«Снег»

Политова Алина Снег

Я снова не могла уснуть. То славное время, когда я вырубалась, едва добравшись до подушки, куда-то безвозвратно ушло. Травма давала о себе знать. Бабушка всегда говорила нам с сестрой в детстве, что голову надо беречь. Когда мать начинала нас колотить, бабушка каждый раз умоляла ее: — "Таня, только не по голове!" Должно быть, она была права. Сейчас в моей голове наверняка сломалась пара винтиков, именно поэтому я так странно себя ощущала с тех пор, как вернулась из больницы. Память вернется, говорил мне доктор на последней консультации, события последнего месяца, выпавшие из моей головы, со временем восстановятся. Но насчет бессонницы и всех этих изменений, которые я стала замечать вокруг — об этом он не предупредил. В следующий раз надо будет непременно рассказать ему, пусть посоветует какое-нибудь лекарство. Нет, серьезно, это все ненормально! Сегодня, на дне рождения сестры, я выставила себя просто полной идиоткой — при гостях, при всех этих ее гламурных подружках, я поздравила ее с двенадцатилетием! Лена с Ксеней стали ржать как лошади, остальные девчонки понимающе переглянулись. Ну да, конечно, у Александры с головой не в порядке, это все знают. А сестра, сдерживая смешок, тихо сказала мне — "Саш, мне же пятнадцать!" Да, ей пятнадцать. Но я была уверена, что ей исполнилось двенадцать! Мне казалось, что я помню… вот что я точно помню — так это то, что когда я две недели назад вернулась домой, то удивилась, что Катька стала чуть ли не одного со мной роста. А ведь я лежала в больнице всего месяц! Как все странно… такое жуткое чувство возникает, когда не можешь доверять собственной памяти, собственным мозгам. Просто какой-то удар ниже пояса. Мой организм не может со мной так поступать!

Ну вот, с такими мыслями точно не заснуть.

Если честно, я не помню уже, когда по-настоящему расслаблялась. Почти каждую минуту я пыталась вспомнить. Вспомнить, что произошло со мной в апреле. Апрель потерялся полностью. А ведь если я не вспомню апрель, то не смогу и восстановить тот день… когда… когда — что?! Когда я повредила себе голову, скажем так. Мама рассказывала, что меня нашли едва живую за городом, на обочине дороги. С разбитой головой. Я долго не приходила в сознание, потом недели полторы была какая-то полусонная, никого не узнавала и не говорила. Когда память восстановилась, я вроде бы все вспомнила, но последний месяц жизни в моей голове отсутствовал. А ведь я жила, никуда не пропадала. По словам мамы, обычную свою повседневную жизнь вела. Институт с утра, вечером клубы и друзья. Ночью полупьяная вваливалась в свою комнату и отключалась до утра. Так говорила мама. Я помнила, что да, раньше, кажется, так все и было. Быть может, вскоре я снова так заживу. Ведь мне так нравилось, да? Но я пока еще не готова. Может, начни я снова общаться со своими друзьями, я быстро вспомню все, но… я не только потеряла некоторые воспоминания, кажется, я потеряла так же и часть своего характера, маленький кусочек своего Я. Или большой… Все эти разговоры о том, как сильно я изменилась, они просто доводят меня до слез. Мне кажется, когда кто-то указывает мне на это, то имеет в виду мою голову. То, что с ней не все гладко. Вчера мама, собираясь на какую-то свою вечеринку, вся такая душистая и искрящаяся, внезапно уставилась на меня и с прищуром сказала — "А что это ты, кукла, дома сидишь каждый вечер?! Ты меня беспокоишь! Одевайся-ка в свои попугайские одежки и вали в "Променад"!" У меня в голове тут же вспыхнула картинка — головокружение стробоскопов, бьющий по печенке ритм, чья-то рука у меня на плече… Я не хотела туда. Но ведь раньше хотела?! Я сказала матери, что подумаю, и отправилась гулять по улицам. Просто брести, куда глаза глядят, вдыхать майские запахи, ощущать, как теплые пальцы ветра ласкают шею… это мне нравилось. То, что мне нравилось сейчас. Во дворе, под покосившимся грибком на детской площадке, как всегда сидела какая-то шпана. Каждый раз я старалась обходить их подальше, хотя раньше я с ними вполне нормально общалась. В этот раз сохранить инкогнито не удалось.

— Лекси! — Крикнул кто-то из толпы, и я понуро пошла к грибку. "Лекси" — это прозвище что-то во мне зацепило. Ну да, как просто. Когда кто-то мне что-то говорил о моем прошлом, я сразу это вспоминала. На этот раз я вспомнила, что все с кем я тусила, называли меня Лекси. Какое-то хитросделанное сокращения от Александры. А моя подруга Анжелка называла меня Лекса. Интересно, я сама придумала себе это прозвище, или кто-то подсказал… Я обреченным шагом направилась к грибку. У меня не было выбора, я должна была использовать любую возможность вернуть воспоминания.

— Привет, — тихо произнесла я, когда подошла. Почти все лица были знакомы. Да, я их знала, помнила. Обычное дело, как увидела, так и вспомнила. Быть может, если меня ударят по голове, я вспомню, кто сделал это в первый раз. Клин клином.

Под грибком сидели двое моих одноклассников бывших, с ними девчонки из соседних домов, парень, торгующий дисками на перекрестке… Они частенько собирались у нас во дворе, или в "Пинте", дешевой пивной на углу. У этих ребят не был денег на "Променад". Иногда я тоже тусила с ними, если лень было тащиться в клуб или просто надо было убить время до приезда Анжелки. Они вполне хорошо ко мне относились, вообще были славные ребята. Хотя, может, я нравилась им только потому, что у меня все время была пара монет на кармане, и я могла напоить всю толпу пивом в "Пинте". Вообще мы с матерью еще сто лет назад могли переехать в нормальный район, но мать выросла в этом доме, и ей хотелось почему-то жить именно здесь. Наверное, ей льстило, что соседи и знакомые, знающие ее как местную оторву, а потом разведенку с двумя детьми, видят, как растет ее богатство, ею самой сколоченное. Здесь было, кому демонстрировать ее новую машину и внеочередной евроремонт. Мать говорила мне всегда, что мы клевые. Потому что богатые, но в то же время не отворачиваемся от народа. В чем-то она была права. Когда тебя уважают и любят, то можно забыть, что все это из-за денег, и получать удовольствие. Я всегда так делала. К тому же мне нравился этот контраст — здесь, во дворе меня любили из-за денег, а в клубе и институте за то, что я классная девчонка.

— Клевые тряпки, — заметила Оля Краскова, моя соседка. Ее парень протянул мне початую бутылку пива, и я сделала глоток.

— Тебя сразу не узнать, ты типа имидж сменила что ли? — Спросила другая девчонка, протягивая руку к моему платью. — В черном тебе прикольно, такая сразу взрослая стала.

Я и сама не знала, зачем напялила черное мамино платье. Тонкое и воздушное, оно валялось в куче моих вещей, и я сразу схватила его. Мой гардероб, состоящий из невероятного покроя брюк и коротких топов, почему-то стал вызывать у меня отвращение.

— Это тебе в больничке волосы отрезали? — Спросила третья девчонка.

— Да, — отозвалась я. — На голове зашивали царапину, пришлось вырезать волосы. Мать потом притащила ко мне парикмахера, и он отрезал то, что осталось.

— Ты похожа на француженку, — заявила Оля.

Я подумала, когда же они уже начнут просить деньги.

— Сашк, у тя пыхнуть ничего нет? — Вполголоса спросил Паша. — Хоть косячок на толпу…

Я вздрогнула и почувствовала, как к горлу подкрался рвотный спазм. Схватилась руками за деревянные перила и незаметно сглотнула. Хорошо, что было темно. Отрицательно покачала головой.

— Лучше сгоняйте за пивом кто-нибудь. — Предложила я. Парни тут же радостно подскочили, я достала из сумки деньги и, не глядя, протянула им. Парней тут же сдуло.

— Ну вот, — досадливо протянула Ленка Брабец, двадцатилетняя толстушка, с которой я когда-то ходила на плаванье, — сейчас они забухают в "Пинте", телик посмотрят, а потом припрутся с парой бутылок. Еще притащат местных шалав. Ходят там двое, Аня с Томой. Дуры блин, давалки.

Я зашла под грибок и уселась рядом с Олей на перила. Напротив нас сидела Ленка и незнакомая девчонка.

— Ну, как ты вообще, Сань? — Участливо спросила Оля. Я бросила на перила пачку "Мальборо лайт", к которой тут же потянулись три руки. Мы закурили.

— Да ничего, нормально вроде. Голова только ноет иногда.

— Ну ты изменилась, обалдеть. Прям не от мира сего как будто. Пашка говорил, что ты вообще ничего не помнишь, что тебя говорить заново учили. Ты хоть нас-то помнишь?

— Чушь, — ответила я. — Скажите еще, что у меня железная пластинка прибита к мозгам. Половина мозгов вытекла на землю и мухи отложили там яйца, потому их не стали обратно в голову пихать. Так что теперь я не от мира сего.

Девчонки заржали.

— На самом деле я вообще не помню последние недели. — Серьезно сказала я. — Ничего, абсолютно. А так, остальное — все вспомнила.

— А что с тобой случилось? — Жадно спросила Ленка. — Ты вспомнила кто тебя по башке… Мусора нашли?

— Неа. Я ж говорю — ноль. Просто весь апрель выпал из головы наглухо. Может, вы расскажете, что со мной тогда было? Как я жила вообще?

Оля пожала плечами, красиво выдувая дым.

— Ничего особенного. Как обычно все вроде было. Да ты же почти не приходишь. В клубе постоянно по ночам зажигаешь. — Она хихикнула и поправилась: — В смысле — зажигала.

— Слушай, — вскинулась Ленка, — а ты в курсе, что Ярик получил старлея? Отмечал когда, такой грустный сидел, прям жалко. Он все время грустный ходит.

— Ты что, не помнишь Ярика?! — Заметив мое замешательство, воскликнула Оля.

— Да нет, вот вы сказали, я вспомнила, — ответила я. — Это мент, да? Меня один раз с пла…

Меня снова накрыла волна тошноты. Да что же это со мной!

— Да, он тебя с кораблем один раз взял, вспомнила, да? — обрадовалась Оля. — Вы же потом еще месяца три встречались.

— Любит тебя, — подтвердила Ленка.

— Да это, кажется, сто лет назад было, — ответила я, пытаясь справиться с тошнотой. Похоже, моя травма имеет один большой плюс — она заставила меня избавиться от привычки курить коноплю. Если меня так воротит даже от мысли об этом, то что будет, если я почувствую знакомый запах… вообще умру, наверное.

Ярик… я его вспомнила. Впрочем, не удивительно, что только сейчас. Мы с Анжи и Иркой Смолиной тащимся обкуренные в дым по ночным улицам, горланим какую-то песню и ржем как подорванные. Навстречу менты. Анжелка не будь дурой, начинает кричать им, что у нас все в порядке, в полном просто порядке и при этом неоднозначно ржет. Ирка, не будь дурой, не менее громко орет ей в ухо, что она дура и ей следует заткнуться, ибо у Лексы на кармане корабль с планом. Я тупо стою посреди тротуара и хлопаю глазами, потеряв всякую ориентацию. Нас обыскивают, куда-то ведут. Девки канючат, я ощущаю себя деревянным мальчиком буратино. Потом публика куда-то пропадает, и я обнаруживаю себя в полупустой в этот предрассветный час "Пинте" за чашкой кофе и в компании симпатичного молодого мусорка. Тот что-то говорит мне о вреде употребления наркотиков и о моих прекрасных глазах. Меня напрягает общение, и я предлагаю ему заняться сексом где-нибудь в подъезде. Так начался наш недолгий роман. Он был очарован моей безбашенностью, я была в восторге от его правильности. Впрочем, я весьма быстро охладела к его чарам. Хорошие мальчики, должно быть, наводили на меня скуку.

Внезапно у меня перед глазами вновь появилась та картинка, которую возбудило в памяти слово "Променад". Огни, музыка и… рука на плече. Чья-то рука на плече. Это не была рука Ярика. Я напряглась, пытаясь удержать мимолетное видение. Должно быть, это было важно, раз память подкинула мне именно этот эпизод.

— Девчонки, а я с Яриком в апреле уже не встречалась, кажется? — Осторожно спросила я.

— Да нет, ты чо! — Отмахнулась Ленка. — Ты ж его еще на новый год послала.

— А в клуб он со мной ходил?

— Да нет же. Откуда у него такие бабки! Ты вспомни, он даже тебе запрещал, когда вы вместе были. Ты сидела с нами по вечерам и ныла, что он тебя достал, и что тебе с ним скучно, а бросить жалко.

— Да, действительно… а что, у меня не было после него парня? Должна же была я с кем-то встречаться. Ну, в апреле, я имею в виду.

— Фиг тебя знает, Саш. Мы ж не знаем че там у тя в клубе было. Наверное, с кем-нибудь так, на одну ночь и встречалась. Ты же как мотылек. Тебе ж не горит замуж выходить, не надо богатого мужа искать. Это мне уже двадцать два, а сижу тут вот…

Я посмотрела на Лену. В голове мелькнула картинка из нашего плавательного прошлого. Кажется, мы были ровесницами, я всегда была уверена в этом… А теперь получается, она старше меня на три года?! Быть может, мне тоже двадцать два? Черт, опять эти странные накладки в памяти. Мне стало нехорошо. Девчонки вдруг показались чужими, незнакомыми…

— Меня уже ждут, наверное, я пойду, — глухим голосом произнесла я, спешно поднимаясь. — Оставьте себе сигареты, парням привет передавайте.

— Ну, ты заглядывай иногда, — растерянно пробормотала Ольга. Я кожей чувствовала на себе их подозрительные взгляды.

Коротко кивнув, я выскочила в ночь. Из глаз уже катились предательские слезы. Мне был страшно. Страшно за мой рассыпающийся в пепел разум…

Я подскочила на кровати. Вся в холодном поту. Должно быть, все-таки задремала, прокручивая в голове вчерашний вечер. Чего же не спать-то дальше… по вискам катились липкие прохладные капли. Кожа горела. Сердце как отбойный молот… Как я могла забыть! По примеру Скарлетт, решила подумать на следующий день ту мысль, что… и надо же, вспомнила только сейчас! Или быть может это опять шуточки моих ударенных мозгов! Они прячут, упорно прячут от меня любое воспоминания об апреле! Даже призрак воспоминания… А ведь, несомненно, то место, на которое я набрела вчера, после того как ушла от грибка, было как-то связано… иначе с чего у меня ТАМ случилась эта истерика! Я ревела, уткнувшись в шершавую стену, ревела как белуга! Меня накрыло такое всепоглощающее чувство тоски, отчаяние, что…

Мысль о том, чтобы снова пойти ТУДА, ввергла меня в панику. Я судорожно вцепилась в одеяло. Я не смогу снова принять этот УЖАС! Но я должна знать! Заглянуть в ту черную пропасть снова, чтобы вспомнить… Как могу я ощущать себя целостной личностью, если то, что изменило, переломало меня, все еще прячется где-то в дебрях моего мозга. Чтобы справиться с проблемой, надо сначала ее увидеть. Ведь я всю жизнь буду бороться с призраками, если не узнаю врага в лицо.

Будто собираясь на эшафот, я надела джинсы (рука снова тянулась к маминому платью) и черную майку. Ботинки, маленький кожаный рюкзак с сигаретами и кошельком. Все, я готова. Просто пойду — и все. Тихо повернула ключ в замке, чтобы не разбудить… кого?! Мать на свидание, сестра где-то таскается, быть может, уже в "Променад" ходит. Шумно пробежала по ступенькам и выскочила в май. Душная ночь слегка меня успокоила. Я всегда любила ночь. Я всегда была с ней заодно.

Медленно шагая по пустым улицам и мучая сигарету, я размышляла о том, что, возможно, моя проблема лишь в том, что у меня депрессия. Организм не оправился после серьезной травмы, это же вполне обычная реакция на болезнь. Наверно, стоит попить прозак, как иногда делала мама, и все у меня будет хорошо. Однажды я тоже месяца три пила его, когда рассталась с Лешкой. Вполне неплохая вещь. Все неприятности постепенно стали казаться мелкими и пустыми, хотелось жить, что-то созидать, даже учиться. Короче, я стала самодостаточной личностью, довольной всем на свете. Правда, я бросила прозак довольно быстро. Меня напрягало, что я перестала испытывать оргазм и удовольствие от выпивки. Весомые аргументы, да? Как раз сейчас для меня секс и выпивка совсем не интересны. Так что прозак вполне не помешает.

Эти мысли и легкий приятный ветерок успокаивали. Теперь вполне можно было развернуться и пойти спать, к чему мне идти ТУДА!.. Но я шла, все равно шла. То место слишком сильно на меня подействовало, в этом было что-то ненормальное. Мне страстно хотелось прийти ТУДА и ничего не почувствовать — НИЧЕГО.

Последний квартал, я безошибочно помнила дорогу. Скорее даже ногами, а не головой. Я, несомненно, бывала в этих местах, но я не помнила когда и зачем. Улица в нескольких кварталах от моего дома. Спальный район, кое-где маленькие магазинчики с пивом и едой, и ларьки. Мне здесь нечего было делать по идее.

Было около двух ночи, жизнь окончательно замерла, я прошла мимо стеклянных дверей ночного магазина, где уныло сидела сонная продавщица и мальчишка-охранник, и остановилась. Уже совсем близко. Поворот и все. Пара шагов. Я достала сигарету и жадно закурила. Как перед свиданием вслепую. Только на этот раз я точно знала, что встречусь с монстром. Когда полсигареты растворилось уже в моих несчастных легких, я сделала шаг… за поворот. Вот он. Тот дом. Девятиэтажка. Но нет, меня интересовала не она. Вернее — не она вся. Лишь та ее часть, которая светилась передо мной. Дом спал, горела лишь пара окон наверху. Но на первом этаже этот магазинчик… или что там это было за заведение — бесстрастно светил всем своим небольшим стеклянным фасадом. Так же, как и вчера. Это было так странно… сквозь стекло я видела все помещение — оно было пустым, только в углу стоял стол и несколько пластиковых стульев, а в другом углу просматривалась голая барная стойка. Явно помещение никак не использовалось. Просто пустая узкая комната, примкнувшая к фасаду дома. Освещенная изнутри. Как будто кто-то забыл выключить свет давным-давно… Я почувствовала, что задыхаюсь. Этот заброшенный барчик или что там это было — он ввергал меня в какой-то животный ужас! В этом горящем в два часа ночи свете, в этом столике в углу — во всем, что я видела, было нечто настолько зловещее, что мне хотелось бежать от этого места на другой край вселенной! В другую жизнь, где ЭТОГО — не было…

На негнущихся ногах я зашла обратно за угол и побрела в магазинчик. Мне показалось, что сама смерть смотрит мне в спину…

Купила у продавщицы бутылку "Балтики" покрепче и тут же присосалась к горлышку. Пиво мне было противно, как и многое в моей новой жизни, но мне необходимо было хоть немного расслабиться. Я должна была начать думать.

— Что там за бар, за углом? Свет горит постоянно, а не работает. — Спросила я, вытирая губы.

— Нет, он не работает, — подтвердила продавщица. — Тут уже все закрыто в это время. Хотя тот уже сто лет закрыт — хозяева свет, наверное, забыли выключить. Им такой счет за электричество выставят!..

— Да че там пара лампочек намотает. — Лениво ввязался в разговор охранник. — Им эти копейки до одного места.

— Он продается что ли, бар-то? — Спросила я. Даже сам разговор об этом месте бросал меня в дрожь. Но выбора не было.

— Нет, кажется. А то бы наш Ашот Николаич уже лапу наложил, у него тут почти все точки торговые под ним. Хотя лучше продали бы, ведь я уже и не помню, когда он работал. Все время пустует. Но видно кто-то приезжал, раз свет забыли. Это уже месяц, наверное, как свет горит.

Я вздрогнула.

— А кто хозяин?

— Без понятия. Я тут недавно работаю, да и без разницы мне.

Я допила пиво и попросила еще бутылку. Зажав ее в руке, снова вышла в ночь. Теперь я была готова подойти к этому монстру поближе. Не буду плакать возле соседнего дома, как вчера.

Перейти дорогу, отделяющую меня от пустующего бара, было делом пяти секунд и пары седых волосков. Я подошла почти вплотную к стеклянному фасаду и стала испуганно, но и жадно разглядывать внутренности помещения. Теперь они были у меня как на ладони. Совсем небольшая комната, вытянутая в длину. Просто стеклянная пристройка к дому. Да, барная стойка присутствовала. Маленькая и сиротливая. Пара пустых бутылок из-под джина только красовалась на полках. У меня в голове что-то кольнуло. Как будто след воспоминания… но тут же исчезло. На стойке пепельница, наполненная окурками. В другом конце помещения дешевый пластиковый стол и такие же стулья. Белые, даже какие-то желтоватые, наверное, от постоянного табачного кумара. В стене, напротив меня — дверь, которая ведет явно в сам дом. Возможно, раньше это был подъезд. Интересно, что там теперь? В голове у меня чужой голос закричал "НЕ ИНТЕРЕСНО!!!!". Ну и ладно. Я заметила, что все это время, пока пялилась внутрь, я совсем не дышала. Шумно вдохнула и тут же по щекам покатились слезы. Такие жгучие… сердце сжалось в комочек, почти до боли. Пошатываясь, я отошла от стеклянного бара и, опустившись на землю возле соседнего подъезда, зарыдала. Тихо, беззвучно, периодически захлебываясь пивом, я плакала так, как не плакала еще никогда. Не знаю, как долго это длилось. В конце концов, я почувствовала, что опустошена, и слезы начали подсыхать. Если бы у меня спросили, почему я плачу, я бы не смогла ответить. Это было похоже… на бесконечную, вспоглащающую печаль. Скорбь. Так это называется, да? Глубокое, пронзительное чувство. Рождающее бескрайние соленые реки… О чем я скорбела. О себе? Или о ком-то… Ведь я жива и здорова почти. Со мной ничего не случилось. И вообще меня нашли не здесь, а за много километров отсюда. Почему же именно это место так действует на меня… не смотря на обет молчания моей памяти, я интуитивно ощущала, что все плохое, что со мной случилось — связано с ЭТИМ местом. Нечто бесконечно плохое… Быть может, я потеряла кого-то здесь? Кого-то близкого? Сама я не помню, а окружающие молчат, чтобы не расстраивать меня? Если это действительно так, то я должна узнать, кого так безудержно оплакиваю. След воспоминания — рука у меня на плече… это он. Кто-то, кого я потеряла. И чей призрак все время я незримо ощущаю рядом. Мне нужно воскресить его, хотя бы в своей памяти. Девочки во дворе сказали, что не знали, с кем я встречалась. Может так, а может, мать попросила их помалкивать. Но не может же она попросить делать это весь мир! Я узнаю, непременно. Хотя… если меня нашли не здесь, а это место не выглядит местом преступления (впрочем, как должно оно выглядеть? Может лентой обматывают, как в кино?) то можно предположить, что мать ничего и не знает? С другой стороны, продавщица не сказала ничего о том, что тут случилось что-то нехорошее, ведь ясно, что это первое, о чем она бы вспомнила, когда я упомянула этот бар. Получается, все, что я накрутила себе в голове — моя фантазия. Кроме моих слез… Мое сердце знало, о ком я плачу. И почему именно здесь.

Я побрела домой.

На утро мать растолкала меня в девять. Необычно оживленная и свежая, она, скорее всего, поимела этой ночью хороший секс. Нашла себе молодого мальчика, как всегда хотела. Что ж, я была за нее рада. Насколько вообще могла быть рада в моем состоянии.

— Вставай, соня, к тебе сейчас Анжела придет. — Игриво сказала она, стягивая с меня одеяло. — Ты ужасно выглядишь, милая, давай под холодный душик, а то про тебя будут в институте все потом говорить, что ты подурнела и вообще… оно тебе надо? Анжелка твоя та еще словоблудница.

Анжела была моей лучшей подругой. Я недовольно скривилась. Не очень-то мне везло на друзей в прошлой моей жизни.

Из зеркала на меня смотрело бледное взъерошенное существо неопределенного пола с опухшими глазами. Я вспомнила свою фотографию, что стояла в рамке возле компьютера. Прелестная юная брюнеточка с длинными прямыми волосами и сияющими огромными глазами. Да, когда-то я была красоткой. Месяца полтора назад. Из меня ушла радость и энергия, а вместе с ними и то, что делало меня привлекательной. Но, думаете, меня это хоть чуть взволновало? Нет, ни капельки. Плевать.

Я постояла под горячим душем, кое-как пригладила расческой волосы и, натянув тошнотворно-яркий спортивный костюм сестры, выползла в кухню. Там, за столом уже сидела Анжела. Дымящая чашечка ароматного кофе прекрасно смотрелась в ее ухоженных ручках с длинными светло-розовыми ноготками. Свои я давно сгрызла под корень.

— Ле-ексочка… — Протянула Анжелка, ставя чашку на стол. В глазах ее было недоумение и жалость. — Ты выглядишь такой нездоровой… впрочем, это немного даже пикантно — тебе идет стрижка. Под твои глаза как раз. Надо только стрелочки нарисовать и реснички подкрасить. Будешь просто куколкой!

Анжелка выглядела здоровой и красивой. Она каждые три месяца наращивала волосы — прекрасные белые локоны. Она ходила в тренажерный зал, у нее и мамы был личный косметолог. Ее лицо выглядело ухоженным и дорогим. Кажется, она даже не была сильно глупой. Когда мы с ней приходили в "Променад" или еще куда, за нами начинало таскаться все мужское общество. Теперь я буду отпугивать от нее мужчин, если мы куда-то соберемся.

— Да я в порядке. — Сказала я, усаживаясь на стул и доставая из холодильника бутылку джина.

Анжелка бросила на меня подозрительный взгляд.

— Хочешь выпить? — Невинно спросила я. Она отрицательно покачала головой.

— А тебе самой разве можно? У тебя же голова…

— Надо же как-то жить, — отмахнулась я. Она непонимающе нахмурилась, но ничего не сказала.

— Я все хотела зайти, когда тебя выписали, — произнесла она, наблюдая, как я опрокидываю в себя стопку джина и запихиваю в рот колечко соленого огурца. — Но у нас диплом на носу, а у меня еще с того раза хвосты… я вся в учебе, понимаешь? Вот вырвалась сегодня только. Ты не в обиде?

— Не, я и забыла про тебя. У меня с головой до сих пор плохо — пока не скажут что-то, я не вспомню.

Анжелка сочувственно покивала царственной головкой и принялась рассказывать последние сплетни о наших общих друзьях из "Променада" и института. Я слушала и постепенно всех вспоминала. Какие-то подруги, какие-то мужчины. А вдруг среди них был… ОН? Я не помнила, чтобы меня что-то близкое связывало с теми, о ком она рассказывала.

— Я многое не помню, — призналась я. — Не совсем еще вернулась память. Я не помню последний месяц, чем я занималась? Как жила? Расскажи.

Анжелка задумалась.

— Лекс, я ничего не могу сказать, я же была в Анталии, помнишь? Когда приехала, ты была уже в больнице. Даже не знаю, во что ты ввязалась.

— А что говорят в клубе? Может какие-то слухи…

— Ничего особенного. Ты ни с кем не ссорилась даже вроде. Все в шоке были, когда узнали, что ты в больнице.

— Но кто-то же ударил меня по башке!

— Ударил?.. — растерялась Анжелка. — А ты что, не в курсе?

— Не в курсе чего?

— Ну… это твоя сестра рассказывала, кажется. Вроде как она слышала разговор ментов с врачами и… ну якобы это ты сама себя могла ударить. Ты была под колесами, какой-то левак тебе подсунули и могли начаться глюки… короче, возможно, что ты сама.

Вилка, которой я ковырялась в холодце, выскочила у меня из руки и упала на паркет.

— Бред, — пробормотала я. — Это чушь. Чем я себя могла там ударить, в лесу? Меня же нашли в канаве.

— Ну, ты же не одна была, наверное. Может, кто с тобой был, испугался, что ты умерла, и подальше тебя отвез. Обычное дело.

Я с сомнением покачала головой.

— Но с кем же я была тогда? С кем я могла быть, ты же всех знаешь?

Анжелка замялась.

— С кем угодно. Откуда я знаю, кого ты могла подцепить, пока меня не было.

— Ну, хоть предположи. — Я видела, что она что-то скрывает.

— Нет, это серьезное дело такое, вот так обвинять человека с бухты-барахты… потом своих костей не найдешь.

— Между прочим, я чуть не умерла. Мне бы хотелось знать, на кого не стоит рассчитывать, когда мне понадобится рука помощи. Даже если я сама это сделала, человек бросил меня умирать, даже не попытавшись помочь. Я имею право знать, как ты думаешь?

— Ты понимаешь, что из-за каких-то сплетен человека могут закрыть!

— Никакой милиции. Я не собираюсь с ними вообще общаться. Просто мне нужно вспомнить! Ты понимаешь, каково это, когда в твоей памяти валяется чистый лист величиной в месяц!

— Лекси… Лекси, ну я понимаю тебя, просто… Хорошо. Это ничего не значит, вообще. Просто предположение. Мы с Леликом барменом как-то пили после закрытия, и он сказал, что может ты была с Максом. Макс так и не появлялся в клубе, с тех пор как ты заболела. Вообще пропал. Вроде как вы встречались немного с ним.

Я задумалась. Никакого маячка не было. Это имя ничего во мне не всколыхнуло, я даже не вспомнила этого человека.

— Он был моим парнем?

— Не знаю точно, Лекс. Мы с ним стали общаться как раз незадолго до моего отъезда. Я не знала, что ты стала с ним потом встречаться. Сынок банкира какого-то. Ну из тех, кто на папочкины деньги живет. Вообще его не помнишь? Ну ничего такой, высокий, темненький. Ты говорила, что он толстый и что ты в его присутствии чувствуешь себя растерянной.

— Мне нравились толстые парни?

— Да он не толстый! Просто ты прикалывалась. В нем что-то было, если честно. Мне он тоже вроде понравился. Эдакая харизма что ли. У него всегда были колеса или план. Черная ауди у него. Ну вспомни!

Нет, ноль. Полный ноль.

— Послушай, ты сказала, что он не появлялся в клубе после меня. — Насторожилась я. — Быть может, с ним что-то случилось? Может, он пропал?

— Да нет, — отмахнулась Анжелка. — Лелик говорил, что видел его пару раз в городе, даже здоровались. Скорее он просто боится с тобой встретиться в клубе. Или что его расспрашивать начнут.

— Слушай, мне надо его найти! Возможно, он что-то знает, — возбужденно вскочила я. — Где он живет?

— Откуда я знаю-то! Я ж говорю — пару раз всего мы с ним встречались, а потом я отчалила. Это ты с ним, похоже, тесно общалась.

— Кто может знать? Лелик твой?

— Ой, такой же мой, как и твой. Пошли в "Променад" вечером, там может, кто скажет. Хотя если его подозревают в клубе, то побоятся тебе адрес давать. Вдруг он шифруется, потом найдет и головы поотрывает.

— Хорошо, я приду в клуб. — Решила я, и со спокойной совестью снова уселась к холодцу. Впрочем, мой вялый и без того аппетит совсем меня покинул.

Днем мне было чем себя занять. Когда я накануне ходила в поликлинику, то прихватила с собой рекламку какого-то частного доктора, психопатолога и невролога в одном лице, и решила на досуге к нему наведаться. Пообщаться насчет своих мозгов. Мама, конечно, нормального мне доктора купила, но почему-то хотелось мне заняться своим мозгом самой. Мамин доктор был жуткий ортодокс и убеждал меня, что провал в моей памяти это лишь результат травмы. Я же думала иначе. Удар по голове не имел ничего общего с тем, что я чего-то не помню. Скорее я подсознательно ХОТЕЛА чего-то не помнить. Потому решила проконсультироваться с кем-нибудь независимым. Позавчера я по телефону записалась на прием. Сегодня нужно было пойти. Рассказать про этот жуткий бар, который я нашла и про мои опасения. Без, так сказать, опасения, что потом об этом расскажут моей маме.

"Частный кабинет доктора Чехова" — прочитала я на двери кабинета. Забавное имечко, подумала я. Внутренности кабинета напоминали декорации к фильму про какого-нибудь психоаналитика. Диванчик вместо кушетки и все такое. Медсестра — яркая высокая брюнетка, сразу предложила мне прилечь в ожидании мэтра. Прелесть какая. Доктор не заставил себя ждать. Высокий, как и его секретарша, такой же брюнетистый, с пронзительными блестящими глазами. Если бы не его пятьдесят лет, написанные на лице, я бы вполне могла принять его за какого-нибудь охотника за женскими сердцами. Впрочем, может он и так был охотником. Просто старым. Хотя надо признать, в его общении со мной не было ни капли заигрывания. Строго поставленный профессиональный голос, никаких игривостей. С другой стороны — посмотрите на меня! Разве может то мрачное бесполое существо, которым я стала, вызывать у мужчин какие-то сексуальные порывы. К тому же у меня с головой не все в порядке.

Доктор, Антон Николаевич (как, разве не Павлович?!), быстро пролистал мою историю болезни и переместился в кресло напротив меня. Мы немного поговорили. Надо сказать, было приятно болтать, вот так валяясь на удобном диване и глядя в пространство. Как будто разговариваешь сама с собой. Я рассказала ему, что знала сама. Пришла в себя в больничке, почти все помню кроме последнего месяца и того, что со мной произошло. Случайно нашла пустующий бар, который смутно (мягко сказано) меня тревожит. Хочу что-нибудь вспомнить из того, что не помню. Вот и вся проблема.

— Вы ассоциируете себя с тем человеком, которым себя помните? — Спросил доктор, едва успела я закончить свой рассказ. Я пожала плечами.

— Да, вполне. Быть может, я стала более сдержанной, меня не тянет пока вести мой прежний образ жизни, но, думаю, это временно.

Я так сказала, но на самом деле так не думала. Признаться, мне была немного неприятна та девица, которой, насколько я помню, я была. Снова влезать в оболочку легкомысленной безмозглой куклы я почему-то не хотела и вряд ли уже захочу. Нет, если мне нужна помощь, я не должна лукавить.

— Нет, я не ассоциирую на самом деле себя с ней. С той, прежней. Она мне не нравится. И мне кажется, я уже не смогу быть такой снова. — Выдохнула я, прикрыв глаза.

Доктор долго молчал, будто ожидая, что я скажу что-нибудь еще. Но я уже все сказала.

— Послушайте, а вы можете объяснить, что со мной произошло? Почему моя личность изменилась? Это нормально? Честно говоря, меня это беспокоит. — Поторопила его я.

— Ну, — протянул он задумчиво, — иногда такое происходит. Из-за травмы определенных участков мозга, личность человека вполне способна измениться. Человек может стать более уравновешенным и спокойным, если задета та часть мозга, которая отвечает за агрессивное поведение. Или наоборот.

— Но — что?

— Что?

— Вы так сказали, будто в чем-то сомневаетесь.

Я открыла глаза. Он слегка усмехнулся. Что-то в его внешности было, что выдавало в нем гея. Или я себе накрутила из-за его фамилии. Как бы там ни было, с педиками легче найти общий язык.

— Александра, личность человека может измениться и вследствие душевной травмы. Знаете, есть люди, которые пережили опыт клинической смерти. Вы не читали Моуди?

— Про тоннель и светлое существо в конце тоннеля? — Я пренебрежительно хмыкнула. — Читала. Беллетристика для американских умов. Они так озабочены тем, чтобы построить в своей голове идеальный добренький мир с дедушкой-боженькой во главе, что готовы заглотнуть любую дезу. Я не видела никаких тоннелей, доктор. Хотите об этом поговорить?

Он радостно засмеялся. Ну точно гей. Ужимочки эти…

— Вам не занимать здорового цинизма.

— Скорее я реалистка.

— Вам точно девятнадцать?

Я дернулась, будто от удара током. Черт, это какая-то болезненная фигня… про мой возраст.

Он сразу заметила перемену во мне.

— В чем дело?

— Ни в чем, — огрызнулась я. — Иногда мне кажется, что мне сто девятнадцать. И еще тема возраста меня раздражает. Когда я разберусь, в чем дело, мы об этом поговорим.

— Хорошо. — Легко согласился он. — А теперь вернемся к нашим баранам.

— Вернемся.

Он снова влез в мои бумаги и стал там ковыряться.

— Если вы намерены продолжить наше общение, оставьте мне эти документы, я хорошенько должен их изучить, чтобы точно себе представлять… Александра, мне кажется, у вас была не такая уж серьезная травма головы… нет, конечно, любое воздействие на голову потенциально опасно, но судя по вашей истории болезни…

— Не такая уж серьезная?! — Удивилась я. — Да я лет сто не приходила в сознание…

— Здесь это не указано. Смотрите, вас привезли в больницу с поверхностной травмой головы, и вы были в сознании.

— Нет… — я подошла к нему и заглянула в бумаги, но перед глазами все расплывалось.

— Я не помню этого.

— Вы провели в больнице две недели, но ничего нет о том, что вы не приходили в сознание.

— Да нет же! — Земля будто уплывала у меня из-под ног. Усилием воли я сфокусировала зрение и урывками прочитала отчет. Я была в сознании… это я точно там увидела.

— Я не должен был говорить вам об этом, — смутился доктор. — Не нужно так волноваться, возможно, у вас частичная потеря памяти, это вполне возможно. Вместе с неким травмирующим событием вы забыли и этот эпизод с больницей. Все восстановится очень скоро, поверьте. С моей помощью еще быстрей. Послезавтра вы сможете прийти?

Я рассеянно кивнула, взяла сумку и побрела к выходу.

— Александра! — Окликнул он меня. Я повернулась. Теперь в нем не было ничего, напоминающего педика. — Вы должны запомнить, что, не смотря на то, что некоторые вещи могут вам казаться странными и даже абсурдными, вам не следует на этом зацикливаться. Это лишь причуды вашего, не до конца еще восстановившегося сознания. Есть вещи, которые по-настоящему важны и на которые вы должны обращать внимание в первую очередь. Делайте то, что я вам говорю, и все придет в норму очень быстро, вот увидите. Кстати, если у вас сохранился мой рекламный проспект, там есть номер моего мобильного. Вы можете мне звонить, если у вас возникнут какие-то проблемы. Считайте меня своим личным консультантом. Если вдруг у вас появятся какие-то новые воспоминания, и вы захотите об этом поговорить. Это входит в мои услуги.

Он ободряюще улыбнулся, и я вышла, смутно подозревая, что это был первый сеанс гипноза.

Я свернула в первое попавшееся кафе и заказала кофе. Мысли были в полном беспорядке. Я несколько раз пыталась обдумать то, что узнала на сеансе, но как только готова была сосредоточиться, перед глазами всплывало лицо доктора Чехова с приказом "не зацикливаться". Это безумно раздражало. Я ненавидела, когда кто-то пытался манипулировать мною. Впрочем, эта мысль тут же заставила меня грустно усмехнуться. Помнится, я радостно позволяла манипулировать моим сознанием всякой химической дряни, которую нам с Анжи удавалось достать. С Анжи или… Черт, вот оно, опять белое пятно. Таблетки, Анжелка, грохот музыки, белое пятно… Он, несомненно, это ОН! Этот Максим, о котором рассказывала моя подружка. Что ж, сегодня я намеревалась его разыскать. Может быть, это хоть что-то прояснит. Кстати, а кто рассказал мне, что я была долго без сознания? Мама? И когда? Этого я не помнила. Моя память была похожа на какие-то дебильные разрозненные островки. Я ошибалась, думая, что не помню только апрель. Я вообще мало что помнила, как оказалось. Даже то, что произошло после больницы. Кто-то что-то сказал, и я решила, что это правда. Доктор Чехов, пожалуй, был близок к истине, говоря, что не стоит зацикливаться на непонятных мелочах. Так можно растерять остатки моего жалкого разума окончательно. Эта мысль, а так же пара выпитых эспрессо, немного меня взбодрили, и я потащилась домой готовиться к вечеру.

Дома мысли о непонятках в моей истории болезни навязчиво лезли в голову, но я старалась их гнать. Моей целью был загадочный Максим. Я должна отыскать его чего бы это ни стоило, а уж там-то я смогу прижать его к стенке и заставить заговорить. Пусть расскажет, зачем ударил меня по башке и зачем выкинул подыхать на обочину. Даже если я ударила себя сама, чему я ни капли не верила. Парень, который доставал мне колеса, с которым я, возможно, занималась сексом. Прогресс, что я смутно вспоминала связь моего белого пятна с наркотиками. Боже, что за идиотская жизнь у меня была!

Я вымыла голову и намазала волосы пенкой для укладки из запасов сестры. Руки вспомнили движения по обработке глаз, я даже ни разу не размазала тушь, пока елозила ею по ресницам. Интересно, куда они задевали мою косметику? Скорее всего, у меня ее были горы. Может, сестрица прибрала все себе, пока я валялась полудохлая в больничке. Я вывалила на кровать все барахло из сестринской коробки с косметикой и выжидающе уставилась на разноцветные сокровища. Нет, ничего не шевельнулось в моем сердце. Никакого узнавания. Я даже не помнила, какой тон помады мне идет. Сходила в свою комнату и приволокла фотографию в рамке, где я с Анжелкой. Долго рассматривала свою жизнерадостную физиономию. Интересно, что я тогда приняла, что у меня так блестели глаза? Помады на губах было не заметно. Возможно, ее ко времени съемки успел уже слизать какой-нибудь очередной максим. Или она вытерлась о многочисленные края стаканов с коктейлями. Интересно, а что я люблю пить? Кроме пива еще ничего не пробовала. А пиво — это не гламурно. Вряд ли я его любила. На всякий случай я решила накрасить все-таки губы светло-бежевой помадой, но тут же ее стерла — и без того бледное мое лицо с этим тоном стало выглядеть совсем уж неживым. Я еще немного поэкспериментировала с красками. Тональный крем, пудра, легкие мерцающие румяна… Ну вот, теперь я стала почти симпатичной. Почти не тень вампира, которой была всего полчаса назад. Я снова посмотрела на фотографию. А как эта сияющая мордашка выглядела по утрам? После всех этих ночных излишеств. Наверное, молодость спасала, что называется. Да и не каждый же день мы с Анжелкой зажигали в "Променаде". Чем были заполнены в таком случае мои другие вечера? Например, я корпела над учебниками. Что-то не похоже… Впрочем, в моей комнате на книжной полке стояли вполне пристойные книжки — Достоевский, Акунин, Моэм, Фаулз, Сэлинджер. Я помнила их, я читала их когда-то. Они стояли не просто как балласт. Может клубная девочка — это была лишь маска, привычка, поверхность… дань окружению и компании, в которую я волею случая попала. Настолько ли пустой я была куклой, какой вижу себя сейчас, глядя на фотографию? Может быть не сильно я и изменилась. Просто слетело с меня все это наносное, и я стала сама собой.

Анжелка заехала за мной в девять. Я уже была при параде. Насколько смогла, во всяком случае. Мы спустились и сели в потрепанный синий "Форд". За рулем был слащаво-симпатчный мальчик, новое увлечение Анжи, по ее словам. На вид он был не старше нас, но держался с самоуверенностью пузатого богатого папика. Наверное, он считал свою машину верхом изысканности.

— Это Эдуард, — гордо представила его Анжелка. Эдуард бросил на меня быстрый взгляд и тут же потерял интерес. Ну да, да, я некрасивая и скучная. Видел бы ты меня раньше, сопляк… ползал бы у моих ног. Что ж, теперь Анжелке не придется беспокоиться за своих парней. Хотя я все еще могу при желании казаться хорошенькой. Просто часто реву в одиночестве, поэтому глаза вечно красные и опухшие. Вот и сейчас, за полчаса до прихода подруги, я ни с того ни с сего разрыдалась. Сидела уже вся накрашенная — и тут на тебе. Просто на пустом месте слезы покатились из глаз. Такая тоска невыносимая охватила… снова будто оплакивала мертвеца. Пришлось потом спешно умываться, драить растекшуюся тушь мылом, а потом заново макияжить измученную свою физиономию.

— Постараемся сегодня оторваться хорошенько, — радостно прострекотала подруга, когда мы выехали на трассу. — За все время что тебя не было оторвемся, поставим "Променад" на уши, а потом поедем тусить в "Островок"!

— Максим будет в "Променаде"? Мне надо с ним поговорить, — отозвалась я. — Ты… поможешь мне его узнать? Я совсем его не помню.

— Эдик, Макса Беликова давно видел? — Крикнула Анжи своему приятелю, стараясь переорать музыку. Ужасно противную смесь репа и попсы, наверное, это была какая-то новая группа, которую я ни разу не слышала.

— Белика? — Отозвался Эдик. В профиль он был похож на Бреда Питта. Да, определенно ради этого Анжи готова была ему простить раздолбанную дрянную тачку. — Нет, он не появляется уже сто лет. У Ленки надо спросить, она каждый день в "Променаде", она же сейчас с диджеем новым встречается. Кажется, Белик разбил свою аудюху.

— Ленка — сестра Макса. Она нас с ним познакомила, помнишь?

Да, я определенно помнила Лену Беликову. Высокую красивую девушку, кажется, она была моделью в "Мао Ри", модельном агентстве в Питере. Мы с ней общались в клубе иногда. Получается, она была сестрой Макса? Интересненько… ее помню, а его — нет. Ленка была забавная. Такая живая, искрометная… Макс говорил… Что?! Что говорил Макс?!.. Но мысль, видимо испуганная моим возбуждением, уже улизнула. Я не успела ни поймать образ Макса, ни вспомнить, что же он говорил…

— Макс говорил, — голос Анжи звучал продолжением моей мысли, — что ее поперли из "Мао Ри" за кокаин. Она плотно на нем сидит. Да, банкиров бог наказывает за их богатство детками-придурками.

— Это точно, — с энтузиазмом отозвался Эдик. — Что Ленусик, что Максыч — оба дебилы. Я, помнится, поцапался с Беликом. Когда вернулся из отпуска с тачкой, ломанулся в клуб, поставил тачку на свободное место и вошел. Так Белик, придурок, вытащил меня за шкирку на улицу и носом в асфальт. Типа, его место занял. Он что, купил его?! Если у папы бабло есть, так можно весь город купить?! Я, блин, хотел со знакомой братвой прикатить, с ним пообщаться, но он вот пропал. Может в курсе моих связей по городу, боится теперь показаться в клубе. Не знал на кого наехал! Пусть тока покажется… мне его папашка до одного места.

Мы с Анжи никак не прокомментировали этот выпад, но Анжелке, думаю, стало стыдно за своего протеже. Интересно, подумала я, откуда у этого паренька в курточке, от которой за километр разило кожзамом, деньги на "Променад". И где вообще его Анжелка выкопала.

Вскоре показались огни знакомого заведения, которые раньше приносили мне ощущение праздника, а теперь почему-то наводили скуку.

Мы вышли из машины и подождали, пока Эдик найдет себе место для стоянки. Несмотря на ранний час, вокруг "Променада" было полно машин.

— Сегодня диджей Слон работает, его Беликова притащила месяц назад из Питера. Теперь он у нас главная звезда. — Прокомментировала Анжелка. Пока ждали Эдика, мимо прошли несколько знакомых. Поздоровались с нами, окинули меня заинтересованными взглядами, но не остановились.

— Нужно спешить, — нервничала Анжи, — а то придется сидеть в углу где-нибудь. Классно когда Макс был, у него был всегда столик возле пальмы.

Она сказала, и я вспомнила. Да, столик возле пальмы. Пальма была даже настоящая. Там было достаточно тихо, чтобы поговорить и в то же время рядом с танцполом. Я вспомнила чью-то теплую руку, сжимающую мою ладонь. И вспомнила, что когда сидела там, мне совсем не хотелось танцевать, а хотелось, чтобы мы остались вдвоем… С КЕМ?!!

— Я любила его? — Спросила я.

Анжелка уставилась на меня как на идиотку.

— Кого?!

— Максима.

— Ну… я не знаю. Я же уехала через некоторое время как мы познакомились с ним. Кажется, ты на него запала, да. Это было. Ты сказала мне, помню, что хочешь с ним переспать.

— И мне это удалось?

— А тебе это когда-то не удавалось? — Хохотнула она. — Не, ну тут вроде как ходил слух, что вы встречались, когда я свалила отдыхать. Ты была типа его девушкой. Ну, наверное, удалось все. Стал бы он с тобой возиться, если бы ты ломалась. — Она захохотала и толкнула меня в плечо. — Лекса, если бы ты ломалась, то я бы не ломалась. Такой прикольный пацан, к тому же при бабках. Быть с ним — это быть в шоколаде.

— Значит, я была в шоколаде, — задумчиво пробормотала я.

Подошел озлобленный на весь свет красавчик Эдик, и мы двинулись в клуб.

Анжи с Эдиком шли первые, и я с удивлением заметила, что Анжи заплатила и за себя, и за своего кавалера. Ну да, потом скажет, что просто он дал ей свои деньги. Бедная Анжелка, неужели мы уже в том возрасте, чтобы самим оплачивать своих любовников. А может, она его любила? Когда любишь, ведь плевать на деньги, на то, какая у парня машина, и кто за кого платит. Что-то я часто стала задумываться о любви.

Идя следом за своими спутниками, я достала из сумочки деньги и, не глядя, протянула охраннику на входе. Но вместо того чтобы взять плату за вход и поставить мне на руку светящуюся печать, охранник вдруг схватил меня в охапку, и поцеловал. В ужасе я оттолкнула его, подняла глаза и узнала Ярика. Того самого мента, с которым когда-то встречалась.

— Что ты тут делаешь? — Удивилась я.

— Санечка, как я рад тебя видеть! Я сразу узнал тебя, хоть ты такая другая стала! — Радостно загорланил он, пытаясь снова меня схватить. — Я тут вторую неделю уже тарабаню. Ушел нафиг из ментовки. Ну их в баню с их зарплатой!

— Хорошая мысль. — Пробормотала я. — Только кто ж теперь будет защищать покой мирных граждан.

— Твой покой, моя девочка, я всегда готов защищать. — Он схватил меня за руку и вывел фойе. — Ну, как ты, расскажи? Как ты себя чувствуешь? — Ярик все время надвигался на меня, явно желая усилить наш физический контакт, что вызывало во мне бурю отторжения. Стараясь не показать своих эмоций, я осторожно пятилась и вежливо рассказывала, что со мной все в полном порядке. Ярик был вполне симпатичным, когда-то он даже мне нравился, но сейчас я чувствовала к нему физическое отвращение. Я могла бы с ним пообщаться по-дружески, просто не хотелось, чтобы он ко мне прикасался. Помнится, у меня всегда так бывало с моими бывшими. Почему, черт возьми, если кто-то переспал с тобой несколько раз, то он думает, что имеет полное право прикасаться к тебе снова?! Впрочем, девчонки во дворе говорили, что он до сих пор влюблен в меня. Не стоит быть с ним грубой, хотя мое самое горячее желание сейчас было убраться от Ярика подальше. Любовь надо уважать. Быть может Макс, которого я любила (судя по всему), так же будет при встрече с ужасом и отвращением шарахаться от меня. Каково будет мне тогда?!

— Я хотел навестить тебя в больнице, но не хотел расстраивать, — участливо сказал Ярик, наконец, прекратив свои попытки потрогать меня. — Ты помнишь, ты сказала тогда, что тебе неприятно видеть меня. Мне показалось, вдруг я приду, а ты еще больная и слабая, и я расстрою тебя своим появлением. И тебе придется через силу улыбаться и мучиться…

— Нет, что ты, — через силу улыбаясь, пробормотала я. — Я рада видеть в тебе друга. Хоть между нами все закончилось, мы оказались слишком разными, но как человек ты мне нравишься.

— Вот именно — как человек. — Грустно покачал головой Ярик. Мне стало его жалко. Но жалко было и себя — в чем я-то виновата?! Сердцу ведь не прикажешь! Дело не в том, что у Эдика не было денег, и он был простым ментом. Я его разлюбила не из-за этого. Не знаю, из-за чего я его разлюбила… Просто он был тряпкой и нытиком. И в постели никакой. Романтичные бредни, слишком ласковые руки, которые как слизняки елозили по моему телу… Фу! Не смотря на нелепость ситуации, я засмеялась про себя. Ну вот, похоже, я исподволь узнаю, каким был мой незнакомец Макс. Если исходить от противного (пардон за каламбур), то выходит, что Макс был не нытиком, не романтиком и руки у него были не ласковые. За это я его любила. Впрочем, с чего я взяла-то, что любила Макса?! Парень, с которым переспала несколько раз и который, возможно, ударил меня по башке и выкинул в канаву — это тот, кого я любила?! Просто у него были деньги, хорошая машина, наркотики и столик под пальмой. Просто он был мне удобен. И все-таки… нет, это было не все. Почему у меня не было ненависти к этому незнакомцу? Неприязни за то, что он, возможно, со мной сделал? Ведь я хотела найти его не только для того, чтобы узнать правду. Я хотела отыскать его, чтобы… белое пятно было не только в моей голове, но и в моем сердце. Не пустое место, а именно белое пятно. Я хотела узнать, кого я люблю. Даже сейчас. И почему я плачу так часто. Быть может, я оплакиваю себя. Свое разбитое сердце.

Кое-как мне удалось отделаться от Ярика, пообещав, что позже я найду его, и мы сможем еще поговорить. Не надеясь уже отыскать Анжи, я вошла наконец-то в клуб. Музыка тут же оглушила меня ревом. Продираясь сквозь толпу и мельтешение стробоскопов, я стала искать свободное место, чтобы упасть. В районе шрама на затылке началась пульсация в ритм музыке. Охренительное ощущение. Дайте мне яду. Анжелки, конечно же, не было видно. Когда я готова была уже свалиться между столиками, меня кто-то настойчиво потянул и усадил на диван за вип-столик. Я благодарно упала в мягкие велюровые объятия и посмотрела на своего спасителя. Это была спасительница. Ура, я ее узнала. Мария, просто Мария, как она представлялась. Светящиеся зубы и блестящие глаза. Разноцветные волосы. Местная тусовщица.

— Лекси, я едва узнала тебя! — Заорала она мне в ухо. — Ты так изменилась! Как ты? Как твоя голова? Тут говорили, что ты в дурку попала!

Как много нового и интересного я о себе узнавала. Я заверила ее, что желтую справку мне не выдали, и заказала подскочившему официанту кровавую мэри. За столиком с Марией сидели два пузатых папика, которые, к счастью, не высказали ко мне интереса, и девушка с внешностью дорогой проститутки. Просто Мария со своими экстравагантными сине-красными космами казалась здесь несколько неуместной. Впрочем, возможно папиков потянуло на экзотику. Марии было не больше шестнадцати к тому же.

Мы поболтали с девчонкой еще немного на тему моей головы, и на этом разговор был исчерпан. Мария о чем-то зачирикалась со своей соседкой, а я принялась за свой коктейль. По счастью, стробоскопы вырубили, началось что-то типа дискотеки восьмидесятых, и светомузыка стала соответствующая. Разноцветные ненапрягающие всполохи, "мухи" по стенам. Танцпол пока еще был полупустой. Народ был занят своей выпивкой и компанией. Я разглядывала посетителей. Знакомых лиц было на удивление мало. А ведь совсем недавно я могла сесть за любой столик и быть своей. Совсем недавно я была в "Променаде" как дома. Теперь же чувствовала себя белой вороной, случайно забредшей в чужой клуб. Как сильно все изменилось за какой-то месяц. Даже мебель вся стала новая. Раньше, помнится, на вип-местах были кожаные диваны и квадратные столы. Сейчас велюр и небольшие круглые столики. Ужасно неудобные. Зачем было все менять, если и так все было замечательно. Да, похоже, я старею. Меня уже напрягают любые перемены, я хочу, чтобы все было таким, каким я помню. Я хочу меняться сама, но чтобы окружающее при этом оставалось прежним. С замиранием сердца я решилась, наконец, найти глазами столик под пальмой. Кого я хотела там увидеть? Его? И затрепетать от мгновенного узнавания? Я не затрепетала. Даже если он и был одним из трех сидящих под пальмой парней. Издалека они все казались мне на одно лицо. Но с ними сидели две девушки, которых я точно помнила. Одна — просто случайная знакомая по клубу, а другая была, несомненно, Лена Беликова. С другой стрижкой, но я узнала ее безошибочно, даже издалека. Я присмотрелась к ее спутникам, теперь уже повнимательней. Максим мог быть одним из них. Но память молчала. Оставалось только нагло подвалить к ним и посмотреть на их поведение. Максим же должен как-то на меня среагировать, верно? К тому же вблизи, надеюсь, я его узнаю. Я оставила на своем столике деньги за выпивку и отважно направилась в другой конец зала, к пальме. В этот момент врубили медляк, и кто-то нагло перехватил меня и потянул на танцпол. Ярик!

— Милая, я мечтал об этом несколько месяцев! Ты же не можешь мне отказать, — возбужденно зашептал он мне в ухо, прижимая к себе. Мы стали вяло топтаться под тягучие мотивы какой-то старой заунывной песни. Интересно, а если он мечтал со мной переспать несколько месяцев, то я тоже не в праве буду ему отказать?

— Ты же на работе, тебя уволят, если увидят, что ты пляшешь тут со мной, — сказала я ему, все еще надеясь высвободиться. Мои глаза, рассеянно скользящие по залу, выхватили Анжелку. Она сидела в полном одиночестве за крайним столиком в углу и уныло пялилась на меня. Эдик терся на танцполе с какой-то дамой лет тридцати. Возможно, он альфонсит потихоньку? Надо же деньги где-то брать. Я подумала, что надо будет подойти к Анжи и составить ей ненадолго компанию, а заодно спросить есть ли тут Макс. Когда в танце я повернулась лицом к пальме, то с досадой заметила, что Ленка Беликова куда-то испарилась вместе с подружкой. На танцполе ее тоже не было видно. Черт бы побрал этого Ярика с его любовью! И чего я ему не отказала?! Как говорит Анжи, некоторым парням легче дать, чем объяснить, почему не хочешь. Не удивлюсь, если в конце вечера он окажется в моей койке. Или дам ему из жалости где-нибудь на лавочке в парке. Какая же я все-таки добрая и хорошая девочка! Аж тошно…

Песня была бесконечная. Ярик уже успел меня облапать с ног до головы, по крайней мере, сзади. Я терпела и мечтала, чтобы подошел высокий красивый мой возлюбленный Макс, отодвинул мерзкого Ярика и увел меня. Сказал — "Лекси, малышка, где ты пропадала так долго?! Я так ужасно скучал!" Мы сели под пальмой, выгнав оттуда узурпаторов, и нежно ворковали до конца вечера. А потом… Ну вот, размечталась. Я уже сама стала нежно прижиматься к Ярику, вообразив, что он и есть Максим. Забавно, в моей голове уже нарисовался замечательный образ моего героя. Идеальный. Как бы меня не перекосило, когда я увижу настоящего Макса.

Наконец музыка заглохла. Ярик с неохотой отцепился от меня и посмотрел в глаза с преданностью собаки. Я через силу улыбнулась.

— Можно я тебя провожу сегодня? — Спросил он таким тоном, что я почувствовала себя последней гадиной, собираясь отказать.

— Посмотрим, — ответила я. — У меня здесь кое-какие дела. Я потом тебя найду.

С ужасом я поняла, что улизнуть будет сложно. Ведь Ярик по служебным своим обязанностям будет все время толкаться возле выхода. На то, что Макс где-то в клубе, и я уйду с ним, я мало рассчитывала, если честно. Анжи непременно подвела бы меня к нему.

Ярик удалился, а я продолжила свой прерванный путь к пальме. Ленки по-прежнему не было, но мне хотелось все-таки взглянуть на тела за столиком. Я подошла и уселась на свободное место. Три парня тут же вопрошающе уставились на меня. Абсолютные незнакомцы. Судя по тому, что в лицах их не мелькнуло узнавание, я им тоже незнакома. Лена все время тусовалась с какими-нибудь питерцами заезжими. Наверное, это тоже была неместная публика.

— Привет, — сказала я и состроила подобие улыбки. Раньше мои белоснежные ровные зубки производили на мужчин неизгладимое впечатление. — А где Лена? Я видела ее тут пять минут назад.

— Отошла куда-то. Сейчас придет. — Без особого энтузиазма отозвался один из парней. Да, ужасно непривычно, когда никто больше не валится в восторженном экстазе оттого, что я к нему соизволила обратиться. Наверное, нужно было не одеваться как мальчик в мешковатые штаны. Как только перестаешь себя ощущать сексуальной, другие перестают видеть в тебе привлекательную самку. А может, если одета не вызывающе, то мужчина видит в этом знак того, что ты не собираешься ни с кем заниматься сексом, и тут же теряет к тебе интерес. И плевал он на твою ослепительную улыбку. Как же все примитивно. Мы остались животными, как ни крути.

Я почесала затылок, раздумывая, идти в туалет, где сейчас наверняка Ленка нюхает кокаин, или подождать здесь. Впрочем…

— А где Макс, не знаете? — Пошла я ва-банк, наивно хлопая ресницами.

— Кто? — Не поняли они.

— Макс, — как ни в чем ни бывало, ответила я. — Брат Ленки.

Они пожали плечами. Наверное, они его даже не знали. Ну что ж, по крайней мере, я попыталась.

— Ладно, пойду, поищу ее, — бросила я и покинула группу товарищей. Туалет был недалеко от входа, поэтому мне пришлось проделать некоторые маневры, чтобы не столкнуться с Яриком. Я вошла в тишину сортира и остановилась в предбаннике. Что-то меня тревожило. Какое-то нехорошее предчувствие что ли… я поковырялась несколько секунд в голове, но никакого рационального объяснения этим моим тревогам не отыскала. Потому смело открыла дверь и шагнула в туалетный зал.

Несколько девочек чухались возле зеркал. Ленка стояла в самом конце помещения, отвернувшись к окну, и деликатно чихала в кулачок. Я подошла к ней и робко ее окликнула. У меня внутри будто что-то скручивалось…

Девушка повернулась ко мне, уставилась на меня блестящими пустыми глазами. Похоже, она под банкой была конкретно…

— Лекси. — Пробормотала она и мерзко захихикала. — Офигеть…

Я почувствовала, будто по мозгам моим пробегается какая-то дрожь… схватилась за виски и с силой сжала. Да что происходит!

Я хотела спросить про Максима, но язык будто приклеился к небу… А потом, за секунду до того, как Ленка снова открыла рот, я захотела закричать "ЗАМОЛЧИ!!!" Но снова не смогла, это слово только звенело, оглушительно звенело у меня в голове, когда Ленка сказала:

— Лекси, что ты тут делаешь, ведь…

Последние ее слова я не услышала. Или услышала, я не знаю. Но последние ее слова будто утонули в гулкой вате. Мой мозг поглотил их, не давай им прицепиться к нейронам и побежать в самый центр, туда, где происходило осмысливание и понимание…

— МОЛЧИ! — Выдохнула я и, зажав уши, побежала, расталкивая кого-то, прочь, подальше от нее, подальше от ее слов… Я выскочила на улицу и судорожно втянула воздух. Мне надо было остаться одной, мне нужна была тишина, только тишина сейчас! Я забежала за клуб и спряталась за огромный мусорный контейнер на заднем дворе. Села на корточки, спрятала голову в колени и замерла. Только покой. Хотя бы несколько минут. Потом я смогу думать.

Похоже, я вырубилась на какое-то время. Когда пришла в себя, все тело успело задеревенеть от неудобной позы. Я встала и немного размялась. Достала из рюкзака мобильный телефон, посветила на бумажку, найденную в боковом кармане и набрала номер.

— Доктор, это вы? — Зубы постукивали друг об друга, но я все-таки сумела выговорить. — Я Александра Смирнова, я была сегодня у вас на приеме.

— Да, я помню. — Услышала я его спокойный уверенный голос. — У вас какие-то проблемы возникли?

— Мне кажется…

— Я вас слушаю. Не торопитесь, расслабьтесь. Мы сейчас во всем разберемся.

— Я сейчас в клубе, в "Променаде". Я раньше постоянно здесь была. Я решила найти своего бывшего парня, я его совсем не помню, но мне казалось важным найти его… Максима.

— Да? И что же? Вам это удалось?

— Нет. — Я помолчала, собираясь с мыслями. Он меня не торопил. — Я нашла его сестру. Подошла к ней, чтобы спросить, где он. И…

— Да?

— И… понимаете, что-то произошло. Как будто моя память стала отключаться сразу же. Как будто мне что-то говорят, а я тут же забываю. Тут же! Провал мгновенный.

— Что она сказала? — Его голос зазвучал иначе. Требовательно.

— Я не помню… это было что-то чудовищное. Мне кажется… если бы я поняла, я бы сошла с ума… Быть может, она сказала, что Максим умер. Что еще это могло быть?! — Я почувствовала, что мой голос срывается на истерику.

Доктор молчал.

— Вы слышите меня?! Я не понимаю что со мной. И не знаю что делать! Я не знаю что делать… наверное, я должна пойти туда снова и спросить ее? Просить повторить, что она сказала?! Наверное, это важно! Раз я так среагировала… мне кажется, мой мозг решает за меня как обходиться с информацией. Как будто он что-то отдельное, не связанное со мной… Мне пойти туда снова, доктор?! Я не знаю смогу ли…

— Нет, не нужно, — с расстановкой ответил он. — Если вы хотите услышать мой совет, то постарайтесь не общаться ни с кем, кто мало вам знаком. Это может вас шокировать.

— Но почему?!

— Я даю профессиональные советы. Ваше дело послушать меня или поступить по-своему.

— Да, — сдалась я. — Я чувствую, что брожу в сумраке. И я готова сейчас следовать любому совету, я устала от этого мрака! Если вы во всем разберетесь, если вы считаете, что понимаете, что происходит… я буду вам очень благодарна. Быть может у меня какие-то затмения… вам виднее. Я пока постараюсь вам верить.

— Успокойтесь. Возьмите себя в руки, вернитесь внутренне к тому, что было до встречи с этой девушкой и действуйте дальше. Как будто вы не общались ней.

— Да, хорошо. Но что она сказала?!.. Я не помню. Ведь это ненормально! И — как быть с Максимом? Мне не стоит искать его? Я не хочу знать, что он умер, я боюсь этого…

— С чего вы взяли, что он умер. Найдите его. Спросите у кого-нибудь, кто вам близок. Уверен, встреча с ним все для вас прояснит, если это кажется вам важным. Сейчас вам нужно, чтобы рядом был кто-то близкий. Возможно это именно он.

— Вы так считаете? Да, хорошо. Хорошо, я так и сделаю. Только не сегодня. Я очень устала… Я пойду домой, высплюсь как следует. Мне хочется отключиться от всего…

— Прекрасное решение, Александра. Вы сможете прийти завтра на прием? Или лучше послезавтра, как договаривались. Завтра отдыхайте и постарайтесь найти вашего друга. А послезавтра мы подробно все обсудим и попробуем разрешить ваши проблемы.

— Да, — рассеянно бросила я. — Конечно.

Разговор с Чеховым как-то сразу меня успокоил. Насколько это было возможно. Подозреваю, я надеялась, он снова меня загипнотизировал. Как раз это мне и было нужно. Сегодня я подошла слишком близко к краю безумия. Осязаемо близко.

На негнущихся ногах я побрела к воротам и вышла в цивилизацию. В клубе вечеринка была в самом разгаре, на улице топтались человека четыре, да и те выползли только для того, чтобы поболтать по мобильникам. Стараясь быть невидимой тенью, я прошла мимо входа в клуб и прошмыгнула на платановую аллею, желая побыстрее добраться до дома. Если идти быстрым шагом, то до дома я доберусь минут за двадцать. Свежий воздух поможет мне немного собрать себя в кучу. Но я рано расслабилась. Ярик налетел на меня как свора голодных псов.

— Лексочка, ты от меня убегаешь?! — Он нагло схватил меня под руку и пошагал рядом. — Мы же договаривались уйти вместе. Я и с Саньком договорился, чтобы прикрыл меня на охране. Он тебя, кстати, сейчас и заметил, а то бы сбежала от меня. Ты где была?

— Так, рыгала за углом. Пойло стало плохое в "Променаде". — Огрызнулась я. Мне нужно было побыть одной. Да почему же я слабовольная-то такая?! Не могу полноценно отшить человека! Я шла и злилась сама на себя.

— Да тебе же пить нельзя. Травма головы…

— Оставьте уже в покое мою голову! — Раздраженно крикнула я, высвобождая от него свою руку. — С моей головой все в порядке.

— Извини…

— Ничего страшного, тема моей башки раскрыта полностью и потому будем считать ее закрытой.

— Да. Извини.

— Хватит извиняться уже.

Некоторое время мы шли молча. Мне стало жаль его. Мучительно ища тему для разговора, я нашла самую банальную. Спросила рассказать, почему ушел из ментовки и стал работать в клубе. Кажется, я уже спрашивала его об этом, но он был рад поразглагольствовать про маленькую зарплату и неоцененные его таланты еще пару вечностей. Я слушала вполуха, иногда сочувственно поддакивала.

— А ты давно ушел оттуда? — Мне в голову пришла шальная мысль.

— Ну… недели три назад уже окончательно. А потом…

— Ярик, так получается, ты в апреле еще работал?

— Сейчас у нас уже июнь почти… Да, в апреле еще служил, однозначно. Но, Лекса, твое дело через меня не проходило, это ж другой район. Я и узнал-то о том, что с тобой случилось, когда в "Променад" устраиваться ходил.

— Да я не об этом… мне не важно кто меня по башке стукнул. Плевать… Слушай, а знаешь, тут на Семеновской есть барчик маленький, типа пристройка к дому. Заброшенный. Ну, там или ремонт еще делают, или уже закрыли… стеклянный фасад.

Ярик пожал плечами.

— Там есть пивная, "Маджестик". Но она в подвале.

— Нет, я же говорю — прилеплен к дому. Просто как стеклянный квадрат приделали к фасаду, понимаешь? Но это явно бар будет или был… там стойка барная, столик стоит.

— Лекс, ну нету там. Я с патрулем ходил пару раз, я знаю Семеновскую. Там всего-то четыре дома к ней относятся. Никакого бара не было.

— Как же не было… но может и не было! Может он недавно появился, говорю же! Я на днях там была, видела.

— Ну ладно. — Снисходительно согласился он. — Может я забыл. И что там?

— Ничего, — поникла я. Я подумала, если в том месте произошло какое-то преступление, Ярик, наверное, сказал бы что-то об этом, когда я упомянула это место. Но если он не помнил бара, то не было и смысла…

— Давай там все-таки пройдем. — Решила я. — Там через дворы можно будет потом на эту улицу вернуться.

Ярик согласился без лишних слов. Похоже, он готов был хоть на край света идти, лишь бы подольше быть со мной рядом. Я ему позавидовала почему-то. Мне бы тоже хотелось быть рядом с кем-то, в кого я влюблена…

До Семеновской идти было совсем не долго. Может минут десять. Ярик вполголоса рассказывал мне о своей любви и о том, как тяжело было от воспоминаний обо мне. Обычный бред, короче. Я не слушала его, я готовилась к очередной встрече с моим кошмаром. Мне подумалось, вдруг снова захочется плакать. При Ярике — это было бы ужасно. Он станет меня обнимать и утешать. Это мерзко. Моя печаль, моя скорбь… слишком интимная вещь, чтобы пользоваться чьей-то жилеткой. Впрочем, можно было бы сказать, что я в кустики ненадолго, отойти, там немного поплакать и вернуться. Такая я рассудительная, да. На самом деле ноги дрожали, когда мы почти пришли к Семеновской.

Я сразу поняла. Сначала, конечно, остановилась, не веря глазам. Потом поняла, что мозги опять сыграли со мной гадкую шутку.

Никакого бара и в помине не было. Наверное, я перепутала дом… Да нет же, я помнила совершенно точно. Вот и кусты, возле которых я рыдала в прошлый раз. Все было на месте. Кроме бара! Вместо бара был подъезд. Я смутно подозревала, что дверью этого подъезда была дверь, которую я видела, когда заглядывала через стекло в бар. Стекло… все было слишком реальным. Он здесь БЫЛ, этот чертов стеклянный дурацкий бар!

— Здесь ничего нет. Я ошиблась, в прошлый раз здесь был тот бар, о котором я рассказывала. — Нервно сказала я. — Послушай, Ярик, постой тут пять минут, я сбегаю за пивом в магазинчик, ладно? Не ходи со мной, я быстро. Там просто знакомая моя… — Я побежала, оставив недоумевающего Ярика возле подъезда.

Забежала за угол, и сразу увидела свет в магазинчике, куда заходила накануне. За прилавком стояла другая девушка. Худенькая, лет двадцати. Никакого охранника не было.

— Привет! А где женщина, которая вчера продавала? Полная такая? — Переводя дыхание, спросила я. — Или охранник?

Девица флегматично пожала плечами.

— Вы ошиблись. Нас ревизоры закрыли, мы неделю не работали. Сегодня я первый день открылась.

Я почему-то даже не удивилась. Возможно, все мне приснилось накануне. И этот магазинчик, и тот жуткий бар.

— А вашего хозяина случайно не Ашот зовут? — На всякий случай уточнила я. Отчество я не помнила.

— Ашот Николаевич. — Подтвердила девица. — А что? Девушка, у вас какие-то претензии?

— Нет, — думая о своем, протянула я, — просто, если мне все приснилось, откуда я знаю, как его зовут?

Я развернулась, оставив девушку в недоумении, и побрела обратно, туда, где ждал Ярик. Можно его было там бросить, но я же не такая.

Пока я шла до Ярика, в голове моей все разложилось по полочкам. Вполне возможно, что мне приснилось все. Ничего удивительного, что я перестала различать грань между сном и явью, со мной и похуже вещи случаются. Когда-то я, может, в этих местах бывала. Поэтому узнала кусты, окрестности. Узнала, что хозяина магазина зовут Ашотом. Вот все и трансформировалось в сновидение. Думаю, доктор Чехов именно так все и объяснил бы. Потому я убрала все свои сомнения на дальние антресоли сознания (ух ты, там уже столько всего скопиться успело… мне в жизни не разгрести) до поры до времени.

Ярик, верный пес, послушно ждал меня там же, где оставила. Курил и разглядывал светящиеся окна дома.

— Извини, я пиво не купила, кошелек забыла у Анжелки.

— Мелочи, я куплю сейчас, когда будем проходить. — Отвлеченно бросил Ярик. — Слушай, а в этом подъезде такая фигня приключилась, я помню…

— ЧТО?! — Почти заорала я, но тут же взяла себя в руки, и спросила уже почти спокойно: — Что ты имеешь в виду?

— Я так смутно помню… что-то очень неприятное. — Он хохотнул. — Представь, я сюда выезжал со следователем, помню, все были в шоке. А вот что именно случилось — не помню. Бывает же так…

— Ну постарайся, — попросила я. — Так интересно!..

Кровь у меня в висках просто громыхала. Я была в секунде от правды, какой-то правды… Но нет!

— Не помню… — Досадливо хмыкнул Ярик, отшвыривая окурок. — Ладно, пошли.

Я готова была разорвать его. Какая же я сильная, я удержала себя.

— А когда это было?

— Не помню. Может пару лет назад. Давно, во всяком случае. Даже не знаю, почему я это так запомнил волнительно. Или это был мой первый выезд… да нет вроде.

— Там убийство было? — Сердце у меня замерло в ожидании ответа. Даже не знаю, откуда у меня взялся вопрос. Ведь Макс жив вроде? Или был кто-то еще… Впрочем, какая разница, если Ярик говорил о событиях двухлетней давности.

— М-м-м… знаешь, не могу сказать. Нет, кажется не убийство. Но что-то очень плохое. Знаешь, это как бывает во сне — проснешься среди ночи, весь мокрый и боишься уснуть. Знаешь, что приснилось что-то очень грустное что ли, просто запредельно грустное… но что именно — не помнишь. На уровне ощущений все вроде как. Вот так и этот случай. На уровне ощущений…

— Ты меня заинтриговал, — якобы улыбнулась я. — Расскажешь, если вспомнишь? Только не забудь! Или может, позвони к себе в управление, спроси, может кто-то еще помнит.

— Да ну, буду я из-за всякой фигни им еще звонить… — буркнул Ярик. — Да хватит уже об этом. Давай лучше о нас поговорим. Ты сейчас домой сбежишь, так толком и не разобравшись со мной.

Он снова начал свои заунывные песни о любви. Это было невыносимо! Мне хотелось поразмышлять немного над моими проблемами, а вместо этого приходилось слушать о проблемах его.

— Послушай, Яр, — наконец не выдержала я. Мы уже подходили к моему дому, и мне не улыбалось еще час стоять с ним под подъездом. — Ты неплохой парень, но у нас ничего не выйдет. Мы попытались, помнишь? Но все закончилось. Я же не виновата, что не люблю тебя! В конце концов, это просто жестоко… ты своими чувствами шантажируешь меня, тебе не кажется? Скажи мне прямо, в чем я перед тобой виновата, и я тебе объясню, что ты не прав.

— Все дело в деньгах, да? — Упавшим голосом спросил он. — Ты хочешь богатенького мальчика на дорогой тачке.

— Ты не прав, мне плевать на деньги…

— Нет, это так! Я видел в тебе человека, Лекси, а ты оказалась такой же пустышкой, как и все в этом тупом вашем "Променаде"! Я уж успел насмотреться на таких как ты…

— Если тебе так удобней думать — пожалуйста. Тем более, раз я такая пустышка, оставь меня уже в покое. Изводишь и себя, и меня. Я чувствую себя так, будто что-то тебе должна.

Но Ярик не унимался:

— Я понял тебя. Раскусил уже давно, но не верил в это. Я задумывался, чем я хуже этого Беликова. Я слышал, что ты с ним начала путаться, пару раз подходил к клубу и смотрел, как вы садились в его снобскую тачку. Ты аж светилась вся, не знала, как угодить этому придурку, который в жизни сам пальцем не пошевелил. Чем он хорош, а?!

— Максим?! — Изумленно воскликнула я. — Ты его знаешь?

— А ты удивлена этим? Ты думала, я не узнаю… а я узнал! Высокомерный пустой придурок, он же конченый наркоман! Я помню, как мы в его квартиру по вызову соседей ездили — там просто притон этих богатенький торчков был. Колеса в каждом углу, кумар плана — не продохнуть. И ты с этой мразью связалась?! Неужели ты такая же как он?!

— Слушай, все время от времени балуются экстази или травкой, в этом нет ничего такого, ничем не хуже чем накачивать себя водкой… Постой! Ты был у Максима в квартире?! — Выдохнула я. — Ты знаешь, где он живет?!

— Чудеса, да? — Ухмыльнулся Ярик.

— Назови мне адрес! — Я схватила его за рукав. Наверное, я была похожа на помешанную.

Ярик недоверчиво поморщился.

— Ты что, не помнишь где он живет? Никогда не поверю. Весь "Променад" знает этот притон, а уж ты тем более должна была там бывать. Не в машине же он тебя…

— Просто назови мне адрес. Я не помню!

Ярик отстранился.

— И не подумаю. Ищи своего любовника сама, если тебе так надо.

— Ты не понимаешь, — горячо начала я. — Мы расстались с Максом, но возможно он знает, что со мной произошло, возможно, он сам причастен к этому! Мне надо с ним поговорить.

— Что ты имеешь в виду? Причастен к тому, что тебя ударили?!

— Да, вполне может быть. Я ничего не помню, но ходят слухи… Слушай, скажи мне адрес. Я все равно узнаю, это вопрос времени, но хочется побыстрее все выяснить.

— Проспект Летчиков четырнадцать. — Пробормотал Ярик. — Но если он причастен… послушай, я хочу пойти туда с тобой, я не пущу тебя одну!

— Это было бы здорово, — радостно поддержала я. — Сегодня уже поздно, давай завтра с утра. Ты за мной зайди, а лучше позвони и мы встретимся. Одной мне и самой не очень-то хочется идти к нему.

Мы еще минут десять поболтали, обговаривая план нашей завтрашней операции, и я, наконец-то, смогла улизнуть домой.

Я остановилась на лестничном пролете возле своей квартиры и выглянула в окно. Благо, лампочки на этаже кто-то предусмотрительно спер, и снаружи меня было не видно. Ярик потоптался еще некоторое время возле подъезда, обдумывая вероятно, какие-нибудь новые планы завоевания моего сердца, а потом быстрым шагом пошел по тротуару. Я едва могла устоять на месте. Хотелось броситься сейчас же в ночь и бежать, пока не увижу дом Макса. Я уже и не чаяла, что сегодня смогу с ним встретиться. Впрочем, все это вилами по воде… совсем не обязательно Максим будет дома, слишком все просто получилось бы.

Я помнила, где находится проспект Летчиков, и даже смутно припоминала дом, в котором бывала. Слишком далеко, чтобы идти пешком. Я вызвала по мобильнику радиотакси и через двадцать минут и две сигареты под домом моим остановилась белая "волга".

Дороги уже почти опустели, потому доехали мы довольно быстро. Таксист сам нашел нужный адрес. Когда машина уехала, я осмотрелась, стараясь вспомнить знакомые окрестности. Да, я определенно здесь бывала. Сейчас было очень тихо, на улице ни души. Почти все окна темные. Интересно, а какая квартира мне нужна? Об этом Ярик скромно умолчал. Ну что ж, если я вспомнила дом, то наверняка узнаю знакомую дверь. Ведь я все помнила вполне прилично, кроме личности самого Максима. Когда я его увижу, наверное, меня посетит озарение, и я тут же его узнаю. Да ладно, шучу. Вряд ли.

Я достала сигарету и закурила. Сейчас, только соберусь немножко силами и пойду. Максим… кажется, это было центральное звено моих неприятностей. Что-то подсказывало мне это. Как он встретит меня? Что скажет? Возможно, просто захлопнет у меня перед носом дверь… Какой он? Если бы я помнила, то могла бы предугадать его реакцию. А так… Слишком много стрессов за сегодняшний день. Быть может, стоило бы отложить этот эксперимент на завтра? Но нет. После всего пережитого, мне хотелось надеяться, что… Максим станет не очередной мучительной болью, а наградой. Я готова была все простить ему, что бы он ни сделал со мной. Лишь бы… Какая малодушность! Ну что же, я не сильная личность, вытерла сопли и вперед. Я отбросила сигарету и решительно вошла в подъезд.

Нужно было узнать квартиру, сосредоточиться… но не пришлось этого делать. Я и так помнила. Третий этаж, железная дверь справа. Железная дверь справа действительно оказалась на третьем этаже. Звонок в виде колибри. Давить на глаз. Моя рука на секунду нерешительно замерла, замерло и сердце, потом я нажала… ну все, мосты сожжены. Если только он дома.

Я давила на звонок вечность, но ничего не происходило. Что, звонок не работает?! Тарабанить в железную дверь посреди ночи мне представлялось диким. Я отпустила звонок и разочарованно, впрочем, и облегченно, сделала шаг назад. За дверью — тишина. Даже глазка не было, в который он мог бы, например, посмотреть и не открывать. Ну да, глупо было надеяться, что он будет дома. Его не было в "Променаде", его нет дома. Ничего удивительного, что…

Грохот открываемого замка был наверняка не так громок, как показалось мне. Моим первым порывом было бежать сломя голову отсюда, но ноги стали непослушными, я просто стояла и расширенными от ужаса глазами смотрела, как дверь медленно открывается.

Это был он. Я не узнала его, не было никакого озарения, я просто поняла, что это он.

— Сашка… — пробормотал Максим и отступил, приглашая войти. Я зашла в прихожую. Он закрыл дверь и, не глядя на меня, побрел в комнату. Квартира была мне знакома. Правда, я не помнила, чтобы здесь был когда-то такой жуткий беспорядок. Я решила не разуваться, пошла вслед за Максом.

Он сел в кресло и без интереса стал следить за мной. Признаться, внутри у меня все дрожало. Я потерялась совершенно. Уселась на краешек захламленного дивана, робко подняла на него глаза. Выглядел он ничуть не лучше меня. Бледное лицо, темные круги под глазами, взъерошенные волосы…

— Ты уже спал? — Спросила я, лишь бы что-то сказать. — Извини, что разбудила.

Он пренебрежительно махнул рукой.

Я разглядывала его во все глаза. Когда он открыл дверь, я увидела, что он высокий, как я себе его и представляла. Правда, не поняла, почему я говорила Анжелке, что он толстый. Ничуть не бывало. Вполне возможно, раньше он был покрупней. Не исключено, что он подсел на наркотики, уж слишком красноречиво выглядело его жилище и он сам. Евроремонтовские заморочки и дорогая мебель ничуть не спасали положение. Из-за перепланировки комната была совмещена с кухней, и я видела горы грязной посуды, выглядывавшие из раковины. На барной стойке стояла пепельница полная окурков и несколько пустых бутылок из-под джина. Может, он не наркоман, а пьяница?

Я перевела взгляд на Максима. Несмотря на его растрепанный нездоровый вид, я вполне могла поверить, что была им безумно увлечена. В нем было что-то… магнетическое. Рядом с ним я действительно немного терялась, как и говорила когда-то Анжи. К нему тянуло… Даже сейчас. Сейчас я сидела и с удивлением ловила себя на мысли, что я не нравлюсь ему с моей новой прической и в моей одежде… Надо же, как будто мне больше не о чем было думать.

— Хочешь выпить? — Спросил он, наверное, устав меня гипнотизировать волшебными своими глазами. Я не помнила этих глаз… но готова была снова любить их.

Он вымыл на кухне два стакана, в одном смешал джин с тоником, а в другой налил чистого джина. Мне дал тот, что без тоника.

Я удивленно подняла на него глаза.

— Что? — Спросил он. — Ты же ненавидишь тоник.

Я не помнила этой мелочи, но взяла стакан и сразу осушила половину. Мне нравился еловый вкус джина. Да, это я помнила.

Макс со своей выпивкой вернулся на свое место. Судя по его поведению, мы действительно расстались. У меня внутри что-то больно кольнуло. Захотелось плакать. Захотелось кинуться к нему и, схватив за руку, жалобно вопрошать: "Ты же не оставил меня? Скажи, ты же не оставил? Мы же все равно вместе? Ты меня все еще любишь?" Я понимала, что ничего глупее я сделать не смогла бы. На самом деле, ведь для меня он незнакомец сейчас. Но надо же, в какое смятение я пришла, лишь предположив, что потеряла его.

Я не знала что говорить. Как вообще начать разговор. Сказать — "Максим, я готова тебя простить, только не бросай меня". Да, дурацкая идея. Но сейчас у меня были только дурацкие идеи. Потому я молчала. Он тоже. Я боялась, что он спросит — "Так зачем ты пришла?".

— Что с тобой? Ты болен? Я искала тебя в "Променаде" сегодня. — Равнодушно спросила я, вдыхая аромат джина.

Он пожал плечами.

— Я туда сто лет не хожу.

У меня в голове мелькнуло — "сто лет или месяц?!" Ну вот, если я становилась немного злой, это к лучшему. Главное не начать ныть о любви. Я же сильная, сильная девочка!

— Может ты… подсел на иглу? — Решилась спросить я.

Он ухмыльнулся, но не ответил.

Разговор зашел в тупик. О чем, черт возьми, я могла говорить, если ничего не помнила о нем?! Кроме того, что он был близок мне… ближе всех на свете. Сердце помнило об этом. Даже сейчас он был мне близок.

— Максим… — прошептала я. Так, как может когда-то шептала ему. Он слегка поднял брови.

— Я не помню тебя. — Выдохнула я. В глаза начали набираться слезы, и я с силой надавила на веки пальцами, чтобы остановить это безобразие. — Совсем не помню тебя. Даже не помнила, как ты выглядишь. Не помню, что между нами было. Подруга сказала, что я встречалась с тобой, поэтому я пришла. И я тебя все равно не узнала.

Он молчал. Смотрел на меня и молчал. Его рука со стаканом замерла на полпути ко рту.

— Ты серьезно? — Спросил он.

— Да…

Он осторожно поставил стакан на остатки пиццы на журнальном столике, вскочил и стал нервно ходить по комнате.

— Ты знаешь, что со мной произошло? — Тихо спросила я. — Меня нашли за городом, с разбитой головой.

— Да, я слышал, — небрежно бросил он. Он остановился у окна и так остался стоять, отвернувшись от меня.

— После этого я потеряла память. Частично. Не помню, что было в апреле, не помню тебя…

Он молчал.

— Максим, я подумала… что ты знаешь из-за чего все случилось. Мне хотелось бы вспомнить это… так, для общего развития, так сказать. Даже если ты… участвовал в этом, я… это не важно, понимаешь? Просто расскажи мне, и мы забудем… Даже если это сделал ты, — упавшим голосом закончила я и выпила остатки джина.

— Что сделал? — Враждебно отозвался он.

— Ударил меня. Или выкинул в канаву, — немного вызывающе произнесла я.

— Нет, я не делал ни того, ни другого. — Бросил он через плечо.

— Но ты знаешь что произошло? — Не унималась я. Он что-то определенно знал, я это чувствовала. Хотя весь этот разговор для меня был скорее формальностью. С того момента как я увидела Максима, меня стало интересовать другое.

— Скорее нет, чем да, — каким-то странным тоном пробормотал он. — Я не знаю даже, что происходит сейчас.

Я поднялась и подошла к нему. Стала возле его плеча. Он не шелохнулся. Мне хотелось дотронутся до него, но я не решалась.

— Скажи, — прошептала я. — Мы расстались? Мы уже не вместе? Я не помню этого тоже.

Именно это было для меня сейчас важно. Важнее всего.

Он повернул ко мне голову. У меня закружилась голова.

— Это не имеет значения, — прошептал он. Если бы я сделала одно небольшое движение, я бы приникла к его губам. Мне так хотелось этого…

— Значит все-таки…

— Нет, не расстались. — Ответил он.

Я обвила его шею руками и прижалась к нему.

— Саш-Саш, не надо, — он попытался осторожно отстраниться, но, в конце концов, сдался и обнял меня.

— Прости, — прошептал он так тихо, что я скорее почувствовала, как он сказал это, чем услышала.

— Хорошо, — просто согласилась я. В его объятиях я чувствовала себя счастливой. В первый раз за все эти дни мне стало хорошо и спокойно.

— Ты же не знаешь за что.

— Не важно.

Он отстранился и посмотрел на меня ищущим взглядом.

— Теперь ты меня вспомнила?

— Нет.

Он усмехнулся.

— Выходит, ты воспринимаешь меня как парня, которого увидела в первый раз?

— Ну да. То есть, нет… Я не знаю, Макс. Я любила тебя раньше, да?

— Скажи сама.

— Я же не помню! — Я шутливо толкнула его. — Я говорила тебе это?

— Постоянно, — засмеялся он. Мне кажется, он давно не смеялся.

— Нет, правда!

— Саш, правда!

— Какая я была дура, этого нельзя говорить, это отпугивает.

— Серьезно?

— А ты?

— Что — я?

— Ты меня любил?

— Что за детсадовские разговоры, — он щелкнул меня по носу.

— Скажи.

— Зачем?

— Мне нужно знать.

— Честно сказать? Ты не обидишься?

— Нет.

— Я не говорил тебе этого.

Он отстранился и ушел на кухню, стал разливать очередную порцию джина. Я удивленно хлопала глазами и не могла понять, что произошло. Его настроение резко изменилось. Казалось, он расслабился на минутку, а потом снова вернулся в свое странное отрешенное состояние.

Я решительно зашла на кухню.

— Что с тобой? У тебя на лице написано, что с тобой что-то происходит! И этот бардак, который ты развел… я не помню тебя, но помню эту квартиру. Здесь никогда так не было! Расскажи мне, в чем дело.

Он устало вздохнул и молча дал мне стакан с выпивкой.

— У тебя проблемы с наркотиками? — Тихо спросила я.

— Да, у меня с ними проблемы. Меня тошнит, когда в радиусе метра я вижу от себя любые таблетки. Впрочем, разве это проблема? Иглоукалыванием мы никогда не баловались, если помнишь. — Он криво улыбнулся мне и поднял стакан с джином. — Но я могу пить! От выпивки меня не воротит. Твой любимый джин. Пью и вспоминаю о тебе.

— Если тебе так нравится вспоминать обо мне, тогда почему ты ни разу не позвонил мне? Не пришел? — Стараясь не казаться разобиженной, спросила я.

— Все так сложно, Сашка, — с какой-то скрытой болью пробормотал он. — Я не расскажу тебе ничего, потому что это… пусть будет плохо мне одному. Буду тащить это в одиночку, никуда не денешься.

— Скажи! Это касается меня?

— Даже не пытайся. — Он лег на диван и поставил себе стакан на грудь. Закурил.

— Как бы я себя ни сдерживал, я рад, что ты пришла. — Сказал он. — Я знал, что ты за дверью, не хотел открывать. Но мне трудно без тебя. Видишь, я слабый. Я подумал — увижу еще раз ее. Еще один раз. Боже мой, неужели это так много?!

— Я не понимаю тебя. Почему ты так говоришь?

Он посмотрел на меня тяжелым болезненным взглядом. И мне вдруг захотелось закричать, как тогда в клубе, я кричала его сестре — "ЗАМОЛЧИ!"

— Что-то очень плохое, Саша. Я не знаю, что со всем этим делать. Я просто НЕ ПОНИМАЮ, что ТЕПЕРЬ я могу сделать. Тогда, в первый раз, тоже не было никакого смысла том кошмаре. Я ничего не мог сделать, МЫ ничего не могли сделать — ситуация от нас не зависела вообще! Но ЭТО происходило. Все это безумные страшные вещи. И нам нужно было зачем-то находиться внутри ЭТОГО. Мучиться. Зачем?.. Я не понимаю. И зачем это снова повторяется… какой еще кошмар будет?! Что-то страшное будет снова, я уверен. И снова от нас ничего не будет зависеть. Но тогда почему ЭТО происходит?! — Его глаза стали бешеными. Я по-настоящему испугалась. Он швырнул стакан в стену и тот разлетелся на мелкие стекляшки. Какой-то порыв заставил меня кинуться к Максиму. Я зажала ему рот руками и прошептала: "Молчи!" Он тут же расслабился и обмяк. Глаза потухли. Он осторожно убрал мои руки от своего рта.

— Все, я не буду. Я просто так устал тебя мучить… я этого не хочу. Саш, понимаешь, мне казалось, что если мы с тобой не увидимся, все может само собой рассосется. Мне кажется, все плохое исходит от меня. Но ты вот сама пришла…

Почему-то я не хотела знать, о чем он говорит. Какой-то предохранитель срабатывал во мне. И в то же время узнать было нужно. Нет, пока я не готова. Пусть не сейчас.

Я обняла его, крепко прижалась к его груди.

— Я люблю тебя. Не помню тебя, но заново люблю.

— Черт, не говори так! — С надрывом произнес он. — Ты же не знаешь даже… Саш, ты меня просто убиваешь этими словами. Не говори…

— Почему не говорить? — Я зарылась ладонью в его волосы и поцеловала в висок. — Я хочу это говорить. Я люблю тебя. Мне нравится все в тебе, каждый твой жест, каждая твоя черточка. Мне нравится, что ты не зовешь меня Лекси. Мне нравится твой голос. Я вижу тебя впервые, будто бы впервые, но я готова это говорить. Это переполняет меня… какая-то нежность. Мое сердце помнит тебя из каких-то давних времен, намного раньше, чем апрель, намного раньше, чем я родилась.

— Раньше ты была более сдержанной, — прошептал он, стараясь отстраниться от меня. — Я не могу тебя слушать, уходи.

— Хорошо.

— Я этого не хочу, но просто… надо, понимаешь? Я боюсь, когда мы вместе. Боюсь, что снова начнется какой-нибудь бред, и я не смогу тебе помочь.

— Еще немного, ладно? Еще час хотя бы… и я уйду.

— Час… да, хорошо.

Я легла рядом с ним на диван, он обнял меня, и некоторое время мы лежали, просто наслаждаясь близостью друг друга. Как же он мне нравился! Я готова была стать его собакой, чтобы иметь право всегда находиться возле его ног! Наверное, в древности, в другой жизни, он был охотником, а я его собакой. Вот черт, что я несу, бывает же такое…

Максим хлопнул в ладоши у меня за спиной и свет в комнате погас. Легонько поцеловал меня в уголки губ и снова прижал к себе.

— Расскажи, как мы познакомились, — попросила я. Мне нравился его голос. Хотелось слышать его голос, пусть говорит что угодно.

— Познакомились? — Расслабленно спросил он, — ну… это было весной.

— Я догадалась.

— Мы ездили на озеро. С Пашкой Силаевым, ты его помнишь?

Выдалась теплая неделя, удивительно было для марта, и мы с Пашкой решили, что хватит таскаться по злачным заведениям, пора сделать вылазку на природу. Купили мяса для шашлыка, дровишек, загрузили это мне в машину, осталось только найти мяса для нас. Так Пашка называл девчонок. У нас, конечно, было полно подружек разных, но Пашка же женат, хотелось кого-то незнакомого взять, чтобы наверняка не была подружка его жены. Ты может помнишь ее, Лариса, ты потом с ней познакомилась, когда мы у них в гостях были… Пашка на Мельникова живет, так что мы решили, что нужно девочек искать в другом конце города, так забрели в "Променад". Там моя сестра все время тусовалась, сам я не особенно любитель этого клубаря. Мы приехали, я подошел к Ленке и сказал, что нам нужно парочку симпатичных девок. Она сразу показала на тебя и твою подругу. Брюнетка и блондинка. Идеально. Ленка не очень хорошо вас знала, но часто видела. Сказала, что вы вполне подойдете для нашего турпохода. Симпатичные, глупые и легкие на предмет секса. Так что, Саша, будешь знать, какая у вас репутация в "Променаде". Вообще рано еще было, народу было в клубе мало, так что перебирать харчами не приходилось. Ну мы вас и взяли. Я был на отцовском "Лексусе". Помнишь, серебристый? Тебе очень нравился, ты говорила, что он твой тезка. Вы когда увидели машину, то все вопросы и сомнения, если они у вас и были, сразу отпали. Итак, мы вас погрузили и поехали. Честно, мы были вполне довольны уловом. Обе девочки хорошенькие, веселые — самое то. Мне было все равно, какая мне достанется. Пашка сразу запал на твою подружку беленькую. Уже в машине стал ей давать понять, что она с ним, но та явно решила, что будет со мной, и отбивала все Пашкины атаки. Болтала со мной, кокетничала, трогала за плечо. Она рассказала, что собирается через месяц в Прагу, я имел неосторожность признаться, что уже два раза там был, поэтому у нас вроде как общая тема для разговора возникла. Твоя подружка совсем уже не слезала с меня. Все расспрашивала про то, куда там можно пойти потусить и так далее. Я про себя смеялся и прикидывал, какие Пашка предпримет меры, чтобы перетянуть, так сказать, одеяло. Мы приехали к озеру, у нас там с Пашкой было свое место, ты не помнишь? Возле трех старых ив. Мне там очень нравилось. Я иногда один туда приезжал, посмотреть закат, или с какой-нибудь девочкой. Там приятно было поворковать, а потом прям в машине… ну не важно. Мы туда приехали, быстренько костер разложили. Твоя подружка просто вилась вокруг меня. Пашка бесился. Подошел ко мне, спросил — она тебе нужна? Нравится? Я видел, что он на взводе. Сказал — ты же знаешь, мне все равно. Если тебе нужна, забирай. Но не могу ж я ее отпихнуть жестко. Пашка предложил мне увести тебя куда-нибудь, а их оставить. Я согласился. Позвал тебя прогуляться, ты пошла со мной. Мы побрели вдоль озера, потом ты остановилась, обхватила себя за плечи и стала смотреть на закат. Солнце почти уже село, только полоска красная на горизонте осталась. Ты смотрела на эту полоску и молчала. Я смотрел на тебя. Знаешь, из-за твоей буйной подружки я не успел и рассмотреть тебя толком когда мы познакомились. А теперь мы были одни… и я видел, что ты смотришь на закат так же, как и я иногда на него смотрел. Я спросил — тебе нравится? Ты повернула ко мне голову. Улыбнулась и не ответила. Я поймал себя на том, что ни за что не решился бы сейчас по закону жанра обнять тебя и повалить куда-нибудь в кусты. Это было удивительно. Меня охватила какая-то робость что ли. И озарение. Знаешь, я слышал, как моя сестра рассказывала, что однажды на какой-то мрачной распродаже купила ворох тряпок за бесценок, а потом оказалось, что среди этого хлама ей попались настоящие версачевские джинсы. Ну, если описывать примитивно, я испытал нечто похожее на ее чувства, когда посмотрел в твои глаза. Не обижайся, я просто не знаю, как еще объяснить. Знаешь, я действительно любил это место на озере, любил такие вечера. И меня немного коробило, если честно, когда мы приезжали туда с какими-нибудь визгливыми курицами. Это было… немного как кощунство что ли. Святотатство. Но ты… ты показалась мне такой органичной частью этого места, что я потерял дар речи. Ты была та единственная девушка, с которой я счастлив был оказаться здесь. Я стоял и не знал, что тебе сказать. Как дурак, стоял и молчал. А потом разродился самой тупой фразой, на которую был способен:

— Это Пашка попросил, чтобы я ушел с тобой. Ему понравилась твоя подруга.

Ты снова стала смотреть на закат.

— Я знаю, слышала. — Сказала ты.

— Мне тоже показалось, что слышала. Потому я и сказал.

Ты усмехнулась и ответила:

— Вряд ли у него что-то получится. Ей понравился ты. Девочкам же тоже не все равно… Если она хочет быть с тобой, он ничего не сможет сделать.

— А с кем хочешь быть ты? — Я сам поражался своей наглости. Признаюсь, я был очень неравнодушен к тому, что ты ответишь. И ты произнесла:

— С тобой. Видишь, я и так с тобой.

— Не прилагая усилий, — весело заметил я.

— Я никогда не прилагаю усилий, — в том же тоне ответила ты. — Все всегда приходит ко мне само.

— Ты с кем-то встречаешься сейчас?

— Это так важно для наших кратковременных отношений?

— Почему же ты так сразу — кратковременных?

— Мне кажется, у тебя все отношения — кратковременные. Хотя это тоже не важно.

— Может, меня осенила любовь с первого взгляда. Так все-таки?

— Нет. Я ни с кем долго не встречаюсь.

— Ты не способна надолго удержать мужчину?

— Я не способна долго быть слепой. Через некоторое время мой возлюбленный начинает мне казаться банальным и пустым. И я больше не люблю его. Так бывает каждый раз. Быть может, мужчина моей мечты еще не родился на свет.

— О, ты такая жестокая штучка. Надо же, в тихом омуте…

— Я не "в тихом омуте"… если я не ржу как лошадь каждую минуту и не навязываю себя, это не значит что я затурканная дурочка с тараканами в этом самом омуте. Я нормальная, поверь мне.

— Да я же ничего и не говорю… но, судя по твоей реакции, твоя подружка тебя подавляет своей активностью и задвигает на задний план.

— Может быть. Иногда. — Спокойно ответила ты. — Но это меня не раздражает на самом деле. Видишь, сегодня ты будешь со мной, не смотря на ее усилия. Ты понравился и ей, и мне. Но ты будешь со мной, хотя я даже пальцем не пошевелила для этого.

— Но только лишь потому, что она очень понравилась Пашке. — Заметил я, решив во что бы то ни стало тебя достать. Эта дуэль мне доставляла удовольствие почему-то. — А мне пришлось взять, что осталось. Если бы не Пашка, я бы был с ней, потому что она показала, что этого хочет. И это проще для меня.

Ты повернулась ко мне, посмотрела загадочным мерцающим взглядом и тихо сказала:

— Но ведь я еще и не начинала охотиться на тебя сама.

— Факт. — Согласился я. А сам подумал — "Но ведь я еще и не начинал охотиться на тебя сам".

— Так что не делай поспешных выводов, — гордо заявила ты и снова пошла по берегу. Я поплелся за тобой.

— Лекси? Как тебя зовут на самом деле?

— Саша.

— Сашка… Это звучит приятней, чем твоя дурацкая кличка.

— А как тебя зовут на самом деле? — Спросила ты.

— Мужчина твоей мечты.

Мы оба засмеялись. Побродили еще немного у озера. Совсем уже стемнело и я решился взять тебя за руку, чтобы помочь пробираться по буеракам. Твоя рука была теплая и нежная. Это было ужасно приятно — ходить с тобой за руку и смотреть на лунную дорожку на воде. Я точно знал, что этот вечер, эти сладкие ощущения, которые разливались у меня по телу, я запомню надолго. Но нам надо было возвращаться. Я услышал, как твоя подруга зовет тебя, и мы пошли обратно. Когда подошли, стало ясно, что наши друзья так и не смогли найти общий язык. Шашлык был почти готов, Пашка угрюмо ковырял палкой в углях и поворачивал ароматные шампура. Анжела сидела в машине, пила вино из бутылки и слушала музыку. Ты пошла к своей подружке, а я сел рядом с Пашкой. Возле него стояла уже ополовиненная бутылка водки.

— Ты уже успел надраться, — заметил я. — Значит водитель у нас сегодня я. Здорово. Ты же обещал, если я выдерну "Лексус", то ты не будешь пить.

— Забирай себе эту белую дуру, — злобно процедил Пашка. — Ломается как девочка блин. Я смотрю, к черненькой нашел как подъехать? Давай ее на двоих разложим, если она сговорчивая. А эту дуру обратно отвезем. Или хочешь — забирай блондинку, тебе она даст. А я вторую возьму, мне уже пофигу кто. Сперма на мозги давит.

Я засмеялся и тоже стал ковырять прутиком в углях.

— Ты че? — Удивился Пашка.

— Да так, ничего. Сложно объяснить.

— Блин, вот гад, — злобно бросил мой приятель. — Надо было мне черненькую брать. Давай побыренькому тут пожрем, девок отвезем и куда-нибудь вдвоем завалимся. Вечер только начался.

— Нет, — сказал я. — Я вас где-нибудь высажу с блондинкой, а со второй девочкой уеду. Проводи Анжелу эту до дома, они обычно под подъездом становятся расслабленные и дают. Даже не знаю, почему так выходит.

Пашка осуждающе покачал головой.

— Ну ты гонишь, Макс. Что за радость тебе весь вечер с этой девчонкой болтаться… Ладно, мясо уже готово.

Мы сели возле костра — мальчики напротив девочек. И, вяло переговариваясь, принялись есть шашлык. Вы пили вино, Пашка свою водку. Я боялся, что он так накачается, что мне не удастся от него избавиться раньше, чем я отвезу тебя. Еще я немного досадовал на него и твою подругу, что они не поладили. Мне так хотелось сесть рядом с тобой, обнять тебя за плечи и смотреть на огонь. А вместо этого я был вынужден играть в мужскую солидарность. Да и подружка твоя снова начала атаковать меня, пока, к счастью, словесно. Мне показалось, она решила, что я где-то в ближайших кустах оприходовал тебя по-быстрому и теперь, якобы, должен потерять к тебе интерес. Сама же она, как земля неизведанная, должна была теперь меня заинтересовать. Меня всегда удивляло — если девочки считают нас, мужчин, такими примитивными, то зачем они вообще имеют с нами дело! Ах, ну да. Деньги, машины, секс. Чистую любовь получают, наверное, неудачники и алкоголики. Уж от них-то больше точно ничего не получишь. Я бред несу, да? Ну ладно. Ты не заскучала еще от всех этих подробностей, нет? Просто приятно вспоминать то время. Когда все еще было хорошо. Итак, мы, наконец, разделались с мясом и выпивкой, и загрузились в машину. Твоей подруге хватило наглости шепнуть мне нежно в ухо — давай отвезем Пашу и Лекси сначала. Я так растерялся, что не знал, что ей ответить. Мне не хотелось ее обижать, но планы у меня были прямо противоположные. Но тут включилась ты. Я за это готов был прям там поцеловать тебе руку, моя охотница. Ты спросила громко — "А тебе куда лучше сейчас, Анжи — домой или в "Променад""? Твоя подружка разозлилась. Прошипела в ответ: — "А тебе куда, Лекси?" Ты сказала: — "Мне — домой". На самом деле ты ведь не знала, что я собираюсь остаться с тобой, но этой своей фразой ты, наверное, хотела мне дать шанс. "Я живу на Пушкина, там где "Спортмаркет"" — добавила ты. "Значит, тебя я завезу последней", — уже не собираясь играть ни в какую дипломатию, произнес я. Наверное, я так это сказал, что твоя подруга все поняла и, буркнув, что ей нужно в клуб, всю остальную дорогу молчала. Я высадил наших друзей у клуба, попросил тебя пересесть на переднее сиденье, и дальше мы поехали уже вдвоем. Я понимал, для тебя стало неожиданностью, что я повез тебя именно к твоему дому, но виду ты не подала. Ты же умеешь прятать свои мысли, когда тебе нужно, правда, Сашка? Я развлекался безбожно, обманывая твои ожидания. Возле твоего дома я заметил парк и завернул туда. Мне не хотелось с тобой вот так сразу расставаться. Ночь была теплая, действительно первая теплая ночь после зимы, и я предложил тебе немного прогуляться. Мы вышли, по-прежнему молча. Ты прихватила с собой бутылку вина, которую вы не допили, и периодически прикладывалась к горлышку. Это меня тоже забавляло.

— Так пьют пьяницы, — заметил я. — Тебе так нравится?

Мы остановились возле скамейки.

— А тебе нравится заниматься сексом в парке на лавочке? — В ответ спросила ты. Глаза твои при этом совершенно невинно и вопрошающе воззрились на меня. Это потом я узнал, что у тебя есть такая манера — когда ты чем-то пытаешься огорошить собеседника, непременно делаешь взгляд серьезной маленькой девочки. Признаться, я не ожидал от тебя такой фразы. Но мне хотелось все-таки быть сверху, и я сказал:

— Нет, на улице мне не нравится, если честно. Я даже экзотикой это не считаю.

— Тогда в машине? — Ты продолжала шокировать меня. Тот образ, который я нарисовал себе на озере, никак не вязался с этими твоими вопросами.

— Сашка, я не хочу тебя, — спокойно сказал я.

Тебя эта фраза сразила наповал. Ты даже не сумела это скрыть.

— Почему…

— Ну как бы тебе объяснить… думаю, твоя подружка дала бы мне.

— Тогда почему ты не остался с ней? — Чем больше ты теряла самообладание, тем сильнее это меня раззадоривало. Впрочем, ведь я не совсем играл, я говорил правду.

— Я имею в виду, что если бы мне нужен был секс, я бы взял с собой твою подругу, а не тебя.

— Я… не вызываю желания? Это ты хочешь сказать?

— Если так тебе легче понять. Хочешь, я тебе открою одну тайну, которую знают все мальчики?

— Открой. — Я видел, что настроение у тебя было на нуле. Надо же, как легко, оказывается, было вывести тебя из равновесия — просто усомниться в твоей сексуальной привлекательности. Ты умело делала вид, что примитивна. Тебе казалось, что это должно на меня произвести впечатление?

— Есть девочки, с которыми хочется переспать.

— Это тайна? — Вызывающе бросила ты. — Вторая часть ее, что я к ним не отношусь?

— Нет. Вторая часть — есть девочки, с которыми не хочется переспать.

— Гениально.

— Ими хочется обладать. Полностью. Ты понимаешь, о чем я?

Ты посмотрела на меня и сделала большой глоток из бутылки. Вообще-то, судя по твоим глазам, ты была уже хорошо пьяна. Но сказала совершенно трезво:

— Я понимаю, о чем ты. Есть девочки, которым хочется трахнуть душу. Самый изощренный вид садизма. Тебе это нравится больше всего?

Я растерялся. Вообще-то ты почти все сказала правильно. Только под другим углом…

— Саш, такое чувство, что тебя недавно кто-то обидел.

Ты уселась на скамейку, сложив ноги по-турецки. Достала из сумочки сигарету и закурила.

— А вот в этом ты ошибся. Я слишком хорошо вижу мужчин, чтобы влюбляться. Меня это даже напрягает. А если никого не любишь, то никто и не обидит. Только, наверное, в этом нет ничего хорошего. Хорошо быть глупой, глупые умеют быть счастливыми.

Между нами было какое-то напряжение, очень явное, при чем оно исходило от тебя. Я не понимал в чем дело, ведь, кажется, я ничем тебя не обидел.

Я сел рядом с тобой и тоже достал сигарету. Сидели и курили, вдыхая вместе с дымом ночной воздух, который почему-то все еще хранил запах зимы.

— До этого дня я думала, что у меня иммунитет к этому, — тихо произнесла ты. Я не понял, говорила ты мне или же просто рассуждала сама с собой. — Но когда с этим неожиданно сталкиваешься, то… теряешься. И не знаешь как быть. Будто искра вспыхивает на уровне подсознания. И совершенно нельзя справиться… Я даже не помню, какие в этой игре правила. Как-то изощренно надо действовать, кажется. Притворяться, что равнодушна. Я немного в замешательстве последние полчаса. Но я подумала — может секс это все снимет. Может мне станет противно. Поэтому я об этом заговорила. Я ведь тоже тебя не хочу.

Я не удержался от ухмылки.

— Да, ты знаешь, это и правда обидно слышать.

— О том, что я тебя не хочу, или о том, что я тебя ЛЮБЛЮ?

На этот раз ты действительно оставила меня без текстов. Я боялся открыть рот, чтобы не услышать в ответ, что ты пошутила. И в то же время, я не был уверен, что правильно тебя расслышал.

— Максим, мне пора домой, — сказала ты, поднимаясь. — Кажется я просто на бровях уже.

Я послушно поднялся вслед за тобой. Одной своей фразой ты сделала меня своим рабом. Такие способы охоты, признаться, были мне еще не знакомы. Я прочистил горло и спросил:

— И… как долго ты готова быть слепой? И что мне делать, когда ты поймешь, что я банальный и пустой?

Мы подошли к твоему дому. Ты повернулась и посмотрела на меня чистым спокойным взглядом.

— Знаешь, мне кажется, что ТЕБЕ я смогу это простить.

После этого, как ты понимаешь, судьба наших дальнейших отношений была предрешена. Ты славно поохотилась, можно сказать. Ну или мы оба друг на друга славно поохотились. — Макс сладко зевнул и добавил:

— Вот такая история. Теперь ты тоже знаешь, как мы познакомились. Тебе понравилось?

— Интересно было бы теперь вспомнить мою версию, — улыбнулась я, в темноте и теснее прижалась к нему. Он ничего не ответил. Через некоторое время сказал:

— Вот что меня сегодня поразило, Саш. Когда мы познакомились, ты же буквально сразу сказала, что любишь меня. Ты даже не успела узнать меня получше. Сразу поняла это… и сегодня то же самое. Ты совсем меня не помнишь, но не успела меня увидеть, как сразу призналась в любви. Когда ты это сказала, во мне все перевернулось.

— Наверно есть вещи, которые не меняются. Я чувствую тебя. Это глубже чем память. Это не из головы.

Мы снова замолчали, слушая дыхание друг друга. Я была рада, что Максим отвлекся немного от того, что его тревожило, и был сейчас спокоен.

Я старалась сдерживать дрожь, которая пробегала искорками по моему телу. Не хотела провоцировать Макса. Мне казалось, у него есть причина избегать сейчас близости со мной. Он пытался держать между нами дистанцию, потому что боялся сорваться. Сорваться и утащить меня в свою пропасть. Секс сейчас разрушил бы эту хрупкую иллюзорную стену, которой он хотел меня защитить. Знаю, я просто трусиха. Но я еще не была готова к тем его откровениям, что он держал в себе. Я чувствовала, что это из разряда того, что сказала мне его сестра. Одна ее фраза ввергла меня во временное помешательство там, в клубе. Что будет, если Максим расскажет мне все… Нет, только не сейчас. Мне было так хорошо… мне нужен был отдых. Хоть немного побыть в его объятиях и забыть о том безумии, в которое превратилась моя жизнь.

Я легонько поцеловала его в шею, вдохнула его знакомый запах и… и тут меня осенило!

— Я помню! — Подскочив, радостно закричала я. — Я помню как мы познакомились!

В моей голове наперегонки побежали образы — запах кожи в салоне машины, запах озера и костра, его темные глаза, которые заставляли меня трепетать, вкус вина и то, как дрожали мои губы, когда я сказала что люблю его…

— Ты рассказал — и я вспомнила, — сказала я. — Я всегда вспоминаю, когда мне кто-то рассказывает…

Я поняла, почему он не обрадовался за меня. Мы подумали об одном и том же.

— Лекси, твой час уже вышел, тебе надо уходить. Я вызову такси. — Потерянно сказал он и поднялся, оставив меня на диване одну.

Мы ждали такси на улице. Максим снова стал угрюмым. Мне кажется, настоящий он был тогда, на диване, когда рассказывал о нас. Дерзкий, веселый, уверенный… Но эта его боль, которой он не хотел делиться со мной, возвращалась и ломала его. Вот и сейчас мы стояли рядом, но такие чужие и далекие… он снова был не со мной.

— Я завтра приеду, хорошо? — Робко спросила я.

— Да, — бесцветно отозвался он. — Приезжай когда захочешь.

— Ты будешь дома?

— Я всегда дома. Не хочу никуда выходить.

— Максим, я соберусь с мыслями… У меня в жизни сейчас много происходит непонятного. Знаешь, самое смешное, что ты, как мне кажется, единственный реальный человек из всех, а остальные просто как какие-то персонажи сна… Я живу как в бреду. Быть может дело в моей голове, я этим себя успокаиваю, но все равно…

— Да, наверное, дело в твоей голове.

Я удивленно посмотрела на него, не понимая, то ли он сказал искренне, то ли просто бестактно нагрубил.

— Нет, прости, я не это имел в виду, — пробормотал он, заметив мой взгляд. — Саш, я просто знаю, что с тобой происходит. Знаю причину. Но не могу сказать.

— Это связано с каким-то стрессом? Я видела что-то, что постаралась забыть?

— Да.

Я некоторое время молча курила. Он взял меня за руку и немного сжал.

— Мы оба попали в какую-то гадкую историю. Только ты все помнишь, а я нет. — Я вопрошающе подняла на него глаза.

— Примерно.

— Мне лучше не знать?

— Лучше не знать. Ты ни в чем не виновата, ты ничего не сделала сама. Поэтому, я думаю, ты и не помнишь. А помню я. Я это заслужил… переживать снова и снова.

Подъехал серый "форд" и остановился возле нас. Я помедлила.

— Мне нужно знать, Максим. Но я боюсь… Я подумаю дома, и если решу, что готова, ты завтра мне расскажешь обо всем, хорошо?

Он с жадностью посмотрел мне в глаза, будто решаясь на что-то. А потом отрицательно покачал головой.

— Саш, нет. Я не расскажу.

— Расскажешь. — Твердо сказала я, потом попросила продиктовать мне его номер мобильного и села в машину. Мне хотелось поцеловать его на прощанье, но вдруг подумалось, что это будет похоже на то, будто мы прощаемся навсегда. Нелепая дурная мысль. И я не поцеловала.

Когда я проснулась, голова была похожа на наковальню. По крайней мере, наковальня затаилась где-то внутри. Затаилась громко. Я попыталась вспомнить, много ли пила накануне. Вспомнила Максима… Похмелье было от него или от выпитого джина? Я поднялась и посмотрела на часы. Мои домашние перестали совсем меня трогать, даже утром не будили. На часах было двенадцать дня. Я сразу схватилась за трубку, чтобы позвонить Максиму. Как бы там ни было, он сейчас был тем, что заставляло меня жить дальше. Едва я продрала глаза, мне захотелось услышать его голос. Я взяла телефон в руку и задумчиво на него уставилась. Странно, я отчетливо помнила, что у меня был совсем другой телефон до травмы. Куда он делся? Думаю, его украли. Жаль, там наверняка были номера всех моих знакомых. И Макса не пришлось бы с такими жертвами разыскивать. Маленький черный телефон, с которым я сейчас ходила, совершенно мне не нравился. Крошечные кнопочки можно было нащупать с большим трудом. Я не помнила, чтобы вообще такие маленькие телефончики были у кого-то. Игрушечный! Надо будет купить нормальный, как был у меня. Хотя, с другой стороны, цветной экранчик — это тоже приятно. У меня был голубоватый монохромный. Пожалуй, это и правда модель для детей? Я нашла номер Макса (это было не трудно, потому что у меня всего номеров пять было), и стала слушать гудки. Он взял на четвертый или пятый.

— Я только проснулась, — выдохнула я. — Голова ужасно болит. А ты как? Мы много вчера выпили…

— Саш, я сегодня буду занят.

— Не хочешь, чтобы я приезжала?

Тишина.

— Максим, так и скажи.

— Я хочу. Но сегодня у меня будет отец весь день. Он хочет какого-то нарколога или психолога притащить.

— А, понятно… А вечером?

— Давай завтра. Завтра я буду тебя ждать.

— Ладно. Я позвоню завтра. Но если ты передумаешь…

— Я знаю. Пока.

Я отложила телефон и тупо уставилась в пространство. Взяла градусник из тумбочки и засунула подмышку. Легла. Взяла зеркало и поднесла к лицу. Ну вот, так и есть. Я опять перед сном хорошенько поревела. Откуда ж у меня столько слез берется! И почему? Ведь я рада была, что встретила Макса. Я была рада, что он у меня есть… И все-таки я плакала о нем. Он изменился. Голова не помнила, а сердце знало. Это плохо, что он изменился. Он будто не здесь… Меня это смутно беспокоило. Да какое там смутно, внутренне я была в ужасе от этих перемен! В голове тут же начинали строиться догадки о том, что за страшную тайну он от меня скрывает. Как он сказал? — "Ты ничего не сделала". Значит, сделал он? Мое воображение заводило меня в жуткие дебри. Думаю, поэтому я и плакала вчера.

У меня возникло двоякое чувство, когда он сказал, что сегодня мы не встретимся. С одной стороны — досада и обида, с другой — необъяснимое облегчение. Да, я любила его, я хотела быть возле него, но… Это "но" — оно меня пугало. Именно пугало! Черный ящик моей памяти, спрятанный в его голове. Я боялась прикоснуться к этой гадости… Как будто в Максиме поселилась змея или какое-нибудь чудовище, которое в любой момент могло выползти и смертельно меня ужалить. Но ведь я никогда не была трусихой! На самом деле! А сейчас, получается, оставляла Макса один на один с ЭТИМ…

Мне нужно было время. Просто время.

Градусник запищал, я посмотрела на цифру и раздраженно свалилась обратно на подушку. Тридцать восемь и одна. И это с утра. Что же будет вечером!

Затрезвонил домашний телефон. Я дотянулась до трубки и пробормотала:

— Да, слушаю…

— Лекси, это Яр!

Вот только этого не хватало.

— Лекси, мы едем к Беликову? Я взял у друга машину…

— Я заболела. У меня грипп. Мне нельзя вставать с постели.

— Очень жаль, — расстроился он. — Ну хочешь, я сам съезжу? Пообщаюсь там о тебе.

Это было уже слишком! Я разозлилась.

— Не надо ни к кому ехать! — Заорала я. — Хватит лезть в мою жизнь!

Я бросила трубку и вырубила на телефоне динамик. Укрылась одеялом с головой, свернулась калачиком и когда почувствовала, что в очередной раз к глазам лезут слезы, начала считать овец.

Проснулась через пару часов. Доползла до ванны и посидела немного в горячей воде. Почему-то когда у меня был жар, мне нравилось сидеть в горячей ванне. Хотя мама и запрещала это. Совершенно зря запрещала. Из ванны, умытая, свежая и разогретая, я вышла уже вполне живая. Не выше тридцати семи и пяти. По крайней мере, голова перестала кружиться во время ходьбы. На кухне быстренько сварила креветки, которые нашла в морозильнике и разделалась с ними, глядя невидящим взглядом в экран телевизора.

Нужно было чем-то заняться. Уйти куда-нибудь, пока не пришла сестра или мать. Они были слишком шумные, я уставала рядом с ними.

Я натянула джинсы и черную майку с рисунком в виде листочка марихуаны и, посмотрев на себя в зеркало, осталась вполне довольна. С моей стрижкой и в этой одежде я походила на шестнадцатилетнюю девчонку. Не знаю, почему мне нравилось выглядеть именно так, наверное, хотелось на время стать невидимкой. Серой тенью бродить по городу и разглядывать новые афиши на столбах. Быть может зарулить в кинотеатр, посмотреть какую-нибудь комедию или мелодрамку. Забыться в розово-конфетном сюжете или подремать на заднем ряду, если уж совсем будет не интересно. По привычке, выходя из дома, я проверила свой джентльменский набор — мобила, кошелек, плеер. В кошельке оставались какие-то копейки. Я вспомнила, что свою кредитку давала сестре накануне, и она вроде бы обещала ее вернуть. Я пошла к ней в комнату и стала копаться на ее письменном столе в завалах книжек, бумажек, буклетов и еще кучи всего. Голубой альбомчик на тридцать шесть фотографий, какие выдают в качестве бесплатного бонуса в фотоцентрах, показался мне подозрительно знакомым. Я ощущала его как СВОЮ вещь, которой не место в комнате сестры. Открыла и поняла, что это и правда мой альбом. Серия фоток, сделанных в одно и то же примерно время. Мы с Анжелкой в основном кривляемся. Возле клуба, в парке аттракционов, возле какой-то старинной машины. На последней странице я увидела фото, которое явно было из другого кино. Я и Максим. Крупным планом, улыбающиеся в камеру и счастливые. Максим был совсем другим. И я была другой… Какое-то бесконечно далекое время. Почему от нас остались только обломки? Жалкие трясущиеся подобия этой красивой жизнерадостной парочки, которая с издевкой смеялась мне в лицо с фотографии. Я перевернула снимок и сразу узнала его почерк. "Я люблю Сашку. Видишь, я сам сказал!" Я будто услышала его голос, и сердце сжалось. Ну вот, только не реветь! Я бросила альбом обратно на стол, а фотографию забрала. Бережно положила ее в свой рюкзак. Мне казалось, она теплая. Мне так не хватало сейчас тепла… Кредитку так и не нашла, ну и ладно. Зачем мне деньги.

День был пасмурный. Теплый, но влажный и какой-то вязкий. Я сразу почувствовала, как голова от всей этой сырости снова разболелась. Но в последнее время я сама была одно большое недомогание, потому на мелочи внимание уже не обращала. Главное — не шлепнуться нигде в обморок, а то нехорошо получится…

Ноги сами повели меня на Семеновскую. Я не собиралась туда идти, но стоило выйти из подъезда, как путь к зачарованному месту стал самой естественной вещью на свете. Мне нужно было убедиться, в том, что… В чем?! В том, что бара нет? Или он есть? Я знала, что уже ничего не знала наверняка. Ну кроме того, что мое видение напрямую связано с чем-то, что сделал Максим.

Днем мне было не так страшно. Я отважно проследовала мимо магазинчика с непонятными продавщицами и даже не взглянула на него. Увидеть там сейчас первую продавщицу, которая скажет, что все было не так, как говорила вчерашняя — это было выше моих сил. Чем больше я узнавала, тем больше ситуация запутывалась. Лучше я не буду ничего узнавать.

Я даже не остановилась на повороте к бару, чтобы перекурить. Одна сигарета — и моя голова, которая все еще была наковальней, взорвется, как переспелый арбуз. Наверное, у меня стариковская гипертония. Курить нельзя. Я пошла дальше и… и все-таки замерла, в очередной раз ошарашенная. Бар был на месте. ОН БЫЛ НА МЕСТЕ! Там, где его не было вчера. И где он был позавчера! Да, но вчера у меня был свидетель, что его не было… На меня снова повеяло мрачностью этого места. Внешне все было просто и замечательно. Иногда мимо стеклянных стен, как ни в чем не бывало, проходили люди. Они даже взглядом не задерживались на сем непримечательном заведении. Они не чувствовали тяжелую ауру этого места… Но мне снова захотелось плакать. Волна страха и сострадания… или скорби? Я не могла с этим ничего поделать, ничего! В глазах стали слезы. Я раздраженно стирала их рукавом, но они снова натекали. Что ты там сделал, Максим, что?! Даже если предположить, что он убил там кого-то… даже если так. То мои эмоции должны быть другими! Ну страх — понятно… Но откуда эта тоска?! Черт, Макс жив, какая мне разница до того, что он там сделал с кем-то! Даже если он сделал что-то мне… хотя я совершенно не чувствую к нему неприязни (впрочем, я же не помню ничего). Что он мог сделать такого со мной или с кем-то, что мне все время тут хочется рыдать?! Это было вне моего понимания… Может, какие-нибудь сексуальные извращения? Ну… вообще-то после того, как я потеряла невинность в четырнадцать лет, тупо ее проспорив, меня мало чем можно было удивить и расстроить. Даже если Максу (чего быть не могло, я уверена) пришло в голову продать мое тело парочке голодных извращенцев. Я бы, может, в этом случае сейчас злилась, глядя на стеклянный бар, но никак не ревела.

В очередной раз я размазала слезы по лицу, не давая им трогательно стекать по щекам, и увидела вдруг то, что не заметила из-за слез. Стеклянная дверь бара была слегка ПРИОТКРЫТА! Никакая сила на свете не заставила бы меня пересечь дорогу и войти внутрь! Это было равносильно тому, чтобы войти внутрь своего кошмара! Тысяча чудовищ смотрела на меня из открытого дверного проема и звали… Слезы в миг высохли на моем лице. Я чувствовала, как кожа горит… Что-то щелкнуло внутри, должно быть это выключился мой инстинкт самосохранения. На негнущихся ногах я пересекла дорогу и пошла к двери. Я была зомби. Я была как пустая банка из-под варенья. Ни страха, ни любопытства — ничего. Я сделала еще шаг, взялась за ручку двери и машинально пропустила себя внутрь…

Эмоции и жизнь сразу вернулись. Будто разуму нужно было выключить меня лишь на время, чтобы заставить войти. Но как только я пересекла порог, я стала сама собой. Мне почти не было страшно. Приоткрытая дверь во мрак пугает, когда ты снаружи, но когда вошел, начинают действовать иные механизмы. Механизмы выживания, которым паникерский страх может только помешать. Здесь было светло, но не так как на улице. Мрачновато, из-за пустоты и явной заброшенности. Как давно здесь были люди в последний раз?! Я осторожно вдохнула запах моего кошмара. Запах застарелого табака и стоячего воздуха. Дверь напротив меня, дверь в дом, та, которая вчера казалось дверью подъезда, — была тоже приоткрыта. И оттуда раздавалось пение! Этот нестройный женский голос, напевающий "Ади-и-н раз в го-од сады цвету-ут…" окончательно вывел меня из состояния ступора, и я вошла во вторую дверь. С трепетом ожидая, что сейчас я узнаю… Я остановилась как вкопанная, не решаясь шагнуть дальше. Признаться, я была уверена, что за порогом увижу обычный подъезд и уборщицу, жамкающую в ведре свою тряпку, но… все было иначе! Наверное, так почувствовала себя Алиса, попав в свою страну чудес. Помещение, которое открылось моему взгляду, как раз и напоминало декорацию из фильма про Алису. Огромный пустой зал, пол в черно-белый квадратик, как шахматная доска. Единственный предмет в зале — это большой бильярдный стол в центре. На противоположной стороне стены два больших окна. У меня закружилась голова, когда я попыталась представить, как именно надо было перепланировать подъезд и нижние квартиры, чтобы получить такое помещение. Слева от меня были еще два прохода, в соседние, вероятно, помещения. Дверей не было, только тяжелые бардовые занавески (портьеры их называют?) отделяли их от зала. Пение раздавалось из дальнего помещения. Я, опасливо ступая по скользкому полу, дошла туда, откуда пели, и рывком откинула занавеску. В нос ударил запах хлорки. Он был и в зале, но не настолько сильный. Комната четыре на четыре, большая кровать без матраца, светильник в изголовье, голый пол. Толстая тетка, стоя на четвереньках, трет что-то грязно-серой тряпкой в самом углу.

— Здесь кого-то убили?! — Выкрикнула я. Просто спросила, но голос сам сорвался на крик. Тетка подскочила и воззрилась на меня с испугом и изумлением. Вытянула перед собой вонючую тряпку, как орудие.

— Ты что здесь, девочка?! — Спросила она.

— Я спрашиваю — здесь кого-то убили?

— Чего?!

— ЗДЕСЬ КОГО-ТО УБИЛИ?!

Тетка захлопала глазами.

— Ты чего, девка, спятила? Иди отсюда! Бродит тут… наркоманщина!

— Чего? — Теперь уже удивилась я. Но тут же вспомнила про свою майку с коноплей. Надо же, тетки какие просвещенные стали. А раньше можно было скосить на то, что это кленовый листик.

Тетка снова принялась за работу, будто забыв обо мне.

— Вы моете хлоркой. — Спокойнее произнесла я. — Я подумала — может тут кого-то убили? Мой знакомый сказал мне на днях, что здесь что-то произошло. И свет еще горел постоянно…

— Забыли хозяйва выключить, — буркнула тетка. — Я тут просто прибираюсь. Тут вывезли все — и постель и матрасы в чистку. Генеральная уборка.

— А хлоркой зачем мыть? — Не отставала я.

— Зачем-зачем… хозяйва шлюх разных водили, мало ли какая зараза! Попросили вымыть хорошенько, вычистить заразу всю.

— Кто здесь хозяева? — Тихо спросила я.

— А ты чего интересуешься-то так? Шла бы вон… пиво пить с мальчишками. У меня дочь такая же… ночи напролет пиво хлещут на лавке с бездельниками разными. А мать тут гавнищща разгребает за мудаками всякими, чтоб ей было на что колготки купить.

Стараясь не дышать глубоко, я присела рядом с теткой на корточки и сказала:

— У меня тут подругу изнасиловали недавно. Она не знает кто, по голове ударили, не помнит ничего. Помнит только этот бар.

Тетка вздохнула и отложила тряпку. Повернулась ко мне.

— Дома сидели бы, никто бы вас не насиловал. Не скажу я. Узнавайте сами про хозяев если надо. А то я скажу, мне потом дороже выйдет. Дай работать спокойно. Нет от шпаны от этой покоя…

Но я уже не слушала ее. Мой взгляд был прикован к плинтусу. Вернее… я вырвала у тетки хлорную тряпку, намотала ее на указательный палец и провела по щели между карнизом и полом.

— Это кровь! Вы видите?! — Я сунула палец ей под нос. — Что вы теперь скажете?!

Тетка отскочила, с ужасом глядя на коричневую полоску на тряпке.

— Не знаю ничего! Тут уже вымыто все было, мне сказали от заразы хлоркой протереть!

— Я сейчас вызову милицию, — вкрадчиво произнесла я.

Тетка замотала головой.

— Не надо… Я тебя прошу — не надо! Я домою сейчас и уйду. А ты уходи прям сейчас. Никому не говори. Это не наше с тобой дело!

— Скажите кто хозяин.

— Я не могу…

— Мне надо знать для себя. Я уже говорила. Моя подруга будет по своим каналам разбираться с ним. Я уйду и никому не скажу, что здесь была при вас и кровь видела. Просто скажите имя, а то сейчас же в ментуру позвоню и скажу, что это вы попросили меня позвонить. Я ведь и так узнаю кто хозяин, просто время терять не хочется.

— Руднев хозяин. Илья Альбертович. — Выдохнула тетка.

— Кто это?

— Известный человек. Хозяин "АгроБанка".

У меня в памяти что-то шевельнулось полудохлым червяком, но так и не обозначилось. Какое-то несоответствие…

— Хорошо. — Я уже думала о своем. — Вы тут убирайте, я пошла…

Я с облегчением покинула здание и быстрым шагом пошла по тротуару. Но, видно, силы мои были на исходе… я сама не поняла, что произошло — земля ушла из-под ног, и асфальт стал стремительно приближаться. Когда открыла глаза, поняла, что лежу на земле, надо мной стоят какие-то люди и тревожно разглядывают.

— Хватит! — Я отпихнула от себя мужика, который бил меня по щекам. Постаралась подняться.

— Она вся горит, — сказала тетка, которая помогла мне встать. — Девочка, ты где живешь?

Я хотела сказать, что мне нужно такси, но вспомнила, что у меня нет денег. Подошел какой-то мент или гаишник, и стал спрашивать кто я и откуда

— У меня кажется температура, — пробормотала я. — Я недалеко тут живу, на Пушкина, мне нужно на автобус…

— Сейчас я вызову скорую, — сказал мент, включая рацию.

— Нет, не надо! Это просто простуда… мне не следовало выходить из дома.

— Да, она горячая вся! — Затараторила тетка, — в таком состоянии разве можно на улицу выходить, деточка! Домой и в постель…

— С вами точно все в порядке будет? — Участливо спросил мент. Я кивнула и обнадеживающе улыбнулась.

— Ну хорошо, я сейчас остановлю машину, и вас довезут до дома.

Такой вариант меня устраивал вполне.

Мужик, который меня подвез, помог мне дойти до самой квартиры. Я смогла только захлопнуть за собой дверь и тут же свалилась в прихожей. Да, черта с два у меня простуда. Что это за простуда, если нет ни соплей, ни кашля. Скорее всего, в башке у меня пошло какое-то воспаление. Отсюда и глюки с баром… отсюда и все остальное. Я закрыла глаза и отрубилась.

Когда пришла в себя, я лежала уже на своей кровати. За окном было темно. С кухни раздавались голоса мамы и сестры. Я позвала мать. Она вошла и включила бра у меня над кроватью.

— Мы вызывали скорую, — сказала мать, присаживаясь возле меня и протягивая мне градусник. — Ты была в бреду.

— Это простуда, — прошептала я. Губы потрескались и пересохли. — У меня был жар, а я вышла прогуляться. Еле дошла до дому.

— Дурочка. Надо лежать в постели!

— Что сказала скорая?

— Ничего. У тебя была температура под сорок и давление скакнуло. Сделали укол и уехали.

— Ты не сказала им про голову?

Мать виновато прикрыла ладонями рот.

— Ой, я и не подумала…

— Правильно сделала. А то бы опять в больницу забрали.

Мать протянула мне градусник и пощупала лоб. Я знала, что лоб прохладный.

— У тебя ничего не болит? — Спросила она.

— Горло болит. — Соврала я. — Может ангина.

— Я принесу спрей сейчас, у нас там оставался с зимы, кажется. И терафлю тебе сестра купила. Выпьешь потом, если температура повысится. Ужинать будешь?

— Не, я полежу чуть-чуть.

Мать вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Я вытащила градусник и бросила его на стол. Да, с такими родственниками и сдохнуть можно случайно. Впрочем, будь мать немного внимательней, меня бы точно запрятали в больничку на пару недель. Такой роскоши я не могла себе позволить. Я нашла глазами свой рюкзачок, небрежно брошенный кем-то возле двери, и поднялась с постели. Голова кружилась безбожно, я чувствовала себя тряпочкой. Но все-таки не так плохо, как совсем недавно. Я добралась до рюкзака, вытащила из него фотографию и вернулась в постель. Эта картинка стала для меня как талисман. Я долго смотрела на наши счастливые лица. Максим. Я должна была о нем позаботиться, а не валяться в больнице. Мой организм давал мне знаки, что со мной происходит что-то серьезное, но я чувствовала так же, что если займусь плотно своим здоровьем, я могу упустить что-то важное, что произойдет в ближайшее время. Было плохо мне, и было плохо Максу. Но я ощущала, что я, в отличие от него, еще держусь на плаву. Может, потому что ничего не помню. А он… все было слишком нехорошо с ним, когда я его встретила. К чему-то шло… Я гнала от себя мысль, что он хочет убить себя, но мысль эта была слишком навязчивая и… естественная что ли. Он не хотел жить. Да-да, именно так! Именно поэтому я не могла себе найти места, когда оставила его. Он просто излучал патологическое нежелание жить…

Я нащупала мобильник и дрожащими пальцами нажала на вызов. Он взял почти сразу!

— Привет, Саш…

Я едва сдержала вздох облегчения.

— Как у тебя все прошло? Отец приезжал?

— Да. Я сейчас у них дома, не у себя. Сегодня на ночь останусь тут.

— Все нормально у тебя?

— Да, как обычно. Саш, что у тебя с голосом? Почему ты шепотом?

— Охрипла после сна. Весь день продрыхла. Заняться нечем, вот отсыпаюсь… завтра мы увидимся?

— Ага, приезжай. Если меня отец выпустит от себя. Я позвоню, когда буду дома, окей?

— Я очень хочу тебя увидеть. Мне без тебя плохо, Макс… Максим?

— Да, милая?

— Ты… ты же ничего с собой не сделаешь?

— Что ты имеешь… а, ты думаешь, что я…

— Ну да…

Он как-то невесело хохотнул.

— Сашка, нет. Это ни хрена не выход.

Теперь уже я не смогла сдержать облегченный вздох. Он так сказал, что почему-то я сразу поверила, что он этого не сделает.

Я легла и снова стала смотреть на фотографию. Разговор с Максом расслабил меня, но в то же время дал силы. Я не должна позволить ему тащить его груз самому. Завтра я накачаю себя таблетками, чтобы не падать больше в обмороки и заставлю его все мне рассказать. Пока а я не знаю правды, я заложница своей памяти, пустой памяти. Все мои действия напоминают попытку собрать паззл, в котором не достает половины кусочков. Почему Максим находится в этом своем дурацком ступоре? Почему в том баре кровь? Почему мое сознание играет со мной безумные штучки типа исчезновения и появления бара? И еще сотня разных "почему". Я всегда ненавидела быть зависимой от обстоятельств или людей. Ну не считая Максима — эту зависимость я принимала с наслаждением. Я погладила фотографию. Мне нужно вернуть себе этого самоуверенного сильного парня, в которого я интуитивно влюбилась уже дважды. В первые минуты знакомства. Даже если он сделал какую-то мерзкую гадость. Даже если он сделал эту гадость мне. Ведь он так страдает из-за этого… как я могу его не простить.

Мне захотелось есть. Я поднялась, надела идиотские тапочки с зайчиками, которые не помню откуда у меня появились и, держась за все что попадалось под руку, побрела на кухню. Да, интересно каким образом я буду завтра решать свои проблемы, если силы так и не вернутся ко мне. Может у меня менингит? Воспаление мозговых оболочек. Славненькое дельце. Или умру, или останусь дурой. На кухне была одна Светка. Листала журнал и поедала орешки из хрустальной вазочки.

— О, ты чего встала? — Удивилась она.

— Еда есть человеческая?

— Пельмени сварю, хочешь?

Я кивнула и села на стул. Чувствовала себя старушкой, которая пробежала кросс. Пока сестра готовила, я листала ее журнал.

— Выбираю себе новый мобильник. — Бросила она. В журнале были один телефоны.

— Блин, ну откуда взялись эти неудобные трубы?! — Пробормотала я, разглядывая рекламные картинки с девицами и парнями, держащими мобильники. — Они же крошечные! И кнопки неудобно нажимать. Я хочу сониэрик, который у меня был. Ну ты помнишь, зеленовато-желтый такой?

Светка на секунду замерла, а потом покачала головой.

— Нет, не помню.

Я опять принялась за журнал. Боковым зрением видела, как сестра достала из холодильника что-то, подошла к плите, потом снова к холодильнику… Меня неприятно кольнуло. Нет, ну хватит уже, только не сейчас… я подняла глаза и стала за ней наблюдать. Это абсурд…

— Света, — позвала я. Что-то было в моем голосе, что заставило ее сразу же ко мне повернуться. Лучше бы она этого не делала.

— Света, тебе же двенадцать лет.

— Ты чего…

— Ты была ниже меня, я это точно помню. Ты была ДРУГОЙ! Я помню, что ты была совсем ребенком!

— Ты гонишь, Саш, мне пятнадцать, у меня же был день рождения!

— Но я не помню, чтобы тебе было тринадцать, четырнадцать… Когда же это было?

— Слушай, ну хватит… я сейчас мать позову! — В ее глазах стоял испуг.

— Не надо. Знаешь, я что-то уже не хочу есть. Ты свари и оставь, ладно? Я поем завтра.

Не глядя на нее, я встала и пошла к себе. Надо было отключить мозг, срочно сделать это. Иначе на завтра меня не хватит. Всей этой фигней я займусь ЗАВТРА. Плотно, очень плотно займусь. А сейчас спать. Но прежде я набрала номер Анжи и попросила завтра с утра ко мне заехать. Она начала ломаться, но я пообещала ей рассказать интимные подробности моей встречи с Максом, и она быстро согласилась. Ну что ж, завтра я устрою ей допрос с пристрастием. А потом займусь всем остальным. Мне пришла интересная мысль, которая сулила много проблем, но и многое объясняла. Может быть, я стала жертвой какого-нибудь эксперимента? Перед тем, как провалиться в сон, где-то на границе сознания у меня выплыло слово — Анталия. Как красная лампочка сработала. При чем тут Анталия, подумала я, и тут же вырубилась.

К приходу Анжи я была свежа и бодра. Горячий душ, макияж, прическа, завтрак. Пара пакетиков терафлю, чтобы снять головную боль. Три таблетки кофеина, чтобы не подкашивались ноги. Сто грамм джина, чтобы вспомнить еловый вкус. Который напоминал о Максе…

Я сидела на кухне, решительная и смелая. Почти здоровая. Почти живая. Не знаю, на сколько часов у меня хватит сил сегодня, но я не намерена больше шарахаться в обмороки. У меня не было времени на это. Что-то подсказывало, что нужно продержаться, продержаться этот день, быть может, следующий. А потом я, быть может, умру. Что-то подсказывало мне… Я подумала, что наркотики сейчас помогли бы мне, но снова мысль о них вызвала тошноту и я, побоявшись, что весь мой коктейль из джина, кофеина, завтрака и лекарств выплеснется наружу, выкинула наркоту из головы прочь.

Анжелка пришла часов в десять. Искрометная, благоухающая и свежая как распустившаяся роза. Вместе с ней в квартиру ворвался запах солнечного утра и какое-то радостное движение.

— Мой масик сделал мне предложение, ты представляешь?! — Набросилась она на меня. Потом набросилась на кофеварку и только когда дымящаяся чашечка стала перед ней на стол, она уселась за стол. Все это время без перерыва возбужденно тарахтела о своем "масике" и о том, как она счастлива. Я угрюмо наблюдала за ней со своего места. Отчаянно хотелось джина, но я боялась все-таки перебрать с утра. Мне как никогда нужны были свежие мозги в голове.

— Ну, как там Макс? Как встреча прошла? — Спросила она, угомонившись немного.

— Нормально. Он рассказал, как мы познакомились, как ездили на озеро. Ты помнишь? Я вспомнила все, когда он рассказал.

Анжелка рассмеялась.

— А-а, помню, конечно! Ты нагло его у меня отбила! — Она совсем не была обижена. Была слишком захвачена своим новым возлюбленным и его предложением. — Хотя это и к лучшему. Макс не из тех парней, с которыми может что-то серьезное закрутиться. Сегодня одна, завтра другая. Они до старости не женятся, а потом, когда уже обрюзгнут все, берут себе молоденькую девочку, которая с ними из-за бабок будет.

Я промолчала.

— Ну, так ты спросила его? Спросила о том, кто тебя по голове ударил?

— Он сказал, что это не он.

— Ясное дело… что же он еще мог сказать!

— Послушай, Анжел… А ты давно вернулась из… Анталии? — Я вся напряглась.

Она задумалась.

— М-м… где-то пару недель назад. А что?

— Ты же собиралась в Прагу. Когда мы познакомились с Максом, ты рассказывала ему, что собираешься в Прагу. Я и сама это помню уже.

Она удивленно раскрыла глаза.

— В Прагу?! Да что там делать! Я была там года три назад! И ничего хорошего, абсолютно. Пиво глушили целыми днями — и все. И я себе сказала, что больше туда — ни ногой.

— Постой, когда ты говорила Максу, что собираешься в Прагу, ты явно еще не была там! Мы познакомились с Максом два месяца назад где-то, да? В марте! Два месяца назад, Анжела! А ты говоришь, что уже была в Праге три года назад. Как так?

Она захлопала ресницами, непонимающе вылупившись на меня.

— Что-то я не пойму, Лекс, к чему ты клонишь?

— К тому, что тут явно нестыковка какая-то. Ты помнишь, как мы познакомились с Максом, как ездили на озеро?

— Естественно.

— Ты врала ему, когда говорила, что еще не была в Праге и только собираешься?

— Нет, я помню… он мне рассказывал про клубы и все такое, куда там можно сходить оторваться.

— Но ты же там уже БЫЛА три года назад! Зачем же расспрашивала?

— Да не была я там, когда мы с ним познакомились! — Воскликнула она и тут же осеклась. Потом неуверенно добавила: — Я туда поехала уже после того, как мы на озеро ездили. Я помню точно.

— Это было совсем недавно. Значит, ты недавно туда ездила?

— Да нет же! Блин, ну ты меня путаешь! — Анжелка начала злиться.

— Нет, ЭТО ТЫ МЕНЯ ПУТАЕШЬ! — Твердо сказала я. — Если верить тебе, то получается, что мы познакомились с Максом не два месяца назад, а ТРИ ГОДА НАЗАД!

— Черт, Лекса, НЕТ! Ты пьяная, посмотри на себя! У тебя глаза бешеные! И ты несешь бред!

— Кофеин и немного джина… я в порядке, — бросила я. — Это мир вокруг меня несет бред.

— Послушай…

— Послушай, — перебила ее я. — Мне просто хочется знать, куда делись три года моей жизни. Я хочу знать, почему моей сестре пятнадцать, если ей было месяц назад двенадцать. Хочу знать, почему все изменилось, даже музыка в этом идиотском клубе другая, даже мебель там другая! Почему ты ездила в эту свою Прагу три года назад, хотя… кстати, ты на каком курсе сейчас учишься?

— Заканчиваю… дипломную вот пишу. — Рассеянно бросила Анжелка. Она смотрела на меня испуганно и недоверчиво.

— Серьезно? — С деланным удивлением протянула я. — Интересно, а как так получается, что я на втором курсе, а ты уже заканчиваешь? Ведь мы одинаково поступали!

— Ты просто ничего не помнишь! У тебя провалы в памяти!

— Какой сейчас год, Анжела? — Тихо спросила я.

— Две тысячи… первый, — упавшим голосом сказала подруга.

— Миллениум, — я грустно усмехнулась. — Получается, я осталась в прошлом веке.

— Все просто, Лекси. — Успокаивающе произнесла Анжелка, накрыв мою руку. Из ее глаз по-прежнему выглядывал страх. Удивительно, как сильно люди боятся сумасшедших. Впрочем, не удивительно… — Лекси, просто у тебя большой провал в памяти. Ты думала, что забыла месяц, а на самом деле ты не помнишь последние три года. Вот и все. Но память наверняка вернется скоро, ты главное успокойся. Можно на сеансы гипноза походить. Знаешь, у мамы был знакомый доктор, который владеет техникой гипноза. Хочешь, я возьму его телефон?

Я выдернула руку и нехорошо улыбнулась. Глядя в ее испуганные притворно-участливые глаза.

— К сожалению, милая, все не так просто. Если бы я забыла три года — это полбеды. Но ведь и ты тоже не помнишь их. Ты же так и не смогла вразумительно объяснить эти непонятки с Прагой, верно?

— Может я что-то перепутала… Да что ты привязалась к этой Праге!

— Тогда давай ты расскажешь мне про эти три года? Например, как мы вместе сдавали сессии? — Мне пришла в голову одна интересная мысль. Я встала и побежала в свою комнату. Открыла ящик стола и быстро отыскала зачетку. Вернулась на кухню, и бросила зачетку перед Анжелкой.

— Смотри!

Анжелка открыла книжку и пролистала пару страниц.

— И что? — Спросила она.

— Ты видишь за сколько семестров там оценки? Два года! При чем последняя сессия не сдана! А где оценки за три года?

— Откуда я знаю! — Анжелка раздраженно отбросила книжку. — Я не могу всего помнить!

— А может, я бросила институт?

— Да не знаю я!

— Как так? Ведь мы подруги! Мы учились вместе! И ты не знаешь?!

— Мне не до этого, у меня сейчас из-за диплома у самой провалы в памяти… вроде ты училась.

— Хорошо, другой вариант. — Примирительно сказала я. — Может, я эти три года пролежала в коме? И почему-то никто мне не хочет об этом говорить? Даже ты?

— Ты несешь чушь. Ты просто пьяна.

— А ты чего-то темнишь, дорогая.

— Ничего я не темню! — Вспылила Анжелка. — Я просто не могу так вспомнить, когда на меня давят… у меня в голове просто каша от разговора с тобой! Ты безумная, Лекси, какая-то безумная, я просто не узнаю тебя…

— Знала бы, какая каша у меня в голове… но я, по крайней мере, отдаю себе в этом отчет. Мне стало казаться, что все вокруг меня не настоящее. Как будто… я одна реальна, а остальные — какие-то актеры, которые плохо играют свои роли. Весь мир вокруг — декорации. Наспех намалеванные, не продуманные. Зачем весь этот театр? Почему он вокруг меня?! Даже ты… ты похожа на куклу, которая повторяет заученные фразы. Я виделась с Максом, и мне показалось, что он тоже знает об этом театре. И даже знает для чего все это представление затеяно. Но не хочет мне говорить. Одного я не могу понять — он тоже актер? Или он, как и я — настоящий… Мне так важно, чтобы он был настоящим… иначе одиночество, оно просто доконает меня. Чего ты так смотришь, Анжел? Ты иди, иди куда там тебе надо. В институт? Ну давай, иди. Нет, ни капли не обижаюсь. Просто поговорили — и все. Все в порядке. Ага, я позвоню. Обязательно позвоню…

Она ушла с таким облегчением, будто вырвалась из лап маньяка. А я, успокоенная и довольная, взяла телефон, собираясь позвонить доктору Чехову. Да, я поняла, что с миром твориться что-то неладное. Как хорошо, когда что-то для себя уясняешь. Исчезает неопределенность. Хоть немного. Есть от чего отталкиваться. Мне захотелось поделиться этим с доктором Чеховым. Именно с ним. Странным образом он мне казался РЕАЛЬНЫМ. Вне всего этого спектакля. Интуиции следовало доверять, ведь в нелогично скроенном мире только она остается путеводной звездой. Его телефон не отвечал. Значит, поеду сама.

Когда я вошла в приемную, секретарша встретила меня приветливой улыбкой.

— Я Саша Смирнова, — напомнила я. — Мне бы к доктору.

— Можете пройти, — обрадовала она меня, — доктор сейчас свободен.

— Что-то у него, я смотрю, отбоя нет от клиентов, — не удержалась я и шагнула к кабинету.

Доктор сидел в кресле возле окна, курил трубку и улыбался мне. Будто бы ждал. Я уже ничему не удивлялась. Кивнула ему, прошла и села на кушетку.

— У меня есть, что вам рассказать.

Он улыбнулся еще шире.

— Только можно я спрошу вас сначала? — попросила я.

Он кивнул.

— Вы… настоящий? Только честно.

Доктор снова кивнул, на этот раз как-то понимающе.

— Мне так кажется, вы в курсе всего, что со мной происходит.

— Примерно да, — наконец подал он голос.

— Получается, про Макса вам можно не рассказывать? Раз вы и так все знаете?

— Ну… я не знаю ВСЕ. Расскажи мне, если считаешь это важным.

— И вы мне поможете?

— Придет время, и я попробую тебе помочь. Я не могу вмешиваться в события напрямую, чтобы не… шокировать тебя. Если перестанешь рассуждать, впадешь в панику — все кончится очень плохо.

Я онемела. Уверена, на лице моем не дрогнул и мускул, но я была ошарашена. Слова доктора каким-то образом подтверждали мою неоформившуюся версию… расплывчатую и туманную… просто версию о "ненастоящности" окружающего, которую объяснять я была не готова. Но так же не готова я оказалась услышать подтверждение ей.

— Какая-то мистика, да? — Осторожно спросила я.

— Расскажи про Максима. Ты нашла его? Это очень важно. Только ты сможешь помочь ему.

— Помочь в чем?

— Всему свое время. Так ты видела его?

— Да. — Я рассказала ему вкратце о встрече с Максом, опустив, конечно, подробности, которые касались только меня и Максима.

Доктор слушал и курил свою трубку. Шерлок Холмс, блин. Когда я закончила, он посмотрел на меня без особого энтузиазма.

— Значит он так плох? — Упавшим голосом спросил док.

— Что значит — плох?! — Почему-то разозлилась я. — В принципе с ним все нормально. Ну может депресс у человека. Наверное, есть причина, просто он мне не говорит. Так как насчет помощи?

— Ты плохо выглядишь, Александра. Ты пьяна?

— Это не важно, — я отмахнулась. — Немного приняла с утра.

— Ты чувствуешь себя больной?

Я хохотнула.

— Если не считать вчерашнего обморока на улице, я в порядке. Кажется, я простудилась, давление, температура… обычное дело. Вы что, терапевтом подрабатываете?

Он задумался на некоторое время.

— Ну что еще?! — Не выдержала я.

— Дело в том, что… скажи без этого своего сарказма, как ты себя чувствуешь?

Я замерла. Долго смотрела на него, соображая говорить ему или нет. Потом решилась.

— Мне кажется, это не простуда. Мне кажется у меня в голове какая-то опухоль. — Мой голос дрогнул, но я взяла себя в руки: — Мне кажется, я скоро умру.

Доктор бросил на меня быстрый, нервный какой-то взгляд и тут же занялся своей трубкой.

— Если бы вы сказали, что я ошибаюсь, мне бы стало легче вообще-то, — заметила я.

— Слова тебе не помогут, — отозвался он. Тяжело вздохнул, встал, подошел к маленькому шкафчику на стене и долго там рылся. Потом извлек оттуда небольшой флакон и протянул мне. Во флаконе были неприятного вида крупные таблетки. Будто спрессованная трава или что-то наподобие.

— Это, типа, спасет мою жизнь? — Недоверчиво спросила я.

— Нет, это просто стимуляторы. Они помогут тебе продержаться какое-то время. Выпьешь таблетку и уйдет головная боль, слабость. Ненадолго.

— Мне не нужны наркотики, — я с отвращением протянула ему флакон. — Я сдохну, если прикоснусь к наркоте, я это точно знаю.

— Это не наркотики, — мягко возразил доктор. — Это вообще нечто… метафизическое. Ну, мне сложно сейчас тебе объяснить… Просто выпей и все. Одну таблетку прямо сейчас. Чтобы ты знала, что это такое.

Я крутила флакон в руке и все не решалась.

— Может это отрава? — Пробормотала я. — Я же не знаю кто вы в этой книжке — хороший или плохой.

— В этой книжке нет плохих, — устало вздохнул доктор. — Как и в жизни. Хотя… Давай, выпей таблетку. Возможно, тебе придется давать это Максиму, если он тоже расклеивается.

— Мы с ним что, больны одной и той же болезнью?

— Вы умираете, — спокойно сказал доктор.

Кровь отлила у меня от лица. Кончики пальцев, которыми держала я флакон, вдруг похолодели. Это сказано было с такой уверенностью и с таким ЗНАНИЕМ…

— Я не хочу, чтобы мы умирали, — глухо произнесла я, глядя на флакон. Подняла глаза. И голову. Чтобы слезы не вытекали. — Мы не умрем.

— Выпей таблетку. И потом поезжай к Максиму, — попросил доктор. Он делал вид, что не замечает что со мной. Тем лучше. Я выкатила на ладонь мерзкую зеленую таблетку, обреченно посмотрела на нее и проглотила. Таблетка камнем упала куда-то на дно желудка. Доктор быстро поднес мне стакан с водой, и я залпом его осушила.

— Сейчас тебе будет очень больно, — тихо сказал доктор.

— Что?!

— Потерпи, потом сразу станет легче.

Я сидела и беспомощно хлопала глазами. Может, не поздно было еще вытолкать эту отраву назад, но… откуда-то из живота по всему телу начали расползаться потоки тепла… сначала это было даже приятно, но они становились все горячей и горячей… ОСЛЕПИТЕЛЬНО ГОРЯЧИЕ! Я сложилась пополам и застонала. Жар лишь усиливался, переходя постепенно в выламывающую красную боль… все расплылось перед глазами. Не выдержав, я заорала и начала метаться. Этому не было конца! Сквозь оглушающую, невыносимую боль в голове моей вдруг возник образ… щемящее дежавю! ВСЕ ЭТО БЫЛО УЖЕ КОГДА-ТО! Боль мешала сосредоточиться, перетягивала мои ощущения на себя, и я лишь краем сознания уловила это ВОСПОМИНАНИЕ… ПРОЗРЕНИЕ! Уловила и тут же утратила… И боль пошла на убыль. Вскоре я лежала, плача от облегчения, и благодарно вдыхала разом остывший воздух.

— Я… уже пила эту дрянь, я вспомнила, кажется, — выдавила я, как только смогла говорить.

— Нет, вряд ли. — Ответил доктор. Он был невозмутим. Все доктора циники, подумала я.

— Ну, так что, теперь мне будет хорошо? — Спросила я и тут же поняла, что от неприятных ощущений не осталось и следа. Я могла прямо сейчас встать и идти куда угодно. Голова не гудела от выпивки, ушла недавняя слабость.

Я поднялась и удивленно осмотрелась. Казалось, все это время я жила в какой-то серости. Жила, не замечая, что мир вокруг меня был черно-белым. А теперь он вновь обрел краски… И еще я заметила нечто удивительно! Подошла к окну и уставилась на огромные белые хлопья, падающие с небес.

— Снег?! — Удивленно пробормотала я, не веря своим глазам.

— Сейчас зима, — отозвался доктор.

— Да нет же, почти лето!

— Ты видишь сейчас то, что на самом деле. Это пройдет через несколько минут.

Я пожала плечами и отошла от окна. Ладно, я ничему не удивляюсь. Вот только как я выйду на улицу в своей короткой маечке…

— Я позвоню, вы не против? — Спросила я и достала телефон. Доктору было все равно. Он снова корчил невозмутимого Шерлока Холмса. Сколько можно курить!

В трубке были длинные гудки. Макс не отвечал. Надо сказать, я уже пыталась звонить ему недавно, но все без толку.

— Ну, и как мне к нему ехать? — Спросила я.

— Ты себя просто отговариваешь. Боишься с ним встретиться. Хочешь и боишься.

— Он не берет трубку! Где мне его искать?! Вы же все знаете, так скажите. — Насела на него я. Меня начало раздражать это всеобщее молчание. Доктор знает правду — и молчит. Макс что-то знает — и тоже молчит. Наверно это от таблетки во мне появилась уверенность, что мне все по плечу. Вместо страха, в котором я жила последние дни, возникло раздражение и жажда деятельности. Признаюсь, это было мне больше по душе.

— Возможно он дома. Не может подойти к телефону. Или не хочет. — Сказал доктор.

— Так и есть?

— Поезжай к нему. Действуй, пока стимулятор тебя держит.

— Максу это надо? — Я кивнула на флакон с таблетками и передернулась вся. Вряд ли я смогу дать ЭТО Максу.

— Возьми с собой. Еще пригодится. Стимулятор действует несколько часов всего.

— Мерзкая дрянь, — пробормотала я, все же засовывая флакон в рюкзак.

Когда я выскочила на улицу, на секунду оторопела. Какая зима, какой снег?! Май бушевал во всю! Мне сразу стало жарко. Да, от этого стимулятора нехилые глюки! Ладно, по крайней мере, очередная простуда мне не грозила.

Я прыгнула в первое попавшееся такси и назвала адрес Макса. Сильно, впрочем, сомневаясь, что застану его дома.

Когда приехали, попросила таксиста подождать, сунула ему не глядя несколько купюр, и с тяжелым сердцем вошла в подъезд. Вдруг мелькнула мысль — а что если это правда? Вдруг мы умираем? И вдруг я найду в квартире…

Я нажала на звонок и долго держала. Когда залязгал замок, я искренне удивилась.

Макс сделал вид, что улыбается, я сделала вид, что улыбаюсь тоже. В прошлый раз Максим выглядел не лучшим образом, то сейчас это было вообще что-то невообразимое. Кажется, волосы у него были шелковистые и мягкие, сейчас они торчали во все стороны — это сколько времени надо было не мыть голову!.. В квартире висел тяжелый перегарный дух. Казалось, сотня алкашей пила здесь и спала без перерыва месяц или два. Настоящий хлев! Пустые бутылки и окурки валялись даже на диване, куда Макс тут же и упал. Похоже, его сил хватило только на то, чтобы открыть мне дверь. Я присела рядом, на краешек дивана и осмотрелась. Какое счастье, шприцов было не видно. Я не помню, баловался ли он героином раньше, очень хотелось верить, что нет. Стала бы я встречаться с парнем, который сидит на игле? Сложно сказать, на какие подвиги я была способна в той жизни.

Макс спал. Я вспомнила об оставленном такси и решила, что вряд ли оно нам понадобится. Вздохнула, поднялась и попыталась поднять Максима, потянув за руку.

— Когда-то ты был крупной свиньей, — вырвалось у меня. Не то, чтобы я вспомнила его, я вспомнила наше фото. Да, килограмм десять Макс потерял точно. К тому же жуткая таблетка придавала мне силы. Кое-как я смогла дотащить его до ванной, благо он пытался немного переставлять ноги. В ванну я его засовывала уже просто как мешок с картошкой. Перевела дыхание, а потом врубила холодный душ. Признаться, я некоторой долей садизма поливала на него водичку, стараясь побольше попадать в лицо. Макса особо не шокировала такая терапия, он не стал возмущаться и пытаться сбежать, зато немного пришел в чувство. Отложив душ, я стянула с него футболку и засунула ее в стиралку. Впрочем, ее уже вряд ли что-то могло спасти. По-хорошему, надо было снять с Макса и все остальное, но у меня как-то не поднялась рука. В силу моих дырок в памяти, я не помнила совершенно нас в близких отношениях, потому… ну все и так ясно. Просто я стеснялась.

Села на корточки и попыталась поймать взгляд Максима. Он очень старался держать себя в сознании. Спасибо и на том.

— Тебе нужно раздеться, набрать горячей воды и искупаться, хорошо? — Сказала я.

Он послушно кивнул.

— Ты сможешь это сделать сам?

Снова кивнул.

— Я сейчас сбегаю в магазин, куплю тебе чего-нибудь поесть.

Мне повезло, в прихожей я быстро отыскала ключи, на что не надеялась совершенно, и выскочила из квартиры. Отправила таксиста, зашла в магазин. Вернувшись, кое-как освободила кухонный стол и плиту, и принялась варить куриный бульон для моего страдальца. Конечно тут же подумала — интересно, готовила ли я когда-нибудь для него еду? Вот это вряд ли. Зачем, если можно пойти в ресторан или заказать пиццу на дом. Все время пока я возилась на кухне, Макс был в ванной. Я периодически заглядывала туда, чтобы убедиться, что он не утонул или снова не отрубился. Но с ним все было в порядке. На сколько это возможно. Минут через сорок бульон был готов, и я пошла доставать Максима из помывочной.

Надо же, оказывается, он был никакой не загорелый, как мне показалось накануне. Я тихо засмеялась, наблюдая за ним. Он валялся в облаке пены и щелчками разбивал пузыри.

— Ну вот, трубочиста отмыли, — сказала я.

— Я уже забыл, что это такое

— Это было заметно. Выползай, я буду тебя кормить. — Я бросила ему полотенце и вышла. Макс вышел через несколько минут, успел даже побриться. Полотенце обмотал вокруг бедер. Или у нас не принято было ходить голыми, или он не хотел смущать меня, зная, что я ничего не помню. Я бросила на него беглый взгляд и тут же отвела глаза. Все-таки он меня смутил. От него исходила энергия, которая лишала меня сил… в хорошем смысле этого слова.

— Тебе надо поесть, — я кивнула на тарелку с бульоном. — Попробуй хотя бы.

Он кивнул и сел напротив меня за стол.

— Ты умеешь готовить? — Удивленно спросил он.

Я пожала плечами.

— Не помню.

Он стал есть. А я смотрела и думала, что, наверное, он себя пересиливает. Лично мне кусок в горло не лез.

— Теперь я знаю, как выглядит запой, — не удержалась я.

— Я много не пил. — Отозвался Макс. Ел он, на удивление, с аппетитом. Я ужасно гордилась собой. — Просто, Саш… просто нет сил в последнее время. Я выпиваю стакан джина и спать. Просыпаюсь, снова стакан — и снова спать.

— Наверно это и есть запой, — я почувствовала, что автоматически сделала то выражение лица, с поднятыми бровям, о котором говорил Макс. А-ля "я наивная девочка".

— Может быть. — Как-то быстро согласился он, будто отмахнулся.

Я вдруг вспомнила про таблетки. На самом деле я чувствовала себя сейчас очень хорошо. Настроение было нормальное, энергия… Макс казался ужасно вялым рядом со мной. Быть может… это, конечно, ужасно болезненная дрянь, но… надо было ему рассказать о таблетках, и о том, откуда они у меня.

— Максим, я хочу тебе рассказать про одного человека. Он… мой доктор. — Начала я.

Макс тут же замер и поднял на меня глаза. Я не могла понять, почему это НАСТОЛЬКО его заинтересовало.

— Мне кажется, он знает про нашу историю. И про то, что знаешь ты. — Продолжала я. Макс отложил ложку и уставился на меня как удав на кролика. Под этим взглядом я выложила ему все о докторе Чехове, описала наши беседы, таблетки и даже снег, который…

— Откуда он взялся? — Спросил Макс, как только я закончила.

— Я… случайно нашла его визитку в поликлинике.

— Случайно?! Я знал, что появится кто-то, кто сможет объяснить… Послушай, я должен поговорить с ним!

Я замолчала.

— Саш, ты слышишь?!

Я представила себе картину — я привожу Макса к доктору, они просят меня выйти и говорят про свои секреты. В результате я по-прежнему остаюсь в неведении, и я по-прежнему вслепую разгребаю всю эту кашу. Нет, хватит.

— Ты увидишь его. — Спокойно сказала я. — Но сначала я отвезу тебя в одно место.

— Куда?

— Увидишь.

— Хорошо, — смирился он и попытался подняться, но тут же рухнул обратно на стул.

— Саш, — сказал он. — Ты говорила, про какие-то таблетки. Меня как будто выжали…

Я с сомнением посмотрела на него. Мне бы ужасно не хотелось, чтобы он пережил эти секунды кошмара, но, с другой стороны… то, в каком он состоянии сейчас — это кошмар, растянутый на часы и дни.

— Это очень больно, — тихо сказала я. — Как будто задыхаешься, а в это время тебе ломают все кости… это ужас что такое, Макс…

Он безразлично пожал плечами.

— Давай их сюда.

Мое сердце сжалось в комок, когда я вытряхнула ему на ладонь таблетку. Без единой эмоции он приготовился сразу же проглотить ее, но я попросила подождать, пока я не выйду. Слишком свежо было в моей памяти то, что испытала недавно сама. Я забежала в ванную, захлопнула дверь поплотней, и зажала уши. Когда до меня донеслись нечеловеческие его крики, я стала ударять по ушам, чтобы перекрыть эти звуки, но ничего не помогало. Все равно я слышала. Слезы брызнули у меня из глаз, я завизжала… Ревела, визжала и зажимала уши одновременно. Мои ощущения были похожи на то, как если бы я держала в руках нож и отпиливала по кусочку от тела Максима. Когда вечность миновала, а мой визг стал хриплым, я просто сползла на пол и, вздрагивая, прижалась щекой к холодному кафелю. Максим больше не кричал. Тишина… только мои зубы отбивали дробь.

Дверь открылась. Я подняла глаза. Макса было не узнать. Исчезли эти страшные круги под глазами, лицо приобрело какое-то здоровое сияние. И ни следа пережитого только что страдания.

— Хорошо, что здесь толстые стены, — как-то отрешенно произнес он. — Ты не орала так даже во время оргазма.

— Я ору во время оргазма? — Непослушным голосом спросила я. Прохлада кафеля так приятно холодила щеку…

— Бывало. — Отозвался он. Потом подал мне руку и помог подняться. Прижал к себе. Его сердце билось быстро-быстро… Какое-то время мы стояли, обнявшись. Он старался прижать меня покрепче, чтобы унять мою дрожь.

— Мне кажется, мы умрем, — прошептала я.

— Вряд ли. — Ответил он. И я поверила. Я почувствовала, что он снова стал сильным, он сможет защитить меня, сможет взять на себя весь этот груз.

— Поехали, — сказал он, — куда там ты хотела меня везти. Сейчас я вызову такси.

— У тебя тоже телефон с дурацкими маленькими кнопочками, — усмехнулась я, наблюдая, как он возится со своим мобильником. — Не удобно же на такие мелкие кнопки нажимать! Даже дамскими пальчиками…

Максим бросил на меня странный взгляд, хотел что-то сказать, но промолчал. В трубке раздался голос диспетчера.

Через десять минут мы уже сидели в машине. Я попросила водителя отвезти нас на Семеновскую. Я ожидала, что Макс как-нибудь прокомментирует мой заказ, но он промолчал. Выходит, я делаю холостой выстрел?

Я сказала таксисту остановиться аккурат возле стеклянного бара. По закону жанра, бар должен был исчезнуть в очередной раз, но почему-то этого не произошло. Ладно, меньше думаешь, меньше болит голова.

Мы вышли, машина уехала, а мы остались на тротуаре, лицом к лицу с моим кошмаром. Какое-то время просто стояли и смотрели. Потом я осторожно перевела взгляд на Макса.

— Ты помнишь ЭТО? — Тихо спросил он. Лицо его напоминало каменную маску.

— Ты узнал это место? — Вопросом ответила я.

— Конечно.

— Пошли зайдем, — предложила я.

Макс бросил на меня затравленный взгляд, но тут же взял себя в руки.

— А смысл? — Он старался казаться равнодушным, но я уже не верила.

— Ты боишься?

— А ты нет? — Он испытывающе посмотрел на меня. В упор. Потом, будто поняв что-то, расслабился и добавил с какой-то мягкой интонацией: — Ты водишь меня за нос, Санька. Ты не помнишь ничего. Но откуда ты знаешь про это место? Тот доктор тебе подсказал, да?

— Давай войдем внутрь, — попросила я и, взяв его за руку, увлекла за собой. Мы перешли дорогу, и подошли к двери. Почему-то я была уверена, что будет открыто. Так и вышло. Я просто толкнула дверь посильнее, и она распахнулась. Как будто чудовище, скрытое внутри, ожидало нас. Приглашало… Как когда-то однажды.

Запах застарелого табака и моющего средства пахнул на нас. Я осторожно прикрыла дверь за нами и смело шагнула туда, к другой комнате, той, что скрывалась за второй дверью. Там было страшней, страшней ощущение, но мне нужно было туда. Максим пошел следом. На этот раз в зале не было никакой уборщицы. Шахматный пол уныло отражал падающий из окон свет. Я подошла к бильярдному столу. Это был предмет, который не вызывал у меня никаких эмоций, не вызывал страха. Я погладила зеленое сукно. На пальцах осталась пыль. Повернулась к Максу, наконец почувствовав, что его нет рядом и увидела, что он так же и остался у двери. Странный, будто придавленный какой-то тяжестью, он прижался к стене и прикрыл глаза. Мне показалось, что тело его мелко подрагивает.

— Что с тобой? — Участливо спросила я и тут же метнулась к нему. Он с усилием открыл глаза и окинул меня мутным взглядом. Я погладила его по щеке. Кожа его была влажная. Холодный пот…

— Тебе плохо здесь?

— Здесь — да, — прохрипел он. — Давай выйдем.

Он схватил меня за руку и вывел в первое помещение. Сразу будто перевел дух.

— Там где был бильярдный стол… раньше были ступеньки подъезда, — сказал он странным голосом.

— Да? Может быть, — я пожала плечами. Какое это имело значение.

Макс сел за столик, тот единственный столик, что был в этой стеклянной комнате и обхватил голову руками.

Меня пронзило острое ощущение дежавю. Когда-то он сидел уже так, на том же самом месте! Я уверена!

Непонятно почему, теперь меня больше пугало это первое помещение. Что-то связано было именно с ним! А Макс здесь, напротив, сразу расслабился. В том зале мне было просто грустно. Охватывала легкая печаль, какая-то даже ностальгическая что ли. Светлая. Хотелось плакать, но не от горя, а от чего-то… будто от мимолетного, пронзительного сожаления. Здесь же, в этом стеклянном баре я ощущала тяжелое зло, жестокость, что-то темное… Здесь мне было страшно.

Я села напротив Макса. Почему-то мне не хотелось садиться на стул рядом с ним. Именно на тот стул.

— Мне кажется, что я могу все вспомнить, прямо сейчас. — Сказала я.

— Если ты этого хочешь… наверное, это нужно. — Сказал он. — Ты слишком стремишься к этому, я не могу тебя удержать.

Мы помолчали. Он по-прежнему сидел, обхватив руками голову. А я смотрела на его затылок и ждала, чего-то ждала.

— Здесь кого-то убили? — Не выдержала я.

— Да.

Я это подозревала, почти знала, но это "Да", сказанное так твердо, с таким знанием, меня пронзило.

— Да… — пробормотала я, будто пробуя это слово на вкус.

— Мне казалось, милая, что я могу что-то изменить, — произнес он, подняв на меня глаза. Такое горе было в этих глазах… Мне захотелось кинуться к нему на шею и целовать, бесконечно целовать его глаза, чтобы стереть эту боль, чтобы никогда он не смог смотреть на меня так… — Но ничего не выходит. Я понял, что для нас лучше, чтобы все скорее закончилось. Чтобы прекратился этот кошмар, понимаешь? Наверное, если ты узнаешь, вспомнишь, то это станет точкой. У меня нет больше сил…

— Тогда расскажи мне.

— Сядь на этот стул, — он указал на место возле себя. У меня по телу пробежала дрожь, я НЕ ХОТЕЛА туда садиться, но я встала и пересела. Теперь мы были рядом, но как же плохо мне стало! Железными тисками перехватило виски… Я глубоко вдохнула, стараясь прекратить это, стараясь взять себя в руки, но ОНО приближалось, это знание… это знание…

— Стакан с виски, — выдохнула я, закидывая голову. — Он подсыпал что-то в стакан с виски.

Этот крохотный образ, вокруг которого, как безумный роящийся хаос начало нарастать все остальное. Я не хотела переживать ЭТО заново, но я сама открыла свой разум, чтобы впустить…

Со мной было что-то не так. Как будто это был сон — все такое неявное, размытое… Я не помнила ничего, что было до этого. Почему мы пришли в это место? Каких колес наглотались или, может, накурились травы. Я не знала этих мужчин, которые были с нами. Три здоровых немолодых уже мужика.

Мы с Максом сидели за единственным столиком в этом странном помещении-пенале. Мужики пили виски, шумно обсуждали что-то и ржали отвратительным наглым смехом. Мне было немного страшно. Они постоянно были в движении — то уходили в соседнее помещение, то подходили к барной стойке, то к нашему столику, заставленному выпивкой и скудной закуской. С нами они совсем не общались. Макс сидел хмурый и какой-то отрешенный что ли. Мне хотелось спросить у него, почему мы здесь, что это за люди, когда мы уйдем отсюда, но я не решалась. В голове стоял ватный туман, и это немного спасало.

Откуда-то взялись три женщины. Проститутки, сразу поняла я. Одна была толстой и говорливой, с ее приходом сразу стало как-то светлей что ли. Две другие — моложе ее, мрачные и злые. Мужики тут же занялись тетками. Подливали им выпивку, лапали прям тут же, за столом.

— Давай уйдем, — шепнула я Максу. Тот посмотрел на меня тяжелым взглядом и тут же потерял ко мне интерес.

— Максим! — Я дернула его за плечо. — Пошли отсюда!

Я сказала довольно громко, но, к счастью, никто не обратил на меня внимания. Один из мужиков, самый толстый и отвратительный, что-то рассказывал длинному худощавому приятелю, отчаянно жестикулируя. Похоже, они были сильно пьяны. Я почти не слушала их разговор, мой внимание привлек тот человек, который находился возле стойки.

— … все это бабло побоку…

Мужик за стойкой был одет в спортивный костюм, в отличие от двух других. Он осторожно разливал в три стакана виски.

— … он так и сказал, но я-то знал, что у него очко взыграло. Но он мне не поверил, видишь ли. Я говорю — ты плохо знаешь Руднева! Руднев на ветер слов не бросает! А он мне — я тебя урою. Он — мне!.. К нему подкопаться было трудно, охрана у него безбашенная, у меня не было выходов на киллера тогда. Но это ж у каждого есть уязвимое место. Я про щенка сразу подумал…

Разлив выпивку, Спортивный достал откуда-то пакетик с белым порошком и начал высыпать содержимое в стаканы.

— … наркоман конченый! Это не трудно было, я же знал его поставщика. Прищучил урода, и тот взял у меня товар. Все как по маслу! Ты прикинь? Через два дня уже сдох, прямо тут, на ступеньках. Как собака. И не подкопаться — наркоман сдох, обычное дело.

Спортивный принес стаканы и поставил перед проститутками. Они улыбнулись ему и жадно стали пить. Должно быть, вся эта публика и их тоже напрягала. Я хотела крикнуть — не пейте! — но испугалась. Только сжалась еще сильнее, желая одного — стать невидимой, незаметной! От трех мужчин исходила какая-то опасность, зло…

Толстая проститутка что-то рассказывала мне, хватая меня за плечо и брызгая слюной. Я отворачивалась, но она так настойчиво меня дергала, что мне приходилось делать вид, что я слушаю.

— …и двое детишек к тому же… — верещала она.

— … он тут же стал шелковый… — снова слышался голос одного из мужчин, пронзительный и визгливый. — … Он поспешил свалить отсюда, увез свою дочурку от греха подальше… но он решил, что щенок сдох сам. Ты видишь, как делаются деньги в этом городе, видишь, как берут власть? Это подкосило его сразу…

— … мне осталось еще год работать, чтобы выплатить за дом… — не унималась проститутка. — Но зачем год подставляться всем, если можно за раз заработать, правильно я говорю… всего-то пять тысяч надо, две я уже выплатила. В деревне дома дешевле чем тут…

У меня перед глазами все расплывалось, этот пьяный говор со всех сторон давил на голову как хороший пресс.

— Максим, уйдем, — взмолилась я. Но он был таким чужим, таким далеким…

— Прошу тебя, Максим!

— Мы не можем. — Он посмотрел на меня так, что мне стало жутко. Мы не можем? Он посмотрел на меня так, будто мы действительно НЕ МОЖЕМ. Что случилось?! Почему?!

Спортивный костюм ушел с одной из женщин.

— …Это не страшно, они же обезболют… — прошептала мне в ухо толстая проститутка… пальчик один всего, это и не видно будет… люди почки продают за такие деньги.

— С кем ты там болтаешь?! — Заржал визгливый мужик, толкая ее в бок.

Я сжалась. Мне хотелось прижаться к Максиму, спрятаться, но даже Максима я почему-то стала бояться.

В какой-то момент мне показалось, что все — сон. Кошмар, из которого я не могу вырваться. Я поняла это, когда вернулся Спортивный и бросил в пепельницу перед нами что-то бело-алое. Мужики что-то возбужденно начали орать, женщины завизжали. Я в ступоре уставилась на длинный ноготь — желтый лак и синие цветочки. Длинный ноготь на отрезанном пальце.

Одна из женщин вскочила, но ее тут же кто-то ударил, и она отлетела к барной стойке, где осталась лежать. Толстая проститутка испуганным голосом что-то заговорила, насчет того, что у девчонки просто не выдержали нервы, а так они согласны, все в силе. Ее тут же схватил за запястье толстый мужик и увел в другую комнату. Спортивный двинулся за ними.

Я была опустошена, я не ощущала даже страха уже. Это был какой-то абсурд, все что происходило здесь. Этого НЕ МОГЛО БЫТЬ!

Краем глаза я заметила движение — это третий мужчина что-то доставал из сумки, стоящей у стены. Несколько больших шприцов и упаковку ампул. На нас он совершенно не обращал внимания. Я перевела взгляд на Макса. Чего надо было накуриться, чтобы так равнодушно ВИДЕТЬ ВСЕ ЭТО!!! Я заметила, что у него быстро-быстро подрагивает веко. Нет, он все осознавал! Быть может… он просто боялся?! Боялся показать свой страх, свое возмущение?! Боялся, что внимание этих монстров будет направлено на нас?! Но почему мы здесь? Зачем? В качестве КОГО?

Вернулся спортивный и снова что-то бросил на стол. Что-то… похожее на два куска мяса. Я сразу поняла, ЧТО ИМЕННО он принес, но тут же меня накрыло облако тошноты и меня вырвало рядом со стулом. Какая-то вода, смешанная с кровью потоком вырвалась из моего горла, залив пол. Я смотрела на эту лужу и не решалась подняться. Лишь бы не видеть СТОЛ. Не видеть этих ужасных людей!

Когда я осторожно поднялась, в комнате не было никого кроме меня и Макса. И той женщины, которая все еще лежала возле стойки. Мне показалось, что Максим без сознания. Он лежал на столе и глаза его, распахнутые и застывшие, смотрели на кусок мяса, который валялся в нескольких сантиметрах от его лица. Отрезанная женская грудь…

— Мы должны бежать! — Я вскочила и, схватив Максима за локоть, потянула к себе. Он был в сознании, послушно сел.

— Пока есть время, Максим!

Он отстранился и покачал головой.

— Они убивают их! — Шепотом закричала я, — Они заплатили им, чтобы отрезать от них по кусочку, но они убьют их все равно! А потом убьют нас!

— Мы не можем уйти отсюда, — упрямо повторил он.

Я подбежала к двери и попыталась ее открыть, но это было бесполезно. Не долго думая, я схватила пластиковый стул, но удары о стеклянные стены лишь сгибали его ножки. Бутылка с виски разбилась вдребезги, даже не царапнув стекло двери. Сейчас на этот шум, прибегут ОНИ — и тогда нам конец! Я стала метаться в поисках того, чем можно было бы ударить по стеклу, но движения мои стали хаотичны, меня накрывала паника. Паника! Ничего не сделать с ней, не спастись, если голова перестает работать… но выход должен быть!

Я рыдала, что-то кричала, я давно уже перестала надеяться на Макса. Я слышала его голос, но не разбирала слов.

МНЕ НУЖНО БЫЛО ВЫРВАТЬСЯ ИЗ ЭТОЙ КЛЕТКИ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Но я уже знала… Макс был прав, нам не спастись. Было нечто, выше нас, быть может, судьба или рок. Такой же рок, который накрывает скот на бойне. НЕ СПАСТИСЬ.

Я схожу с ума, мой мозг распадается на тысячи белых бесполезных личинок. У меня есть минуты. Несколько минут, пока монстры там, за стеной, отрезают кусочки плоти от живых женщин. Чем дольше они будут резать, тем больше минут у меня будет. МНЕНАДОВЫРВАТЬСЯИЗКЛЕТКИИИИИ!!!! Всегда есть выход. ВСЕГДА! ВСЕГДА! ВСЕГДААААА!!!!!!!!!! Всегда есть дверь, через которую можно уйти из кошмара, через которую можно улизнуть от самых изощренных чудовищ. Мы неуязвимы! Если мы мертвы…

Размахиваясь, я бьюсь головой о непробиваемое стекло. Еще и еще. Боли нет, есть только стремление, страсть — УМЕРЕТЬ! Я должна умереть за те несколько минут, пока монстры отрезают кусочки от живых женщин. Я должна умереть, чтобы они не смогли добраться до меня… Я должна улизнуть из клетки… Прости Максим, я не хочу оставлять тебя им, но Я НЕ МОГУ ОСТАТЬСЯ…

Оглушенная этим мгновенным видением прошлого, я долго, бесконечно долго сидела, переваривая, сживаясь с новым для меня знанием. В какой-то момент мне стало даже легче. Ведь когда ты ВИДИШЬ, наконец, свой кошмар, ты почти уже знаешь, как с ним справиться. Неизвестность в любом случае хуже. Что-то изменилось во мне за эти недели. Я стала сильной. Быть может, пережив хоть раз что-то по-настоящему жесткое, плохое, мы становимся тверже. Или ломаемся… Я не сломалась, верно же? Ведь я не сломалась?!

Я повернулась к Максиму.

— Как тебе удалось вырваться оттуда? И почему я осталась жива? — Мой голос стал чужим, он больше не подчинялся мне, но я знала, что это временно. Я справлюсь.

Он молчал. Как и в ту страшную ночь, он сидел с глазами пустыми и отрешенными и молчал.

— Почему они не убили нас? — Тише спросила я.

— Они не убили бы нас, — эхом отозвался Максим.

— Быть может… это безумие, но вдруг промелькнуло в голове… быть может мы… умерли? Они все-таки убили нас, и мы… призраки? — Я споткнулась на этом слове, но все-таки произнесла.

Максим усмехнулся.

— Нет. Они бы не убили нас.

— Ты как-то был связан с ними? — Мне не хотелось даже думать об этом, но я решила найти ключ. Правду — любую, даже самую болезненную. — Ты привел меня к ним? Зачем-то… Извини, я просто не смогла вспомнить, как мы сюда попали. Помню… то что было, как я билась головой. Но зачем мы пришли…

Максим резко встал и пошел к двери. Будто забыв обо мне.

— Я не хотела тебя обижать! — Крикнула я вслед и тут же пошла за ним. — Пожалуйста, прости…

У дверей он остановился и резко повернулся ко мне.

— Ты думаешь, я сам все помню? Саша, ведь дело не в этом… дело не в том, что мы здесь с тобой увидели.

— Тогда в чем?

— Я устал. Поехали домой.

В такси мы всю дорогу молчали. Я не могла отделаться от тех жутких видений, от ощущения безнадежного страха, который пережила. Меня мучило ощущение того, что в тот страшный момент мы не попытались помочь друг другу, мы были порознь. Максим ничего не сделал, а я захотела малодушно умереть, оставив его одного. Чего же стоила наша любовь в этом случае. И осталось ли хоть что-то от этой любви… Как странно женщины устроены — даже на фоне всех этих ужасов меня все равно беспокоило то, что было между нами двоими. Но просто любовь… она все это время была тем поплавком, который держал меня на поверхности, она не давала соскользнуть в омут. На себя я давно наплевала бы, но забота о Максиме заставляла идти вперед, бороться… Да чего я оправдываю себя, собственно…

Когда мы поднялись к нему, он остановился в прихожей и повернулся ко мне. Взял за плечи.

— Тебе нужно вернуться домой.

— Я хочу остаться здесь.

— Нет, не сегодня… только не сегодня. Мне надо обдумать кое-что. Одному.

— Я боюсь оставлять тебя.

— Все будет в порядке. Завтра ты поможешь мне встретиться с твоим доктором.

— Поехали сейчас.

— Нет, я слишком устал. Это место, где мы были… оно не очень приятно мне. Я не хотел больше туда возвращаться никогда, но ты меня заставила. Сейчас уходи… до завтра.

Я чувствовала, что он хочет непременно от меня избавиться. Меня это тревожило. Не известно, что взбредет ему в голову. Но настаивать я не могла. Потому решила уйти ненадолго, а потом вернуться.

— Хорошо, Максим. Я положу тебя в постель и уйду.

Он кивнул. С облегчением.

Я проводила его в комнату.

— Тебе оставить эту таблетку… быть может, завтра тебе пригодится?

Его передернуло.

— Саша, я не смогу еще раз. Это агония.

— Агония? Так называются эти колеса? Ты уже глотал их?

Он посмотрел на меня странным взглядом.

— Нет, я не знаю как они называются. Но мне кажется, что они похожи на агонию. Как будто умираешь. Я не смогу…

Я пожала плечами:

— Ну хорошо. Тогда до завтра? Я позвоню, да?

— Да-да. — Нетерпеливо махнул он и упал на диван. — Захлопни дверь, когда будешь выходить, ладно?

Я вышла в прихожую и тихонько сунула в карман ключи. Дверь захлопнула, как он и просил.

Возле дома я села на скамейку и достала мобильный. Набрала доктора. Вот черт! "На вашем счету недостаточно средств для совершения звонка". От досады я едва не швырнула телефон об асфальт. Нужно было идти искать карточку или телефон-автомат. Я поднялась со скамейки и тут же упала обратно. Голова кружилась безбожно, будто давление вмиг упало на ноль. Похоже, чудо-таблеточка перестала действовать… Быть может найти какие-нибудь кусты, зажать рот, чтобы не орать сильно, и проглотить еще одну? Мне нужны были силы, сейчас как никогда. Но… я понимала прекрасно, почему Макс отказался от новой дозы. Все это снова… нет, нет и еще раз нет. Пару минут я посидела, стараясь дышать глубже. Собираясь с силами. Потом осторожно встала. Так, главное без фанатизма. Потихонечку… Вроде получилось. Ноги были ватными и непослушными, но все-таки шли. Я не представляла, где здесь можно купить телефонную карточку, но помнила, что неподалеку, возле пивнушки, есть телефон. Чувствуя себя ветхой старушкой, я поплелась автомату. Всего идти-то было метров пятьдесят. Завернуть за дом и уже видно будет телефонную будку. Но расстояние это кажется огромным, когда каждый шаг дается с таким трудом. Ноги подкашивались, это было ужасно! Ведь я не чувствовала себя так плохо даже до того, как выпила таблетку!

Когда я дошла, наконец, до будки, сомнения все исчезли. Я потеряю сознание, пока буду набирать номер. Однозначно. Или пока буду говорить. Меня увезут в больницу, там я умру, скорее всего. Нет, мне надо было присмотреть за Максом. И надо было довести все до конца. До какого-то другого конца, не до того, к которому все шло сейчас.

Я собрала остатки сил, прошла мимо будки и зашла в пивную. Как хорошо, там орала музыка. Какой-то шансон. Это было просто замечательно, никогда я так не радовалась громкому блатняку. Я сразу направилась в туалет. Только бы было свободно! Еще несколько шагов и меня срубит.

Мне повезло. Я закрылась в туалете и достала таблетку. Какая неприятность… придется еще раз умереть. Агония. Ну и ладно. Мне показалось, что я шагнула в пропасть, когда взяла в рот эту дрянь. Спасительную дрянь… Все прошло довольно быстро. Кажется, я и не орала совсем. Только сильно прокусила руку на предплечье, которой затыкала рот. Вот дрянь! Кровь ручьем просто лилась! Я наклонилась над раковиной, подставляя рану под струю холодной воды. Были бы хоть рукава длинные! Потом пережала сверху руку, чтобы остановить кровь, что, впрочем, мало помогло. Пришлось повесить рюкзачок так, чтобы прикрыть безобразную рану и скорее валить из этого заведения. Ну кровь и кровь, в конце концов, люди не очень-то обратят на это внимание, если я не буду валиться в обморок. А этого я делать не собиралась. Уже не собиралась.

Все во мне дрожало, будто в предчувствии охоты. Я собака. Я гончая. Я не думаю, а действую. Чертов снег! На этот раз мне собственной кожей пришлось его ощутить. Он валил крупными хлопьями, земля была покрыта белым покрывалом, а люди вокруг за ту минуту, что меня не было, успели одеться в шапки и дубленки. В своей майке, быстро пропитывающейся кровью, я смотрелась более чем экзотично. Плевать. Бегу к телефонной будке. Как же холодно!!!

Набираю номер доктора Чехова. Гудок, другой, третий… ощущение, что время куда-то уплывает от меня и каждая секунда промедления опасна, просто зверски опасна! Сколько Макс уже один?! Мне надо бежать к нему.

— Александра, это ты?

— Да! — Закричала я. — Боже мой, как же я рада вас слышать… вы нужны мне. Нам срочно нужно встретиться, вернее вам и Максиму.

— Хорошо, я готов…

— Снег… тут опять снег и я замерзла. У вас тоже снег?

— Ты снова пила таблетку? Снег скоро исчезнет. Быть может минут пять-семь. Но не предпринимай ничего, пока снег не пропадет, просто пережди.

— Ладно. Слушайте, я вспомнила все! Я водила Макса в тот бар, и я вспомнила, что там произошло!

— И… ты… как ты к этому отнеслась?

— Не знаю пока. Это все ужасно, но можно пережить. Просто поменьше думать… Брр! Как я замерзла… вы же знали все, да? Про этих женщин? Откуда-то знали, да?

— Про каких женщин?

— Про тех, которых… убили в баре. Мне пока не ясно, почему мы были там с Максом, может вы сможете выяснить у него? Он хочет говорить с вами, думаю, он расскажет. Ему-то уж точно нужен психиатр. Я оставила его одного, но сейчас побегу к нему.

— Постой, Александра. Какие женщины? Я ничего не знаю об этом… Кого-то убили?

— Ну да. Проституток убили в баре в том. При нас. И я испугалась, что меня тоже убьют, поэтому разбила себе голову. — Я замолчала, наконец, поняв кое-что. — А вы разве не знали об этом?

— Нет.

— Тогда о чем же вы знали? Просто водили меня за нос?

— Максим дома? Я приеду через двадцать минут.

— Да, записывайте адрес.

— Я знаю.

— Хорошо. Тогда я побежала к нему.

— Да, только дождись, пока пропадет снег.

— Да-да…

Я осторожно опустила трубку и вышла из будки. Нужно было где-то спрятаться. На меня уже пялились прохожие. Рука до кисти была в крови, не сильно-то можно было спрятать за рюкзаком. К тому же я в майке! Я потрусила рукой, разбрызгивая алые капли. На снегу они смотрелись очень живописно.

Забежала в ближайший подъезд, бросила рюкзак на ступеньки и села на него. Холодрыга какая! Ну ничего, подожду. Док сказал, что снег пропадет через несколько минут. Не знаю, то ли это глюк от таблетки, то ли еще что… Скорее "то ли еще что", но я же собака, я не думаю. Не думаю-не думаю-не думаю! В голове выстроились в очередь очень нехорошие мысли. Они яростно долбились, прося аудиенции у моего сознания, но я-то была не дура. Я знала, что стоит их впустить, послушать, вдуматься и крыша моя навеки улетит в прекрасное далека. Нет уж, увольте. Даже если сейчас передо мной станут водить хоровод феи и чертенята, я даже глазом не поведу. Мало ли что может привидеться в кошмарном сне.

Я закурила. Почему-то когда куришь на холоде, кажется, что тебе тепло. На самом деле сосуды сужаются по идее и должно стать холоднее, но становилось теплее. Чудеса. Мне пришло еще в голову, насыпать пепла на рану на руке, может, кровь остановится, но, с другой стороны, она была такая горячая и приятно вполне стекала по руке. Тоже грела немного. Я посмотрела на рану, и меня затошнило. Да, знатно я себя изгрызла… странно, было совсем не больно. Наверное, после той боли, которая была от таблетки, такие мелочи, как прокусанная конечность меня уже не трогали.

Докурила сигарету до самого фильтра и выкинула. Снег все еще шел. Я же не могла сидеть здесь вечность! Мне нужно было к Максу. Я замерла. Вдруг что-то нашло на меня, будто накрыло волной… еще кое-что, чтобы согреться. Слезы. Горячие и соленые. Сколько же во мне этого тепла… льется и льется отовсюду. Я заревела, уткнувшись в колени. Ловя горячие капельки, которые тут же остывали. Одиночество… в этом непонятном, сюрреалистичном мире я была совсем одна. Насколько меня хватит еще… к чему я стремлюсь… я одна, в каком-то чужом измерении. И я не знаю где выход в мой мир. ГДЕ ВЫХОД В МОЙ МИР?!.. Господи, что же это такое… Мне кажется, что дверь где-то рядом. Я могу сделать шаг — и все изменится, я окажусь дома, там, где все знакомо и привычно. Меня снова начало охватывать то ощущение, которому я поддалась в баре в тот страшный вечер. Когда я начала биться головой, чтобы сбежать. Умереть и сбежать из того ужаса. Одна… спасти себя. А сейчас… я могу сделать что-то подобное. Улизнуть. Сбежать. Не в смерть, а в жизнь. В свою жизнь. Сделать что-то очень простое, я почти знала что. Быть может нужно лишь позволить себе вспомнить слова сестры Максима, которые испугали меня в "Променаде". Осознав эти слова, я испытаю шок и ВЕРНУСЬ в свою жизнь. Это было так просто… я знала, что смогу это сделать. Ведь я помнила эти слова, просто не позволяла себе их ОСОЗНАТЬ. Но еще был Максим… я больше не хочу спасаться ОДНА. Я не оставлю его, нет. В этом кошмаре. Нашем с ним или просто моем. Я не оставлю его.

Снег все не прекращался. Нет времени, я не могла больше ждать. И реветь не могла. Тепло во мне кончилось. Если буду сидеть, просто усну и умру.

Я побежала к дому Макса. Перепрыгивая через несколько ступенек, заскочила на нужный этаж и замерла, уставившись на новую дверь. Новую дверь?! Я растерянно осмотрелась. Нет, я не ошиблась. Это был этаж Макса. Вероятно, я перепутала подъезд? Я хотела тут же побежать вниз, но что-то меня остановило. Номер квартиры Макса… он был правильный. Не может быть в разных подъездах одного дома квартир с одинаковыми номерами. Или может?

Я нажала на кнопку НОВОГО звонка. Куда исчезла птичка-колибри?

Дверь открылась спустя несколько секунд. На меня уставилась Лена. Какая-то изменившаяся, но все-таки Лена. Беликова. Она была в домашнем халате и курила.

— А где Максим? — Спокойно спросила я, уже заметив, незнакомые синие обои прихожей и зеркало на стене, которого никогда не было.

Лена два раза медленно хлопнула ресницами, а потом вдруг кулем свалилась на пол. Какая неприятность. Я втащила ее в квартиру, затушила окурок о зеркало и захлопнула дверь. Похоже, она была без сознания. Наркотики до добра не доводят. Пройдя в комнату, я сразу поняла, что Макса здесь нет. Это вообще не та квартира, из которой я вышла недавно. Другая мебель, другие обои — все другое. Я собака, я не думаю. Мне не страшно. МНЕ НЕ СТРАШНО, ЧТО Я НАВСЕГДА ПОТЕРЯЛА МАКСА. В каком-то другом измерении… сколько их? Сотни? Тысячи? Я его найду.

Я отыскала телефонную трубку и позвонила доктору на мобильный.

— У меня неприятности, — сказала я, как только он взял трубку. — Я потеряла Макса.

— Как…

— Снег не проходит почему-то. А в его квартире все иначе. Здесь живет его сестра.

— Ты у нее спрашивала?

— Она свалилась в обморок, когда увидела меня. И ничего не сказала.

— Снег не проходит?

— Нет, черт… это все из-за снега, да?

— Тебе нужно в бар, в тот, где вы были сегодня. Я думаю, Максим там. Но ты должна поспешить. Может быть, его уже нет… я приеду туда.

— Хорошо. — Я положила трубку. Потом снова взяла ее и набрала скорую. Сказала, что тут человеку плохо и назвала адрес. Оставлю дверь открытой.

Еще на минутку задержалась, чтобы найти какую-нибудь одежду, ведь в своем теперешнем виде мне вряд ли удастся остановить такси. В прихожей висело несколько кокетливых курточек в стиле Лены, и я схватила ту, что показалась мне подлинней. Накинула на плечи и побежала на улицу. Надо было спешить. Я чувствовала это своим новым собачьим чутьем. Если ты перестаешь думать, ты начинаешь жить инстинктом.

Зима не собиралась превращаться в весну. Машины, как назло не останавливались. Минут двадцать у меня ушло на то, чтобы поймать такси. Когда все-таки я впихнулась в салон остановившегося москвича, я готова была бежать быстрей машины. Ехали мы чудовищно медленно. Больше всего я боялась, что не обнаружу бара. Последней точки, что связывала меня с Максимом. И, возможно, связывала меня с моим миром. Чутье подсказывало мне, что если согласиться, что все окружающее меня — это части моего кошмарного сна, то бар — это единственное место, где я могу проснуться. Все нити сходились там…

Когда мы въезжали на Семеновскую, мои зубы от волнения отбивали дробь. Все пропало, если бара нет. Я останусь здесь навсегда. Одна. ОДНА!

ЕГО НЕ БЫЛО!!!!!!!!!!

Вот это была настоящая агония… Страшнее чем целая пачка тех дрянных таблеток!

Да нет же… я посмотрела не на тот дом. Не на ту стену! Он был… Ждал меня, надменно светя своими стеклянными стенами. Ворота в ад. Или просто ворота. Куда-нибудь. Как же я счастлива была видеть его!!!

Я расплатилась и выскочила из машины. Стеклянные стены звали, манили меня! И больше я не боялась их. Там, внутри, в самом чреве — Максим. Максим — сердце стеклянного чудовища.

Лишь на секунду я задержалась у дверей, чтобы унять возбуждение. Эти ворота были храмом. Чем-то священным лично для меня. А храм требовал уважительного к себе отношения. Я толкнула дверь и шагнула через порог. Запах затхлости показался мне запахом церковного ладана. Грязные стеклянные стены напоминали витражи.

Не задерживаясь, я вошла во второе помещение. В сердце храма.

— Максим, — тихо позвала я. Но я уже увидела его. Сжавшись в комок, он сидел в дальнем углу шахматного зала. Он не поднял головы, когда услышал меня. Или не услышал? Я подбежала и обняла его.

— Я боялась, что потеряла тебя.

Его знакомое тепло, знакомый запах… я успокоилась. Я была в той точке мироздания, где должна была быть. Больше от меня ничего не зависело. Кажется.

Максим не пошевелился. Он только дрожал, как от озноба. Я подняла его голову. Глаза его были безжизненны и пусты. Он смотрел куда-то сквозь меня. В вечность…

— Ты не хочешь бороться, — мягко сказала я. — Поэтому с нами все это происходит. Мне трудно одной, Максим, помоги мне.

— Прости меня, — прошептал он. — Я правда любил тебя. Больше жизни. Прости…

— Я прощаю. Не знаю за что, но прощаю. Этого достаточно? Я тоже люблю тебя. Нет ничего на свете, за что я не могла бы тебя простить. — Мне хотелось поцеловать его, прижаться и заснуть вот так, в его объятиях. Даже если мы умрем. Просто быть рядом с ним.

— От тебя пахнет кровью, — пробормотал он. Потом высвободился из моих рук и поднялся.

— Господи, ну что мне сделать… — в отчаянии прошептала я. — Ты будто не со мной!

Максим подошел к окну и остановился, глядя на снег.

— Ты тоже видишь его? — Спросила я, становясь у него за спиной. Уже не решаясь коснуться. — Ты видишь снег?

— Пойми одно — тебе не за что любить меня. — Чужим голосом произнес он.

— Любят не за что-то, а вопреки. — Отозвалась я. — Только это и есть — по-настоящему.

Он молчал. Меня начало охватывать какое-то безнадежное чувство. Будто я потеряла его. Будто путь к его сердцу закрыт для меня навсегда. Но что я сделала?! В чем провинилась?! Ведь я так старалась!..

— Что так давит на тебя, объясни мне, наконец! — Не выдержала я. Я снова плакала, но как-то по-особенному. С сухими глазами. Мое сердце плакало… — Что ты сделал мне такого, что отталкиваешь меня теперь?! Если я ни в чем не виновата, зачем мучаешь меня?! Мне плевать… мне плевать что было раньше. Ты привез меня этим садистам, чтобы они убили меня?! Мне плевать. Я прощаю тебя, прощаю ВСЕ ЧТО УГОДНО, не спрашивая даже почему ты так сделал. Просто будь со мной, не оставляй меня!! Не оставляй… Без тебя мне не хочется жить.

— Я не привозил тебя им, — тихо сказал он.

— Тогда что? Господи, ЧТО?!!

Он медленно повернулся ко мне. В его глазах стояли слезы.

— Я убил тебя.

Его слова были как мощный удар в грудь, я отшатнулась. Заморгала быстро-быстро, и по щекам потекло…

— Убил?..

— Мы оба мертвы. И мы умерли здесь, на этом самом месте. Задолго до того, как пришли те ублюдки и убили женщин. Они даже не видели нас. Они не знали о нас. Потому что нас там не было на самом деле. Я не знаю, почему мы видели их и были там. Наверное, потому что они осквернили место нашей смерти, потревожили наши души. Не знаю как это называется! Или, может, мы должны были что-то изменить. Но как?! Нас видела почему-то только та тетка, которая с тобой разговаривала. А они — нет.

— Милый, что ты говоришь.

— Это правда. Это та правда, которую я не хотел, чтобы ты знала. Теперь знаешь…

На негнущихся ногах я прошла на середину зала и оперлась руками о бильярдный стол. Слезы капали на зеленое сукно и замирали там хрустальными камушками. Я не видела этого, но знала, что это так. На самом деле, сквозь пелену слез я видела "Променад". И видела расширенные от ужаса глаза сестры Макса. И слышала те слова, которые сорвались с ее губ — "ЛЕКСИ, ПОЧЕМУ ТЫ ЗДЕСЬ, ВЕДЬ ТЫ ЖЕ УМЕРЛА!!!"

Я собака, я не думаю. Я не умею анализировать. Я могу только помнить. Видеть картинки из прошлого, спрятавшиеся до поры до времени, а теперь проявляющиеся, как изображение на фотографиях. Моя память стала кристально ясной. Все встало на свои места. Мой последний день жизни вернулся ко мне. Последний день жизни… разве можно его забыть?! Это же кощунство — забыть последний день жизни.

Я скучала. "Променад" оставался "Променадом", все то же самое, но теперь без Максима меня ничто там не радовало. Иногда мне казалось, что Макс приходит сюда из-за меня, а я из-за него. И мы оба почему-то не признаемся, что давно переросли это место. Мы бы с куда большей радостью проводили время в квартире у Макса, но туда постоянно таскались его приятели, по старой привычке желая использовать Максимов дом как притон, где можно покувыркаться с девочками, попить пивка и попудрить носы кокаином. Макс как-то признался, что все эти гламурные наркоманы крутятся вокруг него из-за сестры. Ленка была старше, и раньше Максим вроде как был в ее компании. Там и перезнакомился со всеми, кто называл себя его друзьями. Переоценка ценностей у Макса давно произошла, но вся эта кодла богатых бездельников, все еще считала его своим приятелем и постоянно крутилась поблизости. Впрочем, как признался Макс, других друзей у него просто не было. Он привык к такой жизни и сам давно стал частью этой безумной тусовки. В этом мы были с ним похожи. Порой я тоже ощущала, что совершенно чужая на этом празднике жизни, под названием "клуб", "тусовка", "пати"… Но, сколько я себя помню большой, я общалась с этими манерными девочками из клуба, и сама старалась вести себя как они. Я привыкла к тому, что у моих мальчиков были красивые машины, привыкла притворяться куклой. А как иначе? Компания нищей молодежи у меня во дворе вряд ли была морально чище и лучше. Я жила между этими двумя крайностями и, конечно же, выбирала ту крайность, которая была ярче и интересней. Потому что могла себе это позволить. Когда-то давно я прочитала "Заводной апельсин" и знала, что вскоре мой критический возраст закончится и я, скорее всего, стану вполне счастливой женой и матерью. Экстази, дикие танцы и ночные загулы останутся в прошлом. Так почему бы ни насладиться немного безумием молодости… Макс рассуждал примерно так же. Станет банкиром, как папочка, отрастит живот, и заведет жену и парочку детишек. Потом. Было ли это то будущее, о котором мы мечтали? Я не знаю. Мы просто жили. Ели то, что наливала в нашу кормушку судьба. У нас в жизни с самого начала все было слишком безмятежно и хорошо, мы не научились чего-то желать и за что-то бороться. Но когда мы встретились, что-то в нас надломилось. Да, это была банальная любовь. Выросли крылья и все такое. Но было что-то еще. Говорят, притягиваются противоположности, но с нами было иначе. Мы были похожи. Когда мы смотрели на закат, то оба чувствовали странное томление. Неясное понимание того, мы существуем не в настоящем мире. Когда мы смотрели на закат, мы понимали, что живем в теплице. Что и не живем вовсе… Но были моменты, когда нам удавалось ощутить биение НАСТОЯЩЕЙ жизни. Однажды мы ночевали в деревне, у бабушки нашего знакомого. Еще куча девчонок и парней была. Всю ночь сходили с ума как могли, уничтожили целый склад виски и пива, накурились травки. Весело было. Под утро все свалились кто где. Мы с Максом оказались самыми трезвыми, потому что надолго уединялись несколько раз в просторную деревенскую спальню, на кровать под балдахином. Перед рассветом зал, где веселилась публика, стал похож на поле битвы. При чем "наши" явно проиграли в сражении с бутылками, и лежали поверженные там, где настигло их жестокое утро. Осторожно обойдя "хладные трупы", мы с Максимом, вышли на веранду и уселись на ступеньках, укрывшись овечьим тулупом. Перед нами расстилалось поле. Наверное, это был просто бабкин огород, но нам хотелось называть его "полем". А за полем были еще поля… а дальше — горизонт. Впервые в жизни видели мы, как рождается новый день. Пылающий шар, священный Атон появлялся на свет. В эти секунды я поняла, кто придумал религию. Тот первый человек, который не спал, когда все спали. Который увидел рождение Солнца. И еще я, кажется, начала понимать тайную суть этого громадного слова — Бог…

Как зачарованные, смотрели мы, как серость новорожденного утра пронзают первые всполохи огня. Сейчас мы жили. По-настоящему жили. Не двигаясь. Не говоря ни слова. Не разрушая и даже не созидая. Мы просто ЖИЛИ. Я повернулась к Максу и уткнулась лицом ему в шею. Мне не обязательно было смотреть на божественный свет. Он и так пронзал каждую клеточку моего тела. И я знала, что он, Максим, тоже разделят со мной этот пронзительный восторг. Я знала теперь, что связало нас двоих. В каждом из нас была бездонная глубина. Умение видеть самую суть вещей. Умение чувствовать. Ничего не обсуждая. Да это и не надо было. Мы просто знали, что этим похожи. Мы просто умели разделить счастье вот так, безмолвно. Просто ЗНАЯ.

— Я никогда тебя не оставлю, — прошептала я тогда.

Макс усмехнулся и поцеловал меня в макушку.

— Я надеюсь. Но на всякий случай, пока ты еще со мной, выжму тебя до капли. Пошли спать.

Раньше я думала, что утренний секс мне не нравится. Но я ошибалась. По утрам все иначе. Без страсти. Одна нежность. И лучше этого, наверное, нет ничего на свете.

В тот день в "Променаде" я не могла дождаться Максима, чтобы уехать куда-нибудь от этой суеты и шума. К озеру. Или просто в лес. Выключить фары, и в тишине уснувшей машины лежать у него на груди, лениво болтать о всякой всячине. Замирать поцелуем на его теплых губах. Говорить о скорой нашей поездке на Байкал. Я сказала ему как-то, что ужасно хотела бы побывать там. У меня был набор видов природы Байкала. Когда я была ребенком, кто-то подарил мне эти открытки. С тех пор я иногда просматривала их, и представляла, как пахнет там ветер и вода, какие звуки слышны по ночам. Эти места манили и звали меня. Быть может, сказала я Максу, показывая свои любимые картинки, в прошлой жизни я жила там, возле Байкала, потому эти виды так очаровывают меня сейчас. На следующий день Макс подарил мне большой черный Никон и сказал, что летом мы едем на две недели на Байкал. К этому времени я должна была в совершенстве сдружиться с аппаратом.

Макса все не было. Одна девчонка в клубе рассказала мне, что из Питера приехала бывшая возлюбленная Максима, Ирина. Она была подругой его сестры, год назад у него и Ирины был роман. Не смотря на то, что девушка была старше его года на четыре. Они встречались несколько месяцев, а потом Ирина уехала обратно в Питер, и все у них сошло на нет. Вроде бы Макс даже переживал какое-то время этот разрыв.

— Следи в оба! — Посоветовала мне эта девчонка, которая все рассказала. — Парни никогда не забывают подруг, которые их бросили. Всегда по первому зову скачут к ним обратно. Ты для него пока еще пустое место. Спит с тобой месяц всего. К тому же ты младше. Двадцатитрехлетнему парню намного интересней с девкой постарше, чем с такой, как ты.

— Он меня любит, — отмахнулась я.

— Он тебе это говорил?

— Нет, — хохотнула я. А сама вспомнила подпись на фотографии, которую он мне недавно дал. И вспомнила, как рыдала полночи от счастья, прижимая кусочек бумаги к груди.

— А ей говорил. Она рассказывала сама. Он в ногах ее валялся.

Я не очень-то озадачилась после этого разговора. Мало ли что рассказывали про Максима. Макс не тот человек, который будет "валяться в ногах". Ему важно было всегда казаться сильным. Даже если очень хотелось быть слабым. И еще я помнила его фразу: "У меня было много женщин, Саш, но такой как ты не было никогда". Я уверена была, что он уже и не помнит эту Ирину. И все-таки… весь сегодняшний день я не могла до него дозвониться. И сейчас его не было в клубе. А ведь он знал, что я жду его.

Я посидела немного за столиком под пальмой с парой друзей Макса. Выпила джин с томатным соком. Мария позвала меня танцевать, и я пошла на танцпол. Пробираясь мимо кадки с пальмой, зацепилась ногой за какой-то выступ и с досадой обнаружила, что по чулку поползла предательская стрелка. Вот гадство какое! Пришлось идти в туалет, чтобы снять чулки. Когда Макс приедет, заедем в магазин, купим замену, а пока с голыми ногами буду ходить. Благо, прогулки по улице не входили в мои сегодняшние планы. Вообще было жаль чулочки. Я только вчера их купила. Такие шелковисто-нежные… Дома, собираясь в клуб, я с наслаждением представляла, как приятно будет Максу проводить рукой по моей ноге. Впрочем, обнаженные ножки — это, наверное, ужасно пикантно. Ранней весной, когда все еще непременно носят колготки и чулки. Этим я себя успокаивала, стоя в туалетной кабинке. Нога на унитазе, тонкая ткань безжалостно скатывается по бедрам, коленям, лодыжками и летит в мусорную корзину. Таким же образом я стянула второй чулок и собиралась уже выйти, как вдруг услышала знакомый голос. В туалет вошла Ленка, сестра Макса. Я выглянула в щель и увидела с ней еще одну девушку. Незнакомка с длинными белыми волосами. Такая же высокая как Ленка и такая же красивая. Какое-то подленькое чувство заставило меня замереть и навострить ушки.

— … тут же и свалим в "Домино". — Продолжала Ленка какой-то начатый еще вне туалета разговор. — Ребята уже там. Я не могу дозвониться, из-за музыки Пашка не слышит звонка, наверное.

— Я уже вся в нетерпении. — Отозвалась девушка. — Но на Макса можно рассчитывать? Я в шоке, Лен, у вас тут что происходит? Куда снежок делся?!

— Сама не знаю. Видно растаял. Все было в порядке, вот пару дней последние только облом. Но Максыч у какого-то парня берет все время, не говорит у кого. — Ленка засмеялась. — Не колется, гад. Ну, если он тебе обещал, то достанет. Он вообще такой вялый стал — ничего не допросишься. Девочка же у него эта маленькая, я тебе показывала. Таскается с ней постоянно. Я боюсь, что женится он на ней.

— Да ну, брось. Есть же я.

— Как он вообще с тобой общался? Рад был?

Незнакомка зевнула и начала колдовать над собой перед зеркалом.

— Понятное дело, Лен. Весь день не могла от него вырваться. Ира — люблю, Ира — хочу, Ира — будь со мной. Про подружку свою ни слова. Да мой он, Ленка. Хотя я еще подумаю надо ли мне это.

Ленка тоже достала пудреницу и стала подправлять лицо.

— Ты знаешь, я бы рада была, если б у вас все наладилось. Макс — сокровище. Я точно говорю. Хоть молодой еще, но мальчик что надо.

— Я в курсе, — многозначительно отозвалась Ирина. — Но мне нужен нормальный мужик, взрослый. А Максик так — для постели.

— Ну, смотри сама… я у него пробивала настроение позавчера, намекнула, что ты приезжаешь, хочешь с ним пообщаться.

— А он что?

— Да ничего. Но, судя по тому, что все у вас сегодня получилось, он все-таки ждал тебя.

— Ага. — Рассеянно пробормотала Ирина. Она красила губы. — Сейчас приедет, заберем у него снежок и валим. А то он опять заведет свою волынку про любовь, и мне не отделаться от него. Может ночью к нему заеду.

В помещение зашли еще три девчонки, что-то громко обсуждавшие и Лена с Ириной замолчали. Быстро закончили макияж и вышли.

Все во мне будто умерло. Прижавшись к прохладной стене лбом, тихонечко, почти про себя, я всхлипывала. Вот оно! — поняла я. Ты хотела настоящей жизни? Ты хотела влюбиться? Вот получай! Черпай полной ложкой, смотри не подавись… чувствуешь?! Вот она — НАСТОЯЩАЯ. Максим, любовь моя, зачем ты вырвал меня из уютного теплого инкубатора, зачем заставил умирать! Разве я просила об этом?! Тогда, в первый раз, я просто сказала, что люблю тебя. Ведь это ни к чему тебя не обязывало! Зачем же… зачем ты остался со мной? Разве можно играть с тем, кто любит!

Я вернулась в клуб и села под пальму. Мне на плечи тут же легли его руки.

— А я тебя искал, киса.

Он сел рядом со мной. Поцеловал в щеку. Я была словно каменная. Все в нем показалось мне враждебным.

— Что с тобой, Саш? — Обеспокоено спросил он.

— У тебя есть кокаин? — Чужим голосом спросила я.

— Что? — Удивился Макс.

— Я никогда не пробовала кокаин.

— Саш, зачем тебе это?!

— Ведь ты же пробовал. Твоя сестра пробовала. Я хочу тоже. Один раз. У тебя есть сейчас?

— Бред какой-то. Даже если у меня и есть, я тебе не дам.

— Ты же давал мне экстази. Какая разница.

— Большая! Экстази это не наркотик. Просто прикольная штука. Потанцевать, пообниматься. На экстази не подсядешь, несколько раз цепляет, а потом вообще как слону дробинка. А снежок — это наркотик. На него не то чтобы подсаживаешься, а… привыкаешь что ли. Саш, зачем тебе это! Я не хочу, чтобы моя женщина сидела на кокаине, этого не будет никогда, понятно?

Его взгляд стал твердым. Я грустно усмехнулась. Твоя женщина… как раз ТВОЯ женщина, похоже, плотно сидит на снежке.

— Я просто хочу попробовать. Один раз. Сейчас. И больше никогда.

Макс нахмурился и стал ковыряться зубочисткой в царапине на столе.

— Это так трудно, Максим? Это такая проблема? Давай уедем отсюда, и ты мне дашь немного снежка. Это эксперимент.

— Нет.

— Тебе жалко что ли?

— С чего ты взяла, что у меня он есть?

— Твоя сестра сказала.

Макс вздохнул.

— Ты мне не нравишься сегодня, Саша. Какая тебя муха цапнула? У меня и так был поганый день, я думал, увижу тебя, хоть расслаблюсь. А ты сидишь тут и несешь какой-то бред.

— У меня тоже был тяжелый день. — С нажимом сказала я. — Я хочу просто выключить все мысли, иначе просто сдохну сейчас, ясно тебе?!

Он поднял на меня глаза и посмотрел с тревогой.

— Что такое, Саш? У тебя проблемы?

— Да. Очень большие. Если ты сейчас не дашь мне чертов кокаин, я развернусь и уйду. Посмотри на меня. Ты понимаешь, что мне это сейчас НУЖНО!

— Не хочешь рассказать?

— Не знаю. Может расскажу. Поедем? — Я встала, ожидая, что он поднимется следом за мной, но он замялся.

— Саш, мне надо передать кое-что сестре. Подождешь в машине? — Он протянул ключи.

— Нет, ты пойдешь со мной. — Твердо сказала я. На самом деле мне хотелось плакать. Все слова этих двух дур подтверждались. Максим притащил им снежок, следовательно, Ирина днем действительно с ним виделась.

— Ладно, черт с ними, — Макс резко встал, и мы пошли к выходу. Кто-то на улице попытался с нами заговорить, но Макс отмахнулся. Больно схватил меня за локоть и впихнул в машину. Когда мы отъехали от клуба, он сказал:

— Теперь я тебя слушаю, дорогая.

Я протянула руку.

— Давай мне снежок.

Он достал из кармана куртки крохотный пакетик и всунул мне в руку.

— Наслаждайся.

— Я не знаю как, — растерялась я.

— Расскажи что у тебя случилось. Тогда я тебе помогу попудрить носик. И еще одно — в ответ на твой бессмысленный шантаж — если когда-нибудь еще тебе захочется побаловаться снежком, можешь быть свободна от моего докучливого внимания, ясно? Навсегда.

Если он ожидал, что на меня это произведет впечатление, то он ошибался. Меня уже ничего не трогало. Я была опустошена. Украдкой я бросала взгляды на его напряженное лицо, и мне становилось так горько, что хотелось выть. Как же я привыкла за месяц к тому, что он мой. А теперь получается — чужой… Я даже не злилась на него. Никакой ненависти — ничего подобного. Хотелось заплакать, кинуться к нему на шею и умолять не бросать меня. Сколько же было во мне этой слезливой дурацкой сентиментальности!.. Никогда я не показывала этого никому. И, конечно, не кинулась бы ему на шею. Я делала вид, что сильная. Я очень тихо и спокойно сказала:

— Сегодня я случайно узнала о твоей подруге Ирине. Узнала, что ты провел с ней день.

— Черт! — Выругался он и в сердцах ударил по рулю.

Я вся сжалась. Макс остановил машину у обочины и повернулся ко мне.

— Я не хотел тебе рассказывать, хотел, чтобы все устаканилось само собой. Лишний раз волновать тебя не хотел просто, понимаешь? Потому что все это не важно. Ирина эта…

— Ты весь день был с ней, это правда?

— Да.

Я с силой прикусила губу, чтобы не расплакаться. Сосредоточилась на боли, на вкусе крови во рту. Только не слезы. Только не кинуться к нему с этими тупыми мольбами. Нет, мне не нужна любовь, выпрошенная жалостью. Я сильная девочка. Я сильная. Никто не узнает… Маленькая подружка Макса не размазня какая-нибудь.

— Я с ней встречался до тебя, Саш. Я думал, что любил ее, но сейчас понимаю, что там было что-то другое. Накрутил себе, что она вся такая опытная и умная дама. Но я ошибался! Сейчас, когда она мне не нужна уже, я вижу ее такой, какая она есть. Пустышка, типа моей Ленки. Но тогда… Саш, мне хотелось какого-нибудь страдания — серьезная связь, разбитое сердце. Наверное, я себе больше накручивал, чем на самом деле было. Знаешь как это бывает. Вдруг все скучным кажется, и хочется чем-то себя занять. Влюбиться в какую-нибудь красивую куклу, делать серьезное лицо а-ля Онегин, таинственно так посматривать по сторонам, типа у тебя есть офигенная тайна — глубокая любовь в сердце. Ирка была старше, это казалось таким… пикантным что ли. Она игру поддержала. Наверно ее это тоже перло. Но, Саш, это все было кривлянье дурацкое. И с ее стороны, и с моей. Я знаю это, потому что мне есть с чем сравнивать. Саш, когда мне на глаза попадается твоя ручка, мне хочется поцеловать каждый твой пальчик. Когда я ложусь спать, я представляю, всякие глупости, типа того, что посылаю своего бестелесного двойника в твою спальню. Он тихонько ложиться рядом с тобой, и смотрит на тебя всю ночь напролет, ловит твое дыхание, чтобы потом рассказать мне твои сны, угаданные по движению твоих ресниц. Я не говорю всю эту чушь тебе никогда, потому что мальчики не должны признаваться в слабостях. Но все так. Я дышу тобою. Ты понимаешь, что это значит? Ты красивая, у тебя бархатная кожа и волосы как шелк, но это не важно. Если ты станешь толстой и страшной когда родишь мне десять детей, я все равно буду целовать твои пальчики. Я это знаю. Я не замечаю твоей внешности. Дело не в этом. Твой запах, твоя энергетика… я не знаю что! Я уже не задумываюсь над этим. Принимаю как есть. Что-то делает меня счастливым, когда я с тобой, и мне этого достаточно. Я тебя люблю. Раньше я не говорил этого, потому что… говорил это ей, Ирине. Эти слова уже были опошлены той глупой связью. А других я не знал. Ты можешь понять меня?

— Почему ты сейчас все это мне рассказываешь? — Спросила я, уже заранее зная ответ.

— Я просто раскрываю карты. Говорю как есть. Сегодня я совершил ошибку, которую…

— Ты спал с ней?

— Да.

Зачем он признался! Почему не соврал… я не хотела этой правды! Почему ты не пощадил меня, милый, ведь я готова была поверить любой лжи, лишь бы остаться с тобой. Я бы поверила, даже зная, что это ложь. Но как справиться с правдой?!

— Как повернуть время назад, Саш?! Я не могу тебе врать.

— Просто расскажи…

Он вздохнул и с силой провел ладонями по лицу.

— Ирка уехала в Питер, когда у нас, казалось бы, все нормально было. Она говорила, что ей нравится секс со мной. Ну, я считал, что это значит, что в наших отношениях все шоколадно. А потом она взяла и уехала. Позвонила, сказала, что надо ей обдумать наши отношения, что надо ей разобраться в себе. Я переживал. Мне казалось, что я был недостаточно хорош для нее. Наверное, меня больше тревожило не то, что она уехала, а то, что я в чем-то ее не устраивал. Не дотянул до ее уровня. Молодой, глупый. Ей со мной стало скучно. Меня это расстраивало. Она звонила иногда, однажды призналась, что у нее есть там какой-то мужик. Со временем я успокоился, стал жить своей обычной жизнью. Саш, вообще я не такая мразь, какой кажусь тебе сейчас. Пока я не понял, что она не вернется ко мне, я не изменял ей. Три месяца у меня не было ни одной женщины. Ты знаешь, как важен для меня секс, но я вполне мог обходиться без него, пока считал себя ее парнем. Когда все понял, я конечно уже ни в чем не стал себе отказывать. Сейчас мне вдвойне противно, что я был верен ей, а с тобой, так поступил. Саш, она пришла сегодня ко мне и стала рассказывать, как скучала по мне. Сказала, что любит меня, и только недавно это поняла. Сказала, что я нужен ей. Я смотрел на нее и понимал, что она говорит правду. Она сидела на балконе, курила и плакала. Сказала, что знает, что у меня появилась девушка, Ленка ей сообщила. Я признался ей, что люблю тебя. Что я и Ирина — в прошлом. Она говорила такие вещи… мне стало жалко ее, Саш. Потом она просто взяла и разделась. Стояла передо мной голая, со слезами на щеках. Она сказала — "Максим, только один раз. Последний раз сделай меня счастливой. Я устала спать с мужчинами из-за того, что они богатые. Только с тобой мне было хорошо. Сделай мне этот подарок". Так она сказала. Я понял, что если откажу, это будет пощечина, от которой она не оправится. Я понял, что она действительно несчастна и одинока. Я не хотел ее, Саш! Но в тот момент почему-то почувствовал себя виноватым. И я не оттолкнул ее. Не нашел в себе сил сделать это. У меня было все хорошо, у меня была ТЫ. А у нее — никого. Я не думал о том, что предаю тебя. Это и не было предательством. Только потом я понял, что сексом она пыталась меня вернуть. Я понял, какой я был идиот и какую глупость сделал. Мне стало страшно. Что ты обо всем узнаешь. Я подумал, что она может взять и рассказать тебе. Мы поговорили с ней, я снова сказал ей, что у меня есть ты, и я не хочу с ней продолжать отношения. Она попыталась вызвать во мне ревность, сказала, что сегодня Лена ее пригласила на вечеринку с ее новыми знакомыми и попросила достать ей немного снежка. Я радостно согласился, надеясь от нее откупиться. Но все-таки она рассказала тебе все, да?

Я слабо покачала головой.

— Мы не разговаривали с ней. Я случайно услышала, как она рассказывала о вашей встрече Ленке. Она сказала, что ты любишь ее, и валялся у нее в ногах.

Макс усмехнулся.

— Это не правда. Ты должна понимать.

Я достала сигареты и закурила. Я должна понимать. Я понимала. Только не могла заставить себя верить словам Макса. Еще вчера не могла представить себе, что он способен лгать. Сейчас все изменилось. Он не был уже так близок мне… И если я все еще любила его, а это было так, то любила уже "вопреки".

— Макс, я… наверное, я должна сказать спасибо за то, что ты признался. В принципе секс — это не измена. Это просто секс… я все понимаю. Просто я себя чувствую сейчас… какой-то униженной что ли. Я знаю, что ты не думал злорадно в тот момент — вот, я изменяю дурочке Сашке. Мы не собственность друг друга, мы принадлежим только сами себе и никак иначе. Но Макс! Что если ты соврал мне… что если она нужна тебе? И все было так, как говорит она? Это меня просто убивает. Понимаю, что глупости говорю, но… — Я бессильно развела руками.

Макс долго молчал. Когда подкуривал сигарету, я заметила, что руки у него дрожат.

— У тебя странная реакция. — Наконец сказал он. — Я готовился к тому, что придется выслушать кучу оскорблений, что ты будешь истерику закатывать. И была бы права.

— Просто мне еще никто не изменял. Я не знаю правил поведения, — отозвалась я. Моя рука с сигаретой тоже дрожала. Потому я придерживала незаметно себя за локоть.

— Ты же сказала секс — это не измена.

— Какая разница как назвать.

— Выходит, что я спал с ней, тебя не сильно волнует. Важно, что это был просто секс и ничего больше. Правильно я тебя понял?

— Кажется да.

Он осторожно взял мою руку. Я еле сдержалась от того, чтобы не выдернуть ее, но все-таки сдержалась. Едва коснувшись губами, поцеловал мои пальцы.

— Хочешь, я докажу тебе, что все что говорил — правда. Что она сама пришла ко мне и устроила этот цирк. Тогда ты простишь меня по-настоящему?

— Как ты это сделаешь?

Максим выпустил мою руку и достал мобильный. До меня дошло, что он хочет сделать. Хотела его остановить, но не успела — его абонент уже взял трубку.

— Ира, ты где? — Спросил Макс.

— В "Променаде", — услышала я ответ. — Ты принес снежок?

— Нет. Не нашел. Мне надо поговорить с тобой, я сейчас подъеду.

— Постой… Максим, давай ко мне на квартиру подъезжай, я буду через пять минут.

— Ты не поняла… при чем тут твоя квартира! Мне буквально пару слов…

— Мне все равно надо домой заехать, я уже выезжаю. И… я хочу побыть с тобой немного. А потом поедем вместе в "Домино", ладно?

Макс помолчал несколько секунд, недовольно постукивая костяшкой пальца по рулю. Потом решился.

— Ладно. Я приеду сейчас к тебе и все объясню еще раз насчет сегодняшнего. И будущего.

Он сбросил звонок, и устало откинулся на сиденье.

— Иногда я ненавижу женщин, Саш, серьезно. Вот что я сделал такого, что чувствую себя последним подлецом, а? Ладно — по отношению к тебе, согласен. А с ней-то что?! Ведь я говорил ей сразу, что ничего больше у нас не будет. Говорил, что у меня есть другая. Нет же, она все равно задалась целью затащить меня в постель. Мерзким моральным шантажом. И теперь оказывается, что я ей что-то должен. Оказывается, она, видите ли, решила, что мы опять встречаемся. Объясни мне, что я делал не так? Как мне надо было себя вести, чтобы никого не обидеть?

Я улыбнулась, вспоминая Ярика, то, как жестко рассталась с ним.

— Наверное, надо рубить топором, а не отпиливать пилочкой для ногтей. — Сказала я.

— Саш, я же не мясник — топором.

— Значит ты садист.

— Я не садист, — он решительно положил руки на руль. — Сейчас мы поедем к ней, и я возьмусь за топор. — Он с деланной злобой мне улыбнулся: — Убью одним ударом двух зайцев. Поставлю точку с Иркой и докажу тебе, что не вру.

Я была горда собой. Кажется, мне удалось убедить Макса в том, что я рассудительная умная девочка, а не малолетняя истеричка, как он предполагал. Наверное, я должна даже гордиться, что в этом поединке с его бывшей возлюбленной побеждаю все-таки я. И все же… в груди у меня была открытая рана, сочащаяся кровью. Он изменил мне. Изменил в первый месяц нашей любви, когда все еще так свежо и восхитительно. Зная, что делает гадость, зная, что предает меня, он все-таки это сделал. Поддался минутной слабости или каким-то там своим мыслям. Почему не вспомнил, не подумал обо мне? Когда-нибудь, когда мы будем вместе уже долго и чувственная страсть поутихнет, я могу предположить, что иногда у нас будут связи на стороне. Даже смогу, наверное, отнестись к этому с пониманием. Секс это всего лишь секс. Главное, чтобы мы были вместе и любили друг друга. Но теперь… Слишком рано это все началось. И не может быть тут никаких причин.

Мы остановились у старой многоэтажки. Подъезд с покосившейся дверью. Макс закрыл машину, и мы вошли.

— Может не надо? — Остановилась я. Какое-то нехорошее предчувствие накрыло меня с головой. Хотелось уйти из этого места как можно скорее!

— Максим, оставь все как есть и поехали. Мне не важно все это, честно. Я тебе верю.

— Нет, раз уж мы приехали, давай дойдем до конца. Ты просто постой рядом со мной, я ей все скажу. Тебе не надо ничего говорить даже.

— Нет, — заупрямилась я. Мы уже стояли на лестничном пролете первого этажа. — Я не пойду.

Он снова попытался схватить меня за руку, но я отпрянула.

— Иди сам. Разговаривай с ней, решай свои вопросы. А я подожду в машине.

Он внимательно посмотрел на меня и протянул ключи.

— Ну, как знаешь. Я постараюсь быстро. Рубить.

— Только без… ты сам знаешь чего.

— Ну не издевайся, Саш, — он потрепал меня за подбородок, чмокнул в губы и пошел наверх. Я осталась в подъезде. Что-то толкало меня — выйди, уйди отсюда! Ключи будто раскалились у меня в руке. Нужно было срочно вернуться в машину, но… я стояла и слушала, как Макс позвонил, как открылась дверь, и кто-то радостно защебетал, увлекая его в квартиру. Как захлопнулась дверь…

Я села на ступеньки. Тело странно онемело. В подъезде вдруг резко стало холодно. Я решила, что это мое сознание выкидывает со мной коленца. Вот что значит стресс… от ступенек исходил ледяной жар. Да, наверное, именно так это можно описать. Обжигающий холод… Внутренний голос кричал, что нужно идти в машину! Но мысли о Максе, ревность, тоска… мне было не до внутреннего голоса. Мне снова показалось, что он обманывает меня. Что они сейчас целуются там, у двери с этой… Ириной. Осколки моей рассудительности в беспорядке валялись на дне моего мозга, и склеивать там было уже нечего. Я достала пакетик с кокаином. Быть может забыться хоть на четверть часа — это поможет мне. Смутно я припоминала из фильмов и разговоров в клубе, что нужно засовывать кокаин в нос. Я ногтем зацепила немного порошка и попыталась помазать в носу. Тут же жутко защипало, из глаз брызнули слезы, и я начала чихать. Ну, раз слизистая нужна, то может и во рту сойдет. Я высыпала чуть-чуть порошка на ладонь. Голова уже и так кружилась, наверное, то что в носу — подействовало, правда, кайфа никакого не было. Я лизнула с ладони и заставила себя проглотить жуткую эту горечь. Надо же, никогда не слышала, что кокаин горький. Как противно… голову стиснуло железным обручем. Мне вдруг стало страшно. ПАНИЧЕСКИ СТРАШНО!!! Наверное, именно из-за страха я начала задыхаться. Пыталась вдохнуть, но легкие будто склеились и никак не хотели расправляться. Захотела крикнуть, но как крикнуть, если нет воздуха… вместо крика получился хрип. Такой чужой… я начала корчиться, пытаясь ухватить кислород, краем угасающего сознания слышала хруст ломающихся об цемент ногтей, чудовищная судорога вынула мое тело, и когда мне показалось, что все, дальше уже некуда, милосердная тьма втянула меня в себя…

Милосердная тьма опускалась на город. И на странный этот снег на пороге лета. Как долго я стояла так, уставившись на зеленое сукно, уставившись в свои воспоминания… Быть может минуту? Или час?

Руки затекли. Слезы уже успели высохнуть.

Я повернулась к Максиму. На фоне потемневшего окна угадывался лишь его силуэт. Но я знала, что глаза его устремлены на меня.

— Ты не убивал меня. — Сказала я.

По залу вдруг забегали какие-то блики. Я в страхе повернулась к двери и увидела человека с длинной свечой в руке. На секунду мне показалось, что это вернулся кто-то из тех страшных садистов, но голос доктора тут же успокоил меня.

— Он не убивал тебя, — сказал он. Подошел к столу и поставил свечу на середину бильярдного поля. По стенам забегали тени. Я удивленно смотрела на свечу — даже не знала, что они бывают такие огромные.

— К месту, где кто-то умер, следует относиться с уважением, — произнес доктор, заметив мой взгляд. — Раньше, на этом самом месте, где сейчас стол, были ступеньки. Ты помнишь их, Александра? Ты не боишься этого места, ты можешь подойти сюда, а Максим — нет. Смерть не принесла в его сердце покой. Он умер, думая, что убил тебя. Как это страшно… — Доктор вздохнул. В неровном свете свечи он показался мне каким-то старым демоном.

— А кто вы? — Спросила я.

— Ты узнаешь… со временем. Если все сложится, как надо. Я смотрю, тебя не сильно шокировала весть о твоей смерти, дитя мое?

— Я не знаю… я все вспомнила. И от этого легче. Неизвестность была страшнее. Но что же дальше? Почему мы здесь? Если умерли…

— Еще не все решено. — Доктор вздохнул еще печальнее. — Даже небеса плачут, когда погибают юные. Даже небеса плачут… Максим, подойди сюда. Подойди к этому месту. Смерть священна, усмири свою душу. Самые священные места на земле для человека — это место где он родился, и где он умер. Не храмы, не всякие там места поклонения фетишистов. Нет. Только две точки на земле — место начала и место конца. Два твоих личных храма. Подойди сюда и отдай дать уважения этому месту.

Мы посмотрели на Максима. Я протянула ему руку.

— Я не могу, — с усилием пробормотал он и закрыл лицо руками.

— Душа самоубийцы не найдет покоя. Ни там, ни здесь. Это самый тяжкий крест, — покачал головой доктор.

— Самоубийцы? — Переспросила я.

— Ты так и не поняла? Он умер рядом с тобой. Когда нашел тебя на лестнице, он попробовал порошок и понял, что это не кокаин, а что-то другое. Понял, что это убило тебя. Должно быть, что-то переключилось в его голове, и вместо того, чтобы помочь тебе, попытаться вызвать скорую или отвезти тебя в больницу, он сам проглотил порошок. Его отец накануне просил его перестать принимать наркотики, потому что его могут отравить. У отца были проблемы с конкурентами. Но Максим решил, что отец хочет запугать его, чтобы отвадить от наркотиков. Когда увидел тебя, он сразу все понял. И подумал, что ты уже мертва.

— Потому что ее глаза были открыты! — В отчаянии крикнул Максим. — Я знал, что человек не может быть без сознания, если открыты глаза!

— Это не так, — покачал головой доктор. — Ты ошибся.

— Ошибся…

— Да. Это не всегда значит, что человек мертв.

— Она… была жива?!

— Теперь это не важно, верно?

— Не важно?! — Закричал Максим. — Да ведь… получается, что я убил ее ДВАЖДЫ! Дал эту отраву, а потом не помог ей… Да почему я не сдох уже сразу, а? Почему я все еще здесь?! — Максим с яростью двинул кулаком по окну, и стекло брызнуло сверкающими осколками во все стороны.

— Просто дайте мне покоя, — застонал он, съезжая на пол, прижимая к груди окровавленную руку. — Дайте мне мой ад и оставьте меня!

Я смотрела на Макса, но на самом деле меня больше занимало нечто, происходящее в пространстве. Воздух вокруг меня будто стал вязким. Это было не видно, но я чувствовала какое-то странное кисельное движение. Это тревожило… я бросила взгляд на доктора. Кажется, он тоже прислушивался к пространству.

— Что это? — тихо спросила я.

— Его ярость, — прошептал доктор. — Он просто топит себя. Видно, ты не сможешь помочь. Тебе пришло время уходить.

— Что мне сделать?!

— Прости его.

— Максим, я прощаю тебя! — Крикнула я.

— Нет, не так…

— Да как, черт возьми! — Разозлилась я. — Как я могу простить его, если не чувствую обиды?!

— Максим, ты должен подойти сюда! — Крикнул доктор. — Ты должен проявить волю! Все еще можно исправить, только очисть свое сердце от обиды на себя!

— Ну, иди же сюда! — Закричала я. Воздух вокруг стал превращаться в воронку. Мне казалось, мой разум или что-то из меня — затягивается в эту воронку. Без тела… И так хотелось отдаться этому течению! Но Максим…

— Боже мой, да подойди же!!! — Я протянула к нему руку. — Я умоляю тебя!!! Мне плевать на то, что ты меня убил… ладно, как ты хочешь?! Мне не плевать, я очень злая, но я тебя прощаю!!! Так?! НУ ЧТО ЕЩЕ!!!!!!!!!!

— Оставь его, нет времени! — Донесся голос доктора. Я уже почти не могла двигаться, ЭТО тянуло меня с силой огромного магнита. И хуже всего, что мне НЕ ХОТЕЛОСЬ сопротивляться!

— МАКСИМ!!!!!!! — Каким-то нечеловеческим усилием я вырвалась из сладкого плена и сделала эти несколько шагов к нему. Схватила за руку и проорала в лицо:

— Я НИКОГДА ТЕБЯ НЕ ПРОЩУ, ЕСЛИ ТЫ ОСТАВИШЬ МЕНЯ!!!

Это были ТЕ слова! Те самые, которые я должна была сказать сначала! Потому что я чувствовала их! Потому что моя ярость и злость была связана с ними. В каком-то ужасе и растерянности Макс уставился на меня. И на секунду забыл, что должен сопротивляться. Я сжала руку и она, вдруг, как масло вошла в его кожу. Будто прожгла насквозь… Завершающиеся лепестки спасительного смерча кружились за моей спиной и последним усилием я забросила нас двоих на этот уходящий поезд…

Почти все время было тихо. Иногда я слышала медсестер, слышала, как шуршали их халаты и какие-то склянки. Но я не открывала глаза. Даже не дергалась, когда в меня вставляли очередную иглу. Иногда я слышала снег. Наверное, это была лишь иллюзия, что я его слышала. Но я точно знала, что за окном падают белые хлопья. Я собака, у меня чутье. Мне не обязательно что-то видеть, чтобы знать. На самом деле мне хотелось, чтобы при мне говорили, побольше говорили. Но все молчали. Наверное, такие были правила. Иногда я спала. Чаще я спала. Я могла давно уже открыть глаза и что-нибудь сказать. Но я очень устала. Просто хотелось немного отдохнуть. Потом столько дел прибавится… Иногда приходила мама и долго держала меня за руку. Она была не похожа на ту пустую равнодушную маму из моего сна. Она была нежной и заботливой, любила меня. Я чувствовала это, когда она брала меня за руку. Однажды она пришла с сестрой.

— Почему она не приходит в себя, если вышла из комы? — Спросила сестра.

— Тише, здесь нельзя говорить громко, — одернула ее мама. — Она слишком слаба.

— А ты веришь в этого шамана, ма? Я верю.

— Я верю в нашу медицину. — Вздохнула мама. — А шаманы эти… этот Чехов просто шарлатан. Беликов потратил на него целое состояние, а результата не было.

— Ма, ну они же вышли из комы! И одновременно! Такого не бывает. Даже доктор Сашкин сказал, что это похоже на чудо.

— Не знаю, малыш. Какая уже разница, правда?

— А может, Сашка стала сумасшедшая… знаешь, бывает, что от комы мозг повреждается. Мы не узнаем как она, пока она не заговорит.

— Не мели глупости! Выйди лучше, подожди в коридоре.

Я открыла глаза. Свет ослепил меня, и стало невыносимо больно. Но разве это была боль? Мелочи… Просто палата слишком белая, белые халаты на маме и сестре, белый снежный свет из окна. Кто придумал этот бред — в больнице все должно быть белым?!

— Сашенька… — мама сразу заплакала. — Иди, скорее зови врачей, Саша открыла глаза! — это она сестре.

— Мама… — губы мои были сухими как пески Сахары. Как же тяжело было говорить… кусок наждачки вместо языка.

— Да, миленькая моя… — Она склонилась надо мной, капая слезами мне на лицо.

— Мне нужно Беликова, — из последних сил произнесла я. — Я хочу сказать отцу Максима, кто нас убил.

— Ты жива, Сашенька, вас никто не убил.

— Приведи мне его, — это были мои последние слова на этот час, и я отрубилась.

Мне привели его. Только через несколько дней. Когда я могла уже немного сидеть, поддерживаемая специальным устройством кровати, и могла говорить длинными фразами. Я не рассказывала, конечно, про бар и про то, что слышала, как один садист рассказывал другому, как отравил сына хозяина "АгроБанка". Это было в будущем. Этого разговора еще не случилось. И чтобы его не случилось, я должна была принять меры. Я сказала просто, что это Руднев. Илья Альбертович Руднев, он заставил барыгу продать Максиму вместо кокаина отраву. Чтобы мы умерли на лестнице… Отец Максима ничего больше не спрашивал. Он не требовал доказательств, не спрашивал, откуда мне это известно. Просто коротко кивнул мне и сказал "спасибо". Я знала, что он примет меры. Быть может, на моей совести появиться труп-другой. Но зато на месте, которое чуть не стало нашим последним храмом, никогда не возникнет страшный стеклянный бар, и толстая тетя-уборщица не будет оттирать хлоркой кровь в этом баре. Я должна была позаботиться о своем священном месте. И я это сделала.

— … Я так поняла, что все вообще перепуталось. То, что будет через три года; то, что было в прошлом; то, что в настоящем. Просто в кашу превратилось. Поэтому всякие накладки по времени были. Кто-то из знакомых знал, что я умерла три года назад, кто-то знал, что я из больницы вышла недавно с разбитой головой. Ну, короче, бред вообще.

— Да я понял уже, — нетерпеливо отозвался Максим, — а что там с квартирой-то?

— Макс, не спеши меня. Я же об этом и пытаюсь… Короче, когда я подбежала к квартире, я уже была, наверное, в настоящем времени. Поэтому снег шел. Мы в этот момент в больничке в коме валялись, я так понимаю. Ну и прикинь, подбегаю к двери — она вообще другая. Открывает твоя сестрица. Синие обои на стенах, мебель левая вообще. Успела оперативненько сработать Лена, да? Типа, похоронила нас уже. Нет, мы долго валялись, конечно, но живые же еще! Поменяла дверь, сделала ремонт, вселилась и мирненько живет.

— Гадина, — хмыкнул Максим.

— Ага. Хорошо хоть не продала.

— Отец бы не позволил.

— Ну ладно, слушай дальше. Открывает она дверь. И тут стою я. Вся синяя от холода, в маечке, на башке снег. Кровища с меня капает. Ну представь, вся рука просто полностью залита кровью. И одежда с правой стороны. Реально, похожа на труп. Окровавленный! И еще замогильным голосом спрашиваю — "Где Макс?". Наверное, она подумала, что в этот момент мы сдохли, и мой призрак пришел тебя искать. И она "ушла". Тут же! На полике расположилась тихонечко. Лежит себе и молчит.

Мы захохотали.

— Ей бы никто не поверил, если бы ты скорую не вызвала.

— Ну, это не показатель. Может, просто проходил какой-нибудь добрый самаритянин, типа, увидел, что девушка валяется в дверях, и позвонил в скорую.

— Самаритянка.

— Ну типа да.

— Да ей и так никто не верит. Вот дура, меня так бесят эти обои ее…

— Оборвем и приклеим новые.

— Сто процентов.

Максим подрулил к тротуару, остановил машину возле хозяйственного магазина и повернулся ко мне.

— Ну что, здесь?

— Да. — Кивнула я. Потом сделала музыку погромче и стала мотать головой в такт.

— Откуда ты знаешь, что именно здесь?? Ах да, ты собака, у тебя чутье. — Прокричал он мне в ухо.

— Ага.

— Давай откроем контору, ты будешь предсказывать будущее.

— Нафига нам работать? У нас богатые родители, — мы заржали, как два слабоумных коня. Макс сделал еще громче музыку, и я завизжала.

— Моя любимая песня! Про снег… тебе нравится?

Стала напевать в полный голос, не обращая внимания на злобные взгляды прохожих. Когда песня закончилась, Макс сделал потише. Я показала язык бабке, которая заглядывала в машину и что-то там варнякала.

— Чего они все такие злые, а? — Я надулась. Но тут же рассмеялась. Радость просто била из меня ключом.

— Они завидуют. Тупые детки богатых родителей на дорогой тачке. — Сказал Максим. — Они называют нас гады и паразиты.

— И сволочи.

— Ага.

— Слушай, тебе не жалко, что мы не поедем в Америку?

— Жалко.

— Это хорошо, — удовлетворенно кивнула я. — Надо, чтобы было чего-то жалко. А то все бессмысленно получается. Понимаешь, когда бедный человек отдает последний рубль, это боженька, типа, оценивает. А вот если я отдам рубль, то мне же пофигу, да? Что для меня рубль? Ну и боженьке пофигу будет, значит. Надо отдавать то, что жалко.

— Типа, философия, да?

— Типа. Отодвинь свое сиденье назад.

— Зачем?

— Мне место чтобы было.

Он отодвинулся, и я тут же уселась на него верхом. Впилась в его губы, и мы замерли, поглощенные друг другом. Мне так нужно было его тепло, тепло его тела… которое я чуть не потеряла навсегда.

— Девочкам вредно так много секса, — шепнул он мне в ухо, когда оторвался от меня. — Тебе нужно отдохнуть.

— Не могу, — прошептала я, вдыхая его запах. Там, где была граница волос.

— Давай поедем на Байкал, — сказала я, все еще прижимаясь к нему. — Я возьму у матери денег. Это же надо меньше, чем на Америку.

— Придумаем что-нибудь, Саш, не волнуйся. Я тоже хочу уехать отсюда.

— Еще целоваться?

Он тихо засмеялся, поцеловал меня в шею.

— Обязательно. Только мы не пропустим ее?

— Ах да! — Я соскочила на свое сидение и уставилась в окно. — Слушай, боюсь, не узнаю ее. Ты ее помнишь?

— Да с чего ты взяла, что она будет именно здесь?

— Не знаю, просто… просто откуда-то вот знаю. Ты помнишь ее?

— Смутно. Это та, которая толстая была?

— Да.

— Саш, ну-ка… вот это не она идет? В желтых сапогах?

— Бинго! — Я схватила с заднего сиденья сверток с деньгами и вскочила на улицу. Подошла к полной блондинистой тетке и лучезарно ей улыбнулась.

— Добрый день! Как поживают наши пальчики? О-о, все на месте… я рада.

— Добрый день, — настороженно произнесла она, опасливо косясь на нашу машину.

— Вот слушайте меня сейчас внимательно. — Я взяла ее за плечо и слегка тряхнула, чтобы она отвлеклась от машины и посмотрела на меня. Я протянула ей сверток. — Здесь пять тысяч долларов. Я знаю, что у вас дети, и вам нужно купить дом. Вы должны взять эти деньги и уехать в свою деревню. Купить там дом и никогда больше сюда не возвращаться. Иначе с вами могут случиться какие-нибудь гадости. — Я улыбнулась еще лучезарней. — Все понятно, я надеюсь?

Тетка замерла, с ужасом глядя на сверток в моей руке.

— Боже мой, ну что такого сложного? — Вздохнула я. Потом разорвала бумагу и показала ей стопку зеленых купюр. — Просто деньги, ясно. Берем в ручки и валим из этого злачного места. Проституткой быть плохо, разве нет? Проституток убивают часто.

— Что вы от меня хотите? — Беспомощно проговорила тетка, оглядываясь по сторонам. — Это что, скрытая камера?

— Это фея-крестная, — раздраженно выдохнула я и всунула сверток ей в сумку. — Все, теперь до свидания. И, конечно же, не надо меня благодарить, что я спасла тебе жизнь. Перебьюсь.

Я развернула тетку и слегка толкнула в спину. Будто поддавшись инерции, она пошла, а потом побежала дальше и дальше от меня. Не оглядываясь.

Я стояла и смотрела ей вслед, пока фигура ее не скрылась за ближайшим поворотом. Потом озадаченно вздохнула и вернулась в машину. Макс валялся, согнувшись в три погибели.

— Смотри не надорвись, а то геморрой будет, — буркнула я. — И не забывай дышать.

— Хреново быть ангелом, — сквозь смех выдавил он. — Тебе еще учиться и учиться.

— Хорошо, что это твои пять штук были. — Язвительно бросила я. — А то мне было бы жалко. Блин, им деньги даешь, а они смотрят как на идиотку.

— Такая наша ангельская доля, — продолжал куражиться Макс.

— Ну все, хватит ржать. — Рыкнула я и тут же мечтательно откинулась на сиденье. — Все равно я спасла ей жизнь.

— Ты собой гордишься?

— Безмерно.

Наконец, Макс успокоился и перевел дух. Нашел какую-то радиостанцию со спокойной музыкой, сделал совсем тихо. Достал сигареты, мы закурили. Какое-то время молчали, глядя на снующих перед машиной людей.

— А все-таки ты угадала, что она здесь будет проходить. — Заметил он.

— Знаешь, я до сих пор… не уверена, в том, что все было на самом деле. Как будто это был одинаковый сон у нас, только и всего.

Я прикоснулась к рукаву его свитера и осторожно подняла его.

— Только это делает все реальным. — Мои глаза в сотый раз замерли на его изуродованной руке. Жуткий шрам от ожога, как раз по форме моих пальцев…

Он сжал мою ладонь.

— Саша, пора завязывать с этой однообразной лаской. — Улыбнулся он.

— Хорошо, — кивнула я.

— Ты не будешь больше целовать мою руку, за то, что сделала мне больно. Я не буду целовать твою, за то, что сделала мне больно…

— Хорошо, — повторила я и прижалась губами к шраму на его запястье.

Севастополь-Москва, февраль 2007

Оглавление

Политова Алина . Снег

Реклама на сайте