«Черная аллея»

Черная аллея (fb2) - Черная аллея [Black Alley] (пер. Наталья Вениаминовна Рейн) (Майк Хаммер - 13) 927K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Микки Спиллейн

Микки Спиллейн Черная аллея

Mickey Spillane: “Black Alley”, 1996

Перевод: Н. В. Рейн

Посвящаю Максу Аллану Коллинзу, который бродил по ЧЕРНЫМ АЛЛЕЯМ с Диком Трейси. Теперь он бродит там один.

Глава 1

Зазвонил телефон.

Эту вещицу, что находилась тут, черная и безмолвная, можно было бы сравнить с пистолетом в кобуре. Нигде не зарегистрированный, никому не известный аппарат предназначался только для односторонней связи, и когда он приходил в действие, раздавался тихий приглушенный щелчок, словно при выстреле из пистолета с глушителем. Первый звонок — предупреждение. Второй мог означать смерть.

Восемь месяцев тому назад я приехал во Флориду умирать. Две пули, которые я схлопотал в перестрелке на причале, что на Вест-Сайд-драйв, затронули жизненно важные органы, затрагивать которые не следовало бы ни при каких обстоятельствах. К тому же и крови из меня вытекло изрядно. Как, впрочем, и из других людей, оказавшихся на том же месте в тот же час. Ходячих и легко раненных, которыми в первую очередь занялись прибывшие на место происшествия врачи «Скорой». Погибших и умирающих тут же изолировали, убрали с глаз долой, кое-кого — безвозвратно.

На улице в тот день было шесть градусов ниже нуля — именно благодаря этому обстоятельству я не умер там же, на месте. Кровь быстро сворачивается на холоде, и, запекшаяся и пропитавшая клочья одежды и кожи, она предупредила дальнейшее кровотечение. Болевого шока я тоже пока еще не успел испытать. А потому какой-то толстый коротышка, заметив, что я лежу с открытыми и вполне осмысленными глазами, тут же оттащил меня в сторону. Сам он был тоже несколько не в себе. И никто его не слушал. Парень был в стельку пьян. А я… я почти что мертв.

Порой организм наш способен на совершенно невероятные вещи. Ему удалось заставить меня подняться. Я на деревянных негнущихся ногах прошел несколько шагов. Уселся в какой-то старенький автомобиль. Коротышка опустил боковые стекла. Кровь не текла. Руки онемели, а что касается ног, так их я не чувствовал вовсе. Словно все тело отморожено, лениво подумал я. Единственное, что я мог, так это дышать, но только очень осторожно и медленно, осознавая, что дыхание может прерваться в любую секунду. Изнутри нарастало тупое, сдавливающее внутренности ощущение боли. И я знал, что рано или поздно, скорее всего рано, боль разрастется и превратится в ненасытное, рвущее тело чудовище и сожрет меня заживо, это точно.

Хотелось кричать, но не получалось. И с каждой минутой становилось хуже.

А потом все куда-то исчезло, провалилось, и я уже больше ничего не чувствовал.

Затем снова забрезжил свет — совсем слабенький, сероватый, и предметы вокруг были едва различимы, расплывались и слегка дрожали. А потом я закрыл глаза и, когда через несколько секунд открыл их снова, увидел, что предметы начали принимать узнаваемые очертания. Я увидел пальцы и руки, потом чье-то незнакомое лицо. Лицо старого человека с белыми как лунь волосами и сосредоточенно-нахмуренным выражением. А руки его были заняты и проделывали какие-то манипуляции с моим телом, и по ощущению и запаху я понял, что он меняет повязки.

Он увидел, что я смотрю на него, и сказал:

— Только не разговаривать.

Я находился здесь слишком долго, чтоб проявлять чрезмерный интерес к тому, что со мной происходит. К тому, что можно охарактеризовать двумя словами: СТРАШНО ВАЖНОЕ. Я понимал, что дела мои плохи. И промолчал. Он прочитал ответ у меня в глазах и кивнул.

Закончив с бинтами, он натянул мне на грудь простыню, затем, поправив пальцем очки, сползающие на кончик носа, поднял голову. Глаза наши снова встретились.

— Я буду задавать вам вопросы, — сказал он. — Отвечать не пытайтесь. Только моргните один раз, и это будет означать «да». А если «нет» — то два раза. Договорились?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить все это, затем я моргнул. Один раз.

— Вы знаете, что с вами случилось?

Я снова моргнул.

Он дотронулся до носа кончиками большого и указательного пальцев.

— Вообще-то вам полагалось бы быть покойником… — Ответа с моей стороны не последовало.

Черные и серые вихри кружились перед моими глазами, затем они начали таять, и я увидел толстого коротышку. Но не того коротышку, который оттаскивал меня с этого ужасного, залитого кровью тротуара под вой сирен и людские вопли, сливавшиеся в леденящий душу хор.

— Вы здесь уже пятнадцать дней…

Я молча смотрел на него. На нем был белый халат, с шеи свисал стетоскоп. Он догадался, о чем я думаю.

— Вообще-то я раньше был врачом, — он нахмурился и вновь прищемил кончик носа двумя пальцами. — Не совсем точно выразился, — добавил он. — Я до сих пор им являюсь. Никто меня не выгонял, никто не лишал этой профессии. Я сам ушел. Напился и ушел. Был такой период в жизни… Просто не мог выносить всего этого.

Я не знал, сколько раз моргнуть, чтоб он понял, что мне интересно. «Да» или «нет» никак не подходили, а потому я просто уставился на него немигающим взором. В надежде, что он поймет: я жду продолжения.

И он понял.

— Там, где я жил, всем было плевать. С идеалами юности распрощался еще студентом… Нет, ей-богу, они улетучились тут же. — Он глубоко вздохнул, скроил насмешливую гримасу. — Тридцать лет проработал на эту систему! Бог ты мой, даже разбогател, — он наклонился поближе. — Как по-вашему, похож я на богача, а?

На сей раз я мигнул дважды. Нет.

Но любопытство во мне, как ни странно, уже пробудилось. Оставалось лишь надеяться, что я не попал в лапы к какому-нибудь психу, который хотел сыграть свою партию скрипки в этом концерте под названием «Ты умираешь». Я попробовал двигать руками — кажется, они двигались. Пальцы сгибались, плечи шевелились. Никаких ограничений в движениях. Но повязки все еще присутствовали. И общая слабость — тоже. Так что, несмотря на отсутствие ограничений в движениях, не очень-то разгуляешься.

Он нагнулся, страшно профессиональным жестом взял меня за запястье и стал щупать пульс. На часы при этом не смотрел. На нем их вообще не было.

— Да я научился этому, когда ты еще пешком под стол ходил, малыш, — заметил он. — Наизусть знаю. И давным-давно сдал в ломбард свой «Роллекс».

Я моргнул — показать, что понял.

— Больно? — спросил он.

Я постарался изобразить лицом пожимание плечами.

— Ну, во всяком случае, не так уж сильно больно, верно?

Я моргнул.

— Ну и хорошо. Так что я буду говорить, а ты — слушать. Может, и получится интересный разговор. Начало у рассказа в любом случае потрясающее. Хотелось бы знать конец. Ты готов?

Секунду, показавшуюся вечностью, я размышлял над этим. Затем подумал: должно быть, все же получится. Ведь я до сих пор жив. Так почему бы и нет?.. И я моргнул, один раз.

Он провел ладонью по лицу, собираясь с мыслями. Нет, не то чтобы он собирался расставить по местам какие-то обрывки и фрагменты. Скорее это походило на другое. Точно он собирался проехать по мосту над широкой и глубокой рекой. Позади осталась автострада, и вот теперь ему предстояло проехать по этому длинному мосту. То, что он собирался поведать, страшило его. Но он должен был поделиться с кем-то, иначе пересечь реку было просто невозможно.

— Вышел как-то из больницы, здесь, в Нью-Йорке, и двинулся прямиком в салун. И менее чем за месяц известнейший в стране хирург превратился в заправского алкаша. Без всяких сожалений, воспоминаний, без каких-либо угрызений совести. Семья, жадная до денег, вскоре махнула на меня рукой. И отпустила с миром, правда, перед тем успела наложить лапу на все мое имущество. И даже не удосужилась сообщить о моем исчезновении в бюро расследований. По истечении семи лет я был официально признан умершим, жена обзавелась каким-то молодым жеребцом, с которым делила постель. Ребятишки начали баловаться марихуаной, кокаином и превратились в сущих оборванцев, и обо всем этом я узнавал из газет. Замечательно работает наша система, верно?

На сей раз моргать я не стал. Он ведь еще не закончил свою историю.

— Если почувствуешь, что устал, моргни три раза. И я тут же умолкну, — сказал он.

Я моргнул «да».

— В ту ночь, когда случилась эта перестрелка, — продолжил он, — я торчал в салуне «Кейсис». Грязная жалкая пивнуха. Я заходил туда довольно часто. Единственная роскошь, которую мог себе позволить. У меня оставался доллар и десять центов, и я был уже под мухой. И тут началась пальба. Ну, сам понимаешь. Я даже не понял, как оказался на улице… Просто увидел все это сразу. И, черт подери, ни хрена не понимал, что происходит… Все эти машины, сирены… Все кричат и кругом умирают люди, и меня… замутило. А потом вдруг гляжу: какой-то тип оттаскивает тебя от этого деревянного ящика, а потом бросает, прямо там, рядом… Ну, тут во мне словно что-то проснулось. Я подбежал и потащил тебя в машину…

Я, сощурясь, смотрел на него.

— Этой моей букашке вот уже лет двенадцать. Единственное, что у меня осталось… А номерные знаки спер с другой машины. Ну, и привез тебя сюда.

На этот раз я обвел взором помещение. Предметы выглядели уже отчетливее, в глазах не двоилось.

Он понял, о чем я думаю, и торопливо вставил:

— Орудия труда, так сказать. Знаешь, с некоторыми вещами бывает очень трудно расстаться, — усмехнувшись, он сам оглядел комнату. — Бог ты мой, ну прямо сцена из какого-то боевика!.. Только ты и старый док, ни современного оборудования, ни антибиотиков. Только дешевое виски в качестве транквилизатора, несколько инструментов и море надежды, — на лбу, между бровями, прорезалась глубокая морщина. — Вообще-то тебе полагалось бы быть покойником. Ты это понимаешь?

Я моргнул, быстро, один раз. Я знал. И, может быть, все же еще умру, совсем скоро.

Почти извиняющимся тоном он заметил:

— Я сделал все, что мог.

На этот раз я не моргал. Ждал продолжения.

— Я был пьян и меня всего колотило, — он всмотрелся мне в лицо. Я глядел невозмутимо и ждал. — Ты прямо с небес свалился… Словно Господь Бог решил предоставить мне еще один, последний шанс. И то, что я сделал… было совершенно невозможно, невероятно, глупо и странно. Мне следовало бы отвезти тебя в больницу, где есть хорошие врачи и все необходимое оборудование. Но вместо этого… Короче, я взял всю ответственность на себя, как полный дурак. И лишь благодаря некой счастливой случайности ты не погиб. Выжил, претерпев на своей шкуре все издевательства старого идиота, остался жив вопреки всему тому, что он над тобой вытворял.

Это дурацкое моргание уже начало меня раздражать. Боль не стихала, но дышать стало легче. И вдруг неожиданно для самого себя я произнес каким-то чужим голосом:

— А иначе… я бы умер, да?

Губы его плотно сжались, глаза смотрели строго.

— Да, — ответил он. А потом добавил: — Ты едва не ушел… по той черной аллее. Откуда еще никто не возвращался…

И тут я вспомнил. Улица, на которой я находился, была незнакома, и в то же время я, казалось, знал здесь каждый уголок. В конце ее мерцал тусклый свет, но я наводился посередине, а впереди и позади находилось нечто, на что не хотелось смотреть. А совсем рядом — отверстие. Какая-то яма или аллея, уходившая в никуда, но зато это был единственный путь выбраться с этой улицы. И, несмотря на тьму, аллея так и манила покоем и прохладой. Там, в ней, я был бы в полной безопасности. И еще она была совершенно черной…

А у черного цвета имеется свое значение. И это вовсе не обязательно смерть, нет. Черное вовсе не символизирует смерть, что бы там ни говорили люди. Серое — вот где смерть. А черное… черное — это просто забвение.

И вот я стоял и смотрел в эту черную аллею, но все никак не решался в нее шагнуть… Так и застыл на самом пороге, окаменевший и словно под наркозом. А потом проснулся и увидел расплывающееся перед глазами лицо…

Я спросил:

— Я что… умираю? — Голос тонкий, как паутинка, прерывистый.

— Теперь все зависит только от тебя… — Я увидел, как уголки его губ тронула улыбка, затем он добавил: — Вообще-то помирать не советую. Если ты умрешь, это убьет и меня. Паршивая перспектива. И для меня, и для тебя.

В глазах моих он прочитал вопрос.

— Спросишь почему? Я скажу. Стоит тебе откинуть копыта в этой моей доморощенной лаборатории, и я тут же погиб. Месяц назад мне было бы плевать. Черт, мало того, что плевать, я бы даже обрадовался, что все наконец позади. Но тут сваливаешься на мою голову ты, весь изодранный в куски, и я принимаю вызов. И снова становлюсь человеком. Становлюсь врачом, совершившим своего рода чудо… А потому, если ты помрешь, я тут же последую за тобой.

Мне еле-еле удалось выдавить:

— А вы… сейчас… трезвый?

— Пока что завязал.

Я пытался сказать что-то еще, но он взял меня за руку и покачал головой.

— Нет, не надо больше говорить. — Потянулся к столику, что у изголовья, взял шприц с иглой. Намочив ватку спиртом, протер мне руку и сделал укол. — А теперь тебе надо поспать. И никаких черных аллей.

* * *

Неким непостижимым образом мозг вел отсчет времени, и я знал, что прошло еще четыре дня. Кормили меня какими-то физиологическими растворами — типа тех, что перекачиваются по трубочкам в вены и питают тело. А само тело переворачивали и двигали, чтоб не образовалось отеков и пролежней. И белье тоже меняли, чтоб кожа оставалась сухой.

И вот однажды, проснувшись, я обнаружил, что вижу все предметы абсолютно отчетливо и ясно. В окно просачивался мягкий утренний свет, окрашивающий все вокруг в нежно-кремовые тона. И дышать было совсем не больно.

Дверь отворилась, и маленький толстый человечек снова оказался рядом. Только на сей раз он не выглядел таким уж толстым. Усталое осунувшееся лицо, мелкие морщинки вокруг глаз — все это ему очень шло.

Кажется, я даже умудрился улыбнуться.

— Тебе лучше? — спросил он.

Сложив пальцы в колечко, я показал: «о'кей». А потом еще моргнул: да.

— Тогда моргать можно и перестать, приятель. Можно попробовать и поговорить. Может, есть какие вопросы?

— Сколько я вам должен? — сказал я. Голос был похож на мой собственный, вполне узнаваемый, только немного хрипловатый.

Он покачал головой и усмехнулся. Потом поднял на меня глаза.

— Шутишь?

— Конечно.

— Иначе бы пришлось сказать, что, напротив, это я твой должник, — заметил он. И после паузы добавил: — Вообще-то все еще могу. Если хочешь, чтоб я и дальше обхаживал твою порванную шкуру.

— Да ладно, будет вам, — тихо пробормотал я. — Я жив. И это главное.

— Лично мне кажется, в том прежде всего твоя заслуга, не моя.

— Да хватит вам, док, в самом деле…

— Нет, не хватит. Сейчас у тебя наблюдается улучшение. А положение было серьезное… не какая-нибудь там сломанная нога, пара шишек и прочее в том же роде. И общее положение твое еще не стабилизировалось, — он поморщился и провел рукой по лицу. — Черт, ну и манеры у меня! Разве можно говорить такое у постели больного!

— Эй, послу…

— Любишь плохие новости?

Я кивнул.

— Ничего больше я для тебя сделать не могу. Если хочешь, чтоб организм функционировал нормально и дальше, надо соблюдать полный покой. Настолько полный, что это любого способно свести с ума. — Он умолк, отер рот ладонью и продолжил: — Я действительно имею в виду полный покой и отдых. Ничего не делать. Ничего не принимать близко к сердцу. Встал, поел, подремал днем, снова поел, рано лег спать. Ну, как ребенок дошкольного возраста. Только тогда внутри все встанет на свои места, только тогда ты действительно вылечишься и сможешь работать снова.

— И сколько это займет?

Помолчав секунду-другую, он ответил:

— Сам поймешь, когда придет срок.

— И я… все будет по-прежнему?..

— И это тоже поймешь, когда наступит время…

Он долго смотрел на меня, не решаясь высказать вслух мысли. Мне надоело ждать, и я спросил:

— Чего не хватает, док?

— Ну и голосок же у тебя, прямо как у Багз Банни.

— Хватит ломать комедию.

— Конечно, конечно, — он облизал губы, и глаза его помрачнели. — Я только что выяснил, кто ты…

Я ждал.

— Частный сыщик. — На этот раз моргать я не стал. Так, стало быть, он знает… — Майк Хаммер.

— Правильно. И что, это плохо?

— Нет. Просто предполагает кое-какие осложнения.

— Почему?

— Да потому, что ты должен был умереть, — он прочитал выражение на моем лице и добавил: — Свидетели видели, что тебя застрелили. Находился ты в тот момент на причале, рядом с грудой каких-то ящиков. Они утверждают, что ты пытался подняться и свалился в реку.

Похоже, он не на шутку разволновался, а потому я молчал и ждал. Наконец он заговорил снова:

— Было полнолуние. Начался прилив, и любого свалившегося в воду река унесла бы в открытое море. Проводились поиски. Обследовали весь район доков, а также устье Гудзона, но ничего не нашли.

— Естественно, — вставил я.

— Тут не до шуток, мистер Хаммер.

— Извините.

— Вплоть до последнего момента я и понятия не имел, насколько часто о вас упоминалось в прессе. Кстати, теперь они так и не могут решить, как расценивать ваше исчезновение. Потеря это для общества или же, напротив, благо.

— А вам как кажется?

Он снова взял меня за руку, пощупал пульс. Задумался на минуту. Потом, когда она прошла, эта минута, отпустил мою руку и сказал:

— Как врача, меня должно волновать лишь твое физическое состояние.

— Нет, вы не об этом подумали, док.

— Вы что, и правда убийца, Майк? — спросил он вдруг резко и без всяких обиняков.

— Ну, если и да, то не того сорта, что вы представляете.

— О каких сортах тут может идти речь?

— Легальных, — ответил я. — Или же нелегальных.

— Объясните.

— Одно дело убить врага на улице. Наградой за это служит электрический стул. Виселица. Инъекция с ядом. И совсем другое — убить врага на войне. За это полагается медаль, почет, награда.

— Так из какого разряда ты, Майк?

Я усмехнулся. Пусть поглядит, какие у меня зубы. Потому что мне доводилось побывать там, а ему — нет. Ему никогда не доводилось убивать людей, причинять им при этом боль. И он не мог знать, кому в этом случае больнее и что бы он делал и как действовал в подобных ситуациях.

Моргать я теперь перестал вообще. Просто сказал:

— А вам как врачу какое, собственно, до всего этого дело? — Он нахмурился. — Вам все равно положено только одно: лечить больного, пусть даже он приговорен к смертной казни.

— Это сложный вопрос, малыш.

— Так будете такого лечить или нет?

— Да.

— Почему?

— Я давал клятву.

— Дерьмо все это. — Дышать снова стало тяжелей, и я откинулся на подушку. Он выждал, пока я немного успокоюсь. Затем вытер мне лицо влажным полотенцем. Щеки так и горели, по рукам пробежали мурашки. Потом вдруг я почувствовал, что весь вспотел. А чуть позже что-то кольнуло в руку у предплечья, и я вновь провалился в сон.

* * *

Я был его достижением. Его подопытным кроликом. От меня только и требовалось, что оставаться в живых и ждать, когда внутри все станет на свои места. Если это произойдет, то и он тоже станет самим собой.

Несколько лет тому назад он купил во Флорида Киз, к западу от Маратона, небольшой участок с блочным домиком. Располагался он на узеньком полуострове, что выдавался в море, вернее в пролив, с неким продолжением в виде канала глубиной тридцать футов с одной стороны, оставшимся еще с тех времен, когда власти собирались проложить путь к Ки Уэст.

Там было тихо и спокойно. И я был один. В моем распоряжении имелись газеты, телевизор, радиоприемник, работающий на коротких и длинных частотах, а также на сверхвысоких частотах, которыми я пользовался, когда хотелось послушать, о чем говорят на судах, бороздивших пролив, что, в общем-то, не возбранялось. Располагалась тут и базовая радиостанция стран Карибского бассейна — на тот случай, если вдруг мне захочется послушать, о чем говорят водители грузовиков, следующих по маршруту № 1, или ребятишки, назначающие свидания на пляже.

Газеты доставлялись каждое утро вместе с продуктами, и с каждым днем обо мне в них упоминалось все реже, пока, наконец, я совсем не исчез со страниц. Врача моего звали Ральф Морган, и я все время удивлялся, как это ему удается противостоять всему этому потоку льющейся на его бедную голову информации, пока, наконец, в один прекрасный день я не понял, что окончательно исчез с лица земли и тревожиться больше не о чем.

В среду он подкатил к коттеджу на своей букашке. Он похудел, в нем появилась даже какая-то солидность. Сел и выпил светлого пива «Миллер», затем откинулся на спинку старого кресла и долго и пристально смотрел на меня.

— Как самочувствие?

— Я же звонил каждый день и подробно докладывал.

— Все это муть. Как себя чувствуешь, парень?

— В физическом смысле?

— Да.

— Вроде бы выкрутился.

— Нет, я не о том.

— Вы имеете в виду психологическое состояние?

— Ну, примерно так.

— Паршиво.

— В чем это выражается?

— Доктор, — ответил я, — я жив, но как бы вне жизни. И очень хотелось бы в нее вернуться.

— Зачем?

— Ну сколько времени можно числиться в покойниках? — спросил я.

— Вернешься, и они тебя прикончат, — сказал он.

— А вы, как я погляжу, целое расследование провели.

— Не столько касательно тебя, малыш. И себя тоже. И погрузился при этом в такие глубины, прямо жутко стало. Я врач. Я хочу быть врачом и впервые за много лет наконец понял, что могу им быть. Ты — моя заслуга, подтверждение, что я чего-то стою, но никто об этом не узнает. А если узнает… мне конец.

— А как быть со мной, док?

— Ты ведь газеты читаешь?

— Ясное дело. Та перестрелка… была сущим адом. И затеяли эту свару две нью-йоркские семьи, когда один влиятельный и важный дон должен был сойти с корабля после путешествия на родину. Полный идиотизм! Все шло гладко, тихо и спокойно, все политики, а также судьи, прокуроры и прочий подобный народец у них, что называется, в кармане. И тут вдруг вся эта заваруха на ровном месте.

— Но почему, Майк? Ты же знаешь. Ты же был там.

— Мои предупреждения не подействовали. Слухи в этой среде распространяются быстро, к тому же они знали, что пару месяцев назад у меня вышла с этим доном маленькая стычка. Некто вознамерился устранить его по возвращении в Штаты, вот и решили подставить меня. Будто бы это я свожу с ним счеты.

— Ну а на самом деле чего тебя туда понесло?

— Может, это и глупо, но хотел предупредить старикана. Сообщить, что на него готовится нападение. Не стоило связываться. У этой гребаной банды долгая память и длинные руки, хотя с виду комар носа не подточит и все вроде бы легально. Да у них связи на уровне федов![1]

— И что конкретно случилось?

— Он, лучше не спрашивайте! Возникли непредвиденные обстоятельства. Этот корабль опаздывал на целых четыре часа, а вся банда Гаэтано его поджидала. Ну и когда я приехал, увидел, что все вроде бы тихо и спокойно. А потом вдруг как выскочат, словно черти из шкатулки! Прямо как из-под земли. Очень профессионально. Почти по-военному.

— Вообще все это длилось не более трех минут, — пробормотал доктор Морган. — Обе стороны открыли огонь практически одновременно.

— Можете быть спокойны, уж сам-то дон успел укрыться. На борту у него были свои ребята. А на пристани — еще целая толпа своих, встречающих. Наверняка распорядился рассадить их там заранее, на всякий пожарный случай.

— Скажите, Майк, а можно было предупредить возникновение подобной ситуации в общественном месте?

Я покачал головой. Наивный человек!..

— Два часа ночи на пристани в Нью-Йорк Сити… В наши дни это вряд ли можно назвать общественным местом. К тому же дон пользуется в Нью-Йорке огромным влиянием, старается все держать под контролем. И подобрать ребят для прикрытия ему не составляло труда.

— Но это… это твое предупреждение. Чего оно тогда касалось? Чтоб дон воспользовался служебным выходом вместо обычного?

— Сначала вышли несколько человек, потом — сам дон. И быстренько расселись по машинам, которые их уже ждали. Я двинулся вслед за их лимузинами и уже выезжал с пристани, когда вдруг прозвучал первый выстрел. И, как мне показалось, стрельба началась с той, другой стороны.

Морган отпил большой глоток и поставил на пол пустую банку. Сосредоточенно хмурясь, смотрел на меня, затем провел ладонью по редеющим волосам.

— Ну а малыш Понти тебя видел… или узнал, перед тем как ты его застрелил?

— Шутите, док? Ясное дело. Смотрел прямо на меня. Потому как именно он произвел первый выстрел. О, он прекрасно понимал, что делает! Стоило мне только высунуться, и он тут же всадил в меня пулю из своего «магнума» 357-го калибра, который всегда при нем. Я упал на спину, перекатился. Тут он подошел и нацелил свою пушку мне в физиономию. И был так ослеплен ненавистью, что не заметил моего «кольта» 45-го калибра. Я держал его в руке, а потому жизнь Эйзи почти тут же подошла к концу. Потом помню еще стрельбу… какие-то крики… И как кто-то тащил меня непонятно куда. Но это все, что я помню.

Доктор Морган лениво поднял банку из-под пива и раздавил ее в пальцах.

— Надо бы делать эти жестянки покрепче, — заметил он.

— Раньше были стальные. Не отравляли содержимого. И избавляться от отходов было проще — ржавели и рассыпались в прах.

— А зачем теперь делают алюминиевые?

— Затем, что их меньше, обходятся дороже и отравляют пиво.

— Но ведь алюминий тоже поддается повторной обработке, разве нет?

— Дело в том, что в мусорные баки попадает лишь малая часть… Так кто же все-таки хотел меня прикончить?

— Я так понял, этот дон высказался в твой адрес весьма неодобрительно. И проблема в том, что будет трудно доказать твою непричастность. — Заметив на моем лице удивление, он добавил: — Ты так и не выпустил из рук «кольта», Майк. Держал до тех пор, пока я силой не вырвал его из пальцев, когда ты уже был без сознания.

— Ладно, забыли, — сказал я. — У службы баллистической экспертизы имеется на меня досье, док, и в нем — пули, очень похожие на те, что заряжаются в мою пушку.

Он покачал головой.

— Похожие на что? Те пули, которые попали в этого парнишку, Понти, так и не удалось найти. Выстрел навылет. Полиция пришла к выводу, что он погиб во время общей перестрелки.

— Что-то я не видел этой информации в газетах, док.

— Знаю, — сказал он. — Просто нашел нужного человечка, подергал за кое-какие ниточки, и он вывел меня на патологоанатома, вернее, помог получить заключение от этого самого патологоанатома. Оттуда я и узнал… Может, я и пьяница, но о том известно лишь нескольким моим собутыльникам. Ребятам, что сшиваются по салунам. Они считают, что родня переводит мне деньги по почте, платит за то, чтоб я не являлся домой. Или что я на соцобеспечении. Иногда угощал их выпивкой, а их больше ничего не интересует.

— Вы всегда можете к ним вернуться, — заметил я.

— Нет. Пока рано, — голос звучал приглушенно и скорбно. Я выждал несколько секунд, понимая, что должно последовать продолжение. — Прогноз оправдался… Иными словами, ты будешь жить. Если только…

В животе у меня похолодело от страха.

— Замечательно, — буркнул я.

— Через три месяца дам окончательное заключение.

— Но вы так и не объяснили, в чем заключается это «если только»…

Он поднялся, подошел к холодильнику и достал из морозилки еще одну банку пива «Миллер». Во рту у меня пересохло. Я почти что чувствовал вкус пива на языке, но оно, в числе прочих алкогольных напитков, входило в запретный список. Отпив добрый глоток, он посмотрел на меня, явно упиваясь созерцанием чувства дискомфорта, которое я испытывал.

— Чертовски жарко в этой Флориде, верно, малыш?

— Да ладно, приятель. Ведь сейчас как-никак лето.

Он снова запрокинул банку, отпил большой глоток, потом отер губы тыльной стороной ладони.

— Будешь придерживаться того расписания, что я для тебя составил. Самая строгая диета, ничего лишнего. Потом начнешь делать специальные упражнения, принимать соответствующие препараты. И если строго-настрого придерживаться этих предписаний, будешь жить, гарантирую. И тогда никаких «если только» не случится. Купишь себе ферму. Будешь жить тихо, как мышка, на свежем воздухе.

— Знаете, док, мне поднадоели все эти ваши нравоучения. Бесконечные и с каждым разом все зануднее. Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом?

— Не хочется огорчать тебя, парень, — с кислой улыбкой заметил он. — Самое неуязвимое у тебя место — это, безусловно, психика. Никто и ничто не сможет пробить в ней брешь.

— Что-то больно много вы обо мне знаете…

— Читал.

— Где?

Он опустился на стул, подался вперед, руки сложены на коленях.

— Ты считаешься погибшим. Твой друг из департамента полиции, Патрик Чамберс, отслужил по тебе панихиду. Надо сказать, на этой церемонии было полно народу. Весьма странные собрались там скорбящие.

— По крайней мере, я никогда не оставлял своих клиентов в подвешенном состоянии, — заметил я. — В досье и папках все подчищено, все…

— Да, но твоя секретарша…

— Вельда?

— Да. Она собирается снова открыть контору.

— Что ж, у нее самой тоже есть лицензия частного сыщика. Думаю, вполне справится.

Затем вдруг мне стало плохо. Возникло странное ощущение невесомости, пустоты, в ушах зазвенело. Я чувствовал, как против собственной воли мышцы становятся дряблыми, словно я таю, уменьшаюсь… Мельком успел заметить, как док поднялся со стула. Подошел, пощупал пульс и пробурчал нечто нечленораздельное, а затем уложил меня на пол.

Я открыл глаза. Он смотрел на меня.

— Я был не прав, Майк. Оказывается, и в твоей броне можно пробить брешь.

Я закрыл глаза и лежал молча, пытаясь представить, что это за штука такая — смерть.

Паршивая штука…

Влажным прохладным полотенцем кто-то отер мне пот с лица. Еле тлеющая искорка жизни превратилась в маленький язычок пламени. И когда пламя это разгорелось, доктор спросил:

— Можешь встать?

Я моргнул один раз. Говорить было трудно.

С его помощью я оказался в сидячем положении и несколько раз глубоко втянул в грудь воздух, от чего сразу полегчало.

— Что, плохи мои дела, да, док?

— Не слишком хороши, но и не так уж плохи. Как сейчас, получше?

— Чувствую себя на миллион долларов.

— Прекрасно.

Я отпил глоток холодной воды из стакана. Совсем маленький глоток. Вот и все, что я мог себе позволить.

— Думаю, мы с вами в одной лодке.

— Какой именно?

— Той, что даст течь и потонет, если не грести.

— Вон оно что…

— Нам обоим… полагается быть мертвыми. Весь вопрос в том, как вернуться с того света.

* * *

Первые несколько недель пролетели как во сне. Летаргическое состояние, в коем я пребывал, вызванное химическими препаратами, превращало любое физическое усилие в слишком сложное и ненужное. А мозг хоть и фиксировал звуки, запахи, цвета и очертания предметов, делал это лениво и равнодушно, не утруждаясь даже включить в память.

Чувство юмора я тоже вроде бы не утратил. Возникали также моменты, когда, к примеру, врач звонил в банк и договаривался о переводе денег. Его дружки, вернее собутыльники, будут просто в восторге… Иногда мне хотелось спросить, как это он так по-дурацки распорядился деньгами, когда уходил из дома. Ведь все можно было устроить по-другому, разве нет? Однажды удалось подслушать какую-то совершенно непонятную тарабарщину. Он советовался с кем-то по медицинским вопросам, и я ни черта не понял. Позже по почте пришла коробка с медикаментами.

Однажды я проснулся еще до восхода солнца. В окно врывался солоноватый морской воздух, и пахло от него теплом и ленью. И еще немного — рыбой… И этот новый день уже не казался нереальным. Нет, он был полон жизни, имел фактуру и вкус. Затем вдруг возник еще один замечательный запах, которому я особенно обрадовался. Он показался сладчайшим из ароматов на свете…

Доктор Морган вошел в комнату с кружкой дымящегося кофе и вместительной белой миской.

— Ты как, не против?

— Без молока, пожалуйста. И два пакетика заменителя сахара.

— А я-то думал, ты захочешь просто крепкий черный…

— Ну нет, это для крутых ребят, — ответил я.

Он раскрыл ладонь. На ней лежали несколько розовых пакетиков заменителя сахара. Выглядели они так, словно он подобрал их на помойке.

— Знаешь, где достал? — Я не ответил. — Лежали в кармане твоего пиджака.

— Тогда с чего вы решили, что я буду пить просто черный, без сахара?

— Ошибся в диагнозе. Так с сахарином?

— Конечно.

Сахарин был не первой свежести, но в целом кофе оказался вкусным. Это была первая чашка, выпитая мной за долгое время. И мне казалось, что я готов выпить весь кофейник. Но, выпив чуть больше половины кружки, я вдруг поставил ее на стол и вопросительно взглянул на доктора Моргана.

— Все нормально, — заметил он. — Организм сам решает, сколько ему надо. Так что не насилуй себя. Есть хочешь?

— Да нет, не очень. Насытился кофе.

— Тогда попозже я принесу тебе вкусную кашу.

— С чего это вы так добры ко мне? — спросил я.

И снова увидел, как пролегли меж бровей морщинки озабоченности, и услышал, как он ответил:

— Ты завернул за угол. И входишь теперь в новую фазу.

— Да нет, я не о том.

Морщинка улетучилась, ее сменила немного растерянная усмешка.

— Ну… вообще-то особого смысла лгать нет.

— И?..

— Мне нужен твой опыт. — Теперь уже я глядел растерянно, и он, заметив это, добавил: — Вернее, совет.

— О чем?

— О том, как не попасть в тюрьму. Я разъезжал повсюду в старой тачке с украденными нью-йоркскими номерами. И уверен, что однажды меня остановят, хотя бы просто потому, что эта развалина дымит и воняет, резина лысая, а глушитель тарахтит, как автомат.

— Приятно, что я наконец-то кому-то понадобился. Тут и думать-то особо нечего, какие проблемы! Деньги у вас есть, док?

— Ага. Полные карманы пустых бутылок.

— Старые документы сохранились?

— Все, что лежало в бумажнике. Водительские права, удостоверение врача еще из той больницы, регистрационная карточка избирателя, в общем, вся эта муть.

— Прекрасно. Тогда купите машину, зарегистрируйте ее на собственное имя, оформите все должным образом и легально. И вперед, получать права. Ведь у вас имеется удостоверение личности. Просто скажите им, что надоело сидеть без дела, что мечтаете вновь поступить на работу. Это на тот случай, если возникнут вопросы.

— Но, Майк, ведь официально я давно покойник!

— Послушайте, док, — резко сказал я, — кто это будет вспоминать о глупости, которую вы совершили несколько лет тому назад? Кроме того, вы мало похожи на покойника. Поверьте, никто не будет ничего проверять. Только сперва раздобудьте себе приличную одежду, чтоб вам поверили. Ну, какие-нибудь там брюки в клетку и футболку для игры в гольф с маленькой такой вышитой ящеркой.

— Я в гольф не играю.

— Тогда оденьтесь под рыбака.

Он поднялся и поглядел на меня сверху вниз. Затем на лице его расплылась широкая улыбка, и он заметил:

— Нет, ей-богу, никакого кайфа в том, что ты покойник, нет!

* * *

Зазвонил телефон. Моргана не было, а потому трубку снять он не мог. А когда снимал, обсуждал разные мудреные вещи по части медицины или доставки продуктов на дом.

Я снял трубку и, стараясь изменить голос до неузнаваемости, рявкнул:

— Да?

Но едва услышал первое слово, спину и плечи словно холодком обдало. Он сказал:

— Привет, Майк! Тебе как, лучше?

Он старался выговаривать слова как можно мягче и приветливее, словно и не было разрыва в наших отношениях, точно и не было той перестрелки в порту!..

Секунду-другую я молчал, затем набрал побольше воздуха, затем спросил своим, уже нормальным голосом:

— Как это ты меня нашел, а, Пат?

— Я ж как-никак полицейский, или ты забыл? И у нас, капитанов, все же имеются кое-какие возможности и власть.

— Откуда звонишь?

— Нормальный телефон, не прослушивается. Из будки автомата, в универмаге.

— Но как ты все-таки меня нашел?

— Это было непросто, — сознался он.

— Раз нашел, значит, и другие тоже могут.

— Только в том случае, если в их распоряжении всякая там электроника и нужные люди, — сказал Пат.

Я еще раз глубоко втянул в грудь воздух.

— Тогда скажи вот что, приятель… Зачем?

На сей раз уже он сделал паузу, прежде чем ответить.

— Кто-то стрелял в Маркоса Дули.

Я тихо чертыхнулся.

Пат знал, о чем я думаю, а потому не торопился. Старый приятель Маркос Дули, это он привел меня и Пата в военную разведку еще до окончания войны и продвигал по службе, пока мы не заняли нынешние должности. С той разницей, что Пат носит синюю форму нью-йоркского департамента полиции, а я носил при себе удостоверение частного детектива штата Нью-Йорк, а также имел разрешение на оружие. Со временем Маркос Дули превратился в полное ничтожество, и вот теперь его убили. Но мы поддерживали друг друга в самые горячие и трудные денечки, когда кругом свистели пули и рвалась шрапнель. И вышли живыми из этой смертельной игры, потому как делали все правильно, прикрывали друг другу задницу, а уже потом… Потом было куда легче.

— Как это произошло, Пат?

— Кто-то ворвался к нему в дом и выстрелил в живот.

— Ты знаешь кто?

— Пока нет. Но подозреваемый уже наметился.

— Я его знаю?

— Ясное дело. Ты пристрелил его братца. Уго Понти.

Я буркнул нечто невнятное, потом спросил:

— Как он?

— Помирает. Как считаешь, можешь сюда приехать? Он хочет тебя видеть.

— Приеду. — После паузы я спросил: — А как там Вельда, Пат?

Я прямо так и видел, как он ухмыляется в телефонную трубку.

— Ждет, — ответил он. — Ей и в голову никогда не придет, что ты можешь окочуриться.

* * *

Врач посадил меня на самый ранний рейс до Нью-Йорка, разорившись при этом на билет в первом классе, где можно нормально вытянуть ноги и отдыхать. Я попросил стюардессу не будить меня до посадки, затем скинул мокасины и уснул. На сей раз — без всяких таблеток. Это был нормальный, естественный сон с наиестественными сновидениями, которые казались столь реальными, что пришлось проснуться, чтоб избавиться от них. Изуродованные, но тем не менее узнаваемые лица, глухие грохочущие звуки пришли ко мне из прошлого. Иногда время как бы сжимается, и, прежде чем я успел вырваться из лап какой-то неописуемой штуковины, которая впилась в меня мертвой хваткой, я вдруг открыл глаза и увидел хорошенькое личико стюардессы. Склонившись, она нежно трясла меня за плечо. Я выдавил улыбку.

Но она догадалась.

— Страшные сны?

— Ужасные.

— Вы хотели побить меня?

— Нет, конечно, не вас.

— Тогда кого же?

— Плохих ребят, — ответил я.

— Вы военный?

— О, был. Но уже давно.

— Тогда, значит, коп, — она слегка сощурилась, в глазах светилась усмешка.

— Ну, в каком-то смысле да, — ответил я.

Хмурость исчезла, смешинка в глазах осталась.

— О-о-о… — протянула она. — Один из тех… — Заметила, что я, по всей видимости, не понял, и добавила: — Ну, типа террориста.

На сей раз уже я усмехнулся, выпрямился в кресле, привел спинку в вертикальное положение и сказал:

— Можно, конечно, считать и так.

Улыбка, которой она одарила меня в ответ, говорила, что она не поверила. Ни на грош.

Курортный сезон еще не настал, а потому птиц, слетавшихся с юга, встречало не так уж много людей. Я перекинул сумку через плечо и медленно двинулся по коридору, шагая гораздо неспешнее, чем обычно принято для ньюйоркца.

Все остальные пассажиры с того же самолета уже опередили меня, когда, наконец, я подошел к выходу с неким странным замиранием сердца и ощущением радостного предвкушения. И тут же увидел встречающих — Пата Чамберса и Вельду. Они искали меня глазами и не знали, кого сейчас увидят — ходячего мертвеца, духа из прошлого или же озверевшего от чувства мести парня, не знающего, на кого излить свой гнев.

Но все сошло вроде бы благополучно… Я понял это по выражению лица Пата и искорке, сверкнувшей в глазах Вельды. Мой друг знал меня как облупленного, как может знать только очень близкий друг. Что же касается Вельды, то она была наделена даром видеть вещи как бы изнутри. И глаза ее говорили о том, что невыносимо долгие месяцы нашей разлуки теперь в прошлом. И ничего более. От меня не требовалось ни оправданий, ни объяснений, ни каких-либо историй на тему этого самого прошлого, если только я, конечно, не захочу рассказать сам. Достаточно было этого взгляда без слов, говорившего: «Я рада, что ты вернулся», вот и все.

Со стороны обмен приветствиями мог бы показаться довольно формальным. Мы с Патом обменялись рукопожатием, не слишком крепким — оба знали, что время для крепкого еще не настало. Потом мы с Вельдой обнялись — тоже не слишком крепко, но нежно. И обменялись одним лишь поцелуем, который мог бы показаться постороннему ничего не значащим, просто приветственным. Но для нас обоих в этом поцелуе тлела и подразумевалась страсть. Да нет, слабо сказано, то был целый взрыв эмоций, по-своему даже пугающий. Вельда скромно отстранилась, потом заглянула мне в глаза и поняла, что я почувствовал то же самое.

Было время, когда я подвергал сомнению наши чувства, толком не мог в них разобраться. Но не теперь. Теперь я точно знал. И еле слышным шепотом, так тихо, чтоб даже Пат не услышал, сказал:

— Я люблю тебя, Вельда.

И она быстро и тоже тихо ответила:

— Знаю.

Я ждал. Она улыбнулась. Потом наконец сказала:

— Ты ведь знаешь, что я чувствую, верно?

Тут уже я выждал секунду, ухмыльнулся и ответил:

— Теперь знаю, котенок.

Глава 2

В квартире моей все изменилось. Там по-другому пахло. Нет, мебель стояла та же, но выглядела как-то ярче. А вот шторы на окнах висели новые, не те, которые однажды повесила одна девушка с Третьей авеню. Вельда проследила за моим взглядом и сказала:

— Их надо было сменить.

Я кивнул, давая знать, что понял, о чем это она.

В кухонной раковине — ни единой тарелки. В ванной — кусок нового мыла и новые чистые полотенца на вешалке.

— Я здесь прибрала, — сказала Вельда. — А потом все время поддерживала чистоту.

— Да, — кивнул я. — Сразу заметно.

— Правда? — На лице ее сияла полная самодовольства улыбка.

— Уходя, я опустил крышку унитаза, — сказал я.

Тут она начала хохотать. А потом, когда наконец успокоилась, глаза ее проделали одну такую штуку, которая всегда меня страшно заводила. Только женщина способна проделывать глазами такие штуки, и Вельда, похоже, владела этим мастерством в совершенстве.

И голос ее звучал низко и хрипловато, а слова, которые она выговаривала, — зазывно и нежно. Она еще немного поиграла глазами, прекрасно осознавая, какое это производит на меня впечатление, а затем спросила тихо:

— И как собираешься благодарить меня за это, а. Майк?

Я тоже не новичок в этих играх. Я знал, чего она от меня добивается, какие хочет услышать слова, но пришло время удивить и ее. Причем удивить не на шутку, а так, чтоб до самых колготок проняло. Меня-то вообще тоже уже проняло, на миг даже мелькнула мысль, что это возможно, но… Но миг прошел, и я понял: всему свое время. И мое время еще не пришло. А потому я притянул Вельду к себе и взял за руки. Я чувствовал, какие они теплые и сильные, и меня так и пронзило, точно током. Тоже на миг.

И вот очень тихо и медленно я произнес:

— Ты знаешь, что со мной случилось, куколка. Изрешетили всего насквозь. И теперь я не стою ни цента. Кроме того, разные люди будут меня искать, чтобы убедиться, что точно убрали. В финансовом плане я тоже особого интереса не представляю. Хотя в целом ситуация не столь уж безнадежна, пока я жив. И поверь, это, второе, дается мне очень нелегко.

Она озабоченно нахмурилась, глаза затуманились. В них читались растерянность и недоумение, точно она пыталась разгадать загадку, ответ на которую будет неприятен.

Я высвободил одну руку и погладил чудесные золотисто-каштановые волосы, которые, изгибаясь такой красивой волной, падали на плечи. Кажется, эта прическа называлась «паж»… И сказал:

— Хочу жениться на тебе, котенок. Кажется, всегда этого и хотел… С того самого момента, как ты вошла в контору наниматься на работу.

Рука, крепко сжавшая в ответ мою руку, сказала, что и Вельда всегда хотела того же. Но глаза ее по-прежнему смотрели недоверчиво и удивленно, будто она услышала нечто совершенно неожиданное. Нет, радость в них тоже была, но она пыталась ее скрыть.

— Что ж, это хорошая новость, — сказала она, явно ожидая продолжения.

Горло у меня перехватило.

— Есть и плохая. Нам придется немного подождать, — сказал я.

— Почему?

— Потому что мне надо закончить одно дельце.

— Маркос Дули?

Я кивнул.

— Пат тебе сказал?

— Да.

— И как считаешь, я должен поступить, а, Вельда?

Ни на секунду не задумываясь, она выпалила:

— Закончить свое дельце, Майк. Потому как если этого не сделать, будешь думать, что ни на что не годен.

* * *

Пат несколько облегчил мне задачу. У входа в больницу «Бельвью» меня поджидал полицейский в штатском, которого я знал. Увидел меня и заметил с ухмылкой:

— Нельзя сказать, чтоб ты выглядел как новенький, Майк… Все было тихо, спокойно, и вдруг опять объявился.

— Может, на этот раз удастся обойтись без проблем, — усмехнулся я в ответ. — Как там Дули?

— Совсем плох. Помирает, Майк. Если б не знал, что ты точно приедешь, уже небось бы помер.

Мы вошли в лифт, и полицейский надавил на кнопку нужного нам этажа.

— Кто его охраняет? — спросил я.

— Ну, как обычно, — ответил он, потом пояснил: — Окружная прокуратура интересуется этим делом. Но врач пока что не разрешает его допрашивать.

— Выходит, окружная прокуратура всерьез намерена разобраться с шайкой Понти?

— Ну, ты меня понял.

— Больше он ничего не сказал?

— Нет. Только звал тебя.

— Кто дежурит у двери?

— Никого, кроме ребят из окружного департамента.

Свернув за угол, я увидел, что вход в коридор блокируют двое парней в униформе. Тот, что повыше, переминался с пятки на носок, второй медленно и внимательно оглядывал коридор. Заметив нас, они слегка расступились и пропустили. Сотрудник в штатском остановился у двери и сделал мне знак рукой: входи.

— Ты не идешь? — спросил я его.

— Он не будет говорить, если рядом станет ошиваться кто-то еще.

— Палата прослушивается?

— Нет.

— Как это понимать?

Коп в штатском усмехнулся.

— Капитан Чамберс и доктор спелись. Пляшут под одну дудку.

— И какая же мелодия?

Он снова усмехнулся.

— Да все та же. Как бы вставить ребятам из окружной прокуратуры. Засунуть им по самую глотку.

Я повернул ручку, вошел и притворил за собой дверь.

Да, то была палата для умирающих. В самом воздухе витал запах смерти. Освещалась она лишь какой-то штуковиной в виде панели, укрепленной за изголовьем, тускло-оранжевым светом. Тут прямо-таки воняло смертью. Нет, на самом деле ничего такого, конечно, не было, но человеку понимающему сразу становилось ясно.

Когда глаза немного привыкли к полумраку, я разглядел под простыней холмик и понял, что это и есть Дули. Стараясь ступать как можно тише, я подошел и остановился у постели. И глядел вниз, на некое подобие отверстия, из которого вытекала жизнь. Дыхание было слабым, но довольно ровным, боль, по всей видимости, заглушалась какими-то сильнодействующими препаратами.

Пока я думал, как бы поделикатнее разбудить его, он, видимо, почувствовал, что в палате кто-то есть, и с усилием приоткрыл глаза. Секунду он смотрел в никуда, потом взгляд сконцентрировался на мне.

— Так тебе… удалось?

— Конечно. Чего только ради тебя не сделаешь, Дули. Почему не хотел говорить с Патом?

— Он… не такая змея… как ты.

— Да будет тебе… — начал было я, но он еле заметным покачиванием головы дал знак замолчать.

— Майк… ты вообще-то жуткая скотина… Ты подлый… гадкий… Ты проделывал такие грязные штуки… на которые больше никто… не способен… Пат — он совсем другой.

— Он просто коп, Маркос.

Улыбка была искренней, но вымученной.

— Ты всегда… называл меня Маркосом.

— Знаю… Когда на тебя злился.

— А сейчас… злишься?

— Послушай, приятель, после того, как меня напичкали свинцом, просто нет на это сил. И сейчас я тихий, как киска.

— Ну а мысли… насчет того… зачем я тебя позвал, есть?

— Кое-какие есть.

— Кха-кха… — Он закашлялся, лицо исказилось от боли. Теперь глаза мои уже окончательно освоились с темнотой, и я отчетливо видел его. Старость ничуть не красила Дули, а уж полученное ранение довело работу времени до конца.

Прошла, наверное, целая минута, прежде чем боль стихла, но секундная стрелка продолжала бежать по кругу, неотвратимо приближая конец. Я это знал, и он — тоже. С каждым скачком стрелки — ближе к концу. Сделав усилие, он снова сосредоточил на мне взгляд затуманенных глаз.

— Майк… помнишь дона Анжело?

Я подумал, что он погрузился в воспоминания. Дон Анжело умер лет двадцать назад. Умер в возрасте девяноста с хвостиком, тихо и мирно, в своей постели, окруженный скорбящими родственниками. Своей настоящей семьей. Другая семья, насчитывающая в сотни раз больше членов, распространяла свое влияние на все Восточное побережье, которое дон считал своим.

— Ну конечно. Дули. А что?

Лицо его исказилось. Глаза смотрели виновато. Затем, после долгой паузы, он сказал:

— Я работал на него, Майк.

В это невозможно было поверить.

— Ты, Дули?!

— Мне не везло… Ну, как тебе и Пату… Дон Анжело узнал… что я служил в армейской разведке… И у него появилась для меня работенка.

— И какую же работенку ты исполнял для мафии, Дули? — спросил я. — Стрелок из тебя, прямо скажем, средний. В незаконных делишках тоже вроде бы замечен не был.

Он приподнял руку, и я умолк.

— Это была… совсем другая… работа. — Я кивнул, давая знать, что понял, и он продолжил: — Тебе известно, что ежегодно… — Он умолк, подыскивая нужное слово, а потом сказал: — Примерный подсчет оборота мафиозных группировок?

— Да, слышал. Вроде бы этим занимается налоговое управление США.

— И?..

— Там крутится огромная куча денег, — сказал я.

— Майк… — тихо и мрачно пробормотал он, — ты и представления не имеешь… о масштабах…

— К чему клонишь, Дули?

Грудь, покрытая простыней, приподнялась. Он сделал несколько глубоких вдохов. Закрыл глаза. Очевидно, снова приступ боли. Поборов его, он снова открыл глаза и, кривя губы, пояснил:

— Оттуда и происходят все неприятности… Майк. Помнишь, когда молодые ребята… собрались прибрать к рукам… бизнес семьи?

— Но ведь у них ничего не вышло, Дули.

— Да нет, не тогда… — Он снова, болезненно морщась, втянул в грудь воздух. — Но это заставило донов задуматься.

— Да, — кивнул я и напомнил: — И все они принялись судорожно легализировать свои делишки. И просто бизнес превратился в Большой бизнес.

Кривая усмешка, которой он одарил меня, заставила почувствовать себя полным идиотом. Специально выждав несколько секунд, чтоб помучить меня еще немного, он сказал:

— Пять главных семей устроили в Майами нечто вроде совещания… Они обсуждали и изучали ситуацию… подвергли свои расчеты и учеты независимой экспертизе, как любят говорить власти…

— И все же не пойму, о чем это ты, Дули?

Он снова усмехнулся, на сей раз с видом глубочайшего удовлетворения.

— И всех их… кинули собственные дети… Те самые ребятишки, которых они обучали в разных колледжах… Те, которым они собирались передать свой бизнес впоследствии…

— Но не такие же они тупицы, эти доны, — возразил я.

— Компьютеры… — пробормотал Дули.

— Компьютеры?

— Их обучали… как ими пользоваться… еще до школы… И детишки не захотели ждать. Они хотели получить все сразу… и немедленно… И получили. А теперь заткнись и не перебивай, пока я не закончу.

— Похоже, это целая сага, — заметил я.

— Придется тебе ее выслушать… — сказал он.

— Не люблю, когда мне приказывают заткнуться, — заметил я, изображая, что оскорблен до глубины души. — Ладно, все, заткнулся.

— О'кей. Молчи и… слушай. Все эти старые доны… никогда не использовали толком свои богатства… Нет, у них была куча денег, но выглядели они так, словно и цента нет за душой. Паршивые маленькие домишки, их жены сами готовили и стирали. Нет, они устраивали себе праздники… но только когда ездили на родину… А дети… эти скверные непослушные дети… знали, что деньги есть… но не знали, где доны их прячут… — Он вдруг задышал прерывисто и часто, и мне это очень не понравилось, но останавливать его я не стал. — Ну и тут… они обратились ко мне… — Он понял, какой вопрос я собираюсь задать, и отрицательно помотал головой. — Потом… поймешь… почему. Сейчас это неважно.

На панели, что за изголовьем, замигала маленькая красная лампочка. Мигала секунды две, потом погасла. В палату никто не пришел, и я решил не обращать на это внимания.

Он сказал:

— Никто так и не узнал… как это им удалось. Наличные, ценные бумаги, все это вывозили грузовиками, причем всякий раз разные люди… И никто не знал, откуда взялись эти деньги и куда потом делись… За исключением небольшой группы людей…

— А с ними что?

— Ну, как в старые добрые пиратские времена. Остались одни скелеты… до сих пор там. Они сделали свое дело… а потом разделались с теми, кто им помогал… — Он снова поднял на меня глаза. — Не перебивай ладно?

Я кивнул.

— Самые большие состояния… были в ценных бумагах. Они обналичили все, что смогли. Превратили в доллары… Они сняли все, что было… на номерных счетах в банках, в Швейцарии, на Багамах и так далее… Нет, наличность к мафии поступать продолжала… доходы от казино, букмекерства, наркоторговли… ну, сам знаешь. — Я снова кивнул. — И это сбило стариков с толку… Птенчики обвели их вокруг пальца… Деньги продолжали поступать и крутиться, а основные капиталы… исчезли.

— Можно? — спросил я.

— Валяй… — похоже, он устал и был рад прервать свое повествование.

— Когда все это выяснилось?

— Ну, месяцев за шесть до той перестрелки в порту… Опять же с помощью компьютеров. Сперва… сперва они подумали, что это какая-то ошибка… Но когда машины подтвердили — нет ни хрена, тогда… наконец они поняли, что их… ограбили. Ну и забегали… и начали выяснять, в том числе и отношения… Отсюда и все эти сумасшедшие перестрелки. Теперь… расскажи, что ты помнишь…

То, что рассказал он, походило на правду. Года два назад в высших эшелонах мафиозных структур действительно стало наблюдаться некое беспокойство. Но все держалось в полной секретности, и даже налоговое управление США хранило молчание. Потому, как сколько бы они ни старались и ни суетились, выходило, что на счетах мафии денег практически нет и прицепиться не к чему.

Дули сказал:

— А доны все старели… И когда умирали… это казалось нормальным и естественным… Умирали от чего и положено умирать старикам. Ну, инсульт, сердечный приступ, случайно свалился с лестницы…

— Помню. Одно время был прямо парад пышных похорон. Одни за другими…

Это я хорошо помнил. В каждой газете и на экранах телевизоров красовались изображения длиннющего ряда похороненных под грудами цветов «Кадиллаков». У могильных плит проливались моря слез скорбящих по усопшим. У всех членов семей выражения лиц самые что ни на есть трагические, на губах — ни тени улыбки. Но в самой глубине глаз с каждыми новыми похоронами все больше разгорался веселый огонек. И, похоже, всем так и не терпелось узнать, кто же станет новым королем.

Я думал обо всем этом, глядя сверху вниз на Дули. И тот, похоже, прочитал мои мысли.

— В то время я… работал на Лоренцо Понти, Майк… Понти, он очень умен… Он проворачивал крупные дела. Он оказался куда шустрей молоденьких мальчиков, всегда опережал их, хитрая лисица…

— И он стал главарем, когда все остальные умерли, да? — спросил я.

— Черт, Майк, но они… они же не просто так умирали. Их перебили, всех до одного… Кроме Понти. А стоит уйти и ему, и донов больше не останется. Одни сосунки, которые просто… с ума сойдут от злости, узнав, что их наследство улетучилось. Пуф — и нету!.. Вот… такие люди, — он пытался прищелкнуть пальцами, но, видно, не хватило сил.

— Скажи-ка, Дули, а как ты думаешь… Лоренцо Понти знает, где хранятся награбленные сокровища?

— Считает, что знает.

— А что, его самого тоже кто-то кинул?

— Я… — прошептал Дули. — Я его… кинул. Сменил дорожные знаки… перекрыл пути, все перепрятал. Придет день, сам узнаешь… Понти, конечно, будет копать, но только не там, где надо…

Тут лицо его исказилось от страшной невыносимой боли, спина под покрывалом выгнулась дугой. Он вступил в черную аллею и что-то увидел там. Настолько ужасное, что в это невозможно было поверить.

— Эти врачи… Майк…

Он умолк, словно захлебнувшись словами, и закрыл глаза. А потом, когда с усилием открыл их снова, смотрели они страшно серьезно и строго. Я сказал:

— Вообще-то они неплохие ребята, Дули. Может, даже лучшие на этом свете.

— Зато я сам… не из лучших…

— Это для них значения не имеет. Ты в больнице, ты их пациент.

— Тогда почему никто ничего толком не скажет?

— Может, еще анализы не готовы.

— Чушь это все, Майк… Они ввели мне какую-то дрянь, внутривенно, и теперь я вообще ничего не чувствую. — В глазах его блеснула злоба. — Ты знаешь, что в меня… стреляли, да?

— Да. Пат сказал.

— Только не лги! Скажи честно, плохи мои дела?

— Плохи, — ответил я. Обманывать не было смысла. Он и так все понял, по моему лицу.

— Говори.

— Тебе всадили в брюхо три пули.

— Короче, разорвали на части, да?

Я отделался коротким кивком.

— Так почему они мне не сказали?

— Потому что они врачи. И всегда есть надежда.

— Однако самих их тут почему-то нет.

— Просто тебе нужен покой, вот и все.

— Да будет тебе, Майк!.. Я умираю… это ясно. Чувствую, как это… ко мне приближается, так что нечего молоть всякую чушь… У меня кишок не осталось. Вообще никаких внутренних органов… Ничего… Кишкам каюк, понял?

— Понял, — ответил я.

— И сколько осталось, Майк… — Это был не вопрос, и он не требовал от меня выражения сочувствия и утешения. На уме у него было нечто совсем другое.

Я ответил:

— В любую минуту, дружище. Ты подошел к самому краю… Возможно, они сочли, что лучше оставить тебя в покое. Что будет лучше, если ты войдешь туда один. Это… совсем не больно…

На губах его мелькнуло подобие улыбки, на лице отразилось облегчение.

— Послушай, — прошептал он, — что бы ты сделал, если б… в руках у тебя оказались… восемьдесят девять миллиардов долларов?..

— Купил бы новую машину, — ответил я.

— Я же сказал… восемьдесят девять миллиардов, Майк…

Я приготовился было отшутиться, но слова так и замерли на губах. Теперь глаза у Дули были ясные-ясные и смотрели прямо в мои. А на лице возникло какое-то странное выражение. Он умирал, это несомненно. И то, что он только что сказал правду, тоже не вызывало сомнений.

Я тихо заметил:

— Только у правительства могут быть такие огромные деньги, Дули.

Спорить он не стал.

— Верно. На то оно и правительство. И у него… все есть. И люди, и налоги, и солдаты, и больше денег… чем можно себе представить. Но их почему-то никто не видит, этих денег… они не хотят, чтоб их видели.

Я, слегка хмурясь, смотрел на него, и он понял — я догадался, о чем идет речь. И глаза Дули улыбались — до тех пор, пока не начался очередной приступ боли. И я понял, что вот это и называется агонией. Он не хотел, чтоб я говорил, потому что должен был успеть сказать мне что-то еще, самое важное, но времени уже не осталось.

— Они оставили… восемьдесят девять миллиардов, Майк… Миллиардов, ясно? И я знаю, где… эти деньги, а они — нет, не знают, — и тут искорка в глазах потускнела.

Он еще шевелил губами, слова были еле различимы. И я склонился над ним совсем низко. И вот тихим, но многозначительным шепотом он добавил:

— Ты… сможешь… узнать… где они. — Глаза так и остались открытыми, только последняя искорка жизни в них угасла. Они принадлежали мертвецу.

Пат поджидал меня в холле. Не было нужды сообщать ему, что Дули умер. Все было написано у меня на лице. Полузалеченные раны в боку снова заныли, кожа натянулась, когда я, наклонившись, смотрел, как умирает мой старый друг. При мысли о том, что он сообщил по спине пробежал озноб и боль вонзилась в мозг. А потому я остановился и ухватился за спинку кресла.

Пат спросил:

— Ты как, нормально?

— Все в порядке, — солгал я. — Просто еще не привык так много ходить.

— Врешь. Давай садись.

Я уселся рядом с ним и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Пару минут спустя почувствовал, что вроде бы прихожу в норму.

Пат знал, что Дули умер.

— Сильно мучился? — спросил он.

Я кивнул.

— Он испытывал страшную боль… Черт, он просто с ума сходил от боли. — Обернувшись к Пату, я спросил: — Как все-таки это произошло, а, Пат?

— Почему раньше не спрашивал?

— Просто не знал, смогу ли это вынести. Я ведь и сам недавно побывал почти что на том свете.

— Ну, как сейчас, получше?

— Все прекрасно, Пат.

— О'кей. Он был дома. Один. Только что пришел, вскоре после девяти, ужинал в какой-то забегаловке. Сидел, читал газету, заполнял квартирные счета. Начал было заполнять пятый, и последний, и тут это произошло. Ожогов от пороха на коже не обнаружено, так что стреляли не с близкого расстояния. Ну и он свалился со стула. А падая, случайно прихватил телефон. Трубка слетела с рычага, но внутри аппарат не сломался. И ему удалось набрать 911 и сообщить оператору, что в него стреляли. Они проследили, откуда сделан звонок, приехали и отвезли его в больницу. Почти все время был без сознания. Пришел в себя лишь за несколько часов до твоего приезда. Врачи не разрешали пускать к нему посетителей, но…

— Он узнал того, кто в него стрелял?

— По всей видимости, нет. Да и потом, это было бы сложно. Дверь оказалась не запертой изнутри на замок. Кто-то просто выбил ее ударом ноги, увидел Дули, сидевшего футах в пятнадцати, и всадил в него три пули из «магнума» 357-го калибра. У преступника было достаточно времени, чтобы смыться. И, разумеется, ни одного свидетеля не объявилось.

— Оружие проследить удалось? Я имею в виду, по пулям?

— Нет. Такое продается в каждой оружейной лавке.

— Что говорят ребята из лаборатории?

— Да ничего существенного. Стрелявший в комнату не входил, палил прямо с порога. Чуть выше дверной ручки и на косяке — следы пороха. Так что совершенно очевидно, откуда он стрелял.

— Ну и что скажешь, Пат?

На секунду он опустил глаза, задумался, потом ответил:

— Учитывая ситуацию в целом, кому-то крупно повезло. Он сказал тебе, на кого работал, Майк?

— Да, — ответил я. — Сказал. На Лоренцо Понти. Но работа не была связана с внутренними делами мафии. Он был…

— Знаю, — перебил меня Пат. — Он был свободным полевым игроком. Мастером на все руки, нечто вроде управляющего в имении Понти. Парнем, отвечающим за состояние этого имения. Первым делом мы проверили его карточки соцобеспечения, и тут же все стало ясно. Он сказал тебе это?

— Сказал, — коротко ответил я. И не стал продолжать. Последние слова Дули предназначались мне одному. Если б он хотел, чтоб и Пат тоже знал, позвал бы нас обоих.

— Но ведь он… наверняка сказал тебе больше… — многозначительно заметил Пат.

Я снова кивнул.

— Сказал, что в рядах мафии замечено волнение. У них неприятности.

— Это мы и без него знаем. И у мафии всегда неприятности.

— Не в том смысле. Там наметился раскол. Дети поднялись против родителей.

— И об этом тоже известно. Наблюдается последние шесть лет. Просто во главе кланов оставались ребята, которые управляли ими, как в прошлом веке. Ну и понятное дело, молодым это не нравится. И они тоже хотят иметь толику власти.

— Думаешь, они ее получат, Пат?

— Со временем. Если не силой, то в конце концов просто унаследуют.

— И сколько же старых донов умерло или отошло от дел?

— Ты ведь читаешь газеты, Майк. Осталось их… по пальцам перечесть. Правда, некоторые умерли при несколько странных обстоятельствах… Но, с другой стороны, что ты хочешь? Возраст дает о себе знать. Да и потом, если их даже кто-то и прихлопнул, нам-то что за забота?

Пат усмехнулся и вытянул длинные ноги.

— Какие будут соображения, Майк?

— Мотив убийства Дули… Он должен существовать, не так ли?

Пат мрачно кивнул.

— Сцепился с каким-то букмекером из-за пяти с половиной тысяч баксов.

— Как звать букмекера?

— Марти Дайэмонд.

— Ерунда! Марти Дайэмонд на такое никогда не пойдет, ты это прекрасно знаешь.

— Ходят слухи, будто бы он пару раз брал какие-то ссуды у подозрительных типов.

— Многие это делают. И ведь потом, Дули никто не угрожал. Так что если он и брал, то наверняка выплатил все долги.

— Но его убили, Майк, — напомнил мне Пат. — А стало быть, мотив должен существовать. Может, он слышал или видел нечто такое, что стоило ему жизни.

Меня так и подмывало сказать Пату, что Дули не видел или слышал, а делал, но я сдержался. Пока еще рано говорить ему об этом.

— Ну а сам-то ты чего думаешь? — спросил я.

— Мы оба хорошо знали его, Майк. И ты, и я. Нормальный вроде бы парень, вот только общался со странными людьми. Солдат был замечательный, а кроме этого, никаких талантов вроде бы не наблюдалось. Командовать не слишком умел, а вот по части выполнения разного рода спецзаданий был настоящий дока. И что прикажешь делать с такими данными на гражданке, а?

— Сколько он зарабатывал на службе у Понти?

Пат скорчил гримасу.

— Знаешь, ты удивишься. Куда больше меня, но это вроде бы понятно. Мы проглядели кое-какие документы на Понти, и, похоже, Дули действительно был управляющим его имения. И делал все должным образом. Он даже имел право нанимать себе при необходимости помощников, заказывать нужные товары, вел все дела очень аккуратно. И никто на него ни разу не жаловался.

— Похоже, мы с тобой его недооценивали, — заметил я. — А чем он занимался в Нью-Йорке?

— Да ничем особенным. Работал или на Лонг-Айленде, или за городом, на ферме по выращиванию яблок. Понти купил пару участков в Джерси, но несколько лет тому назад продал. Понти принадлежит к разряду настоящих крестных отцов, тех, кто любит чувствовать под своими сицилийскими пятками твердую землю. — Он сделал паузу. Пару секунд разглядывал потолок, потом заметил: — И все же ты что-то от меня скрываешь, Майк.

— С чего это ты взял?

— Да с того, что ты единственный из всех, кого я знал, кто всегда носит туфли на мягком резиновом ходу. Чтоб никто не услышал, как ты подкрадываешься. Самая настоящая змея, всегда подползаешь незаметно.

— Ну не к тебе же, дружище!

— Ладно, перестань! Ты был замешан в серьезных делишках. И я всегда удивлялся, как это тебе удается выйти сухим из воды. Ты опережал всех местных копов, федов, других частных сыщиков…

— Ну, не все время, — скромно заметил я.

— Однако достаточно часто, чтоб навести на кое-какие мысли.

— Просто я всегда старался сделать так, чтобы никто не перебежал дорогу, вот и все. И больше чем одной проблемой зараз никогда не занимался.

— Да, знаю. Жевал и жевал — до тех пор, пока не удавалось проглотить, — он снова окинул меня пристальным взглядом. — А потом вдруг застрелили человека.

Я знал, что он это скажет. И ведь что самое главное — он был прав. Меня затаскали по судам, пресса полоскала мое имя почем зря, но все это было до того, как я схлопотал несколько пуль из револьвера 357-го калибра на причале. Того же калибра, что были выпущены в Дули… Что, впрочем, ничего особенного не означало. Возможно, это было чистым совпадением. Пушки системы «магнум» продаются сегодня на каждом углу, и неважно, сколько было принято на эту тему законов, но доступны они практически каждому, у кого имелись на это денежки.

— Не собираюсь больше ни в кого стрелять, Пат, — сказал я. — Даже пушку больше при себе не ношу.

Он собрался было что-то сказать, затем передумал и как-то странно и долго смотрел на меня. Суть была не в том, что я сказал, главное — как сказал. В конце концов ему пришлось скушать мой ответ, смириться с ним, но смирения хватило ненадолго. Он рассмеялся и пригладил ладонью волосы.

— Господи, ну и артист же ты, Майк! — воскликнул он.

Я усмехнулся и тоже встал.

— Что делаешь завтра, Майк?

— Буду у себя в конторе. А что?

— Может, заскочу. Надо потолковать. Иногда я представляю себя на твоем месте, и знаешь, так прямо мурашки по коже…

— Мурашки? У тебя, Пат? — саркастически заметил я.

— Да, представь себе. И на то имеются основания. Ведь то, что произошло с Дули… Короче, я тоже вовлечен во все это. Классическое убийство для расследования нью-йоркским департаментом полиции. Но имеются в нем кое-какие аспекты, придающие этому дельцу особый оттенок.

— К примеру? — тихо спросил я.

— К примеру, ты, дружище, — ответил он. — Да, ты! И если б я точно не знал, что ты зализывал в то время раны во Флориде, я бы беседовал с тобой не здесь, а в участке. Но ты взял тайм-аут. Так что увидимся завтра, у тебя в конторе. А теперь тащи свою задницу домой и постарайся поспать. Тебе это не повредит. И скажи Вельде, чтобы не переусердствовала.

* * *

Я подходил к двери своей конторы, и во мне с каждым шагом нарастало какое-то странное возбуждение. Стены в коридоре были выкрашены краской пастельных тонов, пол покрыт толстым ковром. Ничего вроде бы не пропало, и все стекла были целыми. И срок моей лицензии истекал только через год. Но мне казалось, что я попал не в ту контору, что некогда арендовал для работы. И возбуждение не было связано с ее состоянием. Оно охватило меня потому, что я знал — сейчас я увижу Вельду.

Я распахнул дверь и действительно увидел ее. Она сидела за столом, подперев подбородок кулачками, и смотрела мне прямо в глаза.

Я спросил:

— И что мне полагается делать? Просто пожелать доброго утра или поцеловать?

— Да делай что хочешь, — ответила она с такой знакомой мне ехидной ухмылочкой.

— Нет, не могу.

— Почему это нет?

— Я скован. Чувствую себя, словно в наручниках.

Она вызывающе вздернула подбородок и кивком указала на дверь в кабинет.

— Офицер, что явился надеть на тебя наручники, уже там.

Но прежде чем войти, я все же наклонился и поцеловал ее в макушку. Пат Чамберс уютно устроился в большом мягком кресле, положил ноги на выдвинутый ящик стола и попивал холодное светлое пиво «Миллер». С таким видом, точно он здесь хозяин.

— Надеюсь, что банка не последняя, Пат.

— Вельда притащила целых две упаковки по шесть банок каждая. Что за девочка, просто клад! От души поздравляю тебя, приятель!

— Так она тебе сказала?!

— Шутишь, что ли, — лениво отмахнулся он. — Достаточно взглянуть на ее хорошенькую мордашку, и все становится ясно, — он покачал головой. — Проблема только в том, что фигурка у нее такая… ну просто глаз не оторвать. До мордашки можно и не добраться. — Он отпил глоток и кивком указал на холодильник. — Сам-то как, выпьешь?

— Знаешь, может, ты меня и нашел, Пат, — ответил я, — но это вовсе не означает, что тебе позволено соблазнять меня и нарушать медицинские предписания. Я теперь с этими вкусными напитками только в гляделки играю.

— Тогда почему держишь пиво на льду?

— Так это для клиентов, — ответил я.

— О, понял… Так ты скажешь, что наговорил тебе Дули?

Я отодвинул стул от стены и уселся.

— Он умер у меня на руках, Пат. И, видимо, не хотел, чтоб рядом был кто-то другой.

— Но ты же знаешь Дули! Всегда был одиночка, всегда сам по себе. И все же интересно, почему он меня не позвал…

Я выждал секунду, потом заметил:

— Так ты действительно хочешь знать?

Он поставил банку на регистрационную книгу и, сощурясь, смотрел на меня.

— Ясное дело, хочу! — ответил он. — Черт, после всего того, что нам довелось пережить вместе…

— Послушай, Пат, Дули счел, что ты не потянешь.

— Что не потяну?

— То, что следует сделать, — туманно ответил я. Я сидел и изучающе смотрел на своего близкого друга. Пат Чамберс, капитан полиции отдела убийств. Еще совсем не стар, но пенсионный возраст уже не за горами. Умен, ловок, образован, исключительно опытен и знаток всех нюансов детективного расследования. Крут, но не настолько, чтоб убивать людей. И крайне совестлив, именно этот недостаток и имел в виду Дули. И у меня просто не хватало духу поделиться с Патом тем, что я узнал от Дули.

Пат снова взял банку и опустошил ее двумя глотками. Мусорная корзина под столом была пуста, и банка, звякнув, упала на дно.

— Он хотел, чтоб ты прощупал того парня, который в него стрелял, верно? — спросил он.

— Да, примерно в этом роде, — ответил я.

— Знаешь, Майк, до сих пор идут разговоры о том, кто устранил Эйзи Понти. Один свидетель видел, как он стрелял в тебя и что тебя так и отбросило назад. И в этот момент, конечно, мог спуститься курок. Нет, этот свидетель не утверждает, что видел, кто именно убил Эйзи Понти. Так что версия, что он погиб от шальной пули во время перестрелки, не отменяется.

— А пулю, которая убила его, так и не нашли?

— Эйзи снесло половину черепа, а в таких случаях, сам знаешь, найти что-либо трудно. Пуля могла улететь в реку, попасть в стену здания, во что угодно. Так что кто его знает…

— Я знаю, — сказал я.

— Что именно?

— Что я застрелил эту мразь. Вырубил его с первого же выстрела из «кольта» 45-го калибра.

— Именно это я и предполагал, — сказал Пат. — И на твоем месте держал бы язык за зубами. Ты лучше вот что скажи… Зачем это тебя вообще туда понесло, а?

Я в деталях пересказал ему ту же историю, что поведал доктору Моргану, когда почувствовал, что в силах говорить. Пат, естественно, заинтересовался осведомителем, который вовлек меня в эту заваруху с Гаэтано и Понти, но парень был тут совершенно ни при чем. Просто оказался в нужном месте в нужное время и подслушал нечто, чего не полагалось бы знать. А потом скинул эту информацию на меня.

Какое-то время Пат переваривал услышанное, затем поднял глаза и уставился на меня.

— Ладно, неважно, Майк. Главное другое. И Уго, и его старик нюхом чуют, что стрелял ты.

— И чутье их не подводит, — заметил я.

— Но они очень опасные люди, если их разозлить дружище.

— Да уж, — согласился я.

— Старик будет дергать за разные ниточки, выяснять, сколько именно произведено выстрелов, и прочее. Но Уго… вот кто по-настоящему опасен. За то время, что тебя тут не было, он окончательно озверел.

Я вспомнил о том, что рассказал мне Дули.

— Его можно понять.

Но Пат неверно истолковал смысл моих слов. И спросил:

— Знаешь, как его прозвали?

— Нет, — ответил я, изображая самый неподдельный интерес. — И как же?

— Пуленепробиваемый Понти.

— Господи, и кто ж такое придумал! Сроду не слыхивал, чтоб его так называли. Во всяком случае, на улице.

Пат усмехнулся.

— Эта кличка пришла не с улицы. Это наши ребята так его прозвали. Два раза мы вступали в перестрелку с мафиози, в котором опознали Уго Понти. И оба раза офицеры клянутся и божатся, что промаха не давали, палили прямо в него, а ему хоть бы хны!

— И что же, они были вполне уверены в своих показаниях? — спросил я.

— Ну не совсем. Оба раза случалось это ночью, хотя видимость была вполне приличная.

— А из-за чего разгорелся сыр-бор, Пат?

— Одно точно знаем, что пахнет наркотиками. Мы считаем, что Уго ездил туда перехватить ребят, которые не расплатились, и что он, Уго, на них наезжал. Просто ему не повезло. Оба раза его заметили проезжавшие мимо патрульные. Ну, естественно, притормозили, хотели выяснить, что к чему, и тут пошла пальба. Полицейские укрылись за машинами и вели огонь оттуда. Видели, что попали в цель, что парень пошатнулся. А потом нырнул куда-то в темноту и с концами. Они прочесали весь район, но он словно сквозь землю провалился. Ни пятен крови, ни каких-либо других следов. Ничего.

— А из чего они стреляли?

— Новое оружие. Крупный калибр.

— Стандартные патроны?

— Говорят, что да, но особо на эту тему распространяться не принято. Впрочем, я их ни в чем не виню.

Откинувшись на спинку стула, я смотрел на него через стол. Напрашивался один вопрос, но Пат, предугадав его, тут же поспешно добавил:

— Мы нашли все пули, выпущенные при первом столкновении.

— Все?

— Все до единой. Некоторые расплющились о кирпичную стенку, три попало в дерево, пара пробила металлический мусорный контейнер.

Я ждал, и он нехотя добавил:

— И две из них показались странными…

— Вот как? — На сей раз он выждал, пока я не задам вопроса. — Фрагменты одежды, ткани?

— Типа того.

— Думаешь, на нем было нечто вроде бронежилета?

Слегка склонив голову набок, он пожал плечами.

— Если там был действительно Уго, он бы наверняка знал, что мы уже давно не пользуемся старыми «смит-и-вессон» 38-го калибра. Пули, выпущенные из нового оружия, вполне способны пробить любой бронежилет.

— Даже те, что носят ребята из «СВАТ»?[2]

— Ну, это зависит от многих факторов. Расстояния, калибра… Ну, ты меня понимаешь.

— Но если на нем действительно была такая броня, она сработала. Уго Понти жив и здоров, продолжает шустрить, не выказывая ни малейшей усталости или страха.

Пат кивнул.

— Так как ты можешь все это объяснить?

— Ну а в библиотеке, в справочниках по баллистике ничего нет, что ли?

— Я смотрел.

— И что же?

— Одна из американских фирм, — начал Пат, — разработала новую технологию. Настоящая революция в этом деле. Вот только с продажей оплошали. Или же наши покупатели просто недооценили изобретение и остались, что называется, в дураках. Кажется, только британцы купили.

— И что в нем такого особенного, в этом изобретении?

— Ну, во-первых, этот защитный материал раза в четыре эффективнее. Останавливает практически любую пулю. Объем, то есть размер, очень важный фактор, тоже сведен к минимуму. Жилет практически невесом. Никто не увидит, что на тебе надета эта штука, и, если только тебе не попадут в голову, можешь быть совершенно спокоен. Недостаток — цена. Я так понял, жутко дорогая штука и простым смертным практически недоступна. К тому же и технология весьма сложная и держится под особым секретом. Возможно, они разрабатывали эти жилеты для королевских особ и операций, связанных с особым риском.

— Не станешь же ты причислять мафиози к разряду простых смертных, Пат, — заметил я. — Уж чего-чего, а денег у них куры не клюют, да и секрет могут купить практически любой… Скажи, а тебе не доводилось сталкиваться с Уго после этих двух историй?

— Ну, после первой перестрелки мы разыскивали его, наверное, с месяц. Ездил в Мексику, отдохнуть от трудов праведных. А после второй стычки вернулся домой недель шесть спустя. Ездил в Канаду, на какую-то погулянку.

— И, конечно, без всяких там паспортов?

— Естественно. Только виза для Мексики, вот и все.

Известно, что старик жутко на него злился. Но, с другой стороны, сам знаешь, Уго для него теперь единственный свет в окошке. Мы даже обследовали парнишку по медицинской части и не нашли на теле ни единой отметины. Ловко, правда?

— Да уж… — Я встал и потянулся. — А алиби у него крепкое?

— Ну конечно. У Понти на этот счет всегда все в порядке. Всегда найдется человечек, который подтвердит.

— Ну а какова официальная версия? Ведь прокуратура должна была выступить с соответствующим заявлением.

— Должна, но не выступила. Заваруха на пристани, все, кто там стрелял и был застрелен, рассматривается в целом, без каких-либо попыток выявить правого и виноватого. Просто объявили, что то была гангстерская разборка в чистом виде и что все трупы опознаны.

— И я в том числе?

Пат помолчал, потом заметил:

— Как ни странно, но твой вопрос особо не муссировался. Просто были опубликованы кое-какие факты из твоей биографии, а поскольку никто из газетчиков не знал, что ты на этой пристани делал, пресса вскоре утихла. — Он снял ноги с ящика стола, опустил их на пол. — Правда, кое-кто из репортеров разнюхал, что ты поцапался с Лоренцо Понти.

— Да ты чего, Пат? Ничего я не поцапался! То была рутинная работа. Мне надо было выяснить, кто в действительности владеет теми четырьмя зданиями, что на Пятой авеню. Оказалось — старик Лоренцо. Хорошая сделка. Никаких претензий со стороны налогового управления, оформлено чистенько, все честь по чести. И угрожать мне стали только потому, что старик вообразил, что я сую нос не в свои дела.

— Но хамить ему в его собственном ночном клубе было вовсе не обязательно, Майк.

— Он тоже за словом в карман не лез!

— Ладно, перестань, Майк. Сам знаешь, чем это могло закончиться. Он был со своими телохранителями.

— Да, но я все-таки его достал! Прижался спиной к стенке и держал на мушке, и его гориллы рыпнуться не могли!

— Тебе просто повезло, приятель.

— Как бы не так! Понти стоял прямо передо мной. И он бы схлопотал первую же пулю. А я ни хрена не выстрелил.

— Так чего ж ты не выстрелил?

Я оскалил в усмешке зубы.

— Пат, дружище, ты кое о чем забываешь…

— О чем это?

— О том, какая у меня репутация. Я птица крупного полета. И стрелок хоть куда, Пат. Специально храню газетные вырезки, где все это написано.

— И старые шрамы — тоже…

— Однако, как видишь, я все еще жив…

— И надолго ли это?

— Будем думать об этом, когда буря немного утихнет, — ответил я.

Глава 3

Избежать всего этого цирка не было никакой возможности. Нью-Йорк — город бульварной прессы, пусть даже общепризнанно, что по-настоящему тут правит бал только «Таймс». Толпы, ездившие в метро, жаждали видеть снимки, читать страшные статьи, а телерепортеры центральных и коммерческих каналов сражались между собой, чтоб первыми снять и выдать в эфир диковинку.

И, разумеется, этой диковинкой стал я.

Вельда первым делом позвонила в прокуратуру и попросила вычеркнуть меня из списка пропавших без вести. Я все еще находился в розыске, и они могли явиться к нам в офис и убедиться воочию, что я нашелся. Или вообще забыть обо всем этом. Договорились, что зайдут сегодня в десять. Была уже половина десятого.

В каком-то смысле я снова стал своего рода знаменитостью, как в старые добрые времена, но радовало это меня куда меньше, чем прежде. Вот сейчас заявится какая-нибудь шишка и начнет допрашивать или еще того хуже — просто предъявит мне ордер на арест. И засадит за решетку. Ей, этой шишке, я, конечно, интересен. Но, с другой стороны, выборы должны были состояться только через год.

Знай они лучше Вельду или разбойников-репортеров, они бы, пожалуй, поостереглись являться. Но политикам, как правило, свойственно терять разум, особенно когда на улице гремят оркестры и полощутся флаги. В конторе у меня было полно телерепортеров, расставивших камеры и осветительные приборы по всем углам, и половина этих людишек уже получила информацию — в количестве, достаточном, чтобы насытить программу утренних новостей. Информация по большей части относилась к событиям той ночи, когда в порту состоялась перестрелка.

Ровно в десять прибыла команда из окружной прокуратуры. Группа из четырех человек, шагали они попарно, выпятив груди вперед. Шагали бодро, но не в ногу, и я не мог удержаться от мысли: до чего же эти правительственные законники напоминают игрушечных заводных зайцев, рекламирующих по телеку батарейки. Уж носили бы, на худой конец, какие-нибудь отличительные знаки, что ли…

Во главе этого отряда выступала Флоренс Лейк. В таком же костюме, что и остальные, с той разницей, что на ней вместо брюк была юбка, но ее, похоже, вовсе не радовало это различие. При виде того, что творится в конторе, лицо у нее исказилось от злобы. Она жутко покраснела, а на шее вздулись жилы, и мне тут же стало понятно, каким именно образом лица людей превращаются словно в маски из дерева. Спутники ее были людишки более мелкого ранга, а потому, похоже, ничуть не возмутились. Напротив, вся эта шумиха могла создать им недурную рекламу.

Телерепортеры и газетчики — народ дошлый, а потому прекрасно поняли и оценили ситуацию. И замерли в радостном предвкушении. Готовый разыграться тут спектакль мог стать по-настоящему забавным, особенно если кому-нибудь из главных героев удалось бы вставить стерве-прокурорше перо в задницу.

Флоренс Лейк тоже все прекрасно понимала. А потому так и расточала улыбки и была сама любезность. И попросила разрешения побыть со мной наедине несколько минут — вон в том кабинете, если не возражаете. И была вроде бы очень довольна, когда все радостно согласились. Довольна? Слабо сказано! Она чуть не окочурилась от счастья.

Я покосился на Вельду. Она с трудом сдерживала улыбку и жестом показала, что я должен навешать этой Лейк как можно больше лапши на уши. Что, собственно, я и сделал, причем без особого труда. Так и разливался перед ней соловьем, красочно живописуя свои страдания, но не сказал ничего такого, чего бы она уже не знала. Однако она была юристом и достаточно умна, чтобы сообразить, что я многое недоговариваю. А вот как ко мне лучше подступиться, пока не знала.

Флоренс Лейк ничего не записывала. За нее это делали помощники. Окинув меня ненавидящим взглядом, она заявила:

— Ваши объяснения по поводу того, как вы там оказались, мистер Хаммер, выглядят не слишком убедительно.

— Послушайте, — ответил я, — вы же сами прекрасно знаете, как это бывает, когда вам дают наводку или намек. Прежде всего человек хочет проверить, туфта это все или нет, верно?

— Ваш информатор был не слишком надежен?

— Он может точно сказать, где находится ближайший бар или как наклянчить на выпивку в дождливый день. Он утверждал, что случайно подслушал один разговор и, естественно, я хотел проверить, не слишком заботясь о том, надежен источник или нет.

— Тогда с чего же вы так встрепенулись?

— Учитывая, что за птица этот Лоренцо Понти и какие крупные проворачивает дела, я, естественно, заинтересовался.

— И ваша ссора с ним была настолько серьезна?

— Ну, разве что для него, мэм. До физического столкновения не дошло. Стычка не стоила ему ни цента. Но, сами знаете, эти старомодные мафиози имеют преувеличенные понятия о собственном достоинстве и чести, именно потому и опасны.

— Так, значит, вы поехали на пристань просто предупредить его?

— Именно.

Выражение ее лица говорило, что она не поверила мне ни на йоту.

— А с чего вы решили, что мистер Понти станет вас слушать?

— Он ведь не глухой, мэм.

Тут она резко сменила тему.

— Кто в вас стрелял?

Клятвы на Библии я не давал, а потому мог лепить все, что угодно. Но сделал это достаточно деликатно. Просто пожал плечами и ответил:

— Было темно. Сами знаете, пристань там освещается плохо…

— Да. — Пауза. — Ну а свое оружие вы использовали?

— С чего это вы решили, что я был при оружии?

— Да с того, что у вас есть лицензия на его ношение.

— Но частные сыщики по большей части не носят при себе оружия.

— Но вы — Майк Хаммер, — парировала она.

И когда я в ответ скривил рот в ухмылке, ей это страшно не понравилось.

— Что правда, то правда, — сказал я. — Но я схлопотал пули в самом начале заварушки. Две пули, и попали они в жизненно важные органы.

Флоренс Лейк смотрела на меня с таким видом, точно я был самым заядлым лжецом на свете. Точно она собиралась открыть этому свету глаза на то, кем я являюсь. Но прежде чем она успела разинуть рот, я выдернул рубашку из брюк, задрал ее и, запустив пальцы под бинты, слегка сдвинул их. А потом специально откинулся в кресле, давая ей возможность как следует разглядеть страшные шрамы на животе, совсем свежие, розовенькие, едва затянувшиеся, с точечными отметинами там, где находились швы. Повязку следовало бы сменить, заживление шло своим ходом, но выглядело все это куда хуже. Мало того — просто ужасно, отвратительно. Лицо прокурорши исказилось от отвращения, вся она так и передернулась и едва не блеванула прямо на ковер. На остальных представителей прокуратуры демонстрация ран произвела менее отталкивающее впечатление. Они взирали на швы с любопытством и даже с некоторой долей восторга, словно любовались отменной, мастерски выполненной работой.

Я заправил рубашку в брюки, и мне показалось, что Лейк скажет сейчас «спасибо».

Но она тут же взяла себя в руки и, словно ничего не произошло, резко спросила:

— Кто обрабатывал раны?

Снова пожатие плечами.

— Не знаю. Был без сознания. С неделю, а то и больше.

— Вам известно, где именно вы находились?

— Угу. На каком-то медицинском факультете или фельдшерском пункте. Точно не помню.

— Кто за вами ухаживал?

— Мужчина. Это все, что я помню. Немолодой. Так, во всяком случае, мне показалось.

— И, разумеется, вам выставили счет за услуги…

— Нет. Хотя, может, еще и получу. Я сказал «может», потому как не перевелись еще на свете люди, готовые оказать помощь человеку просто по доброте душевной.

— А может, и нет, — сказала она. А затем добавила: — Хотя лично я таких врачей не встречала.

— Ну а при чем тут вообще врач?

— Он мог оказаться свидетелем. Убийства.

— Чьего именно?

— Человека, который стрелял в вас.

— Но, миленькая, я же говорю, честное слово, не знаю, кто то был! — солгал я. Доказать обратное у нее не было возможности. — Кроме того, у меня не осталось извлеченных из тела пуль.

— У врача могли остаться. Врач, являющийся законопослушным гражданином, не стал бы уничтожать такие вещественные доказательства.

Я не сдавался.

— А может, то был просто какой-нибудь ветеринар, мэм. Или студент медицинского колледжа. Или же какой-нибудь престарелый док на пенсии, решивший вдруг тряхнуть стариной, вспомнить былое. Но ничуть не озабоченный при этом вещдоками, — последнее было куда ближе к истине. — Я же сказал: ничего не помню. Вырубился. Каким-то образом оказался во Флориде, в маленьком домике на пляже. Большую часть времени спал. Наверное, давали снотворное. Был совсем один и потихоньку поправлялся.

— И что же заставило вас вернуться?

Еще одна ложь во спасение.

— Прочитал в «Дейли ньюс» об одном убийстве. Ворвались в дом к человеку и застрелили. Убитый был моим старым другом. Мы вместе служили в армии. Вот я и решил поехать на похороны.

— И кто же этот ваш друг? — спросила она.

— Маркос Дули. — Помощник записал в блокнот. Позже они, конечно, проверят.

С полминуты в кабинете царило молчание. Ни один из нас не произносил ни слова, а она не спускала с меня глаз. Щелкнула шариковой ручкой, которую для понта не выпускала из рук, затем сказала:

— Вы, конечно, понимаете, мы должны были бы отвезти вас в участок и подробно записать все показания…

Я кивнул.

— Конечно, понимаю, но уверяю, ничего нового вы от меня не услышите. Кроме того… — тут я вдруг ухмыльнулся во весь рот, — все эти репортеры с камерами и прочими штуками, они могут неправильно нас понять и раздуть такую шумиху на пустом месте… Так что лично мне эта идея не кажется перспективной. А вам?

Она изобразила улыбку и поднялась из кресла. Вся ее свита тут же вскочила на ноги.

— Не ожидала, что здесь состоится пресс-конференция, мистер Хаммер, — сказала она. — В следующий раз постараемся обставить нашу беседу более приватным образом.

Сообщать об этом акулам пера не было необходимости. Они тут же сообразили, что к чему. Когда отворилась дверь, гул голосов сразу же стих и на лицах возникли сдержанные улыбки. А пара осветителей подбежали к своим приборам, камеры зажужжали, но все их снимки и записи годились разве что для внутреннего пользования или досье — во всяком случае, до тех пор, пока не всплывут какие-либо новые интригующие подробности о моем возвращении.

Я вышел, и мы провели коротенькую пресс-конференцию. Ничего нового или отличного от прошлого я не сказал, но постарался изложить таким образом, чтоб аудитории понравилось. Они записывали минут двадцать, пока, наконец, я не иссяк и не почувствовал боль в животе. По-видимому, она отразилась у меня на лице, и они быстренько свернули шоу.

Нет, все же приятно иногда вернуться домой.

* * *

Я не спеша принял душ, позволил тонким струйкам горячей воды помассировать тело и вдохнуть в него новую жизнь. Обтеревшись полотенцем, надел свежее белье. И отворил дверцу гардероба, где висели чистые отглаженные костюмы, рубашки, галстуки, стояли внизу отполированные до блеска туфли — все на своих местах. Находился тут и совсем новенький плащ с поясом и на теплой подстежке на «молнии». Нет, моя секретарша явно понимала, как следует заботиться о мужчине. Затем в течение нескольких секунд я размышлял, смогу ли вынести всю эту заботу и внимание. Потом подумал, какого дьявола! Просто будем делать друг другу маленькие уступки, и все.

Вельда никогда не знала, где я держу оружие. Хранилось оно в том же гардеробе, в потайном ящике, встроенном в заднюю стенку. Все на месте и в том же виде, как я оставил. «Кольт» 45-го калибра и «кольт» «комбат коммандер» лежали рядышком, завернутые в бумагу. Тут же находились и четыре полные обоймы. Короче говоря, в полной боевой готовности, вот только время боевых действий еще не настало. О том свидетельствовала боль в нижней части живота. Я взял обойму с хромированными патронами 45-го калибра и сунул ее в карман. Казалось бы, пустяк, но, ощутив приятную тяжесть, я почувствовал себя намного лучше.

Однако… кого я обманываю? Носить при себе обойму без пушки — это все равно что носить весло без лодки. Ах, да ладно, подумал я. Раз чувствую себя при этом лучше, стало быть, так и надо.

На улице было довольно прохладно — во всяком случае, для плаща без подстежки. Флорида избаловала меня. В течение нескольких минут я стоял у входа в дом и наблюдал за потоком движения. Было всего шесть тридцать, и поток казался умеренным. Я свернул вправо и двинулся к углу, на котором располагался магазин готового платья с многоугольной стеклянной витриной, глядя в которую так удобно наблюдать за тем, что творится за спиной.

Но за спиной ничего такого не наблюдалось. Я взмахом руки остановил такси и назвал водителю адрес Вельды.

За полчаса до этого я принимал пилюли из списка, составленного доктором Морганом. День выдался довольно хлопотный, а потому я принял две розовые таблетки вместо одной, как он рекомендовал в подобных случаях. Проблема лишь в том, что он не предупредил: после приема этих таблеток лучше остаться дома. Не знаю, что за чертовщина то была, но, приняв лекарство, я почувствовал себя как-то странно. Позвонил Вельде из холла внизу, и минуты через две она спустилась — крупная соблазнительная женщина, способная вскружить голову любому мужчине и свести с ума от зависти любую женщину. Нет, в ней не осталось и тени той девичьей наивности и угловатости. Цветущая, воплощение женственности, она гордо несла себя. Глаза все те же, глубокие, карие, и в них светится ум — чисто женский, конечно, но делающий ее еще прекраснее.

Мы не поцеловались. Она просто взяла меня под руку и легонько прижала ладонь к моему боку — очень чувствительный жест, говоривший о многом, от которого я весь так и задрожал.

— Прекрати… — пробормотал я.

— Но я же ничего такого не делаю, — ответила она.

— Черта с два не делаешь!

И улыбка у нее была такой возбуждающей.

— Господи, — протянула она, — оказывается, тебя ничего не стоит завести.

Возражать женщине, которой ты вчера сделал предложение и которая вызывала у тебя такую бурю эмоций, не было смысла. А потому я просто распахнул дверцу такси, пропустил ее вперед, потом уселся сам и велел водителю отвезти нас в «Ле Сирк». Вельда придвинулась ко мне поближе и вкрадчивым шепотом спросила:

— Что, сегодня шикуем, милый?

— Советую не слишком привыкать, котенок.

Через десять минут мы оказались на Шестьдесят пятой улице и присоединились к очереди страждущих вкусить ранний обед, выстроившейся у дверей. Перед тем как войти, я обернулся, чисто рефлекторно. Как раз вовремя, чтобы заметить двух парней, выходящих из черного лимузина и остановившихся сказать что-то тем, кто еще не вышел. Обоим было слегка за сорок, оба прекрасно одеты, в каждой детали и жесте виден класс. Такие типы обычно набиты деньгами, и им рады в любом заведении города. Но эти двое к тому же работали на Лоренцо Понти, были юристами и помогали ему вести бизнес на Манхэттене. Уже закончились те времена, когда все решала грубая сила, а сами они в ту пору были сущими сопляками. Но затем гангстеры начали нанимать профессионалов, а также постарались прибрать к рукам лучших в стране законников, которых только можно было купить за деньги. Одним из них был Хоуви Драго, второй — Леонард Паттерсон. Но все равно, как были сопляками, так ими и остались.

Метрдотель был давним моим приятелем. Мы обменялись рукопожатием. Едва взглянув на Вельду, он чуть не упал, однако повел себя прилично и лишь с многозначительным видом подмигнул мне — дескать, поздравляю. В ответ на что я тоже подмигнул. Нас проводили на второй этаж, к столику в дальнем углу. В первом выпуске вечерних новостей физиономия моя уже фигурировала, но посетители «Ле Сирк» навидались в своей жизни достаточно знаменитостей, посещавших тот же ресторан, а потому не слишком докучали вниманием.

Пока официант по винам принимал заказ, я заметил, что Вельда слегка нахмурилась. Она заметила кого-то у меня за спиной. Я оборачиваться не стал. Дождался, пока она сказала:

— Только что вошли Паттерсон с Драго. Сидят через три столика от нас.

— Интересно, совпадение это или нет?

— Думаешь, они тут завсегдатаи? — спросила Вельда.

— Кто их знает, — ответил я. — Могу спросить.

— Но кто мог сказать им, что мы здесь будем, а, Майк?

— Никто. Заказ на столик я сделал по телефону.

Принесли выпивку. Мы молча чокнулись, выпили по глотку чая со льдом и уставились друг на друга, озаренные одной и той же догадкой. Вельда заметила:

— Должно быть, телефон в конторе прослушивается. Кто-то из этой телевизионной шатии-братии мог оказать такую услугу.

— Что ж, всегда приятно, когда ты нужен людям, — сказал я. — Вообще-то работают шустро. Шустрее, чем налоговое управление.

Принесли еду, и я с удовольствием принялся за нее, точно то была жареная индейка, подаваемая по большим праздникам. Может, во Флориде и много солнца и хороших рыбных ресторанов, но тут была настоящая, родная нью-йоркская жратва. Мы уже покончили с десертом и принялись за кофе, когда вдруг Вельда спросила:

— А ты их слышишь, Майк?

— Кого?

— Ну, тех ребят, что приехали в лимузине.

В зале стоял приглушенный гул голосов. Люди, приходившие обедать так рано, обычно не слишком шумят, а потому мне не пришлось особенно напрягаться, чтобы расслышать несколько слов. Возможно, они произнесли их нарочно громко. Не настолько громко, чтоб соседи сделали им замечание, но достаточно для того, чтоб я мог расслышать. Особенно отчетливо произносилось мое имя. Но еще демонстративнее был тон, которым оно произносилось. Тон глубочайшего отвращения.

Я спросил:

— Они пьют?

— Мартини. Так и налегают. С первого же момента, как только вошли.

— Ну а как воспринимают это их девочки?

— Похоже, немного нервничают.

— Что ж, их можно понять, — буркнул я.

Она протянула руку, накрыла ею мою ладонь.

— Что собираешься делать, Майк?

— Да ничего.

Похоже, она испугалась не на шутку.

— Перестань, Майк. Еще ни разу не было такого, чтоб ты ничего не делал.

Но разве мог меня хоть кто-нибудь остановить? Я резко отодвинул стул и поднялся прежде, чем она успела сказать что-то еще. И с самым небрежным видом двинулся через зал к их столику, зная, что они следят за каждым моим шагом. Прочитать выражение лица Хоуви не составляло труда. Для него я был всего лишь жалким частным сыщиком, почти что покойником с большой дыркой в кишках и полным отсутствием физической возможности разделаться с противником куда моложе себя. Леонард Паттерсон, тот был лиса похитрей, и рот его покривился в презрительной усмешке при виде того, как я исхудал и побледнел после всего, что со мной случилось.

Что ж, тем лучше. Вельда не сводила с нас глаз, крутые ребята приготовились к действиям. Их девочки сидели тихо, как мышки, но в неподвижности явно угадывалась паника. Такого они не ожидали. Я подошел к Паттерсону и остановился. Я тут же заметил, что ухмылка его стала какой-то кислой, а сам он сник. Что и понятно. Ведь он наслышался обо мне всяких истории, прочел слишком много газет и понимал, что то, что происходит сейчас, может иметь самые неприятные последствия.

Я не произнес ни слова. Просто сунул руку в карман пиджака и показал им обойму, заряженную хромированными патронами 45-го калибра. Повертел в пальцах и поставил ее на стол, рядом с его рукой. Взглянул на Хоуви, затем — на Паттерсона, усмехнулся — так, чтобы они видели все мои зубы, — а потом вернулся к столику в углу.

Сел и жестом попросил официанта подать счет. Четверка, сидевшая через три столика от меня, засуетилась и собралась уходить. Женщины, похоже, были в ярости. Мужчины на нас и не глядели. Вышли из зала, ни разу не обернувшись.

Официант принес счет. Я расплатился и дал щедрые чаевые. Мы гордо прошествовали мимо пустого столика. Вельда спросила:

— Что ты им сказал?

— Да ничего, — ответил я. Обойма с патронами 45-го калибра все еще стояла там. Я взял ее и сунул в карман. — Поняли друг друга без слов.

Она тоже поняла, что произошло. И ограничилась одним словом:

— Черт!

* * *

Я попросил водителя подождать и проводил Вельду до дверей в квартиру. Чмокнул ее на прощание в щеку. По глазам заметил, что ей хотелось бы большего. Но я сказал:

— Пережить такую штуку, как помолвка, очень и очень непросто, котенок. Так что давай еще маленько подождем.

— У тебя может быть только одно оправдание. То, что ты еще слаб.

Я усмехнулся, выудил обойму от «кольта» 45-го калибра и вложил ей в ладонь.

— Конечно, куколка. Конечно, слаб.

Она взглянула на обойму, улыбнулась и опустила ее за вырез платья. Оставалось предполагать, что обойма задержалась в бюстгальтере.

Добравшись наконец до дома, я понял, что обманывал себя. Этот день вымотал меня вконец, даже нажать на кнопку в лифте почти не было сил. Боль в животе вернулась, откликаясь на каждый удар сердца острыми покалывающими спазмами. Войдя, я первым делом включил воду в ванной, потом разделся, торопя ту минуту, когда тело мое опустится в теплую и ласковую пену.

Следовало бы слушаться Моргана. Мне уже давно не пятнадцать лет. Я был очень тяжело ранен и должен потерпеть, подождать, пока время и лекарства не сделают свое дело и здоровье не восстановится. Я дважды подбавлял горячей воды в ванну, и примерно через час мне полегчало. Я просидел еще минут десять, затем вылез из ванны, включил инфракрасную лампу под потолком, ждал, пока обсохну.

При одной мысли о том, что могло случиться в «Ле Сирк», по коже пробежали мурашки. Любой из этих парней мог запросто размазать меня по стенке, не знай они о моей репутации. К счастью, они хорошо разглядели обойму от «кольта» 45-го калибра. Раз у меня есть обойма, стало быть, и пушка имеется. А раз имеется пушка, стало быть, я вполне мог употребить ее в дело, стоило этим клоунам только дернуться. Они мыслили правильно. Я же вел себя как полный дурак. Взглянул на свое отражение в зеркале над раковиной. Ну и видок, просто жуть!.. И я сказал себе: «Все, больше никаких глупостей, Майки, малыш! Будет тебе умничать!»

Глава 4

Вельда уже сидела в конторе, когда вошли мы с Патом. Было десять минут десятого. И завтрак, состоявший из кофе и рогаликов, уже ждал нас. После него мы собирались проводить Маркоса Дули в последний путь. Я спросил Пата, как насчет цветов, и он ответил:

— Дули оставил распоряжение. Никаких цветов. Он говорил, что цветы всегда напоминают ему о похоронах.

— С каких это пор он научился предвидеть события, а, Пат?

— Он вообще сильно изменился за последние несколько лет. От директора похоронной фирмы «Ричмондс» я узнал, что он, оказывается, оплатил все услуги вперед, сам выбрал себе урну для пепла.

— Пепла! Скажешь тоже, Пат! Он ведь ненавидел огонь, или ты забыл?

— Война в прошлом, Майк. Так что, возможно, он успел избавиться от этой фобии. И выбрал кремацию. Кроме того, где, черт возьми, найдешь теперь место в городе для нормальных похорон?

Превратиться после смерти в пепел и прах — нет, то совсем не походило на образ мышления Дули. Я же прекрасно помнил, как мы с ним однажды оказались в ловушке, в горящем здании, и как ненавистна была ему мысль о том, что мы сгорим в этом огне, превратимся в обугленные куски мяса. Каким-то непостижимым образом ему удалось пробить дыру в стене с помощью гранаты. Мы выскочили и с ходу уложили четырех солдат противника, загнавших нас в это пекло, а затем благополучно и без всяких приключений вернулись к своим. И еще многие месяцы спустя мы с Патом видели безобразные шрамы от ожогов на спине Дули, всякий раз, когда вместе мылись в душе.

Сидевшая за письменным столом Вельда опустила в чашку кофе пакетик с заменителем сахара. Пат подошел и увидел лежавшее на папке с документами какое-то маленькое хитрое приспособление и, жуя черствый рогалик, осведомился:

— А это еще что?

— Последнее слово техники в подслушивающих устройствах, — ответила она.

— Кто дал твоим ребятам распоряжение прослушивать наш телефон? — спросил я. Мы хоть и были добрыми друзьями, но Пат как-никак фараон.

Мы дали ему минуту — переварить услышанное. Затем я заметил:

— Никто, дружище. Его нам просто подложили.

Вельда пощелкала пальцем по аппарату, стоявшему на столе.

— Вот этот.

— Ловко, — заметил Пат. — Но кто это сделал?

Я ответил:

— Мы знаем когда, знаем почему. Но только не знаем кто.

— Замечательно! Ничего себе объяснение. — Он откусил еще кусок рогалика.

— Эта пресс-конференция носила стихийный характер. Мы сделали лишь несколько телефонных звонков. А уж они сами позаботились о том, чтоб новость распространилась. Согласитесь, мое внезапное возвращение все же представляло интерес для средств массовой информации. И вот некий человек, расслабившийся после того, как до него дошло известие о моей гибели, вдруг узнает, что на самом деле ничего подобного не произошло. А у него имеется свой человек среди этих журналистов и репортеров. И подменить аппарат или засадить «жучок» во время интервью, когда взоры всех присутствующих были обращены ко мне, не составляло особого труда.

— Ну и?..

— Ну и я сразу почувствовал себя важной персоной. И прошу меня не разочаровывать!

Пат дожевал рогалик и кивнул:

— Да ради Бога!

— Кстати, скажи, пожалуйста, сколько мест займет миллион баксов сотенными купюрами?

Он недоверчиво взглянул на меня, потом понял, что я не шучу, и ответил:

— Ну, большую картонную коробку. Доверху. Коробку размером с сушильный шкафчик.

— Тогда для миллиарда долларов понадобится тысяча таких коробок, верно?

Теперь уже Пат заметно растерялся.

— Ну да… А почему ты спрашиваешь?

Для облегчения расчетов я решил назвать приблизительную цифру.

— Тогда сколько же места должны занять коробки, где хранятся восемьдесят миллиардов долларов?

— Знаешь, Майк, — сказал он, — похоже, эти выстрелы в живот оказали воздействие на голову.

— Это не ответ.

— Ну, наверно, для этого понадобится очень просторный склад, верно?

— Я тоже так думаю. — Усмехнувшись, я добавил: — Что бы ты делал с такой кучей деньжищ, а, Пат?

— Купил бы новую машину, — пробормотал он, недоумевая, к чему это я клоню.

— Знаешь, я о том же подумал, — сказал я и улыбнулся.

Вельда особо не прислушивалась к нашему разговору. Лишь покачала головой.

— И что теперь прикажешь делать с этим «жучком», Майк?

— Можешь засунуть его обратно?

— Я же его вынула, разве нет? Конечно, могу. Но только позволь поставить его в другой аппарат. Эта штуковина представляет собой миниатюрный передатчик и, переставленная на другой аппарат, будет передавать только то, что мы сами хотим, чтоб они слышали.

— Прекрасно, — ответил я. — Действуй.

Пока она вставляла «жучок» в аппарат, стоявший на другом столе, мы с Патом допили кофе, взглянули на часы и увидели, что нам пора.

Спустившись вниз, мы поймали такси и отправились в похоронное бюро «Ричмондс». И увидели аккуратно выведенное на дощечке красного дерева имя «Дули», а ниже — стрелку, указывающую в направлении часовни, что слева.

Тишина и покой, царившие в дорогих моргах, подобных этому, были просто удручающими. Они окутывали, словно густой туман. Здесь было положено проливать слезы горя или держаться с самым стоическим видом, но явно давая понять, что ты еле сдерживаешь охватившую тебя скорбь. Лишь похоронщики выглядели более или менее нормально. Они здорово надрочились изображать скорбь и утешение, даже в тех случаях, если бы им жали ботинки. Но об этом и речи не могло быть, потому как то было заведение с приличной репутацией.

Я думал, что на похороны Дули никто, кроме нас, не придет, но заблуждался. В зале собралось дюжины две людей. Всего двое из них — женщины. Они отошли в уголок и стояли там, тихо переговариваясь. Одна из них плакала. Не слишком сильно, но слезы скорби лила. Все остальные — мужчины — были ничем не примечательны. Одни походили на работяг, отлучившихся на похороны во время обеденного перерыва, другие — вообще непонятно на кого. Возможно, то были соседи Дули. Четверо из них стояли возле возвышения в центре, на котором красовалась изящная резная урна.

И я знал, что в ней лежит. В ней лежало то, что недавно было Маркосом Дули.

А парень, уставившийся на меня, явно хотел, чтобы в ней лежал я. Ростом примерно с меня, а судя по тому, как сидел на нем шестисотдолларовый костюм, можно было догадаться, что он не понаслышке знаком с оборудованием «Наутилуса»[3]. И пробегал трусцой не меньше пятидесяти миль в неделю. Он отличался приторной смазливостью истинно сицилийского денди и одновременно — сдержанностью выпускника Гарварда. Но за всем этим дорогим фасадом скрывался уличный шустрила по имени Понти. Понти-младший.

Я подошел к нему. Прежде мы никогда не встречались, но представлений не требовалось.

— Привет! Пришел почтить память покойного?

Мускулы под пиджаком напряглись, глаза мерили меня. В самой его позе читались напряженность, готовность сорваться с места и совершить что угодно. А в глазах светилась надежда, что такой повод представится, и чем скорее, тем лучше. Он походил на зверя. Молодого зверя в расцвете сил, желающего помериться этими силами со старым опытным быком. Он понимал, что чем дольше ничего не случится, тем меньше у него шансов победить, а потому нетерпение угадывалось даже в крохотных морщинках в уголках губ. Он был очень похож на Драго и Паттерсона, которых мы встретили в «Ле Сирке».

Я безукоризненно исполнил роль старого, умудренного опытом быка. Я сказал:

— Твои дружки забыли на своем столе мою визитную карточку. И я ее забрал.

Глазки у него так и забегали. Из чего я сделал вывод, что он не столь уж крут, каким представлялся.

— О…

Ну чем не выпускник Гарварда, подумал я.

— Ты передай им, она у меня, Уго.

Он бегло осмотрелся, проверить, не подслушивает ли кто.

— Ладно. Обязательно передам.

Старый бык сказал:

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Дули работал на моего отца.

— И без тебя знаю, — я нахмурился, изображая крайнюю озабоченность.

— А ты-то откуда знаешь?

— Служили вместе в армии. Все втроем, еще вон тот коп. — Уго не обернулся. Он знал, кого я имею в виду. Пат не спускал с нас глаз. Глазки Уго снова забегали, и я понял, что молодой бычок теряет кураж. Но рано или поздно обязательно приходит время, когда молодые бычки взрослеют, набираются сил, а старые стареют и сходят со сцены. И он очень на это рассчитывал.

Подойдя к возвышению, я оглядел новую обитель Дули. Тусклого цвета металлическая урна, скромно украшенная наверху и внизу пластинами с выгравированными на них золотыми буквами.

Имя, даты жизни и место рождения значились наверху. Внизу же была выведена краткая биография, перечислены восьмизначные номера солдатских жетонов, а также упомянуто о том, что служить ему доводилось и за пределами США, на американском эскадренном миноносце «Лейлилль». Но никаких подробностей о том, чем именно он занимался на военной службе. Мы-то с Патом, черт возьми, прекрасно понимали, что он к нам не с неба упал, а вот откуда — Дули никогда не говорил. Теперь мы знали. Оказывается, он служил на флоте, откуда вдруг уволился и поступил в сухопутные войска. Очевидно, этот рыцарь автомата и каски просто страдал морской болезнью, но сохранил достаточно патриотических чувств, чтоб тут же вступить в новую военную заваруху, но только уже в сухопутных войсках.

Распорядитель похорон от фирмы «Ричмондс» тихонько подошел ко мне и спросил:

— Можно вас на минутку, мистер Хаммер?

Я кивнул и отошел с ним в дальний угол зала. Тут он немного помялся, явно не зная, как начать.

— Когда мистер Дули заказывал у нас… э-э… услуги, он просил, чтоб вы присмотрели за его… останками.

— Буду рад сделать это, — сказал я. — А как именно он хотел ими распорядиться?

— Он сказал, что у него есть сын по имени Мартин, и хотел, чтоб вы разыскали его и передали урну с прахом мальчику.

— Вот уж не знал, что у него есть сын.

— Очевидно, покойный никогда не упоминал о нем.

— Что ж, — ответил я, — раз он этого хотел, стало быть, должен получить. Разумеется, я готов оказать ему эту услугу.

Распорядитель взглянул на часы. Половина присутствующих уже расписались в траурной книге и разошлись. Остальные собирались сделать то же самое через несколько минут.

— Так я упакую для вас эту урну. Сможете получить ее в моем офисе.

И вот мы трое вышли из зала. Дули я нес на руках, упакованного поверх урны в коробку, словно некий редкий образчик. Пат хотел знать, что я буду делать с ней дальше, и я сказал, что в Квинсе имеется нечто вроде частного колумбария для урн с прахом усопших. Просто надо заплатить вперед, и тогда родственники и друзья могут посещать ваши останки, вделанные в нишу в бетонной стене. Пат вызвался разделить со мной расходы пополам — в память о нашей дружбе и все такое. Я согласился, а пока что забрал урну с Дули домой.

* * *

Женщины — весьма странные создания. В них с рождения заложено стремление вить гнездо, устроить себе домик в любой момент, как только представится возможность, чистить его, переставлять мебель и сметать пыль, которой не существует вовсе. Именно этим и занималась сейчас Вельда. Не в прямом физическом смысле, но в уме, прикидывая, как бы получше все сделать. Квартирка у меня типично холостяцкая. С первого взгляда ясно, что тут живет мужчина. Довольно дорогая, но, что называется, без излишеств. Все украшения — чисто мужского плана, и никакой безвкусицы. Но… мужские. Теперь обстановку несколько смягчили женские полутона. Она частенько бывала здесь и раньше, но теперь все было по-другому.

Закончив инспекцию, она небрежным тоном спросила:

— Когда именно планируешь жениться на мне, Майк?

— Ты что, торопишься?

— Просто жду не дождусь.

— Тогда помоги сперва закончить дело с Дули, — сказал я. Она уселась на диван, я примостился на подушке рядом. И рассказал ей о том, что Дули был связан с Лоренцо, пересказал, что он говорил о донах. В общих чертах обрисовал обстановку в семьях и то, как они распоряжались своими фондами. Заслышав это, она обернулась ко мне, глаза ее сузились.

— А ты заметил там, в крематории, такого маленького толстого человечка? Он был на входе.

— Серый двубортный костюм, розовая сорочка?

— Точно.

— Ну и что?

— Он или из казначейства, или же агент налогового управления. Месяцев шесть назад я освещала процесс в суде, в Бруклине, и он выступал свидетелем обвинения…

— Ну и чего ему было делать в крематории?

— Он следил, Майк.

Я тихонько присвистнул сквозь зубы.

— Ты уверена, что это именно он? Тот самый толстяк?

— На девяносто процентов, — ответила она. — А теперь объясни толком, что происходит.

— Началась утечка информации, котенок. Они состоят на службе у Дяди Сэма. И у них, этих ребят из налоговой, просто собачье чутье. Вот и идут по следу.

— Куда?

— Туда, где припрятаны восемьдесят девять миллиардов долларов, — я впервые назвал ей эту цифру, и она так и разинула от изумления рот.

— Майк…

— Я не шучу, малышка. Ежегодный сбор урожая в одной только Калифорнии составляет такую сумму в наличных, что свихнуться можно!

— Какого такого урожая?

— Марихуаны. И всякие там другие травки.

— Но, Майк, ты сказал «миллиарды»… В каждом миллиарде тысяча миллионов и…

— Да, Пат тоже так думает.

— Ты что, и вправду не шутишь?

— Какие могут быть шутки, когда речь идет о таких крупных делах, — я легонько сжал ее руку в своей. — И сейчас они ищут динозавров. Но их не существует. В лучшем случае найдут окаменевших ископаемых. На них, конечно, интересно смотреть, но не более того. А тот, кто мог рассказать о них, мертв.

— И ты поверил Дули, да?

Я не стал этого отрицать. Я действительно поверил Дули. Он рассказал, что сделал с добычей, но вот только не успел сказать, где она. А уж как ей распорядиться — это другой вопрос. Как прикажете перевозить и прятать восемьдесят тысяч коробок, набитых чистенькими красивенькими «зелеными», чтобы при этом никто ничего не заметил? Все это напоминало Карлофа[4] в фильме «Мумия», когда его захоронили живьем рядом с дамочкой, обманывающей своего мужа. Для того чтоб сохранить такое дельце в тайне, все рабы должны быть перебиты солдатами.

Меня всегда интересовало, что потом происходило с этими солдатами. Ведь они клялись в верности фараону, и потому были как бы вне подозрений. И уж никак не были способны на предательство. По крайней мере — до тех пор, пока не появлялся новый, более могущественный фараон.

Я решил выбросить эту мысль из головы и поднялся.

— Хочу, чтоб завтра ты съездила в Администрацию по делам ветеранов и проверила послужной список Дули. — Я запомнил номера солдатских жетонов, выбитых на урне, и, записав их, протянул листок Вельде.

— А что именно надо искать?

— Его ребенка. Оказывается, у него был сын. Вся эта информация должна быть зарегистрирована, когда солдат подписывает контракт.

— И где сначала смотреть?

— Попробуй Вашингтон, округ Колумбия. Позвони по телефону. Если будут спрашивать, зачем понадобилась эта информация, скажешь, что пытаешься отыскать наследника.

— Все это прекрасно, Майк… Но зачем нам его искать?

— Да затем, что у отцов особое отношение к сыновьям. Они могут доверить им такие вещи, которые не доверят депозитному ящику в банковском сейфе. Этот парнишка, Марвин, вполне может знать… — После паузы я добавил: — И вот еще что. Посмотри календарь и уточни, когда ты ездила на тот суд в Бруклине. Выясни, как звали человека, выступавшего там свидетелем обвинения. Какие-нибудь знакомые у тебя там есть?

— Ой, что ты, лучшая подруга! Стенографистка. Всю жизнь проработала в этом суде. Вообще-то информация секрета не представляет, но подруга просто ускорит ее получение.

Поскольку никаких других распоряжений от меня не последовало, Вельда аккуратно уложила листок с номерами в кошелек, а кошелек убрала в сумочку. И снова подняла на меня глаза — ясные, темно-карие, голодные глаза, неспособные притворяться или играть в игры. И сказала:

— Все это завтра. А что будем делать сегодня, Майк?

— Послушай, котеночек, — ответил я, — ты действительно умеешь достать мужчину. Еще раз объясняю. Если хочешь стать моей женой, постарайся вести себя как в старые добрые времена. Держаться за ручки, целоваться, обниматься… все это пожалуйста. Но раздеваться мы пока не будем и в койку укладываться — тоже. Усекла?

— Этот врач… что он с тобой сделал, Майк?

— Да. Кое-что сделал. Практически вытащил с того света. И уже очень скоро я смогу делать, что угодно. Но пока что воздержусь. Один раунд с тобой в постели — и я покойник.

Ехидно улыбнувшись, она заметила:

— Скромничаете, сэр. Сами можете разделаться с двумя крутыми даже без пушки, а заняться любовью с невестой — никак, да?

— Доктор прописал, дорогая.

— Майк, — сказала она. — Я и сама всегда хотела, чтобы у нас все было именно так.

* * *

Здание оказалось простым, без каких-либо архитектурных излишеств. Выстроенное из бетонных блоков, оно напоминало коробку с минимумом украшений. Эдакий кладбищенский супермаркет, где урны помешены в небольшие пещерки, выдолбленные в стене, открытые или спрятанные за стеклянным фасадом толщиной в дюйм — так, чтобы каждый желающий мог прочесть краткую биографию усопшего, выгравированную на урне.

Маршалл Броторио провел меня по нижнему этажу этого модернового склепа, зная, что все, что надо, я тут увижу. Поскольку людей, готовых посещать место последнего успокоения душ, было не слишком много, он предложил последнюю в ряду нишу. Я согласился с его выбором, затем мы прошли в контору оформить все соответствующие документы.

— Желаете присутствовать на церемонии установления праха усопшего в нишу?

Эти слова как-то не сочетались с обликом здоровяка, каким был Броторио. Прах Дули стоял у него на столе, но пока мы отсутствовали, кто-то оттер и отполировал металлический контейнер, а затем затянул его прозрачной пластиковой пленкой, чтобы чьи-либо отпечатки пальцев не осквернили ее красоту.

Я отрицательно покачал головой.

— Да нет. Я не большой любитель церемоний.

— Понимаю, — кивнул он. Он действительно все понимал. Тип вроде меня, приехавший захоронить останки старого приятеля, а проще говоря — переставить этот сосуд с одного места на другое, вряд ли стал бы разводить сантименты. Я выписал чек, подписал все бумаги, обменялся рукопожатием с Маршаллом Броторио и, выйдя на улицу, поймал такси.

Теперь мне предстояло разыскать сына Дули, передать ему все бумаги, а уж затем, после этого, найти негодяя, который прихлопнул Дули.

Я смотрел в окно и видел надвигающиеся на нас небоскребы Нью-Йорка. С расстояния трех миль очертания их казались чистыми, четкими и яркими. Но чем ближе мы подъезжали, тем серее казался цвет, неправильнее и расплывчатое углы. Я даже заметил мелькнувший на секунду самый красивый в городе дом, старинный и знаменитый «Вулворт билдинг»[5]. Некогда это было самое высокое в мире здание, но теперь оно выглядело просто карликом на фоне гигантов из стекла и стали, обступивших его со всех сторон. Я лишь мельком видел его, но на сердце потеплело — от того, что старикан не сдается и по-прежнему на месте…

Вельда вернулась в контору через несколько минут после меня. Наблюдала за тем, как я проглотил прописанные доктором Морганом капсулы. Пришлось воткнуть их в разжеванный крекер, чтоб легче было проглотить. Надо сказать, я никогда не был силен по части приема лекарств. Закрыв крышечкой пластиковый пузырек, я спросил:

— Ну что?

Она раскрыла маленький блокнот и пролистала его.

— Да, тот толстяк действительно оказался агентом из казначейства. Какой он там пост занимает, моя подруга точно не знает, но говорит, что достаточно высокий. Обозвала его ищейкой, вынюхивающей, где лежат денежки. Стоит федеральным властям заподозрить, что некое лицо или организация утаивает от налогов крупные суммы денег, наш Гомер Ватсон тут как тут.

— Гомер Ватсон?

— Знаю, — кивнула она, — звучит несколько странно и простовато, но на самом деле он тот еще фрукт. Раскрутил скандал с Финтелом, выследил ребятишек с Уолл-стрит, которые уже были готовы утащить миллиард долларов домой, на хранение к мамочке. — Вельда пристально смотрела на меня. — А та история, что ты рассказал Пату… она действительно имела место?

Выждав пару секунд, я пожал плечами.

— Не знаю. Пока что еще ничего не доказано. Я пересказал ему то, что сказали мне.

— Однако сам ты, похоже, в нее веришь, — заметила она.

— Да, — кивнул я. — Верю.

— Почему?

— Потому что прошел всю войну с парнем, который мне ее рассказал.

— Мужские дела… я правильно понимаю?

— Правильно понимаешь, котенок. К чему этот допрос?

— Просто сама хочу в нее поверить, и это меня пугает. Еще один вопрос можно?

— Конечно, — кивнул я.

Какое-то время она молчала, собираясь с мыслями, затем сказала:

— Восемьдесят девять миллиардов долларов — невероятная, фантастическая сумма. Одному человеку эти деньги ни за что не потратить. За такие деньги правительство или мафия готовы уничтожить сотни людей; кроме того, существуют отдельные организации и люди, готовые с радостью профинансировать и предоставить любые технические средства на поиски столь огромной суммы.

Я кивнул и заметил:

— Но это не вопрос, куколка.

— Верно, — согласилась она, — это не вопрос. Вопрос в том, как ты собираешься с ними конкурировать?

Я криво усмехнулся.

— Но я же умный парень.

— Перестань паясничать, — на переносице у нее появились морщинки озабоченности. — Да за такие дела тебе сядет на хвост все правительство США.

— Ну и что с того?

— И как же ты собираешься действовать?

— Нет проблем, — ответил я.

— О, потрясающе!

— Да будет тебе, Вельда! Я же не могу сказать того, чего сам пока не знаю.

— Что сказал тебе Дули? — нервно спросила она.

— Недостаточно.

— Но тебе известна сумма…

— Известна. А вот где находится этот клад — нет. Думаю, Дули хотел сказать, но успел лишь одно: намекнуть, что поменял дорожные знаки, чтоб никто не смог напасть на верный след.

— А как ты считаешь, для чего он вообще позвал тебя, Майк?

Тут улыбка на моем лице стала шире.

— Да потому, что я никто. Дули успел перемолвиться со мной словечком, вывалить все, как говорится, передо мной на стол. И теперь я должен проглядеть все складочки на скатерти, чтобы заметить… не упустить крошку… Она-то и подскажет мне, где надо искать.

— Ну а что будешь делать с восьмьюдесятью девятью миллиардами баксов, если найдешь?

— То же, что и Пат. Куплю новую машину. Черт, и с тобой, конечно, поделюсь! Купишь себе новое платье, туфли, всякие прочие модные штучки.

— Перестань паясничать, — снова сказала Вельда.

— Я и не паясничаю, — ответил я. — Ладно, так что там у нас с биографией Дули?

Столь резкая смена темы застала ее врасплох, но затем она вновь принялась листать свой блокнотик. Какое-то время, хмурясь, смотрела на одну страницу, потом подняла глаза на меня.

— Все эти номера, относящиеся к службе на флоте, оказались липовыми, Майк. И принадлежат вовсе не ему.

Не успел я и слова вымолвить, как она остановила меня взмахом руки.

— Да, да, его я нашла. Просмотрела список команды на эскадренном миноносце «Лейтилль», и твой Дули там значится. Потом получила его удостоверение личности. Пришлось упомянуть несколько имен, чтоб раздобыть имя и адрес его сына, но, уверена, ты возражать не станешь. — Она вырвала страничку из блокнота и протянула мне. — По крайней мере, вот последний адрес сына, который у них имеется.

Я взглянул на адрес, запомнил его и сунул листок под регистрационную книгу на столе.

— И все же мне непонятна одна штука, котенок…

Она ждала, что я скажу.

— Чьи же тогда номера выгравированы на урне?

— Ну, может… — она запнулась, вспоминая имя, — может, Марвин подскажет тебе.

Подбородок у меня слегка дернулся.

Дули всегда любил играть в открытую. Всегда был готов броситься на амбразуру вместо того, чтобы не спеша выкуривать врага из убежища. Он никогда не хитрил и не лукавил, не искал окольных путей, и подозревать его в обратном даже сейчас было бы глупо. Да, черт возьми, он мог совершить ошибки, но только не такие. Никто никогда не забывает свой номер на солдатском жетоне. Никто. И никогда. Вы же не забываете, на какое именно место следует надевать шляпу или носки…

И что с того? О'кей, наш Дули все же попытался схитрить. О Господи, если б эти номера оказались кодом к некоему хранилищу, где лежат сокровища, тогда бы власти с этими своими компьютерами добрались бы до них за тридцать секунд. Ну, может, пять. И у мафии техника, кстати, ничуть не хуже. Так что же получается?

Взглянув на Вельду, я понял, что и она думает о том же и перед ее мысленным взором предстают все эти красивенькие машины фирмы «Ай-би-эм», и разные там суперкомпьютеры, и прочие хитрые приспособления, находящиеся в правительственных учреждениях Вашингтона, издающие тихие щелкающие звуки, обрабатывающие море информации с помощью своих внутренностей, подпитывающиеся лишь от какой-то вилки, воткнутой в розетку.

— Их работа зависит только от того, что впихнут в них люди, — заметила она.

— Да, — согласился я.

Мило улыбнувшись, она добавила:

— Что может быть лучше компьютерного вируса, Майк?

Но я уже знал ответ.

— Ничего. Кроме тех случаев, когда они просто не будут знать, что впихнуть в эти самые компьютеры.

* * *

Вельда ушла пораньше с намерением попытаться выяснить точное местонахождение Марвина Дули. Было уже почти пять, что-нибудь новенькое в плане бизнеса в это время вряд ли возникнет, и я уже собрался было закрывать лавочку, как вдруг услышал в комнате Вельды два звонка. И нажал на кнопку — впустить припозднившегося посетителя.

Это был толстяк-коротышка из Вашингтона. Прекрасно одет, сама любезность и в более счастливом расположении духа, нежели обычно принято, когда приходит нужда посетить контору частного сыщика. Того гляди, казалось, скажет: «Я представитель правительства США и готов вам помочь».

— Привет, — сказал я. — Мистер Гомер Ватсон, если не ошибаюсь?

Тут он немного сник. Уголки рта, приподнятые в деланной улыбке, слегка опустились, во взгляде не читалось и следа доброжелательности.

— Ловко, мистер Хаммер, ловко, ничего не скажешь. Смотрю, вы зря времени не теряли.

— На том стоим, приятель.

— Догадываетесь, зачем я здесь?

— Конечно, — кивнул я. И жестом указал на стул.

Он уселся напротив, нас разделял стол.

Мои слова застали его врасплох, чего с ним, по всей вероятности, никогда не случалось прежде.

— Ну и зачем же? — спросил он.

Я решил не снимать его с крючка.

— Ну уж не затем, чтоб просить у меня профессиональной помощи, верно?

Оба мы парировали вопрос вопросом.

— О, я вполне могу это себе позволить. И хорошо заплатить вам, — небрежным тоном ответил он.

— Не советую делать столь поспешные выводы, мистер Ватсон, — заметил я.

Я так и не спросил, чего ему надо, он же тем временем судорожно соображал, как лучше ко мне подступиться. И, выдержав паузу, довольно раздраженно бросил:

— Откуда вам известно мое имя?

— Я детектив. Имею от государства лицензию. Имею право на ношение оружия, ну и все такое прочее. Соображаете?

— Да, соображаю, — сухо ответил он.

— О'кей. Тогда говорите, зачем вы здесь.

— В Вашингтон звонила ваша секретарша. Объект нашего разговора… находится под подозрением. Вот мне и передали эту информацию.

— И что с того?

Он покраснел.

— Что вы хотели о нем разузнать?

Тут я решил, что пора вонзить крючок поглубже.

— Вы носите номерной жетон?

— Да.

— Позвольте взглянуть. И на другие документы тоже.

Теперь уже Гомер Ватсон явно вышел из себя, однако все же достал жетон, удостоверение личности с фотографией и передал мне. Целую минуту я пристально изучал эти предметы, затем вернул их владельцу.

— А ордер у вас имеется?

— Нет, — сознался он.

— А вот это скверно, — сказал я. — Потому как тогда у нас здесь чисто деловая встреча, согласны?

Вместо ответа он нахмурился и стал соображать, как выкрутиться из ситуации с минимальной потерей достоинства.

Наконец я решил снять его с крючка, усмехнулся и сказал:

— Ладно. Что вы хотите знать о Дули и мафии, а, Гомер?

Секунд десять он молча смотрел на меня, затем с отвращением покачал головой.

— Следовало бы прислушаться к тому, что говорят о вас люди, мистер Хаммер.

Я многозначительно кивнул.

— Какие отношения связывали вас с Дули?

— Мы вместе служили в армии. А после войны он пристроил меня и Пата Чамберса в полицию.

— Откуда вам стало известно, что Дули связан с мафией?

— Не знаю.

— Но…

— Как-то он упомянул, что исполняет какую-то работенку для одной из семей. Но, черт возьми, ведь и мне доводилось делать то же самое. На них работает целая куча людей, но это вовсе не означает, что они связаны с мафией. И потом, мы с Дули очень долго не виделись.

— Однако же он позвал именно вас, когда умирал.

— Ну надо же было кого-то позвать. Жена его умерла, где живет сын, он, по всей видимости, не знал. Хотел, чтоб я передал его прах сыну, если удастся того разыскать. А иначе зачем ему было звать меня?

— Ну, возможно, он хотел признаться в чем-то перед смертью?

— Да перестаньте! Дули вовсе не был зациклен на религии. Потерял всю веру в Господа Бога еще во время войны. И потом, разве я похож на исповедника?

— Он мог передать вам важную информацию. — Откинувшись на спинку кресла, я скроил гримасу.

— Какую, к примеру? После смерти Дули оставил старый дом в одном из самых паршивых районов Бруклина. Оставил на заднем дворе машину, сущая развалюха. Даже если у него и имелся банковский счет, то на нем сущие гроши. Вообще он весьма равнодушно относился к материальным благам.

— Он долгое время был связан с организацией Понти, мистер Хаммер.

— Каким именно образом, мистер Ватсон? Черт, наверняка в этот момент я говорю как какой-нибудь Шерлок Холмс!

— Дули управлял его имуществом на Лонг-Айленде. А также его имением в Эйдирондексе.

— Большое дело! Он был просто подручным. Косил траву, сажал деревья, вывозил мусор. Разве это означает, что он был членом семьи Понти? Сами подумайте, пораскиньте мозгами!

— Он мог кое-что подслушать.

Ватсон вплотную подошел к сути. Я решил сделать то же самое и сказал:

— Что именно, Гомер?

— Вы прекрасно понимаете, о чем это я.

— О том, что молодые бычки из семей сетуют на свое будущее.

Глаза его тут же оживились.

— И в чем это выражается?

— Знаете, меня это лично просто убивает, но дошли слухи, будто бы многие из молодых недовольны тем, как ведут дела их отцы и деды, старающиеся сделать так, чтоб все было по закону. Они полагают, что старые доны жили куда лучше, когда не считались ни с чем.

Разве можно было придраться к такому ответу?

Ответ был довольно двусмысленным, и в то же время об этом судачили на каждом перекрестке. И в то же время в нем содержался некий подспудный смысл, или подтекст. И вот теперь Ватсон пытался понять по выражению моего лица, на что это я намекаю.

Затем, скрывая недоумение, он кивнул.

— Да. Вроде бы новые главы семейств что-то ищут…

— И правильно делают. Ведь мир изменился, и бизнес тоже надо вести по-новому. На проститутках и спиртном особо не заработаешь. Настал век преступлений с использованием высоких технологий. И они хотят прибрать к рукам крупнейшие авиакомпании и финансовые империи Уолл-стрит. К примеру, нанимают самолет, загружают его под завязку кокаином, сбрасывают груз куда надо, а потом уничтожают сам самолет, возмещая потери с помощью страховки. Килограмм героина всегда считался грандиозной сделкой, но теперь наркотики возят тоннами, и как знать, сколько денег оседает у них в разных тайниках.

— Мы вполне способны оценить эту сумму, мистер Хаммер. С достаточной степенью точности.

Я самым небрежным тоном осведомился:

— И какова же она?

Он, столь же небрежно и ни на секунду не задумываясь, выпалил:

— Счет идет на миллиарды.

— Воображаю, каковы тогда должны быть налоги… — сказал я.

— Да. И правительству очень нужны эти деньги, — в голосе его проскальзывали жесткие нотки.

— И что оно собирается делать с этими деньгами? — осведомился я.

— Полагаю, что это не ваше дело, мистер Хаммер.

— Нет, наше. Ведь все мы — народ, — тихо, но многозначительно парировал я. — И имеем право знать.

Он словно не слышал этих моих слов.

— Что?

— Да ничего. Так, размышления на общую тему.

Он явно страдал от того, что беседа не оправдала его ожиданий. Поднялся и посмотрел на меня через стол.

— Думаю, у нас обоих на уме одна и та же цель, мистер Хаммер. Я рассчитывал на ваше сотрудничество и понимание, но, похоже, ошибался. Однако прошу не забывать, какими мощными средствами располагает федеральное правительство. Для него нет ничего невозможного.

— Ну зачем же так преувеличивать, мистер Ватсон? Точнее было бы сказать, почти ничего невозможного.

Секунду-другую он молча взирал на меня, потом заметил:

— Лучше уж скажем так: это «почти» минимально.

Ватсон ушел, а я остался сидеть в кресле. Сидел и смотрел в окно. Небо затянули облака, а стало быть, собирался дождь, и бок у меня снова заныл. А потому я открыл пузырек с капсулами и принял одну. Вместо ленча сойдет. Повышение адреналина в крови и пилюля. Если дело пойдет так и дальше, лекарств явно не хватит, а единственным на свете человеком, который мог бы выписать мне добавку, был доктор Ральф Морган. Я записал в блокнот на столе шифром, чтоб не забыть связаться с ним.

Но прежде всего необходимо выяснить кое-что о Пуленепробиваемом Понти. Пат упоминал о двух перестрелках как бы между прочим, но я-то знал: он проверяет эту информацию на мне, как на некоем музыкальном инструменте или камертоне. А никакой вразумительной ноты я в ответ пока что не выдал. Получалось, что только крупные спецподразделения и ребята из «СВАТ» шли в бой, облаченные в подобные бронежилеты. Всякая уличная шпана строила из себя крутых примерно тем же образом, как индейцы использовали разные снадобья — отводить от себя пули; и постоянно и те и другие страдали от подобных заблуждений.

Но теперь времена изменились. Теперь мафия уже не использует фургоны на толстых шинах для перевозки своего добра. Нет, это делают самолеты. Во времена сухого закона шла война на земле, но с тех пор утекло немало воды и появились усовершенствования. Что же касается нательных средств защиты, то за последние дет пять они изменились самым радикальным образом. По ночам над головами летают самолеты, но уже не на керосине и винтах, а на ракетных двигателях и с использованием ракетного топлива. Нет, крылья у них пока что сохранились, но скорость и мощь возросли настолько, что эти штуковины уже вроде бы и не походили на самолеты.

Я набрал один номер, по которому не звонил уже давным-давно. Бад Ленгстон все еще проживал по этому адресу. И очень обрадовался, услышав мой голос.

Бад был суперзасекречен, и зарплата поступала к нему по почте в виде чеков из одного заведения в Вашингтоне. Офис у него был маленький, но дело организовано хорошо, и бизнес, заключающийся в компьютерном программировании, процветал. Любая из крупных электронных фирм просто мечтала заполучить его, но Бад был не из тех, кому присуще корпоративное начало.

Бад Ленгстон был изобретателем. Стоило только намекнуть, что вам требуется, и он тут же изобретет. Мы познакомились с ним в «Метрополитен опера» на премьере Вагнера, места оказались рядом. Было это еще в те незабвенные времена, когда на сцене «Мэт»[6] пели замечательные артисты, затем большую их часть переманили в «Линкольн-центр».

И вот теперь мы с полчаса сидели и говорили о Вагнере и Франце Листе, затем Бад вдруг спросил:

— Тебя что-то беспокоит, Майк?

Я скроил гримасу, поерзал в кресле и сказал, что места не очень удобные.

— Нет, тебя беспокоит что-то другое, друг мой.

— Мне нужна кое-какая информация, Бад.

Он покачал головой и заглянул мне прямо в глаза.

— Если она не засекречена, могу помочь.

— Если б так не подперло, не стал бы спрашивать, — сказал я. — Скажи-ка, тебе известно что-либо о новом защитном обмундировании?

— Типа разработок фирмы «Кевлар», да?

— Ну да, примерно так, — ответил я.

Уголки его рта дрогнули, улыбка вышла немного кривая.

— Что ж, эти разработки секретом не являются.

— Так и думал.

Бад кивнул и неторопливо заложил руки за голову.

— Но в этой области проводятся очень любопытные новые исследования, Майк…

— И?..

— И да, действительно, несколько лет назад в производстве защитного обмундирования произошла настоящая революция. Помнишь водолазов, которые экспериментировали с мелкоячеистой металлической сеткой, напоминавшей доспехи, которые носили рыцари средневековья?

— Да. Они использовали их, чтоб уберечься от акул, верно?

— Именно. И это сработало. Во всяком случае, при столкновении с более мелкими акулами. Никто не испытывал их на крупных белых.

— Ну и как насчет того, чтоб остановить пулю, выпущенную из крупнокалиберного оружия? Пулю высокой пробивной силы?

— Нет. От этого эксперимента перешли к другим, стали пробовать и искать в других областях, пока, наконец, кому-то не повезло наткнуться на материал, который можно пробить ну разве что с двадцатимиллиметрового расстояния. Он оказался легким, гибким… короче, то, что надо военным. Единственный недостаток — очень уж дорогой.

— Ну и почему же военные бросили эти разработки и не пошли дальше?

— Но, Майк, в следующей войне, если она состоится, никаких военных не потребуется.

Я ждал. В памяти всплывали картинки из той, последней, войны, в которой я принимал участие. Похоже, Бад угадал мои мысли и покачал головой.

— Эти прежние войны обходились слишком дорого. И потом, они не решают проблем. По одну сторону плохие ребята. По другую — хорошие, а потом они меняются местами, вот и все. Берлинской стены больше нет. Россия рухнула. Африка раскололась на части, и военно-промышленный комплекс только и мечтает избавиться от излишков. От этих груд совершенно бесполезного металла. Следующая война будет биологической или химической. Тихая и без грома орудий, без крови. Просто смерть. Страшная, мучительная, неминуемая смерть.

— Ну а кто получит то, что осталось? — спросил я.

— Кто входит в члены крупнейших клубов страны? — ответил он вопросом на вопрос.

— Так, значит, таков их план?

Бад сказал:

— Думаю, что таков.

— Считаешь, он сработает?

— Черт возьми! Нет, конечно! На свете полно толковых людей, их гораздо больше, чем все правительства, вместе взятые. Но при чем здесь защитное обмундирование, вот чего я никак не пойму?

— Кто его изобрел, Бад?

— Один юный гений. Химик, выпускник университета по имени Дан Коултер. Произвел продукт в количестве, достаточном для того, чтоб продемонстрировать результат правительственным структурам. Но их ужаснули расходы. Вот он и толкнул его кому-то другому.

— Он запатентовал свое изобретение?

— Ни в коем случае. Процесс производства был строго засекречен. И теперь уже никто не узнает, как это ему удалось.

— Почему?

— Да потому, что вся лаборатория взорвалась вместе с ним. И Дан Коултер погиб.

— Черт… — пробормотал я.

— Предупреждаю следующий вопрос. Вообще-то в этом взрыве не было ничего необычного. Дан работал с очень опасными материалами. Просто чудо, что еще так много успел.

— Еще один вопрос, Бад…

— Валяй.

— Смог бы ты сдублировать его изобретение?

— Конечно, — он снисходительно усмехнулся. — Но только не теперь. Просто хочется пожить еще немного.

— На что намекаешь, Бад?

— Двое из его поставщиков тоже погибли. Они принимали участие в разработках.

— Как погибли?

— В автокатастрофах. Сначала один, потом, через три недели, другой. Подозрительное совпадение.

Я поднялся.

— А ты был лично знаком с этим Коултером?

— Оба посещали один и тот же клуб. Подводного плавания.

— Так ты сказал, что смог бы сдублировать его изобретение?

— Почему бы нет. Но с какой целью?

— Ну, допустим, мне просто хочется взглянуть, как выглядит эта штука.

— В таком случае раздобуду образец и покажу тебе.

— Ну почему я вечно должен все из тебя выбивать, Бад?

— Просто отвечаю любезностью на любезность, парень… Ладно, заскакивай через недельку, и я устрою представление.

Глава 5

Есть на свете дела, которые некоторым людям удается провернуть по телефону, и порой это кажется просто невероятным. Но когда начинаешь анализировать — видишь: все очень просто, незамысловато и логично. Короче, Вельде понадобился час, чтобы узнать последний адрес Марвина Дули. Проживал он на окраине Нью-Брансвика, в однокомнатной квартирке и весьма паршивом районе. Проживал он вот уже три месяца, а приехал туда из Трентона. Нигде не работал, имел водительские права, однако никакой машины на его имя зарегистрировано не было. Я оставил для Вельды послание на автоответчике, где сообщал, чтоб она была готова к четырем. Ровно в четыре я заеду за ней, и мы отправимся прочь из Манхэттена.

И она была готова, но снова завела свою шарманку о том, что зря мы не носим при себе радиотелефонов, что это значительно облегчило бы связь. Я закрыл за ней дверцу, обошел автомобиль спереди и уселся на водительском месте. Сунул ключ в замок зажигания и уже приготовился повернуть его, как вдруг взглянул на капот и передумал.

Вельда правильно истолковала мою реакцию и затаила дыхание.

— Что там, Майк?

Выждав секунду-другую, я спросил:

— Ты не замечаешь ничего странного в этой машине, котенок?

— Она у тебя всегда грязная, неряха ты эдакий.

— Угу…

Я вынул ключ, поставил переключатель скоростей на нейтралку, велел ей выйти из машины и отойти подальше, за угол.

— Зачем?

— Да затем, что кто-то залезал между машиной и стенкой, открывал капот. И на металле остался большой и четкий отпечаток.

— Думаешь, нам подложили бомбу?

— Ясно одно: кто-то здесь что-то делал.

— Тогда позвони Пату, пусть пришлет наряд.

— Если я ошибаюсь, тогда, значит, у меня просто разыгралось воображение. Но если нет, то эти придурки из окружной прокуратуры, считай, у меня в кармане.

— Майк… что ты делаешь? Хочешь погибнуть?

— Нет. Отойди за угол, я сказал!

— Ну уж нет, босс. Погибать, так вместе! Придется им тогда раскошелиться на двойные похороны. На этот раз ты у меня с крючка так просто не сорвешься.

— Черт… Ну ладно. Тогда попробуй чуть-чуть отодвинуть машину, на пару футов.

Я запустил руку внутрь, отпер защелку, придерживающую капот, — тем же самым способом, как, видимо, сделали они. Медленно и осторожно приподнял крышку капота и посветил фонариком. Они даже не потрудились замаскировать свое устройство, некий весьма примитивный механизм, соединенный с системой зажигания. Правда, на сей раз то был не сверток палочек динамита, но обернутый фольгой пакетик размером один дюйм на четыре, наверняка обладающий не меньшей разрушительной силой. Установивший его тип был, видимо, очень уверен в себе. Ни мини-ловушки, ни системы с часовым механизмом. Нет, ничего подобного. Просто крохотный смертоносный пакетик, только и ждущий того, чтоб кто-нибудь повернул ключ в замке зажигания. Готовый взорваться с ослепительной вспышкой, готовый разорвать в куски человеческую плоть.

Я разъединил контактные проводки системы зажигания и извлек заряд. Вельда оглядела пакетик и спросила:

— Что было бы со всем этим, Майк… если бы…

Я знал, о чем она подумала. О взрыве «Тауэрс». И тут же решил успокоить ее.

— Ничего подобного, котенок. Просто нас вместе с другими машинами расшвыряло бы в разные стороны. Ну и прилепило бы то, что осталось, к стенке, — я криво усмехнулся. — Получилось бы нечто вроде красной настенной росписи.

— Прекрати говорить гадости, Майк!

— Послушай, куколка, мы вроде бы еще не женаты.

Я обернул проводками пакетик и сунул его под переднее сиденье. Вельда в ужасе уставилась на меня.

— Ты что же… собираешься возить эту штуку с собой?

— Это не того сорта устройство, что взорвется от тряски или удара. Его можно сжимать в руке, бить, топтать… но только не бросать в камин и ни в коем случае не подносить к тому месту, где может возникнуть электрическая искра.

В конце концов она все же спросила:

— Кто это сделал, Майк?

— Возможно, распоряжение поступило от Понти-младшего. Старый Понти слишком умен, чтоб действовать столь прямолинейно. Лоренцо в такие игры играть не станет. Слишком уж крупный куш на кону. Ему куда выгоднее проследить за тем, что произойдет дальше, прежде чем сделать очередной ход.

— В какую сторону?

— Да все туда же. Узнать, что сказал мне Дули, — я покосился на нее и слегка нахмурился. — А он практически ничего не сказал.

Я повернул ключ, и мотор ожил. Возможно, тот тип все же предвидел, что может произойти осечка. А потому я вылез снова, внимательно осмотрел весь кузов, заглянул под машину и только затем сел за руль и вывел ее со стоянки на улицу. Если кто и следил за нами, то наверняка сейчас эти выродки чертыхаются на чем свет стоит и валят все на поставщика бракованных взрывных устройств.

* * *

Вельда вызубрила маршрут до Нью-Брансвика наизусть. Не пришлось заглядывать в карту или останавливаться и спрашивать прохожих. Ехали мы, что называется, как по маслу и наконец доехали. Когда я притормозил возле обшарпанного старого дома, где проживал Марвин Дули, она спросила:

— Ну, каков из меня штурман?

— Просто потрясающий, дорогая. Надеюсь, что и готовишь ты так же хорошо.

Внизу в подъезде висели на стене восемь почтовых ящиков, одна-единственная голая лампочка под потолком и стоял запах многонациональной стряпни. На всех почтовых ящиках были обозначены имена жильцов. На всех, кроме одного, и, поскольку имени Дули на остальных не значилось, я сделал логический вывод, что этот ящик принадлежал именно ему, Марвину. Нажав на кнопку, я подергал дверь. Она распахнулась. Из-за дверей квартир доносилось приглушенное бормотание телевизоров, кто-то из жильцов настроил свое радио на волну, передающую крутой рок, и лестничная площадка, казалось, содрогалась от монотонного ритма. Вельда притворила за собой входную дверь.

Слева виднелась деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Со скрипом отворилась одна из дверей, я услышал топот ног наверху, а затем — мужской голос. Перегнувшись через перила, человек крикнул:

— Эй, вам чего надобно?

— Марвин?

Секундное замешательство, затем он ответил:

— А кто его спрашивает?

К этому времени я уже поднялся по лестнице, и он растерянно вертел головой, не зная, оставаться или же шмыгнуть обратно, в квартиру.

— Я Майк Хаммер, Марвин. Служил в армии с твоим отцом.

— Он помер.

— Мы знаем.

— Кто это «мы»?

Тут на площадке появилась Вельда, и при виде ее он затаил дыхание и весь воинственный запал, похоже, пропал.

— Под словом «мы» подразумевается куда больше людей, чем ты можешь себе представить, — тихо ответил я. — Не возражаешь, если зайдем?

Какое-то время он, хмурясь, смотрел на меня. Потом — на Вельду, что, видимо, и заставило его передумать, и он кивком указал на дверь. Я подождал, пока он войдет первым, затем прошел следом за ним и уже потом поманил Вельду рукой и захлопнул дверь.

Не квартира, а сущее убожество, что и следовало ожидать.

Всего одна комната, в которой находились: двуспальная раскладушка, газовая плита на две конфорки, крохотная раковина и узенький старомодный холодильник, задвинутый в угол. К кухонному столу были придвинуты два деревянных стула. Еще один, типа полотняного пляжного шезлонга, располагался перед новеньким телевизором, стоявшим прямо на полу. По крайней мере, хоть прибрано. Ни грязных тарелок в раковине, ни груды сваленной как попало одежды. И пахло здесь только одним — антисептическим мылом.

Словно прочитав мои мысли, он заметил:

— Я человек бедный, но аккуратный, мистер Хаммер. — Потом перевел взгляд на Вельду и добавил: — И никаких баб, дамочка. Сам научился поддерживать чистоту, еще на флоте.

— Кстати, дамочка — мой секретарь, — сказал я. — И звать ее Вельда.

Похоже, он ничуть не смутился. Кивнул и заметил:

— Да, читал. Вроде бы ее имя упоминалось в газете. В заметке о похоронах.

— Почему ты сам не приехал, Марвин?

Он выразительно покачал головой.

— А чего от этого толку?

Я понял, что он имеет в виду.

— Да нет, ничего особенного ты не пропустил. И смотреть тоже было особенно не на что. Пепел в металлической вазе.

— Кто пришел проводить его?

— Люди, знакомые по прежним временам. Ну и еще кое-кто, те, на кого он работал. Не слишком много народа.

— Стало быть, мафия, да?

— Кто-то должен стричь у них газоны, верно?

— Чушь собачья. Если мой старик и занимался этим, так то была просто игра.

— Откуда тебе знать? Лучше скажи, Марвин, когда вы последний раз виделись с отцом?

— Да перед тем, как он пошел служить на флот. Вообще мы редко общались. Так, пара писем, а потом открытка, где он сообщал свой новый адрес. — Тут глаза его подозрительно сощурились, и он без всяких обиняков спросил: — Что он мне оставил, мистер Хаммер?

— Урну, полную пепла, малыш. А чего ты ожидал?

— Ты мне лапшу на уши не вешай, друг. Не для того небось тащился из самого Нью-Йорка, чтоб сообщить это. Старик точно что-то оставил. И чтоб получить это, вам нужен я.

— Нужен ты мне, как шило в заднице, — сказал я.

Достал блокнот, записал на отдельном листке имя и адрес, вырвал и протянул ему.

— Отец хотел, чтоб я связался с тобой, вот и все. Я забрал его прах и поместил в колумбарий. Там и находится. Если хочешь, можешь забрать.

Он перестал подозрительно щуриться. Вертел в пальцах листок, шевеля губами, молча читал адрес. Потом поднял на меня глаза.

— И это все?

— Это все.

Он снова окинул меня подозрительным взглядом, слегка оскалил зубы в улыбке.

— Вроде бы вы сказали, что вместе служили в армии?

— Да.

— Но он-то служил на флоте.

Я кивнул.

— Да. Это выяснилось после того, как Вельда связалась с Администрацией по делам ветеранов в Вашингтоне.

— Тогда какого хрена он делал в армии? Черт, я просто не вижу смысла! Старик всю жизнь мечтал плавать по морям и океанам.

— И плавал?

— Конечно. Когда пошел служить на флот. А до этого катался в старой лодчонке по реке Гудзон. Вверх и вниз.

И об этом Дули нам никогда не рассказывал. Даже в тех переделках, в которых мы с ним побывали, когда сидишь в каком-нибудь окопе и, чтоб снять напряжение и не заснуть, травишь разные байки из своей жизни, а дружки слушают. Нет, даже тогда Дули ни словом не упоминал о лодке. Мы знали о его спортивном велосипеде, о санках с гибкими полозьями, о роликовых коньках фирмы «Юнион хадвер». Обо всем этом мы знали, но только не о лодке.

— А что это была за лодка? — осведомился я.

Он провел рукой по волосам, сделал паузу, соображая, как бы подчеркнуть то особое значение, которое имела лодка в жизни отца, но, не найдя никаких аргументов, ответил просто:

— «Вулси». Моторка.

Название ничего мне не говорило.

— Лодки — это не по моей части, мистер Хаммер. Старая развалина, вот и все. Он вечно чинил ее, смазывая чем-то. Короче говоря — хобби.

— Ну и плавал на ней?

— Ясное дело. Когда погода позволяла. Не слишком полагался на посудину, когда поднимался ветер и волны. Вообще, по больше части плавал по реке.

— А тебя когда-нибудь брал?

— Да. Когда я был мальчишкой. Но мне не больно-то нравилось. Это по его части, не по моей.

Я продолжил расспросы о прежде неведомой мне стороне жизни Дули.

— И приставали к берегу вы в каких-то определенных местах, да?

— Нет, конечно. Так, мотались себе взад-вперед, а он все рассказывал, как мечтает выйти в открытое море. А если и останавливались, так только чтоб заправиться или купить сандвич.

— Тогда куда же вы плавали? — Марвин раздраженно поморщился.

— А куда можно плавать по Гудзону?.. Ну, пару раз добирались до Олбани. Целое путешествие… Но по большей части плыли на север до Покипси или на юг, до Медвежьей горы. Если меня начинало укачивать, сразу заворачивали домой.

— А где он держал лодку?

— Был такой старый маленький причал в нескольких милях к северу от Ньюбурга. Теперь ничего особенного, но тогда, в старые времена, там стояло с дюжину яхт.

— И кто владелец этого причала?

— Да откуда ж мне знать? Ведь это когда было… Я ж еще мальчишкой был. Вроде бы тогда заведовал этим делом один старик. Теперь ему, должно быть, не меньше восьмидесяти. Небось уже помер… — Он сделал паузу и, слегка откинув голову, заглянул мне в глаза. — Вы так и не ответили на мой вопрос.

— Твой отец вовсе не был дезертиром, Марвин. Просто стал из плохого матроса чертовски хорошим солдатом. Короче говоря, записался добровольцем. И всегда был прекрасным воякой.

Снова долгий пристальный взгляд.

— И вы проделали весь этот путь, чтоб сообщить мне, где его прах?

— Только потому, что твой отец оставил такое распоряжение.

— А что еще он оставил? — многозначительным тоном осведомился он.

— А еще я хотел спросить, не мог бы ты сообщить мне кое-какие подробности, связанные с его смертью?

— Ну, вам о том лучше знать, мистер Хаммер. — Я выждал, и он нехотя добавил: — Убили его просто так, ни за что. Ведь он, по сути дела, был никем. Никакой собственности, кроме того дома, ничем не примечательная работа… Никаких вроде бы неприятностей… И тем не менее его убили. И это вовсе не похоже на несчастный случай.

— Думаю, это того рода случай, которого долго ждут, — сказал я. — Ты каких-нибудь друзей его знаешь?

— Нет. Сроду не слышал, чтоб они у него водились. Нет, одного как-то видел. Старика Гарриса.

— Кого?

— Ну, был такой старый чудак. Его еще прозвали Гаррис Швыряла.

— Как-как?

Вельда ответила из другого конца комнаты:

— Был такой бутлегер, еще в дни сухого закона. Говорят, он получил это прозвище за то, что прославился своим умением очень быстро закидывать коробки с нелегальным спиртным в грузовики.

— Откуда ты это знаешь? — спросил я.

— Много читаю, — невозмутимо ответила Вельда. — Хочешь послушать дальше?

— Да, — кивнул я, — хочу.

— Прекрасно. Итак, Гаррис Швыряла был весьма преуспевающим и ловким поставщиком, ни разу не попадался и очень разбогател. Ходили, правда, слухи, что он — фигура подставная, что за ним стоит кто-то еще, но доказать это так и не удалось. И тем не менее он пользовался большим влиянием в среде крупных рэкетиров тех времен.

Я взглянул на Марвина.

— Это на него похоже?

Надо сказать, что речь Вельды произвела на него впечатление. Он так и застыл с разинутым в изумлении ртом.

— Ну да… — кивнул он наконец. — В целом похоже. Да, это точно он. Пару раз прятался у моего старика, когда кто-то висел у него на хвосте.

— За что его преследовали, не знаешь?

Марвин пожал плечами.

— Речь шла о том, что Швыряла, продавая крупные партии спиртного в большом городе, сбил тем самым цену у местных поставщиков, а потом смылся.

— Но послушай, ведь речь идет о временах, когда сухой закон уже отменили. И все эти грабежи, нападения на машины со спиртным давным-давно вышли из моды.

В ответ он снова пожал плечами.

— Откуда мне знать? Ведь я был мальчишкой. Просто помню, как он и отец посмеивались над обманутыми, вот и все.

— Думаешь, отец тоже был в деле?

— Мой старик? Да нет, что вы! Он бы никогда не стал встревать в такое. Жил себе потихоньку, день прошел — и слава Богу. А потом вдруг это… Стал подручным у мафии, и его пристрелили, как какого-нибудь стукача. За что? Да как бы и ни за что… — Марвин потер руки, провел ладонями по лицу, пригладил волосы. — Еще вопросы будут?

— А ты ответишь, если я спрошу?

— Смотря о чем.

Я протянул ему одну из своих старых визиток, которую Вельда сунула мне в карман.

— Всего один вопрос, Марвин.

— Да?

— Твой отец был убит не случайно. Тот, кто сделал это, мог подумать, что он поделился кое-какой информацией с тобой и…

— Он ничего мне не говорил! Он…

— Мы-то с тобой это знаем, а вот убийца — нет. Он продолжит свое черное дело, и чем быстрее мы вычислим и обезвредим его, тем дольше будешь жить. Так что подумай хорошенько, Марвин.

Я взял Вельду под руку и повел к двери. Мы спустились вниз. И тут она остановилась у входной двери, сунула руку под плащ. Я знал, что там у нее находится револьвер 38-го калибра, и схватил ее за запястье. На улице уже стемнело, мы заехали в незнакомый и опасный район, где можно было ожидать чего угодно и где патрульные машины проезжают чрезвычайно редко.

— Но за нами никто не следил… — начал я.

— Ты в плохой форме, Майк.

— Чутье еще никогда меня не подводило, куколка. После той маленькой бомбочки я держу ушки на макушке. — Я вышел на улицу и огляделся. Потом жестом дал Вельде знак следовать за мной. Машина была на месте. Никто ее не поцарапал, не помял, не изгадил, ничего такого. И внутрь никто не пытался заглянуть — о том свидетельствовал крошечный клочок бумаги, оставленный мной в ручке дверцы.

— Все чисто, — сказал я.

— Почему бы не заглянуть под капот?

Я достал фонарик, поднял крышку капота и обозрел двигатель.

— Видишь, все чисто, — сказал я. Мы сели. Я вставил ключ в замок зажигания и завел мотор. Взрыва не последовало, и оба мы облегченно вздохнули.

— Черт побери, Майк! И все же ты чего-то ожидал! — воскликнула Вельда.

На сей раз я рассмеялся — громко и искренне. И с облегчением.

* * *

Поток движения на платной автостраде Джерси был не слишком плотным, а потому ехали мы быстро. И вернулись в город достаточно рано, чтоб я успел еще завезти Вельду домой, а потом, приехав к себе, поменять рубашку. Мне не хотелось, чтоб она сопровождала меня туда, куда я собирался. И перед тем, как надеть пиджак, я вспомнил и тщательно проанализировал все, что сказал мне Пат.

Я собирался повидаться с доном Лоренцо Понти, причем на его территории, что было явно не в мою пользу. И тем не менее в этом столкновении лицом к лицу мне вовсе не хотелось выглядеть эдаким жалким просителем милостыни. Да, Понти стареет, но правила игры не меняются. Я достал кожаную портупею, надел ее, сунул в «кольт» 45-го калибра новую обойму, а затем сам «кольт» — в кожаную кобуру. Теперь он терся о рану, и боль началась жуткая, однако, немного повозившись с ремнями, я нашел более удобное положение и сразу почувствовал себя лучше. Хотя из сидячего положения выхватывать его теперь будет не так просто.

Оставалась одна лишь надежда — что у придурков, которыми окружил себя Понти, хорошая память и немного развито воображение.

Их частный клуб находился прямехонько напротив старого кинотеатра. Ничем не примечательное здание, построенное еще в 20-е, из кирпича и бетонных блоков, составляющих нижний этаж, в витрины которого были вделаны полупрозрачные стекла, впускающие достаточно света, но не позволяющие видеть с улицы, что творится внутри. Склады, обступившие здание клуба, тоже принадлежали Понти, однако ничего там не хранилось, и предназначались они только для защиты. От всех остальных складов их отличало только одно — никаких непристойных надписей или рисунков на голых бетонных стенах.

Я вышел из такси в полуквартале от этого места и пошел пешком. Пусть видят, что я направляюсь к зданию клуба. У дверей стояли на страже двое громил, словно сошедшие с экрана ТВ, демонстрирующего старый боевик, и в течение нескольких секунд казалось, что они вот-вот на меня набросятся. Но обошлось. Один из громил что-то шепнул другому, тот, похоже, удивился, затем физиономия его словно окаменела.

Я шел слишком быстро и проскочил мимо них. И еще усмехнулся, заметив, что на их лицах отразился даже некий испуг, точно в них собирались стрелять. Чтобы не оставлять парней в этом заблуждении и состоянии, я слегка отогнул полу пиджака, зная, что они тут же заметят рукоятку «кольта», торчавшую из кобуры.

С такими ребятами вообще не следует церемониться. И я сказал:

— Идите скажите боссу, что я хочу с ним потолковать.

— А его тут нету, — сказал тот, что потолще.

— Хочешь, чтоб я отстрелил замок? — Я произнес эту фразу не как вопрос, а самым утвердительным тоном.

Мыслительный процесс тоже не являлся их сильной стороной. Они, разумеется, знали, кто я такой, но никак не могли вписаться в ситуацию. Толстый попробовал показать зубы и грозным тоном бросил напарнику:

— Сходил бы ты, что ли, за Ленни, Тедди.

— Если ты имеешь в виду Леонарда Паттерсона, можешь передать ему: у меня есть для него подарочек, о котором он просто мечтает.

Громила по имени Тедди сказал:

— Что-то вы больно язык распустили, мистер.

— Суть не в том. Суть в том, кто я такой, Тедди, малыш. Я Майк Хаммер, и тебе прекрасно известно это имя. Так что давай, пошевеливай задницей и делай то, что сказал приятель. — Взгляд, которым он наградил меня в ответ, говорил о многом. Этот Тедди был тот еще фрукт. Еще одна змея, укуса которой следовало опасаться. И он, разумеется, был далеко не в восторге от того, как я поставил его на место в присутствии толстяка.

Леонард Паттерсон вышел не один. За его спиной вышагивал Хоуви Драго с огромным револьвером в правой руке. Игра до сих пор носила крутой и опасный характер, поскольку противник явно не знал, по каким правилам следует играть. Да что там правила, они не понимали толком, в чем состоит сама игра. И на физиономиях у них было вовсе не недоумение, нет. На физиономиях у них было такое выражение, точно они пересекали Атлантический океан в каноэ, доплыли до середины и вдруг поняли, что скоро разразится шторм.

Главное теперь — перехватить инициативу, не дать им заговорить первыми.

— Так вы проводите к дону, или мне идти самому?

Хоуви среагировал первым.

— Он при пушке, Патти.

— И на нее у меня имеется разрешение, малыш. А вот у тебя, интересно, есть?

— Я не позволю тебе соваться сюда с пушкой, Хаммер.

Ответить я не успел. Наверху появилась чья-то темная фигура и, перегнувшись через перила, крикнула с легким акцентом:

— Что там происходит, а?

И снова настал момент не дать им раскрыть рты.

— Я Майк Хаммер, — крикнул я в ответ. — Не хотите со мной говорить, как-нибудь перебьюсь. Но если хотите неприятностей, начну сейчас палить в ваших громил. И тут же прибудет полиция, и ахнуть не успеете.

— У него пушка, мистер Понти! — крикнул Паттерсон.

— В руке?

— Да нет. Под пиджаком.

Понти походил на кошку, которую водят на поводке. И любопытство пересилило в нем все, и поводок натянулся туго-туго. Не прошло и секунды, как он ответил:

— Но он всегда носит при себе пушку. Ладно, пусть поднимается, а иначе действительно начнется пальба.

И еще Понти был по натуре своей парень рисковый. Когда двое задиристых ребят сходятся на грязной школьной площадке выяснить, кто сильней, остальным там просто нечего делать.

Я поднялся по лестнице. Понти кивком дал знак следовать за ним и пошел впереди, как и должно идти хозяину, пригласившему гостя на чашечку чая. Может, просто выпендривался, может, в темных углах у него попрятались свои люди, готовые наброситься на меня, не знаю. Но ни малейшего страха в его поведении не наблюдалось. Он толкнул дверь в кабинет, но я не вошел. Сперва убедился, что за дверью, отлетевшей к стенке, никто не прячется. Затем обозрел помещение и углы тоже. И уже только тогда вошел, стараясь держаться поближе к стенке. Подошел к креслу перед письменным столом.

Судя по выражению его лица, он одобрял подобные меры предосторожности.

— Что, нервничаете, мистер Хаммер?

— Нет, скорее осторожничаю.

— Вы сильно рискуете.

— Да нет, не очень.

— Вот как?

— Да я бы разнес этих уродов внизу в клочья, не успели бы они вытащить свои пукалки.

— Могли и проиграть. Их у меня много.

— Знаю. Бывал у вас и прежде, — напомнил ему я.

Лицо его закаменело.

— Да. Помню.

Секунд тридцать я стоял и молча смотрел на него, затем обошел кресло и сел.

— Валяйте, спрашивайте, — сказал я.

Дон замечательно исполнил свою роль. Отодвинул свое тяжелое кожаное кресло на колесиках, уселся в него и торжественно сложил руки на коленях. Я понимал, что он изо всех сил сдерживается, что это стоит ему огромного труда, но лицо оставалось безмятежным. Наконец взгляд его встретился с моим, и он сказал:

— Это вы убили моего сына, мистер Хаммер?

И снова — не ждать, отвечать тут же.

— Я выстрелил ему прямо в голову, дон Понти. Но перед тем он всадил две пули в меня и собирался всадить еще одну, прямо в физиономию, но тут я его опередил. Вы абсолютно правы, это я убил его, и если у вас имеются люди, готовые проделать со мной тот же трюк, их ждет та же участь, будьте уверены.

Я не знал, чего ожидать дальше. Естественно, подобную информацию нельзя воспринимать с тем невозмутимым видом, который он на себя напустил. Похоже, он мысленно восстанавливая события и детали той ночи. И когда фрагменты сложились в единое целое, воспринял это, как ни покажется странным, с удовлетворением.

— Я вас не виню, мистер Хаммер, — тихо произнес он. — И, разумеется, люди не знают, что там в действительности произошло, не так ли?

— К сожалению, я не имел возможности выяснить это на месте.

— Они считают, что то была война гангстеров. Полиция, во всяком случае, придерживается этой версии.

— А это действительно была война, мистер Понти? — спросил я.

— Да, самая настоящая война кланов, — добродушно заметил он. — Такое, знаете ли, случается.

— Нет, не совсем такое. И не тогда, когда бизнес идет как по маслу и босс боссов уезжает в отпуск. И не тогда, когда во время перестрелки погибают люди, не принадлежащие ни к одному из кланов. Никаких слухов о том, что должно случиться, не было, и если б вы не предприняли обычных мер предосторожности, то понесли бы куда более серьезные потери.

— Однако я их предпринял. И, как видите, остался жив, — ответил он. — Но скажите, вы-то почему там оказались?

— Потому что получил информацию, что готовится нечто. Не от мафии, не от какой-либо другой организации. От одного пьянчужки, который случайно подслушал один разговор. Сперва я воспринял его слова не слишком серьезно. Но вскоре выяснилось, что, напротив, все чертовски серьезно и что если вы останетесь в живых, то вину за случившееся могут свалить на меня.

— Но это же не в вашем стиле, верно?

— Верно. Однако откуда мне было знать, что вы подумаете.

— А вам бы хотелось знать, что я думаю?

— Конечно, — ответил я.

И тогда Понти сказал:

— Лично я думаю, вы заявились сюда неспроста. Ну ладно, сознались, что застрелили Эйзи, но ведь он сам напросился. Теперь он мертв, и его все равно не вернешь. Нет, вам надо от меня что-то другое. Что-то узнать… Кого ищете?

— Хочу узнать, кто убил Маркоса Дули.

Он нахмурился.

— Дули был очень ми-и-лый человек… — протянул Понти. Акцент снова вернулся. — Понятия не имею, кому это понадобилось убивать его. Он любил землю, был превосходным садовником. Долгое время проработал в моих имениях.

— Да, знаю.

— И к чему, по-вашему, убивать такого человека, мистер Хаммер?

— Возможно, кто-то решил, что он знает больше, чем следует.

— Но что он мог знать?

— Он намекнул, что в вашей организации возникли кое-какие неприятности, дон Понти.

— Никаких неприятностей. Все тихо, все по закону.

— К черту законы! Распределение богатств — вот из-за чего началась заваруха.

— Разве я похож на богача, мистер Хаммер?

— Да будет вам, дон. Вы последний из по-настоящему великих актеров. Я знаю, что вы скупали земли и большие дома еще в те дни, когда цены на недвижимость были просто смешные. Знаю, что у вас целый автопарк автомобилей и что все они старые, но очень дорогие и редкие. Знаю, вы едите спагетти, а костюмы вам шьет старичок-портной, проживающий по соседству. Так что вы и вправду богатым вроде бы не выглядите. И это позволяет одурачить очень многих.

— Но только не налоговое управление.

— О, тут тоже все в порядке. Для того и существует, как говорится, грамотное ведение отчетности.

Он смотрел на меня, и на губах его начало возникать подобие улыбки.

— Уж не думаете ли вы, мистер Хаммер, что они собираются проделать со мной ту же штуку, что и с Капоне?[7]

— Не думаю. Полагаю, что и штат экономических советников у вас ничуть не хуже, чем у них.

— Да, за то им и платят, — теперь уже он пытался как-то зацепить меня, узнать, не смогу ли я навести его на некий новый след.

Я отодвинул кресло и поднялся.

— Что ж, дон Понти. Лично мне абсолютно плевать, что сделает с вами служба налогового управления. Мне нужно только одно — тот парень, который убил Дули. И не один я заинтересован в его розыске. Капитан полиции Чамберс в той же упряжке, а за ним, сами знаете, стоит весь департамент нью-йоркской полиции. А там, как вам, надеюсь, также известно, работают профессионалы.

— Мне почему-то кажется, у вас имеются конкретные подозрения, — заметил Понти.

Я двинулся к двери, потом обернулся и сказал:

— Хочу повнимательней присмотреться к вашему мальчику Уго. Ему явно не хватает знаний и опыта, которыми наделены мы, люди старшего поколения.

Понти снова кивнул. Озабоченная морщинка так и осталась на лбу, и я понял, что в голове у него идет напряженная работа по разгадыванию смысла, который крылся за моими словами.

Когда я спустился, у дверей уже никого не было. Я постоял с минуту, потом подошел к краю тротуара и стал ждать. Кварталах в двух от меня блеснули фары. Такси остановилось, я сел и поехал домой. Дал щедрые чаевые, был вознагражден широкой и радостной ухмылкой и вошел в дом.

На автоответчике меня ожидало сообщение, и я надавил на кнопку. Вельда, она просила позвонить, как только появлюсь. Но недолгое свидание с Понти просто вымотало меня, и звонить не было сил. Секунду-другую я размышлял над тем, стоит ли вообще отказываться от благ и преимуществ холостяцкой жизни. Ведь я прекрасно справлялся со всем сам, а обзаведение женой, постоянно присутствующей рядом, может привести к осложнениям. К самым неожиданным последствиям. Одна надежда — что Вельда умеет печь бисквиты.

Вельда всегда была умной девочкой. И засмеялась, когда я бросил в трубку:

— Я жив!

— Ну а еще чего новенького?

— Зачем звонила?

— Знаешь, я теперь могу говорить по служебному телефону прямо из квартиры, — сказала она. — Очень было удобно, особенно когда ты облучался под солнцем во Флориде.

— Кто звонил?

— Старый актер кино по имени Ральф Морган.

— Но Ральф Морган умер, котенок.

— Этот еще нет. Сказал, что хочет повидаться с тобой завтра. В «Уолдорфе», ровно в одиннадцать.

— Прекрасно, — ответил я. — Идем вместе. Заеду за тобой в восемь в надежде сперва позавтракать.

— Зачем? Могу приехать и приготовить завтрак у тебя, — сахарным голоском предложила она.

— Нет, — сказал я.

— Почему нет?

— Потому что если мне будет больно, то и тебе тоже. Больно смотреть, как я страдаю. Так что трусики можешь не снимать.

Она хихикнула и повесила трубку.

Глава 6

Я просто глазам своим не верил, но мужчина в светло-сером костюме действительно оказался доктором Морганом. Его же лицо, только красивое, загорелое и чисто выбритое, модная прическа, при одном взгляде на которую сразу становилось ясно, что перед тобой врач-профессионал, — лишь пожилым врачам нынче присущ этот особый, солидный и доверительный вид.

Костюм новый, с иголочки, и, по всей видимости, пошит на заказ.

— А вы, я смотрю, сильно похорошели, — заметил я.

— На счете у меня оказалось больше, чем я ожидал.

— А как насчет машины?

— Мечта! Игрушка, а не машина, как принято теперь говорить.

— Неприятностей не возникло?

Он покачал головой.

— Вы оказались правы во всем. Все бумаги и документы были в порядке, и никто не сказал ни слова. Думаю, Флорида — лучшее на свете место для врачей.

— Что ж, это и понятно. У них полно перспективных пациентов. Я имею в виду пенсионеров или людей, вышедших в отставку.

— Как самочувствие?

— Легкое возбуждение, но по не зависящим от меня обстоятельствам. Во всяком случае, в ребра меня никто не толкал и убить не пытался.

— Знаешь, — в голосе его звучали строгие, типично врачебные нотки, — тебе абсолютно противопоказаны любые стрессы, Майк.

— Да будет вам!

— Возвращение в Нью-Йорк может… убить тебя, мой друг. И это сильно меня беспокоит.

Вельда, стоявшая чуть поодаль, бросила:

— И меня тоже.

— Это относится и к вам, юная леди, и к любому другому человеку, с которым он водит дружбу, — сказал ей доктор Морган. — Наступает момент, когда всякие там нежности даже при самом бережном отношении могут выйти из-под контроля и…

— И все лучше, чем взлететь на воздух, — огрызнулась она.

— Не понял?

— Кто-то подсунул в мотор машины взрывное устройство. Один поворот ключа — и нас бы здесь с вами не было, — объяснила она.

Он покосился на меня, ожидая подтверждения. Я кивнул.

— Но ключ не повернулся, док, а потому мы здесь.

Глаза его сузились.

— И это… как-то связано с делом Понти, да?

— Не думаю, что старик мог отдать подобное распоряжение.

— Тогда, значит, Уго?..

— Откуда вы о нем знаете?

— Просто постарался просмотреть все материалы связанные с тем инцидентом. Даже освежил в памяти кое-какие события из прошлого. Кстати, я встречался с некоторыми людьми дона в клубе «Метро хелс», членом которого до сих пор являюсь.

— И что это за клуб такой?

— Ну, его посещают в основном врачи и адвокаты. Приходят в гимнастический зал, немного размяться и отдохнуть от дел. Сидят, болтают. Кое-кто из адвокатов встречается там со своими клиентами. И нас как-то представили друг другу.

— И вы помните, кто это был?

— Это не суть важно, — ответил он. — Все они теперь покойники. Каждый был королем своего дела, и каждый — весьма преклонного возраста. Самым молодым среди них был тогда Гаррис. Но ему было под восемьдесят, когда его убили.

Тут Вельда оживилась.

— Какой именно Гаррис?

— О, все называли его только так. И еще у него было прозвище, но я не помню.

— Случайно не Швыряла?

Морган одобрительно приподнял брови.

— Да, точно! Вы абсолютно правы, юная леди. Именно так они его и называли, Гаррис Швыряла. И он, похоже, не возражал.

— А что вы еще о нем знаете? — спросила Вельда.

— Денежки у него водились, это точно. Вообще довольно крутой и грубый был тип. Что, впрочем, неудивительно. Ведь он торговал спиртным в Нью-Йорке еще во времена сухого закона… — Он взглянул на меня. — Знаешь этого человека?

— Только слышал о нем, док. Так что лучше расскажите мне все, что помните.

— Торговал очень качественным виски, исключительно канадским. Причем продавал по удивительно низким ценам, и у него имелись в городе свои оптовики-покупатели. Все считали его мошенником и вором, но никаких доказательств тому не было.

— И как долго он занимался этим бизнесом?

— Вот этого не знаю. Он объявил, что закрывает лавочку, примерно за полгода до смерти.

— Знаете, у вас довольно странный круг знакомств для врача, — заметил я.

— А разве врачи сталкиваются когда-нибудь с нормальными людьми? Кто-нибудь обязательно болен, у кого-нибудь обязательно что-то не так.

— У Гарриса тоже?

— О нет, нет. Вид у него был суровый, не подступишься. Лицо обветренное, грубое, нос сломан. И одевался он, как ковбой. Когда мы впервые встретились, на нем была клетчатая шерстяная рубашка и вельветовые джинсы. Но никто не придавал этому значения. Все знали, что он богат и может позволить себе все.

— И он был на дружеской ноге с Понти?

— Понятия не имею, Майк. Просто слышал, что будто бы Понти привел его в клуб, вот и все. — Помолчав немного, он добавил: — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что Гаррис Швыряла якшался с одним моим старым другом, которого недавно убили.

— И что тут такого?

— Да нет, ничего, просто странная комбинация. Маркос Дули обычно не водил дружбу с такими разбойниками.

— Но, Майк… в те времена настоящий бутлегер вовсе не обязательно являлся разбойником. Возможно, просто приятное соседство, дружеские отношения с человеком, доставляющим тебе то, что власти всеми силами стараются не дать.

Я усмехнулся. Неплохая формулировка. Особенно если исходит она из уст старого пьяницы.

Вельда сидела в кресле, слегка подавшись вперед. На лице ее застыло столь хорошо знакомое мне выражение, отражающее напряженную работу мысли. А потому мне ничего не оставалось, как ждать, что она скажет. И она сказала:

— Может, я проведу небольшую разведку, Майк?

— Только смотри, осторожно.

— Похожу, поболтаю с людьми. Ты где будешь, в конторе?

— Наверное. Если не застанешь, оставь сообщение.

И она распрощалась с нами и ушла.

Когда дверь за ней затворилась, Морган сказал:

— Снимай рубашку, Майк.

— Да перестаньте, док. Все о'кей. Мне нужны только пилюли, больше ничего.

— Много ты понимаешь. Давай посмотрю.

Я спорить не стал. Сделал, как он велел. Разделся и позволил ему пощупать безобразно выглядевшие и все еще воспаленные больные места. Потом он наложил повязку. Судя по звукам, которые издавал при этом Морган, он был не слишком доволен увиденным.

— Тебе следовало бы остаться во Флориде, Майк.

— Не было выбора, док.

— У человека всегда есть выбор. К примеру — умереть. Я же сказал… абсолютный покой просто жизненно необходим. А вместо этого ты вернулся и тут же ввязался в самую дерьмовую историю, что может запросто тебя прикончить.

— Послушайте, дружище, — заметил я, — вижу, манеры у вас все такие же паршивые.

— Как и твое отношение к себе.

— Я ничего не принимаю близко к сердцу, как обещал.

— Черта с два! Рана опять того гляди откроется. Антибиотики могут приглушить воспаление, но самому тебе, прежде чем что-то предпринять, следует хорошенько подумать. Если бы ты был в армии, тебя бы отправили в госпиталь и привязали там к койке. А что я могу дать? Только совет, которым ты не желаешь воспользоваться.

— Все настолько скверно?

Он поморщился. Ответ был ясен. Однако он все же добавил:

— Если ты всерьез намерен жениться на этой девушке, советую все же прислушаться и делать, что я говорю. — Он достал из кармана пачку бланков для рецептов, выписал два, протянул мне. Почерк у него был вполне разборчивый. — Это на тот случай, если вот эти кончатся, — и он дал мне два пластиковых пузырька с уже знакомыми капсулами.

— Ну а если, допустим, что-то случится, док… и одна из ран откроется, и дела мои будут плохи?

— Знаменитый 45-й при тебе?

— Всегда под рукой.

— Тогда советую приберечь последнюю пулю для себя.

— Господи!.. — простонал я. — Да вы, оказывается, мастер утешать! Прямо как мангуст кобру!

* * *

Не прошло и минуты, как я переступил порог конторы, позвонил Пат. Из машины, по телефону. Он ехал в центр и каким-то странно-напряженным голосом сообщил, что нам надо поговорить, и немедленно. Ожидая его, я начал записывать кое-какие детали дела в блокнот и уже заканчивал четвертую страничку, когда услышал, что входная дверь отворилась.

Вошел Пат. Уголки губ скорбно опущены, но это было бы еще ничего, если б не человек, в компании с которым он явился. Я кивнул Пату, а Гомеру Ватсону сказал:

— О, рад вас видеть снова! — Потом жестом пригласил присесть, что они и сделали. Ни у одного из них блокнота в руках видно не было, из чего я сделал вполне определенный вывод и спросил: — Будете вести магнитофонную запись?

Ватсон ласково улыбнулся и похлопал себя по карману. Я выдвинул ящик стола, извлек оттуда мини-диктофон «Сони», положил перед собой, нажал на кнопку включения, продиктовал дату и фамилии присутствующих, а затем спросил:

— Не возражаете, если и я тоже?

Оба они промолчали.

Наконец Пат откашлялся и сказал:

— Ты понимаешь, Майк, во что вляпался?

— До тех пор, пока кто-нибудь из вас не объяснит, сказать трудно. И давайте попробуем по порядку. Вы с Гомером когтями роете землю, пытаясь что-то раскопать, а я из-за этого весь в грязи. И все, похоже, вертится вокруг Маркоса Дули, но ведь меня здесь не было, когда в него стреляли. Я вернулся в Нью-Йорк попрощаться с умирающим другом, потому как мы воевали вместе.

— И перед тем, как тот умер, долго беседовали о чем-то, — напомнил Пат.

— Верно. Кстати, ты сам привез меня к нему. Так из-за чего весь сыр-бор?

— Нас интересует суть вашей беседы, — тихо заметил Гомер Ватсон.

— Мы уже обсуждали это.

— Нет, только приступили к обсуждению, и…

Подняв руку, я сделал ему знак замолчать.

— Видите ли, в начале 80-х, когда все службы начали активно применять закон о коррумпированных и находящихся под влиянием рэкета организациях[8], чтобы ударить по мафии, вы поставили «жучки» в частный и находившийся под охраной дом Пола Кастеллано. Вы прослушивали «Ягуар» Тони Коралло, вы повсюду понаставили видеокамер и микрофонов, стараясь держать всех под наблюдением. Но при этом все равно не смогли уберечь ветерана войны, которого застрелили прямо в госпитале! Да вы за кого меня держите? За шпиона, тайного агента мафии?..

— Мы принимаем вас за человека, случайно узнавшего важные сведения.

— И, разумеется, хотите знать, в чем они состоят?

Настала короткая пауза, затем Ватсон ответил:

— Верно.

— Quid pro quo[9], — ответил я. — Валяйте, выкладывайте!

Он кивнул — так, чуть-чуть, еле заметно, однако все же кивнул.

— В мафиозных семействах идет какая-то скрытая возня. Они ищут что-то. Ряд весьма влиятельных адвокатских контор и банков также подключены к поискам.

Я усмехнулся и сказал:

— Такие силы и никак не могут выяснить, куда подевались денежки!

— Нет, — коротко и резко ответил он. А потом после паузы добавил: — Деньги начали исчезать году в 1986.

— Не слишком определенно…

— Нашим внешним источникам не удалось выяснить точнее. — Затем, улыбнувшись, он добавил: — Решили послать меня. Похоже, начальство вообразило, что у меня какой-то особый нюх на деньги, как у специально выдрессированного терьера.

— И что же?

— С тех пор как Готти полностью разорился, началась война за передел сфер влияния. Боролись не только за пост, который он занимал в мафии, но и за контроль над всей организацией. Новое поколение… оно совсем из другого теста. Умнее, образованнее. И идеалы тоже другие. Похоже, они были страшно разочарованы, обнаружив, что сундуки пусты.

— Но при чем тут я, Гомер? Или Дули?

— Причастность вашего друга прослеживается довольно отчетливо. Лоренцо Понти любил поболтать с ним. О том о сем, о жизни вообще и вроде бы ни о чем. Ну и другие главари мафий разделяли его отношение к Дули.

— Но Дули не был членом мафии! — воскликнул я. — И вам следовало бы это знать.

— Я знаю. Но никак не пойму, кем же он был.

— Да просто садовником, черт возьми! Наемным работником. Ничем и никем. Ведь ваши ребята наверняка проверяли его биографию, разве не так?

— Да.

— Ну и удалось обнаружить что-нибудь любопытное?

— Ничего. — Он сидел, подавшись вперед и сложив руки на коленях. — И тем не менее властям известно, что за последние несколько лет из экономики страны удалось перекачать миллиарды долларов. И попали они в руки тех, кто контролирует мафию. Те, к кому они попали, может, и потратили часть, но это сущий мизер по сравнению со столь грандиозными суммами. А остальное исчезло. Наши агенты уже давно пытаются отследить эти деньги, проверяют депозиты и счета. Мы сотрудничаем с полицией и финансовыми институтами но пока ничего не нашли.

— И теперь, получается, вы один в поле воин?

— Нет, конечно. Но я почему-то сильно рассчитываю на вашу помощь.

— А Пат тут при чем?

— При том, что он тоже интересовался этим Дули. А потом вдруг появляетесь вы…

— Гомер, — перебил я его, — вы когда-нибудь были на войне?

— Нет.

— Тогда вряд ли вам известно, что самая крепкая мужская дружба зарождается именно в боевых условиях.

— Представляю.

— Дули, Пат и я… мы были командой. И даже если б Дули ограбил бы весь Форт Нокс[10], лично мне было бы плевать на этот факт, особенно когда я видел, как он умирает. Даже если б этот Форт Нокс принадлежал мне, я все равно простил бы его. Мы были друзьями, ясно это вам или нет?

Какое-то время он молча смотрел на меня, потом кивнул.

— И что вы теперь намерены делать?

— Хочу найти того, кто его убил.

Гомер Ватсон медленно поднялся. Рука нырнула в карман и извлекла миниатюрный магнитофон. Он кивнул Пату и направился к двери. Уже взявшись за ручку, обернулся, взглянул на меня и спросил:

— А что потом, мистер Хаммер?

Я улыбнулся во весь рот.

Когда дверь за ним затворилась, Пат заметно расслабился.

— За восемьдесят миллиардов долларов можно, наверное, купить и весь «Форд», и «Дженерал моторс» в придачу…

— У тебя неплохая память, Пат.

— Если б не Ватсон, я бы решил, что все это твои выдумки. Но я посмотрел кое-какие его материалы. О связывающих нас отношениях он узнал из газет. Я проверял его, используя свои источники. Он весьма компетентен по части проведения такого рода расследований и сыска. Не слишком крут, но очень умен.

— Тогда, следует полагать, отныне за мной установлен «хвост»?

— Правильно мыслишь, приятель.

— Нью-йоркский департамент тоже участвует?

— Пока что нет.

— А как насчет той дамочки из прокуратуры?

— О, она пока что сидит тихо, как мышка. Хотя скорее похожа на змею.

— О'кей. Ну а ты на чьей стороне, дружище?

Пат хмыкнул. Смех больше походил на кашель.

— Буду следить за твоей работой, Майк. Случай убийства человека, который был никем, из-за миллиардов долларов сам по себе уникален. Возможно, никакой связи тут не существует, а ты только напрасно нарываешься на неприятности. И все может закончиться для тебя крайне скверно.

— Звучит не слишком убедительно.

— Тогда попробуй убедить меня в обратном.

— Горячий сандвич с мясом и холодное пиво помогут? А я, пожалуй; выпью кофейку.

Я прождал Вельду до восьми часов. Когда наконец она появилась, туфли у нее были заляпаны грязью, а на лице блестели мелкие капельки пота. Она даже не поздоровалась. Просто швырнула сумочку в кресло и заявила:

— Мне надо принять душ.

Разве можно задавать вопросы женщине, когда она в таком состоянии? Я указал на ванную комнату, а сам направился к гардеробу — достать махровый купальный халат, который она же мне подарила. Я слышал, как в ванной зашумела вода, потом задернулась шторка душа. И я понял, что попал в очень щекотливое положение, и один черт знает, как теперь прикажешь из него выбираться. Мы находились вдвоем, в квартире, вроде бы помолвленные, но без колец. И она делала все, чтоб заманить меня, как заманивает паук муху в паутину, и чтоб я забыл обо всех этих глупостях типа «никакого секса до свадьбы» и прочее.

Внизу у нас проживал работник химчистки, всегда готовый подзаработать сверхурочно. И вот я снял телефонную трубку и услышал его прокуренный голос. Он сказал, что за час сделает для меня все. И что сейчас пришлет мальчика забрать одежду. Минут за пять я собрал и отдал все шмотки, затем уселся перед телевизором и стал смотреть новости. Девушки, они вообще любят долго принимать ванну. И чем они грязней, тем дольше. Я посмотрел новости, затем минут двадцать — передачу «Открытие», получил вычищенную одежду от мальчика и уселся пить кофе, когда услышал, что вода наконец выключилась. Затем звякнула шторка душа. И я дал Вельде еще пару минут, обтереться полотенцем. Затем подошел, приоткрыл дверь и сунул ей халат. В ответ послышалось: «Черт», дверца захлопнулась изнутри. Я знал, что она собиралась сделать. Она собиралась выйти в чем мать родила, но ловко обернувшись при этом полотенцем, чтоб то могло эффектно упасть на пол, как только наступит нужный момент.

— Умненький мальчик, — пробормотала она, выходя из ванной.

Я указал на ее одежду, аккуратно сложенную на диване. Вельда тут же все поняла.

— Смотри-ка, еще умней, чем я думала, задница ты эдакая, — заметила она. Впрочем, без злобы, с улыбкой. — Но мне еще предстоит одеться.

— Пойду подожду на кухне, пока ты не будешь готова, — ответил я.

— И долго ты собираешься ломать эту комедию?

— До тех пор, пока мы не поженимся. Ты ведь сама все это затеяла. Или забыла?

— Майк, — самым милым голоском заметила она, — мне кажется, нас ждет счастливейшая супружеская жизнь. — Она взяла сумочку и уселась в кресло, элегантно скрестив ноги, что так ловко удается некоторым женщинам. Затем расправила пальчиками воротник махрового халата и облизнула кончиком языка губы.

— Ну, удалось что-нибудь надыбать? — спросил я.

Она улыбнулась в ответ, затем после паузы сказала:

— Пришлось попросить кое-кого об одолжении, и телефонные счета тебе придут огромные, зато я раздобыла довольно любопытную информацию. Имение Понти в Эйдирондексе записано на имя его жены, там все чистенько, все налоги уплачены и прочее. Стоит оно около двухсот тысяч долларов, места там красивые, но земля для обработки не слишком пригодная. Дом стоит на склоне горы, кругом одни камни и сланец, так что особенно не разгуляешься. Сам дом симпатичный, но довольно скромный.

Я окинул ее взглядом и заметил:

— И что ж тут такого особенного?

— Похоже, что Гаррис и Понти были на дружеской ноге. Ну и я стала проверять, кто там обитает по соседству. И выяснилось, что у Гарриса тоже был дом, только на другом склоне горы, примерно милях в пяти от Понти. Так, ничего выдающегося, большой бревенчатый старый дом, построенный еще в 20-е, с навесом у входа и большим амбаром.

— И без сортира во дворе?

— Сортир в доме. Там у него водопровод.

— И кто же проживает в этом домишке?

— Какой-то старик. Похоже, просто присматривает за хозяйством. Дом записан на дочь Гарриса, но сама она живет в деревне.

— Если есть сторож, стало быть, есть что сторожить.

— Мой источник утверждает, будто бы там когда-то добывался сланец. Кстати, говорят, что добыча этого сланца сейчас вроде бы возрождается, японцы закупают его со страшной силой. Имеется еще одна шахта, в Грэнвилле, тоже неподалеку оттуда.

— Ладно, последний вопрос. Кто он, твой источник?

— Один старый поклонник, чиновник из Нью-Йорка. Как-то познакомились на вечеринке. Нет, не волнуйся, даже не целовались. Даже за руки не держались, честно.

— Что ж, вполне в твоем стиле, — саркастически заметил я. Она послала мне воздушный поцелуй.

— Ну и что это нам дает?

Я протянул руку, выключил телевизор и откинулся на спинку кресла.

— Давай посмотрим, чем мы располагаем. Происходит убийство, и поднимается страшная волна. Дули был мелкая сошка, создание безобидное, а потому убийца, очевидно, полагал, что преступление его пройдет незамеченным. Он не ожидал, что поднимется такое. Но поднялось, или началось, все гораздо раньше. И потом, за одну ночь все эти миллиарды не перетащить. И это наводит на кое-какие размышления. Начиналось это, когда все доны были еще живы, когда сама структура и организация мафии была совсем иной. Однако теперь все кланы возглавляют новые люди, за исключением Лоренцо Понти. Они моложе, умнее, образованнее, но и с федами, и с новыми законами бороться стало сложнее. К тому же и прежних денег, огромных денег, в которых заключается сила и власть, у них больше нет. И все семьи пострадали.

— Но куда же они могли деваться, Майк?

— Будь уверена, целы, котенок.

— И не растрачены.

— Но украдены!

— Допустим, действительно украдены. Но для того, чтоб украсть такую сумму, нужны огромная власть и сила.

— Возможно, правительство?.. — сказал я.

— Какое правительство?

Я отпил глоток кофе. Он уже остыл, и вкус был просто отвратительный.

— Чтоб совершить нечто подобное, нужны огромные власть и сила и изощренные мозги. И побудить к этому шагу могла некая страшно важная причина. Ведь за такие деньги, стоит только попасться, могут стереть в порошок.

Вельда выпрямилась в кресле, приложила пальчик к губам.

— И что же дальше, Майк?

— Думаю, они попались, но уже когда кража свершилась. Все эти главы кланов погибли из-за денег, потому как убийцы просто не знали, где искать.

— Тогда почему не тронули Понти?

— О, наш дон — человек умный. И потом, надо же было оставить кого-то, кто мог бы навести на след. Короче, жить он будет ровно до того момента, пока не найдут похищенное.

— И тогда его убьют, да?

— Почти уверен. Его сынок Уго — абсолютный болван и дешевка, только и умеет, что жать на спусковой крючок. И если представится возможность унаследовать наличные, прихлопнет своего старика, не моргнув глазом. Вообще-то он вполне мог знать положение Дули и организовать перестрелку, во время которой, якобы случайно, погиб бы его отец. И представить все это дело как очередную мафиозную разборку. Но не сработало, и тогда он решил быстренько убрать Дули. На тот случай, если Дули вдруг решил бы раскрыть все властям.

— А что за положение занимал Дули?

— Достаточно прочное. Он был человеком, способным исполнять работу, однако вовсе не из тех, по кому бы скорбели, случись с ним какое несчастье. — Тут вдруг громко зазвонил телефон, и оба мы вздрогнули.

— Кто-нибудь знает, что ты здесь? — спросила Вельда. Я покачал головой и снял трубку.

— Мистер Хаммер? — произнес чей-то отдаленно знакомый голос. Я подтвердил, что да, именно. — Это Маршалл Броторио, мистер Хаммер.

Тут я вспомнил. Он заведовал колумбарием, куда поместили останки Дули.

— Извините, что так поздно…

— Ничего. А что случилось?

— Мой ночной сторож делал обход. И вдруг обнаружил, что вашу урну вынули из ниши, а пепел вытрясли на пол. Человек, который сделал это, выбил предохранительное стекло, разнес его буквально вдребезги…

— Ну а пепел?

— А пепел рассыпан по полу, и еще, похоже, его топтали ногами.

— Следы взлома, то есть проникновения в помещение, имеются?

— О да, да! Преступник влез в окно. Выбил стекло, отодвинул задвижку и открыл окно. Это совсем несложно. Должно быть, это случилось, как только сторож заступил на дежурство. Как раз сидел в своем закутке, в другом конце здания, и ужинал, говорит, что ничего не слышал.

— Полицию вызывали?

— О нет, пока нет. Дело носит… э-э… сугубо личный характер, больше ничего не тронули… Так что я подумал, надо сперва позвонить вам. Что вы посоветуете?

— Послушайте, Маршалл, почему бы вам не собрать пепел, положить его обратно в урну и поставить ее на место, в нишу?

— Но там, на полу, может быть пыль и грязь, и…

— Дули уже все равно.

— Так звонить в полицию или нет?

— Это только подорвет репутацию вашего заведения. Вы же не хотите, чтобы клиенты думали, что любой вандал может влезть в ваш колумбарий и надругаться над останками их родных и близких?

— Конечно, нет!

— Тогда просто вставьте стекло в окно, и забудем обо всем этом.

Вельда внимательно слушала наш разговор, и, повесив трубку, я рассказал ей, что произошло. Она заметила:

— Похоже, кто-то вообразил, что ты спрятал нечто в урну с Дули…

— И наверняка сильно разозлился, обнаружив, что там ничего нет.

— Кто знал, где находится прах Дули?

— Марвин Дули знал, но вряд ли ему могла прийти в голову такая идея. Нет, это кто-то другой. Скорее всего Уго. Он был на похоронах и, конечно, видел, как Ричмонд отвел меня в сторону и мы о чем-то беседовали. Сам он скорее всего за мной не следил, но вполне мог послать своего человека.

— Ты думаешь, это он влез в колумбарий?

— Скорее всего да. И это очень плохо, поскольку, не найдя ничего, он продолжит поиски.

— Майк… — начала она.

— Что?

— А ты сам открывал эту урну?

— Нет. Зачем?

— А может, он действительно что-то там нашел, а потом нарочно разбросал пепел?

Я обдумал услышанное, потом заметил:

— Какие, однако, радостные мысли посещают твою хорошенькую головку…

— Но, босс, я же не Питер Пэн[11]. — Она усмехнулась и поднялась из кресла. Халат так и обвился вокруг ее статной фигуры. Это было действительно нечто, созерцать ее в таком соблазнительном виде. И я напомнил себе, что настанет день, и все это будет мое, все это высокое прекрасное тело так сладко пахнущей женщины. И чтоб получить это, всего-то и надо, что остаться в живых и чуть-чуть потерпеть.

— Ну и что теперь будем делать?

— У нас два варианта, куколка. Лично я собираюсь улечься в кроватку и дать дырке в пузе покой. А ты… ты можешь одеться и поехать домой. Или же перекантоваться тут, на диване. В полном одиночестве.

— Похоже, ты вознамерился окончательно погубить свою репутацию, — сердито заметила она, но уголки ее губ тронула улыбка.

Глава 7

Утром я наполнил кофеварку зернами, нажал на кнопку и стал одеваться, прислушиваясь к тихому посапыванию Вельды, спящей на диване. Затем почистил зубы, побрился и, выпив чашку крепкого свежесваренного кофе «Данкин донатс», распространявшего по всей квартире изумительный аромат, написал ей записку и оставил на журнальном столике, на самом видном месте.

Погода на улице стояла не слишком вдохновляющая, а потому я надел плащ и спустился вниз, в вестибюль. Там в специально отгороженной клетушке сидел на страже Билл Рааб и разбирал почту. Он приветствовал меня взмахом руки.

Я пожелал ему доброго утра, и он спросил:

— Что случилось, Майк?

— В каком смысле?

— У вас, похоже, неприятности.

— А в чем дело?

— Я заступил на дежурство в полночь, и с тех самых пор на улице стоят две машины и ведут наблюдение за домом.

— Копы?

— Да нет, не похоже. Два «бьюика»-седана. У полиции нет таких дорогих машин. И в каждой — по двое парней.

— Знакомые лица?

— Не разглядел. Пару раз видел, как проезжают по улице, поездят минут пятнадцать-двадцать и останавливаются на той стороне. Видел в салоне огонек сигареты, так что они торчат там. Больше ничего не разглядел. — Он усмехнулся и добавил: — А вот первые три цифры на одном номере разглядел — «411».

— Что ж, уже хорошо, — заметил я.

— Думаете, тачки краденые?

— Тогда ничего хорошего, — сказал я.

— Может, вам и повезет.

Я взглянул на часы. Было две минуты восьмого.

— И когда последний раз проезжали?

— Как раз перед тем, как вы спустились… Послушайте, вы же можете пойти в подземный гараж и выбраться через черный ход. Как раз сейчас там Джеки загружает свой фургончик, он вас и вывезет.

— Хорошая идея, дружище.

— Кстати, — добавил он, — ваша секретарша рассказала, что кто-то пытался подложить вам в машину бомбу. И мы установили внизу новые камеры слежения.

— Ну, тогда второй раз они вряд ли сунутся, — сказал я.

Билли позвонил Джеки по внутреннему телефону, я спустился в подземный гараж, помог ему закинуть в фургон пару пакетов, после чего он выехал и довез меня до Третьей авеню, где и высадил. Я подождал немного. «Хвоста» вроде бы не наблюдалось. Таксист заметил, что я стою на углу, развернулся и подъехал.

Как раз вовремя. Начался дождь. Правда, небо еще не полностью затянуло тучами, и крупные редкие капли барабанили в оконные стекла.

На углу, в квартале от полицейского участка, находился ресторанчик, принадлежавший одной и той же семье еще с конца прошлого века. Там были бар и гриль, и еду подавали просто превосходную, если вы, конечно, не поклонник французской кухни. У бара в дневные часы толпились случайные посетители, заскочившие опрокинуть стаканчик-другой, перед тем как спуститься в метро. Но завсегдатаями являлись в основном копы на пенсии, которые, видно, просто физически не могли оторваться от места прежней работы. Девяносто процентов из них разведены или овдовели. Старые, седые, в морщинах, но с первого же взгляда становилось ясно, что перед тем как выйти на пенсию, то были настоящие орлы.

С Пеппи Марлоу мы не виделись, наверное, лет сто. Некогда он носил котелок и пальто с бархатным воротником. И всегда имел при себе три пушки — две за поясом и еще одну в кобуре, заткнутой в сапог. Молодые копы называли его между собой Ковбоем, но тихо, так, чтобы он не слышал. Пеппи являлся командиром спецотряда, который вел борьбу с гангстерами во времена сухого закона. И держал всех своих, что называется, в ежовых рукавицах вплоть до самого выхода на пенсию.

Я вовсе не был уверен, что он помнит меня, но это было не столь уж и важно. Я подошел. Он поднял глаза от чашки кофе, ухмыльнулся и сказал:

— О, кого я вижу! Знаменитый стрелок Майк Хаммер собственной персоной!

— Привет, сержант!

— Перестань, Майк. Давай не будем смущать публику. Для тебя я просто Пеппи. Хоть и постарел, но все еще Пеппи… Присаживайся.

Я скинул плащ, повесил его на спинку стула и сел.

— Ты уже ел, Майк?

— Пил кофе.

— Тогда советую яйца по-мексикански. Новое блюдо. Очень даже ничего.

И тут же возле столика возникла пухленькая официантка и широко, во весь рот, улыбнулась.

— Как насчет овсяных хлопьев с двухпроцентным молоком? — Она была явно ошарашена моим выбором, но заказ тем не менее приняла.

— Ты чего это, а, Майк?

— Доктор прописал. Сижу на чертовски строгой диете. Тут меня недавно подстрелили, скверная рана.

Прозвучавшее в ответ «о-о» означало, что это для него не новость, но что проблему мою он понимает.

В течение нескольких минут мы вспоминали старые добрые времена, потом, когда принесли заказ, Пеппи заметил:

— Послушай-ка, если не ошибаюсь, мы виделись лет двадцать тому назад. И ты тогда чего-то от меня хотел. Наверное, и теперь неспроста заявился, верно?

Я отпил глоток кофе, размешал хлопья в молоке и ответил:

— У тебя всегда была хорошая память, Пеппи. Времена сухого закона еще не забыл?

— Ты чего, биографию мою писать собрался?

— Как-то пока в голову не приходило. Слыхал о таком человечке по имени Гаррис Швыряла?

— Конечно. Но он уж давно помер.

— Ну а что был за тип при жизни?

— Скользкий, что твой хорек. В целом вроде бы неплохой парень, но очень осторожный и ловкий в деле. — Он подцепил вилкой кусок яичницы. — А что конкретно тебя интересует?

— Его действия. Как он работал.

Пеппи пожал плечами, собираясь с мыслями.

— Работал только с первоклассным товаром. Разные идиоты платили бешеные деньги за разбавленное водой виски, а он поставлял самое лучшее, канадское. Да, стоило оно не дешево, но зато было высшего качества.

— А где добывал?

— Грузовики доставляли его прямиком из Канады, во главе всей этой колонны ехал сам Гаррис в стареньком «Рено». В те дни дороги были совсем не те, что сейчас, и он разрабатывал собственный окольный маршрут. Этих тропинок на картах не значилось. Да, востер был старикан… В грабежах участвовал лишь пару раз, по сравнению с тем, как шустрили на дорогах другие разбойники, — сущая мелочь.

— Ну а феды? — осведомился я.

— Черт, он просто сводил с ума это племя! Им ни разу не удалось даже и близко к нему подойти. Нет, они прекрасно знали, что за товар он возит, и думали, что знают его маршруты. Но из их засад никогда ни хрена не выходило.

— Ну а пункт передачи товара у него имелся?

— Должно быть, да, — ответил Пеппи. — Ведь на грузовиках в город не сунешься. Он разгружался где-то по дороге. Коробки переносили в другие машины, а уж те доставляли товар заказчику. И ни разу при этом не попался.

— Стало быть, старина Гаррис сколотил целое состояние?

— Неужели! Ясное дело. И знаешь, что самое интересное? Никто из нас не понимал, как это ему удается. Но мы по-своему даже радовались за него. Ведь те придурки, что приняли сухой закон, воображали себя Бог весть какими умниками. Пытались строить из себя людей высокоморальных, истинных стражей закона. А на самом деле лишь позволили расплодиться всякому жулью.

— Да, но уже после того, как сухой закон отменили, он со своим делом не расстался. Продолжал поставлять хорошее, качественное виски в разные заведения по всему городу. И никто не понимал, как это ему удается.

— И знаешь, что самое странное, Майк?

— Что?

— При том, что власти так жестко контролировали все, что связано с алкоголем, начиная от производства и кончая продажей, ни один из производителей ни разу не предъявил ни одного фальшивого документа. Ни у одного из них ни разу ничего не украли, причем действовали они вполне открыто. А как только Гаррис помер, все это тут же прекратилось. И продолжателя дела у него не нашлось.

Пару минут мы сидели в полном молчании. Затем, когда официантка подлила мне еще кофе, я сказал:

— Ну и что ты думаешь по этому поводу, Пеппи?

— Да ничего. Просто удивляюсь, к чему это тебе понадобилось вспоминать старые времена.

— Помнишь Маркоса Дули, Пеппи?

— Еще бы. Его тоже убили.

— И он каким-то образом тоже был вовлечен во все это.

— Да ерунда! Он тогда был твоего возраста. Слишком молод, чтоб играть в такие хитрые игры.

— Ну а Лоренцо Понти?

Пеппи кивнул и усмехнулся.

— Да, подпольной торговлей спиртным он занимался, отсюда и первоначальный капитал. Я слышал, он все еще во главе клана, хотя молодые акулы пытаются выжать старика из бизнеса. Казалось бы, все эти старые мафиозные кланы давным-давно должны были бы вымереть, ан нет, все тут как тут… правда, выглядят теперь по-другому. Поприличнее, лучше образованы, понанимали себе дорогих адвокатов. Но до сих пор не перевелись, нет.

— А ничего особенного последнее время о них не слышал, а, Пеппи?

— Да я много чего слышу, Майк. Но не хочу рисковать. К чему это мне встревать в их делишки. Ты ж знаешь, я никогда этого не делал.

— Само собой, без проблем. Еще один вопрос. Где, как ты думаешь, Гаррис разгружал свой товар?

— Да где-то к северу, хрен его знает, — ответил Пеппи. — У побережья никогда не работал. А все машины шли прямиком из Канады. — Он помолчал, потом добавил: — Ладно, послушай, что сказал мне один парень из федов. Они всегда искали колонну, но грузовики двигались по одному и не привлекали особого внимания. И съезжались к одному месту с разных сторон. А уж там к ним присоединялся Гаррис в своем «Рено» и вел их к месту разгрузки.

Это походило на правду. Я допил кофе и оплатил оба счета. И не успел поблагодарить Пеппи за информацию, как к нам за столик подсели какие-то два старпера. Выглядели они точь-в-точь как Пеппи. И я подумал: неужто они до сих пор служат в полиции? Частными осведомителями, к примеру. Ведь выйти из этой системы не так-то просто.

* * *

У Пата был выходной, а потому встретились мы на улице, возле его дома. Он приветствовал меня следующими словами:

— Ну что, прокуратура до тебя еще не добралась?

Я отрицательно помотал головой.

— С какой бы стати?

— Да с такой, что кто-то сообщил, что пепел Дули разбросали по всему колумбарию, там, где ты его захоронил. Ты что, не слышал?

— Ясное дело, слышал.

Он подозрительно взглянул на меня.

— Ну и что скажешь?

— А что тут говорить? Маршалл Броторио позвонил и рассказал, что случилось. Я посоветовал ему собрать пепел, поставить урну обратно и позабыть обо всем этом. А кто звонил?

— Ну, очевидно, сторож, который обнаружил взлом.

— А при чем тут прокуратура?

— Дело об убийстве Дули до сих пор не закрыто. И по неясной мне пока причине Флоренс Лейк проявляет к нему особый интерес.

— Скорее не к нему, а к восьмидесяти девяти миллиардам баксов, верно, Пат? — со всей серьезностью спросил я.

Он медленно поднял голову и так и впился в меня взором.

— Ты что это… всерьез?

Я кивнул.

— Кто подтверждает это, Пат?

— Официально пока никто. — Я молчал, и он добавил: — Просто Гомер Ватсон как-то упомянул именно эту сумму, между прочим…

— Как же, как же, между прочим!.. — саркастически заметил я.

— О'кей, он действительно пытался меня расколоть. Но ведь я ничего не знаю. Что я мог ему сказать… Я напрочь позабыл о твоих довольно странных рассуждениях о каких-то там коробках.

Я усмехнулся.

— Нет, не забыл, Пат. Просто отложил эту мысль, на время. Ведь ты, черт побери, никогда ничего не забываешь.

— Имея такие бабки, человек действительно может купить хорошую большую машину, — тихо заметил Пат. — Так ты скажешь мне, в чем там дело?

Как раз в этот момент мимо нас проезжало такси. Я махнул рукой, делая знак остановиться. Мы сели в машину, и я назвал водителю адрес в Бруклине. И откинулся на спинку сиденья.

— Я бы сам хотел знать, Пат. Может, удастся обнаружить что-нибудь в записях Дули.

Дверь вышибать не пришлось. Я надавил на кнопку звонка, и ее отворил Марвин Дули.

— А ты, я смотрю, времени даром не терял, — заметил я. — Быстренько переехал.

— Без проблем, — ответил он. — Адвокат у меня хороший. — Он оглядел Пата с головы до пят, и по выражению его глаз я понял: Марвин догадался, что Пат — коп. — Зачем пожаловали, ребята?

— Хотим осмотреть дом, вот и все.

— А что, если я не захочу вас впускать?

— Можешь, конечно, и не пускать, если хочешь нарваться на неприятности, — ответил я.

Он на секунду задумался, затем распахнул дверь пошире.

— Ладно, входите. Только тут смотреть особо нечего. Я как раз навожу порядок… после того как тут все перевернули вверх дном.

— Неужели?

— Да, тут уже успел кто-то побывать. Черт, даже обои от стен отодрали! Мебель разбита в куски, матрасы вспороты… Господи, сущий бардак!

Нам понадобилось совсем немного времени, чтоб убедиться, что Марвин не врет. Обыскивали квартиру тщательно, но то была явно любительская работенка. Пат заметил:

— Похоже, он ничуть не ограничивал себя во времени, сразу видно. — На древесине виднелись отметины от какого-то инструмента, с помощью которого отрывали ножки, выламывали доски; для вспарывания матраса и мягких сидений использовалось острое лезвие.

Закончив проверку, Пат спросил:

— Ну и что ты здесь видишь, Майк?

— Он ничего не нашел, вот что я вижу. А потому не успокоится и будет искать дальше.

— Да… И, надо сказать, делал все очень аккуратно и тщательно. На пол ничего не бросал, когда надо было перевернуть что-то, осторожно переворачивал и осматривал. Если б тут что-нибудь было, наверняка бы нашел.

Я согласился с ним, и оба мы отправились в гостиную, где Марвин пытался собрать диван.

— Хлам, — проворчал он. — Вся мебель превратилась в хлам, хоть на помойку тащи. — Взгляд его перебегал с Пата на меня и обратно.

— Когда ты здесь появился? — спросил я.

— Примерно с час назад. — Я промолчал и он добавил: — Я с самого начала решил сюда переехать. Я же говорил вам, что собираюсь переехать. Черт, это теперь мой дом!..

— Не думаю, что ты будешь чувствовать себя в нем уютно, — заметил Пат. — Кого-нибудь из соседей спрашивал?

Марвин закивал.

— Еще как спрашивал! Но никто ничего не видел и не слышал. Кроме одного мальчишки на улице. Он заметил, что сюда два раза приезжал какой-то мужчина. Сперва просто позвонил в дверь и ушел. Потом, чуть позже, вернулся, постоял минуту, открыл дверь и вошел. Мальчику показалось, что кто-то отпер ему дверь. Черт, да тут такой хреновый замок, его и кошка откроет! Короче, он отпер дверь и вошел.

— Мальчишка описал его?

— Нет. Говорит, что просто незнакомый дядя. — Он отер пот со лба и добавил: — Его мамаша сидела в это время у окна. И видела его.

Очевидно, Марвин ожидал от нас какой-то особенной реакции, но, поскольку ее не последовало, заметил:

— Его видели здесь и раньше. Приезжал на машине. Большая такая тачка, новехонькая, с иголочки. — Мы молча смотрели на него, ожидая продолжения. — Садился в эту самую машину и уезжал… Мамаша паренька думает, что мой старик работал на него.

Нет, только не он, подумал я. Дули работал на его отца. Так, значит, это он перевернул тут все вверх дном, стараясь отыскать ключ к разгадке…

Похоже, Марвин был разочарован, когда мы, коротко поблагодарив его, удалились. Выйдя на улицу, дошли до угла, и я сказал Пату:

— Уго совсем распустился, приятель. Вытряхнул пепел из урны, перевернул все вверх дном в квартире у Дули. Но ничего не нашел.

— Да, я тоже так думаю. И знаешь, какой следующий шаг он предпримет?

— Догадываюсь. Придет по мою душу.

— И что будешь делать, малыш?

— Хочу встретиться с ним на моей территории. Это ведь ему только кажется, что он диктует правила игры.

— Полагаю, тебе понадобится поддержка?

— Да перестань! Я же законопослушный гражданин. И просто обязан рассчитывать на защиту со стороны полиции. — Заметив, как он нахмурился, я понял, что его беспокоит. — И забудь об этом, если можешь, Пат.

— Нет, не забуду. Я тоже дружил с Дули. Меня беспокоит другое. То, что мое личное вмешательство может испортить дело. Дули не принадлежал к разряду людей, известие об убийстве которых попадало на первые полосы газет. Но если ты не ошибаешься… насчет суммы, вокруг которой поднялась вся эта суета, скандал будет просто чудовищный.

— Тогда не лезь.

— Но, Майк… ты же знаешь, я не могу. Не тот случай. Это больше, чем просто убийство. Дули удалось вскрыть банку с червями, и ты хочешь забрать всю наживку, — теперь глаза его смотрели жестко. — И я тоже хочу.

— Хочешь придать делу официальный характер?

— Я же вижу, как они стараются выжать из тебя хотя бы словечко, — сказал он. — Никаких обвинений предъявить они тебе не могут, и ты не скажешь ни слова, верно?

— Дули поделился только со мной, ты это помнишь, Пат? Наш разговор не записывался, а он всего-то и сделал, что дал мне один джокер. И от меня требуется правильно распорядиться этой картой.

Пат начал озираться в поисках такси.

— Тогда мне не избежать столкновений с федами и окружной прокуратурой, Майк. А ты сам знаешь, ребята они дошлые и команда у них что надо. Ты знаешь, чем это может обернуться?

— Ты все время задаешь один и тот же вопрос, Пат. И ответ на него будет один и тот же Нет, пока не знаю, но полагаю, что скоро все выяснится. Разве я не прав?

Он буркнул нечто нечленораздельное и поднял руку остановить такси.

— Слава Богу, что хоть это понимаешь.

Машина остановилась, мы с Патом уселись на заднее сиденье, и он назвал водителю свой домашний адрес.

Я попросил высадить меня на углу Тридцать четвертой, и далее мы ехали в полном молчании. Затем я вылез, дождался, пока такси не исчезнет за углом, поймал другое и отправился в контору к Баду Лэнгстону, первыми словами которого были:

— Но недели еще не прошло, Майк…

— Ну, допустим, это просто дружеский визит, — ответил я.

— А на самом деле… это ведь не так, да?

— Не так. Происходят какие-то странные вещи.

— И тебе срочно понадобился бронежилет, прикрыть свою старую избитую задницу, да?

— Мне всего-то и надо, что глянуть на эту штуку. И если она действительно существует, это придаст делу, которым я занимаюсь, совершенно иной оборот.

— О да, конечно, существует. На сей раз все складывается очень удачно. У нас с Коултером был общий шкафчик в клубе, где мы испытывали свои новинки в бассейне. И он говорил, что оставил там какой-то пакет… с этим самым новым материалом.

— И?..

Бад поднялся, подошел к шкафу и вернулся с чем-то напоминающим черную футболку с длинными рукавами, висевшую на проволочных плечиках.

— У тебя, наверное, XL?

— Да, точно.

Он протянул мне плечики, и я снял с них одеяние. В течение нескольких секунд поглаживал материал кончиками пальцев — на ощупь он напоминал шелк. «Футболка» доходила мне до пояса, но могла налезть и на человека, более широкого в плечах и груди.

— И это… может остановить пулю?

— Я же говорил, любую с расстояния больше двадцати миллиметров.

— Просто не верится.

— Придется поверить, Майк. Я сам лично видел испытания.

— И как… по какому принципу все это работает?

Бад окинул меня снисходительно-печальным взглядом и сказал:

— Почему ниточка, из которой паук ткет свою паутину, прочнее, нежели стальной волосок того же диаметра?

— Хоть убей, не знаю, — ответил я.

— Тогда прекрати задавать глупые вопросы. Из этого материала можно создать любую одежду, и я сшил из него эту футболку. Но вся проблема в том, что кисти рук остаются незащищенными. Вообще-то ее можно носить под рубашкой. А вот тут, между ног, закреплять липучкой «Велкро». Вообще довольно аккуратная получилась вещичка, согласен?

— Вот уж не думал, что ты умеешь еще и шить, — сказал я. — Напрокат не дашь?

Глаза его немного затуманились. Он слишком хорошо и долго знал меня.

— Ладно. Но только чтоб вернул, когда покончишь со своим дельцем, Майк.

Я кивнул, поблагодарил его, вышел, поймал такси и поехал к себе в контору.

Снова начался дождь. На этот раз небо было плотно затянуто тучами и в воздухе стоял запах озона. А капли более мелкие, чем утром. Похоже, природа решила немного поиздеваться перед тем, как обрушить на город ливень. Я был рад, что захватил с собой плащ. Но пояс давил на шов, и я немного ослабил его. Следовало бы принять обезболивающее еще полчаса тому назад, а потому я старался дышать как можно медленнее и всю дорогу до конторы морщился от боли.

Не успел я переступить порог, как Вельда тут же заметила, что выгляжу я просто отвратительно. Ноги у меня дрожали, голова казалась пустой и странно легкой, я знал, что делаю вдохи, но, похоже, воздух не достигал легких. Я уселся в кресло, откинулся на спинку, задрал ноги и положил их на подоконник. Вельда очень часто видела меня в этой позе, когда я пребывал в добром здравии, но теперь… теперь все обстояло иначе. За окном с каждой секундой становилось все темнее, предметы теряли очертания, и мне начало казаться, что я погружаюсь в глубокий сон. В дыру, в черную аллею, где лишь пустота и ни проблеска света.

Голова была на месте. Я осторожно и медленно повернулся, чтобы проверить. За окном все снова расцветилось красками, очертания предметов и цвет вернулись, и я почувствовал, что снова могу дышать.

Я всегда думал, что жить на белом свете — это счастье и удовольствие и для того, чтобы продлить их, человек должен делать все от себя зависящее.

Подошла Вельда. В руках у нее был мой новый наряд.

— Что это, Майк?

Мне не хотелось углубляться в подробности.

— Одна такая штучка, ну, типа майки, что надевают водолазы под костюм.

— А тебе-то она зачем?

— Затонувшее сокровище, куколка, — сказал я.

— Ты, что ли?

— Ну неужели нельзя помечтать немного?

Она швырнула бронежилет на стол.

— Да, тебе действительно нужна жена. Майки, мой мальчик.

— Естественно, нужна, — с кривой ухмылкой согласился я. — А теперь присядь-ка на минутку. Вот сюда, в кресло для посетителей. Мне нужна аудитория. В голове у меня полная каша, какие-то разрозненные факты и детали, и их следует выстроить в картину. Странно, но пока никак не получается. Эйзи прострелил мне бок, а впечатление такое, будто он попал в голову и все мысли смешались.

В глазах Вельды светилось понимание. И она присела на краешек кресла. Никаких записей делать ей было не надо. Она принадлежала к разряду людей, способных запомнить почти наизусть и на слух целую лекцию по криминалистике, а потом повторить ее слово в слово. Правда, удавалось ей это, лишь когда она того хотела, а такое случалось нечасто. В самой ее позе читались напряженное внимание и сосредоточенность, готовность уловить любое мое слово. И сама поза, и наклон головы напомнили мне одичавшую кошку, терпеливо ждущую у мышиной норки.

И я перечислил ей все-все факты подряд, которые знал, а закончив, снова прошелся по ним, но уже дополняя кое-какими предположениями и выводами. Когда я покончил и с этим, страшно захотелось холодного пива, но боль в боку твердо сказала: нет.

— Ну, что скажешь, котенок?

— Ты же у нас детектив, — напомнила она.

— Но ведь и у тебя имеется лицензия, если ты только не забыла продлить ее.

— Почему бы не спросить то же самое у Пата?

— Если б Дули хотел, он бы в первую очередь поговорил с Патом. Но он раскрылся только передо мной. Рано или поздно Пат сам выйдет на это дело, но пока что его задача — поймать убийцу Дули. А все остальное — сплошная игра в загадки, причем я успел здорово в ней засветиться. Да они уже дощечку с мишенью мне на спину повесили. И если я и дальше буду молчать, начнется игра в «Дартс».

— И это все из-за денег, да, Майк?

— Да, из-за восьмидесяти девяти миллиардов долларов. Такая сумма… звучит почти неприлично.

— И никто, похоже, не знает, где их искать?

— Черт, да никто прежде всего не может доказать, что они вообще были, эти деньги. Если были, то, очевидно, старых донов действительно крупно облапошили. Но они теперь все покойники, кроме Понти. Младшие мафиози догадываются, что деньги есть… но не могут их найти. Самое смешное, что это нисколько не похоже на поиски иголки в стоге сена. Это должна быть целая гора картонных коробок, битком набитых наличными или же ценными бумагами… и никто не хочет об этом говорить…

— Майк… а как вообще феды вышли на это дело?

— Но у них же звериный нюх на бабки, куколка. Они чувствуют их запах на расстоянии и будут идти по следу, пока не сдохнут. Им плевать, что они обманывают народ. Но они никогда и никому не позволят наложить лапу хотя бы на доллар. И потом, вспомни, на чем поймали Капоне.

С минуту она задумчиво молчала, потом улыбнулась.

— Современные технологии… В дни Капоне у них были арифмометры, теперь — компьютеры. Они хотят выследить эти деньги с помощью последних. Новые доны использовали все средства, чтобы обнаружить пропажу, а у нас же нет даже самого простого ноутбука.

— А он нам и не нужен, — заметил я. — И никакая электроника не способна бесследно упрятать такие огромные бабки. Кстати, их собирали и прятали еще до наступления компьютерного века.

В этом она согласилась со мной, это было заметно по тому, как она поджала губки.

— А мы пока что идем по следу денег, верно?

— Верно, котенок, но перед тем, как двинуться дальше, давай все же уточним кое-какие цифры. «Тайм», «Ньюсуик», «Ю-эс-ньюс» и «Уорлд рипорт»… все эти журналы писали о мафии. Нанимали репортеров, те проводили свои исследования, разнюхивали детали, собирали факты. Поэтому надо тщательно просмотреть и выписать из газет и журналов все, что может пригодиться. Если пользоваться этими сведениями, цифра получится, конечно, приблизительная. Но мы сможем примерно представить, какие доходы давала торговля наркотиками, другой их бизнес, потом сложить все это, округлить, а там посмотрим, что получится. Кстати, у нас хватит денег нанять людей, которые провели бы такие исследования?

— На это, думаю, хватит, — ответила Вельда.

— Тогда за дело!

* * *

Еще с армии у меня вошло в привычку вставать рано, не позже шести. Кофе был сварен, физиономия выбрита, а сам я полностью одет, когда в дверь раздался повелительный и настойчивый стук. Я догадывался, кто бы это мог быть. Наш Билл Рааб не пропустил бы ко мне и самого президента, вообще никого без моего предупреждения, если б только ему не показали полицейский жетон. Но это была сама Власть собственной персоной, которая, надо сказать, немного растерялась, когда я, распахнув дверь, воскликнул:

— Прекрасно, мисс Лейк и мистер Ватсон! Вы поспели как раз к утреннему кофе! — Я взглянул на часы. — Вы, люди городские, встаете слишком поздно. Куда запропастились?

Флоренс Лейк криво улыбнулась. Гомер замешкался, затем все же переступил порог и позволил мне затворить дверь. Я провел их в гостиную, потом отправился на кухню и приготовил две чашки душистого свежесмолотого кофе «Данкин донатс». Оба они пробормотали слова благодарности, но я чувствовал: в их самоуверенности и надежде застать меня врасплох пробита большая брешь. Да некоторые люди просто в истерику впадают, стоит к ним с утра пораньше заявиться официальному лицу.

Итак, я уселся и поставил на столик кофе. После паузы Флоренс Лейк заметила:

— Мы тщательнейшим образом изучили прошлое мистера Дули. На это ушло много человеко-часов, но дело того стоило. Удалось обнаружить кое-что интересное.

— Поздравляю, — оказал я. — Поделитесь информацией?

— Посмотрим.

Я отпил глоток и поставил чашку обратно на столик.

— Послушайте, мисс Лейк, лично мне глубоко плевать, что вы там скажете. Если я хочу что-либо узнать, то предпочитаю делать это самостоятельно. Так что не стоит играть со мной в эти игры. Что вы узнали?

Они обменялись взглядами, затем она достала из кармана несколько листков бумаги и разложила их на столе. То были бланки — шесть из компании «Джеррити тракинг», в каждом зарегистрировано взятие напрокат на неделю одного грузовика. Остальные четыре ордерных чека были выписаны компанией «Уотертайт картон». Даты старые, все эти бланки заполнялись много лет тому назад.

Я просмотрел их, пожал плечами и спросил:

— Ну и как прикажете это понимать?

— Ваш друг брал напрокат эти грузовики и купил эти коробки. На свое имя.

— Крупная сделка! Он работал на Понти, и тот давал ему разного рода поручения. Возможно, все эти грузовики и коробки использовались в хозяйственных целях. Почему бы вам не спросить самого Лоренцо?

— Сами знаете, что он нам ответит, — сказал Гомер.

— Догадываюсь. Он ведь не такой воспитанный и милый парень, как я.

— Мистер Хаммер, — перебил меня Гомер, — у вас есть какие-либо соображения на тему того, что перевозил ваш друг в этих грузовиках?

— Конечно! — ответил я.

Оба они так и подались вперед, не сводя с меня глаз.

— Стоит взглянуть на даты, и сразу становится ясно, что происходило это в то время, когда Лоренцо Понти строил свой дом в горах. И Дули перевозил туда мебель и прочие нужные вещи. — Физиономии у них так и вытянулись от разочарования. — С чего это вы вообразили, что он перевозил в них именно деньги?

Игроки в покер из них были никудышные. Ведь как раз деньги они и имели в виду. И догадка о том, что как раз в это время Понти переезжал в новый дом, пришла ко мне чисто спонтанно, но как нельзя более кстати. И потом, если бы дону понадобилось спрятать огромную кучу денег, он бы наверняка использовал переезд как очень удобный предлог. Это было бы вполне логично.

Оба они отказались от еще одной чашечки кофе, а потому я выпроводил их и сразу же позвонил Пату на работу. Он рассмеялся, услышав, что только что произошло, потом спросил, где я сегодня обедаю. Произнес он это многозначительным тоном, из чего я сделал вывод, что встретиться надо. И сказал, что буду ждать его ровно в полдень в забегаловке, где подают столь любимую им пиццу. Этой самой пиццы я съел только малюсенький кусочек и запил его кофе. Пат доел все остальное, запил холодным светлым пивом «Миллер», потом, страшно довольный, откинулся на спинку стула.

— Похоже, наш Дули идеально поставил дело, мафиозный бизнес развивался своим чередом. Наши ребята знали, что там творится что-то неладное, но поскольку почти никакой стрельбы и разборок не происходило…

— А как насчет той перестрелки в доках? — резко перебил его я.

— Для нас то была полная неожиданность. Мы не смогли предвидеть… Они приписывают это внезапной вспышке враждебности между кланами. Считают обыкновенной стычкой, которую затеяли юнцы, горячие головы. Но никаких причин и объяснений нет до сих пор, и уж сам-то Понти наверняка будет держать пасть на замке. Он нам сказал только: «Сами знаете, ребята, такое у нас случается…»

— Что у тебя на уме, Пат? — спросил я.

Он знаком попросил официанта подать еще кофе. Я покачал головой.

— За последние два года между молодыми членами семейств вдруг вспыхнула пылкая дружба. Нет, не то чтобы они так друг друга обожали, этого не скажешь. Просто появилось нечто общее, связующее.

— Еще бы! Ведь их интересует только одна вещь на свете — деньги.

— Они наняли какого-то гениального типа, провести для них розыскную работу. Почти все эти ребятишки получили чертовски хорошее образование и знают, где найти настоящего специалиста.

— И предъявить им какое-либо обвинение нельзя, — заметил я.

— Именно.

Ему принесли кофе. Он распечатал несколько пакетиков с заменителем сахара и высыпал в чашку.

— Нам известно, что у них имеется офис, до потолка набитый разным компьютерным оборудованием. Мы месяца три следили за этим местом и выяснили, что там работают на мафию двадцать семь высококвалифицированных специалистов. Для чего и зачем — пока не совсем ясно. А потому мы решили нанести им дружеский визит, подкрепленный ордером, подписанным судьей, и как следует обшарить это гнездышко.

— Тебе не полагалось бы говорить мне этого, Пат.

— Знаю, приятель. Но ведь прежде ты, я и Дули были вместе. И что бы ты там ни вытворял, для меня ты останешься тем же другом, что и раньше.

— Когда собираетесь устроить там шмон, Майк?

— Какая разница? Тебя все равно с собой не возьмем.

— Тогда к чему все эти разговоры о дружбе?

— О… Но я же говорю о чисто духовных отношениях.

— Феды тоже будут?

— От них не отвертеться.

— Но ведь ордер на обыск выдается вам.

— Конечно. А информацией мы делимся. И чешем им спинки.

Я спросил:

— Когда посвятишь меня в детали, Пат?

— Как только получу информацию и увижу, что она не секретна. — Он взял чашку и залпом допил кофе. — Все же интересно, почему это я так всегда с тобой откровенничаю?

Я кивнул.

— И я задаюсь тем же вопросом.

Пат вытер губы салфеткой и встал.

— Любопытно все же знать, чем ты собираешься заняться.

Я ответил:

— О… — оплатил счет, и на улице мы распрощались.

* * *

Билли Артист был мелкорослым и тощим созданием с каким-то странным детским голоском и неукротимым пристрастием к любому виду спиртного. И почти всегда полным отсутствием денег на приобретение оного. Работенка, которую я подкинул ему, была не слишком обременительна и позволила бы проторчать, не выходя из бара, целую неделю, при условии, если он распорядится выплаченным мной гонораром соответствующим образом. Все утро я втолковывал Билли Артисту роль, которую ему следовало сыграть, и когда убедился, что он приблизительно усвоил задание, мы уселись в такси, поехали по известному мне адресу, и я, дойдя до телефона-автомата, набрал номер.

Билли Артист понятия не имел, с кем говорит, но произнес все быстро и четко голоском двенадцатилетнего уличного мальчишки, который страшно запыхался и взволнован. Он даже не стал дожидаться, что ему ответят. А произнес он следующее:

— Уго… Уго, это ты? Знаешь то место, где обычно собираются ваши ребята? Так вот, там за ним следит какой-то парень. Черт его знает, может, и ворвется. Просто решил тебя предупредить, на всякий пожарный. Ведь мы как-никак соседи. Так что тебе лучше подъехать самому, Уго… — Тут он сделал паузу, и я услышал, как на другом конце линии что-то кричит Уго. Но, переведя дух. Билли Артист добавил: — Ой, вроде бы он прямо на меня смотрит! Ладно, пока, надо сматываться!..

Он повесил трубку, а я протянул ему деньги, завел за угол, подождал, пока он не скроется из виду, и сел в то же такси. Ждать пришлось недолго. Уго Понти выехал из своего гаража в темно-синем «бьюике», резко, с визгом шин, развернулся и поехал по улице. Мой водитель следовал за ним. В Нью-Йорке полным-полно желтых такси, и все они похожи, как близнецы. Нам удалось даже пару раз поравняться с синим «бьюиком», и я хорошо разглядел сердитую физиономию принца местной мафии.

Мы доехали до Гринвич Виллидж. Район сильно изменился за последнее время. Бизнес и деньги вдохнули в него новую жизнь, старые полуразрушенные дома заменялись новыми. У обочины нашлось место для парковки. Уго затормозил и выскочил из машины. Я проехал еще квартал, расплатился с водителем, вышел и увидел, как Понти, осмотревшись по сторонам, нырнул в какой-то узкий проход между домами и исчез. Там оказалась дверь из тяжелого толстого дерева, такие делали в прошлом веке; правда, замок был вполне современный, и справиться с ним не составляло особого труда. Я вошел, спрятался внизу, в холле, и стал ждать. И вскоре дождался. Увидел, как Уго сбегает вниз по ступенькам с искаженным от ярости лицом. Выйдя, он огляделся, удрученно покачал головой и сел в машину, по всей видимости, кляня на чем свет стоит «мальчишку», который якобы знал его и передал ложную информацию.

Замок, как я уже говорил, был довольно прост, и вот я затворил за собой дверь и запер ее. Из холла наверх поднималась старомодная лестница с широкими ступенями и резными перилами. Подниматься выше второго этажа не пришлось. Дорогу преграждала гора пустых картонных коробок и прочего хлама. А потому я, снова воспользовавшись своим инструментом, занялся дверью слева. Через круглое оконце в стене на площадку просачивалось достаточно света, и вот минуты через две я уже оказался внутри.

Здесь понадобился фонарик. Окна были занавешены черным, и все, что здесь происходило, оставалось тайной для непосвященных. Топорно сработанные столы из клееной фанеры, дешевые стулья и коробки из-под содовой, используемые в качестве табуретов. А также картонные коробки, набитые разного рода бумагами, что прогонялись через компьютеры, и груды других бумаг, уже прошедших через принтеры и ксероксы, — все это было беспорядочно свалено вдоль стен. Повсюду, куда ни глянь, самая дорогая и совершенная техника, и, судя по количеству бумаг, без дела она тут не простаивала.

Но я ничего не понимал. Развернул какой-то рулон бумаги с заметками длиной добрых десять футов, снова свернул в трубочку и сунул в карман. Возможно, найдется человек, способный расшифровать все эти загадочные цифры и знаки. Мне нужно было другое. Материалы, которые они закладывают в свои компьютеры. В помещении оказалось два шкафчика. В одном хранилась краска для принтеров и копировальная бумага, в другом — набор каких-то инструментов для починки и запчасти. Я дважды обошел комнату, заглядывая во все углы и коробки, где могло бы находиться то, что я искал. Ничего… Но в конце концов я все же понял, где оно находится, когда увидел, что возле каждого компьютера стоит телефон. Они не хотели рисковать. Они просто звонили в какое-то другое место, чтоб получить исходный материал.

И я уже было собрался уходить, как вдруг услышал скрип ступеней. Быстренько выключил фонарик и едва успел спрятаться за шкафчиком с четырьмя выдвижными ящиками, когда в замке повернулся ключ и дверь отворилась. Сперва показался револьвер 357-го калибра, за ним вошел Уго, а прикрывая его, сзади маячил Хоуви Драго с автоматом в руке.

Хоуви затворил дверь, затем отошел от Уго и начал обшаривать помещение взглядом, дюйм за дюймом. Я находился в самом темном углу и сидел тихо, точно мышка. И взор его благополучно миновал шкафчик, за которым я прятался. Стоя футах в шести от него, Уго проделывал то же самое и, казалось, был разочарован, что никого не удалось застигнуть врасплох.

Наконец Хоуви спросил:

— Так ты думаешь, щенок не наврал?

— Да нет, вряд ли. То был какой-то мальчишка, а дети обычно не способны выдумывать такие истории.

— И ты для него вроде бы как герой, да?

— А почему нет? Все ребятишки в округе знают, кто я такой. И уважают.

Но убедить Хоуви ему, похоже, не удалось.

— И какого дьявола он тут сшивался?

В ответ Уго насмешливо фыркнул.

— Да эти мальчишки, они же по пятам за мной ходят! Знают, где я ем, куда хожу на разные тусовки…

— Но не сюда же, босс!

— Лично меня это нисколько не удивляет. Однако, как видишь, я все же решил проверить.

— Тогда скажи, кому вообще могло в голову прийти сунуться в такое место, а? Ведь тут ни хрена не понять. Ведь ребята, когда уходят, уносят с собой все книжки.

— Ну, допустим, кто-то видел, что сюда поставляется это оборудование, — ответил Уго. — И знал, что место это по большей части пустует. Возможно, кто-то подумал, что тут у нас наркопритон.

— Лично я считаю, тебе надобно избавиться от всего этого мусора.

— Мы и собираемся. Паттерсон этим занимается. На неделе пришлет сюда грузовик… Они доказали, что деньги украдены, но до сих пор не выяснили, где они. Так что заплатили чертову уйму бабок каким-то идиотам, и получается — псу под хвост.

Во время всего этого разговора они продолжали двигаться по комнате, заглядывать под столы, пинать ногами пустые коробки. Уго находился ближе ко мне, и я почти физически ощущал, как он все больше и больше заводится. Он явно вознамерился твердо убедиться, что в помещении никого нет. И я понимал, что, увидев шкафчик, он тут же догадается, что за ним вполне можно спрятаться.

И я затих, замер и почти не дышал. Уго приближался. Я слышал его шаги, звук, который производили подошвы его туфель. Вот он отошел в сторону, затем снова двинулся к шкафчику и остановился. Он узрел, что это — единственное место, где мог спрятаться человек, и собирался выяснить, так это или нет, причем немедленно.

Но ему не повезло, потому как он был правшой. Переложи он револьвер в другую руку и зайди с угла, он бы точно уложил меня на месте. Но он держал свою пушку в вытянутой правой; и я, рывком выскочив из-за шкафчика, успел выбить у него игрушку из руки прежде, чем он успел сообразить, что происходит. Затем завернул ему руку за спину и приставил ствол «кольта» к затылку. Уго со свистом втягивал ртом воздух и, похоже, лишился дара речи. Я чувствовал резкий запах пота. Он явно был перепуган до смерти и едва не наложил в штаны.

Увидев, что Уго стоит неподвижно и на лице его написан самый неподдельный ужас, а правая рука завернута за спину, Хоуви тоже застыл. Тем временем я отвел ствол от затылка Уго и прицелился прямо в физиономию Хоуви. Надо сказать, у него была та еще пушка. Самый большой «смит-и-вессон», который только можно было купить за деньги. И казался он еще больше, отливая в тусклом свете никелированными боками. Я сказал:

— Бросай свою игрушку, Хоуви, — голос мой звучал вежливо и холодно.

Автомат со стуком упал на пол. Он даже оттолкнул его ногой в сторону, хоть я и не просил. Он не видел моего лица и не узнал по голосу.

Я сказал:

— Теперь повернись! — Он не решался двинуться с места, тогда я щелкнул затвором, и лицо его побелело как мел. И он послушно развернулся ко мне спиной. — Теперь давай шагай ко мне. И чтоб не смел оборачиваться. — Он двинулся крошечными шажками, словно ноги не желали слушаться, призывали шагать в совсем обратном направлении. Когда он достиг нужного мне места, я приказал ему остановиться, затем прихватил Уго за шею так, что он и шевельнуться не мог. И, размахнувшись, ударил изо всей силы рукояткой пистолета Хоуви по затылку. Он рухнул на пол, точно тряпичная кукла, у которой разом оборвались все ниточки.

Колени у Уго подогнулись, и он едва не последовал примеру своего дружка. Я снова поднес ствол к его голове и почувствовал, как он весь задергался. Уго Понти заглянул в свою черную аллею.

Притворяться и менять голос больше не было смысла. И я произнес своим, нормальным:

— Итак, все твое наследство тю-тю, малыш, даже умненькие мальчики со всеми своими компьютерами не знают, куда оно делось. Никаких переводов, ни депозитов, ни новых счетов… Ничего, одна большая черная дыра. — Я дал ему время осмыслить услышанное, прочувствовать, что называется, серьезность тона, которым были произнесены эти слова. — Но лично я собираюсь найти эти деньги, Уго, малыш… Только сперва ты должен мне кое-что рассказать.

Голова его дернулась, и я немного ослабил хватку, чтоб дать ему возможность говорить. Внизу, на полу, лежал Хоуви Драго, и из его головы текла кровь. Она уже образовала маленькую темную лужицу, и было трудно сказать, жив он или уже помер.

Уго ждал вопроса в надежде, что, если удовлетворит мое любопытство, как-то отбрехается, я его отпущу. И я спросил:

— Кто устроил засаду твоему старику на пристани в феврале?

Он снова дернулся, от страха. Подобного вопроса он не ожидал вовсе и растерянно выдавил:

— Это… это все Эйзи.

— Но Эйзи уже покойник, малыш. Кто ему помогал?

— Риво… Энди Риво. Член семейства… из Джерси.

— Он тоже покойник, Уго.

Теперь Уго был просто вне себя от ужаса и выпалил дрожащим прерывистым голосом:

— Я… я никак не мог помешать… Эти двое… они… сговорились промеж собой.

— А как ты узнал об их плане?

— Я… Я подслушал разговор.

— Тебе следовало тут же сообщить дону, парень. — Я ткнул его стволом в щеку, и он снова оцепенел.

— Старик… он бы никогда мне не поверил…

Вот тут он, похоже, не врал. Эйзи был любимчиком дона Лоренцо. С другой стороны, матерый мафиози, видимо, учуял неладное, еще бы, ведь семейные связи распадались на глазах, и он готовился к худшему. Он вполне мог предвидеть такой оборот. Ведь потеря денег сказалась бы самым отрицательным образом и на семейных взаимоотношениях.

Я отодвинул ствол от головы Уго, провел им по его спине, плотно прижимая к позвонкам. Наверняка сейчас думает, будет ли больно, наверняка клянет себя за то, что не надел бронежилет, наверняка не знает, что лучше — быстрая смерть или же остаток жизни, проведенный в инвалидном кресле с перебитым позвоночником. Ни тебе тусовок, ни шлюх, ни спиртного… Полная беззащитность. К тому же в любой момент может отыскаться некогда обиженный или обманутый им человек и всадить ему пулю прямо в башку, а он будет все это видеть и ничего не сможет поделать.

Перед тем как он вырубился, я ударил его рукояткой пистолета по голове. И позволил осесть на пол, где он и распростерся поверх своего дружка Хоуви. Кровь, вытекающая из виска, смешивалась с темной лужицей на полу. Наверняка к утру у каждого будет раскалываться голова от боли. Я подобрал автомат. Не побрезговал и 357-м Уго, засунул за ремень на брюках.

Пусть Пат проведет по этим пушкам баллистическую экспертизу. Возможно, всплывет новая интересная подробность из биографии этих типов, если оружие, что называется, побывало в деле.

На улице, у обочины, стояла машина Уго. Я взглянул на номер. Первые три цифры — «411».

Глава 8

Во время всей этой операции не прозвучало ни единого выстрела, но нервные перегрузки, которые я испытал, столкнувшись с Уго и Хоуви Драго, вымотали совершенно, и в боку снова заныло. Казалось, что в тело впиваются сотни крохотных иголочек, и я знал, что скоро эти иголочки превратятся в пики из раскаленного железа и будут жечь, точно огнем. И если не остановить их вовремя, меня это просто убьет. А потому я принял две пилюли, прописанные доктором Морганом, прилег на диван и вытянулся. Еще минут десять боль разрасталась, затем постепенно начала стихать. После чего локализовалась — угнездилась в боку, в том месте, где был шрам. Я задрал рубашку и оглядел повязку. На ней проступили бледные кровяные пятна.

Я осторожно подтянул к дивану телефон и набрал номер гостиницы, где жил Морган. Он оказался на месте, и я вкратце поведал ему о случившемся. Надо сказать, что манеры его за последнее время сильно улучшились. Ругать он меня не стал. Я позвонил вниз Билли Раабу и предупредил, что ко мне должен прийти врач. Нет, нет, ничего, со мной все в порядке, просто неохота вставать и ехать самому. Предполагая, что Морган наверняка напичкает меня снотворным, я позвонил Пату и рассказал о конфискованном мной арсенале. Он сказал, что заедет и заберет попозже. Я сказал, что он может забрать пушки внизу, у дежурного Билли, поскольку очень устал и паршиво себя чувствую.

Морган приехал минут через тридцать. Взглянул на меня, покачал головой и принялся стаскивать с меня рубашку. Потом велел Вилли Раабу принести горячей воды и полотенца, сделал укол в руку. Что он там всадил, не знаю, но, когда начал сдирать бинты, особой боли я не чувствовал. Потом он промыл и обработал рану и велел Биллу выбросить грязные бинты. Взглянув на физиономию сторожа, я увидел: парень начал понимать, каким именно бизнесом я занимаюсь. Он отер пот со лба, забрал оружие, которое я завернул в газеты, и отправился вниз, в свою клетушку. Доктор Морган сказал:

— Ты больше не можешь проделывать такие штуки, ясно тебе или нет?

Я моргнул один раз. Он усмехнулся.

— Сколько это будет продолжаться, Майк?

На сей раз я не моргал. Просто пожал плечами.

— Конец этому виден?

Я моргнул дважды. Нет.

— И это… опасно?

Я кивнул.

Он в ответ тоже кивнул.

— Можешь звонить в любое время. Я особенно никуда не выхожу. — Он умолк, осторожно натянул на меня рубашку, прикрыл свежие бинты. — Тебе известно, что у кошки девять жизней, а, Майк?

Я моргнул один раз. Да.

— Так вот, будь ты кошкой, я бы сказал, что семь из них ты уже прожил, — глаза его расширились и смотрели прямо в мои. — Улавливаешь?

Я моргнул один раз, и на этот раз веки так и остались закрытыми. Что он мне там вколол — не знаю, но штука подействовала. Я слышал, как он встал, потом услышал, как защелкнулся дверной замок.

* * *

Что-то холодное на лбу, что-то странно теплое рядом, сбоку. Я медленно приоткрыл глаза. В окно просачивался сероватый свет. В боку покалывало, и это заставило меня вспомнить куда более страшную боль, что я испытал накануне. И меня захлестнуло чувство облегчения, и только тут я уже окончательно проснулся.

Поднял руку и ощупал лоб, снял с него влажное полотенце. Теплое, что лежало рядом со мной, шевельнулось и произнесло:

— Пора бы уже проснуться.

Вельда была прикрыта одеялом, но, когда скинула его, оказалась полностью одетой. Грим слегка смазан, волосы встрепаны, и все равно она была хороша как ангел.

— Надо же, все-таки пробралась ко мне в койку, — заметил я.

— Даже замуж за тебя готова выйти, чтоб это случалось почаще.

— Куда теперь денешься… Мне уже не отвертеться. Я храпел?

— Нет, но все время разговаривал во сне. Ничего не разобрала, кроме того, что надо ехать куда-то на север. Эта идея у тебя с пятницы на уме.

— С пятницы? А сегодня у нас что?

— Сегодня воскресенье. Утро. Мы с доктором Морганом обхаживали тебя, как младенца, полтора дня. Если щеки и подбородок болят, знай, это потому, что я брила тебя.

Я провел рукой по щекам — ничего не болело. И выбрила она меня просто отлично.

— Ну а как насчет прочих… естественных нужд?

— Извини. Я выходила из комнаты, и доктор Морган проделывал все сам. Я бы и рада была помочь, но поняла: следует знать свое место… — Помолчав, она добавила: — Пока.

— А доктор Морган оставил какие-нибудь распоряжения?

— Ты вряд ли захочешь их выслушать, к тому же он сказал, что ты и без того все знаешь. И что выбор теперь за тобой. — Она придвинулась поближе и легонько куснула меня за мочку уха. — Пойду принесу тебе кофе, пилюли, потом приму душ и переоденусь.

— Ты что же, и одежду свою сюда приволокла?

— Да. Съездила кое за чем, пока Морган дежурил у твоей койки.

Через полчаса я уже почти окончательно пришел в норму — не без помощи тоста из ржаного хлеба и чашки крепкого кофе. После второй чашки спустил ноги с постели и встал. В теле возникло такое ощущение, точно я принимал участие в драке где-нибудь в баре или на улице, чего на самом деле не было. Черт, просто в меня тогда стреляли, все от этого… Рана открылась, и я провалялся без чувств почти двое суток. Надеюсь, это время потрачено не зря и заживление шло своим чередом. Во всяком случае, никаких вроде бы осложнений не наблюдалось. Я дотронулся до старых чуть выпуклых шрамов. Тогда, давно, пули попали в мышечную ткань и не задели жизненно важных органов.

Тогда я вышел на улицу через пять дней, а еще через две недели уже бегал трусцой, двое каких-то панков приняли меня за пьяного и пытались обчистить. Я уложил их обоих — сразу после того, как первый попробовал дать мне по морде. И здорово изметелил, прежде чем оба успели вскочить на ноги и удрать. Тогда никаких осложнений не было.

Теперь же мне приходилось вставать медленно и ходить неспешно. Теперь я буду делать все по-другому. Вельда вышла из ванной и, казалось, прочла мои мысли.

— Это лишь временное явление, Майк. Доктор сказал, что через месяц ты будешь как огурчик.

Я буркнул нечто нечленораздельное.

— Принимать душ будешь? — спросила она.

Я кивнул.

— Доктор Морган велел залепить повязку липкой лентой, чтоб не намокла. Хочешь сделаю?

Руки у нее были быстрые и ловкие, и, закончив, она подтолкнула меня к ванной.

— Думаю, с остальным справишься сам.

— Большое спасибо, — сказал я.

— Благодарить по-настоящему будешь позже, — ответила она.

Я сидел за кухонным столом вымытый и выбритый, в чистых отглаженных брюках и светлой сорочке, и чувствовал себя заново родившимся. Нет, я вполне презентабелен внешне, вот только для активных действий не готов. Вельда сварила еще кофе и, разлив его по чашкам, уселась напротив меня и открыла свою записную книжку на пружинке.

— Следует отметить, нанятые нами исследователи проделали неплохую работу, Майк. Хочешь, почитаю тебе, какие там фигурируют цифры?

— Нет, назови только окончательную цифру. И обрисуй обстановку в целом.

— О'кей. Это за те годы, о которых ты говорил. Наркотики: общая стоимость дури, конфискованной американскими агентами, составила двести миллионов. Они считают, что раз в пятьдесят больше попало на улицу. А может, и того больше… Эти цифры не менялись вот уже лет девять. А стало быть, напрашивается вывод: тут пахнет миллиардами.

— Сколько именно?

— От десяти до тридцати. Точно подсчитать невозможно. Так… теперь незаконные финансовые операции, тут набегает еще миллиардов десять. Бизнес с профсоюзами, рэкет и вымогательство у разных коммерческих структур — и вот тебе, еще набежало. Хочешь послушать дальше?

— Мне интересно твое мнение, котенок.

— Короче, названная тобой сумма в восемьдесят девять миллиардов баксов похожа на истину. Тут только одна загвоздка, Майк…

— Да, знаю. Где спрятать такую кучу выведенных из оборота наличных.

— А это знал твой друг Дули.

— Ведь использовал же он для чего-то все эти грузовики и коробки… — задумчиво протянул я.

— Пат проверил, пока ты пребывал в летаргическом сне.

— Правда?

— Да. Эти грузовики действительно видели в горах, там, где находится имение Понти. Дули перевозил массу вещей для своего босса. Мебель, кухонную утварь… Потом еще возил дерн и пиломатериалы. И все это выглядело совершенно естественно и законно.

— Как это принято говорить? Внешность бывает обманчива, да?.. Вся эта возня могла быть лишь прикрытием.

Она поняла, о чем я подумал.

— Что замышляешь? — спросила она.

— Сама знаешь, — ответил я. — Вот прямо сейчас поедем и проверим.

К машине моей, похоже, никто не приближался, стояла она на том же месте, где я ее оставил. Все контрольные метки, оставленные мной, тоже не тронуты, а пыль, скопившаяся под днищем, говорила о том, что и под машину тоже никто не лазил. Я сложил наши сумки в багажник и выехал со стоянки на улицу.

Я ехал, даже не удосужившись проверить, есть ли за нами «хвост». Если этот Гомер Ватсон так хорош, как о нем говорят, уж он-то виртуозно организовал бы слежку. И в ней была бы задействована не одна машина. Положение, которое он занимал, давало ему право привлекать к работе любые силы полиции, какие сочтет нужным. И, разумеется, именно они будут проделывать за него всю черную работу, в то время как сам он предпочтет держаться в тени, оставаясь при этом на связи.

Но у кролика всегда найдется норка, в которую он успеет шмыгнуть прямо у лисы под носом.

Билли Рааб ждал у выезда из гаража и, когда заметил двигающийся по улице огромный зеленый грузовик фирмы «Майлос», тут же махнул мне рукой. И я успел выехать и пристроиться впереди него. А когда грузовик остановился на красный свет, быстренько свернул за угол, поехал сперва на север, потом свернул к западу, проехал еще квартал, свернул влево и вот приблизился к своему дому, но только с другой стороны.

— Ну, как прошло? — крикнул я.

— Знаешь, Майк, ну прямо обхохочешься! Какой-то парень, толстяк-коротышка в синем костюме, едва не свихнулся от злости. Я даже подумал: того гляди лопнет! Появился тот грузовик, и ты поехал. И коротышка прыгнул в свою машину и чуть не столкнулся с другой машиной, которая выскочила из другого гаража, вон там, подальше.

Вельда окинула меня сумеречным взором.

— Думаешь, удалось, Майк?

Я ответил:

— Первая машина проехала, наверное, квартала два. А мы-то свернули сразу, после первого же поворота. И никакого «хвоста» я уже больше не видел. Теперь небось соображает, куда это я мог деться.

— А маршрут хорошо знаете? — спросил Билли.

— Да. Поеду через центр, потом выезжаем на автостраду и прямиком на мост.

— О'кей, дружище! Удачи вам.

Я влился в поток движения, стараясь пристраиваться в хвост такси, и больше ничего особенного не предпринимал. Какое-то время мы с Вельдой очень внимательно следили за тем, что происходит сзади, и лишь выехав наконец на автостраду, вздохнули с облегчением.

Переехав по мосту имени Джорджа Вашингтона, я свернул на шоссе «9W». Ехали мы по очень живописным местам, вдоль Гудзона, а когда проехали Ньюбург, я взглянул на карту и нашел то место, где Маркос Дули некогда держал свою лодку. Причал сохранился, хотя доски и сваи прогнили и обросли водорослями, но тем не менее в бухточке стояло на якоре с полдюжины моторок и две довольно старенькие парусные лодки.

Возле маленького домика красовалась вывеска: «Джеймс Бледсо, влад.» С крыльца открывался вход в контору, в задней части дома находились, по всей видимости, жилые помещения. Я постучал и услышал в ответ мужской голос, уверяющий, что сейчас откроет. А потому мы с Вельдой стояли и терпеливо ждали, пока дверь не отворилась и на пороге не возник старик в грязных шортах цвета хаки, жующий яблоко. Он оглядел нас с головы до ног.

— Что-то вы не больно похожи на тех, кто любит кататься на лодках, — пробурчал он с набитым ртом.

— Мы здесь по другому делу.

Похоже, он ничуть не удивился, присел на ящик, придвинутый к старому столу, и заложил руки за голову.

— Так, значит, вы не желаете взять лодку напрокат?

— Не сегодня.

— Так и думал.

— Мистер Бледсо… вы знали Маркоса Дули?

Глаза его оживились. Он опустил руки, сложил их на коленях.

— Ну, ясное дело, знал. Славные то были денечки… Уж сколько лет не видались.

— Он умер, мистер Бледсо.

— Черт, — старик нахмурился. — А как это случилось?

— Его убили. Но меня сейчас интересует другое. Я так понимаю, он держал здесь лодку. Моторку «Вулси», — добавил я.

— Вы имеете в виду «Вулси энд Виллер»? — уточнил он. — Старая моторка… А вообще-то она до сих пор здесь. Конечно, высохла и растрескалась и над ней надобно здорово поработать, чтоб привести в божеский вид, но если вы дадите мне несколько месяцев и малость деньжат, сделаем.

— Нет. Мне просто хотелось взглянуть на нее.

— Да там такая грязища…

— Ничего.

Он не лгал. В старом сарае стояли три древние лодки. Обшивка растрескалась, стекла кабинок выбиты, на всех металлических частях виднеются пятна ржавчины. Лодка Дули стояла на подпорках. Густая паутина и толстый слой пыли делали ее похожей на «Летучего Голландца». Часть досок палубы была отодрана, повсюду валялись фантики от конфет.

— Ребятишки, — объяснил Бледсо, — приходят сюда и играют. Уж как я старался не пускать… никакого толку. Всегда просочатся, чертенята. Еще слава Богу, что не курят и не водят сюда девок.

Я указал на гладенькую лесенку, прислоненную к борту.

— Не возражаете, если я поднимусь?

— Да ради Бога.

Лестница была сколочена вручную, но оказалась достаточно прочной. Я медленно поднялся по ней. Перекинул ногу через борт и оказался на палубе, стряхивая с лица паутину.

Очевидно, старик давно сюда не заглядывал. Ребятишки постарались на славу и разрушили все, что можно. Влезли в маленькую кабинку и вынесли оттуда все, что было не закреплено. Все фонари разбиты, даже керамические плафоны вырваны с мясом. Штурвал они не тронули — еще бы, такая игрушка, но в приборной доске красного дерева зияли вместо инструментов одни дыры. Металлический корпус старинного эхолота разбит и искорежен, находившийся рядом радиопеленгатор системы «Лоран» расколот пополам. Да старина Дули в гробу перевернулся бы, узнай, что эти черти сотворили с его лодкой.

Я удрученно покачал головой. И взглянул еще раз на приборную доску красного дерева, где ребятишки вырезали свои имена. И уже готов был отвернуться, как вдруг заметил еще одну надпись. Нет, она не была нацарапана кое-как и совсем недавно. Шесть цифр были аккуратно вырезаны с помощью какого-то очень острого инструмента. Прорезаны в дереве так глубоко, что стереть их было невозможно.

Те же шесть цифр, что значились на урне с прахом Дули, которые мы приняли за номер его солдатской бляхи! Черт, и никакой это не номер удостоверения личности… Здесь обозначены широта и долгота некоего места, которые оставил Дули в надежде, что тот, кто поймет, найдет его.

Я спустился вниз, отряхнулся и сказал Бледсо, что, когда нам надобится лодка, мы дадим ему знать.

— А что вы собираетесь с ней делать? — спросил он.

— У Дули был сын…

— Как же, помню. Еще совсем маленьким.

— Возможно, он захочет взглянуть на лодку. Мы ему скажем, что она сохранилась.

Старик поцокал языком, демонстрируя вставную челюсть, и кивнул.

— Ладно, как скажете. Жаль, конечно, что Дули помер. Как думаете, поймают того типа, который его убил?

Я усмехнулся, тоже продемонстрировав свои зубы в злобном оскале. Я чувствовал, как напряглось и окаменело у меня лицо. Затем поднял на него глаза и понял, что произвел должное впечатление, — бедняга весь так и передернулся.

— Поймают, будьте уверены.

Вельда взяла меня под руку и вывела из сарая. Мы прошли по лужайке, поросшей сорной травой, и оказались у ворот, возле которых оставили машину. Шли мы медленно, и она не произносила ни слова. Похоже, ей тоже не очень понравилось то, что она увидела на моем лице. Перед тем как сесть за баранку, я снял пиджак и бросил его на заднее сиденье. Потом расстегнул верхнюю пуговку рубашки и расправил воротник. Вельда спросила:

— Что это на тебе за белье такое?

Я расстегнул еще одну пуговку, чтоб она видела.

— Пуленепробиваемая майка, котенок. Доходит до бедер и прикрывает дырку в боку. А то еще кто толкнет ненароком, в какой-нибудь бакалейной лавке.

— А ты держись от таких лавок подальше, — заметила она.

— Постараюсь, куколка.

* * *

Добравшись до Олбани, я заехал в два места, где торговали всякими навигационными приборами. В обоих имелись радиопеленгаторы системы «Лоран», но определить широту и долготу, которые я им дал, они не смогли, не было таблицы для прокладки линий положения по радионавигационной системе. Мне объяснили, что, находись мы в открытом море, не было бы проблем, но здесь, в горной местности, они явно растерялись. В конце концов один из продавцов заметил:

— Почему бы вам не попробовать заглянуть в магазин туристского снаряжения? У них иногда встречаются такие штуки.

— Недурная идея. А вы знаете, где поблизости есть такой магазин?

Он назвал мне владельцев, некие Макклейн и Лидс, набрал номер и протянул трубку.

Судя по голосу, парень был молод, говорил со мной очень любезно и подробно объяснил, как к ним добраться. Славные все же люди эти провинциалы. Совсем не то, что у нас, в больших городах. Я поблагодарил торговцев и вернулся к машине.

Джонни Лидс встретил меня на пороге и сказал, что страшно рад видеть человека из Большого Яблока[12]. И мне пришлось рассказать ему, какие новые постановки идут на Бродвее, что творится в мире спорта и по какой цене можно купить квартиру в приличном районе. И добавил, что лучше бы этого ему не знать вовсе, а продолжать жить здесь мирно и счастливо, среди всех этих деревьев и зеленой травы. В конце концов он согласился со мной, и мы перешли к делу.

Когда я показал ему цифры, он скроил такую гримасу, точно они хорошо ему знакомы, сверился с каким-то справочником, затем поманил к стене, где висела большая карта.

— Это очень просто, — сказал он.

— Так вам известно это место?

— Конечно, кто ж его не знает. Там еще жил старый бутлегер по имени Гаррис…

— И по прозвищу Швыряла, — вставила Вельда.

— Да, точно. Он проворачивал крупные дела еще во времена сухого закона. Теперь там почти ничего не осталось. Большой дом давным-давно сгнил и разрушился, в маленьком домишке живет какой-то старик. То ли сторож, то ли смотритель. Время от времени вырубает сланец. Хотите купить там землю?

— Что ж, вполне возможно.

Лидс улыбнулся, снисходительно глядя на двух чудаков из большого города, и нравоучительно заметил:

— Если собираетесь начать какой бизнес, знайте, места тут глухие и рассчитывать особенно не на что.

— Ну а как насчет того, чтоб обзавестись семьей и жить себе потихоньку? — усмехнулась Вельда.

Он одобрительно покосился на нее и заметил:

— Вот это хорошая идея. — Затем отошел к полкам, где лежали дорожные карты, выдернул из пачки одну и отметил на ней, как добираться до владений Гарриса.

Ехать было непросто. Когда государство отдало дороги на попечение местным властям и когда у местных властей возникало желание поддерживать их в порядке, государство кивало и говорило: «О'кей, действуйте». Но если по этим дорогам никто не ездил, кроме каких-нибудь старых отшельников, городские власти махали на них рукой. Раза четыре свернув не туда, куда надо, мы наконец обнаружили узкую грязную дорожку шириной в одну полосу, которая, изгибаясь и извиваясь, тянулась среди деревьев и вела к подножию гор под названием Аппалачи — главной достопримечательности этих мест.

На самом краю обрыва торчал завязший в грязи скелет старого грузовика. Две толстые сосны не давали ему рухнуть вниз. Вельда спросила:

— Видел?

Я кивнул.

— Да. Это старый «Мак»[13] с цепным приводом.

— И как это его сюда занесло?

— Ну как-как… В те дни эти «Маки» были вместо тяжеловозов. Двигались не слишком шустро, зато перевозили тонны груза. Здесь же добывали сланец, или забыла? И для того, чтоб вывозить его отсюда, требовались большие грузовики.

— Или спиртное…

Вот тут она попала в точку.

— Верно, — кивнул я.

Старая усадьба Гарриса Швырялы возникла перед нами неожиданно. Машина свернула — и впереди уже не было больше деревьев, просто огромное пустое поле у подножия горы. Гигантской горы, в тени отрогов которой примостились три старых здания. По полю были разбросаны холмики серой грязи, на некоторых из них дерзнули прорасти цветущие пурпурным цветом заросли чертополоха. Тут наша дорога разветвлялась и превращалась сразу в пять, разбегающихся в разные стороны. И я уже в полном отчаянии свернул на ту, что казалась самой проходимой. Она привела меня к разрушенному непогодой зданию, которое, как сразу было заметно, неоднократно латалось и перестраивалось, но тем не менее выглядело обитаемым. С одной стороны крыши поднималась каминная труба, и хотя дымка заметно не было, я видел, как дрожит над ней горячий воздух. Стало быть, в доме кто-то есть.

Не желая нарваться на какого-нибудь вконец одичавшего горца, который запросто мог выскочить навстречу, размахивая дробовиком, я надавил на клаксон и стал ждать. Застекленная дверь, замазанная таким толстым слоем краски, что через нее ничего не было видно, отворилась, и горец оказался тут как тут. Старый и улыбающийся, и ничуточки не грозный.

— Вылазьте из своей машины и заходите! — крикнул он. Голос походил на кудахтанье, но звучал весело. — Вот радость-то привалила! Хоть какая-никакая, а компания! Я еще издалека вас заприметил. Гляжу, едет кто-то… Ну и сразу поставил кофе.

Вельда вышла из машины и представилась.

— Да вы, черт побери, настоящая красотка, — сказал старик. — А я что… я просто Сланщик. Нет, вообще-то у меня и настоящее имя есть, но все только так и называют. — Он протянул руку и мне, крепко пожал и, сощурясь, поднял глаза. — Где ж это я вас раньше видел?

— Мы не знакомы, Сланщик. Я в этих краях впервые.

— Тогда небось артист, верно? У меня телек есть.

— Нет, не артист.

— Да с кем же еще ездить таким хорошеньким женщинам, как не с артистами? Чем занимаетесь?

— В данный момент хотел бы взглянуть на следы деятельности Швырялы.

— А, ну да… — протянул Сланщик. — Тогда, стало быть, писатель. Примерно каждые года два сюда приезжает какой-нибудь парень, то с газеты, то сочинитель всяких там книжек. Хотят поглядеть, что, как и к чему. Так и знал, я вас сразу раскусил!.. А эта леди, стало быть, ваша… э-э… как-ее-там-звать?..

Я ткнул Вельду локтем в бок.

— Можете называть ее именно так. — В ответ Вельда тоже подтолкнула меня локтем, а острые ее коготки так и впились мне в руку.

В доме было чисто прибрано, но с точки зрения какого-нибудь художника по интерьерам, помещение являло собой сущий кошмар. Стены оклеены розовым изоляционным материалом, вздувшимся пузырями в тех местах, где были вбиты гвозди; грубо сколоченные деревянные полки уставлены старыми бутылками с торчащими из горлышек ветками рогоза и сухими цветами и листьями. Я указал на огромную разноцветную «икебану», выпирающую из металлической жестянки из-под кофе, и спросил:

— А это что за штука такая?

— Таволга широколистная, — ответила Вельда. — Высушенная и раскрашенная. В детстве мы тоже делали такие, используя пищевые красители. Сто лет уже не видела…

Сланщик так и расцвел в улыбке. Очевидно, до сей поры никто не оценивал его работу по достоинству.

— Сам делал, — с гордостью заявил он. — А вообще-то пользы от него никакой. Другое дело рогоз. Уважаю… Иногда поджигаю веточки, и дым выкуривает из дома всякую мошкару и клопов. Вообще от всякого растения своя польза, каждое для чего-то предназначено. — Он снял с печи чайник и разлил из него кофе в три разномастные кружки, стоявшие на столе. — У меня только сахар есть. Коровы не держу, а магазин далеко, у черта на рогах. Да если б и была корова, доить все равно не умею.

Мы вели светскую беседу о прелестях сельской жизни и пили кофе. А когда закончили, Сланщик встал и сказал:

— Хотите глянуть, где Швыряла держал свое добро, да?

— Конечно.

— Тогда доставайте свои камеры.

Я на секунду смешался, но Вельда подмигнула и отправилась к машине. И вскоре вернулась с маленьким фотоаппаратом «Минолта», который заряжался 35-миллиметровой пленкой, работал со вспышкой и вообще имел очень профессиональный вид. Сланщик извлек откуда-то огромный фонарь на ремешке, повесил его через плечо и повел нас через дом к задней двери.

То была история обо всем. О том, как и когда строилась ферма, возводился огромный амбар, где Гаррис держал грузовики, о старом колодце глубиной шестьдесят футов и все еще полном чистой ледяной воды из подземных источников. Вельде захотелось знать, как его выкопали, и Сланщик минут десять живописал этот процесс в мельчайших подробностях.

Затем мы прошли по тропинке вдоль зарослей кустарника, обогнули их и оказались там, где земля была изрыта и вспучена, напоминая перевернутую чайную чашку, а чуть дальше виднелась гора. Мы бы ни за что не нашли это место сами, но Сланщик рассмеялся и указал на расселину в нижней части склона. Отодвинул рукой ветки — и открылось отверстие, в которое спокойно мог бы проехать всадник на лошади.

— Раньше эту дыру закрывали здоровенной такой дверью от амбара, — пояснил он. — Ну и, ясное дело, маскировали… Тут такие заросли, ни хрена не продраться. А так целый грузовик может свободно проехать и выехать.

Он прокладывал путь, посвечивая фонариком, мы старались не отставать. И вскоре оказались в просторной пещере, образовавшейся естественным путем. Тут было прохладно и сухо. Земля под ногами плотно утоптана, а сама пещера столь огромна, что мы пока различали лишь левую ее стену.

Слегка дрожащим голоском Вельда спросила:

— А… летучие мыши тут есть?

— Нет никаких мышей, — успокоил ее Сланщик. — В некоторых пещерах водятся, а у нас нет. Сам не пойму почему.

Мы шли дальше, двигаясь по периметру и обходя помещение вдоль стены. Даже спустя много лет сразу становилось ясно, что тут прятали. В те времена спиртное развозили в деревянных ящиках, и некоторые еще сохранились. Тут же валялись старые инструменты и остатки сиденья от грузовика — они походили на предметы, выставляемые в антикварной лавке. У дальнего конца пещеры нам пришлось обходить целую груду камней — Сланщик сказал, что случился обвал и они свалились сверху и со стен много лет тому назад. Потом посветил фонариком наверх — убедиться, что ничего подобного нам сейчас не грозит. Но камни, похоже, ничуть не волновали Вельду.

Чего она по-настоящему боялась, так это летучих мышей. И она попросила Сланщика осветить каждый уголок, пока наконец не успокоилась. И еще все это время Вельда щелкала своим аппаратиком, пока не израсходовала всю пленку. В конце концов мы завершили обход и вновь оказались у входа в пещеру.

— И много он тут держал, Сланщик?

— Думаю, чертову уйму, — ответил старик. — Нет, самого меня тут тогда не было, но люди говорили, пещера была набита ящиками доверху. И знаете, я в конце концов догадался, чем он тут занимался.

— Чем же?

— Старина Гаррис, он хранил тут товар. Продавал, конечно, отвозил кое-что в город, но далеко не все. Нет, черт побери, он продолжал скупать виски и держал его тут. И когда поступал заказ, отвозил партию. Потом дождался, пока не дадут зеленый свет, и стал вывозить уже целыми грузовиками. Умный был человек, ничего не скажешь, — в голосе его звучало восхищение. — Властям так ни разу и не удалось схватить его за задницу.

— А вообще скверно, что сухой закон вышел из моды, — заметил я.

Сланщик ухмыльнулся.

— Только не для Гарриса. У него имелся целый склад спиртного, и он распродавал его в Нью-Йорке. И там такая буча поднялась, не дай Бог. Ведь скупал-то он его еще по дешевке, ни налогов, ничего… Да, сколотил изрядное состояние. И теперь все псу под хвост.

Мы с Вельдой переглянулись. Все оказалось проще некуда. Во всяком случае, что касалось Гарриса. Для нас же то была просто большая и пустая пещера, полная пыли и воспоминаний. Да еще старик, до смерти обрадованный тем, что в гости к нему явились городские модники. Вельда перезарядила аппарат и сделала еще несколько снимков, уже под открытым небом, пока солнце не зашло.

Потом убрала «Минолту» в футляр. Мы распрощались со Сланщиком, сели в машину и двинулись по узкой дороге.

Выехав на главное шоссе, я свернул к югу и остановился у первой же попавшейся на пути забегаловки, перекусить. Мы заказали сосиски и блины с настоящим кленовым сиропом и по большой кружке горячего дымящегося кофе. На сей раз я пил его с заменителем сахара.

Жуя блин, Вельда спросила:

— Что мы упустили, Майк?

Я удрученно покачал головой.

— Дули пришлось немало потрудиться, чтоб вырезать эти цифры. Он хотел, чтобы я обнаружил их и догадался, что они означают, О'кей, я сделал и то и другое, а толку — ноль.

— Может, там до нас побывал кто-то еще?

— Вряд ли. Ведь Дули умер совсем недавно.

— Он наверняка предчувствовал, что его убьют… А те цифры на лодке вырезал задолго до своей смерти, так что… какой-то план у него существовал, на всякий пожарный случай.

— И случай имел место, — мрачно добавил я. Доел блин и знаком попросил подать еще кофе. — Знаешь, тут все же произошла какая-то лажа… Я ожидал, что на пересечении этой широты и долготы находится имение Понти. Ведь именно у него Дули проделывал всю работу. Так при чем тут тогда Гаррис Швыряла, а?..

— Но разве они не были закадычными друзьями?

— Согласно уверениям Дули-младшего, да. Но мы не пытались взглянуть на проблему с этой стороны.

— Почему нет?

— Потому что до сих пор все преподносилось нам на блюдечке. И мы считали, что держим нить в руках, а на самом деле ее конец и начало находились совсем в другом месте. Сперли ни много ни мало целых восемьдесят девять миллиардов долларов, и власти и мафия тоже заняты поисками этих денег. Очевидно, некто в конце концов вычислил, что именно дон Понти припрятал награбленное. Да что там говорить, до этого додумался даже его болван сынок и пытался прихлопнуть папашу, а потом Эйзи Понти схлопотал в голову пулю 45-го калибра, и теперь нам приходится иметь дело с Уго. Надо сказать, этот ублюдок пользуется авторитетом в семье, но до старого дона ему далеко.

С минуту Вельда сидела с задумчивым видом, пощелкивая кончиком ногтя по передним зубам.

— Скажи-ка, Майк… а что, этот дон Понти был наверняка страшно вспыльчив, верно?

— Ну да. В молодости, конечно.

— Два года назад произошла драчка с забастовщиками, из-за одного строительного проекта. Он тоже был там. И так распалился, что его насилу оттуда увели.

— Не вижу связи, Вельда.

— Я хочу сказать, он по-прежнему может потерять голову. Боевой задор все еще при нем. А ты говоришь, он переменился?

Я ответил:

— Сомневаюсь.

— Тогда как же получилось, что он вдруг утих? Как получилось, что он не послал своих людей отомстить тебе за сына? И потом, тебе сошла с рук даже та свара в клубе, когда ты сам на него попер. Ты бросил вызов Уго, потом — Паттерсону и Драго… он знает, что ты был связан с Дули и… ничего, ничегошеньки не предпринимает?..

— Черт, Вельда, ты рассуждаешь, как какой-нибудь уличный коп.

— И пушка при мне тоже имеется, это верно… Как ты все это объясняешь, Майк?

— Он хочет знать, насколько далеко я продвинулся.

— Дальше!

— И если нить, которую оставил Дули, ведет в правильном направлении, дождется, пока я доберусь до клада. И тогда пристрелит нас и все заберет себе.

— Нет… он не сможет забрать. Слишком уж велик куш. В физическом смысле, я имею в виду. Да, сейчас он несколько обеспокоен тем обстоятельством, что по пятам за тобой топают люди Дяди Сэма, и, ясное дело, не хочет, чтобы ты вывел их на него. Не хочет он, чтоб и Пат совался в это дело. Нет, он ждет, пока ты сделаешь.

— Ну, если б я решил посетить владения Понти и постараться определить роль, которую играл в этом деле Дули… он, Понти, наверняка подстерегал бы меня там. И я мог стать жертвой случайной перестрелки или незаконного вторжения в чужие владения, то есть типом, которого каждый имеет право прикончить на месте.

— Нет, он рассуждает по-другому. В более, так сказать, положительном ключе.

— Имение Понти совсем неподалеку отсюда, — напомнил ей я. — И они с Гаррисом тоже были друзьями и обтяпывали вместе разные делишки.

— И ты собираешься нанести ему визит?

— А ты что посоветуешь, куколка?

— Я советую: отдыхай.

* * *

Дежурный в приемной мотеля под названием «Цветок корицы» окинул нас недоверчивым взглядом, когда я заказал два отдельных номера. Что ж, понять его было можно. Наклейки и номерные знаки на припаркованных рядом машинах указывали на то, что мотель был весьма популярным местом в округе для разного рода рандеву. И бедняга никак не мог понять, к чему это мне понадобилось запихивать Вельду в отдельный номер.

В семь тридцать я встал и, злобный и голодный, забарабанил в ее дверь. Она отворила прежде, чем я замолотил в третий раз. Стояла на пороге, изображая крайнее возмущение и одетая в черный тренировочный костюм в зеленую искорку. На большинстве девушек подобное одеяние выглядело бы мешковато и нелепо, но в нем моя Вельда была просто загляденье. Ну картинка, и все тут!

Она спросила:

— Ты почему так поздно? Где ночевал? Не стыдно тебе шляться по ночам и…

— Ты что, прямо в этом собралась выходить? — проворчал я.

Брови ее взлетели.

— Послушай, Майк… — голос звучал раздраженно, — так уж я устроена, друг мой. Никаких хитростей, никаких там уловок или политиканства. Что думаю, то и говорю. Прости, но…

Я рассмеялся.

— Не стоит извиняться, куколка. Оставим это другим. — Она обрадовалась, послала мне воздушный поцелуй, схватила сумочку, вышла и захлопнула за собой дверь.

Глава 9

Все было как в старые добрые времена и живо напомнило мне армейские будни, когда я, внимательно и издали, обозревал владения Лоренцо Понти. Мы припарковались в миле от них, а дальше шли пешком, продираясь сквозь густой кустарник и деревья, пока наконец не оказались на холме, откуда и открывалась взору загородная резиденция дона. Ничего претенциозного, довольно просторный дом для большой семьи, с лужайками, парой футбольных полей и фонарями, освещавшими одно поле в ночи — на тот случай, если кому вдруг взбредет в голову поиграть именно ночью. Или же это открытое пространство имело совсем иное предназначение и позволяло наблюдать за тем, не подбирается ли враг, готовый напасть на дом.

Вокруг здания, во всех, так сказать, стратегических точках, располагались цветочные клумбы высотой в центре до трех футов. Венчали их выложенные из камня художественные сооружения, которые могли защитить от пуль и в то же время не мешали общему обзору местности. Входная дверь отличалась невиданной массивностью, петли огромные. И без некоторых излишеств тоже не обошлось. Их украшала приятная глазу резьба.

Вельда протянула мне бинокль.

— Ни черта не вижу, — пробормотала она.

— Это потому, что ты городская девушка. — Мы сдвинулись немного вправо, и я навел окуляры бинокля на тень между одним из холмов и домом. Потом вернул ей бинокль и объяснил, что надо искать.

В конце концов она сообразила.

— Вижу тень… если ты это имел в виду.

— Именно это, котенок. И что ее отбрасывает, как ты думаешь?

Она проследила за направлением теней, отбрасываемых деревьями, и покачала головой.

— Похоже, что ничего…

— Правильно, потому как эта тень — углубление. И ведет эта канава прямехонько к окну на первом этаже. Ну-ка посмотри еще раз хорошенько.

Она поднесла бинокль к глазам, секунду-другую всматривалась, потом сказала:

— Странно, что тебя не было в Аламо[14]. Тогда бы мы ни за что не победили.

— Послушай, котенок, я бывал в этой церквушке задолго до того, как туда пытался прорваться Санта-Ана[15]. Теперь ты все видишь. В том числе, надеюсь, и четыре углубления, предназначенных для того, чтобы свободно войти или выйти из главного здания.

— Вижу одно. Справа.

— Окна видишь?

— Лишь очертания… Похоже, стекол в них нет.

— И они забаррикадированы. И если приглядеться повнимательней, то заметишь, что под карнизами находятся деревянные щиты с несколькими прорезями в каждом. Наведи-ка на них бинокль, пока еще не стемнело.

Она навела и долго и внимательно изучала окна. Затем протянула бинокль мне, и я заметил, что между бровями у нее залегла тонкая морщинка.

— Вы удивляете меня, босс… — сказала она. — Для выходца из Нью-Йорка…

— Я же не говорил, что вырос в этом городе, котенок.

— О'кей, но что все это означает? Никак не пойму.

— Имение дона выстроено по принципу, использованному еще первопроходцами Америки. У него здесь настоящая крепость, вот что, причем видели мы лишь фасад. Эти прорези — нечто вроде бойниц — предназначены для ведения огня. Открываешь себе такое окошечко и спокойно целишься во врага снизу, причем, судя по размерам, оружие тут может быть самое солидное.

В голосе ее звучали недоверчивые нотки.

— И ты все равно хочешь туда пробраться?

— Я этого не говорил, — ответил я, улыбнувшись краешками губ. — Не удивлюсь, если все эти прелестные зеленые лужайки напичканы радиоуправляемыми минами.

— Почему именно радиоуправляемыми?

— Чтоб не подорвался кто-нибудь свой.

— Да кому еще захочется сюда соваться?

— Никому. Кроме тех, кто проживает в доме. Это уж точно.

Я отдал Вельде бинокль, она убрала его в свою бездонную сумочку.

— Знаешь, Майк, — сказала она, — мне кажется, я все же предпочитаю конторскую работу. Не надо торчать в засаде среди колючих кустов и шипов, среди всех этих сосновых иголок, которые так и норовят вонзиться в глаз. — Она отвела от лица сосновую ветку и тихо выругалась: — Черт!

— Прекрати нытье, — сказал я.

— К тому же в городе нет летучих мышей…

— И здесь их тоже нет, — напомнил я ей.

— А почему, кстати, их не было в пещере Гарриса? По телевизору то и дело показывают, как эти твари вылетают из старых пещер после захода солнца.

— Послушай, если тебе так хочется видеть этих мышей, я их найду. Разве тебе не известно, что…

— Что они и волоска на голове человека не тронут, — закончила за меня Вельда. — Да, знаю, у них есть какой-то врожденный радар, и вообще эти славные мышки ничего общего с вампирами не имеют, и ловят всяких вредных насекомых, и все такое… Но я, черт возьми, боюсь их, слышишь? И нечего меня дразнить!

— О'кей, не буду. Но только учти: здесь, в кустарнике, вполне могут быть змеи. Самое подходящее место для мокасиновых змей.

Она так и замерла и уставилась на меня круглыми от ужаса глазами.

— Ну зачем ты это сказал? Ты же знаешь, что я до смерти боюсь змей! Если хочешь свести меня с…

— Дорогая, — перебил я ее, пытаясь успокоить, — я же городской парень! Что я знаю? Ничего! Я вырос не здесь.

Настала долгая пауза.

— Майк, а ты знаешь, как убить змею?

— Конечно. Натравить на нее мангуста.

— Так и думала… — с горечью пробормотала она. — Почему бы тебе вообще не заткнуться, а, Майк?..

Еще с целый час я обозревал владения дона под разными углами. Очень хитроумная планировка, даже расположение подсобных строений свидетельствовало об этом. И они наверняка имели сообщение с главным зданием. В начале 30-х подобная усадьба являлась просто образчиком загородной резиденции для главы клана или даже для целой организации. Они могли находиться здесь на полном самообеспечении, с водой, запасами еды и канализацией. Они могли засесть в свою обустроенную уютную крепость, и добраться до них не было никакой возможности. Любая попытка грозила смертью.

Но ведь и Вавилон некогда представлял собой нечто подобное. Его окружали высокие каменные стены и ров с водой. Но однажды вавилоняне устроили гулянку, и ночью армии мидийцев и персов отрезали им воду, поступающую из реки Евфрат, а затем тысячи вооруженных людей ворвались в пробитую в стене огромную брешь и перебили всех пьяных.

Мы вовремя успели укрыться в тени деревьев. Из-за поворота показался черный лимузин и плавно подкатил к главному входу. Я прищелкнул пальцами, давая понять, что мне нужен бинокль. Вельда достала его из сумочки и протянула мне. Из машины, со стороны водительского места, вышел Паттерсон, потом распахнул заднюю дверцу и помог выйти дону Понти. На сей раз старик был одет как на загородную прогулку — брюки цвета хаки, подвернутые внизу и открывающие высокие светло-коричневые ботинки на шнуровке, и рубашку в клеточку, поверх которой красовался ковбойский жилет. Через руку у него было переброшено нечто вроде куртки на овечьем меху, чтобы не мерзнуть в горах. Входная дверь распахнулась, из нее, кланяясь дону, вышел какой-то лысый и толстый мужчина средних лет. Достал из багажника сумки и баулы и снова поспешил к двери, у входа в которую вежливо пропустил дона вперед. Паттерсон уселся обратно за руль и, обогнув дом, двинулся к тому месту, где, по всей очевидности, находился гараж. Но поскольку он не вернулся, я сделал вывод, что он, должно быть, уехал через задние ворота.

— Ну, что скажешь? — спросила Вельда.

— Он приехал не на один день. Слишком много багажа. Наверное, личные вещи, тряпки и прочее, все, что хочет иметь под рукой.

— А почему при нем никакой охраны?

— Погоди, котенок. Сейчас появятся.

Из леса вышли двое мужчин с автоматами и двинулись вдоль асфальтированной дорожки. Еще через минуту из-за поворота плавно выкатили два лимузина, мы разглядели за стеклами бледные лица мужчин. Машины остановились у дома, и тут подошли еще двое парней — на сей раз без автоматов. У обоих под мышками были штурмовые винтовки, а глаза обшаривали все вокруг в поисках затаившегося врага. В дом они не вошли. Просто растаяли в тени, словно их и не было.

Стараясь ступать как можно тише, мы двинулись обратно, туда, откуда пришли. Странно, но они почему-то не держали здесь собак. Наверное, и без них чувствовали себя в полной безопасности. Еще через час мы уже сидели в машине, и я выехал на дорогу, ведущую к мотелю. Неким непостижимым образом Вельде удалось вытрясти из волос сосновые иглы и колючки и привести свою прическу в порядок. И на нее по-прежнему все оборачивались — уж больно шикарно сидел на ней тренировочный костюм.

И лично я был рад, что она, точно магнит, притягивает взоры, потому как один из них принадлежал Хоуви Драго, а другой — одному из телохранителей дона. Должно быть, Вельда заметила это тоже, одновременно со мной, поскольку, не произнося ни слова, вошла в приемную мотеля, откуда, как я догадывался, собиралась выйти через заднюю дверь. Женщины не любят оставлять свое добро где бы то ни было. Она обязательно зайдет в номер, соберет тряпки и будет ждать, что я подъеду за ней. А потому я просто отъехал, словно был всего лишь доставившим ее к нужному месту водителем, проехал вперед по улице, свернул влево, потом развернулся и снова проехал мимо дверей «Цветка корицы», где лишний раз убедился, что люди Понти все еще там и не узнали меня — даже несмотря на то, что я проехал мимо них второй раз. Затем, объехав здание, я подкатил к заднему входу, распахнул дверцу, и тут же вышла Вельда со своей полотняной сумкой, уселась, а я, отъехав, переложил сумку на заднее сиденье.

— Я сказала дежурному, что мы уезжаем, и заплатила шестьдесят баксов, и за сегодняшнюю ночь тоже. И квитанции не взяла.

— Припишем это к служебным расходам.

— Не беспокойся, именно это я и собиралась сделать, — сказала она. — Интересно, что все же делали там эти типы?

— Но «Цветок корицы» — единственный в округе мотель.

— И все же очень странно, Майк… Почему они не рядом с Понти, как остальные?

— Должен же кто-то прикрывать дона с тыла. И потом, в имении у него полным-полно охраны. Целая армия, готовая при необходимости перекрыть все подступы.

— А как он узнает, что надо перекрывать, а, Майк?

Шоссе было прямым, как стрела. Поскольку ехать по такому одно удовольствие, я позволил себе немного расслабиться и поучительно произнес:

— Дон далеко не дурак, котенок. Именно здесь все начиналось когда-то, и, похоже, тут же и закончится. И никакие дорожные карты Понти не нужны. Ему всего-то и остается, что ждать. Он думает, что единственный на свете человек, которому известно, где спрятаны восемьдесят девять миллиардов баксов, — это я. Ну и по ассоциации — ты, конечно…

— Но мы же не знаем!

— Но этого-то он не знает, — ответил я.

Затем мы свернули на автомагистраль, ведущую в южном направлении, и Вельда выглянула в окно.

— И как ты собираешься забраться к нему в дом?

— Жду приглашения от Понти.

— Майк…

— Ты со мной не идешь, куколка. Мне нужно, чтоб кто-то дежурил снаружи.

— Но ты… можешь нарваться на неприятности, — заметила Вельда. Однако не стала уточнять, какие именно.

Я надавил на кнопку «круиз-контроль», и машина перешла на автоматическое управление с постоянной скоростью, мало-помалу начали появляться признаки цивилизации, и вот у третьего перекрестка я свернул вправо и поехал по дороге к мотелю «Готорн», вывеску которого заметил у обочины за милю до этого места.

На сей раз в приемной дежурила дама лет под шестьдесят с очень милым и приятным лицом. Но, когда я попросил две отдельные комнаты, лицо отразило удивление и она спросила:

— Почему?

— Потому что мы еще не женаты.

Тут брови у нее поползли вверх, и она даже немного отпрянула.

— Черт побери, вот это да! Наверняка ее идея? — И дама весьма недоброжелательно покосилась на Вельду.

— Нет, — ответил я. — Моя. Мы только помолвлены.

— Знаешь что, дружок, тебе, пожалуй, придется попрактиковаться заранее. У меня остался только один свободный номер, правда двойной.

— С двумя отдельными кроватями?

— Да, а что?

— Когда-нибудь видели «Однажды ночью»?..[16]

Вельда, расширив глаза, наблюдала за тем, как я беру ключи. Она едва сдерживала улыбку и так и сверкала ясными карими глазами. Пожилая дама лишь покачала головой, видимо, мое поведение привело ее в полное замешательство. И тут впервые в жизни я ощутил, как приятно быть хорошим честным парнем.

Уже в номере Вельда спросила:

— Нам что, обязательно возводить эти иерихонские стены?

— Вообще-то нет. Если, конечно, будешь вести себя прилично.

После этого я отправил ее в душ, и она вышла оттуда в совершенно сногсшибательном виде — с мокрыми волосами и облаченная в черную ночную сорочку. Один из тех сумасшедших аксессуаров, когда у девушки явно что-то на уме. Но, судя по выражению ее лица, то был выстрел вхолостую.

Затем, когда из душа вышел я, побритый, помытый и с вычищенными зубами, в чистой пижаме с длинными штанами, в комнате горела лишь маленькая настольная лампочка, и Вельда поманила меня рукой.

— Могу я рассчитывать хотя бы на дружеский поцелуй? Или ты даже не хочешь пожелать мне спокойной ночи?

Я взял ее за запястье и крепко сжал. Кожа у нее была такая нежная и шелковистая, и она позволила поднять руки и прижать их к голове. Кажется, только сейчас она начала входить во вкус игры. Облизала кончиком языка губы, от чего они призывно заблестели, затем, когда я наклонился, раскрыла их. Она была такая теплая и красивая, и каждая косточка ее тела была, казалось, пронизана с трудом подавляемой страстью. Я чувствовал ее на ощупь и на вкус.

Нехотя отвел губы от ее рта и тихо-тихо сказал:

— Люблю тебя, котенок…

Глаза ее сказали все, что я хотел знать. Я подошел к своей постели и улегся. Еще одна полезная привычка, которой я был обязан армейской службе. Там я научился засыпать в любых условиях и при любых обстоятельствах.

* * *

На заправке один парень объяснил, как проехать к конторе, где сдаются автомобили напрокат. Я поехал туда и взял для Вельды «форд-мустанг». Примерно в квартале оттуда находилась закусочная, и мы зашли перекусить. Сидели и за едой снова пытались связать концы с концами и решить, что же теперь делать. Но новых ответов найдено не было.

Затем один ответ все же появился. Вошел в дверь, огляделся, высматривая нас, и решительным шагом двинулся к нашему столику. Мы с Вельдой уже изрядно устали от разного рода сюрпризов, а потому не слишком удивились. Я сказал:

— Присаживайтесь, Гомер. Вы уже завтракали?

Гомер Ватсон покачал головой.

— Нет. Подумал, что можно позавтракать с вами. — Он продиктовал официантке заказ и, самодовольно улыбаясь, откинулся на спинку стула.

Я решил перехватить у него инициативу.

— Наверное, трудно было нас найти?

— Да нет, не очень, — ответил он. — У федеральных властей длинные руки, и пальцы способны дотянуться до любого, даже самого захолустного уголка Америки. Можно сказать, совсем даже просто.

— Вот как?

Он слегка поморщился.

— Мы в любую секунду можем связаться с любым местным отделением полиции, если кого-нибудь ищем. А четкое понимание того, куда это дело могло вас завести, значительно упростило задачу. Ну и, разумеется, нам стало известно, что вы поменяли машину, поскольку наши люди обзвонили все фирмы и агентства по сдаче автомобилей внаем в округе, и вот вам — пожалуйста. Ровно через час мы уже знали, где вы находитесь.

Вельда сидела, подавшись вперед и сцепив пальцы.

— Вы хотите сказать, что подняли на уши все силовые службы США и привлекли их к расследованию заурядного убийства?

Это несколько сбило ход его мыслей, и он на секунду нахмурился.

— Маркос Дули, — объяснила Вельда. — Мы имеем в виду его убийство.

Чутье у Ватсона было отменное, и он понял: стоит попробовать отшутиться или начать умничать, как я тут же заткну ему глотку в прямом и фигуральном смысле. А потому он ответил просто:

— Вы же знаете, что я ищу.

— А что мы, по-вашему, ищем, а, Гомер?

Он глубоко вздохнул и какое-то время терпеливо и изучающе глядел на нас — точно мы были упрямыми и нерадивыми учениками.

— Ваша секретарша провела весьма любопытные исследования касательно средств, которыми располагают члены организованной преступности.

— Но ведь это ни для кого не тайна, мистер Ватсон, — парировала Вельда. — Все эти данные публиковались в газетах. В печатных периодических изданиях…

— Два момента — нет. Нам удалось прослушать кое-какую тайную информацию, поступившую с компьютеров.

— Но это же подло, Гомер! — воскликнул я.

— Не нахожу. Этим занимается один совсем крохотный отдел нашего ведомства. И вообще — задача для любителя, а не для такой солидной организации, как наша.

— Тогда почему же вы не нашли то, что искали?

— Найдем.

— Ничего вы не найдете, — сказал я. — Черт, вы даже толком не понимаете, что надо искать.

В голосе его звенело раздражение.

— Существует колоссальная сумма денег, почти сто миллиардов долларов, причем денег нигде не учтенных, не зарегистрированных, не обложенных налогом…

— Давайте все же не будем зарываться, Гомер. Не сто, а восемьдесят девять миллиардов долларов, — мягко заметил я.

Глаза его вдруг оживились.

— Черт побери, Хаммер, а ведь вы действительно знаете, где они! — На сей раз голос звучал тихо, но напряженно. И сам Гомер Ватсон страшно напоминал охотника, который отследил наконец оленя и теперь решает, в какую именно часть тела следует произвести выстрел.

Я сказал:

— Мне всего-то и известно, что несколько цифр, приятель.

— Знаете, вас могут арестовать.

— За что?

— За утаивание информации.

— Ни хрена не получится, клоун ты эдакий!

Мышцы на шее у него напряглись, под складками жира вздулись вены. Ему совсем не понравилось это мое определение.

— Не выводите меня из терпения, Хаммер. Да мне ничего не стоит выдумать дюжину поводов для вашего ареста, позволяющих продержать за решеткой хотя бы несколько дней.

— И все они будут фальшивыми, верно?

— А кого это интересует? — небрежно отмахнулся он.

Я усмехнулся и взглянул на Вельду.

— Все записала?

Она кивнула.

— До единого словечка.

— Полагаю, это несколько отобьет у вас охоту к арестам, Гомер. А кстати, пушка при вас имеется?

Он не сводил взгляда с моей руки, скользнувшей в карман пиджака, затем заглянул мне прямо в глаза, и ему явно не понравилось то, что он там увидел.

— Нам положено быть при оружии, — коротко бросил он.

— Что ж, спасибо, что не соврали, — сказал я. И не отнимал руки от кармана пиджака, пока он не положил свои на стол.

Официантка принесла ему завтрак, и он, явно делая над собой усилие, принялся за еду. Я потягивал кофе и не сводил с него глаз, стараясь разгадать, что у него на уме и насколько он осведомлен. Известно, что власти предприняли колоссальные усилия, чтоб внедрить своих людей в мафию. И в каком-то смысле надежды их оправдались. Заморских боссов хватали и сажали в тюрьмы, примерно то же самое происходило и здесь. Но, похоже, властям было абсолютно плевать на то, что стоило такому человеку засветиться или выйти из организации, как его тут же убивали. Правда, всегда находился кто-то еще, готовый занять пустующую нишу, к тому же все время появлялись новые доны. Некоторые из них — очень крутые, у других хватало ума действовать осторожно, третьи сочетали оба этих качества. Но рано или поздно каждому приходил конец.

И некоторые из них понимали, как развиваются события, и готовились к худшему.

Для всех них значение имело лишь одно — деньги. Люди приходят и уходят, а вот деньги — ценность непреходящая. Ради них они готовы бороться, убивать, но если боссам удастся припрятать их в доступном только им месте, тогда безбедная старость, считай, обеспечена, а положение останется прочным. Проблема лишь в том, что все старые доны ушли в мир иной. Все, за исключением Лоренцо Понти. И деньги мафии должны были бы быть у него, если б не мелкий служащий, смотритель его амбаров и газонов, наемный работник, который сумел обвести вокруг пальца сильнейшего мира сего.

— Скажите-ка, Ватсон, — спросил я, — если эта ваша контора уверена, что деньги существуют, как же это вышло, что они послали вас одного?

Он собрался было что-то ответить, но я вскинул руку.

— Погодите! Только не врать, приятель. Ведь я в любой момент могу позвонить в это ваше агентство, или как его, и узнать. Или же перебудоражить, точно осиное гнездо.

Он сглотнул слюну, потом подчистил соус на тарелке кусочком тоста и сунул его в рот. Прожевал, запил кофе, вытер губы салфеткой и сказал:

— Это мой проект. Вот уже в течение десяти лет я занимаюсь только им. По поручению начальника бюро.

— Долго что-то возитесь, Гомер.

— Во времени меня никто не ограничивал. Мы подозревали, что у них творится что-то неладное, но, когда в дело вступили молодые волки, все сразу стало более или менее ясно.

— И никаких доказательств?

После паузы он коротко бросил:

— Никаких.

— А что вменяется в вину Дули?

— Да ничего. Интересен лишь тот факт, что он работал на Понти. Вообще он как-то не слишком походил на человека, который бы стал связываться с таким известным гангстером. Да и сам Понти не больно-то допускал к себе людей со стороны. И уж тем более не был склонен интимничать с ними.

— И вы доложили обо всем этом начальству?

— Разумеется.

— И ваше начальство отмело все это как досужие размышления на тему, да?

Он явно не желал признавать этого, но я догадался, что попал в точку.

— Да, — кивнул он, — всего лишь досужие размышления. И никто, похоже, не поверил, о каких сумасшедших деньгах идет речь. Даже когда я доложил, даже когда исследования подтвердили это. Вот в чем проблема. Они не верят, что мафиозные организации станут держать такие огромные капиталы без движения. Они считают, что мафия должна вкладывать деньги… ну, скажем, в какой-либо другой бизнес, совместные операции…

— И потому они предоставили вам действовать самостоятельно и пустили все на самотек, так?

— Мне хорошо платят.

— Но все же как это вам удалось связать одно с другим?

— Благодаря вам, мистер Хаммер, — холодно глядя на меня, он откинулся на спинку стула. — Когда застрелили Маркоса Дули, меня тут же уведомили об этом. Просто потому, что его имя упоминалось в одном из моих отчетов. Но особенно насторожил тот факт, что он просил приехать только вас, никого другого. И я понял: вот он, один из тех редких моментов истины… Когда открывается дверь и становится видно, куда это все ведет…

— Так вы считаете, он мне что-то сказал? — спросил я.

— Не считаю. Знаю, что он вам что-то сказал. И именно вам известно теперь, где спрятаны… сколько их там… восемьдесят девять миллиардов долларов. Подчеркиваю, миллиардов!.. Невероятные деньги, мистер Хаммер. Этой суммы достаточно для того, чтоб заполнить огромную брешь в дефиците бюджета страны. С этими деньгами наша страна…

— Рассказывайте байки политикам, Гомер. Я ищу совсем другое. Человека, который убил моего друга.

В глазах его на секунду сверкнула ненависть. Потом он спросил:

— Тогда скажите-ка мне вот что, мистер Хаммер. Только правду. Вы хоть иногда говорите правду?

— Только в случае необходимости.

— Можете считать, это тот самый случай.

— Да, Гомер?

— Вы знаете, где эти деньги?

Секунды три я молча смотрел ему прямо в глаза. А когда заговорил, голос звучал убедительно и твердо, и он сразу понял, что я не лгу.

— Нет, — ответил я.

— Тогда зачем вы здесь? — В самом тоне крылось разочарование.

И снова я ответил ему чистую правду:

— Мне только казалось, что я знаю, где искать.

— В пещере, что находится на территории владений Лоренцо Понти, вот уже в течение тридцати лет выращивают грибы, — сказал Ватсон.

Я почувствовал, как Вельда прикоснулась под столом к моему колену. Его слова удивили нас обоих.

— Откуда вы знаете?

— Да оттуда, что эта территория периодически инспектируется. И тут у него вроде бы законный и процветающий бизнес. И наше налоговое управление обычно держит подобные объекты под наблюдением. Нет ничего такого, чего бы мы не знали об этом месте.

— Большая?

Он выдавил улыбку и ответил:

— Сама пещера шестидесяти футов в ширину и двадцать — в высоту. Заходит в гору на глубину примерно в тысячу футов. В данный момент там как раз поспел очень обильный урожай. В этой пещере вполне можно было бы спрятать много миллиардов долларов, но уверяю: ничего там нет, кроме этих самых грибов. Естественно, съедобных.

— Ну а как встречают на этой ферме представителей закона?

— Мы предварительно извещаем их о прибытии. И они впускают совершенно спокойно. И это практикуется вот уже много лет.

Мы с Вельдой переглянулись. Во взглядах наших не читалось никакого отчаяния, мы просто сказали друг другу без слов: «Вон оно, значит, как…» И Гомер Ватсон понял нас правильно.

— Вы уж не сердитесь, что обманул ваши ожидания, мистер Хаммер. Я бы предпочел, чтоб вы знали. И сами поделились со мной. Хотя, честно говоря, я предполагал, что нечто подобное произойдет. Очень маловероятно, чтоб такой человек, как Дули, мог быть замешан в истории, связанной с исчезновением столь огромной суммы.

— Пожалуй, нет, — согласился я.

— Ну а теперь что собираетесь делать, если не секрет? — спросил он.

— Навестить дона, Гомер.

— Это еще зачем?

— Да затем, что я ищу убийцу, а вовсе не клад.

Гомер Ватсон поднялся и взял счет, лежавший на краешке стола. Я не возражал. Пусть платит в качестве возмещения хотя бы толики налогов, которые сдирает с нас его контора.

Он ушел, и Вельда сказала:

— Этот твой визит к Понти…

— Я же говорил, пойду один, котенок. А ты останешься и будешь сидеть у телефона. Постараюсь звонить тебе каждые десять минут.

— Хорошо. Тогда буду ждать в номере.

— Вот и прекрасно. А когда буду выходить, дам тебе знать. Выждешь тридцать минут. И если я не появлюсь, звони в полицию, но федеральную. Никаких местных участков, только в федеральное управление. Потом позвонишь Пату и скажешь, пусть он приготовится устроить со своими ребятами настоящий погром в имении Понти.

— Думаешь, дела могут обернуться так скверно?

— Все, что угодно, может обернуться скверно, когда речь идет о миллиардах.

— Майк…

— Что?

— А пушка при тебе?

— Нет. Я просто блефовал в присутствии несчастного Гомера.

— С Понти не поблефуешь, Майк.

— Знаю. Но они все равно будут обыскивать, так что брать пушку не имеет смысла.

* * *

Я оставил фары включенными и надавил на клаксон. И гудел, и гудел — до тех пор, пока из открытого бокового окошка не показался дробовик и оба его ствола не нацелились мне в голову.

— Какого хрена ты тут расшумелся? — вопросил мужской голос с явно выраженным городским акцентом.

— Хочу видеть дона, только и всего, — ответил я тем же повелительным тоном, что заставило парня призадуматься. И сразу стало ясно, что мыслительный процесс — не по его части.

— Он никого не принимает!

— Меня примет, приятель. И если ты немедленно не доложишь ему о том, что я здесь, хвост оторву, понял?

На сей раз он действительно растерялся.

— А кто ты такой?

— Хаммер. Майк Хаммер. Теперь ступай к дону и доложи, что я здесь.

Но он вовсе не собирался идти к дону. А вместо этого стал звать какого-то Сэмми и, когда тот подошел сказал:

— Этот козел хочет видеть дона. Что с ним делать, а?

Сэмми выглянул в окошко, задумался на секунду-другую, потом бросил напарнику:

— А ты знаешь, кто он, этот чокнутый?

— Говорит, что Хаммер.

— Да, хренов частный сыщик. Тот самый, что прихлопнул Эйзи Понти в доках.

— А дон это знает?

— Ну, ясное дело, знает. — Сэмми полез в карман, достал «уоки-токи», надавил на кнопку и сообщил кому-то, что здесь происходит. Прошла добрая минута, прежде чем чей-то другой голос, тоже с городским акцентом, распорядился, чтоб меня пропустили. Сэмми сказал:

— Проезжай, только медленно. Фары не выключать, делать то, что тебе говорят.

Ствол дробовика, нацеленный мне в голову, нехотя отодвинулся в сторону, и, когда парочка расступилась, я нажал на переключатель скоростей и двинулся по дорожке. В лицо мне то и дело ударяли снопы света от фонарей. Наконец я достиг последнего поворота, и показался дом — ярко освещенный. Откуда-то из темноты, сзади, вынырнули мужчины и сопровождали машину до самых дверей. Еще четверо дежурили у входа с пистолетами наготове. При других обстоятельствах я был бы польщен, видя, какой почетный прием оказан, какие собраны силы, чтобы достойно и во всеоружии встретить меня, но теперь… теперь все карты были на руках у них. И мне предстояло играть, сохраняя полнейшее самообладание и спокойствие.

Я выключил мотор, вынул ключ зажигания, сунул его в карман и вышел. Первый обыск носил весьма поверхностный характер и позволил убедиться, что оружия крупного калибра при мне нет. Второй проводился куда тщательнее — они искали нож или спрятанное где-нибудь в самом укромном месте лезвие бритвы. Наконец, убедившись, что я чист, они знаком дали понять, что я могу пройти к двери. Позвонили, и она отворилась. На пороге стоял Паттерсон с небольшим автоматом в руках и подлой улыбкой на физиономии. И если бы не появившийся в этот момент дон, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Но Понти появился и сказал:

— Входите, Хаммер.

В комнате мы были одни, но за ее дверями наверняка дежурила целая армия. И в дверях наверняка имелись потайные глазки, позволяющие следить за каждым моим движением.

— Желаете выпить? — предложил Понти.

Пить здесь мне не больно-то хотелось, но из вежливости я ответил:

— Спасибо, то же, что и вы, дон Понти.

Дон Понти приготовил два высоких бокала, налил виски «Кэнэдиен клаб», добавил имбирного эля, несколько кубиков льда, протянул мне один бокал и предложил присесть. Все это напоминало милую встречу двух старых друзей, но оба мы чувствовали, как растет напряжение, что обстановка накалена до предела. И оба прекрасно понимали, чем все это может кончиться. Я спросил у дона разрешения воспользоваться телефоном. Он молча кивнул, и я тут же схватил трубку. Набрал номер Вельды, продиктовал ей номер телефона, с которого звоню, и повесил трубку.

— Она будет звонить, — сказал Понти.

— Каждые десять минут.

— Вообще мне это нравится. Но не считаю, что столь уж необходимо.

Я пожал плечами и отпил глоток из бокала.

— К чему рисковать?

— Знаете, такой человек, как вы, очень пригодился бы в семье, — заметил он.

— Вы уж извините, дон Понти, но больно беспокойная у вас работа.

— Вы приехали сюда один…

— Разве?

Слово это ему явно не понравилось, и он нахмурился. Но когда я усмехнулся, озабоченная морщинка исчезла и он ответил улыбкой.

— По всем правилам я бы должен был убить вас, Майк… Хотя бы за то, что вы убили моего сына, пусть даже Эйзи был далеко не подарок. Я верю, что вы действительно хотели предупредить меня об измене, там, в доках, но я уже был готов к такому повороту событий. Вы что же, вообразили, что я стану делать из себя мишень, сойдя с корабля ночью на темном причале? Вы считаете, что, если босс уезжает, все остается по-прежнему, да? Что кто-то на время занимает его место, а потом, по возвращении, дон снова спокойно занимает его по праву?..

— Я высоко оцениваю предпринятые вами меры предосторожности, — коротко ответил я.

— И, разумеется, вы вообразили, что я никак не могу убить вас до тех пор, пока не буду знать, где деньги?..

— А помните старые добрые времена, дон Понти? Вы запросто могли схватить какого-нибудь парня, и вырвать у него ногти, и отрезать ступни… только ради того, чтоб он заговорил. И уж, конечно, он тут же начинал говорить. Вы считаете, что и со мной можно так?

Понти фыркнул и принялся за виски.

— Нет. С вами… это не тот случай, Майк. Заговорить-то вы, конечно, заговорите. Но вся штука в том, что вам нечего сказать. Во всяком случае, из того, что меня интересует.

Я смотрел на него поверх бокала.

— Дули успел сказать вам кое-что, Майк. Но далеко не все. И вы еще не вычислили. Я прав?

— Правы.

— Тогда к чему было приходить сюда?

— Найти человека, который распорядился убрать Дули.

— И с чего вы так всполошились? Кем он был, этот ваш Дули? Никем. Полный ноль! Он даже не был рядовым членом мафии. И теперь мертв, что тут поделать… — Секунду он молча смотрел в потолок, потом добавил: — Лично я должен был бы возненавидеть его. Я допустил ошибку. Именно потому, что он не был одним из нас, я ему доверял. И деньги его, похоже, ничуть не интересовали. Я много раз показывал и объяснял, как можно сколотить состояние, но ему было плевать. Именно поэтому я и проникся к нему доверием. И главы других семейств разделяли мое мнение.

— Так вы собирались спрятать деньги здесь, в пещере?

— Да, такова была изначальная идея. Они должны были храниться во втором, дальнем ее отсеке, который отделялся бы стеной и вход куда был бы замаскирован. Ну и, естественно, туда бы вел потайной ход из дома.

— И потому вы устроили там ферму по разведению грибов? Чтоб отвести подозрения, да?

— Смотрю, вы хорошо выполнили домашнее задание, мистер Хаммер.

Черт, если б не Гомер, я бы никогда об этом не узнал. Слава Богу, что хоть теперь не надо самому осматривать это место. Понти не лгал, но и с крючка меня снимать не спешил. Я взглянул на часы, снял трубку и снова позвонил Вельде. Сказал ей, что все пока в порядке, и повесил трубку.

— Ну а что касается Дули… Скажите, дон Понти, он делал нечто такое, что могло бы возбудить у вас подозрения?

Тут Понти, похоже, растерялся и немного погрустнел. Вся присущая резкость и жесткость словно испарились куда-то, и на смену им явилась настороженность, выработанная за долгие годы ожидания следующего хода, который может сделать противник. Нет, окончательно он эти качества не утратил, но ситуация заставляла смотреть на вещи по-другому. К тому же он был уже далеко не молод. Уж восемьдесят-то ему точно стукнуло, и он являлся последним представителем старого поколения, который должен был передать свои дела и знания потомкам того же рода.

— Следовало бы помнить, что доверять никому нельзя, — сказал он. — Теперь такие времена, что ни о каких друзьях не может быть и речи.

— Особенно когда занимаешься таким делом, как ваше…

— Но почему, почему он пошел на это? Ему следовало бы понимать, к чему это приведет.

— Понти, — сказал ему я. — Лично вам Дули ничего плохого не сделал. Он даже ваших денег не крал. Просто изъял из обращения и спрятал там, где никто не может найти. Его просто тошнило от того, что происходит вокруг, в мире. Он сражался на войне, чтобы спасти этот мир, потом вдруг увидел, что все напрасно, все псу под хвост и что всему этому безобразию способствует разного рода жулье. Своим поступком он собирался крикнуть об этом на весь мир, но никто бы его не услышал. И теперь его протест похоронен вместе с деньгами.

Пока я говорил это, лицо его затвердело и снова обрело жесткое выражение.

— Слишком большие деньги, чтоб один человек мог долго их прятать. Вам это известно или нет?

— Да, известно.

— И далеко не всякое здание можно превратить в безопасный склад для хранения, так или нет?

— Ну и?..

— Пещера — идеальное решение. Все бы сработало. — Плотно сжатые его губы снова раздвинулись в улыбке. — Я так понимаю, вы со своей секретаршей уже успели проверить склад Гарриса, да?

— Что ж, у вас прекрасно отлажена система слежки.

— Ну и каков же результат?

— Там пусто, какой же еще… Замечательный склад для бутлегера. Даже летучих мышей нет. А кстати, как вы боретесь с этими тварями на грибной ферме?

— Ну, во-первых, они не выносят шума. Потом, еще существует цианид, им обрабатывают гнезда.

Беседа явно зашла в тупик. А потому я резко сменил тему и спросил Понти:

— А как вы сами собирались удрать с такими огромными деньгами?

Он выразительно пожал плечами.

— Когда производился трансфер, я в этом не участвовал. И, возможно, именно потому ни разу не сидел за решеткой. Знаете, и теперь не собираюсь. И если б Дули не обвел меня вокруг пальца, то была бы кража века. — Он поднял на меня глаза, в них светилось любопытство: — А вы когда-нибудь задумывались над тем, почему власти ни разу не пытались меня депортировать?

Я не ответил.

— Я гражданин этой страны. Родился здесь, в тот день, когда моя мать, приплывшая из Сицилии, сошла с корабля. Я лежал на столе на Эллис Айленде[17], завернутый в какое-то тряпье. Врач, осматривавший всех иммигрантов, выдал мне свидетельство о рождении. А потому депортировать меня никак нельзя.

— А ведь это скверно, Лоренцо. Депортация могла бы спасти вам жизнь.

— Думаю, любой, кто мог называться моим врагом, давно уже мертв. А новые доны… э-э… они прислушиваются к моим рекомендациям. Похоже, им не хватает опыта. И, думаю, вам прекрасно известно… бизнес идет своим обычным чередом. Идет в ногу со временем, развивается и растет.

У меня даже мурашки по коже пробежали — от того спокойного тона, каким он произнес эти слова.

— Но когда вдруг пропадает столь громадная сумма… неужели это вас ничуть не волнует?

Он снова выразительно пожал плечами. В этом жесте почти читался ответ.

— Это потеря. Большая потеря. И полностью возместить ее, разумеется, невозможно. Но хотя бы частично — вполне.

— С чего это вы взяли?

Он ответил:

— А вы никогда не задумывались о том, что сейчас творится в мире, мистер Хаммер? Посмотрите: что ни город, то море насилия, почти каждая страна на грани войны. Люди настолько озабочены разного рода проблемами и неприятностями, что будут рады любому средству, лишь бы отвлечься от отчаяния. А мы можем предоставить им такие средства, и вы это прекрасно знаете. Власти слишком озабочены царящим в их рядах разбродом и борьбой. Полиция и политики продаются и покупаются, особенно если предложить им вдесятеро большую сумму, чем они могут получить на государственной службе. Кругом коррупция, газеты трубят об этом каждый день. Это ведь для вас не новость, верно?

Я покачал головой. Он был прав.

— И меня это тоже очень беспокоит, не думайте.

— Но далеко не все люди одинаковы, дон Лоренцо… Ясно одно: где-то хранится огромная сумма денег, и есть немало горячих голов, готовых пойти на что угодно, лишь бы заполучить эти деньги. И ваши подручные, мягко говоря, не отличаются большим умом, и вам это тоже прекрасно известно. Именно вы и подобные вам начали все это, и теперь уже никогда не успокоитесь и не вернетесь к нормальному бизнесу, как прежде…

— Майк, — холодно заметил он, — вы в этом деле все равно что ствол без патрона. Да, Дули успел вам что-то сказать, а потому вы, точно так же, как и я, представляете теперь собой мишень. Но у вас в отличие от меня нет армии, которая прикрывала бы с тыла.

Секунду-другую я молчал, потом ответил:

— Так вы считаете, никто до вас не доберется, дон?

Ему понравилось, с каким почтением я произнес его титул, и на губах заиграла улыбка.

— Никто, — ответил он. — Вы же видели, какие предприняты меры предосторожности. И я забочусь о всех своих людях. Свидетельством тому служит хотя бы происшествие в доках.

— Кто затеял эту заварушку, дон Понти?

На лице его отразились горечь и раздражение.

— Теперь это не суть важно, мистер Хаммер. Смерть позволяет избавиться от многих врагов. К тому же требуются особый нюх и талант предвидеть ход событий. Иногда при этом вы теряете близкого человека, но таков уж наш бизнес. И так устроена жизнь. И не вижу особого смысла скорбеть по этому поводу, словно настал конец света.

Нет, прожитые годы изменили дона Лоренцо больше, чем я предполагал. Они иссушили юношеский запал, превратили его в неисчерпаемый резервуар ненависти, которую он мог держать под контролем и устремлять в выгодном ему направлении, чтобы добиться любой цели. А с виду никак не скажешь. В его манерах не прослеживалось ничего такого, что бы говорило об этом, никаких внешних проявлений или эмоций. Только в глазах читалось, что ты можешь умереть. Легкой или мучительной смертью, рано или поздно. И я прочитал в них, что могу умереть прямо сейчас. Одного их взгляда было достаточно, чтоб дать команду. И его ребята, понимающие хозяина с полуслова, могли уничтожить твой бизнес, стереть с лица земли всю твою семью. Или же полностью подчинить тебя себе.

Нет, теперь в них светились лишь усталость и злоба. И еще — сомнение.

Я спросил:

— Что вы хотите от меня, дон Лоренцо?

Глаза вновь впились в меня, словно буравчики. Все еще злобные, но стальной блеск решимости в них уже отсутствовал.

— В данный момент пользы от вас никакой, Хаммер. Если б вы действительно что-то знали, то уже давно навели бы нас на это место. Однако, думаю, вы догадываетесь, что я собираюсь предпринять. За вами будут неотступно следить люди, настоящие профессионалы. И стоит вам на что-нибудь наткнуться, меня тут же известят.

— Да эти ваши так называемые профи, дон Понти… просто тупоголовые ослы!

— Я не сказал, что это будут мои люди, Хаммер. Я сказал «профессионалы», а там понимайте, как знаете. Надеюсь, вам понятно, что за деньги можно купить всех и все.

Бывают моменты, когда беседа заканчивается, и ты понимаешь, что самое время уходить. Если, конечно, представится шанс. И это был тот самый случай. Я позвонил Вельде. Я даже не попрощался. Просто кивнул дону Лоренцо Понти и встал. Он проводил меня до двери, распахнул ее и взглядом отдал какое-то распоряжение дежурившим там парням. И они правильно поняли его и молча наблюдали за тем, как я сажусь в машину.

Но затем один из них сделал ошибку. Я услышал звук щелкнувшего затвора. Он досылал патрон в свой помповик.

Асфальтированная дорожка огибала дом, и мне пришлось описать почти полный круг, что я и сделал, медленно и осторожно. И был уже почти на выезде к единственной дороге, ведущей в мир цивилизации, как вдруг свет фар выхватил из тьмы широкоплечие силуэты, и я понял, что дон передумал. Я представлял для него большую угрозу, чем ему раньше казалось. Он как был, так и остался смертельно опасным зверем, пожираемым изнутри огнем ненависти. Огнем, который все время подпитывался бешеными амбициями. А потому мне сейчас, сию же минуту предстоит столкнуться с его армией, уже нацелившейся своими пушками в дверцы и ветровое стекло, способными превратить машину в груду металлического хлама, вплавить меня в нее, после чего она сгодится разве что на металлолом, столь усердно скупаемый некоторыми странами для переплавки.

Но я надавил на педаль газа и резко вывернул руль. И врезался прямиком в группу киллеров. И увидел, что Паттерсон так и отлетел от капота, а один из парней выпустил очередь, но не в меня, а в звездное ночное небо. Даже грохот выстрелов не смог заглушить его пронзительного вскрика. Уголком глаза я успел заметить, как захлопнулась за доном высокая тяжелая дверь, затем почувствовал, как колеса переехали через что-то мягкое, визжащее и ругающееся на чем свет стоит. Затем я вывернул руль в другую сторону и вырвался на дорогу.

К счастью, я вовремя заметил сверкнувшие среди деревьев огни и тут же выключил свои фары. И резко свернул к обочине, где прикрывали кусты. Огромный автомобиль промчался навстречу, к дому, и не остановился. Очевидно, водитель просто не заметил меня, и, как он только скрылся из виду, я снова выехал на дорогу и двинулся к шоссе. На этом пути меня должны были бы подстерегать охранники дона, но, наверное, большая машина подобрала их.

События приняли новый оборот. Кончились мирные денечки. Кончилось то время, когда можно было планировать каждый следующий шаг. По мнению Понти, я не стоил того, чтоб устраивать на меня большую охоту. Но при встрече бешеную собаку убивают. При любом удобном случае, в любое время, любым способом. И чем скорей — тем лучше.

Глава 10

Я подъехал к мотелю как раз в тот момент, когда Вельда забрасывала наши вещи во взятую напрокат машину, и резко затормозил рядом. Озабоченность и тревога, читавшиеся на ее лице, сразу сменились радостью. Она даже уронила сумку на землю и крепко обняла меня за шею.

И оторвать ее было нелегко.

— Что такое, котенок? Ты в порядке?

— О, Майк!.. Да, да, я в порядке. Но ты не позвонил мне вовремя, как договорились, и я связалась с полицией. И теперь они уже должны быть там, у Понти! — Она заглянула мне в глаза, а пальцы ее так и впились в плечо. — Что случилось?

Я рассказал ей.

— Ты кого-нибудь убил?

— Не было времени остановиться и посмотреть. Но могу сказать одно: постарался прикончить как можно больше этих ублюдков. Они собирались меня расстрелять. Пату звонила?

— Да. И он обещал собрать людей по телефону и прислать сюда. Огласки можно не опасаться, а потому он решил прихватить с собой и Гомера Ватсона. — Она сделала паузу, сощурилась и, глядя на меня, добавила: — Как считаешь, это поможет?

— Возможно. Мы с тобой под юрисдикцию Пата не попадаем. А что касается Гомера, его служебные полномочия ограничены.

— Что теперь?

— Едем. Нам нужно перебраться в более безопасное место. Не хочу, чтоб даже Гомер мог выследить нас. Завтра вернем твою машину и пересядем на мою. По дорогам Америки бегают, должно быть, с полмиллиона таких же «фордов», так что в глаза бросаться она не будет.

— Просто помоем ее, и тогда никто не догадается, что она твоя.

Сонный дежурный выписал счет. Мы расплатились, и он отправился досыпать. Примерно через полчаса мы отыскали маленький мотель в стиле ранчо, на неоновой вывеске светились буквы: «Места есть». Еще один сонный парень поднялся с дивана, зарегистрировал нас, взял деньги вперед и протянул мне ключ. Уже выходя из холла, я заметил, как он выключил вывеску, хотя у дверей в номера были запаркованы всего три автомобиля.

Я проверил наличие в помещении заднего выхода — на тот случай, если придется спешно уносить ноги. Мы внесли в номер только самое необходимое, задернули шторы, свет в комнате включать не стали, а включили его лишь в ванной и приоткрыли дверь — так, чтоб он отбрасывал мягкое мерцание. За те тридцать минут, что мы добирались до мотеля, я убедился, что «хвоста» за нами нет. Движения почти никакого, к тому же я совершил один разворот на 180 градусов — уже после того, как мы проехали мотель, — а потом вернулся к нему снова, с противоположной стороны. Все на тот случай, если за нами «хвост». Но его вроде бы не было. Минут пять я сидел в темноте, выключив фары и не выходя из машины. Сидел, ждал и наблюдал. Вроде бы чисто… И только убедившись в этом, мы вылезли из машины.

Мы оба умылись, но остались одетыми. Сняли лишь туфли и улеглись на кровати. Так что если что и произойдет и придется быстро отступать, мы были полностью готовы.

Вельда тихо заметила:

— Чувствую себя пожарным, ожидающим сигнала тревоги.

— Все тихо, — ответил я.

— И никто меня не поцелует, не пожелает спокойной ночи…

Подавив усмешку, я выбрался из постели. Света было достаточно, чтоб видеть, как блестят у нее глаза.

— Всего один невинный старомодный поцелуй, куколка. И не принимай его всерьез, ясно?

— Ты о себе говоришь или обо мне? — дразнящим тоном осведомилась она.

И я поцеловал ее. То вовсе не походило на невинный старомодный поцелуй. Он едва не перешел в нечто совсем другое, но я вовремя спохватился, оттолкнул ее и вернулся к себе в постель. И услышал в темноте ее тихий смешок.

* * *

В теленовостях из Олбани сообщалось о том, что в загородном имении дона Лоренцо Понти состоялась кровавая разборка. Четверо тяжело ранены — все они оказались известными нью-йоркскими гангстерами. Их срочно доставили в местную больницу. Ни один не погиб, но состояние критическое.

А в главном доме обнаружили труп главы старейшего из семейств нью-йоркской мафии. Он лежал на полу, убитый тремя выстрелами в затылок, — типично гангстерский способ устранения. Единственное, чем он отличался от обычных, так это то, что было выпущено слишком много пуль. О калибре не сообщалось, но, судя по характеру повреждений, он был достаточно крупный.

В другом конце комнаты было обнаружено тело Леонарда Паттерсона — со сломанной ногой и множественными ушибами верхней части грудной клетки. Но причиной смерти стал выстрел из револьвера 38-го калибра, все еще зажатого в руке дона. Никого, кроме пострадавших и убитых, на территории владений не найдено. Допросы первых будут проводиться, как только разрешат врачи, — предположительно через несколько дней.

Значит, они его все же достали…

Согласно утверждениям репортера, между Паттерсоном и Понти завязалась схватка не на жизнь, а на смерть. Но дон успел выстрелить прежде, чем Паттерсон выхватил из-за пояса свой револьвер. Третье же лицо, собственно и прикончившее дона, пока неизвестно, но вокруг здания обнаружены свежие следы протекторов, вполне поддающиеся идентификации, и полиция сделала с них гипсовые слепки. Кстати, федеральную полицию вызвала по телефону некая пока неизвестная женщина. К работе над расследованием привлечены также сотрудники других служб. Вельда спросила:

— Как думаешь, скоро они на нас выйдут?

— Ну, если как следует опылят комнату, найдут мои отпечатки, — ответил я. — К тому же наверняка на мягкой земле у обочины остались четкие следы. Так что я — именно та персона, на которую все можно свалить. А вот что сообщат полиции сбитые мной козлы, пока не знаю. Может, будут молчать. А может — и нет.

— Так что дело принимает серьезный оборот, да?

Я взглянул на Вельду. На лице ее не было и тени тревоги.

— Важно одно. Я не убивал ни Понти, ни Паттерсона. И можно было бы заподозрить в убийстве того человека, что промчался навстречу мне в большой машине.

— Догадки есть?

Я отошел и переключился на другой канал. Те же самые истерические выкрики. Ничего подобного не случалось в этих краях со времен сухого закона, поэтому каждая станция сочла нужным сообщить об этом неординарном событии. Две из них даже предупреждали жителей, что надо повнимательнее приглядываться к посторонним, замеченным в округе, и немедленно сообщать в полицию о каждом даже малозначительном с виду, но необычном происшествии.

— Местные средства информации тут ни при чем, — с оттенком отвращения заметил я. — Просто они связаны с чертовски богатой организацией, которая считает, что все можно купить за деньги.

— Только теперь эта организация не столь уж сильна, да, Майк?

— Верно, — согласился я. — Именно деньги и только деньги заставляют мир вертеться. А потому, думаю, стоит вернуться к тем восьмидесяти девяти миллиардам баксов. Знаешь… на белом свете существует немало стран, готовых развязать самую настоящую войну из-за такой суммы.

— И проблема у нас все та же, да?

— Какая?

— Куда мы отсюда отправимся?..

Телевизор так и гремел на всю комнату, а потому я выключил его. Потом провел рукой по лицу, собираясь с мыслями, но никакой ясности не настало.

— Хочешь, подброшу идейку? — спросила Вельда.

— Черт возьми, еще бы!

— Давай поженимся. По крайней мере, тогда я не смогу давать против тебя свидетельских показаний.

— А я не сделал ничего такого, чтоб давать против меня показания, куколка.

— Но мы провели ночь в одном номере…

— И ничего такого при этом между нами не было.

— Никакой суд в это не поверит! — парировала она.

— Неважно, — заметил я. — Ведь границ штата мы не пересекали.

В ответ меня наградили столь хорошо знакомым печальным взглядом, и я потрепал ее по голове, чувствуя шелковистость волос. Я с закрытыми глазами мог бы определить цвет этих чудесных волос… Пробежал кончиками пальцев вниз по стройной шее, нежно помассировал ее, а она закрыла глаза и слегка склонила головку. И вид у нее был при этом точь-в-точь как у кошки, которая готова замурлыкать. Затем я снова почувствовал цвет ее волос. Странная штука — ведь цвет волос не чувствуют, а видят. Но я именно чувствовал…

Откашлялся и сказал:

— Идем. Только напрасно время теряем.

С утра движение не было слишком интенсивным, и мы влились в вереницу машин, в которых ехали на работу в Нью-Йорк самые разные люди. И влившись в него, тут же затерялись среди трейлеров, фургонов и легковушек, двигающихся на юг.

Доехав до Олбани, я свернул вправо и направился к центру города, к зданию, в котором доводилось бывать и прежде. Места на автостоянке пока хватало, и я притормозил, а затем выключил мотор. За последние полчаса Вельда не произнесла ни слова, лишь оглядывала дорогу, выискивая глазами полицейские автомобили. Теперь наконец она подняла их и взглянула на здание, возле которого мы остановились. А затем вышла следом за мной, и на лице ее при этом возникло какое-то странно-напряженное выражение.

Не говоря ни слова, я взял ее под руку и повел к высоким дверям, в которые с самым деловитым видом входили хорошо одетые люди. Не успели мы приблизиться к ним, как навстречу вышли двое копов в униформе. И, едва удостоив нас взглядом, проследовали дальше. Люди, входящие в здание суда, обычно не вызывают подозрений.

Но у Вельды они явно появились. Правда, она еще не совсем понимала, что происходит, — до тех пор, пока мы не подошли к нужному нам кабинету, за дверями которого выдавались лицензии на брак. Тут она так сильно впилась коготками мне в руку, что я вздрогнул и порадовался тому, что это рука, а не шея. Мы оказались единственными посетителями, и нам объяснили, где следует сдать кровь на анализ, а также снабдили бесплатным буклетом, в котором расписывалась вся серьезность и значимость таинства брака, а также давались рекомендации, как сделать его счастливым. Мы поблагодарили даму, выдавшую нам все это, и сказали, что заедем попозже.

Что касается Вельды, то она восприняла этот шаг едва ли не так же серьезно, как саму брачную церемонию. Возможно, результатов анализов предстояло ждать несколько дней, но теперь она твердо уверовала в то, что события развиваются в правильном направлении. Час спустя мы сдали кровь, потом она проторчала в кабинете врача еще добрые пятнадцать минут. А когда вышла, прелестное ее личико так и сияло улыбкой, и еще на нем читалось выражение глубочайшего удовлетворения. Как у ребенка, совершившего удачный набег на припрятанную в буфете баночку джема.

— В четыре тридцать все будет готово! — объявила она. Можно было подумать, что она только что выиграла суперкубок[18]. — А бюро выдачи лицензий закрывается в пять. Вполне можно успеть. А теперь не мешало бы и пообедать.

Время больше не измерялось часами. Легкое покалывание и зуд в боку подсказывали, что мне снова стоит сесть на лекарства. Я принял капсулы и заел их спагетти по-датски, Вельда же тем временем расправлялась с огромной порцией яичницы с беконом. Несколько раз она нервно вскидывала на меня глаза. Она чувствовала, что что-то неладно, и спросила, в порядке ли я.

— Как обычно, — ответил я. — Ральф Морган пытался внушить мне кое-что, но я все время забываю. Не так-то просто сохранять спокойствие, особенно в таких обстоятельствах… Ладно, не бойся, котенок, пока что еще не умираю.

Мы покончили седой, официантка принесла нам еще по чашке кофе. И мы сидели и, улыбаясь, смотрели друг на друга. И размышляли о том, на что это похоже, быть женатыми. Черт, мы ж и без того почти все время вместе, причем порой — в самых опасных ситуациях, когда сама твоя жизнь зависит от напарника… Так что такого нового доведется испытать в браке?..

Наконец она опустила глаза, пошарила в сумочке и извлекла белый конверт.

— Забыла тебе показать. Рядом с тем мотелем находился пункт срочной проявки. И я напечатала снимки.

И она протянула мне фотографии, на которых красовалась пещера Гарриса Швырялы. Хотя и с фокусом, и с освещением было все в порядке, с композиционной точки зрения вышли они по-любительски. Я проглядывал их, еще раз отметил огромные размеры этой пещеры, где можно было спрятать несколько тысяч бутылок спиртного. На полу просматривались отпечатки, оставленные тяжелыми ящиками, виднелись также следы протекторов грузовиков, доставлявших партии спиртного обитателям больших городов.

Я изучал один из них — тот, где был запечатлен обрушившийся потолок. Вельда спросила:

— И никаких летучих мышей?

— Никаких… — ответил я. Отпил еще глоток кофе и вдруг нахмурился.

— О чем думаешь, Майк?

— У тебя сохранилась карточка лавки «Макклейн энд Лидз»?

— Ага… — Она снова пошарила в сумочке и достала карточку.

Я взглянул на адрес я вернул ей.

— Идем, котенок. Возникло одно срочное дельце.

Из нее непременно получится хорошая жена. Никаких вопросов задавать она не стала. Я расплатился по счету, и мы сели в машину. Тридцать минут спустя она остановилась перед нужным нам зданием. Джонни Лидз приветствовал меня крепким рукопожатием. А Вельду окинул таким взглядом… что ж, мне было не привыкать.

— Ну что, видели логово старины Гарриса? — осведомился он.

Я усмехнулся и кивнул.

— Да. Чудное местечко.

— Шутите!

— И не думаю шутить, Джонни.

— Но я же говорил вам, район практически вымерший, никакой деятельности не наблюдается. — Секунду-другую он молча смотрел на меня, потом вдруг до него дошло: — Так вы и вправду решили начать там семейную жизнь?

— Начнем пока что с малого. Хочу присмотреть там местечко, куда бы можно было приехать отдохнуть. Снести эти старые здания ничего не стоит, они и без того развалились, к тому же, согласитесь, украшением пейзажа они не являются. Ну а в случае, если дела в городе пойдут плохо, всегда можно устроить в пещере ферму по выращиванию грибов.

— Конечно, можно, — с иронией откликнулся он. — Но какие у вас возникли проблемы?

— Никаких. Просто мне нужна информация. Там живет какой-то старик, вроде бы смотритель, и мне хотелось бы выяснить, как долго он там живет и кто занимал его место прежде. Хочу также выяснить, кто является официальным владельцем, и проверить, имею ли я вообще право купить этот участок Возможно ли поручить вам это?

— Конечно, разумеется! Если речь идет о покупке, могу порекомендовать хорошее надежное агентство.

— Спасибо. Но сперва надо убедиться, возможна ли такая сделка.

— Еще бы! — Он подмигнул мне. — А кстати, слыхали об убийствах на вилле Понти? Это совсем неподалеку от того места.

— Слышал. В утренних новостях. Не думаю, что преступникам удастся улизнуть. Возможно, полиция уже кого-то схватила?

— Ну, если и да, то пока не передавали. Невод уже раскинули. А вот на кого — непонятно.

— Ну уж, во всяком случае, старина Гаррис тут ни при чем, — заметил я. — Когда лучше с вами связаться?

— Сегодня днем, чуть попозже. Вам удобно?

— Вполне. Тогда до скорого. Если не получится встретиться, обязательно позвоню.

— Да, и еще одно. Эти риэлторские агентства… они всегда хотят знать насчет платежеспособности и в какой форме…

— Плачу наличными. Деньги на бочку, Джонни. И никаких проблем. Ни банков, ни закладных.

— Очень хорошо, — сказал он и проводил нас до машины. Едва мы отъехали, Вельда промурлыкала:

— Ни банков, ни закладных…

— А что тут плохого?

— Ты говорил ну в точности как какой-нибудь миллионер, готовый сорить деньгами налево и направо и действительно купить эту землю.

— Так это же замечательная идея.

— А где достанешь деньги?

— О, да просто выкопаю их, и все дела.

— Примерно тем же образом, как выкопали тело Хоффы?[19]

— Примерно так.

Настала пауза. Затем она спросила:

— Я должна как-то откомментировать это?

— Нет, необязательно.

— Когда мы поженимся…

— Мы еще не поженились, котенок.

Тонким жалобным голоском она произнесла лишь:

— О… — и умолкла.

— Я не говорил, что это столь уж замечательная идея. Я просто сказал, что мы пока что еще не женаты.

На губах у нее вновь заиграла улыбка, и я почувствовал себя намного лучше.

Я включил радио и настроил его на местную волну. В сводках новостей по-прежнему фигурировало известие об убийстве Понти. Пока еще точно не выяснено, какие именно повреждения нанес некий неизвестный автомобиль, врезавшийся в группу гангстеров. Никто из них пока не заговорил, а на месте происшествия не осталось ни осколков стекла, ни каких-либо других вещественных доказательств, позволяющих идентифицировать марку автомобиля. Анализ частичек краски указывал на то, что машина была черного цвета. Позднее, с помощью более сложных лабораторных исследований, можно будет определить фирму-производителя, а также, возможно, год выпуска и модель машины. Что, впрочем, мало меня волновало. Потому как компания «Форд» успела произвести миллионы таких авто.

Двадцать минут спустя я заметил впереди развязку, взял влево и выехал на шоссе, ведущее на север. Вельда обернулась и с удивлением воззрилась на меня.

— Куда мы едем, Майк?

— Хочу еще раз заскочить во владения Гарриса.

— Но, Майк… там, должно быть, полно полицейских!

— Почему? Ведь там никого не убивали. И мы не оставили никаких следов, ведущих к этому месту.

— Но подъезды к нему могут оказаться блокированными. И выставлены посты.

— Только не на той дороге, котенок. И потом, если б они хотели блокировать, мы бы уже давно наткнулись на такой пост. Обычно их устанавливают в самом начале трассы или на развилках. И держат такие посты не слишком долго. Если убийца до сих пор не схвачен, посты вряд ли помогут, и они это понимают.

Я свернул с дороги и остановился у обочины. Пока Вельда ходила в дамский туалет, сунул руку под сиденье и извлек свой родной «кольт» 45-го калибра в кожаной кобуре. Снял пиджак, надел кобуру, приладил, чтоб было удобнее, и закрепил на поясе. Затем передернул затвором, дослал патрон в обойму и поставил на предохранитель. Потом надел пиджак и снова стал выглядеть нормальным человеком. Давненько я не носил при себе оружия… За долгие годы я почти сроднился с этим «кольтом» и встреча с ним радовала — точь-в-точь как со старым добрым другом.

Минут через пять Вельда вернулась. Шла она, отвернувшись от окон офиса, чтоб никто, даже увидевший ее через окно, не смог бы потом опознать или описать ее внешность. Я проделал примерно то же самое, когда оплачивал счет.

Сельская дорога, которую я искал, оказалась недалеко, и вот, выехав на нее, я двинулся к уже знакомому месту, где находились владения Гарриса Швырялы. И после поворота резко сбросил скорость.

Вельда спросила:

— Что случилось?

— Помнишь, как Сланщик сказал, что заметил нашу машину еще за милю?

— Ну и что с того?

— Наверняка у Гарриса имелся среди кустов и деревьев наблюдательный пункт, откуда можно было следить за дорогой.

— Да какая разница? Гаррис же давно умер.

— Просто не люблю нарываться на неприятности, котенок.

— Мы что же, пешком пойдем?

— Нет… Но ты поглядывай с правой стороны и, если заметишь что интересное, тут же дай знать. А я буду смотреть слева.

Не проехали мы и одной восьмой мили, как она вскинула руку и крикнула:

— Стоп!

Я ударил по тормозам, но мотор выключать не стал. Выбрался из машины и обошел ее спереди. Молодец, Вельда, вовремя заметила. Справа от нас, ровная и прямая как стрела, пролегала через деревья на склоне горы узкая тропинка. Кустарник вокруг сильно разросся и затенял ее, и заметить ее было можно лишь с этой точки. А любой находившийся там человек мог заметить движение на дороге. Из машины, пролетающей на большой скорости, никто бы ничего никогда не разглядел, а ведь там, в этой прогалине среди деревьев, подстерегала засада. И нападение могло произойти сверху. Наверняка у них здесь имелось когда-то и специальное сигнальное устройство. Но то было давно. Теперь подобные приемы не применяются. А природа хоть и сделала свое дело, но не смогла пока что полностью замаскировать этот проход от людских глаз.

И вот я очень медленно проехал мимо него. Именно движение привлекает взгляд, но, если двигаться на такой малой скорости, вряд ли кто-либо что заметит. Мы благополучно миновали останки грузовика «Мак» с цепным приводом, аккуратно объехали все ямы на дороге и вот оказались на опушке, откуда открывался вид на владения Гарриса.

Когда я снова остановился, Вельда спросила:

— Что теперь не так?

— А ты ничего странного не замечаешь?

— Намекни.

— Сланщик.

— Но он же не знал, что мы приедем.

— Помнишь, на кухне у него была плита, топящаяся дровами. Дыма не видно.

— Значит, он не готовит, только и всего.

— Но разве огонь разводят только тогда, когда надо поесть?

— И если поленья горят, должен быть дым, верно?

Я покачал головой.

— Необязательно. Если дрова сухие, дыма нет, но над трубой заметно дрожание воздуха.

Вельда тихо спросила:

— Послушай, Майк, откуда нью-йоркским ребятам знать такие тонкости?

— Нью-йоркские ребята служили в армии, и очень часто — на территориях, занятых врагом.

Мы просидели в машине минут пять, затем я тронул рукоятку переключателя скоростей и надавил на педаль газа. Ничего особенного не произошло. Мы подъехали к дому Сланщика и остановились. Снова ничего… Единственным в округе звуком был свист ветра в кронах деревьев. С запада доносились отдаленные раскаты грома.

Я вышел из машины, Вельда последовала за мной по пятам. Не самый лучший способ подбираться к месту, в безопасности которого ты не уверен. Мне казалось, что оно населено привидениями, но, очевидно, то было продиктовано лишь воспоминаниями о том, что некогда здесь творилось и какими делами тут занимались. И лес, и камни, и все вокруг, казалось, так и излучают тревогу.

Дверь была заперта на засов, огонь в плите не горел. В доме ни души. Ни грязных тарелок в раковине, ни мусора в бачке. И все, похоже, на месте. И еще здесь витало ощущение полной заброшенности, одиночества и пустоты, чего раньше не чувствовалось.

Вельда тоже ощутила это. И после паузы заметила:

— Рано или поздно он должен был перебраться в город, Майк. Такой человек, как он, не оставил бы огонь горящим и комнату неубранной.

— Путь ему предстоял неблизкий, малышка.

— Но он наверняка знал, как добраться до города. И потом, Сланщик вовсе не был по природе своей отшельником.

Я кивнул в знак согласия.

— Думаю, ты права. Но осторожность в любом случае не помешает. Идем посмотрим, что там в пещере.

— А что ты собираешься там искать?

— Если скажу, ты просто с ума сойдешь.

На столе Сланщик оставил свой тяжелый старомодный фонарь. Я взял его, а Вельде дал другой, из машины. Она взвесила его в руке, точно то была клюшка для гольфа. И, удовлетворенная, улыбнулась. И вот мы с ней двинулись через поле.

Найти вход на этот раз оказалось проще. Прежде чем переступить грань, отделяющую свет от тьмы, Вельда в нерешительности замерла, и я заметил:

— Никаких летучих мышей. Или ты забыла?

Она глубоко вздохнула и последовала за мной. Лучи фонарей метались по стенам, но, похоже, ничего тут не изменилось с того, первого, посещения. Мы шли вдоль стены, перешагивая через мусор на полу, отбрасывая ногами какие-то предметы, которые со звяканьем отлетали в стороны, и старались не наступить на осколок стекла от бутылки из-под виски, что наверняка распивали тут работяги, с которыми расплачивались за труд не только деньгами, но и натурой.

Пройдя три четверти пути, мы оказались у того самого места, ради которого я и предпринял эту поездку. У груды обрушившихся некогда с потолка камней, в самой дальней от входа части пещеры. Я посветил фонариком вверх и увидел трещины в камне; затем посветил вниз, на гору камней. Все было покрыто толстым слоем грязи и пыли. Опустившись на корточки, я набрал пригоршню земли и медленно выпустил ее сквозь пальцы.

Странно, подумал я. Пыль вовсе не походила на пыль. Она была сыпучей, точно песок на пляже.

Вельда посветила мне фонариком в лицо.

Увидев, что луч на миг ослепил меня, она направила его вниз и спросила:

— Чего ты ищешь, Майк?

Я уже собрался было ответить, как вдруг прозвучал чей-то другой голос. Мужской…

— Да, Майк, скажи нам, чего ты там ищешь, а?

А вслед за этим послышался тихий металлический щелчок, и я понял: он взводит курок.

Вельда негромко ахнула и затаила дыхание.

Голос, исходивший откуда-то сзади, из тьмы, принадлежал вовсе не Сланщику. Молодой, жесткий, напряженный, он походил на голос самой смерти, и сразу становилось ясно: в любой момент в нем может прорваться убийственная ярость, и тогда его владельца не остановит ничто.

Я ответил:

— О, ты как раз вовремя, Уго.

Тон, которым были произнесены эти слова, немного умерил его пыл. Кроме того, Уго Понти не отличался большой сообразительностью.

— А ты чего, ждал меня, что ли, Хаммер?

— Но ведь у тебя тоже были цифры, верно?

— Ясное дело, были. Я ж не тупица какой. Тот парнишка, он навел меня на них.

А вот это следовало бы предвидеть…

— И ты убил его, Уго?

— Да надо было бы. Как прихлопнул его старикана. Но сотни баксов оказалось достаточно, чтоб заткнуть ему пасть. К тому же мне вовсе не хотелось, чтоб из-за такой мрази за мной гонялись легавые.

— Они все равно гоняются за тобой, Уго. Особенно сейчас.

— С чего ты взял?

— Да с того, что твой отец мертв, вот с чего. Ты убил собственного отца!

В голосе его не звучало и тени сожаления. Напротив, он, похоже, гордился этим своим деянием.

— Мой старик раскис, как гнилая груша, и окончательно съехал с катушек. Эти усатые доны корлеоне пытались жить, как раньше. А как раньше теперь не проходит, нет. Эти ублюдки хапали все подряд, даже то, что должно было по праву перейти нам. Вот и получили по заслугам.

Ноги у меня начали затекать. Но я боялся пошевелиться. Нет, надо заставить его говорить дальше.

— И вот теперь ты в большой пустой пещере, верно, Уго?

— Да. Но не один. У меня есть ты и твоя баба. И вы знаете, где спрятано мое добро.

— Но ты же сам его не нашел, верно? Так с чего взял, что именно я знаю, как к нему подобраться?

— Не вешай мне лапшу, Хаммер. Твой дружок Дули все тебе сказал. Это и ослу понятно. Он тебе сказал, и потому ты здесь.

Луч от фонарика Вельды по-прежнему светил в пол. Оба мы с ней были освещены фонарями, Уго же находился в полной тьме. И в любой момент мог уложить нас на месте. По звуку взводимого курка сложно было определить, что у него за оружие — мелкокалиберный револьвер, дробовик или же автомат. И если последнее, он уложит нас тут же, с первой же очереди.

Не произнося ни слова, я начал медленно приподниматься. Фонарь остался на полу… Надо срочно что-то придумать, должен же быть какой-то выход.

Уго сказал:

— Вот так, Майк. Правильно. Тихо, спокойно… Еще раз спрашиваю, что ты здесь искал, а?!

О, если б Вельда могла читать мои мысли! Надо действовать очень быстро и одновременно, только тогда можно спастись. Иначе мы погибли. Но я никак не мог придумать способа дать ей знать. А потому ей предстояло догадаться, подключить свое чутье и женскую интуицию. И воспользоваться тем непостижимым и необъяснимым пониманием, что порой возникает между напарниками, проработавшими вместе долго и в полном согласии.

И я ответил:

— Да ничего я не ищу, Уго. Я уже нашел.

И в ту же секунду выключил фонарик. И она, моя умница, сделала то же самое. И оба мы распластались на куче камней и земли как раз в тот момент, когда Уго вслепую выстрелил четыре раза подряд туда, где мы только что находились. И, конечно, не сразу сообразил, что промахнулся. Я же к тому времени уже успел выхватить «кольт» из кобуры, снял его с предохранителя, взвел курок и нацелился в то место, где видел вспышки от выстрелов. И спустил курок. Оглушительный грохот, который произвел при этом мой добрый старый друг 45-го калибра, эхом раскатился по пещере. Пуля, выпущенная из него, угодила в какой-то звякнувший предмет, но, похоже, никого не убила. И когда я вновь схватил фонарь и посветил им, луч вырвал из тьмы фигуру Уго Понти, нового дона, наследника трона и владений дона Лоренцо Понти. Наследник был занят тем, что шарил в грязи в поисках своего дробовика, который мой «кольт» превратил в бесполезный хлам. И когда он наконец увидел это, то испустил дикий вопль и заслонился дробовиком, словно то был щит. Я снова спустил курок, и пуля попала в металлическую казенную часть, осколки которой вонзились ему в подбородок. Уго рухнул на землю с вытаращенными от боли и ужаса глазами и судорожно хватал ртом воздух, не в силах даже кричать.

Я подошел к этому ублюдку и осветил его фонарем. Из порезанного подбородка текла кровь, тело несколько раз дернулось. Затем глаза его обрели более осмысленное выражение. Он не знал, что последует дальше, но ненависть, сочившаяся из этих глаз, была сравнима разве что с ядом змеи, от укуса которой нет спасения. Потом они остановились на пистолете, который я держал в руке. И когда я начал приподнимать его, Уго ощерил зубы, сжираемый безумным и безнадежным желанием уничтожить меня, стереть с лица земли тем или иным путем. И в то же время он понимал, что, раз я заставил его смотреть прямо в огромное темное дуло «кольта» 45-го калибра, это будет последнее, что он увидит в жизни.

Затем внезапно вся пещера осветилась. В нее один за другим вошли девять человек. Четверо полицейских в униформе, еще четверо — в штатском. Последний, девятый, был весь вывалян в грязи, и во взгляде его светилось бешенство. Я сказал:

— Привет, Гомер.

На приветствие он не ответил. Просто спросил:

— Что, черт возьми, вы натворили?

— Поймал вам убийцу, дружище, — я пнул Уго носким ботинка. — Не беспокоитесь, он пока что еще не покойник… Просто в полном внутреннем раздрызге, и, если не доставить его срочно в больницу, боюсь, что лопнет от злости. Но с головой у него вроде бы в порядке, он все помнит и заговорит. Это он убил Дули. И прикончил собственного отца.

— И, разумеется, вы можете это доказать, — саркастически заметил Гомер.

Вельда протянула ему диктофон «Сони».

— Здесь записано его признание, Гомер. Ну а уж потом, надеюсь, вы найдете его пушку 357-го калибра и тогда сможете предъявить ему обвинения по полной программе.

Гомер взял «Сони», надавил на кнопку, прослушал, затем перемотал и снова включил. Я буквально упивался этим зрелищем. И улыбался во весь рот, потому как Вельда, умница, моя девочка, все сделала как надо. Она сказала Гомеру:

— Он не видел, как я надавила на кнопку «запись», было темно… Просто решила… что, если он убьет нас, магнитофон останется, кто-нибудь его найдет, и, возможно, то будет наградой за все наши усилия.

— И припаять мне вы ничего не сможете, — сказал я Гомеру.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Лицензия у меня имеется, ее действие распространяется на весь штат Нью-Йорк. Я задержал убийцу, обезоружил его и не убил. Так что?

— Где деньги, Хаммер?

— Что, не видать?

— Если бы не деньги, ни вас, ни меня тут бы не было, — ответил он.

— Что ж, тогда почему бы вам не созвать всех своих замечательных специалистов и не обыскать все вокруг? Если найдете, все ваше. Или Дядюшки Сэма… А пока будете этим заниматься, заодно поищите милого старикана, который жил здесь. Мне почему-то кажется, что Уго добрался и до него. В горах полно мест, где можно спрятать тело. Но нескольких собак или местных полицейских будет достаточно, чтобы найти, где Уго закопал Сланщика.

И тут оно снова началось… Сказалось напряжение последних нескольких часов. Ощущение было такое, точно в тело мое вгрызается изнутри безжалостный голодный зверь. Боль, сосредоточенная в ране, стала расползаться, словно паутина, отзываясь в самых отдаленных уголках. Я медленно подошел к Вельде, положил ей руку на плечо. И она тут же догадалась, что это не просто жест, что я пытаюсь удержаться на ногах, что вот-вот перегнусь пополам от боли. В руке у меня был по-прежнему зажат пистолет. Она взяла его и сунула в кобуру под пиджаком.

Гомер не сводил с меня глаз, явно не зная, что сказать. А потому пришлось сказать за него:

— Я вам еще нужен, мистер Ватсон?

— Где вас искать?

— Не утруждайтесь. Сам с вами свяжусь, — ответил я. Обнял Вельду за талию, она обняла меня, стараясь не прикасаться к ране в боку. Копы в униформе и штатском явно не знали, как им следует поступить дальше. Но поскольку Гомер не пытался нас остановить, расступились и дали пройти, освещая при этом дорогу фонариками.

Вельда спросила:

— Ты в порядке?

Я покачал головой.

Мы подошли к машине. Она отворила дверцу и усадила меня, потом села сама за руль. Вопросительно взглянула на меня, и я сказал:

— Надо… получить анализы крови. Потом поедем… в суд, за лицензией. Можем еще успеть, если будешь ехать быстро.

По пути она сделала всего одну лишь остановку. Я пытался отговорить ее, но она все равно притормозила у автозаправки, купила пакетик крекеров и протянула мне. Я принял пилюлю, заев ее крекером, но, похоже, опоздал. Боль все разрасталась, и лишь когда мы подъехали к Олбани, немного утихла.

Клиника оказалась по пути, и мы забрали результаты анализов. Ни у нее, ни у меня не было выявлено никаких постыдных заболеваний. Мы и в отдел выдачи лицензий успели — правда, всего за несколько минут до закрытия. Получили брачную лицензию, заплатили положенную сумму и вышли на улицу.

Давным-давно я не видел Вельду такой счастливой.

А во рту у меня появился привкус горечи, и дышать стало трудно. Вельда косилась на меня уголком глаза, потом приложила ладонь ко лбу и воскликнула:

— Черт, да у тебя же жар!

Я закрыл глаза и открыл их, только когда машина остановилась. Затем проехала еще немного. Вельда распахнула дверцу и буквально втащила меня на себе в какую-то комнату с кондиционером, где уложила на матрас с подушкой. Я чувствовал на себе ее руки. Но не понимал, что они делают, потому что мозг мой погрузился в какое-то полусонное состояние, довольно, впрочем, приятное, поскольку боли я больше не чувствовал.

Были лишь голоса. О, вечно эти голоса… Знакомые и незнакомые, громкие и почти угрожающие, но среди них постоянно присутствовал голос Вельды, и звучал он повелительно и строго, и немного спустя все эти чужие голоса стихли.

Я проснулся и почувствовал, что голоден как волк. Пытался вспомнить хоть что-то, но боль — не того рода опыт, что откладывается в памяти. В боку покалывало, и при глубоком вдохе снова появлялись резь и жжение. Не успел я и пальцем пошевельнуть, как ко мне подскочила Вельда, села и взяла за руку. Потом появился Ральф Морган, отвел ее руку, начал щупать у меня пульс. Прошло с полминуты, и он удовлетворенно вздохнул. Я, как ни странно, был еще жив.

Он спросил:

— Ну, герой, как себя чувствуешь?

— Хреновато. Но при этом почему-то страшно хочется есть. Какой сегодня день?

— Пятница.

— А число?

Он сказал. Неудивительно, что я испытывал такой зверский голод. Оказывается, я провалялся в отключке целых четыре дня.

— Чем кормили? — Меня так и разбирало любопытство.

— Может, тебе неприятно будет знать, но кормили через трубку, питательным раствором. Ладно, лежи тихо, сейчас попробуем запихнуть в тебя что-нибудь более существенное. И совсем немного, иначе вырвет.

— Вырвет… — с отвращением произнес я. — Хорошее слово, очень приятно слышать, особенно перед едой.

Морган хмыкнул и осмотрел рану. Повязку можно было не менять, и я очень обрадовался этому обстоятельству. Оказывается, как только я очнулся, Вельда побежала готовить мне завтрак. И вот он на подносе передо мной. Одно-единственное яичко всмятку и чашка с теплым молоком, в котором, ровно посередине, элегантно плавает кусочек тоста, намазанный маслом и посыпанный сахарным песком.

Бывают в жизни моменты, когда жаловаться бесполезно. И я позволил Вельде покормить себя с ложечки яйцом, затем съел половинку тоста, выпил несколько ложек теплого молока и, почувствовав, что устал, отвернулся. Есть больше не хотелось. Я закрыл глаза и погрузился в сон.

Пилюли были больше не нужны. Мой добрый и заботливый врач уже вколол мне обезболивающее.

Не помню, сколько раз я просыпался и ел. Но с каждым разом чувствовал себя все более окрепшим и более голодным. Порой сквозь обволакивающий меня туман вполне отчетливо слышались голоса, но мозг отказывался узнавать их. Я знал, что с меня сняли бинты, чувствовал, как меня мыли и переодевали, ощущал прикосновения рук Вельды, когда она брила меня. Она как раз заканчивала подстригать мне волосы, когда я открыл глаза с твердым убеждением, что и на сей раз выбрался из черной аллеи.

Вошел Ральф Морган. Губы его расплывались в улыбке. Чисто рефлекторным жестом пощупал пульс и спросил:

— Ну-с, как наше самочувствие?

— Для соревнований в беге пока что не гожусь, а так ничего, — ответил я. — Что со мной было?

— Стресс. Самый типичный стресс. Продолжаешь играть в свои игры, словно тебе двадцать пять, Майк. Но это уже давно в прошлом. Ты был серьезно ранен и не прислушивался к моим рекомендациям. И тебе вовсе не обязательно было получить столь серьезную рану, чтоб свалиться, как бревно. Тяжелейший стресс привел к тем же результатам. — Он укоризненно покачал головой с таким видом, точно я был малым ребенком. — Мало того, пребывая в таком состоянии, ты еще пытался жениться.

— Пытался? — тонким и жалобным голоском переспросила Вельда.

— Само это слово подразумевает провал, неудачу, — объяснил доктор Морган. — Если люди говорят, что вы пытались преодолеть препятствие, стало быть, это вам не удалось. Вы или делаете это, или нет. А попытки, знаете ли… попытки, они не в счет.

Я сказал:

— Знаете что, доктор, такой разговор приведет лишь к новому стрессу… — и подмигнул Вельде.

Она подмигнула в ответ.

Прошел еще день, прежде чем я стал вставать с постели. Меня так и шатало, точно новорожденного теленка, но, приняв душ, я сам оделся и самостоятельно прошелся по комнате. До сих пор никто не говорил, что же ждет меня дальше. Вельда и доктор Морган прежде всего хотели убедиться, что я действительно пошел на поправку. И вот, не спеша выпив чашку горячего кофе, я спросил:

— О'кей… Что же произошло потом?

* * *

В здании суда имелся совсем крохотный зал для проведения пресс-конференций, мест на двадцать, не больше, и он был забит до отказа. Меня представили всему персоналу специального бюро расследования, но я, едва заслышав имя, тут же забывал его. Для меня имело значение лишь присутствие Гомера Ватсона и еще какого-то крупного начальника, сидевшего рядом с ним во главе стола.

Обошлось, что называется, без предисловий. Никто не зачитывал мне моих прав, но я на это и не рассчитывал. Не того рода это был допрос. Звали начальника Остин Банджер, и он уже дважды успел побывать сенатором своего родного штата. Газетчики прозвали его цепным псом американской экономики. Хватка у него была достаточно крепкая, чтоб вырывать изрядные куски из какой-нибудь сомнительной правительственной программы, и еще он умудрился упечь за решетку двух промышленных магнатов — за то, что ободрали народ как липку. И все его за это дружно ненавидели.

Добропорядочные граждане презирали, недобропорядочные были готовы разорвать в клочья.

Теперь же он избрал своей мишенью меня.

— Скажите, мистер Хаммер, вы знаете, почему вы здесь?

Из-за стресса — вот и все, что я знал. А потому ответил:

— Лучше скажите сами, мистер Банджер. — Он уловил в моем голосе странные нотки, но вызов тем не менее принял. Немного поерзал в кресле и тут же показал, что называется, зубы. Руки его лежали на столе, блеск в глазах казался каким-то неестественным.

— Надеюсь, вы понимаете, что нам ничего не стоит засадить вас за решетку лет эдак на двадцать?

Я ответил одним коротким словом, и физиономия его побагровела.

— Не советую играть со мной в такие игры, мистер Хаммер.

— Тогда объясните нормально, в чем дело. У меня нет времени для пространных бесед.

Тут на помощь ему пришел Гомер. Эта крыса, живущая одними дензнаками, знала им счет лучше, чем он.

— Послушайте, Майк… мы пригласили в эту пещеру на территории Гарриса целую команду экспертов. И пещера оказалась пуста.

— Я и сам знаю.

— Но Уго Понти рассказал нам о следе, который оставил ваш друг Дули.

— Этот след никуда не ведет, Гомер.

— Как это прикажете понимать?

— Дули просто подшутил над вами.

— Но вы же были его другом, мистер Хаммер! Стало быть, он и вас обманул?

— Нет… Я был лишь передаточным инструментом! Чтобы до вас наконец дошло, что вас кинули, ясно? Дули ловко водил всех за нос, вот и все. По общепринятым меркам, он был лишь маленьким человеком, больше никем. И ему не нравилось, как поступила с ним жизнь и система, вот и решил отомстить. Сыграть над вами злую шутку.

— Но эти миллиарды долларов действительно существуют! — Ватсон произнес это таким тоном, точно деньги лежали у меня в кармане.

— Не будьте идиотом, Гомер. Неужели вы думаете, что мафия упустит такой крупный куш?

— Если бы Лоренцо Понти был жив…

— Но он мертв, Гомер, — напомнил ему я. — И все семьи по-прежнему активно занимаются своим черным делом. Они по-прежнему имеют штаб-квартиры в каждом крупном городе. Они продолжают контролировать рэкет и осуществляют сделки с наркобаронами из самых разных уголков мира. И деньги по-прежнему текут к ним рекой, и, хотя время от времени налоговые службы отщипывают от этого куска по крошке, основные их капиталы остаются нетронутыми и хранятся в местах, о которых известно только членам кланов.

— Вы вообще на чьей стороне, Хаммер? — перебил меня Остин Банджер.

— Да не валяйте вы дурака! Я самый обычный человек. И мне вовсе ни к чему становиться на чью-либо сторону.

Они сидели передо мной, точно марионетки, которых дергают за ниточки. И я ничуть их не боялся. Черт, я даже стресса никакого не испытывал. Они пытались, но не сработало. Я поднялся со своего места и решил схамить — так, самую малость. Расстегнул пиджак и поддернул брюки, чтоб они видели пустую кобуру от моего 45-го. Сам «кольт» находился в машине, но этим жестом я как бы сделал заявление. И потом, ведь тут был штат Нью-Йорк, а не Вашингтон. Денежные крысы, похоже, были совершенно ошарашены. Вероятнее всего, это было самое короткое из слушаний, в котором им доводилось участвовать.

Глава 11

Сланщика нашли собаки. Его тело было сброшено в старый, выложенный камнем колодец, что находился неподалеку от главного дома. Сверху дыру прикрывали куски полусгнившего дерева и ветки, а также насыпана земля и навалены камни. Сбоку, возле виска, зияла глубокая рана, все лицо залито кровью. Тело было привязано к старой пустой канистре из-под бензина, которая плавала там же, в колодце.

Хорошее, вполне надежное место для того, чтобы спрятать труп, если, конечно, его никто не будет искать. Особенно с собаками. И для убийцы было бы еще лучше, если б это тело оказалось действительно мертвым.

Но Сланщик не ушел в мир иной. Удар дубинкой, который нанес Уго, едва не прикончил его, но он был жив. Череп пробит, однако рана оказалась несмертельной, и врачи обещали выздоровление. И нашему Сланщику еще предстояло прожить отпущенный ему Господом срок.

Никакой особенной коммерческой выгоды уничтожение старых строений Гарриса не сулило. В дело вступили власти и снесли все подчистую — в надежде разыскать те самые миллиарды долларов. Все сравняли с землей, осмотрели и перевернули каждый камень, саму землю прочистили граблями и прошлись по ней с детекторами, позволяющими определить наличие металла. Но добычей были лишь проржавевшие консервные банки, старые цепи с грузовиков «Мак» да огромная гора прочего железного хлама.

На одни эти поиски угрохали целое состояние.

Но само состояние так и не нашли.

Однако они пытались. Хорошее все же словечко — пытались. Оно означало, что их постигла неудача.

Вельде и мне разрешили навестить Сланщика в больнице Олбани. Он выглядел таким маленьким и жалким, лежа в постели. На голове повязка, на одной стороне челюсти — огромный синяк. Но стоило ему увидеть нас, как губы тотчас же расплылись в улыбке, и он хрипло и еле слышно прокрякал:

— Привет!..

Я сказал:

— Врачи обещают, что вы скоро будете на ногах. Вам здорово повезло, вы это понимаете?

— Да уж, попал в переделку… досталось мне, черт побери, — пробормотал он.

— Как он до вас добрался? — спросила Вельда.

— Как-как… Очень просто, выскочил, как черт из коробки, вот и все. Я как раз шел по дороге, хотел поймать на шоссе машину и добраться до города… — Он глубоко вздохнул, потом продолжил: — И вдруг на тебе, он! Как выскочит! Даже «здрасьте» не сказал. Ударил чем-то по башке, а дальше я ничего не помню.

— А вы его узнали, Сланщик?

В знак подтверждения он качнул головой.

— Эти копы… у них была его фотография. Точно он, я сразу узнал. А вы знаете, кто он такой?

— Да, знаем.

— И что с ним было дальше?

— В настоящее время он содержится в следственном медицинском изоляторе, здесь, в Олбани. И полиция его охраняет, — я ухмыльнулся во весь рот. — Так что бояться его больше нечего, против него выдвинуто обвинение в убийстве первой степени. Плохи его дела…

— Это хорошо… — пролепетал Сланщик.

— Ну а вы что будете делать? — спросил я.

— Вы хотите сказать, когда меня выпишут?

Я кивнул.

— Даже не знаю… Видел по ящику, как они разрушили мой дом и вообще все.

— Ну а если кто-нибудь выстроит там новый, согласитесь присматривать за ним, как раньше?

— Кто ж это выстроит-то?

— Терпение, мой друг, терпение. Подождите… Вот поправитесь, а там поговорим, о'кей?

— Ясное дело.

Мы пожали ему руку и вышли из палаты. На всем пути к лифту я чувствовал на спине его взгляд.

Спустившись вместе со мной вниз, Вельда спросила:

— Ну что, струсил, Майк? Пошел на попятную?

— Анализы крови у нас имеются, брачная лицензия — тоже. Теперь надо бы найти кого-нибудь, кто помог бы завязать последний узелок.

Она остановилась и сжала мне руку.

— Хочешь снова кинуть меня, да, Майк?

— Да перестань, котенок. Я все время думаю об этом, ты же знаешь.

— Майк…

— Не так давно ты сама согласилась, что сперва надо довести дело до конца. Или забыла?

Она не рассердилась. Она вновь превратилась в моего напарника, понимавшего, что дело — прежде всего. И что отговорить меня ей никогда не удастся.

На губах ее медленно начала появляться улыбка. И она вовсе не казалась мрачной. Улыбка говорила о том, что моя Вельда все понимает и готова идти со мной до конца.

— О'кей, босс, — сказала она.

Разве можно бросать начатое дело?.. Я смотрел на ее прелестное личико и изумлялся тому, как это в Голливуде могли прошляпить такую красотку. Одета она была, как подобает конторской служащей, но даже этот сдержанный и скромный наряд не мог скрыть соблазнительных очертаний фигуры, и я понял, почему клиенты, завсегдатаи всяких там ресторанов и просто молодые люди на улицах всегда поглядывают на меня с завистью.

Я сказал:

— Идем, малышка, куплю тебе чего-нибудь сладенького.

Вельда осталась в машине за углом, а я вошел в магазин. Продавец одарил меня сладчайшей из улыбок, которую приберегал для клиентов, готовых вступить в законный брак, хотя как он распознавал их, для меня так и осталось загадкой.

Я сказал:

— Мне нужно золотое кольцо с бриллиантом в два карата, ну и, возможно, изумрудом. Самого лучшего качества, и, когда вы покажете его мне, я попрошу у вас лупу, убедиться, хорош ли камень. Плачу чеком, могу предъявить документы. Как считаете, справитесь с этой задачей?

Улыбка не покидала его лица. Он кивнул и зашел за прилавок. Я видел выставленные под стеклом вещи, но мое кольцо он достал не оттуда, а из небольшого ящичка, который отпирался отдельным ключиком, и где находился этот самый ящичек, я не видел. Пальцы открыли маленькую коробочку, и там, на черном бархате, сияло обручальное кольцо. Он подал мне лупу и следил за тем, как я изучаю камень. Потом я вернул кольцо в коробочку и заметил:

— Очень мило…

— И очень дорого, — сказал он.

— Тысяч пятнадцать, полагаю? — осведомился я.

— Абсолютно точно. Вообще-то оно стоит на пятьсот дороже, но я, учитывая все обстоятельства, могу уступить именно за эту сумму.

Если уж играть в игру, то надо прежде всего получать от нее удовольствие. После того как я выписал чек, на банковском счету у меня осталось всего две тысячи баксов. Однако по счетам следует платить, к тому же через неделю я рассчитывал поправить свое финансовое положение.

Я достал водительские права и протянул их ему вместе с чеком. Он переписал значившийся на документе номер, предварительно сверившись с фотографией и убедившись, что на ней изображен именно я. Затем протянул мне коробочку, которую его помощник уже успел изящно и аккуратно упаковать.

Когда я убирал карточки и права в бумажник, он заметил удостоверение частного сыщика, выданное в штате Нью-Йорк, и так и впился в меня взором.

— Вы же Майкл Хаммер… Тот самый, кто задержал гангстера в пещере старины Гарриса, верно?

— Ну, каждый должен кем-то быть, — неопределенно ответил я.

— А знаете, вас показывали по телевизору. Совсем недавно, перед тем как вы зашли.

— Да будет вам. Никаких съемок в пещере Гарриса не велось.

— Я не об этом. Вас разыскивает полиция.

— За что?

— Что-то случилось… Они не сказали, что именно, но вас просили срочно позвонить в полицейский участок. И спросить там… э-э… мистера Холмса?..

— Мистера Ватсона.

— Да-да, именно, можете позвонить прямо от меня.

Телефонная книга мне не понадобилась. Номера пожарных и полицейских служб напечатаны на специальных полосках бумаги, которые приклеивают к аппарату, и я набрал самый первый номер. И попросил соединить меня с Гомером Ватсоном, а также назвал свое имя. И стал ждать, когда меня свяжут с ним. Он говорил со мной из машины по радиотелефону. Спросил, где я нахожусь, и сказал, чтоб я ждал в машине и что он скоро подъедет.

Вельда увидела меня и выскочила навстречу. И начала было:

— Знаешь, по радио передавали объявление, чтоб ты…

— Знаю. По телевизору тоже. Весь этот город просто опутан системами связи.

— А в чем дело?

— Понятия не имею. Знаю лишь одно: Гомер Ватсон едет сюда. Так что залезай обратно в машину.

Мы уселись, и она спросила:

— А куда ты ходил?

— Купить тебе конфетку, котенок. — Я вынул из кармана коробочку и протянул ей. Секунду-другую она недоуменно смотрела на нее — ведь конфеты так не упаковывают. Существует лишь одна на свете вещь, размеры, форма и вес которой на весь мир возвещают о том, что может храниться в этом сверточке. И вот она, словно тигрица, разорвала ногтями изящную обертку и выхватила из вороха тонкой бумаги заветную коробочку. Несколько секунд смотрела на нее, потом взглянула на меня, и этот взгляд не предвещал ничего хорошего в случае, если я вздумал над ней подшутить. А потом наконец открыла.

На сей раз поцелуй показался совсем иным на вкус. В нем сквозили новизна, полное упоение, пыл, который можно испытать пожалуй что раз в жизни, полное удовлетворение, страстная радость, что долгие ожидания в конце концов сбылись и мечта готова превратиться в реальность. Губы у нее были мягкие и влажные, и еще — страшно соблазнительные и голодные, а потому оторваться от них было не так-то просто. Но я все же оторвался — под предлогом, что должен надеть ей кольцо на пальчик. Оно оказалось немного велико, но Вельду, похоже, это ничуть не расстроило. И ее карие глубокие глаза продолжали ласкать меня взором, а потом вдруг немного затуманились — от слез, которые склонны проливать женщины в моменты, подобные этому.

Гомер Ватсон подъехал и грубо вернул нас к реальности. Выскочил из машины и перебрался в нашу, на заднее сиденье.

— Жаль, что вы не оставили мне своих координат. Мы вас повсюду ищем, прямо с ног сбились.

— Черт, я же не под арестом.

— Гораздо хуже, Хаммер! Вам грозит смертельная опасность.

— Что такое? Снова здорово?

— О, на этот раз совсем не то, что вы думаете.

В голосе его звучали странные нотки, а взгляд так и обшаривал улицу. Наконец, убедившись, что там вроде бы все чисто, он обернулся ко мне и сказал:

— Уго Понти сбежал. Еще прошлой ночью, и его до сих пор не нашли.

— Как же так, Гомер? Ведь его охраняла полиция. Что случилось?

— Настоящая военная операция, вот что случилось. Точных цифр у нас пока что нет, но предположительно в ней было задействовано как минимум восемь человек. Они напали на охрану, разоружили, оборвали все телефонные провода, потом затолкали весь медперсонал в одну комнату и заперли их там. А потом освободили Уго. У них с собой были такие специальные кусачки, и они сняли с него наручники, приковывающие к кровати. Потом натянули поверх больничной пижамы какие-то тряпки и… след простыл.

— Но ведь у Уго Понти вряд ли имелись там контакты на таком уровне, — заметил я. — Сомневаюсь, чтоб даже в Нью-Йорке это ему удалось.

— И тем не менее удалось. Впрочем, вы правы. То были совсем не люди Уго.

— О'кей, тогда кто же?

— У мафии длинные руки, друг мой. Лоренцо Понти был в тех местах королем. И местные гангстеры решили выразить ему тем самым уважение в благодарность за то, что он для них делал, и организовали освобождение наследника.

— Вы уверены?

— Совершенно. Двоих мерзавцев опознал один человек… из тех, кого они заперли в комнате. Нам он, конечно, рассказал, но официальным его заявление быть признано не может. К тому же некоторые тамошние копы слышали кое-какие разговоры на улице. Теперь, когда долг дону Лоренцо отдан, угроза вам исходит вовсе не от местной мафии. Нет, от самого Уго… он совершенно взбесился. Ему нужны только вы, и, судя по тем угрозам, что он высказывал в ваш адрес чуть раньше, он не успокоится, пока не достанет вас.

— Но что вы хотите, Гомер?

— Я хочу, чтоб вы остались живы. По крайней мере, до тех пор, пока мы не заполучим те деньги.

— Иными словами, вы все еще думаете, что я знаю, где они, так?

Он не ответил. Но я понял, что именно так он и думает. И сказал ему:

— Допустим, Гомер, эти миллиарды действительно у меня. Но как о том узнают другие и чем это можно доказать?

— Вы скажете только мне, Хаммер…

Я медленно кивнул.

— Так, стало быть, мне придется изображать из себя миллиардера, да?

Глаза его сказали «да».

— Тогда «форд» следует срочно поменять на «БМВ» или же на «мерседес», затем я должен переехать в апартаменты на Пятую авеню… — Я сделал паузу, мысленно смакуя эту картину. — И воспользоваться услугами пары охранных агентств.

Вельда хихикнула, Гомер подозрительно покосился на нее. Она заметила:

— Знаешь, тогда тебе, пожалуй, следует избавиться от этих «Хаш паппиз» и прочих тапочек на мягком ходу и обзавестись хотя бы маленьким пистолетом.

Настал мой черед смеяться.

— Вот что я вам скажу, Гомер. Никакой мафии я вовсе не нужен. Им нужны деньги, и до тех пор, пока я не покажу, где они, мне ничего не грозит. И если старое доброе Министерство финансов США или же налоговое управление и прочие шуты гороховые считают, что ключ у Хаммера, им следовало бы охранять меня, как Форт Нокс.

— Но в таком случае нам никогда не схватить Уго. Зная его характер, следует ожидать, что этот тип не успокоится до тех пор, пока не прикончит вас. Или же Вельду.

Тут меня так и пробрал озноб. И в боку снова заныло. Сначала где-то в центре, потом боль начала распространяться вширь. Впечатление было такое, точно в едва зажившую рану кольнула стрела с кремниевым наконечником, но глубоко не вонзилась, а потому боль не успела разрастись до такой степени, чтоб нечем стало дышать.

Вельда заметила, что я изменился в лице, и поняла, что происходит.

Гомер нахмурился и сказал:

— Ну-с, и каковы же ваши планы?

Я знал, что должен делать. Слишком долго игнорировал этот факт, но теперь знал. И ответил:

— Я возвращаюсь в город, мистер Ватсон. Здесь мне больше нечего делать.

— Можем дать вам сопровождение из машин, без специальных опознавательных знаков. Одна спереди, другая сзади.

Вельда опередила меня:

— О, это было бы просто замечательно, мистер Ватсон! — Потом она вопросительно покосилась на меня, и я кивнул в знак согласия.

— Я позвоню капитану Чамберсу. Наша команда будет эскортировать вас до границ города, а уж там его люди проводят до самого дома. Вы не возражаете?

— Ясное дело, нет. — Я медленно несколько раз втянул ртом воздух, и боль, похоже, немного утихла. — Но… не кажется ли вам, что вся эта кооперация… э-э… двух различных департаментов выглядит несколько странно?

— Возможно, но она необходима. К тому же так легче отчитываться. Тем более что сумма, о которой идет речь, требует… э-э… особого подхода.

— Бред это все и дерьмо собачье! — буркнул я. — Для вас самое главное сумма, не человек.

* * *

Вельда вела машину со скоростью чуть большей, нежели была обозначена на знаках. Машины без опознавательных знаков, наш конвой, услужливо сворачивали следом; дважды их, чтоб разрядить монотонность и усыпить бдительность тех, кто мог бы следить за нами, сменяли простые грузовики и пикап. Водители всех машин общались между собой по радио, и, услышав, что к сопровождению подключились люди Пата, я испытал облегчение. Другие машины словно испарились, и мы без всяких приключений добрались до моего дома. Билл Рааб был на дежурстве. Завидев нас, тут же смекнул, что что-то происходит, но вопросов задавать не стал. Когда мы поднялись наверх, Вельда позвонила доктору Моргану и попросила его приехать как можно скорей. Входная дверь у меня была огнеупорной — металлическая и с надежными замками, а потому я отказался от наружной вооруженной охраны. Но Пат все же настоял и оставил внизу, в холле, детектива в штатском — в компании с Биллом Раабом, чтоб тому было не скучно. К тому же через определенные промежутки времени дом должны были объезжать патрульные машины.

Вельда не была по натуре своей женщиной истеричной. Нет, она тут же приступила к делу. Залезла в мой маленький сейф и извлекла оттуда три автоматических пистолета, которые разложила в самых удобных, с ее точки зрения, местах, чтоб были под рукой. Я позволил ей позабавиться немного, а сам тем временем влез в ванну, полную теплой воды, и стал отмокать, смывая боль, точно грязь. Затем вылез, обтерся полотенцем, оделся, и тут как раз прибыл мой добрый доктор.

На лице его читалось отвращение. Мы почти не разговаривали, пока он осматривал мои раны, что-то записывал в блокнот, потом сменил повязку и пошептался о чем-то с Вельдой, уведя ее в другую комнату. Затем вернулся и сказал:

— Жить будешь. А вот сколько именно, зависит только от тебя. Общее состояние неплохое, но могло быть куда как лучше. Эти раны могут в любой момент открыться. Того гляди откроются. И знаешь, мне надоело читать тебе проповеди, Майк… Это бесполезно. Ты помог мне в свое время, за что я тебе страшно благодарен, а вот для себя ничего не хочешь сделать. Надеюсь, ты не одержим манией смерти?

— Да вроде бы нет.

— Тогда почему бы тебе не удалиться от дел?

— От каких, дружище? Я же сам себе хозяин. Разве можно в этом случае выйти на пенсию?

Доктор взглянул на Вельду, та пожала плечами.

— Когда все это кончится? — спросил он меня.

— Когда кончится, тогда и кончится, — ответил я.

Три дня пролетели, словно в сладком сне. Я ел, спал, смотрел по «ящику» прогноз погоды и засыпал на середине фильмов. Вельда тихо, как кошка, расхаживала по квартире, поддерживала чистоту, отвечала на телефонные звонки. Через положенные промежутки времени я принимал лекарства, которые она давала, и начал подозревать, что Ральф Морган подсунул мне какие-то волшебные снадобья, позволяющие сохранять полное спокойствие души и тела. Ни лишних людей, ни шума, и вот наутро четвертого дня я проснулся и понял, что вернулся к реальности. Голова не кружилась, в боку ничего не ныло, а прикоснувшись к повязке, я почувствовал под рукой что-то мягкое и ничего более. Я окончательно проснулся, был полон сил и чувствовал себя просто замечательно.

Вельда наблюдала за мной и ждала. В постели я есть не стал. Сел к столу и принялся за завтрак. Все витамины и калории были, что называется, на месте, но порция показалась огромной. Что-то такое случилось с аппетитом. За это время я привык есть помалу, но часто.

На пальце у нее сверкнуло мое кольцо, и я почувствовал, что быть женатые — это вовсе не такая уж катастрофа.

Похоже, эта девочка действительно умела читать мои мысли. Нарочно взмахнула рукой с бриллиантом у меня перед носом и улыбнулась. Потом велела мне побриться и принять душ. Чуть раньше звонил Пат, он должен появиться где-то через час.

Что-то опять случилось.

* * *

— Да нет, чистой воды слухи, — сказал Пат. — Просто люди болтают на улице. Никаких документальных подтверждений, ничего. Но я своему источнику доверяю.

— Хорошие новости?

— Для тебя — да. Банда из Олбани, которая вызволила Уго из тюремной больницы, узнала, что это он пришил своего отца. Главарь банды был тесно связан со стариком Лоренцо, именно поэтому и оказал услугу сыну. Но теперь, узнав, что это Уго спустил курок, пребывает просто в бешенстве. И Уго приказано убрать любой ценой. Его, что называется, заказали. Подключились и другие кланы, знавшие Лоренцо, и на сей раз Уго не выкрутиться.

— А они знают, где он?

— Нет. Пока что еще ни разу не высовывал носа. Но будь уверен, его труп не станут заливать жидким бетоном где-нибудь на стройке в Джерси. Смерть Уго должна стать примером другим.

— Он уже им стал, Пат. И до сих пор на свободе.

— Кланы усилили наблюдение, раскинули свои сети по всему Нью-Йорку. Они скорее пришьют его на месте, чем станут охотиться за деньгами.

— Какими деньгами, Пат? — с самым невинным видом спросил я.

— Да перестань, Майк! — Он поднялся из кресла и прошелся по комнате. — Вообще ничего хорошего ему не светит. Схватит полиция, отправится в тюрьму. Но, думаю, его там прикончат раньше, чем он попадет на электрический стул. Сохранить его в живых до суда будет еще сложнее, чем найти.

— Ну а какую сеть раскинул ты?

Пат выглянул из окна.

— Все выезды из города контролируются. Местная полиция и феды прочесывают окрестности Олбани, но думаю, что его там давно след простыл, ходят слухи, что глава той банды дал ему десять тысяч баксов и незасвеченную машину с нормальными номерами, так что транспорт у него имеется.

— А у тебя эти номера имеются?

— Нет. Есть кое-какие сведения, тоже из надежного источника. Ждем, когда глава местной банды раскиснет и даст дополнительную информацию. Тогда можно будет объявить «СВП»[20].

— Но они никогда не сдают своих легавым, Пат.

— Может, на этот раз и сдадут. — Он обернулся и посмотрел, как я допиваю вторую чашку кофе. — И все они знают о тебе, Майк. Думаю, они даже наняли каких-то исследователей-историков, потому как среди членов кланов муссируются слухи о нашей с тобой дружбе с Дули. Меня уже два раза вызывали на ковер и требовали объяснений. Но что я мог сказать? Если б мы имели дело с законным бизнесом, тогда все складывалось бы иначе. Но деньги мафии неуловимы, точно блуждающий огонек. Есть и в то же время вроде бы их нету. Пользы не приносят никакой, а мафия знай продолжает заколачивать новые бабки. Никто вроде бы ничего не знает, и в то же время всем известно, что где-то хранятся в коробках эти миллиарды. Точно динамит… Стоит наткнуться на них — и такая начнется бойня!

Я сказал:

— Давай ближе к сути, Пат.

Он подцепил кресло ногой, пододвинул, уселся.

— Просто хочу, чтоб ты сказал мне правду, Майк. Никакие домыслы больше не принимаются. Как это говорил Джек Уэбб: «Мне нужны только факты».

— О'кей. Ты их получишь, Пат.

— Что, действительно где-то спрятаны такие громадные бабки?

— Дули шепнул, что да.

— Это не ответ, Майк.

— Это все, что он успел мне сказать.

Пат глубоко вздохнул. Секунду-другую смотрел в потолок, потом спросил:

— И ты знаешь… где?

— Нет.

Пат был копом, а потому морочить ему голову не имело смысла.

— Но ты думаешь, что знаешь, где они могут быть?

— Как раз изучаю эту проблему, приятель.

— И к какому же пришел выводу?

— До сути пока что еще не добрался. Но, по крайней мере, мы твердо знаем одно: никто эти деньги еще не нашел. Полагаю, ты уже успел обшарить все склады в штате и связаться с охотничьими клубами, чтоб тамошние люди подсказали, где находятся еще какие-то пещеры в горах, верно?

— В том числе и это. Феды просто землю роют копытами. Целиком сосредоточены на поисках клада. И если Уго попадется им в лапы, то будет просто счастливая случайность… — Он побарабанил пальцами по подлокотнику. — Скажи-ка, Майк, а ты мог когда-нибудь представить, что наш Дули способен отколоть такой номер, а?

— Помнишь, как он надул тех патрульных? Заставил их поверить, что за спиной у нас целая армия.

— Ну, тогда мы были молоды. И шла война.

— Все это так, Пат. И тем не менее…

Пат глубокомысленно кивнул и после паузы заметил:

— Мои полномочия не распространяются за пределы этого города, Майк. Но ты у нас человек свободный. И наверняка уже придумал какой-то план. Или сразу несколько. И можешь начинать по ним работать. Я прав или нет?

— Ну, скажем, близок к истине.

— Меня берешь или нет?

— А ты хочешь?

— Да нет, не очень. Но подозреваю, что захочу, как только ты намекнешь, хотя бы словечком.

Подавшись вперед, я пристально смотрел на него. Я не собирался морочить Пату голову или мешать его работе, и он это знал. Мы снова были вместе на вражеской территории, и численное преимущество было на стороне противника. Который к тому же мог бесследно затеряться в цивилизованных джунглях большого города…

И я сказал:

— Просто побудь у телефона, Пат. Я позвоню… в нужное время.

* * *

Нью-Йорк и небо над ним снова стали серыми. От Гудзона тянуло холодным ветерком, с мостовых вздымались бурунчики пыли и били прямо в лицо — так, что город можно было почувствовать еще и на вкус и запах. И, надо сказать, они были довольно противными. Ничего общего с ароматами, витавшими над округлыми склонами гор. Там пахло деревьями, зеленью, цветами, и стекла окон не вибрировали от уличного движения, и смрадные выхлопные газы не висели в туманном воздухе. А сам воздух был прозрачен и чист. Нет, кислотные дожди все же затронули вершины горных сосен, но эта мерзость зародилась не здесь, а где-то в промышленных центрах, вдалеке от сочной зелени листвы настоящего Нью-Йорка. Вернее — той его части, которую принято называть теперь Норт Кантри.

Выехать из города без «хвоста» особой проблемы не составляло. Чтобы убедиться в его отсутствии, я проделал серию своих классических мелких уловок и выехал на автомагистраль, что называется, чистеньким. У объезда возле Миддлтауна я заметил ресторанчик и запарковался рядом, на автостоянке. И какое-то время сидел и наблюдал за потоком движения. Остановились лишь две машины — в каждой семья с кучей детей. На одной были номера штата Пенсильвания, на другой — Онтарио.

Итак, все чисто. Мы заперли машину, прикрыли лежавшие на сиденье два мобильных телефона старой курткой цвета хаки. Встроенные радиотелефоны вышли теперь из моды. А ради такого аппаратика, как у нас, какой-нибудь вандал мог вполне забраться в машину. Затем мы прошли в ресторан и заняли столик у окна, откуда было удобно наблюдать за движением по шоссе №87.

Подняв глаза от тарелки с овсянкой, Вельда спросила:

— Когда ты наконец объяснишь, что происходит?

— Мы едем за деньгами, куколка.

— И что ты собираешься с ними делать?

— Да ничего. Просто найти, и все.

— И ты точно знаешь, где они?

Я усмехнулся.

— Думаю, да. — Глаза ее сузились, она нетерпеливо ждала продолжения. Я покачал головой. — Тебе будет неприятно, когда я скажу.

— Почему это?

— Потому что там полно летучих мышей.

Уголки ее рта нервно дернулись, и она сказала резко:

— Прекрати, Майк. — Потом вдруг глаза ее оживились. — Ты хочешь сказать, мы возвращаемся в пещеру старины Гарриса, да?

— Дули неспроста дал координаты, котенок. Он знал, что делает.

— Но в этой пещере успели перебывать сотни экспертов и ничего не нашли!

— Не те были эксперты, — сказал я. — Не по той части. Им только казалось, что они все делают правильно.

— Так в чем же ошибка?

— Широта и долгота указывают точное местоположение. Даже в открытом море ты можешь отыскать точку площадью два квадратных фута, если у тебя имеются надежные локационные приборы. Ты даешь мне цифры, я определяю, где находится это место… Если, конечно, знаю, как пользоваться этими приборами.

— Но ведь ты дал им цифры! Те, что были вырезаны в лодке Дули.

— Однако не поделился тем, что сказал мне сам Дули. Он «поменял дорожные знаки», и стрелка указывала в противоположном направлении. И система координат сходилась в центре большой пещеры. А там ничего не было. Мало того, само это место, о котором говорил Дули, располагалось вовсе не в центре, а в дальнем конце.

— Откуда ты знаешь? У тебя же не было с собой приборов.

— Я понял это, услышав, что сказал один из федов, у которого как раз были такие приборы. Он сказал, что все это выдумки и бред старого безумца, сильно обиженного на власти. Одна болтовня и ничего больше.

— А ты сам так не думаешь, да, Майк?

— Я верю Дули, малыш.

— Что ж, тогда поехали.

В районе Олбани мы сделали две остановки, а уж затем направились за город, и я нашел пункт по сдаче напрокат садового инвентаря. И объяснил управляющему, что мне нужны мини-трактор с навесным ковшом, небольшая кирка, а также лопата, поскольку я только что купил участок и хочу немного поковыряться в земле. Я уверил его, что работа предстоит не слишком сложная и что я вполне справлюсь с ней сам. Что было недалеко от истины, поскольку в армии приходилось орудовать саперной лопаткой. И вот я расписался в квитанции, и мы расстались. Но перед тем он объяснил мне, как управлять мини-трактором, а также снабдил небольшим прицепом, куда мы и загрузили все это имущество.

Вельда в очередной раз одарила меня взглядом, который говорил: «Да кто ты, собственно, такой?» А потом сказала:

— Знаешь, Майк, я тебе не верю. И где ты узнал обо всех этих штуковинах?

— Главное, чего я не знал, так это что ты такая зануда, — ответил я.

— Нам не доводилось проводить полевые работы вместе…

— Не такого рода. К тому же раньше мы были моложе.

— А теперь умней? — спросила она.

— Если нет, тогда нам туго придется.

Добраться до бывших владений Гарриса не составляло труда. Недавно проехавшие тут множество машин расширили тропу в зарослях, смяли и раздавили зелень, скрывавшую ее прежде от посторонних глаз. Я ехал по проторенной дорожке, затем она пошла в гору, и пришлось переключиться на первую скорость. Проехавшие автомашины разгладили и разровняли землю, и тащить за собой прицеп было несложно. Мы проехали мимо останков грузовика «Мак» и вскоре выехали на опушку, на открытое место. Тут следы деятельности властей были еще очевиднее. Повсюду разбросаны пустые пачки из-под сигарет, банки от содовой и обертки от каких-то закусок, и все это производило впечатление, будто тут недавно состоялся пикник.

Я подъехал ко входу в пещеру. Опустил направляющие прицепа, чтоб мини-трактор мог съехать, уселся на сиденье и включил мотор. Затем включил также фары и въехал на нем в пещеру. Вельда отогнала машину к опушке и оставила ее под деревьями, чтобы не бросалась в глаза, и затем присоединилась ко мне. Вошла под своды огромной и пустой пещеры, где некогда находился склад преуспевающего бутлегера.

Она прыгала за мной, точно кузнечик, стараясь держаться поближе, я же, опустив ковш, вгрызся им в грязный пол. Множество ног истоптали землю, и в воздухе висели густые облака пыли. Предвидя это, я запасся парой пластиковых фильтров, которые мы натянули на головы. Дышать стало немного легче.

Я начал в той точке, где сходились широта и долгота — то есть в пятидесяти футах от задней стенки. Впереди громоздилась куча камней, которые, как уверял Сланщик, ссыпались с потолка. Словно кто-то специально установил здесь это препятствие, но так, чтобы его можно было объехать.

Но Сланщик ошибался. Никакой потолок тут не рушился. И трещины и пустоты наверху были несравнимы по размерам с этой гигантской грудой камней. Я снова надавил на кнопку, опустил ковш и под неусыпным наблюдением Вельды начал вгрызаться в эту груду, осилить которую, казалось, не смог бы и мощнейший экскаватор.

Но трудно было лишь в начале, и только из-за моего неумения обращаться с ковшом. Потом дело пошло значительно быстрее. В течение получаса посреди груды уже красовался узкий проход, а ковш с урчанием продолжал вгрызаться в сыпучий грунт, состоявший из земли и мелких камешков. И я понял, что близок к цели. Приподнял ковш, но мотора выключать не стал, взял кирку и принялся долбить землю в образовавшемся углублении.

Вельда сказала:

— Хватит тебе надрываться, Майк. Здесь ничего нет.

— Нет есть, только там… чуть подальше, — задыхаясь, пробормотал я. И взялся за лопату, с помощью которой стал отбрасывать кучи земли до тех пор, пока проход в стене не расширился настолько, что оба мы могли свободно в него пройти.

Теперь их было слышно. Их побеспокоили, и они стали производить странные щебечущие звуки, в которые вплетались треск и шелест крыльев. Вельда взглянула на меня и так и замерла у прохода с расширившимися от ужаса глазами.

— Это летучие мыши, котенок. Целые миллионы мышей, и они охраняют восемьдесят девять миллиардов долларов.

— А как же они выбираются наружу? — дрожащим голоском спросила она.

— Должно быть, где-то есть отверстие. Хорошо замаскированное, которое можно заметить только тогда, когда они вылетают. Ладно, мы-то с тобой знаем… деньги тут. И знаем, как выбраться отсюда. — Я взял ее за руку и ободряюще встряхнул. Она не шевельнулась. Я потянул сильнее, и она сделала один шаг.

— Майк…

— Что?

— А это правда, что они не вцепляются в волосы, а?

— Тебе лучше знать, — ответил я. — Ты же сама говорила, у них самая совершенная радарная система в мире. Да они до тебя и кончиком крыла не дотронутся.

Вельда кивнула. Она верила мне. Она знала, что это правда. Но страх по-прежнему не отпускал.

Яркий свет фар мини-трактора делал все это похожим на вторжение в древние захоронения. Здесь пахло вечностью, и величественно вздымающаяся вверх груда картонных коробок, исчезающая где-то под потолком, во тьме, заставляла нас почувствовать себя в сравнении с нею просто карликами.

Я достал перочинный нож, подошел к ближайшей из коробок и вспорол ее сбоку. Проделал нечто вроде маленькой дверцы, из которой выглядывали пачки зеленых сотенных. Вынул несколько, остальные запихнул обратно.

Вельда, с любопытством наблюдавшая за мной, спросила:

— А это зачем?

— Служебные расходы. Это же наша работа, или забыла? И оба мы с тобой, считай, получили зарплату!..

— Сколько?

— Достаточно, чтоб покрыть расходы на кольцо, наши труды и еще отдать Дяде Сэму его налоги.

— Интересно, как ты собираешься их декларировать?

— Как сделку, оплаченную наличными. Никаких объяснений. Наш клиент анонимен. У нас ведь было полно таких клиентов.

— А в другие коробки заглянуть не хочешь?

— Нет. И без того известно, что там. Восемьдесят девять миллиардов долларов за вычетом нашей доли. Где-то тут должны быть и золото, и ценные бумаги… и прочие дорогие штуки, но кто будет считать?.. Нам все равно от них никакой пользы, зато мы знаем, где все это лежит, и никому не скажем. Конечно, рано или поздно кто-нибудь узнает, что мы нашли. Но ничего не сможет поделать с этими деньгами, не заявив о находке официальным властям. Думаю, последние рассчитывают именно на это.

Теперь на лице ее играла хитрющая улыбка. Она говорила: «Знаю, но никому не скажу».

Я заметил:

— Будет тебе смеяться, котенок. Знаешь, в чем состоит наш главный выигрыш?

— Нет. В чем?

— Теперь мы обеспечили себе самый большой в мире кредит. Можем поехать в Лас-Вегас, играть сколько угодно в рулетку в казино, и они подадут нам все на блюдечке. Все, чего бы мы ни пожелали.

— А почему бы не остаться дома и не продолжить работать, как прежде?

На сей раз рассмеялся уже я.

— Именно, котенок! Самое то, что надо! Я просто шутил.

Замаскировать отверстие в стене оказалось куда сложней, чем я думал. Дули проделал капитальную работу, но ведь и времени у него было больше, чем у меня. Как знать, может, кому и придет в голову заглянуть сюда еще раз и проверить. Стоит только сунуться, и он тут же поймет: здесь кто-то копался. Я внимательно огляделся по сторонам, мысленно отметил чуть выступающий каменный карниз над входом — своего рода метка. Вообще-то кругом было полно камней, чтоб замаскировать дыру, но одному, пожалуй, не справиться.

Вельда все время держалась поблизости. Видимо, мысль о летучих мышах не оставляла ее.

— В чем проблема?

— Мне нужна целая команда взрывников, — ответил я. — Тогда проблему можно было бы решить.

Она задумчиво нахмурилась.

— Майк… там, под сиденьем, в машине…

— Черт! — воскликнул я и пулей бросился к выходу из пещеры. Я видел, где она запарковала «форд». Распахнул дверцу. С минуту шарил под сиденьем, пока наконец не нащупал крохотный пакетик со взрывчаткой, которого было достаточно, чтоб превратить нас обоих в желе. Вернувшись, увидел Вельду. Она стояла в свете фар мини-трактора, прижавшись спиной к радиатору.

Я подсоединил к пакетику два проводка длиной тридцать футов каждый, взятые из коробки с инструментами, что прилагалась к мини-трактору. Затем положил смертоносный сверток у входа в хранилище и быстро спрятался с Вельдой за выступом стены. Грянувший взрыв оглушил нас, зато проделал за меня всю нужную работу. Отверстие в стене завалило камнями. Еще час понадобился на то, чтоб замаскировать свежие следы взрыва и перекрыть к этому месту свободный доступ. Наконец, посветив фонариком, я убедился, что все выглядит как прежде.

Потом еще целый час я водружал мини-трактор на прицеп и закреплял его там, затем мы вышли на склон горы и, таща его за собой, спустились к машине.

И тут хлынул дождь. Холодный и сильный, он так и барабанил в ветровое стекло. Я включил «дворники» и фары. Смеркалось быстро, видимость ухудшалась. Я ехал, не снимая ноги с педали тормоза, но дорога, размытая дождем, стала скользкой, а прицеп с мини-трактором позади нас не был снабжен отдельным тормозом, а потому мог врезаться в задний бампер в любую секунду.

Я взял немного вправо, съехал с дороги, ведущей под уклон, и остановился. Вельда встревоженно взглянула на меня и спросила:

— Что теперь делать?

Я открыл дверцу и вышел.

— Придется оставить все это оборудование здесь. Мне ни за что не спуститься с горы с этой хреновиной на хвосте. Вернем ее потом.

— Помочь?

— Нет, не надо. Сиди.

Отцепить прицеп было просто. А вот спускаться по склону — напротив. Поднялся сильный ветер. Он срывал листву с деревьев и швырял ее в ветровое стекло, и видимости не было почти никакой. Земля, похоже, отказывалась впитывать воду, и она потоками стекала вниз по колеям, проложенным еще грузовиками, отчего ехать было почти невозможно.

Вельда, сидевшая сзади, лишь дышала в затылок и молчала.

Два раза я ударил по тормозам, блокируя колеса, но машина продолжала двигаться. К счастью, мы вдруг выехали на полоску гравия, сцепление улучшилось, и мы продолжили медленно спускаться дальше. Я перевел рукоятку передачи в нижнее положение и притормаживал теперь не только колесами, но и мотором. Но, несмотря на все эти усилия, машина, похоже, набирала скорость. И если она выйдет из-под контроля окончательно, то мы вместе с парой тонн металла угодим прямиком в черную аллею.

Вот она, снова передо мной, ЧЕРНАЯ АЛЛЕЯ. Но только раньше я смотрел в нее один, теперь же со мной была еще и Вельда.

Послышался громкий скрежет — это в стекло хлестнула ветка. Машина дернулась и остановилась. Поваленный ветром высокий куст попал под колеса и сработал в качестве тормоза.

— А мы далеко от шоссе, Майк?

— Примерно в полумиле.

— Может, пойдем пешком?

— Давай попробуем проехать еще, сколько сможем. Здесь, по крайней мере, сухо. Разве что дерево обрушится на крышу, а так ничего… — Я нажал на педаль газа, и мы переехали через куст, который, похоже, сразу же выпрямился, затем перевалил через горку, и мы снова начали набирать скорость. С первой я не переключался — собственно, только это и удерживало нас на дороге, но стоило машине немного разогнаться, как она тут же устремилась к купе деревьев на склоне. Секунду-другую я был твердо уверен в том, что мы вот-вот врежемся в ствол огромной сосны, но тут снова начался более твердый участок дороги, сцепление улучшилось, и у меня появилась возможность контролировать направление движения.

Оба мы уже слышали шум, доносившийся с шоссе, и знали, что оно совсем близко. Напряжение сразу спало, словно пружина какая лопнула. Затем дорога выпрямилась, перестала идти под уклон, и перед тем, как «форд» выехал на асфальт, Вельда взглянула на меня, а я заметил:

— Ну вот, видишь, а ты хотела пешком.

— Почему это тебе всегда все сходит с рук и удается, а? — дразнящим тоном спросила она.

Я усмехнулся. Затем выждал, пока мимо не пронесется очередная машина с противотуманными фарами, дождь усилился и превратился в косой ливень, яростно хлеставший с небес. Мокрый асфальт сильно отсвечивал, а потому я, включив противотуманные фары, специально выждал, пока мимо не пронесется эта машина, и уже потом выехал на шоссе, ориентируясь по двум ее красным габаритным огням.

По встречной полосе проехали две легковушки, а за ними — трейлер с прицепом, груженный лесом. Нас обогнал пикап с поднятой крышей. Вельде хотелось знать, отчего это на столь удаленной от всех населенных пунктов дороге столь интенсивное движение. Единственное объяснение, пришедшее мне на ум, заключалось в том, что, очевидно, где-то на главной магистрали перекрыто движение в связи с транспортным происшествием. Я даже включил радио и поймал какую-то местную волну, но ни о каких происшествиях не сообщалось. Затем я поймал станцию, передающую прогноз погоды, и узнал, что всю область накрыл какой-то грозовой фронт и что именно он принес с собой сильные дожди и ветры, что осложняет движение на дорогах.

Замечательно…

Я сбросил скорость и ехал, вглядываясь в заливаемое потоками воды лобовое стекло. Оба «дворника» трудились как бешеные, но дорога впереди была погружена в серую мокрую мглу. В хвост мне пристроились три автомобиля. Какое-то время я возглавлял эту колонну, затем водитель ближайшей надавил на клаксон, давая понять, что следовало бы прибавить ходу. Я лишь покачал головой, дивясь, что на свете существуют такие козлы, и продолжал ехать с той же скоростью. Водитель, сжигаемый нетерпением, промчался мимо, обдав нас фонтанами грязи из-под колес, и очень быстро затерялся где-то впереди, во тьме. Водители двух других машин оказались, видно, поумней, и продолжали держаться сзади.

Впереди замаячили огни какого-то маленького городка, они расплывались и дрожали в тумане и дожде. И вот, добравшись до дорожного указателя, говорившего, что неподалеку находится мотель, я свернул с дороги и приблизился к группе маленьких старомодных кабинок. А затем, поняв, в которой из них находится офис, притормозил возле нее.

Старик, смотревший телевизор, удивленно поднял на меня глаза, стоило только нам с Вельдой переступить порог. Я спросил:

— Свободные места есть?

Вопрос позабавил его.

— Это все, что у меня есть, мистер. Сезон летних отпусков уже позади, и пока не выпадет снег, сюда никого не заманишь.

— И с чего это вас занесло в такую глушь?

— Знали бы вы мою жену, тогда в не спрашивали… Еще слава Богу, что у меня тут собственный телевизор… Так вам нужна комната?

— Да. Ехать дальше в такую погоду просто не имеет смысла.

— Тогда рекомендую номер 4. Крыша там не протекает и совсем рядом котельная с горячей водой. — Он выглянул в окно. — Вы вдвоем с женой, да? Никаких собак и кошек?

— Нет, никаких, — ответил я.

Не было смысла сообщать ему о том, что мы еще не вступили в законный брак. К тому же мне хотелось быть рядом с Вельдой. Слишком уж много мы пережили за эти несколько последних дней, и это еще больше сблизило нас. Возможность того, что Уго следует по пятам, казалась маловероятной, а потому я решил, что лучше разместиться в одной кабинке.

Я взял ключ, вернулся к машине и подъехал к кабине под номером 4. Мы взяли сумки с заднего сиденья и поднялись на крыльцо. Отперли дверь, вошли, и я включил свет. И сразу же почувствовал себя как дома. Ощущение было такое, словно мы вернулись к началу прошлого века и поселились в бревенчатой хижине, с той разницей, что тут были все современные удобства. Имелся камин, набитый дубовыми поленьями, два шезлонга, придвинутые к нему и так и манящие покоем и негой, две двуспальные кровати с резными позолоченными спинками орехового дерева.

Вельда ничего не предлагала. На губах ее играла улыбка глубочайшего удовлетворения, говорившая о том, что прекрасное будущее уже не за горами и что она готова еще немного повалять дурака, чтобы отсрочить его наступление. Мы были связаны тесно и неразрывно, и она не стала осложнять положение и проделывать штуки, которые бы могла проделать невеста с женихом, то есть торопить события. Нет, вместо этого она приняла душ, надела еще один спортивного типа лихой костюмчик, означавший, что в любой момент готова быстро покинуть помещение, и нырнула в постель.

Я уселся в шезлонг. Накинул кобуру с «кольтом» на спинку стула, достал «кольт коммандер» более мелкого калибра и сунул его под подушку сиденья. Потом откинулся на спинку и задрал ноги повыше.

И вовсе не собирался спать.

Однако все же уснул…

Есть на свете вещи, которые просто невозможно контролировать. К примеру, храп. Или внезапно одолевшую сонливость. Пока я раздумывал над всем этим, сон так и свалил, точно на голову накинули одеяло.

И разбудило меня вовсе не прикосновение холодного металла к затылку. Нет. Свет от торшера, стоявшего возле шезлонга. Он был тусклым и желтым, но достаточно хорошо освещал комнату. И я увидел, что у Вельды, лежавшей в постели, во рту кляп, а руки и ноги связаны липкой лентой. Слева на лбу красовался синяк — очевидно, она все еще спала, когда на нее напали, и, бессознательно сопротивляясь, ударилась головой о спинку кровати.

Но теперь она была в полном сознании. Широко раскрытые глаза, в которых читались ненависть и страх одновременно, смотрели на мужчину, приставившего револьвер к моей голове.

Я медленно и осторожно повернул ее, узнал владельца револьвера и сказал:

— Ловко, ничего не скажешь, Уго.

— Да пошел ты! — огрызнулся он. — Просто оказался умней тебя, вот и все.

Бывают в жизни моменты, когда сказать просто нечего. Я смотрел на Уго, топтавшегося рядом с шезлонгом, ствол его пушки по-прежнему упирался мне в голову. Я видел его достаточно хорошо, чтоб заметить усмешку, появившуюся на губах, когда он увидел кобуру с «кольтом», перекинутую через спинку стула. Позиция, в которой я пребывал, означала: для того, чтобы вскочить с шезлонга и выхватить из-под подушки «комбат», мне понадобится три секунды — это еще в самом лучшем случае. Вообще-то и двух секунд многовато… За это время он успеет выпустить в меня с полдюжины пуль, это без проблем.

И мне оставалось лишь тихо сидеть и притворяться полностью побежденным. Для Уго я был уже не чем иным, как трупом, для Вельды, наверное, — тоже. Откуда ему было знать, что на мне бронежилет, а под подушкой сиденья находится «комбат коммандер», которым, если предоставится случай, я могу воспользоваться. Уго считал меня полным болваном, оставившим оружие на спинке стула, вне пределов досягаемости.

Нет, я должен его заболтать, вот что. Сфокусировать все его внимание на «кольте» в кожаной кобуре, дать возможность покайфовать, почувствовать полную власть над нами. И я сказал:

— Ты же не знал, что мы здесь будем, верно, Уго?

— А мне и не к чему было знать. Я всю дорогу ехал за вами.

Я изобразил на лице удивление. Получилось не слишком естественно, но он был не того сорта птица, чтобы понять.

— Думаешь, я не понимал, что ты обязательно вернешься к пещере Гарриса? Черт, разве стал бы Дули разводить всю эту дребедень и прятать краденые бабки, не оставив хотя бы карты? И ослу понятно, что они там, в горах.

Ненависть в глазах Вельды погасла. Теперь в них читались лишь отчаяние и смирение, полная безнадежность. На сей раз уже я читал ее мысли. Ведь мы были так близки… Я подарил ей обручальное кольцо, мы получили брачную лицензию. Еще день — и наш союз был бы скреплен окончательно и навеки, и теперь она понимала, что этот день так и не наступит. На секунду в них сверкнула ненависть, потом снова сменилась отчаянием.

— Но феды пригнали туда целую команду экспертов. И ни хрена не нашли, — сказал я ему, стараясь подпустить в голос дрожи.

— Они искали не там, где надо, верно?

— Они везде искали. Ступай сам и проверь.

— Не собираюсь. Ты сделал это за меня. Ты знаешь, где спрятаны деньги Дули. Именно поэтому и тащил с собой все эти инструменты. И нашел их, точно нашел! И нечего вешать мне лапшу на уши, будто ты знать ничего не знаешь и не ведаешь. Эти цифры, они пересекаются там, в пещере. А стало быть, там он их и зарыл, — он сделал паузу и ухмыльнулся. — И теперь в пещере выкопана славная такая глубокая ямка…

Уго Понти сдвинулся с места — хотел видеть мое лицо. В ту же секунду я тоже слегка сдвинулся в шезлонге и запустил руку под подушку, чтоб затем, воспользовавшись моментом, можно было бы выхватить пистолет. Пушка, которую он держал в руке, представляла собой короткоствольный «смит-и-вессон» 38-го калибра. Если пуля из нее попадет в голову, он вырубит меня тут же, на месте. А потому оставалась одна лишь надежда — что он будет стрелять в грудь. Зная, что представляет собой этот тип, Уго, я не думал, что он изберет для меня быструю и легкую смерть. Нет, он обязательно захочет видеть, как я мучаюсь, прежде чем отправить на тот свет. И чтоб Вельда видела это тоже, прежде чем расправится с ней.

— А как ты сюда пробрался, Уго?

Вопрос, похоже, оскорбил его. Оба мы с ним понимали, что я обязательно услышал бы, если б он стал взламывать замок. Черт, да что там говорить, едва проснувшись, я ощутил, что в комнате стало прохладнее, а потому способ проникновения не составлял тайны.

Однако он все же ответил:

— Видишь ли, Хаммер, еще мальчишкой я научился вырезать стекла острым краем такого камешка, называется карборунд. И стал просто классным мастером этого дела. И сегодня резал стекло настоящим алмазным инструментом, а затем воспользовался такой присосочкой и липкой лентой, чтоб не шуметь и сделать в окне аккуратную такую дырочку. Ну а потом просто отпер задвижку и открыл окно. Тебе следовало бы знать. Небось и сам сотни раз проделывал такие штуки.

— Но зачем, Уго, зачем? — спросил я. — Это ж ни к чему не приведет. Какой тебе толк? Местные ребята, что помогли выбраться из тюремной больницы, тебя уже заказали.

— Вот получу бабки и перекуплю всех местных ребят. А тебя, Хаммер, тебя просто шлепну. Но умирать ты будешь медленно… Успеешь полюбоваться, как я кину палку твоей девке, а потом прикончу ее, но тоже не сразу. У вас будет время попрощаться. Ну, как тебе такая перспективка, а?

Он стоял прямо передо мной, и я не отрывал от него глаз. Разглядывал его лицо, губы, глаза… На пушку не глядел, точно ее вовсе не было. Затем вдруг резко дернул головой, расширил глаза и обернулся на Вельду. И он тоже слегка повернул голову — посмотреть, что же там происходит. Именно этой секунды я и ждал. А в следующую он понял, что это всего лишь уловка, и, яростно вскрикнув, выстрелил мне в грудь. Меня так и отбросило назад, но мой выстрел угодил ему в верхнюю часть груди, и он рухнул навзничь, на спину. И выронил свой «смит-и-вессон» из пальцев…

Ощущение было такое, словно некий гигант нанес мне удар кулаком, и в течение нескольких секунд я беспомощно хватал ртом воздух. Потом стал приподниматься из шезлонга. От пули 38-го калибра наверняка останется огромный синяк, но бронежилет, это чудо современной технологии, пробить она не смогла.

Как, впрочем, и мой «комбат коммандер» не убил Уго. Он смотрел на меня затуманенным взором, в котором читались недоумение и растерянность. Я подошел, поднял его пушку и сунул за брючный ремень.

Он уже начал приходить в себя. Я усмехнулся и выстрелил в него еще — на этот раз чуть ниже. Он дернулся, глаза выкатились из орбит.

Связанная Вельда наблюдала за этой сценой и просто глазам своим не верила. Я подошел, сорвал липкую ленту с рук и ног и предоставил вынуть кляп ей самой.

Настоящая боль еще не добралась до Уго. Это наступит через минуту или две, от сильнейшего удара пули 45-го калибра в реберную клетку. Тогда боль начнет разрастаться и пожирать каждую клеточку его тела, словно огонь. Я сказал:

— Этот бронежилет, малыш, не пропускает пулю. Моя игрушка заряжена стандартными боевыми патронами, с круглыми пулями. Эдакими славненькими свинцовыми шариками, которые в кишки не проникают, но переломают тебе все косточки. Да после шестого выстрела ты будешь умолять, чтоб я прикончил тебя. И получишь такой урок, что и в страшном сне не приснится.

Мне не было нужды продолжать запугивать его. Он понял, что я собираюсь сделать, и физиономия его исказилась от ужаса.

— Майк… — еле слышно произнесла Вельда.

Я нахмурился и обернулся.

— Не надо… Ради нас же самих.

В считанные секунды я обдумал все и принял решение. Взглянул вниз на Уго и тут же понял, что боль уже настигла его. А потому я очень спокойно и тихо сказал ему:

— Ты гонялся за миражом, Уго. Никаких денег не было и нет. Никаких и никогда, ясно? Все это выдумали главари кланов. Не скажу точно, какие у них были соображения, но они просто не хотели, чтоб бизнес перешел в лапы их слишком шустрых детишек. Вот для этого и выдумали всю историю. Вернее, Дули выдумал ее для них, и я тоже принимал участие в розыгрыше. Нету денег, ты понял, Уго? И семьи твоей больше не существует. Но заказ на тебя все еще в силе, а потому на сей раз плохи твои дела…

Он часто и со свистом втягивал ртом воздух, но, похоже, понял меня.

— Забираю тебя с собой в город. Могу подбросить до полицейского участка, и никто не узнает, где тебя будут держать. И если будешь правильно себя вести, посадят в безопасное место, глядишь, тогда и доживешь там лет до восьмидесяти, а то и девяноста. Но могу выбросить где-нибудь по дороге, в Манхэттене, возле клуба, где собираются твои бывшие дружки. Уверен, они будут просто счастливы сварить тебя живьем в кипящем масле. Эдак не спеша, чтоб вдоволь налюбоваться этой картиной…

Я принес из машины три пары наручников и надел их на Уго Понти. Он валялся на полу, точно мешок, издавая тихие жалобные стоны. Перспективы перед ним открывались далеко не радужные.

На полпути к Нью-Йорку он сказал, какой бы вариант предпочел. Я взялся за телефон, позвонил Пату и договорился о передаче арестованного.

И все прошло гладко, как по маслу.

Небо на востоке уже начало светлеть, через сырой холодный туман пробивались первые теплые отблески солнца.

Вельда спросила:

— Куда теперь?

Я-то знал, чего она хочет. Припарковаться возле здания суда и дождаться, пока не начнет работать бюро регистрации. Все они, женщины, таковы.

— Выбор за тобой, котенок, — ответил я. Затем вдруг резко отвернулся, и меня вырвало. Она взглянула на меня и, видно, заметила, что я бледен как полотно. Колени дрожали, в груди, в том месте, куда ударила пуля Уго, жгло. Но черной аллеи на сей раз вроде бы не предвиделось.

— Отвезу тебя домой, Майк. Потом позвоню Ральфу Моргану, и ты будешь исполнять каждое его предписание.

Я вытер рот.

— А я думал, ты хотела, чтоб мы наконец поженились.

— Еще успеется, — ответила она.

— Тогда домой, — сказал я.

Примечания

1

Прозвище агентов ФБР.

(обратно)

2

SWAT — «Special Weapons and Tactics Unit» — группа специального назначения в американской полиции, используется в борьбе с терроризмом, при освобождении заложников и пр.

(обратно)

3

Первая в мире и США атомная подводная лодка. Создана в 1954 г., снята с вооружения в 1980 г.

(обратно)

4

Борис Карлоф (1887–1969) — англо-американский актер, исполнявший в фильмах роли чудовищ.

(обратно)

5

Первый небоскреб в Нью-Йорке, построен в 1913 г. владельцем сети магазинов одежды Франком Вулвортом.

(обратно)

6

Сокращенное название «Метрополитен опера».

(обратно)

7

Известнейшего гангстера 20–30-х гг. Аль Капоне смогли арестовать и посадить в тюрьму только по обвинению в неуплате налогов.

(обратно)

8

Принят в 1970 г., разрешал конфискацию имущества или возмещение убытков истца в троекратном размере, в 80-е гг. применялся при слушании дел, не связанных с мафиозными группировками.

(обратно)

9

Здесь — услуга за услугу (лат.).

(обратно)

10

Военная база на территории штата Кентукки, в 1935 г. здесь основано хранилище золотого запаса США.

(обратно)

11

Питер Пэн — герой романа Дж. Барри, английского прозаика. Мальчик, который никак не хотел становиться взрослым.

(обратно)

12

Прозвище Нью-Йорка.

(обратно)

13

«Мак Тракс» — компания по производству большегрузных автомобилей.

(обратно)

14

Аламо — испанская католическая миссия-крепость в штате Техас, место обороны около 200 техасских повстанцев во время борьбы за независимость Мексики в 1836 г.

(обратно)

15

Санта-Ана — генерал, возглавлявший отряд мексиканцев, напавших на крепость в Аламо.

(обратно)

16

«It Happened One Night» (1934), американская романтическая комедия, в главной роли Кларк Гейбл.

(обратно)

17

Остров близ Нью-Йорка, в 1892–1943 гг. — главный центр по приему иммигрантов в США, до 1954 г. — карантинный лагерь.

(обратно)

18

Суперкубок — приз на встрече американских команд — победительниц Национальной и Американской лиги, проводится после окончания сезона.

(обратно)

19

Хоффа Джеймс Риддл (1913–1975) — известный профсоюзный деятель, многократно обвинялся в контактах с преступным миром. В 1975 г. бесследно исчез и считается убитым.

(обратно)

20

«Сигнал всем постам» — бюллетень, рассылаемый по стране полицией, с описанием примет преступника.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg