«Тварь»

Глава 1

Лицо коротышки представляло собой кровавое месиво. Тусклые застывшие в шоке глаза, чуть видневшиеся между иссиня-черных, вздувшихся, как грибы-дождевики, век, непонимающе смотрели на Дилвика. Губы распухли и полопались, и струйки крови извилистыми дорожками медленно ползли из уголков рта по щетинистому подбородку, капая на темную от пота рубашку.

Слепящая лампа не освещала Дилвика, который стоял в тени, нависая над головой парня, как дамоклов меч. Он тоже потел. Рубашка липла к его широченной мясистой спине, воротничок размок и смялся на огромной шее. Он потуже натянул кожаную перчатку на мускулистую руку и размахнулся. Раздался тошнотворный звук затрещины, нанесенной открытой ладонью по скуле коротышки. Стул опрокинулся, и голова коротышки стукнулась о цементный пол, издав звук упавшего арбуза. Дилвилк подбоченился и злобно уставился на карикатуру, еще недавно бывшую человеком.

— Уведите его и приведите в порядок! Потом тащите обратно!

Из темноты появились еще два копа и подняли стул. Один из них рывком поставил парня на ноги и поволок к двери.

Господи, как я их ненавидел! И это называется взрослые мужчины! Вчетвером они по очереди выколачивали признание из парня, которому нечего было сказать. И мне приходилось на это смотреть.

Меня хотели запугать. “Берегись! — словно говорили мне. — Если ты попробуешь утаить информацию от Дилвика, ты рискуешь оказаться с проломанным черепом. Вот тебе пример, погляди на него, а после выкладывай все, что знаешь, да оставайся под рукой, чтобы он. Великий Дилвик, мог заняться тобой, когда ты ему понадобишься.

Я набрал полный рот слюны и смачно сплюнул Дилвику под ноги. Жирный коп резко повернулся на каблуках и оскалил зубы в издевательской ухмылке.

— Наглеть начал, Хаммер?

Я не пошевелился и остался сидеть, развалясь на стуле.

— А хоть бы и так, Дилвик, — отозвался я дерзко. — Я вот сижу и думаю.

Верзила скорчил мерзкую гримасу.

— Думаешь? Ты?

— Угу. Думаю, как бы ты выглядел завтра, если бы попробовал этот номер со мной.

Два копа, тащившие коротышку к двери, застыли на месте. Третий, смывающий пятна крови со стула, перестал тереть щеткой плетеное сидение и затаил дыхание. Никто никогда не говорил так с Дилвиком. Никто — от самого важного политикана в штате до самого прожженного уголовника. Никто не осмеливался на это, потому что Дилвику ничего не стоило разорвать такого человека в клочья голыми руками. Он был Дилвик — самый подлый, самый жестокий коп из всех когда-либо обходивших свой участок или молотивших по черепу дубинкой. Грубый, крутой, бесчестный, он не считался ни с кем и никогда не боялся. Разбить человеку в кровь лицо ему было приятней, чем поесть, и все это знали. Вот почему никто не говорил с ним так. То есть, никто, кроме меня.

Потому что я и сам такой.

Дилвик шумно выдохнул. В следующий миг он протянул ко мне волосатую лапищу, но я не позволил ему ухватить меня за рубашку. Я встал и насмешливо ухмыльнулся ему в лицо. Дилвик, при его росте, не привык встречать прямой взгляд. Он любил смотреть на людей сверху вниз. Но сейчас не вышло.

— И что же ты, интересно, сделаешь? — прорычал он.

— Попробуй — узнаешь, — сказал я.

Я увидел, как он отводит плечо, готовясь к удару, и не стал ждать. Мое колено стремительно взлетело и с противным хрустом врезалось ему в пах. Когда он сложился пополам, я двинул его кулаком в зубы и почувствовал, как они крошатся. С синеющим лицом он грохнулся на пол. Один из копов отпустил коротышку и потянулся за револьвером.

— Замри, балда, — сказал я, — пока тебе не разнесли дурацкую башку. Пушка еще при мне.

Он сразу же опустил руку. Я повернулся и вышел из комнаты. Никто не пытался меня задержать.

Наверху дежурный сержант, сидевший, как и раньше, за столом, склонившись над газетой, поднял голову и, увидев меня, украдкой сунул руку под стол. Но и моя в этот момент находилась под мышкой в каких-нибудь шести дюймах от пистолета, практически предлагая ему померяться — кто кого. Быть может, его дома ждала семья. Во всяком случае, коп положил руку на стол. Такие глаза, как у него, мне уже приходилось видеть раньше. Так смотрит крыса из своей норы, когда в комнате такса. Но в копе еще крепко сидело сознание того, что он — Закон, и удержаться ему было сложно.

— Дилвик тебя отпустил? — требовательно спросил он.

Я выдернул газету у него из-под рук и с бешенством швырнул ее на пол.

— Дилвик меня не отпустил, — сказал я. — Он валяется внизу и выблевывает свои потроха, и то же будет с тобой, если ты еще раз выкинешь такой номер. Я вовсе не нужен Дилвику. Ему просто хотелось подержать меня в подвале на сеансе узаконенной пытки, чтобы я увидел, какой он твердокаменный. Это на меня не действует. Имей в виду, я приехал в Сайдон представлять на законном основании клиента, который при аресте воспользовался своим правом на телефонный звонок и вызвал меня, а не за тем, чтобы меня запугивала эта жирная вошь. Из нью-йоркской полиции его вышибли, так он купил себе теплое местечко в вашей дыре только для того, чтобы и дальше драть взятки.

Сержант нервно облизнул непослушные губы, пытаясь заговорить, но я оборвал его.

— Так вот, даю вам ровно один час, чтобы освободить Билли Паркса и отвезти его домой. Иначе, — с расстановкой произнес я, — я позвоню прокурору штата, и пусть он этим займется. Потом вернусь сюда и сделаю кашу из твоей мерзкой рожи. Теперь ясно? Никаких порук, вообще ничего. Вы просто отпускаете его и точка.

Для копа дежурный был жидковат. Его нижняя губа дрожала от страха. Сдвинув шляпу на затылок и громко стуча каблуками, я вышел из здания полиции. Моя машина стояла напротив через улицу, ничего не стоило сесть за руль и развернуться. Черт, до чего же меня разозлили!

Билли Паркс, миляга-парень, безобидный, бывший мелкий жулик, решивший сойти с воровской дорожки. Как по-вашему, поддержит его Закон? Черта с два! Чуть что не так, и его хватают и начинают выбивать из него мозги, и все из-за прошлых дел. Факт, он провел три семестра в колледже на Гудзоне и не больно-то рвался бы на дело, после которого придется продолжать обучение до конца дней своих. Я не слыхал о Билли с тех пор, как он выпросил место шофера у Рудольфа Йорка... Он дал знать о себе только теперь, после того, как у Йорка похитили сыночка-гения.

Когда я свернул с шоссе, по ветровому стеклу застучали дождевые капли. Фары выхватили из мрака мощенную камнем дорогу, приведшую к особняку. Все окна светились, словно его обитатели боялись каких-то незримых чудовищ, таящихся в темных углах.

Это был большой дом, результат сочетания богатства с мастерством архитектора, но, несмотря на его величавый вид и ворота из кованого железа, кто-то сумел пробраться внутрь, заграбастать парнишку и смыться. Черт побери, мальчишка был идеальной приманкой для похитителей. Отец видел в нем не только сына, но больше того: результат четырнадцатилетнего эксперимента. И вот что он получил за свои старания воспитать из мальчугана гения. Бьюсь об заклад, Рудольф Йорк отсчитал бы немало из своих миллионов, чтобы увидеть свое чадо живым и здоровым.

Парадную дверь отворил расфуфыренный лакей, из тех, кто обязательно сосчитает до пятидесяти, и только после откроет. Впрочем, он все же привычно наклонил голову и позволил мне войти.

— Я — Майк Хаммер, — сказал я, вручая ему карточку. — Мне бы повидать вашего босса. И сию минуту, — добавил я.

Лакей едва взглянул на кусочек картона.

— Сильно сожалею, сэр, но мистер Йорк в настоящее время нездоров.

Сунув в рот сигарету, я раскурил ее и сказал:

— Передайте ему, что это насчет его мальца. Он моментально выздоровеет.

Полагаю, с таким же успехом я мог бы, не сходя с места, потребовать выкуп — так он на меня глянул. Всякое случалось в жизни, не раз меня принимали не за того, но похитителем детей посчитали впервые. Лакей поперхнулся словами, судорожно сглотнул, потом повел рукой куда-то в направлении гостиной. Я пошел за ним.

Случалось вам когда-нибудь вспугнуть стаю уличных кошек, изготовившихся к полуночной драке? Видеть, как они разом повернутся, вздыбя шерсть, и уставятся щелками враждебных глаз на пришельца, готовые растерзать того, кто помешал их потасовке? В напряженных настороженных взглядах светится одно общее: ненависть и страх.

Так встретили и меня, только не кошки, а люди. Выражение было таким же. Одни сидели, другие прохаживались по комнате и теперь остановились, застыв, как для прыжка. Немая сцена ненависти. Я задержал на них глаза только на миг, достаточный для того, чтобы сосчитать их — ровно дюжина — и определить всю компанию, как сборище упырей, чьи души давно разъела сухая гниль.

Рудольф Йорк безвольно размяк в кресле, без всякого выражения глядя в пустой камин. На газетных фото он всегда выглядел крупным мужчиной, но в этот вечер он казался маленьким и усталым. Он что-то бормотал про себя, но я не мог разобрать слов. Лакей подал ему мою карточку. Он взял, не потрудившись посмотреть на нее.

— Мистер Хаммер, сэр, — никакого отклика. — Это... это по поводу мистера Растона, сэр.

Рудольф Йорк ожил. Резко повернув голову, он глянул на меня вдруг вспыхнувшими огнем глазами. Очень медленно он встал. Его руки дрожали.

— Сын у вас?

С дивана одновременно вскочили два парня, которых можно было бы назвать красивыми, если бы не их бледность завсегдатаев ночных клубов и вялая кожа. Один сжал кулаки, другой со стуком поставил свой стакан виски на кофейный столик. Они вместе двинулись на меня. Я только глянул на них через плечо, чтобы они увидели выражение моего лица, и этого оказалось достаточно. Оба затормозили вне досягаемости моего удара.

Я снова повернулся к Рудольфу Йорку.

— Нет.

— Тогда что вам угодно?

— Посмотрите на мою карточку.

Он очень медленно прочел вслух:

— “Майк Хаммер, частный сыщик”, — потом смял карточку в кулаке.

Его лицо исказила страшная судорога. Сквозь сжатые губы миллионер выдохнул неслышные, невыразительные слова, боясь произнести их вслух. Один взгляд на дворецкого, после которого тот испарился, и Йорк вновь обернулся ко мне.

— Как вы узнали? — агрессивно спросил он.

Этот тип мне определенно не нравился. Каким бы там блестящим ученым, богачом и важной персоной он ни был, все равно он мне не нравился. Я выдохнул в его сторону облако дыма.

— Без труда, — ответил я, — без всякого труда. Мне позвонили.

Он несколько раз ударил кулаком по раскрытой ладони.

— Я не хочу, чтобы вмешивалась полиция, слышите! Это мое личное дело.

— Легче, док! Я не из полиции. Хотя, если вы попробуете дать мне от ворот поворот, я звякну в какую-нибудь газету, и тогда уж у вас действительно не останется ни черта личного.

— Кого вы представляете? — спросил он холодно.

— Вашего шофера, Билли Паркса.

— И что же?

— А то, что я хотел бы знать, почему вы указали на него, когда узнали, что ваш мальчик пропал. Я хотел бы знать, почему вы позволили им измордовать его даже без предъявления формальных обвинений, и почему вы устроили из всего этого такой секрет. И лучше вам мне ответить, да погромче, черт вас дери!

— Прошу вас, мистер Хаммер!

Чья-то рука развернула меня, с силой толкнув сзади в плечо, другая рука взлетела сбоку и огрела меня по лицу. Щенок из молодых героев выкрикнул:

— Как вы смеете так говорить с дядей!

Едва он кончил, как получил наотмашь по зубам тыльной стороной моей ладони. Тут в мой пиджак вцепился второй. Он получил короткий тычок в ребра, сложивший его пополам, потом я выпрямил его оплеухой. Я отпихнул его от себя, придерживая за галстук. Дыша любителю ночных приключений в лицо, я накручивал галстук на руку до тех пор, пока у плейбоя не начала наливаться синевой шея, и тогда принялся хлестать по щекам его пропитанную виски физиономию. Бил, пока не заболела рука. Стоило остановиться, и тот повалился на пол, плача и пытаясь прикрыть лицо руками.

Пришлось проникновенно обратиться ко всему сборищу:

— В случае, если у кого еще есть похожие идеи, пусть лучше запасется чем-нибудь посерьезнее стакана с виски.

Для Йорка урок не прошел зря. Огонь в его глазах потух. Он снова выглядел стариком и сидел, ухватившись за подлокотники кресла. Ему приходилось несладко, но я видел Билли и теперь не испытывал жалости.

Кинув окурок в камин, я уселся в кресло напротив. Папашу не пришлось тянуть за язык.

— Растона не оказалось утром в постели, — начал он. — Она была смята, но его там не было. Мы обыскали дом и сад, но не нашли никаких следов. Должно быть, я поддался панике. Мне прежде всего пришло в голову, что ведь у меня работает бывший уголовник. Я позвонил в местную полицию и заявил о случившемся. Они увезли Паркса. Я уже жалею об этом.

— Представляю себе, — сухо заметил я. — Сколько вы заплатили за молчание?

Он дернулся.

— Нисколько. Правда, я пообещал им вознаграждение, если они сумеют найти Растона.

— Да, блестяще! Здорово! Только этого им и надо. Господи, да у вас мозгов, как у мухи! — от такого обращения щенков у дяди широко раскрылись глаза. — Эти ваши местные прощелыги — никакие не копы. Конечно, они будут держать язык за зубами, как и всякий на их месте. Думаете, им охота делиться с кем-нибудь такими деньгами, каких можно от вас ожидать? — мне хотелось дать ему по зубам. — Глупо было натравливать их на Билли. Пусть он сидел. С тремя судимостями он никак не стал бы рисковать головой на таком деле. Его первого заподозрили бы, как оно и вышло. Черт, да я скорее пригляделся бы к Дилвику, чем к Билли. Он больше подходит для этого.

Йорк обливался потом. Он обхватил лицо руками и с тихим стоном раскачивался из стороны в сторону. Наконец он остановился и поднял на меня глаза.

— Что мне теперь делать, мистер Хаммер? Что можно сделать?

Я покачал головой.

— Но ведь нужно что-то делать. Я потерял Растона. После стольких лет... Я не могу обратиться в полицию. Он такой впечатлительный мальчик... Я... я боюсь.

— Я здесь всего лишь представляю Билли Паркса, мистер Йорк. Он позвонил мне, потому что попал в беду, а я его друг. От вас я хочу, чтобы вы приняли его на прежнее место, иначе я звоню в газеты.

— Хорошо. Это, право, не имеет значения. — Он снова уронил голову. Я надел шляпу и встал, и тут он сказал: — А вы, мистер Хаммер, как вы сами сказали, вы не полицейский. Быть может, вы смогли бы мне помочь?

Я бросил ему соломинку.

— Может быть.

Он уцепился за нее.

Вы согласны? Мне нужен человек, который... сохранит все в секрете.

— Придется поиздержаться.

— Прекрасно. Сколько?

— Сколько вы предложили Дилвику?

— Десять тысяч долларов.

Я присвистнул.

— Ладно, десять кусков, плюс расходы.

Выражение облегчения разлилось по его лицу как солнечный свет. Цена была высока, но он и глазом не моргнул. Йорк слишком долго носил все это в себе и был рад переложить груз на другого.

Но он еще не все сказал.

— С вами трудно торговаться, мистер Хаммер, и в моем положении я вынужден согласиться. Однако, ради собственного спокойствия я хотел бы выяснить один вопрос: насколько вы умелый сыщик?

Он произнес это резким, сухим тоном, и я ответил тем же. Ответ заставил его попятиться от меня, как от заразного больного. Я сказал:

— Йорк, я убил немало людей. Из двоих я вышиб потроха прямо на улице. Однажды я показал шести сотням людей в ночном клубе, что слопал на обед один подонок, когда он хотел подстрелить меня. Выпотрошил его ножом для жаркого. Я не забыл, хотя мне не хочется помнить. Слишком поганые это воспоминания. Ненавижу ублюдков, которые превращают общество в посмешище и жиреют на нем. Я так их ненавижу, что могу убивать без малейших угрызений. Газеты меня ругают, а крысы, о которых я мараюсь, боятся до смерти, но мне плевать. Когда я убиваю, то убиваю по закону. Судьи твердят, что я слишком тороплюсь спустить курок, но не могут отнять у меня лицензию, потому что я действую правильно. Я быстро соображаю, быстро стреляю, да и в меня частенько стреляют. А я все живой. Вот такой я сыщик.

Целых десять секунд он стоял, онемев, воззрившись на меня с нескрываемым ужасом. Никто в комнате не проронил ни звука. Я не часто произношу такие речи, но когда говорю, должно быть, выходит убедительно.

Если бы мысли можно было слышать, вокруг сейчас стоял бы галдеж испуганного замешательства. Двое хмырей, получивших взбучку, выглядели так, словно их чуть-чуть не укусила змея. Йорк опомнился первым.

Полагаю, вы захотите посмотреть комнату мальчика?

— Нет.

— Почему? Я думал...

— Парнишка пропал, этого факта достаточно. Нет никакого проку осматривать комнату. У меня нет снаряжения для возни с вещественными доказательствами, Йорк. Отпечатки пальцев и прочее — дело техников. Я имею дело с мотивами и людьми.

— Но мотив...

Я пожал плечами.

— Деньги, скорее всего. Обычно суть именно в них. Давайте начнем с начала, — я указал на кресло, и Йорк сел. — Когда вы заметили, что он исчез?

— Вчера утром. В восемь часов, как всегда, мисс Мэлком, гувернантка, вошла к нему в комнату. В постели его не оказалось. Она искала его по всему дому, затем сказала мне, что не может его найти. С помощью садовника и Паркса мы обыскали всю усадьбу. Его нигде не было.

— Ясно. А привратник?

— Генри ничего не видел и ничего не слышал.

— И тогда вы, видимо, позвали полицию? — он кивнул. — Почему вы решили, что его похитили?

Йорк невольно вздрогнул.

— Но... но какой же другой причиной можно объяснить его исчезновение?

Я подался вперед в кресле.

— Если верить всему, что я читал о вашем сыне, мистер Йорк, он — самое необыкновенное создание по эту сторону рая. Разве не естественно ожидать от юного гения неуравновешенности?

Он стиснул подлокотники кресла так сильно, что на руках вздулись вены.

— Если вы имеете в виду его душевное состояние, то ошибаетесь. Растон находился в превосходном состоянии, как и в течение всей своей жизни. Я не только отец и ученый, я еще и врач.

Было ясно, что он не желает допустить никаких сомнений в отношении рассудка, который оттачивал так долго и старательно.

— Ладно, тогда опишите его мне полностью. Надо же с чего-то начать...

— Да. Ему четырнадцать. На вид он такой же, как и все мальчики. Рост — пять футов один дюйм, светло-каштановые волосы, румяный. Весит сто двенадцать фунтов без одежды. Карие глаза, высоко на лбу, слева, малозаметный шрам. Он упал, когда был маленький.

— Есть фотография? — он кивнул, сунул руку в карман пиджака и достал снимок. Я взял его. Мальчик стоял, видимо, во дворе дома, заложив руки за спину, в типичной позе несмелого юнца. Кроме всего прочего, паренек был еще и красив. Вокруг его рта играла легкая улыбка, и он казался довольно застенчивым. На нем были шорты и темный свитер. На заднем плане резвился пятнистый спаниель.

— Оставлю себе, не возражаете? — спросил я.

Йорк махнул рукой.

— Нисколько. Есть и другие, если вам нужно.

Спрятав снимок в карман, я закурил новую сигарету.

— Кто еще есть в доме? Перечислите всех слуг, кто где спит, всех, кто бывал здесь в последнее время. Друзья, враги, люди, которые у вас работают.

— Разумеется, — откашлявшись, Йорк начал перечислять домочадцев. — Кроме меня, здесь живут Паркс с Генри, два повара, две горничных и Харви. Мисс Грэйндж работает ассистенткой у меня в лаборатории, но живет в городе. Что касается друзей, то у меня немного осталось таковых, которые навещают меня после того, как я оставил преподавание в университете. Не припомню никаких врагов. По-моему, за последние несколько недель в ворота не проходил никто, кроме поставщиков из города, то есть, конечно, кроме них, — он указал на собравшихся в комнате, — моих ближайших родственников. Они постоянно приезжают и уезжают.

— Вы ведь довольно богаты? — излишний вопрос, но я задал его не без значения.

Йорк бросил быстрый взгляд вокруг, и на его лице промелькнула гримаса, наполовину выражавшая отвращение.

— Да, но я пока еще в добром здравии.

— Очень неудачно для них, — пусть упыри слушают.

— Вся прислуга спит в северном крыле. У мисс Мэлком комната, смежная с комнатой Растона. Я занимаю спальню-кабинет в северной части дома.

Ни с какими лицами и организациями я не сотрудничаю. Вам должна быть знакома сущность моей работы. Она состоит в том, чтобы дать моему сыну интеллект и мыслительные способности, намного превосходящие обычные. Вам и другим он может казаться гением, но для меня он просто человек, полностью использующий свой умственный потенциал. Естественно, мои методы составляют строго охраняемый секрет. Мисс Грэйндж разделяет его со мной, но я ей полностью доверяю. Она так же предана сыну, как и я. С тех пор, как моя жена умерла при родах, она всячески помогает мне. Как будто все?

— Да, пожалуй, хватит.

— Можно спросить, как вы намерены действовать?

— Конечно. Я не сдвинусь с места, пока не объявятся похитители вашего сына. Те, кто украл парнишку, наверняка считают, что дело им по плечу, иначе выбрали бы кого-нибудь другого, а не вашего мальчика, который всегда на виду. Если бы вы захотели, все до единого копы в штате сейчас бы искали его. Как я понял, никакого письма не присылали...

— Никакого.

— ...так что они выжидают, хотят посмотреть, как вы себя поведете. Позовете копов — можете их спугнуть. Погодите немного, и они свяжутся с вами. Тогда и начнется моя работа... то есть, если его в самом деле похитили.

Папаша-экспериментатор закусил губу и бросил на меня очередной свирепый взгляд.

— Вы говорите так, будто не верите, что его похитили.

— Я говорю так потому, что не знаю, как было дело. Могло случиться, что угодно. Определенней скажу, когда увижу письмо с требованием выкупа.

Йорк не успел ответить, так как в этот момент вновь появился дворецкий, а с ним — аппетитная рыжеволосая красотка. Они поддерживали с обеих сторон обвисшую, окровавленную фигуру.

— Это Паркс, сэр. Мы с мисс Мэлком нашли его за дверью!

Мы одновременно подбежали к ним. Йорк ахнул, увидев лицо Паркса, и сразу погнал дворецкого за горячей водой и бинтами. Кровь почти всю вытерли, но лицо оставалось таким же распухшим. Дежурный сержант сделал, как я велел, час даже еще не истек, но все равно они мне заплатят. Я отнес Билли к креслу и осторожно посадил.

Когда вернулся дворецкий с аптечкой, я отошел, предоставив действовать Йорку.

У меня впервые появилась возможность как следует рассмотреть мисс Мэлком всю целиком от пары красивых ног до хорошенького личика с уймой естественных чертовски соблазнительных выпуклостей по пути. Мисс Мэлком, так они ее называли.

Я звал ее Рокси Каултер. Раньше она исполняла стриптиз и работала на организацию торговцев телом в Нью-Йорке и Майами.

Глава 2

Но Рокси ошиблась в выборе профессии. Ей бы следовало играть в Голливуде. Хотя, может быть, она и забыла Атлантик-Сити и ту новогоднюю вечеринку в квартире Чарли Дру. А если не забыла, значит здорово умела прикидываться. В ответ на мой взгляд она лишь зазывно стрельнула глазами, сохранив, впрочем, на лице неприступное выражение.

Тем все и кончилось, потому что в этот момент Билли со стоном очнулся и сделал попытку привстать. Йорк положил руку ему на плечо и заставил опуститься обратно в кресло.

— Вам придется вести себя спокойно, — предостерег он профессиональным тоном.

— Мое лицо! — глаза у Билли закатились. — Господи, что у меня с лицом?

Я опустился на колени рядом с ним и перевернул у него на лбу холодный компресс. Глаза Паркса заблестели, когда он узнал меня.

— Привет, Майк. Что случилось?

— Привет, Билли. Тебя здорово отделала полиция. Как ты себя чувствуешь?

— Паршиво. Ох, этот ублюдок! Если бы я только был повыше, Майк... Черт, ну почему я не такой же верзила, как ты? Этот подлый...

— Забудь о нем, малыш, — я потрепал его по плечу. — Я угостил его тем же. Его лицо уже никогда не станет прежним.

— Ух ты, вот здорово! То-то мне там показалось, что вокруг творится что-то чудное. Спасибо, Майк, огромное спасибо!

— Да ладно тебе!

Вдруг лицо его застыло в испуганной гримасе.

— А если... если они опять придут? Майк, я... мне такого не вынести. Я заговорю, скажу все, что угодно. Не выдержу я, Майк!

Не волнуйся, я никуда не денусь, я буду поблизости.

Билли попытался улыбнуться и стиснул мне руку.

— Правда?

— Угу. Я теперь работаю на твоего босса.

— Мистер Хаммер, — Йорк подавал мне знаки. Я подошел. — Ему не следует чрезмерно возбуждаться. Я дал ему успокоительное, и он должен поспать. Как по-вашему, сможете вы отнести его в комнату? Мисс Мэлком покажет вам дорогу.

— Конечно, — кивнул я, — и если вы не против, я хотел бы после немного побродить здесь, может быть, расспросить слуг.

— Разумеется. Дом в вашем распоряжении.

Билли закрыл глаза и уронил голову на грудь, когда я поднял его на руки. Да, ему пришлось туго. Мисс Мэлком молча дала мне знак следовать за ней и провела через арку в конце комнаты. Пройдя библиотеку, студию и зал трофеев, похожий на музей, мы оказались в кухне. Дверь из ниши позади буфетной вела в комнату Билли. Со всей осторожностью, на которую я был способен, я уложил его и накрыл одеялом. Он крепко спал. Затем я выпрямился.

— Порядок, Рокси, теперь можно и поздороваться.

— Привет, Майк!

— С чего это ты сменила вывеску? Прячешься?

— Ничего подобного. Вывеска, как ты назвал, — мое настоящее имя. Рокси я придумала специально для эстрады.

— Серьезно? Только не говори мне, что ты бросила эстраду ради того, чтобы менять пеленки. Чем ты занимаешься?

— Мне не нравится твой тон, Майк. Смени его или убирайся к чертям.

Это было что-то новое. У Рокси, которую я знал, не хватило бы смелости, чтобы тыкать мне в лицо свою гордость. Впрочем, почему бы не подыграть ей.

— Ладно, детка, не заводись. У меня есть право проявить чуточку любопытства, согласна? Не так уж часто встречаешь человека, так круто сменившего призвание. Старик знает о твоем прошлом?

— Не валяй дурака. Он вышвырнул бы меня, если бы узнал.

— Мне тоже так кажется. Как тебя занесло сюда?

— Очень просто. Когда мне в конце концов стало ясно, что в большом городе я скоро свихнусь, я пошла в агентство и зарегистрировалась, как профессиональная нянька. Я ведь ею и была, пока меня не уговорили трясти боками за две сотни долларов в неделю. Через три дня мистер Йорк нанял меня для ухода за своим ребенком. Это было два года назад. Тебя еще что-нибудь интересует?

Я улыбнулся ей.

— Просто очень уж чудная встреча, только и всего.

— Тогда я могу идти?

Я отключил ухмылку и легонько подтолкнул ее к дверям.

— Послушай, Рокси, где бы нам поговорить?

— Я больше не играю в эти игры, Майк.

— Слушай, уймись, ладно? Только поговорить.

Она подняла брови и секунду пристально смотрела на меня, потом, видя, что я говорю серьезно, отозвалась:

— У меня в комнате. Там никто не помешает. Но мы будем только говорить, ты не забудешь?

— Вас понял. Пошли, детка!

На этот раз мы вышли в фойе и поднялись по лестнице, как будто вырезанной из цельного куска красного дерева. На площадке мы повернули налево, и Рокси открыла передо мной дверь.

— Сюда, — сказала она.

Пока я выбирал кресло поудобнее, она включила настольную лампу и предложила мне золотую сигаретницу с сигаретами. Я взял одну и закурил.

— Неплохое тут у тебя местечко.

— Спасибо. Здесь довольно уютно. Мистер Йорк старается обеспечить меня всеми удобствами. Так о чем мы будем говорить?

Ей хотелось еще раз напомнить про наш уговор.

— О мальчике. Какой он?

Рокси слегка улыбнулась, и жесткое выражение окончательно сошло с ее лица. Оно стало почти материнским.

— Он чудесный, очаровательный мальчик.

— Похоже, он тебе нравится.

— Да. Тебе он тоже понравился бы, — она помедлила. — Майк... ты правда думаешь, что его похитили?

— Не знаю, потому-то и хочу поговорить о нем. Внизу я намекнул, что он мог тронуться умом, но старик чуть не отгрыз мне голову. Какого черта, это совсем не глупая идея. Раз он гении, это автоматически ставит его особняком от нормальных людей. Как ты считаешь? Она отбросила волосы назад и провела рукой по лбу.

— Не могу понять. Наши комнаты рядом, а я ничего не слышала, хотя обычно легко просыпаюсь. До сих пор Растон вел себя совершенно нормально. Он не стал бы убегать ни с того, ни с сего.

— Нет? А почему нет?

— Потому что он разумный мальчик. Он всех любит, всем вокруг доволен и все время, что я его знаю, был веселым.

— Хм... Ну, а как насчет его воспитания? Как он стал гением?

— Об этом тебе придется спросить мистера Йорка. Этим он занимается вместе с мисс Грэйндж.

Я раздавил окурок в пепельнице.

— Чушь. Разве можно создать гения? Им нужно родиться. Ты все время проводишь с ним, вот и скажи: он и на самом деле такое уж чудо? Я знаю только то, что писали в газетах.

— Тогда ты знаешь не меньше моего. Его гениальность не столько в том, что он много знает, а в способности обучаться. Он овладел скрипкой в одну неделю, а на следующую пришла очередь пианино. О, я понимаю, это кажется невероятным, но это чистая правда. Даже музыкальные критики признали его мастером игры на нескольких инструментах. И это не все. Однажды он заинтересовался астрономией. За несколько дней он перечитал все книги по этому предмету. Вместе с отцом мы отвезли его в обсерваторию, где он опять-таки поразил специалистов своими сверхъестественными познаниями. Помимо того, он настоящий кудесник по части математики. Меньше чем за секунду он извлечет тебе корень кубический из шестизначного числа до третьего знака. Что я еще могу сказать? Нет такой области, в которой он не выделяется. Он моментально схватывает основы и в пять минут научится тому, на что нам с тобой понадобились бы годы. Вот тебе наш гений в двух словах, Майк, но тут остается в стороне его самая важная детская сторона. Во всех отношениях он точно такой же, как и другие мальчики.

— Старик говорит то же самое.

— Он совершенно прав. Растон любит игры, игрушки и книги. У него есть лошади, велосипед, коньки и санки. Мы часто подолгу гуляем по усадьбе и без конца разговариваем. При желании он мог бы распространяться о ядерной физике десятисложными словами, но он не таков. Скорее заговорит о футболе.

Я выловил еще одну сигарету из золотой коробочки и чиркнул спичкой о ноготь.

— С этим как будто все ясно. Может быть, он и вправду вовсе не чокнутый. Давай-ка глянем на его комнату.

Рокси кивнула и встала. Пройдя в конец комнаты, она отворила дверь.

— Здесь.

Когда она зажгла свет, я вошел. Не знаю, что ожидал я увидеть, но вовсе не это. На стенах висели вымпелы, за рамой зеркала торчали фотографии. Одежда была разбросана по спинкам стульев и на столе в типично мальчишеском беспорядке.

В углу стояла кровать. Одеяло сбилось к ногам, а подушка сохранила отпечаток головы лежавшего. Если мальчишку действительно уволокли силой, я ему сочувствовал. Ночь совсем не подходила для прогулки в пижаме, тем более, что ее верхняя половина осталась висеть на спинке кровати.

Я попробовал открыть окно. Оно поддалось довольно легко, хотя, судя по пыли на наружном карнизе, в последнее время его не открывали.

— Ты запираешь его дверь на ночь? — спросил я Рокси.

Она покачала головой.

— Нет, с какой стати.

— Заметила тут какие-нибудь следы за дверью или окном?

Ответ снова был отрицательным.

— Если следы и были, — добавила она, — их затоптали в суматохе.

Я медленно затянулся сигаретой, запоминая все детали. С виду все довольно просто, а вот как на самом деле?

— Детка, а что это за выползки там внизу?

— Главным образом родня.

— Знаешь их?

Рокси кивнула.

— Из близких родственников у мистера Йорка только сестра с мужем, их сын и дочь, еще кузен. Остальные — родня его жены. Сколько помню, они всегда здесь сшивались, так и ждут, когда с ним что-нибудь случится.

— Он это понимает?

— Видимо так, но ему, похоже, все равно. Они наперегонки стараются войти в милость к старикану. Полагаю, дело тут в завещании. Как обычно.

— Да, но им долго придется ждать. Йорк сказал мне, что у него прекрасное здоровье.

Рокси странно посмотрела на меня и опустила глаза. Она вдруг заинтересовалась своими ногтями. Я дал ей попотеть немного и только потом бросил:

— Выкладывай, детка.

— Что выкладывать?

— То, что подумала и чуть не сказала.

Она закусила губу, поколебавшись.

— Только между нами, Майк. Если мистер Йорк узнает, что я об этом заикнулась, я потеряю место. Ты ведь не проболтаешься?

— Обещаю.

— Я прожила здесь примерно две недели, когда случайно подслушала разговор мистера Йорка с врачом после осмотра. Видимо, мистер Йорк понимал, что произошло, но все же хотел удостовериться и позвал другого врача. Некоторое время он работал у себя в лаборатории с одним аппаратом и каким-то образом получил слишком большую дозу радиации. Достаточную, чтобы вызвать внутренние поражения и укоротить ему жизнь. Конечно, близкая смерть ему не грозит, но никогда нельзя быть уверенным. Он не получил серьезных поражений, однако болезнь грызла его два года, и учитывая его возраст, можно ожидать, что любое физическое или душевное напряжение будет для него смертельным.

— Вот здорово, — сказал я, — соображаешь, чем тут пахнет, Рокси? — она кивнула головой. — Это может означать, что кто-то еще обо всем этом пронюхал и попытался взвинтить старика, похитив его сокровище. Надеялся, что тот откинет копыта от такой шутки. Лихо! Вот где ловкое, хитро задуманное убийство.

— Да, ведь тогда получается, что виноват наследник.

— Разве? Бьюсь об заклад, даже второстепенным наследникам отломится столько зелененьких, что убийство будет иметь смысл. У Йорка на всех хватит.

— Есть и другие возможности, Майк.

— Успела обо всем поразмыслить, а? — я улыбнулся ей. — К примеру, кто-то из родственников может найти парнишку и стать любимчиком у старика. Или так: парнишка — главный наследник, и один из них решил устранить его, чтобы самому продвинуться по списку. Да, детка, вариантов тут уйма, и ни один мне не нравится.

— Может быть, это все-таки обычное похищение?

— Верно. Очень даже может быть. Только так интересней. Скоро будем знать, — я открыл дверь и на пороге помедлил, оглянувшись через плечо. — Спокойной ночи, Рокси!

— Спокойной ночи!

Йорк опять сидел у камина, глубоко уйдя в мысли. У меня стало бы легче на душе, если бы он метался по комнате. Я подошел и шлепнулся в глубокое кресло.

— Где я сплю? — спросил я его.

Он медленно обернулся.

— В комнате для гостей. Я вызову Харви.

— Не надо, я сам его найду, когда понадобится.

Несколько минут мы сидели молча, потом Йорк начал нервно барабанить пальцем. Наконец он спросил:

— Как вы думаете, когда они дадут знать о себе?

— Дня через два, через три. Трудно сказать.

— Но один день уже прошел.

— Ну, так завтра. Не знаю.

— Может быть, мне следует опять позвонить в полицию?

— Валяйте, только когда они отыщут мальчика, вам придется его хоронить. Эти типы — не копы, места свои они получили по блату от политиканов. Вы должны бы знать, как делаются дела в таких городишках. Да им свою задницу не отыскать!

Впервые он проявил отцовское беспокойство. Его кулак с силой опустился на подлокотник кресла.

— Проклятье, не могу же я просто сидеть здесь! Ведь его уже может быть нет в живых!

— Может быть, но я так не считаю. Одно дело — похищение, совсем другое — убийство. Вы не представите меня вашей публике?

— Хорошо, — он кивнул.

Все смотрели на меня, пока мы обходили присутствующих. Я не рассчитывал, что после недавней наглядной демонстрации здесь найдется хоть один желающий познакомиться со мной.

Первыми были два гладиатора. Они сидели на диванчике, стараясь не подавать виду, что у них дрожат поджилки. У обоих все еще виднелись красные следы на щеках. Знакомство состоялось без особых церемоний. Йорк просто указал на них с явным пренебрежением:

— Мои племянники, Артур и Уильям Грэхем, — мы двинулись дальше. — Моя племянница, Элис Николс, — пара глубоких карих глаз поцеловала меня так крепко, что я едва не потерял равновесия.

Она была высокого роста и уже успела встретить свой тридцатый день рождения, но встретила его лицом и телом свежими, как первая маргаритка. Ее платье не старалось скрывать, оно едва прикрывало. У одних кожа — просто кожа, у некоторых она — приглашение отведать. Она сказала мне улыбкой то, что большинство девушек со времен Евы пытаются выразить словами, не показавшись слишком откровенно доступной. Я ответил ей тем же, вспомнив, что тоже немножко умею играть в эту игру.

Следующими были сестра Йорка и ее муж. Женщина средних лет выглядела настоящей матроной из тех, что любят принимать у себя важных персон и свысока разглядывать публику в лорнет. Ее муж принадлежал к разновидности, обычно попадающей в мужья таким особам. Он был невысок и пузат. Пиджак однобортного серого костюма не вполне свободно сходился у него на животе. Может когда-то у него и были волосы, но теперь об этом оставалось только догадываться. Один из уголков воротничка вылез и торчал, как обвиняющий перст.

— Моя сестра, Марта Гент, ее муж, Ричард, — представил Йорк.

Ричард выставил было руку, но старая доска одернула его, сердито нахмурясь, вслед за чем попыталась заморозить меня взглядом. Не добившись успеха, она повернулась к брату.

— Право, Рудольф, я думаю, нас едва ли следует знакомить с этим... с этой личностью.

Йорк повернул голову, взывая ко мне взглядом.

— Извини, Марта, но мистер Хаммер считает это необходимым.

— Я все же не понимаю, почему ты не предоставишь дело полиции.

Я адресовал ей отборнейшую из своих ухмылок.

— А я не понимаю, почему вы не заткнетесь, миссис Гент.

Я думал, ее муж надорвет пузо, таких трудов ему стоило не расплыться в улыбке. Марта запнулась, посинела и величественно удалилась, Йорк посмотрел на меня критически, но и с одобрением.

Подошел молодой парень лет двадцати, ступавший словно не по ковру, а по яичным скорлупкам. Он унаследовал фамильные черты Гентов, но исключительно со стороны матери. Из кармана у него торчала трубка, на носу были очки с толстыми стеклами. Девушка, стоящая рядом, никого не напоминала, но видя, как она обняла одной рукой Ричарда, я решил, что она его дочь.

Так и вышло. Ее звали Рода, она была настроена дружелюбно и улыбалась. Парень оказался Ричардом-Младшим. Он вскинул брови и неодобрительно уставился на меня поверх очков. Потом подбоченился и бросил мне презрительное “хм”. Такого один толчок отбросил за линию, отделяющую мужчину от педика.

Когда мне представили всех, я отвел Йорка в угол, где нас не могли слышать остальные.

— При нынешних обстоятельствах вам лучше держать эту компанию здесь, пока немного все не уляжется. Вы как, сможете их всех пристроить?

— Очевидно. Последние десять лет я только это и делаю. Предупрежу Харви, пусть приготовит комнаты.

— Когда он разместит их, пришлите ко мне Харви с планом, показывающим, где чья комната. И скажите ему, чтобы держал язык за зубами. Я хочу знать, где найти каждого из них в любую минуту. Так, а теперь скажите: вы не забыли ни о ком, имеющим связь с вашим домом?

Он на минуту задумался.

— Ох, мисс Грэйндж. После обеда она уехала домой.

— Где она была во время похищения?

— Н-ну... дома, полагаю. Она каждый вечер уезжает между пятью и шестью. Это очень замкнутая женщина. По-видимому, ведет уединенный образ жизни. Она вообще предпочитает никуда не ходить и занимается в библиотеке.

— Ладно, до нее еще дойдем. Как насчет остальных? Есть у них алиби?

— Алиби?

— Просто на всякий случай, мистер Йорк. Вы знаете, где они были прошлым вечером?

— Как вам сказать... За всех поручиться не могу, но Артур и Уильям были здесь, Элис Николс появилась часов в девять и уехала примерно через час.

Я занес это в блокнот.

— Почему вы собрали у себя семейство? Или их просто ветром занесло?

— Нет, я их вызвал. Они помогали мне в поисках, хотя никакой пользы от этого не было. Мистер Хаммер, что делать? Прошу вас...

Йорк потихоньку начал расклеиваться. Он держался слишком долго и слишком старался быть хладнокровным. Его лицо побледнело и осунулось, став похожим на трагическую маску.

— Во-первых, идите спать. Вам нет никакого смысла изматывать себя. Теперь это мое дело, — потянувшись через его плечо, я дернул бархатный шнур. Моментально появился лакей и поспешил к нам. — Отведите его наверх! — сказал я.

Йорк дал лакею инструкции насчет размещения гостей. Харви казался удивленным и довольным тем, что его допустили к участию в заговоре с планом комнат.

Я вышел на середину комнаты и подождал, пока утихнет гул разговоров. Миндальничать с ними я не стал.

— Вы все останетесь здесь на ночь. Если это нарушает ваши планы, очень жаль. Всякий, кто попробует улизнуть, ответит передо мной. Харви разведет вас по комнатам, и чтобы в них вы и остались! Все!

Когда я замолк, леди “секс-аппил” как бы невзначай приблизилась ко мне, улыбнулась и тихо сказала:

— Постарайтесь получить крайнюю спальню в северном крыле. Я займу смежную.

— Элис, — с притворным удивлением отозвался я, — вы можете обжечься, если будете делать такие вещи.

Она рассмеялась.

— Ничего, на мне все чертовски быстро заживает!

Та еще девочка! Давненько меня не совращали.

Через перекрестный огонь злых взглядов я выбрался в холл, по пути подмигнув Ричарду Генту. Он подмигнул в ответ. Его жена смотрела в другую сторону.

Я надел пальто и шляпу и вышел к машине. Выкатив за ворота, повернул к городу и увеличил скорость. Выжал семьдесят и уже не сбавлял скорость до самого шоссе. У городской черты я притормозил перед заправочной станцией и вырулил к бензоколонке. Служитель лет двадцати с небольшим вышел из помещения станции, изображавшей в миниатюре швейцарский альпийский домик, и машинально стал отвинчивать крышку бензобака.

— Заправь пять, — сказал я ему.

Он встряхнул скрученный шланг и воткнул наконечник в бак, следя за стрелкой.

— Открыто всю ночь? — поинтересовался я.

— Угу.

— Сам работаешь?

— Угу. Кроме воскресенья.

По ночам тут, наверное, не слишком много работы?

— Не слишком.

Этот малый был не разговорчивей бревна.

— Скажи-ка, сильное тут было движение прошлой ночью?

Он отключил насос, навинтил крышку и холодно посмотрел на меня.

— Мистер, ничего я не знаю.

Мне не понадобилось долго думать, чтобы сообразить, в чем дело. Я протянул ему десятку и последовал за ним, когда он пошел разменять ее, оказавшись в помещении станции, я запустил пробный шар.

— Значит, копы вроде как намекнули, что кое-кто сунется сюда с вопросами, а?

Никакого ответа. Он со звоном крутанул ручку кассы и начал отсчитывать сдачу.

— Э-э... ты случайно не обратил внимания на сопатку Дилвика? Или приезжал кто-то другой?

Он быстро, с острым любопытством взглянул на меня.

— Это был Дилвик. Я видел его лицо.

Не говоря ни слова, я вытянул правую руку. Он присмотрелся, увидев ободранные костяшки пальцев. На сей раз он одарил меня широкой ухмылкой.

— Твоя работа?

— Угу.

— Ну, парень, тогда мы друзья. Что ты хотел узнать?

— Кто тут ездил прошлой ночью.

— Помню, а как же. С девяти до восхода проехало с дюжину машин. Я их почти все знаю, понял? Пара иногородних. Кроме двух, все были фермерские — возят молоко на сепаратор в другом конце города.

— А остальные две?

— Во-первых, “кэдди”. Я видел ее в здешних местах несколько раз. Запомнил потому, что у нее один бок помят. Другая — двухдверный “седан” этой дамочки Грэйндж. Небось ездила мужиков искать, — он рассмеялся своей шутке.

— Грэйндж?

— Ага. Старая карга, что работает у Йорка. Чаевых от нее не жди.

— Спасибо за сведения, парень, — я сунул ему доллар, и он заулыбался. Между прочим, с копами ты тоже поделился?

— Только не я. Им я не сказал бы. Который час?

— Почему?

— Вшивая банда сволочей, — он выразил самую суть в двух словах без лишних подробностей.

Я сел за руль и запустил мотор, но прежде чем отъехать, высунул голову в окошке.

— Где живет малютка Грэйндж?

— В Гленвуд Апартаментс. Найдешь сразу. Другого многоквартирного дома в этом городишке нет.

Ладно, так или иначе, не повредит заглянуть к ней и потолковать. Я резко взял с места и вернулся на шоссе, переходившее в главную улицу, а там сбросил скорость и медленно покатил мимо темных витрин магазинов. Немного не доезжая до делового центра, я увидел широкий зеленый навес над входом в современный трехэтажный дом, протянувшийся от дверей до края тротуара. Сбоку надпись маленькими аккуратными буквами гласила: “Гленвуд Апартаментс”. Я вполз на стоянку позади черного “Форда” и выскочил из машины.

“Грэйндж Майра” стояло на табличке со списком жильцов вторым сверху. Я надавил звонок и стал ждать, когда откроется электрический замок. Не дождавшись, позвонил еще раз. На этот раз послышалась серия щелчков, и я распахнул дверь. К ее квартире вел всего один лестничный марш. Не успел я позвонить, как металлическая заслонка дверного замка с глазком отворилась, и на меня неприветливо уставились сердитые темные глаза.

— Мисс Грэйндж?

— Да.

— Я хотел поговорить с вами, если у вас есть свободное время.

— Прекрасно. Говорите, — ее голос звучал так, словно исходил из дупла дерева. Это была уже третья личность в Сайдоне, которую я невзлюбил.

— Я работаю для Йорка, — объяснил я терпеливо. — Хотелось бы поговорить с вами насчет мальчишки.

— Мне не о чем с вами беседовать.

Понятия не имею, почему некоторым дамочкам удается взбесить меня так быстро и такой малостью, но она этого добилась. Я вытащил свой сорок пятый и дал ей полюбоваться.

— Вы откроете дверь, или я стреляю в замок, — сказал я.

Она открыла. Злость в ее глазах сменилась ужасом, не уходившим из них, пока я не убрал пушку. Потом я посмотрел на нее. Если она была старой каргой, тогда я — Королевой Мая. Почти с меня ростом, с красивыми каштановыми волосами, остриженными коротко, почти по-мужски, и с фигурой, которая казалась хорошо сформированной, хотя судить об этом определенно мешали надетые на ней брюки и домашний жакет. Ей могло быть и тридцать лет, и сорок. Лицо ее, с присущим ему отсутствием выражения, напоминало лица со старинных картин. Она не красилась, что не прибавляло ее чертам выразительности, однако и не портило их.

Я кинул шляпу на столик и вошел без приглашения. Майра Грэйндж следовала за мной по пятам, шаркая по ковру сандалиями на деревянной платформе. Нора была симпатичная, но маленькая. Что-то здесь было не так, словно обстановка и хозяйка не подходили друг к другу. Какого черта, может, она просто сняла квартиру у выехавшего жильца!

Гостиная была ультрасовременной. Даже кофейный столик рискованно балансировал на маленьких пирамидках, служивших ему ножками. Две лесные нимфы в рамах, казалось, мерзли в своей наготе на фоне леденяще-голубых стен. Ни за что не стал бы жить в такой комнате.

Майра встала посредине гостиной, расставив ноги и засунув руки в карманы. Я присмотрел себе кожаную оттоманку и уселся.

Она следила глазами за каждым моим движением с еле скрываемым бешенством.

— Раз уж вы вломились сюда, — сказала она, цедя слова сквозь сжатые губы, — то, может, объясните, почему, или мне позвать полицию?

— Не думаю, чтобы у меня были хлопоты с полицией, дамочка, — я вытащил из кармана свой значок и показал ей. — Я сам шпик, правда, частный.

— Дальше!

“Хладнокровная штучка”, — подумал я.

— Меня зовут Хаммер, Майк Хаммер. Йорк хочет, чтобы я отыскал парнишку. Как, по-вашему, что случилось?

— Я думаю, его похитили, мистер Хаммер. Уж это-то очевидно.

— Ничего не очевидно. Вас видели на шоссе поздно вечером в день пропажи мальчика. Почему?

Вместо ответа она сказала:

— Я не знала, что время его исчезновения установлено.

— Для меня оно установлено. Это случилось в тот самый вечер. Куда вы ездили?

Она начала раскачиваться на носках.

— Я была здесь. Если кто-то говорит, что видел меня в тот вечер, он ошибается.

— Вряд ли, — я пристально следил за ней. — У него зоркие глаза.

— Он ошибается, — повторила она.

— Ладно, замнем для ясности. В какое время вы уехали из дома Йорка?

— В шесть, как обычно. И поехала прямо домой.

Она несколько раз нетерпеливо ткнула ковер носком сандалии, потом достала из кармана сигарету и сунула ее в рот. Черт возьми, каждое ее движение напоминало мне что-то знакомое, хотя мне и не удавалось вспомнить, что именно. Закурив, она села на диван и опять уставилась на меня.

— Давайте перестанем играть в кошки-мышки, мисс Грэйндж. Йорк сказал, что вы были как мать для парнишки, и, надо полагать, вам хочется увидеть его живым и невредимым.

— Тогда не относите меня к категории подозреваемых, мистер Хаммер.

— Это сугубо временная мера. Вас подозревают, пока вы не предоставите удовлетворительное алиби, тогда не придется ходить вокруг да около, зря отнимать время и у себя, и у вас.

— Мое алиби принято?

— Конечно, — соврал я. — Теперь вы можете спокойно ответить на несколько вопросов?

— Спрашивайте.

— Вопрос первый. Подозрительные личности, бродящие вокруг дома перед исчезновением.

— Она на минуту задумалась, сведя брови и наморщив лоб.

— Ничего такого не припомню. Хотя ведь, я весь день не выхожу из дому, работаю в лаборатории. Я никого не смогла бы увидеть.

— Враги Йорка. Знаете таких?

— У Рудольфа... у мистера Йорка нет врагов, насколько мне известно. Некоторые лица, работающие в той же области, высказывали, скажем так, профессиональную зависть, но не более того.

— В чем она выражалась?

— О, обычное злословие в клубах, насмешки над его работой. Сами знаете.

Ничего такого я не знал, но все же кивнул.

— Что-нибудь серьезное?

— Ничего, что могло бы толкнуть на похищение ребенка. Да, были жаркие споры, но не часто. Мистер Йорк терпеть не мог обсуждать свою работу. Кроме того, ученый не станет прибегать к насилию.

— Это все о чужих. А теперь давайте немного о родственниках. Вы давно связаны с Йорком, что-нибудь приметили за ними.

— Я предпочла бы не обсуждать их, мистер Хаммер. Их дела меня не касаются.

— Не ломайтесь. Речь идет о похищении.

— Я все-таки не понимаю, какое они могут иметь отношение к этому.

— Черт побери! — взорвался я. — Вам и незачем понимать! Мне нужна информация, а я слышу от вас одни остроумные реплики. Еще немного времени, и я начну хватать таких как вы за глотку и выдавливать из них ответы.

— Право же, мистер Хаммер, в этом нет никакой необходимости.

— Уже слышал. Тогда выкладывайте!

— Членов семьи я вижу очень часто. Я ничего о них не знаю, хотя все они настойчиво выспрашивают меня о деталях нашей работы. Никаких сведений я им не давала. Незачем и говорить, что все они мне несимпатичны. Быть может, мое мнение и предвзято, но другого у меня нет.

— И они платят вам той же монетой?

— Думаю, они отнеслись бы очень ревниво ко всякому, кто связан с мистером Йорком так близко, как я, — ответила она с язвительной гримасой. — Этого следует ожидать от любого родственника богатого человека. Между прочим, хотя они этого и не знают, я располагаю собственными средствами, помимо жалования, которое получаю от мистера Йорка, и мне совершенно безразлично, как будет распределено наследство, если с ним что-нибудь случится. Из всего его достояния меня интересует только мальчик. Всю свою жизнь он провел со мной и, как вы сами сказали, стал мне сыном. Вас интересует что-нибудь еще?

— В чем состоит работа Йорка... и ваша?

— Если он не сказал вам сам, я не имею права. Вы, естественно, понимаете, что в центре ее стоит ребенок.

— Естественно, — я встал и взглянул на часы. Было девять пятнадцать. — Пожалуй, у меня все, мисс Грэйндж. Извините, что ворвался и взбудоражил вас, но может, мне еще доведется как-то это загладить. Чем вы тут занимаетесь по вечерам?

Ее брови полезли вверх, и она впервые улыбнулась. Это больше походило на сдерживаемый смех, чем на улыбку, и у меня появилось глупое ощущение, что смеются надо мной.

— Ничем таким, в чем вам хотелось бы участвовать, — ответила она.

Меня снова взяла злость, неизвестно почему. Стараясь не подавать виду, я нахлобучил шляпу и встал. За спиной я услышал приглушенный смешок.

Первым делом я быстро смотался на бензозаправочную станцию. Подождав, пока отъедет машина, я покатил к двери. Парень узнал меня и помахал рукой.

— Удачно? — ухмыльнулся он.

— Да, повидал ее. По-твоему, она старуха?

— Ну, она надутая такая. Слова не скажет.

— Слушай, — сказал я, — ты уверен, что видел ее прошлой ночью?

— Само собой, а что?

— Она говорит — нет. Теперь вспомни хорошенько. Ты видел ее или машину?

— Ну, машина была ее. Я знаю, она всегда в ней ездит, больше никто.

— Откуда ты знаешь?

— По антенне. Она погнута, так что сложить ее можно только до половины. Такой она и была с тех пор, как приобретена машина.

— Выходит, ты не можешь быть уверен, что она сидела в машине. Ты ведь не присягнул бы?

— Ну... нет. Пожалуй, нет... если так повернуть. Но машина была ее, — настойчиво повторил он.

— Большое спасибо, — я сунул ему еще доллар. — Забудь, что я здесь появлялся, идет?

— В жизни тебя не видел, — улыбнулся он.

Дальше я ехал без определенной цели, Я и из дома-то убрался только для того, чтобы успокоиться самому и успокоить Йорка. Дождь перестал, и я выключил дворники и взял курс на север, к поместью. Если похитители следовали обычному методу, надо вскоре ждать звонка или письма. Я мог только посоветовать Йорку постараться обеспечить возвращение мальчугана, а уж после пуститься по следу похитителей.

Если бы не дурацкая страсть Йорка к секретности, я мог бы звякнуть в управление полиции штата и добиться объявления тревоги в семи близлежащих штатах, но это означало бы, что дом будет кишеть копами. Стоит наводчику сообразить, что к чему, и они кинут парнишку где-нибудь, и на том конец, пока на его останки не набредут какие-нибудь туристы. До тех пор, пока перед местной полицией маячит крупное вознаграждение, они не захотят его упускать, тем белее, что Йорк велел держать язык за зубами.

Я не принижал способностей Дилвика и поставил бы последний доллар, что он уже присоединился к телефонной линии Йорка, готовый сорваться с цепи, как только тому позвонят. Если я не узнаю об этом звонке одновременно с ним, меня могут оттеснить. Ну нет, братец, только не меня! Десять кусков — уйма деньжищ на любом языке.

Во всех окнах по-прежнему горел свет, когда я проносился мимо. Возвращаться было еще рано, и я решил немного порыскать вокруг. Если старикан чувствует себя спокойней, зная, что я работаю, я по крайней мере отработаю его деньги.

Миль через десять дальше по шоссе раскинулся вдоль берега городок Бейвью, притихший в ожидании летнего сезона. Машина похитителей могла уйти в любом направлении, хотя этот путь казался самым неподходящим. За городком шоссе переходило в гудронированную дорогу, которая местами совершенно исчезала под зимними песчаными заносами. Впрочем, попытаться стоило. Я обогнул старый драндулет, стоявший посредине дороги, и свернул на усыпанную гравием площадку перед захудалой пивнушкой. Заведение было сильно запущено и отчаянно нуждалось в свежей покраске. Хороший дезодорант тоже не помешал бы. Не успел я поставить ногу на перекладину стойки, как ко мне бочком подобралась нечесаная блондинка и окинула меня быстрым взглядом.

— Вы новенький здесь, верно?

— Просто проезжал мимо.

— Мимо, а дальше? Эта дорога ныряет в лужу.

— Может, мне туда и надо.

— А, брось, парень, так не годится. У всех нас есть свои неприятности, но это не дело — унывать. Дай-ка я угощу тебя стаканчиком, сразу веселей станет.

Она свистнула сквозь зубы и, не дождавшись ответа, приложила руки ко рту рупором и крикнула бармену, который бросал кости на стойке:

— Эй, Энди! Пошевели задом и обслужи своих клиентов!

Тот не сразу отозвался.

— Что подать, приятель?

— Пиво.

— Мне тоже.

— Никаких “мне тоже”. Выметайся! Ты, Джейни, и так уже перебрала.

— Эй, слушай-ка, ты, ведь я плачу за себя!

— Не в моем баре.

Я улыбнулся обоим и включился в разговор.

— Дай ей пиво, чего там.

— Слушай, приятель, ты ее не знаешь. Она уже залила полбака. Еще один стакан, и она станет изображать из себя красотку из “Копабаны”. Не то, чтобы мне не нравилась “Копа”, но тамошние дамочки одно, а она — совсем другое, вроде как день и ночь. Вместо того, чтобы глазеть, все мои клиенты плюются и топают к Чарли на пристань.

— Нет, это мне нравится! — Джейни встала в оскорбленную позу и замахала пальцем перед носом у бармена. — Сию минуту подавай мое пиво, не то я устрою почище, чем в “Копа”. Устрою как... как...

— Ладно, ладно, Джейни, еще один и больше ни капли, — бармен нацедил два пива, взял деньги у меня и за нее и кинул их в кассу.

Я управился со своей порцией одним глотком. Джейни так и не удалось как следует ухватиться за свой стакан. Пока Энди набирал сдачу, она уже разлила пиво по всей стойке.

Энди сказал что-то вполголоса, забрал стакан и, нашарив под стойкой тряпку, начал вытирать лужу.

Я смотрел. В голове у меня зазвенело, сначала медленно, как бой колоколов в холодную ночь. Они звонили все громче и громче, наигрывая иную, дикую и беззвучную симфонию. У меня на шее задергался мускул. Я уже почти чувствовал, как эти десять кусков оттягивают мой карман.

Очень неторопливо я потянулся через стойку и сгреб Энди за грязный фартук. Другой рукой я выдернул сорок пятый и поднес его к самым его глазам. В лицо ему смотрела смерть, и он знал это.

— Где ты взял эту тряпку, Энди? — я с трудом сдерживал голос.

Он перевел взгляд на тряпку, которую держал в руке. Теперь она пропиталась пивом, но в ней все равно можно было распознать пижамные штаны в голубую полоску. Другая половина этой пижамы висела на спинке кровати в спальне Растона Йорка.

Джейни разинула рот, готовясь заорать. Я наставил на нее пистолет и сказал:

— Заткнись!

Крик умер, не успев родиться. Дрожа как лист, она вцепилась обеими руками в край стойки. Мы играли без публики, никто нас не видел, никто нами не интересовался.

— Где, Энди?

— Не знаю, мистер. Честно!

Я взвел курок большим пальцем. Он видел это.

— Еще один шанс, Энди. Подумай хорошенько!

Его дыхание вырывалось короткими спазмами, язык заплетался от страха.

— Один... малый... принес сюда. Спрашивал, не мои ли... вроде... вроде как шутка... Честно, я только... вытираю ими стойку... и все...

— Когда?

— Да днем.

— Кто, Энди?

— Билл. Билл Кадди. Он собирает ракушки. Живет в хибарке на берегу.

Я поставил пистолет на предохранитель, но фартук не отпустил.

— Энди, — проговорил я, — если ты выложил все начистоту, тогда порядок, но если нет, я отстрелю тебе башку. Ты ведь это знаешь, верно?

Его глаза забегали во все стороны, потом снова встретились с моими.

— Ага, мистер, знаю. Я не вру, честно. У меня двое детей.

— И еще Джейни; Пожалуй, попридержи-ка ее пока здесь. Мне не хочется, чтобы об этом кто-нибудь узнал, понимаешь?

Энди все отлично понимал, до последнего словечка. Я отпустил его, и ему пришлось ухватиться за стойку, чтобы не упасть. Я сунул пушку обратно на место и сложил аккуратно найденную часть пижамы. Поправив шляпу и галстук, я спросил:

— Где живет Кадди?

Голос Энди был так слаб, что я еле расслышал ответ:

— Прямо по дороге... до самого берега. Потом налево. Это старая корабельная рубка.

Когда я уходил, они сидели рядышком, напуганные до смерти. Бедняга Энди. Он был ни при чем, но в этой игре лучше не рисковать.

Как и сказала Джейни, дорога вела прямиком в лужу. Я поставил машину у заколоченного дома и побрел по мокрому песку. В трех шагах от воды повернул налево и увидел перед собой ряд развалившихся лачуг, кое-как сколоченных из всякой дряни, выброшенной приливом. У некоторых на жестяных крышах все еще проглядывали рекламы прохладительных напитков и сосисок.

Время от времени в разрывах туч показывалась луна, и при ее свете я мог лучше разглядеть самодельный поселок.

Найти жилье Кадди оказалось легче, чем я ожидал. Среди всех хибарок она одна была когда-то покрашена, на южной стенке висела доска с названием корабля “Кармайн”, написанным большими заглавными буквами. Должно быть, эту палубную надстройку выбросило штормом. Я подобрался к окошку и заглянул внутрь. Мне удалось разглядеть лишь какие-то смутные очертания. Я потянул дверь. Она бесшумно распахнулась. Из угла доносился раздирающий храп человека, спящего на спине пьяным сном.

Спичка осветила комнату. Кадди ни разу не пошевелился, даже когда я поднес спичку к фонарю, висевшему в центре потолка. В единственной комнате стояло несколько стульев, стол и двухъярусная кровать у стенки. Он поставил себе керосиновую плиту, проведя трубу сквозь дыру в крыше, и приспособил два деревянных ящика под кухонный шкаф. Возле печки стояла бочка с ракушками.

Уйма всякого барахла, но никаких следов парнишки.

Разбудить Билла Кадди оказалось нелегко. Он подергивался, цеплялся за одеяло и всхлипывал. Я снова встряхнул его, и у него дернулись веки и открылись глаза. Без зрачков. Они появились из-под лба секундой позже. Два мутных, налитых кровью глаза двигались отдельно друг от друга, пока случайно не сфокусировались на мне. Билл сел.

— Ты кто?

Я дал ему несколько секунд, чтобы рассмотреть меня, потом сунул ему под нос значок на ладони.

— Коп. Вставай.

Живо скинув ноги на пол, он схватил меня за руку.

— А в чем дело, мистер? Я не браконьерствую. У меня здесь только ракушки. Вон гляньте, — он показал на бочку. — Видите?

— Я не рыбинспектор, — сказал я.

— Тогда чего вам от меня нужно?

— Мне нужен ты. Ты обвиняешься в похищении ребенка, а может в убийстве.

— Ой... Нет! — его голос звучал как хриплое кваканье. — Но ведь... я никого не убивал. Да разве я могу!

Ему незачем было это говорить. Он явно не принадлежал к типу убийц. Но я не стал его успокаивать.

— Сегодня днем ты принес в бар Энди эту пижаму. Где ты ее взял?

Он сморщил нос, пытаясь понять, о чем я говорю.

— Пижаму?

— Ты меня слышал.

Тут он вспомнил. Его лицо расплылось в улыбке облегчения.

— А, эта! Точно, я нашел ее на Шоур Роуд. Пошучу-ка, думаю, над Энди.

Он сунул ноги в штаны, натянул на костлявые плечи подтяжки, выволок из-под кровати сапоги, выцветшая джинсовая рубашка, потрепанная шляпа, и он был готов. Он все время исподтишка косился на меня, стараясь сообразить, что происходит, только у него ничего не выходило.

— Вы ведь не посадите меня в каталажку, а?

— Нет, если ты сказал правду.

— Так я и сказал правду.

— Увидим. Пошевелись.

Я пропустил его вперед. Дорогу занесло песком слишком глубоко для машины, поэтому мы побрели пешком, оставляя в стороне скопище хибар. Шоур Роуд была дорогой лишь по названию — просто полоска сырой Сахары, отделявшая вереницу деревьев от воды. Через сотню ярдов лачуги стали попадаться реже. Кадди указал вперед.

— Вон там бухточка, где я оставляю лодку. Я шел туда, а возле старой цистерны, вижу, лежат штанишки прямо посреди дороги.

Я кивнул. Через несколько минут мы добрались до цистерны — огромной штуковины в форме бочки, лежавшей на боку. В ней поместился бы гараж на две машины. Видимо ее, как и все остальное здесь, выбросило штормом на берег. Билл показал корявым пальцем:

— Вот на этом самом месте, мистер, тут они и валялись.

— Хорошо. Видел кого-нибудь?

— Нет. Кто сюда пойдет? Их волной вынесло, так я смекаю.

Я посмотрел на него, потом на воду. Хотя прилив стоял высоко, вода не доходила до места на добрых сорок ярдов. Он понял мой взгляд и тревожно заерзал.

— Может, ветром...

— Билл!

— А?

Ты видел когда-нибудь, чтобы мокрую одежду носило ветром? Сухую — ладно, но мокрую?

— Нет, — он помолчал.

— Значит, их не принесло ни водой, ни ветром. Кто-то бросил их здесь.

Тут он забеспокоился, на его лице появилась тревога.

— Но я ничего не сделал. Серьезно! Нашел их и все. С виду они были новые, вот я и отнес их Энди. Вы ведь меня не посадите? Я...

— Спокойно, Билл, я тебе верю. Если не хочешь попасть в историю, поворачивайся и топай домой. Только помни — язык за зубами. Слышишь?

— Ага, понял. Спасибо, спасибо, мистер! Я никому ни единого словечка, — Билл торопливо зашаркал прочь и исчез в темноте.

Когда вот так остаешься один, замечаешь: то, что казалось тебе тишиной, на самом деле — джунгли тихих звуков, приглушенных, непонятных, но различных. Звуки деревьев, для описания которых не подберешь слов, шорох коры, трущейся о кору, и шелест тварей, живущих в листве. Часы у меня на руке громко тикали.

Где-то окунулись в воду весла и заскрипели в уключинах, не поймешь, далеко или близко. Ветер далеко разносит звуки над водой.

Я всматривался в ночь, размышляя, как попала сюда пижама. Дорога, упирающаяся в бухту и никуда не идущая. Деревья и залив. Пара лачуг и цистерна.

Открытый конец цистерны смотрел в обратную сторону, пришлось лезть через заросли осоки, чтобы добраться до него. С мерзким писком выбежали две крысы.

Засветив спичку, я оказался как бы в коридоре из зеленой слизи. Капли воды стекали по сводчатым стенкам цистерны и собирались посредине в вонючую лужу гнили. Кроме нескольких газет, занесенных ветром, здесь ничего не было. Единственные твари, оставившие следы в грязи, имели хвосты. Когда я больше не мог сдерживать дыхание, то попятился наружу и по проложенной мной тропинке вернулся на дорогу.

Туда, откуда начал. Шагах в тридцати виднелись остатки хибарки. Крыша ее провалилась, стены вспучились наружу, словно сверху на нее навалилась гигантская рука, дальше стояла другая. Я направился к первой. Чем ближе я к ней подходил, тем хуже она выглядела. Дыры в стенах сходили за окна, распахнутая дверь повисла на одной петле, приваленная грудой песка. Никаких следов, ничего. Как и цистерна, она была пуста.

Или мне так казалось.

В тот же миг внутри кто-то невнятно застонал. Пистолет прыгнул мне в руку. Я достал несколько спичек, зажег все сразу, бросил внутрь и метнулся вслед.

Пистолет не понадобился. Растон Йорк был один. Он лежал в углу, спутанный веревкой, голый, покрытый синяками. Через секунду я был уже рядом с ним и, стоя на коленях, распутывал узлы. За липкую ленту, которой ему залепили рот, я взялся полегоньку, опасаясь содрать кожу. Он всхлипывал, дрожа всем телом. Слезы страха и облегчения наполнили большие, выразительные глаза. Когда его рука освободилась, он обхватил меня за шею.

— Ничего, малыш, поплачь, — сказал я.

И он заплакал. Тяжелый, судорожные рыдания сотрясали все его тело, причиняя, должно быть, боль. Я кое-как стянул с себя пиджак и накинул на него, говоря с ним быстро и тихо, чтобы успокоить.

Он пришел с внезапностью удара, этот звук. Я опрокинул мальчишку на спину и стремительно обернулся. Еще с полуоборота я начал стрелять. Кто-то издал короткий вопль. Тяжелое тело с разгону ударило меня в грудь, швырнув спиной о стену. Я пнул его обеими ногами, и мы повалились на пол. Прежде, чем я успел вскинуть пистолет, тяжелый ботинок вышиб его у меня из рук. Они навалились со всех сторон. Я пустил в ход все: ноги, зубы, когти, там не было места размахнуться. Я как-то ухитрился засунуть два пальца в чей-то рот и рванул, почувствовав, как щека разорвалась до самого уха.

На этом все кончилось. Что-то обрушилось на мой череп, и я перестал драться. Это было покойное чувство, я словно всплыл, отделяясь от тела. Меня пинали всюду, но боли не было, лишь смутные ощущения. Потом даже они стали гаснуть.

Глава 3

Я приходил в себя по частям. Так собирается вместе и перестраивается эскадрилья бомбардировщиков, потрепанная зенитным огнем. Я слышал гул их моторов, оглушительный, пульсирующий рев, который становился все громче и громче. Клочья их обшивки, осколки их брони сыпались на землю и вонзались в мою плоть, пока мне не стало казаться, что я охвачен огнем. Бомбы рвались и полыхали гигантскими вспышками мне в лицо и швыряли мое тело взад и вперед, взад и вперед. Я с усилием открыл глаза.

Это парнишка тряс меня.

— Мистер, вы можете встать? Я убежал, и они все выскочили меня искать. Если вы не подниметесь, они вернутся и найдут нас. Скорее, пожалуйста, скорее!

Я попробовал встать, но не слишком удачно. Растон обхватил меня и приподнял. С его помощью я подтянул под себя ноги, оттолкнулся и встал. На нем все еще был мой пиджак, его единственная одежда. Я похлопал его по плечу.

— Спасибо, парень, большое спасибо!

Разговаривать было некогда. Он вывел меня наружу, в росшие под деревьями кусты, где нас скрыла тьма. Песок хорошо заглушал шаги. Вот когда я порадовался непрерывной капели с деревьев: ее шум покрывал все звуки нашего передвижения.

— Я нашел на полу ваш пистолет. Вот, нужен? — он протянул мне сорок пятый, робко держа его за рукоятку. Я взял его дрогнувшей рукой и сунул в кобуру. — Мне кажется, вы кого-то подстрелили. Там много крови на полу возле двери.

— Может, это моя, — буркнул я.

— Нет, не думаю. Она и на стене тоже, и в стене, большая дыра, похоже, от пули.

Я помолился, чтобы он оказался прав. Сейчас я был, пожалуй, не прочь увидеть их снова и, воспользовавшись случаем, всадить им несколько горячих туда, где будет больнее всего.

Не знаю, сколько времени мы добирались до машины, но, казалось, будто не один час. Мне то и дело мерещилось, что я различаю крики и слова предостережения. К тому времени, когда Растон помог мне влезть за руль, я чувствовал себя так, словно преодолел дорогу смерти.

Несколько секунд мы сидели молча, пока я нашаривал сигарету. Первая затяжка стоила миллион долларов.

— Там сзади есть халат, — сказал я парнишке. Он встал на колени на сиденье, достал его и набросил себе на ноги. — Что случилось?

— Господи, мистер, я и сам толком не знаю. Когда вы меня оттолкнули, я выбежал в дверь. Человек, которого вы, по-моему, подстрелили, чуть не схватил меня, но не успел. Сначала я прятался за дверью. Они, наверное, думали, что я убежал, потому что, когда они выскочили вслед за мной, один велел остальным рассыпаться и обыскать пляж, потом он тоже ушел. Тогда-то я и вернулся за вами.

Я повернул ключ и потянулся к стартеру. Движение отозвалось болью.

— До этого. Что случилось раньше?

— То есть прошлой ночью?

— Угу.

— Ну, я проснулся, когда открылась дверь. Я думал, что это мисс Мэлком. Она всегда заглядывает ко мне перед тем, как лечь спать, но это была не она. Это был мужчина. Я хотел спросить его, кто он такой, и тут он меня ударил. Вот сюда, — Растон потер темя и дернулся.

— В какую дверь он вошел?

— Кажется, в ту, что ведет в коридор. Я был совсем сонный.

Здорово. Кто-то пробирается мимо охранника у ворот через дом, полный людей, глушит мальчика и преспокойно уходит с ним.

— Дальше.

Пока он говорил, я включил сцепление, развернулся и повел машину по направлению к усадьбе.

— Я очнулся в катере. Они оставили меня в маленькой каюте и заперли дверь. Я слышал, как они разговаривали на палубе и кто-то назвал по имени человека, который был за рулем, Мэллори. За все время я только одно это имя и слышал.

Имя не вызвало никакого отклика в моей памяти, поэтому я позволил ему продолжать.

— Потом я открыл замок и...

— Погоди минутку, сынок, — я в упор посмотрел на него. — Повтори-ка.

— Я открыл замок. А что?

— Вот так просто взял и открыл замок? Без всякого труда?

— Нет... — он застенчиво, по-мальчишески улыбнулся мне. — Я научился всему с замками еще когда был маленький. Тот замок был совсем простой.

Выходит, он и вправду гений. Мне нужен целый час и хорошие инструменты, чтобы открыть дверцы шкафа.

— Я, как только выбрался, открыл маленький люк и выполз на палубу. Тут увидел огни на берегу и прыгнул за борт. Ох и холодная была вода! Они даже меня не услышали. Мне почти удалось. Когда я прыгнул, катер продолжал идти прямо и скрылся, но они, наверное, нашли открытую дверь. Надо было закрыть ее опять, но я испугался и забыл. Как раз, когда я выходил на берег, подбежал какой-то человек и меня снова схватили. Он сказал, что догадался, что я поплыву на свет, потом ударил меня. Он ждал прихода остальных и загнал меня в дом. Похоже, они причалили в бухте и не могли сразу забрать меня на катер. Потом он достал бутылку и начал пить из нее и совсем скоро стал засыпать. Я дождался, пока он задремлет, и тогда выбросил в окно свои пижамные брюки, завернув в них камень, — надеялся, что их кто-нибудь найдет. Он и не заметил ничего.

Но он понимал, что пьянеет, да и в бутылке больше ничего не осталось. Он несколько раз ударил меня, и я попытался бежать. Тогда он всыпал мне по-настоящему. Когда устал, взял веревку и связал меня, а сам ушел за остальными. Тут вы и появились.

— Тут мне и досталось, — добавил я.

— Ох, мистер, надеюсь, они вас не очень?..

Его лицо выражало тревогу, искреннюю тревогу. Давно уже никто не тревожился из-за моих синяков. Я запустил пальцы ему в волосы и легонько встряхнул его голову.

— Ничего, парень, — сказал я.

Он вновь улыбнулся, плотнее закутался в халат, придвинулся ко мне. Каждые несколько секунд он бросал на меня испытующий взгляд, любопытный и серьезный.

— Как вас зовут?

— Майк Хаммер.

— Почему вы носите пистолет?

— Я сыщик, Растон. Частный сыщик.

У него вырвался вздох облегчения. Наверное, до сих пор он принимал меня за члена банды, не поладившего с остальными.

— Как получилось, что вы нашли меня?

— Я тебя искал.

— Я... я рад, что это были вы, мистер Хаммер, а не кто-нибудь другой. По-моему, больше ни у кого не хватило бы смелости на то, что вы сделали.

Я рассмеялся в ответ. Хороший парнишка! Если кто и проявил смелость, так это он. Не всякий решился бы вернуться за мной. Я так ему и сказал, а он неловко улыбнулся и покраснел. Несмотря на покрытое синяками лицо и весь пережитый ад, он все еще мог улыбаться. Черт, его невозможно не полюбить. Он сидел рядом, чувствуя себя совершенно непринужденно, следя за мной краем глаза, словно я был какой-то кумир.

В доме кое-где были включены огни. Генри, привратник, посветил в машину фонариком и разинул рот.

— М... мистер Растон!

— Да, он самый. Открывай ворота!

Он потянул рукоятку сбоку, и ажурные решетчатые ворота откатились.

Несмотря на скорость, с которой я гнал машину, когда я доехал до дома, все семейство, предупрежденное звонком Генри, уже высыпало на крыльцо — встречать.

Йорк даже не подождал, когда машина остановится. Он рывком распахнул дверцу и протянул руки к сыну. Растон обнял его за шею, повторяя:

— Папа! Папа!

Я выкарабкался из машины и, прихрамывая, обошел их. Семейство обстреливало парня вопросами и полностью игнорировало меня. Черт с ними. Я отодвинул их и тронул Йорка за руку.

— Отведите парнишку в дом подальше от этой компании. Хватит с него переживаний.

Тот кивнул. Растон подал голос:

— Я могу идти, папа?

Он запахнулся в халат, и мы вошли вместе. Прежде, чем остальные успели тронуться вслед, Йорк обернулся.

— Если не возражаете, я попрошу вас разойтись по своим комнатам. Утром вы обо всем услышите.

Было ясно без спора, кто в доме хозяин. Они посмотрели друг на друга и недовольно разбрелись. Мне перепало немало злых взглядов.

Захлопнув дверь за этой стаей, я направился в гостиную, но Харви перехватил меня на полпути. Один раз событиям удалось вывести его из равновесия, но дважды такого случиться не могло. Снова превратившись в идеального лакея, он подал мне поднос с аккуратно вычерченным планом размещения комнат.

— План размещения гостей, сэр, — сказал он. — Надеюсь, он вас удовлетворит?

Я взял план, поблагодарил и, не заглянув в него, сунул в карман.

Йорк был с сыном в приемной. Парнишка лежал на столе, а его отец тщательно осматривал синяки и ссадины. Найдя ссадину, он промазывал ее обеззараживающим раствором и заклеивал марлёй. Затем он приступил к дотошному медосмотру как профессионал.

Когда он закончил, я спросил:

— Как он?

— В порядке, по-видимому, — ответил он, — но трудно сказать, пока не пройдет несколько дней. Сейчас я намерен уложить его в постель. Слава Богу, его физическое состояние было всегда отличное.

Он завернул сына в халат и звонком вызвал Харви. Я взял остатки своего пиджака и натянул на себя. Появился Харви, поднял Растона, и они вместе вышли из комнаты. По дороге Растон на прощание улыбнулся мне через плечо дворецкого.

Через пять минут Йорк вернулся. Не говоря ни слова, он указал на стол, но я уселся в кресло рядом. Когда он кончил со мной, я почувствовал себя так, будто снова побывал в драке. Порезы на лице и спине щипало от йода, а несколько слоев шестидюймового пластыря вокруг тела едва позволяли дышать. Голосом, нетвердым от сдерживаемых чувств, он велел мне встать, проглотить таблетку из пузырька и сел рядом весь в холодном поту.

Одевшись, я сказал:

— Вам не кажется, что вам и самому бы пора на боковую? Скоро утро.

Он покачал головой.

— Нет. Я хочу сначала обо всем услышать. Пройдемте в гостиную, если не возражаете.

Там мы сели рядом. Когда я закончил рассказ, он налил мне порядочную порцию бренди, и я выпил его, не разбавляя.

— Не понимаю, мистер Хаммер... Это выше моего понимания.

— Знаю. Не очень-то культурно выглядит, да?

— Вы правы, — он встал, подошел к секретеру и достал чековую книжку. Быстро что-то написал и вернулся, помахивая у меня перед глазами десятью тысячами долларов. Ваш гонорар, мистер Хаммер. Вряд ли нужно говорить, как я вам обязан.

Я постарался не показать чрезмерной радости, принимая этот чек, но десять кусков есть десять кусков. С самым равнодушным видом, на какой я был способен, я убрал его в бумажник.

Нужно будет поставить в известность полицию штата, — заметил я. — Они наверняка сумеют быстро наколоть эту шайку, тем более — с катером. Такую штуку не очень-то легко спрятать.

— Да, да, их необходимо задержать. Не могу себе представить, зачем им вздумалось похищать именно Растона. Это невероятно!

— Вы богаты, мистер Йорк. Вот вам и главная причина.

— Да, действительно, богатство иногда приносит неудобства, хотя я стараюсь уберечься от них.

Я встал.

Так я им позвоню. У меня есть одна зацепка, которая может иметь какое-то значение. Одного из похитителей звали Мэллори. Ваш мальчик упоминал об этом.

— Как вы сказали?

Я повторил.

Его голос был еле слышен.

— Мэллори... Нет.

Словно в трансе, он поспешил к камину. Нажав на какой-то скрытый механизм в боковой стене, он привел его в действие, и часть стены откинулась в сторону. Он сунул руку в отверстие. Даже на расстоянии я видел, как он побледнел. Рука вернулась пустой. Его тело свела мгновенная судорога. Он прижал к груди руки и стал медленно валиться вперед. Я подбежал и осторожно опустил его в кресло.

— В жилетном кармане...

Я сунул руку под его пиджак и достал маленький пакетик с капсулами. Йорк подцепил одну дрожащими пальцами и положил под язык. Он проглотил ее и уставился в стену невидящим взглядом. Постепенно на его челюстях вздулись желваки мышц, зубы обнажились в зверином оскале.

— Сука! — сказал он. — Подлая, ненавидящая мужчин сука! Предала меня.

— Кто, мистер Йорк? О ком вы?

До него вдруг дошло, что я стою рядом. Оскал сошел с лица. Его сменило затравленное выражение.

— Я ничего не говорил. Вы поняли? Ничего!

Я убрал руку с его плеча. У меня во рту снова появился неприятный привкус.

— Ну вас к черту! — сказал я. — Я сообщу об этом.

— Вы не посмеете!

— Неужели? Йорк, дружище, ваш сын вытащил меня из скверной ситуации. Он мне нравится. Слышите? Нравится больше, чем многие другие. Если вы хотите подвергнуть его новой опасности, дело ваше, но я этого не допущу.

— Нет... дело совсем в другом. Это нельзя предавать огласке.

— Слушайте, Йорк, почему вы не перестаете талдычить про огласку и не подумаете для разнообразия о своем мальчугане? С вашими секретами вы дождетесь нового похищения, не обязательно с таким же удачным исходом. Тем более, — добавил я, — что кто-то из домашних вас предал.

Йорк задрожал.

— Кто это сделал, Йорк? У кого вы на крючке?

— Мне... нечего сказать.

— Нечего? Кому еще известно о тех радиоактивных ожогах? Что будет с парнем, когда вы откинете копыта?

Это подействовало. Он позеленел.

— Как вы узнали?

— Неважно. Если знаю я, наверняка знают и другие. Вы так и не сказали, кто на вас жмет.

— Сядьте, мистер Хаммер. Пожалуйста!

Я подтащил кресло и уселся.

— Не могу ли я, — начал он, — пригласить вас в качестве своего рода опекуна, вместо того, чтобы сообщать полиции? Для меня так было бы гораздо проще. Видите ли, существуют некоторые научные аспекты воспитания моего сына. Вам, как неспециалисту, непонятные. Если полицейское следствие и безжалостное любопытство прессы приведут к их раскрытию, придется отказаться от всякой надежды на успешный результат. Я прошу вас понять, я прошу лишь вашего содействия. Будьте уверены, вам хорошо заплатят. Я сознаю, что мой сын в опасности, но будет лучше, если мы просто оградим его от всех опасностей, вместо того, чтобы доискиваться до их источника. Вы сделаете это для меня?

Я медленно откинулся на спинку кресла, обдумывая услышанное. Что-то здесь подозрительно попахивало. И запах этот, похоже, исходил от Рудольфа Йорка. Однако я был в долгу перед мальчуганом.

— Согласен, Йорк. Но если надо ждать неприятностей, то хорошо бы знать, с какой стороны. Кто эта ненавидящая мужчин штучка, которая защемила вам хвост?

Он сжал губы.

— Боюсь, что не могу открыть вам этого. Вам нет нужды заниматься расследованием. Защитите мои интересы и моего сына, вот и все.

— Ладно, — сказал я, поднимаясь. — Будь по-вашему. Придется играть втемную. Но сейчас я иду спать. День был нелегкий. Да и вам не мешало бы.

— Я позову Харви.

— Не надо, сам найду.

Я вышел. В коридоре достал план и сверился с ним. Указания были достаточно ясными. Я поднялся наверх, на площадке повернул налево и прошел на другую сторону. Моя комната была предпоследней. На двери висела белая картонка в медной рамочке с моей фамилией. Я повернул ручку, нашарил выключатель и зажег счет.

— Долго же вы сюда добирались!

Я ухмыльнулся. Интересно, чем Элис подкупила Харви, чтобы тот поместил нас рядом.

— Привет, котенок!

Элис улыбнулась мне сквозь облако дыма.

— В последний раз, что я вас видела, вы выглядели лучше.

— Да? Мне нужно побриться?

— Вам нужно новое лицо. Но я возьму вас и такого, — она передернула плечами, и паутинка ее неглиже упала до пояса. То, что было надето под ним, не стоит и упоминать. Оно казалось сотканным из лунных лучей и редким, как сетка курятника. — Пойдем в постель!

— Выметайся, котенок. Валяй к себе в улей.

— Неостроумно, Майк. Нечего разыгрывать недоступность.

Я начал раздеваться.

— Мне не до остроумия, котенок, я совсем выдохся.

— Не до такой же степени.

Я повесил рубашку и брюки на спинку кресла и плюхнулся в постель. Элис медленно встала. Нет, это не то слово. Движение скорее походило на медленный разворот пружины. Халатик слетел на пол. Ее тело было симфонией первобытной красоты.

— Не прошла усталость?

— Погаси свет, когда будешь уходить, лапочка!

Переворачиваясь на другой бок, я еще успел заметить ее злорадную усмешку. Усмешка говорила, что эта ночь не последняя. Свет погас. Перед тем, как заснуть, я подумал, что назвав какую-то бабенку ненавистной сукой, Йорк никак не мог иметь в виду Элис Николс.

Чудно получается, когда засыпаешь с такой мыслью. Она не отстает от тебя. Вновь и вновь я видел, как Элис встает с кресла и идет через комнату, только на этот раз ее не прикрывали даже лунные лучи. Ее тело было гибким, соблазнительным. Она слегка пританцовывала. Потом еще кто-то появился в моем сне. Другая дамочка. Я знал ее, но не мог вспомнить, кто она. Она тоже пританцовывала, но иначе. Ее движениям не доставало пластичности и животной грации. Она раздевалась и двигалась скованно и неловко. Совершенно голые, они начали танцевать друг с другом, и вела в этом танце вторая. Они сошлись ближе, дымка, скрывавшая их лица, на один мимолетный миг стала прозрачной, и я увидел ту, которую не мог разглядеть до сих пор.

Я сел в кровати, как подброшенный. Не удивительно, что повадки мисс Грэйндж смутно тревожили меня. Не сама женщина, а ее движения были знакомыми. Вплоть до манеры чиркать спичкой к себе, как делают мужчины. Конечно, такая будет ненавидеть мужчин, как же иначе? Эта поклонница Лесбоса может любить только женщин!

Черт побери!

Я вскочил с кровати и натянул брюки. Найдя в плане комнату Йорка, я на цыпочках пошел в другой конец дома. Его дверь была полуоткрыта. Я тихонько постучал. Никакого ответа.

Я вошел и нашарил выключатель. Йорк даже не ложился в постель. Один из ящиков стола был наполовину выдвинут, а его содержимое сдвинуто в сторону. Я увидел масляное пятно на дне ящика. Даже не видя наспех распечатанной коробки патронов тридцать второго калибра, я мог сказать, что здесь лежало.

Время, не хватало времени. Я кончил одеваться на ходу. Если кто-нибудь слышал, как захлопнулась за мной дверь или как взревел мотор, мне было наплевать. Я сбросил скорость, подъезжая к воротам, но они стояли настежь. Отличный привратник, этот Генри!

Я не знал, намного ли меня опередил Йорк. Мои незаведенные часы давно стояли. Могло оказаться, что слишком намного. Впрочем, я вряд ли спал хотя бы час.

В этой гонке к городу я не встретил ни одной машины. На миг показались и унеслись назад огни бензоколонки. Погасшие глаза запаркованных машин вспыхивали отраженным светом моих фар и вновь засыпали.

Я затормозил перед рядом машин около “Гленвуд Апартаментс”, выключил двигатель и вышел. Нигде ни малейших признаков жизни. Когда этот городок засыпает, он крепко спит.

Это был именно тот случай, когда нельзя звонить, чтобы попасть в дом. Будь со мной Растон, не пришлось бы терять столько времени. Я перепробовал две дюжины отмычек, прежде чем в моем наборе нашлась подходящая.

Пистолет был у меня в руке. Взбегая по лестнице, я снял предохранитель. Дверь мисс Грэйндж была закрыта, но не заперта. Она подалась, когда я повернул ручку.

Я распахнул дверь пинком ноги и встретил лишь темноту, хотя мог ожидать и пулю. Ни единый звук не нарушал могильную тишину прихожей. Я шагнул за порог и тихонько прикрыл дверь за собой.

Медленно, нагнувшись, я снял ботинки и поставил их у стены. Незачем сообщать в своем приближении. Шаря рукой вдоль стены, я дошел до конца коридора. Выключатель находился слева. Я протянул руку за угол и повернул его, готовый ко всему.

Я зря подкрадывался. Никто бы меня не окликнул. Да, я нашел Йорка. Он сидел и улыбался мне, как последний идиот, а из его макушки торчал топорик для рубки мяса.

Глава 4

Теперь это было убийство. Сначала похищение, теперь убийство, как будто одно преступление порождает другое. Все начинается с малого, потом растет и увеличивается, как сильно накачанный баллон, пока не лопнет ко всем чертям.

Я смотрел на него, на красную кровь, которая стекала по лицу, сочась из-под сгустков, капала с затылка на пол. Я прикинул, что опоздал минут на десять, хотя это была лишь догадка.

В комнате царил хаос, всюду валялись перевернутая мебель со вспоротой обшивкой и опустошенные ящики. Ковер был усыпан всяким мусором и набивкой из подушек. Йорк, сидевший на полу, невидяще глядя на стену, до сих пор сжимал в руке какие-то бумаги. Если он и нашел то, что искал, убийца унес это с собой. Бумаги сказались лишь старыми погашенными счетами за электричество, выписанными на имя Майры Грэйндж.

Сначала я вернулся в коридор и надел туфли, потом снял трубку телефона.

— Соедините с полицией штата, — сказал телефонистке.

На звонок ответил сержант Прайс. Я был краток.

— Говорит Майк Хаммер, сержант, — сказал я. — Здесь, в “Гленвуд Апартменс” произошло убийство и всего лишь несколько минут назад, насколько я могу судить. Вам не помешало бы оповестить патрульных на шоссе. Ищите двухдверный “седан” с погнутой антенной. Принадлежит женщине по имени Майра Грэйндж. Убитый — Рудольф Йорк. Она работает у него. Лет около тридцати, я бы сказал, пять футов шесть или семь дюймов, короткие волосы, хорошо сложена, на вид красива. Нет, не знаю, как одета. Да, да... я останусь здесь. Хотите, чтобы я оповестил городских копов?

Сержант отпустил пару ядовитых замечаний насчет городских копов и велел звонить.

Что я и сделал. Похоже, новость здорово встряхнула дежурного, потому что он сразу проснулся и начал орать во всю свою дурацкую глотку. Когда он принялся задавать вопросы, я посоветовал ему приехать и посмотреть самому, ухмыльнулся в трубку и дал отбой.

Надо было решать. Вообще-то я мог бы на этом все бросить, но я считал иначе. Правда, мой клиент умер, но ведь он с лихвой переплатил мне. Почему не сослужить ему службу даром.

Я заглянул в остальные помещения, но и там вес было перевернуло вверх дном, ни одна вещь на осталась на своем месте. В спальне мне пришлось переступите через груду одежды, которую тщательно, хотя и торопливо, вывернули наизнанку.

Уцелела от разгрома только кухня. Легко догадаться почему. Кто-нибудь наверняка прибежал бы на грохот бьющихся тарелок и сброшенных на пол кастрюль. Здесь Йорк шарил с оглядкой, отодвигал посуду, а не сбрасывал ее с полок. В стене виднелась дверца подъемника. Закрытая и запертая. Я не стал ее трогать. Убийца не мог выбраться этим путем и запереть дверцу за собой. Я взялся за ящики. Открыв четвертый, я увидел вещь, которую не ожидал здесь увидеть. Топорик для мяса.

Эту кухонную принадлежность редко встретишь в маленькой квартире в двух экземплярах. Собственно, они более или менее устарели. А вот здесь их было две. Интересно, кого застиг здесь Йорк? Вернее — кто застиг его? Потому что иначе не выходило. Если бы Йорк вломился сюда в присутствии Грэйндж, произошла бы сцена, но тогда и она была бы здесь. Трудно представить, чтобы она выскочила на минутку, предоставив ему громить свое жилье.

Придя сюда, Йорк никого здесь не встретил. Он пришел убивать, но, не застав свою жертву, забыл первоначальную цель и начал искать.

Убивать. Убивать... Вот оно. Я снова оглядел труп. Того, что я искал, при нем не оказалось. Кто-то забрал у мертвеца пистолет. Зачем? Черт побери этих убийц, для чего они так все запутывают? Почему не могут попросту убить и точка? Йорк сидел там, где его свалил удар, и вызывающе скалился, предлагая мне найти ответ.

— Кончай, приятель, — сказал я, — я на твоей стороне.

Два топорика и скалящий зубы мертвец. Два топорика: один на кухне, другой у него в голове. Не всякий убийца воспользуется. Широкий и короткий, в карман не спрячешь и не размахнешься как следует. Тут нужна сила. Не похоже на женщину, те не любят убивать, если есть шанс забрызгаться кровью.

Но Майра Грэйндж... полуженщина... скорей уж мужчина. Она, пожалуй, лишена женской чувствительности, которая помешала бы ей раскроить череп или вымазаться кровью. Но откуда, черт побери, взялся топорик?

Йорк ухмылялся. Я ухмыльнулся в ответ. Дело прояснялось. Пока не сам мотив, только механика преступления и что-то сродни мотиву. Убийца знал, что Йорк едет сюда и что Грэйндж нет дома. Он действовал топориком по нескольким причинам. Он мог просто подвернуться ему под руку. Нацелившись и размахнувшись хорошенько, можно быть уверенным, что он свое дело сделает. Это оружие, которое невозможно связать с какой-то определенной личностью.

Прежде всего, убийство вовсе не было случайным. Я ненавижу эти тихие мыслишки о зле, которые подспудно таятся в сознании, непрерывно накладываясь одна на другую, пока им не станет тесно и они не полезут через край, сталкивая человека в самые глубины мерзости.

А это убийство обдумали заранее. Вероятно, убийца хотел создать впечатление, что топорик взят из кухни, но никто не мог пройти на кухню мимо Йорка незамеченным, а у него был пистолет. Убийца выбрал оружие, проследил за Йорком и застукал его, когда тот громил квартиру. Ему даже не пришлось особенно таиться. Йорк поднял такой тарарам, круша все вокруг, что до самого последнего момента не расслышал бы громких шагов... а там было уже поздно.

Старик, склонившийся над столом, занесенный топор, один удар, и все кончено. При всей потенциальной энергии, заключенной в трехфунтовом куске остроотточенной стали, для нанесения смертельного удара не нужно большой силы. Мгновенная смерть. Падая, мертвец поворачивается лицом к двери и улыбается своему убийце.

Здесь меня прервали. В коридоре послышался топот, дверь распахнулась и, как буря, ворвался Дилвик. Он не терял времени. Он подступил ко мне вплотную и остановился, тяжело дыша. Зрелище было не из приятных.

— Тебя стоило бы пристрелить, Хаммер, — проскрипел он.

Секунду мы, не двигаясь, стояли друг против друга.

— За чем же дело стало?

— Еще не поздно. Дай только предлог, хоть самый завалящий. Такое никому не сойдет с рук. Ни тебе, ни другим.

Я издевательски ухмыльнулся ему в лицо.

— Сколько угодно, Дилвик. Хоть здесь, хоть в кабинете мэра, мне все равно.

Дилвик хотел ответить, но тут появился молодой гигант в серой, с коричневой портупеей униформе полиции штата. Он подошел ко мне широким шагом и протянул руку.

— Вы Майк Хаммер?

Я кивнул.

— Сержант Прайс, — улыбнулся он. — Я один из ваших поклонников. Одно время мне пришлось работать в Нью-Йорке с капитаном Чамберсом, и он без конца вас расхваливал.

Мне понравилось его крепкое рукопожатие. Я указал на труп.

— Вот ваш клиент, сержант. Дилвику не понравилось, что его игнорируют.

— С каких пор полиция штата имеет над нами юрисдикцию?

— С тех пор, — вежливо отозвался Прайс, — как выяснилось, что вы плохо обеспечены средствами... и людьми. — Дилвик покраснел от ярости. Прайс продолжал, адресуясь ко мне: — Почти год назад жители Сайдона подали нам петицию, прося нашего содействия во всех делах полиции, поскольку город, да и весь штат, стал местом встреч и развлечений множества шулеров и жулья из других штатов.

Он стянул свои кожаные перчатки и достал блокнот. Занеся в него время прибытия и краткое описание места преступления, он взял у меня показания. Дилвик злобно пялился на меня, впитывая каждое слово.

— После возвращения сына мистер Йорк был, похоже, взволнован до крайности, он...

— Минутку, мистер Хаммер. Где был его сын?

— Его похитили.

— Вот как? — в голосе Прайса зазвучало раздражение.

— Нам об этом никто не сообщал.

— Сообщили городской полиции, — я ткнул пальцем в Дилвика. — Спросите его.

Прайс не сомневался в моих словах, он просто хотел посмотреть, как отреагирует Дилвик.

— Это правда?

— Да.

— Почему мы ничего не знали?

Дилвик вышел из себя.

— Потому что у нас не было охоты вам говорить, вот почему! — сжав кулаки, он шагнул к Прайсу, но тот не тронулся с места. — Йорк хотел обойтись без шума, а мы повели дело именно так, и что с того?

Прайс опять повернулся ко мне.

— Кто нашел мальчика?

— Я.

Дилвик никогда еще не был так близок к апоплексии. Наверное, ему так же сильно хотелось заполучить эти десять кусков, как и мне.

— Сегодня вечером я нашел мальчика в заброшенной лачуге на берегу. Я привез его в дом. Мистер Йорк решил держать меня при себе на случай новой попытки похитить парнишку.

Тут встрял Дилвик.

— Откуда ты знал, что Йорк будет здесь?

— Я не знал, — противно было отвечать, но он, как-никак, представлял полицию. — Просто подумал, что, может, найду его здесь. Мальчонка здорово натерпелся, и я решил, что ему понадобится мисс Грэйндж.

Жирный коп издевательски ухмыльнулся.

— Он, что, маленький, без провожатых его уже из дома отпускать нельзя?

— В таком состоянии — нельзя. Вечером у него был какой-то приступ.

— Как вы узнали, что его нет дома, мистер Хаммер? — спросил Прайс.

— Ложась спать, я решил сперва заглянуть к нему, посмотреть, как он себя чувствует. Он даже не ложился. Я вспомнил, что он упоминал мисс Грэйндж, и подумал, что он мог заехать сюда.

Прайс кивнул.

— Дверь?

— Она была не заперта. Я вошел и увидел... вот это, — я обвел комнату рукой. — Позвонил вам, потом в городскую полицию. Все.

Дилвик скорчил гримасу и оскалил то, что у него осталось от передних зубов.

— От этой истории воняет, — от нее и вправду пованивало, только никто, кроме меня, не знал этого наверняка. — А не могло быть так, мистер Хаммер, — Дилвик саркастически подчеркнул “мистер”, — вы нашли мальчонку, Йорку не хотелось выплачивать десять кусков — работы-то на грош — вы грозите, он удирает, но вы его настигаете и исполняете угрозу?

— Конечно, могло быть и так, если бы не было иначе, — я воткнул в рот сигарету и поднес к ней спичку. — Когда я убиваю кого-нибудь, то обхожусь без топорика для мяса. Если у него пистолет, я тоже пользуюсь пистолетом. Если нет — действую руками, — я перевел взгляд на труп. — Его я мог бы убить одним пальцем. Мужчину покрупнее... пришлось бы обеими руками. Но не топором.

— Как Йорк попал сюда, мистер Хаммер?

— Скорее всего на машине. Вы пошлите пару ребят заняться его машиной. Синий “седан” шестьдесят четвертого года.

Прайс поманил пальцем человека в штатском и повторил инструкции. Тот кивнул и вышел.

Пожаловал коронер с фотографом и носилками. Минут десять они крутились по квартире, опыляя все порошком для снятия отпечатков и фотографируя останки со всех сторон. Я показал Прайсу, где трогал стену и выключатель, чтобы после не было путаницы. Порядка ради он попросил меня дать свои отпечатки. Я не возражал. Он достал картонку, намазанную парафином, я положил на нее обе руки и прижал. Прайс надписал на обороте мою фамилию, номер лицензии и запихал картонку в карман.

Тем временем Дилвик просматривал бумаги, разбросанные Йорком, но, не найдя ничего интересного, вернулся к трупу. Коронер разложил содержимое карманов на боковом столике у дивана, и Прайс принялся перебирать вещи. Я смотрел через его плечо. Обычное барахло: мелочь, бумажник с двумя двадцатками и четырьмя пятерками и членскими карточками нескольких организаций. Под бумажником лежал пакетик с таблетками.

— Пропало что-нибудь? — спросил Прайс.

Я покачал головой.

— Как будто нет, но я ведь не шарил у него по карманам.

Тело уложили на носилки, топорик завернули, и коронер со своими, ребятами ушел. Появилось еще несколько полицейских штата, за которыми тащилось трое городских копов. Мне пришлось повторить все с самого начала. Поодаль от толпы стоял один репортер, яростно строчивший в блокноте. Будь мы в Нью-Йорке, пришлось бы закрыть дверь, чтобы удержать репортеров. Ничего, подождите, пока новость полетит по проводам. Все изменится в этом городке.

Прайс подозвал меня.

— Где вы будете, чтобы я смог с вами связаться?

— В усадьбе Йорка.

— Хорошо. Утром я к вам заеду.

— Я буду с ним, — вмешался Дилвик. — И ни во что не соваться, понятно?

— Катись ты, — ответил я. — Я свои права знаю. Я надел шляпу и раздавил окурок в пепельнице.

Больше здесь было нечего делать. Я пошел к дверям, но на пороге меня догнал Прайс.

— Мистер Хаммер!

— Да, сержант?

— Можно рассчитывать на ваше содействие?

Я расплылся в улыбке.

— То есть, поделюсь ли я с вами, если что-нибудь разнюхаю, так?

— В общем, да, — он был совершенно серьезен.

— Ладно, — согласился я. — Но с одним условием.

— А именно?

— Если наткнусь на горячий след — буду действовать сам. При первой же возможности извещу и вас, но я не стану упускать свой шанс ради того, чтобы передать дело в ваши руки.

Он раздумывал не больше секунды.

— Это меня устраивает. Вы, конечно, понимаете, что это не означает разрешение поступать как вам заблагорассудится. Я охотно приму помощь от человека с вашей репутацией. Вы уже давно занимаетесь подобными делами, и у вас богатый опыт. Кроме того, вы знакомы с методами нью-йоркской полиции. Я наслышался о ваших успехах, иначе вас и близко не подпустили бы к этому делу. У нас не хватает людей, и я лично буду рад, что вы готовы нас выручить.

— Спасибо, сержант. Если сумею, то помогу. Только постарайтесь, чтобы Дилвик ни о чем не пронюхал.

Если узнает, он на все пойдет, лишь бы подставить вам ножку.

— Вот уж кто свинья, — буркнул Прайс. — Скажите, что вы собираетесь делать?

— То же, что и вы, — искать Грэйндж. Похоже, она сейчас ключевая фигура. Вы оповестили патрульных?

— После вашего звонка перекрыли все дороги. Сейчас по телетайпу объявляют розыск в семи соседних штатах. Она далеко не уйдет. Вы что-нибудь знаете о ней лично?

— Очень мало. Считается, что у нее спокойный характер. Йорк говорил, что она часто ходит в библиотеку, но вряд ли вы ее там найдете. Посмотрим, что я узнаю в усадьбе. Если что узнаю насчет нее, позвоню. Пока!

Я спустился по лестнице. Сейчас самым важным для меня делом было поспать. Мне казалось, что я несколько месяцев не видел подушки. Двое молодых патрульных стояли, прислонясь к крылу синего “седана”. Они сверяли записи и переговаривались. Надо будет напомнить Билли заехать за машиной.

Солнце уже было высоко, когда я добрался до усадьбы. Утренние грузовики, о, которых говорил парень с бензоколонки, катили в город, проносясь мимо с приличной скоростью. Я сигналил у ворот, пока не вышел Генри, дожевывая свой завтрак. Он помахал мне.

— Значит, это вы. А я все думал, кто открыл ворота. Почему вы меня не разбудили?

Я притормозил рядом с ним.

— Генри, вы слышали, как я проезжал сегодня ночью?

— Я? Нет, я спал, как колода. С тех пор, как мальчик пропал, я извелся, все думал, что это из-за меня, из-за того, что я сплю сильно крепко. А к ночи отпустило.

— Оно и видно. Выезжали две машины. В первой был ваш босс.

— Йорк? Куда он поехал?

— В город.

Он тревожно переступил с ноги на ногу.

— Думаете, он... он будет ругаться, что я его не слышал?

Я покачал головой.

— Вряд ли. Собственно, я думаю, он и не хотел, чтобы вы услышали.

— Когда он вернется?

— Он больше не вернется. Он умер.

Я отъехал, оставив его стоять с разинутым ртом. В другой раз он будет лучше приглядывать за своими воротами.

Я газанул перед домом и выключил взревевший мотор. Тех, кто не проснулся после этого, я наверняка разбудил, грохнув дверцей.

Наверху зашумели возмущенные голоса. Я взбежал по лестнице и на площадке наткнулся на Рокси в стеганом халате, который она придерживала на груди. Ото замахала на меня рукой.

— Тише, пожалуйста, мальчик спит.

Ему предстояло веселое пробуждение.

— Только что встала, Рокси?

— Минуту назад, когда ты наделал такого шума пере? окнами. Ты почему не спишь?

— Неважно. Все на месте?

— Откуда мне знать? А что, в чем дело?

— Йорка убили.

Ее руки взлетели ко рту. На долю секунды у нее перехватило дыхание.

— И... кто? — с запинкой проговорила она.

— Вот это я и хотел бы знать, Рокси.

Она закусила губу.

— Вышло так... так, как мы и говорили, да?

— Похоже на то. Ищут Майру Грэйндж. Все произошло у нее в квартире, а сама она смылась.

— Ну, и как нам теперь быть?

— Подними всю компанию. Ничего им не говори, скажи только, что я жду их внизу в гостиной. Иди.

Рокси была рада делу. Она почти бегом поспешила в дальний конец коридора и влетела в чью-то комнату. Я подошел к двери Растона и попробовал ручку. Заперто. Дверь Рокси была открыта, и я прошел в нее, закрыв за собой, потом тихонько приблизился к двери в смежную комнату и ступил за порог.

Растон крепко спал с легкой улыбкой на лице, словно ему снилось что-то приятное. Укрытый до подбородка одеялом, он выглядел моложе своих четырнадцати. Я сдул легкую прядь волос, упавших ему на лоб, и слегка встряхнул его.

— Растон! — не дождавшись ответа, я снова потряс его за плечо. — Растон!

Его глаза медленно открылись. Увидев меня, он улыбнулся.

— Привет, мистер Хаммер!

— Зови меня Майк, парень. Мы ведь друзья, верно?

— Еще бы... Майк, — он вытащил одну руку из-под одеялами потянулся. — Пора вставать?

— Нет, Растон, еще нет. Мне нужно тебе что-то сказать.

Я ломал голову, как бы преподнести ему новость. Нелегко сказать мальчугану, что его отца только что зарубил кровожадный убийца.

— О чем? У тебя озабоченный вид, Майк. Случилось что-нибудь плохое?

— Очень плохое, малыш. Ты ведь у нас стойкий?

Снова застенчивая улыбка.

— Так уж и стойкий... вовсе нет! Хотел бы я быть похожим на людей из книг.

Я решил выложить ему все, не смягчая, и разом кончить с этим делом.

— Твой папа умер, сынок.

До него не сразу дошло значение моих слов. Он смотрел на меня озадаченно, будто уверенный, что неправильно истолковал их смысл.

— Умер?

Я кивнул. Осознание происшедшего пришло к нему, как внезапный потоп. На глазах у него выступили слезы, одна скатилась по щеке.

— Нет!.. Не может быть! Он не мог умереть!

Я обнял его. Он прижался ко мне, всхлипывая.

— Ох, папа!.. Что с ним случилось, Майк? Что случилось?

Я тихо гладил его по голове, стараясь вспомнить, как поступал со мной мой отец, когда мне было плохо. Я не мог сообщить ему подробности.

— Он... просто умер, Растон.

— Что-то случилось, я знаю, — он пытался сдержать слезы, но не сумел. Отстранившись от меня, Растон вытер глаза. — Что случилось, Майк, скажи, прошу тебя!

Я подал ему свой платок. После он все равно узнает, так пусть лучше узнает от меня, чем от одного из упырей.

— Его кто-то убил. На, высморкайся.

Он высморкался, ни на миг не сводя с меня глаз. Такой взгляд бывает у щенка, когда он получит пинка и не знает, за что.

— Убили? Нет... никто не стал бы убивать папу... моего папу.

Я молчал, давая ему освоиться с мыслью, причинившей боль. Глядя на его искаженное лицо, я почувствовал, что у меня самого заныло в груди.

Так мы сидели, не говоря ни слова, минут десять. Наконец парнишка вытер глаза. Теперь он казался старше. Такое любому прибавит лет. Он притронулся к моей руке. Я потрепал его по плечу.

— Майк?

— Да, Растон?

— Как ты думаешь, ты сумеешь найти того, кто это сделал?

— Постараюсь, малыш.

Его губы яростно сжались.

— Найди обязательно! Если бы я был взрослым, я застрелил бы его, вот! — от опять разразился слезами. — Ох... Майк!

— Полежи-ка здесь, малыш. Отдохни немного, а после, когда почувствуешь себя лучше, одевайся и спускайся вниз. Потолкуем. Думай о чем-нибудь, только не надо... о том. С такими вещами трудно свыкнуться, но ты сумеешь. Сейчас тебе так скверно, что хуже некуда, но время все сгладит, Растон. Ты стойкий парень. После вчерашней ночи я считал, что второго такого не найдешь. Поэтому крепись и больше не плачь, идет?

— Я постараюсь, Майк, честное слово, постараюсь.

Он перекатился в постели и зарылся лицом в подушку. Я открыл дверь в коридор и вышел. Теперь придется оставаться, хочешь — не хочешь. Я дал слово мальчишке и от своего обещания отступать не собираюсь.

Однажды я уже давал слово и сдержал его. Это убило во мне душу, но я его сдержал.

Я вспомнил кровь, пролитую на войне, всю кровь, которую я видел и которая на меня брызгала. Но не было крови краснее и страшнее той, которая пролилась, когда я выполнил то обещание.

Глава 5

Такие лица смотрят на вас со стен музея: холодные, враждебные, выжидательные. Они стояли в разных позах и ждали, как я буду оправдываться за то, что вытащил их из постели в такую рань.

Артур Грэхем неловко отхлебывал распухшими губами из стакана с апельсиновым соком. Его брат нервно попыхивал сигаретой. Генты всей семьей сидели в дальнем углу. Марта старалась выглядеть так же отчужденно, как Гент-младший. Рода и ее отец, второпях одевшиеся кое-как, теперь чувствовали себя неловко и ерзали на краешках сидений.

Элис Николс оставалась верна себе. Когда я вошел в гостиную, она метнула на меня страстный взгляд и вполголоса бросила:

— Привет, любовь моя!

Для этих штучек час был слишком ранний. Мешки у меня под глазами ясно сказали ей об этом. Рокси, озабоченно хмурясь, остановила меня и сказала, что кофе будет готов через несколько минут. Вот и хорошо. Он придется кстати.

Не дав никому времени открыть рот, я заговорил первым.

— Рудольф Йорк умер. Кто-то сделал ему пробор топориком для мяса в квартире мисс Грэйндж.

Я умолк.

Марта ахнула. У ее мужа глаза чуть не выскочили из орбит. Гент-младший и Рода посмотрели друг на друга. Артур поперхнулся соком, а Уильям уронил сигарету. Рода зацокала языком у меня за спиной.

Тишина была оглушительной, как взрыв. Не успело замереть ее эхо, как Марта Гент, быстро оправившись, спросила:

— А где была сама мисс Грэйндж?

Я пожал плечами.

— Я знаю не больше вашего, — затем без обиняков выложил главное: — Вполне вероятно, что она не при чем. Убить Йорка мог кто-то другой. Скоро сюда наведается полиция. Устраивать себе алиби поздновато, но если у кого-то его нет, пусть лучше побыстрее что-нибудь придумает.

Пока они переваривали услышанное, я повернулся и вышел в кухню. Рокси уже поставила кофе на поднос, я взял чашку и отнес в комнату Билли. Он проснулся, едва я повернул ручку.

— Привет, Майк! — он взглянул на часы. — Ты чего не спишь?

— Я еще не ложился. Йорк умер.

— Что?!

— Ночью. Его рубанули топором.

— Ну и ночка! Что же теперь будет?

— Да, наверное, что обычно бывает. Слушай, ты все время лежал?

— Черт возьми, конечно. Погоди, Майк, ты...

— Доказать можешь? То есть, видел тебя здесь кто-нибудь?

— Нет, я был один. Ты ведь не думаешь...

— Брось волноваться, Билли. Делом займется Дилвик, а он не прочь устроить тебе пакость. Эта вонючка захочет отыграться на тебе, раз я ему не по зубам. Сейчас на его стороне закон, та малость, что еще осталась от закона в этом городе. Нужно найти какой-то способ доказать, что ты отсюда не выходил. Есть какая-нибудь идейка?

Он поднес палец ко рту.

— Да вроде бы. За ночь мне два раза слышалось, будто отъезжает машина.

— Это был Йорк, а потом я.

— Тут же после первого раза кто-то спустился по лестнице. Я услышал шаги, потом какой-то чудной звук, вроде бы тихонько так закашляли, потом все затихло. Не возьму в толк, что это было.

— Пожалуй, годится, только надо узнать, кого там носило. Да, учти, пока тебя не спросят — ни слова. Понял?

— Конечно, Майк. Господи, и откуда такая напасть? Теперь меня вышвырнут, — он уронил голову на руки. — Что я буду делать?

— Что-нибудь придумаем. Если ты чувствуешь себя нормально, лучше оденься. Машина Йорка все еще в городе, и, когда копы с ней закончат, тебе придется пригнать ее домой.

Я подал ему кофе, и он благодарно выпил его. Когда он закончил, я забрал чашку и пошел на кухню. Там я застал Харви, вытиравшего глаза платком.

Он увидел меня и шмыгнул носом.

— Какой ужас, сэр! Мисс Мэлком только что мне сказала. Кто мог сделать такое?

— Не знаю, Харви. Кто бы ни сделал, он за это заплатит. Слушайте, я хочу лечь. Когда приедет полиция, разбудите меня, ладно?

— Конечно, сэр. Хотите поесть?

— Нет, спасибо. Попозже.

Я стороной обошел гостиную и поднялся по лестнице, чуть не падая с ног. Скомканное одеяло лежало там, куда я его отбросил, в ногах кровати. Я даже не потрудился снять ботинки. Опустил голову на подушку и сразу все мне стало безразлично — пускай дом хоть совсем сгорит, лишь бы не будили.

Приезжала и уехала полиция. Голоса доносились до меня сквозь пелену, как невнятное бормотание. Голоса настаивали, протестовали, возмущались. Сердитый высокий женский голос и более сдержанный мужской, поддерживающий ее. Похоже, никого не интересовал я, и я не противился, когда пелена обернула меня серым саваном, заглушившим все звуки и мысли.

Меня разбудила музыка. Страшная буря музыки, которая сотрясала дом, как ураган, пронзительно вскрикивая в дивной муке. Никогда я не слышал такой музыки. Я слушал изумленный. Еще секунду-другую гремела песнь ярости, потом она сникла, зазвучав траурным напевом смерти. Ни один такт, ни одна тема не повторялись.

Я выскользнул из постели и открыл дверь, приняв на себя всю мощь звуков. Казалось непостижимым, что пианино способно поведать такую историю, как эта.

Он сидел за инструментом — маленькая, вызывающая жалость фигурка в голубом купальном халате. Его голова была откинута назад, глаза крепко зажмурены, словно от боли, а пальцы выколачивали из клавишей ноты страдания и боли.

Он мучил себя. Я присел рядом.

— Растон, не надо!

Он резко оборвал игру и уронил голову на грудь. Критики, объявившие его гением, были правы. Если бы они слышали его новый концерт!

— Нужно относиться к этому спокойней, малыш. Вспомни, что я тебе говорил.

— Знаю, Майк, я постараюсь. Просто я все время думаю о папе.

— Он много для тебя значил, правда?

— Больше всего на свете. Он столькому меня научил — музыке, искусству... Вещам, на которые у людей уходит так много времени. Такого чудесного папы еще ни у кого не было.

Я молча подвел его к большому креслу у камина и присел на подлокотник рядом с ним.

— Растон, — начал я, — твоего отца больше нет, но он наверняка не хотел бы, чтобы ты горевал. Я думаю, он предпочел бы, чтобы ты продолжал заниматься всем, чему он тебя учил, и стал таким, каким ему хотелось.

— Я буду таким, Майк, — сказал он. Его голос звучал бесцветно, но в нем чувствовалась убежденность. — Папа хотел, чтобы я превзошел других во всем. Он часто говорил мне, что ни одному человеку не хватит жизни для достижения всего, на что он способен: слишком долго нужно овладевать основами. Потому-то он и хотел научить меня всему с самого детства. Тогда, став доктором или, может, ученым, я как бы обгоню себя.

Разговаривая, он оживился. Пусть выговорится, подумал я, это единственный способ сбросить с себя тяжесть.

— Ты молодчина, парень. Держу пари, он тобой гордился.

— О, да. Если бы только он успел прочитать свой доклад.

— Какой доклад?

— На симпозиуме ученых. Они встречаются каждые пять лет и назначают победителя президентом на один срок. Ему сильно этого хотелось. Он готовил доклад обо мне.

— Понятно, — сказал я. — Может быть, мисс Грэйндж прочтет доклад вместо него.

Этого не следовало говорить. Он поднял на меня несчастный взгляд.

— Вряд ли, ведь ее ищет полиция.

— Кто тебе наболтал об этом, малыш? — опешил я.

— Утром сюда приезжала полиция. Тот здоровенный заставил нас всех рассказать, где мы были ночью и вообще. Потом он сказал нам про мисс Грэйндж.

— А что с ней?

— Ее машину нашли в реке. Они думают, что она утонула.

Будь у меня под рукой кирпич, я бы запустил его в окно.

— Харви! — заорал я. — Эй, Харви!

Тот примчался бегом.

— Кажется, я просил разбудить меня, когда приедет полиция. Так какого черта вы этого не сделали?

— Да, сэр, я хотел, но мистер Дилвик посоветовал дать вам выспаться. Прошу прощения, сэр, это был скорее приказ, чем пожелание.

Вот как. Ну и поквитаюсь я с этой жирной мордой.

— Где все?

— После того, как полиция сняла с них показания, он приказал разъезжаться по домам. Мисс Мэлком и Паркс отправились за машиной мистера Йорка. Сержант Прайс просил передать вам, что сегодня вечером он будет в управлении и хотел бы повидать вас.

— Хорошо, хоть кому-то я понадобился, — пробормотал я и повернулся к Растону: — Мне нужно ехать, сынок. Может, ты побудешь у себя в комнате до приезда Рокси... то есть мисс Мэлком? Идет?

— Хорошо, Майк. Почему ты назвал ее Рокси?

— Я всем придумываю прозвища.

— Для меня ты тоже придумал? — спросил он, а в глазах его плясали искорки.

— А как же.

— Какое?

— Сэр Ланселот. Он был храбрейшим из храбрых.

Выходя из комнаты, я слышал, как он тихо повторял:

— Сэр Ланселот, храбрейший из храбрых...

В начале девятого я добрался до низкого каменного здания, стоявшего неподалеку от шоссе. Небо опять хмурилось, в воздухе чувствовалась сырость. По сторонам запотевшего ветрового стекла скатывались мелкие капельки влаги. На дороге висел знак: “Управление полиции штата”. Я поставил машину возле него.

Сержант Прайс ждал меня. Когда я вошел, он кивнул и отложил пачку бумаг, которые читал перед этим. Я бросил шляпу на пустой стол и придвинул себе стул.

— Харви передал ваше приглашение, — сказал я. — Какие новости?

Он откинулся на спинку вращающегося кресла и постучал карандашом о стол.

— Мы нашли машину Грэйндж.

— Слышал. А ее пока не нашли?

— Нет. Дверца была открыта, и тело могло унести течением. Если так, найти его будет не так-то просто. Оно все тащит за собой. Знаете, река впадает прямо в залив.

— Это только предположение. Ее могло и не быть в машине.

Он прикусил карандаш.

— Судя по всему, она находилась там. Видны четкие следы покрышек, где водитель умышленно свернул с дороги, не доезжая до ограждений моста. Кроме того, машина шла с большой скоростью. Она упала в тридцати футах от берега.

— Вы ведь не из-за этого вызвали меня? — перебил я его.

— Быстро соображаете, мистер Хаммер.

— Майк. Терпеть не могу официальности.

— Ладно, Майк. История с похищением — вот что меня интересует.

— Считаете, есть связь?

— Связь может быть, если Грэйндж убили.

Я улыбнулся.

— Вы и сами быстро соображаете.

Еще раз я повторил всю историю, начиная со звонка Билли при аресте. Он слушал внимательно и не произнес ни слова, пока я не кончил.

— И что вы об этом думаете? — спросил он.

— Кто-то неплохо потрудился.

— Вы подозреваете, что оба дела как-то связаны между собой?

Я взглянул на него, прищурясь.

— Не знаю... пока. Для похищения неудачно выбрали время. Похититель рассчитывает на деньги. А этим даже не удалось скрыться со своей жертвой. Вообще говоря, сомнительно, чтобы одного и того же человека пытались похитить дважды, но ведь Йорк хотел замять дело из опасения огласки. Этим он снова ставил мальчишку под удар. Вероятно, похититель, взбешенный провалом своей затеи, ошивался поблизости, ожидая случая сквитаться с Йорком, и увидел свой шанс, когда тот направился к Грэйндж.

Прайс достал сигареты и предложил мне.

— В таком случае, деньги не были главным мотивом. Похититель, у которого сорвалось дело, обычно старается побыстрее и подальше смыться.

Я закурил и выпустил в потолок облако дыма.

— Вообще, мутное дело, верно?

Прайс согласился.

— Вы знаете, что Йорку и так недолго оставалось жить?

— Нет. А что? — его, похоже, удивила неожиданная перемена разговора.

— Представьте себе такую картину, — сказал я. — Йорк знал, что он не жилец на этом свете. В лучшем случае, он протянул бы еще пару лет. За каждым преступлением лежит мотив, как бы глубоко он ни был запрятан, в девяти случаях из десяти мотив самый простой — деньги. У него целая куча родственников, которые только и ждали, когда он откинет копыта. Один из них мог узнать, что в его состоянии любое потрясение способно угробить Йорка. Он сговорился с кем-то устроить похищение, а когда оно кончилось ничем, решил действовать напрямик. Он убил его, сделав так, что подозрение пало на Грэйндж, потом убил ее и для большего правдоподобия инсценировал самоубийство в приступе раскаяния.

Прайс спокойно улыбнулся.

— Вы проверяете меня на сообразительность? Я мог бы понаделать дырок в этой истории, стреляя из пугача. Брать для такого дела подручных — значит напрашиваться на шантаж и потерять все, ради чего старался. Йорк сам как-то причастен ко всему этому, потому что он что-то искал в квартире Грэйндж. Попробуйте еще раз.

Я рассмеялся.

— Нет смысла. У вас на все готов ответ.

Он подвинул мне через стол бумаги.

— Здесь показания всех, кто был в доме. Расхождений как будто нет. По их словам, никто не выходил из дому, значит, ни у кого не было возможности прихлопнуть Йорка. Это опять указывает на кого-то постороннего.

Я просмотрел протоколы показаний. Маловато. Показания каждого помещались на одном листке и занимали едва четверть страницы. Помимо кратких сведений о себе, все отделались утверждением, что улеглись в постели и не вставали до того момента, когда я созвал их утром в гостиную.

Я вернул бумаги Прайсу.

— Кто-то врет. Больше ничего?

— Мы не стали выжимать из них информацию, хотя Дилвику и хотелось. Кто соврал?

— Кто-то. Билли Паркс сказал мне, что ночью слышал, как кто-то спускался по лестнице.

— А может, он слышал вас?

— Нет, это было раньше.

— Мне он ничего не говорил.

— Вероятно, боялся, что кто-нибудь опровергнет его слова, просто, чтобы очернить его, если он не смолчит. Вообще-то я почти обещал ему, что сначала разберусь с этим сам.

— Ясно. Йорк хоть раз говорил с вами доверительно?

— Нет. Я не так давно его знаю. После похищения он нанял меня охранять сына, пока он не убедится, что опасность миновала.

Прайс бросил карандаш на стол.

— Мы тычемся вслепую, — сказал он отрывисто. — Для убийства Йорка была какая-то причина. По той же причине убили Майру Грэйндж. Пожалуй, нам сейчас следует сосредоточиться на поисках ее трупа. Когда мы убедимся в ее смерти, у нас, по крайней мере, будет с чего начинать. А пока я считаю доказанным, что ее нет в живых.

Я встал, собираясь уходить.

— Я ничего не считаю доказанным, сержант. Если она убита, ее можно сбросить со счетов, если нет — она остается под подозрением. Я тут покручусь, посмотрю, что получится. Что делает Дилвик?

— Он тоже не желает верить в ее смерть, пока не увидит трупа.

— Не стоит недооценивать эту чуму, — предупредил я. — У него большой опыт, и он хитер. Даже слишком хитер, потому-то его и вышибли из нью-йоркской полиции. Когда надо, он умеет о себе позаботиться. Если будут новости, я вам позвоню.

— Обязательно. До скорого.

На том мы и распрощались. Я вышел на улицу, сел в машину и некоторое время сидел за рулем, раздумывая. Похищение, убийство, исчезновение. Дом, полный выродков. Славный мальчишка, бывшая исполнительница стриптиза в роли няньки и шофер из бывших уголовников. Дворецкий... может, это дело его рук? Почему ему хоть раз не оказаться виновным, хотя бы для разнообразия? Взбешенный отец, который сует руку в тайник за камином и ничего там не находит. Он отправляется убивать, а убивают его самого. Та, кого он хотел убить, исчезла, и, может быть, ее тоже нет в живых. Мэллори. Это имя дало первый толчок к убийству. И Мэллори фигурировал в похищении.

Ладно, давай по порядку. Вначале было похищение, им я и займусь в первую очередь. В этой неразберихе сам черт ногу сломит. Запутать ее еще больше могло бы только внезапное появление Грэйндж с непробиваемым алиби. Неловко было утаивать от Прайса насчет Мэллори, но если узнает он, узнает и Дилвик, а тогда меня — побоку. Нет уж, черта с два! Я дал слово мальчугану.

Я включил сцепление и вырулил на шоссе. Ключом к разгадке послужит то, что Йорк искал в квартире Грэйндж. Надо найти это, и у меня будет ответ. Ладно, поищем.

На этот раз я поставил машину на поперечной улице за целый квартал от дома. Снова заморосил дождь, мелкая водяная пыль, которую вдыхаешь в легкие и от которой отсыревают спички в кармане.

Я достал дождевик и натянул его, подняв воротник. Пешком вернулся на главную улицу, перешел на противоположную сторону и пристроился к нескольким прохожим, задержавшимся на работе и спешившим домой.

Я сразу увидел тех, кого искал. В черном “седане” сидели двое джентльменов, куривших сигареты и изо всех сил старавшихся казаться незамеченными. Это им плохо удавалось. Я обошел квартал кругом и оказался позади многоквартирного дома. Передо мной протянулся ряд скромных маленьких домиков, чьи окна светились весело и уютно. К каждому домику подходила сбоку короткая дорожка для машин.

Не мешкая, я выбрал среди них нужную мне и повернул на посыпанную шлаком дорогу, держась в тени поближе к изгороди, где трава частично заглушала шаги. Мне удалось без особого шума пробраться между гаражом и живой изгородью к забору, ограждавшему дом сзади.

Минут десять я стоял неподвижно. К этому мне не привыкать. Я вспомнил другие темные ночи, когда маленькие коричневые человечки выкрикивали из мрака злобные насмешки, надеясь выманить нас. Вот где терпение подвергалось настоящему испытанию. С этим типом было легче. Когда миновало еще десять минут, спичка на миг осветила его лицо, потом погасла, и лишь тлеющий кончик неумело спрятанной в ладони сигареты тускло светился в темноте.

Дилвик позаботился о том, чтобы лишить Майру Грэйндж шансов незаметно пробраться к себе в квартиру. Да и всякого другого тоже.

Засекши часового, я отвел глаза немного в сторону, чтобы не потерять его. Если в темноте посмотреть на какой-нибудь предмет прямо, он пропадет. Я довольно легко перелез через забор и обошел часового стороной, опять держась в тени. Когда я подобрался к дому, мне стал виден его силуэт на фоне освещенных окон другого здания. Смотритель очень кстати выставил у входа в подвал шеренгу баков с золой. Я подкрался совсем близко. В двух шагах по ту сторону зияющей впадины подвального входа топтался другой представитель закона, тяжело дыша и вполголоса проклиная дождь.

Я запустил руку под крышку бака и взял горсть золы. Потом я щелчком отправил ее в темноту. Сам я ничего не слышал, но он услышал и повернул голову. Только и всего. Я повторил попытку — тот же результат. В третий раз я взял горсть побольше. Соответственно лучшим оказался и результат. Он бросил окурок, растер его каблуком и отошел.

Едва он тронулся с места, я нырком обогнул баки и юркнул вниз по лестнице, а там замер и прижался к стене, выжидая. Ничего не найдя, коп вернулся на свой пост.

Я на цыпочках двинулся по коридору, вытянув перед собой руки, словно лунатик.

Прежде чем сделать следующий шаг, следовало хорошенько пораскинуть мозгами. Раз они держат под присмотром оба входа, можно поспорить, что дверь в квартиру тоже кто-нибудь стережет. Поворот коридора вывел меня в котельную. Свет тусклой лампочки под потолком с трудом пробивался сквозь пыль и паутину. Металлическая лестница в другом конце помещения вела наверх. Было соблазнительно, но опасно. Я мог бы попробовать пробраться на крышу, а потом спуститься по пожарной лестнице, однако при этом наверняка поднимешь шум или попадешь на глаза жильцам.

В этот момент я заметил шахту кухонного подъемника и благословил его изобретателя. Пустой ящик разинул пасть в сонном зевке, словно приглашая войти. От него воняло, но ради дела можно потерпеть.

Я забрался внутрь и на пробу потянул веревку, проверяя, не скрипят ли блоки. Они были хорошо смазаны. Сердечное спасибо, смотритель! Ставлю вам пять за прилежание.

Поднявшись до уровня первого этажа, я начал сомневаться, хватит ли у меня сил. Скрючившись в ящике, я не мог как следует налечь на веревки. Приходилось работать одними кистями рук. Я выбрал слабину, накинув петлю на задвижку дверцы, и минуту отдыхал, потом снова взялся за веревку.

Где-то надо мной переговаривались два голоса. Один заорал:

— Поставь его в подъемник!

Я затаил дыхание. Вот накроют меня здесь — влипну я тогда! Дилвик будет до смерти рад пришить мне попытку взлома и обработать меня с помощью своих ребят.

Прошла секунда, еще одна, потом другой голос ответил:

— Потом, лапочка, оно еще наполовину пустое. Спасибо, друг! Напомни при случае отплатить тебе за услугу.

Я снова ухватился за веревку и поднатужился. До дверцы, ведущей в квартиру Майры, я добрался уже на пределе сил. К счастью, кто-то из копов забыл запереть дверцу, заглянув в шахту, хотя это не имело особого значения. Мне было наплевать, есть кто-нибудь в квартире или нет. Я отодвинул хлипкую дверцу и вывалился на пол. Мне везло. В доме было тихо, как в могиле. Если когда-нибудь увижу в кино, как герой проделывает подобный трюк и выходит свеженький, как маргаритка — забросаю экран камнями. Я лежал на полу, пока не отдышался.

Стекло моего фонарика, заклеенное липкой лентой, пропускало лишь тоненький лучик света. Я немного пошарил на кухне, осваиваясь с обстановкой. Насколько я мог видеть, здесь никто не наводил порядок со времени убийства.

Я прошел в гостиную, стараясь ни на что на наступать. Квартира была даже в худшем состоянии, чем раньше. Полиция докончила то, что начал Йорк.

Но они ничего не нашли. Иначе мне не пришлось бы влезать через подъемник. Дилвик оказался хитрее, чем я ожидал. Он рассчитывал, что Грэйндж вернется и сама укажет тайник.

Значит он был уверен, что она жива. Дилвик знал что-то такое, чего не знали мы с Прайсом.

За полчаса я просмотрел все барахло, вываленное на пол, но не нашел ничего интересного. Я пнул эту груду ногой и вновь принялся за ящики стола. Мое везение кончилось: Грэйндж не признавала ни потайных ящиков, ни двойных стенок. Я перебрал в уме все места, где женщины любят устраивать тайники, но копы о них тоже подумали, во всех уголках уже пошарили, все шкафы опустошили. Дамочкам приходят в головы всякие остроумные идеи насчет пустотелых ножек кровати или корпуса лампы, но здесь ножки кровати оказались сплошными, а лампы модерновыми из прозрачного стекла.

Черт, да ведь должна же она где-то хранить важные документы. Диплом, страховые полисы и тому подобное. Наконец я сообразил, в чем ошибка. Виновата была моя психология. Или ее. Майра Грэйндж только казалась женщиной. Женскими были ее внешность, одежда, тело, но не психология. Думала она по-мужски. Вот из чего надо было исходить. Будучи отчасти женщиной, она должна припрятывать вещи, мужская сторона характера заставляет ее выбрать для тайника труднодоступное место, до которого нужно добраться с помощью силы, а не умозаключений.

Улыбаясь, я принялся за дело. Я отодвигал шкафы от стен и пробовал поднять дверные пороги. Найдя углубление за радиатором, я повеселел. В нем набилась пыль, и им давно не пользовались, главном образом потому, что можно было обжечься, суя туда руку при включенном отоплении, но я понял, что иду по верному пути.

В конце концов я нашел тайник, когда опустился на четвереньки и посветил фонариком вдоль плинтусов под кроватью. Его и спрятали-то не очень хорошо. Плинтус не вполне закрывал выбоину в штукатурке, сделанную острым молотком.

В нем хранилась пачка конвертов, охваченная широкой резинкой. Она была не меньше четырех дюймов толщиной, посредине из нее выглядывали краешки акций. Славная такая аккуратненькая пачечка.

Я не стал тратить время на ее разборку, а просто сунул всю пачку под пиджак и застегнул поверх дождевик. Уже пристроив на место один конец плинтуса, я подумал, какую отличную шутку можно сыграть с толстым обормотом, оставив визитную карточку. Я вывернул его совсем и, положив на пол на самом видном месте, вышел в кухню. Пускай мой жирный приятель поломает голову. И задаст же он взбучку своим болванам, которых поставил у дверей.

Спуск оказался намного легче. Нужно было только крепко держаться за веревку и притормаживать. Между первым этажом и подвалом я натянул веревку потуже, замедляя спуск. Приземлился я удачно, лишь слегка встряхнуло. Выбраться было проще, чем войти. Я высунул голову в глухое подвальное окошко с той стороны, где дорожка огибала дом, коротко свистнул и позвал:

— Эй, Мак!

Этого было достаточно. Он примчался из-за угла, тяжело топая ногами, а я рванул по коридору, выскочил в дверь и юркнул в кусты. Озадаченный коп вернулся на свой пост, в изумлении почесывая голову. Забор, дорожка, еще миг — и я понесся по улице в машине позади какого-то автофургона.

Сверток жег мне карман. Я свернул в боковую улицу, завидя неоновый знак кафе, позволяющий поставить машину, припарковался, вошел в кафе и занял угловой бокс. Когда тощий официант в слишком большом для него фартуке принял заказ, я извлек пачку бумаг из кармана. Игнорируя акции и полисы, я перелистал ее и нашел то, за чем охотился.

Это было завещание Йорка, составленное два года назад, по которому все его денежки до последнего цента отходили к Грэйндж. Если она была еще жива, это припечатывало ее наверняка. Я имел на руках мотив, наичистейший, прямой мотив. Эти несколько миллионов долларов выдавали ее с головой. Ей надо было быть уж очень везучей, чтобы иметь возможность ими попользоваться.

Неряха-официант вернулся со шницелем и кофе. Я отложил бумаги и занялся невкусной едой, с трудом проталкивая ее в горло и пользуясь кофе для смазки. Уже заканчивая, я обратил внимание на свои руки. Они были все в пыли. Я заметил и кое-что еще. Резинка, скреплявшая пачку, лежала рядом с кофейной чашкой, жесткая и пересохшая, распавшаяся на две части.

Значит, я все-таки нашел не то, что искал Йорк. Этот сверток не трогали черт знает с каких пор, а ведь спрятанные в тайнике за камином вещи определенно оставались там до вчерашнего вечера. Завещание же пролежало среди прочих бумаг не один год.

Черт побери. Да, Майк, на этот раз ты сам себя перехитрил. Проклятие!

Глава 6

Я поставил свои часы по часам на перекрестке, пока ждал перед светофором. Четверть десятого, а дела шли далеко не блестяще. Черт возьми, из-за чего же Йорк так взбеленился? Теперь мне стало ясно, что пропавшую вещь, чем бы она ни была, Грэйндж либо забрала с собой, либо вообще никогда не держала в руках.

Я вернулся к исходной точке. Оставалось только два пути: найти Мэллори или узнать, кто спускался по лестнице в ночь убийства и почему умолчал об этом в своих показаниях. Ладно, начнем с Мэллори. Может быть, Рокси сумеет ответить на кое-какие вопросы. Я вытащил завещание из пачки бумаг и спрятал во внутренний карман, а остальное кинул в глубину ящика для перчаток.

Генри отворил ворота, как только я свернул с дороги. Когда он закрывал за мной, я подозвал его.

— Кто-нибудь появлялся, пока меня не было?

— Да, сэр. Приезжал гробовщик, а больше никто.

Я поблагодарил его и поехал к дому. Харви открыл дверь и торжественно кивнул, приняв у меня шляпу.

— Есть какие-нибудь новости, сэр?

— Никаких. Где мисс Мэлком?

— Полагаю, наверху. Она недавно отвела мистера Растона в его комнату. Вам позвать ее?

— Не надо, я сам поднимусь.

Я легонько постучал и сразу вошел. Рокси ахнула и, схватив с постели халатик, прикрылась. Лишь долю секунды зрелище ее классической наготы стояло перед моими глазами, но от этого кровь гулко застучала у меня в ушах. Я зажмурился.

— Спокойно, Рокси, — сказал я. — Я ничего не вижу, так что не кричи и ничем не бросайся. Я не нарочно.

В ответ раздался беспечный смех.

— Ох, да открой ты, ради Бога, глаза. Ты уже видал меня такой.

Я открыл глаза, но она как раз завязывала пояс халата. Ошалеть было можно.

— Не искушай меня. Я думал, ты перековалась.

— Майк... не надо таким тоном. Если я и заделалась скромницей, то мне так больше нравится. По-своему, грубо, но ты тоже с этим считался, и не могу же я швырять в тебя чем попало из-за того, что ты опять увидел то, что много раз видел раньше.

— Парень спит?

— По-моему, да.

За приоткрытой дверью в другую комнату было темно. Я тихо закрыл ее, потом вернулся и сел на край постели. Рокси подтащила кресло из-за туалетного столика и поставила его передо мной.

— А меня будут сначала приводить к присяге? — спросила она, притворно надувшись.

— Дело нешуточное.

— Валяй.

— Я назову одно имя. Не отвечай сразу. Дай ему впитаться поглубже, подумай, вспомни, не слышала ли его хоть раз с тех пор, как ты здесь, неважно, когда. Покатай его на языке, пусть оно станет привычным, а потом, если оно тебе знакомо, скажешь, где и когда его слышала и от кого... если сможешь.

— Понимаю. Что за имя?

Я протянул ей сигарету и взял себе одну.

— Мэллори, — сказал я, поднося ей огонь. Обхватив руками колено, я ждал. Рокси пускала дым в потолок. Пару раз она взглянула на меня с отсутствующим выражением в глазах, беззвучно повторяя про себя это имя. Я смотрел, как она покусывает губу, глубоко затягиваясь дымом.

Наконец она потерла лоб и сделала гримасу.

— Не припоминаю, чтобы когда-нибудь его слышала, — сказала она. — Это очень важно?

— Может статься. Не знаю.

— Извини, Майк, — она наклонилась ко мне и потрепала меня по колену.

— Черт, не принимай это близко к сердцу. Для меня это только имя. Как ты думаешь, может, кто-то из родственников что-то знает?

— Не могу сказать. Знаешь, Йорк был неразговорчив.

— Я не знал. Не было похоже, что он отличает кого-либо из них?

Она встала и потянулась на носках. Ее тело играло под полупрозрачной тканью.

— Насколько я заметила, он явно недолюбливал их всех. Когда я поступала к нему, ему как будто нравилась племянница Рода. Он делал ей подарки по малейшим поводам. Притом дорогие. Я знаю, я сама их покупала.

Я погасил окурок.

— Хм. Но потом он переключился на кого-то другого?

— Ну да, — она посмотрела на меня с некоторым удивлением. — На другую племянницу, Элис Николс.

— А я с нее и начал бы.

— Да, уж ты-то наверняка, — усмехнулась она. — Продолжать?

— Давай.

— Довольно долго ей доставалось все внимание, а Генты бесились. Сдается мне, они уже видели Роду наследницей, и перемена пришлась им не по вкусу. Влечение мистера Йорка продолжалось несколько месяцев, потом пошло на убыль. Он уже не обращал на Элис особого внимания, но никогда не забывал о ней по праздникам или в день ее рождения. Подарки оставались такими же великолепными. И это, — заключила она, — единственная необычная ситуация, когда-либо здесь возникшая.

— Элис и Йорк, а? И как далеко у них зашло?

— Не так далеко, как ты вообразил. Мне кажется, он относился к ней по-отцовски.

— Ты уверена?

— Вполне уверена. Мистер Йорк давным-давно отжил свои лучшие годы. Если секс для него и означал что-нибудь, то не больше, чем биологическое различие между полами.

— Для Элис секс мог означать больше.

— Не сомневаюсь. Она любит мускулистых мужчин, но мистер Йорк устраивал ее и без этого. Она прекрасно обходилась иначе. Я заметила, что она и тебе закидывала удочку.

— Она посадила на крючок не ту наживку, — коротко сообщил я. — Заявилась ко мне в комнату, в чем мать родила, и прямиком к делу. Я люблю, когда меня немного подразнят. Кроме того, я с ног валился. Йорк знал, что она так себя ведет?

Рокси включила маленький приемник и стала крутить ручку настройки.

— Если и знал, то не придавал этому значения.

— Слушай, котенок, Йорк когда-нибудь упоминал про завещание?

Зазвучала старая, мелодия Бенни Гудмена. Она отрегулировала звук и повернулась, пританцовывая.

— Да, он составил завещание. Он чуть не доводил всю семейку до нервного расстройства каждый раз, когда о нем заговаривал, но ни разу не сказал прямо, кому пойдут деньги.

Она закружилась под музыку.

— Да подожди ты минутку спокойно. Неужели он и намеков никаких не делал.

Край ее халатика, взлетевший выше, чем допустимо, слегка задел меня по лицу.

— Никаких, помимо того, что они достанутся самому достойному.

Ее ноги так и мелькали. У меня опять учащенно забилось сердце. Это были чудесные ноги, длинные, крепкие.

— Грэйндж знала об этом?

Она остановилась в выразительной позе и бросила мне свой пояс.

— Да, — она вновь начала танцевать. Теперь звучала румба, и ее тело раскачивалось и ритмично подергивалось в такт музыке. — Однажды они сильно поспорили, и мистер Йорк при всех объявил, что мисс Грэйндж единственная, кому он может доверять, и что она будет распоряжаться его состоянием.

Вот и разберись. Как, черт возьми, она может быть одновременно и наследницей и душеприказчицей? Но поразмыслить над этим мне так и не дали. Скинув халатик, Рокси воспользовалась им, как веером танцовщицы, открывая почти все и не показывая ничего. Ее тело было грациозно, светлая кожа напоминала цветом сливки. Она кружила передо мной, распустив волосы по плечам. В самом разгаре этого неистового танца я встал.

Рокси бросилась мне на грудь.

— Поцелуй... ты, тварь!

Я не заставил себя упрашивать.

Ее рот слился с моим, тая, как масло. Она впилась мне в руки ногтями. Грубым толчком я отстранил ее от себя, держа за плечи.

— Это еще зачем?

Она ответила озорной и восхитительной усмешкой испорченной девчонки.

— Затем, что я могла бы полюбить тебя, если бы захотела. И знаешь, когда-то любила.

— Знаю. Чего же перестала?

— Ты — Бродвей, Майк. Ты — яркие огни и большие деньги... иногда. И пули, когда ждешь поцелуев. Вот потому и перестала. Захотелось человека с нормальными шансами на долгую жизнь.

— Тогда к чему все это?

— Мне недоставало тебя. Как ни смешно, где-то внутри у меня есть местечко, которое всегда сохранялось за тобой. Я хотела никогда не говорить тебе этого, но так уж получилось.

Я вновь поцеловал ее, крепче и настойчивей, чем раньше. Ее тело говорило со мной, кричало, взывало ко мне. Этим не кончилось бы, если бы Растон не позвал из соседней комнаты.

Рокси проворно надела халатик, издавший холодный треск синтетики.

— Пусти меня к нему, — сказал я.

Она кивнула.

Я открыл дверь и щелкнул выключателем.

— Привет, сэр Ланселот.

Он плакал во сне, но при виде меня улыбнулся.

— Привет, Майк. Когда ты приехал?

— Недавно. Хочешь чего-нибудь?

— Можно воды? Горло страшно пересохло.

На столе стоял кувшин, наполовину наполненный льдом. Я налил воды в стакан, и он выпил залпом.

— Хватит?

Он вернул стакан.

— Да, спасибо.

Я легонько тронул его за подбородок.

— Тогда ложись и выспись хорошенько.

Он поерзал, устраиваясь под одеялом.

— Постараюсь. Спокойной ночи, Майк!

— И тебе того же, приятель.

Я закрыл за собой дверь. Рокси переоделась в коричневый стеганый домашний халат и теперь сидела в кресле, куря сигарету. Момент был упущен. Я видел, что и она об этом жалеет. Она протянула забытую мной пачку. Я сунул сигареты в карман и махнул на прощание. Никому из нас не хотелось говорить.

Харви, очевидно, пошел спать. Лестницу освещали только оставленные на ночь маленькие лампочки в виде свечек, а холл внизу тонул в непроглядном сумраке. Пробираясь больше на “ощупь, я нашел комнату Билли, ничего не опрокинув по дороге. Он лежал в постели, но не спал.

— Билли, это я, Майк.

Он включил ночник возле кровати.

— Заходи.

Я закрыл дверь и сел радом с ним в кресло.

— Опять я к тебе с вопросами. Поздно, знаю, но надеюсь, что ты не против.

— Конечно, нет, Майк. Какие новости?

— А, ничего особенного. Мисс Грэйндж до сих пор не нашли, и все валят на нее. Дилвик понаставил своих людей вокруг ее квартиры.

— Да ну? Зачем? Ведь она вроде утонула?

— Я думаю, что кому-то хочется, чтобы мы так считали. Слушай, Билли, ты говорил, будто слышал кого-то на лестнице сразу после отъезда Йорка. Раньше речь шла только о том, чтобы на всякий случай установить твое алиби, но теперь это может повлиять на все дело. Припомни еще раз, ладно? Как можно подробней.

— Так, сейчас посмотрим... Вообще-то я не слышал, как Йорк уходил, помню только хруст его машины по гравию. От него я и проснулся. У меня болела голова и во рту был противный вкус от лекарства, которое он мне дал. Какие-то таблетки.

— Непонятно, почему ты проснулся. Ведь он дал тебе снотворное.

— Не знаю, только меня вывернуло прямо в постели, оттого мне и не было с них никакого проку. Так вот, лежу я и вдруг слышу — кто-то сходит по лестнице. Нижние две ступеньки здорово скрипят. Комната, понимаешь, как-то чудно расположена. Всякий звук снаружи прямиком проникает сюда. Есть какое-то слово...

— Акустика.

— Ага, оно самое. Поэтому никто, кроме меня, и не спит никогда в этой комнате. Не выдерживают постоянного шума. Громкий ли, тихий ли звук — здесь все слышно. Похоже, тот человек старался не шуметь, да что толку, я все равно услышал. Только я думал — это кто-нибудь из домашних не хочет будить других, вот и крадется, и не обратил никакого внимания. Минуты примерно через две или три слышу такой звук, будто кто-то прикрыл лицо чем-то и кашляет, все тише, тише, потом совсем замолчал. Я как раз засыпал, когда вторая машина газанула по дороге. Твоя, наверное.

— Все?

— Все, Майк. Потом я опять заснул.

Туз лежал передо мной. Лежал лицом книзу, так что я не мог сказать, красный он или черный, но это был туз. В голове у меня опять раззвонились звоночки, которые скоро загудят оглушительными колоколами. Телега стояла впереди лошади, но если я пойму, какую упряжку нужно расстегнуть, то смогу поставить их, как полагается.

— Билли, об этом никому ни слова, понял? Если местные копы будут тебя допрашивать, ничего не говори. А понадобится что-нибудь сержанту Прайсу — посылай ко мне. Если тебе дорога жизнь, держи язык за зубами, а дверь на замке.

Он вытаращил глаза.

— Черт, Майк, неужели это так важно?

Я кивнул.

— Сдается мне, Билли, что ты слышал убийцу.

— Господи! — у него перехватило горло. — Ты... ты думаешь, убийца... — он сглотнул. — Может, он и меня попробует кокнуть?

— Нет, Билли, речь не о том. Не так уж ты для него опасен. Но остерегаться нужно не только его. Мы имеем дело не с обычным убийством. Взять хотя бы похищение. Оно как-то связано со всем остальным. В общем, сиди здесь, пока я не дам о себе знать, — на пороге, уже взявшись за дверную ручку, я обернулся и вновь взглянул в его испуганные глаза. — Билли, кто такой Мэллори?

— Какой Мэллори?

— Просто Мэллори.

— Правда, не знаю.

— Ладно, малыш, спасибо.

Мэллори. С таким же успехом он мог бы назваться Смитом или Джонсоном. Слово, и больше ничего. Пробираясь в темноте обратно, я думал о нем. Мэллори, фигурирующий в похищении, Мэллори, одно имя которого заставило Йорка побледнеть и добавило новое звено в цепи преступлений. Мэллори сидит себе где-то и радуется тому, какую поганую кашу он заварил. Йорк знал, кто он, но его нет в живых. Не здесь ли причина убийства? Вполне вероятно. Странные действия Йорка косвенно указывали на то, что Майре Грэйндж тоже известен Мэллори. Но она пропала. А если это дело рук Мэллори? Вполне вероятно. Черт возьми, у меня не было ничего определенного, все держалось на одних допущениях. Что-то должно произойти, кто-нибудь захочет половить рыбку в мутной воде и сделает первый ход.

Я собрал вместе все факты, но не мог найти в них смысла. Имя, произнесенное неизвестно кем, человек — тоже неизвестный — спускавшийся ночью по лестнице и отрицающий это, поиски какой-то вещи, по-видимому украденной пропавшей женщиной.

Бормоча под нос ругательства, я пнул ногой воображаемого противника. С чего начать? Дилвик, а также Прайс, разыскивают Грэйндж. Располагая такой уймой людей, они могут работать гораздо быстрее меня. Кроме того, какое-то чувство подсказывало мне, что с ней связана лишь часть происшедшего. Она не ключевая фигура, которая поможет разъяснить загадку, а скорее свидетель, чьи показания сберегли бы массу времени и труда. Мне все-таки не верилось, что она раскроила Йорку голову, а потом покончила с собой. Если Йорк сделал ее своей соучастницей, значит она умница, а умные люди либо не идут на убийство, либо действуют по хорошо обдуманному плану. Убийство Йорка было внезапным и грубым. Такие совершаются в трущобах ради нескольких жалких долларов, или в номере отеля, когда муж застает жену с любовником. Таковы убийства из ревности, убийства из мести, дурацкие убийства ради мелочи, но подходит ли сюда хоть один из этих мотивов? Кого ревновал Йорк, и кто ревновал к нему? Рокси верно сказала, он был слишком стар. Деньги? По всей видимости, из его бумажника ничего не пропало. Да и вообще, преступления этого роди происходят на улице, в безлюдном переулке, на пустынном шоссе. Месть... месть. Грэйндж сказала, что у него нет врагов. Это теперь. А в прошлом? Если основываться на опыте, такой вариант тоже можно исключить почти наверняка. Убийства из мести обычно следуют вскоре за событием, вызвавшим желание отомстить. Когда у человека есть время подумать, мысль о наказании его останавливает. Если, конечно, сознавая грозящую опасность, жертва не пускается в бега. Тогда значение происшедшего возрастает в сознании убийцы и подстегивает его. Тоже отпадает. Йорк долгие годы был у всех на виду. Он почти двадцать лет прожил в одном доме. Лучший мотив — большие деньги. Не в них ли дело? И причем тут Грэйндж? Как завещание оказалось у нее? Такие вещи держат в банке или у адвоката. Редко случается наследнику видеть завещание своими глазами, не говоря уже о том, чтобы столько времени прятать его в своих личных вещах. Черт возьми, а Грэйндж еще хвасталась своими крупными личными доходами помимо тех денег, которые ей платил Йорк. Ей, мол, безразлично, как он распорядится своими деньгами. Очень благородно, особенно когда знаешь, кому они достанутся. Она могла себе позволить говорить со мной свысока. Я вспомнил, с каким лицом она это говорила, как равнодушно, небрежно. Зачем прикидываться, если не ради какой-то важной причины? Чего она добивалась?

Майра Грэйндж. Помимо моей воли, каждый раз все замыкалось на ней. Отсутствовала в ночь похищения. Ее видели на шоссе, но она это отрицает. Почему?

Я усмехнулся. По какой причине незамужняя женщина поедет куда-то среди ночи? Дело ясное свидание. Грэйндж ездила на свидание, а таких, как у нее, партнеров надо прятать от посторонних глаз. Вот почему ее редко видели на людях. Йорк тоже не хотел огласки, опасаясь критики, отсюда его деликатное отношение. У Грэйндж было множество причин все отрицать. Это повредило бы ей в профессиональном отношении, хуже того, она могла потерять хорошую подружку. Это были предположения, но я готов был держать пари, что они близки к истине.

Ночной воздух дохнул в лицо холодом. Я не сознавал того, что стою за порогом, пока зябкий туман не обволок меня. Я сунул руки в карманы и зашагал по аллее.

Дом смотрел мне в спину пристальными глазами окон. Если бы он умел говорить. Посыпанная гравием дорожка охватывала мрачное старое здание своими серыми руками, и я шел по ней, стараясь привести в порядок свои мысли. Дойдя до развилки, я постоял секунду, а затем, следуя за поворотом дорожки, двинулся направо.

Шагов через пятьдесят из темноты выросла смутная громада лаборатории, похожая на склеп. Это было здание из тускло-серых шлакоблоков, единственная постройка в имении, выпадавшая из общего тона. Ни одно окно не прерывало контуров двух видимых мне стен, нигде ни щелочки, через которую любопытные глаза могли бы наблюдать за происходящим внутри. В дальнем конце дома в небо торчала тощим пальцем тридцатифутовая труба, вытягиваясь выше деревьев. При ближайшем рассмотрении обнаружилась вентиляционная система под самым карнизом крыши с зарешеченными отверстиями выше уровня глаз.

Я обошел здание вокруг. Постройка насчитывала сто футов в длину и пятьдесят в ширину, но единственным входом в нее служила стальная дверь, способная выдержать ураган или осаду. Однако она оказалась бессильной против любопытства. Первая же отмычка повернулась в замке. Плевое дело, даже смешно. Двойные ригели, толщиной в большой палец, а механизм проще, чем стакан молока.

Выключатели светились в темноте зеленоватым фосфорическим светом. Я дернул шнурок одного из них, и под потолком вспыхнула стоваттная лампа, осветившая все как днем. Я осмотрел дверь и захлопнул ее, потом огляделся. В смысле архитектуры здание было образцом простоты. Во всю его длину тянулся длинный коридор. По обе стороны располагались комнаты, всего около шестнадцати. Ни пылинки на сверкающем мраморном полу, ни одного пятнышка на стенах, покрытых белой эмалевой краской. Все двери были закрыты, медь ручек блестела, деревянные части улыбались в своем лакированном аскетизме. При всей неказистости наружного вида внутри лаборатория была безупречна.

В первой комнате, оказавшейся кабинетом, стояли стол, большое кресло, несколько картотечных шкафов и охладитель для воды. Комната напротив ничем не отличалась от первой. Подставка для трубок подсказала мне, которая из них принадлежит Йорку. Пока ничего примечательного.

Дальше было что-то вроде кладовой. На стеллажах вдоль стен стояли сотни бутылочек с наклейками, содержавшими неизвестные мне химикалии. Я открыл нижнее отделение. Электрическая арматура, трубочки, непонятные медные змеевики, аккуратно расположенные на полках рядом с необычного вида деталями. На сей раз противоположная комната была совсем не такой. В одном углу припал к земле генератор, притулившись к трансформатору. В дверь вползали кабели, толщиной в запястье, проходили через оба агрегата и исчезали в стене. Похожие штучки я видел в некоторых из наших захолустных штатах, где до сих пор в ходу передвижной электрический стул. Их назначение поставило меня в тупик. Если Йорк занимался только воспитанием Растона, к чему вся эта техника? Или это было только ширмой для чего-то более важного?

Следующее помещение запутало все окончательно. Здесь царила роскошь. Мягкие кресла, семифутовый диван, еще одно кресло необычной извилистой формы, которое повторяло изгибы спины, выгибалось под коленями и оканчивалось мягкой подставкой для ног. Повсюду удобно расположенные подставки, полные журналов, как популярных, так и менее известных. Книги на иностранных языках покоились на дорогих нефритовых подпорках. В углу стояла радиола, а по обе стороны от нее — шкафчики с пластинками симфонической и поп-музыки. Напротив, в другом конце комнаты расположился рояль с оперными партитурами, наложенными на табурет. Остроумно сконструированная мебель могла превращаться в рисовальные мольберты и столики для чтения. В миниатюрном холодильнике помещалась бутылка ледяной воды и несколько запотевших стаканов. На лабораторном столе у стены стояло несколько чашек, подернутых желтыми пятнами какой-то бактериальной культуры. Рядом — микроскоп лучшей фирмы с двумя объективами.

Ничего себе, комната для развлечений. Здесь всякий мог бы с комфортом отдохнуть, предаваясь излюбленному хобби. Не здесь ли Растон проводил свои свободные часы? Неподходящее место для обычного парнишки, но для него в самый раз.

Время уходило. Я закрыл дверь и двинулся дальше, быстро заглядывая в комнаты. Полностью оборудованная лаборатория: пробирки, реторты, комната, полная книг, одних книг, и снова электроаппаратура. Я пересек коридор и просунул голову в дверь. И не сразу поверил своим глазам. Посреди комнаты стоял если не самый “горячий стул”, то его хорошая копия.

Мне не удалось рассмотреть его как следует. Я услышал очень слабый звук металла, скребущегося о металл.

Закрыв двери, я побежал по коридору, на ходу дергая шнуры выключателей. Не одного меня в эту ночь разбирало любопытство.

Едва я прикрыл за собой дверь кабинета Грэйндж, как наружная дверь распахнулась в коридор. Кто-то стоял там в темноте, выжидая. Я слышал его дыхание, учащенное, несмотря на старание владеть, им. Дверь закрылась, и по полу протянулась полоска света, осветив через щель мои ботинки. Вошедший не зажег свет, он воспользовался фонариком.

Дверная ручка шевельнулась. Я выхватил пистолет и занес его над головой, готовый с размаху опустить его в тот же миг, как только он шагнет в комнату. Но дверь не открылась. Вместо этого он перешел на другую сторону и вошел в кабинет Йорка.

Я медленно и осторожно повернул ручку и потянул на себя. Щель между дверью и рамой постепенно расширилась, и наконец я мог протиснуться в нее. Невидимый в темноте на фоне темной панели, я стоял, бесшумно вдыхая и выдыхая, и наблюдал, как Гент-младший потрошит кабинет Йорка.

Он пристроил фонарь на столе и работал в его луче. Казалось, он не спешит. Он выдвигал ящики картотеки один за другим, высыпая их содержимое на пол отдельными кучками. Покончив с одним рядом, он переходил к следующему, пока опустошенный шкаф не стал напоминать разинутый рот беззубого старика.

На секунду мне показалось, что он собирается уходить, и я отступил, но он всего лишь повернул фонарь, направляя его в другую сторону. Процедура повторилась снова. Я наблюдал.

По прошествии двадцати минут ему начало изменять терпение. Он злобно срывал вещи с их мест и пнул кресло ногой, потом, взяв себя в руки, постарался действовать, не горячась. Еще через пятнадцать минут он вернулся к месту, с которого начал, а комната выглядела так, словно в ней взорвалась бомба. Он не нашел того, что искал.

Помогла случайность. Кресло снова подвернулось ему под ноги. Он оттолкнул его с такой силой, что оно заскользило по мраморному полу, наткнулось на пустую картотеку и опрокинулось. Я заметил это даже раньше, чем он. У кресла было фальшивое дно.

Хитро. Можно часами обыскивать комнату, двигая по ней мебель, но часто ли вам придет в голову перевернуть и осмотреть кресло? Гент-младший приглушенно ахнул от неожиданности и опустился на колени, водя пальцами по обшивке. Не справившись пальцами, он вынул из шкафа отвертку и всадил ее в щель. Раздался резкий треск, и дно отскочило.

В проволочном зажиме был укреплен толстый конверт. Он причмокнул губами и рывком высвободил его, потом подцепил клапан указательным пальцем и вытащил пачку бумаг. Он быстро просмотрел их, саркастически фыркнул и отбросил на пол. Снова полез в конверт, достал еще что-то и стал пристально изучать, почесывая живот. Дважды он поправлял очки и подносил бумаги ближе к свету. Я видел, как он покраснел. Словно чувствуя, что за ним следят, он метнул на дверь вороватый взгляд, потом запихал все обратно в конверт и положил к себе в карман.

Я отступил в глубину коридора, а когда за ним закрылась наружная дверь, включил свет и вошел, переступая через мусор. Быстрый взгляд на брошенные им бумаги сказал мне, что они собой представляют. Это завещание было составлено всего несколько месяцев назад, и по нему три четверти состояния отходили к Растону и одна четверть — к Элис. Всем остальным Йорк завещал один-единственный доллар.

Однако Гент-младший уволок что-то поинтересней. Я побежал к двери, на ходу засовывая в карман сложенное завещание. Мой дружок мог ускользнуть.

Он ушел недалеко. Шагах в пятидесяти от дороги его били смертным боем.

Слышались его приглушенные крики и еще чьи-то голоса. Я выхватил пистолет, снял предохранитель и бросился к ним.

Наверное, нужно было бежать по траве, но я спешил. Две фигуры отделились от третьей, лежавшей на траве, и припустили к деревьям. Я выстрелил поверх их голов, и эхо громовым раскатом разнеслось по усадьбе, но ни один из них не остановился. Они выбежали на прогалину, и я поднажал, стремясь выбраться на ровное место, где кусты не помешают целиться. Гент-младший помешал мне. Я споткнулся о него и с разбегу ткнулся в землю сопаткой. Те двое вскарабкались на стену, прежде чем я успел подняться. Лежа на земле, я выпалил на удачу и промазал. За стеной взревела мотором внезапно ожившая машина и унеслась по дороге.

Острый женский крик, как ножом, распорол воздух, и я застыл на месте. Все случилось так быстро. Колючие ветки хлестали меня по лицу и рвали одежду, когда я бежал через кустарник. В доме зажглись огни, и голос Харви звал на помощь. Билли в пижаме уже ждал меня в дверях.

— Наверх, Майк, это мисс Мэлком. В нее кто-то стрелял!

Харви неистово махал рукой, показывая на ее комнату. Я ворвался туда. Рокси лежала на полу, а по плечу ее ночной рубашки расплывалось ярко-алое кровавое пятно. Харви встал надо мной, дрожа от страха. Разорвав материю, я облегченно вздохнул. Пуля прошла лишь сквозь мякоть у нее под рукой.

Я отнес ее на кровать, бросив через плечо дворец кому:

— Принесите горячую воду и бинты. Вызовите сюда врача.

— Да, сэр, — сказал Харви и умчался.

Вошел Билли.

— Может, мне что-нибудь сделать, Майк? Я... я не хочу оставаться один.

— Ладно, побудь с ней. Нужно глянуть на парнишку.

Я открыл дверь в комнату Растона и повернул выключатель. Он сидел прямо, упираясь в кровать руками, глаза его были устремлены в одну точку на стене, рот приоткрыт. Он даже не увидел меня. Я встряхнул его, он был весь остекленевший, каждый мускул напряжен, как сталь. Раз или два он конвульсивно дернулся, не сводя глаз со стены. Стоило немалых усилий оторвать его руки от кровати и уложить.

— Харви, вы вызвали врача?

— Он как раз звонит, Майк, — крикнул Билли из другой комнаты.

— Черт побери, скажи ему, пусть поторапливается! У мальчика какой-то припадок или не знаю что.

Он свесился через перила и громко окликнул Харви. Я слышал, как тот, запинаясь, говорил по телефону. Впрочем, врач, так или иначе, не скоро доберется. Растона начала трясти дрожь, у него закатились глаза. Наклоняясь над ним, я хлестнул его по щеке.

— Растон! Прекрати! — я дал ему еще одну пощечину. — Растон!

Его веки дрогнули, и он со всхлипом пришел в себя. У него сводило губы судорогой, и он закрыл лицо руками. Внезапно он сел в постели и крикнул:

— Майк!

— Я здесь, малыш, спокойно.

Он подошел ко мне и потянулся к моей руке. Дрожа всем телом, он обливался потом.

— Мисс Мэлком?

— В полном порядке, — сказал я. — Она просто сильно напугалась, только и всего, — я не хотел еще больше тревожить его. — Сюда кто-нибудь входил?

Он стиснул мне руку.

— Нет... был какой-то шум, и мисс Мэлком закричала. Майк, я вовсе не смельчак. Мне страшно!

Еще бы ему не бояться.

— Пустяки. Укройся и лежи тихо. Я буду в соседней комнате. Хочешь, оставлю дверь открытой?

— Да, Майк, пожалуйста.

Я не стал гасить свет и подпер дверь, чтобы она не закрывалась. Билли стоял у двери, ожидая меня. Харви стоял у кровати, прижимая к плечу Рокси платок. Я убрал платок и наклонился. Ранка небольшая, пуля была малого калибра и прошла навылет. Билли ткнул меня в бок и показал на окно. По стеклу разбегались тысячи трещин, паутиной окружавших аккуратную дырочку внизу над самым подоконником. На полу блестели крошечные осколки стекла. Стреляли снизу. Позади меня в стене виднелось отверстие от пули, маленькая дырочка на уровне головы. Я выковырял пулю из штукатурки и покатал на ладони. Аккуратный кусочек свинца, почти не деформированный при ударе в стену, калибр 32. Пистолет Йорка нашел дорогу домой. Я засунул пулю в карманчик для часов.

— Оставайся здесь. Билли, я сейчас вернусь.

— Куда ты идешь? — ему не хотелось меня отпускать.

— Вниз, повидать дружка.

* * *

Когда я нашел его, Гент-младший копошился на земле, пытаясь подняться на ноги. Я сгреб его за шиворот и помог ему. Стервецу предстояло дать множество объяснений. Вид у него был неважный. Куски гравия впились ему в лицо, а волосы слиплись от крови. Одно стекло очков было разбито. Я смотрел, как он отлепляет нижнюю губу от зубов, бессвязно ругаясь. Полученная взбучка ошеломила его, и он не упирался, когда я вел его к дому.

Посаженный в кресло, он встряхнул головой и стал ощупывать рассеченный висок. Он как заведенный повторял одно и то же похабное слово, пока не осознал вдруг все, что с ним случилось. Тут он вскинул голову, и я подумал: сейчас он в меня плюнет.

— Вы его взяли! — сказал он обвиняюще, готовый вот-вот заплакать.

— Что взял? — я подался вперед, не желая упустить ни слова.

Его глаза сузились.

— Ничего, — угрюмо сказал он.

Нарочито неторопливо я ухватил его за галстук и потянул. Он пытался откинуться назад, но я подтащил его к себе вплотную.

— Дружок, — сказал я, — ты влип, здорово влип. Тебя застукали на краже со взломом. Ты что-то стащил из кабинета Йорка, а мисс Мэлком подстрелили. Так что смотри, не скажешь — тебе же хуже будет.

— В нее стреляли? Она... умерла?

Говорить ему правду не имело смысла.

— Пока жива. Если она умрет, тебе светит обвинение в убийстве.

— Нет, нет! Я этого не делал! Был в лаборатории, признаюсь, но я в нее не стрелял. Да и когда бы я успел? На меня набросились, чуть не убили...

— Серьезно? А ты в самом деле потерял сознание? Допустим. Я гнался за ними, пока не услышал крик мисс Мэлком. Может, она потому и вскрикнула, что ты подстрелил ее? А после сделал вид, будто все это время валялся без сознания.

Он побледнел. На лбу забилась маленькая вена, ногти судорожно сжатых рук до крови впились в ладони.

— Вы мне ничего не пришьете, — сказал он. — Я ничего не делал, клянусь.

— Да? Ты что взял из кабинета?

Пауза, потом он выдавил:

— Ничего.

Я принялся за его карманы — пусть только попробует брыкаться. Один за другим я выворачивал их, рассыпая содержимое вокруг кресла. Бумажник, корешки театральных билетов, два старых письма, ключи и пятьдесят центов мелочью. Все.

— Значит, твоя находка понадобилась кому-то еще, правильно? — он не ответил. — Ну, так она им и досталась.

— Я ничего не брал, — повторил он.

Он нагло врал.

— Тогда почему же они подстерегли тебя и чуть не вышибли мозги? Ответь-ка на это, — он не отозвался ни словом. Я достал завещание и помахал им у него под носом. — Бумажки лежали вместе, хотя те были важнее. Но что для тебя важнее завещания? Ты дурак, Гент-младший. Не за свое дело взялся, согласен? Если бы у тебя хватило соображения сжечь его, ты мог огрести немалые деньги при разделе наследства, тем более, что мальчонка несовершеннолетний. Так ведь нет, тебе все равно, если его найдут и утвердят, потому что то, другое, для тебя важнее. Там пахнет деньгами покрупнее. На что ты рассчитывал, Гент-младший, а?

В ответ на мою маленькую речь он только насмешливо ухмыльнулся.

— Ладно, — сказал я, — слушай, что я сейчас сделаю. Видок у тебя сейчас аховый, но ты просто красавец по сравнению с тем, как будешь выглядеть через десять минут. Буду лупить, пока из тебя дерьмо не поползет, и уж тогда у тебя развяжется язык. Ори сколько угодно, все равно тебе никто не поможет.

Я замахнулся. Он не стал ждать. Из него так и посыпалось.

— Не надо! Там не было ничего особенного. Однажды я... я украл у дяди деньги. Он поймал меня и заставил подписать признание. Я не хотел, чтобы его нашли, а то мне не досталось бы ни цента. Вот я его и взял.

— Да? Зачем же оно так понадобилось другим?

— Не знаю. В него было вложено еще что-то, я не посмотрел. Может быть, за этим они и охотились.

Я не мог сказать с уверенностью, врет он или нет. То, что он говорил, звучало правдоподобно.

— Ты стрелял в мисс Мэлком?

— Глупости, — я туже затянул галстук. — Пожалуйста, не надо, вы меня душите. Я ни в кого не стрелял. Я ее даже не видел. Ведь можно проверить, у полиции есть такой тест, правда?

— Да, парафиновый тест. Ты на него согласен?

С видом облегчения он кивнул. Я отпустил его. Если бы он действительно стрелял, то не совался бы со своей идеей. А перчаток он не надевал, это я знаю точно.

Перед домом затормозила машина, и Харви ввел невысокого плотного человечка с черным саквояжем, выдававшим его профессию. Они поспешили наверх. Я повернулся к Генту-младшему.

— Проваливай, да смотри не исчезай совсем. Если попробуешь дать тягу, сверну твою тощую шею. И запомни: если мисс Мэлком умрет — тебе крышка, так что лучше молись.

Он вскочил с кресла и почти бегом кинулся к двери. С дороги донесся удаляющийся топот ног. Я направился к лестнице.

* * *

— Как она?

Врач закрепил повязку пластырем и обернулся.

— Ничего серьезного. Обморок от шока, — он убрал инструменты в саквояж и достал записную книжку. Рокси пошевелилась и открыла глаза. — Вы, конечно, понимаете, что мне придется сообщить об этом. Полагается извещать полицию о всех случаях огнестрельных ранений. Попрошу имя.

Рокси посмотрела на меня с кровати. Я знаком переадресовал вопрос ей. Она пробормотала:

— Элен Мэлком.

— Адрес?

— Я живу здесь.

Она сообщила свой возраст. Врач записал ее приметы, потом спросил, нашел ли я пулю.

— Да, она застряла в стене. Тридцать второй калибр, кончик свинцовый. Я передам ее полиции, — он захлопнул книжку и сунул ее в чемоданчик. — Я хотел бы, чтобы вы взглянули и на мальчика, доктор, — добавил я. — Ему было очень плохо.

В двух словах я описал события последних дней. Доктор взял чемоданчик и последовал за мной.

— Я знаю мальчика, — сказал он. — Чрезмерное возбуждение вредно для любого юнца, в особенности при таком напряженном режиме, как у него.

— Вы и раньше к нему ходили? Я думал, его лечил отец.

— Самого мальчика я не видел, однако мне несколько раз случалось разговаривать в городе с его отцом, и он отзывался о сыне с большой гордостью.

— Я думаю. Вот и он.

Доктор начал считать пульс, а я подмигнул ему через плечо. Растон заулыбался в ответ. Пока врач осматривал его, я присел к столу и стал листать папку с большими, девять на двенадцать, фотографиями кино-ковбоев. Растон был гением, но мальчишеское в нем то и дело прорывалось наружу. На нижних полках среди прочих книг нашлось несколько свежих вестернов и кое-какие книжки по географии Америки восьмисотых годов. Над столом висело лассо и старая “десятигалонная” шляпа с автографом известнейшего из героических скотогонов Голливуда. Не знаю, почему Йорк не оставил своего сынишку в покое и не дал ему просто радоваться жизни, как положено ребятам. Готов спорить, Растон охотнее стал бы ковбоем, чем чудо-ребенком. Он увидел, как я разглядываю его вещи, и улыбнулся.

— Ты когда-нибудь бывал на Западе, Майк? — спросил он.

— Оттрубил пару месяцев в пустыне, когда меня призвали.

— А видел ты там хоть раз настоящего ковбоя?

— Нет, но мы с полгода были соседями по койке с одним ковбоем. Он ходил в сапогах с высокими каблуками, пока сержант его не обломал. Тот еще чудик. Не хотел снимать шляпу в душевой. Утром, как встанет, первым делом напяливал шляпу. Никак не мог привыкнуть к узким полям и все норовил прикоснуться к шляпе, встречая лейтенанта, вместо того, чтобы отдать честь.

Растон хихикнул.

— А он носил шестизарядный револьвер?

— Нет, но промаха он никогда не делал. Мог в тридцати ярдах попасть в глаз жуку.

Врач прервал нашу болтовню, дав ему принять какие-то таблетки. Ими же он наполнил коробочку, сбоку написал печатными буквами, когда принимать, и быстро нацарапал рецепт. Он протянул его мне.

— Отдайте в аптеку. По одной чайной ложке каждые два часа в течение суток. С ним ничего серьезного, просто легкое нервное расстройство. Я еще заеду завтра взглянуть на мисс Мэлком. Если рана начнет кровоточить, сразу звоните мне. Я дал им снотворного, так что они должны хорошо поспать до утра.

— Хорошо, доктор, спасибо, — я передал его Харви, который проводил его до выхода.

Рокси выдавила улыбку.

— Ты поймал их, Майк?

— Забудь об этом, — отозвался я. — Как тебя угораздило?

— Я услышала выстрел и зажгла свет. Наверное, не надо было это делать. Я подбежала к окну, но из-за света ничего не могла разглядеть. И вдруг что-то ударило меня в плечо. Я не поняла, что это пуля, пока не увидела дырку в стекле. Тогда я закричала, — добавила она виновато.

— Чего там, я и сам закричал бы. Ты видела вспышку?

Ее голова качнулась на подушке.

— Кажется, слышала выстрел, но прозвучал он как будто издалека. Я и вообразить не могла...

— Рана не опасная, это самое главное.

— А Растон как?

— В порядке. Ты до смерти его напугала, когда завопила. Он и так был как дерганый, а это его совсем доконало. Когда я вошел, он был весь окостенелый, точно доска.

Снотворное начало действовать. Глаза Рокси сонно закрылись. Я шепнул Билли:

— Принеси палку от щетки или что-нибудь длинное и прямое, ладно?

Он вышел в коридор. Ожидая, я смотрел на пулевое отверстие и мысленно прикидывал, где стояла Рокси, когда ее подстрелили. Билли вернулся с длинной медной трубой.

— Не мог найти щетку, но может быть, подойдет прут от шторы?

— Отлично, — вполголоса сказал я. Рокси уже спала. — Стань вон там у окна.

— Что ты хочешь делать?

— Прикинуть, откуда стреляли.

Я сунул прут ему под мышку и велел держать, а сам нацелился вдоль него, равняя трубу с дыркой в стене и пробоиной в окне. Сделав это, я велел ему не шевелиться и поднял окно. На пол посыпались кусочки стекла. Я зашел ему за спину и взглянул вдоль прута вниз.

Я смотрел на основание стены примерно в том месте, где через нее перелезали двое нападавших. Расстояние в сотню футов исключало Гента-младшего из расчетов. Картина снова менялась, терялось равновесие. Проклятье. Ни один из двоих не стрелял в меня, и все же именно оттуда прилетела пуля. Может быть, глушитель?

Выстрел, сделанный наугад... или наоборот, с точным прицелом. Нужно быть отличным стрелком, чтобы с такого расстояния попасть из пистолета тридцать второго калибра в окно, и уж тем более — в стоящую за окном Рокси. Но предназначалась ли пуля именно ей?

— Спасибо, Билли, все.

Он опустил прут, и я закрыл окно. Потом отозвал его в сторону, подальше от кровати.

— Ты чего, Майк?

— Слушай, мне надо подумать. Может, останешься на ночь с пацаном? Мы положим на полу какие-нибудь подушки от кресла.

— Ладно, раз надо.

— Думаю, так будет лучше всего. Кому-то нужно присматривать за ними на случай, если они проснутся, а Растону нужно принимать лекарство, — я взглянул на коробку, — каждые три часа. Рецепт я отдам Харви, путь съездит. Ты не против?

— Нет. Мне тут, пожалуй, нравится больше, чем в нижней комнате.

— Дверь держи на замке.

— А то нет. Я еще и креслом ее подопру.

Я рассмеялся.

— Вряд ли тут так скоро стрясется что-нибудь еще.

Его лицо посерьезнело.

— Хорошо тебе смеяться, у тебя шпалер под мышкой.

— Оставлю его тебе, если хочешь.

— Нет уж, Майк. Я теперь меченый. Если меня увидят даже поблизости от пушки — в два счета посадят в тюрьму. Лучше я рискну.

Он принялся стаскивать с кресел подушки, а я вышел. Позади щелкнул замок, и было слышно, как под дверь подтащили кресло. Билли не шутил. Сегодня ночью сюда никому не войти.

Глава 7

Спустившись вниз, я набрал номер коммутатора и попросил соединить меня с управлением полиции штата. Меня соединили, и через секунду в трубке вместе с потрескиванием послышался резкий голос.

— Пожалуйста, сержанта Прайса.

— Его сейчас нет. Хотите что-нибудь передать?

— Да. Говорит Майк Хаммер. Скажите ему, что мисс Мэлком, сиделку, ранили в плечо пулей тридцать второго калибра. Опасности нет, и утром она сможет отвечать на вопросы. Стреляли откуда-то из сада, но стрелявший скрылся.

— Записал. Что-нибудь еще?

— Да, но я скажу ему об этом лично. Нашли уже какой-нибудь след Грэйндж?

— На берегу залива подобрали ее шляпу. Сержант Прайс велел сказать вам, если позвоните.

— Спасибо. Ее ищут до сих пор?

— С катера и сейчас прочесывают кошками устье канала.

— Ладно, я позвоню попозже, если будет время.

Коп поблагодарил и повесил трубку. Харви дожидался неподалеку, желая знать, ухожу я или нет, и видя, что я направился к дверям, принес мне шляпу.

— Вы вернетесь сегодня, сэр?

— Не знаю. Так или иначе, запритесь.

— Да, сэр.

Я поехал по аллее и остановился перед закрытыми воротами. Посигналил, вызывая Генри, но он не появлялся, хотя в его будке горел свет. Я вышел из машины и вошел в будку. Тот крепко спал в кресле со сложенной газетой на коленях.

Ругаясь, я принялся трясти его, и скоро его маленькие глазки открылись, но не так, как у человека, полностью очнувшегося от сна. Их взгляд был тусклым и осоловелым, а голова у него так и опускалась на грудь. Внезапно увидев меня перед собой, он был до того огорчен, что это лучше всякой тряски помогло ему немного прийти в себя. Он заморгал и провел рукой по лбу.

— И-извините, сэр. Никак не пойму, что со мной творится. Страшно болит голова и засыпаю то и дело, вот как сейчас.

— Что же с вами такое, Генри?

— Н-ничего, сэр. Может, это из-за аспирина, — он показал на обычный пузырек с таблетками аспирина, стоявший на столе.

Я взял его и посмотрел на этикетку. Марка известная. Я пригляделся внимательнее, потом вытряхнул несколько штук на ладонь. На таблетках не было инициалов изготовителя. А должны быть, я-то знал, сам их немало извел.

— Где вы их взяли, Генри?

— Мистер Йорк дал на прошлой неделе. У меня несколько раз зверски разбаливалась голова. От аспирина мне стало лучше.

— Вы и в вечер похищения его принимали?

Его глаза встретились с моими и остановились.

— Да вроде. Да, принимал.

— Лучше бросьте эти таблетки. Они вам только вредят. Слышали что-нибудь сегодня ночью?

— Нет, как будто нет. А что?

— А, ничего, ерунда. Я возьму парочку, не возражаете? — он потряс головой, и я сунул в карман несколько таблеток. — Оставайтесь здесь, я отопру ворота сам.

Генри кивнул и, не успел я выйти из домика, заснул. Вот почему похититель так легко пробрался в дом. Вот почему Йорк, а вслед за ним я проехали через ворота незамеченными.

Я готов был побиться об заклад, что аспирин подменили снотворным. Ох, до чего же он шустрый, этот убийца!

Но части головоломки одна за другой складывались в целое. Их края пока не совпадали, и все же они были налицо, готовые сложиться в картинку, как только кто-нибудь произнесет неосторожное слово или сделает неверный ход. След вел к обитателям дома, но и извне тянулась ниточка. Кто хотел, чтобы Генри спал во время похищения Растона? Кто хотел этого до такой степени, что изучил его привычки и подложил таблетки снотворного в пузырек с аспирином? Если этот тип такой предусмотрительный, он мог еще раньше подсунуть ему что-нибудь, вызывающее головную боль. Неверный ход или неосторожное слово... Он обязательно на чем-нибудь споткнется. Может, нужно только чуть подтолкнуть. Теперь Гент-младший у меня в кулаке, а с ним и его мамаша. Займемся другими. Элис. Она только поцокала языком, услышав о смерти Йорка. Милое создание!

Пришлось еще раз звонить в управление полиции штата и просить список адресов свидетелей. Прайс до сих пор не возвращался, но он, видимо, распорядился оказывать мне помощь всем, что мне понадобится, потому-то я без проволочки получил нужные сведения.

Элис жила в Вустере, загородном поселке к западу от города. К нему вела незаметная дорога, отходившая от магистрального шоссе, но, судя по размерам особняков, окруженных обширными участками, здесь селились богачи. Сам городок мог похвастаться целым кварталом магазинов, витрины которых выставляли напоказ только самое лучшее. Над каждым магазином помещались квартиры. Дома сверкали белым кирпичом и новым блестящим металлом. Их окружала атмосфера достоинства и надменной элегантности. Элис жила над меховым магазином в третьем доме от конца.

Я поставил машину между новеньким “фордом” и “кадиллаком” с откидным верхом. В окнах Элис не было света, но я не сомневался, что она мне обрадуется.

Я вышел из машины и вошел в маленький холл. На звонке стояла ее фамилия. Я не отнимал палец от кнопки добрых пять секунд, потом открыл дверь и стал подниматься по лестнице.

Я не успел дойти до верхней площадки, когда дверь квартиры отворилась и в ней, запахивая на себе халат, показалась Элис.

Свет упал на мое лицо.

— Черт меня подери, надо же! — воскликнула она. — Хорошенькое же время ты выбираешь для визита к друзьям.

— Разве ты не рада меня видеть?

Я широко улыбнулся.

— Дурачок, заходи живей. Конечно, я тебе рада.

— Мне неловко вот так вытаскивать тебя из постели.

— Я не спала, просто читала в постели, — сразу за дверью она остановилась. — Это ведь не профессиональный визит?

— Где там! В конце концов, мне осточертело это сволочное дело, устал и решил развлечься.

Она захлопнула дверь.

— Поцелуй меня.

Я ткнулся губами в ее нос.

— Шляпу-то хоть можно снять?

— О-о-о! — выдохнула она. — Как ты это сказал!

Я кинул шляпу и плащ на вешалку возле двери и прошел вслед за ней в гостиную.

— Выпьешь? — спросила она.

Я показал три пальца.

— Вот до сих пор и с имбирем.

Когда она ушла за льдом, я окинул комнату взглядом. Классно, просто классно! Шикарней самой шикарной квартиры на Парк авеню, в которой мне довелось побывать. Мебель стоила немалых денег, а картины маслом на стенах — и того больше. Уйма книг, сплошь редкие и дорогие издания. Йорк не скупился на племянницу.

Элис вернулась с двумя стаканами.

— Бери любой, — предложила она.

Я выбрал тот, что полней. Мы обменялись молчаливыми тостами — в глазах у нее плясали чертики — и выпили.

— Нравится?

Я энергично кивнул.

— Выдержанный, верно?

— Более двадцати лет. Дядя Руди подарил.

Она поставила свой стакан и погасила верхний свет, взамен включив настольную лампу под абажуром. Выбрала в шкафчике несколько пластинок и вложила их в проигрыватель.

— Атмосфера! — озорно пояснила она.

Я не видел в этом никакой необходимости. Когда лампа оказалась за спиной Элис, ее халатик оказался настолько прозрачным, что сам по себе создал соответствующую атмосферу. Она была женщиной с головы до ног и крупнее, чем я думал. Ее манера держаться была сам соблазн, и она это знала. Игла опустилась на пластинку, и вкрадчивая восточная музыка наполнила комнату. Я закрыл глаза и вообразил женщин в алых шароварах, танцующих перед султаном. Султаном был я. Элис произнесла что-то, чего я не разобрал, и вышла.

Когда она вернулась, ее обволакивала лишь тонкая паутинка. Больше ничего.

— Ты и сегодня такой усталый?

— Сегодня нет.

Она села рядом.

— По-моему, в прошлый раз ты притворялся, а я-то старалась.

Ее кожа под паутинкой была нежной и бархатистой, на шее ровно пульсировала жилка. Мой взгляд скользнул по ее плечам, спустился ниже. Задорные груди смеялись над моими былыми колебаниями, плоский живот ждал только прикосновения, которое подействует как запал, бедра не признавали попыток материи заслонить их. Я с трудом выговорил:

— Должно быть, тогда я и вправду устал.

Она закинула ногу на ногу, и полы халатика-паутинки разошлись.

— Или дурь нашла, — добавила она.

Я торопливо допил стакан и потянулся за добавкой. Мне требовалось что-нибудь, укрепляющее нервы.

Звякнул лед, стекло зазвенело о стекло. Она отмерила виски и налила. На этот раз он пододвинула столик поближе, чтобы больше не вставать. Сменилась пластинка, и зазвучали нежные голоса скрипок, исполнявших Венгерскую рапсодию. Элис подвинулась поближе. Я чувствовал сквозь одежду тепло ее тела. Стаканы опустели. Когда пластинка сменилась другой, ее голова лежала на моем плече.

— Как поработал, Майк? Трудный был день?

Ее волосы задевали мое лицо, мягкие, милые волосы, пахнувшие жасмином.

— Как ты думаешь, ее найдут?

Я погладил ее шею, самую чуточку впиваясь в тело кончиками пальцев.

— Наверное. Сайдон — маленький городок, здесь не спрячешься. Ты хорошо ее знала?

— Ммм. Что? Ох, нет. Она держалась очень холодно со всеми нами.

Снова запах жасмина. Элис уткнулась лицом мне в плечо. Я ухмыльнулся.

— Ты тоже хороша. Разве тебе не полагается носить траур?

— Нет, он мне не идет.

Я подул ей в ухо:

— Никакого уважения к мертвым.

— И потом, дядя всегда не любил всю эту похоронную показуху.

— Ну, ты все же была его любимой племянницей, это как-то обязывает. Ведь он оставил тебе неплохие денежки.

Она запустила пальцы мне в волосы, пригибая голову ближе к себе.

— В самом деле? — ее язык легко пробежал по губам — розовое, проворное жало искушения.

— Угу, — мы терлись носами, сдвигаясь все теснее. — Я видел завещание. Должно быть, ты ему нравилась.

— Лишь бы я нравилась тебе, Майк, остальное неважно.

Ее рот чуть приоткрылся. Я больше не владел собой. Я схватил ее и раздавил ее губы своими. Она была как одно живое сердцебиение, как жаркое и неистощимое пламя, идущее из глубины. В какой-то момент, крепко сжимая меня в объятиях, она укусила меня в порыве неудержимой страсти.

Она прервала поцелуй и прильнула губами к моей шее, потом потерлась плечами о мою грудь, отчего халатик сполз и повис на локтях, сковав движения рук. Я ощупывал ее тело, мял до синяков, пока она не застонала в мучительном экстазе, требуя еще. Ее пальцы возились с пуговицами моего пиджака. Я кое-как стянул его с себя и бросил на кресло, а она принялась за галстук.

— Сколько одежды, Майк, сколько на тебе всякой одежды! — она вновь поцеловала меня. — Отнеси меня в спальню! — я подхватил ее на руки. Невесомая ткань потянулась за ней. Полузакрыв глаза, она показала пальцем: — Туда!

Темнота. Прохлада пушистого покрывала. Она велела мне оставаться на месте и поцелуями закрыла глаза. Я чувствовал, как она поднялась с кровати и вышла в гостиную. Сменилась пластинка, и новая, более громкая мелодия устремилась в комнату каскадом торжественных звуков. Тянулись томительные минуты ожидания. Наконец она вернулась, неся на подносе два налитых стакана, похожая на какую-то восхитительную рабыню. На ней не было даже халата-паутинки.

— За нас и за эту ночь, Майк!

Мы выпили. Она устремилась ко мне с протянутыми руками. Музыка приходила и уходила, одна мелодия сменяла другую, но мы ничего не слышали и не слушали. Потом смолкли все звуки, кроме дыхания.

Мы проснулись поздно. Элис не хотела меня отпускать, но идти было необходимо. Несмотря на все уговоры, я не уступил: ее вид теперь не производил на меня прежнего впечатления. Я отыскал ботинки, надел их и подогнул простыню у нее под подбородком.

— Поцелуй! — она приподняла голову, подставляя губы.

— Нет.

— Один разочек.

— Ладно, один разочек.

Она делала уход непростым делом. Я толкнул ее обратно на подушку и пожелал спокойной ночи.

— Ты такое страшилище, Майк, ты до того безобразен, что кажешься почти красивым.

— Спасибо, ты тоже.

Я помахал ей и вышел. В гостиной я поднял с пола пиджак и стряхнул с него пыль. Теряю глазомер. Мне казалось, что я бросил его на кресло.

Выходя, я опустил предохранитель замка и тихо закрыл дверь. Элис, милая, милая Элис. У нее несравненное тело. Я сбежал по лестнице, натягивая плащ. За стеклянной дверью улица блестела от дождя. Я поправил шляпу и шагнул за порог.

Не было ни вспышки света, ни последних мгновений сознания, когда все искажено в глазах. Просто мерзкий глухой звук удара по затылку. Тротуар вздыбился и ударил меня в лицо.

Меня рвало. Блевотина стекала по подбородку и мочила рубашку. От ее запаха меня замутило еще сильнее. Голова стала огромным воздушным шаром, который все увеличивался и увеличивался, готовый лопнуть на тысячу кусочков. Что-то холодное и металлическое раз за разом больно тыкало меня в лицо. Мне было тесно, ужасно тесно. Даже когда я попытался двигаться, ощущение тесноты не уменьшилось. Веревки врезались в запястье, колючие пеньковые занозы казались остриями раскаленных стрел. При каждом толчке машины я ударялся носом о лежащий на полу домкрат.

Он один составлял мне компанию. Пустая плечевая кобура давила мне бок. Прекрасно, подумал я. Ты напоролся на это, разинув рот и закрыв глаза. Я пытался заглянуть через спинку сидения, но не мог приподняться достаточно высоко. Мы свернули с гладкого бетонированного шоссе, и дорога стала неровной. Под колесами захлюпала грязь, домкрат так и запрыгал. Сперва я пробовал придержать его лбом, но это не помогло, и тогда я откинул голову назад. Стало еще хуже. Шея заныла от боли, словно ее растянули на дыбе.

Я выходил из себя. Фраер! Форменный фраер. Обошлись, как с паршивым новичком. Огрели дубинкой, потом швырнули на пол машины. Совсем как во времена “сухого” закона, меня взяли “прокатиться”. Черт возьми, неужто я выгляжу таким дураком? Мне и раньше случалось быть связанным, и валяться на полу машины тоже случалось, но я недолго там оставался. После первого раза я усвоил урок. Одному сукину сыну предстояло убедиться в этом на собственной шкуре.

Машина резко затормозила. Водитель вылез и открыл дверцу. Подхватив меня под мышки, он выволок меня в грязь. Я видел над собой его ноги, выше — темное пальто и лицо, замаскированное платком. И руку с моим собственным пистолетом, чье дуло глядело прямо мне в глаза.

— Где они? — спросил он.

Было заметно, что он старается изменить голос.

— О чем речь?

— Куда ты их девал, черт тебя побери? Не тяни время, где они? Ты их где-то спрятал, сволочь, в карманах у тебя ничего нет. Говори, или я прострелю тебе башку!

Этот тип бесновался, распаляя себя для убийства.

— Откуда мне знать, где они, если ты не говоришь, что тебе надо, — огрызнулся я.

— Ладно, ублюдок, можешь хорохориться. Ты сам напросился, но это уж в последний раз. Я тебе покажу!

Он сунул пистолет в карман и, нагнувшись, одной рукой ухватил меня за шиворот, а другую просунул под мышку. Я повис на нем, как колода. Ему пришлось тащить к деревьям почти двести фунтов мертвого веса.

Дважды он чуть не упал, налетев на корягу. Он отыгрался на мне затрещиной и злобным пинком в ребра. Выругавшись, он покрепче ухватил мой плащ, бормоча под нос угрозы. Когда мы углубились в лес шагов на пятьдесят, он решил, что этого достаточно. Он бросил меня на землю и вытащил пистолет, стараясь отдышаться. Ублюдок, разбирается в оружии. Предохранитель был снят, и пистолет готов к выстрелу.

— Говори! Говори сейчас же, не то будет поздно. Что ты с ними сделал? Или тебя сначала надо обработать?

— Пошел к чертям, свинья!

Он замахнулся пистолетом, метя мне в челюсть. Этого я и ждал. Я поймал пистолет обеими руками и рванул на себя, одновременно выкручивая. Он вскрикнул, когда его плечо выскочило из сустава, вскрикнул опять, когда я рубанул его по шее ребром ладони.

Брыкнув обеими ногами, он угодил мне в бок и попытался подняться. В потасовке я выронил пистолет.

Вцепившись в него одной рукой, я двинул его кулаком, однако неудобное положение ослабило силу удара.

Но и этого оказалось достаточно. Он вырвался, опять вскочил на ноги и опрометью кинулся наутек. Пока я искал пистолет, его и след простыл. Будь у меня хоть — минутой больше, имело бы смысл пустить в погоню, но я не успел освободить от веревок ноги. Да, мне уже случалось валяться на полу машины с руками, связанными за спиной. С тех пор я всегда ношу лезвие безопасной бритвы, засунутое в подкладку пояса. Очень удобно. Когда-нибудь мне свяжут руки спереди, и тогда крутись, как хочешь.

Узлы были затянуты не туго. Несколько минут возни с ними, и я стоял на ногах. Я попробовал пойти по следам, но через несколько шагов махнул рукой на эту безнадежную затею. Раза два он упал в грязь, кое-где оставил на ветках клочки одежды. Он мчал, не разбирая дороги, напропалую. Одно он знал совершенно точно: если он остановится и попадется мне в руки, то сдохнет в этом болоте. Хоть смейся. Я повернулся и побрел обратно через подлесок, увертываясь от змеистых, низко свисающих веток, норовивших выколоть мне глаза.

Машина, во всяком случае, осталась у меня. Моему приятелю предстояло топать обратно на своих двоих. Я обошел вокруг машины, оказавшейся “седаном” недавней модели. Ящик для перчаток оказался пуст, внутри не мешало бы почистить. К рулевой колонке была прикреплена регистрационная карточка с данными владельца: миссис Маргарет Мэрфи, возраст 52, проживает в Вустере, род занятий — повариха. Хорош, нечего сказать. Угнал машину у какой-то несчастной прислуги. Я запустил мотор. Машина снова будет в городе, прежде чем ее хватятся.

Развернувшись, я минут пять ехал по проселочной дороге, пока не выехал на шоссе. На перекрестке был дорожный знак, указывающий направление на Вустер. Должно быть, я какое-то время был без сознания, если меня успели отвезти на пятнадцать миль. Оказавшись на бетонке, я поехал быстрее. К головоломке добавились новые кусочки. Я пошарил в кармане. Завещание было на месте. Тогда какого же черта ему было нужно? Ради чего он пошел на это?

Вообще-то я не глуп, скорее наоборот: я умею находить ниточки и связывать их в целое, но сейчас я чувствовал себя так, что впору надеть дурацкий колпак и стать в угол.

Дудки!

Без двадцати десять я поравнялся с первыми домами Вустера. Свернув в первый же переулок, я остановился и вышел из машины, предварительно вытерев все места, где мог оставить отпечатки пальцев. Я не знал методов работы местной полиции, но у меня не было настроения давать объяснения. Вернувшись на дорогу, я не спеша зашагал в гору, к дому Элис. Если она и была у себя, ничто на это не указывало. Я подобрал в фойе свою шляпу, бросил взгляд на окно второго этажа, закрытое ставнями. Потом я сел в свою машину. События следовали одно за другим, а мне не удавалось уловить их смысл. Это было все равно, что сдавать экзамены, имея список готовых ответов, и срезаться из-за того, что не можешь их прочесть, так как забыл очки.

На обратном пути в Сайдон у меня было время поразмыслить без помех. Ни одной машины на пустынном шоссе, только ровный гул мотора и свист покрышек. Тот тип считал, что я завладел какой-то вещью. Он ошибался, у меня не было того, что он искал. Однако он был настолько уверен в этом, что пошел на все. Какого черта он не сказал прямо, о чем идет речь? У меня имелись два завещания и кое-какие соображения. Завещания ему были не нужны, а о соображениях он не знал. Нет, тут что-то другое. Что-то, мимо чего я прошел, не заметив, вопреки его уверенности в обратном.

Ну, конечно. Какой же я дурак! Гент-младший стянул что-то, когда те двое с ним расправились. Они забрали это что-то, о чем Гент-младший смолчал, не желая, чтобы я вмешивался в его планы. Взять-то они взяли, но где-то потеряли это важное для них нечто и, считая меня сообразительным более, чем я есть, решили, что я его нашел.

Я улыбнулся своему отражению в зеркальце. Иногда я туговато соображаю, но если раз-другой огреть меня по голове, все встанет на свои места. Можно даже не опасаться, что Гент-младший меня опередит. Он же знает, что те двое унесли добычу... С какой стати ему рассчитывать, что они ее обронят? Мне осточертела неопределенность. Я сильно надеялся, что моя новая догадка оправдается, иначе хоть на стенку лезь от злости.

Милое, простенькое дельце. Два враждебных лагеря. Борются друг с другом, борются со мной. Добавьте сюда стрельбу по людям и похищение Растона. События не имели логической отправной точки. Они начались неизвестно где, и их путаница шла кругами. Я сильнее вдавил в пол педаль газа.

Когда я свернул на подъездную дорогу, Харви уже ждал меня в открытых дверях. Я махнул рукой, давая знак идти в дом, и, следуя по посыпанной гравием аллее, доехал до того места, где недавно били Гента-младшего. После нескольких неудачных попыток я отыскал их след и пошел по нему. Везде виднелись отпечатки ног на мягком дерне, обломанные веточки, погнутые стебли цветов, отброшенные камешки. Я обшаривал взглядом каждый дюйм тропы и газона по сторонам. Было бы легче, если бы я знал, что ищу. А так мне понадобилось двадцать минут, чтобы дойти до стены.

Там-то он и лежал. Лежал на виду у всякого, кто посмотрит в ту сторону. Сверкающее белизной пятно на темном фоне, слегка помятый, но все еще заклеенный пакет.

То самое.

На ощупь в нем было что-то вроде пачки открыток или фото. Пожав плечами, я сунул его в карман, не распечатывая. Я принялся шарить в траве и раздвигать ногами кусты. Ничего. Я присел и оглянулся, надеясь еще уловить в траве отблески солнца на металле. Примерный расчет траектории, сделанный мной из комнаты Рокси, указывал на это место, как на точку, из которой произвели выстрел, но я нигде не видел пустой гильзы. Черт, но стрелять ведь они могли из револьвера, тогда гильзы и не должно быть. Или вообще стреляли не из пистолета Йорка, а из какого-нибудь другого. Хотя нет. Оружием тридцать второго калибра пользуются для самозащиты. Тот, кто хочет убить, выбирает тридцать восьмой или еще более крупный калибр, особенно при таком расстоянии. Я опять прикинул дистанцию до окна Рокси. Отсюда даже в дом попасть — и то нужно целиться с углом превышения в тридцать градусов. Тип, ухитрившийся попасть в окно, должен быть не просто хорошим, но прямо-таки небывалым стрелком. Только ему пришлось бы стрелять из ямы в земле. Больше здесь негде было спрятаться. Все это, конечно, в том случае, если тут сработал кто-то третий, а не один из тех двоих.

Махнув на все рукой, я вернулся к машине и, обогнув дом, подкатил к подъезду.

Послушный долгу Харви уставился на мою грязную одежду.

— Вы попали в аварию, сэр?

— Вроде того, — весело согласился я. — Как мисс Мэлком?

— Прекрасно, мэр. Утром был доктор и сказал, что никакой опасности нет.

— А мальчик?

— Все еще очень возбужден после всего перенесенного. Доктор опять дал ему успокоительное. Паркс постоянно с ним. После вашего ухода он и шагу не сделал из комнаты.

— Хорошо. Кто-нибудь заходил?

— Нет, сэр. Несколько раз звонил сержант Прайс и просил вас связаться с ним.

— Ладно, Харви, спасибо. Как вы думаете, найдется здесь что-нибудь съестное? Я до смерти хочу есть.

— Разумеется, сэр.

Я взбежал по лестнице и постучал. Голос Билли осторожно осведомился, кто там, и когда я ответил, он отодвинул кресло от двери и повернул ключ.

— Здоров, Билли.

— Привет, Майк... Черт, что случилось?

— Меня возили прокатиться.

— Господи, и ты так спокойно об этом говоришь?

— Почему бы и нет? Ему-то пришлось возвращаться пешком.

— Кому?

— Пока не знаю.

Рокси улыбнулась мне с кровати.

— Иди сюда и поцелуй меня, Майк.

Я шутливо ткнул ее пальцем в подбородок.

— На тебе быстро все заживает.

— Заживет еще быстрее, если поцелуешь.

Я повиновался. Ее рот был полон горящих маков.

— Хочу еще.

— Когда тебе станет лучше.

Я сжал ее руку. Прежде чем войти в комнату Растона, я отряхнулся перед зеркалом. Он услышал, как я входил, и сейчас сиял улыбкой.

— Привет, Майк. Ты сможешь теперь оставаться здесь подольше?

— О, может быть. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Отлично, только слишком долго лежал в постели. У меня устала спина.

— Думаю, сегодня тебе можно будет встать. Я скажу Билли, чтобы он погулял с тобой вокруг дома. Я бы и сам это сделал, да надо закончить одну работенку.

— Майк... как там? Я имею в виду...

— Не надо об этом, Растон.

— Мне только это и идет в голову, когда я лежу без сна. Все думаю о той ночи, об отце и мисс Грэйндж. Если бы я только мог сделать что-нибудь с пользой, мне стало бы легче.

— Самое лучшее, что ты сможешь сделать, — это оставаться здесь, пока все не определится.

— Я читал в книгах... они ничего из себя не представляют... но иногда полиция пользуется жертвой, как приманкой. То есть, ее подставляют преступнику, чтобы вызвать его на новое покушение. Ты не думаешь...

— Я думаю, что тебе не занимать отваги, если ты предлагаешь такую штуку, но не согласен. Есть сколько угодно других способов. А теперь давай-ка одевайся и ступай проветриться.

Я откинул одеяло и помог ему слезть с постели. Он не совсем твердо держался на ногах, но через несколько минут освоился, улыбнулся и пошел к шкафу. Я позвал Билли и сказал ему, что делать. Билли не пришел в восторг от моей затеи, но время было дневное, а я пообещал держаться поблизости, и он согласился.

Я оставил их вдвоем, подмигнул Рокси и спустился вниз. Подхватив с подноса Харви пару сэндвичей и чашку кофе и поблагодарив, с набитым ртом, я прошел в гостиную и устроился в глубоком кресле. Впервые о моего приезда в камине пылал огонь. Старый добрый Харви. Я умял первый сэндвич и запил его кофе. Лишь после этого я достал из кармана конверт. Он был криво заклеен, должно быть клапан прилип на место, отсырев от утренней росы. Мне вспомнилось выражение, появившееся на лице Гента-младшего, когда он взглянул на содержимое конверта. Интересно, станет ли и мое лицо таким же.

Я открыл конверт и достал шесть фотографий. Теперь я понял, почему Гент-младший был так возбужден. Единственной одеждой двух женщин на фотографии были туфли. А на Майре Грэйндж вообще только одна туфля. Она улыбалась. Улыбалась широко и похотливо. Лицо Элис Николс выражало предвкушение. Снимки представляли порнографию худшего пошиба. Я насчитал их шесть. Все разные, обе участницы узнавались с первого взгляда, но снимки были сделаны без их ведома, они не позировали сознательно... Впрочем, Майра Грэйндж действительно не позировала.

Я рассматривал снимки добрых десять минут, прежде чем до меня дошло. То, что я принимал за кайму вокруг фотографий, сделанную при печатании, на самом деле было частью самих снимков. Их сделали скрытой камерой, установленной за полкой, а рамкой оказались края каких-то книжек, которыми замаскировали аппарат. Скрытая камера и часовой механизм, срабатывающий через определенные промежутки времени.

Нет, Майра Грэйндж не позировала, а вот Элис Николс — да. Она специально так маневрировала, чтобы Грэйндж все время находилась в фокусе.

Как мило, Элис. Как ловко вы с Йорком подстроили западню для Грэйндж. Западню, с помощью которой обезвредили другую западню.

Я закурил и спрятал карточки в карман. Кусочки ложились на свои места, образовывая внешние края картинки-загадки. Грэйндж держала у себя старое завещание. Почему? Добровольно ли Йорк отписал ей все свое состояние? Или же его заставили? Если она держала козырь на своего босса... что-нибудь крупное... обязательно крупное... то она могла прижать его со всеми шансами на успех. Но через какое-то время Йорк проведал о ее повадках и увидел выход. Черт возьми, теперь все приобретало смысл. Он подлизывался к Роде Гент, умасливал ее подарками, потом попросил об услуге — предложить себя Грэйндж. Она отказалась, и он принялся обрабатывать Элис. Ему следовало с нее и начинать. Элис и без того лишена предрассудков, а доля в завещании Йорка означала для нее возможность пожить как следует. Она строит глазки Грэйндж, та строит глазки Элис, и представление разворачивается при ярком освещении и перед наведенной камерой. Элис передает негативы Йорку, тот раскрывает карты перед Грэйндж, грозя опубликовать снимки, и Грэйндж выходит из игры, но старое завещание придерживает, надеясь на какой-нибудь новый поворот событий, который заставит Йорка передумать. Например, на что-нибудь вроде топорика для мяса? Это вязалось с тем, что рассказала мне Рокси, и даже объясняло большую игру из-за снимков. Гент-младший как-то узнал о них, возможно от сестры. Если бы ему удалось представить их в суд, он смог бы показать, как Элис заработала свою долю, и отогнать ее от пирога. Тогда, по крайней мере, у семейки появились какие-то шансы поделить между собой четверть наследства. С одним из враждующих лагерей разобрались. Вторым должна быть Элис. Ей нужно было завладеть снимками, пока до них не добрался Гент-младший... или кто-нибудь другой.

Самое лучшее средство — пообещать помощникам разделить с ними свою четверть, если они согласятся добыть для нее снимки. Здесь тоже все сходится. Только они явились с опозданием, увидели Гента-младшего, поняли, что он их обскакал, налетели на него и смылись с конвертом. Но тут принесло некстати меня, и впопыхах они конверт потеряли.

Сильно затягиваясь сигаретой, я вновь мысленно выверил все детали, не упуская ничего. Вывод оставался прежним. Это мне понравилось.

Билли и Растон окликнули меня, выходя, но я только помахал им. Я пытался сообразить, чем Грэйндж припугнула Йорка в самом начале, что за причина могла заставить такой здоровенный снежный ком покатиться под гору.

Языки пламени лизали закопченный свод своей пещеры. Если бы только знать, что именно прятал Йорк в стенке камина. Два тайника: здесь и в сидении кресла. Почему два? Может быть, он не хотел класть яйца в одну корзину? Или же просто спрятал что-то за камин только лет назад и не потрудился переложить в другое место?

Я с раздражением швырнул окурок в огонь и вытянул ноги к камину. Секреты, секреты, сплошные секреты черт их побери. Я нагнул голову, разглядывая кирпичные выступы по краям почерневшего от дыма устья. Хорошее место для тайника. Любопытно. Я встал, чтобы лучше присмотреться. Никаких неровностей в кирпичной кладке, никаких видимых стыков. Не увидев тайник открытым, вы ни за что не догадались бы о нем.

Я исследовал каждый дюйм поверхности, простукивал кирпичи голыми костяшками пальцев, но ни в одном месте за стенкой не отозвалась пустота. Где-то здесь должна быть защелка. Я вновь осмотрел линию соединения облицовки со стеной. В одном месте на высоте плеча виднелась затертость. Я нажал. Со щелчком распахнулась маленькая дверца.

Хитро. Она скрывалась за цельным кирпичом, который точно входил в углубление в цементе. Чтобы просунуть внутрь руку, мне пришлось придержать дверцу, преодолевая сопротивление пружины. Я пошарил в глубине, но не нащупал ничего, кроме холодной кладки. Когда я вытаскивал руку, мои пальцы коснулись маленького клочка бумаги, застрявшего в шарнире механизма. Я высвободил его очень медленно, потому что при первой попытке часть бумажки превратилась в пыль. Когда я отпустил дверцу, она захлопнулась, а в руке у меня остался обрывок старой газеты. Он потемнел от времени и был готов рассыпаться при малейшем нажиме. Печать поблекла, но оставалась разборчивой. На нем стояло название одного нью-йоркского издания, судя по дате, поступившего в продажу девятого октября четырнадцать лет назад. Что произошло четырнадцать лет назад? Саму газетную вырезку украли, этот кусочек оторвался, когда ее доставали из тайника.

Дата, всего лишь четырнадцатилетней давности.

Старею, подумал я. Такие вещи надо схватывать быстрее. Четырнадцать лет назад родился Растон.

Глава 8

Библиотека почему-то производила впечатление заброшенности. Вдоль прохода прошаркала неопределенного возраста уборщица со щеткой и совком, высматривая, что бы тут подмести. Библиотекарша, далеко не типичная на вид, красила губы в очень яркий красный цвет и так увлеклась этим занятием, что не подняла глаз, пока я не постучал по столу. Ответом была торопливая улыбка, быстрый оценивающий взгляд и еще одна улыбка, шире прежней.

— Доброе утро. Я могу вам помочь?

— Может быть. Вы сохраняете старые выпуски нью-йоркских газет?

Она встала и расправила платье на бедрах, где этого вовсе не требовалось.

— Сюда, пожалуйста...

Я последовал за ней на некотором расстоянии, рассматривая ее ножки, которые прямо-таки напрашивались на это. Я не мог ставить ей в упрек желание похвастаться ими. Мы обогнули высокие книжные шкафы и вышли к лестнице. Девушка с красивыми ножками щелкнула выключателем и повела меня вниз. На нижней ступеньке мне в нос ударил затхлый запах старой кожи и бумаги. Сырость сочилась по стенам, оставляя темные пятна на бетоне и собираясь капельками на металлических ящиках.

— Вот они, — она показала на стеллажи с пачками газет, переложенными слоями картона.

Мы отыскали старые издания “Глоб” и принялись поднимать слой за слоем. Через десять минут мы оба выглядели так, будто копались в угле. Девушка состроила недовольную гримасу.

— Уж не знаю, что вы ищете, но я определенно надеюсь, что оно не стоит всей этой мороки.

— Стоит, лапочка, — сказал я, — стоит. Смотрите девятое октября.

Прошло еще пять минут.

— Это?

Я поцеловал бы ее, будь у нее почище лицо.

— Оно самое. Спасибо.

Она протянула газету. Я взглянул на строчку с датой и названием, потом на обрывок, который держал в руке. Одинаковые. Я положил газету на стол, дернул шнурок висячей лампы и стал перелистывать ее, быстро просматривая колонку за колонкой. Девушка не выдержала.

Я произнес нехорошее слово и ткнул пальцем в нижний угол страницы.

— Вот это.

— Но... не хватает листа. Его кто-то вырвал.

— Вижу.

Она повторила то же слово, потом спросила:

— Что там было?

— Понятия не имею, лапочка. Есть тут какие-нибудь дубликаты?

— Нет, мы держим только по одному экземпляру. Их редко кто спрашивает, разве только какому-нибудь старшекласснику понадобится для сочинения.

— Угу.

Вырванный лист ничего не решал. Есть же и другие библиотеки. Кто-то старается выиграть время. Ладно, ладно, времени у меня сколько угодно. Больше, чем у тебя, братец.

Прежде чем подняться наверх, я помог ей уложить газеты обратно на стеллажи. Мы разошлись по умывальникам, чтобы смыть с себя многолетнюю пыль.

Когда мы шли к дверям, я закинул удочку:

— Скажите-ка, вы знаете Майру Грэйндж?

У нее перехватило дыхание.

— Я... нет. То есть, разве это... она... я имею ввиду с мистером Йорком?

Я кивнул. Она постаралась ничем себя не выдать, но я видел, как она отчаянно покраснела при упоминании Грэйндж. Так вот почему исчезнувшая леди проводила столько времени в библиотеке.

— Она самая, — подтвердил я. — Спускалась она когда-нибудь туда?

— Нет, — пауза. — Нет, не думаю. Ах, да. Однажды она привела сюда мальчика... сына мистера Йорка, но это было давно. Я ходила с ними. Они смотрели кое-какие старые рукописи, больше ничего.

— Когда она была здесь в последний раз?

— Кто вы?

Ее лицо выражало испуг.

В моей руке появился значок. Хватило одного его вида, она задрожала, даже не рассмотрев его толком.

— Она приходила... примерно неделю назад.

Я пристально посмотрел на нее.

— Не то, чересчур давно. Спрошу иначе. Когда вы встречались с ней в последний раз?

Намек попал в цель. Она поняла, что о Майре я знаю, а о ней самой догадываюсь. румянец, но теперь он быстро поблек, и на его месте проглянул страх.

— Не-неделю назад, я же сказала.

Я поблагодарил ее и вышел. Мисс “красивые ножки” нахально врала, хотя я не мог осуждать ее за это.

На воде начали появляться пузырьки, еще немного, и она закипит. Нужно сделать два дела перед отъездом в Нью-Йорк, одно из них просто ради собственного удовольствия.

Первую остановку я сделал в аптеке. Из-за стеклянной перегородки вышел толстый человек и пробормотал приветствие. Я бросил перед собой на прилавок таблетки, которые взял у Генри.

Их принимали вместо аспирина. Вы можете сказать, что это такое?

Он взглянул на меня и пожал плечами, беря одну из таблеток. Осторожно прикоснулся языком к белой поверхности, понюхал.

— Это не аспирин, — сказал он. — У вас есть какие-нибудь догадки на их счет?

— Я бы сказал, снотворное. Один из барбитуратов.

Аптекарь кивнул и ушел к себе за перегородку. Минут через пять он вернулся.

Я поднял на него глаза.

— Вы были правы, — сказал он.

Я бросил на прилавок две пятидолларовые бумажки и взял оставшиеся таблетки. Лихо сработано, убийца, хитрости тебе не занимать. Очень предусмотрительный тип. Будет весело, когда убийца окажется у меня на мушке. Интересно, хватит ли у него сообразительности, чтобы сделать попытку убрать меня?

Взад-вперед, взад-вперед, как качели. От похищения к убийству, от убийства к мелким пакостям и снова назад к похищению. Слишком много деталей. Они служили убийце покровом, который он пытался набросить на изначальный мотив. А такой мотив здесь есть. Просто он затерялся в путанице. Он мог быть случайным, этот взрыв бессмысленных с виду преступлений, а если они имели свои причины, убийца мог угадать их и использовать в своих интересах. Нет, таких не бывает умников. Преступление чем-то напоминает заразу. Стоит начать, и оно распространяется хуже гриппа. Все началось задолго до похищения Растона. Сейчас казалось, будто прошли месяцы... а на самом деле лишь пара коротких дней.

По дороге в Вустер я и так и этак перебирал в уме каждую мелочь, но всегда с одним выводом. Либо я дурак, либо убийца чертовски хитер. Надо найти Мэллори, надо найти Грэйндж, надо найти убийцу, если его нет среди этих двоих. Я же пока находил участников закулисной игры.

Потом я перестал ломать голову и сосредоточился на дороге. С каждой милей меня все сильнее разбирала злость, и под конец я дымил не переставая, пока не искурил всю пачку. Вустер ожил. По улицам шли прохожие, шумливые и довольные, лимузины возмущенно ревели на машины похуже, требуя уступить дорогу, и непрерывный поток устремлялся в двери и из дверей магазинов. Перед домом Элис оставалось достаточно места. Я поставил машину и вошел в фойе, живо вспоминая удар по черепу.

Дав короткий звонок, я проворно поднялся по лестнице, но Элис оказалась еще проворнее. Она уже стояла в дверях и улыбалась в ожидании поцелуя. Я не поцеловал ее, бросив только:

— Привет, Элис.

Улыбка угасла, и она занервничала.

— Что случилось, Майк?

— Ничего, детка, ровным счетом ничего. А в чем дело?

— Ты как будто чем-то недоволен.

Я вошел, не снимая шляпы. Элис потянулась за графином, но я остановил ее, швырнув на столик конверт.

— Ты, кажется, это искала?

— Я?

Она вытащила из конверта один снимок и сразу сунула его обратно с побелевшим лицом. Я ухмыльнулся и съязвил:

— В уплату за прошлую ночь.

— Теперь можешь уходить.

— Не-ет, не сразу, — она проследила за моим взглядом. В пепельнице лежало четыре окурка: два в помаде, а остальные — не моей марки.

Элис хотела выкрикнуть предостережение, но не успела. Я ударил ее по губам тыльной стороной ладони, и она упала на диван, задохнувшись от внезапной боли. Я резко повернулся, подошел к двери в спальню и распахнул ее пинком ноги. На краю постели сидел Уильям Грэхем собственной персоной и курил сигарету. Его лицо было поцарапано во многих местах колючками лесного шиповника.

Вся краска сбежала с его лица. Я схватил его, не дав ему вскочить, и с размаху врезал ему по носу. Кровь так и хлынула мне на пиджак. Он замахал руками, пытаясь оттолкнуть меня, но я снова двинул ему в нос, и еще раз, и еще, пока от него не осталась лишь мокрая бесформенная масса, хлюпающая под ударами. Потом я принялся обрабатывать все, что еще уцелело от его физиономии. Я осыпал его затрещинами, дубасил кулаком, и напоследок нанес жестокий удар ребром ладони. Он обмяк и повис у меня на руке с запрокинутой головой и широко открытыми глазами. Я выпустил его, и он осел на пол бесформенной грудой. Понадобится на тысячу долларов хирургии, чтобы сделать его лицо прежним.

Элис все слышала. Когда я вошел в гостиную, она спряталась за креслом, в ужасе припав к полу. Это не остановило меня. Я выдернул ее оттуда одним рывком. Ее платье лопнуло снизу доверху.

— Только попробуй соврать мне, Элис, — предупредил я, — и ты будешь выглядеть так же, как он. А то и хуже. Ты подговорила его пристукнуть меня, так?

Она могла только беззвучно кивнуть.

— Ты сказала ему, что его имени нет в завещании, но если они с братом найдут снимки и отдадут их тебе, ты поделишься с ними своей долей?

Она опять кивнула. Я отпихнул ее.

— Йорк сам составил свое завещание, — сказал я. — Это его деньги, и мне плевать, как он ими распорядился. Забирай свою долю и катись с нею ко всем чертям. Да тебе и так прямая дорога туда. Скажи Артуру, что я ищу его. Когда найду, сделаю похожим на брата.

Когда я выходил, она выглядела старухой. Закрывая дверь, я слышал, как Уильям стонет, булькая кровью. Удачная встреча. Я был доволен. Больше не будет никаких вражеских набегов из этого лагеря. Краснокожие разбежались, испарились, сгинули.

В истории с братьями Грэхем оставалось неясным только одно: кто из них стрелял в Рокси и почему? Будь я проклят, если слышал выстрел. Они так спешили унести ноги, что им было не до стрельбы. И вообще, они стреляли бы в меня, а не в окно. Я ни в чем не был уверен, но, если бы мне предложили побиться об заклад, сказал бы, что в ту ночь ни один из них не держал в руках пистолета.

Как раз вот такие мелочи больше всего сбивали меня с толку. Нужно было сделать какой-то выбор и держаться его до конца. Ладно, я его сделал. Грэхемы отпадают. Стрелял кто-то другой.

* * *

После красивых сельских видов Нью-Йорк выглядел уныло. Я не думал, что трава и деревья с их неприятным желчно-зеленым цветом способны произвести на меня такое впечатление. Заполненные людьми улицы и нескончаемый гомон голосов почему-то вызывали у меня гнетущее чувство.

Я вкатил на стоянку, сунул в карман билетик, потом зашел в большую аптеку на центральной улице. Сначала я позвонил в Сайдон. К телефону подошел Харви, и я поручил ему присмотреть, чтобы мальчуган оставался в комнате вместе с Рокси и Билли, и записывать, кто будет мне звонить. Вторая монета, брошенная в щель, соединила меня с капитаном Патом Чамберсом из отдела по расследованию убийств.

— Приветствую, дружок, — сказал я. — Это дядя Майк.

— Наконец-то, соизволил брякнуть. Я уже начал думать, что ты ухлопал очередного гражданина и теперь в бегах. Ты где?

— Рядом с Таймс-сквер.

— Зайдешь?

— Нет, Пат. Мне тут нужно кое-чем заняться. Слушай, как насчет того, чтобы встретиться перед библиотекой? У входа с Западной Тридцать третьей? Важное дело.

— Ладно. Только так через полчаса. Годится?

— Хорошо.

Я повесил трубку. Пат для меня — первый человек. Коп, каких мало, дошлый и упорный. С виду он больше похож на светского джентльмена, но здесь сходство и кончается. Он соображает не хуже счетной машины, имеет прирожденный талант к полицейской работе, плюс возможности лучшего департамента полиции в мире. Обычно городские копы не якшаются с частными ищейками, но мы с Патом дружили с давних пор с одним только перерывом. Я полагаю, что тут дело во взаимном уважении.

В стоячей забегаловке я перехватил пару бутербродов с сосисками и лимонадом, а оттуда подался к библиотеке. Пат как раз вылезал из патрульной машины. Мы пожали друг другу руки и с минуту поговорили о том, о сем, потом Пат спросил:

— Так что у тебя?

— Давай зайдем внутрь, там будет удобнее говорить.

Через двери с тамбуром мы прошли в читальный зал. Понизив голос, я спросил:

— Пат, ты слышал когда-нибудь о Рудольфе Йорке?

— Ну?

— Значит, слышал, — я вкратце рассказал ему всю историю и потом добавил:

— Теперь я хочу посмотреть, что было на том вырванном листе. Газета должна быть здесь. Возможно всплывет что-нибудь такое, в чем ты сумеешь мне помочь.

— Например?

— Пока не знаю, но ведь полицейские архивы заведены не вчера, правда? Скорее всего эта каша заварилась четырнадцать лет назад. У меня не такая длинная память.

— Ладно, давай посмотрим, что удастся раскопать.

В обход заведенных в библиотеке порядков Пат показал свой значок — и нам дали сопровождающего в хранилище старых газет.

Пожилой дядя в линялом халате из синего материала безошибочно направился к книжному шкафу, выдвинул ящик и выудил требуемый выпуск, и все с первой попытки. Он указал на стол и пододвинул нам стулья.

Когда я раскрывал газету, у меня дрожали руки от возбуждения.

Есть! Две колонки сбоку страницы. Две колонки текста дюймов в шесть высотой и фото Йорка, сделанное, когда он был намного моложе. На четырнадцать лет моложе. Крупный заголовок ошеломил меня своим значением, как удар по лбу. ОТЕЦ ОБВИНЯЕТ УЧЕНОГО В ПОДМЕНЕ РЕБЕНКА.

Херрон Мэллори, чья жена родила семифунтового мальчика, умершего двумя неделями позже, обвинил Рудольфа Йорка, известного ученого, в подмене малыша. Это утверждение он основывал на том факте, что видел своего ребенка вскоре после родов и позднее узнал его, когда того показывали Йорку. Ранее ему было сказано, что его ребенок умер. Администрация отрицает возможность такой ошибки. Старшая медсестра Рита Кэмбелл поддерживает опровержение, заверив как Йорка, так и Мэллори, что она заведовала отделением в течение двух дней и видела обоих новорожденных, а также их опознавательные браслеты. Миссис Йорк умерла при родах.

Я тихо, протяжно свистнул. Мяч перешел на середину поля. Пат предложил поискать продолжение, и мы взяли следующий номер. На четвертой странице была напечатана маленькая, в одну колонку, заметочка, в которой просто сообщалось, что Херрона Мэллори, мелкого воришку и бывшего бутлегера, убедили взять назад обвинение против Рудольфа Йорка. По-видимому решили, что с его прошлым ему не под силу тягаться с таким солидным гражданином, как Йорк. На том все и кончилось. По крайней мере, тогда.

У Йорка имелась чертовски веская причина позеленеть при упоминании имени Мэллори.

Пат постучал пальцем по заметке.

— Что ты об этом думаешь?

— Может, в точку... а может, и случайность. Не представляю, для чего было Йорку выкидывать такой фортель.

— Причина найдется. Йорк был уже не молод, когда у него родился ребенок. Может, ему до смерти хотелось иметь наследника.

— Я думал об этом, Пат, но здесь не сходится одно. Если бы он затеял подмену, то, при его познаниях в генетике, наверняка подыскал бы ребенка с более благоприятной наследственностью, тебе не кажется?

— Да, если подмену совершил он сам. Но если он положился на кого-то другого... медсестру, например, над выбором могли особенно не затрудняться.

— Но сестра утверждала...

— Йорк был очень богат, Майк.

— Ясно. Но надо учесть и другое. Мэллори — жулик. Когда умер его ребенок, он мог смекнуть, какие возможности ему светят, если он поднимет шум и вцепится в Йорка. Мэллори рассчитывал, что тот крупно раскошелится, лишь бы погасить такую рекламу. Как тебе этот вариант?

— Неплохо, Майк, очень неплохо. А сам-то ты в какую версию веришь?

Я вспомнил лицо Йорка в тот момент, когда он услышал имя Мэллори. Страх, абсолютный страх и еще ненависть. Твердокаменный Йорк. Он не уступил бы ни дюйма, если бы Мэллори пустил в ход какой-нибудь заурядный шантаж. Как раз он-то и обратился бы в полицию.

— Ребенка подменили, Пат.

— Это приводит нас к Мэллори.

Я кивнул.

— Должно быть, он долго ждал подходящего случая. Дождался, пока парнишка стал для Йорка и публики дороже золота, и тогда сцапал его. Только он недооценил мальчугана и провалил дело. Когда Йорк бросился к Грэйндж, Мэллори поехал за ним и раскроил ему череп, опасаясь, что тот догадается, кто приложил руку к похищению.

— Ты пробовал выяснить происхождение топорика?

— Нет, такой можно купить в любой посудной лавке, к тому же он далеко не новый. Отыскать его след почти невозможно, нет смысла возиться. Прайс займется этим, но я, откровенно говоря, считаю это пустым делом. Зачем вырвали лист в сайдонской библиотеке — вот чего я никак не могу взять в толк. Ведь так даже времени много не выиграешь.

— Это должно иметь какое-то значение.

— Ничего, докопаемся. Не посмотришь ли для меня что-нибудь о Мэллори по картотеке? Как ты считаешь, есть у вас что-нибудь?

— Должно быть, Майк. Поехали в управление. Если его хоть раз задерживали, он у нас зарегистрирован.

— Порядок.

Мы удачно поймали такси, стоявшее перед светофором на углу Пятой и Сорок второй. Пат дал водителю адрес и откинулся на спинку сидения. Через пятнадцать минут мы вышли перед старомодным зданием из красного кирпича и поднялись на второй этаж. Я ждал в офисе, пока Пат не вернулся с папкой под мышкой. Он расчистил стол взмахом руки и вытряхнул содержимое папки на стол.

Пачку бумаг скреплял металлический зажим. Досье было не толстым. На первой странице под отпечатанным на машинке именем Херрона Мэллори сообщались данные о нем и его первом аресте. Родился в 1907 году в Нью-Йорке от русско-ирландских родителей. В возрасте двадцати лет обвинен в вождении машины без прав. Это было начало. Он поднялся до торговли спиртным, воровал по мелочам, подозревался в налете на склад конкурента, сопровождавшимся убийством, и в вооруженном грабеже. Уйма обвинений и красивый перечень приостановленных дел, а внизу страницы лаконичное: “Осужден не был”. У этого паршивца имелся либо хороший адвокат, либо влиятельные друзья. На последней странице красовалось его фото, в фас и профиль, темноволосого, довольно худощавого типа с глазками и ртом, в которых от рождения поселилась глумливая ухмылка.

Я поднес снимок к свету, желая получше рассмотреть, однако, как я его ни поворачивал, лицо ничего мне не говорило. Пат спросил:

— Ну?

— Пустой номер. Или я никогда его не видел, или он здорово изменился с возрастом. Я этого типа не знаю.

Он протянул машинописный рапорт, который не пошел дальше полицейской канцелярии. Я прочел его. Он представлял собой изложение жалобы Мэллори, который обвинял Йорка в похищении его ребенка. Кем бы ни был Мэллори, в его заявлении слышалась нотка искренности. В деле также имелась написанная на бланке больницы от руки объяснительная записка старшей медсестры Риты Кэмбелл, коротко отвергавшей обвинение, как абсолютно ложное. Заявление Риты Кэмбелл звучало достаточно агрессивно и уверенно, чтобы убедить любого: Мэллори порет чушь.

Красивые дела. Я никогда не участвовал в таких делах, но абсолютно знаю, что для работников больницы родитель — попросту никто. Новорожденного он видит минуты две, притом через стеклянное окошечко в двери и не больше одного раза. Конечно, и за это время можно узнать своего ребенка, но все младенцы выглядят в общем одинаково. Однако для медсестры, которая фактически распоряжается всей жизнью ребенка, каждый из них имеет свое лицо. Вряд ли она ошибется... разве что ей заплатят за ошибку. Черт побери, можно допустить и такое — если не знать медсестер. Они подчиняются такому же жесткому кодексу этики, как врачи. Женщина, посвятившая свою жизнь этой профессии, вряд ли относится к типу тех, кого легко можно соблазнить видом долларов.

Черт, я совсем запутался. Сначала я был уверен, что произошла подмена, теперь уверенности поубавилось. Пат заметил мои колебания. Он и сам думал о том же.

— Ну вот, Майк. Больше я ничего не сумею сделать, потому что это вне моей компетенции. Но если я могу хоть как-нибудь помочь тебе, только скажи.

— Спасибо, малыш. В общем-то не имеет особого значения, была подмена или нет. Где-то в этой истории фигурирует Мэллори. Чтобы продвинуться хоть на шаг, мне придется найти или Мэллори, или Грэйндж, но не спрашивай — как. Если она попадется Прайсу, у меня будет шанс поговорить с ней, но если Дилвик его обскачет, я получу от ворот поворот.

У Пата был кислый вид.

— Дилвику место в тюрьме.

— Дилвику место в могиле. Он сволочь.

— И все же он представляет закон, а тебе понятно, что это означает.

— Угу.

Пат начал собирать бумаги обратно в папку, но я остановил его.

— Дай-ка я еще раз на них гляну, ладно?

Пожалуйста.

Я быстро пролистал их, потом покачал головой.

— Нашел что-нибудь знакомое?

— Нет... как будто нет. Вертится какая-то мыслишка, да никак не ухвачу. А, черт с ним, забирай.

Мы вместе спустились вниз и в дверях пожали друг другу руки. Пат подозвал такси, я взял следующее и доехал до угла Пятьдесят четвертой и Восьмой, а оттуда пешком дошел до стоянки. День прошел не впустую, я все ближе подбирался к сути дела. Ко всему прочему добавилась еще вероятность подмены новорожденных. Теперь дело пойдет веселей, ведь обнаружился лежавший в основе всего скрытый мотив, глубокий и бесконечный, как океан. До сих пор я шарил вслепую, ловя кончики нитей, которые никуда не вели. С этим покончено. Вот он, кусок мяса, который можно съесть. Но сперва его надо разжевать хорошенько, а то не проглотишь.

В голове до одури стучал один и тот же вопрос. Досье. Что было в досье? Чем-то оно меня заинтересовало, но чем? Я просмотрел его достаточно внимательно, я все сопоставил, но о чем я забыл?

Ну его к черту. Я сунул ключ в зажигание и нажал на стартер.

Глава 9

Возвращаясь в Сайдон, я не превышал скорости в пятьдесят миль и только один раз остановился перекусить и подзаправиться. Когда-нибудь я выберу денек и пообедаю по-настоящему. Когда-нибудь. За три мили от города я свернул на дорожную развязку, потом вырулил на магистраль. Доехав до управления полиции штата, я перемахнул бетонку и остановился на посыпанной гравием дорожке.

По крайней мере, я на этот раз застал Прайса на месте. С ним был Дилвик.

Я поздоровался с Прайсом и едва кивнул Дилвику.

— Паршивая сволочь! — тихо пробормотал он.

— Заткнись, свинья!

— Пожалуй, вам обоим лучше заткнуться, — спокойно вмешался Прайс.

Я кинул шляпу на стол и взял в рот сигарету. Подождав, пока я раскурю ее, Прайс ткнул пальцем в жирного копа.

— Майк, он хочет поговорить с тобой.

— Послушаем, — согласился.

— Не здесь, умник. Я думаю, от тебя быстрее добьешься толку в участке. Я не хочу, чтобы мне мешали.

Это был намек в сторону Прайса, и сержант моментально среагировал.

— Отпадает! — пролаял он. — Пока он здесь, он под моей юрисдикцией. Не забывайте об этом!

Казалось, Дилвик сейчас бросится в драку, и я сильно на это надеялся. Мне не терпелось дать ему взбучку. Но шансы были слишком неравные. Он крошил Прайса убийственным взглядом.

— Я ничего не забуду, — пригрозил он.

Прайс сразу взял быка за рога.

— Дилвик говорит, будто вы влезли в квартиру Грэйндж и унесли что-то важное. Что вы на это скажете, Майк?

Я криво ухмыльнулся Дилвику.

— Правда?

— Правда, и ты сам это отлично знаешь! Ты лучше...

— С чего ты взял, будто это было что-то важное?

— Иначе оно не пропало бы, вот с чего!

— Черт возьми!

— Погодите, Майк, — вмешался Прайс. — Что вы там прихватили?

Я видел его старания сохранить невозмутимое выражение лица. Ему нравилось, как я дразню Дилвика.

— Я мог бы помалкивать, дружище, и он ни черта бы не доказал. Держу пари, вы не нашли ни одного моего отпечатка, верно, Дилвик? — лицо копа все больше багровело. — И вы так обложили дом, что туда никто не сумел бы пробраться, ты ведь так считал, а? — еще немного, и Дилвик лопнул бы по швам. — Конечно, я там был, ну и что? Я нашел то, что вы проглядели вдесятером.

Я полез в карман и вытащил оба завещания. Дилвик протянул дрожащую руку, но я передал их Прайсу.

— Вон то, старое, лежало в квартире Грэйндж. Оно ничего не стоит, потому что другое написано позже. Пожалуй, его надо где-то зарегистрировать.

Дилвик не сводил с меня цепкого взгляда.

— Откуда взялось второе?

— Так я тебе и сказал.

Я зазевался. Дилвик чуть не свернул мне голову затрещиной. Я стукнулся боком о подлокотник кресла и не успел выпрямиться, как Дилвик сгреб меня за рубашку. Прайс перехватил его руку, занесенную для нового удара.

Я отшвырнул кресло ногой и вырвался, но в тот же миг Прайс встал между нами.

— Пустите, Прайс! — заорал я.

— Черт побери, я же сказал прекратить!

Дилвик неохотно отступил.

— Я тебе это припомню, Дилвик, — сказал я. — Такая выходка никому не пройдет даром.

Удивительно, как у него хватило духу полезть на меня после той трепки, которую я задал ему в прошлый раз. Может, он надеялся, что я потянусь за пушкой... вот было бы здорово! Он мог прихлопнуть меня как миленького, и объяснить это делом, касающимся только полиции.

— Может, в следующий раз ты будешь отвечать, когда тебя спрашивают, Хаммер. Ты тут провернул немало темных делишек, и мне от тебя тошно. А вы, Прайс, так с ним церемонитесь, будто он носит значок.

Вы спутали мне руки, но не надолго, стоит мне только захотеть.

— В один прекрасный день вы зайдете слишком далеко, — сержант говорил почти шепотом. — Думаю, вам понятно, о чем я говорю?

Судя по всему, Дилвик понял. Его губы сжались в тонкую линию, а глаза полыхали, но он придержал язык.

— А теперь, если вам нужно что-то сказать, скажите как положено.

С заметным усилием, сдерживая бешенство, Дилвик кивнул. Он снова повернулся ко мне.

— Где ты взял второе завещание?

— Так я тебе и сказал, — повторил я.

— И вы спустите ему это с рук, Прайс?

Сержанту стало некуда деваться.

— Скажите ему, Майк.

— Я скажу вам, Прайс Он может слушать. Я нашел его в личных вещах Йорка.

Минут на десять они занялись содержанием завещаний, а я отошел в сторонку. Прайс лишь бегло просмотрел их, но Дилвик повел себя иначе. Он внимательно прочел их, потом перечитал их еще раз. Я видел, как подергивались мышцы вокруг его рта, пока он соображал про себя. Нет, я ни на волос не сомневался в Дилвике, не считал его глупее, чем он есть. Кругом творилось мало такого, о чем он не знал. Дважды его взгляд отрывался от бумаги и встречался с моим. Сейчас он кое-что преподнесет, и он преподнес:

— Здесь можно вычитать убийство, — процедил он.

Прайс резко обернулся.

— Да?

— Хаммер, мне сдается, что ты влип.

— Здорово. Вот радость то для тебя. Валяй, послушаем.

— Раскрой уши, Прайс, и слушай хорошенько. Из этого типа да бабенки Николс вышла бы неплохая команда. Чертовски неплохая. Ты думал, что я не узнаю про снимки, верно, Хаммер? Я вот узнал. И знаешь, на что это по-моему, похоже? Похоже, Николс шантажом заставила Грэйндж уговорить Йорка изменить завещание. Стоило Йорку увидеть снимки, и репутация Грэйндж полетела бы ко всем чертям, она потеряла бы место и свою долю наследства вдобавок. Ну, а поладив с малышкой Николс, она лишилась только одного наследства.

Я кивнул.

— Кругло выходит, только я-то тут с какого бока?

— В самой середине, не с боку. Грэйндж как-то заполучила карточки. Только Николс обошла ее и сказала Йорку, будто это Грэйндж ее шантажирует. Йорк взбесился и кинулся к Грэйндж, потому что уже положил глаз на свою хорошенькую маленькую племянницу, однако Грэйндж его кокнула. Только Николс снюхалась с тобой, ты кокнул Грэйндж и забрал у нее снимки и завещание. Теперь ты его показываешь, Николс огребает кучу денег и делится с тобой.

Вышло не так плохо, как я ожидал. Дилвик выжал из кого-то уйму верных фактов, да вот соединил их не так. Да, шустрый, раскопал и теперь надеется, что мне не вывернуться.

Прайс подал голос.

— Что скажешь, Майк?

Я ухмыльнулся.

— Аккуратное дельце он состряпал, — я взглянул на копа. — Как будешь доказывать?

— Не твоя забота, — огрызнулся он. — Докажу, не бойся. Пожалуй, заберу-ка я тебя прямо сейчас с тем, что есть. Хватит и того, вот и Прайс спорить не станет.

— Угу. Хватит... минут на пять. Ты уже нашел Грэйндж?

Он не ответил.

— Точка, — рассмеялся я, — Нет трупа, нет и Майка Хаммера.

— Ошибаешься, Хаммер. При истечении определенного срока и при наличии достаточных указаний на факт смерти, можно обойтись и без трупа.

— Он прав, Майк.

— Тогда ему придется порушить мое алиби. Прайс. Оно у меня даже очень крепкое.

— Где ты был вчера, когда ушел из квартиры Элис? Братцы, как же я не догадался. Дилвик прищемил стервеца Грэхема, и ублюдок наплел всякой всячины. Десять к одному, он сказал Дилвику, будто не видел меня.

Вот что получается, когда наживаешь себе врагов. Если Грэхем думал, что может меня утопить, он не упустил бы случай. И Элис тоже, если на то пошло. Но к стенке меня еще не приперли.

— Ладно, Дилвик, повозись с моим алиби. В любом случае, хороший адвокат вдребезги разнес бы твоих трепачей на суде, и ты это понимаешь. Ты просто тянешь время, Дилвик. Чего ты испугался? Меня? Боишься, что я испорчу твою игру?

— Ты у меня добьешься, шпана.

Прайс снова вмешался в перепалку.

— Хватит, Дилвик, если у вас есть против него улики, представьте их через официальные каналы, только не сделайте ошибки. Вы и ваша банда чересчур зарвались, добром это не кончится. Я не вижу причин ограничивать свободу мистера Хаммера, потому что знаю его... и вас тоже.

Дилвик зло нахлобучил шляпу и, топая ногами, вышел из комнаты. Теперь следовало быстро поворачиваться, иначе я не успею. Мой жирный приятель будет действовать быстро и энергично, надеясь засадить меня в каталажку. Когда дверь с грохотом захлопнулась, я улыбнулся сержанту. Он ответил такой же улыбкой.

— Где вы были?

— В Нью-Йорке. Пробовал созвониться с вами перед отъездом, но не застал.

— Я знаю. Мы получили с дюжину сообщений от людей, якобы видевших Грэйндж, и я ездил проверить.

— Ну, и как?

— Пустой номер. Несколько человек обознались, а паре придурков хотелось погонять полицию. Что вы узнали?

— Много чего. Мы снова вернулись к похищению. С него заварилась вся каша, здесь и искать концы. Растон вовсе не сын Йорку. Тот умер при родах, и его подменили другим. Отец новорожденного был мелким уголовником. Вначале он подал жалобу, но по ходу дела его отговорили. Все очень чисто сработано, но мне кажется, убийство назревало все эти четырнадцать лет.

В следующие полчаса я рассказал ему все, что знал сам, начиная с посещения библиотеки. Прайс во многом походил на Пата. Он сидел молча, внимательно слушал и усваивал. Время от времени кивал, но ни разу не прервал, пока я не кончил. Тогда он заметил:

— Выходит, нужно заняться этим Мэллори.

— Точно, но о нем ничего не известно. В последний раз его видели через несколько дней после того, как произошла подмена.

— Человек может сильно измениться за четырнадцать лет.

— Вот и я так думаю, — согласился я. — Первым делом надо сосредоточиться на розыске Грэйндж. Живая или мертвая, она поможет нам сдвинуться с места. Ведь не зря она пропала.

— Хорошо, Майк, я сделаю, что от меня требуется. Кое-кто из моих людей до сих пор шарит в канале и прочесывает округу. Чем займетесь вы?

— Хорошо бы повидаться кое с кем из верного клана Йорков. Как по-вашему, сумеете вы тем временем не допустить до меня Дилвика?

— Постараюсь, хотя много не обещаю. К сожалению, законы составлены из слоев, которые толкуются, так сказать, скорее по букве, чем по духу. Я перехвачу его, если удастся, но вы все же по возможности не выпускайте его из виду. Мне незачем вам говорить, что у него на уме. Настоящая мразь.

— Редкостная. Ладно, я буду держать с вами связь. Спасибо за поддержку. При нынешней раскладке зевать мне не приходится, не то Дилвик пристроит меня на казенную квартиру.

Сумерки спустились на землю, как серое одеяло, когда я вышел из управления. Я сел в машину и выехал на шоссе. Там повернул в сторону зарева, обозначавшего огни Сайдона, и скоро уже въезжал в город. Я отправился бы прямиком в усадьбу, если бы не проезжал мимо библиотеки, где все еще светились огни.

Я действовал по наитию, но так бывало и раньше, и всегда с неплохим результатом. Я тормознул, дал задний ход и припарковался перед зданием. Войдя, я увидел за столом девушку, но не ту, с которой говорил в прошлый раз. У этой ноги походили на фонарные столбы. Надеясь найти “ножки” в одном из читальных залов, я обошел все помещения, но кроме пожилого джентльмена, двух учительниц, судя по их виду, да каких-то ребятишек, там никого не было.

Для очистки совести я заглянул и в подвал, но свет там не горел, а я не думал, что она захочет сидеть в темноте, пусть даже с Грэйндж. Слишком уж могильный дух стоял в подвале.

Девушка, сидевшая за столом, спросила:

— Вы что-нибудь ищете, сэр? Может, я могу вам помочь?

— Может быть.

— Какая книга вам нужна?

Я постарался изобразить растерянность.

— Как раз это я и забыл. Девушка, которая была здесь утром, все мне подобрала, а теперь я никак ее не найду.

— О, вы имеете в виду мисс Кук?

— Да, да, — подхватил я. — Именно ее. Она сейчас где?

Настал ее черед выглядеть растерянной.

— Нет, ее нет. Днем она ушла домой на ленч и больше не возвращалась. Я заступила на работу пораньше, чтобы заменить ее. Мы искали ее по всему городу, но ее никто не видел. Так странно.

Горячо, совсем горячо. В моей голове зазвучали маленькие колокольчики. Колокольчики, которые позванивали и звенели, гудели, разбиваясь на маленькие кусочки. Варево становилось все горячее, и я держал в руках мешалку.

— А где она живет?

— Да за два квартала отсюда на Снайдер-авеню. Позвонить ей опять? Может быть, она уже дома.

Я в это не верил, но спорить не стал.

— Да, пожалуйста.

Она сняла трубку и набрала номер. Я услышал жужжание сигнала на другом конце провода, потом голос женщины:

— Нет, мисс Кук еще не приходила. Да, я попрошу ее позвонить, как только она придет. Да, да, всего хорошего.

— Ее там нет.

— Я так и понял. А, ладно, наверное, она встретила кого-нибудь из своих приятелей. Я загляну завтра.

— Хорошо. Сожалею, что не смогла вам помочь. Сожалеет, все сожалеют. Очень скоро кое-кто будет так сожалеть, что сдохнет от этого. Снайдер-авеню находилась в тихом районе особняков из бурого песчаника, не раз подвергавшихся косметической операции и оставшихся после нее такими же, как раньше. В конце улицы приютилась маленькая бакалейная лавка, зажатая между двумя зданиями. Коренастый человек в белом грязном фартуке вносил в помещения ящики с овощами, готовясь закрываться. Я поравнялся с ним и свистнул. Когда он оглянулся, я спросил:

— Знаете такую мисс Кук? Она библиотекарь. Я забыл, в котором доме она живет.

— Как же, знаю, — он указал вдоль улицы. — Видите вон ту машину под фонарем? Вот, а наискосок от нее через улицу он и есть, дом-то. Хозяйка там старая миссис Бакстер, и она не любит шума, так что вы лучше ей не сигнальте.

Я поблагодарил его и, проехав дальше, остановился позади указанной машины. За исключением окон с улицы на первом этаже, весь дом был погружен в темноту. Я взбежал по ступенькам и посмотрел на дверной звонок. На табличке фамилия миссис Бакстер значилась вместе с четырьмя другими, но звонок был только один.

Я нажал его.

Должно быть, она дожидалась за дверью, потому что сразу открыла.

В чем дело? Миссис Бакстер?

— Да.

— Я ищу мисс Кук. Мне сказали...

— И кто ее только не искал. Весь день телефон сводит меня с ума, сперва один тип, потом другой. Когда она вернется, я с ней серьезно поговорю.

— Можно войти, миссис Бакстер?

— Зачем? Ее нет дома. Если бы она не оставила здесь все свои вещи, я сказала бы, что она улизнула! Одному Богу известно, почему.

Я не мог торчать на пороге и спорить с ней. В мою ладонь скользнул бумажник, и я приоткрыл его, дав ей увидеть блеск металла. Значок — чудодейственная штука, даже когда он ровно ничего не значит. Ее взгляд метнулся с моей руки на лицо, потом она нервно облизнула губы и отступила в сторону.

— С ней... с ней что-нибудь стряслось?

— Мы не знаем, — я захлопнул дверь и последовал за ней в гостиную. — В котором часу она сегодня вышла?

— Сразу после ленча. Примерно без четверти час.

— Она всегда ест дома?

— Только ленч. Приносит всякие продукты и... ну, вы знаете. По вечерам она ходит обедать со своими приятелями.

— Вы видели, как она входила?

— Да. Хотя нет. Видеть не видела, но слышала, как она ходила наверху и спускалась по лестнице. Она всегда так топает на своих высоких каблуках через две ступеньки сразу, как же мне не слышать.

— Ясно. Не возражаете, если я взгляну на ее комнату? Похоже, она замешана в одно дело, которым мы занимаемся, и мы бы не хотели, чтобы с ней что-нибудь случилось.

— Вы думаете...

— Я знаю не больше вашего, миссис Бакстер. Где ее комната?

— На втором этаже, сзади. Она никогда не запирает дверь, так что вы можете прямо войти.

Я кивнул и стал подниматься по лестнице, а глаза старушки буравили дырки в моей спине. Она оказалась права насчет двери. Когда я повернул ручку, дверь отворилась внутрь. Я закрыл ее за собой, включил свет и с минуту стоял посредине комнаты, осматриваясь. Комната как комната, маленькое опрятное девичье жилье. Все на своих местах, никакого беспорядка. Платяной шкаф плотно заполнен одеждой, включая вполне приличную норковую шубку в пластиковом мешке. В ящиках комода все было так же аккуратно уложено. Ничего не взято.

Черт возьми, ее тоже похитили! Я с такой силой задвинул ящик комода, что опрокинул рядом стоящие флакончики. Почему я не зашел к ней раньше? Вот кто мог бы подтвердить алиби Майры Грэйндж. Ну конечно же! И кто-то изо всех сил старался не дать Майре обелить себя. Девушка и не думала сбегать с квартиры... иначе не оставила бы здесь всю одежду. Она вышла из дому, собираясь вернуться на работу, и где-то на пути в библиотеку ее перехватили. Отлично, просто здорово. Я свалял большого дурака, выпустив события из-под контроля. Кроме меня, еще кто-то знал, что они с Грэйндж были не просто хорошими знакомыми. Он либо следил за мной, либо нашел сюда дорогу своими силами.

Письменный столик с креслом занимали угол комнаты рядом с кроватью. Я открыл крышку маленького бюро и быстро просмотрел бумаги, аккуратно разложенные по отделениям. Счета, оплаченные счета, лист с заметками, какие-то письма. Первые три письма прислал из рейса какой-то моряк. Очень деловые письма, совсем не похожие на моряка. Видимо, родственник или просто олух. Следующее письмо ошарашило меня. Я пробежал его глазами и почувствовал, как на моем лице выступил пот. Абзац за абзацем шли жаркие, страстные излияния в любви... нежные имена... и снова любовь, экзотическая, причудливая.

Грэйндж подписалась внизу одними инициалами.

Пряча письмо обратно, я присвистнул сквозь зубы. Грэйндж, определенно, втрескалась в свою маленькую подружку до предела. Переворошив все остальное, я уже хотел закрыть бюро, но меня остановило какое-то странное ощущение. Оно не было новым. То же я испытал в кабинете Пата.

Я должен был что-то запомнить, что-то заметить. Проклятье. Я вновь перебрал содержимое бюро, но здесь не было ничего такого, чего я не мог видеть раньше. Или все же было?

Есть!.. Вот оно! У меня в руке. Я смотрел на четкую подпись Грэйндж. Почерк, вот что было знакомым. Впервые я видел его на документах, которые нашел в тайнике у нее дома. А во второй раз — на заявлении, удостоверявшем, что Растон является сыном Йорка, а не Мэллори, только имя там стояло другое, РИТА КЭМБЕЛЛ.

Меня словно молотом огрели. Все это время я не замечал того, что болталось перед самым моим носом. Но не я один теперь знал об этом, кому-то еще все стало известно раньше меня, потому и пропали Грэйндж и Кук.

Мотив, наконец-то мотив. Жгучий, сильный мотив, который привел к похищению и стал причиной убийства. Доказательства налицо. Подмена и ее результат. Йорк взял Грэйндж под свое крылышко, чтобы воспрепятствовать огласке. Преступление вызвало преступление — как цепочка хлопушек. А когда в игре появились большие деньги, все еще больше разрослось и запуталось.

Я добрался до сердцевины, до ядра. Растон и Грэйндж находились в самом центре мишени. Кто-то метил в обоих. Зацепил парнишку и точно попал в цель — в Грэйндж. Мэллори, кто же он такой, черт его подери? Пока он оставался лишь смутным силуэтом человека, который существовал и, без всякого сомнения, существует до сих пор.

Необходима наживка, чтобы поймать рыбу, но парнишку использовать нельзя, он и так уже натерпелся. Если, конечно, он не вызовется сам. Я чувствовал себя последним подлецом из-за того, что заранее соглашаюсь на этот риск. Но иначе оставалось только одно: попытаться найти Грэйндж. Нет смысла? Как знать. Пусть дюжина копов обшарила реку кошками, пусть по всему штату объявлен розыск — что если они взялись за дело не так, как надо? Да, может быть, лучший выход — поискать Грэйндж. Уж она-то знает все, да и мне не пришлось бы рисковать головой мальчишки.

Миссис Бакстер, похожая на встревоженную курицу, ждала меня у подножия лестницы, нервно ломая руки.

— Нашли что-нибудь? — спросила она.

Я кивнул.

— Судя по всему, она намеревалась сюда вернуться. Это не просто бегство.

— Господи!

— Если ей будут звонить, постарайтесь узнать имена и все записывайте. Проверкой займется сержант Прайс из полиции штата или я сам. Ни под каким видом не давайте информацию никому другому, понятно?

Она пробормотала согласие и кивнула. Я не хотел, чтобы Дилвик еще раз обскакал меня. Как только я вышел, в нижнем этаже зажглись все огни. Похоже, миссис Бакстер была пуглива.

Я развернул машину и, выехав на главную улицу, остановился перед аптекой. Я позвонил в управление, а оттуда связался с Прайсом по радио. Переговорив с ним через дежурного копа, я предложил ему встретиться у почты через пятнадцать минут.

Прайс прибыл на место за полминуты до меня и подошел ко мне, чтобы спросить, в чем дело.

— У вас есть снимки машины Грэйндж после аварии?

— Есть. Хотите посмотреть?

— Да.

По дороге я рассказал ему новости. В управлении первым делом он пошел объявить по радио о розыске библиотекарши. Я постарался описать ее наилучшим образом, но мое описание сосредоточилось в основном на ее ножках. Они прежде всего бросались в глаза. Прайс на несколько минут исчез в соседней комнате, и я слышал, как он шурует в картотеке.

Он вышел с дюжиной хороших снимков разбитого “седана”.

— Понятия не имею, — признался я. — Просто надо же с чего-то начать. Пока она считается пропавшей, остается надежда ее найти. В этом месте ее след обрывается.

— Там ее искало уже много народу.

Я улыбнулся.

— А теперь поищет еще один.

Каждый снимок я рассматривал подробно, стараясь определить место, где машина упала в воду, и прикидывая, как она должна была перевернуться в воздухе, чтобы упасть именно так. Прайс внимательно наблюдал за мной, пытаясь понять, чего я добиваюсь.

— Прайс...

— Да?

— Когда вы вытащили машину, правая дверца была открыта?

— Открыта, но сидение оторвалось и застряло в проеме. Через него она бы не скоро выбралась.

— Другая дверца тоже была открыта?

Он кивнул головой.

— Щеколда замка лопнула, когда выворотило дверцу, вероятно, от удара о воду. Правда, она слева, значит это могло случиться, когда машину сшибли с дороги.

— Как вы думаете, она могла вылезти с этой стороны?

— Вылезти... или всплыть?

— Все равно.

— Скорее уж с другой стороны.

— Сильно поцарапана машина?

Лицо сержанта стало задумчивым.

— Не так сильно, как можно было ожидать. Борт вдавило внутрь от удара о воду, и переднее крыло частично смято в том месте, где врезалось в дно, но свежие отметины видны только вдоль нижней части дверцы и по самому краю крыла. Да и то нет уверенности, что эти царапины не от камней.

— Ясно, — сказал я. — Вы считаете, что ее заставили свернуть с дороги? Готов поверить, я ведь насмотрелся женщин за рулем, пусть даже она лишь наполовину женщина. Встречная машина жмет на полной скорости — тут всякий махнет через обочину. Я, во всяком случае, свернул бы. Будь она мертвой, прятать труп не имело бы смысла, а если он не спрятан, то на него уже наткнулись бы. Отсюда я делаю вывод, что она до сих пор жива, а раз так — ее можно найти, — я кинул снимки Прайсу. — Спасибо, дружище. Не в обиду вам будет сказано, вы, по-моему, взялись за поиски Грэйндж не с того конца. Вы искали труп.

Он чуть улыбнулся, и мы пожелали друг другу доброй ночи. Дела придется отложить до утра, а заняться ими пораньше. Я погнал машину обратно в город и оттуда позвонил в усадьбу. Харви выразил радость по поводу моего звонка и сообщил, что все в порядке. Билли провел весь день с Растоном во дворе, а мисс Мэлком оставалась у себя в комнате. Снова приезжал врач и не нашел ничего тревожного. Растон спрашивал обо мне. Я велел Харви передать мальчугану, что я забегу при первой возможности, и пусть он не тревожится. Мои последние инструкции остаются в силе. Накрепко запереть весь дом, и чтобы Билли не отходил от Растона и Рокси. Потом я поручил Харви сказать привратнику, что находилось в пузырьке вместо аспирина.

Положив трубку, я заскочил в магазин, купил пачку сигарет и комплект белья, потом рубашку и носки. Все это я бросил на заднее сидение и, покружив по городу, выехал к заливу. При свете месяца темная вода масляно мерцала, похожая на огромный дрожащий язык, который лизал кромку берега, издавая испуганные жалобные звуки. Тени были черными, как смола, на шоссе ни души. В трех четвертях или дальше по шоссе одинокое окно подмигивало желтым, недобрым глазом.

Я воспользовался дырой, которую Грэйндж сделала в проволочной изгороди, и затормозил на самом краю обрыва, потом передумал, сдал назад и развернулся на случай, если придется спешно сниматься с места. Довольный тем, как я устроился, я открыл новую пачку сигарет, в полной тишине выкурил одну за другой четыре штуки, потом поднял стекла почти до самого верха, надвинул шляпу на глаза и заснул.

Солнце теснило ночь, когда я проснулся. За запотевшими окнами от воды медленно наплывал серый туман, сворачивая и разворачивая щупальца, пока они не слились в низкую стелющуюся мглистую пелену, повисшую в четырех футах над землей.

Воздух казался холодным. Холодным он и был. Я подумал, что долго буду недоволен собой, если из моей затеи ничего не выйдет. Я начал раздеваться, кидая одежду в машину, пока не остался в одном белье. Ладно, вот мне и утренняя ванна, хотя и не из самых приятных.

Я быстро нырнул, чтобы не передумать. Место, куда упала машина Грэйндж, было крепко зафиксировано в моей памяти. Подплыв к нему, я перестал работать руками. Я расслабился, как только мог, едва перебирая в воде ногами, чтобы голова держалась над поверхностью. Теперь я походил на мертвого или полумертвого, или на человека, оглушенного падением. Уровень прилива был таким же, как тогда. Я проверил. Будь это какая-нибудь обычная речка, его можно было бы не брать в расчет, но она здесь больше походила на продолговатую бухту, чем на что-то другое. Река мелела и наполнялась, повинуясь приливной волне, имела свои причуды и завихрения. Вода образовывала водовороты и заносила песком погрузившиеся на дно предметы. Я чувствовал, как она тянет меня за ноги, стараясь утащить вниз маленькими обезьяними ручками, осторожными, настойчивыми ручками, которые не пересилят пловца, но заметно повлияют на полубессознательное тело.

Течение уносило меня. Прошло лишь несколько минут, а машина уже скрылась из вида за излучиной. Здесь берега расступались, и русло реки становилось шире, пока не слилось с устьем бухты, переходившей в залив.

Я подумал, что меня так и будет относить все дальше, и уже решил было послать к черту свою глупую затею, когда почувствовал первые признаки водоворота. Он тянул меня к северному берегу. По моему телу пробежала легкая дрожь возбуждения, и, хотя я закоченел, меня теперь охватил нервный жар, проникший до самых костей. Берег близился. Меня развернуло, и начало медленно кружить. В следующий момент я увидел, что создавало тягу. Маленький выступ береговой линии вызывал завихрение в основном потоке, способное притянуть к берегу все, что проплывало не слишком далеко.

Ближе... ближе... Я протянул руку, ухватился за камышовые стебли толщиной с палец и придержался за них, потом притормозил другой рукой об илистый берег и выкарабкался на сушу. Здесь не было никаких следов, кроме моих, да и быть не могло. Позади меня жидкая грязь уже затягивалась в углублениях от моих ног. Я раздвинул камыши, осторожно выбирая дорогу среди остатков крабьих панцирей и колючей травы. То были крепкие камыши. Когда я отпускал их, они тотчас распрямлялись с упругостью хлыста. Если кто-нибудь и вышел из реки, то не иначе, как здесь. Только здесь!

Камыши сменились кустарником и зарослями шиповника, который впивался мне в кожу, царапая острыми колючками. Я подобрал палку и принялся крушить их, едва сдерживая злость. Но они все равно вгрызались в мое тело, и я крыл их вдоль и поперек.

Секундой позже я взял свои слова назад. Это были славные колючки. Самые расчудесные колючки, какие я видел, потому что на одной из них красовался обрывок женского платья.

Я готов был расцеловать этот лоскут. Испачканный, он выглядел совсем свежим. И кто бы полез через все эти камыши и колючки, кроме милашки, за которой я охотился. Теперь я был добрее к шиповнику и, передвигаясь совсем медленно, ухитрился пробраться сквозь него, не оставив на колючках куски своего мяса. Кустарник кончился и дальше началась трава. Моим ободранным ногам эта мягкая зелень показалась приятней персидского ковра. Я присел на краю лужайки и принялся вытаскивать колючки из кожи.

Потом я встал и заправил майку в трусы. Прямо впереди виднелась хибара. Более подходящего укрытия нельзя было и представить, и, если я собирался нанести визит ее обитателям, следовало по возможности привести себя в приличный вид.

Я постучал и сразу же распахнул дверь пинком ноги. Вдоль стены юркнула крыса и метнулась у меня под ногами на свет. Пусто, как в могиле. Но здесь кто-то побывал. Одна из комнат была перевернута вверх дном, на полу валялись свежие обломки деревянной скамьи, расколотой на мелкие щепы, а самодельная печка лежала на боку посреди комнаты. В дальнем углу разбитая на осколки бутылка бросала на стены яркие, неровные отблески. Она приходила сюда. Никакого сомнения. Еще два клочка той же материи зацепились за щербатый край стола. Сразу видно, она дралась, как черт, но толку от этого не было никакого.

Вдруг чей-то голос позади окликнул:

— Эй, вы!

Я резко обернулся, и моя рука взлетела к пистолету, которого не было на привычном месте. Щуплый старикан в мешковатых штанах щурился на меня сквозь единственное стекло очков, одновременно вытирая нос клочком грязной тряпки.

— Так можно и здоровье потерять, папаша!

— Вы из этих будете, из студентов, а? — спросил он.

Я внезапно вытеснил его за дверь и встал рядом.

— Нет, а что?

— Да ведь вы, ребята из колледжа, всегда бегаете в трусах. Раз видал одного в городе, — он поднял очки на лоб и вгляделся в меня хорошенько. — Слышь-ка, вы совсем никакой не студент.

— Я этого и не говорил.

— Ну, так какого черта вы тут делаете, парни? Я видел, как вы плыли по речке, совсем как тот, другой. На спор, что ли?

Я накинулся на это “тот другой”.

— Какой другой?

Руки у меня так и тряслись. Я еле сдерживался, чтобы не ухватить его за рубашку и не вытрясти из него ответы.

— Тот, что вылез на берег давеча, — а может, и раньше. Я их путаю, дни-то. Что у вас за игра такая?

— Эээ... мы вступили в клуб. Нужно проплыть по реке и добраться до домика так, чтобы тебя никто не заметил. Меня, наверное, теперь не примут, раз меня увидели. А того вы тоже видели?

— А как же. Видать — видел, а вот помалкиваю. Я много чего вижу чудного, да ни о чем не спрашиваю. Просто мне это показалось вроде как чудным, только и всего.

— Как он выглядел?

— Ну, я не больно-то хорошо его разглядел. Здоровенный такой, толстый. Я слыхал, как он сопел да отпыхивался, вылезая из камышей. Поди знай, кто он такой. Я и вернулся лесом к своей лодке.

— Вы только того парня видели, так?

— Угу.

— Больше никого?

— Не-а.

— Живет здесь кто-нибудь?

— Сейчас — нет. В этом месяце заявится коротышка. Он бродяга. Живет свинья свиньей, ничего не делает, знай рыбу удит. Он уже три лета здесь прожил.

— Какой он из себя, тот, которого вы видели? Насупленный, со злым лицом?

— Хмм. Вот вы сказали, и ведь верно, с виду он вроде бешеного. Я, должно, потому и ушел.

Дилвик. Это был Дилвик. Жирная мразь опять меня обскакала. Я знал, что он хитер... иначе, при его повадках он недолго бы удержался на своем месте, но я не думал, что он хитер до такой степени. Дилвик сложил из кусочков головоломку и вырвался на первое место. Он нашел Грэйндж в лачуге и увел с собой. Тогда, за каким чертом он ее прячет? Пусть это дело воняло с самого начала, но теперь смрад гнили поднялся до самых небес. Всем и каждому хотелось сыграть свою роль, вот и Дилвик вылез вперед. Преступление громоздилось на преступление, а поверх них — новое преступление. Когда же будет конец? Ладно, толстяк, попробуй переиграть меня. Думаешь, ты такой шустрый, да? Думаешь, никто ничего не знает? До поры до времени, детка. Теперь об этом знаю я, и дело начинает проясняться.

— Как мне вернуться к мосту по земле, папаша?

Он указал корявым пальцем в сторону деревьев.

— Там есть тропинка. Идет вдоль самого берега, держитесь ее, и вы выйдете незамеченным. Надеюсь, вам позволят вступить в тот клуб.

— Думаю, что это можно устроить.

Я отмахнулся от мошкары, роившейся вокруг меня, и двинулся в указанном направлении.

Будь он проклят, этот Дилвик.

Глава 10

На обратном пути мне пришлось несладко. Через сотню шагов у меня кровоточили ноги, а синие мухи превратили мою спину в барельеф из красных шишек. Какой-то добрый самаритянин оставил на тропинке дорожный мешок, воняющий рыбой и облепленный поблескивающей сухой чешуей, и я разорвал его пополам, потом обмотал ступни и щиколотки. После этого идти стало легче.

Когда я добрался до моста, солнце уже висело высоко в небе, и по дороге сновали машины конторских служащих, направляющихся в город. Дождавшись, когда шоссе опустело, я сделал рывок через мост к своей машине и натянул сухую одежду. Ноги так натерло, что страшно было надевать башмаки. Немного облегчить боль удалось, оставив их незашнурованными. Я кинул мокрое белье на заднее сидение и потянулся за сигаретами. Бывают моменты, когда сигарета кажется нужнее всего на свете, и это был как раз такой момент.

Я выкурил две, запустил мотор и выехал на бетонку. Начиналось самое интересное. Мы с Дилвиком будем неразлучны, как две половинки ракушки. Грэйндж — ключ, которым можно отомкнуть загадку. Только Дилвик знает, где Грэйндж. Все же, на всякий случай я подрулил к закусочной и пошел звонить. Сержант Прайс снова был у себя. Это входило у него в привычку. Я поздоровался и спросил:

— Есть новости насчет Грэйндж, сержант?

Он ответил отрицательно.

— А у городских копов?

— Там тоже ничего. Я думал, вы сами ее отыщите.

— Угу... ищу. Слушайте, сделайте мне одно одолжение. Звякните городским копам и спросите, не раскопали ли они чего за последнюю пару часов.

— Но они позвонили бы мне, если...

— Ладно, ладно... вы все же попробуйте.

Прайс снял трубку с другого телефона и набрал номер. Я слышал, как он задал вопрос дежурному копу, потом швырнул трубку.

— У них ничего нет, Майк.

— Порядок, я только это и хотел узнать.

Я ухмыльнулся про себя. Полиция города и штата, мало сказать, враждовали, они вечно норовили сделать друг другу пакость. Но меня это вполне устраивало. Мне не терпелось пинком загнать зубы Дилвика в его жирную глотку.

Но прежде всего нужно было позавтракать. Я расправился с первым заказом, взял еще добавку, потом, пошел за новой порцией. Тут уж буфетчик стал поглядывать на щетину у меня на лице, беспокоясь, не нарвался ли он на голодного бродягу, который набьет брюхо, а после, предложит отработать за еду.

Когда я кинул ему десятку, у него забегали глазки. Если он не проверил серийный номер купюры, чтобы узнать, не украденная ли она, значит я не знаю людей. Я забрал сдачу и взглянул на часы. Четверть одиннадцатого. Дилвик уже должен быть у себя. Отлично.

На этот раз я высмотрел себе местечко на углу и пристроился позади грузовичка-пикапа. Я выключил мотор и спрятал нос за журналом, одним глазом поглядывая на здание полицейского участка через улицу. Пятью минутами позже появился Дилвик. Он вперевалку протопал в здание и не появлялся битых два часа. Когда же, наконец, вышел, с ним был один из типов, которые в прошлый раз обрабатывали Билли.

Парочка уселась в полицейскую машину и, проехав по улице, свернула на главную. Я держался на две машины позади. Через полмили они остановились, вылезли и вошли в салун. Я занял позицию, с которой мог наблюдать за дверью.

Так проходил день: от одного заведения к другому. К пяти часам, когда мне до смерти хотелось перехватить сэндвич и кружку пива, они решили закругляться. Дилвик высадил своего напарника перед современным двухэтажным кирпичным домом, а потом махнул через весь город, не обращая внимания на красный свет. Когда я нагнал его, он запирал машину перед аккуратным двухэтажным домиком. Он так и не заметил меня, и не потому, что я сполз на сидение, проносясь мимо, а потому, что махал блондинке в окне.

Я только мельком видел ее округлые плечи и пышную грудь, но выражение ее лица сказало мне, что я могу с таким же успехом отправляться домой: дело затянется на всю ночь.

Рисковать не имело смысла. Я купил бутербродов и контейнер кофе в магазине кулинарии, после чего объехал квартал кругом и пристроился у тротуара метрах в пятидесяти от полицейской машины. Я выложил на приборную доску сигареты и спички, подвинул сидение, устраиваясь поудобнее. В девять часов в доме погас свет. Двадцать сигарет спустя окна все еще оставались темными. Я свернулся на сидении и уснул.

Я начинал ненавидеть утренние пробуждения. Спина болела после вчерашнего заплыва и от неудобного положения в машине. Я открыл дверцу и распрямил ноги, на миг увидев себя в зеркале заднего обзора. Выглядел я так себе. Машина Дилвика все еще стояла перед домом.

— Загулял?

Я взглянул на молочника, подняв брови. Он ухмыльнулся, как дурачок.

— Много вас таких нынче утром. Хочешь бутылку молока? Свежее, холодное.

— Черт, еще как! Дай-ка одну.

Я выудил из кармана полдоллара и кинул ему.

— Когда-нибудь я стану торговать сэндвичами на этом маршруте, — сказал он. — Наживу миллион.

Посвистывая, он отошел, а я выдернул пробку и поднес бутылку к губам. В жизни не пил ничего лучше. Как раз когда в бутылке показалось дно, дверь дома отворилась. Высунулась голова, оглядываясь по сторонам, потом торопливо вышел сам Дилвик. Я бросил пустую бутылку в траву у тротуара и, подождав пока черный “седан” завернет за угол, тронулся с места. Когда я достиг перекрестка, Дилвик виднелся в двух кварталах впереди. Следовать за ним было даже слишком просто. В такую рань между нами не было ни одной машины, которая загородила бы меня. Когда он затормозил перед закусочной, я проехал мимо и не останавливался до самого полицейского участка, где занял свое старое место, надеясь, что не ошибусь в расчетах, и Дилвик, позавтракав, вернется сюда.

Мне повезло: он подкатил через полчаса.

Принуждать себя к терпеливому ожиданию было мучительно. Битые четыре часа Дилвик кружил по салунам в одиночку, затем подобрал вчерашнего компаньона. В два пополудни он посадил к себе еще одного пьянчугу, и цирк продолжался. Все время я, не отставая, держался сзади. Дважды я выскакивал и шел за ними пешком, потом кидался в машину, когда они выходили из очередной пивнушки. В шесть часов они завернули в китайский ресторан поужинать, и я воспользовался представившимся случаем, чтобы побриться, одновременно следя за ними в окно парикмахерской напротив. Если так пойдет дальше, я начну кусаться. И на кой черт сдалась ему Грэйндж? Что это за город, где единственное занятие копов — объезжать бары и проводить ночи с блондинками. Если из-за Грэйндж поднялась такая возня, почему Дилвик словно позабыл о ней? Или он держит ее в каком-нибудь надежном месте... или хуже, я с самого начала попал впросак, вообразив, что она попала в лапы Дилвика.

Чушь.

Я выпил кофе и курил уже вторую сигарету, когда троица вышла из ресторана. Только на этот раз они распрощались перед дверью, долго тряся друг другу руки. Дилвик сел в машину, передумал и пошел в винный магазин. Когда он вышел с завернутой бутылкой под мышкой, остальные уже убрались. Порядок, так-то лучше. Он сел за руль и тронулся. Я пропустил вперед машину с откидным верхом и двинулся следом. На сегодня блондинка получила отставку. Дилвик неторопливо катил через город, пока не остановился у выезда на шоссе, где зашел выпить пива в одно из тех местечек, которые предлагают “последний шанс” проезжающим. С дороги я наблюдал, как он развернул бутылку из бумаги и приложился к ней, прежде чем тронуться в путь.

К тому времени, когда он выехал на шоссе, уже стало смеркаться. Ну и денек! В пяти милях за Сайдоном он включил фары и свернул направо на щебенку, которая вела в сторону, огибая границы чьих-то порядочных размеров земельных участков. Я не зажигал огней. Куда бы он ни направлялся, он не спешил. Казалось, дорога никуда не ведет, она кружилась вокруг холмов и пересекала другие дороги, окаймленные дубами. Усадьбы попадались все реже, еще немного, и они кончились, и окрестности, насколько я мог их разглядеть, приобрели довольно дикий вид.

Впереди, как красный глаз, светился его задний фонарь, двигаясь с неизменной скоростью тридцать пять миль в час. По обе стороны от меня поднимались стены мрака, и я лишь с величайшим трудом удерживал машину на дороге. Приходилось ее вести, следя одним глазом за красным огоньком впереди, а другим — за дорогой, но Дилвик упростил мне задачу тем, что ехал так медленно.

Чересчур упростил. Дорога требовала такого внимания, что я слишком поздно заметил вторую машину, подкравшуюся сзади. Они тоже ехали без фар.

Они вырвались наперерез, загородили дорогу, и я нажал на тормоза, нашаривая пистолет. Я не успел остановиться, как один из них уже выскочил из машины и потянулся через окошко к моему горлу. Я отбил его руку в сторону, и тут же меня огрели по глазам стволом пистолета. Дверца распахнулась. Я брыкнул обеими ногами, и кто-то хрюкнул. Мне удалось выхватить пистолет, но еще один пистолет метнулся из темноты и обрушился на мое запястье.

Проклятье, я свалял дурака! Я влез в западню. Оттолкнувшись ногами, я вывалился из машины и размахнулся. Бесформенная тень передо мной охнула и выругалась. Потом мне в глаза ударил свет фонаря. Я вышиб его ногой, но он сделал свое. Я ничего не видел. Меня двинули кулаком по голове, пара рук обхватила меня за пояс и швырнула об крыло машины. Я изо всех сил откинул голову назад и попал ему в нос. Хрустнула кость, и горячая кровь хлынула мне за шиворот.

В такой драке пинают ногами, стараются выдавить глаза или вцепиться во что-нибудь зубами. Слышались лишь удары и шарканье ног. Тяжелое дыхание. Я отскочил, увернулся от удара и кинулся в атаку, молотя кулаками. Один сложился пополам, когда мой кулак по самое запястье ушел в его пузо. Дубинка с шорохом рассекла воздух, промазала и снова свистнула, опускаясь. Мне показалось, что мне перебили плечо. Осатанев, я двинул кого-то в голень, чуть не сломав ему кость, и он завопил от боли. Дубинка вновь угодила в больное плечо, и я полетел на землю, споткнувшись о парня, который держался за свою ногу. Он отпустил ее и попытался вцепиться мне в глотку, но я резко вскинул колено и погрузил ему в пах.

Сцепившись, мы втроем катались по земле. Я ощутил под рукой холод стали, пальцы сомкнулись на рукоятке пистолета. В тот же миг чей-то ботинок чуть не разорвал меня пополам. Тип с дубинкой хватил меня по ребрам, на миг лишив сознания и дыхания. Я перекатился, и следующий удар пришелся вскользь. Он навалился мне на живот обеими коленями. Я видел его очертания на фоне неба. Оседлав меня, он занес дубинку, готовясь раскроить мне череп. В моем мозгу лопались огненные пузыри, а дыхание все еще было завязано тугим узлом где-то в животе, когда эта утяжеленная дробью дубинка начала опускаться.

Я вскинул пистолет и выстрелил ему прямо в лицо, разбрызгав его мозги по дороге.

Но дубинка уже набрала разгон. Даже отклонившись, она все же наполовину оглушила меня, задев по виску. Теряя сознание, я услышал топот ног по дороге и звук запущенного мотора. Уцелевший не хотел рисковать. Он сматывался.

Я пролежал под мертвецом три четверти часа, пока не собрался с силами настолько, что смог отползти. Я дотащился на четвереньках до машины и, придерживаясь за нее, встал. Дыхание вырывалось горячими судорожными всхлипами, да и дышать я мог, только согнувшись набок. По лицу словно проехал грузовик, я был весь липкий от крови и блевотины, непонятно, своей или чужой. Я достал из ящика в щитке приборов фонарик и осветил труп на дороге. Его было невозможно опознать — разве что по каким-нибудь приметам на теле. Шагах в пяти валялся оторванный затылок, похожий на пепельницу, вымазанную липкой пакостью.

В карманах у него было больше сотни баксов наличными, бумажник с приколотым значком сайдонской полиции и колода засаленных карт. Он все еще сжимал в руке дубинку... Я отыскал свой пистолет, обтер тот, из которого стрелял, и закинул его в кусты. Найдут его или нет, не имело значения. Я и так буду клиентом номер один в деле об убийстве.

Паршиво? Хуже некуда. Меня хотели прихлопнуть. Все по закону, само собой. Я вызвал подозрение, преследуя копа по темной дороге с выключенными фарами и, когда мне приказали остановиться, сопротивлялся и был убит в стычке. Только на деле вышло иначе. Одного уложил я, второй улизнул и сможет об этом рассказать. Может, такой оборот даже больше устроит Дилвика.

Выходит, меня подловили. Они знали, что я водил их целый день, и старательно обдумывали ловушку. Нужно было уматывать, пока второй не вернулся с подкреплением.

Я оставил мертвеца на дороге, с трудом влез за руль и съехал на траву, объезжая труп, развернулся и покатил в сторону шоссе. Теперь я включил фары и гнал со всей скоростью, какую позволяли повороты. На каждом перекрестке я сворачивал, надеясь, что не заеду в тупик. Понадобилось добрых два часа, чтобы объехать город кружными дорогами и оказаться приблизительно по соседству с домом Йорка, но я не мог воспользоваться шоссе.

Машина стала обузой: ее слишком легко засечь. Если меня увидят, то постараются пристрелить на месте, а я не располагал подходящей артиллерией для войны с копами. Дилвик поднимет всех копов в городе и сообщит Прайсу об инциденте не раньше, чем загонит меня куда-нибудь в угол и продырявит, как решето, или когда о смерти копа напечатают газеты.

Причина для всего этого была одна: Грэйндж продолжала оставаться ключевой фигурой, и Дилвик понимал, что мне известно, в чьих она руках.

Решив, что дом уже недалеко, и положась на удачу, я съехал с дороги в лес и загнал машину в самую гущу кустарника. Наломав веток, я замаскировал капот и кабину и, убедившись, что машина укрыта от случайного взгляда с дороги, зашагал в северном направлении.

В конце концов я наткнулся на поперечную дорогу, параллельно которой тянулись телефонные провода. Немного дальше от столба уходило ответвление. Когда я поравнялся с ним, то увидел маленький темный домик, скрытый темнотой. Если его обитатели не проснулись от звука моих шагов по мощеной дорожке, мой резкий стук в дверь наверняка их разбудил. Кто-то сказал:

— Джордж... дверь.

Заскрипели пружины матраца, мужчина что-то пробормотал и зашлепал к двери. Над ней загорелась лампочка, и человек в линялом купальном халате чуть не поперхнулся, увидев меня при свете.

— Я попал в аварию. У вас есть телефон?

Он глотнул и, нервно посматривая на меня, позвал:

— Мэри, тут человек, он попал в аварию. Могу чем-нибудь помочь, мистер? Пострадал кто-нибудь еще?

Тому, кто остался на дороге, помощь уже не понадобится.

— Нет, больше никто не пострадал.

— Вот телефон.

Его жена вышла, когда я набирал номер Прайса. Она засуетилась, хотела обтереть мне лицо мокрой тряпкой, но я отмахнулся.

Прайса не оказалось на месте, но мне дали домашний телефон. Там его тоже не было, он выехал в управление.

Женщина была чересчур возбуждена. Я настойчиво повторял, что мне не нужен врач, однако позволил ей пройтись тряпкой по моему разбитому лицу, потом опять набрал номер управления.

Прайс уже приехал. Он едва не взорвался, услышав мой голос.

— Что случилось, черт побери? Где вы?

— За городом. Вы почему на ногах в такой час?

— Вы смеетесь? Полицейский репортер известил меня, что к югу от города убили копа. Остальное я узнал от Дилвика. Теперь вы влипли.

— Вы не сказали мне ничего нового, — отозвался я. — Он разослал своих людей прочесывать город?

— Поднята вся полиция. Мне самому пришлось объявить по телетайпу о вас. Все дороги блокированы, а вокруг дома Йорка поставлен кордон. Вы решили сдаться?

— Не валяйте дурака. Самому совать голову в петлю? Дилвик заинтересован в одном: чтобы меня укокошили. Вышла скверная история, дружище, я увяз по уши, но вы не верьте всему, что услышите.

— Вы его убили, так ведь?

— Да, черт возьми! Иначе сам сейчас валялся бы там с расколотой головой. Меня приперли к стенке. Я следил за Дилвиком, но они меня засекли и сами сели мне на хвост. Я, как распоследний дурак, позволил Дилвику выманить меня за город, и там они на меня накинулись. Что же мне — лечь и не барахтаться? Им не задержать меня велели, а укокошить.

— Где вы? Я за вами приеду.

— Не пойдет, приятель. У меня свои планы.

— Лучше сдавайтесь, Майк. Под стражей вам будет безопасней.

— Черта с два. Дилвик добьется, чтобы меня передали под его юрисдикцию, а ему только того и надо. Тогда он сможет докончить дело.

— И все же, Майк...

— Слушайте, вы на чьей стороне?

Он помолчал примерно с минуту.

— Я полицейский, Майк. Я обязан арестовать вас.

С ним было трудно договориться.

— Послушайте, Прайс, не будьте дураком. Я нащупал ниточку и хочу за нее потянуть.

— Какую?

Я взглянул на лицо стоявшей рядом пары, ловившей каждое слово.

— Сейчас не могу говорить.

— С этим может управиться полиция.

— Как бы не так. Вот что. Если хотите, чтобы это дело было раскрыто, вам придется, по возможности, не наседать мне на пятки. Мне известно то, чего не знает никто, кроме убийцы, и этим надо воспользоваться, пока не поздно. Если вы меня задержите, мы оба упустим время. Вы знаете, что представляет собой Дилвик и его банда. Ну, подстрелил я одного из них. Это едва ли можно считать убийством копа, согласны? А раз так, нечего психовать из-за того, что я ухлопал дешевого типа. Хотите вы покончить с этим делом или нет?

— Конечно.

— Тогда придержите своих ребят. Остальные меня не волнуют.

Он снова помолчал, раздумывая, потом заговорил:

— Майк, я не должен бы этого делать, это против правил и уставов. Но я знаком с положением вещей и все-таки хочу оставаться хорошим копом. Иногда ради этого приходится уступать. Я буду держаться в стороне. Не знаю, скоро ли на меня начнут нажимать, но до той поры можете рассчитывать на меня.

— Спасибо, дружище, я вас не подведу.

— Знаю.

— Ждите от меня сообщений время от времени. Только держите их в секрете. Если понадобитесь, кликну на помощь.

— Буду ждать, Майк. Вам лучше держаться подальше от усадьбы Йорка. Она кишит городскими копами.

— Вас понял... Еще раз спасибо.

Положив телефонную трубку на рычаг, я увидел, что меня сейчас засыплют тысячей вопросов. Хозяева не упустили ни слова из нашего разговора и ничего в нем не уразумели. Требовалось сочинить какую-нибудь убедительную ложь.

Я сунул им под нос свой значок.

— При вас велся официальный телефонный разговор, — сказал я отрывисто. — Ни в коем случае не разглашайте его даже частично. В окрестностях орудует под видом полицейских банда преступников, и мы почти настигли их. К сожалению, один скрылся. У нас затруднения с местной полицией, и мы действуем негласно. В случае, если они здесь появятся, вы ничего не видели и не слышали, понятно?

С широко раскрытыми глазами они кивали в унисон, и я вышел. Если они поверили в такую историю, значит они полоумные.

Оказавшись в тени деревьев, я сразу свернул на дорогу, ведущую к усадьбе Йорка. Копы копами, но как-то пробраться туда необходимо. С вершины холма я оглядел окрестности. Вдали светилось небо над Сайдоном, а ближе огни в окнах разбросанных там и сям домов мигали, когда ночной ветерок раскачивал невидимые деревья. Но меня интересовал дом в одной миле отсюда, во всех окнах которого сиял свет. Его окружало кольцо двойных лучей от фар автомобилей, патрулирующих территорию. Время от времени кто-нибудь направлял на кусты прожектор, яркий палец света, старавшийся ткнуть в крадущуюся фигуру. В меня.

Черт с ним. Сейчас был как раз такой случай, когда нельзя нарываться на быков. Я шагал через поля, пока впереди не возник темный силуэт коровника. Позади него стоял стог сена. Выбор был невелик. Я выбрал стог и заполз в него. Пока-то дожуют до меня коровы, а вот фермер — ранняя пташка, запросто может наткнуться на меня, если я заночую с коровами. Закопавшись в стог фута на три, я заткнул охапкой сена проделанную дыру и заснул.

Солнце поднялось, достигло верхней части стога и стало опускаться, прежде чем я вылез из укрытия. В брюхе урчало от голода, а язык пересох от вдыхания пыли от сена. Если бы под рубашку забрался миллион муравьев, зудело бы не хуже. Стараясь, чтобы стог заслонял меня от дома, я прополз по траве до поильного корыта и смахнул грязный налет с поверхности воды. Посчитав вчерашнюю бутылку молока лучшим в мире напитком, я ошибся. Когда в меня уже больше не вмещалось, я ополоснул лицо и шею, давая воде впитаться в рубашку, улыбаясь от удовольствия.

Я услыхал, как хлопнула дверь дома, и ласточкой нырнул за корыто. Шаги приближались, тяжелые шаги обутых в сапоги ног. Уже изготовясь к прыжку, я услышал, что шаги, не задерживаясь, протопали мимо. Сразу стало легче дышать. Высунув голову из-за корыта, я увидел широкую спину хозяина, исчезающую в коровнике. В каждой руке он нес по ведру. Это могло означать, что он еще подойдет к корыту. Недолго думая, я пригнулся и, стараясь не шуметь, метнулся в тень деревьев.

Там я разделся догола и обтер с себя пыль рубашкой. Совсем другое дело. Принять бы ванну, да перекусить чего-нибудь, и я бы почувствовал себя почти человеком. Ночью мои часы остановились, и о времени я мог только гадать. Поставив их произвольно на девять тридцать, я завел их. Все равно еще рано. У меня оставалась единственная сигарета, помятая и измочаленная. Прикрыв огонек спички, я затянулся дымом. Часа два я просидел на пне, глядя на летящие по небу облака, то и дело гасившие звезды, и чувствуя, как по моей штанине карабкаются маленькие ползущие твари. Этого еще не хватало. Уж лучше рискнуть встречей с головорезами Дилвика. Когда часы показывали одиннадцать десять, я обогнул ферму по краю и выбрался обратно на дорогу. Встречного я заметил бы за милю. Я снова отыскал свой холм. В доме по-прежнему горели огни, но не в таком количестве, как раньше. Лишь одна пара фар недобро шарила вокруг.

Часом позже я стоял согнувшись в пятифутовой дренажной канаве у восточной стены и поглядывал на циферблат. С правильными промежутками мимо проплывал силуэт человека в шляпе с широкими опущенными полями и в плаще. Дойдя до конца стены, он поворачивал и шел назад. С этой стороны их было двое. Каждый раз, встречаясь у середины стены, они обменивались какой-нибудь шуточкой, которую я не мог разобрать. Но их шаг был размеренным. Должно быть, Дилвику довелось послужить в армии. Мимо дозорных, которые совершают вот такой регулярный обход, ничего не стоит прошмыгнуть. Один раз мимо проехала машина, проверяя часовых. Луч прожектора запрыгал по кустам, но саму канаву полностью скрывала высокая трава, росшая вдоль канавы.

Надо было действовать быстро и бесшумно.

Дозорный доходил до края стены за три минуты, еще через три минуты он возвращался ко мне. Если побежит, то, пожалуй, успеет за сорок пять секунд. Когда он прошел мимо в следующий раз, я сверился с часами, следя за большой стрелкой. Одна, две, две с половиной. Я ухватился за край канавы. Я припал к земле... пора! Вымахнув из канавы, я пригнулся и побежал к стене. Дерево, которое я высмотрел заранее, подзывало меня взмахами своих покрытых листьями пальцев. Я прыгнул, уцепился за нижнюю ветку и закинул на нее ноги, после чего вскарабкался вровень с краем стены. Одежда зацепилась за острый сучок, сорвалась, снова зацепилась.

По траве зашуршали ноги, ноги, которые несли копа. Наступил второй этап. Если он взглянет вверх и увидит меня на фоне неба, я погорел. Я нащупал сорок пятый, снял предохранитель и ждал. Шаги приближались. Я слышал, как он напевает какую-то мелодию и ругает колючки, впивавшиеся ему в щиколотки.

Он был уже в тени под деревьями. Песня оборвалась. Я крепче стиснул рукоять пистолета, нацеленного туда, где должна быть его голова. Остановился — значит заметил меня. Я хотел пустить в него пулю, но вовремя увидел вспышку спички. Закурив, он глубоко затянулся и зашагал дальше. Я сунул пистолет обратно и вновь принялся отсчитывать по часам время, пока не прошло еще три минуты.

Застегни пиджак... проверь карманы, чтобы в них ничего не забренчало... не выставляй на свет циферблат часов... упрись крепче... приготовься... и прыгай! Короткий миг полета, потом я ощутил под пальцами холодный камень стены. Я ударился грудью о край и едва не сорвался. С трудом забросил ноги наверх и почувствовал, как под каблуками крошатся осколки стекла, вмазанные в ребро стены. Нужно прыгать вниз, даже если подо мной кто-нибудь стоит. Здесь, на стене, я представляю собой слишком хорошую мишень. Пригибаясь, я перешагнул через стекло и прыгнул.

Я почти беззвучно приземлился на мягкий дерн, поджал колени и перекатился под колючие кусты роз. Отсюда дом был виден, как на ладони, я различал окно Рокси. В нем так и не заменили разбитое пулей стекло. Окно Растона тоже светилось, но штора была опущена. За домом остановилась полицейская машина, донеслись громкие голоса, потом она двинулась дальше. Тут уж не удастся засечь время. Оставалось надеяться, что меня не заметили. Как только машина проехала, я побежал к стене здания, прячась за кустами. Они давали плохое укрытие, но я добрался до дома, не привлекая внимания. Стебель плюща толщиной в руку, поднимавшийся по стене, пусть не такой удобный путь, как лестница, все же годился для моей цели. Подобно обезьяне я вскарабкался по нему под самое окно Рокси.

Я потянулся к оконному карнизу, уцепился за него, и проклятый кирпич тут же вывалился, пролетел мимо, шумно приземлился в кустах внизу, отскочил и со звуком, который громом отозвался в моих ушах, стукнулся о стену. Я замер, вжимаясь в стену, услышал чей-то окрик, потом увидел яркий луч фонаря, который принялся обшаривать то место, где упал кирпич. Взглянуть наверх он не сообразил. Немного ободренный его глупостью, я решил, что теперь все в порядке. Но я рано успокоился. Не выдержав тяжести, лоза начала подаваться где-то у меня над головой.

Я плюнул на осторожность. Внизу ходили и перекликались несколько человек, и их голоса перекрывали производимый мной шум. Я полез выше, вытянув руку, и ухватился за крюк, вделанный в бетон наружной рамы окна. Держась одной рукой, я вскоре оперся коленом на карниз, пока и крюк не вылез из стены.

Внизу все вокруг успокоилось и фонари погасли. В темноте вновь послышались шаги дозорных. Я выждал целую минуту, попробовал окно, понял, что оно заперто, и постучал по стеклу. Потом еще раз. Это был не беспорядочный стук, а тихий, отчетливый сигнал, и на него ответили.

Я надеялся, что она не закричит и сначала выглянет. Так и вышло.

Отсвет ночника упал на мое лицо, и я расслышал через стекло, как она ахнула. Отскочила задвижка, и окно поднялось. Я перевалился через подоконник и спрыгнул на пол. Она закрыла окно и опустила штору. Только после этого она включила свет.

— Майк!

— Тише, детка, там внизу их целая орава.

— Да, я знаю, — ее глаза вдруг наполнились слезами, и она почти бегом бросилась ко мне, обхватила и прижалась.

Позади нас раздалось тихое, испуганное восклицание. Я резко обернулся, оттолкнув Рокси, но тут же улыбнулся. На пороге стоял смертельно бледный Растон в пижаме.

— Майк! — начал он, потом покачнулся и привалился к косяку.

Я шагнул к нему, подхватил и гладил его по голове, пока он не улыбнулся мне.

— Легче, дружок... ты и так натерпелся. Давай-ка уж я буду здесь единственным пострадавшим, договорились? Кстати, где Билли?

— Дилвик увел его вниз и велел оставаться там, — ответила Рокси.

— Он снова взял его в работу?

— Нет... Билли сказал ему, чтобы тот отвязался, не то он возьмет адвоката, который сумеет унять жирного громилу, и Дилвик его не тронул. Хоть раз Билли постоял за себя.

Растон дрожал у меня под рукой. Его взгляд метался от двери к окну, и он чутко прислушивался к тяжелым шагам человека, бродившего по комнате первого этажа.

— Майк, зачем ты пришел? Тебя могут увидеть. Неважно, что ты сделал, я не хочу, чтобы тебя поймали.

— Я пришел из-за тебя, малыш.

— Из-за меня?

— Угу.

— Почему?

— У меня к тебе очень большая просьба.

Они уставились на меня, недоумевая, какая причина могла быть настолько важной, чтобы погнать меня через целую армию копов. Рокси смотрела вопросительно, Растон — с глазами, полными восторга.

— Какая просьба, Майк?

— Ты ведь толковый парень, постарайся понять. Дело приняло новый оборот, совсем неожиданный. Ты не согласился бы вывести меня на убийцу? Стать мишенью? Выманить убийцу на себя, чтобы я мог с ним разделаться.

— Майк, так нельзя!

Я посмотрел на Рокси.

— Почему?

— Это непорядочно. Как ты можешь просить его об этом?

Я тяжело опустился в кресло и почесал голову.

— Может, ты и права. Дело нешуточное.

Растон тянул меня за рукав.

— Я согласен, Майк, я не боюсь.

Я не знал, как быть. Если я оплошаю, то никогда не смогу снова взглянуть себе в глаза, но мальчуган вызвался с охотой и верил, что ошибки не будет. Рокси, побледнев, опустилась на край кровати, ожидая моего ответа. Но я не мог позволить убийце разгуливать на свободе.

— Ладно, Ланселот, по рукам. — Рокси смотрела на меня с ненавистью. — Надо хорошенько все обсудить, а пока не принесешь ли ты мне чего-нибудь поесть?

— Конечно, Майк. Сейчас принесу. Полицейские меня не трогают.

Растон улыбнулся и вышел. Я слышал, как он спустился по лестнице и сказал копу, что они с гувернанткой проголодались. Коп что-то проворчал и пропустил его.

Тогда заговорила Рокси.

— Ты неправ, Майк, хотя иначе, наверное, поступить нельзя. Один раз мы уже чуть не потеряли Растона, и это скорее всего случится опять, если кто-то что-нибудь не придумает. Вот ты и придумал. Я только надеюсь, что твоя выдумка себя оправдает.

— Я тоже, детка.

Растон бегом поднялся по лестнице и шмыгнул в комнату, неся пару огромных сэндвичей. Я почти вырвал их у него из рук и вгрызся в них, как волк. Один раз коп поднялся наверх и прошел мимо двери, а я чуть не подавился. Когда шаги удалились, они беззвучно рассмеялись, видя, как я стою с пушкой в руке и с остатком сэндвича, торчащим изо рта.

Рокси подошла к двери и прижалась к ней ухом, потом медленно повернула в замке ключ.

— Ты, наверное, выйдешь тем же путем, каким вошел, так в случае чего у тебя будет запас времени.

— Майк... я надеюсь, с тобой ничего не случится. За себя я не боюсь, просто мне страшно из-за того, что могут сделать эти полицейские.. Они говорят, что ты застрелил копа и теперь должен умереть.

— Ланселот, ты зря беспокоишься.

— Но ведь даже если ты узнаешь, кто во всем виноват, полиция все равно не оставит тебя в покое, правда?

— Не обязательно, — рассмеялся я. — Они смотреть на меня не захотят, когда я расколю это дело.

Парнишка задрожал и на секунду крепко зажмурил глаза.

— Я все вспоминаю ту ночь на берегу, как ты подстрелил одного из людей, которые на меня напали. Страшная была драка.

Мне показалось, будто меня лягнул мул.

— Что ты сказал?

— Ну... помнишь, ночью... ты тогда выстрелил в него и...

Я оборвал его:

— Тебе не придется подставлять себя, Растон, — сказал я негромко. — Оказывается, приманка мне не понадобится.

Рокси быстро повернулась, следя за выражением моих глаз.

— Почему, Майк?

— Я только сейчас вспомнил, что подстрелил там одного. Напрочь выскочило из головы, — я нахлобучил шляпу и подхватил с туалетного столика Рокси пачку сигарет. — Вы оставайтесь здесь и держите дверь на замке. Черт возьми, теперь я доберусь до убийцы, его даже выманивать не придется. Рокси, гаси свет. Зажжешь его не раньше, чем через пять минут после моего ухода. Забудь, что видела меня здесь, не то Дилвик сдерет с тебя скальп.

Мой голос подстегнул ее. Не говоря ни слова, она протянула руку и щелкнула выключателем. У Растона вырвалось тихое восклицание от неожиданности, и он шагнул к двери. Его дыхание стало неровным от возбуждения. На секунду я увидел его силуэт и прямо перед ним торшер. Прежде чем я успел его предостеречь, он наткнулся лицом на абажур. Он вскинул руку, задел его, и тот грохнулся на пол с шумом поваленного дерева — так мне, по крайней мере, показалось. Оглушительно лопнула лампочка.

Хриплый голос что-то пролаял внизу. Не дожидаясь второго оклика, я рывком поднял раму и вылез на подоконник, нашаривая лозу. Где-то в доме пронзительно заверещали свистки, в дверь сердито стучали кулаками. То скользя, то цепляясь, я стал спускаться вниз. Опять свисток. У кого-то сдали нервы, и среди всеобщего смятения грохнул выстрел. Крики и свистки доносились со всех сторон. Как раз, когда я достиг земли, подлетела машина, и из нее выскочили двое. Но мне везло. Весь шум и гам шел из дома, и полицейские были уверены, что там меня накрыли.

Я припустился со всех ног, пересек лужайку и вбежал под деревья. Место было знакомое. Одно из деревьев образовывало отличную лестницу через стену. Я приготовил пистолет на случай встречи с патрулем. Не будет никакой пощады, только град пуль с обеих сторон, пока один из нас не упадет. Позади разлетелось окно, закричала Рокси. Потом раздалось громкое: “Вот он”, — и два пистолета выплюнули огонь. Я не боялся, что в меня попадут — расстояние между нами все увеличивалось, а деревья мешали целиться. Это дерево пришлось очень кстати. Я взлетел по его наклоненному стволу, оседлал стену и спрыгнул на траву. Дозорных на прежнем месте не оказалось. Наверное, побежали к дому. За стеной взвыла сирена, и травля началась, но это будет бесполезная травля. Оказавшись среди деревьев по другую сторону дороги, я сбавил шаг. Они станут искать машину, и поиски развернутся вдоль шоссе. Пока, раззявы!

Глава 11

Всю ночь я проспал в машине. Только выждав до полудня, я решил, что пора двигаться. Теперь моя машина затеряется в оживленном уличном движении. Сотни таких же, как она, катились по шоссе. С виду это был хорошо послуживший драндулет пятилетней давности, но под его капотом прятался форсированный двигатель, снятый с мощного скоростного лимузина. На шоссе я обгоню любую машину городских копов.

Молодчина Растон. Если бы память у меня работала как следует, я не забыл бы о голубчике, которого продырявил в ту ночь. Раненому нужен врач, ближайший врач, а в Сайдоне наверняка не такая уйма медиков, чтобы я не смог обойти их всех. Нужно искать врача-жулика. В полицию не поступало сообщений о пациенте с огнестрельной раной, иначе Прайс сказал бы мне. Врача либо купили, либо припугнули. Разобраться — дело Прайса.

Я сбросил с машины ветки и расчистил путь к дороге, а потом осторожно вывел машину на щебенку. На первом же перекрестке я свернул к шоссе, следуя дорожному указателю. Через две мили я влился в поток машин и пристроился за каким-то парнем, ехавшим со средней скоростью.

Мы въехали в город друг за дружкой. Я остановился в переулке и зашел в кондитерскую, где имелся телефон. Пролистав телефонный справочник, я вырвал лист со списком врачей и сделал вид, что звоню. На меня никто не обращал внимания.

Вернувшись в машину, я наметил себе маршрут и заехал к первому в списке. Список был не особенно внушительный. Семь фамилий. Доктор Гриффин выходил из машины, когда я притормозил рядом.

— Доктор...

— Да? — он окинул взглядом мой грязный и помятый костюм.

— Не обращайте внимания, — сказал я. — Всю ночь на ногах, гонялся за типом, который подстрелил местного копа. Я репортер.

— О, да, я слышал. Чем могу быть полезен?

— Полицейские выпустили в него несколько пуль. К вам никто не обращался с огнестрельным ранением?

Он негодующе и горделиво выпрямился.

— Разумеется, нет! Иначе я сразу сообщил бы.

— Спасибо, доктор!

Следующего не оказалось дома, зато я поговорил с экономкой. Да, она в курсе всех дел доктора. Нет, с огнестрельной раной никто не приходил с тех пор, как мистер Диллон, как последний дурак, пальнул себе в ногу, заряжая дробовик. Рада была помочь.

Доктор Пирс лично проводил меня в очень современно оборудованный кабинет. Я и ему представился репортером.

— Огнестрельное ранение, говорите?

— Да. Вряд ли он мог сам о ней позаботиться.

Он сложил руки на животе и откинулся в кресле.

— Было одно позавчера, но я о нем сообщил. Вы, конечно, слышали. Пуля двадцать второго калибра. Он ехал по загородной дороге, когда его ранили. Он сказал, что не знает, откуда стреляли.

Я быстро нашелся.

— А, этот случай. Нет, маловат калибр. У копов двадцать второй калибр как-то не в ходу.

— Да, действительно, — рассмеялся он.

— Что ж, спасибо вам, доктор.

— Не за что.

Осталось четыре фамилии. Шел четвертый час. Следующих двоих не оказалось дома, но жена одного заверила меня, что муж ее не мог лечить никаких раненых, поскольку всю неделю дежурил в больнице. Другой уехал отдыхать во Флориду.

Кабинет доктора Кларка помещался всего в одном квартале от полицейского управления, весьма нездоровое место в настоящий момент. То и дело подъезжали и отъезжали машины, но приходилось идти на риск, Я поставил машину, развернул ее по ходу движения и, убедившись, что мне хватит свободного места, если понадобится быстро отъехать, вошел. Из кабинета вышла женщина с грудным ребенком на руках, потом мужчина с палкой. Я не хотел лезть в приемную, полную народу, но понимал, что этого все равно не избежать, если он не отпустит своих пациентов побыстрее. Вошел плачущий мальчонка, поддерживая руку. Черт подери, зря теряю время!

Я протянул руку к ключу зажигания, и тут от врача вышел еще один, какой-то тип с марлевой наклейкой от угла рта до уха. Снова колокольчики. Они разом загремели у меня в черепе, и я едва не вскрикнул. Бинт. К черту подстреленного, наверняка сдох. Бинт. Мои пальцы, засунутые в чей-то рот, раздирающие щеку. Ведь ему тоже нужен врач! Таких диких совпадений не бывает. Он был одет в щеголеватый серый костюм, с виду походил на крысу, а глаза так и шарили по сторонам. Он легко сбежал по ступенькам и подошел к машине, стоявшей через две-три впереди моей. От страшного возбуждения у меня гулко колотилось сердце, кровь неслась по жилам, как река, готовая выйти из берегов.

Он вырулил со стоянки, я впритык за ним, почти касаясь его бампера. Я повис у него на хвосте без всяких церемоний и, может быть, поэтому так долго оставался незамеченным. Он не обращал на меня внимания, пока мы не оказались на безлюдной дороге в шести милях от города. Только мы двое. Я заметил, как он взглянул в зеркало, и сразу же его машина рванулась вперед. С нехорошей улыбкой я сильнее нажал педаль акселератора и скоро опять сел ему на пятки.

Его глаза почти не отрывались от зеркальца. Теперь в них появился страх. Он высунул в окно руку, давая мне знак идти на обгон, но я игнорировал его. Мы ехали со скоростью восемьдесят пять миль. Мимо пролетел какой-то городок, словно ветром пронесло. Я едва расслышал свисток копа, минуя его. Восемьдесят семь. Переднюю машину стало заносить на поворотах. Она кренилась, визжа покрышками, когда водитель резко выворачивал руль. Я снова усмехнулся, рама моей машины была приспособлена как раз для таких случаев. Девяносто. Деревья мелькали мимо, словно штакетник гигантской изгороди. Еще один городок. Стремительный парад одинаковых рекламных щитов, приглашающих посетить казино в Брокстоне. Девяносто пять. Мы вырвались на прямой участок дороги с теми же рекламными щитами по бокам. Впереди был отличный ровный путь, тут ему бы и газануть вовсю, но он уже выжал из мотора последнее. В конце дороги возникли очертания города.

Приехали, дружок, подумал я про себя. Я сильнее нажал педаль газа, и машина прыгнула вперед. Наши борта заскрежетали друг о друга. На долю секунды я встретился с ним глазами и вспомнил ту ночь, а в следующий миг выдвинулся ему наперерез. Он вильнул к обочине, отчаянно борясь с рулем, но не смог с ним справиться. Задние колеса занесло, и машина, повалясь на бок, завертелась волчком. Я нажал на тормоза. Когда я остановился, его машина все еще крутилась.

Я подал назад и вылез, не глуша мотор. Типу повезло, чертовски повезло. Его машина опрокинулась, но ни разу не кувыркнулась, и стальная кабина выдержала. Я бросился на него в тот момент, когда он выползал из дверцы, нашаривая под пиджаком пушку. От удара по заклеенной щеке он взвыл и выронил револьвер. Я оседлал его и, подобрав тупорылый тридцать восьмой, сунул себе за пояс.

— Привет, приятель, — сказал я.

В уголках его рта выступили пузырьки розовой пены.

— Нет... не трогай меня...

— Заткнись!

— Пожалуйста...

— Заткнись! — я посмотрел на него в упор, хорошо посмотрел. Если мое лицо что-то говорило, до него все дошло. — Помнишь меня? Помнишь ту ночь в хибарке? Помнишь пацана?

Он вдруг узнал меня и затрясся всем телом от нестерпимого страха.

— Что ты хочешь делать?

Что было силы я с размаху хватил его по лицу. Он взвизгнул и захныкал: “Не надо!”. Через бинт начала сочиться кровь, уже не розовая, а ярко-алая.

— Где тип, которого я подстрелил?

С полным ртом крови он выдохнул:

— Умер.

Кровь текла у него изо рта и капала с подбородка.

— Кто такой Мэллори?

Он закрыл глаза и помотал головой.

Ладно, не говори. Это для меня будет большое удовольствие. Я подцепил ногтями пластырь, державший наклейку, и отодрал одним рывком. Спекшиеся кровяные сгустки потянули за собой кожу, и он опять закричал. От угла рта вдоль челюсти шел огромный полураскрытый разрыв, придававший его лицу постоянную улыбку клоуна.

— Открой глаза! — он через силу поднял веки. Его грудь ходила ходуном, судорожно втягивая воздух, лицо дергалось от боли. — Теперь слушай, приятель. Я спросил тебя, кто такой Мэллори. Сейчас я засуну пальцы тебе в рот и буду вырывать вот эти швы один за другим, пока ты не скажешь. Потом я распорю тебе другую сторону. Если хочешь быть похожим на ракушку, можешь молчать дальше.

— Нет! Я... я не знаю никакого Мэллори!

Я влепил ему пощечину и сделал, как обещал. Из раны сильно хлынула кровь. У него опять вырвался крик, короткий крик нестерпимой муки.

— Кто такой Мэллори?

— Честно... не знаю.

Еще один шов долой. Он потерял сознание. Я мог подождать. Он пришел в себя, бессмысленно мыча. Я тряс его голову, пока он не открыл глаза.

— На кого ты работаешь, приятель?

Губы зашевелились, но беззвучно. Я опять встряхнул его.

— На босса... Нельсона... в казино...

Нельсон. Впервые слышу.

— Кто такой Мэллори?

— Хватит, не надо. Я не знаю...

Голос слабел и умолк, глаза закрылись. Если бы не кровь, безостановочно струившаяся по подбородку, его можно было бы принять за мертвеца.

Уже темнело. Я не заметил приближавшихся машин, пока фары одной из них не осветили меня. Из ближайшей лезли люди и бежали через поле, перекликаясь и указывая на перевернутую машину.

Добежавший до меня первый совсем запыхался.

— Что случилось, мистер? Он мертв? Господи, посмотрите на его лицо!

— С ним ничего страшного, — ответил я. — Просто потерял сознание.

Вокруг уже столпились остальные. Один протолкался вперед и распахнул пиджак, показывая значок.

— Его лучше отвезти в больницу. В здешних местах нет ни одной. Самая ближняя — в Сайдоне, — он выдернул из кармана блокнот и смочил языком кончик карандаша. — Как вас зовут, мистер?

Не подумав, я чуть не выпалил свое имя. Если бы он его услышал, то мигом взял бы меня на мушку, а посреди этой толпы я ничего не смог бы сделать. Я выпрямился и знаком отозвал его в сторону. Обойдя перевернутую машину, я посмотрел ему прямо в глаза.

— Это не авария, — сказал я. — Я сшиб его с дороги.

— Что-что?

— Не шумите и слушайте. Этот тип — похититель ребенка, а может, и убийца. Я хочу, чтобы вы позвонили из ближайшего телефона в управление полиции штата сержанту Прайсу, понятно? Это на шоссе за Сайдоном. Если не застанете его сразу, продолжайте звонить, пока не свяжетесь с ним.

Он ухватил меня за лацканы пиджака.

— Слушайте, вы, это что за номер? И вообще, кто вы такой, черт возьми?

— Меня зовут Майк Хаммер... За мной охотятся все продажные копы в этой части штата и, если вы не уберете руки, я сломаю вам лапу!

У него отвалилась челюсть, но пиджак он отпустил, потом нахмурил брови.

— Будь я проклят, — сказал он. — Мне всегда хотелось встретиться с вами. Знаете, я читаю все нью-йоркские газеты. Черт, надо же! Слушайте, вы в самом деле убили того сайдонского копа, а?

— Да.

— Здорово, черт возьми! Он всадил пулю в одного из наших ребят, когда тот вечером ехал из казино. Сам он был пьян в стельку и подстрелил парня только потому, что его лицо ему не понравилось. И это сошло ему с рук, ей-богу! Что вы хотите передать полиции?

Мне стало легче дышать. Никогда не рассчитывал найти друга в такой глуши.

— Позвоните Прайсу и скажите, чтобы мчался в казино. И пусть захватит своих ребят.

— Будет заварушка?

— Скорее всего.

— Может, надо и мне поехать, — он потянул себя за подбородок, крепко задумавшись. — Не знаю. Казино — все, что у нас тут есть. Проку нам с него никакого, но малый, который им заправляет, заправляет и городом тоже.

— Держитесь в стороне, если есть такая возможность. Вызовите, если хотите, скорую для этого типа, только никаких больниц. Спрячьте его в холодную. Потом звоните Прайсу.

— Ладно, Майк. Сделаю это для вас. Я не верю, что вы хладнокровно застрелили того копа, как говорилось в оповещении. Ведь было не так, правда?

— Он сидел на мне верхом и собирался вышибить из меня мозги дубинкой, когда я разнес ему череп.

— И правильно сделали, черт возьми!

Я не стал задерживаться. Двадцать пар глаз провожали меня до машины, но я полагал, что в случае надобности, коп сумеет придумать для них какое-нибудь объяснение. Я не успел сесть за руль, как он уже созвал помощников и ставил машину на колеса, а другие шестеро понесли “рваную морду” к шоссе.

Нельсон, босс. Новый персонаж. Какое отношение он имеет к этой истории? Видимо, темная личность, иначе не держал бы в помощниках типа с крысиной физиономией. Нельсон, но никаких следов Мэллори. Я нажал стартер и включил сцепление. Нельсон — и никакого Мэллори. Холодная капля скатилась у меня по виску, и я смахнул ее рукой. Пот. Проклятье, мысль вдруг пришедшая мне в голову, была дикой, но с ней все приобретало смысл! О, черт, ведь это же невозможно, таких людей просто не бывает! Кусочки головоломки больше не нужно было подбирать друг к другу... они сами, словно притянутые спрятанным под доской магнитом, сложились в картину убийства, в узор смерти, сложный, как на персидском ковре, достаточно уродливом, чтобы висеть в гостиной самого Гитлера. Нельсон — и никакого Мэллори. Все остальное — случайность, обусловленная случайность. Я так сильно вспотел, что рубашка прилипла к телу.

Больше не нужно было искать убийцу. Теперь я знал, кто он.

* * *

Хотя час был еще ранний, в казино уже съезжались гости. Дюжины машин с номерными знаками трех штатов выстроились ровными рядами, следуя указаниям распорядителя, а их пассажиры в вечерних туалетах направлялись через лужайку к дверям. Это было внушительное здание, построенное на манер колониальной усадьбы, обведенное рядом двадцатифутовых колонн. Изнутри доносились звуки довольно приличного оркестра и громкие голоса из бара в заднем крыле. Вокруг плясали лучи прожекторов, выхватывающие из темноты деревья позади дома и отражаясь в водах залива искрящимися огоньками. Среди деревьев выделялись темным пятном очертания лодочного сарая, а дальше, в заливе, огни стоящих на якоре яхт танцевали в такт качке.

С окурком, свисающим между губ, я минут пять просидел в машине, высматривая, что и где. Когда у меня в голове сложилось четкое представление о казино, я вылез и кинул распорядителю доллар. Его слезящиеся глаза пробежали по моей одежде, недоумевая, какого черта мне здесь нужно.

— Где я смогу найти Нельсона, друг?

Ему не понравился мой тон, но в спор из-за этого он не полез.

— Зачем он вам нужен?

— Мы ждем грузовик с товаром, и я хочу его спросить, куда его разгружать.

— Спиртное?

— Угу.

— Черт, да разве ему не из Кармена возят?

— Наш товар особый, но на улице я об этом говорить не буду. Где он?

— Если не в зале, значит наверху в своем бюро.

Я кивнул и пошел к дверям. По обе стороны стояли двое парней в мятых смокингах, приветствуя входящих. Меня они приветствовать не стали. Я видел, как они обменялись взглядом, заметив очертания пушки у меня под пиджаком. Один сунулся ко мне, и я пробурчал вполголоса:

— У меня грузовик товара для босса. Когда подъедет, пускай отгонят за дом. Мы ехали с полицейским эскортом от самого Джерси. Еле оторвались.

Оба уставились на меня озадаченно, будто понятия не имели, о чем я толкую, но когда я протиснулся между ними, кивнули — порядок, мол — решив, что я свой.

Слева доносился гомон бара, шум, который не спутаешь ни с каким другим. Он всюду одинаков, будь то самая дрянная забегаловка в Бронксе или самый шикарный клуб в центре. Я вошел и, захватив местечко в конце стойки, заказал пиво. Сукин сын налил мне стаканчик в пять унций и содрал за него шестьдесят центов. Получая сдачу, я спросил про босса.

— Поднялся наверх несколько минут назад.

Одним залпом осушил стакан и, проталкиваясь через публику, я выбрался из бара. Там, где когда-то была парадная гостиная, прыгали головы танцующих под оркестр, расположенный на возвышении в конце зала. Дюжины официантов в белых куртках сновали во всех направлениях, как муравьи, готовящиеся к зиме, таская подносы, нагруженные до краев стаканами всех мыслимых размеров. Подсобный бар занимал весь конец коридора, напитки выдавали три бармена. Короче, настоящая золотая жила.

В общем потоке я поднялся по лестнице, покрытой роскошным ворсистым ковром. Тут были большей частью мужчины. Здоровенные мужики, жирные, жующие сигары по три бакса за штуку и носящие с собой тысячи долларов в карманах. Изредка попадалась дамочка, обвешанная драгоценностями на целое состояние. На верхней площадке отчетливо слышалось жужжание рулеток и стук игральных костей, пробиваясь сквозь гул голосов возбужденных игроков, сидевших за столами. Здорово устроились, жалко портить. Вот что, значит, имел в виду Прайс. Азартные игры под крылышком властей. Даже делясь с сотней покровителей, босс греб миллионы.

Толпа разошлась по игорным залам, но я, миновав комнаты для отдыха, продолжал идти по тускло освещенному коридору, пока не вышел к другой лестнице. Она была поуже, не так ярко освещена, но с таким же роскошным ковром. Наверху кто-то закашлял, плеснула вода в охладителе.

Распластавшись по стене, я огляделся, потом юркнул за угол и поставил ногу на первую ступеньку. Пистолет был у меня в руке, удобно устроившись в привычном месте. Ступенька за ступенькой я бесшумно поднимался по лестнице. Наверху свет из двери ложился желтым прямоугольником на панельную обшивку противоположной стены. За три ступеньки от площадки я почувствовал, как доска немного подалась под ногой. Я ждал этого.

Ударом плеча я распахнул дверь и ткнул пушкой в лицо обезьяны в смокинге. Он как раз собирался задвинуть засов.

— Поздно спохватился, — бросил я ему с насмешливой ухмылкой.

Он попытался взять меня на испуг.

— Какого черта тебе здесь надо?

— Заткнись и ляг на пол. Вот там, подальше от двери.

Полагаю, он знал, что с ним будет, если он ослушается. Его лицо побелело, став одного цвета с воротничком, и он упал на колени, потом растянулся, как велено, на полу. Перед тем, как зарыться сопаткой в ворс ковра, он бросил мне взгляд, говоривший: “Ты еще пожалеешь!”

Черта с два, я пожалею, не вчера родился. Я повернул пистолет в руке и встал за дверью. Долго ждать не пришлось. Ручка повернулась, в комнату просунулся пистолет, а за ним — молодчик, высматривающий мишень с плотоядной ухмылкой садистского предвкушения на лице. Когда я огрел его рукояткой по голове, выражение сразу же стало изумленным, и он рухнул на пол, как мешок мокрого цемента. Кожа на его лысом черепе была рассечена. Удар надолго отправил его в сонное царство.

— Ты привел бы в порядок свою сигнализацию под ступенькой, — сказал я лежащему на полу красавцу, — а то проваливается как западня.

Он поднял на меня глаза, которые, казалось, прыгали с каждым ударом сердца. Обе его руки лежали на полу ладонями вниз, тело приподнималось и опадало от затрудненного дыхания. Подбородок под аккуратными усиками слегка отвалился и мелко дрожал, как и весь он. Волосы, когда-то свисающие ему на лоб, теперь отступили к затылку, словно вода в отлив, и начали седеть, хотя и не очень заметно. На губе виднелся шрам, а нос ему не особенно давно свернули набок, но, вглядевшись хорошенько, все же можно было различить прежние черты.

Он оказался именно таким, как я ожидал.

— Привет, Мэллори, — сказал я. — Или тебя нужно называть Нельсоном?

Его голос звучал едва слышно.

— К-кто ты?

— Не прикидывайся, приятель. Меня зовут Майк Хаммер. Ты должен меня знать. Совсем недавно я ухлопал одного из твоих ребят и изуродовал другого. Видел бы ты его сейчас. Он снова мне попался. Встань!

— Что... ты собираешься... делать?

Я опустил глаза на пистолет. Предохранитель был снят и выглядел он очень зловеще. Я прицелился ему в живот.

— Может, я просто всажу в тебя пулю. Вот сюда, — я указал стволом на его пупок.

— Если тебе нужны деньги, Хаммер, я могу их тебе дать. Пожалуйста, убери пушку.

Парень-кремень, этот Мэллори. Он отодвигался от меня, выставив перед собой руки в напрасной надежде остановить пулю. Наткнувшись на ствол, он перестал пятиться.

— Мне не нужны твои деньги, Мэллори, — сказал я. — Мне нужен ты, — я вновь дал ему заглянуть в дуло пистолета. — Мне нужно кое-что от тебя услышать.

— Я...

— Где мисс Грэйндж... или лучше сказать — Рита Кэмбелл?

Он втянул в себя воздух. Не успел я пошевелиться, он обернулся; схватил со стола чернильный прибор и запустил тяжелую подставку мне в лицо.

Его пальцы впились в мое горло, и мы кувырком полетели на пол. Я пнул коленом, промазал и взмахнул пистолетом. Удар пришелся ему в шею и дал мне возможность немного оправиться. Я увидел, куда нацелить следующий удар. Развернувшись всем телом, я что было сил врезал ему по зубам. Костяшки пальцев влезли ему в рот, и зубы сломались от удара с таким хрустом, словно были пустыми внутри.

Ублюдок выплюнул их мне прямо в лицо. Он попытался дотянуться ногтями до моих глаз. Я отбросил пистолет в сторону и громко расхохотался. Лишь на один миг неистовое бешенство придало ему сил. Я поймал его руки и прижал к бокам, потом швырнул его об пол. Он забрыкал ногами и отбивался до тех пор, пока я не заскочил сзади.

Я оседлал его, припечатал к полу спиной и уселся ему на живот. Прижав его руки коленями, я лишил его способности двигать ими. Он не мог кричать, не захлебнувшись собственной кровью, и понимал это, но, тем не менее, все пытался плюнуть в меня.

Я принялся бить его по лицу обеими руками. Справа, слева, справа, слева. От каждой оплеухи его голову бросало в сторону, но следующая выправляла ее. Я бил его до тех пор, пока не заболели ладони. Мое кольцо рассекло ему щеку в дюжине мест. Сперва он бился подо мной и мычанием просил пощады, потом стал отчаянно мотаться, стараясь увернуться от ударов, которые разбивали его лицо в клочья. Когда он почти потерял сознание, я остановился.

— Где Грэйндж, Мэллори?

— В сарае, — он взмолился, чтобы я больше не бил его, но я все равно врезал ему еще разок.

— Где Кук, девчонка из библиотеки?

Никакого ответа. Я дотянулся до пистолета и зажал его в кулаке.

— Посмотри на меня, Мэллори.

Его глаза раскрылись.

— У меня болит рука. Отвечай, не то обработаю тебя вот этим. Вряд ли ты выживешь после этого. Где Кук?

— Больше никого. Грэйндж... только она... одна.

— Врешь, Мэллори.

— Нет... только Грэйндж.

Оставалось поверить, что он говорит правду. После такой взбучки не было смысла врать. Но это не разъясняло вопроса с Кук.

— Ладно, тогда у кого она?

Кровь из разбитых десен запузырилась у него на губах.

— Я ее не знаю.

— Она была алиби Грэйндж. На ту ночь, когда зарубили Йорка. Они провели эту ночь вместе. Она могла выручить Грэйндж своими показаниями.

Его глаза раскрылись совсем.

— Сука она, — с трудом выговорил он. — Она не заслуживает никакого алиби. Она украла моего мальчика, вот что они сделали!

— А ты украл его у них... спустя четырнадцать лет.

— Он мой, разве нет? Йорк не имел на него никаких прав.

— Ведь на самом деле он был тебе совсем не нужен, правильно? На мальчонку тебе наплевать. Ты только хотел сквитаться с Йорком. Верно я говорю?

Мэллори отвернулся.

— Отвечай!

— Да.

— Кто убил Йорка?

Я ждал ответа. Мне нужна была полная уверенность. Я никак не мог позволить себе допустить ошибку.

— Не я... это не я.

Я поднял пистолет и прицелился ему в лоб.

— Мэллори, — сказал я, — если ты соврешь, я всажу пулю тебе в живот, а потом вторую, немного повыше. Ты сдохнешь не скоро и пожалеешь об этом. Скажи, что это сделал ты, и я пристрелю тебя сразу, хотя ты и не заслужил легкой смерти. Только не ври мне, потому что я знаю, кто убил его.

Его глаза, полные боли и ужаса, вновь встретились с моими.

— Это... не я. Нет, не я. Ты должен мне поверить, — мой пистолет все так же смотрел ему в лоб. — Я даже не знал, что его убили. Мне нужна была только Грэйндж, — даже разбитый рот не мешал ему говорить быстро. — Я получил в письме без подписи газетную вырезку. Там говорилось о заварушке в больнице. Мне писали, что Рита Кэмбелл теперь важная птица и зовется Грэйндж, и что если я заберу мальчонку, то вместо выкупа смогу потребовать от Йорка подтверждения, что он — мой сын. Я бы не стал связываться, да уж больно легко все выходило. В письме сообщали, что в условленную ночь привратника усыпят, а дверь в дом оставят открытой. Всего-то и дела оставалось, что прийти и забрать мальчишку. Я и так всего этого не забыл, а письмо меня еще больше распалило. Но еще сильнее мне хотелось отплатить Грэйндж, вот почему я взялся за нее, когда эти типы упустили пацана. Я проследил, к кому она ездит, дождался, пока она оттуда выйдет, и скрутил ее. Во время убийства Йорка она была там, и я ждал на улице. Честно, я его не убивал. Она не знала, кто я такой, пока я не сказал. С тех пор, как Йорк украл моего сына, я жил под именем Нельсона. В машине она начала отбиваться, ударила меня по голове туфлей. Пока я очухался, она выскочила, Залезла в свою машину и дала деру. Я догнал ее у реки, сбросил машину с дороги, и она ушла под воду. Я думал, ей крышка...

На лестнице послышались шаги, и он умолк. Я круто повернулся и пальнул через дверь. Кто-то выругался и стал звать на помощь. Я подтолкнул Мэллори пистолетом.

— В окно, да поживей!

Его не пришлось подгонять. Приставленный к спине пистолет действовал лучше всяких слов. Будь она проклята, эта сигнализация! Либо она сработала где-то в другом месте, либо парни у дверей что-то сообразили. Лысый застонал на полу.

— Подними окно!

Мэллори повернул шпингалет и толкнул раму вверх. За окном темнели стальные перила пожарной лестницы. Я мысленно поблагодарил мудрых строителей, сделавших их обязательными для всех домов выше двух этажей. Мы вылезли и стали спускаться, не пытаясь скрыть звук наших шагов по железным ступенькам. Даже с колокольчиком на шее я не смог бы поднять большего шума. Мэллори то и дело сплевывал кровь, стараясь одновременно глядеть и на меня, и себе под ноги. Тяжелые тела таранили дверь наверху. Замок отскочил, и кто-то грохнулся на пол, споткнувшись о тело лысого. Прежде чем они подбежали к окну, мы уже стояли на земле.

— В лодочный сарай! Шевелись, Мэллори, им плевать, в кого они попадут.

Мэллори тяжело дышал, ловя воздух ртом, но он моментально понял мудрость моих слов. Треснул выстрел, заглушенный внезапным грохотом оркестра, и почти у самых моих ног брызнул гравий. Мы побежали вдоль стоянки, потом свернули и, лавируя между машинами, выбрались к лодочному сараю. На его дверях висел замок.

— Открывай!

— Я... у меня нет ключа.

— Так и пулю недолго схлопотать, — напомнил я ему.

Он пошарил в кармане, достал ключ и вставил его в замок. У него так сильно дрожали руки, что он не мог вынуть его из петель. Я отпихнул его и сам сорвал замок. Дверь откатилась и, ткнув пальцем внутрь, входи мол, я закрыл ее за нами. Уперев пистолет ему в спину, я чиркнул спичкой о ноготь.

Грэйндж и Кук лежали рядышком на груде земли в дальнем конце сарая. Обе были смотаны веревками, и у обеих изо рта торчали кляпы. Они были без сознания. Мэллори разинул рот и указал пальцем на Кук.

— Она тут!

— А какого черта ты ожидал?

Его лицо налилось багровой кровью, и она вновь полилась у него изо рта. Может, Мэллори что и сказал сгоряча, если бы спичка не обожгла мне палец. Я уронил ее и выругался. В тот же миг он увернулся от пистолета и кинулся наутек. Я сделал четыре шага к двери с протянутыми руками, чтобы схватить его, но встретил одну пустоту. В другом конце сарая одна из женщин застонала. Повернулась ручка, и я на мгновение увидел звездное небо в проеме двери. Первая же пуля угодила ему в ногу, и он с воплем повалился на пол. В слабом свете спички я не заметил эту дверь в боковой стене, но он знал о ней. Я побежал и рванул его обратно за ногу, в остервенении готовый всадить ему пулю в пузо.

Мне не дали.

Грянул выстрел, и пистолет вылетел у меня из руки. В глаза ударил луч фонаря, и голос Дилвика прорычал:

— Замри, Хаммер! Одно движение, и я тебя продырявлю.

Фонарик передвинулся в сторону, ни на миг не выпуская меня из своего луча. Дилвик щелкнул выключателем: под крышей зажглась тусклая лампочка, чей свет едва освещал стены. Он стоял у выключателя с таким гнусным выражением на роже, какое я не думал увидеть когда-либо на человеческом лице. Он пришел убить меня.

Все могло тут же и кончиться, если бы Мэллори не подал голос.

— Ты поганая крыса, вонючая поганая крыса! Это ты тянул с меня деньги, сукин сын!

Дилвик ухмыльнулся мне, скаля зубы.

— Погляди на этого умника, Хаммер. Ишь, разоряется!

Я не отозвался ни словом.

Дилвик подошел и поднял с пола мой пистолет, прихватив рукоять платком и не выпуская из виду нас обоих. Он посмотрел на меня, потом на Мэллори и, не успели мы шевельнуться, выпалил в грудь Мэллори из моего сорок пятого. Тот сложился пополам, перевернулся на бок и затих. Дилвик отбросил еще дымящийся пистолет в угол сарая.

— Побаловались и хватит, — сказал он. — Было хорошо, а будет еще лучше.

Я ждал.

— Босс наладил здесь хороший рэкет. Первоклассный рэкет. Он платил нам хорошие отступные, но теперь я решил сам стать здесь хозяином. На черта мне полицейская служба. Красивая будет картинка, как по-твоему? Я пошел, увидел, как ты его убил, а потом я пристрелил тебя. Да, даже очень красиво получается. И никто не догадается. Чего проще — повесить на тебя оба эти убийства.

— Верно, — сказал я, — но как же с Грэйндж и ее подружкой?

Дилвик опять осклабился.

— Ее считают убийцей Йорка, так? Разве не чудесно будет, если их найдут мертвыми на месте любовного свидания? Газетам это придется по вкусу. Да, это будет хороший материальчик для первых полос, если только ты их не вытеснишь оттуда! Грэйндж топится со своей милашкой, чтобы не быть поджаренной за убийство Йорка. Это будет пристойный конец всей истории. Я и так уже сыт по горло, осточертело покрывать босса, да и ты мне порядком надоел, Хаммер.

— В самом деле?

— Не хорохорься. Будь у меня голова на плечах, разделался бы с тобой сам, когда ты тащился за мной по проселку, а не доверял бы тем типам.

— У тебя самого вышло бы не лучше, — выплюнул я.

— Да? А сейчас вот выйдет.

Он поднял пистолет и не спеша прицелился мне в голову. Он зря потратил лишнюю секунду, взводя курок пальцем, и я выдернул из-за пояса тупорылый тридцать восьмой, который отобрал у типа с рваной мордой, и вогнал ему пулю в живот. На миг его лицо застыло, пистолет качнулся вниз, потом со всей своей ненавистью он сделал неверный шаг вперед, поднимая пистолет для выстрела.

Вновь прогремел тридцать восьмой. На его переносице появилось пятнышко, и он рухнул ничком.

Голос моего револьвера был не одинок. Снаружи поднялась частая стрельба, со стороны дома неслись крики, кто-то орал команды в темноту. Машина, видимо пытавшаяся отъехать, врезалась в другую. Снова выстрелы и звон разбитого стекла. Мужской голос закричал от дикой боли. Короткими очередями тарахтел автомат, кроша все на своем пути. За дверью, которой тело Мэллори мешало закрыться, ослепительно белый свет прожекторов превратил ночь в день и послышались шаги нескольких человек, обходивших сарай. Я заорал:

— Прайс, это я, Майк! Я здесь!

Несколько рук открыли ворота, и в сарай хлынул свет. Полицейский быстро шагнул внутрь, целясь в меня, и я бросил свой револьвер. За ним появился Прайс.

— Черт возьми, вы все еще живы?

— А что, разве не похоже? — смеясь, я хлопнул его по плечу. — И я рад вас видеть. Долго же вы сюда добирались.

Прайс вытянул ногу и ткнул сапогом лежащее на полу тело.

— Да ведь это...

— Дилвик, — закончил я, — а вон тот, другой, Мэллори.

— Вы, кажется, собирались держать меня в курсе событий?

— Все произошло очень быстро. И потом, я не мог появиться там, где меня могли узнать.

— Что ж, Майк, надеюсь, вы сумеете дать убедительные доказательства. Иначе дело плохо. Мы задерживаем здесь людей, имеющих достаточное влияние, чтобы вертеть законодательными властями штата, и если для этого не окажется серьезной причины, нам обоим придется отвечать. Вам — за убийство.

— Ерунда. Из-за чего была вся стрельба?

— Я получил ваше не очень-то вразумительное сообщение и поехал сюда с тремя машинами ребят. Когда мы подъезжали, из-за дома вылетела целая орава с пистолетами. Они стали стрелять в нас, не успели мы вылезти из машин, и мы дали им жару. Ребята ждали драки и дождались.

— Эти типы, дружище, гнались за мной. Они, наверное, решили, что я попробую смыться, и побежали вокруг дома. Один Дилвик знал, где нас искать. Черт, еще бы ему не знать. Я искал Грэйндж и девицу по имени Кук, а он держал их здесь.

— Вот это интересно. Давайте дальше.

Я наскоро посвятил его в последние события.

— Дилвик покрывал Мэллори. Когда вы найдете счетные книги этого заведения, вы увидите там уйму всяких хитрых цифр. Но у нашего голубчика завелась одна мыслишка. Ему захотелось захватить всю эту лавочку себе. Он застрелил Мэллори из моего пистолета и собирался застрелить меня, но я уложил его из пушки, которую отнял у парня, которого поймал на шоссе. Да, у Дилвика голова работала, слов нет. Когда Грэйндж не смогли нигде найти, он сделал то же, что и я: сам влез в реку и практически узнал, в каком месте водоворот отклоняет течение к берегу. В то время они с Мэллори думали получить себе по хорошему куску от наследства Йорка. Только Грэйндж знала, что есть доказательства того, что Растон вовсе не сын Йорка, и они собирались либо выжать их из нее, либо выдать полиции за убийство Йорка.

Прайс снова взглянул на труп, потом предложил мне сигарету.

— Значит, Грэйндж действительно ухлопала своего шефа.

Я медленно закурил и выпустил дым через ноздри.

— Грэйндж никого не убивала.

Лицо сержанта сморщилось. Он посмотрел на меня с сомнением.

— Это последствия, Прайс, — сказал я задумчиво. — То, что получается, когда подожжешь фитиль.

— О чем вы говорите, черт побери?

Я не слышал его. Я думал о похищении, об ученом с топором в голове и о погоне за его ассистенткой. Я думал о Генте-младшем, который обыскал офис Йорка, нашел грязные снимки, а потом был избит. Я думал о пуле, попавшей в Рокси, и о ночи с Элис, которая могла быть приятной, если бы все не было устроено ради того, чтобы обыскать мою одежду и после огреть меня по черепу. Я думал о тайнике в камине, о газетной вырезке, о копе, пытавшемся меня убить, и о кое-каких словах, сказанных Мэллори. Я думал об убийце, который мог предвидеть все это, планируя первое убийство. Думал о лице убийцы.

Запутанное дело. Я повторял это в сотый раз, но до чего же это замечательная путаница. Никогда еще не бывало путаницы столь мерзкой. Нет, скучать не пришлось ни минуты. Каждая мелочь, казалось, сцеплялась с другой, перекрывала ее и вела к чему-то более значительному, так что у тебя уже почти опускались руки, и первоначальное убийство терялось в неразберихе самых диких, невообразимых частностей. Появляется полиция и осыпает все вокруг пулями. Был ли такой конец запланирован? Я знал одно. Где-то по ходу дела мне полагалось умереть. Сейчас убийца, должно быть, кипел от злости, потому что я остался живой. Почему люди воображают, что убийство сойдет им с рук? Некоторые придумывают простые планы, другие — сложные до крайности, но этот убийца всегда пускал события на самотек, и результат всегда оказывался лучше, чем можно было предположить.

— Не будьте скрытным, Майк. Кто же это сделал?

Я бросил окурок и растер его ногой.

— Скажу завтра, Прайс.

— Вы скажете сейчас, Майк.

— Не надо сердиться, детка. Я ценю все, что вы сделали для меня, но никого не брошу на растерзание, пока не будет полной уверенности.

— Вы убили достаточно людей, чтобы иметь такую уверенность.

Ответ прежний. Мне нужно выяснить одну маленькую подробность.

— Какую?

— Что звучит похоже на кашель.

Прайс решил, что я спятил.

— Говорите сейчас же, или я буду держать вас до тех пор, пока не скажете. С меня тоже спросят, и крепко спросят, если я не сумею...

Я чувствовал усталость. Мне хотелось свернуться калачиком рядом с Дилвиком и уснуть.

— Не давите на меня, Прайс. Скажу завтра. Когда вы притащите этот подарочек, — я обвел взглядом помещение, — вам объявят благодарность, — в углу полицейский снимал с девушек веревки. — Снимите пока с них показания, этого вашему начальству пока хватит, а там я с вами свяжусь.

Сержант долго молчал, потом пожал плечами.

— Ваша взяла. Ждал же я до сих пор, так почему не подождать до завтра. Пошли отсюда!

Вдвоем мы вынесли Грэйндж. Еще один полицейский тащил на плече мисс Кук. Зрачки Майры Грэйндж, расширенные до предела, походили на два больших черных кружка. Ее по уши накачали наркотиками. Мы отнесли их в одну из полицейских машин и некоторое время смотрели, как банду из казино приковывают наручниками друг к другу и отсортировывают гостей. Я усмехнулся, заметив в группе с полдюжины сайдонских копов. Они давно утихомирились и, судя по беспокойным взглядам, которыми они обменивались, среди них предстояло состязание на самого голосистого и говорливого. Через неделю в Сайдоне будет новый состав полиции. Пусть публика простовата, легко подпадает под власть нахрапистых проходимцев и безропотно смотрит, как распространяется гниль, но все до поры. Возмущенная публика похожа на голодного волка. Она не успокоится, пока все они не окажутся за решеткой. Может быть, мне даже дадут медаль. Да, может быть.

Мне осточертело на них смотреть. Я подозвал Прайса и сказал ему, что уезжаю. Его лицо переменилось однако он промолчал. Ему многое хотелось сказать, не он видел, что со мной творится. Прайс кивнул и позволил мне сесть в машину. Я развернулся перед домом. Завтра будет беспокойный день. Придется подготовить заявление насчет этого дела для жюри присяжных, да потом еще попотеть, доказывая его. Нельзя просто убить человека и уйти, посвистывая. Оправдано убийство или нет, все должно быть по закону.

Да, завтрашний день будет беспокойным. А нынешняя ночь — и того больше. Мне нужно потолковать с убийцей об убийстве.

Глава 12

Было четверть двенадцатого, когда я подъехал к усадьбе. Генри вышел из привратницкой увидел меня и разинул рот, словно увидел привидение.

— Боже милосердный, мистер Хаммер! Полиция всюду вас ищет! Вы... вы убили человека.

— Ну, убил, — отозвался я саркастически. — Откройте ворота.

— Нет... я не могу вас впустить, будут неприятности.

— Обязательно будут, если не откроете.

Его лицо и вся фигура выражали беспомощность. В складке его рта читалось отвращение, отвращение при виде человека, который застрелил своего ближнего. Я проехал в ворота и остановился.

— Генри, подите сюда!

Тот неохотно подошел, шаркая ногами.

— Да, сэр.

— Меня больше не разыскивают. С полицией все улажено.

— Значит, вы не...

— Нет, я застрелил его, но это было оправдано. Меня ни в чем не обвиняют, понятно?

Он слабо, неуверенно улыбнулся, не вполне меня понимая, но вздохнул с облегчением. По крайней мере, теперь он знал, что не укрывает беглого преступника в моем лице. Я покатил по аллее к дому, плавно беря повороты, пока лучи моих фар не осветили дом. Через окно я видел Харви, идущего к дверям. Вместо того, чтобы поставить машину перед домом, я свернул в сторону и въехал в открытые ворота гаража. Он был рассчитан на шесть машин, но сейчас здесь стояло только две, включая мою. Давным-давно кто-то начал пользоваться им, как кладовой, и один конец помещения занимало всякое барахло, накопившееся за многие годы. В специальном креплении на потолке висело два детских велосипеда, а под ними — модель поновее, с маленьким одноцилиндровым мотором, встроенным в корпус. С крюка, ввинченного в вертикальную балку, свисали ролики и коньки, но, судя по их виду, пользовались ими мало. Неплохое детство было обеспечено Растону!

Я закрыл ворота гаража и поднялся по лестнице. Начался дождь. Слезы радости или печали? Быть может, я все-таки остался в дураках.

Харви, как всегда, безукоризненный и невозмутимый, взял у меня шляпу и проводил в гостиную. Он ни словом не упомянул о происшедшем, ни малейшее любопытство не отразилось на его лице. Он еще не успел объявить о моем приезде, а Рокси уже спускалась по лестнице, придерживаемая под руку Растоном. Из фойе, широко улыбаясь и протягивая руку, появился Билли Паркс.

— Майк! Ну, ты даешь! Ей-богу, ведь тебя, считают врагом общества номер один!

— Майк!

— Привет, Ланселот. Привет, Рокси. Дай-ка я тебе помогу.

— Ох, я ведь не калека, — рассмеялась она. — Немножко трудно на лестнице, но на ногах-то я держусь.

— Что случилось, Майк? — Растон улыбнулся. — Вечером сюда позвонили, и все полицейские уехали. С тех пор мы не видели ни одного. Я так боялся, что тебя убили или еще что. Мы думали, что тебя поймали.

— Да, это было совсем рядом, малыш, но меня даже не поцарапали. Всё кончено. Ко мне нет никаких претензий, скоро можно будет ехать домой.

Билли Паркс, закуривавший сигарету, застыл. Его руки начали едва заметно дрожать, и ему стоило труда ухватить кончик сигареты. Растон спросил:

— Значит, полиции ты больше не нужен, Майк? — я покачал головой. С коротким радостным восклицанием он подбежал ко мне и обхватил руками в крепком пожатии. — Вот здорово, Майк, я так рад!

Я потрепал его по руке и криво улыбнулся.

— Н-да, я снова почти честный человек.

— Майк...

Голос Рокси звучал как скрежет рашпиля по дереву. Одной рукой она сжимала халат на груди, другой старалась убрать прядь волос, лезшую в глаза.

— Кто... кто это сделал, Майк?

Билли ждал, Рокси ждала. Я слышал, как Харви задержался за дверью. Растон озадаченно переводил взгляд с них на меня. Воздух в комнате был заряжен электричеством.

— Завтра узнаешь, — сказал я.

Билли Паркс уронил сигарету.

— Почему не сейчас? — выдохнула Рокси.

Я достал из Кармана сигарету и сунул ее в зубы. Билли нашарил свою на полу и дал мне прикурить от нее. Я глубоко затянулся. Рокси, бледнея, закусила губу.

— Иди-ка ты лучше к себе в комнату, Рокси. Ты не особенно хорошо выглядишь.

— Да... да. Я лучше пойду. Извини. Я и правда не очень хорошо себя чувствую. Лестница...

Она не договорила. Пока Растон помогал ей подняться, я молча стоял рядом с Билли. Через минуту мальчуган вернулся.

— Как ты думаешь, Майк, с ней будет все в порядке?

— Думаю, да.

Билли погасил окурок в пепельнице.

— Я иду спать, Майк. День был нелегкий.

Я кивнул.

— Ты тоже ложишься, Растон?

— Что это на всех нашло, Майк?

— Нервничают, должно быть.

— Да, наверное так, — его лицо прояснилось. — Давай я для них сыграю. Я не играл с тех... с той ночи. Но мне хочется сыграть, Майк. Как ты думаешь?

— Конечно, валяй.

Он улыбнулся и выбежал из комнаты. Я слышал, как он двигает табурет и поднимает крышку рояля, а в следующий момент сильная мелодия классической пьесы наполнила дом. Я сел и стал слушать. Она была то веселой, то серьезной. Его пальцы бегали по клавишам, повинуясь прихотливой фантазии. Под такую музыку хорошо думается. Я прикурил новую сигарету от окурка первой, спрашивая себя, как действует музыка на убийцу. Дает ли она ему ощущение жути? Или каждая нога — часть его траурной темы? Кончилась третья сигарета, а я все ждал, задумавшись. Музыка изменилась, теперь в ней звучала живая, вольная песня. Я погасил окурок и встал. Пора повидать убийцу.

Я взялся за ручку, повернул ее, ступил в комнату и запер за собой дверь. Убийца улыбался мне улыбкой, значение которой я был не в силах постичь. Улыбка выражала не отчаяние, не поражение, а скорее торжество. Убийца не смеет так улыбаться. Звон колоколов у меня в голове нарастал вместе с музыкой в бурном марше. Я сказал убийце:

— Хватит играть, Растон.

Музыка не прервалась. Наоборот, в ней нарастала сила и воодушевление, в то время как Растон Йорк извлекал из клавиатуры симфонию, творя вызывающую увертюру к смерти. В ней слышался ритм моих шагов, когда я шел к креслу и садился. Лишь после того, как я вытащил из кобуры пистолет, музыка стала утихать. Она захлебнулась в грохочущем хаосе минорных аккордов.

— Значит, вы разгадали меня, мистер Хаммер.

— Да.

— Пожалуй, в последнее время я ожидал именно этого.

Он совершенно непринужденно закинул ногу на ногу, едва взглянув на пистолет в моей руке. Стискивая губы, я чувствовал, как во мне нарастает гнев, толкая к той грани, за которой перестаешь владеть собой.

— Ты — убийца, дружок, — сказал я. — Ты — кровожадный, полоумный, маленький мерзавец. Это до того невообразимо, что я сам едва могу поверить, что это так. Ты все хорошо запланировал, приятель. Ну, еще бы, ведь ты гений. Я забыл об этом. Об этом все забыли. Тебе только четырнадцать, но ты утрешь нос любому ученому или президенту.

— Благодарю вас.

— У тебя отточенный ум. Твоя способность планировать, сопоставлять и предвидеть превосходит всякое воображение. Я вывихивал себе мозги, стараясь отыскать убийцу, а ты в это время, должно быть, за бока держался от смеха. Ты отлично знал, что откроется после смерти Йорка: серия преступлений и мелких личных счетов... Собери их вместе и получится такое поганое месиво, какого еще никогда не стряпали. Но тебе бы не пришлось за это поджариваться. О, нет... Только не тебе. В случае разоблачения, самое худшее, что могло тебя ждать — это суд для несовершеннолетних. Ты ведь так думал, верно? Черта с два!

Да, ты еще ребенок, но ум у тебя мужской. Потому я и говорю с тобой, как с мужчиной. Потому и убить тебя могу, как мужчину.

Он сидел неподвижно. Если он боялся, это проявлялось только в биении голубой жилки на лбу. На его губах по-прежнему играла улыбка.

— Будучи гением, ты, наверное, считал меня дураком, — продолжал я. С каждым словом мое сердце билось все быстрее и сильнее, пока меня не переполнила ненависть. — Дошло до того, что я и сам стал считать себя дураком. Как же иначе? Стоило мне повернуться, случалось что-нибудь до того нелепое, что это невозможно было хоть как-то увязать со всем остальным, и все же, в известном смысле, такая связь существовала. Гент-младший и Элис. Братья Грэхем. Каждый старался откромсать для себя кусок пирога. Каждый был занят своей маленькой личной проблемой и не имел понятия об остальном. Отличная для тебя ситуация.

Но, пожалуйста, не думай, что я вел себя глупо, Растон. Единственная глупость, которую я допустил это когда я назвал тебя Ланселотом. Если мне доведется где-нибудь встретить доброго рыцаря, я попрошу у него прощения. Но в остальном, Растон, я действовал не так глупо. Я узнал, что Грэйндж была чем-то опасна Йорку... Власть ей давал тот факт, что она одна знала о подмене. Йорк, стареющий ученый, хотел иметь наследника, которому мог бы передать свои знания... но его сын умер. И что же тогда он сделал? Он взял мальчишку, рожденного от отца-преступника, которому расти бы в сточной канаве, и сделал из него гения. Но прошло время, и гений стал задумываться и ненавидеть. Почему? Только тебе это известно.

Ты как-то узнал об обстоятельствах своего рождения. Ты знал, что Йорку остались считанные годы жизни и что Грэйндж грозилась все разгласить, если он не оставит ей свои деньги. Твой отец — или как его еще называть — тоже умел соображать. Он предложил Элис вступить в связь с его помощницей-лесбиянкой и потом использовал это против нее. Он добился своего, да только вот Гент-младший узнал от своей сестры, как Йорк обращался к ней с тем же предложением, и ему захотелось держать под угрозой и Грэйндж, и Элис, чтобы и его допустили к дележу. Ну и заваруха началась после этого! Все считали, что доказательства у меня, а конверт-то лежал все время у той вон стены. Помнишь, как ты стрелял в Рокси? Ты был у себя в комнате. Ты накинул лассо, которое висит у твоей кровати, на крюк за ее окном, оттолкнулся и, повисну в на веревке, выстрелил через стекло. У нее горел свет, и она не могла ничего видеть за окном, но мишень она представляла отличную. Ты промахнулся на таком расстоянии только потому, что веревка раскачивалась. Это совсем сбило меня с толку. Неплохое представление ты устроил, когда я вызвал врача. Ты и его одурачил. До меня это только совсем недавно дошло.

А теперь я все понял. Ты влюбился, как умный, темпераментный мужчина. Потеха! Влюбился в свою гувернантку, — его лицо потемнело. Вена пульсировала сильнее, а руки сжались в кулаки. — Ты стрелял в нее потому, что увидел нас вместе и приревновал. Братец, как же ты, наверное, радовался, когда за мной охотились копы, имея приказ пристрелить меня на месте? Я думал, что ты просто удивился, когда я влез в окно. Ты побледнел, помнишь? На одну секунду тебе показалось, что я вернулся рассчитаться с тобой. Ведь так?

Он слабо кивнул, но по-прежнему не сказал ни слова.

— Потом ты увидел шанс всполошить копов, повалив торшер. Опять сработал твой блестящий ум. Ты знал, что они сбегутся на шум, похожий на выстрел. Жаль, что мне удалось смыться, верно?

Не будь я сам чем-то вроде ученого, мне нипочем бы не догадаться. Дай-ка я тебе расскажу, до чего же я башковитый. Все равно твое время недорого стоит. Я поймал одного из твоих партнеров по играм, которые тебя похитили. Я измордовал его до полусмерти и сделал бы с ним кое-что похуже, не развяжись у него язык, и он это понимал. В таких делах я настоящий ученый. Он готов был говорить без конца, только сказать ему было нечего. Знаешь, о чем я его спросил? Я спросил его, кто такой Мэллори. И он не знал никакого Мэллори. По самой уважительной причине: с тех пор, как тебя у него отняли, твой отец жил под фамилией Нельсон.

Нет, он не знал никакого Мэллори, и все-таки, когда ты вернулся домой после похищения, ты сказал, что слышал имя Мэллори. Тогда до меня, наконец, дошло, я понял, кто убийца. Тогда я начал прикидывать, как ты это сделал. Где-то в доме — я потом найду — ты прячешь взятую у Грэйндж информацию и доказательство того, что ты сын Мэллори. Может, это чек, который Йорк дал Майре Грэйндж? Ты каким-то образом отыскал Мэллори и послал ему заметку, вырезанную из газеты, плюс советы, как тебя похитить. Вот почему в той газете в библиотеке не хватает листа. Ты сам устроил свое похищение, надеясь, что это убьет Йорка. Почти так и вышло. Ты обо всем подумал, даже подменил аспирин Генри снотворным. Ты не побоялся это сделать, зная, что сумеешь перехитрить простых смертных и сбежать с катера. Твоя затея чуть не сорвалась, и жаль, что не сорвалась.

Но не добившись своего таким путем, ты прибегнул к убийству... И к какому убийству! Никто бы не сработал лучше. Ты знал, что стоит Йорку услышать имя Мэллори, как он решит, что Грэйндж его выдала, и бросится на расправу. Ты рассчитал правильно. Йорк захватил с собой пистолет, но вряд ли он собирался пустить его в ход. Он взял пистолет только для испуга. Билли слышал, как отъезжал Йорк, и меня слышал тоже, но как добрался до города ты? Сейчас скажу. В гараже стоит мопед. Звук, похожий на кашель, который услышал Билли, был звуком его мотора. Я заметил, что он с глушителем Да, у Йорка был пистолет, и тебе тоже пришлось захватить оружие. Мясной топорик. Когда я все это сообразил, то задумался, почему тебя никто не заметил, но не так уж трудно все время выбирать глухие дороги.

Растон, ты родился под злой, счастливой звездой. После того, как ты застал Йорка врасплох и раскроил ему череп, все оборачивалось тебе на пользу. Все будто взбесились, стараясь оторвать кусок от денег Йорка. Даже Дилвик. Продажный коп, работавший на Мэллори. Твой настоящий отец нуждался в протекции, и Дилвик пришелся в самый раз, Дилвик, должно быть, кое о чем догадывался, хотя всего не знал, и повел игру так, чтобы оградить Мэллори от других, а самому получить возможность тянуть из него деньги. Но он перестарался. Дилвик убит, а вся его продажная шайка попала туда, где ей и место, и сейчас прохлаждается в тюрьме.

Но вот где ты? Ты... Убийца. Ты сидишь здесь и слушаешь то, что и сам знаешь, и ничуть не беспокоишься. Чего ради? Три или четыре года в психиатрической тюрьме... Потом докажешь, что ты нормальный, и снова свобода — иди и убивай снова. У вас с Грэйндж одинаковая этика Она, вероятно, любила свою профессию. До того любила, что не упустила свой шанс сделать карьеру, помогла Йорку, а потом заставила его добиться для нее научного признания.

А ты... рассчитывал выйти сухим из воды или, в худшем случае, предстать перед судом. Может, тебе даже вынесли бы условный приговор. Конечно, почему нет? Случай ясен любому психиатру. Твой рассудок не выдержал напряженной учебы. Ну ты и голова! Какой там стул, это не для тебя. Может, пара годков выпадет из жизни, но что за беда? Ты и так обогнал свой возраст лет на двадцать Так ты рассуждал, да? Ха!

Нет, приятель, игра пойдет иначе. Извини, но если закон тебе на руку, нужен другой. Я прямо сейчас придумал новый. Знаешь, какой?

Он продолжал улыбаться все с тем же выражением, как будто наблюдал за ходом эксперимента в кроличьей клетке.

— Ладно, я тебе скажу. Всякий маленький гений, который совершает убийство и рассчитывает остаться безнаказанным, все-таки получит свое.

Нарочито неторопливо я снял предохранитель пистолета. Его глаза походили на два маленьких темных озерца, два омута. Я не знал, понравится ли мне эта работа. Мне еще не доводилось убивать маленьких гениев.

Растон впервые заговорил:

— Примерно час назад я предчувствовал такую возможность, — я невольно напрягся. Не знаю как, но я почти догадался заранее, что он скажет. — Когда я обнимал вас, изображая радость по случаю вашего чудесного появления, я вытащил из вашего пистолета магазин. Удивительно, как вы не заметили разницу в весе.

Вам когда-нибудь хотелось завыть? Моя рука тряслась от злости. Я нащупал пустую впадину вместо магазина и выругался. Я до того опасался случайного выстрела, что даже не загнал патрон в ствол.

А Растон сунул руку за нотную подставку рояля и извлек пистолет тридцать второго калибра. Он вновь улыбнулся. Он чертовски хорошо знал, о чем я думаю. Я мог запросто стать очередным покойником. Он любовно провел рукой по оружию, взведя курок.

— Не делайте резких движений, Майк. Нет, я не намерен в вас стрелять, во всяком случае, пока. Как видите, мои скромные способности фокусника пришлись очень кстати... так же как умение открывать замки. Я изучал не одни классические науки. Свободное время я посвятил всему, что представляло занимательную проблему.

Подвиньте ваше кресло немного вон туда, так мне удобнее будет наблюдать за вами. Да, вот так. Полагаю, вы заслужили комплименты. Откровенно говоря, я не ожидал, что кому-то окажется под силу разобраться в такой путанице. Мне казалось, что я действовал успешно, но теперь вижу, что в какой-то степени потерпел неудачу. Впрочем, не делайте поспешных выводов. Если вы передадите меня полиции и представите убедительные доказательства, меня, как вы сами сказали, будет судить суд для несовершеннолетних. Я никогда не признаю, что я по сути взрослый, и получу небольшой срок или, быть может, и вовсе никакого.

Или же, Майк, и это довольно существенное “или” — я могу убить вас и заявить, что оборонялся. Вы вошли в состояние крайнего нервного возбуждения, ударили меня. Я подхватил пистолет, выпавший из вашего кармана, — он приподнял пистолет тридцать второго калибра, — и выстрелил в вас. Просто? Кто станет сомневаться, особенно учитывая ваш темперамент... и мой возраст. Поэтому, сидите спокойно, и я не застрелю вас, по крайней мере, еще некоторое время. Прежде всего я хочу исправить неверное представление, создавшееся у вас.

Я обогнал свой возраст не на несколько лет. Разница скорее составляет лет тридцать, даже больше. Вы в состоянии представить, что это значит? Я — четырнадцатилетний, и я же прожил около пятидесяти лет! Боже, что за жалкое существование! Вы видели мою маленькую школу, но к каким выводам вы пришли? Глупец, вы ничего не поняли. Вы не увидели электрических и механических приспособлений, изобретенных одним из великих научных умов века. Нет, вы увидели какие-то предметы, не отдавая себе отчета в их назначении, — он помолчал, улыбаясь с униженной ненавистью. — Вы когда-нибудь видели уток, которых кормят насильно, чтобы печенка увеличилась и мясо было вкуснее? Вообразите подобное по отношению к мозгу. Представьте процесс обучения, ускоряемый болью. Пытка способна заставить сознание сделать все, когда ее применяют умело.

О, конечно, считалось, что я ничего этого не ощущаю. Все должно было происходить, пока я был без сознания, и только подсознание реагировало на невероятное давление, которому оно подвергалось с целью заставить его уловить фантастическую массу данных, льющихся в него, как пища, которую загоняют через воронку в зоб и желудок утки, хочет она того или нет.

Но кто способен сказать, что происходит с разумом, претерпевающим такое развитие? Что может случиться со сложным механизмом рассудка человека при такой стимуляции? Какие новые реакции разовьются... какие новые отдушины станет он искать, чтобы изгнать вторгающихся в него чудовищ?

Вот как я стал тем, что я есть... но сколько я узнал! Я продвинулся даже дальше, чем от меня ожидали... гораздо дальше простых наук и математики, которыми он хотел меня напичкать. Я углубился даже в криминологию, мистер Хаммер, изучив тысячи преступлений, совершенных в прошлом, и когда этот маленький секрет стал мне известен, я знал, что делать... Потом придумал, как это можно сделать.

Я собрал сведения и наметил план. Мы с вами двигались почти параллельно. Ваш ум, тонко настроенный на усвоение, анализ и реконструкцию действий преступника, ваша тесная связь с полицией и опыт позволили вам следовать близким курсом и прийти к цели одновременно со мной, — он криво усмехнулся мне. — Или, не лучше ли сказать, немного позади меня? — кивком головы он указал на свой пистолет. — Поскольку в настоящий момент я занимаю наиболее выгодную позицию.

Я начал подниматься, но он вскинул пистолет.

— Пожалуйста, оставайтесь на месте! Я не говорил, что не выстрелю в вас. Выслушайте меня, — я снова сел. — Да, мистер Хаммер, если бы я обдумывал это дело еще несколько дней, ваши труды не увенчались бы ни малейшим успехом. При всех моих тщательных предосторожностях вы меня разоблачили, но у меня все еще остается превосходный шанс сохранить жизнь и свободу. Вам не кажется? — я кивнул. Он был прав. — Но какой в этом толк? Вы можете ответить? Какой в этом толк? Станет ли моей девушка, которую я люблю?.. Примет ли она меня? Ее стошнит при одной мысли. Меня, ребенка с умом взрослого, но с детским телом.

Какая женщина захочет меня? С годами мое тело разовьется, но умственные способности удесятерятся. А общество? Вы знаете, что сделает общество? Оно будет смотреть на меня, как на урода. Вероятно, я смог бы демонстрировать молниеносный счет в цирке. Вот что сделал со мной этот человек! Вот что сделали со мной его машины и блестящие идеи. Он скомкал мою жизнь и швырнул ее в челюсти науки. Как я его ненавидел! Как мне хотелось заставить его страдать так, как страдал я!

Вы чувствовали когда-нибудь, что ваш мозг горит? Зондировали ваш череп электрическими разрядами, привязав вас к креслу? Конечно, нет! Вы можете оставаться самодовольным и заурядным и гоняться за преступниками и убийцами. Вы боитесь только смерти. А я боялся того, что умру не скоро! Вы не представляете, как невыносимо человеческое тело. Оно — как мощная машина, которая сама себя питает и залечивает раны, но разум еще сильнее. Этот простой комок серого вещества под тонким слоем кости, который выглядит так мирно, лежа в банке с формальдегидом — колосс непостижимой силы. Он выдумывает боль! Вообразите... Он выдумывает боль, и тело вопит от муки, однако, в этом процессе нет ничего физического. Он может порождать мысли, превосходящие нормальное воображение, если его заставить. Так было с моим. Его насиловали. Обучение, так он называл это, но с таким же успехом знания могли нагнетаться в мой мозг компрессором — ощущение было бы таким же. Я познал боль, незнакомую никакому мученику... боль, которую, вероятно, никто больше не познает.

Ваше лицо меняется, мистер Хаммер. Я вижу, вы мне верите. Как же иначе... это правда. Пусть вы верите, но понять не сумеете никогда. Я замечаю, что в эту минуту вы изменяете свое решение. Вы оправдываете мои поступки, я тоже их оправдываю. Но присяжные, если бы они знали? Судьи? Или публика? Нет, они не способны представить, через что я прошел.

Что-то с ним происходило по мере того, как он говорил. Детское выражение пропало с его лица, путем какой-то странной метаморфозы он теперь напоминал мне виденных мною диктаторов во время их неистовых словоизвержений. Все его мускулы напряглись, вены и сухожилия дрожали под тонкой кожей, а глаза сияли той внутренней яростью, которая грызла его сердце.

На миг он умолк, глядя на меня в упор, но я чувствовал, что на самом деле он не видит меня.

— Вы были прав, мистер Хаммер, — сказал он с новой, сдержанной ноткой в голосе, — я любил свою гувернантку, или вернее... я люблю мисс Мэлком. Люблю с того момента, как она появилась здесь, — жесткое, непроницаемое выражение его лица, казалось, смягчилось при этой мысли, и улыбка слабо тронула уголки его рта. — Да, мистер Хаммер, любовь. Не любовь ребенка, но любовь мужчины. Такая любовь, которую можете дать женщине вы... или любой нормальный человек.

Внезапно полуулыбка исчезла и сменилась прежним полупустым выражением.

— Вот что сделал со мной этот человек. Он допустил ошибку в расчетах, а может быть, не ожидал такого результата своих опытов, но он развил не только мой мозг, он не только увеличил мой умственный потенциал до уровня гения... В процессе этого развились и мои эмоции, и я перестал быть мальчиком.

Я мужчина, мистер Хаммер. Во всех отношениях, кроме внешней оболочки и хронологического возраста, я мужчина. Влюбленный мужчина в клетке детского тела. Вы можете это представить? Мыслимо ли для меня предложить свою любовь такой женщине, как Рокси Мэлком? О, она может быть даже поймет, но никогда не ответит такой, же любовью. Я получу одну жалость. Подумайте... жалость! Вот что сделал со мной этот ублюдок!

Он выплевывал слова с лицом, стиснутым прежней ненавистью и отчаянием, его глаза пусто смотрели на меня и сквозь меня. Вот так, наверное, думал я, бывает каждый раз, когда оказываешься на краю обрыва. У меня оставался единственный шанс. Я медленно подобрал под себя ноги, стараясь не привлекать его внимания. Вероятно, я нарвусь на пулю, но мне не впервой.

Если я не допущу ошибки, то, может, успею схватить пистолет, не дав ему выпустить смертельную пулю. Единственный шанс. Мои пальцы сжали подлокотники, мышцы плеч напряглись для броска вперед. И все это время у меня скручивало в ком кишки, потому что я знал, чего можно ожидать, пока я не преодолею расстояние до него через всю комнату.

— Я вынужден жить в собственном мире, мистер Хаммер, никакой другой меня не примет. Такому замечательному созданию... такой твари, как я, нет места в мире.

Его глаза вдруг приняли осмысленное выражение. Теперь он видел меня, видел, что я делаю. Он отвел большим пальцем курок пистолета, чтобы облегчить спуск. За зрачками, ставшими почти бесцветными, какая-то сумасшедшая мысль въедалась ему в мозг.

Растон Йорк неожиданно посмотрел на меня. Он даже улыбнулся слабой, усталой улыбкой, и пистолет шевельнулся в его руке.

— Да, — повторил он, — при всех своих качествах я не нужен.

Он впервые увидел бесполезность того, что называлось Растоном Йорком. Он улыбнулся вновь, по-прежнему не сводя с меня пистолета. Времени не оставалось совсем. Действуй сейчас, сейчас! На это у тебя только секунда.

Он видел меня и улыбался, зная, что я готов сделать.

— Сэр Ланселот, — сказал он тоскливо.

Потом, прежде чем я мог хотя бы вскочить с кресла, Растон Йорк повернул пистолет, сунул ствол себе в рот и нажал спуск.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12