она оказалась укутанной до самого подбородка. Так же завернулся и сам, и вскоре они сидели рядышком, каждый в своем шерстяном коконе.

Разговоров он не заводил и казался совершенно поглощенным видом бегущих волн, время от времени закрывая глаза и погружаясь в дрему. В такие моменты Джейн с неприкрытым любопытством рассматривала его, отмечая, как изменилось в спокойствии его лицо. Возбуждение, с которым он говорил утром, вне всяких сомнений, отняло у него последние силы, и, хотя, по смутному воспоминанию Джейн, ему не было еще и тридцати пяти, выглядел он гораздо старше. И при всем том оставался самым привлекательным из всех виденных когда-либо мужчин. Недаром Мэгги Симпсон, увидев Дрейка как-то раз на конференции, вернулась в редакцию и заявила во всеуслышание, что он — "высший класс".

Утро пролетело быстро, а в полдень палубный стюард принес им горячий бульон. Дрейк, вроде бы крепко спавший, тут же выпрямился, едва стюард приблизился.

— Извините, сэр, я не хотел вас будить.

— Вы и не разбудили, просто у меня чуткий сон.

Он взял бульон и принялся с удовольствием прихлебывать.

— Надеюсь, я не храпел, мисс Белтон?

— Даже если б и храпели, я бы не сказала.

— Какая воспитанная девочка!

— Я вовсе не девочка. Мне… — и едва не проговорилась, что уже двадцать три, но вовремя вспомнила, что еще нет и девятнадцати.

— Ну? — поддел он. — И сколько же вам?

— Девятнадцать.

— А в этом шарфе и этой пушистой штуке не тянете и на пятнадцать.

— Эта пушистая штука, между прочим, от Диора!

— Что доказывает лишь, как вам повезло.

Вспомнив слова Джейни о властном и подавляющем характере отца, Джейн не удержалась:

— Унаследовать состояние — это не всегда везение. Вы говорили, что власть приносит с собой проблемы. То же можно сказать и о богатстве.

— Вы меня удивляете. А я-то думал, единственная ваша проблема — решить, какой из женихов по нраву.

— А также решить, какой из женихов любит меня, а вовсе не "Булочные Белтон"'.

— Ах да, я и забыл. — На лице его было написано сочувствие. — Действительно, весьма серьезная проблема. Однако же можно ведь выбирать и из богатых молодых людей, которых немало на свете.

— А как насчет вас? — отважилась Джейн. — Вы ведь тоже можете выбирать из богатых девушек. Или вы уже женаты?

— Нет, не женат. И не собираюсь… Был… был помолвлен, а когда все кончилось, решил целиком посвятить себя делу.

Джейн смотрела наивными чистыми глазами.

— Она была хорошенькая праздная блондинка, вроде меня, или же умная деловая женщина?

— А у вас очень любопытный склад ума, не находите?

— Простите, — быстро произнесла она. — Я действительно очень любопытна, к тому же обзавелась ужасной привычкой задавать откровенные вопросы.

— Из вас получился бы неплохой репортер, — сухо заметил он. — Если надумаете когда-нибудь заняться работой, приходите ко мне.

Она хихикнула.

— И вы дадите?

— Разумеется, нет. Для Флит-стрит вы недостаточно жестки.

Джейн рассердилась, но решила не подавать виду.

— Не думаю, чтобы Джорджина показалась вам хорошенькой, — неожиданно произнес он.

Джейн сообразила, что это ответ на ее вопрос, и промолчала, ожидая продолжения и надеясь, что слова Дрейка дадут хоть какой-нибудь ключик к разгадке его душевного состояния.

— "Потрясающая", пожалуй, ей больше бы подошло. Она была выше вас ростом, с черными, как смоль, волосами и карими глазами.

Перед глазами Джейн немедленно всплыла Клер Сондерс.

— Она была англичанка?

— Нет, американка. Работала в журнале в Лондоне. Там мы и познакомились, когда я приехал принять дела.

— Так значит, она работала на вас.

— Да.

— И что же произошло?

Он так долго молчал, что Джейн даже испугалась, не зашла ли она на этот раз слишком далеко и, чтобы показать, что не ждет ответа, прикрыла глаза и очень удивилась, вновь услышав его голос.

— Джорджину интересовало только мое имущество и власть. Она была уверена, что, став моей женой, разделит со мной и то и другое. К сожалению, я придерживался на сей счет иного мнения — и ей пришлось вернуться в Америку. Несколько месяцев назад она вышла замуж за владельца нескольких провинциальных газет. Не сомневаюсь, очень скоро Джорджина превратит их в национальный концерн.

Джейн открыла глаза.

— Прошу прощения. Неудивительно, что вы с такой горечью отзывались о деловых женщинах.

— Разве? — Он явно удивился. — Господи, чего я, черт побери, только не наговорил вам сегодня. Вот что выходит из этих морских путешествий, все остальное как-то отдаляется и становится нереальным.

— Потому-то доктора их и рекомендуют. Скорейший способ убежать от проблем.

— Будем надеяться, вы правы. Мне-то никогда не удавалось. Иногда думаешь: "И зачем все это надо? Не лучше ли вести простую жизнь какого-нибудь пожирателя лотосов где-нибудь на островах Фиджи?"

Дрейк взглянул на часы и встал.

— Я, пожалуй, позанимаюсь перед обедом в гимнастическом зале. Может быть, за ужином встретимся.

Джейн кивнула и проводила его глазами. В нескольких словах он дал ключ к своему характеру. Странно, какими простыми, в конце концов, оказываются истинные причины многих сложностей и как резко они отзываются на человеческой жизни. Она не сомневалась, что неудавшаяся любовь вызвала в Стефене Дрейке, с одной стороны, неудержимое стремление подняться на самый верх жизни, а с другой, — решительное предубеждение против новой любви. Однако любви неведомы никакие решительные запреты; она — как море: может нахлынуть и накрыть с головой, а может по капельке просочиться и в самую узкую щель в самой твердой скале.

Джейн сняла одеяло, поднялась и принялась прохаживаться по колеблющейся палубе. Новизна dolce farnierite[5] начинала уже надоедать, хотелось чем-то занять медленно тянущееся время. Пришла пора обедать. Стефен Дрейк сидел уже на своем месте, она тоже уселась на свое, заметив, как обслуживающий ее столик официант все время поглядывает в другой конец зала, словно желая показать, что считает сидящего там мужчину уж очень несмелым, раз он не решился сесть со своей хорошенькой утренней соседкой в пустом зале. С этим Джейн была вполне согласна, но из гордости даже бровью не повела в сторону Стефена Дрейка, а принялась за восхитительный обед из четырех блюд, с отрешенным видом вперив глаза в лежащий перед нею детектив.

Решив ни в коем случае не давать ему повода думать, будто жаждет его общества, она после обеда специально не пошла на верхнюю палубу, а осталась в салоне послушать музыкальные записи. Погода так и не улучшилась, судно скрипело и стонало, переваливаясь с волны на волну.

Нет, все-таки ужасно, если погода такой и останется! Если пассажиры станут сидеть по каютам, трудновато будет добыть и передать какую-нибудь информацию для "Морнинг стар". При мысли о Морнинг стар" Джейн вспомнила, что так и не придумала, как же отправлять информацию, — и не только в газету, — а прежняя идея обаять радиста уже не казалась столь замечательной здесь, на борту. Те члены команды, что попались на глаза, производили впечатление тщательно подобранных и вышколенных, и уж конечно, Динки Говард неплохо платит им за верность. К тому же отец взял с нее клятвенное обещание сохранять инкогнито, а если передавать новости в "Морнинг стар" по телеграфу, все раскроется и клятва будет нарушена. Да и смерть Гоутона заставляет всерьез задуматься об отцовском предупреждении. Кто из пассажиров может оказаться разыскиваемым? Или разыскиваемой? Из немногих уже виденных никто не казался подходящим. "Если бы хоть какие-нибудь дополнительные сведения, — сказала она себе, — Ну не рыться же в самом деле в каждой сумке и в каждом кармане в поисках золотой монеты. А так, хоть убей, ничего не могу придумать".

Вынув из сумочки записную книжку, она принялась подробнейшим образом описывать роскошное убранство "Валлийца". Если невозможно пока ничего разузнать, так нужно хоть описание отправить Фрэнку Престону, когда судно придет в Канны.

Остаток дня тянулся томительно медленно, и Джейн рада была вернуться в каюту, чтобы переодеться к ужину. Погода чуть улучшилась, поэтому ресторан в половине девятого был полон на четверть. С некоторым волнением она ждала, не предложит ли Стефен Дрейк сесть рядом, но, проходя к своему столику, уголком глаза заметила, что он почти покончил с ужином. И, злясь на себя самое за обманутые ожидания, ускорила шаг. В конце концов, с его точки зрения, она была всего лишь молоденькой наследницей. Конечно, тридцатипятилетнему мужчине она могла показаться слишком юной, но, тем не менее, была уязвлена, что он не увидел в ней достаточно интересной собеседницы, независимо от возраста, и не выказывает явного желания пообщаться вновь.

Ни Колин, ни Клер к ужину не пришли, а сэр Брайан и леди Пендлбери уже сидели за столиком, и Джейн была даже рада поговорить хоть с кем-нибудь, хотя разговор с сэром Брайаном, скорее, напоминал монолог.

Покончив с десертом, она поднялась в салон, заказала кофе и, отпивая из чашки, думала: "А как бы повела себя в подобных обстоятельствах настоящая Джейни Белтон?" Ясно одно: не сидела бы здесь в унылом бездействии, а отправилась бы на поиски развлечений. "Но я не Джейни Белтон, — рассудила Джейн, — и сейчас хочу и способна только на одно — отправиться спать".

Она поднялась, но вынуждена была ухватиться за спинку стула — судно угрожающе накренилось. Ветер и качка заметно усилились, и по коридору пришлось двигаться очень осторожно, крепко держась за поручни, идущие вдоль переборок. Но даже так равновесие сохранять было трудно, потому что судно не только переваливалось с борта на борт, но и начало рыскать. От такой сложной качки, бортовой и килевой одновременно, голова у Джейн слегка закружилась, она остановилась и закрыла глаза, ожидая, пока тошнота пройдет. Дождавшись спокойной минуты, рванулась к трапу и столкнулась с поднимающимся вверх человеком. Обмерев, Джейн узнала Стефена Дрейка!

— Черт возьми! — выдохнула она. — Вечно я натыкаюсь на вас.

Он взглянул с удивлением, но, заметив ее бледность, подхватил под руку и помог спуститься.

— Номер вашей каюты?

— Восемь.

Он повел ее по коридору и, вынув из сумочки ключ, отпер дверь. Розовый отсвет ночника падал на отвернутый край одеяла и лежащую на подушке фиолетовую шифоновую ночную рубашку. Джейн отшвырнула ее и рухнула на кровать, не думая о том, как выглядит.

Постепенно она расслышала тихое урчание вентилятора и ощутила легкий ветерок, обвевающий лиц. Тошнота прошла, Джейн открыла глаза. На первый взгляд, каюта показалась пустой, но, повернув голову, она заметила у туалетного столика Стефена Дрейка, рассматривающего привезенные ею книги. Джейн похолодела: если что и могло многое рассказать о характере человека, так это круг его чтения. Дрейк, похоже, считал так же, поскольку, внимательно рассмотрев несколько книг, поставил их на место и заметил:

— Пруст, Успенский, Джейн Остин… Вы меня заинтриговали, мисс Белтон. Такая юная, красивая, богатая и — достаточно умная, чтобы скрывать свой ум!

— Вот уж не думала, что пыталась его скрыть, — возразила она, раздумывая, не закрыть ли глаза снова и не притвориться ли больной.

— Сегодня — нет, — согласился он. — Но я, как вы помните, издатель и владелец газеты. И могу припомнить кое-какие ваши эскапады, отнюдь не свидетельствующие о разуме. Из любой можно сделать вывод, что вряд ли вы читали что-либо интеллектуальнее комиксов!

— Да что вы? — слабым голосом откликнулась она. — И о каких же эскападах речь?

В глазах его блеснули темные искры.

— Ну, начнем с того, как вы удрали из пансиона в Париж на два дня, потом сбежали с итальянским художником-кубистом, потом…

Он продолжал монотонно перечислять, а Джейн с ужасом слушала перечень всего совершенного ею, недоумевая, почему обо все этом ни словом не упоминалось в заметках, данных Фрэнком Престоном. Неудивительно, что Дрейк счел эти книги совершенно противоречащими ее характеру. Ну, надо же, итальянец-кубист! Она пошевелилась, и он немедленно подошел.

— Вызвать горничную, чтобы помогла вам раздеться?

— Нет, вовсе незачем. Я прекрасно посплю и так.

От брошенного им взгляда Джейн вдруг остро почувствовала, как высоко платье открывает ее стройные ножки и как низко — соблазнительную линию груди.

— Да уж, ваше платье явно не длиннее ночной сорочки, — насмешливо заметил он. — Меня иногда поражает, зачем женщины вообще стремятся хоть чем-нибудь прикрыться! Особенно в тех случаях, когда то, что на них надето, гораздо откровеннее полной наготы!

— Ну и острый же у вас язык! Теперь, познакомившись с вами, я совершенно уверена, что это вы писали кое-какие из редакторских статей в "Морнинг стар".

— Вы разоблачили мою тщательно скрываемую тайну! Но в любом случае рад приветствовать вас как читательницу.

Она тут же обрушила на свою голову все проклятия за такую бездумную болтовню, но было поздно.

— Я читаю ее потому, что… ну, просто отец хочет, чтоб я читала популярные газеты. Приближалась к массам. Он считает это важным для меня.

— Ну, поскольку вам предстоит унаследовать "Булочные Белтона", в этом что-то есть! Знаете, а мне вы совсем не кажетесь наследницей простого хлеба. Скорее уж, восхитительным французским круассаном!

Джейн расхохоталась, а Дрейк усмехнулся:

— А ведь вы и выглядите много старше.

— Это потому, что я единственный ребенок. Мы с отцом очень близки.

— Совершенно противоречит всему, что я слыхал. У вашего отца репутация человека с очень тяжелым характером.

―Только по отношению к незнакомцам и деловым партнерам, — Джейн поспешила отвести опасность. — Уж кто бы говорил о противоречиях, мистер Дрейк, но только не вы! В первую нашу встречу сказали, будто ищете одиночества, а сами оказались в этом круизе, где всегда будете окружены людьми!

— Мне нужно было поскорее уехать, — отрывисто произнес он, — а это судно оказалось наиболее подходящим. Врачи рекомендовали на пару месяцев отвлечься от всех дел.

— Однако на больного вы что-то не очень похожи, — отважно заметила Джейн.

— Перегрузка не всегда отражается на внешности. Но последние несколько лет мне пришлось жить на нервах. — Он прислонился к переборке и в розовом свете ночника стал еще больше похож на пирата. — Надо признаться, я сегодня намеревался за ужином пригласить вас за свой столик, но после обеда решил вздремнуть, принял снотворное и проснулся с жуткой головной болью. Так что собеседник из меня был бы никудышный.

— Я была не одна — пришли Пендлбери.

— Я видел. И слышал, как вы разговаривали с сэром Брайаном.

— Он ужасно глуп, — раздраженно заметила Джейн — Говорит о социализме так, словно это — анархия.

— Анархия и есть для подобных людей. Не сомневаюсь, что ваш отец согласился бы с ним. А вам я могу дать совет: не высказывать на берегу так явно своих взглядов. Пронырливые репортеры могут раздуть из этого прескверную историю.

Она села на постели. Интересно, как бы он отреагировал, узнав, что один из таких пронырливых репортеров сидит сейчас прямо перед ним?

— Мне уже лучше. — В голосе ее слышалась веселость. — Пожалуй, я даже разденусь.

— Тогда я могу идти. Спокойной ночи, дитя. Сладких сновидений.

Дверь за ним закрылась, и Джейн заперла ее. Обернувшись, увидела в зеркале свое отражение. Неужели ему она кажется таким ребенком? Ну, правда, светлые волосы растрепались, косметика размазалась по подушке, но, тем не менее, старая, как мир, соблазнительная тайна Евы притаилась в глубине ясных глаз и страстность — в изгибе полных алых губ. Образ Клер Сондерс, смуглой, властной, всплыл перед глазами, а вместе с ним — и образ той неизвестной женщины, с которой был помолвлен Стефен Дрейк. Странно, почему эти два образа слились в воображении; может быть, из-за своей экзотичности? Заметил ли уже ее Дрейк? Если еще нет, то, без сомнения, скоро заметит, поскольку не успеет погода улучшиться, как Клер уж будет тут как тут и начнет пробовать на нем свои чары.

"На это стоит поглядеть, — подумала Джейн, раздеваясь и забираясь под одеяло. — Но вот будет ужас, если он нарвется. Ведь на самом деле, он ничуточки не высокомерен. Просто одинок — как большинство мужчин в таком положении. Когда приходится обгонять и обставлять других, поневоле останешься один. Недурная тема для серии статей, — сонно промурлыкала она. — "Оторванность стайера-лидера легко может обернуться одиночеством лидера-дельца".

Глава четвертая

На следующее утро, даже не выглядывая в иллюминатор, Джейн поняла, что погода переменилась: сияющий, солнечный свет пробивался сквозь задернутые занавески, высвечивая лежащие на полу золотистые вечерние туфельки и переливаясь в хрустальных флаконах на туалетном столике.

Памятуя о вчерашнем промахе, она позвонила, чтобы принесли завтрак, и в ожидании понежилась в ванне. Потом надела шорты и белую шелковую рубашку и уселась по-турецки на кровать, держа в одной руке чашку кофе, в другой — намазанный маслом круассан и вспоминая вчерашнее сравнение Стефена.

Когда она вышла на палубу в поисках свободного места, там уже было полно загорающих. Какие-то пары приглашали сесть рядом, но она направилась к тому месту, где сидела вчера. Свободных шезлонгов не было и там, пришлось остановиться у поручня. Ниже находилась другая палуба, и, перегнувшись, Джейн с удивлением увидела выложенный голубой плиткой бассейн, наполненный мерцающей водой. Она быстро пошла обратно, спустилась по трапу и вскоре оказалась у края бассейна. Передний ряд шезлонгов у самого края оказался занят молодежью, которая почти вся здесь собралась; Джейн прошлась туда-сюда и остановилась, надеясь, что придет палубный стюард и найдет ей место.

— Мне это не нравится, — произнес женский голос. — Не нравится, и, к тому же, я боюсь.

— Вздор, — последовал ответ, — бояться решительно нечего.

Джейн узнала голос Колина Уотермена, громко кашлянула и шагнула вперед, опасаясь, как бы не подумали, будто она подслушивала. Над спинкой шезлонга тут же появилось лицо Колина.

— Привет. Давно пришли?

— Нет, только что.

— Я совсем недавно звонил вам в каюту, но никто не ответил, — укоризненно заметил он. — Так что вы не могли прийти только что.

— Просто была на другой палубе. Оказывается, здесь есть бассейн, а я и не знала.

— Плохо читали рекламный буклет! — Он встал. — Идите, садитесь сюда. Теперь я вас не отпущу, раз уж пришли.

Подойдя, Джейн с удивлением обнаружила, что собеседницей Колина была Клер Сондерс.

— Не хотелось бы занимать ваш шезлонг, — запротестовала она. — Должен же появиться стюард…

— Ерунда. Садитесь же, а я найду себе другой.

— Не суетись, Колин. — Клер поднялась, златокожая, в блестящем обтягивающем купальнике. На запястье тускло поблескивал золотой браслет, а на щиколотке — еще один, поуже, придававший ее облику еще большую экзотичность. — Хочу искупаться, но сначала пойду на ту сторону, на солнышко, и как следует прожарюсь.

Холодно кивнув Джейн, она удалилась, а Колин уселся в освободившийся шезлонг.

— Надеюсь, я не помешала, — смутилась Джейн.

— Нисколько. Впрочем, вы пришли кстати. Клер как раз оплакивала свою участь старой девы. Она вдруг перепугалась, что если не найдет себе мужа, то вскоре станет уже поздно.

Джейн откинулась на полотняную спинку шезлонга.

— Подобные чувства девушки обычно держат при себе.

— Просто вам не попадались девушки типа Клер. Сегодня считается светским всем и каждому рассказывать о своих душевных переживаниях.

— Что ж, значит, я — совсем не светская.

— Какое счастье! Именно за это, в частности, вы и понравились мне. — Он нагнулся поближе. — А вы действительно нравитесь мне, Джейни. Очень жаль, что вчера мы не виделись. Но я был не в состоянии даже поднять трубку. А что вы вчера поделывали?

— Болтала со Стефеном Дрейком — тем мужчиной, на которого Клер тогда обратила внимание.

Выражение нежности на лице Колина сменилось изумлением:

— Так вот, значит, кто это. Клер, наверное, еще не знает. Стефен Дрейк, ага! — И он повернул голову в ту сторону, где загорала Клер. — Ну вот, легок на помине! Вон идет.

Джейн проследила за его взглядом и увидела Стефена, взбирающегося на вышку. Тело его, силуэтом выделявшееся на фоне голубого неба, имело медный оттенок, и даже на расстоянии было видно, как на плечах и напряженных руках перекатываются мускулы. Потом он нырнул, почти без брызг, как стрела, войдя в воду. "Может, он, конечно, и устал и переутомился, но все недомогания были, скорее, душевного, нежели физического происхождения", — думала Джейн, глядя, как он выныривает и без малейшего усилия, мощными гребками плывет к бортику бассейна.

Клер Сондерс, тоже наблюдавшая за пловцом, поднялась и направилась к вышке. Все взгляды были прикованы к ней, пока она грациозно поднималась и стояла наверху, поправляя лямки купальника. Шапочку она не надела, и в сияющих лучах солнца черные волосы отливали синевой, словно вороново крыло. Ее прыжок был ничуть не менее изящным и умело исполненным, чем у Дрейка, и вызвал у окружающих шепот восхищения. Словно не слыша ничего, Клер лениво доплыла до края бассейна и выбралась на бортик — причем, по наблюдению Джейн, явно не случайно — именно в том месте, где сидел Стефен Дрейк. Ухватившись за край, подтянулась и хотела уже сесть, но неожиданно соскользнула и упала бы в воду, не наклонись Дрейк вперед и не подхвати ее вовремя. Джейн была слишком далеко и не слышала сказанных при этом слов, но зато потом могла лицезреть мирную картинку мужчины и женщины, сидящих бок о бок, болтая ногами в воде, и наслаждающихся припекающим, солнышком.

— Схожу-ка, пожалуй, за купальником. Самое время, — сказала Джейн и поднялась.

— Хорошая мысль, — Колин расстегнул рубашку. — Я-то раздеться не могу, — пояснил он, — иначе сгорю просто дотла. Не то, что этот Тарзан Дрейк!

Джейн улыбнулась и ушла. Очень не хотелось огибать бассейн с той стороны, где сидели Клер и Дрейк, но, опасаясь, как бы ее не заподозрили в попытке намеренно избежать встречи, и стараясь сохранять непринужденный вид, она направилась к трапу. Едва ее тень упала на лицо Дрейка, он тут же обернулся.

— Доброе утро, Джейни. Уже чувствуете себя лучше?

— Да, благодарю.

Клер ничего не сказала, но темные глаза смотрели с выражением, которое трудно было не понять.

— Собираетесь искупаться? — продолжал Дрейк.

— Да, как раз иду за купальником.

— Вы уверены, что это разумно? — засмеялась Клер. — Белинда говорила, вы терпеть не можете воду.

— Белинда?

— Ну да, Белинда Митчелл — моя кузина. Она училась с вами в школе.

— А, Белинда, — Джейн с усилием засмеялась. — Это было так давно. С тех пор я очень переменилась.

— Всего два года прошло, — заметила Клер. ― И на вашем месте я поостереглась бы лезть в этот бассейн. В нем нет мелкого места.

Поняв, что над нею посмеиваются, Джейн вздернула подбородок и двинулась дальше. Однако край бассейна оказался несколько ближе, чем казалось, и она поскользнулась на мокрых плитках. Окажись кто-нибудь рядом, она не потеряла бы равновесия, но никто не бросился на помощь и, покачавшись на краю с нелепо растопыренными руками, Джейн бесславно рухнула в воду. Камнем пошла ко дну, но тут же вынырнула, отплевываясь, с облепленным волосами лицом. Беспомощно заморгала, ослепленная, оглушенная, слыша общий смех, и больше всего желая провалиться сквозь землю. Рядом раздался всплеск, и сильные руки вцепились ей в плечо.

— Не страдайте, — произнес голос Стефена Дрейка. — Воды боятся очень многие.

— Я вовсе не боюсь, — невнятно проговорила Джейн и попыталась высвободиться.

— Прекратите, иначе еще раз окунетесь. Ведите себя спокойно — я подтолкну вас на бортик.

Джейн исполнила просьбу и через минуту уже стояла рядом с ним на твердой поверхности. Рубашка и шорты прилипли к телу, подчеркивая его соблазнительные контуры гораздо яснее, чем любой купальник. Стоящий рядом мужчина тоже заметил это и, искривив в усмешке тонкие губы, пошел к свободному шезлонгу, взял лежавшее там полотенце и набросил ей на плечи.

Подошла Клер с враждебным видом и преувеличенно ласково произнесла:

— Бедная девочка, как же это вас так угораздило нырнуть? Жаль, что я не захватила кинокамеру. У вас был ужасно смешной вид!

— Не сомневаюсь. — Джейн прокашлялась, а Клер ухмыльнулась с неприкрытой насмешкой:

— Утверждали, будто умеете плавать, — вот и поделом вам! Я-то знала, что Белинда права.

— Чтоб ей провалиться, этой Белинде, — вырвалось у Джейн в сердцах, а Дрейк хохотнул.

— Хотите — научу вас плавать? Надо только верить в себя. Раз уж вы смогли побороть инстинктивный страх, то дело пойдет.

— Очень мило с вашей стороны, — ответила она, раздумывая, насколько трудно будет притвориться ничего не понимающей в том виде спорта, которым владела прекрасно. Хорошо, еще она по растерянности не рванула скоростным кролем, вынырнув на поверхность! — Сегодня-то мне уж вряд ли захочется купаться, а вот завтра я воспользуюсь вашим предложением.

— Завтра утром мы приплывем в Канны, — некстати напомнила Клер.

— В таком случае отложим начало занятий еще на день. — Стефен Дрейк коснулся руки Джейн. — Если вы еще ни с кем не договорились, позвольте мне сопровождать вас на берег и показать окрестности?

Джейн даже застыла, пораженная этим неожиданным приглашением. Клер была поражена не меньше и тоже напряглась всем телом, хоть у нее и хватило присутствия духа сохранить невозмутимый вид.

— Нет, я ни с кем еще не договорилась, — едва дыша, отвечала Джейн, — и очень хотела бы пойти с вами.

— Вот и прекрасно, — он хлопнул ее по плечу. — А теперь идите переоденьтесь в сухое.

Обрадованная Джейн птичкой улетела прочь и в каюте, вытираясь полотенцем, все думала, какой же он необыкновенный человек: то учтивый и холодно почтительный, то очаровательно нелогичный и не предсказуемый. Одно лишь было очевидно: что бы завтра ни произошло, скучно не будет.

"Видел бы меня кто-нибудь из наших рядом с самим Стефеном Дрейком! Вот бы Фрэнк Престон оказался тут!"

При мысли о Фрэнке Престоне тут же вспомнилось, что, по мнению главного редактора, в круиз она отправилась с единственной целью: давать информацию. Поэтому, как ни хотелось, переодевшись и высушив волосы, отдохнуть, а пришлось отправляться на палубу и там фланировать между загорающими. На сей раз она уж не отказывалась присоединиться к кому-либо, и остаток дня прошел в болтовне с разными людьми.

После обеда, когда Грег Пирсон, ведущий герой-любовник на "Эйс Филмз", показывал Джейн, как правильно танцевать ча-ча-ча, Стефен Дрейк и Клер Сондерс, проходя мимо, остановились поглазеть, и на губах Клер появилась снисходительная усмешка.

"Странно, но в ее присутствии я чувствую себя этакой простушкой, — подумала Джейн. — И делает она это совершенно намеренно". Мысль почему-то грела душу, поскольку могла означать только одно: Клер опасается ее. С чего бы только? Из-за Колина Уотермена? Этот вариант Джейн отбросила сразу. Клер так давно знает Колина, что могла бы и раньше воспользоваться случаем. Нет, причина была явно в Стефене Дрейке, которого она решила прельстить и потому старалась нейтрализовать возможных соперниц. "С ума сойти, скромница Джейн Берри, ты — и вдруг соперница богатой светской леди!"

Впрочем, ситуация вовсе не так смешна, как кажется, и хотелось бы встречаться со Стефеном без всяких уверток и обмана. Джейн вдруг стало необыкновенно важно, чтобы он не думал о ней плохо; конечно, всегда можно оправдаться интересами газеты, на которую работаешь, однако же, судя по всему, Стефен не из тех мужчин, которые легко прощают попытки их одурачить.

— Эй, Джейни! — в размышления ворвался протяжный голос Грега Пирсона с псевдоамериканским акцентом. — Вы же, кажется, учитесь танцевать ча-ча-ча, а сами витаете где-то за тысячу миль отсюда!

— Простите, Грег, задумалась.

— Красивой девушке, вроде вас, незачем думать! — И он притянул ее поближе. — Давай, давай, детка, шевели бедрами!

К концу дня Джейн набрала уже вполне достаточно материала, чтобы, вернувшись в каюту, написать длинную статью. При таком разнообразии знаменитостей любой мало-мальски приличный репортер мог бы состряпать не один десяток историй, но ей-то приходится соблюдать крайнюю осторожность, расспрашивая новых знакомых, поскольку вопросы, естественные для журналиста, звучат дерзко и даже нахально из уст девушки, явно лишь снисходящей до светской болтовни.

Бальзамом для профессионального самолюбия послужило и то, что она ухитрилась выуживать нужную информацию, не возбуждая подозрений; теперь же перо с легкостью летало по бумаге, превращая полученные сведения в абзацы статьи, которая, без сомнений, будет с жадностью проглочена читателями "Морнинг стар". Например, из пустого, но откровенного разговора о косметике с леди Дианой Клиффорд, известной своей самовлюбленностью красавицей, без особого труда получилась премиленькая заметочка под заголовком "Знаменитая светская красавица делится секретом красоты", как раз на две колонки.

Утомительный урок ча-ча-ча с Гретом Пирсоном оказался еще более полезным. Этот герой-любовник, известный рекордной скоротечностью многочисленных брачных союзов, признался Джейн, что обожает блондинок, и не переставал многозначительно поглядывать на ее пшеничные волосы. Сочинить историю на тему "Почему оказались неудачными браки Грега Пирсона" оказалось проще простого. Все его жены были брюнетками!

Она так увлеклась сочинительством, что не слышала гонга на ужин, а когда оторвалась от страничек, часы показывали почти полдесятого. Голова болела, идти никуда не хотелось, и она заказала легкую закуску прямо в каюту. "Валлиец" должен был пришвартоваться в каннском порту завтра в девять утра, и следовало выспаться, чтобы выглядеть свежей.

Когда судно бросило якорь на рейде каннского порта, небо приобрело уже пронзительную синеву, более глубокими тонами повторявшуюся в море. Небольшие яхточки носились туда-сюда по гавани, подгоняемые легким бризом. С такого расстояния самой набережной Круазетт было не разглядеть, но зато хорошо различались разноцветные парусиновые тенты уличных кафе вдоль причала, а дальше по променаду [6] — две башни-близнецы отеля "Карлтон". Но даже отсюда Джейн ощущала волшебное очарование этой своей первой встречи с Лазурным берегом, которое особенно усиливали живительный чистый воздух и неяркие краски терявшихся вдали серовато-зеленых холмов.

— Прелестный вид, правда? — произнес голос сзади, и, обернувшись, она узнала того, кто вчера обещал ее сопровождать. На нем были все те же темно-синие брюки, но на этот раз белая шелковая рубашка, оттенявшая черные волосы. — Впрочем, вы, наверное, видите его не в первый раз?

— Как ни странно, в первый. Я бывала и в Париже, и на побережье Нормандии, но так далеко на юге — никогда.

— Что ж, тогда я с удовольствием приоткрою дверь в этом сияющем фасаде и покажу вам кусочек настоящей Франции.

Послышалось тарахтенье мотора, Дрейк перегнулся через перила.

— Скоро можно будет идти. Уже опустили трап.

— И все отправляются на берег?

— Думаю, да, хотя бы для того, чтобы накупить духов. Чем богаче люди, тем больше они экономят.

Джейн очень хотелось спросить, где Клер, но, спускаясь на катер, она и сама увидела ее, насупленную, рядом с Колином, которому было явно не по себе. Бедняга! Вот уж кто, видно, сполна вкусил милого нрава Клер!

Но, заняв место в небольшой лодке и слегка ежась от летящих со всех сторон соленых брызг, она вскоре забыла и Колина, и Клер.

— Надо было сказать, чтоб вы взяли шарф, — произнес ее спутник. — Морская вода испортит вашу прическу.

— Как много вам известно о женщинах!

Но смех замер на губах, едва она ощутила его напряженность и поняла, что знания эти — от женщины, любовь с которой так и не получилась.

Через несколько минут они уже были на берегу, и Джейн поразилась, сколько машин на набережной Круазетт, причем по большей части открытых двухместных, сияющих лаком или перламутром, в которых сидели бронзовокожие красивые мужчины и женщины, сплошь похожие либо на Бриджитт Бардо, либо на Софи Лорен. Джейн порадовалась, что надела один из самых изысканных нарядов своей тезки: плиссированное платье из китайского шелка, почти такого же голубого, как ее глаза. Вырез был непривычно глубоким, и Джейн с трудом удерживалась, чтобы не сутулиться от смущения. Иногда бикини, еле прикрывающее тело, не так привлекает взоры, как платье, открытое чуть ниже обычного и придающее вызывающе соблазнительный вид.

— Поедем на лошадях или на лошадиных силах? ― спросил Дрейк, подходя к шеренге фиакров и такси, выстроившихся в ожидании первых пассажиров.

— Пожалуй, на лошадях. — И, заметив его улыбку, добавила: — Наверное, считаете меня глупенькой?

— Не глупенькой, а молоденькой.

Он помог ей забраться в шаткий экипаж.

Джейн впервые в жизни ехала в фиакре, который, хоть лошадь шла и медленно, покачивался из стороны в сторону, создавая иллюзию быстрой езды и заставляя ее жаться, затаив дыхание, к стенке.

— Успокойтесь, — заметил Дрейк. — Вы в полной безопасности, гарантирую! — И взяв за плечо, заставил ее откинуться на спинку, при этом Джейн с какой-то странной остротой ощутила, как прижалось к ней его бедро. — Так-то лучше. — Рука его осталась лежать на спинке, ладонью касаясь ее плеча. — Шаг у лошадей очень уверенный, так что опасаться нечего.

— Я и не опасаюсь. Просто кажется, будто меня везут сквозь время.

Он рассмеялся:

— Нет, ну до чего же забавное дитя! И с такими странными выражениями.

— Больше не называйте меня так, мистер Дрейк.

— Между прочим, меня зовут Стефен. И прошу прощения, если это прозвучало покровительственно. Всё ваши светлые волосы виноваты — делают вас такой юной.

— А, по-моему, принято считать, что блондинки выглядят более взрослыми.

— Только не когда концы волос у них загибаются, словно утиные хвосты.

От этого ласкового поддразнивания у Джейн перехватило дыхание, словно рука сжала горло. Сильнее, чем обычно, ощущая на себе его взгляд, она отвернулась и принялась рассматривать проплывающие мимо пейзажи. Обсаженная пальмами набережная Круазетт выглядела бы прелестно, не будь запружена машинами, но даже и так восхищение вызывали расположившиеся в стороне от дороги роскошные отели, почти при каждом из которых имелись свои террасы, уставленные столиками под разноцветными яркими зонтами. Одетые в белое официанты уже разносили аперитивы, а по узкой полоске песка, сплошь покрытой шезлонгами и матрасами, бродили отдыхающие.

Между тем фиакр свернул с главной дороги на проселочную, и теперь взбирался вверх по холму между сосновыми рощицами. Подъем становился все круче, и через полчаса возница остановил фиакр и разразился быстрой речью, обращаясь к Стефену. Из-за сильного акцента Джейн не уловила смысла, поняла только по оживленной жестикуляции, что дело в лошади.

— Что-нибудь случилось?

— Он говорит, его лошадь не потянет такой подъем, — пояснил Стефен. — И как же это я, глупец, сам не сообразил.

— Жаль, что он не сказал раньше.

— Вероятно, не хотел лишаться заработка. — Неожиданно он выглянул из экипажа и махнул рукой. К обочине вильнула небольшая машина, он выпрыгнул на дорогу и подал руку Джейн. — Дальше можно ехать и на такси. По крайней мере, представление о езде в старинных экипажах вы получили.

Вскоре они уже мчались по Гран Корниш, Канны остались далеко внизу, а впереди зеленели оливковые рощи. Более часа летели по извилистой дороге, на такой скорости вписываясь в крутые повороты, что у Джейн замирало сердце. Стефен же, не обращая ни малейшего внимания, спокойно сидел в углу машины, покуривая сигарету. Вскоре они свернули с автострады и углубились в центр Прованса, ощущая, как неуклонно теплеет и густеет воздух. Мощеная дорога пересекла уже несколько деревень, и Джейн с удовольствием наблюдала за восхитительной игрой тени, которую отбрасывали деревья, где-то там, высоко над головою образовывавшие зеленый полог.

По дороге они остановились в маленьком бистро и сидели за столиком, выставленном прямо на мостовую, разглядывая прохожих: пышнотелых, загорелых до черноты женщин, направляющихся за покупками, небольшие группки мужчин, ведущих, размахивая руками, бесконечные беседы, пока дети играли в мраморные шарики вокруг небольшого фонтана.

— Вот уж сколько лет, я собираюсь, деревня за деревней, объехать весь Прованс, — произнес Стефен, отхлебнув дюбонне [7] и снова закурив. — По-моему, настоящая Франция — здесь. Именно здесь можно почувствовать, как бьется ее горячее сердце, а вовсе не в суматошном блеске Канн или Ниццы. Впрочем, вы, возможно, предпочли бы остаться там? Боюсь, я счел саму собой разумеющейся вашу любовь к покою и тишине.

— И были правы. Так приятно отдохнуть от людей. Кроме того, Канны мало чем отличаются от Борнмута, ну разве что едой и языком! Но здесь, — и она махнула рукой в сторону женщины, несущей батон длиной чуть ли не в ярд и одновременно покрикивающей на смуглокожего ребенка, ведущего в поводу ослика, — здесь все совершенно другое.

Он кивнул и, швырнув на столик несколько монет, поднялся.

— Пойдемте, Джейни. Мы еще не добрались.

— А куда вы меня, собственно, везете?

— В место, где самая лучшая на побережье кухня. Там не так претенциозно и роскошно, как в "Ла Мер Террас" или "Ла Бон Оберж"[8], но еда, пожалуй, даже лучше.

Они ехали еще с полчаса, забрались в самую глубь холмов и, наконец, остановились у невысокой виллы с выкрашенными розовой краской стенами, основательно заросшей бугенвиллеей.

Немолодой человек в белой куртке радостно приветствовал Стефена и провел их через выложенный плитами холл на большую террасу, уставленную столиками меж высоких колонн, увитых темно-зелеными листьями. Открывшийся вид был, захватывающе, великолепен. На долгие мили тянулись оливковые рощи, а там, впереди, в туманной дали мерцало море. Дивного покоя не нарушал шум машин, слышались лишь стрекотанье сверчков да звон цикад.

— Предпочтете заказать что-нибудь сами или предоставите это мне? — спросил Стефен, когда они уселись за столик у края террасы.

Понимая, чего хочет он, Джейн предоставила выбор ему, а сама с удивлением слушала, как он делает заказ. То был не обычный заказ, небрежно произнесенный и невнимательно выслушанный, нет, они с шеф-поваром долго и тщательно обсуждали каждую мелочь. Джейн понимала почти все, кроме названий самих блюд, о которых шел горячий спор, о чем и не замедлила сказать, как только они остались одни.

— А вы и не задумывайтесь над этим, — ответил Стефен. — Хотя, если, конечно, предпочитаете бифштекс с овощами…

Джейн рассмеялась и откинулась в кресле.

— Здесь просто изумительно. Кажется, будто мы совершенно удалились от цивилизации.

— Как раз здесь-то и есть цивилизация. Жизнь там, внизу, — он махнул рукой, — вовсе не жизнь, а бессмысленное кружение на месте, и люди, вовлеченные в него, похожи на белок в колесе, вечно бегущих куда-то и никогда никуда не добегающих.

— Но ведь вы и сами вертитесь в том же колесе, — напомнила она. — И ваше-то колесо и крупнее, и вертится быстрее, чем у кого бы то ни было!

— Знаю. Иногда хочется послать все к черту и уехать на какой-нибудь необитаемый островок подальше от всех.

— И что же мешает?

Он не ответил, но так помрачнел, что она наклонилась и коснулась его руки.

— Вы подавлены оттого, что устали, Стефен. Слишком многое отдали за последние несколько лет и ничего не получили взамен. Месяц отдыха — и вы окрепнете и сможете двигаться дальше.

— Двигаться дальше, — тоскливо отозвался он. — Куда и зачем? И для кого?

— Вот это — самое главное. Для кого — вот что имеет значение для многих. Если бы в вашей жизни был кто-то, для кого вы могли бы работать, то и жизнь обрела бы смысл. А сейчас она пуста не потому, что приходится работать, а потому, что некого любить.

— Как вы догадались, что я одинок?

— Без любви все мы одиноки.

— А как же великие святые? Или наши священники? Кого они любят?

— Бога. Не важно, кого любить, важно — любить. Только, разумеется, не себя.

И она улыбнулась.

Стефен долго молчал, а когда заговорил, его слова удивили Джейн.

— Никогда еще мне не доводилось вести такую беседу с женщиной. Словно я вас всю жизнь знал. Поначалу я думал, это оттого, что мы познакомились на корабле, а корабль и море странные вещи творят с людьми. Но сейчас-то мы на твердой земле, а я чувствую то же самое. — На лице его появилась слабая улыбка. — Как-то не верится, что вы — дочь Седрика Белтона. Совершенно не похожи на богатую наследницу, Джейни. Да вы, пожалуй, вовсе и не Джейни даже! Какое-то нелепое имя, совершенно вам не подходящее.

— Согласна. Зовите меня лучше Джейн.

— Джейн. Значительно лучше. Сдержанно и в то же время ласково.

Джейн прикрыла глаза, слушая не что, а как он говорит. Назвав ему свое собственное имя, она уже меньше чувствовала себя самозванкой, но возросло и желание открыться полностью. В своем нормальном облике… Джейн резко открыла глаза. В своем нормальном облике она для Стефена Дрейка — не более чем имя в списке персонала!

В этот момент появился шеф-повар с первым из множества заказанных блюд, и все мысли и о прошлом, и о будущем улетучились, осталось только настоящее. И какое настоящее! От него прямо слюнки текли: голубцы из виноградных листьев с рисом и оливками; moules farcies по-провансальски — моллюски, жаренные в яйце и хрустящих золотистых сухариках; cootes de volatile — цыплячьи грудки с копченой ветчиной; foie gras [9] во фритюре; и под конец трапезы — omelette soufflee flambee — легкие золотистые шарики из яйца, взбитого с "Гран Марнье" [10] и коньяком.

— По-моему, я наелась до конца дней своих, — произнесла Джейн, проглотив последнюю ложку восхитительного яства.

— И как, стоило сюда приезжать?

— О, да!

— Что ж, я рад.

И все-таки наслаждалась она не столько вкусной, изысканной едой, сколько этими несколькими часами, проведенными со Стефеном. И готова была обнаружить в нем и проницательный ум, и интеллигентность. А вот юмор, не сходившее с лица сочувствие и сердечное понимание многих проблем оказались неожиданностью.

Как выяснилось, он был ничуть не меньше удивлен ею. Они уже покинули террасу и прогуливались в ближней роще.

— Полагаю, жизнь вы вели совершенно беззаботную, — произнес он, — однако кажетесь прекрасно осведомленной в очень многих областях человеческого существования. Где же вы так много смогли узнать о жизни? Уж, наверное, не в школе!

— Разумеется, нет, — рассмеялась Джейн и подумала, как бы он удивился, узнав, что и сам послужил одним из источников ее знания.

Вспомнила утомительные недели в Глазго, выуживание информации для серии статей, когда приходилось целыми днями сидеть на жесткой скамье в суде, наблюдая буквально парад отбросов человеческого общества. В подобных обстоятельствах трудно было сохранить идеализм, еще труднее — по-прежнему изображать наивность и беззаботность.

Сколько журналистов, воспринимавших чужие трагедии как свои, утратили эту беззаботность.

— Джейн, вернитесь, — раздался, чуть насмешливый, голос Стефена. — Странная у вас привычка — уноситься в неведомые дали.

— Прошу прощения.

Она ускорила шаги, взволнованная и его близостью, и собственной реакцией на нее. Ноги скользили по земле, усыпанной сосновыми иголками, но рядом, готовый протянуть руку, был Стефен. Постепенно деревья стали редеть, и вот открылась поляна у подножия холма. Джейн уселась на сухую желтоватую траву, а он растянулся рядом, подложив под голову руки и запрокинув к солнцу худощавое лицо.

— Я и забыл, до чего здесь красиво. Как же давно я здесь не был.

— Иногда лучше и не возвращаться.

Он помолчал, словно обдумывая услышанное, потом сказал:

— На этот раз даже еще лучше. Тогда я был здесь один.

Джейн залилась румянцем и отвернулась, надеясь, что он ничего не заметил. Господи, что за глупость — краснеть только потому, что мужчина преподнес тебе комплимент! Возникшее между ними молчание углублялось, тяжелело от невысказанных мыслей, становясь напряженным; пришлось его прервать:

— А вы смелее меня, Стефен. Я всегда считала нелепым возвращаться по собственным следам.

Он улыбнулся:

— Что это вы вздумали быть циничной?

— И вовсе я не цинична, — возразила она. — Просто считаю, что нам свойственно идеализировать прошлое, или придавать нашим минувшим страданиям небывалую силу. Вернитесь на место, некогда осиянное для вас счастьем, и, наверняка найдете его тусклым и мертвым. Повстречайтесь с прежней любовью и, наверняка найдете ее…

Она оборвала себя на полуслове, сожалея о сказанном. Но слово — не воробей, вылетит — не поймаешь, да и забыть уже невозможно.

— Может, вы и правы. — Голос его был едва слышен. — Надеюсь, Господь пошлет возможность это выяснить.

— Возможно, вы встретите ее.

— Кого? — резко спросил он.

— Джорджину.

Джейн ожидала вспышки гнева, но услыхала только вздох.

— Если такая встреча произойдет, я вам сообщу. Обещаю. — И он вскочил на ноги. — Пойдемте, милая, уже пора, не то мы опоздаем на теплоход.

— Для моей репутации это было бы ужасно, — засмеялась она.

— Вот уж не думал, что вы, молодые, беспокоитесь об этом. Я-то старомоден, потому и беспокоюсь.

— Когда мужчина говорит, что старомоден, это, в общем-то, означает, что для себя он избирает одни правила жизни, а для своей подруги — другие!

Густые черные брови удивленно поднялись:

— А что это означает в частности?

— Просто мужчина предпочитает иметь свою собственную жизнь, а от жены требует безусловной верности и растворения в нем.

Стефен кивнул.

— Вы, разумеется, правы. Мужчина и женщина совершенно по-разному воспринимают акт любви. Для него это может быть просто физиологической потребностью, для нее же зачастую — способ восприятия самой жизни. — Несколько ярдов они прошли молча. — Корни того или иного отношения к женщине нередко находятся в детстве и отрочестве, — задумчиво продолжал он. — Мать моя, женщина очень гордая, перенесла бездну страданий из-за отца, которому неведомо было даже слово такое — "верность", и я вырос с твердым намерением никогда не относиться к женщине так, как отец относился к матери. Если женюсь, хочу, чтобы наше с женой уважение и доверие были взаимными.

— Понимаю, — мягко откликнулась Джейн и, повернувшись, улыбнулась Стефену.

Солнце превратило ее волосы в золотой нимб и затемнило глаза так, что они замерцали, словно сапфиры.

— Вы выглядите такой невинной и чистой, Джейн. Просто с трудом верится…

Он замолк, а она вопросительно подняла брови:

— С трудом верится во что?

— Ни во что, — был резкий ответ, и он быстрым шагом направился к машине.

Глава пятая

В Канны они вернулись уже под вечер и медленно пробирались по заполненным народом улицам к порту.

— Ну как, поедем прямо на теплоход или же прогуляемся пешком по набережной Круазетт?

— Пожалуй, прогуляемся.

Он сделал таксисту знак остановиться, и, пока расплачивался, Джейн выбралась из машины и пошла через променад к пляжу.

— Вы забыли сумочку, — сказал Стефен вслед и схватил сумочку за раздутые бока. Под пальцами громко захрустела бумага, и он заулыбался: — Ого, ну и объемное же письмо вы насочиняли кому-то.

Джейн похолодела. Ее статья в "Морнинг стар"! Вот был бы ужас, если б сумочка раскрылась и, плотно исписанные, листы попались бы ему на глаза. Вернувшись, она почти вырвала у него сумочку и сунула под мышку.

— Нужно найти почту и отправить кое-какие открытки.

— Так надо было отдать корабельному казначею! Ведь отправка письма с берега обойдется очень дорого.

— Просто я буду чувствовать себя увереннее, если отправлю сама.

— Ну ладно. Пошли, найдем почту, и вы обретете свою уверенность.

Они прошли по улице вверх, свернули за угол, но Джейн ничего не замечала, поглощенная только одной мыслью: как бы зайти на почту одной и незаметно отправить письмо Фрэнку Престону. И потому с удивлением взглянула на Стефена, когда тот стал тоже подниматься по лестнице.

— Вы можете и не идти со мной внутрь, — быстро проговорила она.

— Ничего, я подожду там, может, и себе куплю марок.

— Нет, правда же, не нужно, я благодарю. — И, вырвав у него руку, бросилась вверх, перескакивая через ступеньку, и нырнула в дверь, словно кролик в нору.

Но и внутри, торопясь к ближайшему окошечку, все еще с испугом оборачивалась, чтобы удостовериться, что он не идет следом, что все-таки оставил ее одну. Дрожащей рукой вынула пухлый конверт, протянула клерку и успокоилась, только когда конверт исчез в одном из желобков.

Когда она вышла, Стефен ждал, прислонясь к стене, с серьезным, неулыбчивым лицом. Молча, они свернули на набережную Круазетт и направились к порту.

— Пора и возвращаться, — пробурчал он. — Я устал.

Легкость, которую они еще недавно ощущали друг с другом, сменилась сухой официальностью. Джейн, как ни старалась, не могла понять, почему его так разозлило ее желание пойти на почту одной. Для него это должно было выглядеть всего-навсего как забота о том, чтобы он не дожидался в душной атмосфере, пока она выполнит необходимые формальности. Нет, он решительно не имел никакого права вот так, с сердито-недовольным лицом вышагивать рядом! Надо же, день, так мило начатый и так славно проведенный, заканчивается так грустно. Непривычные слезы ожгли глаза. "Еще чего, плакать над такой ерундой!" — сердито прикрикнула Джейн на себя мысленно и сморгнула слезы. Просто она за сотни миль от дома, в чужой стране, среди чуждых людей, вот и реагирует так. Если б только можно было не притворяться, стать самой собою! Нет, все-таки невыносимо знать, что Стефен сердится. Джейн схватила его за руку:

— Стефен, простите меня. Мне показалось, вам вовсе не хочется ждать меня на почте. Знаю, вы считаете ребячеством, что я не отдала письмо казначею, но мне просто надо было побыстрее управиться с этим.

Лицо его ничего не выражало.

— Не нужно извиняться. Если вы не хотели, чтобы я видел ваше письмо…

— С чего вы взяли?

— Это было очевидно. Да еще ваша репутация любительницы романтических приключений.

В ту же секунду она поняла все и уставилась на него в изумлении, не веря, что такой волевой, интеллигентный человек может ревновать, словно какой-нибудь неоперившийся юнец! Грусть улетучилась в мгновение ока, сменившись ощущением тихого счастья.

Она подняла голову и взглянула на него ясными, честными глазами.

— Письмо было написано мужчине, да, но он среднего возраста, предан жене и четырем детям. Это чистая правда, клянусь.

Стефен промолчал, продолжая идти вперед, но хмуриться перестал, хотя и сохранил на лице непроницаемое выражение. И только в небольшой лодке, с тарахтеньем везшей их к "Валлийцу", Джейн поняла, о чем он продолжал думать.

— Все эти истории про вас… — отрывисто произнес он. — Для юной девушки вы вели весьма бурную жизнь.

— Газетные россказни, — отрезала она, суеверно скрещивая пальцы.

— Невозможно, чтобы в них не было ни капли правды, — настаивал он, закуривая. — А когда вы сбежали с этим итальянским художником?

Джейн затаила дыхание и уставилась на море, словно оно могло подсказать ответ.

— У каждой девушки рано или поздно бывает связанное с кем-то крушение надежд. Просто какой-то слишком шустрый репортер ухватился за это и раздул целую историю. — Она обернулась и бестрепетно посмотрела ему в глаза, желая убедить, что говорит правду. — А для меня это абсолютно ничего не значило. Да он даже ни разу не поцеловал меня!

Сама того не понимая, именно наивностью последней фразы она и убедила Стефена окончательно. Он расхохотался, запрокинув голову.

— Замечание, вполне достойное Джейни, — заявил он, отсмеявшись. — Но теперь вы, слава Богу, снова Джейн.

На борт они вернулись последними и, едва успели подняться, как послышался грохот поднимаемого якоря.

— Чудесный был день! — радостно произнесла она, протягивая руку. — А ведь, на первый взгляд, вы показались мне таким чопорно-холодным, высокомерным. И в голову не могло прийти, что мы так замечательно проведем вместе целый день.

— Я тоже не мог себе этого вообразить, — признался он, — но радовался каждой минуте. Что ж, до встречи за ужином.

Несмотря на усталость от такой долгой поездки, Джейн была слишком возбуждена, чтобы ложиться, и весь остававшийся до ужина час провела перед шкафом, задумчиво перебирая висящие там наряды и мысленно — события дня. При близком рассмотрении наряды оказались изумительно красивыми, хотя два, пожалуй, были совершенно не в ее вкусе. Так что же надеть? Длинное вечернее платье или короткое? Однотонное или в цветочек? Гордясь длинными стройными ногами и помня, как Стефен называл ее то "дитя мое", то "девочка моя", она совершенно намеренно остановилась на коротком в обтяжку платье.

И чуть позже, оглядывая себя в зеркале, Джейн не могла удержаться от радостного восклицания. Да, что бы там ни предписывала парижская мода, а нет ничего соблазнительнее естественных линий стройного тела, особенно облаченного в плотный атлас, матово отсвечивающий жемчужно-розовым. К такому платью не нужны даже украшения, дабы ничто не отвлекало глаз от пышной груди, изящной тонкой талии и долгой линии бедер.

Мягкие светлые волосы были зачесаны вверх и заколоты гребнем. В какой-то момент, правда, Джейн захотелось украсить порозовевшие от волнения мочки жемчужными серьгами, а шею — ожерельем, что попались тогда на глаза среди многочисленных драгоценностей Джейни. Но потом она решила все-таки не искушать судьбу и, подхватив сумочку, вышла из каюты.

В коридоре она наткнулась на Клер Сондерс в платье из рубиново-красной шуршащей тафты. Джейн остановилась, улыбаясь и совершенно не обращая внимания на исходившую от Клер волну враждебности, сильной, почти осязаемой.

— Ну-ну, — протянула Клер. — А вы взрослеете прямо на глазах!

— Просто другая прическа, — отвечала Джейн. — Лень было тщательно расчесывать и разглаживать волосы.

— Чтобы доказать мужчине свою взрослость, вряд ли достаточно зачесать наверх волосы.

Джейн и на это не обратила внимания, и они двинулись по трапу в ресторан. Рядом с Клер она ощущала себя такой маленькой, незначительной и хоть понимала, что этот комплекс неполноценности порожден недостатком уверенности в себе, но преодолеть его не могла. Те независимость и смелость, которые приходят с богатством и определенным социальным статусом, невозможно обрести с помощью одних лишь дорогостоящих нарядов; понимание этого подавляло Джейн, затрудняя переход из одного мира в другой.

Они спустились, и уже перед самой дверью в ресторан, откуда доносились гул голосов и звяканье посуды, Клер вдруг приостановилась, с рассеянным видом приподняв ногу и разглядывая туфлю:

— Ну, и как прошел день со Стефеном?

— Замечательно. Пообедали в ресторане у холмов и проехали по живописным деревням.

— Как это мило со стороны Стефена проявить подобную заботу. Он-то, скорее всего, ужасно скучал.

— Не думаю, — настороженно отозвалась Джейн. — К тому же сам ведь предложил.

— Это только лишний раз свидетельствует о его вежливости и предупредительности, — стояла на своем Клер. — Поначалу мы все намеревались провести день на мысе Ферра. У моих друзей там вилла. — Закончив рассматривать туфлю, она поставила ногу на палубу, но с места не двинулась. — А пригласил он вас в порыве жалости после того, как вы свалились в бассейн, разумеется, я не возражала. Просто взяла с собою вместо него Колина и…

Клер что-то еще говорила, но Джейн, оглушенная гневом, пораженная в самое сердце, уже ничего не слышала. Не сознавая, что делает, чисто автоматически переставляя ноги, вошла в ресторан и уселась на свое место. Так значит, Стефен только из жалости пригласил ее. Да разве она — дитя, нуждающееся в утешении? И что за высокомерная наглость — присваивать себе роль утешителя!

От злости и аппетит куда-то пропал. Джейн, вяло поковыряв еду, отставила тарелку в сторону и, с необычной жадностью, залпом выпила вино. Под воздействием алкоголя гнев постепенно утих, вернулось относительное спокойствие, и она даже смогла принять участие в общей застольной беседе. Пендлбери, оказывается, провели весь день в отеле "Карлтон" и лишь ненадолго выбрались к Жану ле Пэну, где, по заверению леди Пендлбери, продается "самая дивная спортивная одежда во всем свете". Колин ездил с Клер на виллу к ее друзьям и, действительно, обгорел на солнце докрасна.

— Надеюсь, следующую поездку вы совершите со мной, — церемонно объявил он. — Понятия не имел, что Дрейк собирался вас пригласить.

— Я тоже, — с полной искренностью призналась Джейн.

— Что ж, больше я не позволю ему так завладевать вами. Сегодня после ужина — танцы, надеюсь быть вашим партнером.

— Ну, уж нет, чтоб вы один завладели самой хорошенькой девушкой на судне, — не бывать такому, — раздался протяжный голос, и Джейн с Колином, обернувшись, увидели улыбающегося Грега Пирсона.

В белой рубашке с жабо и нежно-голубом смокинге он каждым дюймом гладко выбритого лица провозглашал: "Я — кинозвезда!"

— Учитывая, что я чуть ли не час учил Джейни танцевать ча-ча-ча, — продолжал Грег, — самое меньшее, чем она может отплатить, — это танцевать со мною весь вечер.

— Я буду танцевать с любым, кто пригласит, — бесшабашно заявила Джейн. — И вообще, по-моему, на судне никто никем не должен завладевать. В конце концов, круиз для того и задумывался, чтобы мы все могли собраться вместе, разве не так? — И она отодвинула стул. — Нет, надо выбираться наверх. Здесь ужасно жарко.

— Это все из-за вина, которое вы пили не переставая, — поддел Колин. — Лучше не выходите на воздух, а то можете свалиться!

Джейн покачала головой, но, двинувшись прочь от стола, почувствовала, что пол под ногами качается, и обрадовалась, когда Колин поддержал ее за локоть.

— Вот видите? — шепнул он. — Теперь хватайтесь за меня, я помогу вам удержаться прямо. Но только посмейте сказать, что первый танец — не мой, и все, тут же отпускаю, и добирайтесь сами!

Она хихикнула, уцепилась за его руку, и они двинулись по залу. И уже у самой двери Джейн увидела Стефена, шедшего в ту же сторону и улыбнувшегося ей. Она демонстративно отвернулась и с преувеличенной живостью продолжала болтать с Колином, ощутив какую-то мстительную радость при виде удивления, появившегося на лице Стефена.

В танцзале уже играл оркестр, но Джейн отказалась танцевать, пока не выпьет кофе, и уселась в кресло у окна. Ночь была звездной; спасательные плотики, тянущиеся по борту, отбрасывали тени на сияющую белизной палубу. Снаружи было так же пусто и мрачновато, как и у нее в душе, и Джейн, с усилием отвернувшись, уставилась на танцующих, заставляя себя прислушиваться к музыке. Колин, весь понимание и сочувствие, покуривая, смирно сидел рядом, а когда принесли кофе, налил ей сперва одну чашку, потом другую. Постепенно головокружение прошло, стало лучше.

— Пойдемте же, — нетерпеливо сказал Колин, беря ее за руку, — жаль, если так и просидим здесь весь вечер.

И, подняв ее на ноги, сразу принялся танцевать.

Лица их были почти на одном уровне, и Джейн смогла, наконец-то, рассмотреть его поближе. Он вовсе не был таким юным, каким показался с первого взгляда, в золотистых волосах уже протянулись серебряные нити. На расстоянии незаметны были ни морщинки вокруг глаз и у рта, ни довольно-таки жесткое выражение лица. Словно сама его белорукость и розовокожесть скрывали истинный характер, и Джейн в очередной раз запретила себе расслабляться в его присутствии. Колин, конечно, сохранил бы ее тайну, но как-то не хотелось искушать судьбу и, не дай Бог, закончить, как Гоутон.

— Э-эй, Джейни! Чем-то обеспокоены?

Она качнула головой.

— Я думала о том, что девушке все-таки не стоит разъезжать по круизам одной. Хочется ведь и поговорить с кем-нибудь, хоть иногда.

— Вы можете поговорить со мной.

— Я не совсем то имела в виду.

— Только не вздумайте обращаться к Клер, если вам нужна наперсница. Когда вы сегодня уволокли за собой Дрейка, она была в ярости.

— Знаю. Она уже сказала.

— В самом деле? — Колин нахмурил брови, такие светлые, что их было почти не видно. — Я бы на вашем месте, Джейни, не придавал значения ее словам. Она может быть дьявольски злобной, когда хочет.

Джейн ничего не ответила, только вздохнула, и тогда Колин, обхватив ее за талию, завертел в таких сложных па, что пришлось сосредоточиться только на танце.

Сконцентрировавшись на одном, она уже ни о чем другом не думала, и вечер покатился своим чередом. За их столик уселся Грег Пирсон с девушкой из Западной Африки в льняной хламиде. Чуть раньше в разговоре девушка обронила вскользь что-то о "папочкиных золотых приисках", тем самым дав Джейн пищу для новой статьи.

Прошло уже довольно много времени, когда Джейн заметила Стефена и Клер. Они сидели среди каких-то немолодых мужчин, куривших сигары, и женщин, увешанных драгоценностями. В центре компании был тучный человек с шапкой седых волос, бурно жестикулировавший коротенькими ручками, в котором Джейн сразу же признала Динки Говарда. Судя по всему, он рассказывал что-то необыкновенно смешное, и Стефен, запрокинув голову, хохотал вместе со всеми. Джейн опять разозлилась, особенно увидев, как он подает руку Клер, приглашая на танго, которое как раз заиграл оркестр.

Парой они были просто потрясающей, оба высокие, смуглые, с движениями умелыми, полными грации. Вот уж чего Джейн ожидала от Стефена меньше всего, так это умения танцевать, уверенная, что подобное развлечение он считает пустой тратой сил. Однако же танцором он оказался действительно прекрасным, и все глаза были прикованы к нему и этой испанской красотке в его объятиях. А когда музыка умолкла, раздался взрыв аплодисментов, и Клер гордо вздернула подбородок, оставив руку по-хозяйски лежать на плече партнера.

Впрочем, ее сияющий гордой радостью взгляд потускнел, едва оркестр заиграл Пола Джонса, и к ней в одну минуту подлетел сэр Брайан Пендлбери, а Стефену в пару досталась низенькая толстуха в розовом дамасковом платье.

— О, это нельзя пропустить.

Грег Пирсон вскочил на ноги и потянул Джейн.

— Но ведь играют же Пола Джонса, — запротестовала она. — Мы не сможем…

Но, не успев договорить, она оказалась в кольце других рук и вскоре уже переходила, кружась, от одного партнера к другому. Музыканты поддали темпа, а Динки Говард, довольный тем, что так много народу дружно стаптывает каблуки, махнул оркестру продолжать. Джейн оглядывалась, высматривая Колина, но он волчком вертел вокруг себя розовый дамаск, и Джейн не сдержала улыбки при виде его страдальчески-обреченного лица.

Музыка снова переменилась, Джейн подхватила новая пара рук. На их прикосновение тело отреагировало таким трепетом, что, и, не поднимая головы, она уже поняла, кто ее партнер. От волнения оступилась, споткнулась — объятия стали теснее.

— Слишком много танцев для такой маленькой девочки в столь поздний час, — произнес низкий голос. — Почему нынче вечером Джейн ведет себя, как Джейни?

— Но они ведь нераздельны. Я — и Джейн, и Джейни.

— Ну да, маленькая неумеха и Мата Хари в одном лице, — хмыкнул он. — В чем дело, Джейн, я вас чем-нибудь обидел?

— Разумеется, нет. А почему вы спрашиваете?

— Потому, что у дверей в этот зал вы прошли мимо меня, как мимо пустого места.

— Но я вас действительно не видела.

— Вздор! Если б я…

Тут опять заиграли другую мелодию, и, видя, как к ним с явным намерением пригласить Джейн направляется какой-то мужчина, Стефен схватил ее за руку и вытолкнул за дверь, находившуюся прямо за спиной. Не выпуская руки, повел по палубе, пока танцзал не скрылся из виду, а звуки музыки стали едва слышны.

— Как хорошо побыть в тишине, — произнес он и, продолжая держать ее за руку, прислонился к перилам.

А она острее обычного ощущала его близость, исходивший от тела жар, резкий запах лосьона, смешивавшийся с ароматом сигары. Но за всем этим чувствовались волнующий запах мужского тела, тепло кожи, и сразу захотелось тесно, всем телом прижаться к нему и закрыть глаза "И чего стоит вся эта пресловутая эмансипация!" — с горечью подумала Джейн. Один лишь взгляд, одно прикосновение стоящего мужчины — и все помыслы о свободе сметены властным желанием быть завоеванной и подчиниться!

Она попыталась вырвать руку, но его пальцы только сильнее сжались.

— Ну, уж нет, — сказал он. — Теперь-то не убежите. Я хочу получить ответ на свой вопрос.

— Какой вопрос?

— Почему вы вдруг обдали меня холодом?

Она заколебалась, не рассказать ли правду, но потом решила — не стоит. Узнай он причину гнева, вполне может сообразить, отчего это ее так задело. И незачем ему знать правду. Незачем знать, что она его любит. Вот оно! Наконец-то, она откровенно призналась себе в том, что подсознательно почувствовала уже с самой первой встречи. Она любит его. И от охватившей ее дрожи, Джейн даже прислонилась к перилам, ощутив плечами их холод и задрожав еще сильнее. Как же можно любить едва знакомого человека? Человека, столь же недостижимого, словно он находился на другой планете?

— Так как, Джейн, — произнес он прямо в ухо. — Вы ведь не ответили на мой вопрос.

— Так нечего… нечего отвечать. Вы меня просто неправильно поняли. Я хотела сказать… ну, объяснить, что вовсе не обязательно и дальше быть со мною таким добрым и любезным.

— Но мне самому нравится быть с вами и добрым, и любезным, хотите вы того или нет.

Она молчала, продолжая смотреть на темное море, на посеребренные луной гребешки волн. Стефен пошевелился за спиной, и вдруг вместо нежного касания легкого ветерка на ее плечи обрушились сильные, тяжелые руки. Впились в нежную кожу, потом, скользнув вниз, стиснули груди. Она задрожала и, пытаясь вырваться, повернулась к нему лицом. И не узнала: глаза превратились в узкие щелочки, запавшие щеки придавали его лицу демонический вид, а рот… Рассмотреть рот она уже не успела, а просто ощутила на своих губах. Ни отвернуться, ни вырваться… Ею овладели чувства, совершенно незнакомые, — страх, экстаз и всепоглощающее желание слиться, раствориться…

Он целовал ее снова и снова, пока все ощущения не возопили в ней, что еще чуть-чуть — и будет поздно. Изо всех последних сил Джейн рванулась, и он отпустил ее так резко, что пришлось прижаться к перилам.

— Прошу прощения, — охрипшим голосом произнес Стефен. — Не следовало этого делать, все — море, теплоход. Я же говорил, что он рушит всякие преграды и запреты, верно?

И, не сказав больше ни слова, повернулся и широкими шагами пошел по палубе и пропал на одном из трапов, оставив Джейн наедине с тенями, морем и несущимися в бешеной скачке мыслями.

Глава шестая

Поутру Джейн сочла свое вчерашнее поведение совершенно необъяснимым. При свете солнца все страхи показались нелепыми, и она разозлилась на себя за то, что не передала Стефену слов Клер. Опасения же, будто он догадается о ее чувствах, были, скорее всего, надуманными и потому беспочвенными. И в самом деле, он скорее уж заподозрит что-то, если она и дальше будет вести себя так же по-детски. Единственно правильное решение — притвориться искушенной, дать понять, будто ее вовсе не интересует, почему ему вздумалось приглашать ее в Канны.

Покончив с завтраком, Джейн вышла на палубу и, не обращая внимания на суету около бассейна, устроилась в шезлонге с подветренной стороны маленькой шлюпки, закрепленной на шлюпбалках прямо над головой, — идеальное место, защищавшее и от ветра, и от солнца.

Едва она раскрыла журнал и принялась читать, как на страницу упала чья-то тень, и рядом уселся на корточки Колин.

— А я-то расстарался и занял вам место у бассейна, — укоризненно произнес он. — Как не стыдно прятаться!

Джейн рассмеялась.

— Да если б я хотела спрятаться, то, поверьте, нашла бы куда более подходящее место. Просто сегодня что-то не хочется сидеть на палящем солнце.

От его откровенно восхищенного взгляда, она, в своем крохотном розовом бикини, залилась краской смущения.

— Краснея, вы становитесь похожи на клубничку, — усмехнулся Колин и наклонился поближе. — И мне очень нравится эта белая подвязочка на ваших волосах.

В смехе растворилась некоторая неловкость.

— Это не подвязочка, Колин, а головная повязка. Когда я смазываю лицо маслом для загара, она удерживает волосы, чтобы они не пачкались.

— Вам не нужно никакое масло, вы и так уже прелестного золотистого цвета. Для блондинки — очень необычный загар.

— Что за комплименты, Колин! Теперь-то мне понятно, откуда у вас такая репутация.

— Надеюсь, вы не верите ни единому слову, напечатанному обо мне в газетах. Я уже остепенился.

— Но еще не настолько, чтобы попасться в чьи-нибудь брачные сети. Впрочем, это не мешает вам оставаться завидным женихом.

Он прищурился от солнца.

— Рад, что вы так считаете. Вы ведь и сами — завидная невеста. — Он положил руку ей на локоть, и Джейн с удивлением отметила, какая красивая это рука, удлиненная, изящная, пальцы тонкие, с идеальной формы ногтями. Такая рука больше подошла бы женщине.

Послышались шаги, Джейн попыталась отнять руку, но Колин выпустил ее, только заслышав тягучий голос Клер.

— Так и думала, что найду тебя здесь, Колин. Ты забыл, что у нас сейчас соревнования по серсо[11]?

Он поднялся с самым беззаботным видом.

— Боюсь, да. Прости, Клер.

— Если не хочешь играть, так я найду другого партнера.

— Не заводись, разумеется, я буду играть.

Улыбнувшись, Колин поплелся следом за Клер, а Джейн наблюдала за ними, забавляясь и чуточку недоумевая. Для женщины, откровенно демонстрирующей полное равнодушие к Колину, Клер обращалась с ним на удивление по-хозяйски. Хотя она, вероятно, вообще относилась к тому типу женщин, которые, едва лишь взглянув на мужчину, тут же начинают обращаться с ним именно по-хозяйски.

"Да от нее не отказался бы любой мужчина на этом теплоходе", — раздраженно подумала Джейн и снова углубилась в журнал.

Даже в тени было жарко, и волосы на затылке завились влажными колечками. Судно двигалось по гладкому, словно атлас, морю, в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения даже слабого ветерка. Буквы плыли перед глазами, и, зажмурившись, Джейн откинулась на спинку шезлонга. Плеск воды в бассейне, смех, случайные крики птиц высоко в небе слились в один убаюкивающий шум, и Джейн сама не заметила, как заснула.

Проснулась она резко, почувствовав, что кто-то смотрит на нее и, повернув голову, увидела Стефена.

— Вы напугали меня! — воскликнула она, быстро сев.

— Прошу прощения. Я уже хотел тихонечко уйти, но ты как раз проснулась.

— И давно ты уже здесь?

— С минуту, а что?

— Не выношу, если за мною наблюдают, когда я сплю. Меня это стесняет.

Он рассмеялся, сверкнув белыми зубами, особенно ярко выделявшимися на смуглом лице.

— Тебе нечего стесняться. Ты во сне выглядишь куда красивее, чем многие другие, бодрствуя.

Стефен разложил рядом другой шезлонг.

— Тем не менее, я рад, что ты проснулась, поскольку хочу извиниться за свое вчерашнее поведение.

— Да что ты, наоборот, это я вела себя глупо.

Он покачал головой.

— Не следовало тебя так целовать. Но вчера в твоей красивой наружности появилась еще и некая искушенность, и я забыл, что ты совсем дитя.

— Я вовсе не дитя, — возразила Джейн, — хоть и вела себя, надо признаться, совершенно по-детски. — Она смотрела не на него, а напряженно вглядывалась в далекий горизонт. — Ты совершенно справедливо обвинил меня тогда в подчеркнутой холодности. Я разозлилась потому… потому, что ты… — Она умолкла в нерешительности, а потом с отчаянной решимостью, словно бросаясь в холодную воду, докончила: — Знаю, что выглядела ужасно глупо, когда упала в бассейн, но жалеть меня было совершенно не обязательно.

— Жалеть?

— Ну да. Ведь именно поэтому ты и пригласил меня на прогулку в Канны, разве нет?

Втайне надеясь, что он станет отрицать, она очень огорчилась, не услышав ничего подобного.

— Так значит, Клер проболталась, — медленно произнес он. — Это следовало предполагать.

В затягивающемся молчании Джейн особенно остро ощущала рядом его присутствие. Хотелось вскочить и убежать, но такое поведение показалось бы еще более детским. Как можно было проявлять такую неразумность? Как это она, всегда гордившаяся своим логичным и трезвым отношением к мужчинам, позволила себе так глубоко увлечься, да еще этим незнакомцем? Ведь он же, действительно, незнакомец — человека, с которым провела едва несколько часов, вряд ли можно назвать хорошим знакомым. Конечно, он был очень мил и любезен, но если взглянуть объективно, то сделал ничуть не больше, чем любой другой мужчина в подобных обстоятельствах, — приветил юную одинокую девушку, оказавшуюся в глупой ситуации. Считая ее равной себе по положению, просто неопытной, попытался таким образом помочь.

И все-таки интересно, как бы он отнесся в той же ситуации к настоящей Джейни Белтон, которая, без сомнения, не нуждалась бы ни в привечании, ни в помощи. Выросшая в богатстве и роскоши, Джейни не сомневалась, что весь мир — не более, чем поданная ей к коктейлю устрица. Приходится с горечью признать, что, присвоив чужое имя и облачившись в роскошные одежды, далеко не всегда удается с легкостью перекинуть мостик из одного социального слоя в другой. Вот бы посмеялись, узнав все, Фрэнк Престон и Мэгги! Ведь они не однажды говорили — а она соглашалась, — что в хорошей одежде и с тугим кошельком можно где угодно чувствовать себя в своей тарелке. С каким горьким знанием дела она бы сейчас возразила им!

Джейн, стараясь по-прежнему не оборачиваться, пошевелилась в шезлонге. Было ли чувство неловкости и чуждости связано с тем, что приходилось выступать в чужом обличье? И какими были бы ощущения и поведение, находись она в этом круизе в качестве себя самой? Интуитивно Джейн понимала, что тогда не испытывала бы такого чувства вины и тревоги, а, следовательно, и не смущалась бы так легко. Разобравшись, хотя бы отчасти, в запутанных мыслях и ощущениях, Джейн успокоилась и снова пришла в нормальное расположение духа.

— И пожалуйста, не порицай меня за те причины, по которым я вчера пригласил тебя.

Голос Стефена так резко ворвался в размышления, что Джейн вздрогнула и уронила журнал. Он наклонился, чтобы поднять, положил журнал ей на колени и остался так, вполоборота, глядеть на нее.

— В этот круиз я отправился исключительно по рекомендации врачей, а не по собственному желанию и хотел лишь одного — остаться в одиночестве. Но этому не суждено было сбыться из-за одной маленькой светловолосой глупышки. Наслышан я был о ней предостаточно и ничуть не сомневался, что не сочту ее привлекательной, но она, как ни странно, оказалась и на удивление хорошенькой, и приятной собеседницей. — Мелькнувшая было улыбка, тут же исчезла, словно он сообразил, что может быть неправильно понят. — Разумеется, я пригласил тебя потому, что пожалел. Любой настоящий мужчина на моем месте пожалел бы девушку, попавшую в такую неловкую ситуацию. Но ты не должна обижаться, что приглашение было продиктовано сочувствием. Не посочувствуй я тебе, никогда и не решился бы позвать с собой.

Джейн удивилась:

— А почему на это нужно было решиться?

— Потому, что тебе еще только девятнадцать. Я же гожусь тебе в отцы.

Усилием воли она удержалась, чтобы не выдать свой настоящий возраст.

— Тебе всего лишь тридцать пять. Совершенно незачем считать себя этаким Мафусаилом.

— Благодарю, — хмуро отозвался он. — Но возраст — далеко не всегда лишь число прожитых лет. Иногда я ощущаю себя таким утомленным и старым, что, кажется, никогда уже не смогу наслаждаться жизнью. А уж если к мужчине приходят такие ощущения и мысли, то остаются три пути, работать до изнеможения, пить до бесчувствия или… — Он умолк в нерешительности. — Или влюбиться в девушку, еще способную испытывать радость жизни. — Он вскочил, резко отодвинув шезлонг. — Вся проблема в том, Джейн, что первые два пути мне не подходят. Даже если б я и хотел работать — больше не могу. Уже получил настоятельные рекомендации полностью отключиться на несколько месяцев, не говорить и даже не думать о делах и не заглядывать в эти чертовы газеты! Что же касается пьянства, тем более беспробудного, — он пожал плечами, — то я к нему не склонен. Так что остается только третий путь.

Джейн внимательно вглядывалась, но не находила в его лице ни малейшего признака нежности, только злость на то, что оказался в таком положении. Если и остались в мире мужчины, сознательно стремящиеся не зависеть от собственных эмоций, то Стефен Дрейк, безусловно, относился к их числу. Она же каким-то загадочным образом, сама того не желая, сумела проникнуть за стену, возведенную им между собой и внешним миром, и теперь он ненавидел за это и ее, и себя. Душу охватили волнение и трепет, ладони стали влажными. Джейн не знала, что и сказать, но интуитивно понимала — лучше всего ничего не говорить.

— Иди сюда, Стефен, садись. — Голос был спокоен и сдержан, словно они говорили о погоде. — Вид у тебя усталый, и лучше не стоять на солнце.

Он снова опустился в шезлонг и прикрыл глаза. На щеке подрагивала мышца, а лицо под загаром сильно побледнело. Врачи, без сомнения, были правы, порекомендовав ему отдохнуть, поскольку после такого объяснения он выглядел совершенно обессиленным. Очень хотелось протянуть руку и дотронуться до него, но нельзя — такой жест может оказаться неприятным. Опасение и счастье боролись в душе, а потребность сказать правду была так велика, что Джейн не выдержала:

— Стефен, я…

— Простите, это не вы — мисс Белтон?

Она резко повернулась и увидела стюарда с сине-белым конвертом.

— Да, я Джейни Белтон.

— Вам телеграмма, мисс. Отдав конверт, стюард ушел, а Джейн торопливо вскрыла конверт и прочла:

"ПРИЯТЕЛЬ ПРИХОДИЛ В СОЗНАНИЕ ВСЕГО НА НЕСКОЛЬКО МИНУТ НО БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛ ТЧК УЗНАЛИ ИСКОМАЯ ЛИЧНОСТЬ КУПИЛА БИЛЕТ В ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ ТЧК ПОИЩИ ИМЯ В СПИСКЕ ПАССАЖИРОВ ТЧК ЛЮБЯЩИЙ ПАПА СЕДРИК"

Джейн скомкала телеграмму и, подойдя к борту, швырнула в воду, глядя, как сине-белый комочек ныряет в волнах.

"Поищи в списке пассажиров". Но в этом не было необходимости, она и так знала человека, решившего отправиться в круиз в последний момент. Не только знала, но и любила. Она обернулась и посмотрела на того, кто отдыхал в нескольких ярдах от нее. "Нет, — прошептала с отчаянием, — только не Стефен".

Нетвердыми шагами Джейн вернулась к шезлонгу и села. Нет, невозможно. Какая ему нужда красть "Лоренц", да и вообще принимать участие в грабежах? Вряд ли из-за недостатка в деньгах. А тогда зачем? Невольно на ум пришли слова, сказанные им еще в начале знакомства: "Единственное, что делает жизнь мало-мальски стоящей вещью, — это опасность, понимание, что ты — один против всех, что одна оплошность — и потеряешь все".

Так мог ли Стефен, пресыщенный властью, осознающий, что ему нет равных, решиться пощекотать нервы борьбой со Скотланд-Ярдом? Мысль была так нелепа, что Джейн тут же отбросила се. Чего только не нафантазируешь из-за любви. Стефен сел на теплоход в последнюю минуту только потому, что совершенно не хотел ехать. И нет за этим никаких преступных доводов или тайных мотивов, кроме нежелания бездельничать несколько долгих недель. Судя по тому, как он тут лежит, бледный и обессиленный, то, и в самом деле, он мог бы серьезно заболеть, если б не подчинился требованию врачей. Властвовать в целой газетной империи — слишком тяжелая задача для человека, сознающего свое одиночество, даже если в этом одиночестве он виноват сам.

Она устремилась было мыслями в будущее, но тут же одернула себя. Не следует заглядывать далеко, и Джейн, всегда подтрунивавшая над Мэгги, утверждавшей, что предпочитает жить сегодняшним днем, и вообще, данным моментом, решила вдруг поступить так же и наслаждаться, сколько судьба отпустит, радостью быть рядом с мужчиной, от одного только взгляда которого, вся сила и воля улетучивались, как дым.

Стефен заворочался.

— Должно быть, я заснул. Прости, Джейн.

— Все нормально. Не стоит беспокоиться по таким пустякам. Тебе это вредно.

— Ты говоришь в точности, как мои врачи! — рассмеялся он. — Надеюсь, не начнешь хлопотать и суетиться вокруг меня?

— Еще чего! Ты уже достаточно взрослый, чтобы самому заботиться о себе.

— А вот ты — нет. Удивительно, как это отец отпустил тебя одну. Хорошенькая девушка не должна выезжать никуда без какой-нибудь "дуэньи".

Вздрогнув, Джейн подумала, не просочились ли слухи о дружбе Джейни с Тедом Уиллсом.

— Не нужна мне никакая "дуэнья". Времена королевы Виктории кончились давным-давно! Как бы там ни было, но я привыкла полагаться на себя.

— Твоя мать умерла? — мягко спросил он.

— Да. — Джейн вспомнила свою мать и погрустнела. — Когда мне было четырнадцать лет. В таком возрасте плохо терять мать, особенно девочке.

— Терять мать плохо в любом возрасте, — заметил он. — У меня уж старость на носу, а я с ужасом думаю, что когда-нибудь все-таки потеряю свою мать. Кстати, она тебе понравится, Джейн. — Тон его неожиданно переменился. — Она у меня закоренелая бродяга по белу свету, и никогда не известно, где окажется через месяц.

— С удовольствием познакомлюсь с ней, — с живостью откликнулась Джейн.

— Я договорюсь, когда вернемся. Надеюсь, ты останешься на судне до конца круиза?

— Ну да. А что, разве кто-нибудь собирается сходить?

— Некоторые намерены остаться в Афинах. Я тоже было хотел, но теперь совсем не уверен в этом.

По его лицу снова пробежала тень, и снова Джейн ничего не сказала. Любовь к ней Стефена — это счастливая случайность, дар судьбы, но чтобы заставить его понять и принять истину, понадобится весь опыт и бездна женской хитрости.

Джейн поднялась.

— Пойду переоденусь. Скоро обед.

— Может, встретимся в баре и выпьем по бокалу?

— Вот это да, никак ты считаешь меня достаточно взрослой, чтобы пить не только апельсиновый сок?

— Учитывая проявленную тобой мудрость в отношении меня, — ворчливо отозвался он, — я намерен позволить тебе перно [12]!

Входя в каюту и переодеваясь в изумрудно-зеленое открытое платье, Джейн продолжала улыбаться. Глянула в зеркало: лицо слегка блестит, но это ничего, а вот губы надо оживить коралловой помадой, в тон маникюру. "Да, а ручки-то у меня совсем не такие, какие должны быть у богатой наследницы, — пальцы отнюдь не аристократические, ногти короткие от постоянной работы на машинке", — досадливо поморщилась Джейн, закрывая дверь.

Бар находился на верхней палубе, рядом с рестораном. Одна переборка была полностью стеклянной и открывала чудесный вид. Сидишь на обитых алой и оранжевой кожей высоких табуретах, а впечатление будто прямо на волне. Когда Джейн вошла, все места, как обычно, оказались заняты, и было уже шумно. Высмотрев Стефена, она с неудовольствием заметила рядом Колина и Клер, но направилась к ним.

До сего момента Джейн была довольна своим видом, но теперь, глядя на Клер в зауженных книзу шелковых брючках, шелковой же алой рубашке в тон, с тонкой талией, туго охваченной широким черным шарфом с длинной бахромой, вынуждена была признать ее превосходство.

"И вечно в ее присутствии я чувствую себя так, словно только вчера вылезла из пеленок!" — раздраженно подумала Джейн и, завидев официанта, с вызовом заказала "Кампари" с содовой.

Стефен удивился.

— А не слишком горько будет?

— Зато предпочтительнее молока, — сердито ответила Джейн, видя, как он хмурится.

Колин закашлялся и выложил на стол пачку сигарет.

— Думаю, вам будет приятно услышать, что мы выиграли соревнования по серсо. Клер на редкость метко бросает кольца.

— Да, но сейчас пришла пора, когда я с удовольствием поймала бы хоть одно, — протянула Клер. — Девушки вроде Джейни взрослеют так быстро, что поневоле начинаешь ощущать свой возраст.

— Вовсе незачем по такому поводу выпрыгивать из кожи вон. — Высокий голос Колина прозвучал весьма холодно. — В наше время двадцать семь лет — еще не возраст для женщины.

— Для женщины, каков опыт — таков и возраст.

Прислушиваясь к разговору, Джейн спрашивала себя, нет ли в этих словах скрытого смысла, поскольку в голосе Клер слышалась плохо сдерживаемая ярость, свидетельствующая о бешеном, неуправляемом нраве. Неужели она, и в самом деле, настолько обеспокоена своим незамужним положением? Видя перед собой эту красавицу с блестящими черными, как вороново крыло, волосами, белым, нежным, словно у мадонны, лицом, Джейн сочла такую мысль совершенно нелепой.

Клер склонилась над бокалом мятного frappe[13], придерживая его рукой и звякнув тяжелым золотым браслетом из монет.

— Какая прелесть! — воскликнула Джейн. — Всегда хотела иметь что-то подобное.

— Их коллекционировал отец, — пожала плечами Клер. — А когда умер, мать отдала их мне.

У Джейн от волнения даже пересохло в горле. Вокруг стало тише, и она вдруг испугалась, что думает слишком громко и ее могут услышать другие.

— А можно взглянуть поближе? — попросила самым невинным тоном.

Клер протянула руку, и Джейн принялась разглядывать монеты. Монеты были самые разные, размером с шиллинг, с полукрону, многие с гравировкой, одна или две — инкрустированы драгоценными камнями, но ни на одной не нашлось буквы "Л", и Джейн отодвинулась. Разумеется, было ребячеством надеяться. Такую кражу, конечно же, не могла совершить женщина.

— Вот не знал, что ты интересуешься монетами, — раздался голос Стефена. — У меня у самого изрядная коллекция.

— В самом деле?

Сердце у Джейн подпрыгнуло. И хотелось, чтобы он продолжал, и боязно, было, услышать.

— Это мое хобби. По крайней мере, началось все, как хобби, но теперь, пожалуй, уже и вложение денег.

— Многое начинается, как хобби, — вмешался Колин, — а потом превращается либо во вложение денег, либо в настоящую манию. Впрочем, меня-то собирание монет никогда особенно не привлекало. Уотерфордское стекло — это да, это мне нравится.

Джейн потеряла нить разговора и всей душой жалела, что обратила внимание на браслет Клер. Подозрения снова охватили ее, шипящими змеями шевелясь в мозгу. Конечно, поводы для сомнений были незначительными, слабыми, словно тонкие, непрочные ниточки, но ведь и тонкими ниточками, если они свиты в прочную веревку, можно связать, привязать и даже задушить.

— А вы, Джейни? — спросил Колин.

Она повернулась так быстро, что едва не выронила бокал.

— Простите, я не расслышала вопроса.

— Мы говорили о драгоценностях, и Клер удивилась, что вы никогда ничего не носите.

— Может, отец Джейни считает, что ей еще рано, — не преминула куснуть Клер, как всегда растягивая слова.

— Нет, просто у меня их столько, — подражая тягучему голосу Клер, парировала Джейн, — что они мне все надоели. Я отнесла свою шкатулку корабельному казначею и не испытываю ни малейшего желания забирать обратно.

Колин взъерошил светлые с серебром волосы.

— А жаль. Я всегда считал, что драгоценности только подчеркивают женскую красоту. А вы, Стефен?

— Некоторые — да. Но некоторые настолько великолепны сами по себе, что просто притягивают все внимание.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, — заявила Клер. — Будь у меня столько денег, сколько хочется, я бы коллекционировала драгоценности и держала бы их в шкатулке на бархате.

― Совершенно верно, — подтвердил Стефен. — Рубины и сапфиры лучше всего смотрятся на черном бархате. А на коже теряют всю свою глубину. Пожалуй, один лишь жемчуг становится лучше, когда его носят.

Джейн сидела ни жива, ни мертва. Слишком многое указывает на Стефена, и вряд ли это — случайное совпадение.

— А алмазы? — спросила она чуть громче, чем следовало.

— Алмазы?

Черные глаза прищурились.

— Да, алмазы. Они тоже относятся к тому типу драгоценностей, что лучше всего выглядят на бархате?

— Это зависит от самого алмаза, — последовал уклончивый ответ. — Каждый нужно оценивать по своим достоинствам. Крупные, разумеется, носить не следует. А если уж и носить, то самое подходящее место — царская корона или скипетр. Для обычных женщин лучше всего подходят камни небольшие, в десять — двенадцать карат.

— Обычно женщины частенько не могут себе позволить даже один-два карата, — сухо заметила Джейн. — Однако большинство, если бы им предоставили возможность, предпочли бы алмазы, как можно крупнее.

— Стефен прав, — сказала Клер. — Крупные алмазы смотрятся не лучшим образом. Лично я предпочла бы хранить их в банке… в денежном эквиваленте.

Мужчины расхохотались, и громче всех — Колин, которому это показалось особенно забавным.

— Уж не ты ли, случайно, украла знаменитый "Лоренц"? — усмехаясь, спросил он.

Клер отставила бокал.

— Ну, нет, я слишком ценю жизнь, чтобы пойти на подобную глупость.

— А причем тут жизнь? В наше время похитителей драгоценностей уже не приговаривают к смертной казни.

— Однако все же сажают в тюрьму, а для меня это равноценно смертному приговору. При всей тяге к драгоценностям я слишком осторожна, чтобы подвергать себя подобным неприятностям.

— А я понимаю похитителей, — заявил вдруг Стефен. — Все эти драгоценности, скопившиеся в музеях, лишь раздражают людей. Говорю не только о драгоценных камнях, но и о живописи и произведениях искусства. Если б я родился в прежние времена, то, наверное, стал бы благородным разбойником.

Джейн облизала, неожиданно пересохшие, губы.

— Отбирал бы у богатых и отдавал бедным? Так это и в наше время можно сделать, причем не прибегая к грабежу.

— Хочешь сказать, я могу попросту раздать свои деньги? — Стефен резко повернул голову. — Конечно, могу, да только скучно вот так взять и просто раздать. Нет, Джейн, такое не для меня. В мечтах я вижу себя Робин Гудом.

Клер что-то говорила в ответ, но потрясенная Джейн ничего уже не слышала. Подозрения неуклонно превращались в уверенность, и она пыталась бороться. Ведь никаких конкретных улик не было, только случайные слова, которые можно толковать и так, и сяк. "А я толкую, ведомая страхом и подозрениями, и все из-за любви к Стефену".

Джейн так погрузилась в размышления, что, только почувствовав на плече руку Стефена, поняла: все поднялись и собираются идти обедать.

— Может, хочешь еще аперитив? — спросил Стефен. — Ты ведь присоединилась к нам позже.

— Нет, спасибо. — Она тоже встала. — Я могу сделать это за обедом.

Когда все расселись по местам в ресторане, Джейн даже обрадовалась, что осталась с Колином. По крайней мере, не нужно стараться изо всех сил изображать веселье, которого не ощущала. До смерти хотелось убежать к себе в каюту и попытаться привести мысли в порядок.

— Что случилось, Джейни? — спросил Колин. — Вы, кажется, чем-то расстроены. Поссорились со Стефеном, да?

— Нет. Да ничего не случилось, честно, ничего.

— Ну, значит, тогда вас что-то беспокоит. Расскажите же, облегчите душу.

Джейн покачала головой, но по лицу Колина увидела, что он не удовлетворен. Еще в самом начале знакомства она поняла, что он вовсе не глуп, и теперь не изменила своего мнения. Совсем наоборот, чем больше узнавала его, тем лучше понимала, что он — тонко чувствующий человек. И потому, конечно, меньше всего на свете хотела, чтобы он начал допытываться.

— Да, действительно, — торопливо проговорила Джейн, — это из-за Стефена. Мы не поссорились, но… наверное, вы сочтете это ребячливостью, только я…

Она умолкла, судорожно пытаясь что-то придумать.

Однако Колин счел ее сомнения за смущение и докончил фразу сам:

— Этот парень вам нравится, не так ли? Это видно за милю, так что даже не пытайтесь отрицать.

— Да, нравится. Он совершенно другой.

— Другой? А мне казалось, у вас много знакомых такого типа.

— У меня много знакомых богачей, но среди них нет ни одного молодого и настолько привлекательного, присутствующие, разумеется, не в счет.

— Благодарю за любезные слова, Джейни, но в них нет необходимости. Когда Стефен вчера вечером уволок вас из танцзала, я все понял. Ну же, расскажите старому дядюшке Колину, из-за чего вы поссорились, а я посмотрю, чем можно помочь горю.

Джейн задумалась. Удивительно, Колин, только вчера вечером с таким трепетом смотревший на нее, совершенно спокойно смиряется с тем, что ей нравится другой. А может, именно так и должен реагировать нормальный мужчина в подобной ситуации? В конце концов, он ведь не юнец неопытный, а отношения с Джейн могли быть не более чем легким флиртом.

— Так как, — повторил Колин, — расскажете, из-за чего произошла ссора?

— То была даже и не ссора. Просто я еще столько о нем не знаю.

— Это не причина для такого убитого вида, — удивленно заметил Колин. — Я уж думал, вы получили страшный нагоняй.

— Нет, наверное, вам все-таки будет трудно понять, — вздохнула она. — В своем кругу вы все обо всех знаете. Я имею в виду, что все вы ходили в одни и те же школы и посещали одни и те же танцклассы!

— Можно подумать, что вас это миновало! — Глаза его округлились. — Вы так говорите, словно пришли из другого мира.

— Из другого поколения, — торопливо поправила она. — Стефен и я никогда не ходили в один танцкласс.

— Да уж, наверное, нет. Вас в то время еще катали в колясочке! Так вы этим обеспокоены — тем, что не танцевали вместе в детстве?

Джейн рассмеялась.

— Конечно, нет. Но мне хотелось бы больше знать о нем.

— О, этого хотелось бы очень многим. Дрейк всегда любил таинственность. Родом он из очень богатой семьи, но отец промотал кучу денег. Промотал бы и больше, если б мог, но большая часть принадлежала жене. Вероятно, потому-то он никогда не пытался от нее уйти. Стефен был единственным ребенком и, насколько я понял, ненавидел своего старикана. Едва закончив Оксфорд, отправился за границу, кажется, в Канаду, и вернулся, только когда отец заболел. Один знакомый парень мне рассказывал. По его словам, Дрейк-старший понял, что не может больше управлять своей империей. Пошли разговоры о свертывании дела, и он, думаю, просто почувствовал, что если не назначит себе преемника, то все, им созданное и построенное, пойдет прахом. Как бы там ни было, но Стефен вернулся, и они вдвоем принялись латать дыры. Но пока отец не умер, Стефен так и не был настоящим хозяином. Смерть старика словно развязала ему руки, с тех пор он и стал набирать силу.

Джейн вздохнула.

— Интересно, были ли между Стефеном и отцом какие-нибудь родственные чувства, хотя бы к концу, или же ничего, кроме долга и самолюбия, сведших их вместе?

— Смею заверить, отца и сына довольно часто связывают только эти два чувства, — цинично заметил Колин.

— О мужчинах, которых знаю я, этого не скажешь, — возразила Джейн.

— Тогда мы вращались в разных кругах.

Понимая, насколько он прав, она промолчала, а Колин продолжил свой рассказ:

— Многие любопытствовали, чем же Стефен занимался за границей, но никому не посчастливилось этого узнать. Одни утверждали, что он фермерствовал где-то под Ванкувером, другие — что занимался контрабандой и незаконным ввозом оружия в Карибский бассейн!

— Вот в это я не верю.

— Что ж, а я не представляю его в роли фермера, — покачал головой Колин. — Ввязываться в опасные дела и рискованные предприятия ему как раз больше свойственно.

Джейн задела вилкой о тарелку. Странно, но Колин тоже заметил эту склонность Стефена. То ли он солидарен с ним во взглядах на мужскую жизнь, то ли инстинктивно почуял таящуюся под спудом силу, зажатую в кулак агрессивность.

— А давно ли он в Англии? Последние три года его имя мелькает в новостях, а раньше?

— Думаю, года четыре. Да, действительно, сегодня утром Клер как раз упоминала об этом. Они со Стефеном обменивались о чем-то замечаниями, и он сказал, что живет в Англии с августа пятьдесят седьмого года.

— С августа пятьдесят седьмого?

Эти слова, на первый взгляд совершенно невинные, ткнули в Стефена еще одним пальцем подозрения. Или же то было все-таки роковое совпадение, что беспримерные по наглости и фантазии кражи драгоценностей и произведений искусства начались ровно через месяц, как нога Стефена ступила на берег этой страны?

Глава седьмая

Джейн решила сразу же после обеда, сославшись на головную боль, вернуться к себе в каюту, но не успела отложить скомканную салфетку и отодвинуть стул, как за спиной раздался голос Стефена:

— Я уже пять минут пытаюсь привлечь твое внимание.

Джейн избегала его взгляда.

— Что-нибудь случилось?

— А что, разве так просто уже нельзя подойти? — Голос его был едва слышен. — Я бы очень хотел видеть тебя за своим столиком, но, к сожалению, сам ничего не могу изменить. Сегодня же вечером попрошу Динки Говарда.

— Не надо, — торопливо возразила Джейн. — Это будет невежливо по отношению к Колину.

— К черту Колина! — заявил Стефен, смягчая резкость слов улыбкой соседу Джейн.

Так, между двумя мужчинами, она и вышла из ресторана, вздохнув с облегчением, когда на выходе к ним присоединилась Клер.

— Может, сыграем в серсо "двое на двое"? — предложила Клер.

— Нет, у меня голова раскалывается, — отказалась Джейн. — Пойду прилягу в каюте.

— Лучше подышать свежим воздухом, — посоветовал Стефен. — Я записал за нами те шезлонги, так что они свободны.

И, не дожидаясь возражений, втолкнул ее в лифт, в две секунды поднявший их на главную палубу.

Усевшись рядом, как тогда, он уставился таким испытующе выжидательным взглядом, что Джейн поняла: он не успокоится, пока не удовлетворит свое любопытство.

— У тебя и в самом деле болит голова, или же Клер опять сказала что-то неприятное?

— Нет, Клер здесь ни при чем. И никто ни при чем.

— Тогда в чем дело? Почему только что в ресторане ты так неприязненно отреагировала на меня?

— Без всяких причин. Прости, Стефен, наверное, я забыла сказать, что подвержена перепадам настроения. Как и большинство девушек в моем возрасте.

— Перепады настроения свойственны девушкам не только в твоем возрасте, — пошутил он, но, не получив ответа, ворча, откинулся на опущенную спинку шезлонга и закрыл глаза.

Довольно долго Джейн сидела, погруженная в размышления, но постепенно поддалась неожиданно навалившейся усталости и опустила отяжелевшие веки.

— Мисс Белтон, дорогая моя! — сюсюкающий голос вырвал ее из дремы, и, подняв голову, она увидела Динки Говарда.

Со сложенными на груди ручками, быстро-быстро помаргивая глазками, он напоминал птичку, этакую помесь сороки, малиновки и орла.

— Давно хочу поговорить с вами, дорогая мисс Белтон, но все время вижу вас в обществе нашего милого мистера Дрейка.

Взглянув на лежащего с закрытыми глазами Стефена, он понизил голос до шепота.

Джейн тоже посмотрела на Стефена и по подрагивающим векам, поняла, что он только притворяется спящим. Тогда она поднялась и пошла в дальний конец палубы.

— Конечно, конечно, — шепелявил Говард, с готовностью семеня за нею. — Мы ведь не хотим мешать нашему милому другу, правда? Он же так устал, так устал. Впрочем, ничего удивительного, как подумаешь, с каким напряжением он работает… Так ведь и я, знаете ли, деточка, не ленюсь. Вы не представляете, сколько сил отнял у меня этот круиз…

Джейн слушала и смотрела, дивясь и не веря глазам своим. Никогда бы не подумала, что такой характер, как у Динки, существует не в придуманных романах, а в жизни. Однако же вот он, шумный, как сама жизнь и еще более удивительный.

— Я, разумеется, обещал вашему батюшке приглядеть за вами, — продолжал Динки елейным голоском, — но, увидев, как вместо меня прекрасно справляется мистер Дрейк, решил оставить вас в покое.

Он сладко улыбнулся, склонив голову набок и явно ожидая, что Джейн тоже улыбнется.

Она так и поступила, мысленно сочиняя очередную статью для "Морнинг стар". Этот разговор с Динки Говардом весьма кстати! Помня, что так и не добилась, невзирая на все усилия, даже пятиминутного интервью от него, она теперь забавлялась вовсю своим неожиданно переменившимся положением.

— А вы нисколько не похожи на батюшку, — продолжал рассыпаться Динки. — Должно быть, в матушку пошли?

— Да, — автоматически ответила Джейн. — А сколько народу участвует в круизе?

— Девяносто восемь человек. Не так уж и много для такого большого судна, зато у каждого своя отдельная каюта, да и обслуги побольше, чем на обычном теплоходе. Впрочем, и сам круиз необычен. Многие посмеиваются, считают, будто я зря трачу время, потакая капризам и слабостям элиты. Но элита как раз и нуждается в таком потакании. И потом, эксцентричность следует поощрять, вы не находите? Просто ужасно было бы жить среди совершенно одинаковых людей.

— Однако, вы могли бы как-нибудь по-другому поощрять самобытность.

— Наверное. Но мне и самому все это нравится! И, признаться, жаль богатых. Пока не появился я, они влачили такое скучное существование. Их жизнь вертелась по одному и тому же бессмысленному кругу: зимний спорт, Ривьера, Багамы, ну и, разумеется, поло! Льщу себя надеждой, что внес в их житие чуточку волшебства.

Неужели Динки верит в ту чушь, которую несет? Судя по лицу, верит, и даже очень.

— Однако вы не первый и не единственный занимаетесь капризами богачей. Есть ведь еще Эльза Максвелл, — напомнила Джейн.

— Ах, но это же мой дражайший друг и — величайший враг! Вот уж кто наверняка рвет на себе волосы, что не догадалась опередить меня с подобными круизами. Этот ведь уже третий, и спрос растет с каждым разом. Вы не поверите, какое огромное количество народу уже воспользовалось моими услугами! И все норовят забронировать места заранее.

— В самом деле? — протянула Джейн. — А мне казалось, мистер Дрейк явился в последнюю минуту.

— Ну да, только я всегда держу про запас несколько свободных мест для особо важных людей. И кое-кто действительно явился в последний момент.

— И я знаю кого-нибудь из них? — интерес Джейн увеличился.

— Ну да. Колин Уотермен. Он, правда, заказывал каюту еще несколько месяцев назад, но потом отказался. И в самый последний момент вдруг опять передумал. Между нами, я полагаю, он волочится за какой-нибудь девушкой, но попусту, вот и решил все-таки отправиться в круиз.

Джейн этому нисколько не удивилась, поскольку и сама чисто интуитивно предполагала: Колин подыскивает подходящую партию. Потому-то, вероятно, он и смирился так легко с ее чувствами к Стефену, что и в ней видел всего лишь возможную кандидатку в невесты.

— А самый последний пассажир еще не прибыл. Он сядет завтра в Монте-Карло. Лорд Руперт Копингер.

Джейн мысленно повторила имя, показавшееся знакомым. Ах да, ведь это же тот самый юноша, за которого Седрик Белтон надеется выдать дочку!

— Вот по этому-то поводу, в частности, я и хотел поговорить, мисс Белтон, — продолжал американец. — Собирался представить вам лорда Руперта. Такой очаровательный юноша из такой прекрасной семьи.

— Однако, бедной, — сухо заметила Джейн.

— Ах, ну что вы, зачем же такая меркантильность? — засуетился Динки. — Ведь не каждый же может сколотить состояние, подобно вашему батюшке. Хорошее происхождение и воспитание тоже значат немало!

— Я, скорее, предпочла бы энергичного пролетария, нежели лежебоку с хорошим происхождением!

Круглые птичьи глазки Динки как-то потускнели.

— И красота, и чувство юмора! Неудивительно, что батюшка строит в отношении вас такие планы. И все-таки буду рад представить вам лорда Руперта.

И засеменил прочь. Джейн же осталась, ощущая огромное облегчение. Стефен не единственный пассажир, севший в последний момент! Есть еще Колин и лорд Руперт. Ну, с Колином и его причинами все-таки отправиться в круиз все ясно, он, пожалуй, вне подозрений, а вот лорд Руперт… Как ни невероятно, но именно он вполне может оказаться тем, кого она ищет, вызывая ничуть не меньше подозрений, чем Стефен. К тому же у него имелся мотив, которого не было у Стефена: известное всем и каждому хроническое безденежье.

С легким сердцем вернулась она к Стефену, который, поняв, что "горизонт очистился", уже не лежал, а сидел в шезлонге.

— Мог бы и прийти мне на выручку, — упрекнула Джейн.

— Да тебя бы уже ничего не выручило! Динки все утро высматривал тебя, словно рысь, и явно хотел поговорить наедине. Что ему было нужно?

— Сообщить, что нас осчастливит своим присутствием лорд Руперт Копингер.

— О Боже! Этот идиот!

— Ты его знаешь?

— Достаточно хорошо. Там и знать-то особенно нечего. Он говорит о чем-то новом только первые пять минут, а потом без конца повторяется! Только не говори, будто Динки хочет пристроить его к тебе.

— Не Динки, — поправила Джейн. — Отец. Он мечтает выдать меня замуж за титул.

— А ты сама? Не мечтаешь сделаться леди Как-Вас-Там или кем-либо подобным?

— Если буду любить этого человека — да. Но ни при каких других условиях.

И бестрепетно, не изменив выражения лица, выдержала его испытующий взгляд.

— А тебе уже лучше, как я погляжу! ― неожиданно заметил Стефен. — И настроение явно исправилось.

— Я же говорила, что меня лучше оставить одну.

— Знаю. И радуюсь, что ты пришла в себя. И, смею надеяться, не внесешь меня снова в свой "черный список".

Продолжая улыбаться, Джейн повторяла про себя его слова, как заклинание, втайне надеясь, что все подозрения перейдут на кого-нибудь другого.

"Валлиец" пришвартовался в Монте-Карло в восемь утра, но Джейн, решившая появиться во всем блеске, вышла на палубу только в десять. Кое-кто из пассажиров уже сошел на берег, но Клер и Колин в обществе новобрачных из Техаса пили кофе у бассейна.

Клер, в облегающих брючках оранжевого шелка и белой блузке, как всегда обольстительная, не преминула смерить Джейн оценивающе насмешливым взглядом.

— О, да вы, никак, собрались на берег?

Джейн вспыхнула.

— Представьте, да. Я ни разу не была в Монте-Карло.

— Неужели? А мне казалось, будто вы там проводили как-то летние каникулы. Белинда что-то упоминала о каком-то замке в горах.

Румянец на щеках Джейн стал жарче.

— Должно быть, это было, когда… когда я болела корью.

— Как ужасно болеть корью, будучи уже подростком, — вмешался Колин. — У меня была корь в пятнадцатилетнем возрасте, и я чувствовал себя ужасным ослом.

Джейн глянула с благодарностью, не сомневаясь, что от него не укрылись старания Клер уязвить ее. А может, он заподозрил Джейн в самозванстве? Но эту мысль она отбросила тут же и, решив, что он защищает ее все-таки по доброте сердечной, еще раз ласково улыбнулась.

— Мы идем на берег, — сказал Колин, — и намерены весь день провести в спортклубе. Хотите с нами?

Джейн кивнула, лелея надежду, что Стефен тоже согласится. И заметила, как он идет в их сторону.

— А я уж боялся, вы пойдете на берег без меня, — он обращался ко всем, но смотрел только на Джейн.

— Да что вы, голубчик, куда ж мы без вас? — протянула Клер и, встав, потянулась, как кошка.

Облегающие брючки подчеркивали весьма соблазнительные изгибы, притягивающие восхищенные взгляды мужчин; Стефен не был исключением. Джейн даже почувствовала укол ревности, но, не подавая виду, пошла к трапу и принялась спускаться.

Если Канны ей понравились, то Монте-Карло она была просто очарована с первого взгляда. За широким променадом по одному склону холма несколькими ярусами взбегали медово-золотистые дома, а другой склон защищала огромная скала, вершину которой венчал сказочный замок с разноцветными каменными башенками и караульными будками.

— А не прокатиться ли нам сперва? — предложил Колин. — Если Джейни раньше никогда не была в Монте-Карло, то, наверняка, с удовольствием посмотрит город.

Джейн кивнула, и он подозвал два фиакра. К огромному ее разочарованию, Стефеном завладели молодожены из Техаса, но зато, к немалой радости, Клер пришлось присоединиться к ним с Колином.

Лошади двинулись неспешным ровным шагом, и следующие несколько часов прошли в неторопливой поездке по живописным окрестностям. Джейн начала понимать, почему здешние места называют "краем пальм и мимоз": в воздухе разливался аромат цветов, и, на какую бы узкую дорожку они ни сворачивали, везде неизменно мерцали цветы и лежала тень от пальм. Но от слишком ярких красок — пронзительной белизны, сияющей зелени и синевы — Джейн вскоре ощутила боль в глазах и даже обрадовалась, когда все решили сделать остановку в небольшом городке в Монако и пропустить по бокалу.

Сидя на променаде под большим зонтом в веселенькую полосочку, Джейн рассматривала гавань, с удовольствием наблюдая, как грациозные лодки, словно лебеди, степенно и торжественно передвигались по синей глади моря. За ними, на фоне Монтажеля, тесно жались друг к другу домики с красными крышами, кремовыми фасадами и ставнями, окрашенными во все цвета радуги.

Покончив с напитками, они снова проехались и по побережью, и по Монте-Карло. Джейн очень удивилась, узнав, что город занимает всего несколько сот квадратных ярдов и состоит по большей части из отелей и ресторанов и лишь в центре находится красивая площадь, на которую выходит фасадом знаменитое на весь свет казино. Сказочный Монте-Карло, дом родной для богатых, несбыточная мечта для бедных!

До спортклуба они добрались только к полудню и расположились у бирюзового бассейна, бортики которого были уставлены белыми креслами под яркими зонтами. Играл оркестр, и между загорелыми мужчинами и женщинами сновали официанты.

Обед прошел весело, блюда перемежались легким вином и еще более легкой, ни к чему не обязывающей болтовней, после чего все вернулись на пляж и переоделись в купальные костюмы.

Джейн была в неизменном бикини, на сей раз отделанном вышивкой и алым кантом. Широкий красный обруч удерживал светлые волосы, а из позолоченных босоножек задорно выглядывали ноготки, покрытые алым же лаком.

По сравнению с бронзовокожей Клер, Джейн казалась бледноватой, но, тем не менее, была довольна гораздо больше идущим ей медово-золотистым загаром и, вообще, своей наружностью и не без удовольствия ощущала на себе восхищенные взгляды. Переодеться успел только Стефен, и хотя Джейн уже видела его в плавках, но все же не могла не залюбоваться смуглым крепким телом. Впервые ей попадался человек, чей облик так соответствовал внутреннему содержанию, а внешность можно было бы описывать точно теми же словами, что и характер. Широкие плечи и грудь, узкие бедра и крепкие мускулистые ноги говорили о порывистости, энергии и силе, а мощная колонна шеи и гордо посаженная голова с жесткими черными волосами свидетельствовали о самолюбии, восприимчивости и чувственности.

Оба они с одинаковой жадностью и пристальностью рассматривали друг друга, и Джейн, вдруг осознав это, вспыхнула, как маков цвет.

— Вот не знал, что девушки еще не разучились краснеть, — прошептал он. — Странная ты все-таки, Джейн.

— Тебе не нравится моя странность?

— Более чем нравится, как тебе хорошо известно. — Он дождался, пока она уляжется рядом на матрас. — Смешно, но, пообщавшись с тобой, я понял кое-что… а ведь раньше отказывался признавать…

— Что же именно?

— Что газеты могут лгать!

Джейн расхохоталась.

— По убеждению моего отца, они лгут постоянно!

— Как владелец немалого числа газет, не могу с этим согласиться, — усмехнулся он. — Серьезно, ты совершенно не похожа на то, что я ожидал увидеть.

Он опять повторялся, а ее вновь охватило беспокойство при мысли о том, что же будет, если откроется правда. Сможет ли чувство к ней возобладать над самолюбием или окажется слишком хрупким и не выдержит удара, когда выяснится, что она вовсе не богатая наследница? Причем главным-то ударом окажется, скорее всего, не отсутствие миллионов: это Стефен как раз может простить, если любит. А вот чего он простить никогда не сможет, так это обмана.

— Что-то ты опять приуныла, — заметил Стефен и с легкой насмешкой добавил: — Не иначе, как не доела за обедом. Пойдем-ка искупаемся.

Клер, незаметно подошедшая, услышала только последнюю фразу.

— Уж не собираетесь ли вы наконец-то затащить Джейни в воду и поучить плавать?

Вздрогнув, Джейн вспомнила, что по общему мнению должна бояться воды. Вовремя же появилась Клер! Не то она, позабыв обо всем, принялась бы изображать русалку!

— Конечно, собираюсь, — ответил Стефен. — А со мной Джейн не будет бояться.

Подняв на ноги, он потянул ее к бассейну.

— Сперва я быстренько нырну сам, а потом и ты войдешь. Думаю, как и большинство не умеющих плавать, будешь заходить в воду со скоростью черепахи.

Он нырнул и поплыл к дальнему краю бассейна, а Джейн осталась сидеть на бортике. Ей до смерти хотелось последовать его примеру, но, боясь испортить всю игру, она повела себя так, как и ожидал Стефен, осторожненько, с опаской входя в бассейн. Это было мучительно, поскольку тело нагрелось на солнце, постепенное охлаждение было не слишком приятным, но, стиснув зубы, она погружалась медленно, пока не вошла по плечи.

— Умница! — крикнул Стефен и поплыл к ней.

Следующие полчаса Джейн выдержала с трудом: приходилось изображать страх, которого не испытывала, и неуклюжесть, которой не отличалась. Потом, утомившись притворством и смирившись с тем, что Стефен может и догадаться об обмане, начала делать необыкновенные "успехи". Однако беспокойство оказалось совершенно напрасным: Стефен, ни на секунду не усомнившись, эгоистически приписал эти необыкновенные успехи своему педагогическому таланту.

— Впервые вижу, чтобы девушка так быстро обучилась. Ну-ка, переплыви бассейн по ширине.

— Но я не смогу, — запротестовала Джейн.

— Сможешь, будь уверена. Вперед!

Понимая, что это всего лишь еще одно крохотное звено в целой цепочке лжи, она послушно задвигала руками и ногами и, доплыв до края, была вознаграждена аплодисментами Стефена.

— Не успеешь и оглянуться, как я сделаю из тебя первоклассную пловчиху, — заявил он. — Ну, пока хватит. Ступай греться на солнышке.

И Джейн послушно вернулась на матрас, с завистью наблюдая, как Стефен и вся присоединившаяся компания ныряют и плещутся. Клер, конечно, плавала великолепно и не упускала случая продемонстрировать свое умение, заодно стараясь держаться поближе к Стефену.

Казалось, прошла целая вечность, а на самом-то деле, конечно, минут десять, прежде чем Стефен, наконец, выбрался из воды и направился к Джейн. Но на полпути его перехватил какой-то молодой человек с лицом, похожим на лепешку. Обменявшись несколькими фразами, оба подошли к ней.

— Позвольте представить вам нового пассажира, — пояснил Стефен. — Он уже два дня дожидается здесь нашего прибытия. Лорд Руперт Копингер — мисс Джейни Белтон.

Джейн едва удержалась от смеха, взглянув на нелепую фигуру лорда Руперта. Длинный, сутулый, с жидкими кудрявенькими волосиками на груди и макушке, весь какой-то мосластый, он походил на плохо сработанную марионетку.

И этого человека Седрик Белтон сватает в мужья своей красивой и неглупой дочери? Тед Уиллз, как бы он ни выглядел, уж конечно, не мог быть хуже!

— Рад познакомиться, — произнес лорд Руперт пронзительным неприятным голосом. — Наслышан о вас. — Он шлепнулся рядом на матрас и заулыбался во весь рот, демонстрируя крупные лошадиные зубы, еще более усиливавшие неприятное впечатление.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — отозвалась Джейн, стараясь преодолеть антипатию, которую он вызвал. — И не стоит верить всему, что слышишь.

— Да, но я очень доверчив. И всему верю.

— Давно вы здесь? — вмешался Стефен, намеренно пытаясь переменить тему.

— Я говорил — два дня, а до того был в Биаррице Я должен был сесть на "Валлиец" в Лондоне, но пришлось уехать из Англии раньше.

— За вами гнался какой-нибудь разъяренный родитель? — не удержавшись, съязвил Стефен.

Лорд Руперт покачал головой.

— Разъяренный букмекер. Все из-за этих чертовых денег. Всякий раз, как мне что-то попадает в руки, я даю клятву экономить, но не могу. — Костлявой рукой он пригладил волосы. — Нет, пожалуй, пора подыскивать другую работу.

— Другую? — поднял брови Стефен. — Никогда бы не подумал, что вы вообще работали.

— Представьте, да. В одной рекламной фирме. Но выдержал недолго. Как-то раз забыл, знаете ли, о вежливости, меня и турнули. Но я не жалею. После всех этих трудовых мытарств нужно было отдохнуть, я и взял каюту на "Валлийце".

Джейн с недоумением подумала, откуда же этот общепризнанный бедняк мог взять столько денег на подобный круиз. Впрочем, в высшем свете многие, находясь в таких же финансовых затруднениях, тем не менее могут позволить себе все, что заблагорассудится, невзирая на цену. И Клер — тому яркий пример; хотя для женщины существует немало способов добыть деньги… Джейн рассеянно скользнула взглядом по лорду Руперту и отвернулась. Нет, этакое чучело не может привлечь взор ни одной мало-мальски уважающей себя женщины. Тут уж и титул не поможет.

— Надо признаться, вас-то я и не ожидал встретить в круизе, — заметил лорд Руперт Стефену.

— Рекомендации врачей. Отдохнуть, развеяться. Впрочем, если б не Джейн, здесь было бы смертельно скучно.

Пустые серые глаза безучастно уставились на нее.

— Ах да, Джейн. Мое любимое женское имя. Старомодное, но милое, — очередная улыбка открыла крупные зубы. — Не хотите искупаться?

— Я только что из воды, благодарю.

И Джейн, закрыв глаза, повернулась спиной, нисколько не заботясь, что может показаться невоспитанной. Мужчины перекинулись еще парой бессвязных фраз, а потом поднялись и пошли прочь. Через минуту Стефен снова уселся рядом.

— Ну, наконец-то избавились, — тихо произнес он. — Надо же, какой все-таки осел.

Джейн открыла глаза.

— Куда он ушел?

— Я подвел его к самому бассейну и представил Клер, которая, к счастью, его не знает. — Стефен повернулся. — Проклятье! Быстро же она его раскусила!

Джейн проследила за взглядом и увидела лорда Руперта, с удрученным видом сидевшего на краю бассейна, опустив ноги в воду почти до самых мосластых коленей.

— Вообрази только, Седрик… — она запнулась, — отец думает, будто я могу в него влюбиться. Да на него, даже если набраться, и то глаза не смотрят!

— Ну, если набраться, как следует, то, может, он и ничего, — отозвался Стефен. — Но трезвому как стеклышко взгляду, действительно, смотреть не на что!

— Так чем же он все-таки занимается? Совершенно невозможно представить его работающим.

— Ты права. Деньги у него появляются лишь от случая к случаю, хотя, вполне возможно, он их попросту выигрывает в карты и тогда несколько месяцев швыряет направо и налево, словно нефтяной шейх, вдруг осознавший, что на тот свет ничего с собой не возьмешь. Потом деньги кончаются, и снова начинаются попрошайничество и прихлебательство.

— Странный образ жизни. А что семья?

— Он — последний отпрыск мужского пола. Если умрет, род прервется. Хотя при одной только мысли, что получится, если он вздумает этот род продолжать, меня дрожь пробирает!

Джейн расхохоталась и, достав масло для загара, принялась смазывать ноги.

— Понимаешь, — продолжал Стефен, — мне всегда казалось невероятной подобная тупость.

— Что ты имеешь в виду?

— Просто кое-какие моменты не вписываются в общую картинку. Мы с Рупертом ходим в один и тот же клуб и часто играем вместе в покер. Для придурка он играет поразительно хорошо.

Продолжая намазываться маслом, Джейн обдумывала его слова.

— Да, но зачем притворяться дураком? Это бессмысленно.

— Ты думаешь? А, по-моему, в том, что тебя недооценивают, есть немалое преимущество. Мне, например, часто хотелось казаться не умнее, а глупее, чем на самом деле. Удобнее, когда о твоих способностях никто не знает.

— Мне это никогда не приходило в голову, — задумчиво ответила Джейн. — Хотя понятно.

Она и в самом деле прекрасно поняла, и не только то, что подразумевал он, но и то, что было доступно лишь ей.

— А какие суммы ты имел в виду, говоря о больших деньгах, часто появляющихся у лорда Руперта?

— Проявляешь корысть, да? — В голосе слышался холод. — Большими они показались бы даже тебе. В прошлом году, например, он снял в Шотландии домик в начале охотничьего сезона и развлекался тем, что не брал сдачи с купюр в двадцать тысяч фунтов.

Охотничий сезон. С двенадцатого августа. Интересное совпадение: в июле прошлого года из частной коллекции одного миллионера в Суффолке был украден бесценный крест с драгоценными камнями. Или то не просто совпадение? Джейн припомнила, как отец рассказывал о краже и объяснял, что воров подобного рода найти труднее всего.

"Можно напасть на след картины или, там, вазы, но когда речь идет, к примеру, о кресте с алмазами, это практически невозможно. Вещь чаще всего ломают, а камни распродают поодиночке или даже распиливают".

Неужели лорд Руперт и есть тот, кого она ищет? А почему, собственно, нет? Разве он менее заслуживает подозрений, чем Стефен? Джейн убрала масло и улеглась, стараясь разложить всю полученную информацию по полочкам. По словам Джейни Белтон, лорд Руперт горит желанием жениться на деньгах. Без конца побирается по знакомым, однако время от времени берет откуда-то крупные суммы денег, которые, роскошествуя, швыряет направо и налево вместо того, чтобы экономить. Откуда деньги? Карточные игры? Но такой ли уж лорд Руперт непревзойденный и знаменитый игрок? Повернувшись, Джейн посмотрела на Стефена, курившего сигарету, опершись на локоть.

— А лорд Руперт обычно играет по-крупному?

— Насколько мне известно, нет. Он не из тех игроков, которые игрой живут, если ты это имела в виду.

Ну что ж, по крайней мере, один вопрос отпал. Но если он не игрок, то откуда же добывает такие деньги? Подозрения росли, а вместе с ними — и волнение. Достаточно ли лорд Руперт хитроумен, чтобы не попасться на краже? Судя по разговору, в нем не то что хитрости, и обычного-то ума заметная нехватка, а, все-таки если уж он полный идиот, то каким способом добывает деньги, да еще большими суммами?

Джейн села, обхватив колени руками. Может, лорд Руперт Копингер только притворяется этаким простачком-дурачком? Да уж, столь редкостного осла встречать еще не приходилось. А что если все это только игра? Если под маской придурковатости прячется необыкновенно проницательный и острый ум? В конце концов, кому придет в голову подозревать в воровстве аристократа, да еще к тому же известного своей тупостью? И чем дольше Джейн размышляла над всем этим, тем больше убеждалась, что лорд Руперт подозрителен ничуть не менее Стефена. И, пожалуй, еще более, поскольку его она не любила и была бы только рада, если бы все подозрения сосредоточились лишь на нем одном.

Лорд Руперт между тем перестал болтать ногами в воде и поднялся. Постоял с минутку, неуверенно озираясь по сторонам, и, неожиданно заметив наблюдающую за ним Джейн, бессмысленно ухмыльнулся и помахал рукой.

Чувствуя себя последней лицемеркой, Джейн широко, приглашающе улыбнулась в ответ, и он тут же подошел.

— Все-таки вам надо искупаться, — произнес с какой-то щенячьей нетерпеливостью. — Вода ужасно теплая.

— Не сомневаюсь, но я очень устала. А вот если б вы пригласили чего-нибудь попить, то были бы просто ангелом. Страшно пить хочется.

— Буду счастлив. А может, вместе пройдемся и заглянем в бар?

— Прекрасно.

Кожей ощущая пронзительно вопрошающий взгляд Стефена, Джейн поднялась и позволила лорду Руперту взять ее за руку.

— Я ненадолго, Стефен.

— На сколько хочешь, — холодно отозвался он, переворачиваясь на живот.

Глава восьмая

С лордом Рупертом Джейн провела целый час, скучный и безрезультатный, решительно ничего не прибавивший к уже известному. Правда, подозрения, что такие полные дураки в естественных условиях не водятся, только укрепились.

— Неужели вам не скучно ничего не делать? — расспрашивала она, сидя за маленьким столиком, выходящим на пляж, и потягивая апельсиновый сок.

— Ну, мне еще нужно присматривать за поместьем, — отвечал он. — Правда, большую часть работы выполняет мама, потому что я терпеть не могу копаться в земле. Но, покончив с рекламной деятельностью, я решил повременить с новой работой. Хватит. Надо и отдохнуть. Потому-то и отправился в круиз. Должен признаться, вы оказались куда более хорошенькой, чем я ожидал.

— Вот уж не думала, что вы вообще ожидали меня увидеть.

— О, да, ваш отец говорил…

Он умолк и покраснел.

— А разве вы знакомы с моим отцом?

Джейн смотрела невинными глазами.

— Мы познакомились несколько месяцев назад в клубе, и он сказал, что вы собираетесь в этот круиз.

На мгновение Джейн подумала, а не заплатил Седрик Белтон за отдых лорда Руперта. Намереваясь выдать дочку замуж за титул, он вполне мог предпринять подобный шаг.

— Странно, почему папа никогда не упоминал о вас? — продолжала она. — Он же помешан на титулах.

Лорд Руперт несколько удивился ее словам.

— Правда, это оттого, что он прошел трудный путь, — говорила Джейн. — Такие люди, как папа, считают титул самой важной вещью на свете. А лично для меня это — пустой звук, погремушка. Вот интересно, для чего может пригодиться титул в наши дни?

— О, он совершенно бесценен, когда ведешь дела с американцами.

— Ну, я-то не собираюсь вести дела с американцами.

Лорд Руперт разразился громовым хохотом, напоминавшим ржание, а Джейн украдкой посмотрела на Стефена, с досадой заметив рядом с ним Клер.

— Не желаете ли еще соку? — прервал ее размышления лорд Руперт.

— Нет, спасибо, не хочу.

— Ну, тогда позвольте заказать что-нибудь экзотическое, специально для вас.

— Разве я кажусь вам экзотичной?

— Да, весьма. У меня, знаете ли, блондинки никогда не ассоциировались с умом, но…

И сообразив, что она может и не счесть это комплиментом, опять покраснел и умолк.

— Может, я не натуральная блондинка, — поддела Джейн. — Может, в действительности, я знойная брюнетка, до жути умная, а в блондинку перекрасилась, только чтобы обманывать мужчин?

— Нет, вы не способны на такое, — лорд Руперт был явно шокирован.

— Разумеется, способна.

Он подозвал официанта.

— Я знаю один напиток, словно специально для вас. Шампанское с персиковым соком.

— Звучит, действительно, страшно экзотично, и дорого.

Лорд Руперт высокомерно дернул головой, напомнив сильно взнузданную лошадь.

— А для чего и существуют деньги, как не для того, чтобы тратить их на хорошеньких девушек?

Джейн, молча, кивнула, со скучающим видом наблюдая, как он объясняется с официантом, нудно рассказывает, сколько налить шампанского, а сколько — персикового сока в заказанный напиток. Потом они, молча, посидели, дожидаясь, пока принесут заказ. Попробовав, Джейн даже сморщила носик от удовольствия.

— М-м-м, действительно, вкусно.

— Этот милый пустячок я выудил у одного знакомого американца.

Слушая его бессмысленную болтовню, Джейн продолжала думать, не притворство ли все это. Впрочем, общаться дальше было уже явно бесполезно, и она решила написать отцу и попросить выяснить все, что можно о лорде Руперте Копингере. Если ответ подтвердит ее собственные подозрения, тогда стоит понаблюдать за ним попристальнее. Если же нет, придется искать заново.

Она снова обернулась в сторону Стефена, со все возрастающей ревностью наблюдая, как Клер пригибается к нему, кладет руку на плечо.

Джейн оттолкнула стул, поднялся и лорд Руперт.

— Но вы же не уходите, Джейни? Я надеялся, мы пообедаем вместе.

— Разболелась голова от солнца. Хочу обратно в тень.

— Я принесу зонтик. Не уходите.

Он удалился, с торопливой неуклюжестью переставляя ноги, а Джейн, дождавшись, пока он исчезнет из виду, вернулась к своему матрасу.

Стефен даже не повернул головы, а Клер продолжала что-то тихо говорить.

— Пойду, переоденусь, — произнесла она уже громче, — и тут же вернусь.

И одним гибким движением вскочила на ноги.

Но Стефен даже после ее ухода не посмотрел в сторону Джейн.

— Лорд Руперт глуп ужасно.

Тон ее был нарочито небрежен.

— Я думал, ты это поняла с первого раза. Удивительно, что понадобилось убеждаться еще.

Решив, что нелепо притворяться, будто не замечает его раздраженности, Джейн без обиняков заявила:

— Вовсе не обязательно дуться. Подумаешь, посидели часок в баре.

— Голубушка, ты вольна сидеть, где угодно и с кем угодно. Просто странно: то объявляешь Руперта скучным болваном, то, не проходит и минуты, летишь с ним на tete-a-tete[14].

— Он предложил выпить соку, а я не смогла отказать.

— Да ты строила ему глазки, я же видел.

Бессмысленно было отрицать очевидную правду. Джейн прикусила губу, сожалея, что не может сказать ему истинных причин своего поведения.

— Как бы там ни было, Джейн, оправдываться передо мною совершенно незачем. Если предпочитаешь Руперта, то и ради Бога. По крайней мере, порадуешь отца.

— Не можешь же ты порицать меня за намерения отца! — запротестовала она.

— Могу, но не за намерения, а за их воплощение! Однако не порицаю, — хрипло ответил Стефен. — Как я уже говорил, ты вольна поступать, как пожелаешь.

Тут вернулась Клер, Стефен пошел ей навстречу, и ответ потерял всякий смысл.

— Никогда бы не поверил, что вы можете действительно вернуться быстро, как обещали.

— Просто я проголодалась. Пойдемте же, жду не дождусь обещанного обеда!

И они удалились под ручку, а Джейн осталась стоять с пылающими щеками. Какая грубость, какая невоспитанность так игнорировать ее. В конце концов, она — полноправный член их маленькой компании. Джейн огляделась и заметила в баре молодоженов-техасцев и Колина.

"Присоединюсь-ка я тогда к ним", — подумала она и уже двинулась между столиками, как вдруг послышался голос леди Пендлбери. Даже на пляже под жарким солнцем Ривьеры, за сотни миль от Англии можно было безошибочно угадать, откуда эта дама и к какому классу принадлежит: по льняной юбке и блузке, белым перчаткам, лежащим рядом с белой же сумочкой, по белой фетровой шляпе с широкими полями, независимо ни от чего неуклонно прикрывающей седеющие волосы. Изнывающий от жары, исходящий потом муж сидел рядом и приветливо махнул Джейн.

— Идите же сюда, деточка, посидите с нами, ― позвала леди Пендлбери, — а то мы видим вас только в ресторане.

Понимая, что деваться некуда, и не желая быть невежливой, Джейн уселась за столик. А, ладно, может, удастся еще что-нибудь разузнать для "Морнинг стар".

— Видела, как вы сейчас разговаривали с нашим милым Рупертом, — продолжала леди Пендлбери. — До чего приятный юноша. Я училась в школе с его матушкой. Брайан, сходи, поищи его да поинтересуйся, не присоединится ли он к нам за обедом.

Сэр Брайан исчез в указанном направлении, и женщины остались одни.

— Замечательный юноша, прекрасная партия, — жужжала леди Пендлбери. — Беден, конечно, но, к сожалению, это ныне удел многих аристократических фамилий. Но милый мальчик отчаянно старается поддержать мать и сестер. Хотя совершенно не создан для бизнеса. — И она посмотрела в сторону, куда ушел муж, неодобрительным взглядом, говорившим лучше всяких слов. — Мать лелеет надежду, что он женится на какой-нибудь славной девушке, которая сможет ему помочь.

— Помочь? — искренне удивилась Джейн. — Каким же образом?

Леди Пендлбери замешкалась, не уверенная, так ли простодушен вопрос, как кажется.

— Да так, как любая жена помогает мужу. В конце концов, денег у Руперта нет, зато есть многое другое. Воспитание, хорошее происхождение и титул в наше время еще не потеряли своего значения.

— Да. Именно так говорил и лорд Руперт.

— Разумеется, он это тоже хорошо понимает, — рассмеялась леди Пендлбери. — Последние годы он этим пользуется, и к немалой выгоде. Организовал сафари[15] в Кении. Представляете, и это Руперт, который даже не знает, с какой стороны подойти к животному. Мать считает его необыкновенно смелым, и, признаться, я согласна. За три года бедный мальчик изъездил с богатыми американцами всю Кению вдоль и поперек.

— А я считала, что он работал в рекламной фирме, — заметила Джейн.

— Так и есть. Во всяком случае, эта фирма взяла на себя всю рекламу. Поместила в американских газетах такие маленькие объявления: "Лорд Руперт Копингер объявляет о наличии нескольких дополнительных мест в своем очередном сафари в Кении". Ну, вы понимаете, о чем я говорю.

Джейн кивнула, хотя в голове была полная путаница. Если Руперт три года провел в Кении, то уж, конечно, никак не мог участвовать в кражах. А может, эти поездки в Кению как раз и предпринимались с целью сбыть краденое? Однако со следующими словами леди Пендлбери пришел и ответ на невысказанный вопрос.

— Мать ужасно по нему скучала. Она безумно привязана к Руперту, и не видеться с ним ни разу долгих три года было для нее настоящим испытанием. Ну, теперь он снова в Англии, и мы все надеемся, что скоро обзаведется семьей и найдет себе подходящее занятие.

Джейн вздохнула. Как ни склонна она была подозревать Руперта, но леди Пендлбери, сама того не ведая, полностью сняла все подозрения. Придется думать снова.

Однако Руперта, кажется, собирались зазвать к обеду. Ну уж нет, невыносимо да и бессмысленно теперь. И Джейн, придумав какой-то предлог, пробормотала извинения и поспешно ретировалась в сторону Колина, который вместе с техасцами уже поднимался из-за столика.

— Я уж собирался идти вам на выручку, — засмеялся он

— Если б я знала, то осталась бы на месте, а то леди Пендлбери, верно, сочла меня сумасшедшей.

— Лучше сойти с ума, чем умереть от скуки. — Колин взглянул за ее спину. — Появился лорд Руперт.

— Знаю. Потому и сбежала!

Колин расхохотался и схватил ее за руку.

— Что ж, самое время обедать. А потом покатаемся на катере?

— Звучит заманчиво.

Конечно же, он тоже заметил Клер и Стефена за одним столиком на другой стороне террасы, но ни словом не обмолвился, и Джейн была ему чрезвычайно признательна за тактичность. Всё-таки Колин очень славный молодой человек, и хорошо, что они здесь познакомились. Правда, в отличие от Руперта он даже не пытался работать, но это, как ни странно, не вызывало неприязни. В конце концов, все дело во взглядах на жизнь, и кто скажет, чьи правильнее!

Чувствуя, что Стефен и Клер здесь, рядом, Джейн изо всех сил старалась не показывать им своего огорчения и весь обед не закрывала рта. Рассказывала всякие случаи из своей репортерской жизни, выдавая их, разумеется, за истории, рассказанные приятелем, который работает в журнале, и, когда обед закончился, была удовлетворена, по крайней мере, тем, что за их столиками царило безудержное веселье. Потом они отправились на пляж и, забравшись в катер, с ревом вынеслись в море.

Джейн, никогда прежде не испытывавшая ничего подобного, с восторгом подставляла лицо рвущему волосы соленому ветру, а тело — освежающему дождю брызг, летящих из-под кормы. Упоенная скоростью, она могла бы находиться на воде часами, но юная леди из Техаса устала и захотела на берег.

На берегу, где не было такого охлаждающего ветра, казалось жарче обычного, и Джейн с удовольствием улеглась в тень зонта и прикрыла глаза. Клер со Стефеном куда-то исчезли, и их отсутствие усугубляло досаду. Лучше бы, конечно, видеть их перед глазами и знать, чем они занимаются, чем вот так, быть в полном неведении. Конечно, Стефен имел полное право злиться. Она на его месте чувствовала бы то же самое. Не следовало говорить, что Седрик Белтон видит в Руперте предполагаемого жениха, а о Руперте высказываться с таким пренебрежением, поскольку это сделало ее дальнейшее поведение совершенно необъяснимым. Неудивительно, что Стефен неправильно все истолковал.

Как все-таки сложна жизнь. А ведь могла бы быть такой счастливой! Чего еще желать, попав в такой круиз, обзаведясь таким количеством нарядов и познакомившись с таким мужчиной, как Стефен? Если б только не этот алмаз "Лоренц"! Хотя, ведь если б не "Лоренц", она вообще не попала бы в круиз, а ехать пришлось бы самой Джейни Белтон. При этом Стефена ничуть не заинтересовала бы настоящая мисс Белтон, такая же, как и большинство женщин ее круга, — богатая, избалованная, не думающая ни о ком, кроме самой себя.

Джейн перевернулась на живот и положила голову на руки. Интересно, "Лоренц" действительно на борту или же вор переправил его прямо из Англии? И тогда, наверное, сам направился следом? И что намерен предпринять? Держать такой большой камень нельзя, остается одно — распилить на несколько более мелких. Выручить за него удастся, конечно, меньше, но все-таки немало.

Какова, кстати, общая сумма ценностей, похищенных неизвестным жуликом за три года? Отец говорил, что-то около ста тысяч фунтов. Джейн глубоко вздохнула. Бриллиантовый крест, изумруд "Эльстон", рубин "Ван Дейк" и теперь вот алмаз "Лоренц". Украдено целое состояние! И опять же интересно, распилены они и проданы или же во всем блеске своей красоты в целости и сохранности лежат себе в коллекции какого-нибудь чудака, настолько обуянного страстью к драгоценностям, что не погнушался и крадеными? Возможно, как раз в этот момент камешки благородно поблескивают на бархате в шкатулках в доме Стефена.

Джейн застонала, и Колин поднял голову.

— С вами все в порядке, Джейн?

Она повернулась.

— Я, наверное, задремала.

— Это все омар за обедом! Вам нужна хорошая чашка крепкого чаю.

— Мне нужна хорошая порция работы. Я за всю жизнь еще столько не ленилась.

— Можно подумать, вы впервые в жизни взяли отпуск, — рассмеялся Колин.

— Ну, я хоть и не работаю, однако весь день кручусь по дому, — спохватилась Джейн.

— Не сомневаюсь. — В его голосе слышалась насмешка. — Ну, вы хоть и крутитесь, однако остаетесь одной из самых избалованных кошечек, которым никогда не приходилось думать о деньгах.

— А вам, надо полагать, приходилось?

Колин прищурился и сразу стал старше и серьезнее.

— Да, приходилось, последние годы, во всяком случае.

— А при первой встрече, помнится, вы утверждали, что совершенно не беспокоитесь о будущем.

— А я и не беспокоюсь. Просто… А впрочем, не будем об этом.

— Я ничем не могу помочь?

В этот момент Джейн действительно хотелось стать Джейни Белтон и в этом качестве что-то сделать для него; впрочем, на репортерское жалованье об этом нечего было и думать. Просто хотелось сказать что-то приятное, и она была вознаграждена, увидев радость на лице Колина.

— Какая вы милая, Джейни! Однако поняли неправильно. Я не нуждаюсь в деньгах. Иногда человек ставит перед собою цель и в безумных стараниях достичь ее, уже не замечает, что цель, наоборот, с каждым шагом все удаляется и удаляется.

Колин говорил иносказаниями, Джейн понимала и это, и то, что, расспрашивая дальше, ничего не узнает. Но женское любопытство одержало верх.

— Какая цель, Колин?

— Их было две, — ответил он. — Первая — женщина, а вторая — иметь достаточно денег, чтобы сделать ее счастливой.

— Вторая мне всегда казалась легко достижимой, — заметила Джейн, вспомнив, как были счастливы ее родители, живя на доходы, которые Колин счел бы попросту смешными. И неожиданно разозлилась: — Сколько разговоров о деньгах! Сколько лености и притворства! Черт побери, вы все так усердно стараетесь не скучать и притворяетесь богатыми, как цари, что… — И смолкла, видя его изумление. — Простите, Колин, я…

— Не надо извиняться только лишь за то, что вы дочь своего отца, — сухо ответил он. — По вашим меркам, все мы, разумеется, бедняки. Так оно и есть. И пусть даже вы правы, и богатство — вещь относительная, но все равно удержать царицу Савскую можно лишь будучи царем Соломоном. А теперь, — он резко встал, — я принесу вам обещанную чашку чаю.

И ушел, отсвечивая на солнце больше уже седыми, чем золотистыми волосами. Удивительный у них произошел разговор, показавший некоторые стороны его характера, о которых она и не подозревала. Почти по всем стандартам Колин был человек не бедный, а по ее собственным — так и вовсе богач. И все-таки несчастливый, ибо имел недостаточно, чтобы обладать любимой женщиной. Джейн села, обхватив колени руками и положив на них голову. "Царицей Савской" называл он ту, которую любит. Интересно, кто же эта царица Савская?

Уже смеркалось, когда Джейн с Колином вернулись на "Валлиец". В пурпурных сумерках на сапфировых волнах покачивался теплоход, весь облитый сиянием огней и напоминающий сказочный дворец. В неподвижном воздухе плыла музыка, а из бара доносились звяканье льда в бокалах и жужжанье голосов.

У верха трапа слонялся Динки Говард, при виде их сразу возбужденно зачирикавший:

— Как замечательно, что вы вернулись рано! Сегодня вечером вам понадобятся силы. У нас — костюмированный бал!

— Что ж вы раньше не сказали? — огорчилась Джейн. — Мне совершенно нечего надеть!

— Все женщины так говорят, — рассмеялся Динки Говард. — Но скажи я раньше, вы бы ринулись по магазинам и откопали бы что-нибудь сногсшибательное, между тем как в сложившихся обстоятельствах вам придется полагаться на собственную изобретательность, а это, согласитесь, гораздо забавнее. Ужин — в обычное время, а бал начинается в десять.

Он засеменил прочь, а Джейн расстроенно посмотрела на Колина.

— Но мне действительно нечего надеть. Ни одно из платьев нельзя переделать.

— Уверен, вы что-нибудь придумаете. — Он пристально посмотрел на нее и прищелкнул пальцами. — Придумал! Мы можем выступить вместе. Я оденусь пиратом, а вы — моей жертвой, принцессой Фатимой. Есть что-нибудь газовое?

— А шифон подойдет?

— Замечательно. Но придется слегка подсмуглить кожу и обвешаться драгоценностями.

— Но у меня нет ни одной.

Колин уставился на нее.

— А, по-моему, вы относили шкатулку к казначею, или я ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, но мне не хочется их надевать. Боюсь потерять.

— Они ведь застрахованы, да?

— Да… нет, я не люблю драгоценностей.

На этот раз разозлился он.

— Для того, чтобы носить, вовсе необязательно любить! А если не наденете, испортите весь эффект. Я-то ведь собираюсь одеться пиратом, который похитил вас именно из-за драгоценностей.

Сознавая, что дальнейшие пререкания могут показаться весьма странными, Джейн нехотя направилась к казначею за шкатулкой, а Колин проводил ее до каюты.

— Ну как, не страшно было брать ее у казначея? — спросил Колин, касаясь шкатулки. — Вы должны выглядеть как можно роскошнее, так что нацепите их все, если можете. И жемчуга, и бриллианты, и рубины, и…

— Эй, эй, остановитесь, я ведь не дочка Вулворта!

— Кто бы мог подумать! Однако, похоже, в этой шкатулочке недурная коллекция. Откройте и дайте взглянуть. Не то, если пустить на самотек, вы ограничитесь ниточкой жемчуга.

Осторожно Джейн ключиком открыла шкатулку и подняла крышку. Внутри жарко горело ожерелье из рубинов величиной с вишню, а под ним призрачной змеей мерцало такое же — из бриллиантов.

— Пожалуй, я понимаю, почему вам не нравится носить такие вещи, — прошептал Колин. — Они чуточку не подходят вашему возрасту.

— Именно это я и твердила отцу, но он не послушал. И не стоит его винить. Ему ведь больше некого одевать, кроме меня.

Колин поднял рубиновое ожерелье, потом бриллиантовое, держа их осторожно и бережно, словно ребенка.

— Наденьте их оба, но обязательно с бриллиантовыми серьгами, а еще попытайтесь как-нибудь закрепить кое-что в волосах. О, и браслеты тоже наденьте.

— Может быть, и на щиколотки надеть? — пошутила Джейн.

— А что, неплохая мысль. Назвался груздем, полезай в кузов!

— Однако дороговат груздь получается, не находите?

Войдя в каюту и закрыв дверь, Джейн уже не улыбалась. Осторожно поставила шкатулку на туалетный столик и уставилась на нее. Все-таки Джейни сглупила, не взяв шкатулку с собой.

Опасения увеличивались еще и потому, что на борту находится преступник, а здесь — вот, только руку протяни — лежало еще одно состояние, и все в крупных камнях, которые легко можно распилить и продать.

Джейн огляделась, ощущая острое желание заглянуть под кровать. Потом, посмеявшись над собственными страхами, стянула платье и шмыгнула в ванную. И все-таки любой неожиданный звук заставлял ее чуть ли не подпрыгивать, и, даже моясь, она не закрыла дверь в ванную, то и дело поглядывая в запотевшее зеркало, в котором как раз отражался столик со стоящей на нем шкатулкой.

"Как только кончится бал — немедленно назад, к казначею", — поклялась она себе, не собираясь даже лишнюю секунду держать шкатулку в каюте.

На ужин Джейн решила не спускаться, поскольку пришлось бы переодеваться дважды, а заказала еду в каюту, воспользовавшись возникшим свободным временем, чтобы написать еще одну статью для газеты.

На сей раз речь пойдет о Динки Говарде, и уж тут-то она даст себе волю без малейших угрызений совести. Это будет лучший ее сатирический очерк. Правда, еще неизвестно, будет ли такого же мнения Фрэнк Престон. Он имел обыкновение рвать в клочки то, что ей самой казалось отличным, и без звука пускать в печать далеко не лучшие ее вещи. Впрочем, таковы все на свете редакторы. Дописав последнюю строчку, Джейн торопливо бросила статью в ящик стола; в этот момент вошел стюард с подносом.

Покончив с едой, она вынула из шкафа три шифоновых платья и разложила на кровати, критически разглядывая их и решая, какое же надеть.

В конце концов, выбор пал на самое экзотическое — из розового и бледно-лилового шифона с прозрачной, гаремного покроя, юбкой и нижней, серебристой, придававшей костюму мягкий отблеск. Джейн скользнула в платье и принялась застегивать многочисленные крючки и петли. Задача оказалась не из легких, и, только застегнув последний крючок, покраснев от усилий, Джейн пожурила себя за то, что не сообразила позвать горничную.

— Да, не привыкла ты, голубушка, к роскошной жизни, — обратилась она к своему отражению. — В том-то вся и проблема, Джейн Берри.

Но из зеркала безмятежно-отстраненным взглядом смотрела незнакомая экзотическая красавица.

Помня инструкции Колина не жалеть косметики, Джейн щедрой рукой наложила на веки голубые тени и черной тушью подрисовала глаза. Затем настал черед драгоценностей — шею обвили оба переливающихся по-разному ожерелья, рубиновое и бриллиантовое, в ушах закачались длинные серьги, вспыхивающие огоньками и мерцающие при каждом повороте головы. На лодыжках засверкали рубиновый и бриллиантовый браслеты, а на запястьях — изумрудный и сапфировый. Пристроить камешки в прическу оказалось трудновато, пришлось, зачесав волосы наверх, просто перевить их длинной жемчужной нитью.

Уже полностью одевшись, она ощутила вдруг непонятное смущение и даже нежелание появиться перед посторонними глазами, которые, без сомнения, с любопытством будут следить за нею с самого первого шага за порог каюты. Впрочем, Колин ведь обещал не отлучаться и если что — помочь. С этой мыслью Джейн вышла за дверь и медленно направилась в танцзал.

Судя по взрывам смеха и музыке, слышимым еще издалека, большинство гостей уже собрались.

Джейн остановилась в дверях, с удовольствием и немалым удивлением рассматривая разноцветье самых разнообразных костюмов. Принцессы танцевали с оловянными солдатиками, клоун сжимал в объятиях русалку, которая в свою очередь строила глазки устрашающего вида плюшевому мишке с золотистой мохеровой шкурой. Все были неузнаваемы, да и Колина в костюме пирата Джейн признала, только когда он схватил ее за руку.

При всем том, однако, костюм его не носил никаких следов импровизации, и она поняла, что и шляпа с плюмажем, и шелковая рубашка с кружевным жабо были прихвачены специально для подобных целей. Да и остальные костюмы при ближайшем рассмотрении оказались слишком тщательно отделанными, чтобы считаться изобретенными на ходу. Ну конечно, ведь костюмированные балы были непременной частью программы подобных круизов, и жаль, что Джейни не подготовилась к этому. Впрочем, по восхищенному взгляду Колина, Джейн поняла: усилия ее не пропали даром.

— Похитительница сердец! — простонал он. — Вам следовало бы всегда так пользоваться косметикой.

И умелой рукой повел ее между танцующими парами. Джейн искала взглядом Стефена, но только на втором круге увидела его в дверях вместе с Клер.

Вот кто выглядел действительно похитительницей сердец, так это Клер в костюме испанской танцовщицы: из высокого разреза длинной юбки соблазнительно выглядывала стройная ножка, обтянутая блестящими черными колготками; в низком вырезе плотно облегающего корсажа виднелись прижатые друг к другу острые груди, едва прикрытые кружевом. Но Джейн, едва дыша, с трепещущим от волнения сердцем смотрела только на Стефена.

Он тоже оделся пиратом, но в отличие от Колина, вполне "цивилизованного" пирата, выглядел настоящим флибустьером. Темные глаза сияли ничуть не меньше, чем довольно-таки уродливый кинжал на поясе. Золотая серьга в ухе подчеркивала бронзовую смуглость лица, не нуждавшегося в подкраске. Ярко-красная полурасстегнутая рубашка открывала грудь, в электрическом свете еще более мужественно-привлекательную, чем на ярком солнце у бассейна.

— Да, в мире просто не осталось ничего оригинального, — пожаловался Колин. — Смотрите-ка, этот Стефен слизал с меня костюм!

Он приветственно взмахнул рукой, и Стефен кивнул им обоим. Джейн надеялась танцевать подальше, но недооценила Клер, которой явно не терпелось похвастаться добычей.

— Какая вы сегодня хорошенькая, Джейни — протянула она, приблизившись и по-хозяйски держа Стефена под руку. — И наконец-то, надели драгоценности.

— Не без настойчивых уговоров с моей стороны, — подчеркнул Колин. — Ты и сама роскошно выглядишь, Клер.

— И выглядела бы еще лучше, будь на мне кое-какие штучки Джейни. Так трудно подобрать что-то к испанскому костюму.

— Бриллианты, — с готовностью отозвался Колин. — Лучше всего подходят бриллианты, и, если б ты была со мной поласковей, я мог бы их тебе устроить.

Клер одарила его фальшивой улыбкой, а Джейн в который раз почувствовала, что между ними что-то есть. Уж не Клер ли та самая царица Савская? Это, кстати, вполне логично объясняло бы присутствие Колина в круизе. Однако Клер явно не отвечала взаимностью и не числила Колина среди предполагаемых женихов, хотя совершенно открыто заявляла о намерениях найти мужа. "Ну, да, а вот Стефена определенно числит", — подумала Джейн, глядя, как Клер все теснее прижимается плечом к своему спутнику.

Пока Колин и Клер обменивались репликами, Стефен так и не взглянул в сторону Джейн и только, подхватив Клер при грянувшей в очень быстром темпе музыке, слабо улыбнулся на ходу.

Пренебрежение было таким явным, что Колин не удержался от замечания:

— Нет, все-таки вы самая странная пара из всех моих знакомых. То смотрите друг на друга, как влюбленные, то в разные стороны, как совершенно чужие люди. Что произошло на этот раз?

— Он разозлился за то, что я была приветлива с Рупертом.

— Стефен может ревновать к этому придурку?

Джейн вздохнула.

— Думает, я гонюсь за титулом.

— А что, Руперт намерен сбежать вместе с титулом?

Видя выражение лица Колина, Джейн не удержалась от смеха и подивилась, насколько он более чуток, чем Стефен. Правда, не питает к ней таких чувств. Да полно, питает ли Стефен к ней что-либо серьезное? Может, она просто вообразила себе все? Может, всего лишь понравилась скучающему бизнесмену на отдыхе, решившему с ее помощью развеять скуку? Нет, не может быть. Она действительно нравилась Стефену, но настолько, что он сам испугался этого, именно из страха судя ее строже, чем других.

Бал катился своим чередом, веселье нарастало, но казалось Джейн почему-то фальшивым, и, пытаясь по мере сил принимать в нем участие, какой-то частью сознания она оставалась все-таки равнодушна, словно со стороны наблюдая за собственными же действиями.

Лорд Руперт в костюме клоуна с огромным фальшивым красным носом увивался вокруг, словно пчела вокруг цветка, пожирая Джейн еще более пустыми, чем обычно, глазами, нечувствительный ни к каким резкостям.

— Вы здесь самая прелестная девушка, — нелепо вытаращившись, заявил он, затащив ее все-таки в круг танцующих. — Надеюсь, мы будем часто видеться, пока круиз продолжается?

— Сомневаюсь. Большую часть времени я провожу с Колином.

— Но вы же не помолвлены, правда?

Джейн воздержалась от ответа, но постаралась принять самый загадочный вид, заметив себе, предупредить Колина.

— Впрочем, если у вас есть кто-то, — продолжал лорд Руперт, — то я, разумеется, не смею охотиться на чужой территории.

И, едва танец кончился, он отвел Джейн на место, а сам переключился на девушку из Западной Африки. Наблюдая за ними, Джейн вздохнула с облегчением. Замечательная пара — мисс "Золотые прииски" и титул!

— Как вам удалось от него избавиться? — прошептал Колин.

— Намекнула, что мы здесь вместе.

Она ожидала от него каких-нибудь насмешливых комментариев или иронических подшучиваний, дескать, как жаль, что в действительности все не так, но он ничего не сказал. Нет, похоже, сердце его действительно не свободно, а старания выглядеть беззаботным — не более чем уловки самолюбия. Колин все еще в кого-то влюблен, хотя и безответно.

Интересно, не знает ли Динки Говард имени этой девушки. Нет, даже если и знает, может не сказать, а если и скажет, то не стоит писать об этом заметку в газету. Есть вещи, от которых следует воздержаться даже самому неразборчивому репортеру.

Через силу она танцевала, шутила, пила шампанское, стараясь делать вид, что не замечает отсутствия Стефена. Музыка играла все громче, огни сверкали все ярче… голова просто раскалывалась, тишина каюты и сон казались и райским наслаждением, и жизненной необходимостью.

— Колин, больше не могу, — простонала она, в конце концов. — Уже, наверное, два часа ночи, и я падаю с ног.

— Ну, еще один танец, — попросил Колин, — и я провожу тебя вниз.

Со вздохом Джейн последовала за ним, еще больше огорчившись при звуках польки. Они в безумном вихре пронеслись по залу, натыкаясь на других, извиняясь и продолжая вертеться и наталкиваться. С финальным крещендо музыка умолкла, Джейн остановилась, прижимая ко лбу руку: зал перед глазами кружился.

— Да уж, поистине, это был последний танец. Я так устала, что…

Слова замерли у нее на губах, а глаза расширились от ужаса. Пальцы нащупали на шее только одно ожерелье.

— Что случилось, Джейни? Ты побелела, как мел.

— Рубиновое ожерелье! Оно исчезло!

Она сняла руку с шеи.

— Оно, наверное, упало.

— Я бы услышала. Оно достаточно тяжелое и не могло упасть беззвучно.

— За таким шумом немудрено и не услышать. Успокойся, я попрошу дирижера объявить в микрофон.

Джейн осталась на месте, вся дрожа, не в силах сделать ни шага, пока Колин поднимался на сцену и шептался со стоящим там человеком. О пропаже ожерелья тут же объявили, и после минутной мертвой тишины все повскакивали с мест и принялись искать. Сердце Джейн судорожно отстукивало секунды, они складывались в минуты, а ожерелье все не находилось.

— Оно должно быть где-то здесь! — вскричала она и принялась сама ползать по полу.

— Возьми себя в руки, Джейни, — рядом стоял Колин. — Никуда оно не делось. Иди за столик и выпей чего-нибудь.

— Но я должна найти, должна. Ты не понимаешь, Колин. Я должна его найти!

С несколько обескураженным видом, он взял ее за руку и повел к столику. Не успела она усесться, как рядом, словно из воздуха, материализовался Стефен. Взгляд его был еще не таким ласковым, как прежде, но уже и не таким холодным.

— Ожерелье, наверняка, где-нибудь в танцзале, — спокойно произнес он. — Не расстраивайся.

— Но оно же стоит целое состояние! — охала Джейн.

— Не сомневаюсь. Но так же не сомневаюсь, что твой отец застраховал его.

Невероятных усилий стоило вспомнить, кем ее здесь считают, и попытаться собрать все свое мужество.

— Вы не представляете, в какой ярости будет папа, независимо ни от какой страховки, если ожерелье не найдется.

— Уверен, что найдется.

— А если его украли?

Эти слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы, и оба оторопело уставились на Джейн. Стефен побледнел, и первым заговорить пришлось Колину.

— Только не говорите ничего такого при Динки. Не то его удар хватит.

Джейн не ответила. Наверное, многих на судне хватил бы удар, выяснись, что среди них скрывается давно разыскиваемый вор!

— Пожалуй, Джейн нужно выпить, — заметил Стефен.

Колин попытался было найти официанта, но никого не оказалось на месте — все искали пропажу, и сам отправился в бар.

— Когда ты в последний раз видела его на себе? — спросил Стефен.

— Не помню. Я и почувствовала-то, что его нет, только после польки. Наверное, и уронила, когда мы вертелись по залу.

— Если так, то оно лежит себе где-нибудь неподалеку или зацепилось за кого-нибудь… Ведь перед тем, как дирижер объявил о пропаже, кое-кто вышел подышать свежим воздухом…

Не договорив, он быстро нырнул в ближайшую дверь и исчез.

Оставшись одна, Джейн нервно ломала пальцы, прокручивая в голове, что сказать Джейни и Седрику Белтонам, если рубины не найдутся. Ужасно, если заподозрят ее!

"Господи, и зачем только я поддалась на уговоры Колина и надела эти чертовы игрушки? Нет, если ожерелье найдется, клянусь, в жизни больше не надену ни одну. Запру всю шкатулку в сейфе у казначея…"

Поток мыслей резко прервался при виде Стефена, появившегося в дверях и с торжествующим лицом, держащего в руке мерцающие и переливающиеся огоньки.

— Где ты его нашел? — ахнула Джейн.

— Там, где и думал. Оно упало, пока вы танцевали, и зацепилось за платье другой женщины. Я прошелся по палубе, приглядываясь к пассажирам, и заметил у поручней одну пожилую вдову в этаком пышно-сборчатом платье, да еще и с тюлем. Извинился и попросил повернуться. Твое ожерелье оказалось в одной из многочисленных складочек, зацепилось, как я и предполагал. — И Стефен протянул ей ожерелье. — Наклонись, я надену его на тебя.

Джейн подчинилась, и пропавшая драгоценность снова прохладно облекла шею. Но не прохлада камней заставила ее замереть, а тепло пальцев Стефена, возившихся с замочком. Он тоже не остался равнодушен к ощущению под пальцами шелковистой женской кожи, и Джейн готова была поклясться, что слышала его участившееся дыхание. Однако, заглянув потом в лицо, увидела все ту же непроницаемую отчужденность.

— Надо сказать дирижеру, пусть объявит, что ожерелье нашлось, — сказал Стефен и ушел.

Тут вернулся Колин с двумя бокалами, и Джейн, залпом выпив оба, собралась назад в каюту, торопясь поскорее снять с себя все драгоценности и сдать казначею.

Колин проводил ее и у самых дверей положил руку на плечо.

— Ты — прелесть, Джейни, и жаль, что так напугалась из-за этих рубинов. Глупо было расстраиваться. Даже если бы потерялось все, что на тебе сейчас надето, беспокоиться следовало страховой компании.

— Никто вообще больше не будет беспокоиться, — заявила Джейн. — Сию же минуту все снимаю и немедленно несу казначею!

— Да какая же радость от такой роскоши, коль ее не носить?

— Это — мои драгоценности, что хочу, то и делаю с ними.

— Знаю, знаю, старушка. Просто жаль, вот и все. Что ж, тогда вперед. Если ты намерена идти к казначею, могу проводить. А то еще бояться станешь, как бы кто не ограбил в коридоре!

Джейн нервно рассмеялась, именно так она и думала.

— Подожди минутку, пока я сниму эти игрушки.

В каюте она открыла шкатулку и принялась снимать украшения и осторожно укладывать по местам. Потом, держа шкатулку, словно готовую разорваться бомбу, отправилась вместе с Колином к офису казначея, но остановилась в смятеньи, увидев, что свет внутри погашен, а деревянные жалюзи опущены. Колин взглянул на часы.

— Ах ты, черт, как же я раньше не сообразил. Бедняга ведь давным-давно спит. Придем лучше утром.

— Ни за что. Я не засну, пока не буду уверена, что шкатулка в безопасности.

— Помилуй! Никто ведь не собирается тебя грабить! Зачем же так переживать?

— Что-нибудь случилось? — послышался спокойный голос, и, обернувшись, Джейн увидела Стефена, стоящего внизу трапа, ведущего на главную палубу.

— Я хотела сдать казначею шкатулку, но каюта закрыта.

Увидев ее побелевшее лицо, Стефен подошел к нише с телефоном и снял трубку. Слов было не слышно, но, положив трубку, он улыбался.

— Казначей придет через пару минут.

Пара минут тянулась долго, и Джейн, устало прислонившись к переборке, обдумывала странную ситуацию. Случись кому-нибудь проходить мимо, вот бы подивился на них — двух пиратов и красотку из гарема, судорожно прижимающую к груди шкатулку с драгоценностями! Мужчины молчали, словно персонажи недописанной пьесы, ожидая, пока автор подскажет слова роли.

"Ну да, а автор — я, — подумала Джейн, — и подсказать могу только ложь".

Послышались шаги, появился казначей, облаченный во фланелевый халат, с помятым от сна лицом. Взял у Джейн шкатулку, запер в сейф и вручил ей ключ.

— Это тоже следует хорошенько стеречь, — усмехнулся Колин, когда она вышла от казначея. — Не то знаменитый вор выкрадет ее прямо из-под носа у казначея!

Джейн сейчас вообще не склонна была смеяться, а над подобными шутками — тем более и, спрятав ключ в сумочку, зажала ее под мышкой.

— Вы оба были очень добры, но теперь, извините, я пойду спать. Умираю от усталости.

И, не дожидаясь ответа, она чуть ли не бегом двинулась по коридору. У каюты, ничего не видя от слез облегчения и радости, долго не могла попасть ключом в скважину.

— Дай-ка лучше я.

Джейн замерла от неожиданности и, без звука вручив ключ Стефену, смотрела, как он возится с замком и открывает дверь.

— Господи, с такой мелочью не справиться самой!

От пережитых волнений голос у нее сел.

— Просто ключ погнулся. Утром скажи стюарду, пусть посмотрит.

— Непременно.

Он нагнулся над ней, потом отпрянул и прошептал:

— Бедняжка Джейн, до чего же близко ты все принимаешь к сердцу!

— Ты бы на моем месте тоже не сохранил бы хладнокровия, — вырвалось у нее, сгоряча.

Он глядел с любопытством и недоумением, приоткрыв рот, словно намереваясь что-то сказать. Но счел за лучшее промолчать и лишь коснулся ее щеки. В розовом свете, струившемся вдоль коридора, он казался выше и смуглее обычного, лицо скрывалось в тени, и только глаза мерцали, да на поясе поблескивал кинжал.

— Спокойной ночи, Стефен.

Не в силах больше выносить его близость, Джейн закрыла дверь.

Глава девятая

Несколько дней "Валлиец" неторопливо огибал западное побережье Италии, направляясь в Адриатику, к Венеции. Погода стояла великолепная, небо синело, солнце сияло, веял прохладный ветерок, а звездные ночи были словно специально предназначены для любовных свиданий.

Но Джейн, большую часть времени проводившей с Колином, хотелось не быть связанной никакими обещаниями, а бросить все и вернуться в Англию. В самом деле, если б не задание отца, чего проще — под благовидным предлогом попросить Динки остановить теплоход в каком-нибудь маленьком порту по пути.

Она попыталась было еще раз выяснить отношения со Стефеном, но после того, как он не стал даже слушать, из гордости отказалась от дальнейших попыток и сказала себе, что коли он способен на такую ревность по столь незначительному поводу, то и не стоит внимания.

Внимания-то он, возможно, и не заслуживал, а вот подозрений — по-прежнему, и вполне мог украсть алмаз, если не ради денег, то из страсти к обладанию.

Подозрения эти стали вполне определенными на следующий день после поездки всей компанией в Монте-Карло. Они тогда все дружно сидели у бассейна, поскольку достаточно воспитанный Стефен никогда не позволил бы себе на людях выказать свое охлаждение к Джейн и по-прежнему проявлял дружелюбие, хотя бы внешне.

Обсуждали кражу пяти бесценных картин из Парижской галереи, наперебой соглашаясь, что дело это не только весьма опасное, но и крайне глупое, ибо картины слишком известны и продать их не удастся.

— Может быть, их украли, чтобы потребовать у страховой компании выкуп? — предположила Клер.

— Рукава от жилетки они получат, — рассмеялся Колин. — Да и вообще, безумная затея.

― Отнюдь, — заявил Стефен. — Во-первых, с чего мы взяли, будто картины украдены только с этими двумя целями — перепродажи или возврата за выкуп? Вполне возможно, их пожелал иметь какой-нибудь коллекционер, страстно увлеченный современной живописью.

— Тогда ему придется прятать их в погребе, — возразила Джейн, — чтобы ни одна душа их не увидела. Просто не осмелится показывать.

— А может, ему вполне достаточно любоваться самому и больше ничего и не нужно?

— Довольно дорогое удовольствие!

— Не слишком, если есть деньги.

Джейн мысленно возвращалась к этому разговору и много бы дала, чтобы заглянуть в дом Стефена. Впрочем, даже если бы ничего больше не стало известно, и эту малую толику сведений непременно нужно передать отцу, а там — пусть сам решает, какие меры принимать. А принять какие-либо меры против такого человека, как Стефен, будет ой как нелегко. Чтобы обвинить владельца газет, потребуется не просто подозрение!

Праздно текущие дни оживились еще одной общей темой для обсуждения — серией статей в "Морнинг стар", описывающих жизнь на "Валлийце". На первую наткнулся Динки Говард, когда стояли в Монте-Карло, и немедленно потребовал у Стефена объяснений, получив в ответ резкую отповедь. Но по мере того, как судно бороздило голубые воды Адриатики, Динки все больше падал духом и в один прекрасный день, когда все собрались на палубе насладиться последними лучами заходящего солнца, снова заговорил со Стефеном об этом.

— Появились еще пять статей, мистер Дрейк. По одной каждый день.

Джейн слушала, совершенно обескураженная. Судя по всему, Фрэнк Престон придерживал их и теперь, собрав, будет выдавать по одной каждый день до конца круиза. Может, пока остановиться, не писать? Хотя статьи нисколько не обидны ни для кого. Нет, надо продолжать, что бы ни происходило.

— Значит, вы здесь получаете экземпляр "Морнинг стар"? — спросил американца Стефен.

— Нет, мне из лондонской конторы прислали телеграмму. И по крайне неприятному совпадению, совершенно случайно, это оказалась ваша газета.

— Я не слежу за ее содержанием. На то есть редактор.

— Да, но политика…

— Политика здесь ни при чем. Эти статьи — всего-навсего насущный кусок хлеба с маслом.

— Ну да, и с джемом, — отозвался Динки. — Отвратительно липким, клеветническим джемом!

— И вовсе они не клеветнические, — не удержалась Джейн. — Я читала первую и нашла ее очень смешной. Не понимаю, почему вы так возражаете.

— Потому, что мои пассажиры платят как раз за сохранение тайны частной жизни и, получается, напрасно.

— Большинство ваших пассажиров как раз обожает рекламу о себе. Уверена, никто не стал бы возражать против упоминания своего имени в любой из этих статей. Почему бы не спросить их?

— Мне вовсе не нужно спрашивать, мисс Белтон. Я…

— Так спросите хотя бы меня! — нахмурилась Джейн. — В конце концов, я ведь тоже из числа пассажиров. И могу сказать, что абсолютно спокойно отреагировала бы, упомяни этот таинственный автор в своих статьях мое имя!

Динки ушел посрамленный, а Стефен одарил ее ледяной улыбкой.

— Совершенно необязательно было кидаться на мою защиту.

— Прошу прощения. Просто непонятно, с чего он вздумал обвинять тебя.

Стефен пожал плечами.

— Меня его обвинения нисколько не задевают. Просто Фрэнку Престону следовало сообщить о своих намерениях.

— Да ведь ты бы наверняка ему запретил!

— Чертовски верно, запретил бы! Не выношу, когда путают мне все планы! — Он неожиданно нахмурился. — А может, Руперт пытается заработать себе на хлеб?

— Сомневаюсь, — поспешно отмела предположение Джейн. — Первая статья ведь была написана, когда он был еще в Монте-Карло.

— Да, действительно. Ну ладно, как бы там ни было, я намерен телеграфировать Фрэнку Престону, чтобы он прекратил самодеятельность. Все это уже выходит за рамки приличий.

И, закрыв глаза, он повернулся к солнцу, подчеркивая, что обсуждение окончено.

За день до прибытия в Венецию Динки объявил, что никаких специальных экскурсий на берег не предусмотрено, поскольку у каждого, он уверен, свои собственные планы.

— Вот и славно, — протянула Клер. — Лично я отправлюсь в Лидо.

В ответ раздался хор одобрения, в котором Джейн не участвовала. Надо воспользоваться случаем и как следует осмотреть Венецию, ведь второго раза не представится. А Стефен пусть катится к черту вместе с остальными!

— А ты едешь с нами в Лидо? — поинтересовался Колин.

— Спасибо, но вряд ли. Предпочитаю прокатиться по городу.

— Какая скука! Почему бы не пойти на компромисс и не провести в Лидо хотя бы полдня?

— Нет-нет, благодарю. Да ведь я и не прошу никого ехать со мной. Сегодня мне хочется побыть одной. — Бросив взгляд украдкой, она увидела, что Колин неотрывно смотрит на Клер, в нарядном кружевном платье еще более прелестную, чем всегда.

Словно почувствовав взгляд, он быстро обернулся. Глаза были бесстрастны.

— Что ж, Джейни, очень хорошо. Тогда давайте все встретимся вечером в ресторане отеля "Даниелли" и выпьем. Судно покинет Венецию не раньше полуночи, и нет смысла являться на борт до этого времени.

В полвосьмого утра Джейн уже стояла на палубе, готовая к выходу, и смотрела, как судно медленно скользит в направлении Гран Канале. Впереди из моря поднималась Венеция, один из красивейших городов мира. Нет, ни прочитанные статьи, ни услышанные описания не могли в точности передать захватывающей дух красоты старинных зданий, вздымающихся из оливково-зеленых вод. Мимо судна проплывали бесчисленные островки, такие крохотные, что казались скорее обломками скал, на которых стояли отдельные дома или зеленели рощицы. Но город постепенно раскрывался перед глазами, взметая в небо строгие и величественные купола и шпили готических и ренессанских храмов и дворцов. А небо, какое изумительное небо! Словно в Англии ранним весенним утром, промытое первым дождем, но с тем зеленовато-желтым отсветом, который сияет на пейзажах Каналетто[16].

И непонятно, небо ли отражается в воде, придавая ей такой неповторимый оттенок, или же, наоборот, само вбирает в себя эти зыбкие тона. Но и небо, и вода подчеркивали красоту серого камня, розового кирпича и белого мрамора, делая все вокруг таинственно, невиданно сказочным.

Несмотря на ранний час, мимо туда и сюда скользили гондолы. В некоторых сидели люди, но большинство были нагружены товаром и провизией для других островков. "Валлиец" двигался уже по Гран Канале, и можно было поближе рассмотреть фасады с бесчисленными колоннадами и полукруглыми арками. Вот мелькнул собор святого Марка и Дворец Дожей, такой прекрасный в мерцающем золотистом свете, что с трудом верилось в его реальность. Узкие каналы ответвлялись, уходя к самому центру Венеции; между высокими, близко стоящими домами, куда не проникал луч солнца, поблескивала темная вода, и уже ощущался слабый, но явственный сладковатый запах гниющих отбросов и плесени. Однако запах странным образом лишь усиливал ощущение великолепия древней и непреходящей красоты этих изумительных соборов, музеев, дворцов, изящных мостов, по которым рано поднимающиеся венецианцы спешили на работу.

Поглощенная зрелищем прекрасной жемчужины Адриатики, Джейн стояла на палубе до тех пор, пока "Валлиец" не пришвартовался в гавани вблизи железнодорожного вокзала, и только потом отправилась в ресторан на завтрак. В ресторане было как всегда пусто, и Джейн поела в одиночестве, не переставая удивляться, как это люди могут быть такими нелюбопытными и сидеть по каютам, когда мимо проплывают подобные чудеса.

Около половины десятого Джейн сошла по трапу и, быстро покончив с таможенными формальностями, отправилась в город. Прежде всего следовало купить какой-нибудь путеводитель, и подходящий обнаружился около вокзала — громадного мраморного здания, больше похожего на дворец. Держа книгу в руке, она составила себе план на день: с утра — по музеям и художественным галереям, потом пообедать в маленьком ресторанчике, о которых столько наслышана, после обеда — Дворец Дожей и базилика святого Марка, а ближе к вечеру — пробежаться по магазинам в центре. Надо же, сколько раз смеялась над туристами-американцами с извечными путеводителями в руках, натыкаясь на них по всему Лондону. А теперь и сама в том же положении. Хотя, надо заметить, желание обойти город было продиктовано не в последнюю очередь твердым намерением даже самой себе не признаваться, что огорчена размолвкой со Стефеном.

Но, переходя из одной художественной галереи в другую, Джейн забыла о Стефене, собственные переживания растворились в восхищении величайшими и прекрасными творениями человека. Бок о бок стояли картины Тициана и Тинторетто, окруженные произведениями Беллини и Веронезе. А если хотелось иных линий и иной палитры — пожалуйста, к услугам были Галерея ди Арте Модерно с собранием современной живописи или Музей Чивико Коррер с коллекцией самых невероятных костюмов самых разнообразных времен и народов.

Но постепенно красота, упрятанная в стенах этих великолепных дворцов, в их громадных залах, стала бледнеть по сравнению с бьющей ключом яркой и теплой жизнью за стенами, и Джейн, захлопнув книжку, двинулась по улицам. И, скорее волею счастливого случая, чем намеренно, оказалась на знаменитом мосту Риальто и остановилась поглазеть на товар уличных торговцев, по большей части предлагавших разнообразные, и весьма живописные ожерелья и браслеты.

Постепенно все больше и больше народу появлялось и на улицах, и особенно на Гран Канале, таком же оживленном, как Регент-стрит в Лондоне. По его водной глади в разные стороны скользили сотни гондол, в воздухе раздавались гудки катеров-автобусов, развозивших пассажиров по городу. Согласно путеводителю здесь имелось сто семьдесят каналов, соединенных более чем четырьмястами мостами, и к обеду Джейн казалось, что она прошла пешком по ним всем. Со стертыми почти в кровь ногами ковыляла она по какой-то узенькой, мощенной булыжником, улочке и вздохнула с облегчением, завидев маленький ресторанчик, из которого доносились аппетитные запахи. В окошке были выставлены тарелки с весьма соблазнительного вида омарами, золотистыми ломтиками картофеля и свежезажаренной мерлузы, от которых у нее потекли слюнки. Ресторанчик — вернее сказать, кафе — был переполнен людьми, по большей части поглощавшими еду за узкой стойкой, тянувшейся вдоль дальней стены. Поколебавшись, Джейн вошла, волнуясь, хватит ли ее скудного запаса итальянских слов. Однако беспокойство оказалось напрасным — женщина за стойкой сразу признала в ней иностранку и обратилась по-английски. Джейн немедленно отвели за ресторанчик, где у каменной серой стены, в тени искривленного дерева, стояло с полдюжины столиков. В углу, аккомпанируя себе на гитаре, жалобным голосом пел юноша, не обращая ни малейшего внимания на то, что никто из жующих, проголодавшихся посетителей его не слушает.

Джейн, вытянув под столом ноги, с наслаждением сбросила туфли и принялась за незамысловатую, но великолепно приготовленную еду, по которой уже успела стосковаться, только теперь поняв, насколько устала от изысканной кухни "Валлийца". Кому бы пришло в голову, что можно, оказывается, устать от изысканных pate de foie gras[17] и икры, от шатобриана[18] и разнообразных необычных суфле! Запивая восхитительную рыбу легким белым вином, Джейн чувствовала себя куда счастливее, чем в последние несколько дней, и без большого удовольствия думала о возвращении на судно.

Покончив с обедом, она направилась к площади Сан-Марко и, подходя к ней со стороны Оперы, поразилась великолепному виду с собором. Первоначально построенный как личная часовня дожей, он изумлял роскошью материала и отделки. Мраморные колонны украшали фасад, а мозаики придавали неповторимый колорит сводам бесчисленных арок. Макушка собора образовывала широкую галерею, в центре которой стояли четыре огромные бронзовые лошади, выполненные столь искусно, что казались живыми, готовыми вот-вот рвануть галопом. Под косыми лучами солнца мозаики золотисто мерцали, а крутые бока лошадей матово поблескивали и лоснились, словно дыша. Даже если бы собор размещался в куда более мрачном месте, и то был бы изумительно хорош, а так, на фоне ярко-голубого неба, венчающий одну из красивейших площадей мира, и вовсе являла собою дивное зрелище, заставляющее застывать в восторге даже самых искушенных туристов.

Три другие стороны площади занимали магазины, скрывавшиеся под великолепными арками, над которыми возвышались здания эпохи Ренессанса, выглядевшие слишком величественными для размещавшихся в них контор и лавочек.

Джейн немало времени провела в соборе и, восхищаясь настенной мозаикой и внутренними аркадами, отделанными редкими породами мрамора, долго стояла у главного алтаря, основной достопримечательности, с ручной отделкой серебром и золотом. С трудом верилось, что такое могли создать человеческие руки, настолько изысканной была композиция и тщательной — работа.

Выйдя снова на свет, Джейн постояла с минуту, беспомощно моргая, подождала, пока глаза привыкнут к яркому солнцу, и тут волосы всколыхнул порыв ветра, созданный тысячью крыльев. Голуби! Знаменитые голуби площади Сан-Марко ворковали, клевали хлебные крошки точно так же, как и на Трафальгарской площади, а беспрестанное хлопанье крыльев напоминало ропот листвы. Никогда еще Джейн не приходилось видеть столько голубей сразу — тысячи, сотни тысяч, воркуя, вились вокруг, летали над головой, садились у самых ног и вновь возвращались на высокие арки, которые считали домом.

Снова заглянув в путеводитель, она направилась во Дворец Дожей, но уже так устала и была оглушена количеством впечатлений, что почти не реагировала на новые бесчисленные арки, тенистые лоджии и бесконечный ряд скульптур. Нет, осмотреть Венецию за несколько часов просто немыслимо! Даже за несколько месяцев можно получить лишь слабое представление о ее сокровищах.

Чувствуя, что ее моральным силам наступил предел, Джейн вернулась на площадь Сан-Марко, села за столик и, потягивая черный кофе, принялась рассматривать прогуливающийся мимо народ. Среди огромного количества туристов, в основном американцев, итальянцев обнаружить было трудно, но можно — по тому равнодушному виду, с которым они проходили мимо роскошных магазинов, ни разу не взглянув ни на собор, ни на высокую, кирпичную кампаниллу [19], стоящую перед ним.

С верхушки этой кампаниллы, должно быть, открывался изумительный вид на город, и, допив кофе, Джейн направилась к ней, заплатила положенные десять лир и на лифте вознеслась на самый верх.

Долго стояла, глядя сверху на дома и дворцы, завороженная зрелищем, и совершенно забыв, что часы вот-вот должны бить. В воздухе послышалось хрипение, шипение, а потом раздался громовой удар, потрясший барабанные перепонки, голову, все тело и заставивший вибрировать даже душу. Со стоном она заткнула уши, напрягаясь всем телом всякий раз, когда исполинские колокола над головой били снова и снова

Неожиданно сильные руки схватили ее за талию, прислонили к чему-то широкому и надежному и держали так, пока не затих последний звук. Только потом она обернулась и взглянула прямо в смуглое, бесконечно любимое лицо Стефена.

— Неужели тебя никто не предупредил о колоколах? — удивился он.

Джейн покачала головой, не в силах вымолвить ни слова, и, взяв ее за локоть, Стефен подошел к лифту и нажал кнопку.

— Довольно-таки необычное ощущение — услыхать колокола с такого близкого расстояния. Особенно без предупреждения…

— Да, я уж думала, вот-вот потеряю сознание, — призналась Джейн. — Глупо, конечно, но…

— Некоторые очень чувствительны к шуму. Меня лично шум нисколько не беспокоит, ну, если не считать, конечно, звука ножа о стекло или по тарелке!

Двери лифта открылись и впустили их.

— Вот уж кого я меньше всего ожидала здесь увидеть, — пробормотала Джейн. — Разве ты не видел этой кампаниллы прежде?

— Видел. И не однажды. Но все равно всякий раз, приезжая в Венецию, не могу удержаться и не посмотреть на город сверху.

— Он прекрасен, правда?

— Да. Я люблю Венецию больше Рима.

Лифт остановился, они спустились по лестнице на площадь. Стефен явно колебался, и Джейн понимала, что должна взять на себя инициативу, — уйти сама, но страшилась даже этой мысли.

— Странно, почему Колин не пошел с тобой на кампаниллу? — удивился Стефен.

— А зачем ему?

— Я бы никогда не отпустил тебя одну!

— Но я здесь действительно одна. Колин в Лидо.

Джейн повернулась и медленно пошла через площадь, высоко подняв голову, часто моргая, чтобы удержать слезы, туманившие взгляд.

— Джейн, подожди!

Боясь, что ослышалась, она продолжала идти и остановилась, только когда Стефен оказался прямо перед нею.

— Пойдем, выпьем кофе, — предложил Стефен. — По-моему, тебе нужна чашечка хорошего крепкого кофе.

И повел ее к столику. Официант подошел тут же. Стефен заказал кофе и, откинувшись на спинку стула, молча, смотрел на Джейн. Детское ощущение счастья… Душа запела, умолкла и запела вновь… Стефен снова рядом. Так зачем задаваться какими-то вопросами? Почему просто не принять с радостью то, что есть?!.. Вот только есть ли оно? Сейчас он здесь, милый и внимательный, а через минуту может подняться и опять уйти с холодным видом. Нет, выдержать такое во второй раз ей не под силу. Рискуя получить отпор, надо все-таки попробовать откровенно поговорить с ним.

— По-моему, у тебя появилась привычка обязательно объединять меня с каким-нибудь мужчиной, тебе не кажется? — Она изо всех сил старалась говорить спокойно. — Сперва с Рупертом, теперь с Колином.

— Ну, понять меня не трудно. Ты ведь хороша собой. А знаешь, как иногда можно все неверно истолковать.

— Не понимаю, как можно неверно истолковать то, что мы с Рупертом посидели за столиком в баре.

Тон ее стал решительным.

— А Колин? Как следует понимать тайную помолвку?

— Тайную помолвку? Не понимаю, о чем ты?

— Прошу прощения, если мне не положено было об этом знать, но тогда не следовало делиться с Рупертом.

— О Господи! — воскликнула Джейн. — Неужто ты поверил его словам? Да я все придумала! Он вознамерился одаривать меня своим ежеминутным вниманием до конца круиза, вот и пришлось на ходу изобрести, будто мы с Калином влюблены. Если б ты так явно не демонстрировал свою неприязнь ко мне, то вполне мог бы фигурировать вместо Колина!

Стефен ничего не сказал, а она принялась усердно размешивать в чашке давно растворившийся сахар. Маленький оркестрик наигрывал романтические вальсы Штрауса, а над головой летали голуби, темными пятнами мелькая в ярко-голубом небе.

Парочка опустилась прямо у их ног; голубь, нежно воркуя, выпячивая грудь, обхаживал голубку, потряхивая крыльями, старался привлечь ее внимание. Но усилия его пропали даром: голубка, занятая собой, порхнула в сторону. Потоптавшись на месте, голубь перелетел к другой голубке и снова начал свой танец.

— Вот уж кто никогда не огорчается из-за отказа, — сухо заметил Стефен. — Совершенно никакого самолюбия.

— Это не так уж и плохо. Сочетание самолюбия и ревности доставляет слишком много неприятностей.

— Из твоих слов, очевидно, нужно сделать вывод, что мне следовало бы брать пример с голубей! Что ж, может быть, ты и права. Надо признать, последние дни я вел себя ужасно глупо.

Джейн очень хотелось не согласиться с ним, но нужные слова не шли на ум. Душа была слишком переполнена радостью, что он хочет восстановить добрые отношения. Но невольное молчание в очередной раз сослужило хорошую службу: Стефен наклонился и взял ее за руку.

— Джейн, прости мое поведение. Хотя, конечно, мне нечем оправдываться, ну разве только тем, что я все-таки не голубь!

Джейн расхохоталась.

— Да уж, на голубя ты мало похож. Скорее на сокола или на орла, но никак не на голубя!

На этот раз расхохотался Стефен.

— Ну, ты и шутница! Должно быть, отец скучает, отпуская тебя надолго.

— Да. После смерти матери жизнь у него была нелегкая, и я стараюсь не уезжать надолго.

— Ты, похоже, обожаешь его.

— Да.

И она умолкла, заметив, как потемнело его лицо.

— Я-то к отцу никогда ничего не испытывал. Он не любил мать, а я за это ненавидел его!

У Джейн столько рвалось с языка, что она даже не знала, с чего начать, и, боясь сказать не то, начала очень осторожно:

— Но ведь нельзя ненавидеть человека только за то, что он кого-то не любит, даже если этот кто-то — твоя мать.

— Все верно, однако в юности на многое смотришь совершенно по-другому. Тогда мне было непонятно, как можно, живя с такой женщиной, как моя мать, не любить ее. Непонятно, почему отец предпочитал всех этих… всех прочих женщин. А мать продолжала любить и сейчас еще слова против него не скажет.

— Чем же она его оправдывает? — спросила Джейн.

— Да ничем. Понимаешь, она никогда не порицала отца за отсутствие любви к ней. Уже по одному этому можно понять, насколько она по натуре покорна и смиренна — в отличие от меня! — Он достал из портсигара сигарету и закурил. — Я себя в подобном положении просто не представляю! Повзрослев и кое-что поняв, я поклялся, что не допущу, чтобы меня обижали или превращали мою жизнь в мучение.

— А как же невеста?

— Единственная ошибка. Когда все кончилось, я поклялся больше никого не любить.

— А, по-моему, ты и не любил никого, — без обиняков заявила Джейн. — И именно потому все у вас так и закончилось. Джорджины я не знаю и потому оправдывать не собираюсь, но поверь, когда женщина считает, что любит мужчину сильнее, чем он ее, то делает все возможное, чтобы заставить его доказать обратное.

— Пытаясь завладеть его делом, да? Джорджина была бы счастлива, только если бы смогла контролировать все мои дела.

— А может, она считала это единственной возможностью играть сколько-нибудь значительную роль в твоей жизни.

Стефен молчал так долго, что Джейн уже отчаялась услышать ответ. Но потом все-таки заговорил, и таким тихим голосом, словно то были просто мысли вслух:

— Возможно, ты и права. И тогда многое проясняется. Впрочем, все кончено. Мои былые чувства к ней умерли.

— Но ведь появится какая-нибудь другая, — прошептала Джейн — И тогда придется вспомнить: если хочешь быть любимым, то и сам не должен бояться любить.

— Я и не боюсь.

— Боишься. И почти сознался в этом. Боишься уподобиться матери!

Стефен вздохнул.

— Если двое любят друг друга, то должны и понимать, и…

— Взаимопонимание и любовь — вещи разные! Можно влюбиться с первого взгляда и притом совершенно не понимать свой предмет. Взаимопонимание рождается не сразу, а выращивается терпеливо, иногда годами. Честно признаться, Стефен, для тридцатипятилетнего ты рассуждаешь как ребенок.

Он раздраженно отодвинулся.

— Сама ты еще ребенок.

— Нелепо без конца поминать мой возраст, — возразила Джейн. — Но для тебя, вероятно, это еще один способ самозащиты. Вот назовешь меня ребенком, ребенком, ребенком несколько раз — и сам поверишь!

— С чего ты взяла, будто я не верю?

— С того, что целовал меня вовсе не как ребенка, — выпалила Джейн, сама того не желая, смешалась и покраснела. Увидев ее замешательство, он снова пришел в хорошее настроение.

— Да уж, а реагировала-то ты совсем не по-детски. Далеко не по-детски, надо заметить.

Стефен положил ногу на ногу и уставился на ботинки, словно там было что-то написано.

— При первой встрече я воспринимал тебя действительно как дитя. Забавное, но все-таки дитя. И надеялся, что твое присутствие оградит меня от внимания других, столь же очаровательных, но куда менее ребячливо настроенных женщин.

Он схватил ее за руку, и сердитые возражения, уже готовые сорваться, так и замерли на губах.

— Нет, Джейн, погоди, дай закончить. После того дня в Каннах я проверил свои ощущения… Ты намного моложе, но… в тебе есть что-то… Ум, даже мудрость. Необычная, несвойственная юным мудрость. — Он поднял голову, глядя с таким выражением, с таким чувством, которое она только однажды видела у него. — Нет, неудачное время для разговора. К черту, мы должны быть одни, тогда!..

Стефен бросил на стол несколько монет и поднялся.

— Мне чертовски нужно поговорить с тобой, но вечером. После ужина прогуляемся только вдвоем. Хорошо?

— Да, — и Джейн протянула руку, — о да, Стефен.

Потом Стефен показывал Джейн Венецию, о существовании которой она даже не подозревала, небольшие музеи и галереи, хоть и не обладавшие великолепными картинами и значительными реликвиями далекого прошлого, но тем не менее дающие весьма точное представление о давно минувших днях. Разглядывая обитую уже сильно потертой парчой мебель в пыльных гостиных, где некогда танцевали под флейту и арфу юноши и девушки, гораздо легче было представить себе былую Венецию, чем после многочасовых прогулок по лощеным чистеньким палаццо, подготовленным к невзыскательному взгляду туристов. И всюду, куда ни пойди, плескалась вокруг темно-зеленая вода, слышались шлепки длинных весел и почему-то печальные крики гондольеров, разворачивавших лодки в нешироких каналах.

На главных улицах было полно народу, оживленно и очень шумно от несмолкаемых разговоров и смеха, но вдали от центра царил какой-то волшебный покой, придававший самым обыденным вещам неожиданную чистоту и прелесть, навевавший мысли о давно минувших временах, заставляя воспринимать прошлое как настоящее. Но все когда-нибудь кончается, подошла к концу и эта дивная прогулка по Венеции, и, когда Джейн и Стефен в гондоле скользили по Гран Канале к фейерверку огней, означавших отель "Даниелли", на небе уже мерцали звезды.

— Может, вернемся на теплоход? — спросил Стефен

— Уже не успеем. Я обещала Колину прийти на коктейль в ресторан.

— Очень жаль. Как бы мне хотелось увезти тебя в Лондон, Джейн, прямо сейчас. Трудно заводить близкое знакомство, находясь за границей. Сразу начинают действовать какие-то колдовские чары.

— Ну, в данный-то момент во мне нет решительно никаких чар, — рассмеялась Джейн. — За целый день ходьбы по городу я пропылилась насквозь и нуждаюсь в горячем душе.

— Ты прелестна как всегда.

И, наклонившись, Стефен поцеловал ее в нос.

— Ох, Стефен, какой ты забавный! Вот уж не думала, что владелец "Морнинг стар"…

Она умолкла, сконфузившись, но он только снова рассмеялся.

— Да и я никогда не думал, что буду целовать "Булочные Белтона"!

Гондола подплыла к боковому входу в "Даниелли", швейцар помог Джейн выйти и подняться по ступенькам. Прямо у входа возносилось ввысь дерево с нежными розовато-сиреневыми цветами, распространявшими тонкий аромат. Стефен и Джейн прошли через отделанный мрамором холл к бару и в самых дверях столкнулись с седоволосой дамой в развевающемся голубом шелковом платье.

— Миссис Мартин! Какая приятная встреча!

Стефен поцеловал даму в щеку, потом взял за руку Джейн.

— Позвольте представить Джейни Белтон, мою спутницу по круизу.

Джейн протянула руку, и миссис Мартин, здороваясь, задержала ее в своей чуть дольше необходимого.

— Джейни Белтон? — она сделала на имени особое ударение. — Вы родственница Седрику Белтону?

— Он… мой отец.

— Ваш отец!

Миссис Мартин открыла сумочку и принялась искать носовой платок. В этот момент через главный вход появились Клер и Колин и приветственно помахали.

— Оказывается, Клер тоже на этом теплоходе, — произнесла миссис Мартин и с большой теплотой ответила на приветствие.

Теплота эта была взаимной, и Джейн не без досады подумала, что миссис Мартин, должно быть, дама не бедная и не без связей, иначе Клер не проявляла бы столько дружелюбия.

— Может быть, выпьем все вместе? — предложил Стефен.

— О нет, не хочу вам мешать, — отозвалась миссис Мартин. — К тому же мне еще нужно написать несколько писем. Разве что Клер захочет подняться и умыться у меня в номере.

Джейн это предложение удивило, поскольку Клер, одетая в вечернее платье, явно возвращалась на судно и переодевалась.

— Зайдем ко мне на минутку, — повторила миссис Мартин уже настойчивее и схватила Клер за руку.

Ее побелевшие пальцы сжимали руку Клер явно не просто так, и Джейн почуяла, что за настоятельным приглашением что-то скрывается. Клер, должно быть, тоже это поняла и с улыбкой позволила отвести себя к лифту.

Стефен дождался, пока они уйдут, и отправился в бар. Там было шумно и многолюдно, общий гомон усиливался звуками музыки.

— Давай закажем что-нибудь попроще. Мне здесь долго не выдержать.

Когда он отвернулся к официанту, Колин взглянул на Джейн, вопросительно подняв брови. Она незаметно кивнула утвердительно, и он улыбнулся.

Они допивали уже по второму бокалу, когда появилась Клер со странным блеском в глазах и торжествующей улыбкой на губах.

— Мы уж заждались, — заметил Стефен. — Я взял на себя смелость и заказал вам шампанского.

— И попал в точку, мой дорогой. На шампанское я всегда согласна.

Клер уселась и взяла у Колина сигарету. Руки ее вздрагивали, и Джейн подумала, что миссис Мартин, наверное, сообщила что-нибудь неприятное. Однако расстроенной Клер не выглядела. Совсем наоборот, вид у нее был чрезвычайно довольный.

— А ты не хочешь перейти на шампанское, Джейн? — спросил Стефен.

— Нет, благодарю. Мне больше по душе апельсиновый сок.

— Только не говорите, будто не любите шампанского, — протянула Клер. — Советую воспользоваться случаем — он для вас может не повториться.

Стефен и Колин казались удивленными неожиданной язвительностью замечания, а Джейн сделала вид, что не поняла.

— Да я просто не люблю менять один напиток на другой, вот и все, — небрежно отозвалась она.

— Однако в отношении собственного имени вы, похоже, далеко не так щепетильны, не правда ли?

На этот раз притвориться уже не удалось. Во рту пересохло, руки задрожали, и из стакана пролилось несколько капель.

— Что, не можете найти слов, да, Джейни? — продолжала Клер. — Вы уж простите, придется называть вас этим именем, поскольку настоящего вашего имени я не знаю!

Глава десятая

После крайне странных слов Клер за столом воцарилось молчание, окружив всех словно невидимой стеной, о которую разбивался окружающий гомон.

— Что-то я не пойму, о чем речь, — не выдержал Стефен. — Это шутка, Клер?

— Если и шутка, то подшутили над всеми нами! Миссис Мартин попросила меня подняться к ней, дабы сообщить, что совершенно случайно знает Джейни Белтон в лицо и, разумеется, полна недоумения, кто эта маленькая самозванка, сидящая сейчас рядом с нами!

Джейн сидела, не в силах вымолвить ни слова.

— Это правда? — спросил ее Стефен.

Мужество вернулось к Джейн, а вместе с ним — и голос.

— Да, правда. Но я могу все объяснить.

— Хотелось бы надеяться, — протянула Клер. — Держу пари — история премиленькая. Так что вы сделали с настоящей Джейни — увезли и спрятали?

Не обращая внимания на нее, Джейн смотрела только на мужчин:

— Джейни Белтон сама попросила меня поехать вместо нее, поскольку по неким серьезным причинам пожелала остаться в Англии.

— А кто же тогда ты? Как твое настоящее имя?

По ничего не выражающему лицу Стефена невозможно было понять, что он думает по поводу этого разоблачения.

— Джейн Берри.

— Значит, все-таки Джейн. — Он улыбнулся. — Я знал — Джейни тебе не подходит.

Клер переводила взгляд с одного на другого, явно злясь на Стефена, похоже, ничуть не обескураженного.

— Так может, и нас посвятите в тайну, — раздраженно заметила Клер. — Раз уж мы так далеко от Англии и Седрик Белтон все равно ничего не может сделать.

— Это не моя тайна.

— Странно, почему вы не поделились ею со Стефеном…

Джейн прикусила губу. Будь она обычной девушкой, подругой Джейни, без сомнения, так бы и поступила. Но она не подруга Джейни, к тому же работает и, что значительно ухудшает ситуацию, влюбилась в собственного босса!

— Ну что ж, теперь, когда мы знаем, кто ты, — произнес Колин, — давайте все забудем. — И поднял бокал. — Не знаю, как остальные, а я бы хотел выпить теперь уж не за Джейни Белтон, а за Джейн… — он замешкался, — Берри, ты сказала?

Джейн кивнула, а Клер кинула на нее любопытный взгляд.

— Ты, наверное, подруга Джейни?

― Да.

— И возраст тот же?

— Нет, мне двадцать три.

— Ровесницами вас, пожалуй, не назовешь. Надо сказать, однако, перевоплощение удалось прекрасно. — Клер прищурилась. — Нас всех одурачили. И что же ты здесь делала?

— Что я здесь делала?

Джейн пыталась подыскать уклончивый ответ. Открыть Стефену истинные причины своего пребывания на судне она, конечно, не имела права, а вот сказать, что работает в газете, к тому же в его собственной, могла, но хотела сделать это в надлежащее время и наедине.

— Да, вот именно, — повторила Клер. — Что ты здесь делала?

— Я могу ответить на этот вопрос, — перед ними неожиданно появился Динки Говард. Он размахивал коротенькими ручками, побагровев от негодования. — Совершенно случайно я только что разговаривал с лондонской конторой, и мой поверенный сообщил: им позвонил Седрик Белтон, как раз узнавший, что его дочери нет на судне, а ее место занимает не кто-нибудь, а репортер! — Голос Динки зазвенел. — Репортер вашей газеты, мистер Дрейк!

Стефен со стуком поставил бокал на стол и воззрился на Джейн:

— Это правда?

— Да. Я… работаю в отделе хроники.

Все были шокированы. Смех Клер разорвал воцарившуюся тишину.

— Так вот зачем ты изображала Джейни. На что только не способны репортеры ради сенсации!

— Я никого ни о чем не просила, — возразила Джейн. — Наоборот, Джейни Белтон уговорила меня.

— Какая разница, кто там кого просил! — заверещал Динки. — Меня волнует только то, что вы явились на судно шпионить!

— И найти богатого мужа — добавила Клер с издевкой. — Хотя это как раз понятно.

— Вы не имеете права так говорить, — запротестовала Джейн, до слез желая рассказать, как она не хотела ехать, как отказывалась и согласилась только ради помощи отцу. Но вынуждена была пока молчать и продолжать терпеть муки этого позорного столба.

— Это как раз понятно, — повторила Клер. — В конце концов, круиз миллионеров — мечта любой работающей девицы.

— Прекрати, Клер, — вмешался Колин. — Джейн всего лишь выполняла работу.

— И с немалым усердием. — Клер посмотрела на Стефена. — А вы-то считали, будто защищаете юную невинную наследницу, которая на поверку оказалась закаленной в трудовых буднях работницей вашей же газеты.

Джейн поднялась.

— Ну, хватит, — охрипшим голосом произнесла она и прежде, чем ее успели остановить, выбежала из зала.

За стенами отеля помедлила и, повернув направо, бросилась вдоль канала. В дальнем конце у пирса сгрудилось несколько гондол, она забралась в первую попавшуюся и велела плыть к "Валлийцу".

До чего же жестоко обошлась с нею судьба! Стефен знал только половину истории и потому, конечно, судил обо всем так же неверно и зло как и Клер. Впрочем, обвинять его трудно. Ведь он видел только то, что лежало на поверхности: она притворилась Джейни Белтон ради хорошей статьи и, вероятно, — чего уж тут отрицать? — ради возможности найти богатого мужа. Неожиданно на ум пришли Эдуард Гоутон и роковая авария, которая вовсе не была аварией. Джейн вздрогнула и сморгнула слезы.

Впереди возвышалась белая громада "Валлийца", гондола скользнула к каменным ступеням и остановилась. Джейн расплатилась, выбралась из гондолы и направилась к трапу. На борту было тихо — большинство пассажиров осталось в городе. В обычных обстоятельствах, вынужденная раскрыть свое инкогнито, она покинула бы судно и немедленно вернулась домой, но нынешние обстоятельства не были обычными. Отец ведь уверен, что вор везет "Лоренц" в Афины и попытается там распилить, поэтому придется остаться до прихода в Афины.

Уныло прибрела она в каюту и, бросившись на постель, дала волю слезам, уже не закаленная в трудовых буднях работница газеты Стефена, а влюбленная в него женщина с разбитым сердцем.

Выплакавшись, села и вытерла глаза. Лицо опухло от слез, и Джейн пошла в ванную сполоснуть глаза холодной водой. Она причесывалась за туалетным столиком, как вдруг раздался стук в дверь, повергнувший ее в панику.

— Кто там?

— Стефен. Мне нужно тебя видеть.

Она открыла, и Стефен вошел, смертельно бледный под бронзовым загаром, на щеке так знакомо билась голубая жилка, верный признак напряжения.

— Тебе не следовало так резко убегать, — хрипло выговорил он.

— А по-твоему, нужно было остаться и продолжать выслушивать оскорбления Клер?

Стефен огляделся.

— Я думал, ты пакуешь чемоданы. Действительно не собираешься больше писать?

— Разумеется, нет.

— Тогда почему не уезжаешь?

— Потому, что нахожусь здесь по просьбе Джейни и имею право оставаться до конца круиза.

— Мой Бог, какое хладнокровие!

— А почему бы и нет? По крайней мере, получу удовольствие от путешествия.

— Ну да, и уж конечно, от охоты за богатым мужем.

— Стефен, не надо! Это нечестно.

— И ты говоришь мне о честности! — Он схватил ее за плечи. — Почему ты не сказала правды мне?

— Не могла. То была не моя тайна.

— Тайна? — он скрипнул зубами. — Что за тайны такие необыкновенные? Неужели Джейни Белтон хоть на секунду взволновало бы, если бы ты сказала мне свое настоящее имя? Неужели справедливо было заставлять меня верить в обман и восторгаться несуществующей женщиной?

— Но я же существую и все равно остаюсь собой! — с несдерживаемой страстью воскликнула Джейн. — Подумаешь, другое имя, сама-то я — та же.

— Нет, не та же. Ты — репортер, выполняющий работу и втершийся в доверие к своему хозяину!

Она вырвалась из его рук.

— Если ты считаешь, что я пробралась на судно только за сенсациями…

— А что я еще могу считать!

Джейн ничего не ответила, и он повернул ее лицом к себе.

— Больше ничего не хочешь сказать?

— Нет. Все равно не поверишь.

— Да, верно. — Голос звучал хрипло. — Значит, ты лгала мне с самой первой встречи. Если б действительно оказалась здесь только в поисках сенсаций, то открыла бы мне правду раньше. Черт возьми, большинство статей ведь уже напечатано, значит, ты не боялась, что я могу все это прекратить. И все-таки не сказала. А все потому, что знала, — я влюблен в тебя. Рассчитывала найти богатого мужа, и, поверь, еще неделя, и добилась бы своего!

— Да у меня и в мыслях такого не было! Ты нравился мне, Стефен, а необходимость лгать была ненавистна, но я…

— Все равно лгала. И этому нет оправдания. — Он убрал руку с ее плеча и пошел к двери. — Такая невинная с виду, а оказалась такой лгуньей и пройдохой!

Дверь захлопнулась, а Джейн упала на кровать и закрыла голову руками. Никогда, даже в самые худшие мгновения, ей и в голову не приходило, что Стефен может оказаться настолько безрассудным. Однако само поведение свидетельствовало о любви, которая, как он ни сопротивлялся, все же поселилась в его сердце. И гнев Джейн утих, растворился в сочувствии и понимании. Вся дрожа, она вернулась к зеркалу и снова взяла щетку.

Уже почти приведя в порядок лицо и волосы, Джейн вдруг опять услышала стук в дверь. Неужели Стефен вернулся принести извинения? Она быстро схватила помаду и уже открыла, но услышала голос Колина:

— Эгей, там, в каюте! Можно с тобой поговорить?

— Теперь ты пришел, поиздеваться?

— Ни в коем случае. — Колин вошел и закрыл дверь. — Я только хотел извиниться за поведение Клер и сказать, что мне совершенно все равно, кто ты на самом деле. Для меня ты по-прежнему — девушка, которая понравилась мне с самой первой встречи.

— О, Колин! — Слезы брызнули из глаз. — Если б еще и ты назвал меня пройдохой, я бы просто не выдержала.

— А первым, должно быть, назвал Стефен?

Джейн кивнула, не в силах говорить.

— Не суди его слишком строго, — заметил Колин. — Скорее всего, он чувствует и свою вину во всем случившемся. Ведь ты же работаешь на него, и не исключено, что Динки подумает, будто вы были в сговоре.

— Разумеется, не были. Стефен и понятия не имел, кто я, иначе не реагировал бы так. Он не верит в честность и порядочность работающих женщин.

— Не говори вздора. Лично я только рад, что ты относишься к этой категории. Для наследницы ты слишком умна!

— Да разве ум не может сочетаться с деньгами?

— Может, и сочетается, — торжественно заверил он, — но в основном у мужчин, у женщин — очень редко. А теперь пошли, старушка. Надевай свои брильянты, поехали ужинать.

Джейн вздрогнула.

— Ни слова больше о драгоценностях. Никогда не забуду того бала, когда потеряла рубиновое ожерелье.

— Ах, да. — И он взъерошил золотисто-серебристые волосы. — Теперь-то понятно, почему ты тогда так убивалась.

— Больше всего я боялась, как бы Белтоны не подумали, будто я взяла что-то себе. У богатых есть манера подозревать бедных в самом худшем.

— Никто и не подумает подозревать тебя, но коль ты не желаешь надевать драгоценности, я куплю тебе взамен украшения из венецианского стекла.

Джейн рассмеялась и взяла сумочку. Выйдя из каюты, заперла дверь и опустила ключ в сумочку.

— Держу пари, ключик от сейфа с драгоценностями ты бережешь пуще глаза, — усмехнулся Колин.

— И не говори! Даже тебе не скажу, где он!

Колин повел ее в ресторан на открытом воздухе напротив здания Оперы Феникс, и, сидя за освещенным свечами столиком, Джейн, наконец-то, немного расслабилась. Хорошая еда и вино сделали свое дело, румянец понемногу возвращался на ее щеки, и Колин удовлетворенно кивал головой.

— Клер заслуживает хорошей порки за свое поведение. Никогда не думал, что она окажется такой злобно-коварной.

— Все из-за Стефена, — отозвалась Джейн. — Если б я не нравилась ему, и ей было бы наплевать на этот маскарад, а так подвернулась идеальная возможность нас поссорить.

— И ведь удалось, да?

― Да.

— Прости, конечно, — с сочувствием заметил Колин, — но, возможно, все и к лучшему. Если Стефен до такой степени не переносит малейшего притворства…

Он поставил локти на стол и наклонился вперед:

— А знаешь, что я сделаю, Джейн? Забуду и твою работу, и все остальное и буду просто радоваться твоему присутствию все оставшееся время. И ты выбрось это из головы. Будем по-прежнему считать, что ты — Джейни Белтон! Ведь ее одежда, драгоценности и имя, все еще принадлежат тебе, до самого возвращения в Англию, вот и пользуйся ими напропалую.

— Не могу. В этом маскараде больше нет смысла. Все уже знают, кто я.

Колин снова откинулся на спинку. Лицо было в тени, а светлые глаза странно потемнели.

— Только не говори, будто собираешься покинуть судно. Не то я подумаю, что ты сдалась.

— Нет, не собираюсь.

— Вот и слава Богу. В конце концов, за путешествие платит старик Белтон и грех не попользоваться этим, как следует.

Джейн снова принялась за еду. Удивительно, но теперь, зная, что она репортер, Колин относился к ней, пожалуй, даже мягче и трепетнее, чем раньше, когда считал богатой наследницей! "Какая разница со Стефеном", — и от этой мысли кусок застрял в горле.

Уловив перемену в настроении, Колин тут же принялся смешить ее и высыпал целый ворох анекдотов о людях, чьи имена часто встречались в колонке светских сплетен. От беспечности не осталось и следа, он оказался на редкость хорошим рассказчиком, в очередной раз заставив Джейн подивиться скрытым глубинам своего характера.

Только около полуночи они в гондоле отправились назад на судно, и, скользя по темной воде, Джейн снова подумала о Стефене. Где он? Скорее всего, с Клер. Сомневаться, пожалуй, не приходилось — интуиция подсказывала, что оскорбленное самолюбие, гнев и обида, вероятнее всего, толкнули его к другой женщине. Джейн сжала кулаки, ногти впились в ладони. Нет, надо выбросить его из головы; все эти воспоминания только расстраивают.

— Плюнь и забудь, — тихо произнес Колин. — А то сидишь, как натянутая пружина.

— Прости. — Усилием воли Джейн чуть успокоилась, чувствуя, как увлажнилась кожаная спинка сиденья. — Интересно, Стефен и Клер влюблены друг в друга?

— Клер не любит никого, кроме себя.

— Но хочет выйти замуж, а Стефен — весьма подходящая кандидатура.

— Клер никогда не выйдет за него. Это я обещаю.

Джейн посмотрела недоверчиво. На воде было темно, а фонарь на носу гондолы светил тускло, отбрасывая на лицо Колина тени и скрывая выражение, серебрил волосы. Снова пришла уверенность, что Колин любит Клер, но дипломатичнее, конечно, не задавать никаких вопросов.

И только в каюте слезы опять подступили к глазам, но Джейн подавила их, стараясь забыть о жалости к себе. Сняла платье и повесила в гардероб, сбросила туфли и огляделась в поисках тапочек. Один обнаружился под столиком, другой — под кроватью. Она нагнулась, чтобы поднять их, но тут на розовом ковре блеснуло золото. Джейн замерла, потом подползла поближе и уставилась на предмет. Подняла маленькую монетку, положила на ладонь. Одна сторона монетки была гладкой, Джейн дрожащими пальцами перевернула ее, уже зная, что увидит на другой стороне: витую букву "Л". Талисман, о котором говорил отец… Значит, вор действительно на борту "Валлийца". Причем не просто на борту, а побывал в ее каюте.

Ошеломленная Джейн, с трудом доковыляв, упала в кресло. В ее каюте… Когда она вернулась ранним вечером, постель была уже приготовлена к ночи, и никто, кроме Колина и Стефена, сюда не входил.

Колина и Стефена. Один из них и обронил монетку. Но кто? Не получив ответа на вопрос, уснуть не удастся, и, не давая себе времени передумать, Джейн набросила атласный халат и направилась в каюту Колина. Показать монету и напрямик спросить, его ли она? А если он станет отрицать? Тогда спросить у Стефена? Все еще в нерешительности Джейн подошла к дверям и дрожащей рукой постучала.

Колин открыл почти сразу, с удивлением глядя на нее.

— Джейн? Что-нибудь случилось?

— Я… У меня страшно разболелась голова, а аспирин куда-то задевался. И стюард не отвечает на звонки.

— Да они все, наверное, на берегу. — Колин отступил в сторону. — Но хорошо, что ты догадалась зайти ко мне. У меня где-то есть целая бутылочка таблеток. Входи, сейчас найду.

Джейн вошла и закрыла дверь, глядя, как Колин, подойдя к столу, открывает и закрывает ящики.

— Готов поклясться, таблетки были здесь. Сейчас еще в ванной посмотрю.

Он прошел мимо, а Джейн отступила в сторону и невидящим взором уставилась на свое отражение в зеркале. И неожиданно поняв, как надо поступить, торопливо оглянулась через плечо, убедилась, что Колин далеко, вынула монетку из кармана и швырнула на пол. Почти в ту же секунду из ванной вышел Колин с пузырьком в руках.

— Вот. — И замер с протянутой рукой. — Надеюсь, ты не собираешься натворить глупостей?

— Глупостей? — Джейн непонимающе воззрилась на него. Потом сообразила, о чем он. — Нет, такого я никогда не сотворю. Ни один мужчина этого не стоит!

Он улыбнулся.

— Рад слышать разумные слова.

Джейн взяла пузырек и, кладя в карман, наклонила голову.

— Ой, что это?

Интонация показалась фальшивой даже ей самой.

— Где?

— Да вон! На полу, под твоими ногами. Блестит что-то.

Он посмотрел, потом нагнулся и поднял монетку. Джейн, затаив дыхание, изо всех сил старалась не выдать своего напряжения. Прошло несколько томительных секунд прежде, чем Колин заговорил. Из-за натянутых нервов каждый звук был слышен особенно отчетливо: скрип шпангоутов, урчание кондиционера, гул электрогенератора.

— Должно быть, выпала, когда я снимал пиджак, — небрежно заметил Колин, опуская монетку в карман брюк.

У Джейн вырвался вздох облегчения: по крайней мере, монетка не принадлежит Стефену. И только потом пришла другая мысль — да ведь она стоит лицом к лицу с вором. Да не просто с вором, а с человеком, виновным в гибели Эдуарда Гоутона. Хотя сам Колин, возможно, и не убивал экс-жокея, но отдал приказ сделать это. Джейн задрожала.

— Джейн, на тебе лица нет. Присядь.

— Нет-нет, все в порядке. Это из-за головной боли. Я сейчас вернусь к себе и лягу. — Она с усилием улыбнулась. — Спасибо за аспирин. Утром верну.

Не успела она захлопнуть дверь и перевести дух, как заметила мужчину в конце коридора. Стефен! Даже отсюда были видны сверкающие презрением глаза и насмешливо изогнутые губы. Да уж, положение не из приятных. Щеки запылали, вся дрожа, Джейн двинулась навстречу и, только почти уткнувшись ему в грудь, услышала своей неуверенный голос:

— Дай мне, пожалуйста, пройти.

— Сначала я кое-что скажу тебе.

— Ты уже все сказал, что хотел.

— Нет, еще осталась самая малость. — Тон его был мрачен. — В пределах Англии ты можешь, как угодно проводить свое свободное время, но раз уж здесь находишься в качестве сотрудника "Стар", будь любезна вести себя пристойно!

Джейн побледнела.

— Неужели ты полагаешь?..

— Ничего я не полагаю. — Его взгляд был прикован к атласному халатику, соблазнительно обрисовывавшему грудь и не скрывавшему, что под ним почти ничего нет. — А просто заявляю — пока работаешь на меня, держись подальше от кают, где живут мужчины!

— Но я больше не работаю на тебя. — В тихом голосе зазвучал гнев. — После подобных разговоров я не стала бы работать на тебя, даже будь ты последним мужчиной на Земле!

Джейн подняла руки, чтобы столкнуть его, но он перехватил их и прижал ее к переборке.

— Хочешь ударить, ведьма ты этакая! Так свободу получают с помощью поцелуев, а не ударов!

И, не дав вымолвить ни звука, грубо впился в ее губы, прижимаясь всем телом, не позволяя шевельнуться, руками стиснув лицо, не давая отворачиваться. Джейн пыталась все-таки сопротивляться, извиваясь и выворачиваясь, но от судорожных движений халатик еще больше распахнулся и почти падал с плеч.

Гнев сменился страхом, отчаяние было так велико, что слезы сами полились из глаз. Текли по щекам, капали с уголков рта, и, только почувствовав лицом влагу, Стефен опомнился и отпрянул.

Джейн, пошатываясь, запахнулась в халатик.

— Никогда тебе этого не прошу! — прошептала она. — Никогда!

— Я сам себе никогда не прощу, — отозвался он и, резко повернувшись, ушел.

Глава одиннадцатая

Следующие три дня были для Джейн, у которой из головы не шла отвратительная сцена со Стефеном, самыми мрачными в жизни. Как он мог вести себя подобным образом! Как осмелился заподозрить в ней охотницу за богатством или еще что похуже, только для того и прикрывшуюся именем Джейни Белтон? Мысль же о том, как горько он пожалеет, узнав со временем правду, в данный момент утешала мало, особенно при виде его заботливого и внимательного отношения к Клер.

Порой, когда Клер, танцуя, проплывала мимо в объятиях Стефена, Джейн не могла сдержать дрожи опасения при виде лица Колина. Теперь стало ясно, что его присутствие на "Валлийце" спланировано заранее: ему нужно было попасть в Грецию, и роскошный круиз подходил для этого как нельзя лучше. Однако и Клер вряд ли оказалась здесь по счастливой случайности. Наверняка Колин заплатил за нее в надежде, что она все-таки согласится выйти за него замуж. Но потратился, судя по всему, зря, поскольку Клер ясно давала понять, что в ее планы на будущее он совершенно не входит. Зато в них входил Стефен Дрейк, и планы эти явно не оставались без внимания.

Они уже огибали побережье Греции и были всего в одном дне ходу до Пирея. Колин не предполагал провести время в Афинах вместе, но Джейн все разговоры вела так, словно это само собой разумелось, и надеялась не дать ему ускользнуть. Впрочем, если он захочет избавиться от ее негласного надзора, так уж найдет способ, поэтому оставалось надеяться на удачу, да еще на то, что он, возможно, воспользуется ее обществом как прикрытием.

Джейн склонилась над поручнями, рассеянно прислушиваясь к плеску волн за бортом. К этому времени завтра она, наверное, увидит того, с кем Колин намеревается встретиться, а коль так, дальнейшее уже проще простого: связаться в греческой полиции с господином Аристофанесом. Однако от этой мысли ее пробрала дрожь. Хорошее чутье — одно дело, а вот хитрости настоящего сыска… Джейн чувствовала, что теряет почву под ногами, что она уже не яростная суфражистка [20], а насмерть перепуганная женщина, отчаянно нуждающаяся в сильном мужском плече, к которому можно было бы прислониться!

Улыбаясь собственным ощущениям, Джейн вполоборота смотрела на Колина, нежащегося на солнышке рядом с четой Пендлбери. По просьбе Динки раскрытая тайна ее инкогнито так и осталась между ними пятью, ибо американца просто трясти начинало при мысли о том, что могут сказать пассажиры, узнав о журналистке на борту. Бедняга Динки! Вот уж кто вздохнет с облегчением, когда она покинет судно, а так и следует поступить, позвонив господину Аристофанесу, ибо на этом ее миссия на теплоходе будет завершена.

Жаль только, не удастся увидеть реакцию Стефена, когда он узнает, что похититель драгоценностей, за которым полиция охотится вот уже три года, находился на борту "Валлийца" и, самое главное, поймать которого помогла сотрудница его газеты.

А узнав правду, вынужден будет признать свою ошибку хотя бы в одном отношении: ее визита к Колину. Но вот согласится ли признать и другую ошибку — что именем Джейни Белтон она воспользовалась вовсе не для поисков богатого мужа? Один вопрос немедленно потянул за собою и другой, на который, к великому огорчению, Джейн ответить не могла. Даже если Стефен и осознает, насколько был к ней несправедлив, подействует ли это хоть в малейшей степени на его нынешние чувства к Клер? Вряд ли, судя по тому, как он вытанцовывает вокруг нее. Да, видно, чувства Стефена к ней, Джейн, оказались слабоватыми и не выдержали удара, когда все выяснилось. Хотя, возможно, будь они вместе подольше, сумей он открыто признаться ей в любви, все обернулось бы по-другому.

Джейн снова уставилась на море, вцепившись руками в поручни. А ведь все случившееся не имеет решительно никакого значения для их совместного со Стефеном будущего. "Вернее, для отсутствия какого-либо совместного будущего, — с горечью подумала Джейн. — Я к его миру не принадлежу, и вряд ли появится еще шанс сыграть подобную роль".

На рассвете следующего дня "Валлиец" вошел в гавань Пирея. Джейн, уже позавтракав, направлялась в офис казначея за документами. С Колином договаривались встретиться там же, и она оглядывалась, надеясь, что он все-таки не ускользнул. Прошла уже по всей палубе и начала даже волноваться, как вдруг заметила его.

Колин, не видя ее, направлялся к одному из спасательных плотиков. Чувствуя что-то странное в его поведении, Джейн инстинктивно отступила в сторону и тут же похвалила себя за предусмотрительность, ибо увидела, как из боковой двери выходит Клер и идет к Колину.

— Ну, наконец-то. — Колин говорил тихо, но Джейн, спрятавшись за грудой шезлонгов, отчетливо слышала каждое слово. — Ты не переменила решения, Клер?

— Нет. И уже говорила об этом.

— Ты совершаешь большую ошибку. Сама ведь понимаешь, Стефен никогда не женится на тебе, вот и останешься у разбитого корыта.

— А я все же рискну.

— Ну что ж, тогда, если понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

— Динки знает, что ты сходишь с судна здесь?

— Я никому не сообщал.

— Даже Джейн? — уколола Клер. — Вот удивительно, что ты не берешь ее вместо меня.

— Она славная девушка, — отвечал Колин, — но я не люблю ее.

— Тогда зачем же было увиваться вокруг нее с самой Венеции?

— Она меня устраивала, — был уклончивый ответ.

— Хочешь сказать, тебя устраивали драгоценности Белтонов! Я уж думала, она ринется по палубе с воплями, что их украли.

Тихий смех Колина был неприятен.

— Ты иногда излишне драматизируешь, голубушка. Надо признаться, драгоценности, действительно, были огромным искушением, и в какой-то момент я с трудом удержался. Но, поразмыслив, понял, что так рисковать — глупо.

— А, по-моему, раньше риск тебя не страшил. Наоборот, чем опаснее, тем тебе больше нравилось. О, Колин, — в голосе неожиданно послышалась мольба, — если б ты только довольствовался тем, что имел. Если б только…

— Если б я довольствовался! — воскликнул он и быстро оглянулся. Джейн, затаив дыхание, вжалась в переборку, и Колин, успокоившись, снова повернулся к Клер. — Это ведь тебе всегда было мало. Сколько лет назад я предлагал тебе выйти за меня? Шесть, семь? Но нет, моего состояния не хватало, чтобы обеспечить ту жизнь, которой ты не знала, но которую хотела вести. Ведь это для тебя я…

— Ну, опять старая песня, — раздраженно и устало произнесла Клер. — Только не надо обвинять меня в том, что ты стал вором! Ты поступил бы так же, независимо от того, вышла бы я за тебя или нет. Нужны были деньги, а зарабатывать их не хотелось. Вместо этого ты стал воровать у своих же друзей.

Чирканье спички. Пауза.

— Как бы там ни было, сейчас наши пререканья уже бессмысленны, — продолжала Клер, — я не еду с тобой, и точка.

— Очень хорошо. Но если все-таки передумаешь…

Ответа не последовало, только послышался перестук каблуков, затихший вдали.

Джейн осторожно пошевелилась, но донесшийся сигаретный дым заставил ее снова замереть и дождаться, сжавшись в комок, пока шаги Колина тоже на стали удаляться. Тогда она торопливо выбралась из укрытия и стала спускаться на палубу. Колин стоял в дальнем конце; она окликнула его и помахала рукой.

— Прости за опоздание, Колин.

— Ничего страшного. Я и сам только что пришел. — Он подошел поближе. — Ты сегодня особенно хорошенькая.

И взял ее под локоть.

Они спустились по широкому трапу, прошли через таможню и вышли на площадь, где уже выстроилась очередь из такси и гидов.

— Гиды нам не нужны, — заявил он, ведя ее к машине. — Я прекрасно знаю Афины и сам могу тебе все показать.

— А я и не знала, что ты бывал здесь раньше, — заметила Джейн, забираясь в такси.

— Ты многого обо мне не знаешь, Джейн.

— Что ж, на обратном пути у меня будет время, чтобы узнать.

Колин не ответил, и она отвернулась к окну. Они на головокружительной скорости неслись по широкой прямой трассе, ведущей в Афины. Мимо пролетали строящиеся дома и пустые бараки на заброшенных землях.

— Что будем делать? — спросила Джейн. — Я слышала, на побережье Астии очень мило.

— Тебе уже хватит загорать. Сейчас надо навестить Акрополь.

— А потом?

— Потом…

В его голосе слышалась неуверенность, и Джейн поняла, что он попросту не думал ни о каком "потом", дальше Акрополя его планы не шли. Значит, именно там собирался встретиться со своим сообщником! Среди толпы туристов так легко передать алмаз и договориться о следующей встрече. Надо немедленно предупредить полицию. Но как? Джейн ломала голову, не зная, что предпринять.

— Взгляни! — указал Колин. — Вон там, на горе.

Джейн выглянула из окна. Впереди, над туманной панорамой далекого города к небу вздымались мраморные колонны, и в этом прозрачном, наполненном солнечным сиянием воздухе они, казалось, светились сами.

— Какая красота! Они словно излучают свет.

Колин кивнул.

— Вблизи они так же прекрасны. Скоро увидишь. Мы будем там через пятнадцать минут.

— А не рано мы едем?

Он расхохотался.

— Для Акрополя никогда не бывает рано. Там всегда хватает народу.

Неточность этого высказывания Джейн поняла чуть позже, когда они вышли из такси и стали карабкаться по лестнице к знаменитейшим в мире развалинам. Рядом поднимались, действительно, толпы, и порхала французская, немецкая, английская и еще Бог весть какая речь.

К собственному сожалению, Джейн не пришлось особенно разглядывать руины, поскольку надо было не упускать из виду своего спутника и, следовательно, неотрывно за ним смотреть. А Колин между тем рыскал по толпе нетерпеливым взглядом. У Джейн созрел план, и хотя она не была уверена, что он сработает, но решила попробовать и для начала неожиданно остановилась, пошатнулась.

Колин обеспокоенно взглянул на нее.

— Что с тобой? Ты устала?

— Нет, просто чуть закружилась голова. У меня иногда случается мигрень, и скоро, кажется, начнется приступ.

— Некстати. Лучше бы не надо. — Колин заглянул ей в глаза. — Давай поднимемся на самый верх, там присядешь и отдохнешь.

— А мы не могли бы поехать в отель? Или вернуться на судно?

— Слишком далеко. Пойдем, Джейн, наверху прохладнее, и ты, наверняка, почувствуешь себя лучше.

Уверенная, что его ждут именно на вершине, Джейн покорно плелась рядом без остановки, пока они не добрались до Эрехтейона — храма с изумительной красоты кариатидами.

— Вон там есть камни, на них можно посидеть.

И Колин подтолкнул ее. Джейн села, закрыв глаза.

— Не уходи. Мне так плохо.

— Ну, разумеется, не уйду. — Говоря, он оглянулся и как-то весь напрягся. Джейн, украдкой повернув голову, заметила идущего к ним смуглого человека в светло-желтом костюме. Тогда она вскочила и страдальчески взглянула на Колина, уцепившись за его плечо.

— Не могу, не могу здесь! Уведи меня отсюда!

— Ради Бога, Джейн, что с тобой происходит?

— Голова, голова просто разламывается на части… — И еще сильнее стиснула его плечо. — Колин, прошу, уйдем.

Джейн скорее почувствовала, чем увидела, как он обернулся к человеку, в недоумении и сомнении топтавшемуся неподалеку, и мягко произнес:

— Ну, хорошо, поедем в отель "Бристоль". Там ты отдохнешь. В отель "Бристоль", — повторил уже громче, проводя ее мимо смуглого незнакомца.

Всю обратную дорогу в такси она ощущала, как Колин беспокойно ерзает рядом, пытаясь скрыть злость.

— Давай остановимся у аптеки, — слабым голосом попросила Джейн. — У меня с собой ни одной таблетки.

— Послушай, голубушка, если ты неважно себя чувствовала, так не нужно было и ехать.

— Но утром все было прекрасно, — возразила она, сожалея, что не может плакать по собственному желанию. Но тут же вынула из сумочки платок и принялась со страдальческим видом тереть сухие глаза, пока Колин не попросил таксиста остановиться у ближайшей аптеки.

— Какие тебе таблетки?

— Попроси что-нибудь от мигрени. Но не очень сильное.

Буркнув что-то невнятное, он вышел из машины и торопливо скрылся в дверях.

Едва Колин исчез из виду, Джейн выхватила из сумочки карандаш и листок бумаги, торопливо нацарапала имя и номер телефона и обратилась к шоферу;

— Вы не могли бы позвонить по этому телефону?

Шофер опасливо усмехнулся и покачал головой.

— Вы говорите по-английски?

Он смотрел непонимающе, и Джейн взмахнула листком прямо у него перед глазами.

— Позвоните господину Аристофанесу по этому номеру и назовите, просто назовите отель "Бристоль"

Шофер разразился потоком греческих слов и, взяв листок, ткнул им в сторону аптеки.

— Нет, нет, ни в коем случае!

Джейн, заметив в дверях Колина, повернулась к шоферу и прижала палец к губам, испуганно округлив глаза. На лице человека мелькнули сочувствие и понимание, и, разразившись новой горячей тирадой, он сунул листок в нагрудный карман.

Джейн откинулась на спинку и прикрыла глаза. Судьба, конечно, милостива к ней, но надо же, этакая мелочь — попался таксист, ни слова не говорящий по-английски. Однако вроде бы понял, что она боится Колина и хочет передать какое-то сообщение. Во всяком случае, на английские слова на листке глядел не как на некие фантастические письмена. Остается надеяться, что он сможет передать это тому, кто поймет.

— Вот тебе таблетки, — сказал Колин, садясь в машину. — Прими и выпей чего-нибудь горячего. Минут через двадцать они подействуют.

— Спасибо тебе, — прошептала Джейн, едва не упав на него, когда такси, резко завернув, остановилось у лестницы, ведущей к "Бристолю".

Они вышли, и, пока Колин расплачивался, Джейн пристально смотрела на шофера, показывая на нагрудный карман. Тот уставился на нее блестящими, как маслины, немигающими глазами, но, когда Колин отвернулся, широко улыбнулся и показал на рассыльного, стоящего на мостовой. У Джейн мгновенно появилась новая надежда, и по дороге к отелю она остановилась и заговорила с рассыльным:

— Чудесная погода, не правда ли?

— О да, конечно, — ответил тот с сильным американским акцентом.

Джейн улыбнулась и заторопилась за Колином. Так, значит, рассыльный говорит по-английски, и она правильно истолковала жест таксиста.

Однако господин Аристофанес, даже если и быстро получит сообщение, появится здесь далеко не сразу. Необходимо каким-то образом выиграть время, например, раскапризничаться. И Джейн отказалась запивать таблетки кофе, потребовав чаю. Когда же чай принесли, он оказался слишком слабым, послали за другим.

— Может, все-таки приляжешь? — предложил Колин. — Я поговорю с администратором, чтобы подыскал номер для тебя.

— А ты поднимешься, посидишь со мной? Не хочу оставаться одна.

Колин качнул головой и посмотрел на вход.

— Нет, лучше подожду здесь. Администратору ведь может не понравиться, если мы будем наедине в номере.

— Тогда я не пойду!

Подошел официант с чайником свежезаваренного чая, и, понимая, что дольше капризничать уже нельзя, Джейн позволила Колину налить чаю и приняла две таблетки, проглотив их с некоторой опаской, надеясь не заболеть и в самом деле. Официант все еще стоял перед столиком, а когда ушел, она заметила в дверях светло-желтый костюм. Все-таки ее расчеты оказались верны! Смуглый человек приближался к их столику, словно намереваясь сесть за соседний, но, проходя мимо, замешкался и остановился.

— Простите, — произнес он на ломаном английском, — не вас ли я видел недавно в Акрополе?

— Да-да, нас, — ответил Колин, — однако что-то не припоминаю…

— Я как раз был у храма, когда вашей жене стало плохо.

Колин улыбнулся.

— Не жене — приятельнице. У нее ужасно разболелась голова.

— Действительно, какая неприятность. Могу ли я чем-нибудь помочь?

— Нет, спасибо, — торопливо отозвалась Джейн, — разве только выпьете с нами чаю.

— С удовольствием. — И человек не заставил просить себя дважды.

— Какое счастливое совпадение, что вы последовали за нами в отель, — заметила Джейн.

— Я вовсе не следовал за вами, — человек повернулся к ней, и Джейн заметила, что у него на носу крупные поры, а лоб усеян бисеринками пота, — но это действительно счастливое совпадение, как вы изволили выразиться, ибо позволит мне попрактиковаться в английском.

И он придвинулся поближе к Колину, а Джейн наблюдала, раздумывая, попытается ли Колин передать алмаз или же они намерены договориться о другой встрече. Однако такое их близкое соседство становилось все более опасным, и Джейн была почти уверена, что алмаз вот-вот сменит хозяина. А получив заветную драгоценность, человек, конечно, тут же исчезнет, и, если господин Аристофанес еще не получил сообщение… Нужно быстрее что-то предпринять, неважно, что, лишь бы задержать человека.

И, судорожно взмахнув руками, со стоном: "О, моя голова!" — она повалилась грудью на стол, опрокидывая на Колина чашку с чаем.

— Осторожнее! — Колин вскочил, но было уже поздно: по пиджаку расплывалось огромное пятно.

— Прости, ради Бога, — заохала Джейн, — но это была такая боль… я просто ослепла.

И она принялась тереть пятно носовым платком.

— Оставь, Джейн, ты только портишь. — Колин расстроенно смотрел на себя. — В каком я виде!

— Боюсь, тебе придется вернуться на теплоход и переодеться.

— Это невозможно. Вещи уже упакованы.

— Упакованы? Как, разве ты покидаешь судно?

— Да. — Он снова уселся и заставил сесть ее. — Я решил это в последний момент — буквально минувшей ночью.

— И даже словом не обмолвился! — Джейн изо всех сил старалась выглядеть расстроенной. — Раз тебя не будет, я тоже не хочу оставаться.

— Если из-за Стефена, то можешь не беспокоиться. Я слышал, он тоже покидает судно.

— Нет, все-таки непонятно, зачем было делать из этого тайну, — прошептала Джейн.

— Никакой тайны нет, — самообладание уже начинало изменять Колину. — Я намеревался сказать в Акрополе, но тебе ведь стало плохо.

— Понятно.

Она заметила, как смуглый человек с нетерпением смотрит на часы, явно спеша.

— А где же тогда твой багаж? Если хочешь — поезжай и переоденься, а я подожду здесь.

— Я еще не отправил его в отель. Он… он на вокзале.

Тут подошел официант убрать посуду, и Колин замолчал, с плохо скрытым нетерпением наблюдая, как тот вытирает стол.

— А, по-моему, тебе все-таки лучше отправиться в номер и лежать, пока головная боль не пройдет. Если же не хочешь оставаться одна, я… я скоро приду.

Не в силах изобрести никакого нового предлога, Джейн медленно поднялась. Колин откинулся на спинку, хорошее расположение духа явно возвращалось к нему. В одной руке сигарета, другая рука — в кармане пиджака. У Джейн сердце забилось в горле судорожными толчками, вызывая тошноту. Что же делать? Надо хоть что-то придумать! Вырвать алмаз и броситься бежать? Нет, это глупо. При всем своем добром отношении к ней лично, Колин все же опасен: по его приказу был убит человек. Мысли кружились в голове, как сухие листья на лугу, пока она тянулась за сумочкой.

— Не проводишь меня, Колин? А то я не знаю, куда идти.

Его рот сжался в жесткую суровую линию.

— Ради Бога, перестань изображать беспомощную маленькую девочку. Ты больше не дочь Белтона. Спроси у администратора, коль не знаешь, а я зайду чуть позже.

На подгибающихся ногах она пошла по устланной коврами гостиной и, уже дойдя до двери, заметила четверых вошедших мужчин: по наружности троих, высоких, плотного телосложения, можно было безошибочно определить сыщиков, четвертый отличался маленьким ростом и седой гривой. Джейн кинулась к нему.

— Господин Аристофанес?

— К вашим услугам. Мисс Берри?

Джейн кивнула и поспешно оглянулась.

— Они вместе пьют чай. Я пыталась задержать события, но, по-моему, дело уже сделано.

Аристофанес сделал знак одному из спутников.

— Подождите здесь, мисс Берри. Это не займет много времени.

Легким быстрым шагом, словно не касаясь ковра, он влетел в гостиную, а Джейн, охваченная чувством облегчения, отошла в дальний угол и уселась в кресло с высокой спинкой. Из гостиной донеслись треск ломающейся мебели, вопль гнева и выстрел. Джейн судорожно вздохнула от безумного желания убежать и от страха сделать хоть шаг. Какой-то частью сознания она уже представляла, что за сенсация это будет для "Морнинг стар", в то время как другая часть, напрочь отказывалась воображать подобное. Ничего, оказывается, радостного не было в том, чтобы содействовать аресту человека, с которым сидела за одним столом, танцевала и смеялась, на плече у которого выплакивала свои горести. Правда, доброе его отношение диктовалось интересом к драгоценностям Белтонов, но и потом, поняв, что кража слишком рискованна, Колин продолжал относиться к ней хорошо.

Из гостиной вышли трое полицейских: двое вели человека в желтом костюме, что-то кричавшего им по-гречески, а третий — Колина в наручниках. Его бело-розовое лицо хранило всегдашнюю невозмутимость, на губах играла легкая улыбка. Джейн сжалась в кресле, больше всего на свете желая остаться незамеченной. Однако явно недооценила господина Аристофанеса, который, проходя мимо, обратился к ней по имени. Колин остановился, и Джейн, сгоравшей от желания провалиться сквозь землю, пришлось подойти.

Побледневшее лицо с вопросительным выражением повернулось сначала к греку, потом к Джейн.

— Так вы, стало быть, знакомы?

— Да, мы с отцом мисс Берри прекрасно знаем друг друга, — ответил Аристофанес.

Колин взглянул на Джейн:

— Значит, ты не просто журналистка, изображавшая дочку миллионера?

— Да.

— И когда ты все поняла?

— Когда ты обронил у меня в каюте золотую монету.

— Какая неосторожность! — Он медленно прикрыл глаза, потом также медленно открыл. — Когда станешь описывать эту историю, Джейн, прошу тебя, постарайся не сгущать краски. Я имею в виду, что не меня первого одурачила красивая блондинка, ведь верно?

Джейн попыталась улыбнуться.

— Не беспокойся, Колин. Именно об этой истории я вовсе не собираюсь ничего писать.

— Спасибо, дорогая. Ценю твою любезность.

Аристофанес прервал их:

— Вы поедете на вокзал с нами, мисс Берри?

— Если я не нужна вам, то — нет, но в Англию хотела бы вернуться сегодня.

— Посмотрю, можно ли будет это устроить. А если удастся, пришлю машину, чтобы отвезла вас в аэропорт.

Джейн улыбнулась и еще какое-то время наблюдала, как они уходят. Ни малейшего следа предвкушаемой когда-то радости, одна только глубокая печаль. Просто не укладывается в голове, что человеком, задавшим такую задачу отцу, оказался Колин. Головная боль, на которую она все утро притворно жаловалась, теперь и в самом деле разламывала виски. Джейн вышла из отеля и направилась по улице, надеясь хоть чуточку развеяться на свежем воздухе. Потом долго сидела в кафе, разглядывая прохожих и прихлебывая жиденький чай. Да, она-то действительно ничего не станет писать, как и обещала Колину, но история все равно появится в газетах, и интересно, что подумает Стефен, прочитав обо всем этом. Впрочем, как бы она ни скучала, как бы ни хотела видеть его снова, а первого шага ни за что не сделает.

"Если он любит меня, — думала Джейн, — то оправдает, невзирая ни на какие свои сомнения. И найдет способ встретиться… если любит".

В полдень она вернулась в отель, и портье сказал, что господин Аристофанес сумел заказать ей место на вечерний самолет до Лондона. Потом была еще многочасовая прогулка по Афинам, не оставившая, впрочем, должного впечатления, кроме, разве, головокружительного запаха роз и гвоздик в целом ряду цветочных магазинчиков вдоль главной площади. Джейн обрадовалась, когда, наконец, пришла пора отправляться в аэропорт, и за нею приехал большой лимузин. И очень удивилась, обнаружив на заднем сиденье господина Аристофанеса с большой коробкой шоколадных конфет, которую он поспешил вручить.

— Вы очень смелая девушка, — заявил Аристофанес. — Не сомневаюсь, страховая компания выдаст вам награду.

— Ничего мне не нужно. Ощущение было просто ужасным, господин Аристофанес. Ведь я хорошо знала Колина и…

— О, да. Это всегда ужасно, когда преступником оказывается тот, кого ты хорошо знал. Мне такое тоже приходилось испытывать, и не однажды. Но все-таки для вашего отца арест Уотермена имеет очень большое значение.

— Что с ним будет?

— Его отправят в Лондон для суда

— А если бы вы не поспели вовремя? Как он намеревался поступить?

— Господин Зефо — тот, кого мы арестовали вместе с ним, — собирался распилить камень на части, а уже с ними Уотермен хотел отправиться в Южную Америку. Полагаю, в Мексику. Между этой страной и вашей нет договоров о выдаче преступников, так что там он был бы в безопасности.

Джейн нахмурилась.

— Но зачем же такой сложный путь? Ведь мастеров по распиливанию алмазов полным-полно в Бельгии.

— Бельгия в подобных случаях напрашивается сама собой, потому-то он туда и не поехал. Не был уверен, что не вызывает подозрений.

— Между тем как действительно не вызывал. Ведь именно поэтому я и оказалась в круизе — дабы выяснить, кто же вор.

— О, да, — вздохнул Аристофанес, — мы действительно не знали этого, но ведь и Колин Уотермен не знал, что мы не догадываемся! Как раз на собственном страхе преступник зачастую и попадается.

Джейн взглянула на пролетающие мимо дома, высвеченные закатным солнцем, и вздохнула.

— А ведь его выдала золотая монета. И какой смысл был таскать ее с собой?

— Монета служила своего рода опознавательным знаком. Уотермен ведь работал не в одиночку, и нам еще многих предстоит отыскать. И воровали они не только драгоценности, но и картины, и последняя кража в Париже — почти наверняка их рук дело. Потом все это перепродавалось. От драгоценностей не так уж сложно избавиться. Похищая "Лоренц" и алмазный крест, Уотермен действовал один, но в других случаях с ним были еще люди, я уверен. Их-то мы и должны найти.

— Только, пожалуйста, уже без меня, — содрогнулась Джейн. — Я больше такого не выдержу.

Аристофанес похлопал ее по руке и с неожиданной ласковостью сказал:

— Съешьте конфетку. Они вкусные и, может быть, чуточку подсластят вам горечь совершенного.

Глава двенадцатая

В Лондоне шел дождь, и летное поле блестело мокрым асфальтом. Когда Джейн вышла из терминала, навстречу из кресла поднялся отец и, подойдя, обнял с нескрываемой нежностью.

По дороге домой она рассказала обо всем, что случилось за время путешествия, умолчав лишь об одном — своей любви к Стефену Дрейку, о которой и сама старалась не вспоминать. Отец, оказывается, уже говорил по телефону с Аристофанесом, но горел нетерпением услыхать все из первых уст, а пока слушал рассказ дочери, они как раз и подъехали к дому.

— Хорошо хоть, что господин Аристофанес не попросил меня захватить алмаз с собой, — сказала Джейн, входя в прихожую.

— Старина Арри далеко не так беззаботен, как кажется, — рассмеялся Том Берри, пропуская Джейн вперед.

Оказавшись, наконец, дома, Джейн не могла сдержать вздоха радости. Пусть ковер на полу потерт, а стенам явно требуются новые обои, но этот дом — родной. Нет уж, больше никогда не станет она пытаться проникнуть в чужой мир или по-глупому верить, будто любовь может перекинуть мостик над пропастью.

— Ну, а теперь по чашке доброго английского чаю, — произнес отец, пропуская ее в кухню. — Садись, я сам все приготовлю.

Сказано — сделано, и через пару минут они уже сидели рядышком за столиком, потягивая крепкий чай со свежими бисквитами.

— Небось, ничуть не похоже на "Валлиец", а? — усмехнулся отец. — Слыхал, там на каждого пассажира по официанту.

— Да, почти. Но такая жизнь не по мне.

— Неужто не подцепила никакого захудалого миллионера? А я-то ожидал, что ты вернешься с парочкой-другой собственных бриллиантов!

— Миллионеры так вот запросто на удочку не цепляются. Сам ведь знаешь: деньги — к деньгам, — небрежным тоном отозвалась Джейн.

— А "Морнинг стар" считает по-другому! И вечно откапывает историю какой-нибудь очередной Золушки. Если мне не изменяет память, ты и сама отыскала не одну.

— Не спорю, но больше не хочу. С меня довольно, сыта по горло.

— Почему же?

— Стефену Дрейку — я уже говорила тебе о нем — не понравилось, что я не раскрыла ему своего инкогнито, поэтому больше и не работаю у него.

Отец, судя по выражению лица, явно почувствовал недосказанность, но ничего не спросил, и Джейн была ему за то чрезвычайно признательна.

— Надо заметить, — продолжала она, — что я и сама устала от журналистики. Хочется подыскать работу, где не нужно будет совать нос в чужую жизнь и выдумывать яркую ложь, когда жизненная правда не кажется читателям достаточно завлекательной!

— А почему бы вообще не забыть о работе на время? Компания "Метрополитен" очень довольна моей, вернее сказать, твоей работой, заключила новый долгосрочный контракт со мной и повысила жалованье. Так почему бы не воспользоваться этим и не устроить себе продолжительный отпуск? И даже не отправиться на том же "Валлийце" в очередной круиз, но уже под собственным именем?

— Ни за что. Видеть не желаю никого из этих людей! — Джейн налила себе еще чаю. — А что будет с Колином? Его обвинят и в смерти Гоутона?

— Боюсь, мы не сможем его ни в чем уже обвинить, — медленно произнес Том Берри. — теперь за преступления его будет судить суд Божий, а не людской.

И такими зловещими были эти слова, что Джейн поставила чашку на стол.

— Что с ним случилось?

— Я не сказал тебе раньше — боялся, расстроишься… Но Арри сообщил по телефону, — именно поэтому он и звонил, — что когда Уотермена везли в аэропорт, чтобы посадить на следующий за твоим рейс, он открыл дверцу машины и выпрыгнул. Сзади шла другая машина, и, — Том Берри развел руками, ― в одну секунду все было кончено.

Глаза Джейн наполнились слезами.

— А я рада, что ему не придется сидеть на скамье подсудимых, — произнесла она, не вытирая бежавших по щекам слез. — Это было бы ужасно. Знаю, не должна ему сочувствовать, но…

— Ты не сочувствуешь, родная, ты жалеешь, и невозможно тебя порицать. — Отец взял трубку и сунул в рот. — Иди отдыхать, Джейн. Выспись как следует, и выбрось все из головы.

Джейн поднялась.

— Клер будет довольна, что все так кончилось. Судебное разбирательство могло создать вокруг ее имени ненужную шумиху, особенно если бы ее вызвали в качестве свидетеля.

— Вызвали бы непременно, и ей чертовски повезло, если бы не обвинили, как соучастницу. Хотя подобные женщины всегда с легкостью выходят из таких затруднительных положений. Ты назвала бы это удачей.

Выходя из комнаты, Джейн все повторяла последние слова. Неужели удача еще соединит Клер со Стефеном? Об это страшно было даже подумать, со вздохом Джейн сняла платье и надела халатик: просто нейлоновый из магазина готового платья, а не как тогда — из натурального шелка от лучшего кутюрье.

— Но здесь я счастливее, — громко произнесла она. — Куда счастливее!

Джейн решила, что нет смысла сломя голову бросаться к Фрэнку Престону. О ее возвращении он еще ничего не знал, и лучше было подождать, пока улягутся разговоры вокруг смерти Колина Уотермена. Однако главной причиной такого решения было то, что, не признаваясь даже самой себе, она надеялась увидеть или услышать Стефена, и потому при каждом стуке в дверь или телефонном звонке сердце трепетало, как заячий хвостик, и готово было выпрыгнуть вон.

Прошла неделя, Стефен не подавал признаков жизни; как ни горько, но приходилось признать: он, похоже, и не собирался искать с нею встреч.

"Я, конечно, и не надеялась, что он меня по-прежнему любит, — размышляла Джейн как-то воскресным вечером, уже потеряв всякую надежду получить хоть какую-нибудь весточку, — но думала, у него хватит обыкновенной порядочности извиниться за свое поведение и слова, которыми он меня встретил у каюты Колина". — И уронила голову на руки: никогда ей не забыть этих унижающе жестоких поцелуев, грубых прикосновений рук!..

В понедельник с утра Джейн первым делом отправилась к Фрэнку Престону, и наивная надежда, что он, может быть, попытается уговорить ее не увольняться, развеялась, как дым, при первых же словах.

— Ну и нагоняй я получил от Дрейка! Да если б мне хоть на секунду пришла в голову мысль, что он тоже окажется на "Валлийце", ни за что не послал бы туда тебя.

— Я отправилась вовсе не оттого, что меня послали вы, — подчеркнула Джейн намеренно холодным гоном, — а только ради отца. И к вашим угрозам прогнать меня, это не имело никакого отношения.

— Я понял, как только распространились новости об Уотермене. Ты на редкость храбрая девушка.

— Благодарю, — Джейн изобразила улыбку. — Хорошо, что вы не просите рассказать всю историю своими словами.

Он издал угрюмый смешок.

— Лучше не напоминай, какую роскошную сенсацию, какой куш мы упустили. Могу лишь признаться, что намеревался пустить эту информацию на целый разворот и…

— Я ничего не стала бы писать, — поспешно прервала Джейн.

— Стала бы, к тому времени, как я разобрался бы с тобой! — Он крутнулся вместе со стулом. — Но Дрейк так точно о тебе выразился, что я не осмелился упомянуть твое имя в газете.

Джейн облизнула губы.

— Что… что вы хотите сказать?

Престон наклонился вперед.

— Уж не знаю, что между вами произошло, и не хочу знать. Но он недвусмысленно выразился, что не желает больше видеть тебя среди сотрудников "Стар". Потому-то твое желание уйти отсюда, меня и не удивило.

— Понятно. Когда Стефен… мистер Дрейк сообщил вам о своем решении?

— Мы получили телеграмму, когда он был в Афинах.

Удар был так силен, что Джейн замерла, не в силах пошевелиться. Вот так, все вопросы, целую неделю роившиеся в голове, получили ответы, завершившись унизительным и окончательным пониманием: Стефену до нее нет никакого дела, и извиняться, изображая любезность, он даже не собирался.

— Извини, что все так кончилось, — ворвался в мысли голос Фрэнка Престона. — Мне велели выдать тебе чек на полугодовое жалованье и…

— Не нужно, ничего не нужно.

Джейн поднялась и вышла, не говоря больше ни слова.

В тот же день она обратилась в рекламное агентство Фостера, где ей предложили работу агента, и попросила старого знакомого — журналиста свести ее с хозяином, самим Робертом Фостером, очень живым англо-американцем лет тридцати пяти. Похоже, не только ей, но и она ему понравилась с первого же взгляда, поскольку только личной симпатией можно объяснить то, что, невзирая на средние результаты тестирования, работа досталась все-таки ей.

Через неделю, когда Джейн уже освоилась в агентстве, Роберт Фостер позвал ее в кабинет и пригласил поужинать. Растерявшись поначалу, она представила, как придется поддерживать беседу, притворяться веселой, и это оказалось настолько невыносимо, что, даже страшась потерять работу, она все-таки ответила отказом.

Однако же судила о Фостере неправильно, ибо отказ он принял с улыбкой и отношения своего в дальнейшем не изменил. Наоборот, стал еще более дружелюбным и даже несколько раз приглашал участвовать в переговорах с клиентами попроще.

— У вас светлая голова и острый ум, — сказал Фостер как-то. — Единственное, чего не хватает, — так это опыта, но уже через пару месяцев, уверен, вы обгоните своих коллег на целую голову.

— К сожалению, меня это не очень-то волнует, — искренне призналась Джейн. — После журналистики такая работа кажется до жути скучной. Я хочу сказать, существует ведь определенный набор слов и выражений для описания сапожного или, там, бритвенного крема!

— Вы и сами знаете, что не совсем правы, — сухо отозвался Фостер. — Талант в нашем деле как раз и заключается в том, чтобы вовремя заметить разницу и объявить о ней, суметь об одном и том же сказать совершенно по-разному. Кроме того, на вас у меня несколько иные виды, но здесь нужно проявить терпение!

Работы было выше головы, хотя случались и минуты безделья, когда возвращались мучительные мысли о Стефене. Невзирая на все старания выкинуть его из головы, Джейн все-таки не могла не думать, как он там, что делает… И полтора месяца спустя после возвращения в Англию, проходя как-то раз по Флит-стрит мимо возносящихся в небо башен "Морнинг стар", нашла взглядом на шестом этаже угловое окно его офиса.

"Идиотка, — с укором сказала себе, — ведь знаешь же, что он никогда не даст о себе знать. Так чего же еще надеешься?"

Не было никаких вестей и от Джейни Белтон, и, поскольку такое молчание могло означать только желание отделаться от ненужного знакомства, и не желая быть навязчивой, Джейн лишь приложила к ключу от шкатулки с драгоценностями коротенькую записку, в которой выражала надежду, что Динки Говард уже отослала ей эту шкатулку, а также всю одежду, которую она, Джейн, оставила уложенной в чемоданы в каюте. Ответа не последовало, если не считать стандартного уведомления от секретаря Седрика Белтона о том, что письмо вместе с содержимым получено адресатом.

Поэтому, вернувшись домой однажды в пятницу, Джейн была до крайности удивлена, увидев около своего дома "роллс-ройс", а рядом — Джейни Белтон.

— Я уж думала, ты не придешь! — вскричала девушка. — Торчу здесь пропасть времени!

— Если б ты сообщила о своем визите…

— Я не могла. Только утром вернулась из Штатов, и прямо сюда. Папина секретарша сказала, что ты вернула ключ от шкатулки — и отдала твое письмо.

— Что ж она не сообщила о твоем отъезде? — сказала Джейн, открывая входную дверь и проходя в гостиную. — Когда ты не ответила, я решила: не хочешь больше поддерживать знакомство.

— С чего бы это? — Головка Джейни надменно вздернулась, светлые волосы блеснули на солнце. ― Я хотела тебе написать из Нью-Йорка, но забыла адрес, а писать твоему редактору для передачи тебе, папа не разрешил, боясь, что он может распечатать письмо. Ты же знаешь этих газетчиков.

Джейн покачала головой. Когда Фрэнк Престон чуял сенсацию, то понятие "честность" для него переставало существовать, однако даже он вряд ли осмелился бы вскрыть чужое письмо.

— Все это не имеет значения, — ответила она. — Главное — ты вернулась. Но скажи же, наконец, помогла ли тебе хоть чуточку вся наша игра? Еще в Венеции до меня дошло, что твой отец узнал правду.

Джейни скорчила гримаску.

— Удивляюсь, как до тебя не дошел сам его голос. Боже, как он орал! Впрочем, теперь все закончилось — я победила.

— Победила?

— Ну да. — Джейн протянула руку, на которой сияло обручальное кольцо с крохотными, почти неразличимыми бриллиантиками. — Папа согласился на наш брак с Тедом. — И хихикнула: — Я сказала ему, что хоть уловка с круизом и не удалась, у меня в запасе еще множество разных идей. Думаю, он перепугался до смерти — сразу вспомнил, какие номера я откалывала, — очень долго разговаривал с Тедом и, наконец, согласился. Ах, Джейн, я так счастлива, так счастлива, что готова рыдать. И все благодаря тебе. Если б ты не согласилась тогда ехать вместо меня, ничего бы этого и не было.

— Ну, я рада, что хоть что-то уладилось.

Невзирая на всю свою эгоистичность, Джейни все-таки уловила иронию.

— Как, а ты разве не радовалась? Я думала, ты чудесно провела время.

— Так оно и было.

— Неправда. Я по голосу слышу. — Джейни все же была дочерью своего отца. — Ну же, расскажи правду. Что случилось?

— Ничего. Я же сказала, что чудесно проводила время.

— Даже когда помогала арестовывать Колина?

Джейн резко подняла голову.

— Откуда тебе это известно? В газетах говорилось только, что поимке содействовала девушка-англичанка. Мое имя не называлось.

— Просто в Штатах я встретила девушку по имени Клер Сондерс. По ее убеждению, ты мне все рассказала, а у меня сложилось впечатление, что ей самой пришлось дать Скотланд-Ярду весьма подробное интервью, не вызвавшее у нее восторга. — Джейни крутнула на пальце кольцо, с нежностью глядя на него. — Не могу сказать, чтоб она мне очень уж понравилась, хотя и вызвала симпатию: ведь не выдала приятеля. В конце концов, их связывала еще детская дружба.

Джейн с трудом удержалась от комментариев. Как хитро Клер скрыла правду, воспользовавшись их с Колином детской дружбой для того, чтобы объяснить свое поведение. Интересно, а Стефену такого объяснения достаточно? Впрочем, Клер-то уж, конечно, не составит труда убедить его. Джейн почти слышала её голос: "О, то был всего лишь роман между мальчиком и девочкой, к тому же, выросши, я разлюбила его. К сожалению, он не поверил и все продолжал надеяться, что если разбогатеет, то сможет добиться моей руки. Бедный Колин! Никогда не понимал, что все это не имеет ничего общего с деньгами, и я никогда не согласилась бы выйти за него, даже будь он миллионером. А когда мне стало известно, чем он занимается, было уже поздно, он слишком завяз".

— Джейн! Клянусь Богом, ты где-то витаешь и не слышишь моего вопроса.

Джейн подняла голову.

— Боюсь, так. Я думала о Клер.

— Ой, да забудь ты ее. Нам надо обсудить кое-что поважнее. Во-первых, у меня — свадьба, а во-вторых, ты будешь подружкой.

— Подружкой?

— Ну, да. За наряды платит папа, так что не изобретай никаких предлогов для отказа.

— Да я и не думала отказываться. Наоборот, сама очень хотела быть подружкой на твоей свадьбе.

— Вот и прекрасно. — Джейни глянула на часики. — О, мне пора лететь. Единственное, чего Тед терпеть не может, так это когда его заставляют попусту, ждать. — И, задержавшись у двери, обняла Джейн за плечи. — Очень хочется познакомить вас поскорее. Ты свободна завтра вечером? Поужинаем вместе.

— С удовольствием.

— Отлично. Пусть будет "Савой". В гриль-зале в восемь. И можешь пригласить приятеля, если хочешь.

Шурша юбками, она побежала по дорожке, а Джейн вернулась в гостиную. Сияющее счастьем лицо Джейни напомнило, какая разная у них жизнь, заставило в очередной раз почувствовать, что любовь к Стефену еще жива, но нельзя допустить, чтобы из-за него рушилось будущее. Глупо продолжать отказываться от свиданий или отворачиваться от Роберта Фостера, который хоть и не повторял приглашения, но был готов завалить ими, дай она хоть на йоту понять, что изменила отношение к нему.

— Нет, все, довольно хандрить, — нарочито громко заявила Джейн. — С меня хватит!

И, верная своему слову, при первом же удобном случае зашла в кабинет к Фостеру, якобы за какой-то копией. Да еще не спешила уходить, и он, разумеется, не замедлил обратить внимание на перемену в ее поведении.

— Просто не верю глазам своим — до чего вы осмелели! — заметил он. — Надо понимать, вы меня больше не боитесь?

— Я и не боялась никогда, — Джейн рассмеялась. — Просто остерегалась!

— А теперь, раз так свободно здесь сидите, уже, значит, не остерегаетесь?

И они улыбнулись друг другу.

— Мисс Берри, мэм, не окажете ли честь отужинать со мною нынче вечером?

— Да, окажу, — ответила Джейн, — но не будете ли лучше вы моим гостем? Меня пригласили в "Савой".

Фостер обошел стол и встал рядом, невысокий, лишь немного выше ее, но крепкий и сильный и, несомненно, привлекательный.

— Я знаю, Джейн, вас гложет какая-то тайная печаль, и не собираюсь лезть в ваши дела и докапываться. Просто знайте — рад, что вы опять начали думать о будущем, и, надеюсь, там найдется местечко и для меня. Я парень терпеливый, и смотрите на меня как на друга, этакую овечку в волчьей шкуре!

— Очень милая овечка, — заметила Джейн. — Спасибо, Боб.

Ужин в "Савое" оказался куда приятнее и веселее, чем можно было ожидать. С Тедом Джейни была совершенно другой: соглашалась с каждым словом, поддакивала во всем, предоставляя ему вести общую беседу.

— А я тебя представлял совершенно не такой, — сказал Тед Джейн, воспользовавшись кратким перерывом в оживленном разговоре. — При слове "репортер" сразу начинаешь видеть…

— Я знаю, — перебила Джейн. — Но, по правде говоря, я — самая обычная девушка.

— Ну, уж нет, не скажи. Немного найдется девушек, решившихся бы изображать мою обожаемую невесту!

Все рассмеялись, а Джейн громче всех.

— С чего это ты приписываешь Джейн такую небывалую смелость? Да ведь она позвонила мне за день до отъезда и сказала, что передумала.

Тед удивленно поднял брови.

— Как? Разве и у тебя душа уходит в пятки?

— Да. — Алкоголь развязал Джейн язык, и она безо всякого смущения призналась в своих страхах: — Не хотелось совать нос в частную жизнь ни в чем не повинных людей. Хотелось помочь Джейни, и легче было б согласиться, если бы не эти дурацкие путевые заметки. Но Фрэнк Престон ни за что не отпустил бы меня в круиз просто так, без задания!

— И почему же ты передумала снова?

Джейн коротко рассказала о работе отца со страховой компанией "Метрополитен" и о том, как поняла, что только она может ему помочь. И хотя добрая половина всей истории осталась нерассказанной, глаза Джейни засверкали от возбуждения.

— Как волнующе! Значит, это твоего отца мне следует благодарить за твое согласие? Пожалуй, ему тоже неплохо бы стать подружкой невесты на моей свадьбе! — хихикнула она. — А сейчас — выпить, непременно выпить за него! — И подняла руку, подзывая официанта, но замерла, изменившись в лице. — Ну и ну, смотрите, кто идет.

Джейн обернулась и вся напряглась, заметив Клер, еще более прелестную, чем обычно, в простом черном платье с посверкивающими на шее и запястьях бриллиантами. Но не Клер заставила ее побледнеть, а вышагивающий следом мужчина. Стефен.

Даже там, на прогулочной палубе, в самой простой одежде, он был хорош собой, а здесь, в роскошной обстановке, среди изысканно одетых женщин и не менее изысканных мужчин, выглядел победителем с высоко поднятой головой и широко развернутыми плечами. "И не только в физическом смысле", — подумала Джейн, ибо от него исходила притягательная сила, заставлявшая многие головы поворачиваться следом.

— Может кто-нибудь назвать имя этого великолепного экземпляра мужчины? — спросила Джейни.

— Стефен Дрейк, — поспешно ответила Джейн. — Он был… был на "Валлийце".

— Какая жалость, что я не знала! — хихикнула Джейни. — Кто он?

— Владелец газеты, в которой прежде работала Джейн, — ответил Боб Фостер. — Туз с заглавной "Т".

Клер и Стефен уже подходили к их столику, и Джейни, не успев ответить, поздоровалась с Клер. Клер остановилась, сияя неискренней улыбкой.

— Привет, Джейни! — И положила руку на локоть Стефена. — Дорогой, позволь тебе представить настоящую Джейни Белтон!

Стефен кивнул, пробормотал вежливое приветствие, всем своим видом выражая такое явное желание поскорее уйти, что Клер, окинув компанию извиняющимся взглядом, поспешила увести его.

— Ну и ну, — заметила Джейни, — меня словно в сугроб засунули!

Боб взглянул на Джейн.

— Тебя, похоже, тоже. Разве он тебя помнит?

— Слишком хорошо. — При виде любопытства, загоревшегося в трех парах глаз, Джейн поняла: нужны хоть какие-нибудь объяснения. — Он пришел в ярость, когда обнаружил, что я репортер, да еще, из его газеты.

— Но почему? — На лице Джейни было написано негодование. — Он что, шуток не понимает?

— Только не над собой.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего особенного. Я просто так сказала.

Джейни вроде бы удовлетворилась таким ответом, но, когда они одевались в гардеробе, снова вернулась к этой теме.

— Обычно ты никогда и ничего не говоришь просто так. Что произошло между тобой и этим дредноутом? Я хочу сказать, что невооруженным глазом было заметно, как при виде тебя он побледнел и посинел.

— Мы поссорились.

— Так я и думала! Ты тоже, увидев его, стала похожа на привидение. Не знай я тебя лучше, могла бы дать голову на отсечение — ты в него влюблена.

Джейн отвернулась, но недостаточно быстро, чтобы успеть скрыть навернувшиеся слезы.

— Ну, успокойся, Джейн. Значит, это правда! Прости, ради Бога, прости. Никогда бы не стала тебя мучить, если б знала.

— А откуда тебе было знать? О таких вещах ведь не печатают в газетах.

— Не похоже, чтоб он был равнодушен к тебе. Иначе бы не игнорировал сейчас так подчеркнуто. Так, что все-таки случилось?

Джейн вздрогнула.

— Когда мое инкогнито раскрылось, он решил, будто я отправилась в круиз не только за сенсациями, но и за богатым мужем.

— А с чего он это взял?

— С того, что я с самого начала не открылась ему.

— А почему?

— Обещала отцу держать все в тайне, — устало ответила Джейн.

— Понятно. Но теперь-то, когда уже совершенно все выяснилось, мог бы и понять, отчего ты молчала.

Джейн кивнула с несчастным видом.

— Его собственная газета весьма красочно расписала арест Колина на первой полосе.

Джейни, сохраняя задумчивое выражение лица, надела норковый жакет.

— Пойдем-ка лучше, не то Боб и Тед станут недоумевать, куда это мы пропали.

Они вышли из гардероба, и пошли вверх по лестнице.

— Почему ты не попытаешься встретиться со Стефеном? Может, он только и ждет…

— Никогда я не стану искать с ним встречи. Никогда!

— А если это сделаю я?

— Не смей! — Джейн схватила подругу за руку. — Обещай, сию же минуту обещай, что не будешь!

— Пошли, девочки, — позвал Тед. — Такси ждет.

И только ночью, уже лежа в постели, Джейн вспомнила, что Джейни обещания так и не дала. "Ладно, утром позвоню ей, — сонно подумала Джейн. — Меньше всего бы мне хотелось, чтобы Стефен думал, будто я бегаю за ним".

Однако утром, позвонив Белтонам, узнала, что Джейни на несколько дней уехала в Париж покупать наряды, а к концу недели желание добиться обещания заметно ослабело: в конце концов, Джейни будет по горло занята своими собственными делами и вряд ли выкроит время для чьих-нибудь еще.

Встретились подруги лишь десять дней спустя в золотисто-бежевом салоне Джона Кавенаха, где шили свадебные платья. Джейни, прелестная как всегда своей искрометной жизнерадостностью и бьющей через край энергией, являла полную противоположность болезненной хрупкости и бледности Джейн.

— Надо было взять тебя в Париж, — заявила Джейни. — Папа ни на секунду не выпускал меня из виду!

— Разве Тед не ездил с вами?

— Он приезжал только на уик-энд. — Джейни тряхнула волосами. — Судя по твоему виду, поездка с нами пошла бы на пользу. Ты похожа на привидение.

Только утром Джейн видела в зеркале синяки под глазами и ввалившиеся щеки, и сейчас лишь принужденно улыбнулась:

— Наверное, я слишком много работаю.

— Всякий раз, как мадам приходит примерять платье, — с упреком заметила портниха, — приходится ушивать в талии.

— Так это даже к лучшему. Париж провозгласил, что талии снова в моде!

— И грудь — тоже, — вмешалась Джейни. — А если ты похудеешь еще, то ее совсем не станет!

Джейн притворилась, будто не слышит, чересчур пристально разглядывая кайму и размышляя, не сделать ли ее покороче. Потом портниха унесла платье, а Джейн принялась снова одеваться.

— С Бобом Фостером видишься? — спросила Джейни.

— Да, изредка.

— Хорошо. Заведешь роман?

— Нет. — Голос Джейн звучал приглушенно из-под платья. — Ни малейшего желания. Я не люблю его.

— Значит, ты все еще любишь Стефена Дрейка?

В словах не было необходимости — яркий румянец, неожиданно заливший щеки Джейн, был достаточно красноречив.

Джейни поднялась.

— Ну, у меня еще масса дел. Не обидишься, если я не стану тебя дожидаться?

— Конечно, нет.

Торопливо махнув рукой, девушка исчезла из примерочной, и Джейн, не спеша одевшись, проследовала за ней.

— Какой прелестной невестой будет мисс Белтон! — заметила одна из продавщиц. — Я всегда считала, что блондинкам особенно идет белое. — И взглянула на пшеничные волосы Джейн. — А вы, мадам, обручены?

— Нет.

— Что ж, надеюсь, мы будем иметь удовольствие одевать вас, когда этот счастливый день настанет.

С примерзшей к лицу улыбкой Джейн вышла на улицу. Ее день не настанет никогда, если только она не сможет выбросить Стефена из головы. Перемена работы не помогла, может, попробовать уехать в другую страну?

Тем же вечером она сказала об этом отцу, и он почему-то совершенно не удивился.

— Я ждал чего-то подобного со дня твоего возвращения из Греции. Чувствовал — в воздухе витает какая-то неприятность, не могла же ты так просто уйти из газеты. — И он запыхтел трубкой. — Только ведь знаешь, от себя не убежишь. Если чем-то расстроена, лучше повернуться к неприятности лицом.

— А поворачиваться-то и не к чему. — Хоть раньше она никогда не обсуждала с отцом свои сердечные дела, но теперь поняла, что не время притворяться. — Я люблю, а меня не любят — вот и все. Надеялась, сменив работу, забыть его, но не вышло.

— Отъезд в другие края поможет не больше. Что тебе нужно, так это новый роман! Фостер, кажется, с тебя глаз не сводит. Почему бы не дать ему шанс?

— Потому, что это нечестно, — вдохнула Джейн. — Он уже делал предложение, но я отказала.

Отец как-то странно хрюкнул.

— Ну, думаю, старой девой ты все равно не останешься. Может быть, сейчас тебе и кажется, будто эта любовь последняя в жизни, но готов побиться об заклад, это не так. Вопрос лишь в том, насколько несчастной ты намерена быть в промежутке.

Отправляясь спать, Джейн задавала себе тот же вопрос. Сколько времени понадобится, чтобы Стефен стерся из памяти? Пока что, едва лишь закрыв глаза, она увидела его лицо, ощутила прикосновение губ, близость тела. Вся дрожа, подбежала к окну, жадно глотая прохладный воздух. Вдалеке часы пробили полночь, Джейн судорожно вздохнула. Где-то он сейчас? Танцует с Клер, а может, с другой? Или сидит в кабинете на Флит-стрит, просматривая ранний выпуск своей газеты? Но где бы ни был и что бы ни делал, в одном можно было не сомневаться: он и думать забыл о девушке, которую по собственному же признанию мог бы полюбить, сложись обстоятельства по-иному.

— Ведь он не поверил, — громко произнесла Джейн — А без веры какая же любовь.

Глава тринадцатая

Джейн заставила себя последовать совету отца, и Боб Фостер, словно почуяв перемену в отношении, настаивал на как можно более частых свиданиях. Постепенно она стала доверять ему больше, считать частью своей жизни, хотя порой сердце все-таки начинало вдруг лихорадочно биться при виде смуглого лица или черноволосой головы, мелькнувших в толпе.

С Джейни виделись редко — только раз после визита к Джону Кавенаху, да и то юная невеста была так взволнована и озабочена, что Джейн испугалась, как бы такая напряженная подготовка к пышной свадьбе не сказалась на ее здоровье.

Но вот знаменательный день оказался уже совсем не за горами, и Джейн отправилась к величественному дому в стиле королевы Анны, где жили Белтоны. Окруженный обширным парком, дом выглядел именно таким, в каком, по представлению Джейн, и должна была жить ее подруга. "Наверное, именно в таких домах и жили все женщины Стефена", — с горечью подумала она, входя в отведенную ей комнату и оглядывая роскошную меблировку.

Распаковавшись, она отправилась в спальню к подруге и постучала в дверь.

— Заходи, — послышался веселый голос, — и располагайся, если найдешь свободное местечко!

Джейн шагнула вперед и не удержалась от смеха. Вся комната была завалена одеждой: вечерние и послеобеденные платья валялись вперемешку, на кровати грудой лежало нежнейшее белье пастельных тонов, пол был усыпан туфлями, босоножками и шлепанцами.

В центре стояла будущая невеста со сверкающими в лучах солнца светлыми волосами, сияющими глазами, вся лучащаяся счастьем.

— Надеюсь, ты не собираешься забрать все эти груды с собой? — поинтересовалась Джейн, в шутливом ужасе всплескивая руками.

— Все, до единой вещички.

— Но это невозможно — поносить каждую.

— Еще как возможно. Знаешь, мы ведь уезжаем на месяц. Папочка сделал нам такой свадебный подарок. Только представь — целых четыре замечательных недели на Багамах. Даже Тед взволнован, хоть усердно старается не подать виду.

— А может, мне и в этом путешествии заменить тебя?

— Ну, уж нет! Не волнуйся, ты сама очень скоро отправишься в такое же.

— Сомневаюсь.

— Посмотрим. — На лице у Джейни появилось странное выражение. — Моя интуиция подсказывает, что не пройдет и года, как ты сделаешься миссис.

— Если это Боб попросил тебя…

— Боб даже словом не обмолвился. — Джейни порылась в шкатулке с драгоценностями и извлекла рубиновое ожерелье. — Вот, надень его завтра, пожалуйста. Оно подойдет к твоему платью.

— Вот только не его, пожалуйста. Оно напоминает о Колине.

Джейни просто остолбенела.

— Да ты что, до сих пор думаешь о нем?

— Представь себе. Ужасно чувствовать себя виноватой в смерти другого человека.

— Какой вздор! Ты всего лишь выполняла свой долг. Просто безумие — продолжать думать о нем. Ведь из твоих же собственных слов ясно — вор и убийца. Брала бы лучше пример с Клер. Вот уж кто явно не потерял сна из-за всей истории.

Джейн подошла к окну и уставилась на красиво подстриженные газоны.

— Ты видела ее?

В голосе слышалось плохо скрытое напряжение.

— Стефена Дрейка я с нею не видела, если ты это имеешь в виду. — Джейни наполовину скрылась в гардеробе и говорила приглушенно, а когда выбралась, то завела речь о свадебном платье: — Надеюсь, Теду понравится. Ему всегда хотелось что-нибудь этакое… ужасно хорошенькое! Ох, Боже святый, неужели завтра я уже буду его женой? Скорее бы прошла ночь!

Джейн повернулась, стараясь подладиться к настроению подруги. Нынешний и завтрашний день принадлежат ей, пусть же ничьи чужие заботы не мешают этой радости.

Они собирались лечь спать пораньше, но Джейн была слишком возбуждена, к тому же явилась целая дюжина молодых людей с девушками, по большей части школьные друзья Джейни. Наблюдая за шумной компанией, Джейн в очередной раз ощутила, насколько этот мир отличается от того, в котором выросла она, и даже почувствовала разницу в возрасте.

Понимая, что никто особенно скучать по ней не станет, она отправилась в постель, но, лежа без сна, наблюдала, как небо из черного становится сначала серым, потом нежно-розовым, слушала, как заводят безыскусные песенки ранние птахи.

Проснулась ни много, ни мало — в пол-одиннадцатого, да и то разбудила ее взбудораженная горничная, влетевшая с завтраком на подносе и с порога предупредившая, что времени до отъезда в церковь — не более часа. Джейн умылась в роскошной зеркальной ванной, напоминавшей ванную на "Валлийце", и скользнула в розовую раковину изящного платья и туфельки в тон. Тщательно наложила косметику, хотя ничто не могло скрыть сиреневых теней под глазами и впалости похудевших щек. При всем том, Джейн ясно видела в себе необычную привлекательность: утомленность и бледность придавали ей некое воздушное, неземное очарование, усиливавшееся изысканной простотой платья с глухим корсажем и шифоновой юбкой, то стекающей вниз, то клубящейся вокруг, подобно утреннему туману.

Джейни запретила кому бы то ни было заходить к ней, кроме продавщицы из салона, пришедшей удостовериться, что свадебное платье сидит изумительно, и около одиннадцати, полностью одетая, невеста спустилась в холл, где уже ждали отец, Джейн и три девочки, которые должны были нести шлейф. Насколько Джейн успела узнать Седрика Белтона, это был единственный случай, когда он утратил дар речи, в безгласном восхищении глядя на дочь, воздушным облаком плывущую к ним, — прелестное видение в кружевах, с алмазной диадемой, закрепленной на золотистых волосах, и лицом, чуть просвечивающим из туманной дымки фаты.

— Девочка моя, малышка, — произнес, наконец, Белтон, и громовый голос его прервался. — Если этот парень не сделает тебя счастливой, я… я вымажу его дегтем, обваляю в перьях и так пущу по улице!

Джейни захихикала, и небесное видение сразу спустилось на землю. Подмигнув Джейн, она велела всем вместе с девочками садиться в "роллс-ройс".

Возбужденный щебет трех девчушек не давал Джейн ни о чем думать, добавляя волнения. На таких роскошных светских свадьбах ей уже приходилось бывать, но в качестве репортера, стороннего наблюдателя, а вот участницей подобного действа она оказалась впервые и надеялась не ударить в грязь лицом.

Только переступив порог церкви и услышав торжественные звуки знаменитого свадебного марша, она смогла чуть-чуть успокоиться, впервые за много недель ощутив в душе что-то, похожее на умиротворение. Словно в этой атмосфере величия все личные беды и несчастья стали незначительными и мелкими. Ноздри заполнил ни с чем не сравнимый, неописуемый аромат храма: нагретого дерева, плавящегося воска, свеженачищенной меди, цветов — Джейн глубоко вздохнула, и трепещущие в руках цветы замерли.

Перед нею стояла Джейни, чуть приникнув к Теду, а он вполоборота смотрел на нее с такой нежностью, что Джейн едва не расплакалась. Усилием воли сосредоточилась на чем-то столь чувствительном, и, лишь слегка, незаметно, поворачивая голову, принялась рассматривать толпившихся вокруг гостей. До чего же одинаковы все эти люди, рабски следующие обычаю и надевшие одежду "подобающих случаю" тонов; лишь кое-где изредка мелькает ярко-голубое или алое пятно.

Медленно двигалась церемония, священник бормотал замогильным голосом, ведя брачующихся к алтарю. Джейн, сделав шаг вперед, взяла у невесты букет и бережно прижала к себе, дожидаясь конца церемонии в ризнице. Здесь, в этой маленькой, переполненной народом комнатке, произнесены были последние слова обряда и потом, обнимаясь, целуясь, под торжествующие звуки марша Мендельсона все высыпали наружу.

Теперь Джейн могла отчетливо рассмотреть всех и каждого, пока невеста не спеша, с лицом победительницы, обходила притвор. В тени одной из колонн стоял Боб, обычно всегда улыбающийся, а теперь напряженный и смущенный. До чего же забавны эти мужчины, придают такое значение свадьбам!

Все еще насмешливо улыбаясь, она вдруг заметила у дальней стены мужчину, стоящего несколько особняком, отчужденно от всей толпы. Взгляды встретились, глаза Джейн наполнились страхом, а его — сузились. Джейн задрожала так сильно, что не могла двинуться с места, и три девчушки с удивлением уставились на нее. И только их потрясенные глазенки заставили ее двигать ногами, и, стараясь высоко держать голову, она вышла из церкви.

Что делает здесь Стефен Дрейк? Неужели Джейни пригласила его, надеясь их помирить? Вот уж нелепая затея. И что подумает Боб? Хоть он и не расспрашивал никогда, но знал о ее чувствах к этому человеку.

Однако на обратном пути к Белтонам смущение сменилось гневом, который, впрочем, придал и сил, необходимых, чтобы вынести напряжение следующих часов. Свадебный обед казался нескончаемым, есть Джейн была не в силах, невзирая на изысканность и роскошь блюд, но выпила два бокала шампанского, чуть притупившего остроту и горечь переживаний. И сразу легче стало непринужденно улыбаться Бобу и даже позволять держать себя за руку.

— Ты сегодня такая красивая! — нашептывал он. — Как бы мне хотелось, чтобы ты позволила оберегать, заботиться о тебе.

— Ты и так обо мне хорошо заботишься, — отвечала она, вертя в руке бокал. — Лучше уж и некуда, благодарю.

— Да я вовсе не о еде и выпивке!

— Пожалуйста, Боб, не надо. — Джейн отхлебнула шампанского и поморщилась от ударивших в нос пузырьков газа. — В данный момент мне совершенно не хочется говорить ни о чем серьезном. Не забывай, это — свадьба Джейни. Так и давай лучше думать о ней.

— А почему бы не подумать вообще о свадьбах?

Джейн тряхнула головой, и Боб со вздохом поднял свой бокал.

— Видела сегодня в церкви Стефена Дрейка?

Джейн кивнула.

— Я удивляюсь, зачем Джейни понадобилось приглашать его. А Клер Сондерс тоже здесь?

— По-моему, нет. Хотя, если он пришел с ней, это все объясняет.

— Если тебе нужны объяснения, — с напускной небрежностью заметила Джейн, — то вон, Стефен собственной персоной направляется к нам.

И инстинктивным движением придвинулась поближе к Бобу, выдавая этим, что внутренне вовсе не так спокойна, как хотела казаться. До чего же хорош был Стефен в сером пиджаке и крахмальной белой рубашке, самой строгостью своего официального вида выделяясь среди остальных. Хотя жесткое лицо его отнюдь не отличалось отчужденностью, наоборот, горело внутренним волнением, на скулах пылали алые пятна, губы не были сурово сжаты.

— Привет, Стефен! — с той же небрежностью произнесла Джейн. — А мы с Бобом как раз говорили о тебе. Хотя ты, наверное, не помнишь Боба?

Она вновь представила их друг другу.

— Боб Фостер, — слегка замявшись, повторил Стефен. — Имеете какое-то отношение к агентству Фостера?

Боб кивнул, а Стефен перевел взгляд на Джейн. Перехватив взгляд, Боб взял ее за руку.

— Джейн работает у меня, хоть я и пытаюсь уговорить ее заняться деятельностью совершенно иного рода!

— Боб, перестань же, — поспешно оборвала Джейн. — Стефену наши дела совершенно не интересны.

— Нет, отчего же, — возразил Стефен. — Интересны, и даже очень. Надеюсь, не слишком опережу события, если принесу свои поздравления?

Гордость не позволяла Джейн опровергнуть, а честность — подтвердить, и она обошлась тем, что поднесла к губам бокал с шампанским, предоставив отвечать Бобу.

— Боюсь, все же несколько опередите. Джейн не так легко уговорить. Но я не теряю надежды.

— Нам всем это свойственно, — отозвался Стефен и с неожиданной резкостью повернулся и ушел.

Джейн смотрела, как он исчезает в толпе, всей душой порываясь броситься за ним, прижаться к груди и просить, умолять, чтобы он сказал, что еще любит ее.

"А он никогда меня и не любил, — с яростью убеждала она себя, — никогда, никогда".

С трудом сохраняемое самообладание грозило рухнуть, а вызванное шампанским приподнятое настроение — раствориться в приступе тоски.

— Может, лучше сядешь? — шепнул на ухо Боб и, не дожидаясь ответа, толкнул ее на ближайший свободный стул. — Еще по бокалу?

Джейн покачала головой.

— Сейчас, сейчас приду в себя. Дай минутку. Это все жара и волнение.

— И Стефен Дрейк. — В голосе Боба слышалась грусть. — Не притворяйся, Джейн. Во всем виноват Стефен, ведь правда?

— Виноват? В чем?

— В том, что ты отвергаешь меня. Вы полюбили друг друга еще во время круиза. Я понял это по его поведению в "Савое". Так бесцеремонно можно вести себя, только если борешься с собой. Что произошло у вас?

— Ничего. Боб, пожалуйста, я не хочу говорить об этом. Просто расстроилась из-за неожиданной встречи. Скоро все пройдет.

Джейн закрыла глаза, но успокоение не приходило. Встреча со Стефеном лишь выявила бессмысленность планов на совместное будущее с Бобом. Нет, не сможет она быть счастлива ни с кем, кроме Стефена. А значит, единственно верным остается все-таки прежнее решение: уехать подальше. Может быть, когда их разделят океаны, она окажется в состоянии начать новую жизнь.

Вокруг вихрилась толпа, смех и разговоры эхом отдавались в ушах. Стало вдруг невыносимо выдерживать всю эту суету, Джейн поднялась и сунула свой бокал Бобу в руки.

— Не возражаешь, если я оставлю тебя на минутку? Хочется побыть в тишине.

— Может, нужно подставить плечо — так я по-прежнему готов.

— Плечо не поможет. Я должна справиться с этим одна.

— Одна? — Боб поймал ее руку. — Но ты ведь не хочешь сказать… Джейн?

— Увы, Боб, именно это и хочу. Тебе ведь нужна не такая девушка, и незачем притворяться, будто я смогу стать такой.

— Ты можешь, — тихо произнес он. — Но вот захочешь ли?

Она качнула головой и, коснувшись его щеки дрожащей рукой, исчезла в толпе. Выбравшись из дому, в легких туфельках побрела прямо по траве мимо аккуратных, правильной формы цветников дальше, в менее ухоженную часть парка. Там было очень красиво — из травы выглядывали незатейливые полевые цветы, звонкий ручеек пел свою детскую песенку, журча по обкатанной гальке. У печальной плакучей ивы стояла деревянная скамья. На нее Джейн и уселась, понурившись, — светлые волосы упали на лицо, пышные юбки опустились вокруг розовым облачком.

Долго сидела она у ручейка, черпая умиротворение в неумолчном нежном журчании. В ветвях играл легкий ветерок, шурша листьями и приподнимая шифоновый подол ее платья. Вдалеке виднелся неясный силуэт машины; предстояло еще вернуться в дом и попрощаться с Джейни перед свадебным путешествием.

Да, подруга будет разочарована, узнав, что ее хлопоты не возымели ожидаемого действия. Джейн встряхнулась и потянулась за сумочкой. Достала пудреницу и принялась запудривать следы слез под глазами.

— Мне совершенно неважно, как ты выглядишь, — раздался вдруг за спиной низкий голос.

Инстинктивным движением Джейн захлопнула пудреницу и сунула в сумочку прежде, чем поднять голову и встретиться со Стефеном, стоящим неподалеку.

— Как ты здесь оказался?

— Искал тебя, — был ответ. — И, кажется, обшарил каждую комнату в этом чертовом доме.

— Однако сообразил, где меня можно отыскать.

— Где бы ты ни была, я все равно отыскал бы тебя, — хрипло произнес он. — Нам нужно поговорить.

— Но ведь нам нечего сказать друг другу.

— Тебе, может, и нечего, а вот мне очень многое надо сказать!

Он резко шагнул вперед, словно желая рывком поднять ее на ноги, но потом передумал и сам уселся рядом.

— Прежде всего, хочу извиниться за свои несправедливые обвинения. Если б ты не уязвила мое самолюбие, я бы никогда не повел себя подобным образом. Было невыносимо обнаружить, что тебе недостало мужества сказать мне, кто ты, на самом деле, и…

— Дело было вовсе не в недостатке мужества, — прервала Джейн, — а в обещании, данном отцу.

— Я понял это, когда Джейни…

— Когда Джейни?.. Хочешь сказать, она приезжала?

— Да. Несколько дней назад. Я решил сразу же отправиться к тебе, но она уговорила дождаться нынешнего дня. Хотела, чтоб мы помирились именно в день ее свадьбы. — Стефен умолк и, подсев поближе, взял Джейн за руки. — Джейн, простишь ли ты меня?

Она подняла голову и взглянула в виноватое лицо, чувствуя, что любит все так же, нет, даже больше, чем раньше, и, понимая, как бы ни была велика ее любовь, будущего у них нет.

— Разумеется, прощу, Стефен.

— Слава Богу. Любимая моя…

— Нет, не называй меня так. — Она вырвала руки и отодвинулась. — Хоть я простила тебя, это не значит, что между нами все сразу станет по-прежнему.

— Но почему? Ведь ты же не любишь Фостера, правда?

— Я не меняю так быстро своих привязанностей. Как, впрочем, наверное, и ты. Твое недоверие, Стефен, очень обидело меня. Только Джейни заставила тебя сменить гнев на милость. Но что ж такого она сказала? Что я все еще сохну по тебе? Что вовсе не гонялась за твоими деньгами? А может…

— Прекрати, — резко и властно оборвал он. — Джейни приехала только для того, чтобы объяснить, какая я свинья! А в разговоре чисто случайно упомянула Колина и "Лоренц". — Голос Стефена набухал гневом. — Неужели непонятно? Я же и пытаюсь объяснить, что не знал правды, пока не поговорил с нею.

— И что ж такого особенного тебе довелось узнать? — презрительно отозвалась Джейн — Разве нельзя было довериться своему сердцу? Я ведь как-то говорила — без доверия и взаимопонимания не может быть истинных отношений. Ты же узнал, почему я была тогда так ласкова с Колином, зачем оказалась в его каюте, но все-таки не поверил в истинность моих намерений, дожидался, пока Джейни не приедет и не разложит все по полочкам. Что ж, если только такую любовь ты можешь предложить, то мне ее не надо. Не надо, — повторила она.

— Ну, все перевернула с ног на голову. — Он придвинулся и тяжело положил руки ей на плечи; на лбу, как всегда в минуты сильного волнения, судорожно пульсировала голубая жилка. — Неужели ты думаешь, я так сидел и дожидался, пока кто-нибудь умный не приедет и не разложит все по полочкам? Неужели ты думаешь, я не способен признавать свою неправоту?

— Однако много же времени тебе на это понадобилось. Месяцы! В тот вечер в "Савое" ты все еще смотрел на меня, как на незнакомку.

— Тогда я еще ничего не знал о Колине! В тот вечер в "Савое" я все еще считал себя полностью правым и нисколько не сомневался в словах, сказанных тебе на "Валлийце".

Они смотрели друг другу в глаза, она с нарастающим недоумением, он — с прямотой и откровенностью.

— "Валлиец" я покинул, едва мы пришвартовались в Афинах, и отправился с приятелем на один из тамошних мелких островков. Состояние было отвратительным. Ты, Джейн, сотворила со мной что-то ужасное. Вот когда я, едва не свихнувшись, понял, о чем толковали доктора: дескать, эмоциональных резервов совершенно не осталось, большой риск нервного срыва, кризиса. Так оно и вышло — кризисом оказалась ты, и я сорвался. Три недели провел на этом, Богом забытом, островке безо всякой связи с внешним миром — ни радио, ни газеты. А когда вернулся в Лондон, о деле Уотермена уже успели забыть. Черт возьми, Джейн, сама же знаешь, ничто не забывается быстрее вчерашней сенсации. С Колином именно так и получилось.

— Разве Фрэнк Престон ничего не рассказывал?

— А с чего бы ему говорить о тебе? Особенно после той телеграммы из Афин, когда я просил выдать тебе вперед полугодовое жалованье.

— Понятно. И он, конечно, боясь твоего гнева на мой маскарад, не рискнул заводить каких-либо разговоров.

Стефен кивнул, уже не так сильно сжимая ее плечи, но, все равно, прожигая горячими пальцами кожу.

Боже, как хочется верить ему! Но, все-таки, кое-что осталось неясным.

— Неужели же и Клер ни словом не обмолвилась? Вы ведь часто встречались.

— Я часто встречался еще с целой дюжиной женщин, — грубовато отозвался он. — Но без толку. Стало только хуже, потому что каждую сравнивал с тобой. А Клер, действительно, словом не обмолвилась о Колине, и, по-моему, нам тоже пора его забыть.

— А знаешь, почему она ничего не сказала?

В первый раз за все время на лице Стефена мелькнула улыбка.

— Из боязни показаться обманутым, пожалуй, следует признаться, что знаю. Она прекрасно понимала: одно лишь слово, и я ринусь за тобой. Боже праведный, Джейн, ты и представить не можешь, как близок я был к этому. И пустился бы на поиски, даже если бы Джейни не рассказала всей правды. Честно говоря, я уже попросил Престона добыть твой адрес.

Всей душой ей хотелось верить, но чего-то недоставало, и, видя ее сомнения, он вздохнул.

— Спроси Джейни. Когда она зашла ко мне в офис, я как раз записывал в блокнот твой адрес. И первое, о чем спросил, где тебя можно в тот день найти.

Он притянул ее к себе, розовый шифон обвился вокруг его ног.

— Мы потеряли столько времени, так давай же восполним утраченное. Еще о многом предстоит поговорить, но это может подождать. А теперь, единственное, чего мне до смерти хочется, так это обнять тебя — вот так, — и он тесно прижал ее к своему горячему телу, — и исцеловать — вот так. — И губы их слились, дыхание перемешалось. — Последний раз, держа тебя в объятиях, я вел себя…

— Нет, не будем больше вспоминать!

Джейн обвила его шею рукой, другой нежно перебирая черные волосы и гладя смуглую щеку. Поцелуй был долгим и пылким, но нежным — так мужчина целует женщину, которую давно искал и, наконец-то, нашел и с которой хочет разделить не одну только страсть, но и любовь.

Джейн опомнилась первой, пригладила волосы, отерла слезы.

— И как теперь насчет того, чтобы стать миссис Стефен Дрейк? — спросил он внезапно охрипшим голосом. — И работать я тебе не позволю. Хочу сам заботиться о тебе и защищать.

— Я тоже хочу заботиться о тебе, — отозвалась она, чувствуя, как все ее существо пронизывают бесконечная нежность и безмерное желание одарить его любовью и пониманием, которых ему всегда так недоставало.

Стефен поймал ее руку и поднес к губам, а потом они, тесно прижавшись друг к другу, пошли прямо по газону к дому и остановились недалеко от заполненной гостями террасы, укрытые цветущим кактусом.

— Это навсегда, Джейн. — Голос его был тих, но проникновенно серьезен. — Теперь все твои заботы станут моими.

— Теперь твоей станет вся моя жизнь, — поправила она, и сильные руки снова обхватили ее плечи, а смуглое лицо заслонило и небо, и солнце.

— Ох, Стефен! — только и смогла выдохнуть Джейн, растворяясь в счастье, непостижимом, как Жизнь, бесконечном, как Время.

Примечания

1

Флит-стрит — улица в Лондоне, где расположены редакции большинства английских газет и журналов.

(обратно)

2

Кулинарный термин, так называемый "сборный букет" (фр.) — пучок пряных трав (петрушки, чабера, розмарина, лаврового листа и пр.), которые кладут в пищу при приготовлении; здесь — острота ощущений, "перчик".

(обратно)

3

Стипль-чез (англ.) — скачки с препятствиями — один из видов состязаний на ипподроме

(обратно)

4

Дурнота; здесь — морская болезнь (фр.)

(обратно)

5

Сладкого безделья (итал.).

(обратно)

6

В приморской части городов, стоящих на море, особенно курортов, архитектурное сооружение, наподобие пирса или мола, предназначенное для прогулок.

(обратно)

7

Сорт аперитива.

(обратно)

8

Фешенебельные отели в Каннах.

(обратно)

9

Свиная печень (фр.).

(обратно)

10

Сухое вино (фр.).

(обратно)

11

Серсо — игра, заключающаяся в метании колец одним игрою на деревянный штырь, который держит другой.

(обратно)

12

Сорт аперитива.

(обратно)

13

Коктейль с замороженным вином (фр.).

(обратно)

14

Беседа вдвоем, наедине (дословно "голова к голове", фр.)

(обратно)

15

Охота в пустыне, как правило, с машины, у которой есть для этого люк в крыше.

(обратно)

16

Каналетто (наст, имя Антонио Канале) (1698–1768) — итальянский художник, прозванный так именно за великолепные, топографически точные пейзажи, изображающие каналы и площади Венеции.

(обратно)

17

Печеночных паштетов (фр.).

(обратно)

18

Толстый бифштекс из самой нежной и сочной центральной части вырезки.

(обратно)

19

Колокольня, как отдельно стоящее здание.

(обратно)

20

Сторонницы участия женщин в выборах, активно агитировавшие за это и устроившие демонстрацию перед Парламентом в Англии в 1914 г. Позднее — просто активные участницы борьбы за женские права.

(обратно)

Оглавление

  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Луны волшебное сияние», Рэчел Линдсей

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства