«Том 25. Бей побольнее»

Том 25. Бей побольнее (fb2) - Том 25. Бей побольнее (пер. Л. Борисова,Н. Краснослободский) (Собрание сочинений в 32 томах Дж. Х. Чейза (Эридан) - 25) 2351K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джеймс Хэдли Чейз

Джеймс Хэдли Чейз Нет убежища золотой рыбке

Глава 1

Стоял жаркий летний полдень, я был дома один. Я хотел воспользоваться этим обстоятельством и хорошенько поразмыслить о себе самом и о том, способен ли преодолеть ту пропасть, которая постепенно разделяла нас с Линдой. Я хотел также взвесить наше финансовое положение, которое рисовалось далеко не в розовых тонах.

Линда была у Гарри Митчелла. Я не пошел к ним, отговорившись занятостью. Линда, пожав плечами, взяла купальный костюм и уехала, получив от меня неопределенное обещание заехать за ней позже. Я знал, что ей безразлично, заскочу я к Митчеллам или нет.

Это воскресенье оказалось одним из тех немногих выходных, когда я мог побыть один, так как из-за поломки фильтра мы не наполнили бассейн. Такой благоприятный случай следовало использовать. И поэтому я сидел на солнцепеке и искал ответа на свои мысли. Мне тридцать восемь лет, я в хорошей физической форме, и судьба наделила меня творческими способностями. Более трех лет назад я с успехом зарабатывал себе на жизнь в качестве постоянного корреспондента «Лос-Анджелес геральд». Работа меня не увлекала, но приносила приличный доход, а поскольку незадолго до этого я женился на Линде, у которой были большие запросы, приличный доход многое значил.

Как-то вечером в Сан-Франциско я забрел на один из множества скучных приемов, которые устраиваются для того, чтобы серьезные люди могли встретиться там и поговорить о своих делах, в то время как их жены сплетничают. Там не было ничего интересного для меня, но если бы я не пошел, то мог бы упустить что-то важное, а я принципиально стараюсь ничего не упускать.

Я стоял, прислонившись к стене, вертел в руке стакан с виски и прикидывал, не пора ли исчезнуть, когда ко мне подошел Генри Чендлер. Про Чендлера говорили, что он обладает громадным состоянием. Его империя охватывала такие области, как производство вычислительных машин, кухонной техники и хранение свежемороженых овощей. Помимо всего прочего ему принадлежали газеты «Калифорния таймс» и популярный журнал мод для золотой молодежи. Он был одним из самых известных людей в городе, где на его деньги была выстроена даже церковь. Из всех влиятельных граждан города он был самым щедрым и самым нелюбимым.

— Менсон? — Он внимательно посмотрел на меня темными прищуренными глазами. — Я слежу за вашими статьями, и они мне нравятся. У вас есть талант. Зайдите ко мне завтра в десять ноль-ноль.

Я зашел к нему утром и выслушал его предложение. Он хотел основать журнал, который должен выходить раз в месяц, называться «Голос народа» и распространяться по всей Калифорнии. Целью журнала должна стать критика.

— Этот штат — гнездо коррупции и мошенничества, — заявил Чендлер. — В моем распоряжении имеется организация, способная поставлять необходимую информацию в соответствии с вашими замыслами. Я предлагаю вам пост главного редактора, так как считаю, что вы справитесь с этим. Я навел справки и вполне доволен результатами. Сотрудников себе подберете сами. Много вам не понадобится, потому что выпуском и тому подобным займется штат моей газеты. О расходах не беспокойтесь. Если журнал прогорит, вы получите компенсацию в размере двухгодичной оплаты, но, думаю, он не прогорит. У меня здесь схема, и я хочу, чтобы вы с ней ознакомились. Как видите, вам будет обеспечена всемерная поддержка. Вашей целью будет ворошить осиные гнезда. Если возникнут обвинения в дезинформации, я позабочусь, чтобы не было неприятностей. У меня есть первоклассное детективное агентство, которое будет в вашем распоряжении. Я хотел бы разъяснить вашу задачу, которая состоит не в том, чтобы копаться в грязном белье. Это нам не нужно. Нет, я хочу оказать нажим на администрацию штата, на полицейский аппарат, хочу вскрыть махинации, преследовать коррумпированных чиновников. Вас это интересует?

Я взял схему с собой и изучил ее. Это была величайшая удача в моей жизни. Мы с Линдой обсудили это предложение, она была взволнована так же, как и я.

Она без конца повторяла:

— Тридцать тысяч! Наконец-то мы выберемся из этой дрянной квартиры!

Я встретил Линду на вечере, устроенном каким-то честолюбивым политиканом, и сразу же влюбился. Сейчас, сидя на солнце, я вспоминал тот момент, когда увидел ее в первый раз. Она показалась мне самой восхитительной женщиной из всех, которых я когда-либо встречал. Очаровательная, светловолосая, с большими прекрасными глазами и фигурой, которая могла совершенно свести с ума любого скульптора: полная грудь, тонкая талия, округлые бедра и длинные стройные ноги. О, это — совершенная женщина! Ей импонировало, что я пишу заметки о светской жизни и встречаюсь со сливками общества. Она сказала, что я кажусь ей «необычайно романтичным». Сама она немного подрабатывала, будучи одной из хозяек салона этого честолюбивого политика. Она украшала своим присутствием общество, развлекала гостей, предлагала им выпить, но не более того, как заверяла меня она.

Мы поженились через неделю после нашей встречи. Наша первая брачная ночь могла бы послужить мне предостережением. Она лишь терпеливо отдалась мне, словно выполняла привычную работу. Я надеялся, что со временем разбужу ее страсть, если проявлю достаточное терпение. Но мне это не удалось. Пожалуй, позже я понял, что ее единственная страсть — деньги. Я был настолько без ума от нее, что позволял тратить сверх наших возможностей. Она вечно что-то покупала: сумочки, украшения, всевозможную чепуху, а я потакал ей, так как хотел, чтобы она была счастлива. И все же ее ничто не удовлетворяло. Ей не нравилась наша маленькая квартирка, она хотела иметь свою машину. Я любил ее, но старался урезонить. В конце концов я посчитал с карандашом в руке, что вам просто не по карману все ее прихоти. Но это Линду не интересовало.

— Ведь ты же знаменитость, — настаивала она, — о тебе повсюду говорят, и зарабатывать ты должен соответственно своему положению.

В тот момент, когда ситуация стала критической, и появился Чендлер со своим предложением.

— Я уже знаю, куда мы переедем, — заявила Линда. — В Истлейк. Там чудесно и есть буквально все. Завтра поедем и посмотрим. Можно сразу выбрать себе дом.

Я ей напомнил, что еще не получил этого места и даже не решил, приму ли я его, да и Истлейк безумно дорог, и, если мы там поселимся, моих тридцати тысяч в год окажется слишком мало.

Это была наша первая серьезная ссора, и я прямо испугался ярости Линды. Она топала на меня ногами, швыряла вещи, и я так растерялся, что уступил. Стоило мне пообещать, что я приму предложение и поеду в Истлейк, как она упала в мои объятия, прося прощения за то, что погорячилась.

Я поехал к Чендлеру и сказал, что принимаю его предложение. Он сидел за письменным столом и казался воплощением величественного финансового магната.

— Отлично, Менсон. Контракт для вас уже готов. — Он помолчал, испытующе взглянул на меня, прищурив глаза. — Да, вот что еще… Вы будете бороться с коррупцией и обманом. Вы должны уяснить, что постоянно будете на виду, как золотая рыбка в аквариуме. Вы обязаны соблюдать осторожность и никому не давать повода для каких-либо нападок. Золотым рыбкам негде спрятаться — помните это! Посмотрите на меня, я — квакер и горжусь этим. Я верю в Бога, и моя личная жизнь безупречна. Никто не может упрекнуть меня в чем бы то ни было. И вы тоже не смеете стать объектом критики. Вам это ясно? Ни капли алкоголя, когда вы за рулем, никаких связей с женщинами. Вы живете в благополучном и счастливом браке, и он должен оставаться таковым. Никаких долгов. Вам нельзя делать ничего такого, к чему могут придраться обиженные люди. Стоит вам сделать один неосторожный шаг, как на вас набросятся все газеты штата. Теперь у вас есть великая цель — преследовать коррупцию и нечестность, вы приобретете множество врагов, которые постараются свалить вас при первой же возможности.

Поскольку я нуждался в его тридцати тысячах, я сказал, что все понимаю. Однако после того как подписал контракт и вышел из кабинета, меня начало беспокоить неприятное чувство. У меня уже были долги, в банке числился перерасход. И еще была Линда, которая не переставая сорила деньгами. И при всем этом у меня хватило глупости согласиться на покупку дома в Истлейке. Это был изысканный район вилл, выстроенных для тех, кто мог себе такое позволить. Цены роскошных комфортабельных домов колебались в пределах семидесяти пяти тысяч. Такой дом был полной чашей: ковры, посудомоечные машины на кухне и даже система автоматической поливки газонов, а в самом Истлейке — клуб, конюшни, теннисные корты, плавательный бассейн, поле для гольфа с освещением и большой супермаркет, в котором можно было купить все, начиная от запонок и кончая продуктами. Истлейк казался Линде раем на земле. Она заявила, что мы просто не сможем жить ни в каком другом районе. И потому я купил дом, который обходился мне в год в десять тысяч долларов.

Мы переехали, и Линда была счастлива. На мебель ушли все сбережения. Мне пришлось признать, что дом действительно превосходный, и я гордился, что купил его. Однако в глубине души меня страшили расходы, связанные с покупкой. Наши соседи были в большинстве своем моложе нас, но у меня создалось впечатление, что в финансовом плане они обеспечены значительно лучше. Каждый вечер мы либо принимали гостей, либо сами шли в гости. Линда, разумеется, захотела собственную машину, и мне пришлось купить «остин», но ей этого было мало. Она требовала все новых и новых трат: ее приятельницы постоянно щеголяют в новых нарядах, так почему она время от времени не может менять гардероб? Она не умела готовить, и домашнее хозяйство наводило на нее скуку. Мы наняли Сисси, крупную негритянку, которая приезжала через день в старом облупленном «форде». Каждый ее визит обходился мне в двадцать долларов. Мой тридцатитысячный заработок, который казался таким великолепным, когда я подписывал контракт, теперь свелся к нулю. Но журнал имел успех. Хоть этому я мог порадоваться. Мне повезло, так как я получил в сотрудники двух самых выдающихся репортеров, каких только мог иметь: Уолли Митфорда и Макса Берри, а детективное бюро Чендлера снабжало меня непрерывным потоком информации. Чендлер одолжил мне также и своего эксперта по рекламе, который действительно оказался прекрасным специалистом. Никаких финансовых затруднений с журналом не возникало. Мы с Митфордом и Берри сумели раскрыть ряд афер. У нас появилось множество врагов, но этого и следовало ожидать. Я направил внимание на политиканов и дела штата. Когда вышел четвертый номер журнала, я знал, что меня ненавидят, но строго придерживался фактов, и никто из подвергшихся атаке не мог эффективно защищаться.

Я сидел, обогреваемый солнцем, и думал, как уязвим оказался бы, вздумай кто-то из врагов покопаться в моей личной жизни. Я превысил банковский счет на три тысячи долларов и явно живу не по средствам. Я не сумел обуздать расточительность Линды. Если какой-нибудь заштатный газетчик вздумает причинить мне неприятности, ему достаточно намекнуть, что между мной и Линдой не все ладно, и это наверняка возмутит Чендлера, живущего в гармоничном мире.

В следующем номере, который выйдет через месяц, я собирался атаковать капитана Джона Шульца, шефа полиции. Меня заинтересовал тот факт, что он живет в доме за сто тысяч, ездит в «кадиллаке» и может послать на учебу в университет двух сыновей, да еще его жена носит норковое манто.

Чендлер тоже хотел, чтобы я занялся Шульцем, так как его недолюбливал. Мы не написали ничего, кроме правды, но я понимал, что тот, кто вмешивается в дела шефа полиции, сам напрашивается на немалые неприятности. Я знал: как только этот номер появится в продаже, мне придется вести себя крайне осторожно. Никаких транспортных нарушений, стоянок в недозволенном месте, алкоголя в крови. Я понимал: за мной будут следить все копы в городе.

Я сидел возле пустого бассейна и спраашивал себя, имеет ли смысл то, чем занимаюсь. Я не обладал квакерским складом ума Чендлера, меня интересовали деньги. Ему было легче, он мог играючи опровергнуть любое обвинение в клевете. В конце концов, он был прирожденным крестоносцем, я же — нет.

Завтра первое число, и мне предстояло оплачивать счета за прошедший месяц. Я сел за письменный стол и подвел итог. Он превышал мою зарплату за четыре года на 2300 долларов. Я проверил все расходы. Если не считать сумасбродных покупок Линды, мы тратили больше всего денег на спиртное и мясо. Когда дважды в неделю принимаешь человек десять — шестнадцать гостей и щедро подаешь им в неограниченном количестве бифштексы и выпивку, деньги прямо-таки текут, а тут еще ежемесячные взносы за машину, оплата услуг Сисси, повседневные мелкие расходы и налоги.

Собственно, меня еще удивило, что долги не оказались большими.

У меня возникло чувство, что я зашел в тупик. Придется что-то сделать, но что? Напрашивалось очевидное решение: продать дом и переехать в маленькую квартирку. Трудность заключалась в том, что к тому времени все уже считали меня преуспевающим человеком, и я не знал, могу ли я вывесить белый флаг и отступить. Зазвонил телефон. Это был Гарри Митчелл.

— Привет, Стив! Ну что, приедешь? Оставить для тебя бифштекс?

Я посмотрел на хаос на столе и одно мгновение колебался. Если я останусь дома и продолжу расчеты, то все равно не найду выхода.

— Хорошо, Гарри, еду.

Кладя трубку, я говорил себе, что завтра утром наверняка найдется какое-нибудь решение, хотя здравый смысл подсказывал мне, что надеюсь я напрасно.

Ясно одно: придется поговорить с Линдой, а этого я боялся. Еще устроит ссору, а у меня и так еще не изгладилась из памяти последняя, но поговорить с ней все же придется, нам во что бы то ни стало необходимо сократить расходы.

Я закрыл дом, вошел в гараж и вывел машину. Гарри и Памела Митчеллы нравились мне. Гарри неплохо зарабатывал в конторе по продаже земельных участков. Я предполагал, что он зарабатывает в три раза больше меня, так как на свои воскресные приемы он приглашал не менее тридцати человек. Я ехал к Митчеллам и пытался убедить себя, что завтрашний день может принести надежду.

Когда в понедельник я пришел в редакцию, моя секретарша Джин Кейси как раз разбирала почту. Несколько слов о Джин: ей примерно двадцать шесть лет, высокая, темноволосая, с хорошей фигурой, приятным, хотя и не отличающимся броской красотой лицом. Она необыкновенно способный работник. Перешла ко мне от Чендлера, где работала четвертой секретаршей. Чендлер уступил ее с сожалением. Он сказал, что вручает мне сокровище, и он нисколько ей не льстил.

— Доброе утро, Стив, — улыбнулась она. — Вас спрашивал мистер Чендлер. Он просил вас приехать к нему сразу же, как только вы появитесь.

— Он не сказал, что ему нужно?

— Не беспокойтесь, все в порядке, никаких неприятностей. Я всегда могу угадать это по голосу.

Я взглянул на часы: 9.08.

— Он что, вообще никогда не спит?

Она засмеялась:

— Только изредка… Он ждет вас.

Я сел в машину и поехал к деловой резиденции Чендлера. Секретарша, дама с колючими глазами, кивком дала понять, чтобы я вошел. Чендлер сидел за письменным столом и просматривал почту. Когда я вошел, он поднял голову, откинулся на спинку стула и предложил мне сесть.

— Вы отлично поработали, Стив. Я как раз читал корректуру о Шульце. Кажется, мы сумеем хорошо прижать этого мерзавца. Вы отличились.

Я сел.

— Вот только и мне, может статься, плохо будет.

Он усмехнулся:

— Это верно. Потому-то я и хотел поговорить. С этого момента за вами будут охотиться. Все полицейские получат указание противодействовать вам. Меня они боятся, вас — нет. Готов держать пари, что через несколько недель Шульц загремит, но, прежде чем убраться, он громко хлопнет дверью, постаравшись расправиться с вами. Я хочу предотвратить это. — Он умолк и несколько мгновений изучающие смотрел на меня. — У вас есть какие-либо личные просьбы?

— У кого же их нет? Конечно, есть.

Он кивнул:

— Дело в деньгах или в чем-то другом?

— Нет, в деньгах.

— Это точно? Прошу вас, Стив, будьте откровенны со мной. Вы прекрасно проявили себя, и я на вашей стороне.

— Нет, дело только в деньгах.

— Я так и думал. Это ваша красавица заставляет вас лезть в долги. Не так ли?

— Я сам залезаю в долги, мистер Чендлер.

— Знаю, знаю, люди стали очень расточительны и живут не по средствам. Жены во всем соперничают между собой, а это стоит денег. Не думайте, что я не знаком с такого рода проблемами, хотя у меня их нет и никогда не будет. Ладно, за статью вы заслужили особой награды. — Он бросил мне через стол чек. — Рассчитайтесь с долгами и с сегодняшнего дня держите жену в узде. Она красавица, но ни одной женщине нельзя позволять собой командовать.

Я взял чек. Он был выписан на десять тысяч долларов.

— Спасибо, мистер Чендлер.

— Но это не должно повториться. Помните, что я вам сказал: золотым рыбкам негде спрятаться, а вы теперь как золотая рыбка в аквариуме. Сегодня я вас выручаю и даю возможность начать все заново, но если это повторится, то нам придется расстаться.

Мы посмотрели друг на друга.

— Я все понял.

Я поехал в банк, депонировал чек и поговорил с Эрни Мэйшью, управляющим. Чек покрыл перерасход, покрыл долги, и на моем счету осталась еще вполне приличная сумма. Я выходил из банка с таким чувством, словно с меня свалилась скала. Еще до того я твердо решил поговорить с Линдой о нашем финансовом положении, но мы допоздна задержались у Митчеллов, а после уже не представилось случая. Мы вернулись домой сильно на взводе и сразу же завалились спать.

Правда, я было сунулся к Линде с нежностями, но она отодвинулась и пробормотала:

— Оставь меня, пожалуйста, в покое, не сейчас.

С тем мы и уснули. Утром, когда я встал, она еще спала; спала, пока я готовил завтрак; спала, когда я уходил на работу. Первую половину дня я провел над оттиском пятого номера. Принимая во внимание предстоящую атаку на шефа полиции, я решил увеличить тираж на 15 000 экземпляров. Я принялся сразу же за разработку нового номера. Пока я работал, меня тяготила мысль о предстоящем разговоре с Линдой.

«Это не должно повториться… Сегодня я вас выручаю… Но если это повторится, то нам придется расстаться».

Я понимал, что это предупреждение, и знал, что Чендлер не шутит. Значит, придется поговорить с Линдой, и она должна понять, что мы не можем жить так, как жили в последнее время. Надвигающаяся стычка с Линдой — а стычка будет серьезной — не позволяла мне четко мыслить. Я отодвинул кресло и стал беспокойно расхаживать по просторному кабинету. До меня доносился негромкий стук пишущей машинки Джин и голос Уолли Митфорда, бубнящего что-то в микрофон. Я взглянул на настольные часы. Четверть пятого. Еще два часа, прежде чем можно будет ехать домой, где меня ожидал разговор с Линдой. Я закурил сигарету и подошел к окну, из которого открывался чудесный вид на город. Дождь шел такой густой, что машинам приходилось ехать с зажженными фарами. Я посмотрел в сторону резиденции Чендлера. В окнах первого этажа, где был его кабинет, горел свет. Загудел зуммер. Я подошел к столу и передвинул рычажок.

— Мистер Менсон, некий мистер Горди хочет вас видеть, — сообщила Джин.

Горди? Это имя ничего мне не говорило.

— Он сказал, что ему нужно с вами поговорить. — Секунду длилось молчание, потом Джин отозвалась с ноткой озабоченности в голосе: — Он говорит, что у него личное дело.

— Пусть войдет через три минуты.

За это время я успел заправить ленту в магнитофон, включить микрофон, закурить новую сигарету и усесться в кресло. Джин открыла дверь и впустила высокого худого мужчину в поношенном, но старательно вычищенном костюме. Он был лет сорока, с редкими волосами, высоким широким лбом, узким подбородком, тонким носом и тонкими губами.

Я встал и пожал его руку, ладонь была сухой и жесткой.

— Мистер Горди?

— Да, Джесс Горди. — Он улыбнулся, показав мелкие желтые зубы. — Вы наверняка не знаете меня, Менсон. Но я вас, конечно, знаю.

Я указал ему на кресло:

— Садитесь, пожалуйста.

— Спасибо. — Он уселся поудобнее и достал пачку сигарет. Что-то в его самоуверенных движениях начало меня раздражать.

— Что вам угодно? — Я взял какие-то бумаги, чтобы показать, что мое время дорого.

— Мистер Менсон, у меня есть для вас информация, которую вы могли бы использовать для интересной статьи. — Он снова показал в кривой улыбке желтые зубы. — Я регулярно читаю ваш журнал, он просто превосходен. Именно то, в чем нуждается город.

— Рад это слышать, мистер Горди. Скажите, пожалуйста, о какой информации идет речь?

— Разрешите мне как следует представиться. Я служу управляющим в магазине «Велкам» в Истлейке. Не думаю, чтобы вы посещали наш магазин, но ваша супруга — наш постоянный клиент. — Он снова приоткрыл зубы в улыбке. Он начинал напоминать мне крысу. Я изобразил на лице понимание и поощряюще кивнул.

— Мистер Менсон, вы издаете отличный, смелый журнал, который борется с нечестными людьми. Это похвально и в высшей степени необходимо, — провозгласил Горди. — Я читал все номера и заранее радуюсь тем, которые еще выйдут. — Он наклонился вперед и стряхнул пепел в стеклянную пепельницу. — Я пришел, чтобы предложить информацию о мелких кражах в нашем магазине. Хотя кражи и считаются мелкими, стоимость товаров, похищенных в течение года, составляет восемьдесят тысяч долларов.

Я удивленно уставился на него:

— Вы хотите сказать, что жительницы Истлейка крадут у вас товаров на восемьдесят тысяч долларов?

Он кивнул:

— Да, именно. Не знаю, в чем тут дело, но люди воруют сплошь и рядом, даже состоятельные. Это загадка, которую мне никто не может объяснить. Например, прислуга из состоятельного дома купит товаров на десять долларов и украдет вдобавок две пачки сигарет. Богатые дамы покупают на сто долларов и крадут флакон дорогих духов.

Во мне пробудился интерес. Если этот человек действительно говорил правду, то из его информации может получиться отличная статья, которая прозвучит как взрыв и наверняка понравится Чендлеру.

— В самом деле, непонятно, мистер Горди. У вас есть какие-нибудь доказательства?

— Разумеется.

— Какие?

Он погасил сигарету, закурил новую и улыбнулся мне.

— Хотя это и стоило немалых денег, администрация решила установить передвижные кинокамеры во всех помещениях универмага. Мы подключили кинокамеры две недели назад. Наша дирекция связалась с полицейским управлением, и там сказали, что они готовы завести уголовные дела на основании наших пленок, если они будут достаточно убедительны как улики. — Он откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее. — Пленка, которая у меня с собой, наверняка очень убедительна, но я не знаю, стоит ли ее передавать капитану Шульцу. Я сначала решил переговорить с вами и с теми, чьи жены покупают у нас.

Я почувствовал, как у меня по спине пробежали мурашки.

— Боюсь, что не совсем понимаю вас, мистер Горди. — Я сказал это хриплым голосом.

— Мистер Менсон, давайте не будем тратить зря времени. Ваше время дорого, и мое тоже. — Он достал из кармана конверт и бросил его на стол. — Взгляните. Это увеличенный снимок с пленки длиной в двадцать футов. Я бы сказал, что миссис Менсон вела себя несколько неразумно, не правда ли?

Я взял конверт и вынул оттуда большую глянцевую фотографию. Объектив запечатлел Линду в тот момент, когда она с вороватым видом прятала в сумочку флакон духов.

Я окаменел, уставясь на фотографию.

— Разумеется, ваша жена не единственная, — вкрадчиво сказал Горди. — Множество дам Истлейка поступают так же. Эта пленка очень интересна. Капитан Шульц вполне мог завести дело, верно? И ваша милая, красивая жена, мистер Менсон, пошла бы в тюрьму.

Я медленно положил фотографию на стол. Горди встал.

— Ну, я понимаю, вы несколько взволнованы. — Он ощерил желтые зубы. — Вам, наверное, нужно все обдумать и поговорить с женой. Эту печальную историю вы легко могли бы уладить. Прежде чем передать эту любопытную кассету с пленкой капитану Шульцу, я могу просто вырезать из нее ту часть, где фигурирует ваша супруга. Вот мое предложение: дайте мне двадцать тысяч, и я отдам вам этот кусок пленки. Учитывая ваше положение, это не такие уж большие деньги. Итак, я предложил бы вам завтра вечером явиться ко мне с наличными. Я живу в домике недалеко от вас. Номер 189. — Он нагнулся и посмотрел на меня в упор. Глаза холодные как лед, зубы оскалены, словно у рычащей собаки. — Значит, завтра вечером… и, пожалуйста, с деньгами.

Он вышел из кабинета. Я сидел и смотрел на красивое лицо Линды, на то, как она совершает эту гадость, и понимал, что у меня нет выхода и что я должен спасти ее от преследования. Но как? Я всегда говорил, что, если кто-то попытается меня шантажировать, я немедленно обращусь в полицию. Это единственно возможный в такой ситуации образ действий. Но, к сожалению, я не мог обратиться в ведомство Шульца как раз в тот момент, когда собирался атаковать его. Конечно, он немедленно набросится на Горди, но и Линде не даст пощады, разве… Что, если убрать статью? Журнал пойдет в печать лишь через неделю. У меня масса резервного материала. Вот только Чендлер уже одобрил статью. Именно за ее идею он премировал меня десятью тысячами долларов и помог избавиться от долга. Пожалуй, я смог бы его убедить, что не хватает фактов и нам грозит судебное преследование.

В дверь постучали, и вошел Уолли Митфорд.

— Стив, ты можешь просмотреть наброски для статьи о новом школьном здании?

Мне хотелось побыть одному и спокойно поразмыслить, поэтому пришлось сделать усилие и сказать:

— Конечно, садись…

Уолли уселся и начал раскладывать на столе бумаги. Я спрятал фото Линды в ящик стола и выключил магнитофон.

Уолли был коренастым добродушным человеком лет сорока, с высоким лбом, редкими волосами, глазами, прячущимися за толстыми стеклами очков, и бульдожьей челюстью. Из всех журналистов-детективов — а знал я многих — он был самым лучшим. Мы говорили о возведении нового школьного здания, которое городской совет поручил одной строительной фирме. Уолли подозревал, что смета завышена. Он переговорил кое с кем и выяснил, что по крайней мере две или три фирмы предлагали гораздо более выгодные условия.

— Тут замешан Хэммонд, — сказал Уолли. — Как пить дать, он с этого что-то имеет. Мы могли бы задать ему как следует. Как, по-твоему?

— Узнай у Веббера, что он может дать на него.

Веббер руководил детективным бюро Чендлера.

— Ладно. — Он сделал себе пометку. — Слушай, Стив, у тебя все в порядке? По твоему виду можно сказать, что ты подхватил грипп.

— Да нет, просто болит голова. — Выдержав короткую паузу, я спросил: — Как ты думаешь, следует ли нам запускать эту статью о Шульце?

— Ты смеешься?

— Нет, я все обдумал. Мы можем нарваться на крупные неприятности. Я хочу сказать, что копы наверняка разозлятся, а это может быть чревато…

— Да ведь мы уже перебрали все это, когда планировали статью. — Уолли ухмыльнулся. — Ты ее задумал, а я ее написал. Значит, они возьмутся за нас обоих. Ну и что? Скажи на милость, что они могут сделать? Ни ты, ни я не замешаны ни в чем противозаконном. Так какого черта! — Он пригляделся ко мне. — Ты случаем не сдрейфил? Или у тебя темное прошлое? — Он широко улыбнулся, но мне было не до смеха. — В конце концов, шеф дал нам зеленый сигнал, и, если что-то случится, он о нас позаботится… А дураку Шульцу давно причитается.

— Ну ладно, но ты поговори с Веббером и спроси, не сможет ли он откопать что-то о Хэммонде.

Он задумчиво посмотрел на меня, собрал бумаги и направился к выходу.

— Слушай, Стив, плюнь на все это и пойди домой отлежись.

Когда он ушел, я вынул из магнитофона ленту, сунул ее в карман, а фотографию в портфель и зашел в приемную Джин.

— Я иду домой, Джин. Похоже, у меня начинается грипп. Если будет что-нибудь срочное, позовешь Уолли.

Она озабоченно посмотрела на меня:

— У вас дома есть аспирин?

— Конечно. Завтра наверняка буду в порядке. — Я вышел в коридор. Дверь Уолли была открыта, и я заглянул к нему. — Я иду домой, в случае чего позвони туда, ладно?

— Ничего здесь не случится. Иди и побыстрее ложись в постель.

Я поколебался немного, потом все же не выдержал и спросил:

— Уолли, Ширли ходит покупать в магазин «Велкам»?

Так звали пухленькую симпатичную жену Митфорда.

— У этих грабителей? — Уолли покачал головой. — Ты что, ведь там все стоит минимум на пятнадцать процентов дороже, чем в любом магазине. Эта лавочка только для богачей и снобов. Нам, пожалуй, не мешало бы заняться ими.

— Это стоит иметь в виду. Ладно, я пошел.

Я спустился на лифте, сел в машину и включил мотор, а потом некоторое время сидел, безнадежно уставясь перед собой.

Что делать? К завтрашнему дню мне надо достать двадцать тысяч, или пленка попадет к Шульцу. Я вообразил себе арест Линды, вообразил, какая это будет сенсация и как обрадуются ей собратья газетчики. Чендлер, разумеется, немедленно уволит меня. Я представил соседей, качающих головами. А сколько будет разговоров! Впервые с момента женитьбы на Линде я не жалел, что у нас нет детей. Но ведь должен же существовать какой-то выход. На моем банковском счету денег мало. А что, если Мэйшью согласится ссудить мне эти двадцать тысяч? Однако по трезвом размышлении я осознал, что это несбыточная мечта. Не исключено, правда, что он одолжит пять тысяч, если я выдвину какую-нибудь убедительную причину. Но как достать остальные деньги?

Я вспомнил Лу Мейера, ростовщика, который должен был стать следующей мишенью. Мой второй репортер Макс Берри уже набросал статью. Мы собирались предать огласке тот факт, что Мейер требует шестьдесят процентов прибыли. Макс также выяснил, как действуют сообщники Мейера: если какой-нибудь бедняга не мог уплатить требуемых процентов, головорезы избивали должника.

Мейер, вероятно, дал бы в долг на приемлемых условиях, если бы я не стал печатать статью. Но тут я вспомнил, что Чендлер уже дал «добро».

Я включил сцепление и поехал домой.

Как я и предполагал, Линды дома не было. Ворота гаража были открыты, а «остин» отсутствовал. Я въехал в гараж и посмотрел на часы. Было несколько минут седьмого. Потом я открыл дверь, ведущую из гаража в дом, и прошел в свой кабинет. Поставил кассету на магнитофон, фотографию убрал в ящик письменного стола, а затем зашел в туалетную комнату Линды. Через несколько минут я нашел этот флакон духов. Потом открыл туалетный шкафчик и пересмотрел все многочисленные флакончики и пузырьки. Краденым могло быть все что угодно. Там стоял изящный флакон духов «Джой», а я знал из рекламы, что это были самые дорогие духи, которые только мужчина мог подарить женщине. Я закрыл шкафчик и пошел на кухню, для того чтобы взять льда для виски. Мне срочно требовалось выпить чего-то покрепче. На кухне царил страшный беспорядок: грязная посуда от обеда была свалена в раковину, на столе валялись остатки курицы. На полу были рассыпаны картофельные хлопья. Я вспомнил, что Сисси должна была прийти только завтра. Вернувшись в кабинет, я приготовил виски и сел за письменный стол. Я пытался придумать какой-нибудь выход. Признаюсь, меня охватила паника. Я видел, как все созданное на протяжении жизни рушится из-за моей красивой, глубоко порочной и глупой жены. Почему она не попросила купить ей эти духи? Почему воровала? Ведь знала же, что будет с нами, если ее схватят за руку! Я старался не думать о ней и сосредоточился на Джессе Горди. Я вспомнил сказанное им, но не мог вспомнить точных слов. Поэтому включил магнитофон и стал слушать…

«Пленка, которая у меня с собой, наверняка очень убедительна, но я не знаю, стоит ли ее передавать капитану Шульцу. Я сначала решил переговорить с вами и с теми, чьи жены покупают у нас».

Из этого явствовало, что Линда не одна такая. У Горди должны быть и другие жертвы среди наших соседей. У меня пошла кругом голова. Я стал перебирать знакомые семьи. Митчеллы? Кридены? Джилтор? Так я мог продолжать без конца. Все соседи имели много денег, их жены были избалованы. Большинство из них были гораздо состоятельнее меня, но Линда определенно превосходила их своей разнузданностью. Приходил ли Горди и к ним? Предположим, что крали четыре женщины. Если он потребует по двадцать тысяч с каждой, то заработает восемьдесят тысяч. И все это ценой краткого визита, угрозы, небольшого кусочка пленки. Охваченный неудержимо растущей яростью, я схватил телефонную трубку и позвонил Герману Вебберу.

Сыскное бюро «Алерт» принадлежало Чендлеру, а руководил им Герман Веббер. Раньше он работал в полиции, но ушел оттуда, недовольный медленным продвижением по службе. Он пользовался симпатиями полицейских и за короткий срок сумел перетянуть к себе четырех работников, знающих толк в своей работе. Веббер также снабжал журнал информацией. Я не любил его. Он был жестким, скрытным, но доставляемые им факты всегда соответствовали истине. В трубке раздался резкий, отрывистый голос:

— Веббер!

— Это Стив, Герман. Мне нужно, чтобы вы сделали кое-что.

— Хорошо, давайте я сначала запишу.

В этом был весь Веббер, практичный, опытный, с душой полицейского.

Он никогда не принимал задание устно, не записав на магнитофон.

— Речь идет о Джессе Горди. Это управляющий универмагом «Велкам». Мне нужно знать о нем все, буквально все, даже как часто он подстригает ногти, и как можно скорее.

— Ясно. Это нетрудно. У меня тут есть материал, только нужно его немного дополнить.

— Сведения нужны к утру.

Он присвистнул:

— Вот это да!

— Я хочу иметь их у себя в десять часов, — сказал я и положил трубку.

Часы показывали 18.25. Полистав календарик, я набрал домашний телефон Мэйшью. Трубку сняла Марта, его жена.

— Скажи, Марта, Эрни уже вернулся?

— Он только что пошел в ванную. — Она засмеялась. — Мы вас страшно давно не видели. Что, если встретимся на днях? Чем вы заняты в пятницу, может, приедете?

— Хорошо, я поговорю с Линдой. Вы ведь знаете, Марта, мужчины никогда не решают таких вопросов. Может, у нее что-то намечено?

— Наверняка намечено. — И она снова рассмеялась.

Подошел Эрни и отобрал у нее трубку:

— Привет, Стив.

— Послушай, Эрни, у меня неприятности. Мать Линды нуждается в операции. Извини, что я тебя беспокою, но не мог бы ты мне помочь? Скажи честно: дашь взаймы тысяч пятнадцать долларов?

Секунду он молчал.

— Ты хочешь сказать, что они нужны тебе для… — Он не закончил фразу, спохватившись, что Марта слушает.

— Да, нужны. Можно оформить в виде ипотеки на дом, Эрни.

Снова наступила короткая пауза.

— Что, если нам поговорить об этом завтра, Стив? Я буду ждать тебя в 9.15 в офисе.

— Хорошо, но мне хотелось бы иметь представление, можно ли на это рассчитывать?

— Завтра видно будет. Сумма, которую ты назвал, вряд ли реальна. Но ничего, все обсудим. Мне очень жаль, что матери Линды нужна операция.

— Спасибо за сочувствие.

— Значит, завтра увидимся, да?

— Конечно, до свидания, Эрни. — Я повесил трубку.

Было слышно, как машина Линды въезжает в гараж. Она даже не потрудилась окликнуть меня и сразу же поднялась наверх. Над головой я услышал стук каблучков, когда она шла в ванную. После недолгой паузы послышался шум спускаемой воды. Я сидел и ждал. Зазвонил телефон, но я не притронулся к нему, хотя аппарат стоял у меня под рукой. Я слышал, как Линда сняла трубку в нашей спальне. До меня донеслась ее болтовня. Она вышла на лестницу и крикнула:

— Стив, это Фрэнк. Он хочет поговорить с тобой.

Я взял трубку:

— Привет, Фрэнк!

— Привет. Может, приедете ко мне минут через двадцать? — произнес глубокий баритон Фрэнка Латимера. Я спрашивал себя, ворует ли его жена в универмаге. — Сэлли купила креветок, мы ждем Джека, Сюзи, Мерилл и Мейбл. Ну как, приедете?

В кабинет вошла Линда.

— Спасибо… но сегодня нет. Никак не можем. Я, кажется, простудился и пораньше хочу лечь спать.

Я выслушал его соболезнования и попрощался.

— Какая простуда?! — Линда сердито смотрела на меня. — Послушай, что за ерунду ты несешь? И к тому же у нас в доме совершенно нечего есть. Сейчас же позвони и скажи, что ты передумал и приедешь.

— Нам не повредит разок и попоститься. Садись, нам нужно серьезно поговорить.

— Если тебе не хочется, я поеду одна, — сказала она и потянулась к телефону.

Я вынул из кармана флакон духов и поставил его перед Линдой.

Глава 2

К сожалению, часто случается, что проходит время и человек словно пробуждается. Мужчина или женщина смотрит на своего партнера и понимает, что чувство, которое он питал к нему, вдруг умерло. Месяцы и годы, прожитые вместе, превращаются в горку серого пепла, а взаимная любовь, этот редкий и драгоценный дар, вдруг исчезает. Для меня этот момент прозрения наступил, когда я увидел ее с протянутой к телефонной трубке рукой.

Узнав флакон, она медленно убрала руку, а на ее лице появилось настороженное выжидательное выражение. Ее тонкие губы сжались в узкую линию, и впервые с момента нашей встречи я заметил, что она далеко не так красива, как мне казалось. Когда двое любят, между ними зарождается нечто необъяснимое. Это нечто драгоценно, но хрупко, невероятно хрупко. Когда я сидел и смотрел на Линду, это нечто драгоценное вдруг угасло. Так перегорает лампочка. Ровный приятный свет и через секунду — тьма.

Я смотрел на нее и ждал. Она держалась настороженно. Облизав губы, она взглянула на меня:

— Почему здесь мои духи?

— Сядь, Линда, ты навлекла на нас большую беду. Мы должны вместе как-нибудь из нее выпутаться.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Она уже оправилась, и голос звучал совершенно спокойно. На лице появилось выражение скуки, к которому она обычно прибегала, желая показать, что я ей надоел. — Позвони Фрэнку и скажи, что мы приедем.

— Тебе что-нибудь говорит имя Джесс Горди?

Она нахмурилась:

— Нет… Но что с тобой сегодня? Послушай, если не хочешь никуда идти сегодня, то я пойду одна. Мне…

— Горди, управляющий универмагом «Велкам», приходил сегодня, и я записал наш разговор на пленку. Я хочу, чтобы ты послушала. Сядь!

После короткого колебания она повиновалась:

— Почему ты хочешь, чтобы я это слушала?

Голос Линды все же утратил обычную самоуверенность. Она перевела взгляд на магнитофон, и я заметил, как ее руки сжались в кулачки. Я нажал на кнопку, и мы в молчании выслушали Горди, который рассказывал свою грязную историю. Когда он упомянул о фотографии, я достал ее из ящика и положил перед Линдой. Она бросила взгляд на фото, и ее лицо вдруг осунулось. В это мгновение она выглядела на пять лет старше, а когда Горди сказал: «…и ваша милая, красивая жена, мистер Менсон, пошла бы в тюрьму», она вздрогнула, словно ее хлестанули бичом. Мы прослушали все до конца.

«Вот мое предложение: дайте мне двадцать тысяч, и я отдам вам этот кусок пленки. Учитывая ваше положение, это не такие уж большие деньги… Я предложил бы вам завтра вечером явиться ко мне с наличными… Значит, завтра вечером… И, пожалуйста, с деньгами».

— Не понимаю, почему ты поднял такой шум из-за дурацкого флакончика с духами. Что ж, видимо, не остается ничего другого, как дать ему эти деньги… — Она встала. — Да, я сделала глупость, признаю, но так поступают многие. Так почему же, в конце концов, и мне нельзя? И вообще, как сказал этот тип, это не такие уж и большие деньги для человека с твоим положением.

Она направилась к двери, а меня охватила такая ярость, какой, пожалуй, я не испытывал ни разу. Я вскочил, обошел вокруг стола и схватил ее за руку в тот момент, когда она взялась за ручку двери. И залепил ей такую затрещину, что ее отбросило к стене, колени у нее подогнулись, и она сползла на пол. Яростным рывком я поставил ее на ноги и швырнул в кресло. Она упала на сиденье, едва дыша, прижав руки к пылающей щеке, и со жгучей ненавистью уставилась на меня.

— Сукин сын!

— А как тебя называть — воровкой?!

— За это я с тобой разведусь! Ты меня ударил! — закричала она вне себя. — Ты сделал мне больно, зверь! Боже, как я тебя ненавижу! Теперь никуда не смогу выйти! Что скажут люди, если увидят меня в таком виде? Подожди, это тебе дорого обойдется, уж я позабочусь! Ты еще пожалеешь!

Я молча сидел и смотрел на нее. От бессильной злости она стукнула себя по коленям. Глаз у нее начал заплывать. Она выглядела нелепо и глупо, как капризный ребенок, впавший в истерику. Потом она вдруг расплакалась. Она сползла с кресла, подбежала ко мне и уткнулась лицом в мою рубашку.

— Не позволяй им посадить меня, спаси от тюрьмы.

Я испытал мимолетное сочувствие, и только. Еще вчера ее объятия могли пробудить желание, теперь же они ничего для меня не значили.

— Линда, прошу тебя, успокойся. — Я понимал, что говорю холодно. — Ну успокойся же! Поднимись и садись сюда, нам вместе нужно поискать какой-нибудь выход.

Линда подняла красное, залитое слезами лицо и отпустила меня.

— Стив, ты меня ненавидишь, да? — Она подавила рыдания. — Обещаю, что буду хорошей, правда, если ты избавишь меня от этого. Честное слово, я буду хорошей женой, я…

— Замолчи и смотри не скажи чего-нибудь такого, о чем потом будешь жалеть. Я принесу что-нибудь выпить.

Она встала, колени ее дрожали.

— Боже! Ты словно каменный! Никогда б не подумала…

Я подошел к бару и налил нам обоим неразбавленного виски. Когда я возвращался со стаканами к письменному столу, зазвонил телефон. Я поставил стаканы и взял трубку.

— Можно попросить Линду? — спросил женский голос.

— Линда заболела. У нее простуда. А кто ее спрашивает?

— Это Люсиль. Линда простудилась, какая жалость! Я могу чем-нибудь помочь? Только скажите, я сразу же прибегу. Я могу варить чудесные супы.

Люсиль Бауер жила в конце нашей улицы в одноэтажном доме. Это была высокая некрасивая лесбиянка средних лет, которая, по-моему, проявляла нездоровый интерес к некоторым девушкам нашего района.

— Спасибо, Люсиль, мы справимся сами.

— Бедняжка Линда, я могла бы прийти утешить ее.

— Ее сейчас утешают три таблетки аспирина. Но все же спасибо.

— Ну, не стану больше задерживать. Я знаю, что у вас всегда много работы. Мне очень нравится ваш журнал, мистер Менсон.

— Спасибо, я чрезвычайно рад, а пока до свидания.

Я повесил трубку.

Стакан Линды был пуст. Она дрожала всем телом, и ее глаз совсем заплыл. Я налил ей еще на три пальца спиртного.

— Что теперь нам делать? — простонала она. — Боже, и послал же ты мне муженька! Можешь заплатить этому типу?

Я сел и закурил сигарету.

— Это шантаж, а по-твоему, мы должны поддаться на него?

— А как же иначе! — Она снова сорвалась в крик. — Ведь он засадит меня в тюрьму!

— Ты этого очень боишься? — Я посмотрел на нее. — В конце концов, доказано, что ты воровка, а вор всегда должен считаться с тем, что его могут поймать.

— Ты стараешься меня напугать, но я просто не буду тебя слушать. Ты ненавидишь меня, да! Ты с ума сходишь по этой твоей подлой секретарше! Уж я-то отлично знаю, как вы там развлекаетесь в редакции!

Я подался вперед и заглянул ей в глаза.

— Хочешь еще пощечину? Если сейчас же не замолчишь, получишь!

— Только посмей меня тронуть! Я буду кричать и позову полицию! Слышишь, только посмей!

Я был сыт по горло ею и этой историей.

— Уходи, Линда, мне нужно подумать, уходи, прошу тебя.

— Они не посмеют меня посадить в тюрьму, мне это не пережить. Какой позор! — Она снова расплакалась. — Помоги мне. Про Джин я сказала просто так. Мне страшно, и не знаю вообще, зачем я так делала… все так делают.

Это становилось невыносимым. Совершенно необходимо было побыть одному, чтобы все спокойно обдумать. Я встал и вышел из комнаты.

— Стив, не оставляй меня одну!

Ее отчаянный крик заставил меня только ускорить шаги. Я выбежал из дому, сел в машину и поехал в город. И мне казалось, я умчался бы на край света, лишь бы уйти от этой жизни. Когда я въезжал на стоянку возле редакции, часы на башне пробили семь. Пришлось звонить ночному вахтеру Джо Смоллу, чтобы он впустил меня.

— Это вы так поздно собираетесь работать, мистер Менсон?

— Да.

Редакция была моим единственным убежищем. Здесь я мог спокойно посидеть, подумать и отыскать какой-нибудь выход. Я поднялся на лифте, вошел в свой коридор и открыл дверь в рабочий кабинет. Войдя, я сразу же услышал в соседней комнате стук пишущей машинки Джин. Меня удивило, что она до сих пор работает, хотя знал по опыту, что никто не уходит из редакции, пока не закончит работу. Я научился ценить Джин и хорошо понимал, что без нее наш журнал не добился бы такого успеха. Я включил у себя свет, подошел к двери и открыл ее. Девушка сидела за машинкой, и ее пальцы быстро порхали по клавишам. Она подняла голову, ее глаза расширились от испуга. Она перестала печатать.

— Почему вы вернулись, Стив?

— Мне надо кое-что обдумать без помех.

— Уолли оставил мне уйму работы, но я почти уже все закончила.

Я смотрел на нее и впервые видел в ней женщину, а не только способную секретаршу. Смотреть на Джин было удовольствием. Высокая, темноволосая, с серьезными умными глазами, и сейчас я впервые заметил, что у нее красивые руки и плечи. Шелковистые волосы мягкими волнами спускались на плечи.

— Что случилось, вы так плохо выглядите?!

Неожиданно я решил, что могу ей довериться. Я вошел в комнату, закрыл дверь и поставил кресло возле стола.

— Линда только что сказала, что мы, то есть вы и я, развлекаемся в редакции.

— Почему она так сказала? — спросила она очень тихо.

— Наверное, потому, что мы поругались. Она искала аргумент, способный задеть меня.

— Очень жаль, но чем я могу помочь?

Я поднял голову. Она тревожно посмотрела на меня, и я понял, что она действительно хочет мне помочь.

— Все не так просто, Джин. Я попал в скверную историю. Объяснить все сейчас не могу, так как дело касается не только меня. Слушайте, Уолли подождет, бросайте все дела и идите домой. Мне нужно спокойно подумать, а стук машинки меня отвлекает. Вы сделаете это для меня?

— Вы уже ужинали?

— Господи! Да я и думать о еде не могу. Мне нужно только кое о чем поразмыслить.

Она встала:

— Тогда поедем поужинаем, я проголодалась. Потом вы можете вернуться и думать сколько угодно.

Я должен был признать, что это разумное предложение. Мои нервы так разыгрались, что я все равно не мог четко мыслить. Надо немного успокоиться. Впервые с того момента, как я женился, я поведу ужинать не Линду, а другую женщину.

— Вы умница… хорошо, поедем, но куда?

— К Луиджи. — Она погасила настольную лампу. — Вы подождете меня несколько минут?

Я вернулся к себе в кабинет и в ожидании закурил сигарету. В голове было пусто. Я радовался, что не останусь в одиночестве, а о Линде с заплывшим глазом старался не думать. Вошла Джин, надевая на ходу легкий плащ:

— Пошли, возьмем мою машину.

Она усадила меня в «порше», который получила от Чендлера в качестве поощрительного подарка, когда переходила от него ко мне.

Движение на улицах было оживленным, и припарковать машину оказалось целой проблемой. Я понял, какое бремя сняла с меня Джин, избавив от необходимости крутиться на моем большом «мерседесе».

В течение нескольких минут мы нашли место для стоянки и прошли в маленький ресторанчик Луиджи. Я никогда не был в этом заведении. Не знаю почему, но Джин, судя по всему, была здесь частым гостем.

В этот час посетителей было немного, всего три парочки, все незнакомые мне люди. Пухлый Луиджи поцеловал Джин кончики пальцев, поклонился и провел к столику в конце зала.

— Можно заказывать? — спросила Джин, когда мы уселись.

— Мне совсем не хочется есть.

Я чувствовал себя таким разбитым, что при мысли о еде меня замутило. Луиджи стоял возле нас, как статуя. Его черные глазки походили на маслины.

— Мы возьмем устриц, Луиджи, больших устриц и «шабли».

Она сделала правильный выбор. Устрицы, пожалуй, были единственным, что я мог проглотить.

Луиджи с достоинством отошел.

— Это из-за Горди, правда? — Она смотрела мне прямо в глаза.

Ее слова застали меня врасплох, секунду я колебался, потом кивнул.

— Вас шантажируют?

— Как вы догадались?

— Это было нетрудно. Уолли проводил кое-какое расследование, и я перепечатывала его заметки. Когда Горди прошел к вам, я сразу все поняла.

— Уолли что-то расследовал, он знает про Линду?

Я перепугался.

— Нет. Если бы он что-то узнал, первым делом пришел бы к главному редактору, так как восхищается вами. Как раз на этот день у него было записано несколько фамилий, и он продолжает поиски. Он узнал главным образом о прислуге, и, кстати, ваша Сисси тоже фигурирует в этом списке.

Я достал из кармана платок и вытер вспотевшие ладони.

— Вы не запомнили какие-либо имена? Я имею в виду не прислугу.

— Сэлли Латимер, Мейбл Криден, Люсиль Бауер.

Принесли устрицы, уложенные на блюде с колотым льдом. Налили «шабли». Сияющий Луиджи распорядился, чтобы нас хорошо обслужили, а потом вместе с официантом удалился.

— Как Уолли разузнал обо всем и где он взял имена?

— Не знаю. Я только перепечатала его рукописи и заметки. Там были и другие имена, но я их не помню.

— Вы уверены, что Линды там нет?

— Разумеется.

— Уолли говорил мне о том, что давно следовало бы заняться универмагом. Но почему он не сказал, что уже начал?

Джин взяла вилкой устрицу и поднесла ко рту.

— Вы же знаете Уолли, он любит преподносить сюрпризы.

Это звучало правдоподобно. Уолли был большим индивидуалистом. Все факты, касающиеся Шульца, он тоже собрал не обмолвившись ни единым словом.

Я убедился, что смогу проглотить устрицу, и взял еще несколько на тарелку.

— Линда украла в универмаге флакон духов, и Горди ее заснял. Он хочет за пленку двадцать тысяч долларов.

Джин тихо ахнула:

— А у вас их, конечно, нет?

Она знала это точно, так как мои личные чеки проходили через ее руки.

— А у меня их нет. Эта история может угробить меня и наш журнал. Я уже попросил Веббера присмотреться к Горди. Возможно, он найдет что-то. Это моя единственная надежда. При удаче я смог бы его тоже шантажировать.

— Будьте поосторожнее с Веббером, не забывайте, что это человек Чендлера.

— Конечно. И мне надо сегодня вечером еще раз поговорить с Уолли.

— Зачем?

— Необходимо узнать, откуда он взял имена.

— Стив, вы ведь знаете Уолли, он никогда не раскрывает своих источников информации. Вы ничего из него не вытянете.

— Хочу попробовать. Дело очень важное.

Она кивнула:

— Доедайте устриц. Я пойду позвоню Уолли, он должен быть дома.

Она встала и направилась к телефонной кабине, я же, посмотрев на оставшиеся устрицы, решил, что с меня хватит.

Пока Джин стояла в кабине, я не сводил глаз с ее стройной фигуры. Через несколько минут она вернулась.

— Он только что вышел. Ширли сказала, что вернется примерно через полчаса. Он поехал к Максу.

— Как вы думаете, он поделится с Максом?

— Уверена, что нет. — Ее лицо приняло озабоченное выражение. — Стив, я фактически нарушила слово, когда проговорилась, над чем работает Уолли. Он дал мне перепечатать заметки с условием держать все в секрете.

— Сейчас это не имеет значения, так как речь идет о слишком серьезных вещах.

— В общем, я только хотела вас предупредить, чтобы вы не удивлялись, если ничего из него не вытянете.

— Да нет же, он мне скажет. Должен сказать.

— Вы совсем не едите.

— Я уже сыт.

— Стив, прошу вас, ешьте. Ведь еще не конец света.

Я вспомнил про Линду, в одиночестве сидящую дома. Не следовало оставлять ее одну.

— Мне нужно позвонить.

Я вошел в кабину и набрал свой номер. Долго звучали гудки, потом послышался женский голос:

— Миссис Менсон плохо себя чувствует, мистера Менсона нет дома. Кто говорит?

Я узнал голос Люсиль Бауер. Не отвечая, я повесил трубку. Линда быстро нашла утешительницу. Я надеялся, что у нее хватит ума не рассказывать этой бабе о своих выходках. И тут я вспомнил, что в составленном списке Уолли Люсиль тоже значилась. Выходит, воровки встретились.

Я вернулся к Джин:

— Закажем еще устриц, для больных они в самый раз.

— Перестаньте, Стив! — одернула Джин. — Только, пожалуйста, не начинайте себя жалеть, а то рассержусь.

Я посмотрел на нее:

— Послушайте, а ведь вы замечательная девушка. Прошу простить. У меня был действительно паршивый день, но сейчас я и в самом деле съел бы пару устриц.

Она посмотрела на Луиджи и подняла руку.

Устриц принесли так быстро, словно ожидали, что мы попросим добавки.

Сорока минутами позже мы вышли из ресторана, и Джин отвезла меня обратно. Я пришел к заключению, что должен поговорить с Уолли наедине. Джин предложила подождать до утра, но я решил не откладывать. Следовало попрощаться.

— Спасибо за все, Джин, вы оказались хорошим другом.

Она секунду смотрела на меня, потом улыбнулась, села в машину и уехала.

Я быстро пересек город, направляясь к району, где жил Уолли. Ему принадлежал скромный, уютный одноэтажный домик, к сожалению, находившийся в пределах городской черты и в облаках дыма, в которых тонул город. Тем не менее я был уверен, что у него денег на счету больше, чем у меня. Когда я остановился перед домом, меня удивило, что во всех окнах темно. Было всего несколько минут десятого. Я вышел из машины, подошел к входной двери. Позвонив, стал ждать. Никого. Я позвонил еще. Послышался чей-то голос:

— Их нет дома.

Я обернулся. У калитки стоял пожилой мужчина с собакой.

— У них что-то случилось, — объяснил он мне. — Вы знакомый мистера Митфорда? Я его сосед.

Я вернулся к калитке:

— Меня зовут Стив Менсон. Что случилось?

— А, мистер Менсон, читал о вас. Отличный у вас журнал. Да… случилось… кто-то напал на беднягу Уолли и избил.

Я почувствовал, как по спине побежал холодок.

— Сильно избили?

— Боюсь, что да. Полицейские отправили его в санитарной машине, а миссис Митфорд увезли с собой.

— Куда его повезли?

— В Северную больницу.

— Извините, от вас нельзя позвонить?

— Конечно, можно, мистер Менсон. Я живу тут рядом. — Он свистнул собаке и повел меня к соседнему домику, точной копии того, в котором жил Уолли.

Через две минуты я говорил с Джин:

— Джин, Уолли ранен, он лежит в Северной больнице. Не могли бы вы подъехать туда? Нужно, чтобы кто-то побыл с Ширли.

— Я выезжаю. — Она положила трубку.

Мы подъехали к больнице одновременно. Джин надо было проехать большее расстояние, значит, она гнала машину на предельной скорости. Мы посмотрели друг на друга.

— Это серьезно?

— Не знаю. Сейчас выясним.

Нам повезло. В ту ночь дежурил Генри Стенсил, мой давнишний приятель.

— Как его дела, Генри? — спросил я, как только мы вошли в приемную.

— Так себе. Эти мерзавцы здорово его отделали. У него сотрясение мозга, сломаны челюсть и четыре ребра, и, похоже, его не меньше трех раз ударили ногой по голове.

— А Ширли?

Кивком он указал на соседнее помещение:

— Послушай, Стив, у меня сейчас много работы. Не мог бы ты ею заняться?

— Для того мы сюда и приехали. — Я кивнул Джин, и она исчезла за дверью.

— Он выживет? — спросил я.

— Да, но несколько дней не будет двигаться и может потерять глаз.

— А что полиция?

— Я уведомил ее, но пока и речи не может быть о том, чтобы он дал показания. Бедняга Уолли не сможет говорить по крайней мере в течение четырех-пяти дней.

Джин ввела Ширли. Я пошел им навстречу. Ширли плакала и дрожала.

— Ширли, дорогая, мне ужасно жаль…

Она вытерла заплаканные глаза и гневно посмотрела на меня.

— Это вы и ваш проклятый журнал! Я предупреждала Уолли, но он не принимал это всерьез. — Она прижалась к Джин, которая взглянула на меня и покачала головой.

Я отступил, и они вышли из комнаты.

Четыре-пять дней! Я подумал о Горди. Если Веббер ничего не откопает, я пропал. Я медленно пошел по коридору к регистратуре.

— Менсон!

Я остановился и обернулся. Ко мне приближался плечистый детина в поношенном дождевике и шляпе. Я узнал сержанта Лу Бреннера из городской полиции. Он был лет тридцати восьми, с бледным лицом, приплюснутым носом и беспокойными маленькими глазками. Он всегда казался небритым. Я знал, что он обладает недюжинной силой и славится жестокостью. Судя по тому, что я слышал, но не имел точных данных, его излюбленный метод допроса — избиение обвиняемого, а уж потом он задавал вопросы. Единственным, кого признавал Бреннер, был капитан Шульц.

Вы не поверите, но у этого малого очень милая жена. Как-то раз миссис Бреннер возвращалась домой, на нее набросился какой-то наркоман. Он был сильно на взводе. Шульц — он тогда был еще лейтенантом — увидел это, но издалека не мог успеть вовремя. У наркомана был нож. Так вот Шульц его пристрелил. Говорят, что такого меткого выстрела еще не видывали. Но факт, что пуля пролетела над плечом миссис Бреннер и разнесла наркоману голову. Нож только царапнул ее. Бреннер никогда этого не забывает. С тех пор он заглядывает Шульцу в рот, и так будет всегда.

Я посмотрел на Бреннера:

— Что вам угодно?

— Я хочу с вами поговорить. — Он задумчиво посмотрел на меня. — Этот Митфорд… он нас интересует. Чем он сейчас занимается? Свидетели показали, что, когда он выходил из машины, на него набросились двое парней. Они взяли его в оборот и выхватили портфель. Мы хотим знать, грабеж ли это, или Митфорду дали понять, чтобы он помалкивал?

Я торопливо соображал.

Уолли занимался подрядами на строительство нового здания школы. Он наверняка имел при себе документы, которые могли бы изобразить Хэммонда в очень неприглядном свете. Вероятно, в портфеле находились бумаги, относящиеся к универмагу «Велкам». Они могли скомпрометировать ряд женщин из состоятельного района Истлейка. Впрочем, я не собирался выкладывать этого Бреннеру.

— Он занимался контрактом на постройку школы, — сказал я. — Смета оказалась на восемьдесят тысяч выше, чем было положено.

Он задумчиво посмотрел на меня:

— Это дело муниципалитета. Больше ничего?

— Насколько мне известно, нет.

— Похоже, нам придется поговорить с его женой. Она уже уехала домой?

— Кажется, да. Но вы напрасно думаете, что если дело находится в ведении муниципалитета, то скандала быть не может. Видно, кто-то пытается замести следы.

Он сдвинул шляпу на затылок:

— Верно. Что ж, раз вы суете нос в чужие дела, надо считаться с тем, что его могут расквасить.

— Вас можно процитировать, сержант? Это могло бы заинтересовать мистера Чендлера.

— Думаете? — Его глазки беспокойно забегали. — Смотрите, чтобы и вашему носу не досталось. — С этими словами он ушел.

Его напутствие не прибавило мне спокойствия. Я спросил себя, что скажут в полиции, когда прочтут наш следующий выпуск. Ширли, конечно, знает о предстоящей атаке на Шульца. Если Бреннер доберется до нее, в ее теперешнем состоянии она сможет наговорить лишнего. После короткого раздумья я пошел в телефонную кабину и позвонил Ширли. Номер не отвечал. Я сообразил, что Джин отвезла ее к себе, и позвонил туда. Джин сразу же сняла трубку.

— Ширли у вас? — спросил я.

— Мне только что удалось уложить ее в постель, она приняла две таблетки снотворного. Надеюсь, проспит до утра.

— Полиция хочет поговорить с ней. Джин, подержите-ка пока ее у себя. Что она говорила о «проклятом» журнале?

— Она думает, что Уолли избили из-за Хэммонда.

— Ей что-нибудь известно об универмаге?

— Не думаю. Она все время твердит о Хэммонде.

— Завтра можете не выходить на работу. Если вам удастся успокоить ее, тогда другое дело. Я не хочу, чтобы она говорила копам о наших делах.

— Я все устрою. Не могли бы вы позвонить мне завтра в восемь?

— Обязательно позвоню. Спасибо вам за все.

Я повесил трубку и медленно пошел к машине. Все равно я не могу ничего поделать до утра. Завтра я должен встретиться с Эрни и постараться раздобыть деньги. В редакции меня будет ждать доклад Веббера о Горди. Это самое главное. Если Веббер подведет, останется одно — любой ценой раздобыть деньги.

Домой я вернулся в четверть одиннадцатого. Не светилось ни одно окно. Неужели Линда уже спит? Я надеялся на это. У меня пропало всякое желание говорить с ней. Я вошел в холл и огляделся. На столе лежал клочок бумаги. Я подошел, чтобы взглянуть на него. Это была записка:

«Дорогой Стив!

Я забираю Линду к себе. Ее синяк дня через два, наверное, пройдет, но ни к чему, чтобы к этому времени пошли слухи. Так что она побудет у меня. Помните, что женщину никогда не следует бить по лицу. Уж если бить, то лучше отшлепать. Результат тот же, но не так заметны синяки.

Люсиль».

Скомкав записку, я бросил ее в корзину для бумаг. Потом приготовил виски и сел в кресло. Я чувствовал, что впереди долгая одинокая ночь. Мной овладела паника, я испытывал страх.

Ровно в восемь я позвонил Джин:

— Ну, как там Ширли?

— С ней все в порядке. Она стоит рядом и хочет поговорить с вами.

— Стив, мне так неудобно, что я вспылила вчера. Простите меня, — раздался голос Ширли.

— Ну что вы, пустяки, мне нечего прощать.

— Нет, есть. Если бы Уолли услышал меня, он был бы недоволен. Я была сама не своя, увидев его в таком состоянии. Боже, что они с ним сделали! — Ее голос задрожал. Через несколько секунд она снова заговорила: — Ваш журнал отличный, и Уолли знал, чем рискует. И я тоже, но просто не могла поверить, что есть такие звери.

— Я сообщу Чендлеру, и он наверняка сделает что-нибудь для Уолли. Он быстро поправится, нужно только немного подождать. Я говорил с доктором. Опасности для жизни нет. — Я умолчал о том, что Уолли может лишиться глаза. — Ширли… с вами хочет поговорить полиция. Прошу вас, будьте с ними осторожны и не упоминайте о Шульце. Этой бомбе еще не время взрываться. Скажите, что Уолли интересовался строительством новой школы, и больше ничего. Вы поняли?

— Да, разумеется.

— Я еще позвоню попозже.

— Но вы меня прощаете, Стив?

— Конечно, конечно. Вы не передадите трубку Джин?

Джин взяла трубку.

— Не знаете, кто-либо из мужей собирается платить? — спросил я напоследок.

Она ответила:

— Откуда же мне знать. Я знаю только, что никто из них не бил свою жену.

— И напрасно, пожалуй, — сказал я и повесил трубку.

Я поехал в банк.

— Садись, Стив, — пригласил меня Эрни. — У нас мало времени, так что давай сразу же перейдем к делу. Все, что я могу себе позволить, это превысить счет на пять тысяч. Устроит тебя?

— А нельзя ли на десять, Эрни? У меня тяжелое положение.

— К сожалению, нет. Мне и так стоило больших трудов добиться для тебя этих пяти. Ты же знаешь, банк не мой: надо мной еще три директора.

— Тогда не мог бы я заложить дом?

— Нет, у тебя на нем и так черт знает какая ипотека… где там, это безнадежно.

Я попытался улыбнуться:

— Ну, ничего не попишешь, беру эти пять, и большое тебе спасибо.

— Извини, что я больше не мог сделать для тебя. Мать Линды серьезно больна?

— Боюсь, что да.

Он сочувственно улыбнулся, а мне вдруг подумалось, не воровка ли его жена Марта, которая наверняка делает покупки в этом же универмаге. Придя в редакцию, я поздоровался с Джули, сидевшей за коммутатором. Она сообщила, что Джин до сих пор не пришла. Я ответил, что знаю, и прошел в свой кабинет. Мне оставалось надеяться только на Веббера. Если он подведет, придется идти к Мейеру и брать взаймы под шестьдесят процентов. Веббер позвонил, когда я просматривал почту.

— Вышла дурацкая история, — сказал он голосом бывшего копа. — Вчера ночью кто-то забрался в наш офис и унес несколько папок, в одной из них было досье на Горди.

Я так судорожно стиснул трубку, что у меня побелели суставы пальцев.

— Вы не можете вспомнить, что там, в этом досье?

— Послушайте, у нас пятнадцать тысяч конфиденциальных досье. Джек Уэлш собирал материалы на Горди восемь месяцев назад, а месяц назад уволился. Я читаю досье только в случае необходимости.

Не прозвучала ли в его голосе нотка фальши?

— А где сейчас Уэлш?

— Вот уж этого я не знаю. Работник он никудышный, и мы с радостью избавились от него. И вообще, чего вы так интересуетесь Горди? Зачем он вам понадобился?

— Что думает о краже полиция?

Он хрипло рассмеялся:

— Я о ней не заявил. Копы меня не любят, да и что толку. Тут сработал профессионал, а против них полиция вообще ничего не стоит.

— Но зачем понадобилось красть папки?

Он помолчал, потом снова заговорил:

— Я доложил об этом Чендлеру, и он согласен, что не следует в это дело впутывать копов.

— Вы не ответили на мой вопрос! У вас пропало десять папок, значит, хотя бы в одной из них могло быть очень важное досье.

— Наверное, их украл какой-нибудь псих. Слушайте, у нас здесь уйма работы. Может, поговорите с мистером Чендлером, раз вас это так интересует.

С этими словами он повесил трубку.

Я положил трубку, немного подумал, а потом снова набрал номер телефона Веббера.

Отозвался женский голос:

— Сыскное бюро «Алерт», что вам угодно?

— Говорят из адвокатской конторы «Трумен и Лейси». Нам сообщили, что у вас работал мистер Джек Уэлш. Мы выясняем некоторые аспекты завещания, которые касаются его личности. Не могли бы вы дать нам его адрес?

Она ответила без малейшего колебания:

— Сожалею, но здесь явная ошибка. У нас таких нет и никогда не было.

Я положил трубку. Теперь я был в полной уверенности, что Веббер лгал мне.

Глава 3

В дверь постучали, и в комнату влетел мой второй редактор и репортер Макс Берри. Высокий крепкий парень лет тридцати. По его лицу, казалось, проехал каток. В студенческие годы он занимался боксом. Он был пока не так хорош, как Уолли, но к своей цели шел с упорством фокстерьера, преследующего крысу. Одевался он небрежно, носил пузырившийся на локтях твидовый костюм и красный галстук, который всегда непонятным образом сползал у него на левую сторону.

— Жуткий случай с нашим Уолли, — провозгласил он еще с порога.

— Да, садись.

Я еще не мог прийти в себя от открытия, что Веббер не на моей стороне. Но сейчас у меня не было времени гадать о причинах. Прежде всего мне пришло в голову, что его жена Хильда тоже, вероятно, ворует в универмаге. Это казалось логичным, во всяком случае, на первый взгляд.

— Я приехал прямо из больницы, — сказал Макс, шлепаясь в кресло. — Господи, ох и отделали же они беднягу. Жаль, что на его месте не оказался я. — Он расчесал пятерней густые черные волосы. — Ты уже что-то узнал, Стив? Как по-твоему, замешан тут Хэммонд?

Возможно, это было дело рук Хэммонда, но у меня из головы не шла история с универмагом.

— Не знаю. Обычный грабеж тоже нельзя исключить.

— Сомневаюсь. У него был полный портфель бумаг с собой. И стервец обо всем помалкивал. Вчера мы с ним просматривали предварительную смету на эту школу, и мне кажется, что он думал о другом. Видно, он занимался еще чем-то и именно из-за этого попал в больницу.

Я вертел в руках ручку. Мы с Уолли отлично понимали друг друга, и я доверялся ему в любом затруднении. Но с Максом дело обстояло иначе. Он кидался на все, как разъяренный бык, тыча во все стороны рогами. И для него не имело значения, что он задевал кого-то, лишь бы получить сенсационный материал. Я совершенно отчетливо понимал, как он отреагирует, если я скажу, что происходит в универмаге. Он немедленно помчится туда и заставит Горди говорить.

— Ты ведь знаешь Уолли, — сказал я осторожно. — Он все скрывает. Но мне кажется, что за этим стоит все же Хэммонд.

— Мне тоже. Мы собрали факты полностью. Уолли еще хотел раздобыть копию контракта, подписанного Хэммондом. Вчера вечером мы говорили об этом. Я предложил заняться этим контрактом, но он хотел сделать все сам. У него связей больше, чем у меня. — Он подался вперед и заглянул мне в глаза. — Теперь это мое дело?

— Слушай, ты помнишь статью о Шульце? Над ней работал Уолли, и она совершенно готова и сдана в набор. Так вот я подумал… пойми, что случилось с Уолли, может случиться и с тобой, и со мной. Я считаю, что нам надо подождать со статьей о Шульце, пока мы не покончим с Хэммондом. Нам может понадобиться защита полиции; если мы напечатаем эту статью, защиты нам не видать как своих ушей.

Он потер пальцами приплюснутый нос:

— Защита полиции? А как, по-твоему, они смогут нас защитить?

— Ну, например, выдать нам разрешение на ношение оружия. Чендлер мог бы это устроить.

Он ухмыльнулся.

— Мне оружие ни к чему. — Он взглянул на свои мощные кулаки.

— Трое таких головорезов прекрасно с тобой справятся, Макс. Не воображай себя суперменом!

Он пожал плечами.

— Ладно, будь по-твоему. — Он встал. — Вернусь после обеда, — сказал он и вышел.

Я посмотрел через окно на ярко освещенные окна офиса Чендлера.

Моя нерешительность длилась лишь секунду. «Может быть, разговор мне поможет хоть немного успокоиться», — подумал я, набирая номер секретарши Чендлера.

— Мистер Чендлер у себя? Мне нужно поговорить с ним по очень важному делу.

— Минуточку, я узнаю, примет ли он вас. — Через минуту она снова сказала: — Вы не могли бы приехать немедленно? Через час он вылетает в Вашингтон.

Я приехал туда через пять минут, по дороге не слишком обращая внимание на правила движения.

Чендлер стоял возле письменного стола с набитым портфелем у ног, рядом на стуле лежали его шляпа и пальто.

— Что у вас, Стив? — спросил он, когда я вошел в кабинет. — Я уезжаю, у меня встреча с президентом. Вероятно, будут новости, когда вернусь.

Я объяснил ему, что в связи с нападением на Уолли и принимая во внимание участие в этом деле муниципалитета и Хэммонда я считаю необходимым отложить атаку на Шульца.

Я тщательно подбирал слова:

— После выхода статьи нам будет нельзя рассчитывать на помощь полиции. В этой ситуации она нам необходима, если мы хотим выяснить, кто стоит за нападением. Это может повториться, а я вряд ли смогу редактировать журнал, мистер Чендлер, лежа в больнице. Мне хотелось бы получить для себя и Берри право на ношение оружия. Дело может перейти в небольшую войну. Если Шульц не окажет нам содействия, это не кончится добром.

Чендлер посмотрел на меня из-под полуприкрытых век:

— У вас найдется чем заменить статью о Шульце?

— Есть целый ряд хороших материалов. Мы могли бы выступить с фактами о новых противозачаточных таблетках.

Немного подумав, он кивнул:

— Ну что ж, мне не хочется выпускать из рук этого мерзавца, но ваши соображения звучат довольно убедительно. Значит, в последний номер вы статью не ставите, используем ее в следующем, так?

— Да.

Он испытующе взглянул на меня:

— Следовательно, вы считаете, что нападение на Уолли связано с Хэммондом?

— По-видимому, да.

В дверь заглянула секретарша:

— Ваша машина на месте, мистер Чендлер.

— Хорошо. Да, и скажите Боргу, чтобы он достал лицензии на право ношения оружия для Стива и Берри, а также подобрал им пистолеты. — Чендлер повернулся. — Мы еще поговорим об этом, когда я вернусь. Как поживает Линда? — спросил он чуть позже, когда мы уже выходили из кабинета.

— Спасибо, неплохо, — ответил я, представив, как бы у него вытянулось лицо, признайся я, что подбил ей глаз. Шагая гулким коридором бок о бок с боссом, я добавил небрежно: — Я слышал, кто-то прошлой ночью забрался к Вебберу. Пропали какие-то бумаги.

Великий человек даже не замедлил шаг.

— Да… Вероятно, какой-нибудь сумасшедший, сейчас их много развелось. — Он дотронулся до моего плеча. — Вы думаете, за этим что-то кроется?

— Не знаю. Просто показалось странным, что Веббер не заявил в полицию.

— В полицию? Какой в этом смысл?

Я видел, что он думает о другом. Наверное, повторял про себя слова, с которыми обратится к президенту.

Мы подошли к лифтам. Какой-то человек взял у Чендлера портфель. Он сделал это так подобострастно, что я не удивился, если бы он упал на колени и стукнулся лбом об пол.

— Ну, до свидания, Стив. — Он хлопнул меня по спине. — Мы еще поговорим.

Мы с секретаршей смотрели, как великий человек в сопровождении маленького исчезли из виду. Потом секретарша кивнула и вернулась в офис. Я шагнул в кабину соседнего лифта и нажал на кнопку первого этажа.

Когда я вернулся в редакцию, Джин сидела за моим письменным столом и сортировала почту, которую я уже разобрал.

— Привет, Джин, как дела у Ширли?

— Она хорошо держится. Уолли ведь все еще без сознания. Но, похоже, докторов это не беспокоит. Ширли уехала домой. Как Линда?

— О, о ней хорошо позаботятся. — Я обошел стол и сел.

Джин стояла рядом со мной с пачкой писем для нас. Темно-серое платье очень шло ей. Темные волосы блестели. Я увидел у нее на руке платиновые часики на платиновом браслете. Неожиданно я понял, что замечаю мелочи, на которые решительно не обращал внимания еще вчера: часы, фасон платья, шелковистые волосы, спокойные, умные глаза. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, потом Джин сказала:

— Вы не хотите посмотреть почту?

— Я уже ее просмотрел, и там нет ничего важного, вы и сами управитесь. — После минутной паузы я попросил ее присесть. — Сегодняшний день начался скверно. Хотите узнать новости?

— Плохие?

Я рассказал о телефонном разговоре с Веббером и о том, что Мэйшью сможет одолжить только пять тысяч. Я также рассказал, как мне удалось уговорить Чендлера подождать печатать статью о Шульце и достать для нас с Максом разрешение на ношение оружия.

Она напряженно слушала.

— Ну, вот, пожалуй, и все. Не понимаю Веббера. Вероятно, его жена тоже воровала, и потому он опасается Горди. У Чендлера, разумеется, хватает других забот, и его это не интересует. Если Веббер сказал, что в папках не было ничего интересного и украл их какой-то псих, почему бы Чендлеру не поверить. Джин, меня это беспокоит. Я рассчитывал на Веббера и теперь вижу, что ошибался. Похоже, придется где-то выпрашивать пятнадцать тысяч, раз хочу выхлопотать для Линды этот материал.

— Может, попробуете уговорить Горди? — спокойно спросила Джин. — Потяните время, до сих пор вам это удавалось. Попросите у него отсрочку и скажите, что заплатить не можете. Тем временем обязательно найдете чем его припугнуть.

— Без Веббера я, скорее всего, ничего не найду.

— А ведь, пожалуй, досье Горди до сих пор у Веббера. Я могла бы до него добраться.

Я непонимающе взглянул на нее:

— Каким образом?

— Когда-то я оказала его секретарше Мэвис Шерман большую услугу. Она сделает для меня все что угодно. Постарайтесь уговорить Горди подождать несколько дней.

Я снял телефонную трубку и попросил Джули соединить меня с Джессом Горди из универмага «Велкам». Потом положил трубку.

— Чем вы помогли Мэвис?

— Это не должно интересовать вас, Стив. Во всяком случае, со многими случаются всякие неприятности. Если я могу кому-то помочь, то помогаю. — Она подняла руки, а потом снова опустила их на колени. — В один прекрасный день, кто знает, возможно, и мне понадобится помощь.

Зазвонил телефон.

— Мистер Горди?

— А, мистер Менсон, как поживаете? — Насмешливую нотку в его голосе нельзя было не заметить.

— Нам придется отложить дня на два то, о чем мы договаривались. Сейчас я просто не могу.

— Неужели! У меня тоже затруднения. Давайте поговорим о наших затруднениях сегодня вечером, как условились. В девять часов. Помните адрес? Истлейк, 189. Пока хватит какой-нибудь мелочишки. В общем, договорились. — И он повесил трубку.

Джин слушала по параллельному телефону. Мы положили трубки и посмотрели друг на друга.

Она встала:

— Я приглашу Мэвис пообедать. Статья о противозачаточных таблетках готова, и я пошлю ее в номер.

Раздался звонок. Звонил Марвин Гудер, наш специалист по дорожным происшествиям. С этого момента и до самого обеда у меня не выдалось ни единой свободной минуты. В полдень я пошел пообедать с Джимми Рефферти, нашим театральным критиком. Без особого внимания, вполуха слушал я его, пока мы расправлялись с недолгим обедом занятых людей. Наконец он сказал:

— Послушайте, Стив, мне кажется, вы не очень заинтересованы. У вас ничего не случилось?

— Я все думаю об Уолли, — сказал я, и это было неправдой.

Он покачал головой:

— Странное дело. Это, скорее всего, грабеж, и такое может случиться с каждым из нас. Послушайте, а что, если я напишу статью об опасностях, которые ожидают нас на улице, и как-то увяжу это с детективной тематикой в кино?

— Хорошо, пришлите мне набросок. — Я подозвал официанта, желая расплатиться.

— Господи, вы проявляете такой энтузиазм, словно восьмидесятилетняя дама, которой предложили заняться любовью.

Я уплатил по счету.

— А что вам известно о половой жизни восьмидесятилетних дам? — спросил я и ушел.

Затем отправился в банк и выложил чек на предъявителя на три тысячи долларов. Клерк одарил меня сияющей улыбкой и сказал, что ему очень понравился последний номер нашего журнала. Потом извинился и исчез за перегородкой. Очевидно, Эрни дал разрешение, так как он немедленно вернулся и выплатил мне триста новеньких десятидолларовых бумажек. Я уложил деньги в портфель и поехал обратно в редакцию. По дороге я раздумывал, отвечает ли эта сумма запросам Горди о мелочишке. Удовлетворится ли он пока этим?

Джин еще не вернулась с обеда. Я позвонил в больницу, и мне сказали, что Уолли еще не пришел в сознание. Потом я набрал номер Люсиль.

— Нашей бедняжке все еще плохо, — проворковала Люсиль. — Было бы просто немилосердно заставлять ее подходить к телефону. Синяк у нее ужасный.

— Тогда будем милосердны, — заявил я и повесил трубку.

Вошла Джин:

— Кажется, я все уладила. Если только досье Горди не уничтожено, Мэвис достанет вам копию. Она говорит, что вчера вообще не было никакой кражи. Сразу же, как только Веббер уйдет, она поищет в архиве.

— Она сказала, в котором часу он уйдет?

— Около семи. У нее есть ключ. Она позвонит нам, как только найдет досье.

— Если я получу досье до разговора с Горди, то у меня на руках будет хоть какой-то козырь.

— Если оно там, вы его получите.

— Спасибо, Джин. Я приготовил для Горди три тысячи долларов и позвонил в больницу.

— Я тоже говорила с Ширли. Она ничего в полиции не сказала. Бреннер теперь думает, что на Уолли напали обычные грабители.

— Может, так оно и было.

— Ну, ладно, пора заняться работой. Вам нужно написать вступительную статью, а у меня полный стол незаконченной работы.

Когда она ушла, я пододвинул пишущую машинку. Во вступительной статье речь шла о девальвации доллара. Мне никак не удавалось написать что-то связное, но наконец я овладел темой, хотя к тому времени пол был усыпан скомканными бумагами.

День прошел незаметно.

Я ответил на множество телефонных звонков, принял трех корреспондентов, явившихся со своими идеями. Две оказались никуда не годными, третью я одобрил. Потом диктовал на магнитофон. Загудел зуммер, и я передвинул рычажок.

— Мистер Менсон, пришел мистер Борг, — сообщила Джули.

Джо Борг был доверенным лицом Чендлера. Он занимался главным образом всякими щекотливыми делами, проявляя при этом необыкновенную изворотливость. По сравнению с его гонорарами моя зарплата казалась милостыней, но я не завидовал его работе, мне она обеспечила бы инфаркт.

— Пусть войдет.

В комнату влетел Борг. Невысокий брюнет лет сорока, с глазами, напоминающими темные бусинки.

— Привет, Стив. — Он закрыл дверь, подошел к столу и положил на него большую коробку. — Здесь оружие для вас и Макса. Там же лицензии и коробки с патронами. — Он посмотрел на меня. — Смотрите не убейте кого ненароком, Стив.

— Вы быстро управились, спасибо.

— Когда босс дает задание, я его выполняю. — Он снова посмотрел на меня. — Только осторожнее, приятель, стреляйте только в случае, если увидите белки глаз. — Он ухмыльнулся. — Это уже кем-то сказано, а? — Он направился к выходу и добавил: — У меня свидание с одной чудной киской.

Я вынул из коробки два автоматических пистолета 38-го калибра. Там же находилась лицензия на право ношения оружия и для Макса. Я встал, снял пиджак и примерил кобуру. Я участвовал в войне и разбираюсь в оружии. Потом проверил пистолеты и, убедившись, что они в порядке, зарядил свой. Если я и попаду в больницу, то наверняка не по своей вине. Сунув пистолет в кобуру, я отступил от стола и несколько раз для пробы выхватил оружие из кобуры. Каждый раз мне удавалось проделать это быстро и без задержки. Довольный, я снял ремни и положил оружие в ящик. Потом позвонил Максу домой. Никто не подходил к телефону. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые неохотно связывают жизнь с одной женщиной, и флиртовал со многими, что его вполне устраивало.

Когда я положил трубку, вошла Джин:

— Только что звонила Мэвис. Нам не повезло. Досье Горди нигде нет.

Я сел за стол.

— Вы что-нибудь понимаете, Джин? Я — нет. Сначала Веббер говорит, что у него на Горди заведено досье, потом лжет, утверждая, что произошла кража. И наконец оказывается, что досье там все же нет. Видимо, либо Горди его шантажирует, либо кто-то влиятельный убедил его покрыть Горди. Впрочем, это лишь догадки. Но кто стоит за всем этим?

Она задумалась.

— Кто, собственно, занимался кражами в универмаге? — спросила она наконец.

— Уолли упоминал Сэлли Латимер, Мейбл Криден и Люсиль Бауер.

— Я с ними незнакома, а вы?

Я сразу вспомнил Марка Кридена. Ему принадлежал самый внушительный дом в нашем районе. Он был президентом компании «Хаурэт продакшн». Очень влиятельный человек и крупнейший магнат во всем Истлейке. Его жена была на двадцать лет моложе его и держалась надменно. Прочие дамы Истлейка, включая и Линду, не очень ее любили. Криден, без сомнения, обладал достаточным влиянием и деньгами, чтобы купить Веббера. Но зачем ему было нужно, чтобы досье Горди исчезло? Что в нем могло грозить неприятностями такому человеку, как Криден? Раздумывая над этим, я пришел к выводу, что не очень виню Веббера за укрывательство Горди. Наверное, его жена Хильда тоже воровала.

Я облокотился на стол.

— Может, я что-то и придумаю, когда буду говорить с Горди. — Я взглянул на часы. Они показывали 19.15. — Приглашаю вас поужинать, Джин.

— Спасибо, но меня дома ждет работа.

Мне так хотелось побыть с ней.

— Ну прошу вас, пойдемте, можно снова сходить к Луиджи.

Она посмотрела на меня в упор, и глаза ее были холодны.

— А вы не думаете, что вам лучше поехать к жене?

Я хорошо заметил тон, с которым она произнесла слово «жена».

— Я буду дома, можете позвонить мне, когда уладите дела с Горди, — сказала она и вышла.

Я подождал, пока за ней захлопнется дверь в коридор. Потом, чуть поколебавшись, снова достал кобуру, приладил ремень через плечо, еще раз проверил пистолет и вышел, погасив свет в кабинете. Спустился вниз и зашел в маленький дневной бар на улице напротив. Ужинал я в одиночестве и в скверном настроении.

Когда я подходил к машине, было 20.00. Я собирался заехать домой, чтобы проверить, нет ли для меня почты, и заодно просмотреть карту Истлейка, чтобы найти дом Горди, а не искать его в темноте.

— Привет, Стив!

Я обернулся. Из окна своего «ягуара» высовывался Гарри Митчелл. Он был на два года старше меня, высокий, статный, симпатично некрасивый, отлично играл в гольф и был любимцем клуба. Я подошел.

— Огорчен, что у вас такая неприятность с матерью Линды. Она серьезно больна?

В первый момент я не понял, о чем он говорит, но потом вспомнил, как объяснил Эрни срочную нужду в деньгах.

— Состояние неважное.

— Памела пыталась дозвониться до Линды, потом догадалась, что она, вероятно, уехала ухаживать за матерью.

— Да, но вряд ли там задержится надолго.

— Стив, мы не можем оставить тебя одного. Приходи к нам сегодня вечером.

— Спасибо, Гарри, но у меня накопилась уйма работы, и теперь, по крайней мере, появилась возможность немного наверстать.

Он усмехнулся:

— Верно, а у меня никогда так не получается. Вот если бы разболелась теща и Памеле пришлось к ней уехать, то и я навел бы порядок в своих делах. — Он рассмеялся. — Только старая ведьма не болела уже минимум пятьдесят лет. Все же мог бы и заскочить к нам на минутку.

— Не могу, Гарри.

— Прошла твоя простуда?

— Да.

— Когда будешь звонить Линде, передай, пожалуйста, привет от всех нас. Может быть, тогда зайдешь завтра вечером?

— Посмотрим, что будет завтра.

Он махнул рукой и отъехал.

Я вернулся домой. Днем здесь побывала Сисси, навела порядок и смахнула кое-где пыль. Дневная почта, которую я нашел на столе, почти целиком принадлежала Линде, любившей переписываться. Это давало хороший предлог заехать к Люсиль. До встречи с Горди оставалось достаточно времени. Я нашел карту района и убедился, что дом Горди находится в конце Восточной авеню и туда можно легко дойти пешком. Совсем незачем, чтобы мою машину видели там. Кобура с пистолетом мешала мне, потому я ее снял и бросил на диван. Потом сел в машину и поехал к Люсиль. Она открыла мне дверь.

— Вот так сюрприз… те же и жестокий муж, — сказала она с циничной усмешкой.

— Я хотел бы поговорить с Линдой.

— Она в гостиной, а я готовлю ужин. Извините, но не могу пригласить вас за стол, готовлю только на двоих. Проходите, Стив. — И она вышла в кухню.

Я вошел в гостиную. Линда лежала на диване в ночной рубашке и халате, одолженном у Люсиль. Один глаз у нее был завязан, другой холодно смотрел на меня.

— Вот твоя почта, — сказал я и бросил письма на стол. — Когда я добывал деньги для шантажиста, то сказал Мэйшью, что они понадобились твоей матери для операции. Новость, естественно, сразу же разнеслась по всему этому дурацкому району. Предполагается, что ты уехала к матери в Даллас.

— Тебе и маму понадобилось впутать. — Голос ее постепенно повышался.

— Сегодня вечером я встречаюсь с Горди. Пока достал только три тысячи. Ему наверняка потребуется больше, но, может, он и подождет. Если не захочет ждать, продам твою машину, твои драгоценности и вообще все, на что можно выручить деньги.

Ее глаза заблестели:

— Только попробуй тронуть мои драгоценности или машину! Они принадлежат мне!

Я смотрел на нее и не в силах был понять, почему я когда-то влюбился в нее.

— Я решу это, когда переговорю с ним. Но у тебя по-прежнему остается возможность отсидеть за решеткой.

Когда я направился к двери, она с растущей яростью выкрикнула вслед:

— Надеюсь, эта шлюха Кейси вознаградит тебя за все!

— Не старайся быть омерзительнее, чем ты есть на самом деле, — сказал презрительно я и вышел из дома.

Когда я подъехал к своему дому, то заметил чужую машину.

— Привет, Стив. Я тут удивляюсь, куда ты мог запропаститься? — Навстречу мне из темноты вышел Фрэнк Латимер. Он успешно продвигался в страховом деле. Его считали компанейским парнем. — Я слышал о матери Линды и вот решил, проезжая мимо, что надо пригласить тебя на ужин. Сэлли ездила по магазинам, потому мы будем сегодня ужинать позже.

— Большое спасибо, Фрэнк, но я уже ужинал, и у меня страшно много работы.

— Охотно верю. Журнал у тебя первоклассный, факт. Ну, ладно, хоть повидал тебя. Слушай, если мы можем чем-то помочь?..

— Спасибо, но мы уже все устроили. Линда вот-вот вернется, а днем обо мне заботится Сисси.

— В общем, если понадобится что-нибудь, ты знаешь, где нас найти.

Когда он отъехал, я загнал машину в гараж.

По словам Джин, жена Фрэнка Сэлли упоминалась в числе воровок. Интересно, шантажирует ли Горди Фрэнка, и если да, то заплатил ли он или думает не платить? Я взглянул на часы. Без двадцати девять. Самое время отправляться к Горди. Я запер гараж и зашагал по улице. Проходя мимо слабо освещенных домов, я гадал, как поведет себя Горди, если я принесу только три тысячи. На следующем перекрестке я повернул направо на Восточную авеню. Судя по карте, дом Горди должен находиться ярдов за сто в конце улицы. Я прибавил шагу. Дома на этой улице были поскромнее и не так ярко освещены. В следующую секунду я чуть не налетел на человека, появившегося из сумерек. Это был Криден, высокий крепкий мужчина лет шестидесяти. Жители Истлейка считали его чем-то вроде местного царька. Состоянием он ненамного уступал Чендлеру и жил в доме вчетверо дороже моего. Он ездил в «роллс-ройсе», а его жена в «бентли». Хотя держались они с чрезмерной важностью и не пользовались всеобщей приязнью, к ним обращались многие, так как они щедро принимали гостей. Он остановился, раздраженно улыбаясь:

— Привет, Стив, куда это вы направляетесь?

— Вышел прогуляться, хочу кое-что спокойно обдумать, — сказал я. Встреча пришлась очень некстати.

— Да, при ходьбу лучше думается. А я прогуливаю собаку. Мейбл купила себе, а возиться приходится мне. — Он громко рассмеялся. — Когда же вы собираетесь к нам?

— Когда пригласите. Сейчас Линда в Далласе, так как ее мать заболела.

— Неужели? Очень жаль. Столько людей сейчас болеет. Значит, вы остались один?

— Да, хоть поработаю как следует.

— Должен сказать, что журнал ваш превосходен. Я читаю его теперь от начала и до конца. Я скажу Мейбл, чтобы она вам позвонила. Нам следовало бы встречаться чаще. — Он по-прежнему говорил громким голосом. Нагнувшись, погладил своего спаниеля. Жаль, что поблизости не оказалось ни одного репортера, получился бы хороший снимок для светской хроники. — До свидания, Стив. — Он важно кивнул мне и двинулся дальше.

Я проводил его взглядом. Что это? Случайность? Сначала я натыкаюсь на Латимера, теперь Криден.

Согласно заметкам Уолли, супруги обоих джентльменов воровали в магазине. Меня очень интересовало, возвращался ли Криден от Горди и сколько он заплатил за компрометирующий его жену кусок пленки.

Я пошел дальше. Потребовалось некоторое время, чтобы найти дом Горди. Он стоял, отступая ярдов на двести от служебного входа в универмаг. Супермаркет был погружен в темноту, но в доме Горди желтовато светилось окно на первом этаже. Я прошел по дорожке к крыльцу мимо запущенных кустов роз. Нажал на кнопку, и в доме зазвенел звонок. Потом наступила тишина. Я слегка вспотел, руки стали холодными и липкими. Сердце билось неровно. Я знал, что поступаю глупо, давая деньги шантажисту, но иначе оставалось идти только в полицию, а это было опасно для Линды, хотя я и придержал статью о Шульце. Чендлер мог узнать о беспричинной идиотской краже, и тогда моей карьере наступит конец.

В доме было тихо, и я позвонил вновь. У меня возникло ощущение, что кто-то наблюдает за мной из темноты, и я оглянулся. Дорожка была пустынной. По-прежнему никакого ответа. После небольшого раздумья я взялся за ручку двери и повернул. Дверь отворилась. Я заглянул в маленькую прихожую. Свет, струившийся из полуоткрытой двери, освещал поношенное пальто на вешалке и еще более поношенную шляпу. Я боялся, что какой-либо прохожий может увидеть меня, потому быстро шагнул и затворил за собой дверь. Меня интересовало, живет Горди один или у него есть жена? Интересно, знает ли она, что он шантажист.

— Горди?! — Я подождал. Слышался лишь звук работающего холодильника, и больше ничего не нарушало тишины. — Горди?

Я приблизился к двери гостиной, постучал и открыл.

Сколько раз подобная сцена была описана в романах, сколько раз показана по телевизору! Запущенная комната, выцветшие обои на стенах, безобразная обшарпанная мебель, дешевые вытертые ковры. На стене висели две плохие репродукции Ван Гога, в углу стоял телевизор, на полке — несколько дешевых потрепанных книг в бумажных обложках, полупустая бутылка скотча и на камине французская кукла с наклеенными кудрявыми волосами. Здесь имелось все, что связано с понятием «дом», но это место не было домом.

Как зачарованный, я смотрел на ужасающий реквизит этой унылой, угнетающей сцены. Джесс Горди сидел лицом ко мне с руками на подлокотниках кресла. Кровь пропитала рубашку и поношенный серый пиджак. На полу у ног тоже была кровь, и один ботинок даже стоял в лужице. Его рот был полуоткрыт, желтоватые крысиные зубы оскалены в гримасе ужаса и страха. Мертвые глаза враждебно смотрели на меня. Меня сковал страх.

Нервы дрогнули от внезапного телефонного звонка. Я оглянулся, учащенно дыша. Телефон стоял на полу возле ног трупа.

Я долго ждал, пока звонки не прекратятся. Мной овладели паника и желание немедленно бежать отсюда. Первой реакцией было исчезнуть, но, не пройдя и двух шагов, я остановился.

Горди убили. Кто-то его застрелил или заколол. Был ли этот кто-то мужчиной? Или женщиной — тоже жертвой шантажа? Осталась ли компрометирующая пленка в доме или ее забрал убийца? Если полиция найдет эту пленку, мы с Линдой потеряем надежду на будущее, на которое привыкли рассчитывать.

Нужно обыскать дом и попробовать найти пленку. Если полиция ее найдет, следствие выявит всех женщин, уличенных в кражах. Потом начнут выяснять, не могли ли они или их мужья участвовать в убийстве. Я стоял неподвижно, и в сознании вихрем проносились мысли. Мне вдруг стало ясно, что я могу стать подозреваемым номер один. Если допросят Кридена, он расскажет, как встретил меня на дороге к дому Горди. А мотив ясен как белый свет. А у самого Кридена? Я постарался представить его гуляющим с собакой по Восточной авеню. Конечно, он мог убить Горди, и это было логично. Он живет в мире большого бизнеса и, несмотря на добродушную улыбку, может быть беспощаден. Он наверняка не остановится перед убийством такого мерзкого червяка, как Горди, чтобы избавить свою жену от преследования. Найду ли я в себе достаточно решимости, чтобы остаться и обыскать дом? Что, если кто-то появится и застанет меня здесь? Пленка может находиться где угодно, например в хитром тайнике, и мне понадобится несколько часов, чтобы обнаружить его. Я снова шагнул к двери и снова остановился.

Горди ждал меня. Разве нельзя предположить, что отрезок пленки он держал под рукой. Какое мне дело до остальных? Вот кусочек пленки, компрометирующий Линду, стоит поискать. Но в ту минуту, как я решил вернуться в комнату, перед домом остановилась машина. Молниеносно повернувшись, я взбежал по лестнице на второй этаж. Перегнувшись через перила, я смотрел в полутемный холл. Сердце бешено билось. Снова зазвенел звонок, потом дверь отворилась.

— Джесс? — послышался женский голос.

Внизу показалась фигура женщины, быстро проскользнувшей в комнату. Я увидел ее лишь мельком: невысокая брюнетка, одетая во что-то темное. Я услышал, как она резко втянула в себя воздух, потом вскрикнула:

— Джесс!

Шаг за шагом я бесшумно стал спускаться по лестнице. Было слышно, как она снимает трубку и набирает номер. Наверное, вызывает полицию. Я добрался до прихожей.

— Случилось убийство! — прокричала она высоким скрипучим голосом. — Пришлите кого-нибудь! — Я протиснулся через дверь на улицу и слышал, как она кричит: — Сто восемьдесят девять, Восточная авеню. Убийство!

Мне хотелось припустить бегом, но я инстинктивно остановился, вытащил платок и вытер входную дверь и ручку там, где прикасалась моя рука. Затем медленно вышел по дорожке на улицу. Только тогда я бросился бежать. Я мчался к нашему дому, едва переводя дыхание. По пути мне никто не встретился. Должно быть, по телевизору передавали какую-то увлекательную программу.

Дрожащей рукой я достал ключ и отворил дверь. Она оказалась незапертой. «Наверное, забыл ее затворить», — сказал я себе, входя в прихожую.

Когда я закрывал за собой дверь, послышался звук сирены и за окном мигнул свет от полицейской машины, пронесшейся по направлению к дому Горди.

Глава 4

Только оказавшись в привычной обстановке своей гостиной, я обрел способность логично мыслить. Опустившись в кресло, я стал обдумывать ситуацию.

Горди убили. Какая-то женщина вызвала полицию, и та сразу же прибыла на место. Вскоре туда приедут еще и люди из отдела по расследованию убийств. Они перевернут дом вверх ногами, будут искать отпечатки пальцев и всех расспрашивать. Если же они найдут пленку, нам всем: мне, Кридену, Латимеру и всем, кого она касается, придется чертовски жарко. Просмотрев пленку, полиция установит, что наши жены занимались кражами, и получит прекрасный мотив убийства. Всех нас коснется следствие. Если они установят, что Криден в момент убийства находился неподалеку от дома Горди, его заподозрят, а он расскажет про меня. Разве что только Криден станет держать язык за зубами, и я тоже.

Следовательно, первым делом нужно убедить Кридена молчать. Времени оставалось мало. Я подошел к телефону и набрал его номер. Ответил слуга. Я назвался и попросил позвать к телефону Кридена. Через минуту в трубке послышалось:

— Да, Стив.

— Слушайте внимательно, Криден, — сказал я. — Я знаю, что ваша жена совершала кражи в универмаге «Велкам». Моя выкидывала такие же глупости. Меня шантажируют, и вас, полагаю, тоже. Сегодня вечером я пошел к Горди, чтобы откупиться, и нашел его убитым. Мы с вами повстречались на Восточной авеню вблизи от дома Горди. Нас будут допрашивать. Предположим, мы не встречались…

Он отозвался после длительной паузы:

— Это звучит в высшей степени разумно… вы не видели меня… я не видел вас…

— Правильно.

— Хорошо, значит, так и будет, — сказал он и повесил трубку.

Я тоже повесил свою и облегченно вздохнул. Все оказалось невероятно просто.

А теперь Линда. Договориться с Линдой по телефону я не мог. Нужно было встретиться. Мне не хотелось, но ничего не поделаешь. Встав, я заметил на диване кобуру с пистолетом. Я убрал ее в ящик стола. Потом погасил свет, запер дверь и зашагал по дорожке сада. Подходя к калитке, снова услышал завывание полицейской сирены, и по направлению к дому Горди пронеслись еще две машины. Идя к Люсиль, я еще раз услышал вой полицейской сирены. Промчалась еще одна полицейская машина, а за ней и машина «Скорой помощи». Мое сердце сильно стучало. К счастью, передача по телевидению была достаточно шумная и интересная, иначе все сбежались бы к окнам.

Наконец я добрался до дома Люсиль. Я бегом преодолел расстояние от калитки до двери и позвонил. Некоторое время я терпеливо ждал, пока Люсиль откроет.

— Привет, Стив, — проворковала она. — Вы принесли нам хорошие новости? А может быть, нет?

— Ничего хорошего. — Я проследовал за ней в комнату.

Линда по-прежнему лежала на диване и встретила меня холодным враждебным взглядом.

— Ну что? — Люсиль приготовилась исчезнуть. — Мне уйти?

— Нет, останьтесь, речь пойдет и о вас.

— Что вы говорите?!

Она уселась в кресло и стала вставлять сигарету в длиннейший мундштук.

Я коротко рассказал, как пришел к Горди и нашел его убитым и как какая-то женщина вызвала полицию.

— Если Горди держал пленку и негативы дома, то нам придется плохо, — сказал я Линде.

Ее лицо посерело от страха.

— Что ж, по крайней мере, тебе не придется платить этому мерзавцу, — подвела итог Люсиль.

Линда впала в истерику.

— Зачем только я вышла за тебя? — Она повернулась к Люсиль. — Люси, помоги мне, что же нам делать?

Когда я увидел, каким взглядом моя жена смотрит на эту стареющую лесбиянку, то понял, что она значит для нее больше, чем когда-либо значил я.

— Что делать? — Люсиль стряхнула пепел с сигареты. — Ты ведь хочешь развестись, правда, киска?

— Разумеется.

— Ну вот, все будет очень просто. — Она посмотрела на меня. — Полагаю, вы дадите Линде развод?

Внезапно я осознал, какое облегчение принесет мне избавление от Линды. Я не испытывал от женитьбы никаких особых радостей на протяжении последних трех лет, зато постоянно вынужден был сносить женушкины капризы и алчность.

— Да.

— Вот видите, все уладится без затруднений. Мы вдвоем сейчас уедем в Даллас. Потом скажем, что эту историю с операцией Стив выдумал, чтобы избежать лишних разговоров, когда вы решили развестись. О вещах не беспокойтесь. Линда, Стив пришлет все, что сочтет нужным. Полагаю, он сможет дать тебе денег, если же нет, то тебе дам их я. Думаю, твоя мама тебя поймет.

Линда расплакалась.

— Люси, дорогая, не знаю, что бы я без тебя делала, — причитала она.

От всего этого мне стало тошно. Я достал бумажник и бросил на стол три тысячи, которые приготовил для Горди.

— Ладно, оставляю вас вдвоем. — В дверях я остановился и оглянулся на Люсиль: — Вы и в самом деле рассчитываете уехать сегодня?

Она улыбнулась мне:

— Через час нас здесь не будет. Свои дела мы легко уладим, попробуйте уладить свои.

— Вами будет интересоваться полиция.

— Пусть интересуется. Вы, мужчины, вечно суете нос, куда не надо, но меня это не волнует. Вы с Линдой поссорились, и она пришла ко мне. Я проводила ее к матери, ну а вы дали ей денег, вот потому и попросили ссуду.

Секунду я смотрел на нее, потом кивнул и вышел, даже не взглянув на Линду.

Обратный путь занял не много времени. Едва придя домой, я позвонил Джин. Она взяла трубку сразу же. Должно быть, ждала звонка.

— Не могли бы мы с вами встретиться? Возникли осложнения.

— Тогда приезжайте прямо ко мне: Уэстсайд, 1190, последний этаж.

— Буду через двадцать минут.

Когда я уже открывал дверь, зазвонил телефон. Секунду поколебавшись, я снял трубку.

— Стив, это Макс, — заговорил Берри. — У меня на руках фотокопия предварительной сметы Хэммонда; только что получил. Теперь ему крышка. Думаю, с ее помощью мы покончим с Хэммондом.

— Вот и отлично, завтра посмотрим вместе. Да, тут у меня для тебя пистолет и лицензия.

Он рассмеялся:

— Ладно, значит, завтра. Понимаешь, мне просто не терпелось сообщить тебе. Как дела у Линды?

— Хорошо. Ты отличился, Макс, — сказал я и повесил трубку.

Перед дверью я опять остановился. Я просил пистолет и получил его, так почему же хожу без него? Я выглядел бы совершенным идиотом, попади в какую-нибудь переделку, а оружие оставалось бы в столе.

Я достал из ящика кобуру с пистолетом. Пристегивая ремень, я выложил пистолет на стол. Когда я хотел положить его обратно в кобуру, то почувствовал вдруг запах пороха. У меня тонкое обоняние, и я улавливаю даже слабые запахи, которые не замечают другие. Я поднял пистолет и принюхался к дулу. Кто-то определенно стрелял из моего пистолета, и совсем недавно. Я долго стоял, уставившись на пистолет, потом вынул магазин, куда я еще днем вставил шесть патронов. Их там оказалось только пять.

Не валяется ли гильза от недостающего патрона в неряшливой комнате Горди? Я стоял неподвижно, и по спине у меня бегали мурашки.

Джин открыла, как только я позвонил. В темно-красной пижаме и расшитых домашних туфлях она показалась мне красавицей. Вслед за ней я прошел в просторную, прекрасно обставленную комнату. Она закрыла дверь в коридор.

— Что-нибудь случилось, Стив?

— Еще как случилось. — Я окинул ее взглядом. — Наверное, мне не следовало сюда приходить. Но мне нужно с кем-то поговорить обо всем, а кроме вас, мне некому довериться.

— Тогда садитесь и рассказывайте.

— Джин, Линда хочет развестись со мной.

— Мне очень жаль… но садитесь же. — Она указала мне на одно из кресел, а сама расположилась чуть поодаль. — Это все или случилось еще что-нибудь похуже?

Я уселся и рассказал обо всех событиях этого вечера.

Отдельно упомянул про пистолет:

— Я уверен, что кто-то взял пистолет, застрелил из него Горди, а потом снова положил обратно. Как видите, положение мое очень серьезное.

— Но ведь вы не знаете, что его застрелили, его ведь могли и заколоть.

— Из моего пистолета кто-то стрелял, а Горди мертв. Что теперь, по-вашему, я должен думать?

Она кивнула:

— Хорошо, значит, будем исходить из предположения, что убийца воспользовался вашим пистолетом. — Ее спокойный, рассудительный голос действовал на мои взвинченные нервы как бальзам. — Нужно обратить внимание на уже известные факты. Если исходить из заметок Уолли, то можно подозревать и Кридена, и Латимера, и вас. Вы говорите, что встретили возле дома Латимера и оставили парадную дверь незапертой. Предположим, он вошел, искал вас, увидел пистолет, взял его и, пойдя к Горди, застрелил шантажиста, пока вы были у Линды. Потом он мог вернуться и положить пистолет на свое место. То же самое мог проделать и Криден, не так ли?

— Конечно, но разве поверят в это копы?

Она сидела, зажав руки между колен.

— Теперь вам надо избавиться от пистолета, а потом заявить, что вы его потеряли… Или нет, скажите, что его украли из машины.

Такое не приходило мне в голову.

— Пистолет у вас с собой?

— Да.

— Куда вы его денете?

— Как же, черт возьми, избавиться от пистолета? — Я вспомнил о нашем озере, но, без сомнения, полиция о нем тоже вспомнит. — Выброшу куда-нибудь на помойку, — сказал я наконец.

— Хорошо, тогда давайте его сюда, я выброшу сама. Вы, Стив, идите домой и не расстраивайтесь.

— Это безумие. И не подумаю впутывать вас в это дело.

— Но для меня это совсем не трудно, а вас могут заметить. Завтра утром я заверну его во что-нибудь и выброшу в мусорный бак.

— Не надо было мне вообще приходить сюда. Я управлюсь сам.

Она устало улыбнулась и пожала плечами:

— Как хотите. Мужчине полагается изображать из себя героя. Вряд ли мне пристало отговаривать вас от этой роли.

Я смотрел на нее, чувствуя, как сильно в ней нуждаюсь, как она мне нравится. Я расстегнул ремень и положил кобуру с пистолетом на стол.

— Я вовсе не герой, Джин… но я хотел бы вам что-то сказать…

— Прошу вас, не сейчас, — быстро прервала она меня, — о пистолете я позабочусь, а вы идите домой.

Она встала и пошла открывать дверь. После минутной нерешительности я последовал за ней.

— Спасибо за все. Я хотел бы поговорить с вами, когда теперешняя ситуация прояснится.

— Всему свое время, Стив, — сказала она спокойно и закрыла за мной дверь.

Я спустился на лифте и пошел к своей машине. Мне так хотелось сказать Джин, что она мне нравится. Впрочем, она права, сейчас еще не время. Я начал обдумывать дальнейшие действия и пришел к выводу, что лучше пока не заявлять в полицию об утере пистолета. Нужно подождать до завтра. Скажу, что оставил пистолет в отсеке для перчаток, утром вспомнил о нем, но он уже исчез. После этого немедленно отправлюсь в полицию и заявлю о пропаже. Если Криден будет молчать, а пленку не найдут, то, может, все и кончится благополучно. Пусть даже пистолет найдут и установят, что Горди убит из него. Никакой суд присяжных не признает меня виновным на основании таких шатких улик.

Но дело оказалось не таким простым, и все вышло иначе. Затормозив перед своим гаражом, я увидел стоящую машину. У меня заколотилось сердце. Едва я шагнул к воротам, как навстречу вышел высокий плечистый человек, и я узнал в нем Лу Бреннера.

— Мистер Менсон?

Я повернулся к нему:

— Добрый вечер, сержант.

— Можно вас на минутку?

— Конечно, только поставлю машину, и пройдем в дом.

Он отступил в сторону. Я загнал машину и открыл наружную дверь. За это время я успел немного успокоиться.

Мы вместе вошли в дом, и я включил свет.

— Садитесь, сержант, в чем дело?

Я присел за стол. Бреннер остался стоять. Его лицо, изборожденное глубокими складками, казалось, было вырезано из дерева. Маленькие глазки бегали по комнате, ежеминутно возвращаясь ко мне.

— Вам принадлежит автоматический пистолет тридцать восьмого калибра, заводской номер 4553, разрешение на ношение оружия 75560? — спросил он, в упор глядя на меня.

— Мне принадлежит автоматический пистолет, хотя номера я не помню. — Я достал бумажник и, вынув из него лицензию, подал сержанту.

Посмотрев документ, он отодвинул его в сторону:

— Я хотел бы взглянуть на пистолет. Где он?

— В машине.

— Принесите его сюда.

— Зачем?

— Не ваше дело. Принесите.

Мы сверлили друг друга глазами.

— Сержант, у вас есть ордер на обыск?

Он хмыкнул:

— Нет, но я легко могу его получить.

— Может, все же объясните, в чем, собственно, дело? Вероятно, я буду помогать вам, если вы перестанете угрожать.

Некоторое время он молча смотрел на меня маленькими холодными как лед глазами. Потом достал из кармана какой-то предмет и положил передо мной на стол. Это была гильза. Я даже бровью не повел.

— Ну и что?

— Вы знаете, кто такой Джесс Горди?

— Да, управляющий местным универмагом.

Бреннер кивнул:

— Его кто-то продырявил, и гильзу нашли возле трупа.

Я взял гильзу, держа ее кончиками пальцев. Я ожидал, что он вырвет ее у меня из рук, но ничего подобного не произошло. Я взглянул на него, и на лице Бреннера не шевельнулся ни один мускул.

— Разве это улика?

— Улика.

Я достал платок, тщательно вытер гильзу и в платке положил на стол.

— Наверное, она вам понадобится, — сказал я.

— Нет, оставьте ее себе на память. — Помолчав, он добавил: — Я вовсе не жалею, что Горди загнулся. — Его жесткий рот скривился в невеселой улыбке. — Если вы сами до этого не додумались, так поскорее избавьтесь от этого пистолета и заявите, что его у вас украли. Пристрелив этого подонка, вы многим оказали услугу.

— Почему вы решили, что сделал это именно я?

— Гильза. Это новая серия, и первую коробку вручили вам. Мне, знаете, полагается замечать такие мелочи.

— Но это еще не значит, что убил именно я.

— Попробуйте рассказать это на суде. — Он направился к двери, но на полпути остановился. — Держите ухо востро, делом занялся лейтенант Голстейн. Сейчас он там и строит из себя умника. Он может и до вас докопаться. Я случайно оказался поблизости, когда позвонила эта женщина, вот и явился первым. Лейтенанту про меня не пронюхать.

— Я не убивал Горди.

— Если сумеете доказать это Голстейну, значит, не убивали.

Он снова направился к выходу.

— Сержант, — окликнул я его.

Он обернулся и остановился.

— Минуту назад вы сказали одну вещь, цитирую: «Пристрелив этого подонка, вы многим оказали услугу». Вам тоже?

— Только не особенно умничайте, Менсон, а то как бы не вышло это вам же боком, — сказал он и вышел.

Я сидел, уставясь на гильзу, и, лишь услышав шум отъезжающей машины сержанта, сунул ее себе в карман.

Мне вспомнилось, как Веббер рассказывал о необыкновенной привязанности Бреннера к жене. Что, если она тоже воровала в этом универмаге и Горди шантажировал и ее? Я подумал о лейтенанте Голстейне. Это был честолюбивый ловкий малый. Если он найдет пленку, дело может обернуться очень плохо. Но в таком же положении окажутся Криден, Латимер и, возможно, Бреннер.

Я позвонил Джин, так как хотел услышать ее голос, но никто не подходил к телефону. Я спустился в котельную и бросил гильзу в печь. Вернувшись в комнату, снова попытался позвонить Джин. Никто не отвечал. Я курил, думал, нервничал и через полчаса позвонил снова.

— Слушаю?..

Ее голос подействовал на меня как бодрящая инъекция.

— Я пытался дозвониться до вас, Джин, меня…

— Не сейчас. Завтра в редакции. — Ее голос звучал напряженно. — Все в порядке… Вы знаете, о чем я говорю. Я только что вернулась. Все в порядке…

Она положила трубку.

Я перевел дыхание. Она освободила меня от пистолета!

Я смотрел в пустоту и думал. Меня ожидала еще одна тревожная и одинокая ночь.

Я допивал кофе, когда увидел проезжающего на велосипеде мальчика, который развозил утренние газеты. Он сунул в наш ящик «Калифорния таймс», которую мы выписывали. Я сходил за газетой и быстро нашел там заметку об убийстве Горди. Ее запихнули куда-то на третью полосу. В заметке лишь кратко упоминалось, что управляющий универмагом «Велкам» был застрелен у себя дома. Тело обнаружила близкая знакомая Горди мисс Фреда Хейвз. Расследование поручено лейтенанту Голстейну, который заявил, что убийство произошло между восемью тридцатью и девятью часами вечера. Мотив убийства неизвестен. Что ж, с первого взгляда было ясно, что убийство не особенно заинтересовало газеты. Фреда Хейвз? Близкая знакомая? Знала ли она, что Горди шантажист?

Я взглянул на часы: 8.15. Пора идти в полицию и заявить о краже пистолета. Некоторое время я повторял слова, которые скажу им, потом вывел машину и поехал в город. По дороге я остановился, чтобы купить сигарет. Обычно я покупал их в холле гостиницы «Империал», так как там всегда легко найти место для стоянки.

Пухлая добродушная продавщица из киоска достала две пачки сигарет, едва завидев меня.

— Доброе утро, мистер Менсон, — сказала она. — Хорошенькие, я вижу, дела у нас творятся.

— Вы правы. — Я заплатил за сигареты. — В такое время одни жестокости на свете.

— Да, да, верно. — Она покачала головой. — Вы напишете об этом убийстве в вашем журнале?

— Не думаю. В нем мало для нас интересного.

— Ну, в вечерней газете наверняка расскажут больше. Знаете, мне кажется, убийство будет интересным и волнующим.

Минуту-другую я обсуждал с ней происшествие, потом торопливо попрощался:

— Надо же, меня ждет уйма работы, а я болтаю тут добрых десять минут.

— Точно! Тогда до свидания, мистер Менсон.

Я поехал в редакцию.

Джо Смолл, ночной вахтер, уже собирался уходить, окончив дежурство. Увидев меня, он подошел:

— Доброе утро, мистер Менсон, я слышал, произошло убийство.

— Да, теперь только такое и случается, сами знаете.

— Верно, верно, так оно и есть. — Он зевнул. — Сегодня вечером опять придется работать, мистер Менсон?

— Видимо, да.

— Значит, еще увидимся, — сказал он и ушел.

Я смотрел ему вслед, пока вахтер не скрылся из виду. Потом задним ходом въехал на стоянку и отправился в полицейское управление.

Дежурил сержант Фред Джексон. Он поигрывал каким-то желтым формуляром и явно скучал. Это был коренастый парень среднего роста. Раньше, когда служил в автоинспекции, он пытался привлечь меня по обвинению в нарушении правил. Состряпал он его неуклюже. Обвинение пришлось снять, и он получил выговор. Приязни ко мне он не испытывал. При моем появлении черты его лица стали жесткими.

— Доброе утро, сержант, — сказал я и подошел к перегородке.

— Вам что-нибудь нужно?

— Я хотел бы заявить о пропаже оружия.

Достав лицензию, я положил ее на перегородку перед сержантом.

Он просмотрел ее, ковыряя при этом в ухе кончиком карандаша. Потом поднял на меня глаза.

— Ну?

— Я положил пистолет в ящик для перчаток, уезжая вечером с работы. Утром приехал в редакцию, открыл ящик, но пистолета там не оказалось.

Он вынул карандаш из уха, осмотрел его и вытер. Потом пододвинул к себе какой-то бланк:

— Фамилия и адрес?

Как только я назвал Истлейк, он насторожился:

— Вы живете в Истлейке?

— Я ведь уже сказал.

— И у вас, значит, пропал автоматический пистолет тридцать восьмого калибра?

— Правильно.

Он указал толстым пальцем на скамью у стены:

— Сядьте там.

— Мне некогда. Я просто хочу заявить о пропаже оружия, и этого достаточно, не так ли?

— Это вы так думаете. Сядьте там.

Я не повиновался. Он злобно посмотрел на меня, потом передвинул рычажок интеркома.

— Лейтенант, у меня тут человек, который живет в Истлейке и заявляет о пропаже автоматического пистолета тридцать восьмого калибра.

— Ну так пошли его ко мне, — отозвался спокойный голос.

Сержант указал на дверь:

— Вторая дверь на втором этаже.

Я поднялся наверх по бетонной лестнице, постучал, повернул дверную ручку и вошел.

Лейтенант Эйб Голстейн сидел в неуютном маленьком кабинете за обшарпанным столом. Время от времени мы с Линдой встречали его в гольф-клубе. Голстейн прекрасно играл в бридж. Он был холостяком, и о нем говорили разное. Однако люди, хорошо его знавшие, утверждали, что у него есть только две страсти: полицейская работа и бридж. Мужчина лет сорока, с серо-стальными глазами, большим выразительным носом и коротко остриженными волосами, черными как уголь. Его считали чрезвычайно способным и проницательным полицейским, без которого капитану Шульцу давно пришлось бы подать в отставку.

— Добрый день, мистер Менсон, это вы заявляли о пропаже пистолета?

— Да, я. Здравствуйте, лейтенант.

— Как поживает ваша жена? — Он предложил мне сесть.

Я уселся напротив него.

— Спасибо, неплохо. Послушайте, лейтенант, мне давно уже следовало быть в редакции. Нельзя ли как-нибудь ускорить дело? Я всего лишь хочу заявить о пропаже оружия. — Я протянул ему свою лицензию. — После нападения на Митфорда мы с мистером Чендлером пришли к выводу, что мне не помешает обзавестись пистолетом. Вчера я получил его. Перед отъездом домой я положил пистолет в ящик для перчаток и больше его не видел. Только сегодня утром, приехав в редакцию, я обнаружил пропажу.

Он пододвинул блокнот и взял ручку.

— Погодите, давайте уточним, в котором часу вы вчера ушли с работы?

— Примерно в половине восьмого.

— Вы сразу поехали домой?

— Нет, сначала я зашел в закусочную напротив редакции, а потом уже уехал домой.

— Разве вы не ужинаете дома? — Он поднял глаза и приготовился записывать.

— Обычно да, но вчера жена была у подруги.

— Вы запирали машину?

— Нет. Я знаю, что это небрежность с моей стороны. Сначала я положил пистолет в ящик, потом пошел поесть. Я торопился, хотел поскорее оказаться дома, меня ждала масса работы.

— Значит, поужинав, вы поехали прямо домой?

— Да. Дома я забрал почту и отвез жене к мисс Бауер. Передал жене письма, и мы немного поговорили. Жена собиралась ехать с мисс Бауер в Даллас, так как у нее заболела мать. Потом я вернулся домой.

— Машину вы оставили перед домом мисс Бауер?

— Да.

— Запертую?

— Нет.

— Когда вы приехали домой?

— Пожалуй, без чего-то девять. Я поставил машину в гараж и сел за работу. Сегодня утром я остановился у гостиницы «Империал» и пошел купить сигарет. Машину оставил…

— Незапертой, — прервал меня Голстейн.

— Да. Когда подъехал к редакции, то увидел, что пистолета нет, вот и отправился сюда.

Лейтенант посмотрел на свои заметки.

— Значит, ваша машина оставалась незапертой с момента, когда вы положили в нее пистолет, и до сегодняшнего утра, правильно?

— Да. Я понимаю, что поступил неосторожно, но у меня столько разных дел в голове, что просто забываю запирать машину.

— Это понятно, вы делаете замечательный журнал. Так, давайте повторим: пистолет могли взять, когда вы ужинали, пока вы разговаривали с женой у мисс Бауер и когда вы остановились сегодня утром купить сигарет. Правильно? — Он поднял на меня глаза.

— Да.

Он откинулся на спинку кресла.

— Украденное оружие всегда вызывает у нас беспокойство, мистер Менсон. — Он постучал ручкой по пальцу. — Я расследую убийство. Речь идет о вашем соседе Джессе Горди. Его застрелили из автоматического пистолета тридцать восьмого калибра… — Он вдруг посмотрел на меня в упор.

Но я ожидал этого и проявил лишь подобающий случаю интерес:

— Я читал об этом в сегодняшней газете. Мне непонятно, что вы имеете в виду, говоря о беспокойстве, которое вызывает у вас потерянное оружие. Очень сожалею о своей неосторожности.

— Вы хорошо знали Горди?

Теперь следовало взглянуть на него с удивлением:

— Так вот что у вас на уме, лейтенант. Думаете, этого человека застрелили из украденного у меня пистолета?

Он улыбнулся:

— Во-первых, я должен действительно убедиться, что ваш пистолет украли, а во-вторых, мне нужно иметь уверенность, что Горди застрелили не из него. Но вы так и не ответили на вопрос: вы хорошо знали Горди?

— Я вообще его не знал, я не делал покупок в его магазине. Но примечательно, что два дня назад он приходил ко мне. Тогда я видел его в первый и последний раз.

Голстейн склонил голову набок и проговорил:

— Он приходил к вам домой?

— Нет, в редакцию. Он приходил спросить, сколько будет стоить реклама и нельзя ли устроить так, чтобы один из моих репортеров написал о его супермаркете. Я объяснил, что мы не печатаем таких реклам, а репортаж о его заведении не представляет для нас никакого интереса.

— Он приходил к вам лично?

— Да.

— Достаточно было просто позвонить, не так ли? Ведь ехать к вам довольно далеко.

— Я ежедневно езжу той же дорогой, и она мне не кажется длинной.

— Хм. — Он сделал длительную паузу. — Я расследую убийство, и раз уж вы здесь и вам принадлежит, вернее принадлежал, автоматический пистолет, то не могли бы вы сказать, что вы делали вчера вечером между восемью и девятью часами?

Я почувствовал, как у меня вспотели ладони, но ничем не выдал своего волнения.

— Мне кажется, что об этом уже было сказано минуту назад. В четверть девятого я разговаривал со своей женой у мисс Бауер. Вернулся домой примерно в девять и работал дома до двенадцати. Потом лег спать.

— Вы видели вечером кого-либо из соседей?

— Когда в девятом часу возвращался домой, то встретил Гарри Митчелла, вы его знаете, мы обменялись несколькими фразами. Возвращаясь от жены, я встретил Фрэнка Латимера, вы его тоже знаете, и мы с минуту с ним разговаривали. Это было около девяти часов.

— И больше вы никого не видели?

Здесь была загвоздка. Если Криден скажет о нашей встрече на Восточной авеню, я попаду в незавидное положение.

— Нет, никого.

Голстейн отложил ручку.

— Ну что же, спасибо, мистер Менсон. — Но когда я, собираясь уходить, приподнялся на своем кресле, он остановил меня: — Я хотел бы задержать вас еще на минутку. Я высоко ценю вашу деятельность, и мне нравится ваш журнал… Но это такое необычное убийство… Горди был заурядным человеком. Кому могло понадобиться убить его? Не нахожу мотива. — Он не сводил внимательного взгляда с меня. — Вы меня понимаете? Зачем убивать такого человека?

— Не имею представления. — Я встал.

— Вы разговаривали с Горди. Каким он вам показался?

Я не поддался попыткам втянуть меня в разговор:

— Как вы и сказали, человеком заурядным.

Он задумчиво рассматривал меня.

— Нельзя ли немножко поподробнее?

— Ничем не примечательный. Возможно, он что-то представлял как специалист в своей области… Я был занят, его предложение меня не заинтересовало, а значит, не интересовал и он сам.

— Понятно. — Через секунду он продолжал: — По-видимому, он увлекался фотографией. У него была очень хорошо оборудованная комната для этих целей и увеличитель последней модели. Хотя нас и удивила одна вещь. Мы нашли оборудование, но не нашли ни единого образчика его работы. Вы следите за моей мыслью? — Он почесал свой выразительный нос. — У человека с таким хобби ожидаешь найти и фотографии. Правда?

— Это странно, вероятно, он начинал и еще не успел ничего сделать.

Он покачал головой:

— Нет. Ванночками и остальными предметами пользовались. Возможно, что все фотографии унес убийца. В этом случае мы могли бы подозревать, что Горди занимался шантажом. Мне был бы тогда ясен мотив убийства.

— Да. Лейтенант, мне пора ехать в редакцию.

— Конечно, поезжайте. — Он снова посмотрел мне в лицо. — Но, возможно, мне еще придется побеспокоить вас.

— Разумеется, — сказал я и вышел.

Несколько минут я просидел в машине, восстанавливая в памяти наш разговор. Кто бы ни убил Горди, он явно забрал пленку с отпечатками. Меня тревожило, что Голстейн так быстро обнаружил истинный мотив убийства. Я рассказал ему все, умолчав лишь о встрече на Восточной авеню.

Правда, Криден тоже замешан в эту историю, и я полагался на его молчание. Я вспомнил еще одно обстоятельство: Горди якобы приходил по поводу рекламы, а у меня запись того, как он шантажирует меня. Вдруг лейтенант явится ко мне с ордером на обыск? Будет плохо, если пленка окажется у него. Следовало стереть запись, и чем скорее, чем лучше. Я поехал домой. Подбежал к двери и, открыв ее, вошел в гостиную. Еще на полпути я заметил, что ленты в магнитофоне нет. Потом увидел, что на полу возле французского окна что-то блестит на солнце. Маленькая кучка осколков. Я перевел взгляд на окно. Кто-то разбил стекло возле самой ручки.

Я подошел, чтобы осмотреть магнитофон. Тот, кто забрал ленту, просто оборвал ее. Остался лишь маленький кусочек на второй, пустой кассете. Неизвестный, видимо, боялся и спешил, но теперь у него на руках было доказательство, что Горди шантажировал меня. Здесь могла побывать полиция. Хотя нет. Полиция не взламывает окна. Тогда кто?

Я стоял посреди комнаты и старался остановить нахлынувшую на меня волну страха. Было ясно, что эта пленка представляет для меня не меньшую опасность, чем пистолет и пленка Горди. Конечно, если их найдут. Потом я вспомнил про фотографию, где Линда прячет в сумку украденные духи. Фотография лежала в столе. Я быстро выдвинул ящик. Она исчезла. Меня заставил вздрогнуть пронзительный звонок телефона. Звонила Джин.

— Стив? — В ее голосе звучала тревога. — Вы приедете? У вас тут полный стол работы. И Макс тут дожидается.

Я постарался придать голосу спокойствие.

— Сейчас еду. — Я положил трубку.

Достав платок, я вытер потное лицо и руки. При мысли о редакционной работе мне становилось тошно, но надо было ехать. Неожиданно зазвонил звонок у входной двери. Я выглянул в окно и увидел остановившийся «роллс-ройс» Кридена. Я открыл ему.

— Я надеялся, что застану вас дома. Не беспокойтесь, я отниму у вас всего минутку.

Я пригласил его войти.

Он прошел в гостиную, посмотрел на разбитое окно и повернулся ко мне:

— К вам забрались воры?

— Сейчас это не имеет значения. Послушайте, ваша и моя жена занимались кражами в магазинах. Если мы хотим уберечь их от преследований, а нас самих — от обвинения в убийстве, то нужно молчать. Голстейн уже допросил меня, и скоро наступит ваша очередь. Я не сказал ему, что был на Восточной авеню. Вы поступайте так же.

— Значит, вы уже говорили с полицией?

— Да. Так не забывайте, что нужно молчать.

— Разумеется. — Он прошелся по комнате. — Бог знает зачем эти женщины воруют, словно я ограничивал Мейбл…

— Горди шантажировал вас? — Не дождавшись ответа, я продолжал: — От меня он потребовал двадцать тысяч, а от вас?

Он пожал плечами:

— Восемьдесят.

— Как он связался с вами?

— Остановил меня на улице.

— К вам домой или в офис он не приходил?

— Нет. Когда я выходил из машины, он остановил меня и выложил все, что ему надо.

— Вы собирались заплатить ему вчера?

— Нет, только сегодня. Сначала мне нужно было продать кое-какие акции.

Мы смотрели друг на друга.

— Надеюсь, вы сознаете, что нас обоих могут заподозрить в этом убийстве?

— Да.

— Значит, создавшаяся ситуация требует, чтобы вы покрывали меня, а я вас.

Он снова посмотрел на меня в упор.

— У меня никогда не было оружия. — Он подошел к двери, остановился и оглянулся. — А у вас?

Не говоря ни слова, я смотрел на него.

— Мне кажется, ваше положение гораздо хуже моего, — добавил он и, тяжело ступая, вышел из дома.

Глава 5

Джин совсем не преувеличивала, говоря, что у меня полный стол работы. Когда я вошел, Макс Берри метался по моему кабинету, как тигр в клетке. Целое утро мы правили статью о Хэммонде. Пока Макс был у меня, я не имел никакой возможности поговорить с Джин. Когда же я наконец избавился от него, пришел Рефферти со своей статьей о насилии на улицах. Статья была отлично написана, и я решил поместить ее в следующем номере. Потом я позвонил нашему художнику и объяснил, какое оформление хочу для этой статьи. Хотя я привычно и сосредоточенно крутился в суете редакционной работы, мне поминутно вспоминалась украденная магнитофонная запись. Как только Рефферти ушел, я поспешил к Джин, но у нее сидел один из наших рекламных работников. Оба они были погружены в работу, и по их виду я понял, что кончат они еще не скоро. Я попросил Джули заказать по телефону бутерброды из закусочной, затем позвонил в больницу, чтобы узнать о здоровье Уолли. Мне повезло, я застал Стенсила.

— Ну что, Генри, как Уолли?

— Радоваться пока нечему. Все идет не так, как хотелось бы. Я договорился с Карсоном, чтобы он осмотрел его. Видимо, удары по голове оказались опаснее, чем мы думали вначале.

Я испугался:

— Ну вот, Генри, а ты говорил, опасности нет… или все же есть?

— Послушай, его состояние улучшается не так быстро, как хотелось бы. Карсон уже изучил снимки и теперь решает, нужна операция или нет.

— Ширли уже знает?

— Разумеется.

— Уолли пришел в себя?

— Нет. Знаешь, Стив, Уолли и так был не в лучшей форме. Это анемичный, хилый тип… Нормальный человек и то не скоро оправится от такого избиения.

— Кто такой Карсон?

— Наш лучший нейрохирург. — Его явно обидело, что я его не знаю. — Мистер Чендлер распорядился обеспечить Уолли наилучший уход, невзирая на расходы. Именно это мы и делаем.

— Когда ты сможешь сказать что-то определенное?

— Часов в пять. Я тебе тогда позвоню.

— Большое спасибо. — Я положил трубку и облокотился на стол.

Я догадывался, что мог бы получить от Уолли важные сведения о Горди. Мне хотелось знать, где он взял имена всех воровок.

В дверях показалась Джин.

— Адский день, — вздохнула она. — У меня только одна минутка, но я хотела вас предупредить, что избавилась от пистолета еще вчера вечером. Я поехала в город и бросила его в мусорный бак. Ничего другого мне не пришло в голову, но надеюсь, что его не найдут.

— Вы чудо, Джин… не знаю, как вас благодарить. Уолли…

— Знаю, я говорила с Ширли и знаю об операции.

— Как она это восприняла?

— Старается держаться. Сейчас она в больнице.

— Стенсил обещал позвонить мне сегодня в пять. — Наши взгляды встретились. — Вы не поужинаете со мной сегодня? Мне очень нужно поговорить с вами, Джин.

Зазвонил телефон. Она сняла трубку.

— Это Борг. Я иду к себе.

— Так как же насчет вечера?

— Ну хорошо, — сказала она и вышла.

— Алло, Стив, я слышал, у вас пропал пистолет? — возбужденно заговорил Борг.

— Кто-то украл его у меня из машины.

— Это скверно, мне трудно будет достать вам другой. Лучше ничего не говорите боссу. Неужели нельзя запирать машину?

— Вчера вечером моя голова была занята другим.

— Пришлите мне лицензию на оружие, я посмотрю, что можно сделать. Копы, наверное, проклинают меня.

Он положил трубку.

Я вспомнил, что, увлекшись статьей о Хэммонде, я совсем забыл отдать Максу его пистолет и лицензию. Я поспешил в кабинет, желая убедиться, что он еще на месте.

Потом появился Гарри Лэнсинг. Он освещал для нас финансовые отчеты и справлялся с этим отлично. Оставшуюся часть дня мы провели вместе, отвлекаемые телефонными звонками, и набросали статью для следующего номера. Было почти пять часов, когда он ушел. Загудел зуммер.

— Звонит мистер Чендлер, — сообщила Джин.

Я взял трубку.

— Привет, Стив, — сказал он. — Я только что вернулся. Поездка прошла отлично. Я должен вам много рассказать. Приходите сегодня вечером к нам с Линдой, она сможет поболтать с Лоис. А мы обсудим в это время наши дела. Ну, так как?

Я подумал о намечавшемся ужине с Джин, но отклонить предложение не смог.

— Линда уехала к матери в Даллас, мистер Чендлер.

— Тогда возьмите с собой Джин, надо же как-то занять мою жену. — Он засмеялся. — Готова у вас статья о Хэммонде?

— Мы уже сдали ее в печать. Я захвачу оттиски.

— Отлично, приезжайте часов в шесть, идет? Я хотел бы сегодня лечь пораньше.

— Хорошо, мистер Чендлер.

Я зашел к Джин и сообщил, что Чендлер пригласил нас обоих на ужин. Она развела руками в отчаянии.

— Тем не менее это так.

— Тогда мне надо все бросить и мчаться домой, Стив. Я должна переодеться. Лоис Чендлер придает большое значение условностям.

Я вернулся в свой кабинет, позвонил в редакцию и распорядился, чтобы через час принесли свежий оттиск статьи о Хэммонде.

Поскольку типографию тоже содержал Чендлер, меня заверили, что все будет в порядке. Я взглянул на часы. Оставалось еще сорок пять минут. Неожиданно я вспомнил, что в рабочей суете я так и не дождался звонка Стенсила. Я позвонил в больницу, и тот извинился, что не смог позвонить раньше:

— Уолли прооперировали, и я позвонил бы раньше, но меня задержал Борг.

— Борг?

— Да, ведь он что-то вроде заместителя Чендлера. Так вот: Уолли поправляется. Дня через два мы сможем допустить к нему посетителей. Мистер Борг хочет отвезти его в какой-то санаторий в Майами. Должен признать, что мистер Чендлер очень образцово относится к своим служащим.

— Ты думаешь, денька через два я смогу поговорить с Уолли?

— Надеюсь. Правда, первенство принадлежит полиции. Лейтенант Голстейн уже настойчиво требует свидания.

— Позвоню тебе в пятницу.

— Ладно.

Я долго сидел, гадая, расскажет ли Уолли историю с Горди. Я был уверен, что Ширли пустят к нему первой. Значит, нужно сказать Ширли, чтобы она предупредила Уолли ничего не говорить. Я позвонил к ним домой, но никто не подходил к телефону. Видимо, она еще не вернулась из больницы. Что ж, в моем распоряжении еще три дня. Пора было уходить. Я запер дверь и пошел к машине. По дороге заехал в типографию и забрал еще влажные оттиски статьи о Хэммонде. Они выглядели совсем неплохо. Потом я поехал к Чендлеру. До его великолепной виллы я добрался в пять минут седьмого. «Порше» Джин уже был у подъезда. Слуга ввел меня в просторный холл. Здесь стояла ценная антикварная мебель, а картины на стенах заслуживали места в музее.

— Проходите, Стив, — приветствовал меня Чендлер.

Джин в просторном белом платье с бокалом в руке выглядела очень красивой. Рядом с ней сидела Лоис Чендлер и улыбалась мне. Лоис Чендлер была лет на двадцать моложе своего мужа. Ей, должно быть, лет тридцать шесть — тридцать семь. Это была высокая, элегантная и очень утонченная светская дама. При ее виде создавалось впечатление, что у нее не было никаких дел, кроме заботы о туалетах, посещения косметических салонов и встреч с гостями мужа. Она была настолько безукоризненна, что даже прикоснуться к ней казалось таким же кощунством, как тронуть свежее, еще пахнущее краской полотно художника. Его густые седоватые волосы были уложены в красивую прическу. А глядя на ее маленький нежный нос, чувственные губы и восхитительный подбородок, каждый легко понимал, как Чендлер к ней относится.

Пока разносили напитки, мы говорили о пустяках. Потом все сели за стол. Ужин был изысканным. За едой Чендлер рассказывал о своей поездке в Вашингтон. Мы узнали, как выглядит президент, и о том, что, по его мнению, с инфляцией скоро будет покончено, и как они с президентом перешли на «ты». За десертом Лоис вдруг прервала его:

— Дорогой, ты не замечаешь, что никому не даешь вставить слово. Я охотно послушала бы Стива об этом интригующем убийстве в Истлейке.

— Ты права, милая. — Чендлер тепло улыбнулся ей. — О каком убийстве идет речь? Что случилось?

Лоис перевела взгляд на меня:

— Расскажите же нам что-нибудь. Кем был этот человек и почему его убили?

— Не имею понятия, почему его убили. — Я почувствовал на себе любопытные взгляды. — Он был управляющим универмагом.

— Да ведь я хорошо об этом знаю, газеты писали. Но какова причина убийства?

— Этого не знает даже полиция. Просто кто-то вошел и застрелил его. Больше мне ничего не известно.

Чендлер явно скучал.

— Скорее всего это сделал какой-нибудь наркоман, нуждавшийся в деньгах, — сказал он нетерпеливо. — Такие случаи происходят сплошь и рядом.

— Но мне кажется, в Истлейке можно найти гораздо более богатого человека, не так ли? Вряд ли у него было много денег, — предположила Лоис и вопросительно посмотрела на меня.

— Этого я не знаю.

— Ну, вы меня разочаровали! — Она улыбнулась. — Я была уверена, что вы-то знаете какие-нибудь новости. Меня страшно интересуют убийства.

Чендлер наклонился и потрепал ее по руке:

— Послушай, дорогая, мне нужно минуту спокойно поговорить со Стивом, так почему бы вам, девочки, не посидеть где-нибудь, а нас оставить здесь.

Лоис пожала плечами и повернулась к Джин:

— Что поделаешь, мы здесь больше не нужны, пойдемте.

Как только за ними закрылась дверь, Чендлер отодвинул свой стул и встал:

— Пройдем в кабинет, мне хочется посмотреть на этого Хэммонда.

Мне удалось сбежать лишь в первом часу. К этому времени Лоис отправилась в постель, а Джин — домой.

Чендлер восхищался статьей о Хэммонде. Потом опять рассказал мне о президенте, о его мерах по борьбе с инфляцией, и наконец мы с ним совместно набросали план статьи, которая бы просветила читателей относительно планов президента. Впрочем, саму статью мы собирались поручить Лэнсингу. Чендлер еще упомянул о Шульце. Он хотел, чтобы статья о нем появилась в следующем номере журнала.

— Нельзя упустить из рук этих проходимцев. — Он ухмыльнулся. — Принимайтесь за дело и задайте им жару. Хорошо, что у вас все в порядке и Уолли поправляется. Он прекрасный репортер. Как только ему станет лучше, пошлю его с Ширли в Лонг-Бич. Пусть погреется на солнышке. А вы справитесь без него. Не нужен ли вам помощник до его возвращения?

— Нет, достаточно и Берри. У нас в запасе ряд хороших материалов, которые мы сможем использовать.

Провожая меня до двери, он обронил:

— Должен сказать, вы отлично справляетесь. Жаль, что не могла прийти Линда, мне нравится эта девочка.

Одну секунду меня подмывало сказать о крушении нашего брака, но я передумал. Нечего было торопиться.

Я сел в машину и поехал в отель «Империал». Из кабины телефона-автомата позвонил Джин. Пришлось подождать, пока она взяла трубку.

— Можно мне на минутку заехать к вам? Есть новости.

— Извините, но я уже в постели. После двух часов общения с мадам я совершенно разбита. Придется отложить разговор до утра.

— Но ведь в редакции у нас нет ни минуты покоя. Тогда, может быть, вы согласитесь пойти со мной поужинать вечером? Я бы вам все рассказал.

— Завтра не могу, уже договорилась о встрече.

— Но это важно, Джин, нельзя ли отложить?

— Нет.

Ее отрывистый ответ убедил меня в тщетности дальнейших уговоров. Я заметно забеспокоился:

— Джин… я, собственно, ничего о вас не знаю. Можно задать вопрос? У вас кто-нибудь есть?

Наступило молчание, и наконец она ответила:

— Да, есть.

Ее ответ застал меня врасплох и глубоко и горько разочаровал. Я вдруг понял, что люблю Джин.

— Правда? — спросил я сдавленным шепотом.

— Мне нужно выспаться. — Она говорила все тем же резким голосом. Продолжать разговор не имело смысла. — Спокойной ночи. — Она положила трубку.

Я направился к машине. Никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким. Я знал ее полтора года, но все это время фактически не замечал, выделяя лишь профессиональные качества и энергию. Потом неожиданно увидел в ней женщину. Словно в темной комнате вдруг зажгли свет. Все же я мог бы догадаться, что у такой женщины не могло не быть друга. И вот теперь я знал наверняка, и это не принесло мне радости.

Приехав домой, я загнал машину в гараж. Когда я отпирал дверь дома, сзади послышалось:

— Менсон…

Я быстро обернулся.

В темноте стоял сержант Бреннер.

— Погасите свет, я не хочу, чтобы меня здесь видели.

Мы сидели в темноте друг против друга. Рассмотрев Бреннера получше, я испугался. Он уже не был жестким самоуверенным копом, которого я знал. Это был совершенно другой человек, человек на грани отчаяния. Лицо его побледнело и осунулось, со щек исчезли горькие складки, казалось, он вдруг съежился и увял.

— Слушайте, Менсон, давайте говорить начистоту. Вы взяли ту пленку и снимки? Только говорите правду.

— Нет.

Он обмяк в кресле:

— Голстейн уже знает, что Горди был шантажистом и пленки кто-то забрал.

— Если вы тоже влипли, как и я, то лучше бросить играть в прятки, — произнес я.

Он посмотрел на меня:

— Ладно… тогда выкладывайте все и забудьте, что я коп. Только начистоту.

— Мне кажется, мы могли бы помочь друг другу. Моя жена украла в универмаге дорогие духи, и ее засняла скрытая камера. Горди потребовал за этот кусок пленки двадцать тысяч долларов. Он сказал, что я у него не один и другие мужья оказались точно в таком же положении. Я согласился уплатить, но у меня не хватило денег. В конце концов, я пошел к нему с тремя тысячами. И нашел его мертвым. Когда я собирался обыскать дом, там появилась какая-то женщина. Мне удалось сбежать, пока она вызывала полицию. Я не убивал, но уверен, что его застрелили из моего пистолета. Уходя, я оставил его на диване. По-моему, пистолет кто-то взял, застрелил из него Горди, а потом положил на место. От пистолета я уже отделался. — Я смотрел на него в упор. — Это все. Теперь ваша очередь.

— У меня почти та же история. — Он безнадежно махнул рукой. — Зачем они это делают? Положим, я зарабатываю не так уж много, но мы можем почти все себе позволить. Я думал, что она довольна. Ее тоже засняла камера одной из первых. Этот гад захотел три куска, а где мне взять такие деньги? Мы договорились, что Горди будет продавать мне пленку по частям за тридцать долларов в неделю.

Хотя я и недолюбливал Бреннера, мне стало его жаль.

— Если пленку найдут, мне крышка. Голстейн выгонит меня из полиции. — Он утер рукой пот со лба. — Когда я приехал в эту нору и нашел гильзу, то решил, что вы убили его и забрали пленку и фотографии. Поэтому я и отдал вам гильзу, так как не хотел, чтобы ей завладел Голстейн. Я думал, будет лучше, если он ни до чего не докопается. Глупость, конечно. Голстейн все узнал про камеры и обшарил весь магазин, ища пленки. Но ничего не нашел. Жилье Горди он тоже перевернул вверх дном, но снова ничего не нашел. Голстейн не дурак, понял, что здесь пахнет шантажом, и теперь проверяет всех, кто покупал в этом магазине.

— Все равно он ничего не узнает, пока не найдет пленку, — сказал я.

— Так-то оно так, но ведь он вроде бульдога. Если во что вцепится, так уже не выпустит.

— Подождите, Бреннер, давайте подумаем вместе. — Я был рад высказаться человеку, с которым можно говорить откровенно. — Пленка и фотографии спокойно лежат в каком-нибудь арендованном сейфе. Или у кого-то, кому Горди доверял. Еще их мог забрать убийца. Если они хранятся в сейфе, Голстейн рано или поздно их найдет. Если же их забрал убийца, то, скорее всего, уничтожил их. — Я помолчал. — Но вот если они у доверенного человека, вовсе не исключено, что нас начнут скоро опять шантажировать.

— Мне и самому приходило это в голову, потому я так и надеялся, что они у вас. Выходит, либо они у убийцы, либо…

— А как насчет той женщины, Фреды Хейвз?

— Это любовница Горди, потаскуха и пьяница. Когда я приехал, она ползала вокруг Горди, хныкала, перемазалась его кровью, а потом начала выть. Пока она заливалась слезами, я нашел гильзу. Понятия не имею, видела она ее или нет. Пришлось рискнуть.

— Вы что-нибудь о ней знаете?

— Я же сказал: потаскуха и пьяница. Торчит в барах и ждет, чтобы ее кто-нибудь угостил. Больше ничего о ней не знаю.

— По-моему, не мешало бы к ней присмотреться. Правда, сам я этого не могу, но для вас это не составит труда.

Затем я рассказал о Германе Веббере и его сказочку о пропавшем досье и объяснил, почему я уверен, что Веббер солгал.

— Веббер? — Бреннер усмехнулся. — Если бы Чендлер не вложил деньги в его лавочку, то, скорее всего, он продавал бы спички на углу. Из полиции его хотели вышвырнуть за взятки, но ваш босс его защитил. Этот мерзавец за доллар перережет горло собственной матери.

— Ладно, пусть он мерзавец, но мне интересно, почему он хотел, чтобы я думал, будто досье Горди у него украли? Что такого в этом досье, чего я не должен видеть?

— Да… вы правы. Думаете, он его сжег?

Я пожал плечами:

— Откуда мне знать. Но послушайте, Бреннер, я не единственный подозреваемый.

И рассказал, как встретил возле дома Фрэнка Латимера и по пути к дому Горди наткнулся на Кридена. Теоретически они оба могли убить Горди. Любой из них мог войти в мой дом и взять пистолет. У обоих жены воровали в магазине.

— Попробую что-нибудь узнать. Для меня главное, чтобы сгинула эта пленка.

— Могли бы вы получить хоть какую-нибудь информацию о Фреде Хейвз?

— Конечно, только Голстейн уже проверял ее. Это точно. — Он подался вперед и предостерегающе поднял палец. — Слушайте, я займусь этим делом изнутри, а вы попытайтесь узнать снаружи. А когда мы возьмемся сообща, то, возможно, и найдем пленку раньше Голстейна. Но смотрите, все должно остаться между нами. Если вы проговоритесь хоть одной живой душе… повторяю… хоть одной живой душе… включая ваших сотрудников. Будем действовать сообща, но только вдвоем. Поняли?

Я подумал о Джин. Я хотел рассказать о ней Бреннеру. Я любил ее и мечтал делиться с ней переживаниями, нуждался в ее советах, но, посмотрев на отчаянное лицо Бреннера, решил, что лучше ничего ей не говорить. Все равно у нее есть другой мужчина, все равно я для нее посторонний. Я не должен впутывать ее в свои дела.

— Понял.

Он встал, собираясь уходить:

— Нужно стараться, чтобы нас вместе не видели, Менсон. Если вы что-то узнаете или я до чего-нибудь докопаюсь, перезвонимся. Если понадобится встретиться, я приду поздно вечером, а лучше всего вообще не встречаться.

После его ухода я не чувствовал себя уже таким одиноким.

На другое утро я сказал Сисси, что потерял ключи и был вынужден выбить стекло, чтобы залезть в квартиру, и пусть она попросит своего мужа вставить новое стекло.

Она уверила меня, что стекло будет вставлено.

Затем я сообщил, что Линда уехала к матери в Даллас, и попросил уложить ее вещи и отослать туда.

Разделавшись со всеми домашними делами, сел в машину и поехал в редакцию. Я немного боялся встречи с Джин, боялся неловкости, но опасения оказались напрасными. Она вела себя как обычно: спокойная, уверенная, энергичная. Сразу же мы погрузились в редакционную работу. Около полудня она принесла корректуру и сказала:

— К сожалению, сегодня вечером я не смогу, Стив, но если у вас что-то важное, то мы могли бы выбрать свободную минуту сейчас.

Я посмотрел на нее:

— Джин, я все обдумал и решил, что вы и так сделали для меня больше чем достаточно. Я могу оказаться в очень неприятной ситуации, и нет никакого смысла впутывать и вас туда же. Довольно и того, что вы избавили меня от пистолета. — Я попытался улыбнуться. — Как-нибудь все обойдется.

— Я совсем не боюсь во что-то вмешиваться. Если могу вам чем-то помочь, то хотела бы помочь.

— Спасибо, Джин, вы очень добры. — Помолчав, я продолжил: — Не знаю, кто ваш друг, но желаю вам счастья.

Она слегка покраснела и положила корректуру на стол:

— Спасибо. Я пойду поем и скоро вернусь.

Она вышла. Несколько минут я сидел, ничего не делая и немножко жалея себя. Мне хотелось узнать, кто был ее приятелем, но тут зазвонил телефон и вернул меня к моей работе.

Я не сразу вспомнил, что хотел попросить Ширли, чтобы она велела Уолли никому не говорить об универмаге.

Я позвонил Ширли домой.

— Меня очень обрадовали последние известия об Уолли. У вас, должно быть, камень упал с сердца, — сказал я, когда мы поздоровались.

— Еще бы. — По ее голосу я понял, какое облегчение она испытывает. — Завтра днем меня пустят к нему, а может, и раньше, все зависит от Стенсила.

— Ширли, мне чертовски неудобно беспокоить вас по такому вопросу, но знаю, что к Уолли придет полиция. Чрезвычайно важно, чтобы Уолли ничего не говорил об универмаге «Велкам». Вы сможете передать ему это?

— Об универмаге «Велкам»? А в чем дело?

— Уолли собирался написать о нем, но очень важно, чтобы он не сказал об этом полиции.

— Да нет, как же, я не слышала ни о каком универмаге, он ничего такого не говорил… Здесь какая-то ошибка.

— Не думаю. Понимаете, мы просто не хотим, чтобы дело получило огласку на данном этапе. Это очень важно.

— Я ему, конечно, передам. Не расследуется ли какое-то убийство в связи с этим универмагом? Я так расстроена и волнуюсь, что даже не читаю газет.

— Да. Потому и нужно, чтобы Уолли молчал. От этого многое зависит, и, кроме того, это желание Чендлера.

— Хорошо, Стив, разумеется, я ему передам… Пусть ни с кем не говорит об универмаге «Велкам», верно?

— Да, ни с кем. Говорил ли Чендлер, что хочет послать вас в Лонг-Бич, как только Уолли немного поправится?

— Да, он мне сказал. Это просто чудесно. Он замечательный человек.

— Несомненно. — Я попрощался и повесил трубку.

Потом мне пришло в голову поискать в телефонном справочнике телефон Фреды Хейвз. Разумеется, она там значилась: Восточная улица, 1189. Я знал, что эта улица находится в самом захудалом районе города.

От мыслей о Фреде Хейвз меня отвлек приход Макса Берри. До самого обеда я снова погрузился в работу.

В полдень я зашел в клуб, где к моему столику подсел Гарри Митчелл. Мы заказали неаппетитный обед деловых людей: поганый салат с яблоками и к нему ломтик ветчины.

Сказав несколько ничего не значащих слов, Гарри Митчелл перешел к главному вопросу:

— Слушай, Стив, мы в Истлейке живем словно в прозрачном аквариуме. Можешь дать мне по физиономии, если я лезу не в свое дело, но у нас ходят слухи, что вы с Линдой разводитесь. Погоди… не пугайся. Если я говорю лишнее, так прямо и скажи, и мы сейчас же оставим эту тему. Но так сложилось, что этот вопрос для меня очень важен.

Я недоуменно посмотрел на него:

— Не понимаю, каким образом?

— Извини, но ты можешь подтвердить, что вы с Линдой разводитесь?

Он наколол на вилку кусочек ветчины, потом положил обратно на тарелку.

— Могу.

— Послушай, я огорчен, но я тебя отлично понимаю. Я понимаю, что одно дело — смотреть на Линду и совсем другое — жить с ней. — Он ухмыльнулся. — Стив, ты намерен оставить себе дом? Если нет, помогу найти покупателя.

Я сразу позабыл о еде. До сих пор я как-то не задумывался, что у меня повиснет на шее чрезмерно большой дом, да и Сисси, требующие бесконечных расходов.

— Может быть, я и подумаю о продаже, — сказал я осторожно.

Он наклонился вперед и схватил меня за руку.

— Друг! В таком случае у меня есть для тебя отличная новость. Моим родителям страшно хочется жить в Истлейке. У нас с ними полное согласие, только не было здесь ни одного подходящего домика. Ты заплатил за свой семьдесят пять тысяч, ведь так?

— Да.

— Слушай, для отца деньги роли не играют. Что, если я предложу тебе восемьдесят пять тысяч? Будет ли это приемлемым для тебя?

— Это еще надо обдумать, Гарри, ты ведь знаешь, недвижимость все время поднимается в цене. Дай мне неделю на размышление, хорошо?

Он подвигал по столу тарелкой с салатом, потом снова сказал:

— Послушай, я уже говорил с отцом, и ваш домик ему очень нравится. У наших стариков уже есть два дома, так что им не хочется обставлять еще один. Я знаю, что у тебя там мебель первоклассная. Не согласишься ли ты продать его со всем, что там есть?

Я перевел дыхание.

— Вероятно, да. Но это так неожиданно.

С минуту он молча пережевывал ветчину.

— Ладно, что ты скажешь, если я предложу тебе сто тысяч?

— Если бы ты предложил мне сто тридцать тысяч, то мы бы договорились.

Он просиял и хлопнул меня по спине:

— Ах ты барышник! Ладно, значит, договорились! Господи, как я люблю тратить чужие деньги. Так когда наши смогут переселяться?

— Как только получу деньги, так сразу можно и въезжать.

— Вот это разговор! — Он вытащил чековую книжку, заполнил бланк и протянул мне.

— В таком случае я выеду в конце недели.

— Это надо отметить! Что будем пить?

Я покачал головой, отодвинул стул и встал, собираясь уходить.

— Нужно идти, мне платят деньги за то, что я редактирую журнал. Скажи родителям, что они могут свободно переселяться в следующий понедельник, если захотят. — Я похлопал его по спине и вышел.

Добрая половина моего обеда осталась на столе.

Вернувшись в редакцию, я рассказал Джин, какую сделку мне только что удалось заключить.

— Только представьте, сто тридцать тысяч! Не придется ломать голову, что делать с мебелью, и я наконец-то смогу убраться из Истлейка.

— Очень рада, но где вы будете жить, ведь вам осталось всего пять деньков?

Возбужденный неожиданно привалившим богатством и перспективой избавиться от дома, я даже не подумал о новом жилье.

— Поселюсь в отеле.

— Вы хотите жить в центре?

— Пожалуй, да. Мне надоело ежедневно ездить.

— Так я найду вам меблированные комнаты с обслуживанием. Это будет совсем нетрудно. Вы соберете в одну комнату все, что оставляете себе, а я позабочусь, чтобы ваши вещи упаковали и перевезли на новую квартиру.

Я смотрел на нее с восхищением и почтением. Боже, иметь такую жену!

— Джин, вы изумительны и действительно собираетесь все это устроить?

— Разумеется. Ведь за это вы мне и платите, верно? — Она улыбнулась, желая смягчить сухость своих слов. — Положитесь на меня, и я все улажу.

Она вышла.

Я покинул редакцию сразу же после шести. Когда я подходил к машине, из соседнего дома выскочил Фрэнк Латимер.

— Привет, Стив… Что я слышу… будто ты хочешь уехать из Истлейка.

Мне было ясно, что впереди у меня еще один подобный разговор, потому я постарался как можно скорее его сократить:

— Да. Мы с Линдой разводимся, и нет смысла оставлять за собой дом.

— Очень жаль. — Он покачал головой. — Когда Гарри сказал мне, я просто не мог поверить. Но дом ты продал прекрасно, просто не верится. Должно быть, у отца Гарри есть деньги, раз он может не моргнув глазом выложить такую сумму. Мы будем скучать по тебе. Может, приедешь сегодня ужинать?

— Большое спасибо… но мне нужно собираться.

— Надеюсь, мы будем время от времени встречаться, хотя ты и уезжаешь? Сэлли расстроится, ведь ты знаешь, как она любит вас обоих, так же, как и я.

— Такова жизнь. — Я попрощался и сел в машину.

Я представил себе, с каким облегчением я расстанусь с Истлейком, где видят каждое движение, слышат каждое слово. Когда я поселюсь в городе, мне перестанет казаться, что я в аквариуме.

Невеселый вечер я провел в кабинете за разборкой вещей. Меня удивило, до чего же их у нас мало. Еще раньше Сисси упаковала одежду Линды, а я собрал свои вещи. В основном это были книги, грампластинки, вот и все. После полуночи я наконец лег, но долго не мог уснуть.

Я думал об украденной магнитофонной записи, думал о Джин. Она поистине удивительная девушка. Но главное, я вновь и вновь представлял, как Гарри всем и каждому рассказывал, что заплатил за дом сто тридцать тысяч, и эта картина гнала от меня всякий сон. Если где-то притаился еще один шантажист, то для него это известие прозвучит райской музыкой. Мне не терпелось узнать, нет ли у Бреннера новостей о Фреде Хейвз. Что, если она будет следующим шантажистом? Я думал о том, что ждет меня завтра. При удаче я с утра мог попасть к Уолли. Я полностью отдавал себе отчет, до какой степени полагаюсь на помощь Уолли. Он должен был от кого-то узнать о кражах в магазинах, и этот кто-то мог навести и на след убийцы.

На другое утро, сразу после прихода в редакцию, я сообщил Джин, что все мои вещи уложены в кабинете. Она пообещала позаботиться об остальном. Я вручил ей ключ от своего дома.

— Так вот, Стив, я навела справки и нашла прекрасную меблированную квартиру на Юго-Восточной авеню. Думаю, она вам понравится. Не хотите после обеда поехать посмотреть?

— Ну и скорость!

Она улыбнулась:

— Надеюсь, вы останетесь довольны. — Она подала мне бумажку. — Здесь я написала вам адрес, размеры квартиры и название агентства, которое ее сдает. Плата довольно высокая, но, по-моему, она вам не покажется чрезмерной, когда вы увидите квартиру.

— Вы уже были там?

— Заходила вчера вечером.

Я внимательно посмотрел на нее:

— Мне казалось, у вас свидание.

— Я всюду успеваю. На свидание я пошла немного позже. Мне было приятно сначала позаботиться о вас. — Она взяла со стола почту и исчезла у себя в кабинете, прежде чем я успел ее поблагодарить.

Наскоро пообедав, я поехал на Юго-Восточную авеню. Дом располагался в красивом, живописном месте и выходил окнами в парк.

Высокий плечистый негр-управляющий сказал, что его зовут Сэм Вашингтон, и добавил, что в родстве с великим президентом Джорджем Вашингтоном не состоит. Он провел меня в квартиру. Ничего лучшего я не мог и пожелать. Здесь была просторная, красиво обставленная гостиная. Я сказал, что сниму квартиру.

— И не пожалеете, мистер Менсон.

Я вернулся в редакцию и поблагодарил Джин.

Часов в пять я позвонил в больницу, и мне повезло. Я застал доктора Стенсила.

— Можно мне навестить Уолли? — спросил я.

— Лучше завтра, Стив. У него уже были жена и лейтенант Голстейн. На сегодня с него более чем достаточно.

— Генри, мне нужно с ним поговорить по очень важному делу. Обещаю тебе, что пробуду у него не более десяти минут.

— Ну, тогда ладно, если это так важно. Но смотри, не больше десяти минут.

Я сказал Джин, что еду к Уолли.

— Я пошлю ему с вами букетик. Передайте от меня большой привет.

В больницу я приехал в седьмом часу с букетиком фиалок в руке. В дверях я встретился с выходящим Стенсилом.

— Ну как? — спросил я.

— Да, знаешь, даже лучше, чем я ожидал. Хотя он еще потребует длительного лечения. Глаз в порядке, но мы обнаружили у него признаки амнезии. Полиция осталась не очень довольна.

Я усмехнулся про себя. Ширли отлично справилась с поручением.

Поднявшись на четвертый этаж, я нашел палату Уолли и, постучавшись, вошел. Уолли лежал на спине. Из бинтов, покрывавших его лицо, выглядывал только один глаз. Я закрыл за собой дверь.

— Уолли, наконец-то я вижу тебя.

— Привет, Стив. — Голос у него был таким слабым, что я испугался. — Спасибо, что пришел.

Я положил цветы на столик:

— Это тебе от Джин. Она передает привет.

— Джин славная девушка. — Он бесцельно водил руками по одеялу.

— Как ты себя чувствуешь?

— Неважно.

Я присмотрелся и вспомнил слова Стенсила об амнезии Уолли.

— Все будет хорошо. Как только ты немного поправишься, тебя и Ширли пошлют в Лонг-Бич.

— Знаю. — Казалось, он не очень-то радовался.

— Уолли, меня впустили к тебе совсем ненадолго. Стенсил разрешил только десять минут. Джин сказала, что ты проводил какое-то расследование в связи с универмагом «Велкам» и узнал три имени: Люсиль Бауер, Мейбл Криден и Сэлли Латимер. Кто тебе их назвал?

Его лицо было лишено всякого выражения:

— Не понимаю.

— Ты что-нибудь узнавал об этом магазине?

— Нет.

Мороз пробежал у меня по спине.

— Уолли, подумай, откуда же Джин могла узнать эти имена, если не от тебя?

— Я ничего не могу понять. О чем ты говоришь?

— Уолли, прошу тебя, сосредоточься. Для меня очень важно узнать, кто дал тебе информацию. Я знаю, ты всегда скрывал свои контакты, на этот же раз я прошу тебя в виде исключения сказать, от кого тебе известно, что эти три женщины воровали в универмаге. Прошу тебя как друга.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

Он лежал в постели, отекший, беспомощный, и смотрел на меня.

— У тебя украли портфель. Что было в нем?

— Материалы на Хэммонда.

— Об универмаге ничего?

— Впервые о нем слышу. Не понимаю, чего ты от меня хочешь.

Я наклонился и заговорил резче:

— Уолли, приди в себя и подумай. Ведь ты интересовался этими кражами. Кто тебе рассказал о них, кто?

Я был слишком зол и, видимо, повысил голос, так как сразу же открылась дверь и вошла медсестра.

— Достаточно, мистер Менсон, — сказала она решительно и энергично.

— Уолли!

— Я ничего не знаю. — Он схватился руками за забинтованную голову и тихо запричитал.

Сестра буквально вытолкала меня. Я прошел по коридору, опустился на лифте и вышел в темноту. У машины я остановился. Уолли был моей самой большой надеждой, и у меня вдруг появилось ощущение, что передо мной закрываются все двери.

На самом ли деле Уолли успел утратить память, или его кто-то запугал и теперь он лжет, как когда-то лгал Веббер?

Я пересек улицу и из маленького кафе позвонил Джин. Она подошла почти сразу.

— Джин, это Стив. Я только что вышел от Уолли. Он говорит, что ничего не знает об универмаге. У вас не осталось никаких его записок?

После короткой паузы она сказала:

— Нет, не осталось.

— Вы уверены, что он упоминал эти три имени: Люсиль Бауер, Мейбл Криден и Сэлли Латимер?

— Уверена, и я же предупреждала вас, Стив, что Уолли не выдаст своих секретов.

— Вы упоминали еще и о других именах, которые он приводил в заметках. Не сможете ли вы вспомнить?

— Я уже пыталась, Стив, но напрасно. Заметки Уолли были очень краткими. Он лишь писал о каких-то доказательствах того, что ряд жительниц Истлейка ворует в универмаге «Велкам». Дальше стояли имена. Эти заметки были на скорую руку записаны в блокноте. Я перепечатала и передала оба экземпляра Уолли.

— Это было записано у него в блокноте?

— Конечно.

— Так, может, он у Ширли?

— Мне спросить у нее про блокнот?

— Нет, я сам спрошу об этом. Спасибо, Джин.

Я поехал к Ширли, она пригласила меня пройти, и некоторое время мы говорили об Уолли. И о том, как рады они будут поехать в Лонг-Бич. Потом я спросил:

— Ширли, у Уолли были записные книжки, они мне пригодились бы. Вы не знаете, где их можно найти?

— Ну конечно, знаю. Приходил Веббер и забрал их все. Они вроде понадобились Чендлеру. Скажите ему, и он вам их отдаст.

— Чендлеру? Герман Веббер? — Я изумленно уставился на нее.

— Да, он пришел, как только я вернулась домой, и сказал, что Чендлеру нужны записные книжки Уолли.

— Ах, так. Тогда я спрошу у него самого.

— Так будет лучше всего. Не могу сказать, что я в восторге от этого Веббера. — Она сморщила маленький носик.

— Я тоже.

Я попрощался и ушел.

Глава 6

Утром, едва разобрав почту и продиктовав несколько писем, я бросил все и отправился к Герману Вебберу.

Веббер — высокий, крепкий и хмурый — с первого взгляда производил впечатление типичного копа. У него было словно вычеканенное из бронзы лицо, маленькие недоверчивые глаза и узкие, жесткие, никогда не улыбающиеся губы.

— Привет.

— Привет, Стив. — Он не встал из-за своего письменного стола. — Садитесь. В чем дело?

— Мне нужны записные книжки Уолли. Ширли сказала, что они у вас.

— Да, у меня.

Я посмотрел на него в упор:

— Что все это значит?

— Это значит, что я не первый день занимаюсь своим делом. — Он затянулся сигарой, которую держал в зубах, и выпустил в моем направлении облако дыма. — Потому я здесь и сижу, что знаю свое дело.

— Как это понимать?

— Этот ублюдок Голстейн приходил к Уолли и хотел узнать, кто шепнул ему про делишки Хэммонда. Только Уолли про своих информаторов и слова не скажет. Но я знал, что он записывает для себя имена в блокнотах, вот и прибрал быстренько их к рукам. Нужно было, чтобы Голстейн до них не добрался.

Это звучало правдоподобно, даже слишком правдоподобно.

— А если Ширли скажет Голстейну, как сказала мне… что блокноты у вас? Как вы ответите, если он придет к вам?

Веббер снова пустил в моем направлении струю дыма.

— Ширли умница, и она ничего не скажет. Говорю, я свое дело знаю.

Я не спускал с него пристального взгляда.

— Уолли — мой сотрудник, я его шеф, и мне нужны его блокноты.

Он кивнул:

— Раз они вам нужны, вы их получите. — Он щелкнул рычажком интеркома. — Мэвис, принесите записные книжки Митфорда. Заверните их во что-нибудь, они нужны мистеру Менсону. — Он посмотрел на меня. — Довольны? А теперь… у меня много работы. У вас, скорее всего, тоже.

— Еще досье Горди, оно мне тоже нужно.

Его лицо приобрело сонное выражение.

— Я же вам говорил, что его украл какой-то псих.

— Не рассказывайте сказок, меня ими не купишь. Я думаю, и не без основания, что никакой кражи вообще не было. Я желаю выяснить, где это досье.

— Неужели? — Как истинный коп, он ничем не выдал своей реакции. — Что вы тут плетете, интересно узнать?

— Я требую это досье. Я уверен, что оно у вас, и хочу его получить.

— Говорю вам, его украли. У меня его нет.

— Горди был убит. Можете сказать Голстейну, что к вам кто-то забрался и выкрал это досье. Или вы дадите его мне, или я расскажу обо всем Голстейну.

— Сколько угодно. — Веббер стряхнул пепел с сигары. Он вел себя совершенно невозмутимо.

— Голстейн наверняка заинтересуется, почему вы не заявили о краже сразу или хотя бы после того, как узнали об убийстве. Он в вас души не чает и будет рад прищемить вам хвост.

— Думаете? — Он подался вперед, и глаза его заблестели. — Если наболтаете лишнего, сами можете нарваться на крупные неприятности. — Я даже вздрогнул от его резкого лающего голоса. — Советую не совать нос в эти дела. — Он указал на дверь: — Уходите, я занят.

Я встал:

— Поговорю с мистером Голстейном, ему уже давно пора узнать о вашем поведении.

— Да? — Он откинулся на спинку стула и усмехнулся. — На вашем месте я бы помалкивал. До вас еще не дошло, что я вас покрываю? Впутаете сюда Голстейна — и окажетесь вообще за решеткой. А теперь убирайтесь, у меня много работы!

Я понимал, что у него на руках карты посильнее моей. «Я вас покрываю». Это значило, что он знал о Линде и кражах.

Я вышел в приемную. Озабоченная Мэвис подала мне пакет с блокнотами. Вернувшись в редакцию, я разложил их на столе. Они были помечены цифрами от 1 до 14. Блокнот с цифрой 13 отсутствовал. Я даже не потрудился просмотреть остальные. Мне было ясно, что заметки об универмаге находились в недостающем. Блокнот пропал, так же как и досье Горди. Я сидел, взвешивая ситуацию. Из слов Веббера явствовало, что я не могу обратиться к Чендлеру. Если пойду против Веббера, он еще круче пойдет против меня. Я был убежден, что кто-то запугал Уолли. Веббер? Возможно, мои рассуждения ошибочны и Уолли просто напуган нападением. Но это казалось маловероятным. Все указывало на то, что скорее всего ему пригрозили, так же как и мне: держи язык за зубами…

Я решил еще раз поговорить с Уолли.

Если я подойду к делу серьезно, если скажу, в какой переплет попал из-за Линды, то наверняка уговорю сказать мне все, что он знает.

Зазвонил телефон. С этого момента и до самого обеда я был занят работой.

После обеда Джин пришла сообщить, что она распорядилась запаковать мои вещи и отправить на новую квартиру.

— Можете спокойно переселяться, когда вам будет удобно. Все готово. Я оставила вам кое-какие припасы. Там есть молоко, кофе и консервы.

— Джин, вы настоящая волшебница! — Я смотрел на нее, и у меня ныло сердце. — Я хотел бы угостить вас хорошим ужином. Можно?

— Спасибо, но все же — нет.

— Я приглашаю и вашего друга и буду только рад познакомиться с ним.

Она серьезно посмотрела на меня:

— Не сердитесь, Стив, но я пока не хочу, чтобы вы вмешивались в мою личную жизнь. В мои обязанности входит помогать вам по работе, а если возможно, то и в остальных делах. Но этим все и должно ограничиваться. Надеюсь, вы понимаете? — Она улыбнулась мне и исчезла.

«Ну вот и все», — думал я.

До шести часов я работал не отрываясь, а потом ушел, предоставив Джин закрывать помещение. И поехал в больницу. В регистратуре я спросил, нельзя ли повидать мистера Митфорда.

— Вы его уже не застали, — сказала девушка за перегородкой.

Я застыл на месте, удивленно глядя на нее:

— Не застал? Как это?

— Примерно полчаса назад он со своей женой уехал в санитарной машине.

Я похолодел:

— Но куда же он поехал?

— Я этого не знаю.

— Доктор Стенсил еще у себя?

— Да, он в кабинете.

Я перехватил его в дверях:

— Послушай, что случилось с Уолли? Мне сказали, что его увезли.

Он пожал плечами, у него был усталый и расстроенный вид:

— Я возражал, но ничего не мог поделать. Его увезли в санитарной машине сразу на аэродром. Оттуда на самолете он полетит в Майами. Он транспортабелен, хотел ехать… вот и уехал.

— Это идея мистера Чендлера?

— Думаю, да. Распоряжался Борг.

— Ширли тоже уехала?

— Да. Его повезли в какой-то частный санаторий.

— Ты не знаешь точно куда?

— Нет. Не знаю. Слушай, Стив, у меня столько работы, что голова идет кругом, — сказал он нетерпеливо. — Об Уолли наверняка хорошо позаботятся, да и солнце и воздух пойдут ему на пользу.

— Спасибо, Генри, пока.

Я вышел из больницы, сел в машину и уставился в пространство, ничего не видя. Сговорились они, что ли, все? Сначала исчезает досье Горди, потом магнитофонная лента с записью нашего разговора, потом исчезает блокнот Уолли, и, наконец, вне пределов моей досягаемости оказывается и сам Уолли. У меня появилось ощущение, что кто-то через плечо заглядывает в мои карты. Что мне делать? Двери неумолимо закрывались. Я старался подавить поднимающийся страх, говорил, что все равно ничего нельзя поделать, что не остается теперь ничего другого, как сидеть, ждать и надеяться, что в конце концов все обойдется. Но в глубине души я понимал, что напрасно рассчитываю на благоприятный исход.

Включив двигатель, я машинально поехал по направлению к дому. Однако на полпути вспомнил, что в доме нет ничего съестного, и остановился перед отелем «Империал». Я заказал бифштекс. Когда я поел и расплатился, ко мне подошел рассыльный:

— Мистер Менсон?

— Да.

— Вас просят к телефону, кабина номер пять.

Удивленный, я подошел к телефону. Звонил Бреннер.

— Я заметил вашу машину, — сказал он коротко. — Нам надо поговорить. Знаете, где бар «Полумесяц»?

— Нет, не знаю.

— Это на углу Двадцать шестой улицы, совсем рядом с аптекой. Возьмите такси, так как машину там все равно негде ставить. Спросите Джейка. — Он дал отбой.

Я оставил свою машину перед отелем и взял такси.

Бар «Полумесяц» выглядел непривлекательно и был полупуст. О стойку опирались три размалеванные проститутки, за одним из столов сидели два негра и пили пиво, еще за несколькими столиками расположились юнцы.

Когда я подошел к стойке, бармен, верзила в рубашке с засученными рукавами, вытащил откуда-то грязную тряпку и принялся протирать стаканы.

— Вы Джейк? — спросил я его.

Он окинул меня внимательным взглядом, кивнул и указал пальцем куда-то за спину на маленькую дверь. Три девицы с интересом наблюдали за мной. Я прошел в дверь, поднялся по небольшой лестнице и очутился перед другой дверью.

В маленькой комнатушке сидел Бреннер и пил пиво. Обстановка состояла лишь из кровати, двух стульев и рваной занавески на окне. Я закрыл дверь.

— Похоже на декорации ко второсортному фильму, — заметил я.

— Может, и так, но зато здесь можно говорить, не боясь огласки. Джейк мне очень обязан. Я мог указать на него, и он получил бы лет пять. Садитесь.

Я пододвинул стул и сел.

— Так вот, — начал он, — Фреда Хейвз. Я уже к ней подобрался. Правда, Голстейн тоже. Из нее слова не выжмешь даже под прессом. Она говорит, что только спала с Горди, и ничего больше. Напугана, как кролик, и врет. Копу она не скажет и слова, но вам, может, что и расскажет. Стоит попробовать.

— Должно быть, припрятала фотографии и пленки и ждет подходящего случая, чтобы начать шантажировать. Лучше мне с ней не связываться.

— Да нет, не похоже. Я шантажистов знаю, она не из таких. Взгляните на нее. Она вечно торчит в баре «Синяя комната» на Двадцать второй улице. Там ее всегда можно застать, так как она пьет с утра. Если думаете, что сможете от нее чего-то добиться, то попробуйте. По-моему, если парень спит с женщиной, то рано или поздно, но все ей о себе разболтает. Ручаюсь головой, эту пленку Горди где-то спрятал, и она знает где. Это наша единственная надежда, Менсон. Надо любой ценой добраться до этой пленки раньше Голстейна.

Мне не очень понравилась идея, но я согласился хотя бы взглянуть на эту женщину.

— Как ее узнать?

— Она невысокая, темноволосая, лет примерно двадцати шести, и у нее хорошая фигура. Вы ее легко узнаете. Она любит модные браслеты и носит их один над другим до самых локтей.

— Хорошо, пойду посмотрю на нее.

Я сообщил ему, что переехал на новую квартиру на Юго-Восточной авеню. Он записал мой новый номер телефона.

— Голстейн уже говорил с Криденом, Латимером и остальными. Обращался с ними очень осторожно. То там ковырнет, то здесь. Того и гляди, придет ваш черед, так что смотрите в оба. Каждого спрашивал, не слышал ли он, что в магазине кто-то воровал. Только те не дураки: сказали, что ничего не слышали. Пока он ни до чего не докопался, но вы ведь знаете, если он за что взялся, то уж не бросит на полдороге.

— Буду его остерегаться. — Я подумал, не сказать ли ему о магнитофонной записи и блокнотах Уолли. Но потом решил, что лучше помалкивать и самому позаботиться о себе. — Я сейчас же загляну в этот бар. Позвоните мне утром в редакцию, чтобы мы могли снова вечером встретиться здесь.

— Лучше не звонить. Давайте просто условимся встретиться здесь.

— Хорошо. — Я попрощался, сошел по лестнице в бар, помахал Джейку, и он махнул рукой в ответ. Я вышел на оживленную улицу ловить такси.

Бар «Синяя комната» располагался в подвальном помещении на углу Двадцать второй и Восточной улиц. Привезший меня таксист испытующе посмотрел на меня, когда я собрался с ним рассчитаться.

— Послушайте, приятель, мое дело — сторона, — заметил он, увидев, сколько я даю на чай. — Но на вашем месте я не пошел бы в этот притон, разве если хотите, чтобы вас обчистили.

— Спасибо за предупреждение.

Я вышел, оглядел улицу, подумал, что таксист прав, и остановился в нерешительности. На мне был костюм, в котором я ходил в редакцию, и среди оборванцев, слонявшихся по улице, я выглядел как епископ в борделе. Во время службы в армии я прошел подготовку для выполнения спецзаданий и в отличие от Уолли сохранил отличную форму. Я знал, что сумею защитить себя. Конечно, лучше было заехать домой и переодеться во что-нибудь незаметное. Но, оказавшись на месте, я не имел намерения медлить и ехать сюда еще раз.

Над входом светилась маленькая неоновая вывеска: «Синяя комната».

Я заметил, что в слове «комната» не хватало буквы «о». По мере того как я спускался по ступенькам, усиливался грохот джаза и запах немытых тел. Вонь и шум достигали максимума в тесном холле, где сидел дюжий негр, уставясь взглядом в темноту. Присмотревшись к нему, я понял, что он одурманен наркотиками и вряд ли соображает, на Земле находится или на Марсе.

Вход в зал загораживал красный занавес. Я осторожно отогнул край. Помещение было переполнено танцующими фигурами, которые в полутьме казались колеблющимися тенями. Шум, производимый четырьмя музыкантами, казалось, разрывал барабанные перепонки. Меня душила вонь потных тел, грязи и окурков, и я решил найти квартиру Фреды Хейвз и подождать там. Когда я поставил ногу на ступеньку, увидел двух спускающихся вниз парней. Я остановился, они тоже.

Лестница плохо освещалась, но, присмотревшись, я убедился, что парням лет по двадцать, не больше. Немытые волосы спускались на самые плечи, бледные грязные лица были истощены, и глаза блестели, как у наркоманов.

— Ты глянь, кто нам попался, — сказал более рослый из двоих, — какой-то чистенький парень. Что мы с этим фраером сделаем, Рэнди?

— Встряхнем его малость. — Рэнди слегка пошатывался то ли от наркотика, то ли от спиртного. — Пошли, Хейни, сделаем его похожим на нас.

Хейни мотнул мне головой:

— Шевелись, падла, не то плохо будет. — В руке его блеснул нож.

Я стал медленно подниматься по лестнице, а они шли впереди и первыми оказались на улице. Мне оставалось преодолеть лишь три ступеньки, когда я, перемахнув их одним прыжком, ударил Рэнди ребром ладони по шее, схватил Хейни за запястье и приемом дзюдо перебросил через плечо. Он с шумом грохнулся на тротуар. Я торопливо повернул за угол на Восточную улицу. Я почти бежал. Было идиотизмом появляться в этом районе, вырядившись так. Встреча с наркоманами служила достаточным предостережением. Следовало поскорее убираться отсюда. Я оглядывался в поисках такси, но таксисты старательно избегали эту улицу. Внезапно из проулка выскочили три длинноволосых субъекта. Должно быть, они заметили мое приближение и подстерегали здесь. Они застали меня врасплох, и не успел я опомниться, как меня затащили в проулок.

Я расслабил мышцы и осел вниз, потянув их за собой. Этого они не ожидали. Те двое, что держали меня, повалились вместе со мной на вонючий асфальт. Я отбросил их, а третий, который возник надо мной, выделяясь на свету черным силуэтом, с пустой бутылкой в занесенной руке, получил изо всех сил удар в пах. Он взвыл и рухнул наземь. Один из них вновь бросился на меня, и мы, сцепившись, покатились по грязной панели. Я ударил его ребром ладони по шее. Он затих и не шевелился. Последний из них бросился бежать.

Я оперся о стену, стараясь отдышаться, потом перешагнул через подонка, который корчился на земле и скулил. Я знал, что вид у меня ужасный. Рукав пиджака был разорван, а вся спина в грязи и отбросах. Я чувствовал исходящую от меня вонь. Идя по Восточной улице, я старался держаться в тени. Номер дома, в котором жила Фреда Хейвз, я знал на память. Войдя в него и прочитав список жильцов, убедился, что она живет на пятом этаже. В доме отсутствовал лифт, и, поднявшись по лестнице, в конце коридора я обнаружил дверь с приклеенной на ней бумажкой: «Мисс Фреда Хейвз. Посещается по предварительной договоренности. Телефон: Восток, 4456».

Я надавил на кнопку звонка и подождал. С третьего этажа донесся женский крик, и снова наступила тишина. Потом на лестнице раздались чьи-то тяжелые шаги, и, перегнувшись через перила, я увидел какого-то коренастого мужчину, входившего в одну из квартир. В ожидании я снял пиджак и стряхнул с него остатки картофельных очисток, гнилой зелени и прочих налипших прелестей. Очевидно, Фреды не было дома. Это осложняло ситуацию. Если она все еще торчала в баре, будет торчать там и до утра, а я не могу дожидаться ее в этом открытом взглядам коридоре. Выйти же на улицу значило рисковать головой. Нужно как-то добраться до телефона и вызвать такси. Я посмотрел на визитную карточку на двери. У Хейвз есть телефон. Замок скорее всего не очень надежен. Я взялся за ручку двери, и, к моему удивлению, дверь отворилась.

Это испугало меня, и по спине пробежал холодок. Неужели история повторяется? Что, если и Фреду я найду мертвой?

Пока я так стоял, послышались приглушенные стоны. Волосы у меня на затылке поднялись дыбом. Потом на лестнице снова раздались приближающиеся шаги. Я быстро шагнул в темную прихожую и закрыл за собой дверь.

В комнате пахло сигаретным дымом. Красная неоновая вывеска на противоположной стороне улицы загоралась и гасла, бросая в темноту: «Девушки, девушки, девушки!» Красный свет с правильными интервалами освещал комнату. Я повернулся и услышал, как удалялись по коридору чьи-то шаги. По моему лицу стекал пот, сердце колотилось. Стоны доносились из соседней комнаты.

Я стиснул зубы и, на цыпочках подойдя к двери спальни, заглянул туда. Можно было различить лишь очертания кровати. Больше ничего. Я шарил рукой по стене, пока не нашел выключатель. Секунду колебался, потом резко повернул его. Яркий свет ослепил меня. Когда я обернулся, у меня перехватило дыхание. На постели лежала совершенно обнаженная женщина, привязанная за щиколотки и запястья к кровати и с кляпом во рту. На ее правом бедре виднелся ярко-красный ожог, который мог сделать только горящий кончик сигареты.

Я не сомневался, что эта женщина и есть Фреда Хейвз. Она была небольшого роста, с ладной фигурой, лет двадцати пяти на вид. Несколько лет назад она, видимо, отличалась необыкновенной красотой, но черты лица уже начинали грубеть, а морщины вокруг рта и глаз свидетельствовали о том, что она скатывается по наклонной.

Это все я отметил при беглом взгляде. Я подошел, вытащил у нее изо рта кляп и отвязал руки. Когда начал освобождать щиколотки, она прохрипела:

— Пить… на кухне…

Я зажег свет на кухне, нашел холодильник. Он был набит бутылками с тоником и джином. Я отыскал грязный стакан и, сполоснув его под краном, налил в него порядочную порцию джина, лишь слегка разбавив его тоником.

Затем поспешил обратно в спальню. Увидев, как дрожат руки Фреды, поднес к ее губам стакан. Она пила не отрываясь, судорожно вцепившись в мою руку.

— Еще!

— Этого пока хватит, — сказал я спокойно. — Вы…

— Еще один, слышишь, идиот! — Она сказала это так отчаянно, что я побежал на кухню и наполнил еще стакан.

Когда я вернулся, она сидела с одеялом на коленях. Ловко вырвав стакан у меня из рук, она жадно выпила содержимое и швырнула стакан о стену.

— Сигарету!

Я достал свою пачку и вложил сигарету в ее трясущиеся губы. Она сидела неподвижно, ссутулившись, глубоко втягивая в себя дым. Я стоял поодаль и наблюдал. Через несколько минут действие джина начало сказываться. Она подняла голову и посмотрела на меня:

— Кто вы такой?

— Я шел мимо, услышал ваши стоны, ну и заглянул сюда.

Она кивнула:

— Мне всегда везло. Я уже начала думать, что пролежу здесь до следующего месяца. Сядьте. Вы мне нравитесь. А сейчас мне надо в ванную.

Спотыкаясь, она прошла в ванную и заперлась там. На полу возле кровати валялся окурок сигары. Я поднял его и внимательно осмотрел. Показалось или этот запах на самом деле знаком мне? «Это из-за того, что у меня тонкое обоняние», — сказал я себе и положил окурок на ночной столик. Она вернулась из ванной, открыла шкаф и надела халат. Потом вышла на кухню. Я слышал, как она что-то наливает из бутылки.

Вернулась она с новым стаканом в руке.

— Спасибо, приятель, вы сделали доброе дело. Но лучше нигде им не хвастаться. Я уже в порядке, так что можете идти домой.

— Мне кажется, что об этом происшествии должен знать лейтенант Голстейн.

Она вытаращила на меня глаза величиной с блюдце, проливая спиртное из наклонившегося стакана. Секунду она оставалась неподвижной, потом выпила остаток джина, передернулась, оглянулась кругом и швырнула горящий окурок на ковер. Я нагнулся, погасил окурок и протянул ей новую сигарету.

— Кто вы? — спросила она.

— Горди меня шантажировал…

Она прижала к себе стакан и закрыла глаза.

— Нет… хватит… — забормотала она. — Что вам надо? Тоже будете жечь?

Она выпустила стакан из рук, и на полу образовалась лужица. Затем уронила руки на колени и захныкала.

Я сел в кресло и молча ждал.

Она вскочила и, взяв стакан, снова отправилась на кухню и вернулась с новой порцией джина.

— Вы еще тут? Я же сказала вам, что можете уматывать.

— Мне нужна ваша помощь.

Она снова посмотрела на меня и сделала большой глоток.

— Моя помощь?

— Да. Моя жена украла в универмаге Горди флакон духов. — Я говорил медленно и отчетливо. — Ее засняли скрытой камерой. За этот кусок пленки Горди потребовал двадцать тысяч. Теперь он мертв, но пленка осталась. Я надеялся, что вы скажете мне, где ее найти.

Дрожащей рукой она поставила стакан на ночной столик.

— Джесс был прохвостом, но мне он нравился. — Теперь она уже была пьяна. — Я постоянно говорила, чтобы он бросил это дело, только он не слушал. Говорила, что в конце концов он нарвется на неприятности. А он не слушал. Господи! И надралась же я. — Она подмигнула мне. — Слушайте, двигайте отсюда и не приставайте ко мне.

Она потянулась за стаканом, перевернула, и на полу образовалась новая лужица.

Я молча смотрел на нее. Она произнесла крепкое слово и снова уронила голову на руки.

Я не шевелился.

Через несколько минут она подняла глаза и злобно посмотрела на меня.

— Гляньте вот на это. — Она откинула полу халата и показала ожог. — Один такой уже приходил сюда и сделал мне это. Тоже спрашивал пленку. Давайте и вы, валяйте, только все равно ни черта не получите.

— Кто у вас был? — спокойно спросил я.

— Откуда мне знать. Легавый, наверное. Их я чувствую нюхом. Здоровенный мужик с такими маленькими выпученными глазками. Будь я его матерью, утопила бы, как только он родился.

Я взглянул на окурок сигары. Все было ясно. Герман Веббер! Настоящий коп не стал бы применять ожоги.

— Вы отдали ему пленку?

Она вдруг повалилась на кровать и прикрыла глаза рукой:

— Мне надо выпить.

Я поднял стакан и пошел на кухню. Смешав еще порцию, я вернулся. Потом поставил стакан на ночной столик, приподнял Фреду и уложил ее, как полагается, головой на подушку.

— Так будете жечь? — спросила она и в первый раз улыбнулась мне.

— Вы мне поможете? Скажите, вы отдали ему эту пленку?

— Я сказала ему, где ее найти. — Она пьяно рассмеялась. — Я сказала, что послала пленку в Нью-Йорк своей сестре.

— Вы и в самом деле послали ее туда?

— Нет.

— Это коп. Он позвонит вашей сестре, легко выяснит, что у нее ничего нет, и снова вернется сюда.

— Сестра скажет, что пленка у нее. А когда он придет, она плюнет ему в морду. Мы с ней понимаем друг друга.

— Но ведь он вернется.

— Ну и пусть возвращается, к тому времени я уже смоюсь.

— Мне нужна эта пленка. Если вы достанете ее для меня, я дам вам полторы тысячи долларов.

Она испытующе посмотрела на меня. Заметив блеснувшую в ее глазах жадность, я подумал, что не ошибся.

— Как вы сказали? Сколько?

— Полторы тысячи. Вы смогли бы уехать отсюда. Вы вообще знаете, где она находится?

Она уцепилась за мою руку:

— Слушайте, вы и взаправду дали бы мне за пленку полторы тысячи?

— Да.

Она надула щеки и стала выглядеть еще хуже. Я боялся, что она уснет.

— Я знаю, где она. Если вы дадите мне эти деньги, я вам ее добуду.

Она потянулась за стаканом, но я остановил ее:

— Лучше не надо, с вас довольно.

Она кивнула:

— Угу… ну, тогда дайте сигарету.

Я раскурил сигарету, подал ей и с интересом наблюдал, как она силится протрезветь.

— Где она?

— Не терпится? — Она ухмыльнулась. — Я знаю где. Но сначала денежки, приятель. Джесс всегда учил меня: денежки вперед.

— Деньги у меня в банке, и я не смогу дать их раньше завтрашнего утра. К тому же вы ничего не получите, пока я не увижу пленку. Эту пленку я хочу получить сейчас же.

— Тогда завтра вместе поедем в банк. Вы мне деньги — я вам пленку.

— Можно сделать и так, как вы хотите. Но вы можете не дожить до завтра. Этот бывший коп не единственный, кто охотится за пленкой. Убийца тоже ее ищет. Но дело ваше. Если хотите, чтобы вас продырявили пулей, как Горди, пожалуйста, подождем до завтра. — Я встал. — От вас можно позвонить? Я хочу вызвать такси.

Она сидела, напряженно выпрямившись, со страхом в глазах.

— Постойте! Минуточку! Что вы сказали насчет убийцы?

— Ваш дружок Горди обладал пленкой, которая могла привести несколько богатейших женщин за решетку. Кто-то, скорее всего чей-то муж… попытался отнять пленку и застрелил Горди. Весьма вероятно, что теперь настала ваша очередь. Считайте, что вам крупно повезло, вы отделались только ожогами! Следующий посетитель, вероятно, убьет вас.

Я подошел к телефону и набрал номер диспетчерской такси. Мне пообещали немедленно выслать машину.

Услышав шорох, я оглянулся и увидел, что Фреда натягивает платье. Она одевалась торопливо, словно опаздывала на поезд.

— Только спокойно и не сходите с ума, мисс, вы забыли надеть трусики.

— Я еду с вами, одна здесь не останусь!

— Нет! Вы не поедете со мной. Но после моего ухода заприте хорошенько дверь. Надеюсь, убийца не станет ее выламывать. Ну, всего хорошего.

Я пошел к двери. Она побежала за мной:

— Я отдам вам пленку, честное слово, но нельзя ли пойти с вами?

Она была похожа на испуганного ребенка, который выпил отцовский джин.

— Да ладно, идемте, но вы забыли надеть туфли.

— Вы не убежите от меня?

— Наденьте трусики и туфли, я вас подожду.

Она удивленно посмотрела на меня:

— А на что мне трусики?

Глава 7

Мы вышли из такси перед отелем и пересели в мою машину. Когда я запускал двигатель, она прижалась ко мне:

— Я вам верю и пленку обязательно отдам. Вы ведь дадите мне деньги, раз обещали?

— Да, дам.

Она рассмеялась, и чувствовалось, что она еще сильно пьяна.

— Знаете, первый раз в жизни верю мужчине.

— Что ж, надо когда-то и начинать.

Я взглянул на часы. Было 23.15. Несмотря на такое позднее время, я решил не ехать сразу к дому Горди. Голстейн мог там оставить пост.

Ворота гаража были открыты. Я заехал внутрь, вышел, захлопнул двери и включил свет. Фреда медленно вылезла из машины.

— Где это мы? — спросила она и ухватилась за мою руку.

— У меня дома. Входите, я приготовлю вам выпить.

— Вот это дело!

Я открыл дверь в дом, и мы вместе вошли в гостиную.

— Ого, у вас тут здорово. — Она слегка пошатывалась.

Я подвел ее к креслу и усадил. Она устроилась поудобнее и стала рассматривать комнату. Я задернул шторы и приготовил смесь джина и тоника.

— Так, мисс. — Я сел рядом с ней. — Располагайтесь поудобнее и рассказывайте о Горди.

— Чего рассказывать, он умер.

— Знаю. Когда вы с ним вообще познакомились?

— Прошлым летом. А почему вы спрашиваете? — Она отпила глоток и поставила стакан на сервировочный столик. — Джесс получил место в магазине. Жена от него ушла. У него водились кое-какие денежки, ну а каждому мужчине иногда нужна женщина. Мы с ним ладили. Не знаю чем, но он мне нравился. Вечно говорил о том, что станет делать, когда доберется до больших денег. Да об этом говорят все мужчины. — Она усмехнулась. — Ну и однажды ночью сказал мне про те кинокамеры. Сказал, что мог бы сорвать целый миллион. Мы оба были пьяны, но он говорил на полном серьезе.

— Миллион долларов?

— Да, миллион. Я сказала, что он рехнулся, но он упрямо гнул свое. Тут я испугалась и сказала, что он может здорово влипнуть. Он и сам это понимал. Говорил, что наловил уйму мелкой рыбешки, но один раз та камера засняла и настоящую крупную рыбу, и с этого ему может отломиться миллион. Пообещал, что если я помогу ему, то мы сможем уехать вместе после того, как он получит деньги. — Она посмотрела на меня. — Слишком много говорю, да?

— Нет, вы отлично рассказываете.

Я быстро соображал. Единственным человеком в Истлейке, способным заплатить миллион, был Криден. Миллион! Уйма мелкой рыбешки и одна крупная рыба. Предположим, Горди поймал десять маленьких рыбешек, включая меня и Бреннера. От всех нас, вместе взятых, он мог получить тысяч двести-триста, не больше. Только из Кридена он мог выжать крупную сумму. Разве это не мотив для убийства?

— Как вы ему помогали? — спросил я.

— Он не хотел держать все в одном месте. Себе он оставил пленку, а у меня прятал карточки.

— Они еще у вас?

— Черта с два! Могла мне прийти в голову мысль, что ко мне кто-то заберется? А треп про миллион я никогда не принимала всерьез. Джесс дал мне сверток и велел хорошенько спрятать. Я сунула его в ящик и больше о нем не вспоминала. В тот вечер, когда его убили, я случайно вспомнила про тот сверток и пошла взглянуть. В ящике его не было. Меня будто по башке огрели, и я побежала звонить Джессу. Никто не подходил. Тогда я поехала к нему и нашла его мертвым. — Она нахмурилась и потянула руку за стаканом.

Все сходилось. Я вспомнил, что, когда я стоял у трупа Горди, звонил телефон.

— Он сказал вам, кто эта крупная рыба?

Она отпила немного, потом поставила стакан и покачала головой:

— Нет, не сказал.

Я встал:

— Сидите смирно, я пойду переоденусь. К Горди я поеду попозже. — Я остановился и со спокойным видом спросил: — Где я найду пленку?

Она попыталась сосредоточиться и с минуту молча смотрела на меня.

— Вы дадите мне деньги?

— Конечно.

— Полторы тысячи?

— Да.

— Вы можете поклясться могилой матери, что дадите мне деньги?

— Честное слово лучше.

Она еще несколько мгновений смотрела на меня, потом кивнула:

— Ну, ладно… наверное, я дура. Она в нижнем ящике письменного стола.

Я удивленно уставился на нее:

— Что вы тут сказки рассказываете! Уж там-то копы наверняка смотрели в первую очередь.

Она замотала головой:

— Джесс не дурак. У этого ящика двойное дно. Он заказывал его столяру. Под столом есть такая щеколдочка, которая освобождает двойное дно. Там и смотрите.

Я оставил ее в темноте и пошел принять душ.

Попробовать стоило.

Только что миновала полночь. Я взял с собой фонарик и отвертку. Когда я заглянул в гостиную, она спала. Ее стакан снова упал на пол, и на ковре образовалась еще одна лужица джина. Я вышел на улицу и направился к дому Горди.

Я приближался к дому очень осторожно. Останавливался через каждые двадцать шагов и прислушивался к окружающему. Ни души. Никто не гулял с собаками. Я миновал два дома, из которых слышались звуки работающих телевизоров. Я был напряжен и понимал, что могу нарваться на полицейский пост. Когда впереди показался дом Горди, я сошел с тротуара и спрятался за куст. Притаившись, я ждал. Ни звука, ни малейшего признака движения. Минут через двадцать я убедился, что никакого поста нет, вышел из своего укрытия и начал медленно приближаться к дому. Ни в одном из окон не горел свет. Но что, если полицейский сидит в темной гостиной?

Крадучись, я обогнул дом и подошел к черному ходу. Здесь я остановился и внимательно огляделся вокруг. Никого. Набравшись храбрости, я подступил к черному ходу. Естественно, дверь оказалась закрытой. Впрочем, я и не рассчитывал, что полиция оставит ее открытой, потому и прихватил отвертку. При свете фонарика быстро оглядел замок. Он немногого стоил. Я вставил отвертку в щель и начал медленно нажимать. Когда я еще усилил нажим, язычок уступил, и дверь отворилась. Мне удалось проделать это почти без шума. Я вошел в темноту дома не сразу. Еще с минуту стоял и прислушивался. Я слышал лишь стук собственного сердца. Осторожно включил фонарик, и он осветил маленькую кухню. Войдя, я закрыл за собой дверь и тут же открыл следующую, ведущую в жилые помещения. Снова остановился и прислушался, потом вышел в коридор. Я помнил, что гостиная находилась слева. И осторожно подошел к закрытой двери в гостиную. Если в этой комнате сидит и терпеливо ждет полицейский, я окажусь в кошмарной ситуации. Я стоял неподвижно, и по лбу у меня стекал пот. Я старался убедить себя, что, если я не найду пленку, будет еще хуже. Решившись, нажал на ручку двери и прошел в гостиную. Никто не набросился на меня и не закричал. Здесь не было никакого полицейского.

Войдя в комнату, я закрыл за собой дверь. Включить свет я не осмелился. Письменный стол был в углу. Я подошел к нему, опустился на корточки и заглянул под него, светя фонариком. Маленькую деревянную кнопку нашел сразу же, но не скажи мне о ней Фреда, я бы вряд ли обнаружил ее. Я выдвинул нижний ящик, полный канцелярских книг и корешков чеков. Выбросив все это на пол, я засунул руку вовнутрь, нажал кнопку. Дно ящика отодвинулось дюйма на четыре и обнажило полость, в которой лежала кассета с пленкой.

Несколько секунд я сидел на корточках и смотрел на нее, не веря своим глазам. Потом быстро взял кассету и положил на стол. Снова нажал на кнопку, и дно стало на свое место. Я аккуратно вложил в ящик все, что выбросил на пол. С кассетой в руке я торопливо приблизился к двери и шагнул в коридор.

Вероятно, этот человек находился в доме еще до того, как я проник сюда, но могло быть и так, что он прятался в саду и, увидя, как я проник, зашел следом за мной. Не знаю. Когда я с кассетой в руке достиг черного хода, сзади послышался шорох. Я обернулся слишком поздно. В голове у меня вспыхнул фейерверк.

Не успев опомниться, я очутился на полу. Где-то блеснул свет, а потом послышался топот ног убегающего человека. Я не шевелился. Казалось, голова сейчас лопнет. Но когда мне стало немного легче, я осторожно ощупал темя. Там вздулась огромная шишка. Ничего опасного, но мне хватило и этого. Я шарил вокруг себя, пока не нашел фонарик. Включив его, убедился, что кассета с пленкой исчезла. С чувством бессильного отчаяния я вышел в теплый мрак.

Мне понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до конца Восточной авеню. Голова у меня гудела, шел я неуверенно, как пьяный, и дважды был вынужден присесть на край тротуара. Потом в голове немного прояснилось, вероятно, от ночного воздуха, и наконец ко мне вернулась способность идти прямо. Через несколько шагов я налетел на Марка Кридена.

— Господи! — вскричал я. — Неужели вы снова решаете на ходу какую-нибудь проблему?

— Именно, — ответил он хрипло. — Проблем у человека всегда хватает. — Он рассмеялся. — Вы правы. У меня, например, проблема с собакой. Посмотрите на часы… Представляете, человек в моем возрасте вынужден гулять с этой тварью.

Мне хотелось видеть его лицо, но было слишком темно. Мог ли этот человек убить Горди? Мог ударить только что меня по голове и забрать пленку?

— Я слышал, вы уезжаете из Истлейка, Менсон? Очень жаль. Я огорчен вашим семейным разладом.

— Благодарю. — У меня безумно болела голова, и я не испытывал желания продолжать этот бесцельный разговор. — Ну, мне пора домой.

Я зашагал дальше, но он присоединился ко мне:

— Я тоже уже возвращаюсь.

Несколько минут мы молча шли рядом, потом он спросил:

— Менсон, как вы думаете, начнут кого-нибудь снова шантажировать?

— Не знаю.

— Ведь у кого-то эта проклятая пленка должна быть!

«Если не у тебя», — подумал я.

— Несомненно.

Мы молча продолжали путь.

— Не могли бы вы, пользуясь своими связями, выяснить, где эта пленка?

— А вы?

— Мне пришлось бы действовать крайне осторожно, но вы как главный редактор можете расспрашивать о чем угодно.

Я ни на секунду не забывал, что эта пленка может лежать у него в кармане и он лишь старается замазать мне глаза.

— Попробую что-нибудь узнать.

— Послушайте, Стив, дело грозит серьезными осложнениями. Тут недостаточно просто попробовать. Если Голстейн найдет пленку, нам придется несладко. Я уже был вынужден лгать, теперь наступает ваша очередь.

Мы дошли до моего дома.

— Я слышал, родители Митчелла купили ваш дом. А где вы обоснуетесь?

— Пока подыскиваю жилье. Как только найду, дам вам знать.

Голова болела адски, и мне хотелось как можно скорее избавиться от Кридена.

— Только не забудьте! И сделайте все, что возможно, чтобы найти пленку. Остерегайтесь Голстейна.

— Хорошо.

Оставив его с собакой у калитки, я пошел по дорожке к дому. Открывая дверь, я вспомнил, что в гостиной меня ждет Фреда Хейвз. Я тихо вошел и закрыл за собой дверь. Она все еще была там и все еще спала.

Я пошел на кухню, достал из холодильника поднос с кубиками льда, высыпал их на полотенце и приложил к пылающей голове. Вскоре боль начала утихать. Постепенно ко мне возвращалась способность логически мыслить. Странно, что такой состоятельный человек прогуливает свою собаку сам. Да еще в столь поздний час. Мог ли быть Криден тем неизвестным? Я надеялся, что да, так как он наверняка уничтожит пленку. Но если это был не Криден?

Из соседней комнаты послышался голос моей гостьи:

— Кто там?

— Это я.

Я выбросил лед в раковину, сжал зубы и вошел в комнату. Она сидела в кресле выпрямившись, но, увидев, что это действительно я, успокоилась.

— Господи, как вы напугали меня.

— Что вы говорите! Ну, ничего страшного. — Я подошел к бару и налил себе чистого виски. — Хотите?

— Нет.

Удивленный, я посмотрел на Фреду. Она как-то сразу протрезвела, и лицо ее приобрело жесткое выражение. Я мог догадаться, что последует дальше.

— Ну что, нашли? Все было, как я сказала? — Она подалась вперед и не спускала с меня пристального взгляда. — Теперь вы дадите мне деньги, верно?

Я допил виски и отставил стакан. Голова у меня болела, но я понимал, что передо мной новое затруднение.

Я подошел к ней и сел в соседнее кресло:

— Пленка действительно была там.

Она кивнула:

— Значит, деньги теперь мои.

— Вы достаточно протрезвели, чтобы подняться?

Она глядела на меня, глаза у нее были теперь совершенно трезвые.

— Чего еще?

— Встаньте и подойдите ко мне.

Она встала и приблизилась:

— В чем дело, красавчик?

— Дайте руку. — Я взял ее за руку и приложил к темени. — Пощупайте, только осторожно.

Она провела пальцами по шишке, потом нагнула голову и начала внимательно рассматривать опухоль. Затем отступила назад:

— Что случилось?

— Пленку я нашел, но там кто-то был. Он ударил меня по голове и унес пленку.

Она впала в такую ярость, что я даже испугался. Она стояла надо мной и обливала потоками грязной брани.

— «Честное слово»! — вопила она. — Ведь знала, что врете! Ну-ка выкладывайте денежки! Слышите! Полторы тысячи!

Бог весть как далеко разносились ее пронзительные крики. Я ни за что не поверил бы, что женщина может исторгать из себя столько децибелов. Потом я сообразил, что кто-нибудь из обитателей нашей тихой улицы может вызвать полицию.

Быстро наклонившись вперед, я ткнул ее в живот пальцем. Она пошатнулась, закрыла рот и с размаху села на пол.

— Хотите накликать копов, идиотка вы этакая! — шипел я на нее. Она держалась за живот и смотрела на меня. — Если они явятся сюда, вам будет плохо. Успокойтесь, сядьте вон туда и помалкивайте.

Она сидела на полу и хватала ртом воздух. Видя, что я не спешу помочь ей, она с трудом поднялась, обеими руками держась за зад.

— Ну и мерзавец! Вы перебили мне хребет! — Однако она уже не повышала голоса.

Проковыляв к креслу, она упала в него, издавая жалобное сопение.

Я закурил сигарету и молча ждал. Вскоре Фреда вновь начала соображать:

— Вы меня не дурачите, у вас правда кто-то отнял пленку?

— А вы думали, что я сам себя умудрился огреть сзади по голове?

Секунду она обдумывала мои слова, потом кивнула:

— Ладно, так или иначе этот ублюдок получил только мелкую рыбешку. Та, крупная, ему не досталась.

— Что вы хотите этим сказать?

— Есть две пленки. Та, которую у вас украли, немного стоит. А вот за другую можно сорвать целый миллион. — Она задумчиво посмотрела на меня. — Что, если нам взяться за это вместе, красавчик? Вы получили бы четверть. Я же все остальное. Что скажете?

В этот момент в дверь позвонили.

Я схватил Фреду за руку, поднял и потащил в спальню.

— Оставайтесь здесь и посмейте только пикнуть! — Я закрыл ее там и подошел к входной двери.

Тем временем позвонили еще раз.

В Истлейке имеется собственная полиция. Кто-то позвонил в участок, и через несколько минут патруль был на месте.

На пороге стоял дюжий, рослый полицейский, а возле машины переминался с ноги на ногу другой.

— Что здесь творится? — Он стоял, держа руку на кобуре револьвера.

Я узнал его:

— Здравствуйте, Флинн. Это как понимать, что творится?

Он холодно всматривался в меня:

— Мы получили сообщение, что здесь только что кричала женщина.

— Заходите, — пригласил я его. — Я должен извиниться. Всему причиной мой приемник. Он, должно быть, взбесился. Я слушал радиопостановку — пьесу ужасов.

Он вошел в комнату.

— Я сидел в спальне, приемник был включен, и звук нормально отрегулирован. Вдруг он начал так орать, что едва не лопнули барабанные перепонки. — Я попытался улыбнуться. — Сожалею, что причинил вам неудобство.

Он посмотрел на меня с недоверием:

— Нам сообщили, что здесь попала в беду какая-то женщина.

— Здесь не было никакой женщины.

— Значит, говорите, приемник.

— Да, завтра я отдам его в ремонт.

Он перевел на приемник взгляд, который ясно говорил, что ему хочется проверить его. Но он также хорошо знал, что я главный редактор «Голоса народа».

— Ладно, — сказал он, — но вы беспокоите соседей, мистер Менсон.

— Да, но ведь я сам испугался.

— Говорите, передавали пьесу ужасов?

Он мог легко проверить, но у меня не оставалось выбора:

— Да.

Он кивнул:

— Поздновато слушаете радио, мистер Менсон.

— Разве это запрещено законом?

Мы в упор смотрели друг на друга. Наконец ему пришлось признать, что в этом виде спорта я буду посильнее.

— Времени уже много, — сказал он.

— Я плохо сплю, — объяснил я.

Он кивнул и повернулся к дверям.

— Вы действовали с похвальной быстротой, сержант.

Он холодно кивнул и отчужденно взглянул на меня:

— Это входит в мои обязанности.

Я смотрел, как он идет к машине, как что-то говорит своему партнеру. Потом оба сели в машину.

Фреда вышла из спальни.

— Классно сработано, красавчик, я начинаю вас уважать.

— Бросьте, как будто вы способны кого-то уважать. Ведь вы даже не знаете значения этого слова. Ну-ка, живо обратно в спальню!

— Значит, сообразили наконец. Вам уже ясно, что мое место давно в постели.

Она вошла в спальню. Я погасил свет и отодвинул край плотной шторы. Полицейская машина стояла на прежнем месте. Через несколько минут она отъехала. Голова у меня еще болела, но не так сильно, и мои мысли больше не путались. Две пленки! Пленка, отнятая у меня, уличала в кражах всех этих глупых, ничтожных женщин, включая и Линду… Но другая пленка, которая должна была принести Горди большие деньги… очевидно, на ней была заснята Мейбл Криден. Она могла послужить достаточной причиной для убийства, и из-за нее вполне могли пристрелить Горди. Я стоял в темноте у окна и думал. Я понял, что вторая пленка стоимостью в миллион, пожалуй, приобретает теперь большее значение, чем первая, так как она способна уличить убийцу.

Я вошел в спальню. Странно было видеть чужую женщину в постели, которую я больше года делил с Линдой. Она лежала, прикрытая лишь простыней. Комнату скупо освещала лампа на ночном столике.

— Ну, дружок, забудем сегодняшние дела, — сказала она. — Иди ко мне.

Часы на ночном столике показывали 1.35. Голова болела не переставая, и я чувствовал усталость, но не чрезмерную.

Я сел на кровать и посмотрел на Фреду:

— Ну, что вы там говорили насчет второй пленки?

— Господи! Вы опять за свое. — Она откинула простыню, чтобы я видел ее голое тело. — Раздевайтесь и давайте позабавимся.

Я прикрыл ее простыней:

— Так как же насчет второй пленки?

— Идите к черту! Если от вас нет никакого толку, так убирайтесь!

— Вы что-то говорили про миллион долларов.

У нее заблестели глаза:

— А вас это интересует? Вы получите четверть, остальное забираю я.

— Почему бы и нет?

— Да нет, это не для вас. Вы не смогли бы шантажировать.

— А вы смогли бы?

— За такие деньги? — Она посмотрела на потолок. — Миллион долларов! Вы представляете, что можно сделать с такими деньгами?

Если бы мне удалось вытянуть у нее, где эта пленка!

— Да… это большие деньги… и что от меня требуется?

— Пленка у меня. Джесс боялся держать ее. Он отдал, чтобы я ее спрятала, сказал, что с мелочью справится сам, а за большую рыбу надо браться вдвоем.

— Значит, пленка у вас. Где она?

Она закинула руки за голову и улыбнулась мне:

— Ага, правильный вопрос, только ответ на него стоит в этот раз чертовски дорого. Пленка эта у меня, и я ценю ее в миллион.

— Если вас пристрелят из-за нее, она не будет иметь никакой цены.

Она ухмыльнулась:

— Кто бы ни застрелил Джесса, пленка убийце не досталась, и, если он поступит так со мной, будет то же самое.

Она с вызовом посмотрела на меня.

— Кто эта крупная рыба?

— Джесс мне не говорил, но сказал, что там снята какая-то баба. Нужно только посмотреть пленку, и я буду знать, кто она.

— Почему вы решили, что узнаете ее?

После короткого раздумья она сказала:

— Да, тут вы правы. Здесь полно богатых сук.

— Я узнал бы ее. Моя профессия требует знать в этом городе всех, у кого есть деньги. Послушайте, почему бы нам не заняться этим сообща? Где вы спрятали пленку?

— Я подумаю. Может, вы и взаправду дело говорите. Ладно, так идете вы ко мне или нет?

Я встал:

— В другой раз.

Мне показалось, что она испытала облегчение:

— Тогда выметайтесь, я хочу спать.

Я оставил ее на своей кровати и пошел стелить в комнате для гостей. Как ни старался я уснуть, в голове моей роились беспорядочные мысли. Наконец я встал, пошел в ванную и принял снотворное. Это было ошибкой.

Меня разбудили настойчивые звонки телефона. Я посмотрел на часы и, к своему ужасу, обнаружил, что уже 9.54. Шишка на темени еще отзывалась на каждое неосторожное прикосновение, но голова уже не болела. Я снял трубку.

— Это вы, Стив? Вы хорошо себя чувствуете? — произнесла Джин.

Я боролся с остатками сонливости:

— Да, все в порядке… я проспал.

— Вы нужны мистеру Чендлеру.

— Скажите, что я сейчас буду.

— И еще вы назначили на десять часов Ларри Шершу.

Шерш был нашим художником, и встреча с ним не имела особой важности.

— Пригласите его в следующий раз. — Я выбрался из постели. — Как почта?

— Ее сегодня уйма.

— Хорошо, я сейчас приеду.

Я положил трубку. И тут вспомнил о Фреде. Оставить ее у себя я не мог, так как днем должна была прийти Сисси. Я пошел в спальню, ожидая найти ее спящей, но постель оказалась пустой. Оглядевшись, я пошел на кухню. В раковине стояла немытая чашка из-под кофе.

— Фреда!

Никакого ответа. Я обошел весь дом, но она исчезла. Затем вымыл лицо холодной водой, побрился и привел в порядок комнату для гостей, где спал. Кровать в спальне я оставил неприбранной. Мне не хотелось, чтобы Сисси видела, что спали в обеих комнатах. Я быстро оделся, недоумевая, куда могла деться Фреда. Вряд ли она пошла пешком за целых полмили отсюда. Оказалось, Фреда взяла машину Линды. Я вернулся в дом, нашел в справочнике ее номер телефона и позвонил. Через секунду она отозвалась.

— Это я. Имен называть не надо. Как у вас дела?

— Я укладываюсь и уезжаю отсюда.

Мне казалось, что она говорит немного запыхавшись.

— Вы взяли мою машину.

— Да, взяла. Я оставила ее на Двадцатой улице. Ключ под ковриком. Слушайте, красавчик, мне нужны деньги на дорогу. Ждите меня сегодня вечером у бара на Двадцать второй улице. И принесите с собой полторы тысячи. Мы наверняка столкуемся. — Она дала отбой.

Я положил трубку. В тот момент, когда я выходил из дому, перед ним остановилась полицейская машина. Из нее вышел лейтенант Голстейн. Пока он приближался, я запер дом.

— Мистер Менсон, вы не могли бы уделить мне немного времени?

— Сейчас не могу, лейтенант. Я спешу к мистеру Чендлеру. Он ждет.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Мы могли бы поговорить по дороге в город, — сказал он.

— Пожалуйста.

Я открыл гараж, вывел машину и подождал, пока Голстейн усядется в нее. Отъезжая, я заметил в зеркальце, что полицейская машина следует за нами.

— В чем дело, лейтенант?

— Речь идет об убийстве Горди. У нас есть основания полагать, что некоторые жители Истлейка совершали кражи в универмаге. Там установлены скрытые камеры. По всей видимости, Горди интересовался фотографией и съемкой. Однако ни в магазине, ни в его доме не было найдено ни кусочка пленки. Это похоже на шантаж.

— Возможно, вы и правы. — Я старался говорить безразличным тоном.

— Да, а теперь я стараюсь побеседовать со всеми, кто делал покупки в универмаге. Вы бывали там?

— Нет.

— А ваша жена?

— Она… да.

Он немного помолчал, потом спросил:

— Регулярно?

— Думаю, да.

Я смотрел прямо перед собой, так как движение было довольно интенсивным. Это устраивало меня, так как не давало возможности смотреть на своего собеседника.

— Я хотел бы поговорить с вашей женой. Может, она смогла бы мне в чем-то помочь?

— Сомневаюсь.

— Когда я могу с ней встретиться?

— Она в Далласе.

— Даллас не на Марсе, я буду обязан, если вы дадите мне ее адрес.

— По-моему, не стоит ее беспокоить. Она не сможет вам помочь.

— Мы расследуем убийство, мистер Менсон.

Этим он заткнул мне рот.

— Я никогда не запоминаю адреса, но он у меня, кажется, где-то записан. Я позвоню вам позже.

— Будьте так добры, мистер Менсон.

Мы уже выбрались на шоссе, и перед нами был город.

— Мистер Менсон, меня интересуют мнения других людей. Вы опытный журналист. Что вы думаете об этом деле? Мне кажется неправдоподобным, чтобы какая-то женщина пошла к Горди и застрелила его. Я скорее могу представить в роли убийцы мужа женщины, совершившей кражу в универмаге, которую Горди шантажировал. Что вы на это скажете?

— Звучит логично.

В город мы въехали молча, потом он обронил:

— Сегодня мы получили сообщение, что в вашем доме кричала какая-то женщина.

— Мы уже выясняли этот вопрос с сержантом Флинном. Виноват приемник.

Мы снова умолкли. Когда я заезжал на стоянку перед резиденцией Чендлера, Голстейн снова заговорил:

— Менсон, при моей работе приходится обращать внимание на слухи. Правда, что вы разводитесь со своей женой?

Я взглянул на него:

— Да, но не понимаю, почему вас это интересует.

Он пожал плечами:

— Извините, но все же дайте мне адресок вашей жены, хорошо?

— Разумеется, дам.

Его холодные как лед глаза на минуту задержались на мне.

— Что, если та женщина кричала не по радио?

С меня было более чем достаточно.

— На вашем месте, лейтенант, я не слишком бы на это полагался. И пока мистер Чендлер — мой босс, вообще не полагайтесь ни на что.

Это был подленький прием, но он подействовал. Лейтенант оставил меня в покое. Когда я уходил, он стоял на месте, теребя свой нос и уставившись взглядом в пространство.

Едва войдя в кабинет Чендлера, я понял, что великий человек пребывает в дурном настроении. Глубокие морщины между бровями всегда предвещали недоброе.

— Садитесь. Что, скажите на милость, я слышу о вас с Линдой?

— Мы разводимся. — Я сел. — Это может случиться с каждым.

Он нахмурился:

— Я же, кажется, предупреждал вас, что как главного редактора нашего журнала вас не может коснуться никакой крупный скандал.

Снова разболелась голова, и мне стало все безразлично. На моем счету в банке лежит 130 тысяч долларов, и я могу спокойно вернуться в Лос-Анджелес и жить, ни от кого не завися.

— Да, вы меня предупреждали, мистер Чендлер, и потому я заявляю об уходе. Вы довольны?

Он подался вперед:

— Стив, вы шутите?

— Я говорю совершенно серьезно. Ежели, пожелав развестись с женой, я буду вынужден выслушивать ваши нотации, я предпочитаю уйти.

Он перестал хмуриться.

— Даже и не думайте. — Он достал из шкатулки на письменном столе сигару и закурил. Потом продолжал: — Если вы уйдете, журналу конец. Вы прекрасно себя проявили, Стив. Здесь замешана женщина?

Ладно, пусть знает все, решил я.

— Да, здесь замешана женщина. Линда нашла себе стареющую лесбиянку. У меня никого нет.

Задохнувшись, он опустил глаза и несколько секунд разглядывал кончик своей сигары.

— Вы меня ошарашили, Стив.

— Как вы думаете, что чувствовал я?

— Поднимешь яблоко, а оно гнилое внутри, а?

— Нелегко судить о человеке.

Он затянулся сигарой и пожал плечами.

— Хэммонд заявил, что подаст на вас в суд, — сказал он.

— Принимали же мы в расчет такую возможность. Только не станет он подавать в суд, у нас на руках все козыри. Так, что еще, мистер Чендлер? Меня ждет масса работы.

Он помолчал, глядя на меня, потом кивнул:

— Вы в самом деле прекрасно себя проявили, и я огорчен, что вас постигло такое. Но я хочу, чтобы вы знали — я на вашей стороне.

— Спасибо. — Я поднялся. — Если…

— Нужно еще позаботиться об Уолли Митфорде. Я хочу при первой возможности послать его во Флориду.

Его слова заставили меня остановиться на полпути к дверям.

— Уолли уже в Майами.

На его лице появилось удивленное выражение.

— Что вы говорите? — Он покачал головой. — Это Борг. Всегда на шаг впереди. Что ж, это замечательно. — Он взмахнул сигарой. — А вы держитесь, Стив, и постарайтесь забыть обо всех неприятностях.

— Я уже забыл.

Вернувшись в редакцию, я прежде всего разобрал почту, просмотрел вместе с Джин набросок статьи Рефферти, затем принялся за текущие дела. Я сказал Джин, что пообедаю в кабинете, и она попросила Джули принести мне сандвичи. Сама она заявила, что идет с кем-то обедать и вернется не позже двух. Я спрашивал себя, не идет ли она на свидание со своим приятелем.

Когда она выходила, у меня вновь кольнуло сердце.

Я остался в редакции совершенно один и мог позвонить в Даллас.

К телефону подошла миссис Лукас, мать Линды. Стоило мне назвать себя, как она намекнула, что если мы собираемся развестись, то не следует звонить друг другу.

Я ответил, что, наоборот, разумнее звонить, и после короткого ожидания подошла Линда.

— Лейтенант Голстейн хочет тебя допросить. С ним шутки плохи. По-моему, вам с Люсиль следует отправиться в длительное путешествие по Мексике. Постарайтесь держаться вне пределов досягаемости Голстейна хотя бы месяца два. — Я положил трубку, не успев услышать, что она хочет мне сказать.

Я рассчитывал: Люсиль не глупа и поймет, что запахло жареным. К вечеру они будут далеко. У миссис Лукас достаточно денег, чтобы отправить их в путешествие.

Я доедал второй сандвич, когда в кабинет ворвался Макс Берри.

— Послушай, Стив, у меня идея. — Он уселся в кресло напротив стола. — А что, если нам взяться за сенатора Глинского? Этот старый проходимец уже много лет хапает где только может. Я подобрал на него такой материальчик, что мы его на луну запустим.

— Хорошо, Макс, только постарайся заранее убедиться, чтобы все соответствовало действительности.

Он помедлил в нерешительности, потом, теребя рукой лицо, все же спросил:

— Послушай, Стив, знаешь, говорят всякое, ну… относительно Линды.

Я вздрогнул. Неужели он узнал, что она воровала?

— Что насчет Линды?

— Ну, что вы… — Он растерянно засуетился. — Я знаю, это меня не касается…

— Да брось ты. — Я успокоился. — Это правда, мы разводимся. Да, кстати, тебе нужен мой новый адрес. — Я записал его на листе бумаги вместе с телефоном. — Завтра переселюсь туда.

Я подал ему листок.

— Отлично. — Он заглянул на листок. — Это Борг тебе устроил?

— Борг? Нет, Джин.

— Я спросил потому, что это дом Борга.

Я застыл, уставясь на него.

— Этот дом принадлежит Боргу?

— Ага, правильно. Борг не дурак и вкладывает свои денежки в кирпичики и цемент.

— Я не имел об этом понятия. Значит, договорились, Макс, постарайся как можно больше узнать об этом сенаторе.

Он ответил, что постарается, и ушел.

Некоторое время я сидел, тупо созерцая творившийся на моем столе беспорядок. Снова Борг. И снова у меня появилось чувство, что кто-то подсматривает мои карты.

Из задумчивости меня вывел звонок телефона. Весь следующий час я работал без передышки. Вернулась Джин. Я спросил, хорошо ли она пообедала. Когда она принялась стучать на машинке, я вспомнил Фреду Хейвз.

Ей нужны полторы тысячи долларов. Очевидно, она готова была отдать пленку. Я выписал чек, сказал Джин, что иду в банк.

Кассир отсчитал мне пятнадцать стодолларовых банкнот. Из-за своей перегородки вышел Эрни и широко улыбнулся мне.

— Что ты намерен делать с этими деньгами, Стив? — бросил он, когда мы поздоровались. — Не хочешь ли вложить их в акции? Курс сейчас самый подходящий.

— Пожалуй, я зайду к тебе позже. Выпиши мне на листок все, что ты хотел мне предложить.

— Мне очень жаль, что у вас с Линдой не получилось…

— Спасибо. Извини, мне пора возвращаться в редакцию.

Было шесть часов, когда я вспомнил о своем обещании позвонить Голстейну, и попросил соединить меня с ним. Его не оказалось на месте. Тогда я оставил для него адрес своей жены. «Пока Голстейн раскачается, — думал я, — Люсиль и Линда уже будут в Мексике. По крайней мере, одна забота свалится с моих плеч».

Я решил, что на сегодня хватит. Из соседней комнаты доносился стук пишущей машинки Джин.

Я убрал на столе и вышел к ней. Она подняла на меня глаза:

— Когда вы переезжаете, Стив?

— Вероятно, сегодня вечером. Еще не видел контракт. Кому, собственно, принадлежит дом?

— Компании «Вестерн».

— Что это такое?

— Строительная компания.

— Макс утверждает, что дом принадлежит Боргу.

— Да, он прав. Борг занимается недвижимостью. Мистеру Чендлеру это, скорее всего, не очень понравилось бы, вот Борг и скрывает свои дела. Иногда я помогаю ему со сдачей квартир. Я случайно узнала, что квартира сдается, и потому смогла предложить ее вам.

Мы смотрели друг на друга, и в ее спокойных глазах невозможно было ничего прочесть.

— Вы еще долго здесь будете?

— Примерно с полчаса.

— Ну, я иду домой. Мне надо еще уладить кое-какие дела.

— Доброй ночи, Стив.

— Доброй ночи.

Я приехал домой, принял душ и переоделся. Потом обошел дом. Я уже не имел с ним ничего общего. Днем Сисси вполне прилично убрала его и освободила холодильник. Я сложил оставшуюся одежду в чемодан и бросил его в машину. Вспомнив, что Фреда оставила наш «остин» на Двадцатой улице, я взял такси и поехал туда. Машина оказалась на месте. Я отогнал ее в открытый круглосуточно магазин по продаже подержанных автомобилей. После недолгого торга владелец заплатил мне лишь четверть действительной стоимости.

Десять минут девятого. Следующие полчаса я провел в закусочной, где съел бифштекс и запил его пивом. Потом вспомнил, — как я мог забыть! — что в девять часов я должен был встретиться с сержантом Бреннером в баре «Полумесяц».

Я нашел в справочнике номер телефона и позвонил туда:

— Это Джейк?

— Да.

— Передайте Бреннеру, что не раньше десяти.

— Ладно.

Я допил виски. У меня еще оставалось порядочно времени, и я решил дойти до Двадцать второй улицы пешком. К «Энексу» я добрался без нескольких минут девять.

«Энекс» оказался сверкающим модерновым баром. Он был полупуст. Лишь возле стойки со скучающим видом сидели четыре хорошо одетые парочки. Я внимательно огляделся, но Фреды не увидел.

Бармен посмотрел в мою сторону.

Я попросил шотландского виски со льдом. Когда он принес мне заказ, я взял стакан и отошел к одному из боксов, где решил подождать Фреду. В четверть десятого, когда я уже начал беспокоиться, появилась она, одетая в оранжево-красный плащ, с сумкой через плечо. Увидев меня, она нетвердым шагом направилась к моему боксу и села напротив.

— Я бы выпила немного джина, — заявила она.

Подошел бармен, принял заказ и через минуту принес его.

Мы ждали, пока он отойдет, потом Фреда повернулась ко мне:

— Я сматываюсь отсюда. — Она шумно выдохнула, обдав меня парами джина. — Господи, ну и денек! Бегаю с самого утра. — Она наклонилась ближе и посмотрела мне в глаза. — За всей этой беготней у меня нашлось время подумать и еще кое о чем. Я не гожусь для шантажа. Джесс вот допрыгался. И какой толк от шантажа? Давайте деньги и берите пленку, она у меня здесь.

— Вы можете подсунуть мне и другую пленку.

Она отпила джина, кивнула, потом сказала:

— Честное слово, это настоящая.

Я оглянулся, на нас никто не смотрел. Я достал из бумажника пятнадцать стодолларовых банкнот и протянул ей через стол. Она быстро сунула деньги в сумочку. Потом достала коробку с пленкой и подала ее мне.

— Вот она, и я сматываюсь. Поберегитесь, приятель, я знаю, эта пленка приносит беду, и я рада, что от нее избавилась.

— Куда вы уезжаете?

— Как можно дальше. — Она допила остатки джина, передернулась и выскользнула из бокса. — Если эта пленка поможет вам накрыть того мерзавца, который прихлопнул Джесса, то мне больше ничего не надо для счастья.

Она коротко кивнула мне и исчезла.

Я видел ее в последний раз.

Глава 8

К бару «Полумесяц» я подъехал без нескольких минут десять. Сразу после ухода Фреды я взял такси и поехал в банк с круглосуточным допуском к личным сейфам. Пленка, которую дала мне Фреда, стала причиной смерти Горди, и я не хотел рисковать. Только надежно заперев пленку в сейф, я вздохнул спокойнее. На следующий день я собирался одолжить проектор и посмотреть ее.

Я нашел Бреннера в комнатушке наверху. Он потягивал пиво и хмуро поглядывал на меня.

— Завтра с утра я дежурю и хочу выспаться. — Он внимательно смотрел на меня. — Что случилось?

Я присел к столику напротив него. Мне необходимо было кому-то довериться, так почему не довериться полицейскому, который мне не опасен?

Я рассказал ему о Фреде, как нашел пленку в письменном столе Горди, как неизвестный оглушил меня и забрал пленку, и как Фреда сказала о существовании еще одной пленки, и что теперь она у меня заперта в сейфе банка. Он потягивал пиво, и, когда смотрел на меня, на его лбу блестели бусинки пота.

— Думаете, она у Кридена?..

— Надеюсь… если она у него, то ее наверняка уничтожат.

Он взвешивал мои слова, вытирая вспотевший лоб краем ладони.

— Так, пока эта пленка у кого-то чужого, мы оба рискуем.

— Я понимаю.

Мы глядели друг на друга.

— А как с той, второй, пленкой? Когда вы будете ее смотреть?

— Завтра одолжу проектор.

— Я тоже хотел бы посмотреть.

— Все хотят.

Я посмотрел на запачканную белую стену напротив.

— Я мог бы во время обеденного перерыва принести проектор и пленку сюда.

Он покачал головой:

— Я дежурю до четырех.

— Тогда, может, придете ко мне вечером на новую квартиру?

Он опять покачал головой:

— Я вам скажу одну вещь, Менсон. Голстейн нацеливается на вас, берегитесь его. Он мог приказать следить за вами, и, если увидят нас вместе, мне крышка.

— Тогда что вы предлагаете?

С минуту он думал.

— Я выясню, следят ли за вами. Дайте мне ваш номер, и, если я выясню, что слежки нет, позвоню вам примерно в полночь. Скажу только «порядок» и дам отбой. Если следят, я не буду звонить. Если все будет спокойно, можно встретиться здесь вечером. Вы принесете пленку и проектор. Подходит?

— Согласен.

Он закурил еще одну сигарету и после нескольких минут угрюмого молчания сказал:

— Давайте-ка еще раз разберем. Сначала подозреваемые. Вы, я, Криден, Латимер. Того мерзавца застрелили из вашего пистолета. Так что вы на первом месте. Я стараюсь рассуждать трезво. Так же, как рассуждает Голстейн. Конечно, если шлюха не соврала, то на первый план выступает Криден, он у нас самый богатый, так?

Я подумал о Кридене, богатом, жестком, не выбирающем средства. Такой человек не поддастся шантажу. Если его жена воровала и если Горди попытался выжать у него такую сумму, как миллион долларов, Криден мог стать убийцей. У него была возможность украсть оружие, застрелить Горди и положить пистолет на место.

— Но как он мог узнать, что у меня есть пистолет? — спросил я у Бреннера.

— По здешним порядкам разрешение на ношение оружия выдается главным муниципальным советником, а это как раз Криден.

— Но на лицензии нет его подписи.

— Он их не подписывает, это простая формальность. Он должен одобрить выдачу лицензии, а сам документ после подписывает шеф полиции.

— Выходит, Криден знал, что у меня есть пистолет?

— Да.

— В вечер убийства я встретил его, когда он шел от дома Горди, потом опять столкнулся с ним после того, как меня оглушили и забрали пленку. Черт побери! Похоже, это Криден!

Бреннер скептически усмехнулся:

— Попробуйте доказать это.

Я протянул ему бумажку, на которой записал свой номер телефона.

— Я поеду домой, звоните.

— Если где-то около полуночи я не дам вам знать, значит, за вами следят.

Я вышел из бара, и только в конце улицы мне удалось поймать такси. Я назвал водителю свой адрес. Всю дорогу я следил в заднее стекло, надеясь установить, не увязался ли кто за нами, но в этот час движение было таким оживленным, что я видел позади лишь сплошной поток машин. Ощущение, что кто-то заглядывает через плечо в мои карты, не покидало меня. Я чувствовал себя очень одиноким.

Такси остановилось перед домом, я расплатился и вышел, поднявшись в лифте на пятый этаж. Там я зажег свет и огляделся. Все казалось чужим, и я испытал чувство заброшенности. Я не знал, кому Джин поручила привести квартиру в порядок, но этот кто-то справился со своей задачей отлично.

На маленьком столике даже стоял в вазе букет цветов. Но это не улучшило моего мрачного настроения.

Я прошел в спальню, снял пиджак и бросил его на кровать. Затем прошел в ванную и вымыл руки. Вытираясь полотенцем, я подумал, что, быть может, вот так и проведу весь остаток жизни. Мне вспомнилась Джин. Насколько все изменилось бы, будь она здесь со мной. Это было бы прекрасно.

Я вернулся в комнату и сел в кресло. У меня из головы не шла пленка, запертая в сейфе. Что, если завтра я увижу на ней Мейбл Криден, заснятую в момент кражи? Как я поступлю? Передам пленку Голстейну? Хорошенько все взвесив, я отказался от этой затеи. Еще бы, Криден станет защищаться, втянет меня, и тогда выйдет наружу, что Линда тоже воровала. Правда, Чендлер пока на моей стороне, но я уверен, что он обязательно выгонит меня, если широкая публика узнает о выходках Линды. Только оставив пленку у себя, я могу как-то застраховаться. У кого-то находится магнитофонная запись угроз Горди. У него же, вероятно, находится и пленка, изобличающая Линду. Если у Кридена, он прибережет их на случай, если Голстейн докопается до него. Ловкий адвокат без труда сможет свалить всю вину на меня. Я посмотрел на часы: 23.35. Я решил бодрствовать до полуночи в надежде, что Бреннер позвонит. Беспорядочные мысли вихрем кружились у меня в голове.

Внезапно зазвенел входной звонок, так, что заставил меня вздрогнуть. Поколебавшись, я все же встал, вышел в гостиную и открыл дверь.

На пороге стоял Голстейн, а за ним еще какой-то коренастый тип, в котором с первого же взгляда угадывался коп.

— Я увидел, что у вас горит свет, мистер Менсон, — вежливо сказал Голстейн. — Можно войти? Это сержант Хеммер.

Я отошел в сторону и впустил их.

— Я как раз собирался ложиться, но все равно проходите. Что будете пить?

— Спасибо, ничего. — Он вошел в гостиную и огляделся. На его лице появилось одобрительное выражение.

— Красиво у вас тут.

— Я только что въехал, как вы меня нашли?

Он уселся в кресло, Хеммер встал возле него.

— Знаете, у нас свои методы, — сказал Голстейн с легкой улыбкой. — Я пытался связаться с вашей женой, но она, по всей видимости, отправилась в длительную поездку по Мексике.

— В самом деле? Видите ли, лейтенант, мы разводимся, так что мне совершенно безразлично, где теперь моя жена.

Я присел на подлокотник кресла.

— Вы из-за этого ко мне пришли? — спросил я после небольшой паузы.

— Нет, не из-за этого. — Он испытующе присматривался ко мне. — Нас по-прежнему беспокоит ваш пистолет, мистер Менсон. Когда вы его получили, Борг дал вам коробку патронов, их было шестьдесят. Не так ли?

Я насторожился:

— Да, правильно.

— Эта коробка еще у вас?

— Да.

— Вам следовало вернуть ее.

— В суете с переездом мне это даже не пришло в голову. Если вы скажете, куда их сдать, я, естественно, так и сделаю.

— Вы можете передать их нам.

— Значит, вы явились ко мне в половине двенадцатого, чтобы забрать патроны?

— Я хотел бы получить эти патроны, — пролаял он так, как это могут делать только полицейские.

Я пожал плечами и пошел посмотреть в шкафу. Быстро найдя коробку, я протянул ее Голстейну. А тот в свою очередь передал ее Хеммеру. Хеммер осмотрел пачку.

— Шести не хватает, — сказал он жестким подозрительным тоном.

— Я заряжал пистолет, — объяснил я, — а как вы, наверное, помните, его у меня украли. Патроны были в пистолете.

— Понятно. — Голстейн смотрел на пол. — Вы знаете Фреду Хейвз, мистер Менсон?

Он посмотрел на меня в упор. Это был удар ниже пояса, и на мгновение я растерялся:

— Да.

Я уже спохватился, но было поздно исправлять свой промах. Бреннер не зря предостерегал меня против Голстейна. Он угодил в чувствительное место, и я прореагировал так, как он хотел.

— Когда вы видели ее в последний раз?

«Теперь надо проявить некоторую строптивость», — сказал я себе.

— Не понимаю, почему я должен отвечать на этот вопрос?

Он подался вперед и посмотрел мне в глаза:

— Сегодня вечером ее застрелили, и возле тела была найдена гильза той же серии, что и в вашей коробке. Пули были выпущены из пистолета, который, как вы утверждаете, у вас украли. Я еще раз спрашиваю, когда вы видели Фреду Хейвз?

Пораженный, я уставился на него. В комнате наступила тишина. По спине у меня пробежал холодный озноб, и я почувствовал, как от лица отхлынула кровь.

Они следили за мной, как кошка за мышкой.

— Она мертва?

— Да, мертва.

Годы сурового журналистского опыта помогли мне. Я овладел собой и быстро привел свои мысли в порядок.

— Господи Боже! Ведь я видел ее только два часа назад!

— Что? Два часа назад?

— Да… — Я лихорадочно рассуждал. — Я вам все объясню. С момента смерти Горди мне, как и вам, лейтенант, не дает покоя вопрос: почему же его убили? Я редактирую популярный журнал. Убийство Горди — местная сенсация. Я решил следовать за мотивом шантажа, на который вы указали. Единственный след, подававший надежду, вел к Фреде. Я решил, что смог бы узнать от нее больше, чем вы, и позвонил ей. Она была напугана, собиралась уезжать и поэтому нуждалась в деньгах. Фреда утверждала, что у нее есть информация, которую она могла бы продать за полторы тысячи долларов. Поэтому я взял деньги в банке и встретился с ней в баре «Энекс». Мы поговорили. Она была пьяна и испугана. Она боялась, что ее убьют, как Горди, и сказала, что у Горди была пленка, уличающая нескольких жительниц Истлейка в кражах, и что их шантажировали. За деньги она обещала открыть мне, где спрятана пленка. При моей профессии общаешься с самыми различными людьми, и мне кажется, я знаю, когда человек говорит правду. Я отдал ей деньги, и она сказала, что пленка лежит в секретном отделении письменного стола Горди. Внизу под столом будто имеется кнопка, которая открывает тайник. Мы встретились в четверть десятого, и она ушла минут через двадцать. Я хотел завтра позвонить вам, чтобы вы утром осмотрели стол. Я почти уверен, что вы найдете там пленку.

— Мистер Менсон, что вы делали, расставшись с ней? Это было без четверти десять, да?

«Будь начеку, — сказал я себе. — Нельзя впутывать Бреннера».

— Я пошел в бар «Полумесяц». Около десяти был там.

— Зачем вы туда пошли?

— За информацией. Хейвз упомянула, что часто ходит туда. Меня интересовала среда этого бара. Я поговорил с барменом, но он или лгал, или был враждебно настроен. Я ничего не вытянул из него и вернулся домой.

Несколько минут он смотрел на меня, потом кивнул:

— Вам бы это сказать сразу, как только мы пришли, мистер Менсон.

— Да ведь вы мне и слова вставить не дали!

— Значит, вы дали Хейвз полторы тысячи долларов за информацию… Вы заплатили наличными?

— Да, она положила деньги в сумочку. У нее с собой была сумка «Пан-Америкэн».

— Когда ее нашли убитой, при ней не было ни того ни другого.

— Мне кажется, все станет совершенно ясно, когда вы найдете пленку.

— Может быть. — Он потер нос и встал. Затем он направился к двери. Хеммер, прихватив коробку с патронами, отправился следом. — Мистер Менсон, вы очень облегчите нам работу, если скажете всю правду. Шантажировал вас Горди?

— Может, вы сначала посмотрите пленку, лейтенант. Если Горди и шантажировал меня, то в этом положении были и другие.

— Мы еще увидимся, Менсон, — заявил он и вышел.

Я ждал, пока не услышал шум опускающегося лифта, потом упал в кресло, так как у меня дрожали колени.

Голстейн приходил определенно не просто так. Он сказал, что Фреда убита из того же самого пистолета, который выдал мне Борг. Он, как и Бреннер, сразу же узнал гильзу. Джин выбросила пистолет в мусорный ящик, и мы оба были убеждены, что он никогда не найдется. Меня давно не покидало чувство, что кто-то неизвестный подглядывал в мои карты. А что, если неизвестный проследил меня до дома Джин, а потом следил за ней и видел, как она выбросила пистолет? Дождался ее ухода и взял оружие. Это было единственно возможным объяснением. Он следил за Фредой. Увидев ее и заметив, что с ней сумка, он решил, что там находится пленка, и расправился с ней с той же беспощадностью, что и с Горди. Он воспользовался моим пистолетом. При этой мысли я покрылся холодным потом. Казалось вполне правдоподобным, что магнитофонную пленку, связывающую меня с Горди, украл убийца. Без сомнения, он же оглушил меня и забрал первую пленку.

Я снова подумал о Кридене. Он достаточно беспощаден, чтобы соответствовать моему представлению об убийце. Я взглянул на часы. Было без пяти минут двенадцать. Кридены ложатся поздно.

Я набрал их номер, и трубку сняла Мейбл, жена Кридена.

— Добрый вечер, Мейбл, это Стив Менсон. Извините, что я так поздно звоню, мне нужен Марк.

— Он в городе, должен с минуты на минуту вернуться. У него какой-то деловой ужин.

— Ну хорошо, тогда я позвоню завтра.

— Стив… я так огорчена вашим разрывом с Линдой.

Я вытерпел десять минут, слушая ее болтовню, прежде чем оборвал ее.

— Так не забудьте, придите как-нибудь нас навестить. — Она засмеялась. — Знаете, холостые мужчины всегда желанные гости в доме.

Я пообещал прийти и положил трубку.

Это, разумеется, ничего не доказывает, но тем не менее теперь я был заранее уверен, что во время убийства Фреды Криден был в городе.

Я еще долго раздумывал обо всем этом, но безрезультатно. Позвонив, я посмотрел на часы, показывающие четверть первого, и понял, что Бреннер так и не позвонит. Он обещал позвонить, если окажется, что за мной не следят. Теперь мне стало ясно, что перед моим домом дежурят опытные копы. Я был убежден, что во второй пленке находится разгадка всех загадок. Но, если за мной следят, как же я смогу добраться до нее, одолжить проектор и спокойно посмотреть фильм, не беспокоясь, что ко мне ворвутся копы? Визит в банк, конечно, не вызовет у них подозрений. Я возьму с собой портфель. Мне нужно зайти к Эрни и посоветоваться, как инвестировать деньги. Уладив дела с Эрни, я мог бы спуститься в хранилище и забрать пленку. Крайне маловероятно, чтобы за мной последовали туда. Фреди Денмор содержит ателье и часто выполняет наши заказы на изготовление фотографий. Никому не покажется подозрительным, если я пойду к нему. У него должен быть проектор. Я рассчитывал, что смогу уговорить его пустить меня одного на десять минут в просмотровый зал. Это казалось мне единственно возможным ходом. Подумав о смерти Горди и Фреды, я решил вооружиться завтра пистолетом, который так и не отдал Максу.

Был почти час ночи. Я пошел в спальню и приготовил постель. Лежа в комнате, на стену которой ночная лампа отбрасывала странно непривычные тени, я осознал, что все же тоскую по старому дому. К этому еще придется привыкать.

Я растянулся на широкой постели. Если бы со мной была Джин, все было бы по-другому. Я гадал, какого партнера она избрала. Меня кольнуло жало ревности. Как знать? Возможно, он надоест ей или она ему, и тогда у меня появится надежда. Я погасил лампу. Лежа в постели, я думал о ней, единственной женщине, которая для меня что-то значит. Мне вспомнились слова отца, сказанные, еще когда я был мальчишкой. Он был ласковый и понимающий, но не добился в жизни успеха. В тот раз он сказал мне: «Послушай, Стив, запомни, что я тебе скажу. Когда тебе захочется чего-нибудь по-настоящему, ты не отступай. Ухватись за это и держись изо всех сил. Держись, и ты в конце концов получишь то, чего так добивался». Он улыбнулся и погладил меня по голове. Беда в том, что я никогда не хотел ничего по-настоящему.

Теперь я места не находил от желания иметь Джин. Вспомнив отцовские слова, я решил, что не отступлю и буду бороться изо всех сил. С этими мыслями я уснул. Сны — странная штука. Мне казалось, будто я не один и на меня смотрит какая-то призрачная фигура, не мужчина и не женщина. Фигура эта, двигавшаяся вокруг меня, не имела четких очертаний, просто жуткий призрак. Во всяком случае, во сне я знал, что этот жуткий призрак хочет причинить мне зло.

Я вздрогнул и проснулся. Слышался лишь гул машин на городских улицах, потом послышался шум опускающегося лифта. Больше я не спал. Было без пяти минут четыре.

Утром на пути в редакцию я посмотрел на зеркало заднего обзора. Но позади ехало столько машин, что я так и не определил, какая же следует за мной. Мысль о том, что за мной наблюдают, была неприятна. Я решил, что, как только разберу почту, оставлю редакцию на Джин, поеду в банк и заберу пленку. При некоторой удаче к полудню я все же узнаю, кто же заснят на второй пленке. Но все вышло иначе.

Придя в редакцию, я увидел Джули, которая уже усердно стучала на своей машинке. Она обернулась:

— Доброе утро, мистер Менсон. Звонила Джин. Она сказала, что заболела.

Я застыл, словно окаменев:

— Она не придет?

— Конечно, мистер Менсон. Она лежит. Ей нехорошо после того, как вчера вечером она съела устриц.

— Она всерьез разболелась?

Джули кивнула:

— По-моему, да, но она говорит, что скоро поправится.

Я понял, что при этих обстоятельствах не смогу уйти из редакции раньше шести. Если позвонит Чендлер и нас двоих не окажется на месте, могут возникнуть неприятности.

— Я пока распечатаю письма, и если для вас нужно что-то напечатать, здесь мисс Шелли из бюро Чендлера.

— Спасибо, Джули.

Время до обеда казалось мне бесконечным, но я хорошо сделал, что не пошел в банк во время обеда, так как в начале двенадцатого позвонил Чендлер. Сказал, что нам пора приниматься за сенатора Глинского. Его обрадовало известие, что Макс Берри уже занимается им.

Джули принесла мне сандвичи. Я попросил переключить линию на себя и отпустил ее пообедать. Через десять минут после ухода Джули зазвонил телефон. Я услышал в трубке щелчки, когда кто-то бросал в автомат монетки. Раздался тихий голос Бреннера:

— Менсон, за вами следят. Их двое, и они знают свое дело, так что глядите в оба.

— Опишите их, пожалуйста. Я догадался, что за мной следят, когда вы не позвонили мне вчера, но до сих пор не смог их распознать. Какая у них машина и как они выглядят?

— У них темно-синий «мустанг». Тейлор высокий, худой, волосы короткие, темные, ходит в спортивном пиджаке. О'Хара пониже, коренастый, рыжий, одет в темное, темно-синяя шляпа. Но я думаю, что вы их все равно не заметите, они мастера. — Он помолчал, потом спросил: — Ну что, видели пленку?

— Мне кажется, что с этим придется подождать до вечера.

— Ладно, тогда расскажете. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Надеюсь, вам ясно, как вы влипли? А я понадеялся на ваши слова относительно того, что этого пистолета давно нет.

— Я тоже так думал. Его выбросили в мусорный ящик. Должно быть, кто-то следил за тем, кто это сделал, и достал пистолет.

Бреннер хмыкнул:

— В общем, Голстейн за это уцепился. С завтрашнего дня ваш телефон будет прослушиваться, имейте в виду.

Я вздрогнул:

— А эта линия надежна?

— С ней они ничего не выкинут, боятся Чендлера.

— Вы думаете, меня могут арестовать?

— Пока нет, но Голстейн крепко за вас взялся, и надо постараться, чтобы он отвязался от вас. Посмотрите пленку, а я завтра позвоню примерно в это время. — Он дал отбой.

Я встал и, подойдя к окну, посмотрел на оживленную улицу. Мне понадобилось минут пять, чтобы найти Тейлора. Если бы Бреннер не описал его мне, он так и остался бы для меня одним из прохожих. Он стоял, прислонясь к фонарному столбу, и читал газету. Я поискал взглядом его партнера, но О'Хары нигде не было видно. Вероятно, он дежурил в холле. Зазвонил телефон, и я снова погрузился в редакционную работу. В третьем часу я позвонил Джин. Ее голос звучал словно издалека. Я сказал, что огорчен ее болезнью, и спросил о самочувствии.

— Мне уже лучше, но клянусь до самой смерти не смотреть на устриц. Как там дела?

Я рассказал, как Джули все организовала.

— Вы в настроении принимать посетителей? — спросил я. — Мне можно зайти часов в шесть?

— Спасибо, вы очень добры, но мой желудок еще не в состоянии принимать посетителей.

Я был разочарован.

— Что ж, можно понять. — Помолчав, я все же спросил: — Джин, вы помните, как выбрасывали кое-что на помойку?

— Да.

— Видимо, за вами кто-то следил и нашел эту вещь.

Было слышно, как у нее перехватило дыхание.

— Не сейчас, эта линяя идет через коммутатор, увидимся завтра.

Я еще некоторое время тупо сидел и смотрел на телефон, прежде чем положить трубку. Тут постучали, и в дверь влетел Макс Берри. До шести часов мы разбирали материалы о сенаторе Глинском, где-то добытые Максом. Там были фантастические вещи, и я признал, что Макс действительно отличился. Он радостно ухмыльнулся и заявил, что немедленно садится и будет сам писать статью.

Из-за того что я так много времени провел с Максом, у меня на столе осталась груда недоделанной работы. Я усердно трудился, когда в кабинет ко мне заглянула Джули и спросила, можно ли ей идти домой. Я посмотрел на часы и увидел, что уже половина седьмого.

— Конечно, идите. Я говорил с Джин, она хочет завтра выйти. И спасибо вам за то, что вы так хорошо все сегодня организовали.

Она радостно улыбнулась:

— Вы скоро закончите, мистер Менсон?

— Примерно через час. — Я встал и проводил ее до двери, чтобы запереть за ней. Потом вернулся к работе.

Закончил я после восьми и сразу позвонил Фреду Денмору.

— Вы случайно застали меня, Стив, я страшно тороплюсь. Жена затеяла какой-то дурацкий прием, и я обещал быть вовремя. Что у вас?

— Мне нужен проектор, Фреди.

— Договорились, утром я его пришлю.

— Он мне нужен сегодня же.

Он застонал:

— Ну хорошо, я оставлю его для вас…

— Мне также хотелось на полчасика воспользоваться вашей студией, — вставил я.

Денмор неплохо зарабатывал на нас и вряд ли в чем-то откажет.

— Ладно, ничего не поделаешь, позвоню Бетти, но она меня убьет.

— Может быть, вы оставите мне ключ? Я несколько задержусь, а так я могу спокойно прокрутить фильм, запереть все и снова вернуть вам ключ. Что вы на это скажете?

— Вы умеете обращаться с проектором?

— Думаю, да.

— Тогда ладно, не забудьте как следует запереть, тут у нас масса всякой дорогой аппаратуры, и я не хотел бы ее лишиться.

— Куда вы положите ключ?

— Над дверью. У меня есть запасной. Господи, я опаздываю уже на десять минут. — Он застонал и положил трубку.

Необходимо было как-нибудь отвязаться от этих копов, о которых меня предупредил Бреннер. Следовало хорошо обдумать задачу, но у меня впереди еще был целый вечер.

На полдороге к двери я остановился. Из-за этой пленки лишились жизни два человека, и я не хотел стать третьим. Я достал из шкафа пистолет, который так и не отдал Берри, надел кобуру и спрятал ее под пиджак. Потом выключил свет, запер редакцию и с портфелем в руке спустился на лифте на первый этаж.

Невысокий коренастый мужчина рассматривал указатель лифта. Он даже не оглянулся на меня. Это был настоящий профессионал. Выходя на улицу, я обернулся, но он не смотрел на меня. Я сел в машину и поехал. Минутой позже я увидел синий «мустанг», державшися через две машины от меня. Было нетрудно обнаружить хвост, зная, кого искать. Я остановился возле отеля «Империал» и прошел в ресторан. Генри, старший официант, хорошо меня знал и весело поздоровался. Я попросил дать мне столик в конце зала и уселся лицом к двери. Я заказал себе фирменное блюдо и в ожидании медленно потягивал мартини. Через несколько минут в дверях появился Тейлор. Он осмотрелся, скользнув по мне взглядом, и, словно не замечая, вышел в холл. Генри сам обслужил меня и, поскольку клиентов было еще мало, задержался возле моего столика, чтобы поболтать.

Вскоре в зал снова заглянул Тейлор, словно ища человека, с которым договорился встретиться, и исчез. Покончив с едой, я обратился к Генри:

— Послушайте, сегодня вечером мне необходимо кое-что сделать. Дело несколько щекотливое, настоящая сенсация. За мной таскаются два репортера из «Сан», так как им хочется опередить меня. — Я достал из кармана пять долларов и пододвинул ему. — У вас есть черный ход?

Это пришлось ему по вкусу, его глаза заискрились.

— Вы можете выйти через служебный ход, мистер Менсон. Идите прямо, потом спуститесь по ступенькам и увидите перед собой дверь. Она на цепочке, но не заперта. Выходит на улицу Гренби.

— Отлично. Выгляньте, пожалуйста, в холл. Их двое: высокий, плечистый и пониже, рыжий. Если увидите, что они разговаривают и не смотрят в эту сторону, почешите затылок.

— Сделаю, мистер Менсон.

Служебный ход был рядом. Я отодвинул стул. Сердце колотилось. Я смотрел на Генри. Он неторопливым шагом приблизился к двери и остановился там с меню в руках. Потом почесал затылок. Я быстро встал, прошел через служебный ход, едва не столкнувшись с официантом, несшим полный поднос, снял цепочку входной двери и оказался на жаркой вечерней улице. Мне, вероятно, везло, так как приближалось свободное такси. Я сел в него и попросил отвезти к кинотеатру «Плаза», который находился вблизи моего банка. Обернулся, вокруг было пусто и безлюдно. Я избавился от своих преследователей.

Дежурный в холле встретил меня с улыбкой, увидев, что я приближаюсь к нему.

— Добрый вечер, мистер Менсон, хотите что-либо взять из сейфа?

— Конечно.

— Там Чарли, он о вас позаботится. Да, чуть не забыл. Тут для вас телефонное сообщение.

Я удивленно обернулся:

— Сообщение для меня?

— Да. Кто-то звонил полчаса назад. — Он подал мне листок бумаги: «Срочно позвоните. Восток, 00798». — Если вы хотите позвонить сразу, так вон там кабина.

Я прошел к телефонной кабине, бросил в щель несколько монеток и набрал номер.

Отозвался Бреннер.

— Это Менсон, что случилось?

— Сегодня Тейлор доложил Голстейну, что за вами следят двое людей Веббера. Это ловкие парни, но Тейлор их все же засек. Вы не догадываетесь, зачем им это надо?

Новость так поразила меня, что на какое-то время я потерял способность соображать. У меня по спине пробежал озноб.

— Менсон?

— Не имею ни малейшего представления.

— Ладно, теперь за вами ходят уже четыре профессионала, так что смотрите в оба. Похоже, что вы крепко влипли.

— Можете их описать?

— Конечно, я с ними работал до того, как они смотались от нас и перешли к Вебберу. Майер — высокий, ему лет сорок пять, на левой руке широкий белый шрам. Он его получил, когда брал одного торговца наркотиками. Фример — здоровенный, и ему примерно лет пятьдесят.

Неужели эти двое следовали за мной до самого банка? И почему они за мной следят? Весь покрытый потом, я стоял в душной кабине и чувствовал себя очень одиноким.

— Пленка у вас?

— Пока нет.

— Так будьте осторожны.

Я прислонился к стене кабины, силясь собраться с мыслями. Я был уверен, что оторвался от Тейлора и О'Хары, но у меня не было уверенности, что я оторвался от людей Веббера. Во всяком случае, нельзя было рисковать, и я твердо решил не выходить с этой пленкой на руках. Как же быть? Через минуту я нашел удачное решение. Я вышел из кабины и спустился в хранилище. Чарли, пожилой, неизменно приветливый толстяк, встал при моем приближении.

— Что так поздно, мистер Менсон?

— Нужно кое-что взять из сейфа.

Он проводил меня к сейфу, отступил в сторону после того, как открыл сейф своим ключом, потом то же сделал я своим.

Открыв дверцу, я достал плоскую коробку с пленкой.

— Чарли, у вас не найдется какого-нибудь большого конверта, в котором поместилось бы вот это? — Я показал на коробку с пленкой.

— А как же… найдется. — Он подал мне конверт.

Я вынул коробку с пленкой, засунул ее в конверт, заклеил. Тут мне попался на глаза плоский кусок свинца, видимо, служивший Чарли пресс-папье.

— Чарли, хотите заработать пятьдесят долларов?

Чарли заморгал:

— А вы проверьте, мистер Менсон.

Я быстро написал на конверте адрес Макса Берри.

— Вы могли бы вручить это сегодня же ночью?

Он прочитал адрес.

— Конечно, мистер Менсон, мне по пути, и я дежурю до двух.

— Только, Чарли, все надо держать в строгом секрете, дело касается журнала. Не несите конверт в руках, а засуньте его под пиджак, понимаете?

Он округлил глаза и кивнул.

— Покажите, как вы это проделаете.

Он расстегнул униформу и засунул конверт под китель.

— Не доставайте его, пока не увидите Макса Берри. — Я протянул ему пятьдесят долларов, потом указал на кусок свинца. — Можно мне это взять с собой?

— Разумеется.

Я взял свинцовую пластинку и вложил ее в коробку для веса. Коробку спрятал в портфель.

— Ну, а теперь, Чарли, полагаюсь на вас.

— Будьте спокойны, мистер Менсон. — Он похлопал себя по пиджаку. — Ваш конверт в половине третьего уже будет у Берри.

Я поднялся по лестнице и еще раз зашел в телефонную кабину. Пришлось ждать довольно долго, пока Макс не поднял трубку и не отозвался сонным голосом.

— Макс, это Стив. К тебе придет человек из моего банка с конвертом. Там настоящий сенсационный материал. Бомба. Двое уже лишились из-за него жизни, и я думаю, что нападение на Уолли тоже с этим связано. Прошу, спрячь его так, чтобы никто не нашел.

— Черт возьми! — Макс сразу же проснулся. — А в чем дело?

— Сейчас я не могу объяснить. И не открывай его. Посыльный придет в половине третьего. Береги эту вещь и не открывай, пока я не позвоню тебе завтра с работы.

— Хорошо, Стив.

Прежде чем выйти на улицу, я высвободил пистолет из кобуры. Я спешил по пустынному городу, затравленно озираясь, но мне не везло.

У меня снова появилось ощущение, что кто-то заглядывает через мое плечо. Оно было даже сильнее, чем прежде, так как в этот час деловой центр совершенно безлюден.

Потом это случилось.

Я почувствовал, как у меня вырывают портфель, и в тот же миг меня ударили чем-то твердым. Я все еще стоял на четвереньках и тряс головой, чтобы немного прийти в себя, когда неподалеку взревел мотор удаляющейся машины.

Глава 9

В такси я растирал руками немеющую и болящую шею и раздумывал о ситуации. Как только люди Веббера раскусят, что я подсунул им фальшивку, а это случится скоро, они примутся за меня всерьез. Я понимал, что не справлюсь с ними и мне просто необходима полицейская охрана. Но мне ведь ее предоставили, не дожидаясь моей просьбы. Когда Тейлор и О'Хара найдут меня, то уже не выпустят из виду, и теперь я не буду затруднять им задачу. Пока эти двое стерегут меня, люди Веббера и не подумают ко мне приблизиться. Я уплатил за такси и пошел к своей машине. У меня все еще дрожали ноги. Я заметил, что синий «мустанг» с Тейлором за рулем стоит неподалеку. О'Хары нигде не было видно. Всю дорогу я поглядывал в зеркальце заднего обзора. «Мустанг» держался позади.

Заведя машину в подземный гараж, я поднялся к своей квартире. Когда кабина лифта остановилась, я держал пистолет наготове. Люди Веббера уже обнаружили, что пленка снова ускользнула от них, и, вероятно, поджидают меня здесь. Я шагнул в коридор и оглянулся по сторонам, но не увидел ничего подозрительного. Затем приблизился к своей квартире, отпер дверь и вошел в темную прихожую. Никого. Я запер дверь в коридор и накинул цепочку. Затем обошел квартиру, готовый к неожиданностям. Никто здесь не появлялся. До утра я был в безопасности. Посмей кто-либо проникнуть сюда, ему пришлось бы выламывать дверь. Я положил пистолет на столик, подошел к бару и налил себе изрядную порцию виски. Вспоминая события прошедшего дня, я так и не сумел понять, какое отношение ко всему этому имеет Веббер. Если бы не предупреждение Бреннера, мне бы и во сне не приснилось, что Веббер установит за мной слежку. С каких пор она продолжается? Я подумал о Кридене. У него достаточно денег, чтобы нанять Веббера.

Я допил виски, поставил стакан на столик. Я не сомневался, что найду ключ ко всему этому из пленки, которая теперь у Макса. Во всяком случае, я надеялся, что она там. Но если Веббер разгадал мою уловку и послал своих людей за Чарли? Я позвонил Максу. Часы показывали четверть четвертого.

Тот долго не подходил, потом в трубке щелкнуло.

— Какого черта, — пробормотал он.

— Это Стив. Тебе принесли? Отвечай только: да или нет… больше ничего.

— Господи… да.

Я тотчас же положил трубку. В своей спальне я разделся и повалился на кровать. Шея болела, и во всем теле чувствовалась усталость. Я лежал неподвижно, одолеваемый сумбурными мыслями. Наконец уснул. Утром, когда я ехал в редакцию, синий «мустанг» не отставал от меня. Сознание того, что за мной следуют двое полицейских, вселяло в меня чувство уверенности. Теперь люди Веббера вообще не смогут принять участия в игре.

Джули с улыбкой приветствовала меня:

— Звонила Джин. Она сказала, что придет после обеда. Но, по-моему, она еще не совсем поправилась. И вас ждет мисс Шелли.

— Спасибо, Джули.

Я продиктовал несколько писем, и Шелли, пухленькая, серьезная девушка, прячущаяся за большими очками, вышла в приемную перепечатать их. Я позвонил Денмору.

— Фреди… вчера не успел. Мне сейчас нужен проектор, вы можете прислать его мне?

— Разумеется, Стив.

— Только прошу, заверните его так, чтобы не видно было, что это.

После короткой паузы он сказал:

— Прямо что-то из Джеймса Бонда.

— Да, что-то в этом роде. Так, пожалуйста, упакуйте и пришлите ко мне как можно скорее.

— Конечно, сейчас я все устрою.

Попрощавшись, я позвонил Максу:

— Макс, немедленно приезжай сюда и привези конверт. Спрячь его под пиджак, ведь я тебе говорил, это бомба.

— Ладно, бегу.

Теперь оставалось только ждать.

Несмотря на недостаток времени, я попросил Джули соединить меня с Джин. Она переключила на меня ее линию в тот момент, когда я вступил в сражение c горой почты.

— Джин, как ваши дела?

— Уже все хорошо. Я попросила Джули передать вам, что приду после обеда. Правда, у меня еще неважно с желудком, но я переживу.

— Если вы себя плохо чувствуете, то лучше не приходите.

— Я все же приду.

Я не удержался:

— Мне вас недоставало.

— Рада слышать. Я приду после обеда. — И трубка щелкнула.

Отец говорил, что нужно держаться и нельзя отступать. Правда, мое чувство не вызвало ответного отклика, но я решил держаться и быть настойчивым.

Я занялся статьей Рефферти, которая пришла с почтой. Но мне не удалось как следует сосредоточиться. В конце концов я встал и подошел к окну. На сей раз возле будки стоял О'Хара. Увидев его, я испытал теплое чувство. Пока они там, люди Веббера вряд ли отважатся нанести мне визит.

Загудел зуммер.

— Мистер Менсон, здесь доставили какие-то свертки для вас. Принести?

— Да, пожалуйста.

Это был проектор, старательно упакованный. Денмор приложил к нему инструкцию для пользования и записку с просьбой позвонить ему, если что-то будет непонятно.

Я спрятал проектор в шкаф, дочитал статью, поставил на ней гриф «принято» и отослал. Едва я начал читать рассказ, присланный нашим агентом, как примчался Макс.

— Вот, получай. — Он положил на стол конверт. — Слушай, в чем, собственно, дело и из-за чего такая суета? Ты за ночь два раза вытаскивал меня из постели. Что за бомба такая?

— Пока ничего не могу сказать. Спасибо за хлопоты. Как продвигается статья о Глинском?

Он растерянно посмотрел на меня:

— Господи! И это все, больше ничего не скажешь?

— Пока нет. Так как со статьей?

— Завтра будет готова. — Он посмотрел на конверт, потом перевел вопросительный взгляд на меня. — Ладно, если тебе больше нечего сказать, то пойду дописывать.

— Так будет лучше всего. И еще раз спасибо.

Он ушел с непонимающим выражением на лице. Я посмотрел на конверт, потом на часы. Почти полдень. Минут через пятнадцать Джули уйдет обедать, и вся редакция останется в полном моем распоряжении. Сунув конверт в ящик стола, я снова принялся за рассказ. Безуспешно. Я обливался потом, и сердце мое отчаянно стучало. Я знал, что через несколько минут узнаю правду, если Фреда не подсунула мне фальшивку. Но когда вспомнил, как она сказала «честное слово», то поверил, что именно пленка, лежащая в ящике стола, виновна в смерти Фреды и Горди. Минуты тянулись бесконечно. Меня обуревало желание вскочить и отослать Джули, но я сдерживался. Она заглянула в мой кабинет, когда было 12.12.

— Мне можно идти обедать, мистер Менсон?

— Конечно.

Она весело помахала мне. Я слышал, как она зашла в туалет. Наконец в половине первого она ушла. Я запер дверь редакции. Джули будет отсутствовать около часа. Я быстро вернулся в кабинет, достал из шкафа проектор и поставил его на стол. Когда я распечатывал конверт и доставал кассету, у меня тряслись руки. Проектор был автоматический, но я не сразу смог вставить пленку. Наконец это мне удалось, и я опустил жалюзи и задернул шторы. Когда я возвращался к письменному столу, зазвонил телефон. Мое сердце сжалось.

— Мистер Менсон, с вами хочет поговорить мистер Чендлер.

Пот стекал мне на подбородок.

— Стив? Приходите ко мне, пообедаем вместе. Я нашел нечто сногсшибательное, и теперь Глинскому определенно конец. Я хотел обсудить, как идут дела.

Я сидел и тупо смотрел на проектор.

— Вы меня слышите, Стив? Приходите сейчас же. Обед принесут сюда.

Я старался говорить спокойно:

— К сожалению, не могу, мистер Чендлер. Джин больна, а Джули пошла обедать.

— Ну так заприте, ничего страшного. Давайте приходите. — Он положил трубку.

У меня не было никакого желания повиноваться. Я включил проектор и, когда на стене появилось изображение, отрегулировал резкость.

Я смотрел в проход между стеллажами с товаром универмага «Велкам». Необычная четкость позволяла различить даже этикетки на консервных банках. Меня удивило, что в магазине совсем нет покупателей. Вскоре камера повернулась, и я увидел стенные часы. Они показывали три минуты десятого. Значит, магазин только что открыли. Потом в кадре появился винный отдел. Какая-то женщина катила перед собой тележку для продуктов и оглядывалась, словно желая убедиться, что за ней не следят. Она остановилась у полок с продуктами и повернулась лицом прямо в объектив.

Это была Джин!

Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

Джин смотрела с жадным нетерпеливым выражением в проход между полками. Это выражение я видел один раз в жизни, но хорошо запомнил… выражение влюбленной, ожидающей возлюбленного. Потом в кадр вошел мужчина, высокий, статный, в черном костюме и черной шляпе. Он схватил Джин в объятия, и она обвила его шею руками. Они целовались, как целуются изголодавшиеся любовники. Эпизод длился недолго, но мне казалось, что в сердце мое вонзили нож. Вдруг мужчина предостерегающе поднял руку и обернулся так, что я увидел его лицо.

Это был Генри Чендлер!

Зазвонил телефон. Дрожащей рукой я остановил проектор и снял трубку.

— Мистер Менсон у себя? — резко спросила секретарша Чендлера. — Мистер Чендлер ждет.

— Ну так скажите, что я задержусь.

— Вряд ли это ему понравится.

— Ничего не поделаешь, — сказал я и повесил трубку.

Я перемотал пленку обратно в кассету, вынул ее из аппарата и выключил его из сети. Затем убрал проектор в шкаф, пленку опустил в карман и поднял жалюзи. Я двигался как автомат. Снова зазвонил телефон. Это был Чендлер, и голос его звучал отрывисто и сердито:

— Что с вами такое, черт возьми, вы меня задерживаете с обедом, я тут вас дожидаюсь.

Я вдруг возненавидел его. Меня мутило от мысли, что придется есть с ним, смотреть в глаза, зная, что Джин его любит.

— У меня посетитель, мистер Чендлер, — сказал я холодно. — Сейчас я не могу уйти.

— Кто там у вас?

— Мистер Каулстон. Директор рекламного отдела фирмы «Хартманс».

Эта фирма принадлежала к нашим крупнейшим рекламодателям. Чендлер недовольно промолчал, потом сердито отрезал:

— Хорошо, но следовало сказать мне об этом сразу. В таком случае я пошлю вам эти материалы на Глинского. И пошлю сейчас же. В течение дня у меня не будет времени, так что изучите и приходите к нам ужинать. Договорились?

— Я прочитаю и позвоню вам, мистер Чендлер. Вечером у меня встреча, о которой я давно условился.

Мне было уже все безразлично, и я положил трубку.

Я тупо смотрел на стену, по которой еще совсем недавно двигались изображения целующихся Чендлера и Джин.

Он и она! Никакого сомнения, что они любовники. Достаточно вспомнить, с каким выражением она смотрела на него. И потирал же, наверное, руки Горди, когда увидел эту сцену. Генри Чендлер, авторитетнейший житель города, безупречный квакер, выстроивший городу церковь, владелец журнала, бичующего разврат и порок! Чендлер, обладатель двухсот миллионов долларов. Чендлер, который на «ты» с президентом. Этот Чендлер был застигнут, когда целовался со своей любовницей, да и к тому же в магазине самообслуживания. Я больше не удивлялся, что в разговоре с Фредой упоминался миллион долларов. Если бы пленка стала достоянием общественности, положение Чендлера пошатнулось бы.

Я дрожал всем телом. Мне снова вспомнились слова, с которыми он обратился ко мне, главному редактору журнала. Эти слова закрепились у меня в мозгу, словно выжженные:

«Вы будете бороться с коррупцией и обманом. Вы должны уяснить, что постоянно будете на виду, как золотая рыбка в аквариуме. Вы обязаны соблюдать осторожность и никому не давать повода для каких-либо нападок. Золотым рыбкам негде спрятаться — помните это! Посмотрите на меня: я — квакер и горжусь этим. Я верю в Бога, и моя личная жизнь безупречна. Никто не может упрекнуть меня в чем бы то ни было. И вы тоже не смеете стать объектом для критики…»

Какой лицемер! Какой жалкий ничтожный лицемер! Он прикидывается справедливым полубогом, имеющим право карать коррупцию и обман, а сам хуже тех, кого преследует, потому что прячется под фальшивой лицемерной маской. Лгун! Бабник! Подлец!

Я дрожал от бешенства и озноба. В этот момент я хотел, чтобы весь свет узнал об этом. Сделать это не представляло труда. Достаточно заказать Денмору увеличенные отпечатки с пленки, а потом опубликовать один из них на первой странице журнала. Мне даже не пришлось бы придумывать комментарии. Пленка сама за себя говорила.

Звонок прервал мои размышления. Я постарался овладеть собой. Часы показывали две минуты второго.

Вернулась Джули.

— Вы уже обедали, мистер Менсон? — спросила она, кладя свои вещи на стол. — Может, заказать вам сандвичи?

При мысли о еде меня замутило.

— Нет, спасибо.

Я вернулся в кабинет и закрыл за собой дверь. Сел за письменный стол. Джули, ее молодость и непосредственность только усилили мою ярость. И в то же время ко мне начало возвращаться благоразумие. Я спрашивал себя, была бы моя реакция такая же, если бы камера запечатлела встречу Чендлера не с Джин, а с какой-либо другой девушкой. Джули, например? Мне пришлось признать, что тогда все было бы иначе. Я пришел в бешенство только потому, что этот набитый деньгами лицемер украл у меня Джин. Выбери он любую другую девушку, я бы удивился, но уничтожил пленку. Мужчина встречается с женщиной, между ними любовь. А если речь идет о настоящей любви? Чендлер не мог добиться развода, так как Лоис принадлежит к числу тех женщин, которые полны решимости драться за свою собственность до последнего вздоха. Если бы ему пришлось развестись, то нужно было огласить истинную причину развода, а это подорвало бы его репутацию. Поэтому он встречался с Джин в укромных местах вроде универмага и Бог знает еще где, чтобы получить тайком украденный поцелуй.

Мне вдруг стало ясно, что я позволил фантазии увлечь себя.

Горди и Фреду застрелили из моего пистолета, но ведь профессиональный убийца наверняка воспользовался бы своим оружием. Значит, наемник здесь исключается.

Тогда кто же? Я сжал голову руками. Какое мне, собственно, дело? Что мне до смерти шантажиста и пьяной девки? К этому можно отнестись безразлично. Но мне не было безразлично, что Джин любовница Чендлера. Я никак не мог опомниться от такого открытия. Я вспомнил, что она хотела быть после обеда в редакции. Я не хотел с ней встречаться. Если она придет, я должен буду сразу уйти. Невозможно примириться с этим в один момент.

Я попросил переключить линию на себя и набрал номер Джин.

— Джин, это Стив. Пожалуйста, не приходите сегодня.

— Но я как раз собиралась выходить. — Она говорила тихо и неуверенно.

— Прошу вас, оставайтесь дома. Все равно для вас ничего нет. Подождите до завтра.

Она отозвалась после недолгого молчания:

— Хорошо, как хотите.

Когда я клал трубку, в кабинет вошла Джули с заклеенным конвертом от Чендлера.

— Джин придет только завтра, — сказал я ей.

— Этого следовало ожидать, я тоже однажды отравилась устрицами, так думала, что умру.

После ее ухода я бросил конверт в груду дожидающихся своей очереди бумаг. Журнал стал для меня символом лицемерия и фальши и перестал существовать. Я пододвинул пишущую машинку и напечатал такое письмо:

«Генри Чендлер, я больше не могу работать с вами. Считайте это письмо заявлением об уходе. В редакции достаточно материала для следующего номера. Сотрудники вашей типографии смогут без затруднения обеспечить его выпуск.

Однажды вы сказали, что золотым рыбкам негде спрятаться. Для золотых рыбок в квакерском аквариуме вообще не существует укрытия.

Стив Менсон».

Я вложил письмо в конверт, на котором написал: «Лично Чендлеру». Заклеил его и попросил Джули немедленно отослать шефу.

— Не соединяйте меня ни с кем, Джули, и никого не впускайте. Я не хочу, чтобы мне мешали. Говорите, что меня нет и я приду только завтра.

Она вытаращила на меня глаза:

— Да, мистер Менсон.

— Это относится и к Чендлеру, если он позвонит. Меня здесь нет.

Я вернулся к себе в кабинет и закрыл дверь.

В течение двух часов я приводил в порядок бумаги и подбирал материал для следующего номера. Время от времени я слышал, как Джули звонят по телефону, и гадал, кто это мог быть. Мое собственное будущее меня не беспокоило. У меня было достаточно денег, и от Линды я избавился. И теперь ничто не мешало мне вернуться в Лос-Анджелес и стать независимым журналистом.

К шести я закончил, приведя все в порядок. Кто-нибудь из молодых способных ребят из «Калифорния таймс» в любую минуту может заменить меня. Вопрос в том, выживет ли журнал. Я надеялся, что нет. С набитым портфелем я вышел в приемную. У бедной Джули был озабоченный вид.

— Мистер Чендлер звонил два раза и спрашивал о вас.

— Неважно, Джули, выбросите это из головы и бегите домой. — Я улыбнулся ей. — Мы закрываемся.

В тот момент, когда я открывал дверь в коридор, зазвонил телефон.

— Мистер Менсон, — прошептала Джули, — мистер Чендлер.

— Меня нет.

Я вышел в коридор и спустился по лестнице вниз, не испытывая сожаления, что все это вижу в последний раз.

По дороге домой я обдумывал, как теперь поступить. Я знал, что в полночь вылетает самолет в Лос-Анджелес, и решил собрать самое необходимое и уехать. О контракте с домовладельцем и прочих неприятностях можно будет позаботиться позже. Оставаться в этом городе было для меня невозможно. Мне нужно было вырваться из него хотя бы на несколько дней. Я посмотрел в зеркальце. Синий «мустанг» ехал за мной. Интересно будет взглянуть на их лица, когда они проводят меня до аэропорта и увидят, как я поднимаюсь в самолет. Помешать моему выезду они не смогут. Откуда им было знать, может, я лечу в Лос-Анджелес по делам редакции. Я поставил машину в гараж и поднялся на лифте к своей квартире. Тейлору и О'Харе предстоит долгое и скучное ожидание.

Я повернул ключ и вошел в прихожую. Дверь в гостиной была полуоткрыта, и там горел свет. Я бросил портфель, выхватил пистолет и встал на пороге.

Я ожидал увидеть людей Веббера, но передо мной стояла бледная как тень Джин. Я медленно опустил оружие. Глядя на нее, я вновь обрел то чувство, которое испытал, когда поставил перед Линдой флакон духов… Я удивился: как я мог влюбиться в эту женщину? Я смотрел на нее, и огонек любви заколебался и погас. Передо мной была совершенно чужая, незнакомая женщина. Я отвернулся от нее и обвел взглядом комнату. Везде царил разгром. Очевидно, она с лихорадочным нетерпением искала во всех возможных и невозможных местах. Комки пенопластовой обивки образовывали на полу белые островки. Содержимое всех ящиков она сбросила на пол. Я бросил пистолет на развороченный диван и пошел взглянуть на спальню. Там тоже было все перевернуто вверх дном. Матрасы вспороты, одеяло валялось на полу вместе с вещами, выброшенными из ящиков.

Я вернулся в гостиную. Она стояла не шевелясь, прижавшись к стене, ее глаза горели, как два уголька.

— Это здорово понравится Боргу, — сказал я сухо. — Скорее всего, он подаст на вас в суд.

— Где вы ее спрятали? — с ненавистью спросила она.

Я посмотрел на нее, и во мне все похолодело, я понял.

— Значит, вот как вы выглядели перед тем, как убить Горди? Что вы ему сказали? То же, что и мне: где вы ее спрятали? И с каким лицом вы застрелили эту девушку?

Она подняла правую руку, и в ней был зажат пистолет.

— Говорите, где пленка, или я вас убью! Где она?

Я взглянул на пистолет. Мой пистолет!!! Эта ее сказочка, что она выбросила его на помойку. Выходит, она оставила его у себя и совершила им еще одно убийство. Я присмотрелся к ней и понял, что она не совсем нормальная, но я не боялся ее. Мне было лишь до слез обидно, что я потерял ее. Как я мог поверить в глупые мечты, что тот, другой, надоест ей и она придет ко мне?

Я вынул из кармана кассету с пленкой и подал ей:

— Вот она, Джин, почему вы мне ничего не сказали?

Она стояла без движения и целилась в меня, потом перевела взгляд на пленку:

— Правда?

— Фреда Хейвз продала ее мне за полторы тысячи долларов. Вот она, Джин, возьмите.

Она уронила пистолет на пол, прыгнула ко мне и схватила пленку. Потом она упала на колени и начала стонать, словно маленький зверек. Я поднял пистолет и бросил его на диван. У меня дрожали руки и начала болеть голова. Я присел на подлокотник растерзанного кресла, наблюдая за Джин, прижимающей к себе кассету. Она что-то жалобно приговаривала про себя. «Наверное, это доказательство настоящей любви, — подумал я, — жаль, что она принадлежит Чендлеру».

Я сидел и молча ждал. Наконец она затихла.

— Я принесу что-нибудь выпить, — сказал я и подошел к бару.

Она встала, по-прежнему прижимая к себе пленку, но в глазах у нее уже не было того безумного выражения.

— Я ничего не стану пить.

— Пейте, пейте.

Ее зубы стучали о край стакана, но она выпила бренди.

— Это правда та самая пленка? — сказала она хрипло.

— Да. Я уезжаю из города, а теперь уходите.

Она упала на вспоротые подушки.

— Я его люблю. Он для меня идеал настоящего мужчины. Я полюбила его с того момента, как начала у него работать. Я готова ради него на все. — Она посмотрела на меня. — Вы вообще не знаете, что такое настоящая любовь! Но это мало кто знает… Ради настоящей любви нужно приносить жертвы, нужно быть способным на все ради человека, которого любишь. — Она уронила голову на руки. — Я влюбилась в него с первого взгляда. Ему понадобилось больше времени, но и он меня любит. Это прекрасный, удивительный человек. Мы знали, что должны скрывать свою любовь, но как мы тосковали друг без друга! Стало невыносимым работать рядом, так как вокруг было слишком много любопытных глаз. Мы понимали, что рано или поздно я выдам себя, если останусь. Поэтому он перевел меня к вам. Но нам нужно было где-то видеться. — Она прикрыла глаза. — Как вспомню все эти ужасные места, где мы встречались: захудалое кино, где я должна была искать в темноте… поездки в такси, но это чересчур опасно… или те отвратительные бары… а потом универмаг. — Ее голос дрогнул. — Нам тогда казалось, что мы хитро придумали: встречаться в магазинах сразу после открытия. Нам не могло прийти в голову, что там у них скрытые камеры… — Она беспомощно пожала плечами. — Только прижаться к его губам, почувствовать прикосновение его рук… это было все.

Мне делалось плохо, я не мог слушать.

— Перестаньте, прошу вас, пленку вы получили, так уходите.

— Я хочу исповедаться. — Ее глаза снова загорелись, как угольки. — Горди пришел ко мне и сказал об этом фильме. Идти к Генри он не осмеливался. Он потребовал миллион долларов. Он насмехался надо мной и сказал, что я попала в хорошее общество, и при этом назвал мне имена, которые я вам уже передала. Уолли ничего не знает. Я солгала, заявив, что он готовит статью об универмаге. Пришлось что-то выдумать, чтобы добиться вашего доверия. Мне нужен был источник информации. Нападение на Уолли не имело никакого отношения к Горди, это был обычный грабеж. Я понимала, что одной мне не справиться, мне нужна была помощь. Поэтому я обратилась к Вебберу. Без Генри он ничто, и он это хорошо понимает. Он единственный знал про нашу любовь, знал, что шлюшка Хейвз как-то связана с Горди. Он забрался к ней, когда ее не было дома, нашел снимки и уничтожил их. Как уничтожил досье Горди, чтобы вы до него не добрались. В его материалах была выписка из судебного дела Горди. Он уже отсидел десять лет за шантаж. Веббер боялся, что, узнав про это, вы могли припугнуть Горди, а тот мог проговориться о Генри. Фотографии были уничтожены, но оставалась пленка. Мне нужно было оружие. Хотела запугать Горди, заставить отдать мне пленку. И я знала, что у вас есть пистолет. Я следила за вами и, когда вы ушли, похитила оружие. Я взяла пистолет и поехала к Горди. Я грозила ему, а он издевался надо мной. Ну, я его и убила. — Она умолкла и обвела взглядом развороченную комнату. Ее лицо казалось высеченным из камня. — Я сделала глупость, признаю, ведь пленку я все же не получила. После я поняла, что полиция может докопаться, что это я убила Горди, и тогда во все это впутают Генри. — Она посмотрела мне в глаза. — Поэтому я решила свалить убийство Горди на вас. Вы ничего для меня не значили! — Ее лицо искривилось. — Знаю, вы убедили себя, что любите меня, но мне это кажется дурной шуткой. Сравните себя и Генри — и поймете почему. Ваш пистолет остался у меня. Люди Веббера не спускали с вас глаз, и они взяли пленку, найденную вами, на которой были засняты все воровки. Вы не представляете, что я пережила, узнав о существовании еще одной пленки. Я решила убить вас. — Она замолчала, пошатнулась и закрыла глаза. — Прошу вас, постарайтесь понять, это доводило меня до безумия. У меня есть запасные ключи ко всем квартирам Борга. Ночью я пришла сюда. Я хотела застрелить вас и все это оставить здесь. Полиция поверила бы в самоубийство. Я стояла над вами и целилась вам в висок, но не смогла нажать на спуск, не слушалась рука. Это привело меня в отчаяние. Уйдя от вас, я уничтожила запись и пленку. Я знала от Веббера, что вы познакомились с Хейвз. Я пошла к ней домой и встретила ее в тот момент, когда она откуда-то возвращалась. В ее руках была сумка, и я решила, что в ней та самая пленка. Я застрелила ее. — Ее лицо исказилось, как от боли. — Господи, прости меня! Но она была такая наглая, такая грубая… плюнула в меня… ну, я ее и убила. Пленку я не нашла. И вот я пришла сюда… больше мне не на что было надеяться. Я искала как сумасшедшая, искала, и вот теперь пленка у меня. — Она заплакала. — И самое главное, Генри ничего об этом не знает… ничего… ничего. Не догадывается и никогда не узнает, что я сделала для него. Он спокойно живет в своем красивом доме со своей ограниченной, ленивой и заносчивой девкой и думает, что мне довольно для счастья, если он дважды в неделю сбежит, чтобы поцеловать меня в каком-нибудь потаенном уголке.

Она встала и начала ходить по комнате.

Мне хотелось уйти.

— Вам придется как-то распутаться с этим, Джин, — сказал я. — Как вы это сделаете, дело ваше. Мне жаль, что вы считаете мои чувства к вам дурной шуткой. А теперь я буду вам обязан, если вы уйдете.

Она выпрямилась, борясь со слезами.

— Разумеется. — Она неуверенно встала. — Все равно вы не способны меня понять. — Она стиснула кассету в руке. — Вы не знаете, что такое настоящая любовь.

Мне хотелось, чтобы она поскорее ушла. Возможно, она права и я действительно не знаю, что такое настоящая любовь, но если любовь становится причиной смерти двух людей, пусть ничтожных, тогда она не для меня.

Я подошел к двери и открыл ее.

— Прощайте, Джин.

Она шагнула к выходу и остановилась, посмотрев на меня.

— Можно вас попросить об одной вещи?

— Если смогу…

Она протянула мне кассету:

— Уничтожьте ее.

— Она ваша, Джин.

— Прошу вас… сделайте это для меня.

— Хорошо.

Я взял пленку и сунул ее в карман. Она медленно прошла мимо меня в коридор, там обернулась и взглянула на меня.

— Спасибо. Прощайте, Стив.

Я смотрел на нее. «Странно, — думал я. — Эта женщина еще совсем недавно казалась мне единственной в мире». Я видел ее бледное осунувшееся лицо, и мне казалось, что передо мной совершенно чужой человек.

— Прощайте.

Я был рад, когда она исчезла и за ней затворилась дверь. После ее ухода я несколько минут расхаживал по комнате, глядя на учиненный разгром. Потом позвонил Боргу. Услышав его голос, сообщил, что в моей квартире произошла кража:

— Тут все вверх дном и переломано. Я через час вылетаю в Лос-Анджелес.

— Вы вызвали полицию?

— Нет, для полиции у меня нет времени, позвоните им сами.

— Черт возьми, я скажу Джин, пусть она этим займется.

— На вашем месте я бы этим занялся сам, — сказал я и положил трубку.

Я сложил вещи в два чемодана, потом взял пистолет, из которого застрелили Фреду и Горди, и отправился в котельную. Пистолет полетел в центральную шахту, куда постепенно сбрасывались все новые и новые порции мусора. Кассету с пленкой бросил в топку котла. Сходив за чемоданами, я спустился на лифте к машине. До отлета оставалось еще часа два, и я ехал не спеша, сопровождаемый синим «мустангом». Поставил машину в гараж в аэропорту, сдал багаж и прошел в бар. О еде не хотелось и думать. Я сидел в углу и медленно потягивал виски. Я думал о Джин и о сказанных ею словах. Мне хотелось поскорее подняться на самолет и оказаться как можно дальше отсюда. Наконец по радио объявили посадку на мой рейс. Сев кресло, я закурил и попытался подумать о будущем. Но перед глазами все время возникал образ Чендлера и Джин, стоящих в проходе универмага. Я знал, что эта картина еще долго будет преследовать меня.

После посадки я получил багаж и зашагал через огромный холл аэропорта к стоянке такси.

— Мистер Менсон?

Я удивленно оглянулся. Позади стоял высокий стройный человек и улыбался мне.

— Я Терри Роджерс из редакции «Голливуд репортер». — Он широко улыбнулся. — Нам сообщили, что вы прилетели этим рейсом. Правда ли, что вы отказались от поста главного редактора «Голоса народа»?

— Правда.

— У вас возникли какие-то разногласия с мистером Чендлером?

— Нет. Просто я решил, что эта работа не для меня.

Я не спеша двинулся дальше.

— Нас огорчило известие о вашей секретарше, мистер Менсон.

— О моей секретарше?

— Мисс Джин Кейси. Ведь она была вашей секретаршей?

— Да. И что с ней?

— Минут десять назад передали по телетайпу, что она попала под грузовик.

Я сохранял спокойствие. Наверное, так и должно было закончиться.

— В самом деле?

— Да. Когда мистер Чендлер узнал, он сказал, что это очень большая потеря для журнала. Вы ничего не хотите к этому добавить?

— Всем нам надо когда-то умирать, даже золотым рыбкам.

Когда я уходил, он стоял и растерянно смотрел мне вслед.

Мастер детективной интриги, король неожиданных сюжетных поворотов, потрясающий знаток человеческих душ, эксперт самых хитроумных полицейских уловок и даже… тонкий ценитель экзотической кухни. Пожалуй, набора этих достоинств с лихвой хватило бы на добрый десяток авторов детективных историй. Но самое поразительное заключается в том, что все эти качества характеризуют одного замечательного писателя. Первые же страницы знаменитого романа «Нет убежища золотой рыбке» послужат пропуском в мир, полный невероятных приключений и страшных тайн, — мир книг Джеймса Хедли Чейза, в котором никому еще не было скучно.

Джеймс Хэдли Чейз Фиговый листочек для меня

Раздался зуммер внутреннего селектора.

Чик Барли, пропускавший свой второй утренний стаканчик скотча, торопливо сделал большой глоток, чертыхнулся и нажал на клавишу аппарата.

Голос Гленды Керри звучал громко и металлически твердо:

— Дирк, к полковнику. И быстро.

Чик повернул голову в мою сторону:

— Ты слышал леди? Вся беда с нею, что она лишена мужской ласки, а когда дело обстоит таким образом…

Но я уже топал по длинному коридору к кабинету полковника Виктора Пармелла.

Я работал в "Детективном Агентстве Пармелла" ровно неделю. Агентство, самое лучшее и самое дорогое на всем Атлантическом побережье, помещалось на последнем этаже Трумен-Билдинг на Парадайз-сити, Флорида.

Агентство предназначалось для людей богатых и именитых, и я все еще не мог опомниться от атмосферы роскоши, царившей здесь. Пармелл на деньги, унаследованные от отца, открыл это агентство лет пять назад и сразу же добился колоссального успеха.

У него в штате имелось двадцать оперативников, но большей части бывших полицейских или военных разведчиков, работавших попарно. Я заменил уволенного сотрудника. Мне повезло, потому что моим напарником оказался Чик Барли, светловолосый гигант, бывший лейтенант полиции, считавшийся лучшим оперативником Пармелла.

Прежде всего мне сказочно повезло, когда я получил это место. Конкуренция была огромной. Меня взяли лишь потому, что мой отец когда-то оказал Пармеллу серьезную услугу. Какую именно, я не знал, но полковник добро не забывал.

Последние тридцать лет отец руководил "Службой расследования Уоллеса" в Майами, специализирующейся по делам о разводах. Закончив колледж, я поступил в эту службу и десять лет работал следователем. Отец научил меня всему, что знал и умел, а это было немало, но в конце концов годы дали себя знать, и он ушел в отставку К этому времени агентство захирело. Когдато там работало трое детективов, не считая меня, под конец остался один, да и мне зачастую нечего было делать.

Полковник Пармелл искал замену одному из своих оперативников, который оказался мошенником и не оправдал его доверия. Отец, после некоторого колебания, написал ему, что, наняв меня, полковник не слишком прогадает. Интервью прошло успешно, и теперь я работаю в агентстве Пармелла, огромный шаг вперед по сравнению с убогим заведением отца, которое он прикрыл, как только я уехал в Парадайз-сити.

В качестве новичка я выдержал недельный испытательный срок, работая с Чиком по кражам в магазине самообслуживания. Поручение было скучным, но большинство оперативников получают скучные задания: слежка за неверным мужем или женой, розыск исчезнувших людей или нечто подобное.

Чтобы стать хорошим оперативником, ты должен обладать терпением, выдержкой и любознательным умом. У меня все это имелось. Плюс амбиция.

Пармелл работал в тесном контакте с полицией в Парадайзсити. Если появлялось подозрение, что порученное ему дело носит криминальный характер, он тут же предупреждал шефа полиции Террала.

Действуя таким образом, он пользовался полной поддержкой со стороны полиции, а для оперативников это крайне важно.

У богатых людей бывали иные, куда более важные, поручения, о которых полиция не имела понятия: шантаж, дочери, сбегающие из дома с неподходящими субъектами, жены-алкоголички, сыновья-педерасты и тому подобное.

Такие поручения держались в глубочайшей тайне, именно на них Пармелл зарабатывал большие деньги. Богачи являлись к нему, излагали чуть ли не шепотом свои семейные тайны.

Обо всем этом я услышал от Чика.

Раньше или позже, заявил он, меня тоже переведут в "высший эшелон", задача которого помогать сильным мира сего хранить в тайне свои неприглядные проблемы.

Я постучал в дверь Пармелла, чуточку подождал, затем вошел в просторный кабинет, совершенно не похожий на мрачную темную комнатушку, которую мой отец гордо именовал "своим офисом".

Пармелл разглядывал из большого окна Парадайз-авеню, за которой синел океан и бесконечная желтая полоса песчаного пляжа.

Пармелл был настоящим великаном лет шестидесяти с небольшим. Его мясистое загорелое лицо, маленькие проницательные глазки голубого цвета и крупный волевой рот сразу выдавали в нем старого вояку типа "я этого никогда не забуду".

— Входи, Дирк, — сказал он. — Садись.

Он прошел к столу и опустился на красивое вращающееся кресло.

— Как привыкаешь к окружающей обстановке?

Я нашел стул и уселся на самый его кончик. Пармелл заставлял меня нервничать. Даже Чик, проработавший в агентстве много лет, признавался, что в присутствии полковника всегда чувствовал себя неуверенно.

— Прекрасно, сэр, — ответил я.

— Чик говорит, что ты старательный и дельный помощник.

Твой отец был хорошим оперативником. Ты прошел превосходную школу.

— Благодарю вас, сэр.

— У меня есть для тебя работа. Прочитай вот это.

Он подтолкнул мне через стол письмо.

Оно было написано размашистым почерком, на бумаге в нескольких местах виднелись жирные пятна, как будто письмо писали на грязном кухонном столе.

Аллигатор Лейн, Вест Крик.

"Дорогой полковник Пармелл.

Когда мой сын был убит в бою. Вы были так добры описать мне подробности его смерти и то, что вы представили его на медаль "Почета", которой он был награжден посмертно.

Как я слышал, у Вас имеется детективное агентство в Парадайз-сити, недалеко от того места, где я живу. Мне нужен детектив. Пропал мой внук. Местная полиция не проявляет интереса. Я должен знать, что случилось с мальчиком. Прилагаю 100 долларов, чтобы нанять одного из Ваших людей отыскать мальчика. Я не в состоянии заплатить больше, но надеюсь на Вас, что Вы сделаете это для меня в благодарность за то, что мой сын сделал для Вашего полка.

Искренне Ваш, Фредерик Джексон."

Поговорив с Глендой Керри, которая вместе с Чарльзом Эдварсом, бухгалтером, следила за финансовыми делами агентства, я узнал, что агентство никогда не имело клиента, который не внес минимум пять тысяч долларов в качестве ретейнера и тысячи на текущие расходы.

Я взглянул на Пармелла и приподнял брови.

— Да, — сказал Пармелл, прочитав мои мысли, — мы изредка получаем такие письма с просьбой прислать бесплатно оперативника. И Гленда очень вежливо их отшивает… Но этот случай особый.

Он помолчал, чтобы закурить сигарету, потом продолжил:

— Ты когда-нибудь слышал о Митче Джексоне?

— Да, сэр.

У меня были весьма смутные воспоминания, но я посчитал, что не имею права ударить в грязь лицом.

— Митч был моим штабным сержантом, лучшим сержантом, которого я когда-либо имел.

Пармелл поднял к потолку глаза, вспоминая:

— Какой человек! Он был слишком энергичен и храбр, чтобы долго жить… Итак, мы поможем его старику, Дирк. Мы возьмем его сотню, а раз так, он становится нашим клиентом. И обслужим его наилучшим образом. Понятно?

— Да, сэр.

— Это поручение будет для тебя пробным камнем, — продолжал Пармелл, меряя меня глазами военного. — Поезжай и взгляни на этого старого простака и выясни, что его мучает. Относись к нему с почтением. Понятно?

— Да, сэр.

— Собери информацию, затем возвращайся и доложи мне. Мы посмотрим, что можно сделать, когда узнаем подробности. Ты поедешь завтра утром.

Он определенно изучал меня.

— Ты получишь возможность продемонстрировать мне, как ты сформировался, так что устрой нам стоящий спектакль. Договорились?

Он сунул мне через стол 100-долларовую бумажку.

— Это тебе на расходы.

Он хитро улыбнулся:

— Не проговорись Гленде. Если она узнает, что я взял 100долларовую бумажку с клиента, она собственноручно разорвет свои колготки.

— Да, сэр.

— О'кей, Дирк. Давай действуй быстро. Постарайся не тратить много времени, но дело должно быть доведено до конца.

Взмахом руки он отпустил меня.

Я вернулся в кабинет, который мы делили с Чиком. Он просматривал толстенную папку, в которой имелись данные на всех сотрудников универсального магазина самообслуживания, за которым мы наблюдали.

Чик поднял голову.

— Какие новости?

Я сел и рассказал ему.

— Митч Джексон?

Он тихонько присвистнул.

— Замечательный парень. Я служил с ним, он был правой рукой полковника… Не знал, что он был женат. Наверное женился, когда нам дали месячный отпуск. Но нам Митч ничего не сказал.

Он задумчиво посмотрел на меня.

— Полковник тебе не рассказывал, как Митч умер?

— Нет.

— Это было чем-то вроде военной тайны. Смотри, не обмолвись об этом в разговоре с его отцом. Ясно?

— Так как же он умер?

— Это было типичным армейским "усилением позиций". Группу в двадцать человек послали прочесать большой участок джунглей, где, как предполагалось, скрывались вьетнамцы. Мы теряли слишком много людей из-за их снайперов. Продвижение вперед задерживалось. Вот полковник и выслал вперед патруль во главе с опытным сержантом. В их задачу входило проверить участок и перебить снайперов. Вся бригада замерла в ожидании на холме, глядя вниз на клочок джунглей. В штаб было послано донесение, что бригада поднята. Представляешь картину? Два десятка наших ребят углубились в лес, а бригада замерла в ожидании. Митч хотел пойти с патрулем. Он всегда самым первым стремился быть, но полковник его не пустил. Не успел патруль скрыться в лесу, как из штаба пришло сообщение, что вылетели бомбардировщики, которые сожгут этот участок леса. Какой-то проклятый генерал от авиации не заметил сообщения полковника о том, что он выслал патруль, и отправил самолеты. Отзывать бомбардировщиков назад было поздно, уже было слышно их приближение. Митч вскочил в "джип" и помчался вниз, хотя полковник кричал, чтобы он вернулся. Но Митч думал об этих двадцати ребятах, его не могли остановить никакие приказы. Он соскочил с машины, когда та врезалась в дерево, и побежал вперед, громко крича, чтобы патрульные немедленно вернулись. Семнадцать парней успели выскочить до того, как бомбардировщики начали поливать джунгли напалмом. Мы видели, как Митч вышел на опушку вместе с ними, но тут же остановился, обнаружив, что троих не хватает. Он приказал этим семнадцати бежать наверх на холм, сам же вернулся в джунгли.

Чик грустно вздохнул.

— К этому времени лес был охвачен пламенем, напалм быстро распространялся… Митч всегда был безрассудно храбрым, но я больше не хочу быть свидетелем такого безумного героизма.

— Что же случилось?

— Вот как погиб Митч, спасая жизнь ребятам. Только по его опознавательному браслету мы поняли, что обуглившиеся останки принадлежат ему.

— А трое оставшихся в лесу?

— Известно что — обуглившиеся кости и мясо… Самым же скверным было то, что в джунглях не было никаких вьетнамцев, они ушли оттуда за много часов до нашего появления. У нас в агентстве мы называем такие операции "фиговыми".

— Что же было дальше?

— Того незадачливого генерала, отдавшего приказ о бомбардировке, куда-то убрали. Полковник поднял страшный шум, но чины повыше заткнули ему рот. Медаль, которой по настоянию полковника посмертно наградили Митча, была за спасение семнадцати солдат, которых Митч якобы вывел из окружения, сам же он при этом пал от пули снайпера.

Чик пожал плечами.

— Впрочем, его отцу было приятно прочитать такое объяснение, нежели узнать правду.

— Ну что же, спасибо, что ты мне это рассказал, я буду осторожен в разговоре с его отцом.

Чик подтянул к себе папку.

— Да… Интересно, что представляет из себя его отец? Если он похож на сына, тогда держи с ним ухо востро.

На следующее утро, оснащенный саквояжем с самым необходимым для короткой командировки и подробной картой местности, я отправился в Вест Крик на одной из служебных машин.

Хотя я провел большую часть жизни во Флориде, эти места не были мне знакомы. Карта показывала, что Вест Крик находится в нескольких милях к северу от озера Плэсид. Справочник, в который я заглянул тоже, сообщал, что в Вест Крике живет 56 человек, они занимаются разведением съедобных лягушек, которые, как я узнал, в зимнее время, когда их трудно поймать, продаются по баснословным ценам. Вроде бы новомодные рестораны на побережье постоянно требуют лягушечьи лапки.

На поездку ушло немногим более трех часов. Я остановился в Сирле, преуспевающем сельском городке, выращивающим помидоры, перец, картофель и фрукты. Сирль, судя по карте, лежал в нескольких милях от Вест Крика.

Я выпил всего лишь чашку кофе утром на завтрак и страшно хотел спать. Кроме того, всегда бывает полезно поболтать с местными жителями, прежде чем оказаться на месте расследования.

Я вошел в чистенькое кафе-ресторанчик и уселся за стол возле одного из окон, выходящих на главную деловую улицу, забитую грузовиками, доверху заполненными овощами.

Подошла девушка и подарила мне чувственную улыбку, симпатичный цыпленок со светлыми волосами, облаченный в узкие брюки и туго обтягивающую клетчатую рубашку.

— Что заказываем? — спросила она, упершись руками о стол и наклонясь так низко, что ее груди задрожали под тонкой тканью.

— А что вы предлагаете? — спросил я, с трудом подавив желание ткнуть пальцем в одну из этих бесстыдных грудей.

— Куриный хэш.

— Куриный хэш? Что это такое?

— Блюдо из мелко нарубленной курицы с овощами, причем курица не издохла от старости.

— О'кей, годится.

Я наблюдал, как она вильнула аккуратным задиком, направляясь на кухню. Даже такое стоячее болото, как Сирль, может обладать соблазнительными достопримечательностями.

Только тут я заметил, что возле стойки у бара сидит пожилой мужчина с густыми белыми усами, кое-где пожелтевшими от табачного дыма. Ему было за семьдесят, он был одет в видавшую виды стетсоновскую шляпу и темный костюм, залоснившийся от времени. Он посмотрел на меня, я в ответ улыбнулся и кивнул головой. Он довольно долго смотрел на меня, потом забрал свой стакан и перешел за мой стол.

— Здорово, незнакомец! — произнес он, усаживаясь напротив. — Нечасто увидишь незнакомое лицо в нашей глуши.

— Я здесь проездом, — пояснил я, — знакомлюсь с окрестностями. У меня отпуск.

— Это хорошо, — одобрил он, пригубляя свой стакан. — Могло быть что-то похуже. Здесь можно посмотреть много интересного. Одно время этот район славился изобилием аллигаторов. Они до сих пор встречаются в реке Пис.

— Я видал нескольких в Эверглейде. Захватывающее зрелище.

Девушка принесла мой куриный хэш (или как называется это месиво), брякнула тарелку передо мной на стол, неодобрительно посмотрев на пожилого мужчину.

— Что-нибудь закажете или будете просто занимать стул?

— Я уже заказал, — ответил он, поднимая свой стакан, — у меня кое-что есть. Будь я десятью годами моложе, у меня было бы и кое-что для вас, — добавил он тут же.

— Тогда станьте на тридцать лет моложе, возможно, я заинтересуюсь вами, — заявила она чувственной улыбкой и, вильнув задом, удалилась.

Старик покачал головой.

— Нынешняя молодежь не уважает старших.

Я мог бы сказать, что у нынешней молодежи нет оснований уважать старших, но промолчал. Подобная дискуссия меня совершенно не устраивала. Я принялся за "куриный хэш".

— "Страна аллигаторов", — пробормотал старик. — Вы когда-нибудь слышали про Аллигатор Плэтт? Нет, конечно, вы слишком молоды.

Я что-то промычал, обнаружив, что курица несомненно сдохла от старости.

— Про него в наших местах рассказывают легенды.

— Даже так?

— Да. Не слышали? Плэтт прячется на берегу до тех пор, пока аллигатор не поднимется на поверхность, тогда он нырнет и вступает с ним в единоборство. Он старается сесть на него верхом и вцепиться пальцами ему в глаза. Он ни разу не ошибся, но для этого требуется недюжая сила и выдержка. Плэтт говорил, что стрелять в аллигатора — это напрасно тратить пулю.

— То были славные дни!

— Кроме Плэтта был всего один человек, который решался делать то же самое, но в конце концов ему не повезло. Плэтт умер у себя в кровати, а старина Фрэд Джексон потерял обе ноги.

Временами, отправляясь на задание, при разговорах с местными жителями я нападал на золотую жилу, но никогда это не было так быстро, как на этот раз.

Самым равнодушным голосом я спросил:

— Фрэд Джексон? Случайно, не отец ли он Митча Джексона, военного героя?

Пожилой мужчина быстро посмотрел на меня.

— Правильно. Откуда вы знаете, что Фрэд живет в этих краях?

— Я не знал, вы сами мне сказали.

Я посмотрел ему в лицо.

— Я не расслышал ваше имя. Меня зовут Дирк Уоллес.

— Сайлес Вуд. Рад познакомиться, мистер Уоллес. Чем вы занимаетесь?

— Работаю в агентстве.

— В агентстве? Что это означает?

— Собираю материал для писателей, разную полезную для них информацию.

Это произвело на него впечатление.

— Хорошее дело… Я сейчас отдыхаю. Когда-то у меня была ферма по выращиванию помидоров, но в наши дни слишком уж большая конкуренция. Я продал ее.

— Скажите, мистер Вуд, потерял ли Фрэд ноги до того, как погиб его сын, или после?

Вопрос, казалось, поставил его в тупик. Он потянул себя за длинный нос и задумался.

Наконец он сказал:

— Раз уж вы спрашиваете, Фрэд потерял ноги, когда Митч был еще мальчуганом. Фрэду-то сейчас должно быть лет семьдесят восемь. Митч делал почти все дела Фрэда, пока его не призвали, но к тому времени Фрэд уже привык обходиться без ног. Вы бы посмотрели, как он ловко передвигается на своих культяжках! Он до сих пор считается лучшим охотником на лягушек и живет неплохо.

— Вы знали Митча?

— Знал ли я его?

Вуд снова потянул себя за нос.

— Все кругом его знали. Могу поспорить, никто не подумал бы, чтобы из Митча, из самого Митча, получится герой. Это показывает, что по ребенку нельзя судить, какой из него получится человек. Вроде той девчонки. Возможно, она образумится, но, конечно, национальный героини из нее не получится. Это точно.

— Митч был необузданным парнишкой?

Вуд допил свой стакан виски и с несчастным видом заглянул в пустой стакан.

Это был, несомненно, намек, поэтому я забрал его стакан и помахал им дерзкой девчонке, которая уложила свои груди на стойку и наблюдала за нами.

Она принесла полный стакан и поставила его перед Вудом.

— Это ваш второй, — сказала она, — и последний. — Посмотрев на меня, она добавила: — Больше двух он не выдерживает, так что не соблазняйте его. — После чего вернулась к бару.

Вуд хитро подмигнул мне:

— Это то, что я говорил: у молодежи нет уважения к старшим.

— Я вас спросил… Митч был необузданным ребенком?

Я закончил "куриный хэш", не сожалея о том, что порция была маленькой — челюсти у меня устали жевать.

— Необузданный? Это неточное слово. Он был настоящим шалопаем.

Вуд немного отпил из стакана.

— У него были постоянные неприятности с шерифом. Поблизости от него ни одна девушка не чувствовала себя в безопасности. Вор и браконьер. Вы не представляете, сколько помидоров он перетаскал с моей фермы или сколько кур пропало со двора. А какое количество лягушек исчезло из лягушатника! Шериф не сомневался, что это дело его рук, но Митч был слишком ловким, чтобы попадаться. Потом бесконечные драки. Митч был задирой. Вечерами он частенько отправлялся в город и затевал там ссоры. Ничто он так не любил, как с кем-то подраться! Однажды четверо парней, считавших себя силачами, скопом навалились на него, но все они оказались в больнице. У меня не было ни времени, ни охоты связываться с ним. Откровенно признаться, он меня пугал. Даже шериф его побаивался. Город обрадовался, когда его призвали. Больше его не видели.

Вуд замолчал для очередного глотка.

— Но все можно простить и забыть, когда человека награждают "Медалью Почета". Теперь-то город гордится им. Пусть прошлое будет прошлым.

Он подмигнул.

— Многие девушки тут не осушали слез, когда пришло известие о гибели. По-видимому, ему стоило только щелкнуть пальцами, как девушки раздвигали ножки.

Я все это слушал с большим интересом.

— Ну, а его отец? Похож на сына?

— Фрэд? Нет. Он был трудягой и честным человеком. Учтите, человек он тяжелый, упрямый, но прямой. Потеряв ноги, он изменился. До того, как это случилось, он любил приезжать в город, посидеть в хорошей компании, но с этим все сразу было кончено. Больше он не приглашал к себе посетителей. С помощью Митча он все еще ловил лягушек. Даже сейчас, в таком возрасте, он их ловит. Раз в неделю к нему направляется грузовик и увозит его улов. Полагаю, он живет на кроликах и рыбе. Мы с ним не виделись уже лет десять.

— А мать Митча? Она жива?

— Не знаю. Никто в наших местах ее не видел. Рассказывают, что сюда приезжала какая-то женщина-турист сделать фотографии Фрэда и аллигаторов. Сам Фрэд был тогда в расцвете сил. Думаю, что с женщинами он был, как Митч, они льнули к нему как мухи на мед. Так или иначе, в один прекрасный день на пороге своего дома Фрэд нашел младенца. Это был Митч. Предупреждаю, я не могу присягнуть, что все так и было, но в Сирле ходят такие слухи. Фрэд воспитывал его по-мужски, но все, же заставил ходить в школу. Когда Фрэд потерял обе ноги, спас его Митч. Он ухаживал за отцом лучше самой преданной дочери, пока Фрэд не научился передвигаться на культяжках. Это единственное доброе дело, о котором я могу вспомнить, говоря о Митче. Он, несомненно, любил Фрэда. Тут не может быть никаких сомнений.

— Интересно, — сказал я.

— Верно. В городе об этом много судачили. Мало городков нашего масштаба имеют национальных героев. К тому же был еще и внук.

Я не стал проявлять особого интереса.

— Вы имеете в виду сына Митча?

— Ну да. Это была загадка. Лет девять назад здесь появился мальчонка. Припоминаю, как он приехал. Он походил на маленького нищего, как будто шатался по дорогам долгое время. Грязный, длинноволосый, башмаки стоптаны. В руке у него был потертый старый чемодан, перевязанный веревкой. Мне его стало жалко, я вообще люблю детей. Я спросил у него, что он тут делает. Он вежливо ответил, что ищет Фрэда Джексона, своего дедушку. Я был потрясен. Объяснил ему, где живет Фрэд. У мальчишки был такой изголодавшийся вид, что я предложил ему поесть, но он отказался, поблагодарив меня, и сказал, что хочет как можно скорее добраться до дедушки. Джон, наш почтальон, как раз отъезжал на своей машине, я заставил его отвезти мальчишку. В то время Митч был в армии. Можете представить, сколько разговоров поднялось в городе. К Фрэду заявился школьный учитель. К всеобщему изумлению. Фрэд принял его и поговорил с ним. В результате мальчик, Джонни Джексон, стал посещать школу, ездил туда на велосипеде.

— Джонни походил на отца?

— Ни капельки. Он был симпатичный, тихий, вежливый мальчик, возможно слишком мягкий, но в школе очень сообразительный. С другими детьми проводил мало времени, держался особняком. Никогда не говорил о Митче. Ребятишки спрашивали у него, он отвечал, что никогда не видел отца. Он родился после того, как его отец уехал за море. Когда пришло известие о том, что Митч убит и что посмертно награжден медалью, мальчик не стал ходить в школу. К тому времени ему исполнилось четырнадцать лет. Школьный учитель отправился к Фрэду, но тот показал ему от ворот поворот. После этого, то есть вот уже шесть лет, Джонни никто не видел. Как я предполагаю, он устал от такого грубияна деда и сбежал. Не могу сказать, чтобы я его осуждал. У старины Фрэда невозможный нрав.

Вуд закончил свой стакан, вздохнул, потом вытащил старинные серебряные часы и посмотрел на них.

— Я должен идти, мистер Уоллес. Моя супруга ровно в час приготавливает мне горячую пищу. Если только я немного задержусь, она страшно обидится. Ну и начинаются всякие ненужные жалобы.

Он пожал мне руку.

— Желаю хорошо провести отпуск. Надеюсь, мы с вами еще увидимся. И снова пропустим по стаканчику.

Когда он ушел, я попросил девицу принести кофе. К этому времени в зале сидело несколько водителей с больших грузовиков, ни один из них не обращал на меня внимания, меня они тоже не интересовали. Другое дело местные жители.

Девушка принесла кофе.

— Не верьте всему тому, что вам говорит старик Вуд, — предупредила она, ставя на стол чашку. — Он уже выжил из ума. О чем это вы тут болтали?

— О Митче Джексоне.

Ее лицо просияло, на нем появилось глуповато-восторженное выражение, которое видишь на детских рожицах, когда они слушают волшебные сказки.

— Это был настоящий мужчина!

Она закрыла глаза и вздохнула.

— Митч! Вот уже шесть лет, как его нет в живых, но память о нем не умирает. Я видела его всего один раз, в то время я была еще ребенком. Но этого я никогда не забуду.

— Вуд сказал, что он был шалопаем. Но я считаю, что если человека награждают "Медалью Почета", то он герой.

Я накормил ее этой сентенцией, потому что видел по ее одурманенной физиономии, что Митч значил для нее очень много.

— Я могу подписаться под вашими словами! Кто бы подумал, что его сын будет таким размазней?

Я размешал свой кофе. Похоже, что это был удачный для меня день.

— Он был размазней?

— Мы вместе учились в школе. За ним бегали все девчонки, потому что отцом был Митч. Что за сопля! Он убегал от них, как робкий кролик.

Заорал какой-то шофер, требуя еду. Девушка скорчила гримасу и убежала.

Я потягивал кофе и обдумывал все это, что узнал. По словам Сайлеса Вуда, внука Фрэда не видели с тех пор, как погиб его отец. Вуд разделял мнение всего города, что Джонни Джексон сбежал. Это мне казалось лишенным всякого смысла. Если мальчик исчез шесть лет назад, с какой стати Фрэду Джексону было сейчас писать Пармеллу с просьбой начать расследование и найти паренька после такого большого перерыва?

Я решил целесообразным порасспрашивать кругом еще немного, прежде чем ехать на Аллигатор Лейн.

Я расплатился за еду и вышел на улицу. Остановившись, чтобы осмотреться, я увидел надпись со стрелой, указывающей направление:

МОРГАН И ВЕЗЕРСПУН

ЛУЧШЕЕ ЛЯГУШАЧЬЕ ФИЛЕ

Фрэд Джексон занимался лягушачьим бизнесом. Значит, здесь я могу раздобыть какую-то информацию. Поэтому я воспользовался направлением, указываемой стрелой: вниз по аллее к двойным воротам, над которыми виднелась другая надпись:

МОРГАН и ВЕЗЕРСПУН

ЛЯГУШКИ

МЫ ПРИШЛИ: ВХОДИТЕ!

Зловоние, доносившееся из-за высокого деревянного забора, чуть не вызвало у меня приступ рвоты. Я открыл одну из калиток в воротах и вошел в просторный двор, где были припаркованы два больших грузовика. На каждом были нагружены бочки, из которых слышалось кваканье.

Через дорогу возвышалось бетонное здание. Сквозь большое окно виднелся человек в белой куртке, работающий за столом. Я поднялся на три ступеньки, распахнул дверь и вошел в небольшой офис, где слегка гудел кондиционер. Торопливо захлопнув за собой дверь, я подумал, что напущу, не дай бог, с собой вонищу со двора.

Человек за столом по-дружески улыбнулся мне. С виду ему было лет сорок шесть, худощавый, с заостренными чертами лица и редеющими волосами.

— Что могу я для вас сделать? — спрашивал он меня. — Гарри Везерспун.

— Дирк Уоллес, — представился я, пожимая ему руку. — Мистер Везерспун, я здесь, чтобы отнять у вас немного времени, но я надеюсь, что вы отнесетесь к этому снисходительно.

Его улыбка стала шире, но маленькие пронзительные глазки уставились на меня недоверчиво.

— В данный момент, мистер Уоллес, у меня как раз имеется свободное время. Через полчаса я займусь делами, сейчас же перевариваю ленч, так что садитесь и расскажите мне, в чем заключается ваше дело.

Мы оба уселись.

— Я работаю в агентстве, которое собирает всякого рода информацию для писателей и журналистов, — начал я, прибегая к апробированной версии, которая никогда не давала осечек. — Я, образно выражаясь, человек, который питает их фактическим материалом. Они осмысливают эти факты и зарабатывают миллионы. Я — нет.

Я скромно улыбнулся.

— Итак, я занимаюсь предысторией Митча Джексона, нашего национального героя, его отцом и лягушками, поскольку крупный иллюстрированный журнал планирует серию статей об этом человеке.

Он почесал свою редеющую шевелюру.

— Я бы сказал, что это устаревшие новости. О Митче Джексоне уже так много написано!

— Вы же знаете, как это бывает, мистер Везерспун. Я ищу новую точку зрения, нечто такое, о чем еще нигде не упоминалось.

Он пожал плечами:

— Ну что же, я могу рассказать вам о лягушках, но я никогда не встречался с Митчем Джексоном. И судя по тому, что я о нем слышал, я об этом не жалею. Итак, лягушки… Вы обратили внимание на запах. Постепенно вы к нему привыкнете. Лягушки пахучие и живут в пахучих местах. Лягушачьи лапки или "филе", как мы именуем их в торговле, приносят высокие доходы. Лично я их не люблю, но есть множество состоятельных гурманов, которые обожают их, особенно под чесночным соусом… Это процветающая индустрия. Мы приобретаем их у владельцев лягушачьих ферм, обрабатываем и продаем ресторанам.

Он откинулся в своем кресле, и я мог видеть по оживленному выражению его лица, что лягушки дороги его сердцу.

— Самое хитрое, разумеется, изловить лягушек. К счастью, это не моя забота. Фрэд Джексон на протяжении тридцати лет Е был нашим лучшим поставщиком. И не только по количеству.

Теперь же я не могу на него уже так сильно надеяться. Он стареет… как и мы все.

Он наградил меня еще одной широкой улыбкой.

— Фермеры-лягушатники, как мы их называем, работают таким образом: они находят подходящий участок земли с болотом и прудами, арендуют его или покупают. Фрэд Джексон был дальновидным дельцом, од приобрел свой участок почти даром. Лягушки питаются насекомыми. Фермеры, вроде Джексона, разбрасывают вокруг прудов гнилое мясо, которое привлекает мясных мух. Лягушки их любят. В то время, когда лягушки ловят этих мух, фермеры отлавливают их. Джексон специалист. Его не удовлетворял только дневной отлов лягушек, он установил электрическое освещение вокруг прудов для привлечения мотыльков и жуков. Так что лягушки едят также по ночам, а Джексон тут как тут, ловит их. Самка лягушки откладывает за год от десяти до тридцати тысяч икринок. Через девяносто дней появляются головастики. Проходит два года до того, как лягушка дорастет до того, что ее можно есть.

Он снова улыбнулся:

— Лекция закончена.

— Благодарю вас, — сказал я, — это именно то, что я хотел.

Помолчав, я продолжал:

— Вы сказали, что никогда не встречались с Митчем Джексоном, и однако же добавили, что несмотря на то, что он национальный герой, вы об этом не сожалеете. Как же это можно объяснить?

Он немного смутился, потом пожал плечами.

— Вы должны понять, мистер Уоллес, я не уроженец этого города. Мне потребовалось порядочно времени, чтобы меня здесь признали. Я купил партнерство с Морганом, который постепенно отошел от дел и недавно умер. Я один руковожу этим бизнесом. Митч Джексон имел тут большую репутацию, потому что его наградили медалью, поэтому мне не хотелось бы, чтобы меня цитировали. Здешние дети боготворят его память, так что сказанное мною ни в коем случае не для записи.

— Никаких проблем, — сказал я. — Ваше имя не будет упоминаться, раз вы этого не желаете.

— Да, прошу вас.

Он внимательно посмотрел мне в лицо, затем продолжал:

— Я приехал в Сирль уже после гибели Митча Джексона, но я многое слышал о нем. Местные жители опасались его, считая злобным головорезом, но когда он получил медаль, город сделал его легендарной личностью, а местные девушки, помня его отчаянным донжуаном, чтят его память, как если бы он был какой-то поп-певец.

Я никак не отреагировал на эти слова. В детстве моим кумиром был Синатра. Дети должны иметь своих богов.

— Если вы хотите получить более подробные данные о Митче Джексоне, вам следует обратиться к Эйбу Леви, — продолжал Везерспун. Он один из моих шоферов, который доставляет бочки с лягушками с севера. Он забирал товар у Фрэда Джексона многие годы.

Он взглянул на часы.

— Сейчас вы его найдете в разделочном цехе. Хотите с ним потолковать?

— Конечно, и благодарю вас, мистер Везерспун. Еще последний вопросик, что вы можете сказать мне о Фрэде Джексоне?

Он покачал головой.

— Ничего. Я никогда с ним не встречался. Слышал, что он потерял обе ноги, сражаясь с аллигатором. Пока он болел, лягушек отлавливал Митч, потом Фрэд снова начал передвигаться. Его добыча за последнее время сократилась, но этого и следовало ожидать в его возрасте. Здесь бытует мнение, что он непокладистый, но честный.

Я поднялся с места.

— Так я поговорю с Леви?

Он показал через окно:

— Вот тот большой сарай. Сейчас он в нем завтракает.

Везерспун поднялся в свою очередь:

— Рад был познакомиться, мистер Уоллес. Если вы захотите узнать еще что-нибудь в отношении лягушек, вы знаете, где меня отыскать.

Мы пожали друг другу руки, и я вышел в зловоние.

В сарае, где с десяток цветных девушек разделывали лягушек и стоял такой тяжелый дух, что мне захотелось зажать себе нос, я нашел человека лет шестидесятипяти, который с завидным аппетитом приканчивал банку с консервированными бобами. То, что кто-то может есть в такой вонище, меня потрясло, но этот невысокий крепыш с фигурой борца и седеющей бородой не испытывал никаких отрицательных эмоций. Я рассказал ему ту же басню, что и Везерспуну о сборе информации для агентства. Он слушал меня, продолжая жевать, потом в его глазах мелькнул алчный огонек, значение которого я выяснил безошибочно за годы сбора всякого рода сведений у неимущих людей.

— Мистер Везерспун говорил мне, что вы могли бы снабдить меня кое-какой информацией. Я не жду, что вы дадите мне ее даром… Пять долларов вас интересуют?

Я достал из бумажника 5-долларовую бумажку и помахал ею у него перед глазами.

— Пять для начала. Посмотрим, как мы поладим.

Он выхватил пятерку у меня из пальцев с ловкостью ящерицы, глотающей муху.

— О'кей, мистер. Что вы хотите узнать?

— Расскажите мне про Фрэда Джексона. Вы знаете его много лет, как мне сказали.

— Правильно. И чем больше я его вижу, тем меньше хочу видеть снова. Он отвратительный старый скряга О'кей, наверное многие люди станут жадными, если потеряют ноги, но Фрэд всегда был скупердяем.

— Вы хотите сказать, что он не любит расставаться с деньгами?

— Не только это, у него подлый характер. Он из тех людей, который сделает гадость лучшему другу, ни на секунду не задумавшись об этом. Впрочем, у Фрэда никогда не было друзей. У него такой же характер, как у его сыночка.

— Его сын награжден "Медалью Почета".

Леви фыркнул:

— Его наградили, потому что он несговорчивый, подлый и жестокий. Его никогда не волновало, в какую историю он вмешивается. Я не называю это храбростью. Это глупость, вот как я считаю. Джексоны испорчены. Ни один из них мне не нравится. Более двадцати лет и даже больше я бывал в хижине Джексона. Ни разу ни один из них не предложил мне хотя бы кружку пива. Не помог мне грузить бочки, а они ведь такие тяжелые. Понимаете, теперь, когда Фрэд потерял ноги, я и не жду от него помощи, но этот бугай Митч только ухмылялся, наблюдая, как я надрываюсь.

Он снова фыркнул:

— Другие фермеры всегда угощают меня пивом и мне помогают, но только не Джексоны.

Он заглянул внутрь консервной банки, поскреб в ней и что-то отправил в рот.

— Все эти разговоры о том, что Митч Джексон — гордость нашего города, меня бесят. Хорошо только то, что город отделался от него.

От него я не узнал ничего нового, все это мне уже выложил Везерспун.

— Ну а внука вы встречали?

— Один раз. Я приехал на грузовике, он стирал белье. Наверное Фрэд заставлял его отрабатывать за кров и еду. Как только он увидел меня, он ушел в дом, а Фрэд вышел ко мне. Я с мальчишкой ни разу не поговорил. Наверное ему жилось плохо у этого жлоба, поэтому он сбежал от него, как только Митча убили. Это случилось почти шесть лет тому назад.

— Так ему примерно около четырнадцати?

— Наверное. Худенький парнишка, не похож на Фрэда и его сына. Я частенько задумывался, правда ли, что он сын Митча. У Митча была физиономия, которую можно видеть на извещениях полиции о розыске преступников. Мальчишка был породистый. Даже в школе говорили об этом. Утверждали, что он совсем другой. "Благородный". По всей вероятности, он пошел в мать.

— Знаете что-нибудь про нее?

Леви покачал головой.

— Никто не знает. Возможно, какой-то роман, о котором Митч не упоминал. Заморочил голову какой-то девчонке и был таков. Он не пропускал ни одну юбку в районе. Не знаю, может, у мальчишки такие же наклонности. Помнится, разок я видел там девчонку.

Он задумался, потом кивнул несколько раз головой.

— Это было всего лишь месяца четыре назад, через много времени после того, как мальчишка, как мы считаем, сбежал.

Не показывая заинтересованности, я равнодушно спросил:

— Расскажите мне про эту девчонку.

— Я видел ее мельком. Она стирала белье, совсем как тогда стирал его Джонни возле хижины. Как только я вывернул из-за поворота, она убежала в хижину и исчезла. Когда появился Фрэд, я спросил его, не нанял ли он работницу, но он в ответ заворчал. Ничего иного я от него и не ожидал. Я-то решил, что он выписал к себе из города эту девочку, чтобы она заменила мальчика. Признаюсь, мне стало любопытно, я порасспрашивал кругом, но никто не знал, чтобы у Фрэда работала девчонка.

Он пожал плечами.

— Больше я ее ни разу не видел.

— Как она выглядела? Сколько ей лет?

Он облизал ложку, которой ел, и сунул ее себе в карман.

— Молоденькая, тоненькая, с длинными волосами. Я сразу посмотрел на ее волосы. Они достигали ее талии и были бы очень красивыми, если бы она их помыла.

— А как она была одета?

— Джинсы и что-то сверху. Не помню. Может быть, Джоннито был все же у деда, а она с ним развлекалась. Фрэду до этого не было бы никакого дела. Он же не обращал внимания на то, как Митч крутил с девушками.

Он помолчал, потом с хитроватой улыбкой осведомился:

— Ну и как у меня получается?

— Еще один вопрос. Мне сказали, что Митч был нелюдим. Неужели у него не было ни одного друга?

Леви поскреб бороду.

— Нет, был один проходимец, с которым Митч болтался вместе. Такой же паршивец, как и Митч. Слова доброго не заслуживал.

Он посмотрел на потолок.

— Что-то никак не припомню его имени.

Я вытащил вторую 5-долларовую бумажку, но держал ее от него на почтительном расстоянии. Он внимательно посмотрел на деньги, почесал бороду в другом месте и только после этого кивнул.

— Да, вспомнил… Сид Боткине. Его призвали одновременно с Митчем. Город радовался, глядя, как они вместе уезжают. Его отец и мать были уважаемыми людьми. У них была бакалейная лавка в Сирле, но когда она умерла, мистер Боткине отошел от дел. Один он не смог бы и дня проработать.

— Митч с Сидом были приятели?

Леви состроил гримасу.

— Этого я не могу сказать. Не знаю. Но они вместе совершали набеги на соседние сады и огороды и всюду появлялись вдвоем. Когда Митч затевал ссору, Сид не вмешивался. Просто наблюдал. Я бы сказал, что он был мозгом, а Митч — исполнителем. Мускульной силой.

— Он вернулся домой после войны?

— Нет. Время от времени мы пропускаем по стаканчику с его отцом. Старина все еще ждет получить весточку от сына, но до сих пор ее не получал. Единственное, что ему известно, это что Сид демобилизовался, возвратился в Штаты, а потом куда-то исчез. Я не сомневаюсь, что он попал в дурную компанию.

Я немного подумал, потом протянул ему пятерку.

— Если я надумаю что-то еще, я снова вас разыщу, — сказал я.

Мне не терпелось выбраться из сарая и вздохнуть свежего воздуха, пахнувшего травой и цветами.

— Вы всегда бываете здесь в это время?

— Точно, — ответил он, пряча деньги.

— Как мне добраться до жилища Фрэда?

— Вы на машине?

Я кивнул.

— Он живет приблизительно в пяти милях отсюда.

Он подробно проинструктировал меня в отношении дороги.

— С Фрэдом будьте поосторожнее… Он дурной человек.

Мне было о чем подумать. Я вернулся к своей машине и отправился в Аллигатор Лейн.

Проезжая по главной улице, я заметил офис шерифа и подумал, стоит ли мне остановиться и представиться ему. Из прошлого опыта мне было известно, что некоторые шерифы относятся враждебно к посторонним оперативникам, собирающим сведения на их территории, но я решил, что мне сперва надо потолковать с Фрэдом Джексоном. Он обратился в агентство с просьбой разыскать его внука. Возможно, он хотел провести расследование в тайне.

Эйб Леви предупредил меня, что перед поворотом на Аллигатор Лейн нет указателя, и велел мне искать узенькую проселочную развилку на шоссе. Поэтому я вовремя ее заметил, поскольку на шоссе не было других машин, осторожно свернул на нее и поехал по этой петляющей, неровной колее, по обе стороны которой росли густые деревья. Через пару миль аллея расширилась. Это, вероятно, было место, где могли стоять грузовики, прежде чем отправиться по односторонней колее к шоссе.

Я понял, что приближаюсь к хижине Джексона по отдаленному кваканью лягушек. Я медленно ехал дальше. Аллея вновь сузилась и внезапно резко свернула вправо. Проехав совсем немного, я увидел деревянную хижину, колодец с ведром возле входной двери, скамейку под одним из давно немытых окон и бочку для лягушек.

Итак, я приехал.

Остановившись, я выключил мотор, затем дотронулся до гудка. Ничего не произошло. Ничего, кроме кваканья лягушек, не было слышно.

Подождав, я посигналил погромче.

И снова никакой реакции.

Очевидно, Фрэд Джексон охотился за своими лягушками. Я вылез из машины. День был невыносимо жарким. Деревья преграждали доступ ветерку, если такой имелся. Несмолкаемый лягушачий концерт действовал мне на нервы. В этих звуках мне чудилось что-то почти человеческое: так старики откашливаются перед продолжительной речью, чтобы побороть смущение.

Я закурил сигарету и принялся изучать хижину. Вообще-то это был добротный дом, выстроенный из сосновых бревен. Судя по его размерам, в нем имелась просторная общая комната и пара спален.

Я увидел, что входная дверь приоткрыта. Я начал потеть от жары. Это в сочетании с лягушачьим концертом и уединенностью места усилило мое напряжение. Мне чудилось что-то жуткое в царившей здесь атмосфере.

Я прошел к входной двери и постучал. Мне никто не ответил, поэтому, постучав вторично гораздо сильнее, я распахнул дверь. Ржавые петли пронзительно завизжали, и я вздрогнул от неожиданности.

Стоя на пороге большой комнаты, я вглядывался в царивший здесь полумрак. Помещение было обставлено разным старьем, которое продают на аукционах по сниженным ценам, потому что такой хлам нынче никому не нужен.

Я увидел Фрэда Джексона, который сидел за большим столом. Что это был Джексон, я понял по тому, что у бородатого крепыша за столом не было ног. Перед ним была за столом тарелка с кушаньем, покрытая тучей жирных мух.

Мои глаза повернулись в сторону огромной коричнево-зеленой лягушки, которая сидела на дальнем конце стола, наблюдая за мухами. Она посмотрела на меня своими выпученными глазами, потом подпрыгнула в воздух в моем направлении, так что я невольно отскочил вбок, шлепнулась на пол, исчезла.

— Мистер Джексон… — начал было я, затем остановился.

Человек за столом продолжал сидеть неподвижно.

Мои глаза уже успели привыкнуть к полутьме в помещении.

Я прошел внутрь.

— Мистер Джексон…

Черные мухи при моем приближении, жужжа, разлетелись, чтобы вернуться снова на останки того, что лежало на тарелке.

Потом я увидел полоску крови, медленно стекавшей по лицу Джексона. Полоска крови начиналась с пулевого отверстия посредине грязного лба

Джексона.

Теперь он был убит, так же как и его сын, только произошло это куда более обыденно.

Я помедлил на пороге офиса шерифа и осмотрелся. Обстановка была знакомая. Вы ее будете снова и снова видеть в телевизионных фильмах: место для оружия, наручники, висящие на крючках, два стула и три свободные камеры:

Атмосфера бездействия и скуки нависла над офисом, подобно пылевой завесе.

За большим столом, судя по дощечке на стене, лицом ко мне сидел шериф Тим Мейзон, походивший на опереточного Будду. Мне подумалось, что только его куртка цвета хаки, на которой поблескивала звезда шерифа, да брюки не давали растечься его жиру. Возможно, он был самый толстый человек, которого я когдалибо видел, и, более того, его припухлое пылающее лицо и налившиеся кровью глаза, не говоря уже о струйке пота, стекающего из-под его стэтсона, сообщили мне, что он принадлежит к поклонникам бутылки.

За вторым столом сидел голубоглазый паренек, внешность которого совершенно не вязалась с надписью на дощечке, что он — помощник шерифа, Билл Андерсен.

Шериф Мейзон посмотрел на меня так, как будто ему очень трудно поймать меня в фокусе. Помощник шерифа Андерсен поднялся с места. Он оказался маленького роста, но зато плечи у него были округлые и мускулистые.

— Чем могу быть полезен? — спросил он с неуверенной улыбкой. Я подумал, что ему года двадцать три — двадцать четыре.

Я вошел в офис к его столу.

— Сообщаю об убийстве Фредерика Джексона из Аллигатор Лейна, — сказал я. Помощник шерифа Андерсен попятился назад, как будто я нанес ему удар по

подбородку.

— Кто вы такой, черт побери? — потребовал Мейзон громким басом.

Я вытащил свой бумажник, достал одну из своих служебных карточек и, подойдя к нему, положил на стол.

Он поднял карточку трясущейся рукой, довольно долго смотрел на нее, затем ему удалось прочитать то, что там было написано.

— Проклятый соглядатай!

Его толстая физиономия приобрела злобное выражение.

— Ненавижу соглядатаев! Что вы делаете в моем городе?

— Я сообщаю об убийстве Фредерика Джексона, фермералягушатника, — отчетливо повторил я.

Он снова перечитал мою карточку. Очевидно, мои слова, вернее сказать, их смысл дошли до него.

— Я не люблю соглядатаев! — повторил он. — И не потерплю их в моем городе. Убирайтесь отсюда и больше не входите!

— Докладываю об убийстве Фредерика Джексона! — сказал я, повышая голос на пол-тона.

Подобно слону, медленно поднимающемуся с колен, шериф встал на ноги и с трудом обошел вокруг стола.

— Займись с этим проходимцем, Билл! — распорядился он. — Избавься от него. У меня неотложное дело на дороге…

Протопав мимо меня, он выплыл на жаркое солнце и исчез из виду. Я подобрал свою карточку и положил ее на стол Андерсену.

— Это ваши обычные порядки? — спросил я не самым вежливым тоном.

Андерсен смутился, прочитав мою карточку, посмотрел на меня, потом покачал головой.

— Вы зашли в неудачное время, мистер Уоллес. Шерифу как раз надо принять лекарство. До тех пор, пока он его не проглотит, он не воспринимает факты.

— Он не держит бутылку в своем столе?

— Он любит пить в компании… Простите, о чем вы докладывали?

Я с трудом справился с нетерпением, повторив про себя, что имею дело с провинциалами из маленького городка.

— Убит Фредерик Джексон.

Он заморгал.

— Мне показалось, что вы это сказали, но я не мог поверить. Вы в этом уверены?

— Он мертв. Его застрелили в голову… Оружия нет, значит, его убили, — терпеливо объяснил я.

— Вы его видели?

— Только что приехал из его дома. Вам лучше перевезти его в мертвецкую. Его домик, как раскаленная печь, мухи там устроили пляску.

Он смертельно побледнел под загаром и почти что упал в кресло.

— Убит! Это первое убийство в наших местах! — пробормотал он растерянно.

— Теперь оно у вас есть. Дело серьезное.

— Господи! Убийство…

Мне стало его жалко. Он — был слишком молод для должности помощника шерифа. Вероятно, большого опыта полицейской работы у него тоже не было. Он мог заниматься кражами, проблемами припарковки машин, пьянством и, возможно, изредка изнасилованием, но убийства были от него очень далеко.

— Я бы посоветовал вам начать с того, чтобы позвонить полиции штата, — сказал я успокоительно. — Они и займутся этим делом.

У него глаза чуть не вылезли из орбит.

— Я не могу этого сделать. Шериф Мейзон не захочет иметь с ними ничего общего. Он ведь здесь шерифом вот уже скоро двадцать лет, и ни разу не обращался к полиции штата.

— На этот раз пришло время. Все равно вам придется их вызвать раньше или позже, так что лучше сделать это сейчас.

Он потер подбородок тыльной стороной ладони. Я только что не слышал, как напрягаются у него мозги, когда он обдумывал ситуацию, и мне еще более жалко стало его. Он был лоялен к старому пьянчужке. Он знал так же, как и я, что, если полиция штата прибудет сюда и бросит взгляд на шерифа Мейзона, его песенка будет спета.

— Он выходит в отставку в конце года, — сказал Андерсен то ли мне, то ли самому себе. — Он был прекрасным человеком, но бутылка сильнее его. Его все любят. Они все отворачиваются и стараются ничего не замечать, когда он напивается. Если полиция штата…

Он снова потер подбородок и беспомощно посмотрел на меня.

— Я сообщаю об убийстве, — сказал я. — На этом моя миссия заканчивается. Что вы будете делать — это ваша забота.

Он снова посмотрел на мою карточку.

— Вы работаете у полковника Пармелла?

— Да, это сказано на карточке.

— Замечательное агентство. Самое лучшее.

Он начал действовать мне на нервы.

— Да, самое лучшее.

— Я слышал, там имелась вакансия на место оперативника. Я писал туда.

Андерсен снова потер подбородок.

— Но место было уже занято. Я много бы отдал, чтобы работать у полковника Пармелла. Как вы считаете, будут ли еще вакансии?

— Может быть. Все зависит от кандидата. Полковник постоянно ищет сообразительных оперативников.

— Жалованье хорошее, да?

— Конечно.

— Для меня было бы счастьем работать у полковника.

И вновь он стал терзать свой подбородок, не глядя на меня. У него были честолюбивые мечты.

— Я сыт по горло этим богом забытом городишком.

— Он теперь приобретет широкую известность, — сказал я. — Убийство всегда занимает первые полосы газет.

Он вздрогнул, как будто в своих грезах совершенно забыл об убийстве, которое ему предстояло распутывать.

— Да, я об этом не подумал. Господи, что же мне делать?

— Вызовите полицию штата, пока Джексон не зачервивеет.

Он стал заметно бледнее.

— Я не могу этого сделать!

Он с отчаянием посмотрел на меня:

— Как бы поступили на моем месте?

— Ну, если бы я не мог вызвать полицию штата, я бы отправил туда санитарную машину и врача, сам бы поехал с ними, чтобы все посмотреть на месте. В конце-то концов, вы не располагаете ничем иным, кроме моего заявления.

Он сразу повеселел.

— Я так и поступлю, — сказал он и потянулся за трубкой.

Я прошел к двери и посмотрел на шумную улицу, пока он разговаривал по телефону. Ситуация казалась мне достойна комикса, но я подумал, что если бы я немного подбодрил Андерсена, то получил через него ценную информацию, с которой не стыдно было бы явиться к полковнику.

Когда он закончил разговор, он присоединился ко мне у входа.

— Санитарная машина уже едет, в ней будет находиться доктор Стид.

Несколько неуверенно он посмотрел на меня.

— Он очень старенький, но после шерифа он здесь самый важный житель.

Поерзав на месте, он добавил:

— Полагаю, вы частенько сталкиваетесь с делами об убийствах, верно?

Было ясно, что он жаждет услышать от меня "да", поэтому я решил не разочаровывать его.

— Мы занимаемся самыми разнообразными делами: убийствами, шантажом. Я вношу свою лепту в их расследование.

Он просиял.

— Я вот о чем подумал. Не согласитесь ли вы поехать со мной? Вы могли бы обнаружить то, чего я бы не заметил.

— Я не могу этого сделать. Шерифу Мейзону это не понравится. Он не выносит соглядатаев. Мне не хочется иметь неприятности от него.

— Ох, он не доставит вам никаких неприятностей. Как только он примет свою порцию, он становится другим человеком, Я вас не обманываю. Вы нарвались на него в неподходящий момент. Он будет рад воспользоваться вашей помощью.

— Вам лучше спросить у него. Как долго он будет недосягаем?

— Ну, он появится примерно через пару часов, но спрашивать его не требуется. Вы его не узнаете, когда увидите в следующий раз, его особенно любят в нашем городе после того, как он нагрузится скотчем.

Тут к нам подъехала старомодная санитарная машина. В ней сидели двое цветных санитаров в белых халатах и седовласый старец, которому было около восьмидесяти лет. Самое меньшее, семьдесят пять, решил я. Его физиономия напоминала печеное яблоко, ходил он, чуть волоча одну ногу.

— Это доктор, — сказал Андерсен, — доктор Стид.

Он пошел поздороваться с санитарами.

Я подождал, когда Андерсен закончит разговор с доктором и санитарами, потом Стид посмотрел на меня ясными, зондирующими глазками.

Я подошел к нему и пожал протянутую руку.

— Старина Фрэд Джексон, — заговорил он тоненьким, хрипловатым голосом. — Плохо. Убит, да? Это еще хуже. Билл рассказывал мне о вас, молодой человек. Мы будем рады вашей помощи… По правилам, нам надо вызвать полицию штата, но мы любим руководить нашим маленьким городком без помощи извне. Точнее сказать, без постороннего вмешательства. Понадеемся на ваш опыт в подобных делах.

— Я готов сотрудничать с вами, сэр, но полицию штата необходимо поставить в известность. Это же убийство.

Он хитровато улыбнулся.

— Это я должен решить, молодой человек. Старику Фрэду не для кого было жить. Он мог решить покончить с собой.

— А где же оружие? Его нет.

— Ну, посмотрим.

Стид сел в санитарную машину.

К этому времени обитатели Сирля собрались любопытной толпой, глазея на происходящее. Им было внове видеть санитарную машину перед офисом шерифа, плюс коронера, плюс какогото незнакомца.

— Мы поедем в моей машине, — сказал Андерсен.

Мы уселись в старенький "чевви" и устремились следом за санитарной машиной по главной улице Сирля, а затем по шоссе.

— Есть ли у Джексона родственники? — поинтересовался я.

— У него есть внук, но никто не знает, где он. Кроме него у Джексона никого нет.

— Сообщал ли вам Джексон об исчезновении внука?

— Да, приблизительно два месяца назад. Он передал записку с почтальоном о том, что хочет поговорить с шерифом Мейзоном. Ну и шериф поехал к нему. Возвратившись, он сказал, что Джексон поднимает шум из-за ничего. Парнишке определенно надоело жить с Фрэдом, вот он и сбежал. Мейзон решил, что нет оснований беспокоить полицию штата. Им и без того хватает дел о пропаже людей.

— Вы сказали, что Фрэд передал записку шерифу через почтальона. Так Фрэд получает корреспонденцию?

— Наверное. Точно не знаю.

Он посмотрел на меня.

— Думаете, что это важно? Я хочу сказать, вы считаете, что получение им писем является указующим звеном?

— Возможно. Просто мне показалось необычным, чтобы такой отшельник, как Фрэд, получал от кого-нибудь письма.

— Я могу справиться у Джона, он наш почтальон.

— Сделайте это. Спешить не надо.

Мы уже ехали по узенькой аллее, ведущей к домику Фрэда Джексона. Санитарная машина поднимала клубы пыли, Андерсену приходилось ехать на порядочном расстоянии от нее.

Когда он наконец остановился перед бунгало, двое санитаров доставали носилки из машины. Я прошел к дверям бунгало.

Доктор Стид стоял над останками Фрэда Джексона. Черные мухи кружились над ним. Зловоние в комнате было тошновато.

— Смотрите, молодой человек, — сказал доктор, указывая пальцами на пол возле ножек стула, на котором сидел Фрэд. — Кое-что вы не заметили.

На полу до половины под стулом лежал маленький револьвер 22-го калибра марки "беретта".

— Именно так, как я и предполагал, — продолжал доктор Стид, на его морщинистом, старом лице было торжествующее выражение. — Бедняга покончил с собой.

Он рассмеялся каркающим смешком.

— Молодой человек, впредь вам следует быть более внимательным. Это явное самоубийство, в этом не может быть сомнений.

Понимая, что я являюсь неофициальным наблюдателем, я держал язык за зубами, хотя твердо знал, что пистолета под стулом не было, когда я выходил из бунгало, чтобы доложить о своей находке шерифу. В этом я мог бы присягнуть.

Когда Андерсен и я возвращались назад, следуя за санитарной машиной с останками Фрэда Джексона, Лндерсен сказал мне с упреком:

— Извините меня, мистер Уоллес, но меня поражает, что не видели оружия. Я на самом деле решил, что нам придется расследовать дело об убийстве.

— Выше голову, — ответил я, доставая пачку сигарет. — Не исключено, что вы должны будете этим заняться.

Я закурил и внимательно посмотрел на моего разочарованного собеседника.

— Доктор Стид говорит, что это, несомненно, самоубийство.

— Это он говорит.

— Вы так не считаете?

— Все может случиться в этом безумном мире. Старый Фрэд завтракал. Потом он перестал жевать и решил застрелиться. Быстренько пустил себе пулю в лоб и спрятал оружие. После того, как я нашел его мертвым и уехал, он достал пистолет из тайника и положил его себе под стул, ну и снова стал покойником. Как и сказал, чего только не случается в этом безумном мире!

Несколько минут он в полнейшем молчании вел машину, потом сказал:

— Вы, должно быть, разыгрываете меня, мистер Уоллес.

— Пистолета там не было, когда я нашел Джексона. Это попахивает историей с фиговым листком.

— С фиговым листком? Не понимаю.

— Послушайте, Билл, вы серьезно хотите работать в агентстве Пармелла?

— Серьезно?

Голос у него зазвучал громче:

— Да я готов отдать бог знает что за то, чтобы выбраться из Сирля и стать одним из оперативников полковника Пармелла.

— О'кей, вы работаете заодно со мной, а я работаю заодно с вами, — сказал я, стряхивая пепел в окно машины. — Соответствующая рекомендация от меня сыграет важную роль. Полковник постоянно выискивает сообразительного человека с полицейской подготовкой. И коли таковой появляется, то место ему находят.

— Вы можете положиться на меня, мистер Уоллес, — с подкупающей искренностью воскликнул Андерсен. — Просто скажите, что вам нужно. Даю слово, я вас не подведу.

— Прекрасно. Я только что сказал, что это фиговое дело. Мы, оперативники Пармелла, говорим так, когда речь идет о прикрытии чего-то или кого-то. С тех пор, как Адам вкусил от запретного плода, он стал использовать фиговый листок для прикрытия своих аксессуаров. Соображаете? Фиговый листок, то есть прикрытие. Маскировка. Ширма.

— Так вы считаете смерть Джексона — "фиговым делом"?

— Я уверен, что это так. Это убийство, Билл. Не ошибись. Вот что могло случиться: убийца мог находиться где-то поблизости, когда я приехал. Когда я ушел из бунгало, он мог возвратиться и подбросить пистолет. Я не уверен в правильности такого предположения, но это возможно, понимаешь. Мне кажется более правдоподобным, что пистолет подбросил доктор Стид. Он знает, что в этом случае, коли Джексон убит, положено вызвать полицию штата, а это было бы для шерифа Мейзона концом. Поэтому, как я считаю, когда вы сообщили ему по телефону, что Джексон был убит, он схватил "беретту", опередил нас, сунул пистолет под стул и тем самым обеспечил Мейзона фиговым листком.

— Доктор Стид никогда не пойдет на такой обман! — возмутился Андерсен.

— Вы молоды, Билл. Такие вещи случаются. Старые друзья хранят верность друг другу. С какой стати Стиду волноваться из-за убийства такого старика, как Джексон, а? А ведь из-за этого убийства у его друга Мейзона непременно будут неприятности. Версия о самоубийстве не требует вмешательства полиции штата. Да и потом, данное убийство меня не касается. Моя задача разыскать внука Джексона. Джексон поручил агентству сделать это. Но учтите, Билл, если вы действительно хотите работать в агентстве, я жду, что вы будете работать вместе со мной.

— Господи! Я потрясен, откровенно говоря, но вы можете вполне на меня положиться, мистер Уоллес.

— В таком случае единственное, что требуется от вас, это чтобы вы держали свой рот на запоре, а глаза и уши открытыми, — заявил я суровым тоном, глядя на его молодое взволнованное лицо. — Я вас насторожил, но ничего не говорите доктору Стиду, пусть он действует по своему разумению.

Полчаса спустя мы сидели вокруг стола шерифа Мейзона: доктор Стид, Андерсен и я.

Глядя на круглое добродушное лицо Мейзона, я думал о том, что не всегда алкоголь идет во вред человеку. Пинта скотча сотворила с шерифом чудеса.

Он выслушал доклад доктора Стида, потом улыбнулся мне:

— Итак, у вас сравнительно небольшая неприятность, — сказал он. — Мистер Уоллес, разрешите вам сказать, что я наслышан о полковнике Пармелле. И я горжусь, что смог познакомиться с одним из его оперативников.

Наклонившись вперед, он похлопал меня по руке:

— Замечательное агентство. Превосходные оперативники.

— Благодарю вас, — сказал я.

— Маленькая ошибка, ха?

Он прищурил свои свинячьи глазки и неожиданно рыгнул.

— Как бы ты ни был опытен, ты не гарантирован от ошибок. Так?

— Так, — согласился я сдавленным голосом.

Шериф затем посмотрел на доктора Стида.

— Ларри, вы ездили туда и вы говорите, что этот бедняга застрелился… Правильно?

— В этом нет сомнений, — печально ответил доктор Стид. — И меня это нисколько не удивило, Тим. Несчастный старик жил в тяжелых условиях, он потерял своего внука и страдал от одиночества. Понимаете, думая об этом, я скажу, что он поступил правильно. Я его не осуждаю. Быть без ног, причем никто за ним не ухаживал… нет, лучше не жить:

— Да…

Мейзон снял свою стетсонскую шляпу, обтер вспотевший лоб и снова водрузил ее на голову. Физиономия его тоже приняла скорбное выражение.

— Таким образом, нет необходимости вызывать полицию штата в связи с этой печальной историей?

— Нет, конечно. Самоубийство не требует консультации с полицией штата, — твердым голосом подтвердил доктор Стид.

Мейзон просиял и потер руки.

— Прекрасно. Я не люблю этим заниматься. Когда дознание, Ларри?

— Через пару дней. Я могу все подготовить быстро. Мы должны похоронить его за счет города, Тим. Вряд ли у него отложены какие-нибудь деньги на смерть. А мы можем себе это разрешить.

— Вы правы. Отец национального героя. Вы сами поговорите с ними, Ларри.

Мейзон извлек из кармана бумажник и достал скомканный 5-долларовый билет.

— Я хотел бы внести свою долю. Остальные деньги вы соберете сами. Мы должны с почетом проводить его в последний путь.

Доктор Стид положил деньги в карман и поднялся.

— Я всегда говорил, Тим, что у вас доброе сердце. Я пошел.

Организацию похорон я беру на себя.

Он повернулся ко мне:

— Рад был познакомиться с вами, мистер Уоллес. Сожалею, что ваш визит в наш маленький городок оказался таким печальным. Фрэд Джексон был прекрасным человеком. Его сын тоже. Мы, жители Сирля, гордимся ими обоими.

Я поднялся и пожал ему руку. Он заковылял к двери. На пороге он задержался, хитровато улыбнулся мне, затем вышел на солнцепек.

— Ну а теперь, мистер Уоллес, — Мейзон заговорил, обращая ко мне сияющую физиономию, — полагаю, вы тоже хотите уехать? Как насчет того, чтобы выпить по стаканчику до того, как вы распрощаетесь с нами?

Он вытащил бутылку скотча из ящика письменного стола.

— Еще не сейчас, — ответил я, внимательно глядя ему в глаза. — Я пробуду здесь еще день-другой. Видите ли, шериф, Джексон поручил моему агентству найти его внука. Он уплатил нам, так что хотя он умер, все равно он остается нашим клиентом.

Поросячьи глазки Мейзона как будто покрылись корочкой льда, он сразу утратил половину своего радостного настроения.

— Бессмысленно напрасно тратить время на поиски его внука. Он может находиться где угодно, ведь он покинул наши края уже целых шесть лет назад.

— И тем не менее мы должны попытаться его разыскать, шериф, — отрезал я, продолжая так же пристально смотреть ему в лицо. — Вы не будете возражать, если я порасспрашиваю окрестных жителей? Или вы предпочитаете сначала переговорить с полковником Пармеллом? Как я понял, вы не сообщили в полицию штата о пропаже мальчика. Полковник, возможно, пожелает поговорить с ними.

Мейзон заморгал, как будто его ударили по больному зубу.

Он извлек стакан из того же ящика и налил себе солидную порцию.

— Я не возражаю, мистер Уоллес. Делайте то, что считаете нужным, но, разумеется, это будет напрасной потерей времени.

— Мне платят за потерю времени, — заявил я, глядя мельком на Андерсена, который сидел тихонько, как благовоспитанный котенок, затем повернулся и вышел на центральную улицу.

Я решил позвонить полковнику Пармеллу, прежде чем буду предпринимать дальнейшие шаги.

Чувствуя на себе любопытные взгляды жителей Сирля, я зашагал к тому месту, где была припаркована моя машина, и быстро поехал в Парадайз-сити.

Одной из многих вещей, которым научил меня отец, было умение делать сжатые устные доклады, не выпуская никаких важных фактов, но избегая "воды".

Полковник Пармелл сидел неподвижно в своем кресле, его большие руки покоились на столе. Он выслушал, не перебивая, мое сообщение о проделанной мною работе в Сирле.

Часы на столе полковника показывали 18.00. Обычно полковник уходил из офиса в 17.30. Он был поклонником гольфа, и я обрадовался тому, что мой рапорт заинтересовал его в такой степени, что он позабыл о своем вечернем раунде.

— Такова ситуация, сэр, на сегодняшний день, — закончил я, сообразив, что проговорил без остановки ровно полчаса.

Он прямо смотрел мне в лицо.

— Вы сделали хорошее донесение, Дирк, — похвалил он. — Фрэд Джексон все еще является нашим клиентом. Нам было поручено найти его внука, но тот факт, что Джексона убили, усложняет нашу задачу.

— Вердикт "самоубийства", сэр, — сказал я. — Так что никто не сможет обвинить нас в том, что мы вмешались в расследование убийства.

Он кинул свой взгляд на ручку, которая находилась на столе, а потом вновь посмотрел на меня.

— Я размышляю над тем, следует ли мне отозвать вас с этого задания и поручить его Чику. У него больше опыта, чем у вас. Мне думается, что это дело окажется весьма запутанным.

Я постарался не показывать своего разочарования.

— Вам решать, сэр.

Неожиданно он усмехнулся:

— До сих пор вы действовали толково, поэтому я склонен оставить вас на данном задании. Но если у вас начнутся затруднения, я отправлю к вам Чика.

— Благодарю вас, сэр.

— Теперь давайте посмотрим, чем можно вам помочь. Есть соображения?

— Я бы хотел иметь возможность сказать Биллу Андерсену, что вы заинтересовались и могли бы предложить ему работу. Он спит и видит попасть в агентство, это для меня крайне важно. Мне приходится с большой осторожностью собирать сведения в Сирле. Это рассадник сплетен и слухов. Но Андерсен, если его поощрить, сможет кое-что выяснить для меня, не взбаламучивая грязь.

— Понятно. Вы можете сказать ему, что как только у нас появится вакансия, я обязательно с ним побеседую. И если он на самом деле нам полезен, он может рассчитывать на получение работы.

— Я передам ему это. Затем я хотел бы выяснить судьбу Сида Воткинса. Мне сказали, что он демобилизовался из армии, но после куда-то исчез. В Сирль он не возвращался. Мне представляется важным выйти на него.

— Хорошо, мы наведем справки через армейские архивы и ФБР при необходимости.

— Я хочу знать, был ли Митч Джексон женат, на ком и когда.

— Это выяснить не слишком трудно.

— Вы мне сказали, сэр, что Джексон был лучшим сержантом, который был под вашим началом. Согласно мнению, бытующем в Сирле, он был дурным человеком, испорченным, опасным головорезом, чтобы не сказать убийцей.

Пармелл нахмурился. Лицо его стало жестким, он сразу превратился в ветерана-полковника, каковым и являлся.

— Это глупости! Ерунда! Митч был незаменимым помощником, моей опорой. Я никогда не слышал жалоб на его поведение. Мне говорили, что он пользуется популярностью среди солдат. У него была необычная выдержка и поразительная храбрость. Никто не награждается "Медалью Почета", не заслужив ее.

— О'кей, сэр. Возможно, обитатели Сирля предубеждены.

Люди меняются.

— Да, война меняет людей, — согласился Пармелл. — По моему мнению, Митч был образцовым солдатом.

Я решил разумным держать свое мнение о Митче Джексоне при себе. Возможно, обитатели Сирля как раз знали, что они говорят, а предубежден-то был как раз полковник. Сержант При штабе, который хорошо изучил своего командира, может вить из него веревки, но этот факт я не хотел упоминать.

— Это все, что мне пришло на ум в данный момент, сэр, — сказал я. — Я вернусь в Сирль и поселюсь в местном отеле. Моя задача — отыскать внука, но если я что-то сумею выяснить в отношении убийства Джексона, я сообщу вам.

— Правильно, Дирк. Помни, мы не касаемся дел об убийствах.

Он задумчиво посмотрел на меня.

— До тех пор, пока ты не раздобудешь несомненных доказательств того, что Джексон был убит, продолжай копать.

— Да, сэр.

— Я скажу Гленде, чтобы тебе выдали денег под отчет на расходы. Я хочу, чтобы мы выполнили свои обязательства.

— Да, сэр.

Он кивнул и поднялся в кресле.

— Я пропустил раунд в гольф. Ты играешь в гольф, Дирк?

— Играл когда-то, но это дорогое удовольствие.

— Ну что ж, когда-нибудь мы сыграем с тобой вместе.

Вернувшись в наш кабинет, я увидел, что Чик наводит порядок в своем столе.

— Как дела? — спросил он. — Давай пойдем промочим горло.

В ближайшем баре я выложил ему историю, словно он был полковник. Он слушал, то и дело подливая в наши рюмки немножко скотча.

— Недурное начало, Дирк. Итак, у тебя в перспективе настоящее дело.

— Возможно, оно окажется на твоих руках, Чик, если я ничего не добьюсь.

Чик усмехнулся.

— Добьешься! Я чертовски не люблю сидеть в таких ямах, как Сирль.

— Меня очень смущает Митч Джексон. Полковник от него без ума, но судя по тому, что все о нем говорят, он был настоящей дрянью. Мне хотелось бы это проверить.

Чик немного удивился.

— Позволь мне сказать тебе, Дирк, что Митч был настоящим парнем. Сделать то, что он…

— Послушай, давай откажемся от преклонения перед героем. Джексон мог быть полубогом для офицеров его полка, но я хочу разобраться, что это был за человек, потолковать с теми парнями, которые служили под его началом. С рядовыми. Если и они скажут, что он был величайшим, значит так оно и есть. Я сам служил в армии. Я знаю, что штабной сержант может быть конфеткой для офицеров и зверем для своих солдат. Меня поразило, что все жители Сирля в один голос говорили, как они счастливы, что видели его в последний раз. О'кей, я согласен, что армейкие условия в военное время изменяют человека, но из того, что я, слышал, Джексон был порочный головорез. Нет, я хочу разобраться в этой личности.

Чик налил себе еще скотча, потом кивнул:

— Я готов поспорить, из всего этого ничего не выйдет. Митч был настоящим парнем, но в твоих рассуждениях есть смысл. Он был прекрасен с нами, безукоризненно выполнял все наши распоряжения. Мы могли во всем положиться на него.

— Интересно знать, кто-нибудь из офицеров пытался потолковать с солдатами и удостовериться, были ли они в таком же восторге от Митча, как вы?

— В этом не было необходимости… Черт побери, мы были дружным полком. Все шло как по маслу… Митч руководил солдатами, мы отдавали приказы, ни к чему не придерешься.

— И тем не менее, я хочу разобраться. Мне надо поговорить хотя бы с одним солдатом, служившим под его началом. Ты не знаешь никого, кто живет неподалеку?

Чик задумался, потом кивнул:

— Хэни Смит, цветной. Он работает в Майами, вывозит отбросы на большом грузовике. В прошлом году я на него наткнулся. Я-то его не помнил, но он сам меня узнал. Настоял, чтобы я зашел к нему домой в Вест Майами выпить за старые времена. Когда он был в полку, он был хорошим солдатом. Сейчас я припоминаю, что он как-то не отреагировал, когда я заговорил о подвиге Митча и его медали. Только кивнул и заметил, что это было здорово для полка, затем переменил тему разговора…

Чик почесал затылок.

— Ну, не знаю. Возможно, ты в чем-то и прав. Я не думаю, что полковник одобрил бы, но тебе стоит поговорить со Смитом. Ты найдешь его очень быстро.

Через час моя машина уже ехала по цветному гетто Бест Майами. Часы показывали 21… Мы с Чиком проглотили по булочке с рубленым бифштексом, потом он поехал на какое-то свидание, которое подозрительно часто именовал "деловым", затем я вернулся в свою двухкомнатную квартирку, уложил чемодан для поездки в Сирль и решил, что у меня есть еще время заехать в Майами и попытаться найти Смита.

Вечер был жарким и душным. Приехав в Майами, я остановил свою машину на углу и промаршировал под любопытными взглядами к обветшалому бунгало по правой стороне.

В качалке сидела огромная толстая женщина, уставившись глазами в одну точку. На ее голове был сооружен тюрбан из ярко-красного платка, одета она была в цветастое платье, полинявшее от многочисленных стирок. Ее маленькие глаза переместились на меня, когда я вышел из машины, толчком отворил калитку садика и пошел к веранде. Я не сомневался, что глаза всех людей, сидевших на других верандах, смотрели на меня.

— Миссис Смит? — спросил я, остановившись перед толстухой.

Теперь я мог определить, что ей было около пятидесяти. Ее широкая, черная физиономия имела то решительное выражение, которое характерно для женщины, всю жизнь старающейся "жить не хуже других" и не желающей примириться с тем фактом, что это неосуществимая мечта.

Она слегка наклонила голову.

— Да, это я.

— Мистер Смит дома?

— Зачем вам нужен мой муж? Если вы что-то продаете, можете нас не беспокоить. Деньгами распоряжаюсь я, у меня нет лишних, чтобы потратить их на какую-нибудь ерунду.

В проеме двери появился высокий широкоплечий негр. На нем была надета белая чистая рубаха и джинсы. Его коротко подстриженные волосы во многих местах были тронуты сединой. Налитые кровью черные глаза смотрели внимательно, но когда широкие губы раздвинулись в широкой улыбке, обнажив белые зубы, его физиономия стала необычайно дружелюбной.

— Чего вы хотите, мистер? — спросил он низким очень приятным голосом.

— Мистер Смит?

— Правильно… Это я.

— Мистер Смит, надеюсь, я вас не очень сильно оторву от дел. Чик Барли сказал, что вы, возможно, обрадуетесь моему визиту.

Его улыбка стала шире.

— Мистер Барли замечательный человек, конечно, я всегда счастлив с другом мистера Барли встретиться.

Он шагнул вперед и протянул руку, которую я с удовольствием пожал.

— Дирк Уоллес, — представился я, — работаю у полковника Пармелла.

Он снова улыбнулся.

— Другой великий человек. Входите же, мистер Уоллес. Наши соседи излишне любопытны. Давайте выпьем.

— Хэни! — резким голосом крикнула его жена. — Осторожнее с выпивкой.

— Успокойся, Ханна, — сказал он, ласково улыбаясь женщине. — Немножко виски не повредит хорошим друзьям.

Он провел меня в небольшую комнату. Обстановка была самая простая: два кресла, три стула, стол.

— Садитесь, мистер Уоллес.

Смит указал на одно из кресел.

— Что вы скажете в отношении скотча?

— Что ж, прекрасно.

Пока он отсутствовал, я осмотрелся. На стене висел его портрет в солдатской форме, его свадебная фотография и портреты двух забавных детей. Смит вернулся с двумя стаканчиками, в которых постукивали кусочки льда.

— Как поживает мистер Барли? — спросил он, протягивая мне один из стаканов. — Я давненько его не видел.

— Хорошо, спасибо. Он передает вам свои наилучшие пожелания.

Смит заулыбался и сел напротив меня.

— Знаете, мистер Уоллес, мы, солдаты, не слишком-то любили наше начальство, но мистер Барли был совсем не таким, как остальные. Он не забывал о нас, когда мы были на передовой. Заботился о нас. И мы его очень любили.

Он поднял свой стакан и отсалютовал мне. Мы выпили. Скотч чуть не содрал кожу у меня с гортани.

Смит внимательно смотрел на меня.

— Чуточку слишком крепкий, да? — спросил он, заметив, что у меня выступили слезы на глазах. — Мы, старые солдаты, любим такой ликер.

Я поставил стакан на стол.

— Знаете, я так и не попал во Вьетнам. Все было кончено до того, как у нас закончилась подготовка.

— Значит вам повезло. Вьетнам не был увеселительной прогулкой.

Я вытащил пачку сигарет из кармана и предложил ему. Мы оба закурили.

— Мистер Смит…

Он снова улыбнулся:

— Догадываюсь, что вы были офицером… Верно?

— Это старая история. Зовите меня Дирком.

— С удовольствием.

Он выпил, вздохнул, затем спросил:

— Так вы работаете у полковника?

— Да, я приехал к вам, потому что Чик сказал, что вы сможете мне помочь.

Правда?

Он удивился:

— Ну что же, конечно. Помочь? Но как?

— Митч Джексон. Помните его?

Смит потерял свою улыбку.

— Я его помню, да, — ответил он неожиданно холодным, ровным голосом.

— Я копаюсь в его прошлом. И это очень важно. Что бы вы мне ни сказали, это — конфиденциально. Я просто хочу услышать ваше правдивое мнение о нем.

— Для чего?

— Вчера умер его отец. Ведется расследование. Мы предполагаем, что Митч Джексон может быть косвенно причастен к этой смерти.

— И вы хотите знать мое искреннее мнение о нем?

— Да. Заверяю вас, что если вы мне что-нибудь и скажете, это не уйдет дальше четырех стен. Даю вам слово. Задумавшись, он двигал своими большими ногами.

— Я не люблю говорить плохо о покойниках, — наконец изрек он. — В особенности о герое, награжденном "Медалью Почета".

Я снова снял пробу со скотча. Он все еще был ужасным, но я, кажется, уже привык к этому "ликеру".

— Как солдаты относились к Митчу? Как вы сами относились к нему?

Он поколебался, потом пожал плечами:

— У него было много любимчиков. В этом было все дело.

Возможно, вы не знаете, но когда штабной сержант имеет любимчиков, а остальных солдат смешивает с грязью, он не популярен. Именно так обстояли дела у Джексона.

— Как относился к вам?

— Я из-за него хлебнул горя. Мне поручали самую грязную и трудную работу. Более половине батальона доставался сердитый конец его палки, если можно так выразиться, другой — ласковый.

— Для этого должны быть основания.

— Основания были, не сомневайтесь… Все ребята, которые пошли в джунгли до того, как налетели бомбардировщики, были его любимчики. Именно эта, а не какая-то другая причина заставили его поехать за ними. Не потому, что он их очень любил, а потому что они приносили ему более тысячи долларов в неделю. Он же был настолько жадным, что не мог выдержать, чтобы источник его дохода был перебит. Если бы те ребята не были его любимчиками, он бы по этому поводу и пальцем не пошевелил, чтобы спасти их. Вот так он получил свою медаль: пытаясь спасти свой еженедельный доход.

— Я этого не понимаю. Почему эти ребята должны были выплачивать ему тысячу долларов в неделю?

Смит допил свой стакан, глаза его были прикованы ко мне.

— Это нигде не будет фигурировать? Я не хочу быть втянутым в какой-нибудь скандал.

— Даю слово, наш разговор останется между нами.

— Митч Джексон был распространителем наркотиков.

Все знали, что в армии, сражающейся во Вьетнаме, было очень много наркоманов, большинство курили сигареты с марихуаной. И тем не менее такого я не ожидал услышать.

— Это серьезное обвинение, Смит, — сказал я. — Если бы вы об этом даже и знали, то почему не сообщили полковнику Парцеллу?

Смит печально улыбнулся:

— Потому что я хотел остаться в живых. Не я один знал об этом, но никто не отважился донести. Я вам кое-что расскажу, один сержант, работавший под командой Джексона, хотел это делать. Он сказал Джексону, чтобы тот свернул свою лавочку, в противном случае он подаст рапорт. Сержант с Джексоном справились вместе в разведку. Сержант не вернулся. Джексон сообщил, что он был убит вьетнамскими снайперами. Двое ребят, когда Джексон предложил им приобрести его "товар", отказались. Они тоже погибли от "снайперских пуль". После этого было ясно, что нужно держать язык за зубами. Да и потом чего бы я мог добиться? Цветной солдат доносит такому человеку, как полковник, на штабного сержанта, которого полковник считал образцовым служакой.

Теперь было похоже, что граждане Сирля были правы в оценке Джексона, а полковник Пармелл ошибался.

— Представляете, откуда Джексон получал наркотики?

— Нет, я не хотел этого знать, да и не хочу до сих пор.

— Он должен был собирать большие деньги.

— Я же сказал вам: не менее тысячи долларов в неделю. Ребята крепко сидели на его крючке. У некоторых были состоятельные родители, которые посылали им деньги. Ну а другие воровали все, что попадало им под руку, в Сайгоне, куда их время от времени отправляли на недельный отдых.

— Что же он делал с такими огромными деньгами? Не мог же он их все потратить.

Смит пожал плечами:

— Не знаю. Джексон был не единственным распространителем наркотиков. Толкачом, как называли их в армии. Их было множество, он действовал в нашем батальоне, в другой воинской части имелся свой толкач. Возможно, толкачи собирали общие деньги и переправляли их домой?

Я подумал, что это возможно.

— Имя Сид Боткине что-то говорит вам?

Смит подумал, потом покачал головой:

— Нет, такого не было в нашей части.

В этот момент в дверях появилась миссис Смит.

— Ты не хочешь есть? Курица разваливается на кусочки.

Поспеши.

Поняв намек, я поднялся с кресла.

— Ну, спасибо.

Я пожал ему руку.

— Если я надумаю о чем-то еще, смогу ли я снова повидаться с вами?

Он кивнул.

— Конечно, если это неофициально.

Уходя, я дружески улыбнулся миссис Смит, но на ее физиономии было воистину деревянное выражение. С ее точки зрения, я не был желанным гостем.

Я прошел по дорожке к своей машине. Даже в темноте я мог чувствовать сотни глаз, следивших за мной.

Когда я садился в машину, большой негр, одетый в черную рубашку с открытым воротом и черные хлопчатобумажные брюки, выскользнул из тени. У него были такие широченные плечи, что ему мог бы позавидовать любой профессиональный борец. Положив две черные ручищи на раму открытого окна в моей машине, он наклонился вперед. От него несло джином.

— Мы не любим белых в этом районе, — заявил он с угрозой в голосе. — Сматывайся, белый, отсюда и не возвращайся.

Я включил мотор.

— Сматывайся сам, — сказал я ему, глядя снизу вверх на него — Да поживей, черный!

Я с силой нажал на педаль скорости и заставил машину сорваться с места. В зеркальце заднего обзора я видел, как от неожиданности чернокожий верзила отпрыгнул на середину улицы, потрясая в воздухе сжатыми кулаками. Он походил на разъяренную гориллу.

Ну что же, кое-что я выяснил. Убедился, что Митч Джексон вовсе не был достойным восхищения героем. Нет, он был отъявленным мерзавцем, сукиным сыном, который продавал наркотики молодым ребятам, идущим под пули. Мне было о чем подумать, но, направляясь в Парадайз-сити, я внезапно сообразил, что разрешил себе отклониться в сторону.

Моя задача была разыскать внука Джексона, однако интуиция мне подсказывала, что убийство Джексона и торговля наркотиками Митча Джексона были каким-то образом связаны с исчезновением мальчика. Это было всего лишь предчувствие, но я верил в свою интуицию, она частенько оправдывалась, когда я работал у отца.

Теперь было слишком поздно ехать в Сирль, поэтому я повернул назад к своей небольшой квартирке.

Поставив машину в подземном гараже, я поднялся на лифте к себе на седьмой этаж.

Моя голова была забита мыслями об этой необычной истории, этим объясняется, почему я не обратил внимания на то, что с трудом сумел открыть замок. При обычных обстоятельствах я бы сразу насторожился.

Но как только я вошел в свою комфортабельную гостиную и включил свет, я почувствовал носом их присутствие еще до того, как увидел их. Отвратительный запах давно не мытых тел сработал как сигнал тревоги.

Они выскользнули из моей спальни, как две черные тени, в руках у них зловеще поблескивали острые ножи.

Мой сосед снизу включил телевизор, забубнил голос диктора, передающего последние новости.

Вид этих двух чернокожих напугал меня. Они двинулись в разные стороны от дверей спальни: один направо, другой налево.

Правый был высокого роста с торчащей дыбом шапкой курчавых волос. На нем болталась как на вешалке безрукавка из козьего меха, открытая на костлявой груди. Несколько ниток дешевых ярких бус достигали ему до пояса. Туго обтягивающие брюки красного цвета были покрыты пятнами у промежности.

Левый был ниже ростом, но с такой же гривой. Он был одет в засаленное сомбреро темно-серого цвета, превратившуюся в лохмотья, короткую кожаную куртку и кожаные брюки. Оба были босыми, от их грязных ног воняло.

Все это я подметил одним взглядом.

Если бы не зловоние, они бы прикончили меня без труда, так что нет худа без добра.

Входная дверь все еще была открыта.

Когда черномазые двинулись на меня, я увидел их глаза, лишенные зрачков.

Наркоманы…

Я прыгнул назад в коридор, захлопнул входную дверь и бросился в лифт, который все еще находился на моем этаже. Я уже успел нажать кнопку "вниз", когда громилы распахнули дверь моей квартиры. Дверь лифта успела задвинуться.

Я оперся о дверь кабины, идущей вниз, стараясь восстановить нормальное дыхание. Господи, как я был напуган! Эта пара выглядела настоящими убийцами.

Кабина лифта медленно опускалась. Мне было слышно, как они бежали за ней вниз по лестнице. Перепрыгивая сразу через три ступеньки, они не старались действовать бесшумно. Я понял, что они опередят лифт и будут ждать меня внизу.

Дождавшись, когда они проскочили мимо кабины, я нажал на кнопку остановки. Это был третий этаж. И сразу же поехал на седьмой.

— Это перехитрит вас, мерзавцы! — подумал я, когда лифт пополз наверх. Мне не терпелось добраться до своего пистолета, который был спрятан у

меня в кладовке, но я не рисковал вернуться в квартиру за оружием. Они могли схватить меня прежде, чем я открыл бы дверь.

В кабине лифта я чувствовал себя в безопасности.

Поднимаясь наверх, я услышал звук одной пары босых ног, преследующих меня. Значит, кто-то остался сторожить меня внизу.

Силы непосредственного противника ополовинились, но я не испытывал энтузиазма от перспективы схватиться с наркоманомубийцей, вооруженным пружинным ножом.

Дверь лифта остановилась на седьмом этаже. Я успел разглядеть сомбреро, который с искаженным ненавистью лицом бежал по самому последнему маршу лестницы. Ему даже удалось подскочить к кабине и попытаться просунуть нож между задвигающимися дверцами, но он немного опоздал.

Я послал лифт на самый последний, пятнадцатый, этаж. Кабина поползла вверх. Я слышал, как сомбреро топает по ступенькам. Взглянув на кнопку вызова служителя, на которую нажимали в тех случаях, когда кто-то застревал в лифте, я решил, чти это не выход. Наш служитель был настолько славный старичок, что было жаль подставлять его. Эти двое головорезов прикончили бы его, не задумываясь, если бы только он оказался возле них.

Прибыв на пятнадцатый этаж, дверь лифта открылась. Я положил палец на кнопку третьего этажа. Хотя мне было слышно, как сомбреро поднимается по лестнице, я ждал, прислушиваясь к его сопению и вздохам. Он явно выбился из сил. Когда он появился, спотыкаясь, из-за угла, я помахал ему рукой и нажал кнопку. Кабина пошла вниз.

Прислушиваясь, я не смог уловить шлепанье его босых ног. Благодарение богу, — подумал я, — сомбреро выдохся.

В квартире против лифта на третьем этаже жил мой хороший знакомый. Если бы я смог попасть к нему, запереть дверь и вызвать полицию, я вышел бы из этого ночного кошмара невредимым. Но, предположим, если его нет дома? Предположим, он не сразу откроет дверь? Козья шкура сможет прикончить меня, пока я буду отчаянно звонить в дверь.

Пока лифт медленно опускался, я сорвал с себя пиджак и обмотал его вокруг руки. Это даст мне кое-какую защиту от удара ножа.

Двери лифта раздвинулись на третьем этаже. Я выскочил наружу и прижался к двери моего приятеля.

Козья шкура уже ждал. Но я все же успел выбросить вперед мою обернутую пиджаком руку, когда он ударил ножом. Если бы не мой бумажник в кармане пиджака, он бы поранил меня.

Отклонившись вправо, я изо всей силы ударил его сбоку по физиономии. У него не было ни мускулов, ни костей. Он рухнул на площадку, издавая какие-то мяукающие звуки. Нож отлетел в сторону, скрюченные пальцы закрывали лицо.

Тут я услышал, как сомбреро бежит по лестнице. Я схватил нож козьей шкуры и прижался к стене, когда сомбреро выскочил из-за поворота лестницы и оказался на площадке. Его напарник продолжал жалобно мяукать. Сомбреро замер, глядя на него, потом увидел меня.

Я показал ему нож.

— Ну что, черномазый, — сказал я, — померимся силами? Могу поспорить, я лучше управляюсь с этой занозой, чем ты!

Неразумно подстрекать наркомана, начиненного героином. Он набросился на меня, как разъяренный бык. Его нож был готов вонзиться в меня, но я не ждал. Моя армейская подготовка научила меня всем тонкостям рукопашной борьбы и обращения с холодным оружием. Его нож пролетел в нескольких дюймах мимо меня и ударился в бетонную стену. Лезвие сломалось. Отбросив нож, который был у меня в руке, я ударил его со всех сил в челюсть. Он упал и сразу же потерял сознание, как задутое пламя свечи.

Козья шкура начал подавать признаки жизни. Я подошел к нему и сильно ударил ногой по скуле. Он перестал мяукать и стал сразу походить на дохлую утку.

Я поднял его нож, вошел в кабину лифта и поднялся на свой седьмой этаж. Войдя в квартиру, я не просто запер дверь на ключ, но и дополнительно на засов.

Отвратительный запах от их тел все еще стоял в комнате. Я прошел к окну и растворил его.

Стоя там, я с наслаждением вдыхал жаркий влажный воздух, думая о том, что мне надо вызвать полицию. Нельзя допустить того, чтобы эти две черномазые рожи удрали. Меня удерживало то, что я был с заданием, завтра утром мне нужно быть в Сирле. Полиция меня здорово задержит. Пока будут меня допрашивать, потом мне придется предъявить обвинение. Но другого выхода не было.

Совсем уж собравшись подойти к телефону, я задержался у окна.

Черная легковая машина как раз остановилась перед нашим многоэтажным домом. Из нее выскользнул мужчина. Когда он проходил под уличным фонарем, я увидел, что это был тот огромный негр, который выкрикивал угрозы в мой адрес, когда я вышел из дома Смита. Ошибки быть не могло: широченные плечи, маленькая головка и черная одежда.

Я повернулся и побежал к себе в спальню, распахнул дверь кладовки, достал полицейский специальный револьвер 38-го калибра, затем вернулся назад к окну.

Машина стояла на прежнем месте, горилла же бесследно исчезла. Не поднимается ли он наверх к моей квартире? Действует ли он заодно с этими подонками?

В ожидании я твердил себе, что обязан вызвать полицию, но все же колебался. Пистолет в руке сделал меня куда более уверенным. Без него я бы вызвал патрульную машину.

Потом я увидел, как он выходит на улицу. Он тащил обоих головорезов, одного за руку, другого за длинные волосы. Затолкав их на заднее сиденье машины, как если бы это были беспомощные котята, он сел за руль и быстро умчался.

Я подошел не совсем твердыми шагами к своему бару, налил в стакан скотча и выпил одним залпом, потом буквально упал на стул. За всю свою жизнь я ни разу не был так напуган, как в этот раз. Прошло минуть пять, прежде чем прошло шоковое состояние. Я закурил сигарету, докурил ее до конца, поднялся на ноги, затем прошел в спальню. Открыв окно, чтобы проветрить помещение, я вернулся в гостиную и стал проверять, все ли мои вещи в порядке. Ничто не пропало и ничто не было сдвинуто с места. Точно так же и в спальне.

Нервы у меня напряглись еще сильнее.

Я бы чувствовал себя куда спокойнее, если бы обнаружил, что эти два негодяя забрались сюда в поисках чего-то пригодного для продажи, но я вынужден был признать, что их целью было либо избить меня, либо вообще убить.

Но почему?

Не из-за того ли, что я поехал к Смиту? Других причин я не мог придумать. Горилла ожидал меня с явным намерением напугать. За то время, что я находился в доме Смита, он мог узнать мой адрес из водительского удостоверения. Увидев, что я не струсил, он мог позвонить этим двум головорезам, чтобы они дождались меня на квартире и расправились со мной.

Сидя на кровати, я стал думать о том, что узнал от Смита. Митч Джексон был распространителем наркотиков. Потом были и другие, кто их распространял. Я подумал о Смите. Не грозила ли ему опасность? Перед глазами возникла его толстуха-жена и фотография двух рядом стоящих ребятишек.

Меня бросило в жар.

Я разыскал номер его телефона по справочнику. Набирая номер, я взглянул на часы. 23.30. После того, как я расстался со Смитом, уже многое произошло!

На второй звонок мне ответили:

— Да?

Голос цветного.

— Смит?

— Нет, я Джерри. Сосед Смита.

— Не могу ли я поговорить со Смитом?

После долгой паузы человек сказал:

— Больше никто не сможет поговорить со Смитом. Он умер.

Я остолбенел.

— Что вы такое говорите!.. Как умер?

— Я не знаю, кто вы такой, мистер, да меня это и не интересует. Я здесь, чтобы присмотреть за ребятишками, пока миссис Смит в больнице разговаривает с копами.

— Боже мой, как это случилось?

— Его сбил какой-то негодяй и даже не остановился. Смит шел в свой клуб. Я медленно опустил трубку на рычаг, потом Долго сидел, никуда не глядя и

чувствуя, что у меня по спине сбегают ручейки холодного пота. Это черт знает что за ночь!

Потом я взял себя в руки. Это нечто такое, о чем должен знать полковник. Понимая, что его уже не может быть в офисе, я позвонил ему домой.

Ответила миссис Пармелл. Она сообщила, что полковник только что уехал в Вашингтон, вернется приблизительно через неделю.

— Миссис Пармелл, — сказал я, — я — Дирк Уоллес, один из оперативников полковника… Крайне важно, чтобы я с ним связался.

— Вам придется подождать до его возвращения, — сказала миссис Пармелл таким надменным голосом, что мне стало ясно, что оперативники полковника были в ее глазах чем-то вроде пыли. — Полковник уехал по государственным делам.

И она повесила трубку.

Я подумал было о том, чтобы посоветоваться с Чиком Барли, но тут же отказался от этого намерения. Это было мое дело. Поговорить с полковником — это правильно, но больше ни с кем.

Раздевшись, я принял душ и лег в постель.

Я был уверен, что ни за что не засну, но ошибся в своих предположениях. "Прыгающая лягушка" был единственный отель в Сирле. Снаружи он выглядел

таким же гостеприимным, как кастет, но, поднявшись на десять скрипучих ступенек до вестибюля, я почувствовал себя несколько увереннее.

За столом администратора сидела хорошенькая девушка со светло-русыми волосами. Она улыбнулась мне.

— Хэлло, мистер Уоллес, — сказала она, когда я подошел к столу. — Вы хотите у нас остановиться?

Это меня не удивило. В Сирле все все знали обо всех, в том числе и про приезжих.

— Таково мое намерение, — ответил я.

— Я — Пегги. Этот отель принадлежит моему отцу, и я им руковожу. Какую комнату вы хотите, мистер Уоллес? Или я могу называть вас Дирком? Мы все друзья в нашем городе.

Я внимательно рассмотрел ее. У нее была изящная фигура. И что-то такое, что подсказало, что ее не так трудно будет заманить к себе в постель.

— Разумеется.

Я тоже подарил ей дружескую улыбку.

— Какую комнату? А что у вас имеется?

— Между нами, все номера паршивые, но у нас имеется прекрасный номер-люкс для новобрачных с превосходной двуспальной кроватью.

Она метнула на меня взгляд из-под полуопущенных ресниц, они у нее были длинные, тщательно закрученные.

— Маленькая гостиная и холодильник с баром.

— Вроде бы именно это мне и нужно.

Она назвала мне стоимость, но поскольку расходы мне оплачивались, я согласился.

Она протянула мне регистрационный журнал и ткнула пальчиком, где и должен был расписаться я. Потом вышла из-за стола:

— Я вам покажу.

На ней были надеты туго обтягивающие джинсы, и я любовался ее тугой округлой попкой, идя следом за ней к лифту. Поднялись мы на второй этаж. Пегги с изящной улыбкой посматривала на меня. Если Сирлю полагалось быть "дружественно расположенным к приезжающим" местечком, Пегги, несомненно, была прекрасным пропагандистом этого правила.

Отперев дверь, она показала мне номер. Он был комфортабельным, но немного обветшалым, маленькая гостиная выходила окнами на Мэйн-стрит. Почти всю спальню занимала огромная двуспальная кровать, зато ванная была крошечной.

— Великолепно, — похвалил я, опуская на стул чемодан.

Она присела на кровать и подпрыгнула.

— Пружины не скрипят, — сообщила она и хихикнула.

Как я и предполагал, это было открытое приглашение, но поскольку я не отреагировал, Пегги поднялась и прошла в гостиную.

— Выпейте за приезд, — сказала она, подходя к встроенному холодильнику. — Скотч?

— Только если вы составите мне компанию.

— Я предпочитаю джин.

Пока она готовила питье, она неумолчно говорила:

— Вам понравится здешняя еда. Больше нигде не питайтесь. Наша кухарка настоящая мастерица.

Она протянула мне бокал, махнула своим, как будто чокаясь, и стала пить. Вздохнув, она улыбнулась:

— В это время дня мне необходимо выпить. Однако папа этого не одобряет.

— Каждый работающий человек нуждается в выпивке в 11.30 утра, — изрек я, пробуя скотч. Он мне показался хорошим.

— Говорят, что вы частный сыщик, — заговорила она. — В этой дыре у нас мало удовольствий. Правда ли, что вы разыскиваете Джонни Джексона?

Чувствуя, что беседа может оказаться длинной, я сел и пригласил ее занять другое кресло.

— Этот бокал меня освежил, — заявила она и, вильнув своим округлым задом, наклонилась к холодильнику. Я поразился, увидев, что она все выпила.

Наполнив заново бокал, Пегги уселась.

— В отношении Джонни Джексона, верно?

— Да.

— Разве не ужасно, что старый Джексон застрелился?

— Такое случается.

— Да, по-видимому. Старикам не слишком весело жить на свете, верно?

— Кому как.

— Я не хочу быть старой.

Она взяла свой стакан и выпила.

— Этого не избежать… Вы знали Джонни Джексона?

— Я ходила вместе с ним в школу.

Она красноречиво посмотрела на меня, потом фыркнула:

— Мне его не хватает. Все девчонки бегали за ним, но он обращал внимание только на меня.

Если Джонни Джексон пропал шесть лет назад, ей было около шестнадцати. Если Пегги меня не дурачит, мальчики и девочки в Сирле рано начинают заниматься сексом.

— Из того, что мне говорили, я понял, что Джонни не интересовался девочками.

— Правильно. Абсолютная правда. Он был из тех, кто дружит с одной девочкой… Это была я.

Она допила свой джин.

— Как вы думаете, вы найдете его?

— Не знаю. Надеюсь. Это моя работа.

Она наклонилась вперед, ее хорошенькое личико теперь раскраснелось от выпитого.

— Я очень хочу, чтобы вы его нашли. Мне его не хватает.

— Насколько я понял, он исчез уже целых шесть лет назад. Большой срок для того, чтобы такая хорошенькая девушка, как вы, помнила какого-то мальчишку и до сих пор скучала по нему.

— Он был особенным. Совсем не таким, как здешние болваны. У него была хорошая голова. Могу поспорить, что он добился успеха и сейчас загребает деньги лопатой.

Она вздохнула:

— Я мечтаю, чтобы он вернулся сюда и увез меня из этого богом забытого уголка.

Она посмотрела на свой пустой бокал.

— Он когда-нибудь говорил о том, чтобы уехать?

Пегги покачала головой:

— Он вообще никогда не говорил о себе. Или о своем дедушке.

— Тогда о чем же он говорил?

Она встряхнула волосами:

— Да вы знаете… Мы же были детьми… Иногда он говорил о любви или о том, как трудно жить на свете. Я могла слушать его часами.

Она с жадностью посмотрела на холодильник:

— Думаю, мне надо еще освежиться.

Она махнула бокалом.

— Давайте сделаем перерыв, Пегги. Джин не годится для симпатичных молодых девушек. Во всяком случае, в больших количествах.

Она сделала недовольную мину.

— Что заставляет вас думать, что я симпатичная?

Она налила себе новую порцию джина в бокал.

— Никто в этой проклятой дыре с вами не согласится.

— Почему?

Она презрительно фыркнула:

— Они вам сами объяснят. Единственным порядочным мальчиком здесь был Джонни.

— Вы с Джонни были в близких отношениях?

— Я хотела, но Джонни сказал, что настоящая любовь не такая и что это придет после свадьбы.

Она поболтала свое питье, пошатнулась, бокал выскользнул у нее из рук и упал на ковер, потом, диковато посмотрев на меня, она сказала, и в ее голосе послышалось рыдание:

— Вот почему я хочу, чтобы вы его нашли. Хочу, чтобы он вернулся сюда и женился на мне. Найдите его! Вы слышите?

Повернувшись, она выскользнула из комнаты, хлопнув за собой дверью.

К тому времени, как я вымылся и распаковал вещи, было пора поесть, я был очень голоден. Я спустился в ресторан. В зале сидело человек десять, но большей части мужчины, они уже ели. Все, как по команде, посмотрели на меня. Кое-кто мне улыбнулся, другие только кивнули. Я был уверен, что все в этом просторном зале знали, что я был оперативником, работающим в детективном агентстве, и должен был разыскать внука Джексона.

Я сел за столик подальше от окна. Улыбающийся старый негр-официант подошел ко мне и предложил фирменное блюдо.

— Это одно из лучших кушаний нашей поварихи, мистер Уоллес, сэр, — сказал он, — тушеное мясо с грибами.

Я сказал, что меня это вполне устраивает, и он зашаркал прочь.

Чувствуя на себе любопытные взгляды, я уставился на свои руки на столе. Наверное, думал я, раньше или позже я перестану быть новинкой, но меня раздражало их неприкрытое любопытство, как будто они ожидали, что я выхвачу из кармана либо пистолет, либо живого кролика.

Тут я заметил, что возле моего столика стоит высокий человек с грустным лицом.

— Я Боб, мистер Уоллес. Моя девочка сказала мне, что вы остановились в нашем отеле. Я очень рад.

Обмениваясь рукопожатиями, я внимательно посмотрел на его худое бледное лицо и скорбные глаза. Ему было около пятидесяти, и жизнь не была к нему добра.

— Если у вас имеются какие-нибудь специальные желания, скажите Пегги, — продолжал он, выжимая тень улыбки. — Желаю приятного аппетита.

Он ушел прочь.

Жаркое было великолепным. Я ел его не спеша. В начале третьего я вышел в вестибюль уже после того, как все другие посетители закончили свою трапезу. Проходя мимо меня, каждый из них кивнул мне головой или подмигнул, в ответ я тоже кивал и подмигивал.

Пегги торчала возле стола администратора. Она радостно улыбнулась, но я, не останавливаясь, вышел на улицу и перешел на другую сторону к офису шерифа. Я был совершенно уверен, что шериф Мейзон в это время будет принимать свое "лекарство", так что Билл Андерсен будет совершенно свободен.

Он сидел в кабинете, положив ноги на стол и ковыряя в зубах спичкой. Увидев меня, он скинул ноги со стола и быстро вскочил.

— Ха, мистер Уоллес! Рад вас видеть.

— Зовите меня Дирком, — сказал я, пожимая ему руку. — Может случиться, что мы с вами будем вскоре работать вместе.

Я передал ему о словах полковника.

У него был вид человека, получившего в подарок миллион долларов.

— Это замечательно! Спасибо, Дирк. Это и правда потрясающе.

— Шерифа нет? — спросил я, усаживаясь.

— Он появится часа через три.

— Скажите, Билл, что будет с бунгало мистера Джексона?

— Ничего. Его оставили птицам. Возможно, кто-нибудь пожелает приобрести его землю, но это решать его внуку. Он единственный наследник.

— И никто не знает где он?

Билл кивнул.

— Таково положение вещей. Доктор Стид говорит, что он поместил объявление о смерти Фрэда в местную газету.

Он пожал плечами.

— Я не знаю, принесет ли это пользу, но доктор Стид говорит, что мы обязаны выполнить все формальности.

— Я хотел бы взглянуть на бунгало, Билл. Хотите поехать со мной?

— Вы надеетесь там что-то отыскать?

— Не знаю, пока мы не посмотрим.

— Прямо сейчас?

— Почему бы нет, если вы не заняты.

Он усмехнулся:

— Я сижу здесь день за днем, изнывая от безделья. Это меня сводит с ума. В Сирле нет никакой преступности.

— Так уж и нет? Ну ладно, поехали.

По дороге в бунгало Джексона я расспросил Билла о Пегги. Я сидел рядом с ним в его древнем "чевви", задавшись целью выкачивать из него столько информации, сколько он способен дать.

— Пегги? Тут одним словом не ответишь.

Он покачал головой.

— Понимаете, Дирк, я не могу ее не жалеть. Ее саму и ее отца. У него — неизлечимый рак, жить ему осталось не более года. Если бы не их чернокожий персонал, отель давно бы захирел. Эми, их повариха, привлекает посетителей. Боб отошел полностью от дел. У него непреходящие боли. Всем заправляет Пегги. Я вместе с ней учился в школе. Она была умной девочкой. Когда умерла ее мать, она бросила школу, чтобы помочь отцу управляться с отелем, и с тех пор стала неуправляемой.

— Когда умерла ее мать?

— Примерно шесть лет назад. Пегги тогда было шестнадцать.

— Именно тогда же, когда, как считается, исчез Джонни Джексон?

Он быстро посмотрел на меня.

— Какое это имеет отношение к Пегги?

— Она неуправляемая? Были ли у нее неприятности?

— Этого я бы не сказал. Все неприятности у нее по собственной вине. В этом городке каждый шаг становится известным. А Пегги стала гулять налево и направо и заполучила скверную репутацию. Однако все любят Боба Бьэта. И поэтому покрывают Пегги, если можно так выразиться.

Он снова посмотрел на меня.

— Снабжают ее, как вы выражаетесь, фиговым листком. Но за последнее время упорно говорят о том, что она пристрастилась к бутылке.

— Я слышал, что они были близки с Джонни?

— Это для меня новость. Джонни не интересовался девчонками. Да и потом Пегги была последней девушкой, с которой паренек типа Джонни пожелал бы иметь дело. Он был очень серьезным.

— Да, только я не дружил с ним. Конечно, он был гордостью школы, но держался особняком.

Билл свернул на узкую аллейку, ведущую к бунгало Джексона.

— Он был особенным. Кое-кто из мальчиков решил, что он "зазнайка" и его надо проучить. Припоминаю, что образовалась целая банда озорников. Я был одним из них. Мы загнали его в угол игрового поля. Намечалось его измазать масляной краской.

Он потер свой подбородок.

— У нас была наготове банка с краской и большая кисть. Джонни стоял совершенно спокойно, глядя на нас. Он не пытался убежать, просто стоял и смотрел.

Билл пожал плечами.

— Не знаю почему, но неожиданно нам перестало быть весело. В Джонни было что-то такое, что нас остановило. Либо мы утратили интерес, либо почувствовали себя глупенькими малышами, в то время как он был взрослым. До сих пор не могу этого объяснить. Его внимательные, ничего не боящиеся глаза воздвигли между нами непроходимую стену. Мы пошумели, покричали, как положено, и все разом разошлись. С тех пор мы никогда не приставали к Джонни.

Билл остановил машину возле бунгало.

— Вот мы и приехали, — сказал он, вылезая первым.

Мы вместе поднялись по ступенькам и распахнули входную дверь. Черных жирных мух больше не было, но запах разложения остался. Единственным звуком было отдаленное кваканье лягушек.

— Вы проверили, Билл, было ли у старого Джексона разрешение на несение оружия — поинтересовался я, оглядывая помещение.

— Да, у него были документы на дробовик, но не на Беретту.

— Проверили ли вы, имеет ли доктор Стид документы на Беретту?

— Да. Их у него нет.

— Проверили ли вы, у кого из жителей Сирля имеется Беретта?

— Да. Ни у кого нет и не было.

Я одобрительно кивнул.

— Свое домашнее задание вы выполняете аккуратно.

— Я же хочу работать у полковника.

— Ну, а теперь давайте хорошенько все осмотрим.

Целых полтора часа мы обыскивали домик, но ничего не нашли: ни писем, ни счетов, ни фотографий. Когда я заглянул в пустые ящики старомодного бюро, мне подумалось, что здесь уже кто-то побывал до нас и забрал с собой решительно все. Я не мог допустить, чтобы старый Джексон, проживший здесь множество лет, не хранил ни одной бумажки.

— Похоже, что мы опоздали, Билл, — сказал я со вздохом.

— Да, согласен.

Он встал на колени и взглянул под кровать:

— Здесь что-то есть.

Мы отодвинули кровать и обнаружили порядочную дыру в полу, до половины закрытую деревянной крышкой. Убрав ее, я заглянул в пустую дыру.

Потом посмотрел на Билла, заглядывающего мне через плечо.

— Возможно, он здесь держал свои деньги, — сказал я. — Вы проверили, был ли у него счет в банке Сирля?

— Проверил. Не было.

— Он зарабатывал деньги и не мог много тратить. Эта сумма могла служить ему банком, а кто-то ее обнаружил.

Билл кивнул:

— Резонно.

Пожав плечами, я выпрямился:

— На скорый успех мы не можем рассчитывать. Я надеялся отыскать какие-то письма или, на худой конец, фотографии Митча и Джонни. Посмотрим-ка на одежду старика.

Я открыл кладовку. В ней висела всего лишь пара брюк и поношенная куртка. В карманах не было ничего, кроме пыли.

— Жил небогато, верно? — сказал я, захлопывая дверь кладовки.

Билл хмыкнул. Он внимательно разглядывал что-то на противоположной стене. Солнце медленно подбиралось к задней части бунгало, теперь оно освещало заднюю комнату.

Я проследил за взглядом Билла и увидел несомненные признаки того, что на стене когда-то висела то ли картина, то ли фотография в рамке. Заметили мы этот след на стене только потому, что его осветило солнце. Размеры рамки были двенадцать на шесть дюймов.

Я задумчиво произнес:

— Можно предположить, что в этой рамке находилась "Медаль Почета" Митча. Над кроватью старика. На самом видном месте. Предмет его гордости. Конечно, это всего лишь предположение, но мне думается, что я прав.

— Если сюда забрался вор в промежуток от вчерашнего вечера до сегодняшнего утра, — сказал Билл, — то на кой черт ему понадобилась эта медаль? На ней же имя Митча.

— Кто говорит о воре? Тот самый человек, который очистил все ящики и забрал эту рамку, и застрелил Фрэда Джексона. Ни один вор не станет уносить с собой бумажки. Нет, Билл, это дело рук убийцы.

— Да-а.

Я вышел на солнцепек.

— Пошли посмотрим на лягушатник.

В пруду нашли одних лягушек. Казалось, они знали, что Фрэда больше нет в живых, потому что они все сидели в тине вдоль берега. Правда, когда мы приблизились, она, тина, вся опустела.

— Ну что же, — сказал я, закуривая сигарету, — поехали назад.

Когда мы шли к "чевви", я спросил:

— А шериф не возмутится, что вы разъезжаете со мной, Билл?

— Я это уладил. Сказал ему, что было бы неплохо вертеться возле вас и докладывать ему о ваших действиях. Ему это понравилось.

— Только не перестарайтесь в отношении докладов. Пусть он думает, что у меня ничего не получается. Теперь у меня предчувствие, что эта фиговая работа окажется куда более трудной, чем я предполагал.

У него был недоумевающий вид.

— Что заставляет вас так думать?

— Сами подумайте, — засмеялся я, залезая в машину. — Для вас это будет неплохой тренировкой.

Когда он включил мотор, я спросил:

— Вы говорили с почтальоном о корреспонденции Джексона?

— Еще нет. Я не забыл, но его трудно поймать. Надеюсь увидеться с ним сегодня вечером.

— Пожалуйста, — сказал я, отодвигаясь в сторону, поручив ему везти меня в Сирль.

Прежде чем расстаться с Андерсоном у офиса шерифа, я спросил его, где живет отец Сида.

— Белли Боткине?

Он удивился.

— Вы хотите с ним поговорить?

— Где мне его найти?

— У него очаровательный небольшой домик под самым Сирлем. Третий поворот налево по шоссе. Заблудиться невозможно. Другого дома там нет. Белли приезжает в клуб три-четыре раза в неделю. Его здесь все знают. Они с Китти превратили свое жилище в настоящее уютное гнездышко. Когда Китти умерла, мы боялись, что Белли это не переживет.

— Когда это случилось?

— Пару лет назад. В городе болтают, что она скончалась от тоски по сыну, но вы знаете, чего стоят эти разговоры. Доктор Стид определил воспаление легких.

— Я слышал, что Сид был настоящим повесой?

— Это верно, но вы же знаете, каковы матери. Она его боготворила. А вот Белли не ладил с сыном.

Прежде чем отправиться на поиски дома Белли, я остановился на лягушачьей фабрике Моргана и Везерспуна.

Гарри Везерспун я нашел за его письменным столом. Он посмотрел на меня довольно хмуро, когда я вошел в его офис, затем усмехнулся.

— Ах, мистер Уоллес. Частный сыщик, — сказал он, откидываясь на спинку стула. — Вы провели меня своей сказкой о сборе информации для писателей.

— Очень сожалею, мистер Везерспун, — сказал я, подходя к его столу, — но из прошлого опыта мне известно, что некоторые люди не любят разговаривать с частными сыщиками.

Он кивнул.

— Я не в претензии. Я слышал, вы надеетесь отыскать внука несчастного старого Фрэда?

— В этом городе великолепно работает беспроволочный телеграф.

— Совершенно верно. Тут ничего не может случиться без того, чтобы через полчаса всему городу не стало известно об этом.

— Я хотел бы задать вам один вопрос, мистер Везерспун.

— Спрашивайте, пожалуйста. Что вас интересует?

— Старый Джексон еженедельно поставлял вам определенное количество лягушек. Меня интересует: сколько вы ему платили?

Он бросил на меня испытующий взгляд:

— А что?

— Джонни Джексон должен быть его наследником. Судя по тому, как жил его дед, он тратил на себя очень мало, так что он наверняка накопил какую-то сумму.

— Полагаю, что так. Не вижу оснований не отвечать на ваш вопрос. Некоторые недели он сдавал товару больше, в другие меньше. Но в среднем он получал долларов сто пятьдесят в неделю.

— В какой форме вы расплачивались с ним?

— Всегда наличными. Я вкладывал деньги в конверт, их отвозили Фрэду, а тот присылал с ним расписку.

— Таким образом, он откладывал приблизительно по сотне в неделю?

— Трудно сказать. У него был сын. Митч. Может быть, он давал ему деньги. Я подумал о дыре под кроватью Джексона. Он наверняка складывал туда свои

капиталы. Даже если он действительно что-то давал Митчу, то все равно за последнее время поднакопилось порядочное количество.

— Грустно думать, что старик покончил с собой, — продолжал Везерспун, — но ему не для кого было жить. Нам его будет не хватать. Его ферма давала много товара.

— Думаете приобрести ее? — спросил я равнодушно.

Он ответил не сразу, снова бросив на меня любопытный взгляд.

— Да, пожалуй. Я знаю одного весьма энергичного фермера-лягушатника, которому я бы смог сдать эту ферму в аренду, если я ее куплю, но она входит в состояние старика. До тех пор, пока внук не будет найден или не будет доказано, что он умер, я ничего не смогу сделать.

— Ничего?

Я посмотрел на него.

— Как только я услышал о смерти старины Джексона, я сразу же подумал о покупке этой фермы. Я поручил своему адвокату заняться этим вопросом.

Я твердо смотрел ему в глаза, заметив, как он старательно отводит их в сторону.

— Я поручил ему дать объявление в газету для Джонни Джексона. Вот тут и вы могли бы помочь, мистер Уоллес. Если вы найдете следы Джонни, прошу передать ему, что я бы хотел с ним побеседовать. Он получит приличные деньги за ферму деда.

— А кто ваш адвокат?

— "Говард и Венболт". Мистер Венболт занимается всеми моими делами.

— Вы не возражаете, если я переговорю с ним?

— Почему я могу возражать? О чем, если не секрет?

— Я разыскиваю Джонни. Вы сказали, что и Венболт его ищет. Мы можем сэкономить друг другу время, не дублируя наши действия.

— Правильно. Его адрес в справочнике.

— Прекрасно. Ну что же, благодарю, мистер Везерспун. Будем надеяться, что нам удастся отыскать паренька.

На этом мы расстались.

Я доехал до дома Белли менее чем за пятнадцать минут. Описание Билла Андерсена было недостаточно точным. Маленькое бунгало как будто сошло с картинки: пропорциональное сооружение с белоснежными стенами, маленьким садиком, где по обе стороны аккуратно подстриженной площадки цвели потрясающие розы, которые можно увидеть разве что на выставке. Короткая гравенистая дорожка вела к металлической калитке от входной двери под козырьком. Этот игрушечный домик говорил о заботе, трудолюбии и любящих руках.

Возле дома в качалке сидел Белли, он курил трубку. На нем был надет белый костюм и панама.

Он наблюдал за тем, как я вылезал из машины. Я решил, что ему около семидесяти: худощавый, сильно загорелый с седой бородой. Мне он показался старым джентльменом, который очень много трудился, немного страдал, но в конце концов добился небольшого благополучия. Он мне сразу не очень понравился.

— Мистер Боткине? — спросил я, останавливаясь перед ним.

— Никто иной, а вы наверняка Дирк Уоллес, оперативник из агентства Пармелла?

Протянув руку, он улыбнулся:

— Не удивляйтесь. Новости быстро передаются в нашей глухомани.

— Я это уже понял, — засмеялся я, пожимая ему руку.

— Извините, что я не поднимаюсь. У меня поврежден коленный сустав. А теперь, прежде чем мы поговорим, сходите на кухню, это первая дверь налево. В холодильнике вы найдете добрую бутылку скотча и бутылку газированной воды. А стаканы рядом с холодильником. Будьте любезны, не посчитайте за труд, сделайте это.

Он мне по-дружески улыбнулся.

— И пока вы будете в доме, осмотритесь. Я бы хотел, чтобы вы видели, как я живу. Откровенно признаюсь, я горжусь тем порядком, в котором содержится дом с тех пор, как я потерял Китти.

Я все это выполнил в точности. Маленькое бунгало содержалось в идеальном порядке. В нем была просторная гостиная и хорошо оборудованная кухня. Судя по двум дверям, к гостиной примыкали две спальни, но я дальше не заглядывал. Смешав питье, я отнес его в сад и сел в другую качалку рядом с Воткинсом.

— Мистер Боткине. Вы можете более чем гордиться своим домом! — совершенно искренне воскликнул я.

— Благодарю вас.

Он был счастлив.

— Китти была образцовой хозяйкой. Она очень любила наш домик и изо всех сил старалась его сделать нарядным и уютным… Я бы не хотел ее огорчать. Верю, что дорогие нам люди находятся где-то неподалеку…

Он приподнял свой стакан. Мы немножко выпили.

— Итак, вы разыскиваете Джонни Джексона?

— Да. Вы с ним когда-нибудь встречались?

— Да. Он был симпатичным парнишкой… Смышленым. Когда я так говорю, я имею в виду то, что он хорошо учился в школе и был трудягой. А это очень важно. Нынешняя молодежь утратила вкус к труду. Популярная музыка и валяние дурака. Но Джонни не ленился ежедневно ездить за пять миль в школу, там прекрасно занимался, затем приезжал обратно, стирал, готовил, помогал деду с лягушками и поддерживал порядок в доме. Он любил деда. Из того, что я знаю, он просто его боготворил.

— Тогда почему он от него удрал?

Белли почесал бороду и покачал головой.

— Я сам себе постоянно задаю этот вопрос. Почему Джонни неожиданно исчез?

— Мистер Боткине, не предполагаете ли вы, что с ним что-то случилось? Я имею в виду: он заболел и умер или попал в аварию и погиб, а старый Джексон об этом не сообщил?

Белли отпил еще немного из стакана, при этом несколько капель пролилось ему на брюки. Едва слышно обругав себя "безруким", он вытащил носовой платок и стал протирать это пятно.

— Умер? Ну нет. Фрэд бы сразу заявил об этом. Ничего подобного. Просто что-то произошло в их хижине, заставившее Джонни сбежать. Вот что я предполагаю.

— Что такого могло случиться?

Он качнулся пару раз в качалке.

— Я сам себя об этом спрашиваю.

— Возможно, подрастая, Джонни устал от такого жалкого существования. Вот и решил удрать?

— Говорю вам: он боготворил Фрэда. Он бы от него никуда не ушел.

— И однако же ушел?

— То-то и оно.

— Вы хорошо знали Фрэда?

— Более чем хорошо. Одно время мы были близкими друзьями. Когда аллигатор оторвал у него ноги, я обычно сам привозил ему продукты. Тогда дома был Митч. Митч был хорошим сыном для Фрэда, но настоящим головорезом для остальных. Когда Митча призвали, он приехал повидаться со мной. Попросил меня присматривать за отцом, как будто бы я не стал этого делать и без его просьб! Поэтому я продолжал приезжать туда с продуктами, но все изменилось. Фрэд стал ужасным. Он не выносил, чтобы посторонние видели, как он ковыляет на своих культяпках. Очевидно, в этом нет ничего противоестественного. Но меня это расстраивало. Затем прибыл Джонни. Он забегал ко мне в магазин после школы и закупал провизию. Он сказал, что Фрэд не желает никого видеть, ну и я держался в стороне. Мы с Китти чувствовали, что мальчишка будет смотреть за Фрэдом, и уже больше не лезли к нему со своим сочувствием.

— Фрэд был женат?

— Думаю, что да. Но это было лет тридцать пять назад, если не больше. Тогда я только еще обзавелся своим бакалейным магазином, а Фрэд работал на лягушачьей ферме. До того, как он купил участок земли и начал работать самостоятельно. Так или иначе, но он уезжал года на два из Сирля. Вернулся он с коекакими деньгами и привез с собой Митча. Митчу было годика два. Фрэд мне сказал по секрету, что его мать умерла при родах. Фрэд любил мальчишек, Митчем он просто гордился. Хотя мы с Китти твердили ему, что ему тяжко придется, поднимая ребенка, он только посмеивался в ответ и говорил, что Митча не следует слишком баловать, пусть себе растет вольной птицей. Так оно и было. Помнится, Фрэд как-то признался, что если бы это была девочка, он бы, не задумываясь, отдал ее в приют, но сын — это совсем другое дело!

— Фрэд копил деньги?

Белли удивился:

— Не знаю, но я как-то думал об этом. Ему хорошо платили за лягушек. Полагаю, он всего, говорят и другие, не тратил.

— Вот почему я хочу разыскать Джонни. Похоже, что он единственный наследник Фрэда. Идут разговоры, чтобы приобрести его ферму.

Белли кивнул:

— Везерспун?

— Да.

— Вы с ним встречались?

— Встречался.

— Он приехал в город приблизительно десять лет назад и с тех пор занимался скупкой недвижимой и движимой собственности. Приобрел лягушачью фабрику. Приобрел мой бакалейный магазин. Как только представится бедняга Боб, а это случится в скором времени, как все считают, Везерспун купит его отель.

— Деньги ему дает его лягушачья фабрика?

— Не знаю. Фабрика приносит прибыль, но все же не столько денег…

— Ходят слухи, мистер Боткине, что после исчезновения Джонни у Фрэда работала какая-то молодая девушка.

Он кивнул:

— Это вам сказал старый Эйб Леви. Он на всех углах кричит о том, что самолично видел ее. Эйб слишком много пьет. И вообще, в Сирле циркулирует слишком много всяких неправдоподобных истории. Этой, кстати, я не верю.

— Эйб предполагает, что Джонни все еще был на ферме, ну а с девушкой они крутили любовь.

— Один Эйб способен придумать такую глупость. Если он действительно кого-то там видел, то только Джонни. Сами подумайте. Ни одна девушка не согласится остаться с дурно пахнущим стариком, который терпеть не может женский пол, стирать его белье и жить с лягушками.

Белли рассмеялся:

— Не слишком заманчиво, верно?

Я подумал, что он, может быть, прав.

— Ну что же, мистер Боткине, не стану вас задерживать, — заговорил я, поднимаясь с места. — Вы мне рассказали много интересного. Я хочу об этом подумать, затем, с вашего разрешения, и вернусь к вам с новыми вопросами.

— Вы будете присутствовать на похоронах Фрэда, мистер Уоллес?

— Едва ли. Когда они состоятся?

— Завтра в одиннадцать. Соберется весь город. Сирль любит похороны.

Он потер свое колено:

— Я тоже там буду, никакая нога меня не удержит.

— Может быть, мне подвезти вас на моей машине?

— Вы очень добры. Все в порядке. Боб Вьет обещал захватить меня.

Глубоко вздохнув, он добавил:

— Боюсь, что именно он будет следующим…

Пожав ему руку, я поехал назад в Сирль.

Пегги Вьет была за столом администратора. Когда я вошел в вестибюль, она лучезарно улыбнулась мне.

— Хотите получить свой ключ, Дирк?

— Благодарю, Пегги, а не можете ли вы организовать мне междугородный разговор из моей комнаты, пожалуйста? Мне нужно кое-кому позвонить.

— Папа ушел, — сообщила она, протягивая мне ключ. — Что вы скажете, если я через полчаса поднимусь к вам и докажу, как удобна ваша кровать?

Мне стало ее жалко. Она была пьяна и по неизвестной мне причине расстроена.

— Послушайте, Пегги, вы слишком молоды для меня, — сказал я очень мягко.

— И позабудьте про меня.

Она вспыхнула, глаза ее сверкнули:

— Вы не представляете, мимо чего вы проходите мимо!

— Так не забудьте о междугороднем разговоре, — напомнил я и прошел к лифту.

Через десять минут я разговаривал с Чиком Барли.

— Выяснил что-нибудь для меня, Чик? — спросил я.

— Нет еще. На это требуется время.

Я услышал в телефоне легкое дыхание и понял, что Пегги подслушивает.

— Никаких подробностей, Чик, — сказал я вежливо, — нас слушают. Постарайся сделать это поскорее, хорошо?

Я повесил трубку.

Остальную часть вечера я потратил на составление подробного отчета о моем визите вместе с Биллом Андерсеном хижины Джексона, о яме под кроватью, о моем разговоре с Гарри Везерспуном и Белли Воткинсом. Покончив с отчетом, я запер его в столе и спустился в ресторан. В зале сидели всего лишь четверо одиноких мужчин, очевидно коммивояжеры, которые ели и работали одновременно. Ни один из них даже не посмотрел в мою сторону.

Я съел превосходную отбивную с французским картофелемфри, затем вернулся в свою комнату, включил телевизор, разрешил ему нагнать на меня тоску, пока я не стал клевать носом.

После этого я запер дверь на ключ, юркнул в постель и заснул сном праведным.

Белли Боткине был прав: Сирль несомненно любил похороны.

В 10.30 ударил церковный колокол. Это послужило сигналом общего сбора жителей на Мейн-стрит.

Плотно позавтракав, я поднялся к себе в гостиную и устроился возле окна наблюдать за церемонией. Все лавки, учреждения, почта, даже бензоколонка были закрыты. Функционировал только офис шерифа.

Я с любопытством рассматривал толпы людей, облаченных в черные одежды, детишки были одеты в белое. Эти траурные наряды, вне всякого сомнения, лежали в сундуках, куда они снова будут убраны после церемонии до следующих похорон.

Зрелище было впечатляющим.

Катафалк, на котором возвышался дубовый гроб с медными ручками, в котором, как я понимал, покоились останки Фредерика Джексона, возглавлял процессию.

Руководил ею шериф Мейзон, принявший, по моим расчетам, двойную порцию своего лекарства, судя по тому, как его бросало из стороны в сторону. Он не отнимал носовой платок от глаз. В двух шагах за ним находился доктор Стид в сопровождении Гарри Везерспуна, Боба Вьета, Белли Воткинса, который шел, опираясь на палочку, и Сайласа Вуда.

В толпе я заметил Эйба Леви. Цветов не было. Я подумал, что жители Сирля посчитали вполне достаточным собрать деньги на добротный гроб. Или же, по их мнению, безногий старый фермерлягушатник не оценил бы цветов.

Я наблюдал за процессией, пока она не скрылась из вида, потом опустился в вестибюль отеля.

Пегги была на своем обычном месте, но на этот раз, увидев меня, не улыбнулась.

— Ну что же, они хоронят его по всем канонам высокого стиля, — заметил я.

— Я с вами не разговариваю! — заявила Пегги.

Я подошел к конторке и уперся в нее локтями.

— Вы солгали мне, Пегги, когда уверяли, что были близки с Джонни, верно?

Она вспыхнула и яростно взглянула на меня.

— Уходите! Вы действуете мне на нервы!

— Вы и остальные девушки терпеть не могли Джонни, потому что он не обращал на вас никакого внимания. Но вам хотелось казаться особенной, поэтому вы разболтали своим глупеньким подружкам, что вы с Джонни тайно любите друг друга. Постепенно вы уверовали в свою выдумку. Полагаю, вас это возвеличивало в глазах остальных. Но в душе вы прекрасно понимали, что Джонни до вас нет никакого дела… Перестаньте ребячиться, Пегги, кончайте пить. Нет у вас никакого горя.

Она в ярости попыталась дать мне пощечину, но я без труда схватил ее за запястье.

— Без глупостей, Пегги! Вы не ребенок!

Она вырвалась, лицо у нее перекосилось, из глаз брызнули слезы.

— Я ненавижу вас! Джонни был маленьким слюнтяем. Я люблю настоящих мужчин! Идите к черту!

Повернувшись, она убежала во внутренний офис, захлопнув за собой дверь.

Мне было ее жаль, но я должен был знать правду, и теперь ее знал.

Выйдя из отеля, я пошел напротив в офис шерифа, где нашел Билла Андерсена, уныло сидевшего за своим столом.

— Ха, Дирк! — воскликнул он. — Каково ваше мнение о наших похоронах.

— Грандиозно… Вы говорили с почтальоном?

— Я видел его вчера вечером. У Джона, признаться, придурковатый вид, но память — превосходная. Он сказал, что до смерти Митча старина Фрэд никогда не получал писем. Первое, что пришло ему по почте, была заказная бандероль с медалью Митча. После этого на протяжении шести лет регулярно первого числа каждого месяца Фрэду приходили конверты. Джон, человек любопытный, выяснил, что они из Майами.

— Первое число этого месяца было ровно пять дней назад.

Конверт пришел?

— Нет. Надо думать, что корреспондент Фрэда узнал, что тот умер.

— Билл, Фрэд умер три дня назад. Так что его корреспондент знал, что он должен умереть.

Я оставил его сидеть с открытым ртом, сам же возвратился в отель. Церковный колокол прекратил свой печальный перезвон. Я догадался, что похороны закончились. Пегги не было видно, когда я поднимался на лифте к себе в комнату. Я дописал в своем рапорте, что она солгала о своей связи с Джонни Джексоном, а также о корреспонденции, получаемой Фредериком Джексоном ежемесячно. Заперев донесение в столе, я спустился вниз к ленчу.

В ресторане было пусто. Я поел холодных котлет с салатом.

Старый негр-официант объяснил, что как только народ вернется с кладбища, ресторан будет набит до отказа. Я торопливо доел свою еду и пошел наверх на свой пост у окна.

Я с интересом наблюдал, как все провожающие Фрэда в последний путь возвращались назад по Мейн-стрит, постепенно рассеиваясь по своим домам. Подождав еще немного, я спустился вниз к своей машине. К этому времени все лавки открылись, траурные одеяния были спрятаны в сундуки и занафталинены.

Сирль зажил привычной деловой жизнью.

Я поехал на кладбище.

Для такого провинциального городишки, как этот, кладбище удивило своими размерами и чистотой. Разыскать могилу Фредерика Джексона было непросто. Я нашел ее в дальнем углу среди обветшалых могильных плит и скромных надгробий. Здесь хоронили людей небогатых.

На свежем могильном холмике лежали охапки красных роз. Их было десятка два. Совершенно роскошные цветы, которые могли бы украсить самую шикарную могилу.

Подойдя ближе, я увидел карточку, приклепленную к кусочку проволоки. Наклонившись ниже, я прочел напечатанный на ней текст:

ПОКОЙСЯ В МИРУ, ДЕДУШКА. ДЖОННИ.

Я ехал очень быстро и приехал в Парадайз-сити за несколько минут до 18 часов. Мне повезло: я захватил Чика Барли в тот момент, когда он уже наводил порядок на своем письменном столе.

— О, господи! — воскликнул он без особого энтузиазма, увидев меня. — Послушай, Дирк, у меня свидание. И она не станет ждать,

— У тебя неправильные идеи. Чем дольше заставлять их ждать, тем горячее они становятся… Что ты для меня раздобыл?

— Уж не воображаешь ли ты, что мы чудотворцы? Кое-что выяснил, но совсем немного.

Он сел, то и дело поглядывая на часы, затем выдвинул один из ящиков стола.

— Вот, пожалуйста. Рапорт о Сиде Воткинсе. Пока нет никаких данных о том, что он женился или имел ребенка, но этим мы продолжаем заниматься. В армии он считался холостым, но армейские данные могут быть неточными.

— Рождение Джонни Джексона не было зарегистрировано?

— Не знаю. Мы все копаем.

Он протянул мне напечатанное на машинке сообщение:

— Вот, получай, старина. А я отбываю.

— Обожди. Чик, ты был полицейским, служившим под началом полковника Пармелла. Каково было положение с наркоманами в вашем полку?

— Боже праведный! Что ты еще задумал? Предполагается, что ты разыскиваешь внука Фредерика Джексона, не так ли?

— Ты напрасно теряешь время, Чик. Как обстояли дела с наркоманами в полку Пармелла?

Он поколебался, затем махнул рукой:

— Старая история. Дела были плохи… В каждом полку были свои проблемы. Это не входило в мои обязанности, у нас был специальный отряд по борьбе с наркоманией. Они были профессионалами.

— Они рапортовали о вашем полку?

— Наверное, но донесения поступали непосредственно к полковнику. Говорю тебе, это меня не касалось.

— Наркотический отряд… Кто его возглавлял?

— Полковник Джефферсен Хейвефорд. Они с полковником Пармеллом большие друзья.

— Где мне его найти?

Чик, нахмурившись, посмотрел на меня.

— Он живет здесь. Ты найдешь его в справочнике. Но, Дирк, послушай меня, действуй осторожно. Полковнику не понравится, если ты начнешь копаться в старье.

Он поднялся на ноги.

— Если я сейчас не пойду, моя красотка выцарапает у меня глаза…

И он ушел.

Я закурил сигарету, налил себе полстаканчика из общей бутылки и прочитал короткий рапорт, касающийся армейской карьеры Сиднея Воткинса.

Из этого рапорта я уяснил, что Сидней Боткине был призван. Он стал подвозчиком бомб в одной из команд при военном аэродроме. Провел четыре года во Вьетнаме на базе, подвозя бомбы на аэродром, и только. Работал удовлетворительно. Его демобилизовали, он возвратился в Штаты вместе с другими демобилизованными. Последний его адрес, которым располагала армия, был пансионат в Нью-Йорке. Потом он исчез из виду.

Единственный факт, заинтересовавший меня в этом рапорте, было то, что Митч и Боткине находились во Вьетнаме в одно и то же время.

Я положил рапорт в папку, потом поискал в справочнике номер полковника Хейвефорда. У него была квартира на Суин Бульваре, в одном из самых фешенебельных районов города.

Он сам ответил на мой звонок.

— Хейвефорд, — услышал я глубокий, чуть раскатистый голос.

— Говорит Дирк Уоллес, полковник, — сказал я. — Я работаю у полковника Пармелла.

— Вы его новичок. Полковник рассказывал мне о вас. В чем дело?

— Я столкнулся с проблемой, сэр. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

— Что вы именуете проблемой?

— Она касается того дела, над которым я сейчас работаю. Похоже, что она связана с наркотиками в армии. Надеюсь, что вы мне поможете.

— Будьте здесь через десять минут. В восемь я приглашен на обед.

И он повесил трубку.

Суин Бульвар находился в трех минутах езды от моего офиса, так что ровно через семь минут я уже звонил у дверей полковника. Негритянка-горничная провела меня через просторную красиво обставленную гостиную на террасу, которая выходила на бульвар с его пальмами, чистым песком, на котором резвились молодые прожигатели жизни обоего пола, и на поблескивающую синюю воду.

Хейвефорд сидел на солнышке в шезлонге. Заметив меня, он тотчас же поднялся. Он был невысокого роста, совсем квадратный, краснорожий, типичный вояка с коротко подстриженными белыми усами и стрижкой "полубокс". Одет он был в белые шорты, белую рубашку и сандалии.

— Уоллес?

Он протянул мне руку.

— Да, сэр.

— О'кей. Садитесь. Скотч?

Он подошел к небольшому бару тут же на террасе и наполнил два бокала, протянул мне один и снова сел. Его серые глаза внимательно изучали меня.

— Что за проблема?

— Как я понял, вы занимались вопросами наркотиков во Вьетнаме.

— Правильно.

— Агентству было поручено разыскать сына Митча Джексона По ходу своих поисков, мне сообщили, что Митч был толкачом наркотиков.

Хейвефорд принялся с хмурым видом разглядывать свой бокал, потом пожал плечами.

— Я всегда думал, — сказал он, — что рано или поздно это откроется. Вы говорили со своим боссом?

— Нет, сэр. Полковник в Вашингтоне, я не могу с ним связаться. Поэтому я обратился к вам. Имелись ли реальные доказательства того, что Митч промышлял наркотиками?

— Послушай, молодой человек. Митч Джексон считается национальным героем. Он награжден "Медалью Почета". Мы не хотим запятнать репутацию человека, который спас жизнь семнадцати молодым людям и умер, делая это.

— Итак, он был распространителем наркотиков?

Поколебавшись, он кивнул.

— Да. Его должны были арестовать точно так же, как мы арестовали многих других "толкачей", которые в настоящее время отбывают большие сроки наказания. Мой помощник собрал улики против Митча, и мы даже заготовили ордер на его арест. Потом случилось это: он помчался в джунгли, вывел семнадцать человек, а сам погиб, сгорев живьем. Поэтому я решил обо всем позабыть. Я ненавижу "толкачей", они самые подлые из всех существующих преступников. Но Джексон был храбрецом. Такие люди в то время нам были очень нужны. С моей стороны было бы непростительной ошибкой опубликовать то, чем он занимался, прежде чем погибнуть геройской смертью. Полковнику Пармеллу ничего не сказали. Все было шито-крыто, и я об этом не сожалею Вот как обстоят дела, молодой человек. И я вам советую тоже позабыть обо всем.

Я выпил немного его превосходного скотча, обдумывая его слова.

— Все это может остаться фиговым делом, сэр, — сказал я, — то есть по-прежнему прикрытом делом, но я хочу продолжить расследование. Знаете ли вы, что Джексон женился, и у него родился сын?

Он покачал головой.

— По имеющимся у нас сведениям, Джексон был отчаянным головорезом до того, как его призвали в армию. Его характеристика была ужасной, но, сделавшись солдатом, он стал вести себя безукоризненно. Он тоже искусно прикрывался фиговым листком, как вы выражаетесь, никто из командования не догадывался, чем он занимается. Если бы не мой помощник, капитан Гарри Везерспун, который без устали выслеживал толкачей наркотиков, Джексон продолжал бы спокойно заниматься своим весьма выгодным бизнесом.

Я сидел неподвижно, стараясь изо всех сил не проявлять на лице возбуждения.

— Капитан Гарри Везерспун? Что с ним случилось?

— Он расстался с армией. Слышал, что он приобрел партнерство в какой-то фабрике. Что-то связанное с лягушками… Откровенно говоря, странное занятие для опытного агента по борьбе с наркотиками…

Он взглянул на часы.

— Мне нужно переодеться. Моя жена запоет свою любимую песню, если только я запоздаю в гости.

Он поднялся на ноги.

— Прежде чем вы продолжите свое расследование, я советую вам поговорить с вашим боссом. Не знаю почему так важно разыскать сына Джексона, но я твердо знаю, что если начать копаться в прошлом Митча, поднимется настоящий скандал, это скверно отразится на репутации полка Пармелла. Так что… потолкуйте с ним.

Мы пожали друг другу руки, и я ушел.

Было уже без двадцати семь. Я решил возвратиться к себе в апартаменты. По дороге я купил китайский обед "заберите домой", мне хотелось тихонечко посидеть и подумать.

Открывая дверь квартиры, я держал в руке свой 38-калиберный пистолет. Но меня никто больше не подстерегал. Я запер дверь, заглянул в спальню и только после этого убрал револьвер в кобуру. Потом налил себе стаканчик, сел на диван и стал перебирать в памяти все события сегодняшнего дня. Мне казалось, что я добился кое-каких успехов. Завтра, решил я, я нанесу визит Говарду и Венболту, адвокатской фирме Везерспуна, после чего вернусь в Сирль. Мне хотелось еще раз поговорить с Воткинсом, затем с Джошем, почтальоном, ну и, разумеется, больше всего с Гарри Везерспуном.

Сидя и потягивая свой скотч, я с неудовольствием думал о том, что полковник Пармелл отзовет меня с этого дела, если только я сообщу ему о том, что мне удалось выяснить. И потом я был рад, что он в Вашингтоне.

После довольно позднего завтрака я отправился в Майами и без труда нашел контору Говарда и Венболта. Она находилась на седьмом этаже нарядного делового квартала на 36-й СевероЗападной улице.

За столом секретаря сидела седовласая толстуха. Она посмотрела на меня холодными недружелюбными пазами.

— К мистеру Венболту, — произнес я, даря ей улыбку и мою карточку.

Она взглянула на карточку, потом выронила ее, как будто могла испачкать об нее свои пальцы.

— Вам не назначено, мистер Уоллес?

Я сказал, что нет.

— Мистер Венболт обычно принимает клиентов после предварительной договоренности.

Я ответил, что не являюсь его клиентом. Мне нужно на короткое время повидаться с мистером Венболтом, если только, разумеется, в данный момент он не слишком занят.

— Вы пришли в неподходящее время, мистер Уоллес.

Эта старомодная кукушка мне изрядно действовала на нервы, но я продолжал улыбаться в лучших традициях киногероев и заявил, что искренне сожалею в отношении времени. Какое время подходящее?

Она посмотрела на меня, не понимая, издеваюсь я над нею или нет, потом включила селектор и объявила:

— Здесь находится мистер Уоллес из Детективного агентства, он хочет поговорить с вами.

В ответ раздался благодушный басок:

— Проводите его, мисс Лейсли. Проводите, пожалуйста.

Она щелкнула выключателем и ткнула пальцем в дверь, сказав с таким выражением, от которого свернулось бы молоко:

— Вот сюда. Третья дверь справа.

Я поблагодарив ее, вошел в длинный коридор и услышал тот же благодушный басок, который предложил мне войти.

Эдвард Венболт был крупным излишне тяжеловесным образцом полнейшего благополучия. Ему было немногим более сорока лет, он выглядел безукоризненно в черном деловом костюме. Все в нем, начиная от дорогой рубашки, золотых запонок, довольно редких черных волос, красной гвоздики в петлице кричало и вопило о богатстве и самодовольстве этого человека.

— Входите, мистер Уоллес, — сказал он, поднимаясь из-за колоссального стола и протягивая руку, которая на ощущение походила на кусок теста.

Я решил, что единственное упражнение, практикуемое мистером Венболтом, была работа ножом и вилкой. Возможно, конечно, я и ошибался.

— Садитесь. Мистер Везерспун звонил мне по телефону. Он предупредил, что вы заглянете.

Он продемонстрировал мне полный рот золотых зубов в широкой улыбке.

— Он сказал мне, что вам, возможно, удастся разрешить нашу небольшую проблему. Мы все знаем об агентстве Пармелла. Оно лучшее.

Я уселся.

— Насколько я понял, мистер Везерспун сообщил вам, что мы пытаемся по поручению покойного мистера Джексона разыскать его внука? — спросил я.

— Совершенно верно. Мы тоже пытаемся разыскать его. Все довольно загадочно, не так ли?

Он громоподобно рассмеялся.

— Мистер Везерспун заинтересован в приобретении лягушачьей фермы, но мы не можем оформить покупку, пока не будет найден наследник старого Джексона.

— Вы убеждены, что Джонни Джексон является наследником?

— В этом нет никакого сомнения. Я видел копию завещания.

— Значит, было завещание?

— Да, разумеется. Старый Джексон оставил все свое имущество и деньги своему сыну Митчеллу, а в случае его смерти — его отпрыску мужского рода.

— Это полностью исключает жену Митча.

— Если у него была жена, несомненно… Но до сих пор у нас нет доказательства того, что Митч был женат.

— Если он не был женат, а Джонни был незаконнорожденным, может ли он претендовать на наследство деда?

— Употребив термин "отпрыск мужского рода", старый Джексон предрешил этот вопрос. Джонни является законным наследником.

— У кого хранится оригинал завещания?

— У мистера Виллиса Поллэка. Он местный адвокат В Сирле.

У Венболта на жирной физиономии появилось покровительственное выражение.

— Я разговаривал с ним по телефону. Он сообщил, что Фредерик Джексон составил завещание, когда призвали его сына. Кроме лягушачьей фермы, старый Джексон, похоже, не оставил никаких денег. Ферма не имеет большой ценности. Мистер Везерспун готов уплатить за нее пять тысяч долларов, не более.

Я решил не говорить этому самодовольно улыбающемуся толстяку о дыре под кроватью старого Джексона. Я был совершенно уверен, что там было спрятано значительное количество денег, но говорить об этом Венболту прежде, чем я проведу дальнейшее расследование, не имело смысла.

— А вы, мистер Уоллес, в чем-то преуспели?

— Еще нет. Джонни исчез уже давно. Его след остыл, но я копаюсь. Занимаюсь я этим делом всего несколько дней. Я хотел встретиться с вами и удостовериться, что мы не тратим время и деньги, дублируя друг друга.

Ему, очевидно, это понравилось, потому что он одобрительно закивал головой.

— Мы помещаем объявления. Мы обратились в Бюро по розыску пропавших лиц. Как вы сами говорите, еще рано ждать результатов.

Он посмотрел на свои золотые часы фирмы "Омега".

— Итак, мистер Уоллес, полагаю, мы будем контактировать друг с другом?

Он поднялся и протянул мне свою тестоподобную руку.

Я пожал ее, сказал, что буду поддерживать с ним связь, и попросил, что если они получат ответ на свои объявления, они бы дали мне знать. Я вручил ему свою служебную карточку.

Уйдя от него, я подумал с удовлетворением, что получил от него все же больше информации, чем он от меня.

Три часа спустя я находился в ресторане отеля "Прыгающая Лягушка. За столом администратора сидел Боб Бьэт, когда я проходил через вестибюль. Он мне по-дружески кивнул. Я не остановился, чтобы справиться, где находится его дочь. Усевшись за свой столик в углу, я улыбнулся и обменялся кивками с другими обедающими, затем съел с большим аппетитом курицу.

Когда я отставил в сторону пустую тарелку, я спросил у старого негра-официанта Абрахама, где я смогу найти Виллиса Поллэка, адвоката Сирля. Он дал мне указания. После кофе я зашагал по Мейн-стрит, чувствуя, что меня провожают десятки любопытных глаз, до офиса Поллэка, который помещался над магазином металлоизделий.

Это было равносильно тому, чтобы попасть на фильм выпуска 1890 года. Невысокая дама со снежно-белыми волосами, одетая в черное платье, которым мог бы гордиться любой музей истории костюма, сидела за миниатюрной конторкой, на которой возвышалась машинка одной из первых моделей "Ремингтом". У окна стоял красный дубовый письменный стол с зеленым суконным верхом. За ним восседал Виллис Поллэк.

Я задержался в дверях, разглядывая его.

Виллис Поллэк был маленький человек лет восьмидесяти, напоминающий диккенсовских положительных персонажей. У него были великолепные седые усы, аккуратно подстриженные баккенбарды, длинный немного крючковатый нос и живые карие глаза. Одет он был в добротный черный сюртук, белую рубашку и гэмблеровский галстук. Это, несомненно, был персонаж прошлого столетия.

— Ах! — воскликнул он. — Это не мистер Уоллес. Входите, мой друг.

Он поднялся, на его морщинистом лице появилась добрейшая улыбка.

— Это моя дорогая супруга Дейзи, — продолжал он. — Она выполняет всю работу, я же занимаюсь только разговорами.

Маленькая старая дама запротестовала:

— Послушай, Вилли…

Она посмотрела на меня:

— Мой дорогой муж вечно преувеличивает. Я просто не представляю, что бы местные жители делали без него!

Несколько растерянный, я прошел в полутемную комнату и пожал руку Поллэку, потом подошел к Дейзи и, после некоторого колебания, поцеловал ей руку. Не пожимать же ее тоже?

Поллэк жестом пригласил меня сесть в старинное мягкое кожаное кресло возле его стола.

— Каким образом я могу быть вам полезен? — спросил он.

Я уселся.

— Как вы уже знаете, мистер Поллэк, я пытаюсь отыскать Джонни Джексона, — начал я, потом рассказал ему про письмо, которое Фредерик Джексон прислал в агентство полковнику Пармеллу, про то, что тот взялся за это поручение за 100-долларовый ретейнер, потому что Митч Джексон был национальным героем.

— Я разговаривал с мистером Венболтом, который сообщил мне, что Фредерик Джексон оставил завещание, которое хранится у вас, — продолжал я после некоторой паузы, в течение которой мистер Поллэк и его жена обменялись взглядами. — Я хотел бы узнать, когда и как это завещание было составлено.

Поллэк снова посмотрел на жену.

— Покажи ему завещание, Дейзи, дорогая, — сказал он.

Она подошла к одному из ящиков и извлекла из него листок бумаги. Ничего сложного в этом документе не было.

"Я, Фредерик Джексон, оставляю все свое имущество и деньги моему сыну, Митчеллу Джексону. Если он меня не переживет, все мое имущество и деньги должны перейти к его отпрыску мужского рода, независимо от того, будет ли он или они рождены в законном браке или нет. В том случае, если отпрысков мужского рода не будет, тогда мое имущество и деньги должны перейти в Фонд Ветеранов-Инвалидов, чтобы помочь таким же как я безногим калекам".

Под довольно корявой подписью, которую было трудно разобрать, Виллис и Дейзи Поллэк подписались в качестве свидетелей.

— "В законном браке или нет", — повторил я, посмотрев на Поллэка. — Какая странная фраза…

Он разгладил усы и усмехнулся:

— В действительности нет. Фрэд знал, что его сын едва ли женился б, но он предвидел возможность того, что у Митчелла будет незаконный сын. Фрэд не признавал девчонок… В этом отношении он был самодуром. Он мне прямо заявил, что ни одной девчонке не достанутся его деньги. Зато когда появился Джонни, я впервые после гибели Митча увидел Фредерика счастливым.

— Что случилось с завещанием?

— Вскоре после того, как Митча призвали в армию. Фрэд прислал мне записку, приглашая меня и Дэйзи приехать к нему в хижину, поскольку он хотел составить завещание. Мы поехали туда.

Он покачал головой.

— В течение многих лет мы с Фрэдом были добрыми друзьями. Мы частенько вместе играли в биллиард, но после того, как он потерял ноги, он превратился в затворника. Мы с Дейзи пришли в ужас, увидев, как он живет. Впрочем, это не суть важно. Он нам точно объяснил, как он желает сформулировать завещание. Я спросил, не желает ли он что-то предусмотреть для жены Митча, если тот женится, но он сразу насупился и очень грубо заявил, что это его завещание, и он желает его написать именно в таком виде. Я все написал, мы с Дейзи его засвидетельствовали. На этом все было кончено.

Он попробовал свой галстук.

— Я уверен, что у Фрэда не было никаких денег, поэтому он стал особенно настаивать в необходимости не изменять это завещание. Ведь его земли и его хижина не представляют особой ценности.

— Что заставляет вас думать, что у него не было денег?

Поллэк слегка удивился.

— Прежде всего то, как он жил, мистер Уоллес. Никто бы не стал жить в таких скверных условиях, если бы он не нуждался в средствах. У него не было счета в банке, а после его смерти не было найдено никаких денег.

— Кто проверял? — спросил я.

— Доктор Стид и мистер Везерспун ездили туда после смерти Фрэда. Доктор Стид рассказывал мне, что они хорошенько осмотрели все кругом и не нашли ни денег, ни бумаг.

— Мистер Везерспун? А он почему туда ездил?

— Он хочет купить имущество Фрэда, а они с доктором Стидом хорошие друзья. Доктор посчитал, что в таком деликатном деле необходимо иметь свидетеля.

— Им не показалось странным, что у старого Джексона не было никаких бумаг?

— Конечно, показалось, и мне тоже. Но доктор Стид предположил, что прежде чем застрелиться, Фрэд уничтожил все письма и документы.

— А вас не удивило, что старый Фрэд застрелился?

— Не говорите! Очень. Это явилось для меня настоящим шоком. Но, как сказал доктор Стид на дознании, бедняга Фрэд жил одиноко, а потеряв Джонни… Одним словом, это показалось ему невыносимым ударом. В его возрасте, без ног, может быть, самоубийство показалось ему самым легким выходом?

Я поднялся с места.

— Теперь остается только разыскать Джонни, — сказал я. — Благодарю вас, мистер Поллэк, я отнял у вас много времени. Если мне понадобится дальнейшая помощь, я могу вас снова побеспокоить?

— Приходите не колеблясь, мистер Уоллес.

Мы распрощались так же церемонно, как и поздоровались, потом я спустился по шатким ступенькам и вышел на раскаленную улицу.

Данное дело началось, как ничего не обещающая складная картинка, состоящая из множества разрозненных кусочков, подумал я, шагая по Мейн-стрит, но кусочек за кусочком они соединялись друг с другом. Я собираю сведения, а ведь именно это является самой сущностью любого расследования.

Войдя в помещение почты, я увидел молоденькую девицу, усеянную прыщами в уродливых очках на носу, которая стояла за проволочной сеткой. Она сладко зевала, когда я остановился перед ней, затем, очевидно узнав меня, попробовала обольстительно улыбнуться.

— Приветствую вас, мистер Уоллес. Почта Сирля к вашим услугам.

— Благодарю.

Пожалев ее из-за непривлекательной внешности, я наградил ее своей самой сексуальной улыбкой:

— Джон на месте?

— Он сортирует почту.

Она ткнула пальцем в заднюю дверь.

— Вы уже нашли Джонни?

— Нет еще. Вы первой об этом узнаете, если и когда я его найду.

Она захихикала.

— Выдумываете!.. Наверное удивительно быть частным сыщиком?

— Можете не сомневаться! — заявил я и прошел к задней двери, толчком распахнул ее и вошел в маленькое отделение почты.

Коренастый лысенький мужчина лет около шестидесяти стоял у конторки, просматривая пачку писем. В зубах у него была зажата трубка, на кончике носа балансировали очки.

— Не можете ли вы мне уделить минутку? — спросил я, закрывая за собой дверь.

Он поднял голову, глянул на меня и продолжал разборку.

— Я — Дирк Уоллес. Билл Андерсен, возможно, говорил обо мне. Я пытаюсь отыскать Джонни Джексона.

Он снова кивнул, взял резиновую ленточку и надел ее на десяток писем.

— Андерсен сообщил мне, что первого числа каждого месяца мы доставляли Фредерику Джексону письмо. Они стали приходить вскоре после смерти Митча Джексона. Каждый месяц в течение шести лет… Правильно?

И снова он кивнул. Пока он не произнес ни одного слова.

— Письма приходили из Майами?

Кивок.

— Теперь писем нет?

Кивок.

— Мне сказали, что вы забрали Джонни, когда он впервые появился в Сирле, и доставили его на своем почтовом фургоне в хижину старого Джексона?

Очередной кивок.

Я с трудом справлялся с раздражением.

— Разговаривали ли вы с ним, когда везли его в хижину Джексона? Спросили ли его, откуда он приехал?

С умопомрачительной медлительностью он закончил сортировку писем, пару раз пыхнул своей трубкой, затем, положив две большие руки на конторку, дружески мне подмигнул:

— Извините меня, мистер Уоллес. Я не могу заниматься одновременно несколькими вещами. Теперь, когда я закончил с корреспонденцией, я могу уделить вам все свое внимание. Вы спрашиваете меня о Джонни Джексоне?

Я не слышно втянул в себя побольше воздуха, напоминая себе, что я имею дело с провинциальными людьми в провинциальном городишке.

— Да. Когда вы везли его в хижину старого Джексона, спросили ли вы его, откуда он приехал?

— Спросил, но мальчик просто ответил, что издалека. По его бледному усталому лицу было видно, что он не хочет говорить. Мистер Уоллес, я уважаю человеческое уединение. Если он молчал, зачем же я стал бы к нему приставать с расспросами? Я не занимаюсь сплетнями, как многие жители этого города. Поэтому я заткнулся.

— Что случилось, когда вы привезли его на место?

— Я ссадил его у начала аллеи, объяснил ему, что хижина стоит в конце ее, он не заблудится.

Он снова пару раз затянулся из трубки, потом поскреб себе затылок.

— Полагаю, вам я могу это рассказать, мистер Уоллес. Никому другому я про это не говорил. Это было уже очень давно, и потом я хотел бы помочь отыскать Джонни.

Он, колеблясь, потягивая свою трубку, продолжил:

— Что мне рассказать? Послушайте, Джон, Джонни — наследник старого Джексона. Вы можете помочь ему, сообщив мне то, что вам известно.

— Вот я тоже так думаю… Он вылез из моего фургона и поблагодарил меня. По-хорошему, от всего сердца. Потом вытащил из кармана конверт. Это было уже десять лет назад, но я хорошо представляю себе его бледное несчастное личико, когда он обратился ко мне. Он сказал, что у него нет денег на почтовую марку, но он просит меня отправить это письмо. Я сказал, что непременно отправлю, и отправил. Последний раз я видел его, когда он шагал по аллейке к дому Фрэда.

— Вы имеете в виду, что, доставляя на протяжении шести лет ежемесячно конверты Фрэду Джексону, вы ни разу не видели Джонни?

— Совершенно верно. У меня не было возможности. Мой фургон страшно грохочет, Фрэд издали слышал, что я еду. Он выходил к повороту на лужайку, забирал конверт, благодарил меня — и все.

— Вы никогда не спрашивали, как поживает Джонни?

— Я бы с радостью спросил, да Фрэд-то был всегда бирюком. Возьмет конверт, молча кивнет головой и заковыляет прочь. А мальчик в это время был в школе. Так и не привелось мне увидеть его больше. Фрэд мне ничего не сказал даже тогда, когда я доставил ему медаль сына. Просто вырвал ее у меня из рук, расписался в получении и повернулся ко мне спиной.

— Ну, а письмо, которое вам отдал Джонни? Я знаю, это было почти десять лет назад, но вы случайно не помните адрес на конверте?

— Помню, конечно. Понимаете, мне же было любопытно. Неизвестно откуда появляется мальчонка и ищет такого грязного и нелюдимого медведя, как Фрэд. Мальчику на вид лет девять, тут каждому стало бы интересно!

— Я вас вполне понимаю.

Мне приходилось удерживаться от желания закричать на него:

— Так каков же там был адрес?

Джон обнаружил, что у него потухла трубка. Он принялся ее разжигать, несколько раз полыхал ею, я же стоял, сжимая и разжимая кулаки от нетерпения.

— Адрес? Имя — миссис Стелла Коста, Мейси-стрит, Секомб. Дом, как мне помнится, или номер 7, или 9.

"Напал ли я на золотую жилу? — задавал я себе вопрос. — Было ли это переломным моментом?"

— Миссис Стелла Коста, дом 7 или 9 по Мейси-стрит в Секомбе?

Он кивнул:

— Правильно.

— Благодарю, Джон. Вы мне здорово помогли.

Он подмигнул:

— Мне нравился мальчонка. Если старина Фрэд оставил какие-то деньги, мне было бы приятно, чтобы малыш их получил.

Пожав ему руку, я поспешил к машине.

Все мои планы поговорить с Гарри Везерспуном и Белли Воткинсом были отложены. Я должен был как можно скорее отыскать миссис Стеллу Коста.

Парадайз-сити считается самым модным, самым дорогим городом в мире. Чтобы поддерживать эту репутацию и ублажать мультимиллионеров, которые проживают там, необходимо содержать целую армию работников, дворников, обслуживающего персонала отелей и телохранителей. Именно эта армия селилась в Секомбе, находившемся в одной миле от Парадайз-сити.

Секомб схож с Вест Майами: компактный городок с однообразными кварталами многоквартирных домов, небольших бунгало, на дворах которых висели циновки из душистой травы, дешевыми столовыми, сомнительными барами и несколькими еще более сомнительными клубами.

Мейси-стрит ответвлялась от Сивью Роуд, которая является сердцем делового торгового центра в Секомбе.

Мне повезло: я нашел щель, в которую загнал свою машину. И принялся искать дома номер 7 и 9. На меня сразу же набросилась орава различных торговцев: черных, желтых и белых.

Номер 7 оказался маленькой убогой портновской мастерской. Ее владелец-китаец, стоявший в дверях, посмотрел на меня с явной надеждой. Но я пошел дальше.

Номер 9 выглядел более обещающим: облезлая дверь, втиснутая между китайским ресторанчиком и аптекой.

На дверях красовалась надпись:

КОМНАТЫ В НАЕМ. ИМЕЮТСЯ СВОБОДНЫЕ

Я вошел в тускло освещенной вестибюль, который едва ли заслуживал такого названия. Здесь пахло затхлой едой, кошками и помойными ведрами. Слева от входа на двери была еще одна надпись:

ОФИС ПО НАЙМУ ПОМЕЩЕНИЙ

Я постучался, толкнул дверь и пошел в крохотное помещение. За облезлым исцарапанным столом сидел негр и читал листок о конно-спортивных соревнованиях.

Ему было много больше семидесяти, совершенно белые курчавые волосы, на кончике носа у него были очки в роговой оправе, на голове для чего-то была водружена нелепая черная шапочка.

Отложив в сторону газету, он посмотрел на меня поверх очков, потом понимающе улыбнулся.

— Как вы считаете, кто победит сегодня в трехчасовом забеге? — спросил он.

Я подошел к столу.

— Не могу сказать. Я не увлекаюсь лошадьми.

Он кивнул:

— Я так и подумал, но всегда бывает полезно попытаться.

Еще раз внимательно рассмотрев меня с ног до головы, он продолжал:

— И вам не требуется одна из моих комнат?

— Нет. Я ищу Стеллу Коста.

Он приподнял кустистые брови:

— Что нужно хорошо одетому молодому человеку, не увлекающемуся скачками, от миссис Костра?

Я ему дружески улыбнулся.

— Она сама вам расскажет, если пожелает.

Он обдумал мой ответ, снял очки, потом тут же водрузил их обратно.

— Она не пожелает со мной разговаривать.

— Очень печально. Где ее комната?

— Миссис Стеллы Коста?

Я посмотрел на него взглядом полицейского:

— У меня нет времени на пустую болтовню. Где я могу ее разыскать?

— Только не здесь. Отсюда она съехала много лет назад.

Я придвинул себе простой стул С прямой спинкой и сел на него.

— Я не расслышал вашего имени.

— Называйте меня просто Вашингтоном. У моих дорогих покойных родителей было чувство юмора.

— Хорошо, мистер Вашингтон, можете ли вы мне сказать, куда она переехала.

Он вытащил из кармана плавок и принялся протирать стекла

— Мы, жители Секомба, мастер, должны быть осторожны, сообщая сведения о других жителях. Я хотел бы повторить мой первоначальный вопрос: что нужно хорошо одетому весьма приличному молодому человеку от миссис Коста?

Работая с отцом, я частенько сталкивался с таким подходом и прекрасно знал, каким ключом открывается дверь. Достав бумажник, я извлек из него 20-долларовую бумажку, повертел ее, сложил вдвое, потом, посмотрев на негра, положил ее обратно в бумажник. Он успел вновь наметь очки и теперь смотрел поочередно то на меня, то на бумажник.

— Я вижу, что вы сообразительный молодой человек, — сказал он. — Небольшая смазка заставляет машину лучше работать.

— Где я найду миссис Коста? — повторил я свой вопрос.

— Хороший вопрос. Где вы ее найдете? Я — честный человек, мне бы очень хотелось заработать то, что вы мне показываете, но я знаю, что за деньги надо давать товар. Откровенно, молодой человек, я не знаю, где она сейчас, но я могу вам рассказать кое-что о ней. Вам это интересно?

Я бросил деньги на стол перед ним.

Он посмотрел на новенькую бумажку, затем взял ее и сунул в нагрудный карман.

— Ну, мистер, — сказал он, улыбаясь, — мы занялись делом. Вы спрашиваете о миссис Стелла Коста?

— Да, мистер Вашингтон. Что вы можете рассказать про нее?

Он поднял руку с розовато-черной ладонью.

— Пожалуйста, не зовите меня мистером Вашингтоном. Это вызывает во мне комплекс превосходства, в моем возрасте это очень нехорошо. Называйте меня Вашем, как все другие.

— Хорошо, Ваш. Она жила здесь, потом уехала. Так?

— Правильно.

— Как долго она здесь находилась?

— Хотите, чтобы я начал с самого начала?

— Было бы неплохо.

— Тогда слушайте. Приблизительно лет двадцать тому назад она приехала сюда с маленьким сыном. Точную дату сказать не могу, но, как я уже сказал, это было лет двадцать назад. Судя по ее внешности, я решил, что ей лет семнадцать. Она сняла две мои самые лучшие комнаты. Называлась она Стеллой Коста, но я склонен думать, что это было не ее настоящее имя.

— Что заставляет вас так думать?

— Как владелец такого дома с комнатами для сдачи, я должен быть очень осторожным, — сказал он и хитровато подмигнул. — Один раз она куда-то ушла, а малыш сильно плакал. Я вошел туда проверить, из-за чего он так разошелся. Причина была вполне уважительная. У меня имеется набор запасных ключей.

Он снова усмехнулся.

— Я поменял пеленку и восстановил тишину. На столике возле кровати лежал конверт, адресованный миссис Стенли Джексон. Тогда я понял, что она взяла себе более звучное имя.

— Она зарабатывала себе на жизнь?

— О да. Она была очень хорошенькой и прекрасно сложенной. Легко находила работу в различных клубах со стриптизом.

— Пока она работала, кто смотрел за ребенком?

— Она же работала только по ночам. Никаких проблем с малышом не было.

— Как долго это продолжалось?

— Лет пять. Она всегда аккуратно платила за квартиру. Большую часть дня она спала. Несмотря на то, что на ребенка она не обращала никакого внимания, он вырос.

— Вырос?

— Никто не в состоянии заставить их не расти, верно?

— Потом пошел в школу?

— Конечно. Вас это может удивить, но у нас в Секомбе хорошая школа. Джонни ходил туда. Он был милым ребенком, пожалуй, излишне робким, но я его очень любил.

Он снова принялся протирать очки.

— Такая жалость, что у него была такая мать.

— Что было с ней?

— Постепенно миссис Коста стала меньше зарабатывать. Тогда она принялась приводить к себе мужчин, а Джонни, разумеется, ей мешал. Она посылала его болтаться по улицам до тех пор, пока не уйдут ее приятели. Иногда, когда я был свободен, ребенок приходил ко мне, я его подкармливал, но по большей части мне было не до него, вот он и ходил по улицам, частенько под дождем. Однажды он сказал, что уйдет из дома, как только ему представится такая возможность. Я не отнесся к этому серьезно, ребятишки часто так говорят, а следовало бы. Поэтому, когда ему было десять лет, он исчез. Сегодня он был здесь, а завтра пропал. Миссис Коста спросила у меня, не знаю ли я, куда он девался. Я прочитал ей небольшую лекцию о материнских обязанностях, но она велела мне заткнуться. Заявила что, что не делается, все к лучшему. Она устала от Джонни.

Он потер кончик своего черного носа и покачал головой:

— В ней не было ничего материнского.

— Когда она уехала отсюда?

— Примерно через пару лет после того, как сбежал Джонни.

Последнее место ее работы было в Скин-Клубе.

Я внутренне застонал. Золотоносная жила, показавшаяся мне такой многообещающей, была крохотной.

— Она не оставила вам своего нового адреса?

— Чего ради? В моем доме я не задаю никаких вопросов и ни о чем не расспрашиваю… Раз они платят мне за квартиру, они меня не интересуют. Приходят и уходят.

— Вы никогда не разговаривали с Джонни о его отце?

— Только раз. Понимаете, я не расспрашивал его. Мальчик ел, ну и мы о чем-то с ним заговорили. Он мне заявил, что его отец был самым лучшим, самым знаменитым солдатом в армии. Я спросил у него, почему он так думает, но он только улыбнулся в ответ, и я понял, что Джонни уверен, что так оно и есть. Вы ведь знаете, какие ребята фантазеры. Мне его стало жаль. Я подумал, что миссис Коста начинил действительно какой-то солдат. Она-то и внушила Джонни, что отец у него самый лучший и самый знаменитый. Иначе чего бы ему так гордиться незнакомым человеком?

Я подумал, что вытянул все сведения из этого симпатичного старика. Узнал я, в общем-то, немного, но все еще хотел найти Стеллу Коста.

— Где я могу найти этот Скин-Клуб? — поинтересовался я, поднимаясь.

— С восточной стороны Секомб Роуд.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Им заправляет мексиканец Эдмундо Рейз. Вы планируете с ним поговорить? Если да, то придерживайте свой бумажник рукой.

— Благодарю, Ваш. Возможно, еще встретимся, — сказал я и вышел.

Скин-Клуб был типичным притоном, устроенным в подвальном помещении, предназначенным для алкоголиков, развратников и не слишком привередливых туристов, жаждущих "сильных" ощущений.

Часы показывали 18.05. Мертвое время для любого ночного клуба Я остановился, чтобы посмотреть на засиженные мухами фотографии полуголых девиц, участвующих в стриптизе, на оркестр в составе трех негров и большой портрет негритянки, которая обольстительно улыбалась мне из золоченой рамки. Я спустился но довольно длинной лестнице, покрытой потертой красной дорожкой, отодвинул в сторону занавес из крупных бусин, нанизанных на шнурки, и оказался в просторном помещении со столами, стульями, баром в одном конце и эстрадой для оркестрантов в противоположном. Единственная лампа свисала над баром, где стоял человек, внимательно разглядывая листок бумаги. Возможно, он подводил итоги вчерашней выручки.

Этот человек был высокого роста, смуглый, черноволосый с тоненькими усиками и неподвижным лицом, как бы высеченным из камня. Тело у него было плотным, с широкими сильными плечами. Он поднял голову и долго, придирчиво разглядывал меня, Дока я шел через зал к его стойке.

— Бар закрыт, — бросил он.

— Мне не нужна выпивка, — сказал я останавливаясь. — Я — Дирк Уоллес. Я действую в интересах "Говард и Венболт", адвокатов. Я ищу информацию.

На его неприятной физиономии мелькнуло заинтересованное выражение.

— Да-а? Какую информацию?

— Мы пытаемся найти следы миссис Стеллы Коста. Как я понял, когда-то она тут работала.

Его черные глазки прищурились.

— "Говард и Венболт"?

— Точно.

— Зачем они хотят ее найти?

— Ей оставлено небольшое наследство, — солгал я. — Мы хотим навести порядок в этом деле.

Он провел сильной ручищей по блестящим волосам.

— Что значит "небольшое"?

— Маленькое. Не ваши деньги, мистер Рейз, но порядок есть порядок. Можете ли вы мне подсказать, где я смогу ее найти?

В этот момент из комнаты в дальнем конце зала вышла девушка, находившаяся за эстрадой для оркестра. Она шла через помещение широкими, грациозными шагами. Я реагировал на ее появление, как стальная игла на магнит. Ей было года двадцать два, выше среднего роста с длинными шелковистыми волосами черного цвета. Одета она была в туго обтягивающие джинсы" узкую трикотажную рубашку, которая прекрасно обрисовывала ее грудь. Она была самой страшной сексуальной угрозой для мужчин, которую я когда-либо встречал.

Рейз сердито глянул на нее.

— Проваливай, Би-би! — рявкнул он. — Я занят.

Она подошла к бару и улыбнулась мне. У нее были чувственные красные губы и ровные белые зубы.

— Чипи должен действовать круто, — заявила она, — вежливость его унижает. Извините его, он ведь совсем недавно стал носить ботинки. Раньше бегал босиком. Кто вы такой?

— Дирк Уоллес.

Она повернулась ко мне грудью, скорчила рожу Рейзу, потом обошла вокруг бара и показала на бутылку "Кэтти Сарк".

— Налей Дирку стопочку и перестань вести себя как медведь, Эдди.

Я пожирал ее глазами, думая о том, что после одной ночи с нею в постели мне придется отдыхать целую неделю, но игр, а будет стоить свеч.

— Тут мы зовем ее Би-би Мэнсл. Она работает здесь и вертит всеми, кроме слонов, — сказал Рейз. Потом потянулся к бутылке и налил три стопки. — Не обращайте на нее внимания. Ее мозги спрятаны между ног.

Би-би рассмеялась:

— Не слушайте его. Именно потому, что у него не было шансов там ни разу побывать, он и злится.

Она подняла свою стопку и осушила ее одним длинным глотком.

— А теперь проваливай, беби! — угрожающим тоном прошипел Рейз. — Это дело!

— Я слышала. Красавчик хочет знать, где ему найти Стеллу. Почему подымать из-за этого столько шума? Будь взрослым, Эдди. Скажи ему.

Дальнейшее произошло так быстро, что у меня не было возможности вмешаться. Двигаясь со скоростью готовой ударить кобры, Рейз ударил ее открытой рукой по лицу, отбросив ее на ряды бутылок, которые попадали на пол за баром. Потом он схватил девушку за пояс, перебросил через бар, сбросив при этом мой стакан. Она приземлилась на все четыре конечности, вскочила и бросилась к двери, как испуганный олень, и в одно мгновение исчезла.

Рейз мне слегка улыбнулся, видя, как я растерялся.

— Забудьте об этом инциденте, мистер Уоллес, — сказал он. — В моем деле мне надо уметь управляться с упрямцами. Я налью вам новую рюмку.

Сделав это, он продолжал:

— Стелла Коста? Она работала у меня долгое время. Была неповторима в стриптизе. Эта девчонка, Би-би, недурна, но в ней нет настоящего огня.

Он поставил передо мной бокал.

— Чтобы быть звездой в этом деле, девушка должна иметь от природы желание обольщать мужчин, получать сама удовольствие от того, что она делает.

— Возможно…

Я отпил немного из бокала.

— Так где же я найду миссис Стеллу Коста?

Он опять приветливо улыбнулся.

— Говард и Венболт? Они, должно быть, купаются в деньгах. Каково вознаграждение?

— Никакого вознаграждения. Я же ясно сказал. Нам нужно навести порядок с основным капиталом. Если уж вам так хочется узнать, то речь идет всего о трех тысячах долларов. Для вас это сущие пустяки, верно?

— Кто их ей оставил?

— Мне не сказали. Не все ли равно? Где мне ее найти?

Его лицо приобрело бессмысленное выражение.

— Откуда мне знать? Она ушла отсюда год назад. Стала толстеть.

Он выпил и покачал головой.

— На вид ей уже можно было дать сорок, а мои клиенты любят молоденьких.

— Сама ушла?

— Ну, вообще-то я заставил ее.

Вновь та же приветливая улыбка.

— Она не сказала, куда уходит?

Он начал раздражаться:

— Я не спрашивал.

"Снова проклятый тупик", — подумал я.

— Ну что же, благодарю за то, что вы уделили мне столько времени, мистер Рейз. Нам теперь придется дать объявление в газете.

У него забегали глазки.

— Кому есть дело до шлюхи?

— Так она была шлюхой?

— Вам надо напечатать крупными буквами?

— Мы дадим объявление. Для вашего клуба это послужит рекламой. Стелла Коста, исполнительница стриптиза и проститутка, которая одно время выступала в Скин-Клубе, должна связаться… И все такое прочее.

Я тоже улыбнулся.

— Вы знаете, как это пишется.

— Вы не смеете называть наш клуб!

В его голосе послышалось самое настоящее рычание.

Я притворно удивился:

— Но почему же? Множество туристов с радостью узнают, где они могут найти стриптиз и проституток. Это будет превосходно для вашего бизнеса, мистер Рейз!

Он наклонился вперед, сверкая глазами:

— Если вы только назовете мой клуб, я привлеку вас к судебной ответственности.

— Хорошо, не волнуйтесь. Тогда я обращусь в полицию и поинтересуюсь у них. Не исключено, что они располагают куда более надежными сведениями, чем вы.

— Убирайтесь немедленно отсюда!

— Успокойтесь, мистер Рейз. Выпейте еще стаканчик. Возможно, вы все-таки знаете, где мне ее искать. Назовите адрес, и я не буду возиться ни с объявлениями, ни с полицией.

Он заколебался. Потом сказал:

— Она умерла. Вышла пьяная и угодила в аварию. Попала под машину. Водитель удрал. Можете о ней забыть.

— Но это же ребячество, мистер Рейз! Я без труда проверю это в той же полиции. Используйте то место, которое вы называете юловой. Где Стелла Коста?

— О'кей, сукин сын, ты сам на это напросился! — заорал Рей. Я намерен преподать урок!

Очевидно, за стойкой имелась кнопка вызова охраны по тревоге. Я услышал, что где-то вдали раздался звонок. Дверь за эстрадой распахнулась, и двое моих знакомцев, козья шкура и сомбреро, появились в зале, в руках у них сверкнули ножи.

Но я этого ждал. Мой отец в свое время настоял на том, чтобы я овладел искусством моментально выхватывать свое оружие. У меня это было отработано превосходно. Вид 38-калиберного пистолета в моей руке сразу охладил их пыл, они остановились, как будто натолкнулись на кирпичную стену.

— Здорово, голубчики! — сказал я. — Я силен в стрельбе. Хотите покажу, как раздроблю вам коленные чашечки? Кто хочет быть первым?

Уголком глаза я заметил, что Рейз потянулся к бутылке "Кэпи Сарк". Когда он совсем было собрался использовать ее в качестве дубинки, я ударил его по лоснящейся физиономии ручкой пистолета. Охнув, он согнулся вдвое за стойкой, я же улыбнулся двум чернокожим, которые стояли неподвижно, вращая глазами от испуга.

— Сматывайтесь! — рявкнул я. — Живо!

Они моментально испарились, с шумом захлопнув за собой дверь. Пятясь для предосторожности, я не слишком быстро выбрался из зала, таким же методом преодолел лестницу, ежесекундно ожидая нападения, которого так и не последовало. Без всяких приключений я очутился на запруженной народом улице.

Она ожидала меня там в том же самом наряде, что и в клубе. Продев свою руку мне под локоть, она слегка мне улыбнулась.

— Доставь меня до моей койки, красавчик, — сказала она, — и давай обменяемся сведениями.

— Куда? — спросил я, когда мы сели в машину.

— Прямо. Налево у светофора. И опять налево у следующего перекрестка.

Она дотронулась рукой до меня, до моей щеки.

— Этот подонок поранил меня.

— Не так сильно, как я поранил его, — сказал я, включая мотор.

— Прекрасно. Будем считать, что вы с ним рассчитались за меня. Хорошо?

Я поехал, руководствуясь ее указаниями, и вскоре она сказала.

— Вон та развалюха слева.

Каким-то чудом здесь оказалось свободное место, чтобы припарковать машину, и я затормозил возле ветхого пятиэтажного здания, которое действительно лучше всего было списать как "развалюху".

— Здесь?

— Да, красавчик. Мое волчье логово.

Она выскользнула из машины и поднялась по разбитым ступенькам к перекосившейся входной двери, распахнула ее толчком ноги и зашагала дальше по неосвещенному коридору до самого конца, нашла ключ, отперла дверь и вошла внутрь. Я шел следом.

Мы вошли в маленькую комнатушку, в которой стояла раскладушка, одностворчатый шкаф, колченогий стул и стол. Грязный, вытертый ковер закрывал пол. Распахнутая по левой стороне дверь демонстрировала совмещенный туалет с душевой.

Я запер дверь и осмотрелся.

— Это ваш дом? — спросил я недоверчиво.

Она подошла к раскладушке и села на нее. Раскладушка заскрипела и прогнулась.

— Место, где можно выспаться.

Она пожала плечами.

— Все остальное время я бываю в клубе. Садитесь, красавчик.

Она указала на стул.

— Койка не выдержит наш общий вес, так что не лелейте несбыточных надежд.

Я сел верхом на стул и посмотрел на Би-би.

— Почему вы хотите найти Стеллу? — спросила она.

— Вообще-то мне нужна не она, а Джонни Джексон, который, как я считаю, ее сын.

Она провела пальчиком по шву джинсов.

— Почему вы думаете, что у Стеллы был сын?

— А разве нет?

Она тихонько рассмеялась.

— Почему вы хотите найти Джонни?

— Его дедушка оставил ему лягушачью ферму. Кое-кто желает ее приобрести. Без согласия Джонни этого сделать нельзя.

— Она много стоит?

— Достаточно. Послушайте, милочка, не будем тратить слишком много времени. Если я сумею разыскать Стеллу, я сумею разыскать и Джонни и смогу отдохнуть и забыть об этом деле. Вы знаете, где ее отыскать?

Она опять потрогала щеку, на которой теперь все явственнее проступал небольшой кровоподтек.

— До сих пор я работала у Эдди. Теперь — все. Допустим, вы дадите мне сотню долларов. Мне нужно уехать отсюда.

— Почему именно я?

— За это я могу рассказать вам про Стеллу и Джонни, чтобы вы могли отдохнуть.

Я достал бумажник, вынул из него 20-долларовый билет и протянул ей.

— Это за что? — спросила она, но деньги взяла.

— Начинайте говорить, милочка. Остальные появятся позже, если вы сообщите мне что-то полезное.

— Стелла умерла от повышенной дозы… Она месяцами была на героине. Вот почему и выставил ее Эдди.

— Эдди сказал, что она попала под автомашину.

Она кивнула.

— А что еще он мог сказать? Он опасается наркотиков.

— Но ведь Стелла получала героин-то у него?

— Я этого не говорила, верно?

Глаза у нее стали холодными.

— Стелла мертва.

— Вы ее знали?

— Конечно. Она учила меня профессии стриптиза. Теперь я занимаю ее место.

— Она говорила вам, что Джонни ее сын?

— Да.

— А кто его отец?

— Еще двадцать долларов купят ответ на данный вопрос.

Я дал ей вторую купюру.

— Она сказала мне, что его отец был солдатом во Вьетнаме.

— Они были женаты?

Она поморщилась:

— Кто в наши дни хочет жениться?

— Говорила ли она о своем сыне?

— Нечасто, но иной раз говорила под действием наркотиков.

— Что она вам про него говорила?

— Что он убежал от нее еще ребенком, и что она этому была очень рада.

— Почему?

— Он связывал ее. У нее были приятели, которым ребенок мешал… По-моему, вполне понятно. Удивляться нечему.

— Она знала, куда он отправился?

— Зачем ей беспокоиться? Он уехал, и точка.

Пока я ничего путного не услышал.

— Вы когда-нибудь встречались с Джонни?

Она хитро улыбнулась.

— Долго же вы подходили к этому вопросу, красавчик. Разрешите вам заметить, что это дорогой вопрос.

Инстинкт мне подсказывал, что это уже не пустяки. Что такое полсотни долларов для агентства? Я заглянул в свой опустевший бумажник, нашел пятьдесят долларов и протянул ей.

— Повторяю: вы когда-нибудь встречались с Джонни Джексоном?

— Два месяца назад, накануне того дня, когда умерла Стелла.

— Расскажите мне поподробней, милочка! — воскликнул я нетерпеливо.

— Дайте мне сигарету.

Я достал пачку, Дал сигаретку ей, вторую взял себе и закурил, ожидая продолжения.

— Мы со Стеллой были в клубе. Кроме нас, там никого не было. Мертвое время. Эдди сидел в своем офисе. Мы с ним болтали.

Она брезгливо Поморщилась:

— Потом появились эти двое. Я достаточно часто видела педерастов, но на эту пару стоило посмотреть. Один из них был негр. Настоящий бык. Второй был мальчик: хорошенький, светловолосый, одетые так, что ваши глаза невольно приковывались к множеству бус и браслетов. Негр стоял на пороге. Хорошенький мальчик мелкими шажками, покачивая бедрами, пересек комнату. Нужно ли вам все это рассказывать?

Она снова поморщилась.

— Я ненавижу педерастов. Они сейчас повсюду, разрастаются, как раковая опухоль… Он подошел к нам и глупо улыбнулся, глядя на Стеллу. Я думала, что она его сейчас отошьет, но вместо этого она застыла, как восковая кукла. Побледнела, как полотно, и совсем перестала дышать.

— Привет, ма! — произнес этот уродец высоким пронзительным голосом. — Я совсем выдохся. Одолжи мне пятьдесят, хорошо?

— Она сидела, глядя на него широко раскрытыми глазами. Тогда я закричала, чтобы он убирался ко всем чертям. Мой голос, кажется, пробудил ее. Она воскликнула:

— Господа, Джонни, что ты с собой сотворил?

Он же весьма развязно усмехнулся и спросил:

— Послушай, ма, что ты сотворила с собой? Дай мне полсотни. Я совсем без денег.

— Стелла расплакалась, тогда он потянулся к ее сумочке. Но когда он стал ее открывать, я плеснула ему в лицо кока-колу, которую пила. От неожиданности он отскочил с грубыми воплями, что я Испортила его одежду. Потом подошел черномазый. Я испугалась, что он меня прибьет, но он схватил Джонни в охапку и потащил его к выходу… Стелла поднялась, продолжая плакать, и ушла к себе в комнату. Тогда я ее видела последний раз в живых. Она приняла тройную порцию героина.

Кусочки головоломки разместились по своим местам. Джонни Джексон, сын Митча Джексона, был гомосексуалистом. Этим объясняется, почему девочки в школе Сирля не могли произвести на него впечатления и почему все те, с кем я о нем говорил, в один голос называли его "славным ребенком" Я почувствовал наконец, что кое-чего достиг.

— Вы не знаете, где я могу его найти?

— Он может быть где угодно. Нет, не знаю, и меня это совершенно не интересует. Послушай, красавчик, что вы скажете в отношении последней десятки?

— Куда вы собираетесь?

Она пожала плечами. На лице у нее было, совершенно каменное выражение.

— Не знаю. Я сыта по горло Скин-Клубцм.

Она внимательно посмотрела на меня:

— Уж не думаете ли вы, что девушка с, моей внешностью и моим… умрет с голода?

— Но должны же вы куда-то отправиться.

— Несомненно. В Нью-Йорк, возможно. Туда, где есть жизнь. Сейчас я знаю твердо одно: я хочу удрать от Эдди. Так как в отношении десяти долларов?

— Детка, сотня тебе тоже мало чем поможет. Нью-Йорк? Это очень далеко отсюда.

Она протянула руку:

— Деньги, красавчик!

— Расскажи мне про Эдди Рейза.

Глаза у нее округлились.

— Вы сошли с ума? Об этом пресмыкающееся я не желаю говорить. Я рассказала вам о Джонни, хватит с вас.

— Эдди участвует в рэкете по наркотикам, — сказал я. — Вам не обязательно говорить об этом. Это ясно без ваших слов.

Она вскочила с раскладушки, подошла к двери и распахнула ее.

— Гоните десять долларов и… вон!

Я посмотрел на нее и почувствовал жалость. Она была очаровательной девушкой, но так получилось, что она поплыла по течению, стараясь выжить, точно так же множество девушек ее возраста выходят на панель, чтобы не умереть с голоду.

Что они могли предложить? Никто не хотел ничего иного, кроме их великолепно сложенных тел и готовность упасть на спину в постели. В их молодые глупые головы никогда не приходили мысли о том, что годы бегут и что они становятся все более малопривлекательными. Мужчины охотились за молоденькими. Сейчас с той уверенностью, которую вселяло в нее ее обольстительное тело, Би-би не могла представить себе возможности того, чго другая девчонка, борющаяся за свое выживание, спихнет ее с поприща утоления порочных желаний мужчин более состоятельного круга, и ей останется довольствоваться старыми распутниками и алкоголиками, которые готовы схватить любую женщину.

— Милочка, остановитесь на минутку. Подумайте о будущем Вы же сами накликаете беду на свою голову. Неужели вы не можете заниматься ничем иным, кроме стриптиза?

Она долго смотрела с враждебным выражением на меня

— Вспомните хотя бы печальную судьбу той же Стеллы.

— Идите трясите своим проклятым тамбурином в каком-нибудь другом месте! — закричала она. — Слава богу, я сама могу распоряжаться своей жизнью и устроить ее так, как мне нравится Мне не нужны ничьи советы!

Она ткнула пальцем в дверь:

— Катитесь!

Я вышел от нее, понимая, что никакие уговоры не в силах повлиять на нее, точно так же, как ничьи призывы и увещания не в состоянии исправить современную молодежь, потому что они никого не желают слушать. Проходя по темному коридору к выходу, я слышал, как захлопнулась ее дверь.

Усевшись в машину, я проехал вниз по улице и свернул направо как раз в тот момент, когда со стоянки выбралась какая-то машина. Прибавив скорости, я успел занять освободившееся местечко, опередив на какой-то фут другого претендента. Он метнул на меня уничтожающий взгляд и отправился охотиться далее. Я запер машину и побежал назад на улицу Би-би.

Мне было трудно пробиться сквозь плотную толпу на тротуаре, но я позабыл о правилах вежливости и изо всех сил работал локтями, покуда не добрался до такого подъезда, откуда мне хорошо был виден вход в "развалюху". Я поднялся на три ступеньки, закурил сигарету, оперся о коробку двери и приготовился ждать.

Би-би меня заинтриговала. Я хотел проследить, куда она пойдет.

Более десяти минут прошло в ожидании. Я почувствовал, как позади меня отворилась дверь, и я обернулся.

На крыльцо вышел чернокожий верзила, облаченный в оранжевую рубашку и черные атласные штаны. От него несло дешевыми духами. Он сделал два шага вперед, затем остановился и посмотрел на меня злыми налитыми кровью глазами.

Я посмотрел на него "полицейским" — взглядом.

— Вам что-то нужно, белый человек? — требовательно спросил он грозным голосом.

— Если бы и было нужно, я бы не захотел получить это от вас.

Он напряг свои внушительные мускулы, так что рубашка расстегнулась у него на груди.

— Иди погуляй, белый человек! — рявкнул он. — Убирайся восвояси!

Я расстегнул среднюю пуговицу своего пиджака и продемонстрировал ему свой 38-й, до половины вынутый из кобуры.

Он посмотрел на оружие, затем на меня и слегка улыбнулся:

— Почему вы сразу не сказали, что вы коп, босс? — спросил он и торопливо пошел прочь, расталкивая толпу, как бульдозер.

Я вновь застегнул пиджак, перебросил сигаретный окурок через головы прохожих и продолжал терпеливо ждать.

Еще двадцать минут ожидания принесли мне вознаграждение.

Появилась Би-би, посмотрела налево и направо, затем пошла вниз по улице. Я воображал, что у нее в руках будет чемодан, но я увидел только сумку на ремне. Я пропустил ее вперед, затем отправился следом. У нее определенно не было вида человека, собирающегося уезжать из города.

Следить за ней было трудно из-за большого скопления людей. Совершенно неожиданно она повернула направо, и я на мгновенье потерял ее. Мне пришлось растолкать группу мексиканцев, что-то горячо обсуждавших посредине тротуара, как это принято только у мексиканцев, но все же успел завернуть за угол как раз вовремя, чтобы увидеть ее в дальнем конце улицы. Она собиралась сесть в ТР-7. Машина поразила меня. Она выглядела совершенно новой, ее светло-голубая окраска блестела на солнце. Последняя модель с открытым верхом. Я обошел толстую женщину, нагруженную сумками, и услышал, как голубой ТР-7 тронулся с места. Я все же успел заметить номер машины до того, как она завернула за угол и скрылась из виду.

На всякий случай я записал этот номер в записной книжке. Потом вернулся назад в квартал с многоквартирными домами, прошел к дверям "развалюхи" Би-би и добрался до ее комнаты. Я предполагал, что дверь будет заперта, но она распахнулась, как только я до нее дотронулся.

Минут пять я потратил на осмотр, но ничего не обнаружил. Шкаф был пуст, постельное белье грязное, душевая выглядела так, как будто ею не пользовались несколько месяцев. Я пришел к выводу, что Би-би обвела меня вокруг пальца. Эта отвратительная комнатенка определенно не была ее домом.

Я поехал в офис и навестил Чарльза Эдвардса, стервятника, который проверял расходные счета всех оперативников. После короткого, но жаркого спора с ним, я пополнил свой бумажник, клятвенно заверяя его, что подробно отчитаюсь за каждый доллар денег перед агентством.

Чика Барли на месте не оказалось. Запершись в нашем кабинете, я позвонил в Отдел Контроля Городского Транспорта при полицейском управлении, зная, что работнику Пармелла там не откажут в помощи. Тем более, что я уже имел дело с этим офицером.

— Лью, — сказал я, услышав его голос в трубке, — я хочу выяснить, кому принадлежит легковая машина номер PC 400 008.

— Подожди у телефона.

В ожидании я думал о Би-би. Чего ради она меня привела в эту грязную конуру? Говорила ли она правду, уверяя, что хочет расстаться со Скин-Клубом? Как могло случиться, что у нее имеется такая дорогая спортивная машина, когда она выпросила у меня без стеснения девяносто долларов?" Или вовсе это не ее машина, она ее у кого-то одолжила или украла.

— Дирк?

Это заговорил офицер-контролер

— Машина принадлежит миссис Филлис Стобарт Адрес Броудкерст Бульвар, 48.

— Благодарю, Лью.

Я положил трубку.

Придвинув к себе портативку, я напечатал финансовый отчет для Эдвардса, подумав при этом, что он должен его удовлетворить.

Отворилась дверь, и появился Чик Барли.

— Снова ты?

Он сел за свой стол.

— У меня для тебя кое-что есть.

Он выдвинул ящик стола и достал короткий рапорт.

— Никаких записей о регистрации брака Митча Джексона, но рождение его сына зарегистрировала Стелла Джексон Возможно, действительно его жена, но скорее всего нет.

Он протянул мне фотокопию свидетельства о рождении. Оно не сказало мне больше того, что я услышал от Чика. Отец: Митчелл Джексон. Мать: Стелла Джексон. Место рождения: Майами, Гроун Лейн, 22.

— Благодарю, Чик. Скажи, пожалуйста, ты никогда не сталкивался с капитаном Гарри Везерспуном, армейским агентом по наркотикам?

— Ты все еще суешь нос в наркотики?

— Знаешь его?

— Один раз с ним встречались. Он изучал ребят, рассортировывал их на козлов и баранов.

Чик поморщился

— Он мне не понравился.

— Почему?

Чик пожал плечами.

— Трудно сказать. Зависть, по-видимому. Казалось, у него слишком много денег. Один из этих типов с состоятельными родителями. Подавлял всех своим авторитетом Вообще-то тебе человек или нравится, или не нравится. Везерспун мне не понравился.

— Чик, не мог бы ты выполнить для меня еще одну небольшую работенку? Я хочу возвратиться назад в Сирль, а здесь мне нужно собрать данные о миссис Филлис Стобарт, проживающей в доме 48 по Броудкерст Бульвару.

Он вытаращил глаза:

— Какое отношение она имеет к Джонни Джексону?

— Не знаю. Возможно, никакого Но на всякий случай мне нужна ее подноготная.

— Ну что же, Терри сейчас изнывает от безделия. Поручу это ему. Насколько глубоко копать?

— На сколько удастся.

— О'кей. И тебе, разумеется, это нужно к завтрашнему утру?

— Лучше сегодня к вечеру. Я позвоню тебе домой из Сирля в 21.00. Договорились?

— Не договорились. В это время, надеюсь, я буду помогать одной красотке выбраться из ее платья.

Он что-то написал на листке бумаги и протянул его мне.

— Позвони Терри. Он слишком молод, чтобы бегать на свидания.

— Хорошо, позвоню.

Я вышел из кабинета и занес свой финансовый отчет Эдвардсу. Поскольку он разговаривал по телефону, я положил его на стол, помахал рукой и поспешил к лифту до того, как Эдварде обрушился бы на меня с коварными вопросами.

Усевшись в машину, я отправился в Сирль.

Когда я припарковал машину перед отелем "Прыгающая Лягушка", церковные часы пробили половину восьмого. Поездка и мои думы заставили меня проголодаться. Я поднялся по лестнице и вошел в вестибюль, ожидая увидеть Пегги за столом администратора, но там никого не было. Я пересек вестибюль и вошел в ресторан. За столами сидели всего пятеро коммерсантов.

Абрахам, пожилой негр-официант, заулыбался при виде меня и отодвинул стул за моим столом.

— Добрый вечер, мистер Уоллес, — заговорил он, когда я уселся. — Я могу рекомендовать вам отбивную, нашпигованную устрицами.

— Звучит соблазнительно. И двойной скотч. Ну и кофе, естественно.

Когда он записал мой заказ, я спросил:

— А где мисс Пегги?

Он печально посмотрел на меня:

— Мисс Пегги не совсем здорова. Она отдыхает.

И он медленно пошел на кухню.

Я откинулся на спинку, закурил сигаретку и велел своему желудку потерпеть.

Через десять минут Абрахам появился с подносом. На столе передо мной оказалась тарелка с аппетитно пахнущим жарким, в бокале в скотче плавали кусочки льда.

— Как нравится, мистер Уоллес?

— Выглядит вполне съедобным!

Я заметил, что на его добродушной физиономии появилось испуганное выражение. Я оглянулся.

В дверях стоял Гарри Везерспун. Мы посмотрели друг на друга, затем я ему широко улыбнулся и помазал рукой. Он секунду поколебался, потом подошел к моему столику.

— Хэллоу, мистер Везерспун! Пообедайте за мой счет.

— Благодарю, я уже поел, — сказал он и грозно посмотрел на Абрахама, который наклонял голову в глубоком поклоне и быстренько исчез.

— В таком случае выпейте кофе, — предложил я. — Мне хочется с вами поговорить.

Я заметил, что он снова колеблется, но потом все же придвинул себе стул и сел напротив.

Абрахам вновь подошел к нам.

— Кофе и брэнди! — отрывисто бросил Везерспун.

Я ел свою отбивную.

— Здесь прекрасная кухня, — заметил я.

— Да.

Он задумчиво посмотрел на меня, приготовившись к обороне.

— Я слышал, вы хотели приобрести этот отель, когда скончался бедняга Вьэт?

— Пока еще ничего не решено.

Абрахам принес кофе и брэнди.

— Запишите на мой счет, Абрахам, — сказал я.

Он кивнул и отошел.

Я поел еще, пока Везерспун потягивал из рюмки. Он продолжал изучающе разглядывать меня. Я не спешил, прекрасно видя, что он все сильнее нервничает.

— Как идет ваше расследование? — спросил он наконец.

— Продвижение медленное. Я разговаривал с полковником Джефферсоном Хейвефордом.

Я вскинул глаза, посмотрел на него полицейски.

Глаза у него забегали, но физиономия осталась бесстрастной.

— Как поживает полковник?

— Оказывается, вы меня здорово провели, не правда ли, мистер Везерспун? Заявили, что никогда не видели Митча Джексона.

Он на глазах успокоился и заулыбался:

— Но ведь и вы проделали то же самое со мной, помните? Как говорится, долг платежом красен. Теперь мы квиты.

Я напомнил себе, что разговариваю с бывшим агентом по наркотикам. К нему требуется осторожный подход, если я рассчитываю получить путную информацию.

— Что верно, то верно.

Я тоже заулыбался.

— Полковник Хейвефорд сообщил, что у вас имелись доказательства того, что Джексон является распространителем наркотиков, "толкачом", как их называли, и у вас уже был ордер на его арест.

Везерспун, накладывающий непомерное количество сахара себе в чашку, пожал плечами:

— Правильно. Ситуация была в высшей степени щекотливая. Я совсем было собирался арестовать Джексона, когда он совершил этот геройский поступок. Мы с полковником Хейвефордом растерялись. Как поступить? Решили обвинение снять. Все это было в течение шести лет позабыто и похоронено, вдруг являетесь вы и раскапываете.

— Моя задача — отыскать Джонни. Если я сумею это сделать, не потревожив память отца, тем лучше.

Он посмотрел на меня и кивнул.

— Мальчик может быть где угодно. Я не завидую вашему поручению.

— Ваш адвокат поместил всюду объявления. Что-то может проясниться.

— Я слышал, что вы с ним тоже говорили?

— Я разговаривал со многими людьми, мистер Везерспун. Подобное расследование требует времени и разговоров.

Он допил кофе, потом принялся за брэнди.

— Сколько работы, чтобы найти мальчика!

— За это мне платят деньги. В конце-то концов, вы тоже заинтересованы, верно?

— Больше нет. Я думал приобрести эту лягушачью ферму, но передумал.

Он скользнул по мне взглядом.

— Я предупредил Венболта. Не хочу, чтобы меня беспокоили. И не хочу больше тратить деньги.

— Так что, теперь вас не интересует Джонни Джексон?

Он прикончил брэнди.

— Нет! — поднявшись из-за стола, он добавил: — Мне пора идти.

— Одну минутку, мистер Везерспун. Продавая наркотики, Митч Джексон должен был загребать огромные деньги. Кто снабжал его товаром?

— Не знаю.

Его лицо окаменело.

— Каким образом вы вышли на него? Какими доказательствами располагали для ареста?

— Я не обсуждаю армейские секреты с частными сыщиками! — грубо оборвал он. — Доброй ночи!

И он вышел из ресторана.

Я подал знак Абрахаму, чтобы тот подавал кофе. Посидев еще минут десять и оставив чаевые для Абрахама на столе, я вышел в вестибюль, где имелось несколько будок телефоновавтоматов.

За столом администратора клевал носом Боб Вьэт. Увидев меня, он заморгал, прогоняя дремоту.

— Вы же можете позвонить из вашей комнаты, мистер Уоллес!

Помня, что в таком случае мне не миновать местного коммутатора, я только улыбнулся ему и заперся в будке.

Я набрал номер, который мне дал Чик. Терри О'Брайен ответил, как будто он сидел рядом с телефоном в ожидании моего звонка.

Он был одним из молодых подручных, которых набрал полковник. Он бегал по поручениям, выполнял несложную работу самостоятельно, гудел как шмель от неиспользованной энергии и был полон амбиции.

— Терри? Это Уоллес, — сказал я. — Что ты для меня выяснил?

— Привет, Дирк.

Я услышал, как шуршит бумага.

— Филлис Стобарт? Правильно?

— Правильно, — подтвердил я, сдерживая нетерпение. — Что ты раздобыл?

— Я потратил целых два часа на раскопки в морге Хэрелда. Фэн здорово помогла, но результаты незавидные.

Так непочтительно у нас именовался отдел хранения справочного материала в редакции газеты "Геральд" или, точнее, "Парадайз-сити Геральд", где всем заправляла Фанни Батли, ночной клерк. Если кому-то из оперативников Пармелла требовались сведения о жителях города, они моментально обращались к этой девушке.

— Что же ты узнал?

— Филлис Стобарт — жена Герберта Стобарта. Ей около сорока лет, ему примерно сорок шесть… Он купил виллу на Броудкерст Бульваре. Высокий класс. От четверти до полумиллиона. Это было год назад. Они появились здесь неизвестно откуда. Он утверждает, что занимался экспортно-импортными операциями на Дальнем Востоке, в Сайгоне. Продал свое дело до того, как победили вьетнамцы, и получил кучу денег… Они оба из людей состоятельных, но далеко не сливки общества. Судя по фотографии, которую я видел, ему палец в рот не клади. Из тех ловкачей, которые появляются из ничего, а потом прибирают к рукам все, ничем не брезгуя. В ней больше породы. Повторяю, я сужу по фотографии. А вот их дом, опять-таки по фотографии, экстра-класс. Три машины: Роле и Джег для него, у нее ТР-7. Четыре человека прислуги. Он отошел от дел, играет в гольф и покер. Она в бридж.

Он замолчал, потом с надеждой спросил:

— Ну как?

— Пока замечательно. Сейчас задам дополнительные вопросы. Ничего не сказано о детях. Фактически, справка касается только их социального положения.

— Я все это нашел в газете…

— Все ясно. Но я-то хочу знать как можно больше об этой женщине. Откуда она и кто такая. Есть ли у них дети.

Терри тихонечко застонал:

— О'кей, завтра я займусь этими вопросами.

— Запасайся самой острой лопатой и приступай к раскопкам! — сказал я и положил на место трубку.

Выйдя из телефонной будки, я понял, что Боб Вьэт скучает, и подошел к нему.

— Пегги нездорова? — спросил я, останавливаясь перед ним.

Он печально посмотрел на меня.

— Она в больнице.

— Приношу вам свои соболезнования… Ей плохо?

— Врачи говорят: трудный случай, но они обещают справиться.

Болезненная судорога исказила его бледное лицо, но он выжал жалкую улыбку:

— Мистер Везерспун покупает отель.

Он растерянно развел руками:

— Он отчаянно со мной торгуется, понимая, что я долго не протяну. Во всяком случае, Пегги не будет голодать.

Мне было больно смотреть на этого несчастного молодого человека, который ухитрялся не показывать всем, как он страдает.

— Мистер Везерспун планирует модернизировать отель, — продолжал он. — Весь старый персонал будет заменен, таков ход времени.

— Похоже, что мистер Везерспун коллекционирует собственность в Сирле.

Он кивнул, потом потянулся за моим ключом.

— Наверное, вы уже будете ложиться, мистер Уоллес?

Я забрал ключ, улыбнулся ему и поднялся на лифте к себе наверх.

У себя в номере я стал не спеша оценивать прошедший день, то, что услышал от Терри, и пришел к заключению, что все еще топчусь на месте. После этого мне осталось только принять душ и лечь спать.

Я нашел Белли Воткинса за подрезанием завядших роз на кустах, окаймлявших дорожку к его бунгало.

Увидев мою машину, он выпрямился и пошел мне навстречу.

Безукоризненно аккуратный и элегантный в своем белом костюме и панаме, он выглядел сошедшим со страниц романа "Унесенные ветром".

— А я-то все думал, когда буду иметь удовольствие снова видеть вас, — сказал он, пожимая мне руку. — Хотите кофе?

— Спасибо, нет. Я только что позавтракал.

Время было 10.05.

— Как ваше колено?

— То лучше, то хуже. Когда бывает лучше, я немного работаю в саду.

Я остановился, любуясь розами.

— Лучших никогда не видел! — воскликнул я совершенно искренне.

— Знаете, я ведь с ними разговариваю.

Он рассмеялся:

— Цветы реагируют на ласку. Они любят, когда ими восторгаются.

Мы уселись в качалке в тени. Он закурил трубку, я — сигаретку

— Итак, молодой человек, нашли вы Джонни? — спросил он.

— Это требует много времени… Причина, по которой я пришел к вам сегодня, мистер Боткине: я хочу поговорить о вашем сыне.

Тень пробежала по его лицу.

— Какое отношение он имеет к Джонни?

Голос его зазвучал чуть резче.

— Не знаю. Я вроде рыбака. Забрасываю удочки в поток в надежде что-то поймать. Вы не имели от него известий?

— Не имею с тех пор, как его призвали в армию. Тому уже десять лет. И, откровенно, не хочу их получать. От него не было ничего, кроме неприятностей. Если бы не он и его отвратительное поведение, Китти была бы жива по сей день. Это он вогнал ее в могилу.

— Как я понял, они с Митчем были приятелями?

— Пара негодников. Да, как я считаю, Сид верховодил. У него была хорошая голова, только досталась она дурному человеку.

Белли вытянул изо рта трубку, посмотрел на нее и горестно вздохнул: — Ни я, ни Китти не могли понять, где мы допустили ошибку. Мы окружили его теплом и заботой, но в то же время не слишком его баловали. Его скверные наклонности начали проявляться рано. Уже в четыре года он тащил из моего стола. Если бы он попросил меня, он получил бы решительно все, но ему было интереснее воровать. Позже он стал таскать у меня из кассы, я поймал его за этим и хорошенько наказал, но это не помогло. Просто он стал действовать осторожнее и хитрее. Они с Митчем повадились ездить в Парадайз-сити на мопеде Митча. Старый Фрэд купил его Митчу. Там они воровали самым форменным образом. Я знал это, потому что не спускал глаз с Сида, а у него появились деньги на сигареты и модные вещи. Так что ничего не изменилось… Китти не осушала слез. Сид ее постепенно убил.

— Бессердечный малый, — сказал я с возмущением. — Попав во Вьетнам, он вам не писал?

— Один раз прислал Китти открытку, в которой сообщал о своем приезде. После этого ничего.

— У вас нет случайно его фотографии, мистер Боткине? — спросил я как бы между прочим.

— Фотографии? Как же, есть. Припоминаю, что он прислал Китти свой портрет в военной форме до того, как они сели на корабль…

Он вопросительно посмотрел на меня:

— Хотите взглянуть?

— Если это не доставит вам больших хлопот.

Я широко улыбнулся ему:

— Понимаете, ловлю рыбу…

Он медленно поднялся на ноги:

— Пойдемте в дом. Я покажу вам.

Мы вошли в аккуратную гостиную. Он подошел к письменному столу и начал рыться в ящике, а я подошел к заднему окну и посмотрел на маленький садик с тыльной стороны дома. Там имелась превосходная лужайка и другие розовые кусты. Темнокрасные крупные цветы покачивались на длинных стеблях. Я подумал, что лишь в редких цветочных магазинах можно увидеть такую красоту.

Я осмотрелся. На письменном столе виднелась портативная пишущая машинка.

— Вы печатаете, мистер Боткине?

— У меня отвратительный почерк. Я поддерживаю связь с некоторыми старыми друзьями и не хочу портить их зрение.

Он выпрямился и протянул мне конверт:

— Вот фотография Сида.

Я вытащил оттуда хороший портрет работы фотографа-профессионала, на котором был изображен молодой человек в армейском тропическом шлеме.

Так вот как выглядел Сид Боткине!

Узкие плечи, коротко подстриженные черные волосы, близко поставленные глаза, рот с необычайно тонкими злыми губами, короткий курносый нос и белый шрам, идущий от правой брови до подбородка. Оденьте его в грязное белье, потертые джинсы и рубашку, и вы увидите типичного порочного головореза.

— Я никогда не смотрю на нее, — сказал Белли, отходя в сторону. — На этом снимке ясно видно все его скверное нутро.

— Шрам?

— Этот-то? Он заработал его в пятнадцатилетнем возрасте.

Поножовщина, по всей вероятности. Мы с Китти не стали расспрашивать. Он явился домой весь в крови, мать его перевязывала и лечила. Мы были в таком ужасе… Даже не то, нас это настолько потрясло, что мы не пожелали знать подробности…

Он тяжело вздохнул:

— Мы к тому времени уже научились молчать. Уговоры, просьбы, нотации, все это было пустой тратой времени.

Я спрятал фотографию снова в конверт и положил его на стол.

— Вы недавно видели Джонни Джексона? — спросил я, ошарашивая его внезапным вопросом.

Он замер, потом посмотрел на меня.

— Что вы говорите?

— Я спросил, видели ли вы Джонни Джексона уже после смерти деда?

Он отвел в сторону глаза.

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Кто-то положил красные розы из вашего сада на могилу старого Фрэда. Кто-то напечатал записку: "Покойся в мире, дедушка. Джонни". Эта записка могла быть напечатана на вашей машинке. Позвонил ли Джонни сюда и попросил вас это сделать, или же он сделал это сам?

Он выбил свою трубку, закурил ее, выгадывая время. Затем, все еще не глядя на меня, слегка улыбнулся:

— Догадка правильная, мистер Уоллес. Вы умный человек. Это сделал я. Я подумал, что Джонни, где бы он ни находился, одобрит это. Это была моя идея. Мы со стариком Фрэдом были хорошими друзьями. Мне было неприятно думать, что его опустили в землю без цветов. И поэтому я срезал розы и напечатал записку… Джонни бы это сделал, если бы он был здесь.

И вновь вымученная тень улыбки:

— Надеюсь, старина Фрэд оценил то, что я сделал от имени Джонни.

Я посмотрел на него. Он был слишком честным человеком. Конечно, он очень старался, но я не сомневался, что он лжет.

— Хорошая мысль, — сказал я. — Итак, вы не виделись и не разговаривали с Джонни с тех пор, как он исчез?

Он снова помедлил, потом пару раз затянулся трубкой и пробормотал, не глядя на меня:

— Нет.

После этого я уже не сомневался, что он говорит неправду.

— Ну что же, благодарю, мистер Боткине, возможно мне придется побеспокоить вас еще раз.

Повернувшись, я пошел к выходу. Мне его было даже немного жалко, такой у него был несчастный, пристыженный вид.

Когда я добрался до шоссе на Сирль, я выключил мотор, остановил машину на обочине, закурил и мысленно обдумал, о чем я должен буду доложить полковнику Пармеллу по его возвращении из Вашингтона. Время бежало, мне оставалось всего три дня для работы. Я не сомневался, что как только Пармелл прочитает мое донесение, он сразу же закроет это дело. Во-первых, на него не было денег. Во-вторых, мой рапорт обнаружит тот фиговый листок, в который превратилась смерть Митча. Пармеллу не захочется, чтобы национальный герой был изобличен как преступный распространитель наркотиков. Ну и потом, в конце-то концов, кому какое дело до того, что случилось с Джонни Джексоном?

Впрочем, меня это очень интересовало!

В этом деле было столько неясностей, которые следовало бы уточнить. Я вынужден был сознаться, что и сейчас ни капельки не приблизился к решению возложенной на меня задачи.

Мне припомнились слова отца: "Когда ты зайдешь в тупик, сын, возвращайся в исходную точку, и, возможно, если ты хорошенько подумаешь, тебе удастся найти важный ход, который ты раньше проглядел".

Я определенно зашел в тупик, поэтому вернулся назад.

Фредерик Джексон, фермер-лягушатник, поручил полковнику Пармеллу разыскать его внука, Джонни. Он уплатил рэтейнер в сотню долларов, напомнив полковнику, что его сын Митч, отец Джонни, был награжден "Медалью Почета". Таким образом, полковник не мог отказаться от этого задания и поручил мне заняться расследованием.

Я обнаружил следующее:

Фрэд Джексон был убит. Чтобы защитить пьяницу-шерифа и не допустить к расследованию полицию штата, коронер, доктор Стид, вынес вердикт о самоубийстве. Под кроватью Фрэда имелось скрытое отверстие, тайник, в котором Фрэд наверняка хранил свои сбережения. Кто-то очистил хижину, прихватив с собой медаль Митча и деньги Фрэда. Городские слухи указывали, что Митч был отпетым негодяем, который проводил время с таким же подонком, Сидом Воткинсом. Они вместе воровали и учиняли дебоши. Обоих призвали в армию. В Сирль, вскоре после того, как Митча послали во Вьетнам, явился 8-летний мальчишка, который разыскивал своего деда, Фрэда Джексона. Мальчик дал почтальону письмо, адресованное миссис Стелле Коста. Мальчик остался жить у деда и до четырнадцати лет посещал школу. Тут пришло известие о гибели Митча и о его награждении медалью. Джонни бросил школу, последующие шесть лет его ни разу не видел никто из тех немногих людей, которые бывали на ферме Джексона, но Велли Боткине был уверен, что он никуда не уходил. Затем два месяца назад он удрал, и тогда Фрэд попросил Пармелла разыскать его. В течение шести лет после смерти Митча на имя Фрэда из Майами приходил каждый месяц конверт. Хотя армейские офицеры были высокого мнения о Митче, сержантнегр, Хэнк Смит, заявил, что Митч был "толкачом" наркотиков и погиб, пытаясь сохранить своих молодых клиентов, которые и были источником его немалого дохода. Смит был раздавлен каким-то водителем, который удрал с места наезда. Мне сначала пригрозил высокий негр, потом на меня напали два подонка. Затем нужно было еще подумать о Гарри Везерспуне: бывший армейский агент по борьбе с наркотиками намеревался арестовать Митча Джексона как раз перед тем, как тот погиб геройской смертью. Везерспун хотел приобрести ферму Джексона. Через своего адвоката Эдварда Венболта он поместил объявления для Джонни, но теперь утратил интерес к этому делу. Завещание Фрэда было составлено должным образом: его ферма и деньги переходили к Митчу, в случае же, если бы Митч умер, к его отпрыску мужского рода, рожденному в браке или незаконно. Таким образом, Джонни наследовал ферму и неизвестное состояние Фрэда. Стелла Коста, видимо, мать Джонни, работала в сомнительном ночном клубе, который принадлежит мексиканцу Эдмундо Рейзу. Молоденькая танцовщица, занимающаяся стриптизом, Би-би Менсл, заменившая Стеллу после того, как та ушла из клуба, заявила, что Стелла умерла от повышенной дозы героина, а Джонни, ее сын, был педерастом, связанным с каким-то негром. Би-би пользовалась спортивной машиной, принадлежавшей миссис Филлис Стобарт, которая год назад вышла замуж за богатого бывшего торговца из Сайгона Герберта Стобарта Боткине, отец Сида Воткинса, регулярно встречался с Джонни, когда тот приходил в его бакалейную лавку. Велли сказал мне, что это он положил цветы на могилу Фрэда, потому что, как он считает, Джонни захотел бы это сделать, но он был неопытным лжецом, и я был уверен, что Велли до сих пор связан с Джонни.

Я все это "разложил по полочкам" и в который раз подумал о том, что очень многое следовало бы раскопать.

Поскольку я находился в какой-то миле от фермы Джексона и поскольку у меня было еще два часа до ленча, я решил еще раз съездить туда и хорошенько проверить, не прозевал ли я чего-нибудь. Тщательный обыск без Билла Андерсена, который отвлекал меня, мог что-то дать.

Я завел мотор и поехал к ферме. Проехав по узенькой аллейке до поворота, я оставил машину и дальше пошел пешком. Выйдя на открытое место, я остановился, чтобы посмотреть на хижину. Дверь была распахнута. Кваканье лягушек заглушало все другие звуки. И снова меня потрясла какая-то зловещая атмосфера, царившая в этом месте: влажная жара, кваканье лягушек, одиноко чернеющая хижина.

Автоматически я расстегнул среднюю пуговицу пиджака, чтобы иметь возможность моментально выхватить свой пистолет. Я прошел мимо колодца и деревянной лохани на подмостках, где Джонни стирал белье старого Фрэда, затем подошел к двери хижины и распахнул ее.

Какое-то мгновение я смотрел в тускло освещенное помещение. Хотя в помещение, где было очень неуютно, солнечный свет проникал сквозь покрытые грязью окна.

Первая комната выглядела так, как будто она подверглась нападению вандалов. У стола были оторваны ножки, у стульев спинки, пыльный ковер отброшен в сторону. Кто-то порубил стены, проделав большие дыры в бревнах. Два древних кресла были вспороты, из них вытащена набивка, которая свисала клочьями, как внутренности какого-то убитого животного.

Подивившись разгрому, я прошел в спаленку Фрэда. Здесь была точно такая же картина: волос из матраца устилал грязным снегом весь пол. Двери кладовки были сорваны с петель, задняя стенка в ней была обработана топором. Грязная одежда Фрэда валялась кучей на полу. И во второй спальне все было перевернуто, порубано, порезано.

Я вытер со лба пот, растерянно оглядываясь.

Сюда кто-то приходил, решив во что бы то ни стало что-то разыскать. Картина разгрома говорила мне о том, что мне не стоит терять времени на дальнейшие поиски.

Я вышел на солнцепек. Почти оглушающее кваканье лягушек не давало возможности сосредоточиться.

Я решил, что мне необходимо сообщить шерифу Тиму Мейзону о том, что здесь произошло. Несомненно, это не хулиганская выходка каких-то беспутных молодчиков, кто-то искал деньги Фрэда. Пустая дыра под кроватью не убедила кладоискателей, что деньги уже кто-то забрал.

Я уже было пошел по лужайке к машине, но тут меня неожиданно что-то подтолкнуло пойти еще разок взглянуть на лягушачий пруд. Иной раз у меня внезапно появляются вот такие желания, а это было очень сильным.

Пока я шел по узенькой дорожке к пруду, скрытому зарослями деревьев, неумолчное кваканье отдавалось у меня в голове.

Я чувствовал себя бесконечно одиноким и брошенным, от этого почему-то было тревожно, так что я прибегнул к испытанному способу: нащупав свой 38-й, но это не вселило ожидаемой уверенности.

Я неслышно подошел к пруду.

На противоположном берегу, как мне показалось, сидели сотни лягушек, целая зеленая армия квакающих, их черные глаза поблескивали.

Я двинулся вперед, стараясь не производить никакого шума.

Густо поросший водорослями, затянутый тиной пруд как будто впитал в себя жар сияющего на небе солнца.

Посреди пруда имелось что-то вроде плота, на котором сидели десятки лягушек.

Я подошел поближе, затем замер, перестав дышать, когда различил человеческую руку.

Это был вовсе не плот, а труп!

Я захлопал в ладоши, и немедленно все до одной лягушки исчезли. Я подошел к краю пруда и уставился на плавающее тело.

На голове трупа упорно сидела огромная лягушка. Я махнул рукой, она квакнула и неохотно плюхнулась в воду.

Теперь я уже разглядел, что в пруду находилось тело Гарри Везерспуна.

Из будки телефона-автомата на шоссе я позвонил в офис шерифа.

Мне ответил Билл Андерсен.

— Билл, сообщаю, что хижина Фрэда Джексона была разграблена. Полагаю, вам следует об этом знать.

— Разгромлена?

— Совершенно верно. Самым диким образом.

Наступила пауза. Потом я продолжил:

— Вы меня слышите?

— Извините, Дирк, но что вы там делаете?

— Я почувствовал себя одиноко. Ну, а тут столько лягушек.

Новая пауза, затем он сказал:

— Полагаю, мне лучше приехать?

— Именно поэтому я и звоню. Непременно захватите с собой шерифа, доктора Стида, санитарную машину и двух дюжих санитаров в болотных сапогах.

— Что случилось?

— Я забыл упомянуть, что Гарри Везерспун купается в лягушачьем пруду. Он умер, а лягушкам, похоже, это не нравится.

Я повесил трубку.

Вернувшись к хижине Фрэда, я сел на скамейку в тени и стал ждать.

Только через час на узкой аллейке показалась машина шерифа, за рулем сидел Билл Андерсен, шериф Мейзон и доктор Стид. За этой машиной двигалась санитарная машина, в ней находились двое чернокожих, которых я уже видел раньше, и двое белых в рабочих брюках из грубой парусины и болотных сапогах.

Я пошел к ним навстречу, когда они вышли из машины.

Шериф Мейзон нетвердо держался на ногах и тяжело опирался на доктора. От него сильно несло скотчем… Доктор Стид показался мне еще более старым, хотя это едва было возможно. Он сильно волновался. У Билла глаза только что не вылезли на лоб.

— Сначала загляните сюда, джентльмены, — сказал я, указывая на хижину. — Мистер Везерспун может подождать.

Подозрительно посмотрев на меня, — шериф и доктор Стид вошли в домик.

— Вам тоже стоит посмотреть, Билл, — сказал я, — красноречивая картина.

Он присоединился к шерифу и врачу.

Один из чернокожих санитаров с надеждой посмотрел на меня.

— У нас имеется новый клиент?

— Совершенно верно. Он будет мокрым, так что если у вас есть клеенка или какая-то другая непромокаемая подстилка, возьмите ее с собой.

Трое проверяющих вышли из хижины.

Доктор Стид покачал головой и укоризненно проговорил:

— Варвары! Нынешняя молодежь! Они не уважают ничью собственность!

— А вы что думаете, шериф? — спросил я.

Мейзон заморгал, потом, запинаясь, пробормотал:

— Да… варвары…

— Разве вам не кажется, что сюда явился кто-то с целью что-то найти?

— Варвары, — повторил он.

— Что там с мистером Везерспуном? — требовательно спросил доктор Стид. — Вы говорите, что он умер?

— Я бы так сказал, но вы, возможно, посчитаете, что он просто нас дурачит! — не мог я не подкусить этого вредного старика, который больше всего беспокоился за своего старого друга.

Я повернулся к одному из людей в болотных сапогах:

— Вам понадобится багор.

Он широко улыбнулся:

— Мы захватили, — сказал он и вытащил багор из санитарной машины, в то время как его напарник доставал огромную непромокаемую плащ-палатку.

Билл Андерсен все предусмотрел!

Я пошел первым. Шерифу Мейзону было трудно идти по узкой тропинке к пруду. Одному из парней в болотных сапогах пришлось его поддерживать.

Лягушки вернулись; они вновь использовали Гарри Везерспуна как плот, но как только мы появились, они исчезли.

Я отошел в тень дерева и облокотился на ствол, в то время как остальные с охами и ахами сгрудились на берегу.

Наконец доктор Стид сказал:

— Бедный малый. Ужасно! Олл-райт, парни, вытащите его.

Санитары расстелили на траве брезент, а двое парней в болотных сапогах медленно вошли в воду и подтянули к себе багром тело Везерспуна. Затем они вытащили его на подстилку и отошли в сторону со скорбными физиономиями.

Я смотрел на труп с того места, где остановился. Рот и ноздри Гарри были забиты зеленой травой. В правой руке у него был зажат светлый, мягкий предмет, который обмотался вокруг его запястья.

— Господи боже наш! Гарри! — воскликнул шериф, делая шаг вперед и глядя вниз на Везерспуна. — Что с ним случилось?

— Дай мне пару минут, Тим, — спокойно произнес доктор Стид.

Он опустился на колени и осмотрел голову утопленника, затем поднялся, посмотрел во все стороны и кивнул головой.

— Несчастный случай, Тим, — заявил он авторитетным тоном. — Это ясно как дважды два четыре или как нос на твоем лице.

Поскольку нос шерифа напоминал большой перезрелый помидор, последнее добавление показалось мне бестактным.

Я подошел к доктору Стиду.

— Что это он схватил? — сказал я, нагнулся и высвободил светлый бесформенный объект из скрюченных пальцев Гарри, действуя под настороженным взглядом доктора Стида.

— Черт возьми, да ведь это парик! — воскликнул я, встряхивая совершенно промокший комок, пока волосы более или менее не распутались.

Это действительно был дешевый парик на сетчатой основе. Из тех, которые продаются в любых магазинах самообслуживания.

— Какое это имеет значение? — ворчливо спросил доктор. — Важно то, что бедняга умер.

На этот раз шериф задал вопрос, который не понравился доктору:

— Ларри, а это точно несчастный случай, ты в этом уверен?

— Уверен. Посмотри-ка вот сюда.

Доктор Стид ткнул пальцем на дерево с обнаженными корнями, которые спускались в пруд.

— Сбоку на голове бедняги огромный кровоподтек. Он, должно быть, поскользнулся, ударился головой об один из этих корней, ну и утонул. Да, это несомненно несчастный случай!

Шериф облегченно вздохнул:

— Никакой полиции из штата, а?

— Они не занимаются несчастными случаями, — твердо заявил доктор Стид и повернулся к неграм. — Олл-райт, парни, забирайте несчастного джентльмена в мертвецкую. Я скоро приеду.

— Зачем такая спешка? — вмешался я. — Надо проверить его карманы.

— Мы сможем это сделать и в морге…

— Лучше в присутствии свидетелей, доктор.

Я посмотрел на Андерсена:

— Проверьте его карманы!

Билл заколебался, затем, поскольку шериф ничего не говорил, опустился на колени рядом с трупом и быстро извлек содержимое его карманов. Его оказалось немного: промокшая пачка сигарет, серебряная зажигалка и бумажник, в котором было около двухсот долларов мелкими купюрами.

Андерсен все это переписал, потом передал доктору Стиду.

— Характер раны допускает, что Везерспун упал и ударился о корни этого дерева? — спросил я.

Доктор Стид кивнул:

— Несомненно.

— Не то, что кто-то подкрался и ударил его сзади обухом топора.

Наступило напряженное молчание, потом шериф заорал:

— Вы слышали, что сказал доктор Стид?.. Позвольте вам сообщить, что он занимается этим делом давно, вас еще на светето не было, как он уже стал врачом! Я не желаю больше слушать ваши умные замечания. Да и потом, что вы тут делаете?

— Ищу Джонни Джексона, шериф! — ответил я довольно резко. — А вы не задавали себе вопроса, что здесь делал Везерспун?

— Он был заинтересован в приобретении этой фермы, — пробормотал он, глазки у него забегали. — Можно предположить, что он явился сюда, чтобы еще раз все хорошенько осмотреть. Вполне естественно, не так ли?

— Вот-вот, явился сюда с топором и испытал на прочность с его помощью и мебель, и стены.

Шериф засопел, как разъяренный зверь:

— Убирайтесь отсюда! Вы не имеете права здесь находиться. Вы — проклятый нарушитель спокойствия! Смутьян!

— Спросите-ка себя, каким образом Везерспун здесь оказался, — усмехнулся я совсем уж непочтительно, — машины нет. Думаете, пришел пешком?

Повернувшись, я отправился назад к хижине, а шериф и доктор Стид обеспокоенно смотрели мне вслед.

Я рассчитывал, что какое-то время они будут находиться около пруда, пока будут заворачивать труп в плащ-палатку и укладывать его в санитарную машину, я пустился бегом к хижине. Мне нужно во что бы то ни стало отыскать топор. Что весь погром был учинен именно топором, я не сомневался. Я быстро отыскал его под волосом, выпотрошенным из кресел. Это был топор с коротким обухом и блестящим топорищем. Воспользовавшись носовым платком, я поднял топор за обух и осмотрел тупой конец топорища. Это мне ничего не дало, но зато у самого обуха на нем имелась небольшая наклейка, сообщающая, что это "собственность Моргана и Везерспуна".

Положив топор таким образом, чтобы Андерсен это сразу увидел, я вышел из хижины и обошел ее с задней стороны. Там в тени стоял мотоцикл марки "Хонда". Я догадался, что он принадлежит Везерспуну. Это объясняло, каким образом он добрался до фермы. Как я считал, он примчался сюда, вооружившись топором, и принялся систематически, кусок за куском сокрушать жилище старого Фрэда. Что же он искал? Похоже, что единственным предметом, найденным им, был парик.

Парик меня не удивил. Я сразу вспомнил рассказ Эйба Лети о том, как он здесь видел девушку с длинными волосами. Мне было известно, что некоторые гомосексуалисты имеют привычку рядиться в женское платье. Джонни мог купить парик в Сирле. Когда старого Фрэда не было поблизости, Джонни напяливал его на себя. Леви неожиданно застал его в таком виде.

Таким образом объясняется тайна неизвестной девушки. Боткине был прав, заявив, что если Леви на самом деле видел тут девушку, то это мог быть только Джонни. Парик подтвердил мне и рассказ о встрече Би-би с Джонни, с первого взгляда признавшей в нем "педика".

Шагая назад к своей машине, я внезапно подумал, не нашел ли Везерспун большее, чем парик. Возможно, наблюдавший за ним человек и убил его. Тот самый, кто убил Фрэда Джексона. Сев в машину, я включил мотор.

Я понимал, что мой долг — ехать прямиком в Майами и выяснить все об этом деле, и доложить обо всем полиции. Но если я это сделаю, я окажусь отстраненным от расследования. Тогда это будет уже их делом. Поколебавшись, я решил, что буду копать до возвращения полковника Пармелла, сообщу ему все факты, и пусть уж он тогда и решает.

Вернувшись в Сирль, я остановился у какого-то небольшого бара с готовыми обедами и вошел внутрь. Зал был переполнен. Все одновременно таращили на меня глаза, когда я протискивался к стойке. Гул голосов затих. Уж не знаю, что они ждали от меня.

Я заказал сандвич с курицей и ветчиной и детский пирог, чтобы забрать еду с собой.

Человечек за стойкой стал заворачивать еду в мешочек.

— Скверные новости о мистере Везерспуне! — произнес он.

Собравшиеся даже жевать перестали, прислушиваясь к разговору.

— Мы все приходим в этот мир и уходим, — сказал я, не удивляясь тому, что это известие уже достигло Сирля. Я расплатился за покупку.

— Извините меня, — заговорил какой-то толстяк с набитым ртом, — я слышал, что именно вы нашли мистера Везерспуна?

— Ну, если это был не он, тогда кто-то, одетый в его штаны, — отшутился я и вышел из заведения.

Я поехал первым делом на фабрику "Моргана и Везерспуна", оставил машину возле высоких ворот и прошел через двор к разделочному цеху. Здесь я увидел Эйба Леви, который приканчивал свою жестянку бобов. Вонища в помещении вызвала у меня чувство тошноты, но я пересилил себя. Пять чернокожих девушек разделывали лягушек у специального стола. Они все рассматривали меня круглыми от любопытства глазами. Эйб махнул рукой.

Я сел.

— Вы предпочитаете свои бобы или разделите мой ленч — спросил я, разворачивая пакет.

— Хлеб? Это не для меня. Я люблю бобы. Последние двадцать лет я всегда в это время ем бобы. И посмотрите на меня!

Я посмотрел на него, решил, что бобы ничего хорошего ему не сделали, и с удовольствием принялся за свой бутерброд с курицей и ветчиной.

— Значит, босс свалился в лягушачий пруд и утонул? — спросил Эйб, выуживая ложкой последние бобы из жестянки.

— Да. Что случится с фабрикой?

— Меня это не волнует. Я хочу уйти на покой Надоело поднимать бочки с лягушками, сыт по горло. У меня симпатичная жена, неплохой домишко, кое-что припасено на черный день, так чего же мне переживать за судьбу фабрики.

— Везерспун был женат?

Хитрое выражение появилось в его близко расставленных глазах.

— Вы нуждаетесь в информации, мистер Уоллес?

Я ответил "да"

— За двадцать долларов у вас будут полны уши.

Я достал из бумажника пять и положил перед ним на стол.

— Посмотрим, чем вы их наполните.

— Вы спросили, был ли босс женат. Так?

— Говори, Эйб, не морочь мне голову. Ты получишь свои двадцать за действительно стоящую информацию. Так был он женат?

— Нет, но у него была бабенка. Он крутил уже любовь с Пегги Вьет. Она-то воображала, что он женится на ней, но он и не думал. Вот она и пристрастилась к бутылке.

— Не представляете, кто унаследует фабрику?

— Никто, как я полагаю. Везерспун был одиноким. Фабрика стоит кучу денег. Когда босс откупил ее полностью у старого Моргана, он открыл цех консервированных лягушек. Это и поставки лягушечьих окорочков давало ему добрый доход.

— Консервированные лягушки? Вот уж не знал, что лягушек консервируют, — сказал я, сразу насторожившись. — Вы, наверное, замораживаете лягушачьи лапки, а не консервируете их.

— Я вам кое-что скажу, мистер Уоллес. В наше время женщины чертовски обленились. Они кормят своих мужей консервами. Не то чтобы я был против консервированной пищи, я сам живу на бобах.

— Так что он открыл этот цех?

— Моя обязанность была доставлять лягушек с окрестных ферм, но вот там находится консервный цех. Им руководит смышленая цветная девушка. Она работает там с самого начала. У нее имеется пара цветных помощников.

Он пожирал меня глазами.

— Хотите больше, мистер Уоллес?

— Ты должен рассказать мне больше, если хочешь заработать остальные пятнадцать.

Он доел свои бобы, заглянул в пустую жестянку, хмыкнул и сказал:

— Босс был настоящим сукиным сыном. Он думал только о деньгах. Он участвовал в каком-то рэкете… Почему он ездил каждый четверг в Хонду и приезжал назад с кожаным ящиком, прикрепленным ремнями к машине? Я частенько видел, как он туда отправляется, а возвращался уже после того, как я разгружался. Очень часто сюда заявлялся один мексиканец, они запирались с ним в кабинете хозяина. Какой-то рэкет, точно.

— Что за мексиканец?

— Преступного вида кочегар, в смысле — грязнуля, с маленькими усиками. Он приезжал каждый месяц. Потом еще один тип являлся в машине Джег. Этого я видел всего раз. Я задержался, у меня что-то барахлил мотор в грузовике. Его я видел мельком, но мне было очень любопытно, кто он такой. Время было около 9 часов. Я услышал, как он зовет босса.

— Что он сказал? — спросил я, вручая Эйбу десять долларов.

— Точно не помню, мистер Уоллес. Что-то в отношении денег. Вроде бы "выплата" или "день выплаты". И сразу же понизил голос. Я не прислушивался, потому что меня это не интересовало.

— Эта цветная девушка, заправляющая делами в цехе консервирования, — сказал я, — как ее зовут?

— Кло Смит. Вы думаете с ней потолковать, мистер Уоллес?

— Почему нет?

— Не предлагайте ей денег. Она гордая, может оскорбиться.

— О'кей, Эйб… Если я надумаю что-то еще, я тебя сам разыщу.

Расставшись с последней пятеркой, я прошел к другому бараку в самом конце двора, открыл дверь и оказался в длинной узкой комнате. У окна находилась скамья, на которой возвышались пирамиды пустых жестянок. Вдоль окон протянулись электроплиты, на которых стояли небольшие котелки и глубокие сковороды.

В углу находилась машина для заделывания консервных банок и масса крышек. Из другой комнаты вышла высокая девушка-негритянка и посмотрела на меня.

На нее стоило посмотреть, кожа у нее была эбонитово-черная, что касается фигуры, то было трудно отвести взгляд. На ней были надеты хлопчатобумажные брюки и цветастая кофточка "распашонка". На голове намотан красно-белый новенький шарфик. С виду я бы дал ей что-то около тридцати.

— Мисс Смит? — спросил я, награждая ее своей улыбкой.

Она вышла из тени на солнце, падающее через окно.

— Мы закрыты, — сказала она красивым грудным голосом.

— Тем лучше. Я хотел задать вам парочку вопросов. Меня зовут Дирк Уоллес. Она кивнула.

— Вы когда-нибудь встречались с Джонни Джексоном?

— Нет.

— Но, полагаю, слышали, что я пытаюсь его отыскать?

— Да, слышала.

— Мисс Смит, возможно, вы сумеете мне помочь. Мистер Везерспун хотел купить ферму Джексона. Как я понимаю, он продавал лягушачьи лапки в рестораны, но я не знал, что он консервирует лягушек.

Она задумчиво смотрела на меня.

— Какое это имеет отношение к Джонни Джексону?

Теперь я улыбнулся ей уже доверительно.

— Сам не знаю. В моем деле приходится ходить вокруг да около в поисках информации, и иной раз, но не слишком часто, какие-то вроде бы совершенно разрозненные сведения начинают соединяться в единое целое. Скажите, мистер Везерспун широко торговал этими консервированными лягушками?

— Нет. Мы продавали около пятисот банок в месяц, но мистер Везерспун объяснил, что это всего лишь начало. В прошлом месяце мы продали пятьсот двенадцать банок, так что, как мне кажется, он знал, что делает.

— Вас не затруднит рассказать мне, как обрабатываются лягушки?

Она пожала плечами и убрала со лба локон черных волос, выбившихся из-под шарфа.

— Мы получаем уже готовые ножки из цеха по обработке лягушек. Потом их опускают в масло и слегка обжаривают, после чего раскладывают по банкам. От потребителей требуется выложить содержимое банки на сковороду и на десять минут сунуть в духовку.

— И только?

— Не совсем. Мистер Везерспун изобрел особый соус, под которым подаются лягушачьи ножки. Его вкладывают в жестянку в мешочке. Ингредиенты им запатентованы. Это один из быстро приготовляемых соусов: высыпаете порошок в кастрюлечку, добавляете воды или молока, немного белого вина и три минуты варите на медленном огне.

— Звучит вкусно, — сказал я, — я вечно в поисках легко приготовляемой пищи, мисс Смит. Чего хотите от холостяка? Найдется ли у вас баночка, которую я мог бы приобрести за деньги, разумеется, и попробовать?

Она покачала головой:

— Нет. В этом отношении мистер Везерспун был очень строг. Он всегда укладывал мешочки в банки собственноручно и стоял рядом со мной, пока я их заделывала. У него имеется список лиц, которые заказывают эти консервы по почте, они им доставляются ежемесячно. Банки упаковывают в специальные контейнеры.

— Ну а купить такую баночку в магазине можно?

— Они только для постоянных клиентов. Мистер Везерспун говорит, что наш цех нужно оборудовать современными машинами, вот тогда мы сможем выпускать эти консервы для широкой публики. Он надеется в скором времени расширить свой ассортимент еще каким-то другим соусом.

Я начал видеть кое-какой свет.

— Ну что же, очень печально. Придется подождать. Благодарю вас, мисс Смит… Что случится с фабрикой?

— Не знаю. Полагаю, мне придется подыскивать себе другую работу.

— Для такой хорошенькой и расторопной девушки, как вы, это не будет очень трудным. Может быть, с мистером Везерспуном кто-то сотрудничал, этот человек сможет продолжить его дело.

— Сюда много раз приезжал один мексиканец, но я не знаю, работал ли он вместе с мистером Везерспуном. Он мог быть и его клиентом.

— Мне кажется, я его знаю: тоненькие усики, как будто нарисованные карандашом, невысокого роста, но с очень широкими плечами?

Она кивнула и задумчиво посмотрела на меня:

— Хотите ли вы узнать что-нибудь еще? Мне пора домой.

— Извините, что я вас так долго задержал. Последний вопрос: где проживал мистер Везерспун?

— У него квартира над офисом.

— Он женат?

— Нет.

— Еще раз огромное спасибо, — я признательно улыбнулся ей и вышел.

Проходя через двор, я посмотрел на здание со служебными помещениями. Над офисом находились четыре окна квартиры. Я поехал в отель "Прыгающая Лягушка". За столом администратора сидел Вьет. Я подумал, что его кончина не за горами.

— Печальные новости, — заметил я, останавливаясь перед ним.

Он вымученно улыбнулся:

— Человек предполагает, а Бог располагает…

— Вам придется подыскивать другого покупателя на ваш отель. Найдете, не сомневайтесь. Еще не конец света.

— О себе я не беспокоюсь, меня очень волнует Пегги.

— Как ее дела?

— Мне сказали, что она поправится. Ей дают какой-то наркотик. — Он печально посмотрел на меня и добавил: — Она одинока, а я не могу уйти отсюда, чтобы навестить ее.

— Думаете, ее обрадует посетитель? У меня свободное утро. Я отнесу ей цветы и поболтаю с ней, годится?

Его лицо прояснилось.

— Правда? Мне кажется, вы ей симпатичны, мистер Уоллес. Больше я никого попросить не могу. Здешние дамы ее недолюбливают.

— Предоставьте это мне. Я сейчас же и пойду. Где находится больница?

Оказывается, она находилась в полумиле в предместье Сирля.

Итак, вооружившись довольно безвкусно подобранным букетом и последним бестселлером Юдит Канти, я отправился к Пегги Вьет. Она сидела на балконе маленькой больницы. Кроме нее там никого не было, и она печально смотрела на сосновый лес.

Внезапно ее взгляд упал на меня, и ее личико просветлело.

— Ой, Дирк! Вот сюрприз!

— Как поживает девочка? — осведомился я, положив цветы и книжку рядом с ней на столик.

— Все будет о'кей. Я с этим справилась. Доктор Вэнс отправляет меня завтра домой.

— Правда? Так быстро?

— Я не алкоголичка, — рассмеялась она, — хотя вела себя как таковая. Это была любовная тоска.

Я присел рядом с ней

— Хорошая новость. А как поживает любовная тоска?

— Два часа назад сестричка сообщила мне, что он умер… — Пегги посмотрела мне в глаза. — Я не смогла пролить ни единой слезинки. Во мне все перегорело. Сейчас мне кажется, что я была ненормальной.

— В вашем возрасте я тоже чуть не сошел с ума по одной девушке, — соврал я. — Потребовалось время, чтобы я с этим справился. Но все прошло бесследно.

— Как там папа?

— Ему станет лучше, когда вы вернетесь. А сейчас ему трудно приходится без вашей помощи.

— Догадываюсь. Бедный папочка, он такой несгибаемый. Я вернусь завтра. Вы передадите ему?

— Непременно.

— Выходит, отель не будет продан?

— Помимо Везерспуна найдутся и другие покупатели.

Она кивнула.

— Я хочу уехать из Сирля. Здесь меня никто не любит.

— Поговорите с Виллисом Поллэком. Он найдет другого покупателя.

— Да? Во всяком случае, я подожду, пока папа… не уйдет. — Она отвернула в сторону лицо. — А это случится весьма скоро.

— Пегги, вероятно, вы сумеете мне помочь. Чем дольше я ищу Джонни Джексона, тем все более сложными становятся мои поиски. Вы не против того, чтобы рассказать мне про себя и покойного мистера Везерспуна?

— Какое отношение Гарри имеет к Джонни? — улыбнулась она с удивленным видом.

— Не знаю… Я подобен рыбаку. Закидываю наугад удочку, авось рыбка клюнет… Когда вы с ним впервые встретились?

— Приблизительно два года назад. Он явился в отель поговорить с папой о его продаже. В нем было что-то такое, что привлекло меня к нему. — Она подняла кверху руку беспомощным жестом. — Дирк, девушки часто бывают невероятными дурами!

— Мужчины тоже.

— Возможно. Я влюбилась в Гарри. Сначала он меня не замечал, потом я заметила, что он заинтересовался. Однажды вечером, когда папа плохо себя чувствовал и рано лег спать, пришел Гарри. Он попросил меня показать ему лучшую спальню, — она горько рассмеялась. — О'кей, я пошла на это. Вы можете догадаться, что случилось потом… Он действительно потряс меня. До этого я уже была близка со многими мужчинами, но Гарри понастоящему знал, как это надо делать. Я получила такое наслаждение, что после этого только и думала о том, когда же мы снова будем заниматься любовью. Встречаться у нас было опасно из-за папы, поэтому мы договорились, что я буду приходить к нему. Туда было всего пять минут ходьбы. У него симпатичная квартирка над офисом. Мы бывали вместе три раза в неделю, а мне все было мало. Затем я ощутила, что он стал охладевать. Он мог забежать на ленч в ресторан, посмотреть на меня с улыбкой и сказать, что у него дела, так что сегодня не приходи. Я была как в бреду. Чтобы погасить пожар в крови, я выпивала целый стакан джина, ложилась спать и ревела всю ночь напролет.

— Такое случается и очень часто.

— Не сомневаюсь.

Она пожала плечами:

— Я перешагнула через это. И теперь я рада, что все это позади. Последнее время я виделась с ним всего раз в месяц, но продолжала выпивать.

— Почему вы рады, Пегги?

— В Гарри было что-то… трудно объяснить. Я думаю, что он участвовал в каком-то рэкете. Бывали случаи, когда мы ложились в постель, а тут звонил телефон, и он моментально бежал в офис. Фабрика была уже закрыта. Несколько раз я слышала, как он сердито кричал, а когда он поднимался наверх, у него было такое жестокое и разъяренное лицо. И тогда он отсылал меня прочь. Ссылался на дела, а когда я однажды попробовала запротестовать, он меня напугал своим злобным видом.

— Вы можете забыть его, Пегги. Он ушел из вашей жизни.

— Поэтому-то я и рада.

— Вы сказали, что думали, что он замешан в каком-то рэкете. Откуда взялись такие мысли?

— Ну, не совсем же я идиотка! С какой стати ему будут звонить в два часа ночи, и он моментально прогоняет меня прочь, толкуя о делах? Ну, а потом грузовик, который приезжал где-то в три часа ночи.

— Что за грузовик?

Поколебавшись, Пегги махнула рукой:

— Ну, теперь он умер… так что… Это случилось в то время, когда я была от него без ума. Вероятно, я слишком много пила. Он явился вечером в ресторан в день, когда мы всегда встречались, и сказал, что свидание отменяется. Ох, Дирк, я так мечтала об этой ночи, о том, как он снова будет держать меня в объятиях и брать снова и снова… Меня сжигало неудовлетворенное желание… — она посмотрела на меня. — Почему я вам все это рассказываю?

— Говорят, что признание облегчает душу, — сказал я, ободряюще ей улыбнувшись.

— Господи, вы вытяните всю информацию даже из устрицы!

У нее внезапно изменилось выражение лица, и я переполошился, что что-то испортил.

— Пегги, для меня это очень важно. Расскажите мне про грузовик.

Она посмотрела на яркие цветы на столе и взяла их в руки, нежно поглаживая огромные розы и сладко пахнущие магнолии.

— Вы первый, кто подарил мне цветы.

— Еще будут дарить. Вы же так молоды!

Она положила цветы и принялась перелистывать книжку.

— Пегги, — не выдержал я, — расскажите про грузовик!

— О'кей. Когда он вечером дал мне отставку, я, очевидно от обиды, набралась до такой степени, что совсем стала плохо соображать. Лежа в постели, я решила, что Гарри наверняка нашел себе другую. Я должна была это выяснить, чтобы успокоиться. Я оделась и отправилась на фабрику. Время было за полночь, но ворота не были заперты. В его окнах горел свет. Вероятно, вам меня не понять, но в этот момент я была, как в бреду. Джин и ревность… Это было ужасно!

Пегги посмотрела на меня.

— Я "все понимаю.

Она пожала плечиками.

— Даже не верится. Сказать можно все, что угодно… Впрочем, дело не в этом… — Она снова улыбнулась мне. — Я часто задаю себе вопрос: можно ли понять другого человека?

— Если постараться, то можно, Пегги, — единственное, что я мог ей сказать.

— Так или иначе, но я не сомневалась, что у него наверху какая-то развратная женщина. Мне страшно захотелось взглянуть на нее. Но понимая, что я пьяная, я не хотела позориться и наброситься на них в открытую. Да к тому же я начала бояться Гарри, хотя в постели он давал мне то, чего не мог дать ни один другой мужчина… Я пробралась за ряды бочек, от которых нестерпимо воняло, и стала ждать… Прождав часа три, я постепенно отрезвела. Внезапно я как бы взглянула на себя со стороны, как я прячусь за зловонными бочками, и что ревность доводит меня до безумия, а по сути дела глупо страдать из-за такой скотины, как Гарри. Я уже совсем было собралась вернуться домой, как приехал грузовик. Шофер едва слышно просигналил, вышел из кабины и распахнул ворота. Впрочем, это был, видимо, не шофер, а второй тип, потому что грузовик въехал в ворота, а этот человек закрыл их за ним. Было темно, я видела лишь смутные очертания. Затем распахнулась дверь в офис, и из здания вышел Гарри. При свете из окон офиса я узнала второго парня, который вылез из грузовика, — она зябко передернула плечами. — Эти двое меня страшно напугали… Негры… У одного на шее висели бусы, а на голове находилась широкополая черная шляпа. Второй был одет в какой-то немыслимый жакет или куртку из облезлого меха. Мне они показались исчадиями ада. Следом за Гарри они прошли в офис. На протяжении последующих двадцати минут они таскали маленькие картонные коробки и складывали их в грузовик. Работали они быстро, но коробок было очень много. После того, как все они были погружены, негры возвратились в офис. С того места, где я пряталась, мне было видно, что там творилось. Гарри дал им денег, после этого они уехали. Он запер ворота на замок и поднялся к себе в квартиру. А через несколько минут свет везде погас. — Пегги взяла в руки цветы и понюхала магнолии. — Я ощутила себя совершеннейшей дурой. Никакой женщины у Гарри не было, а я оказалась в ловушке. Поблуждав в темноте, я все же разыскала калитку в глубине двора. Замок на ней проржавел. Я сумела с ним справиться и побежала домой.

— Веселенькая ночка! — заметил я.

— Вот почему я уверена, что Гарри участвовал в каком-то рэкете, — она посмотрела на меня. — Вы что-нибудь понимаете, Дирк?

— Ну, он же умер, Пегги. Забудьте обо всем. Лучше расскажите мне поподробнее о себе.

В течение последующего получаса я выслушал характерную исповедь молоденькой девушки, жадно любящей жизнь и жаждущей найти человека, который по-настоящему полюбил бы ее, и с отчаянием бросавшейся на шею старого развратника. Я давно уже научился быть сочувствующим слушателем. Пегги необходимо было выговориться, и я, время от времени, вставлял в ее исповедь замечания.

Под конец она стравила давление и даже улыбнулась.

— В жизни своей ни с кем не говорила так, как с вами, Дирк. Если я вам надоела, извините меня.

Я весело подмигнул девушке:

— Все будет о'кей, Пегги. Конечно, вас еще ждут неприятные минуты, но вы со всем справитесь. Потолкуйте со старым Вилли Поллэком, на него вполне можно положиться. Он отыщет покупателя на ваш отель, а вы тем временем возвращайтесь туда и помогайте отцу.

— Спасибо, Дирк, за ваше теплое отношение. Вы все понимаете.

На этом мы с ней и расстались.

Теперь моя голова была забита информацией, которой Пегги меня снабдила. Вернувшись в отель, я сообщил Бобу Вьету, что Пегги чувствует себя хорошо и завтра утром вернется домой.

От этого известия он сразу приободрился.

Сытно пообедав густой похлебкой из рыбы, моллюсков, свинины и овощей, которую Абрахам именовал "чаудой", я поднялся к себе в номер и стал смотреть по телевизору запутанный вестерн с бесконечными погонями и стрельбой. Фильм закончился в 10.45. Я запасся мощным фонариком, проверил пистолет и спустился в вестибюль.

Старый Абрахам безмятежно спал за столиком администратора. Двое коммерсантов разговаривали о делах. Ни один из них не взглянул в мою сторону, когда я выходил на пустую улицу. В Сирле рано ложатся спать.

Офис шерифа был погружен во мрак. Несколько уличных фонарей бросали вокруг себя круги слабого света, а все остальное тонуло во мраке.

Избегая освещенных мест, я быстро добрался до лягушачьей фабрики, прошел по узкой аллейке вокруг высокой стены, пока не обнаружил калитку, о которой упоминала Пегги. Остановившись, я прислушался. В Сирле царила тишина, лишь со стороны шоссе доносились еле слышные звуки проезжавшего мимо транспорта. Вонь от бочек с лягушками толстой пеленой висела во влажном жарком воздухе.

Поднажав на калитку, я без труда открыл ее и вошел в просторный двор. Все здания, включая административное и квартиру Везерспуна, были погружены в темноту.

Полная луна серебрила весь городок, на земле лежали причудливые тени.

Подойдя к административному флигелю, я подергал входную дверь. Поскольку я не думал, что она откроется, то и не испытал разочарования. При свете фонарика я обнаружил, что заперта она была на три замка: верхний, средний и нижний. Такую дверь плечом не вышибешь! Обойдя здание с обратной стороны, я нашел вторую дверь, но она тоже была надежно заперта.

Отойдя немного назад, я осмотрел здание. Покатая крыша и веранда, затем окна квартиры Везерспуна и еще одна крыша. Тогда я вернулся во двор. Порыскав в подсобных помещениях фабрики, я нашел крепкую короткую лестницу, лежавшую в траве у стены. Я отнес ее к задней стороне административного флигеля, приставил к стенке и взобрался на крышу. Оттуда уже нетрудно было попасть на веранду. Одно из окон оказалось приоткрытым. Я приподнял его повыше, прислушался и, широко раскрыв окно, влез в помещение. При свете фонарика я обнаружил, что нахожусь в большой красиво обставленной спальне. На кровати могли удобно улечься сразу трое. Я представил себе, как на ней лежит Пегги, предлагая свое молодое красивое тело ублюдку Везерспуну.

Я вышел из спальни в коридор, отворил дверь в соседнее помещение, оказавшееся гостиной, тоже прекрасно обставленной и содержащейся в идеальном порядке. Личная квартира меня не интересовала, мне хотелось проникнуть в офис.

Я вышел на лестницу и остановился на верхней площадке, осветив ее полностью до солидно выглядевшей двери. Спустившись к ней, я обнаружил, что она заперта, но мне было ясно, что открыть ее без труда мне не удастся. А я так хотел попасть в кабинет Гарри Везерспуна!

Разочарованный, я вернулся в его квартиру, прошел в спальню и открыл дверь большой кладовки, находящейся против кровати. Пришлось потратить немало времени, чтобы проверить все карманы огромного количества костюмов покойного, но это мне ничего не дало. Потом я занялся комодом: десятки дорогих сорочек, белье, носки — все это меня не интересовало.

Наконец, после получасового тщательного обыска, я выдвинул маленький ящик в прикроватной тумбочке: там лежали пакетики с презервативами и, ключ. Обрадовавшись, я схватил его, бегом спустился вниз и вставил в замок. Ключ повернулся — и дверь распахнулась. Я прошел к огромному письменному столу, за которым сидел Везерспун, когда я впервые с ним познакомился. Все ящики в столе были заперты. Усевшись в кресло, я обследовал замки. Их сумел бы открыть лишь профессионал.

Оставив стол в покое, я обошел кабинет, обнаружил какую-то дверь, толкнул ее и попал в маленькую комнатку. Передо мной находилась стальная дверь от пола до потолка. Против двери — стальной бар с висячим замком. В двери имелось два замка. Без ключей эту дверь не откроешь, разве что подорвать ее динамитом.

Я стоял и разглядывал эту дверь.

Оставаться тут дольше не имело смысла. Мне придется подойти к решению этой задачи с другого угла, тут я потерпел полное поражение.

В этот момент я услышал звук приближающейся машины.

Я выключил фонарик и подбежал к большому окну. Тут я услышал голоса. Потом ворота на фабрику распахнулись и во двор въехал грузовик. Следом за ним шла машина, остановившаяся вплотную за ним.

Луна стояла уже высоко. Я мог разглядеть и грузовик и легковушку. Из машины вылез невысокий, крепко сбитый человек. Я сразу же узнал его: Эдмундо Рейз. А из грузовика выскочили мои давнишние приятели: сомбреро и козья шкура.

Я не стал медлить: открыл дверь в квартиру Везерспуна, потом запер ее за собой и бесшумно поднялся вверх по лестнице. Выбравшись из здания, я подхватил лесенку и спрятал ее в зарослях кустарника. Вытащив пистолет из кобуры, я тихо обошел вокруг здания и, вытянув шею, выглянул из-за угла.

В офисе горел свет, входная дверь стояла распахнутой настежь. Из окон во двор струился свет. После продолжительного ожидания я убедился, что все трое вошли в дом. Тогда я пригнулся и двинулся вперед, прячась в тени. Добравшись до склада бочек с лягушками, я спрятался там. Вероятно, именно тут скрывалась Пегги, потому что отсюда мне тоже было ясно видно все, что происходило в офисе.

Сомбреро стоял у окна, а Рейз с козьей шкурой удалились в маленькую комнатку. Прошло порядочно времени… В конце концов, из-за двери выглянул козья шкура и поманил пальцем сомбреро. Тот тоже нырнул в маленькую комнатку.

Вышел Рейз со связкой ключей в руке и подошел к столу. Усевшись в кресло, он принялся отпирать ящики.

Появился козья шкура с охапкой картонных коробок, дошел до грузовика и сунул их в кузов, затем вернулся обратно, по дороге встретившись с сомбреро, который сделал то же самое.

Я наблюдал за Рейзом. Он просматривал какие-то бумаги, которые вытащил из одного ящика стола. Движения у него были торопливые. То и дело он откидывал бумаги в сторону.

Двое негров сновали как мыши от грузовика в офис и обратно. Это была быстрая, хорошо организованная операция. Рейз выдвинул следующий ящик и извлек из него папку. Проверив ее содержимое, он отложил ее в сторону вместе с пачкой первых бумаг. Открыв и торопливо посмотрев все до единого ящики, он запер их снова. Я решил, что нашел то, за чем пришел.

Рейз поднялся из-за стола, и я услышал его крик:

— Живее! Живее! Что вы так долго копаетесь?

Козья шкура что-то буркнул в ответ и вновь скрылся в маленькой комнатушке.

Поскольку сомбреро тоже вошел в дом, я решил, что это мой единственный шанс. Вытащив пистолет, я выскочил из-за бочек, в три прыжка добрался до кузова грузовика, схватил одну из коробок и вернулся назад за бочки в считанные секунды. Когда все уже было кончено, на крыльце появились сомбреро и козья шкура, нагруженные усиленной кучей коробок.

Рейз потратил еще несколько минут, чтобы все запереть, затем достал из кармана носовой платок и самым тщательным образом обтер все ручки и крышку письменного стола.

Козья шкура закрывал грузовик парусиной, сомбреро уже сидел за рулем. Забрав папку и бумаги, Рейз выключил в офисе свет. Потом он вышел на

крыльцо, запер на ключ входную дверь и быстро направился к своей машине.

— О'кей… Поехали!

Рейз первым покинул территорию фабрики. Сомбреро, оказавшись на улице, остановился и подождал, пока козья шкура не закроет ворота.

Я затаился за пахучими бочками с лягушками, прижимая к себе коробку, и ждал, не трогаясь с места, пока не услышал, как вдали замер звук обоих моторов. Выйдя со двора через заднюю калитку, я быстро побежал в отель.

В вестибюле горела всего одна лампа над столиком администратора. В помещении никого не было. Двое коммерсантов, вероятно, легли спать. Старый Абрахам даже похрапывал, руки у него были сложены на коленях. Я осторожно разбудил его. Он с трудом открыл глаза и заморгал на меня, потом его черная физиономия расплылась в улыбке.

— Должно бить, немного задремал. Вам что-нибудь надо, мистер Уоллес?

— Консервный нож.

Он растерянно уставился на меня.

— Не понял…

— Консервный нож у вас найдется?

— Консервный нож?

— Совершенно верно.

Я говорил негромко. Абрахаму было за восемьдесят, я его безжалостно разбудил, возможно, он видел приятные сны о своей молодости или, наоборот, о внуках.

— Самый обычный консервный нож.

Он потер лоб, закрыл и открыл глаза, потом кивнул:

— Сейчас раздобуду. Если вы голодны, мистер Уоллес, я смогу принести еду.

— Нет, спасибо. Только консервный нож.

Он медленно поднялся на ноги, качнулся вбок, и медленно зашаркал к ресторану.

Я ждал. Прошло минут пять, прежде чем он вернулся.

— Кухарке это не понравится, мистер Уоллес, — сказал он, протягивая мне неказистый консервный нож. — Вы вернете мне его до завтрака?

— Непременно верну.

В моей руке возник 10-долларовый билет.

— Благодарю, Абрахам. Вы когда ляжете спать?

— Мистер Вьет любит, чтобы мы были открыты всю ночь. Он говорит, что никогда не знаешь, когда заявится клиент. Комуто может понадобиться постель, на то и существуют отели.

Он аж ахнул, когда я положил деньги перед ним на стол:

— Что вы, мистер Уоллес, в этом нет необходимости!

Включив свет и заперев за собой дверь на ключ, я поставил коробку на стол. Она была довольно объемистой, примерно шесть на четыре дюйма.

Наклейка на коробке гласила:

Продукция Моргана и Везерспуна

СИРЛЬ-ФЛОРИДА

Миссис Люсиллс Бэнберри, 1445, Вест Драйв.

Лос-Анджелес

Использовав свой "многоцелевой перочинный нож, я осторожно снял ленту, которой была заклеена крышка, и откинул ее. В двух отделениях находились две консервные банки с блестящими верхушками. Вытащив одну из них, я прочитал надпись:

"ЛЯГУШАЧЬИ ЛАПКИ"

Роскошное блюдо. Готовое, жаркое на двоих, которое можно быстро приготовить согласно прилагаемой инструкции.

Инструкция была точно такой же, какую я выслушал недавно от мисс Смит. Консервным ножом я удалил крышку с жестянки и осмотрел аккуратно

уложенные лягушачьи лапки, казавшиеся в масле золотистыми. Они и вправду выглядели вполне съедобными. Потыкав лезвием ножа, я обнаружил малюсенький пластиковый пакетик, содержащий белый порошок. Я выудил его, после чего, пройдя в ванную, тщательно обмыл его.

Я уже догадался, что в нем находится, но я должен был в этом удостовериться лично. Спрятав пакетик в бумажник, я выбросил оставшееся содержимое консервной банки в туалет, туда же угодила и наклейка. Я спустил воду и смыл всю эту гадость.

Приблизившись к окну, я открыл его, удостоверился, что на улице никого нет, и зашвырнул пустую банку как можно дальше. Потом запечатал коробку, в которой теперь оставалась всего одна банка, и спрятал ее к себе в кладовку.

Возможно, мне не удастся найти Джонни Джексона, говорил я себе, раздеваясь, но все же моя поездка в Сирль не оказалась бесплодной.

Приняв душ, я лег спать со спокойной душой.

Гарри Медоуз, высокий худощавый человек лет семидесяти, одно время руководил полицейской лабораторией в Парадайзсити. Когда ему подошло время выходить в отставку, полковник Пармелл предложил ему возглавить небольшую, но отлично оснащенную лабораторию в агентстве. Медоуз ухватился за это предложение. Его считали лучшим патологом во Флориде и до сих пор, несмотря на возраст, он находился в ведущих рядах. К нему часто обращались за консультацией его последователи в полицейской лаборатории.

Когда я вошел, Медоуз что-то исследовал под микроскопом. Я уже примчался в Парадайз-сити из Сирля, захватив с собой коробку с оставшейся банкой лягушачьих лапок.

— Привет, Гарри! — воскликнул я, врываясь в помещение. — У меня есть для тебя работенка.

Он знаком показал, чтобы я ему не мешал. Глаза его были прикованы к микроскопу.

— Гарри! Очень важно и очень срочно!

Он вздохнул, повернулся на вращающемся стуле и улыбнулся.

— Вы, молодые люди, вечно спешите. Что там у тебя?

Я достал из бумажника мешочек и положил его на стол.

— Ты можешь это исследовать побыстрее, Гарри? Предполагается, что здесь находится быстро приготовляемый соус, который идет с лягушачьими лапками.

— Правда? Было бы совсем хорошо, если бы соус оказался красным. Знаешь, мне нравятся лягушачьи лапки. А где ты это раздобыл, Дирк?

— Здесь может оказаться вовсе не соус, Гарри. Работа срочная. Я буду в своем кабинете. Ты мне звякнешь, да?

Он кивнул и взял в руки мешочек.

Вернувшись к себе в кабинет, я обнаружил, что Чика нет на месте. Всю дорогу из Сирля я мысленно сочинял донесение полковнику. Сейчас, усевшись за стол, я принялся его печатать на машинке и успел добраться до половины, когда раздался звонок Медоуза.

— Подойди ко мне, Дирк! — резко произнес он.

Оставив отчет, я прошел по длинному коридору до лаборатории.

— Что за чертовщина!? — воскликнул Гарри, уставившись на меня с каким-то возмущением. — Где ты взял этот мешочек?

Я прикрыл за собой дверь и подошел к нему ближе.

— Что в нем?

— Пятьдесят процентов чистого героина и столько же глюкозы.

— Я предполагал, что в нем должно было быть что-то в этом роде. Ты не знаешь рыночную цену этого мешочка?

— Отлично знаю: триста долларов.

Я произвел в уме некоторые расчеты. В каждой коробке по две банки, всего шестьсот долларов. Грузовик нагружен приблизительно пятьюстами коробками, то есть товаром на три сотни тысяч долларов. Если доставка производилась всего раз в месяц, в чем я далеко не был уверен, то доход Везерспуна выражался фантастической цифрой в три миллиона шестьсот тысяч долларов в год!

— Не ошибаешься ли ты в цене, Гарри?

— Это же настоящий героин. Ну а стоимость я узнаю ежемесячно у ребят из отдела борьбы с наркотиками. Этот мешочек стоит триста долларов!

— Благодарю, Гарри! Сейчас я пишу отчет для полковника. Большего я тебе сообщить не могу. Положи это снадобье обратно в мешочек. Это будет вещественным доказательством.

Я побежал назад в кабинет. Еще полчаса у меня ушло на то, чтобы прикончить отчет. Положив его в конверт, я отнес его и коробку с одной банкой лягушачьих лапок Гленде Керри.

Гленда была личным помощником полковника. Высокая, темноволосая, хорошенькая, лет тридцати от роду, с самой простой прической и в строгом костюме, она и внешне была тем, чем была в действительности: образцовым работником, настолько преданным общему делу, что никто из мужчин не замечал в ней женщины.

Когда я вошел в ее кабинет, она перелистывала какую-то папку с документами.

— Привет, Гленда!

Я положил коробку на ее стол и добавил:

— Будь добра, спрячь это в сейф. Это стоит огромных денег, и добавь туда еще и конверт.

— Что это такое? Ты все еще работаешь по делу Джексона?

— Конечно. Полковник приказал мне заняться этим делом, вот я и занимаюсь.

— Ты тратишь уйму денег, — Гленда в первую очередь думала о финансах. — Ты далеко продвинулся?

— Все отражено в отчете, но он предназначен исключительно для полковника. Очень крупное дело, Гленда. Тебе лучше не совать туда свой носик.

Она передернула плечиками.

— Куда ты теперь направляешься?

— Все это выяснится завтра, когда возвратится полковник. Он ведь приедет завтра?

— Так он сказал. Я не имела от него известий с тех пор, как он убыл в Вашингтон.

— О'кей. В таком случае спрячь эту коробку и конверт понадежней, пожалуйста.

Когда я шел назад по коридору, то увидел, выходившую из лифта Терри Стюарт — одну из служащих и ее тезку Терри О'Брайена, который сразу же подошел ко мне и сказал:

— Кое-что я для тебя раздобыл.

И мы вместе направились в кабинет.

О'Брайен выглядел настоящим ирландцем, каким он и был: атлетически сложен, ниже среднего роста, лицо, выглядевшее так, будто кто-то задумал расплющить его нос, и это ему почти удалось, веселая ухмылка и зоркие голубые глаза.

— Так что же ты разнюхал, Терри?

— Миссис Филис Стобарт, девичье имя Филис Ловери, возраст сорок три года,

— рассказывал О'Брайен, а я записывал все это на листочке. — Я позвонил Тайсону, он явился ко мне с данными, которые ты сочтешь интересными.

Ритчи Тейсон был хозяином небольшого, но хорошо работающего частного детективного агентства в Джексонвилле. Иногда мы пользовались его услугами.

— Сколько он запросил? — поморщился я.

— Я доторговался до сотни долларов, — Терри вопросительно уставился на меня. — Это О'кей?

— Зависит от того, что он дал.

— Примерно сорок лет назад, так сообщил мне Тайсон, мистер и миссис Чарлз Ловери, удочерили девочку из местного приюта. Ловери были людьми весьма респектабельными, у него было процветающее бюро путешествий. Приемная дочка появилась у них, когда ей было всего четыре года. Сведений о его побочных доходах не было, так же, как и не было сведений о родителях девочки. Ее подбросили к дверям приюта. Похоже, что Ловери ошиблись в выборе. Когда девочка подросла, она сделалась трудным ребенком: не хотела заниматься в школе, постоянно вертелась с мальчишками, потом начала воровать в магазинах самообслуживания, нарывалась на неприятности в полиции и так далее. Согласно данным Тайсона, Ловери изо всех сил старались ее перевоспитать, но у них ничего не получалось. Девочка стала малолетней преступницей. Заработала срок в колонии, сбежала, была водворена обратно, наконец ее выпустили. К этому времени ей уже исполнилось семнадцать лет. Она прожила у Ловери около недели и исчезла. Ловери сообщили об этом в полицию, но вообще-то благодарили Бога, что так получилось. Полиция приняла обычные меры, однако найти ее не сумели. Затем, лет десять спустя, однажды вечером она оказалась в доме Ловери. Они рассказали Тайсону, который был их другом, что девушка изменилась до неузнаваемости в худшую сторону. Стала резкой, грубой, и в полном смысле напугала уже немолодую пару. Она потребовала у них пятьсот долларов. Они решили, что она вновь находится в бегах, дали ей денег, и она тут же исчезла. После этого я не нашел ее следов, Ловери умерли. Следующие данные: ее замужество. Она стала миссис Стобарт год назад.

— Так что приблизительно с год о ней ничего не было известно?

— Совершенно верно.

— Десять лет большой срок, за это время многое могло случиться. Терри, я хочу, чтобы ты отправился в Секомб и поразнюхал в агентстве, которое поставляет девушек для ночных клубов со стриптизом. Мне нужна фотография и история Стеллы. Коста, которая когда-то работала в Скин-Клубе. Ее адрес был Мейсистрит, 9. Будешь говорить, что она унаследовала небольшие деньги, люди на это обычно клюют. Да, еще один момент. Держись подальше от Скин-Клуба. Ясно?

Еще несколько минут у меня ушло на то, чтобы напечатать доклад О'Брайена и отнести его Гленде.

— Дополнительный материал для полковника, — сообщил я. — Положи его вместе с теми бумагами.

Она откинулась назад в кресле.

— Я только что узнала, что полковник задерживается в Вашингтоне. Его не будет до понедельника.

Я улыбнулся.

— Что ни делается, все к лучшему! Выходит, у меня в запасе еще пять дней.

Простившись с ней, я побежал к своей машине и направился в офис Говарда и Венболта.

По дороге я остановился, чтобы перекусить булочками с рублеными бифштексами и выпить пива. Так что до офиса я добрался уже в половине третьего.

Толстая пожилая особа посмотрела на меня с явным недоверием.

— К мистеру Венболту, — сообщил я.

— Вам назначено? Ведь вы мистер Уоллес, не так ли?

— Да. В отношении времени четкой договоренности нет, но он меня примет.

— Мистер Венболт только что вернулся с ленча.

— То же самое могу сказать про себя. Значит, мы оба в одинаковом положении. Будьте любезны, сообщите ему, что я здесь.

Она неодобрительно посмотрела на меня, после чего включила селектор.

— К вам пришел мистер Уоллес из агентства Пармелла, мистер Эдвард, — доложила она.

— Просите его ко мне! — загудел громкий голос Венболта.

— Полагаю, дорогу вы знаете? — посмотрела она на меня.

— Конечно. Третья дверь направо по коридору.

Она не соблаговолила подтвердить это и начала просматривать какие-то юридические документы. Я ощутил еле скрываемую жалость к этой женщине. Она была старой, толстой и, наверное, ее недолюбливали. Призрак власти, которой она обладала, оберегая покой босса, уменьшался. В скором времени она будет сидеть в своей небольшой квартирке в обществе кастрированного кота. Такова ее будущность.

Я нашел Эдварда Венболта за письменным столом. Вид у него был сытый и довольный. Он одарил меня профессиональной улыбкой, поднялся, чтобы пожать руку и жестом пригласил меня сесть.

— Ну, мистер Уоллес, — пророкотал он, когда я устроился, — у вас есть новости?

— О чем вы?

— Когда мы встречались в последний раз, разве вы не искали внука Фредерика Джексона?

Мне стало ясно, что его утренний стаканчик-другой затуманил ему мозги. Затем он добавил:

— Верно, не так ли?

— Последний раз, когда мы встречались, — мистер Венболт, мы искали Джонни Джексона. Получили ли вы ответь на ваши объявления?

Он придвинул ко мне ящик с сигарами.

— Ах, нет. Мы прекратили поиски по указанию мистера Везерспуна. Спрашиваю из чистого любопытства: вы нашли мальчика? — он приподнял крышку ящичка. — Хотите сигару?

— Пока еще не нашел, но поиски продолжаю, — сигары я отодвинул в сторону.

— Благодарю вас, нет.

Венболт выбрал себе сигару, отрезал кончик, понюхал ее и закурил.

— Трудная задача.

Я предоставил ему несколько секунд, чтобы он мог покрасоваться с душистой сигарой в зубах, а затем осведомился:

— Вы, конечно, слышали о мистере Везерспуне?

У него на физиономии появилось выражение, которому позавидовал бы владелец похоронного бюро.

— Да, разумеется… Узнал сегодня утром. Кошмар! Человек в расцвете лет…

— Никто из нас не вечен. Люди приходят и уходят, — изрек я, доставая пачку сигарет. — Как я понимаю, вы занимаетесь состоянием мистера Везерспуна?

— Да.

Я ждал продолжения, но он, казалось, был заинтересован своей сигарой больше, чем мистером Везерспуном.

— Имеется лягушачья фабрика и бакалейный магазин, — произнес я. — Кроме того, у мистера Везерспуна должны быть солидные сбережения.

Венболт внимательно посмотрел на меня.

— У меня сложилось впечатление, что вас наняли для того, чтобы разыскать внука Фредерика Джексона. А вы почему-то пытаетесь получить информацию о состоянии мистера Везерспуна, что не имеет ни малейшего отношения к решению вашей задачи, — он взглянул на часы. — Я не могу уделить вам больше времени.

— Вы когда-нибудь бывали в Сирле, мистер Венболт?

— В Сирле? Конечно, нет.

— Проявите немного терпения, — я выдал Венболту открытую, дружескую улыбку. — Я занимался "раскопками" в Сирле, разыскивая Джонни Джексона, и добыл доказательства того, что если бы мистер Везерспун был бы жив, я мог бы упрятать его за решетку минимум на 15 лет.

— Какие Доказательства? — вытаращил глаза Венболт.

— До тех пор, пока я не закончу дело и не отчитаюсь перед полковником Пармеллом, который затем передаст материалы в полицейское управление, я не могу сказать вам этого, мистер. Венболт, но заверяю вас, что не шучу. Разумеется, я сумею, если постараюсь, выяснить размеры состояния Везерспуна, но у меня мало времени, поэтому я надеюсь, что вы мне поможете.

— Вы хотите сказать, что Везерспун был преступником?

— Он был центровым банды по продаже наркотиков. Большего я вам сообщить не могу.

От волнения Венболт не заметил, что на его белоснежные брюки упал пепел от сигары.

— Наркотики?

— Героин… Это строго конфиденциально, вы должны это понимать. Каково состояние Везерспуна?

— Я бы сказал в полмиллиона. Все зависит от того, сколько стоят фабрика и магазин. Он весьма разумно вкладывал деньги через моих маклеров. Откровенно говоря, я поражался, какие огромные барыши дает Везерспуну его лягушачья фабрика, — он отложил сигару в сторону. — Наркотики? Это ужасно! Полагаю, вы отвечаете за свои слова?

— У меня достаточно доказательств против него, мистер Венболт, но вы понимаете, что он действовал не один, так что я продолжаю расследование. Кто наследует его состояние?

Венболт снова схватил сигару, заметил, что она потухла, и принялся ее раскуривать.

— Не понимаю, каким образом лягушачья ферма может быть связана с наркотиками?

— Это была умная фиговая операция.

— Какая операция?

— Лягушачья фабрика служила Везерспуну превосходным "фиговым листком" для прикрытия подпольной деятельности… Так кто унаследует его состояние?

Он долго разглядывал сигару, затем пожал плечами.

— Ввиду того, что вы мне сообщили, мистер Уоллес, и поскольку мой клиент умер, опять-таки желая помочь вам в вашем расследовании, я не считаю, что имею моральное и профессиональное право не сообщать вам о том, что произошло несколько дней назад, точнее, неделю назад.

Я терпеливо ждал. Ох, уж эти адвокаты! Как они любят нанизывать слова.

— Мистер Везерспун приехал повидаться со мной. Он был не в себе и выглядел больным. Я бы сказал так: было похоже, что он почти не спал. Это было удивительно, потому что покойный всегда являл собой образец уверенности и твердости. Он сообщил мне, что намеревается отойти от дел. Это меня удивило, ведь ему исполнилось всего лишь 48 лет. Он поручил мне продать все его бумаги. Я напомнил ему, что некоторые акции в данный момент сильно упали в цене, но что это явление временное и не следует спешить. Но он заявил, что ему срочно нужны наличные. Далее, он поручил мне продать бакалейный магазин в Сирле за столько, за сколько удастся. Я очень чувствителен к атмосфере и не сомневаюсь, что мой клиент находился под каким-то непосильным гнетом, и поинтересовался, намеревается ли он также расстаться с лягушачьей фабрикой, на что он довольно резко ответил, что этим вопросом займется лично, — Венболт помолчал, чтобы сделать пару затяжек. — Вот тут я поднял тот вопрос, который не переставал беспокоить меня с того момента, как мистер Везерспун стал моим клиентом. Я объяснил ему, что он не оставил завещания. Он ответил, что у него нет родственников, так что ему наплевать на всякие завещания. Я объяснил ему, что если умрет один из моих клиентов с таким солидным состоянием, как у него, не оставив завещания, у меня могут возникнуть серьезные неприятности. Меня обвинят в некомпетентности и несерьезном отношении к своим обязанностям. Он сидел на том же стуле, на котором в данный момент сидите вы, внимательно глядя на меня. Потом он как-то странно ухмыльнулся. Точнее, это была циничная ухмылка. — Венболт занялся сигарой, аккуратно стряхивая пепел в ониксовую пепельницу. — Он сказал, что не подумал об этом, но раз уж дело обстоит таким образом, то он хочет завещать все деньги и бакалейный магазин мисс Пегги Вьет из Сирля.

Мое лицо осталось бесстрастным.

— А он это обосновал каким-то образом? — поинтересовался я.

— Я спросил его, кто такая мисс Вьет. Он ответил, что она была его любовницей и что он скверно с ней обращался. Поскольку у него нет близких, то почему бы не оставить свое состояние ей? Он снова так же непринужденно ухмыльнулся и добавил, что ей все равно ничего не достанется, поскольку он не намерен умирать, но коли такое случилось бы, пусть уж она порадуется. Я составил завещание, пока он курил сигару, и мои клерки засвидетельствовали его подпись, — Венболт погасил сигару. — Таким образом, мисс Вьет унаследовала как минимум полмиллиона зелененьких.

— Она уже знает?

— Мистер Везерспун умер только вчера. Завещание должно быть апробировано. Я намерен на будущей неделе съездить в Сирль и сообщить ей о наследстве.

— А лягушачья фабрика? Ведь если ее кто-нибудь намерен приобрести, то, как я уверен, эти деньги, как часть состояния Везерспуна, тоже получит мисс Вьет?

— Я тоже так считаю, — с некоторым сомнением проговорил Венболт. — Покойный забрал у меня все документы, касающиеся фабрики. Если фабрика уже продана, то я, конечно, буду настаивать на правах мисс Вьет на получение денег.

— Иными словами, пока у вас нет данных о том, продана ли уже фабрика, а если да, то кому? И раз у вас нет документов, то вы этого и не узнаете?

— Верно, конечно, но как только завещание будет вскрыто, я намерен посетить фабрику и установить, что там происходило.

— Фабрика будет продана очень быстро. Следите за этим внимательно, мистер Венболт. Вы говорите, что Везерспун забрал всю документацию, так где же она?

— Этого я не знаю, но могу справиться в банке.

— Сделайте это непременно и сообщите мне, хорошо?

— Думаю, это возможно, — он достал новую сигару из ящика, посмотрел на нее и почему-то положил обратно. — Вы серьезно утверждаете, что мистер Везерспун причастен к торговле наркотиками?

— Да. А фабрика была основным звеном в хорошо налаженной системе, рэкет же был настолько выгодным, что его будущий владелец, несомненно, будет развивать его дальше.

Адвокат потер рукой двойной подбородок.

— Не следует ли вам обратиться в полицию, мистер Уоллес?

— Как только я это сделаю, они навалятся в первую очередь на вас же. Подготовьтесь к проверке, — я поднялся со стула. — Сотрудники проверят все, я имею в виду сотрудников отдела по борьбе с наркотиками. Они не привыкли церемониться, так что и мне следует подготовиться.

— Но ведь я могу сообщить им только то, что сообщил вам, — обеспокоенно пробормотал он.

— Сейчас вы представляете мисс Вьет. В скором времени ктото купит лягушачью фабрику. Вам легко выяснить имя покупателя, намного легче, чем мне. Покупатель будет новым "толкачом" наркотиков. Его нельзя спугнуть, понимаете? Вы узнаете, кто он такой, и тогда полиция из отдела борьбы с наркотиками поклонится вам в ножки. Так что наведите справки и сообщите мне. Это очень важно.

— Я считаю, что нам необходимо немедленно посоветоваться с полицией.

— Еще рано. Я хочу довести дело до конца сам. Полковник Пармелл имеет подробный отчет обо всех событиях. Через пять дней он вернется из Вашингтона. Действуйте заодно со мной, мистер Венболт, от этого вы только выиграете. Выясните, кто покупает фабрику.

Он немного поразмышлял, потом кивнул.

— Я наведу справки. Где вас можно найти?

Я протянул ему свою служебную карточку.

— Просто попросите мне передать, и я сразу же приеду. Это крупное дело, мистер Венболт. Постарайтесь не наделать глупостей. Мне нужно раздобыть доказательства… Если только вы вызовете их сейчас — я имею в виду полицию

— они испортят все то, что мне удалось сделать, сами же ничего не добьются. В таком важном деле спешить нельзя. Согласны?

— Посмотрю, что мне удастся выяснить.

Вернувшись к себе в офис, я уселся и восстановил в памяти все, что мне удалось узнать.

Как я считал, Везерспун внезапно чего-то испугался. Он собирался удрать. Вот почему ему так срочно потребовались наличные денежки. Явившись в хижину старого Джексона, он принялся обыскивать ее, пустив в ход топор. Разумеется, он хотел заполучить накопления старика. Возможно, что он их нашел. Пока он занимался поисками, в хижину явился кто-то еще, подобрался к нему и ударил по голове. Затем оттащил к пруду и скинул тело в воду. Таким способом обычно и расправляются с торговцами наркотиков.

Придвинув к себе машинку, я напечатал для полковника самые последние новости. Он получит практически готовый документ. Когда я стал прятать отчет в конверт для Гленды, явился О'Брайен.

— Ну, дружище, считай, что тебе повезло! — воскликнул он, падая на стул.

— Я пошел к Берни Айлеку, который руководит агентством стриптизов. Мне чертовски повезло. Понимаешь, именно он устроил на работу особу, которая называла себя Стеллой Коста.

— Быстрая и толковая работа, Терри! — я положил ноги на стол. — Ну и что? О'Брайен бросил на мой стол конверт.

— Вот она!

Я вытащил блестящую фотографию из конверта. На Стелле Коста было надето что-то, названия чего я не знал: то ли мини-трусики, то ли символический листок стыдливости. Таких женщин принято называть секс-бомбами, чего стоила одна ее поза с широко расставленными ногами и руками, поднятыми над головой. На ее лице было написано чувственное возбуждение. Я не торопился, разглядывая фотоснимок, потом бросил его на стол и взглянул на О'Брайена.

— Что еще, Терри?

— Это стоило денег, Дирк. Парень запросил сотню, но я сторговался за пятьдесят.

Я подумал о Гленде. Она вообще сойдет с ума, когда я представлю свой авансовый отчет.

— Что он тебе сказал?

— Этот сукин сын сначала думал за полсотни отделаться одной фотографией, и мне пришлось с ним здорово сцепиться. Пришлось добавить еще двадцатку. Он упрям, как козел.

Я застонал.

— Ты же знаешь, Дирк, со стукачами иначе не договоришься. Приходится раскошеливаться.

— Ну и что он тебе сообщил?

— Эта стриптизерша явилась к нему совсем еще девчонкой. Он считает, что ей было около восемнадцати. У нее не было никакого опыта, но она ему приглянулась. Полагаю, она обслуживала сначала лишь его одного, я не стал уточнять. Потом он давал ей небольшие поручения в третьеразрядных ночных клубах. Она изо всех сил старалась познать тайны своего ремесла, это его слова. Работала у него целых десять лет и под конец стала мастером в искусстве стриптиза. Лучшим клиентом Бейли был Эдмундо Рейз, владелец Скин Клуба. Он взял Стеллу Коста к себе. Для нее это был огромный шаг вверх, если верить Бейли. У Рейза она работала восемь или девять лет. Затем, год назад, она явилась к Бейли и заявила, что простилась со стриптизом. Больше Бейли ничего не знает. К этому времени ей было уже около сорока, и в ее фигуре обозначилась полнота. После этого он ее больше не видел и не получал от нее никаких известий.

— Бейли не упоминал, что у нее был ребенок?

— Ой, как же! Он сказал, что ей здорово мешал ребенок. Она не могла участвовать в вечерних представлениях, потому что ей было надо присматривать за ребенком. Но Бейли с этим мирился. У него самого десять ребятишек, однако он считает, что без мальчишки она зарабатывала бы гораздо больше.

Я придвинул к нему фотографию.

— Посмотри внимательно на эту женщину. Не обращай внимания на ее грудь и бедра, сосредоточься на лице.

Он уставился на снимок и захохотал.

— Трудно не обращать внимания на столь лакомые кусочки, верно?

— Если можешь, мысленно представь себе свадебные снимки мистера и миссис Герберт Стобарт, которые тебе показывала Фэн. Ты замечаешь сходство между Стеллой Коста и миссис Стобарт?

Терри ошеломленно уставился на меня, потом снова на фото.

— Возможно и так… Да, черт побери, вполне возможно! Ты хочешь сказать, что эта стриптизерша — миссис Стобарт?

— Не знаю. А ты как думаешь?

— Вообще бы я не стал присягать, но когда ты мне об этом сказал, я действительно могу подтвердить: сходство удивительное.

Я взглянул на часы: начало седьмого.

— У меня имеется для тебя еще одна работенка, Терри. Пообедай, и обойди ночные клубы Секомба. Начни с заведения Флосси Аткинса. Он занимается этим делом с незапамятных времен. Если у тебя там ничего не получится, попробуй в других клубах. Я хочу, чтобы ты выяснил, не видел ли кто недавно светловолосого парнишку, с виду педика, с бусами и браслетами, в сопровождении верзилы-негра. Мальчишка называет себя Джонни Джексоном. Его отец был награжден "Медалью Почета". Парнишка мог этим хвастать. О'кей?

О'Брайен поморщился:

— Если бы вы сказали мне это раньше, я мог бы заняться этим параллельно. Вообще-то работенка не из приятных…

— У тебя уже было два приятных задания, которые обошлись агентству довольно дорого. Денег больше не трать. Между прочим упомянешь, что Джонни Джексон унаследовал деньги, поэтому ты его ищешь.

— Начать с Флосси Аткинса, так?

— Возможно, что там ты найдешь искомое. Задание важное, Терри. Если понадобится, работай всю ночь. Как только получишь солидную информацию, позвонишь мне.

— Как я понимаю, ты будешь пускать слюньки в подушку?

— Возможно… Позвони мне домой.

— О'кей, — буркнул он и ушел.

После длительных размышлений я подумал, что мне пора познакомиться с миссис Филлис Стобарт.

Возвратившись к себе на квартиру, я принял контрастный душ..

Переодевшись в один из своих самых лучших костюмов, я направился в ресторан "Дары Моря", где подкрепился креветками королевского размера в соусе из зеленого перца. Я не спешил. Когда стрелки часов приблизились к

19.30, я сел в машину и поехал на Броудхэрст Бульвар.

Резиденция Стобартов была расположена в верхнем конце бульвара на повороте. Все виллы на бульваре были роскошными и утопали в зелени. Резиденция Стобартов не являлась исключением. Она была до половины скрыта ровно подстриженными кустами, посаженными вдоль изгороди с двойными воротами из ковкой мягкой стали. От них протянулась коротенькая подъездная дорожка мимо цветочных клумб, потрясающей зеленой лужайки, большого плавательного бассейна и всех других причуд, без которых богачи просто не могут жить.

Я поставил машину в тени деревьев, вылез из нее и подошел к воротам. Отсюда была отлично видна вся вилла во всей ее красе: двухэтажная, в ней было не менее шести спален, три гаража, гостиная с огромными окнами, протянувшимися по всей длине дома. В таком помещении можно принимать сотню гостей и не испытывать тесноты и давки.

Входная дверь из темного дуба с медными украшениями была освещена двумя вычурными фонарями… В гостиной горел свет. Светились окна и в двух комнатах на верхнем этаже. Коричневый с бежевым "ролле" стоял на гудронированном шоссе. Пока я наблюдал, мимо верхних окон промелькнула женская тень.

Неожиданно за моей спиной прозвучал грозный, типично полицейский голос:

— Ну и что вы здесь высматриваете?

Если бы меня сзади укололи раскаленной иголкой, я не подпрыгнул бы выше. Я неуверенно повернул голову. В белом свете луны я увидел крупного коренастого человека, одетого в островерхую фуражку, на серебряных пуговицах поблескивали крошечные лунки. В его руке находился пистолет. Он стоял широко расставив ноги в каком-то футе от меня.

С чувством облегчения я узнал и форму, и самого человека. Это был Джей Вилбур из охраны "Аларт Секьюрити", с которым мы частенько работали вместе. У него была неблагодарнейшая задача патрулировать районы проживания богачей.

— Господи, Джей! — облегченно воскликнул я. — У меня со страху чуть не отпотели яйца!

Он внимательно присмотрелся, потом убрал оружие и подмигнул.

— Так это ты? Что ты тут делаешь?

— Любуюсь избушкой Стобартов. Здорово, верно?

— Что верно, то верно. К чему тебе эти Стобарты?

— Меня интересует миссис Стоб, арт. Хочу с ней потолковать.

— А чем вызван такой интерес?

Я внимательно посмотрел на него и осведомился:

— Ты очень хочешь это знать?

Так как он всегда получал индейку к Рождеству от полковника и бутылку скотча на День Благодарения, его улыбка стала еще шире.

— Да нет, не очень.

— Ты знаешь эту даму?

— Видел ее много раз. Весьма высокомерная особа. Я бы не хотел с ней столкнуться.

— Я хочу поговорить с ней без шума и значит без мужа. Есть соображения?

— Точно, как часы, она уедет с ним через полчаса в Кантри Клаб. Мистер Стобарт высадит ее здесь и поедет в покер-клуб. Он проводит большую часть ночи, зарабатывая или тратя деньги. Он подхватывает жену примерно в час ночи, а потом в постель.

— Выглядит так, как будто они не слишком ладят.

— Ты его не видел? Никто не сможет поладить со Стобартом. Самый настоящий сукин сын!

— Кто еще тут живет, Джей?

— У них большой штат прислуги. Черномазый бугай, который возит Стобарта. Точнее сказать, его телохранитель. Еще есть девушка, которая заглядывает сюда время от времени и берет машину миссис Стобарт.

— Кто такая?

— Не знаю, но выглядит сногсшибательно… Сексуальная штучка: черные волосы, стоячие груди, как ракеты, нацеленные на мужчин… А ножки! Они с миссис Стобарт подружки.

— О'кей, Джей, спасибо.

Зная его, я вытащил десятидолларовый билет, который сменил хозяина, когда мы пожимали друг другу руки.

Все оперативники детективного агентства Кантри Клаб, то есть местные телохранители и сотрудники полковника Пармелла, были хорошо знакомы. Они также отлично знали все заведения типа Кантри Клаб, казино и других шикарных штучек. У всех наших оперативников были кредитные карточки Пармелла, которые давали им право получать бесплатно еду и питье, просто назвав свое имя. Наш непогрешимый бухгалтер Чарлз Эдварде придирчиво проверял все счета, так что злоупотреблять этими карточками не решались даже самые отчаянные смельчаки.

Меня усадили в шезлонг на большой террасе со стаканом скотча и с содовой в руке, когда я увидел коричнево-бежевый "ролле", затормозивший перед входом. Из него выскользнула женщина, махнула рукой и стала подниматься по ступенькам. Я рассчитывал взглянуть на Герберта Стобарта, но машина умчалась еще до того, как я успел подняться на ноги.

Женщина была одета в элегантное черное с белым вечернее платье с большим декольте. На шее и запястье поблескивали бриллианты. Светлые волосы были уложены на затылке замысловатым узлом.

Двигалась она лениво, как будто ей совсем не надо было куда-то торопиться. Осмотревшись, она махнула рукой толстому мужчине и еще более толстой женщине, которые потягивали через соломинку коктейли. Затем она направилась дальше. Поспешно допив скотч, я отправился следом.

Она разговаривала с Джонсоном, носильщиком клуба, престарелым негром с седыми пушистыми волосами, который почтительно выслушивал ее. Потом она ему коротко кивнула, прошла через центральную гостиную на заднюю террасу, где сервировали обед. Она обернулась, как будто надеясь увидеть знакомых, но собравшиеся были заняты едой и так громко разговаривали, как если бы это было сборище глухих. Пожав плечами, она прошла на нижнюю террасу, нашла свободный столик и села. Нетерпеливо поманив официанта, она переговорила с ним, затем достала из сумочки солидный золотой портсигар и извлекла из него сигарету. Движения у нее были замедленными. Вероятно, она думала, что вечер предстоит долгий и скучный. Она закурила, откинулась назад и уставилась на залитое лунным светом море, на шуршащие пальмы и на огни проезжающих по шоссе машин. С ее лица не сходило скучающее выражение.

Я подошел ближе. Разглядывая ее, я подумал, что когда-то она была потрясающе красивой. Но теперь ее лицо стало немного одутловатым от излишнего количества предобеденных коктейлей и послеобеденных скотчей. Я не сомневался, что смотрю на Стеллу Стобарт, бывшую стриптизершу и женщину весьма сомнительного сведения.

Я походил вокруг, пока официант не принес ей сухой мартини. Убедившись, что ею никто не интересуется, я решил попытать счастье.

— Миссис Стобарт? — спросил я, приближаясь к ее столику.

Она вскинула на меня глаза и улыбнулась. Ее недоброе лицо сразу смягчилось.

— Ну да, миссис Стобарт, а что? Кто вы такой?

— Дирк Уоллес. Красивые женщины не должны оставаться в одиночестве. Я не испорчу вам вечер, если присоединюсь к вам, или вы прикажете мне испариться?

Она вновь осмотрела меня, и ее улыбка стала еще шире.

У нее был низкий, хрипловатый голос, от которого исходил секс.

— Не испаряйтесь. Сегодня все разбились на парочки. Я прихожу сюда регулярно, но что-то не замечала вас прежде.

Я придвинул стул, уселся и просигналил официанту.

— Время от времени я заглядываю сюда, но дела не дают мне возможности отдохнуть.

Подошел официант, и я заказал скотч со льдом.

— Дела? Какие могут быть дела по вечерам? — она вопросительно посмотрела на меня.

— К моему несчастью, есть… — я подарил ей свою широкую, обаятельную, улыбку. — Здесь масса народу…

Она пожала плечами:

— Тут всегда так многолюдно, — задумчиво посмотрев на меня, она осведомилась: — Чем вы занимаетесь, мистер Уоллес?

— Я — следователь.

Улыбка медленно сползла с ее лица.

— Не поняла — следователь или исследователь? Что именно вы исследуете?

— То одно, то другое. Конфиденциальная работа.

Официант принес мне скотч.

По изменившемуся выражению ее лица я понял, что она сожалеет, что разрешила остаться мне за своим столиком. Осмотревшись, она поискала глазами человека, чтобы подняться и подойти к нему, но в этот вечер ей явно не везло.

— Я работаю в детективном агентстве Пармелла, — продолжал я, не спуская с нее глаз.

Держалась она хорошо, но не превосходно: заморгала, хотя ее рука твердо удерживала бокал с мартини. Отпив немного, она поставила его снова на столик.

— Вы хотите сказать, что вы одно из тех кошмарных насекомых, которые суют свой поганый нос в жизнь посторонних людей? Сыщик? Соглядатай?

Теперь ее голос звучал резко. Она на глазах превратилась в то, кем была в действительности: авантюристкой, дорвавшейся до богатства, но не ставшей от этого лучше и чище.

— Полагаю, это определение не хуже других, — усмехнулся я.

— Вы хотите сказать, что комитет клуба разрешил кому-то вроде вас стать его членом?

Я беспечно махнул рукой.

— Чему тут удивляться? Как бы вы поразились узнав, кого только не допускают в этот клуб. Похоже, что здесь полно бывших авантюристок и авантюристов.

Я снова выдал обезоруживающую улыбку.

Это проняло ее. Она обернулась.

— Оставьте меня в покое! — произнесла она придушенным голосом. — Я не имею ничего общего с такими людьми, как вы!

— Моя матушка когда-то предупреждала меня, чтобы я не имел ничего общего с бывшими авантюристами, миссис Стобарт. Но проходит время, когда забываешь это и занимаешься делом. Сейчас мы оба, похоже, связаны им, не так ли?

— Если вы немедленно не оставите меня в покое, я сообщу комитету, кто вы такой! — прошипела она с перекошенным лицом, которое сразу стало злым и порочным.

— Перестаньте, Стелла! Я тоже могу сообщить, кто вы такая. Давайте помиримся, я интересуюсь не вами, я ищу вашего сынка, Джонни Джексона.

Она посмотрела на свои сжатые кулачки и довольно долго находилась в такой позе, потом ее кулаки снова стали руками. Она глубоко вздохнула и усилием воли заставила себя расслабиться.

— Кстати, — сказал я, желая, чтобы она полностью успокоилась. — Бейли Аткинс передает вам наилучшие пожелания.

Она заставила себя рассмеяться.

— Так вы действительно копали?

— Это моя работа.

Я спокойно потягивал свой скотч.

— Где мне найти вашего сына, миссис Стобарт?

— Зачем он вам нужен?

— Гм-м… — промычал я.

Это был уже шаг вперед. Во всяком случае, она не отрицала, что у нее есть сын.

— Вкратце: его дед, Фредерик Джексон, поручил нашему агентству разыскать его. Сейчас дед умер и его внук, ваш сын, наследует лягушачью ферму Джексона и его деньги. Чтобы ввести во владение, мы должны разыскать вашего сына.

— Лягушачья ферма ничего не стоит. У старого Джексона не было никаких денег, так почему столько шума?

— Вы неправильно информированы, миссис Стобарт. Ферма стоит, как минимум, двадцать тысяч. Старый Джексон зарабатывал в среднем двести долларов в неделю на протяжении почти сорока лет. Сомневаюсь, чтобы он тратил более пятидесяти в неделю. Таким образом он скопил около трехсот тысяч долларов. Вот и получается, что Джонни Джексон мог бы унаследовать примерно четверть миллиона после того, как будут выплачены все налоги.

— Вы сошли с ума! У этого отвратительного старикашки никогда не было таких денег! А если были, то где же они? В банке? В сейфе? Нет, я вам не верю.

— Он держал их в дыре у себя под кроватью. Кто-то нашел их и похитил, но это не означает, что ваш сын не имеет на них права.

Стелла задумалась, глядя на залитое лунным светом море.

— Кто-то забрал их? — произнесла она после долгой паузы. — Забудьте об этом. Я могу вам сказать, кто это сделал. Джонни… Он один мог знать про тайник деда. Когда старый Джексон застрелился, Джонни опустошил его. Это были его деньги, не так ли? Старый Джексон оставил их ему, верно?

— Дело куда более сложное, чем вы полагаете. Старый Джексон вовсе не хотел покончить счеты с жизнью. Его убили, и я думаю, что деньги забрал убийца.

Она отреагировала на это сообщение так, как будто я ударил ее по физиономии. Стелла отшатнулась назад и затаила дыхание.

— Его убили? Вы с ума сошли! Что вы мелете? Ведь это было самоубийство!

— Если только Джонни Джексон не убивал деда, — спокойно заметил я, — ему не достались деньги, которые он должен унаследовать.

— Этот старый негодяй застрелился!

— О'кей. Где я найду Джонни Джексона?

— Не знаю. С меня довольно! Убирайтесь ко всем чертям!

Голос ее стал пронзительным. Передо мною сидела не богатая дама, а девица из ночного клуба. К счастью, терраса почти полностью пустовала.

— Миссис Стобарт, успокойтесь, пожалуйста! Я хочу найти Джонни. Вы уверяете, что не знаете, где он находится. Может, вы все-таки можете помочь мне в этом отношении. Правда ли, что он гомосек и связан с каким-то черномазым громилой?

Она заколебалась, отвернувшись в сторону. Лицо у нее как-то сразу осунулось.

— Да, он с отклонениями, — наконец, призналась она. — Однажды он явился ко мне со своим негром и пытался добыть у меня денег. С тех пор я его больше не видела. Возможно, он умер. Не знаю… Меня это не интересует… Он был частью моего жалкого прошлого.

— Почему он может умереть?

— Не знаю, я сыта им по горло. Просто я надеюсь, что он умер.

— Вы не можете мне подсказать, где я могу его отыскать?

— О, господи! — она сжала кулачки — Неужели мне не дадут забыть этого маленького педика? Кому он нужен?

— Это не ответ на мой вопрос, миссис Стобарт. Вы не знаете, нет ли его поблизости?

Стелла с видимым усилием взяла себя в руки.

— Не имею ни малейшего понятия. Единственное, на что я надеюсь, что он не станет больше меня беспокоить, — она яростно сверкнула глазами. — Понятно? Я прошла через ад, но сумела найти богатого мужа. Моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Я стала респектабельной особой. — Она нагнулась вперед, ее большие глаза блестели. — Это исключительно моя собственная заслуга. Как вы не понимаете, что это для меня значит? Я перечеркнула свое прошлое, так почему же этот отвратительный педераст преследует меня?

— Все ясно… Его отцом был Митч Джексон?

— Неужели вам не надоело копаться в дерьме? Олл-райт, раз уж вам так необходимо это знать, то да, его отцом был Митч Джексон. Теперь вы удовлетворены?

— Вы обвенчаны с Джексоном?

— Этот ублюдок не пожелал жениться… Разрешите сказать вам, что Митч, так же, как — его придурковатый папаша, желал только сына. Я родила ему сына, воображая, что теперь-то Митч женится на мне. Так нет же! Он соизволил ввязаться в какую-то заварушку, его ухлопали и наградили за это медалью. Какой мне толк от его засраной медали? Ну не смешно ли это?

— Джонни сбежал от вас, когда ему было всего лишь восемь лет. Почему он это сделал?

— Вас и это интересует? Ну, так узнайте сами. Вы назвали меня авантюристкой. Пошевелите своими тупыми мозгами, может у вас и появятся какие-нибудь здравые мысли, — она поднялась со стула. — Если вы испортите мне жизнь, мистер частный сыщик, вы горько пожалеете об этом. — На ее лице вновь появилось злое выражение. — Я сообщила вам все, что знаю. Ищите этого отвратительного жопораста, если вам охота, но оставьте меня в покое! Ясно?

— Благодарю вас за помощь, миссис, — промолвил я с изысканной вежливостью и тоже встал. — Надеюсь, я не испортил вам сегодняшний вечер?

— Такая паскуда, как вы, не может испортить мне вечер!

— Должен заметить, миссис Стобарт, что для такой респектабельной особы, какой вы теперь являетесь, у вас убедительно богатый подбор площадных ругательств.

Это ее доконало. Она молча повернулась на каблуках и побежала от меня прочь, наверное, опасаясь выкрикнуть очередное словечко из своего неисчерпаемого запаса.

Я закурил сигарету, подошел к балюстраде и остановился. С нее открывался великолепный вид на пляж и переливающуюся серебристую воду. Издали доносился визг, смех и крики молодых беспечных парочек. Парадайз-сити забавлялся.

Я думал о том, что мне сообщила миссис Стобарт. Да, я ни на дюйм не приблизился к таинственному Джонни Джексону.

Вернувшись к себе на квартиру, я включил телевизор и увидел девушку-блондинку, которая истошным голосом что-то вопила в микрофон. При этом она вертела задом и задирала руки к небу, без конца повторяя: "Я вас люблю! Я вас люблю!" Сидевший на некотором расстоянии от нее оркестр из четырех цветных парней изо всех сил старался приглушить ее пронзительный голос, но им это плохо удавалось. Я попробовал переключиться на другие каналы, но и там передавали нечто подобное, Поэтому я вообще выключил телевизор. Теперь меня мучила мысль о том, каковы успехи Терри О'Брайена.

Меня разбудил резкий телефонный звонок. Взглянув на часы, обнаружил, что они показывают половину четвертого.

— Надеюсь, я раздразнил твой сон? — пробасил О'Брайен.

— Меня? Ты смеешься. Я сидел в ожидании твоего звонка. Что у тебя новенького?

— Послушай, Дирк, ты еще долго будешь морочить мне голову?

— Ты о чем?

— В отношении Джонни Джексона.

— О чем ты толкуешь?

— Я обошел примерно с десяток ночных клубов и разговаривал с Флосси. Никто, повторяю, никто никогда не слышал о Джонни Джексоне. А разреши тебе сообщить, Флосси знает их всех. У него специальная книга учета. Ему известно, кто есть Кто и кто чем занимается. Никакого Джонни Джексона…

— Нет светловолосого миловидного паренька с бусами и браслетами, который ходит в сопровождении черного бугая?

— Ты же слышал, что я сказал. Джонни Джексон не существует. Если ты мне не веришь, поговори с Флосси сам. Могу ли я теперь отправляться на боковую?

— Конечно. И спасибо тебе, Терри. Вполне возможно, что он не посещал клубы.

— Ну сколько раз повторять тебе одно и то же! — голос окреп. Он аж звенел от возбуждения. О'Брайен разрешил себе разозлиться. — Флосси утверждает, что никакого Джонни Джексона не существует. Все эти проклятущие фэги, как их тут называют, как только я рассказал, что Джонни получил кое-какие деньги, просто из кожи повылезали, чтобы его отыскать. Но никто никогда не слышал про него. Неужели это тебя не удовлетворяет!?

— Должно удовлетворить, не так ли? — буркнул я и бросил трубку.

Когда я вошел к себе в кабинет на следующее утро, то обнаружил две записки.

В первой было сказано:

"Мистер Андерсен, помощник из Сирля, просит вас ему срочно позвонить".

Вторая гласила:

"Мистер Венболт из "Говард и Венболт", Майами, просит вас зайти к нему".

У меня была беспокойная ночь, заснул я под утро. Наскоро позавтракав, я так и не избавился от чувства подавленности изза сообщения О'Брайена. Что за дикость? Джонни Джексон должен где-то быть.

Думая об этом по дороге в офис, я впервые подумал о том, что не обманули ли меня Би-би Мэнол и Филлис Стобарт. Для чего? Обе они рассказали мне одну и ту же историю: Джонни Джексон гомосексуалист и всюду появляется в обществе громилы-негра. Однако вездесущий Флосси Аткинс заявил, что он не знает такой пары, а по собственному опыту я знал, что Флосси можно доверять. Какими же соображениями могли руководствоваться эти солидные особы, бывшие проститутки, рассказывая мне сказки? В Сирле тоже все в один голос твердили, что Джонни был "робким" и девочек не жаловал. Уж если это не является доказательством его "заскоков", тогда что же еще?

Чика Барли на месте не было, кабинет был в моем распоряжении. Я позвонил Биллу Андерсену.

— Дирк, я кое-что для вас раздобыл, — сказал он, когда нас соединили. Чувствовалось, что он радостно возбужден.

— Да? А что?

— Я проследил пистолет "беретту", из которого застрелили старого Джексона.

— Как вам это удалось?

— Ну… как обычно, мне нечем было заняться, а мысль об этой "беретте" не давала мне покоя. Тогда я стал обзванивать все полицейские участки до самого побережья. В Джаксонвилле мне повезло. Оттуда сообщили, что лицензия на этот пистолет была выдана шесть лет назад.

— Кому?

— Вот тут вас ждет сюрприз. Гарри Везерспуну.

— Прекрасная работа, Билл!

— Мне объяснили, что два года назад в июле месяце Везерспун сообщил, что пистолет у него похитили, и поэтому попросил ликвидировать лицензию.

— А как его украли?

— Согласно объяснению Везерспуна, к нему на фабрику забрались грабители. Были похищены деньги и его оружие. Вопросами грабежа занимается шериф Мейзон, а лицензию он попросил ликвидировать.

— Ограбление было, Билл?

— Нет. Я бы знал об этом. Никакой кражи со взломом.

— Как получилось, что Везерспун зарегистрировал оружие в Джаксонвилле?

— Этим я тоже поинтересовался. Мне ответили, что какоето время он арендовал там квартиру и заявил, что ему требуется оружие для самозащиты. Поскольку в прошлом он работал агентом по борьбе с наркотиками и нажил себе массу врагов, они посчитали это уважительной причиной.

— Вы проделали грандиозную работу, Билл. Ваши шансы в глазах полковника повышаются.

— Замечательно! Как вы думаете, это Везерспун прикончил старого Джексона?

— Убежден!

— Но почему, черт возьми?

— Я занимаюсь этим вопросом. Когда состоится дознание по смерти Везерспуна?

— Сегодня. Похороны послезавтра.

— Доктор Стид все еще придерживается версии несчастного случая?

— Естественно, а разве это не так?

Я услышал в трубке его взволнованное дыхание, но на всякий случай промолчал.

— В отношении пистолета, Билл. Он все еще у доктора Стида?

— Наверное. Точно не скажу.

— Его проверили на отпечатки пальцев?

— Я хотел проверить, но доктор заявил, что в этом нет необходимости.

— Иными словами, вы сейчас даже не можете утверждать, что Джексон застрелен из этого пистолета?

— Баллистическая проверка не проводилась, если вы это имеете в виду.

— Господи, что за фиговая работа! Ну ладно, Билл, мы еще с вами увидимся. Я положил трубку, а потом позвонил в офис "Говарда и Венболта".

Разумеется, мне ответила старая развалина, которая, услышав мое имя, насторожилась.

— Мистер Венболт вышел, — торжественно заявила она.

— Он попросил меня позвонить ему, — терпеливо объяснил я, напоминая себе, что со старшими следует быть вежливым.

— У меня тут для вас записка. Он бы хотел встретиться с вами сегодня в три часа.

— Я подъеду, — проронил я и повесил трубку.

Затем я достал копии своего отчета полковнику, хранящегося у Гленды, и перечитал их с начала до конца, прибавив туда телефонный разговор с Андерсеном. Некоторое время я сидел, размышляя. Отдельные звенья загадки постепенно находили свое место в общей цепочке. Решив покончить с бизнесом по наркотикам, Везерспун, догадываясь про спрятанные в тайнике деньги Джексона приехал в его хижину и застрелил беднягу, но ктото уже успел до этого опустошить тайник.

Я разговаривал со всеми людьми, прямо или косвенно связанными с Джонни Джексоном. Со всеми, кроме Герберта Стобарта. Возможно, тот никогда не видел Джонни, но зато я все сильнее жаждал самолично взглянуть на этого типа. Мне нечего было делать до встречи с Венболтом, поэтому я пошел в кабинет Гленды и отдал ей свой отчет о телефонном разговоре с Андерсеном и попросил подложить его к прочим документам.

— Уж не сочиняете ли вы роман с продолжениями? — насмешливо поинтересовалась она.

— Неплохая идея! — воскликнул я, подмигивая ей. — Мне както не приходила в голову подобная мысль, но стоит подумать.

Я проехал до Кантри Клаба, нашел место для машины, поднялся по лестнице в вестибюль и взглянул на часы. Они показывали 11.10.

Богатые бездельники уже собрались на террасе, женщины сгрудились отдельной завистливой стайкой, неприязненно разглядывая друг друга, мычащие мужчины что-то жарко обсуждали за своими самыми первыми стаканчиками — спорт, новые автомобили, индекс Доу Джонса и свои финансовые проблемы.

Я отыскал Сэмми Джонсона, портье, который сортировал письма. Он радостно улыбнулся при моем появлении. Полковник Пармелл не забывал и его по праздничным дням. Сэмми был из тех людей, которые постоянно держат ухо востро. Его стоило подкармливать.

— Привет, Сэмми, ты с каждым днем молодеешь.

— Вы правы, мистер Уоллес, молодею.

— Мистер Стобарт в клубе?

— Играет в гольф. Полагаю, к этому времени он приблизился к 17 номеру.

— Я с ним не встречался, Сэмми. Как мне его узнать?

— После своего гейма он всегда выходит на нижнюю террасу. Невысокого роста, на голове у него красная в белую полоску бейсбольная шапочка. Его вы не пропустите.

— Спасибо, Сэмми.

Я спустился на нижнюю террасу, нашел изолированный столик, переставил стулья таким образом, чтобы меня полностью закрывали карликовые пальмы, и принялся ждать.

Минут через двадцать я увидел, как по ступенькам поднимается невысокий человек в красной с белыми полосками спортивной шапочке, в белой рубашке без рукавов и темно-синих брюках. Он разговаривал с другим низеньким, но могучего телосложения человеком, в котором я сразу опознал Эдмундо Рейза. Я поспешно сдвинул свой стул еще дальше, чтобы не попасться ему на глаза. Они завернули в мою сторону и сели за три столика от меня.

Стобарт сидел ко мне спиной, а Рейз рядом с ним, так что ни один из них не смотрел в мою сторону. Стобарт щелкнул пальцами официанту и громко крикнул: "Пива!", а затем наклонился вперед и заговорил о чем-то с Рейзом. Я видел, что Рейз то и дело утвердительно кивает головой, как будто получает инструктаж. Меня бесило то, что я не вижу физиономии Стобарта, но я терпеливо выжидал.

Официант принес кружки с пивом. Стобарт расписался в карточке и дал тому на чай. Официант удалился.

Тут я заметил, что Стобарт что-то вытащил из кармана, а потом достал авторучку. Поднявшись на ноги, я присмотрелся сквозь пальмовые ветви: Стобарт выписывал чек. Он помахал им в воздухе и отдал Рейзу, который сразу спрятал его в бумажник.

Чуть повысив голос, Стобарт сказал:

— О'кей, Эд. Поезжай, получи монету и решай это дело.

— Да, мистер Стобарт, — пробормотал Рейз и вскочил, торопливо глотая остатки пива. — Я вам сразу же позвоню, как только у меня появятся новости.

— Смотри, Эд, ничего не напорти!

Рейз торопливо проскочил террасу и исчез. Я снова сел.

Стобарт неторопливо допивал пиво. Он сидел неподвижно, выстукивая короткими толстыми пальцами какой-то мотивчик. Можно было не сомневаться, его голова усиленно работала. Потом он резко вскочил с места и быстро пошел по лестнице.

Я отправился следом, держась от него на почтительном расстоянии. Мне до сих пор не удалось разглядеть его физиономию.

В вестибюле он подошел к газетному киоску и купил "Парадайз-сити Гералд". Я же проскочил вперед и остановился вблизи от вращающейся двери, которая вела на переднюю террасу. Внизу виднелся коричнево-бежевый "ролле". Высокий, атлетически сложенный негр в коричневой униформе и коричневой островерхой фуражке замер в ожидании босса. Я узнал в нем ту гориллу, угрожавшую мне, когда я ушел от Хэнка Смита. Пораженный этим открытием, я отступил назад и наткнулся на Стобарта, шедшего к выходу.

— Вы пьяны? — рявкнул он, сердито уставившись на меня.

Я получил прекрасную возможность рассмотреть его физиономию: близко поставленные глаза, почти беззубый рот, короткий нос и узкий белый шрам, протянувшийся от правого глаза до подбородка.

Он протиснулся мимо меня и сбежал по ступенькам. Горилла распахнул перед ним дверцу "роллса". Стобарт уселся, машина сорвалась с места.

Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Я был уверен, что человек, называвший себя Гербертом Стобартом, в действительности был напарником Митча Джексона по воровству. Человеком, который в прошлом оставался в тени, наблюдая со стороны, как Митч работает кулаками, человеком, которого жители Сирля называли "мозгом" в этой парочке, тогда как Митчу отводилась роль "мускулов".

Это был Сид Боткине!

Когда я вошел в помещение, Эдвард Венболт сидел за письменным столом. Щеки у него пылали, вид, как обычно, был сытый и довольный существованием. Он пожал мне руку и жестом пригласил садиться.

— Я только что возвратился из Сирля, — сообщил он. — Ввиду предложения купить лягушачью ферму, я подумал, что пришло время поговорить с мисс Пегги Вьет, — на его губах появилась шаловливая улыбка. — Симпатичная девушка… счастливая девушка…

— Что за девушка?

— Ах, мистер Уоллес, дела идут. Никаких трудностей с утверждением завещания мистера Везерспуна не будет, оно будет быстро получено. Мистер Сэйглер из "Сэйглер и Сэйглер" явился ко мне с весьма перспективным предложением. Его я должен был рассмотреть в интересах мисс Вьет. Поэтому сегодня утром я навестил ее и изложил ей суть предложения. И она согласна продать.

— Что за предложение?

Он потер свой массивный подбородок.

— Прекрасное!

— Послушайте, не практикуйте со мной свои профессиональные штучки, — произнес я полицейским голосом. — Я вас предупредил, что покупатель будет новым "толкачом" наркотиков. Что за предложение?

— Да, вы мне говорили об этом, — сказал Венболт и его маленькие глазки стали жесткими. — Но у меня нет ничего, кроме ваших слов.

— Ну что же, если вам этого хочется, то на вас навалятся опытные парни из отдела по борьбе с наркотиками. Что за предложение?

— Если мне доведется, мистер Уоллес, я буду иметь дело непосредственно с ними, а не с вами.

— Кто покупатель?

Он откинулся на спинку кресла, его толстое розовощекое лицо стало враждебным.

— Ваша задача, мистер Уоллес, разыскать Джонни Джексона. Почему бы вам не ограничиться этим?

Я внимательно взглянул на него.

— Вы хотите сказать, что не желаете со мной сотрудничать?

— У меня нет оснований сотрудничать с агентом-приватником, — теперь он уже не скрывал враждебности. — Ваши инсинуации, что лягушачья фабрика занимается наркотиками, на мой взгляд, являются опрометчивыми и абсурдными. Я проверил фабрику и не обнаружил абсолютно никаких доказательств того, что она не является тем, чем является: процветающим предприятием, снабжающим роскошные рестораны лягушачьими лапками. Если продажа затянется, многие отели будут лишены продукции и будут искать ее в другом месте. Ряд опытных работников окажутся выброшенными на улицу, и все это только потому, что вы бездоказательно заявляете, что эта фабрика связана с наркотиками. — Он взглянул на часы. — Пожалуйста, больше не тревожьте меня. Я не хочу больше тратить на вас свое драгоценное время.

Я поднялся на ноги.

— Сколько вам заплатили, Венболт?

— Убирайтесь из моего кабинета!

— Только подумать, что человек способен сделать за деньги! Увидимся в суде.

И я вышел из кабинета.

Спустившись вниз на лифте, я подумал, что мне следует как можно скорее повидаться с Пегги. В вестибюле был целый ряд телефонов-автоматов. Я набрал номер отеля "Прыгающая Лягушка". Мне ответил старый Абрахам.

— Мисс Пегги на месте, Абрахам? Говорит мистер Уоллес.

— Нет, мистер Уоллес, ее нет.

— А где она?

— Наверное, на лягушачьей фабрике. Вы слышали эту удивительную новость! Теперь эта фабрика принадлежит мисс Пегги.

Неожиданно я ощутил беспокойство.

Отсюда я смогу доехать до Сирля за два часа. За эти два часа может случиться многое. Не исключено, конечно, что я волнуюсь напрасно. Поскольку Венболт сообщил Пегги, что она унаследовала фабрику, было совершенно естественно, что она поехала осмотреть ее. Но почему же на фабрике никто не отвечал на мои звонки? Мое беспокойство не ослабевало, а если у меня возникало такое чувство, я с ним считался.

Я позвонил в офис шерифа в Сирле. Мне ответил Билл Андерсен.

— Билл, я хочу, чтобы вы кое-что сделали. Немедленно поезжайте на лягушачью фабрику. Убедитесь, что Пегги находится там и что там все олл-райт.

Он был озадачен моей просьбой.

— Что вы имеете в виду? Вы слышали новость? Она наследница Везерспуна.

— Все это я знаю. Езжайте на фабрику и посмотрите, что она там делает. Я звоню из будки телефона-автомата. Запишите номер, — и я продиктовал ему номер. — Записали?

— Да. А в чем дело?

— Поезжайте туда и поговорите с ней. Поздравьте ее, убедитесь, что она олл-райт, и потом позвоните мне. Я жду.

— О'кей. Но вам придется подождать.

— Подожду, но не тяните.

Я подумал, что мне придется ждать целый час, но опытные оперативники к этому привыкли. Я уселся в вестибюле возле телефонных будок, закурил сигарету и задумался о Венболте.

Я был уверен, что Сэйглер из "Сэйглер и Сэйглер" заинтересовал его лично в продаже лягушачьей фабрики. Мне следовало бы знать заранее, что не следовало доверяться этому жирному стряпчему по темным делам. Нельзя было забывать, что Везерспун был его клиентом. Мог ли он знать, что творится на фабрике? Я не считал это возможным, но твердой уверенности в этом не было. И я решил, что Венболт был из тех людей, которые не откажутся от больших денег, а деньги, предложенные ему за то, чтобы он повлиял на Пегги в отношении быстрейшей продажи фабрики, были наверняка солидны. На ставку была поставлена судьба трех миллионов, получаемых ими в год. Деньги на взятку Венболту, разумеется, нашлись.

Поэтому я терпеливо ждал.

Через сорок минут после того, как мною было уже выкурено шесть сигарет, я услышал в кабинке звонок. Я схватил трубку.

— Дирк?

— Да. Что там происходит?

— Из-за чего столько шума? — Андерсен был явно раздражен. — Я пошел на фабрику. Пегги была там и вне себя от возбуждения. Я заговорил о том, как рад за нее, но она меня прервала. Сейчас я точно передам ее слова: "Не сейчас, Билл, в другой раз. Я занята завершением сделки". И она захлопнула дверь перед моим носом.

— Это все?

— Да. Она выглядела счастливой и радостно возбужденной.

Вы думаете, что что-то было не так?

— Сделку? Там с ней кто-то находился? Она была не одна?

— Правильно. Когда я поднимался вверх по ступенькам, я видел его: невысокий парень, темноволосый и смуглый, весьма похож на мексиканца.

— Так я и думал! — воскликнул я и побежал к машине.

Когда я был рядом с ней, то заметил светловолосого мальчишку лет двенадцати, глазеющего на колеса моего "коня". Увидев меня, он заулыбался.

— У вас спустила покрышка, мистер, — сообщил он. — Я видел того парня. Он воткнул нож в колесо.

Я взглянул на переднее колесо. В камере не оставалось ни капли воздуха.

— Как выглядел этот мерзавец?

— Кастрат. Большая черная шляпа, обвешан бусами, а воняет от него, как от трупа.

Сомбреро!

Я достал запасное колесо и уныло подумал, что не представляю, как мне удастся его заменить: этим всегда занимались на станции технического обслуживания. Видя мое замешательство, мальчишка предложил:

— Дайте-ка я это сделаю.

Он провернул это дельце за десять минут, я бы не справился и за полчаса.

— Если не секрет, как тебя зовут сынок? — спросил я, протягивая ему пять долларов.

— Вое Бридли.

— Если тебе когда-нибудь захочется стать частным сыщиком, приходи в детективное агентство Пармелла, и я постараюсь, чтобы тебя взяли на работу.

— Частным сыщиком? — он сморщил нос. — Кому же это нужно? Я буду банкиром.

Я сел в машину и помчался в Сирль по прибрежному шоссе, стараясь не превышать допустимой скорости. Так я ехал относительно свободно до самого форт Пирса, где свернул на шоссе N 9. Путь по этому шоссе был мучительным, поскольку машины шли сплошным потоком, а я не сомневался, что Рейз приказал Сомбреро задержать меня как можно дольше. Каждая секунда была дорога, и я выгадывал мгновения осторожными, но ловкими маневрами. Не желая вступать в длительные пререкания с дорожной полицией, я следил, чтобы стрелка спидометра не забиралась за цифру "50". Всего один раз поток машин поредел, так что мне удалось какое-то время ехать со скоростью "60".

Я не переставал думать о Пегги. Стобарт у меня на глазах вручил Рейзу чек и приказал получить наличные. К этому времени Рейз, возможно, уже уговорил Пегги продать фабрику, заворожив ее видом кучи денег. Не доехав пяти миль до Лейк-Плесида, я обратил внимание на огромный грузовик, нагруженный ящиками с апельсинами, находившийся футах в пятнадцати от моего заднего бампера. Мне неожиданно пришло на ум, что этот грузовик уже некоторое время преследует меня. На шоссе всегда были десятки грузовиков с овощами и фруктами, так что меня это не удивило. Но то, что я ехал со скоростью 63 мили в час, а грузовик от меня не отставал, меня очень насторожило.

Участок дороги впереди был прямым, окаймленным деревьями, за которыми начинались джунгли. Меня раздражало, что грузовик едет так близко, намного превышая скорость для коммерческого транспорта. Я решил оторваться от него и вдавил педаль газа в пол. Моя машина рванулась вперед со скоростью 75 миль в час Расстояние между мной и грузовиком увеличилось до нескольким сотен ярдов, но идти все время на такой скорости мне не удалось Впереди оказался массивный 20-тонный фургон, нагруженный овощами, который, естественно, еле полз. Я вынужден был при тормозить, выжидая возможности обогнать его. К несчастью встречный транспорт шел сплошным потоком. В результате грузовик с апельсинами вновь очутился у меня на хвосте.

Это был весьма потрепанный грузовик с номерным знаком Майами. Голубой козырек не позволял рассмотреть водителя.

Как только мне показалось, что появилась возможность обогнать проклятую едва ползущую впереди черепаху, я решил рискнуть. Но мне пришлось пережить ужасно неприятный момент при выполнении обгона. Оказывается, навстречу шла машина на слишком большой скорости, и мы чудом не врезались друг в друга. Я услышал, как отчаянно загудел его гудок, когда он откуда-то вынырнул.

Я попытался успокоиться, но сигнальный колокол, предупреждающий беду, зазвучал у меня в голове сильнее, когда, взглянув в зеркало заднего обзора, я обнаружил, что грузовик с апельсинами тоже обогнал 20-тонную черепаху и опять идет за мной на расстоянии пятнадцати футов. У нас обоих скорость превышала семьдесят миль в час.

На короткое мгновение я заметил черную руку, покоящуюся на открытом окошке грузовика.

Чернокожий!

Слева от меня был глубокий ров, за ним джунгли. Ров был предназначен для отвода воды в период тропических ливней. Я вновь посмотрел в зеркало.

Грузовик исчез!

Вспотев от напряжения, я посмотрел направо. Проклятый грузовик находился рядом. Он был слишком высоким, чтобы я мог разглядеть водителя, но я прекрасно понял, что он планирует сделать. Он решил оттеснить мою машину вбок и столкнуть ее в ров.

Инстинкт подсказал мне нажать на газ, но ведь это был не обычный грузовик: он тягался со мной в скорости. Поэтому я изо всех сил нажал на тормоз, крепче вцепился в руль на случай, если занесет задние колеса. Тормоза в моей машине были прекрасными. С жалобным визгом терзаемых покрышек грузовик промчался мимо. Его заднее крыло поцарапало мое переднее. Мне с трудом удалось удержать машину на шоссе, но поскольку я ожидал этого, то все обошлось!

Но не для грузовика!

Его водитель был настолько поглощен задачей врезаться в меня, что, очевидно, не следил за дорогой. Его наружные колеса подмяли траву на самой обочине, и машина накренилась. Ящики с апельсинами сдвинулись с места, изменился центр тяжести расположения грузов, и грузовик сорвался в ров. Легкие ящики развалились, в ров золотым потоком посыпались апельсины. Тишину нарушил звук покореженного металла.

Я остановил машину и вылез наружу. Медлительный 20-тонный фургон добрался до места аварии и остановился. Замерли и встречные машины. Шоферы и пассажиры в рабочей одежде повылезали из автомобилей. Вместе с ними я подошел к перевернувшемуся при падении грузовику и заглянул в водительскую кабину.

И Сомбреро и Козья Шкура наполовину высунули головы сквозь разбитое движением по земле лобовое стекло. На них страшно было смотреть, но я все же не стал отводить взгляд. Помимо крови и изувеченных физиономий все, что от них осталось, был присущий им запах грязи.

Стрелки часов на приборной доске показывали 18.30, когда я остановил машину перед отелем "Прыгающая Лягушка". Мне пришлось задержаться на месте аварии до тех пор, пока не прибыла полиция штата, чтобы сообщить им, что я видел, как шофер грузовика утратил контроль над машиной и свалился в ров. Полицию больше интересовало, как ликвидировать образовавшуюся на шоссе пробку.

— Эти черножопые ездят слишком быстро, — возмущенно заявил старший полицейский. — У этой пары хоть имелось веское основание: грузовик был угнан.

Об этом я догадался раньше. Я сказал офицеру, что очень спешу. Он предупредил, что меня, возможно, вызовут в качестве свидетеля, но едва ли.

Подъезжая к Сирлю, я в уме дал оценку случившемуся. Я не сомневался, что это было покушение на мою жизнь. Отныне и далее мне следует вести себя осторожнее. Меня очень интересовало, предупредил ли Венболт Рейза — о том, что я знаю о существовании банды торговцев наркотиками. Это было вполне возможно. Все зависело от того, сколько ему заплатили за то, чтобы он провернул дельце с лягушачьей фабрикой.

За столом администратора я нашел старого Абрахама. Он заулыбался во весь рот, заметив меня.

— Где мисс Пегги? — осведомился я.

— Здесь в офисе, мистер Уоллес. Разговаривает с Виллисом Поллэком, нотариусом. Вы слышали о великой новости? Мисс Пегги стала богатой.

— А где ее отец?

Абрахам сразу перестал улыбаться.

— Он в постели. Такая жалость! Боюсь, что он недолго протянет.

Я постучал в дверь офиса и вошел.

Поллэк, выглядевший даже более чем обычно Рождественским Санта Клаусом, сидел в шезлонге. Пегги располагалась за письменным столом. Они намеревались распить бутылку шампанского.

— Привет, Дирк! — воскликнула Пегги с приветливой улыбкой. — Где вы пропадали? — она достала третий фужер. — Мы празднуем. Присоединяйтесь к нам!

Я прошел к столу.

— Это не для меня, но благодарю, мисс Пегги. Что именно вы празднуете?

— Я продала лягушачью фабрику… Гарри оставил мне ее.

Теперь я богата.

Я придвинул стул слева от стола и сел на него верхом.

— Быстрая работа. Везерспуна еще даже не похоронили.

— Расскажите ему, мистер Поллэк. Я хочу, чтобы он все знал! — воскликнула Пегги, наливая шампанское в бокал и протягивая его мне. — Выпейте, Дирк. Вы также участвуете в этом чудесном празднике, как и я.

После этого мне не оставалось ничего иного, как поднять бокал в ее честь, отпить немного и снова опустить его на стол.

— Да, мистер Уоллес, к этому нечего добавить. Есть все основания поздравить Пегги. Она поступила благоразумно, посоветовавшись со мной.

— Как только адвокат из Майами, мистер Венболт, сообщил мне о завещании Гарри, — вмешалась Пегги, — и о том, что я могу продать фабрику, я вспомнила о том, что вы мне говорили, и побежала к мистеру Поллэку. И он был со мной, когда приехал покупатель, мистер Рейз.

Поллэк наградил меня старомодной улыбкой.

— Откровенно признаться, мистер Уоллес, с виду он мне страшно не понравился, но показался человеком дела. Он объяснил, что намерен купить фабрику, что промедление тяжело отразится на обслуживающем персонале, и к тому же можно потерять клиентуру. Мне это показалось разумным. Он предложил за фабрику двести пятьдесят тысяч. Я решил, что цена подходящая. Я напомнил, что завещание мистера Везерспуна все еще не утверждено. Он ответил, что его адвокат уверен, что фабрика принадлежит мисс Пегги, в отношении завещания никаких проблем не возникнет. Если же он будет ждать официального утверждения завещания, фабрика упадет в цене. Мне пришлось с этим согласиться. Он предложил заплатить пятьдесят тысяч наличными, а после утверждения завещания остальные двести тысяч. Если Пегги согласна взять задаток, он завтра же пришлет своего управляющего на фабрику. Весь штат сотрудников остается на местах, снабжение ресторанов не нарушается. Предложение было вполне подходящим, поэтому я и посоветовал Пегги подписать договор, так что с завтрашнего утра новым владельцем фабрики является мистер Рейз, если, конечно, завещание мистера Везерспуна не будет признано не имеющим силу. Но это представляется маловероятным. — Он погладил свою бородку и улыбнулся. — Однако после длительных споров я заставил мистера Рейза включить в договор пункт о том, что пятьдесят тысяч долларов не будут возвращены в том случае, если окончательная сделка не состоится по вине той стороны, — он вновь улыбнулся. — Когда в сделке одна из сторон слишком заинтересована в ее заключении, вторая сторона при известном опыте знает, когда можно завинчивать гайки. — Он наклонился вперед и похлопал Пегги по руке: — Таким образом, что бы ни случилось, у этой симпатичной девицы в банке будет лежать пятьдесят тысяч долларов.

Мне очень хотелось сказать, что сделка не будет заключена, потому что через несколько дней фабрика будет наводнена агентами из отдела по борьбе с наркотиками, а Рейз и Стобарт окажутся за решеткой, но зачем портить людям счастливый момент? Ну а шампанское стоило выпить за предусмотрительность мистера Поллэка: эти пятьдесят тысяч у Пегги никто не отберет.

Я вновь поднял бокал и провозгласил:

— Великолепная сделка!

— Вы так думаете? Теперь у меня достаточно средств, чтобы помочь папе! — заявила Пегги, глаза у нее сверкали. — Я всегда мечтала об этом. Я устрою его в клинику в Майами и буду молить Бога, чтобы его вылечили.

Я украдкой взглянул на Поллэка, тот печально качнул головой.

— Я предупредил Пегги, — произнес он, — что никакой надежды нет. Бедняга Боб!

— Нет, я не верю. Уж очень бы это было бы несправедливо!

Он все равно поедет в клинику. Для чего тогда эти деньги, если я не в силах помочь самому дорогому мне человеку?

— А отель? — спросил я. — Его вы тоже собираетесь продать?

Она покачала головой.

— Нет, я передумала. Папа хочет, чтобы отель продолжал работать. С теми деньгами, которые я получила за фабрику, я собираюсь его модернизировать. Мистер Поллэк считает, что я права, — Пегги злорадно улыбнулась: — К тому же здешние кумушки перестанут злословить на мой счет. Тут деньги в почете…

— Что произошло на дознании по поводу смерти Везерспуна? — обратился я к Поллэку.

— Все кончилось очень быстро: несчастный случай.

Я усмехнулся. Доктор Стид действительно был необычайно лоялен к своему старинному другу-пьянице.

— Ну что ж, Пегги, еще раз поздравляю. Желаю вам самого настоящего счастья!

Расставшись с ними, я поднялся к себе в номер. Улегшись на постель, поскольку я еще не полностью оправился от шока, полученного мною в результате покушения на мою жизнь, я в который уже раз принялся подводить итоги.

Практически я собрал необходимые материалы для разоблачения преступной банды торговцев наркотиками, но не с таким заданием я сюда прибыл. Я должен был разыскать Джонни Джексона. Поэтому, следуя совету отца вернуться к исходному моменту и постараться обнаружить что-то незамеченное ранее, если ты оказываешься в тупике, я стал обдумывать свою деятельность в Сирле под новым углом.

Я отбросил преступную группу по наркотикам — Рейза, Стобарта и Стеллу. Они являлись отклонением и сосредоточил внимание на Велли Воткинсе, добрейшем старичке, который выращивал розы. Я ясно представил себе его растерянную физиономию в тот момент, когда я спросил у него, не видел ли он недавно Джонни Джексона. Он заколебался, прежде чем мне ответить. Честные люди не любят врать.

Сбросив ноги с постели, я взглянул на часы: 19.30. Мне захотелось есть, и я спустился в ресторан. Поздоровавшись с собравшимися там торговцами, я заказал натуральный бифштекс со сложным гарниром.

Поев, я сел в машину и отправился к маленькому чудо-домику Велли Воткинса. Солнце закатилось, тени удлинились.

Я припарковал машину ярдах в двухстах от домика Воткинса и прошел остальную часть пути. Повернув за угол, я увидел малюсенький коттедж. В гостиной горел свет, занавески были опущены. Сильно пахло розами.

Пробираясь совершенно бесшумно по саду, я обошел дом с другой стороны. Спальни были погружены во мрак. Я вытащил электрический фонарик, остановился и прислушался. До меня доносился лишь шум грузовиков со стороны шоссе. Я не сразу попал в садик. Я нашел маленькую калитку, которая привела меня в задний садик, прошел по тропинке мимо роз с длинными стеблями, тех самых, которые были уложены на могилу Фредерика Джексона, и добрался до дома.

Окна спален выходили в маленький садик, одно из них было широко раскрыто. Я осветил фонариком внутренность помещения. Это, конечно, была спальня Велли Воткинса: двухспальная кровать, стенные шкафы и никаких безделушек. Я прошел к следующему окну и направил луч фонаря в это помещение. Типичная девичья комната с односпальной кроватью. На туалетном столике находились флаконы и баночки с кремом и всякими вещами, которые так необходимы женщине. Мое внимание привлек парик светлых волос на ночном столике. Его локоны были тщательно уложены и ниспадали почти до самого пола. Я подергал окно, но оно было заперто. Пришлось вернуться к соседнему и неслышно забраться в спальню Велли Воткинса, откуда я попал в маленький коридор.

Велли слушал новости: передавали что-то о землетрясении. Я подкрался на цыпочках ко второй двери, приоткрыл ее и очутился в женском царстве. Закрыв дверь, я обшарил комнату лучиком фонарика. Никакого сомнения: это была комната юной девушки. На полках вдоль задней стены были расставлены куклы. На другой стене была прикреплена афиша со снимком какой-то поп-группы. На кресле лежал старенький, сильно потертый коричневый медвежонок. Но больше всего меня поразила деревянная рамочка над изголовьем кровати.

Я сделал шаг вперед. В рамке под стеклом поблескивала медаль. "Медаль Почета"… Медаль Митча Джексона, которая, как я был уверен, раньше висела над кроватью Фредерика Джексона. Над чьей же кроватью висела она сейчас? Джонни Джексона? Неужели его гомосексуальные наклонности зашли так далеко, что он носил женский парик, а в комнате у него были куклы и лохматый медвежонок?

Возможно, конечно, но я сомневался.

Я приблизился к стенному шкафу и заглянул внутрь. Там висело несколько женских платьев — все для молодой девушки. Дешевенькие, которые можно купить в любом универсальном магазине. Кожаная куртка, две пары джинсов "Левис". На полке я обнаружил два бюстгальтера и три пары белых трусиков.

Взглянув еще раз на "Медаль Почета", я снова прошел через комнату Велли Воткинса, выскользнул из окна и обошел вокруг дома, чтобы попасть в него нормальным путем.

Подойдя к входной двери, я надавил на звонок. Мне было слышно, как перестал работать телевизор, и в доме воцарилась тишина. Я обождал несколько минут и вновь нажал на звонок. После довольно продолжительного ожидания дверь отворилась, и на меня упала тень Велли Воткинса.

— Хэллоу, мистер Боткине. Это я, Дирк Уоллес.

— Да, — произнес он, загораживая собой вход. — Боюсь, мистер Уоллес, ваш визит неудобен. Может зайдете завтра?

— Очень сожалею, но не завтра. Я должен поговорить с вами о вашем сыне.

Я увидел, что он окаменел. Дверная лампа не горела, так что лицо его оставалось в тени.

— Мистер Уоллес, — нерешительно проговорил он, — помнится, я сообщил вам, что мой сын меня больше не интересует. Если вы собираетесь мне что-то о нем сообщить, то с этим можно подождать и до завтра. Вы должны меня извинить.

Он начал закрывать дверь.

Я шагнул вперед.

— К сожалению, мистер Боткине, это криминальное дело.

Вполне возможно, что вы тоже будете вовлечены, так что нам лучше поговорить сегодня.

— Криминальное дело?

Он отодвинулся в сторону, и я вошел в коридор, прикрыв за собой дверь. Боткине определенно колебался, затем покорно качнул головой и распахнул дверь в гостиную.

— В таком случае, вам лучше войти, мистер Уоллес.

Я вошел в уютную гостиную. Стол там был сервирован для обеда на двух человек.

— Надеюсь, это не займет много времени, мистер Уоллес, но я собираюсь пообедать. — Ему очень не хотелось, но старомодное гостеприимство заставило его вежливо осведомиться: — Может быть, я могу предложить вам, выпить?

— Спасибо, в следующий раз, — я подошел к шезлонгу и сел. — К сожалению, я должен сообщить вам, что у вашего сына серьезные неприятности. Он возглавляет банду торговцев наркотиками прямо здесь в Сирле.

Я внимательно наблюдал за лицом Воткинса и заметил, что оно вздрогнуло.

— Мой сын? Здесь? — он подошел к стулу и опустился на него. — Ничего не понимаю. Сид здесь?

— Не в Сирле. Он проживает в Парадайз-сити под именем Герберта Стобарта. У него собственный дом стоимостью в полмиллиона долларов и "ролле ройс". Вместе с Гарри Везерспуном он организовал весьма доходное "кольцо" по сбыту наркотиков. За год они зарабатывали порядка трех миллионов.

— Гарри Везерспун?

Старик окончательно растерялся.

— Позвольте внести ясность в дело, мистер Боткине. Большая часть того, что я собираюсь вам сообщить, основана на догадках, но у меня имеются доказательства правильности моих предположений. Все началось во Вьетнаме. Везерспун был там агентом по наркотикам, работающим в армейских частях. Положение в армии с наркотиками было скверным. Везерспун узнавал, кто поставляет наркотики ребятам, служащим в армии. Такой "толкач" наркотиков должен был иметь контакты с кем-то, достающим эти наркотики. Везерспун обнаружил, что таким лицом являлся ваш сын. До того, как успели арестовать "толкача", коим являлся Митч Джексон, тот пал в бою. Везерспун, вероятно, выяснил, какие громадные деньги дают подобные аферы. Он был страшно жадным до денег человеком, поэтому он связался с вашим сыном и они быстро нашли общий язык. Когда их демобилизовали, они уже обмозговали план использования банок с консервированными лягушками для того, чтобы снабжать героином богатых дегенератов. Наркотик находился в миниатюрном мешочке, который якобы содержал порошкообразный соус особого состава, с которым едят лягушачьи лапки. Идея была великолепная, главным образом, безопасная. Ваш сын постепенно собрал внушительный список лиц, желающих по почте собирать, точнее получать, такого рода консервы. Таким способом раз в месяц они сбывали требуемую порцию наркотика. Везерспун занимался изготовлением "консервов", ваш сын — клиентурой и получением героина. Потом что-то случилось. Что именно — сказать не могу, но только Везерспун решил выйти из игры. Он заработал, как теперь стало известно, около полумиллиона долларов и подумал, что с него довольно. Возможно, он поссорился с вашим сыном. Не знаю, да это и не имеет особого значения. Как и большинство других торговцев наркотиками, пожелавших "выйти из игры", он скоро умер. Лягушачью фабрику только что приобрел мексиканец Эдмундо Рейз, которого финансировал деньгами ваш сын. Эта пара воображает, что сможет продолжать заниматься наркотиками, но у меня достаточно доказательств для того, чтобы упрятать их за решетку на пятнадцать лет.

Несколько минут Боткине сидел неподвижно, потом поднял на меня печальные глаза.

— Я же вам сказал, что не желаю иметь ничего общего с моим сыном. То, что вы мне сообщили, кошмар, и я надеюсь, что Сид получит по заслугам. Наверное, мне следовало бы поблагодарить вас за то, что вы меня предупредили, но я не вижу, каким образом это касается меня. Конечно, мне больно, но Сид всегда причинял боль Китти и мне. Вы что-то сказали о моей причастности к этой отвратительной истории, — он прямо взглянул на меня. — Я причастен?

Я проигнорировал его вопрос, не желая позволить ему взять себя в руки.

— Очень странно, как все происходит, мистер Боткине. Около десяти дней назад наше агентство получило просьбу от покойного Фредерика Джексона разыскать его внука. Поскольку Джексон послал нам сто долларов в качестве рэтейнера, мы взялись за это поручение, но только потому, что его сын Митч служил во Вьетнаме у полковника Пармелла и был награжден медалью. На поиски Джонни Джексона направили меня… Проводя расследование, я натолкнулся на эту банду торговцев наркотиками. Это выплыло как побочная задача, хотя и весьма важная. Я все еще не разыскал Джонни Джексона. На днях я спросил вас, не встречались ли вы с ним недавно. Вы ответили, что нет, но у меня сложилось впечатление, которое теперь укрепилось еще больше, что вы солгали мне. Поэтому я снова спрашиваю вас: видели ли вы недавно Джонни?

Он уставился на свои руки и молчал.

— Видели ли вы недавно Джонни Джексона? — упорно повторил я свой вопрос. Я видел по мученическому выражению его лица, что он снова пытается

заставить себя солгать, но в этот момент дверь распахнулась и в гостиную ворвалась Би-би Мэнол.

— О'кей, змея, убирайтесь отсюда! — закричала она. — Поднимайтесь и проваливайте!

Я посмотрел на нее. Би-би была одета в трикотажную тенниску и туго обтягивающие джинсы "Левис". Ее длинные черные волосы были шелковистыми и почти достигали ее талии. Красивое маленькое личико было твердым, как гранит.

— Сейчас, — проронил я, поднимаясь. Потом перевел взгляд на Воткинса, который по-прежнему изучал свои руки. — Мистер Боткине, вы все еще не ответили на мой вопрос.

Би-би подскочила ко мне, схватила меня за руку и развернула к выходу.

— Убирайтесь! — завопила она.

Я посмотрел на нее, и тут все заняло свои места: вторая спальня, лохматый медвежонок, платья в шкафу и "Медаль Почета".

— О'кей, я иду.

Би-би подбежала к двери и распахнула ее.

— Убирайтесь отсюда!

Проходя мимо нее, я захватил целую горсть ее шелковистых волос и сдернул с головы парик. Она вскрикнула и протянула руку, чтобы отнять его, но я перехватил ее за запястье. Я посмотрел на ее светлые волосы, коротко подстриженные "под мальчика". Она казалась точной копией покойной Джин Себург

— Хэллоу, Джонни Джексон! Наконец-то я вас нашел! — улыбнулся я ей. Урчание тяжелых грузовиков на находящемся довольно далеко шоссе было

единственным звуком в этой чистенькой, комфортабельной гостиной.

Велли Боткине как бы окаменел. Девушка тоже не двигалась. Она попеременно смотрела то на меня, то на него.

Я не хотел нарушать тишины.

Первым вкрадчиво заговорил Велли:

— Я думаю, Джонни, детка, мы должны объяснить мистеру Уоллесу…

— Ради бога! — воскликнула она и выхватила парик. — Расскажите ему все!

Би-би выскочила из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Боткине внимательно посмотрел на меня.

— Может быть, вы составите мне компанию, мистер Уоллес?

Немного скотча, а? И, если вас это не затруднит, смешайте напитки сами, у меня отчаянно разболелось колено.

Я подошел к маленькому бару и приготовил два стакана скотча с содовой.

— Очень сожалею, что все так получилось, мистер Боткине.

— Обед подождет, ничего особенного, — он приподнял бокал, посмотрел сквозь него на свет и одобрительно кивнул: — Именно то, что требуется, мистер Уоллес.

Я отнес свой стакан к креслу и удобно уселся.

— Можете ничего мне не объяснять, мистер Боткине. Я нашел Джонни Джексона, мое задание выполнено.

— Я бы хотел, чтобы все оказалось таким простым, мистер Уоллес, но сначала выслушайте историю Джонни Джексона, тогда вы отнесетесь к ней с большим пониманием и сочувствием.

Я закурил сигарету и приготовился слушать.

— О'кей, начинайте.

— Постараюсь быть максимально короток. И Китти, и я были с самого начала в курсе этой печальной истории. Наш сын принес нам только разочарование, я не стану говорить об этом еще раз. Мы любим детей. Когда Джонни появилась в Сирле и пришла в мой магазин, мы оба приняли в ней горячее участие. Разумеется, мы считали ее мальчиком. Нам было известно, как живет старый Фрэд, поэтому предложили Джонни, если он хочет, приезжать к нам принимать ванны. Ведь Фрэду это казалось чудачеством, в его хижине и помыться-то негде. Джонни с благодарностью приняла наше приглашение. Таким образом мы виделись с ней регулярно и постепенно все сильнее к ней привязывались. Сейчас, мистер Уоллес, я отношусь к Джонни, как к собственной дочери. Когда ей исполнилось лет четырнадцать, Китти заподозрила правду, что она не мальчик, а девочка. У нее был острый глаз. К этому времени Джонни нас тоже полюбила, но все же не так сильно, как этого грязнулю и грубияна Фрэда. Однажды вечером, когда она приехала принять ванну, она нам призналась. — Боткине немного отхлебнул из бокала и продолжил: — Ее мать, Стелла Коста, познакомилась с Митчем Джексоном как раз перед тем, как его призвали. В Митче было что-то такое, что привлекало к нему женщин. Скоро Стелла забеременела. Она умоляла Митча жениться на ней, и он заявил, что если родится мальчик, то он женится на ней после возвращения из Вьетнама. Эта особа жаждала стать его законной женой. Не стану притворяться, будто я это понимаю. Но когда у Стеллы родилась девочка, она поняла, что Митч ни за что на ней не женится. В отчаянии, она зарегистрировала рождение ребенка, назвав его Джонни Джексоном, мальчиком, и послала Митчу копию метрики, напомнив ему еще раз, что он обещал на ней жениться. Как я понимаю, оба Джексона были со странностями. Их интересовали лишь наследники мужского пола. Обрадованный Митч послал Стелле письмо, в котором подтвердил свое намерение жениться и даже сообщил деду о рождении внука. Стелла воспитывала ребенка, как мальчика. Жилось ей очень тяжело, потому что Митч не высылал ей денег. Когда Джонни исполнилось восемь лет, он сделался для нее обузой, и она решила отослать ее деду. Она не постеснялась рассказать всю эту неприглядную историю Джонни, внушив ей, что она не должна проговориться старому Джексону, что она девочка. В том возрасте Джонни нравилось быть мальчиком. Старый Джексон обрадовался приезду внука. По-своему он относился к ней хорошо, а Джонни полюбила этого невыносимого грубияна. Она рассказывала нам, как вечерами старик рассказывал ей подробности своей бурной жизни, о сражении с аллигаторами, о Митче. Шли годы. Постепенно, разумеется, Джонни становилась все больше и больше девочкой. Старый Джексон частенько высказывался о женщинах настолько пренебрежительно, грубо и жестоко, что Джонни не сомневалась: когда он узнает правду, она его потеряет… — Боткине посмотрел на меня. — Печально, не так ли? Ведь Джонни буквально боготворила деда. И, тем не менее, она чувствовала, что очень скоро до него дойдет, что она девочка. К этому времени моя Китти умерла, но Джонни раз в неделю приходила принимать ванну, и мы с ней много разговаривали. Она туго бинтовала свою грудь, чтобы обмануть деда, но боязнь разоблачения стала непереносимой. Я посоветовал ей вообще переехать ко мне. И она это сделала, чтобы не видеть его ярость, когда он обнаружит правду. Никто из нас не подозревал, что Джексон может написать полковнику Пармеллу. Потом явились вы и выяснили, что к чему. Теперь вы знаете все, мистер Уоллес. И нам нечего стыдиться. Это не имеет никакого значения, потому что Джонни уезжает. Я нашел ей место в Лос-Анджелесе. Там у моего племянника магазин готового платья, и он с удовольствием берет ее к себе. Она уезжает завтра утром. Надеюсь, она будет счастлива, — он печально улыбнулся. — Я буду без нее сильно скучать.

— Понимаю вас, мистер Боткине, — я посмотрел на него. — Однако же осталось много неясностей. Вопрос денег, например…

— Каких денег? — улыбнулся Боткине.

— Денег старого Джексона.

— Разве у него были деньги? Мне ничего об этом неизвестно.

Я решил, что он говорит правду.

— Джонни ушла от своего деда примерно два месяца назад и перебралась к вам. Чем она занималась?

— Она сказала мне, что работает в Майами в каком-то клубе Это меня не касается. Здесь она проводила только уик-энды. Я считаю, что старики не должны совать нос в дела молодых.

— Думаю, вы правы. Я должен поговорить с Джонни, мистер Боткине. Необходимо заполнить кое-какие пробелы. Надеюсь, что она будет со мной откровенна, но этого нельзя ожидать, если вы будете рядом. Вы не возражаете?

Он немного подумал и кивнул головой:

— Почему я стану возражать? Просто попрошу вас быть с ней повежливей. Ей несладко жилось, и я ее люблю.

Я поднялся.

— Разрешите я подготовлю вам еще одну порцию скотча?

Постараюсь ее не задерживать, а потом вы спокойно пообедаете.

— Благодарю вас, мистер Уоллес.

Поставив перед ним его бокал, я пошел к двери.

— Будьте с ней поласковей, — напомнил он.

Пройдя коридор, я постучал в дверь ее спальни и вошел. Джонни явно меня ожидала. Она полулежала на постели, держа в руках маленького медвежонка. Сейчас на ней был светлый парик, а выражение личика было мрачным.

— Давайте потолкуем, — предложил я, закрывая за собой дверь. Затем придвинул стул поближе к девушке и сел на него.

— Что случилось с деньгами вашего деда?

Она крепче прижала к себе медвежонка.

— Я их забрала.

— Расскажи мне об этом, Джонни.

Она в нерешительности пожала плечами.

— Он хотел, чтобы они достались Митчу. Затем, когда Митча убили, его сыну, если же у Митча не будет сына, то передать их в фонд ветеранов-инвалидов.

— Это мне известно. Поскольку вы были дочерью Митча, вы не могли претендовать на эти деньги.

— Совершенно верно. Взяла я их потому, что этот негодяй Везерспун пытался их украсть.

— Не спешите, Джонни. Вы знаете про лягушачью фабрику и про банду торговцев наркотиками?

— Знаю. Мне про это рассказала мать.

— Знали ли вы, что ваш отец и Стобарт работали вместе?

— Мой отец уже погиб, когда эти два гада столковались. О'кей, мой отец был "толкачом" наркотиков, ну и что? Зато он умер, спасая семнадцать молодых солдат, и был награжден за это "Медалью Почета".

Я не собирался сообщать ей, что Митч бросился в джунгли, пытаясь спасти свой недельный солидный куш.

— Что вы сделали с деньгами, Джонни?

Она посмотрела на меня сверкающими глазами.

— Как вы думаете, что я с ними сделала? Послушайте меня, притворщик! Я любила дедушку. Он был единственным человеком, который обращался со мной как с себе равным. Я не считаю Велли и Китти, которые вообще святые, но дедушка был другим. Я обожала сидеть и выслушивать его рассказы. Какой человек! Я заставляла его снова и снова рассказывать мне о его схватке с аллигатором, когда он лишился обеих ног. О'кей, он был немного тронутым. Ненавидел женщин… Он никогда не говорил мне, почему Вероятно, у него были на то основания. Дед частенько повторял: "Джонни, мой мальчик, мы, мужики, должны держаться друг друга. Женщины доставляют больше неприятностей, чем аллигаторы". В отношении денег он тоже был ненормальным. Сам их почти не тратил. Все копил и копил, прятал деньги в дыру под кроватью. "Когда я уйду, Джонни, — говорил он мне, — ты их возьмешь. Мне они ни к чему. Но ты, мой внук, должен жить богато и ни в чем не нуждаться". Я-то знала, что я ему внучка, так что он не захотел бы, чтобы деньги достались мне. Знай он, что я девочка, он бы просто не впустил меня в дом… После того, как пришло известие о смерти Митча, к нам явился Стобарт поговорить с дедушкой. Я находилась в задней комнате хижины и слышала все, о чем они говорили. — Погладив медвежонка и не глядя в мою сторону, Джонни продолжала: — Стобарт сказал, что он был другом Митча, у них был общий бизнес. Митч сказал, что если с ним что-нибудь случится, его долю должен получить отец, а когда отец умрет — сын Митча, Джонни. Договор есть договор. Дедушка сказал, что ему денег не требуется, но Стобарт стоял на своем. "Возможно, вам они и вправду не нужны, но мальчику понадобятся". Так он сказал. И в течение последующих шести лет ежемесячно приходило письмо. Дедушка не знал, что я все слышала. Сам он не трудился даже вскрывать конверты, а просто прятал их в дыру вместе со своими сбережениями.

— Вы пересчитали деньги, Джонни?

— Их было слишком много. Я прекратила считать, когда дошла до пятисот тысяч.

— И все эти деньги у вас?

Она посмотрела на меня и сообщила.

— Сейчас уже нет. Они принадлежали не мне. Я сложила их все в посылочный ящик и отправила в фонд ветеранов-инвалидов в Нью-Йорк как анонимный дар. Этого хотел дедушка, именно так я и поступила.

Я с восхищением взглянул на девушку.

— Но вы могли бы оставить эти деньги, Джонни. Взять их себе…

У нее сверкнули глаза.

— Уж не принимаете ли вы меня за воровку?

— Извините. Наоборот, я считаю вас удивительно милой девушкой.

— Я не нуждаюсь в комплиментах. Мой дедушка был для меня самым дорогим человеком. Я не смогла бы его обмануть. Разве на моем месте вы не поступили бы точно так же?

— Поступил бы я? Надеюсь, что да, Джонни.

— Вы закончили? Я хочу покормить Велли обедом.

Глаза у нее затуманились, она вновь занялась медвежонком.

— Не совсем. Расскажите мне про Везерспуна.

— Что вас интересует?

— Вашего деда убил он, верно?

— Да.

— Расскажите.

— Когда я ушла от дедушки, то устроилась работать в СкинКлубе. Место мне нашла мать. К Велли я приезжала на уик-энды на машине матери. Я все время думала о дедушке. Частенько я пробиралась к нему и наблюдала за ним у лягушачьего пруда. Мне очень хотелось с ним заговорить, но я была уверена, что он не захочет меня знать. В тот день, когда его убили, я тоже поехала туда. Этот негодяй Везерспун разговаривал с ним в хижине, когда я подошла со стороны пруда. Он что-то кричал о деньгах, потом раздался выстрел… — Она закрыла глаза, ее пальцы судорожно впились в медвежонка. — Везерспун выскочил из хижины с пистолетом в руке. На его лице было выражение панического страха. Наверное, он первым услышал, как ваша машина идет к лужайке. Везерспун нырнул в кусты. Я почувствовала, что произошло что-то ужасное, и по-глупому перепугалась. Появились вы и вошли в хижину. И я, и Везерспун следили за вами из своих укрытий. Когда вы уехали, Везерспун снова заскочил в хижину и выбежал из нее уже без пистолета. Он сел на мотоцикл, который оставил за хижиной и умчался. Тогда я вошла в хижину… — она вздрогнула. — Дедушка был мертв. Я вытащила деньги из тайника под кроватью, папину медаль, все дедушкины бумаги и поехала назад к Велли. Я не стала рассказывать ему о случившемся. А теперь можно мне заняться обедом для Велли?

Я поднялся.

— Спасибо, Джонни. По-моему, теперь во все внесена ясность.

Она тоже поднялась с кровати, неохотно оставив там лохматого мишку.

— Вы ведь больше не станете нас тревожить, не так ли?

Я взглянул ей прямо в глаза и спросил, понизив голос:

— Чем вы его ударили, Джонни?

Она замерла, ее лицо покрыла восковая бледность.

— Я не… Что вы такое говорите?

— Вы убили Везерспуна, — все еще полушепотом произнес я. — Когда он в отчаянии явился в хижину, чтобы без спешки произвести в ней тональный обыск, вы тоже находились там. Он хотел во что бы то ни стало найти сбережения вашего дедушки. Вы наблюдали за тем, как он варварски сокрушал в доме решительно все. Затем он побежал к пруду, надеясь там что-то найти. Вы прокрались следом за ним и ударили его. Он свалился в пруд и утонул. Падая, он стащил с вашей головки парик. И он все еще был у него в руке, когда его вытащили из воды.

У нее подогнулись колени, она обессиленно села на стул, потом потянулась к медведю и прижала его к груди.

— Вот как все случилось, не так ли, Джонни?

Казалось, она черпала силы из детской игрушки. Краска снова возвратилась на ее лицо, глаза засверкали. Она наклонилась вперед и решительно заявила:

— Да, я убила его. И я рада. Слышите? Я очень рада! Он прикончил моего дедушку, а я любила его. Мне наплевать, что будет со мной. Бегите, докладывайте копам! Когда я наблюдала за тем, как этот дьявол тонет, я громко кричала: "Вот тебе за моего дедушку, мерзкая свинья!" Идите же, зовите полицию! — слезы побежали по ее щечкам, и она нетерпеливо смахнула их в сторону. — Уходите, оставьте нас вдвоем! Я выдержу и это испытание, подожду здесь полицию. Больше мне не хочется никуда бежать. Я уже набегалась…

— Дознание о смерти Везерспуна было проведено сегодня, — негромко заговорил я. — Вердикт: несчастный случай. Меня это вполне устраивает. Человек, который губит людей наркотиками, не заслуживает снисхождения и не имеет права на жизнь. Вы сделали благое дело, Джонни!

Она посмотрела на меня, глаза ее были широко раскрыты. Девушка начала было что-то говорить, но сразу умолкла.

— Желаю вам счастья, Джонни! Не призрачного счастья звезды стриптиза, настоящего человеческого счастья желаю я вам. Уверен, вы найдете для себя лучшее применение в жизни, — я улыбнулся ей. — Вы так молоды, перед вами вся ваша жизнь. Ваше будущее зависит только от вас самой. Успехов вам, славный вы человечек! Держитесь подальше от Сирля, но не забывайте Велли.

Она начала громко всхлипывать и махнула рукой, прося меня уйти.

— Идите трясти своим проклятым тамбурином в каком-нибудь другом месте! — пробормотала она.

Я оставил ее плачущей над своим кудлатым медвежонком. Не стал я и задерживаться, чтобы попрощаться с Велли Воткинсом. Тихонечко вышел из маленького садика и зашагал к машине. Закурив сигарету, несколько минут сидел я в ней, не трогаясь с места.

Завтра я вручу свой отчет полковнику Пармеллу, но в нем появятся некоторые купюры. Он передаст его в отдел по борьбе с наркотиками, сотрудники которого одновременно нагрянут на лягушачью фабрику и на роскошную виллу Сида Воткинса. Там они обнаружат достаточно вещественных доказательств, чтобы Боткине и ублюдок Рейз получили большие сроки тюремного заключения.

Подумал я и о Стелле Коста. Будущее ее виделось мне мрачным. В ее возрасте вряд ли можно надеяться на удачу. Что с ней произойдет? С ее напористым характером она выживет…

Я включил мотор.

Все это я доложу полковнику Пармеллу.

Хотя я обнаружил банду торговцев наркотиками в Сирле, мне не удалось найти Джонни Джексона, скажу я ему с виноватым видом. И спрошу, хочет ли он, чтобы я продолжал поиски. Зная полковника, я не сомневался, что он не пожелает больше тратить деньги.

Он и так хорошо заработает на мне.

Разоблачение преступной группы вполне удовлетворит его. Он позаботится о том, чтобы газетная шумиха хорошо отразилась на Его Агентстве.

Направляясь в Сирль, я подумал, что для того, чтобы выгородить Джонни Джексона, мне, в свою очередь, потребовался фиговый листок…

Джеймс Хэдли Чейз Ударь побольнее

Глава 1

Меня зовут Дирк Уоллес. Я не женат, сорока лет, высок, темноволос, и лицо мое пока что не пугает детей. Я один из двадцати детективов в сыскном агентстве «Акмэ», которое разместилось под самой крышей Трумэн-Билдинг на Парадиз-авеню в Парадиз-Сити, штат Флорида.

Детективное агентство «Акмэ» — самое дорогое и престижное на восточном побережье США. Основанное шесть лет назад ветераном вьетнамской войны полковником Виктором Парнэллом, агентство превратилось в одно из самых процветающих. Парнэлл оказался проницательным малым и рассудил, что рано или поздно миллиардерам, в изобилии проживающим в Парадиз-Сити, понадобится первоклассное сыскное агентство. Наше агентство специализируется на разводах, шантаже, вымогательстве, кражах в отелях, слежке за супругами и еще на куче самых разных вещей, исключая только нанесение увечий и убийства.

Двадцать детективов — это в основном бывшие копы и сотрудники военной полиции. Все они работают парами. У каждой пары есть свой офис, и никто не вмешивается в работу своих коллег, если только это не продиктовано крайней необходимостью. Таким образом, в прессу почти ничего не просачивается. Но если «утечка» все-таки случается, а такое однажды было, оба детектива, занимающиеся расследованием дела, тотчас же увольняются.

Проработав в агентстве полтора года и зарекомендовав себя с наилучшей стороны, я получил отдельный офис. Правда, там стоял еще и стол моего помощника — Билла Андерсона.

Билл, в прошлом помощник шерифа, был невысок, но кряжист, с мускулатурой боксера. Как-то он мне здорово помог в одном запутанном деле, когда меня послали в Сиэтл найти исчезнувшего подростка. Будучи тогда помощником шерифа, он очень хотел попасть в наше агентство. Благодаря его помощи мне удалось «расколоть» это дельце, и я, в свою очередь, помог ему попасть в агентство.

Билл Андерсон оказался для меня находкой во всех отношениях. Он не считал, сколько часов он проработал, а в нашем деле это важно. Он снабжал меня исчерпывающей информацией, благодаря которой я мог всецело сосредоточиться на расследовании. Когда мы не работали, он изучал город и был непревзойденным знатоком всех ресторанов, ночных клубов и прочих злачных мест на побе-режье. Несмотря на его малый рост, ударом кулака он мог свалить слона.

В это июльское утро мы сидели в офисе и изнывали от безделья. Шел дождь, и все пропиталось сыростью. Людей в это время года в городе было мало. Молодежь куда-то разъехалась, а богатые приезжие и туристы появляются только в сентябре.

Андерсон, жуя резинку, писал домой письмо, а я, забросив ноги на стол, думал о Сюзи.

Сюзи Лонг работала регистратором в «Бельвью-отеле». Как-то раз я наводил справки об одном парне, проживавшем в этом отеле, так как он подозревался в шантаже. Я объяснил ей обстановку, и она помогла мне собрать достаточно улик, чтобы упрятать проходимца за решетку на пять лет.

У Сюзи были длинные, блестящие темные волосы, серые глаза и веселая, немного озорная улыбка. Фигурка у нее была как раз по моему вкусу: полная грудь, тонкая талия, соблазнительно покачивающиеся бедра и длинные ноги.

Мы стали встречаться и теперь каждую неделю по средам вместе ужинали в скромном ресторанчике, где угощали дарами моря, если, конечно, у нее не было ночного дежурства в отеле. Оттуда мы отправлялись в ее небольшую квартирку, где развлекались на ее слишком узкой кровати. Так продолжалось месяца три, пока мы оба не поняли, что по-настоящему влюблены друг в друга. До Сюзи у меня была куча разных девиц, но она значила для меня больше, чем любая другая женщина.

Как-то я подбросил ей идею, почему бы нам не пожениться, но она со своей насмешливой улыбкой покачала головой и ответила: «Не сейчас, Дирк. Я не против, но у меня теперь хорошо оплачиваемая работа, и, если мы поженимся, мне придется ее оставить. Давай, дорогой, с этим немного повременим».

Мне пришлось отступить. И вот сегодня была наша среда, и я, размечтавшись, предвкушал сладостный вечер, переходящий в блаженную ночь, как вдруг загудел зуммер.

Я нажал на кнопку селектора и сказал:

— Уоллес слушает.

— Зайди, пожалуйста, ко мне.

Я узнал хриплый голос Гленды Кэрри. Она была секретарем полковника и его правой рукой. Высокая, красивая брюнетка, очень деловая. Если она говорила: «Зайди» — оставалось только идти.

Я быстро прошел длинным коридором в ее комнату. Шеф был в Вашингтоне, и всеми делами заправляла Гленда.

Постучав в дверь, я вошел. Она восседала за своим столом в безукоризненно белой блузке и черной юбке.

— Есть задание, — сказала она, когда я сел перед ней на стул. — Звонила миссис Торнсен. Она просит, чтобы ей прислали домой детектива к двенадцати часам дня, и тогда она все расскажет. Она предупредила, что предпочитает интеллигентных, прилично одетых мужчин.

— Поэтому ты сразу же подумала обо мне?

— Я подумала о тебе, потому что все остальные заняты, — отчеканила Гленда. — Тебе говорит что-нибудь имя Генри Торнсена?

— Что-то не припомню. А что, это важная персона?

Гленда вздохнула:

— Видишь ли, он умер. Миссис Торнсен уже год вдовствует. У нее огромные связи, и она вся начинена деньгами. Так что обращаться с ней надо в высшей степени осторожно. Знаю только, что она человек нелегкий. Пойди выясни, что у нее случилось. — Она протянула мне через стол листочек бумаги. — Вот адрес. Будь у нее ровно в двенадцать. Нам сейчас очень пригодятся деньги Торнсена, так что поладь с ней, пожалуйста.

— Я зайду к ней, внимательно все выслушаю и на все соглашусь. Я тебя правильно понял?

Гленда кивнула:

— Точно. Потом обо всем мне расскажешь.

На столе зазвонил телефон, поэтому я поднялся, взял этот листок бумаги и вернулся в свой кабинет.

— Ну, Билл, нам привалила работенка, — сказал я. — Миссис Генри Торнсен попросила прислать ей детектива. Отправляйся в справочный отдел «Геральд» и раскопай все, что сможешь, об этих Торнсенах. Я должен быть у старой трески ровно в двенадцать. Мы встретимся здесь около четырех, и не смей приходить с пустыми руками.

Билл от радости даже подпрыгнул на стуле. Такую работу он как раз любил.

— Пока, — бросил он и тотчас же исчез.

Без трех минут двенадцать я уже был у дома Торнсенов. Это был величественный особняк, окруженный двумя акрами леса и лужаек. Немного в стороне от основного входа была асфальтированная площадка для парковки. Это был один из немногих действительно уединенных домов. Особняк был такой большой, что можно было подумать, что одних только спален в нем не менее пятнадцати, не говоря уже о гостиных и верандах.

Я поднялся по ступенькам и около двустворчатой двери позвонил в колокольчик.

Минут через пять дверь осторожно приоткрылась, и передо мной предстал высокий негр в белом сюртуке, с черным галстуком-бабочкой и в черных брюках. Ему можно было дать лет семьдесят. Вьющиеся седые волосы давно поредели. По его налитым кровью глазам и дряблым мышцам лица я понял, что он часто прикладывается к бутылке. Глаз у меня на это наметан, не зря же я был частным сыщиком больше двадцати лет.

— Дирк Уоллес, — назвал я себя. — Миссис Торнсен ожидает меня. Я из детективного агентства «Акмэ».

Он наклонил голову, давая понять, что осведомлен о моем приходе, и сделал шаг в сторону, пропуская меня.

— Прошу сюда, сэр, — пробормотал он голосом, в котором чувствовались теперь лишь остатки былого достоинства.

Он повел меня через просторный вестибюль и распахнул одну из дверей.

— Мадам сейчас спустится, — сказал он, предлагая мне пройти в огромную комнату, уставленную старинной мебелью, античными вазами и другими старинными изделиями. По стенам было развешано несколько массивных полотен. Комфорта здесь было столько же, сколько в зале ожидания на вокзале.

Я подошел к большому окну и стал рассматривать широкую, тщательно подстриженную лужайку, деревья и серые дождевые облака вдали.

Мне стало любопытно, сколько времени понадобится этому пьянице, чтобы доложить миссис Торнсен о моем приходе… Прошло двадцать пять минут. За это время я успел рассмотреть все старинные картины, оценить предметы антиквариата, и мне это уже стало порядком надоедать. Наконец дверь открылась и в комнату вошла дама.

Я ожидал увидеть располневшую, безвкусно одетую старуху — тип, который часто встречается в нашем городе. Но миссис Торнсен была высокой и худощавой женщиной с ухоженной фигурой, голубоватыми седыми волосами, правильными чертами лица, проницательными серыми глазами, гармонировавшими с цветом тщательно уложенных волос.

Она сразу же впилась в меня глазами без малейшего намека на улыбку. Под ее взглядом, скрупулезно изучавшим мою фигуру, я чувствовал себя так, словно у меня расстегнулась «молния» на брюках.

— Мистер Уоллес? — Ее голос был глухим и холодным, как металл.

— Да, именно так, — сказал я почтительно.

Она указала на кресло:

— Присаживайтесь. Я вас долго не задержу.

Атмосфера в комнате была такой же теплой и непринужденной, как на похоронах. Я вспомнил о предупреждении Гленды насчет почтительного обращения, а потому, поклонившись, сел на чертовски неудобный стул, на который она указала.

Она начала как сомнамбула кружить по комнате, переставляя с места на место дорогие безделушки. Со спины она выглядела вдвое моложе. На мой взгляд, ей было лет пятьдесят шесть, может, чуть больше. Но она, безусловно, заботилась о своей фигуре.

Я ждал. Я умею ждать. Ожидание — часть работы детектива. Оказавшись в дальнем от меня углу комнаты, она наконец остановилась, повернулась и опять пронзила меня своим взглядом. Я ответил ей тем же. Хотя между нами было метров десять, ее хриплый, холодный голос был хорошо слышен.

— Мне говорили, что ваше детективное агентство лучшее на восточном побережье, — сказала она.

— Я бы не работал в нем, если бы это было не так, миссис Торнсен, — гордо отпарировал я.

— Тогда я полагаю, мистер Уоллес, что вы считаете себя хорошим детективом. — Язвительность так и лезла из нее, но я сдержался, несмотря на раздражение.

— Не только считаю, но я и есть хороший детектив.

Теперь между нами оставалось метра два. Она бросила на меня еще один сверлящий взгляд, кивнула и чопорно опустилась на один из своих жутких античных стульев.

— У меня есть основания полагать, что мою дочь шантажируют, — произнесла она, сложив руки с длинными ногтями на коленях. — Надеюсь, вы знаете, что нужно делать в подобных случаях.

— Конечно, миссис Торнсен, — ответил я невозмутимо.

— Я хочу, чтобы вы узнали, почему мою дочь шантажируют и кто это делает.

— Если вы мне в этом немного поможете, то не возникнет никаких проблем. Скажите, пожалуйста, что заставляет вас так думать?

— В течение десяти последних месяцев моя дочь ежемесячно снимает со своего счета в банке по десять тысяч долларов наличными. — Она нахмурилась и посмотрела на свои руки. — Это насторожило мистера Акленда, и он сообщил об этом мне.

— А кто этот мистер Акленд?

— Это банкир нашей семьи. Он управляющий банком «Пасифик энд нэшнл». Они с моим покойным мужем были большими друзьями.

— У вашей дочери есть свои средства и собственный счет в банке?

— К сожалению, да. Муж очень любил Анджелу. Он оставил ей значительную сумму денег в управление. Ежемесячный доход с этой суммы составляет пятнадцать тысяч долларов. Это, конечно, огромные деньги для девушки ее возраста.

— Сколько же ей лет?

— Двадцать четыре.

— Я не вижу ничего ненормального в том, что девушка двадцати четырех лет, имеющая доход в пятнадцать тысяч долларов, ежемесячно тратит десять тысяч, но вы, возможно, внесете в это какую-нибудь ясность.

— Это совершенно ненормально, — резко возразила миссис Торнсен. — Я должна вам сказать, что Анджела не вполне нормальна. Видите ли, когда я была беременна ею, я переболела корью. — Она замолчала и испытующе посмотрела на меня. — Вы понимаете, что это значит?

— Да, конечно. Эта болезнь может влиять на ребенка.

— Вот именно. Анджела поздно начала развиваться. Пришлось нанять ей специально домашнего учителя, но и после этого она сильно отставала от своих сверстников. И только к двадцати годам она проявила какие-то признаки зрелости. Мой муж совершил такую глупость!.. Первые два месяца она не проявляла никакого интереса к своему месячному доходу, а затем начала снимать со счета такие огромные суммы. Мистер Акленд, который является и моим другом, вначале не решался разговаривать со мной на эту тему и лишь на прошлой неделе сообщил мне об этом. Это его предположение о шантаже. Он очень проницательный человек, и я ему вполне доверяю.

— Итак, уточним, миссис Торнсен. Ваш муж умер год назад. Ваша дочь вошла в права наследования и ежемесячно снимает со счета по десять тысяч долларов в течение последних десяти месяцев. Так?

— Да.

— Но первые два месяца деньги ее мало интересовали?

— Мистер Акленд говорит, что тогда она тратила по две тысячи в месяц на себя и на плату негритянке, которая ей прислуживает.

— Дочь живет с вами?

Миссис Торнсен удивилась:

— Конечно, нет. Между нами нет близких отношений. Кроме этого дурацкого вклада, муж оставил ей коттедж в отдаленном конце нашего поместья. Там она и живет со своей негритянкой, которая все делает по дому и готовит пищу. Я уже несколько недель не видела Анджелу. К компании моих друзей она не подходит, к тому же она некрасива и чрезмерно болтлива.

— У нее есть свои друзья?

— Не имею представления. У каждого из нас своя жизнь.

— Есть ли у нее мальчики? Возможно, появился один, постоянный?

Миссис Торнсен скорчила кислую гримасу:

— Вряд ли. Не могу представить себе, чтобы какой-нибудь приличный юноша увлекся Анджелой. Я же говорила, что она некрасива.

— Но богата, миссис Торнсен. Масса мужчин может проявить интерес к некрасивой девушке, если у нее есть деньги.

— Мы с мистером Аклендом тоже думали об этом. Вот как раз вы это и выясните.

— Я, конечно, это сделаю, но мне хотелось бы узнать немного больше о вашей дочери. Как она проводит свое время: любит ли купаться, играть в теннис, танцевать?

Миссис Торнсен нетерпеливо пожала плечами:

— Я этого не знаю. Как я вам уже сказала, мы редко видимся.

Эта женщина мне явно не нравилась. Если бы за звание матери присуждали «Оскара», моего голоса она бы не получила.

— У вас больше нет детей?

Миссис Торнсен напряглась, глаза ее блеснули.

— У меня был сын, но лучше об этом не говорить. Скажу лишь, что он недавно ушел из дому. И слава Богу, с тех пор я его не видела и не получала от него известий. Совершенно уверена, что он никак не связан с этим делом.

— Вы не возражаете, если я встречусь с мистером Аклендом?

— Вовсе нет. Я ему всецело доверяю. Именно он и настаивал, чтобы я обратилась в ваше бюро за помощью. Обязательно повидайтесь с ним.

— Ну а как насчет вашей дочери? Мне надо ее увидеть.

— Конечно. Завтра первое число месяца. Она наверняка отправится за деньгами в банк. Мистер Акленд устроит так, чтобы вы ее увидели. Но ни в коем случае не подходите и не заговаривайте с ней. Я не хочу, чтобы Анджела знала, что за ней следят. Никто, кроме мистера Акленда, не должен об этом знать. Надеюсь, в вашем агентстве строго придерживаются правил конспирации?

— Можете не сомневаться, миссис Торнсен. — Я поднялся. — Я еще сегодня встречусь с мистером Аклендом. Как только у меня появятся новости, я сразу же сообщу вам.

— Надеюсь, что это произойдет скоро. По-моему, ваша такса слишком высока.

— У нас очень много работы, и тем не менее, уверяю вас, что мы приложим все усилия, чтобы быстро получить нужную вам информацию.

— Предварительно позвоните и предупредите о своем визите. Я, как правило, очень занята. Надеюсь, вы найдете выход. Смедли, наш дворецкий, увы, пьяница, и я стараюсь его поменьше тревожить.

— А вы не хотите от него избавиться, миссис Торнсен? — спросил я, стоя в дверях.

Она вскинула брови, и от ее глаз повеяло холодом.

— Смедли служит нашей семье более тридцати лет. Он знает мои привычки, а также развлекает моих гостей. Пока он совсем не станет плох, я буду держать его при себе. До свидания, мистер Уоллес.

В полной тишине я вышел из этого дома, закрыл за собой парадную дверь и под проливным дождем побежал к своей машине.

Перекусив гамбургером, я поехал в «Пасифик энд нэшнл бэнк» и прибыл туда в пятнадцать часов. Банк нельзя было ни с чем спутать. Величественный портал, двое охранников у входа, кассиры, сидящие за пуленепробиваемой перегородкой. В здании везде были вазы с цветами, на полу лежал тяжелый ворсовый ковер, тихо гудел кондиционер.

Под холодными изучающими взглядами охранников я подошел к окошку с табличкой «Прием посетителей». Сидевшая за стойкой пожилая женщина взглянула на меня без энтузиазма. Видно было, что она натаскана, как служебная собака, на запах больших денег, а от меня этим и не пахло.

— Что вам угодно? — спросила женщина.

— Мне нужен мистер Акленд.

— Вам назначено?

Я достал из бумажника удостоверение и показал ей.

— Покажите ему удостоверение, и он примет меня.

Женщина внимательно изучила его, затем взгляд ее остановился на мне.

— Мистер Акленд занят. Какое у вас к нему дело?

— Если вы так любопытны, — сказал я, — то позвоните миссис Генри Торнсен, которая, возможно, даст вам исчерпывающий ответ. Но с другой стороны, она может испортить вашу дальнейшую жизнь. — Я широко и дружелюбно улыбнулся ей. — Выбирайте быстрее.

Имя миссис Торнсен, видимо, вызвало какие-то ассоциации в ее мозгу, так как она взяла мое удостоверение и вышла, очень прямая, высоко держа голову.

Один из охранников подошел ближе. Я подмигнул ему, и он тут же отвел взгляд, потрогал рукоятку своего пистолета и отошел.

Время шло. Я наблюдал, как солидные богачи клали или снимали деньги со счета и беседовали с кассирами, которые изображали восторг, кланялись и всячески старались услужить, только что не стояли на головах.

Наконец появилась пожилая дама.

— Мистер Акленд примет вас. — В ее голосе было столько холода, что кондиционер, пожалуй, мог не выдержать. — Пройдите. Первая дверь направо.

— Благодарю, — ответил я и, пройдя в указанном направлении, увидел дверь из полированного дуба. На табличке большими золотыми буквами было написано: «Горас Акленд, управляющий».

Слегка постучав и повернув блестящую медную ручку, я вошел в роскошно обставленный кабинет с мягкими стульями на изогнутых ножках; такого же цвета кушетка, коктейль-бар и огромный письменный стол дополняли обстановку. По другую сторону стола, вполне достаточного для игры в бильярд, восседал Горас Акленд. Он тотчас же поднялся, как только я вошел и закрыл за собой дверь.

Передо мной стоял упитанный, невысокого роста, лысый джентльмен, вполне симпатичный на вид, но в его карих настороженных глазах застыл неприкрытый холод. Его взгляд можно было скорее сравнить с импульсом лазерного луча. Он любезно указал мне на стул напротив себя.

— Миссис Торнсен передала мне, что вы зайдете, мистер Уоллес. — Голос его был хорошо поставлен и глубок. — Что вы хотели у меня узнать?

— Меня интересует ваше мнение по поводу ее дочери, мистер Акленд. Мать считает ее не вполне нормальной. Вы тоже так считаете?

— Откровенно говоря, я затрудняюсь что-либо сказать вам. — Акленд немного помолчал, а затем продолжил: — Она выглядит вполне нормальной. Но я ведь вижу ее в течение всего нескольких минут, когда она приходит и снимает деньги со своего счета. Одевается она странно, но ведь так одето большинство нынешней молодежи. Все-таки я затрудняюсь ответить на ваш вопрос.

— Насколько я понял, существует капитал, с которого она может снимать только проценты, а они составляют пятнадцать тысяч долларов в месяц. Что же произойдет в том случае, если она вдруг умрет?

Брови мистера Акленда поползли вверх.

— Но ведь ей только двадцать четыре, мистер Уоллес.

— От несчастного случая, скажем, можно погибнуть в любом возрасте.

— Если ее не станет, то ее личный капитал перестанет существовать и вольется в общий капитал.

— Какова же сумма этого общего наследства?

— Видите ли, мистер Торнсен был одним из богатейших людей в мире. Я затрудняюсь назвать общую цифру.

— Деньги мужа унаследовала миссис Торнсен, и в случае смерти дочери все, по-видимому, перейдет к ней?

— Да, других наследников нет.

— Но ведь есть еще сын?!

Акленд кисло улыбнулся.

— Да, Терренс Торнсен, но он был лишен наследства, когда ушел из дому два года назад. Сейчас у него нет никаких прав на него.

— И больше претендентов нет?

Мистер Акленд поерзал в кресле, словно мои вопросы начали надоедать ему.

— Только небольшие дарственные. Например, мистер Торнсен завещал некоторую сумму своему дворецкому, Смедли. Сразу же после смерти хозяина Смедли получил пять тысяч долларов.

— Вы полагаете, мистер Акленд, что эти десять тысяч долларов, которые она ежемесячно снимает со счета, указывают на шантаж?

Акленд сложил кончики пальцев обеих рук. Теперь он вдруг стал очень похож на епископа.

— Мистер Уоллес, я уже тридцать пять лет занимаюсь финансовыми делами. Мисс Торнсен сейчас двадцать четыре года, и, как мне кажется, она вполне нормальна. Она имеет право делать со своими деньгами все, что ей заблагорассудится. Но мы с Генри Торнсеном были большими друзьями и полностью доверяли друг другу. Я ему обещал, что, если с ним что-нибудь случится, я не спущу глаз с Анджелы, когда она вступит в права наследства. С миссис Торнсен мы также очень большие друзья, и она полагается на меня в финансовых делах, а также, в случае необходимости, обращается за помощью. При сложившихся обстоятельствах я вначале не решался сообщить ей об этих странных ежемесячных изъятиях. Мне казалось это неэтичным. Я молчал десять месяцев, но так как это продолжается, счел своим долгом сообщить миссис Торнсен об этом и не исключил возможность шантажа.

— Мне понятна ваша позиция, мистер Акленд.

— То, что я вам сказал, мистер Уоллес, не подлежит разглашению. Это вам понятно?

— Безусловно. Теперь, мистер Акленд, мне нужно знать мисс Торнсен в лицо. Ее мать предупредила меня, чтобы я ни в коем случае не приближался к девушке. Как мне увидеть ее?

— Нет ничего проще. Завтра она наверняка придет за деньгами. Я постараюсь устроить так, чтобы вы видели ее приход и уход. Остальное будет зависеть от вас.

— Отлично. В какое время я должен быть здесь?

— Обычно она приходит в десять. Приходите в 9.45 и ждите в вестибюле. Мисс Керч подаст вам знак, когда она появится. — Из телефонного аппарата, стоявшего перед мистером Аклендом, раздался мягкий зуммер. Вся его очаровательность мгновенно испарилась, и лицо приняло то выражение, которое и должно было быть, — хищного, жестокого банкира. Он снял трубку, кивнул и произнес: — Через три минуты, мисс Керч. — Затем, взглянув на меня, сказал: — Извините, мистер Уоллес. Больше не могу уделить вам ни минуты. Если у вас есть еще что-нибудь…

Не дожидаясь окончания фразы, я поднялся.

— Возможно, мне нужно будет поговорить с вами еще раз, мистер Акленд. Сейчас же не смею вас задерживать. Завтра я буду здесь в 9.45.

— Пожалуйста. — Он поднялся и протянул мне твердую, но влажную руку. — Не сомневаюсь, что вы сможете разрешить эту маленькую проблему. Я столько наслышан о вашем агентстве.

Садясь в машину, я подумал о завтрашнем утре. Мне не терпелось увидеть Анджелу Торнсен.

Гленда Кэрри внимательно слушала мой рапорт, иногда позволяя себе делать некоторые замечания.

— Миссис Торнсен хочет, чтобы все было сделано быстро. Она упомянула о нашем высоком гонораре, — закончил я.

— Все они так говорят, но неизменно приходят к нам, — заметила Гленда с ироничной улыбкой. — С чего же ты намерен начать?

— Пойти завтра в банк, сесть на хвост Анджеле, проследить, куда она денет деньги, и, если повезет, сделать общую фотографию. Кстати, Билл уже пытается выудить что-нибудь о Торнсене из газетных публикаций.

— Хорошо, начинайте с этого. — И она сняла трубку телефона.

Билла я застал в нашей комнате за пишущей машинкой и передал ему слово в слово свои беседы с миссис Торнсен и мистером Аклендом.

— Вот пока и все, — подвел я черту. — Меня лишь удивляет, почему миссис Торнсен, которая не проявляла ни малейшего интереса к жизни своей дочери, а та, в свою очередь, нисколько не интересовалась жизнью матери, теперь тратит большие деньги и обращается к нам за помощью, подозревая вымогательство. Почему? Что-то в этом есть, что беспокоит меня.

— По-моему, Дирк, это не наше дело. Все эти «почему?» и «отчего?» миссис Торнсен нас не касаются. Нас наняли, чтобы узнать, правда ли и почему девушку шантажируют.

— А мне кажется, что это дело обещает быть очень интересным. Не могу дождаться встречи с Анджелой. Это надо сделать очень аккуратно, Билл. Я войду в банк и буду ожидать сигнала Акленда. Ты будешь ждать снаружи. Когда я подам тебе знак, ты поедешь впереди нее. Мы будем на машинах. Она, конечно, тоже будет на колесах. Ее нельзя потерять из виду. Она может привести нас прямо к цели.

— Хорошо, Дирк. Нет ничего проще.

— Ну а что удалось раздобыть тебе?

— Есть кое-что интересное. Я провел утро в «Геральде», пролистал подшивки за прошлые годы и многое выудил о Торнсене. Он был важной птицей. Был главным партнером маклерской фирмы «Торнсен и Чартерис», главной в городе. У них есть отделение в Нью-Йорке, но основная деятельность ведется здесь. У Торнсена был собачий нюх на биржевую конъюнктуру. Он безошибочно угадывал, когда купить акции и облигации, а когда продать. Он не только помогал заработать своим клиентам, но обогащался и сам.

В возрасте тридцати пяти лет, уже сложившимся и преуспевающим биржевым маклером, он женился на Кэтлин Ливингстон, дочери Джо Ливингстона. Тот занимался бурением нефтяных скважин и как раз после свадьбы дочери потерял все свое состояние, наткнувшись на три пустые скважины. Представляешь, как повезло Кэтлин, что она заарканила Торнсена. Ее семья вскоре оказалась совсем на мели. От этого брака родились двое детей: Терренс и Анджела. Но в газетах мало что об этом говорится, но зато многое написано о том, как миссис Торнсен транжирит деньги своего мужа. Она одна из крупнейших благотворительниц. Люди толпами валят на ее знаменитые приемы.

В прошлом году в возрасте шестидесяти двух лет Торнсена нашли мертвым в его библиотеке. Он долго страдал сердечными приступами, от которых доктора лечили его последние десять лет жизни. Жил он в большом нервном напряжении, сколачивая огромные состояния для себя, а также для важнейших заправил бизнеса в городе. Ни для миссис Торнсен, ни для врачей это не было неожиданностью, и заключение о смерти не вызвало ни малейшего сомнения. Единственное, на что обратил внимание коронер Герберт Доусон, — это то, что на виске усопшего была рана, но медицинское заключение гласило, что это произошло уже после сердечного приступа, когда он, падая, ударился головой об угол своего письменного стола. Дворецкий Джош Смедли, много лет служивший в доме, засвидетельствовал, что услышал шум падающего тела и поспешил в библиотеку, но застал хозяина уже мертвым. Он зафиксировал отсутствие дыхания с помощью маленького зеркальца, которое лежало на письменном столе. Естественная смерть вызвала сочувствие к вдове и семье усопшего со стороны коронера, который, кажется, тоже дружил с миссис Торнсен. Миссис Торнсен получила наследство и теперь развлекается, как хочет. Мисс Анджела получает свои десять тысяч в месяц, а мистеру Терренсу не досталось ничего.

— Хорошо, Билл, — сказал я. — Это интересно. — Я подумал, потом снял ноги со стола. — Так вот, ты считаешь, что нам нет никакого дела ни до чего, кроме как установить возможного шантажиста? А мне хочется покопаться в прошлом этой семейки. Меня, например, интересуют сын мистера Торнсена и его пьяница дворецкий… Ладно, начнем с малого и откроем это дело. Ты ведь знаешь полковника. Когда он вернется, то потребует полного отчета.

— Понятно, — вздохнул Билл и придвинул к себе пишущую машинку.

Было уже почти половина седьмого, когда мы закончили, и я вновь смог подумать о Сюзи Лонг. Вечером мы должны были встретиться в ресторане «Омар и краб» на побережье. Из дюжины ему подобных мы предпочитали именно этот, благодаря умеренным ценам и его владельцу Фрэдди Кортелу, знавшему толк в омарах и крабах.

— Что ты собираешься делать вечером, Билл? — спросил я, убирая свой письменный стол.

Он пожал плечами:

— Наверное, потопаю домой, наскоро приготовлю обед, а затем посижу у телика, пока не захочу спать.

Чувствуя свое превосходство, я покачал головой.

— Нельзя так жить, Билл. Тебе нужно найти хорошую, добрую девушку, как это сделал я.

Он усмехнулся:

— Подумай о том, сколько я экономлю денег. Так что меня устраивает положение вещей. Пока, Дирк. — И, помахав рукой, он вышел.

Я сел в свою машину и поехал домой, в свою двухкомнатную квартиру на самой окраине района Сикомб, где жили рабочие. Припарковав автомобиль, в скрипучем лифте я поднялся на четвертый этаж. Когда я только приехал в Парадиз-Сити, то прельстился дешевизной этой маленькой, меблированной квартирки и решил, что она мне вполне подходит, хотя и мрачновата. Стены были выкрашены темно-коричневой краской, мебель была сильно потерта и неудобна, кровать скрипела, матрас весь был в заплатах.

Тогда я говорил себе, что вряд ли я буду проводить дома много времени, а квартирная плата была такой низкой, что не стоило упускать эту квартиру. Но все изменилось после того, как сюда пришла Сюзи. Она с ужасом огляделась и воскликнула:

— Как ты можешь жить в такой дыре?

Я сказал ей о небольшой плате, и это ее убедило.

— Ладно, — сказала она. — Я беру это на себя.

Через неделю, пока я жил у Билла, Сюзи, с помощью двух маляров из «Бельвью-отеля», плюс мебель, которую ей удалось раздобыть на складе отеля по бросовой цене, навела в моей квартире полный блеск. Я полюбил возвращаться домой, а Сюзи просто расцветала всякий раз, когда появлялась у меня.

Когда заходишь в квартиру, сразу упираешься в большую пустую стену. Никто из нас еще не решил, что с ней делать. Я думал повесить там книжные полки, но Сюзи хотела подыскать туда хорошую копию с современной картины. Немало времени мы провели в спорах на эту тему, и я понемногу стал сдавать свои позиции.

Когда я вошел в квартиру, передо мной уже не было пустой стены. На ней черной аэрозольной краской шестидюймовыми буквами было выведено:

ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ЭНДЖИ, А ТО!

Тот, кто написал это, должно быть, ждал меня за входной дверью. Выпад его был быстрым и точно рассчитанным. Я успел только услышать свист опускающегося на мою голову кнута, затем все поплыло, и я провалился в темноту.

Глава 2

На следующее утро в 9.45 на подкашивающихся, ватных ногах я вошел в вестибюль «Пасифик энд нэшнл бэнк», где меня встретил холодный, насмешливый взгляд мисс Керч.

— Сейчас доложу мистеру Акленду, — сказала она. — Вы ведь мистер Уоллес?

Эта старая треска начинала действовать мне на нервы.

— Вы очень любезны, мисс Керч. Вы ведь мисс Керч, не так ли?

Поджав губы, она надавила на кнопку интеркома.

— Мистер Акленд, пришел мистер Уоллес.

Горас Акленд вышел из своего кабинета, и мы обменялись рукопожатиями. На этот раз он напоминал плотно позавтракавшего епископа.

— Посидите здесь, мистер Уоллес. Мисс Керч предупредит вас, как только появится мисс Торнсен.

Я с удовольствием погрузился в удобное кресло в трех метрах от стола мисс Керч. Голова у меня просто раскалывалась, несмотря на все усилия Сюзи и принятые утром пять таблеток аспирина.

Я стал вспоминать вчерашний вечер. Когда пришла Сюзи, она обнаружила открытую входную дверь, надпись на стене и меня без чувств на полу.

Сюзи была из тех редких, всегда сохраняющих присутствие духа девушек, которые могут справиться с любой трудной ситуацией. Она перетащила меня на диван и, обнаружив у меня за правым ухом шишку размером с куриное яйцо, метнулась на кухню, сделала ледяной компресс и нежно приложила его к опухоли. Через десять минут после этого в голове у меня начало проясняться, и я смог выдавить кривую улыбку.

— Извини, любимая, — сказал я, — у меня был нежданный гость.

— Помолчи, дорогой, тебе надо лечь в кровать.

Эта идея мне понравилась. С помощью Сюзи я разделся, влез в пижаму и добрел до кровати.

— Двойная порция виски со льдом была бы сейчас как нельзя кстати, — пробормотал я, опуская разламывающуюся голову на подушку.

— Никакого алкоголя, — отрезала Сюзи, — возможно, у тебя сотрясение мозга. Я вызову врача.

— Я себя чувствую нормально. Никакого врача. Всего лишь маленький щелчок по черепу. Завтра я буду в порядке, а сейчас дай мне что-нибудь выпить.

Укоризненно вздохнув, она вышла, и я услышал, как она на кухне готовит напиток. Когда она вернулась, мне уже было немного легче, и я с удовольствием заметил, что для себя она тоже что-то приготовила. Сюзи присела на кровать и с беспокойством оглядела меня.

— Все хорошо, — сказал я. — Не смотри на меня так трагически.

Она отпила большой глоток из бокала и вздохнула.

— Ты напугал меня до смерти, Дирк. Что же все-таки произошло?

— Не забивай свою милую головку ненужными мыслями. Сейчас я работаю над одним делом, и, по-видимому, это кому-то не по душе.

Сюзи понимающе кивнула. Она уже знала, что я не могу распространяться о своей работе. Я крепко вбил в ее головку, что так принято в агентстве.

— И я не могу поинтересоваться, кто такая Энджи?

— Не можешь — и точка.

— Хорошо. Тогда я дам тебе три таблетки снотворного, и ты уснешь.

Она вышла в ванную и принесла таблетки.

— Теперь веди себя хорошо, Дирк. Тебе нужно поспать.

— Мне было бы намного лучше, если бы ты лежала рядом.

— Ни в коем случае. Прими снотворное.

Так как голова по-прежнему разламывалась, я не стал настаивать и проглотил таблетки.

— Завтра я приведу маляров, и они перекрасят стену… А как им удалось попасть сюда?

— Я думаю, они подобрали ключи.

— Хорошо. Я приведу и слесаря, пусть поставит хороший замок. Ключи будут в почтовом ящике. А теперь спи.

Наклонившись, она поцеловала меня и выпорхнула из квартиры.

Я хорошо выспался, и хотя голова все еще сильно болела, утром мы встретились с Биллом у его дома в 9.15. Каждый на своей машине, мы отправились в банк, но приехали раньше, и у меня осталось время пересесть в его машину и рассказать о событиях прошлого вечера.

— Похоже, начинаются неприятности, Дирк, — сказал он.

— По-моему, тоже. Но ведь неприятности — наша специальность.

— Что-то уж очень быстро. Кто-то, видимо, шепнул этим ребятам, что ты интересуешься Энджи. Среагировали они сразу. Но кто же мог их предупредить?

— Вот это нам и предстоит узнать.

Так как время приближалось к назначенному, я выскользнул из его машины.

— Я подам тебе знак, — сказал я и вошел в вестибюль банка.

Дождь, наконец, прекратился, я сидел в кресле, притворяясь, что читаю «Парадиз-Сити геральд», в то же время поглядывал одним глазом в сторону мисс Керч, которая то и дело отвечала на звонки, с кислым выражением лица переключая кнопки своего интеркома. Потом неожиданно она поднялась и, выйдя из-за стола, расплылась в улыбке, ставшей на несколько градусов теплее — осень вместо зимы. Я понял, что великий момент наступил. В банк вошла девушка, приветствуемая швейцаром. Она легко и быстро пересекла огромный вестибюль, и у меня было несколько секунд, чтобы рассмотреть ее.

Тонкая как спичка, плоская как доска спереди и сзади, эта тростиночка носила огромную соломенную шляпу, в которых работают пеоны на полях в Мексике. Шляпа была так глубоко надвинута, что почти совсем скрывала лицо. На ней были огромные солнечные очки, свободная темная футболка и обычные синие джинсы, которые носят во всем мире. Костюм завершался сандалиями. Ногти были не покрашены. Так могла выглядеть любая девушка-туристка на каникулах. Но как наследница миллиардов Торнсена, она была известна не меньше, чем Грета Гарбо в свои лучшие годы.

Мисс Керч уже вела ее к кабинету Акленда. Я же поспешил к Биллу.

— Этот цыпленок в соломенной шляпе и в джинсах, — сказал я. — Ты засек, когда она входила?

— Я сразу подумал, что это она. Вон ее автомобиль, впереди за две машины от нас. «Фольксваген».

— Хорошо, Билл. Я оставлю здесь свою машину. Подождем, когда она выйдет, и двинемся за ней.

Через десять минут девушка появилась. На этот раз она несла небольшой пластиковый портфель, который, несомненно, дал Акленд и в котором лежали десять тысяч долларов в крупных купюрах.

Следить за ней было совсем нетрудно. Она вела машину с нормальной скоростью и, свернув с бульвара, направилась в район порта. Повернув налево, она миновала причалы, где мирно покачивались яхты миллионеров, затем еще раз повернула и вскоре остановилась у причала, но на этот раз с утлыми рыбацкими лодками. Здесь все только начинало оживать: рыбаки спускались вниз к своим посудинам, готовясь ко второму выходу в море. Тут же за столиками юные хиппи, зевая, пили кофе.

Анджела остановила машину у свободной парковки, а Билл, проехав мимо, припарковал свой «олдс» немного в стороне и заглушил мотор. Выйдя из машины, я успел увидеть, как Анджела прошла через набережную, обходя тяжелые кары, и направилась туда, где были бары, кафе и захудалые ресторанчики. Я увидел, как она вошла в помещение, напоминавшее обветшалый склад, с облупившейся вывеской «Черная шкатулка. Дискотека, закуски, напитки».

Медленно идя за ней, я пересек набережную и остановился перед захватанной грязными пальцами стеклянной дверью. На ней было выведено:

ТОЛЬКО ДЛЯ ЦВЕТНЫХ БРАТЬЕВ.

БЕЛЫМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН.

ПОНЯТНО?

Немного поразмыслив, я решил, что еще не время совать свой нос в это осиное гнездо. Сначала надо было добыть информацию. Поэтому я вернулся к Биллу.

— Только для черных, — сказал я ему. — Подожди и проследи, сколько времени она проторчит здесь, а я попробую что-нибудь разузнать.

Я направился по набережной к «Таверне Нептуна». Я был уверен, что найду там Эла Барни. Этот предмет местного пейзажа, как всегда, прочно восседал на кнехте, держа в руке пустую пивную банку и мрачно взирая на море.

Эл Барни считался старейшиной портового района. Она заявлял, и не без оснований, что у него «ухо всегда прижато к земле». Мало было таких портовых махинаций, о которых он бы не знал. Лысый, в грязной пропотевшей рубахе и замызганных, выцветших брюках, он сидел, подпирая коленями свое огромное, переполненное пивом брюхо. Помимо сбора информации, его основным интересом в жизни было пиво и сосиски с таким кошмарно жгучим соусом, от которого во рту у любого нормального человека начинался пожар. Его пути часто перекрещивались с путями агентства «Акмэ». Детективы заливали его пивом, а он снабжал их нужной информацией.

Увидев меня, он улыбнулся своей акульей пастью и выбросил пустую пивную банку в море.

— Рад видеть вас, мистер Уоллес, — сказал он, — очень рад. Я как раз подумывал о том, что пора завтракать. — Он задумчиво уставился на меня. — Как насчет завтрака?

— Пошли в «Нептун», — пригласил я. — Я куплю тебе пива и заплачу за завтрак.

— Звучит вполне по-джентльменски.

Он «снялся» с кнехта и, переваливаясь, направился в «Таверну Нептуна». Я последовал за ним.

Внутри темного, мрачного бара Барни махнул рукой Сэму, чернокожему хозяину бара.

— Завтрак, Сэм, — произнес Барни, — да пошевеливайся.

— Да, мистер Барни, сэр, — пробормотал Сэм, одаривая меня своей добродушной, сияющей улыбкой. — А вам, мистер Уоллес? Кофе или еще что-нибудь?

Зная, какой у Сэма ужасный кофе, я отрицательно покачал головой.

— Может быть, позже, Сэм. Я уже завтракал.

Барни сел за свой любимый стол в углу. Я опустился рядом с ним.

— Как дела, мистер Уоллес? — спросил он. — Все хорошо? Выглядите вы отлично. Как поживает полковник?

Я отлично знал весь ритуал. Барни нельзя было торопить. Ему нельзя было задавать вопросы, пока он не осушит три порции пива и не проглотит тарелку сосисок.

— Полковник находится по делам в Вашингтоне, — ответил я, закуривая сигарету. — Я, как видишь, в порядке. А ты, Эл?

— Я тоже не молодею. — Барни покачал своей лысой головой. — Но я не ропщу. В следующем месяце начинается туристский сезон. — Его маленькие глазки зажглись. — Чудесные люди эти туристы. Они общаются со мной, фотографируют, угощают. Я рассказываю им истории, от которых они готовы отдать Богу душу. Ведь все любят скандальные истории.

Подошел Сэм с пинтой пива и большой тарелкой таких безобразных маленьких сосисок, которые мог состряпать разве что дьявол. Барни мгновенно закинул три из них в рот и закашлялся при этом так, что слезы подступили к его глазам. Отдышавшись, он отправил в себя полкружки пива.

— Вы не понимаете, от чего отказываетесь, мистер Уоллес. — Ничего нет вкуснее этого. Попробуйте хоть одну.

— Спасибо, не хочу.

Он отправил в рот еще три сосиски, и все повторилось сначала.

— Для пищеварения великолепно.

Он допил пиво. Сэм знал весь сценарий и уже спешил с новой порцией. Я терпеливо ждал.

Наконец, сосиски и очередная порция пива бесследно исчезли, а Барни так рыгнул, что в окнах задребезжали стекла.

— Так что же вы хотите от меня, мистер Уоллес?

— Что ты знаешь о заведении «Черная шкатулка»?

Барни поднял брови — вернее, то, что от них осталось.

— Это грязная негритянская забегаловка. Дансинг, мерзкая жратва, но пользуется популярностью.

Я ждал, пристально глядя на Барни.

— Копы туда не суются, — продолжал он. — Этот амбарчик был куплен одним негром около года тому назад и превращен в клуб. Здесь не так уж много черномазых: в основном вьетнамцы и пуэрториканцы. А в этом местечке собираются только черные и чувствуют себя как дома.

— И кто же купил эту развалюху, Эл?

Барни поскреб по горлу. Это был сигнал, который я знал. Я дал знак Cэму, у которого уже была приготовлена новая порция пива.

— От этих маленьких штучек такая жажда… А вы душка, мистер Уоллес.

— Так кто же все-таки купил этот сарайчик? — повторил я свой вопрос.

Барни отпил большой глоток:

— Один очень нехороший черный. Даже не пойму, где он раздобыл деньги. Этот сарай он снял в аренду за пять тысяч баксов на десять лет. Думаю, что деньги он взял у своего папаши, с которым мы, бывало, вместе выпивали. — Барни потряс головой и опечалился. — Но уже год, как я его здесь не вижу. Теряю хороших друзей.

— Так как же все-таки зовут владельца? — спросил я.

— Хенк Смедли. Вам лучше не иметь с ним дела, мистер Уоллес. Это мерзкий и жестокий тип. Он не любит, когда суют нос в его дела.

Я ничем не выдал своего волнения.

— А как зовут его отца?

— Джош Смедли. Он служит дворецким у этой богатой, надменной суки миссис Торнсен. Я слышал, что бедный Джош теперь не расстается с бутылкой. Ничуть его не виню. Непутевый сын, сбежавшая жена да еще эта миссис. Тут поневоле запьешь.

— Ты говоришь, что от него сбежала жена?

— Так точно, мистер Уоллес. Он сам говорил мне об этом. Вся беда в том, что миссис Смедли совсем не ладила с сыном. Это всегда был дикий, необузданный тип, а бедный Джош любит его. Они с женой всегда ссорились из-за Хенка. А когда умер мистер Торнсен, они расстались. Джош остался с миссис Торнсен, а Ханна — его жена — живет теперь с дочкой миссис Торнсен и присматривает за ней. Дочка живет отдельно от матери и имеет свой капитал. — Барни вздохнул. — Да, у этих богачей жизнь что надо. Но я им не завидую. Все эти налоги, дети, разводы — это не для меня. Мне нравится моя жизнь — никаких проблем.

— Счастливец. А о дочери ты что-нибудь знаешь?

— Говорят, она тот еще орешек. Я слышал, что, когда ей было шестнадцать лет, она начала жить с Хенком. Но я вам ничего не говорил, мистер Уоллес. Это только сплетня. Этим многие девушки любят заниматься. В наше время все было по-другому. Теперь такие нравы.

Неожиданная догадка промелькнула на его лице.

— Вы интересуетесь Энджи Торнсен, мистер Уоллес?

— Меня больше интересует Хенк Смедли.

— Понятно, мистер Уоллес. Будьте осторожны с ним. Он опасен: необуздан и порочен.

— У Энджи был брат, Терренс. Ты о нем что-нибудь знаешь?

Барни посмотрел на свою пустую тарелку, грустно улыбнулся, затем вопросительно посмотрел на меня. Намек я понял.

— Вперед, Эл.

— Ведь это мой завтрак и ленч, — пробормотал Барни, подавая сигнал Сэму, который тут же принес полную тарелку сосисок и пинту пива.

— Человек моей комплекции должен поддерживать силы, мистер Уоллес. — Опять три сосиски исчезли у него во рту. Он прожевал их, оценил вкус и одобрительно кивнул. — Так о чем вы спрашивали меня, мистер Уоллес?

— Что тебе известно о Терренсе Торнсене?

— Очень немного. Он не ладил с отцом, потом ушел из дому и снял комнату в районе порта. Это старый грязный дом под названием «Брэкерс». Вам не захотелось бы иметь с ним ничего общего. Это было года два тому назад. Говорят, он здорово играл на пианино. Я, правда, никогда не слышал. Работал он в «Дэд-Энд клаб» у Гарри Рича. Его стали тогда называть Терри Зейглер. Я слышал, что с его приходом доход клуба сильно возрос и Гарри здорово ценил его. Все эти свингующие сопляки были без ума от его игры и валили туда валом. Терри играл каждый вечер с девяти часов вечера до двух ночи, но ни с кем не разговаривал — только играл. Месяца три тому назад он вдруг исчез, и с тех пор его никто не видел, хотя ходил слух, как будто Хенк старался переманить его к себе. Но это была бы сенсация, если бы Зейглер стал играть в «Черной шкатулке». Так что это выдумки. Нет, сэр. Непохоже.

Я решил, что уже пора возвращаться. Мне не хотелось, чтобы Барни почувствовал, как я нуждаюсь в информации. Поэтому я достал бумажник, вынул двадцать долларов и отдал ему со словами:

— Держи ухо к земле, Эл, насчет Хенка, Терри и даже Энджи.

Он вновь выдал мне свою акулью ухмылку и схватил купюру движением, которым ящерица хватает муху.

— Вы знаете, где меня найти, мистер Уоллес. Я буду слушать, что говорят…

— Пока, Эл.

Я подошел к Сэму, оплатил счет и вышел наружу. Утро не прошло даром.

Я нашел Билла там, где и оставил, сидящим в автомобиле. Он жевал резинку и вытирал платком свою потную шею. Я скользнул на сиденье рядом с ним.

— Ну что, она вышла?

— Минут десять тому назад. Я не знал, следовать ли за ней или ждать тебя. Она вышла без портфеля и направилась в город.

— Хорошо. У меня тоже кое-что есть. — И я рассказал ему о разговоре с Барни.

— Значит, придется кое-куда проехать, но сначала выпьем пива.

— Нет, сначала поедем в «Брэкерс», — возразил я, — а затем будет пиво.

— Я так и знал, — сказал Билл, вытирая платком лицо.

Мы нашли «Брэкерс» на одной из маленьких улочек. Это был типичный жилой дом, населенный рабочими, которые днем уезжали в город и обслуживали богатых людей. Дом был обветшалым, с облупившейся краской. Его окружала куча мелких магазинчиков, торговавших всем: от рыбы до лифчиков. По узенькой улице сновали вьетнамцы, пуэрториканцы, несколько негров, а также престарелые белые женщины с корзинками в руках.

С трудом найдя место для автомобиля, мы вышли и направились к входу в дом.

— Подожди здесь, Билл, я поговорю с уборщиком.

Я нашел его тут же на первом этаже. Он держал метлу так, словно она колола ему руки. Это был высокий полный человек в грязной фуфайке и еще более грязных брюках. Опершись на метлу, он следил за моим приближением.

— Я ищу Терри Зейглера, — сказал я с «полицейским» выражением лица.

— Очень хорошо, ищите себе на здоровье. У меня есть работа. — И он вновь начал мести.

— Где он живет?

Он остановился, взглянул на меня и спросил:

— Вы что, полицейский?

— Он мне нужен, так как ему привалило наследство.

Он перестал помахивать метлой. Теперь в его лице проявился интерес.

— И большое?

— Точно не знаю: мне не сказали.

— А что я за это получу?

— Пять баксов, если поможешь.

Он почесал свою волосатую руку и продолжал усиленно размышлять, навалившись всем весом на ручку метлы.

— Говорите — Терри Зейглер?

— Да.

— Он года полтора снимал комнату наверху. Платил регулярно, никаких историй у него не было. Работал днем и ночью. Два месяца тому назад он уехал. Он предупредил меня, что выезжает, заплатил за квартиру, кинул два чемодана в свой «олдс» и исчез. Больше я его не видел.

— Он не сказал, куда поехал?

— Нет, да я и не спрашивал. Люди уезжают и приезжают.

— Значит, говоришь, «олдс»? А номер не запомнил?

Мне казалось, что от этого куска сала не будет никакого толку, но последний мой вопрос вызвал даже проблеск интеллекта на его жирном лице.

— Еще бы я не запомнил такой простой номер. Если хотите, можете записать: РС 10001.

— В его квартиру кто-нибудь въехал?

— Да, уже через два часа после его отъезда въехала девчонка. Она еще заплатила за два месяца вперед.

— Кто она?

— Долли Джильберт. Во всяком случае, она себя так назвала. Я о ней ничего не знаю. Знаю только, что работает ночью. — Он вновь зашуршал своей метлой, а я решил, что нужна «смазка», чтобы развязать ему язык. Я достал бумажник, извлек из него банкнот в пять долларов и показал ему.

Увидев деньги, он вновь остановился:

— Это мне?

— Да, если будешь более разговорчивым. Мне нужно найти Зейглера. Наверняка кто-нибудь здесь знает что-нибудь о нем, а?

— Возможно. — Он вновь почесал руку. Я почти слышал, как ворочались мысли в его голове, пока он что-то соображал. — Вам, конечно, лучше всего было бы встретиться с мисс Ангус. Она бы могла вам рассказать о Зейглере. Она жила напротив него. Это была очень милая дама лет под восемьдесят: она делала у него уборку, время от времени готовила ему и всякое другое. Женщина она была добрая, всем помогала, но больше всего любила поболтать с людьми. Мисс Ангус и со мной болтала. Да, я думаю, она бы могла вам что-нибудь рассказать о Зейглере.

— А почему могла бы, — спросил я. — Она что, тоже уехала?

Уборщик нетерпеливо пожал плечами, не спуская глаз с купюры, так что мне пришлось расстаться с ней. Он осмотрел ее, поцеловал и сунул в карман своих засаленных брюк.

— Конечно, уехала — ногами вперед. Через три дня после отъезда Зейглера.

— Что значит ногами вперед?

— Когда я подметал на этаже у мисс Ангус, я заметил, что дверь ее квартиры открыта. Я вспомнил, что не видел ее уже пару дней, и вошел внутрь. Мисс Ангус лежала на полу мертвая. Я сообщил копам, и они занялись этим делом. — Он снова почесался. — Не люблю, когда мне задают дурацкие вопросы и вообще пристают. Я ничего не мог им сказать. Тогда они решили, что ее пришил какой-то наркоман из-за денег. Он ударил ее по голове, а потом перевернул вверх тормашками все в комнате. Уж она-то, наверное, знала, куда уехал Зейглер. Она часто говорила со мной о нем. Сосед ей очень нравился. Не может быть, чтобы он уехал, не сказав ей ни слова. На него это не было похоже. Вот и все. Может быть, я могу еще что-нибудь для вас сделать?

— А квартиру мисс Ангус кто-нибудь занял?

— Пока нет. Она сняла ее на три года и въехала со своей мебелью. Ее делом занимается какой-то адвокат. Как только он закончит, квартиру сразу сдадут.

— А что это за адвокат?

— Какой-то еврей. Он ко мне тоже приходил.

— А как его имя?

Мусорщик вновь почесал руку, подумал, затем проговорил:

— Его зовут Солли Льюис.

Я понял, что он больше не сможет сообщить мне ничего интересного.

— Хорошо, благодарю, — сказал я. — Может быть, я приду еще с пятидолларовой бумажкой.

Он удовлетворенно кивнул.

— К вашим услугам, сэр. Приходите, когда будет нужно.

Я спустился в вестибюль, вышел и направился к Биллу, который, прислонившись к машине, невозмутимо жевал резинку.

— Мы продвигаемся вперед, — сказал я. — Разузнай адрес адвоката Солли Льюиса. Я скоро вернусь.

Я зашел в подъезд и поднялся на лифте на последний этаж. Там было всего две квартиры. На двери справа висела табличка:

«Мисс ДОЛЛИ ДЖИЛЬБЕРТ»

Я нажал на кнопку звонка, подождал, потом нажал снова, подумав, что в это время дня, а было уже 17.50, Долли должна была бы встать. Лишь после третьего звонка дверь со скрипом открылась.

Передо мной стояла девушка лет двадцати, блондинка с вьющимися волосами. Размалеванное лицо, сжатый в черточку рот говорили о ее образе жизни. На ней был накинут халат, распахнувшийся спереди. Кроме розовых трусиков, на ней ничего не было. Она оглядела меня и улыбнулась приветливой улыбкой проститутки, которая знает, зачем к ней могут прийти.

— Прости, дружок, я сейчас занята одним парнем. Зайди через пару часов.

— Что же мне делать? Болтаться здесь два часа? — спросил я, дружелюбно улыбаясь. — А мой приятель сказал, что тут без осечки.

Я смотрел мимо нее на большую, довольно комфортабельную комнату со старомодной мебелью. В другом конце комнаты была дверь, которая, по-видимому, вела в спальню. Дверь была приоткрыта.

— Я бы с удовольствием, — сказала она, — но сейчас…

Из спальни донесся грубый голос:

— Скажи этому сопляку, чтобы он убирался. Иди сюда и скорее начнем. Ты думаешь, я буду с тобой здесь весь этот чертов день?

Девушка перестала улыбаться:

— Послушай, этот парень бешеный. Заходи позже. — И она перед самым моим носом захлопнула дверь.

По интонации я догадался, что голос, донесшийся из спальни, принадлежал негру. У меня мелькнуло подозрение. «Бешеный», — сказала девица. Я спустился в лифте на первый этаж и подошел к Биллу.

— Ну что, узнал адрес?

— Да, он есть в телефонной книге. Дом 67 по Сикомб-роуд.

— Хорошо. Послушай, Билл. Через некоторое время из подъезда выйдет один черный. Проследи за ним. Я оставлю тебе машину на случай, если он на колесах. Будь с ним до конца. Мне почему-то кажется, что это Хенк Смедли.

— А ты?

— А я поеду и побеседую с Солли Льюисом.

Увидев проезжающее мимо такси, я остановил его и забрался внутрь.

Глава 3

Контора Солли Льюиса была расположена на последнем этаже обшарпанного здания. Она состояла всего лишь из одной комнаты, но с претензией на порядочный офис: видавший виды письменный стол, еще более потертый картотечный шкафчик и пишущая машинка, стоящая на маленьком столике. Было видно, что печатал сам владелец конторы.

Он сидел за письменным столом, листая какую-то тонкую папку. Без воодушевления оглядев меня, он поднялся мне навстречу. Это был мужчина среднего роста, лет тридцати пяти, с густой темной шевелюрой и бородой, которая закрывала почти все лицо. Одежда его была довольно-таки поношенной, а сам он — таким худым, что можно было подумать, что он ест раз в неделю.

— Чем могу быть вам полезен? — спросил он и протянул мне руку.

Пожав ему руку, я достал бумажник и протянул ему свое служебное удостоверение.

Он указал мне рукой на единственный пустой стул, который казался таким древним, что я с дрожью опустился на него.

Он тоже сел и изучил мое удостоверение, затем поднял на меня глаза, в которых засветился интерес.

— Итак, мистер Уоллес, рад с вами познакомиться. Я, конечно, слышал о вашем агентстве. Что же привело вас ко мне?

— Насколько мне известно, вы занимаетесь делами покойной мисс Ангус.

Он опешил:

— Верно, я ее доверенное лицо.

— Говорит ли вам что-нибудь имя Терренса Торнсена или Терри Зейглера?

Он кивнул:

— Терри Зейглер. Да, конечно.

— Я пытаюсь найти его. Так как мисс Ангус была с ним дружна, я надеялся, что она могла бы мне помочь в этом, но она, к несчастью, мертва, и мне пришло в голову, что она когда-нибудь что-нибудь говорила вам о нем.

Поглаживая свою бороду, Льюис внимательно разглядывал меня.

— А зачем вы его разыскиваете?

— В агентство «Акмэ» обратились с просьбой разыскать его. Мне неизвестно, кто клиент. Мне просто велели найти его.

— Выходит, что мы с вами занимаемся одним и тем же делом, — сказал Льюис, откинувшись на спинку стула. — Мисс Ангус завещала все свои деньги и имущество Зейглеру. Документы у меня, но я не могу закончить это дело, пока не найду Зейглера. До сих пор мне это не удалось.

— Но, насколько мне известно, мисс Ангус жила в очень стесненных условиях. Она убирала его комнату. Откуда у нее деньги, которые она оставила по завещанию?

— Ее имущество оценено в сто тысяч долларов, свободных от налогов. — Льюис не скрывал легкой зависти в голосе. — Мисс Ангус была эксцентрична. Она не тратила деньги, а копила их. С трудом мне удалось убедить ее не прятать деньги дома по конвертам, а положить их в банк. К счастью, она это в конце концов сделала.

— Да, у нее, должно быть, был сильный характер. А вы уверены, что она положила деньги в банк?

— Да, я проверял. Она открыла счет в «Пасифик энд нэшнл бэнк» за четыре дня до смерти. Я разговаривал по этому поводу с управляющим банком мистером Аклендом. Теперь нужно только найти Зейглера.

— И какие меры вы предприняли?

Он устало улыбнулся:

— Обычные в данном случае: объявление в газете, сообщение в полицию, в бюро пропавших без вести. Все, что было можно, я сделал, но за два прошедших месяца никаких следов Зейглера не обнаружил.

Он наклонился вперед и с надеждой посмотрел на меня.

— Но теперь и вы подключились к поискам, и это вселяет в меня надежду. Если уж вы не сможете его найти, то кто же?

— Ну а если его нет в живых, кому достанутся деньги?

— Если он умер после смерти мисс Ангус, то деньги перейдут к одному из его родственников. Но у меня должна быть полная уверенность в его смерти.

Еще один тупик.

В офис я вернулся на такси, включил кондиционер, сел за письменный стол и принялся за рапорт. Я как раз заканчивал его, когда вошел Билл с гримасой на лице.

— Проклятье, — простонал он, падая в кресло. — На улице нечем дышать.

— Какие новости?

— Твои подозрения подтвердились. Этот здоровенный черный козел вышел, залез в белый «кадиллак» и уехал. Я сел ему на хвост, и он привел меня в «Черную шкатулку». Там он вылез, вошел внутрь, а через несколько минут оттуда вышел паренек и куда-то отогнал «кадди».

— Расскажи мне немного об этом громиле.

— Он, видно, из отчаянных, можешь не сомневаться: рост под 190 сантиметров, маленькая голова на широченных плечах, мускулы как налитые, размером с крупные апельсины, двигается легко, как танцор, руки — как окорока. На вид опасный, как кобра. Вот так-то, Дирк. Не нужно было даже наводить справок, это, безусловно, Хенк Смедли.

Я посмотрел на часы. Прошло уже около двух часов, с тех пор как я простился с Долли Джильберт. Пора было навестить ее снова. Я отдал свой рапорт Биллу.

— До скорой встречи, Билл.

Я вышел на улицу, сел в машину и направился в «Брэкерс».

Она, видимо, ждала меня, так как дверь открылась, едва я дотронулся до звонка. Она стояла на пороге, приветствуя меня блудливой улыбкой.

— Входи, мой красавец, — сказала она. — Извини за задержку, но ты сам видел: тогда я не могла.

Я вошел в просторную гостиную, и она заперла дверь.

— Послушай, золотко, я немного тороплюсь, так что не будем терять время. Моя такса — пятьдесят долларов, и сразу начнем. Согласен?

Заглянув предварительно на кухню и в маленькую ванную и убедившись, что мы в квартире одни, я прошел за ней в спальню, в которой она стояла возле кровати, недоверчиво глядя на меня.

— Вы чего-то испугались, мистер?

— Нет, мне нужно поговорить с тобой, Долли.

Взяв ее за руку, я повел ее назад в гостиную.

— Извини, бэби, но это не то, что ты думаешь.

Я предъявил ей свое удостоверение и сел в обшарпанное, но удобное кресло. Некоторое время она рассматривала его, затем подошла ко мне и бросила его мне на колени.

— Проваливай отсюда, легавый, — хрипло сказала она.

— Мне кое-что нужно узнать. — Я дружески улыбнулся. — Получишь сто баксов. И не говори, что тебе не нужны мои деньги.

Она смотрела на меня, раздумывая, затем протянула руку.

— Покажи деньги.

Я вынул бумажник, нашел стодолларовую купюру, показал ей и, сложив пополам, зажал в кулак.

— Ну так что, поговорим?

Она уселась на стул возле меня. Халат на ней распахнулся, и показалось обнаженное тело, но оно не вызвало у меня никаких эмоций. Она была стройная, с привлекательной грудью, плоским животом, темными волосами на лобке, но выглядела она дешевкой, что было неудивительно, учитывая ее образ жизни.

— О чем будем говорить?

— Я ищу Терри Зейглера.

В ее глазах появилась тревога.

— А почему ты думаешь, что я могу тебе в этом помочь?

— Я не знаю. Просто я его ищу. Мне сказали, что ты въехала в эту квартиру через два часа после его отъезда. Я просто подумал, что это он сказал тебе, что квартира освобождается, и ты можешь знать, куда он отсюда поехал.

— И за это я получу деньги, братишка? — Она глубоко вздохнула. — Тогда давай их.

— Сначала выкладывай, что знаешь, и получишь деньги. Он предупредил тебя, что покидает это место?

— Нет, я это узнала не от него. У меня много друзей повсюду, а с Терри мы знакомы не были.

Чтобы немного ее разговорить и сделать более откровенной, я разжимал и сжимал кулак, как бы невзначай показывая ей стодолларовую купюру.

— Итак, ты не знаешь, где я могу найти Терри Зейглера?

— А что, у него неприятности? Он действительно собрался очень быстро, как будто был чем-то напуган.

— Не в этом дело. Ему завещаны большие деньги, и я должен найти его, чтобы вручить наследство.

Ее глаза расширились:

— И много денег?

— Я не знаю. Так ты знаешь или не знаешь, где я могу найти этого Терри?

Она покачала головой:

— Нет, дружок, я этого не знаю. И подумать только, что этот придурок получил наследство. Ах, если бы мне кто-нибудь оставил деньги!

«Неужели еще один тупик?» — подумал я.

— А почему ты назвала Терри придурком?

— Я видела его пару раз. Он никогда не открывал рта, только таращился на меня, как будто наступил на что-то. Но на пианино играл как бог. Я думаю, что он либо чокнутый, либо наркоман.

— Ты в самом деле, Долли, думаешь, что он наркоман?

— Откуда, к черту, мне знать? Большинство ребят здесь сидят на игле. Но я этим не занимаюсь. Мне нужно зарабатывать деньги.

Я наклонился к ней и протянул сто долларов.

— Хорошо, спасибо, ты все же мне помогла. А теперь последний вопрос. Хенк Смедли часто бывает у тебя?

Она отпрянула от меня, как если бы я ее ударил, затем вскочила на ноги. Лицо ее приобрело пепельно-серый оттенок.

— Убирайся! — завизжала она. — Я тобой сыта по горло. Пошел вон!

За двадцать пять лет работы детективом я перевидал много испуганных лиц, но никогда ни у кого не видел такого испуга на лице, как у этой маленькой трясущейся шлюхи. Испуга? Нет, скорее ужаса.

Я понял, что от нее уже ничего нельзя добиться, так как она была близка к истерике. Я вышел из квартиры, спустился на скрипящем лифте и пошел к тому месту, где припарковал машину.

Когда я вернулся в агентство, то увидел Билла, сидящего за письменным столом. Он жевал резинку и перечитывал мой рапорт. Я рассказал ему о встрече с Долли.

— Послушай, Дирк. Я не понимаю, почему ты так интересуешься Терри Торнсеном? Ведь мы должны…

— У нас нет никакой ниточки, и нам не за что зацепиться. У меня предчувствие, что Терри может вывести нас на правильную дорогу. Я хочу найти его и поговорить с ним.

— Но ведь раньше ты считал, что нам нужно как следует заняться Хенком Смедли?

— Вначале мне нужен Терри.

Он пожал плечами:

— Хорошо. Ты старший. Что будем делать дальше?

— Отправляйся домой и обо всем забудь. А я еще кое-что добавлю к рапорту, а затем тоже пойду домой и завалюсь спать. Один.

— У тебя все в порядке, Дирк?

— Иди домой, Билл. — Я махнул ему рукой.

Когда я через час открыл дверь, которая была заперта на два новых замка (ключи я обнаружил в почтовом ящике), в нос мне ударил запах свежей краски. Надпись была закрашена, и в доме был полный порядок.

Ну что за девушка! Я закрыл дверь, позвонил в «Бельвью-отель», где мне сообщили, что Сюзи занимается группой туристов и ее не будет в течение двух-трех часов. Так что я даже не сумел ее поблагодарить.

На следующее утро я пришел на работу рано. Вскоре появился и Билл.

— Ну, как спалось? — спросил он; впрочем, он и не ожидал, что я отвечу.

— Я хочу, чтобы ты все разузнал об «олдсмобиле» с номером РС 10001. Это нужно сделать быстро и основательно.

— Хорошо.

Он ушел. У Билла, так же как и у меня, в городе было много связей, в том числе и приятель в отделе регистрации автомобилей.

Тем временем я закончил рапорт, вложил его в папку и отправился в комнату Гленды Кэрри. Она только что вошла и просматривала утреннюю почту.

— Привет, Гленда, — сказал я. — Я по делу Торнсенов.

Она откинулась на спинку стула:

— Есть что-нибудь новенькое?

Я рассказал ей все, что удалось выяснить. В заключение я сказал:

— Похоже, что эта Анджела Торнсен платит кому-то в этой «Черной шкатулке». Либо Хенку Смедли, либо кому-то еще. Я этого пока не выяснил. Не вижу возможности обойтись без встречи с Анджелой или Хенком. Был бы очень полезен Терри, но его пока не удается обнаружить. В этом деле, чтобы добиться результата, нужно время.

— Видишь ли, Дирк, миссис Торнсен платит три тысячи долларов в день за расследование. Тебе, я думаю, надо отправиться к ней, рассказать, в какой стадии находится расследование, и спросить, хочет ли она продолжать его. Может быть, она не захочет. Прозондируй ее реакцию, Дирк.

В этом был смысл. Я вернулся к себе. В 10.20 я позвонил в резиденцию Торнсенов и узнал голос Смедли.

— Это мистер Уоллес, — сообщил я. — Позовите, пожалуйста, миссис Торнсен.

— Вы из детективного агентства?

— Да.

— Миссис Торнсен нет дома. Она вернется поздно вечером.

Я поблагодарил его и повесил трубку. Через пару минут мне в голову пришла замечательная идея. Я тотчас же решил ее осуществить. Нацарапав Биллу записку и оставив ее на его столе, я спустился вниз, сел в машину и поехал в резиденцию Торнсенов. Так как миссис Торнсен не было дома, мне представлялась замечательная возможность поговорить с Джошем Смедли…

Мне пришлось подождать шесть минут и позвонить три раза, прежде чем он открыл дверь.

— Извините, мистер Уоллес, — пробормотал он. — Миссис Торнсен нет дома.

Отодвинув его плечом немного в сторону, я протиснулся в вестибюль.

— Это ты мне уже сказал. Мне нужно поговорить с тобой, Джош.

Он отступил, да у него и не было другого выхода. Когда я вошел, он закрыл входную дверь.

— Извините, мистер Уоллес, я занят, — проговорил он, немного растерявшись.

— Пойдем к тебе в комнату, Джош, — предложил я, крепко беря его за локоть. — Мне нужно задать тебе несколько вопросов.

Он несколько мгновений неуверенно смотрел на меня, но потом двинулся по длинному коридору и, наконец, вошел в большую комнату с четырьмя креслами, кроватью, шкафами. В конце комнаты была дверь, которая, как я понял, вела в ванную. Смедли жил с комфортом.

— Я бы не отказался выпить, Джош. Налей мне виски.

Поколебавшись, он подошел к бару, достал бутылку «Катти Сарк», щедро плеснул в стаканы и вернул бутылку на место. Через его плечо я увидел ровный ряд пустых бутылок на верхней полке бара. Трясущейся рукой он протянул мне стакан, затем крепко стиснул свой и опустился в кресло рядом со мной.

— О чем вы хотели со мной поговорить, мистер Уоллес? — спросил он, приложившись к стакану, как бы ища у него поддержки.

— Миссис Торнсен наняла меня, Джош, чтобы я выяснил, кто и почему шантажирует ее дочь. По-моему, ты бы мог мне немного помочь. Ты знаешь все, что здесь делается, так ведь, Джош?

— Я служу Торнсенам более тридцати лет, — сказал он задумчиво.

— Расскажи мне, что за человек был мистер Торнсен. Ведь разговор останется между нами, клянусь тебе, но для меня это очень важно.

— Мистер Торнсен умер.

— Я знаю это. Что это был за человек?

— Он был нелегкий человек, крепкий орешек, — сказал Джош после долгой паузы. — Наверное, человек и должен быть таким, если он занимает такое важное положение. Со мной он тоже был крут, хотя платил хорошо.

— А на детей эта его крутость распространялась?

— На мистера Терри да, но не на Анджелу. Он хотел, чтобы мистер Терри участвовал в его бизнесе, и не мог терпеть, когда тот садился играть на пианино. Отношения между ними очень обострились, и мистер Терри ушел из дому. — Он с улыбкой смотрел куда-то в пространство. — В этом доме все были несчастны, и мистер Терри ушел. Потом все было хорошо, вплоть до смерти мистера Торнсена. Потом новое несчастье. Дочь и мать не ужились вместе, и Анджела ушла из дома, перейдя жить в коттедж. Моя жена тоже не ладила со мной и перешла к мисс Анджеле. Сейчас она обслуживает ее в коттедже.

— Ведь дети Торнсена росли на твоих глазах. Какого мнения ты о Терри?

Смедли хмуро уставился на свой пустой стакан.

— Мистер Терри был хорошим мальчиком. Мы с ним очень сдружились. Он часто заходил в мою комнату и разговаривал со мной. Мальчик интересовался моим прошлым, моими родителями. Он очень переживал, что наши отношения с женой расстроились, и говорил, что не может больше жить с отцом. Как только мистер Торнсен уезжал в контору, Терри отправлялся в музыкальную комнату и часами играл на рояле. Он был настоящий гений. Он не знал нот, но ему достаточно было услышать мелодию, как он тут же ее воспроизводил. Отец не разрешал ему брать уроков, но они ему были совершенно не нужны. Он просто играл. Когда уходил, это было года два назад, он зашел ко мне в комнату и пожал мне руку на прощанье. Я был так этим растроган, что схватил его руку и поцеловал, а когда он ушел, долго плакал.

— У тебя в стакане уже пусто, Джош, может быть, повторим?

Он с трудом поднялся и заковылял к бару.

— Вам тоже налить, мистер Уоллес?

— Нет, спасибо, мне достаточно.

Он вернулся с новой порцией виски.

— Ну, а мисс Анджела, как ты находишь ее?

— Когда она была ребенком, мистер Уоллес, она со мной дружила, но когда подросла — все изменилось. Она меня невзлюбила. Немало яда в наши отношения добавила моя жена. Нет, мы с мисс Анджелой плохо уживались.

— А с братом она дружила?

Он кивнул:

— Они были очень близки. Когда были вместе, на них было приятно смотреть. Но когда он ушел из дому, она переменилась, как будто солнце закатилось в ее жизни. После смерти мистера Торнсена она перешла жить в коттедж, захватив с собой мою жену. С тех пор я ее не видел.

Он осушил свой стакан и вздохнул. Я увидел глубокую печаль на его посеревшем лице.

— Мистер Торнсен умер неожиданно год назад?

— Нельзя сказать, что так уж неожиданно.

— Что ты имеешь в виду, Джош?

— Он был горячий человек, вспыльчивый, а сердце у него было слабое. Доктора много раз предупреждали его. Но он всегда делал по-своему.

— Тебе из-за этого было трудно с ним?

— Не мне, я знал его много лет, но некоторые люди…

— Некоторые люди легко выводили его из себя?

— Да, это точно.

— Он с ними ссорился?

— Нет, не ссорился, потому что ему надо было вести с ними дела. Он умел делать деньги.

— Но он частенько мог вспылить?

— Да. С ними, со мной, даже с…

— Даже с мисс Энджи?

— Только один раз, из-за мистера Терри.

— Когда это было, Джош?

— В тот день… — Он вновь потянулся к стакану.

— Ты слышал, как они ссорились? Мисс Энджи повышала на него голос?

— Я не подслушиваю, до меня доносятся только голоса. Я слышал, что она произнесла имя мистера Терри, довольно громко. После этого ушла.

— Ты говорил об этом коронеру?

— Он меня не спрашивал. Это был чисто семейный разговор. Зачем мне было говорить об этом?

— Я разыскиваю Терри. Очень важно, чтобы я его нашел. Ты можешь мне помочь?

Смедли покачал головой:

— Я бы очень хотел, но не могу, мистер Уоллес. Мне бы очень хотелось увидеть его снова и поговорить с ним, но с тех пор, как он уехал, я ничего о нем не слышал.

— Я объясню тебе, почему так важно, чтобы я с ним встретился. Одна старая леди оставила ему сто тысяч долларов. Это некая мисс Ангус. Ее убили. Но пока я не найду его, он не получит этих денег. Сто тысяч долларов, Джош.

Я подождал его реакции.

— Старую леди? — спросил он, глядя на меня.

— Да. Убийца, должно быть, знал, что она хранила деньги в своей квартире в «Брэкерсе», где жил Терри. Убийца искал деньги, но опоздал. За несколько дней до убийства она отнесла их в банк, где они теперь ожидают Терри.

— Я в самом деле не знаю, где он, мистер Уоллес.

Я поднялся и направился к двери.

— И последнее, — сказал я. — Твой сын Хенк заправляет делами в дискотеке «Черная шкатулка». Верно?

Он вздрогнул и откинулся на спинку стула.

— Верно, мистер Уоллес, — ответил он тихо.

— Когда я пришел сюда впервые и разговаривал с миссис Торнсен, ты позвонил сыну и сообщил ему о моем визите, так?

Он ничего не ответил. Глаза его были прикрыты, а стакан слегка дрожал в руке.

— Так или нет? — рявкнул я.

— Я разговариваю с сыном каждый день, — пробормотал он.

— Так ты говорил ему обо мне?

— Мой сын интересуется всем, что здесь происходит, — ответил он после длительной паузы.

— Ладно, Джош, — проговорил я, не собираясь продолжать этот разговор. Теперь я знал, что Смедли сообщил сыну, что меня наняли следить за Анджелой, и Хенк тотчас же отреагировал, размалевав мою стену и подкрепив впечатление ударом нагайки.

Я ушел, но Смедли был настолько взволнован, что, по-моему, даже этого не заметил.

Вернувшись в агентство, я увидел, что оставленная мною записка так и лежит на столе у Билла. Сев за стол, я написал отчет о своем разговоре с Джошем Смедли. Когда я заканчивал его, было уже пятнадцать минут второго, и я почувствовал, что проголодался. Билл появился в тот самый момент, когда отчет лег в досье Торнсенов. По его лицу было видно, что он вернулся не с пустыми руками.

— Как насчет того, чтобы перекусить? — спросил я, вставая из-за стола.

— Отлично! Могу проглотить слона!

Мы спустились в ресторан за углом, недалеко от Трумэн-Билдинг, и заказали бараньи котлеты в сухарях с жареным картофелем и пиво. Обслужили нас мгновенно. Едва мы вытянули под столом ноги, как появились две огромные котлеты с целой горой жаренного по-французски картофеля. Котлеты, правда, были не мягче древесины, но мы их разжевали, потому что были голодны.

— Выкладывай свои новости, Билл, — сказал я, налегая на котлету.

— Этот «олдс» перерегистрирован на имя Хенка Смедли месяца три тому назад. Как тебе это нравится?

— Очень нравится, — ответил я, пережевывая хрустящий картофель. — Что еще?

— Есть и многое другое. Узнал, например, адрес Хенка: Сигров-роуд, 56, в районе Сикомб. Там я тоже был и кое-что успел обнаружить. У Хенка гнездышко на последнем этаже. Выглядит вполне прилично. Я зашел в отделение полиции и потолковал с Томом Лепски. Я сказал ему, что мы интересуемся Хенком Смедли. Поскольку Тому нечем было заняться, он кое-что мне рассказал. Оказывается, копы все знают о Хенке. Том показал мне его досье. Неприятности Хенка начались уже с двенадцати лет: воровство, изнасилование, избиение малолетних — настоящий хулиган. Потом вдруг он исправился. Лепски подозревает, что за этим что-то кроется, но не знает что. Они следят за домом, но ордера на обыск получить у прокурора не могут. Вот так-то, Дирк.

— Отлично сработано, Билл. — И я, в свою очередь, передал ему мой разговор с Джошем Смедли, который вроде бы мало что добавлял к делу — лишь кое-какие сомнения, намек на след, по которому надо идти.

В то время как Билл строчил свой рапорт, я еще раз перечитал досье Торнсенов. Было уже 16.15, и я подумал, а не возвратилась ли домой миссис Торнсен. Решив попытать удачи, я поехал к дому Торнсенов.

Моросящий дождь прекратился, и из-за туч выглянуло солнце. Мне повезло. Припарковав машину за воротами виллы, я пошел по дорожке к дому и увидел вдруг в небольшой уединенной беседке миссис Торнсен. Она пила чай. Когда я подошел, она окинула меня холодным высокомерным взглядом.

— А мне казалось, мистер Уоллес, что я просила вас позвонить, прежде чем являться с визитом.

— Я звонил, но вас не было. Вот я и приехал.

Рядом с ней стоял стул, на который я и сел.

— Так что же? — Она отодвинула наполовину выпитую чашку с чаем и продолжала пристально меня рассматривать.

— Мое начальство поручило мне информировать вас о ходе расследования и спросить, желаете ли вы, чтобы оно было продолжено.

Она поморщилась:

— Каковы же результаты?

— Вы наняли меня, чтобы я выяснил, кто шантажирует вашу дочь. Я видел, как она забирала деньги из банка, и проследил ее обратный маршрут. Она направилась в район трущоб на побережье, вышла из машины и зашла в дискотеку «Черная шкатулка», где оставалась минут десять-пятнадцать, после чего вышла, но уже без денег.

Миссис Торнсен словно окаменела.

— «Черная шкатулка»? Что это за заведение?

— Это ночной клуб только для черных. Белых туда не пускают.

— И тем не менее, вы говорите, моя дочь вошла туда?

— По-видимому, она передала кому-то в клубе десять тысяч долларов. Это не значит, что она связалась с черномазыми, миссис Торнсен.

— Как это можно объяснить?

— Возможно, у них существует какой-нибудь фонд помощи нуждающимся неграм, и это просто благотворительность. Точно не могу сказать. Но наверняка знаю, что этот клуб принадлежит Хенку Смедли, сыну вашего дворецкого.

И вновь она будто превратилась в камень. Я против воли восхищался ею. Она была потрясена, но быстро овладела собой. Минуты три сидела молча, пристально разглядывая свои красивые руки.

— Хенк Смедли, — наконец вымолвила она, не глядя на меня. — Да, конечно. Он раньше работал в нашем саду. Я замечала, что у них с дочерью дружеские отношения. Он часто играл с ней. Она любила дурачиться и прикидываться простушкой, а Хенк, который был на десять лет старше, поощрял ее проказы. Я даже пожаловалась тогда мужу, и после этого Хенк перестал ходить сюда. Некоторое время Анджела, кажется, скучала без него, но потом это прошло. — Она тяжело вздохнула. — И вот теперь оказывается, что они встречаются и она дает ему деньги. Какой ужас!

— Да, это выглядит так, но быть может, на деле все иначе.

— Я должна обсудить это со своим дворецким!

В ее голосе слышалась ярость, и она пристально посмотрела на меня.

— Было бы лучше, миссис Торнсен, если бы вы сначала поговорили со своей дочерью.

— С Анджелой? — Она горько улыбнулась. — Дочь не будет со мной разговаривать. Она ненавидит меня.

— Здесь есть свои трудности, мадам, — сказал я. — Я не хочу зря тратить ваши деньги. Все зависит от вас. Если вы хотите, то агентство продолжит расследование или закроет дело.

— О каких трудностях вы говорите?

Мне совершенно на данной стадии расследования не хотелось упоминать о ее сыне.

— Хенк очень опасен, миссис Торнсен, — проговорил я. — Мне хотелось бы выяснить, что делается в этом клубе. Полиция пыталась, но безрезультатно. Если мне удастся обнаружить что-нибудь незаконное и порочное, я упрячу этого малого за решетку. Итак, решайте.

Взгляд ее стал жестким, даже жестоким, и она произнесла:

— Ничто мне бы не доставило такого удовольствия, как узнать, что этот подонок угодил за решетку. Очень хорошо. Мне безразлично, сколько это будет стоить. Я хочу, чтобы расследование было продолжено.

— У меня будет только одно условие, мадам, — безразлично сказал я, вставая. — Прошу вас ни о чем не говорить ни с вашим дворецким, ни с вашей дочерью. Надеюсь, вы поняли меня?

— Поручаю вам отправить этого подонка в тюрьму, — проговорила она, и на этот раз ее голос дрожал. — Я поручаю это вам, и вы будете за это отвечать.

На этом я и покинул ее.

Глава 4

Я сидел в своем автомобиле у ворот резиденции Торнсенов, слушая, как нескончаемый дождь барабанит по крыше машины, и еще раз по крупицам восстанавливал все детали разговора с миссис Торнсен. Во всяком случае она дала «добро» агентству на продолжение расследования. Так как это стоило ей недешево, я решил, что она должна получить хоть что-то за свои деньги.

Наконец я включил зажигание и медленно поехал вдоль высокой ограды, опоясывающей поместье. Как я и ожидал, дорога сворачивала направо в узкую аллейку, по которой я и поехал. Ограда была все еще видна. Я надеялся, что аллея приведет меня к коттеджу, где жила Анджела Торнсен, и не ошибся.

Оставив машину на влажной травянистой обочине и надев дождевик, я пошел по бетонированной дорожке, пока не увидел коттедж. Он был небольшим, примерно на три спальни и одну гостиную. Перед ним стоял обшарпанный, видавший виды ржавый «жук», тот самый, на котором она ездила по городу.

Я подошел к двери. Так как крыльца с навесом не было, дождь поливал меня, пока я названивал в звонок. Наконец дверь отворилась, и я увидел перед собой высокую, коренастую и сильную негритянку, которая оглядела меня с ног до головы, а затем спросила хриплым голосом:

— Что вам угодно, мистер?

— Мне нужна мисс Анджела Торнсен, — ответил я, разглядывая ее в упор.

— Ничего не получится мистер. Мисс Анджела незнакомцев не принимает.

Я достал удостоверение и сунул ей под нос.

— Меня она примет, — добавил я «полицейским» голосом, не терпящим возражений. — Пропустите меня, я весь промок.

Она пробежала глазами по раскрытому удостоверению, еще раз взглянула на меня и, проговорив, словно отрезав, «ждите», захлопнула дверь перед моим носом.

Так вот она какая — Ханна Смедли! Я пожалел старого Джоша. С такой запьешь — ничего удивительного.

Я стоял под дождем и ждал. Время тянулось очень медленно. Через пять минут я вновь придавил пальцем кнопку звонка и держал ее. Внутри кто-то зашевелился, дверь распахнулась, и на пороге показалась миссис Смедли.

— Войдите, снимите плащ и вытрите ноги: за вами некому убирать.

Сняв макинтош и шляпу, с которых текла вода, я вошел в просторную гостиную, хорошо обставленную, с креслами и большим телевизором. Всю обстановку я только бегло окинул взглядом и сосредоточился на девушке, которая сидела в кресле и пристально меня разглядывала. Теперь на Анджеле не было темных очков и скрывавшей ее лицо шляпы. Свет из окна падал прямо на нее.

Я немного опешил, и было от чего. Когда я спросил ее мать, не дружит ли ее дочь с молодыми людьми, она ответила буквально следующее: «Вряд ли. Не могу себе представить, чтобы какой-нибудь приличный парень заинтересовался Анджелой. Как я уже сказала, она некрасива».

Что это? Материнская ревность? Я посмотрел на девушку. Она напоминала кинозвезду Одри Хепберн, когда та впервые появилась на экране: тот же классический овал лица с правильными чертами, каштановые волосы, серьезные темно-карие глаза. Возможно, фигура была тощей, но, взглянув на ее лицо, вы обнаруживали, что она вполне соблазнительна.

— Извините за вторжение, мисс Торнсен. Я надеюсь, что вы могли бы помочь мне в одном деле.

Она улыбнулась и указала на кресло:

— Надеюсь, что смогу, мистер Уоллес. Присаживайтесь, пожалуйста. Чаю или кофе?

— Спасибо, не хочу, — сказал я, присаживаясь.

— Вы частный детектив? — Она держала в руках мое удостоверение.

— Именно так, мисс Торнсен.

— Ваша жизнь, должно быть, полна приключений. Я читала много книг подобного рода.

— Жизнь частного детектива, мисс Торнсен, совсем не такая, какой ее описывают в книгах. Значительную часть времени приходится просиживать в машинах или пытаться разговаривать с людьми, которые этого не хотят.

Она вновь улыбнулась:

— Итак, вы пришли ко мне. Разрешите узнать, почему?

— У меня задание разыскать вашего брата. — Я внимательно наблюдал за ней, но улыбка ее не исчезла. Она даже казалась заинтересованной.

— Моего брата? Терри?

— Да. Видите ли, одна старая леди завещала ему деньги, и, пока мы его не найдем, деньги останутся в банке. Вот этим я и занимаюсь.

— Вы говорите, что какая-то старая дама оставила Терри деньги?

— Да, мисс Торнсен.

— Очень мило с ее стороны. И кто же она?

Мое лицо приняло траурное выражение.

— Вот вам и проза моей работы. Шеф велел мне только найти Терри Торнсена, так как ему оставлены деньги. Ее имя мне не назвали. Знаю только, что вашему брату оставлено сто тысяч долларов. Вот мне и приходится наводить повсюду справки.

Она подалась вперед на своем кресле.

— Вы говорите — сто тысяч долларов?

— Да, это верно, мисс Торнсен.

Она вновь откинулась на спинку кресла и улыбнулась:

— Как мило.

— Для него — прекрасно, — заметил я. — Но его надо сначала найти. Вы можете мне в этом помочь?

— К сожалению, нет. Я уже много месяцев не видела брата.

— Может быть, он писал вам или звонил?

— Нет. — Улыбка на лице сменилась грустным выражением. — И это доставляет мне глубокую боль, мистер Уоллес. Раньше мы были очень близки с братом.

Я не мог понять, говорит ли она правду, но если лгала, то делала это с большим мастерством.

— Может быть, вы знакомы с каким-нибудь его другом, который мог бы мне помочь? — предположил я.

Она печально покачала головой:

— К сожалению, я не знаю его друзей.

— Вы, должно быть, знаете, что он играл на пианино в «Дэд-Энд клаб», а потом неожиданно исчез.

Глаза ее немного расширились — это можно было счесть выражением удивления.

— Нет, мне это неизвестно.

— Итак, вы не можете мне помочь?

— К сожалению, нет. Оставьте мне вашу визитную карточку, и, если я что-нибудь услышу о Терри, обещаю позвонить вам.

Я поднялся:

— Был бы вам очень признателен, если бы вы это сделали. Просто обидно. Такие деньги лежат в банке, а ваш брат, возможно, нуждается в них и ничего об этом не знает.

Она кивнула и тоже поднялась.

— Действительно, обидно.

В заключение я подкинул ей вопрос, чтобы окончательно определить, говорит ли она правду или артистически лжет. Внимательно глядя на нее, спросил:

— А вы случайно не знаете, где бы я мог найти Хенка Смедли?

Если бы не мой пристальный взгляд, я бы мог и не заметить едва уловимое движение ее глаз и легкую напряженность безмятежной улыбки. Я знал наверняка, что теперь она кое-что заподозрила. Небольшая пауза и вновь улыбка:

— Хенка Смедли? Удивительно. Вы имеете в виду того чернокожего мальчугана, который когда-то работал в нашем саду?

— Да, мисс Торнсен, — решил я ей подыграть в роли простака. — Хенк, сын миссис Смедли. Вы не знаете, где его можно увидеть?

— Не знаю. Мы давно его не видели, ни я, ни его мать.

Теперь я знал, что она лгала и делала это очень умело. Такие мастера мне раньше не попадались. Анджела легко могла бы меня одурачить, если бы я своими глазами не видел, как она входила в этот вертеп «Черная шкатулка».

Я тоже решил играть до конца и удивленно пожал плечами.

— Похоже, что вашего брата нелегко будет разыскать. — Я окинул ее своим жестким «полицейским» взглядом. — Но мы будем стараться, мисс Торнсен. Когда наше агентство за что-нибудь берется, оно не отступает, пока не доведет работу до конца. Вам, наверное, будет интересно узнать, когда мы найдем вашего брата. — Я улыбнулся. — Я обязательно дам вам знать.

Оставив ее неподвижно стоящей посреди гостиной, уже без улыбки, я прошел в коридор, надел макинтош, нахлобучил свою шляпу и направился по бетонированной дорожке к своей машине.

Итак, мать назвала свою дочь отставшей в развитии и некрасивой. Эта особа двадцати четырех лет оказалась изощренной лгуньей, каких я никогда раньше не встречал. Какого дурачка она пыталась из меня сделать! Если бы я не спросил ее о Хенке, у меня не было бы ни малейшей возможности уличить ее во лжи и я бы поверил всему, что она говорила.

Сев в машину и тронувшись с места, я подумал: что она теперь предпримет? Свяжется с братом? Или с Хенком? А может, вообще ничего не предпримет?

Я развернул машину и выехал на шоссе.

Приехав в агентство, я нашел Билла потеющим над пишущей машинкой: он отстукивал двумя пальцами свой рапорт. Я рассказал ему о своей беседе с Анджелой и подвел итог:

— Да, это еще тот характерец. Она великолепно умеет лгать. У нее стальные нервы, она сексапильна, притворяется, что не знает, где ее брат, и, не моргнув, заявляет, что уже много лет не видела Хенка Смедли.

— Мне все же непонятно, почему ты так рвешься найти брата, — сказал Билл. — По-моему, главная фигура здесь — Хенк.

— Возможно, ты и прав, — ответил я, пододвигая к себе пишущую машинку, — но у меня есть подозрение, что ключевая фигура все-таки Терри. Возможно, я и ошибаюсь. Давай-ка займемся этими отчетами.

Было где-то 19.20, когда мы закончили отчеты и положили их в досье Торнсенов.

— Что дальше? — спросил Билл.

— Пойдем в итальянский ресторан, — предложил я. — А потом я собираюсь поговорить с Хенком Смедли.

Билл наклонил голову набок.

— Уж не собираешься ли ты наведаться в их клуб?

— Как раз это я и собираюсь сделать.

— Отлично, я пойду с тобой.

Я открыл ключом нижний ящик своего письменного стола, достал револьвер 38-го калибра, проверил его и заткнул за пояс брюк.

— Захвати и ты свою пушку, Билл. Может быть, пригодится.

Но Билл, открыв ящик своего стола, извлек всего лишь пару кастетов. Он надел их на руки и любовно осмотрел.

— Раз ты берешь револьвер, Дирк, мне он уже не нужен.

— Эй, но ведь эти железки запрещены!

— Точно, запрещены, — согласился он, раскладывая кастеты по карманам. — Но ничего нет удобнее, когда готовишься к драке с черными.

Я пожал плечами, потому что знал, что ударом кулака Билл мог свалить мула, а с этими смертельными игрушками он мог завалить и слона.

— Мне нужно позвонить, а потом отправимся, — сказал я.

Я позвонил в «Бельвью-отель» и, к счастью, застал Сюзи на месте. Она запыхалась. В трубке слышны были голоса людей, стоявших возле ее конторки.

— Только одно слово, любимая. Спасибо за новые замки и стену. Ты чудо!

— Под стать тебе, мой герой. Держись подальше от неприятностей. Встретимся в среду. — И она повесила трубку.

Мы с Биллом спустились вниз. Дождь все еще моросил. Мы подъехали к ресторану Лючиано, где мне с большим трудом удалось втиснуть свою машину.

Я часто обедал там, и Лючиано, приземистый и необычайно толстый итальянец, радостно приветствовал нас. Пожав друг другу руки и обменявшись парой ничего не значащих слов, мы пошли за ним к столику в дальнем углу. Час был ранний, и ресторан был почти пуст.

— Твое фирменное блюдо, Лючиано, — попросил я, садясь за столик.

— Для вас самое лучшее, мистер Уоллес.

Он принес простого итальянского вина, разлил по бокалам и удалился.

— Если мы выберемся живыми из этой дискотеки, — сказал Билл, — то что будем делать дальше?

— Мы пойдем туда как представители «Акмэ». Я попрошу позвать Хенка. Если к тому времени там не будет скандала и если Хенк выйдет, я спрошу его, не сможет ли он помочь нам отыскать Терри. Теперь ты видишь, как к месту вошел в наше расследование Терри Торнсен?

Билл почесал в затылке.

— Да, я понимаю, — с сомнением произнес он.

— Ты спрашиваешь, что мы будем делать потом. Это будет зависеть от поведения Хенка. Я сомневаюсь, что он скажет нам что-нибудь. Затем мы приклеимся к Анджеле и будем следить за ней с утра и до ее отхода ко сну.

Билл понимающе кивнул. Такую работу он любил.

— Думаешь, из этого что-нибудь выйдет?

— Точно не знаю, но попробовать надо.

Появился Лючиано, неся большое блюдо спагетти, украшенное жареным осьминогом, кусочками цыплят и креветками. Он поставил на стол кувшинчик с соусом, издававшим аромат чеснока и помидоров, и подогретые тарелки.

— Для вас — все самое лучшее, мистер Уоллес. — Лючиано весь сиял.

Мы принялись за еду, так как оба здорово проголодались. Когда все было подчищено, мы блаженно откинулись назад и посмотрели друг на друга.

— Ну что, готов к драке, Билл? — спросил я.

— После такой еды, — ответил он, — я готов сражаться хоть с морской пехотой.

Было всего 20.15. Жизнь в «Черной шкатулке» начиналась позднее.

Я доехал до побережья, нашел стоянку, и остаток пути до дискотеки мы проделали пешком. Когда мы подошли к двери клуба, я вытянул револьвер, а Билл опустил руки в карманы. Широко распахнув дверь, мы вошли в большую комнату, вдоль стен которой стояли столики, в углу был бар, а в центре помещения натертый до блеска пол, на котором, по-видимому, танцевали. В воздухе отчетливо ощущался запах табака, приправленного марихуаной.

Как я и предполагал, танцы еще не начались, но негры уже стали собираться. За некоторыми столиками парни и девушки пили пиво. Трое музыкантов — один с трубой, другой с саксофоном и ударник — разместились на возвышении. Все вместе имело вполне респектабельный вид.

Когда мы вошли, мгновенно воцарилась полная и гнетущая тишина. В ту же минуту огромного роста негр выдвинулся из тени и преградил нам путь. Видно было, что он наделен недюжинной силой.

— Вы что, ребята, читать не умеете? — спросил он громким хриплым голосом.

— Отойди в сторону, парень, — проговорил я. — Мне нужно поговорить с Хенком.

Его налитые кровью глаза сверкнули.

— Белой мрази здесь делать нечего.

— А ты умеешь читать? — спросил я, доставая удостоверение.

Это произвело на него впечатление. Он уставился на него и, шевеля губами, читал, что там написано.

— Так ты коп, — сказал он уже не столь агрессивно.

— Послушай, парень, — рявкнул я. — Отнеси удостоверение Хенку и передай ему, что мне нужно с ним поговорить, да поживей.

Он немного постоял в раздумье, затем через всю танцплощадку прошел к двери в другом углу комнаты, открыл ее и исчез из виду.

С десяток черных неподвижно наблюдали за нами. Никто не произносил ни слова. Все явно решили, что мы полицейские.

Я не намерен был терять свое преимущество.

— Пошли, — сказал я Биллу, и мы пересекли всю комнату, пройдя в дверь, за которой скрылся тот малый. Открыв ее, мы очутились в слабо освещенном коридоре, который вел к другой двери.

Мы шли по коридору, Билл немного позади, когда дверь в конце его распахнулась. Перед нами стоял Хенк Смедли.

Билл описывал мне его раньше, но пока я его не увидел, даже не представлял себе, какой это гигант. Он был не просто высок: он был огромен, около двух метров ростом, с плечами шириной с амбарную дверь. Билл говорил, что у него маленькая голова; это было верно. Голова была маленькой, лицо безобразным, с плоским широким носом, пергаментными губами и налитыми кровью глазами. Он в совершенстве подходил для фильмов ужасов.

— Что вы хотите? — прорычал он, преграждая нам путь. Кулаки, как два окорока, были уперты в бока.

— Мистер Хенк Смедли? — мягко произнес я.

Он даже опешил от неожиданности. По-видимому, ни один белый до этого не называл его «мистер». Кулаки его разжались.

— Да, это я. Что вам нужно?

— Я из детективного агентства «Акмэ», мистер Смедли, — продолжал я тем же мягким тоном. — Я надеюсь, что вы сможете мне помочь.

Он подозрительно посмотрел на меня. Я почти слышал, как мозги ворочаются у него.

— Помочь вам? — наконец прорычал он. — Я не помогаю белым. Валяйте отсюда! Что-то здесь засмердило.

— Давай прекратим это — черномазое дерьмо, белое дерьмо, — сказал я. — Меня зовут Уоллес. Я буду называть тебя Хенком, а ты меня Уоллесом. Возможно, так мы сумеем культурно поговорить.

Этот подход его немного озадачил. Он, видимо, колебался. Его ленивый мозг не давал ему нужного сигнала: ударить меня или продолжать разговор. Он решил не двигаться с места.

— Я ищу Терри Зейглера, — почти по слогам, как ребенку, произнес я.

На это он среагировал. Он наклонился вперед и уставился на меня. Никакой Кинг-Конг не мог сравниться с ним в этот момент.

— И что вам от него надо? — резко спросил он.

Я посмотрел за его спину, туда, где стоял, прячась и прислушиваясь, тот самый парень, который первым встретил нас.

— Пусть тот парень проваливает отсюда. Разговор будет конфиденциальным.

Я намеренно старался навязать свою волю этому орангутангу. И это сработало. Он обернулся, прорычав:

— Уйди!

Парень проскользнул мимо меня и скрылся в большой комнате.

— Я пытаюсь найти Терри, потому что кое-кто оставил ему по завещанию кругленькую сумму. Очень лакомый кусочек. Пока я не найду его, все останется в банке.

Проблеск интеллекта мелькнул в его глазах.

— И сколько же?

— Что-то около ста тысяч. Точно не знаю.

— Сто тысяч!!! — воскликнул он, не сводя с меня глаз. Было видно, что деньги всегда поражали его воображение.

— Точно не поручусь, может быть, и больше. Так где мне его найти?

Темные вены вздулись на лбу, пока он что-то обдумывал. Наконец Хенк произнес:

— Что же будет, если он найдется?

— Все очень просто. Терри пойдет со мной в банк, подпишет несколько документов и получит деньги.

— Сто тысяч? — повторил он снова. — Хороший кусок.

— Конечно, но где его найти?

— Я не знаю, где он. Но можно попробовать разузнать. У меня есть связи. Насколько я знаю, в городе его нет. Иначе я бы знал.

Я чувствовал, что он врет, но нужно было терпеливо вести игру.

— Хорошо, Хенк, — сказал я. — У тебя есть моя визитная карточка. Если удастся что-нибудь разузнать о Терри и он захочет получить эти деньги, позвони мне. Идет?

— Ладно.

Хенк посмотрел мимо меня и заметил у стены Билла, раскачивающегося из стороны в сторону и жующего свою неизменную резинку.

— А это что за лилипут? — спросил он.

— Мой телохранитель. Очень полезный парень на тот случай, когда кто-нибудь лезет на рожон.

— Такой малыш? — Хенк широко осклабился. — Парень! Да он же не сдует и пены с кружки пива.

Увидев, что Билл сует руки в карманы, я быстро дал задний ход. Я хотел выбраться отсюда целым и невредимым.

— Пошли, Билл, — резко произнес я. — Так если узнаешь что-нибудь о Терри, Хенк, дай мне знать. — И, крепко взяв Билла за руку, я направился к выходу тем же путем, через дверь, танцплощадку и мрачный коридорчик, пока наконец мы не вышли на влажный, раскаленный воздух.

— Как же мне хотелось съездить по физиономии этой обезьяне, — проговорил Билл, когда мы садились в машину.

— Терпение, — ответил я, залезая вслед за ним. — У тебя еще будет такая возможность.

По дороге в город Билл задал свой излюбленный вопрос:

— Что мы делаем дальше?

— Едем домой. Я по-прежнему думаю, что ключом ко всему является Терри. Теперь мы подбросили им две приманки: Анджела и Хенк знают, что Терри может получить сотню тысяч. Уверен, что они знают, где Терри. Надеюсь, что кто-то из них свяжется с ним, и он вскоре объявится.

— Но, предположим, они все-таки не знают, где он?

— Знают, знают. Посмотрим. Встретимся на работе завтра в девять.

Билл пожал плечами:

— Как хочешь.

Я высадил Билла возле его дома, а сам поехал в «Бельвью-отель».

Сюзи нежно улыбалась мне, пока я пересекал вестибюль, направляясь к ней.

— Солнышко, может, встретимся сегодня? В любое время, — проговорил я, подходя к ней.

— Сегодня невозможно, Дирк, милый. Я буду занята до трех ночи и буду валиться с ног. Будь умницей, любовь моя. В среду, как обычно.

В это время к ней подошли двое полных пожилых мужчин и, одарив меня на прощание лучезарной улыбкой, Сюзи упорхнула с ними.

Я заковылял к своей колымаге и поехал домой. Немного посмотрев телевизор и приняв душ, я вскоре лег спать.

…Утром около девяти тридцати, когда мы с Биллом уже сидели за своими письменными столами, вдруг зазвонил телефон. Я снял трубку.

— Уоллес? — Голос Хенка нельзя было перепутать ни с чьим другим.

— Привет, Хенк, — сказал я и кивнул Биллу, который тотчас схватил отводную трубку. — Есть для меня новости?

— Да. — Короткая пауза, затем он продолжал: — Я нашел его, он хочет быстрее получить деньги.

— И где же ты его обнаружил, Хенк?

После длительной паузы он ответил:

— Неважно. Когда он может получить деньги?

— Все очень просто, Хенк, — сказал я, улыбнувшись Биллу. — Я все устрою, а потом позвоню тебе.

— Как это понимать — все устрою?

— Мне нужно связаться с банком, и они назначат время встречи. Управляющий, мистер Акленд, должен иметь подтверждение, что это Терри. Кроме того, нужно подготовить документы, которые Терри должен подписать. Вот и все. Я тебе перезвоню. — И я повесил трубку.

— Похоже, хотят надуть, — сказал Билл, также вешая трубку.

— Возможно. Вот что ты сделай. Пойди и повидай Гарри Рича из «Дэд-Энд клаб» и попроси его прийти в банк для опознания Терри. Я думаю, он мгновенно примчится, чтобы встретиться с Терри. Займись этим, а я пойду к Акленду.

Двадцать минут спустя я уже входил в кабинет Акленда. Он поднялся из-за стола, сияя доброй пастырской улыбкой, и крепко пожал мне руку.

— Как продвигается дело, мистер Уоллес? — спросил он, когда мы оба сели.

— Я знаю, что у вас лежит сто тысяч долларов на имя Терренса Торнсена, или Зейглера, которые ему оставила мисс Ангус.

— Правильно, мистер Уоллес. Но это немного странное дело. Мистер Льюис, поверенный мисс Ангус, говорил мне, что, пока он не найдет мистера Торнсена, который, кажется, куда-то исчез, деньги должны оставаться в банке. А какая связь между этим делом и вашим расследованием, мистер Уоллес?

— Я думаю, что Терри Торнсен мог бы внести определенную ясность в это дело. Его друзья сообщили ему, что он может получить такие большие деньги, и теперь, надо надеяться, он появится. Пока же о нем ничего не слышно.

— Все это очень необычно.

— А вы когда-либо встречали Терри Торнсена?

Мистер Акленд выглядел озадаченным.

— Нет, я его никогда не видел.

— Значит, если какой-то человек придет в банк и потребует сто тысяч долларов, назвавшись Терри Торнсеном, у вас не будет уверенности, что это он?

Акленд наполовину поднялся из кресла, затем сел в него снова.

— Вы считаете, что может прийти какой-то мошенник?

— А почему бы и нет? Сто тысяч долларов — это не фунт изюма.

— Конечно, нужна будет идентификация. Кто-то должен засвидетельствовать, что это он.

— Вот именно. Я думаю, что для этого лучше всего пригласить мисс Анджелу Торнсен, и если она подтвердит, что это ее брат, то все проблемы будут сняты.

Лицо его сразу просветлело.

— Очень дельная мысль, мистер Уоллес.

— Может быть, это можно организовать сегодня днем?

Он заглянул в свой настольный календарь:

— Ну… Да, можно, что-нибудь часа в три.

— Может быть, вы позвоните мисс Торнсен и попросите ее прийти? Я полагаю, она будет счастлива встретиться с братом.

— Конечно, я все готов сделать, чтобы помочь семье Торнсенов. Попробую сразу же связаться с ней.

Акленд нажал на кнопку селектора и попросил мисс Керч соединить его с мисс Анджелой Торнсен. После пятиминутного ожидания, во время которого я закурил, а он продолжал просматривать бумаги на письменном столе, раздался телефонный звонок. Акленд сразу стал слаще сахара.

— Это Горас Акленд из «Пасифик энд нэшнл бэнк». Надеюсь, я вас не побеспокоил? — Он послушал, кивнул и продолжал: — Известно ли вам, что ваш брат Терренс получил наследство в сто тысяч долларов, которые лежат на его имя в моем банке?.. Мисс Торнсен, необходимо быть уверенным, что человек, который захочет получить эти деньги, действительно ваш брат. Так как я никогда с вашим братом не встречался, мне нужно, чтобы его кто-то опознал. Не смогли бы вы прийти сегодня в три часа и подтвердить мне, что пришедший получать деньги действительно является вашим братом? — Он продолжал слушать, покачивая головой. — Да, я понимаю. Вы его давно не видели. Я понимаю, как вам будет приятно с ним встретиться. Великолепно. Тогда я буду ждать вас у себя сегодня в три часа дня. Благодарю вас, мисс Торнсен. — Он повесил трубку. Взглянув на меня, сказал: — Конечно, она будет очень рада помочь нам. Никаких проблем.

Я даже пожалел его. Горас Акленд не знал Анджелу Торнсен, как знал ее я. Вслух же я произнес:

— Прекрасно, я буду у вас в три часа.

— Да, обязательно, мистер Уоллес. — Он поднялся, наклонился над столом и пожал мне руку. — Это будет очень любопытная встреча.

— Совершенно с вами согласен. До встречи. — И я вышел.

В 14.45 я вошел в «Пасифик энд нэшнл бэнк» и одарил мисс Керч дружеской улыбкой, которая отскочила от нее, как теннисный мяч от бетонной стены.

— Мистер Акленд занят, — отрезала она.

— Хорошо. Просто скажите ему, что я пришел. — Я подошел к креслу и поудобнее устроился в нем.

Я всегда испытывал огромное удовольствие от посещения банков. Очень интересно наблюдать там за людьми. Они входят и выходят. Я видел, как толстые старухи запихивают деньги в свои сумочки. Я наблюдал, как кассиры подобострастно улыбаются каждой такой старой треске, когда она вплывает в вестибюль. «Нет, вся эта суета не для меня», — решил я.

Перед этим мы с Биллом едва успели перекусить. Он рассказал мне, что виделся не только с Гарри Ричем, но и с его секретаршей мисс Лизой Манчини, которая была подружкой Терри до его исчезновения.

— Великолепно, Билл. Хорошая проверка, и как раз вовремя.

— Никаких проблем, — сказал Билл, пережевывая бутерброд с сосиской. — Рич хочет поговорить с Терри. Он надеется убедить Терри вернуться к нему в клуб. Лиза горит желанием вновь затащить его в свою кровать. Оба готовы прийти.

— Отличная работа, Билл. Приведи их обоих в банк в 15.20. Не раньше. Мы преподнесем кое-кому сюрприз…

После десятиминутного ожидания мисс Керч наконец обратила на меня внимание:

— Мистер Акленд освободился.

Я поднялся и прошел в его кабинет.

— Итак, мистер Уоллес, — начал он после обычного ритуала с рукопожатием и епископской улыбкой. — Не часто мне приходится сталкиваться с подобными случаями. Все необходимые документы подготовлены. Я уже разговаривал с мистером Льюисом. Как только мисс Торнсен подтвердит личность своего брата, дело будет улажено.

Я закурил сигарету и удобно развалился в кресле.

Точно в 15.00 на столе у Акленда послышался зуммер.

— Пришел мистер Терри Торнсен, сэр. — Я узнал голос мисс Керч.

— Пусть войдет, — сказал Акленд и улыбнулся мне: — Это будет невероятно интересно.

— Вы уже это говорили, — ответил я.

Дверь открылась, и вошел мужчина лет двадцати пяти или около того. На нем была белая рубаха и черные брюки, заправленные в высокие мексиканские башмаки. Длинные черные волосы доходили до плеч. Он был худой, с узким, крысиным лицом и маленькими, черными, подозрительными глазками.

Сияющий мистер Акленд встал ему навстречу:

— Мистер Торнсен?

— Да, — ответил вошедший, не спуская с меня глаз. — А это кто?

— Я представляю ваши интересы, — ответил я, тоже поднимаясь со стула. — Мое имя Уоллес. Мы с мистером Солли Льюисом, который является адвокатом покойной мисс Ангус, вместе работаем по этому делу.

Он перевел взгляд на Акленда:

— Хорошо, давайте приступим. Я спешу. Где деньги?

Голос его был хриплым, и держался он настороженно и враждебно.

Мистер Акленд, наоборот, был сама любезность:

— Видите ли, мистер Торнсен, мне нужно подтверждение вашей личности, прежде чем я выдам вам деньги. — Его пастырская улыбка куда-то исчезла.

— Что вы имеете в виду?

— Мистер Акленд, к вам мисс Торнсен, — раздался пронзительный голос мисс Керч.

— Пришла ваша сестра, мистер Торнсен. Я уверен, что вы будете счастливы повидаться с ней.

Дверь открылась, и вошла Анджела Торнсен. На ней был бумажный свитер, джинсы, мексиканская шляпа и большие солнечные очки. Немного задержавшись в дверях, она прямо направилась к тому, кто называл себя Терри Торнсеном.

— Терри! — воскликнула она. — Как чудесно. Как давно мы не виделись!

— Да, — ответил мужчина. — Послушай, поговорим позже. Я хочу получить деньги и убраться отсюда.

Она утвердительно кивнула:

— Конечно, Терри. — Повернувшись к Акленду, который продолжал сиять как медный таз, она воскликнула: — Это мой брат! Пожалуйста, выдайте ему деньги. Нам с ним надо о многом поговорить.

— Конечно, мисс Торнсен. Вы подтверждаете, что это ваш брат? — спросил Акленд.

— Я же сказала «да». — Ее голос стал резким. — Нам нужно поговорить с братом.

Глубоко взволнованный, мистер Акленд подвинул через стол какой-то документ.

— Подпишите здесь, мистер Торнсен, и я устрою, чтобы вам немедленно выдали деньги. — Акленд лез из кожи, чтобы услужить Анджеле Торнсен. — Как вы хотите их получить?

— Наличными, — прохрипел длинноволосый и, схватив предложенную Аклендом ручку, нацарапал подпись в том месте, где указал управляющий банком.

В то время как он это делал, я подошел к двери и выглянул. В коридоре стояли Билл и с ним двое: мужчина и женщина. Очевидно это и были мистер Гарри Рич и мисс Лиза Манчини.

— Мистер Рич, войдите, пожалуйста, — проговорил я, давая Биллу знак задержать мисс Манчини.

Подтянутый, тщательно одетый Гарри Рич вошел в кабинет Акленда.

Акленд несколько смутился.

— Кто этот джентльмен? — спросил он.

— Это мистер Гарри Рич, владелец ночного клуба, — ответил я. — Мистер Торнсен выступал у него как пианист и был тогда известен под именем Терри Зейглера. Я счел необходимым, чтобы мистер Рич тоже опознал мистера Торнсена, прежде чем вы решитесь выдать ему деньги.

— Но ведь мисс Торнсен уже опознала его! — воскликнул Акленд.

Я повернулся к Ричу:

— Этот человек — Терри Зейглер?

Рич долго вглядывался в длинноволосого, а затем покачал головой:

— Он одет как Терри, но это не Терри. Я не знаю, кто он такой, но только не Терри Зейглер.

— Вы уверены, мистер Рич?

— Абсолютно уверен. Терри работал у меня много месяцев. Каждую неделю я передавал ему в руки зарплату. Не знаю, что вы от меня хотите, Уоллес, но я только зря потратил время. — Проговорив это, Рич удалился.

Не давая Акленду прийти в себя от потрясения, я подошел к двери и подал знак Биллу.

— А это мисс Манчини, — сказал я, когда та вошла. — Она какое-то время была близка с Терри Торнсеном, которого знала под именем Терри Зейглер.

Я повернулся к Лизе, лицо которой горело от нетерпения вновь увидеть своего возлюбленного. Она бросилась вперед, но резко остановилась, уставившись на длинноволосого, который, в свою очередь, смотрел на нее.

— Мисс Манчини, — обратился я к ней. — Вы узнаете Терри Зейглера?

Ее разочарование и возмущение, безусловно, были неподдельными.

— Этот жлоб — Терри?! Да вы что, думаете, я не узнаю Терри, если вновь увижу его?

— Вы утверждаете, что это не Терри Зейглер?

— Конечно, нет. Неужели вы думаете, что я могла лечь в постель с таким типом? — Ее голос перешел в крик: — О Господи! А я-то думала, что действительно встречусь с моим Терри. — И она расплакалась.

Последовало долгое молчание. Я смотрел на человека, который выдавал себя за Терри. По его лицу струился пот, глаза его горели яростью. Анджела Торнсен словно окаменела, спрятав глаза за большими очками. Акленд сидел как парализованный в своем кресле.

Как я и ожидал, первой пришла в себя Анджела, тотчас же попытавшаяся овладеть обстановкой. Подойдя к столу Акленда, она воскликнула:

— Мистер Акленд! Я знаю, что этот человек — мой брат. Уж не хотите ли вы сказать, что поверите показаниям владельца захудалой ночной забегаловки или этой шлюхи против моих?

«Прекрасная работа», — подумал я, видя реакцию Акленда.

— Конечно, нет, мисс Торнсен. Должно быть, произошла какая-то ошибка, — промямлил Акленд.

— Никакой ошибки не произошло! — резко оборвала его Анджела. — Эти двое не хотят, чтобы Терри получил оставленные ему деньги. Они намеренно лгут. Пожалуйста, распорядитесь, чтобы Терри выдали деньги.

Я понял, что надо выручать Акленда, а то его мог хватить удар.

— Мисс Торнсен! — отчеканил я своим «полицейским» голосом. — Мистер Акленд не уполномочен сам выплачивать деньги, оставленные по наследству. Я представляю здесь доверенное лицо, исполняющее волю мисс Ангус — адвоката мистера Солли Льюиса. Я не удовлетворен. Вы говорите, что этот человек — ваш брат, а эти двое, которые, безусловно, знают вашего брата, утверждают, что это самозванец. При таких обстоятельствах мистер Акленд не может выдать деньги, пока я не удостоверюсь, что этот человек Терри Торнсен.

Теперь она повернулась в мою сторону. Мне бы очень хотелось сорвать с нее огромные очки, закрывающие почти все лицо, но даже по дрожи ее худого тела я видел, в какой ярости она была.

— Я требую, чтобы мой брат получил деньги, — прошипела она глухим голосом, полным злобы.

— Пожалуйста, никаких проблем, — проговорил я спокойно. — Через дорогу находится «Дэд-Энд клаб». Пойдемте туда, и я договорюсь с владельцем о том, чтобы этому парню разрешили поиграть на рояле. Если он играет хотя бы как Фэст Уоллер, то пусть получает деньги, я не буду возражать. По-моему, это вполне справедливо.

Человек, выдававший себя за Терри Зейглера, вдруг вскочил и завопил:

— Я говорил этому сукиному сыну, что такой номер не пройдет! И тебе, тупая сука, говорил, что не пройдет! — И он выскочил из комнаты.

— Ну что ж, по-моему, все ясно, мистер Акленд, — сказал я, искренне жалея этого совершенно раздавленного человека, с лицом белым как простыня. — Когда Терри Торнсен появится, я вам об этом сообщу. — Затем, повернувшись к Анджеле, которая стояла как истукан, добавил: — Неплохо, мисс Торнсен, но не до конца продумано.

Она медленно повернулась.

— Я заставлю тебя об этом пожалеть, — прошипела она. — Бог свидетель, ты очень пожалеешь!

Интонация, с которой была произнесена эта угроза, не оставляла ни малейшего сомнения в ее серьезности.

— Пора бы уже повзрослеть, мисс Торнсен, и понять, что деньги еще не все в жизни, — сказал я спокойно и вышел из кабинета, сочувствуя бедному Акленду, которому придется иметь дело с этой порочной особой.

Я надеялся застать Билла на улице, но его там не было. Пройдя к месту, где оставил свою машину, я убедился, что она исчезла. Остановив такси, я поехал в агентство. У меня было что написать в отчете для досье Торнсенов.

Глава 5

Я надеялся застать Билла в бюро, но там его тоже не оказалось. Я позвонил Солли Льюису, душеприказчику мисс Ангус. Он сразу же ответил с апломбом, который должен был создать впечатление солидности и надежности клиента:

— Контора адвоката Солли Льюиса.

— Это Уоллес из «Акмэ».

— А!.. — последовала пауза разочарования, затем: — Слушаю вас, мистер Уоллес. — Голос его теперь звучал на два тона ниже.

— Вы заняты?

— Да нет, а что у вас?

— Успокойтесь, мистер Льюис, и слушайте.

Шаг за шагом я передал ему содержание спектакля, состоявшегося в банке. Солли слушал, не перебивая. В заключение я сказал:

— Как видите, мистер Льюис, на пирог мисс Ангус начинают слетаться мухи.

— Не понимаю, — проговорил он в задумчивости. — Это что же, мисс Торнсен признала в нем своего брата?

— Не будем терять времени. Я вам выложил все факты. Вы когда-нибудь видели Терри Торнсена?

— Никогда.

— Я сказал Акленду, что вы никогда не дадите санкцию на выдачу денег, если у вас не будет полной уверенности, что получает их не кто иной, как Терри Торнсен. Так?

— Деньги оставлены Терри Зейглеру, мистер Уоллес.

— По моим сведениям, — сказал я спокойно, — Торнсен и Зейглер одно и то же лицо.

— Я этого не знаю. Все, что я знаю, — это то, что деньги оставлены человеку по имени Терри Зейглер. — После непродолжительной паузы он продолжил: — А откуда у вас сведения, что Торнсен и Зейглер одно и то же лицо?

Я терпеливо объяснил ему, что, когда Терри ушел из дому и стал зарабатывать на жизнь, играя на пианино в «Дэд-Энд клаб», он изменил фамилию на Зейглер.

— Очень хорошо, мистер Уоллес, — сказал Льюис. — Тогда я могу допустить, что Торнсен и Зейглер одно и то же лицо.

— А теперь скажите мне, мистер Льюис, если Зейглер умрет или его не удастся найти, к кому перейдут деньги?

— Мисс Ангус оставила деньги только ему. Никто не сможет получить их, пока не будет неопровержимо доказано, что Зейглер — это Торнсен. Тогда деньги перейдут уже к наследникам Торнсена по действующим законам.

— Так к кому же все-таки: к матери или к сестре?

— К матери.

— Понятно, мистер Льюис. Я буду поддерживать с вами связь. Может быть, вам стоит позвонить и сообщить Акленду, что деньги должны оставаться в банке, пока вы не будете уверены в подлинности личности получателя.

— Да, конечно, я переговорю с ним прямо сегодня.

— Отлично. Я позвоню вам на днях, мистер Льюис.

Было уже 16.15, и я начал беспокоиться, куда запропастился Билл. Мне нужно было обсудить с ним новое развитие дела, и пока его не было, я придвинул к себе пишущую машинку и принялся за рапорт.

Я как раз закончил печатать, когда вошел Билл. Выдергивая последний листок из машинки, я спросил:

— Где ты был? Я уже начал было беспокоиться, жив ли ты.

— Ничего не могу сказать, пока не промочу горло, — проговорил он, с трудом опускаясь на стул. — Где я был? Я вывернулся весь наизнанку.

Я достал бутылку, отметив, что было уже 18.40, налил две порции виски, положил в них по кусочку льда и протянул один из стаканов Биллу.

— Ну?

— Когда тот парень, который прикинулся Терри, выскочил из кабинета Акленда, я увидел, что он кипит, как действующий вулкан. Сев на мотоцикл «хонда», он рванул по направлению к побережью, а я за ним, подумав, что он поедет в «Черную шкатулку», но все было не так. Он проехал эту забегаловку и устремился по Ойстер-Эли. В конце аллеи стоят три многоквартирных дома. В них живут местные рыбаки. Здесь он заглушил свою «хонду». Пока я припарковался и прошел аллею, его уже и след простыл. Мотоцикл стоял возле какого-то ветхого домишки, и я, записав номер, отправился в отдел регистрации. Все оказалось очень просто. Парня зовут Лу Джерандо, и живет он на Ойстер-Эли в доме 10, квартира 3. — Билл опять отхлебнул хороший глоток виски. — Я пошел в полицию и поговорил с Джо Беглером. Он захотел узнать, почему я интересуюсь Джерандо. Я сказал, что мне просто нужна информация и не знает ли он чего об этом парне. Джо сказал мне, что он у них на заметке, но пока на него ничего нет. Отец его был связан с мафией и погиб, когда малому было всего пятнадцать лет. Он ухаживал за своей больной матерью и перебивался случайными заработками в порту, пока мать не умерла. Они — выходцы из Сицилии, но Джерандо пока ни на чем не попадался, хотя и состоит на подозрении у полиции. Я вернулся к пристани и поговорил с парой известных мне ребят, но они тоже ничего не могли о нем рассказать. Они не знают, чем Джерандо зарабатывает на жизнь. — Билл допил свое виски. — Вот так, Дирк.

— Отличная работа, Билл, — сказал я. — Я поговорю с Элом Барни, может быть, он что-нибудь знает.

Загудел интерком.

— Дирк? — сухо спросила Гленда. — Принеси мне, пожалуйста, досье Торнсенов. — И она сразу же отключилась.

Мы с Биллом обменялись недоумевающими взглядами.

— Какая муха ее укусила? — проговорил я, беря в руки дело и направляясь к двери.

Войдя к Гленде, я положил досье перед ней на стол.

— Здесь все материалы — вплоть до сегодняшнего дня.

— Завтра утром приезжает полковник Парнэлл, — сказала Гленда. — Он захочет посмотреть это. Расследование закончено. Мне звонила миссис Торнсен и сообщила, что это дело ее больше не интересует и с сегодняшнего дня она прекращает оплату. Так что, Дирк, можешь забыть о деле Торнсенов.

Я широко раскрыл глаза:

— Значит, столько времени и усилий потрачено напрасно? — Я стукнул кулаком по досье.

Гленда улыбнулась.

— Мы хорошо заработали на этой миссис Торнсен, так что я не назвала бы это пустой тратой времени.

— Дело как раз начало принимать интересный оборот. Ну хорошо. Есть какое-нибудь новое задание?

— Это решит полковник. Он встретится с тобой завтра.

Я вернулся к себе и рассказал обо всем Биллу.

— Вот такие дела, — закончил я. — Завтра приезжает полковник и даст нам другую работу.

Я посмотрел на часы. Было 19.20.

— Все, пошли ужинать. Может быть, опять к Лючиано?

Лицо Билла просветлело:

— Блестящая идея, пошли.

В следующую минуту на моем столе зазвонил телефон. Раздраженный, я рывком снял трубку. Я был чертовски голоден и расстроен. Но все это были пустяки по сравнению с этим телефонным звонком, который перевернул всю мою жизнь.

— Дирк Уоллес, — рявкнул я в трубку. — Кто это?

— О, Дирк! — раздался женский дрожащий голос. — Это Бетт Стоуэлл.

Бетти Стоуэлл работала вместе с Сюзи в «Бельвью-отеле» и была ее ближайшей подругой. Время от времени она оказывалась в одной с нами компании: симпатичная девушка без комплексов, с постоянным парнем и надеждой иметь большую семью.

— Привет, Бетти, — сказал я и насторожился, услышав, что она плачет.

— Ради Бога, что случилось, Бетти?

— О, Дирк! Пусть Бог простит меня за то, что я должна тебе сообщить, но кто-то же должен тебе сказать. О, Дирк…

Холодный пот прошиб меня.

— Что-нибудь случилось с Сюзи?

— Да, Дирк, дорогой. Сюзи погибла.

— Что ты такое мелешь? — закричал я. — Сюзи погибла?!

— Да.

Я сидел неподвижно, прислушиваясь к звукам ее рыданий, все более утверждаясь в мысли, что это не ошибка. Сюзи была мертва! Сюзи, которую я любил, на которой хотел жениться, которая столько сделала для меня, — мертва.

— Как это случилось? — наконец обрел я дар речи.

— Извини, я не в состоянии больше говорить. Полиции все известно. — И все еще всхлипывая, она повесила трубку.

Я закрыл глаза. Сюзи мертва! Откуда-то, словно издалека, прозвучали слова Билла:

— Боже мой! Мне так жаль, Дирк. — И он вышел из комнаты, оставив меня наедине с моим горем.

Я был благодарен ему и сидел, бессмысленно глядя в пространство, думая о Сюзи, о том, что она значила для меня, и осознавая, может быть, впервые, как сильно я ее любил.

Так я сидел, может быть, минут десять, затем понемногу взял себя в руки. Как это случилось? Я придвинул к себе телефон и, набрав номер полицейского управления, попросил позвать Джо Беглера. Нас с ним связывали хорошие отношения. Он знал обо всем, что творится в городе.

— Беглер у телефона.

— Джо, это Дирк Уоллес.

— Слушай, Дирк, я сейчас сменяюсь. Может, твое дело подождет до завтра?

— Сюзи Лонг, — сказал я. — Что с ней случилось?

— Сюзи Лонг? А кто она была тебе?

— Это моя возлюбленная, Джо. Мы должны были пожениться. Вот кто она была мне.

— Боже мой! Я этого не знал, Дирк.

— Так что случилось?

— Факты таковы, — сказал Беглер. — Сегодня утром, когда мисс Лонг шла по улице, направляясь в отель, около нее остановилась машина и высунувшийся человек спросил ее, как проехать на Вестбэри-Драйв. Этот разговор слышали две пожилые женщины, проходившие в это время мимо.

Мисс Лонг подошла к автомобилю и начала объяснять. Ей в лицо плеснули серной кислотой, а машина скрылась. Эти две старухи сообщили, что мисс Лонг, закрыв лицо руками и крича, бросилась на проезжую часть, где была сбита проезжающим мимо грузовиком. Смерть наступила мгновенно.

Я почувствовал вдруг сухость и горечь во рту и с трудом сдержался, чтобы не вырвало.

Беглер, видимо, понявший мое состояние, дал мне время прийти в себя, а затем продолжил:

— Сейчас ребята занимаются этим, но пока ничего не удалось установить. Обе старушки оказались довольно бестолковыми и не смогли описать автомобиль. Одной из них показалось, что шофер был негром, другая говорит, что это ей показалось. Наши ребята расспрашивают всех, живущих в этом районе. Может быть, что-нибудь удастся выяснить.

«Водитель был негром…» Я вздохнул.

— А где она сейчас?

— В городском морге. — Пауза, затем он продолжил: — Послушай, Дирк, не надо. Мисс Стоуэлл очень помогла нам. Менеджер персонала отеля опознал труп. Мы уже сообщили отцу, который вылетел сюда и займется ее похоронами. Послушай моего совета, не старайся ее увидеть. Кислота изуродовала лицо, а грузовик доделал остальное. Не ходи туда.

— Спасибо, Джо, — сказал я и повесил трубку.

Он был прав. Я хотел сохранить в своей памяти очаровательное, сияющее лицо Сюзи, а не то, во что превратила его кислота. Решил даже не ходить на похороны. Мертвые не оживают.

Я сел и закурил сигарету. Ужасное, щемящее чувство потери начало переходить в жгучее желание мести. Так я сидел минут двадцать и наконец пришел к решению. Утвердившись в нем, я запер ящики письменного стола, выключил свет и пошел по коридору к лифту.

Приехав домой, я задержался у входной двери, разыскивая в карманах ключи. Достав их и подняв глаза, увидел полоску бумаги, приклеенную к двери. На ней мелкими буквами было выведено:

ТЕБЯ ПРЕДУПРЕЖДАЛИ, ЩЕНОК!

Полная луна лениво плыла по безоблачному небу, когда я припарковался у побережья. Перед этим дома я принял душ, надел спортивную рубашку и широкие холщовые брюки. Проверил свой банковский счет. На нем было двенадцать тысяч долларов. Эти деньги я откладывал, чтобы мы с Сюзи могли обзавестись своим домом. Сюзи больше нет — не будет и дома.

Я поставил машину и пошел по набережной, переполненной туристами, которые глазели на рыбаков.

Было 21.30. Парило, но дождя не предвиделось. Я зашел в «Таверну Нептуна». За столиками устроились несколько рыбаков. Туристы сюда не заходили. В противоположном углу на своем обычном месте с банкой пива в руке восседал Эл Барни, поглощая свои любимые сосиски. Он опустил нож и вилку, как только я подошел к его столу. На его жирном лице была скорбь.

— Я надеялся, что вы зайдете, мистер Уоллес, — сказал он. — Что-нибудь съедите?

Сэм уже спешил к нам.

— Сэм, принеси мистеру Уоллесу хороший сандвич с говядиной в сухарях. Он вам понравится, мистер Уоллес. Примите мои соболезнования, мистер Уоллес.

Я взглянул на Барни.

— Да, до нас дошла эта новость. Облить лицо кислотой! Уверяю вас, все, кто имеет здесь вес, сочувствуют вам. А я больше чем сочувствую. — Он отрезал ножом кусок мяса и положил его в рот. — Что я могу для вас сделать?

Сэм уже вернулся и поставил передо мной стакан виски со льдом и сандвич с толстым куском говядины.

— Это от меня, мистер Уоллес, — произнес он и исчез.

Я подождал, пока Барни доел свою порцию и отложил в сторону нож с вилкой.

— Мистер Уоллес, вы для меня делали много хорошего в прошлом. Я не забываю людей, которые делают мне добро. Доставьте нам с Сэмом удовольствие, съешьте этот сандвич. Когда закусишь, лучше работается и думается.

Я съел сандвич, который оказался неплохим, выпил стакан виски. Когда я зажег сигарету, я был уже больше похож на прежнего Дирка Уоллеса.

Барни, видя это, улыбнулся:

— Теперь лучше, мистер Уоллес? Я к вашим услугам.

— Эл, я должен найти подонков, которые организовали это дело с кислотой. Но сначала мне нужна информация.

Барни согласно кивнул.

— Когда я услышал об этом, я сразу сказал себе, что вы этого так не оставите. Что вы хотите знать, мистер Уоллес?

— Тебе что-нибудь известно о Лу Джерандо?

Лицо Барни окаменело, а глазки широко раскрылись.

— Джерандо? Не говорите мне, что он замешан в этом деле, мистер Уоллес.

— Может быть. Что ты о нем знаешь?

— Ничего хорошего, — ответил Барни. — Это человек Джо Валински. Он охраняет его яхту, когда Джо уезжает, водит его машину, выполняет разные мелкие поручения.

— Как ты думаешь, он связан с Хенком Смедли?

— Я думаю, да. Я видел их вместе. — Барни отхлебнул пива. — Они, во всяком случае, знают друг друга.

— А что за человек Джо Валински?

Барни поежился в кресле.

— Мистер Уоллес, вы что, хотите впутать меня в большие неприятности? О Валински я говорить не хочу. Это опасно для здоровья. — Взгляд его сделался тревожным.

Я ждал.

Он подал сигнал Сэму, который тут же появился с большой порцией сосисок.

— Могу я принести вам что-нибудь, мистер Уоллес? — спросил Сэм. — Может быть, хотите чашечку кофе или еще виски? Это все за счет заведения.

— Спасибо, Сэм. Ничего не надо, — сказал я, стараясь не показать своего нетерпения. Сэм собрал пустые тарелки и вернулся к бару.

Барни кинул три сосиски в рот, отпил глоток пива, протер свои водянистые глаза тыльной стороной ладони и оглядел меня.

— Мистер Уоллес, если я начну говорить о Валински и это станет кому-то известно, меня через несколько дней найдут в гавани с перерезанным горлом.

— Если ты сам не разболтаешь об этом разговоре, то никто ничего не узнает. Так кто же он?

Он положил в рот еще три сосиски, откашлялся, протер глаза, наклонился вперед, обдавая меня запахом перца, и сказал:

— Хорошо, мистер Уоллес, я скажу. Ни для кого, кроме вас, не стал бы этого делать, но…

— Кто такой Джо Валински? — повторил я с металлом в голосе.

— Он собирает налоги для мафии на всем восточном побережье. Каждое первое число месяца он приезжает на своей яхте и остается здесь на неделю. За это время туда привозят отчисления за разного рода бизнес: за шантаж, казино, рэкет. Вот этим он и занимается. Нет опаснее человека. Он коварен и безжалостен, как кинжал. Недооценивать его нельзя. Все здесь знают о его делах, но никто не раскрывает рта. Копам тоже все известно, но и они молчат. Ночью первого числа каждого месяца около трех часов на яхту приезжают люди Валински и привозят ему деньги, а портовые копы смотрят в это время в другую сторону. Никто не приблизится к яхте, если у него нет дела к Валински. Никто!

— А как называется яхта, Эл?

— «Гермес». За рыбацкими траулерами сразу направо.

— А Хенк Смедли тоже собирает деньги для Валински?

Барни вновь засунул в рот три сосиски. Он пережевал их и утвердительно кивнул.

Такого озабоченного лица я еще у него не видел. Решив дать ему успокоиться и не давить на него больше, я поднялся и протянул ему руку. Он ответил сдержанным, но сердечным рукопожатием.

— Я сочувствую вам, мистер Уоллес. Пожалуйста, не делайте опрометчивых шагов.

Кивнув ему на прощание, я подошел к Сэму:

— Я хотел бы заплатить.

— Мистер Уоллес, я тоже сочувствую вам, как и мистер Барни. Никакой платы. Желаю вам удачи.

Я вышел в темную душную ночь и побрел вдоль пристани. Туристы уже вернулись в свои отели. Небольшими группами стояли задержавшиеся рыбаки, разговаривая о своих делах. Тут же находились два портовых копа, бесцельно разглядывавшие траулеры. Я внимательно посмотрел на них. Эти два служителя закона прекрасно были осведомлены о рэкете Валински, и я был уверен, что им платили, чтобы они держали рот на замке. Тупые и грубые на вид, эти два ожиревших чурбана жевали резинку, помахивая дубинками.

Держась в тени, я продолжал идти, пока не дошел до яхты «Гермес». Водоизмещение в сто тонн, с удобной большой каютой, она производила впечатление своим изяществом и роскошью.

Я притаился в тени пальмы. На палубе смутно вырисовывался силуэт сидящего мужчины. Мерцающий огонек его сигареты иногда вспыхивал вдруг ярче, прорезая темноту. Других источников света не было ни на борту, ни в каюте. Я догадался, что это Лу Джерандо нес службу.

Мне нужно было о многом подумать. Повернувшись, я побрел обратно к тому месту, где оставил машину.

Я прошел мимо «Черной шкатулки». За грязными тонкими занавесками в окнах горел свет. Слышна была танцевальная музыка.

Я провел долгую бессонную ночь, думая о Сюзи, о том, как чудесно нам бывало вместе и как мы мечтали о своем будущем. В 4.00, когда мысли стали совершенно нестерпимыми, я проглотил две таблетки снотворного и скоро погрузился в тяжелый сон.

В кабинет Гленды Кэрри я вошел в 11.30.

— Поздновато, Дирк. Полковник уже спрашивал о тебе. — Она внимательно посмотрела на меня. — Что-нибудь случилось? Ты сам на себя не похож.

— Сейчас можно зайти к полковнику? — резко спросил я.

Она опять посмотрела на меня и махнула рукой в сторону кабинета:

— Зайди, он свободен.

Парнэлл сидел за письменным столом. Это был мужчина огромного роста лет шестидесяти. Мясистое загорелое лицо, маленькие проницательные голубые глаза, плотно сжатый рот — все это выдавало в нем солдата-ветерана, и не дай вам Бог забыть об этом.

— Доброе утро, Дирк, — сказал он, внимательно оглядев меня, когда я вошел в большой кабинет с окнами, выходящими на гавань. — Присаживайся.

Я сел на стул перед его столом.

— Я просмотрел досье Торнсенов. Оно довольно интересное, и ты проделал отличную работу. Что ж, миссис Торнсен отказалась от дальнейшего расследования, но это уже ее дело. Для тебя и Андерсона есть подходящее новое задание.

— Не для меня, полковник, — спокойно возразил я. — Я ухожу.

Он поднял свои большие руки и уронил их на стол.

— Как раз этого я и боялся, Дирк. Я надеялся отвлечь тебя другим делом. Я знаю о Сюзи и чертовски сожалею. Я понимаю ход твоих мыслей. Если бы я оказался на твоем месте и такое случилось с дорогим для меня человеком, я бы добрался до этих подонков.

— Вот этим я и собираюсь заняться, — сказал я.

— Ну и правильно. Бери отпуск на четыре недели и занимайся. Деньги будешь получать как обычно. Тебя заменит пока Андерсон. Ну как?

Я покачал головой:

— Спасибо, полковник. Я очень ценю ваше расположение, но ухожу окончательно. Собираюсь начать такую войну с ними, о которой вам лучше не знать. Это может привести меня в тюрьму или в городской морг, поэтому для вас и для агентства лучше быть от этого в стороне. — Я встал, еще раз посмотрел на пухлое досье Торнсенов и продолжил: — Последняя просьба, полковник. — Я поднял досье. — Оно мне понадобится.

— Ты считаешь, что в нем есть разгадка этого случая с кислотой?

— Уверен, что есть. Здесь не все факты. Вам лучше не знать всего об этом. Спасибо, полковник. Мне было очень приятно работать у вас. И мне жаль, что все так кончается.

Он тоже поднялся и протянул мне руку.

— Если выберешься целым из этой заварушки, Дирк, я всегда с радостью возьму тебя на работу.

Пожимая ему руку, я сказал:

— Не думаю, что выберусь из этой каши живым. Я собираюсь бить их в самые больные места.

— Только не делай глупостей, Дирк.

— Я собираюсь бить их по больному месту, и рано или поздно они ответят ударом на удар. Примите мою отставку, и я скажу Биллу, чтобы он занялся тем делом, которое вы хотели мне дать.

Оставив его в расстроенных чувствах, я вернулся к себе и застал Билла за письменным столом. Я сел на свое место напротив него. Мы посмотрели друг на друга, и я сказал:

— Ну, Билл, моя работа переходит к тебе. Полковник вызовет тебя. А я ухожу.

— Значит, уходим вдвоем, — ответил Билл спокойно.

Я уставился на него:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Раз ты уходишь, ухожу и я. Все очень просто.

— Зачем тебе уходить, идиот? Слушай, Билл, не усложняй все. Ты остаешься, а я ухожу.

— Когда такая чудесная девушка, как Сюзи, так трагически погибает, и это девушка моего лучшего друга, — сказал Билл тихо, — я должен быть с ним. Может быть, Дирк, тебе это и не нужно, но ты от меня не отделаешься. Уходим вместе и вместе принимаемся за этих ублюдков.

— Нет!

Он поднял руку:

— Я понимаю. Ты хочешь сказать, что мы оба можем оказаться в морге или на дне океана. Но прежде мы разворотим все их гнездо. Ты пиши свое заявление об уходе, а потом покажешь мне, как это делать, и я напишу свое. Затем пойдем к тебе и выработаем план действий.

— Нет, Билл. Я ценю это, но…

— Ради Бога! — закричал Билл. — Ты слышал, что я сказал! Или мы будем заниматься этими подонками вместе, или я займусь ими сам, без тебя.

Я посмотрел на его пылающее лицо, и комок встал у меня в горле. С ним мы могли бы сделать куда больше. Я знал, что в одиночку у меня было гораздо меньше шансов выжить.

— Спасибо, — просто сказал я. — Тогда мы вместе.

Придвинув пишущую машинку, я напечатал заявление об уходе. Затем вытащил лист и передал его Биллу, который напечатал свое заявление.

— Я пойду к полковнику, — проговорил он.

— Захвати с собой оба заявления.

Билл вышел из-за стола и положил мне на плечо руку:

— Вдвоем, Дирк, мы их доконаем.

— Ты не знаешь, на что идешь, Билл. Может, сначала лучше поговорим, а потом пойдешь к полковнику?

— Мне наплевать, на что мы идем. Я сейчас вернусь. — И, усмехнувшись, он вышел из комнаты.

Пока Билл был у полковника, я начал приводить в порядок свой письменный стол: собрал нужные для меня документы и бумаги, включая досье Торнсенов, и добавил к ним наполовину выпитую бутылку виски. Когда Билл вошел, он широко улыбался.

— Никаких проблем. Полковник немного пошумел, но потом согласился со мной. Если все закончится благополучно для нас, наша работа остается за нами.

— Будешь разбирать свой стол?

— Да там нечего разбирать. Я голоден, пошли поедим.

— Ты всегда голоден. Садись, надо поговорить.

— Дирк, когда человек голоден, как я, ему ничего не идет на ум. Будем есть и разговаривать, ладно?

Я пожал плечами:

— Хорошо. Пойдем попрощаемся с Глендой, а затем — к Лючиано.

Хотя уже было 19.30, Гленда все еще была у себя.

— Мы пришли попрощаться, Гленда, — сказал я, остановившись в дверях.

— Входите, ребята. — Она поднялась. — Хочу вам сказать, как я потрясена и расстроена всем этим. На вашем месте я поступила бы точно так же. — Она протянула нам через стол два конверта. — Здесь ваша месячная зарплата. И не спорьте. Так хочет полковник.

— Да, он человек, — сказал я, принимая конверты. — Может быть, мы еще встретимся.

— Конечно, Дирк! И еще одно. Если тебе понадобится какая-нибудь информация и если мы сможем помочь тебе так, неофициально, звони мне. Хорошо?

— Спасибо, Гленда.

Мы пожали друг другу руки и ушли. Сев в машину, мы поехали к Лючиано. Как только он нас заметил, сразу же вышел к нам из-за стойки бара.

— Ваш специальный столик, мистер Уоллес, для особо важных персон, — сказал он, пожимая нам руки.

Он повел нас к столику, стоящему в стороне от других. В это время в ресторане было еще мало народу. Когда мы сели, Лючиано печально взглянул на меня:

— Мистер Уоллес, я все слышал. Примите мои искренние соболезнования. — В глазах его стояли слезы.

Я наклонился и похлопал его по руке.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Вы верный друг.

— Что вам приготовить вкусного, мистер Уоллес? Окажите мне удовольствие, все будет за счет ресторана. Я хочу выразить вам свою глубокую симпатию. Не отказывайтесь, мистер Уоллес.

Глубокое чувство благодарности охватило меня, но я постарался взять себя в руки.

— Спасибо, — повторил я.

Лючиано тут же умчался на кухню. Мы услышали, как он начал давать распоряжения своим двум поварам.

— Да, Дирк, — произнес Билл, — у тебя хорошие друзья, — и тут же добавил: — Боже мой! Я умру с голоду!

Уже через две минуты официант принес тарелочки с крабами и корзинку с хрустящими хлебцами. Я знал, что, пока Билл не насытится, рассказывать ему о чем-то будет пустой тратой времени, поэтому ели мы молча. Официант принес бутылку охлажденного белого вина и разлил по бокалам. Я ел мало. Уж слишком перегружена была моя голова. Еда не шла в горло. Когда я увидел, что Билл прикончил своих крабов, я добавил ему еще половину своей порции. Он удивленно взглянул на меня, кивнул и принялся за мою долю. Наконец, когда он закончил, вздохнул и откинулся на спинку стула, я сказал:

— Теперь ты можешь сосредоточиться?

— А что будет еще? — спросил он, когда появился официант и забрал пустые тарелки.

— Не имею представления! — буркнул я нетерпеливо. — Послушай, Билл. У меня есть небольшие сбережения, а деньги нам могут понадобиться. Теперь мы уже ничего не заработаем. Как у тебя с деньгами?

Он весело улыбнулся:

— Никаких проблем. У меня отложено двадцать пять кусков. Все твое — мое, а все мое — твое. Согласен?

Тут подоспел официант. На этот раз на блюде лежали сочные бифштексы, половина омара и много картошки, поджаренной по-французски.

— О! — воскликнул Билл. — Теперь это похоже на настоящую еду.

Мы съели все это. Затем последовал лимонный пирог и большой кофейник кофе. Я отказался от пирога и с возрастающим интересом наблюдал, как Билл ест. Наконец он откинулся на стуле и блаженно похлопал себя по животу.

— Отлично, — заключил он. — Лучше и быть не может.

— Теперь, может быть, ты наконец заткнешься и будешь слушать? — спросил я и передал ему свой разговор с Элом Барни.

— Нам придется влезть в дела мафии. Есть еще время отказаться. Должен предупредить тебя, что это будет очень опасно.

Билл спокойно потягивал кофе.

— Говоришь, мафия?

— Да, именно так.

Он кивнул.

— Я думал об этом деле с кислотой. Мне тоже казалось, что к нему приложила руку мафия. Ну что ж, вместе мы их одолеем. Чем должен буду заняться я?

— Ты понимаешь, Билл, в конце концов, мы оба можем погибнуть. Ты все обдумал?

Долгое время он задумчиво сидел, потом улыбнулся и пожал плечами:

— Ну и что же? Умирают только раз. Вместе мы их одолеем. Так с чего же мы начнем?

— Раз уж мы будем работать вместе, лучше будет, если ты переберешься жить ко мне, в комнату для гостей. Запирай свою хибару и переезжай ко мне, хорошо?

Билл кивнул:

— Это мне подходит.

— Хорошо. Тогда иди забирай свои вещи. — Я вынул из кармана ключи от квартиры и положил их на стол. — Я приеду часа через два.

— А куда ты едешь?

— Скажу тебе позже, а пока переезжай. До скорого.

Я пожал руку Лючиано, поблагодарил его за обед, вышел на улицу и сел в автомобиль.

Я поехал прямо к дому Торнсенов. Как я и надеялся, дом был погружен в темноту. Лишь в комнате Джоша Смедли горел свет.

Припарковав машину за воротами, я пошел по дорожке, ведущей к дому. Мне пришлось нажать на кнопку звонка трижды, прежде чем дверь открылась и показался Джош, с заплывшими от пьянства глазами.

— Это вы, мистер Уоллес? — пробормотал он заплетающимся языком. — Миссис Торнсен нет дома, она в театре. Извините.

Отодвинув его немного в сторону, я вошел.

— Я хотел видеть тебя, Джош. Нам пришло время поговорить.

Он выглядел совершенно подавленным, как только может выглядеть человек, надравшийся виски и вдруг столкнувшийся с неприятностями.

— Мне кажется… — забормотал он, но я взял его за руку и потащил в комнату. На столе стояли бутылка и стакан. Джош с облегчением плюхнулся в кресло. Я плеснул в его стакан немного спиртного, затем сел, сурово глядя на старика.

— Джош, пора взглянуть фактам в лицо. Твой сын Хенк попал в беду.

Трясущейся рукой он взял стакан, но пить не стал.

— Я догадывался об этом, мистер Уоллес.

— Ты знаешь, что он связан с мафией?

Он тихо застонал, потом кивнул.

— Да, мистер Уоллес, мне известно. Я говорил с ним, но это ни к чему не привело. Он только смеется надо мной. Да, я знаю. Его ждут неприятности.

— Нет, Джош. Его не ждут неприятности, они уже к нему пришли. А знаешь ли ты, что Энджи тоже попала в поле зрения мафии?

— Мисс Торнсен? — Он кивнул и сделал маленький глоток. — Я догадывался, слышал кое-что. Она как раз связана с Хенком.

— Я знаю. Ее шантажируют?

Он вздрогнул, потом кивнул:

— Я думаю, да, но поймите правильно, мистер Уоллес, никто не знает всех дел мафии.

— Почему они шантажируют мисс Торнсен?

— Не знаю и не хочу знать.

— А Хенк знает?

— Этого я тоже не знаю. Он только сборщик денег.

— Миссис Торнсен наняла меня, чтобы я узнал, кто шантажирует ее дочь, а теперь она прекратила расследование. Ты знаешь почему?

Он сделал большой глоток из стакана и некоторое время молчал, глядя на меня мутными, непонимающими глазами.

— Так почему же? — возвысил я голос.

Он поколебался, а потом произнес:

— Кто-то напугал ее, мистер Уоллес. У меня отводная телефонная трубка, и я слышал разговор. Этот человек сказал, что, если она не прекратит расследование, он сожжет ее дом. Вот этот замечательный дом, мистер Уоллес.

— Кто же это звонил?

— Кто же еще? Конечно, от мафии. Голос, от которого мурашки пробегают по телу. Миссис Торнсен слушала, потом повесила трубку. Больше я ничего не знаю.

— А ты знаешь, что Хенку грозит пятнадцатилетний срок за шантаж? — сказал я негромко и медленно, чтобы мои слова дошли до него.

Он задрожал.

— Пятнадцать лет?

— Именно так, Джош. Пятнадцать лет. — Мне стало жаль эту старую развалину.

— Я предупреждал его, — сказал Джош, немного помолчав. — Но он только смеется надо мной. Что мне делать, мистер Уоллес? Я люблю своего сына.

— Ты в самом деле не знаешь, почему шантажируют мисс Торнсен?

— Я бы вам сказал, если б знал. Но я не знаю.

— Есть ли какие-нибудь новости о Терри Торнсене?

Мне пришлось повторить вопрос три раза, прежде чем он отреагировал.

— Я ничего о нем не слышал.

Мне больше не было смысла задерживаться, и я собрался уходить.

— Может быть, еще встретимся, Джош.

Он остался сидеть, бессмысленно уставившись в полупустой стакан.

В моем деле ничем нельзя было пренебрегать. Сев в автомобиль, я направился в беднейший квартал на побережье, где размещались ряды мелких лавок и множество ларьков, где можно было купить наркотики. Выйдя из машины, я подошел к одному из ларьков, в котором сидел то ли араб, то ли палестинец. До сих пор не знаю разницы между ними. Мне было известно, что зовут его Али Хасан и он продавал туристам наркотики. Он сидел, покуривая сигарету с травкой. Рядом с ним тут же на земле сидела его жена, которая напоминала накачанный баллон, готовый вот-вот разорваться. Хасан был низкого роста, толст и носил арабскую одежду. Он, казалось, готов был удовлетворить любые просьбы туристов.

— Мистер Хасан, — обратился я к нему, останавливаясь перед прилавком. — Меня зовут Доу. У меня к вам личное дело: это связано с деньгами. Можем ли мы куда-нибудь отой-ти и поговорить?

Он внимательно осмотрел меня своими маленькими глазками, похожими на влажные маслины, затем, поднявшись на ноги, что-то пробормотал жене, которая пожала своими необъятными плечами, и подошел ко мне.

— Все, что связано с деньгами, меня интересует, — заявил он. — Так куда мы пойдем?

Мы направились к моей машине, и он сел на сиденье рядом со мной. От него шел такой запах, что мне пришлось открыть все окна. Это помогло, но не очень.

— Мистер Хасан, — начал я. — Не будем зря терять время. Мне говорили, что вы большой специалист по взрывным устройствам. Мне нужна бомба, и я хорошо заплачу. Возьметесь за это?

Он затянулся сигаретой, не отводя взгляда.

— А кто направил вас ко мне?

— А зачем вам знать? Мне нужна бомба. Если не хотите или не можете этим заняться, так и скажите. Я найду желающих в другом месте.

— Какая бомба вам нужна?

— Что-нибудь маленькое, но большой разрушительной силы и не вызывающее пожара.

Он молча сидел, как толстый свернувшийся удав, глядя на оживленную пристань, потом кивнул:

— Это можно будет сделать, но сколько вы заплатите?

— Назовите свою обычную цену.

— За небольшую бомбочку, без пожара, большой разрушительной силы, удобную и безопасную в хранении и использовании я беру три тысячи долларов.

Он рассчитывал, что я буду торговаться, и я не разочаровал его. Мы торговались почти полчаса. Я не спешил. Наконец мы сошлись на тысяче трехстах долларах.

— Хорошо, мистер Доу, — согласился он. — Завтра вечером в это же время приходите к моему ларьку и получите свой заказ. Никаких проблем. Хорошая маленькая штучка, много шума, огромные разрушения и без пожара. Договорились?

Я вынул бумажник и отсчитал ему пять сотен в качестве аванса. Когда он спрятал деньги в бездонные карманы своего халата, я сказал:

— Мистер Хасан, у вас отличная репутация. Не вздумайте меня надуть, иначе я сумею отравить вам жизнь.

Он беспокойно улыбнулся:

— Все будет в порядке, мистер Доу.

Подождав, когда он выберется из машины, я тут же включил кондиционер, чтобы выветрился его запах, и поехал домой. Двигаясь по забитым транспортом улицам, я думал о том, что завтра ночью, на рассвете, «Черная шкатулка» навсегда перестанет существовать.

Отлично — это будет моей местью, но что бы я ни делал, Сюзи мне не вернуть никогда…

Глава 6

Когда около двадцати трех часов я позвонил в дверь своей квартиры, Билл открыл не сразу, а сначала прильнул к глазку и убедился, что это я.

— У тебя все в порядке, Билл? — спросил я после того, как он вновь запер входную дверь.

— Устроился нормально. — Он прошел в гостиную. На столе лежало досье Торнсенов. — Я просматривал это, Дирк, несколько раз. Чувствую, нам еще не раз придется к нему возвращаться. Кто-то или что-то должно всплыть.

Я сел на стул и передал ему свой разговор с Джошем Смедли.

— Мафия действует, — заключил я. — Ну что же, мы этого ожидали. Это они нагнали страху на миссис Торнсен. О Терри никаких новостей. — Я остановился, закуривая сигарету. — Теперь Хенк. Я устрою ему веселую жизнь. С его заведением я рассчитаюсь сразу. — Я рассказал Биллу о бомбе. — Затем займусь его машиной. Пусть почувствует удары судьбы. Потом дело дойдет и до его дома. Теперь, Билл, главное, чтобы Хенк не догадался, что за этим всем стою я. Потому что он тут же побежит к своим дружкам из мафии и будет вопить о помощи, и тогда они могут нами заняться.

Поднявшись, я пошел на кухню, разыскал кусок картона и крупно вывел фломастером:

ЧЕРНЫМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ККК.

Я вернулся в гостиную и показал Биллу объявление.

— Прибью на дверях клуба, и, возможно, это собьет Хенка с толку. Он не подумает обо мне, а решит, что это работа местных куклуксклановцев. То же самое прикреплю к его машине. Это немного прикроет нас.

— Понятно, — подтвердил Билл, кивая.

— Конечно, рано или поздно парни из мафии поймут, что за этим стою я, и тогда они постараются нанести ответный удар. Надо быть готовым к этому. Как только начнем, сразу же надо будет уходить в подполье. Я знаю место, где мы сможем жить. Я имею в виду, не здесь. Хорошо, Билл?

— Как ты скажешь, так и будет.

— Ну ладно, пойду спать. Бомбой я буду заниматься сам. Ты в стороне.

— Ничуть, — ответил Билл. — Куда ты, туда и я. А теперь пошли спать.

— Не хочу, чтобы ты влезал в эту работу. Это дело для одного человека.

— Двое всегда лучше одного, — подвел он черту и пошел в спальню.

Я принял душ и тоже лег. Положив руку на пустую подушку, на которой так часто покоилась головка Сюзи, я опять представил себе те ужасные минуты на улице, когда она, обо-жженная серной кислотой, крича от боли, рванулась на проезжую часть и была раздавлена грузовиком. Я не мог спать. Я лежал и вспоминал об ушедших часах близости, обо всем том, что она делала для меня, о той теплоте, которой Сюзи наполняла мою жизнь.

И только когда первые лучи солнца пробились сквозь толщу дождевых облаков, я наконец заснул, но всего лишь на час. Во сне видел Хенка, эту громадную обезьяну, и вскоре весь в поту проснулся. Посмотрев на часы, встал, побрился, принял душ и оделся.

Билл уже тоже был на ногах. На кухонном столе дымился кофе и лежали тосты, намазанные джемом.

Несколько минут мы ели молча, затем он спросил:

— Послушай, Дирк. После того как ты разделаешься с Хенком, что мы будем делать дальше?

Я покачал головой:

— Пока не знаю, сейчас у меня на уме только он один. Ни о чем больше думать не могу.

— Мне непонятно одно, — продолжал Билл, — чем заняться мне?

— Бог его знает, — нетерпеливо отмахнулся я. — Когда потребуется, будешь помогать.

Билл допил кофе.

— Ладно, пойду присмотрюсь к обстановке. К ленчу вернусь. А чем займешься ты?

— Подожду вечера, — ответил я, отодвигая чашку. — Ты мне сегодня не нужен.

— Можно я возьму машину?

— Бери, конечно. Я никуда не собираюсь. Мне остается только ждать трех часов ночи, когда закроется их притон.

— Постарайся поменьше переживать, Дирк. — И Билл вышел.

Все утро я провел за мытьем посуды и уборкой кухни. Я двигался как сомнамбула. У меня было чувство, словно во мне был воспалившийся гнойный нарыв, который необходимо было вскрыть. Этот нарыв был Хенк Смедли.

Затем я уселся в гостиной, куря сигарету за сигаретой и думая о Сюзи. Время ползло медленно. Билл вернулся только в 13.00.

— Я принес два бифштекса, — сообщил он, направляясь в кухню.

Еда меня не интересовала. Я услышал, как Билл включил духовку, и зажег новую сигарету.

Минут через десять вошел Билл, накрыл на стол и разложил по тарелкам бифштексы. Мы съели их с черствым хлебом. Еда не шла мне в горло: мозг как бы заклинило на Сюзи и Хенке.

— Я ездил на пристань, — произнес наконец Билл, покончив со своим бифштексом. — Кое с кем поговорил. Клуб Хенка закрывается в половине третьего ночи. Уходят все, никто не остается для дежурства.

— Очень хорошо, Билл, — похвалил я, отодвигая от себя тарелку с недоеденным бифштексом. — Я приеду туда в два и где-нибудь притаюсь, может быть, даже в машине. Мне нужно проникнуть внутрь, а там два этих копа.

— Мы поедем вместе, Дирк, — заявил Билл.

Я пожал плечами:

— Если хочешь, Билл. Вообще-то твоя помощь может мне понадобиться.

— О Господи! — воскликнул Билл, взглянув на меня. — У тебя полный хаос в голове.

— Я доберусь до этого черного выродка. Я хочу убить его, но этого все-таки не сделаю. Просто превращу его жизнь в ад.

— Ты мне уже об этом говорил. Ты хочешь взорвать к чертовой матери «Черную шкатулку». Хорошо. А когда ты превратишь жизнь Хенка в ад, что будем делать дальше?

— Придет время, подумаем и об остальном.

Я попрощался с Биллом и ушел.

На улице слегка моросило, но я этого не замечал. Улицы Парадиз-Сити были почти пустынны. Пока я шел, я все время представлял себе то Хенка, то Сюзи. Перед моим мысленным взором стояла Сюзи: вот она выходит из своего дома, рядом останавливается машина, ее спрашивают, как проехать, а потом — кислота. Кислотой плеснул какой-то бандит. Хенк был за рулем.

Подойдя к полицейскому управлению и постояв немного у входа, я вошел, надеясь поговорить с Джо Беглером. Первым на пути мне попался младший инспектор Чарли Тэннер.

— Дирк, прими мои соболезнования. Иди, Джо тебя примет.

Беглер вышел из-за стола и дважды крепко пожал мне руку. Он хотел выразить сочувствие, но мне оно было нужно, как лимон, выдавленный на открытую рану.

— Есть новости, Джо? — спросил я, опершись руками о его стол и наклоняясь вперед.

— Совсем немного, — ответил он, усаживаясь на свое место. — Нам удалось найти свидетеля, который живет там, где все произошло. Он все видел и даже запомнил номер машины. Она угнана. На обоих в машине были перчатки, так что следов не осталось. Водитель был негр. Вот и все, но расследование продолжается.

— Он уверен, что водитель был негр?

— Клянется в этом.

— Если больше ничего нет, Джо, то не буду тебя отрывать от работы.

Повернувшись, я вышел и опять попал под моросящий дождь. По крайней мере, я мог быть уверен, что за рулем был Хенк.

Я шел переулком и наконец вышел к пристани. Через пару минут, поравнявшись с «Черной шкатулкой», я немного замедлил шаги. В стороне стоял старый «олдс», принадлежавший когда-то Терри Торнсену, — неплохая машина.

Я пошел медленнее. Было уже 16.30. Хенк и компания, наверное, готовились к началу работы. Я взглянул в ту сторону, где стояла роскошная яхта Джо Валински. Так как поблизости было много туристов в плащах, которые тоже рассматривали яхту, я подошел и смешался с ними, чтобы не привлекать ничьего внимания.

По палубе расхаживал человек, в котором я узнал Лу Джерандо. Он посматривал на туристов, презрительно усмехаясь. «После Хенка, — подумал я, — надо заняться яхтой. Нужно будет заказать Хасану еще одну магнитную мину. За хорошие деньги он все устроит».

Я ушел уже довольно далеко. Домой я поехал на такси.

Билла не было дома. Мне предстояло убить еще несколько часов. Я сел и заставил себя расслабиться.

Билл вернулся вскоре после 20 часов. В одной руке у него был пластиковый пакет, в другой дорожная сумка.

— Давай поедим, — предложил он, ставя на пол сумки. — Я голоден.

Он пошел на кухню, а я остался сидеть на стуле. Ни голода, ни жажды я не чувствовал — только жажду мщения.

Через несколько минут Билл появился с тарелкой сосисок в руках. Он накрыл на стол и сел.

— Послушай, Дирк! — сказал он громко. — Так ведь и чокнуться можно. Давай принимайся за еду.

Я неохотно взял одну сосиску.

— Где ты был? — спросил я.

— Ходил тут недалеко. Послушай, Дирк, пора начинать работать. Покончим с Хенком сначала, может, после этого ты немного придешь в себя.

— Что у тебя в сумке?

— Все необходимое, чтобы забраться в забегаловку Хенка и чтобы разнести на куски его машину.

Я кивнул и вдруг почувствовал, что проголодался.

— Я говорил с Беглером. Копы топчутся на месте, но они отыскали свидетеля, который клянется, что за рулем сидел негр.

— Это мы и без него более или менее знаем, — сказал Билл с полным ртом. Он пошел на кухню и принес новую порцию сосисок. Мы съели их, и я посмотрел на часы. Было еще только 20.35. Господи! Как медленно тянется время!

Откинувшись на стуле, я закурил сигарету, в то время как Билл убирал со стола. Мне очень хотелось проглотить двойную порцию виски, но я удержался. Сегодня мне нужна была ясная голова. Ровно в 21.00 я встал.

— Поеду за бомбой, Билл.

— Отлично, и я с тобой. Мне нечего больше делать.

Оставив Билла в машине, я зашагал к ларьку Али Хасана. Несмотря на мелкий дождь, толпы туристов прогуливались по набережной. Прошло несколько минут, прежде чем Хасан заметил меня. Он поднялся, что-то сказал жене и подошел ко мне.

— Ну как? — спросил я.

— Все в порядке, мистер Доу. Сделано отлично. Стоит тех денег, которые вы платите.

— Давайте ее сюда, и я заплачу.

— Сейчас все будет. Все готово. Объясняю, как ею пользоваться. Все очень просто. Сверху на корпусе — тумблер. Вы поворачиваете его вправо, и через десять минут бомба взрывается. Она совершенно безопасна, пока вы не повернете тумблер. Ее можно даже уронить. Никаких проблем.

Зайдя в тень, я вынул бумажник и рассчитался с Хасаном. Пересчитав деньги, он кивнул и запихнул их под свое одеяние.

— Подождите минуту, мистер Доу. — Он отошел и вернулся с пластиковым пакетом. Пакет он передал мне.

— Повернете тумблер направо, мистер Доу, и удирайте. Через десять минут будет много шуму и большие разрушения.

— Может, мне понадобится еще что-нибудь, — сказал я. — Например, чтобы потопить стотонную яхту. Возьмешься?

Он засунул одну руку в карман, а другой почесал в затылке.

— Это будет дорого стоить, мистер Доу. Я могу это устроить, но мне придется иметь дело с одним флотским сержантом, а он берет очень дорого.

— Но ты мог бы это устроить?

— За хорошие деньги можно сделать все.

— Хорошо. Возможно, я к тебе еще приду, — сказал я и, попрощавшись, вернулся к машине. Положил пластиковый пакет на заднее сиденье и сел за руль.

— Она самая? — спросил Билл, повернув голову и глядя на пакет.

— Да, — ответил я, включая мотор. — Поедем домой и будем ждать.

— Совсем не разбираюсь в них. Она безопасна?

— Абсолютно, так что успокойся.

Дома, в гараже, я раскрыл пакет и извлек из него черную квадратную коробочку. Как Хасан и сказал, сверху находился маленький тумблер.

Билл наблюдал за мной широко раскрытыми глазами.

— Надо повернуть тумблер направо, — объяснил я ему, — и через десять минут — бух!

Положив бомбу обратно в пакет и выйдя из автомобиля, мы поднялись на лифте в квартиру.

— У нас еще пять часов ожидания, — сказал я. — Давай выпьем кофе.

— Конечно. — Билл направился в кухню.

Положив бомбу на стол и закурив, я сел. Билл вошел с кофейником, чашкой и блюдцем.

— Я хочу немного поспать, Дирк. Разбуди меня, когда надо будет отправляться.

Он исчез в своей спальне, а я выпил кофе, выкурил еще пару сигарет и начал вышагивать взад и вперед по комнате, все время поглядывая на часы. В голове у меня была единственная мысль — как превратить жизнь Хенка Смедли в такой же кошмар, в какой он превратил мою.

В 1.45 я разбудил Билла, который спал детским безмятежным сном. Я позавидовал ему.

— Пошли, — предложил я. — Нужно еще осмотреть все.

С бомбой в пластиковом пакете и картонкой, на которой был написан лозунг ККК, мы поехали в район пристани. Вновь пошел дождь, и народу было совсем мало. Несколько рыбаков возвращались от своих лодок, туристы уже давно спали. Портовых полицейских тоже не было видно. Я нашел удобное место для машины в сотне метров от «Черной шкатулки».

— Пойду посмотрю, — сказал я Биллу, выходя из машины.

Пройдя мимо клуба, я услышал звуки джаза. Боковая аллейка, как я понял, вела к черному ходу. Не спеша, я прошел по аллее и наткнулся на заднее окошко, которое было полуоткрыто. Внутри двое черных бесцельно бродили взад и вперед. Помещение выглядело как временная кухня. Один из негров снимал грязный передник, видимо, готовясь идти домой. Другой сел на стол, уплетая сосиски.

Отойдя от окна, я медленно пошел к машине.

— С обратной стороны есть окно, — сообщил я, — так что никаких проблем.

Мы молча сидели и ждали. Теперь на набережной и пристани никого не было видно. Дождь не прекращался. Когда стрелки на моих часах подползли к 2.30, в клубе стали выключать свет. Послышались голоса, и около тридцати негров, мужчин и женщин, вышли на улицу. Они, не переставая, галдели как сороки. Через пару минут они разделились на маленькие группки и стали удаляться, крича и махая друг другу на прощание.

Затем появились еще четверо высоких негров, которые, по-видимому, составляли персонал клуба. Они направились к своим машинам, припаркованным неподалеку от нашей, и уехали.

Вскоре после трех часов ночи вышел Хенк Смедли. Фигуру этого огромного орангутанга нельзя было ни с кем спутать. С ним был еще мужчина, в широкополой шляпе и белом пиджаке. Он стоял и ждал, пока Хенк закрывал двери клуба. Потом они быстро подошли к «олдсу» Хенка, влезли в него и уехали.

— Кто этот парень в шляпе? — спросил Билл. — Он же белый.

— Не знаю и знать не хочу. Пошли, Билл, пора приниматься за работу.

Мы вышли из машины. Билл достал из дорожной сумки короткий ломик и отмычку, а я нес бомбу. Меньше минуты потребовалось Биллу, чтобы открыть окно на кухню. Со мной был мощный фонарь. Я включил его и попросил Билла подать мне бомбу.

— Ею займусь я, а ты пойди и прибей к двери лозунг ККК.

Из кухни через коридор я проник в большую комнату, где находилась танцевальная площадка, и положил бомбу на стойку бара. Затем с пистолетом в руке прочесал все помещения, чтобы убедиться, что никто не спит где-нибудь в доме. Удостоверившись в этом, я вернулся в бар и повернул тумблер на бомбе вправо. Потом вернулся в кухню, вылез в окно и сел в машину рядом с Биллом.

— Думаешь, мы достаточно далеко от клуба? — с беспокойством в голосе спросил Билл.

— Я хочу видеть эту картину, — признался я, сжимая руль, устремив взгляд на клуб и думая, что это первое звено в цепи мести за смерть Сюзи. Не скрою, я был доволен.

Стрелки на часах, вмонтированных в панель кабины, ползли как черепахи. Наконец прошло десять минут. Билл обеспокоенно заерзал.

— Может, он нас надул? — прошептал Билл, когда стрелки отсчитали уже пятнадцать минут.

— Успокойся и жди! — отрезал я. Не успел я договорить, как бомба взорвалась. Удар и взрывная волна качнули нас и машину.

Передние рамы окон вылетели на набережную. Раздался треск, крыша клуба слетела. Передняя дверь, вся покореженная, с прибитым к ней лозунгом ККК валялась на земле. Послышался еще шум и грохот. Это здание развалилось на куски.

Все было кончено. Я завел мотор, и мы уехали, прежде чем успели подъехать копы и пожарные.

Я сделал то, что хотел. «Черная шкатулка» перестала существовать. С моей души свалился огромный камень.

— Ну и бомба! — изумленно сказал Билл. — А что дальше?

— Ты знаешь, где живет Хенк?

— Конечно.

— Поехали к нему и разобьем его машину.

Мы поехали по Сигров-роуд.

— Вон его дом, — сказал Билл, — направо.

Затем мы оба, вооружившись мощными тупорылыми молотками с короткими ручками, вышли из машины и направились к подземному гаражу.

Нам потребовалось меньше десяти минут, чтобы превратить машину Хенка в кучу металлолома. В то время как я бил стекла, Билл крошил двигатель. Конечно, было шумно, но кто в 4.15 обращает на это внимание. Мы вспороли покрышки, потом я фломастером написал на единственной нетронутой дверце «ККК».

— Ну что, удовлетворен? — спросил Билл, когда мы вернулись в машину и я завел мотор.

— Да, теперь я впервые за эти дни усну спокойно. Спасибо, Билл. — И я направил машину к дому.

Впервые после смерти Сюзи я спал без сновидений. Утром, когда я встал, побрился, принял душ и оделся, было уже 11.15. Билл успел приготовить завтрак, и когда мы ели, он все время кидал на меня тревожные взгляды.

— Ну, Дирк, теперь, я думаю, ты избавился от своего подавленного состояния, — проговорил он, разбивая третье яйцо.

— В какой-то мере, — ответил я. — Хенк вел машину, но был и второй человек, который плеснул в лицо Сюзи кислоту. Его-то я и должен найти.

— Хорошо. Мы до него доберемся. Нужно только хорошенько поспрашивать.

После завтрака мы с Биллом отправились на побережье. С трудом найдя место для стоянки, мы вылезли из машины и двинулись мимо торговых ларьков и рыболовных траулеров в направлении к «Черной шкатулке», или, вернее, к тому, что от нее осталось. Вокруг стояли группы любопытных туристов. Желающих подойти ближе сдерживали копы. Я заметил детектива Тома Лепски, разговаривавшего с пожарными.

— Подожди здесь, — попросил я Билла, а сам двинулся к Лепски, расталкивая по дороге толпу туристов.

— Привет, Том, — окликнул я его.

— Ты только взгляни, — проговорил он, махнув рукой в сторону остатков ночного клуба. — Ничего подобного я никогда не видел.

Мне с трудом удалось скрыть свое удовлетворение, когда я осматривал все это. Да, бомбочка оказалась на славу.

— Похоже на бомбу, — сказал я.

— Конечно, черт возьми. В нашем городе такого никогда еще не было. Мэр мечет икру. — Лепски усмехнулся. — Кто-то все-таки добрался до них. Рано или поздно это должно было случиться.

— Да, кому-то они здорово насолили, — предположил я, заметив при этом, что Лепски очень внимательно смотрит на меня.

— Тут, правда, есть ку-клукс-клановский плакат, но это, конечно, для отвода глаз. Здесь поработал кто-то, кто крепко ненавидит Смедли.

Я понимающе кивнул.

— Вполне согласен с тобой, Том. А ты видел Смедли?

— Конечно, он уже был у нас. Но это еще не все. Кто-то расколошматил его машину. Мы считаем, что это сделал тот же человек, который подложил бомбу. Смедли совсем рехнулся, умоляет нас найти того парня. — Он пожал плечами. — Мы, конечно, будем искать, но Смедли сам виноват. Он настроил многих людей против себя. — И опять подозрительный взгляд полицейского в мою сторону. — Я слышал, Дирк, ты ушел из агентства?

— Верно. Смерть Сюзи подкосила меня. Но со временем я, может быть, вернусь туда. Кстати, Том, как проходит расследование по делу Сюзи?

— Копаем понемногу. Мы нашли еще одну свидетельницу, которая описала малого, плеснувшего кислотой. Не такое уж подробное описание, но, может быть, это поможет. Это был широкоплечий парень в белом пиджаке, на голове широкополая шляпа. Ищем отвечающих этому описанию.

Я вспомнил, что Хенк выходил из клуба с человеком, носившим белый пиджак и широкополую шляпу.

Лепски продолжал пристально смотреть на меня.

— Послушай, Дирк. Хенк уже достаточно поплатился. Нам больше не хотелось бы таких неприятностей. Бомбы отпугивают богатых туристов, а новость о взорвавшейся бомбе уже распространилась. В отелях уже отменяют заказы на следующий месяц. Нам здесь не нужны бомбы. Ты понял меня, Дирк?

— А почему ты мне это говоришь, Том? Ты скажи это тому, кто бросил бомбу, если он тебя послушает.

Лепски пожал плечами.

— Делай, как хочешь, — ответил он. — Но повторяю тебе, если взорвется еще одна бомба, мы займемся этим любителем основательно, а это пятнадцать лет тюрьмы.

— Ну и скажи ему об этом. Ладно, Том, до свидания. — И я отошел от него.

Подав Биллу сигнал оставаться на месте, я зашагал по набережной к «Нептуну». Эл Барни был на своем месте и разговаривал с двумя юными туристами в огромных солнечных очках. Затем они сфотографировали его как достопримечательность, и один из них протянул Элу десять долларов. Эл схватил их и помахал ребятам вслед.

— Я смотрю, Эл, твой бизнес процветает?

— А, мистер Уоллес! Все приходит, и все уходит. — Он опустил купюру в грязный карман. — В следующем месяце будет лучше. — Он оглядел меня своими акульими глазками: — Бомба. Кто-то посчитался со Смедли!

— Эл, ты знаешь что-нибудь о широкоплечем человеке, который носит белый пиджак и широкополую шляпу?

Барни состроил гримасу:

— Это Хьюла Мински. Держитесь от него подальше, мистер Уоллес.

— А кто это?

Барни посмотрел по сторонам и, понизив голос, сказал:

— Один из молодчиков Валински. Парень — отрава.

— А где его можно найти?

— Выбросьте это из головы, мистер Уоллес. Я вам говорю — отрава.

— Где мне его найти?

Барни застонал.

— Когда он здесь, он бывает с Хенком Смедли. Он приходит сюда накануне первого числа каждого месяца и выколачивает деньги с тех, кто платит дань мафии.

— Спасибо, Эл, — сказал я, похлопав его по жирному плечу, и направился к тому месту, где меня ожидал Билл.

— Копы догадываются, что бомбы — моих рук дело, — заключил я подробный пересказ событий. — Том мне определенно намекнул на это, но доказательств у них нет.

— У копов вечно какие-нибудь теории. Итак, Хьюла Мински! Что ты собираешься с ним делать?

— Я его так придавлю, что он всю жизнь будет ездить в инвалидной коляске.

— Когда?

— Сегодня вечером. Часов в семь мы наведаемся к Хенку и подождем.

— Может получиться горяченькое дельце.

— Хорошо, пусть будет горяченькое.

— Ты возьмешься за Мински, а я займусь Хенком, — сказал Билл. — У меня давно на него руки чешутся.

— Решено, Билл.

Вернувшись домой, Билл возбужденно начал ходить по гостиной, в то время как я курил и размышлял.

Зазвонил телефон, и я поднял трубку.

— Мистер Уоллес? — послышался женский голос.

— Да, это я. Кто говорит?

— Я секретарь мистера Валински, — сообщил мне голос: резкий, металлический голос женщины неопределенного возраста. — Мистер Валински хотел бы побеседовать с вами. Не смогли бы вы прийти в отель «Спэниш Бэй» в пять часов? Я встречу вас в холле и провожу в его номер. — На том конце повесили трубку, прежде чем я успел сказать хоть слово.

Я повесил трубку и обо всем рассказал Биллу. Он только тихо свистнул в ответ. Мы оба прекрасно знали, что значит «Спэниш Бэй» — самый роскошный и дорогой отель на восточном побережье.

— Да, живут же люди. Ты пойдешь?

— Пойду, — ответил я.

Без нескольких минут пять я уже входил в богато обставленный вестибюль «Спэниш Бэй».

Там все было как всегда: пожилые постояльцы отеля пили чай и болтали. Это было место только для богатых. Два официанта возили по залу тележки с булочками и пирожными. Покупателей у них хватало.

Звонившая мне женщина ждала около столика портье: высокая, с волосами цвета воронова крыла, с изумрудными глазами. Не красавица, но очень сексуальна. Казалось, будто от нее исходит какое-то излучение. Она была в белом: короткий жакет, великолепно сшитая юбка. Она выглядела на миллион долларов.

Подняв руку с тонкими, длинными пальцами, она направилась ко мне.

— Мистер Уоллес? Я Сандра. Просто Сандра — так все меня зовут.

— Привет, Сандра, — сказал я, рассматривая ее роскошную фигуру. Здесь было все, что только мог пожелать мужчина: высокая грудь, узкая талия, великолепные бедра и длинные ноги. — Так в чем дело?

— С вами хочет побеседовать мистер Валински. Будьте с ним осторожны, мистер Уоллес. — Она задумчиво изучала меня. — Он не таков, каким кажется. — И повернувшись, она направилась впереди меня к лифту.

Добравшись до шестого этажа, мы вышли в длинный коридор, где она остановилась у одной из дверей и вставила в нее ключ. И вновь, взглянув на меня, шепнула:

— Так будьте осторожны, — и открыла дверь. Затем отступила в сторону, пропуская меня в большую комнату с балконом. Все здесь было очень шикарно.

Я вошел.

— Мистер Валински, пришел мистер Уоллес, — громко сказала Сандра. — Он на балконе, — обратилась она ко мне.

Я пересек роскошно обставленную комнату и вышел на балкон с видом на чудесный пляж, пальмы и купающихся.

Джо Валински стоял, опершись на перила. Повернувшись и увидев меня, он направился в мою сторону. Его вид удивил меня. Я рассчитывал увидеть высокого мужчину с грозным видом. Зная, что Валински мафиози и шантажист, я был ошарашен его внешностью.

Передо мной, улыбаясь, стоял плотный, невысокого роста мужчина, который ничем не отличался от десятков крупных воротил, отдыхающих в Парадиз-Сити. Немного располневший, лысоватый, загорелый человек, одетый в изысканный легкий светло-синий костюм, в шелковую кремового цвета рубашку, клубный галстук, на ногах своего рода сандалеты от Гуччи. На круглом, упитанном лице виднелся небольшой нос, широкий, с очень тонкими губами рот и широко расставленные серовато-голубые глаза. На выдававшемся вперед подбородке у него была ямочка. Он весь сочился преуспеванием и добрым юмором.

— Очень рад, что вы согласились прийти, мистер Уоллес, — сказал он, протягивая руку. Я подумал, потом протянул свою. Пожатие было крепким, но не агрессивным.

— Давайте присядем. Похоже, опять будет дождь. Очень дождливое лето. — Он направился к столу, сел и показал мне на одно из кресел. Все это время Валински непрерывно следил за мной. Эти серо-голубые глаза никогда ничего не упускали.

— Кофе? — предложил он. — Для крепких напитков еще рановато.

— Спасибо, ничего.

— Может быть, чай?

— Спасибо, ничего не надо.

Он шевельнул своими мощными плечами:

— Как хотите, тогда давайте поговорим. У меня мало времени. Думаю, вы тоже заняты. Не будем отнимать друг у друга время.

Я молча ждал. Он закинул одну короткую ногу на другую.

— Я хочу выразить вам искреннее сочувствие по поводу мисс Сюзи Лонг. Эта дьявольская работа была проделана без моей санкции. Человек, совершивший эту подлость, иногда выполняет для меня некоторые поручения. Но это безмозглое существо готово все сделать за деньги. Когда я вызвал его, он признался, что сделал это за пять тысяч долларов и что получил деньги от Хенка Смедли, который выполнял чье-то поручение. Он даже не знал чье. Когда я нажал на него, он признался, что это была вендетта.

Я внимательно слушал. Мой мозг быстро высветил ту сцену в банке, когда Анджела Торнсен прошептала мне: «Ты еще пожалеешь об этом. Клянусь Богом — пожалеешь». Неужели это она дала Хенку пять тысяч долларов, чтобы изуродовать лицо Сюзи?

— Мистер Уоллес, вы свели счеты с Хенком Смедли. Я свел счеты с моим человеком. — Валински сделал паузу, и в его серо-голубых глазах появился металлический блеск. — Этого человека уже нет в живых. Я руковожу организацией, члены которой умеют бесшумно выполнять такую работу. Что касается Смедли, он больше на меня не работает. Если вы захотите, он тоже исчезнет. Это доставит вам удовольствие?

— Вы хотите сказать, что вам только стоит пошевелить пальцем — и Хенк будет мертв?

— Вы облекли это, мистер Уоллес, в очень грубую форму, но, в общем, это так. Итак, вы этого хотите?

— Пусть живет.

— Вы не злопамятны, мистер Уоллес. Если бы кто-нибудь проделал такое с моей девушкой, я бы этого не простил.

— Пусть живет, — повторил я, — но жизнь его превратится в сплошное несчастье.

— Не сомневаюсь, — кивнул он.

Вошла Сандра с кофейником и чашками на подносе, поставила все это на стол, разлила кофе по чашкам и удалилась. Ее присутствие действовало так возбуждающе, что мне стоило большого труда не повернуться в своем кресле и не проводить ее глазами.

Валински наблюдал за мной.

— Очень полезная девушка, — заметил он со своей добродушной улыбкой. — Когда-то со мной работал ее отец. Он умер, и я взял ее секретаршей. Она совершенно незаменима.

Я промолчал. Он медленно потягивал кофе, я к своему не притронулся.

— Теперь, мистер Уоллес, давайте подведем итоги. Я надеюсь, вы удовлетворены. Во всяком случае, мне бы этого хотелось. Судьбу Смедли я передаю в ваши руки. Далее, я понимаю, что, разрушив клуб Смедли, вы сумели быстро отомстить. Однако, если в таком тихом городе, как этот, начнут взрываться бомбы, это начнет отпугивать богатых туристов и бизнесменов, приезжающих сюда. Я не хочу больше бомб. Мой бизнес связан с богатыми. Если они решат, что здесь бывают взрывы, они будут ездить в другое место, а это пагубно отразится на моем бизнесе. Вы человек разумный и понимаете, что я имею в виду. Хочу предостеречь вас от возможных неприятностей. Прошу вас впредь обходиться без скандальных дел. — Он улыбнулся. Во мне вдруг возникло отвращение к его широкой, доброжелательной улыбке. Это была улыбка гремучей змеи. — Вы, по-видимому, знаете, что я представляю организацию, действующую во всех уголках мира, и поэтому советую не устраивать больше неприятностей в этом городе. Если вы не отступитесь, вы будете сожалеть об этом. Вы поняли меня?

Я поднялся.

— Я понял вас, мистер Валински. — Повернувшись, я пересек балкон и вышел в гостиную. Сандра, ждавшая меня там, направилась к двери. Она немного помедлила, положив руку на дверную ручку, и в этот момент наши взгляды встретились.

Ни одну женщину нельзя было сравнить с ней, но все-таки я никогда не смог бы полюбить ее так, как любил Сюзи. Сандра ни на кого не была похожа. В ее зеленых глазах горел вызов: опасный, зачаровывающий взгляд. Ее обольстительная чувственность, ее тело, холодная самоуверенность — все было доведено до совершенства.

Она открыла дверь, и, когда я проходил мимо, до меня донесся ее шепот:

— Сегодня вечером. В одиннадцать часов в ресторане «Три краба».

В первый момент я не поверил своим ушам и резко повернулся, но лишь уперся носом в захлопнувшуюся дверь.

Домой я вернулся чуть позднее 18 часов. Билл сидел за письменным столом и изучал досье Торнсенов. Он неохотно оторвался от него, подошел ко мне и уселся в кресло. Я разлил по стаканам виски и подробно передал ему содержание разговора с Валински.

— Похоже на то, Билл, что это была кровная месть, не имеющая отношения к мафии, и сделали это Хенк и Мински за пять тысяч долларов. Мински зарылся так, что его сейчас не найти. Теперь что касается Хенка…

— Да, Хенка, — кивнул Билл.

— Мы отправимся к нему и постараемся узнать, кто поручил ему это дело с кислотой. Я думаю, что это могла быть Анджела Торнсен, но хочу знать наверняка. Если он расколется и мое предположение подтвердится, мы займемся Анджелой.

— Ты думаешь, мы сможем заставить эту обезьяну говорить?

— А для чего существует паяльная лампа?

Билл усмехнулся:

— Конечно, прекрасная мысль. Если нужно будет, мы его немного поджарим. Это должно заставить его заговорить. — Он на минуту задумался, допивая виски. — А какое впечатление произвел на тебя Валински?

— Опасен, словно ядовитая змея. С таким не шутят.

Затем я рассказал Биллу о Сандре. Он слушал с широко открытыми глазами.

— И ты решил с ней встретиться? — спросил он.

— А почему бы и нет? Ты что-нибудь знаешь о ресторане «Три краба»?

Билл прекрасно был осведомлен обо всех ресторанах и клубах города.

— Расположен на побережье. Хороший. Из дорогих. Находится рядом с заведением Солли Джоэла. Ты ведь знаешь, где это?

— Конечно. Ну хорошо, Билл. Постарайся раздобыть паяльную лампу, а я позвоню Хенку.

— У дворника наверняка она есть. — И с этими словами Билл вышел.

А я полез в кладовку, достал две пары наручников, вынул из ящика револьвер 38-го калибра, проверил, заряжен ли он, и положил в карман. Нашел в телефонной книге номер Хенка. Не менее десяти или двенадцати гудков раздалось, прежде чем он снял трубку и рявкнул:

— Кто это?

— Мистер Смедли? — Я вложил в свой голос всю жесткость и грубость, на какую только был способен. — Это из полицейского управления.

— Наконец-то. Так что? Вам удалось найти этого поганца, который бросил бомбу?

— Об этом мы и хотим с вами поговорить. Нам нужно задать вам несколько вопросов. Мы пришлем к вам двух детективов, хорошо?

— Ладно, только побыстрей. Через час мне надо будет уйти. — И он повесил трубку.

Вернулся Билл с паяльной лампой:

— Нет проблем. Лампа новая и прекрасно работает.

— Отлично. Тогда пошли.

— Послушай, Дирк. Я хочу сам заняться этой обезьяной. Можешь ты уступить это мне?

Мы добрались до Сигров-роуд за десять минут и поднялись на последний этаж.

— Дай-ка я, — сказал Билл.

Я отошел в сторону и прислонился к стене с револьвером в руке, а Билл нажал на кнопку звонка.

Через несколько минут дверь распахнулась. В проеме стоял Хенк. На нем были плотно облегающие джинсы, верхняя часть тела оголена. В то время как он уставился на Билла, я рассматривал его крепко сложенное тело с мускулатурой профессионального боксера.

— Так, значит, копы — это вы, — прорычал Хенк. — Вы опять путаетесь под ногами. А ну убирайтесь, пока я не стер вас в порошок.

Билл что-то тихо ответил, чего Хенк не расслышал. И тут он сделал именно то, чего ждал Билл: наклонился вперед, приблизив свое лицо к Биллу. Это была прекрасная мишень. Кулак Билла с надетым на пальцы кастетом с чавкающим звуком врезался в открытую челюсть Хенка так, что даже я вздрогнул.

Глаза Хенка закатились, и он рухнул, как срубленное дерево.

— Слабак, — презрительно протянул Билл.

Мы вместе оттащили тяжелое тело в гостиную. Там мне потребовалось несколько секунд, чтобы, заломив ему руки за спину, защелкнуть на запястьях наручники. Потом я надел наручники и на лодыжки.

Билл запер входную дверь, и мы осмотрелись. Гостиная когда-то была хорошо, с комфортом обставлена, но теперь в ней царило запустение. Не выпуская из рук оружия, я осмотрел две спальни, маленькую кухню, в которой был полный хаос, ванную и туалет, тоже запущенные. В квартире никого не было.

— Ладно, Билл, не будем терять время на этого подонка. Плесни ему в лицо немного воды, чтобы он пришел в себя.

Билл пошел на кухню, нашел ведро, наполовину наполнил его водой и выплеснул ее на лицо находившегося без сознания Хенка. Затем, накачав паяльную лампу, он быстро зажег ее. Желто-голубое пламя с шипением вырвалось из отверстий.

Хенк пошевелился, открыл глаза, мотнул головой, застонал и вновь закрыл их. Я ткнул его ногой под ребра, когда он, стеная, попытался сесть, и заставил его опять распластаться на мокром ковре.

Он зарычал на меня, как дикая кошка, которая попала в капкан, рычит на охотника, приближающегося к ней.

— Говори, кто заплатил тебе пять тысяч за то, чтобы ты облил кислотой лицо моей девушки? — потребовал я.

Он попытался содрать наручники, но это ни к чему не привело. Наручники были того типа, которые сжимаются тем сильнее, чем сильнее ты стараешься освободиться.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — пробормотал он.

Я взглянул на Билла:

— Придется его немного подогреть.

— С удовольствием, — откликнулся Билл и быстрым движением приблизил пламя лампы к обнаженной груди Хенка. Тот вскрикнул и, казалось, готов был расколоться на куски. Злоба и ненависть улетучились. Теперь он был охвачен страхом.

— Не надо! — простонал он, задыхаясь. — Я скажу. Только уберите лампу.

— Кто? — крикнул я, сев на корточки рядом с ним.

— Энджи… Уберите от меня пламя!

— Говори!

Билл наклонился над Хенком и провел перед его лицом лампой.

— Говори все! — потребовал я.

— Энджи пришла ко мне. Она была взбешена, что ты помешал ей воспользоваться деньгами Терри. Клянусь, она была невменяема! Я испугался ее! Насчет кислоты — это ее идея, и она предложила за это пять кусков. Я поговорил с Хьюлой, который все и устроил. Вот так это и вышло. Я не хотел ее убивать… Клянусь, не хотел. Я думал, ей немного обожжет кожу на лице. Не ожидал, что она бросится на мостовую и попадет под грузовик. Клянусь!

Я смотрел на него с отвращением.

— А деньги вы получили?

— Да. Раз Энджи сказала, что заплатит, — значит заплатит. Мы разделили деньги пополам с Хьюлой.

— А где он сейчас?

— Не знаю. Вчера он звонил и сказал, что ему нужно уехать по делу. Он еще не вернулся.

— Он не сказал, куда едет?

— Я не задаю ему вопросов, — ответил Хенк, косясь на паяльную лампу. — Нужно быть психом, чтобы задавать ему вопросы о его делах. Не знаю я, где он.

Я мог бы сказать ему, но решил, что не стоит.

— Хорошо, Хенк, дело немного сдвинулось. Теперь поговорим об Энджи. Она тебе платит по десять тысяч долларов в месяц, так?

— Не мне. Тут вот в чем дело. Хьюла пришел как-то ко мне и сказал, что хочет использовать мой клуб в своих целях. За это он платил мне полторы тысячи в неделю. Я не мог возражать. Эта хата тоже его. Он разрешает мне жить здесь. Я ничего не знаю. Клянусь!

— Говори все, не темни, — пригрозил я.

Билл приблизил лампу так, чтобы Хенк мог чувствовать жар пламени. Он весь сжался.

— Ко мне в клуб приходят люди и передают запечатанные конверты. Энджи приносит пакет, набитый деньгами. Я не задаю никаких вопросов, а просто складываю все в сумку. Первого числа каждого месяца приходит Хьюла и забирает сумку. Вот и все.

— За что шантажировали Энджи?

— Не знаю. Клянусь, не знаю. Этим занимается Хьюла. Он откапывает всякие грязные факты про людей. Я не задаю вопросов. Я не хочу ничего знать. Я думаю, что у Хьюлы что-то есть на Энджи. Что-то очень важное, раз она отваливает ему такие деньги. У нее ведь не в порядке с головой. Она правда ненормальная и была такой всегда.

Я внимательно наблюдал за ним и решил, что он говорит правду. Такой жестокий и безжалостный человек, как Мински, вряд ли будет посвящать в свои дела такого идиота, как Хенк. И вдруг я почувствовал отвращение к Хенку, к этой комнате с ее обстановкой.

— Ладно, Билл, — сказал я, — освободи его.

Билл загасил лампу, затем снял с Хенка наручники, в то время как я с револьвером в руке наблюдал за этой процедурой.

Хенк сел, растирая запястья и не сводя с меня взгляда.

— А теперь слушай внимательно, — проговорил я. — Нам с тобой не жить в одном городе. Я разговаривал с хозяином Хьюлы. Он уже кормит где-то червей, так что у тебя не будет с ним встречи. Я не хочу тебя больше здесь видеть. Даю тебе двенадцать часов, и чтобы духу твоего в этом городе не было. Если я встречу тебя здесь, то прострелю тебе коленные чашечки и ты больше никогда не сможешь ходить. Исчезни! Понял?!

Он продолжал смотреть на меня, мотая головой, в полном замешательстве.

— Я не знаю, куда мне деться, — пробормотал он. — У меня совсем нет денег.

— Дважды повторять не буду. Если ты не уберешься из этого города за двенадцать часов, тебе больше не ходить ногами. Пошли, Билл. Это дерьмо смердит.

Мы спустились на лифте и вышли на улицу в духоту и моросящий дождь.

Глава 7

Снаружи ресторан «Три краба» ничем особенным не выделялся. Он выглядел даже несколько потрепанным со своими выбеленными деревянными стенами и узкой стеклянной дверью, завешенной изнутри красной шторой, — ничего, что привлекло бы туристов.

Когда я широко раскрыл дверь, то оказался в небольшом холле, в котором молодая вьетнамка одновременно была и дежурной, и гардеробщицей. Одарив меня приветливой улыбкой, она спросила:

— У вас заказан столик, сэр?

— Меня ждут.

— Вы мистер Уоллес?

— Совершенно верно.

Она нажала на какую-то кнопку.

— Подождите минуту, сэр.

Откуда-то возник невысокий пожилой мужчина в сером альпаковом пиджаке, белой рубашке с узким галстуком и черных брюках:

— Мистер Уоллес?

— Он самый.

— Мисс Сандра Уиллис ожидает вас, мистер Уоллес. — Он широко улыбнулся, обнажив при этом ряд белых зубов. — Пожалуйста, следуйте за мной…

Он открыл дверь, и до моего слуха донесся шум голосов и стук посуды. Я прошел за ним в большой зал. Почти все столики были заняты изысканно одетой публикой. Большинство мужчин были в белых смокингах. Женщины все были одеты сногсшибательно. Официанты быстро и ловко сновали между столиками, меняя тарелки и блюда.

— А у вас здесь довольно бойкое место, — заметил я, следуя за ним мимо бара к лестнице.

— Я не жалуюсь. — Он обернулся и выдал мне еще одну ослепительную улыбку.

Мы поднялись по лестнице, и он негромко постучал в одну из дверей, а затем, открыв ее, жестом руки пригласил меня войти.

— Мисс Уиллис, пришел мистер Уоллес.

Она сидела за накрытым столиком. Маленькая комната была хорошо обставлена, тихо гудел кондиционер. Жестом она пригласила меня сесть за столик. На ней было темно-красное платье, а черные волосы, откинутые назад, были перехвачены жемчужным обручем. Выглядела она потрясающе, и я вновь почувствовал исходящее от нее гипнотическое воздействие чувственности.

Я сел к столику напротив нее.

— Дай нам что-нибудь поесть, Уолли, — попросила она. — Я страшно голодна.

— Ровно две минуты, мисс Уиллис, — сказал мужчина и исчез.

Она посмотрела на меня:

— Мне нужно поговорить с вами, но только после того, как я поем. Со вчерашнего вечера во рту не было и маковой росинки. Дж. В. чрезвычайно требователен.

— Дж. В.? Валински?

— А кто еще?

В дверь постучали, и в комнату вошел похожий на мексиканца официант. Он поставил передо мной и Сандрой блюдо с устрицами. Затем разлил по бокалам охлажденное белое вино и, поклонившись, вышел.

Устрицы были великолепны. Нанизывая на вилку пятую, я сказал:

— Сандра, вы здесь чувствуете себя как дома.

— Я прихожу сюда почти каждый вечер. Когда женщина одна и ни от кого не зависит, лучше ходить туда, где ее хорошо знают.

— Вот бы не подумал, что вы можете быть одна.

Она пожала плечами:

— Вообще-то у меня нет свободного времени. И сейчас я здесь только потому, что мистер Валински надумал пойти в казино.

— Вы хотели поговорить со мной?

— Да, но не сейчас.

К тому времени мы уже доели устриц, и я услышал, как прозвенел звонок. По-видимому, она нажала на скрытую в полу кнопку. Почти тотчас появился тот же официант, собрал тарелки, а другой официант вкатил сервировочный столик.

— Вы не возражаете против даров моря? — спросила Сандра.

— Я не возражаю против любой еды.

Официант уже наполнил наши тарелки из большого блюда. В них лежали куски омара, снятые с шампуров, поджаренные моллюски и огромного размера креветки, начиненные мясом крабов. Все это было сдобрено рисом с красным перцем, обильно политым густым соусом, который от икры рака приобрел розовый цвет.

— Недурной ужин, — заметил я.

Наконец, разделавшись со второй порцией, она расслабленно откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на меня.

— Кофе, — сказала она официанту, когда тот собрал тарелки. — Дайте мне, пожалуйста, сигарету, Дирк.

Я достал из пачки сигарету, дал ей прикурить и закурил сам.

— Вот теперь лучше, — проговорила Сандра и улыбнулась. — Теперь можно и побеседовать.

Вернулся официант с кофейником и чашками, разлил кофе и удалился.

В ожидании я не спускал с нее глаз. Она была так хороша, что я с трудом верил, что сижу рядом. В ней было все, чему бы могла позавидовать любая женщина и против чего не устоял бы и святой, но блеск ее глаз, зеленых как изумруды и столь же жестких, предупреждал меня, что эта женщина крайне опасна.

— Итак, о чем мы будем говорить? — поинтересовался я, потягивая кофе.

— Вы первый мужчина в этом проклятом Богом городе, у которого есть мужество, а мне нужен решительный и смелый человек.

— Почему же вы решили, что я обладаю такими качествами?

— Человек, который разгромил такую вонючую дыру, как «Черная шкатулка», и напугал такую обезьяну, как Смедли, заставив его убраться отсюда, должен иметь мужество.

— А откуда вам известно, что он уехал?

— Час тому назад он позвонил. Хенк хотел поговорить с шефом. Я узнала его голос, так что сказала ему, что Дж. В. занят, и спросила, что ему нужно. Он сообщил, что вы вырвали у него признание в том, что его наняла Анджела Торнсен, и что он срочно должен уехать. Смедли также спросил, не сможет ли шеф дать ему немного денег. — Помедлив, она продолжила: — Я послала его к черту и повесила трубку. Затем послала одного из наших парней проверить, действительно ли он уезжает. Так вот, Смедли уехал поездом на Майами.

Я молча ждал, зная, что это еще не все.

— Я не сказала шефу о том, что мне рассказал Смедли по поводу Анджелы Торнсен. Ведь она представляет для него немалый интерес. Если бы он узнал, что она замешана в деле с кислотой, он бы решил, что вы захотите рассчитаться и с ней тоже. В этом случае вы не прожили бы и десяти минут.

— Она все равно от меня не уйдет.

— Чтобы вы поняли, в чем дело, Дирк, — продолжала она, — я хочу вас немного просветить.

— А зачем вам это?

— Я уже сказала: мне нужен смелый, решительный человек. Теперь я поняла, что нашла его, и не могу допустить, чтобы он наделал глупостей, обуреваемый жаждой мести. Что вы можете против целой организации? Так вот, слушайте: Валински — главный мафиози во Флориде. Он собирает деньги для организации. Флорида — золотая жила. Люди с деньгами имеют свои секреты, и поэтому тысячи из них платят шантажистам. Крупные универмаги, казино, лучшие отели платят за так называемую защиту. Дж. В. живет в «Спэниш Бэй» бесплатно, и администрация отеля только рада этому. У них не бывает проблем с персоналом. Ему стоит только поднять палец, и весь персонал уйдет. Доход мафии по городу около полутора миллионов долларов в месяц, и Валински должен поддерживать или увеличивать эту цифру. Вот в этом его уязвимость. Если возникнут перебои в выкачивании денег, его моментально сместят. Поэтому шеф так и беспокоится о тишине и порядке в городе. Он получает десять тысяч от девчонки Торнсен. Если вы займетесь ею, он лишится этих денег. Организация уже и так недовольна его работой — они хотят большего прироста средств. Он все время балансирует на канате. Скажу даже больше. Вы остались жить только благодаря вашим связям с полицией и тому, что вы здесь хорошо известны. А он избегает всякой огласки. Вы все поняли?

— Но почему вы все это мне рассказываете, Сандра? Вы ведь работаете на Валински, и он вас так высоко ценит.

Ее лицо исказилось злобной и горькой усмешкой.

— К этому мы еще подойдем. Единственной целью, с которой Дж. В. пригласил вас, было убедить вас в том сочувствии, которое он якобы испытывает в связи с гибелью вашей невесты. Вы ведь поверили, что Мински мертв и похоронен. Но это не так. Шеф очень искусный лжец. Мински — его правая рука. Именно Мински и его банда хорьков подкапываются под богачей, добывая грязные факты для шантажа. Неужели вы думаете, что ради вас он пожертвует своей правой рукой? Без Мински шеф — конченый человек. Мински жив и по-прежнему в деле. Смедли — это мелочь, совершенно бесполезный для организации человек. Когда он появится в Майами, он сразу же исчезнет. Мински — большой мастер убирать ненужных людей.

Я наклонился вперед:

— Вы утверждаете, что сукин сын, который облил кислотой лицо моей девушки, жив?

Она утвердительно кивнула:

— Именно это я вам и говорю.

Я глубоко вздохнул, чувствуя, как внутри поднимается холодная ярость.

— Где я могу его найти?

— Вы не сможете этого сделать. Вы даже не знаете, как он выглядит.

— Он коренастый, широкоплечий, носит белый пиджак и шляпу с большими полями…

— Ну и что из этого? Он снимет шляпу, а пиджак сменит на серый. Сколько сотен приземистых, широкоплечих мужчин разгуливают по улицам? Без меня вам его не найти.

Я пристально взглянул на нее:

— Но ради чего же вы будете мне помогать?

Лицо ее окаменело, а зеленые глаза сузились.

— Потому что он убил моего отца! — Она сказала это свистящим шепотом.

— За что?

— Чтобы занять его место. Мой отец был предшественником Валински и руководил рэкетом во Флориде. Дела шли очень успешно. Я была его секретаршей. Мы были очень близки. — Она откинулась на спинку стула и знаком попросила дать ей другую сигарету.

— Так вы тоже мафиози?

— Конечно, но сейчас я червяк в яблоке, которое стараюсь подточить. Когда убили моего отца, я поклялась над его телом отомстить, и этим я живу. Вот почему мне нужен такой человек, как вы, Дирк. Два червяка сделают больше, чем один. — Она наклонилась, и я поднес зажигалку к ее сигарете.

Я медленно усваивал весь этот поток информации.

— И для этого вы стали секретарем Валински?

— Да. Он не догадывается, что я знаю о его роли в убийстве отца. Все было очень умно устроено: его сбила машина на одной из улиц Майами и исчезла. Отец оставил мне письмо. Он знал, что Валински метит на его место и что Мински убьет его. Я три года работала с отцом и знала о рэкете намного больше, чем Валински. Поэтому он очень обрадовался, когда я предложила ему свои услуги.

— Зачем же вы это сделали? Представляю себе, как вы должны его ненавидеть.

— Я уже сказала вам, что я червяк в его яблоке. Больше года я жду своего шанса. Одна я не в состоянии свалить эту парочку. Мне нужна помощь. — Она пристально смотрела на меня. — Теперь я встретила вас и надеюсь с вашей помощью отомстить за отца, а вы поквитаетесь за свою невесту. У нас теперь общее дело.

— Итак, вы считаете, что если вывести Мински из дела, то Валински свалится со своего каната?

— Да. Конечно, рэкет этим не остановить. Валински заменят. Вместо Мински кто-то другой будет собирать грязь. Нельзя уничтожить организацию, но мы вдвоем сможем уничтожить Дж. В. и Мински. Это меня устроит.

Мне было над чем поразмыслить. Мне не нравилась идея работать с мафиози, но раз таким способом я мог выйти на Мински, я решил не быть слишком разборчивым.

— Хорошо, — сказал я. — Можете на меня рассчитывать. С чего же мы начнем?

Она пристально изучала мое лицо своими зелеными глазами.

— Вы это твердо решили, Дирк?

— Можете на меня положиться.

Она удовлетворенно кивнула.

— Первым делом нужно отыскать Мински. Он связывается с шефом только по телефону. Он неуловим. Конечно, он будет знать о вашем разговоре со Смедли, но о том, что вы знаете, что он жив, не знает. Поэтому он может стать менее бдительным. На свою квартиру Мински не вернется. Он снимал ее по неделям. Ему просто нужна была крыша в городе. В ней для видимости жил Смедли. Должен же был кто-то жить и платить. Для Мински не составит большого труда снять другое помещение. Так что найти его будет нелегко. — Ее голос сделался жестким.

— А может быть, он укрылся на яхте «Гермес»?

Ее голос сделался жестче.

— Откуда вы знаете о «Гермесе»?

— Я наводил справки у разных людей. Не имеет значения, кто мне об этом сообщил.

— Там его быть не может. Яхта — это только пункт, куда стекается вся дань для мафии. Валински там бывает только первого числа каждого месяца. Он собирает деньги и отплывает в Майами. Мински там не появляется.

— Откуда вы знаете?

— Мне говорил об этом отец. Раньше Мински работал на него.

— Вы можете мне его описать?

Она отрицательно покачала головой:

— Я его никогда не видела. Я только слышала его голос по телефону. Он говорит с сильным итальянским акцентом.

— У него здесь должна быть подружка.

Она задумалась.

— Возможно. Как-то раз, когда шеф разговаривал с ним по телефону, он спросил, как поживает Долли. Может быть, это и есть подружка Мински?

Я сразу же вспомнил о Долли Джильберт, проститутке, которая жила в «Брэкерсе». Если она была любовницей Мински, то неудивительно, что испугалась, когда я упомянул о Хенке Смедли. В отсутствие Мински она забавлялась с Хенком. К этому стоило вернуться снова.

— Вы не знаете, куда они теперь перенесут место встречи, раз «Черная шкатулка» больше не существует? Ведь все эти жертвы шантажа должны знать, куда нести взносы.

— Пока не знаю, но скоро выясню.

— Мински наверняка появится первого числа. Он же сборщик. В нашем распоряжении восемь дней. Постарайтесь узнать, где это будет происходить. Я накрою его там, если не смогу добраться до него раньше.

Она кивнула:

— Я это сделаю и позвоню вам. Оставьте мне ваш номер телефона.

— Вы найдете его в справочнике. И еще одно, Сандра. Вы случайно не знаете, почему шантажируют Анджелу Торнсен?

— Нет, не знаю. Все записи находятся у Мински. Шеф этим не интересуется. Ему подавай денежки.

— Вы хотите сказать, что Валински совершенно не знает грехи и имена людей, от которых он получает полтора миллиона долларов в месяц?

— А зачем ему это? Он всецело доверяет Мински и не хочет утруждать себя деталями. Он прокручивает большие дела с наркотиками, а шантаж полностью на Мински. — Она посмотрела на часы. — Ну, мне пора идти. Скоро вернется шеф. Я могу положиться на вас, Дирк?

— Во мне можете не сомневаться.

— У меня здесь открытый счет. Выйдете через пять минут после меня.

Она встала и направилась к двери. Но у двери остановилась и, повернувшись ко мне, сказала:

— Когда найдете Мински, не убивайте его. — Зеленые глаза блеснули, и вновь лицо стало каменным. — Оставьте это удовольствие для меня. — И, помахав рукой, она удалилась.

Когда я покинул «Три краба», время приближалось к часу ночи. Что-либо предпринимать было уже поздно, и я поехал домой. Билл уже спал. Я тоже лег, но сон ко мне не шел. Мозг усиленно перерабатывал информацию, полученную от Сандры. Наконец я заснул.

За завтраком, около 10 часов, я обо всем рассказал Биллу.

Помешивая в чашке кофе, он вопросительно посмотрел на меня:

— И что теперь?

— Я собираюсь искать Мински, — сказал я. — А потом займемся Анджелой. Я хочу, чтобы ты занялся ею. Мы о ней слишком мало знаем. Приклейся к ней намертво, Билл. Выясни, чем она занимается. Куда ездит. Не сидит же она весь день в этом своем чертовом коттедже. Я хочу знать, с кем она встречается.

— Хорошо, но что ты собираешься делать?

— Поеду в «Брэкерс», поговорю с тем дворником. Может быть, Мински прячется у Долли. Что бы он ни делал, я должен все свое внимание сфокусировать на нем. А ты, Билл, вплотную займись Энджи. Встретимся вечером. — Я собрался и поехал в «Брэкерс».

Было 11.00, когда я приехал туда. Знакомый уже мне дворник был на своем месте со своей неразлучной метлой. Его поросячье лицо расплылось в подобострастной улыбке, когда он увидел меня.

— Ах, это опять вы? — сказал он. — Ну что, нашли Зейглера?

— Нет. Теперь я ищу другого человека. Вы не видели здесь невысокого плотного мужчину, который носит белый пиджак и широкополую шляпу?

Он тяжело облокотился на свою метлу.

— Куча людей проходит мимо меня туда и сюда.

— Меня не интересует «куча», меня интересует только этот один.

— Все возможно, — сказал он, окинув меня долгим взглядом. — Может, я и видел его.

Пришлось достать бумажник и вынуть десять долларов.

— Это освежит вашу память?

Он вырвал купюру из моих пальцев, поцеловал ее и положил в свой грязный замусоленный карман.

— Да. Это сутенер Долли. Время от времени захаживает сюда. Я думаю, он берет с нее деньги. — Он бесцельно повозил метлой. — Я предпочитаю не распространяться о людях, которые здесь живут. Им это может не понравиться, мистер.

— А откуда они узнают, если ты сам не разболтаешь?

Он почесал свою волосатую руку:

— Наверное, вы правы.

— Опиши-ка мне его поподробней.

— Нет, мистер. Ему это может не понравиться. Не хочу из-за этого неприятностей.

Пришлось вынуть еще одну бумажку в десять долларов. Я сложил ее и вопросительно поднял брови.

Он не спускал глаз с купюры.

— Это мне?

— Возможно. Если опишешь этого мужчину.

Он подумал и удовлетворенно кивнул.

— Как вы и сказали, он невысокий и грубый. Я видел его дважды, но этого вполне достаточно. Лицо такое, как будто бы кто-то прошелся по нему, когда он был еще ребенком: плоский нос, покатый лоб. Такое лицо может напугать любого. — Он опять взглянул на купюру в моих руках. — Так это мне?

— Какого цвета у него волосы? Темные, светлые?

— Откуда я знаю? Он бреет голову, поэтому, наверное, и носит шляпу. Лысый, как яйцо. — Он пожирал глазами купюру. — И брови у него выбриты.

Наконец-то! С этим уже можно было работать. Я отдал ему обещанную десятку.

— И часто он приходит?

Дворник пожал плечами:

— Я не считаю. У меня нет времени торчать в вестибюле. Он был здесь вчера вечером. Я как раз выносил пустые консервные банки, а он в это время входил в дом. Возможно, он и сейчас у этой шлюхи.

— Хорошо, — проговорил я. — Еще увидимся.

Бесшумно и осторожно я поднялся к квартире Долли. На двери ее квартиры была пришпилена бумажка с надписью:

«ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ».

Я тихо подошел, прислонил ухо к дверной панели и прислушался. Можно было различить приглушенные голоса: мужской и женский. Я понял, что они были в спальне.

Спустившись по лестнице и выйдя на улицу, я направился к своей машине, забрался в нее, закурил сигарету и приготовился к долгому ожиданию. Мне больше ничего не оставалось делать, а ждать я привык.

Так продолжалось битых два часа, и на моих часах было уже 13.40, когда показалась Долли в сопровождении невысокого, плотного человека. На Долли было тонкое пальто из искусственного меха под леопарда, а на голове шарф; но все мое внимание было сконцентрировано на мужчине в черной спортивной кепке с длинным козырьком, водонепроницаемой куртке и белых слаксах.

Я не сомневался, что это был Хьюла Мински. Жестокое, хищное лицо могло напугать кого угодно. Широкими плечами и короткими толстыми ногами он напоминал гориллу. Глядя на него и зная, что он повинен в гибели Сюзи, я едва сдержался, чтобы не выхватить револьвер и не застрелить его на месте.

Пройдя немного с Долли, он остановился у темно-зеленого «кадиллака», открыл ключом дверь водителя и скользнул за руль. Долли села с противоположной стороны.

Я включил двигатель, дождался, пока они отъехали, и двинулся за ними. Они проехали по Оушен-бульвар, затем свернули в переулок и остановились у итальянского ресторана. Швейцар выскочил на тротуар, чтобы открыть дверцу машины, и приветствовал Мински. Я медленно проехал мимо. В зеркале водителя было видно, как Долли и Мински вошли в ресторан.

Я припарковал машину в конце улицы, перешел на другую сторону и вошел в закусочную. Устроившись так, чтобы хорошо был виден ресторан, я заказал два сандвича с говядиной и кофе.

Прошел примерно час, и я уже успел выпить три чашки кофе. Наконец из ресторана вышла Долли и пешком направилась в сторону «Брэкерса».

Оплатив счет, я вышел на улицу. Проходя мимо «кадиллака», я посмотрел на его номер; затем, сев в машину, стал наблюдать в зеркальце за дверью ресторана.

Мински появился через полчаса с высоким худым человеком, глаза которого закрывали темные очки. Он был в рубашке с открытым воротом и в джинсах; длинные волосы спадали до плеч, а черная соломенная шляпа с опущенными вниз полями почти закрывала лицо. Оба сели в «кадиллак», Мински за руль. Они проехали мимо меня, когда я включил зажигание. Дождавшись, когда они доехали до конца улицы, я двинулся за ними.

В конце улицы я повернул направо и выехал на Сивью-авеню, которая была забита транспортом. Ни один водитель не дал бы себя обогнать, и, переждав минуты четыре, ругаясь на чем свет стоит, я понял, что потерял Мински.

На светофоре загорелся зеленый, и, проехав по Сивью-авеню еще два квартала, я свернул к «Таверне Нептуна». Там я без труда нашел Эла Барни, сидевшего на своем обычном месте с банкой пива в руке. Я остановил машину рядом с ним. Когда он увидел меня, его жирное лицо просияло.

— Я тороплюсь, Эл, — сказал я, выйдя из машины и опустив двадцатидолларовую купюру в его замусоленный карман. — Высокий, худой парень, длинные черные волосы до плеч, на голове черная соломенная шляпа, громадные солнечные очки. Кто это?

Барни вздрогнул:

— Дрянь. Держитесь от него подальше, мистер Уоллес. Это Сол Хармас. Он шкипер на яхте Валински.

— Где его можно разыскать?

Барни испуганно посмотрел по сторонам.

— Из-за вас, мистер Уоллес, мне когда-нибудь придет конец, — прошептал он. — Его бунгало последнее по Сивью-авеню. Если его нет на яхте, значит, он там.

— Спасибо, Эл, — поблагодарил я и сел в машину.

Я поехал в сторону Сивью-авеню. Мне опять пришлось долго простоять на перекрестке. Легковые машины потоком тянулись в сторону побережья. В машинах сидели девчонки в бикини, парни в плавках, а все приемники дружно передавали поп-музыку.

Добравшись до конца Сивью-авеню, я притормозил и посмотрел на самое дальнее бунгало, стоявшее на песчаном откосе, недалеко от пляжа. Оно было больше похоже на ранчо: наверное, пять спален и большая гостиная. Все было обнесено высоким забором с колючей проволокой, а у входа, жуя резинку, стояли два здоровенных парня в белых тропических костюмах с пистолетами у пояса. Я заехал на парковку и подождал, пока парни и девицы с визгом пробегут к морю. Когда наконец стало тихо, я медленно поехал мимо жилища Сола Хармаса. К тому времени у ворот появился третий человек в таком же костюме. Он прислонился к дереву, держа на поводке полицейскую собаку.

Я решил вернуться, совершенно уверенный в том, что именно здесь, за усиленно охраняемыми стенами, окопался Хьюла Мински. Чтобы до него добраться, нужно было дождаться, когда он покинет это логово.

Остановившись у телефонной будки, я позвонил в отель «Спэниш Бэй» и попросил соединить меня с мисс Сандрой Уиллис.

— Минуту, сэр, — сказала телефонистка.

Раздался щелчок, и послышался голос Сандры:

— Слушаю вас. Кто это?

— Вам удобно говорить? — спросил я.

— Говорите быстрее. Он на балконе.

— Вы сможете сегодня встретиться со мной?

— В шесть часов. «Три краба», — прошептала она в трубку. Затем голос ее стал жестче: — Извините, вы не туда попали. — И она повесила трубку.

Я понял, что Валински вошел в комнату.

Вернувшись в машину и несколько минут поразмыслив, я направился в полицейское управление.

Том Лепски был на месте и читал какую-то телеграмму. Два других детектива, сидя за своими столами, строчили рапорты.

— Привет, Том, — сказал я и улыбнулся. Затем, придвинув стул, сел рядом с ним. — Занят?

Он строго посмотрел на меня:

— Где ты был прошлой ночью, около полуночи?

— Если тебе обязательно нужно это знать, то я был с одной очаровательной киской.

— С кем? Как ее зовут?

— Послушай, Том, — проговорил я. — Ты знаешь, что не имеешь права задавать мне такие вопросы? Зачем тебе нужно знать, где я был?

— А вот послушай! — Он схватил телеграмму. — Полиция Майами сообщает, что в районе порта выловлено тело Хенка Смедли. Он убит выстрелом в голову.

Волна удовлетворения захлестнула меня: один готов. Остались еще двое: Анджела и Мински.

Я сделал удивленное лицо:

— Интересно, кто бы это мог сделать?

— Любой, кроме тебя, да?

— Это уж точно. Потеря, конечно, небольшая. Я зашел за информацией, Том. Как идет расследование по делу с кислотой?

Он посмотрел в сторону.

— К сожалению, мы в тупике, Дирк. Ты знаешь столько же, сколько и мы.

— Тебе что-нибудь известно о Соле Хармасе?

— Ты имеешь в виду шкипера яхты Джо Валински?

— Именно его.

— На него у нас ничего нет. А почему он тебя интересует?

— Том, я не собираюсь оставить это дело. Сюзи была моей невестой. Я собираю материал и, когда у меня будет что-то конкретное, приду к тебе.

Он кивнул:

— Дай нам какие-нибудь доказательства, и мы сразу начнем действовать.

— Так что насчет Хармаса?

— Он в порядке. Имеет охрану. На него у нас нет никаких зацепок.

— Еще вопрос. Что тебе известно о Хьюле Мински?

Лепски озабоченно посмотрел на меня:

— А этот сукин сын тебе к чему?

— Я уверен, что это он плеснул кислоту. Описание внешности к нему подходит. Кстати, Смедли пользовался его квартирой. Они оба виновны в гибели Сюзи.

— Доказательства, — потребовал Лепски, наклоняясь вперед.

— Пока нет, но будут, и тогда ты их получишь.

Он покачал головой:

— Послушай, Дирк. Ты не представляешь, какой опасности подвергаешь себя, копая под Мински. Я понимаю твои чувства. Наверное, ты прав, что кислота — это дело рук Мински. Это его стиль. Но он хитер. Ты все равно ничего не сможешь доказать. Почему бы тебе не забыть об этом? Смедли уже нет в живых. Вы более или менее в расчете. Брось это, ради Бога.

— Ты ведь знаешь, что сотни жителей города подвергаются шантажу. Может быть, ты не знаешь, что мафии выплачивается полтора миллиона долларов каждый месяц.

— Мы знаем про шантаж. Но чтобы такая сумма? Откуда тебе это известно?

— У меня есть свои информаторы, Том. Мне они скажут то, чего не скажут тебе. Так вот, послушай. Первого числа каждого месяца жертвы шантажа раскошеливаются. Большие тузы передавали деньги в клубе Смедли. Мелкая рыбешка отправляется на яхту Валински в три часа утра. Там их пункт сбора. В это время все спят и на побережье никого нет, кроме двух портовых полицейских, но мафия им платит за молчание. Избавьтесь от этих двоих, замените их на добросовестных копов, которые бы следили за людьми, старающимися проникнуть на яхту Валински. Это может оказаться стоящим делом, Том.

— Но ведь клуба Смедли больше не существует?

— Ну и что? Найдут другое место. Я сообщу тебе, где это будет.

Лепски снял шляпу, провел пальцами по волосам, затем надел ее снова.

— Я поговорю об этом с шефом.

— На это я и рассчитываю, Том. Нужно что-то делать. Следующее первое число — ровно через неделю. — Я отодвинул стул и встал.

Лепски бросил на меня быстрый взгляд.

— А Мински все-таки оставь в покое. Это слишком большой кусок для тебя одного. Даже нам он пока не по зубам. — Понизив голос, Том продолжал: — В этом городе немало тузов, которые скорее готовы платить мафии, чем быть разоблаченными в своих грязных делишках. Запомни это, Дирк.

— Ты думаешь, я этого не знаю?! Скажи мне, Том, ну а вы делаете что-нибудь, чтобы покончить с этим рэкетом?

— У них очень хорошо отлаженный механизм, и расколоть их нелегко. Мы, конечно, знаем, чем занимается Валински, но это ничего нам не дает. Нужно, чтобы три или четыре жертвы шантажа пожаловались нам. Тогда, и только тогда мы могли бы начать действовать. Допустим, нам повезет, и мы найдем несколько человек, которые признаются, что их шантажируют. Никто, конечно, этого не сделает; а если бы и сделали? Их всех выловят в порту, как Смедли, еще до того, как мы передадим дело в суд.

— И поэтому вы ничего не предпринимаете?

— В общем, да, именно ничего.

— Ну замените хотя бы портовых копов. Попробуйте разрушить это осиное гнездо.

— Я поговорю с шефом…

— Ну, пока, Том, — сказал я и направился к выходу.

…У меня было время заехать домой. Билла там не было. Я понял, что он занят наблюдением за Анджелой Торнсен. Дело это, возможно, и скучное, не должно было быть слишком трудным. Так что я не испытывал угрызений совести, когда сделал то, чего не делал уже, кажется, много лет, — задрал ноги кверху, закрыл глаза и сидел, не думая ни о чем, разве что мысленно считал черных овец, прыгающих через высокий забор. Немного передохнув, я принял душ, переоделся и поехал в «Три краба», куда я вошел за три минуты до 18.00.

Метрдотель Уолли приветствовал меня, блеснув зубами.

— Мисс Уиллис уже ждет вас, мистер Уоллес, — сказал он. — Вы ведь знаете, как пройти наверх?

В этот сравнительно ранний час официанты сновали по ресторану, накрывая столы и готовясь к вечернему наплыву публики.

Поднявшись по лестнице, я постучал в дверь и, открыв ее, увидел Сандру, сидящую за столом. В ее тонких пальцах была сигарета.

— Привет, Дирк! — воскликнула она. — Сегодня у нас мало времени. Его не будет только до семи.

Сев напротив нее, я снова почувствовал то тревожное состояние, которое уже испытывал в ее присутствии. Выглядела она сногсшибательно в своем небесно-голубом платье. Зеленые глаза смотрели оценивающе и пытливо.

— Я видел Мински и думаю, что знаю, где он окопался.

Реакция ее была бурной: ноздри раздулись, дыхание участилось, зеленые глаза блеснули.

— Вы его видели? Каким образом?

Я коротко рассказал ей о разговоре с дворником, о том, как увидел Долли, выходившую из дома вместе с коренастым, широкоплечим мужчиной в спортивной кепке, как я последовал за ними в итальянский ресторан, а затем, когда Долли ушла, человек, с которым она приехала и который наверняка был Мински, вышел из ресторана с другим черноволосым мужчиной. Я сообщил ей, что его зовут Сол Хармас, что оба они поехали по Сивью-авеню, где я их и потерял.

— Так, так! — воскликнула она. — Так вот он где! На ранчо. Это местечко я знаю. Оно было выстроено по предложению моего отца. Оно абсолютно неприступно. Добраться до Мински, пока он там, не удастся — никаких шансов.

— Ну что же, будем ждать. Когда-нибудь он же выйдет, и тогда будем действовать.

— Конечно, выйдет. Уж во всяком случае в последний день месяца, тогда-то мы до него и доберемся. — Такой дьявольской улыбки я никогда еще не видел на женском лице.

— Вы его не видели, а я видел. Когда он появится, что вы предлагаете с ним сделать?

— Мы схватим его. Он нужен мне живым. Я заставлю его мучиться. — Ее лицо вновь превратилось в каменную маску.

— Я видел его. Схватить Мински — это все равно что поймать тигра сачком для ловли бабочек.

Она поднялась.

— Всегда есть какие-то способы. Я подумаю. Шеф на три дня уезжает в Нью-Йорк. Мы встретимся здесь в четверг.

Четверг был последний день месяца.

Я послушно кивнул:

— Хорошо, до встречи.

Она улыбнулась, похлопала меня по плечу и, коротко улыбнувшись, вышла.

Несколько минут я сидел молча и размышлял, затем спустился вниз, сел в машину и отправился домой.

Глава 8

Было уже заметно больше 22 часов, когда я услышал, как Билл открывает входную дверь. Все это время я просидел с тяжелыми думами, взбадривая себя виски.

На улице шел дождь, и я слышал, как тяжелые капли ударяли в стекло. Я встал ему навстречу, собираясь приготовить выпивку, но один взгляд на его лицо, когда он стоял в проеме двери в мокром плаще, заставил меня остановиться.

— Ни слова! — воскликнул он. — Только есть. Большой кусок мяса, величиной с твой письменный стол. Давай, пошли!

— Успокойся, Билл. Нам предстоит большой разговор.

— Это тебе так кажется, а я голоден как волк. Восемь часов я просидел под дождем, проглотив только одну сосиску. Никаких разговоров. Сначала еда, черт побери!

Зная Билла, я надел плащ, запер дверь и вышел с ним к машине, которую он взял напрокат.

Минут через сорок, в течение которых Билл расправлялся с огромным куском мяса, сдобренным жареным луком и горой жареного картофеля, он стал понемногу приобретать человеческий вид. До этого он был похож на голодающего беженца. Я нехотя ел крабовый салат, наблюдая за ним. Когда я наконец увидел, что он пришел в себя, я сказал:

— Понимаю, дружище, что тебе здорово досталось. Может быть, ты уже что-нибудь скажешь?

— Нет еще, — ответил он и заказал две порции яблочного пирога.

Мне пришлось ждать, хотя терпение мое начало иссякать. Наконец он откинулся и улыбнулся:

— Именно это мне и было нужно.

— Я спрашивал, есть ли у тебя что рассказать, — повторил я свой вопрос, едва сдерживаясь.

— Извини, Дирк, но мне так хотелось есть, — сказал он. — Есть информация, и ее много. Я наблюдал за домиком Энджи с одиннадцати часов утра, но она не показывалась. Ближе к полудню вышла миссис Смедли с корзинкой в руке и, сев в «жука», укатила. Затем через десять минут появилась Энджи. Шел сильный дождь. Она была в джинсах и свитере и, как всегда, в своих громадных очках. Анджела стала взад и вперед ходить по дорожкам сада, не обращая внимания на дождь. Мне кажется, что она промокла до нитки.

У меня было хорошее укрытие, откуда я все мог хорошо видеть. Она бесцельно металась по саду, как дикая кошка, все время разговаривая сама с собой. Время от времени она вдруг останавливалась, ударяя себе по голове сжатыми кулаками. Противно было на нее смотреть. Два или три раза она потрясала кулаками в воздухе, затем вновь ходила и разговаривала сама с собой. Она вела себя как сумасшедшая. Потом вернулась в коттедж, с силой захлопнув за собой дверь.

Вскоре возвратилась миссис Смедли с тяжелой сумкой. В течение следующих двух часов ничего не было слышно, а потом началось. Из коттеджа были слышны истерические крики. Это были жуткие крики, леденящие кровь. Я кинулся к дому и заглянул в окно гостиной. Если бы ты только знал, что я там увидел. Миссис Смедли забилась в угол, а Анджела наступала на нее с зажатым в руке большим ножом для нарезания мяса. Миссис Смедли, казалось, была совершенно спокойна и даже что-то говорила Анджеле. А та вопила: «Убирайся вон, черная сука! Я хочу видеть Терри!» Все выглядело как в фильмах ужаса. Ты представляешь, как эта девчонка, с обезумевшими глазами, с ножом в руке, медленно наступает на негритянку, прижавшуюся к стене? Я рванулся к двери и нажал на звонок. Анджела, истошно кричавшая, что ей нужен Терри, сразу замолчала. Я продолжал нажимать на кнопку звонка. Через несколько минут дверь открылась, и миссис Смедли показалась на пороге. По ее лицу тек пот.

«Извините, — сказал я. — Я из „Ридерз дайджест“. Я хотел бы…» Больше мне ничего не удалось сказать. Она захлопнула дверь прямо перед моим носом. Я подождал еще несколько минут, потом опять прильнул к окну гостиной.

Анджела сидела в кресле, барабаня сжатыми кулаками по своей голове. Нож лежал на полу. Миссис Смедли подняла его и отнесла в кухню. Она тотчас же вернулась, схватила Энджи одной рукой за волосы, а другой так ударила ее по лицу, что, казалось, та потеряла сознание. Тогда негритянка подняла ее на руки и унесла. Я вернулся к машине, сел и стал ждать, но больше ничего не было. Вот так, Дирк. Анджела в самом деле помешанная, ее надо изолировать.

— Она кричала и звала своего брата?

— Ну да!

— Джош говорил мне, что солнце ушло из ее жизни, когда исчез ее брат. Что могло с ним случиться? Куда он делся? Я ведь все время чувствовал, что ключ к этой загадке заключен в Терри.

— Ну хорошо, а что мы будем делать дальше?

— Я поговорю с миссис Торнсен. Без нее Энджи нельзя признать сумасшедшей. Два человека могут дать правдивую информацию — Джош и Ханна Смедли. Мне очень неприятно, Билл, но тебе придется еще понаблюдать за коттеджем Энджи, а я отправлюсь к ее матери. Если повезет, возможно, она меня и примет.

Билл застонал:

— Ну хорошо… Раз так надо, тогда пошли.

Когда мы вышли из ресторана, он спросил:

— А сколько мне там сидеть — всю ночь?

— Смотри по обстоятельствам, Билл. Понаблюдай, что там у них происходит. Я подойду к тебе после визита к миссис Торнсен. Дождись меня обязательно.

Мы расселись по своим машинам и направились к Торнсенам. Я остановился в нескольких метрах от центрального входа, а Билл свернул в узкий переулок и направился к коттеджу.

Когда я, выйдя из машины, направился по заасфальтированной дорожке сквозь сетку моросящего дождя к дому, то увидел, что дом погружен в темноту, за исключением окна в комнате Джоша. По-видимому, миссис Торнсен не было домуа. Некоторое время я стоял в нерешительности, а потом решил поговорить с Джошем еще раз. Было 21.30. Четыре раза мне пришлось дернуть за цепь колокольчика, прежде чем дверь открылась. В проеме стоял Джош и смотрел на меня.

— Это опять вы, господин детектив. А миссис Торнсен нет дома.

— Мне нужно опять поговорить с тобой, Джош, — сказал я, проходя в холл.

Обогнав меня, он нетвердыми шагами направился по коридору к своей комнате. Я увидел, что он уже хорошо приложился к бутылке. Джош вошел в комнату и сел. На столе перед ним стояла бутылка виски и недопитый стакан.

Сложив руки на коленях, он выжидающе уставился на меня.

— Ты знаешь о Хенке?

— Да, мистер Уоллес. Что ж, я предупреждал его много раз, но он только смеялся надо мной. Он считал, что у него есть покровители и друзья. Я молюсь, чтобы он упокоился с миром.

— Раньше ты говорил, что Терри и Энджи были очень близки. Что ты имел в виду?

— Я не понимаю вас, мистер Уоллес.

— В чем заключалась их близость?

— Она боготворила его. Когда он отправлялся в музыкальную комнату и садился играть на пианино, она садилась на ступеньки перед дверьми и слушала его игру. Вот настолько близки. — Он печально покачал головой и отхлебнул из стакана. — Когда мистер Терри ушел из дому, она очень переменилась. Она стала просто неуправляемой. Только моя жена могла справиться с ней.

— У меня есть предположение, что, так как отец выгнал Терри из дому, Энджи решила, что причиной всему отец и, если он умрет, Терри вернется домой. Ты со мной не согласен, Джош?

Смедли заерзал на стуле:

— Я не знаю, что может прийти в голову мисс Энджи.

— Мне кажется, что Анджела умышленно затеяла ссору с отцом, очень сильную ссору, которая могла вызвать у него сердечный приступ. А потом она толкнула его так, что он упал и расшиб голову о косяк.

Джош сидел неподвижно, молча глядя в пространство.

— Ты меня слышишь, Джош? Я думаю, что Энджи убила своего отца, чтобы ее обожаемый брат мог вернуться домой. Кто-то это видел, поэтому ее и шантажируют. И в этом был замешан твой сын Хенк.

Он издал тяжелый вздох и, посмотрев на меня из-под тяжелых бровей, произнес:

— Вы ошибаетесь, мистер Уоллес. Это не так, поверьте. Ссора действительно была сильная, но мисс Энджи вышла из комнаты еще до того, как у ее отца начался приступ. Только я видел, что случилось. Я слышал, как они ругались, но когда я вошел, он был один и пытался взять со стола таблетки, которые принимал при сильных приступах. Я видел его, и он видел меня. Я нашел эти таблетки.

— Ну, и?

— Я взял таблетки и… забрал их. В это время он начал падать и ударился головой о край стола. Я не трогал его. Я вышел из комнаты. Когда я вновь вошел, он лежал мертвый, как я и сказал им. Вот так я убил его!

Я долго смотрел на него.

— Ты понимаешь, что говоришь, Джош? Ты убил мистера Торнсена?!

Он кивнул:

— Да, сэр, убил его, потому что не помог ему.

— Но почему?

Он некоторое время молчал, глядя куда-то вдаль, затем сказал:

— Чтобы вам это понять, нужно вернуться на много лет назад. Я прослужил у мистера и миссис Торнсен более тридцати лет. Когда она выходила замуж, она взяла меня с собой. Я был хорошим дворецким. Мистер Торнсен был доволен мной. Все беды начались после того, как родился Хенк. Он никогда не хотел ничем заниматься. Я просил у мистера Торнсена разрешить Хенку ухаживать за садом. Он согласился и даже стал немного платить Хенку за работу. Вначале Хенк занимался этим охотно, и у него все хорошо получалось. Потом мисс Энджи начала заигрывать с ним. Ей было тринадцать, а Хенку двадцать шесть. Это становилось серьезным, и миссис Торнсен узнала об этом. Хенка прогнали, и с тех пор у него постоянно были неприятности с полицией. Он шесть месяцев просидел в тюрьме. — Джош умолк и отпил большой глоток виски. — Затем мы с женой начали ссориться, и всегда из-за Хенка. Из-за этого я и стал пить. Как-то мистер Торнсен позвал меня в кабинет. Он сказал, что раз я так много лет прослужил им по совести, то он оставит мне в завещании пять тысяч долларов. Для вас, мистер Уоллес, по-видимому, это небольшая сумма, но для меня это была огромная удача.

Время шло, у Хенка появлялись все новые и новые неприятности, и я с горя стал пить все больше. Как-то мистер Торнсен застал меня пьяным. Он предупредил меня об увольнении через месяц и сказал, что вычеркнет меня из завещания. Для меня это был страшный удар. Как я уже говорил, мистер Торнсен был очень крут на расправу. Мне нужно было покинуть этот чудесный дом… — Джош безнадежно пожал плечами. — Потом ко мне зашел Хенк и сказал, что если бы у него было пять тысяч долларов, то он бы смог открыть клуб. Он просил меня помочь ему, но у меня таких денег не было, и я ему об этом сказал. Тогда он ответил, что ограбит банк. Я понимал, что, сделай он такое, его на много лет засадят в тюрьму. Я просил его несколько дней подождать. Если бы мистер Торнсен умер, я бы продолжал работать в этом доме и смог бы собрать необходимую сумму для Хенка. Миссис Торнсен никогда бы не уволила меня. Так что мисс Торнсен была как рука самого Провидения. Когда мистер Торнсен умер, как я рассказывал вам, я сохранил свою работу и получил деньги по завещанию. Это было дурное дело. А теперь нет в живых и Хенка. Единственное мое желание сейчас — тоже умереть.

Я поднялся. Больше я не мог слушать это. Глядя на эту опустившуюся развалину, я пожалел его.

— В заключении коронера говорится: «смерть от естественных причин», — сказал я. — Я уже почти забыл, что ты рассказал мне. Прощай, Джош. Больше мы не увидимся.

Он все сидел, отрешенно глядя на виски в стакане. У меня было чувство, что его желание смерти скоро осуществится.

Я оставил его сидеть и пошел под дождем по дорожке к тому месту, где оставил машину.

Огни Парадиз-Сити сияли всеми цветами радуги на фоне мрачных туч. Меня это зрелище не впечатляло. Я уже видел все это. Я стоял возле машины, прислушиваясь к отдаленному шуму уличного движения и глядя на свет фар автомобилей, ехавших по бульварам.

Открыв дверцу машины и устроившись поудобнее, я долго думал о судьбе Джоша Смедли. Чего только не сделает любящий родитель для своего ребенка.

Покачав с горькой усмешкой головой, я собрался ехать к Биллу. Мне нужно было узнать, не произошло ли чего-нибудь в коттедже. Собираясь включить двигатель, я услышал пронзительный звук сирены «скорой помощи», который становился все сильнее, и в следующую минуту мимо меня проскочила машина «неотложки» в сопровождении еще одной машины. Обе завернули на узкую дорожку, ведущую к домику Анджелы. Во второй машине я успел заметить силуэты двух мужчин.

Зная, что Билл там, я решил задержаться, чтобы не осложнять ситуацию. Я закурил и стал ждать. Ожидание оказалось долгим. Я уже начал терять терпение, когда наконец минут через сорок мимо меня промчался «роллс-ройс» с шофером, на заднем сиденье расположилась миссис Торнсен. Машина тоже завернула к коттеджу. Я решил не вмешиваться. Курил сигарету за сигаретой и ждал.

Прошло еще полчаса. Потом я услышал сирену. Через несколько секунд появилась «неотложка» и на огромной скорости помчалась к городу в сопровождении все той же машины с двумя мужчинами. Я понял, что это врачи. Через двадцать минут показался «роллс» и завернул к дому Торнсенов.

Включив мотор, я поехал к домику Анджелы. Время от времени я сигналил передними фарами, предупреждая Билла о своем приближении.

Подъехав ко входу в коттедж, я увидел его самого, размахивающего руками. Я подъехал к обочине, и он, вскочив в машину, захлопнул дверцу.

— Ну давай, Билл, рассказывай.

— Я все видел через окно в гостиной. Бог ты мой, чего я только не насмотрелся. Я приехал как раз вовремя. Миссис Смедли сидела за столом. Ее можно было только пожалеть. Она, наверное, думала, как ей поступить.

Через несколько минут медленно открылась дверь гостиной и появилась Анджела с тем же ножом в руках. На цыпочках она стала подкрадываться к миссис Смедли. Вид у нее был безумный и страшный. Никому не пожелаю увидеть подобное. Даже меня бросило в дрожь. Я уже готов был разбить стекло и криком предупредить миссис Смедли, как вдруг она, видимо, почувствовала опасность. Для женщины с таким телосложением, как у японского борца, реакция была совершенно потрясающей. В то время как Анджела приблизилась к ней, миссис Смедли вскочила на ноги, выбила у нее из рук нож и так ее стукнула, что та свалилась на пол. Наклонившись над ней и подняв на руки, негритянка понесла ее в спальню.

Ее не было видно не меньше десяти минут. Затем миссис Смедли вернулась, подняла телефонную трубку и набрала какой-то номер. Я понял, что она вызывает помощь, и поверь мне, помощь ей очень была нужна. В это время Анджела начала опять вопить, но я догадался, что миссис Смедли связала ее. Она вопила, что ей нужен Терри.

После звонка через двадцать минут приехала «неотложка»…

— Это я знаю, я все это видел. Что было дальше?

— Они вынесли Анджелу на носилках и уехали. Затем приехала миссис Торнсен и говорила с двумя врачами, которые потом тоже уехали. Все это время миссис Смедли стояла, прислонившись к стене, и слушала. Миссис Торнсен начала с ней о чем-то говорить, но я не мог расслышать о чем. Правда, судя по выражению ее лица, разговор был не очень приятным. Затем миссис Торнсен раскрыла сумку, достала две бумажки по пятьсот долларов и бросила их на стол. По-моему, Дирк, она рассчитала миссис Смедли.

— Хорошо, Билл. Я думаю, сейчас самое время поговорить с миссис Смедли.

Дождь прекратился. Я снял плащ, бросил его на заднее сиденье и направился к двери коттеджа. Дверь была не закрыта, и, распахнув ее, я оказался в маленьком холле, из которого прошел в гостиную. Миссис Смедли, задумавшись, сидела в массивном кресле. Она подняла голову, взглянула на меня и кивнула, узнавая.

— Вы?! Что вам теперь-то нужно?

Ни ее взгляд, ни голос не были враждебными, и я, помедлив, сел рядом с ней.

— Миссис Торнсен уволила вас, не так ли?

Она кивнула:

— Верно, и я очень этому рада. Я по горло сыта Торнсенами. Я возвращаюсь к моим родным. Впервые за двадцать лет я свободна делать все, что хочу.

— Я рад за вас. Но прежде, чем вы уедете, миссис Смедли, не расскажете ли вы мне немного об этой семье? Я хочу знать, почему шантажировали Анджелу. Вы знаете?

Она долго смотрела на меня, обдумывая свой ответ; затем пожала массивными плечами.

— Да, — произнесла она наконец. — Наверное, кому-то все же надо рассказать, прежде чем уехать отсюда навсегда. Я хочу выбросить это все из головы, прежде чем вернусь к своим. У нас большая семья — четыре брата и три сестры. Все они будут рады мне. Если бы не мисс Энджи, я бы уже давно уехала к ним. Я нянчила ее с самого рождения. Я знала, что она не в себе, и старалась, как могла, помочь ей. Я все для нее делала; и она любила меня за это. Мать ничего никогда не сделала для нее. Мисс Энджи обожала брата. В детстве они были очень дружны, но когда подросли, я стала замечать, что он начал от нее уставать. Она ни на минуту не оставляла его в покое. Я предупреждала ее, но на нее это не действовало. Затем Терри увлекся музыкой и часами играл на пианино. Он запирался в музыкальной комнате, чтобы ему не мешали, а Энджи садилась у двери и слушала. Слушать его игру стало ее единственным занятием. Это превратилось в страсть. Затем молодой господин поссорился с отцом и покинул дом. Он ушел и даже не попрощался с мисс Энджи. Это было для нее страшным ударом, и с тех пор у нее становилось все хуже и хуже с головой. Для меня настало тяжелое время, но мне удавалось держать ее в руках. Затем умер мистер Торнсен и оставил ей много денег и этот домик. Она сразу же переехала сюда. Мать она ненавидела. Целыми днями Энджи ничего не делала: сидела на стуле, смотрела куда-то и что-то про себя бормотала. Наверное, я сделала ошибку. Мне следовало сказать миссис Торнсен, чтобы она позвала доктора, но я не любила ее и надеялась сама вывести мисс Энджи из этого состояния. Пыталась заинтересовать ее работой в саду, по дому, но напрасно. Так продолжалось с неделю, и я уже хотела обратиться за помощью, когда пришел этот человек.

Миссис Смедли помолчала, вытерла рукой пот с лица и продолжала:

— Он даже не позвонил, а просто вошел. Я была в кухне, готовила обед. Он сел, где сейчас сидите вы, и снял шляпу. Он был совершенно лысый, с лицом дьявола. Я как раз выходила из комнаты, когда он сказал, что знает, где находится Терри. Я задержалась и прислушалась. Мисс Энджи сразу переменилась и ожила. Этот человек сказал, что Терри не хочет, чтоб кто-нибудь знал, где он. Он хорошо успевает в игре на пианино и шлет сестре нежный привет. Затем этот дьявол сказал, что Терри находится под его покровительством и что он помогает ему. «Но просто так я не помогаю, — сказал он. — Вы должны будете приходить первого числа каждого месяца в клуб „Черная шкатулка“ и приносить десять тысяч долларов. До тех пор пока вы будете это делать, с вашим братом будет все в порядке, потому что я буду рядом с ним. Но если вы не станете приходить и приносить деньги, вашему брату перебьют молотком пальцы и он не сможет больше играть на пиа-нино. Итак, ваши деньги — моя опека».

Миссис Смедли опять остановилась, чтобы вытереть пот с лица.

— Это было десять месяцев назад. Мисс Энджи сказала, что будет платить. Тогда этот дьявол рассказал ей, где найти «Черную шкатулку». Он сказал, что она должна просто первого числа каждого месяца приносить туда деньги и отдавать их своему старому другу, которого там встретит. Этим старым другом оказался мой непутевый сын. Лучше бы он никогда не родился! — Она ударила сжатыми кулаками по коленям. — Я пыталась поговорить с мисс Энджи, но она не захотела меня даже слушать. Я старалась убедить ее, что этот человек обманывает ее и вовсе ничего не знает о Терри, но напрасно. Она только кричала: «Разбить эти чудные пальцы молотком!» После этого мисс Энджи каждый месяц ходила в банк, снимала деньги и отдавала моему непутевому сыну. Это вносило какое-то умиротворение в ее душу. С ней стало не так трудно. Я ничего не могла поделать и только присматривала за ней. Затем, спустя некоторое время, этот лысый пришел опять. Я слышала их разговор из кухни. Он сказал, что, если мисс Энджи даст ему сто тысяч долларов, он бы устроил ей встречу с братом. Затем появились вы и сказали ей, что разыскиваете Терри, которому привалило наследство в сто тысяч долларов. Вы сказали, что ему нужно только пойти в банк и получить деньги. Мисс Энджи хотела получить эти деньги, чтобы встретиться с мистером Терри. В ее воспаленном мозгу возникла идея подменить Терри кем-нибудь другим, получить деньги, а она отдала бы их этому лысому и наконец увидела бы своего брата. Она пошла к Хенку, который кого-то нашел. Что из этого вышло, вы знаете. Вернулась она в ужасном состоянии и вела себя как дикое животное. Я испугалась и заперлась в кухне, а она вопила: «Я покажу этому сукиному сыну. У него наверняка есть подружка. Я поговорю с Хенком. Я ему устрою!». Затем она села в машину и уехала. Ее не было часа три— четыре. Вернулась успокоенная. «Ну, я ему устроила», — сказала она мне. Я ничего не поняла, о чем она говорила, пока не прочитала в газете о случае с кислотой. — Она содрогнулась. — Мне очень жаль, но она не в себе.

Я подумал о Сюзи: кислота, боль, грузовик, раздавивший ее.

— А Энджи? — спросил я. — Что теперь будет с ней?

Миссис Смедли безнадежно пожала широкими плечами.

— Ее запрячут в сумасшедший дом — они называют это клиникой для психических больных. Я слышала, как доктора сказали миссис Торнсен, что Анджела вряд ли когда— нибудь вернется домой — она неизлечима. Все, что они могут делать, это пичкать ее лекарствами и запирать. Миссис Торнсен разрешила им это делать. Мисс Энджи теперь все равно что умерла.

Теперь я узнал все, что хотел. И поднялся, чтобы уйти.

— Если чем-нибудь смогу помочь, миссис Смедли, только скажите. У меня здесь машина. Может, отвезти вас в город?

Она посмотрела на меня, затем покачала головой:

— Уходите! Я уезжаю к своим.

Выйдя из коттеджа, я постоял немного в саду, ощущая влажную жару. Итак, Хенк был мертв, Энджи тоже выключена из жизни. Двоих нет — остался один. Хьюла Мински!

Я понимал, что не успокоюсь, пока не разделаюсь с этой лысой обезьяной. Только с его концом угаснут во мне холодная ярость и жажда мести. Лишь Сюзи останется чудным воспоминанием. Глупые надежды? Сможет ли какая бы то ни было месть стереть из моей памяти последние мгновения жизни Сюзи?

Я пошел к тому месту, где меня поджидал Билл.

— Поехали домой и поговорим, — предложил я.

Каждый сел в свою машину, и мы отправились домой.

Дома, пока Билл варил на кухне кофе, я рассказал ему все об Энджи, Терри и Мински. Что касается Джоша, я дал слово, и не сказал Биллу ничего.

— Вот так обстоят дела, Билл, — подытожил я. — Завтра встречаюсь с Сандрой и все силы направляю на Мински. А теперь — спать!

Но, прежде чем уснуть, мне пришлось принять три таблетки снотворного.

Когда я заканчивал плотный завтрак, приготовленный Биллом, раздался телефонный звонок. Было 11.15. Он был таким резким, что мы с Биллом даже вздрогнули.

Я поднял трубку.

— Дирк Уоллес, — назвал я себя.

— Это Сэм из «Нептуна», мистер Уоллес. С вами хочет встретиться мистер Барни. Он говорит, что это важно.

— Где он, Сэм?

— Он здесь, завтракает… Он говорит, что подождет вас.

— Я буду через двадцать минут. Спасибо, что позвонил, Сэм. — Я повесил трубку.

Я сказал об этом Биллу.

— Ты оставайся, а я поеду, — распорядился я.

— Нет уж, хватит, — отрезал Билл, — насиделся. Я еду с тобой. Если я должен где-то сидеть, я буду сидеть в машине.

Не убрав даже со стола, мы спустились в гараж и поехали в «Таверну Нептуна». Оставив Билла в машине, я пересек набережную и вошел в закусочную. Эл Барни сидел на своем обычном месте в углу и очищал тарелку куском хлеба. Я сел напротив него. Эл Барни взглянул на меня и кивнул.

— Будете завтракать, мистер Уоллес?

Я ответил, что уже позавтракал, и, в свою очередь, предложил ему пива.

— Никогда не откажусь от пива, мистер Уоллес. — Он махнул рукой Сэму, который тут же подошел с пивом и полной тарелкой смертельных сосисок. Выпив полкружки пива, он поставил кружку, вытер рот тыльной стороной ладони, запихнул в свою акулью пасть три сосиски и откинулся на спинку стула. — Мистер Уоллес. Я всегда держу ухо к земле и ничего не пропускаю мимо, не задаю вопросов, а только слушаю. Вы говорили, что интересуетесь Терри Зейглером? Так я слышал. Вас это еще интересует?

— Конечно, Эл, — ответил я.

Он запихнул еще три сосиски в рот, прожевал, затем наклонился ко мне, так что я почувствовал жгучий перечный дух, и сказал:

— Вам нужно поговорить с Чаком Солски. Он посредничал в продаже наркотиков, пока мафия не взяла это дело в свои руки. Я слышал, что Зейглер был его близким другом. Солски сейчас в большой нужде. Если вы покажете ему несколько долларов, он расскажет вам, что случилось с Зейглером. Вы найдете его на Клэм-Эли в доме 10, на верхнем этаже. Это самое большее, что я могу для вас сделать.

— Спасибо, Эл. — Я достал бумажник, но он жестом отказался от вознаграждения.

— Мы с вами друзья, мистер Уоллес. А с друзей я денег не бeру.

Я пожал его липкую руку.

— Еще раз спасибо, Эл.

Вернувшись в машину, где меня поджидал Билл, я обо всем рассказал ему.

— Я посмотрю, дома ли этот парень.

— Клэм-Эли? Это где-то в дальнем конце набережной, забытые Богом трущобы. Очень удивлюсь, если увижу, что там кто-нибудь живет. Там есть несколько многоквартирных домов, которые будут сносить.

— Откуда тебе это известно?

Билл усмехнулся:

— Барни не один держит ухо к земле. Поехали.

Билл сел за руль и медленно поехал вдоль набережной, уже забитой туристами. Наконец он отыскал место для парковки.

— Вон там впереди Клэм-Эли.

— Ты так думаешь? Ты явно лучше меня знаешь эти места, — признался я, вылезая из машины. Билл вышел вместе со мной.

— Я не останусь здесь, Дирк. Вон тот дом перед нами и есть номер 10.

Клэм-Эли было худшее из мест, которые я когда-либо видел. Там было всего четыре пятиэтажных здания. Все окна с выбитыми стеклами.

Дверь дома номер 10 держалась на одной петле, покосилась и покачивалась. Я шагнул в грязный вонючий подъезд; Билл следовал за мной.

— Ну и местечко! — воскликнул я. — Вряд ли кто-нибудь обитает в этой помойной яме. Эл сказал, что он живет на верхнем этаже.

— Осторожнее, Дирк. Ступени совсем прогнили, не сломай ногу.

Я стал подниматься по ступеням, которые скрипели при каждом шаге. Дверь в первую квартиру была открыта, там было пусто и грязно. Я поднялся на второй этаж — и опять пустая квартира. Если кто-либо здесь и жил, то это было давно. Наконец мы с Биллом взобрались на последний этаж. Вонь была такой, что рвота подступала к горлу. Дверь в квартиру оказалась закрытой. Единственная закрытая дверь в этом проклятом доме. Я стал стучать в нее, но ответа не последовало. Постучал еще раз — и опять молчание. Нажал на дверную ручку, и дверь со скрипом открылась. Я осторожно вошел в комнату, а Билл остался снаружи, глядя через открытую дверь. Мне приходилось бывать в негритянских трущобах в Западном Майами, но ничего подобного я не видел. В комнате стояли упаковочный ящик, служивший столом, два стула и кровать. Кругом валялись гниющие остатки недоеденной пищи, разбросанные газеты и прочий мусор. Это был апофеоз мерзости и запустения. На кровати лежал человек. Он растянулся на простыне, которую не стирали годами. И человек, и кровать отлично вписывались в атмосферу этой отвратительной комнаты.

Я подошел к кровати и взглянул на лежавшего. На нем были грязные, залатанные джинсы. Худой, как скелет. Спутанные черные волосы доходили до плеч, борода закрывала половину лица, на вид ему можно было дать лет тридцать пять. Пахло от него, словно он не мылся месяцами. Похоже было, что он спал.

До него противно было дотрагиваться, но я взял его за руку и сильно встряхнул.

— Эй, Чак! — рявкнул я «полицейским» голосом. — Просыпайся!

Его глаза открылись, он посмотрел на меня и свесил на пол тощие ноги.

— Кто ты такой, черт тебя дери? — спросил он требовательно и хрипло, сев на кровати.

— Я тот, у кого есть деньги и кто хочет их потратить, — сказал я, отступая в сторону. — Мне нужна информация. — Я достал бумажник, вынул два банкнота по сто долларов и повертел перед его носом.

— Тебя это интересует?

Он, как завороженный, следил за моей рукой, как будто перед ним находилось все золото Форт-Нокса. Подняв грязную руку, он погрузил ее в свои спутанные волосы.

Я отскочил назад. У меня не было желания собирать его вшей.

— Бог ты мой, мне нужны деньги! — пробормотал он.

— А мне информация, Чак. Может быть, мы поладим?

— Какая информация?

— Ты в порядке? По твоему виду этого не скажешь. Ты можешь собраться с мыслями?

Он некоторое время неподвижно смотрел перед собой. Было видно, что пытается прийти в себя. Затем наконец он поднял на меня глаза и кивнул.

— Я заспался. А что мне еще остается делать? Когда я сплю, то надеюсь больше не проснуться, но каждый раз просыпаюсь снова и снова вижу себя в этой чертовой дыре. Если бы у меня было больше решимости, я бы давно утопился. Через неделю сюда придут и снесут эту крысиную нору. А куда я денусь? Я дошел до точки, но еще существую.

— Чак, мне нужно от тебя кое-что узнать, и за это ты получишь двести долларов.

Он окинул меня взглядом:

— Что вы хотите узнать? Вы не коп?

— Нет. Я ищу Терри Зейглера.

Он сидел, теребя копну своих ужасных волос, и продолжал разглядывать меня.

— А зачем вам это? — наконец спросил он.

— Это тебя не касается, Чак. Я предлагаю тебе двести долларов, а ты мне должен рассказать все, что тебе известно о Терри Зейглере, и сказать, где его искать.

Он скорчил гримасу:

— А не обманете? Предположим, я скажу вам, а вы плюнете мне в лицо и уйдете со своими деньгами.

Я положил сто долларов в его руку:

— Вот тебе для начала. Рассказывай!

Он некоторое время любовался купюрой и приговаривал:

— Бог ты мой! Как она мне нужна. Если бы вы только знали. Я ведь не ел целых три дня.

— Начинай рассказывать о Зейглере, кончай причитать, — рявкнул я. — Запах в твоей берлоге сведет меня с ума.

Чак наконец начал свой рассказ, а я сел на упаковочный ящик и стал слушать.

Он рассказал, что встретил Терри Зейглера в клубе «Дэд-Энд». Они подружились. Поскольку он сам сидел на игле, он понял, что Терри тоже на крючке, и это связало их. Чак старался заработать на продаже наркотиков. У него была возможность доставать их, но со сбытом было плохо. Он поговорил об этом с Терри, который сказал, что готов помочь. Терри начал распространять то, что доставал Чак. Делал он это обычно днем, и не без успеха. У него было много знакомых мальчишек, которые очень любили его игру на пианино. Дела пошли в гору. Чак имел связь с одним старым китайцем и через него доставал порошок, а Терри занимался реализацией.

— Все шло отлично, — продолжал Чак, яростно почесывая голову. — Мы зашибали большие деньги. Я обзавелся хорошей квартирой и жил в свое удовольствие. Женщины меня никогда не интересовали. Терри тоже прекрасно устроился и завел подружку Лизу, с которой и жил. Затем, когда все вроде устроилось, мы столкнулись с проблемами. Как-то в понедельник я, как обычно, пошел к своему поставщику за порошком и, войдя к нему, увидел за письменным столом Хьюлу Мински. — Он замолчал, а потом продолжал: — Вы знаете Мински?

— Знаю, — подтвердил я, — продолжай.

— Вид этой обезьяны напугал меня до смерти. — Чак вздрогнул. — Я сижу на игле, и я труслив. Мински сказал, что с этим делом я должен завязать и что я должен предупредить об этом своего напарника — это был Терри. Я был так напуган, что готов был целовать ему ноги, если бы он пожелал. — Чак запустил грязную руку в свою грязную бороду. — Терри в это время был у Лизы. Я позвонил ему и передал разговор с Мински. Терри успокоил меня и просил не паниковать, сказав, что будет жить у меня, пока все не образуется. Он действительно приехал со своими чемоданами, и мы обо всем поговорили. Так как мой источник пересох, мне нечем стало платить за квартиру. Мы всегда вели расточительный образ жизни. Терри считал, что нужно найти другого поставщика. Он ни в грош не ставил угрозы Мински, я же пытался предостеречь его. Говорил, что никогда не знаешь, что может выкинуть такая обезьяна.

Терри сказал, что сам найдет нового поставщика. Я не хотел иметь с этим делом ничего общего. Но Терри был упрям и продолжал твердить, что плюет на Мински. Я предупреждал его, но он не слушал. Помню, как он убеждал меня продолжать дело. У него было около полсотни клиентов среди мальчишек, которые осаждали его просьбами. Он не собирался от них отказываться. Я умолял его послать все к черту, но Терри и слышать не хотел об этом. Он говорил, что сам приучил этих мальчишек колоться и теперь должен снабжать их. Он говорил, что ничего другого он делать не сможет. Наконец я уступил. Он исчез и вскоре нашел другого китайца, согласившегося снабжать его зельем. Так продолжалось некоторое время. Я знал, что должно что-то случиться. Я не притрагивался к деньгам, которые он зарабатывал. Я уже говорил вам, что от природы я трус, я безвылазно сидел в квартире и дрожал от страха. Так продолжалось еще неделю, а потом это случилось. Я знал, что так будет. Я предупреждал его. Терри твердил мне, как хорошо у него идут дела, как много он уже заработал. К концу недели он ожидал поступления новой партии порошка.

Вдруг дверь открылась, и вошел Мински с двумя головорезами. Все произошло так быстро, что я ничего не помню. Я оказался на полу, прикрывая голову руками. Был страшный шум: звуки ломающихся костей, ужасный треск мебели. Это был конец Терри, я предупреждал его. Затем Мински ударил меня ногой под ребра. Он сказал, что поскольку я поступил согласно его указанию, то оставляет меня в живых, но я должен обо всем забыть. Потом дверь захлопнулась. Я встал и осмотрелся. Терри в комнате не было. Я предупреждал его. Нельзя дурачить такую обезьяну, как Мински. Вы хотите знать, где Терри? Я думаю, что его изуродованное тело зацементировали и бросили в океан. Я ничего не мог сделать. Денег не стало, и мне пришлось перебраться в эту проклятую Богом дыру. Я жду смерти. Вот чего я хочу — умереть.

У меня не было никакого сочувствия к этому ничтожному существу, не то что к Джошу Смедли. Кретин, который делал бизнес на продаже героина мальчишкам, ничего другого и не заслуживал. Я встал, бросил ему на кровать другую купюру в сто долларов и вышел к Биллу, ожидавшему меня в коридоре. Мы осторожно спустились по скрипучей лестнице и наконец вышли на свежий влажный воздух. По пути к автомобилю Билл произнес:

— Я все слышал. Вот и конец истории с Терри. Нечего сказать, чудесную парочку детей произвели на свет Торнсены.

— Случается. Но старшие Торнсены стоят не больше своих отпрысков.

Мы забрались в машину и долго сидели молча. Затем Билл сказал:

— Так что же мы имеем? Хенк мертв, Энджи в сумасшедшем доме. Терри нет в живых. Остается только Мински. Правильно?

— Все верно, — ответил я. — До сих пор нам везло. Теперь будет сложнее. Через пару часов я встречусь с Сандрой. Может, ей удалось что-нибудь выяснить. Будем действовать сегодня ночью.

Я завел двигатель.

— А сейчас поехали домой.

Уолли, метрдотель ресторана «Три краба», приветствовал меня широкой улыбкой.

— Мисс Уиллис ожидает вас, мистер Уоллес. Вы знаете, куда идти.

Я кивнул, поднялся по лестнице, постучал в дверь и вошел.

Сандра сидела за столом. Перед ней стоял шейкер и пустой стакан.

— Привет, Дирк! — воскликнула она. — Взбейте-ка себе коктейль. — Она указала на шейкер.

Я сел напротив.

— Не сейчас, — сказал я, разглядывая ее. На этот раз она была в белом, а ее густые черные волосы падали на загорелые плечи. В зеленых глазах вспыхнули искорки, когда она посмотрела на меня.

Я опять отметил, что никогда не видел такой соблазнительной и зловещей женщины.

— Итак, — сказала она, наливая себе из шейкера мартини, — какие у вас новости?

— Ваш шеф лишился дохода в десять тысяч долларов ежемесячно.

Она насторожилась:

— Каким образом и почему?

Я вкратце рассказал ей историю с Анджелой Торнсен.

— Денег больше не будет. Нельзя же угрожать женщине, которая лежит в психиатрической клинике.

Она откинулась на спинку стула и рассмеялась каким-то жестким, металлическим смехом.

— Это серьезно осложнит положение Дж. В. в организации. Они могут заменить его.

— Мне наплевать на судьбу Дж. В., — отмахнулся я. — Единственный, кто меня интересует, так это Мински.

— Да, — состроила она гримасу. — Я проверяла. Эта крыса знает, как заботиться о себе. Я хотела затащить его к себе и медленно убивать, чтобы отомстить за смерть отца, но теперь это невозможно. Он никуда не ходит один, а только с телохранителями. Существует только один способ покончить с ним. У меня есть автоматический пистолет. Этого вполне достаточно, чтобы продырявить ему брюхо и выпустить из него кишки. Другого способа я не вижу.

Я покачал головой:

— Нет, это не подходит. Для вас это конец. Неужели вы думаете, что его телохранители отпустят вас целой и невредимой? Допустим, вы застигнете его врасплох и всадите в него очередь, но при этом телохранители наверняка убьют вас.

И опять зловещая улыбка поползла по ее губам.

— Нет, Дирк. Они не посмеют меня тронуть. Каждый член организации знает меня либо знает обо мне. Они знают, что я правая рука Валински. Сейчас он в Нью-Йорке и вернется только завтра вечером. Когда он услышит, что убили Мински и что убила его я, он примет меры, но я к этому времени буду уже вне пределов его досягаемости. Я уже сложила вещи. Как только мы разделаемся с Мински, я исчезну. Я скроюсь, и организация меня не найдет. Так что обо мне не беспокойтесь. Если я умею что-то делать хорошо, так это позаботиться о себе.

Глядя на ее окаменевшее лицо и зеленые безжалостные глаза, я кивнул в знак согласия. Если кто-нибудь мог позаботиться о себе, так это в первую очередь Сандра Уиллис.

— Дирк, — продолжала она. — Вы говорили, что хотите свести счеты с Мински. Я хочу, чтобы вы только показали мне его. Вы его видели, а я нет. Мне бы не хотелось убить не того человека. Вам нужно только указать мне его, и все.

Я долго колебался. Если бы я это сделал, то стал бы соучастником убийства. Затем я подумал о Сюзи. Этот сукин сын, который плеснул ей в лицо кислоту, заслужил смерть.

— Хорошо, Сандра, — согласился я.

— Новое место сбора налогов — ресторан Фу Чана. Мински придет туда около трех часов ночи. Мы должны в этом убедиться. Я приеду в своей машине. И вы должны быть там. Приедем раньше, скажем, в два часа. Нам придется подождать, но он может появиться раньше. Вы покажете мне его. Это все, чего я хочу. Остальное я беру на себя. Хорошо?

Я поднялся:

— Я буду там. Надеюсь, ваше решение продумано.

Она взяла шейкер и налила себе новую порцию мартини.

— Я всегда все тщательно обдумываю, Дирк. Встретимся в два. Я буду в «мерседесе». Машину я поставлю возле ресторана. Все, что вы должны сделать, — это только указать мне пальцем на Мински.

— Я понял, — подтвердил я и вышел.

В машине меня ждал Билл.

— Ресторан Фу Чана, где это? — осведомился я, скользнув на место пассажира.

Билл самодовольно фыркнул:

— Быстро приходит в упадок. Это угловое здание в восточном конце набережной. Когда-то это было бойкое местечко, а теперь Фу Чану за девяносто, и он потерял хватку. А почему ты спросил?

— В этой забегаловке новое место сбора.

Я передал Биллу свой разговор с Сандрой.

— Мы договорились так. В два часа ночи мы подъедем как можно ближе к этому ресторану. Сандра тоже будет там на «мерседесе». Я пересяду в ее машину. Когда появится Мински, я покажу его Сандре, и тогда она стреляет. Ты тихонько будешь сидеть в машине. Если все пройдет, как намечено, она сразу же уедет, а мы поедем домой. Если что— то не сработает и завяжется перестрелка, мы ее прикроем.

— Если она прикончит Мински и исчезнет, как ты думаешь, мы сможем вернуться на работу в агентство? Я имею в виду, будешь ли ты считать, что полностью отомстил за Сюзи?

Я долго думал, затем утвердительно кивнул:

— Пожалуй. Если я буду уверен, что с Мински покончено, мы оба сможем вернуться на работу.

— Хорошо. Теперь давай поедим.

Он включил зажигание и поехал к ресторану Лючиано, предвкушая фирменное блюдо — омара и сочный бифштекс. Ели мы молча. Каждый был занят своими мыслями. Лишь когда принесли кофе, Билл сказал:

— Ты думаешь, это сработает?

Я закурил и передал ему пачку.

— Трудно сказать: Сандра — женщина необыкновенная. Надеюсь, что все удастся. Но если сорвется и ее убьют, тогда придется мне завершить работу. Сандра считает, что телохранители Мински не посмеют в нее стрелять. Что же, посмотрим. Все будет зависеть от нее. Ты еще можешь отойти в сторону, Билл. Это ведь мое личное дело.

Он посмотрел на меня, потом допил свой кофе.

— Не болтай чепухи, Дирк. Поехали лучше домой. У нас еще три часа до начала. Неплохо бы поспать.

Когда мы проезжали через район порта, я увидел двух молодых подтянутых полицейских, патрулировавших этот район. Я понял, что Том Лепски предпринял кое-какие меры. Эти двое могли изрядно подпортить дело Валински.

Вернувшись домой, Билл тотчас завалился спать. Я же еще целый час занимался револьверами: чистил, смазывал, перезаряжал. Затем тоже прикорнул в кресле.

Без четверти два я разбудил Билла, дал ему его револьвер, и мы поехали обратно на набережную. Билл указывал мне дорогу.

— Вон та забегаловка, направо от тебя, — произнес наконец Билл.

Ресторан Фу Чана, несомненно, знал лучшие времена. Сейчас у него был довольно-таки заброшенный вид. Грязные окна были слабо освещены, никакого оживления снаружи. Только над входной дверью горел яркий свет, далеко освещая подъездную дорогу, как бы в надежде, что это привлечет кого-нибудь пообедать.

В этот час найти место для стоянки было совсем нетрудно, и я припарковался метрах в тридцати от ресторана.

— Возможно, придется долго ждать, Билл, — предположил я, выключая двигатель.

— Это мы как раз умеем, не так ли? — Он повернулся и поудобнее устроился на сиденье.

Затаившись, мы наблюдали, как из темноты стали появляться фигуры людей, исчезавших в дверях ресторана. Это были самые различные типы, главным образом кубинцы, немного меньше китайцев и еще меньше белых. Они входили и выходили за несколько секунд и исчезали в темноте. Все они были жертвами шантажа и безропотно платили ежемесячные взносы; поток их не иссякал.

Через несколько минут после 2.00 появился маленький «мерседес».

— А вот и она, — сказал я. — Так ты понял, Билл? Мы будем ее прикрывать огнем, если начнется заварушка. Ты оставайся здесь. Я пойду к ней.

— Если начнется перестрелка, Дирк, — спросил Билл, когда я выходил из машины, — мы что, будем убивать?

— Если не мы, то тогда будут убивать нас. С этим сукиным сыном нужно кончать сейчас.

Я прошел несколько шагов до «мерседеса». За рулем сидела Сандра. В темноте был виден только ее силуэт. Я открыл дверцу и влез в машину.

— Привет, Дирк! — сказала она. — Великое дело! Я вижу, жертвы уже собираются?!

— Вы уверены, что все сойдет гладко, Сандра?

— Все будет в порядке. — В ее голосе была решимость. — Успокойтесь, и немного подождем.

Сидя рядом с ней, я вдыхал экзотический аромат ее духов, в то время как людской поток тек в одну и другую сторону. Следующие полчаса мы сидели молча. Она казалась высеченной из камня. Чувствовалось, что у нее нет желания разговаривать. Время от времени я ощупывал рукоятку револьвера. Раньше мне не приходилось убивать людей, но сегодня я был готов на все.

Я думал о Сюзи, последних минутах ее жизни. Эти страшные мгновения, когда, ослепленная кислотой, она ринулась под колеса грузовика. Если Сандра не сможет завершить дело, это сделаю я!

— Вот они, — прошептала Сандра.

Большой «кадиллак» выполз из темноты, подсвечивая себе только огнями ближнего света, и остановился у ресторана. Из него вышли четверо: плотные, высокие, у каждого в руке револьвер. Все было как в старых гангстерских фильмах. Они разошлись в разные стороны, не переставая озираться направо и налево. Револьвер был уже у меня в руке. Затем появился Мински. Он был настоящим карликом по сравнению со своими телохранителями.

— Вот он, — шепнул я. — Тот невысокий тип.

— Спасибо, Дирк.

Она вышла из машины, хлопнув дверцей. Звук моментально привлек к ней внимание четырех телохранителей. Без малейшего колебания она двинулась к тому месту, где стояли Мински и его охрана, глядя на нее.

— Мински? — Голос ее прозвучал ясно и резко. — Я Сандра. У меня для вас послание от Дж. В.

Она остановилась. Ее фигура четко выделялась в свете фар и фонаря ресторана.

Какой спектакль! Какая артистка! Ни малейшей неуверенности ни в голосе, ни во взгляде. Я никогда не видел, чтобы женщина выглядела так чарующе. Алое с бежевым платье плотно облегало ее фигуру, блестящие черные волосы ниспадали на обнаженные плечи. Она словно сошла с обложки журнала «Вог».

Все четверо телохранителей, как по команде, опустили револьверы и уставились на нее.

Потихоньку выскользнув из машины, я притаился в темноте. Повернувшись направо, я увидел Билла, тоже выбравшегося из машины.

Подручные Мински отошли немного назад, а он оставался стоять в свете фар. Он тупо смотрел на Сандру, затем его обезьянье лицо оживилось.

— Так вы Сандра? Что нужно Дж. В.?

— Он передал для вас специальный пакет.

В тишине влажной ночи ее жесткий с металлическими нотками голос был особенно хорошо слышен.

— Ясно, малышка. Где он?

В руках она держала вечернюю сумочку. Между ними было сейчас меньше двух метров.

— Он здесь.

Телохранители отодвинулись от них еще дальше. Между тем Сандра раскрыла «молнию» сумки. Движения ее были расчетливы и быстры, у Мински не было ни одного шанса.

В то время как он стоял и скалился на нее, в ее руке блеснула сталь автоматического пистолета и она выстрелила четыре раза ему в живот. Пули отбросили его назад.

Телохранители словно вросли в землю. Я поднял свой револьвер, готовясь прикрыть ее огнем, но она по-прежнему держала ситуацию в руках. Она спокойно сказала:

— Все в порядке, парни. Дж. В. велел его убрать. Избавьтесь от него, пока не появились копы.

Один из четверых, менее тупой, ответил:

— Как скажете, мисс Сандра.

Она постояла несколько секунд, глядя на лежащего в крови мертвого Мински. Затем повернулась и не торопясь направилась к машине. Это был хладнокровный, блестяще поставленный спектакль.

Я открыл дверцу «мерседеса», и она села на водительское место.

— Видите, Дирк? Мои расчеты всегда правильны. Исчезните отсюда, пока не появились копы. — Глядя на меня испытующим взглядом через окно машины, она добавила: — Счеты сведены, не так ли?

— Да, — ответил я.

Она включила зажигание.

— Это наша последняя встреча, Дирк.

— Будьте осторожны, Сандра. У мафии длинные руки.

И опять та же дьявольская усмешка.

— А у меня длинные ноги. Прощайте. — Она выжала сцепление, и машина рванулась с места.

Вдали послышался звук полицейских сирен. Я задержался посмотреть, как четверка телохранителей оттащила и погрузила в «кадиллак» труп Мински. Затем побежал к своей машине. Билл уже сидел за рулем. Когда я влез в машину, он рванул с места и по темной аллее выскочил на шоссе. Тут он убавил скорость и поехал к моему дому.

Он не сказал ничего.

С Энджи, Хенком и Мински мы разделались, подумал я. Я не мог больше ничего сделать, но я знал, что долгие годы буду вспоминать Сюзи, такую полную жизни и веселья, а теперь мертвую. Что бы я ни делал, я не смогу ее вернуть. Никто и никогда не сможет мне ее заменить.

Лишь когда мы вошли в гостиную нашей квартиры, закрыли и заперли входную дверь, Билл сказал:

— Ну и женщина! Как профессионально все было сыграно. А теперь пошли спать.

— Да, — подтвердил я. — Работа закончена. Спасибо, Билл.

Он посмотрел на часы.

— Уже шестой час, — проговорил он. — Давай-ка хорошенько отоспимся и как следует позавтракаем, а потом отправимся к полковнику и получим обратно нашу работу.

— Хорошо, — согласился я.

Он долго смотрел на меня, затем произнес:

— Послушай, Дирк. Тебе надо забыть все это. Нельзя все время жить прошлым. Завтра будет новый день. А сейчас давай спать.

Сквозь занавески уже пробивалось утреннее солнце, а я лежал на широкой кровати и думал.

Отмщение?

Хенка нет, Энджи изолирована, Мински нет.

Я протянул руку и погладил вторую подушку, на которой так часто покоилась головка Сюзи. Я не спал. Я следил, как медленно встает солнце, заливая комнату золотистым светом.

Билл прав: нельзя жить только прошлым. Я вспомнил, как он сказал: «Завтра будет новый день!»

С этой мыслью, положив руку на пустую подушку, я в конце концов заснул.

Оглавление

Джеймс Хэдли Чейз Нет убежища золотой рыбке

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

Джеймс Хэдли Чейз Фиговый листочек для меня

Джеймс Хэдли Чейз Ударь побольнее

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg