«Сумасшедшие убийцы»

Жан-Патрик Маншетт Сумасшедшие убийцы

В комнату вошел человек, которого Томпсон должен был убить. Это был педераст, соблазнивший сына одного промышленника. Увидев Томпсона, который стоял у двери, он вздрогнул. В следующую секунду Томпсон вонзил ему в сердце негнущееся лезвие дисковой пилы, насаженное на толстую рукоятку. Зубцы не давали крови брызнуть фонтаном, и Томпсон стал с силой дергать цилиндрическую рукоятку, распиливая сердце гомосексуалиста. Тот раскрыл рот и, стукнувшись задом о створку двери, рухнул на пол. Томпсон сделал шаг в сторону. Труп оставил на его руке след губной помады. Томпсон с отвращением вытер руку. Последние полчаса его мучили страшные колики. Он вышел из комнаты. Его никто не видел.

Было два часа ночи. На одиннадцать часов у Томпсона было назначено свидание в Париже. Он направился пешком к вокзалу Перраш. Спазмы в желудке становились нестерпимыми. Убийца решил, что пора менять профессию. С каждой минутой ему становилось все хуже и хуже. Вот уже десять часов он ничего не ел, и теперь, когда работа была сделана, почувствовал страшный голод. Он вошел в вокзальный буфет, взял сосиски с тушеной капустой и тут же проглотил их. Затем взял вторую порцию, но не доел ее. Живот успокоился, нервы тоже. Томпсон только что заработал приличную сумму денег.

Было три часа ночи. Томпсон вернулся к своему серому "роверу" и направился к автостраде № 6.

Позднее он остановился на стоянке, расположенной между Лионом и Парижем, и проспал до рассвета.

В одиннадцать часов он был в условленном месте. Его новый клиент надел черные очки, и Томпсон улыбнулся этому ребячеству.

Они сидели в баре и потягивали шотландское пиво. Новый клиент положил на стол перевернутую фотографию.

– Это будет сложновато, – проговорил он. – Необходимо, чтобы все выглядело... Я сейчас вам объясню. Что с вами? Вам плохо?

Томпсон принялся массировать живот.

– Ничего, ничего, – ответил он и перевернул фотографию.

Снимок оказался цветным. На нем был изображен рыжеволосый ребенок с капризным лицом.

– Вы ничего не имеете против?

– Нет, – сказал Томпсон.

У него снова начал болеть желудок. Все возвращалось на круги своя.

Глава 1

"Линкольн континенталь" был черного цвета. Затемненные окна не позволяли разглядеть пассажиров внутри салона. Автомобиль с трудом совершал виражи на узкой дороге, окруженной буковым лесом. Дорога была устлана ковром опавших и гниющих листьев.

Справа, посредине просеки шириной около пятидесяти метров, показалась аллея. По обеим сторонам, на широкой, поросшей травой обочине, стояли белые столбики, связанные между собою декоративной цепью. Чтобы выбраться на аллею, "линкольну" пришлось заехать на левую сторону шоссе, после чего он свернул к белым столбикам.

Аллея вела прямо к замку в стиле Людовика XIII, с возвышающимися по бокам круглыми башнями. Одна из башен стояла в воде, и под ее окнами плавали кувшинки. "Линкольн" сбавил скорость.

Замок был окружен просторными лужайками. Их пересекали тропинки, ведущие в лес. По тропинкам разгуливали группы людей в длинных халатах розового, синего, зеленого и фисташкового цветов. Автомобиль проехал мимо молодого длинноволосого человека в очках, который расстегнул свой синий халат и мочился на бугорок, взрытый кротом. Он метил прямо в отверстие в центре холмика. У него было сосредоточенно-плутоватое выражение лица. Он даже не обратил внимания на шикарную машину.

"Линкольн" проехал мимо других странных персонажей. Мужчины были в синих халатах, а женщины – в розовых. Зеленые и фисташковые халаты носил, по всей видимости, обслуживающий персонал.

Машина остановилась на площадке перед замком, рядом с центральным входом, к которому вела широкая белая лестница. Выключив мотор, водитель вышел из машины. Это был мужчина лет тридцати пяти, коренастый, круглолицый. На нем были ливрея из синего сукна, белая сорочка, красный галстук и фуражка. Он снял фуражку, обнажив ежик волос, и открыл заднюю дверцу. Из машины вышел мужчина приблизительно того же возраста, с коротко остриженными тонкими рыжими волосами. Он был одет в куртку из серебристого бархата и вельветовые брюки. Удлиненное, умное, подвижное лицо носило высокомерное выражение. Кожа розоватого оттенка была в веснушках, которые, впрочем, гармонировали с цветом лица. Водянисто-зеленые глаза вызывали в памяти мутантов из фильмов ужасов.

В "линкольн" посыпались камни. Обернувшись, шофер и рыжий увидели небритого мужчину лет сорока в синем халате. К нему тут же подскочила девушка в фисташковом халате.

– Зачем вы бросаете камни в машину, Гипом?

– О... о...

– Вы хотите ее разбить?

Человек в синем халате пожал плечами, повернулся и бросился бежать. Девушка приветливо обернулась к прибывшим.

– Месье?..

– Хартог, – сказал рыжий. – Меня ждут.

– Вы по поводу приема?

– Нет, выписки. Разве я похож на сумасшедшего?

Девушка засмеялась.

– Не больше других. Прошу вас, не произносите здесь этого слова, чтобы не шокировать окружающих.

– Я люблю шокировать.

– Вы причините боль пансионерам.

– Может, мне это доставляет удовольствие.

– Простите? – переспросила сбитая с толку девушка.

– Хватит болтать, – сказал рыжий. – Меня ждут. По крайней мере, должны ждать. Я приехал забрать человека.

– Поднимайтесь по лестнице. – Девушка неожиданно перешла на официальный тон. – В холле вы увидите дежурного.

– Секунду...

Рыжий осмотрел свой "линкольн".

– Ущерба не причинено. Почему вы позволяете им бросать камни?

– Самодисциплина. Вам этого не понять.

– Идиотка.

Девушка покраснела и улыбнулась.

– Это все, – сказал рыжий. – Можете идти.

Девушка перестала улыбаться и, покраснев еще больше, удалилась.

– Ждите меня в машине, – сказал рыжий шоферу. – Смотрите, чтобы еще кто-нибудь не стал бросать камни. Если что, поддайте ему как следует.

Шофер развалился на своем сиденье, выставив ноги наружу, в то время как его хозяин поднимался по белой лестнице в замок. В холле было очень прохладно. Рыжий поежился. Пол был вымощен мраморными плитами. В холл выходило несколько стеклянных дверей. За столом красного дерева сидел смуглый мужчина итальянского типа и читал газету.

– Жерар Хартог, – сказал ему рыжий. – Меня ждут. Мне назначил встречу доктор Розенфельд.

– Я в курсе. Сейчас провожу вас.

Смуглый мужчина встал из-за стола, открыл одну из стеклянных дверей и зашагал впереди Хартога по узкому длинному коридору. Он нажал кнопку звонка на двери, обитой белой кожей.

– Входите, – раздалось из переговорного устройства.

Брюнет открыл дверь.

– Месье Хартог, – объявил он.

Он отошел в сторону, чтобы пропустить рыжего, и закрыл за собой дверь.

Доктор Розенфельд подошел к рыжему, протянув для приветствия руку. Оба были приблизительно одного роста. У Розенфельда были небольшая лысина и смеющееся лицо.

– Очень рад вас видеть, – сказал он.

– Девушка готова?

– Мадемуазель Балланже сейчас спустится. Я предупрежу ее.

Он вернулся к столу и нажал кнопку переговорного устройства. Хартог осмотрелся.

Он находился в угловой башне, стоявшей в воде. Хартог подошел к окну и выглянул наружу. Он почувствовал сильный запах сырости.

– Месье Хартог приехал, – сказал Розенфельд в переговорное устройство. – Мадемуазель Балланже может спускаться со своими вещами...

Розенфельд сел в кресло и посмотрел на Хартога, выглядывающего в окно с брезгливым выражением лица. Врач выдвинул ящик стола, достал трубку и набил ее табаком "Жан Барт". С его губ не сходила улыбка. Хартог резко повернулся к нему.

– Я выпишу вам чек.

Врач удивленно поднял брови.

– Дар, – пояснил рыжий. – Благотворительный взнос на нужды вашего заведения.

– Как вам угодно, – ответил доктор. – В этом нет необходимости.

– У вас очень интересное дело.

– Вы имеете в виду антипсихиатрию?

– Я не знаю, – сказал Хартог. – Я имею в виду лечение сумасшедших.

Розенфельд поморщился. Он хотел что-то сказать, но передумал и раскурил трубку. Хартог, выписав чек на десять тысяч франков, протянул его доктору.

– Это много, – заметил Розенфельд.

– Для меня это мелочь, – возразил Хартог.

Глава 2

В парадном зале замка пациенты сидели на скамьях. Воспользовавшись рассеянностью персонала, они передавали из рук в руки литровую бутылку "Кирави", из которой пили через соломинку. На сцене около дюжины человек играли на разных музыкальных инструментах: пианино, саксофоне и рожке. Они пели: "Волнующая сладость и истома первого объятия..."

Некоторые зрители непрерывно аплодировали.

Мелодия песни проникала в комнату Жюли, но слов нельзя было разобрать.

В квадратной комнате с бледно-зелеными стенами стояли белая кровать, стол и стул. На окне была металлическая штора. На стене висела репродукция картины Ван Гога, изображавшей колосья пшеницы. Жюли стояла перед своим багажом: картонным чемоданом и полотняной сумкой. Это была высокая хрупкая девушка с впалыми щеками, густыми, рассыпанными по плечам черными волосами. У нее было бледное лицо с ярко накрашенным ртом. Она была красивой, но красотой несколько грубоватой. Ее можно было принять за переодетого юношу. Твидовый костюм был не по сезону теплым. Из коротких рукавов высовывались худые руки с большими смуглыми кистями.

В комнату вошла медсестра, крупная, похожая на лошадь женщина.

– Он приехал, – сообщила она.

– Уже?

– Вы не довольны?

– Я встревожена.

– Не волнуйтесь, милочка. У него хорошая репутация. Он занимается благотворительностью.

– Да, я знаю, – вздохнула Жюли.

Сестра подхватила чемодан, Жюли взяла сумку и последовала за ней. Выйдя наружу, женщины направились к угловой башне. Стояла чудная погода. Была весна. Перед фасадом замка Жюли заметила "линкольн". Шофер в черных очках читал газету. Он повернулся в сторону Жюли.

Женщины вошли в башню, по коридору подошли к двери, обитой белой кожей, и нажали кнопку переговорного устройства.

– Входите, входите.

Войдя в кабинет, Жюли оглядела рыжего, удивившись его моложавому виду и молодежному стилю одежды. Розенфельд поднялся ей навстречу с трубкой во рту. Лицо его было не таким веселым, как обычно.

– Жерар Хартог, Жюли Балланже, – представил он.

Хартог уставился на Жюли.

– Я предлагаю сейчас же отправиться в путь. Поговорим по дороге.

– Что? Уже?

– Вы могли бы прогуляться немного по парку, – предложил Розенфельд. – Познакомитесь. Жюли очень взволнована тем, что навсегда расстается с нами. Ведь она прожила здесь пять лет. Ее легко понять.

– Мне некогда, – сказал Хартог. – Идемте, Жюли, не будем терять времени.

– У пруда я мог бы предложить вам прохладительные напитки, – продолжал настаивать Розенфельд, но уже менее уверенным тоном.

Хартог даже не ответил ему. Он схватил чемодан Жюли и протянул руку доктору. Тот вяло пожал ее.

– Жюли, – сказал Розенфельд, – нет необходимости говорить вам, что...

– Очень справедливое замечание, – грубо оборвал его Хартог.

Он взял девушку под локоть и увлек ее к выходу.

Глава 3

Когда "линкольн" тронулся с места, сидевшая сзади Жюли оглянулась на замок. Она увидела махавших ей из окна лечащего врача и мадам Селиль. Под колесами автомобиля скрипел гравий. Наконец "линкольн" выехал на асфальтированное шоссе, и замок скрылся из виду. Машина набирала скорость, оставляя за собой буковый лес и покрытую опавшими листьями дорогу.

Жюли с восторгом осматривала интерьер автомобиля. У нее было ощущение, что она находится на борту корабля. Салон "линкольна" был отделан кожей и красным деревом. Жюли провела рукой по застежке-молнии в спинке переднего сиденья.

– Посмотрите, – разрешил Хартог.

Жюли увидела бар, радиотелефон, крохотный телеэкран и миниатюрную пишущую машинку.

– Это вовсе не волшебная машина, – сказал Хартог. – Она изготовлена людьми.

– Во всяком случае, на такую бедную девушку, как я, она производит очень сильное впечатление.

Продолжая играть застежкой, Жюли открыла новое отделение. В кармашке лежал пистолет, который она приняла за "кольт". На самом деле это был немецкий "арминиус" с коротким дулом. Рукоятка была сделана из пластика, и пистолет походил на игрушечный. Жюли быстро закрыла застежку. Хартог улыбнулся.

– Это для самообороны. Я ведь не король преступного мира.

– Вы король мыла.

Они рассмеялись.

– Вы представляли меня другим, не так ли? – спросил Хартог.

– Конечно. Я представляла вас пожилым вежливым господином.

– Это из-за моей репутации. Все считают, что я спятил или впал в детство. Хотите что-нибудь выпить?

– Мне нельзя.

– К черту! – воскликнул Хартог, и Жюли нахмурилась.

Молодой человек открыл бар и налил два стакана "Бэллэнтайна", добавив кусочки льда. Он протянул стакан Жюли.

– Деде! – обратился он к шоферу – Вам плеснуть?

– С удовольствием, – сказал шофер.

Хартог протянул ему стакан, и человек за рулем осушил его одним махом. "Линкольн" выехал на Западную автостраду и прибавил скорость. Он свернул на левую полосу. Спидометр показывал сто сорок километров. Пассажиры чувствовали себя уютно, как в спальном вагоне.

– Что вы обо мне думаете? Что вы обо мне знаете? – спросил Хартог. – У вас нет ощущения, что вы попали в волшебную сказку?

– Я не верю в сказки.

– В таком случае, кто я?

– Вы король мыла, масла и стиральных порошков. Вы очень богаты и занимаетесь благотворительностью.

– Не будем преувеличивать.

– Вы совершаете добро. По-видимому, вы пытаетесь этим преодолеть комплекс узурпаторства. Ведь ваше богатство не является результатом вашего труда. Вы стали обладателем огромного состояния после смерти вашего брата и его жены. Это, я думаю, способствовало развитию у вас комплекса вины, особенно если вы когда-нибудь желали им смерти. Любой человек в той или иной степени желает смерти своему ближнему.

– Браво! – воскликнул Хартог. – Вас учат этому в доме для умалишенных?

– Это не дом для умалишенных, а свободное заведение. Я могла выйти оттуда в любой момент.

– Почему же вы провели там пять лет?

– Вы читали мою историю и знаете почему.

Глава 4

"Линкольн" ехал вдоль Сены. Португальцы в пластиковых кепи орудовали отбойными молотками. Хартог вынул пачку "Житан" и предложил сигарету Жюли. Она закурила.

– Вам будет трудно узнать места. За пять лет многое изменилось.

– Я слышала.

– Вы интересуетесь градостроительством?

– Не очень. А вы?

– Более чем.

Жюли улыбнулась, выпустив дым через нос.

– Я знаю, – сказала она, – что вы сами сделали чертеж Института Хартога.

– Института Ганса-Петера и Маргариты Хартог.

– Но вы называете его просто Институтом Хартога.

– Официально он носит имя Ганса-Петера и Маргариты Хартог.

– Вашего брата и его жены?

Рыжий кивнул. Его губы были плотно сжаты. К нижней губе прилип табак. Сигарета была мокрой от слюны.

– Вы могли бы сказать, – добавил он, – что строительством этого института я старался подавить в себе чувство вины, которое возникло, потому что я желал смерти моему брату.

– Вы интересуетесь психоанализом?

– Не больше, чем вы градостроительством.

"Линкольн" пересек Сену и направился в Нейи. На улице Лоншан он свернул к зданию с фасадом, украшенным фреской из пластикового материала. Перед автомобилем раздвинулись автоматические двери. "Линкольн" нырнул в подземный гараж, в котором уже стояли два микроавтобуса "фольксваген", один "ситроен" и один "порше". "Линкольн" остановился на площадке, обозначенной световыми сигналами.

– Мы приехали, – сказал Хартог. – Здесь все принадлежит мне. Все здание.

Шофер вышел из машины и открыл дверцу Хартогу. Жюли выбралась с другой стороны без посторонней помощи. Между "ситроеном" и автобусом она неожиданно увидела широкоплечего мужчину в белом плаще с погончиками. Держа в левой руке сложенный журнал, он подошел к ним быстрыми шагами.

– Мразь, дерьмо, – произнес он.

Шофер "линкольна" быстро обернулся и набросился на мужчину с кулаками. Тот ударил шофера в грудь. Жюли с ужасом услышала хруст костей. Шофер с поднятыми кулаками отступил назад, покачнулся и рухнул на цемент, стукнувшись головой об пол.

Хартог попытался спрятаться в машине. Мужчина подошел к нему и зажал его дверцей. Хартог взвыл от боли.

Человек в белом плаще схватил его за воротник куртки, выволок из "линкольна" и швырнул на цементный пол.

– Прекратите! Прекратите! – завопила Жюли.

Не обращая на нее внимания, нападавший размахнулся и пнул Хартога ногой в ребра. Рыжий хрюкнул. Его лицо стало белым. Жюли бросилась в машину и открыла карман с пистолетом. Она направила оружие на мужчину в белом плаще через открытую дверцу машины.

– Прекратите! Или я убью вас! – крикнула она.

Тип оглянулся и взглянул на нее. У него был плоский нос боксера, большие светло-серые глаза. Желтоватые пряди волос свисали ему на лоб.

– Даже с предохранителя не сняла, – сказал он.

Рассмеявшись, он выбил пистолет из рук Жюли своим свернутым журналом. Потом пожал плечами и широкими шагами направился к выходу. Жюли быстро выскочила из машины и подобрала пистолет. Она не знала, что ей делать: преследовать обидчика или заниматься Хартогом, хрипевшим на полу. Пока она раздумывала, белый плащ скрылся за автоматическими дверями.

– На помощь! На помощь! – позвала Жюли.

Шофер, пошатываясь, встал на ноги. Он держался руками за живот.

– Вызовите врача, – прохрипел Хартог. – Я чувствую, что у меня сломаны ребра. Не трогайте меня.

– Полиция, – прошептала Жюли.

Зубы ее стучали.

– Нет, не надо полиции. Только врача. Быстро.

Согнувшись пополам и превозмогая тошноту, шофер наклонился вперед и вызвал врача по радиотелефону "линкольна". Жюли растерянно стояла возле распростертого Хартога.

– Я очень благодарен вам, – сказал раненый ослабевшим голосом. – А теперь, будьте любезны, уберите пистолет на место.

– Все это так ужасно.

– Боюсь, что может быть и хуже. Однако посмотрим...

Глава 5

Пока врач занимался Хартогом, шофер проводил девушку в дом. Здание было шестиэтажным. Два первых этажа были заняты пустыми кабинетами с толстым ковровым покрытием на полу и современной мебелью.

Лифт остановился на третьем этаже. Двери открылись, но шофер нажал на кнопку, и они снова закрылись.

– Здесь апартаменты патрона, – сказал он. – Сюда вы можете являться только по его приглашению.

Лифт поднялся на этаж выше.

– Выходите. Вы будете жить на этом этаже. Последний этаж занимает маленький паршивец.

– Вы говорите о маленьком Петере?

– Да, об этом паршивце.

– Он занимает весь этаж?

Шофер утвердительно кивнул.

– Патрон вас проводит туда. А сейчас я покажу вашу комнату.

Жюли последовала за шофером по темному коридору. Они вошли в просторную комнату с большим окном, выходящим на улицу Лоншан. Пол был обит синим ковровым покрытием. Стенные шкафы и стеллажи обшиты белым пластиком. На белой кровати лежало красное одеяло, покрывала не было. Белые стол и стул посредине комнаты дополняли интерьер. В комнате было слишком много незаполненного пространства, и поэтому она казалась неуютной. Жюли поежилась и сложила руки на груди. Шофер прошел на середину комнаты и поставил на пол чемодан. Он повернулся к Жюли.

– Меня зовут Андре, а вас?

– Жюли. Жюли Балланже.

– Вы случайно не родственница коммунистического лидера?

– Нет. У меня нет родственников.

– Я холост, – сказал шофер. – Хотите что-нибудь выпить?

Шофер подошел к низкому шкафчику и открыл его. Внимание Жюли привлек богатый ассортимент вин и проигрыватель. Шофер перехватил ее взгляд.

– Видите, патрон думает обо всем. Что будете пить? Скотч?

Жюли кивнула. Шофер протянул ей стакан. Себе он налил "Рикарда". Он отпил половину стакана и вытер губы рукавом.

– Что касается внешности, то вы гораздо лучше, чем старая Полно, – заметил он.

– Старая Полно?

– Предыдущая нянька. Совершенно чокнутая, да к тому же пятидесятилетняя. И дура. А что с вами?

– Со мной? Я не понимаю, – сказала Жюли. – Что вы имеете в виду?

– На чем вы свихнулись?

– Я выздоровела, – сказала Жюли.

– Еще бы! – воскликнул шофер. – Патрон помешался на благотворительности. Он нанимает только полоумных. Строит заводы для инвалидов. Тебе понятно?

– Не совсем.

– Ну, для этих парней в инвалидных колясках. Он заставляет их работать на конвейере. Кухарка страдает эпилепсией. У садовника только одна рука, это очень удобно для работы с садовыми ножницами. Личная секретарша патрона слепа. Лакей волочит ногу, так что не стоит удивляться, если еда окажется холодной. О няньке я уже говорил, ну а что касается тебя, ты сама все о себе знаешь.

– А ты? – спросила Жюли.

Она достала пачку "Голуаз" и зажигалку, затянулась, откинув голову назад, и выпустила дым через нос.

– Ну, а ты? – повторила она.

Шофер пожал плечами.

– Я был парашютистом. Подорвался на мине и не могу больше сгибаться.

– А тот тип, который набросился на Хартога в гараже?

– А, это другое дело, – сказал шофер. – Это друг патрона.

– Хорош друг!

– Бывший друг. Раньше Хартог ничего из себя не представлял. Он был архитектором и что-то строил с этим типом, Фуэнтесом, который напал на него в гараже.

– Что строил?

Шофер налил себе третий стакан. Он сел на белый стул за белый стол.

– Они вместе работали. У них была архитектурная мастерская. Дела шли неважно, и вдруг брат Хартога разбивается в своем самолете. Все деньги были у него и у его жены. Так Хартог стал опекуном мальчишки и хозяином всех бабок. Он бросил Фуэнтеса, чего тот не может ему простить. Время от времени он появляется здесь, чтобы набить Хартогу морду.

– Время от времени? – повторила Жюли. – Значит, это его хобби?

– Если бы можно было убрать его! – вздохнул шофер. – Ночную вахту я несу по очереди с лакеем; у нас есть "кольт". Два или три раза нам представлялась возможность всадить пулю в этого Фуэнтеса, но Хартог был против.

Жюли допила свой скотч и зябко поежилась. Шофер ободряюще улыбнулся ей.

– Нервничаешь? – спросил он.

Глава 6

После ухода шофера Жюли принялась разбирать свои вещи. Их было немного, а стенные шкафы казались огромными. Но когда она их открыла, то, к своему удивлению, обнаружила, что они уже наполовину заполнены одеждой, висевшей на плечиках либо лежавшей на полках. Жюли с интересом начала изучать содержимое шкафов. Одежда была новая и ее размера. В поисках зеркала Жюли набрела на ванную комнату. Она находилась за почти невидимыми дверями, обитыми в тон стенам комнаты. В ванной лежали мыло, перчатки для мытья тела, зубная паста трех сортов. Был даже крем для удаления волос с ног. Жюли от злости заскрипела зубами.

На стене висело большое зеркало, и девушка стала разглядывать себя. Она перемерила всю новую одежду, которая ей понравилась. Жюли рассмотрела себя также в обнаженном виде и осталась недовольна. Ей казалось, что она напоминает молодую лошадку: плечи слишком широки, а талия недостаточно тонка. Ее черные волосы с искусственной завивкой напоминали парик. Короче, она походила на юношу, недавно сделавшего операцию и превратившегося в девушку.

Она ничего не осмелилась взять из новой одежды, хотя отдельные вещи ей очень понравились. Надела свое вышедшее из моды черное платьице. Вся ее одежда была пятилетней давности. У нее не было ни одного украшения. Жюли поставила на стеклянную полочку над раковиной свою косметичку и сумочку с медикаментами, посмотрела на часы и решила, что пора принять таблетку тофранила. Она запила ее скотчем. Наконец разложила свои вещи и занялась книгами. У нее было несколько детективов, Фрейд в дешевом издании и учебники английского языка.

Расставляя книги, Жюли обнаружила пластинки, стоявшие сбоку от проигрывателя: Моцарт, Барток, нью-орлеанский джаз. Она включила радио, соединенное с проигрывателем, и подошла к окну. С трудом сообразив, как оно открывается, она отперла его и, опершись локтями о подоконник, стала разглядывать улицу Лоншан. Это была тихая богатая улица. Из радиоприемника доносился голос Клода Франсуа, его сменил сладкий женский голос, восхвалявший сначала шины, затем глистогонное средство и, наконец, журнал для мужчин. Жюли выключила радио и завела проигрыватель, поставив джаз. После этого она вернулась к окну. На город опустились сумерки, но вечер был теплым. Жюли показалось, что в лиловом свете уличных фонарей она заметила силуэт в белом плаще с погончиками.

Она высунулась из окна, чтобы лучше разглядеть его, но силуэт уже скрылся из виду. А может, ей все это померещилось?

В дверь постучали, и Жюли вздрогнула. В комнату вошел Хартог. На нем был белый пуловер, из-под которого виднелся белый бинт.

– Вы уже встали? – удивилась Жюли.

– А почему бы нет?

– Но ваши ребра?

– Два сломаны, но я хорошо затянут. Не беспокойтесь. Я вижу, что Деде вам все показал. Я хотел убедиться, что все в порядке, и предупредить вас, что через пятнадцать минут будет подан ужин. В дальнейшем вы будете питаться отдельно, вместе с Петером, но в первый вечер мы сделаем исключение и немного поболтаем. Спускайтесь, выпьем аперитив.

В салоне третьего этажа стояло несколько огромных кресел, обитых коричневой кожей.

– Наверное, вам не терпится узнать, почему этот тип напал на меня, – сказал Хартог.

– Андре мне объяснил.

– Ах так! Фуэнтес просто неудачник, но мне пока не хочется сдавать его полиции. Вы дрожите?

– Дело в том, что у меня аллергия на слово "п... п..."

Жюли еле смогла преодолеть себя.

– Извините, – проговорила она, – у меня аллергия на слово "полиция".

– Чем это вызвано? Травмой?

– Я не знаю. Когда мне было шесть лет, фермерша, у которой я жила, уговорила полицейских запереть меня на целый час в комиссариате, чтобы внушить мне уважение к властям. После этого у меня начались судороги.

– Я знаю. Читал вашу историю.

Они замолчали.

– Хорошо, – сказал Хартог. – Что касается Фуэнтеса, то я пока не принимаю никаких решительных мер против него. Как-никак он друг моей молодости. Нос с ним многое связывало. Даже сейчас он вызывает у меня восхищение.

Хартог хихикнул.

– Это случается, – заметила Жюли. – Вы тоже легко могли оказаться в его положении: архитектор-неудачник.

Хартог нервно дернул левым плечом и снова рассмеялся.

– Да, но он больше не архитектор. Плюнул на архитектуру. Работает мастером, рабочим... Неизвестно, где живет.

– Мне показалось, что я только что видела его на тротуаре.

– Возможно. Он слоняется...

– Это звучит утешительно...

Хартог рассмеялся, на этот раз более естественно. Он предложил Жюли сигарету и протянул ей большую настольную зажигалку из нефрита. В камне была инкрустирована золотом фигуру обнаженной женщины с сосками из рубинов. Рыжий поднялся.

– Я познакомлю вас с Петером. Ужином его покормит кухарка, а вы попытайтесь уложить спать.

Жюли поставила на стол стакан и вышла вслед за Хартогом. Они поднялись на лифте на последний этаж.

– Андре сказал мне, что вы нанимаете только калек, – сказала Жюли. – Это все объясняет.

– Что объясняет?

– Почему вы наняли меня.

– Но вы – другое дело.

– Почему?

– Вы нуждаетесь в любви, – спокойно ответил Хартог, – как Петер.

Лифт остановился, они вышли в темный коридор с ковровым покрытием. Одна дверь была открыта, из нее струился сероватый свет. Петер смотрел телевизор.

Наследнику Хартога было на вид лет шесть – семь. Полный и рыхлый, он был таким же рыжим и веснушчатым, как его дядя. Петер завороженно смотрел на экран. Передавали репортаж о голоде в Азии.

– Входите смело, – сказал Хартог. – Он знает о вашем приезде и о том, что вы замените Марсель.

Жюли вошла в комнату.

– Меня зовут Жюли.

Петер смерил ее взглядом, затем снова уставился на экран.

– Укладывайте его, – произнес Хартог. Жюли сделала шаг вперед.

– Довольно, довольно, – проговорила она неуверенным голосом. – Пора ложиться баиньки.

Петер был в махровой красной пижаме. Жюли подошла к нему и взяла его за руку. Он резко вырвал ее, но Жюли снова взяла его руку.

– Пойдем, малыш! Петер развалился в кресле.

– Давай вставай!

Петер не двигался. Жюли потянула его за руку, и он неохотно поднялся. Другой рукой он схватил на ходу деревянную собачонку.

– Давай, Петер! Идем же!

Ребенок выпрямился и, размахнувшись, ударил деревянной игрушкой по носу Жюли. Глаза девушки наполнились слезами. Она пошатнулась и отпустила руку мальчугана, схватившись за нос обеими руками. По ее щекам ручьем текли слезы.

Петер в отчаянии молча смотрел на нее, затем обхватил за талию, взял за руку и поцеловал.

– Все в порядке, – сказала Жюли.

Из носа у нее текла кровь. Она смотрела на Петера. В этом доме все было с изъяном, и она как будто была удивлена, что у него не оказалось перепончатых ног.

– Ты сделал мне больно, – заговорила она. – Очень больно. Но давай начнем все с нуля. Я хочу быть твоим другом. Завтра мы познакомимся, а сейчас уже поздно, и ты должен идти спать. Согласен?

– А телевизор?

– К черту телевизор. Иди спать. Телевизор будешь смотреть завтра.

Петер схватил деревянную собачку и запустил ее в экран телевизора. Горячее стекло, лампы, транзисторы, железные и пластиковые части с грохотом рассыпались:

– Ура! – заорал Петер во все горло.

Жюли с размаху ударила его по щеке. Ребенок отлетел к стене, но тут же вскочил на ноги и застыл в позе боксера со сжатыми кулаками. Жюли украдкой посмотрела на Хартога, собиравшегося выключить разбитый телевизор. Он оставался совершенно невозмутимым.

– Ладно, – сказала Жюли. – Ты ударил меня, я ударила тебя. Мы квиты. Завтра начинаем новую жизнь. Идет?

– Идет, идет! – закричал Петер. – Перестань все время спрашивать меня, согласен я или нет.

Он забрался в постель и натянул на себя одеяло. Хартог положил руку на плечо Жюли.

– Идемте ужинать.

Глава 7

Жюли проснулась от телефонного звонка. Снимая трубку, она взглянула на часы. У нее болела голова, во рту была горечь.

– Я вас разбудил? – спросил голос Хартога.

– Да.

– Прошу вас спуститься в мой кабинет.

– В какой?

– На первом этаже, дверь К. Я жду. Угощу вас кофе.

– Хорошо.

– У вас есть десять минут, – добавила трубка.

Жюли вылезла из-под одеяла и присела на край кровати, протирая глаза кулаками. Ее подташнивало, голова кружилась.

Лампочка освещала ванную сероватым светом, напоминающим устрицу. Жюли почистила зубы, расчесала волосы, проглотила две таблетки тофранила. У нее не было даже времени, чтобы принять душ. Она быстро подкрасилась и вернулась в комнату. На столе стояла ее маленькая пишущая машинка "Гермес Бэби", в которую был вставлен лист бумаги. Жюли наклонилась и прочла:

Нейи, 5 июня

Господину доктору Розенфельду

Замок Бож 78 – Гузи

Доктор,

должна вам признаться, что я долго колебалась, так как...

– О-ля-ля! – произнесла Жюли. – Ну и накачалась же я вчера!

Она вырвала лист, смяла его и бросила в алюминиевую корзину для бумаг. Девушка открыла шкаф и достала черные брюки и желтую блузу-тунику.

– Так можно и вылететь отсюда, – пробурчала она.

Она вызвала лифт. На первом этаже нашла дверь К (буква К была позолоченной и бросалась в глаза). Жюли постучала и услышала голос Хартога:

– Войдите!

Девушка вошла и закрыла за собой дверь.

Кабинет был квадратным, с белым столом, заваленным бумагой и папками, белым стулом, двумя большими креслами, обитыми белой кожей, и таким же диваном. Хартог сидел на краю дивана и разговаривал по сверхсовременному телефону. Рыжий был небрит. Из-под белого нейлонового халата выглядывала черно-синяя пижама. Он курил сигарету, стряхивая пепел в пепельницу, стоявшую у него на колене.

– Мне плевать на проект Гужона! – кричал он в трубку. – Я вам уже сказал, что мне нужно. Я отправил вам человека. Вам этого мало, черт побери?!

Жюли остановилась посредине светло-серого ковра. Хартог жестом предложил ей сесть. Он уронил пепел на пол.

– Пусть подотрется этим! – кричал Хартог в трубку. – Пешеходные дорожки между домами рабочих, автостраду до родильного дома. Расходы? Какие расходы? Все расходы я беру на себя. Хорошо. Позвоните мне послезавтра в Мюнхен.

Он повесил трубку, не попрощавшись, и повернулся к Жюли. Его лицо блестело. Вспотели даже корни очень тонких волос. Он прикурил сигарету от окурка предыдущей.

– Сейчас подадут кофе. Где этот чертов кофе?

В дверь постучали.

– Войдите!

Лакей принес кофе на белом подносе.

– Ты заставляешь себя ждать, Жорж, – проворчал рыжий.

– Мне пришлось варить его самому, – сказал Жорж с возмущением.

– Это почему же? Я плачу кухарке.

– Мадам Будью очень плохо себя чувствует, – сообщил Жорж. – У нее приступ эпилепсии. Она чуть не проглотила свой язык.

– Поставь поднос и уходи.

– Да, месье.

Жорж вышел. Хартог встал и вытер лицо черным носовым платком. Он открыл дверь в смежную комнату и скрылся за ней, продолжая говорить:

– Вчера вечером вы здорово опьянели.

– Возможно, – устало сказала Жюли. – Я ничего не помню.

– Алкоголь и транквилизаторы, да? – спросил он неожиданно игривым тоном. – Не стоит к этому привыкать. Особенно во время работы.

– Это было не во время работы.

– О'кей. Налейте себе кофе, прошу вас.

Жюли налила себе кофе. Хартог вернулся в комнату в брюках, но с обнаженным торсом и босыми ногами. Его грудная клетка была перевязана. В руке он держал бритву на батарейках. Рыжий сел за письменный стол и щелкнул пальцем по телефону.

– Эти идиоты! – с раздражением воскликнул он.

Он стал рыться в бумагах, лежавших на столе, разыскал большой рисунок, сделанный акварелью, и бросил его на стол перед Жюли.

– Смотрите. Это мой проект. Вы разбираетесь в архитектурных чертежах?

– Нет.

Рыжий казался разочарованным.

– Ладно, черт с ним. Я знаю, что он хорош, – вздохнул он.

– Вы разбудили меня в половине седьмого утра, чтобы показать ваши рисунки?

Хартог отпил глоток кофе и с интересом посмотрел на Жюли.

– Вы строптивая, – заметил он. – Мне о вас все известно. Воровка. Пироманка. Поздравляю.

– Разумеется, – сказала Жюли. – Все это есть в моей истории.

– Бедняки сами виноваты в том, что они бедны. Они бедные, потому что дураки.

– Не все получают наследство.

Хартог пожал плечами.

– Но я использую свое наследство с умом. А вы бы не знали, что с ним делать. Я имею в виду вас, Фуэнтеса и других вам подобных. Я же делаю дело.

– Деньги, – возразила Жюли. – Вы делаете деньги и рисунки.

Он поморщился, достал из письменного стола папку и вытряхнул из нее множество больших фотографий.

– Дело, черт возьми, дело!

Он чертыхался, ударил себя кулаком в грудь, но казался спокойным. Пот ручьем стекал по его гладкому и белому телу. Рыжий вскочил и включил бритву. Жюли рассеянно рассматривала фотографии. Дома. Здания. Мосты. На обратной стороне снимков было написано название места и стояла дата. Жюли допила кофе. Хартог выключил бритву.

– Вам нравится то, что я делаю?

– Когда есть деньги, можно делать все, что хочешь.

– Я создаю красоту.

Жюли ничего не ответила. Рыжий убрал бритву, не почистив ее.

– Мне необходимо дать вам некоторые распоряжения, – сказал Хартог неожиданно изменившимся голосом. – В восемь часов я должен улететь, меня не будет три дня. Вам придется обойтись без меня. Если понадобятся деньги, обратитесь к мисс Бойд, моей секретарше.

Жюли рассеянно кивнула. Она рассматривала один снимок.

– Вот это мне нравится, – прошептала она. – Да, очень нравится.

Хартог взял в руки фотографию и взглянул на нее. На склоне горы виднелись беспорядочно нагроможденные низкие строения. Это было похоже на древние руины с пристройками более позднего времени. Высохшие камни и шиферные плиты соединялись между собой нелепыми мостиками. Во внутренних двориках были посажены деревья, а крыши домов покрывали растения.

Лицо Хартога, а также шея и узкая грудная клетка покрылись красными пятнами до самого бандажа. Рыжий стал нервно чесать голову.

– Очень странный снимок, очень необычный, – сказала Жюли с восхищением. – Это ваша работа?

Хартог кивнул.

– Это мои грезы...

– Простите?

– Грезы, – повторил рыжий. – Место для увеселений и капризов. Орлиное гнездо...

По мере того как он говорил, к нему возвращался апломб.

– ...Здесь я действительно дал волю своему воображению. В чем-то я, безусловно, наивен, но каждому человеку необходимо иметь такое место, где бы он мог уединиться, остаться наедине с самим собой. Здесь я отдыхаю душой.

Капля пота скатилась со лба Хартога на снимок. Он бросил его на письменный стол и отвернулся. Фото, не долетев до стола, опустилось на колени Жюли.

– Хотите выпить? – спросил Хартог, повернувшись спиной к девушке.

– В такую рань?

– Как хотите. Я, пожалуй, выпью.

Он подошел к бару и открыл его. В этом доме повсюду были бары. Мечта алкоголика.

– До свидания, – сказал Хартог, не оборачиваясь.

Со стаканом в руке он скрылся за дверью смежной комнаты. Жюли, оставшись одна, подошла к бару и налила себе немного коньяка, который выпила стоя, одним залпом. Это напомнило ей время, когда она, вся дрожа, стояла на рассвете перед стойкой бара и запивала черный кофе кальвадосом, перед тем как встретить новый день, полный сомнений, слез, усталости и отчаяния.

Глава 8

После отъезда Хартога Жюли пошла на кухню за завтраком для Петера. На кухне она застала Жоржа, сидевшего на краю стола и уминавшего недожаренную яичницу. На нем были брюки с подтяжками. У него были красные глаза. При виде Жюли он встал.

– Мадам Будью чувствует себя лучше, – сообщил он с полным ртом. – Я сейчас приготовлю что-нибудь для этого паршивца.

По его подбородку стекал яичный желток.

– Не беспокойтесь, – сказала Жюли. – Я сама что-нибудь приготовлю.

Она поставила на поднос пакет с кукурузными хлопьями, напоминавший пакет со стиральным порошком. Жорж спросил ее:

– Не могли бы вы мне открыть бутылку "Гиннесс"?

Жюли молча открыла пиво и поставила перед Жоржем стакан. Лакей с наслаждением отпил пива и явно почувствовал себя лучше. Его бледное лицо порозовело.

– Это правда, что вы из приюта для умалишенных?

– Правда.

Жорж смутился.

– А раньше вы работали прислугой? – спросил он.

– Раньше я была малолетней преступницей.

Жорж смутился еще больше.

– Извините меня, – сказала Жюли.

Девушка вышла из кухни с подносом. Под мышкой она держала фотографию, которую машинально прихватила с собой.

Петер сидел на полу и играл с маленькими машинками. Когда Жюли вошла, он посмотрел на свои электронные часы.

– Ты опоздала.

– Привет, – сказала Жюли.

– Где Марсель? Где старая Полно?

– Она уехала. Я заменяю ее.

Петер пожал, плечами.

– Ты опоздала, – повторил он.

– Твой дядя уехал. Мне нужно было с ним попрощаться.

– Он никогда не приходит ко мне.

Жюли поставила поднос на стол и налила горячего молока в растворимое какао и холодного молока в глубокую тарелку.

– Должно быть, он очень занят.

– Нет, он просто не любит меня. Никто не любит меня, кроме Марсель. Она сама мне это сказала.

– Она ошиблась, – заметила Жюли.

Петер ничего не ответил и сел за стол. Он высыпал в тарелку хлопья и с аппетитом принялся за еду. В дверь постучали. Жюли открыла. В коридоре стоял очень высокий белобрысый розовощекий мужчина в синем суконном костюме.

– Мадемуазель, я принес телевизор, – сообщил он.

Он указал на большую картонную коробку, стоявшую рядом с ним.

– Кто вы? – с удивлением спросила Жюли.

– Я принес телевизор. Это сюда?

Он посмотрел в свои записи.

– Я спросил внизу и меня отправили наверх.

– Телек! Телек! – закричал Петер и радостно запрыгал на месте.

– Да, – сказала Жюли, – это, по всей вероятности, сюда. Меня не предупредили о вашем приходе.

Белобрысый поставил огромную коробку в комнату. Жюли, охваченная внезапным беспокойством, подошла к окну и подняла металлическую штору.

– Куда мне его поставить?

Жюли, застыв от ужаса, смотрела вниз, на тротуар, где стоял человек в белом плаще с погончиками.

– Мадемуазель?

Проехал автобус. Белый плащ скрылся. Жюли обернулась.

– Мадемуазель, куда мне его поставить?

– Куда хотите. На пол. Вон туда, там антенна.

Жюли дрожала. Белобрысый гигант не спеша разрывал картон. Жюли гладила шелковистые волосы Петера.

– Ты видишь, твой дядя любит тебя, он думает о тебе, – рассеянно говорила она. – Он позаботился о новом телевизоре для тебя.

– Он всегда заменяет все, что я бью.

Глава 9

После завтрака Жюли решила отвезти Петера в Люксембургский сад.

– Я не хочу, – сказал Петер.

– Делай, что тебе говорят. Одевайся.

Жюли топнула ногой. Петер пожал плечами.

– Марсель была права: ты ненормальная.

Бледное лицо Жюли стало еще бледнее. Ее глаза сверкнули молнией. Она сделала шаг к Петеру. Мальчик попятился назад, испуганно глядя на девушку. Жюли повернулась и вышла из комнаты. К горлу подступили спазмы. В лифте она стала бить кулаком по стене кабины. Девушка вошла в свою комнату, спотыкаясь и обливаясь слезами. В ее руке по-прежнему была фотография. Она бросила ее на стол и стукнула по ней кулаком. Стянула с себя брюки и желтую тунику. Оставшись в трусиках и бюстгальтере, подошла к стене и ударилась о нее головой. Слезы застилали ей глаза. Она открыла дверцу шкафа и снова стала одеваться.

Жюли натянула дымчатые колготки, фисташковые шорты, оранжевую футболку. Направилась в ванную, чтобы посмотреть на себя в зеркало.

– Катитесь все к чертям! – заявила она.

Потом проглотила четыре таблетки тофранила, запив их скотчем. Ее бил озноб.

Жюли подошла к столу, чтобы взять свою желтую замшевую сумочку, и снова увидела фотографию. Какой красивый снимок... Настоящий лабиринт, в котором легко заблудиться. Жюли перевернула снимок. На обратной стороне было написано: "Башня Мор. Кантон д'Олльерг. Центральный массив. 1967..."

Девушка сунула фотографию в сумочку. Зубы у нее стучали. Неизбежный кризис адаптации. Надо расслабиться. Написать доктору Розенфельду. Жюли искала глазами свою пишущую машинку "Гермес Бэби". Она никак не могла ее найти и даже не могла вспомнить, куда ее подевала. К черту! Широким шагом Жюли направилась к двери. Надо проветриться.

Глава 10

Когда Жюли с Петером вышли из такси у Люксембургского сада, было десять часов утра. Девушка казалась спокойной.

– Я никогда еще не был здесь, – сказал Петер.

– Ты наверняка приходил сюда.

– Нет, никогда. Марсель водила меня в Булонский лес.

Ребенок, ссутулившись, сунул руки в карманы вельветовых брюк и разглядывал камни на аллее сада. Затем он стал пинать камни ногой. Он походил на маленького сердитого старичка.

– Что ты хочешь делать? – спросил он.

– Гулять. Разговаривать.

– Скучища!

Жюли вздохнула.

– Я не нравлюсь тебе?

– Марсель мне нравилась больше.

– Здесь есть разные игры, пойдем посмотрим.

Девушка повела его в западную часть сада, где были расположены теннисные корты, площадки для игры в шары, парк развлечений для детей, карусель. Жюли и Петер проходили мимо сидевших на скамейках студентов, мамаш с детьми и стариков. Девушка, опьяневшая от воздуха, аромата цветов и оглушенная различными звуками, смотрела вокруг широко раскрытыми глазами.

– Я покажу тебе столько интересных вещей! – сказала Жюли примирительным тоном.

Петеру было наплевать. Он неохотно взобрался на огромного карусельного льва и дал пристегнуть себя ремнем. Он рассеянно ощупывал пальцами клыки зверя. Карусель завертелась. Петер смотрел в пустоту.

– Черт с тобой! – выругалась Жюли.

Она присела на ближайшую скамью. Прежде чем взять такси, она купила журнал "Мода". Теперь, листая журнал, с восхищением глядела на удлиненные воздушные силуэты женщин, парящих в немыслимых туалетах. Какие ноги! Какие волосы! Какие губы! Вот если бы она была манекенщицей! Со страниц веяло роскошью и изобилием. Девушка высморкалась в бумажный носовой платок.

– Ап! – услышала она над своим ухом.

Жюли подскочила. Она смерила надменным взглядом молодого длинноволосого человека с газетой "Монд" в руке, в куртке с капюшоном, джинсах и парусиновых туфлях на веревочной подошве. Он походил на вечного студента. Жюли не слышала, как он подошел. Он оперся о спинку скамьи и наклонился над ней.

– Спокойно. Не кричите. Посмотрите сюда.

Он раздвинул газету, и Жюли увидела пистолет.

– Он игрушечный? – спросила Жюли.

– Настоящий. Только без глупостей. Мы заберем мальчишку. Со мной еще двое. Если будете дурить, вас пристрелят. Предупреждаю, пули разрывные. В ваших интересах не устраивать паники.

– Я вижу, вы человек серьезный.

– Можете не сомневаться. Это – похищение. Как только карусель остановится, вы позовете. Петера. Не тяните резину.

Жюли быстро посмотрела по сторонам. Вокруг она видела только безобидных отдыхающих.

– Даже не пытайтесь, – сказал брюнет спокойным тоном. – Что вы выиграете? Мы не причиним вам вреда. Мы отвезем вас обратно и передадим письмо. Хартог уплатит выкуп. Мы вернем мальчика. Смотрите, карусель останавливается. Зовите его!

Над верхней губой молодого человека выступили капли пота. Его веко дергалось.

– Не нервничайте, – сказала Жюли. – Я буду послушной.

Карусель остановилась.

– Петер! – позвала девушка. – Петер! Иди сюда!

Петер покачал головой и вцепился в львиную гриву.

– Он не слушается меня, – сказала Жюли. – Пойдемте за ним.

– Хорошо.

Она встала. Молодой человек взял ее под руку, они вошли в огороженное решеткой пространство.

– Я хочу еще кататься! – крикнул Петер.

– Не спорь.

Жюли расстегнула ремень. Ребенок неохотно спустился на землю.

– Пойдем погуляем, – предложил ему молодой человек. – Меня зовут Биби, как Биби Фрикотена, легко запомнить.

– А кто такой Биби Фрикотен?

– Пойдем-ка, я расскажу тебе.

– Чепуха. Куда идем?

Биби схватил Петера за руку и подтолкнул Жюли. Они направились прямо к выходу Вавен. Когда они выходили из сада, возле тротуара остановился "рено-16" синего цвета. Биби открыл заднюю дверцу и сел первым, увлекая за собой Петера. Жюли на секунду замешкалась, но кто-то ее подтолкнул сзади, и она оказалась на сиденье автомобиля. Рядом с ней сидел белобрысый гигант, который утром доставил в дом телевизор.

– Вы... вы... – начала Жюли, заикаясь.

Она наполовину съехала на пол. Гигант схватил ее за руку и усадил на сиденье. У него были огромные голубые глаза почти без ресниц. "Рено" проехал вдоль решетки сада и повернул налево, затем по узким улочкам выехал на бульвар Распай и взял направление к Данфер-Рошро. От страха у Жюли стало бурчать в животе, и девушка согнулась от судорог. Биби и белобрысый закурили сигареты.

– Дайте мне сигарету, – промолвила Жюли.

Биби протянул ей свою сигарету. Салон заполнился дымом, и белобрысый опустил стекло.

– Закрой, – приказал шофер, не оборачиваясь.

Белобрысый закрыл окно. Жюли видела только бритый красноватый затылок шофера, выглядывающий из-под зеленой тирольской шляпы.

– У вас ничего не выйдет, – сказала девушка. – Еще не поздно отвезти нас домой.

– Заткнись!

Петер с тревогой смотрел на Жюли. Он боялся открыть рот. В его глазах стояли слезы, слезы ужаса. Девушка погладила его по голове.

"Рено" проехал Бельфор и повернул к Орлеанским воротам. Авеню генерала Леклерка была забита транспортом. Машина остановилась в пяти метрах от светофора. На перекрестке стояли регулировщики. Биби и белобрысый с беспокойством озирались по сторонам. На коленях Биби лежал пистолет. Биби придерживал его рукой. Водитель включил радиоприёмник, передававший джазовую музыку. "Рено" миновал Орлеанские ворота и выехал на южную автостраду, нырнул в туннель и снова вынырнул, увеличив скорость до ста двадцати километров.

– Спокойно, Ненэсс, – посоветовал белобрысый.

– Обойдусь без твоих советов.

– Во время оплаты дорожной пошлины, – тихо сказал Биби на ухо Жюли, – не делайте глупостей, а то мальчуган схлопочет.

– Да, да, конечно, – ответила Жюли. – Не волнуйтесь.

Она тяжело дышала, хотя внешне казалась спокойной.

Ей не верилось в реальность происходящего.

Глава 11

Дом, стоявший в долине, казался не настоящим: он напоминал скорее финский домик. Бревенчатые стены фасада были покрыты лаком. Перегородка единственной комнаты, обшитая дранкой, была окрашена эмалевой краской. В одном углу комнаты размещалась кухонная утварь, в другом – душ и туалет, отделенные от остальной части перегородкой, которая начиналась в десяти сантиметрах от пола и настолько же не доходила до потолка.

Долину окружали песчаные холмы с крутыми склонами, поросшими соснами, березами и вереском. Место было труднодоступным, уединенным. Оно находилось не более чем в ста километрах от Парижа.

С юга долина заканчивалась тупиком, с севера – узким проходом с песчаными обнажениями.

Сидя на крыльце домика, Томпсон смотрел на выход из долины.

Это был высокий и нескладный пятидесятилетний мужчина англосаксонского типа. Черты его смуглого лица были непропорциональны. Волосы напоминали небрежно приклеенную соломенную паклю. То же можно было сказать и о его небольших взъерошенных усах. Глаза были голубыми. На коленях Томпсона лежал карабин "зауэр" с девятизарядным магазином. На Томпсоне были спортивный костюм табачного цвета и бежевая сорочка. Он прислушивался к приближавшемуся гудению мотора.

В песчаном проходе появился "рено". Прибавив скорость, чтобы не увязнуть в песке, он быстро выехал на более твердую почву долины, усеянную сосновыми иглами. Машина остановилась перед домиком, среди деревьев. Дверцы открылись, и пассажиры один за другим вышли из машины.

– Где Фуэнтес? – спросила Жюли.

– А кто такой Фуэнтес?

– Это ее идея, – сказал Биби. – Она уверена, что нас прислал некий Фуэнтес.

– Нет, вы ошибаетесь, уверяю вас, – заверил Томпсон, вставая.

Жюли огляделась. Машина съехала с автострады в Немуре, затем долго петляла по дорожкам, пробираясь через лес. Девушка полностью утратила ориентировку.

– Пожалуйста, входите, – предложил Томпсон. – Вместе с ребенком.

– Вы гангстеры! – крикнул Петер.

– Я этого не отрицаю.

Они вошли в дом. В комнате с четырьмя окнами были четыре кушетки в виде нар: две – на полу, и две – над ними. Посредине комнаты стояли стол и складные табуреты.

– Садитесь, – приказал Томпсон. – Я сварил кофе. Малыш наверняка тоже хочет пить. Он выпьет стакан воды.

– Речь шла о том, что меня отвезут домой с письмом, – сказала Жюли.

Томпсон улыбнулся.

– Это чтобы не осложнять дела. Вам придется подождать.

– Сколько времени?

– Посмотрим.

– Что это за ружье? – спросил Петер. – Винтовка? Винчестер?

Томпсон ничего не ответил и положил оружие на кушетку. Он достал кофейник и четыре эмалированных чашечки. Все сели за стол. Белобрысый остался стоять в дверях, скрестив руки на груди. Он походил на Джека-потрошителя. У него были свиные глазки без проблеска мысли. Шофер по своему дебильному виду казался его братом. У него были такие же поросячьи маленькие глазки и такой же поросячий цвет лица. Он сел за стол, не сняв шляпы.

– Вы собираетесь заточить меня здесь? – спросила Жюли.

Никто не ответил ей. Томпсон разливал по чашкам кофе. Он пошел за сахаром и принес воды Петеру.

– Вы негодяи, – сказала Жюли.

– Заткнись! – крикнул шофер.

– Не будем нервничать, – заметил Томпсон. – Эта девушка права. Но кто может утверждать, что он не подлец?

– Старая песня, – возразила Жюли, – с волками жить и так далее.

Томпсон сел и положил локти на стол.

– Но это совершенно несправедливо, – вздохнул он. – С волками жить...

Жюли швырнула в него свою чашку с горячим кофе и бросилась к двери. Петер устремился за ней. Белобрысый ударил девушку левой рукой в подбородок, и она упала. Петер завопил во все горло и побежал к карабину. Томпсон, не вставая с места, схватил ребенка за волосы.

– Не двигайся. Не двигайся, или я сделаю тебе больно.

Он дернул Петера за волосы. По его лицу стекали капли кофе. Левой рукой он достал белый носовой платок и вытер лицо.

Тем временем Биби и шофер схватили за руки Жюли и проволокли ее к перегородке. Белобрысый хрюкнул и ударил девушку в живот. Она закричала.

– Стоп! – крикнул Томпсон. – Не оставляй следов. Следов не должно быть.

– Надо же проучить ее, – прохрипел белобрысый.

– Она уже поняла, – сказал Томпсон.

Жюли корчилась от боли и тщетно пыталась подтянуть колени к животу. Оба типа по-прежнему держали ее за руки. Она тихонько стонала. Томпсон приподнял Петера за волосы.

– Смотрите, мадемуазель.

Ребенок кричал и дрыгал ногами. Из его глаз хлынули крупные слезы.

– Прекратите! – заорала Жюли.

Она с трудом держала голову. Волосы закрывали ей глаза.

– Вы поняли?

– Прекратите! Умоляю вас!

– Вы поняли?

– Я поняла.

Томпсон поставил Петера на пол, не отпуская его волос.

– Я могу сделать ему еще больнее, – сказал он, – если вы не будете слушаться.

– Я буду слушаться, скотина.

Жюли отпустили. Она подбежала к Петеру и обняла его. Ребенок рыдал, его лицо стало багрово-красным. Томпсон вытер потные руки носовым платком.

– Меня тошнит от этого, – проворчал он.

Глава 12

Ненэсс, шофер, взялся за приготовление еды. В полдень он приготовил отбивные с овощным гарниром и подал сыр. На ужин поджарил сардины. Гангстеры прихватили с собой около десяти литров вина "Корбьер". Они пили умеренно. Томпсон пил воду. Перед каждой едой он проглатывал таблетки в черных капсулах.

За обедом Жюли постоянно просила подлить ей вина, и вскоре Томпсон стал наполнять ее рюмку без напоминания.

Стоявший на полу радиоприемник передавал информационные сообщения. О Петере и Жюли ничего не говорилось.

Жюли стало клонить ко сну. Томпсон убрал со стола, бросая пластиковые тарелки в полиэтиленовый пакет. Жюли прилегла на кушетку. У нее болели голова и живот. Она пыталась развлечь Петера, предлагая ему поиграть в "портрет". Голос ребенка дрожал, глаза были красными. Он вытянулся рядом с Жюли.

– Когда ты плеснула в него кофе, – спросил он, – ты собиралась убежать одна или со мной?

Жюли покачала головой.

– Я не знаю.

Петер прижался к девушке.

– Я люблю тебя больше, чем Марсель, – прошептал он.

Белобрысый гигант неторопливой походкой вышел из дома. Жюли подумала, что он будет караулить. С левой стороны долины, высоко над деревьями, беспорядочно громоздились скалы, среди которых мог легко укрыться человек, чтобы наблюдать сверху за происходящим в доме.

Ненэсс и Биби играли в очко на крыльце. Они вполголоса подсчитывали очки.

Томпсон лежал на диване в обнимку с карабином. Он смотрел в потолок. Его мучила отрыжка. Вероятно, давала себя знать язва желудка.

– Чего мы ждем? – спросила Жюли.

Томпсон сел на край кушетки, свесив свои длинные худые ноги. Он сутулился, чтобы не удариться головой о потолок. Его глаза были красными, пиджак и рубашка – в кофейных пятнах.

– Да, действительно, вы должны подписать одно письмо.

– Какое письмо?

Томпсон тяжело наклонился, чтобы достать из-под нижней кушетки потрепанный портфель из коричневой кожи. Он вынул из портфеля отпечатанное, на машинке письмо и положил его на стол.

– Подпишите письмо.

– Я могу прочитать его?

– Если хотите.

Жюли села за стол. Письмо со множеством опечаток было адресовано Хартогу. Девушка прочла текст.

Месье, я хочу сообщить вам, что Петер находится со мной. Я действовала необдуманно, под влиянием минутного порыва. Сейчас я успокоилась и могла бы вернуться к вам вместе с ребенком. Но это было бы слишком просто. Я не могу больше переносить унижения, которым вы подвергаете меня, вы и вам подобные. Смерть богачам!!! Я тоже хочу, как и вы, наслаждаться жизнью. Мне нужны деньги. Если вы сообщите в полицию, то я вздерну Петера на веревке или разрежу его ножом на мелкие кусочки. Следуйте моим инструкциям и ждите моего следующего письма, в котором я объясню вам, как передать мне деньги. Приготовьте миллион франков в мелких купюрах. Можете не волноваться за Петера: с ним ничего не случится, если вы будете благоразумны.

Жюли посмотрела на Томпсона. Она вонзила ногти в дерево стола. У нее задрожали губы и стали стучать зубы.

– Лучше посмейтесь над этим, мадемуазель, уверяю вас, – сказал Томпсон, отступая к кушетке, где он оставил свое оружие. – В конечном счете ваша невиновность будет доказана.

– Но это письмо! – произнесла Жюли. – Это письмо!

– Письмо сумасшедшей, только и всего. Нам все известно о вас. Вы понимаете, что для нас важно ввести Хартога в заблуждение. Вы это понимаете? Или вы на самом деле тронутая?

– Дайте мне еще стакан вина.

Томпсон кивнул. С карабином под мышкой он прошел в угол, служивший кухней, налил большой стакан и протянул его Жюли. Она залпом выпила вино.

– И вы надеетесь, что я это подпишу?

Томпсон открыл сумочку Жюли, лежавшую на кушетке рядом с Петером, порылся в ней и достал шариковую ручку.

– Вам придется подписать, – сказал он. – Вы ведь не хотите, чтобы я снова вздёрнул ребенка за волосы, или отрезал ему ухо, или сломал ему палец?

– Подождите, дайте мне подумать.

– Это вам не поможет. Мне очень жаль. Подписывайте.

Жюли взяла в руку шариковую ручку, которую ей протянул Томпсон.

– Вы напечатали его на моей машинке, – заметила она, – которую этот длинный дебил украл у меня сегодня утром.

– Да, – подтвердил Томпсон, – мы действовали наверняка.

Жюли подписала.

Глава 13

За ужином гангстеры слушали "Европу вечером". Информации по-прежнему не было. После ужина Ненэсс на "рено" повез письмо. Жюли и Петеру приказали укладываться спать. Томпсон тоже улегся на кушетке, не раздеваясь. Биби погасил в комнате свет.

– Я первым пойду на вахту.

Белобрысый хрюкнул в знак согласия.

– Я выйду с тобой. Я хочу курить.

– Быстрее возвращайся, Коко, – сказал Томпсон. – Ты должен сменить его в час ночи.

Белобрысый снова хрюкнул и вышел вслед за Биби. На окнах не было ставен, и Жюли видела за стеклом их силуэты. Они наклонились друг к другу, и на секунду их лица осветились, затем пламя погасло.

Девушка попыталась расслабиться. Она выпила много вина, но это не могло полностью заменить ей успокоительные лекарства, которые она привыкла принимать. Она вытянула руки вдоль туловища, ладонями вверх.

– Жюли, – позвал Петер с нижней кушетки. – Ты спишь?

– Нет.

– Я тоже не сплю.

– Постарайся уснуть. Думай о чем-нибудь хорошем. Думай о цветах.

– Я не могу.

– Не разговаривайте! – приказал Томпсон.

Жюли и Петер умолкли. Через несколько минут сломленный усталостью и бурными переживаниями ребенок уснул. Но Жюли еще не спала, когда в комнату вернулся белобрысый гигант. Он погасил свой окурок о подошву ботинка и на цыпочках подошел к кушетке Томпсона, чтобы взобраться наверх. Она не спала, когда долина осветилась на короткое время автомобильными фарами. "Рено" остановился под деревьями. В темноте Жюли не могла разглядеть циферблат своих наручных часов. Биби и Ненэсс вполголоса разговаривали и смеялись. Они стоя курили, затем салон "рено" осветился. Жюли увидела, что Ненэсс достал плед и устроился на заднем сиденье. Свет в машине погас.

Жюли не сомкнула глаз всю ночь. Она слышала, как гангстеры сменяли друг друга на вахте, как во сне бормотал Петер, как Томпсон отправился в туалет, как оттуда доносились его тихие стоны.

Томпсон не нес вахты. На рассвете белобрысый разбудил Ненэсса, спящего в машине. Жюли посмотрела на часы: было ровно пять. Окружающий пейзаж поразил ее своей красотой. Долина вырисовывалась на фоне кроваво-красного неба. Песчаные глыбы и высокие силуэты деревьев походили на окаменевших чудовищ. Долина окрасилась в голубой цвет, затем в желтый. Снаружи доносились приглушенные мужские голоса:

– Я не хочу засыпать сейчас, я боюсь.

– Ты сваришь кофе?

– Я боюсь разбудить Томпсона.

– Ну и плевать.

– Ему это не понравится.

– Да пошел он... Ведь это не он морозит свой зад на улице.

– Если хочешь, свари сам.

Голоса смолкли.

– Впрочем, плевать, мне не очень-то хочется кофе. Подожди, у меня в машине есть ободряющий напиток.

Какая-то возня. Скрип и хлопанье дверцы. Движение силуэтов в желтом предрассветном тумане.

– Бр-р-р! Хорошо!

– Согревает.

– Дай сюда.

Жюли наклонила голову, чтобы посмотреть в другой угол комнаты, еще погруженный в сероватую темень. Она встретила взгляд Томпсона, неподвижно лежавшего на кушетке с карабином. Девушка была уверена в том, что он тоже не спал всю ночь.

Петер проснулся от света в шесть часов пятнадцать минут и сразу вскочил, чтобы убедиться в присутствии Жюли. Девушка подняла его наверх и прижала к себе.

– Я люблю тебя больше, чем Марсель, – повторил Петер.

Томпсон встал с кушетки и пошел варить кофе. Биби проснулся от шума и, ворча, сел на кушетку. В комнату вошли братья-дебилы. Начался второй день.

Томпсон поставил на стол кофейник и тарелку с фасолью. Петер отказался есть и пить кофе. Томпсон дал ему воды.

– Мне надоело! – воскликнул ребенок. – Я хочу домой, почему вы держите меня здесь?

Петер заплакал и затопал ногами. Он плакал долго и безутешно. Когда кончились слезы и глаза высохли, он продолжал голосить.

– Почему вы держите меня здесь?

– Заткнись, наконец! – крикнул Ненэсс.

– Да, – сказал Томпсон Жюли, – заставьте его замолчать, мадемуазель, он действует нам на нервы.

Глава 14

После часа дня, когда все сидели за столом, поедая свиные отбивные, по радио передали информацию о Петере и Жюли. "Вероятно, речь идет о новом похищении, – сообщил диктор между двумя рекламными объявлениями. – Семилетний Петер Хартог, племянник Жерара Хартога, утром в среду вышел на прогулку со своей няней и не вернулся домой. Няня тоже исчезла. Полицейские, ведущие следствие, не исключают возможность похищения. Известно, что няня ребенка, молодая девушка, недавно вышла из приюта для..." и так далее... и так далее. "Конечно, еще рано делать окончательные выводы, поэтому мы переходим к другому сюжету, а пока – реклама". Томпсон выключил радио.

– Заканчивайте есть.

Он подлил Жюли вина и попытался улыбнуться. Неожиданно к его горлу подступила тошнота. Зажав рот рукой, он устремился в туалет. Девушка вопросительно посмотрела на окружающих.

– Полиция уже в курсе, – сказала она. – Еще не поздно отвезти нас домой. Вы прекрасно знаете, что похищения никогда не удаются.

– Заткнись! – крикнул Ненэсс.

Томпсон вышел из туалета. Его лицо было бледным до синевы и по нему стекали капли пота. Он достал из коричневого портфеля железную коробочку и высыпал из нее на руку несколько черных таблеток. Сунув их в рот, он сел на кушетку и начал жевать.

Жюли выпила стакан вина, чтобы снять напряжение. Она сразу поняла, что в вино что-то подсыпали. Во рту был горький привкус.

– Вы подложили мне снотворное?

– Успокойтесь, – ответил Томпсон. – Мы должны кое-что обсудить между собой, но я не могу оставлять вас одну в доме, лучше не рисковать. Не беспокойтесь, у вас будет только сонливость, и больше ничего.

Он поднялся. Его губы почернели от таблеток.

– Пока вы еще окончательно не отключились, я продиктую вам короткий текст.

Жюли почувствовала апатию. Она еще подумала о том, что следовало бы у него спросить название лекарства, но зевнула и расслабилась. Томпсон положил перед ней чистый лист бумаги и сунул в руку шариковую ручку.

– Быстро пишите, пожалуйста, мадемуазель, посредине листа.

Он направил ее руку.

– Пишите: я вас предупредила...

Жюли написала. Краем глаза она заметила, что Петер завалился на стол.

– Петер! Что вы с ним сделали?

– Он спит. Зачеркните то, что вы написали.

– Почему я должна зачеркивать?

– Быстро зачеркните! Пишите ниже: мне надоело, я больше не могу.

Жюли написала: "Мне надоело. Я не могу".

– Хорошо.

Голос Томпсона доносился издалека, словно у нее в ушах была вода. Она вцепилась в стол, на ее руку капала слюна.

– Это слизь улитки, – заметила она.

Ее взяли под руки и понесли.

– Петер...

– Успокойтесь. Расслабьтесь.

– Хорошо, доктор.

Четверо мужчин уложили Жюли и Петера в багажник "рено" и заперли его на ключ. Затем они вернулись в дом и уничтожили все следы своего пребывания здесь. Они закрыли ставни. Ненэсс перенес пакет с мусором в машину и сунул его под правое переднее сиденье. Томпсон подошел к машине со своим карабином и сумочкой Жюли. Он разобрал оружие и уложил его по частям в кожаный рыжеватый чемоданчик, обшитый изнутри бархатом пурпурного цвета. Ему несколько раз пришлось прерывать свою работу из-за спазм в желудке. Наконец он сел справа от Ненэсса, который занял место за рулем. Биби и белобрысый гигант заперли дом и в свою очередь устроились в машине на заднем сиденье. Все четверо обливались потом.

– Через несколько минут все будет кончено, – заметил Томпсон.

– Сейчас самый опасный момент, – сказал Биби.

Томпсон закрыл дверцу.

– Я знаю.

– Вы уверены, что они без сознания?

– Этой дозы хватило бы быку.

– Девка напичкана пилюлями. Может, у нее к ним иммунитет? Мне бы не хотелось, чтобы она открыла глаза и застала нас за этим делом.

– Да спит она, спит.

Лежа на спине в багажнике, Жюли, неспособная пошевелить кончиком пальца и совершить какое-либо волевое усилие, смотрела перед собой и слушала разговор мужчин.

Ненэсс разогрел наконец мотор, и "рено" тронулся с места, миновал выход из долины и оставил ее позади. Следуя по едва заметной колее, он проехал несколько километров по равнинам, покрытым вереском, редкими березами и елями. Наконец машина выехала на пустынную и узкую департаментскую дорогу, где стала набирать скорость.

– Спокойно, Ненэсс.

– Без тебя знаю.

– Высадите меня здесь, – внезапно сказал Томпсон.

Ненэсс притормозил.

– Здесь? Но вам придется бежать рысью до Немура.

– Здесь всего шесть километров. Я хочу пройтись.

– Вы уверены, что не хотите завершить прогулку с нами?

– Я действую в соответствии с планом, – ответил Томпсон. – Я не хочу знать ни о какой прогулке.

– Вы шутите, месье Томпсон, – неожиданно проговорил белобрысый гигант.

Томпсон открыл дверцу и вышел.

– Встретимся вечером в баре "Королевский герб", я буду там после четырех часов.

Он взял в руку рыжеватый чемодан и хлопнул дверцей.

– До свидания, господа, – сказал он в открытое окно и пошел бодрым шагом.

Машина снова тронулась.

– Придуривается, – заверил белобрысый.

– Томпсон – это мастер, – возразил Ненэсс – Второго такого нет, по крайней мере во Франции.

– Похоже, ему нездоровится, – проворчал белобрысый гигант.

"Рено" снова сбавил скорость. По бокам машину царапали ветви. Машина свернула с департаментской дороги и пробиралась по узкой тропе сквозь березовую рощу и вересковые заросли. Машину подбрасывало, и Жюли трясло в багажнике. Девушка слышала рядом глубокое дыхание Петера. Она лежала на смотанных рулонах веревки, и у нее болела спина.

Машина остановилась.

– Приехали, – сказал Ненэсс.

Молчание.

– Кто это сделает? – спросил Биби с тревогой в голосе.

– Мы втроем.

– Меня тошнит от этого. Ребенок...

– Меня тоже, – ответил белобрысый. – Ненэсс, если тебе не противно, сделай это без нас.

– Я скажу вам, что нужно делать, – придумал шофер. – Разыграем в наперстки. О'кей?

– Играем до первого очка. Это справедливо.

Жюли услышала хлопанье дверей. Ненэсс достал из кармана наперстки и рукой счистил пыль с утрамбованной дороги.

– Пять. Чья очередь?

– Моя, – сказал Биби.

– Очко!

– Это несправедливо, – возразил Биби. – Коко еще не бросал.

– Все, все, – закричал Ненэсс – Мы с братом пойдем пока покурим.

Они медленно скрылись среди деревьев. Биби подошел к багажнику машины. Жюли закрыла глаза. Сквозь закрытые веки она чувствовала яркий свет, от которого глазам было больно.

Биби отодвинул ее, как мешок, чтобы достать из багажника веревки. Их было две. На каждой из них он завязал скользящие петли и направился к высокой круглой скале, на фоне которой стояла береза. Место было выбрано заранее. Биби прекрасно знал, что ему делать. Он взобрался на скалу, наклонился и зацепил веревки за разветвление ствола березы. Обе скользящие петли повисли вдоль ствола примерно в двух метрах от земли. Молодой человек вытер со лба пот, застилавший ему глаза, спрыгнул со скалы и вернулся к машине. Он осмотрелся по сторонам. За деревьями и кустами силуэты обоих братьев невозможно было различить.

– Эй! – крикнул Биби. – Где вы? Помогите мне втащить девку на скалу!

– Обойдешься своими силами, – ответил спокойный голос Ненэсса в тридцати метрах от него.

– Сволочи, – сказал Биби неуверенно.

Он наклонился и неловко приподнял тело Жюли. Девушка была тяжелой. Биби взвалил ее на плечо и перенес к березе. Сначала прислонил ее к скале, затем обхватил за бедра, чтобы поднять над собой. Склон скалы был достаточно пологим. Место для повешения было выбрано удачно.

Наконец Биби поднял Жюли и накинул на шею девушки петлю. Осталось толкнуть ее, раскачать. Это было легко. Только бы не забыть бросить на землю обрывок письма, где было нацарапано: "Мне надоело. Я не могу".

Биби наклонился, чтобы снова поднять Жюли. Он ощущал податливость ее тела. Неожиданно ноги его нервно подкосились, ослабли мышцы.

В этот момент Жюли быстро провела правой рукой по груди Биби, выхватила из-за пазухи пистолет и всадила пулю в грудь своего убийцы.

Глава 15

Девятимиллиметровая пуля разорвала печень и вышла через ягодицу. Гангстер с воплем завалился назад, в кустарник. Жюли прыгнула следом за ним и оказалась на четвереньках. Биби продолжал орать во все горло. Девушка перескочила через него и, спотыкаясь, помчалась к машине. Она с радостью увидела, что ребенок по-прежнему крепко спит, схватила его на руки и понесла.

Тем временем братьям удалось наконец справиться с оцепенением. Они, словно быки, прорвались через чащу, бросились к машине и увидели лежащего на земле Биби и исчезающую в зарослях Жюли.

– Она убила его! – крикнул Коко.

– Оставайся с ним.

Ненэсс помчался вдогонку за Жюли, уже скрывавшейся из поля его зрения. Ветви царапали ему лицо. Он слышал впереди ее шаги, не далее чем в тридцати метрах от себя. Ненэсс достал на бегу пистолет. Он сделал это машинально, хотя знал, что необходимо поймать обоих, девушку и ребенка.

В этот момент он увидел их. Жюли бежала, держа ребенка на руках. Она пошатывалась и натыкалась на деревья. В следующее мгновение Ненэсс потерял ее из виду и прибавил скорость. Жюли остановилась, и он снова увидел ее силуэт. Она не могла уйти от него. Ненэсс усмехнулся, но в тот же миг почувствовал, как в тело вонзилась пуля. Он услышал пистолетный выстрел, упал на четвереньки и выронил свой пистолет.

"Как глупо!" – подумал он.

Ненэсс был в состоянии шока. Он ощупал себя и обнаружил рану в боку. Вскоре раздался голос Коко:

– Ты здесь? Что ты завалился? Я уже десять минут зову тебя, почему ты не отвечаешь? Где девка?

– Помоги мне встать, – сказал Ненэсс – Эта идиотка всадила мне пулю в бок.

Глава 16

Жюли была далеко. Она задыхалась и больше уже не могла бежать. Лес кончился, и она оказалась почти на голом месте. Ее ноги увязали в песке. Со всех сторон песчаную низину обступали скалы, на которых возвышались одинокие сосны. Ущелья между скалами заросли папоротником. Ничто не говорило о присутствии человека.

Девушка падала от усталости. Ей хотелось лечь на песок и уснуть. Петер по-прежнему спал у нее на руках. У Жюли болели плечи, руки и ноги. В туфли набились песок и вереск, она с трудом передвигалась. Ее дымчатые колготки были разорваны в клочья. Было три часа дня. На небе светило яркое солнце, но с запада надвигались облака. Жюли ориентировалась по солнцу.

В руке она по-прежнему держала пистолет, хотя до сих пор не могла поверить в то, что убила двух человек. Эта мысль забавляла ее. Выбившись из сил, девушка остановилась в тени ельника, за спиной была скала. Отсюда она могла хорошо видеть, что происходило впереди. Она перевела дыхание. Петер лежал на спине на песке и дышал ртом. Жюли потрясла его за плечо, но безрезультатно. Она приподняла его веки и поняла, что он без сознания. Ей ничего не оставалось, как ждать. Она подняла с земли ветку и начертила на песке большое сердце, внутри которого написала: "Здесь жила Жюли – бешеная собака".

Девушку мучила жажда. Она взяла Петера на руки и снова отправилась в путь, забыв в песке пистолет. Жюли вошла в березняк. Пройдя через него, она оказалась на вершине довольно крутого склона, у подножия которого простиралась долина. Вдали виднелись серые дома небольшого селения, в центре которого проходила дорога. Жюли начала спускаться. Прежде чем выйти на дорогу, она остановилась за скалой и, понимая, что не может в таком виде появиться в деревне, сняла с себя рваные колготки и попыталась освободить волосы от прутьев и листьев. Тем временем небо затянуло тучами. Войдя в деревню, Жюли услышала через открытые окна домов репортаж о футбольном матче. Девушка вышла по тропе на главную улицу деревни, которая одновременно служила и дорогой.

Жюли опасалась, что жители деревни засыплют ее вопросами, но двое-трое прохожих, которых она встретила, не обратили на нее никакого внимания. Что касается молодых людей, толпившихся у буфетной стойки, они смотрели только на ноги девушки. Один из них присвистнул. Жюли уверенным шагом прошла мимо них.

Она остановилась перед витриной галантерейно-табачно-газетной лавки. К фанерному щиту была приколота "Франс суар" с фотографией Жюли на первой странице. Плохая фотография, снятая несколько лет назад. "Няня маленького. Петера проходила курс лечения в психиатрической лечебнице, – прочитала она. – Она исчезла вместе с ребенком".

Жюли не вошла в лавку, чтобы купить газету, а быстро пошла прочь. На другой стороне дороги, на краю поселка, в пятидесяти метрах от Жюли висела трехцветная вывеска национальной жандармерии. Начал накрапывать дождь. Жюли могла войти в здание, укрыться от дождя, попросить защиты у сильных мужчин в мундирах, но она пошла в обратную сторону по узкому тротуару. На дороге появилась машина. Дождь усилился. Жюли подняла руку, чтобы остановить машину, и в этот момент обнаружила, что потеряла пистолет. Голубой "пежо" остановился, окатив ее брызгами. Дверца открылась. За рулем сидел краснолицый водитель лет сорока.

– Садитесь. Вам в Питивье?

– Да, да, – сказала Жюли, – мне в Питивье.

Глава 17

Томпсон, несмотря на спазмы в желудке, шел бодрым шагом, наполняя легкие воздухом. Он прошел таким образом шесть километров, отделявших его от Немура, и сразу отправился в гараж, где оставил свой серый "ровер". Он припарковал машину на городской площади, достал из багажника маленький чемодан и снял на один час комнату в отеле.

В шестнадцать часов, побрившись, переодевшись в белую сорочку и спортивный костюм цвета опавших листьев, он вошел в бар "Королевский герб". Томпсон чувствовал себя совсем больным. Он был очень бледен, на лбу выступили капли холодного пота. Посмотрел на часы. Жертвы уже должны быть повешены. Представил себе сцену: девушка и мальчишка, не приходя в сознание, испустили дух на веревке. Из их ртов вывалились огромные черные отвратительные языки. Боль в желудке стала постепенно затихать. К Томпсону подошел бармен. Томпсон заказал "Кампари" и разбавил его газированной водой. После первого глотка его сильно затошнило и пришлось мчаться в туалет, где его вырвало. Он вернулся в бар. Официант с беспокойством спросил:

– Вам нездоровится, месье?

Томпсон отрицательно покачал головой, сжав зубы. Официант отошел от него, но время от времени бросал на клиента встревоженные взгляды. Томпсон сидел неподвижно и больше не прикасался к стакану.

В бар вошел Коко. "Сейчас я почувствую себя лучше, – подумал Томпсон. – Он расскажет мне, как они умерли, и у меня прекратятся боли. Тогда я смогу поесть". Он посмотрел на белобрысого гангстера и сразу понял: что-то стряслось.

– Идемте, – сказал Коко, – быстро.

Томпсон спустился с табурета, оставив на прилавке пятифранковую монету.

На улице шел проливной дождь. Начиналась гроза. Коко и Томпсон добежали до "рено". Томпсон запрокинул голову назад, и дождь лил прямо в его открытый рот. Мужчины сели на переднее сиденье, на заднем полулежал Ненэсс. На его плечи был наброшен плащ.

– Он ранен? – спросил Томпсон. – А где Биби?

– Биби убит, – ответил Коко. – Ненэсс ранен в грудь, но пуля вышла сбоку. Ничего страшного. Девка и ребенок сбежали.

"Вот почему я страдаю", – подумал Томпсон.

– Что случилось? – поинтересовался он вслух.

– Это все она. Мы уже собирались ее вешать, но она проснулась, когда Биби держал ее на руках, достала пистолет и убила его.

– А дальше?

– Она убежала с мальчишкой. Ненэсс сказал, чтобы я оставался с Биби, а сам побежал за ней. Через несколько минут я услышал выстрел. В кустах ничего не было видно, и я не сразу нашел брата. Она ранила его, а сама исчезла. Я искал ее, клянусь, но не нашел. Она ушла.

– А ребенок тоже проснулся?

У Коко был смущенный вид. Он облизал свои толстые губы.

– Наполовину, – сказал он. – Не совсем. Ей пришлось его тащить.

– Я не понимаю, как это возможно, – удивился Томпсон. – Что вы сделали с Биби?

– Он был убит наповал, пуля пробила ему печень. Мы ничем не могли ему помочь, поэтому вырыли яму и закопали его.

– На месте?

– Да.

– Глупо, – проворчал Томпсон. – Достаточно, если она приведет туда полицейских. Они тут же обнаружат его могилу. И тогда они ей точно поверят. Глупо!

– Мы хотим вам сообщить, что выходим из игры, – заявил Ненэсс.

Глаза Томпсона сверкнули от ярости, усы задрожали.

– Это решаю я! – прошипел он. – Вы не выполнили работу. Мы должны свести счеты.

– Аванс мы оставляем себе, – сказал Коко. – Мы сожалеем, месье Томпсон, но вы шли на риск. Дело сорвалось, потому что девушка проснулась.

Он смотрел Томпсону прямо в глаза.

– Это ваша вина, – заключил он.

Ненэсс слабо пошевелил рукой под плащом, и Томпсон догадался, что он навел на него пистолет. По крыше автомобиля неистово барабанил дождь.

– О чем вы думаете? – презрительно спросил Томпсон. – Вы что, хотите устроить здесь перестрелку? Вы меня разочаровываете. Я скажу вам, что надо делать.

– Не стоит, месье Томпсон...

– Замолчите! Я свяжусь со своим клиентом и сообщу вам, требует ли он возврата денег назад. Не слишком надейтесь. Вы виноваты.

– Вы тоже, Томпсон, не слишком надейтесь, – прохрипел Ненэсс – Я имею в виду возмещение суммы.

– Сейчас бесполезно об этом спорить, – сказал Томпсон. – До свидания, господа. Я свяжусь с вами не позднее завтрашнего вечера.

Томпсон вышел из машины. Некоторое время он стоял неподвижно под дождем, затем втянул голову в плечи и быстрым шагом направился к своему "роверу".

Глава 18

После грозы между облаками, несущимися на восток, снова засияло солнце. Шоссе было мокрым от дождя. Краснолицый водитель напевал песенку.

– Надо же, как крепко спит ваш малыш! Просто обзавидуешься. Вот это сон. Это ваш ребенок?

– Нет, – ответила Жюли с акцентом, – это младший сын моей хозяйки.

– Вы француженка?

– Нет, я англичанка.

– Я это понял по вашему виду. По цвету лица – лилия и роза, вам понятно?

– Лилия?

– Это белый цветок, символ чистоты и красоты.

– А...

– Лилия и роза – это значит бледно-розовый, это поэтическое выражение.

– О! Понимаю...

– Вы должны очень нравиться французским мужчинам, не правда ли?

– Англичанам я тоже нравлюсь.

Жюли развлекалась, представляя себе французов и англичан, которым она нравилась. "Я что-то слишком возбуждена", – подумала она.

– Да, но что вы думаете о французах, – настаивал краснолицый водитель, – об их манере ухаживать?

– Я не знаю. Некоторые довольно грубы.

– Грубы? Вы хотите сказать, что они резки?

– Нет, грубы. Они говорят мне пакости.

Автомобилист с вожделением посмотрел на нее.

– Но вы должны понимать... э-э... девушка в шортах... Вы из Лондона? Вы студентка?

– Да, я учусь в Оксфорде, – подтвердила Жюли. – Я изучаю экономику.

– Вот это везение! – воскликнул водитель с энтузиазмом. – Я продавец. Я могу вас посвятить в практическую экономику. Вы едете только до Питивье?

Жюли развалилась на своем сиденье, вытянув вперед ноги и подрагивая мышцами ляжек.

– А вы едете дальше?

– Я должен только переговорить с одним клиентом – пять минут, не больше, – и поеду дальше. А вам куда?

– Мне южнее.

– Превосходно. Я еду в Сюлли, а оттуда в Бурж. Вас это устраивает?

Жюли посмотрела на мужчину. Он носил синий костюм в тонкую полоску. У него были курчавые темные волосы, маленькие глаза за большими очками в прямоугольной оправе и толстые губы. Он был из поросячьей породы.

– Вы очень любезны, – сказала Жюли.

Правой рукой она приветливо хлопнула автомобилиста по плечу, затем положила руку ему на грудь, вонзив ногти в ткань пиджака. Автомобилист стал свекольного цвета, на его губах появилась идиотская улыбка. Жюли убрала руку. Мужчина, красный и вспотевший, продолжал вести машину, кидая на девушку косые взгляды. Он не совсем понял ее жест и спрашивал себя, что бы это могло означать. Его кудри лоснились от пота.

– Не могли бы вы ненадолго остановить машину? – спросила Жюли.

– Остановить? Вы хотите остановиться? Ну, разумеется!

– Там, – попросила Жюли, – на грунтовой дороге. Она указала пальцем. "Пежо" резко затормозил и свернул на грунтовую дорогу.

– Остановите здесь.

Машина остановилась. Водитель выжал ручной Тормоз. Он бросил беглый взгляд на Петера, спящего на заднем сиденье. Жюли открыла дверцу.

– Подождите минутку, пожалуйста.

Она вышла из машины. Автомобилист нерешительно смотрел на нее в боковое зеркало с той же дурацкой улыбкой на губах. Он увидел, как она скрылась за изгородью. Автомобилист весь дрожал от вожделения. Жюли вышла из-за укрытия. Она как-то странно махала рукой.

– Принесите ваш домкрат! – крикнула она.

Автомобилист открыл дверцу и высунулся наружу.

– В чем дело? – спросил он.

– Быстро! Домкрат! Принесите его сюда.

– Но зачем? А, черт возьми! – произнес он.

Схватив домкрат, он побежал к Жюли. У него были короткие ноги и широкие бедра. Жюли, наклонившись, что-то разглядывала в заборе. Автомобилист смотрел на ее длинные раздвинутые ноги.

– Здесь! Здесь!

Он наклонился, и Жюли вырвала рукоятку у него из рук.

– Вот! Смотрите!

Он еще ниже наклонился и потерял равновесие. Жюли опустила домкрат ему на голову. "Я это предчувствовал", – подумал он, встав на четвереньки.

– Свинья! Гад! Сволочь! – кричала Жюли.

Он попытался встать на ноги. Жюли ударила его по лбу. Она рассекла ему лоб, из раны хлынула кровь и потекла по лицу доверчивого малого.

– Перестань! – сказал он умоляющим голосом.

Жюли ударила его еще дважды. Он упал на пыльную дорогу, застонав, почти без сознания. Попытался схватить Жюли за лодыжку, но тут на него обрушился последний удар. Он затих. Жюли обыскала его, нашла пачку "Житан", блокнот для записей, серебряную ручку и мелочь. В отделении для перчаток Жюли обнаружила документы на имя Эмиля Вантре и пятьсот франков. Она сунула деньги в шорты, сняла с Эмиля Вантре туфли и забросила их подальше, сняла с него брюки и разорвала их. После этого вернулась в машину. Ключ зажигания был на месте. Петер по-прежнему спал непробудным сном. Жюли быстро свернула на дорогу и прибавила скорость. Час спустя "пежо" выехал на Южную автостраду в Куртене. Жюли направилась к Средиземному морю.

Глава 19

Томпсон в мокром от дождя костюме поставил свой "ровер" на стоянке в Орли и занял место в самолете-такси. Утром следующего дня он вернулся в Орли на другом самолете-такси. Он снял на час комнату в отеле "Хилтон", отдал почистить и погладить оба своих костюма. Одетый в махровый халат с сине-коричневыми полосами, он сидел в комнате, попивая "Виттель", и время от времени отправлялся в туалет, где его рвало. Кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок, глаза налились кровью. На смену рвоте приходил непреодолимый жуткий кашель. У него был заложен нос. Все тело горело. Он принял душ, но это не помогло. Все тело сотрясала дрожь, а зубы стучали.

Как только ему принесли чистую одежду, он быстро оделся. Надел рубашку стального цвета с отложным воротничком и костюм табачного цвета. Оплатил счет, сел в "ровер" и направился в Париж. Из-за тошноты ему было очень трудно вести машину. Он свернул с кольцевой дороги и въехал в Малакофф через ворота Брансьон. Томпсон остановил машину неподалеку от железнодорожного полотна, на узкой грязной улочке, где сквозь мостовую пробивалась трава. Он вышел из машины и направился к облезлому дому, к которому примыкали внутренний дворик и проржавевший ангар. В тротуаре, усыпанном разным мусором, были выбоины. Мимо шныряли бездомные кошки. К воротам была прикреплена старая табличка с полустертой надписью "Ридвей". Томпсон нажал на кнопку звонка рядом с решетчатой калиткой. Его лицо исказила гримаса боли.

Калитка отворилась. При виде Коко, одетого в синий комбинезон механика, Томпсон не выказал никакой радости.

– Я хочу завести машину во двор.

Коко осмотрел улицу подозрительным взглядом.

– Что решено насчет денег?

– Сейчас расскажу.

Томпсон вернулся к "роверу". Коко открыл ему ворота, и машина въехала во двор, где валялись колеса без шин, стиральные машины без мотора, кабина грузовика "додж" и "бьюик-родмастер", посаженный на обода. Коко закрыл ворота. Расставив ноги и упершись кулаками в бедра, он застыл в такой позе. Томпсон, кашляя, вылез из машины.

– Как чувствует себя ваш брат?

– Все в порядке. Вы хотите поговорить с ним?

– Да.

– Вы, как всегда, очень осторожны, месье Томпсон.

– Не дурачьтесь. Мне необходимо поговорить с ним.

Коко недоверчиво посмотрел на Томпсона и стал подниматься по короткой крутой лестнице со стеклянным навесом. Стекло в некоторых местах треснуло. Стоявшие на лестничной площадке щетки для чистки обуви были забиты толстым слоем высохшей грязи.

Ненэсс встретил их у входа в дом. Было видно, что он со вчерашнего дня не брился и не умывался. Голубые джинсы плотно облегали его. Под трикотажной футболкой вырисовывалась повязка. От него дурно пахло колбасой. Он держал перед собой винтовку "Тарзан" со спиленным стволом. Томпсон закрыл за собой дверь.

– Я пришел поговорить по-хорошему, – сказал он. – Уберите это.

Ненэсс поколебался, затем сунул винтовку в подставку для зонтиков, прикладом вверх.

– Что-нибудь выпьете? – спросил он.

Томпсон отрицательно покачал головой. Мужчины перешли в салон с тяжеловесной мебелью и натертым паркетом. Окно с кретоновыми гардинами выходило на железнодорожное полотно. Все трое сели за стол, покрытый клеенкой. Коко достал из огромного буфета бутылку перцовой настойки и три небольшие рюмки. Томпсон не стал возражать.

– Как ваша рана?

– Уже подсыхает. Не впервой...

– Я рад за вас, – сказал Томпсон. – Теперь о деле. Мне нужен шофер. Я разговаривал с моим клиентом. Он очень сердит, вернее, просто взбешен. Разговор был тяжелым. Потом по радио передали последнюю информацию. Вы слушали радио?

– Да, – ответил Коко. – Полиции ничего не известно.

– Разумеется. Девушка не обращалась в полицию. Она скрылась, и мы должны найти ее и убить. Я должен ее убить.

Он сложил руки на животе.

– Она исчезла? – переспросил Коко.

– Вчера вечером – но мы узнали об этом только ночью – она напала на одного автомобилиста, посадившего ее в машину вместе с ребенком. Она оглушила его домкратом, забрала бумажник и угнала автомобиль. Машину обнаружили на стоянке, на автостраде № 6, в сорока пяти километрах к северу от Лиона.

– Она рехнулась! – воскликнул Коко.

– Да.

Коко кивнул.

– Откуда вам это известно? – спросил Ненэсс.

– Мой клиент получил информацию непосредственно от полицейских. У него есть связи в полиции.

– И чего он хочет?

– Он хочет, чтобы я отыскал ее раньше полицейских и убил. Мне нужен шофер, так как я сам не могу вести. Я болен.

– Но ваш клиент требует невозможного, – возразил Коко.

Томпсон поморщился.

– Почему же? Я должен ее убить. И ребенка тоже.

Братья переглянулись. Томпсон спятил, это было очевидно, но, с другой стороны, речь шла о деньгах.

– Он платит две тысячи каждому?

Томпсон кивнул.

– Можно попытаться, – сказал Ненэсс.

– Мне нужен только шофер. Я возьму Коко, вы ранены.

– Мы с Ненэссом работаем только вдвоем, – ответил Коко.

– Хорошо, хорошо, – проворчал Томпсон.

Он вздохнул и протер свои покрасневшие глаза.

– Нас ждет самолет-такси. Детали обсудим по дороге.

Томпсон резко встал, уронив стул. На полу, у стены, убийца заметил дамскую сумочку. Он наклонился и поднял ее.

– Идиоты, – тихо, почти шепотом, сказал он. – Кретины! Ее сумочка! Это нужно уничтожить. Я заберу.

Он направился к выходу. Братья допили перцовку и встали.

Глава 20

Жюли не спала уже вторую ночь подряд.

Петер проснулся в шесть часов утра, проспав семнадцать часов. К полуночи его сон стал спокойным. Проснувшись, ребенок закричал. Жюли соскочила с кровати и поспешила к нему. Он сидел на своей кровати и, ничего не понимая, смотрел в серую мглу комнаты.

– Я здесь, Петер. Не бойся.

Петер обхватил руками шею девушки и прижался к ней.

– Жюли, где мы? Где гангстеры?

– Тсс! Мы в отеле. Мы убежали.

– Они преследуют нас?

– Нет.

– Их поймала полиция? Ты предупредила полицию?

Жюли высвободилась из его объятий. Ее знобило. Ребенок осмотрел просторную комнату с оштукатуренными белыми стенами. Кроме двух кроватей, в ней стоял старомодный туалетный столик с вмонтированной в него раковиной, кувшином и большим овальным зеркалом, прикрепленным к горизонтальной оси между двумя деревянными ставнями.

– Ты не ответила мне, – сказал Петер. – Ты предупредила полицию?

– Нет, я не ходила в полицию.

– Почему?

Жюли с отчаянием покачала головой, и ее черные волосы рассыпались вокруг белой шеи.

– Ты абсолютно голая, – с интересом заметил Петер.

– Я одеваюсь. Ты тоже одевайся. Мы пойдем завтракать.

– А как же полиция?

"Маленький негодяй, до чего же вредный, – подумала Жюли. – А впрочем, это я спятила".

– Я не пошла в полицию, потому что боюсь ее, ненавижу. Понял? – с яростью прошипела Жюли.

– Почему?

– О господи! – воскликнула девушка, садясь на край кровати.

Она не знала, плакать ей или смеяться. Натянула на себя шорты и пропитанную потом майку. Накануне, бросив "пежо", она проделала большой путь пешком, снова с Петером на руках. Она шла лесом, полями, узкими тропами и не могла точно сказать, сколько это километров – десять или двадцать. Все ее тело болело, голова кружилась.

– Я преступница, – непроизвольно вырвалось у нее, и она с беспокойством взглянула на Петера, чтобы посмотреть, какое это произвело на него впечатление.

Он захныкал.

– Это неправда.

– Правда. Я была в тюрьме.

– За что? За убийство?

– Одевайся.

За ставнями было светло. После того как Петер произнес слово "полиция", Жюли почувствовала, что задыхается.

– Объясни мне! – потребовал ребенок. – Когда я лег спать?

Девушка обхватила голову руками.

– Ты в самом деле хочешь знать? Ты хочешь знать все, как есть? Так вот, к твоему сведению, я сбежала. Ты веришь мне?

– Конечно, – сказал Петер. – Но ты должна доказать свою невиновность.

– Вот в этом и проблема, – вздохнула Жюли.

– В чем тебя обвиняют?

– В убийстве. Ты удовлетворен?

– Я верю тебе, – заявил Петер.

– В таком случае одевайся.

Девушка помогла ребенку одеться.

– Как ты докажешь свою невиновность?

– Мы должны вернуться к дяде Хартогу, – сказала Жюли. – Я объясню ему все.

Некоторое время она сидела неподвижно.

– Я не знаю, что говорю, – сказала Жюли. – Я поглупела, чувствую себя полной идиоткой. Нам нужно идти в... полицию. Я не знаю, что делать.

– Завяжи мне шнурки, – попросил Петер.

Снаружи донесся скрип покрышек тормозящей машины. Жюли подбежала к окну. В щель жалюзи она увидела черную крышу "пежо", остановившегося на посыпанной песком стоянке отеля. Из машины вышли мужчины в голубых плащах. Один из них поднял голову и осмотрел фасад. Это был молодой человек с подстриженными бобриком волосами. Он курил сигарету, сунув руки в карманы.

– Все спят, – сказал он.

– Черт, – сказал другой тип, – солнце уже встало. Пойдемте.

Молодой человек опустил голову. Оба голубых плаща скрылись из поля зрения Жюли. Минуту спустя Жюли услышала звонок во входную дверь внизу.

– Полицейские, – сказал Петер.

– Бежим! – воскликнула Жюли.

Она взяла ребенка за руку. Они вышли в коридор. Внизу послышались шаги.

– Иду, иду.

Жюли покрылась испариной. Она бежала по коридору, держась ближе к закрытым дверям. Одно окно выходило на крышу, покрытую листовым железом. Вдали виднелись приземистые зеленые холмы, окутанные туманом. Жюли вылезла на крышу. Петер смеялся. Девушка и ребенок съехали вниз. Навес был невысоким. Жюли спрыгнула на землю, следом за ней Петер. Она поймала его на лету. Они оказались во дворе отеля. В сарае пронзительно запел петух. Беглецы пробежали по коровьему навозу, свернули на тропинку, идущую вдоль каменной стены, и вышли на склон, поросший густой травой. Жюли поскользнулась, упала и покатилась с Петером по траве. Они встали и через лесонасаждения вышли к повороту дороги. Навстречу им ехал автобус. Жюли махнула рукой, и автобус остановился. Жюли и Петер быстро поднялись по ступенькам.

– Тебе повезло, что ты хорошенькая, – сказал кондуктор в белой куртке.

Дверцы закрылись, и автобус начал спускаться по склону. В салоне было душно. Крестьяне в шляпах, с корзинами на коленях дремали на исцарапанных сиденьях. У Жюли кружилась голова. Она села. Во рту был металлический привкус. Автобус выходил из одного виража и тут же попадал в другой...

Кондуктор потряс Жюли за плечо.

– Вам плохо?

Девушка открыла глаза и с недоумением посмотрела на площадку, окруженную деревьями, на которой остановился автобус.

– Я уснула, – извиняясь, сказала она.

– Конечная. С вас пять франков пятьдесят сантимов.

Жюли заплатила. Они с Петером вышли из автобуса, недалеко от остановки заметили кафе и сели за столик на террасе.

Жюли заказала сливки и какао. В кафе не было круассанов.

– Подожди меня секунду, – сказала она Петеру.

В двух шагах от кафе находилась булочная, а рядом с ней – табачный киоск. Девушка вернулась к столику с круассанами, сигаретами и газетами. Пока Петер ел, Жюли дрожащими пальцами прикурила "Голуаз" и развернула газету. Им посвящались пока что заголовки средней величины, с коротким сопроводительным текстом. Очевидно, у журналистов не было свежей информации. У Жюли раскалывался затылок. Она читала статью под заголовком "Узел затягивается". Журналист писал о Хартоге как о "молодом финансисте, имеющем много завистников в силу своего космического взлета". Жюли прочитала далее, что "в настоящее время совершенно невозможно связаться с промышленником. Как только Хартог узнал об исчезновении своего племянника, он тотчас же вылетел из Мюнхена, но вскоре снова оставил Париж, чтобы укрыться от репортеров на время, пока идет расследование".

– Он укрылся в башне Мор, – прошептала Жюли.

Девушка еще больше утвердилась в своем решении. Она была уверена, что сказочный дом и горный лабиринт находятся неподалеку отсюда. Скорее добраться туда, броситься в ноги Хартогу. Жюли с волнением представляла себе эту сцену. Богач поднимает ее, прощает, поздравляет, усаживает справа от себя, вдали от людей, от мира. Девушка встала, взяла Петера за руку и пошла оплачивать завтрак. Она спросила о дороге на вокзал. Они дошли до шлагбаума, откуда была видна платформа, над которой висела табличка. На белом фоне синими буквами было написано: "Боэн". Жюли не знала такой станции. Петер стоял рядом с ней, дожевывая свой круассан. Он был спокоен и с любопытством озирался вокруг. Они пошли в торговый центр, и Жюли купила серый некрасивый плащ, доходивший ей до колен, и карты. Выйдя из магазина, она заметила на другой стороне улицы огромную афишу с ярко-красными буквами на белом фоне.

ЗАКОН И ПОРЯДОК

МОЖЕМ ЛИ МЫ ЖИТЬ БЕЗ ПОЛИЦИИ И БЕЗ ЖАНДАРМЕРИИ?

ЧТО ОЗНАЧАЕТ УПАДОК ЦЕННОСТЕЙ?

В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ВАС ОЖИДАЮТ ТРУДНЫЕ МОМЕНТЫ

Пауль Цвиккау

Жюли сунула карты под мышку. Взяв Петера за руку, она пересекла улицу и направилась к двери, находившейся под афишей. В небольшом холле с плиточным полом вполголоса разговаривали крестьяне.

Открытая дверь вела в конференц-зал, где сидели немногочисленные посетители, большинство из которых были пожилыми людьми. На сцене на фоне красно-золотого занавеса стоял человек. Когда Жюли опустилась на сиденье, он протянул руку в сторону занавеса и объявил:

– Пауль Цвиккау.

Из-за кулис выбежал молодой человек в очках, в черном костюме и коричневой рубашке. У него был аккуратный пробор.

– Хотелось бы вам жить, – выкрикнул он, – при режиме, который избавит человечество от преступлений, насилия, несправедливости и нищеты?

Аудитория молчала в знак согласия. Цвиккау расхаживал по эстраде, резким движением закидывая голову назад. Временами казалось, что он может сломать себе шею.

– Во Вселенной царят закон и порядок! – воскликнул он. – Когда мы смотрим на небесный свод, мы убеждаемся в этом, даже если от нас ускользает смысл движения небесных тел. Мы должны относиться с почтением к утверждениям великих ученых астрономов и атомщиков о том, что из года в год, из века в век звезды продолжают движение в пространстве, перемещаясь по своим орбитам с такой поразительной закономерностью, что позволяют нам предсказывать затмения на века вперед!

Оратор прокашлялся.

– Братья и сестры, слушайте меня! Господь Бог установил во Вселенной незыблемый гармоничный порядок. Разве он не способен сделать так, чтобы этот порядок и эта гармония царили на нашей планете, представляющей собою небольшой сгусток грязи, вращающийся в межзвездном пространстве?

Что мы видим? – вопрошал Цвиккау с ухмылкой. – Способен ли человек утвердить закон и порядок, положить конец насилию, несправедливости и нищете? Нет! Знаете ли вы, что может произойти в большом городе, если в нем не будет полиции? Так случилось в Монреале седьмого октября тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, когда полицейские бастовали. Соблюдали ли в это время граждане закон? Нет! В Монреале тотчас же начались беспорядки, поджоги, грабежи и столкновения между таксистами! Люди вооружились камнями и дубинками, чтобы приступить к разрушительной оргии. Они разбили стеклянные витрины отеля "Королева Елизавета" и похитили товары. Они ограбили отель "Виндзор" и отель "Королевская гора". По оценкам правительства, город находился "на грани анархии". Только полиция стоит на страже закона и порядка!

Цвиккау приподнялся на цыпочки и поднял вверх руку, подчеркивая значимость своих слов.

– Что означают эти события? – продолжал он. – Откуда этот приступ ярости? А главное, что делать? Человек искренне искал. Он познал все режимы. Но он не обратился к своему Создателю! Его Создатель знает лучше кого-либо другого проблемы человека, потому что наблюдает за происходящим с начала сотворения мира.

– Да! – закричали голоса.

– Аллилуйя!

– Классно! – крикнула Жюли.

– Замолчите, сестра моя, – сказал ей служащий атлетического телосложения.

– Я вам не сестра, – возразила Жюли, но замолчала.

– Создатель! – продолжал Цвиккау. – Наш Господь Бог наведет порядок, создав такое государство, которое нам нужно. Ибо в Писании сказано, что Господь создаст царство, которое никогда не будет разрушено и не попадет под власть другого народа. Он разрушит и уничтожит все царства и воздвигнет себе царство вечное.

Жюли встала.

– Свинья, негодяй! – крикнула она.

Цвиккау спрыгнул с эстрады.

– Послушай меня!

Жюли схватила Петера и быстро выбежала из зала. Пророк выскочил следом за ними на улицу. Девушка бежала к вокзалу. Цвиккау повернул назад. Жюли подумала, что ей не следовало терять голову в то время, когда она должна думать о том, как уйти от своих преследователей. Она с удовольствием взяла бы в руки автомат и перебила всех. Ее пальцы обожгла сигарета.

– Куда мы идем? Что мы будем делать? – спросил Петер.

– Мы убегаем. Мы едем к Хартогу. В его красивый сказочный дом.

Жюли посмотрела в железнодорожный справочник, изучила дорожную карту и в конце концов установила, что они находятся в шестидесяти километрах к западу от Лиона. Но сколько километров еще оставалось до красивого дома в кантоне д'Олльерг, она определить не могла. Может, еще шестьдесят? Подошел пригородный поезд. Жюли купила два билета до Сент-Этьенна. Беглецы поднялись в вагон. Жюли вспотела под своим бесформенным плащом. Было душно. Петер молчал, испуганно глядя на Жюли зелеными недоверчивыми глазами. Жюли снова уткнула нос в карту.

– Мы едем в горы, – сказала она Петеру. – В горах нас никто не поймает. Мы будем путешествовать по горам и найдем красивый дом.

– Ты мне это уже говорила.

* * *

Они сошли с поезда в Монбризоне. Часы показывали половину второго. Жюли и Петер пересекли разогретую солнцем площадь и пообедали в бистро.

– Когда мы уедем отсюда? – спросил Петер.

– У нас есть время.

– Нет, за нами охотятся, – напомнил ребенок.

– Ты хочешь уехать?

– Да.

– Тебе не нравится со мной?

– Нравится.

– Хочешь, я куплю тебе игрушки?

– Не знаю. Какие игрушки?

– А какие ты хочешь?

– Мне все равно.

– Петер, мы можем остаться в горах, – сказала Жюли, – и жить как мать и сын. Никто и никогда не найдет нас.

– Полиция всегда находит преступников.

Жюли поморщилась.

– Доедай свой десерт.

– Я больше не хочу.

Жюли оплатила счет. Она сосчитала оставшиеся деньги: менее четырехсот франков. На глазах тают!

– Пойдем, – сказала она.

– Куда мы едем?

– В Маршон.

Они побродили по городу. Был базарный день. В центре городка кишела толпа народа. Жюли купила Петеру мороженое. Она смотрела по сторонам в поисках автобусной станции. Наконец на внешнем бульваре, напротив кафе, она обнаружила синюю колонну, на которой прочла: "Автобусная станция". Расписания не было. Держа карту в руке и глядя на солнце, девушка попыталась определить, в какую сторону направится останавливающийся здесь автобус. В этот момент мимо Жюли проехала черная "симка". Через опущенное стекло на них смотрел Коко.

Глава 21

Они оставили "ровер" на стоянке Западного Орли.

– Подождите меня, – сказал Томпсон братьям, когда они вошли в холл. – Я посмотрю, нет ли для меня послания.

Через минуту он вернулся, ссутулившийся, разрывая на ходу конверт. Коко и Ненэсс рассматривали холл, но с еще большим интересом они рассматривали ноги служащей. На обоих братьях были дешевые костюмы и клетчатые рубашки. Каждый держал в руке небольшой чемоданчик со сменой белья и оружием.

– Девицу уже дважды чуть не схватили, – заметил Томпсон.

– Это послание от вашего клиента?

Англичанин кивнул. Под глазами у него были темные круги, углы губ были опущены.

– Полиция едва не задержала ее в отеле, где она провела ночь. Затем она устроила скандал на собрании евангелистов в ста километрах отсюда. Кроме того, ее видели сразу и в Руане и в Альпах, что практически невозможно.

– Добропорядочные граждане повсюду видят зло, – усмехнулся Коко.

– Ваш клиент – парень не промах, – сказал Ненэсс. – Он в курсе всего.

– Его информируют, – вздохнул Томпсон. – Идемте: Трое мужчин дошли пешком до самого края аэродрома, где стояло несколько коммерческих и туристских самолетов. Рядом с павильоном серого цвета молодые мужчины в теннисках играли на газоне в шары. Томпсон подозвал одного из них.

– Доигрывайте без меня, – сказал тот своим партнерам и спросил Томпсона: – Куда летим?

– В Лион.

Томпсон устроился в самолете, затем наклонился над ухом пилота.

– Я хотел бы максимально приблизиться к Боэну. Это между Роанном и Сент-Этьенном.

Пилот, черноглазый брюнет с густыми волосами, почесал затылок.

– Ближайший аэропорт находится в Вильнев, неподалеку от Фера, – сказал он. – Есть еще один аэропорт южнее Сент-Этьенна, в Андрезье.

– Мне это ничего не говорит. Сейчас гляну на карту. Взлетай.

Пилот надел наушники, защитные очки в нейлоновой оправе и обменялся кабалистическими знаками с механиком. Заревели двигатели. Грациозный самолет был окрашен в кричащие желто-красные тона, а оба челнока в конце крыльев, представлявшие собой, видимо, резервуары для горючего, – в ярко-красный цвет. В фюзеляже располагалось шесть пассажирских мест, представлявших собой удобные кресла с подлокотниками, в которые были вмонтированы пепельницы. Ветер от винта прижал траву к земле. Пилот говорил по рации. Самолет застыл с блокированными тормозами.

– В Орли всегда приходится долго ждать, – сообщил пилот Томпсону. – Слишком много коммерческих самолетов.

Наконец тормоза были разблокированы. Самолет долго бежал по бетонной дорожке, закачался и взлетел. Томпсон прошел в салон, где сидели братья. Он был бледен, и глаза его закрывались.

– Я еще никогда не летал, – заметил Коко.

Томпсон разложил карту, отмечая пункты назначения ручкой с золотым пером. Он отлучился ненадолго в туалет, где его снова вырвало. Он уже почти привык к своему состоянию.

Братья с восторгом смотрели на землю в иллюминатор.

Томпсон вышел из туалета и подошел к пилоту, крикнув ему на ухо:

– Я смогу взять машину в Вильнев?

– Вы имеете в виду такси?

– Нет. Я хочу взять машину напрокат, без шофера.

– Нет, приятель.

– Я вам не приятель, – заметил Томпсон. Пилот побледнел.

– Извините, месье.

Томпсон улыбнулся.

– В таком случае отвезите нас в другой аэропорт, возле Сент-Этьенна. Я думаю, там нам удастся достать машину.

* * *

Машину они нашли легко. Это была довольно потрепанная черная "симка". Ненэсс проворчал:

– За неимением лучшего сойдет и эта.

Он сел за руль. Томпсон взял машину на имя Андре Пруста, предъявив соответствующие документы.

– Едем в Монбризон, – велел он Ненэссу, – затем в Боэн. Наведем справки на вокзале и на автобусной станции.

– Боюсь, что все безнадежно, – возразил Ненэсс. – Полицейские отыщут ее раньше нас.

– Нет, – сказал Томпсон, – не думаю.

"Симка" мчалась с бешеной скоростью. Коко заерзал на заднем сиденье.

– Тише, Ненэсс, тише...

– Заткнись!

Томпсон вздохнул и опустил глаза на колени. Он пристегнул ремень. Дорога шла прямо. Когда они въехали в Монбризон, было три часа дня.

– Сбавьте скорость, – приказал Томпсон. – Ищите указатели на Боэн или Роанн.

– Вот так встреча! – завопил Коко. – Там, там! Остановитесь! Там она и малыш!

Ненэсс затормозил. "Симка" зарулила влево. Ненэсс смотрел в зеркало машины, когда ощутил сильный толчок в бок машины. Разворачиваясь на месте, "симка" подрезала встречный "ситроен". Коко и Томпсон подпрыгнули на своих местах. "Симка" находилась в пятидесяти метрах от Жюли и Петера, неподвижно стоявших на краю тротуара, обсаженного платанами.

– Пристрелим ее и уйдем по четыреста девяносто шестой автостраде, – сказал Томпсон.

– Значит, мы не берем ее? – спросил ошеломленный Коко.

– Нет. Ее надо убить, это самое главное.

"Симка" с ревом мчалась на Жюли. Девушка наконец очнулась от оцепенения. Она схватила Петера за руку и побежала между стоявшими на тротуаре машинами.

Томпсон достал из куртки автоматический пистолет для стрельбы по мишени. Оружие было довольно необычным и напоминало по форме игрушечный пистолет. Другой рукой Томпсон лихорадочно опускал стекло дверцы.

В десяти метрах от цели машина неожиданно сбавила скорость. Мотор стал глохнуть, "симка" села на изношенную подвеску. Томпсон услышал над своим ухом выстрел, сделанный Коко. Жюли нырнула в пыль, но Томпсон заметил, что пуля застряла в крыше стоявшего "рено". Жюли быстро бежала, огибая машины.

У Томпсона было ощущение, что его внутренности перемалывает мясорубка. Он увидел в прицеле бледное лицо Петера и спустил курок в тот момент, когда Ненэсс резко повернул руль. Пули просвистели над ухом ребенка.

– Я раздавлю их, – сказал Ненэсс.

"Симка" едва сохранила равновесие, въехав на тротуар, и резко повернула.

– Мать твою!.. – выругался Ненэсс.

Жюли побежала с Петером в противоположную сторону. Коко выстрелил второй раз перед носом Томпсона, и горелый порох стегнул британца по лицу. "Симка" врезалась в "рено", стоявший на тротуаре, и оторвала у него крыло. Жюли спряталась за машину.

– Отрывайся, Ненэсс! – крикнул Коко. – Все к чертям!

Он разрядил обойму наугад. Пули сыпались во все стороны, врезаясь в кузова автомобилей. Летели стекла. С ревущим мотором "симка" прыгнула на шоссе, и Жюли осталась позади нее.

– Остановитесь, идиоты, я приказываю вам остановить машину! – заорал Томпсон.

Ненэсс ничего не слышал. У него были синие губы. Томпсон ударил его по пальцам рукояткой своего пистолета. Ненэсс резко затормозил.

– Ч-чего вы добиваетесь? – спросил он, заикаясь. – Что бы нас всех переловили?

– Надо убить их обоих.

– Через три минуты здесь будут жандармы.

– Разверните машину. Через три минуты я их убью.

Ненэсс не шевелился.

– Развернитесь, или я убью вас, – прошипел Томпсон, ткнув дулом пистолета в ребра Ненэсса.

Ненэсс заморгал и включил сцепление.

– Через три минуты, – процедил он сквозь зубы.

В ста метрах от них стала собираться толпа, за которой Томпсон увидел Жюли и Петера, сворачивавших на поперечную улицу. По мостовой бежали люди. "Симка" развернулась и помчалась прямо на толпу.

– Вот они! Это они! – кричали вокруг.

– Поезжайте прямо на них, – сказал Томпсон.

"Симка" неслась прямо на людей. Толпа стала быстро редеть. Ненэсс вцепился в руль. Когда машина круто повернула в мощеный переулок, взвизгнули шины. В конце переулка бежали Жюли и Петер. Они выбежали на мост. "Симка" помчалась за ними. Люди, идущие по шоссе, разбегались в стороны, прижимались к стенам домов и витринам магазинов. Раздавались вопли и проклятия.

За мостом тоже собралась толпа. Петер и Жюли растворились в ней. Ненэсс притормозил. Машина снова повернула налево и остановилась.

– Приехали, – сказал шофер.

Сотни людей толпились возле лотков, стоявших прямо на мостовой. Движение автотранспорта здесь было запрещено. В центре толпы виднелся высокий серо-коричневый силуэт Жюли. Томпсон с силой ударил кулаком по внутренней стороне дверцы.

– Мы с Коко пойдем пешком. Вы оставите эту машину на бульваре и угоните другую.

– Вы спятили! – прошипел Ненэсс.

– Через четверть часа встретимся на бульваре в баре "Флора". Не забудьте мой чемодан.

– Четверть часа! – простонал Ненэсс.

– До встречи, – бросил Томпсон.

Он вышел из машины и стал пробираться сквозь толпу, расталкивая людей локтями. Коко стоял неподвижно.

– Бежим, – сказал он.

– Нет, – вздохнул его брат. – Это шеф и хозяин. Мы должны подчиняться.

Глава 22

Жюли была оглушена. Перед глазами плыли черные круги. Она пробиралась сквозь толпу, волоча за собой Петера. Мальчик оцепенел от страха.

Жюли обернулась и заметила в толпе высокую тощую фигуру Томпсона со светлыми всклокоченными волосами. На расстоянии ста метров девушка различила звериный оскал его морщинистого лица. На углу улицы она увидела супермаркет и бросилась к стеклянным дверям.

Они бежали между рядами полок. Магазин был огромным, он занимал первые этажи домов всего квартала, В противоположном конце магазина другие стеклянные двери выходили на людную улицу. Жюли устремилась в эту часть помещения. Пока Томпсон не вошел в магазин, ей необходимо было выйти из него, чтобы потом затеряться в толпе. Она расталкивала покупателей.

Девушку отделяло от заветной двери всего несколько метров, когда в проеме появился Коко. Моргая глазами, он смотрел на остановившуюся перед ним Жюли. Он колебался, у него был растерянный вид.

Жюли резко развернулась, выкручивая руку Петеру. Ребенок громко заплакал.

– О! Прости! Замолчи! – закричала Жюли. – Сейчас все пройдет.

Она подбежала к продавщице.

– Мадемуазель, вызовите полицию, быстро!

– В чем дело?

– Полиция! Вызовите срочно полицию!

– Но вы можете мне сказать, в чем дело? – спросила продавщица, пятясь назад.

Она с кривой улыбкой на лице подозрительно смотрела на Жюли. Коко находился в двадцати метрах от них. Внезапно он бросился вперед. Жюли подбежала к ближайшей витрине, на которой была выставлена небьющаяся посуда и сбросила на пол тарелки. Они загрохотали, но не разбились.

– Вы с ума сошли! – закричала продавщица, отбегая в сторону.

– На помощь! – изо всех сил завопила Жюли.

Она дала пощечину продавщице и побежала, дернув Петера за руку. Мальчик потерял равновесие и упал. Жюли продолжала тащить его по кафельному полу. Ребенок орал во всю глотку. С другой стороны в двери магазина вошел Томпсон. Он неподвижно остановился в дверях, держа пистолет в опущенной вдоль туловища руке дулом вниз.

– На помощь! – кричала Жюли.

Но покупатели испуганно отшатывались от нее.

Она бегала зигзагами между рядами полок. Хватала на ходу все, что попадалось ей под руку, и бросала на пол.

Неожиданно дорогу девушке преградил служащий магазина. Он стоял, широко расставив ноги, как вратарь.

– Держите ее! – скомандовал он хорошо поставленным голосом.

Жюли ударила молодого человека головой в подбородок. Его голова запрокинулась назад, и он упал на плиточный пол. Жюли перешагнула через него. Служащий схватил Петера за ногу. Жюли взяла с прилавка нож из нержавеющей стали и стала размахивать им над Головой лежавшего служащего. Тот сразу отпустил ногу Петера и сжался в комок, прикрывая локтями глаза.

– Полиция! – закричал он фальцетом.

– Давно бы пора, – сказала Жюли.

В этот момент пуля пробила ей правую руку.

Глава 23

Томпсон не мог больше ждать. Магазин стремительно превращался в сумасшедший дом. Пробегая мимо витрин, Жюли все сметала на пол. Вокруг суетились и кричали люди, визжали женщины. Продавщицы стали звонить в свои маленькие ручные колокольчики, которыми обычно вызывали заведующего отделом, чтобы он проверил личность покупателя, расплачивающегося по чеку. Перекрывая весь шум и гомон, из громкоговорителя доносился чистый и сильный голос Баэз. Это был настоящий вертеп.

Томпсон вытянул руку с пистолетом, но в этот момент почувствовал такую резкую боль в желудке, что силуэт Жюли дрогнул в его прицеле. Девушка упала на пол. Томпсон дважды выстрелил в обезумевшую толпу. Вторая пуля размозжила голову одному из покупателей. Мужчина вытянул руки вперед, как пловец, и с грохотом рухнул на пол. Томпсона начало лихорадить. Его живот казался ему большим огненным шаром. Ноздри расширились от запаха пороха. Загремели выстрелы, но он не обращал на них внимания. Вокруг него бегали и кричали люди, но он искал глазами Жюли и Петера. Он бросился в один пролет, сбив с ног старую плачущую женщину. Во рту у Томпсона появился горький привкус. Он услышал оглушительный взрыв и подумал, что это Коко открыл огонь. Над витринами летели куски пластмассы. Магазин был охвачен паникой. "Я очень возбужден", – подумал Томпсон и сплюнул желчь на пол. Люди прижимались к стенам, ложились на плиты. Матери укрывали своими телами детей. Все кричали. Томпсон хохотал, как безумный.

Глава 24

Коко дрожал. Он смотрел на куски пластиковых игрушек, повторявших траекторию пуль. В его руке был старый "кольт", надежный и простой, но всегда при стрельбе немного отклонявшийся вправо. Он только что заметил в пролете Жюли и Петера и снова выстрелил, попав в бак для белья.

Коко боялся, что люди набросятся на него, но они в испуге разбегались, кричали, падали, давили друг друга. В трех метрах от него на полу в истерике билась толстая женщина, обхватив голову руками. Она била по кафелю своими толстыми ногами с выступающими венами. Коко отвернулся и посмотрел в сторону стеклянной двери, выходившей на площадь. Люди выбегали из двери, некоторые выползали на четвереньках. Коко дважды выстрелил по дверям, и куски стекла разлетелись в разные стороны. Толпа отпрянула назад и в панике рассеялась.

– Томпсон! – крикнул Коко. – Смываемся!

Но разве можно услышать что-нибудь в таком гвалте? Музыка в громкоговорителе неожиданно смолкла и сменилась страшным скрипом. Кто-то, видимо, толкнул проигрыватель. Из громкоговорителя донесся дрожащий голос:

– Не двигаться! Всем лечь и оставаться на своих местах. Это налетчики.

Возмущенный Коко поднял глаза и увидел взволнованного диктора в халате, взобравшегося в застекленную кабину, расположенную над продуктовым отделом. Он пустил пулю в кабину, и герой свалился со своего стула.

– Дурак, – сказал Коко.

Удивительно, сколько всего может произойти за двадцать пять секунд. Коко услышал один выстрел, затем – второй, третий. Это стрелял Томпсон. Вновь крики и вопли. Белобрысый гигант, очень возбужденный, оставил отдел спортивных товаров и направился к стеллажам с винами и прочими алкогольными напитками.

– Томпсон! – позвал он.

Неожиданно в поле его зрения оказалась Жюли. Ее правая рука была в крови. Левой она запустила в Коко бутылкой. Гангстер спустил курок огромного "кольта", и пуля попала в потолок, а Коко упал на спину, стукнувшись головой об пол. Он услышал над собой треск электрических лампочек и оказался накрытым пленкой из горящей жидкости. Голубоватое пламя охватило его брюки. У Коко загорелись волосы на ногах. Он бросил "кольт" на пол и стал бить себя руками по ляжкам. Жюли исчезла. Из-за лотка с напитками в Коко летели бутылки, и вскоре образовалось настоящее море горящей жидкости. Убийца сорвал с себя брюки и бросился в огонь. Он обжегся, подбирая свой "кольт". Его ноги горели. Он кинулся к выходу в трусах, чувствуя запах горелой кожи, его кожи.

– Бежим! Бежим! – кричала Жюли Петеру.

Она держала в руке литровую бутылку спирта, горлышко которой горело, как паяльник.

Пламя охватило отдел шерстяных изделий. Жюли бросила бутылку наугад, подальше от себя. Послышались новые вопли. Таща за собой Петера, девушка перешагнула через стелившиеся по полу голубоватые языки пламени. Навстречу ей бежала женщина в горящей юбке. Она толкала перед собой тележку с охваченными пламенем продуктами. Тележка уперлась в стеллажи с книгами, и книги тоже загорелись. Женщина плакала и корчилась от боли.

В магазине висела дымовая завеса. Люди кричали и кашляли. Сзади, со стороны дверей, через которые Жюли вошла в магазин, она услышала звон битого стекла. Двери разбились от натиска бегущих людей. По магазину гулял сквозняк, поднимая пламя до потолка. Работники магазина, выстроившись в каре, наступали на пламя с огнетушителями в руках. Один служащий, вооружившись топором, неистово рубил витрину.

Жюли и Петер, пройдя сквозь разбитые двери и ступая по осколкам стекла, оказались на улице. Толпа валом валила из магазина. Многие женщины были в истерике. Вопивших и отбивавшихся женщин мужчины выносили на руках. Тротуар был завален всевозможными товарами и продуктами. Толпа расступилась, пропуская Жюли и Петера.

– Вы ранены? А малыш?

– Все в порядке, не беспокойтесь.

К счастью, появлялись все новые пострадавшие. Они отвлекли внимание толпы от Жюли. Девушка была этому очень рада. Спрятав под плащом, насколько это было возможно, свою окровавленную руку, она протискивалась сквозь толпу. Вдали послышались сирены пожарных машин.

– Дорогу! Освободите проезжую часть!

– Это поджигатели!

– Это маоисты! Они стреляли на бульваре по машинам.

К магазину подъехали красные машины, из них выпрыгивали пожарные.

Девушка и ребенок прошли по улице метров пятьдесят и свернули к окружной дороге. Жюли, покачиваясь, сняла с себя плащ и прикрыла им раненую руку. Другой рукой она держала Петера.

Из магазина валил густой белый дым, обволакивая фундамент здания. Окна верхних этажей были открыты; люди высовывали головы, махали руками, что-то кричали.

На перекрестке улицы и бульвара из остановившихся машин высовывались водители и пассажиры, чтобы посмотреть, что случилось. К веренице машин подбежали двое пожарных и принялись регулировать движение, разгоняя любопытных.

Некоторые машины уже въехали на тротуар, и водители вышли из них, чтобы посмотреть на пожар. Жюли открыла дверцу одного "ситроена" с включенным мотором. Никто не обратил на нее никакого внимания.

– Садись, – сказала она Петеру.

– Но это не наша машина.

– Садись, тебе говорят.

Она подтолкнула Петера внутрь, захлопнула за ним дверцу, обошла машину и села за руль. У нее снова начали стучать зубы.

– Ты угнала машину! – заявил Петер.

Жюли включила первую скорость и поморщилась. У нее было ощущение, что в руку вонзились вилы.

– Нас посадят в тюрьму, – захныкал Петер.

Один из пожарных сделал Жюли знак, чтобы она скорее проезжала. Девушка нажала на газ и свернула на бульвар. Доехав до первого перекрестка, она выбралась на узкую и извилистую дорогу. За крышами последних домов на горизонте виднелись круглые зеленые холмы. "Все хорошо, – подумала Жюли, – все хорошо..."

Глава 25

С обгоревшими ресницами, почерневшими руками, с пистолетом в кармане перепачканной куртки Томпсон шел по мосту навстречу людскому потоку.

Люди спешили к месту пожара. Клиенты Дома печати выбежали на улицу. В давке был перевернут лоток с газетами. Над крышами домов поднимался все более густой и черный дым. Непрерывно выли сирены пожарных машин.

Охваченный пламенем магазин поливали струями воды из брандспойтов. Послышались звуки новой сирены, оповещавшей о прибытии жандармерии. Жандармы тотчас же принялись разгонять толпу. Маневры представителей сил порядка осложняло множество крестьян, спустившихся с гор за покупками. Центральная улица была забита лотками. В давке и суматохе их переворачивали. По земле катились фрукты и овощи. Их топтали, давили. Люди скользили и падали. Сквозь толпу с сиреной пробиралась машина "скорой помощи", чтобы увезти раненых и обгоревших.

Загорелись полы второго этажа здания, над магазином. Из окон стали выпрыгивать жильцы.

Томпсон шагал бодрым шагом, выпятив грудь. Он шел не оборачиваясь. Толпа вокруг него редела. Он добрался до внешнего бульвара и оказался в пятидесяти метрах от бара "Флора".

Ненэсс сидел на террасе за пивом. Лицо его было покрыто капельками пота. Увидев Томпсона, он встал и положил на стол несколько монет. Перед баром стоял "форд-капри" с включенным мотором. Суматоха, охватившая город, облегчила задачу Ненэсса. Он без труда спрятал в укромном месте "симку" и завладел другим автомобилем. Город был охвачен паникой.

– Где Коко? – спросил Ненэсс.

Томпсон покачал головой. Его губы были белыми от высохшей слюны. Глаза Ненэсса угрожающе сузились.

– Вы устроили пожар?

– Это она, чертовка, – задыхаясь, сказал Томпсон. – Подожгла супермаркет. Но я ее все-таки задел на этот раз. Он схватился рукой за живот.

– Где Коко? – повторил шофер.

– Там. Он обгорел. Там черт-те что: полицейские, пожарные. Бежим. Надо бежать.

Томпсон подошел к машине и открыл правую дверцу "форда". Он весь дрожал. В висках стучала кровь. Уши были багрового цвета. Ненэсс грубо схватил его за плечо и начал трясти.

– Ты хочешь смотаться, бросив моего брата, Томпсон?

– Где мой карабин? – спросил Томпсон. – Ты не забыл мой карабин?

Он старался освободиться от хватки Ненэсса. Заметив в салоне "форда" на заднем сиденье чемоданчик, с облегчением вздохнул. Ненэсс снова начал энергично трясти его за плечо.

– Ты хочешь бросить Коко!

По бульвару промчалась полицейская машина. Томпсон втянул голову в плечи.

– Надо сматываться! Оставь меня!

– Ну нет! – крикнул Ненэсс.

Томпсон изо всех сил пнул его в пах. Ненэсс отступил назад к краю тротуара. Согнувшись от боли, он сунул руку во внутренний карман своего дешевого пиджака. Томпсон обеими руками обхватил его шею. Ненэсс застонал и сел на край тротуара. Его глаза стали вылезать из орбит. Он снова попытался достать оружие. Томпсон схватил его за руку и сломал ему запястье о свое колено. Ненэсс потерял сознание.

Коко в трусах бежал по улице с "кольтом" в руке.

– Держите его! Держите его! – кричали ему в спину.

Белобрысый гигант выбежал на бульвар. Он колебался.

– Поджигатель! – кричали преследователи, которых становилось все больше. – Он вооружен! Держите его!

Обгорелые ноги Коко страшно болели. Он бежал по тротуару к бару "Флора". Он увидел, как от него отъехал и начал быстро набирать скорость "форд". Коко заметил своего брата, сидевшего на тротуаре перед баром. Ненэсс покачивался. "Он пьян", – подумал Коко.

– Стой! Именем закона, остановитесь, – раздался властный голос.

Коко побежал быстрее.

– Стой!

Коко услышал выстрел из пистолета, направленного дулом вверх. Он обернулся и увидел бежавших за ним жандармов и ревущую, как на стадионе, толпу. Коко разрядил в них свой пистолет. У него оставалось три пули. Он с удовлетворением увидел упавшего на четвереньки жандарма. Трое других остановились, расставив ноги и вытянув вперед руки. Они открыли огонь почти одновременно.

– Они убьют его, – пробормотал Ненэсс.

Все его тело ныло от боли. Он увидел, как колени Коко согнулись, и он с криком рухнул в пыль.

Одна нога Ненэсса была согнута, а другая оставалась необычно прямой, негнущейся. Ему удалось подняться и выудить из кармана левой рукой свой пистолет. Он выстрелил, но ни в кого не попал. Жандармы беспорядочно стреляли в ответ. Ненэсс увидел пули, вылетавшие из спины Коко с кусками мяса и ткани. Коко перевернулся на спину, не выпуская из руки "кольта". Ненэсс вздохнул, и из его маленьких глаз потекли слезы. Он бросил пистолет и стал ждать, когда его арестуют. В этот момент хозяин бара выбежал на террасу и разрядил в ухо Ненэсса оба ствола своего охотничьего ружья.

Глава 26

"Форд-капри" со скоростью сто тридцать километров в час катил по автостраде № 496. У Томпсона было ощущение, что он проглотил кипящее растительное масло. При новом приступе тошноты он стукнулся подбородком о руль.

Ему пришлось снизить скорость из-за крутых поворотов. Покрышки визжали. Томпсон вел машину зигзагами.

Километров через пятнадцать он резко затормозил и съехал на заросшую травой дорожку, которая петляла по сосновому лесу. Колея была глинистой. Машину трясло на ухабах. От резкого толчка Томпсон стукнулся лбом о стекло. Мотор ревел. Низ машины задевал за гранитные камни, торчавшие из земли. Временами колеса проскальзывали по скользкой от грязи траве, и машину заносило. Горячие шины обволакивало облако дыма.

Лес по обе стороны колеи становился все гуще. Ветви деревьев царапали дверцы "форда". Начался крутой подъем. Капот машины возвышался перед Томпсоном, как нос корабля. Убийца скрипел зубами. Внезапно машину подбросило от удара по заднему мосту, и она стала оседать. Шасси издало протяжный стон. Томпсон свернул влево. "Форд" врезался в куст, воткнулся между двумя деревьями, и его подкинуло на небольшой расселине. Передний бампер зарылся в мох и землю, мотор хрипел от перегрева, передачи полетели, каркас стал оседать на искореженные амортизаторы.

Томпсон выключил сцепление.

Секунду он сидел неподвижно, опершись о руль. Спазмы в желудке прошли. Он слышал, как в лесу пели птицы.

В отделении для перчаток лежали начатая пачка "Кэмел" и дамская зажигалка. Томпсон сунул в рот сигарету, прикурил и, закашлявшись, спустил ноги на землю. Он вернулся на дорогу по жирным следам, оставленным шинами. Центр колеи, заросший травой, был весь исцарапан, словно по нему прошлись примитивным плугом. Убийца вырвал пучки мха, чтобы закрыть ими следы в том месте, где "форд" неожиданно свернул с дороги, потом приподнял раздавленный куст.

Растительность была здесь густой, так что машину с дороги почти не было видно. Томпсон вернулся к машине и осмотрел ее, ворча что-то под нос. Пепел, который он забывал стряхивать с сигареты, падал на его пиджак.

У "форда" был жалкий вид. Передачи и подвеска сломаны, из-под заднего моста на мох вытекала липкая жидкость. Томпсон открыл переднюю дверцу и осмотрел салон машины. Радиоприемника, к сожалению, не было. Там находились два чемодана братьев и один его, с карабином. На полу возле заднего сиденья Томпсон обнаружил сумочку Жюли, и тотчас же тошнота возобновилась.

Дрянь! Он знал, что не убил ее. Ему говорила об этом его боль, снова мучили спазмы в желудке. Он открыл сумочку, вытряхнул ее содержимое на траву и стал топтать ногами рассыпанные предметы: бумажник, платочек, фотографию, пилку для ногтей...

Придя в себя, убийца наклонился, собрал и сложил в сумочку перепачканные предметы. Затем с сумочкой в руке пошел на разведку по лесосеке. Вокруг стояли высокие стройные деревья.

Ему повезло, что "форд" испустил дух в таком месте. Пройдя сто метров, Томпсон вышел на опушку леса. Сосны начали редеть, сначала перемежаясь полянами, а затем полностью исчезли. Присев на корточки в тени искривленной сосны, Томпсон всматривался в идущий вверх склон, усеянный желтыми и розовыми пятнами цветов. Послеполуденное солнце удлиняло тени предметов, придавая им удивительные формы. Бордовый "форд" был бы заметен на нем, как муха на лбу младенца.

Прищурив глаза, Томпсон посмотрел на бледно-голубое небо, по которому плыли едва заметные волнистые облака. Сейчас на всех окрестных дорогах, должно быть, поставлены заграждения, а вертолеты жандармерии облетают долины. Убийца пожал плечами и вернулся в подлесок.

Чтобы не заблудиться, он примечал камни, стебли, оставлял небольшие царапины на коре сосен.

Пробираясь по склону, он нашел подходящее место – расселину, в которой журчал ручей, наполовину скрытый растительностью. Засучив рукава, Томпсон стал ощупывать руками черную грязь берега. Ручей пробуравил узкий проход в перегное. Увеличив дыру, Томпсон сунул в нее сумочку Жюли, утоптал ее ногами и засыпал сверху глиной. Покончив с сумочкой, он решил проделать ту же операцию с чемоданами братьев. Но работа предстояла большая, а тем временем полиция могла обнаружить брошенный "форд". Томпсон отказался от своего плана.

Необычно легкой походкой он вернулся к "форду". Он уже два дня ничего не ел и почти привык к коликам в животе.

Солнце низко опустилось над поляной. Томпсон открыл чемоданчик, в котором были аккуратно уложены детали карабина. Он тщательно смазал их и отполировал. После этого сел в машину и стал дожидаться ночи.

Глава 27

Жюли ехала в основном на второй скорости. Она не могла пользоваться правой рукой, чтобы выжать переключатель скоростей. Рука с запекшейся кровью повисла вдоль туловища.

– Тебе больно? – спросил Петер.

– Нет. Не знаю.

– Но ведь ты должна чувствовать боль.

Жюли покачала головой. Дорога сильно петляла, и девушка теряла ориентировку. Ее левое запястье ныло куда сильнее, чем раненая рука.

– А пуля вышла? – спросил Петер.

– Не знаю.

– Если она не вышла, ее надо извлечь, – посоветовал мальчуган.

– Помолчи, – сказала Жюли. – Хотя нет, лучше говори.

– Мы скоро приедем?

– Не знаю. У меня нет карты.

– Мы заблудились?

– Нет. Я примерно помню план. Надо ехать на запад. Поэтому солнце и слепит нам глаза.

Внезапно мотор дал сбой, чихнул и заглох. На боковом щитке загорелся красный глазок. "Ситроен" бесшумно катил по инерции. В ветровое стекло дул ветер. Жюли отпустила руль, чтобы выжать стартер, и мотор зарычал. Переключатель скоростей завибрировал. Минуту спустя мотор снова заглох. Впереди был крутой подъем. Жюли свернула к обочине и поставила машину наискось. Девушка выжала ручной тормоз, поставила переключатель скоростей на мертвую точку, надавила на стартер. "Ситроен" надрывно кряхтел, но мотор не заводился. Жюли взглянула на боковой щиток. Стрелка-указатель меры емкости опустилась ниже нуля. Девушка тяжело вздохнула, едва сдерживая рыдания.

– Почему она не едет? – спросил Петер.

Жюли вышла из машины. Она зябко поежилась от прохладного воздуха. Взяв с сиденья свой испачканный кровью плащ, неловко накинула его на плечи. Неожиданно опустилась на асфальт прямо посредине дороги. Петер выскочил из машины, подбежал к Жюли, схватил ее за плечо, пытаясь приподнять.

– Все в порядке, – прошептала Жюли.

Она уцепилась за машину и приподнялась. У нее кружилась голова.

– Дальше пойдем пешком, – решила она.

– Еще чего! – закричал Петер. – С меня довольно.

– Если хочешь, – спокойно сказала Жюли, – можешь оставаться здесь, на опушке глухого леса. Но учти, что в лесу живут огромные серые совы.

– Не хочу! Не хочу! – воскликнул мальчуган.

Немного пошатываясь, Жюли отправилась в путь. Петер семенил за ней. На землю опустилась тень, но наверху, за гребнем горы, небо походило на медный поднос. Узкая дорога была безлюдной. С тех пор как они выехали из Монбризона, им встретилось лишь несколько машин да редкие прохожие, и то вблизи от города. За последний час им не попался ни один человек, ни одно селение.

Жюли и Петер поднимались к залитому солнцем гребню горы. Дорогу пересекла узкая тропа. На столбе висел указатель с названием близлежащего поселка. Жюли оно ни о чем не говорило.

"Возможно, мне удастся взобраться на этот гребень, – подумала она. – Я лягу там и умру".

Она шла, склонив голову на грудь.

– Понеси меня, – попросил Петер.

Она не ответила. Небо затягивалось серо-голубыми облаками.

Вскарабкавшись на гребень горы, девушка подняла голову и остановилась, глядя на заходящее солнце.

У подножия горы лежала долина, покрытая лесом. За ней виднелась другая гора, еще более крутая, чем та, на которую взобрались беглецы. Солнце освещало вдали, на линии горизонта, низкое строение, беспорядочное и странное нагромождение зданий.

– Ты видишь этот замок? – спросил Петер.

– Это башня Мор Хартога, – прошептала Жюли.

– Нет, это не башня. Она приземиста и безобразна.

– Идем. Спускаемся.

Дорога, ведущая в долину, петляла, удаляясь от причудливого строения. Жюли надумала идти прямиком, через лес и поля, но потом вдруг переменила свое решение и побежала вниз по крутому склону. Ее каблуки врезались в землю, и каждое движение отдавалось в раненой руке. Петер прыгал вокруг нее, забыв об усталости.

Солнце скрылось за башней Мор. Жюли и Петер, спустившись в долину, увидели ручей. Вода в нем бурлила и искрилась. Жюли с тревогой смотрела на белый водоворот.

– Вот мост, – Петер показывал на примитивное нагромождение ветвей, досок и бревен. Жюли направилась в сторону моста.

Мост представлял собой ненадежную конструкцию, покоившуюся на нескольких больших валунах. Казалось, его сооружали пьяные бойскауты. Веревки, которые некогда связывали его и крепились к ближайшим деревьям, прогнили и разорвались. Доски тоже были гнилыми.

На долину спустилась ночная мгла. Жюли шагнула на мостик и ощутила на своем лице холодное дыхание горного потока. Девушка ухватилась рукой за перила, идущие с одной стороны моста. Мост накренился под ее весом, и она покачнулась. Ей казалось, что она весит не меньше слона. Доски сгибались и скрипели под ее ногами. Жюли остановилась посредине моста, с ужасом глядя на ржавый гвоздь, торчавший из дерева. Доска раскололась, изогнутый гвоздь полетел в водоворот. Жюли оступилась, и нога ее повисла в воздухе. Девушка вцепилась в перила. Все кружилось у нее перед глазами. Она стояла на четвереньках и с беспомощным отчаянием озиралась по сторонам, ища глазами Петера. Петер позвал ее уже с другого берега.

– Ты идешь или нет? – спросил он нетерпеливо.

Мост зашатался, и Жюли бросилась вперед. Она упала на колени в прибрежную тину как раз в тот момент, когда мост рухнул. Доски закружились в водовороте, затем, подхваченные течением и окутанные пеной, с головокружительной скоростью понеслись, расщепляясь, к скалам. Темнота и пучина поглотили их.

Вся в грязи, Жюли с трудом выкарабкалась на берег. Ее била лихорадка. Петера она не видела. Сейчас она думала лишь об одном: в ста метрах отсюда, за выступом горы, стелился зеленый ковер из травы и цветов, посредине которого возвышалась башня Мор. Там ждал ее Хартог.

Глава 28

Хартог полулежал в шезлонге на террасе виллы. На нем были черные очки, белые брюки и рубашка в сеточку. Лицо его осунулось, на нижней губе вскочила лихорадка. Он был небрит. На кафельном полу возле шезлонга стояли наполненная окурками пепельница и высокий стакан, в котором плавал листок мяты.

Шофер Деде в темном костюме подошел к нему сзади на цыпочках.

– Есть новости? – спросил рыжий сквозь зубы.

– Второй бандит умер во время перевозки в госпиталь. Заграждения пока ничего не дали. Полиция наблюдает за окрестностями с вертолетов.

– Не понимаю, что могло случиться, – прошептал Хартог. – Куда делась эта сумасшедшая?

Шофер пожал плечами, сунул руки в карманы и стал смотреть на Средиземное море. Волны перекатывали гальку под самой террасой.

Глава 29

Вблизи башня Мор выглядела еще более странной, чем на фотографии. Она не имела ничего общего с башней и не возвышалась над горой, а простиралась по ее склону. Похоже, здесь раньше стояли постройки вроде горных хлевов. Жители Оверни называют их "жассериями" – навесами для скота. Но сейчас они были погребены под нагромождениями камней, напоминавшими то неровные террасы, то низкие купола. По конструкции башня Мор напоминала приплюснутый сиамский храм.

Петер остановился возле строения, в котором зияла черная дыра наподобие входа в туннель. Жюли, запыхавшись, догнала его. Она вся дрожала. Небо окрасилось в фиолетовый цвет. На гору легла тень. На горизонте медленно плыла желтая луна.

– Никого нет, – сказал Петер.

Каменный лабиринт был темным. Жюли подошла к темной дыре, споткнулась о булыжник. В густой траве что-то покатилось и зазвенело под ее ногами. Ей показалось, что это была консервная банка. В туннеле мелькнул тусклый свет. Жюли подошла ближе и стукнулась лбом о занавес из стеклянных и деревянных шаров, которые начали раскачиваться и стучать друг о друга. Между шарами Жюли увидела комнату. Резким движением левой руки она раздвинула занавес и вошла внутрь.

Она оказалась в сводчатом зале, обставленном обычной мебелью: кухонный стол, стулья. Петер прижался к девушке.

– Эй! Кто-нибудь! – крикнула Жюли.

К стене, окрашенной эмалевой краской, был прикреплен огромный календарь с фотографией кошек в корзине. Жюли смотрела на него, прищурив глаза. Девушка неуверенно подошла к стене и положила руку на лубочную картинку. Ее длина была не менее пятидесяти сантиметров. Может быть, это галлюцинация? Жюли издала сдавленный крик, попрятались, задела стул и почувствовала, что волосы на ее голове начали вставать дыбом. Сиденье стула было на уровне ее груди, а крышка стола – на уровне подбородка.

– Это замок великана! – закричала Жюли, обернулась и округлившимися от ужаса глазами увидела, как из тени, из другого конца нелепого зала, вышел человек в рабочем комбинезоне. Желтые пряди волос свисали на его широкий лоб. Это был Фуэнтес. Жюли отступила назад и упала.

Глава 30

Томпсон проснулся в горячем поту. Его лицо, на которое падал солнечный луч, пылало жаром. Он с тревогой огляделся, но вокруг все было спокойно. Лишь пели птицы и шелестела трава. Томпсон взглянул на часы. Они стояли. Он поднял голову и посмотрел на солнце. Утро давно наступило. Томпсон уже не помнил, когда он так поздно просыпался.

Он встал и вновь почувствовал себя плохо. С трудом дойдя до опушки леса, опустился на траву. Далеко в горах паслись коровы.

Томпсон почесал заросшую щетиной щеку. Он уже давно не брился и давно не ел, но одна мысль о еде выворачивала его наизнанку. Если бы ему удалось пройти сквозь заграждения в городе, он обратился бы к врачу... Хотя нет, врач засыплет его вопросами, да и вообще это опасно. Местные газеты уже наверняка пестрят заголовками типа "Бойня в Монбризоне".

Томпсон встал, его колени дрожали. Он направился к ручью, чтобы утолить жажду, и лег на живот. Когда его губы коснулись воды, ниже по течению вдруг что-то плеснуло, и в следующее мгновение он ощутил удар. Томпсон опустил руку в воду и схватил за жабры бьющуюся форель. Он с любопытством смотрел на рыбу, которая, судорожно открывала и закрывала рот. Убийца сдавил ей горло и заломил голову. Форель неистово билась. Томпсон еще сильнее сдавил ей горло, и под его пальцами хрустнули кости. Убийцу охватило ощущение счастья. Он ногтями вспорол рыбе живот и впился зубами в ее мясо. Оно было безвкусным и жестким, как мясо сырого моллюска. Но Томпсон жадно пожирал плоть. Рыбьи кости царапали его горло, но он продолжал трапезу, находясь в сильном возбуждении, вызванном смертью живого существа.

Он почувствовал тошноту лишь двадцать минут спустя, когда начался процесс пищеварения. Значит, не все потеряно. Он подождал, когда пройдут спазмы, и вернулся к ручью, чтобы подкараулить новую жертву. В ручье, как оказалось, водилась не только форель, но и другая живность. Томпсон никогда раньше не занимался охотой. Сейчас это был выход, пусть временный, но протянуть какое-то время можно.

Глава 31

Жюли пришла в себя. Она лежала голой на низкой кровати, посредине сводчатого зала. Ее охватила тревога. Где Петер? Она позвала:

– Петер!

Жюли почти не слышала своего голоса и решила, что оглохла. Хотела встать, но ей это не удалось. Голова откинулась на подушку без наволочки. Девушка с трудом перевернулась на бок, снова попыталась крикнуть, но из ее пересохшего горла вылетел лишь слабый стон.

Жюли смотрела на пол из каменных плит, на красный плетеный стул из пластикового материала (такие стулья можно увидеть на террасах провинциальных баров), на высокую каменную стену со стеклянной дверью. Снаружи светило яркое солнце. За дверью девушка различала лишь тени...

Когда Жюли очнулась во второй раз, свет приобрел оранжевый оттенок. Жюли подвинулась на край кровати и упала на пол. Она ощутила в руке пронзительную боль. Жюли ощупала руку. Рука была перевязана, и она не могла согнуть ее в локте. В дверях появился Фуэнтес.

– Почему вы лежите на полу? – спросил он.

– Грязный убийца! – сказала Жюли слабым голосом, ища глазами оружие.

Фуэнтес нагнулся и поднял девушку. Он был полуобнажен, и Жюли ощутила прикосновение его тела к своему.

– Где Петер? Где Хартог? Что вы хотите? Изнасиловать меня?

Жюли было трудно говорить. Она совсем обессилела.

– Поспите. Вам нечего бояться.

Жюли снова впала в забытье. Временами, когда приходила в себя, лишь отмечала, что день сменился ночью, а на смену ночи снова пришел день. Фуэнтес кормил ее бульоном при помощи соломинки. Жюли закашлялась, проливая бульон на грудь. Она была теперь одета в поношенную мужскую сорочку. В какой-то момент ей показалось, что она видит Петера, но он почему-то был в парике. Галлюцинация.

– Я уже могу говорить, – констатировала девушка.

Сказав это, она с удивлением открыла глаза. Фуэнтес в шортах цвета хаки и рубашке цвета зеленого яблока сидел на краю кровати. Он был небрит, и под глазами у него были темные круги.

– Во всяком случае, у вас уже нет жара, – сказал он.

– Я очень устала, – заметила Жюли.

Она ощупала свою перевязанную руку. Боль почти не чувствовалась.

– Вы знаете, что пуля была трассирующей? – спросил Фуэнтес – Вам повезло, что она вышла. Какой негодяй стрелял в вас?

– Томпсон, – ответила Жюли. – Вы это прекрасно знаете.

– Да, – улыбнулся Фуэнтес, – Петер мне рассказал. По его словам, я возглавлял банду и тому подобное.

– Петер... Что вы с ним сделали?

Фуэнтес поскреб щетину.

– Он играет на холме.

– Я не верю вам.

– Напрасно.

Жюли нервно засмеялась. Фуэнтес ухмыльнулся. Он достал из кармана сорочки "Житан" и прикурил сигарету.

– Вам я не предлагаю. Вам пока нельзя.

– Я уже давно здесь?

– Ровно неделю.

Жюли вскрикнула от удивления. Фуэнтес пожал плечами.

– Вот видите, я не убил вас. Скорее, даже выходил.

Его голос звучал спокойно и размеренно.

– Я не бандит и не преступник. Вы тоже не преступница, несмотря на утверждения Петера. Признаться, я не очень хорошо понял, что произошло. Дети любят сочинять. Гангстеры, пожар... Расскажите лучше сами обо всем.

Жюли рассказала. Через открытые двери комнату заливал солнечный свет, в котором были особенно хорошо видны кружившаяся пыль и сигаретный дым. Выслушав Жюли, Фуэнтес помрачнел.

– Удивительная история, в которой есть даже Голгофа, восхождение, замок. Я понимаю теперь, какой вы испытали шок, увидев меня.

Жюли кивнула. Теперь она была спокойна.

– Это мой дом, – сказал Фуэнтес – Я здесь живу. Этот дом никогда не принадлежал Хартогу, и он его не строил.

– Но он утверждает обратное.

– Да. Паршивый пес.

– Замолчите! – воскликнула Жюли.

Фуэнтес поморщился. У него был очень усталый вид.

– Теперь моя очередь рассказывать, – заговорил он. – Слушайте.

Глава 32

– Жили-были двое молодых людей, Хартог и Фуэнтес. Они были архитекторами и работали вместе. Оба нуждались. Фуэнтес был более талантливым, извините за самовосхваление. У него было больше идей. Хартог в основном разделял их. Фирма существовала благодаря ему, так как его богатая семья поставляла заказчиков, которые щедро платили за проекты.

Внезапно брат Хартога и его жена Маргарита погибают в авиакатастрофе, и Жерар Хартог становится богатым наследником. Теперь он может осуществить все свои архитектурные замыслы. Однако у него возникают трения с Фуэнтесом, не желавшим строить ни заводы, ни кварталы для рабочих: Хартог не может понять, чего хочет Фуэнтес, и порывает с ним. У него много хлопот с деньгами. Но он тем не менее желает строить, реализовать свои проекты. Фуэнтес в ярости. Не правда ли, все это напоминает роман или фильм с Гарри Купером в главной роли?

Фуэнтес оставляет архитектуру. Как Гарри Купер, он работает чернорабочим, строителем, иногда прорабом. В горах Центрального массива он покупает овчарню и начинает строить нечто вроде довольно дурацкого лабиринта. Делает он это, когда свободен и не пьян (а надо заметить, пьет он регулярно).

Время от времени, когда он напивается в Париже, он наносит визиты Хартогу, оскорбляя его и обвиняя в плагиате. При случае бьет ему морду.

Жюли слушала рассказ, открыв рот. Фуэнтес встал, вышел и тотчас же вернулся с банкой пива. Он пил, шагая взад и вперед по комнате, и сопровождал свой рассказ широкими жестами.

– Самое забавное, что Хартог завидует Фуэнтесу. Он завидует – это очевидно. Он похитил снимки дурацкого лабиринта, а когда вы ему сказали, что вам нравится это сооружение, он выдал его за свое творение. Дурак! Безмозглый осел!

Фуэнтес рассмеялся, потом сильно закашлялся, и казалось, он никогда не остановится.

Глава 33

Жюли надела свои шорты с пятнами высохшей крови и мужскую рубашку, рукава которой закатала. Она начала вставать и понемногу ходить, опираясь на руку Фуэнтеса. После пожара в супермаркете прошло девять дней. Она смотрела на огромную мебель в комнате, где потеряла сознание в тот момент, когда увидела Фуэнтеса.

– Фантазия, – сказал Фуэнтес – Когда мы вырастаем, то забываем, что были детьми. Здесь можно вспомнить об этом. Вы тогда очень перепугались.

– Я была в таком состоянии...

Жюли взобралась на гигантский стул и прыснула, как девчонка. Фуэнтес с бутылкой пива в руке добродушно смотрел на нее. Через крохотное оконце, похожее на бойницу, Жюли наблюдала за Петером, игравшим в пятидесяти метрах от лабиринта. Ребенок стрелял из примитивного лука, который ему выстругал Фуэнтес. Жюли никак не могла привыкнуть к новому облику Петера. За неделю он загорел, похудел, окреп, его манеры изменились. Он целый день проводил на воздухе, бегая среди цветов. Жюли подумала, что его вполне можно было снять на рекламный ролик "Возвращение к природе".

– Я уже в состоянии отправиться в путь, – сказала Жюли, не любившая природы.

Она спустилась с гигантского стула, раздвинула занавес из стеклянных шаров и вышла на солнце. Фуэнтес шел за ней следом.

– Вам больше некуда идти, – заметил он.

– В полицию.

– Это далеко.

– Разве у вас нет машины?

Жюли обернулась. Фуэнтес покачал головой.

– У меня был старый джип. Недавно я его разбил. Я очень много выпил. Теперь нужно немного подкопить деньжат, хотя мне это претит.

Он аккуратно поставил у стены пустую бутылку.

– Идемте, я покажу вам свою печь, – предложил он.

Они пошли вдоль лабиринта. Жюли заметила лестницу и недосягаемый сад на круглой башне, высотой не более трех метров.

– Вы могли бы здесь остаться еще на недели, на месяцы, – сказал Фуэнтес, явно желая убедить в этом Жюли.

– В моей сумочке остался снимок. Рано или поздно они поймут, где я, и явятся сюда.

– У меня есть все необходимое, чтобы встретить их, – спокойно заметил Фуэнтес.

Они подошли к печи. Это было каменное сферическое строение, выбеленное известью. Снизу шел дым.

– Что вы имеете в виду?

– У меня есть ружье.

– Вы не знаете Томпсона. Ружье не остановит его.

Фуэнтес усмехнулся.

– Ружье может остановить любого.

– Вы не поняли. Он застигнет нас врасплох и всех перебьет.

– Вы насмотрелись слишком много фильмов ужасов, – заметил Фуэнтес.

Он открыл печную дверцу, которая походила скорее на ставни из толстого проржавевшего металла.

– Я привез их из Нормандии. Смотрите, я кладу дрова вот сюда.

Фуэнтес сунул поленья в огонь. Жюли притронулась к каменной кладке печи. Камень был раскален.

– Мои горшки стоят сверху. Я как раз готовлю обед.

Фуэнтес хлопнул нижним ставнем.

– Дров, слава богу, здесь хватает. Стоит только спуститься вниз.

Жюли представила, как он колет дрова. Видно было, что он умеет делать многое.

– Завтра я отправлюсь в полицию, – заявила она.

– Я пойду с вами, – сказал Фуэнтес. – Вы можете влипнуть в историю. Необходимо, чтобы они вам поверили. Вы считаете, что вам поверят? Я должен найти вам адвоката.

– Я уже не боюсь полицейских, – твердо произнесла девушка.

Петер играл неподалеку от них. Ему было весело.

Глава 34

Хартог все больше времени проводил в шезлонге. Он непрерывно кусал губы, отчего они даже вспухли. И непрерывно смотрел на Средиземное море, моргая глазами с бесцветными ресницами. Плавно скользили по водной глади парусники: ветра почти не было. Причаливший к берегу пузатый весельный баркас покачивался на зыби.

Деде привез почту.

– Вскройте и прочтите, – сказал Хартог.

Деде достал из верхнего кармана пиджака пилку для ногтей и вскрыл конверт. Прочитав очередное послание, он бросал его на низкий столик возле шезлонга.

– Накладная местного поставщика... Предлагается подписка на серию книг под общим названием "Мартирология Эроса..." Отчет мисс Бойд.

– Читайте.

– Гм... "Месье, довожу до вашего сведения..."

– Про себя, – перебил его Хартог. – Прочтите и скажите, есть ли что-нибудь важное.

Деде молча прочитал два исписанных листа бумаги.

– Она считает, что ваше отсутствие тормозит дела, – сказал он наконец. – Она перечисляет все, что отложено, понимает ваши обстоятельства, но настаивает на вашем возвращении в Париж либо на передаче ей ваших полномочий.

– Куда она сует свой нос?

Деде не ответил и положил письмо на столик с корреспонденцией.

– Ладно, хватит, – сказал рыжий. – Пусть никто меня не беспокоит.

– Хорошо, месье.

Деде бесшумно вышел с террасы. Он терял уважение к своему патрону, как-то сдавшему после всей этой истории. Подумать только, так переживать из-за какого-то мальчугана, которым раньше он даже не интересовался! Конечно, надежда, что они живы (мальчуган и чокнутая), с каждым днем уменьшалась, ну и что из этого? Мальчишка был никчемным. Деде было больше жаль девушку, такую забавную и симпатичную.

Он сел в холле виллы и развернул "Плейбой". В его обязанности входило никого не впускать к Хартогу.

Рыжий развалился в шезлонге, закрыв глаза. Услышав шорох на пляже, он вздрогнул. Открыв глаза, приподнялся в шезлонге. К террасе вплотную приблизилась маленькая лодка с низкой посадкой. Из нее вышел Томпсон. Он был небрит, в грязных лохмотьях и еще более худ. Тем не менее Хартог сразу узнал наемного убийцу.

Он встал с шезлонга и больно ударился о низкий столик.

– Вы сошли с ума! – сказал он. – Что вам здесь надо?

Томпсон поднялся на террасу. Он был босым и оставлял на плитах мокрые следы. Хартог тревожно озирался по сторонам, но, казалось, никто их не видел.

– Вы убили их? – спросил он шепотом.

Его распухшие губы дрожали от волнения. Томпсон покачал головой. Лицо рыжего выразило полное отчаяние. Он схватил Томпсона за шиворот, но тот резко ударил его по рукам. Хартог сделал шаг назад. И это называется убийца! Смех! Он так тщательно обдумывал свой план, так долго окружал себя калеками, кривыми, хромыми и прочими ненормальными, что все уже к этому привыкли. Наконец он взял в дом эту сумасшедшую, чтобы она сбежала с мальчишкой, повесила его и потом повесилась сама. И такая красивая комбинация должна лопнуть из-за этого олуха, дебила, ублюдка. Рыжий посмотрел на Томпсона. Он дошел до ручки: щеки его впали, глаза были потухшими и красными.

– Мы можем поговорить спокойно? – спросил Томпсон. – Где-нибудь в укромном месте, чтобы не привлекать внимания любопытных?

– Я не хочу с вами разговаривать, – сказал Хартог. – Уходите. Вы должны были убить их, но вы... вы...

Рыжий топнул ногой.

– Я убью их, – устало проговорил Томпсон. – Я хочу их убить, пусть это даже будет последнее, что я сделаю в жизни. Мне необходимо поговорить с вами. Я хочу получить некоторые сведения.

– Я сообщил вам все необходимое, – с раздражением ответил Хартог. – Уходите. Убирайтесь. Нам не о чем больше говорить.

– Речь идет об архитектуре, господин Хартог, об одном архитектурном ансамбле. Нечто вроде лабиринта... в Центральном массиве.

Хартог посмотрел на него как на сумасшедшего.

Глава 35

День клонился к вечеру. Деде отложил "Плейбой" и прошел на кухню виллы. Похоже, что Хартог не собирается выходить, значит, Деде снова придется самому готовить ужин. Ворча сквозь зубы, он открыл огромный холодильник. Запасы иссякали. Хартог сидел на вилле уже больше десяти дней. Деде не был силен в кулинарии, он мог приготовить только омлет, яичницу и зажарить мясо.

На этот раз Деде решил открыть консервы: рагу из бобов с птицей. Он выдвинул ящик стола и стал искать консервный нож. В этот момент за стеной он услышал голоса. Деде прислушался, но слов различить не мог. Однако он был уверен, что это не телевизор, так как аппарат был установлен на другом конце виллы и не был переносным. Переносной телевизор не работал.

Шофер снял трубку внутреннего телефона и позвонил в салон. Трубку долго не снимали.

– В чем дело? – услышал он наконец голос Хартога.

– Мне показалось, что я слышу голоса, месье. Я решил предупредить вас...

Хартог молчал. Деде слышал дыхание своего патрона.

– У меня посетитель, – сказал наконец Хартог. – По делу. Он прибыл морем и вышел с пляжа. Прошу не беспокоить меня, Андре.

– Хорошо, месье.

– Секунду... Андре, отправляйтесь в город и купите курицу или кролика. Живых. Когда вернетесь, позвоните мне.

– Хорошо, месье.

– Это все. Пошевеливайтесь.

– Хорошо, месье.

Деде повесил трубку. Хартог был чудаком. Живого кролика! Шофер вернулся в холл, взял ключи от "фиата" и вышел.

Хартог стоял рядом с телефоном, опершись на стену. Томпсон сидел напротив него в кресле, свесив руки.

– Когда вы вспомнили об этой фотографии?

– Позавчера, – сказал убийца. – Видите ли, я постоянно все прокручивал в голове. Я искал, за что зацепиться, что навело бы меня на ее след. Не знаю, почему мне раньше это не пришло на ум. Но ведь это не адрес, да и видел я фотографию всего лишь один раз и мельком. Кроме того, я был тогда в бешенстве.

– Что дальше?

– На обороте снимка было написано: "Центральный массив". Но ведь он очень большой, нельзя просто так отправиться на поиски. Я очень слаб. Я подумал, что вы, как архитектор, должны знать. Это такая конструкция, которую не сразу забудешь.

– Да. Вы правы, – заметил Хартог.

К нему вернулось самообладание.

– Значит, вам известно, где это находится? – спросил убийца. – Вы скажете мне?

– Не знаю, – ответил Хартог. – По-моему, вы сейчас ни на что не годитесь.

Томпсон встал. Он нервно царапал подбородок длинными грязными ногтями.

– Я гожусь только на то, чтобы убить их, ее и малыша, – сказал он. – Если я не убью их, я сдохну.

– Вам следует обратиться к хорошему психиатру. У вас психосоматическая язва желудка. Послушайте, я дам вам денег, чтобы вы исчезли. Уезжайте, куда хотите, только подальше отсюда.

Томпсон покачал головой. Хартог начал расхаживать по серо-голубому ковру, держа руки за спиной.

– Вы в моих руках, – сказал Томпсон, – но я не хочу этим воспользоваться. Я хочу только закончить свою работу. Для этого мне необходимы сведения.

– Но нет никакой гарантии, что они там, – голос Хартога стал вкрадчивым. – Кроме того, она могла уже уйти оттуда.

Он зашел за письменный стол, быстро выдвинул ящик и протянул руку, чтобы взять свой пистолет и убить Томпсона, но в этот момент Томпсон запустил ему в грудь хрустальной пепельницей. У Хартога возникло ощущение, что его лягнул мул. Он согнулся и упал. Падая, он вцепился рукой в ящик, который вывалился на него. Пистолет оказался на ковре, в тридцати сантиметрах от его руки. Скорчившись от боли, рыжий стал кататься по ковру в надежде схватить оружие, но Томпсон пнул пистолет ногой, и он отлетел к стене.

– Хартог, будьте благоразумны, – сказал убийца абсолютно спокойным тоном.

Он наклонился над Хартогом, помог ему встать и стал массировать ему желудок. Боль отступила. Хартог с облегчением вздохнул.

– У вас прекрасная реакция, – заметил он.

– Вы видите, на меня можно положиться, – заявил убийца.

Хартог посмотрел на пол блуждающим взглядом.

– Хорошо, – сказал он. – Я поеду с вами. Там, наверху, есть один человек... Только не перебивайте меня!

Томпсон оперся о письменный стол.

– Мразь, – прошептал Хартог. – Я знаю, что он порассказал ей. Я знаю, что он считает меня убийцей. Я убиваю маленьких детей. Это неправда, Томпсон. Я создаю красоту и гармонию. Впрочем, я вам уже говорил.

Рыжего охватила дрожь.

– Они там, наверху, все трое. И они не идут в полицию, потому что ждут меня. Они хотят убить меня, Томпсон. Я знаю это.

– Вы это знаете?

Хартог кивнул.

– Мы должны убить всех троих, – сказал он. – Мальчишку, девушку и мужчину.

– Это будет вам стоить дороже на двадцать тысяч франков, – заметил Томпсон.

– Это неважно, – ответил Хартог. – Я согласен.

Глава 36

Томпсон умылся, побрился, причесался и надел чистую одежду. В гардеробе Хартога, помимо его собственной, висела одежда разных размеров на случай, если придется выручить кого-либо из подручных. Томпсон надел белые брюки, тельняшку и синий блейзер. Он оставил усы и стал похож на резервиста из Королевской армии. Причем на резервиста, страдающего бессонницей: у него были обвислые щеки, мешки под глазами, сухая кожа.

Шофер Деде вернулся из города и позвонил Хартогу по внутреннему телефону. Он сообщил, что раздобыл живую курицу. Хартог сходил за ней. Томпсон схватил курицу и заперся с ней в ванной комнате. Убийца поведал Хартогу о своих проблемах, и Хартог не хотел на это смотреть.

Когда Томпсон вернулся, Хартог внимательно поглядел на него, но не увидел ни одной капли крови ни на одежде, ни на лице. Но у самого Хартога надолго пропал аппетит.

Вместе с Томпсоном он изучал карту юго-западной части Франции.

Они определили маршрут до башни Мор и время, за которое туда можно добраться. Они решили застигнуть противника врасплох и появиться в лабиринте на рассвете. Хартог предупредил Деде, что он уезжает на "фиате" и вернется через день, к вечеру.

В двадцать два часа рыжий и убийца направились в гараж и сразу выехали в путь.

В это время в лабиринте Жюли спала безмятежным сном.

Глава 37

Жюли приподнялась на кровати. Ее разбудил какой-то шум, но, может быть, ей это только приснилось. Она посмотрела на часы: пять часов тридцать минут. У Жюли не было никакого желания вставать в такую рань, чтобы встретить рассвет. Она снова опустила свою черноволосую голову на подушку без наволочки. Из коридора послышался шорох, словно там была большая мышь. Жюли спрыгнула с кровати и натянула шорты. В полумраке коридора она различила Петера с луком в руке, подбиравшего с пола стрелы, которые он обронил.

– Почему ты встал в такую рань?

– Я не хочу спать.

– Поспи еще немного.

– Но сегодня последний день, – сказал Петер. – Когда мы вернемся, мне негде будет стрелять из лука.

Жюли пригладила рукой свои густые кудри.

– Ладно, как знаешь! – вздохнула она. – Пойду сварю кофе.

– А я пойду – постреляю! – Петер побежал по темному коридору. – Я вернусь, когда кофе будет готов.

– Петер!

Он скрылся.

– Вот чертенок! – улыбнулась Жюли.

Она вернулась в комнату, села на кровать, но ей уже не хотелось спать. Траву и цветы еще покрывала роса, небо было молочного цвета. Жюли подумала, что Петер может простыть. Девушка вышла из комнаты и по коридору прошла на нижнюю террасу, посредине которой протекал ручей. Она умылась, почистила зубы, затем отправилась в шестиугольную кухню, где поставила кофейник на плиту.

Когда кофе начал подниматься, стекла обоих кухонных окон окрасились в желтый цвет. Жюли открыла одно из окон и стала искать глазами Петера, чтобы позвать его, но его не было на плато. Он спустился ниже.

Еще ниже в заросшем лесом ущелье проходила глинистая дорога, на которой застрял "фиат". Томпсон и Хартог тщетно пытались вытащить его. Они нервничали, так как выбились из графика. Перед этим они плутали по лесу в течение двух часов.

Из-за деревьев Петеру было плохо видно машину и двух мужчин. Он бесшумно подошел поближе и, спрятавшись за дерево, наблюдал за ними, готовый в любую секунду пустить свою стрелу в "бледнолицых".

* * *

Жюли налила себе кофе в чашку, поднесла ее к губам и обожглась. Поставив чашку на стол, девушка вышла из кухни и чуть было не заблудилась в лабиринте коридоров и комнат. Она переступила порог комнаты Фуэнтеса. Неудачливый архитектор лежал на спине на своей кровати в шортах цвета хаки. Половина его комнаты была заставлена пустыми бутылками из-под пива. Волосы на груди были липкими от пива. Он храпел. Жюли с сожалением посмотрела на него. Ей было жаль, что он не был красивым молодым человеком, который бы попытался ее соблазнить. Она бы отбивалась и царапала ему лицо, потому что мужчины не вызывали в ней никакого желания, но тем не менее жаль, что Фуэнтес не был интересным мужчиной.

Ее размышления были прерваны выстрелом.

* * *

– К черту машину! – сказал Томпсон. – Мы уже пришли. Осталось всего несколько метров до этого проклятого лабиринта. Пошли!

– Но потом нам нужно будет быстро уехать, – ответил Хартог, – и понадобится машина.

Он ломал ветви пихты и подкладывал их под колеса "фиата".

Томпсон пожал плечами, достал из машины свою полотняную сумку, в которой лежал чемоданчик с оружием. Он открыл его на заднем сиденье и тщательно собрал карабин. Магазин был полон. Взяв карабин в руки, Томпсон, улыбаясь, обернулся. Между деревьями, в пятидесяти метрах от себя, почти на уровне земли, он увидел лицо Петера. Убийца вздрогнул. В его желудке началось кровотечение. В ту же секунду он вскинул карабин и спустил курок. Он целился в лицо ребенка, но попал только в ухо.

Глава 38

Жюли начала метаться, но спустя полминуты после выстрела она подумала, что ей послышалось. Она подбежала к окну, пристально всматриваясь в залитое солнцем плато, усеянное желтыми и розовыми цветами на высоких стеблях. Петера не было видно.

– Проснитесь же! – крикнула она, не оборачиваясь к спящему архитектору.

Петер стремглав взбирался по склону, крепко прижимая к груди свой лук со стрелами. Он был напуган до того, что даже не мог кричать. Кровь хлестала из оторванной мочки уха. Томпсон разрядил в него вею обойму, и пули врезались в ветви сосен, разбрызгивая по сторонам иглы, щепки, капли росы и древесный сок. Но больше ни одна пуля не задела Петера. Убийца стрелял, согнувшись пополам от боли и икая. Его рвало пенистой кровью и желчью прямо на карабин.

– Безмозглый дурак! – проревел Хартог.

Томпсон не слышал его. Он кинулся вдогонку за Петером. Сосновые ветви с колючими иглами хлестали и царапали его лицо. Он оставлял за собой липкую розовую слюну, свисавшую с веток отвратительными волокнами. Слизь блестела на солнце. Томпсон как безумный карабкался по склону. Он остановился на секунду, когда затвор карабина щелкнул вхолостую.

Убийца поморщился и на бегу стал рыться в карманах в поисках патронов. Потом освободил обойму карабина и проворно заменил ее, продолжая подъем. Гильзы, которые он вставлял в обойму, были испачканы желчью и кровью.

* * *

Жюли трясла Фуэнтеса за плечо.

– Оставьте меня! – ворчал архитектор.

– Проснитесь, ради бога!

Фуэнтес сел на кровать.

– Что случилось?

– Петер! Они стреляют!

Фуэнтес протер глаза кулаками и вздохнул. Нервы Жюли были на пределе. Она снова начала трясти его изо всех сил.

– Где ваше ружье?

* * *

Хартог посмотрел вслед бегущему Томпсону, затем перевел взгляд на застрявшую в глине машину. Он выругался сквозь зубы, открыл дверцу "фиата", взял свое оружие и сунул в карман куртки коробку патронов тридцать второго калибра. Затем стремглав бросился за Томпсоном.

Пока Томпсон перезаряжал карабин, Петер пробежал метров тридцать по открытой площадке, отделявшей его от плато. Башня Мор находилась в ста метрах от него. Он бежал к башне и кричал во все горло. Его лицо было залито слезами.

* * *

Фуэнтес открыл стенной шкаф, в глубине которого стояло его ружье, прислоненное к стене. На полу шкафа валялись консервные банки, старые журналы по архитектуре и всевозможные картонные коробки.

– Куда я дел патроны, черт их побери? – спросил Фуэнтес.

* * *

Томпсон находился в самом крутом месте подъема; он встал на четвереньки. Его мучили кашель и тошнота. Он держал карабин под мышкой, прикрыв ствол указательным пальцем, чтобы в него не проникла вода. Хартог поравнялся с ним, обошел его и пополз по мокрой траве.

Петер с воплем подбегал к башне Мор.

* * *

Фуэнтес нашел наконец нужную коробку и высыпал ее содержимое на пол. Это были гильзы почти цилиндрической формы с основанием желтого цвета, с картонным телом зеленоватого цвета в разводах, с патронами из крупной дроби. Фуэнтес начал заряжать ружье, рассчитанное на четыре выстрела.

– И вы называете эту дубину ружьем! – воскликнула Жюли, выбегая из комнаты и устремляясь на кухню.

– А что же это, по-вашему, как не ружье? – спросил Фуэнтес.

Петер бежал к лабиринту. Правая сторона его лица была в крови. Увидев его в окно, Жюли застонала. Она схватила столовый нож.

– Пошевеливайтесь! – крикнула она Фуэнтесу.

Он вошел в шестиугольную комнату, как был: в шортах, босиком, без рубашки. Лохматые пряди свисали ему на лоб, закрывая глаза. В его руке было ружье. Он подошел к Жюли, стоявшей у окна, и увидел бегущего и кричащего Петера. На краю плато, в шестидесяти метрах от ребенка, появились Хартог и Томпсон.

– Это Томпсон, – сказала Жюли.

– И Хартог...

Томпсон приложил карабин к плечу, широко расставив ноги. Фуэнтес выбил стекло стволом ружья и выстрелил. Хартог упал навзничь. Томпсон отскочил в сторону.

– Внимание, – предупредила Жюли. – Он хочет выйти из поля вашего зрения.

Фуэнтес не ответил и выстрелил во второй и третий раз. После каждого выстрела он передергивал затвор ружья. Донная часть и полуобгоревшая картонная гильза падали на кухонный пол.

Хартог продвигался на корточках, как паук, сминая под собой траву и цветы.

– Смотрите за Томпсоном! – закричала Жюли, схватив Фуэнтеса за руку.

Томпсон бежал, пригнувшись, делая прыжки из стороны в сторону. Петер мчался прямо к кухне.

– Пусть малыш пробежит! – крикнул Фуэнтес.

В этот момент Петер поскользнулся и упал. Фуэнтес вздохнул и спустил курок ружья. Хартог подскочил в воздухе, как акробат. На секунду его ноги поднялись выше головы, он рухнул в мокрую траву и покатился вниз. Томпсон скрылся за углом башни Mop.

– Ха! – крякнул Фуэнтес с удовлетворением.

Жюли стремительно выбежала из кухни. Фуэнтес выбросил гильзу. Хартог барахтался в траве. Фуэнтес нетерпеливо озирался по сторонам.

– Где патроны? – ворчал он.

Жюли мчалась к Петеру, вопившему из последних сил. Он все еще прижимал к груди лук и стрелы. В тот момент, когда девушка переступала порог башни, ее правая нога на чем-то поскользнулась, и она упала на спину. Снаружи на плато опять раздался выстрел. Она мгновенно поднялась и вбежала с Петером в открытую дверь. Что-то ударило о стену коридора, то был еще один выстрел. Жюли увидела, каблук ее правой туфли оторван первой пулей. Томпсон стрелял в нее из конца лабиринта. Он добрался до угла здания и выбил окно. Жюли посмотрела на оторванную мочку уха Петера. Голова не была задета.

– Петер, беги и прячься! Быстро! – сказала она, подталкивая его вперед.

Он сделал три шага и обернулся к Жюли. Он был весь в слезах и протягивал к ней свои ручонки.

– Спрячься! – закричала Жюли.

Ей удалось напугать его. Он скрылся в коридоре. Девушка побежала на кухню.

* * *

Хартог был ранен в правое плечо. Он встал на ноги, переложив оружие в левую руку. Пошатываясь, направился к углу здания следом за Томпсоном.

Разбив окно, убийца проник внутрь башни Мор. Он бежал вдоль темного коридора и, толкнув плечом дверь, оказался во внутреннем дворике, где протекал ручей. Прижимаясь к стене, он быстро перескакивал с одного места на другое. Вертясь, как волчок, он пересек открытое пространство, открыл дверь и ворвался в пустую комнату. Он скрежетал зубами. Глаза вылезли из орбит. По подбородку текла слюна.

Жюли вошла в кухню. Фуэнтеса там не было. Он вернулся в свою комнату, чтобы перезарядить ружье. Когда Томпсон появился в дверном проеме, он повернулся, держа ружье на прицеле. Увидев незнакомца, Фуэнтес так опешил, что забыл спустить курок. Томпсон опустился на колено под наведенным на него дулом ружья и раздробил пулей бедро Фуэнтеса. Архитектор упал на земляной пол и завопил от боли.

– Бросьте пушку, – приказал Томпсон. – Где девка и мальчик?

Фуэнтес покачал головой. Томпсон, не целясь, выстрелил от бедра в его правый локоть. Сустав затрещал. Фуэнтес взвыл. Его ружье упало на пол.

– Не дурите, – сказал Томпсон.

Фуэнтес спустил курок большим пальцем левой руки. Дробь пролетела, почти касаясь земляного пола, поднимая пыль и мелкий гравий. Пуля раздробила Томпсону ногу. Убийца чуть было не выронил из руки карабин. Он держался за дверь, стоя на одной ноге и недоуменно разглядывая свою разорванную, безжизненную ногу. Кровь текла из раны, как из водопроводного крана.

– Я не причиню вам вреда, – печально сказал Томпсон. – Мне нужны только девушка и мальчик. Я должен убить их. Вам этого не понять.

Скорчившись от боли, Фуэнтес пытался левой рукой взвести курок ружья. Томпсон оперся плечом о косяк и выстрелил в третий раз. Пуля попала в живот раненого. В этот момент Жюли подошла сзади к убийце и вонзила в него столовый нож.

Глава 39

Хартог, пошатываясь, шел по лабиринту. Его плечо онемело, стучало в висках. Он пересек зал с гигантской мебелью и вышел в сырой и темный проход, возможно подземный, затем вскарабкался по лестнице, которая вывела его в заросший сад на крыше здания. Отсюда было удобно наблюдать за лабиринтом крыш, террас и двориков, образующих башню Мор. Он завидовал Фуэнтесу, и эта картина еще раз напомнила ему, зачем он сюда пришел – чтобы убить. Пистолет он держал в левой руке. Хартог присел на корточки среди цветов и стал ждать. Внутри здания раздавались выстрелы. Он насчитал четыре.

Глава 40

Томпсон так резко обернулся, что рукоятка ножа выскользнула из руки Жюли. Стальное лезвие осталось в спине убийцы, качавшегося на одной ноге. Девушка застыла в проеме двери, белея от ужаса, со стиснутыми зубами. Лежащий на спине Фуэнтес не подавал признаков жизни. Он весь был залит кровью.

Томпсон, морщась и гримасничая, попытался поднять свой карабин, но потерял равновесие и был вынужден опереться на свое оружие, как на костыль. Какое-то время он оставался в такой позе.

Жюли убежала. Она неслась по коридору, с трудом сдерживая крик.

– Я убью тебя, тварь! – заорал Томпсон.

Из его рта вылетел поток брани на английском. Он выпрямился. Все мышцы лица напряглись. Он забыл о своей ноге. Взяв в руки карабин, убийца стал преследовать девушку, волоча раздробленную ногу.

Девушка поднималась по лестнице. Томпсон успел заметить ее исчезающие ноги. Жюли выбежала на террасу, тревожно озираясь по сторонам, и убедилась, что это был тупик. В этот момент она увидела Хартога, возникшего из цветов, как сатана, на другой террасе. Жюли увидела его поднятую левую руку и вспышку выстрела. Она почувствовала сильный удар в левую руку. Пошатнувшись, упала на лестницу, закричала и покатилась вниз по ступенькам.

Внизу лестницы Томпсон поджидал Жюли. Он вскинул карабин, прицелился в сердце девушки и выстрелил. Но в дуло карабина набилось много земли, и оружие взорвалось, оторвав обе руки и челюсть убийцы. Он упал замертво носом вперед.

– Дядя Хартог! – позвал Петер с террасы.

Хартог обернулся и увидел ребенка в десяти метрах от себя. Рыжего забила дрожь. Он снова поднял свой пистолет.

– Старый дурак, – сказал ребенок, пуская стрелу в лицо своего дяди.

Плохо направленная стрела стегнула Хартога по глазам. Рыжий вскрикнул и отскочил назад. Земля закачалась под его ногами, он упал на спину и полетел на три метра вниз. Он стукнулся головой о керамическую плиту. Свод печи, сложенный из больших камней, плохо соединенных между собой известковым раствором, рухнул. Хартог вместе с камнями свалился на горячие горшки. Промежуточная перегородка печи тоже рухнула и обвалилась в горящие угли. Сначала загорелись рыжие волосы Хартога, затем одежда. В течение нескольких секунд рухнувшая каменная гора ходила волнами. Затем все стихло.

Глава 41

Фуэнтес перенес несколько операций и выжил. Жюли пришлось проделать много километров, прежде чем она встретила пастуха, оказавшего ей помощь. В течение недели она находилась под стражей, пока не были выяснены все обстоятельства дела и проверены ее сбивчивые объяснения. Затем некоторое время она провела в лечебнице, а позже затерялась в этом большом мире. Никогда больше Жюли не видела ни Петера, ни Фуэнтеса.

Но в то утро ребенок стоял на крыше лабиринта, глядя на дымящиеся нагромождения, под которыми лежал обугленный труп его дяди. Петер никак не мог понять, почему дядя оказался на стороне бандитов, но так как он всегда ненавидел Хартога, то эта проблема не слишком долго его занимала.

Он оставил свой наблюдательный пост и стал спускаться по лестнице к Жюли. Жюли сидела на ступеньке и рыдала.

– Ты живая, – сказал Петер. – Ты ранена.

Жюли прижала его к себе, вздрагивая от рыданий, с ужасом думая о том, что в любой момент может появиться Хартог. Мальчик высвободился из ее горячих объятий, прошел по коридору и остановился возле обезображенных останков Томпсона.

– Он умер, – заявил он.

Петер уколол труп своим луком, чтобы окончательно в этом убедиться. После этого он отправился на поиски Фуэнтеса, но заблудился в доме и не нашел его. Он снова оказался на свежем воздухе со стороны дома, противоположной печи. Стояла великолепная погода, воздух был чист и прозрачен, и Петер был очень рад, что перестрелка задержала их отъезд. Его ухо очень болело, и ему не хотелось, чтобы его мазали йодом. Он побежал играть в индейцев.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Реклама на сайте