«Пропавшая девушка»

Росс Макдональд Пропавшая девушка

Это случилось в пятницу вечером. Я ехал домой со стороны мексиканской границы в своем светло-синем кабриолете. Но настроение у меня было, можно сказать, темно-синее. Я преследовал одного человека от Фресно до Сан-Диего и потерял его в лабиринте улиц Старого города. Когда же снова набрел на его след, было уже поздно. Он пересек границу, а мне было сказано: границы не пересекать.

На полпути от дома, в районе Изумрудной бухты, я обогнал самого плохого водителя из всех, которые когда-либо мне встречались. Он ехал в черном «кадиллаке» старого образца с рыбьим хвостом, как на паруснике. Тяжелая машина болталась по шоссе из стороны в сторону, занимая два, а иногда и все три из четырех рядов. Было поздно, и я торопился домой — хотелось спать. Поэтому я начал объезжать его справа, когда он пересекал двойную линию. Вдруг «кадиллак» ринулся в мою сторону, как неуправляемая ракета, и вытеснил меня на обочину.

Я решил обогнать его слева. «Кадиллак» увеличил скорость, и я не смог этого сделать. Мы мчались нос в нос посередине дороги. Мне было интересно: пьян он или просто сумасшедший, а может быть, почему-то боится меня? Шоссе сузилось, и я ехал теперь навстречу движению. Вдруг передо мной появился огромный грузовик. Я нажал на газ с такой силой, что педаль коснулась пола, и, резко подрезав «кадиллак», угрожая машине и жизни ее водителя, свернул вправо. В свете приближавшихся фар грузовика лицо водителя «кадиллака» было таким же невыразительным и белым, как листок бумаги с прожженными черными дырами на месте глаз. Водитель был без рубашки, мелькнули его голые плечи.

В самый последний момент «кадиллак» немного притормозил, чтобы дать мне возможность обогнать его. Грузовик выехал на обочину и остановился. Его водитель, вне себя от злости, не переставал сигналить. Я начал постепенно тормозить, надеясь заставить «кадиллак» остановиться, но он свернул вправо, скрипя шинами, и исчез в темноте. Когда я наконец остановился, мне трудно было оторвать от руля руки. Ног я не чувствовал. Выкурив половину сигареты, я развернулся и поехал обратно в Изумрудную бухту. Я ведь далеко не молод, поэтому нуждался в отдыхе.

Первый же мотель, который мне встретился, был украшен вывеской, на которой неоновыми буквами было написано «Свободные номера», а под надписью спал неоновый мексиканец, прикрыв лицо шляпой типа сомбреро. Позавидовав ему, я припарковал машину перед конторой, в которой горел свет. Стеклянная дверь конторы была открыта настежь, и я вошел в маленькую комнатку, красиво обставленную мягкой мебелью. Я несколько раз позвонил в колокольчик, стоявший на стойке, но никто не появился. Тогда я сел в кресло и закурил. Электрические часы, висевшие на стене, показывали без четверти час.

Я, должно быть, задремал на несколько минут, потому что видел сон и слышал шум. Во сне я видел смерть. Она сидела за рулем черного «кадиллака», заваленного цветами. Проснулся я оттого, что сигарета обожгла мне пальцы. Надо мной стоял худой человек в серой фланелевой рубашке и недоуменно смотрел мне в лицо. Нос у него был длинный, а подбородка почти совсем не было. И он вовсе не был молодым, хотя вначале мне показалось, что это юноша. Зубы у него были плохие, песочного цвета, волосы начали редеть, на лбу залысины. Типичный старый юноша, которые обычно осаждают автомобильные ралли, рестораны, отели, безнадежно цепляясь за жизнь других людей.

— Что вы хотите? — спросил он. — Кто вы? Что вам нужно? — Голос у него был неуверенный и ломался, как у мальчика в переходном возрасте.

— Комнату, — ответил я.

— Только и всего? — спросил он, как бы обвиняя меня в чем-то.

Я не придал его словам особого значения и спросил:

— А что вы еще предлагаете? Балетный номер? Бесплатные кукурузные хлопья?

Он попытался улыбнуться, не показывая своих испорченных зубов. Это ему не удалось так же, как мне не удалась моя шутка.

— Извините, сэр, — объяснил он. — Вы меня разбудили, а я со сна ничего не соображаю.

— Кошмары снились?

Его невыразительные глаза чуть не выкатились из орбит, напоминая голубую жевательную резинку.

— Почему вы так решили?

— Потому что я сам только что видел страшный сон. Ладно, оставим это. У вас есть свободные номера?

— Да, сэр. Извините. — Он сглотнул и спросил отвратительно подобострастным тоном: — У вас есть багаж, сэр?

— Багажа нет.

Беззвучно передвигаясь в своих теннисных туфлях, как бесплотный призрак того юноши, каким раньше был, он прошел за стойку, записал мое имя, фамилию, адрес, номер машины и взял с меня пять долларов. Потом выдал мне ключ с номером четырнадцать и сказал, где находится моя комната. На чаевые он, видимо, не рассчитывал.

Комната четырнадцать была такой же, как любой другой номер мотеля среднего класса, но в калифорнийско-испанском стиле. Шершавая штукатурка, выкрашенная в цвет необожженного кирпича, веселенькие занавески, бумажные абажуры на черных железных ножках. Репродукция «Спящего мексиканца» Риверы висела на стене у кровати. Я тут же последовал его примеру и всю ночь видел во сне танцующих балерин.

Ближе к утру одна из них испугалась, не меня, конечно, и стала кричать во все горло. Я сел на постели, стараясь ее успокоить, и проснулся. На моих часах было около девяти утра. Крик прекратился, а потом начался снова, нарушая утреннюю тишину. Он напоминал пожарную сирену. Я натянул брюки на пижаму, в которой спал, и вышел на улицу.

На дорожке у соседнего со мной номера стояла молоденькая девушка. В одной руке она держала ключ, другая же была вся в крови. Она была одета в широкую цветастую юбку и блузку цыганского типа с большим вырезом на груди. Блузка была расстегнута, рот открыт, и она кричала что есть мочи. Девушка была очень хорошенькая, но я ненавидел ее за то, что она разбудила меня так рано.

Я взял ее за плечи и сказал:

— Прекратите.

Она перестала кричать и посмотрела на кровь на руке. Кровь была густой, как колесная мазь, и почти такого же темного цвета.

— Где это вы испачкались? — спросил я.

— Поскользнулась и упала. Я не видела этого.

Бросив ключ на дорожку, она чистой рукой приподняла свою юбку. Девушка была босиком, а юбка сзади была выпачкана той же самой густой жидкостью.

— Где? В этой комнате?

— Да, — нерешительно ответила она.

В номерах стали открываться окна. Полдюжины людей окружили нас. От конторы, задыхаясь, бежал к нам загорелый мужчина очень маленького роста. Его остроносые туфли скользили по гравию.

— Пойдемте в номер и посмотрим, — сказал я девушке.

— Не могу. Не хочу. — Глаза ее смотрели строго, а лицо было голубоватым от страха.

Маленький человечек встал между нами, приподнялся на цыпочках и взял ее за плечо.

— В чем дело, Элла? Ты с ума сошла — будить гостей в такую рань?

Она ответила:

— Кровь, — и прислонилась головой к моей груди, закрыв глаза.

Он осмотрелся кругом, оценивая положение. Потом обратился к постояльцам мотеля:

— Все в порядке. Не беспокойтесь, леди и джентльмены. Моя дочь разрезала себе руку. Ничего особенного.

Обняв девушку за талию, он повел ее в номер и стал закрывать дверь. Я подставил ногу и протиснулся вслед за ними.

Комната была точно такой же, как моя, включая репродукцию над неубранной кроватью. Но все здесь было наоборот, как в зеркале. Девушка сделала несколько шагов и опустилась на угол кровати. Тут она заметила пятна крови на простыне, вскочила и открыла рот, собираясь снова закричать.

— Не делайте этого. Мы знаем, что у вас прекрасные легкие.

Маленький человечек повернулся и спросил меня:

— Кто вы такой, чтобы здесь командовать?

— Меня зовут Арчер. Я живу в соседнем номере.

— Прошу вас, уходите отсюда.

— Не думаю, что сделаю это.

Он нагнул свою набриолиненную голову, как будто собирался меня боднуть. Под его курткой сбоку оттопыривалось нечто вроде локтя, торчащего не оттуда, откуда нужно, но он раздумал меня бодать и решил заняться дипломатией.

— Вы делаете неправильные выводы, сэр. Это все не так серьезно, как кажется. Прошлой ночью здесь произошел небольшой несчастный случай.

— Я знаю, ваша дочь порезала палец. Он очень быстро зажил, не правда ли?

— Вовсе нет. — Он замахал своей длинной рукой. — Я сказал людям на улице первое, что пришло в голову. На самом деле здесь была небольшая драка, и у одного из гостей пошла кровь носом.

Девушка, как сомнамбула, пошла в ванную комнату и зажгла там свет. На черно-белом клетчатом линолеуме растеклась лужа крови. В том месте, где она поскользнулась и упала, кровь была размазана.

— Ничего себе кровь из носа, — сказал я. — Вы управляете этим заведением?

— Я хозяин мотеля «Сиеста». Меня зовут Саланда. У джентльмена часто идет кровь носом. Он сам мне сказал.

— А где он сейчас?

— Рано утром покинул мотель.

— Совершенно здоровый?

— Совершенно здоровый, конечно.

Я обвел глазами комнату. За исключением неубранной кровати с пятнами крови на простынях, не было никаких других признаков, что в комнате жили. Кто-то пришел сюда, вылил стакана три крови и исчез.

Саланда распахнул дверь номера и показал мне рукой на выход.

— Извините меня, сэр. Но я хочу быстро все здесь убрать. Элла, попроси Лорейн сделать это как можно скорее. А потом пойди и полежи немного, отдохни.

— Со мной все в порядке. Сейчас, папа. Не беспокойся.

Когда я покидал мотель через несколько минут после этого, она уже сидела в конторе за стойкой, бледная, но спокойная.

Я бросил ключи на стойку:

— Чувствуете себя лучше, Элла?

— О, я не узнала вас в одежде.

— Прекрасно сказано. Может быть, продолжим наш разговор в том же духе?

Она потупила глаза и покраснела.

— Вы смеетесь надо мной. Я знаю, что сегодня утром вела себя глупо.

— Я бы этого не сказал. А что, вы думаете, произошло в тринадцатом номере этой ночью?

— Отец все рассказал вам, ведь так?

— Он дал мне одну из версий, вернее, две. Но я сомневаюсь, что это окончательный сценарий перестрелки.

Она прижала руку к груди. Рука у нее была тонкая, смуглая, а ногти ярко-красные.

— Перестрелка?

— Это жаргон киноработников. Но ведь здесь могла быть настоящая перестрелка, вы так не думаете?

Она прикусила нижнюю губу и стала похожа на кролика. Я едва удержался, чтобы не погладить ее по гладкой коричневой головке.

— Это невозможно. У нас приличный мотель. И отец просил меня не обсуждать этого вопроса ни с кем.

— А почему он просил об этом?

— Ему нравится это место, вот почему. Он не хочет, чтобы из-за пустяка произошел скандал. У нас хорошая репутация. И если она будет испорчена, это разобьет ему сердце.

— Он не показался мне таким уж сентиментальным.

Она встала и разгладила юбку. Я заметил, что юбка на ней была другая.

— Оставьте его в покое. Он прекрасный, добрый человек. Не понимаю, почему вы видите неприятности там, где их нет.

Я отступил перед ее справедливым возмущением — женское возмущение всегда бывает справедливым — и пошел к своей машине.

* * *

Раннее весеннее солнце светило ослепительно. За шоссе и белыми, как сахар, дюнами проглядывала синева бухты. Дорога пересекла полуостров у его основания и возвратилась к морю в нескольких милях севернее города. Здесь находилась большая стоянка авто, с которой открывался прекрасный вид на белый пляж и еще более белые волнорезы. По обе стороны стоянки были установлены таблички, предупреждающие, что это парк графства и что костры здесь жечь нельзя. На пляже никого не было, а на стоянке стояла одна машина, выглядевшая сейчас очень одинокой. Это был знакомый длинный черный «кадиллак», упиравшийся носом в проволочную загородку, отделявшую стоянку от пляжа. Я притормозил машину, съехал с шоссе и припарковался. Парень за рулем «кадиллака» не повернул головы, когда я к нему приблизился. Он уперся подбородком в руль и смотрел в безбрежное синее море.

Я открыл дверцу машины и посмотрел ему в лицо. Оно было белым, как мел. Темно-карие глаза уже ничего не видели. Одежды на парне не было, кроме повязки на бедрах из нескольких испачканных кровью полотенец, держащейся при помощи куска нейлоновой материи. Я не сразу понял, что это за материя, но, присмотревшись, увидел, что это женские трусики. Слева на них пурпурного цвета шелком было вышито сердце, а в центре его женское имя — Ферн. «Кто такая эта Ферн?» — подумал я.

Мужчина, носивший на себе ее пурпурное сердце, был кудрявым брюнетом с пушистыми черными бровями и тяжелым подбородком, покрытым черной щетиной. Несмотря на бледность и размазанную на губах помаду, он выглядел крепким парнем.

Регистрационного номера на рулевой колонке не было. В бардачке тоже почти ничего, только наполовину пустая коробка с патронами 38-го калибра. Зажигание все еще было включено. Фары тоже светились, но очень слабо. Бензина в машине не было. Должно быть, этот кудрявый свернул с шоссе сразу же после того, как обогнал меня, заехал на стоянку и гонял там мотор всю ночь, полагая, что он куда-то едет.

Я развязал трусики, зная, что отпечатков пальцев на них остаться не может, и посмотрел, есть ли на них этикетка. Этикетка была: «Гретхен, Палм-Спрингс». Я вспомнил, что это было субботнее утро и что я всю зиму провел без выходных в пустыне. Я снова завязал трусики, как они были завязаны, и поехал обратно в мотель под названием «Сиеста».

Элла встретила меня очень холодно.

— Да? — Она посмотрела на кончик своего хорошенького кроличьего носика. — А я думала, мы от вас избавились.

— Я сам так думал. Но просто не мог оторваться от вас. Она странно посмотрела на меня — ни тепло, ни холодно, средне. Дотронулась рукой до волос и достала регистрационную книгу.

— Если вы хотите снять номер, не могу вам отказать. Только не думайте, пожалуйста, что вы произвели на меня впечатление. Вовсе нет. Вы мне безразличны, мистер...

— Арчер, — подсказал я. — Лью Арчер. Не беспокойтесь с регистрацией. Я вернулся, чтобы позвонить по телефону.

— А что, других телефонов нет? — Она придвинула ко мне телефонный аппарат. — Думаю, вы можете позвонить, если не будете долго разговаривать.

— Я хочу связаться с дорожным патрулем. Вы случайно не знаете их телефон?

— Не помню. — Она протянула мне телефонный справочник.

— Произошел несчастный случай, — сказал я, пока набирал номер.

— На дороге? Где это произошло?

— Здесь, сестренка. Здесь, в тринадцатом номере.

Но я не сказал это патрульным. Я сказал им, что нашел мертвого человека в машине, припаркованной около пляжа. Девушка слушала, широко раскрыв глаза и раздувая ноздри. Я все еще продолжал говорить по телефону, когда она вскочила со стула и выбежала из конторы через заднюю дверь.

Вернулась она вместе с отцом. Его черные глаза блестели, как шляпки гвоздей на кожаном кресле. Он беспрестанно семенил ногами, как бы танцуя степ.

— В чем дело?

— Я нашел мертвого человека на дороге недалеко отсюда.

— Почему вы явились именно сюда позвонить по телефону? — Он нагнул голову, опять готовый боднуть меня. Руками уперся о стойку. — Разве это имеет какое-то отношение к нам?

— На его теле — пара ваших полотенец...

— Что?!

— И он потерял много крови, прежде чем умер. Я думаю, кто-то выстрелил ему в живот. Случайно, не вы?

— Вы с ума сошли, — сказал он, но не очень уверенно. Такие безумные обвинения. Вы можете за это ответить. Чем вы занимаетесь?

— Я частный детектив.

— Вы следили за ним и приехали сюда, ведь так? Собирались арестовать его, и он застрелился.

— И то, и другое неверно. Я приехал сюда выспаться. И никто не стреляет себе в живот. Это неразумно. Ни один самоубийца не хочет умереть от перитонита.

— Так что же вы делаете здесь сейчас? Пытаетесь подорвать мой бизнес?

— Ну, если ваш бизнес состоит в том, чтобы скрывать убийства, тогда...

— Он сам застрелился, — настаивал маленький человек.

— Откуда вы знаете?

— Донни. Я только что с ним разговаривал.

— А откуда Донни знает?

— Мужчина сказал ему.

— Донни — это ваш ночной портье?

— Он был ночным портье. Я уволю его за глупость. Он даже ничего не сказал мне обо всем этом. Я сам должен был все узнавать. Окольным путем и с большим трудом.

— Донни не хотел сделать ничего плохого, — сказала его дочь. — Я уверена, он не понял, что произошло.

— А кто понял? Я хочу поговорить с Донни. Но вначале давайте посмотрим регистрационную книгу.

Хозяин вынул книгу из ящика и стал ее листать. Его большие руки, покрытые волосами, действовали спокойно и умело, как животные, которые ведут безмятежную самостоятельную жизнь и не зависят от своего эмоционального хозяина. Он протянул мне книгу. В ней печатными буквами было написано: «Ричард Роу, Детройт, Мичиган».

Я сказал:

— С ним была женщина.

— Невозможно.

— Или он был переодет в женщину.

Он непонимающе смотрел на меня, думая совсем о другом.

— Вы вызвали полицию сюда? Они знают, что это произошло здесь?

— Еще нет, но они найдут ваши полотенца. Он перевязал ими свою рану.

— Понимаю. Да. Конечно. — Он стукнул себя кулаком по голове. Звук был такой, как будто ударили по тыкве. — Вы сказали, что вы — частный детектив. Если вы сообщите полиции, что следили за преступником, скрывавшимся от закона... и он застрелился, чтобы не представать перед судом... Я заплачу вам пятьсот долларов.

— Я не настолько частный. Я несу кое-какую ответственность за свои слова. Кроме того, полицейские начнут расследование и обнаружат, что я солгал.

— Не обязательно. Он действительно бежал от закона, знаете?

— Это вы мне сейчас говорите.

— Дайте мне время, и я представлю вам список его преступлений.

Девушка отпрянула от отца. В глазах ее мерцали утраченные иллюзии.

— Папа, — произнесла она слабым голосом.

Он не слышал ее. Все его внимание было сосредоточено на мне.

— Семьсот долларов?

— Не продаюсь. Чем больше вы мне предлагаете, тем более виновным выглядите. Вы были здесь прошлой ночью?

— Вы говорите абсурдные вещи. Я провел всю ночь дома со своей женой. Мы ездили в Лос-Анджелес на балет. — Чтобы его слова казались более убедительными, он промычал что-то из музыки Чайковского. — Мы вернулись в Изумрудную бухту около двух часов ночи.

— Алиби можно подстроить.

— Преступники это делают, верно, — возразил он мне. — Но я не преступник.

Девушка положила руку ему на плечо. Он отвернулся от нее. Лицо его исказилось от гнева, но она не видела его лица.

— Папа, — сказала она, — вы думаете, его убили?

— Откуда я знаю! — Голос его звучал дико, переходя на визг. Видимо, она дотронулась до пружины, приводившей в действие его эмоции. — Меня здесь не было. Я знаю только то, что рассказал мне Донни.

Девушка разглядывала меня, сощурив глаза, как будто я был каким-то животным нового вида и она старалась решить, как меня использовать.

— Этот джентльмен детектив или утверждает, что детектив, — сказала она.

Я достал удостоверение и бросил на стойку. Маленький человек взял его и внимательно посмотрел на мою фотографию, а потом на меня.

— Вы согласны на меня поработать?

— А что нужно делать? Врать?

За него ответила дочь:

— Попробуйте узнать что-нибудь об этом... об этой смерти. Даю вам честное слово, отец не имеет к этому никакого отношения.

Я вдруг принял решение — одно из тех, о которых потом приходится сожалеть всю последующую жизнь.

— Хорошо. Я возьму у вас пятьдесят долларов в качестве аванса. Это значительно меньше, чем пятьсот. И первый мой совет: расскажите полиции все, что вы об этом знаете. Если не виновны в его смерти, конечно.

— Вы меня оскорбляете, — сказал хозяин. Но достал из ящика пятьдесят долларов и протянул мне. Почему-то показалось, что меня заставили взять эти деньги обманным путем. Хоть не такие уж большие деньги, но все же. Чувство это усилилось, когда хозяин отказался со мной разговаривать. Пришлось использовать все свое умение убеждать, прежде чем он согласился дать мне адрес Донни.

* * *

Донни жил в хижине у подножия пустынных дюн. Раньше это было чье-то бунгало на пляже, а потом песок стал разрушать его стены. Кафель растрескался от холода, и цементный фундамент разрушился. Там, где раньше была терраса с видом на море, теперь лежала куча растрескавшегося цемента. На одной из цементных плит, как длинная бесцветная ящерица, грелся на солнце Донни. Услышав шум мотора, он сел, заморгал глазами, узнал меня, когда я остановил машину, вскочил и убежал в дом.

Я спустился по цементным ступенькам и постучал:

— Откройте, Донни.

— Уходите, — ответил он мне хрипло. Глаза его смотрели на меня сквозь щель в двери, как глаза кобры.

— Я работаю на мистера Саланду. Он хочет, чтобы мы с вами кое-что обсудили.

— Пошли вы к черту вместе с вашим мистером Саландой!

— Откройте, или выбью дверь.

Я подождал немного. Он отодвинул засов. Дверь заскрипела и с трудом открылась. Он прислонился к дверной раме, всматриваясь в мое лицо. Его безволосое тело дрожало от внутреннего озноба. Я прошел мимо него и оказался в маленькой, на удивление грязной кухне, где повсюду валялись отвратительно пахнувшие остатки старой пищи. За кухней находилась небольшая комната. Я вошел туда. Пол подо мной скрипел и качался. Донни бесшумно шел следом, осторожно ступая босыми ногами. Широкое окно было разбито, и дырка заделана куском картона. Каменный камин завален мусором. Единственной мебелью была односпальная железная кровать в углу, заправленная по-армейски.

— Уютненькое местечко здесь у вас. Очень приятная домашняя атмосфера.

Донни воспринял мои слова как комплимент, и мне показалось, что он совершенный недоумок.

— Мне здесь хорошо. Я никогда не стремился иметь что-то особенное. Мне здесь нравится. Ночью хорошо засыпать под шум волн.

— А какой еще шум вы слышали этой ночью, Донни?

Он не понял моего вопроса или притворился, что не понял.

— Да разные звуки. Большие грузовики, проезжавшие ночью по шоссе. Мне нравится прислушиваться к ночному шуму. Ну, а теперь мне, наверное, больше здесь не жить. Этот дом принадлежит мистеру Саланде. Я живу здесь бесплатно. Теперь он меня выгонит отсюда.

— Из-за того, что произошло этой ночью?

— Угу. — Он прилег на кровать, подперев свою скорбную голову руками.

Я стоял и смотрел на него:

— Что же произошло вчера ночью, Донни?

— Да ничего хорошего. Этот парень снял номер примерно в десять вечера...

— Человек с черными кудрявыми волосами?

— Да, он. Снял номер около десяти. Тринадцатый номер. В полночь мне показалось, что раздался выстрел. Я немного поколебался, потом взял себя в руки и пошел посмотреть, в чем дело. Этот парень вышел из номера совершенно голый, только какая-то повязка на бедрах. В руках держал пистолет. Он спотыкался. И я видел кровь. Он подошел ко мне, направил пистолет мне в живот и сказал, чтобы я молчал, никому не говорил, что он был здесь. Ни сейчас, ни потом. Он сказал, что, если я проговорюсь кому-нибудь, он вернется и убьет меня. Но сейчас он мертв, ведь так?

— Да, он мертв.

Я чувствовал, что Донни очень боится. Это трудно объяснить, но у меня нюх как у собаки. Что-то собачье, видимо, есть в моих хромосомах. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Интересно, этот страх Донни связан с прошлым или будущим? Прыщи на его бледном мрачном лице стали еще заметнее.

— Я считаю, что его убили, Донни. Вы ведь лжете, не правда ли?

— Я?! Лгу?! — Но его реакция была замедленной и слабой.

— Ведь этот человек, который сейчас мертв, был не один. С ним была женщина.

— Какая женщина? — спросил он с притворным удивлением.

— Это вы скажете мне, какая. Ее зовут Ферн. Думаю, что стреляла она, и вы застали ее на месте преступления. Раненый мужчина выбежал из номера, сел в машину и уехал. А женщина осталась. Вы с ней беседовали. Возможно, она заплатила вам, чтобы вы унесли его одежду. Вы также заполнили новую регистрационную карточку. Но вы забыли о крови на полу в ванной комнате. Я прав?

— Ошибаетесь, сэр. Вы полицейский?

— Частный детектив. Вы попали в тяжелое положение, Донни. Вам лучше рассказать все, как было, и покончить с этим, пока за вас не взялись полицейские.

— Но я ничего такого не сделал, — сказал он, переходя на фальцет, что совершенно не соответствовало седине в его волосах.

— Подделка регистрационной карточки — серьезное нарушение. За него придется отвечать, даже если они не сочтут вас соучастником убийства.

Он начал бормотать в оправдание что-то непонятное, и одновременно его рука шарила под серым солдатским одеялом. Он сунул руку под подушку, достал оттуда смятую регистрационную карточку, пытаясь съесть ее, как в плохом детективе. Но я вытащил карточку из его желтозубого рта.

На ней детским почерком было написано: «Мистер и миссис Ричард Роу, Детройт, Мичиган».

Донни сильно дрожал. Его худые колени, не прикрытые дешевыми ситцевыми шортами, ходили ходуном.

— Я не виноват. Она заставила меня это сделать! Наставила на меня пистолет! — закричал он.

— А что вы сделали с одеждой этого мужчины?

— Ничего. Она даже не впустила меня в номер. Свернула его одежду и унесла с собой.

— А куда она пошла?

— Вниз по шоссе в сторону города. Я видел ее в последний раз, когда она шла по обочине дороги.

— А сколько она вам заплатила?

— Ни цента. Я уже сказал вам, что все делал под дулом пистолета.

— И вы были так напуганы, что ничего не рассказали об этом до сегодняшнего утра.

— Совершенно верно. Я очень испугался. А кто бы на моем месте не испугался?

— Но теперь ее здесь нет. Она ушла. Вы не могли бы описать мне ее внешность?

— Да. — Он сделал усилие, чтобы собраться с мыслями. Один его глаз немного косил, придавая лицу удивленное аморфное выражение. — Это была высокая крупная женщина, блондинка.

— Крашеная?

— Наверно. Не знаю. У нее было что-то вроде косы, закрученной на макушке. Довольно полная. Фигура тяжелоатлетки. Грудастая. Толстые ноги.

— А во что она была одета?

— Не заметил. Очень испугался. На ней, кажется, было фиолетовое пальто с черным меховым воротником. На пальцах много колец, браслеты и все такое.

— Молодая или старая?

— Довольно старая, я бы сказал. Старше, чем я. А мне уже тридцать девять.

— И она стреляла?

— Думаю, да. Хотя велела мне отвечать, если кто спросит, что мистер Роу застрелился.

— Вы легко поддаетесь убеждению, не так ли, Донни? А это очень опасно в нашем мире, где люди используют других людей в своих собственных целях.

— Я не понял вас, сэр. Повторите, пожалуйста. — Он смотрел на меня своими голубыми глазами, моргая и улыбаясь.

— Ладно, забудем об этом, — сказал я и ушел.

* * *

В нескольких сотнях ярдов от дома Донни я увидел патрульную машину с двумя полицейскими в форме, ехавшую мне навстречу. Донни ждали неприятности. Я выбросил его из головы и поехал в сторону Палм-Спрингс.

Палм-Спрингс — небольшой городок, но довольно шикарный. Девушки здесь все красавицы. Главная улица напоминала Голливуд, неизвестно как перенесенный сюда через пустыню какой-то сверхъестественной силой и замаскированный под Дикий Запад, что, естественно, никого не могло обмануть. Даже меня.

Я нашел магазин женского белья Гретхен в выглядевшем дорогим торговом центре, размещенном на площадке. Посреди бил небольшой фонтан, несколько охлаждая воздух. Был конец марта, курортный сезон заканчивался. Большинство магазинов, в том числе и тот, который был мне нужен, практически пустовали.

Это был маленький магазинчик, пропахший дорогими духами покупательниц. Из укромного уголка в глубине появилась хозяйка, дама с крашенными хной волосами, танцующей походкой. Она заспешила ко мне.

— Вы хотите купить подарок, сэр? — спросила она весело.

Несмотря на ярко накрашенное лицо, похожее на маску, было видно, что это уже немолодая, уставшая женщина, вынужденная работать и субботними вечерами, тогда как другие наслаждались, пили коктейли у овальных бассейнов за высокими стенами, через которые ей так и не удалось перелезть.

— Не совсем так, — ответил я. — Вернее, совсем не так. Прошлой ночью со мной произошла странная вещь, и я хочу рассказать вам об, этом. Но это довольно запутанная история.

Она внимательно на меня посмотрела и решила, что я тоже работаю, чтобы иметь деньги на жизнь. Фальшивая улыбка на ее лице уступила место другой улыбке, более искренней.

— По вашему виду не скажешь, что эта ночь была для вас легкой. И вам следовало бы побриться, — сказала она просто.

— Я повстречался с девушкой, — начал я. — Вернее, это была скорее взрослая женщина, фигуристая блондинка. Я буду с вами вполне откровенен. Мы познакомились на пляже в лагуне.

— Я бы не вынесла лжи, парень. Так в чем же загвоздка?

— Не торопитесь. Вы испортите мой рассказ. Так вот, мы встретились с ней на берегу теплого летнего моря при заходе солнца и поняли, что созданы друг для друга.

— Не знаю, о каком теплом море вы говорите. Когда я в нем купаюсь, вода мне кажется ледяной.

— Прошлой ночью вода была теплой. Мы плавали при свете луны, прекрасно проводили время и все такое прочее. А потом она ушла. И только после этого я понял, что могу никогда больше не увидеть ее. Я не спросил у нее номера телефона. Я даже не знаю ее фамилии.

— Замужняя женщина, наверное. Вы считаете, что у меня здесь клуб одиноких сердец? — Ей все еще было интересно, что же последует дальше, хотя она, конечно же, не верила тому, что я ей говорил. — Ну и что же? Она назвала в разговоре мое имя? А как ее звали?

— Ферн.

— Редкое имя. Вы говорите, что это была крупная блондинка?

— Но очень пропорционально сложенная, — добавил я. — Если бы у меня было классическое образование, я бы сказал, что она похожа на Юнону.

— Вы смеетесь надо мной, ведь так?

— Немножко.

— Так я и думала. Я даже люблю, когда со мной шутят. А что она говорила обо мне?

— Только хорошее. Дело в том, что я ей сделал комплимент по поводу ее... как бы это сказать, нижнего белья.

— Понятно. — Она уже давно забыла, как люди краснеют.

— Прошлой осенью у меня была клиентка по имени Ферн. Ферн Ди. Она работала в клубе Джошуа. Но ее внешность не соответствует вашему описанию. Это была брюнетка среднего роста и средней упитанности. Довольно молодая. Я запомнила ее имя, потому что она попросила, чтобы на всех вещах, которые она у меня покупала, было вышито это имя — Ферн. Довольно странная идея, не правда ли? Но желание клиента для меня — закон...

— А она все еще в городе?

— Я не видела ее вот уже несколько месяцев. Но ведь это не та женщина, которую вы ищете? Или та?

— А когда вы ее в последний раз видели?

— Прошлой осенью, в самый разгар бархатного сезона. Она была у меня в магазине всего один раз, но приобрела здесь очень много вещей: чулки, ночные рубашки, нижнее белье. И я, помню, подумала тогда: эта девица, наверное, выиграла большую сумму денег.

— С тех пор она могла поправиться и выкраситься в блондинку. С женщинами иногда происходят странные вещи.

— Не говорите, — сказала она. — А сколько лет было этой вашей знакомой?

— Я бы сказал, около сорока. Немного меньше или больше.

— Тогда это не она. Девушка, которую я имею в виду, молодая. Ей не больше двадцати пяти. А я всегда точно определяю возраст женщин. Видела их немало и всяких возрастов — от студенточек до старых ведьм.

— Не спорю с вами.

Она внимательно смотрела на меня. Под глазами у нее были синяки, не то от усталости, не то от краски.

— Вы полицейский?

— Был полицейским.

— Хотите со мной поделиться своими заботами?

— Как-нибудь в другой раз. А где этот клуб Джошуа?

— Он еще закрыт.

— Я все-таки попытаюсь туда попасть.

Она пожала своими худенькими плечиками и дала мне адрес клуба. Я поблагодарил ее.

* * *

Клуб размещался в ничем не примечательном одноэтажном здании в полквартале от главной улицы. Обитая кожей дверь открылась, когда я толкнул ее. Пройдя через вестибюль с куполообразным потолком, обставленный кадками с банановыми пальмами и напоминавший джунгли, я очутился в большой комнате, стены которой были украшены обоями с видом пустыни. За стойкой бара из ротангового дерева под пологом в виде рыболовной сети бармен, по виду мексиканец, протирал несвежим полотенцем бокалы. Он даже не поднял головы.

На сцене за наваленными в кучу стульями молодой парень в белой рубашке играл на пианино. Его пальцы бегали по клавишам, догоняя свою тень, то кругами, то прыжками, но так и не могли ее догнать. Я немного постоял рядом с ним, слушая музыку. Он поднял голову и посмотрел на меня, все еще бренча левой рукой по басам.

— Прекрасный инструмент, — сказал я.

— Согласен с вами. — Его левая рука еще трижды ударила по одним и тем же клавишам и опустилась вниз. — Кого-нибудь ищете, дружище?

— Я ищу Ферн Ди. Она приглашала меня зайти, когда будет время.

— Вам не повезло. Пустой номер. Она ушла отсюда в конце прошлого года. Была ничего себе соловушкой, но не профессионалка. Голос был, но она не владела им. Пой, пташечка, пой...

— А куда она подалась?

Он улыбнулся, как улыбаются трупы в руках умелого гробовщика.

— Я слышал, наш босс уволил ее, чтобы она могла жить личной жизнью. Она живет теперь у него. Вот что я слышал. Но я не общаюсь с такими высокопоставленными людьми, поэтому точно не могу вам ничего сказать. А для вас это важно?

— В каком-то смысле да. Но ведь она совершеннолетняя. Ей больше двадцати одного.

— Совсем немногим больше. На пару лет.

Глаза его потемнели, и тонкие губы скривились.

— Жаль, что это произошло с такой девчонкой, как Ферн. Не говорю, что скучаю по ней...

Я прервал его разглагольствования.

— А кто этот босс, который, вы говорите, живет с Ферн?

— Ангел. Кто же еще?

— А в каком раю живет этот Ангел?

— Вы, должно быть, не местный? Недавно здесь? — Его глаза уставились вдруг куда-то поверх моей головы, рот его открылся и тут же закрылся.

Кто-то позади меня сказал тенором:

— Вы что-то хотели спросить, дружище?

Пианист вернулся к своему инструменту, как будто бы этот неприятный тенор стер меня с лица земли, уничтожил. Я повернулся. В дверях, заставленных барабанами, стоял кудрявый брюнет лет тридцати, с тяжелым подбородком синеватого цвета. Он был почти копией мертвеца, которого я нашел в «кадиллаке». Это сходство меня так поразило, что я вздрогнул. Я вздрогнул еще раз, когда увидел в его руке тяжелый черный пистолет.

Он обошел барабаны и подошел ко мне. Под твидовым пиджаком плечи его выглядели огромными, а пистолет он держал как дорогой подарок. Пианист стал играть похоронный марш в быстром темпе. Остроумный парень.

Двойник мертвеца целился в меня одновременно своим подбородком и пистолетом.

— Заходите, если вы не полицейский. Но вначале предъявите свои документы.

— Я частный детектив.

— Тогда заходите.

Дуло автоматического пистолета уперлось в мое солнечное сплетение. Повинуясь, я прошел мимо барабанов и пюпитров в узкую дверь. Дуло пистолета упиралось теперь мне в спину, подталкивая по узкому темному коридору. Мы очутились в маленькой квадратной комнатке с железным письменным столом, сейфом и шкафом для документов. Окон в комнате не было. Она освещалась люминесцентной лампой. При ее свете лицо человека с пистолетом казалось совсем голубым. Я подумал, что мог ошибиться: да, тот человек в «кадиллаке» не умер, это просто показалось из-за жары, растопившей мои мозги.

— Я здесь управляющий, — сказал он, стоя от меня так близко, что я слышал запах, исходивший от его чем-то смазанных черных волос. — Вас интересует кто-то из сотрудников клуба? Можете задавать вопросы мне.

— А вы ответите?

— Попытайтесь узнать.

— Фамилия моя Арчер. Я частный детектив.

— На кого вы работаете?

— Это вам неинтересно.

— Нет, интересно. И даже очень. — Пистолет подпрыгнул у него в руке и уперся дулом мне в живот. — Так на кого же вы работаете?

Я был зол, и меня тошнило. Я глотнул, оценивая свои шансы, дабы выбить у него из рук пистолет и справиться с ним голыми руками. Шансы были незначительны. Он был крупнее меня, а пистолет держал так, будто он прирос к его руке. «Ты слишком часто ходишь в кино», — сказал я себе, а ему ответил:

— На хозяина мотеля на побережье. В одном из его номеров вчера ночью был застрелен человек. Так случилось, что я приехал туда на несколько минут позже. Старик нанял меня, чтобы я разобрался, в чем там дело.

— А кого застрелили?

— Возможно, вашего брата. Он очень похож на вас. У вас есть брат?

Лицо его побелело. Забыв на миг о пистолете, он уставился мне в лицо. Рука с пистолетом невольно опустилась, дуло смотрело теперь в пол. Я выбил у него оружие и одновременно ударил его левой в челюсть. Бабахнул выстрел, мне обожгло лицо. Пуля угодила в стену. Я ударил его правой по затылку.

Он упал, но не потерял сознания, стал шарить рукой по полу, нашел пистолет и схватил его. Я ударил его ногой по руке, но пистолета он не выпустил. Тогда я стукнул его по затылку. Он выдержал мой удар, поднялся на ноги с пистолетом в руке, покачивая головой, как китайский болванчик.

— Руки вверх, — сказал он тихо. Подобные люди в ярости начинают говорить тихим нежным голосом. У него были блестящие, ничего не выражающие глаза, глаза убийцы.

— Мой брат Барт... Он... мертв?

— Мертв. Ему выстрелили в живот.

— А кто в него стрелял?

— Вот в этом-то весь вопрос.

— Кто стрелял в него? — повторил он свой вопрос тихим голосом. Лицо его перекосилось от гнева. Дуло пистолета смотрело своей черной глазницей мне в живот. — То же самое может случиться и с тобой, приятель.

— С ним была женщина. Она убежала, когда это случилось.

— Вы назвали Элфи, пианисту, ее имя, я слышал. Это была Ферн?

— Вполне возможно.

— Вы не уверены, раз говорите так?

— Она была с ним в комнате. Если бы вы могли описать, как она выглядит...

Его жесткие карие глаза смотрели на что-то за моей спиной.

— Зачем ее описывать? Позади вас, на стене, висит ее фотография.

На стене ничего не было. Он глубоко вздохнул и пошел на меня. Я попытался уклониться, но не удалось. Он ударил меня рукояткой пистолета по голове. Я стукнулся о стену и стал опускаться вниз. В глазах потемнело, и я потерял сознание.

Потом я стал различать цвета и очертания предметов, услышал голоса. Хриплый тенор говорил:

— Я думаю, дело было так. Варио сказал нам правду. Барт нашел ее в Акапулько и вез домой. Она уговорила его остановиться в мотеле на ночь. Она всегда нравилась Барту.

— Я не знал этого, — заметил кто-то сухим старческим голосом. — Это интересная для меня новость. Барт и Ферн. Ты должен был сказать мне об этом раньше. Я не послал бы его за ней, и ничего бы не произошло. Ведь так, Джино?

Я все еще окончательно не пришел в себя, мозг был в отключке, и я не мог понять, кому принадлежат эти голоса и о чем они говорят. Но ума хватило, чтобы не открывать глаз и продолжать слушать. Я лежал спиной на чем-то твердом, и голоса раздавались где-то вверху надо мной.

Тенор сказал:

— Вы не можете во всем винить Бартоломео. Это она виновата, эта грязная лживая сучка.

— Успокойся, Джино. Я никого не обвиняю. Но хочу ее вернуть. Теперь особенно. Ведь я прав?

— Я убью ее, — сказал тенор мягко, почти мечтательно.

— Возможно. Но теперь, может быть, такой необходимости не будет. Мне не нравятся бессмысленные убийства.

— С каких это пор. Ангел?

— Не прерывай меня, это невежливо. Я научился отличать главное от второстепенного. Что сейчас для нас главное? Почему мы хотели вернуть ее? Я скажу тебе. Потому что я хотел заткнуть ей рот. Власти знали, что она ушла от меня. Они хотели, чтобы она сообщила им о моих доходах. Поэтому мы решили найти ее и заткнуть ей рот. Я прав?

— Я знаю, как заткнуть ей рот, — спокойно сказал молодой голос.

— Вначале испробуем мой план, он лучше. Когда стареешь, то начинаешь понимать, что к чему, и не тратишь времени попусту. Она застрелила твоего брата, ведь так? Теперь мы знаем, как заставить ее молчать. Она может получить за это от пяти до десяти лет тюрьмы. И я считаю, что нам достаточно сказать ей об этом. Но прежде мы должны найти ее.

— Я найду ее. Барт смог ее найти без труда.

— Но ему помог Варио, ведь так? Думаю, Джино, тебе не стоит этим заниматься. Ты слишком импульсивный, как и твой брат. Я хочу видеть ее живой. Мы поговорим с ней и тогда решим, что делать дальше.

— Ты стал слишком сентиментальным на старости лет, Ангел.

— Так считаешь? — Послышался звук слабого шлепка или удара. — Я убил немало людей. На это были причины. Так что, думаю, ты должен взять свои слова обратно.

— Беру обратно.

— И называй меня мистер Фанк. Если я старик, то ты должен уважать мои седины. Называй меня мистер Фанк.

— Мистер Фанк.

— Прекрасно. Этот твой друг, он знает, где сейчас находится Ферн?

— Не думаю.

— Ты забыл сказать: мистер Фанк.

— Мистер Фанк, — прорычал Джино.

— Кажется, он приходит в себя. Его веки дрожат.

Кто-то ткнул меня мыском ботинка в бок. Кто-то стал хлопать меня по щекам. Я открыл глаза и сел. Мой затылок трещал, как мотор, работающий вместе бензина на боли. Джино выпрямился и встал рядом со мной.

— Поднимайся.

Шатаясь, я поднялся на ноги. Мы находились в комнате с каменными стенами и высоким потолком. Здесь стоял черный дубовый стол и стулья старинного образца. Комната и мебель, казалось, были построены для богатырей.

Человек, стоявший рядом с Джино, был маленьким уставшим старичком. Он мог быть разорившимся бакалейщиком или бывшим барменом, приехавшим в Калифорнию, чтобы поправить свое здоровье. Здоровье у него было плохое, это бесспорно. Даже в этой душной комнате он ежился от холода или лихорадки, лицо его было желтым. Он подошел ко мне поближе. Ноги его в синих мятых брюках, вытянутых на коленках, шаркали по полу. Высохшую грудь плотно облегал толстый синий свитер. Он, по меньшей мере, дня два не брился, и подбородок его напоминал серый, изъеденный молью плед.

— Джино сказал мне, что вы расследуете убийство. — Он говорил с легким среднеевропейским акцентом, но с каким, трудно было сказать. Казалось, он сам забыл, на каком языке говорил раньше. — Где это произошло?

— Не думаю, что могу ответить на ваш вопрос. Завтра вы сможете прочесть об этом в газетах, если это вас так интересует.

— Не могу ждать. Мне нужно это знать сейчас. Вам известно, где находится Ферн?

— Я не приехал бы сюда, если бы знал, где она.

— Но вы знаете, где она была прошлой ночью?

— Я в этом не уверен.

— Но все же расскажите мне, что вам известно.

— Не собираюсь.

— Он не собирается, — сказал старик, обращаясь к Джино.

— Думаю, лучше выпустите меня отсюда. Похищение — тяжелое преступление. Вы же не хотите провести остаток своей жизни в тюрьме.

Он улыбнулся мне снисходительной улыбкой, которая была страшнее, чем гнев. Его глаза напоминали тонкие ножевые раны, заполненные кровью, наполовину смешанной с водой. Неторопливо прошаркав к дубовому столу, он нажал носком ботинка на кнопку под ковром. В комнату вошли два парня в синих костюмах и быстро направились ко мне. Это были те самые богатыри, для которых построена эта комната и мебель.

Джино зашел сзади и попытался завернуть мне руки за спину. Я повернулся и ударил его кулаком в скулу. В ответ он сильно стукнул меня в живот, и что-то тяжелое, вроде бампера грузовика, ударило меня сзади по почкам. Ноги мои подкашивались, но я повернулся и локтем задел чей-то подбородок. В голове у меня звенело, но я все же услышал, как Ангел спрашивал меня вежливо:

— Так где же была Ферн прошлой ночью?

Я не ответил.

Ребята в синих костюмах держали меня за руки, а Джино бил по голове, как боксер по груше. Я пытался уклоняться то вправо, то влево, в зависимости от того, какой рукой он наносил удары, но удары сыпались все быстрее и быстрее, а я уклонялся все медленнее и медленнее. Лицо его стало расплываться и куда-то исчезло. Временами Ангел продолжал вежливо допытываться, намерен ли я ему помочь. В перерывах между ударами я спрашивал себя, почему я молчу и кого защищаю. Возможно, я молчал потому, что не хотел уступать насилию. Не люблю насилия. Но мое Я начало растворяться и исчезать, как и лицо Джино.

Я решил сконцентрироваться на ненависти к этому лицу. Какое-то время ясно его видел — глупое лицо с квадратным подбородком, брови срослись на переносице, близко посаженные глаза, горящие черным огнем. Он продолжал молотить меня кулаками.

Наконец Ангел положил свою костлявую руку ему на плечо и кивнул ребятам, которые меня держали. Они посадили меня на стул. Стул с помощью невидимой проволоки был привязан к потолку и постоянно раскачивался. Он раскачивался все сильнее и сильнее. Наконец, промчавшись через пустыню в сторону еле заметного горизонта, исчез совсем.

Я пришел в себя и выругался. Джино опять стоял рядом, держа в руках пустой стакан. Лицо мое было совершенно мокрым. Ангел, стоявший рядом с ним, сказал теперь уже раздраженным голосом:

— Да, вы умеете молчать. Но зачем вам это? Хочу узнать всего одну вещь, ничего не значащую. Моя подруга, моя девушка покинула меня, убежала. Я хочу знать, где она сейчас. Хочу вернуть ее.

— Вы неправильно действуете.

Джино нагнулся ко мне и засмеялся. Он грохнул стакан о ручку стула, на котором я сидел, и поднес острый осколок к моим глазам. Я очень испугался. Кровь застыла в жилах. Глаза для меня были все. Если ослепну — это конец. Я закрыл глаза, чтобы не видеть это ужасное стекло.

— Нет, Джино, — сказал ему старик. — Я знаю лучший способ...

Они отошли к столу и стали о чем-то тихо советоваться. Потом Джино вышел из комнаты, а старик остался. Он подошел ко мне. Его штурмовики стояли от него по обе стороны, глядя на него с восхищением и ужасом.

— Как вас зовут, молодой человек?

Я сказал ему. Губы мои вздулись, язык запекся в крови.

— Мне нравятся такие смелые ребята, мистер Арчер. Вы сказали, что вы детектив. Разыскиваете людей и получаете за это деньги на жизнь. Ведь так?

— У меня уже есть клиент.

— А теперь будет другой. Кем бы он ни был, я в состоянии его купить и снова продать. Поверьте мне. Пятьдесят раз подряд.

Он потер свои тонкие синие руки. Они были такими сухими, что казалось, будто деревяшка трется о деревяшку.

— Наркотики? — спросил я. — Вы торгуете героином? Я слышал о вас.

Его водянистые глаза покрылись пленкой, как у птицы.

— Не задавайте глупых вопросов, а то я перестану вас уважать.

— Это разобьет мне сердце.

— Может быть, это облегчит ваши страдания? — Он достал из кармана старый, потертый бумажник, вынул смятый банкнот и бросил его мне на колени. Это была пятисотдолларовая бумажка. — Моя девушка, которую вы найдете, очень молода и глупа. Ей нельзя верить. Но это неважно. Найдите ее, приведите сюда, и я заплачу вам еще пятьсот долларов. Возьмите деньги.

— Возьмите деньги, — повторил один из его охранников.

— Мистер Фанк сказал, чтобы вы взяли деньги.

Я взял деньги.

— Вы напрасно тратитесь. Я даже не знаю, как она выглядит. Я ничего о ней не знаю.

— Джино сейчас принесет ее фотографию. Он встретился с ней прошлой осенью в студии звукозаписи в Голливуде, где Элфи записывал свою музыку. Он послушал ее и предложил работу в клубе. Скорее из-за внешности, чем из-за голоса. Пела она плохо, но внешность у нее замечательная. Невысокая, но фигура прекрасная. Брюнетка, светло-карие глаза. Я нашел способ, как ее использовать. — Глаза его загорелись, но тут же потухли.

— Вы ничего не упускаете.

— Это верно. Ничто не должно пропадать зря. Думаю, что если бы я не стал тем, кем стал, то мог быть хорошим экономистом. Все должно приносить пользу. — Он замолчал, задумался. Его стареющий мозг начал ему отказывать. Потом он собрался с мыслями и продолжал: — Она побыла здесь месяца два и убежала. Глупая девчонка. На прошлой неделе я узнал, что она находится в Акапулько и что федеральный суд намерен использовать ее в качестве свидетеля по моему делу. У меня неприятности с налогами, мистер Арчер. Всю жизнь у меня были неприятности с налогами. Считали, что я от них уклоняюсь. К несчастью, Ферн помогала мне с бухгалтерией. Она может сильно повредить мне. Поэтому я послал Барта в Мексику, чтобы он привез ее сюда. Но я не желал ей ничего плохого. И даже сейчас не желаю ей ничего плохого и не обижу ее. Просто хочу с ней поговорить, объяснить, что к чему. Вот и все. А то, что она застрелила моего друга Барта, сослужит свою службу. Кстати, где это произошло?

Все эти его разглагольствования были просто длинной леской, на конце которой был крючок — вопрос, который он мне задал. И пытался поймать меня на этот крючок.

— В Сан-Диего, — сказал я. — Рядом с аэродромом, в мотеле «Мишн».

Возвратился Джино с фотографией в серебряной рамке. Он протянул фото Ангелу, а тот передал ее мне.

Он по-отцовски улыбнулся мне:

— Вот теперь вы действуете правильно.

Снимок был сделан в студии — вероятно, для рекламы. На черном бархатном диване на фоне искусственного ночного неба в прозрачном пеньюаре полулежала молодая женщина. Одна нога вытянута, другая согнута в колене. Ретушь подчеркивала ее фигуру и хорошенькое личико. Несмотря на то, что лицо было сильно накрашено — рот удлинен, полузакрытые глаза обведены черной тушью, — я узнал в ней Эллу Саланду. Внизу в правом углу на фотографии было написано: «Моему Ангелу с любовью, Ферн».

Меня затошнило, и стало даже хуже, чем после ударов Джино. Ангел дышал мне в лицо:

— Ферн Ди — ее сценический псевдоним. Я так и не смог узнать ее настоящее имя и фамилию. Она мне как-то сказала, что, если бы ее семья узнала, где она находится, они бы умерли от стыда. — Он сухо крякнул: — Она же не захочет, чтобы они узнали, что она убила человека.

Я отодвинулся от него — из его дряблого рта исходил тошнотворный запах — и собрался уходить. Охранники пошли меня проводить. Джино тоже хотел было доследовать за мной, но Ангел остановил его.

— Не ждите моих дальнейших распоряжений! — крикнул мне вслед старик. — Сообщайте мне обо всем.

* * *

Дом, в котором я находился, стоял на границе с пустыней. Он был огромен и украшен башнями, что делало его похожим на испанский замок. Последние лучи солнца окрасили его стены фиолетовым цветом. От башен падали длинные тени. Дом был окружен стеной высотой в десять футов, над которой в три ряда натянута колючая проволока.

Палм-Спрингс казался издалека грудой белых камней, сквозь которые кое-где проглядывал свет. Туманное красное солнце пробивалось сквозь холмы, напоминая огонь тлеющей сигары. В город меня привез человек в замшевой куртке, сбоку она топорщилась от пистолета. Солнце зашло, и город, как пепел от сигары, окутала темнота, а небо напоминало ее серо-синий дым.

Когда же я подъехал к Изумрудной бухте, небо стало сине-черным, испещренным мириадами звезд. По дороге я заметил, что за мной от Палм-Спрингс следовал черный «кадиллак». Где-то в кривых переулках Пасадены мне удалось от него удрать, как мне казалось, навсегда.

Неоновый мексиканец мирно спал под звездами. Надпись под ним гласила, что свободных номеров нет. Ярко горели лампы в окнах оштукатуренных домов мотеля. Открытая дверь в контору была затянута сеткой от москитов. Четырехугольный световой квадрат освещенной двери отражался, как в зеркале, на дорожке, посыпанной гравием. Я наступил на него и похолодел.

За стойкой в конторе сидела женщина и жадно листала какой-то журнал. У нее были массивные плечи и грудь. Волосы ее были выкрашены под блондинку и уложены косами на затылке. Пальцы украшены кольцами. На толстой белой шее висела тройная нитка жемчуга. Это была женщина, которую описал мне Донни.

— Вы кто? — спросил я.

Она подняла на меня глаза и криво улыбнулась.

— В вежливости вам не откажешь.

— Извините, но мне показалось, что мы с вами где-то встречались.

— Вы ошиблись, — она холодно на меня посмотрела. — Что с вашим лицом?

— Мне сделали пластическую операцию, но врач оказался любителем.

Она осуждающе хмыкнула:

— Если вы хотите снять номер, то у нас свободных номеров нет. А если бы и были, не думаю, что я захотела бы вас поселить здесь даже на одну ночь. Посмотрите, на что похожа ваша одежда.

— Понятно. А где мистер Саланда?

— А вам что за дело?

— Он хотел меня видеть. Я на него работаю.

— В чем заключается ваша работа?

Я передразнил ее:

— А вам что за дело? — Я был взбешен. Под мощным телом скрывалось ее истинное ничтожное существо, жесткое и твердое, как рашпиль.

— Прикуси язык, парень. — Она встала со стула. Ее тень позади оказалась огромной. Журнал упал и закрылся. Он назывался «Откровения молодежи». — Я миссис Саланда. Вы кто, рабочий?

— Что-то вроде этого. Собираю мусор, интеллектуальный мусор. Мне кажется, могу и вам быть полезен.

Она поняла, что я имел в виду.

— Вы ошибаетесь. И не думаю, что мой муж нанял вас. Это респектабельный мотель.

— Конечно. Вы мать Эллы?

— Нет. Эта маленькая мерзавка — не моя дочь.

— Значит, вы ее мачеха?

— Не лезьте в чужие дела и убирайтесь отсюда. Знайте, что сегодня здесь полно полиции, и вам не удастся никого одурачить, если собираетесь это сделать.

— А где сейчас Элла?

— Не знаю и не хочу знать. Шляется где-нибудь. Это все, что она умеет делать. За последние шесть месяцев она была дома всего один день. Великолепно для незамужней девушки! — Ее полное лицо выражало возмущение и ненависть к падчерице. И она продолжала, забыв, что я ее слушаю: — Я сказала ее отцу, что он старый идиот, раз принял ее обратно. Откуда он знает, что она задумала? Пусть идет своей дорогой и делает все, что хочет. Пусть сама позаботится о себе.

— Ты так сказала мне, Мейбл? — Саланда беззвучно открыл заднюю дверь и вошел в комнату. Рядом со своей пышной женой он казался карликом. — А я говорю, что, если бы не ты, моя дорогая, Элла не ушла бы из дома.

Взбешенная, она повернулась к нему. А он встал на цыпочки, весь вытянулся и щелкнул пальцами у нее под носом.

— Иди в дом. Ты не женщина и не мать. Ты неизвестно кто.

— Слава Богу, что я не ее мать.

— Слава Богу! — повторил он, грозя ей кулаком.

Она быстро удалилась, как шхуна под парусами, заметившая канонерку. Дверь за ней закрылась. Саланда повернулся ко мне.

— Извините, мистер Арчер. У нас с женой кое-какие разногласия. Мне стыдно в этом признаться, но я был дураком, женившись на ней. Я получил много тела, но потерял дочь. Старый дурак, — сказал он, грустно качая головой. — Я женился на ней потому, что секс всегда был моей слабостью. Это у нас в роду. Какая-то нездоровая любовь к полным и глупым блондинкам. — Он широко развел руками.

— Ладно, забудьте об этом.

— Если бы мог. — Он подошел ко мне поближе и стал рассматривать мое лицо. — Мистер Арчер, вы ранены? У вас кровь на подбородке, разбита губа.

— Я немного подрался.

— Из-за меня?

— Из-за себя. Но, думаю, пришло время, чтобы вы все мне рассказали.

— Все рассказал?

— Да, рассказали правду. Вы знаете, в кого стреляли прошлой ночью, кто стрелял и почему.

Он осторожно дотронулся до моей руки:

— У меня всего одна дочь. И я обязан защищать ее любыми средствами.

— Защищать от чего?

— От позора, от полиции. — Он сделал широкий жест рукой, как бы показывая, какие несчастья подстерегают людей. — Я человек чести, мистер Арчер. Но личная честь для меня выше общественной. Человек похитил мою дочь. Она привезла его сюда в надежде, что ее могут спасти. Это была ее последняя надежда.

— Думаю, вы правы. Но вы должны были рассказать мне об этом раньше.

— Я был испуган, расстроен. Не знал, как вы поступите. Полиция могла приехать в любую минуту.

— Но вы имели право застрелить его. Вы даже не совершили преступления. Преступником был он.

— Я тогда не знал этого. Только постепенно стал понимать, что случилось. Боялся, что Элла в чем-то замешана, что он ее любовник. — Его черные невыразительные глаза вопросительно смотрели на меня. — Но я не стрелял в него, мистер Арчер. Меня даже не было в это время в номере. Я же говорил вам это сегодня утром. И вы должны мне верить.

— А миссис Саланда была дома?

— Нет, сэр, ее не было. Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Донни описал мне женщину, которая приехала вместе с убитым. Его описания точно совпадают с внешностью миссис Саланды.

— Донни соврал. Я сказал ему, чтобы он придумал внешность женщины, вот он и наговорил вам. Возможно, воображение у него не очень хорошо развито.

— А вы можете доказать, что она была с вами?

— Конечно, могу. Мы заказали билеты в театр заранее. Те, кто сидели рядом с нами, могут засвидетельствовать, что места не были пусты. Мы с миссис Саландой довольно заметная пара, — он криво улыбнулся.

— Значит, его убила Элла?

Он не сказал ни «да», ни «нет».

— Я надеялся, что вы на нашей стороне, на моей и на стороне Эллы. Я ошибался?

— Мне необходимо поговорить с ней, прежде чем решить это. Где она?

— Не знаю, мистер Арчер. Честно. Она ушла куда-то после обеда. После того, как полицейский допросил ее. Они отнеслись к нам с подозрением, но нам удалось их убедить, рассеять их подозрения. Они не знают, что она только-только вернулась домой, что жила другой жизнью. Я ничего не сказал им об этом. Мейбл хотела им сказать, но я не дал ей такой возможности, — он сжал зубы.

— А как вел себя Донни?

— Они отвезли его для допроса в полицейский участок. Он не сказал им о нас ничего плохого. Донни может показаться очень глупым, если захочет. Все считают его дураком, но это не так. Донни уже много лет с нами. Он очень привязан к моей дочери. Сегодня я его уволил.

— Вы должны были бы послушаться моего совета и все рассказать полиции, всю правду, — сказал я. — Вам ничего бы не было. Убитый был гангстером. И он похитил вашу дочь; Она была свидетелем в деле против его босса.

— Дочь рассказала мне об этом. И я рад, что это правда. Она не всегда рассказывает мне правду. Она была грудным ребенком. Ее очень тяжело было воспитывать без матери, которая могла бы служить для нее примером. Где она была эти последние полгода, мистер Арчер?

— Она пела в ночном клубе в Палм-Спрингс. А ее хозяин занимается рэкетом.

— Рэкетом? — Он повел носом, как будто почуял запах гнили.

— Где она была, не так уж важно по сравнению с тем, где она находится сейчас. Этот ее хозяин все еще ищет ее. Он нанял меня, чтобы я отыскал ее и привел к нему.

Саланда посмотрел на меня со страхом и отвращением, как будто этот отвратительный запах исходил от меня.

— И вы согласились на него работать?

— Это был единственный способ остаться в живых. Но я не работаю на него, если вы это имели в виду.

— Вы хотите, чтобы я вам поверил?

— Просто говорю вам: Элла в опасности. Нам всем угрожает опасность. — Я ничего не рассказал ему о втором черном «кадиллаке», в котором Джино рыскал в это время по ночным улицам с заряженным пистолетом под мышкой и с сердцем, полным мести.

— Моя дочь знает, что ей грозит опасность, — сказал он.

— Она предупредила меня об этом.

— Она должна была сказать, куда отправилась.

— Не сказала. Но она может быть сейчас в домике на пляже, где живет Донни. Я поеду туда с вами.

— Нет. Вы оставайтесь здесь и заприте все двери. Если увидите каких-нибудь неизвестных вам людей на улице возле мотеля, сразу же звоните в полицию.

Когда я вышел, он запер за мной дверь на засов.

* * *

Желтый свет фонарей отражался на асфальте шоссе. Потоки машин тянулись к северу и югу. На востоке, где было море, звезды освещали черную пустоту. Бунгало Донни белело на полоске песка у края этой пустоты примерно в миле от мотеля.

Второй раз за день я постучал в растрескавшуюся дверь кухни. Там горел свет, он проникал сквозь дверные щели.

— Кто там? — тихо спросил Донни, голос его дрожал от страха.

— Вы меня знаете, Донни.

Дверь заскрипела. Он глупо посмотрел на меня и показал рукой, что я могу войти. Он был очень бледен и сильно чем-то взволнован. Глаза опухшие, как будто он долго плакал. Сейчас Донни еще сильнее напоминал стареющего мальчика, который, несмотря на все жизненные перипетии, так и не смог стать мужчиной.

— У вас кто-нибудь есть?

Из комнаты послышался какой-то шорох. Это был ответ на мой вопрос. Я отодвинул Донни в сторону и открыл дверь. Элла Саланда стояла, нагнувшись над пустым чемоданом, лежавшим на узкой кровати. Увидев меня, девушка резко выпрямилась. Рот ее был сжат, глаза широко открыты. В руке ее при свете голой лампы на потолке слабо поблескивал пистолет 38-го калибра.

— Я ухожу отсюда, и вам меня не остановить, — сказала она.

— Не уверен, что буду вас останавливать. Куда же вы собрались, Ферн?

За моей спиной раздался печальный голос Донни:

— Она уходит от меня, хотя обещала, что останется здесь со мной, если я сделаю то, о чем она меня просила. Она обещала, что будет моей девушкой...

— Замолчи, дурак! — отрезала она.

Донни сжался, будто его ударили хлыстом по спине.

— Что она просила вас сделать, Донни? Что вы сделали для нее?

— Когда она приехала прошлой ночью в мотель с этим парнем из Детройта, то подала мне знак, чтобы я сделал вид, будто не знаю ее. Потом оставила мне записку, которую написала помадой на бумажном полотенце. Она все еще у меня. Я спрятал ее на кухне.

— И что же она написала? — спросил я.

Донни спрятался за мою спину, не сводя испуганного взгляда с пистолета, который девушка держала в руке, но еще больше боясь ее гнева. Она сквозь зубы процедила:

— Не сходи с ума, Донни. Он ничего не знает. Абсолютно ничего. Он ничего не может для нас сделать.

— Мне плевать, что будет со мной или с кем бы то ни было, — он очень нервничал и косноязычил. — Ты... ты бросаешь меня, не хочешь выполнить своего обещания. Я всегда знал, что этого не может быть. Это было бы слишком большое счастье. А сейчас мне на все плевать...

— А мне нет, — сказала она. — Мне не наплевать, что со мной будет. — Она посмотрела на меня, твердо держа пистолет.

— Я не останусь здесь и застрелю вас обоих, если будет нужно.

— Это совсем не нужно. Опустите пистолет, Ферн. Это пистолет Бартоломео, ведь так? Я нашел к нему патроны в его машине.

— Откуда вы все это знаете?

— Я разговаривал с Ангелом.

— Он здесь? — она запаниковала.

— Нет, я приехал один.

— Тогда лучше убирайтесь, пока еще можете это сделать! — грубо бросила она. — Иначе вас вынесут вперед ногами.

— Я остаюсь. Кто-то должен вас защитить, хотите вы этого или нет. И мне нужна информация. Донни, отправляйтесь на кухню и принесите записку.

— Не делай этого, Донни. Предупреждаю тебя.

Его ноги в тапочках нерешительно зашуршали по полу.

Я начал приближаться к девушке, продолжая спокойно с ней разговаривать:

— Вы уговорили Донни убить человека, но вам нечего бояться. Этот человек заслужил, чтобы его убили. Расскажите всю правду полиции, и я уверен, они даже не задержат вас. Вы даже можете стать знаменитой. Власти хотят, чтобы вы выступили свидетелем на суде по делу об уклонении от налогов.

— Что это еще за дело?

— Ангела обвиняют в уклонении от уплаты налогов. Вероятно, это единственное, в чем они могут его обвинить. Вы можете сделать так, что он проведет в тюрьме остаток своей жизни, как Аль Капоне. Вы станете героиней, Ферн.

— Не называйте меня Ферн. Ненавижу это имя. — На глазах у нее вдруг появились слезы. — Ненавижу все, что связано с этим именем. Ненавижу себя.

— Вы еще больше будете себя ненавидеть, если не опустите этот пистолет. Убьете меня, и все начнется сначала. За вами будут охотиться полицейские. За вами будут охотиться люди Ангела.

Теперь между нами была только кровать, узкая армейская кровать. Пистолет все еще был направлен на меня.

— Это может стать поворотным моментом в вашей жизни. Вы сделали много глупостей и чуть не испортили себе жизнь, связавшись с бандитами. Вы можете продолжать идти тем же путем, все туже затягивая этот узел, пока они не убьют вас. Или же вы можете сейчас вернуться к нормальной жизни.

— К нормальной жизни? Здесь? С моим отцом, который женился на Мейбл?

— Не думаю, что Мейбл долго проживет теперь с вами. Во всяком случае, я — не Мейбл. И я на вашей стороне.

Я замолчал и стал ждать. Она бросила пистолет на кровать. Я взял его и повернулся к Донни:

— Принесите записку.

Он пошел на кухню, сгорбившись.

— Что мне было делать? У меня не было выбора. Или я, или Барт. Всю дорогу от Акапулько я думала, как мне выпутаться из этого положения. Когда мы пересекали границу, он приставил к моим ребрам пистолет. То же самое было, когда мы останавливались, чтобы заправиться или поесть. И я решила, что его нужно убить. Моим единственным шансом был отцовский мотель. Я уговорила Барта переночевать там. Он не знал, что хозяин — мой отец. У меня не было плана, только решимость поскорее избавиться от Барта. Я понимала, что, если мне придется вернуться к Ангелу, моя жизнь кончится. Если даже он и не уберет меня, я буду вынуждена жить с ним. А хуже этого ничего быть не может. Я пошла в ванную, написала Донни записку и выбросила ее в окно, чтоб он подобрал. Он всегда сходил с ума по мне.

Теперь, когда слезы исповеди очистили ее лицо, она выглядела очень молодой и невинной. Лишь темные круги под глазами говорили о пережитом.

— Донни застрелил Барта из его пистолета. Он был сильнее духом, чем, я. Я перестала владеть собой, когда вошла утром в номер. При виде крови я начала кричать — сдали нервы. Это, наверно, было последней каплей.

Но, оказалось, это все же не было последней каплей. В кухне что-то грохнулось. Поток холодного воздуха ворвался в комнату. Послышалось два выстрела, но видно ничего не было. Затем, пятясь, появился Донни. В руке он сжимал коричневатого цвета бумажку. Плечо его было в крови. Он покачнулся и упал навзничь.

Я схватил Эллу за руку, и мы, пригнувшись, затаились за кроватью. В дверном проеме вырос Джино. Упершись ногой в спортивной туфле в грудь Донни, мафиози победно огляделся. Я выстрелил и выбил пистолет у него из рук. Он попятился к стене, сжимая раненое запястье.

Тщательно прицелившись в его сросшиеся брови, я выстрелил еще раз. Джино растянулся ничком рядом с Донни.

Элла бросилась к бедному ночному портье, нагнулась над ним, потом села рядом и положила его голову себе на колени. Невероятно, но Донни еще смог говорить:

— Ты больше не оставишь меня, Элла? Ведь я сделал все, что ты просила. Ты обещала мне...

— Я обещала. И я не оставлю тебя, Донни. Сумасшедший парень. Дурачок.

— Теперь я тебе больше нравлюсь, чем раньше?

— Ты мне нравишься, Донни. Ты самый настоящий мужчина, лучший из всех мужчин.

Она держала его бедную никчемную голову в руках. Он глубоко вздохнул, кровавая пена выступила на его губах.

Рука его ослабла, и я смог взять бумажку. Это была записка, которую Элла написала ему на куске бумажного полотенца:

«Донни, этот человек убьет меня, если ты не убьешь его раньше. Его пистолет будет под его одеждой на стуле около кровати. Приходи в полночь и убей его. Удачи тебе. А я тогда останусь здесь и буду твоей девушкой, как ты мечтал. С любовью, Элла».

Я посмотрел на эту пару на полу. Она баюкала его мертвую голову, как ребенка, на своей груди. Джино рядом с ними казался очень маленьким и одиноким.

Желание Донни исполнилось. Мое тоже. Интересно, подумал я, а какое желание загадала Элла.

Реклама на сайте