«Смерть экс-любовника»

Харли Джейн Козак Смерть экс-любовника

Дэниелу Кори Ренеру, который оставил нас раньше, чем нам бы хотелось

Никто не хочет быть музой;

В конце концов все хотят быть Орфеем.

Луиза Глюк. Песня лютни

Глава 1

По опыту знаю, что мужчинам не нравится, когда во время занятия сексом звонит телефон. Полагаю, это справедливо и по отношению к женщинам. Во всяком случае, по отношению ко мне, и потому в моей спальне никогда не было телефонов.

Но тогда, в конце декабря, у меня не было и спальни. Я жила в квартире своего парня, его имя Саймон Александер. В нашем распоряжении было два сотовых телефона, два автоответчика, городской телефон, компьютер, телевизор, стереосистема, таймер, принтер, факс, дымовая пожарная сигнализация – и все это портило романтические моменты совместной жизни. Правда, не всегда, а лишь когда кто-то из нас задевал пульт дистанционного управления.

Был у нас и пистолет. Он лежал на столике рядом с кроватью. Кажется, он никому не мешал, хотя не уверена, ибо прожила я у Саймона всего пару недель.

Саймон – агент ФБР.

В ту пятницу, ранним вечером, дело было в самом разгаре: мы неистово сжимали друг друга в страстных объятиях, – когда щелчок, раздавшийся в противоположном конце комнаты, напомнил мне, что я выключила у телефона звонок. Рука Саймона на моем теле дрогнула.

– Уолли! – заговорил автоответчик. – Уолли, возьми трубку!

Хватка Саймона ослабла – звонок не имел отношения к национальной катастрофе. Несмотря на свою техническую искушенность, Саймон предпочитал автоответчик голосовой почте из-за возможности услышать, кто звонил, прежде чем он снимет трубку.

– Саймон, мне нужно поговорить с Уолли! Уолли, ответь мне, пожалуйста!

Это была Джо. Моя подруга. Несмотря на мужское имя, как и у меня, Джо, как и я, женщина. Думаю, при данных обстоятельствах она не будет против, если я ее проигнорирую.

– Ну хорошо, тебя нет дома. – Голос Джо звучал надтреснуто и отрывисто. – Мне отвратительно сознавать, что я говорю это автоответчику, но все равно ты узнаешь об этом из «Новостей»… Дэвид мертв! Дэвид Зетракис. Наш Дэвид.

– Дэвид? – Я вырвалась из объятий Саймона и, пошатываясь, дотащилась к телефону. – Наш Дэвид? – переспросила я. Но в ответ услышала лишь гудки – Джо положила трубку.

Саймон провел рукой по моему бедру, потом сжал его.

– У тебя все нормально?

– Что? Да… – Я не шелохнулась. Через какое-то время я почувствовала, что на меня набросили одеяло.

Саймон встал. Его рост шесть футов пять дюймов – он был высокий (в разумных пределах), то есть не выглядел как баскетболист. Хотя он тоже был в отличной физической форме, что, впрочем, не редкость в Лос-Анджелесе, где членство в фитнес-клубах столь же обычное явление, как страхование автомобилей. Но для мужчины, чей возраст приближается к пятидесяти, Саймон выглядел впечатляюще. Наши отношения – роман, связь, как ни назови – начались не так давно, и вид его обнаженного тела все еще мог отвлечь меня от чего угодно. Даже от смерти бывшего бойфренда.

– Кто-то близкий? – Саймон изучал сообщения на одном из сотовых телефонов.

– Очень близкий. Когда-то… – Я взяла свой сотовый, чтобы позвонить Джо.

Саймон наклонился, отбросил мои волосы и поцеловал в плечо.

– До встречи, красавица. – По-прежнему обнаженный, он направился в ванную.

– Джо, – сказала я автоответчику. – Это очень… печально. Ты как?

Дэвид когда-то был не только моим бойфрендом, но и Джо, причем их отношения были более длительными и серьезными. Джо взяла трубку, я услышала, что она плачет. Джо Рафферти Хоровиц была крепким орешком, поэтому я хоть и молчала, но ощущала беспокойство. Наконец я спросила:

– Что с ним случилось?

– У него был рак… – ответила она. – Поджелудочной железы. Ужасно. Он был обречен.

Я попыталась сказать что-то небанальное, но мне это не удалось.

– Боже, какой кошмар! Даже не предполагала, что он болел. – Я дизайнер открыток, и вы могли бы ожидать от меня большего, но когда дело касается смерти, я, как и все, теряюсь. – Такой молодой, – добавила я.

– Пятьдесят один. – Джо высморкалась. – Это показатель того, как мы стареем, раз пятьдесят один для нас – еще молодость.

– Он умер в больнице?

– Дома, в Толука-Лейк.

Меня вдруг пробил озноб. Я завернулась в одеяло и подошла к окну. Саймон жил в пентхаусе на бульваре Уилшир, в очень большом и внушающем почтение доме с высокими потолками и огромными окнами, которые изнутри мыла приходящая уборщица, а снаружи – профессиональная команда. Из окна открывался вид на океан. Район Толука-Лейк располагался к северо-востоку, за горами, так что дом Дэвида не попадал в поле моего зрения, но, может, я увижу, как его дух парит над Тихим океаном.

– Когда ты в последний раз видела Дэвида? – спросила я. Джо ничего не ответила.

Я стояла и смотрела на закат. Дело было между Рождеством и Новым годом, когда подсчитывают доходы за последний квартал, чтобы расплатиться по налогам, доедают пряничных человечков и допивают коньяк со взбитыми желтками, сахаром и сливками, давая себе обещание завязать с Нового года со сладким, углеводами и алкоголем. Небо над Лос-Анджелесом темнело, и скоро смог нельзя было отличить от водной поверхности. В ванной с шумом лилась вода, и я решила присоединиться к Саймону; в душ он ходил без оружия, и потому я без риска для жизни могла устроить ему засаду.

Щелчок в трубке указал на то, что Джо все еще была на линии. Но она молчала.

– Джо?

– Я просто… боюсь. Уолли, ты останешься моей подругой, если…

– Да. Если что?

– Если… да так, ничего. Ты идешь сегодня на коктейль к Рексу и Трише?

– Придется. Ты ведь там будешь? – Я подождала ответа. Его не последовало. – Джо, в чем дело?

– Боже, я превращаю свою жизнь в полный хаос! – воскликнула Джо.

Мне показалось, она пьяна.

– Солнышко, Дэвид умер от рака. Твоей вины тут нет.

– Я не говорила, что он умер от рака, – возразила Джо. – Он был болен раком, но скончался от пулевого ранения в голову.

Глава 2

«Пулевое ранение в голову».

Полицейский жаргон был привычен Джо – половина ее семьи служила в правоохранительных органах, а сама она скопила деньги на учебу в колледже, работая в морге. Но не проще было бы сказать: «Он покончил жизнь самоубийством»? Теперь, думая о Дэвиде, я видела его с обезображенным лицом. Мне пришла в голову мысль, что это было нечто иное, нежели самоубийство. Скажем, убийство. Но я тут же отбросила эту мысль. Кому понадобилось убивать смертельно больного продюсера мыльных опер?

Итак, самоубийство. Какой печальный конец! И почему Джо ведет себя так странно? Понятно, что она переживает, но… чего ей бояться? Джо не так-то легко напугать, и она не склонна впадать в отчаяние. Я хотела было перезвонить ей, но тут из огромного шкафа появился Саймон.

Одетый, он был почти так же неотразим, как и обнаженный. Одевался он не как агенты ФБР на телеэкране, а словно для похода в ресторан «Поло лондж». Сегодня на нем были коричневые брюки и рубашка цвета бургундского вина, что очень подошло бы для коктеильной вечеринки, куда я должна была идти, вот только он туда не собирался. И я понятия не имела, чем он намерен заниматься.

– Работа, – сказал он, и это могло означать что угодно: от наблюдения за кем-либо до игры «Лейкерс». В тот день он уходил «на работу» уже во второй раз.

Я лежала и наблюдала, как он застегивает ремень.

– Самоубийство – это преступление? – спросила я.

– Именно это сделал твой друг?

– Очевидно. Ты можешь разузнать подробности?

Саймон взглянул на меня. Глаза у него были поразительные – цвета льда.

– Зачем?

– Не знаю. Просто… Джо так тяжело переносит это, и…

– Нет.

– Что ты имеешь в виду под «нет»?

– Я имею в виду, что ФБР не имеет к этому никакого отношения, а если даже и имеет, у полицейских нет никаких причин объясняться со мной. Я не могу обсуждать этот вопрос. – Он начал завязывать галстук.

Я подошла к нему, просунула пальцы под ремень и притянула его к себе. Он не сопротивлялся.

– Какой смысл спать с федералами, – сказала я, – если все равно не получишь секретной информации?

– И со сколькими федералами ты спишь?

– В твоем отделе или в масштабе страны?

Саймон погладил меня по лицу и накрыл мои губы своими, так что я не могла дышать. Я не возражала. Когда он, отпустив меня, выпрямился, я подошла поближе, обняла его за талию и упала на кровать, потянув его за собой. Я не обладаю особой силой, но сработал эффект неожиданности.

Того, чем мы занимались потом, вряд ли можно было ожидать от девушки, только что получившей дурные известия, но, как говорит мой дядя Тео, в горе мы способны на весьма неожиданные поступки. Когда мы закончили, Саймону пришлось повторить все сначала – душ, другая одежда… соответствующее выражение лица. Работа!

Саймон находился на том этапе карьеры, когда агенты переходят от оперативной работы к руководящим должностям, но ему нравилось быть оперативником, работать на улице, раз в несколько месяцев участвовать в новой операции. Этим он отличался от меня, мечтающей о сидячем образе жизни. Я не состояла на службе в ФБР, хотя работала на них целых пять минут. По пять минут я работала практически на всех. В промежутках между дизайном открыток. Жизнь заключается для меня в рисовании линий. Некоторые люди слышат голоса – например мой брат Пи-Би, когда не принимает лекарства, – и я их слышу время от времени, но большей частью вижу образы. Как-то, застряв в пробке, вместо машины впереди я увидела картинку с надписью «Фольксваген на валиуме». Такое приходит в голову само собой. Затем образу придается контекст, и все выражается на бумаге, но это скорее забава, чем рутина. У меня есть набор нестандартных поздравительных открыток под названием «Черт побери мисс Уолли». Все это позволяет платить за квартиру, однако мне еще нужна еда, бензин и время от времени пара туфель. Вот я и повышаю свои доходы самыми разными способами, одни из них кажутся очень странными, другие – не очень. В то время я охотилась за новой необычной работой, но перспектив никаких не видела. Что касается достижений, то с покупками к Рождеству было покончено до следующего года.

Саймон ушел, а я стала одеваться на вечеринку. По крайней мере я попыталась сделать это, но в основном топталась около шкафа, придерживая на себе одеяло. Не люблю всякие сборища – в толпе незнакомых людей я тушуюсь, – сейчас же мысли о смерти вытеснили все мысли о нарядах. С Дэвидом, который непродолжительное время был моим бойфрендом, мы дружили вот уже десять лет, хотя порой я не видела его месяцами. Он всегда был полон энергии, и потому мне было трудно представить, что он покинул эту землю, и практически невозможно поверить, что он пустил себе пулю в лоб.

И что происходит с Джо? Почему самоубийство Дэвида испугало ее?

Одеяло сползло с моих плеч, и по телу пробежали мурашки. Пора одеваться.

Мои вещи были распиханы по чемоданам. Шкафы Саймона – мне был предоставлен один из них целиком – были достаточно большими, чтобы служить гаражами, но я сомневалась, стоит ли занимать их, поскольку речь о моем переезде сюда не шла и я удостоилась лишь неясного приглашения «Оставайся здесь, сколько тебе нужно». Строго говоря, особой нужды в этом у меня не было, но моя западноголливудская съемная квартира понадобилась ее законному владельцу несколько недель назад, а я была слишком занята всякой романтикой, чтобы искать новое жилье. Саймон старался поддерживать в квартире порядок, поэтому я посчитала, что не стоит забивать моими вещами его шкафы. Почистив зубы, я высушивала зубную щетку и убирала обратно в чемодан; засовывала в пакет использованную зубную нить, чтобы не пользоваться для этой цели корзиной для мусора, стоящей в люцитовой ванной комнате. Я ежедневно начищала душ «Виндексом», обделяя работой приходящую три раза в неделю уборщицу по имени Илзе. Может, все это чересчур, но я была влюблена и не хотела устраивать беспорядок.

Моя записная книжка лежала в одном из чемоданов поверх косметички, и я, последовав внезапному импульсу, нашла телефон Пита Жемански, человека, с которым мы некогда почти что встречались, он работал в полицейском участке в Уэст-Валли.

Я позвонила Питу. Оставаясь на линии, я примеряла одежду, стараясь найти подходящее сочетание праздничного, по-голливудски сексуального и «мой-друг-мертв» консервативного, пока не выбрала черную бархатную юбку и белую шелковую блузку. К ним прекрасно подошла нитка жемчуга, которую Саймон подарил мне на Рождество сорок восемь часов назад. Но я чувствовала бы себя красавицей и в больничной ночной рубашке – счастливый побочный эффект ежедневного секса, к тому же многоразового. Это было чувство и положение дел, которые не продлятся долго, потому что так не бывает, но тем не менее я получала от них наслаждение.

– Уолли, – сказал Жемански, – мне понравилась твоя рождественская открытка. Что случилось?

Слишком многое для короткого разговора.

– Пит, – спросила я, – самоубийство является преступлением?

– Э… наверное, грехом. Преступлением? Нет. А почему ты задаешь такой вопрос?

Я начала рассказывать ему о своем друге Дэвиде, но он оборвал меня:

– Зетракис? Продюсер? Это не было самоубийством.

– Ты уверен?

– Я говорил с полицейским, который выезжал на место по звонку человека, ведущего его хозяйство.

– И?.. Он сказал, что это не самоубийство, судя по положению тела?

– Он судил по оружию. Его там не оказалось. Парни, которые вышибают себе мозги, обычно не прячут пистолеты после содеянного. Будет репортаж в «Новостях», а может, уже прошел.

– Итак, это было…

– Да. Слово на букву «у». Убийство.

Убийство. Я повесила трубку и прошла по говорившему о том, что его хозяин мужчина, достойному звания произведения искусства, черно-серому пентхаусу, мои каблуки громко стучали в пустых комнатах. «Дэвид убит, Дэвид убит», – чеканили они, пока я не вышла на лестничную площадку и не заперла за собой дверь на два оборота.

Глава 3

Рекс и Триша недавно поженились и жили в Шерман-Окс, в двадцати минутах к северу от Уэствуда, если на дороге нет пробок. Но пробки почти всегда были. Интересно, каково жить в месте, где «если нету пробок» не встречаются в каждом предложении, когда речь идет о пространстве и времени, где знание коротких и объездных путей не насущно необходимо для выживания? В Лос-Анджелесе вместо погоды люди болтают о дорожном движении. Дэвид, к примеру, считал делом чести добираться от собственного дома до телестудии, где работал, не более чем за шесть минут. Я родилась и росла здесь, но никогда не любила водить машину. В своих мечтах я жила в городе тротуаров.

Движение было умеренным, то есть четыреста пятое шоссе двигалось, хотя и со скоростью бегуна трусцой средних лет. Парковщик открыл дверцу моей машины и смотрел, как я медленно из нее выбираюсь: каблуки у меня высокие, ноги длинные, а моя старая «интегра» приземиста. Парковщик – обычная примета любого сборища в некоторых районах, на котором присутствуют более дюжины, и говорящая о том, что вам предложат не только сырные шарики и крекеры. То, на чем вы приехали, может повлиять на мнение о вас.

– Уолли! Ты выключила мобильный? Я целый час пытаюсь до тебя дозвониться! – Это Фредрик, еще одна моя лучшая подруга; она махала мне с противоположной стороны подъездной дорожки.

– Bay! – отозвалась я. – Посмотри на себя. Ты выглядишь…

Фредрик красовалась в многослойном одеянии из полупрозрачной ткани и с тюрбаном на голове.

– …как африканец, – подхватила она. – Но почему ты вырядилась монахиней?

– Эту блузку мы покупали вместе с тобой. Именно ты уговорила меня сделать это.

– А, тогда ладно. – Она погладила меня по волосам, словно я ее ребенок, затем расстегнула на моей блузке несколько пуговиц, чтобы видна была ложбинка между грудями. А поскольку грудью я не обделена, ложбинка была глубокой. – Так-то лучше. Это же не водолазка! А где Саймон?

– Работает.

– Это не должно мешать вечеринкам. Вы оба находитесь на стадии дофаминов. Новая любовь, у вас бушуют гормоны – вам надо как можно больше бывать вместе.

– Мы так и делаем. – Я понизила голос. – Ты слышала о Дэвиде Зетракисе?

– То, что он умер? – не сбавляя тона, уточнила Фредрик. – Что у него был рак легких и он застрелился, испугавшись химиотерапии?

– Я слышала, у него был рак поджелудочной железы, – сказала я. – И он не покончил жизнь самоубийством. Его убили.

– Откуда такие сведения? Рак легких. Он курил лечебную марихуану словно маньяк. Но я слышала, что курил он еще до болезни, причем марихуана была самой обыкновенной. Он делал это, когда вы с ним встречались? Джо говорит, что курил. Она и Эллиот еще не приехали. Светским людям положено опаздывать.

Мы подошли к невероятно большим двойным дверям особняка, сейчас открытым, чтобы просматривался холл, утопающий в свете свечей, и я моментально отвлеклась от мыслей о Дэвиде.

У меня имелся собственнический интерес к дому Рекса и Триши, я видела, как его достраивали, и не была готова к тому, что теперь он выглядит совершенно иначе, заполненный не малярами, а совсем другими людьми. Мебели было мало, поскольку Рекс и Триша лишь недавно вернулись с Гавайев, где провели медовый месяц. В гостиной доминировало пианино, отполированное до такого блеска, что, глядя в него, можно было подкрасить губы. Одетый в смокинг пианист играл главную тему фильма «Крестный отец». Одетые в смокинги официанты мелькали между гостями, предлагая закуски. Мы с Фредрик последовали на кухню за подносом с помидорами-черри, завернутыми в ветчину.

– Здесь все говорят о Дэвиде, – заметила Фредрик. – Большая мыльная толпа.

Дэвид был продюсером мыльной оперы «Под конец дня», которую я пыталась смотреть, когда встречалась с ним, к тому же в ней играла Джо. Но у меня никогда не было интереса к мылу, и в конце концов я бросила это занятие, после того как Джо призналась, что она сама на себя не смотрит. Дэвид начинал как актер, затем поставил несколько серий, а спустя какое-то время перестал играть и стал продюсером. Это не было обычной карьерой, равно как и уникальной. Актер-режиссер-продюсер: Дэвид был, как говорят в Голливуде, многогранником.

Мы нашли Рекса, хозяина, и тот заключил меня в медвежьи объятия. Здоровенный, высокий, как Саймон, общительный переселенец из Техаса. Затем он обнял Фредрик, сдвинув набок ее тюрбан, и потому не видел, как я пялюсь на стены.

Я провела на этой кухне несколько недель, расписывая ее лягушками. Теперь стены были белыми. Кто-то закрасил мою работу.

Я почувствовала себя больной и схватилась за черную гранитную столешницу, гадая, может ли меня вырвать прямо на стоящий передо мной поднос с картофельными оладьями и икрой. Рекс и Триша заплатили мне за лягушек, а затем замазали их белой краской. Нужно вернуть деньги. Сейчас я уйду, а утром пошлю им милую записку, приложив к ней чек. Я собиралась вцепиться во Фредрик и объяснить, почему мне нужно идти, прежде чем она поднимет глаза и спросит: «А где же чертовы лягушки?» – но тут парень в бейсболке сунул мне в руку стеклянную кружку.

– Грэг.

– Прошу прощения? – удивилась я.

– Грэг. Осторожно, он горячий.

– Вы имеете в виду грог?

– Да, наверное. Триша сказала, его все должны попробовать. – Он показал на невероятно большую посудину с пуншем: – Хотите того, что там плавает?

– А что это?

Парень пожал плечами:

– Чернослив с чем-то. Триша сама делала. Ну, так она сказала. Возможно, имела в виду, что этим занимался кто-то из слуг. – Я взглянула ему в лицо. Парнишка был совсем молод – не больше двадцати – и невероятно хорош собой. Должно быть, снимается в мыльных операх. Триша сама в них играет. Наверное, все здесь, кроме меня и Фредрик, имеют к ним отношение.

Не успела я попробовать напиток, как меня охватила волна «Опиума». Две тонких руки, звенящие браслетами на запястьях, обвились вокруг моей талии, и я оказалась в объятиях совершенно незнакомой мне женщины – маленькой, худой, сильно надушенной, обвешанной украшениями.

– Уолли! – воскликнула она мелодичным голосом. – Скажи мне, ведь ты Уолли?!

– Я Уолли, – послушно подтвердила я.

– Уолли, моя лягушечка! Это я. Триша. Твой патрон. – Она продолжала держать меня, но вытянула руки, словно говоря: «Дай, я погляжу на тебя». – Ой, да ты высокая! – Она бросила взгляд на мои ноги. – А, каблуки, но все равно. В тебе, должно быть, шесть футов, не меньше. Я права? Ее рост не меньше шести футов, правда, Трей?

Красивый ребенок посмотрел на меня.

– Во мне шесть футов, – согласилась я. – Поверь на слово.

– Тебе не мешало бы поделиться со мной. Во мне всего пять футов и два дюйма. Рядом с Рексом я смотрюсь ученицей начальной школы. Рекс! – позвала она. – Здесь Уолли!

– Знаю, дорогая. Я уже обнимал ее шею.

– Боже, правда, он забавный? – Триша повернулась ко мне спиной. – Люблю, когда он говорит как техасец. Теперь я дам тебе выпить, как большой девочке, и ты расскажешь мне все о себе. Видела снимки, которые мы сделали во время медового месяца? Их показывают на экране в студии. И ты должна попробовать говяжье соте – Рекс называет его «крошево из коровы», – а презентация начнется в семь тридцать. И, да, ты слышала о бедном Дэвиде Зетракисе? Ты его знала?

– Я с ним спала. – Понятия не имею, что заставило меня признаться в этом.

Триша кивнула:

– Я тоже. Задолго до того, как он заболел раком, разумеется. Он должен был прийти сюда сегодня. Никто не знает, самоубийство это или убийство, но у нас здесь новостной корреспондент Энджел Рамирес, и как только прессе станет что-нибудь известно, мы также окажемся в курсе. Энджел все время говорит по телефону. Сейчас она у бассейна – там связь лучше. Впрочем, Уолли, я хочу все о тебе знать.

– Ну!.. – начала я, но тут Триша ринулась прочь, вскрикивая:

– Тони! Дженни! – Браслеты зазвенели: она вытянула руки, чтобы приветствовать других гостей.

Является ли убийство менее ужасным преступлением, если жертва смертельно больна? Мне хотелось обсудить это с Фредрик, и я пошла к бассейну искать ее. Около дюжины гостей слонялись но патио, причем две трети из них разговаривали по мобильникам.

– Вы ведь Уолли Шелли, правда? – спросила меня какая-то женщина возле коктейльного столика. Она курила, хотя на многих вечеринках в Лос-Анджелесе, а также в ресторанах это разрешается только на улице. – А я Джен Ким, продюсер «Под конец дня» и «Мыла и грязи».

– Извините… как вы сказали?

– «Мыло и грязь» – это шоу Триши.

– Я думала, Триша участвует в мыльных операх. Как актриса.

Джен Ким кивнула, выпустив из ноздрей дым. Она была симпатичной азиаткой и выглядела слишком молодо для продюсера.

– Триша играет главную роль в «Под конец дня» с понедельника по четверг. В пятницу она записывает «Мыло и грязь». Вы должны посмотреть эту передачу, потому что…

– Дамы! Господа! – В дверях стоял здоровенный парень с мегафоном. – До презентации осталось пять минут. Пожалуйста, пройдите на кухню. – Он, прихрамывая, вошел в дом.

– …потому что я ищу кого-нибудь. – Джен Ким достала из сумочки от Кейт Спейд визитку и вручила мне. – Я думаю, вы подойдете. Можете дать мне свою?

Я всегда ношу с собой визитные карточки, я протянула одну Джен, та затушила сигарету, попрощалась и пошла за мужчиной в красной водолазке.

Вся эта вечеринка – большая ошибка, решила я, направляясь в дом вместе с другими гостями. Я пришла сюда только из уважения к Рексу, который дал мне работу, когда я в ней нуждалась. Здесь нет ни одного знакомого лица, кроме Фредрик, которую могу видеть когда захочу; меня все принимали за женщину, с которой меня перепутала и Джен Ким; я печалилась о Дэвиде; расстроилась из-за своих лягушек; мне нужно, наконец, хорошенько выспаться, ведь мы с Саймоном не давали друг другу такой возможности уже несколько недель. Попробую ускользнуть и окликнуть Фредрик из машины, чтобы объяснить свой скорый отъезд.

Я вышла из парадной двери и дала парковщику корешок от квитанции. В ожидании машины набрала номер Саймона и стала писать сообщение, в котором предлагала заняться сексом, но тут человек с мегафоном подошел ко мне, встал рядом и спросил:

– Уолли, вы ведь не покидаете нас?

Откуда всем известно мое имя? Или у меня на спине табличка, где оно указано?

– Мы знакомы? – удивилась я.

– Макс Фройнд. – Он сердечно пожал мне руку. – Я работаю с Тришей. На этой вечеринке мне досталась роль помощника режиссера, и потому я собираю исполнителей и гостей. На презентацию.

– Я собиралась уезжать – что-то неважно себя чувствую. И думала исчезнуть по-тихому, но догадываюсь…

– Вы не можете потерпеть еще десять минут? Спасибо. Жаль, что вам нехорошо.

– Мне плохо не физически. Сегодня умер мой друг.

– Дэвид Зетракис? – Я кивнула, он обнял меня. – Я знал его двадцать семь лет. Мы вместе занимались бизнесом, делали карьеру. Он играл, я был помощником режиссера. Он ставил, я был помощником режиссера. Он заделался продюсером, я оставался помощником режиссера. Почти все здесь знали Дэвида. Представьте, что это поминки по нему.

Вряд ли эти слова пришлись бы по душе Трише.

– Пойдемте лучше на презентацию. Семь минут назад вы объявили о ней. А кстати, что будут представлять?

Грубое лицо Макса осветила теплая улыбка.

– А вы не знаете? Тогда я не буду портить вам удовольствие. Но без нас они не начнут. Ведь я как-никак помощник режиссера. А вы, моя дорогая, самая настоящая звезда.

Когда мы проходили гостиную, Макс показал мегафоном в сторону пианиста. От «Канона» Пачелбела тот перешел к «Возрадуйся, мир!» в версии «Фри дог найт» с начальными словами «Иеремия был лягушкой-быком», которую пианист исполнял оперным голосом.

Под вялые аплодисменты мы вошли в кухню. Отсюда была видна столовая. Я не умею произносить речи, Рекс же стоял на стуле посреди кухни.

– Уолли, минуту назад я поведал миру о том, что ты та самая девушка, которая дала мне прозвище Рекс Стетсон, и оно превратилось в мое имя, когда я переехал сюда. Триша никогда не стала бы встречаться со мной, останься я Морисом.

– Правильно! – кивнула Триша, которая приходилась по пояс возвышающемуся надо всеми Рексу. Она как должное выслушала смех, наслаждаясь им, и ни с того ни с сего напомнила мне пуделя. В моей голове тут же родилась идея поздравительной открытки: собака и ее тренер на дог-шоу в «Уэстминстер кеннел клаб»… Но Рекс снова заговорил и показал на стену позади себя.

Я увидела, что она, в отличие от других, задрапирована.

– Вы все знаете Тришу гораздо дольше, чем меня, – начал Рекс, – и все являетесь членами ее мыльной семьи. Вам известно, какие чувства она испытывает к лягушкам. Ее гардеробная в студии, где она жила прежде, словно взята из журнала «Нэшнл джиографик», и мне очень хочется, чтобы она чувствовала себя здесь дома, точно так же как и там. Вы можете увидеть пять самых настоящих лягушек в солярии, но вот эти две – мои самые любимые. Дамы и господа… портреты Рекса и Триши!

Белая драпировка поднялась, и все увидели лягушек. Первая отличалась размерами Гаргантюа, причиной чему послужила ошибка в расчетах, другая была маленькой и симпатичной: синей с черными пятнами. Вместе они составляли очень странную пару, и, работая, я чуть было не закрасила их. Но они оказались единственными, кто выжил, и под ними золотыми буквами с завитками значилось «Рекс и Триша». Толпа начала охать, ахать, смеяться, все кинулись меня поздравлять. Я не собиралась доносить до зрителей, что Рекс с Тришей столь разновелики и напоминают западноафриканского голиафа и голубого древолаза, и не имела намерения высмеивать их, но именно так обстоит дело с искусством: ты делаешь что задумал, а люди видят в этом то, что хотят видеть. Разумеется, подпись – это все; никто не знает этого лучше, чем художник, рисующий открытки.

– Шедевр, – заявил стоящий рядом со мной мужчина. – Единственная ценная вещь в этом ужасном доме. Который построил Рекс. Кто художник?

Шедевр? Что, я оказалась в собственном рекламном ролике?

– Я художник, – сказала я и представилась. Мужчина ответил тем же, его звали Шеффо Корминьяк.

Шеффо было по меньшей мере семьдесят, выглядел он маленьким и хрупким, а неряшливость вполне могла свидетельствовать о бедности, если бы не перекинутый через руку ценителя искусства пиджак – судя по ярлыку, от Армани.

– Что вы знали о лягушках до того, как взялись за это произведение?

– Абсолютно ничего.

Он бросил на меня изучающий взгляд.

– А скажите-ка, вам известно что-нибудь о греческой мифологии?

– Только то, что мы изучали в школе на уроках истории.

Шеффо смотрел на меня слишком пристально, а это необычно для знакомств на коктейльных вечеринках.

– Да, – прошептал он. – Это вы. Получится просто замечательно. – Затем живо продолжил: – Я хочу предложить вам работу, Уилли.

– Уолли, – поправила я. – В каком качестве?

– Художника, разумеется. В вашем рабочем расписании найдутся окна?

У меня не было ничего, кроме окон, мое расписание состояло сплошь из дыр, но зачем признаваться в этом Слагго? Нет, Шеффо. Я открыла сумочку.

– Вот моя визитка. Вас интересуют лягушки?

– Боги, женщина. Боги, полубоги, цари. И простые смертные, ставшие героями, – греки, жившие около двенадцатого века до нашей эры. А сам я живу на Олимпе.

– Хм… – Я поняла, что он пьян. И, возможно, бредит. Но я провела немало времени с душевнобольными, и бредом меня не испугать.

– Электра-драйв перед Геркулесом. Знаете, где это? У меня есть стена.

– О! – Я быстро порылась в памяти. Маунт-Олимпус – название района среди холмов над Голливудским бульваром. Я видела указатель, когда стояла в пробке у Лорел-каньона, и еще подумала, действительно ли там все построено в древнегреческом стиле и напоминает руины. – А вас не заботит то, что о греках я почти ничего не знаю?

– Невежество! – воскликнул он. – Да! От латинского слова «ignorare». До сих пор вы игнорировали греков, но теперь вы обратитесь к ним и у вас откроется зрение оракула. Боги общаются с простыми и невежественными людьми, равно как и с могущественными. Ваши лягушки изумительно примитивны.

– О! Спасибо.

Он похлопал меня по руке.

– Очаровательное отсутствие тщеславия. Давайте пройдем в дом. И обсудим условия вашей работы.

Мы договорились завтра встретиться.

– Обратите внимание, – прошептал Шеффо. – Теперь вы начнете везде видеть греков. С вами разговаривают боги. Они окружают нас. Смотрите. Слушайте. – Шеффо отошел, чтобы взять еще один бокал вина, а ко мне присоединилась Фредрик.

– Видела это болото? Ой, извини, солярий. Говорят, он обошелся Трише в двадцать штук. Лягушек доставили из экзотических стран первым классом. Наводит на мысль о том, что надо дважды подумать, прежде чем поздороваться с ней за руку. Ну как, слышала какие-нибудь сплетни о самоубийстве Дэвида?

Я поправила ей тюрбан.

– Это не самоубийство. А убийство. Я случайно узнала…

– Тебе сказал об этом Шеффо Корминьяк?

– Кстати, кто он такой?

– Август Уренсайд. Семейный патриарх в «Под конец дня». В древности он также работал над сериалами «Поиски», «Джи-эл», «Джи-эйч», «Дни» и «Эй-эм-эс». Ему двести, лет.

Эти сокращения были мне не знакомы, но я обрадовалась тому, что Шеффо работает и получает хорошие деньги. Для независимого художника всегда проблема, способен ли заказчик выплатить гонорар. Много я не запрашиваю, но ненавижу, когда мне отдают последнее. Я рассказала Фредрик о полученном предложении.

– Хм… – отозвалась она. – Это хорошо, что ты будешь работать. А когда выйдешь замуж за Саймона, сможешь бросить это дело. У него явно есть семейные деньги, так что работа тебе не понадобится.

– Я не собираюсь замуж за Саймона. Мы встречаемся всего три недели.

– Трахаетесь три недели. А как он на тебя смотрит… Если этот вопрос не встанет у него на повестке дня, значит, ты не заслуживаешь звания моей протеже. Чем раньше, тем лучше. Время, когда ты можешь родить ребенка, утекает, словно песок в часах. Тебе уже не тридцать.

Слава Богу, Саймон этого не слышит.

– Фредрик, я благодарна…

– Убирайся к черту, Хоровиц! – раздался скрипучий голос, и наш разговор оборвался.

Джо.

Мы с Фредрик уставились друг на друга. Затем я схватила ее за руку и повела через холл.

В гостиной стояла Джо, одетая в рваные джинсы, майку, кожаный пиджак и ковбойские сапоги. Такое облачение на коктейльной вечеринке могут позволить себе только очень красивые и/или очень уверенные в себе особы. Джо относилась к обеим категориям, но в тот момент она была также заплаканной, с красным лицом и злой.

Ее муж стоял рядом с пианино, руки были подняты в успокаивающем жесте. Эллиот Хоровиц был одет в костюм, но без галстука. Все в нем выдавало человека, окончившего бизнес-школу в Гарварде, бизнесмена, заработавшего свой первый миллион через два года после выпуска. Он также выглядел несчастным.

– Джо, – просил он, – держи себя в руках.

– «Держи себя в руках»?! Это ты должен держать себя в руках, потаскун с огромным членом.

– Ты преувеличиваешь.

– Нет, это ты преувеличиваешь, потому что спишь со всеми в Уэст-Сайде, ты… – Стройное тело Джо сотрясалось от ярости. Рекс положил руку на ее плечо, и она резко повернулась, словно собираясь ударить его, но не сделала этого. – Прости, Рекс. Не самый удачный день. Я не должна была…

Рекс обнял ее и сделал знак пианисту. Тот заиграл песню «Люди», но затем остановился, передумав. Когда он вновь ударил по клавишам, раздалась мелодия «К нам приходит Санта-Клаус».

– Она пьяна, – сказал Эллиот в паузе между двумя песнями, и его слова донеслись до присутствующих.

Джо оторвалась от Рекса, выхватила кувшин с грогом у проходящего мимо официанта и швырнула в мужа. Цель была рядом, но у Эллиота оказались хорошие рефлексы. Он метнулся вправо, и до него долетели только брызги и парочка миндальных орехов.

Кувшин с остатками напитка с черносливом, изюмом, палочками корицы и кардамоном ударился о крышку пианино и упал на обнажившиеся струны.

Музыка смолкла.

Глава 4

Триша душераздирающе закричала. Сразу понятно, что она долго играла в мыльных операх.

– Мой «Безендорфер»! – вопила она.

– Ее что? – спросила Фредрик, но я уже стремглав неслась к Джо. Рекс бросился на помощь Трише, которая выгребала сухофрукты из роскошного концертного пианино.

– Полотенца! – визжала Триша. – Горячую мыльную воду!

– Черт побери! – Джо облокотилась о дверной косяк. – Вызовите доктора, лечащего пианино.

– Пошли! – Я потянула ее за руку. – Идем отсюда.

– Нет, я должна извиниться перед Рексом.

– Сделаешь это позже, – возразила я. – Когда Триша успокоится. Ну пошли же.

– Сначала мне нужно в ванную.

Я долго работала в особняке и знала расположение по меньшей мере одиннадцати ванных комнат. И повела Джо наверх. Когда мы вошли в спальню, из шкафа высунулась какая-то парочка, взглянула на нас и снова скрылась за дверцами.

– Эй, Клэй! Что происходит? Опять фармацевтика? – позвала Джо и пояснила мне: – У парня всегда при себе хорошие наркотики.

Я провела Джо в другую комнату с примыкающей к ней ванной. Она покачивалась, но говорила отчетливо.

– Я не хотела убивать ее «Безендорфер», – заявила она, остановившись в дверях. – Это не убийство. Непредумышленное убийство или убийство по неосторожности, но не убийство первой степени.

– Никто и не думает, что ты хотела убить пианино.

– Нет, они будут думать, что я убила его, – заявила она и закрыла дверь.

Его? Кого? Она не могла иметь в виду Дэвида, верно? Зазвонил мой мобильник. Я взглянула на номер, но он не определился.

– Саймон?

– Ты голая?

– Это вечеринка иного рода.

– Иди домой, – ответил он, – и я устрою тебе вечеринку такого рода.

Я поняла это так, что его самого еще нет дома, но тут ему позвонил кто-то еще и он отключился. Но тут позвонила мне Фредрик.

– Где тебя черти носят? – спросила она.

– Я наверху. А ты?

– В телевизионной комнате. А куда подевалась Джо?

– Она тут, в ванной. Хочешь, чтобы я ее подозвала?

Внизу кто-то крикнул:

– По телевизору рассказывают о смерти Дэвида! В «Новостях» на девятом канале!

– Уолли! – завопил мой телефон. – Забудь о Джо и спускайся. Ты должна посмотреть «Новости»!

– Нет, не хочу, чтобы Джо слиняла и попыталась уехать на машине…

– Ты увидишь ее отсюда. Оставайся на связи. Я иду… Дошла до гостиной… о'кей, я тебя вижу.

Фредрик появилась в дверях телевизионной комнаты, соединенной с огромной гостиной. К ее уху был прижат телефон, она сделала успокаивающий знак рукой. Я помахала ей в ответ и отключила телефон. Затем постучала в дверь ванной, сказала Джо, что спускаюсь вниз, и спросила, как у нее дела. Она ответила «Vaya con Dios»[1], и я поняла это как «да».

Я прошла в комнату, где к потолку был прикреплен мамонт среди телевизоров. Кроме него, там почти ничего не было, и участники вечеринки стояли вплотную друг к другу, как сигареты в пачке. Я остановилась в дверях, дабы не выпускать из поля зрения спальню наверху, на случай если там появится Джо, но скоро набежавшие сзади гости вытеснили меня с моего наблюдательного пункта и я уткнулась в телевизор.

Дэвида Зетракиса показывали во весь экран, он был больше, чем в жизни, и моложе, чем когда я его знала. Он улыбался, держал бутылку чего-то оранжевого, а голос за кадром перечислял рекламные ролики, в которых он снимался. Я вспомнила, что он был актером с самого детства.

Изображение поменялось. Перед воротами поместья Дэвида в Толука-Лейк стояла репортерша с микрофоном в руках, ее пуленепробиваемая прическа была совершенно неподвижной, хотя ветер вовсю раскачивал пальмы, на фоне которых ее снимали. Репортерша рассказывала о Дэвиде, приводила неизвестные публике факты, превращала его жизнь в легенду.

– Очаровательный ребенок, любимый всеми нами, – говорила она, – вырос перед камерами.

– Это было за десять лет до того, как ты появилась на свет, сентиментальная идиотка! – крикнул какой-то мужчина.

Я посмотрела в ту сторону и увидела, что это был Клэй из шкафа; наверху. На него зашикали.

– …учился на режиссера в Нью-Йоркском университете, – продолжала ведущая. – В восьмидесятых годах переехал в Голливуд и был приглашенной звездой в популярных телевизионных сериалах. Поворотный момент в его карьере настал, когда он сыграл серийного убийцу, который стал местным героем, – Зеке Фабиана в «Под конец дня». Эта роль принесла ему его первую «Дневную Эмми»[2] и бесчисленных поклонников. – Камера отъехала назад, показав стоящих у ворот людей. Затем на экране появился отрывок из мыльной оперы, Дэвид резал горло сексапильной девушке в купальнике. Раздался смех, и опять зашикали.

Довольно странно видеть лицо своего знакомого в программе новостей, хотя в Голливуде это не так необычно, как где-нибудь еще, потому что почти все здесь имеют отношение к телевидению. Меня больше поразил вид его поместья, сверкающего рождественскими огнями, окруженного телевизионщиками с разных каналов. За этими воротами я завтракала, присутствовала на приемах, вела задушевные разговоры, спала. Теперь это было декорацией трагедии.

– …начал ставить отдельные серии, потом стал продюсером, – продолжала вещать репортерша. – К моменту своей смерти он был совладельцем компании, снимающей популярный дневной драматический сериал, получил еще семь «Эмми» и считался одним из самых состоявшихся людей в телеиндустрии. И хотя теперь он начнет исчезать из поля зрения публики, в наших сердцах он останется навсегда.

Фотомонтаж перенес действие в прошлое, и под конец на экране появился снимок трехлетнего очаровашки. Женщина справа от меня всхлипнула. Джен Ким, стоящая сзади, пояснила, что фотографии подбирали к пятидесятилетнему юбилею Дэвида, отмечавшемуся годом раньше.

– Фатальный выстрел, – продолжала ведущая «Новостей» тоном, который казался одновременно и серьезным, и вульгарным, – в противовес более ранним репортажам, не был самоубийством. Полиция заявила, что ведется расследование. Неясно, было ли мотивом убийства ограбление, но среди прочего Дэвид Зетракис владел скаковой лошадью, одержавшей победу на дерби в Кентукки, коллекцией редких марок и картиной Густава Климта стоимостью два миллиона долларов. Пока полиция не разглашает имена подозреваемых.

Наступило полное молчание, только вдалеке квакали лягушки.

– Боже ты мой! – воскликнула женщина, стоящая у телевизора, нарушив тишину. – Я должна к одиннадцати часам добраться до отдела новостей. Это моя тема!

Энджел Рамирес стала пробираться сквозь толпу. Послышались выкрики: «Эй, поосторожнее!» Рядом с дверьми кто-то коротко взвизгнул, раздался звук падающего тела. Отчаянно напрягая мышцы, я продралась туда. Энджел лежала лицом вниз на полу гостиной.

– Черт вас всех побери! – кричала она. – У меня совершенно новый нос! Если я что-то сломала, то тебе придется за это заплатить… – Какой-то мужчина помог ей подняться и выйти в холл, откуда продолжали доноситься крики – Энджел подзывала парковщика.

Я обернулась и увидела Джо – та слегка пошатывалась, но улыбалась, опираясь о стену. Я добралась до нее, когда она уже начала оседать на пол.

– Это я поставила ей подножку, – объяснила Джо. – Не смогла удержаться! Дэвид ненавидел репортеров.

С этими словами она потеряла сознание.

Глава 5

Я сидела на коленях около Джо. Что предпринять? Попыталась было найти глазами Фредрик, но увидела только море ног, и ни одну пару из них не обвивал красный шифон. Мужчина, красивый азиат, присел на корточки рядом со мной.

– В отключке? – спросил он, имея в виду Джо.

– Да. Вы не поможете донести ее до моей машины? Прежде чем она попадется на глаза Трише.

– О, в этих делах я спец. – Он стащил с себя спортивную куртку, вручил ее мне, затем подхватил на руки Джо и, как принц, спасающий Спящую красавицу, двинулся к выходу. Джо довольно худа, а мужчина, хоть и невысок ростом, оказался достаточно мускулистым, чтобы без особых усилий поднять ее. Я шла следом, и все глазели на нас.

– Вы кто, пожарный? – поинтересовалась я, открывая ему входную дверь. На некотором расстоянии от нас появилась Фредрик, ее тюрбан замелькал в толпе, она махала мне рукой.

– Нет, актер. Руперт Линг.

– А меня зовут Уолли Шелли. – Мы торопливо шли к подъездной дорожке, я искала в сумочке корешок парковочной квитанции. – Вы несете мою подругу Джо.

Руперт улыбнулся:

– Мне уже доводилось носить ее. Я играл ее сводного брата, с которым у нее была интрижка, в «Под конец дня».

– А еще, не забывайте, вы были ее отчимом, – добавила догнавшая нас, запыхавшаяся Фредрик. – Пока в Розамунд не ударила молния и она не стала страдать амнезией. А я очень рада видеть вас, поскольку являюсь поклонницей этого сериала, а вы, если откровенно, почти единственный в наши дни актер, на которого стоит смотреть. А что с Джо?

– Потеряла сознание, – объяснила я. – Давай загрузим ее в мою машину.

– Хорошая идея, – согласился Руперт. – Я видел, как ее муж отбыл на их машине минут десять назад. Куда ты ее повезешь? Домой?

– Вряд ли, – возразила я. – При нынешних-то обстоятельствах. А я сама почти бездомная. Фредрик? Может, к тебе?

Фредрик отрицательно покачала головой:

– Кошки! У нее на них аллергия.

– Я бы отвез ее к себе, – сказал Руперт, – но у меня ревнивая… хозяйка квартиры.

– Тогда, похоже, все-таки придется везти Джо ко мне, – вздохнула я. Но тут же засомневалась, не зная, как Саймон прореагирует на такую гостью. – Или, может, к дяде Тео. Сейчас я ему позвоню.

Подъехала моя «интегра», и парковщики помогли уложить в нее Джо. Я думала о том, что вместо секса всю неделю напролет можно было бы помыть «интегру», но тут появилась полицейская машина.

– Уезжайте, – велел Руперт. – Надо вывезти ее отсюда.

– Быстро! – добавила Фредрик. – Я поеду за тобой следом.

Я не стала спорить. Села на водительское место и в пристойном темпе двинулась по подъездной дорожке, чтобы не привлекать ненужного внимания мужчин и женщин в синей форме.

И только выехав на шоссе, я вдруг удивилась – мы все трое почему-то были уверены: Джо лучше не встречаться с полицией.

Глава 6

Мы с Фредрик не отрывались от своих мобильников всю дорогу до Уэствуда.

– Дядя Тео не отвечает, – сказала я, – а у меня с собой нет ключей от его квартиры. Придется везти ее к Саймону.

– Великолепно! – отозвалась подруга. – У него хороший, безопасный дом. А репортеры набросятся на Джо, как гиены на сырое мясо, нельзя бросать ее в окрестностях Глендейла у дяди Тео.

– О чем ты? – Я посмотрела в зеркало заднего вида на Джо – та тихонько похрапывала.

– Джо и Дэвид когда-то были горячей темой, – пояснила Фредрик.

– И что с того? Это было сто лет назад. – Но у меня перед глазами появились Джо с Дэвидом, не пропускавшие ни одной премьеры, ни одного благотворительного мероприятия в Голливуде. – К тому же они были звездами мыльных опер, а не обладателями «Оскаров». Это большая разница.

Продолжая держать телефон возле уха, Фредрик фыркнула:

– Знаешь, что я тебе скажу, девочка моя. Если ты хоть немного знаменит, а тебя пристрелили или тебе откусил руку горный лев, для кого-то это настоящий джекпот. Джо – женщина заметная. Пока вы обе были наверху, Энджел Рамирес ходила и вынюхивала, расспрашивала о Джо и Дэвиде, Джо и Эллиоте, был ли у Джо с Дэвидом роман перед самой его смертью, не собиралась ли она разводиться из-за Дэвида с Эллиотом, бла-бла-бла, – а теперь, когда Дэвид стал жертвой убийства, пресса превратится в самонаводящиеся ракеты, выискивая фотогеничную подозреваемую.

– Так то пресса, а не полиция, – возразила я.

– А то копы не смотрят «Новости в одиннадцать»! Поторопись! Я не хочу пропустить их.

– Мы только что смотрели «Новости».

– Специальный выпуск девятого канала? Боже! Я говорю о настоящих «Новостях».

Мы съехали с четыреста пятого шоссе в 22.32 и двинулись на восток к Уилширу. Я припарковалась в подземном гараже, прошла через вестибюль, весело поприветствовала Али, ночного привратника, затем вышла на улицу к Фредрик, которая оставила машину на Тейер-стрит. С помощью магнитной карточки мы снова оказались в гараже, где быстро спустились на два уровня – цемент отзывался эхом на стук наших каблуков.

Доставать Джо из «интегры» – это не по парку гулять. Не то чтобы она была тяжелой, но нам не хотелось ее покалечить. Кроме того, одеты мы были не для поднятия тяжестей. Однако наша одежда вполне подходила для Саймоновой высотки, в том числе и для просторных, изысканных лифтов. Фредрик, как заявила она сама, хорошо смотрелась бы и на большом африканском торжестве Куанзаа.

– Хотела бы я здесь жить, – сказала подруга, когда мы добрались до последнего этажа. Мы усадили Джо на диванчик рядом с лифтом, и я проверила, дома ли Саймон – его не было, – расправилась с многочисленными замками и отключила сигнализацию. – Я всегда была по натуре домохозяйкой – отведайте моего барбекю, приготовленного на заднем дворе! – но с удовольствием изменила бы свои привычки ради такого мужчины.

Мы распахнули дверь в пентхаус Саймона, а затем пошли за Джо. Я только было поздравила себя с тем, что мы не встретили никого из соседей, как из лифта вышла женщинах собакой на поводке, усыпанном драгоценными камнями. Она и собака были одеты в одном стиле – в пиджаки из белой кожи.

Женщина захлопала глазами.

– Привет! – поздоровалась я, передвигаясь спиной вперед и держа Джо за плечи. Ее ноги были в руках у Фредрик.

– Очень милая собачка, – обратилась Фредрик к женщине. – Какая это порода? Лабрадудель[3]?

– Шнудель[4], – ответила женщина и засеменила через холл.

Мы затащили Джо в квартиру, устроили ее на диване и отправились в кухню исследовать шкафы. До выпуска новостей оставалось четыре минуты.

– Белок. Белковый порошок. Белковые плитки. Белковые напитки. Витамины. Водка. Джин. Оливки. И большая упаковка бумажных полотенец. Это вопль о помощи, – сказала Фредрик, подбоченясь. – Мужчина взывает, чтобы его приручили и одомашнили!

– Что будем делать с Джо? Не только сегодня, но и потом.

– Я за то, чтобы кастрировать Эллиота. И она воспрянет духом. Давно он ходит налево?

– Для меня это новость – значит, наверное, нет. Ты когда-нибудь видела ее такой пьяной?

– Ну, в последнее время она… Послушай, если бы мой возлюбленный нашел себе кого-то еще, а муж то и дело расстегивал молнию на брюках, я бы тоже начала прикладываться к бутылке. Пошли! – Фредрик направилась в гостиную. – Надо включить телевизор.

Но я относилась к телевизору Саймона и ко всей его электронике как к космической ракете. Меня смущала даже его мебель. После трех недель проживания в пентхаусе я чувствовала себя не более дома, чем в первый вечер. Я сравнивала себя с собственной «интегрой» в здешнем гараже: дешевая подержанная машина среди «порше», «роллс-ройсов» и «БМВ». Саймон ездил на «бентли».

Фредрик сосредоточенно нажимала на кнопки пульта.

– Эврика! – воскликнула она, добившись одновременно изображения и звука. – Давай просто посмотрим… – Она принялась быстро переключать каналы. – Ты знаешь, что, до того как Энджел Рамирес заделалась латиноамериканкой, ее звали Элли Рамсфелт?

Я с обновленным интересом взглянула на крашеные черные волосы Энджел, когда начался ее репортаж под устрашающим названием «Ванна крови в Толука-Лейк». К рассказу о карьере Дэвида были добавлены старые фотографии его самого и различных актрис на различных красных дорожках, рассказывающие о его многочисленных романах. В конце концов камера сосредоточилась на фотографии Дэвида и Джо. Рыжие патлы Джо были причесаны парикмахером, ее назвали «моделью, ставшей актрисой», что было не совсем так, но почти правда. Я смотрела на Джо, храпящую на диване: волосы в беспорядке, веснушчатое лицо пылает от алкоголя. У меня вдруг возникло незнакомое прежде желание защитить ее.

– Признанная любовью его жизни Джо Рафферти разыгрывала то прекращающийся, то возобновляющийся роман с Дэвидом перед камерой и за закрытыми дверями в течение десяти лет. И в последние недели жизни Дэвида именно она не отходила от его кровати.

Затем последовало интервью с женщиной, которую представили как домработницу Дэвида.

– Мисс Джо приезжала сюда очень часто – каждый день. Она оставалась здесь и на ночь, на много-много ночей. До самого сочельника. Они сильно поссорились. Много кричали, как и в былые дни. И она уехала.

– Остается немало вопросов, на которые нет ответа, – подытожила Энджел Рамирес. – Какую роль сыграл Дэвид Зетракис в том, что брак Джо Рафферти с бизнесменом-миллионером Эллиотом Хоровицем распадается у всех на глазах? И еще более важно, какую роль сыграла Джо Рафферти в убийстве своего бывшего любовника? Репортаж из Толука-Лейк вела Энджел Рамирес.

Глава 7

– Сука! – одновременно вырвалось у меня и у Фредрик. Джо продолжала храпеть. Мы смотрели, как тело Дэвида загружают в фургон. Вернее, мы предположили, что это тело Дэвида. На носилках, конечно, была установлена лампа. Этот образ аукнулся у меня в голове открыткой с надписью: «Примите поздравления с пятнадцатью минутами славы!»

– И это все? – Я встала, чрезвычайно взволнованная. – Это весь репортаж? Но он о Джо! Репортер не должен вести себя как журналист. Да тут одни сплетни! А люди поверят им, потому что…

– Спасибо, – кивнула Фредрик. – Я долго пыталась донести до тебя именно эту мысль.

– И зачем Джо убивать Дэвида?

– Вот именно. Она же не была его женой. И не могла устать от созерцания того, как он последние десять лет чистил зубы зубной нитью. Он не имел обыкновения говорить «а-ха-ха», читая газету, и не прислушиваться к ее словам. Не притворялся, будто не знает, какое ведро для отбросов, а какое для мусора, идущего в переработку, с тем чтобы она перестала просить его выбросить мусор уже через год после свадьбы.

– Фредрик! – вздохнула я. – Ты меня пугаешь.

– Я просто рассуждаю. Брак – это возможность, средство, мотив; все в одном флаконе. Но Дэвид никогда не был женат. Почему?

Я взяла пульт и попыталась выключить телевизор.

– Джо была любовью его жизни. Как-то раз он сказал мне об этом. Но что-то у них не сложилось.

– Кто унаследует дом?

– Думаю, у него есть братья или сестры.

– Подожди. До меня стало доходить! – Фредрик бросилась на кухню и вернулась с белковой плиткой. – Мужчина, пятьдесят лет, симпатичный, богатый, никогда не был женат – о чем это говорит?

Я пожала плечами:

– Боится обязательств?

– Гомосексуалист. – Она сняла с плитки обертку. – Его считали натуралом, но один из его бойфрендов начал шантажировать Дэвида, и тот достал где-то револьвер, а бойфренд выхватил его и застрелил. Дело закрыто. Боже ты мой, здорово у меня получилось!

– Фредрик, это Лос-Анджелес, а не Вест-Пойнт[5]. Если ты гей, это не означает, что твоей карьере пришел конец.

– Я могу назвать тебе имена двадцати семи актеров, которые пытаются выдать себя за гетеросексуалов.

– Дэвид вот уже много лет не играл. И кроме того, я с ним спала. И все бы поняла.

Глаза у Фредрик сузились.

– Ну? И каков он в постели?

– Превосходен. – Я немного подумала. – Это было так давно. Детали я помню смутно.

– Ага!

– Но у меня не сложилось впечатления, что он в конфликте с самим собой.

– Ты высокая. В женщинах ростом шесть футов есть что-то от мужчин. Если бы у тебя не было такой груди… Вы занимались любовью в темноте?

– Не помню.

– А Джо плоскогрудая. Совсем как мальчик. И бедер у нее нет. – Фредрик скрестила пальцы. – Я поняла, в чем тут дело. Он любил женщин, которых мог представить мужчинами. – Она не отрывала от меня взгляда. – А теперь задай себе такой вот вопрос: почему вы не жили вместе долго и счастливо?

– Он не хотел детей. Принципиально. И ясно дал мне это понять. А я их хотела и хочу, поэтому мы решили расстаться, прежде чем наши отношения не стали слишком уж сложными.

Фредрик нахмурилась и положила белковую плитку на столик. Затем, тщательно расправив слои шифона, снова уселась в кожаное кресло и сказала:

– Наверное, вам надо было обсудить эту проблему, прежде чем заняться сексом. – Несмотря на любовь к откровенным нарядам, Фредрик придерживалась строгих моральных принципов.

– Возможно, – согласилась я. – Но мы были молодыми. По крайней мере я. Он сам предложил прекратить отношения. Наверное, понял, что я наивна, и не захотел меня «портить». Я весь день над этим думаю.

– Что ты имеешь в виду под словом «портить»?

– У него была склонность к экспериментам.

– В постели? Как ты это поняла?

– Он просто задавал невинные вопросы – скажем, люблю ли я наряжаться кем-нибудь, воплощаю ли в жизнь свои тайные фантазии, занимаюсь ли групповухой, пользуюсь ли сексуальными игрушками.

– И ты называешь эти вопросы невинными?

Я услышала, как в замке поворачивается ключ, и меня охватил приступ паранойи: вдруг в комнате полно специальной аппаратуры и Саймон все слышал? Мама должна была поведать мне об оборотной стороне жизни с агентом ФБР. И разумеется, предупредить о том, что в жизни с мужчинами, которые работают на федеральное правительство, нет положительных сторон.

– Привет, Саймон! – Я подскочила к нему и чмокнула в щеку, меня смущало присутствие Фредрик. В ответ он с некоторым удивлением поцеловал меня, тоже в щеку.

Если, придя домой, мой бойфренд и был несколько удивлен, обнаружив там трех женщин, одна из которых находилась в коматозном состоянии, то виду не подал. Саймон вел себя профессионально сдержанно. Наверное, этому учат в Квонтико[6]. Его нельзя назвать бесстрастным – за те шесть недель, что мы были знакомы, мне приходилось видеть самые разные проявления его эмоций, – но он всегда следил за тем, какие именно эмоции можно показать, где и перед кем.

– Фредрик, рад тебя видеть, – сказал он, чмокая ее опять-таки в щеку. Затем посмотрел на Джо. – Хорошая была вечеринка?

– Только не для нее, – отозвалась Фредрик. – Но тебе надо было самому побывать на ней. Уолли была звездой. Там состоялась презентация ее лягушек.

– Как жаль, что я ее пропустил, – бросил Саймон, развязывая галстук.

– Как я понимаю, ты работал, – продолжила Фредрик. – Вел наблюдение?

– Фредрик, – вмешалась я, – мне он ничего не рассказывает – значит, не расскажет и тебе.

– Если бы мой муж заявился домой за полночь и при полном параде, то я засыпала бы его вопросами. Ты не можешь постоянно отговариваться старой, набившей оскомину «национальной безопасностью», Саймон.

– Фредрик, прекрати, – попросила я. – Прекрати. Прекрати. Прекрати.

– Что касается вопросов безопасности, то будьте добры, ответьте на следующий вопрос: Джо появилась здесь по своей воле? – поинтересовался Саймон.

– А не?.. – выдавила я.

– А не вы вдвоем притащили ее сюда через гараж и лифт, напичканные камерами видеонаблюдения, дав Али возможность посмотреть такое вот интересное кино.

– Кто такой Али? – осведомилась Фредрик.

– Ночной привратник, – ответила я.

– Ну, я готова изложить такой вариант развития событий, какой ты предпочтешь, – заявила Фредрик. – Не то что Уолли, которая ни разу в жизни не соврала. Кстати говоря, эта особенность должна быть симпатична людям твоей профессии.

Я попыталась заговорить, но закашлялась.

– Только посмотрите на нее, – разошлась Фредрик. – Стоит здесь вся из себя, фигура как у модели, натуральная блондинка – не надо постоянно подкрашивать корни. Слишком высока для большинства мужчин, но только не для тебя. Я не вижу тебя с женщиной намного ниже шести футов. И что в Уолли самое лучшее? Она чиста перед законом.

– Да уж, – кивнул Саймон. – Извините, я пойду переоденусь. А затем мне, наверное, понадобится выпить.

– Он не один испытывает такое желание, – подытожила я, глядя, как Саймон направляется в спальню. – Фредрик, ты должна заткнуться.

– Радость моя, каждой девочке нужна мать-еврейка. Иди к нему. Поможешь снять ботинки. Или брюки.

– Я думала, ты против безрассудного секса.

– Это не имеет никакого отношения к безрассудному сексу. У такого секса есть цель; ты знаешь, что я имею в виду.

Я объяснила Фредрик, что думаю о ее совете расспрашивать мужа с пристрастием, и тут зазвонил мобильный. Звук шел от дивана, на котором лежала Джо.

– Давай ответим, – сказала Фредрик, помогая мне перевернуть нашу подругу. – Если это Эллиот, то мало ему не покажется.

Я вытащила телефон из кармана голубых джинсов Джо.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Джо Рафферти?

– Кто вы? – спросила я.

– Глен Джил, Ассошиэйтед Пресс. Мисс Рафферти, примите мои соболезнования. Скажите нам, что вы почувствовали, когда услышали о смерти своего бойфренда? Где вы были в это время?

– Моего кого? Бойфренда? – медленно переспросила я, стараясь уловить суть вопроса.

– Дэвида Зетракиса. И правда ли, что вашему браку с Эллиотом Хоровицем пришел конец и…

– О Боже! – воскликнула я, сведя концы с концами. – Разве в мире нет реальных проблем, о которых вы можете писать? Например, о глобальном потеплении? Убирайтесь к черту!

Фредрик взяла у меня телефон.

– Говорит мать мисс Рафферти, миссис Рафферти. Я могу вам помочь? – Какое-то время она слушала, затем изрекла: – Вы понимаете, что всеми средствами массовой информации в этой стране владеет преподобный Сон Мён Мун[7]? Подыщите себе нормальную работу. Например, на скотобойне. А бедную девочку оставьте в покое. – С этими словами она отключила телефон.

– Как им удалось раздобыть номер ее сотового? – удивилась я.

– Он известен всему городу. Она же у нас мисс Дружелюбие. Когда-то Джо была осторожна с этим, но, перестав работать, стала невнимательной. – Фредрик покачала головой. – Дело обстоит самым безобразным образом. И станет еще хуже, прежде чем труп Дэвида успеет остыть. Джо богатая, рыжая и красовалась на обложке «Вог». И раз уж акулы пера не могут приплести к этому делу Майкла Джексона, то примутся за нее.

Мы изучающе посмотрели на Джо, худую, похожую на мальчика. Но если замазать веснушки, причесать и завернуть во что-нибудь от Валентино, взору являлась настоящая модель.

– Да, – согласилась я. – Ты склонна преувеличивать, но в этом случае имеешь полное право сказать: «Я же тебе говорила!»

Фредрик плотно завернулась в слои красной ткани.

– Будь готова к бешеной атаке. Я тоже женщина стильная. Мы можем появиться в «Пипл». Не выходи из дома в спортивных штанах. И сожги все флисовое. Такого мужчину в такой спальне флисом не соблазнишь. – Она поцеловала меня, затем крикнула «До свидания!» Саймону, тот крикнул «До свидания!» ей в ответ.

Такой мужчина в спальне сидел на огромной кровати и читал какие-то бумаги, рядом с ним стоял кейс. Саймон был в спортивных штанах и в футболке – и то и другое выглядело либо новым, либо хорошо выглаженным. Вся его одежда казалась новой. Никаких заношенных носков. Никаких линялых джинсов. Никаких маек на тему ранних гастролей «Роллинг Стоунз». Я села рядом с ним, и он положил бумаги на кровать – обратной стороной вверх.

– Не бойся, я не собираюсь лезть в дела государства, – сказала я. – Извини, что мы привезли сюда Джо. Я не знала, как поступить.

– Она часто теряет сознание?

– Впервые.

– Ну, некоторым много не надо – два бокала, и они в полной отключке.

– Только не Джо. Она может пить как рыба, и в половине случаев я не замечаю никакого эффекта. – Я замолчала, но, увидев удивленного Саймона, опять бросилась защищать подругу: – У нее был очень трудный день.

– Она не умеет справляться со своими эмоциями.

– У нее муж волокита. Она только что узнала об этом.

– Душевные терзания здесь не помогут.

Мне хотелось оправдать Джо, но все слова, приходившие в голову, звучали так, словно я сама понимала, что моя подруга вела себя не лучшим образом. Ее храп, доносившийся даже до спальни, мешал мне думать.

– Ты не знаешь ее, – сказала я наконец.

– А ты?

– Знаю. Что ты имеешь в виду?

Саймон посмотрел мне в глаза:

– У нее проблемы с выпивкой, а тебе об этом неизвестно, отсюда вывод: либо ты не знаешь ее так хорошо, как думаешь, либо закрываешь глаза на проблему. Какое из этих утверждений правильно?

Я уставилась на него.

– А других вариантов нет? Разве нельзя напиться раз в жизни? Джо наверняка ничего сегодня не ела, что для нее не редкость, а ведь она кожа да кости. Плюс ко всему умер Дэвид. Джо ирландка. Ирландцы обязательно напиваются по поводу чьей-то смерти. Это культурный императив.

– Ирландцы имеют склонность к алкоголизму, – согласился Саймон. Его спокойствие выводило меня из себя. – Но скажи, ты когда-нибудь теряла сознание от выпивки?

– Да. В наше первое свидание.

– Ты просто заснула. В три часа ночи. У себя дома. Я тоже никогда не напивался до потери памяти, а у меня случались очень плохие дни.

Я перебрала несколько ответов на его тираду, но предпочла величественно промолчать. Затем направилась в гостиную, укрыла Джо одеялом, прошла через спальню в ванную, где провела сорок минут в пенистой воде, с «Экономистом» – единственным журналом, который можно найти у Саймона, – в руках.

В первый раз за три недели я надела пижаму, причем неглаженую. Саймон продолжал работать. Я заползла в кровать, повернулась к нему спиной и пробормотала:

– Спокойной ночи!

– Ну уж нет. – Он смахнул с кровати бумаги, стянул с меня одеяло и пристроился рядом. – Сейчас ты узнаешь, что такое спокойная ночь.

– Правда? Хорошо. Покажи, на что ты способен.

Он так и поступил.

Когда я утром проснулась, Джо в квартире не было.

Глава 8

Дэвида Зетракиса не удостоили первой страницы «Лос-Анджелес таймс», но материал о нем разместили в калифорнийском разделе. Статья была сфокусирована на фактах, мне уже известных, а на полях перечислялись его фильмы, работы в театре и на телевидении. Номинации на «Эмми» были отмечены звездочками, а полученные «Эмми» – двумя звездочками.

Когда кто-то умирает, на следующее утро испытываешь особенное беспокойство. Ночь приглушает боль от потери, и утром ты переживаешь ее с новой силой, выключая будильник или заходя в ванную комнату, когда вдруг ощущаешь холод от кафельной плитки под ногами и вспоминаешь о событии, которое будет преследовать тебя в течение долгого времени. Я читала «Лос-Анджелес таймс», словно желая запомнить произошедшее навсегда, чтобы оно никогда не обрушивалось на меня заново.

Я села за работу – стала составлять счета, за открытки, гадая, как сделать свое занятие более прибыльным, но мои мысли постоянно возвращались к записке Джо, оставленной ею для меня на кофейном столике Дэвида:

У.! Спасибо. У меня все о'кей. Позвоню. Д. P.S. Ты можешь поверить, что он мертв?

Нет. Более того, я не могла поверить, что у Джо все хорошо. Набрав ее номер, я наткнулась на голосовую почту. Стоило мне прервать связь, как телефон зазвонил. Это была ассистентка Джен Ким. Не успев вспомнить эту самую Ким, женщину с вечеринки, курившую возле бассейна, я уже согласилась встретиться с ней в студии, где снимали «Под конец дня». Слова «собеседование о работе» временно вытеснили мысли о Дэвиде и Джо.

Я приняла душ, с особой тщательностью оделась и придала квартире вид номера в четырехзвездочном отеле. Саймон уже ушел, днем в перерыве он заскочит в спортивный зал – кроме всего прочего в Квонтико их, наверное, учили и недосыпанию.

Продвигаясь на север, я слушала новости. Речь шла о Дэвиде, о его борьбе с раком, которая привела к преждевременной версии о самоубийстве. Теперь, когда эту версию опровергли, поползли слухи, будто ему помогли покончить с жизнью. О том, кто был автором гипотез и слухов, ничего не говорилось. Я подозревала самих репортеров: они пребывали в отчаянии, оттого что ничего не сумели разведать и целую неделю у них не было интересных новостей.

Я спустилась с холма и оказалась в Бербанке – городе, под завязку набитом оборудованием для производства фильмов и телепередач. Люди здесь тоже были – те, кто готов терпеть жару в долине. Зато плата за дома и квартиры здесь относительно невысока. У Бербанка есть небольшая отличительная особенность, служащая некоторой компенсацией для тех, кто работает в Лос-Анджелесе: в отсутствие смога отсюда открывается потрясающий вид на горы, похожие на нарисованный задник.

Наверное, я смогла бы жить в Бербанке. Или в Толука-Лейк – это совсем рядом. Нужно просмотреть списки сдающихся квартир. Я не могу вечно оставаться у Саймона; даже если существующее положение дел сохранится, это место не для меня – негде расставить вещи для работы. Мой стол для рисования никогда не почувствует себя дома в пентхаусе на бульваре Уилшир. Охранник у входа в студию исчез в деревянном домике с моими водительскими правами – возможно, выяснял, нет ли меня в списке террористов. Вернувшись, он заглянул в багажник, затем снабдил картой и указаниями, как добраться до парковки и здания под номером сорок семь.

Даже в субботу здесь кипела жизнь. Маленькие грузовички, на каких разъезжают игроки в гольф, катили по маленьким улицам с собственными маленькими дорожными знаками, словно это был город. Он походил на место, куда я приезжала давно, когда Джо снималась в телесериале «Девушка с пистолетом». Кем были эти работяги пчелы, одетые в комбинезоны, деловые костюмы и даже, в одном из случаев, в костюм какого-то персонажа? Рабочими, руководителями, актерами. Но при чем здесь я?

Здание под номером сорок семь было похоже на ящик и явно видало лучшие дни. Ассистентка Джен, хорошенькая девушка, почти ребенок, сказала, что ее зовут Софи, и провела меня в офис, где предложила кофе. Джен, сказала она, задерживается на съемках. Я посмотрела на стену, увешанную фотографиями из «Под конец дня»; на многих были автографы. Здесь были также вещи, не имеющие отношения к бизнесу: чучела животных, платье для коктейлей, висящее на дверце шкафа, зеркало с подсветкой для нанесения макияжа, три подарочные корзины, все еще упакованные в целлофан, бутылка «Моэ Шандон», свежие цветы, автомат, продающий жвачку, и миниатюрное баскетбольное кольцо. На краю стола стояла тяжелая стеклянная миска с «Эм энд эмс», я подошла и зачерпнула себе горсть.

Самым заметным предметом на столе была фотография Джен с Дэвидом Зетракисом. Они стояли на фоне пирамиды, яркие огни складывались в слово «Луксор», Дэвид обеими руками обнимал Джен за плечи, как гордый отец. Или любовник.

– Уолли, – сказала Джен, входя в комнату и пожимая мне руку. – Спасибо, что пришли. У вас была возможность посмотреть шоу?

– Э…

– «Мыло и грязь». Его показывают шесть раз в день. Я дам вам с собой диск. Софи! – крикнула она в открытую дверь. – Найди для Уолли несколько выпусков «Мыла и грязи». И те серии «Под конец дня», которые будут показывать на неделе. – Она говорила быстро, словно за разговор надо было платить. – Я ассистент продюсера «Конца», но мой настоящий ребенок – «Мыло и грязь». Последние месяцы Дэвид болел, и я была перегружена. Софи! – позвала она снова. – Кофе!

Джен села, сняла с ноги сексуальную, с завязками, сандалию из оранжевой замши и положила на стол. Включив лампу, она стала изучать ее.

– Декорации для съемок «Конца» сейчас перестраивают, и мне на обувь попала капля клея.

Джен, как я подозревала, носит обувь на максимально высоких каблуках, из-за того что миниатюрна и круглолица, а это не слишком вяжется с образом руководителя.

– О'кей, – наконец сказала Джен, спрятав сандалию. – Что мне от вас надо?

– Вы меня об этом спрашиваете? – удивилась я.

– Нет. Вы сами себя спрашиваете об этом. Что нужно от меня этой корейской цыпочке? Вот вам настоящая сенсация. «Мыльный журнал» проводит годовой конкурс, желая выяснить, в каком дневном шоу самые горячие парни. Всевозможные их категории. Юноши, насильники, чудаки. Мы хотим воспользоваться случаем и сделать рубрику в «Мыле и грязи» с участием корреспондента, который бы ходил на свидания с разными парнями. Вы им и будете.

– Прошу прощения?

– Вы же ходите на свидания, правда?

– Ну да. Но… не как профессионал.

– Но все-таки вы когда-то делали это. Здесь нечего стыдиться. – Джен осмотрела свой заваленный стол и крикнула: – Где материалы об Уолли Шелли?

– У вас на столе.

– О, да вот же они! Вы были объектом исследования для бестселлера «Как избежать того, что тебя все время бросают», напечатанного тиражом в четверть миллиона экземпляров в переплете…

– Но я же была Плохим Примером! Иллюстрирующим то, чего не надо делать.

– Какая разница? Вы выиграли «Биологические часы».

– Шоу прекратило свое существование еще до окончательного голосования, – напомнила я.

– Ну могли их выиграть. Как бы то ни было, создается впечатление, что вы знаменитость, эксперт, королева свиданий!

Как объяснить Джен Ким, что я хочу быть знаменитой лишь как дизайнер необычных поздравительных открыток? Короткие моменты славы, неудачные романы, злосчастные свидания – я надеялась, все это уже выветрилось из сознания людей, да и кому я была интересна? Но может ли телевизионный продюсер понять желание быть безвестным?

– Мне кажется, вы меня переоцениваете. И кроме того…

– Нет. У вас был очень высокий рейтинг для человека со стороны. И мы, с нашим бюджетом, никогда не заполучим Пэрис Хилтон. Мы можем предложить не больше тысячи.

– Долларов?

– За эпизод. Мы записываем по пять эпизодов каждую пятницу, поскольку Триша работает над «мылом» с понедельника по четверг. Я могу немного надбавить за сами свидания, и мы предоставим вам машину. Хотите парикмахера и гримера?

– Нет. О! А можно привести своего? – спросила я, подумав о Фредрик. Она многие годы практикует как массажистка– делает массаж лица.

– Нет, бюджет не позволяет. Но вы можете пользоваться услугами тех, кто в этот день работает над шоу.

Софи принесла нам кружки с кофе и пакетики заменителя сахара трех цветов – розового, синего и желтого, – а также заменитель сливок. Сахар содержался только в «Эм энд эмс».

– Что конкретно я буду делать? – поинтересовалась я. – Извините, я туплю, но…

– Будете обедать с актерами, подлизываться к ним и выслушивать их излияния о том, что они хотят бросить дневные передачи и сниматься в фильмах. Затем вы появитесь в «Мыле и грязи» и выложите всю их подноготную. Только это не должна быть подлинная подноготная, потому что актеры обязаны оставаться сексуальными в глазах публики. Но все должно выглядеть как подноготная – так мы зарабатываем на хлеб с маслом. Восторгайтесь ими и выдавайте свои восторги за журналистское расследование.

Для меня это был не самый подходящий день, чтобы ступить на поприще журналистики, учитывая мои чувства по отношению к репортерам.

– Знаете, Джен, в действительности я дизайнер открыток. Мое поле деятельности – рисование.

– Не беспокойтесь, мы поможем вам: с разговорами. Триша – профессионал, она смогла взять хорошее интервью у моей бабушки, а моя бабушка не говорит по-английски. Вы только начните, и все будет хорошо.

Я вздохнула. Кто я такая, Чтобы отказываться от предложения Джен? Безработная, чьи вещи хранятся в чемоданах. Мне нужна квартира, деньги на уплату за первый и последний месяцы плюс залог. Я получила какие-то деньги за участие в прекратившем свое существование шоу, но большая часть из них ушла на Пи-Би.

Мой младший брат, Пи-Би, должен переехать из государственной психиатрической лечебницы в реабилитационный центр в Санта-Барбаре. Часть средств на это обеспечивали гранты и государственные программы, но далеко не все. А я была готова на что угодно, лишь бы Пи-Би оказался в «Хейвен-Лейн». Там действительно очень хорошие условия, а это моему брату-шизофренику не всегда доступно. Ради него я готова грабить банки. Но ограбление банков не стояло в программе. А вот появление на низкопробных телевизионных шоу…

Мы с Джен Ким обменялись рукопожатиями, и она крикнула Софи, чтобы та подготовила стандартный контракт, Я пошла к приемной своего нового начальника, который в данный момент находился на производственном совещании по поводу сериала.

– Введи данные Уолли, Софи. – Джен вынула из сумочки сигарету и поспешно направилась к двери. – В том числе номер факса и электронный адрес. Мы должны знать, где ее можно найти, в любое время суток.

Когда Софи печатала номер факса Саймона, в душу мне закралось первое сомнение. Саймон. Но прежде чем я успела уцепиться за эту мысль, в другом конце коридора появился мужчина. Он желал видеть Джен Ким. Услышав, что ее нет, он обратил свой гнев на Софи.

– Кто возместит мне ущерб – повреждения, нанесенные моей машине? – Он не жалел своих голосовых связок.

– Какие повреждения? – Софи смотрела на его руки, изукрашенные татуировками.

– Вмятины. И бензина на одну восьмую меньше, чем было. Кто-то взял ее покататься, пока она стояла на съемочной площадке……

– Вы не забрали с собой ключи?

– А разве у меня был выбор? Ваш транспортный отдел требует оставлять ключи, на случай если им понадобится переставить машину.

Софи достала из ящика какой-то бланк и протянула его мужчине.

– Разбирайтесь с отделом транспорта. Можете подать заявление о причиненном ущербе, а мисс Ким нет никакого дела до вашего автомобиля.

– А до того, что главный декоратор половину рабочего дня пьян, ей есть дело? – возмущался мужчина, двинувшись по коридору и размахивая листком. – Или до того, что рабочие растаскивают по домам реквизит?

– Бедняга… – пробормотала Софи. – На одной руке у него «горячий парень», на другой – «жеребец». Как вам это нравится?

– Да уж, – ответила я. – Софи, у меня тоже проблема.

Ее взгляд стал настороженным.

– Какая?

– Вы знаете что-нибудь о работе корреспондента, который берет интервью на свиданиях? Я вспомнила, что у меня есть бойфренд.

– Да?

– Мы знакомы совсем недавно. И я гадаю…

– … не будет ли он против? Против того, что вы станете корреспондентом «Мыла и грязи»? О Боже! Парни возбуждаются, когда по телевизору показывают их девчонок. Вам нечего беспокоиться.

– По правде говоря, я считаю…

– …он будет ревновать? – Софи покачала головой, откидывая длинные светлые волосы за спину. – Скажите ему, что они геи. Все парни считают актеров, снимающихся в мыльных операх, гомосексуалистами.

– Но у зрителей создастся впечатление, будто я встречаюсь с этими мужчинами, хотя мои чувства тут совершенно ни при чем и вечером я прихожу домой к своему бойфренду. Разве это этично?

– Этично? – У Софи был маленький, похожий на кнопку носик. Сейчас он сморщился – она была в замешательстве. Я решила, что она размышляет над этим вопросом, но тут она сказала: – Я как-то не понимаю, о чем вы… Одну минутку!.. – Она взяла наушник, который я прежде не заметила. – Офис Джен Ким… Ага. Ага. О'кей. – Софи посмотрела на меня и улыбнулась. – Вас приглашают на съемочную площадку. Вы знаете, как туда попасть?

«Под конец дня» снимали в павильоне Д – он представлял собой что-то вроде сарая по другую сторону стоянки. Я дошла туда за двадцать минут, и если учесть, что Джен делала это по нескольку раз в день, то становилось понятно, почему она такая худющая. К тому же она безостановочно курит. Софи предложила вызвать машину, но я отказалась. Она добавила, что скоро у Джен будет офис в новом административном здании, которое построят на месте нынешнего здания под номером двенадцать. «Это гораздо ближе. А для ее работы очень важно быть рядом со всеми», – добавила она, словно речь шла о матери Терезе и сиротах.

Я включила мобильник, чтобы позвонить Джо. При последнем переезде я потеряла зарядное устройство и потому пыталась экономить батарейки – иными словами, я то и дело отключала телефон, напрочь об этом забывая. Возвратившись к жизни, он поведал мне о трех пропущенных звонках. Один был от Фредрик, которая спрашивала, видела ли я утренние «Новости», другой от Пи-Би – загадочное послание о комиксах, и последний – от Саймона: тот сообщал, что придет домой под вечер, и спрашивая, желаю ли я встретиться там, где мы расстались прошедшей ночью. Как и подобает федеральному агенту, при разговоре по обычному телефону он не вдавался в детали. Я позвонила ему на голосовую почту и просто сказала «да».

Набирая номер Фредрик, я увидела мужчину с татуировками – он курил рядом с побитым белым пикапом, припаркованным около погрузочной платформы. Я кивнула ему, и он отсалютовал мне сигаретой.

– Ты знаешь что-нибудь о Джо? – спросила я, дозвонившись до Фредрик.

– Нет, думаю, она всех избегает, но догадайся, что сказали в «Новостях». Дэвид был застрахован на огромную сумму! Веселого Рождества тому, кто нагреет на этом руки.

– Об этом говорили в «Новостях»? Подожди-ка… – Я остановилась перед павильоном Д, чтобы прочитать надпись над черной стальной дверью: «Не входить при красном свете!» Красная лампочка не горела. Я вошла. – Все в порядке! Я тебя слушаю. – Мои глаза привыкали к темноте. – Какое страховое агентство станет обнародовать подобную информацию?

– То, где есть временный работник или уборщик, желающий продать ее таблоидам, – ответила Фредрик. – Мне кажется, я догадываюсь о мотиве.

– Я тоже, – согласилась я, но тут проходившая мимо меня женщина сказала, что на съемочной площадке нельзя пользоваться мобильниками, и я выключила телефон.

Впереди горел яркий свет. Я пошла туда. Кругом сновали люди – одни спешили, другие слонялись без дела, на меня никто не обращал внимания. Я ненадолго остановилась перед складным столом, на котором стоял поднос с аппетитными бубликами, тарелка с салатсм и баночка с горчицей.

– Где вы его потеряли? – спросил какой-то парень, наливая себе воды из кулера.

– Вы о чем? – удивилась я, но тут же поняла – это он не мне.

– Если бы я знал это, он не был бы потерян, – ответил ему мужчина, открывая огромную банку с аспирином. Я узнала Клэя, декоратора, который ширялся в шкафу Триши вчера вечером.

– Это одна из «беретт», что у нас были на прошлой неделе?

– Ничего подобного. «Кольт-1911» – его никто не видел вот уже месяц. – Клэй проглотил аспирин, не запив водой.

Я пошла дальше. По пути мне попалась детская кроватка, устланная полосатой льняной тканью. В ней лежала кукла, в маечке и подгузнике. Она улыбалась мне розовыми губками и голубыми стеклянными глазками. Я улыбнулась в ответ – и вздрогнула: сзади кто-то спросил меня:

– Уолли Шелли, как вы себя чувствуете? – Я обернулась и увидела Макса Фройнда, помощника режиссера. Он приближался ко мне – с клипбордом в руке, в наушниках, по-прежнему прихрамывая. Сняв наушники, он показал на женщину с косичками, оказавшуюся рядом: – Кармел Грейвс, известная как Кей-Джи. Она тоже Помощник режиссера. Мы работаем вместе.

Кей-Джи одарила меня улыбкой и сокрушительным рукопожатием и удалилась.

– Джен хочет, чтобы я представил вас трем актерам, с которыми вы пойдете на свидания. Руперта вы могли видеть вчера вечером. Шеффо, подожди, не уходи…

Из наушников Макса послышался женский голос, словно в них сидела волшебница.

– Макс, детективу нужен список всех, кто присутствовал на вчерашнем производственном совещании… – Помощник режиссера снова надел наушники и отстегнул от пояса радиопередатчик.

Когда он закончил разговор, я спросила:

– Она имела в виду детектива, расследующего убийство?

– Прошу прощения?

– Извините, я невольно подслушала. Это имеет отношение к Дэвиду?

Макс кивнул:

– Они выясняют, кто где был, когда он умер. Рутина. По крайней мере так они говорят, но я догадываюсь, что они говорят так всегда. На чем я остановился?

– На Шеффо, – подсказала я. – Вы хотели меня ему представить. Но вчера вечером я успела с ним познакомиться.

– Да? Хорошо. В любом случае он уже отправился домой. У него изжога, и мы побыстрей отсняли его сцены. К вечеру с ним все будет в порядке. Не беспокойтесь.

Я удивилась тому, что меня должна беспокоить изжога Шеффо Корминьяка, но Макс куда-то похромал и я последовала за ним.

– Как дела у Джо Рафферти? – спросил он. – Вчера она немного пошатывалась. – Я не успела ответить. Чей-то громкий протестующий возглас заставил Макса резко обернуться.

Триша, в бальном платье, при полном макияже, стояла напротив Кей-Джи.

– Я не позволю, чтобы меня выгоняли, как бестолкового ребенка, когда я занимаюсь делами, которые имеют громадное значение для шоу и, кстати говоря, обеспечивают вам зарплату!

– Триша, ничего личного, просто таковы правила, – вразумляла актрису Кей-Джи, и ее косички подергивались в такт словам, произносимым самым авторитетным тоном. – Никаких мобильников, никаких исключений! Я попросила саму Джен покинуть съемочную площадку, и Макс всегда выходит на улицу, чтобы позвонить.

– Если бы вы придерживались плана съемок, вместо того чтобы угождать Шеффо, я бы уже была дома. Мне должны были привезти мебель в строго определенное время, и теперь я вынуждена платить из своего кармана, лишь бы Шеффо Корминьяк освободился пораньше. Это справедливо?

– Триша, – вступил в разговор Макс. – Вчерашний вечер был удивительным. Пошли. Отснимем твои сцены, и ты будешь свободна, идет?

И тут Триша заметила меня.

– Что она здесь делает?

По ее тону было ясно, что мои акции по сравнению с вечеринкой стремительно упали.

– Знакомлюсь с парнями, – ответила я довольно неловко.

– С Рупертом и Треем, – подхватил Макс. – Уолли будет корреспондентом «Мыла и грязи» – будет ходить на свидания.

Триша выглядела ошарашенной.

– Что? И когда это решили? Я звоню Джен.

– Сначала выйди из павильона! – Кей-Джи развернула Тришу лицом к двери. Та вырвала свою руку, и я вздрогнула – было похоже, что она сейчас ударит Кей-Джи.

– Уолли, надо поторапливаться, вот-вот разразится гроза, – сказал Макс. Он забрался на возвышение и провел меня к хорошо освещенному месту в похожем на пещеру пространстве, где стоял стол, к которому было прикреплено гримировочное зеркало. Рядом стояло кресло, занятое Спящей красавицей мужского рода – мальчишкой, который предлагал мне грог на вечеринке у Триши. Рядом с ним я увидела Руперта Линга, читающего «Дейли верайети». Руперт был одет как гимнаст – в таком костюме удобно работать лишь участнику Олимпийских игр. К счастью, актер выглядел как самый заправский олимпиец.

– Уолли, вы ведь помните Руперта? – спросил Макс.

– Привет! Как там Джо? – поинтересовался Руперт.

– Она… На самом деле я ничего не знаю.

– А это Трей Манджиалотти, – сказал Макс. – Руперт, когда Трей проснется, скажи ему, что у него ленч. Кстати, у тебя тоже. Продолжим через час. Уолли, я выведу вас отсюда. Я пытался было связаться с костюмерной, но они ушли за покупками, так что мы привезем вас сюда в начале следующей недели. Но я еще позвоню вам, чтобы договориться о сегодняшнем вечере.

– Макс, – начала я, – мне нужно кое-что вам сказать. У меня нет ни малейшего представления о том, что я здесь делаю…

Он нахмурился:

– Я думал, Джен все объяснила. Это мужчины, с которыми у вас на этой неделе будут свидания.

– С Треем и Рупертом? С обоими?

– С ними и еще одним. Начинаем сегодня с нашего патриарха. С Шеффо Корминьяка. Мы работаем быстро.

Не знаю, что за выражение появилось на моем лице, но Макс обнял меня за плечи.

– Не волнуйтесь. Как сказал Фридрих Ницше: «То, что не убивает меня, делает меня сильнее». – Он улыбнулся: – Добро пожаловать на дневное телевидение!

Глава 9

Я дозвонилась Джо на мобильный, когда ехала на юг по Беверли-Глен, извилистой дороге вдоль каньона. Слышимость, правда, была плохой.

– Ты как? – спросила я.

– Сплошные проблемы. У нас есть шанс встретиться?

– Да. У тебя? – Я говорила быстро, опасаясь, что связь прервется.

– Нет! – Ее голос то был слышен, то пропадал. – Я… Топанга и Вентура… ужасно… мороженое, пита…

– Уже еду! – крикнула я, не зная, слышит ли она меня и куда я направляюсь. Действительно, ужасно. Какой кулинар положит мороженое в питу? Увидев впереди перекресток, я притормозила. Только ради моей лучшей подруги я готова была сделать разворот на Беверли-Глен.

Двадцатью минутами позже я увидела молл на углу Топанга-каньона и бульвара Вентура, в котором были два бакалейных магазина – «Ральфе» и «Вонс». Эти магазины практически одинаковы по размеру, ценам и набору товаров, и то, что они располагались рядом, разделяемые только маленьким индийским рестораном, бросало вызов здравому смыслу. Я поехала по периметру молла и увидела нужное мне заведение.

– Спасибо, что приехала. – Джо крепко обняла меня. Она казалась еще худее, чем обычно. Некоторые люди, испытывая стресс, перестают есть. Джо относится к этой группе. В отличие от меня.

Я села. В помещении было много столов и мало посетителей.

– Как ты себя чувствуешь?

– Словно меня поджарили в масле на сильном огне и оставили на ночь на прилавке. От меня исходит какой-то запах?

– Я ничего не чувствую, – ответила я. Джо была в той же одежде, что и на вечеринке, но, несмотря на это, на круги под глазами и шрам на щеке, выглядела она прекрасно. Так я ей и сказала. – Что ты тут делаешь?

Она огляделась:

– Я была в… в одном месте в Толука-Лейк, но меня выследил какой-то репортер, поэтому я выехала на автостраду, чтобы оторваться от него, но бензина у меня оказалось мало и пришлось остановиться здесь.

Я тоже посмотрела по сторонам. Никто из посетителей не обращал на нас никакого внимания. Это успокаивало.

– Как ты заполучила свою машину? – поинтересовалась я.

– Взяла такси от Уэствуда до дома. На подъездной дорожке увидела «БМВ» Эллиота, поэтому в дом заходить не стала, а просто взяла ключи из-под навеса и укатила на своей машине. Правда, я думала, что моя сумочка там, но ее не оказалось. Эллиот, должно быть, унес ее в дом. А может, я забыла ее на вечеринке.

– Значит, с Эллиотом дела обстоят не слишком хорошо? – уточнила я.

Она улыбнулась:

– Похоже, что так. Но если ты настаиваешь на ужасающих подробностях, то мне нужно выпить еще кофе.

Джо получила очередную чашку кофе, а я поняла, что проголодалась. Сначала я хотела взять большой сандвич с фалафелем, но остановилась на фисташковом мороженом с гранолой – оно было больше похоже на здоровую пищу. Мы уселись за столик, и я закончила рассказывать Джо о своей новой работе в «Мыле и грязи».

– Это хорошо, – сказала она. – Деньги легкие, а ты будешь очаровательна. Знаешь, именно Эллиот подсказал Джен Ким сварганить такое шоу! Интересно, он и с ней спит? У меня уже нервное истощение – как представлю, что он занимается сексом со всеми, с каждой сотрудницей, с каждой подругой ее подруги…

– Подожди, – перебила ее я. – С чего ты решила, что он спит с кем только возможно?

– Я находила маленькие свидетельства этого в течение многих месяцев, – ответила Джо. – Если быть совсем откровенной, то признаки потенциальной неверности проявились уже в тот день, когда я впервые встретила Эллиота. Но я не удосужилась обратить на них внимание.

– Ты была влюблена, – вздохнула я.

– Но к тебе это не относится. Не надо воспринимать случившееся как поучительную историю. Я уверена, что Саймон, в отличие от Эллиота, сама честность. Ведь он работает на правительство.

– Согласна. Но кто же эта Другая Женщина Эллиота?

– Женщины. Во множественном числе. Стюардессы из «Джетблю».

– Боже ты мой! – воскликнула я. – Настоящее… ретро.

– Форма красивая. И это действительно хорошая авиакомпания. Великолепная еда. Бойкотировать ее только потому, что она разрушила мой брак, даже противно.

На соседний столик крупный мужчина в фартуке принес огромное количество фалафеля.

– У тебя есть доказательства? – спросила я..

– Белье. Сразу после моего вчерашнего звонка тебе я принялась за стирку. Ужасно горевала о Дэвиде! Я не могла позвонить кому-то еще, не могла говорить об этом. И тогда подумала: «А что бы сделала на моем месте мама? Что сделала бы Уолли?» Тут я наткнулась взглядом на гору грязного белья. И начала стирать.

– Я поступила бы точно так же.

– В джинсах Эллиота я нашла распечатанное длинное электронное письмо – от одной стюардессы, в котором она, видимо, прощала ему измену со стюардессой!

– О Боже! – Я закашлялась – маленький кусочек гранолы застрял у меня в горле.

– Это характерно для Лос-Анджелеса, верно? Прощение. Нельзя представить француженку, так легко отпускающую грехи своему любовнику. Или женщину со Среднего Запада. Мы знаем, что такое затаить на кого-то злобу. – Она сделала глоток кофе. – Господи, какая гадость!

– Тут недалеко «Старбакс».

– Слишком опасно. Как бы то ни было, я как дура ничего не говорила ему, пока мы не отправились к Рексу и Трише. У него даже не хватило воображения на то, чтобы все отрицать. Так я и узнала об этом. И он узнал, что я узнала. И я узнала, что он узнал, что я узнала. И мы пошли на вечеринку.

Она выглядела невероятно печальной. За соседним столиком смачно уплетали греческий салат, и я вспомнила слова Шеффо о том, что теперь я повсюду буду видеть греков. Я спросила Джо, не хочет ли она фалафеля, или питу с чем-нибудь, или замороженный йогурт, но она покачала головой. Нервно обернулась и взглянула в окно. Потом повернулась ко мне.

– Ладно, – сказала она. – Я готова идти, но у меня есть проблема. Ты можешь зайти в «Райт эйд» и купить мне шляпу?

– Нет.

– А можешь заплатить за мой кофе?

– Конечно.

– А можем мы поменяться машинами?

– Я буду ездить на твоей машине? – с беспокойством спросила я. – Почему?

– Видишь «мини-купер», припаркованный параллельно нам, в первом ряду отсюда?

Я смогла даже разглядеть человека на водительском сиденье.

– Он следит за тобой?

– Да. Он не знает, что я здесь, но увидел машину.

Этого мне было достаточно. Я направилась к той стороне молла, которая смотрела на Топанга-каньон, прошла мимо бакалейных магазинов и дюжины каких-то странных лавочек; рядом с последней из них стоял банкомат. Затем вернулась, купив по дороге двойной эспрессо, женскую шляпу, ковбойскую шляпу, несколько мандаринов, полдюжины белковых плиток, диск с уже виденным мною фильмом «Великое спасение», три книги в бумажных обложках и щетку для волос. Я не имела ни малейшего понятия, куда направится моя подруга, но она не умрет от цинги, недостатка кофеина или от скуки, пока я забочусь о ней.

Джо залпом выпила эспрессо и поведала мне свой план:

– Если я возьму твою машину, то сумею оторваться от «мини-купера» и поехать домой. Мне нужна сумочка и кредитные карточки, чтобы поселиться в гостинице.

– Готова держать пари, ты оторвешься от него и на своей машине, – улыбнулась я. – Ты лучший водитель из всех кого я знаю.

– Бензина нет, – возразила она, пряча волосы под мягкой шляпой. – Нет карточки, чтобы снять деньги, нет денег. И даже если ты одолжишь мне немного и я остановлюсь у бензозаправочной станции, то окажусь под прицелом видеокамеры, а ты только посмотри на меня! В плохом ракурсе под прямыми солнечными лучами я вообще буду похожа на серийного убийцу…

Это правда. Красоты Джо как не бывало: глаза налились кровью, вид отталкивающий, какой бывал у нее всегда, когда она переставала есть. Я представила себе фотографию, которую могли бы снять сегодня для журнала «Вог» с ее физиономией на обложке и надписью «Бывшая топ-модель опускается до убийства и сама заливает бензин в машину».

– Если мне повезет, – сказала Джо, – то скоро случится нечто, взбудоражащее общественность, и убийство Дэвида окажется на последних страницах.

– Только до тех пор, пока полиция кого-нибудь не арестует, – возразила я.

Джо ответила не сразу.

– Я не могу беспокоиться еще и об этом. Мне просто надо пережить несколько следующих дней. Не хочу приближаться к Эллиоту на расстояние выстрела, потому что, Богом клянусь, способна убить его, но мне не обойтись без вещей из дома.

– Давай я их заберу.

– Нет, лучше ты станешь для них приманкой. Мы можем обменяться пиджаками?

– Разумеется. – Я дала ей свой блейзер и натянула ее кожаную куртку. Она не застегнулась на груди. – Возьми деньги. А ты не хочешь пожить с нами? У Саймона есть комната, и…

– Не-а. У вас медовый месяц. И тут я, слоняющаяся по квартире.

Саймон, наверное, с этим согласился бы.

– Джо, – серьезно сказала я, – вчера вечером в «Новостях» домработница Дэвида заявила, что вы с ним сильно поссорились.

Она очень удивилась.

– Когда? А, в сочельник… Это была просто… ерунда. Небольшой спор. Я вернулась к Дэвиду рождественским утром. – Джо вздохнула: – Я приезжала туда и сегодня, чтобы забрать кое-какие свои вещи, но не смогла войти. Дом – место преступления, и туда не пробраться, все перекрыто.

– Какие вещи ты там оставила?

– Одежду, книги, ежедневник.

– О Боже, Джо! Звучит так, будто ты там почти что жила.

– Так оно и было. Я жила там целый месяц. Дэвид никогда не любил одиночества, а уж когда умирал. Мы долго с ним не общались и хотели наверстать упущенное.

Я этого не знала – была слишком поглощена Саймоном.

– Эллиот не возражал?

– Эллиот поощрял меня. Как выяснилось, он сам был сильно занят.

Я сделала глубокий вдох.

– Джо, ты… Я хочу спросить, ты ведь не убивала Дэвида, правда? Речь, разумеется, идет не о настоящем убийстве, но Дэвид мог попросить тебя помочь ему умереть…

Зеленые глаза Джо наполнились слезами.

– Я не стреляла в него! – ответила она. – Ни по одной из причин. Но не уверена, что кто-нибудь в этом городе поверит мне.

– Я верю. – Меня очень расстроила уязвимость Джо. – Пошли. Говори, куда ехать. Тебе необходимо немного поспать.

Глава 10

Честно говоря, я не люблю водить. И, конечно же, мне не нравится быть за рулем чужого автомобиля. Поэтому я очень волновалась, когда выезжала на бульвар Топанга-каньон на «мерседесе» Джо.

Горела лампочка, предупреждающая, что бензина осталось совсем мало, и я стала высматривать бензозаправочную станцию, к которой можно было бы подъехать, не сворачивая налево. «Мини» следовал за мной. Я проезжала один молл за другим, направляясь в Чатсуорт или куда там еще – в Сан-Франциско, в Анчорейдж. Телефон Джо зазвонил.

Я залезла в карман куртки и достала две монеты по десять центов, жевательную резинку и штрафную квитанцию за неправильную парковку. На обороте квитанции водянистыми розовыми печатными буквами было написано «ЖЕРЕБЕЦ». Бросив ее на сиденье, я проверила другой карман – телефон оказался в нем.

– Здравствуйте.

– Джо? Я из журнала «Хот спот». Нам интересна ваша версия истории, и…

– Какой истории?

– О вашем примирении с Дэвидом Зетракисом, после того как он десять лет назад выгнал вас из сериала «Под конец дня», что стало началом конца вашей карьеры…

– Это не было концом моей карьеры!

– В самом деле? Шрам на лице…

Я отключила телефон.

Все это никуда не годилось. Меня трясло от негодования, а уж Джо, наверное, была бы рассержена так, что легко ввязалась в драку. Даже если она избежит обвинения в убийстве, ей могут поставить в вину словесное оскорбление. Я посмотрела в зеркало заднего вида. «Мини» не отставал. А что, если они сфотографировали меня, решив, что я Джо? Вдруг моя фотография появится на страницах «Лос-Анджелес таймс»?

Саймону это не понравится. Он придет в бешенство, если кто-то будет вести меня до самого его дома!. Было дело, когда за мной уже ехали на автомобиле. Это был Саймон. Значит, в преследовании нет ничего для меня непривычного и я, вероятно, смогу затеряться в потоке машин.

Вряд ли это очень сложно.

Впереди на углу показалась бензозаправочная станция; я рванула вправо, подрезав какой-то фургончик, тот истошно загудел, я испугалась, проехала мимо бензозаправки, свернула и оказалась на примыкающей к ней автомойке на Шерман-уэй.

Посигналив работнику, я вылезла из «мерседеса» и дала ему десятидолларовую купюру.

– Если вы обслужите мою машину первой, я дам вам еще денег на выезде. Очень спешу!

– Какую мойку вы предпочитаете? – спросил он. – Серебряную? Золотую?

– Все равно. Любую. Хоть деревянную. Решайте сами! – Я побежала к кассе.

– Какой освежитель воздуха? Банановый, ванильный, хвойный, кокосовый…

– Не имеет значения. Банановый.

– Покрыть шины блеском?

– Все, что угодно! Все, что угодно! – И я побежала дальше, оплачивать счет. Бог его знает, во сколько мне обойдется этот маневр, а я еще даже не заправилась. Разговаривая с кассиром, я увидела, как «мини» заехал на стоянку и из него вылез невысокий мужчина. Он огляделся по сторонам, но, похоже, «мерседес» не заметил. Хорошо. Сработало. Машина Джо спрятана в мойке. Но не будут же ее мыть вечно.

Мужчина открыл дверцу «мини» и вытащил из машины – не фотоаппарат, нет… а желтый блокнот. Затем он перелез через заборчик, отделяющий мойку от молла, и прямиком проследовал к кассе.

Я готова была спрятаться в туалете, но тут вдруг почувствовала: этот коротышка с блокнотом не представляет для Джо или меня никакой явной угрозы. И смело пошла ему навстречу.

– Вам чем-нибудь помочь? – спросила я.

Он посмотрел на меня с любопытством. У него было счастливое лицо эльфа.

– Не знаю. А мне нужна помощь?

– Вы преследуете машину Джо Рафферти?

– Да. Но вы ведь не Джо Рафферти, правда? Нет. Подождите… – Он посмотрел на кожаную куртку и нахмурился. – Так это за вами я ехал всю дорогу? От самой церкви?

– Какой церкви?

– Церкви Христианской науки. В Толука-Лейк.

– Вы едете за мной от бульвара Вентура. – Я смутилась. – Вы репортер?

– Нет, адвокат. Вот… – Он вынул из кармана спортивной куртки визитную карточку. – Я увидел, как вы свернули сюда, и решил, что вы – Джо – пытаетесь оторваться от меня, и потому хотел прикрепить к машине записку. – Он нацарапал на листке какие-то цифры, вырвал его из блокнота и протянул мне. – Визитка у меня старая. Но это объяснит, кто я такой. Джо поймет. Скажите ей, что нам необходимо поговорить, что на кону стоит мое духовное перерождение. И передайте мои самые теплые пожелания. Вам тоже всего наилучшего.

– И вам. – Я по-прежнему чувствовала себя не в своей тарелке. Когда он ушел, я посмотрела на визитку. «Авраам Зиглер, Зигги, адвокат, специалист по разводам. Хьюстон, Техас». Я вытаращила глаза. Это нечто новенькое: преследователь – «скорая помощь», адвокат, который прослышал о пошатнувшемся браке и несется за несчастной супругой, желая заняться ее делом? Я хотела было позвонить Джо, но вспомнила, что ее телефон у меня.

А мой, конечно же, у нее – я оставила его в «интегре». Я позвонила сама себе. Джо ответила.

– Никогда о нем не слышала, – сказала она, когда я поведала ей об Аврааме Зиглере, Зигги. – Знаешь, за мной едет еще какой-то идиот. Либо он видел, как мы переодевались и менялись машинами, либо у тебя на хвосте тоже сидит папарацци. Могу я воспользоваться твоим предложением заехать ко мне и взять кое-какие вещи? Не хочу, чтобы он добрался до самого порога.

– Без проблем.

Двадцать минут спустя я получила обратно чистенький «мерседес» и нашла в отделении для перчаток запасные ключи от дома Джо.

Заехав на заправку, я направилась к дому подруги, испытывая чувство глубокой благодарности к Всевышнему за то, что я не она.

Глава 11

Резиденция в Пасадене, которую Джо и Эллиот называли домом, была так основательна, что у нее имелось имя: Соломон-хаус. Фотографии таких домов встречаются на страницах «Архитектурного дайджеста», и, глядя на них, гадаешь, какие люди там живут. Даже Джо до переезда сюда недоумевала по этому поводу.

Известный нам ответ таков: персона, одержимая архитектурой, и некто, согласный пересмотреть свой образ жизни, чтобы ужиться с этой персоной. Джо внесла первый взнос за дом, а одержимым был Эллиот. Он изучал модернистское движение 1920-х годов, желая жить в этом доме так, как предполагал архитектор Рольф Соломон. Что случится с Соломон-хаусом, если последует развод? Несомненно, Эллиот будет сражаться за него, как другие мужчины сражаются за детей. Несомненно, Джо покинет его. Когда-нибудь. Сейчас она скорее подожжет сей памятник архитектуры.

«БМВ» Эллиота не было видно, но впереди меня на подъездной дорожке стоял джип.

Я покинула «мерседес», а из джипа вышли мужчина и женщина. Мы синхронно хлопнули дверцами. У мужчины в руках была камера, и он тут же начал снимать. Прежде чем я придумала, как надо поступить, ко мне поспешила женщина.

– Привет! Мисс Рафферти?

Ужасно удившись тому, что меня приняли за Джо со столь близкого расстояния, я машинально спросила:

– Что?

Мужчина, вероятно, принял мой вопрос за согласие и продолжил съемку.

– Мы сожалеем о вашей потере, – сказала женщина; в ее голосе не была и следа печали. – Можете рассказать нам, как вы узнали, что Дэвид Зетракис убит?

– Вы кто? – спросила я, но вопрос был глупым. Кем она еще могла быть?

– Полиция допрашивала вас? Вы являетесь подозреваемой?

Я пришла в чувство и рявкнула:

– Убирайтесь отсюда!

Они не сдвинулись с места. Камера приблизилась, и мне захотелось лягнуть этого парня, но я ограничилась тем, что закрыла объектив рукой. Это был рефлекторный жест. Я не напрасно смотрела новостные репортажи, где знаменитости и обвиняемые поступают именно так. Кроме того, я приобрела новое понимание особого лос-анджелесского времяпрепровождения – фотоатак. Подавляя свои чувства, я побежала к входной двери, нашла нужный ключ, открыла ее и захлопнула за собой.

Дом был холодным, построенным большей частью из бетона и стали, с деревянными вкраплениями. Он был пуст, как картинная галерея. В центре гостиной стояла ненаряженная елка. Она была обнажена не потому, что после Рождества с нее сняли все игрушки, просто Рольф Соломон не одобрял украшений и, соответственно, Эллиот Хоровиц тоже. Если уж на то пошло, то Эллиот не верил в Рождество. Минувшее он провел в Вегасе, в деловой поездке. Деревце было свидетельством сентиментального отношения Джо к обычаям, но выглядело одиноким и ненужным. Однако елка была живой, и это воспринималось как существенный прогресс – на их первое Рождество в Соломон-хаусе Эллиот принес «елку», сделанную из железа.

Я тяжело дышала от пробежки до двери дома – занятия спортом или фитнесом не по мне – и гнева, гадая, как долго все это будет продолжаться.

Может, в том, что меня приняли за Джо, не было ничего особенно странного. Мы обе высокие, но вовсе не похожи – просто репортеры не знали, как она выглядит. Джо была звездой только для тех, кто помнил ее роли – в основном ее последнюю работу на телевидении – «Девушка с пистолетом», а также для старых поклонников «Под конец дня». Большая часть человечества не была знакома с ее творчеством. Даже те, кто смотрел вчера выпуски новостей, не узнали бы ее этим утром – таким разительным был контраст между Джо, упакованной как куколка, и Джо в действительности. Она обладала способностью хамелеона менять облик: для того чтобы из обычной Джо стать Джо гламурной, а потом претерпеть обратное превращение, ей было достаточно поменять помаду и воспользоваться компактной пудрой.

Я подошла к окну, стараясь держаться в тени. Парочка все еще ошивалась на подъездной дорожке.

Где будет жить Джо, пока не уляжется вся эта суматоха? Я могла бы спрятаться в любой дыре, имея при себе принадлежности для рисования. Но Джо от одиночества станет очень раздражительной. Я задумалась над тем, где она могла бы устроиться с комфортом.

Соломон-хаус был совершенно неуютным – от этой обстановки бросало в дрожь. Например, здесь не было книг. Встроенные книжные шкафы пустовали, разве что где-нибудь стояла случайная ваза. Никаких цветов. Кошмар.

Ощущение пустоты складывалось потому, что Соломон-хаус изобиловал шкафами и ящиками; я нашла зарядное устройство для сотового телефона в ящике на кухне, большую сумку в шкафу в гостиной, сумочку и одежду Джо в шкафу в спальне, набитом снаряжением для серфинга. Поставив телефон заряжаться, чтобы вдохнуть в него немного жизни перед уходом, я позвонила Саймону.

– Привет, красавица! – отозвался он. – Чем занимаешься?

– Прячусь от репортеров.

– Что ты натворила?

– Не бойся, ничего. Они принимают меня за Джо.

Наступила пауза, и я поняла, что Саймон обдумывает ответ.

– Почему они так считают?

– Да кто их знает! – На самом деле я могла объяснить такой феномен, но решила не делать этого. – Я звоню на случай, если ты попытаешься со мной связаться. Потому что у меня сейчас телефон Джо, а у нее мой.

– По какой причине?

– Все так сложно, – ответила я. – Послушай, я должна идти. Время – деньги. – И, выдав этот афоризм, я поскорее отключилась.

Он зазвонил опять, но я проигнорировала это обстоятельство. Вовсе не обязательно, что это был Саймон, верно? Звонить мог кто угодно.

У меня была одна проблема: с настойчивостью, граничащей с эксцентричностью, Саймон требовал регулярного телефонного контакта. Я хотела познакомить его с обстоятельствами дела, но если он собирается волноваться по поводу каждого непредвиденного случая, то не лучше ли оставить его в неведении? Именно так и следует поступить. Хотя Саймон вряд ли согласился бы с таким решением.

Джо сказала, чтобы я особо не заморачивалась: взяла только ее кроссовки, айпод и сумочки, но я упаковала одежду на два дня и еще всякую всячину, в том числе фотографию ее семьи в рамке, висевшую на внутренней стороне дверцы шкафа. Я представила себе, как ее братья расправляются с репортерами несколькими удачными сериями кулачных ударов. Или выстрелами. И ее сестры тоже. Одному Богу известно, что они могут устроить Эллиоту! Если верить историям, которые я слышала о клане Рафферти, ему лучше держаться подальше от Среднего Запада. А возможно, следует покинуть страну.

Я взяла сорок восемь долларов из свиньи-копилки, чтобы оплатить штрафную квитанцию, которую нашла у Джо в кармане. Незачем давать повод к тому, чтобы ее машину на год конфисковали. Или как там поступают с нарушителями? Я снова посмотрела на улицу, на этот раз из окна спальни. Хорошая новость: джип исчез. Плохая новость: к входной двери направлялся Эллиот.

Придется убегать. Через заднюю дверь и сад. Меньше всего мне хотелось встречаться с неверным мужем подруги.

Входная дверь со скрипом открылась.

– Джо? – позвал он.

Черт побери! Он видел ее «мерседес». И даже припарковался за ним. О чем думал Рольф Соломон, когда проектировал подъездную дорожку, ширина которой рассчитана на одну машину? Этому нет оправдания. Даже в 1924 году люди должны были беситься оттого, что им приходилось отгонять машину, когда первый из приехавших собирался уезжать. Чертовски неудобно! Вот почему этот брак трещал по швам.

– Джо! – еще раз крикнул Эллиот, и на этот раз в его голосе слышалось раздражение.

Я могла залезть в шкаф. Но является ли неловкость ситуации достаточной причиной для того, чтобы прятаться среди досок для серфинга и мокрых костюмов? Наверное, нет. Я вышла из спальни.

– Это я.

Каждый раз, когда вижу Эллиота, меня поражает красота мужа Джо, хотя его лицо выдает тот факт, что он много развлекается и бурно проводит ночи. Но беспутный образ жизни был Эллиоту к лицу, придавал ему еще большую сексуальность. Он владел несколькими профессиями: телепродюсер, любящий риск бизнесмен и игрок. Джо говорила, будто за двадцать лет он трижды сколачивал состояние и трижды разорялся. Сейчас дела у него шли очень хорошо. В финансовом отношении. Что касается личной жизни, то, вероятно, он знал лучшие времена.

– Уолли, привет! – Раздражение исчезло из его голоса – теперь в нем звучала усталость. – Где она?

– Понятия не имею.

– Как это? – Он посмотрел на собранную мной одежду. – Что происходит?

– Я должна передать ей вещи. Она позвонит и скажет, где мы встретимся. Мы поменялись машинами.

– Почему?

– Ее преследует пресса.

Эллиота снова охватило раздражение. Он вынул весьма внушительных размеров мобильник и набрал номер. Нахмурившись, он слушал, как телефон Джо звонит на кухне. Наконец он сказал – очевидно, ее голосовой почте:

– Позвони мне. – Затем засунул мобильник обратно в карман пиджака и показал на собранные вещи: – Эта «Волком», кстати говоря, моя.

– Что? Бейсболка? Я видела ее на Джо десятки раз.

Он промолчал.

– Эллиот, ты ведь не собираешься дергать ее сейчас, правда? – спросила я. – Пожалуйста, скажи, что это так. Нет никого великодушнее Джо.

У него хватило такта засмущаться – он запустил руку в коротко подстриженные волосы. Они были темными, но теперь в них проблескивало седины больше, чем когда я встречалась с ним в последний раз. Последний раз перед вечеринкой у Рекса и Триши. У них я не обратила внимания на его волосы.

– Просто скажи ей, чтобы она ее не потеряла, – попросил он. – Джо то и дело теряет вещи.

Я подумала о том, чего Джо лишилась за несколько последних дней. Дэвида Зетракиса, анонимности, свободы приходить куда угодно, чувства безопасности в собственном доме и иллюзий о муже.

– Почему ты спишь с другими женщинами? – Я сама себе удивилась, задав этот вопрос. Эллиот внушал мне некоторое чувство страха. Не намеренно, просто он слишком харизматичен. Богат. Крутой игрок. Если для него есть место на земле, то это Вегас или Монако, я же принадлежала Бербанку. – Мне просто интересно, – добавила я. – Джо не просила меня задавать тебе этот вопрос.

Он посмотрел мне в глаза.

– Ты когда-нибудь была замужем?

Я отрицательно покачала головой, удивившись, что он не знает этого. Я, конечно же, знала о нем все, от Джо.

– Было бы проще объяснить, если бы была. Давай просто скажем, что в этом нет ничего личного.

– Хочешь сказать, тебе безразличны эти женщины, они для тебя ничего не значат?

Он прислонился к стене и сложил руки.

– Одна из них значит очень даже много. Мы провели вместе немало времени. Пролетели много миль.

– Миль по бонус-программе авиакомпании?

– Еще до того как появился такой термин. Дело было очень давно Джо это не касалось.

– Хотя она вышла за тебя замуж?

Он почесал щетину.

– Это слишком прямолинейно. Ты понимаешь, что Джо относится к жизни немного более… философски?

– И какой из этого следует вывод? – Я начала обороняться, но не понимала, удалось ли ему хоть немного убедить меня.

– Я собирался быть моногамным мужем. Если бы я обладал даром предвидения, то попросил бы о поправке в наши клятвы. Думаю, Джо согласилась бы с ней.

– С поправкой? – уточнила я.

– Ну, ты понимаешь… Суть ее заключалась бы в том, что каждый вправе отдать дань увлечению юности, одной бывшей страсти. Никакого вреда, никакой грязи, никаких обид. Никаких вопросов.

Я не могла спорить о том, что могла и чего не могла сделать Джо. Как и у Фредрик, у нее имелись моральные принципы, но они были исключительно ее изобретением.

– Но у тебя было два увлечения, так? Две стюардессы?

Он отвел глаза.

– Черт! Вы, женщины, рассказываете друг другу абсолютно все, верно?

– Ну да, где одна, там и две. Ты, видимо, считаешь, что Джо должна была проявить выдержку и смириться с этим.

Эллиот снова встретился со мной взглядом.

– Знаешь, Уолли, это плохое время для всех. У Джо нет монополии на горе. Смерть Дэвида потрясла не только ее.

Его слова заставили меня одуматься.

– Я забыла, что ты знал Дэвида.

– Дольше, чем Джо. Когда-то я был совладельцем «мыла». Играл с Дэвидом в покер в Вегасе, хотя и очень давно.

Каково это, играть в покер с человеком, который спал с твоей женой? Который все еще любит ее и хочет, чтобы она была рядом с ним перед смертью?

– Прости меня, – пробормотала я.

– Я хочу сказать, что решения, принятые сейчас, могут оказаться не самыми лучшими. Джо нужно помнить об этом.

– Эллиот, я не должна была влезать в чужие дела. Если ты захочешь объяснить ваши с Джо отношения, то сделаешь это лучше, чем я. – Я собиралась уходить, но внезапно вспомнила. – О! Ей нужна зеленая чековая книжка. Ты знаешь, где она?

Он нахмурился:

– Для чего?

– Она хочет послать чек Трише и Рексу, чтобы их пианино вычистили. Починили. Настроили. Сделали все необходимое.

– Я об этом позабочусь. Скажи, пусть не беспокоится. – Теперь Эллиот стоял прямо, неожиданно полный энергии, готовый приступить к новому делу. Джо говорила, будто он способен переключать внимание как восьмилетний ребенок, и я поняла, что она имела в виду. Такие люди заставляют меня чувствовать себя скучной.

– Ладно, тогда я пошла, – сказала я. – Э… До свидания!

– Я пойду с тобой, – ответил он, подбирая упавшую бейсболку. – Нужно переставить машину.

Но его машина оказалась на подъездной дорожке не последней. Из другой машины, припаркованной позади «БМВ» Эллиота, вылезал полицейский.

Глава 12

Я не сразу поняла, что он коп. Он вполне мог быть страховым агентом: далеко уже не среднего возраста, одетый в костюм и вязаный свитер, без галстука, он двигался так, словно у него болели ноги; по всей видимости, ему было скоро на пенсию. Мы с Эллиотом уставились на него.

– Детектив Айк Борн, – представился он, пожимая нам руки. – А вы, ребята, Хороуицы?

– Я нет. Он да. – Какую-то секунду я думала, что детектив явился сюда по поводу неверности Эллиота.

Он изучил меня взглядом, затем, качая головой, залез в карман пиджака.

– Вы не… – он сверился с учетной карточкой, – Мэри Джозефина Хоровиц?

– Моей жены нет дома, – сказал Эллиот.

Детектив Борн уперся взглядом в вещи, которые я несла.

– Собираетесь в путешествие?

– Нет. В Уэствуд. – Неожиданно меня охватила паранойя. – Я собираюсь, не он. Он просто хотел переставить машину. Это Эллиот. Хоровиц.

– Мы знакомы, – кивнул Борн. – Буду рад, если вы тоже представитесь.

– Я Уолли.

– Живете в Уэствуде, Уолли?

– В данный момент. – Я поняла, что говорю загадками. Возможно даже, вызываю подозрения.

– Как давно вы там живете?

– Три недели.

– А где жили до этого?

– В западной части Голливуда. С августа. – Почему я это ляпнула?

– А раньше?

– В Лос-Фелизе. А еще раньше в Сансете, к востоку от Хай-ленда. В этом году все.

Его бровь поползла вверх. Он кого-то мне напоминал, кого-то знаменитого.

– А чем вы занимаетесь?

– Открытками, – ответила я. – И росписью стен. Еще я хожу на свидания.

Рука детектива Борна вновь оказалась в кармане, он достал ручку и что-то записал.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил Эллиот.

– Когда вернется ваша жена?

Эллиот взглянул на меня.

– Не знаю.

– А где она сейчас?

– Хороший вопрос, – отозвался Эллиот. – Мне надо ей кое-что передать.

– А вы кто? – поинтересовался детектив, снова сверля меня взглядом. – Подруга?

– Да.

– Нет, – заявил Эллиот.

– Да, подруга.

– Как я понимаю, он спрашивает, являешься ли ты моей подругой. Моей, а не Джо.

– О! – Я посмотрела на детектива. – Он прав?

Тот выглядел сконфуженным.

– Джо – его жена, так? Мэри Джозефина Хоровиц?

– Да, я ее подруга, а не его. – Ответ прозвучал более грубо, чем я хотела. – Если увижу ее раньше, то попрошу позвонить вам. У вас есть визитная карточка? – Он снова полез в карман, а я спросила: – А в чем, собственно, дело?

Детектив Борн посмотрел мне прямо в глаза.

– В убийстве. В убийстве человека по имени Дэвид Зетракис.

Глава 13

Я торопилась к Шеффо Корминьяку в чистом, пахнущем бананами «мерседесе». Я успела бы вовремя, поскольку по уикэндам часа пик не бывает, но автокатастрофа сразу после Глендейла заставила меня поехать по пятому шоссе, совершенно мне незнакомому, и скоро я обнаружила, что направляюсь к центру города, в другую сторону от Маунт-Олимпуса. Я быстро свернула в Лос-Фелиз и попала в густой поток машин, желающих оказаться у Греческого театра.

Греки. Снова они.

Я позвонила дяде Тео. Он не водил машину, но прекрасно ориентировался в городе.

– О Боже! – воскликнул он. – До чего же ты любишь окольные пути. Немедленно сворачивай налево, дорогая, доедешь по Франклина до Каенги, а дальше до Малхолленда. Свернешь налево, на Вудро Вильсона, еще раз налево, на Ничольс-каньон, направо на Уиллоу-Глен, налево на Юпитера, опять налево, на Геркулеса, и скоро окажешься на Электры.

– Дядя Тео, я потрясена, – сказала я, быстро все записывая. Это было нетрудно, потому что шоссе стояло. – Ты человек и навигационная система в одном лице.

– О чем ты, дорогая? О! Знаешь, я видел Джо в выпуске «Новостей».

– С каких это пор ты стал смотреть «Новости»? – Я совершенно забыла, что у дяди есть телевизор.

– Идея была не моей, хотя я нахожу прогнозы погоды захватывающими. Неужели у Джо какие-то неприятности?

Я рассказала ему об убийстве Дэвида и об отношений к нему Джо, о том, что она находится под пристальным вниманием средств массовой информации, и о том, как все это некстати.

– О! Джо нечего беспокоиться, – заверил дядя Тео. – Сплетни. Вели ей надеть метафизические наушники и отключиться от происходящего.

По улицам Маунт-Олимпуса не бродили местные жители в тогах. Кентавров тоже не было видно. Но некоторые дома походили на греческие, их украшали фронтальные колонны; другие были покрашены в светлые цвета и напоминали ящики, крытые красной черепицей, что имитировало средиземноморский стиль. Остальные строения, принадлежащие шестидесятым годам, были просто жалкими и напоминали обложки альбомов «Роллинг Стоунз».

Но только не дом Шеффо. Он поражал солидностью, особенно газон – столь безупречный, что казалось, его регулярно пылесосили. Вдоль подъездной дорожки стояли скульптуры из белого камня. Я припарковалась перед гаражом на две машины, украшенным греческими колоннами – ионическими? дорическими? – которые придавали ему солидность, прошла между скульптур к дому, также окруженному колоннами, и нажала на звонок. Послышалась мелодия, исполняемая, похоже, на арфе. А может, на лютне.

Дверь открыл высокий мужчина в белой рубашке от «Ла-кост». У него были пышные светлые волосы, бронзовый загар, и ему уже стукнуло лет семьдесят пять, если не больше. Старик никак не прореагировал, когда я назвала себя, что-то пробормотал, повернулся и пошел в дом.

Не зная, что делать, я последовала за ним. Дом, или по крайней мере та его часть, которую я увидела, был почти стерильным, лишенным какого-либо стиля. Мы нашли Шеффо в укромном уголке «деревенской» кухни – он завтракал и читал газету. Шеффо посмотрел на меня, не узнавая, но когда я представилась и добавила, что расписываю стены, он воскликнул:

– Да-да, я помню! Наварре! Принеси чай со льдом. Или вы предпочитаете кофе, Уолли?

– О, я буду пить то же, что и вы.

– Я пью виски, – пояснил Шеффо.

– Тогда с удовольствием выпью чаю со льдом.

Наварре, словно в трансе, направился к холодильнику, а Шеффо положил газету на столешницу и вывел меня на улицу. Задний двор, с садом, бассейном и домиком для гостей, обладал ярко выраженной индивидуальностью, которой не хватало дому. Бассейн был прямоугольным, узким, с одной дорожкой – возможно, здесь предполагалось выставить еще скульптуры. Я быстро посчитала в уме: шесть белых, больше человеческого роста, статуй стояли напротив, еще шесть – по обе стороны бассейна, а во главе их возвышался, как я решила, Зевс. Напротив вдалеке расположилась миссис Зевс. Фруктовые деревья, виноградные лозы и цветы росли здесь в изобилии.

Справа, отделяя владения Шеффо от соседнего дома, высилась бетонная стена, суровая и уродливая, футов двенадцать в высоту, пятьдесят – в длину.

– Вот ваш холст, – показал Шеффо. – Он просто жаждет, чтобы его расписали.

Я глубоко вздохнула:

– Да. – Стена была оскорбительна для глаз, вызывающе новая, серая лишенная изящества. Такое огромное свободное пространство, может, и не заставит сердце обычного человека биться сильнее, но для художника заняться им – все равно что открыть новый альбом для рисования с толстой фактурной бумагой. Невозможно оставить такую стену в покое, без росписи. – Да, – повторила я.

– У меня нет выбора. Наши соседи – ужасные, отвратительные люди. Мы пытались договориться по-хорошему, писали письма, подлизывались, обращались в ассоциацию домовладельцев, и в конце концов там, где некогда была кипарисовая роща… – Шеффо закрыл лицо, очевидно, стараясь стереть из памяти ужасные воспоминания. Ему удалось взять себя в руки. Я снова посмотрела на стену и увидела перед ней три пенька, казавшиеся шрамом на лужайке.

– И вы воздвигли эту стену? Чтобы отгородиться…

– Стену? Неужели я назвал это стеной? Я ошибся. В Маунт-Олимпусе нельзя ставить заборы выше шести футов. Это Искусство. И оно не проходит по границе между владениями, а отстоит от нее на тридцать два дюйма. «Наварре, – спросил я, – каким станет это произведение искусства? Пусть здесь будут изображены боги. Давай наполним наш сад сверхъестественными созданиями».

– А в чем заключается проблема с соседями? – поинтересовалась я, понизив голос.

– Не спрашивайте.

Какое-то время он молчал, прислушиваясь к щебету птиц и слабым, угадываемым на уровне подсознания голосам, доносившимся из-за стены. Радиопомехи? Появился Наварре с напитками – чай со льдом был подан в матовом стакане и имел привкус мяты. Загорелое лицо старика по-прежнему ничего не выражало, он никак не прореагировал на мое «спасибо», а когда Шеффо попросил принести флорентийское печенье с белым шоколадом, купленное ими в кондитерской в Гелсоне, просто повернулся и ушел.

– Так вот, – начал Шеффо. – Вы читали «Илиаду»?

– Нет, разве вы не помните? Я Уолли, полная невежда.

– Разумеется, это придется сделать. Наварре даст вам ключи, и вы сможете приходить и уходить когда вздумается. Если вы не будете шуметь, то можете работать по ночам. К вашим услугам прожекторы и все, что пожелаете. Нас это не побеспокоит, мы спим с закрытыми ставнями.

– Когда я должна закончить?

Шеффо поднял похожий на сучок палец.

– Неужели я буду диктовать богам свои условия? Когда история будет рассказана, вы закончите и роспись. Но как бы то ни было, мы должны появиться в суде в первых числах марта и ваше творение станет доказательством. Приносите свои эскизы на съемочную площадку, если это позволит сэкономить время.

– У вас есть персональная комната, где вы переодеваетесь? – спросила я. – Мы можем там работать?

– О, конечно! И это самая большая гримерная, несмотря на все усилия некой дивы, имени которой мы не будем называть. – Он откашлялся. – Только теперь, со смертью Дэвида, мне придется активизироваться, чтобы угодить новому начальству. Плохо, очень плохо. Вы знали Дэвида, нашего продюсера?

– Да, я виделась с ним несколько лет назад. Нас познакомила Джо Рафферти.

– Джо и Дэвид. – Взгляд Шеффо загорелся. – Наши Симона де Бовуар и Жан Поль Сартр. Выдающаяся пара. Страсть, драма, menages a trois[8]. Наварре должен помнить. Все по-декадентски, никакой грязи.

– М… menages a trois? В троем? – Я первый раз слышала об этом, а Джо не стала бы утаивать от меня подобные вещи.

Шеффо замахал руками.

– Это так печально. Нельзя быть ни в чем уверенным. Дэвид имел вкус к авантюрам, но ему приходилось быть центром внимания. Потеря контроля над людьми свела его с ума. Начнем с того, что он был наполовину сумасшедшим. Если боги хотят кого-нибудь уничтожить, то сначала лишают разума.

– С помощью власти, – раздался голос Наварре. Я обернулась и увидела, что он несет серебряный поднос с кружевными салфеточками, на которых лежит воздушное белое печенье. – Если они хотят уничтожить кого-нибудь, то сначала сводят с ума, наделяя властью.

– Власть здесь ни при чем, – возразил Шеффо. – Просто сумасшествие.

– Сумасшествие и власть. – Лицо Наварре оставалось неподвижным, но голос сделался более выразительным.

– Я знаю Еврипида! – крикнул Шеффо. Последовала тишина, можно было различить лишь еле слышные радиопомехи. – В любом случае, – он взял с подноса печенье, – Дэвид страдал от необходимости управлять. Вот что сгубило его.

– А я думала, это был пистолет, – встряла я.

– Ну да. – Он захрустел печеньем. – Но корень всего – необходимость господствовать. Его ахиллесова пята. Он перестал играть, когда понял, что режиссер наделен большей властью, чем актер. Но разумеется, на телевидении считаются не с режиссером, а с продюсером. И он стал им. Если Дэвид не мог оказаться на вершине, то не вступал в игру. Он все окутывал талантом и гениальностью, но ему было необходимо дергать за веревочки. Это было его проклятьем.

Казалось, Шеффо полностью погрузился в свои мысли, но Наварре вернул его к действительности с помощью одного слова: «стена». Я подняла вопрос об оплате, который обдумала, пока стояла в пробке. Шеффо дал мне размеры стены заранее, так что я прикинула время, которое понадобится на грунтовку, изучение темы, учла такие обстоятельства, как погода, освещение и личность самого Шеффо, и в результате в моей голове сложилась абсолютно произвольная сумма в четыре тысячи долларов. Обсуждение гонорара – не самый приятный аспект моей работы. И потому, когда Шеффо, не успела я назвать свои условия, предложил мне десять штук, я в поисках поддержки ухватилась за статую – какую-то женщину со змеями в волосах – и сказала:

– Прекрасно!

Мы пошли обратно через сад и дом к моей машине, и тут я вспомнила о другой своей работе.

– У нас с вами должно состояться свидание? – спросила я.

Шеффо не сразу сообразил, что к чему, и остановился.

– Свидание?

– Макс, помощник режиссера, сказал, что у нас сегодня вечером свидание. Рекламный… – Мне не хотелось произносить слово «трюк», но как еще выразить это словами? – Ход.

На лице Шеффо не отразилось ни капли понимания.

– Для шоу «Мыло и грязь», – объяснила я. – Это придумала Джен. Джен Ким. Ваш продюсер.

– Эта филистимлянка! – фыркнул он. – Моя дорогая, я не занимаюсь рекламой в нерабочее время. Уже очень давно. Если они неспособны снять ее между эпизодами, то им придется без нее обойтись. – Шеффо пошел дальше.

– О'кей, но…

– Надо уметь говорить «нет». Иначе мир выпьет всю вашу кровь, просто выпьет кровь. У вас есть хороший агент?

– У меня его вообще нет.

– О, моя дорогая, это необходимо. Каждому художнику нужен агент. Они тоже филистимляне, разумеется, но они ваши собственные филистимляне. Никто не уважает то, что мы делаем, сами понимаете. – Он взял меня за руку и провел мимо скульптуры мужчины и женщины, которые слились в объятиях, – такие уместны на порноканале.

– А что мы делаем? – спросила я.

– Мы рассказываем истории, – ответил он, подходя к моей машине и открывая дверцу. – Это самая благородная из профессий, только на нее есть смысл тратить свою жизнь. Мы выдумщики.

Саймон сидел в гостиной пентхауса и смотрел хоккей с выключенным звуком, к его уху был прижат сотовый телефон. Я подошла к нему сзади и запечатлела на макушке поцелуй. Он поднял свободную руку, поймал меня за шею и потянул вниз, поближе к губам.

Я думала, Саймон поцелует меня в ответ, но он уронил телефон на грудь и сказал:

– Я хочу с тобой поговорить. – Затем снова приложил к уху телефон: – Больше людей. Сними Мэннинга и Жарка с дела Дарвиса, если понадобится.

Я была в спальне и переодевалась, когда Саймон вошел и положил что-то на кровать. Мой мобильник. Как он к нему попал? Должно быть, объявлялась Джо.

– Куда-то собираешься? – поинтересовался он.

– Нет, просто хочу надеть что-нибудь поудобнее. – Я с трудом стянула с себя кожаную куртку Джо. Весь день я провела в одежде, которую надела для собеседования с Джен Ким, и теперь мое тело молило о фланели или флисе. – Здесь была Джо? – спросила я.

Факс Саймона щелкнул и зашумел. Он посмотрел на него, затем перевел взгляд на меня.

– Да. А еще звонил Макс Фройнд. Дважды. Свидание назначено на сегодняшний вечер. На восемь часов. Он сказал, что это сообщение отменяет все предыдущие договоренности.

– Он… звонил сюда?

– На твой телефон. Я ответил, подумав, что смогу узнать, как связаться с тобой.

Это объясняло поведение Саймона. У него был пунктик – он не любил, когда меня нельзя было разыскать, когда я забывала телефон, не отвечала, не перезванивала. Я довела его до сумасшествия. Не сумасшествия из-за власти, а просто сумасшествия. Зазвонил его мобильник, он ответил «Да» и продолжал слушать, повернувшись ко мне спиной. Ведь по его лицу можно было понять все без данного на то разрешения.

Я перестала расстегивать блузку, в которой проходила весь день, и снова застегнула молнию на юбке. Когда у тебя с кем-то серьезный разговор, а твой собеседник облачен в костюм, в то время как на тебе нет ничего, кроме нижнего белья, у него появляется большое преимущество.

Однако у меня хорошее белье. Оно мне идет и, главное, впору, разве часто такое случается? Пока я обдумывала вопрос об одежде, Саймон, закончив разговор, повернулся ко мне.

– Когда приезжала Джо? – спросила я.

– Час назад.

– Ты разговаривал с ней?

– Нет, она оставила телефон у привратника, а тот отдал его мне.

– А записки она не оставила?

– В нее был завернут телефон. Там говорилось: «Спасибо. Обнимаю, целую». Есть еще какие-нибудь вопросы или теперь моя очередь?

Между нами была кровать, огромная, двуспальная, с пуховым одеялом в черном пододеяльнике, и она казалась мне игровым полем, а мы были в каком-то смысле противниками и смотрели друг на друга. Саймон скрестил руки и совсем не походил на парня, который спал со мной, а я гадала, какие ответы я должна дать на его вопросы, чтобы он снова стал им, тем человеком, который называл меня «беби» и «ангел». Мне неожиданно расхотелось слишком уж стараться. Я не любила защищаться.

– Спрашивай, – сказала я.

– Ты встречаешься с парнем по имени Макс Фройнд?

– Нет, у меня свидания с Шеффо, Рупертом и… Треем. Так обстоят дела. А Макс все это организует.

– Макс… сутенер?

– Если бы он им был, то я была бы проституткой.

– Не хочешь рассказать, в чем тут дело?

– Не хочешь ослабить галстук и не смотреть на меня так, словно я прохожу проверку на детекторе лжи?

Саймон не шелохнулся. У него был дар невозмутимости. Наверное, это необходимо для того, чтобы допрашивать наркобаронов и тому подобных личностей.

– Ладно, – сдалась я. – После вчерашней вечеринки мне предложили две работы. Одна – это расписывать стену. Другая… ну, я думаю, ее можно примерно отнести к области… общественных наук.

– Насколько примерно?

– Очень примерно. О'кей, она имеет отношение к связям с общественностью. К маркетингу. К рекламе. Короче говоря, к шоу-бизнесу.

– Что же это такое?

– Я буду работать корреспондентом и ходить на свидания для шоу под названием «Мыло и грязь». Пойду на свидание с какой-нибудь звездой, затем раскручу на разговор, и он выболтает мне факты, которые никому не известны.

Невозмутимость Саймона исчезла. Он, казалось, был в ужасе.

– И зачем тебе это нужно?

– Деньги.

Он огляделся по сторонам, показывая рукой на окружающую нас обстановку.

– Ты умираешь с голоду? У тебя нет крыши над головой?

– Я почти банкрот. Твои деньги и нынешние обстоятельства не в счет. Мне неудобно быть содержанкой.

– А ходить на свидания удобно? Какое-то низкопробное телевизионное шоу, где ты…

– Я не буду спать с ними, Саймон. Это не настоящие свидания.

– В глазах публики самые что ни на есть настоящие. Секс, Уолли. Что еще они, по твоему мнению, могут продавать?

– Какое тебе дело до того, что какая-нибудь домохозяйка из Спокейна подумает о моей личной жизни?

Саймон ничего не ответил.

– Я участвовала в отвратительном реалити-шоу, когда мы познакомились, – напомнила я. – Это ничем не хуже.

– Если ты сделала такое однажды, это пустяк. Дважды – уже…

– …испорченная репутация? – Я немного разгорячилась. Наверное, потому, что разделяла его мнение. – Почему ты против? По личным или профессиональным мотивам?

Телефон Саймона зазвонил. Он ответил, выслушал собеседника, посмотрел на меня и вышел из комнаты.

Мне хотелось дать ногой по кровати! Но я была босиком и боялась сделать себе больно. Быстро сунув ногу в туфлю, я изо всех сил лягнула кровать. Войдя в гардеробную, я посмотрела на чемодан. Переодевание в домашнюю одежду отменялось, ибо в этом случае преимущество окажется на стороне Саймона: домашние шмотки против хорошо сшитого костюма. Как нужно одеваться для спора? Черт с ним, со свиданием; я подумаю об этом позже. До свидания еще нужно дожить.

Я остановилась на джинсах и майке. Черной.

Когда я вошла в гостиную, то обнаружила, что Саймон ушел. На кухонном столе лежала записка: «Непредвиденные обстоятельства на работе. Буду поздно». Ни тебе «Обнимаю, целую». Ни даже подписи.

Я скомкала бумагу в шарик и бросила через всю комнату. Он ударился в телевизор – там все еще шел хоккей.

Глава 14

Джулио, шофер в униформе, отсалютовал мне. В доме Саймона было много такого: избыточной услужливости и униформы, у которых не имелось иного предназначения, кроме как обозначать чье-либо место в иерархии. Джулио был послан студией, но он хорошо сочетался с вестибюлем, отделанным мрамором, вычурной мебелью, на которой никто никогда не сидел, огромным искусственным деревом с белыми клоками ваты и электрическим канделябром. Все это неправильно. Когда я мечтала о любовниках, уезжающих в сторону заката, то никогда не представляла, что в конце концов они поселятся в многоэтажном доме на Уилшире и им будут отдавать салют. Нужно выбираться отсюда. Но я не хотела жить без Саймона, если словосочетание «совместная жизнь» применимо к нашему случаю. Саймон, кажется, не прочь, чтобы его приветствовали салютом. Я подумала: «Интересно, у них в офисе тоже так принято?»

Джулио отвез меня на север, на забитую машинами стоянку в Дьюкс-Малибу, расположенную между океаном и Тихоокеанским шоссе. Макс Фройнд открыл мне дверцу, и я ступила в свет, который заставил меня зажмуриться. Я смогла разглядеть камеру и изо всех сил старалась не опозориться. На мне была прямая юбка и свитер, не желающий прикрывать пупок, – наряд, одобренный Фредрик по телефону.

Затем мою талию обняла чья-то рука, и меня поцеловал в губы мужчина, которого я не сразу узнала. Оказалось, это Руперт Линг, с которым у меня должно состояться свидание.

От моего внимания прежде ускользало, насколько я выше Руперта, особенно на каблуках, – возможно, потому, что прежде нам целоваться не доводилось.

Макс, подлинный Аякс, тоже заметил это.

– Давайте снимем, как они целуются, – сказал он, – а потом пусть отправляются на свидание. Принесите, пожалуйста, ящик из-под яблок.

У наших ног появился небольшой деревянный ящик. Руперт встал на него.

– Выше в полтора раза, – велел Макс.

Руперт сошел с ящика, на который поставили еще один ящик, в два раза меньше. Руперт забрался наверх. Теперь он смотрел на меня с высоты шести футов – именно такой рост был у Саймона. Он снова меня поцеловал. Это был довольно агрессивный поцелуй, но рот у него оставался закрытым – я всегда думала, что так целовались в 1950-х годах, словно до сексуальной революции о языках не имели никакого понятия.

– До свидания, красавица! – сказал Руперт, затем повернулся к объективу и подмигнул.

– Снято, – произнес оператор.

– Великолепно! – одобрил Макс. – Камеру сложить, а для вас двоих заказан столик.

– Но… – Я подняла руку. – Что происходит?

– О, простите, вам ничего не объяснили, – засмеялся Макс. – Нам просто нужен визуальный ряд, на фоне которого состоится интервью с Тришей о реальном свидании. Как в «Новостях», чтобы все казалось документальным. Теперь вы поужинаете в отсутствие камеры. За все заплачено. Руперт, ты на работе до половины одиннадцатого, но можешь оставаться там сколько угодно. Уолли, машина весь вечер в вашем распоряжении. Если захотите покататься по городу, шофер будет рад выполнить ваше желание, только не покидайте пределы штата. Счастливого свидания!

Команда, юпитеры, камера, оборудование и помощник режиссера растворились в темноте. Я повернулась к Руперту, который, казалось, теперь вовсе не был со мною знаком.

– Уолли, – сказала я, протягивая ему руку.

– Руперт. – Он пожал ее. – Мы уже виделись, правильно?

– Дважды.

На этом наш разговор иссяк.

Первые двадцать минут были тяжелыми. Мы подолгу смотрели из окон «Дьюка» на темный прибой. Время от времени я задавала вопросы, а Руперт отвечал. Скупо, будто, согласно некой программе, он должен был ограничиться одним предложением. Есть ли у него хобби? Карате. Был ли женат? Нет. Роль в сериале? Шеф полиции. Он казался слишком молодым для роли шефа. Проводил ли он какие-нибудь исследования? Нет.

Любимый фильм? «Люди Икс», первый фильм, а не последние два. Это было самое длинное его предложение.

Проблема заключалась в том, что у меня было весьма смутное понимание того, что я должна делать, какого рода сведения нужны для «Мыла и грязи», и потому не испытывала вдохновения. Руперт воспринимал меня как навязанную ему тупицу, и это неудивительно.

Когда официант принес карту вин, Руперт оживился, а я пошла в туалет. Там была очередь, и я стояла в холле, стараясь не попадаться на пути официантам с подносами и изучая фотографии в рамках и пресс-релизы о Дьюке, чьим именем был назван ресторан. Он оказался знаменитым серфингистом, который катался на волнах длиной в милю в Уайкики, спас восьмерых тонущих возле Ньюпорт-Бич и, кроме всего прочего, был потрясающе фотогеничен. Даже будучи старым, с густыми седыми волосами, Дьюк Каханамоку продолжал оставаться в форме. И Саймон будет таким же. Я взяла свой телефон и проверила, не объявлялся ли он, желая помириться или по какой-либо другой причине. Единственное послание было от моего брата Пи-Би – он звонил из «Рио-Пескадо», государственной психиатрической больницы. Я перезвонила ему, но мне ответили, что он пошел спать. Я позвонила Джо домой и нарвалась на автоответчик. Звонки Фредрик и дяде Тео дали тот же результат. Я снова начала изучать стену.

Когда я вернулась к нашему столику, Руперт отстаивал достоинства выращенного в холодном климате винограда «ши-раз» по сравнению с «пино нуар» с Центрального побережья, за который ратовал официант.

– Ты напоминаешь мне Дэвида Зетракиса, – сказала я, водворяясь на свое место. – Он был первым из моих знакомых, кто серьезно относился к вину.

– Ты знала Дэвида?

– Нас представила друг другу Джо много лет назад. Мы встречались несколько недель.

Лицо Руперта смягчилось.

– В последний раз мы разговаривали с ним о ручках штопоров. Дэвид когда-нибудь показывал тебе свой винный погреб?

Я кивнула.

– Значит, ты ему нравилась. Погреб достанется его брату Чарлзу. Вместе со всем поместьем Дэвида, и как раз вовремя. Виноградник Чарлза, «Артемида», выставлен на аукцион, который состоится на следующей неделе. Ты там была, в Пасо-Роблесе?

– Нет.

– Чарлз хотел уговорить меня вложить в него деньги, но «Артемида» была похожа на тонущий корабль. Зато когда я увидел его, то захотел свой собственный винный завод. К северу отсюда, рядом с Сан-Мигелем, продается участок земли. У меня есть план: купить его, а после завершения еще одного мыльного контракта переехать туда и заняться производством вина собственной марки. Мы с Джен рассматриваем возможности его экспорта в Корею. Ты же встречалась с Джен Ким, верно? Мы подыскиваем спонсоров.

– Значит, Чарлзу нужны деньги?

– Да. То есть тогда были нужны. Теперь уже нет.

– А разве Дэвид не мог помочь ему?

– Хороший вопрос! – Глаза Руперта загорелись. – Здесь целая история. Я сам не до конца все понял. Скажу тебе так: Дэвид был щедрым, но только если играли по его правилам и только если это было выгодно. Он вел счет. Джен была его протеже; она поняла то, что касается выгоды, но пропустила урок щедрости. – Он оценивающе посмотрел на меня. – Скажи еще раз, как тебя зовут. Кстати говоря, от тебя очень хорошо пахнет. Я почувствовал это, когда мы целовались.

– Спасибо. Уолли. Это мое имя, а не название духов. А знаешь, кто всегда ищет, куда бы вложить деньги? – спросила я. – Муж Джо.

Мои слова, казалось, поразили его.

– Ты права. Это не приходило мне в голову. Если Эллиот Хоровиц поддержит меня, я смогу не заключать новый контракт.

– Тебе так хочется уехать?

– Конечно. Но мне платят хорошие деньги, и чем больше я хочу убежать от этого «мыла», тем больше их на меня сваливается.

– Просто ужасно, – сказала я.

Он улыбнулся:

– Ты мне нравишься. Напоминаешь мою учительницу в пятом классе. Мисс Мелон.

Так я стала его новым лучшим другом. Мы пили рислинг из Австралии с сочными креветками в тростниковом соусе, затем перешли на шардонне из Сономы с хвостами лобстера, и к тому времени, когда добрались до портвейна из Напа-Валли и гавайского пирога, я узнала о матери Руперта, которая преподает джиу-джитсу, и отце, владеющем агентством по продаже автомобилей. Сам Руперт – гимнаст мирового уровня и считает себя скорее спортсменом, чем актером, даже после десяти лет съемок в «Под конец дня».

– Это похоже на один действительно долгий возобновляющийся контракт, – сказал он, подняв бокал с портвейном к свету. – Я перестал выступать в соревнованиях, когда мне исполнилось двадцать два. Повредил лодыжку. Актеры все время жалуются, но на самом деле не понимают, как легко им живется. Попробуй-ка подготовиться к Олимпиаде.

– Я встречала актеров, которые были счастливы тренироваться для участия в Олимпийских играх, если это даст им работу в мыльных операх.

– Актеров надувают. Никто не может гарантировать работу в «мыле». Когда тебе исполняется сорок, приходится уступать место молодым и тощим.

– А как же Шеффо Корминьяк? – спросила я.

– Бывают и исключения. Но прежде Шеффо снимался в четырех сериях из пяти, а теперь только несколько раз в месяц. В феврале и с ним покончат.

– Что?

– Грядет ядерная катастрофа в Мун-Лейк. Ты не слышала об этом?

– Извини. Я не смотрю сериал.

– А кто смотрит? Это была последняя сюжетная линия Дэвида. Он планировал убить шестерых персонажей. А Джен все изменила. Четверо из них выжили: Триша, Трей Манджиалотти и два бесконтрактника. Джен не так крута, как Дэвид. Она не хочет раздражать поклонников. Дэвид же был безжалостен.

– Но Шеффо? – волновалась я. – Он действительно умрет? И он в курсе?

Руперт пожал плечами:

– Он снимался очень долго, но у каждого есть «срок годности» – прикинь, как изменилась Джо за десять лет. Если ты, занимаясь этим делом, не имеешь запасного плана, то ты идиот. – Он сделал глоток портвейна. – А теперь расскажи о себе.

Мне пришла в голову идея новой открытки: «Сожалеем, но ваш персонаж убит», – исключительно для Голливуда. Я вернулась мыслями к Руперту и к собственной истории. Она обернулась описанием Саймона.

– Он тот самый единственный? – спросил Руперт.

– Мне бы очень этого хотелось. – Я с большим удовольствием рассказывала Руперту то, что не могла рассказать Саймону. Я даже не говорила ему «Я люблю тебя»: Из чистого суеверия.

– А чего ты еще хочешь? – поинтересовался Руперт.

– Ребенка, – ответила я. – И чтобы моя семья и друзья были счастливы. Хочу работу, которая приносила бы мне стабильный доход. И дом, в котором я могла бы устраивать беспорядок, а потом все расставлять по местам. Я не создана для обставленной мебелью кооперативной квартиры, где нет комнаты для самосовершенствования.

– А у твоего парня есть такая комната?

– Нет. На данный момент он совершенно безупречен, – заявила я, забыв о своей ссоре с Саймоном, что делало комплимент вину.

Руперт улыбнулся. Нанизав пирог на вилку, он поднял ее.

– Это твои Олимпийские игры, – провозгласил он. – Участвуй в них и не думай о соперниках. – Он поднес к моим губам шоколад со взбитыми сливками.

«Соперники? Какие соперники?» – гадала я, жуя пирог.

В половине одиннадцатого Руперт, обменявшись рукопожатиями с официантом и хостесс, дал кому-то автограф и проводил меня к лимузину Джулио. Вино, казалось, не возымело на него никакого действия.

– Главное – попробовать, – сказал он. – Я редко допиваю бокал, тем более бутылку. Только хорошее вино оправдывает похмелье. – Он поцеловал меня в щеку и опять заметил, что я очень хорошо пахну. – Кстати, – спросил он вдруг, – как ты думаешь, кто убил Дэвида?

Это было так неожиданно, что я моргнула:

– Не имею ни малейшего понятия.

– Я слышал, он недавно выручил большие деньги.

– Что значит «выручил»?

– Превратил игрушки в наличные. Ты же видела его дом и ту дорогую рухлядь, которой он напичкан. Триша нашла некоторые из его вещей в каталоге аукциона «Кристи», но когда она спросила об этом Дэвида, тот уклонился от ответа.

– И что из этого следует? – спросила я.

– Мне пришли в голову две идеи. Деньги для шантажиста. Или плата тому, кто его застрелит.

– Ты хочешь сказать… ему помогли покончить жизнь самоубийством? Он нанял убийцу? Сколько это могло стоить? А шантаж? Кому нужно было шантажировать его? Почему?

– Значит, ты ничего об этом не слышала?

– Нет, – ответила я, чувствуя, что разочаровываю его. – А должна была?

– Джо продала вещи на аукционе. Думаю, эту идею подала Дэвиду именно она.

Я пожала плечами:

– Может быть. Но зачем ему понадобилось нанимать убийцу, если он все равно умирал? У него были сильные боли? Или он умирал слишком медленно?

– Джо должна знать, – сказал Руперт, усаживая меня в лимузин. – Ей известно обо всем, что произошло в жизни Дэвида за последний месяц. Спроси у нее.

И прежде чем я успела задать вопрос «Но почему?», дверца захлопнулась и меня повезли вдоль побережья по направлению к Уэствуду.

Глава 15

В воскресенье я проснулась одна. Меня мучило похмелье. Я нажала кнопку на автоответчике рядом с кроватью, подключенном к гостевой линии. На нем было два сообщения.

«Дорогая девочка! – услышала я голос дяди Тео. – Конечно, ты можешь взять у меня книги. Приезжай! Моя библиотека в твоем распоряжении. Греки – восхитительные люди. И такие хорошие повара! Сама в этом убедишься».

Интересно, что он имел в виду? Затем раздался голос Саймона: «Я на работе, но где ты? Надеюсь, спишь, потому что если ты спасаешь подруг, то заставляешь меня беспокоиться по этому поводу, а если не спишь, но не поднимаешь трубку, то тебе грозят большие неприятности… Хорошо. Давай поговорим о твоей работе. Сделай мне одолжение и не подписывай пока никаких контрактов. Сегодня воскресенье, и это все равно будет трудно сделать. Я скучаю по тебе».

Так-то лучше. За «Я скучаю по тебе» можно простить немало грехов! Он больше не сходил с ума, и мне было почти непонятно, почему это делала я. Хотя, возможно, просто оборонялась. Главное – мы предотвратили великую битву, или же благополучно пережили маленькую ссору, или как еще назвать ту сцену? Это не было нашей первой ссорой вообще, а лишь за время совместной жизни, но для того чтобы отношения были долгими, необходимо выработать военный этикет. По крайней мере я так считала. Раньше у меня никогда не было долгих отношений.

Хотя год назад у меня был жених. Мы пережили немало конфликтов за те несколько месяцев, что жили вместе, хотя хорошо подходили друг другу, но в один прекрасный день Док расторгнул нашу помолвку. В этом не было ничего личного. Ему пришлось отправиться на другой конец света, дабы спасти свою юную дочь от ставшей ему чужой полусумасшедшей жены, и он не знал, сколько времени это займет. Самое большее шесть лет. Он решил, что для меня это слишком долго. Такое решение было принято единолично.

Я лежала в кровати, смотрела в чересчур белый потолок и думала, как Док отнесся бы к Саймону. Вряд ли хорошо. Помимо того что я занималась с Саймоном сексом, у моего нового бойфренда была тьма достоинств, которыми не обладал бывший жених. К примеру, он высок. Богат. Агент ФБР. Док же какое-то время сидел в тюрьме.

Что касается Саймона, то он знал о Доке из тех источников, откуда федералы обычно черпают такую информацию, и высказался в том духе, что мужчина, у которого есть жена, не должен вступать в отношения с другой женщиной. Конец истории.

Естественно, я разделяю такую философию. В теории. Но истории не начинаются и не заканчиваются четко и ясно, подобно кроссвордам или налоговым декларациям, где ответы всегда однозначны. Любовь, семья и домашние дела – все это, судя по моему опыту, вещи нечеткие, пересекающиеся и полные исключений. И я была Прелюбодейкой. Формально. Соучастницей в прелюбодеянии. А это не украшает жизненное резюме. Если бы я не думала, что брак Дока испускает последний вздох, если бы не считала, что вот-вот последует развод, я бы никогда не запала на него так сильно. Так… страстно.

С этими мрачными мыслями я оделась, поджарила тосты, поработала над шестью почти законченными поздравительными открытками – поскольку стоял декабрь, я рисовала открытки к Дню отца и к Четвертому июля – и отправилась в Глендейл.

В воскресенье утром автомобилей на дорогах не много, и я начала думать о Джо еще и потому, что у меня ее машина и телефон. Аккумулятор у телефона сел, а в машине не было зарядного устройства, и я включила свой телефон в надежде, что подруга свяжется со мной. Он почти тут же зазвонил. Это был мой брат.

– Уолли, я не буду переезжать, – сказал он.

Я сделала глубокий вдох.

– В «Хейвен-Лейн»? Почему?

– У них другой почтовый индекс.

– Да, но…

– Мне это не нравится. И номер телефона тоже не понравится.

– Но междугородный код останется таким же.

– Правда?

– Да. А если номер придется тебе не по душе, мы купим сотовый и ты выберешь номер сам.

– Я могу его выбрать?

– Думаю, да. В некоторых пределах.

– А какой номер телефона в «Хейвен-Лейн»?

– У меня его с собой нет, я еду в машине.

– Позвони, когда узнаешь. Или просто сложи все цифры и скажи мне. – С этими словами брат повесил трубку. Слава тебе, Господи! Еще одна трагедия предотвращена.

Я поискала бумажку, на которой можно было бы записать о своем обещании, и нашла штрафную квитанцию Джо, где уже было что-то накарябано, и вывела: «Позвонить Пи-Би. Номер "Хейвен-Лейн"». Движение замедлилось, а у меня зазвонил телефон, сообщая о непрослушанной голосовой почте.

Это еще одна вещь, которая мне непонятна: почему мой телефон должен звонить когда заблагорассудится с целью оповестить о сообщениях, оставленных несколько, часов, а то и дней ранее? На этот раз выяснилось, что вчера вечером звонила Джо. Как такое возможно? Ведь телефон был при мне весь вечер. «Я в аду, – сказала она, – хотя в хорошем отеле ад не так уж и плох. Встретила здесь знакомого парня, и он оплатил мой номер своей кредиткой. Я всегда встречаю знакомых в «Шаттерс», просто дикость какая-то… Ох! Ведь не собиралась говорить тебе, где обосновалась. Ты не говори копам, если будут спрашивать. Я скрываюсь».

Я позвонила в «Шаттерс». Они соединили меня с номером Джо, но к телефону никто не подошел. Я набрала номер Фредрик и прочитала ей сообщение Джо.

– Удали его, – велела она. – Понятия не имею, почему Джо прячется от полицейских, но мне все это не нравится и… подожди! Ты на «мерседесе»? Посмотри, нет ли на заднем сиденье пары фиолетовых туфель.

Я обернулась.

– Есть.

– Слава Иисусу! Я думала, что потеряла их. Где ты сейчас?

– На сто первом, почти на сто тридцать четвертом, – ответила я. – Еду к дяде Тео.

– Прекрасно. А я на Сепулведа, в «Костко» вместе с кузиной Франзин. Ты с ней виделась. Дай мне адрес дяди Тео, и я туда подъеду.

Дядя Тео жил в Глендейле рядом с шоссе, на ничем не примечательной улице. Но я навещала его очень часто, и она казалась мне привлекательной. Фредрик со мной не согласилась. Вызволив свои туфли из машины Джо, она вместе со мной пошла в квартиру дяди Тео, чтобы зайти в туалет, хотя предпочла бы сделать это где-нибудь в другом месте, В лифте мы играли в «Отгадай, чем пахнет».

– Картошкой, жаренной на старом масле, – принюхалась она. – И мокрой собакой.

– Яичным рулетом и дизельным топливом.

– Это не имеет отношения к дяде Тео, – сказала Фредрик, оглядев лестничную площадку четвертого этажа, – но если бы, выходя из квартиры, я упиралась взглядом в стены такого цвета, то выбросилась бы из окна.

– Не беспокойся. Внутри квартира оклеена обоями. – Мой дядя выбрал эти обои сорок лет назад, но его страсть к ним еще не угасла. У меня были свои ключи, и я открыла квартиру под номером четыреста одиннадцать, не нажав кнопку звонка, поскольку тот никогда не работал.

Нас встретили крики.

На какое-то мгновение я решила, что ошиблась квартирой. На меня и Фредрик смотрело море лиц, и ни одно из них не принадлежало дяде Тео. Кто-то кричал, а остальные разговаривали на языке, который я не смогла определить.

Дядя Тео, одетый в полосатую пижаму, появился из кухни.

– Олимпия, в чем дело? – спросил он, а затем увидел меня. – Уолли! И Фредрик! Какая радость! Панос, Перикл, не волнуйтесь! Это не Служба иммиграции, это хорошие, любимые мной люди. Нет, нет, нет, не Служба иммиграции. – Дядя Тео замахал руками, стараясь всех успокоить, потом заключил меня и Фредрик в пафосные, как в театре кабуки, объятия. – Видите? Никакой иммиграции. Никакой полиции. Нет, нет, нет.

Крики прекратились. Я увидела, что пол гостиной застлан постельными принадлежностями, а мебель отодвинута в сторону.

– Дядя Тео, кто твои гости? – спросила я. Было очевидно, что это греки. «Теперь вы везде будете видеть греков», – сказал Шеффо. Даже в Глендейле.

– Это семья Платона. Родственники. В его квартире они не умещаются.

Дружба дяди с Платоном Никопулосом началась в семидесятых, а это значило, что его семья была… нашей семьей.

– И они живут здесь?

Дядя кивнул:

– Перекантуются несколько недель, пока не найдут другое жилье.

– Они здесь… легально?

Дядя Тео похлопал по спине кричавшую до того женщину.

– Что касается Аполлона, то да, – ответил он. – Это сын Олимпии. Другие говорят по-английски не слишком хорошо. Я думал, ты пригласишь в свой дом двух-трех из них, но они не хотят разделяться.

Вот и слава Богу. Я представила, как на Саймона налетает толпа людей, чье знание языка ограничивается словом «иммиграция». Фредрик, лишенная дара речи, отправилась искать туалет.

– А теперь, моя дорогая, – начал дядя Тео, – я со стыдом должен признаться, что у меня практически нет книг о греках. Я, наверное, отдал кому-то некоторые из них, и у меня остались только один или два перевода «Илиады», одна «Одиссея», «Мифология» Балфинча, конечно, кое-что из Софокла, немного Эсхила, «Сонеты Орфею» Рильке, несколько романов Казантзакиса, если только мне удастся их найти… – Он переступил через лежащего на полу человека, смотревшего маленький телевизор, и подошел к полкам. Книг на них было вдвое или втрое больше, чем полагалось, и потому нужно было убрать те, которые стояли в первом ряду, чтобы добраться до второго. Как мне показалось, поиски займут неделю.

– Это гораздо больше, чем мне нужно. – Я объяснила, что буду расписывать стену в Маунт-Олимпусе.

– Шеффо Корминьяк? – переспросил дядя Тео. – Много лет назад я видел, как он играл Просперо. И уже тогда казался довольно старым. Разве он еще жив?

– Да. И мне необходимо покончить с его стеной прежде, чем он расстанется с этим светом. Мне больше всего нужна книга по мифологии – хочу выяснить, кто есть кто.

Фредрик вышла из туалета и быстро попрощалась, прошептав, что ей надо сматываться, пока ее одежда не пропиталась запахом хумуса.

– Милая девушка, – сказал дядя Тео, надевая очки для чтения. – Пойдем дальше. Мифология имеет отношение к богам, героям и царям. Наиболее полный источник, дающий представление о них, – это «Илиада».

– Шеффо придерживается того же мнения. Но она очень… длинная. И скучная.

– Да нет же, моя дорогая, – возразил дядя. – Если перевод хороший, то она читается на одном дыхании.

– Это история о войне, правильно? Мне не слишком нравятся такие истории. Можно я попробую почитать другую книгу, скажем, «Одиссею»? Там речь идет о путешествии на корабле. Путевые заметки. Звучит гораздо привлекательнее.

– «Одиссея»? В своем роде это тоже классика, но я настаиваю…

– А как насчет комментариев Клиффа? Я читаю не слишком быстро.

– Клифф? Ничего о нем не знаю.

Мне не хотелось просвещать его. Вместо этого я взяла «Илиаду» в переводе Роберта Феглеса – дядя Тео заверил, что я прочитаю ее за один присест.

– Боги поселятся в твоей душе. – Он похлопал меня по солнечному сплетению. – А ты тем временем помни, что греки больше всего были одержимы славой. И кроме того, властью, наряду с любовью, местью, красотой, искусством, танцами, драмой, поэзией и вином, но слава всегда шла на первом месте. Ради нее они жили и с готовностью умирали.

– Это похоже на Голливуд.

– Умная девочка. – Дядя Тео неожиданно ущипнул меня за щеку. – Фильм – ворота в бессмертие…

Наш разговор был прерван телефонным звонком. Джо.

– Ты можешь встретиться со мной на углу Фаунтин и Фэрфекс? – спросила она.

– Говори громче, – попросила я. – Я тебя едва слышу.

– Юго-восточный угол. Комната наверху. Только если это удобно. Можешь?

– Хорошо, но я в Глендейле…

– Я должна идти, они на меня шикают.

Я поцеловала на прощание дядю Тео, переступила через кого-то из его гостей, других обогнула и ушла – с «Илиадой» и «Справочником пантеона греческих богов и богинь и их римских соответствий» доктора Паоло Померанца. Чтение одного только названия сего труда утомило меня.

Целая вечность ушла на то, чтобы перебраться через холм, и почти столько же на парковку, но не прошло и часа, а я уже держала путь к юго-восточному углу Фаунтин и Фэрфекс.

Это был жилой Голливуд с двухэтажными домами и апартаментами, немного неопрятный, с печальными садами-заплатками и ящиками с цветами на окнах, оживляющими мрачные фасады. Я дошла до угла здания, оказавшегося Первой христианской церковью; по его фасаду шла надпись: «Вручи себя Ему, и Он понесет тебя». Почему-то я мысленно представила Иисуса в костюме пожарного, но поспешила стереть этот образ. Ничто не сможет так обидеть половину покупателей, как необычная религиозная открытка.

Мои собственные религиозные чувства были довольно мрачными. Моей «совестью» всегда была Рута, которая заботилась о Пи-Би и обо мне, когда мы были маленькими. Я слышала голос Руты долгие годы после ее смерти – она всегда говорила, что надо делать, а мне меньше всего хотелось ее слушать. Позже, однако, она стала молчаливой, не знаю почему. Уходят ли духи в длительный отпуск? Можно ли дать объявление о том, что мне нужен новый дух? И нужен ли он мне? И вообще, верю ли я в духов?

Люди на ступенях церкви курили, тут и там стояли банки из-под кофе, наполненные песком, чтобы можно было затушить окурки. Курильщики не произвели на меня впечатления обычных прихожан, но, подумав, я поняла, что понятия не имею, как выглядят обычные.

– Кто-нибудь знает Джо Рафферти? – спросила я. Ее никто не знал. Я протиснулась сквозь приросших к ступеням прихожан и вошла внутрь.

После сияющего солнечного света интерьер церкви показался мне почти что черным, но я споткнулась о доску с объявлениями и нашла расписание. Поскольку был полдень воскресенья, церковная служба уже закончилась, но должно было состояться несколько собраний: анонимных игроков в азартные игры, анонимных приверженцев секса, анонимных любителей обильной еды и анонимных алкоголиков. Места собраний обозначались номерами комнат. Я пошла наверх, хорошо представляя, в какую категорию анонимов лучше всего вписывается моя подруга.

Звук усиленного микрофоном голоса привлек мое внимание к маленькой аудитории. В ней было душно даже для конца декабря. Я вошла через заднюю дверь, миновала стол, на котором стояли большие кофеварки и лежали личные вещи, плюс к этому здесь был поднос с дешевым купленным в магазине печеньем – его перебирал человек средних лет, словно надеясь обнаружить там кусок домашней выпечки.

На возвышении стояла женщина в костюме. Она рассказывала, как пила вино со взбитыми желтками, сахаром и сливками. Слушатели засмеялись. Видимо, женщина пошутила, но я не поняла ее шутки. От толпы отделилась Джо, округлив в знак приветствия глаза, и вывела меня из комнаты.

– И так до бесконечности! – сказала она, исступленно жуя жевательную резинку. – Ужасное место. Слава Богу, ты пришла. Хорошо, что я не нашла свободного места, ведь если бы нашла, то обязательно заснула бы. Ты принесла мой сотовый? Я отдала ей сумочку.

– Телефон там, но он разряжен. Пока он работал, никто, кроме репортеров, не звонил. Что ты здесь делаешь?

– О… ничего. Все так глупо.

– Мы можем идти?

– Да, минут через десять. Я оставила машину в трех кварталах отсюда. Ты нашла где припарковаться? Мне следовало предупредить тебя, что это будет трудно.

Я заглянула в комнату для собраний – слушатели опять аплодировали. Неожиданно мне захотелось этого магазинного печенья и кофе с большим количеством сахара и сливок, сама не знаю почему.

– Джо, вчера к вам домой приезжал детектив, – прошептала я. – Эллиот разговаривал с ним. Как у тебя получается избегать их?

Джо зажевала еще быстрее и, надув пузырь, щелкнула им.

– Я с ними поговорю, но буду откладывать разговор до тех пор, пока не выясню, что им известно. Именно это я и поведаю.

– То есть расскажешь то, что они уже знают?

Она посмотрела через плечо на участников собрания.

– Пусть думают, будто я с ними откровенна.

– А ты не можешь быть действительно откровенной? Джо, ты сделала что-то противозаконное? – шепотом спросила я. – Я никому тебя не выдам. Лучшие подруги хранят секреты друг друга – можешь положиться на меня как на священника. И еще Руперт говорит, что Дэвид распродавал свои вещи…

– Ш-ш. Не здесь. – Джо снова оглянулась. Участники собрания поднимались со своих мест, с шумом отодвигая стулья. Джо посмотрела на меня. – Я тебе доверяю. Просто не могу об этом говорить. Уолли, события будут развиваться отвратительно. И для тебя лучше…

– …отречься от тебя?

Она пожала плечами.

– Лучше для кого? – спросила я.

Еще одно пожатие плеч. Я заглянула в аудиторию с алкоголиками. Держась за руки, они что-то бубнили. Но, даже не разбирая слов, я угадала ритм «Отче наш…».

– Это в порядке вещей? – спросила я растерянно, не в силах вспомнить, когда в последний раз слышала молитву. – Они всегда молятся на собраниях?

– Да, – ответила Джо. – Слушай, я просто хочу сказать, что твои отношения с Саймоном… Короче, я не желаю ставить тебя в неловкое положение…

– О да, я, конечно же, бросаю подруг ради того, чтобы облегчить свою жизнь с бойфрендом…

Кто-то налетел на меня, и я покачнулась.

– Извини, малышка! – Это сказал парень. Почти ребенок! Я приготовилась ответить «ничего страшного», впадая в недоумение оттого, что меня назвал малышкой человек на десять, а то и на пятнадцать лет моложе меня, но тут из дверей скопом повалили люди, будто им только что дали команду немедленно покинуть помещение.

– Эй, а вы, случайно, не Джо Рафферти? – послышался чей-то голос.

– О, черт! – ругнулась Джо. – Это слишком для великого принципа анонимности.

Я схватила ее за руку:

– Пошли отсюда.

– Да. То есть нет. Я должна кое-что подписать. Нам придется снова войти туда.

Мы стали продираться сквозь толпу. В комнате по-прежнему было много народу – некоторые стояли группами и разговаривали, другие складывали стулья и собирали кофейные чашки. Обстановка была словно на удавшейся вечеринке, такая же праздничная, как у Рекса и Триши, хотя средства были затрачены несопоставимые. Мы с Джо встали в некое подобие очереди, выстроившейся по периметру комнаты.

– Это ты! Я так и думал! – К нам подошел человек с красным лицом и яростно потряс руку Джо. – Что ты здесь делаешь?

– Догадайся, – ответила она, не отнимая руки.

– О! Да, правильно! Конечно. – Мужчина, которому на вид было лет сорок, покраснел еще больше, а затем ухватился за мою руку. – Гарольд Грэки. Алкоголик-наркоман.

– Уолли Шелли. Дизайнер открыток – создатель фресок.

Он засмущался было, но тут же улыбнулся:

– Мы с Джо давно знакомы. Я играл небольшую роль в «Электронном билете». Дикие времена!.. – Джо кивнула, будто только что поняла, кто такой Гарольд. – Эй, как долго ты держишься?

– Вы о чем? – удивилась я.

– Давно не пьешь?

– Не знаю, – ответила Джо. – А сколько сейчас времени?

– Что касается меня, то я далеко не трезвая, – сказала я.

– Ничего страшного, Шелли, – произнес Грэки, и я не стала его поправлять. – Продолжайте ходить сюда. И ты, Джо. Кстати, тебя разыскивает один парень.

– Кто такой? – спросила Джо.

– Какой-то чувак-адвокат. Невысокий. Одет в костюм с галстуком. В Лос-Анджелесе недавно. Подошел ко мне на прошлой неделе в Радфорде, прослышав о нашем с тобой знакомстве.

– Что ему нужно?

– Внести изменения. Он шнырял вокруг, разыскивая парня, женатого на «этой актрисе» – то есть на тебе, – и кто-то сказал ему, будто тебя совсем недавно видели в Толука-Лейк, а еще кто-то вспомнил, что я работал с тобой в «Электронном билете». Тогда этот адвокат разыскал меня и спрашивал о тебе. «Я не виделся с ней после прощальной вечеринки по окончании съемок «Электронного билета», ведь мы вращаемся в разных кругах», – объяснил я ему. Кто бы мог подумать, что теперь дело обстоит иначе… – Гарольд достал бумажник и, покопавшись в нем, нашел визитную карточку и дал ее Джо. – Его имя Зиглер. А называет он себя Зигги.

– Зигги? – переспросила я. Гарольд и Джо посмотрели на меня. – Я его видела.

Джо посмотрела на визитку, затем на Гарольда.

– Могу я оставить ее себе?

– Конечно. Знаешь, что такое случайность? Способ, которым Господь ведет дела.

Я посмотрела на Джо. Она столь выразительно закатила глаза, что они подверглись опасности оказаться зрачками внутрь. От комментариев она воздерживалась до тех пор, пока Гарольд не отошел от нас.

– Не выношу трезвенников, – заявила она. – Разговаривают лозунгами! Так и хочется поскорей напиться!

– Зигги – тот самый тип, который вчера ехал за твоей машиной до мойки, – поведала я. – Сначала я решила, что он репортер, потом – что ищущий работу адвокат. А кто он на самом деле?

– Анонимное ничтожество. – Джо пожала плечами.

Мы наконец добрались до начала очереди, и она протянула какую-то бумагу девушке с таким количеством пирсинга в разных частях тела, что я не могла понять, почему она не распадается на кусочки. Девушка подписала бумагу и спросила, как Джо понравилось собрание.

– Поприятнее, чем в окружной тюрьме.

– Неужели так плохо? Со временем наши встречи будут становиться все интереснее. Приходите еще.

– Судебное предписание, – объяснила Джо, несясь вниз по ступенькам. Я едва поспевала за ней. – Около месяца назад я попала в небольшое происшествие и судья приговорил меня к этим богомерзким собраниям.

– Что за происшествие? – поинтересовалась я.

– Связанное с вождением автомобиля.

– И сколько собраний ты должна посетить?

– Двенадцать собраний за тридцать дней.

– А на скольких уже была?

– Считая сегодняшнее? На двух. Но у меня осталось еще пять дней.

– Иначе что? – спросила я. – Они посадят тебя в тюрьму?

– Ничего страшного, – ответила Джо, изучая визитку, которую дал ей Гарольд. – Эй, знаешь, что странно в этом Зигги, который считает, будто он нам чем-то обязан? Во-первых, я никогда о нем не слышала. Во-вторых, он из Техаса. Эллиот одно время жил там.

– И, в-третьих, он специалист по разводам, – добавила я. – Он тоже дал мне свою карточку.

– Знаешь, чего я хотела бы? – отозвалась Джо. – Чтобы он был уголовным адвокатом. Скоро мне придется подыскивать такого.

Глава 16

С «Илиадой» у меня были проблемы. Я снова сидела в гостиной пентхауса и ела чипсы – в надежде, что они направят мои мысли в нужное русло. Но предисловие к книге оказалось слишком интеллектуальным, так что мне потребовался совет дяди Тео. Дядя же, сообщил мне кто-то из гостей с сильным акцентом, ушел на работу, поэтому я позвонила в магазин обоев. Мой шестидесятитрехлетний дядюшка был самым молодым их работником и единственным достаточно легким на подъем, чтобы клеить обои, и поэтому обычно был «на вызове», как они это называли, куда его отвозил восьмидесятилетний коллега Клайв. Поскольку ни у кого из них не было мобильников, я оставила сообщение для дяди у его босса Перла. Дядя Тео объявился через двадцать минут.

– Здравствуй, дорогая! – сказал он. – Перл поведал мне, что у тебя проблемы с предисловием.

– Да, со вступлением. К «Илиаде». В нем шестьдесят две страницы. Можно я его пропущу?

– Вступление к «Илиаде»? Да, ныряй прямо в текст. Ты сама захочешь прочитать комментарии, но позднее, когда погрузишься в мир приключений Ахилла и Гектора, и… о, я так тебе завидую, ведь ты будешь читать о них впервые в жизни! По отношению к «Илиаде» ты девственница.

– Девственниц они приносили в жертву, – заметила я, поскольку уже начала читать труд доктора Паоло Померанца «Справочник по пантеону греческих богов и богинь и их римских соответствий».

– Да. Бедная Ифигения, ее обманул собственный отец ради того, чтобы привести корабли в Трою. И вставил ей в рот кляп, и она, умирая, не могла проклясть ахейцев. Дорогая, ты служишь богам, читая эту книгу. Читай ее вслух. В этом секрет эпической поэзии.

Я повесила трубку и вняла его совету.

– «Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы! – закричала я. – Храбростью ты знаменит; но она дарование бога. В дом возвратись, с кораблями беги и с…»[9]

– Простите? – раздался сзади чей-то голос, и я от неожиданности спрыгнула с дивана.

– Илзе! – Я повернулась к уборщице. – Почему вы здесь?

– Услышала, как вы кричите, и подумала: что-то случилось.

– Я была уверена, что в квартире никого, кроме меня, нет. Ведь сегодня воскресенье, – с раздражением сказала я. Илзе не по своей вине была молода и привлекательна – девушка с длинными темными волосами и прекрасной белой кожей. То обстоятельство, что она выглядела очень мило даже в форме горничной, сшитой из какой-то отвратной синтетики, усиливало мою досаду. И чувство вины. То, что агентство «Прекрасные горничные» вынуждает ее носить платье спортивного покроя цвета горчицы, с воротником, как у Питера Пэна, достаточно плохо само по себе, даже если подруга клиента не иронизирует по этому поводу. Но что поделаешь. Между святым и художницей, рисующей открытки, есть разница.

– Разве вы работаете по воскресеньям? – Я снова села на диван.

– Нет, но агентство попросило меня обслужить завтра нового клиента, – ответила Илзе. – А мистеру Саймону все равно – он согласен на другой день. Я обо всем с ним договорилась.

Я поняла, что наша с Илзе проблема заключается в неправильном распределении ролей. Она была слишком уверена в себе для прислужницы на минимальном окладе, а если бы меня одели в такую же форму большего размера, то я почувствовала бы себя в гораздо большей степени на своем месте, чем готова была признать. Я не могла смотреть, как она убирает квартиру. Не думая о том, что должна подключиться к ней. Хвала Господу, у Саймона не было настоящей прислуги, работающей полный день. В этом случае мне приходилось бы время от времени покидать дом с целью расслабиться.

Я вернулась к Гомеру. Через двадцать две страницы позвонила Джен Ким.

– Где вы и чем заняты? – спросила она.

– В Уэствуде, читаю «Илиаду».

– Прекрасно. У нас катастрофа с волосами. Вы можете подъехать к дому две тысячи триста шесть по Мидвейл?.. к северу от Пико… – обрывается… встретимся… объясню, когда… выезжайте сейчас же!

«Что за катастрофа с волосами?» – удивилась я, неохотно положив в Гомера закладку. Мне осталось прочитать пятьсот четырнадцать страниц. Не хочу никуда ехать. Не то что я люблю этот пентхаус, но мне нравится пребывать среди вещей Саймона. Вдали от них я чувствую себя плывущей по течению. А если позвонить ему на голосовую почту, то ответит компьютер – я даже не смогу услышать его голос. Ну да ладно. Работа зовет. Я отправилась на поиски теплой рубашки.

В спальне я увидела, что уборка в самом разгаре: бутылка «Виндекса» и тряпка, а также обрывок бумаги, пуговица и пластинка от воротника – мусор, выметенный из-под кровати. Я взглянула на бумажку и была чрезвычайно поражена, увидев, что на ней написано «Зетракис», а ниже «НВ»[10]. И номер.

Я набрала этот номер.

– Здравствуйте. Вы позвонили в подразделение ФБР в Лас-Вегасе. Наше меню изменилось, поэтому, пожалуйста, слушайте внимательно… – Я повесила трубку.

Интересно, что все это значит? Писал Саймон. Его почерк. Но почему он звонил в ФБР в Вегас и расспрашивал о Дэвиде Зетракисе?

Я предположила, что в настоящий момент Саймон работает под чужим именем, хотя не могла представить, как тайные агенты делают это по шестьдесят – семьдесят часов в неделю, а затем, приходя домой, возвращаются к реальной жизни, где их называют подлинными именами. Но под чьим бы именем Саймон ни работал, его нынешнее задание не может быть связано с Дэвидом. Мир не настолько тесен.

Все, что я действительно знаю о его заданий, – это то, что я ничего о нем не буду знать, пока оно не будет выполнено и годы спустя его не рассекретят. Прекрасно. Я это перенесу. Может быть. Но Саймон работает сверхурочно, что ко мне имеет непосредственное отношение, поэтому ему придется объясниться. Когда я увижу его в следующий раз.

Я написала записку, где говорила, что скучаю по нему, а сейчас отправляюсь по рабочим делам, связанным с катастрофой с волосами. И добавила три слова, которые мы все ненавидим: «Нам необходимо поговорить».

Дом под номером 2306 по Мидвейл выглядел совершенно очаровательно. Он был похож на драгоценный камень. Его окружал белый забор и небольшой сад, а в окне была видна настоящая рождественская елка. Джен открыла дверь и представила меня его обитательнице – женщине с усталыми глазами и волосами мышиного цвета.

– Глория – персональный парикмахер Триши. Она благородно пожертвовала воскресеньем, чтобы выручить нас – в качестве личного одолжения Трише. Триша! Она здесь!

Глория кивнула, не улыбнувшись, и провела меня в маленькую комнату, которая выглядела как салон красоты на одного человека. Меня усадили перед огромным, от пола до потолка, зеркалом.

– Что за катастрофа? – спросила я. В дверях появилась Триша.

– Ужас что такое! Мы просмотрели отснятый материал – твое свидание с Рупертом и фильм, – и оказалось, что твои и мои волосы совершенно одинакового цвета!

– И?..

Триша встала у меня за спиной и сказала моему отражению в зеркале:

– У нас волосы как у близняшек!

Я по-прежнему не понимала значения этого факта.

– И?..

– И?!. Ведущая шоу и корреспондентка с волосами одного цвета? Аудитория будет в шоке. Ты не можешь так поступить со зрителями!

– Триша, во мне двенадцать футов роста, а ты женщина миниатюрная. Мы совершенно не похожи, и…

– Для телевидения рост не имеет никакого значения. Джен! Поддержи меня!

Потягивавшая газированную воду Джен присоединилась к Трише и обратилась к моему отражению в зеркале:

– Мы просто придадим вашим волосам другой оттенок. Они станут чуть ярче.

– Тебе понравится! – настаивала Триша. – Образ ледяной принцессы не для тебя, он кажется ненатуральным. Кто тебя красит?:

– Никто, – ответила я. – Это мой естественный цвет. Кроме того, мои волосы очень красивые и тонкие, и…

– Глория – настоящий профессионал, – заверила меня Триша. – Пусть она скажет решающее слово. Глория?

Глория надела на меня розовую накидку и завязала ее на шее.

– Цвет способен добавить жизни вялым слабым волосам.

– Удивляюсь, что никто прежде не предлагал тебе подкрасить их, – сказала Триша.

«Осторожно!» – пронеслось у меня в голове. «Осторожно»? Кто говорил нечто, похожее?

– Можно минутку подождать? – попросила я. – Все это ново для меня, и я немного нервничаю…

– Уолли! – укоризненно произнесла Джен. – В нашем деле цвет волос меняется каждый день. Это производственная необходимость. Как вы думаете, почему Мэрилин Монро стала блондинкой? Тоже производственная необходимость.

«Производственная необходимость». Это означает, что тысяча долларов за эпизод компенсирует сомнения и неуверенность в происходящем.

– Положитесь на меня. Всем выгодно, чтобы вы выглядели просто сказочно. – Джен похлопала по моему плечу в розовой накидке. – Заскочу позже. Уолли, вы удачливая девушка. Глория – лучшая. Глория, не перестарайся, хорошо?

– Она уже смешала краски, – сказала Триша. – Я тоже ухожу. Должна встретиться с Рексом у мистера Чоу. Увидимся через несколько часов.

– Несколько часов? – переспросила я.

– Рим строили не один день. Чао!

«И на то, чтобы покорить Трою, ушло десять лет», – подумала я, открывая «Илиаду». Затем посмотрела в зеркало на Глорию, но та сосредоточилась на корнях моих волос. И я приступила к чтению.

Я понимаю, что большинство женщин в Лос-Анджелесе и, может быть, в мире обесцвечивают волосы, но я чувствовала себя так, словно попала в лабораторию сумасшедшего ученого. Это отвлекало меня от Троянской войны. Запахи были ядовитыми, а Глория не говорила, каков будет результат, объяснив лишь, что нужно убрать мой естественный цвет и тогда волосы смогут впитать новый. И нет смысла гадать, что получится, сказала она, глядя на пасту, которую наносила мне на голову. Я вернулась к «Илиаде», где женщины с неустановленным цветом волос были музами, богинями или военной добычей, а во всех лучших сценах участвовали исключительно мужчины. Дядя Тео об этом не упоминал.

Читая о стене вокруг Трои, я все время видела перед собой ворота имения Дэвида с камерами видеонаблюдения и сигнализацией. Любопытно. Я позвонила Джо.

– Эй, Джо! – Я старалась держать телефон на некотором расстоянии от испачканного уха. – Скажи, утром в пятницу камеры видеонаблюдения у Дэвида работали или нет?

Она помолчала.

– По правде говоря, они не работали несколько дней. Должен был прийти мастер и починить их, но он так и не появился.

– А сигнализация?

– Дэвид не любил, чтобы она была включена, когда он дома. А под конец он был дома всегда. Эй, я хочу у тебя кое о чем спросить. Ты одна?

Я посмотрела на Глорию в резиновых перчатках, раскрашивающую мой скальп.

– Нет.

– Ничего страшного. Спрошу потом.

Все мои страхи о цвете волос померкли перед страхом за Джо. Она была столь же скрытна, как Саймон. Почему? Если она не стреляла в Дэвида – а она не стреляла, – то к чему все ее увертки и отговорки? Голова у меня зачесалась. Я провела рукой около виска, и мой палец стал коричневым.

– Вы давно, работаете с Тришей? – поинтересовалась я.

– Три года. А до этого двадцать два года работала парикмахером для сериала.

– Наверное, вы очень близки с ней.

– Чей хлеб ешь, тому и подпеваешь, – сказала она не слишком, на мой взгляд, искренне. И больше мы с ней не разговаривали.

Час спустя она вымыла мне голову шампунем в ванной комнате и вытерла. Тут с порога донеслось «Привет!», и стук высоких каблуков по деревянному полу возвестил о приближении Джен. Я еще не видела своих волос, но когда отодвинула полотенце и узрела, как смотрит на меня Джен, то поняла, что ничего хорошего ждать не приходится.

– Боже правый! – воскликнула она. – Что, черт возьми, ты натворила?

Глава 17

В жизни бывают вещи и похуже чем кислотно-оранжевые волосы. Войны, стихийные бедствия, голодающие народы… Так я твердила себе, глядя в зеркало на мокрые обвисшие пряди.

– Перекрась! – велела Джен.

– Не могу, – ответила Глория. – Ее волосы еле пережили обесцвечивание. Все, что я ни сделаю, окончательно их испортит.

– Боже, она похожа на клоуна!

В комнату танцующей походкой вошла Триша. В руках у нее был пакет с едой из ресторана.

– Готово? – с ходу поинтересовалась она. И тут увидела меня. – О, очень мило! Ей идет. Рыженькие вечно молоды…

– Рыженькие? – фыркнула Джен. – Да она оранжевая, Триша! Как фанта. Как сырные чипсы. Как дорожные конусы.

Я подняла руку, умоляя ее остановиться. Триша сказала:

– Джен, дело не в том, как кто выглядит. Я больше всего беспокоюсь о шоу. А такой цвет волос для него в самый раз. Ты согласишься со мной, когда немного успокоишься.

Джен закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

– Прекрасно. Но нам надо переснять ее свидание с Рупертом. Немедленно.

– Почему? – удивилась Триша.

– Потому что во вчерашнем материале она выглядит как совершенно другой человек. Я не могу устроить это прямо сейчас, сегодня выходной. Придется сделать несколько звонков. Никто не уходит.

Уйти? Я не могла даже рта раскрыть. И вовсе не собиралась уходить отсюда. Долгие недели. Месяцы. Столько, сколько потребуется на то, чтобы мои волосы отросли. Они походили на сахарную вату, и мне это было не к лицу. А такой цвет может иметь только… морковь.

Джен вернулась через десять минут – с новым планом, новой договоренностью. Я слушала ее, и во мне росла паника. Высыхая, мои волосы становились все ярче. Человек-огонь. Радиоактивно. Я знала это, ибо никто не отваживался смотреть на меня.

Всю свою жизнь я провела в самых разных частях Лос-Анджелеса и в его окрестностях, но ничего не знала о Голливудском парке. Ассистентка Джен, Софи, обещала поддерживать со мной связь по сотовому телефону до тех пор, пока я не окажусь там в целости и сохранности.

– Сверните на Доти, – сказала она.

– Доти. Да, вижу. – И по ту сторону гигантской автомобильной стоянки я усмотрела розовую надпись «Голливудский парк» и белую вывеску в стиле Лас-Вегаса «Казино», которую мог пропустить только слепой.

– Теперь вы немного подождете, а я позвоню Руперту, затем Джен и снова вам. Все будет хорошо.

– Софи, вы ангел. – Я была неизмеримо благодарна за слова утешения, пусть их и произносила девятнадцатилетняя пигалица, которой велели просто проследить, чтобы безумная женщина любой ценой проехала по убогому Инглевуду, не заблудившись.

Джен уже махала мне с автостоянки, словно я была готовым совершить посадку самолетом. Она представила меня сидящему в машине неопрятному мужчине, к нижней губе которого прилипла сигарета.

– Хэкбург был столь любезен, что отменил свои планы на вечер, желая нам помочь, – объясняла она, а Хэкбург тем временем занимался тем, что включал и выключал фары своей машины. – Хэкбург, не сломай их. Софи, – сказала Джен в телефон, – вызывай сюда Руперта. – Затем она повернулась ко мне: – Для съемок вы одеты слишком буднично. Но я дам вам свою шаль и все будет в порядке. Только не плачьте и не грустите. Помада у вас есть? – Она суетилась вокруг меня, прикрывая мою рубашку с капюшоном розовой шалью, похожей на кашемировую. – Пусть будет так. Совсем как сутана. А вот и Руперт!

Я посмотрела на Руперта. Он выглядел как человек, которого оторвали от игры в покер. По мне он скользнул отсутствующим взглядом.

Джен сказала:

– Мы быстро управимся. Хэкбург, освети их лица. Руперт, сделай то же самое, что и вчера. Поцелуй ее. Два раза. И мы поедем.

– Кого поцеловать? – спросил Руперт.

– Ее, Уолли.

Руперт непонимающе посмотрел на меня. Затем его глаза расширились, и он расхохотался:

– Господи! Что это с тобой?

– Руперт, заткнись! – приказала Джен. – Хэкбург? Готов?

– Нужны еще фары твоей машины, – сказал Хэкбург. – А может быть, еще и ее.

– Прекрасно, – кивнула Джен. – Пусть на заднем плане будет вывеска казино.

– Хэкбург? – спросил Руперт. – Чем это ты занимаешься? Хочешь получить скаутский значок за фотографирование?

– Руперт, – возмутилась Джен. – Черт тебя побери! Начинай целоваться, слышишь?

Хэкбург переставил машины и направил свет фар на наши лица. Я закрыла глаза и увидела перед собой открытку с выражением соболезнований – языки оранжевого пламени охватывают несчастную женщину, а внизу текст: «Сожалеем, что ваша жизнь пошла под откос». И в этот самый момент Руперт начал меня целовать.

* * *

Моя мама считала себя обязанной научить меня играть в покер, и потому, как и многие другие нерегулярные уроки, преподанные мне в детстве, его правила прочно угнездились в моей голове.

Они заняли там место, которое можно было бы использовать с большей пользой, потому что в покер я не играю. Азартные игры, даже если ставка всего цент за очко, вызывают у меня сердцебиение.

Руперт вел меня по казино, мимо столиков, за которыми ели, туда, где играют в покер. Бросив быстрый взгляд на скверно расписанные стены закусочной, я, чтобы не видеть реакции людей на цвет моих волос, сосредоточилась на потертом сине-золотом ковре.

– Перестань, – сказал Руперт, заметив это. – Плюнь и разотри. Не так уж и плохо. Я куплю тебе выпить, ты проведешь здесь десять минут и отправишься восвояси. Этого будет достаточно для репортажа в «Мыле и грязи».

Он, конечно же, прав. Легче действительно сходить на свидание, чем притворяться, будто оно у тебя было. Я рискнула оглядеться и решила: если кто-то хочет впервые появиться на людях в сомнительном виде или наряде, то казино в Голливудском парке – самое подходящее для этого место. Освещение здесь чересчур яркое, но необычных прикидов оказалось так много, что я не удостоилась долгих взглядов. Я начала врубаться в окружающую обстановку. За каждым столом сидело по девять игроков, в основном мужчин, а столов было несколько дюжин. Половина игроков находила время на то, чтобы смотреть по сторонам. Некоторые ели за столиками перед телевизорами, нанизывая на вилки корейское барбекю или яйца и картофельные оладьи, кетчуп капал на их рубашки, когда они оборачивались, следя за игрой. Играли, как я поняла, в основном в холдем[11] без ограничения ставок – этот вариант покера моя мама описала как «часы скуки, отмеченные моментами жуткого страха».

Мы дошли до стола, за которым играл Руперт, но приблизились к нему не сразу, а остановились посмотреть, что происходит. С переменным успехом играли трое парней, двоих из них я знала. Клэй Джейкс – реквизитор и Макс Фройнд – помреж пристально смотрели на парня в гавайской рубашке, часть головы которого была выбрита, а оставшиеся волосы зачесаны на «лысину». За ним было последнее слово, он не отрывал взгляда от карт – пары семерок, четверки, короля и туза. Гавайская Рубашка сделал ставку, Клэй повысил, Макс и Гавайская Рубашка приняли, и Гавайская Рубашка показал двух королей. Макс с отвращением бросил свои карты крупье. Клэй медленно улыбнулся, развернул руку и сказал:

– Котел мой. Семерочный фул с тузами.

Крупье невозмутимо пододвинул к нему фишки. Руперт похлопал его по плечу.

Макс снова сел, посмотрел в потолок и покачал головой. И тут он увидел меня.

– Боже ты мой! – воскликнул он. – А я думал, что трудный вечер выпал только на мою долю.

– Она не сама, Макс, – объяснил Руперт. – Это проделки Триши Франкенштейн. – Руперт представил меня Клэю, который, конечно, не помнил меня по вечеринке у Триши, и помог мне усесться на стул, словно отвратительные волосы являются физическим недостатком. Другие сидящие за столом мужчины посмотрели на меня и отвели взгляды. Я понаблюдала, как они сыграли еще один кон, а затем направилась в дамскую комнату позвонить Фредрик.

– Что ты сделала? – завопила она, услыхав о моих приключениях.

– Это не я, – прошептала я в телефон. – Они. Да, меня одурачили, я идиотка. Послушай, ты понимаешь в волосах и должна разобраться, можно ли что-нибудь исправить, а Глории я не доверяю. И еще: как я покажусь Саймону? Давай я приеду. Мне нужно рассказать тебе о Джо, и я не так уж далеко от твоего дома, в Голливудском парке с Рупертом и…

– С Рупертом? Моим Рупертом? Ты проводишь время с Рупертом Лингом? Где? В казино? Не двигайся с места. Я буду там через полчаса. Самое большее через сорок минут.

Десять минут я провела в туалете, пялясь в зеркало, а когда больше не смогла выносить своего общества, вернулась к покерному столу. За ним сидели все те же, но Руперт теперь играл, и они с Клэем, казалось, пребывали в отличном настроении. Чего нельзя было сказать о Максе – его добродушное обаяние улетучилось, число фишек рядом с ним стало меньше. Я сконцентрировалась на картах и забыла о волосах. Тут Клэй наклонился и что-то сказал Максу. Его слова привлекли мое внимание. Вокруг было довольно шумно, и мне пришлось напрячь слух.

– Сегодня копы конфисковали пистолеты, – сказал Клэй.

– Какие пистолеты? – не понял Руперт.

– Для сериала. Те, что мы взяли в Ай-эс-эс. Джен вчера вечером позвонила мне домой и попросила прийти и открыть ящики, где они лежали.

– Я ничего об этом не слышал, – удивился Макс, глядя на крупье.

Клэй вытер нос рукавом.

– Джен велела помалкивать, пока она не придумает, как с этим быть.

– И ты героически помалкиваешь. Очень разумно.

– Я просто понял, что у нас нет оружия для сцены захвата заложников, которую будут снимать в понедельник. Придется обойтись копиями, которые выглядят не слишком достоверно. Или же, Макс, ты найдешь специалиста и отправишь его в Ай-эс-эс, потому что с тех пор, как они узнали про обвинение в неосторожном вождении, мне даже камеру для внестудийного видеопроизводства не дают.

– Открываю. – Макс двинул вперед невысокую стопку желтых фишек. – В этом месяце на специалистов нет денег. Джен скажет, чтобы снимали с водяными пистолетами. Зрители от восемнадцати до двадцати четырех не заметят разницы.

Руперт рассмеялся:

– Что за звуки? Да это Дэвид переворачивается в могиле. Почему не взять пистолеты у Триши? Она вышла замуж за техасца, и я уверен, он принес в семью оружие.

Только я хотела спросить, что такое Ай-эс-эс, как увидела стоящую в дверях Фредрик. На ней было синее бархатное платье до пола, она смотрела на меня и немного дрожала. Я подозревала, что только присутствие Руперта Линга удерживает ее от громких воплей. Фредрик молча вошла, вытянула руку и дотронулась до моих волос. Мужчины смотрели на нас, их разговор стих.

– О, пожалуйста, только не это, – прошептала подруга.

– Фредрик, – ответила я также шепотом, – словами здесь не поможешь. Скажи мне, что можно сделать.

Она на секунду прикрыла глаза и выпалила:

– Подать в суд!

Фредрик затащила меня в туалет, чтобы поставить окончательный диагноз, потому что в той части казино, где играли в покер и мерцали телеэкраны, сосредоточиться было невозможно. Она изучила меня в самых разных ракурсах, прощупала мои волосы, прядь за прядью, и даже понюхала.

– Дело плохо, – заключила она. – План таков. Никто не смеет приближаться к тебе с какими-либо приспособлениями для волос. Никакого фена, никаких щипцов для завивки. Если на них ежедневно накладывать питательную маску, может быть, обернуть в пластик и скрыть под париком, через шесть месяцев ты будешь в порядке.

– Шесть месяцев? – задохнулась я. – А как быть с Саймоном? Взять долгосрочный отпуск от секса?

– Первое: сообщи ему эту новость по телефону. Условие второе: он должен видеть тебя только при плохом освещении. Неровный мерцающий свет, свечи, ничего слишком яркого, иначе ты предстанешь перед ним Рональдом Макдоналдом. Затем…

– Ладно, ничего страшного. Я разберусь. Пошли, покончим с этим свиданием.

Мы вернулись к столу, Руперт притащил еще один стул для Фредрик. Макс, судя по реакции Клэя, который обозвал его ослом, проиграл кучу денег.

– Ты недостаточно зарабатываешь, чтобы так плохо играть в карты, – бросил Клэй.

Макс же окликнул одетого в желтую униформу служителя, желая пополнить свой запас фишек.

– Вчера копы спрашивали меня о лечении Дэвида. – Руперт почти шептал. – Медсестра хранила у него дома запас морфия, а теперь он исчез. Уолли, Джо упоминала об этом?

Я посмотрела на Фредрик.

– Нет. С какой стати?

– Она была мажордомом Дэвида, – сказал Макс, доставая бумажник, чтобы расплатиться со служителем. – И какой ответ ты дал копам, Руперт?

– Посоветовал обыскать медицинский кабинет Клэя.

Клэй улыбнулся:

– Я бы не отказался от морфия. Но я не был у Дэвида с первого декабря, когда мы с Максом поставили ему елку. Макс, а ты что скажешь? Делаешь запасы наркотиков для операции коленки?

– Операция коленки? – переспросила Фредрик. – Ни в коем случае не делайте ее в «Кайзере». Кузине моего мужа пришлось ампути…

– Хватит, – запротестовал Макс. – Не хочу ничего знать.

Руперт разразился смехом.

– Макс – сущий ребенок. Его габариты – одна только видимость. Он пытается оправдать свою трусость, называя ее медицинским синдромом.

– Низкий порог болевой чувствительности, – сказал Макс. – Это не я выдумал. Но морфий мне не нужен, я обхожусь викодином.

– А что вы имели в виду, когда сказали, будто Джо была мажордомом Дэвида? – спросила я.

За столом воцарилась тишина, потому что раздали карты и все стали их смотреть.

– Дэвид сделал Джо своей поверенной, – нарушил молчание Руперт.

Клэй положил карты на стол:

– Джо часто бывала на съемочной площадке. Она сделала так, что Дэвид водворил на место еду и цветы в сцене свадьбы, после того как Джен урезала бюджет.

Джо провела весь рождественский сезон с Дэвидом, имела доступ к его жизни и работе. В том числе и к морфию, а у нее была тяга к изменяющим сознание веществам. Но не к иглам. И она не способна украсть.

Только откуда это знать копам? Или средствам массовой информации? И поверят ли они в то, что скажут им друзья Джо?

Фредрик хмурилась. Возможно, ее мысли текли в том же направлении.

И ответ здесь был один – «нет».

Глава 18

Когда я вернулась, в спальне было темно. Сняв рубашку и джинсы в гостиной, чтобы не разбудить Саймона, я тихонько скользнула под одеяло и поудобнее пристроила голову на подушке, обращаясь к богу, который был на дежурстве в тот час, с просьбой избавить меня от реакции на мои волосы до утра.

Саймон проснулся, но свет включать не стал. Он спросил, где я была, и я ответила, что провела время с Фредрик. Врала я плохо, но у меня стало лучше получаться уходить от прямого ответа.

Около полуночи зазвонил телефон. Я взяла трубку – это был Али, привратник; он сказал, что женщина по имени Джо хочет встретиться со мной в вестибюле. Я шепотом велела Саймону продолжать спать, затем на цыпочках вышла в гостиную, оделась и направилась к лифту.

Джо и Али уже успели стать закадычными друзьями и вместе поглощали маисовые чипсы и пюре из авокадо. Али сидел по одну сторону стола, Джо – по другую, между ними стояла пластиковая миска. Прежде я считала, что не в человеческих силах заставить Али есть на работе, но в Джо было нечто особенное и люди шли у нее на поводу.

Но не надо красить волосы в оранжевый цвет. Увидев меня, Джо с таким шумом втянула воздух, что даже вымуштрованный Али вытаращил глаза.

– Судя по твоему виду, тебе необходимо прогуляться, – решительно сказала Джо, взяв меня под руку.

– Прогуляться? Здесь нужен парик, а не прогулка. На улице зима.

– Надень это. – Джо протянула мне свою теплую байкерскую куртку. Али дал Джо черное шерстяное пальто. Я начала быстро рассказывать Джо о том, как Триша лишила меня чувства собственного достоинства. – Ты справишься, – успокаивала меня Джо. – Однажды я побрилась наголо для роли неонацистки. К тому, что на тебя глазеют, привыкаешь очень быстро. И вспомни: у многих людей неоновые волосы.

– Да, у четырнадцатилетних подростков, желающих досадить своим родителям. – Мы вышли на Уилшир. – Джо, такой холод опасен для жизни. Градусов десять, не выше. Давай поднимемся в пентхаус.

– Нет, Саймону лучше не знать, что я приходила, а не то он замучит тебя расспросами. Я думала, мы поговорим в вестибюле, но ты знаешь, сколько там мониторов?

– Много?

– Али смотрит по меньшей мере на двенадцать. – Бросив взгляд через плечо, Джо свернула на юг, на Тайер, уводя меня от Уилшира. Мы вжали головы в плечи, словно находились где-нибудь в Сибири. – Я чувствую себя параноиком. Копы уже звонили тебе?

– Нет.

– Позвонят. Они сегодня разговаривали со мной. И с Эллиотом тоже. Теперь возьмутся за тебя – будут проверять мое алиби.

– Что ты имеешь в виду? Почему они употребляют такие слова?

– Я у них одна из первых в списке подозреваемых.

– Почему? – Джо говорила именно то, чего я не хотела слышать. Я обняла ее, желая согреть и поддержать морально. – Какой у тебя может быть мотив?

– Еще не знаю. Возможно, они считают, что Дэвид попросил меня застрелить его. Помочь совершить самоубийство. Тебе это тоже приходило в голову. Не надо обладать буйной фантазией, дабы вообразить такое. Как бы то ни было, мне просто нужно знать… Помнишь, ты звонила мне в пятницу утром?

Пятница. Я встала, снова легла в постель с Саймоном, затем снова встала и позвонила Джо, чтобы попросить номер телефона ее матери, живущей в Небраске, – та хотела иметь набор моих поздравительных открыток в коробочке. Такого набора в природе не существует, и я собиралась объяснить миссис Рафферти, что ей придется немного подождать, пока я его не придумаю.

– Я звонила тебе около десяти или половины одиннадцатого.

– Да. Не помнишь, на домашний или на сотовый? – уточнила Джо.

– Кажется, на домашний.

– Но сообщения на автоответчике не оставила?

Я напрягла память.

– Нет. Он не включился. Поэтому я позвонила на мобильный.

– Итак, когда я ответила, ты не имела ни малейшего понятия, где я. Я могла быть дома.

– Нет, ты ехала в машине.

Джо повернулась ко мне:

– Откуда ты знаешь?

– Ты сказала, что мама вместе с твоим братом отправилась в Хорватию и ты не можешь дать мне номера их мобильников, потому что сейчас за рулем.

Джо ногой отшвырнула веточку с тротуара на проезжую часть.

– Плохо. Я говорила тебе, где еду?

– По сто тридцать четвертому на восток. Ты упомянула об этом, потому что по средней полосе везли большой матрас и это создавало некоторые проблемы.

На этот раз Джо пнула камешек.

– Хуже, чем отсутствие алиби. Отрицательное алиби.

– Насколько я понимаю, если ты сможешь доказать, что была дома в Пасадене, когда умер Дэвид, то это будет хорошо?

Джо потерла руки.

– Очень даже хорошо. И невозможно. В таком случае желательно, чтобы никто не мог доказать, будто я была не дома.

– Например, я. В какое время он умер?

– В пятницу утром между девятью и одиннадцатью. Копы попросили Эллиота рассказать, где он был именно в это время.

– С какой стати Эллиоту убивать Дэвида?

Мы остановились, ослепленные фарами машины, сворачивавшей на Тайер с Эштон-авеню.

– У Эллиота не было причин желать смерти Дэвида, – согласилась Джо. – Но у меня тоже. Я имела все основания убить Эллиота, но это совсем другая история.

Я засунула руки в карманы.

– Вы с Эллиотом разговариваете?

– Он намерен дать мне какие-то указания с целью обеспечить мое алиби. Он беспокоится об этом. – Джо помолчала. – А я не хочу с ним видеться. Игра складывается не в мою пользу, и ему нравится такое положение дел.

– А тебе нужно с ним встретиться?

– Хочу забрать из дома кое-какие вещи.

– Я могу съездить за ними.

– Да, я собираюсь послать тебя в Пасадену теперь, когда ты замерзла. Это всего-навсего спортивные принадлежности: боксерские перчатки и щитки для голеней. Я не тренировалась уже несколько недель. Наверное, поэтому я не в форме.

– Да, должно быть, дело именно в этом, – согласилась я, – а не в том, что ты подозреваешься в убийстве. Послушай, Руперт Линг говорит, будто из дома Дэвида пропал морфий. И Дэвид продавал вещи с аукциона, желая выручить деньги и заплатить профессионалу за собственное убийство.

– Профессионалу? – Джо остановилась и посмотрела на меня. Ее лицо было бледным, волосы, как у горгоны Медузы, освещал уличный свет, тело утопало в длинном шерстяном пальто. Было понятно, почему она сделала карьеру в театре. Неожиданно Джо улыбнулась: – Это великолепно!

– Почему?

– Потому что деньги мне не нужны. Если детективы сочтут это за мотив, то им придется искать другого подозреваемого. – Она снова пошла вперед. Я последовала за ней.

– Но это действительно так?

Дэвид продавал вещи?

– Да, продал парочку вещиц, которые ему разонравились. Ему хотелось выяснить, как много потребуется времени на то, чтобы обратить добро в деньги, и обнаружил: это процесс долгий.

– Для чего?

– Для того, кому срочно нужна большая сумма.

Я вспомнила, о чем еще рассказывал мне Руперт.

– Ты имеешь в виду брата Дэвида?

Джо посмотрела на меня, потом отвела взгляд.

– Я не могу говорить о Чарлзе. Не сегодня.

– Хорошо. – Я была озадачена. – А как насчет пропавшего морфия?

– Чего не знаю, того не знаю. Морфий не мой наркотик. Я очень терпелива.

– А что с твоим алиби? Где ты была в девять или десять, в то самое время? Прежде чем оказаться на сто тридцать четвертом шоссе?

Джо глубоко вздохнула, и потому сначала раскашлялась, а потом расчихалась.

– Абсолютно в неправильном месте. В Толука-Лейк. В доме Дэвида. Я была с Дэвидом.

Глава 19

После откровений Джо заснуть было невозможно. Я так разнервничалась, что разбудила Саймона.

– Как поживает Джо? – В темноте его голос звучал низко и сексуально.

Не было смысла спрашивать, почему он решил, что я встречалась именно с Джо. Федералы, как и волшебники, не выдают своих секретов.

– Знаешь, – сказала я, – с выпивкой дело у нее теперь обстоит гораздо лучше. Она посещает собрания анонимных алкоголиков.

– С каких это пор?

– Точно не знаю. Она была там сегодня и планирует ходить еще.

– Ее к ним приговорили?

– Не поняла.

– Ее послал туда судья? – не унимался Саймон.

– Почему ты так думаешь?

– Твой вопрос означает «да»?

– Ты просматриваешь списки арестованных? Или просто предполагаешь? – задала я встречный вопрос.

– А ты уклоняешься от ответа по какой-либо причине или из вредности?

Я села и прижала к животу подушку.

– Дело в том, что Джо относится к своей проблеме ответственно. Если у нее действительно существует проблема, в чем я не уверена. Из вредности.

– О'кей. – Саймон нащупал мою руку и взял в свою. Я продолжала держать подушку. – Перестань. – Саймон сжал мою ладонь. – Ложись и спи.

– Не могу. – В темноте я дотянулась губами до его лица и поцеловала. – У меня сна ни в одном глазу. Пожалуй, пойду и проведу время с Гомером.

«Хуже всего то, – решила я, ставя чайник, – что Джо была у Дэвида за несколько минут до того, как к нему кто-то вошел и отправил на тот свет». Я подняла телефонную трубку. Если уж я не сплю, то Джо, наверное, тоже.

– Я забыла спросить. Что ты поведала копам о том, где была? Ты ведь не врала?

– Почти нет. Сказала, что в пятницу утром проснулась у Дэвида и уехала домой, не посмотрев на часы. Задолго до девяти.

– А вы с Дэвидом были одни в доме? Как насчет прислуги?

– Мы разрешили им не работать в Рождество и полдня в сочельник. Женщина, которая следит у него за хозяйством, должна была вернуться в пятницу, в полдень, а сиделка – к ужину.

Я нашла упаковку чая с ромашкой и достала пакетик, думая о том, что Джо и Дэвид провели вместе последнее в его жизни Рождество.

– Я приготовила ему индейку. – Джо словно читала мои мысли. – Представляешь? Сама. Пэтси – жена моего брата Джейми – учила меня делать это по телефону. Дэвид был слишком слаб, чтобы есть, но ему нравился разносившийся по дому запах.

Я стала гадать, что стало с «остатками» индейки. Ее съела помощница по хозяйству? Кто-нибудь захотел отведать блюдо, приготовленное для убитого?

– Джо, – я стала говорить тише, – тебе известно о его смерти нечто такое, чего ты не хочешь рассказывать?

– Да. Но кто убил, не знаю.

– И что это? – прошептала я, вертя в руках пакетик с чаем. Ее голос был еле слышен.

– Я заметила кого-то, когда покидала дом. На грунтовой дороге, где можно срезать. Но лишь мельком. Человек был в спортивной шапочке и солнечных очках, не могу даже сказать, мужчина или женщина. Кажется, с длинными волосами. Этот кто-то занял всю дорогу, и мне пришлось съехать на обочину. А потом он поднял руку, будто пытался заслониться.

– А на какой он был машине?

Немного помолчав, Джо ответила:

– Я записала номер. Но не хочу оглашать его и не могу говорить об этом.

Чайник засвистел. Я схватила его.

– Но для копов это очень важно.

– Только если я признаюсь, что солгала им о времени своего отъезда. Иначе в том, что за час или два до убийства на дороге видели машину, нет ничего особенного.

– Кто знает.

Опять повисла пауза.

– Знаешь, о чем я все время думаю? Дэвид был такой желтый от рака. Даже белки глаз желтые. И очень слабый, а волосы на голове тонкие. Почему я не вижу его молодым и здоровым? Это самое плохое. И он не хотел, чтобы люди знали о его состоянии, о том, что он стал похож на труп. Представляешь, какое тщеславие? Поэтому последние дни, кроме меня, рядом с ним никого не было, не считая прислуги.

Несколькими минутами позже мы распрощались; я волновалась, как никогда прежде. Каким отчаянно одиноким, должно быть, чувствуешь себя, когда смотришь на умирающего человека. Хранишь его секреты.

Но кого Джо пытается защитить сейчас, когда Дэвид мертв? Убийцу? Она не знает, кто он.

Я энергично крутила в чашке пакетиком, и нитка обмоталась вокруг ложки. Итак, Джо вернулась от постели, на которой умер ее бывший любовник, к своему неверному мужу. Я попыталась представить, будто Саймон спит с кем-то еще. Кровь прихлынула к голове так внезапно, что мне пришлось схватиться за столешницу.

Тост. Вот чего я хочу. Тост с арахисовым маслом. Такая еда успокаивает.

Я положила куски хлеба в тостер, который вполне заслуживал звания произведения искусства, и в ожидании готовых тостов приступила к «Илиаде». Но я больше не была счастлива с Гомером. Одни и те же события повторялись снова и снова. Они были связаны с Зевсом, которого мать Ахилла, Фетида, умолила позволить троянцам одержать победу над греками, дабы Ахилл снова вступил в битву. Я подумала, что, быть может, застряла на одном месте, но нет, эта история рассказывалась три раза подряд на трех страницах. Гомеру бы сценарии для мыльных опер писать. Сначала содержание набрасывалось штрихами, затем шло собственно повествование, затем событие обсуждалось разными людьми, и все повторялось слово в слово, никто даже не брал на себя труд поменять прилагательные.

Убийство, война, беззаконие, месть, люди-спектакли, сплетни – все это было столь же обычно для Древней Греции, как и для современного Лос-Анджелеса.

Чего в Древней Греции не было, так это штрафных квитанций за парковку в неположенном месте. Квитанция Джо из моей сумочки перебралась в книгу, став закладкой. Сорок восемь долларов. Можно разориться, если не обращать внимания на дорожные знаки. Я начала читать, что на ней было напечатано: «Не посылайте наличные деньги». Но затем поняла, что безумие предпочитать такую прозу Гомеру. Дядя Тео будет рыдать. Я положила квитанцию в прилагающийся к ней конверт, опять заметив написанное розовыми чернилами слово «ЖЕРЕБЕЦ» и напоминание самой себе узнать телефонный номер «Хейвен-Лейн», чего я еще не сделала, и позвонить Пи-Би.

Тут неожиданно раздалось какое-то жужжание, и одновременно с ним из тостера выскочил хлеб. Я подпрыгнула. «Илиада» выпала из моих рук на гранитную столешницу. Жужжание повторилось. Я отодвинула книгу и увидела черный коммуникатор Саймона – предмет размером с коробку из-под сигарет. Он работал как мобильник, мог получать электронную почту и, насколько я знала, служил духовным наставником. Он был включен в розетку – заряжался. Теперь он крутился по всему столу – такой мощный был у него вибровызов. Он всегда так себя ведет? Я взяла коммуникатор в руки и увидела мигающую кнопку. На маленьком экране было что-то написано. Я, совершенно автоматически, прочитала:

«Ахиллесова пята найдена. Ты в игре».

Я стояла и смотрела, думая, что послание обращено ко мне: разве не я читала про Ахилла? Это было новое свидетельство правильности теории Шеффо о присутствии греков повсюду. Теперь вот они объявились на кухне Саймона.

Я намазала арахисовое масло на тост – это надо было сделать немедленно, пока тост еще теплый, иначе какой смысл? – и пошла будить своего бойфренда.

Саймон встал с кровати, обнаженный.

– Что случилось? – спросил он, протягивая руку к выключателю.

– Ахиллесова пята найдена. Ты в игре.

– Что? – Он повернулся ко мне. – А-а-а-а-а!

Я сделала шаг назад, вспомнив, слишком поздно, о своих волосах.

– Что, черт побери, с тобой произошло? – почти прокричал он. – Нет, подожди. Сначала расскажи про ахиллесову пяту.

– На твой сотовый пришло сообщение, – ответила я, стараясь вести себя так, будто моя новая внешность не имела большого значения. – Он пополз по столу, и я это сообщение прочитала. Сотовый в кухне.

Саймон натянул домашние брюки и вышел из спальни, я шла следом и смотрела ему в спину. Хотя Саймону скоро стукнет пятьдесят, его накачанным мышцам могли бы позавидовать молодые люди. Он выглядел привлекательно; если бы в первую нашу встречу он был без рубашки, я запала бы на него гораздо быстрее. Но посмотрел бы он на меня второй раз, если бы моя голова была похожа на мандарин?

Я взяла тост и «Илиаду» и ушла из кухни в столовую, оставив Саймона наедине с сотовым. Ему не потребовалось много времени на размышления. Он посмотрел на меня, свернувшуюся калачиком на диване, и я поняла: что-то не так.

– Извини, – сказала я, глядя на его лицо. – Не стоит есть на диване, да?

– Что? Нет, мне все равно, где ты ешь.

– Я выгляжу немного пугающе. Мне это известно. Но они отрастут. К следующему Рождеству…

– Уолли, мне нужно, чтобы ты ненадолго исчезла.

– Исчезла? – В моей голове прозвучал сигнал тревоги, тихий, как таймер. – Ты хочешь сказать, что я должна спать где-то в другом месте?

– Да, и не показываться здесь днем. Я могу забронировать тебе номер в гостинице.

– Нет, все в порядке, я сама могу о себе позаботиться. Это из-за волос?

– Что? – Он улыбнулся. – Нет, просто мне какое-то время надо поработать вне дома и в моей квартире в это время не должны появляться другие люди.

– Прекрасно.

Саймон сел на край дивана.

– Мы мало разговариваем о моей работе, верно? Ты молодец – ни о чем не спрашиваешь. Как получилось, что ты увидела текст сообщения?

– Я уронила на него Гомера. – Я показала ему «Илиаду». Он потер лицо руками.

– Не ожидал, что в этом месяце работа может до такой степени сказаться на моей личной жизни. Я, наверное… поспешил, когда предложил тебе переехать сюда.

Я мгновенно вскочила на ноги.

– Все в порядке. Я легко могу…

– У-у…

Я попыталась проскользнуть мимо Саймона, но он схватил меня за руку.

– Нет, в самом деле, – пробормотала я. Теперь у меня в голове ревела пожарная сирена. – Мне лучше подыскать собственное жилье, и время для этого самое подходящее – Новый год. Первое января. Наверное, сейчас сдаются миллионы квартир, а требования у меня самые скромные, и…

– Стоп. – Саймон забрал у меня кусок тоста, засунул его мне в рот и усадил меня на колени. – Дело не в нас с тобой.

– А в ком?

– Ни в ком. Просто такая у меня работа.

Мне было неудобно у него на коленях, хотя теоретически это отдавало романтикой, я пересела.

– Агентам ФБР не позволено жить во грехе?

Он закрыл глаза и откинул голову на диванную подушку. Сейчас он выглядел на столько лет, сколько ему было на самом деле. А еще мне показалось, что по его телу пробежала судорога. Это был не тот диван, на котором можно сидеть, бездельничая, или искать убежища от мира. Он требовал правильного положения тела.

– Уолли, – сказал Саймон, открыв глаза, – когда-нибудь я смогу все тебе объяснить.

– Боже, ты говоришь, как Джо. Позволь мне спросить тебя кое о чем. – Я села на стул. – У кого-нибудь из твоих коллег есть постоянные отношения? Или вы ждете до тех пор, пока не уйдете в отставку? Я не хочу говорить о Джоне Эдгаре Гувере[12], но непохоже, чтобы было много прочных, счастливых…

– Если бы я был рыбаком, то приходил бы домой провонявшим рыбой. Будь я доктором, меня могли бы вызвать в больницу в любое время суток. Это неотъемлемая часть моей работы. Я надеюсь, что ты останешься в моей жизни надолго, но в таком случае тебе придется выслушать много подобных вещей.

– Каких вещей? Аналогий с рыбаком?

– Слов о том, что очень многое я смогу рассказать тебе когда-нибудь позже, но не сейчас. – Саймон помолчал, глядя на меня. – Сегодня я могу признаться тебе в любви, в том, что твое тело сводит меня с ума. И я убью любого, кто сделает тебе больно, но ты должна уехать отсюда на несколько дней.

– Без проблем.

– И еще: если кто-то спросит, чем я занимаюсь, ты должна отвечать, что работаю с тканями.

– С какими тканями? – не сразу поняла я.

– Нет необходимости убеждать в этом всех и каждого, но если кто-нибудь задаст такой вопрос…

– Мои подруги уже все знают. И мама, брат, дядя, владелец книжного магазинчика для геев по соседству с тем местом, где я жила прежде…

– Я имею в виду незнакомых тебе людей. Если речь зайдет о моей профессии, ты будешь говорить им, что я занимаюсь тканями.

– Как, интересно, об этом может зайти речь? «Эй, чем зарабатывает на жизнь тот парень, с которым я тебя никогда не видел?»

– Ладно, проехали.

– И все же, – настаивала я, – мне придется врать?

– Только не в суде.

– Умение лгать – качество, необходимое для твоей подруги?

– Время от времени.

Ко лжи у меня особое отношение. Оно не имеет ничего общего с моралью (хотя иногда и имеет) – просто вру я отвратительно. Краснею, заикаюсь, глаза начинают косить, и сразу становится ясно, что я пытаюсь сказать неправду. Со мной наверняка случится какой-нибудь припадок, если вдруг придется врать судье. Мне не нужен детектор лжи – все будет ясно по усилившемуся потоотделению.

– Не уверена, что сумею.

– Достаточно уклончивого ответа. Не говори, что не способна на это. Я видел тебя в действии.

Это на самом деле так. Если ты не можешь врать, то учишься увиливать от ответа. Мне пришло в голову, что в эти предрассветные часы и мой бойфренд, и моя лучшая подруга обсуждали со мной мою неспособность лгать. Разница заключалась в следующем: Джо, у которой иногда случались мелкие неприятности с законом, не ожидала от меня, что я смогу солгать ради нее, а Саймон – воплощение закона – ожидал.

Он встал, подошел ко мне, убрал с колен тарелку с крошками и сел на стеклянный кофейный столик.

– Значит, ты никогда мне не врешь?

– Когда я должна исчезнуть?

– Давай поговорим об этом раздетыми. – Саймон взял меня за руку и повел в спальню.

В девять часов меня разбудил телефонный звонок. Какая-то женщина сказала, что звонит из офиса Того-то Сякого и Этакого, и попросила меня быть в Сенчури-Сити в десять тридцать на чтении завещания Дэвида Зетракиса.

Как странно!

Глава 20

«Энтон, Грабаевич и Носуэнджер» оказались менеджерской фирмой на пятом этаже высотки в Сенчури-Сити. Менеджерами чего они были, оставалось неясно, но в Голливуде таких пруд пруди. Менеджеров так много, что возник особый подкласс – менеджеры по управлению менеджерами, – если верить Джо, чьи собственные менеджеры то ли были поглощены менеджерами ее мужа, то ли слились с ними, когда они поженились. Мне в голову пришла идея поздравительной открытки: несколько людей в форме, прежде называющихся служанкой, шофером, уничтожителем крыс и священником, теперь гордо именуются менеджером по дому, менеджером по транспорту, менеджером по грызунам и менеджером по религии.

– Уолли, как твои волосы? – спросил Руперт Линг, когда двери лифта открылись. Он обнял меня словно давнюю подругу, впрочем, возможно, я к этому времени уже и стала, – затем поцеловал Джо.

Я поздоровалась с Максом – в костюме он меньше походил на помощника режиссера и не имел ничего общего с игроком в покер. В вестибюле было полно народу; кое-кто, увидев Джо, отворачивался, другие, напротив, впивались в нее взглядами. Уверена, она была основной темой разговоров.

Неужели они все слушали одну и ту же радиостанцию, передающую новости? И хуже того, поверили в сказанное? В машине я включила радио и наткнулась на интервью с одной из сиделок Дэвида, она утверждала, что Дэвид обрел царствие небесное: «Этот человек просил читать ему Библию. Он не хотел умирать. Его убийца действовал хладнокровно». Сиделка указала также на то, что Джо Рафферти, которая не читала Библию, постоянно была у Дэвида. Репортер, похоже, счел ее свидетельство очень важным и завершил эту часть передачи нарочито тихим голосом, и мне захотелось, съехав на обочину, расправиться с радиоприемником.

С другой стороны, здесь были такие люди, как, например, Руперт, которые явно симпатизировали Джо, выказывали ей молчаливую поддержку. Макс стоял рядом с ней и своим громадным телом, словно щитом, закрывал ее от любопытных взоров.

– Мисс Шелли, мы счастливы, что вы так быстро явились сюда по нашей просьбе. – Какой-то мужчина протянул мне руку. Как и Макс, он был в костюме, но больше напоминавшем униформу, и это давало повод думать, что он не имеет отношения к телевидению. – Меня зовут Нельсон Грабаевич. Мы с трудом нашли ваш номер телефона. А мисс Рафферти я знаю с давних времен. Очень рад снова встретиться с вами – хотя, насколько я понимаю, вы теперь миссис Хоровиц?

Подруга улыбнулась:

– Я по-прежнему Джо, как и в старые времена, когда была рабочей лошадкой, а не женой-трофеем. Рада вас видеть, Нельсон.

Грабаевич повел нас в небольшой конференц-зал, быстро наполнявшийся людьми; многие из них принадлежали к миру мыльных опер. Все это казалось продолжением коктейльной вечеринки Рекса и Триши, хотя их самих здесь не было. Мы нашли свободные места, и тут в зал вошла какая-то пара, встреченная всеми с почтением. Джо подошла к ним и обняла, затем снова села рядом со мной.

– Брат Дэвида, Чарлз, – прошептала она, – с женой Агнес.

– Спасибо всем, что пришли, – сказал Нельсон, выходя вперед. – Особенно мы благодарны Чарлзу и Агнес, которые приехали из Пасо-Роблеса. Как многим из вас известно, Дэвид знал, что умирает, хотя, разумеется, не мог предвидеть, что смерть ему уготована столь трагичная и… преждевременная. Хорошая новость, если можно так выразиться, состоит в следующем: Дэвид успел привести в порядок все свои дела и очень четко изложил посмертную волю. Это облегчает мою работу, хотя смерть такого клиента и друга, как Дэвид, – очень тяжелый удар.

Мне показалось, будто Нельсону не хватает слов, но потом я поняла, что он изо всех сил старается держать себя в руках. Трудно представить людей более привычных к выражению чувств, чем те, кто работает над мыльными операми, но Нельсон не собирался выставлять напоказ свою скорбь. Он поправил очки, пошуршал бумагами и прокашлялся.

– Первым желанием Дэвида было, чтобы его кремировали. Вторым, и это объясняет спешку, с которой мы здесь собрались, – чтобы не было похорон, отпевания или гражданской панихиды. Ничего. По его собственным словам, здесь, на странице третьей… а, вот: «Я провел большую часть своей жизни на съемочных площадках, где слезы – настоящие или фальшивые – обязательны, а потому вдоволь насмотрелся на них. Я также пресытился сценами похорон – в «Под конец дня» их было более двух дюжин; будучи актером, я сыграл свой собственный труп восемь раз. Не стану отговаривать вас от того, чтобы вы открыли бутылку шампанского, подняли за меня бокалы или даже скривили такие физиономии, будто наелись дерьма, – тут Нельсон покраснел, – но никаких зрителей, никаких шоу-плакальщиков, никаких надгробных речей. Поговорите со мной один на один, когда вас посетит мой дух, а не воскресным утром в десять часов. Бога ради, не делайте это в церкви».

Нельсон поднял глаза, будто ожидая вопросов, но все молчали.

Я была разочарована. Я верю в похороны. Согласно «Справочнику по пантеону греческих богов и богинь и их римских соответствий» доктора Паоло Померанца, древние греки тоже верили в обряд погребения и считали его необходимым для того, чтобы спасти душу от вечного странствия. Я нахожу утешение в окружении скорбящих. Похороны нужны живым, а мертвым все едино.

Нельсон перетасовал бумаги.

– Теперь о наследстве. У моей помощницы Эвелин есть копии завещания для всех присутствующих, но я кратко изложу его, поскольку такова была воля Дэвида. Имение переходит к Чарлзу Зетракису, за исключением следующего…

Несколько минут у Нельсона ушло на то, чтобы по пунктам перечислить вещи, оставленные разным людям, и суммы денег, доставшиеся благотворительным организациям. Я вслушивалась только тогда, когда он называл какого-то знакомого мне человека. К примеру, Джен Ким получила золотой слиток, а Руперт Линг – бутылку «Домейна», кажется, 1985 года, и это, похоже, ошеломило его, а также несколько ящиков вина. Макс Фройнд стал владельцем коллекции первых изданий книг и каких-то марок. Сам Нельсон удостоился письменного стола из библиотеки Дэвида. Шеффо Корминьяк получил фотографию Картье-Брессона, Трей Манджиалотти – скаковых лошадей из конюшен в Санта-Аните, а какой-то ассистент – все «Эмми» Дэвида, что вызвало всхлипывания в зале. Клэю от Дэвида досталась известная коллекция реквизита для фильмов сороковых годов и спортивная модификация «мазератти-кваттропорте» – тут многие от удивления пораскрывали рты.

Мне Дэвид оставил три оригинала иллюстраций к «Книге джунглей» – они приводили меня в восхищение в те времена, когда я встречалась с ним. Мысль о том, что он помнил об этом и завещал их мне, старой любовнице, с которой он не поддерживал романтических отношений вот уже два срока президентского правления, глубоко меня тронула.

Джо получила Климта.

Молчание в комнате было нарушено взрывом смеха Клэя и его словами: «Хорошая работа, Рафферти!»

Джо спрятала лицо в ладонях. Я не понимала, смеется она или плачет, но, обняв подругу, почувствовала, что ее сотрясает дрожь. Сидевшая сзади Джен Ким сказала:

– Дэвид оценивал его в прошлом году. Картина стоит всего-навсего два миллиона, если уж на то пошло. Это второстепенный Климт. – Возможно, она думала, что говорит тихо, а возможно, ей было все равно.

Джо выпрямилась и посмотрела на первый ряд, где сидели Чарлз и Агнес Зетракис. Я пристально разглядывала Чарлза, пытаясь найти в нем сходство с Дэвидом. С моего места оно не казалось очевидным. Чарлз меньше Дэвида и с бородой. В нем не чувствовалось – по крайней мере на расстоянии – магнетизма Дэвида или его беззаботности, умения дарить людям радость. Но, вне всякого сомнения, он горевал по брату. Чарлз наклонился к Агнес, крупной женщине, и она что-то ему прошептала. Он ответил ей также шепотом.

Затем Чарлз, подняв вверх большие пальцы, взглянул на Джо. Это был еле заметный жест. Сделанный тайком. Он встал и, минуя толпу, прошел в заднюю часть зала.

– Ну… такое вот завещание, – сказала я Джо, не найдя более подходящих слов. В голове у меня снова родилась открытка: «Поздравляем с получением наследства», – а также удивление по поводу того, что я не додумалась до нее раньше.

– Да, – прошептала в ответ Джо. От нее слабо пахло алкоголем и мятным ополаскивателем для рта. – Боже, помоги мне. В придачу к Климту мне светит то, в чем я совершенно не нуждаюсь.

– Налог на наследство?

– Мотив для убийства, – отозвалась она. – Извини.

Я сидела ошарашенная и смотрела, как она вслед за Чарлзом Зетракисом выходит из зала. Оглянувшись по сторонам, я увидела, что Агнес поймала за пуговицу Нельсона Грабаевича.

Руперт Линг одарил меня улыбкой и высоко поднял брови, что могло иметь какой-то смысл. Макс Фройнд увлеченно разговаривал с Джен Ким. Я собралась было выйти за Джо, но тут меня окликнула Джен:

– Уолли, не могли бы вы прямо сейчас подъехать в студию? – И пока я мысленно проверяла свое расписание, она произнесла: – Хорошо. Там и увидимся. Макс, не трать время зря. Я не хочу, чтобы Кей-Джи занималась всем в одиночку, тем более на этой неделе. Ты видел материал обо мне в «Верайети» сегодня утром? Хорошая статья, плохой снимок. Подумай над моей прической и макияжем и скажи фотографам, пусть снимут меня – на случай, если последуют другие статьи. – И, прижав телефон к уху, она удалилась.

– Похоже, придется ехать в студию, – сообщила я Максу. – Пойду закажу вам место под солнцем, – ответил он, доставая из нагрудного кармана мобильник. Я собиралась спросить, о чем это он, но Макс уже разговаривал по телефону, направляясь к лифту. Спрошу у Джо – она мой словарь языка шоу-бизнеса в человеческом обличье. Сообразив, что не доберусь до студии, не посетив сначала туалет, я зашагала по длинному коридору, но мне пришлось остановиться.

Спрятавшись в уединенной нише, лицом к лицу стояли Джо и Чарлз Зетракис, вклиниваясь в личное пространство друг друга. Они держались за руки. Я не слышала, о чем они говорили, но не было никакого сомнения: отношения у них самые серьезные.

Я, почувствовав себя вуайеристкой, уже хотела отпрянуть, но тут Джо подалась вперед, коснулась бороды Чарлза, затем наклонилась и нежно поцеловала брата покойного в губы.

Глава 21

Есть разные виды поцелуев. Тот, свидетельницей которого я стала, не казался особенно сексуальным: языки оставались в бездействии – такой был бы уместен даже в фильмах, которые разрешено смотреть детям до тринадцати, но был столь интимным, что я покинула здание, не добравшись до туалета.

На улице, на рождественском оформлении, все еще украшавшем авеню Звезд, отражалось солнце. Люди вокруг меня куда-то спешили, переполняемые корпоративной энергией, а я стояла и не знала, что делать дальше. День был чудесный: безоблачный и теплый. Тут мимо, взревев мотором, промчался мотоцикл, и я вышла из ступора. Джо явно угрожает опасность.

Я не люблю вмешиваться в чужие дела (исключение составляет только мой младший брат) и пытаюсь позволять людям жить их собственной жизнью. Но из-за странного стечения обстоятельств моя невиновная подруга выглядела очень подозрительно. Я продолжала надеяться, что скоро все прояснится и ее репутация будет восстановлена или же наконец обнаружится настоящий виновник произошедшего и внимание полиции и средств массовой информации переключится на него. Но как дол го придется этого ждать?

Внезапно в моей голове прозвучал голос такой громкий, что я огляделась по сторонам в надежде обнаружить его источник: «Ты должна сделать это».

– Простите? – Я поняла, что произнесла это вслух. «Посмотри вокруг!»

Я огляделась. На улице столпилась небольшая группа людей, у одного человека был микрофон. Потом я увидела фургончики местной телестудии, дерзко припаркованные в два ряда. Снимали «Новости».

Возможно, средствам массовой информации стало известно то, что совсем недавно узнали мы: Чарлз и Агнес Зетракис сорвали джекпот. Имение Дэвида стоило несколько миллионов, и ходили слухи о том, что его жизнь была застрахована на большую сумму. Это не могло не привлечь внимания.

Я обошла здание и нашла пожарный выход. Дверь была заперта, но я подумала, что ее можно отпереть изнутри. Вернувшись ко входу, я снова доехала на лифте до пятого этажа и отправилась на поиски Джо. В коридоре ее не было, поэтому я решила спросить на ресепшн «Энтона, Грабаевича и Носуэнд-жера», не видел ли кто ее.

Дежурная, стоя спиной ко мне, подшивала документы и разговаривала с кем-то по телефону:

– …позвонил сюда на прошлой неделе. Перед сочельником. Заставил меня вызвать мистера Грабаевича с собрания, заявив: «Вы что, не знаете, кто я такой?» А я не знала. До тех пор пока не услышала о нем в «Новостях». Думала, просто какой-то противный клиент… Я тебя не разыгрываю, здесь у меня все записано: дело было в пятницу, мистер Грабаевич собирался ехать к нему домой. Я должна стереть это. Омерзительно.

Я не смогла удержаться. Наклонилась над конторкой, перевернула несколько страниц настольного календаря. Пятница. Полдень. «Дэвид Зетракис», и далее его адрес. И ниже: «Изменения в завещании».

– Простите, – обратилась ко мне женщина. – Могу я вам чем-то помочь?

Я отпрыгнула назад, чувствуя себя застигнутой за неблаговидным занятием.

– Джо Рафферти все еще здесь?

Она показала в сторону конференц-зала.

Джо разговаривала с Нельсоном Грабаевичем, Чарлзом и Агнес.

– На улице съемочная группа «Новостей», – сказала я. – Можно избежать встречи с ними, спустившись по лестнице.

– Боже милостивый! – откликнулся Нельсон. – Мы, разумеется, не привыкли к такому.

Агнес Зетракис спросила у мужа:

– Мы можем поговорить с ними о «Ширазе»?

– Агнес, «Шираз» их совершенно не интересует. Они хотят…

– Но ты говорил, что хочешь сделать заявление. – Агнес взяла свою сумочку. Одета она была хорошо, но не стильно. – А у меня в машине есть материалы для прессы.

– Тогда мы присоединимся к вам позже. Нам с Уолли придется воспользоваться лестницей, – сказала Джо.

Кроме того, мне по-прежнему надо было в туалет. Я попросила извинения и вышла, а когда вернулась, в зале оставались только Джо и Грабаевич. Я сделала глубокий вдох.

– Мистер Грабаевич, я знаю, что Дэвид на прошлой неделе хотел изменить свое завещание. Мне просто интересно, сказал ли он вам, какие именно изменения хотел внести?

Нельсон и Джо посмотрели на меня с удивлением.

– Потому что, – продолжила я, – мне будет неловко принять мою долю, если он передумал оставлять иллюстрации мне.

– Мисс Шелли, смею заверить вас, Дэвид с самого начала предназначал эти литографии именно вам. Иллюстрации к «Книге джунглей», правильно? Он не успел ничего сказать мне об изменениях, но у меня сложилось впечатление, что он имел в виду что-то гораздо более ценное.

Джо спросила:

– И на чем было основано это впечатление?..

Нельсон помедлил с ответом.

– На том состоянии, в котором он пребывал, когда я разговаривал с ним в последний раз. Дэвид был очень возбужден.

– Вы говорили об этом в полиции? – поинтересовалась я.

– О да. Наша компания учитывает интересы клиентов, но при сложившихся обстоятельствах мы поняли, что необходимость сохранять конфиденциальность умерла вместе с одним из них.

Его слова дали нам с Джо пищу для разговора, который мы вели, спускаясь по лестнице.

– Это увеличивает список подозреваемых. – Джо старалась перекричать эхо наших шагов, разносившееся по лестничному колодцу. – Победителями сегодня оказались Чарлз и Агнес, я, а также такие игроки, как Клэй, Макс и, возможно, Трей, если эти скаковые лошади хорошо бегают. Длинный список.

– Хочешь сказать, кто-то застрелил Дэвида, чтобы его не вычеркнули из завещания? Если это так, то тебя можно исключить. Тебе не нужен Климт.

– Правильно, – кивнула Джо, – но я знаю богатых людей – миллионеров, – которые поубивали бы друг друга из-за подарочного сертификата на обед в «Сиззлере».

Я спустилась на несколько ступенек и спросила:

– Не хочу совать нос в чужие дела, но как давно вы с Чарлзом знаете друг друга?

– Я не видела его лет сто, – призналась Джо. – Но когда-то мы были очень близки.

– Ты говоришь «близки», и это значит?..

– Давай не будем о Чарлзе.

– Ладно, – согласилась я, голова у меня начала кружиться, через каждые восемь ступенек мы делали поворот на девяносто градусов. – Ты, конечно, не обязана отвечать мне, но если у вас был роман, то что здесь такого особенного?

Джо заговорила не сразу:

– Дело в Агнес. Она ревнует. А Чарлз переживает по этому поводу.

– Вряд ли он все рассказал Агнес.

– И, Боже правый, я надеюсь, что средства массовой информации никогда до этого не докопаются.

– Да уж. – Я представила заголовок: «У этих двоих есть мотив… и прошлое». – Значит, ты никогда не была стороной любовного треугольника?

Джо посмотрела на меня снизу, с середины пролета:

– С Чарлзом и Агнес? Ты с ума сошла?

– Нет, с Чарлзом и Дэвидом. Шеффо сказал, что ты и Дэвид…

– Шеффо заядлый сплетник. – Джо продолжала беспечно спускаться по лестнице. – Я думаю, средства массовой информации уделят некоторое внимание Чарлзу и Агнес, но у них неопровержимое алиби. В пятницу они весь день работали. И не могли приехать в Лос-Анджелес, застрелить Дэвида и вернуться в Пасо-Роблес, никем не замеченные.

– Джо, подожди! – Я слишком запыхалась, чтобы говорить и одновременно сбегать по ступеням. – Так Дэвид думал о самоубийстве или нет? Просил он кого-нибудь застрелить его?

Она остановилась.

– Я пытаюсь это понять.

– А ты не хочешь, чтобы это попыталась понять полиция Лос-Анджелеса?

Джо отрицательно помотала головой:

– Мне нравятся копы. Я уважаю их работу. Но они подозревают меня, Уолли. Я это чувствую. Они говорят: «Если она ходит как утка и крякает как утка, то она и есть наша утка». Я бы тоже так говорила на их месте. Если никто больше не подвернется им под руку, они сделают все, чтобы обвинить меня. Ты думаешь, невиновных людей никогда не сажают?

– Так не лучше ли скооперироваться с ними? Расскажи копам все, что знаешь, и они поймут: тебе нечего скрывать.

– Но мне есть что скрывать. Просто это к Дэвиду не имеет отношения.

– Звучит очень убедительно.

– Я и не стараюсь тебя в чем-то убедить, Уолли. Мне бы убедить себя.

– В чем?

– В том, что поступаю правильно. И что все выйдут из этой ситуации без потерь.

Джо так стучала каблуками по лестнице, что заглушала все вопросы, которые я пыталась задать.

Глава 22

По пути на съемочную площадку я составила список проблем – есть у меня такая привычка, подпадающая под придуманный мной термин «автомобильная терапия».

На первом месте в списке стояла Джо. Меня беспокоили также наши отношения с Саймоном, брат, роспись стены, работа для шоу и пробки в Лос-Анджелесе – дорожная ситуация не улучшалась, и все свидетельствовало о том, что в самом ближайшем будущем положение станет катастрофическим. Значит, к тому времени, когда мои дети вырастут, от южной Калифорнии останется лишь песок, небо и въезды на автомагистрали. Если, конечно же, у меня будут дети, а это весьма сомнительно. Несколькими часами раньше я жила с бойфрендом. Теперь мне предстоит ютиться в мотеле. Это нельзя назвать прогрессом.

Я выстраивала мои проблемы в алфавитном порядке, и тут зазвонил сотовый. Я вспомнила было о законе, запрещающем разговаривать за рулем, но решила не трусить и ответить. На случай если это окажется Саймон.

Номер не определился. Ага. Саймон.

– Саймон? – сказала я.

– Нет. Это Эллиот. Уолли, ты, случайно, не знаешь телефон Руперта Линга?

– Нет.

– Ох! А у меня сложилось впечатление, что ты и он… Как бы то ни было, он подбросил мне великолепную идею, но связь прервалась. Я пытаюсь перезвонить ему, а его номер заблокирован.

– Как так получается, что у всех моих знакомых парней номера заблокированы, а у подруг нет?

– Понятия не имею. Кстати, спасибо, что предложила ему обратиться ко мне. Из затеи с вином может что-нибудь получиться, и я хочу посмотреть его бизнес-план.

Голос у Эллиота был очень возбужденный. Он говорил быстро, и в моей голове мелькнуло понимание того, почему он так удачлив. Эллиот испытывал безграничный энтузиазм по отношению к бизнесу, любому бизнесу, будь то телевидение, компьютерные микросхемы, виноделие.

– Извини, я не знаю номера Руперта, – повторила я. – Попробуй спросить у Макса Фройнда, помощника режиссера…

– Да. Я знаю Макса. Еще один заядлый игрок в покер. Хорошо. Попробую. Позволь мне задать тебе один вопрос… – Казалось, его машина замедлила ход. Я подумала, что он, наверное, съезжает с шоссе. – Ты в последнее время видела Джо?

– Да.

– У нее все в порядке?

– Нет.

– Ну ладно. Ты не обязана выдавать ее тайны. Но можешь сделать мне одолжение? Скажи ей, что эспрессо-машина перестала сбивать молоко, а я не знаю, истек ли ее гарантийный срок. Можно мне ее выбросить и купить новую?

– Это все?

– Ты о чем?

– А как насчет того, что ты находишься в глубокой депрессии и не можешь без нее жить?

Эллиот рассмеялся:

– Как думаешь, что быстрее вернет ее домой: банальный диалог в плохом пересказе или мое намерение выбросить ее «Паскини» стоимостью четыре тысячи долларов?

– Я тебя поняла. С кофеваркой все в порядке, так? Но если ты просишь об одолжении, то должен был подумать дважды, прежде чем называть меня банальной.

– Я действительно нуждаюсь в одолжении. Не спускай глаз с Джо. Она не должна психовать из-за того, что оказалась на виду у всего города, но меня она не послушает, а ее психоаналитик сейчас в Европе.

Не уразумев, что в данном контексте означает «психовать», я пообещала Эллиоту выполнить его просьбу и выключила телефон. Как безответственно со стороны психоаналитика. Им полагается уезжать из города в августе, а не после Рождества, Хануки, Куанзаа, Нового года – эмоционально перегруженных праздников, когда они так нужны пациентам. Это известно даже мне, хотя у меня никогда не было психоаналитика.

Я добралась до студии в Бербанке и протянула удостоверение личности охраннику у входа, который изучил его так, словно хотел запомнить навечно, затем проверил багажник и вручил мне пропуск на парковку – на заказанное мне Максом место под солнцем – и махнул рукой, чтобы я проезжала. Я направилась к съемочной площадке, где припарковалась, как было велено, в красной зоне, и оставила ключи от машины у Кей-Джи, помощника режиссера с косичками. Милостиво не глядя на мои волосы, она подвела меня к Максу, все еще одетому в костюм, в котором присутствовал на чтении завещания.

Макс обнял меня:

– Уже чувствуете себя как дома? Познакомьтесь с Лори, нашей костюмершей.

Лори была круглая, стриженная под машинку, одетая во все черное, лишь пояс с инструментами был у нее красным. Она оглядела меня с ног до головы и спросила, знаю ли я свои мерки. Я ответила, что нет. Она покачала головой, достала сантиметр и приступила к работе, называя числа, а ее ассистентка, тоже вся в черном, записывала их в блокнот. Это не было обычным измерением груди-талии-бедер. Лори заставляла меня вытягивать руки, расставлять ноги и прикладывала сантиметр к таким местам, которые мне в жизни не измеряли.

Подошел Руперт Линг в купальном костюме от «Спидо» и полуботинках. Он поцеловал меня второй раз за день, не убоявшись того, что выглядела я как овца на заклание.

– Как прошло распределение имущества Дэвида Зетракиса, нормально? – спросил он.

Я кивнула, Лори упрекнула меня за это и приказала стоять смирно.

– Ах да, – сказал Руперт. – Литографии. Я получил потрясающее вино. Лори досталась брошь, которая некогда принадлежала Коко Шанель, а она там даже не объявилась.

– Некоторые из нас работают. – Лори сердито делала пометки на карточке. – А не взваливают все на ассистентов.

– На коллег, а не на ассистентов, – возразил Макс. – К тому же Кей-Джи вполне компетентный работник.

– А Макс получил книги и марки, словно ботаник, зато вещи ценные, – продолжал Руперт. – Тебе повезло, Макс. Но не так, как Джо, которую Дэвид когда-то выгнал из сериала.

– Кстати, о Джо, – вступила я в разговор. – Эллиот Хоровиц хочет, чтобы ты ему позвонил.

– Я уже сделал это, спасибо. Связь оборвалась, а потом я провел целый час в павильоне, где никому не позволено общаться с внешним миром.

– Лори, если ты закончила, я похищу Уолли. – Макс показал на оазис света посреди холодной и похожей на пещеру студии.

– Любопытно, – сказал Руперт, шагая рядом с нами, – кто-нибудь, кроме меня, находит странным, что наша нынешняя дива ничего не выиграла от смерти продюсера? За исключением нового контракта. И отсрочки от ядерной катастрофы.

– Ты говоришь о Трише? – спросила я.

– Ты не вполне точен, – возразил Руперту Макс. – Триша обновила свой контракт задолго до смерти Дэвида.

– Но Дэвиду об этом никто не поведал, – заметил Руперт. – Даже его шпионка Джо. Он хотел, чтобы Триша покинула проект в прошлом году. Ее карьера висела на волоске, когда сериалом занялась Джен.

– А почему никто не сказал об этом Дэвиду? – удивилась я.

Мы остановились, чтобы пропустить двоих рабочих, несших заляпанное оконное стекло.

– Руперт, давай избавим Уолли от наших доморощенных сплетен, – скривился Макс.

– Не надо, – отозвалась я. – Очень приятно быть членом команды. Чего бы это ни стоило.

Руперт улыбнулся:

– Дэвид уволил бы Джен, если бы узнал, что она воскрешает людей. Джен занималась сериалом по договору. Но теперь она в безопасности. Сегодня утром ее фотография появилась в «Дейли верайети». Материал о ней дали рядом с некрологом Дэвида. Бывший временный получил «добро».

– Не поняла.

– «Кандидатура временного исполнительного продюсера одобрена телевизионным начальством», – пояснил Макс. – Так написано в «Верайети».

– Разве Дэвид не знал о том, что происходит? – удивилась я.

Макс посмотрел на Руперта и сказал:

– Мы держали это в секрете. Отсняли материала на четыре недели, а не на две, работая шесть дней в неделю. И добрались до февральских сюжетов, несколько отличающихся от тех, что планировал Дэвид, – он хотел умертвить еще некоторых персонажей.

– А он мог как-то проведать об этом?

Макс кивнул:

– Если бы прожил еще три недели. Но было бы поздно: серии уже готовы, и нам не хватило бы ни денег, ни времени, чтобы переснять их.

– Почему все были заодно? – спросила я.

– Никому не пришлось по нраву кровавое побоище, которое решил устроить Дэвид. По сути, его правление подошло к концу. И все считают, что Джен заслужила вотум доверия. В конце концов, именно она платила нам зарплату.

– Это могло продолжаться только до тех пор, пока Дэвид не заявил бы о своём несогласии, – сказал Руперт. – Начальство очень ценит Джен, но к ней по-прежнему относятся как к протеже Дэвида. Она первая, кто признает это. Если бы Дэвид закричал: «Плохо!» – Джен, вероятно, уволили бы при первой возможности.

«Какая удача для Джен, – подумала я, – что Дэвид умер преждевременно».

Мы дошли до гостиной, довольно мрачной, заваленной газетами и заставленной кофейными чашками. На диване кто-то спал. Чего здесь не хватало, так это атмосферы телевидения. И его четвертой стены.

– Трей, подъем! – Макс потряс спящего юношу за плечо. – Это Уолли. Ты сегодня везешь ее играть в мини-гольф.

Трей удивился:

– Почему?

– Она корреспондент «Мыла и грязи». Разве Джен тебе не говорила?

– Не знаю. – Трей потер глаза, как маленький ребенок, недовольный, что ему не дали выспаться.

Стук каблуков дал нам знать о приближении Триши – неслась по съемочной площадке. Каблуки у нее были такие высокие, что под длинным желтым купальным халатом казались ходулями. Розовый завиток на лбу смотрелся как третий глаз.

– Что она здесь делает? – вопросила дива.

– Уолли? Ей подбирают гардероб для «Мыла и грязи», – объяснил Макс. – Джен хочет…

– То, чего хочу я, тоже имеет значение, – заявила Триша. – Ее примерка должна быть согласована с моим расписанием. Надо уменьшить ей рост – она просто великанша.

Макс сделал пометку в блокноте.

– И еще, – продолжила Триша. – Как наша программа будет участвовать в панихиде? Цветы? Я думаю, нужна целая полоса в «Верайети». Когда состоится заупокойная служба?

– По Дэвиду? – спросила я.

– Нет, по Иосифу Сталину. – Триша бросила на меня испепеляющий взгляд. – Разумеется, по Дэвиду.

Ответил ей Макс:

– Никаких служб и панихид, Триша. Так хотел Дэвид.

– И кто это сказал?

– Он сам, в завещании.

– В котором ты не упомянута, – поддел Тришу Руперт. – Он тебе ничего не оставил. Хотя всех других бывших подруг осыпал деньгами.

Лицо у Триши сделалось просто ужасным, повисло напряженное молчание. Я прокашлялась.

– Я бы не стала говорить «осыпал».

Тишину нарушил крик, раздавшийся с противоположной стороны съемочной площадки. Затем последовали стенания в исполнении Шеффо Корминьяка.

– И так я узнаю о собственной кончине? – кричал он. – Читая сценарий на вторник! Нет даже сцены смерти. Они обнаруживают мой полностью окоченевший труп! Что все это значит? В сумасшедшем доме захватили власть пациенты?

Макс, несмотря на свою хромоту, быстро пошел по павильону.

– Шеффо! – позвал он. – Шеффо, успокойся!

Руперт взял меня за руку и повел туда, где развивались события. Трей вышел из ступора и последовал за нами, оставив Тришу на ее каблуках приходить в себя.

– Да поразит вас сифилис! – На Шеффо Корминьяке был рубиново-красный смокинг с черным бархатным воротником и манжетами. В одной руке он держал сценарий и размахивал им, в другой – старомодный помазок, который он поднял словно меч или волшебную палочку.

– Шеффо, дорогой мой, – начал успокаивать его Макс. – Я думал, Джен сказала тебе об этом.

– Ты же знал, что должен умереть, разве не так? – спросил Руперт.

– Да, когда Дэвид был жив! – орал Шеффо. – Но он скончался. Мне сказали, что ядерная катастрофа отменена.

– Мою смерть отменили, – встряла Триша. – А твою нет. Это февральские серии. Кто-то должен умереть.

– Я? Умереть? – Шеффо открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег, но скоро снова обрел голос. – Уволен? Тот, кто играл на одной сцене с Гилгудом, Ричардсоном…

– Да возьми ты себя в руки! – рявкнула Триша.

– Ты! – Помазок был теперь направлен на Тришу. – Маленькая сучка, той-пудель, а не женщина, ты вышла замуж за телевизионного начальника, чтобы выжить, а меня приносят в жертву рейтингу, как Ифигению в Авлиде.

– Я выжила потому, что зрители любят меня. А твои поклонники давно сдохли, старый окурок!

Я, как и все, была в шоке и молчала. Мгновением позже Триша повернулась к Максу:

– Не забудь: я хочу присутствовать на примерке Уолли. – С этими словами она удалилась, стуча каблуками и покачивая бедрами.

Шеффо смотрел ей вслед, и лицо у него было пепельного цвета.

– В аду в ожидании ее поддерживают огонь!

* * *

Двадцать минут спустя, когда я покидала съемочную площадку, мне показалось, будто на стоянку въезжает машина Джо, но я могла и ошибиться. Я позвонила ей на сотовый, но связь прервалась сразу после того, как она сказала, что «мерседес» на стоянке рядом с «мыльным» павильоном, – практически клише.

Это не было ответом на мой вопрос.

Глава 23

Я вернулась в Уэствуд, дабы упаковать свою жизнь. Я чувствовала одновременно беспокойство и застенчивость, оставляя на автоответчике Саймона сообщение о том, что хочу забрать из шкафа мои вещи, на случай если он думает, будто я уже покинула его жилище.

Саймона дома не было. Илзе, уборщица, была. Но одетая не для работы.

– Привет, Илзе! – поздоровалась я, отчего она подпрыгнула. – Я не узнала вас в обычной одежде.

Илзе повернулась ко мне, прижимая руку к сердцу, но быстро справилась с собой и одернула жакет. На ней был дорогой костюм серого цвета, хорошо сшитый и с юбкой намного выше колен.

– Я вас тоже, – сказала она с легким акцентом, – с оранжевыми волосами. Не ожидала увидеть вас здесь, мисс Уолли.

Я поняла, что бесполезно просить Илзе называть меня просто Уолли. Но по крайней мере мне удалось убедить ее не обращаться ко мне «мадам Уолли» – это подчеркивало бы тот факт, что Илзе немного за двадцать, а передо мной маячит цифра сорок.

– Пришла забрать свои вещи, – пояснила я, удивляясь тому, что она так испугалась при виде меня. Ведь я жила здесь. Когда-то.

– Я все упаковала, – сказала она.

– Что вы сделали?

– Упаковала все в чемоданы.

– Вы рылись в моих вещах?

– Вам это неприятно?

– Ну да. Вы же не моя служанка, или фрейлина, или…

– Я не имела ничего против:

– Зато я имею. – Это было не просто неприлично, это было навязчиво. Мои принадлежности для рисования, хотя их в пентхаусе было минимальное количество, имели для меня очень большое значение, и я относилась к ним соответствующе. А Илзе, глядя на подругу хозяина с выражением надвигающейся на чело скуки, не желала этого понимать. Я часто сужу о людях по их лицам… В Илзе было что-то ненастоящее, фальшивое. – О'кей. Тогда я просто загляну в шкаф, чтобы удостовериться…

– Я уже…

– Вы возражаете? – спросила я, проходя мимо нее.

Илзе отступила в сторону. Войдя в спальню, я увидела рядом с дверью свои чемоданы – они стояли в ряд, набитые вещами. Шкаф был пуст, как гостиничный номер в ожидании новых жильцов. Пришлось подавить странное желание всхлипнуть, глядя на кровать, на которой я… чувствовала, что Земля вертится.

Я вышла в гостиную. Она тоже сияла чистотой. И отсутствием индивидуальности. Илзе опустила жалюзи – когда я жила здесь, то просила ее не делать этого. Мне нравится естественное освещение. Саймон говорил, что ему тоже.

В кухне с холодильника исчезли мои магнитики, а из него – хлеб с изюмом, арахисовое масло, низкокалорийное масло и мороженое.

– Илзе, где моя еда?

– Я ее отдала.

– Что?

– За исключением скоропортящихся продуктов.

– Вы сошли с ума?

– Мистер Саймон не ест то, что едите вы, и она никому не нужна. Вашу кофейную кружку я упаковала в чемодан.

– Каковы были инструкции мистера Саймона по поводу того, чтобы освободить его квартиру от моего присутствия?

Лицо Илзе приняло уже известное мне выражение.

– Ну давайте же, Илзе. Каждый, кто умеет правильно употреблять выражение «скоропортящиеся продукты», способен ответить на этот вопрос.

– У мистера Саймона сегодня здесь состоится деловое совещание.

– И это деловое совещание будет проходить в холодильнике? Его коллеги принесут еду с собой, и потому вы были вынуждены выбросить мое мороженое?

– Возможно, я не поняла его указаний.

Илзе больше чем фальшива, решила я, она, несомненно, не от мира сего. Девушка выглядела привлекательнее, чем всегда, с макияжем на лице и в костюме, который, наверное, стоил дороже, чем любая вещь из тех, что носила я. Кроме того, казалось, она не боится потерять работу, хотя отнюдь не стремится угодить подруге хозяина. А это означало, что она имеет право на пребывание здесь.

Или что я больше не подруга хозяина.

– Вы его любите? – спросила я.

Вид у нее стал ошарашенным.

– Кого?

– Мистера Саймона, вот кого!

– Нет, у меня есть бойфренд, – спокойно ответила она. – И это не мистер Саймон.

Говорить было больше не о чем. Я перенесла чемоданы к лифту за несколько раз, отказавшись от помощи Илзе. Пока тащила свои пожитки по гаражу, я гадала, сколько еще подружек Саймона освобождали его пентхаус таким же вот образом. Настроение у меня и без того было отвратительным, теперь же я начала ощущать себя частью конвейера.

Я выехала из гаража в собственной раздолбанной машине, однако не могла не заметить, что за мной увязался хвост.

Глава 24

Я разговаривала с автоответчиком Саймона.

– Привет, это я. Уолли, – добавила я на тот случай, если он уже перестал узнавать меня по голосу. – Все в порядке, я выехала. Горизонт чист. С тобой было хорошо. – Мне казалось, что я говорю как наглый банковский клерк, и сменила тактику: – Похоже, за мной едут какие-то парни, и я гадаю, права ли. Разве у нас в стране нет законов против вторжения в личную жизнь? – Теперь я вещала как раздраженный политический деятель. – О'кей. Такие вот дела. Пока.

Я выключила телефон, недовольная собой. Что за идиотский вопрос? Разумеется, такое вторжение легально. Это известно людям гораздо более богатым, знаменитым, мерзким, прекрасным, дурным, могущественным, важным, незначительным и подозрительным, чем я. Возможно, это имеет отношение к Первой поправке к Конституции. Возможно, газеты, продающиеся около касс в бакалейных магазинах, имеют сильное лобби в Вашингтоне и могут сделать так, что папарацци никогда не будет грозить безработица. И почему я никогда не встречалась с ними? Где случайный обмен репликами в очереди на почте? «Как я зарабатываю на пропитание? О, я работаю для таблоидов, превращая жизнь людей в ад…» Я знакома с проститутками, но не с папарацци.

Красный внедорожник, который ехал за мной на восток по бульвару Уилшир, на север Уэствуда, направо по Ле Конте, налево по Хилгард, опять налево по Сансету, наконец поравнялся со мной на светофоре в Банди.

– Эй, Уолли, как насчет улыбочки? – сказал человек, обосновавшийся на пассажирском сиденье, и высунул из окна камеру.

Я показала ему язык. Зазвонил мой мобильник.

– Здравствуйте! – ответила я и опять показала язык.

– Миссис Шелли?

– Просто Уолли, – машинально отозвалась я и тут же засомневалась, стоил ли разговаривать с человеком, не знающим моего имени.

– Детектив Айк Борн. Мне нужно задать вам несколько вопросов, которые имеют отношение к расследованию. Это займет не более получаса. – У него были проблемы с согласными, словно он принимал какие-то лекарства или его рот был полон сахарной ваты.

– Мы с вами виделись, детектив. В доме Хоровицев. – Он хочет допросить меня?

– Вы можете подъехать ко мне сегодня в половине пятого?

– В это время у меня деловая встреча. – Встретиться я должна была сама с собой, в публичной библиотеке, где собиралась читать «Илиаду», но тем не менее.

– В шесть?

– Нет, в шесть я работаю. – Мини-гольф.

– До скольких?

В трубке пискнул сигнал, оповещающий о звонке по второй линии.

– Э… можно я на минуту прерву наш разговор, пока…

Я нажала на кнопку. Раздался голос Пи-Би.

– Уолли, – сказал он. – Эуника говорит, что если я поеду в Санта-Барбару, то моя жизнь окажется в опасности.

– Да? И что ей будет угрожать?

– Некая катастрофа.

– А кто такая Эуника?

– Ясновидящая.

– Врач или пациентка?

– Сотрудница. Она у нас новенькая.

– Великолепно, – отозвалась я. Неужели никому не пришло в голову, что нанимать персонал, который предсказывает психическим больным будущее, не слишком умно? – Ладно, давай так. Если случится катастрофа, то от кого будет больше пользы, чем от тебя? Ни от кого. Может быть, твое предназначение – спасать людей? Представь, что там оказалась твоя девушка. Она приехала на фестиваль рисования мелом на асфальте или с какой-то другой целью, а тут вдруг катастрофа. Где бы ты хотел оказаться? На другом конце побережья? Или на другом конце улицы? Из «Рио-Пескадо» ты вряд ли сможешь ей помочь.

Последовала пауза.

– У нас ленч. – По голосу Пи-Би было непонятно, смогла ли я его убедить. – Мне нужно идти.

Он повесил трубку, а я переключилась на детектива Айка Борна. Упс. Это может случиться с каждым: вместо зеленой кнопки я нажала красную.

Внедорожник от меня отстал. И это хорошо. Я позвонила Джо и нарвалась на голосовую почту.

– Послушай, – сказала я, – что конкретно мне следует говорить детективам о твоем… – Погодите. Следует ли произносить слово «алиби»? – Ладно, не важно. Ты до сих пор живешь в… – Наверное, не стоит упоминать «Шаттерс», ведь мои слова записывают. – …той гостинице, где остановилась? И можно ли мне присоединиться к тебе?

Снова позвонил детектив Айк Борн. Поскольку он ни словом не упрекнул меня за прерванный разговор, пришлось согласиться встретиться с ним в девять вечера. Впрочем, у меня не было особого выбора. Я не поехала в библиотеку, заглянула в книжный магазин, купила комментарии Клиффа к «Илиаде» и, уставшая от всех событий дня, вернулась в машину, заперла дверцы и заснула.

К мини-гольфу, как и к настоящему гольфу, я не испытываю никакого интереса. Наряду с хоккеем, боулингом, гонками драгстеров, керлингом и борьбой сумо. Я не спортивная. Зато люблю искусство. Вот Джо у нас спортсменка. Ну, она неравнодушна также и к искусству, но это не всегда очевидно, зато всякому, кто пытается вовлечь меня в какое-то занятие, для которого нужна хорошая координация, мячи, палки или колеса, сразу становится ясно, что я безнадежна.

Я сама добралась до «Гольф-ленда Грина», поскольку у меня не было дома, куда мог бы подъехать Джулио, шофер. Мне было в лом объяснять это Максу; я сказала только, что мне удобнее добраться самой. Он ждал меня на стоянке вместе с операторами – те сидели в фургончике с открытыми окнами и курили. На фургончике была наклейка с надписью «Живи свободным или умри», драматический эффект от которой, правда, снижался из-за того, что его автомобильный номер был «ИШАК 222». Трея нигде не было видно, но Макс то и дело звонил ему, уточняя, когда он приедет.

– Он уже совсем близко, – сказал Макс. – И когда появится, вы увидите, что он…

– …слизняк? – подсказал оператор.

– …не такой силач, как кажется. – Макс сделал какие-то пометки в своем неизменном блокноте. – Я попытался придумать занятие, которое придется ему по вкусу. За все заплачено, так что развлекайтесь на полную катушку.

– Макс, где вы учились или работали, чтобы стать помощником режиссера? Кем вы были прежде? Дворецким? Или психиатром? А может, бебиситтером?

Макс улыбнулся, и на его лице появились морщинки.

– Собрать актеров – только полдела. И это правда, что многие творческие личности…

– …психопаты? – подхватил оператор. – Наркоманы?

– …работают на разных частотах. И моя задача – создать спокойную обстановку, чтобы они могли сосредоточиться на искусстве.

Когда прибыл Трей, мы прошли через ту же процедуру, что и с Рупертом. Долгий поцелуй при встрече, намекающий на повышенный сексуальный интерес ко мне со стороны Трея, невзирая на то обстоятельство, что он совершенно меня не помнил. Было, однако, и одно существенное отличие: на этот раз я целовалась с человеком, годящимся мне в сыновья. Саймон обязательно заметит это, когда увидит по телевизору. К тому же площадка для гольфа вызвала к жизни внутреннюю сущность ребенка, не так уж глубоко спрятанную в Трее.

– Bay! – воскликнул он, когда операторы собрались уезжать. – Только посмотри на это место! Можно сделать фальшивую татуировку. И напитки бесплатные. Поверить не могу!

– Изумительно, – сказала я, вставая за ним, чтобы взять клюшку.

– Боже, мне нравится эта штука. – Тело Трея изогнулось наподобие змеиного, что, как я поняла, было выражением радости. – Мы играли в мини-гольф с папой, когда он брал нас с собой на уик-энды. Это потрясающее место! Я бы хотел устроить что-нибудь подобное на своем заднем дворе. Как ты думаешь, это дорого обойдется?

– Площадка для мини-гольфа?

– Да. Знаешь, как здорово, вернувшись из клуба, загонять мячи в лунки, пока не наступит рассвет?

– Ты страдаешь бессонницей? – удивилась я.

– Да, засыпаю только утром. Вчера копы спрашивали: «Дружище, где ты был, когда прикончили Дэвида Зетракиса?» А я им: «Вы надо мной издеваетесь? С утра? В выходной? А вы сами как думаете?»

– Тебя допрашивали полицейские? – спросила я. – Те, которые расследуют убийство?

– Ага. Типа, где я был в десять утра. Если бы я знал, то позаботился бы об алиби, притащил бы к себе домой девчонку и трахался бы с ней. Но с девчонками проблем не оберешься – просыпаешься днем, а они все еще тут. И нужно запоминать, как их зовут и вообще…

– А почему копы допрашивали тебя?

Трей взял клюшку.

– Не только меня – всех, кто работает над сериалом. Не знаю, почему они решили, что это сделал один из нас. На такую роль годится только Триша. Вполне могу представить, как она стреляет в человека.

Я улыбнулась.

– Не стану цитировать твои слова в «Мыле и грязи».

– Да цитируй сколько хочешь. Мой агент и Джен – продюссер – вечно пытаются сделать так, чтобы я помалкивал. Типа, когда звонят из «Мыльного дайджеста» и я жалуюсь, какая у меня паршивая роль, или что-нибудь в этом роде. Но зачем тогда разговаривать по телефону? – Он посмотрел на меня. – Нашла хорошую клюшку?

Я выбрала клюшку с синей ручкой (она подходила к моим кроссовкам) и зеленый мячик (в тон юбки из газа) и пошла за Треем к первой лунке.

– Значит, ты любишь ночные клубы. А в покер играешь, как все остальные из сериала «Под конец дня»?

Трей улыбнулся:

– «Под конец дня зарплаты» – так называет это Руперт. Один раз я поехал с ними в Вегас, но мне было скучно.

Я неожиданно вспомнила, что не спросила Саймона о его расследовании в Лас-Вегасе.

– А Дэвид часто ездил туда?

– Каждый уик-энд. Дэвид, четверо или пятеро постоянных игроков и еще кто-нибудь. – Трей с легкостью бросил мяч через миниатюрную ветряную мельницу.

– А кто бывал там регулярно?

– Джен, и Макс, и Клэй, какие-то операторы, рабочие… Руперт ездил через раз. Триша была всего однажды, но думаю, не ради покера, – она просто загорала и принимала спа-процедуры. Все прекратилось, когда Дэвид заболел. У него были какие-то дела с одной из тамошних гостиниц, потому что это действительно клевое место и он снимал нам номера за символическую плату.

– Значит, у Дэвида были… хорошие связи?

– В Вегасе? Он знал там всех. Был там важной персоной. Эй, не возражаешь, если я буду тебе подсказывать? Научу тебя играть.

Когда мы дошли до третьей лунки, появилась Джо.

– Что ты здесь делаешь? – остолбенела я. – У тебя все в порядке?

– С переменным успехом. Макс сказал, что ты здесь. – К моему удивлению, Джо поцеловала Трея. – Привет, мартышка! Уолли, у тебя есть при себе ключ от того места, где ты хранишь свои вещи?

– Наверное, он в машине. А в чем дело?

– Я зашила деньги в шезлонг, который всучила тебе. Сумасшедшие деньги.

Трей моргнул.

– Ты умеешь шить?

– Я выросла в Небраске, – ответила Джо. – И много чему там научилась. Эллиот закрыл кредитные карты. Он сказал, что положит деньги на наш текущий счет, и уехал заниматься серфингом, а у меня осталась одна мелочь. Из гостиницы меня выселили, ведь кредитка не работает.

– Зачем Эллиоту надо было закрывать кредитные карты и при этом переводить деньги на счет? – не поняла я. – И почему у тебя нет собственного банковского счета?

– Потому что я идиотка. Он закрыл карты после нашей последней ссоры и положил деньги на счет, когда мы помирились.

– Ну что ж, это хорошая новость, – сказала я, думая о том, какой у них странный брак. – Ты возвращаешься домой?

Джо покачала головой:

– Нет, но сегодня днем мы занимались сексом.

– Чувиха, ты занималась сексом со своим собственным мужем? – спросил Трей.

– С моим вероятным будущим бывшим мужем. Почувствуйте разницу. Эй, ребята, вы должны пройти все девять лунок?

Трей посмотрел на меня:

– Для чего это все? Для «Мыла и грязи»?

– Да, – ответила я. – Я должна играть с тобой в мини-гольф до тех пор, пока у меня не появятся основания сказать, что ты самый горячий парень из всех принимающих участие в дневных передачах. А я могу сказать это уже сейчас.

– Клево. Закончу с гольфом и поеду в «Рокси». Хотите, встретимся там?

Джо отказалась и утащила меня прочь. По дороге к машине она объяснила, что они с Треем были знакомы еще до съемок в мыльной опере.

– Он был моим маленьким племянником в «Она написала убийство». Ходить с ним вместе по клубам мне так же сложно, как купаться голышом. – Она взглянула на часы. – Нужно заскочить на собрание анонимных алкоголиков. Это в Толука-Лейк, совсем недалеко отсюда, но я лучше бы отправилась на склад.

– Мы сделаем и то и другое. Я пойду с тобой на собрание. – Так я буду уверена, что Джо туда попадет. – Мне придется поговорить с детективом, расследующим убийство, но до девяти я свободна.

Вид у Джо сразу стал испуганным, она отрицательно помотала головой:

– Я пропущу собрание. У меня небольшое похмелье. Мы с Эллиотом выпили бутылку «Кристалла».

– Держу пари, ты будешь не единственной, кто явится на собрание в состоянии похмелья.

Она вздохнула:

– Твоя правда. Ладно. Может, мне удастся там вздремнуть.

Но до этого дело не дошло. На стоянке около церкви мы наткнулись на Зигти – Авраама Зиглера. И жизнь Джо изменилась.

Глава 25

Зигги помнил о нашей с ним встрече около мойки машин и радостно поздоровался со мной, а при виде Джо и вовсе пришел в восторг. Адвокат выглядел совершенно довольным жизнью – дело портила лишь та информация, которую он должен был сообщить Джо.

– Я приехал в Лос-Анджелес в прошлом месяце, – поведал он. – Великий город, кстати говоря! Я пытался разыскать Эллиота, но это оказалось трудно, и тогда я вспомнил, что у него в Палм-Спрингс есть сестра. Камилл. Она сказала, что брата нет в городе, но тут я сообразил: мое дело касается не только Эллиота, но и вас. Только у Камилл не было вашего номера телефона, но я услышал, будто вы появляетесь на собраниях анонимных алкоголиков в Толука-Лейк, и тоже стал ходить на них и как-то раз долго ехал за вами – напугал, наверное, а? – и понял тогда: Бог обязательно сведет нас. Вы любите, когда такие предчувствия сбываются?

– Простите, мы с вами встречались? – спросила Джо.

– Нет. Но разве Эллиот не рассказывал обо мне? Я его адвокат, специалист по разводам.

Джо посмотрела на меня:

– Я не знала, что он со мной разводится, если уж на то пошло.

– Разводится с вами? – переспросил маленький человечек. – Нет-нет. Он не женат на вас.

– Нет, женат, – возразили мы с Джо в один голос.

– Нет, не женат. Я настаиваю на этом. – Зигги смотрел на нас, его улыбка начала увядать. – Упс. Здесь требуется сделать глубокий вдох. Джо, – я могу вас так называть? – Эллиот был моим клиентом много лет назад.

– Смею предположить, что это было во время одного из его бракоразводных процессов, – сказала Джо.

– Зигги! – Какая-то женщина, открыв дверцу своего фургончика, помахала Зиглеру с другой стороны стоянки. – Поможешь с кофеваркой?

– Э… конечно, – откликнулся он. – Минутку!

– Я не могу ждать! – настаивала женщина. – Кофе должен быть готов к началу собрания.

– Вы не против? – обратился к нам Зигги. – Я в декабре отвечаю за кофе. – И, не дожидаясь ответа, припустил к даме.

Мы с Джо пошли за ним.

– Зиглер, Зигги или как тебя там? – прокричала моя подруга. – Тебе придется закончить свою мысль!

– Это дело деликатное! – крикнул он через плечо. – Есть конфиденциальные моменты. Я думал, вы уже знаете.

– Представьте, что знает, – завопила я, – а вы просто все объясняете заново!

Зигги добежал до фургончика и достал из него кофеварку размером с маленького ребенка. Кофе-леди вручила Джо и мне коробки с кофе, сливками, сахаром и пластиковыми стаканчиками.

– Это должно оставаться между адвокатом и клиентом, – сказал Зигги. – По крайней мере я так считаю. Мне надо свериться с законодательством. Я никогда не работал в Калифорнии и не знаю, что здесь за законы…

– Мы не станем докладывать о вас коллегии адвокатов штата.

Зигги и кофеварка повернулись к нам.

– Дело не в том, что меня поймают, просто все надо сделать правильно. Передо мной стоит моральная дилемма. Мне нужно проконсультироваться с моим наставником.

– Будь так любезен, – проговорила Джо, стиснув зубы, – скажи, что ты имеешь в виду, прежде чем я пойду и напьюсь до умопомрачения.

– Зигги! – Кофе-леди извлекла на свет два ящика с кофе и хлопнула дверцей фургона. – Я назначаю себя твоим временным наставником. Выложи этой девушке абсолютно все. Внеси поправки в законы и покончи с этим. Нигде не сказано, что тебе позволено мучить людей. Только когда всем этим займешься, не забудь про кофе.

Мы прошли за женщиной в церковь. Она включила свет в комнате, где проходили собрания. Мы поставили на место коробки и проследовали за Зигги в мужской туалет – он пошел наполнять кофеварку водой. Туалет был пуст.

– О'кей. Около восьми лет назади – начал Зигги, – Эллиот обратился ко мне, с тем чтобы я занялся его разводом с Мэри Лу, его второй женой.

– Я знаю о Мэри Лу, – кивнула Джо.

– Дело оказалось довольно простым, у них не было детей и больших денег. Одно время деньги имелись, но Эллиот вложил их в какой-то проект, который себя не оправдал, и это стало одной из причин, почему Мэри Лу не противилась расторжению брака.

– Другая причина заключалась в том, что он ее обманывал, – добавила Джо. – Но ты продолжай.

Зигги отвернулся от раковины и посмотрел на нее:

– Он сказал вам об этом?

– У нас были очень откровенные отношения. С некоторыми вопиющими исключениями. Давай Дальше.

– Итак. Они подписали бумаги, и Эллиот дал мне денег на уплату налога, но я положил их на специальный клиентский счет и однажды закрыл его и отправился в Тихуану.

– Что-что? – ошарашенно спросила Джо.

– Я взял деньги всех своих клиентов и поехал в Тихуану. Денег было не так уж и много, но Тихуана – это недорого. Вы там бывали?

Джо стояла и молча смотрела на него. Я заметила, какой бледной она была в тусклом освещении туалета, шрам на ее щеке стал заметнее.

– Подождите, – вступила я в разговор, сведя концы с концами. – Это означает, что они вовсе не разведены, а фактически все еще состоят в браке, хотя многие считают иначе?

– Да. Так обстояло дело до прошлого года, когда я начал возмещать причиненный ущерб. – Зигги попытался поднять полную кофеварку, но крякнул, застонав. – Итак, – продолжал он, постанывая, – я жил, не выходя из запоя, к югу от границы… Простите, вы не можете мне помочь?

Лучше уж это сделаю я, чем Джо. Взяв кофеварку с одной стороны, я маленькими шажками пошла рядом с Зигги, а тот продолжал разглагольствовать:

– …до тех пор пока не протрезвел. Хотите выслушать эту историю?

– Нет, – отрезала Джо.

– Назовем это просто чудом. И тогда я решил исправить свое прошлое, хотя знал, что это займет какое-то время. Несколько лет. – В его голосе звучала радость. – Мне также пришлось немного посидеть в тюрьме – вот почему я так долго до вас добирался. Эллиот и Мэри Лу были последними в моем списке. – Мы дошли до комнаты для собраний анонимных алкоголиков, где уже начинали собираться люди.

– Значит, вы всех развели заново? – спросила я.

– Да, но только не Мэри Лу. Она погибла два года назад в небольшой авиационной катастрофе. Я думал, на этом все кончилось, пока не услышал, что Эллиот снова женился три года назад. Никто больше из моих клиентов не вступил в брак, и только вам, Джо, я нанес то, что называю побочным ущербом. Одна пара даже начала встречаться вновь. Разве это не удивительно?

– Я так не считаю, – ответила Джо. – Хочешь сказать, что Эллиот до сих пор женат на Мэри Лу?

– Ну, он вдовец. – Мы с Зигги взгромоздили кофеварку на стол. – Но на вас он определенно не женат. Все это я объяснил сестре Эллиота.

– Понимаю, – изрекла Джо, – и хочу спросить: как получилось, что ты так охотно поведал обо всем Камилл, а мне пришлось вытягивать из тебя правду клещами, хотя дело касается именно меня?

Зигги кивнул:

– Хороший вопрос. Из этого следует вывод, что я трус. Мне было легче рассказать ей, чем ему, не говоря уж о вас. Не люблю огорчать людей. Вы возьмете на себя труд донести все это до Эллиота, – если ему до сих пор ничего не известно, или я должен позвонить?..

– Это придется сделать тебе, – заявила кофе-леди, подслушивавшая разговор. – Будучи твоим временным наставником, я принимаю именно такое решение.

– Хорошая идея, – буркнула Джо. – Этим займешься ты. Всего доброго.

– Спасибо, – отозвался Зигги. – О! Я буду счастлив оплатить разрешение на заключение брака, когда вы воссоединитесь. Я бы с радостью возместил расходы на свадьбу целиком, но мне потребуется около семидесяти лет, чтобы утрясти дела с Дядей Сэмом. Вы ведь не уходите, правда? Собрание еще не началось, а у нас сегодня прекрасный докладчик.

– Вряд ли кто способен произнести лучшую речь, чем это сделал ты, – ответила Джо.

– Джо, – прошептала я, когда мы выходили из церкви, – ты ведь должна ходить на собрания.

– Да, но только на те, на которые могу. Завтра я приму участие в четырех или пяти собраниях. Что мне надо сделать прямо сейчас, так это разыскать Эллиота и выйти за него замуж.

– Ты в этом уверена? В этих обстоятельствах не лучше ли просто…

– Уолли! – Она повернулась ко мне. – У меня нет выбора. Я полностью разорена.

Глава 26

– Разорена?! – заорала я. Как такое может быть?

– Ш-ш. – Джо оглядела стоянку. – Давай не будем давать пищу папарацци.

– Ты преувеличиваешь, правда?

– Ну, у меня еще есть наличные, которые я зашила в шезлонг.

– Я серьезно.

– Я тоже. Все деньги, которые я когда-то заработала, вложены в компании Эллиота, а они записаны на него, а не на меня.

– Но это какой-то феодализм, Джо. Так непохоже на тебя.

Она потерла глаза, словно эта тема вызывала у нее аллергию.

– Три года назад у меня были деньги, а у него… идеи. Я обеспечила первоначальные инвестиции, а он увеличил их в четыре раза. В пять раз. Он своего рода гений. Но как бы то ни было, мы живем в Калифорнии, и половина того, что он заработал, по закону принадлежит мне, а это гораздо больше, чем те деньги, которые были у меня при вступлении в брак. Дело обстоит не так уж и плохо. – Джо говорила так, будто состояла в законном браке.

– Но ты очень рисковала. Копить многие годы для того, чтобы субсидировать игрока…

– Мужа, Уолли. Ту лошадь, на которую ставишь. Я верила в него, и он всегда оправдывал мои ожидания.

Я разволновалась.

– Он обманывал тебя.

– В постели. Но не в банке. Это большая разница.

Автостоянка была теперь заполнена машинами. Я посмотрела по сторонам, нет ли здесь репортеров, но как я могла отличить их от алкоголиков?

– Джо, а что, если он все-таки делал это? Обманывал тебя?

– Что ты имеешь в виду?

Я посомневалась, потом выпалила:

– Зигги рассказал сестре Эллиота о том, что никакого развода не было, и думал, она все передаст ему. А вдруг она так и поступила? А он не стал тебе ничего говорить…

– Потому что решил меня бросить? Оставить без гроша? – Она обхватила себя руками. – Я знаю его. Он не поступил бы так со мной. Он человек жесткий, но не скупой. Дэвид был скупым. Но не Эллиот.

Дэвид был скупым?

Я хотела расспросить ее об этом, но Джо уже удалялась от меня, сильно возбужденная. Я догнала ее.

– О'кей, – сказался. – Ты знаешь Эллиота, а я нет. Извини. Пошли со мной.

– Куда? В полицейский участок? Мне что-то не хочется.

Я положила руку на ее плечо:

– Но ты не должна садиться за руль, ты расстроена и…

– Я чувствую себя прекрасно. И совершенно трезва. Мне необходимо найти Эллиота. У меня нет денег, зато много бензина в баке. Я свяжусь с тобой позже.

Я испробовала все аргументы, которые пришли мне в голову. Я умоляла ее. Я предложила отменить встречу с копом и отправиться вместе с ней. Если бы я придумала какую-нибудь правдоподобную угрозу, то стала бы угрожать. Но Джо казалась трезвой, и я могла только применить силу или вызвать полицию. Мне не хотелось делать ни того ни другого, и я так и не смогла найти способ остановить ее. Я заставила Джо пообещать, что она сегодня больше не будет пить, а если все-таки выпьет, го не сядет за руль.

Я посмотрела, как она выезжает со стоянки – очень аккуратно, – затем вернулась к собственной машине и отправилась в полицию.

Глава 27

По дороге в полицейский участок в северном Голливуде я вспомнила о телефоне и включила его. Мне пришло только одно послание. От Саймона. «Мне позвонила Илзе. Я не могу тебе сейчас ничего объяснить, кроме того, что мы с тобой не расстаемся – Бог свидетель, это так! – Голос Саймона изменился, это был признак того, что связь скоро прервется. – Слышишь, я прекращаю. Разговор по телефону, а не наши отношения».

Хорошо. Мы не расстаемся. И все-таки. После того как я выслушала историю Зигги, я уже ни в чем не была уверена. Я подумала, что, может, стоит ответить на звонок Саймона. Мы не виделись уже больше двенадцати часов, и мое тело страдало без него – возможно, виной тому был выброс дофаминов, как сказала бы Фредрик. На таком уж этапе отношений мы находились. Через три года я могу оказаться на месте Джо и проведу Рождество с бывшим любовником, а мой постоянный партнер будет в Вегасе.

Саймону лучше не звонить. Он станет задавать неприятные вопросы, и это окажется генеральной репетицией полицейского допроса. Я набрала номер Фредрик. Она тоже начнет расспрашивать, но ее реакция будет не столь пугающей.

– Не замужем? – взвизгнула подруга. Я отдернула телефон от уха – но ее и так было прекрасно слышно. – Все эти годы Джо жила во грехе?

– Все гораздо хуже, – ответила я и изложила ей финансовую сторону дела.

– По крайней мере у нее есть Климт. Энджел Рамирес сделала специальный репортаж для «Новостей в полдень». Джо с тобой?

– Нет, она отправилась искать Эллиота. Это тоже очень беспокоит меня. Джо кажется трезвой, но в последнее время она на плохом счету, и…

– Да, я знаю про закон о вождении автомобиля в нетрезвом виде. А что обо всем этом думает Саймон?

Ее слова заставили меня закончить разговор.

– Фредрик, я должна идти. Со мной будут беседовать в полиции. Пока! Пожелай мне удачи! – Я не могла сказать ей о том, что больше не живу с Саймоном. Легче было признаться в убийстве.

Североголливудский участок департамента полиции Лос-Анджелеса, занимающийся Бербанком и Колфаксом, был чисты м и щегольским, и тишина здесь стояла библиотечная. «Преступлений сегодня не много», – решила я, несколько расслабляясь. Я читала объявления и рассматривала награды. И ждала. Наконец полицейский, сидящий за огромным круглым столом на ресепшн, сказал, что детектив Борн позвонил и попросил меня еще немного подождать. Я пошла к своей машине, взяла «Илиаду», попыталась устроиться поудобнее на ярко-оранжевом, точь-в-точь в цвет моих волос, стуле и начала читать. Но, читая о смерти, я думала о… смерти.

Версия, что кто-то помог Дэвиду покончить жизнь самоубийством, больше не казалась правдоподобной, раз в его распоряжении был большой запас морфия – кстати говоря, как насчет его пропажи? Более вероятно, что его смерть кому-то была нужна, причем немедленно, ведь он и так умирал довольно быстро. Но кому?

Конечно, была Джен, чья работа оказалась бы под угрозой, проживи Дэвид еще несколько недель. И были также актеры, которые чудом избежали смерти от ядерной катастрофы, – персонажи, предвкушавшие теперь долгую жизнь в Mун-Лейк. Кто к ним относится, кроме Триши? Трей. И два актера, с которыми, по словам Руперта, не заключили бы контракты.

Но стал бы кто-то убивать Дэвида из-за работы?

Работы актером? Продюсером? В Голливуде?

Да.

И существовали люди, унаследовавшие деньги, причем одного из них чуть было не исключили из завещания. Проверенный временем, классический мотив. Но к ним относилась и Джо.

Зазвонил телефон, и я, не подумав, ответила. Неверный шаг!

– Как ты, где ты и собиралась ли мне перезвонить?

Саймон говорил скорее как начальник, а не как любовник. Надо будет указать ему на это.

– А, утраченное искусство разговора, – сказала я. – Я нахожусь в безопасном месте. В североголливудском полицейском участке. И меня даже не арестовали. Жду одного детектива, который хочет со мной поговорить. Тебе нечего беспокоиться.

– Меня беспокоит не только это.

– А что еще?

– Желание.

Я улыбнулась:

– Звучит гораздо лучше. А во что ты одет?

– Об этом позже. Послушай, когда будешь говорить с полицейскими, просто отвечай на их вопросы и не подходи к делу творчески.

– С какой стати? – удивилась я, провожая взглядом двух подростков в сопровождении копов, прошедших по коридору.

– О Джо рассказывают во всех новостных передачах, а ты хочешь защитить ее. Если полицейский хоть что-то собой представляет, он сразу поймет это. Впрочем, в случае с тобой все поймет даже плохой коп.

Мое сердце громко забилось.

– Саймон! Ты считаешь, что это сделала Джо?

– Не имеет никакого значения, что я думаю. Они не станут арестовывать ее, пока не состряпают дело. Ты ничем не поможешь Джо, за исключением…

– Ты не знаешь, что…

– Уолли. – В его голосе послышалось раздражение. – Как я, по-твоему, черт побери, зарабатываю на жизнь?

– Занимаешься тканями.

Молчание. Мы еще не закончили выстраивать наши отношения. За исключением разве что секса.

– Миссис Шелли?

Я вскочила, столкнувшись нос к носу с неслышно подошедшим ко мне мужчиной.

– Мне нужно идти. Пришел мой собеседник, – сообщила я в трубку и отключила телефон. – Мисс, а не миссис. – Я пожала протянутую мне руку. – Здравствуйте еще раз, детектив Борн.

Он нахмурился:

– Вы уверены, что мы встречались?

– Все дело в волосах. Когда-то я выглядела нормально.

Он спросил сидящего за столом сержанта, в какой из комнат можно поговорить, но обе они оказались заняты. Тогда он провел меня по коридору в большое помещение, заставленное столами, и мы уселись прямо под надписью «Отдел убийств». Стол принадлежал некоему Якову Глуму; Борн объяснил, что его офис находится в центре, но большинству свидетелей по этому делу легче добираться сюда. Пока он говорил, я сообразила, кого он мне напоминает. Джорджа Вашингтона. Волосы у него были седыми и достаточно длинными. Нос крючковатый, глаза усталые. В профиль детектив Айк Борн выглядел как изображение на монете в двадцать пять центов.

Он начал задавать обычные вопросы и первым делом поинтересовался, как меня зовут.

– Уолли. Сокращенно от Уолстонкрафт. Так же как Мэри Уолстонкрафт Шелли.

Борн оторвал глаза от своих записей.

– Она написала «Франкенштейна», – пояснила я. – Ее назвали в честь матери, Мэри Уолстонкрафт, знаменитой феминистки. «Защита прав женщин». Впрочем, вы об этом не спрашивали.

Он никак не прокомментировал мои слова.

– Адрес?

Я прокашлялась.

– Это сложный вопрос. Я как раз переезжаю с одного места на другое.

– Куда приходит ваша почта?

– В почтовое отделение.

– Где вы спите ночью?

– Прошлой ночью я спала в Уэствуде. Где буду спать сегодня, не знаю.

Он выразительно посмотрел на часы.

– Я сова, – сказала я. – Временами.

– Род занятий?

– Дизайнер открыток, мастер по настенным росписям и корреспондент для свиданий.

Он снова поднял глаза.

– Что значит – корреспондент для свиданий?

– Я хожу на свидания со звездами мыльной оперы и рассказываю об этом по телевизору.

– Вам за это платят?

– Да. Но секс тут ни при чем. Впрочем, я еще новичок в этом деле. – Мои слова прозвучали странновато, и дальнейший разговор пошел совсем не так, как мне хотелось бы.

– Как вы познакомились с Дэвидом Зетракисом?

– У нас были непродолжительные отношения десять лет назад. Мы расстались, но остались друзьями.

– Почему они не сохранились?

– Ну вы знаете… судьба. Что-то в этом роде. Просто карты не так легли.

– Как вы встретились в первый раз?

– Нас познакомила моя подруга Джо. Она думала, что мы поладим.

– Вы говорите о Джо Хоровиц? Она тоже имела с ним сексуальные отношения, верно?

Его слова насторожили меня.

– Да, позже. Когда она познакомила меня с Дэвидом, они просто дружили.

– А почему они расстались? По тем же самым фатальным причинам?

– Я не могу ответить на ваш вопрос. Это надо спросить у нее.

– Бросьте. – Он немного наклонился ко мне. – Вы ее близкая подруга. И не знаете, почему она порвала отношения с парнем?

– Джо умеет хранить секреты. – Стоило этим словам сорваться с моих губ, как я тут же пожалела о них. Выходило, что она… скрытная.

– Когда вы в последний раз видели Дэвида?

Я смотрела на морщинистые руки Джорджа Вашингтона. Я знала, что детектива зовут вовсе не Джордж, но неожиданно не смогла вспомнить его настоящего имени – на меня нахлынули воспоминания о Дэвиде. Мы случайно встретились шесть месяцев назад. В Тарзане, в ресторанчике, где подавали суши. Мы с моим бывшим женихом очень любили это место. Дэвид крепко поцеловал меня, сказал Доку, что ему повезло, и велел обращаться со мной хорошо. Док ответил: «Я знаю. Буду обращаться с ней хорошо».

– Прошлым летом, – ответила я. – Он выглядел немного болезненным. Я спросила, хорошо ли он себя чувствует, а он сказал, что стал строгим вегетарианцем. Как я понимаю, это кодовое название рака.

– Где вы были в прошлую пятницу утром?

Мне не пришлось долго раздумывать.

– Я встала поздно, затем сделала несколько звонков из моей прежней квартиры. В Уэствуде.

– Вы были в одиночестве?

– Мой бойфренд был со мной где-то до десяти. Пока не ушел на работу. На… – я сделала глубокий вздох, – текстильную… текстильную фабрику. Он занимается… тканями.

Айк Борн посмотрел на меня и прищурился:

– Вы нормально себя чувствуете?

Я кивнула, затем отрицательно покачала головой. Я была красная, тяжело дышала и вспотела. Руки у меня стали липкими. Казалось, меня сейчас вырвет. Так дается мне вранье.

– Его имя?

– Чье?

– Вашего бойфренда.

Мой антиперспирант не помогал. Он не справлялся с ситуацией.

– Саймон Александер, – ответила я. – Он занимается тканями. – Сколько еще раз мне придется повторять эти слова?

– Номер телефона?

– Чей?

– Бойфренда. Я назвала.

Детектив перевернул страницу тетради и продолжил методично записывать вопросы и ответы.

– Вы разговаривали со своей подругой Джо в пятницу утром?

– Да. По телефону. Точное время я не помню. После того как Саймон ушел на работу.

– Вы позвонили ей или она позвонила вам?

Я не могу соврать, правильно? У них есть записи разговоров.

– Я позвонила ей.

– На домашний телефон или на сотовый?

– На с… сотовый.

– Где она была, когда вы ей позвонили? Дома?

Вот оно! С моего лба стекал пот. Я чувствовала себя гейзером. Но должна была защитить Джо, если могла, но могла ли?

– Думаю, да, – прошептала я.

– Вы так думаете?

– Э… да. Думаю. Но не уверена на сто процентов.

– На сколько процентов вы уверены?

– На девяносто три? На девяносто с чем-то. А может, на девяносто без чего-то.

– А может, на восемьдесят три процента?

Я отрицательно покачала головой, не в силах больше произнести ни слова. Мои губы отказывались повиноваться мне. Я подняла вверх большой палец, что должно было означать «больше чем на восемьдесят три».

– У вас есть пистолет?

– У меня? Нет, черт побери. Я хотела сказать.

– Вы можете ругаться. Это не будет свидетельствовать против вас.

– А что будет? Свидетельствовать против меня, я имею в виду.

Детектив Айк Борн сверлил меня взглядом, его глаза казались более усталыми, чем четыре минуты назад.

– Ложные показания, – произнес он. – Заявления, сделанные под присягой.

Я кивнула:

– Понятно.

– У вашей подруги Джо есть пистолет?

– А вы не спрашивали ее об этом?

– Я спрашиваю вас.

Наверное, они легко установили, что пистолет у Джо был.

– Да. У нее… Я не помню, как он называется. Как-то приятно. Всего один слог. Выглядит как пластмассовый.

– «Глок»?

– Да.

– Насколько я знаю, Дэвид Зетракис упомянул вас в своем завещании.

– Да, он оставил мне несколько литографий. Иллюстрации к «Книге джунглей», которые висят в ванной комнате для гостей.

– Какова, по вашему мнению, их стоимость?

– Понятия не имею. Хотя они вставлены в прекрасные позолоченные рамки. Работы Эйба Мунна.

– А картина, которую унаследовала ваша подруга Джо? Художник…

– Климт. Густав Климт.

– Во сколько бы вы ее оценили?

– В раме или без?

Он посмотрел на меня.

Я, в свою очередь, посмотрела на него:

– Это не лучший Климт. Второстепенный Климт. Дешевый Климт.

Он ничего на это не сказал и спросил:

– Каково ваше финансовое положение?

– У меня нет положения. Вернее сказать, оно у меня подвешенное. На моем счету в банке четыре тысячи долларов, я выплачу их за первый и последний месяцы аренды квартиры, которую должна найти как можно скорее. Я вожу машину, до меня у нее было еще шесть владельцев, один из них курил сигары. Сейчас у меня две работы, обе временные. Доход от открыток небольшой и непостоянный. Долгов у меня нет, но есть брат, он лечится и не может работать, я несу за него ответственность. Я не играю в азартные игры, не курю, не колюсь героином и вообще обхожусь дешево. Мне не приходится выплачивать непомерные штрафы за неправильную парковку. Такова история моей жизни, детектив.

Он не делал никаких пометок. Может, берег бумагу, надеясь, что блокнот будет служить ему до выхода на пенсию. Он был старым, пружинки успели вылезти из дырочек.

– А ваша подруга Джо? – спросил он. Мое сердце застучало быстрее.

– Что Джо?

– Каково ее материальное положение? Я понимаю, что могу спросить об этом у нее, но спрашиваю у вас.

– Я не видела ее финансовых деклараций, но у нее все хорошо.

– Что вы имеете в виду?

– Она оплачивает чеки в ресторанах, отдает десятки тысяч долларов на благотворительность. Она всегда так поступала, даже когда не была замужем. Джо двадцать лет была актрисой – работала, а не мечтала о ролях – и еще моделью, ее снимки помещали на обложках журналов, а теперь они с мужем продюсируют телевизионные передачи и занимаются компьютерными микросхемами, их дом – местная достопримечательность, его построил в 1920-х годах Рольф Соломон, они много путешествуют. Я имела в виду именно это, когда сказала, что у нее все хорошо.

Он положил ручку и откинулся назад.

– Похоже, я задел вас за живое.

– Им не нужно продавать Климта, чтобы платить за бензин. У них уже есть Кандинский.

Детектив Джордж Вашингтон никак на это не прореагировал.

– Буду с вами откровенной, – продолжила я. – От Кандинского у меня депрессия. Я бы не хотела его иметь. Но Эллиот хотел, и Джо купила эту картину на первую годовщину их свадьбы, такие вот дела.

– Понимаю, – кивнул детектив. – Дом – памятник архитектуры. Картины. Похоже, эти люди серьезно относятся к искусству. – Он что-то написал в блокноте. Я прочитала: «Помешаны на искусстве».

– Подождите минутку. Вы же не считаете, что приобретение предметов искусства можно считать мотивом для убийства?

– А я не должен так считать?

– Джо – последняя, кто совершит убийство ради картины.

Он продолжал писать.

– А ради чего она может совершить убийство?

– Ни ради чего. Она не способна убить кого-нибудь, равно как и ваша бабушка.

– Вы знакомы с моей бабушкой?

– Нет, но мне нетрудно ее представить. Она похожа на Марту Вашингтон, только старше. – У меня в голове начала вырисовываться открытка, но я не стала обращать на нее внимания.

– Давайте вернемся к утру пятницы, – сказал детектив. – Вы были дома. По крайней мере там, где в то время был ваш дом. Бойфренд уходит на работу. Вы звоните подруге. Можете вспомнить, почему вы решили, что она была дома, раз вы звонили ей на сотовый?

Я снова начала обливаться потом. Я как-то слышала о человеке, у которого была аллергия на собственный пот. Если бы это была я, то к этому времени успела бы покрыться сыпью. А может, уже и покрылась. Джордж Вашингтон, отец нашей страны, пристально изучал меня.

– Нет. Не помню.

Он продолжал смотреть на меня. Я захотела рассказать ему все: как трудно дается мне ложь, каким милым человеком я часто бываю и как прошел день. Но речь шла не обо мне. О Джо.

– А может, – спросил детектив, – она была не дома, а говорила откуда-то еще?

– Знаете, я в этом не сильна. Я разочаровала вас, верно?

– Все было хорошо, когда вы придерживались правды. – Детектив Борн встал. – Скорее всего придется еще раз вас побеспокоить.

– В любое время. Вы не хотите сказать мне, чтобы я не покидала город?

– Не покидайте город.

Я сказала Саймону, что полицейский участок – безопасное место. Но когда я подошла к двери, то услышала обращенное ко мне «Эй!» и увидела незнакомца, выходящего из такси, – именно он окликнул меня. Обычный мужчина – худощавый, с виду не страшный, но он мне не понравился. Папарацци. Желания с ним разговаривать не было. Прикрыв лицо на случай, если у него есть камера, я быстро пошла по стоянке.

– Эй вы! – позвал он, как будто это заставило бы меня приблизиться к нему.

Я побежала. Добравшись до машины, оглянулась: мужчина входил в полицейский участок. Отперев «интегру», я плюхнулась на сиденье. И тут же вскрикнула: в пассажирском кресле сидел… Саймон.

– С какой стати ты решил напугать меня до смерти? – заорала я.

– Вот с такой!.. – Он наклонился и притянул меня к себе, целуя.

Я не хотела отвечать на его поцелуй, но дело было под конец длиннющего дня и сил сопротивляться у меня не осталось. Странно, но, целуясь, я не могла вспомнить, почему это я должна была сопротивляться.

Спустя несколько минут мы прекратили свое занятие и откинулись на спинки сидений, глядя друг на друга. Он был очень красив даже в сумерках. Я вытянула руку и коснулась его лица. Он снова потянул меня на себя. Мы опять стали целоваться.

– Как все прошло? – пробормотал он через некоторое время.

– Чудесно. А как работа?

– Лучше не бывает. Ты смогла бы раздеться на автостоянке?

– В моей машине или в твоей?

– Думаешь, я шучу?

Я дотронулась до пряжки его ремня:

– Вовсе нет. Я знаю, как серьезно ты относишься к сексу.

Он перехватил мою руку:

– Не на этой стоянке. На другой стороне улицы. Кстати говоря, где ты остановилась?

– Еще не придумала, – ответила я.

Саймон прислонился к дверце, разглядывая меня:

– Уже одиннадцатый час! Когда ты собираешься решить этот вопрос?

– Ничего страшного. Я могу поехать к дяде Тео, – сказала я, но неожиданно вспомнила, что его квартира полна нелегальных иммигрантов. – Или к Фредрик, или…

– Позвони ей.

– Попозже.

– Сейчас. Я хочу удостовериться, что тебе есть где провести ночь.

– Попозже.

– О'кей. – Он начал терять терпение. – Я звоню в гостиницу.

– Путь это будет «Бель-Эйр» – моя самая любимая.

– Прекрасно.

– Шучу, Саймон. Я не младший оперативник, поэтому ты не должен мне приказывать и обо мне беспокоиться.

– Не должен? Ты знаешь, что убийство твоего друга Дэвида было обставлено как казнь? Это наводит на мысль о бандитах, но…

– Эта версия родилась в вашем офисе в Вегасе?

Саймон хмуро посмотрел на меня:

– Но нет никаких свидетельств, что у Дэвида были проблемы с бандитами. И это предполагает присутствие киллера, хладнокровного и расчетливого. Если бы я служил в лос-анджелесской полиции, то глаз бы не спускал с Джо, потому что она находилась рядом с жертвой, и с этого надо начинать. И она выиграла от его смерти – да, я смотрю «Новости». Если она невиновна, полицейские должны оставить ее в покое. Но, насколько я знаю, это не так. Может быть, потому, что она ведет себя довольно странно и втягивает тебя в каждый…

– Нет, она…

– Ты ездила в ее машине и отвечала по ее телефону. Тебя принимали за нее. Киллер тоже смотрит «Новости», а это значит, что видит по телевизору Джо. И тебя. И потому, будь добра, прости меня за то, что я хочу знать, где ты будешь ночевать.

Во рту у меня пересохло.

– Я не собираюсь бросать Джо ради того, чтобы тебе лучше спалось. А как только я решу, где остановлюсь, об этом узнаешь и ты.

Саймон довольно долго молчал.

– Ты когда-нибудь слышала выражение «рассчитывай свои силы»? Эту битву тебе не выиграть. Звони Фредрик.

Я нажала кнопку повторного звонка. Фредрик ответила после первого же сигнала.

– Уолли?! – закричала она, и мне пришлось снова отодвинуть телефон подальше от уха. – Я как раз собиралась звонить тебе! Джо в моей машине, мы едем к ней. Ты можешь встретиться с нами в Пасадене?

– Хорошо, но…

– И не рассказывай ничего Саймону! Придумай что-нибудь. – С этими словами Фредрик отключилась.

– Ладно, – медленно проговорила я в трубку.

– Ну давай, придумай что-нибудь, – съехидничал Саймон. – Развлеки меня. – Он сложил руки, умудряясь выглядеть расслабленным даже на маленьком пассажирском сиденье «интегры».

Я вздохнула:

– Фредрик не самая учтивая из моих подруг.

– Если она считает, что ты способна выдумать какую-нибудь историю, то, значит, и не самая умная.

Я приблизилась к нему и посмотрела прямо в лицо.

– Я говорила, что люблю тебя?

Он задышал тяжело, неровно. Так мы и сидели, лицом к лицу, и тяжело дышали. Не касаясь друг друга.

– Нет, – наконец ответил он. – Ты не упоминала об этом.

Я прошептала признание в любви еще несколько раз, желая удостовериться, что до него дошло. Затем подъехала к его машине. Он открыл дверцу, и я сказала:

– Секс в машине откладывается, но не отменяется.

Саймон повернулся ко мне:

– Ты будешь делать для Джо все, что в твоих силах. Я это понимаю. Но если зайдешь слишком далеко, я последую за тобой. Если кто для меня и важен, так это ты. Я сумею прекратить все, стоит мне увидеть, что ты подвергаешься опасности.

И, не дожидаясь ответа, он вылез из машины и захлопнул дверцу.

Глава 28

Дорога в Пасадену была прекрасна и почти пуста, но я не торопилась. Мне не хотелось приезжать к Соломон-хаусу первой – это место бросало меня в дрожь. При свете дня тоже. К тому же меня не радовали прощальные слова Саймона. Он говорил не как Гэри Купер: он думал, что я в опасности. Я не могла сосредоточиться на этом, будучи трусихой. Лучше все отрицать и думать о том, как помочь Джо.

Но меня беспокоило кое-что еще. Саймон говорил так, будто в его власти остановить меня. На ум пришел Зевс. Он не вмешивался в ход Троянской войны до тех пор, пока ему не переставало нравиться, как развиваются события. И тогда он вершил судьбы. Саймон вел себя как диктатор, но меня волновало не только это: я не понимала, откуда у него такие возможности. Как он собирается отслеживать мои действия? Может, поискать в «интегре» «жучки»? С одной стороны, приятно знать, что тебя прикрывают, но я редко имела дело с мужчинами, готовыми броситься меня спасать. В нашей семье мужчины любят поэзию. Если Саймон не намерен беспокоиться о безопасности еще и Джо, меня его поступки не интересуют. И эффективно ли действуют рыцари-мачо? Пусть на страже дверей стоит мистер Справедливость, но разве плохие парни не могут пробраться в дом через печную трубу?

Я свернула на подъездную дорожку и увидела, что под навесом для автомобилей стоит машина Фредрик.

– Я на кухне! – крикнула она в ответ на мой Стук в дверь. Фредрик, насупив брови, смотрела на машину для изготовления поп-корна и говорила во весь голос, перекрывая шум от нее: – Это вся еда. Кукуруза и три банки каперсов. Ничего удивительного, что их брак дышит на ладан. Жаль, у них нет масла – попкорн будет смахивать по вкусу на арахис в пакетиках.

– Где Джо? – спросила я, отыскав в холодильнике пачку маргарина.

– В спальне. Настраивает телевизор. Он стоит у них в шкафу. Куда это годится? – Фредрик понизила голос. – Я привезла ее домой, потому что она разорена, и это он должен жить в гостинице, а не она. Джо плохо себя чувствует. У тебя есть какое-нибудь успокоительное? Ладно, ничего страшного. Но одной из нас придется остаться здесь на ночь. – Из машины появились первые хлопья. – Ко мне завтра приезжают родственники. А Саймону не повредит, если он поймет, что огромная кровать в твое отсутствие наводит грусть.

– Я останусь. – Войдя в спальню, я увидела там Джо: она сидела, скрестив ноги, на кровати и держала в руках пульт. На стальной полке стоял маленький телевизор. На полу – открытая бутылка шампанского.

Я тоже села на кровать.

– Как дела?

– Я ездила в Малибу искать Эллиота. Он обычно катается там на серфинге. Какой-то парень сказал, будто видел его на стоянке с женщиной. Ублюдок.

– Он спорил с ней! – крикнула Фредрик.

– Не важно! – отозвалась Джо.

– Не забывай, что женщина была похожа на тебя! – продолжала кричать Фредрик. – По крайней мере он последователен в своих вкусах.

Джо с яростью нажала на кнопку пульта.

– Тут подъехала Фредрик, и мы обнаружили его машину, припаркованную на Зума-Бич. Я ударила ее сумочкой.

Фредрик появилась в дверях:

– Я забрала ее, пока не порвался ремень. Тогда Джо набросилась на машину с голыми руками. Рафферти, я настаиваю на том, чтобы ты прошла курсы по управлению, гневом. Одно дело – бить мужа, но когда ты начинаешь терроризировать машину с помощью сумочки… А сумочка, между прочим, от «Дольче и Габбана».

– Но, Джо, – сказала я, – если Эллиот и эта женщина о чем-то спорили, то почему ты решила, что у них романтические отношения?

– Это типично для Эллиота. Он любит маскировать секс.

– Ну, тебе лучше знать, – пробормотала Фредрик, отступая на кухню. – Девятый канал! – крикнула она оттуда. – Скоро начнется!

– И Фредрик увела меня оттуда, потому что начала собираться толпа. – Джо потянулась за шампанским. – Гиена, – добавила она, имея в виду не Фредрик, а Энджел Рамирес, ведущую «Специального репортажа по девятому каналу».

Поднеся микрофон к розовым губам, Энджел сообщила, что основная часть имущества Дэвида отошла к его бывшей любовнице Джо Рафферти и его брату Чарлзу, намекая, что полиции незачем искать других подозреваемых. Энджел также напомнила о ходивших прежде слухах, будто кто-то помог Дэвиду покончить жизнь самоубийством, но тут же опровергла их. На экране маленького телевизора появилась Джен Ким – ее перехватили перед зданием в Сенчури-Сити в то утро.

– Дэвид жил в ожидании февральских серий, – заявила Джен, выстреливая слова. – У нас сейчас на подходе очень захватывающие сюжеты – он написал их, еще когда у него были силы работать. Не хочу сказать; что он не мог организовать свою смерть, но скорее всего он сделал бы это только в марте, не раньше.

Затем появилась Триша, с диадемой на голове и в вечернем платье без бретелек; интервью у нее взяли заранее, на съемочной площадке.

– В качестве подарка на Рождество я прислала Дэвиду своего иглотерапевта, – сказала она, – и он привел Дэвида в очень хорошее расположение духа. Так что о самоубийстве не может быть и речи. Он великолепен. Китаец. Я имею в виду иглотерапевта.

Потом пришла очередь какой-то монахини.

– Сразу после Дня благодарения, – поведала она, – Дэвид почувствовал потребность вернуться к вере, а она не приемлет самоубийств. Я стала приходить к нему в дом, делать то, что входит в программу помощи прихожанам. Дэвид был твердо намерен помириться со всеми, прежде чем предстать перед Создателем.

– Ты преувеличиваешь, сестра, – сказала Джо телевизору.

– Итак. – На экране снова появилась Энджел. – Наверное, мы можем оставить в покое версию о том, что Дэвид Зетракис приложил руку к собственной смерти. Сообщалось, будто орудием убийства стал пистолет из мыльной оперы «Под конец дня». Департамент полиции Лос-Анджелеса еще не дал подтверждения этому, но как только оно будет получено, мы тут же сообщим вам.

Мы уставились на экран, на котором появилась реклама автомобиля.

– О Боже, – пробормотала Джо. – Скажите мне, что я ничего этого не слышала.

Фредрик протянула ей поп-корн.

– А в чем проблема? Ты же не участвуешь в съемках!

– Но часто там бывала. На съемочной площадке. В течение всего месяца. Дэвид выписал мне постоянный пропуск, и у меня было место для парковки. Он пытался работать над сериалом со своего смертного ложа, и потому я ездила туда-сюда. Я выполняла все его желания. Мы делали все вместе.

– Однако ты не, стала рассказывать Дэвиду об изменениях в сценарии, которые внесла Джен? – спросила я. – О том, что она спасла людей от неминуемой смерти?

– Нет. Но до него это каким-то образом дошло – по крайней мере о Трише. О том, что с ней заключили новый контракт. Вот почему он так ругался в сочельник. Его бесило наше желание скрыть от него положение дел. А я предложила ему оставить все как есть, позволить Джен идти своим путем, дать ей возможность вздохнуть свободно. Дэвид хотел контролировать каждую мелочь! Это вступало в противоречие с его вновь обретенной духовностью, с желанием прощать, которое посетило его под конец жизни. И я хотела, чтобы он расслабился.

– Вернемся к прежней теме, – предложила Фредрик. – Я не поняла, что там с пистолетом. Если он бутафорский, то как из него можно было кого-то убить?

– На съемках сериалов используют как точные копии, так и настоящие пистолеты, – ответила Джо.

– Клэй Джейкс говорил об этом вчера вечером, – вспомнила я. – Теперь мне все понятно.

Джо убрала у телевизора звук.

– Клэй – еще одна проблема. Я знаю его пятнадцать лет. Мы с ним друзья.

– И что? – спросила Фредрик.

– Я часто заходила в комнату, где хранится реквизит. Несколько недель назад во время вечеринки мы пили там текилу. Клэй опьянел. И показал мне арсенал. Потом он его запер, но ключи весь вечер лежали на виду.

– Значит, доступ к пистолету был у всех, – сказала я. – У каждого, кто имеет отношение к сериалу.

– Ты упускаешь одну деталь, – возразила Джо. – Я не каждый. Существуют три причины на то, чтобы подозревать именно меня. У меня были средство, мотив и возможность.

– И ты полагаешь, полицейские думают так же?

– Да. – Джо взяла бутылку с шампанским. – На автоответчике оставили сообщение – они хотят проверить меня на детекторе лжи. Чтобы «исключить из списка подозреваемых», сама понимаешь.

– Ты собираешься пойти им навстречу?

Джо допила шампанское, затем легла на кровать и закрыла глаза.

– Нет, черт побери!

Глава 29

На следующее утро я проснулась от звонка в дверь. Звонок сопровождался яростным стуком. Секунда ушла на то, чтобы сообразить, чья это дверь и чей звонок. Спальня была так скромно обставлена, что казалась отсеком космического корабля. Сообразив, где нахожусь, я стала ждать, что Джо подойдет к двери. Но она этого не сделала. Тогда я завернулась в серое кашемировое одеяло и потопала по бетонному полу в вестибюль.

Мужчина, желающий попасть в Соломон-хаус, был спортивным и загорелым, с уложенными гелем волосами и лицом, на котором сейчас явно прочитывалось раздражение.

– Кто вы? – спросил он.

– Дворецкий. А вы?

– Где Эллиот? – рявкнул мужчина и прошел мимо меня, задев одеяло. Я снова завернулась в него, еще плотнее.

– Понятия не имею. Но Джо где-то здесь – я чувствую запах кофе.

– Ох уж этот проклятый дом! – Мужчина пошел по направлению к кухне. – Я все время твержу ему: «Парень, купи телевизор с плоским экраном. Повесь картины». Вот, я принес почту. Она вываливалась из ящика. – Он вручил мне пачку писем и журналов, словно я и в самом деле была дворецким, и налил себе кофе. Сделав глоток, он сморщился: – Горючее для самолета! Эй, Джо!

Мужчина покинул кухню. Я шла за ним. Джо в комнате не оказалось, но постель была не убрана. В доме не так уж много мест, где можно спрятаться, и когда мы прошли через раздвижные двери на задний двор, то она предстала нашему взору, лежащая на солнце на каменном кресле, глаза закрыты, кружка с кофе стоит на впалом животе. Она была в той же одежде, что и накануне вечером.

– Привет, Рафферти! Просыпайся! – Мужчина качнул ее ногу, обутую в ковбойский сапог.

Глаза Джо открылись. Она посмотрела на него, на меня, затем опять на него:

– Привет, Ван Бик! А где Эллиот?

– Я пришел сюда, чтобы спросить тебя именно об этом.

Джо нахмурилась и села, поставив кружку с кофе на траву.

– Ты действительно не знаешь, где он?

– Действительно не знаю. Утром у нас должна была состояться встреча с бухгалтером, а он не явился. Не знаешь почему?

– С бухгалтером? – переспросила Джо. – Зачем ему с ним говорить?

– Успокойся. Мы должны были подвести итоги года. Ничего особенного. Но дело в том, что он не позвонил. Где, черт побери, он пропадает?

Джо встала, потирая лицо:

– Прости. Я не знаю, где он. Не имею ни малейшего понятия. Кстати, вы знакомы? Уолли, это Дру Ван Бик, партнер Эллиота по всем его гнусным предприятиям. Дру, это моя лучшая подруга Уолли.

Мы пожали друг другу руки.

– Рад познакомиться, – сказал Ван Бик.

– Уолли, оденься во что-нибудь из моих вещей, – предложила Джо. – У меня есть спортивные брюки и еще какая-то одежда в нижнем ящике в спальне.

Я вспомнила об Ахилле, который одолжил доспехи другу Патроклу, что стало причиной нечаянной смерти последнего. Это все Саймон, он вбил мне в голову такие мысли…

– Эй! – Ван Бик таращился на меня. – Вы принимали участие в реалити-шоу Эллиота, верно? Не узнал вас в одеяле. И с волосами вы что-то сделали.

– Да, знаю, я…

– Я бы с радостью поболтал с вами, девчонки, но у меня дела. Эллиот должен до конца рабочего дня подписать два документа, потому что завтра канун Нового года, мы потеряем свободу действий и два наших проекта провалятся. Понятно?

Я спросила:

– А Джо может подписать эти бумаги? Ведь она его жена.

– Хотите сказать, она может подделать его подпись? Джо, у тебя это хорошо получается?

– Не слишком. – Джо посмотрела на меня. – Уолли имела в виду не это. Она спросила, могу ли я поставить свою подпись на законном основании, на правах жены…

– Имя миссис Хороуиц есть на бланках? Ты входишь в число членов правления? Нет. Тогда о чем речь? – Ван Брик пришел в раздражение, но не поставил под сомнение ее статус замужней женщины. Может, Эллиот и знал о вероломстве Зигги, но деловому партнеру он ничего об этом не сообщил.

– О'кей, я просто пыталась помочь. – Я пошла в дом переодеться.

Джо встала и побрела за мной.

– Давай лучше позвоним этой, как ее там, стюардессе, с которой он спит.

– А… Кому? – удивился Ван Бик.

– Кажется, ее зовут Дебби. Я права? Она из «Джет блю».

– Я не… э… – Он был явно обеспокоен.

– Не напрягайся. Я знаю, что ты знаешь. Это ты дал ему виагру, которую я нашла у него в джинсах? – Джо вошла на кухню и открыла ящик. – Здесь все написано. Да, ее имя Дебби. А еще он спит с Дэрил Энн, но Дебби у него главная любовница.

– Пусть ей позвонит мистер Ван Бик, – предложила я. – Она скорее пойдет навстречу ему, а не тебе.

– Верно. – Джо протянула ему телефон. – Вперед, Дру!

– Вы обе сумасшедшие, – сказал Ван Бик, но набрал номер. Представившись, он спросил Дебби, не знает ли она, где Эллиот. – Я бы не стал беспокоить вас, но очень волнуюсь за него, а он так хорошо о вас отзывался…

Ван Бик повернулся к Джо и отрицательно помотал головой, одними губами произнеся «вранье», чтобы дать знать, кому принадлежат его симпатии. Затем последовало многократное «а… э…», и он положил трубку.

– Дебби не в курсе, – сообщил Ван Бик. – И он ничего не подарил ей на Рождество. Ее это очень огорчило. Теперь она не только несчастна, но и встревожена. Ты довольна?

– Нет, – буркнула Джо. – Потому что сейчас ты будешь говорить с Камилл.

– С его сестрой? Она звонила мне сегодня утром. Она не имеет представления, где он, и тоже волнуется. У нас есть еще кандидатуры?

Джо повернулась к эспрессо-машине, достала из нее кофейную гущу, выбросила в мусорное ведро и постучала по нему, словно исполняя соло на барабане.

– Эллиот был здесь вчера днем. Мы занимались сексом. Затем он отправился кататься на серфинге. Сказал, что позвонит. Сказал, что положит деньги на счет. Ничего из этого он не сделал. Черт побери, это меня бесит!

– На серфинге или скимборде? – уточнил Ван Бик.

– На серфинге. Ночью. – Джо открыла кофеварку и стала заправлять ее молотым кофе.

Раздался звонок в дверь. Он заставил нас вздрогнуть, в первую очередь Джо. Она стремительно повернулась, кофе разлетелся по кухне. Мы все устремились к двери.

Это был Руперт Линг.

– Что ты здесь делаешь? – удивилась Джо.

– У меня встреча с Эллиотом, – ответил Руперт, показывая на портфель, который держал под мышкой. – Хочу показать ему бизнес-план производства вина к северу от Пасо-Роблеса. Привет, Уолли! Симпатичное одеяло.

– Эллиот рассказывал мне о вас, – сказал Ван Бик, пожимая руку Руперту. – У вина уже сейчас невероятный вкус. Мы очень заинтересовались. Я его партнер.

– Руперт, ты должен встретиться здесь с Эллиотом? – вопросила Джо. – Прямо сейчас?

– По правде говоря, – признался Руперт, глядя на часы, – я опоздал на двенадцать минут. Ужасные пробки.

– Черт! – Джо посмотрела на Ван Бика. – Эллиот не пропускает деловых встреч.

– С кем он обычно катается на серфинге? – спросил Ван Бик. – Ты знаешь кого-нибудь из этих парней?

– Он был один. Вчера я разговаривала с Клэмми, Садсом и Стоунером.

– Ночной серфинг? – удивился Руперт. – В такое время года? Это очень опасно. По радио сказали, что волны достигают десяти футов.

Я взяла трубку и набрала номер Саймона.

– Привет, девчонка! – отозвался он. – Что случилось?

Странно и удивительно, когда тебя называет маленькой девочкой – хотя ты не маленькая и не девочка – человек, с которым у тебя вполне взрослые отношения. Я хотела сказать ему это, но начала спрашивать, как можно найти пропавшего серфингиста.

– Двадцать четыре часа еще не прошло, – сказала я. – Кажется, именно столько надо ждать, чтобы заявить о пропавшем человеке, но можно ли сделать исключение, если речь идет о серфинге?

– Возможно, – настороженно ответил Саймон. – А кто пропал?

– Эллиот. Муж Джо.

– Опиши его.

Это оказалось на удивление трудно. Мне пришлось передать трубку Джо. Она сказала, что ее мужу сорок шесть лет, рост пять футов одиннадцать дюймов, вес сто семьдесят фунтов, волосы черные с проседью, карие глаза. Шрам после удаления аппендикса, серебряное обручальное кольцо, водонепроницаемые часы «Таг Хоер». Приехал на «БМВ», который припарковал на стоянке на Зума-Бич. Этот длинный перечень звучал зловеще. Он превращал Эллиота в набор частей тела и предметов. Судя по выражению лица Ван Бика и тону Джо, это почувствовала не я одна. В комнату ворвался холодный воздух, и я пошла закрыть раздвижную дверь.

Когда я вернулась, Джо уже повесила трубку, но ее рука все еще лежала на телефоне.

– Что он сказал?

– Сказал, перезвонит.

– Что мы тем временем будем делать? – спросил Ван Бик.

Джо потерла глаза.

– То, что я ненавижу. Ждать.

Глава 30

Мы ждали в Маунт-Олимпусе, Джо и я. Руперт и Ван Бик ушли завтракать и обсуждать будущий винный завод Руперта. Они велели сразу же дать им знать, если что-нибудь прояснится, и пообещали сделать то же самое.

– Вот уж стена так стена, – сказала Джо. Мы стояли в саду Шеффо и смотрели на изобилие серого цвета. – И что ты будешь с ней делать?

– О, это легко, – ответила я. – Нарисую всех героев Троянской войны, будто они танцуют. Я выстрою их в линию и проиллюстрирую их отношения: Ахилл вытаскивает из пятки копье, а за ним стоит Парис с луком и стрелами; Елена рядом с Парисом; к Елене устремляется Менелай; Менелая держит за руки Агамемнон… Точно так же поступлю с богами, но они окажутся на заднем плане и краски возьму не такие яркие. Такой у меня замысел. Не хочу, чтобы это прозвучало кощунственно, но в «Илиаде» боги не играют такой уж важной роли. Однако без них не обойтись.

– Это все католическое воспитание! Политеизм выбивает тебя из колеи. – Джо опустилась на траву рядом с бассейном. – А боги превращают все в мыльную оперу. Поэтому тебе, наверное, стоит полюбить «мыло». Но я спрашиваю о том, чем ты будешь расписывать эту стену. И нужно ли ее сначала как-то почистить?

Наварре вышел из дома в сад с подносом, на котором стоял один-единственный стакан. Он поприветствовал нас вздохом и обиженным видом, но стал еще более недовольным, когда мы отказались от закусок, ограничившись чаем со льдом.

– Мне нужно проконсультироваться с художником, специалистом по граффити, – сказала я Джо. – Кто еще пишет по цементу?

– Бетону, – поправил меня Наварре. – Арматурная сталь номер пять.

– Простите? – не поняла я.

– Я говорю о толщине арматуры, – пояснил он как-то печально. – Она придает стене твердость. Вам потребуется специальная грунтовка для бетона и акриловая или масляная эмаль. И сначала, разумеется, стену придется помыть.

– Конечно, – согласилась я. – Спасибо. Вы очень много знаете о… бетоне.

– Я гей, а не невежда, – заявил Наварре и побрел обратно к дому.

– Какой странный человек, – произнесла Джо. – Даже в самый худший из дней я не чувствую себя такой несчастной…

С балкона второго этажа раздался крик:

– Вы видите? Опять распутство!

Шеффо, одетый в парчовый халат, дрожащей рукой указывал на двор своих соседей. Я посмотрела вверх и увидела антенну. Ее проволочные переплетения были похожи на ветки деревьев.

– Я возвел высокую стену, – негодовал Шеффо, – а эта гадость выше ее! Я поставлю в известность ассоциацию собственников! Мало того что они изничтожили мои итальянские кипарисы, так теперь еще и это! – И он исчез в доме.

Интересно, что злобные соседи могли сотворить с той стороной стены, которая выходит на их участок? В смысле оформления. Возможно, ничего, раз она находилась в тридцати двух дюймах от границы. Я подошла к стене и прикоснулась к ней руками. Холодная – ведь на дворе зима, – и пахнет она… скалой. Но что на ней с другой стороны? Краска? Плющ?

У северного конца стены стояла статуя Посейдона, опиравшегося на трезубец. Бог-здоровяк выглядел так, словно мог поднять штангу весом по крайней мере… Ну, в общем, достаточно тяжелую для человека ростом семь футов. Он был надежно укреплен в земле и достаточно прочен для того, чтобы я могла на него вскарабкаться. Это куда проще, чем залезть на дерево, – есть во что упереться ногами.

Сверху мир выглядел совершенно другим, а двор соседей был отсюда как на ладони. Я увидела джунгли из проволоки, антенн и всяческих электронных приспособлений – полная антитеза саду Шеффо! Здесь едва слышался шум радио, словно вдалеке гудел улей. «Дабл-ю-восемь-ди-экс» – доносилось сквозь этот гул. Фраза повторялась снова и снова. Ширина стены была по меньшей мере два фута. По границе между участками шел соседский деревянный забор высотой около четырех футов.

Из моего нагрудного кармана вдруг выпал мобильник.

Черт побери!

И что теперь? Между стеной и забором зазор в тридцать два дюйма, Я недостаточно ловка, чтобы перейти стену и спуститься на вражескую территорию, но даже если я это сделаю, то на ней нет статуи Посейдона. Телефон можно достать, только просунув руку в промежуток между досками изгороди. Я посмотрела вниз, на Джо – та была погружена в телефонный разговор.

И тут мой телефон зазвонил! Я тупо смотрела на него и молча слушала трель.

Есть только один разумный способ разрешить ситуацию. Я жестами дала Джо знать, что скоро вернусь, слезла со стены, свернула налево и позвонила в соседнюю дверь.

Мне никто не открыл. Я подождала и повторила попытку. Результат тот же. Я огляделась. На почтовом ящике значились имена: «Миртел и Елмер – дабл-ю-восемь-ди-экс – Уистлер».

Что, если пробраться на их задний двор? Быстро. В этом нет ничего противозаконного, так ведь? Если только не называть эту акцию проникновением в частное владение. Но на моем пути встали ворота – вероятно, они были предназначены для ограждения радиооборудования от посягательств. Где эти люди, соорудившие собственный ядерный реактор? Общаются с союзниками? Я потрясла ворота. Заперто! Однако на уровне колен я обнаружила дверцу – для собаки, большой собаки. Я, немного подумав, проскользнула в нее.

И уперлась взглядом в сабо. И в чьи-то колени.

– Здравствуйте! Как неожиданно! – раздалось над моей головой. Женщина присела на корточки.

Вьющиеся седые волосы, просторная клетчатая рубашка. Мне хотелось встать на ноги, но, кажется, это будет невежливо, подумала я.

– Здравствуйте! – ответила я все в той же позе. – Мне ужасно неудобно, но у вас на заднем дворе лежит мой телефон.

– Да, – кивнула женщина. – Он звонил. Я не знала, стоит ли отвечать. Вот он. – Она протянула мне телефон. На ней была панама с надписью «Дабл-ю-восемь-ди-экс». Мне показалась, мой визит произвел на нее приятное впечатление. Она даже была рада меня видеть. – Меня зовут Мирт. А вы Бетти, верно?

– Бетти?

– Бакли. Я узнала вас! По волосам. Так изысканно, Бетти Бакли. Актриса? Кажется, так. Но волосы у нее, конечно, не оранжевые.

– Нет, меня зовут Уолли. Я пойду. Спасибо, что спасли мой телефон. – Я хотела было встать, но Мирт наклонилась и положила руку мне на плечо. Пришлось остаться в прежнем положении.

– Я знаю, что вы, звезды, не любите, когда вокруг вас устраивают шумиху. Вы пришли к ним в гости? – Она кивнула в сторону участка Шеффо.

– Да.

Мирт притянула меня ближе к себе и понизила голос:

– Вы должны знать. Маффлер забралась к ним во двор, и все закончилось печально.

– Как?

– Вы должны знать! – повторила она. – Крысиный яд…

– Мне так… жаль.

– Я верю вам, дорогая! – Мирт похлопала меня по руке и распахнула собачью калитку – видимо, она решила, что я предпочту выйти тем же путем, каким и вошла сюда. Мне ничего не оставалось, как совершить обратный маневр.

Неужели это правда, будто Шеффо или Наварре оказались способны отравить вышеупомянутую Маффлер? Непохоже. Непохоже также, что Мирт или ее муж срубили итальянские кипарисы. Более того, непохоже, что меня приняли за какую-то актрису!

Я проверила голосовую почту, желая выяснить, кто звонил. Это был Пи-Би – доводил до моего сведения, что в больнице кризис с комиксами, и спрашивал, не знаю ли я, где его рубашка с изображением «Пинк флойд», поскольку он пытается упаковать свои вещи. «Я не хочу оставлять ее здесь, но не могу найти. Позвони мне», – попросил он. «Кризис с комиксами» – эти слова звучали как-то подозрительно. Почти катастрофа с волосами. А что касается рубашек с «Пинк флойд», то я в жизни их не видела, в том числе и на своем брате. Разберусь с этим позже. Если вообще стану разбираться. Иногда лучше проигнорировать какие-то проблемы, и они решаются сами собой.

Джо стояла возле украшенного статуями бассейна и смотрела в глубину. Она была так неподвижна, что сама казалась каменной богиней; впечатление разрушали только волосы, которые шевелил ветер. Она сунула руку в карман и достала телефон. Я смотрела на нее, думая о том, что даже богиням и богам приходилось иметь дело с супружеской неверностью. Какой смысл в бессмертии, если ему сопутствует вечная ревность?

Джо взглянула на меня, затем подошла, протянула телефон и сказала, что со мной хочет поговорить Ван Бик.

– Здравствуйте! – с удивлением сказала я.

– Привет! Послушайте, я понимаю, мы только что познакомились, и мне ужасно не хочется взваливать на вас такое, но я не могу сказать Джо обо всем по телефону… Это придется сделать вам.

– Что сделать?

– Они нашли Эллиота. В воде, к югу от того места, где припаркована его машина. Он утонул.

Я отчетливо услышала свое дыхание: вдох – выдох… вдох – выдох… Я посмотрела на Джо – она внимательно наблюдала за мной, гадая, что такого сказал мне Ван Бик. На ее переносице пролегла резкая морщина. Я прошептала:

– Ладно. – Нажав на красную кнопку, я вернула телефон Джо. Ее рука была ледяной. На лице застыл немой вопрос. Меня охватила дрожь.

Я не знала, какие подобрать слова, поэтому просто сказала:

– Эллиот мертв.

Джо продолжала смотреть на меня, как будто я ничего не говорила. Я почти собралась произнести это еще раз, но тут она кивнула. Ее глаза закрылись, на какое-то мгновение мне показалось, что она собирается улыбнуться, но тут же мышцы ее лица сократились. Она подняла руку, показывая, чтобы я не приближалась к ней, а другой рукой оперлась о статую. Навалившись на трезубец Посейдона, она сползла на землю и позволила телу рухнуть вперед, так что лоб ее уткнулся в землю. Она не издала ни звука.

Прошло несколько минут. Появился Наварре. Стоя в дверях дома, он смотрел на нас. Я не двигалась, не представляя, что можно сделать, кроме как оставаться рядом с Джо. Наварре неторопливо подошел к нам. Мне казалось, я принимаю участие в каком-то медленном балете без музыкального сопровождения. Он остановился и спросил:

– У нее все в порядке?

– Нет, – ответила я. – У нее умер муж.

Наварре наклонился и положил руку ей на спину между лопаток. Никто из нас не двигался. Щебетали птицы.

Спустя какое-то время Джо оторвала от земли голову и сказала:

– Я хочу видеть его.

Глава 31

Мы направлялись к Зума-Бич, где был припаркован «БМВ» Эллиота. Ван Бик предложил встретиться здесь, и мы попытались получить от полицейских как можно больше информации. Потом позвонил Саймон.

– Я жду вестей из офиса шерифа в Малибу, – сказал он.

– Они нашли его, – сообщила я.

– Живого?

– Нет.

Саймон с шумом выдохнул:

– Сожалею.

– Я тоже. Кто, кроме нас, заявил о том, что Эллиот пропал?

– Один серфингист, его друг, заметил, что машина простояла на стоянке всю ночь. Еще звонила сестра Эллиота. Утром шериф послал спасателей на его поиски. Как Джо?

Я повернулась и посмотрела на подругу, сидящую за рулем моей «интегры». Она настояла на том, чтобы вести машину. Горе никак не сказалось на ее действиях. Она неслась на запад по бульвару Сансет, то вписываясь в поток машин, то выруливая из него, и не упускала случая кого-нибудь обогнать.

– Держится стоически.

– Ты тоже, любовь моя, – ответил Саймон. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Я скучаю по тебе.

– Взаимно. – Я отключилась.

– Ты вполне можешь говорить Саймону, что любишь его, в моем присутствии, – заметила Джо.

– Он это знает.

– Все равно.

– Я не могу сыпать соль на твои раны.

– Я не чувствую ран. Мне просто нужно добраться до побережья. Нужно увидеть Эллиота. Как ты думаешь, он долго пробыл вводе?

– Какой-то серфингист видел его около полуночи, а тело нашли около часа назад – значит, возможно, часов двенадцать. А что?

Джо ответила не сразу:

– Когда я работала в морге, мы выудили из озера труп женщины спустя день после ее смерти. Нельзя сказать, что она выглядела хорошо. Хотя, разумеется, я не знаю, как она выглядела при жизни. В то лето было много утопленников, и все они оказались у нас гораздо скорее. В Небраске нет океана. Я не знаю, какое действие оказывает морская вода. И потому хочу подготовить себя.

Я не стала говорить, что ей не обязательно смотреть на тело. Было понятно: Джо захочет это сделать. Это придаст реальность событию, которое, казалось, невозможно постичь.

Я сидела и думала: сначала Дэвид, теперь вот Эллиот. Видимо, Джо размышляла над тем же, и я повторила вслух:

– Сначала Дэвид, теперь Эллиот…

Она кивнула:

– Смерти не должны следовать одна за другой. Это несправедливо. Они никак не связаны между собой, первая не имеет никакого отношения ко второй, но возникает впечатление, что разразилась эпидемия. Сразу оба. Я стараюсь не воспринимать это как что-то личное.

– Позвонить Фредрик? – спросила я.

– Да. Но я еще не способна разговаривать с ней.

Я кивнула, набрала номер и оставила сообщение. Фредрик захочет взять Джо под свое крыло, а это может помешать отстранению, которое позволяет Джо быть на плаву. Она не позволила мне даже прикоснуться к ней. Какие уж там объятия! Не зная, что делать, я позволила ей задавать тон разговора, как и вести машину.

Ван Бик и Руперт на стоянке смотрели на «БМВ» с открывающимся верхом, сейчас опущенным. Руперт объяснил, что на нем была доска для серфинга. Машина выглядела как-то одиноко – казалось, она ожидает возвращения Эллиота.

У Джо был ключ от багажника, и она открыла его. Оттуда вырвался горячий воздух, несмотря на то что вокруг нас кружил зимний ветер. Машина была чистой и пустой, но багажник оказался забитым, как шкафы в Соломон-хаусе. Джо наклонилась и стала забирать почту. Тут на стоянку въехала полицейская патрульная машина.

– Мэм! – послышался голос полицейского. – Пожалуйста, отойдите от машины!

Я отскочила назад, решив, что он обращается ко мне. Заслышав вой сирены или заметив поблизости полицейскую машину, я всегда думаю, что полиция явилась по мою душу и сейчас меня арестуют.

Но обращение «мэм» прозвучало не в мой адрес.

– Вы мне? – крикнула Джо, отзываясь.

– Да, мэм! – Полицейскому тоже приходилось кричать – из-за гуляющего по Тихоокеанскому побережью ветра. «Наверное, его слова прозвучали бы не так агрессивно, если бы он говорил тише, – подумала я, – и слова Джо тоже».

– Это моя машина, – ответила Джо. – Моего мужа: Я не воровка.

– Отойдите от нее, мэм!

– Почему?

– Мэм, я не намерен повторять…

– О! А что вы собираетесь сделать? Арестовать меня?

Руперт, Ван Бик и я одновременно превратились из зрителей в участников спектакля и подошли к Джо, чтобы загородить от полицейского. Ван Бик положил руку ей на плечо, но она нетерпеливо стряхнула ее.

– У нее есть ключи, – сказал Руперт копу. – Это ее машина. В чем проблема?

– Эта машина фигурирует в деле о смерти. Охранять ее – моя работа. Вы не должны касаться ее или что-либо брать из нее. – Коп молодой и симпатичный – возможно, он серфингист, засунутый в костюм полицейского.

– О чем вы говорите? – воскликнула Джо. – О каком таком деле?

– Не могу ответить на ваш вопрос.

– Потому что ты шестерка и тебе ничего не рассказывают. Вот так! Забирай эту чертову машину со всеми потрохами. Ну что, счастлив? – И Джо захлопнула багажник – сильнее, чем это было необходимо.

Коп встал между нами и машиной.

– Вы ничего не трогали?

У Джо под мышкой была почта, но она стояла так, что он не видел этого. Когда полицейский на мгновение отвернулся, я приблизилась к ней, забрала почту и сунула себе под свитер.

Джо подняла руки.

– Ничего! – бросила она. – Мой муж мертв, и у меня ничего нет.

Лицо копа сделалось печальным.

– Простите меня, мэм.

– Прекрасно. Прекратите называть меня «мэм». Вы знаете, где тело моего мужа?

– В Топанге. То есть катер привез его туда. Хотя, возможно, его уже забрал судмедэксперт.

Найти их оказалось нетрудно. Государственные машины на побережье, особенно если они стоят рядом, словно дома в небольшой деревне, видны издалека. Одежда людей, собравшихся в Топанге на Тихоокеанском шоссе, была самой разнообразной – от желто-зеленой униформы работников офиса шерифа до мокрых костюмов, деловых костюмов и плавательных костюмов. Когда мы стали приближаться к ним, Джо вдруг побежала. Руперт рванул за ней одновременно с Ван Биком, я старалась не отставать.

– Где Эллиот? – крикнула она. – Где мой муж?

Рядом со мной быстро защелкал фотоаппаратом какой-то человек. Я, желая заслонить Джо, инстинктивно прыгнула и оказалась перед объективом, лицом к лицу с мужчиной в джинсовом пиджаке. Он уперся в меня взглядом и, направив фотоаппарат на мою физиономию, защелкал затвором камеры, делая снимок за снимком.

Джо оказалась втянутой в яростную дискуссию с худой женщиной в униформе, которая сообщила ей, что Эллиот – «покойный» – сейчас на пути в офис судмедэксперта.

– Но кто опознал его? – горячилась Джо. – Мне нужно увидеть Эллиота. Как…

– Его опознала я! – Это заявление оборвало Джо на полуслове.

Я обернулась и увидела идущую к нам миниатюрную женщину. На ней был шерстяной костюм и туфли-лодочки – одежда, более уместная в зале заседаний совета директоров, чем на побережье, и люди в полотенцах и шортах расступились перед ней. И только когда Ван Бик отошел от меня и направился к этой женщине, я узнала сестру Эллиота, с которой виделась несколько лет назад.

– Камилл, – сказал Ван Бик. – Мне так жаль…

– Я его ближайшая родственница и наследница. – Камилл, игнорируя Ван Бика, обращалась непосредственно к Джо. – Я его опознала, и твое присутствие здесь не является необходимым и не приветствуется. – Она не то чтобы кричала – скорее это походило на прощальную речь студентки-выпускницы.

– Наследница? – переспросила Джо. – Я его жена.

– Это не так. – Камилл повернулась к полицейским. – Они не были женаты. Она не наследница, она никто. Если уж на то пошло, она убийца.

Ван Бик тронул ее за плечо:

– Камилл, ради всего святого…

– Они никогда не были женаты. Они жили вместе, но дело шло к разрыву и она хотела его смерти.

Слушать это было невозможно. Снимавший меня фотограф переключился на Камилл. Джо, к моему удивлению, держала себя в руках и ограничилась лишь кратким высказыванием: «Ах ты сука!»

Но для Камилл этого было достаточно. Она подошла к Джо, стараясь придать своему лицу как можно более свирепый вид, поскольку была почти на полфута ниже.

– Как ты смеешь?! Как ты смеешь?!

– Эй, эй, не надо… – начал было Ван Бик. К женщинам подошел полицейский, но они не видели никого, кроме друг друга.

– Лучше отойди, от меня, Камилл, – спокойно сказала Джо. – Если ты придвинешься чуть ближе, то получишь такой удар ногой, что окажешься в Каталине.

– Она на это способна, – шепнул мне Руперт. – Я видел ее на занятиях боевыми искусствами.

Камилл, по всей вероятности, на таких занятиях не была. Она стояла там, где стояла, и отчетливо шипела:

– Я не знаю, что ты с ним сделала, но ты ничего не получишь! Ни цента! Ни дома, ни машины…

– Дамы, давайте успокоимся, – призвал один из полицейских, втискиваясь между ними. – Не сомневаюсь, вы обе в шоке, и это очень тяжело…

– Она не в шоке, – оборвала его Джо. – Она всегда такая. Настроенная на драку истеричка. Тебе надо пополнить запасы прозака, Камилл!

– Дрянь, охотница за наследством… – Камилл сделала такое движение, словно собиралась ударить Джо, но коп справился с ситуацией, обхватив ее обеими руками. Камилл была очень маленькой, и он, легко оторвав от земли, унес ее подальше от Джо.

Я выдохнула.

Плотный мужчина в желто-коричневой рубашке и зеленых брюках, подошел к Джо. Он представился помощником шерифа и спросил, когда моя подруга в последний раз видела Эллиота.

– Спросите у нее, откуда у Эллиота на шее черно-синее пятно! – крикнула плененная Камилл. – Давайте же! Поинтересуйтесь, не бросила ли она в него вчера веджвудский хрустальный подсвечник!

Помощник искоса посмотрел на Джо:

– Бросили?

– Это была любовная прелюдия, – ответила Джо. – Послушайте, я расскажу вам все, что вы хотите знать, отвечу на все вопросы, но мне необходимо увидеть его. Не важно, как он выглядит, я просто должна…

– Когда судмедэксперт закончит работу и будет установлена причина смерти, они отдадут его вам.

– Не ей! – возразила со своего места Камилл. – Его семье, а не ей.

– Но разве вы не его жена? – спросил детектив у Джо. – Вы его жена, правильно?

– Да, – ответила Джо, – конечно, жена.

– Никакая она не жена. Я же вам говорю! – продолжала бушевать Камилл.

– Камилл, расслабься, – сказал Ван Дик. – Послушайте, детектив. Я его деловой партнер и могу поручиться, что она его жена.

– Хорошо, – сказал помощник шерифа. – Позже мне, возможно, понадобится какая-нибудь информация, миссис…

– Хоровиц, – назвалась Джо и дала ему свой номер телефона.

– А как насчет моих показаний? – возмутилась Камилл. – О том, что эта женщина неоднократно пыталась убить моего брата?

Помощник шерифа велел кому то из полицейских записать телефон Камилл и проводить ее к машине. Подождав, когда она скроется из вида, он спросил:

– Вы Джо Рафферти, верно? Актриса?

– Да, – ответила Джо.

– «Девушка с пистолетом». – Он припомнил старый телевизионный сериал, в котором Джо играла главную роль. Я думала, он что-то добавит по этому поводу, но помощник шерифа лишь посмотрел вслед Камилл. – На вашем месте я бы держался от нее подальше. Смерть в семье может превратить людей…

– В психопатов, – кивнула Джо. – Я пытаюсь держаться подальше уже несколько лет. Когда мне вернут машину мужа?

– После того как будет установлена причина смерти. Нужно ждать вестей от судмедэксперта. Мы будем оставаться на связи.

– Эллиот был евреем, – сказала Джо. – Я бы хотела похоронить его согласно традиции, то есть быстро…

– Да. Его сестра сказала то же самое.

Судмедэксперт постарается учесть это. Они порядком загружены, но сделают все, что в их силах.

Джо кивнула. Помощник шерифа был красноносым участливым парнем с жалостливым лицом. И проницательным взглядом.

– Как он умер? – спросила Джо.

Он пожал плечами:

– Наверное, утонул. Такое случается. Даже при полной луне бывает трудно заметить приближающуюся волну. Он пил?

– Пил, дрался, трахался.

– С вами?

– Со мной.

– Вы не скучали.

– Он любил забивать свои дни до отказа, – сказала Джо. – Вы нашли его доску?

– Она была прикреплена к лодыжке, так мне сказали. Ремнем.

– Ему бы это понравилось. Смерть на доске для серфинга.

Помощник шерифа продолжал смотреть на Джо, гадая, возможно, о том, что происходит у нее в душе, но она прекрасно держала себя в руках.

Наконец он отвернулся, закончив с нами. Когда он добрался до машины, Джо предалась горю.

Глава 32

Пока Джо гуляла по побережью, я преодолела семьдесят страниц «Илиады», я сидела в машине с поднятыми окнами – было холодно. В Калифорнии, вопреки расхожему мнению, не всегда тепло. Особенно на берегу океана. Особенно в первые дни после Нового года.

Гомер каким-то странным образом бодрил меня. Ну, возможно, «бодрил» не совсем подходящее слово. Помогал видеть вещи в перспективе. Содержание «Илиады» можно пересказать быстро, но там так много сражений – сражений и разговоров о сражениях, о будущих сражениях, о давних сражениях и тех, что имели место пять минут назад, – и много смертей. И это заставляет помнить о том, что даже выжившие в сражениях воины в конце концов умирают. На самом деле просто замечательно жить столько, сколько живем мы. Я подумала о грустной открытке: «Извините, ваше время вышло». Но найдется очень немного желающих приобрести ее.

Джо нужно было побыть одной, и я понимала это, понимала ее потребность поговорить с океаном или что там еще она делала. Раз она не хотела утопиться (а я видела, что она этого не хотела), мне было все равно, сколько времени моя подруга пробудет здесь. Я закрыла глаза и подумала о собственном горе. Во мне по-прежнему господствовало недоверие, сопровождаемое печалью и злостью. «Черт побери, Эллиот, – думала я. – Тебе было недостаточно обманывать ее? Ты еще взял да умер».

И с какой кошмарной стороны показала себя Камилл. Окажут ли влияние на полицию, не говоря уж о средствах массовой информации, ее настойчивые заявления о том, будто моя лучшая подруга – убийца? Или они просто скажут спасибо судьбе за то, что она не их родственница?

Джо стояла на коленях и смотрела на океан. Я подумала о жёнах моряков, ждущих прибытия кораблей, на которых вернутся домой их мужья. Думала о Деметре, матери Персефоны, ждущей возвращения дочери из царства похитившего ее Аида. О греках можно сказать одно: последнее слово у них не всегда оставалось за смертью. Иногда мертвые вновь оказывались среди живых.

Я перебрала вещи, которые Джо забрала из багажника машины Эллиота и тайком отдала мне. Кроме маленького устройства с наушниками, это была исключительно почта – ничего интересного; мое внимание привлек лишь толстый светло-коричневый конверт с обратным адресом: «"Убийственная одежда": женские оружейные аксессуары от Фрэнни». И еще письмо, написанное небрежным почерком Джо и адресованное Эллиоту.

К Джо кто-то подошел, и она поднялась с колен. Ее тело заговорило на другом языке: она сделала руками какие-то жесты, а потом повернулась и побежала ко мне. Я бросила почту на заднее сиденье «интегры» и завела машину.

– Отвези меня домой, хорошо? – сказала Джо, хлопая дверцей. Она села на переднее сиденье и приняла почти эмбриональную позу. – Моя машина с прошлого вечера стоит на другой стороне Тихоокеанского шоссе, но я не могу забрать ее сейчас, я просто…

– Конечно, не можешь. Я позабочусь о тебе.

– Теперь они не оставят меня в покое, верно? Репортеры. Фотографы. Мне хочется оказаться дома, за закрытыми дверьми. Там, где до меня никто не доберется.

Я выехала со стоянки на Тихоокеанское шоссе. Джо, просмотрев почту, нашла письмо, которое написала Эллиоту, порвала его на мелкие кусочки и засунула в карман.

Я ехала в Пасадену и смотрела, как Джо превращается в маленький мячик, все крепче и крепче прижимая колени к груди. Нарушив собственное правило, не говоря уже о законах Калифорнии, я не заставила ее пристегнуть ремень безопасности. Наверное, знала, что молния, которая дважды ударяла в Джо за последнюю неделю, не тронет ее – по крайней мере сегодня.

И все же я вела машину осторожно.

На таком старом здании, как Соломон-хаус – не важно, что в свое время оно было авангардным, – каждая новая деталь видна сразу. В данном случае такой деталью, оказался замок на входной двери.

Еще один блестящий замок украшал калитку, ведущую на задний двор. Джо перебралась через забор, и по ее отчаянному крику мне стало ясно, что новые замки были и на задней двери.

Камилл.

Кто в ответ на случившееся горе меняет замки в чьем-то доме?

Я считала, что видела Джо во всех возможных состояниях, но была не права. Я смотрела через забор, как она колотила в заднюю дверь, затем нашла в похожем на пустыню саду камень и швырнула в стену. Она продолжала кричать, пребывая в истерике.

С задней стороны дома были раздвижные двери, но, может быть, они оказались слишком крепкими, чтобы их разбить, или же Джо не хотела находить осколки стекла в гостиной в течение двух недель, или же боялась, что сработает сигнализация и примчатся охранники, которые не только будут недовольны, но и переполошат половину южной Калифорнии.

Спустя короткое время Джо пришла в себя, снова перелезла через забор и позволила мне увезти ее из Пасадены.

* * *

Мы направлялись к складу на западной Валли-стрит, и тут я вспомнила, что ключ от моего хранилища вещей находится вовсе не в багажнике, а под надзором Саймона Александера – мистера Надежность. Точнее, в его стенном сейфе, наряду с моим паспортом и какими-то случайными предметами. Мои пожитки вряд ли могут быть кому-то интересны. Я беспокоилась не о них, но о деньгах Джо, поскольку ее кредитные карты аннулированы, а текущий счет пуст.

– Зачем ты зашила деньги в шезлонг? – спросила я.

– Привычка, – ответила она, придавая защитному козырьку другое положение, чтобы заходящее солнце не било в глаза. – Когда я работала официанткой, у меня была соседка по комнате, сидевшая на героине, и мне приходилось прятать от нее чаевые. Позже, начав зарабатывать настоящие деньги, я сохранила этот тайник. На черный день. Из чистого суеверия: я считала, что если я их не трону, то они мне и не понадобятся.

– Сколько там?

– Шесть штук. Я настоящая Ма Кеттл[13], правда? – Джо заметно успокоилась и пристегнула ремень. – Кстати, как мне сообщить об Эллиоте своему семейству? Они все ринутся мне на помощь. Мама прервет путешествие и станет умолять меня вернуться домой в Линкольн.

– Там ужасно?

– Ты когда-нибудь бывала в Небраске зимой? К тому же полицейские требуют, чтобы я обреталась поблизости. Хотя маме мы этого не скажем. Мысль о детях, которым светит тюрьма, огорчит ее.

Я замерзла.

– Джо, у них нет никаких доказательств, я права? С какой стати им тебя арестовывать?

– Радость моя, я находилась у Дэвида, когда его убили, или примерно в это время. Для телевидения этого достаточно. Я знала все о его доме, о сигнализации, имела доступ к орудию убийства; история наших отношений была бурной; наконец, я получила в наследство картину стоимостью два миллиона долларов. Возьмем альтернативный сценарий – помощь самоубийце, – и окажется, что я вполне могла застрелить Дэвида по его же просьбе. Они просто тупицы, если не подозревают меня!

– Тогда почему бы им не провести проверку на детекторе лжи и не начать подозревать кого-то еще? – спросила я. Джо не ответила. – Расскажи копам все, что знаешь о смерти Дэвида. Не хочешь рассказывать мне, не надо. Расскажи им.

Она посмотрела в окно.

– На собраниях анонимных алкоголиков часто звучат избитые фразы. Их нужно говорить себе, когда хочется выпить. Вот одна из них: «Чем больше у нас секретов, тем мы слабее». А я думаю; «О'кей, а что, если это не наши секреты? Что, если они принадлежат другим людям?»

– Дэвиду? – спросила я. – Если «другие люди» мертвы, то какая разница?

– Разница есть, – ответила Джо. – Смерть подразумевает, что ты не можешь нарушить данное слово. Хотя я не представляла, как трудно будет сдержать его. Я не могла бы быть священником. Или адвокатом. Кстати, я вспомнила… – Она набрала чей-то номер: – Привет! Джо Рафферти звонит Рику Слепику… Салли, ты все еще там, хотя прошло столько лет?.. Послушай, у меня проблемы с законом. Рик берет новых клиентов? Вернее, старых клиентов? – Спустя какое-то мгновение Джо назвала номера своих телефонов, нажала на красную кнопку и откинулась назад. – Он со мной свяжется. Не могу представить, сколько мне будет стоить его звонок.

– Джо, послушай меня. Пусть Дэвид просил тебя держать в тайне какую-то вещь, но он не мог знать, что тебя станут подозревать в убийстве. После долгих лет молчания… ты сказала, будто он был жадным. Если дело в этом, как можно…

– Он бывал жадным только иногда. Если ты соответствовала его требованиям и признавала его гениальность, он становился великолепным. Мы были великолепны с профессиональной точки зрения. Моей задачей как актрисы – задачей всех на съемочной площадке – было воплотить на экране его видение. И я это делала. Я вдохновляла его. И другие тоже.

– Но он тебя уволил.

– Да, но по личным мотивам, не имевшим отношения к работе. Я взбесила его. Убить он меня не мог, и потому уволил. Как бы то ни было, все это происходило десять лет назад.

– Что так взбесило его?

– Не мне рассказывать эту историю.

– А кому? Молчание.

– Фамилия начинается с буквы из первой половины алфавита или из второй?

Опять молчание. Затем с пассажирского сиденья донесся слабый звук «з».

– З-з-з? – переспросила я. – Зетракис? Дэвид? Но мы обсуждаем именно его.

Джо пожала плечами.

– Зигги? – гадала я. – Нет, он не знал Дэвида. Подожди… Чарлз Зетракис?

– Я ничего не утверждаю.

– Хорошо. Без проблем. Но, рассказав копам некую историю десятилетней давности о Чарлзе Зетракисе, ты поможешь им раскрыть дело?

Джо подумала над моим вопросом.

– То ли да, то ли нет. Но если я узнаю, что случилось с Дэвидом, то смогу ничего им не говорить.

– Джо, твой муж сегодня умер, и последнее, что тебе стоит делать…

– Уолли. Я не сижу в комнате, обитой войлоком, только потому, что у меня еще есть дела. И ты должна позволить мне заняться ими. В любом случае я не имею права превратиться в развалину до следующей недели, когда в город вернется мой психоаналитик.

– Похоже на план действий, – сказала я.

Глава 33

Ненавижу появляться там, где меня не хотят видеть. Поэтому я дрожала, когда звонила в дверь Саймона. На телефонные звонки он не отвечал. Дверь не открыл. Это хорошо.

Я отпирала замок оставшимся у меня ключом, и вдруг дверь распахнулась. Черт!

Передо мной стоял Саймон в голубой шелковой рубашке, оттеняющей цвет его глаз; и в темно-синих брюках, что не было его обычным домашним облачением. Играла музыка, доносился аромат готовящейся еды, в камине потрескивали дрова.

Ничего такого в мое присутствие здесь не происходило. Саймон никогда не готовил.

– Уолли! – При виде меня Саймон удивился. И его удивление не было приятным. – Джо с тобой?

– Ждет в машине. – Темный гараж, по словам Джо, соответствовал ее состоянию. – Мне нужны мои вещи, лежащие у тебя в сейфе.

Он оглянулся.

– Можно мне войти? – спросила я и вытянула шею, желая увидеть, на что он смотрит.

– Будет лучше, если ты…

– Саймон? – В холл высунулась чья-то голова. – Подогреть фокаччу[14]?

– Здравствуйте, Илзе, – сказала я, проходя мимо Саймона. – Что готовите?

Илзе при виде меня застыла словно громом пораженная, как выразился бы Гомер. В руке у нее была лопаточка – она подняла ее, словно угрожая мне. Одета она была не в форму уборщицы и не в деловой костюм, в котором мне довелось ее видеть, а в наряд горничной, слишком короткий, дополненный белым, отороченным кружевами фартуком. И на ней были чулки. И туфли. Они сильно отличались от обуви, которую носят официантки.

– Симпатичный прикид, – выдавила я улыбку. Когда я была уже в спальне и пыталась сдвинуть с места картину, за которой находился сейф, ко мне приблизился Саймон и тронул за плечо.

Я стряхнула его руку. Тогда он схватил меня обеими руками и развернул так, что мы оказались лицом к лицу. Я вырвалась из его объятий с такой яростью, какую никогда не испытывала к нему прежде. А я уже сердилась на него раз или два.

– Хорошо, – сказал он, поднимая руки в знак того, что сдается. – Но это не то, что ты думаешь.

– А что, по твоему мнению, я думаю?

– Что Илзе здесь для…

Что между нами романтические отношения. Это не так.

– Прекрасно.

– Ничего прекрасного. Ты явно расстроена.

– Да, потому что твоя уборщица меняет наряды, как танцовщица из Вегаса, и готовит ужин, который вы съедите при свечах, а я разъезжаю повсюду с моей лучшей подругой-вдовой, которую сегодня днем вышвырнули из собственного дома. Так что да, я расстроена. И не трогай меня. Не обнимай. Просто дай мне забрать вещи, и я уберусь отсюда. – Я повернулась к сейфу.

– Давай я. – Он вытянул руку и набрал комбинацию цифр. Раздался тихий щелчок, сейф открылся. Я забрала вещи.

– Пошли, – сказал Саймон, когда я закончила. – Я провожу тебя.

Он положил руку мне на талию, хотя я всем своим видом показывала, что мне неприятны его прикосновения. Но я не протестовала, не желая более спорить с ним в присутствии Илзе. Когда мы вышли, я сказала:

– Дальше я сама.

Он проигнорировал мои слова и, взглянув на часы, потащил меня по коридору мимо лифтов. Остановился в нише и, оказавшись в непосредственной близости от меня, спросил:

– Неужели ты действительно думаешь, что я на такое способен? Имею дело с другой женщиной, когда мы занимаемся с тобой тем, чем занимаемся?

– Я не знаю, на что ты способен.

– Ты знаешь, как я зарабатываю на жизнь.

– Да.

– Подумай об этом. Тебе не приходило в голову, что для твоего отъезда имеется некая веская причина? Что устраивать обед можно не только ради общения?

– Да, приходило, наряду с другими вариантами. – Я кусала губы. – Не хочу, чтобы меня обманывали. Я это проходила и не получила никакого удовольствия. Ты призываешь меня не верить собственным глазам и произносишь фразы настолько банальные, что их не встретишь даже в фильмах.

– Какие фразы?

– «Это не то, что ты думаешь».

– А если я не вру?

– Убеди меня в этом.

Саймон оглянулся на лифт.

– Для этого мне потребуется дотронуться до тебя. Переживешь?

– Возможно.

Он нежно взял мое лицо в руки. Я не сопротивлялась. И тогда он поцеловал меня, крепко. В ответ я поцеловала его еще крепче. Оказалось, что вполне возможно испытывать одновременно такие чувства, которые прежде казались взаимоисключающими.

Когда мы оторвались друг от друга, Саймон спросил:

– Где ты сегодня ночуешь?

– Не имею ни малейшего представления.

– Позвонишь мне, когда выяснишь?

– Если тебе повезет.

Существует много способов оценивать жизненные достижения. Они не всегда имеют отношение к материальным благам. Я это понимаю. Однако когда все, что удалось нажить за долгие годы, можно аккуратно утрамбовать на пятачке размером восемь на двенадцать футов, это не способствует поднятию настроения.

Выезд из гаража под домом Саймона нам преградил лимузин, из которого неспешно выбралась гостья. Это была платиновая блондинка в длинной меховой шубе, обвешанная таким количеством драгоценностей, что хватило бы на большую разбойничью семью. Джо обратила мое внимание на мех, но меня ослепила ее красота. Не было причин думать, что блондинка явилась к Саймону, но я, естественно, была в этом убеждена. Такая мысль преследовала меня и час спустя в моем хранилище вещей размером восемь на двенадцать.

– Хорошо упаковано, – сказала Джо, поднимая лампу в форме Дон Кихота. Мы пробирались к шезлонгу, который она одолжила мне давным-давно.

– Этим занимался Док, – ответила я. – Последний акт любви, перед тем как он меня бросил. Восемь месяцев я прожила в четырех разных местах. Это был Год временных жилищ. – Я подумала о греках, простоявших десять лет у стен Трои. На каком этапе их жены и возлюбленные из Спарты и Афин запихали их вещи в хранилища или отдали на благотворительные цели?

Джо передавала мне лампы, картины и коробки с книгами, которые я выносила наружу, освобождая место. Мы обливались потом, хотя в долине дул холодный ветер. Помещение освещалось электрической лампочкой. Кроме того, у нас были фонарики.

– Посмотри, – сказала Джо, – между твоим чертежным столом и гладильной доской есть место для моего Климта.

– Я все время забываю о картине, – ответила я, сражаясь с одеялами. – Про то, что даже при самом неблагоприятном развитии событий ты не окажешься полностью разорена.

– Да. Но я не хочу продавать картину. К тому же если ты продаешь что-то, нуждаясь в деньгах, то не выручишь полной стоимости вещи. Если ее цена два миллиона, я получу один. Какой-то вшивый миллион. Надолго же мне его хватит! – Она потащила по полу коробку с фотоальбомами. – А если мне придется судиться с Камилл за право жить в собственном доме, то Климт окажется у адвокатов.

– Но разве Соломон-хаус записан не на вас обоих?

Джо вздохнула:

– Нет. Мое имя не фигурирует в официальных бумагах. В Голливуде часто так поступают, чтобы всякие психи не являлись за автографами… и вообще не приставали. – Она дотронулась до шрама на лице. – Дом оформлен на компанию, производящую микросхемы, но куплен на мои деньги. Ну ладно. – Джо продолжила перетаскивать вещи. – Одно я сделала правильно. Сказала, что люблю его.

– Эллиота?

– Да. Наряду с теми ужасными вещами, которые я выдала ему на этой неделе, я сказала и это. Когда он отправился заниматься серфингом. – Она высморкалась. – Если бы он знал, что умрет, то его последними обращенными ко мне словами были бы: «Позаботься о бизнесе, Джо. И полируй "БМВ"».

– Если ты собираешься взять в руки его бизнес, то тебе потребуется адвокат.

– Мне нужны адвокат, бухгалтер, психоаналитик, раввин, пятая часть бутылки «Джек Дэниелс», куча денег и черное платье.

В тишине складского помещения звонок моего мобильника прозвучал неожиданно громко.

– Если кто-то по мою душу, то меня здесь нет, – предупредила Джо.

Это оказалась Фредрик.

– Ты смотришь «Новости»?

– Нет.

– И не смотри. Все время говорят о смерти Эллиота и обсасывают ее как умалишенные. Кто-то назвал Джо черной вдовой. Но по крайней мере журналисты все еще думают, что они были женаты. И официально подтверждено: пистолет, из которого застрелили Дэвида, использовали на съемках «Под конец дня». А на свалке рядом со съемочной площадкой нашли кусок пластика с пятнами крови Дэвида. И им известно, что Джо часто бывала на съемочной площадке. Не говори ей сегодня об этом. Пока.

Я отключила телефон и посмотрела на Джо, листавшую альбом с фотографиями. Она показала на снимок пикника в Голливуд-Баул. На нем были мы все: Фредрик и ее муж Фрэнсис; Джо и Эллиот; я, без кавалера. Все смеялись.

– Посмотри на нас, – сказала Джо. – Мы словно рекламируем пиво. Знаешь, неприятности начались только в этом году. Я думаю, ему стало скучно, потому что бизнес был очень стабилен. И он начал рисковать в других областях – в сексе, ночном серфинге, полетах на дельтаплане.

– Взгляни сюда. – Я просматривала другой альбом. – Сорокалетний юбилей Дэвида. В ресторане Мортона.

Джо посмотрела на фотографию:

– Я тогда не встречалась с ним, верно?

– Да. Ты взяла меня с собой на вечеринку и представила ему. Смотри, вот Руперт. А кто эта женщина?

Джо изучила фотографию и вернула ее мне.

– А ты не знаешь?

Я вгляделась в лицо незнакомки.

– Она похожа… это сестра Дэвида? У него есть сестра?

Джо продолжала смотреть на меня. Я, в свою очередь, озадаченно посмотрела на нее. Она пожала плечами.

– Ты как? – спросила я.

– Можно я возьму эту фотографию Эллиота?

– Конечно. Бери что хочешь. Скажи, почему ты провела Рождество с Дэвидом, ведь вы не разговаривали столько лет?

– Он попросил меня об этом, – ответила Джо, сбрасывая вещи с маленького диванчика и ложась на него. – Каждый имеет право на второй шанс. И еще потому, что я не была при смерти, а он был.

Через несколько минут она заснула. Я накрыла ее одеялом.

Радом с диванчиком стоял ящик вина, принадлежавший Доку. Я не имела представления, какое вино лучше всего справляется с горем, но мне показалось, что «каберне совиньон» подойдет. Штопора у меня не было, но лезвие швейцарского перочинного ножа пришлось в самый раз. Я пила прямо из бутылки, чувствуя, как вино с привкусом кусочков пробки согревает язык и весь путь до желудка. Накрывшись одеялами, в которые прежде были упакованы вещи, я устроилась с фонариком на полу и принялась рассматривать старые фотографии, пока не погрузилась в сон.

Глава 34

Все полагают, что новогоднюю ночь надо проводить среди шумной толпы, обмениваясь влажными поцелуями с совершенно незнакомыми людьми.

Проснувшись, я подумала о том, что этой ночью я избегу подобной участи.

Мышцы болели. Я лежала между картотекой и вешалкой для шляп, освещенными слабым светом фонарика. Открыв дверь складского помещения, чтобы в него хлынул дневной свет, я стала будить Джо. Мы добрались до шезлонга, вызволили из него шесть тысяч восемьсот долларов, поставили все вещи на место и отправились пить кофе.

Час спустя мы оказались в Пасадене со слесарем.

– У вас, девочки, есть доказательства того, что вы здесь живете? – спросил он, выбираясь из своего фургончика.

Джо достала из бумажника водительские права и ткнула пальцем в адрес.

Слесарь изучил его, почесывая козлиную бородку.

– Неслабая фотография! – заявил он, а затем пристально всмотрелся в лицо Джо. – Это не вы.

– Ради всего святого, это она и есть, – возразила я. – Вы что, думаете, она стащила у кого-то бумажник, а теперь намеревается стащить дом?

– Но здесь она не похожа на себя.

Джо сказала:

– Именно так я выглядела в хорошие времена с косметикой на лице и причесанными волосами. Нынешним утром, пережив самый ужасный день в своей жизни, я, конечно, выгляжу иначе.

– Но я не могу открыть эту дверь, пока…

– Эй ты, придурок! – закричала Джо. – Вчера утонул мой муж, мои ключи лежат на дне океана, и мне нужно, чтобы ты открыл дверь в мой проклятый дом.

Слесарь увидел Джо во всей ее ужасающей красоте и, несмотря на то что его назвали придурком, быстро открыл парадную дверь.

В доме стоял затхлый запах, словно за тот день, пока в нем никого не было, он успел состариться, словно он знал, что Эллиот мертв. Это был его дом со всеми бетонными и стальными ухищрениями. Я не жалела о том, что Джо продаст его и станет жить в гораздо более подходящем ей месте.

– Эспрессо? – крикнула она из кухни.

– Да, будь добра, – ответила я, обхватив плечи руками. В доме была открытая планировка – все комнаты, кроме туалета и ванной, перетекали одна в другую, – и потому в нем было трудно поддерживать определенную температуру. Плюс к этому электропроводка и система отопления относились к 1920-м годам, и Джо старалась сохранить тепло с помощью свитеров, обогревателей и огня в камине. Сейчас казалось, что на улице теплее, чем в доме, хотя на улице было довольно холодно – около десяти тепла, как сказали по радио. За раздвижной стеклянной дверью виднелось мрачное серое небо, более светлое, чем бетонные полы.

Я потягивала эспрессо, думая, не попрыгать ли мне, чтобы согреться, пока Джо собирала свои вещи и запихивала в большую сумку.

– На тот случай, – сказала она, – если Камилл опять запрет дом.

– Но как она посмела сменить замки? У нее нет доказательств того, что дом принадлежит ей.

– Наверное, хорошо заплатила слесарю. Черт побери, где мои патроны?

Я испугалась:

– Твои что?

– Патроны. Где-то здесь была коробка. Я видела ее только что. Поставила на пол и… – Джо исчезла в спальне.

В кухне зазвонил телефон. И звонил очень долго.

– Уолли, можешь взять трубку? – крикнула Джо. – Автоответчик не подключается. А я не хочу ни с кем говорить, кроме сотрудников морга, которые расскажут мне, что случилось с Эллиотом.

Я в рассеянности подняла трубку, продолжая думать о патронах:

– Алло?

– Говорит Чарлз. Извини, что разбудил тебя так рано.

– Привет! – отозвалась я. Какое-то мгновение я думала, что это Чарлз Кальманн, один из художников, с которыми я имела дело, когда владела небольшим магазином открыток.

– Ты говорила с тем детективом? – спросил он.

Это был Чарлз Зетракис. Не знаю, какой злой гений надоумил меня, но я услышала, как говорю «да», стараясь подражать интонациям Джо. Я действительно беседовала с детективом, так что мои слова нельзя было назвать ложью.

– И?..

– Что?

– Подожди минутку… – Голос Чарлза стал приглушенным. – Дорогая, я думал, ты ушла. Хорошо, давай встретимся за бранчем. – Он снова заговорил громко. – Джо? Прошу прощения. Ты ведь знаешь, что мы еще в городе? В «Бель-Эйр», любимой гостинице Дэвида. Я посылаю Агнес в магазин, а она в конце концов оказывается в церкви. Похоже, у нее посттравматический стресс – получить в наследство такие деньги…

– Хм… :

– Джо, – сказал Чарлз, – ты не…

– Хм…

Наступила пауза.

–.. рассказывала обо мне в полиции?

Я затаила дыхание. Не рассказывала о чем? О том, что Чарлз Зетракис… потратил деньги? Поцеловал Джо? Застрелил своего брата?

– Впрочем, они все выяснят, если станут искать. Если они профессионалы. Вопрос в том, все ли у тебя в порядке. Что с тобой происходит?

– Мне пора, я тебе перезвоню, – сдавленно произнесла я и повесила трубку. Я стояла, положив руки на телефон, словно желая удостовериться, что трубка на месте. На автоответчике высветилось число двадцать пять. Двадцать пять непрослушанных сообщений?

– Нашла! – Джо вышла из спальни и поставила коробку на стол. На ней была наклейка: «Винчестер-рейнджер-эс-экс-ти. Экспансивные пули. Патрон «люгер» 9 мм. Для использования правоохранительными органами». А не плохими парнями, надо понимать.

– Джо, – сказала я, – звонил Чарлз Зетракис.

– О!

– Он принял меня за тебя. Он живет в «Бель-Эйр».

Джо кивнула:

– «Бель-Эйр» – прекрасный отель.

– Похоже, ему ничего не известно об Эллиоте.

– Нет, он, наверное, не читает сейчас газет и не смотрит телевизор.

– Он хотел узнать, не рассказывала ли ты о нем в полиции.

– А.

– Ты будешь ему перезванивать?

– Как-нибудь потом, не хочу пока говорить о том, что случилось с Эллиотом.

Я набрала в грудь побольше воздуха.

– Джо, если Чарлз убил брата, если он помог ему умереть, то я уверена, этим заинтересуется немало людей. Убийство Дэвида не является обычным, поэтому, если ты пытаешься защитить Чарлза…

– Чарлз и Агнес всю пятницу провели в Пасо-Роблесе. И тому есть множество свидетелей.

– О! Хорошо.

Джо села за обеденный стол – деревянно-стальную конструкцию, выступающую из стены.

– Проблема заключается в том, что в случае самоубийства – не важно, совершил он его сам или с чьей-то помощью, – семье страховка все равно не будет выплачена.

– Правильно, – медленно произнесла я.

Джо посмотрела мне в глаза:

– Если кто-то хотел, чтобы его наследникам достался значительный куш, если он прошел медицинское обследование, еще не успев заболеть раком, если он был настолько предусмотрителен, то не стал бы убивать себя так, чтобы его смерть выглядела самоубийством. Если ему приспичило умереть раньше положенного срока, он мог попросить помочь ему в этом не слишком чувствительного человека.

– Но зачем это нужно? – удивилась я.

– Может, кому-то из тех, кого он преданно любил, понадобились деньги прямо сейчас. Может, он пытался продать какие-то вещи, но этот способ обогащения оказался медленным и неэффективным – он потерял деньги и беспокоился по этому поводу. А может, ему жилось не слишком хорошо, так что какого черта? Это всего лишь предположения, сама понимаешь. – Джо взяла из кипы одежды теплую рубашку и надела ее через голову. – Подбросишь меня до моей машины? Она осталась в Малибу.

Я кивнула, но предложила ей прослушать сообщения на автоответчике.

– Сюда может приехать Камилл, и мне не хочется, чтобы их выслушала она.

Джо направилась в кухню.

– Мне самой надо было догадаться сделать это. Я становлюсь невнимательной.

– Ты просто устала.

– Я устала, печальна и чувствую себя дерьмово. Но это не причина сбрасывать со счетов манию преследования.

Я вышла из дома, желая оставить ее наедине с телефоном, но сделала это недостаточно быстро и до меня долетели первые слова первого сообщения. Джо не хотела слышать именно этого. Но похожие сообщения будут поступать теперь очень долго. «Джо, я только что узнала об Эллиоте. Мне так жаль…»

Я довезла Джо до ее машины, припаркованной на стоянке у Кросс-Грика, рядом с Тихоокеанским шоссе. Оказалось, что «мерседес» в порядке, а Джо была трезва, и потому не имелось никаких причин опекать ее. И все же мне было тяжело расставаться с подругой.

– Все хорошо. – Джо наклонилась ко мне и поцеловала, прежде чем выйти из машины. – Тебе есть чем заняться, да и мне тоже. Приезжай вечером в Соломон-хаус, там и переночуешь. Не придется останавливаться в гостинице. А я буду крепче спать.

В то самое мгновение, когда машина Джо тронулась с места, я выехала с автостоянки. Я направлялась в «Бель-Эйр», намереваясь разыскать там Чарлза Зетракиса и убедить его поговорить со мной. У меня не было четкого плана, как сделать это. Придумаю что-нибудь по дороге. Но я все еще ехала по Тихоокеанскому шоссе, когда позвонил Макс Фройнд и сказал, что сегодня у меня свидание с Шеффо.

– Но сегодня Новый год, – возразила я.

– Поэтому лучше провернуть все как можно быстрее. Я должен отпустить съемочную группу до часа пик. Извините, но я оставил вам расписание у привратника. Да, и вам придется подъехать к Шеффо. Он не покидает окрестностей по праздникам.

– Прекрасно.

– Вот и славно. Надо отснять все материалы до пятницы.

– А что у нас в пятницу?

– «Мыло и грязь». Разве вы не получили распечатку расписания на сегодня? Спросите у привратника. Вам надо подъехать пораньше. Мы отснимем пять эпизодов, и в трех из них будете участвовать вы. Вам понадобится какое-то время на прическу, макияж и подбор гардероба, поскольку у Триши есть какие-то идеи по поводу вашего имиджа.

Моего имиджа? Я понятия не имела, что у меня есть имидж.

– Не потеряйте пропуск на парковку, – продолжил Макс. – С этим у нас сейчас строго, потому что мы готовим павильон для взрыва в Мун-Лейк. Все нервничают. Охранники должны позволить вам оставить машину у павильона звукозаписи Д, но если у вас возникнут какие-то проблемы по этому поводу, дайте мне знать.

Я сказала «о'кей», радуясь тому, что по крайней мере знаю, что такое распечатка, поскольку уже имела дело с шоу-бизнесом и принимала участие в плохом реалити-шоу. К несчастью, и распечатка, и пропуск были у привратника в доме Саймона. А мне не хотелось видеть его. Я хотела видеть Чарлза Зетракиса. Теперь мне придется останавливаться в Уэствуде по пути в «Бель-Эйр», но я могу сделать это по-быстрому – туда и сразу же обратно.

Не стоит говорить Максу, что я больше не живу у Саймона. Почему? Просто какая-то часть меня верила: я скоро вернусь туда, – другая же часть хотела этого.

Я не стала заезжать в подземный гараж и оставила машину на Эштон-авеню. Всего в квартале к югу от дома Саймона был совершенно иной мир: маленькие старые дома, в которых, по всей вероятности, жили крепкие, любящие семьи. Неделей раньше рождественские елки и семиствольные светильники, зажженные на Хануку, виднелись почти в каждом окне, и в сумерки здесь было светлее обычного. В пентхаусе Саймона ничего такого не было. Я вошла в дом, вжав голову в плечи, стараясь быть незаметной. Но Али оказался на месте. Он объяснил, что работает не в свою смену, потому что вечером вдет на празднование Нового года, и вручил мне конверт, в котором быта распечатка и разрешение на парковку. Я пожелала Али счастливого Нового года и ушла, читая распечатку с расписанием съемок и еще множеством всякой информации. Я нашла свое имя, «У. Шелли», рядом с которым стояло «6.30». Здесь был и пропуск, который следовало прикрепить к ветровому стеклу.

Я собиралась свернуть с Эштон-авеню налево, когда вдруг услышала «Эй!» и обернулась.

Ко мне быстрым шагом шел Саймон, одетый в спортивные брюки, белую майку, и почему-то в одних носках. Боже милостивый! Только природная катастрофа могла выгнать его на улицу босиком. Я огляделась, пытаясь обнаружить признаки возможного наводнения или приземления инопланетного космического корабля.

– Эй! – повторил он, стараясь выровнять дыхание.

– Привет! – отозвалась я. – Что ты…

– Иди сюда. – Он взял меня за руку и потащил в тополиную аллею. Там мы какое-то время обнимались словно подростки. Я не подозревала, как сильно соскучилась по нему за то время, что мы не виделись, хотя и стала свидетельницей душераздирающих событий. Я практически повисла у него на шее, как вдруг в мою ногу уперлось что-то твердое. Я подалась назад.

– У тебя с собой пистолет?

– Да. – Саймон снова притянул меня к себе. – А что?

– Ты босиком, зато при оружии?

– И в чем проблема? – выдохнул он мне в ухо.

На аллею въехала машина, и мы отпрянули друг от друга.

– Черт побери, – сказал Саймон, прыгая на одной ноге. Он наклонился, чтобы рассмотреть другую ногу, и вынул из носка занозу. – Скажи, где ты оставила машину?

Я показала в сторону Эштон-авеню.

– Али дал тебе знать, что я явилась забрать расписание на сегодняшний день?

– Да. Как дела у Джо?

– Хорошо. Не великолепно, но… весьма сносно.

– Где ты ночевала?

– На складе моих вещей.

Саймон остановился. А поскольку он крепко держал меня за руку, то остановилась и я.

– Черт побери! – сказал он. – Я заказываю тебе номер в гостинице.

– Не надо.

– Ты делаешь из меня подлеца, неужели не понятно?

– Ну, в общем-то да, – согласилась я.

– Все дело в деньгах? Ты не можешь позволить себе ночевать в гостинице? Потому что у меня…

– Нет, дело не в деньгах, и это не твоя проблема, и я…

– Уолли, все, что касается тебя, моя проблема.

– Мне бы не хотелось, чтобы моей определяющей характеристикой стало слово «проблема»… Подожди минутку, – попросила я, поскольку мой мобильник начал вибрировать. – Алло!

– Уолли, существует одна проблема.

Я вздохнула:

– В чем дело, Пи-Би?

– Я должен отдать мои комиксы Бойду, – сказал брат. – Всю коллекцию. Он говорит, что я не могу забрать их с собой в Санта-Барбару.

– А кто такой Бонд?

– У него маниакально-депрессивное расстройство.

– Понятно. Но я думала, Бойд отдал все свои комиксы тебе, когда выписывался из больницы.

– Он вернулся. У него рецидив. И он хочет назад свои комиксы.

Саймон едва сдерживал нетерпение.

– Пи-Би, мы отыщем такие же комиксы в Санта-Барбаре. Там есть абсолютно все.

– Нет, не хочу объявляться там с пустыми руками. Это нехорошо.

– Дядя Тео может…

– Нет, не может. Он сегодня работает. А времени совсем не осталось.

Я начала паниковать.

– Что я должна сделать? Воссоздать всю коллекцию, выпуск за выпуском?

– Нет. Я хочу иметь по одному выпуску из каждой серии. Мне нужны персонажи, а не истории. Не важно, на каком жизненном отрезке они находятся.

– Хорошо, но…

– Если ты подъедешь к дяде Тео и вместе с Аполлоном отправишься в магазин комиксов «Земля-2», то он все устроит, но сегодня магазин закрывается в полдень из-за какого-то праздника.

– Да. Сегодня канун Нового года. – Я посмотрела на часы. – Но…

Слишком поздно. Мой брат, достигнув цели, повесил трубку.

Саймон был занят своим мобильником – отвечал на какое-то электронное письмо или сообщение, тыча в экран стилусом. У него есть пистолет и мобильник, но нет ботинок. Интересные приоритеты.

– У Пи-Би все хорошо? – спросил он, не поднимая глаз.

– Относительно, – сказала я. – Но мне нужно бежать.

– Подожди. – Саймон закончил с мобильником, положил его в карман и обратил все внимание на меня. – Завтра Новый год.

Я кивнула:

– Знаю.

– Одна просьба. – Он обнял меня за плечи и снова притянул к себе.

Какой же глупой я была! Разумеется, он хочет встретить Новый год со мной, разумеется, он высвободил вечер, поставив свою личную жизнь – отношения со мной – выше работы, чем бы он сейчас ни занимался. Пусть даже тканями.

– Проси.

– Включи звонок и прослушай голосовую почту, – прошептал он мне на ухо. – Клянусь, я заплачу тебе, если будешь оставаться на связи со мной. Особенно нынешним вечером. Сегодня очень многие будут пить и вести себя как сумасшедшие. И пообещай, что никогда больше не станешь ночевать на складе.

Я в глубоком разочаровании резко отодвинулась от него. Меня не будет рядом с ним, когда часы пробьют полночь, в самый важный момент в году.

– В чем дело? – нахмурился Саймон.

– Это три просьбы, а не одна. Но не беспокойся, я буду спать у Джо. А у нее, как и у тебя, есть пистолет.

– Черт, – пробормотал Саймон. – Это успокаивает.

– Счастливого Нового года, – пожелала ему я.

Глава 35

В Глендейле было холодно, он располагается к северу от Уэствуда, от, «Бель-Эйр», от всего цивилизованного мира. Во многих местах Соединенных Штатов холодной считается температура ниже минус пятнадцати, но в Лос-Анджелесе десять градусов тепла – уже арктическая стужа. Я сумела припарковаться лишь в трех кварталах от дома, где жил дядя Тео, и в процессе этого чуть не стукнула чей-то внедорожник. Мне захотелось поджечь его просто потому, что он такой большой.

Какая нужда в автомобилях размером с сараи? Они перевозят войска? Или скот?

Да, я нервничала. Я понимала: Саймон на задании и спасает мир, возможно, не без помощи загадочной Илзе; такая уж у него работа, и весьма вероятно, не сплошной праздник.

Но понимание этого не поднимало моего настроения. Я вошла в квартиру дяди Тео, пребывая в мрачном расположении духа.

На этот раз никто не кричал; гости дома помнили меня и приветствовали улыбками и тарелкой с пахлавой. Я насчитала двух женщин, старуху в платке, двух девочек-подростков и носившихся по квартире четырех детей.

– Здравствуйте, – сказала я, кивая всем и каждому. – Кто-нибудь знает, где сейчас дядя Тео?

Последовал поток греческих слов, а затем одна из женщин ответила:

– Ваш дядя на работе.

– Понятно. А среди вас есть Аполлон?

– Аполлон! – крикнула другая женщина.

Из кухни вышел мальчик лет четырнадцати, одетый в футболку с изображением Супермена; руки его были невероятно худы, кости словно пытались порвать кожу. Я спросила мальчишку:

– Ты тот самый парень, который знает, где находится место под названием «Земля-2»?

Он кивнул и, в свою очередь, спросил:

– Вы Уолли?

Я тоже кивнула:

– Поехали.

Я никогда прежде не бывала в магазине комиксов, хотя мой брат на протяжении многих лет любил именно такую литературу. Обязанностью дяди Тео было снабжать Пи-Би комиксами, когда он лежал в больнице; моей же обязанностью было покупать ему носки, рубашки и лосьон для чувствительной кожи – и такое разделение труда никогда не обсуждалось. У нас с Пи-Би была мать, но она придерживалась мнения, что сделала для нас достаточно, родив на белый свет.

Я ожидала увидеть место, где всем заправляют Арчи и Вероника[15]. Но «Земля-2» оказалась маленьким стильным магазинчиком к востоку от бистро «Кунг Пао», откуда доносилась музыка «Уайт страйпс»; в его окне был выставлен сделанный в полный рост Человек-паук, он будто приглашал нас войти.

Аполлон повел меня по магазину. Он без остановки тараторил и успел рассказать; что ему пятнадцать, что он хорошо успевает по математике и что его приняли в Калифорнийский технологический институт. Поскольку он был слишком юн, чтобы жить в общежитии и обходиться без домашней стряпни, его мать последовала за ним в Америку по туристической визе. Остальные члены семьи потянулись за ними. Я подумала о том, сколько действует такая виза, и предположила, что не столь долго, как обучение в Калитехе.

Аполлон прекрасно разбирался в комиксах – не только в тонких книжечках, знакомых мне с детства, но и в рисованных романах, и в глянцевых изданиях, напечатанных на бумаге самого высшего качества. Я видела подобные книги в комнате Пи-Би, но не обращала на них внимания. Взяв в руки книгу под названием «Олимп», я порадовалась тому, что греки процветают и в «Земле-2». Рисунки были яркими и эротичными, изобиловали буквами, передававшими громкие звуки, как в комиксах про «Бэтмена»: «бум!», «та-ра-рах!».

– Вам, ребята, нужна помощь или вы и так во всем разбираетесь? – спросил продавец.

– У вас есть новый Крейг Томпсон? – поинтересовался Аполлон.

Парень поманил нас за собой:

– Посмотрите вот это.

Я пошла за ними, продолжая держать в руках «Олимп».

– Вашему брату понравится, – сказал Аполлон. – Мы каждый день разговариваем с ним по телефону, и потому я могу судить о его вкусах.

– Но переживет ли это мой банковский счет? – пробормотала я, глядя на цену.

– Учтите, – сказал Аполлон, – Пи-Би не захочет хранить такие комиксы в больнице, где другие пациенты могут одолжить их на время, да так и не вернуть. Или пролить на них апельсиновый сок.

– Хочешь сказать, у него появится побудительный мотив переехать в «Хейвен-Лейн»?

Аполлон кивнул.

Я посмотрела на него с уважением. Мне не нравилось, что утро оказалось испорченным, что мне пришлось тащиться в Глендейл и заниматься покупками в «Земле-2» вместе с подростком, в то время как мне хотелось оказаться в «Бель-Эйр», но тут уж ничего не поделаешь. Я изо всех сил старалась не паниковать, глядя, как кассовый аппарат суммирует цены на книжки «Дозорные», «300», «Планета», «На орбите», и так далее, и так далее, и так далее. Я сказала Аполлону, чтобы он выбрал пару комиксов для себя. Подумаешь! Это всего лишь деньги.

Зазвонил мой телефон. Детектив Айк Борн.

– Хочу переброситься с вами парой фраз, мисс Шелли, выяснить кое-что о вашей подруге Джо. Можно сделать это сегодня?

– Сегодня я очень занята, детектив! Может, встретимся с вами завтра?

– Может быть, – сказал они отсоединился.

«А может, никогда», – подумала я. В моем распоряжении не было фактов, которые помогли бы полиции. Были мнения. И убеждения. Но у Айка Борна наверняка хватало своих собственных мнений и убеждений.

Я покинула «Землю-2», став беднее на триста долларов. Плюсом было то, что Джад, владелец магазина, предложил мне принести образцы открыток. Если на свете и существует место, где витает дух «неортодоксального искусства», то это «Земля-2».

По дороге к машине мы услышали приветливое «Здравствуйте, Уолли!». Женщина в винтажном пиджаке и берете, с красным от холода лицом, подошла и протянула мне руку:

– Моника Пуллиам, из «Саутерн Калифорния мэгэзин».

Я пожала ей руку, но тут сообразила, что передо мной враг.

– Мне нет до вас дела, – сказала я.

– Моника Пуллиам, – повторила она, пожимая руку Аполлону. – Я хочу взять эксклюзивное интервью у Джо Рафферти.

– Вы его не получите, – ответила я. – Пошли, Аполлон.

– Не убегайте так стремительно. Вы ее подруга, а я друг. Выслушайте меня.

– Говорите.

– Я на стороне Джо. Остальные хотят ее ареста. Во-первых потому, что она актриса и модель, а люди ненавидят красоту. Во-вторых, она спит со знаменитыми мужчинами. В-третьих, двое из них умерли на этой неделе. В-четвертых, благодаря этому она сделалась гораздо богаче. В-пятых, ее засекли на собрании анонимных алкоголиков, а также в пьяном виде, и есть желающие заснять это как можно скорее. В-шестых, муж изменял ей, и теперь его горюющая возлюбленная готова рассказать свою историю таблоидам. И в-седьмых, мне нет нужды объяснять вам, какие у всего этого будут последствия.

– На самом деле такая нужда есть, – возразила я.

– Скажу вам всего два слова: Скотт Петерсон.

– Кто это такой? – поинтересовался Аполлон.

– Парень, который в сочельник убил беременную жену. Его любовница поведала свою историю таблоидам, и он стал изгоем.

– Это совсем другая ситуация, – сказала я, гадая, употребляют ли до сих пор слово «возлюбленная» и какая именно «возлюбленная» Эллиота, первая или вторая, продалась таблоидам. Я надеялась, что это была вторая, малозначимая. – И никто сейчас не верит таблоидам.

Моника сняла берет и тряхнула волосами, светлыми, но у корней черными.

– Это не имеет значения. Люди запоминают лица, а не факты. Если лицо выбрано правильно, они привыкают к нему и хотят видеть снова и снова. Затем за него принимаются основные средства массовой информации, потому что именно этого требуют читатели. Таблоиды достаточно влиятельны.

– И вы утверждаете, что можете обратить такую ситуацию на пользу Джо?

– Могу. Обожаю идти навстречу волнам.

– Джо не согласится на интервью, – заверила я корреспондентку. – Ничего личного, но она лучшего мнения о земляных червях, чем о прессе.

– Возьмите мою карточку. – Женщина достала потертый кожаный бумажник и начала в нем рыться. – Если Джо воспротивится, я могу взять интервью у вас. Голос в ее защиту может оказаться очень даже эффективным. Так поступают многие знаменитости, если сами не хотят иметь дела с прессой.

– Джо не пойдет и на это, – сказала я.

– Дело в том, что стали известны результаты вскрытия тела Хоровица. Парень не просто утонул. Токсикологическое заключение показало, что кто-то помог ему в этом с помощью каких-то химических веществ. И если это не были принимаемые ради развлечения наркотики, то на кого полицейские обратят свое внимание в первую очередь?

Я вытаращила глаза:

– Откуда у вас такая информация?

– У меня свои источники. Более того, против Джо, когда она была совсем молодой, выдвигались и другие обвинения. Дело закрыто, но можно держать пари, что жители Хоумтауна, штат Небраска, помнят об этом.

– У вас нет доказательств.

– Дело не в доказательствах, а в ощущениях. На уровне ощущений я могу доказать невиновность Джо Рафферти.

«Или виновность», – подумала я.

Моника Пуллиам протянула мне визитную карточку.

– Подумайте над тем, что я сказала.

Глава 36

В данный момент свидание с кем-либо, кроме Саймона, казалось мне не более притягательным, чем чистка зубов, но я не первая и не последняя, кому приходится работать в состоянии жизненного кризиса, поэтому, подбросив Аполлона до Глендейла, я направилась в Маунт-Олимпус.

Мои мозги работали с бешеной скоростью. Вероятность того, что смерть Эллиота не была случайной – можно ли, кстати говоря подсыпать человеку в еду или напиток какое-нибудь вещество, из-за которого он утонет? – повергла меня в шок. Два убийства за неделю, и я знала обоих мужчин, которые стали их жертвами. Но их знало и множество других людей, поскольку они вращались в одних и тех же кругах, так почему подозрение должно непременно пасть на Джо? Только потому, что она была замужем – в некотором смысле – за одним из них и унаследовала Климта от другого?

На Электра-драйв я припарковалась рядом с фургончиком съемочной группы под номером «ИШАК 222». Шеффо стоял на подъездной дорожке и разговаривал с Максом, а Наварре тем временем маячил на втором плане, словно подпирая – дорические? ионические? – колонны.

Я судила по моим предыдущим свиданиям для «Мыла и грязи» и была готова к поцелую под прицелом камеры. Однако, определив, что слева в профиль я выгляжу наиболее аристократично, Шеффо бросил оценивающий взгляд на солнце, выбрал самую выигрышную позицию и поднес мою руку к губам:

– Добро пожаловать, огненноволосая богиня! Твое присутствие благословляет мое жилище.

Он повторил это еще два раза и сказал операторам, что мы закончили.

– Но раз уж вы здесь, Уолли, то можете начать работать над стеной. Разве есть лучший способ отпраздновать Новый год? Мы принесем выпить и присоединимся к вам. Наварре приготовил коктейли «Космополитен».

Я посмотрела на часы. Мне хотелось как можно скорее добраться до «Бель-Эйр», я намеревалась разыскать Чарлза Зетракиса, но не было никакой гарантии, что он окажется в номере, а я уже устала от езды на автомобиле.

– Хорошо, – согласилась я. – В конце концов, Шеффо не только мужчина, с которым я «встречаюсь», но и мой босс.

– Наварре, включи обогреватели и принеси все необходимое для того, чтобы Уолли могла умыться. Макс, присоединяйся к нам. Кто знает, когда нам, тебе и мне, доведется еще выпить вместе, раз уж мои дни сочтены.

Я затаила дыхание и подумала: «Неужели и Шеффо обречен?» Но тут поняла, что он имеет в виду своего мыльного персонажа.

Макс согласился – скорее из уважения к Шеффо, а не из желания отведать «Космополитен» в исполнении Наварре. Несмотря на свою хромоту, он помог мне принести из гаража лестницу; Шеффо тем временем задавал нам какие-то вопросы, а Наварре принес поднос с напитками. Нас приветствовали слабые радиопомехи, доносившиеся из-за стены: голос через равные интервалы произносил: «Дабл-ю-восемь-ди-экс». Кто-то из хозяев Маффлер? Видение того, как Шеффо и Наварре разбрасывают по лужайке крысиный яд, закралось было мне в голову, но тут же исчезло.

– Согласно источнику сплетен, известному как Триша, – сказал Шеффо, – о чем поведал мне многоречивый Руперт, полиция уже готова произвести арест. А это правда, что Дэвида застрелили из пистолета, взятого из нашей реквизиторской?

– Да, – кивнул Макс. – Джен вручила Клэю уведомление об увольнении. Отдел теперь возглавит помощница Клэя Рене. Думаю, она окажется не такой…

– …наркоманкой, – закончил фразу Шеффо.

– …беспечной, – возразил Макс. – Клэй не слишком заботился о том, чтобы запирать оружие. Но Дэвид никогда бы его не уволил. Они дружили еще с тех времен, когда жили в Нью-Йорке.

– Люди театра очень лояльны, – кивнул Шеффо. – Идея моей надвигающейся смерти принадлежит вовсе не Дэвиду, сами знаете, а корейской женщине Джен Ким. Это она выдумала ужасающую историю о ядерной катастрофе. И ради этого придется уничтожить двенадцатый корпус? Отвратительно!

Макс взял из рук Наварре высокий матовый бокал с коктейлем.

– Это помещение было предназначено для сноса уже давно вне зависимости от того, заснимем мы этот снос или нет. Джен тут ни при чем, указание пришло сверху.

Шеффо покачал головой:

– Неужели никто не ценит историю? Какие фильмы были там смонтированы! Монтажеры тогда были королями: создатели спецэффектов еще не успели перехватить власть. Для того чтобы работать с пленкой на нитрате серебра, требовалось мужество. Помнишь, Наварре? Мы знали монтажера, который потерял руку. На «Парамаунте». Или это была старая площадка компании Эй-би-си?

Наварре набрал для меня ведро воды, я была уже на середине лестницы, но остановилась.

– Потерял руку? Монтируя фильм?

– Нитроцеллюлоза, – пояснил Шеффо. – Из нее в прошлом делали пленку. Она легко воспламеняется. Монтажеры работали в комнатах из армированного бетона. Они были словно крепости, бункера и гораздо надежнее, чем моя стена. Это прошлое Голливуда, моя дорогая. Не осталось никого, кто чтит его. Когда исчезают помещения, с ними исчезает и память. И тогда боги плачут. – Что уж говорить о богах – Шеффо довел до слез самого себя.

– Уолли, как дела у Джо? – Макс попытался отвлечь Шеффо от мрачных мыслей.

Тот встрепенулся, вспомнив об Эллиоте, о недавней трагедии.

– Посейдон потребовал в жертву себе подобного, – сказал он. – Эллиот жил для того, чтобы заниматься серфингом, и умер на доске для серфинга.

Я вступила в разговор:

– Ходят слухи, что Эллиот не просто утонул. Что вскрытие обнаружило другую причину его смерти. Я слышала это от одной репортерши, и, полагаю, об этом уже сказали в «Новостях».

– Два убийства, – сказал Шеффо. – Как странно. Интересно, кому была нужна смерть Эллиота? Кроме жены, которой он наставлял рога? Если только жену можно назвать рогоносицей. Интересно, каково изначальное значение этого слова? Наварре, как ты считаешь?

Наварре не выразил никакого интереса к происхождению выражения «наставлять рога», но Макс с Шеффо немного поспорили на тему, можно ли его приложить к мужьям, а не только к женам.

Я сказала:

– У Джо не было причин желать смерти Эллиота – наоборот, он был нужен ей живым. Она любила его, хотя он изменял ей. – Я не стала добавлять, что, кроме того, она была всецело зависима от него в денежном отношении.

Шеффо встал и взял еще один коктейль.

– Джо – прекрасная девушка. Ожидание верности от супруга одновременно неразумно и буржуазно. Что же касается двух смертей, – заявил он, повысив голос, словно играл на сцене и желал быть услышанным всеми зрителями, в том числе и на галерке, – то виноват ли в них один и тот же убийца? Не обязательно. Первое убийство могло повлечь за собой второе, и причины этого пока не ясны. Вспомните греков: Агамемнон приносит в жертву Ифигению, Клитемнестра убивает Агамемнона, Орест убивает Клитемнестру. «А они казались такой благополучной семьей», – сказали бы соседи репортерам. – Шеффо покачнулся, и я испугалась за его коктейль, но Макс вовремя удержал старика. – Современные люди предпочитают дистанцироваться от таких наклонностей, кладут все испорченные яйца в одну корзину и называют ее кем угодно, от Гитлера до Пол Пота, но в действительности потребность в убийстве – дело обычное. Меньше ли в нас ярости, чем в наших предках? Нет. Мы хуже справляемся с собственными страстями.

– Но это не касается мыльных опер, – взял слово Макс. – Скорее Эллиот Хоровиц умер в результате несчастного случая или же выпил что-то, чего нельзя было пить, отправляясь заниматься серфингом ночью. Бритва Оккама[16], Шеффо.

Шеффо фыркнул:

– Зачем предпочитать самые простые версии? Это полная ерунда. Я удивлен, что ты подписываешься под ними, Макс, – ведь ты прожил целую жизнь в театре.

– А при чем здесь театр? – удивился Макс.

– Твоя гипотеза в духе Аполлона, а нами правит Дионис. Пирушки. Вино. Дебоширство. – Шеффо пристроил стул, на котором сидел, поближе к обогревателю, к оранжевому свечению горячего воздуха.

– Актеры служат Дионису, – согласился Макс. – Но помощники режиссера служат актерам. Мы сохраняем трезвость, чтобы вас могли опьянять музы.

– Вы являетесь подлинными правителями шоу-бизнеса, – сделала вывод я.

– Вы служили не нам, – нахмурился Шеффо, – а Дэвиду. Из-за него мы все готовы были выпрыгнуть из собственной шкуры. Я никогда больше не встречал подобного человека: все хотели сделать ему приятное. Можно поклясться, что актеры работали у него на полную катушку… Теперь, когда он мертв, из сериала ушла жизнь.

Я знала, о чем говорит Шеффо. Влияние Дэвида сказывалось и на мне – я чувствовала себя гламурной женщиной, авантюристкой и просто… особенной. Мы замолчали. Из-за угла дома вышел Наварре с жесткой щеткой и мочалкой размером с футбольный мяч. Я спустилась с лестницы, чтобы забрать у него предметы гигиены, а затем вернулась на свой насест: Это заставило меня вспомнить о Гигиее, богине здоровья, и в моей голове возникла новая открытка: греческая девушка с электрической зубной щеткой в одной руке и с сосудом клорокса – в другой. Но к какому случаю ее можно отнести?

Я потерла верх стены мочалкой, и по ней потекла вода. Наклонившись, я удовлетворила свое любопытство: стена со стороны соседей, Миртел и Елмера, была такой же голой и серой, как со стороны Шеффо. Бельмо на глазу. Может, они посадят плющ или бугенвиллёю и прикроют ее наготу, но сейчас их двор был грязным, кое-где поросшим травой. И никаких деревьев.

Из гаража вышел мужчина в свитере с аппликацией оленя и посмотрел вверх. Он нахмурился. Я улыбнулась. В руке у него был бумажный пакет с надписью «Большой злобный гамбургер», а на голове кепка с надписью «Дабл-ю-восемь-ди-экс». Муж Миртел, догадалась я, Елмер. Совладелец Маффлер. Я спустилась, чтобы поменять ведро с грязной водой на ведро с чистой, около которого стоял Наварре.

– Не принимайте это на свой счет, парни, – сказала я, – но раз орудие убийства связано с сериалом, вы все автоматически становитесь подозреваемыми.

Шеффо улыбнулся:

– Это волнует, не правда ли? И у нас у всех такие ненадежные алиби. Все были дома во второй день Рождества, слонялись по комнатам в дезабилье в послепраздничном ступоре.

– Далеко не все, – возразил Макс. – Утром состоялось производственное совещание, где речь шла о пятничном взрыве. В нем принимали участие двадцать три человека: начальники отделов и прочий персонал.

– Но актеров среди них не было? – спросила я.

– Не было.

– И никто не мог незаметно ускользнуть после начала совещания? Люди то и дело покидают съемочную площадку, чтобы позвонить.

– Я бы заметил, – сказал Макс.

Подозрение падало на актеров, а также на тех, кого не было на совещании. Например, на Джо.

– Давайте надеяться на то, – предложил Шеффо, – что Дэвида убил не какой-то член команды, которому не хотелось работать сверхурочно. Подождите. А Джен Ким была на совещании?

– Она пришла за полчаса до его окончания, – вспомнил Макс.

– Ага! Быстрое праздничное убийство, а затем снова на работу! – Шеффо поднял свой бокал, словно предлагал тост.

– А что, если причиной смертей были вовсе не убийства? – Я снова стала подниматься по лестнице. – Что, если Дэвиду помогли покончить жизнь самоубийством?

– С какой стати? – удивился Макс.

– А с той, – ответил Шеффо, – что рак поджелудочной железы дает ужасные боли. Актеры так не умирают. Кожа больного становится желтой. Из-за избытка желчи. Это никого не красит.

Макс отрицательно помотал головой:

– Вне всякого сомнения. Но если бы я был рисковым человеком…

– А ты такой и есть! – хохотнул Шеффо. – Как и все мы. Игроки. Работники телевидения. Некоторым везет меньше, другим больше. Правильно, Макс? Кстати говоря, как твоя нога?

– Прекрасно, Шеффо, а как твоя предстательная железа?

Пока мужчины обменивались колкостями, я раздумывала над вопросом, поставленным Джо. Самоубийство с чьей-то помощью или убийство?

– Шеффо, – начала я, – если Дэвид был так уж тщеславен, то согласился ли бы он на рану в голове? Такие раны выглядят не слишком-то привлекательно. Я слышала, в Дампстере нашли кусок пластика, на котором была кровь Дэвида. Разве кровь и мозги лучше, чем желчь?

По другую сторону стены стоял Елмер и смотрел на меня. Возможно, я разговаривала слишком громко. И виновато улыбнулась. Он еще какое-то время поглазел на меня, затем занялся своими делами – стал вешать японские фонарики.

– Пистолетные выстрелы лечат скуку и нетерпение, – заявил Шеффо. – Дэвид был жертвой и того и другого. – Он протянул свой бокал Наварре, чтобы тот наполнил его. – Кому досталось имение?

– Его брату Чарлзу, – ответила я.

– Тогда Чарлз, возможно, именно тот человек, которому стоит задать все имеющиеся у нас вопросы.

– Зачем вообще кого-то спрашивать? – отозвался Наварре.

Надо же, он высказался! Это было на него не похоже.

– Зачем? – переспросил Шеффо. – Зачем? Да затем, что существует немало вопросов, на которые нет ответа.

– Разве на них должен отвечать ты? – продолжал допытываться Наварре. – Ты работаешь в полиции? А может, в страховой компании? Неужели ответы на вопросы могут вернуть кого-то к жизни?

Шеффо резко встал, его напиток чуть не выплеснулся из высокого бокала.

– Речь идет о знании, кретин! Жажда знания движет миром. Особенно знания о смерти. А сейчас мы говорим о нашем друге, нашем Дэвиде! – Шеффо почти кричал. Я посмотрела на соседа – он ответил мне таким злобным взглядом, что я чуть было не свалилась с лестницы. – Мертвые взывают к нам из могил, Наварре, неужели ты их не слышишь?

Мужчина в свитере с оленем, может, и не слышал мертвых в могилах, но ему было достаточно воплей соседей.

– Миртел, – позвал он, – вруби музыку на полную громкость!

– Ты пьян, – сказал Наварре. Что было неудивительно, учитывая, что он сам смешивал коктейль.

Макс откинулся назад, предпочитая не лезть в спор.

– Ты орешь на всю округу, идиот! – кричал Шеффо. – И теперь инфернальные кошки перелезут через стену.

«Боже милостивый», – подумала я, озираясь по сторонам в поисках дрессированных кошачьих, а потом перевела взгляд на Шеффо, пытавшегося с достоинством удалиться. Подняв высокий бокал как знамя, он шаткой походкой двинулся к дому, и это было странно, поскольку всего двадцать минут назад он был вполне рассудителен и на ногах держался относительно прочно. Шеффо был худощав, и, возможно, в этом заключалась его проблема. Наварре последовал за ним.

– Держись от меня подальше, филистимлянин! – кричал Шеффо, но Наварре шагал с таким видом, словно привык к обращениям и похуже.

Макс встал:

– Я, пожалуй, поеду, а не то попаду в пробку. Вы тоже не скоро доберетесь до Уэствуда.

Уэствуд. Я чувствовала ностальгию по этому месту, чего никак от себя не ожидала…

И тут нас оглушила музыка. Она была такой громкой, что Макс уронил коктейль в траву, а я ухватилась за стену.

Полночь… вокруг тишина…

Музыка доносилась с соседнего двора. Это были не перелезающие через стену настоящие кошки, но «Кошки». Мюзикл. Я недолго встречалась – хотя, как утверждала Фредрик, недостаточно недолго, – с мужчиной, который называл себя ревностным поклонником «Кошек». Макс поднял бокал и крикнул мне что-то, но я не расслышала. Я показала на ухо, он кивнул и выразительно сартикулировал:

– Счастливого Нового года!

Прикоснись ко мне… меня так легко покинуть…

И Макс покинул нас. Я постояла на стене и выслушала еще один стих, но тут мне пришло в голову, что Шеффо не сможет компенсировать мне потерю слуха. Или умопомешательство. Пока садилось солнце, я упаковала свои вещи и оттащила лестницу обратно в гараж, порезав по дороге руку до крови. Счастливого Нового года!

Глава 37

Я отперла дверь в Соломон-хаусе новым ключом и позвонила Джо.

– Где ты была и как твои дела? – спросила я.

– Попусту заезжала на съемочную площадку, а теперь стою на бульваре Вентура в пробке, – ответила она. – Ты готова присоединиться ко мне? Мы можем поехать в «Ла Багет».

Мне не хотелось никуда ехать. Я чувствовала себя разбитой.

– Что за «Багет»?

– Французский ресторанчик в Санта-Монике. Там состоится вечеринка.

– Никогда не понимала, что такое – вечеринка в ресторане. И разве тебе не надоели вечеринки? Может, лучше заскочим на милое собрание анонимных алкоголиков?

– Ты в своем уме? Я бы выпила что-нибудь легкое.

– А вдруг там будет забавно? – Я прошла на кухню и стала искать глазами кофеварку. Мне требовалась большая доза кофеина.

– Но речь идет о важном деле. Только у меня нет возможности заскочить домой и переодеться.

– Что тебе нужно?

– Черное коктейльное платье. И вечерняя сумочка. Найди что-нибудь подходящее и для себя. Я буду ждать тебя на стоянке «Вонса» на Вентура и Лорел-каньон. Да, платье может быть без рукавов, но никаких лямочек. «Валентино» придется в самый раз. И я забыла про туфли. Без каблуков. Я намерена очаровать своего бывшего адвоката, а его смущают высокие женщины.

– Дело? Что задело? – всполошилась я.

Обвинение в убийстве? Так скоро?

– Успокойся. Проблема в Камилл. Ван Бик считает, что она пытается стать душеприказчиком Эллиота. Рик, мой адвокат, сегодня уезжает в Теллурайд на месяц, и потому я должна вечером припереть его к стене.

– Значит, тебе нужен адвокат, чтобы получить свои деньги и заплатить адвокату?

– Да.

– Тогда ладно. – Я повесила трубку, сделала эспрессо, нашла платье от Валентино и пару открытых кожаных туфель без каблуков от Хлоэ, затем натянула одежду, в которой была на коктейльной вечеринке у Макса и Триши. Помимо эспрессо мной двигали финансовые соображения. Если дело дойдет до суда над убийцей, то он окажется убийственно дорогим, а не поводом сэкономить. Только не в Лос-Анджелесе, где от знаменитого адвоката зависит, как ты проведешь свои оставшиеся дни – в костюме для гольфа или в оранжевом комбинезоне.

Я нашла для Джо сумочку от Фенди, и тут кто-то постучал в дверь.

Это был детектив Айк Борн. С ордером на обыск.

Его помощники разошлись по дому, а сам он стал беседовать со мной. Нет, в присутствии Джо нет необходимости, сказал он; более того, для нее же лучше, если она не станет свидетельницей обыска. Нет, я никак не могу им помочь. Его команда и так будет чувствовать себя как дома. Нет, мне незачем знать, что именно они ищут. Его интонации заставляли думать, что ничего интересного. Он держался со мной учтиво и так, словно я была заторможенная. Я кивала и пыталась понять, как следует себя вести. Мои мысли прервал телефонный звонок.

Нужно ли брать трубку? Да, потому что может звонить Джо. Я направилась на кухню, но телефона не было на месте. Я стала метаться по дому и налетела на копа в столовой, но было поздно. Раздался щелчок автоответчика, и послышался мужской голос:

– Джо, это Чарлз. Послушай, мы ведем себя как сумасшедшие. Я подумываю о том, чтобы…

Я добежала до автоответчика и убавила звук. Детектив Борн зашел на кухню и наблюдал за мной, подняв брови.

Ладно, пусть себе удивляется. Пребывая в нерешительности, я изучила ордер на обыск – он выглядел устрашающе. Я позвонила Джо на мобильник, но она не ответила. Когда все мои идеи иссякли, я сказала Борну, что опаздываю на важную встречу, и он разрешил мне уйти. Он запрет дом и ключ оставит под ковриком.

Уходить я не стала. В телевизионных передачах полицейские не получают ордера на обыск просто так – у судьи должны быть веские основания, для того чтобы подписать его; обычно он делает это посреди ночи, облаченный в пижаму. Я хотела знать, в чем дело. Мне хотелось также схватить Айка Джорджа Вашингтона Борна за лацканы спортивного пиджака и как следует потрясти, сказав, что он идет неверным путем, подозревая Джо. Но раз я считаю Джо невиновной, то чего боюсь?

Скажем, они найдут наркотики. По меньшей мере марихуану. Это будет свидетельствовать против нее или нет? Ее арестуют? Курить марихуану все еще запрещено? Боже, почему я никогда не изучала уголовное судопроизводство?

А затем, так же внезапно, как начали, полицейские прекратили обыск.

Они что-то нашли? Но что? Вещи, приготовленные в стирку, они сложили в бумажные пакеты. Копы были в резиновых перчатках, и это показалось мне плохим знаком.

Когда они ушли, я прошлась по дому. Одежду они запихали обратно в шкафы и ящики, и все выглядело более-менее как всегда. Телефон отыскался в ванной комнате. Я принесла его на кухню, поставила в базу и нажала кнопку на автоответчике:

«Джо, это Чарлз. Послушай, мы ведем себя как безумные. Я подумываю о том, чтобы все рассказать. Последствия будут неприятными, но разве у нас есть другой выход? Мне кажется, так будет лучше, но решать тебе. На тебя могут оказать давление. Черт побери! Позвони мне».

Я оптимистка, но интерпретировать этот звонок в положительном смысле не смогла.

Бросив взгляд на Соломон-хаус, я нажала на газ.

Глава 38

Пробка была чудовищной. Съезжая со сто первого шоссе, я чувствовала себя весьма уныло. «Мерседес» Джо был припаркован перед «Вонсом». Она вышла из него, забралась на заднее сиденье «интегры» и сказала:

– Дай мне секунду на то, чтобы переодеться.

Я запихала все свои вещи в багажник, предугадав это, но все же машина была не слишком просторной.

– Я привыкла, – заверила меня Джо. – Благодаря театральному прошлому. Однажды я поехала на вручение «Эмми» в фургончике, где кроме меня было шестеро. После внестудийной съемки. Сразу можно было понять, кто работал в театре – Макс, Дэвид и Клэй переоделись в костюмы менее чем за десять минут на заднем сиденье, а я натянула на себя длинное платье от Оскара де ла Ренты. Но Руперт и Триша заставили нас остановиться у «Севен-Илевен», чтобы они могли привести себя в порядок в туалете.

– О, «Прометей»! – Джо обнаружила комиксы. – И «Планета»! Здорово! Это для Пи-Би?

– Да. Их выбирал Аполлон. Студент Калифорнийского технологического института, он живет у дяди Тео. – Я посмотрела в зеркало заднего вида. Джо сняла рубашку. Под рубашкой у нее оказался синтетический топик. – Ты носишь спортивный бюстгальтер под платьем от Валентине?

Джо встретилась со мной взглядом в зеркале.

– Ты имеешь в виду маечку? Она не для занятий спортом, а для… – Она подняла руку, показывая мне потайной карман, и достала из него пистолет.

– Джо! – закричала я. – На какую такую вечеринку мы собираемся?

– Я не намерена стрелять. Просто боюсь потерять его. Он принадлежал Эллиоту. И я испытываю к нему сентиментальные чувства.

Это показалось мне странным, но я не смогла переубедить Джо. Во французский ресторан она взяла с собой «глок». Закончив переодеваться, она забралась на переднее сиденье, чтобы наложить макияж.

Я ехала на запад по четыреста пятому шоссе, гадая, какую из плохих новостей сообщить ей первой. Джо была занята своим лицом – замазывала шрам на щеке. Если будет суд, то разрешат ли ей краситься? Да, если отпустят под залог. А в тюрьме? Шрам портил ее, а когда она теряла аппетит, то становилась похожей на привидение.

– Снова звонил Чарлз Зетракис, – сообщила я. – Говорит, он подумывает о том, чтобы все рассказать.

– Почему в эти дни все такие болтливые? Ладно, позвоню ему позже.

– Полицейские явились к тебе в дом с ордером на обыск и забрали кое-что из одежды. – Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали слишком уж прямолинейно, но как еще можно было рассказать о случившемся?

Застыв на мгновение, Джо продолжила накладывать косметику.

– Понятно. Но беспокоиться не о чем. Возможно, они нашли пятна крови Дэвида на моей одежде. Такие пятна есть на одежде всех, кто заботился о нем. Ему делали капельницы. И что с того?

Она хорошо держалась, но была напугана.

– Джо, сегодня я разговаривала с одной журналисткой. С Моникой как ее там. Она хочет написать о тебе сенсационную статью, нечто доброжелательное. Она преподнесла это как бесплатный пиар.

Джо фыркнула:

– Все они так говорят.

– Но тебе такая статья может пойти на пользу. Ты не могла бы встретиться с ней и выяснить…

– Лучше я позагораю на муравейнике.

– Конечно, есть журналисты, от которых бросает в дрожь, но должны быть и такие, которые придерживаются этических соображений.

– Да, есть. Но я уже столько раз обжигалась… Им придется целовать мне задницу в течение следующих тридцати четырех лет, чтобы сравнять счет.

– В каком-то отношении эта женщина мне понравилась, – сказала я. – И, похоже, ты ей тоже нравишься.

– Уверена, ей нравится и собственный дедушка, – ответила Джо. – Но неужели ты думаешь, что она не продаст его за хороший подзаголовок к статье? Не за целую статью, а за один только подзаголовок.

– Ладно. А как насчет Чарлза Зетракиса? Если он расскажет все полиции, то, полагаю, это будет хорошо. Правильно?

Джо начала перекладывать из большой косметички в сумочку всякие мелочи.

– Нет, это будет преждевременно.

– Да? А когда настанет подходящий момент?

– Когда я поговорю с убийцей Дэвида.

– Ты знаешь, кто его застрелил? – воскликнула я.

– У меня остались двое подозреваемых. Может быть, трое. Я пытаюсь выяснить это.

Я заставила себя повернуться и посмотреть на дорогу.

– Что ты имеешь в виду?

Джо немного помолчала, а затем сказала:

– Ну, я видела номер машины.

– Допустим, – кивнула я. – Но номер машины нельзя найти в справочнике, как номер телефона. У тебя есть знакомые, имеющие доступ к базе данных по автомобилям?

– Ты имеешь в виду какого-либо полицейского? Я знаю многих полицейских.

– Да, но станет ли кто-нибудь из них помогать тебе?

Еще немного помолчав, Джо сказала:

– Я не спрашивала совета у брата. Его нет в стране. Но, я знаю, он скажет, чтобы я поведала все детективам и пусть этим делом занимаются они. Он такой.

– Я тоже такая. Значит, ты знаешь что-то важное, но тебе это не помогает. У тебя есть запасной план? Может, ты пойдешь к трем основным подозреваемым и спросишь, не они ли убили Дэвида?

– Я спрошу их почему.

– Но почему?

– Почему что?

– Почему «почему»? – Я нажала на гудок, как будто винила в своем разочаровании автобус.

– Потому что. – Джо положила помаду в сумочку. – Дэвида застрелили. В каком-то смысле не важно, с какими намерениями действовал убийца. Это не имеет значения для конов – в любом случае совершено преступление. Но это имеет значение для страховой компании. И для меня. Если убийство спланировал Дэвид, я хочу, чтобы убийца вышел сухим из воды.

– Джо, но ведь дела идут все хуже и хуже…

– Это смерть Дэвида, а не чья-то еще – скажем, штата Калифорния. Если условия диктовал он, отдав предпочтение быстрой пуле, а не медленной мучительной смерти от рака, то я готова согласиться с этим. Я не могла помочь ему, он никогда бы не попросил меня о таком – не хотел отягощать мою совесть. Но я не стану выдавать полиции того, кто это сделал.

– Ты готова предстать перед судом?

– До суда дело не дойдет. Я все продумала. У меня были средство, мотив и возможность, но у них нет вещественных доказательств.

– А кровь на одежде? Это не доказательство?

Она нахмурилась и ответила:

– Я не собираюсь паниковать из-за каждой мелочи. Это игра не на жизнь, а на смерть. Они могут представить дело как угодно, но кровь – это всего лишь косвенная улика.

– А если смерть Дэвида не была самоубийством, в котором ему кто-то помог? – спросила я. – Что, если Дэвида просто убили?

– Тогда правила игры меняются. Я расскажу копам все, что знаю.

– Но в ином случае Департаменту полиции Лос-Анджелеса придется отправиться по домам?

– Да. Нераскрытое дело. Не повезло.

Я смотрела на свет фар на восьми полосах магистрали в сгущающихся сумерках последнего дня года.

Я верила полицейским, хотя, возможно, это было наивно с моей стороны. Верила больше, чем Джо. Но даже мне было ясно: если они прицепятся к ней, то, возможно, не станут терять времени на вторую по степени вероятности версию, в уж тем более на третью или на ту, что окажется правильной. Потому что они люди, и, в конце-то концов, сколько часов в сутках?

Но я не могла представить, что они признают себя побежденными, – дело было слишком громким. Если их выбор пал на Джо, то они, как считала я, схватят что имеют и убегут, толкуя каждую существенную деталь против нее.

– Есть кое-что еще, над чем следует подумать, – пробормотала я. – Та репортерша сказала, что существует токсикологическое заключение, подписанное судмедэкспертом, якобы в теле Эллиота нашли какое-то вещество – то есть он не просто так утонул и сердечного приступа у него не было. Возможно, это просто слухи. Но раз его смерть выглядит подозрительно, то вкупе со смертью Дэвида…

– Черт побери! Ты это серьезно? – Джо смотрела на меня недоверчиво. – Какой идиот! Тупой, любит риск, ищет острые ощущения… – Она стукнула по отделению для перчаток, оно открылось, но она продолжила молотить по дверце моей видавшей виды «интегры», скороговоркой произнося обличительную речь.

Я вздрогнула, представив, что рука Джо может попасть по мне или по рулю. Я также волновалась за руку подруги – Джо вполне могла повредить ее. Это было бы плохо. А если она распахнет дверцу и вывалится на шоссе?

Я наклонилась, желая удостовериться, что Джо пристегнула ремень безопасности, и тут услышала, как загудело все шоссе. Наверное, я немного подалась в сторону.

В ответ на это стали сворачивать и другие машины. О Боже ты мой! Ладно. Никто не пострадал.

Но тут, посмотрев в зеркало заднего вида, я увидела мигалки полицейской машины.

Глава 39

Мои руки задрожали. Все, что я съела, – встало в желудке комом.

– Джо, – сказала я, – за нами едет полицейский. Что делать?

Она обернулась и посмотрела на дорогу.

– Черт! Тебе надо съехать на обочину.

– Это понятно. Но как?

– Перестраивайся потихоньку. Еще рано. После этой машины. Включи поворотник.

Меня удивило, как быстро она вышла из состояния бешенства.

– Не сбавляй скорость, – сказала она. – Не надо. Это опасно. – Она еще раз посмотрела назад, на поток транспорта. – Пора. Выезжай на другую полосу. Быстро, быстро, быстро!

Я выехала на обочину четыреста пятого всего за пятьдесят ярдов до съезда на бульвар Сансет. Я не знала точно, какие тут существуют правила, – меня никогда прежде не останавливали на эстакаде, только на городских улицах. Впрочем, уже поздно. Мне не хотелось, чтобы дело выглядело так, будто мы спасаемся бегством. Я постаралась выровнять дыхание и выключила двигатель.

– Черт! – воскликнула Джо. – Черт! Черт! Черт! – Она пыталась продеть правую руку через пройму безрукавного платья от Валентино, но оно было слишком узким.

– Что ты делаешь? Что не так?

Джо бросила свои попытки, собрала подол платья и стала тянуть его вверх – в результате платье сбилось на талии. Если бы это видел Валентино, то упал бы в обморок.

– Мне нужно было потренироваться, прежде чем надевать его. Черт! – Джо оглянулась, затем выпрямилась и расправила платье на спине. – Послушай, Уолли. У меня нет разрешения на то, что я прячу. Ты никогда не видела этого пистолета. Понятно?

– Хорошо, но…

– Иначе они арестуют нас обеих и…

– Хорошо, но…

И тут появился коп.

Он материализовался около машины со стороны Джо. Слышал ли он ее слова? Джо опустило стекло. «Интегра» была такой старой, что окно открывалось вручную.

– Здравствуйте! – сказала я. – Счастливого Нового года!

Полицейский ослепил меня, направив в лицо свет фонаря.

Наверное, он сделал это намеренно, желая вывести меня из игры. Но я и так не была хорошим игроком. Меня сбивал с толку пистолет Джо.

– Вы, обе, положите руки на приборную панель!

Мы сделали это. Отделение для перчаток было открыто. Полицейский посветил туда фонарем и сказал:

– Права и регистрация. Где они у вас?

– Регистрация в отделении для перчаток; а права в моей вечерней сумочке. В кошельке. Маленькой сумочке, – проговорила я, словно словосочетание «вечерняя сумочка» было эзотерическим термином.

– Не отнимайте рук от панели. – Свет фонаря переметнулся на Джо. – С вами все в порядке, мисс?

– Да.

– Мне показалось, что пару минут назад у вас возникли какие-то проблемы.

– Нет, проблема была у меня, – возразила я. – Я отклонилась от прямого пути и заехала на другую полосу.

– Вы под кайфом? – спросил у Джо полицейский.

– Нет, сэр.

Он посветил фонариком в отделение для перчаток, в котором было полно всякой всячины, в том числе пилка для ногтей, ножницы для кутикул, ручки, «Клинекс», монеты, скрепки, увеличительное зеркало для макияжа, щетка для волос, лак для волос и регистрация.

– Достаньте регистрацию, – сказал полицейский.

– Вы к кому обращаетесь, к ней или ко мне? – спросила я. – То есть, я хочу сказать, ко мне или к ней?

– К вам.

Я стала доставать регистрацию. Из отделения для перчаток высыпались вещи, которые мы с Джо стали запихивать назад.

– Где ваш кошелек?

– В багажнике, – ответила я.

Полицейскому, по всей видимости, было тридцать с небольшим. Одет он был в песочного цвета форму Калифорнийского дорожного патруля, внешность не отталкивающая. Но и не симпатичная. Хотя это не имело значения. Я не собиралась очаровывать парня, потому что, честно говоря, если у меня и есть шарм, то нет кнопки, которая бы включала и выключала его.

– Ваше удостоверение мне тоже понадобится, – сказал он Джо, глядя на мою регистрацию.

– Хорошо, – сказала она. – Но я совсем не знакома с этой цыпочкой. Просто она была настолько мила, что согласилась подбросить меня к тому месту, куда я направляюсь.

Я пристально посмотрела на подругу, гадая, как мне теперь поступить.

Полицейский что-то писал, по-прежнему держа в руке мою регистрацию.

– Вы, девушки, пили что-нибудь?

– Я пила эспрессо. Час тому назад. Двойной.

– А я пила, офицер, – заявила Джо. – Меня вот-вот вырвет. Вы не возражаете, если я выйду из машины?

Полицейский отпрянул назад.

– Подождите. – И сказал в переговорное устройство: – Требуется подкрепление.

Подкрепление? Он думает, что Джо настолько плохо? Парень повторил свою просьбу; ему нужна была женщина-полицейский, чтобы помочь обыскать подозрительных дамочек. Затем он велел Джо оставаться на месте, а если ее тошнит, сказал он, то пусть высунется в окно. Полицейский немного подался назад, но продолжал разговаривать со мной, стоя у машины со стороны Джо.

– Автомобиль зарегистрирован на Томаса Флинна, – сказал он, сверяясь с регистрацией. – Вы кто?

– Уолли Шелли, – представилась я. Моя голова кружилась в преддверии обыска. – Док – Томас Флинн – был моим женихом. Я должна была стать миссис Томас Флинн, но у нас не сложилось.

– Но он дал вам свою машину?

– Да. Он считал это самым меньшим, что может для меня сделать.

– Он подтвердит ваши слова?

– Да, если вы найдете его. Разумеется.

– Где он?

– В Азии.

– Надолго он уехал?

– На пять-шесть лет. Но у меня есть страховка. В кошельке. В сумочке.

– Хорошо, откройте багажник.

Я посмотрела на Джо. Та кивнула и незаметно улыбнулась.

Как она может оставаться такой спокойной? Даже неквалифицированный человек найдет у нее пистолет. И что тогда?

Я медленно вышла из машины – мне действовали на нервы пролетающие мимо автомобили – и пошла к багажнику, так медленно, словно надеялась стать по пути умнее. Полицейский стоял около правого заднего крыла и светил на меня фонарем, пока я рылась в багажнике. Возможно, он думал, что я достану оттуда автомат или злую собаку. Возможно, в Лос-Анджелесе это в порядке вещей.

Я задержалась насколько могла, но мне не пришло в голову никаких идей и я по-прежнему не знала, как поступить. Наконец я повернулась к полицейскому, в руке у меня была сумочка. И тут я заметила какое-то движение в двадцати футах впереди «интегры»: кто-то стремительно мчался к съезду с шоссе.

Это была бегущая в ночи Джо.

Глава 40

Джо – хорошая бегунья. Грудь у нее маленькая, ноги длинные, в ней нет ни унции жира, и бег для нее – любимое занятие. Она из тех людей, кто бегает и ночью, и под дождем, и вы начинаете гадать, не готовится ли она к Олимпийским играм.

Я не удивилась тому, что она сделала попытку сбежать от полицейского.

Почему она решилась на это – другая история. Джо наверняка думала, что действует в моих интересах, иначе не оставила бы меня вдвоем с копом.

Я заметила ее секунд на шесть раньше, чем он. Когда я наконец поняла, что не стоит таращить на нее глаза, было слишком поздно: полицейский увидел ее и направил на нее свет фонаря. Джо неслась сломя голову и быстро исчезла с шоссе.

– Стоять! – закричал полицейский.

«Беги, Джо, беги!» – подбадривала я подругу, вовремя сообразив, что это можно делать только мысленно.

Слава Богу, она была уже на обочине. Водителям это оказалось на руку – никто не хотел под конец года задавить празднично одетую спортсменку.

Я отдала должное полицейскому – он бросился вслед за Джо. Пробежав дюжину ярдов или около того, он замедлил темп, и остановился. Он был полноват и одет в форму и тяжелые ботинки – и он держал фонарь, а Джо взяла хороший старт и при ней не было ничего, кроме пистолета в нижнем белье.

Коп направился ко мне, что-то говоря в рацию. Он выглядел несчастным. Его походка стала тяжелой и агрессивной, и он сердито выплевывал слова: «длинные рыжие волосы» и «под тридцать лет». Очень мило с его стороны дать Джо на десять лет меньше, чем ей было на самом деле. Но теперь мою подругу станут искать повсюду.

– К машине! – крикнул мне полицейский.

Я повиновалась.

Он не стал меня обыскивать, а просто надел на меня наручники.

Не думаю, что человеку, не склонному к мазохизму, могла понравиться такая ситуация, а я к таким людям не принадлежу, хотя и пытаюсь придерживаться самых широких взглядов. Но проблема заключалась не в том, что меня арестовали. Просто природа щедро одарила меня, и потому, не имея возможности двигать руками, я казалась себе грудью с приделанной к ней головой. Как будто меня подготовили к фотосессии для большого разворота «Плейбоя». Полицейский не испытывал ко мне сексуального интереса, но четыреста пятое шоссе было забито и мне оставалось лишь надеяться на то, что я не выгляжу отталкивающе. Кроме того, было чертовски холодно.

Я не стала выказывать своих опасений, потому что парень совершенно взбесился. Он заставил меня сесть на ограждение, а не в машину, и это было довольно подло с его стороны. Когда позади нас припарковалась еще одна машина Калифорнийского дорожного патруля, он запихнул меня на пассажирское сиденье своей машины и пристегнул ремнем. Я по-прежнему была в наручниках, и мне казалось, что на меня надели смирительную рубашку. Полицейский подошел к своим коллегам, и я услышала чей-то негодующий голос. Возможно, побег подозреваемой – хотя я не знаю, в чем нас с Джо подозревали, – очень не понравился другим копам. Особенно потому, что беглянка не имела машины и была одета в коктейльное платье, а на ногах у нее были фирменные кожаные туфли.

Как я могу защитить Джо? Если побег с места обычной проверки – дело противозаконное, то Джо может встретить Новый год в тюрьме. Поэтому полицейские не должны найти ее. О лос-анджелесской окружной тюрьме говорят, что она похожа на ту, в которой держали графа Монте-Кристо. Там трудно хорошо провести время. Фотографии анфас и в профиль. Обыски. Плохое общество.

Ко мне подошли трое полицейских. Среди них была женщина, именно она помогла мне выйти из машины, похлопала по плечу, сняла наручники, заставила выдохнуть в трубочку и подняла большой палец, велев следить за ним глазами. Затем на меня снова надели наручники, усадили на заднее сиденье патрульной машины и пристегнули ремнем. Я чувствовала себя так, словно устроилась на отдых в каменоломне.

– Кто ваша подруга? – Один из полицейских, к рубашке которого была прикреплена табличка с именем Крэнслор, забрался на водительское сиденье, намереваясь записать мои свидетельские показания в блокнот. Поначалу он был довольно мил, но теперь стал агрессивен. Это, возможно, объяснялось тем, что он хотел покрасоваться перед женщиной, которая села на переднее пассажирское сиденье. Я сделала глубокий вдох.

– Офицер Крэнслор – так произносится ваше имя? – я часто развожу людей после вечеринок, потому что, как мы уже установили, я мало пью. Поэтому…

– Как ее зовут?

«Уклоняйся от ответа. Сбивай с толку. Напусти туману. Усложняй».

– Видите ли, – сказала я, – мы встретились на стоянке у «Вонса» в Студио-Сити. У меня не было никаких планов на Новый год, а она ехала на вечеринку, я не собиралась пить, а она собиралась, и что касается цен на бензин.

– Вы не знаете ее имени?

– Нет. – И это было правдой. До тех пор пока матримониальный статус Джо не определен, непонятно, можно ли называть ее миссис Хоровиц или нельзя. – Ее зовут Мэри. И это удивительное совпадение, ведь мама назвала меня в честь Мэри Уолстонкрафт Шелли, и потому у нас есть что-то общее.

Лицо Крэнслора налилось кровью.

– Вы хотите сказать, что не имеете понятия о том, кто она такая?

– Я плохо запоминаю имена. Но разве это свойственно мне одной? Фишка заключается в том, чтобы произнести чье-либо имя сразу, после того…

– На какую вечеринку вы ехали? – перебила меня женщина.

– Во французский ресторанчик в Санта-Монике – так она сказала. – У меня обнаружилось неординарное качество: если я придерживалась правды (разумеется, не полной), то справлялась с ответами. Меня так и несло. Я даже не потела.

– Кто устраивает вечеринку? – рявкнул Крэнслор.

– Подождите. Дайте мне поправить наручники. Ну вот. Вечеринку? Ее устраивает… Я не уверена… Возможно, какая-то юридическая фирма. Как я уже сказала, она была приглашена туда….

– Давайте уточним, – сказал Крэнслор. – Вы собирались на вечеринку, на которую не были приглашены, и оказались бы среди совершенно незнакомых людей, но при этом готовы были подвезти туда чужого вам человека? – Он обернулся и посмотрел мне в глаза: – Вы лесбиянка?

– Нет. По крайней мере я так не считаю. То есть в настоящее время я состою в гетеросексуальных отношениях и чувствую себя счастливой.

– Где сейчас ваш бойфренд? – поинтересовалась женщина.

– Работает. Он занимается тканями. – Получилось не слишком хорошо. Необходимо придерживаться правды.

– Где живет эта женщина? – спросил Крэнслор.

– Вы имеете в виду мою попутчицу? Точно не знаю. – Это тоже было правдой, поскольку было непонятно, можно ли считать Джо владелицей Соломон-хауса. Вдруг там опять сменили замки? – Наверное, после вечеринки я должна была отвезти ее обратно к «Вонсу», она оставила там свою машину.

– Насколько я помню, вы сказали, что она собиралась пить и потому вы должны были отвезти ее домой.

– Да, это так.

Крэнслор не отрывал от меня взгляда, но я была в состоянии выдержать это. И смотрела на полицейского ясными глазами. Оранжевые волосы говорили в мою пользу: от меня нельзя ожидать особого ума, я должна казаться еще глупее, чем блондинки.

Крэнслор посмотрел в блокнот.

– Сейчас вы живете вот по этому адресу? Который указан в правах?

– Нет, с тех пор я не раз меняла место проживания.

– И где вы живете сейчас?

– В Пасадене.

– Вместе с бойфрендом?

– Нет. То есть… нет.

– Вы живете отдельно от бойфренда? – спросила женщина.

Я разнервничалась.

– Да. Хотя в последние дни я провела у него немало времени. У него квартира на Уилшире, в Уэствуде.

– Как его зовут?

– Кого?

– Вашего бойфренда.

– К чему вам его имя? – Я неожиданно запаниковала. Чего они хотят от Саймона?

– Он в курсе, что вы разъезжаете на машине, зарегистрированной на вашего бывшего любовника? – Крэнслор стал говорить со мной грубо. Одно дело – злость, но зачем грубить?

– Да, в курсе, – сказала я. – И он не делает из этого проблемы.

– Ну? Как его имя? – Женщина-полицейский не собиралась сдаваться. Очевидно, ей не везло с бойфрендами. На мое счастье, ее телефон зазвонил и она вышла из машины.

– Ну так что? – продолжал Крэнслор. – Как его зовут?

– Сасс-саймон.

– Что? Сасс-саймон? Что это за имя?

– Думаю, еврейское.

– Сасс-саймон, и как дальше?

Я кашлянула и пробормотала:

– Александер. – Что прозвучало приблизительно как Бадгизер. Но Крэнслор даже ухом не повел.

– Вернемся к нынешней ситуации. Что у вас происходило, когда я остановил вашу машину?

– Вы о чем?

– Вы вели машину неуверенно, а ваша спутница размахивала руками.

– Вы когда-нибудь слышали о «танцующих» машинах?

– Нет.

– Это происходит, когда музыка вызывает у водителя желание танцевать, но раз он едет в машине, то двигается только верхняя часть его тела.

Крэнслор смотрел на меня в упор.

– Мадам, я видел, что ваша машина дернулась в сторону и на дороге возникла опасная ситуация, а ваша спутница повела себя незнамо как. Возможно, вы везли ее куда-то против ее воли.

– Против воли? – Я остолбенела. – Если бы дело обстояло именно так, то она могла попросить вас о помощи.

У Крэнслора не было ответа на эти слова.

– Я видел у вас в багажнике эластичный шнур.

– Эластичный шнур? Это для меня большая новость. Я думала, что потеряла его.

Полицейский посмотрел на женщину, которая продолжала разговаривать по телефону, а затем снова перевел взгляд на меня.

– Хорошо. А как выдумаете, почему она бросилась бежать?

– В мире полно неуравновешенных людей, которые следуют весьма странным порывам. Меня удивляет, что большинству из нас удается выбраться из постели и заставить себя работать. Может, она слышит голоса. Что касается меня, то я точно их слышу.

Так-то вот. Ясно, что Крэнслору это несвойственно. Полицейский откинулся на сиденье, чтобы оказаться подальше от меня.

– И какие голоса вы слышите?

– Сначала я подумала, что это был Агамемнон. А потом решила, что Зевс.

Тут женщина открыла, дверцу машины и сказала, что их с напарником вызывают куда-то, где остановили предположительно пьяного водителя. По ее тону было ясно: она стоит выше Крэнслора в пищевой цепочке. Тот поведал ей свои планы – он собирался задержать меня по подозрению в похищении человека. Женщина посмотрела на него, а затем попросила выйти из машины.

Я не расслышала все полностью из-за шума проезжающих мимо машин, но женщина сказала, что начальник патрульной службы не станет заводить дело о похищений на основании найденного в багажнике эластичного шнура. Опять заорала рация. Минуту спустя Крэнслор наклонился ко мне, снял наручники и буркнул, что сегодня выдался счастливый день.

– Если бы меня не вызвали на место аварии, вас обвинили бы в похищении человека и, возможно даже, в том, что ваша машина «танцевала». Выходите!

– Спасибо. Я…

– Не надо благодарности. Меня бесит эта ситуация. Выходите. Молча. Я хочу сказать вам пару слов. Вы мне не нравитесь. И мне очень не нравятся ваши волосы.

Глава 41

Я доехала до следующего съезда с шоссе и направилась обратно к бульвару СанСет, высматривая Джо. Это было бесплодным занятием, если Джо не хотела, чтобы ее нашли, но вдруг она хотела именно этого? Ведь на ней было одно только коктейльное платье. Хорошо хоть, что туфли были без каблуков. Спасибо Богу за Хлоэ и за адвоката, которому не нравятся высокие женщины.

Я включила свой телефон и нашла мобильник Джо в сумочке от Фенди, лежащей под сиденьем, – пусть они будут под рукой, на случай если Джо найдет способ позвонить. Хотя она, наверное, думает, что Крэнслор не спускает с меня глаз, и потому позвонит кому-нибудь еще. Я набрала номер Фредрик:

– Джо не объявлялась?

– Нет. А что случилось?

И я рассказала ей все: о полицейском, регулирующем дорожное движение, о пистолете, об ордере на арест, о дикой идее Джо противостоять убийце, о загадочном звонке Чарлза Зетракиса, о токсикологическом заключении о смерти Эллиота. Это заняло порядочно времени, поскольку Фредрик то и дело вскрикивала. Дальше я поведала ей о вечеринке, на которую мы ехали, и об адвокате, который собирался добиться, чтобы Джо вернула себе деньги, некогда отданные Эллиоту.

– А что за вечеринка?

– Какое-то сборище в «Ла Багет», – ответила я. – Это где-то в Санта-Монике, рядом с Сенчури-Сити…

– Я найду. Встретимся там через двадцать минут.

– Но…

– Джо обязательно появится в этом ресторане. Она одета должным образом, ей нужен адвокат, и она может доехать туда автостопом. Если она думает, что мы позволим ей встретиться с вооруженным убийцей…

– Я говорила с ней об этом, Фредрик…

– Только через мой труп, – категорично заявила Фредрик. – Ты слышала, что я сказала? Только через мой труп. И я рассчитываю на полную поддержку с твоей стороны.

Я согласилась, нажала на красную кнопку и направилась в «Ла Багет», прослушивая по дороге голосовую почту. Два сообщения были от Саймона – сдержанные пожелания счастливого Нового года. Наверно, он боялся, что его кто-то услышит. Третье сообщение было от Пи-Би: «Я просто хочу знать, удалось ли тебе достать «Планету»; там сражаются за будущее человечества в пещерах, в которых полковники-убийцы разводят неоарахнидов. Но это может подождать до нашей с тобой встречи завтра». Я не собиралась завтра ехать к брату, но порадовалась тому, что его голос звучал спокойнее, чем вчера вечером. Я не люблю вечеринки. Но у Джо не было машины, денег, кредитной карты, ключей от дома и телефона, и если ей можно помочь, только оказавшись на вечеринке, значит, так тому и быть.

«Ла Багет» оказался совсем крохотным ресторанчиком, и все в нем было меньше обычного, начиная от стульев и кончая приборами.

– Очень по-французски, – сказала Фредрик. – Ведь французы – миниатюрные создания. – Все детали обстановки были продуманы тщательно, и пламя горящих свечей отражалось на лицах людей в зале. Я представила, что ресторан и гости находятся в Европе, среди приятных для глаз и успокаивающе старых вещей. Это было гораздо приятнее, чем стальная мощь Соломон-хауса или матовые, нейтральные тона Саймонова пентхауса. Меня поразила мысль о том, что квартира Саймона на самом-то деле не подходит ему, как и Соломон-хаус – Джо. Только Фредрик чувствовала себя уютно в Map-Виста, в собственном доме с желтой кухней и с забором вокруг дома. Где же я наконец почувствую себя как дома?

Адвокат Джо, Рик Слепик, стильно худощавый мужчина, у него был стильно узкий галстук, и он держал стильный бокал с шампанским. Хостесс указала на него нам с Фредрик. Джо еще не было.

– Дай мне заняться им, раз уж он не любит высоких женщин. Кстати, я никогда о таком не слыхивала. Наверное, он сумасшедший.

Я позволила Фредрик вцепиться в адвоката, а сама направилась к столу, чтобы занять разговором Дафну, женщину, с которой он пришел на вечеринку. Она была молодой, хорошенькой – и низкорослой – и поведала мне, что работает на юридическую фирму Рика «Сойер, Слепик и Слоан» первый год.

– Каким видом права вы занимаетесь? – поинтересовалась я.

– Деликтами.

Я мгновенно представила себе открытку: плечом к плечу с поварами работают над деликтами и деликатесами, в связи с чем задалась вопросом, какая разница между этими самыми деликтами и деликатесами. И тут же спросила себя – а что такое деликты? Этого я не знала.

– Что такое деликт?

Дафна наморщила свой хорошенький носик:

– Звучит очень странно, правда? Я сама не ожидала от себя такой прыти. Деликт – это поступок, влекущий за собой возмещение вреда, ущерба или штраф; взыскивается по частному иску в пользу потерпевшего. Ужасно интересно!

– Ужасно, – согласилась я. – Значит, если ты даешь кому-то кучу денег и считаешь, будто тебе принадлежит пятьдесят процентов выручки, и твой партнер тоже так считает, но вдруг умирает, то это можно назвать деликтом?

– Все зависит от обстоятельств. Если существует контракт, то нет. – Дафна наполнила мой бокал шампанским. – Раз партнер мертв, речь пойдет о наследственном праве. О завещаниях и доверенностях.

– Я спрашиваю об этом потому, что моя лучшая подруга попала в такую ситуацию…

– Джо Рафферти?

– Да.

– О, значит, вы Уолли? – оживилась Дафна. – Джо рассказывала о вас. Вас покажут в «Мыле и грязи»! Рик позволил мне вникнуть в проблему Джо. Интересный случай.

– Дафна, не могли бы вы рассказать мне о том, что ждет Джо, если только это не является тайной? Джо может не добраться сюда сегодня, и…

– Нет проблем! – Дафна хрустнула хлебной палочкой. – Мы не беремся за это дело. Скажите Джо, что у Эллиота, ее предполагаемого мужа, есть сестра…

– Камилл Хоровиц, я ее знаю.

– Да, Камилл. Она собирается в понедельник подать заявление о том, чтобы ее назначили душеприказчиком. Джо нужно явиться в здание суда и воспрепятствовать этому. Камилл пытается ее опередить, без предупреждения. Это непорядочно.

– Но законно?

– Формально да.

– А Джо и Эллиота можно считать супругами по нормам общего права?

– Нет. Наш специалист по таким делам считает, что это будет долгая история. Как осада Трои.

Ссылка на Трою заставила меня немного помолчать. И кто, интересно, станет платить за все это? Я задала этот вопрос Дафне.

– Это большая проблема. Рик не занимается делами, в которых возникают непредвиденные обстоятельства. И его партнеры тоже. Даже ради общественного блага. Если только речь не идет об очень хорошей рекламе.

– Дело Джо обеспечит вам такую рекламу! – воскликнула я. – Поверьте мне, Дафна, оно будет исключительно освещено в прессе!..

– Но мы не нуждаемся в таком пиаре. У нас великое множество знаменитых клиентов. Среди них и Дэвид Зетракис, сами знаете. Мы заботимся о престиже, о том, чтобы к нам попадали громкие дела, связанные с политикой и благотворительностью, за которые положены награды. Джо может быть полностью разорена, но она воспринимается как еще одна голливудская стерва, способная заплатить за то, чтобы избежать неприятностей. А это вызывает у людей сильное раздражение.

– Понятно, – кивнула я. Новости были неутешительными, но ничего не поделаешь – с адвокатом, который производит впечатление главного человека в группе поддержки и ведет с вами беседу в этом авторитетном качестве, приходится быть любезной.

– Вот что я вам скажу, – добавила Дафна. – Будь я замужем за парнем, который так бы со мной поступил, я бы оторвала ему яйца!

Я обдумывала впечатление, которое сложилось у меня о Рике Слепике, и тут он подошел к нашему столику и увел Дафну на маленькую танцевальную площадку, оставив меня вдвоем с Фредрик.

– Что касается ужина, – сказала она, – то сначала подадут суп из сморчков и тартар из тунца, затем турнедо из говядины с морковью и картошкой, а под конец зеленый салат. Все в европейском стиле. И тарте татин на десерт. Такое вот меню. Это вся информация, которую я вытянула из тощезадого адвоката.

Мы говорили о…

Но у входа в ресторан что-то происходило. Я сжала рукой плечо Фредрик, решив, что там появилась Джо, но ошиблась.

Это были Чарлз и Агнес Зетракис.

Глава 42

Чарлз и Агнес чувствовали себя неуверенно. Не снимая верхней одежды, они стояли и озирались по сторонам. Франсуа, хозяин ресторана, поспешил к ним, за ним последовали Рик Слепик и Дафна.

– Кто это такие? – спросила Фредрик, – Ты их знаешь?

– Брат Дэвида и его жена. Им досталось все поместье, исключение составили несколько безделушек – например, Климт. – Меня смутило, что я наткнулась на Чарлза именно в тот день, когда всеми силами пыталась повидать его. – Фредрик, ему что-то известно об убийстве Дэвида! Мне нужно поговорить с ним.

– Я с тобой, сестренка. Вперед!

– Но как остаться с ним наедине?

Казалось, что наряду с богатством Дэвида Чарлз и Агнес унаследовали его известность – такая вокруг них собралась в холле толпа. Рик стоял к Чарлзу почти вплотную, будто ему мог потребоваться совет адвоката еще до того, как он снимет пальто.

Агнес пыталась держаться подальше от избранного круга. Меня вновь поразил контраст между ними: в облике Чарлза прослеживался стиль, в то время как в Агнес, ширококостной и круглолицей, было не больше шика, чем в фургоне. На ней был бежевый костюм, того же цвета туфли и нитка крупного жемчуга, и все это казалось старым. Волосы стянуты в конский хвост, челка плохо подстрижена, как у пятиклассницы.

– Она идет к еде! – прошептала я. – Давай заговорим с ней.

Мы последовали за Агнес к шведскому столу. Она деловито наполняла тарелку едой.

– Попробуйте суп! – предложила Фредрик. – Он кажется сливочным, хотя в нем нет ни капли молока.

– Вам не хватит рук, – вступила я в разговор. – Давайте я налью в другую тарелку.

Если даже Агнес и показалось странным, что две незнакомки понуждают ее поесть супу, то она никак этого не показала и позволила проводить ее к свободному столику. Усевшись, она принялась за еду. Фредрик позаимствовала с соседнего столика хлебницу и посоветовала Агнес взять хлеб, выпеченный из кисловатого теста.

Я представила Фредрик жене Чарлза и напомнила, что мы встречались, хотя и мельком, на чтении завещания.

– Мне так жаль вашего деверя, – добавила я.

– Дэвида? – спросила она, отламывая кусочек хлеба. У нее был маникюр, но ногти были короткими, а руки широкими и грубыми, как у людей, много работающих в саду. – Спасибо. Теперь о нем заботится Бог. Но мы не были близки.

– Разве?

Она отрицательно покачала головой:

– Он не любил меня, ведь я человек не творческий.

Как странно слышать такое. Потому что в некотором смысле все мы талантливы.

– Но я, конечно, благодарна ему. Столько денег. Поместье. Страховка.

Мы с Фредрик кивнули. Да, миллионы долларов заставляют испытывать чувство признательности.

– Наверное, Дэвид очень любил своего брата, – произнесла Фредрик.

– Под конец своих дней. – Агнес принялась за турнедо из говядины. Нож она держала в правой руке, вилку – в левой; это у меня ассоциировалось либо с семейным благосостоянием, либо с европейским воспитанием. – Он полюбил его не так уж давно. Какое-то время они не общались. Стыдно, что им понадобилось столько времени на примирение. – Агнес тщательно жевала. – Эти деньги очень бы пригодились нам раньше, а теперь Налоговая служба станет кружить над нами подобно стервятникам. Да кто об этом думает?

Я не стала напоминать ей, что деньги по страховке обычно недоступны до тех пор, пока человек, чьи это деньги, жив.

– Насколько я знаю, у вас с Чарлзом есть виноградник, – сказала я. – Это, должно быть, дело трудное.

Агнес посмотрела на меня, и я поразилась, какие у нее зеленые глаза, ослепительно красивые на простом в общем-то лице.

– Он называется «Артемида». Вы слышали о нем? Им занимались пять поколений моей семьи. Нас должны были лишить права на него на следующей неделе.

– На следующей неделе? – Мы с Фредрик переглянулись. Агнес кивнула:

– У нас была задолженность по выплате налогов, и один из соседей положил глаз на наше имущество, на следующей неделе должен бьш состояться аукцион. Но Чарлз смог взять кредит прямо перед Рождеством – в счет наследства, которое мы должны были получить, – и таким образом решил проблему. Хотя, разумеется, проценты огромные.

Мы с Фредрик энергично закивали.

– Дэвид почти ничего не говорил о том, что он нам оставит. Представьте только: мы получили бы эти деньги, но слишком поздно, и не смогли бы спасти «Артемиду». Отец Боб считает то, что произошло, чудом. Люди говорят: «Ну, вы могли купить другой виноградник». Но он был бы далеко не таким. Это же земля. Словно твоя собака умирает, а тебе говорят, что легко можно завести новую.

– Вы абсолютно правы, – заверила Агнес Фредрик. – Держу пари, что вы выросли в том доме. Ничто не заменит нам воспоминаний детства.

– Да. А Дэвид этого не понимал. Чарлз часто писал ему и приглашал на Рождество или на другие праздники, но Дэвид ему не отвечал, пока не заболел раком. Он мог одолжить нам денег в любое время, но ждал до тех пор, пока не начал умирать. А затем лишение права выкупа закладной. Затем заявка на получение ссуды… Все происходило так стремительно. Мы очень устали.

– Вам, должно быть, тяжело пришлось, – проговорила Фредрик, изучая хлебницу. – Вам всем.

Агнес принялась за второе турнедо из говядины.

– В последние месяцы братья стали очень близки – с тех пор как Дэвид приехал к нам. Его привезла на машине ассистентка. Виноградник потряс его. Мне от него толку не было, конечно. Но он же шоумен. Они все такие.

– Какие? – спросила я.

– Любители эффектов.

Я нахмурилась. Это прозвучало так, будто Дэвид был легкомысленным. Но это неправда! Да, он был профессиональным актером, имел склонность к театрализации и лучше всего чувствовал себя в толпе. Ясно, что Агнес не стала бы действовать в его интересах и не чувствовала к нему особой благодарности. Меня интересовала дружба Руперта с Чарлзом и мысли актера по поводу лишенной обаяния Агнес.

– Наверное, вы с Чарлзом пытались привлечь к винограднику внимание других инвесторов, – предположила я.

Агнес принялась за суп. Зачерпнула ложкой, понюхала, подула, затем, какое-то время подержав во рту, с шумом проглотила. Подобным образом дегустируют вина.

– Ни у кого не было таких денег. Ни у кого из наших друзей по церкви.

– А как насчет представителей мира мыльных опер? – спросила я. – Чарлз должен был знать кого-то из них еще до того, как утратил связь с Дэвидом. Скажем, Руперта Линга.

– Или Джо Рафферти, – подсказала Фредрик, Агнес кашлянула.

– Они шоумены и думают, что виноградники – это гламурно. При словах «образцы почвы», «рабочие-иммигранты» все начинают зевать.

Я посмотрела на Чарлза. Он стоял у камина с Риком, Дафной и другими гостями. Все хорошо одеты, у всех в руках высокие бокалы с шампанским; свет отражается от золотистого вина. Это была настоящая рекламная кампания – а у Агнес грязь под ногтями. Но эта грязь значила для нее немало.

Фредрик пнула меня под столом и выгнула брови, словно говоря: «Продолжай, продолжай – вытяни из нее как можно больше информации». И я задала актуальный для нас вопрос:

– Как вы думаете, Агнес, кто убил вашего деверя?

– Грабитель. Дэвиду следовало иметь при себе пистолет. Или собаку.

В ее голосе не прозвучало ни капли сомнения. Никто из моих знакомых не разделял подобного мнения. Я встала.

– Удачи вам в вашем деле! – сказала я и пожала супруге Чарлза руку.

– Попробуйте тарте татин, – добавила Фредрик. – Кстати говоря, у вас очень хороший костюм. От него веет новой вещью от Сент-Джона?

– От «Шанель», – ответила Агнес. – Это Чарлз уговорил меня, как только мы получили кредит! Я ничего себе не покупала с самого медового месяца. Но здесь все такое дорогое!

Фредрик взяла меня за руку, выждала, пока мы окажемся вне пределов слышимости, и прошептала:

– Это совершила она!

– Что совершила?

– Убийство. Помнишь братьев Менедес? Они начали покупать машины и теннисные ракетки, не дождавшись, пока высохнет кровь на ковре в комнате их родителей!

– Ты же слышала, что она сказала! Это была идея Чарлза.

– «Шанель» вряд ли была его идеей. Мужчины не любят «Шанель». Вещи от нее стоят кучу денег и начисто лишены сексапильности.

Мы постарались незаметно подойти к камину и смешались с окружением Чарлза. Говорили о баскетболе. В Лос-Анджелесе, если собирается группа в четыре-пять или более человек, обычно речь заходит именно об этом. Но я «Лейкерс» знаю мало, и потому чувствовала себя неуютно, приготовившись ждать, когда собеседники сменят тему.

Но Фредрик же повела себя совершенно иначе.

– Не хочу сказать, что вы не правы, – заявила она, – но Фил Джексон, или доктор Фил, как я люблю его называть, на какое-то время завоевал себе место под солнцем, и это стало золотым веком «Лейкерс», не считая тех лет, когда тренером был Пэт Райли. Но прошлого не вернуть, так что давайте двигаться дальше. Чарлз, моей подруге Уолли нужно поговорить с вами наедине. Это займет всего несколько минут. Надеюсь, остальные извинят нас.

Чарлз выглядел озадаченным, как и все вокруг, но хотя тактике Фредрик и недоставало изящества, она оказалась на редкость эффективной. Чарлз пробормотал извинения и позволил мне увести его в дальний конец холла.

– Мы подруги Джо Рафферти, – начала я, – и…

– Я вас знаю. Вы были на чтении завещания. И я видел также, как вы выходили из полицейского участка, когда я туда входил.

– О, так это были вы, – сказала я. – А я приняла вас за папарацци. Послушайте, Джо собиралась приехать на эту вечеринку, но у нее большие неприятности. Ей нужна ваша помощь. Я знаю, вам известно нечто такое, что следует знать полицейским, но Джо им об этом ничего не сказала. – Я перешла на шепот: – Мне известно также, что у вас с ней некогда был роман.

Чарлз поднял брови и посмотрел через плечо.

– Но это, конечно, не мое дело. Меня беспокоит, что Джо противостоит убийце, но этим, по-хорошему, должна заниматься полиция.

Его глаза расширились.

– Черт!

– Точно. У нее есть идеи насчет того, кто убил Дэвида. А у вас?

Чарлз понизил голос:

– Не знаю юридического определения такого убийства. Но верю: мой брат заплатил кому-то за то, чтобы его застрелили.

«Опять двадцать пять, – подумала я. – Убийство – самоубийство, убийство – самоубийство. Почему по этому поводу нет консенсуса?»

– И кто же это сделал?

– Хороший вопрос, правда? – отозвался Чарлз. – Несколько недель назад, ночью, Джо доехала до границы имения Дэвида и оставила там мешок для вещей в стирку, полный денег. Более сотни тысяч долларов. Она пересчитала их. Дэвид хотел отвезти их туда сам, но был слишком слаб и Джо сделала это за него. И на вопрос «кто?» я могу дать следующий ответ: «Тот, кто забрал эти деньги».

Камеры видеонаблюдения не могли засечь этого, потому что они не работали.

– Хорошо, оставим в стороне вопрос «кто?» и спросим «почему?».

Чарлз почесал в бороде:

– Мой брат принимал очень сильные лекарства. Наркотики имели для него большое значение на протяжении всей его жизни. Он был парнем на кислоте и думал, что способен летать. Может, кислота у него кончилась. И никакой другой причины не было.

Я не купилась на такое объяснение. Причина есть всегда – надо только найти для нее подходящий контекст.

– Джо ничего не сказала полицейским о мешке, так?

– Не сказала. Если Дэвид сам организовал свое убийство, то страховку никто не получит. Она хотела, чтобы эти деньги достались нам с Агнес. Во искупление вины. По словам Джо, Дэвид часто говорил об этом.

– Какой такой вины? – спросила я. Чарлз не ответил, и я сказала: – Что касается вашего романа с Джо, то конец ему положил Дэвид, верно?

Чарлз посмотрел на меня твердым взглядом:

– А Джо говорила вам, что у нас был роман?

Я вернулась мыслями в недавнее прошлое. Говорила или нет. Прежде чем я успела ответить, к нам подошла Дафна. Извинившись, она скользнула к двери дамской комнаты.

– Вас ищет жена, – довела она до сведения Чарлза.

Он кивнул. Когда Дафна исчезла в туалете, Чарлз сказал:

– Это не лучшее время. И место.

– Где? И когда?

– Завтра. Агнес пойдет на дневную службу. Она возьмет машину, но если вы не возражайте против того, чтобы подъехать в гостиницу – мы остановились в «Бель-Эйр», – я смогу уделить вам час.

– Я приеду.

– Привезите с собой Джо.

Я набрала в грудь побольше воздуха.

– Привезу, если смогу.

Глава 43

Фредрик, к моему великому облегчению, решила переночевать со мной в Соломон-хаусе, невзирая на мои неуклюжие попытки переубедить ее – я говорила, что вся ее семья в городе, а завтра Новый год.

– Ты шутишь? – возразила она по сотовому телефону, сидя в своей машине. – Мои дети уже открывают шампанское, а Фрэнсис разрешил им не спать всю ночь и смотреть фильмы ужасов с кузенами и кузинами. До тех пор пока я завтра не приеду домой и не отвезу их во Фресно. А мы с тобой должны сосредоточиться на Джо. История показывает, что этого нельзя делать в одиночку. Сердце у тебя доброе, но игрок ты слабый.

Однако Джо не было дома, чтобы мы могли на ней сосредоточиться. В Соломон-хаусе не было и ее злобной, меняющей замки золовки.

– И что теперь? – спросила я, прохаживаясь по дому и включая всюду свет.

– А теперь мы хорошенько подумаем, – ответила Фредрик. – Тощезадый адвокат Джо сказал мне, что его фирма не занимается криминалом. Если у него появляется клиент, которого могут арестовать, то он отсылает его к Говарду Уейтзману.

– Говарду Уейтзману? Он, должно быть, чертовски дорогой адвокат.

– Клиентам Слепика нет нужды экономить, – согласилась Фредрик. – Джо тешит себя пустыми надеждами, если думает, что он станет заниматься ее делом и по старой памяти выступит против Камилл. Он может сделать это только за очень большой гонорар. Кстати, о добром старом времени: а где Саймон?

Это был вопрос, которого я боялась.

– Работает, – сказала я, отправляясь на кухню, чтобы поставить заряжаться телефон Джо. – Шпионские штучки.

– И это в канун Нового года? Какого черта…

– Разве у преступников есть выходные? Нет. Как и у федеральных агентов.

– Должны быть, – не уступала Фредрик. – Когда они находятся на стадии дофаминов. И потому…

– Это не имеет никакого значения. Ведь я все равно не оставила бы Джо в одиночестве.

– Ладно, будем решать проблемы по мере поступления. – Фредрик подошла ко мне сзади и нажала на кнопку автоответчика Джо.

«Джо, это твоя мама. Счастливого Нового года, дорогая! – Голос миссис Рафферти был похож на теплую овсяную кашу. – Мы на побережье в Хорватии, оно именно такое, каким представляется по открыткам. О, твой брат говорит, чтобы я закруглялась: я должна сделать еще великое множество звонков! В этом году я решила начать с младшей дочери. Уверена, вы с Эллиотом празднуете не дома. Желаю хорошо провести время, дорогая. Скучаю по тебе. Пока».

– Черт! – опередив меня, сказала Фредрик. – Миссис Рафферти не знает о смерти Эллиота – а знает ли об этом хоть кто-нибудь из бесчисленного семейства Джо?

Три сообщения были от журналистов (одно из них от Моники, с которой я виделась) – они просили об интервью, и семь – от разношерстных друзей Джо, потрясенных смертью Эллиота и выражавших свои соболезнования.

– Ничего интересного, – сделала заключение Фредрик. – Давай осмотрим дом.

– Зачем?

– Будем искать ключи к разгадке.

– Начинай, – предложила я. – Мне сначала нужно переодеться во что-нибудь поудобнее.

Мысль о том, что придется рыться в чужих вещах, удручала меня, но когда я облачилась в пижаму со своим знаком зодиака, вещи предстали в не столь мрачном свете. В основном потому, что в Соломон-хаусе не было беспорядка. Фредрик принялась за кухонный шкаф, где нашла обычный ассортимент бумаг, счетов и почты, а я занялась хозяйской спальней. Начала я с рюкзака Джо, который она принесла из машины.

В первую очередь я заинтересовалась фотографиями, которые мы забрали со склада моих вещей: пикник в Голливуд-Баул и сорокалетний юбилей Дэвида в ресторане Мортона. Это оправдывало те бесконечные часы, которые я провела, вставляя фотографии в альбомы. Наверное, смысл такого занятия заключается в том, что однажды изображенные на них люди умирают и снимки становятся бесценными. Так продолжается до тех пор, пока не умирают все и больше никто не может узнать этих людей, и тогда фотографии становятся бессмысленными. Я снова обратила внимание на женщину на заднем плане фотографии, сделанной в день рождения Дэвида. Черты ее лица свидетельствовали о том, что она принадлежит к семейству Зетракис; возможно, это было ясно мне потому, что я совсем недавно видела Чарлза. Но если она была сестрой или кузиной Дэвида, то почему он не упомянул ее в завещании? Возможно, она какое-то время не общалась с Дэвидом, как Джо и Чарлз, но моя подруга, вне всякого сомнения, должна знать о ней.

– А это что такое? – спросила Фредрик, появляясь в дверном проеме. В руках у нее была упаковка от маечки, на которой значилось: «"Убийственная одежда": женские оружейные аксессуары от Фрэнни».

– Это белье, которое сейчас на Джо, – она прячет в нем свой «глок».

Фредрик посмотрела на меня и удалилась, не сказав ни слова. Не знаю, была ли она шокирована или же испытала облегчение, узнав, что Джо вооружена пистолетом, до которого не могла добраться, не сняв платье.

Я вернулась к рюкзаку и вещам, что были в нем: солнцезащитному крему, темным очкам, «Клинексу», жевательной резинке, зубной нити, маленькой книжке по дзэн-медитации и фигурке Будды размером с наперсток.

– Уолли, я нашла улику! – крикнула Фредрик.

Я поспешила в столовую, где моя подруга с видом триумфатора держала в руках три диска в коробках.

– «Под конец дня», – сказала она. – Будущие серии. Это может оказаться очень важным, иначе зачем они были нужны Джо?

– Они не имеют к Джо никакого отношения, – сказала я. – Диски мои. Их дала мне Джен Ким, когда нанимала на работу в «Мыло и грязь». Она считает, что мне нужно посмотреть их.

– А. – Разочарование Джо было недолгим. – Я думаю нам следует сделать перерыв и посмотреть их прямо сейчас. Моя кузина переживет настоящее потрясение, когда узнает, что я видела будущее Мун-Лейк! Жаль, что я слишком честная и не могу продать эти диски таблоидам.

У всех нас есть свои склонности, и кто я такая, чтобы мешать Фредрик? Мы пошли в спальню, и я убрала с кровати вещи Джо, засунув их обратно в рюкзак. Телевизор с плейером по-прежнему стоял в стенном шкафу, на него был накинут джинсовый пиджак Джо. Фредрик протянула его мне. Я хотела было повесить его, но тут вспомнила, что Джо проходила в нем весь тот день, когда умер Эллиот. И проверила карманы.

В одном из них были письмо и конверт, изорванные на мелкие кусочки. Мы выложили их налостель и стали складывать.

Э…

Больше всего мне не нравится то, что я оказалась самой обычной женой, которая совершенно слепа и считает себя счастливой. Что теперь? Мой план напиться до полного бесчувствия не срабатывает и не является оригинальным. Думаю, мне надо убить тебя. Это действенно, находится в пределах моих возможностей и требует обдумывания и планирования, что хорошо для человека, располагающего временем. Если я увижу тебя, то могу взбеситься и не сделать предупредительного выстрела. Вот он. Предупредительный выстрел. Держись от меня подальше.

Джо

P.S. Я не шучу. Просто ужасно ненавижу тебя.

Я пошла к комоду. В ящике были спички и несколько косяков с марихуаной в пепельнице. Я подумала о том, что их видели обыскивавшие дом полицейские, но не стала зацикливаться на этом. Мы с Фредрик взяли спички и пепельницу и по одному сожгли клочки письма.

А затем уселись смотреть «мыло».

Глава 44

Заставка «Под конец дня» сопровождалась стильной, заразительной мелодией и состояла из гламурных кадров, на которых были актеры, играющие главных персонажей. Все они казались веселыми, любящими приключения, загадочными и сексуальными, и каждый из них казался мне возможным убийцей.

Мне повезло, что Фредрик рядом и не только комментирует происходящее на экране, но и кормит меня горячим попкорном. Иначе я бы растерялась. Все персонажи были связаны с другими персонажами в самых разных смыслах: кузены и кузины оказывались любовниками, бывшими пасынками и падчерицами и состояли в свойстве. А все, кому было за двадцать, побывали в браке раза по четыре, не меньше. Потомков, как объяснила Фредрик, являли миру младенцами, затем они исчезали и спустя несколько коротких лет оказывались уже подростками благодаря внезапному гормону роста мыльных опер. В Мун-Лейк не было некрасивых бездомных людей и, разумеется, людей тучных, но великое число его жителей страдали временной слепотой, амнезией и самыми разными расстройствами личности.

Фредрик рассказала, как обстоит дело с двумя главными семействами – Уренсайд и Трент. Были там также и Реггианы, но они недавно прибыли из Вегаса и в основном оказались ростовщиками и судебными приставами. Уренсайды – «коренные» американцы, у них были фамильные деньги, особняки, преданные слуги и герб. Тренты – нувориши. У них имелась сеть гостиниц, строительные компании, и они пытались построить торговый центр на месте виноградника; который забрали у Уренсайдов нечестным путем. Они владели также печально известной атомной электростанцией.

Под конец первой серии борющаяся с загрязнением окружающей среды группа людей, возглавляемая персонажем Триши, Лилак Грэнт Фабиан Уренсайд Трент, организовала сидячую забастовку на этой самой электростанции. Главным врагом Лилак был персонаж Руперта Линга Рокет, который принадлежал к клану Уренсайдов и, кроме того, был шефом полиции. Лилак держала в заложниках Круиса Трента, своего бывшего пасынка, которого играл Манджиалотти. На руках у нее были резиновые перчатки, она приставила дуло пистолета к его голове.

Август Уренсайд явился на белом лимузине и убедил бывшую жену сына провести обмен заложников. Она отпустила Круиса, который все равно впал в диабетическую кому, и направила пистолет на Шеффо – Августа, с седыми висками, прихрамывающего.

Тут Фредрик остановила изображение, желая обсудить: не из этого ли пистолета застрелили Дэвида. Меня удивило, что полиция первым делом стала искать орудие убийства в реквизиторской мыльной оперы. Но ни я, ни Фредрик не знали ответа на этот вопрос. Фредрик нажала нужную кнопку, и мы стали смотреть дальше.

– Я застрелю его, Рокет! – кричала Триша – Лилак персонажу Руперта, который был виден в большое окно. Он устроился на подвесном сиденье и был одет как мойщик окон. – Не думай, что я не способна на это! – Она повернулась к своему пленнику: – Прости, Август, но мне нечего терять. В любом случае я попаду в тюрьму. Или в ад. Кроме того, ты стар.

– Но ты ведь молода! Ты потеряешь свою молодость, Лилак! – с пафосом произнес Шеффо – Август, хромая по направлению к ней. – Сон. Невинность. Сладкие мечты.

– Мои мечты не настолько уж важны, – возразила она.

– Ты стоишь перед пропастью, дитя, – сказал Август, и тут зазвучала музыка. – Если ты лишишь меня жизни, то тем самым окажешься на другой стороне моста, с которой нельзя вернуться назад. Никаких обратных билетов. На той стороне находятся те, кто убил своих ближних. Ты окажешься в их компании. Такая роль уготовлена тебе, а, Лилак?

– Я круче, чем ты думаешь, – заявила Триша – Лилак, тряхнув завитыми волосами. – Кто организовал это вторжение, кто похитил уборщиков и оказался на их месте?

Фредрик сказала:

– Теперь понятно, почему она в резиновых перчатках.

– Уборщики в роли троянского коня, – заметила я.

– Лилак, – продолжал Шеффо-Август, – тебе неведомы страдания, которые приносит убийство.

– Но моя мать умерла от радиации. Кто-то должен заплатить за это.

– Я делаю это, – заверил ее Шеффо. – Я уволил ее с должности куратора музея, и она смогла найти работу только на атомной электростанции. Я постоянно страдаю от этого. Но страдать мне осталось не слишком долго: этот чертов рак яичка съедает меня заживо. Потерпи. Подожди еще три недели, и я умру. Если ты застрелишь меня сейчас, то твой поступок будет преследовать тебя вечно. И ты потеряешь наследство; я оставил четкие указания насчет тебя в своем завещании.

– О каком наследстве ты говоришь, Август? Почему ты собираешься оставить мне хоть что-то?

– Потому что, Лилак, я всегда любил тебя. Даже до того, как ты родилась. Потому что когда-то любил твою мать.

– Мою… мать?

Музыка постепенно становилась громче, предупреждая, что сейчас наступит важный момент.

– Это правда. Я любил ее. Лилак, я твой… отец.

– Что?! – одновременно вскрикнули Фредрик и Лилак. Одновременно с ними находящийся на заднем плане Руперт – Рокет теряет равновесие и… исчезает из кадра. Переброс камеры на улицу: он висит за окном на своем снаряжении. На ним какой-то обтягивающий костюм – такие не носят ни шефы полиции, ни мойщики окон. Но, наверное, в Мун-Лейк дело обстоит иначе.

Экран постепенно становится черным.

В отличие от Фредрик, которая буквально вытирала слезы, я не могла заставить себя почувствовать ту озабоченность судьбой героев, которую ожидали от меня создатели фильма. Неминуемая смерть, виноградник, пистолет, который приставили к голове умирающего от рака, – все это слишком уж походило на действительность.

– Параллели с жизнью Дэвида несколько настораживают, – сказала я.

– Таким уж был Дэвид – он переплавлял свою жизнь в искусство. И писал сценарий до самой своей смерти, – отозвалась Фредрик. – Триша рассказала мне об этом на своей вечеринке. Они будут воплощать его идеи до самого лета. Хотя, конечно, некоторые детали претерпят изменения.

– Да. Скажем, Триша и Трей будут помилованы. Но откуда Триша знает, чем занимался Дэвид до дня своей смерти? Они были не слишком близки.

Фредрик пожала плечами:

– Я думаю, если Шеффо все же «убьют», то мы сможем вычеркнуть его из списка главных подозреваемых.

– Нет, ведь он думал, что получил помилование. Он просто ошибался. Я очень расстроюсь, если это окажется Шеффо. Но, думаю, все три актера в случае увольнения могли бы получить другую работу, правильно?

Фредрик кивнула:

– Такое случается постоянно. Актеры переходят из одной мыльной оперы в другую.

– А Джен Ким? Если ее уволят, она сможет получить работу в другом сериале?

– Только не должность исполнительного продюсера. Ей повезет, если она станет помощником продюсера. Мыльные оперы вымирают, так что вакансий не много, а ей не хватает опыта. Эта работа для нее – подарок небес.

– Откуда тебе все это известно? – удивилась я.

– «Мыльные оперы изнутри» плюс мой любимый блог, посвященный им. Я очень хорошо информированный зритель.

Мы посмотрели еще две серии «Под конец дня», которые в основном обыгрывали эпатирующее признание Шеффо-Августа. Фредрик объяснила, что в старые времена, до видеомагнитофонов, среднестатистическим зрителем «мыла» была домохозяйка, которая смотрела его два-три раза в неделю, зачастую за глажкой белья. Зрители сильно зависели от сценаристов, и им приходилось как-то восполнять пропущенные ими эпизоды. Это проясняло то обстоятельство, почему персонажи тратили немало времени на оповещение зрителей о том, что им и без того было известно. Это объясняло также повторы в «Илиаде». Греческие женщины, возможно, штопали старые вещи в акрополе и присматривали за детьми, наблюдая за падением Трои.

После мыльной оперы мы посмотрели выпуск «Мыла и грязи». Это были не худшие полчаса, проведенные мной у телевизора, но в десятку худших они все-таки попали. Передаче не хватало обаяния, остроумия и подкупающей общественной ценности. А я скоро стану частью сего действа.

– Не намного хуже, чем «Биологические часы», – высказалась Фредрик, упомянув о моем прежнем реалити-шоу, и это замечание, конечно же, скрасило мне день.

Я уступила Фредрик гостевую спальню, а сама вытянулась на модернистском диване в так называемой гостиной. Никто из нас не хотел ночевать в хозяйской спальне. Мы не знали, когда в последний раз там меняли белье, и сошлись на том, что в любом случае право на сон на подушке мертвого теперь человека должно быть оставлено за его вдовой.

Я ворочалась на угловом диване, размышляя, а не переехать ли мне в небольшой городок или в развивающуюся страну и не стать ли миссионеркой – это куда лучше, чем расписывать стены или ходить на платные свидания. Спала я плохо и все время прислушивалась, не раздастся ли стук в дверь, – это свидетельствовало бы о возвращении Джо.

Но стук так и не раздался.

Глава 45

Бип. Меня разбудил в семь утра дядя Тео. Он хотел знать, когда я объявлюсь у него. Бип.

Такие сигналы издавал мой телефон, и в моем дезориентированном состоянии они казались мне загадочными.

– А я должна была объявиться? – спросила я. Бип. Сегодня я собиралась, расписывать стену. Это занятие, думала я, прояснит мой ум и позволит сообразить, как быть с Джо дальше.

– Ну да. Сегодня, сама знаешь, Новый год. – Бип. – Если ты приедешь к восьми, то мы как раз уложимся в расписание.

– Какое расписание? – удивилась я, но ответа не получила. Последовало очередное «бип». Батарейка у телефона села.

Зарядник к нему был в машине, и потому я отправилась на поиски телефона Джо, который, когда я к нему приблизилась, как раз зазвонил.

– Алло? – Я молилась, чтобы это оказалась Джо.

– Счастливого Нового года, сладенькая, – услышала я чей-то сердечный голос.

– И вам того же, но я не Джо. Я ее подруга Уолли.

– Привет, Уолли! Это ее брат Джейми.

– О, привет, Джейми! Ты тот ее брат; который живет в Айове?

– В Небраске. А подумала ты о Скиппи.

– Понятно. Я не знаю точно, где Джо, Джейми, но я обязательно скажу ей, что ты звонил.

– Спасибо. А… как у нее дела?

– О… знаешь… – Сердце у меня заколотилось. Что ему известно? Что ее бывший бойфренд мёртв? И человек, которого считали ее мужем, тоже? Что она разорена? И подозревается в убийстве? Что ее считают алкоголичкой? И что у нее при себе пистолет? – Она… держится. Джо очень… сильная.

– Да. Наша мама отправилась в путешествие – Джо, наверное, рассказывала тебе об этом.

– Я знаю, она в Хорватии.

– Мы еще не говорили ей об Эллиоте, – продолжил Джейми, – Это ее первый отдых за четырнадцать лет. Мы не хотим, чтобы она прервала его и прямо из Загреба прилетела в Лос-Анджелес. Джо настаивает на этом.

– Я тоже считаю, что так будет лучше. – Я почувствовала большое облегчение: они знают об Эллиоте.

– А как ты считаешь, мне нужно прилетать или нет? Джо просила, чтобы мы этого не делали, но, наверное, неправильно оставлять ее сейчас одну. Я хотел было сразу сесть на самолет, но в этот уик-энд дети участвуют в соревнованиях по борьбе, их команда вышла в финал, и потому время сейчас неподходящее.

– Если Джо просила тебя не приезжать…

– И нашу сестру Эм-Джи занесло снегом в Питсбурге, местный аэропорт закрыт. А Сьюзи не может летать, она на девятом месяце беременности. Семья Патрика путешествует с мамой…

– Джейми, – прервала я его, надеясь, что поступаю правильно. – Джо старается справиться с этим, загружая себя делам и на следующей неделе, когда все немного успокоится, она ощутит постигший ее удар гораздо сильнее, я так считаю.

– О, на следующей неделе мы все будем у вас, за исключением Сьюзи. Син, я, Скиппи, а позже – мама и Патрик… Адские дела – парень умирает, занимаясь виндсерфингом. Я никогда не любил океан.

– Да, я тоже далека от серфинга. – И это еще мягко сказано. Я не умею даже плавать.

Джейми помолчал.

– Я слышал, они не очень ладили, но все равно считаю Эллиота порядочным. Не то что мужланы, за которых выскочили некоторые из моих сестер. В любом случае попроси ее позвонить. Она нуждается в нас, а мы в ней. На следующей неделе мы приедем.

– Обязательно передам, – заверила я. Если когда-нибудь найду свою подругу.

Я попыталась дозвониться дяде Тео, но услышала лишь короткие гудки. У него не было второй линии. Слишком новомодно. Я подняла с постели Фредрик и сообщила, что уезжаю и Глендейл, где меня по какой-то причине ждут. Она сказала, что ей надо домой, дабы приготовиться к поездке во Фресно. Мы оставили Джо записку, и я забрала ее сотовый. Вдруг моя подруга не вернется домой к ночи? Тогда я скорее остановлюсь в мотеле «Бэйтс», чем останусь в Соломон-хаусе одна, когда стемнеет.

Всю дорогу в Глендейл я пыталась успокоить нервы и напоминала себе, что Джо – самый находчивый человек из всех, кого я знаю. Но у нее не осталось ничего, кроме собственных мозгов, воображения, пистолета и способности быстро бегать. Если бы я дала ее брату возможность понять, как сильно я о ней беспокоюсь, он был бы уже в аэропорту.

Я переступила порог квартиры дяди Тео, и мне ударил в нос запах баранины.

Квартира дяди казалась еще более переполненной, чем неделю назад. Словно свита Аполлона, как я называла этих людей, значительно увеличилась. Они развесили по стенам плакаты, постелили коврики и повесили занавески, чтобы разделить комнату на части, хотя пространства для этого явно не хватало. Четверо из них смотрели по кабельному телевидению, как некая женщина продает бриллианты. Запах специй проникал всюду, как лос-анджелесский туман. Аполлон поздоровался со мной и представил Олимпии, своей матери, которая была у них за главную, – я видела ее прежде, но нас не знакомили. Она крепко пожала мне обе руки и предложила какую-то еду. Олимпия говорила очень взволнованно, как по-гречески, так и по-английски, и с таким сильным акцентом, что я ничего не понимала. И потому то и дело кивала.

Дядя Тео играл в настольную игру под названием «Прости, Мадагаскар!» с парочкой юных гостей, но при виде меня вскочил:

– Ты готова ехать?

– Куда?

– В «Рио-Пескадо». Сегодня день переезда.

– Не думаю, – возразила я. – В первый день нового года обычно ничего не происходит.

– Но они сказали, что первого января кровать Пи-Би передадут другому пациенту. Они уже произвели расчет и приготовили все бумаги, и потому брат должен переехать сегодня. Они намекнули на то, что собирались выпроводить его еще вчера, но твой брат хотел созвониться на Новый год с друзьями. И это вполне понятно.

– Хочешь сказать, что сегодня день переезда в самом буквальном смысле? Что мы перевозим коробки – и Пи-Би – сегодня?

– Прости! – запричитали мальчишки, с которыми играл дядя Тео, и громко рассмеялись. Я подумала, что это они мне, но, как оказалось, их смех имел отношение к игре.

– Именно! – Дядя Тео и сам выглядел как ребенок, которому предстояла прогулка по зоопарку. – Новый дом в честь Нового года. Или почти так. Я разговаривал с людьми из Санта-Барбары и выяснил, что «Хейвен-Лейн» будет закрыт до понедельника. И потому мы поедем в «Рио-Пескадо», упакуем вещи и привезем Пи-Би на несколько дней сюда. Подожди минутку, я найду перчатки и шляпу и буду совершенно готов к поездке. Теперь я не так легко отыскиваю нужные вещи.

Я удержалась и не стала говорить ему, что за это надо сказать спасибо друзьям-нелегалам, оккупировавшим его квартиру. Разве я имею право обвинять человека, приютившего тех, кому некуда идти? Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, а затем вместе с Аполлоном пошла на улицу, чтобы вынуть вещи из багажника. Оставив «Илиаду» и сумочку на переднем сиденье, я добавила свои пожитки к тем вещам, которыми до отказа была забита квартира дяди. Аполлон ехал с нами; Пи-Би специально попросил об этом, и не важно, что в машине практически не будет места, – я была намерена выполнить пожелание Пи-Би в этот самый главный день в году.

Мы доехали по сто первому шоссе до съезда на Плизент-Валли и нашли моего брата: он ожидал нас на ресепшн. Пи-Би посмотрел на мои волосы, которые до последнего времени были точь-в-точь как у него – светлыми, прямыми и хорошими. Сам он был худым, бледным и напряженным; одет в вещи, которые я прежде никогда на нем не видела. Они были куплены или получены от бог знает кого. Я обняла его, и он коснулся моих волос обеими руками, словно хотел выяснить, какое у них силовое поле.

Одежда, книги и всякая всячина были запиханы в две спортивные сумки и три пакета. После месяцев борьбы и вынашивания планов Пи-Би, казалось, получает удовольствие от происходящего или по крайней мере пытается это делать. Я подхватила одну из сумок. Пи-Би забрал ее у меня и отдал дяде Тео, намереваясь контролировать каждый момент переезда. Сиделка, крупная азиатка, с которой я уже встречалась, подошла и закудахтала над ним, затем начала плакать.

– Теперь ты будешь заботиться о моем мальчике, – адресуясь то ли к Богу, то ли к дяде Тео, то ли ко мне и сжимая моего хрупкого брата в объятиях, прохныкала она. – Будешь заботиться о моем маленьком ангелочке, о моем дорогом мальчике. – Она расцеловала Пи-Би в обе щеки, вдоль и поперек, напомнив мне обсессивно-компульсивную больную. Я подумала даже, а не является ли эта женщина одетой в костюм сиделки пациенткой, ибо она не собиралась завязывать с поцелуями. Я хотела было вмешаться, но тут сиделка отпустила моего брата.

Пи-Би отнесся к ее поцелуям довольно безучастно, но поскольку мы уже разобрали его вещи, он позволил ей взять у него последний пакет и проводить нас до машины. Брат удивил меня, поцеловав сиделку в губы и сказав, что они еще встретятся.

– Ты знаешь, о чем я говорю, – добавил он. – Правильно, Тайки?

Я забеспокоилась о том, что мой брат, возможно, составил план бегства с женщиной старше его на двадцать лет и тяжелее на восемьдесят фунтов. Когда она наконец ушла, я спросила, зачем им встречаться.

– Теория струн, – сказал Пи-Би и залез в машину, не бросив прощального взгляда на больницу, которая так долго была его домом.

Мы же с дядей Тео крепко сжимали руки, пока ехали к шоссе по длинной подъездной дорожке, охваченные ностальгией по этому месту, куда приезжали раз в неделю.

– Аполлон, ты взял с собой мои комиксы? – спросил Пи-Би: Аполлон вручил ему книжки, купленные в «Земле-2», и мой брат что-то нечленораздельно пробормотал в ответ, словно монах, которому преподнесли Библию Гутенберга.

– Можно я посмотрю одну книжку? – попросил дядя Тео. Аполлон передал ему комиксы, и дядя погрузился в изучение. – «Олимп». Прекрасное название! Предназначено для взрослых читателей. Интересно почему?

– Из-за секса, – пояснил Аполлон.

– Кстати, о горе Олимп, – сказала я. – Я никогда не закончу «Илиаду». Я просто просматриваю комментарии Клиффа по тому или иному поводу.

– А кто такой Клифф? – поинтересовался дядя Тео.

– Ты никогда не слышал о комментариях Клиффа? – спросил Аполлон и объяснил феномен пересказа классики – то есть сжатого или скучного ее изложения. Я, как и дядя Тео, подивилась тому, что Клифф оказался международной знаменитостью. Точка.

– Милостивые небеса! – воскликнул дядя, взяв с колен «Илиаду». – Словно кто-то занимается вместо тебя любовью, а потом рассказывает об этом, а ты ему еще и платишь.

Мысль, что мой дядя-холостяк занимается любовью – при чьем-то посредничестве или еще как-то, – поразила меня, равно как его поразили комментарии Клиффа, но я вернулась мыслями к предмету обсуждения.

– Сколько бы я ни читала «Илиаду», я все равно не дочитаю. Мне нужно нарисовать древних греков на бетонной стене, пока моего клиента не хватил удар.

– Давай посмотрим, на чем ты остановилась. – Дядя стал перелистывать страницы книги. – Это твоя закладка?

Я взглянула на клочок бумаги и увидела парковочную квитанцию Джо. На ней было написано «ЖЕРЕБЕЦ» и – моим почерком – «Позвонить Пи-Би, номер "Хейвен-Лейн"». А я забыла это сделать!

– Да, я не слишком далеко продвинулась. Прочитала всего триста страниц.

– Если ты продолжаешь читать оригинал, – сказал дядя Тео, – а не краткое изложение Клиффа, собственные благие намерения помогут тебе дойти до конца. Если ты доверишься Богу, он даст тебе трансцендентное знание. И Вселенная с удовольствием вступит во взаимодействие с тобой.

– А Бог наложит на стену грунтовку? – спросила я. – Он пойдет со мной в «Хоум дипо»[17] и выберет…

– Почему бы и нет? – ответил дядя Тео. – Ты не должна думать, что все возложено исключительно на тебя. Если ты почувствуешь себя посредницей между богами и изображением на стене, тебе станет гораздо приятнее работать. Именно так я делаю, когда клею обои. Иначе работа станет для меня стрессом.

Стрессом? В юности, когда в летние каникулы я ходила за дядей по пятам, мне казалось, что это очень здорово – наклеивать обои на испачканную или даже чистую поверхность. Разумеется, любая работа с клеем изумительна. Даже если обои были ужасными, я находила утешение в том, что каждый покупатель с плохим, как я считала, вкусом имел своего дизайнера, разделявшего этот вкус. Это делало мир менее унылым.

– Я понятия не имела, что работа является для тебя стрессом, – сказала я.

– Трудно подгонять рисунок в клетку. И клеить уголки.

– Аполлон, – вступил в разговор Пи-Би, – настоящий бог обоев!

– Ты так считаешь? – Дядя Тео обернулся и посмотрел на I него. – А я думаю, что за это отвечает богиня Гестия. Домашний очаг и все такое.

– Гестия? Она второстепенная богиня. Почти полубогиня. Хотя, все они следят за мной. Греки. Едят собственных детей. Чушь какая-то.

– Ты искажаешь картину, – ответил дядя Тео. – Я признаю, что трудно любить циклопов, но у каждого олимпийца есть добрая сторона души. Разные оттенки серого были утрачены с приходом христианства…

– Кто любит серый цвет? – воскликнул Пи-Би. – Таких нет!

– В Греции не так уж много серого, – добавил Аполлон. – Мы предпочитаем яркие цвета.

– А Гектор? – возгласил дядя Тео. – Как можно не восхищаться Гектором? А Одиссей! Ахилл! Бесцеремонный, стремительный, удивительный. Прототип всех современных героев благодаря своей уязвимости. Сравните с ним Супермена – что лишило его силы?

– Криптонит, – подсказал Аполлон.

Неожиданно я соскучилась по Саймону.

– Криптонит, – кивнул дядя Тео. – Теперь возьмем, к примеру, Эрота.

– Эрота? – переспросил Пи-Би. – Этот парень ненадежен! Он просто мошенник!

Такая реакция на Эрота встревожила меня.

– Пи-Би, как твоя девушка? – спросила я.

– Я говорю не об этом, – буркнул он. – Хотя мне вообще не хочется разговаривать. Эрота перехвалили. И точка.

Несомненно, с девушкой брата что-то не так. Он вернет Эрота на Олимп, если тот уладит дело с его возлюбленной, страдающей дисморфофобией[18]. Сможет она или нет внутренне собраться, чтобы приезжать к Пи-Би в Санта-Барбару, было давней болезненной темой и оставалось таковой до сих пор.

Я вернулась мыслями к Саймону. Меня тянуло к нему с невероятной силой. Но ведь я могу позвонить ему, верно? Даже если он работает и занимается тканями, я могу дать ему знать, что думаю о нем. Нет. Для звонка у меня должна быть веская причина.

Но такая причина была! Новый год. Я набрала номер Саймона.

– Здравствуйте! – отозвался он, и такое обращение ко мне было странным. Обычно он видел мой номер и говорил: «Привет, красавица!», или «В чем ты?», или что-нибудь в таком духе. О, да я же звоню по телефону Джо!

– Это Уолли, – сказала я, что, наверное, было не обязательно. – Счастливого Нового года, мистер Текстиль!

– Счастливых вам каникул. Надеюсь, вы хорошо отпраздновали? – Он говорил со мной как с официальным лицом, которое подготовило ему отчет по налогам.

– Бывало и лучше. Похоже, ты не можешь говорить.

– Завтра у меня будет время, чтобы обсудить наш проект, – продолжал Саймон. – Сегодня не хочется заниматься делами.

– А, выходит, я дело. И как проводит время мистер Текстиль? Что или кто доставляет ему удовольствие?

– Великая американская традиция. Футбольный матч университетских команд.

– Ладно-ладно. Мы еще поговорим об этом.

– Прекрасно. Тогда до завтра. Вы сможете застать меня в рабочие часы.

Я отключила телефон, не сказав «до свидания», так что ему не пришлось выдавливать слова прощания, подражая голосу компьютера.

Пи-Би, Аполлон и дядя Тео сменили тему. Они перестали обсуждать греков, переключились на теорию струн и пришли к некоему соглашению. Только я хотела выяснить, что это за теория, как зазвонил телефон Джо.

Это был Чарлз.

– Джо?

– Нет, это Уолли. Джо так и не объявилась.

– Правда? Я хочу сказать… Боже ты мой, это плохо.

– Нет, это ужасно. Я совершенно не знаю, что делать, – призналась я.

– Послушайте. Я попытался дозвониться до вас, но ваш телефон…

– Да, у него сели батарейки. А что случилось?

– Агнаес пойдет на службу к десяти тридцати, а не в полдень. Мы можем встретиться раньше?

– Это сложно. – Я посмотрела на часы. – Я не одна. И одета не для встречи.

Я хотела вернуться в Глендейл и переодеться…

– Здесь нет дресс-кода, а люди, которые сейчас с вами, смогут немного прогуляться, пока мы будем разговаривать. Мне действительно очень жаль, но я могу встретиться с вами, только когда Агнес здесь нет. Я не могу сделать вид, что наша встреча носит деловой характер, – ведь сегодня Новый год…

– Мы уже едем. – Я понимала его нежелание будоражить свою вторую половину.

Мои спутники ничего не имели против нового плана. При условии, как указал Пи-Би, что там, куда мы едем, есть туалет. Я заверила его, что в «Бель-Эйр» полно туалетов.

– «Бель-Эйр»? – переспросил дядя Тео. – Мне нравится «Бель-Эйр».

Я удивилась. Откуда мой дядя знает эту гостиницу? Но он сказал в ответ: «Я старше, чем кажется, и уже был в этом квартале раз или два». И я удержалась от замечания о том, что он всегда казался мне старым. Он сказал также, будто самого знаменитого лебедя на территории гостиницы зовут Гомер, а именно такие вещи дядя Тео знает лучше всего.

Гостиница «Бель-Эйр» не является ни самой знаменитой в Лос-Анджелесе, ни самой гламурной, но она обладает какой-то магической притягательностью благодаря пышным садам, журчащим ручьям, спокойным прудам, незатейливым мостикам и мерцающим огонькам. Некоторые номера размещаются в коттеджах, отмытых добела и незамысловатых. И дорогих. Я никогда не останавливалась здесь, но присутствовала на нНескольких свадьбах, на каждую из которых потратили денег В два раза больше, чем моя годовая зарплата.

Я подъехала к главному зданию и пристроилась в очередь па парковку.

– Вот это машины! – восхитился Аполлон. – «Ягуары», «порше» и два «БМВ» с откидным верхом! Что они здесь делают?

– Выставляют себя напоказ, – сказала я. – Самые дорогие машины всегда ставят на виду. Хотя здесь они, возможно, являются всего лишь срезом того, что можно увидеть в гараже.

– Мы словно оказались в журнале «Машина и водитель».

Моему мысленному взору предстала открытка: «Поздравляем с вступлением в общество тех, кто платит самые большие налоги». И тут меня обожгли слова Аполлона:

– «Бентли-континенталь»!

– Где? – «Боже милостивый, пусть машина будет какого угодно цвета, только не серебристой!» – взмолилась я.

– Вон там. Серебристая! – показал Аполлон.

Этого не может быть. Я уставилась на машину, припаркованную под пальмой. Что здесь делает Саймон? Ведь он не знает Чарлза и Агнес, правильно? Меня охватила паника, и захотелось куда-нибудь спрятаться. Что, если он заметит меня и решит, будто я его выслеживаю? Что, если…

Внутренний голос прервал мою паническую атаку: «Это свободная страна». Не слишком новая мысль, но она придала мне мужества.

– Мэм, приехали на ленч? – Парковщик открыл дверцу моей машины.

– Нет, просто на встречу, – ответила я. – И на прогулку. Кто-то из нас здесь просто погуляет. – До тех пор пока все не вышли из моей автотруженицы, я и понятия не имела, какую разношерстную компанию мы собой представляем.

Неизвестного происхождения брюки Пи-Би были велики ему на несколько размеров и потому несколько раз были подвернуты на талии. На дяде Тео была майка с надписью «Есть чего?» и пончо, предполагающее участие в музыкальной группе, исполняющей мариачи. Мягкие как пух седые волосы украшала разноцветная вязаная шапочка, похожая на тюбетейку. Аполлон, в джинсах и майке с Суперменом, выглядел бы нормально, если бы рядом с ним не было трех высоких, бледных, как альбиносы, членов семейства Шелли. В свою защиту могу сказать, что я смотрелась довольно опрятно в ярком комбинезоне и в бейсболке поверх изуродованных волос.

Но все это не беспокоило бы меня, если бы я не увидела Саймона, который по грубо сработанному мостику шел ко входу в гостиницу.

В обществе невероятно красивой женщины.

Глава 46

Однажды я видела эту блондинку, когда она входила в дом, где жил Саймон. На ней была все та же длинная шуба из норки. Подобные женщины иногда встречаются в старых фильмах; в жизни их можно увидеть, скажем, в Чикаго или в Нью-Йорке. В Рейкьявике. В южной Калифорнии их очень мало, особенно в «Бель-Эйр», где снега не было с Ледникового периода.

Первым моим порывом было побежать, вскрикивая, к автостоянке. Но я не знала, как заставить Пи-Би, Аполлона и дядю Тео бежать вместе со мной. Тем более что мои спутники рассредоточились в поисках туалета.

Затем мне стало любопытно. Кто эта женщина? Какое отношение она имеет к Саймону? Я поспешила за ними. Мне внезапно понадобилось разглядеть ее прическу под названием «французский твист». Я подобралась к ним поближе, когда они дошли до противоположной стороны гостиницы и свернули направо. «Только бы Саймон не включил свой радиолокатор – глаза на затылке», – думала я.

Парочка дошла до ресторана. Саймон обернулся. Я рванула вправо в поисках дерева или дверного проема, где можно было бы спрятаться. Должна ли я притвориться, что не знаю его?

Но Саймон меня не заметил. Женщина в норке назвала его по имени очень высоким – чуть плаксивым? – голосом. Значит, он действовал под своим именем. Интересно. Саймон помог даме снять шубу, кто-то из работников ресторана подскочил к ним, словно это было делом затруднительным. Потом Саймон, обняв женщину за талию, повел ее к столикам, накрытым розовыми скатертями. Возможно, его спутница была слепой.

На ней было красное платье – из шелкового крепа, как мне показалось (но я не работаю с тканями), – для ленча слишком нарядное. Платье обнажало красивую спину, и это объясняло, почему она не избавилась от шубы раньше: день нельзя было назвать теплым. Саймон тоже так думал. Его пальцы коснулись плеча красавицы и соскользнули к кисти.

Они остановились поговорить с метрдотелем и найти местечко получше, чтобы… насладиться едой. Я вошла следом, минуя пальму в горшке, – не прячась от них, хотя, конечно… ладно, прячась. Женщина выразительно посмотрела на моего бойфренда, и у меня пропали все сомнения насчет ее зрения. Мне на ум пришло слово, точно описывающее то, как она его воспринимала.

Добыча.

Она на него нацелилась.

Саймон передал что-то метрдотелю. Деньги? За что? За играющего в зале скрипача? За отдельный кабинет? Вот куда уходят налоги, которые я плачу!

Когда метрдотель удалился, Саймон посмотрел на женщину, и ее хищническое выражение лица сменилось на довольно милое. Какое только может принять женщина с подобной прической. И с мертвыми животными поверх голой кожи. Теперь я поняла, почему люди выливают ведра крови на тех, кто носит меха. Хотя, разумеется, я сама не стала бы так делать. Никаких ведер крови. Если только пригоршню. Восемь унций. Самое большее – двенадцать.

– О, да это же наш Саймон, правда? – сказал рядом со мной дядя Тео, и я подпрыгнула от неожиданности.

Я повернулась к нему:

– Где? Нет… То есть, я хочу сказать…

Слишком поздно. Мой дядя, самый приветливый человек в мире, направился к Саймону, чтобы поздороваться.

Я схватила его за руку. У Саймона важная встреча, его нельзя беспокоить! Седые брови дяди Тео поползли вверх.

– Но мы не можем не поздороваться!

– Можем. Мы не должны этого делать.

– Почему?

– Он здесь… на работе. Он играет роль.

– О Боже! Да кто он?

Но Саймон уже шел к нам.

– Здравствуй, Тео! Уолли!

– А, мой друг, – просиял дядя Тео. – Счастливого тебе Нового года! Мы остановились здесь, чтобы зайти в туалет.

– А теперь мы должны ехать, – вмешалась я.

– Нам нужно дождаться Пи-Би и Аполлона, – возразил дядя Тео.

– Я здесь. – Аполлон присоединился к нам. Женщина в норке оказалась справа от Саймона. На заднем плане появился метрдотель с меню.

– Привет. Я Саймон. – Мой бойфренд пожал Аполлону руку. – А ты…

– Он здесь легально, – встряла я. – У него есть виза.

– С разрешением на работу, – добавил Аполлон. Саймон улыбнулся:

– А имя у тебя есть?

– АПОЛЛОН.

Дядя Тео добавил:

– Бог солнца. Мое имя тоже восходит к греческому: Тео – дар богов. Вам, наверное, это известно.

Саймон снова улыбнулся:

– Саймон – тот, кто слышит. Или: тот, кого слушают. Точно не помню.

Женщина взяла Саймона под руку. Вблизи она была еще красивее. Никаких морщин. Пластическая хирургия, решила я. На самом деле я не разбираюсь в таких вещах, но мне хотелось думать, что она заплатила зато, чтобы так выглядеть.

– Рад познакомиться с тобой, Аполлон. Тео, как хорошо, что мы снова встретились. – Саймон повернулся ко мне: – Пожалуйста, передай мои лучшие пожелания брату и маме.

– Саймон, – сказала женщина, – ты представишь меня своим друзьям?

– Лукреция, это Уолли, Тео и Аполлон. А вот и Пи-Би.

– Да. Не важно. – Голос у меня был пронзительным. Я не хотела, чтобы она знакомилась с моим братом, уткнувшимся в комиксы. – Нам нужно идти. До свидания. – Лукреция. Что это за имя?

Я пропустила свое трио в дверь и дала им инструкции о том, что мы встретимся через час – около озера с лебедями, ни в коем случае не в ресторане и не в вестибюле. Тут Саймон подошел ко мне:

– Уолли!

Я обернулась. На фоне голубого неба он выглядел просто ослепительно. На нем была коричневая шелковая рубашка от Джанфранко Ферре, которую я подарила ему на Рождество. Является ли недостатком наших отношений то, что он всегда одет лучше, чем я? Это обычно для царства животных, где самцы часто эффектнее, чем самки: птицы с хохолками, львы с гривами. Но мы люди западной цивилизации, и, возможно, Саймон и Лукреция с ее французской прической принадлежат к миру, который подразумевает парикмахера на дому или обладающую многими талантами домоправительницу и, само собой, деньги.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Саймон.

Мне ужасно хотелось рассказать ему, что Джо пропала. Он мог бы помочь мне, дав ценный совет. Но Саймон поклялся соблюдать законы, а Джо нарушила их, убежав с пистолетом, на который у нее не было разрешения. Она не скажет мне спасибо за то, что я втянула его в это дело, равно как и он – за то, что оказался в такой ситуации.

– Ничего интересного. – Ветер шевелил ветки деревьев. Мне хотелось, чтобы Саймон расстегнул свою рубашку, хотелось обнять его и ощутить тепло его тела. – А ты? Почему из всех мест, где подают джин, ты выбрал именно это?

– Мне нужен был ресторан, куда можно прийти на бранч. Ты сказала, что это твоя любимая гостиница…

– Рада, что мои слова вдохновили тебя. Но разве ты можешь веселиться в таких известных местах, ведь ты засекречен? Не боишься нарваться на людей, которые знают, как ты зарабатываешь на жизнь?

– Позволь мне самому об этом беспокоиться.

– А мне о чем беспокоиться? О Лукреции? – Я растянула ее имя, насколько это было возможно: – Л-у-у-у-ук-ре-е-е-е-е-е-ци-и-и-и-и, – дабы показать, что оно меня не пугает.

Саймон огляделся, не вынимая рук из карманов.

– Я думаю, тебе пришлось тяжело.

Я тоже засунула руки в карманы. На случай, если Лукреция станет наблюдать за языком наших тел. Я хотела было спросить, насколько тяжело приходится ему, но тут увидела, что по дорожке ко мне идет Чарлз.

– В самом деле, Саймон, мне нужно идти, – сказала я. – А тебе пора возвращаться на работу. То есть к удовольствиям. Приятного аппетита.

– Подожди! Джо когда-нибудь упоминала о том, что у нее был привод в полицию в молодости?

Чарлз заметил меня. Остановился и стал ждать. Он хотел поговорить со мной наедине.

– А… нет. – Я была совершенно сбита с толку. – Я спрошу ее об этом.

– Я избавлю тебя от хлопот. Ее обвинили в нападении на человека. Когда она была в десятом классе, какой-то мальчишка попал из-за нее в больницу. Она сломала ему нос и кисть.

– О черт! – Мне захотелось плакать. Когда же появятся хорошие новости? – Я уверена, у нее были веские на то причины. – Я пыталась не смотреть на Чарлза, но не преуспела в этом.

Саймон обернулся:

– Этот мужчина смотрит на тебя. Ты его знаешь?

– Да.

Саймон снова взглянул на меня, прищурив глаза:

– У тебя все в порядке?

– Нет, – ответила я. – Но ты ничего не можешь сделать, кроме как уйти.

Парню вроде Саймона, желающему владеть любой ситуацией, трудно выслушивать такое. Это было заметно по его лицу. Но спустя мгновение он повернулся и пошел прочь. Часть меня загрустила из-за того, что ему было больно. А другая часть нет.

Глава 47

Чарлз нашел для нас каменную скамейку в укромном уголке под густой листвой и пошел за кофе. У меня сильно болела голова.

Я чувствовала себя в другой стране – столько вокруг было зелени. Журчащая вода унесла все мысли о мирском, и я дивилась тому, что могут дать деньги: тропический лес посреди городской пустыни. В то же время я ощущала одиночество. Почему я более одинока теперь, а не когда Док бросил меня несколько месяцев назад или когда я выехала из пентхауса Саймона? Дело было не в Саймоне и не в его ужасной женщине, чем бы он с ней ни занимался. А в том, что Джо пропала.

Джо – моя подруга на все времена. Фредрик тоже. Но Фредрик прежде всего мать, она подвозила на машине знакомых, у нее была младшая лига, поездки в «Костко» и твердые представления о допустимом поведении. А Джо всегда оставалась самым близким для меня человеком, и это означало, что я могла рассказать ей абсолютно все.

Она всегда такая деятельная. Если бы с четыреста пятого шоссе сбежал кто-то другой, Джо уже успела бы его найти. Это не слишком обычная ситуация. В наши дни. Греки, разумеется, вечно бегали друг за другом. Менелай погнался за Еленой, когда она сбежала от него с Парисом, Ясон искал золотое руно, Деметра последовала за своей дочерью Персефоной в подземное царство. А Орфей отправился туда за Эвридикой, вооруженный только лирой и собственным голосом. И далеко не все эти предприятия имели счастливый конец.

Ко мне подошел Чарлз с чашкой кофе на блюдце.

– Сейчас принесут еще, – сказал он. – Это поможет вам почувствовать себя лучше.

Я выпила кофе и пару таблеток тайленола. Чарлз спросил:

– Когда вы в последний раз видели Джо?

Я рассказала ему все, не заботясь о том, чтобы как-то смягчить сложившуюся ситуацию. Затем добавила:

– Теперь ваша очередь. Знайте, о ваших тайнах никто не узнает. Как только мы найдем Джо и спасем от тюрьмы, я забуду о них. У меня очень плохая память.

Подошел официант.

– Надеюсь, этого будет достаточно. – Я не поняла, о чем говорит Чарлз: о круассанах и чайнике с кофе или же об обещанной информации. Официант предложил шампанского, чтобы отметить Новый год, и Чарлз спросил, какое шампанское у них есть. Пока они обсуждали этот вопрос, я изучала брата Дэвида, пытаясь разгадать секрет его привлекательности. А он был очень привлекателен. Возможно, потому, что он походил на своего брата, мне казалось, будто я хорошо его знаю, что между нами почти интимные отношения. Хотя я едва с ним знакома. А может, дело было в бороде.

– Прошу прощения, – сказал Чарлз, когда официант ушел. – Профессиональное любопытство. Я постоянно занимаюсь исследованиями, обращаю внимание на то, что продают. Знаете, у нас с женой есть виноградник.

– «Артемида». Да, мы говорили с Агнес вчера вечером.

Чарлз посмотрел на руки:

– Когда-то мы преуспевали. Но не в последние годы. Нам не везло. Землетрясение. Пожар. Когда мы поженились, я постарался как-то модернизировать наше дело. Семейство Агнес принадлежит к старой школе. Они считают, что если продукт хороший, то он говорит сам за себя. Но бухгалтерский отчёт свидетельствует об обратном.

– Но теперь у вас все в порядке, я права? Раз Дэвид оставил вам…

– Миллионы? – Чарлз улыбнулся. – Брат не мог предвидеть последствий: пристального внимания полиции и страховой компании. Существует мнение, что мы с Агнес заплатили кому-то за убийство Дэвида, но оно больше не кажется убедительным. Видимо, полицейские выяснили, как у нас шла торговля. На прошлой неделе мы не могли позволить себе даже водопроводчика, не говоря уж о наемном убийце.

– Добавьте то обстоятельство, что пистолет был взят со съемок «Под конец дня». Непрофессионально заимствовать оружие у тех, кто работает над мыльной оперой. Разве убийцы не с пользуются собственными пистолетами?

– Не знаю, никогда их не нанимал. – Чарлз дотронулся до корзиночки с круассанами. – Позвольте мне начать с конца. Когда мой брат заподозрил, что у него рак, то пошел не к докторам, а в страховое агентство и оформил страховку на двадцать миллионов долларов, что было совсем не просто, даже когда он успешно прошел медицинское обследование. Тогда я не знал всего этого. Мы не общались с Дэвидом девять лет.

– Откуда он знал, что у него рак, раз доктора не имели ни малейшего понятия о его болезни?

Чарлз посмотрел вверх. У него были глаза Дэвида – синие, в неожиданном сочетании с темными волосами.

– Рак поджелудочной железы трудно обнаружить. Но у Дэвида была интуиция. Так считает Джо. Она говорит, чтаак-терам свойственно понимать свое тело.

Я подумала о том, что Дэвид занимался йогой, что ему делали массаж, вспомнила о его вере в витамины, антиоксидан-ты и китайскую медицину. Впрочем, это не мешало ему регулярно посещать буйные вечеринки.

– Вы тоже так считаете? Чарлз пожал плечами:

– Думаю, у него была ипохондрия. У вас болит голова? Дэвид на вашем месте решил бы, что у него опухоль мозга. Нарушение пищеварения он счел бы за язву желудка. То, что в его случае рак оказался действительно раком… по сути, иронично.

Появился официант с шампанским. Чарлз изучил этикетку, затем отдал ее официанту, чтобы тот проделал все необходимое: шампанское нужно правильно открыть, правильно налить в бокалы. Официант держался уверенно, с достоинством, и я немного погадала, кем он был прежде, когда не обслуживал богатых и знаменитых. Он разлил шампанское, поклонился и ушел.

– В детстве и юности мы были очень близки с Дэвидом, – признался Чарлз, – но обладали разными темпераментами. Нашим родителям было непросто добиться того, чтобы мы общались. Дэвид хотел быть старшим братом. Он любил руководить. Если он оказывался неспособным на это или если я не следовал его советам, он приходил в ярость.

«Джо тоже бесила его, – подумала я. – И она не из тех, кто внемлет советам».

– Способность отдавать делала его счастливым, – продолжал Чарлз. – И он любил сюрпризы. Всего несколько недель назад я ничего не знал о страховке и имении. Джо уговорила его рассказать нам об этом.

Мое внимание привлек какой-то шум в кустах по другую сторону дорожки. Может, там пряталось какое-нибудь животное? Я представила, что вокруг «Бель-Эйр» вразвалочку ходит норка. Норки умеют так ходить?

– Вчера вечером, – сказала я, – вы намекнули… Послушайте, мне очень неудобно спрашивать об этом, но у вас с Джо был роман или нет?

Чарлз стал рассматривать бокал с шампанским. Я попыталась прочитать что-нибудь на его лице, но оно было наполовину скрыто бородой.

– Это не имеет никакого значения. Дэвид считал, что был.

– В то время, когда он встречался с Джо?

Чарлз кивнул:

– Они жили вместе. Однажды в пятницу Дэвид пригласил несколько человек поехать не в Вегас, как обычно, а на побережье. – Шум в кустах продолжался. Должно быть, там прятался кто-то большой. Койот? Чарлз тоже обратил на это внимание. – В конце концов мы отправились в Биг-Сур, – продолжил он. – И Дэвид решил устроить нам образовательный уикэнд. Семинар по тантрическому сексу. Вы знакомы с ним?

– С Биг-Суром – да, с тантрическим сексом – нет. Это круто?

– Понятия не имею. Учитель свалился с воспалением легких. Но мы…

– Ох, черт побери! – заговорило прячущееся в кустах существо.

Мы с Чарлзом встали.

Сквозь кусты продирался какой-то мужчина – он тряс головой и обеими руками что-то снимал с лица. На шее у него висела видеокамера на ремне.

– Пчелы-убийцы! – сказал он. – Они действительно способны убить?

Я не могу отличить пчел-убийц от шмелей и собиралась поведать ему об этом, но Чарлз опередил меня:

– Да. Если они покусали вас, то необходима медицинская помощь. Обратитесь к консьержке. – Он потащил меня прочь. – Репортеры. С понедельника я встречаю их повсюду. Они совершенно безжалостны. – Чарлз повел меня по дорожке мимо фонтана. Мы прошли рядом с тремя мужчинами в смокингах. Новогодняя свадьба.

– Итак, – напомнила я. – Тантрический секс.

– Да. – Чарлз замедлил шаги. – В субботу вечером Дэвид много пил и исчез куда-то с местной официанткой. Джо, само собой, почувствовала себя несчастной. Она хотела уехать оттуда автостопом, и я подвез ее. В тот вечер она буянила у меня. И на следующий день тоже. Так продолжалось неделю или около того. Я был новичком в Лос-Анджелесе, и Джо стала моим первым настоящим другом.

Мимо нас торопливо прошла женщина с двумя камерами и экспонометром, выслеживая, как я поняла, не нас, а невесту.

– Карлотта! – окликнула она кого-то.

«Карлотта», – подумала я. Шарлотта. И тут я вспомнила. Женщину с фотографии, присутствовавшую на сорокалетии Дэвида. Шарлотта. Именно так ее звали.

– Чарлз, кто такая Шарлотта? – спросила я.

Он повернулся ко мне, но ничего не сказал, предоставив мне догадываться самой.

– О! Так это были вы?

– Вы никогда не встречали транссексуала?

– Нет, – ответила я.

Мы дошли до озера с лебедями.

– Женщин из мужчин делают чаще, чем мужчин из женщин.

– О! – Я поняла, что разговариваю односложными предложениями. – Простите меня. – Я пыталась взглянуть на мужчину рядом со мной другими глазами, пыталась представить его женщиной. Но в нем не было ничего женского, разве только маленькие руки и ноги. Меньше, чем у меня. Но это было верно по отношению к трем четвертям населения земного шара. – Уверена, вам привычно говорить об этом, но я делаю это впервые.

– На самом деле я никогда не говорю на эту тему. С сообществом транссексуалов я общаюсь только по электронной почте. А так никто ничего не знает. После операции я уехал с восточного побережья и обосновался здесь. Джо недолго общалась со мной как с Шарлоттой.

– Вы всегда знали о себе такое? – спросила я. – Что вы…

– Это называется расстройством тендерной идентичности. Да, я знал об этом всегда. Ребенком мне жилось нелегко. Дэвид то защищал меня, то его раздражала моя социальная неприкаянность. Однажды я натолкнулся на название моего случая, стал посещать психотерапевта и примирять тело с душой. Дэвид заплатил за все, в том числе и за операцию. Он был нормальным и потому чувствовал себя виноватым. Как будто жизнь ребенка-звезды нормальна. Но я ему не завидовал, окажись я на его месте, не чувствовал бы себя счастливым. Я хотел быть только собой.

– Значит, он смирился с переменами?

Самый большой лебедь – предположительно Гомер – расправил крылья, словно намеревался взлететь. Казалось, его что-то раздражает.

– Поначалу нет, – сказал Чарлз. – Дэвиду не хотелось терять свою маленькую сестричку. Но он сумел поставить себя на мое место. Для мужчины мысль о жизни в женском теле…

Я всегда хотела быть только женщиной. И попыталась представить то, о чем говорил Чарлз. Но не смогла. Тогда я попыталась представить обратное – жизнь в теле мужчины. О Господи!

– Затем происходящее захватило его воображение, – продолжал Чарлз. – Брата очень интересовало, как все это работает.

– Признаюсь, мне тоже любопытно.

Чарлз встретился со мной взглядом, и я почувствовала, что краснею. Он заявил:

– Я занимаюсь сексом. Испытываю ли я те же ощущения, что и мужчина, который имеет все части тела от рождения? Нет. Я жалуюсь? Опять-таки нет. Моя жизнь по сравнению с тем, что было, – настоящее чудо. И это не преувеличение.

Я кивнула:

– Значит, уик-энд в Биг-Суре?..

– К тому времени я уже был Чарлзом. И когда Дэвид вернулся в Лос-Анджелес, то узнал о том, что Джо жила со мной. И сделал собственные умозаключения.

– Наверное, он расстроился.

– Он был в бешенстве, поскольку принял меня за соперника. Ему было невыносимо думать о том, что у нас с Джо есть нечто общее, не имеющее к нему никакого отношения. Он чувствовал себя – не хочу казаться мелодраматичным – нашим создателем. А мы его предали. – Чарлз посмотрел на пруд. – Он выгнал Джо из мыльной оперы и перестал давать мне деньги. Спустя годы я возместил ему все расходы. Он не обналичивал чеки, и я посылал ему наличные. И письма. Но он не отвечал на них.

Я представила сотни тысяч долларов, запиханные в мешки для грязного белья.

– И потому он считал, что должен вам двадцать миллионов долларов?

Чарлз кивнул:

– Дэвид сказал, что если бы много лет назад он помог мне, то с «Артемидой» все было бы в порядке. Он не должен был мне ни цента, но считал, будто разрушил наши жизни – потому что хотел их разрушить.

– А Джо? Как он мог разрушить ее жизнь?

– Если бы он не выгнал ее из сериала, ей не пришлось бы работать в Канаде в ту зиму, когда произошел известный вам инцидент. Он говорил, что ее шрам – на его совести.

Я помотала головой и поняла, что головная боль прошла. Я посмотрела на лебедей – их изогнутые шеи были похожи на букву S. Мне нравилась сказка «Гадкий утенок», пока я не узнала, что лебеди недружелюбны: Теперь, спасибо «Справочнику по пантеону греческих богов и богинь и их римских соответствий» доктора Паоло Померанца, я знала, что они еще и сексуальны. Зевс воплотился в одного из них, чтобы соблазнить Леду, давшую жизнь троянской Елене. Если посмотреть на вещи с такой точки зрения, то окажется, что лебедь был ответствен за Троянскую войну.

– Чарлз! – сказала я. – Как… О! Это Агнес.

Она шла по той же дорожке, что и мы, но не видела нас.

– Продолжайте. – Чарлз взял меня за руку и потянул к дальней стороне пруда.

– Хорошо, но почему нам надо…

– Агнес ничего не знает.

Я постаралась собраться с мыслями.

– Чего она не знает?

Он продолжал идти.

– Что когда-то я был женщиной.

– Как? Но это невозможно! – Я нагнала его.

– Она жила в приюте. Училась в монастырской школе. Я был ее первым бойфрендом. Когда мы познакомились, я понял, что она не справится с этим, и стал ждать. – Теперь мы почти бежали, словно, окажись мы лицом к лицу с Агнес, рассказали бы ей о тайне Чарлза. – Я ждал, что она заметит во мне какие-нибудь странности, начнет задавать вопросы. Но она никогда не делала этого. До нашей свадебной ночи Агнес была девственницей, и у нее не было возможности сравнить меня… Она не хотела детей, и потому наши отношения не были безумием.

– Она знает, – запыхавшись, сказала я. – Не может не знать.

– Мне приходили в голову такие соображения. Но если она ничего не спрашивает, то стоит ли наводить ее на подобные мысли? Даже если она смирится с этим, то ее семья не сделает этого. Тогда она либо сохранит мою тайну, либо бросит меня. И ради чего такие мучения? Ограждать человека от подобного выбора – не большой грех.

– Но разве можно назвать это браком? – Горячность в моем голосе озадачила меня саму. – Простите. Это не мое дело. Но между вами лежит такая огромная…

Он посмотрел на меня:

– Вы когда-нибудь были замужем, Уолли?

Эллиот тоже спрашивал меня об этом.

– Нет. – Была ли я ущербна в социальном отношении, раз не озаботилась обзавестись мужем? – А такое могут понять только те, кто состоит в браке?

– Это прозвучало обидно? Простите меня.

– Нет, продолжайте.

– Ты произносишь клятвы. – Чарлз повел меня мимо фонтана, поддерживая за локоть. – Обещаешь быть идеально честным, хранить верность, проявлять доброту, как ты ее понимаешь, но на сто процентов это не удается. Никому. А затем спрашиваешь себя: стану ли я жить с этим или же разорву отношения и поищу что-нибудь поближе к идеалу?

– Но вы живете во лжи. Хорошо, назовем это умолчанием. Довольно существенным умолчанием.

– Нет. Я лгал все те годы, пока был женщиной. А это не ложь. Это я. Я скрываю только то, как я стал тем, кем являюсь. Дэвид назвал бы это предысторией.

Ответ Чарлза поставил меня в тупик, но я не могла понять почему.

– А если говорить о вас? – спросил он. – Если перед вами встанет выбор между честностью и добротой, то вы предпочтете правду?

Я увидела впереди дядю Тео, Аполлона и Пи-Би. Они смотрели, как невеста фотографируется с семьей и с облаченными в красное подружками.

– Если бы у меня хорошо получалось лгать, то я, возможно, лгала бы больше. Но речь сейчас о Джо. Она рискует всем на свете ради сохранения вашей тайны.

– Полицейские действительно подозревают ее?

– Да. Если бы она выложила им все в самом начале, то они переключились бы на других подозреваемых. Но она охраняет вас и деньги, которые вы должны получить по страховке. И кроме того, не хочет рассказывать вашу историю. Джо не сделала ничего плохого, но она ведет себя очень скрытно и потому ее считают виновной в убийстве.

Наконец Чарлз замедлил шаг.

– Ладно. Я поговорю с детективом. Не знаю, будет ли от этого какая-то польза, но я не могу пожертвовать Джо ради страховки. У меня тоже есть инстинкт защитника.

– А как же Агнес? Как она поступит, если узнает обо всем?

Мы подошли к дереву и остановились. Чарлз посмотрел на меня:

– Возможно, Агнес сильно удивит меня. – Женщины часто это делают.

Глава 48

– Зачем мне ехать в Ройс-Холл? – сказала я по телефону.

– Вы не проверяете сообщения? Я звонила и посылала факс на уэствудский номер и на мобильный телефон. – Джен, как всегда, говорила очень быстро, а я тем временем ехала по Стоун-каньон. – Давайте встретимся около кассы. Вам потребуется всего несколько минут, чтобы добраться туда. Господь свидетель, я не стала бы просить вас об этом, если бы речь не шла о жизни и смерти. Не тратьте время зря.

Джен нашла меня по телефону Джо, потому что я дала ее номер Софи, когда та попросила оставить контактный телефон. Я обратилась к своим пассажирам:

– Парни! Наши планы немного меняются. Мы должны заскочить в Калифорнийский университет.

– Прекрасно! – обрадовался дядя Тео. – Аполлон получит удовольствие. Это, конечно, не Калифорнийский технологический, но у них есть свой небольшой симпатичный кампус. – Аполлон кивнул, Пи-Би продолжал читать комиксы.

Не знаю, сколько человек назвали бы Калифорнийский университет небольшим, но, к счастью, в Новый год у меня впервые в жизни не было проблем с парковкой. Я оставила мужчин в машине и побежала – ладно, потрусила – по пасторальной зеленой траве к Ройс-Холлу с картой кампуса в руке. Я не имела ни малейшего представления о том, зачем мне надо быть в Ройс-Холле, но помнила, как Глория, парикмахерша, сказала: «Чей хлеб ешь, тому и подпеваешь». Я свой хлеб, полученный от Джен, отрабатывала сполна.

– Наконец-то! – воскликнула Джен, завидев меня у кассы. Люди, забравшие билеты, проходили в зал, но некоторые, как и Джен, поджидали опаздывающих, прохаживаясь по вестибюлю и разговаривая по мобильникам. – Черт побери, вы не шутили, когда говорили, что ваша одежда не подходит к такому случаю. А для чего вы так оделись?

– Для расписывания стены.

– Ладно. Возьмите мой пиджак. Маленькие хрустальные пуговицы скрасят впечатление. Черт, он на вас не налезет. Хэкбург, снимай только голову. Так, чтобы не было видно комбинезона.

Я поздоровалась с Хэкбургом, который, как всегда, держал в руках камеру и сигарету, а выражение его лица словно свидетельствовало о том, что он восстал из мертвых ради работы.

– Что мы будем делать? – спросила я.

Джен крикнула:

– Руперт! – И несколько человек с неодобрением обернулись. – Мы должны снова заснять ваше свидание, потому что Хэкбург послал пленку, которую мы отсняли в воскресенье вечером, в специальную, дешевую и срочную, лабораторию и там ее зажевал автомат. Пошли!

Руперт выглядел совсем как Хэкбург, на его лице читалось: «Почему я здесь, а не сплю дома, избавляясь от похмелья?» Джен расставила нас на ступеньках – Руперт опять оказался выше меня – и указала Хэкбургу:

– Сделай так, чтобы на заднем плане были видны эти витражи. – Затем скомандовала: – Мотор! – И мы с Рупертом поцеловались. Это мне показалось уже рутиной: примерно как почистить зубы зубной нитью. Когда мы закончили, но Джен еще не успела крикнуть «Снято!», я услышала знакомый голос:

– Что, еще один кавалер?

– Дядя Тео!

– Уолли, да ты просто…

– Снято! Снято, снято, снято, снято! – восклицала Джен. – Кто это такой? Хэкбург, ты снял достаточно до того, как он появился в кадре?

– Да.

– Хорошо, давайте войдем. Уолли, Руперт, ваши места и шестом ряду, а мы сидим сразу за вами. Нужны ваши затылки, когда вы будете смотреть шоу. Красивые кадры. Хэкбург, спрячь пока камеру. Я видела знак, запрещающий съемку.

Я дала дяде Тео денег – на случай если мои спутники проголодаются, хотя для Аполлона это было хроническим состоянием, – и велела поискать автоматы с едой. Затем пообещала присоединиться к ним, как только смогу. Мы с Рупертом вошли в Ройс-Холл, наддверным проемом было высечено: «"Знания, которые требуются для творения искусства, следует приобретать заранее." Платон».

«А еще следует заранее узнавать, на какое «искусство» получаешь билеты», – подумала я. Но Платон, разумеется, никогда не работал корреспондентом «Мыла и грязи».

Тибетские монахи собирают толпу определенного сорта. Эти люди не похожи на игроков в покер в казино или посетителей «Дьюка»; это те, кто подписывается на журналы по йоге, или состоит в обществе обладателей высокого ай-кью, или получает скидки по возрасту. Руперт, Джен и Хэкбург выглядели соответствующе, но я – с рыжими космами и в комбинезоне с яркими разводами – привлекала всеобщее внимание. – Это просто ужасно, – шепнул мне Руперт. Свет в зале начал меркнуть. На сцене, перед кроваво-красным занавесом, собралось несколько дюжин тибетских монахов, остриженных наголо и одетых в малиновые и оранжевые балахоны, причем плечи их оставались голыми. Сначала раздался звон колокольчика, а затем какой-то гортанный гул, который, как я не сразу поняла, издавали в микрофоны сами монахи. Они что-то монотонно произносили нараспев. Я слушала их в изумлении, гадая, что последует вслед за этим, но ничего не дождалась. Это и было представлением.

Джен тем временем, сидя позади нас, устраивала собственное представление. Она громко прошептала свои указания и сдвинула наши головы. Вокруг раздалось: «Ш-ш!» Я смутилась.

– Света достаточно? – продолжала шептать Джен.

– Нет, – ответил ей Хэкбург, также шепотом. – Что я должен сделать?

Шиканье вокруг усилилось. Когда же Хэкбург включил камеру и та загудела, оно превратилось в устрашающий ропот: «Позор!», «Я скажу служителю!». Я схватила Руперта за руку, но, взглянув на него, увидела, что он крепко спит. И тогда сжала его руку сильнее.

– Что?! – крикнул он, проснувшись.

До сих пор я не знала, что шиканье способно выражать столь разные степени враждебности. Или что я могу быть до такой степени унижена. Служитель и в самом деле дошел по проходу до Джен и Хэкбурга, что-то сказал им, и минутой позже они покинули зрительный зал.

Монахи продолжали свой речитатив.

Я словно примерзла к креслу, подавленная до такой степени, что не могла так вот просто встать и уйти. Руперт снова заснул. И не он один. Я попыталась успокоиться и сидела не шевелясь, но это лишь усилило мой страх за Джо и любопытство к Чарлзу и. Агнес. Я гадала, получат ли они страховку и что на самом деле произошло – убийство или самоубийство. Достав из сумочки ручку, я написала на программке:

«Пистолет против 100 000 $»

Пистолет со съемок «Под конец дня» предполагал, что убийца – работник телевидения, но сто тысяч долларов указывали на наемника. Особенно если камеры видеонаблюдения в имении Дэвида были выключены намеренно. Хотя деньги могли пойти на плату кому-то еще. Шантаж? Кто-то знал о том, что Чарлз некогда был Шарлоттой? Стал ли бы Дэвид платить за молчание? И какие изменения он хотел внести в завещание? И нужно ли мне ломать над всем этим голову или лучше попытаться как можно скорее найти Джо?

Необходимо найти Джо! Но, возможно, надо заниматься и тем и другим.

– Руперт, – прошептала я, и в зале опять раздалось шиканье. Он открыл глаза, я наклонилась к нему: – С меня достаточно просветления. Я должна идти.

Выйдя на улицу, я достала из сумочки телефон Джо и включила. Руперт стоял рядом со мной.

– Я замечательно поспал, – сказал он.

– Руперт, как узнать, кто в последнее время звонил Джо?

– Ничем не могу помочь. Я умею обращаться только со своим телефоном. А почему телефон Джо у тебе?

– Она пропала: – Я рассказывала, при каких обстоятельствах это случилось, и тут увидела, что по газону к нам идет Пи-Бй. Он вышел из библиотеки «Пауэлл» и звал меня.

– Что случилось? – крикнула я, глядя, как дядя Тео и Аполлон догоняют его.

– Нечто ужасно важное, – сказал запыхавшийся брат. – Мы были на физическом факультете. Я разговаривал со студентами, которые работают над геномами. Догадайся, что я узнал?

– Что?

– Догадайся, кто живет в Санта-Барбаре?

– Кто?

– Джозеф Полчински!

– Кто такой Джозеф Полчински? – поинтересовался Руперт. – Кстати говоря, я Руперт Линг.

– Джозеф Полчински, – не замечая Руперта, продолжал Пи-Би, – продвинулся в М-теории гораздо дальше, чем другие исследователи. И он из Сайта-Барбары. Я должен жить там.

– Ты и так будешь там жить, – сказала я. – Какое удивительное совпадение!

– Дело в том, – волновался Пи-Би, – что это не совпадение. Это связь, которую ты не можешь углядеть. Что касается Полчински… – Пи-Би замолчал, увидев, что из Ройс-Холлана антракт выходит множество людей. Дядя Тео и Аполлон подошли к нам, в руках у них были леденцы. Их не меньше Пи-Би взволновало известие о Джозефе Полчински. Я знакомила их с Рупертом, когда какая-то женщина похлопала меня по плечу.

– Прошу прощения, – сказала она, – но я видела вас в «Новостях».

Я обернулась и оказалась лицом к лицу с монахиней. «Или же это папарацци, замаскировавшаяся под монахиню», – подумала я, но тут же обругала себя за цинизм. На ней было некое модифицированное одеяние – вуаль до плеч и юбка чуть ниже колен.

– Уолли Шелли, – представилась я и пожала ей руку. – А это Руперт, Тео, Пи-Би и Аполлон. Меня показали в «Новостях»?

– Может, ваша фотография была в газете? Я сестра Женевьева. У вас такой необычный цвет волос! По ним-то я вас и узнала. Вы были знакомы с Дэвидом Зетракисом?

– Да. Вы тоже?

– Нет. Но он, сделал прекрасное пожертвование нашему ордену. Одна из наших сестер заботилась о нем незадолго до его смерти. Она выступала в «Новостях», и потому мы следим за этим делом. Разве тибетские монахи не удивительны? Они такие вдохновляющие! Такие, можно сказать, мужественные.

– Да, очень, – кивнула я. – Сестра, мне бы хотелось встретиться с той монахиней. Это возможно?

– Почему нет? – ответила сестра Женевьева и достала мобильник.

– Я бы ни за что на свете не пропустил встречу с монахиней, которая ухаживала за Дэвидом, – сказал Руперт, когда мы шли вдоль Медицинского центра университета. Пи-Би следовал за нами, уткнувшись в книгу комиксов под названием «Прометей». Аполлон и дядя Тео пошли в Ройс-Холл, чтобы, сидя на наших местах, насладиться вторым отделением представления, даваемого тибетскими монахами.

– Это ужасно любопытно. Кроме того, мне нравится твое общество, – заверил меня Руперт.

Я, несколько удивившись, оторвала глаза от карты.

– Руперт, ты со мной флиртуешь?

– А что, ты придерживаешься каких-то определенных правил поведения? Никакого флирта до… Какое по счету у нас свидание? Пятое?

– Четвертое, – уточнила я. – Но разве можно считать свиданием разговор с монахиней?

– Это можно считать продолжением свидания, во время которого мы слушали монахов.

– Ну, я думаю, мы вполне можем флиртовать, раз уж ты со мной спал. Точнее, заснул рядом со мной. Это не одно и то же.

Руперт рассмеялся:

– Не совсем. Тут следует хорошенько поразмыслить. Наверное, надо спросить об этом мою подругу.

Я посмотрела на него:

– Ага. Я так и думала, что у тебя есть девушка. Где она сейчас?

– В Ванкувере. Снимает телевизионный сериал. Не думаю, что наши отношения продлятся долго. Я знаю, и ты не одна, но тебя не должно обижать то обстоятельство, что на твои оранжевые волосы покупаются и другие мужчины.

Это был интересный намек, но я не стала развивать тему, потому что мы вошли в раздвижные двери больницы Калифорнийского университета, где в вестибюле нас ждала сестра, с которой я хотела поговорить.

Сестра Перпетуя, хотя и работала с умирающими, выглядела не менее жизнерадостной, чем воспитательница детского сада. Частично этому способствовало то, сказала она, что ей несколько минут назад кто-то из членов ее «семьи» подарил коробку шоколадных конфет. Она усадила нас на диван, затем сняла целлофан с «Уитманс сэмплер» и протянула нам конфеты. Я отказалась. Руперт и Пи-Би взяли по одной.

– О, вы, ребята, цените горький шоколад! – одобрительно сказала сестра Перпетуя. – В нем содержатся антиоксиданты. – Сверившись с указаниями на обратной стороне крышки, она выбрала конфету из молочного шоколада с кокосовой начинкой и немного откусила от нее, совсем как мышка. – Итак, – она начала разговор, – вы приходитесь Дэвиду…

– Я его старинная подруга.

– А я его друг, партнер по покеру и, кроме того, коллега по работе, – объяснил Руперт.

Пи-Би молча жевал. Мне показалось, он выбрал конфету с карамельной начинкой.

– У меня к вам такой вот вопрос, – решительно сказала я. – Был ли в поведении Дэвида некий поворотный момент, благодаря которому вы могли убедиться в том, что он, в соответствии с э… новообретенными религиозными верованиями, не стал бы хлопотать о собственной смерти?

Сестра Перпетуя кивнула с самым счастливым видом:

– Да, я понимаю, о чем вы спрашиваете. Поворотный момент? Да. И я помогла ему увидеть альтернативу.

– Альтернативу чему? Вы можете рассказать мне об этом? Ведь такая информация не является тайной, верно?

– Разве я похожа на священника? – хихикнула сестра Перпетуя. Пи-Би посмотрел на меня. «Nun Humor»[19], – прочитала я на его лице. – Видите ли, Дэвид действительно планировал своего рода самоубийство – а это грех, – с тем чтобы обеспечить кому-то неожиданный доход, – а это уже мошенничество. Такие мысли способствовали его угнетенному состоянию. И тут я взялась за него. Я помогаю людям скинуть с себя бремя. Бывает, что человеку легче поговорить со мной, чем с членами своей семьи. Я ухаживаю за больными, меняю им постельное белье, кормлю их, то есть выполняю работу матерей. И страждущие доверяют мне свои самые заветные тайны. – Монахиня коснулась плеча Пи-Би, что удивило его. Это удивило и меня.

– Значит, он поведал вам план самоубийства, – сказал Руперт. – И что было дальше?

– Я спросила его, почему он решился на такой радикальный шаг. Оказалось, он хотел помочь брату. Тот срочно нуждался в деньгах. Дэвид думал, что он может продать все свое имущество, но это оказалось нереально и страхование жизни виделось ему единственным возможным способом добыть деньги. Я спросила: «Почему ваш брат не может одолжить некоторую сумму в залог ожидаемого им наследства?» Дэвид не знал, что такое возможно. У него были менеджеры, которые заботились о его деньгах; любой из них мог сказать ему об этом, но он держал свои планы в большой тайне. Ото всех, кроме меня. – Сестра Перпетуя осторожно переложила верхний слой конфет на золотистый пластиковый поднос и снова села. – Рассмотрев ситуацию с займом, он сказал: «Сестра, вы спасли мне жизнь». И я ответила: «Дэвид, я чувствовала бы себя куда более счастливой, если бы мне удалось спасти вашу душу». – Она потянулась, вынула из коробки прокладку между конфетами и обнажила нижний слой. Выбрав еще одну конфету из молочного шоколада с кокосовой, начинкой, она протянула коробку нам.

– Когда это случилось? – спросила я и взяла трюфель. Сестра Перпетуя нахмурилась, пытаясь вспомнить.

– Где-то на третью неделю рождественского поста. – Она отдала конфеты Пи-Би. – А может, на вторую. В середине декабря.

– И он почувствовал себя счастливым?

– Да. Очень даже счастливым.

– Вы не слышали ни о каких ссорах между ним и кем-то еще? – поинтересовалась я. – О чем-нибудь таком, что могло заставить его изменить завещание?

– О! Меня уже спрашивали об этом, – сказала сестра Перпетуя, глядя, как Пи-Би передает коробку Руперту. – Да, что-то случилось прямо перед Рождеством, и это очень взволновало его, но он не стал ничего обсуждать со мной. Однажды я услышала, как Дэвид разговаривает по телефону. Он был очень недоволен кем-то. Вот, дорогой мой мальчик, возьми «Клинекс». Вишни в шоколаде очень пачкают руки. – Сестра Перпетуя вынула из кармана сложенную салфетку.

– И кто заставил его почувствовать недовольство? – вступил в разговор Руперт.

– Видите ли, он не называл имен. Но сказал: «Ну, тогда это будет твоим наследством» или «Это все, что ты получишь». – Сестра достала из кармана еще одну салфетку и вытерла губы. – Я очень любила Дэвида, но не могу сказать, что он был ангелом. Все мы люди. И смерть может оказаться очень тяжелой. Под конец жизни чувствуешь себя беспомощным. Для тех, кто в свое время имел власть над людьми, это особенно сложно. Вы понимаете, о чем я?

– Понимаю, – заявил Пи-Би, ошеломив нас всех. – Но у меня нет таких проблем.

– У меня тоже. – Сестра Перпетуя смотрела на «Уитманс сэмплер».

– Сестра! А в тот день, когда вы услышали разговор, Джо Рафферти находилась в доме Дэвида?

Монахиня улыбнулась:

– О нет. У него никого не было, кроме миссис Вэлэндейрс, которая вела его хозяйство. На самом деле я подумала, что он разговаривает именно с Джо.

– Почему? – удивилась я.

– О, он часто дразнил ее, грозил, что оставит без единого цента. Или обещал завещать ей все свои сценарии мыльных опер. Это смешило ее. Они постоянно подшучивали друг над другом. Но, должна сказать, в тот раз он говорил серьезно.

Мы с Рупертом обменялись быстрыми взглядами.

– Вы говорили об этом полицейским? – спросила я. – О том, что он, возможно, разговаривал с Джо?

Сестра Перпетуя кивнула:

– Конечно. Но я не знаю, обратили ли они внимание на мои слова.

– Сестра, – сказала я, – я на сто процентов уверена, что это так.

Глава 49

Мы заехали в западный Голливуд, забрали мою почту, а затем направились в Глендейл. Я чувствовала себя так, будто провела в пути несколько недель. Дядя Тео все время говорил о тибетских монахах, я слушала его вполуха, вела машину и иногда нажимала кнопки на телефоне Джо.

– Уолли, можно я позвоню по твоему телефону маме? – неожиданно спросил Аполлон.

– Конечно. – Я протянула ему мобильник. – Но он не мой, а моей подруги Джо. Эй, ты не можешь узнать, с кем она связывалась в последнее время?

– Могу.

Аполлону потребовалось шесть минут на то, чтобы поговорить с мамой по-гречески. И еще шестьдесят секунд он выяснял, с кем разговаривала Джо; Пи-Би смотрел на него не отрываясь.

– Пожалуйста, – сказал Аполлон, возвращая мне телефон. – Вот список звонков, входящих и исходящих. Но я смог проследить только звонки, сделанные за последние три дня. А вот телефонная книжка Джо – для этого мне пришлось нарушить служебные инструкции. Надеюсь, все обойдется.

Я посмотрела в зеркало заднего вида и улыбнулась:

– Аполлон, ты просто гений!

– Да, – кивнул он. – Но только, пожалуйста, не говори об этом никому. Особенно девушкам.

Я попросила его выяснить, не разговаривала ли Джо недавно по тем телефонам, которые были у нее в записной книжке. Он нашел несколько таких номеров; не считая Фредрик, меня и адвоката Рика Слепика, все абоненты Джо были из «Под конец дня». Мне пришло в голову, что один из телефонов, возможно, принадлежит убийце.

Я позвонила Клэю Джейксу – его номер был в списке последним. Мне пришлось напомнить, кто я такая, после чего я поведала реквизитору о том, что Джо пропала.

– Черт! – выругался он.

Чем это было – удивлением, озабоченностью или просто несдержанностью?

– Клэй, меня кое-что озадачивает. Почему полицейские стали искать орудие убийства в реквизиторской? Как им пришла в голову такая мысль?

– Джо тоже спрашивала меня об этом. Они искали его в реквизиторской, потому что я попросил их посмотреть там.

– Правда? – Похоже, я следую за Джо по пятам. Это взволновало меня. – А откуда ты знал, где искать пистолет?

– Я не знал. Я догадался.

– Как? Не думай, будто я сую свой нос в чужие дела от нечего делать. Я пытаюсь понять, о чем думала Джо, и выяснить, что сумела узнать.

– О'кей. В субботу утром я проверил запирающийся ящик, обнаружил три пистолета: «Беретта-92Эф», «Эс-ай-джи-226» и «глок». А должно быть четыре. Не хватало «Кольта-1911». Позже днем я упаковал пистолеты и отправил туда, где арендовал, на этот раз «кольт» был на месте.

– Это так… странно. Ты уверен? Может, ты его просто не заметил?

– Нет. – В голосе Клэя послышалось раздражение. – У меня отобрали разрешение на оружие. Люди из конторы, где я арендовал пистолеты – она называется «Ай-эс-эс», – позвонили на съемочную площадку и сказали, чтобы я вернул их все. Мне не только отказали в разрешении на оружие, но я еще и пистолет потерял. Так то вот! Мы с помощником перевернули все вверх дном. Nada[20].

– Джо говорила, что в реквизиторскую имели доступ многие, и…

– Да, туда заходят все, кому не лень. Вот почему я запирал пистолеты.

– А у кого были ключи от ящика?

– У меня, у моей команды – это три человека – и у начальника службы безопасности. Еще у какого-то из начальников кабельного канала.

– Но не у продюсера, или у режиссера, или у…

– Ни у кого. Я не знаю охранника и начальника канала, но своих людей знаю хорошо.

– И что ты обо всем этом думаешь, а, Клэй? Как пистолет попал в руки убийце?

– Любой, у кого найдется три сотни баксов, может купить набор инструментов и сделать дубликаты ключей.

– Но зачем это кому-то?

– Если тебе нужен пистолет, то взятое напрокат оружие придется в самый раз. На нем полно отпечатков пальцев, и потому невозможно проследить, кто им пользовался. Хороший ход. Если бы стрелявший вернул пистолет на пару часов раньше или же Ай-эс-эс не потребовала бы оружие назад в то самое утро, все было бы шито-крыто. Вору просто не повезло.

– Есть соображения о том, кто это?

Клэй фыркнул:

– Клоуны из сериала? Я ничему не удивлюсь. У них дурная кровь. Маленькая сучка-продюсерша уволила меня за некомпетентность. Вот что я тебе скажу: я никогда не напивался на работе. Они выгнали меня и теперь могут взять на эту должность кого-то из моей команды и платить новичку меньше, чем мне. Все упирается в деньги. Лишь бы выгадать. Они всегда увольняют тех, у кого зарплата больше.

– Правда?

– Да. Начальники выделяют некую сумму на сценарий, а спустя две недели урезают ее вдвое. Они говорят: «О, мы совсем забыли, что превысили бюджет». Год назад дело обстояло иначе. Я не стал бы поднимать шум из-за пропавшего пистолета. Ради Дэвида. А этой шайке я ничего не должен. Конечно, я позвонил в полицию.

– Но пропажа оружия не указывает на Джо, как ты считаешь?

– На Рафферти? Черт возьми! Если она хотела застрелить Дэвида, то сделала бы это из своего пистолета. Рыскать повсюду не ее стиль.

Клэй был ожесточен, неприятен и мучился от похмелья, но он был на стороне Джо. Поэтому он мне нравился. Я вычеркнула его из списка подозреваемых. Зачем ему надо было привлекать внимание полицейских к пистолету, если Дэвида застрелил он? Похоже, Клэй считал виновной Джен Ким, но полагался ли он на разумные доводы или просто был враждебно настроен по отношению к ней? Я попыталась представить, как миниатюрная продюсерша стреляет в Дэвида. Для того чтобы сделать это, ей пришлось бы встать на ящик из-под яблок, но я не сомневалась в ее возможностях.

Дядя Тео изучающе смотрел на меня с пассажирского сиденья.

– Конечно, подслушивать нехорошо, – сказав он так, словно у него был выбор, – но я понял, что Джо пустилась в бега.

– Плакаты «разыскивается» пока не напечатали, но моя подруга в опасности. Есть люди, которые считают, будто она убила нашего друга, продюсера мыльных опер.

– Мыльных опер? – переспросил дядя Тео. – Моя мать – твоя бабушка – несколько лет слушала такие программы, как она их называла, по радио, занимаясь стиркой. Я помню каток для глажения белья, органную музыку и медоточивый голос рассказчика. Я тоже слушал эти передачи, когда приходил из школы и ел хлеб с желе.

– Мне не нравится дневное телевидение, – вступил в разговор Пи-Би. – Кроме сериала «Под конец дня».

Я повернулась и взглянула на него:

– Ты смотрел его? В больнице?

– Да. В два часа. Это мое «мыло». – Мой брат начал детальный и невнятный пересказ сериала.

– Это очень похоже на «Часовых», – заметил Аполлон. – Я бы тоже хотел посмотреть «Под конец дня», но мама и тети смотрят в это время «Емерил».

– Сегодня мы его пропустили, – сказала я, – но, может, вы хотите посмотреть серии, которые будут показывать на следующей неделе?

Мы подбросили дядю Тео в Глендейл, а сами поехали на запад. Я повезла Пи-Би и Аполлона в Соломон-хаус по следующей причине: либо в этом месте есть нечто противоречащее фэн-шую, либо его посещают привидения, но я не могу оставаться в нем одна. А я должна быть там, потому что туда вернется Джо. Когда сможет это сделать.

Мой ключ все еще подходил к замку, и Пи-Би с Аполлоном устроились поудобнее у телевизора, словно прожили в этом доме немало лет. Я поставила им первый диск с «Под конец дня» и отправилась на кухню. Джо за последние три дня звонила Клэю, Джен, Руперту, Максу, Лори и Трише; вот и я им позвоню. Хотя вовсе не уверена, что это принесет какую-нибудь пользу. Убийца вряд ли скажет: «Да, Джо приходила ко мне сегодня и задавала вопросы, и поэтому я убил ее. Труп находится в багажнике моей машины». Но мои звонки вряд ли повредят делу. Я оставила сообщения Джен, Максу и Трише. Что касается Лори, художницы по костюмам, то по ее телефону мне ответила ассистентка и сказала, что Джо звонила вчера утром и спрашивала о париках.

– О париках?

– Из гримерной прислали несколько париков, и мы пришили их к спортивным шапочкам, чтобы снимать «спящих» людей. Я дала описание париков Джо. Не знаю, зачем оно ей понадобилось.

– А не пропадал ли недавно какой-нибудь парик?

– Забавно, – заметила ассистентка. – Я не знаю, но Джо тоже спрашивала об этом.

Из спальни донеслась музыкальная заставка к сериалу, и я вышла в коридор. На экране персонаж Трея Манджиалотти все еще пребывал в коме, а персонаж Шеффо хромал по комнате и пытался с ним поговорить. С минуту я смотрела на экран, словно меня могло посетить озарение, словно я могла получить какой-нибудь знак свыше, но, наверное, моей веры в возможность этого было недостаточно. И я все равно не стала бы полагаться на Бога, который решил бы поговорить со мной посредством дневного сериала.

Я вернулась в гостиную, чтобы собраться с мыслями. Кто представляет большую опасность для Джо – полиция и суд или же убийца? Если справедливо первое, то мне не надо ничего предпринимать. Если второе, то следует звонить, всем подряд, начиная с Национальной гвардии и кончая матерью Джо, которая сейчас в Хорватии, чтобы они помогли найти ее. Но где ее искать?

Я вернулась мыслями к человеку, который застрелил Дэвида. Если детектив Айк Борн столь же профессионален, как и департамент полиции Лос-Анджелеса – мне очень хотелось в это верить, – то должен идти по следам убийцы. Ели же он считает преступницей Джо, то она единственная, кто делает это, а Айк Борн, в свою очередь, идет по ее следам. Как и я. Но у меня больше зацепок, чем у него, или по крайней мере я знаю то, что неизвестно ему. Только бы правильно истолковать имеющуюся у меня информацию.

Я нашла визитную карточку Айка Борна и набрала его номер. К моему удивлению, детектив взял трубку. После первого же гудка.

– Детектив, это Уолли Шелли. Я забыла спросить об этом вчера, когда вы приходили с ордером на обыск: вы не хотите задать мне еще какие-нибудь вопросы?

– Нет, я считаю, мы получили от вас все нужные нам сведения. Спасибо, что спросили.

– Хорошо. Мне также интересно, является ли Джо единственной подозреваемой по делу об убийстве Дэвида Зетракиса. Вы можете говорить об этом?

– Почему вы спрашиваете?

Конечно, он ответил вопросом на вопрос. Как сделал бы психотерапевт.

– Мне просто любопытно.

– Вы не можете немного подождать?

– Могу, – сказала я и повесила трубку. И о чем только я думаю? Айк Борн не собирается со мной откровенничать. А я не собираюсь откровенничать с ним, до тех пор пока в моем распоряжении не окажутся факты, которые помогут оправдать Джо. В настоящее время детектив не на ее стороне.

Телефон зазвонил, но я не стала брать трубку. Наверное, Айк Борн оставил на ответчике сообщение, продиктовал номер и попросил меня позвонить. Мечтать не вредно.

Я оглядела кухню. Фредрик положила все бумаги по Соломон-хаусу на столешницу, я просмотрела их и нашла несколько писем и какие-то счета. Может, Джо и Эллиот прибегали к помощи менеджера, а может, платили за все по Интернету, как делают многие в двадцать первом веке. По крайней мере я могу оплатить штрафную квитанцию Джо, которая всегда при мне. Моя подруга вряд ли вернется домой, раз над ней висит обвинение в убийстве, а может, и два таких обвинения. Я выписала чек, указав внизу номер «мерседеса». Затем еще раз прочитала напоминание о том, что нужно позвонить Пи-Би, и написанные от руки розовые буквы. «ЖЕРЕБЕЦ». И вдруг сложила два и пять.

«ЖЕРЕБЕЦ». Семь знаков. Это автомобильный номер.

Заказной буквенный номерной знак, как «ИШАК 222» на фургончике съемочной группы! И он, конечно же, принадлежит кому-то из команды мыльного сериала. Это номер машины, которую Джо увидела на подъездной дорожке к дому Эллиота утром после Рождества. И засунула квитанцию в карман. Почему у меня ушло столько времени на то, чтобы догадаться обо всем?

Джо после Рождества приезжала на съемочную площадку – один раз точно, если не больше, – но предпочла скрыть это обстоятельство. Теперь понятно, зачем ей понадобилось быть там. Она хотела выяснить, кому принадлежит машина.

Я залезла в сумочку, нашла записью книжку и набрала номер Пита Жемански, моего приятеля полицейского.

– Пит, это Уолли. Послушай, я…

– Где твоя подруга Джо?

– Не знаю.

– Сегодня до меня дошла информация, которая свидетельствует не в ее пользу.

– Что именно? – Мое сердце забилось с удвоенной частотой.

– Не важно, но если ты ее увидишь…

– Пит, Джо знает, кто убил Дэвида Зетракиса. По крайней мере ей известен номер автомобиля, на котором разъезжает убийца. Ты должен сказать мне, на кого зарегистрирована машина.

– Что? Притормози.

Я сделала глубокий вдох и объяснила все еще раз.

– Поговори с детективом, который занимается убийством, – посоветовал Жемански.

– Я его знаю, это Айк Борн. Но я не могу. Джо сказала ему, что во время убийства она была далеко от дома Дэвида, а значит, не могла видеть машину и…

– Она дала ложные показания?

– Похоже, что да, но разве ты не можешь просто позвонить в Управление автомобильным транспортом…

– С ума сошла? Я полицейский. А ты хочешь, чтобы я нарушил закон. Меня за это могут посадить. Черт возьми! Я же с тобой даже не сплю.

– Ты прав. Я не подумала. Извини, Пит. Счастливого Нового года! Пока. – Он продолжал кричать, убеждая меня позвонить Айку Борну, но я повесила трубку. Глупый шаг. Очень глупый. Если я собираюсь просить о помощи человека, находящегося на государственной службе, то это должен быть мой любовник. Но не Саймон. Тот слишком этичен и не в меру любопытен. Интересно, уже поздно завести роман с Айком Борном?

«Тем более, – подумала я, пытаясь найти почтовую марку в кухонных ящиках, – что еще не ясно, действительно ли владелец автомобиля с номером «ЖЕРЕБЕЦ» является убийцей». Трудно представить, что кто-то из моих любимых подозреваемых заказал для своей машины такой номер. Только не Джен и не Триша. Слишком безыскусственно. Я нашла марки рядом с блокнотом, в котором были записаны телефонные номера Дебби и Дэрил Энн.

Ах да! Стюардессы из «Джет блю». Но вряд ли от них приходится ждать хоть какой-то помощи.

Может, я подхожу к делу не с той стороны? Надо быть реалисткой, сказала я себе. Я не могу вынуть убийцу из шляпы. Если бы все было столь просто, то подобный фокус оказался бы под силу любому. Но вдруг я смогу доказать, что Джо не убийца? Это, наверное, легче сделать. А затем я позвоню в полицию и скажу, что моя подруга пропала и, возможно, находится в беде. Пусть полицейские найдут ее.

Возможно, они приложат к делу больше усилий, если будут думать, что убийцей является именно она.

Но тогда они запихнут Джо в тюрьму, где она зачахнет в ожидании дешевого государственного защитника, раз у нее пока нет даже Климта, которого не так-то просто обратить в наличные. Но лучше тюрьма, чем смерть от руки киллера. Хотя с моей стороны это будет не нокаут, а просто удачный удар. Но поединки выигрываются не только нокаутами. Это известно даже мне, хотя, я плохо разбираюсь в боксе.

Я вернулась, к своему первоначальному плану. Самый прямой путь к Джо – это следовать за ней, шаг за шагом, основываясь на уликах, которые она оставляла. Но возможно ли такое?

Я записала все, что знаю. Джо имела доступ к орудию убийства, выиграла от смерти Дэвида в финансовом отношении и оказалась рядом с местом убийства, когда оно произошло. У нее были долгие отношения с Дэвидом, развивавшиеся с переменным успехом, ей предъявили обвинение в нападении на человека много лет подряд, у нее имеется при себе пистолет, с которым не следовало бы свободно разгуливать по улицам. Кроме того, полицейским попалась на глаза ее одежда с пятнами крови и ее муж – по крайней мере мужчина, которого она считала своим мужем, – умер при очень подозрительных обстоятельствах скоро после того, как она высказала желание убить его.

Список оказался весьма длинным. Наверное, нужно начать с ключей к разгадке.

Я посмотрела на листок бумаги, на котором были записаны имена Дебби и Дэрил Энн, и задумалась, могут ли разговоры с ними принести какую-то пользу. Дебби уже говорила Ван Бику, что не виделась с Эллиотом довольно давно. Теперь что касается Дэрил Энн: может, она та самая девушка, которая была с Эллиотом на пляже, перед тем как он отправился заниматься серфингом?

Это работа для Фредрик, но Фредрик была во Фресно. Оставались Пи-Би и Аполлон. Я пошла в спальню.

– Может ли кто-то из вас позвонить одному человеку и представиться журналистом? – спросила я.

Аполлон заверил, что он вполне на это способен. Разве он не видел Монику Пуллиам, настоящую журналистку, днем раньше? Пи-Би поставил сериал на паузу и присоединился к нам.

Я объяснила, что требуется от Аполлона, набрала номер Дэрил Энн и включила громкую связь.

– Здравствуйте! – сказал Аполлон. – Меня зовут Джон, я пишу для «Плэнетери орбитер». Мы знаем, что вы последний человек, видевший Эллиота Хоровица живым, и что вы занимали особое место в его жизни…

– Да, но я уже рассказала обо всем этом «Калифорния селебрити», – ответила Дэрил Энн. – Я видела Эллиота в Малибу в ночь его смерти.

– Как обстояли его дела?

– Хорошо. Он был полон жизни и энергии.

– Он был пьян? – Аполлон наслаждался своей ролью. Я начала быстро записывать вопросы, которые следовало задать стюардессе.

– Нет. Он собирался заняться серфингом.

– Понятно. Вы с ним ссорились, может даже, дрались?

– Нет, мы яростно спорили. Мы оба очень страстные люди. Я глубоко чувствующий человек, а он находился под сильным давлением. Его жена провела его по всем кругам ада, потому что их брак изжил себя. Мы очень любили друг друга.

Я отдала мои записи Аполлону.

– Я слышал, – продолжал он, – что вы похожи на его жену, Джо Рафферти. Это действительно так?

– Ну, я значительно моложе. И мне не раз говорили, что у меня красивое тело. И волосы у меня светлее, чем у нее.

– Она не любила его, – громко сказал Пи-Би. – Это ложь. – Мой брат неверно понимал концепцию громкой связи.

– Что? – удивилась Дэрил Энн.

– Вы уверены, что он не был под кайфом?

– Совершенно уверена. Я слишком уважаю себя, чтобы встречаться с человеком, употребляющим наркотики.

Я слушала ее и чувствовала, что наркотики необходимы мне. Я сделала Аполлону знак закругляться, и он закончил разговор, запнувшись, когда Дэрил Энн уточнила, как его зовут.

– Пол, – ответил он, но тут же исправился: – Джон. Джон Пол.

С меня было достаточно. Дэрил Энн заявила, что она, а не Джо, оказалась последней, кто видел Эллиота, и что он не находился под действием наркотиков. Конечно, она не фармаколог, но если ему дали какой-то яд, то это стало заметно далеко не сразу, хотя, может, его подсыпали Эллиоту уже после того, как он виделся с Дэрил Энн. А Джо тем временем была за много миль оттуда, в «Гольф-ленде Грина». Полицейские могут обвинять Джо в чем-то еще, но с этим обстоятельством не поспоришь.

Раздался громкий стук в дверь. Аполлон, Пи-Би и я ринулись к ней. Я открыла.

На пороге стоял Саймон.

– Еще раз здравствуйте, – сказал он. – Уолли, мне надо перекинуться с тобой, парой слов. Дело касается Джо.

Глава 50

Я провела Саймона на задний двор, мое сердце колотилось, а руки и ноги дрожали.

– Где она? – спросил Саймон.

Я выдохнула, только сейчас сообразив, что все это время не дышала.

– Слава Богу! Я думала, ты пришел сказать мне…

– Что?

– Что она мертва. Сам знаешь. – Я села на каменный стул и приказала себе не делать ничего неуместного – скажем, не плакать. – Понятия не имею, куда она запропастилась. И ужасно беспокоюсь.

– Неудивительно. Вот-вот выпишут ордер на ее арест.

– Что? Ее обвиняют в смерти Эллиота?

– Нет, в смерти Зетракиса. Не спрашивай, откуда я это знаю, просто подумай, можешь ли ты устроить так, чтобы она вернулась по-тихому, избежав газетной шумихи. И с адвокатом.

Я смотрела на Саймона и чувствовала себя донельзя вымотанной. Я не могла пуститься в объяснения и сказать, что на адвоката нет денег, что Джо неизвестно где, что она пропала. Я лишь стояла и смотрела на Саймона. Неделю назад мы вместе встречали Рождество. Ели пиццу. В кровати – ведь мы придерживались определенного дресс-кода.

– Ты за этим проделал весь путь в Пасадену? – спросила я. – Мог бы рассказать такую новость по телефону.

– Ты не отвечаешь на звонки по мобильнику. Как обычно. И по телефону Джо тоже. Тео сказал мне, что вы здесь.

– Но я всегда отвечаю по телефону Джо… – Тут я поняла, что он имеет в виду сотовый телефон, а не городской. Я совсем забыла про него, а также про автоответчик.

Я побежала на кухню и нажала кнопку воспроизведения сообщений. Саймон последовал за мной. Мы выслушали первое сообщение – от матери Джо. Она беспокоилась. Затем последовало агрессивное сообщение от Камилл и немногословное – от Рика Слепика, которое он оставил по пути в Теллу-райд, а также Саймон оставил для меня сообщение. Еще мне звонил Макс, сказал, что завтра мы встречаемся не в шесть тридцать, а в шесть утра, чтобы не нарушить расписание «Мыла и грязи». И наконец, на автоответчике я услышала сообщение от Айка Борна. И ничего от Джо. А я так ждала вестей от нее.

– «Мыло и грязь»? По крайней мере я теперь знаю, где ты будешь завтра. – Саймон скрестил руки на груди. – Когда мне понадобится связаться с тобой, я должен звонить работникам телевидения? Похоже, они хорошо информированы.

– Ты информирован не хуже, чем кто-либо. Я буду жить здесь, пока не объявится Джо.

– Прекрасно. Значит, в центре внимания средств массовой информации окажешься ты. Я говорил, что видел твое фото в газете? Не самая лучшая твоя фотография, надо признать.

– Прости, что разочаровала тебя. Меня беспокоят вещи поважнее. – Я прошла мимо Саймона во двор. Он последовал за мной и закрыл за нами раздвижную дверь. Небо было цвета цемента. Я дрожала.

– Что случилось, Уолли?

– Это долгая история. Я уверена, тебе пора возвращаться… не знаю к кому. К работе. – Мне ужасно не понравилось, как я это сказала.

– Ты должна знать, что я считаю твое отношение ко мне неправильным. – Саймон запустил руку в волосы. – Я был честен с тобой, рассказав, кто я и чем занимаюсь. Тебе это не нравится, я понимаю, но не обращайся со мной так, словно я в каком-то отношении предал тебя.

Он говорил правду, и потому я не хотела этого слышать.

– Можно я просто спрошу, как далеко должны зайти твои отношения с Лукрецией Борджиа?

– Давай не будем вникать в это.

– Ты не отвечаешь на мой вопрос, потому что не хочешь говорить о работе. Принципиально. Ты ведь будешь заниматься с ней сексом, правильно я говорю? Во имя Бога и страны. Тебе будет противно, но ты выполнишь свою миссию. А я должна исчезнуть, но при этом оставаться под рукой. И проявлять понимание. Теперь ты просишь меня сыграть роль полицейского, заставить мою лучшую подругу вернуться, сделать так, чтобы она сдалась системе, которая собирается расправиться с ней, даже если она невиновна. Это твоя задача, Саймон. Но не моя.

Он смотрел на меня, тяжело дыша, его лицо потемнело.

– Давай оставим меня и мои моральные принципы в покое, хорошо? А то мне придется сказать тебе, куда следует засунуть твое низкое мнение обо мне. Скажу одно. Ты не понимаешь, что делаешь. Может, у тебя есть мужество, но нет тренировки, опыта и даже – на данный момент – ума. Действуя с самыми лучшими намерениями, ты причиняешь своей подруге вред.

Я пришла в такое бешенство, что начала кричать, и это взбесило меня еще больше.

– Для Джо будет лучше, если я подставлю ее из самых лучших побуждений, стану действовать из-за ее спины и отдам в руки шайке мужчин, которые, как они считают, знают, что для нее хорошо, а что плохо? Да Джо скорее умрет!

– И это вовсе не исключено. – Саймон, махнув на прощание рукой, пошел к задней калитке. – Я слышал, что боги милостивы к пьяным и дуракам. Надеюсь, это правда, – сказал он.

Глава 51

– Можно я поеду с тобой? – спросил Аполлон, когда будильник разбудил меня в четыре утра. – Я никогда не был в телестудии.

Мне понадобилось какое-то время на то, чтобы сориентироваться. Мы трое ночевали в гостиной – в гостевой спальне было открыто окно, которое мы не сумели закрыть, и она напоминала большой холодильник.

Я, не включая свет, заглянула на задний двор, освещенный луной.

– Дело в том, Аполлон, – ответила я, – что это мой первый день работы над шоу, и я не знаю, можно ли мне привезти с собой гостя.

– Я маленький, меня никто не заметит.

– Я бы не поехал, – сказал Пи-Би, зевая. – Слишком много проводов. Телевещание. Кабель. Тебе не понравится.

– Понравится, – отмахнулся Аполлон. – Я увижу актеров, играющих в мыльной опере.

– Они далеко не так интересны, как их персонажи.

Я подумала о своем сне: я положила монеты – или покерные фишки? – на закрытые веки мужчины, который превратился в Джо.

– Скажи мне одну вещь, Пи-Би: в «Под конец дня» есть герой-транссексуал?

Брат некоторое время помолчал, а затем ответил:

– Нет. Геи, лесбиянки, ангелы, вампиры, неонацисты, инопланетяне и сиамские близнецы. И никаких транссексуалов. А что?

– Просто интересно. – Меня обрадовало, что Дэвид не стал воспроизводить в сериале судьбу своего брата, хотя использовал фрагменты собственной жизни, работая над мыльной оперой. – Как ты считаешь, в сериале можно найти разгадку его смерти?

– Ты имеешь в виду Зеке Фабиана? Причиной смерти этого персонажа стали последствия изгнания нечистой силы, которое имело место в прошлом. Но это событие относится к 1980-м годам.

– Тогда он был просто актером. А я говорю о нынешних днях, когда он писал сценарий и был продюсером.

– В сериале очень много смертей, – сказал Пи-Би. – Но он не проливает свет на то, кто убийца.

– Почему?

– Потому что Дэвида это не интересовало. Он следил за содержанием и главной темой. Персонажи для него – оловянные солдатики, выполняющие приказы сценариста. Он все время жертвует людьми. В «Под конец дня» нет звезд, как в других мыльных операх.

– Ты судишь о Дэвиде как зритель?

– Да. Он был эгоистом. Вот почему его сериал так интересно смотреть. Когда-нибудь его фантазия иссякнет, сама увидишь. В фильме больше ничего существенного не произойдет.

Я не находила в нем ничего существенного и сейчас, но я, по всей видимости, была в меньшинстве. Слова брата заставили меня задуматься.

– Пи-Би, как ты думаешь, куда подалась Джо?

– Ты не хочешь этого знать.

– Хочу.

– Она ушла в подполье. Посмотрим, надолго ли. Пока прошло не так много времени. Может, тебе лучше оставить ее в покое, а, Уолли?

– Не могу. – Я не очень понимала, о чем он говорит, но была уверена в своих словах. – Не могу.

Я подбросила брата в Глендейл, к дяде Тео, и взяла Аполлона с собой в Бербанк. В худшем случае он посидит в машине и почитает комиксы.

Я чувствовала себя разбитой. Полночи я не спала, ожидая стука в дверь и детектива Айка Борна с ордером на арест. Причиной моей бессонницы послужила также ссора с Саймоном. Я не могла, подобно Дэрил Энн, описать ее как разговор двух страстных людей, находящихся под давлением обстоятельств. Скорее мужчина и женщина просто хотят расстаться.

И у меня не хватало мужества – с чего Саймон решил, будто оно у меня есть? – потому что даже теперь, несмотря на все мои заботы, я испытывала сильное волнение перед первой съемкой. Перспектива участия в «Мыле и грязи», страх сказать перед камерой что-нибудь не то почти парализовали меня.

Другое дело Аполлон. Было еще темно, когда мы подъехали к воротам, но его уже охватило приятное возбуждение.

– Bay! В этой будке такая техника! – воскликнул он, вытягивая шею, чтобы лучше все рассмотреть. На маленьком экране появилась моя «интегра». Номер был хорошо виден. Мое лицо тоже оказалась довольно четким – было заметно, как сильно я устала.

Мне в голову пришла одна мысль. Я подождала, когда охранник проверит багажник и махнет нам, чтобы мы проезжали, затем прочитала имя у него на табличке и обратилась к нему:

– Здравствуйте, Лерой! Скажите, вы, парни, проверяете все машины, которые въезжают и выезжают через эти ворота?

Лерой нахмурился, как будто обсуждение этой процедуры было нарушением определенных правил.

– Эй, – сказал Аполлон. – У вас прекрасные камеры! В них вмонтированы инфракрасные лампы?

Лерой улыбнулся и стал смотреть на нас не как на источник угрозы, а как на туристов.

– Мы заботимся о безопасности звезд. И потому снимаем все машины, которые въезжают и выезжают. Вся информация хранится на маленьком микрочипе. Желаю вам хорошо провести день.

Мы подъехали к павильону Д, и я велела Аполлону искать глазами табличку с номером «ЖЕРЕБЕЦ».

– Поскольку над «Мылом и грязью» работают те же, что и над сериалом, этот автомобиль может принадлежать кому-то из них, – пояснила я. – Кроме того, почти все звонки, которые за последние дни сделала Джо, были адресованы людям со съемочной площадки, а это заставляет предположить, что убийца где-то здесь.

– Фантастика! – воскликнул Аполлон, и я расценила это как высокую степень энтузиазма.

В дверях нас встретила Кей-Джи – она выполняла обязанности помощника режиссера с утра пораньше.

– Макс спит, – пояснила она. – Сегодня снесут павильон, и он будет допоздна наблюдать за происходящим. – Кей-Джи пригласила Аполлона посидеть в зрительном зале «Мыла и грязи».

– В каком таком зале? – спросила я.

– В зрительном зале студии. – Кей-Джи не обратила никакого внимания на то, что кровь отхлынула от моего лица. – Публики будет не много, потому что сегодня праздник. Человек сто или что-то в этом роде. Аполлон, я устрою для тебя экскурсию, пока Уолли примеряет одежду. Пошли туда! – Она вывела нас на улицу, где стояло великое множество трейлеров, и посветила фонариком на один из них. На нем было написано мое имя.

Трейлер оказался более похож на дом, чем все те места, где я жила в последнее время. Пока я осматривала выдержанную в бежевых и голубых тонах спальню, крошечную кухню, обеденную зону и ванную, Аполлон занялся телевизором, магнитофоном, плейерами и телефонами. Все оказалось совершенно новым. В трейлере было чисто, приятно пахло ванильным освежителем воздуха. На столе стояла подарочная корзина с надписью «Для нашей приглашенной звезды». Кей-Джи включила обогреватель, а я установила его на полную мощность и тут же почувствовала эффект.

– Кей-Джи, я готова провести здесь всю свою жизнь!

Она улыбнулась, не переставая что-то писать в блокноте:

– Когда сегодня освободитесь, вам будет казаться, что вы действительно живете здесь очень долго. Положите свои вещи, и я проведу вас в трейлер Триши. Она хочет посмотреть на костюм, в котором вы будете сниматься. Готовы? – Кей-Джи отстегнула от пояса рацию и сказала в микрофон: – Пусть Триша приготовится. Мы идем к ней.

Трейлер Триши стоял в пятидесяти ярдах от моего, ближе всех к павильону. Мое обиталище было уютным, а ее казалось Букингемским дворцом. По выражению лица Аполлона я поняла, что он наконец-то почувствовал себя в Америке. Мы пошли на звуки музыки в стиле техно и запах кофе. Обстановка здесь была как на первоклассной яхте. Какая-то женщина с помощью кофеварки взбивала молоко. Другая, наносила Трише на лицо макияж, а третья – Глория – наматывала ее волосы на бигуди размером с консервные банки. Сама Триша, в розовом бархатном платье и пушистых тапочках, сидела в кресле, похожем на зубоврачебное, с закрытыми глазами.

– Это ты, Макс? – спросила она, не взглянув на нас. – Послушай, мне нужна новая кофеварка. Может, эта и казалась хорошей полтора года назад, но я прочитала в «Лос-Анджелес мэгэзин» о кофеварке из титана – она стоит шесть тысяч. Свяжись с поставщиками и скажи, что я упомяну о ней в эфире, если они пришлют мне ее бесплатно.

– Это Кей-Джи, а не Макс. Если они откажут, то заказать ее тебе?

– Не надо, раз мне придется выплатить полную стоимость. Можно купить кофеварку на деньги шоу?

– Нет, мы и так превысили бюджет. Я привела Уолли.

– Кого?

Кей-Джи посмотрела на меня и ободряюще улыбнулась:

– Уолли. Нашего корреспондента по свиданиям. Ты хотела посмотреть, как она выглядит.

– Пусть подождет.

– Ладно, – ответила Кей-Джи. – Уолли, я отведу вас обратно в трейлер и…

– Нет, – возразила Триша. – Пусть ждет здесь. Она не должна бегать туда-сюда и попусту тратить время.

Кей-Джи посмотрела на меня, ее лицо ничего не выражало, но затем она слегка подняла бровь, что означало проявление сочувствия. Я села на роскошное крутящееся кресло и взяла в руки развлекательный журнал, датированный предстоящей неделей. В нем была статья о Дэвиде, сопровождаема множеством фотографий, и материал о Джо, озаглавленный «Наследница-миллионерша»; рядом с ним была напечатана маленькая репродукция картины Густава Климта. Я прищурилась, чтобы лучше рассмотреть ее, но увидела только, что на картине изображена полуобнаженная женщина с рыжими волосами в чувственной позе. Это могла быть Джо.

Триша беседовала с гримершей и парикмахершей о том, кто является наиболее вероятным кандидатом на «Эмми» за лучшее дневное шоу. Затем она заявила своей ассистентке, что капуччино холодный, и велела принести другую чашку.

– И можно потише? – спросила она, как будто у кофеварки была ручка регулировки громкости. Хотя, наверное, у кофеварки стоимостью шесть тысяч долларов таковая имеется.

Я спросила себя, что произошло с Тришей, чью кухню я расписывала лягушками, в чей дом я приходила, – с очаровательной, нежной, любящей посмеяться женщиной. С Тришей на вечеринке. Возможно, она «сова», а не «жаворонок». Возможно, она являла свою лучшую ипостась… когда пила грог.

В трейлер, не заметив меня, вошла Джен Ким.

– Долго еще? – поинтересовалась она, стоя рядом с «зубоврачебным» креслом.

– Семь минут, – ответила гримерша.

– Мне потребуется полчаса, – в свою очередь, заявила Глория. – Нужно уложить волосы.

– Не хочу торопить вас, – сказала Джен Ким, – но у нас полно работы, а в три часа мы уезжаем на похороны Эллиота Хоровица.

Я встала:

– Что?

Джен повернулась ко мне:

– О, здравствуйте! Вы будете сниматься в этом костюме?

– Нет, – ответила Триша. – Я хочу присутствовать на примерке и сама решить этот вопрос.

– У.нас нет времени, – возразила Джен.

– Тогда покажите мне ее костюм на вешалке, пока Глория будет укладывать меня.

– Вы что-то сказали о похоронах Эллиота Хоровица? – спросила я.

– Они состоятся в Маунт-Синае, – ответила Джен. – Это место хорошо расположено. Триша, потом мы отснимем несколько эпизодов с тобой. В сумерках. Очень драматично. Ты должна быть готовой к съемке.

– Кто занимается похоронами? – осведомилась я.

– Ты знала Эллиота? – поинтересовалась Триша, впервые обратившись ко мне.

– И очень хорошо, – сказала я с большей горячностью, чем намеревалась. Все словно застыли. Потом уставились на меня. Наверное, решили, что я занималась с ним сексом.

– Это семейное мероприятие, – пояснила Джен. – На нем будут присутствовать только члены семьи и ближайшие друзья покойного – так сказала его сестра. То есть туда приедем все мы, но… получается неудобно. Вы приглашены?

– А его жену пригласили? – в свою очередь, спросила я.

– А что там с Джо? Ее еще не арестовали? – Эти слова произнесла Триша.

– Неужели Джо собираются арестовать? – удивилась Джен.

– Нет! – воскликнула я. Все снова уставились на меня. – Факты свидетельствуют, что она невиновна.

– Будто это имеет какое-то значение. Ой! – Восклицание Триши было адресовано Глории, которая распрямляла завитки ее волос. – Энджел Рамирес утверждает, что Джо является подозреваемой номер один не только в смерти Дэвида, но и в смерти Эллиота.

– Эллиот! – вскрикнула Джен. – Эллиот убит? Зачем Джо убивать его?

– Джо не убивала Эллиота, – сказала я. – Энджел Рамирес не может судить, убили его или нет. Потому что ей неизвестны результаты экспертизы. И, кроме того, Джо не убивала Дэвида.

Триша повернула голову и бросила на меня какой-то странный взгляд:

– Я не понимаю, как ты можешь заявлять такое. Когда его застрелили, тебя не было рядом с ним.

– Убила она его или нет, ее все равно могут посадить в тюрьму, – высказала свое мнение Джен.

– У них нет других подозреваемых. – В голосе Триши звучала уверенность, словно она была хорошо информирована.

– Есть! – Я вышла из себя. – Рядом с имением Дэвида незадолго перед его смертью видели какую-то машину, и…

– Это просто абсурдно! – Триша встала столь стремительно, что Глория получила бигуди по лицу. – Откуда тебе знать такие подробности?

– Чью машину? – удивилась Джен.

– Тебе рассказала об этом Джо? – требовательно спросила Триша.

– Машину какой марки? – поинтересовалась Джен.

Я смотрела то на Джен, то на Тришу, словно присутствовала на теннисном матче.

– Не знаю, но Джо известен ее номер.

– Хватит болтать, – фыркнула Триша. – Никто не замечает номеров. Джо все выдумала.

Джен открыла холодильник Триши.

– Джо не будет на похоронах. Сестра Эллиота дала ясно понять это. Тебе понравился виноград? Он не кислый?

– Я не пробовала, – отозвалась Триша. – У меня аппетит птички.

– С чего сестра Эллиота взяла, что Джо не придет на похороны? – спросила я. – Ей известно, где она?

Джен пожала плечами:

– Где бы Джо ни была, в Маунт-Синае она точно не появится. Это событие достойно освещения в прессе. Средства массовой информации начинают хуже думать о тех, кто не приходит на похороны своей второй половины. – Джен положила в рот виноградину и скорчила гримасу: – Не следует доверять внешнему виду.

Рация Кей-Джи издала какие-то невразумительные звуки. Эта женщина вела себя так тихо, что я совсем забыла о ее присутствии, но она вместе с Аполлоном сидела в задней части трейлера.

– Триша, – сказала она. – Если ты хочешь присутствовать на выборе костюма для Уолли, тебе надо поторопиться. Мы не можем заставлять зрителей ждать.

– Еще как можем, – заявила Триша. – Они с удовольствием предвкушают зрелище.

– Нет, от долгого ожидания у них портится настроение, – настаивала Джен. – Они сидят как трупы в ожидании угощения и призов. К третьему эпизоду нам придется подстегивать их кнутами, чтобы они аплодировали.

– Так закажи кнуты, – отмахнулась Триша.

Я чувствовала себя усталой и хотела было выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха, но тут вошла Лори, костюмерша, в сопровождении ассистенток, которые несли одежду на вешалках, булавки и мел. Она выглядела какой-то пришибленной. Спустя некоторое время Джен ушла, вслед за ней трейлер покинули Кей-Джи и Аполлон.

Внимание присутствующих было теперь обращено на меня. Я примеряла одежду с ярлыками дизайнеров и названиями брэндов, из таких магазинов как «Нейман-Маркус» и «Сакс». Я покупала их вещи, когда они оказывались в «Росс дресс фо лесс» через два сезона, уцененные на семьдесят пять процентов. Но эта одежда была куплена за полную стоимость. На меня быстро натягивали брюки, свитера, костюмы и платья – все это застегивали ассистентки Лори, словно я была дошкольницей. Я переодевалась в спальне, затем выходила в комнату, где сидела Триша, и она критиковала каждый новый ансамбль – и мою фигуру.

– Нет, нет, нет, – говорила она, ее волосы в это время укладывали с помощью круглой щетки. – Лори, ты хочешь, чтобы она выглядела как потаскушка? Ну что за блузка! Попробуй на размер больше, хорошо?

Лори посмотрела на Тришу:

– У нее большая грудь. На ней и так самый большой размер, и он широк в плечах. – Низенькая костюмерша продемонстрировала этот мой «недостаток», присобрав морщившуюся на плечах ткань. Ей пришлось встать на цыпочки. Я согнула колени, пытаясь помочь, но Лори цыкнула на меня, велев стоять неподвижно.

– Все равно это ужасно, – дернула плечом Триша. – Может, надеть на нее водолазку? Эта красновато-коричневая смотрится неплохо.

– Я не схожу с ума по такому цвету, – возразила я. – И по таким рукавам. В теории это мило, но…

– Радость моя, – перебила меня Триша, – я работаю здесь немного дольше, чем ты.

– Триша, ей не идет этот цвет. Создается впечатление, что она страдает анемией. А в ангорском свитерке она будет выглядеть пухленькой. Это интересное сочетание, но на ней оно смотрится плохо.

– Чепуха! Кто у нас сопродюсер? – вопросила Триша. Я чувствовала себя второстепенным персонажем «Илиады», разрывающимся между Гектором и Ахиллом. – У меня наметанный глаз. Она наденет этот свитер на съемку, которая состоится в понедельник. А сейчас продолжим.

Лори сердито заворчала, стараясь, чтобы этого никто не заметил. Возможно, она следовала наказу «не навреди» и у нее были некие этические соображения насчет того, что не лишенную привлекательности женщину с оранжевыми волосами пытались превратить в не имеющую шеи толстушку, которая, похоже, недавно наелась испорченных устриц.

Я умерила тщеславие и сосредоточилась на своих мыслях. Я поеду на похороны Эллиота как уполномоченная Джо. Может, Лори одолжит мне что-нибудь черное. Я не стану отрывать ярлыки, и она потом вернет вещи в магазин. Возвращать одежду, которую кто-то надевал, нехорошо с точки зрения морали, но для меня настали ужасные времена.

Я вернулась в трейлер в одежде, в которой приехала на студию, а три подобранных для меня костюма отправили в гардеробную, чтобы их там отпарили и подогнали по моей фигуре. Не успела я устроиться поудобнее в кресле, как появился Макс.

– Я думала, вы спите, – сказала я.

– Мы отстаем от расписания, а уже немного рассвело, – ответил он. – И потому я подумал, что надо помочь вам. Я отведу вас к Неро и Ноэлю, парикмахеру и гримеру. Они работают со всеми, кроме Триши, – у той свои люди. Можно спросить, чем вы так обидели ее?

Я вздохнула:

– Впервые я встретила Тришу у нее на вечеринке, где она обращалась со мной как с вновь обретенной сестрой. С тех пор я едва обмолвилась с ней парой фраз, но тем не менее кажусь ей… Антихристом.

– Вы с Джо хорошие подруги, верно?

– Очень хорошие.

Макс покачал головой:

– Как говорится, «Друг моего врага – мой враг». Они никогда не ладили, еще с тех пор, когда Джо была звездой, а Триша хотела стать Джо. Мы звали ее Джо-младшая.

Макс оставил меня с Неро и Ноэлем, которые держались со мной дружелюбно и пытались подбодрить, пока Триша не просунула голову в дверь и не стала давать им советы по эстетике. Они закончили со мной где-то через час, приклеив мне такие огромные ресницы, что, казалось, на моих веках испустили дух два паука. Кроме того, мне сделали начес, облили лаком для волос и наложили макияж, и в результате я стала походить на баскетбольный мяч, если только баскетбольный мяч можно сделать из волос.

Я вернулась в свой трейлер и заснула сидя, чтобы не испортить баскетбольную прическу, а спустя двадцать минут Макс разбудил меня.

– Я думал, вам понадобится что-то вроде сценария или письменных указаний, – сказал он, нахмурившись при виде моей прически, – но меня заверили, что вы хорошо импровизируете, поэтому мы просто начнем снимать вас, а вы начнете говорить.

Я посмотрела на него вытаращенными глазами:

– Кто сказал, что я хорошо импровизирую?

– Триша. – Густая бровь Макса поползла вверх. – Я думал, это не тот случай…

– О Боже! – Я снова закрыла глаза.

Одна из самых адских мук, какие только может вынести человек, а именно разговор на публике, если собеседнику не хватает сообразительности, энтузиазма и опыта, приравнивается к желудочному гриппу. Мало того что я предстала перед уставшей от долгого ожидания аудиторией, не испытывающей ко мне никакого интереса, но эти сто с чем-то человек составляли только малую часть всех телезрителей, которые в конечном счете станут свидетелями моего позора. Впрочем, они мало заботили меня. Я беспокоилась только о Саймоне. Об одном-единственном своем зрителе. Он будет смотреть на меня даже при условии, что мы с ним расстались. Если только Западное побережье не охватит какое-нибудь стихийное бедствие и электричество не будет отключено на несколько недель. Это было бы очень мило. Или он может умереть до того, как передача попадет в эфир. Это было бы очень печально, но по крайней мере мой бойфренд не увидит меня с такой прической.

Триша была любимицей публики. Она держалась уверенно и одновременно сердечно, как девушка-барабанщица в военной форме, принимающая участие в благотворительном мероприятии. Она представила меня как профессиональную сопровождающую и участницу прекратившего свое существование реалити-шоу «Биологические часы», и это предполагало, что я шлюха для знаменитостей второго плана. По сигналу Макса я вышла на сцену, и меня встретили жидкими аплодисментами. Макс начал махать руками, как безумный дирижер оркестра, пытаясь сделать так, чтобы зрители меня поддержали, и они захлопали с большим энтузиазмом.

Мы с Тришей сидели на барных стульях, по обе стороны от нас стояли горшки с искусственными пальмами. Она смотрелась очень мило в прелестном розовом сарафане. Я же пыталась не думать о том, как выгляжу. На мне была водолазка, волосы походили на баскетбольный мяч и одновременно на улей, я то и дело взмахивала длинными накладными ресницами. Я пробормотала приветствие, и мы с Тришей обменялись воздушными поцелуями. Затем я уставилась на экран, на котором я страстно целовалась с Рупертом. Зрители заохали, заахали и засвистели. Даже меня поразило, как интимно это выглядело. Казалось, мы готовы к соитию.

– Скажи, Уолли, – начала Триша, – правду ли рассказывают о мужчинах-азиатах?

– А что про них рассказывают?

– Сама знаешь. – Она заговорщически подмигнула публике, а затем прошептала в микрофон: – Они не слишком одарены природой. – Это вызвало новые взвизги и аплодисменты.

Я пришла в смятение.

– Мы были на выступлении тибетских монахов, так что вопрос об этом не вставал.

– Образно выражаясь. – Триша снова подмигнула зрителям. Подумать только, когда-то я находила это привлекательным. – Ты среди друзей, Уолли, так что… выкладывай! Что было после монахов?

– Мы… разговаривали с монахиней.

– Потрясающе, – сказала Триша таким тоном, что мне стало ясно: дело обстоит совершенно иначе. – О чем?

В голове у меня было пусто. Сами знаете, как это бывает, когда сотня зрителей ждет от вас чего-то интересного. Молчание затягивалось, а Триша просто сидела и наблюдала за мной.

– Ты что, язык проглотила? – наконец подала она реплику.

– Ну, на самом деле мы гадали, кто убил Дэвида Зетракиса.

– Ага. Наконец мы к чему-то пришли, – оживилась Триша. – Наши зрители могут не знать, что орудием убийства стал пистолет, который использовали на съемках сериала «Под конец дня». Значит, многие – актеры и работники – имели возможность вынести его со съемочной площадки, поскольку за реквизит отвечал безответственный пьяница Клэй Джейкс. Далее… – Триша подняла руку, делая глоток холодной воды и нагнетая напряжение. – Поскольку работники телевидения в утро убийства были на совещании, отгадайте, кто остался без алиби.

– Актеры! – крикнул кто-то из зрителей.

– Именно! – воскликнула Триша. – Или бывшие актеры, от которых не так просто избавиться и у которых иногда даже имеются пропуска в студию. Особенно если роль они получают через постель. Поднимите руки: кто из вас помнит Джо Рафферти, которая играла Персиммон Паже?

– А у тебя есть алиби, Триша? – спросила я. – Ведь ты имела серьезную причину убить Дэвида – он хотел выгнать тебя из сериала, несмотря на то что ты с ним некогда спала.

Триша застыла. Пару секунд она молчала, и я подумала, что она умерла, а толстый слой косметики нанесен на ее лицо специалистом по бальзамированию. Но она нашла в себе силы улыбнуться:

– О, оказывается, мы злые! Но достаточно откровенные. Я была в «Барнис» – далеко, очень далеко от места убийства. Покупала туфли, в девять утра, магазин только что открылся. Дело было наутро после Рождества. Я в тот день устраивала вечеринку. Кто из присутствующих покупает что-нибудь новенькое для вечеринок?

Большая часть зрителей захлопала.

– Вернемся к Джо Рафферти. Персиммон Паже, если вы в достаточно зрелом возрасте, чтобы помнить это, была вышедшей из стриптизерш нефтяной магнатшей. И убийцей своего первого мужа, Ферро Гротто, после того как он ее бросил, и его любовницы Платины. А кто бросил Джо в реальной жизни? Правильно. Дэвид Зетракис. И ее собственный муж, Эллиот Хоровиц. И где они теперь? Превратились в удобрение для маргариток.

Не знаю, что за странный рефлекс двигал мной, но моя нога дернулась и лягнула высокий стул, на котором сидела Триша, как раз в то мгновение, когда она снова поднесла к губам бокал с ледяной водой. Часть воды выплеснулась и попала ей на подбородок и на миленький сарафан. Лиф сарафана промок, и под ним четко обозначились соски.

Какое-то время я думала, что Триша бросится на меня, но потом в ней взыграл профессионализм. Она повернулась спиной к публике, крикнула:

– Костюмер! – и ушла со съемочной площадки, оставив меня одну перед публикой.

Никто не хлопал.

– Давайте сделаем перерыв на ленч, – сказал Макс по громкоговорителю. – На полчаса.

Аполлон не мог скрыть своего восхищения:

– Фантастика! Это было так смешно!

Макс, провожавший нас со съемочной площадки, был не столь оптимистичен.

– Да, должен признать, скучать не приходилось. Вопрос о том, будем ли мы сегодня снимать два оставшихся эпизода, остается открытым. Триша находится не в самом хорошем расположении духа, а мы должны закруглиться к шести часам, чтобы освободить площадку для съемки спецэффектов.

– Мне очень жаль, что все так случилось, – извинилась я, – но теперь вы с легким сердцем уволите меня. Наверное, в настоящий момент я должна быть не здесь, а в полиции, умоляя копов найти Джо.

– Согласен, – кивнул Аполлон. – Полицейский участок – это ужасно интересно.

Макс открыл тяжелую дверь павильона Д и подождал, когда мы выйдем на свет божий.

– Сомневаюсь, что Джен уволит вас. Можно вырезать… неудачные моменты. Я скажу Кей-Джи, чтобы она принесла вам ленч в трейлер. Здесь есть своего рода столовая, но…

– В трейлере лучше, – согласилась я. – Спасибо, Макс, вы очень тактичны.

– Такие, как Триша, у нас редкость, – заверил меня помощник режиссера. – Большинству актеров не чуждо ничто человеческое. Пусть этот инцидент не отвратит вас от шоу-бизнеса.

Мы остановились, чтобы дать проехать пикапу, нагруженному банками с краской. Погода разгулялась, и я смотрела на голубое калифорнийское небо и на строения на съемочной площадке, которые тянулись к нему, – большие некрасивые павильоны, где творилась магия.

Пикап загудел на тележку для игроков в гольф и тем самым привлек мое внимание.

К его номеру.

«ЖЕРЕБЕЦ».

Глава 52

Аполлон тоже заметил его.

– Уолли, посмотри!

– Что такое? – спросил Макс.

– Вот этот белый пикап, – сказала я, – кому он принадлежит?

Макс скосил глаза:

– Кому-то из плотников. Из мастерской.

– Как его зовут?

– Кажется, это машина Полина. Майкла Полина. А что?

Пикап завернул за угол и исчез из виду.

– Этот Майкл хороший парень? – Я не знала, как спросить о нем. «Способен ли он на убийство?» Так было бы точнее всего, но звучало не слишком красиво.

– Хороший? – слегка удивился Макс. – На работу является вовремя, и это уже хорошо.

– А в пятницу утром он был на совещании?

– Наверное. Обычно на совещания ходят только начальники отделов, но в тот раз собрались все – нужно было обсудить спецэффекты. А почему вы спрашиваете?

– Просто любопытно. – Макс был крупным мужчиной и потому напоминал мне Саймона. Они принадлежали к одному и тому же типу «Посторонись, хрупкая женщина, я сам во всем разберусь». Но я не собиралась отходить в сторону.

Очутившись в своем трейлере, я накинула поверх свитера синюю хлопчатобумажную рубашку необъятных размеров, оставленную для меня заботливой сотрудницей костюмерной – на случай если я буду неаккуратна с едой.

– Аполлон, оставайся здесь, хорошо? – попросила я. – Если Кей-Джи принесет ленч, скажи, что я на минутку вышла. А если я пропаду на час, пошли кого-нибудь мне на помощь. Но такое вряд ли случится. И ты знаешь номер моего мобильника.

Я пошла в ту сторону, куда уехал пикап. Если я рассчитала верно, то Майкл не представлял для меня никакой опасности. Я поговорю с ним, а затем посмотрю, как поступить, чтобы меня уволили. Или сама уволюсь. Лучше провести день с Айком Борном, чем с Тришей.

Кроме того, я хотела поехать на похороны Эллиота – ради Джо и ради самой себя. Я любила мужа подруги, несмотря на все его грехи. Конечно, и Триша, и Камилл могут поставить мне в вину появление там без приглашения. А я стараюсь делать так, чтобы унижения на публике были не слишком уж частыми. Впрочем, сегодняшнее утро и так не удалось, но что делать?

Мимо меня прошел мужчина в комбинезоне. Я спросила его, где находится мастерская, и он показал на строение прямо передо мной. Белый пикап был припаркован рядом с погрузочной платформой. Я заглянула в него, но пятен крови не заметила – просто банки с краской и брезент.

Я вошла по пандусу в мастерскую, и меня приветствовал свежий запах Досок, звуки, издаваемые всяческими инструментами, и радио, играющее «Восход луны». Я увидела мужчину, который, казалось, не брился и не спал целую неделю, и стала выспрашивать его, как найти Майкла Полина.

– Полин! – крикнул он не останавливаясь.

– Что?! – крикнул кто-то ему в ответ. Я пошла на голос в соседнюю комнату.

Майкл грузил двери из клееной фанеры на тележку. Не успев увидеть татуировку на его руках – «жеребец» и «горячий парень», – я поняла: это тот самый мужчина, который жаловался Софи, ассистентке Джен Ким, на то, что его машину брали покататься в мой первый день на съемочной площадке. Мое подозрение подтвердилось: убийца не он.

– Майкл? Меня зовут Уолли. – Я протянула руку.

– Майк. – Он пожал ее и хмуро взглянул на мои оранжевые волосы.

– Кто-то угнал вашу машину в пятницу утром, чтобы покататься, верно? Когда вы были на производственном совещании.

Майкл с удивлением посмотрел на меня.

– Вы оставили в ней ключи, – продолжила я. – И этот кто-то залез в нее и съездил в Толука-Лейк. Сколько времени могла занять такая поездка?

Он продолжал смотреть на меня.

– Пятнадцать – двадцать минут.

Я подумала о Дэвиде, который гордился своими быстроходными машинами и тем, что у него уходило мало времени на дорогу до работы.

– Понятно. А если на дороге нет пробок, если ехать с превышением скорости, то сколько тогда?

– Минут десять, если водитель шустрый.

– Столько времени уходит на перекур, – прикинула я. – Или на телефонный звонок. Добраться до Толука-Лейк мог любой из присутствовавших на совещании.

– В пятницу убили продюсера. Вы хотите сказать, что кто-то воспользовался для этого моей машиной?

– А вы так не считаете?

– Кто это был?

– Понятия не имею. Но только не Джо Рафферти. Спасибо.

– Нет проблем.

Но проблемы все-таки были. Я поняла это, когда позвонила в полицию и выяснила, что драгоценную машину Майкла засняли видеокамеры у ворот.

Но это была не моя проблема. Я улыбнулась и вышла из мастерской.

Глава 53

Макс сидел в моем трейлере и наблюдал, как Аполлон управляется с пюре, тушеными овощами, барбекю из цыпленка, булочками, фруктовым салатом, зеленым салатом, картофельным салатом, салатом с желе и пакетом молока.

– Вас не выгнали, – сказал Макс. – Более того: Джен хо чет, чтобы вы снялись в рекламном ролике.

– В каком таком ролике? – поинтересовался Аполлон.

– В рекламе шоу, – пояснил Макс. – Пойдемте посмотрим. Уолли будет читать текст с телесуфлера.

– Хорошо, – пожала я плечами. – Но мне нужно поговорить с Джен. Я должна. – Я не стала говорить, что должна уехать, а просто сказала: – Мне нужно выполнить одно поручение. И, кроме того, я буду присутствовать на похоронах Эллиота. – «Поручение» касалось Айка Борна. Я оставила ему сообщение и дала номер сотового телефона Джо.

– Все в порядке. Мы отснимем три эпизода, в которых вы не будете участвовать, в Маунт-Синае, после похорон. И вы сможете передохнуть. – Макс посмотрел на часы. – Мы поедем на похороны где-то через час. Джен сейчас в девятом павильоне – именно там будут снимать рекламу. Мы согласуем все с ней.

Мы втроем вышли из трейлера и пошли в противоположную от мастерской сторону. По дороге Макс показывал все самое интересное Аполлону, жевавшему печенье размером с фрисби, чтобы подкрепиться. Я следовала за ними, погрузившись в мысли о парике.

Убийца должен был надеть парик на случай, если его (или ее) заметят у дома Дэвида или увидят, как он залезает в машину с номером «ЖЕРЕБЕЦ». Но видеокамеры, на которых можно хорошо разглядеть лица водителей, убийца не мог обдурить, хотя, возможно, он к этому и стремился. Если уж Клэй не обнаружил, что пропал один из пистолетов, то вряд ли кто обратил внимание на тех, кто работает над сериалом, как не обращают внимания и сейчас – раз все они принимали участие в производственном совещании, а полицейские всецело сосредоточились на Джо.

Я исправлю это. Не то чтобы я умнее полицейских, просто они действуют в соответствии с… Как называется тот закон, о котором говорил Макс? Кажется, «бритва Оккама». Самое точное объяснение всему основывается на уже известных фактах. Джо ходила как утка и крякала как утка… Мне довелось узнать то, что неизвестно полицейским, а именно – Джо никак не могла быть уткой.

– Это двенадцатый павильон, – показал Макс. – Наша «атомная электростанция». – Я ожидала увидеть безлюдное место, окруженное заграждениями с указателями «Опасно», но в павильоне кипела жизнь. Какой-то мужчина, стоя на лестнице, красил верхнюю часть второго этажа, а еще двое вставляли окна.

– Это не настоящие окна, – пояснил Макс. – Настоящие мы вынули, чтобы стекла не разбились. Двери тоже сменят.

– Зачем они красят стену? – спросил жующий печенье Аполлон.

– С целью замаскировать динамитные шашки и детонирующий шнур – видите оранжевые линии на стенах павильона? Надо, чтобы «электростанция» выглядела как настоящая, а взрыв не походил на спецэффекты.

– Клево! – восхитился Аполлон. – Хотелось бы мне посмотреть на это зрелище.

Я не испытывала такого желания, поскольку не находила ничего привлекательного в пиротехнике.

– У тебя будет такая возможность, – сказал Макс, замедляя шаг, по мере того как мы приближались к приговоренному к смерти строению. – Конечно, съемки будут закрытыми, но раз я за них отвечаю… – Помощник режиссера остановился – к нему приближался мужчина в камуфляже.

– Фройнд, – прохрипел мужчина. Он шаркал ногами так, словно у него был артрит. Лет ему, наверное, было не меньше, чем дяде Тео. На его бейсболке красовалась надпись «Пиротехник». – Похоже, у нас протекает один из зарядов.

– С чего ты взял? – спросил Макс.

Мужчина потер нос указательным пальцем. На правой руке у него был еще только почти целый большой палец.

– Мы найдем протечку. – Макс вынул сотовый телефон, и пиротехник ушел, припадая на одну ногу.

– Что-то не так? – поинтересовался Аполлон.

Макс, хмурясь, нажимал на кнопки.

– У кого-нибудь из вас есть мобильник?

У Аполлона телефона не было. Я протянула Максу мобильник Джо, и он набрал номер.

– Спасибо. А то мой здесь не принимает. Если у вас другой оператор… – Его голос изменился. – Джен? Ты можешь встретить нас на площадке для спецэффектов? Правда? А где начальник пожарной службы? Хорошо, мы идем.

Он нажал на красную кнопку и набрал другой номер.

– Джен всегда пытается быть в нескольких местах сразу. Она уже внутри, с пожарным. – Макс пошел вперед, прижимая телефон к уху. – Посмотрим, отпустит ли она вас. Если мы и дальше будем работать с такой скоростью, то не успеем снять рекламу. Я считаю, вы должны отправиться на похороны, а затем домой. Приедете сюда завтра, и мы закончим.

– Находиться в этом строении безопасно? – спросила я.

Аполлон тем временем почти что скакал на месте.

– Совершенно безопасно. Нам потребуется еще несколько часов на подготовку. Детонаторы еще не вставили. – Макс повел нас к задней стороне строения. – Работа с операторами, не являющимися членами профсоюза, имеет свои отрицательные стороны. А Джен, похоже, этого не понимает.

Макс отстегнул от пояса карабин, на котором висела тяжелая связка ключей, и перебрал их; телефон по-прежнему был у его уха. Меня озадачило, что на фасаде строения не оказалось дверей, зато с задней его стороны была стальная дверь, к которой требовался ключ.

– Как вы устроите взрыв? – полюбопытствовал Аполлон.

– Он будет включать в себя два этапа. Камеры заснимут вспышку и зафиксируют шум, а само строение должно аккуратно обрушиться. – Макс нашел нужный ключ. Их у него были дюжины. Вот почему он, когда двигался, позвякивал. – Мы уже ослабили его каркас, надрубили балки и все такое и очистили место, чтобы огонь не перекинулся куда-нибудь еще.

– Какой огонь? – спросила я.

– От взрыва. – Макс отпер дверь и пропустил нас вперед. – Потом нам предстоит потушить его, и мы постараемся, чтобы он был не слишком сильным.

– А пожарные приедут? – продолжала я допытываться.

– Они уже здесь. В том числе и начальник пожарной службы. Он будет наблюдать за происходящим, находясь в стороне, одетый в дорогую белую рубашку. Мы все сделаем сами, а завтра утром явится специальная команда, которая разберет то, что останется от павильона.

Мы стояли и ждали, пока наши глаза привыкнут к темноте, даже после того как Макс щелкнул выключателем и зажегся тусклый свет.

– Электричество еще не отключили? – осведомился Аполлон.

– Электрическая компания должна отрубить нас от энергетической системы, – пояснил Макс. – Но это произойдет в последнюю минуту, сначала инспекция безопасности все проверит. – Павильон был пуст, в нем раздавалось эхо, стены были грязными – такую грязь не замечаешь, пока живешь в ней, но она сразу бросается в глаза, стоит только выехать из помещения. И еще здесь стоял слабый запах бензина.

Макс повел нас вниз по лестнице. Теперь он шел медленно, его ключи почти не звенели. Я попыталась представить, как Джен ходит по этой лестнице на своих невообразимо высоких каблуках. Хотя ее, конечно, сопровождает пожарный. А с ним чувствуешь себя в безопасности.

Я не чувствовала себя в безопасности.

Макс совсем как пожарный, думала я, глядя на его взъерошенные волосы, в которых уже была видна седина. Он не смог даже поспать, потому что съемочная группа отстает от расписания. Лишенный сна. Как и я. Вот почему я была встревожена. А еще потому, что хотя мне и удалось немного поспать ночью, но на очень жесткой постели. В доме, в котором разве что не было привидений.

Меня интересовала одна вещь. Как Макс узнал, что я вчера приехала в Пасадену? Как он догадался, что мне нужно оставить сообщение в доме Джо?

Ведь я не говорила ему об этом, верно?

Он дошел до конца лестницы и щелкнул еще одним выключателем.

Должно быть, ему рассказала обо всем Джо.

Когда только успела? Она пропадает где-то вот уже два дня.

Мои шаги стали неуверенными. «Возвращайся, – произнес вдруг мой внутренний голос. – Поворачивай назад!»

Макс шел по коридору впереди. Повернувшись к Аполлону и положив руку ему на плечо, я прошептала:

– Давай вернемся.

– Идете? – спросил Макс, обернувшись.

Долю секунды я смотрела на него. В тусклом свете черты его лица стали другими. Глаза ввалились и казались почти красными. Я была права. Он не выспался.

– Да я просто… – Я взялась за ногу, будто мне в туфлю попал камешек, и прислонилась к Аполлону. Бицепсы у него были такими хилыми, что я могла обхватить их рукой. Я притянула его ближе. – Мы должны выйти отсюда, прямо сейчас, надо бежать – немедленно…

Пока эти слова слетали с моих губ, доходили до ушей Аполлона и направлялись ему в мозг, Макс повернулся и пошел на нас.

Я подтолкнула Аполлона в тот самый момент, когда Макс потащил меня вверх по ступеням. Его рука, похожая на медвежью лапу, легла мне на плечо. Он отшвырнул меня, и я стала падать назад, споткнувшись об него, поскольку он успел зайти мне за спину и взять Аполлона за локоть.

К тому времени, когда я снова оказалась на ногах, вскрикивая от притока адреналина, мое сердце колотилось как бешеное. Макс уже держал стоявшего перед ним Аполлона – это давалась ему так легко, словно подросток был сделан из картона, – а затем схватил за горло большой волосатой рукой, нажав локтем на гортань или сонную артерию – на одну из жизненно важных частей тела. Тот не мог произнести ни звука и лишь тяжело дышал.

– Послушай! – сказал Макс. – Я могу сделать так, что он потеряет сознание, или убить его, если нажму посильнее. Вот так.

Тело Аполлона дернулось и обмякло. Секундой позже Макс, должно быть, ослабил хватку: мальчик раскашлялся, безрезультатно царапая руку Макса.

Я застыла.

– Видишь, как мало ему нужно? – прошипел Макс.

Я кивнула.

– Хорошо. Теперь идите. Прямо и до конца коридора.

Я повиновалась и пошла вперед; ноги у меня были словно чужие. Один раз я обернулась, но Макс велел не останавливаться и я продолжала идти, прислушиваясь к шарканью двух пар кроссовок за спиной.

Я пыталась думать, но в голове у меня шумело. Я не удержалась и опять посмотрела назад, но не увидела выражения лица Аполлона, оно было обращено вверх – Макс крепко удерживал его в таком неестественном положении.

– Налево, – приказал Макс.

Я сделала это, когда в конце коридора показалась дверь с надписью: «Киноаппаратная – Студия озвучивания А». Я посмотрела на Макса – он шел в десяти футах позади меня. Свободной рукой отцепив от пояса кольцо с ключами, он поднял его на уровень глаз и стал перебирать ключи, пока не нашел нужный.

– Вот этот, серебряный, – сказал он и протянул мне ключи: – Открой дверь!

Я взяла связку и скосила глаза, отыскивая ключ, затем начала сражаться с дверью. Ключ входил туго, мои руки дрожали – как и все тело. У меня создалось впечатление, будто вот-вот настанет подходящий момент – а может, уже и настал, – когда у меня будет некое преимущество и я смогу сделать какой-то отчаянный шаг, но, ради всего святого, что именно это должно быть? «Как поступил бы на моем месте Ахилл? – подумала я. – Или Гектор? Или Одиссей?» Я помолилась им, но потом вспомнила: они не боги, а просто герои. Я возилась с ключом, мое лицо обливалось потом, хотя несколько минут назад мне было холодно. Если я побегу, Макс догонит меня, но сначала покончит с Аполлоном. Я не представляла, как можно убить человека, просто нажав посильнее на горло, но сейчас не время расширять свои познания. Отперев дверь, я повернусь и изо всех сил запущу тяжелыми ключами в глаза Максу, а потом…

Замок щелкнул. Пора действовать.

– Оставь ключ в замке, – велел Макс. – И входи.

Я замешкалась.

– Быстро!

Меня била дрожь, я отворила тяжелую дверь и ступила в темноту. Потом сзади на меня что-то обрушилось и я упала. Дверь захлопнулась. Тишина.

Глава 54

В комнате было очень тепло.

– Уолли?

Я почувствовала неимоверное облегчение.

– Аполлон? Ты как? – Я поползла на его голос.

– Все хорошо. – Он откашлялся. – Ох, это мое лицо.

Я убрала руку с его носа.

– Извини. Я попытаюсь добраться до двери и посмотреть, есть ли там выключатель.

Но в помещении было совершенно темно, а я потеряла направление, когда падала. И потому двинулась наугад, выставив вперед руки. На полу было ковровое покрытие. Я ползла медленно, ожидая, что скоро упрусь в стену, но этого не произошло.

– Уолли?

– Похоже, я сделала круг. Попробую пойти в другом направлении.

– А я пойду в эту сторону, – откликнулся Аполлон. Я не поняла, что он имеет в виду.

Я слышала, как он шаркает ногами, возможно, как и я, передвигаясь ползком. Потом он наткнулся на что-то и пробормотал какие-то слова по-гречески – наверное, выругался. Моя рука ткнулась во что-то мягкое. Что-то податливое.

Кожа.

Тело.

Глава 55

Я закричала. В моем крике не было смертельного ужаса, а просто короткая истерика, но он, должно быть, прибавил Аполлону несколько лет.

– Что там? – в свою очередь, крикнул он.

– Ру-ру-рука. – Тело казалось живым, потому что было теплым. Затем я нащупала волосы, вьющиеся волосы, и, даже не видя их, знала, что они рыжие. – Джо! Это Джо! – воскликнула я, не зная, плохо это или хорошо, поскольку моя подруга не двигалась и молчала. Но тепло ее кожи – уже что-то.

Зажегся свет. Аполлон держал руку на выключателе и смотрел на нас.

Джо лежала на спине. Она была в серых спортивных штанах и теплой рубашке – все это было велико ей на несколько размеров, словно она одолжила одежду у футболиста. Джо казалась совершенно беспомощной и смертельно бледной. Лицо – в синяках и ссадинах. Дыхание, похоже, в норме. Я взяла ее за кисть.

– Пульс, слава Богу, есть.

Я огляделась. Выключатель, найденный Аполлоном, находился рядом со ступенями, ведущими на платформу, где располагался большой пульт. Он стоял под окнами, выходившими в другую комнату, но в ней тоже было темно. Пульт, по всей видимости, некогда считался настоящим произведением искусства, у него было великое множество кнопок и рычагов, прямо как самолетная приборная доска. Но от него осталась только пара проводов, которые ни к чему не подсоединялись; все его «внутренности», а также «сердце» и «душа» были вынуты. Комната смотрелась уныло.

Я отошла от Джо, взобралась на платформу и взяла трубку висевшего на стене телефона, но тут увидела, что его провод тоже оборван.

Я посмотрела по сторонам, пытаясь найти кнопку пожарной тревоги, но ничего такого в комнате не было.

Аполлон изучил дверь, но она, конечно же, была заперта. Я представила, как монтажеры запирали ее на засов после работы, не желая допускать уборщиков к дорогому оборудованию и к ценной кинопленке. Дверь была монолитной и стальной, отнюдь не из тех, что то и дело выбивают герои фильмов. Я постучала по окну, но стекло оказалось толстым, словно автомобильное ветровое. Я подумала о рабочих над нами, которые вынимают из стен настоящие окна и вставляют подделку. До киноаппаратной, наверное, никому не было дела, раз от строения скоро останутся одни головешки. Стены комнаты для звукоизоляции были обиты ковролином. И звукоизоляция здесь была прекрасной. Тишина стояла невообразимая.

Я закричала.

Ко мне присоединился Аполлон.

– Помогите! Эй, мы здесь! – Но мы понимали, что все наши вопли бесполезны, и спустя минуту бросили это занятие. Макс не идиот. Если бы у нас был хоть один шанс быть услышанными, он бы убил нас.

Но, кстати говоря, почему он этого не сделал?

Аполлон переместился в угол комнаты и попытался отодрать ковровое покрытие. Я вернулась к Джо и погладила ее по волосам, в ответ она вздохнула и слегка повернула голову. Я разволновалась. И тут заметила нечто рядом с ее шеей, почти скрытое волосами. Шприц.

– Посмотри, Аполлон! – Я показала ему на шприц.

– Наркотики? Передозировка?

– Нет. Она боится игл. Укол сделал кто-то другой. – Я посмотрела вокруг, желая выяснить, нет ли в комнате следов борьбы, и увидела бутылку с какой-то жидкостью и мокрые пятна на полу, но крови нигде не было. Корзина для мусора была перевернута и пуста. Аполлон поднял что-то с пола. Это оказался стеклянный пузырек.

– «Сульфат морфия, – прочитал он надпись на этикетке. – Для Зетракиса».

– Здесь есть еще один. Рядом со ступеньками. – Мы поискали и нашли еще шесть таких пузырьков. – Похоже, Макс накачал Джо лекарством Дэвида.

– Это хорошо, – сказал Аполлон. – Наверное, он думал, что если она будет в сознании, то найдет способ выбраться отсюда. А это значит, такой способ есть.

– А может, он хотел убить ее. Ведь доза была лошадиная.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Глаза у Аполлона были карие и словно бархатные. Кожа оливковая, черты лица тонкие. Белки глаз чистые, лицо ясное, волосы коротко подстрижены, но все равно вьются и влажны от пота. Он, возможно, последний в моей жизни человек, с которым я разговариваю. А я – последний человек в его жизни.

– Когда они взорвут павильон? – спросил Аполлон.

– В девять вечера.

Он посмотрел на часы:

– Значит, у нас осталось шесть часов на то, чтобы спастись.

Аполлон снова начал изучать комнату, на этот раз встав на перевернутую корзину для мусора. Я осмотрела Джо в поисках чего-либо, что можно будет использовать как некий полезный инструмент. Пистолета у нее под мышкой не оказалось. На руке были серебряно-золотые часы, в ушах – бриллиантовые серьги-«гвоздики», рядом с локтем – браслет, на пальце – обручальное кольцо. Я, задержав внимание на кольце, взяла Джо за руку, и она слабо дернулась. Тогда я сжала ее, мужа Джо скоро опустят в землю Маунт-Синая не так далеко отсюда. Я почувствовала приближение паники и начала гадать, где похоронят нас троих. Здесь?

– Эллиот, – прошептала я. – Если ты хоть немного любил ее, помоги нам выбраться отсюда. – Я не была уверена в том, что евреи верят в загробную жизнь, а Эллиот к тому же не был религиозен, но сама я верила в духов, а это главное. Но действительно ли я верила в них?

Потом я осмотрела себя, но у меня было еще меньше полезных предметов. Никаких карманов. Круглые серьги и короткое ожерелье из сердолика, которое дала мне Лори, костюмерша, и, кроме того, несколько дюжин шпилек, скреплявших волосы. На ногах были ужасные туфли на резиновых каблуках. Я сняла одну из них и начала колотить в окно, но тут же почувствовала себя идиоткой. Я практически ничего не делала, но ужасно вспотела.

– Почему здесь так жарко? – спросила я у Аполлона.

– Из-за звукоизоляции.

Я нашла выключатель для соседней комнаты и посмотрела в окно, вообразив стоящих там и записывающих диалог актеров. Все выглядело обветшавшим: стены, обитые ковролином, несколько театральных кресел, стол и сломанный музыкальный центр.

– Под полом пусто, – сказал Аполлон. – Но у нас хотя бы есть электричество. И это хорошо.

– Да, ты прав, – кивнула я. – Если забыть о том, что мы заперты в комнате, которую собираются взорвать, в которой нет телефона, кнопки пожарной тревоги и окон на улицу. Это похоже на головоломку, ответ на которую дан внизу страницы вверх ногами.

– Скорее, на контрольную по электротехнике, – заметил Аполлон.

– Скорее, на тот свет.

Аполлон сунул руку в карман брюк и достал какое-то приспособление размером с женский бумажник.

– Что это? – поинтересовалась я.

– Пи-эс-пй, – ответил он. – Мобильная игровая консоль.

Мое сердце забилось.

– С ее помощью можно послать сообщение?

– Нет.

– Как так? – крикнула я. – Чему, черт побери, тебя учат в инженерной школе?

Лицо Аполлона осунулось, плечи поникли:

– Я сказала не подумав, – начала я оправдываться. – Ты очень умный, Аполлон. Если бы я могла выбирать, с кем оказаться в запертом душном помещении с прекрасной звукоизоляцией, то выбрала бы тебя. Честно. Ты именно такой человек. Ты и еще Джо. – Я повернулась к подруге: – Джо, проснись!

Мой голос звучал приглушенно.

– А что, если отсюда нет выхода? – Казалось, силы покинули Аполлона.

– Послушай! – сказала я, хотя моя паника усилилась. – Кто-нибудь заметит, что мы исчезли. Обязательно заметит. Мой бойфренд работает в ФБР. Он…

– Ты говоришь о парне, с которым вчера ссорилась?

– О, ты слышал? Просто… Просто такова природа любых отношений. Взлеты и падения. Это не означает, что он не станет нас искать… Или этим займется Фредрик… Или твоя… – Я замолчала.

– Моя мама? – Глаза Аполлона расширились. – Если я умру, она…

– Никто не умрет. Нам просто необходимо как следует подумать, – возразила я. – Мы можем проделать в стене дырку? Или прибегнуть к телепатии? Может, мне удастся пролезть через окно в другую комнату? Вдруг ее дверь не заперта или там есть телефон? Или детектор дыма? Или вентиляционное отверстие? Где же Саймон со всеми его штуковинами? Вдруг нам поможет азбука Морзе! Или радиолюбительская связь! Почему я не была скаутом? Джо, проснись, тебе известны все эти премудрости!

– Радиолюбительская связь! – воскликнул Аполлон.

– Что?! Что ты надумал?!

– Мой дедушка был радиолюбителем. Он часто говорил… – Аполлон вскочил на ноги и склонился над монтажным приспособлением, затем упал на колени и начал рассматривать идущие из стены провода.

– Что говорил твой дедушка?!

– Он говорил, что легче сделать радиоприемник, чем приготовить хорошую мусаку[21].

– Это правда? – Мое сердце колотилось как сумасшедшее.

– Бабушка не пускала его в кухню. И он говорил метафорически. Но… ресивер, передатчик, антенна, источник питания… – Аполлон оглядел комнату. – Интересно, можно ли сделать радиопередатчик из того, что мы имеем?

Именно в этот момент Джо начала просыпаться.

Глава 56

Моя подруга застонала, очень тихо, и я не сразу поняла, что это за звук. Но тут она издала еще один стон. Я подошла и положила руки ей на лицо:

– Джо?

Ее глаза открылись, но ни на чем не сфокусировались и опять закрылись.

– Джо, это Уолли и Аполлон. Не бог, а студент Калитеха. Просыпайся, ладно? Ты нам нужна. – Я не была уверена, что Джо может чем-то помочь, но все же она была очень нужна мне. Для эмоциональной поддержки. Это было эгоистично с моей стороны, потому что, возможно, она предпочла бы проспать нависшую над нами смерть. Но такая уж я есть. Эгоистка.

Аполлон принадлежал к тем людям, которые любят думать вслух, и потому все время бормотал, произнося что-то вроде «мегагерц» и «распространение волн»… Я же говорила Джо, что, когда мы выберемся из аппаратной, ее неприятностям придет конец! Возможно, это было не совсем точно, но что значат один-два судебных процесса или банкротство по сравнению со смертью? Я рассказала Джо, что Дэвида убил Макс (хотя ей, наверное, это уже было известно), что многие в курсе событий. И что Чарлз Зетракис расскажет полиции свою… историю. Я поведала ей также, что разговаривала с ее братом и что все семейство вот-вот нагрянет в город, надеясь, что вызванный этим сообщением шок приведет Джо в сознание.

Она немного посопела и даже облизнула губы, и это внушило мне некоторую надежду.

Аполлон теперь не бормотал, а почти рычал – «индуктор»… «конденсатор»… – а когда я поинтересовалась, как продвигается дело, попросил ни о чем не спрашивать, и я немного подрастеряла свой оптимизм.

– Джо, – продолжала я ее тормошить, – давай приходи в себя. Мы должны выбраться отсюда или позвать кого-нибудь на помощь. Помоги нам. Джо Рафферти. Мэри Джозефина Рафферти Хоровиц.

Она открыла глаза, сфокусировала взгляд и спросила:

– Что случилось с твоими волосами?

С голосом у Джо было что-то не то, она сильно хрипела. Я велела ей поберечь связки, но она спросила:

– Для чего? – И снова отключилась. Может, в этом виновата духота. Она донимала даже меня, хотя с октября по апрель я страдаю от холода. Аполлон обливался потом, а кожа Джо была влажной на ощупь, но, возможно, так действовал на нее морфий.

Было почти пять часов вечера. Джо прокашлялась.

– Довожу до вашего сведения: Дэвида убил Макс.

– Да. Понятно. Продолжай.

– Дэвид дал Максу денег, чтобы тот нанял для него профессионального убийцу. – Голос Джо походил на скрежет. – Но Макс проигрался в карты и у него были большие долги, а потому решил все сделать сам и прикарманил деньги Дэвида. Он боялся ростовщиков – те пригрозили сломать ему второе колено.

– А разве Дэвид не одолжил бы ему денег, чтобы он мог расплатиться?

– Он делал это, и не раз. Затем перестал. И сказал Максу, чтобы тот шел к анонимным игрокам. Дэвид любил указывать, как кому поступать.

– Потом Дэвид передумал и больше не хотел, чтобы его убили.

– Да. Он велел Максу отменить сделку и вернуть деньги, но у того их уже не было. Тогда Дэвид сказал, что эти деньги станут его наследством, а о коллекции марок он должен забыть. А она стоит немало, поверь мне. Дэвид хотел внести изменения в завещание – вычеркнуть из него Макса. И тот застрелил его.

– Тебе обо всем этом рассказал сам Макс?

– В основном я догадалась сама. Вчера я приехала автостопом на съемочную площадку. Лори была здесь, она работала. Макс услышал, как я разговариваю с ней, как спрашиваю, не покидал ли он хотя бы на пять минут производственное совещание, состоявшееся на прошлой неделе. Лори не смогла ничего вспомнить, но Макс понял: я напала на след. Он узнал, что я узнала, а я узнала, что он узнал, что я узнала.

Джо начала плакать.

– Я совершенно растерялась. Думала, сумею уговорить его пойти вместе со мной в полицию. Он сделал вид, что пойдет. Затем забрал у меня пистолет. О Боже, какой я была тупицей! – Джо вытерла глаза и перестала плакать.

– Почему Макс не застрелил тебя?

– Не смог. Он сказал, что смерть Дэвида отвратила его от крови и оружия. Он забрал весь морфий Дэвида и решил с его помощью отправить меня на тот свет.

– Почему ты вся избита?

Джо попыталась сесть.

– Мне не понравился его план. – Она закатала рукава рубашки, и я увидела полдюжины небольших следов от уколов в вены. Мою подругу пробрала дрожь.

Я тоже вся дрожала. Значит, Макс не захотел воспользоваться пистолетом, однако избил Джо и вколол ей лошадиную дозу морфия.

– Почему ты не умерла?

Джо опять легла.

– Я должна была умереть, но дело в том, что у меня проблемы с наркотиками – они слабо на меня действуют. – Она зевнула. – Ужасно хочется спать.

– Есть еще одна проблема, – вступил в разговор Аполлон. – С радио.

Джо села и оглядела помещение.

В нашем распоряжении были кусок картона, торчащие из стены обрывки проводов, неработающий телефон и игровая консоль Аполлона.

– Проблема заключается в том, – попытался объяснить Аполлон, – что поскольку у нас нет интерфейса…

– Не надо объяснений, я все равно ничего не пойму, – сказала я, но парнишка продолжил говорить с очень расстроенным видом:

–..кроме того, сигнал очень слабый, а стены слишком толстые, и хотя, возможно, мы сможем создать радиопомехи, и, возможно, охранник у ворот поймает сигнал, но что он станет делать? Кроме того, у меня проблема с антенной и приемное устройство получше тоже бы не помешало.

– Ты имеешь в виду приемник? – спросила Джо. – А что, он поможет?

– У вас есть приемник? – удивился Аполлон.

Джо сунула руку под рубашку и достала какое-то устройство размером чуть больше пачки сигарет.

– Это плейер моего мужа. Я хотела послушать песни, которые слушает он. Здесь есть и приемник – Эллиот ловил прогнозы погоды с побережья. – Джо отсоединила от плейера наушники. – Он не работает. Батарейки вчера сели.

– Все хорошо. – Аполлон взял плейер с таким благоговением, словно это был Святой Грааль. – Вы замечательная! Я люблю Соединенные Штаты!

– Значит, проблема решена? – спросила я.

– Остается антенна. Я однажды сделал ее из банки от картофельных чипсов «Принглс», а еще одну – из котелка, ради забавы, но у меня нет проводов. Я не могу вытащить проволоку, которая торчит из стены. А ничего больше под рукой нет.

Но Аполлон ошибался. Я чувствовала их на протяжении всего дня, они впивались мне в черепную коробку. Я вынула тридцать две шпильки из «баскетбольного мяча» и металлические вставки из чашек бюстгальтера. И спустя сорок шесть минут до наших ушей донеслись радиопомехи и глухой шум.

Они показались нам самой прекрасной музыкой на свете…

Глава 57

У нас оставалась всего пара проблем.

Голоса были искажены, а слышимость оказалась очень плохой – я с трудом поняла, что говорят по-английски. Звуки раздавались из телефонной трубки, которую Аполлон подсоединил к аппарату, сделанному им из плейера с приемником, игровой панели и каких-то деталей монтажного пульта. Я немного послушала, затем передала телефон Джо. Она, в свою очередь, попыталась что-то разобрать, затем отрицательно покачала головой и вернула трубку Аполлону.

Он попытался подключиться к разговору и наконец громко объявил:

– Нас взорвут во время съемок мыльной оперы!

Это не оказало ожидаемого эффекта. Равно как и мои последующие попытки объяснить, в каком положении мы оказались, и даже просто крики о помощи. До меня доносились лишь обрывки речи и радиопомехи, а это свидетельствовало о том, что меня тоже слышат очень плохо.

– Еще одна проблема, – сказал Аполлон, – заключается в том, что мы, наверное, должны следовать какому-то протоколу, а он нам неизвестен. К тому же у нас нет лицензии. Нет позывных.

– А что такое позывные? – поинтересовалась я.

– Что-то вроде номера паспорта, но короткого, состоящего из букв.

– Дабл-ю-восемь-ди-экс? – спросила я, – Что-то вроде этого?

– Что такое дабл-ю-восемь-ди-экс? – удивилась Джо.

Но Аполлон уже повторял в трубку:

– Дабл-ю-восемь-ди-экс! Дабл-ю-восемь-ди-экс! – Он немного помолчал, потом продолжил: – Да, это я. Дабл-ю-восемь-ди-экс. Правда.

Я взяла у него телефон и услышала чей-то голос:

– …я знаю эти позывные. Они принадлежат моим друзьям. И, позвольте мне сказать, мистер, вы не относитесь к их числу.

– Вы знаете позывные дабл-ю-восемь-ди-экс? – Как же звали того мужчину? Елмер! – Елмер! Вы знаете Елмера Уистлера? Можете передать ему трубку? Или микрофон? Или что там у вас?

– … Елмера, – проскрежетал в ответ чей-то голос. – А еще Федеральную комиссию по связи и Американскую лигу радиолюбителей.

– Да! Прекрасно! – крикнула я. – Но сначала соедините с Елмером, хорошо? С Уистлером. Он живет на Электра-драйв.

Мы переглянулись. С нас ручьями лился пот. Я по-прежнему держала трубку возле уха, но до меня опять донеслись только радиопомехи и какая-то тарабарщина.

– У нас есть запасной план? – спросила я.

Аполлон сказал:

– В школе я занимался спутниковой системой навигации. Здесь есть прибор, который я не распознал, но…

Мы пошли с ним к монтажному пульту.

– Это старый звукосниматель, – объяснила Джо.

– Вероятно, я смогу превратить его в устройство для спутниковой навигации, затем с помощью азбуки Морзе пошлю сигнал SOS, после чего… Дайте подумать. – Думал Аполлон долго, что-то бормотал и вертел в руках какие-то детали, откладывал в сторону, снова брал. Нам казалось, что прошла вечность, но на самом деле, наверное, всего полчаса. Затем мое внимание привлек треск радио, чей-то голос повторял нечто хорошо мне знакомое. Дабл-ю-восемь-ди-экс!

– Ребята! – воскликнула я. – Это нас.

Аполлон крикнул:

– Это дабл-ю-восемь-ди-экс, прием! – Он держал трубку так, что мы все могли слышать, что нам отвечают.

– Дабл-ю-восемь-ди-экс? Черта с два! Это я дабл-ю-восемь-ди-экс. Кью-ар-зед?[22] Кью-ар-зед? Прием. – Это был Елмер.

– Елмер! – обратилась к нему я. – Нам грозит смертельная опасность…

– Кью-ар-зед? Прием.

– Елмер, пожалуйста, умоляем вас! – Я обливалась потом. – Пожалуйста, позвоните девять-один-один, хорошо? Нас заперли в подвале, и у нас осталось не так много времени.

– Къю-ти-эйч[23].

– Мы в студии звукозаписи. В Бербанке. Западная Олив-авеню. На съемочной площадке. Телевизионной съемочной площадке.

– Это что… «Скрытая камера»? Какое-то реалити-шоу?

– Елмер! Послушайте! Дойдите до соседей и спросите у Шеффо и Наварре: они знают, о чем я говорю! Скажите им…

– Этим дегенератам?

– Миртл! – пронзительно закричала я. – Скажите своей жене Миртл, что… что… – Черт побери, как звали ту актрису, за которую она меня приняла? – Бетти Бакли!

– Вы Бетти Бакли? Бетти Бакли?

– Нет, но…

– Да! – одновременно крикнули Джо и Аполлон.

– Из «Кошек»? – вопрошал Елмер.

– С Бродвея, – прохрипела Джо, – Из первого состава!

– Это она! – воскликнул Аполлон. – Она…

– …Бетти Бакли… – продолжала нажимать Джо.

– …снимается на телевидении, и мы вот-вот умрем! – кричал Аполлон. – Прием!

– Елмер, слушайте меня внимательно! – кричала я. – Скажите Шеффо, пусть позвонит в полицию и остановит ядерную катастрофу в Мун-Лейк. Вы меня поняли? Елмер? Елмер?

– Продолжай говорить, – велел Аполлон. – Он может слышать нас, даже если мы его не слышим.

– Елмер? – кричала я. – Я знаю про крысиный яд. Миртл мне рассказала. О том, что случилось с Маффлер. Выдумаете: «Как я пойду во вражеский лагерь?» Но, Елмер, дабл-ю-во-семь-ди-экс, дружище, не знаю, читали ли вы «Илиаду» до самого конца, а я знаю об этом только потому, что заглянула вперед… – Джо положила руку мне на плечо. Я остановилась перевести дыхание. Телефонная трубка молчала.

Нашему радио пришел конец.

Глава 58

Я посмотрела на часы. Прошло сорок две минуты с того момента, как радио заглохло. Оставалось пятьдесят шесть минут. Разве такое возможно?

– Аполлон, – позвала я, – не хочу приставать к тебе, но как обстоит дело со спутниковой системой навигации?

– Сам не знаю. Я посылаю сигнал, но что там с ним происходит? Возможно, это слишком амбициозно с моей стороны. Возможно, стоит попробовать сделать простой разрядный передатчик.

– Так сделай его! – в один голос воскликнули мы с Джо.

– Раз на павильоне есть антенна, которая проводами или коаксильным кабелем соединена с выходным отверстием в стене… – Аполлон снова приступил к работе, бормоча что-то о пентодах, трансформаторах, подводящих проводах высокого напряжения и опасности, исходящей от неразряженных конденсаторов. Я мерила шагами комнату. Джо, обычно заводила в любой компании, закрыла глаза и прислонилась спиной к стене.

– В лучшем случае мы сделаем так, что радиоприемники и телевизоры по соседству немного сойдут с ума. – Аполлон добился того, что монтажный пульт зашипел.

– А как это поможет нам? – поинтересовалась я.

– Они выяснят, откуда берет начало эта проблема, и узнают, что в помещении находятся люди.

«Особенно, – подумала я, – если передают какой-нибудь футбольный или баскетбольный матч. Это подвигнет население на решение проблемы со слышимостью или изображением. Но найдут ли нас за оставшиеся сорок девять минут?»

– Что я могу сделать? – спросила я.

– Подержи вот это, – предложил Аполлон, давая мне штуковину от монитора. Сам он попытался достать из него какую-то трубку. Я заметила знак «Осторожно: высокое напряжение» и успокоила себя мыслью, что подобные предостережения рассчитаны на невежественных людей вроде меня. А не на специалистов вроде Аполлона, который достаточно умен для того, чтобы…

Бум! Свет погас.

Глава 59

Я услышала какой-то громкий звук. Словно у меня в голове кто-то косил лужайку. И темнота. И запах. Жар. Плотный воздух. Огонь. Я ощущала все это.

Не знаю, были мои глаза открыты или закрыты. На самом деле я даже не понимала, жива ли. Но смерть отменяет любые ощущения – правильно? – а я не могла только видеть. Затем я заметила, что вокруг не темно, а серо. В воздухе висела пыль.

Зрение у меня прояснилось. Лампа слева от меня оказалась Аполлоном. Джо по-прежнему прислонялась к стене. Я с трудом пошла к Аполлону. Я знала их имена, знала, что нахожусь в аппаратной сведения фонограмм… Но что произошло? Последним моим воспоминанием оказался… ленч. Но когда я его ела? Пита и чипсы. В моей голове звучала музыка. Мелодия из «Кошек». Очень популярная. Полночь, вокруг тишина, луна, потерявшая память…

Не было необходимости выяснять, есть у Аполлона пульс или нет, потому что я слышала, как он дышит, и чувствовала колыхание его груди под моей рукой. Он закашлялся.

– Просыпайся, с тобой все нормально, – сказала я, не зная, правда это или нет, а затем оставила его и потащилась через серое пространство к Джо.

Я могла видеть, и это означало, что где-то рядом был источник света.

Я могла различать голоса.

Сначала это были какие-то неясные, далекие крики. А может, кричали рядом, но звон у меня в голове заглушал все другие звуки. Я попыталась крикнуть в ответ, но мой голос был хриплым и тихим. Я нащупала пульс Джо, но, как и в случае с Аполлоном, в этом не было необходимости – моя подруга тяжело дышала. Я заплакала.

Затем я оставила Джо и поползла на свет и звуки.

Дверь была распахнута. Я помнила, что она выходит не в главный коридор, а в боковой. Я продолжала ползти и звать на помощь.

Все вокруг было серым и каким-то облачным, похожим на вид из окна самолета в бурю. Казалось, шел снег. Это был пепел. Я ползла навстречу жару и огню. Раньше я была знакома только с землетрясением, а когда оно, казалось бы, уже закончилось, может опять произойти сильный толчок. И все рушится. Джо и Аполлон должны быть спасены, но мне необходима помощь.

– Эй! – крикнула я. – Эй!

Я вышла из двери и ступила на линолеум.

– Эй! Мы здесь! – снова позвала я, удивляясь тому, что никто не откликается. Может, я кричала мысленно?

Я была на середине маленького коридора, когда услышала…

Это был какой-то безобидный звук, но он испугал меня.

«Вернись». Мой внутренний голос был слышен лучше, чем другие звуки, и поэтому я вняла ему. И снова вошла в комнату – ступила через порог на ковровое покрытие. И стала ждать у двери.

Звуки приближались. Что-то звякало, как связка ключей. В коридоре раздались шаги. Я занесла руку для удара.

Но потерпела неудачу.

Я сделала еще одну попытку – и схватила входящего в комнату человека за лодыжку. Макс свалился на пол.

Глава 60

Падая, он тихо рычал, как крупный зверь, подстреленный охотником.

Я не знала, что делать дальше – ведь я подчинялась инстинктам, а не выработанной стратегии.

Макс упал вниз лицом. Повернувшись, он потянулся ко мне. Я быстро поползла из комнаты.

Он схватил меня за ногу. Я изо всех сил лягнула его, и мне удалось высвободиться, но у него в руке осталась моя туфля. Я ползла по коридору, пытаясь встать на ноги и призывая о помощи. Он обхватил меня сзади огромными ручищами, я отбивалась, но тщетно.

Я попробовала его пинать, но пинки не достигали цели. Сняв вторую туфлю, я начала бить его резиновым каблуком, но он без особых усилий отнял у меня это хлипкое средство обороны и я осталась безоружной.

А потом Макс ударил меня по голове. Мне показалось, что я налетела на стену.

Тяжело мне пришлось. Даже великие воины когда-нибудь да встречают достойных соперников, а я вовсе не была воином. Я почувствовала, что сползаю на пол, дивясь тому, что все это длится так долго.

Но мне удалось все же уцепиться за его колено. Больное колено. И он неожиданно оказался на мне – это было больно и немного странно, но тут по нас ударила белая пена. Она явно предназначалась для Макса – он сразу начал кричать, что уже бросил пистолет, что больше не вооружен. Поток пены прекратился.

Я посмотрела наверх, через плечо Макса, и увидела парня в костюме пожарного. Он держал шланг наготове. Вот откуда вылетала пена! Коридор за спиной Макса наполнился людьми, которые кричали: «Нашли! Нашли их!» То есть нас.

Пожарный подошел ближе, другие тем временем сняли с меня неподвижную тушу Макса. На нем была симпатичная желтая куртка, большой красный шлем и перчатки как у клоуна – самый лучший костюм, какой только можно вообразить, огнеупорные доспехи. Пожарный поднял меня как пушинку. «Как милосердно, – подумала я. – Как же ты восхитителен!»

– Не волнуйся, Бетти, – сказал он. – Мы нашли тебя. И теперь выведем отсюда.

Глава 61

Холодный вечерний воздух коснулся моего лица, хотя на руинах двенадцатого павильона плясали языки огня. Пожарный нес меня на руках – он по-прежнему называл меня Бетти – к толпе людей, чьи лица были освещены прожекторами, какие используются для вечерних бейсбольных игр. Я смутилась, но продолжала смотреть в лицо пожарному. Ожогов у меня не было, и это казалось настоящим чудом – я прошла через огонь и не обгорела. Но без потерь все-таки не обошлось: я чувствовала себя обнаженной, лишенной даже кожи, хотя меня окутывал дым и у меня была всего пара ссадин, из которых сочилась кровь. Белая пена, похожая на взбитые сливки, пятнами покрывала мое тело.

– Дверь сорвало с петель, – сказал кто-то, – но комната цела. Как огнеупорный стенной сейф.

«Как старая монтажная, – подумала я. – Она принадлежит истории».

Тут пожарный поставил меня на ноги, и к нам приблизился какой-то мужчина. Он был весь в грязи, белки его глаз выделялись на фоне вымазанного пеплом лица. Он выглядел очень испуганным – такого выражения я никогда прежде не видела у Саймона. Он держал фонарик, его пистолет в кобуре был на виду, поскольку на моем бойфренде в кои-то веки не было костюма.

– У меня все хорошо, – сказала я, хотя Саймон ни о чем не спрашивал. И это было правдой. Я чувствовала себя фениксом, восставшим из пепла.

Казалось, он не хотел прикасаться ко мне, чтобы не сделать больно. Я взяла его за руки и обвила их вокруг своей талии, притянув его к себе. Спустя минуту он высвободил их, чтобы коснуться моего лица и отвести с него пряди волос. После чего поцеловал меня в лоб. Несколько раз.

– Поосторожней с прической, – предупредила я.

Глава 62

Из греческих мифов – в основном в версии Клиффа – я узнала, что очень легко разозлить богов, даже если пытаешься вести себя правильно. Особенно если хочешь избежать какого-нибудь зловещего пророчества, что, кстати говоря, обычно не получается. Я думала об этом весь уик-энд, лежа в Соломон-хаусе и приходя в себя. Дэвид хотел ставить и быть продюсером, даже лежа в могиле, хотел помочь людям, которых, как он считал, некогда подвел. Джо старалась помочь ему в этом. Я же старалась уберечь Джо от опасности. Кроме того, я хотела, чтобы Аполлон хорошо провел время на съемочной площадке. Никто из нас не добился полного успеха, и все мы столкнулись с последствиями, которые оказались слишком уж тяжелыми.

С другой стороны, боги, как и люди, редко достигают консенсуса, а это означает, что один или два из них были на нашей стороне. Мало того что Елмер прорвался сквозь стены, которые отделяли его от Шеффо, так еще и звукооператор «Мыла и грязи» поймал сигнал «SOS». В то же самое время охранник у ворот увидел его на телемониторе. Все они позвонили в ФБР, в Федеральную комиссию связи и в Департамент внутренней безопасности. Плюс к этому двенадцать радиолюбителей позвонили в пожарную часть.

Фредрик же очень разволновалась из-за того, что я не отвечала на телефонные звонки, – ведь я обещала держать ее в курсе дел на съемочной площадке. Когда она увидела по девятому каналу похороны Эллиота, на которых были Триша и Энджел Рамирес, то тут же позвонила Саймону: «Уолли обязательно сказала бы мне об этих похоронах. Иначе, она знает, я бы ее убила. Наверное, ей самой грозит смертельная опасность. Пожалуйста, разберись!»

И наконец, мама Аполлона впала в панику, потому что ее сын не явился к обеду, чего прежде никогда не случалось, и дядя Тео позвонил мне на мобильник. Ответил ему Руперт, который зашел в мой трейлер, желая взять из подарочной корзины для приглашенной звезды австралийские орехи, а сам он явился на съемочную площадку, дабы вместе с Джен отправиться на похороны Эллиота. Макс сказал ему, что я уехала несколько часов назад, и он заподозрил неладное, особенно увидев на стоянке мою машину. На похороны Руперт не поехал, пытаясь вычислить, где я. Тут явились Шеффо и Наварре. Они как раз успели к взрыву, который устроил Аполлон на сорок одну минуту раньше, чем было запланировано. Ему помогла в этом электроэнергетическая компания, которая включила рубильник, вместо того чтобы выключить, в тот самый момент, когда заработал наш передатчик. А может, передатчик заработал на той же частоте, что и дистанционный пульт, управлявший взрывом. Может также, виной всему была протечка во взрывном устройстве, а вовсе не мы. Всяческие службы, спустя вот уже три дня, продолжают выяснять, что именно произошло.

Они пытаются также понять, что Макс собирался сделать после взрыва. Наверное, убить нас и спрятать среди развалин, но сам он молчит об этом. Нормальный человек, увидев, что его план провалился, вышел бы из игры и рванул к границе, но, как сказал Руперт, Макс был азартным игроком, к тому же плохим. Он ждал, что удача улыбнется ему, и не знал, когда надо остановиться.

Мы с Фредрик в который раз обсуждали все это, а я тем временем одевалась на «Похороны Эллиота-2», как назвала это моя подруга. Она застегнула молнию на моем маленьком черном платье и велела настроиться на то, что меня будут фотографировать. Средства массовой информации придерживались теперь истории восхождения Джо из грязи в князи, раз помреж-убийца, как стало ясно через сутки, не представляет особого интереса для публики. Скоро Джо также надоест им, и за дело примется суд по делам о наследстве и адвокатские учреждения. Эта история обещает быть долгой и скучной, но в данный момент Джо нарасхват.

– Я дам небольшую пресс-конференцию, – заявила Фредрик, – но журналисты будут фотографировать всех. – Фредрик, официально выступавшая от имени Джо, согласилась встретиться с журналисткой Моникой Пуллиам в качестве «источника, близкого к бывшей звезде». – Мне нравится, как сидит на тебе это платье. Для торжественных похорон декольте слишком глубокое, но для этого города – в самый раз.

В окне комнаты для гостей, которое по-прежнему было открыто, появилась мужская голова. Это был Зигги.

– Настало мое время, – сказал он. – Мы с Джо встретимся сегодня дважды. – Он взял-таки на себя заполнение судебной карточки Джо, а моя подруга к тому времени неожиданно нашла, что собрания анонимных алкоголиков вполне сносны, когда рядом сидит Зигги и комментирует происходящее.

Я посмотрела, нет ли среди телевизионных фургончиков, забивших подъездную дорожку, «бентли» Саймона, но, похоже, дело, которым он занимался, не позволило ему присутствовать на «похоронах». Я знала о нынешней его операции не больше, чем неделю назад, но мое любопытство будет удовлетворено еще не скоро. Где-то через полгода, как считает Саймон. И даже когда она будет закончена, он не сможет рассказать мне обо всех ее деталях. Я пока не понимала, смогу ли я жить с этим или нет.

Мы с Фредрик пошли на лужайку перед домом, заставленную белыми складными стульями. Джо поднялась на возвышение и взяла микрофон. На ней было строгое платье от Армани и соответствующее ему пальто. Никакой косметики, волосы распущены. Ее синяки и ссадины были уже не так заметны, цвет лица изменился к лучшему, голос стал таким же, как прежде.

– Спасибо всем, что пришли, – сказала она. – Некоторые из вас были на похоронах Эллиота. Некоторые присутствовали на нашей свадьбе. Это последнее действо, посвященное Эллиоту, и мне хотелось бы услышать о его жизни до меня. – Она кашлянула, затем продолжила: – Как вы, наверное, уже знаете, Эллиот умер от взаимодействия хитрина – сосудорасширяющего средства для снижения давления – и виагры, которую ему кто-то дал. Во всем остальном это был обычный для него день, в котором имели место стресс, секс, серфинг и бутылка «Кристалла». Некоторые удовольствия, как сказал врач, нельзя сочетать одно с другим, между ними должен быть промежуток в три часа, не меньше. Но мой муж, – тут Джо сделала паузу, – был человеком с большим аппетитом. И с большим сердцем. Он думал, что будет жить вечно. Мне бы хотелось верить в это.

Джо сошла с возвышения в сопровождении Ван Дика, который, в свою очередь, сказал несколько слов об Эллиоте, затем слово взяла одна из сестер Джо, затем один из ее братьев, затем было множество других выступлений; наконец встала женщина в синем костюме и развернула лист бумаги.

– Меня зовут Дебби, – сказала она в микрофон. – Я впервые встретила Эллиота в «Боинге-747», летевшем в Париж, двадцать три года тому назад. Я хочу прочесть вам письмо, которое получила только вчера, поскольку почти всю прошедшую неделю меня не было в городе. Оно начинается так: «Дорогая Дебби!» – Стюардесса сделала паузу и надела очки. – Затем Эллиот сообщает, что прекращает наши с ним отношения. Я сразу перейду к концу. – Она перевернула листок. – Он пишет: «Я никогда не умел долго держать фортуну за хвост, ты это знаешь, но я очень постараюсь быть счастливым с Джо… Потому что я этого хочу. И потому что я люблю ее».

Толпа молчала. По крайней мере мне так казалось, но в ушах у меня по-прежнему звенело и потому я не была уверена в этом. Дебби сложила письмо, сняла очки, вытерла глаза и сказала:

– Джо, спасибо тебе за то, что разрешила мне прийти сюда сегодня. Ты хороший человек.

Когда Дебби ушла, из колонок, стоявших на лужайке, послышалась песня «Бич бойз» о серфинге, и люди стали перемещаться к столам с едой. Фредрик пошла на кухню наблюдать за готовкой, а я осталась сидеть и думать об Эллиоте и Джо, о том, как обернутся для нее последние события. Потом мои мысли переключились на Чарлза и Агнес – как сложится их судьба? А затем я стала думать о себе. И о Саймоне.

Наконец я встала, взяла тарелку, обошла официантов в смокингах и, наложив себе всякой еды, отправилась на крышу. Я была одна. Наверное, никому не хотелось бросать вызов ветрам Санта-Аны только ради того, чтобы посмотреть сверху на Пасадену – вид отсюда был просто потрясающий, – а также на антенну, спутниковые тарелки и все такое.

Днем раньше мы с Джо забрали со склада моих вещей ее шезлонг, и он теперь стоял здесь, усыпанный листьями и выгорающий на солнце, как и мой экземпляр «Илиады». Я взяла книгу. Осталось прочитать двести тридцать шесть страниц.

– Я сделал бы тебе предложение… – прошептал кто-то мне на ухо.

– Говори громче, – попросила я.

– Я сказал, что сделал бы тебе предложение, если бы не думал, что это дурной тон – делать предложение на панихиде.

– И если бы думал, что я скажу «да», – ответила я, поворачиваясь к Саймону.

Он улыбнулся:

– Ты бы не согласилась?

– Нет. Меня интересует мужчина, занимающийся тканями.

– Тканями? Похоже, он портной или работник химчистки, который пытается выглядеть позначительнее.

– Возможно. – Я захлопнула «Илиаду». – Но ты только представь: всю жизнь я буду сдавать одежду в химчистку бесплатно.

Взгляд Саймона скользнул по моему черному платью. Затем его пальцы коснулись края выреза. Фредрик была права: для похорон декольте было несколько вызывающим.

– Ты не похожа на женщину, у которой есть проблемы с химчисткой.

Я убрала руку Саймона с моей груди и повела его к шезлонгу. Шезлонг покрывал слой пыли, впрочем, здесь все было в пыли, и он не подходил к обстановке Соломон-хауса, за что и был сослан на крышу.

– Внешность бывает обманчива, – сказала я, опрокидываясь в шезлонг и притягивая к себе Саймона. – Ты удивишься, узнав, какой грязной я могу быть!..

– Правда? – улыбнулся он.

– Да, – ответила я. А затем я его удивила.

От автора

Я счастлива иметь друзей, чьи знания и опыт уступают только их щедрости. Среди них – жители Окснарда: Джонатан Беггс, Линда Барроуз, Джон Шепфирд, Шэрон Шарт и Боб Шейн; ребята: Руджеро и Агата Алдисерт; Лиза и Дженни Алдисерт; Джо-Бет Гатжселл, Аарон Расе Линк, Делайна Блейк, Лиза Бойрнстад, Шерри Халперин, Джой Йохансен, Энн Козак, Джоан Козак, Мери Коэн, Дори Гудман, АВК, Чак и Элизабет Лашейд, Нэнси Кристофер и Пэтти Флорной. Спасибо Маркусу Вайну за консультации по вопросам моды и другую помощь, Джеймсу О. Борну, Малибу Дену, Эду Лоуренсу, Джерет До Айрон, детективу Гордону Хаггэ из Североголливудского отдела департамента полиции Лос-Анджелеса, Л.А., Т.А. и Дж. А., Биллу Кесли Ордеру, Лиланду Тешу из дорожной полиции Уэст-Валли и капитану М., моему любимому пожарному. Спасибо также Нэнси Хейс, Ларри Айзеру, Дину Петракису, Майклу и Дженнифер Миллер, Донмари Мо, Питу Козаку, Кендейс Пул, доктору Роберту Кейланду, Терри Сенджер, сети магазинов «Бариис Нью-Йорк», Бобу Беннетту, Джиму Вайсу, Бренде Джонсон из аптеки «Гленсон калабасас», Джаду из «Земли-2», Джону Шлайсеру, Типпи Шульте, Ракель из «Рэдио-шэк», Полу Стюарту из галереи «Мартин-Лоренс», Харлеи Р. Витанза из галереи «Перегрин», Заку и Хосе из «Бест-Бай», Райану из «Дистрикт скейт энд серфборд», Грегу Корну и Грегу Гэбриэль – «Джедаю из «Кинселла, Вайтзман, Айзер, Камп энд Алдисерт», Майклу Зола, Нелли Валладарес, Дженни Кулману, Лори Саламати, Джой Велла, Хайди Сонг, Лори Каллавай и Скотту Мартеллу. Спасибо моим замечательным соавторшам по блогу: Нэнси Мартин, Сьюзан Макбрайд, Саре Стромейер, Кейти Свини, Элейн Вите и Мишель Мартинез, а также его читателям, которые помогли справиться с кучей дел: Алфабетеру, Джошу, Рамоне, Тони Макги Кози, Джойсу, Карен Олсон, Синема Дейву, Кие Дуран, Лорен Джей Харвуд, Маргарет, Дженни Кеттерер, Энди, Джеффу, ЛуизУр, Денси, Бисквиту, Сью и папе Сью. Спасибо присяжным и заместителям присяжных на процессе «Элизабет Индиг против Тадеуша М. Бугая». Особенная благодарность многострадальным Стиву Шелли, Джо Козаку, Харви Лайдман и Д.П. Лайлу, которые читали и перечитывали, объясняли и объясняли снова, как будто им больше нечем было заняться. Спасибо Хизер Грэхем, Алексу Соколоффу, Гэвину Полонэ, Джонатану Левину, Хоку Коху, Ларзу Андерсону, Лизе Ринна и Денису Дионэ, доказывающим, что в шоу-бизнесе работают уникальные люди, и недооцененным участникам дневных шоу: Дэну Проэтту, Кристал Крафт, Джону Линскотту, Робу Маркхаму, Нэнси Гран, Джилл Фаррен-Фелпс, всем занятым в сериале «Больница», а также в сериалах «Техас», «Путеводный свет» и «Санта-Барбара», в которых я проработала пять лет, получив массу удовольствия. Вечная благодарность друзьям Билла и доктора Боба[24], изменившим мое представление о приятном времяпрепровождении. Мой замечательный агент Рене Цукерброт, мой редактор Стейси Кример, а также Андреа О'Брайен, Рейчел Пейс, Мередит Макгиннис и Бонни Томпсон превращают работу в удовольствие. Наконец, спасибо Джинн и Фез. А также Грегу, Одри, Луи и Джии – лучшему, что у меня есть. Самому лучшему.

Примечания

1

Иди с Богом (исп.).

(обратно)

2

Телевизионная американская премия, вручаемая за передачи, идущие в дневное время. – Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

3

Помесь Лабрадора с пуделем.

(обратно)

4

Помесь шнауцера с пуделем.

(обратно)

5

Военная академия сухопутных войск.

(обратно)

6

Академия ФБР, расположенная в Квонтико, штат Виргиния.

(обратно)

7

Основатель секты «Церковь объединения».

(обратно)

8

Любовь втроем, любовный треугольник {фр).

(обратно)

9

Пер. Н. Гнедича.

(обратно)

10

Сокращенное название штата Невада.

(обратно)

11

Вариант покера с общими картами, которые используются всеми игроками при составлении комбинаций.

(обратно)

12

Джон Эдгар Гувер был директором ФБР в течение сорока восьми лет, до своей смерти в 1972 г.

(обратно)

13

Персонаж популярных комедийных фильмов 1940–1950-х гг., многодетная мать.

(обратно)

14

Плоский, испеченный в духовке итальянский хлеб, на который можно класть лук, оливки и прочие продукты.

(обратно)

15

Персонажи серии комиксов «Арчи».

(обратно)

16

Научный принцип, согласно которому не следует множить сущности без необходимости.

(обратно)

17

Крупнейшая американская торговая сеть по продаже инструментов и стройматериалов.

(обратно)

18

Психологическое заболевание, основанное на неприязни к своему телу и внешнему виду.

(обратно)

19

Ничего смешного (фр.).

(обратно)

20

Пусто (исп.).

(обратно)

21

Традиционное блюдо из баклажанов на Балканах и Ближнем Востоке.

(обратно)

22

Код, используемый в радиопереговорах и означающий «Кто меня вызывает?».

(обратно)

23

«Сообщите ваше местонахождение».

(обратно)

24

Билл Уилсон и доктор Боб Смит – основатели Общества анонимных алкоголиков.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

От автора

Реклама на сайте