«Две дамы с попугаем»

* * *

Телефонный звонок раздался очень не вовремя. Надежда стояла на табуретке и скребла потолок в коридоре. Она занималась этим с полудня субботы, к вечеру телефон стал звонить часто, и она поставила его на шкаф, чтобы не скакать туда-сюда. Звонила приятельница Алка.

— Привет! Ты как? — Голос у нее был какой-то кислый.

— Я-то? Я на потолке. Ремонт затеяла. Хочу, пока Саши нет, коридор побелить и поклеить. А еще окна покрасить.

— Ты в отпуске, что ли?

— Да нет. Нас на работе выгнали в принудительный за две трети оклада. А Саша уехал с внуком на две недели на рыбалку.

— А ты-то что не с ними?

— А его приятель пригласил, Пашка Соколов, у них избушка где-то на Вуоксе, там только озеро и лес вокруг. Что мне там делать? Рыбу я ловить не умею, а грибов еще нет. Пусть они там самостоятельно вчетвером поживут — два дедушки, два внука. А у тебя какие новости?

— Новости? Посмеяться хочешь? От меня Тимофеев ушел.

— Чего? — Надежда дернулась от неожиданности, табуретка покачнулась, она протянула руку, чтобы опереться о шкаф, удержалась, не упала, но телефон соскользнул со шкафа и грохнулся на пол. Надежда со стоном слезла с табуретки, подняла расколовшийся аппарат, трубка, естественно, молчала.

— Этого только не хватало, теперь новый аппарат покупать!

Под ногами шуршали оборванные обои и куски штукатурки. Что там случилось у Алки? Теперь не узнать. Можно перезвонить от соседки Марии Петровны, но она будет слушать разговор, потом начнет задавать вопросы, потом усадит пить чай, а времени уже десятый час, она, Надежда, устала за день — сил нет. С утра проводила мужа с внуком на вокзал, потом приехала домой, прибралась, постирала, потом занялась коридором, и вот теперь этот Алкин звонок.

Поссорились они с мужем, что ли? Хотя они никогда не ссорились, не потому, что у Алки был такой ангельский характер, а потому что Алкин муж Петр Николаевич Тимофеев, которого Алка звала Тимофеевым, а все остальные — Петюнчиком, был человеком, с которым вообще невозможно поссориться. Петюнчик имел внешность самого настоящего клоуна, ему не надо было гримироваться, чтобы смешить людей. Он был небольшого роста, а голова очень крупная, абсолютно лысая, с длинным носом и большими оттопыренными ушами. Петюнчик никогда не спорил ни с кем, был очень покладистый и трудолюбивый. Он много помогал Алке по хозяйству, воспитывал сыновей и между делом защитил две диссертации, получил степень доктора наук и теперь служил начальником отдела в каком-то институте.

И на работе он почти со всеми жил мирно, а в тех редких случаях, когда он почему-либо выходил из себя, он становился настолько уморительным, что спорящий с ним человек просто выбегал из комнаты, задыхаясь от смеха.

Так что либо Надежда чего-то недопоняла или недослышала, либо Алка совсем спятила. Куда там ее Тимофеев ушел?

В магазин, что ли, или с собакой гулять?

У Алки была большая семья: муж, два сына девятнадцати и шестнадцати лет, овчарка Гаврик, кошка, попугай и, кажется, еще рыбки, если кошка их не съела. Вся эта семейка, не считая рыбок и Петюнчика, беспрерывно орала, лаяла и мяукала, а попугай делал все три вещи одновременно.

Надежда с Алкой дружили еще со школы, но виделись редко, потому что выносить это сборище в больших количествах Надежда была не в состоянии. Алка работала в школе не простым преподавателем, а завучем старших классов и за долгие годы работы выработала в себе командный голос и твердую походку. Правда, неуемная энергия и зычный голос были у нее с детства, поэтому Алка поздно вышла замуж: мужчины не любят слишком активных громкоголосых женщин. От природы Алка была рослая крупная девица, поэтому рядом со своим будущим мужем Петюнчиком, учитывая его рост и внешность, смотрелась карикатурно. Знакомые хохотали в голос, но Алку это не остановило, они поженились.

Надежде Алкин муж нравился, она справедливо полагала, что выдержать Алкин характер двадцать лет и ни разу не поссориться — это хорошая проверка брачных уз на прочность. Но чего в жизни не бывает? Неужели Алкин муж все-таки ушел к другой? Не может быть! Неужели нашлась женщина, которая взяла его с такими ушами? Ни за что не поверю!

Размышляя таким образом, Надежда машинально замела куски обоев, вынесла все в мусоропровод, с грустью посмотрела на разведенный клей в тазике, порадовалась, что отвезла кота Бейсика к матери на дачу, иначе он такое устроил бы сейчас с обоями и клеем! Надо было что-то решать. Надежда распрямила ноющую поясницу, поохала немного самой себе и стала собираться к Алке домой. Метро к ней прямое, минут за сорок она доберется, сейчас еще достаточно светло, середина июня все-таки.

Наскоро смыв пыль с лица и рук, она решила, что душ примет, когда вернется, а если заночует у Алки, то там и вымоется. Она натянула джинсы и куртку, в которых обычно ездила на дачу, и поспешила к станции метро.

Алка, казалось, ничуть не удивилась ее приходу. Она сумрачно кивнула Надежде и посторонилась, пропуская в дверь. В квартире была непривычная тишина и жуткий беспорядок. Все шкафы были раскрыты, ящики вывалены, диван завален каким-то тряпьем и старыми газетами, на полированной мебели виднелся слой пыли, примерно двухдневной, как машинально отметила про себя Надежда.

— Пошли на кухню, там почище, — вяло сказала Алка.

Она была в каком-то замызганном халате, растрепанная, Надежда ее никогда не видела в таком виде и забеспокоилась.

На кухне было действительно поприличнее. Неизвестно откуда взявшаяся кошка прыгнула к Надежде на колени.

— Здравствуй, Марфуша. Алка, а где все-то у тебя? — спросила Надежда, удивляясь тишине.

— Где все? — Алка огляделась, потом встала, сдернула платок с какого-то сооружения на холодильнике.

Сооружение оказалось клеткой с попугаем. Попугая этого несколько лет назад подарил Алке плавающий папаша одного из ее учеников. Он купил его на Кубе у местного нищего за сто долларов, по тем временам это была огромная сумма денег, поэтому отказаться Алка не посмела. Попугай был говорящий, причем заговорил он только в России, поэтому все слова употреблял русские. Сейчас попугай сидел в углу, нахохлившись.

Кошка на коленях у Надежды навострила уши.

— Вот мы все перед тобой, больше никого нет, аквариум с рыбами где-то у Пашки в комнате затерялся. Марфа, ты рыб не видела? — обратилась она к кошке на полном серьезе.

Марфа сделала вид, что не слышит.

— Сашка в Америке, ты же знаешь, а Пашка позавчера уехал к маме в Истру.

Верно, Надежда и забыла, старший Алкин сын Сашка уже почти год жил и учился в США по какой-то там специальной программе для студентов, а мать Алки была родом из подмосковного города Истры и после смерти Алкиного отца уехала туда жить к родственникам.

— Ну что у тебя стряслось-то, давай, говори, зря я, что ли, тащилась к тебе на ночь глядя?

— Говорят тебе, Тимофеев меня бросил. — В голосе Алки послышались злые нотки, Надежда даже обрадовалась, а то сидит какая-то вялая, хоть бы накричала, что ли.

— С чего ты это взяла?

— На, читай, — Алка протянула ей тетрадный листок.

— "Дорогая Алла, — прочитала Надежда вслух, — я встретил другую женщину, она меня понимает лучше, чем ты, поэтому я ухожу к ней навсегда. Петр.

Собаку забираю с собой".

— И все? Бред какой-то.

— А что еще? Коротко и ясно. Встретил и ушел.

— Ну не знаю, как же дети, квартира, где он жить-то будет?

— У нее, наверное.

— Кошмар, вот бы никогда не подумала, такой был тихий приличный мужчина. Ты что это там пьешь?

— Валерианку, уже почти пузырек выпила, а все равно переживаю.

Надежда поняла, почему Алка такая заторможенная, вырвала у нее из рук стаканчик, отобрала лекарство.

— С ума сошла, с сердцем будет плохо, давай лучше чаю выпьем.

— Ну, давай, — Алке было все равно, а Надежда ужасно хотела есть, но, заглянув в холодильник, ничего съедобного там не нашла.

Там стояла только банка консервов для кошки Марфы и кастрюля с костями для собаки.

— Ну хоть печенье у тебя есть какое-нибудь?

Алка протянула ей собачьи галеты.

— Нет, собачьи галеты я есть не могу, зубов жалко. Послушай, а как это он, собаку с собой забрал, а печенье оставил, галеты эти-то тебе ни к чему?

Алка посмотрела на нее в полном недоумении. Надежда поняла, что Алка совершенно ее не слушает и думает о чем-то своем. Алку необходимо было срочно отвлечь от этих нехороших мыслей, и Надежда продолжала, повысив голос:

— И что это у тебя в квартире такое светопреставление? Прямо как Мамай прошел. Искала что-нибудь?

— Да нет, это уже так было. Наверное, он, когда собирался, торопился очень.

— А что это он так торопился? Двадцать лет не торопился, а теперь вдруг заспешил, невтерпеж ему, что ли?

Видя Алку в таком состоянии, Надежда уже начинала злиться на Петюнчика, но одернула себя и, по здравом размышлении, удивилась. Насколько она знала Алкиного мужа, он вообще никогда не торопился, все делал обстоятельно и не спеша, говорил тихим голосом. Конечно, любовь меняет человека, спору нет, но все-таки что-то тут не то.

Надежда усадила Алку в кресло, помахала у нее перед лицом растопыренной ладонью, чтобы привлечь к себе внимание.

— Алка, не спи. И зачем ты столько валерианки выпила? Вот теперь ничего не соображаешь. Ты скажи, когда ты про это узнала, записку эту когда увидела?

Алка очнулась, глянула осмысленно.

— Сегодня утром.

— Так, утром… — Надежда встрепенулась. — Как утром? Сегодня же суббота, ты что, дома не ночевала, что ли?

— Ну не ночевала, так получилась.

Слова из Алки приходилось тянуть клещами.

— Вот что, подруга, давай-ка все-таки хоть пустого чаю выпьем, и ты мне все подробно расскажешь. Торопиться нам некуда, я у тебя ночевать останусь, так что давай начинай, — сказала Надежда, отхлебывая чай.

— Сидят! Чай пьют! — заорал вдруг попутай Алкиным голосом.

Надежда аж подскочила на месте.

— Господи помилуй, так кондрашка хватит! Слушай, а ты животных-то кормила? Может, попугай голодный?

Кеша, Кешенька! — Она погладила перышки.

Попугай больно клюнул Надежду в палец. Алка механически насыпала в кормушку семечек, налила воды. Надежда в это время кормила кошку.

— Рыб не найти, — равнодушно проговорила Алка, — ну и черт с ними.

— Ты не отвлекайся, рассказывай, где тебя носит, что ты дома не ночуешь.

— Репетиторством занимаюсь. Должен же кто-то деньги зарабатывать!

— По ночам, что ли?

— Да нет, тут случайность. В общем, позвонили мне как-то и попросили обучать русскому одного иностранца. И между прочим, тридцать долларов за урок, такие деньги на дороге не валяются!

— А почему это они к тебе обратились? Ты же, кроме русского, никакого другого языка не знаешь.

— Ну почему же? Я по-английски могу более-менее объясниться.

— Все-таки как-то странно. Ты обычная учительница в школе, опытная, конечно, но всю жизнь преподавала детям русский и литературу, и вдруг такое предложение. Ведь для иностранцев специальная методика должна быть.

— Так я же тебе объясняю, а ты все время перебиваешь. Я им и говорю то же самое, а они, он то есть, потому что мужчина звонил, говорит, что меня им рекомендовала моя приятельница, очень меня хвалила, я и согласилась.

— Какая еще приятельница?

— Раньше у нас в школе работала, Ира Стрельникова. Она давно уволилась. А этот мужчина представился директором фирмы, какой забыла, у него гость живет, его партнер, того и надо обучать. Причем оказалось, что он по-русски уже немного говорит, а хочет научиться читать и писать, я его и обучала.

— И долго?

— Три занятия было. Они меня на дачу возили.

— В какое время?

— Да в разное. Днем, в июне ведь занятий в школе уже нет, можно всегда несколько часов выкроить. Иностранец такой симпатичный, средних лет, зовут Герберт, по национальности не то немец, не то швед.

— Да ты ведь не отличишь?

— Верно, я по-немецки только «Хенде хох!» знаю, а по-шведски вообще ничего. А вчера он позвонил мне в школу, говорит, если можно, вечером позаниматься.

— Кто позвонил-то?

— Директор фирмы, Игорь Петрович, мой наниматель, он мне деньги за уроки платил. Подъехал прямо к школе и отвез на дачу, это по Выборгскому шоссе, на машине минут сорок, а сам уехал. Позанимались мы с Гербертом, потом чайку попили, я жду-жду, не едет Игорь Петрович. Потом звонит, извиняется, говорит, что попал в легкую аварию, сам ничего, а машина разбита, ехать нельзя. Времени десятый час, я туда-сюда, а Елена, жена Игоря Петровича, и говорит, что на машине-то до города близко, а до станции пешком километров шесть. Ну куда я ночью шесть километров попрусь? Они и оставили меня ночевать.

— А мужу ты хоть позвонила?

— Позвонила, только не застала, он, наверное, с Гавриком гулял. А потом сели мы втроем ужинать, они меня каким-то ликером напоили, я немножко опьянела и забыла перезвонить.

— А утром?

— Утром проснулась, голова тяжелая, поискала мобильный телефон, не нашла.

Потом думаю, что неудобно на людях с Тимофеевым объясняться, поеду уж домой. Приезжаю и вот застаю такой разгром и записку.

— Записка где лежала?

— Не помню, где-то в комнате, на виду.

— А когда тебе Петюнчик раньше записки оставлял, он куда их клал?

— На холодильник прикреплял.

Всем Алкиным знакомым была известна Алкина система ведения домашнего хозяйства. Она оставляла мужу и детям подробные списки хозяйственных дел, требуя, чтобы каждое выполненное дело они обводили в кружочек. Если проверяя списки в конце дня, она обнаруживала, что кружочков в списке меньше половины, то сыновей Алка наказывала материально, а мужа — морально. Дела, не выполненные сегодня, автоматически переписывались на завтра. Таким образом, холодильник в Алкиной кухне был просто утыкан записками. Правда, сегодня холодильник был чист, не попугаю же записки писать! И все-таки, почему Петюнчик оставил записку не как обычно, на холодильнике, а в комнате? Хотел подчеркнуть важность момента?

Алка вдруг поставила чашку с недопитым чаем, вскочила и бросилась в ванную.

Выйдя оттуда через десять минут, она была бледная, с кругами под глазами. Надежда подозрительно на нее посмотрела.

— Что это с тобой? Тошнит? Ты что ела-то?

— Да сегодня ничего не ела, только там у них на даче кофе попила с булочкой.

— Может, от голода?

— Да нет, мне еще утром было нехорошо, наверное, после вчерашнего ликеpa. Я думаю, уже пора совсем со спиртным завязывать, старые мы стали.

«Не обобщай», — подумала Надежда, но вслух ничего не сказала, чтобы еще больше не расстраивать Алку.

Она еще раз оглядела большую комнату.

— Все-таки странно, ты можешь вспомнить за двадцать лет хоть один случай, чтобы твой муж оставил после себя такой разгром?

— Но ведь за двадцать лет он еще ни разу не уходил от меня к другой женщине, — резонно возразила Алка.

Надежда воспряла духом: Алка мыслит вполне здраво, стало быть, еще не все потеряно.

— Значит так, сними этот жуткий халат, видеть тебя в нем не могу, волосы причеши. Теперь скажи, когда ты своего Тимофеева последний раз видела?

— Сегодня что у нас, суббота, значит, вчера утром, ой нет, утром я спала, он сам на работу собирался.

— Значит, в четверг вечером?

— Нет, в четверг у нас в школе был выпускной, я пришла после двенадцати, он уже спал.

— Но хоть спящим ты его видела? — заорала потерявшая терпение Надежда. — Ты можешь с уверенностью сказать, что рядом с тобой спал именно твой муж, а не кошка, не собака и не какой-то посторонний мужчина?

— Ну что ты кричишь, голова болит.

Ну разумеется, могу сказать: видела его спящим в ночь с четверга на пятницу.

— Хоть какой-то прогресс. Это же уму непостижимо, сутками не видеть собственного мужа! Неудивительно, что… — Надежда прикусила язык, но было уже поздно.

— Что — неудивительно? Что мой муж меня бросил? Что ты смотришь на меня свысока? Ты на своего муженька не надышишься, потому что вы только вдвоем. А у меня на шее вся эта компания, да еще школа, двадцать лет как заведенная, в зеркало на себя некогда посмотреть!

— Ну, давай, себя жалей, что тебе хуже всех, а другие все в золоте и бриллиантах!

Насчет Надежды Алка была права и не права. Муж у Надежды был второй, они поженились пять лет назад, к тому времени оба были они людьми одинокими, дети у них были взрослыми, имели свои семьи.

Надежда с мужем жили только вдвоем, а вместо ребенка воспитывали кота. Надежда долго жила одна, привыкла быть самостоятельной, а когда познакомилась со своим будущим мужем, он вначале ужасно ей не понравился. Сан Саныч работал с Надеждой в одном НИИ, был ее непосредственным начальником. А потом случилось много всего неприятного и страшного, Надежда просто не могла не прийти на помощь Сан Санычу в трудную минуту, и за несколько месяцев они так привязались друг к другу, что уже просто не могли существовать порознь. Когда они поженились, муж уволился из НИИ и нашел себе другую работу. Теперь денег, конечно, не хватало, как и всем, но одно дело, когда двое взрослых людей живут вместе, оба работают, а другое, когда здоровенные парни требуют все время еды, одежды, еще чего-то, да еще полон дом зверей. Петюнчик, конечно, тоже что-то зарабатывал, но все деньги как в прорву уходили в эту семейку. Алке приходилось нелегко, да еще школа постоянно высасывала все соки. Надежде стало стыдно.

— Ладно, поорали и будет, ты меня прости. Но все-таки вспомни, ты в последнее время ничего странного за ним не замечала?

Ну, может, он задумчивый какой-то стал или тебе грубить начал? А поговорить в последнее время он с тобой не пытался?

Алка наморщила лоб.

— Знаешь, вроде хотел он мне что-то сказать. Но у меня в июне сначала экзамены, потом медальная комиссия, потом педсовет, потом выпускной, это не считая всяких хозяйственных дел, как-то я закрутилась.

— Вот, а в результате получила такую записку, и все. Знаешь, давай все-таки немного в комнате уберем, заодно посмотрим, что он искал такое.

Они стали складывать вещи в шкаф, попутно Алка определяла, чего не хватает из одежды.

— Так, костюм выходной он взял, а ботинки почему-то нет, рубашек не хватает, хотя, может, они в грязном? Свитер, кажется, взял, брюки, хотя нет, брюки здесь, да и свитер тоже.

Алка прошла в коридор, порылась в шкафчике для обуви.

— Ничего не понимаю, вся обувь на месте, неужели он старые кроссовки надел, в которых он с собакой гуляет?

— Посмотри документы и деньги.

— Вот тут паспорт лежал, его нет, и деньги все взял.

— Денег много было?

— Получка вся моя, его, но кое-что Пашка взял с собой, в общем, тысяч шесть.

А это что?

Там же в баре лежали две коробочки с Алкиными единственными драгоценностями, кольцом и сережками, которые Петюнчик подарил ей на рождение сыновей. Коробочки были пусты.

Подруги недоуменно уставились друг на друга. По всему выходило, что Петюнчик ушел в новую жизнь в выходном костюме и в собачьих кроссовках, прихватив с собой все деньги и драгоценности жены.

Не вызывало удивление только то, что он взял паспорт. Оглядев еще раз пустые коробочки, Алка начала закипать.

— С-скотина! Он же сам мне их подарил, я же ему двоих детей родила! А он этой стерве… кольцо мое и серьги!

— Подожди, подожди, остальные документы проверь.

— Это в столе.

Они пошли в другую комнату, посмотрели в ящике письменного стола, все документы были на месте.

— Ну свидетельство о браке ему сейчас ни к чему, но военный билет должен же он был взять! Дипломы, справки, за всю жизнь много всего накопилось, это же все ему нужно!

Надежда еще раз посмотрела на записку.

— Слушай, а ты уверена, что это Петюнчик писал? Почерк его?

Алка посмотрела на нее и молча покрутила пальцем у виска.

— Сама можешь сравнить. Вон возьми из нижнего ящика, там его рукописи.

Петюнчик все-таки был доктором наук и много работал дома. Надежда открыла ящик, он был пуст.

— Значит, рукописи свои он взял, а диплом об окончании университета — нет.

Непонятно!

Надежда оглядела комнату. Они с Алкой кое-как распихали разбросанные вещи, и теперь в квартире можно было существовать.

— Вот что, Алка, ты как хочешь, а я не засну на голодный желудок. Я сегодня без обеда, у тебя есть нечего, давай пойдем в магазин и купим.

— Какой магазин, двенадцатый час уже!

— Пойдем в «24 часа», хоть что-то там есть.

— Там же все дорого.

— Ничего, разоримся, а то я все равно не засну. Пойдем, заодно воздухом подышим, ночью воздух свежий; не жарко. Ты оденься похуже, никто нас не заметит.

Алка нехотя принялась одеваться.

В джинсы она давно уже не влезала, поэтому надела длинную темную юбку, а сверху Пашкину черную футболку с надписью «Металлика».

— Прохладно, наверное, надо еще что-нибудь.

Она поискала на вешалке, потом сказала:

— Знаешь, еще джинсов нет, домашних, и старой Пашкиной куртки, мы с Тимофеевым ее по очереди надеваем, когда с Гавриком гуляем.

— Так, значит, он оделся, как с собакой гулять, взял опять-таки собаку и ушел из дома. Ну и ну!

Тут Надежда вспомнила, что Алкин муж был совершенно лысый.

— А на голову он что надевал, когда с собакой ходил?

— Кепочку, такую оранжевую, ему Сашка из Штатов прислал. Слушай, а у тебя деньги есть, в магазин-то идти, а то у меня кошелек пустой, все Тимофеев забрал.

— А где же у тебя все доллары, на иностранце заработанные? — съязвила Надежда.

— Ой, — Алка оживилась, потом скрылась в ванной и выскочила оттуда, держа в руках тоненькую пачку долларов в полиэтиленовом пакете.

Как все нормальные люди, она откладывала деньги на черный день в долларах, чтобы не пропали и не обесценились. И хранила их Алка в оригинальном месте.

— Смотри-ка, все цело, и еще вчерашняя тридцатка.

— Где же ты их прячешь в ванной?

— Ни за что воры не догадаются! Скотчем сзади к стиральной машине приклеиваю.

— А Петюнчик про это знал?

— Конечно, знал, он и придумал.

— Значит, он сережки с колечком, тебе подаренные, взял, а доллары оставил?

Ой, не сходятся у нас концы с концами, либо твой муж полный идиот, чему я никогда не поверю.

Они спустились вниз. Несмотря на позднее время, на улице было довольно оживленно: белые ночи, да еще суббота.

— Давай, Надя, через собачий пустырь пройдем, так короче.

По тропинке шел припозднившийея собачник, поздоровался с Алкой.

— Это со второго этажа, ризеншнауцер у него.

Немного погодя из разросшейся лебеды выскочил ризеншнауцер, держа в зубах что-то оранжевое. Он остановился на тропинке и принялся это что-то яростно трепать. Хозяин свистнул где-то далеко. Пес бросил оранжевые лохмотья и понесся на зов. Алка наклонилась и подняла рваную засаленную оранжевую кепочку с оторванным козырьком. Изнутри сохранилась надпись: «Made in USA». Надежда достала полиэтиленовый пакет, аккуратно завернула в него кепочку, и они побрели дальше в полном молчании.

Напившись наконец нормального крепкого чая и съев два больших бутерброда с колбасой, Надежда успокоилась. Подруги решили укладываться.

— Алка, дай полотенце, я душ приму.

— А горячей воды нет, — невозмутимо ответила Алка, — на прошлой неделе на месяц отключили.

— Кошмар какой! Слушай, как хочешь, а я вся в пыли, мне чайника не хватит. У тебя есть кастрюля большая, чтобы воды побольше нагреть?

Алка с ворчанием встала на стул и полезла наверх, где на шкафу стояла огромная кастрюля.

— Помоги мне, держи кастрюлю, пылищи там, я ее раз в год достаю, когда воду горячую отключают.

Однако как ни странно, пыли на крышке не было. Внутри кастрюли что-то шуршало. Это что-то оказалось плотным конвертом из белой бумаги, на котором стояла печать со львом и было написано на иностранном языке.

— Это по-эстонски, — сказала Алка, — печать их.

Внутри был вложен лист бумаги с текстом и тоже с печатью, к которому скрепкой был приколот листок с переводом, отпечатанным на машинке.

Уважаемый господин Тимофеев!

В ответ на Ваш запрос от 09.01.2001 о состоянии и сохранности дома Вашей родственницы Анны Руммо, сообщаем Вам, что ее дом, как представляющий художественную и историческую ценность, перевезен в этнографический музей-заповедник под открытым небом Рокка-аль-Маре в 1986 году.

Секретарь волостной управы Пауль Сепп.

Стул под Алкой угрожающе заскрипел, Надежда подхватила кастрюлю, но выпустила из рук крышку, которая с грохотом покатилась по полу.

— С ума сошла, час ночи, соседи спят, — прошипела Алка, — дай руку, а то свалюсь.

— Катастр-рофа! — заорал проснувшийся попугай.

— Ты еще тут будешь орать! — накинулась на него Алка.

— Саша-Паша, прекратите, — немедленно отозвался попугай Алкиным голосом.

Надежда внимательно рассматривала письмо.

— Интересный документ. Кто такая Анна Руммо?

— Это его бабка, Тимофеева моего.

Она была эстонка, вышла за русского и до войны жила здесь, а потом, когда Эстонию, так сказать, наши освободили, она в пятидесятые годы уехала на родину, там и умерла потом.

— Зачем ему понадобилось про дом узнавать? Сейчас у них, конечно, собственность возвращают, но он ведь не гражданин Эстонии, ему ничего не дадут.

— Ох, не знаю я ничего, даже не знала, что он писал туда!

— А самое интересное, зачем он это письмо в кастрюлю положил, от кого он его прятал-то?

— Ты думаешь, от меня? Вот и на конверте стоит: до востребования, понятно, почему я, этого письма не видела.

— Нет, не от тебя. Потому что вот, смотри: на почтовом штемпеле стоит 11 марта, а сейчас у нас июнь, а положил он это письмо в кастрюлю не больше недели назад, потому что кастрюля чистая, пыли на крышке нету. Ох и аккуратный у тебя муж!

— Вот, теперь у другой жены будет пыль вытирать, — пригорюнилась Алка.

— Ладно, хватит расстраиваться, греем воду и ложимся наконец, я с ног падаю.

* * *

Наутро Надежда проснулась рано в отвратительном настроении, потому что от съеденной накануне ночью сомнительной полукопченой колбасы у нее разболелся живот. Найдя на кухне в холодильнике бутылку «боржоми», она приободрилась. Солнце уже встало, день обещал быть жарким, попугай Кеша приветствовал ее на языке племени папуасов «Ромамбо-хара-мамба-ру!», наверное, ночью ему приснилась родина. Вернувшись в гостиную, где она спала на диване, Надежда заметила на паркете белые следы мокрых кошачьих лап..

«Если, набрав из-под крана воды, лапы намочите кошке», — вспомнились ей детские стихи. — Интересно!" — она прошла по следам в обратную сторону, оказалась в Пашкиной комнате, с трудом протиснулась в дверь, пролезла между кучами одежды, спортивного инвентаря, учебников, каких-то радиодеталей и на письменном столе между компьютером и магнитофоном обнаружила аквариум.

Крышка с него была аккуратно сдвинута, внутри радовали глаз водяные растения.

— Красиво, — произнесла Надежда, — а только где же рыбы?

Она прошла в спальню к Алке.

— Алка, вставай, рыбы нашлись!

— Где? — Алка с трудом открыла глаза.

— У Марфы внутри.

— Ну я так и знала. Зараза, добралась-таки до них!

Кошка обнаружилась на кухне. Аккуратно подогнув под себя лапы, она лежала на холодильнике возле клетки и играла с попугаем в гляделки.

— Вот так она и на рыб смотрела-смотрела, а потом — раз! — и нету.

Алка оглядела аквариум.

— А вообще-то так даже лучше и хлопот меньше, но за попугая, Марфа, ответишь, если что.

— Террор! — присовокупил попугай.

— Как он много слов у вас знает.

— Да, он днем тут один сидит, радио слушает, а вечером Пашка его к себе в комнату берет, музыку ему какую-нибудь свою ставит. А эти группы современные, ты же понимаешь, вот он и нахватался — разных словечек. Еще по телевизору рекламу любит смотреть.

С утра Алка выглядела гораздо лучше, чем накануне, она порозовела, глядела бодрее. Про уход Алкиного мужа они дружно старались не говорить. После завтрака Надежда, видя, что Алка в порядке, собралась уходить — ей не давал покоя собственный разоренный коридор.

Когда она стояла в прихожей, гладя на прощание кошку Марфу, раздался телефонный звонок. Алка сняла трубку, послушала:

— Да, это наш телефон, да, есть собака, кобель, восточно-европейская овчарка… Что?

Увидев Алкино лицо, Надежда стремглав бросилась в комнату и схватила трубку параллельного телефона. С Алкой говорила женщина, судя по голосу, довольно пожилая.

— Ведь ваша собака пропала, не так ли?

— Да, — неуверенно сказала Алка, — можно и так сказать.

— Приготовьтесь к худшему… Дело в том, что мы с Джерри, это мой сеттер, ходили утром гулять и в лесу недалеко от шоссе нашли, вернее, он нашел, мертвую овчарку, кобелька, у нее на ошейнике был ваш телефон. Собака крупная. Спина черная, сама серая с рыжим. Вероятно это ваш, как вы сказали, Гаврик.

Поскольку Алка молчала, пораженная новостью, Надежда решила вступить в разговор.

— А в каком это месте?

— Мы сейчас живем в деревне, но ходим гулять далеко, Джерри — охотничья собака, ему надо побегать в лесу. Это на шоссе, примерно между Александровской и Горской. Вы ведь приедете посмотреть на собаку? Это надо сделать поскорее, потому что лето, жара, сами понимаете…

— Да, конечно, приедем прямо сейчас, а далеко это от станции?

— Довольно далеко, но я вас встречу и проведу короткой дорогой.

Они условились, в котором часу их ждать и что женщину они узнают по рыжему сеттеру, после этого Надежда повесила трубку. Алка все это время молчала как каменная.

— Алка, прекрати стоять столбом, собирайся, едем.

Алка совершенно потерялась.

— Неужели это Гаврик? Как же так?

— Наверное, убежал и попал под машину. Давай быстрее, человек же ждать будет, неудобно.

— А как же мы его оттуда дотащим?

— А мы не будем его тащить, там похороним, возьми что-нибудь, скатерть старую, что ли.

Алка, как сомнамбула, следовала Надеждиным указаниям. Они долго ехали сначала по городу в метро, потом в электричке. Выходя на нужной станции, Надежда спохватилась, что забыла спросить имя звонившей женщины, но первым, кого они увидели на перроне, был рыжий сеттер Джерри. Надежда окликнула его, он в ответ дружелюбно махнул хвостом и пригласил следовать за собой. Его хозяйка сидела в тенечке, была она здорово немолода, одета с спортивные брюки, ковбойку и кеды. Дамы поздоровались, представились друг другу и тихонько пошли по тропинке к месту нахождения собаки. Надежда забрала у женщины лопату, которую та предусмотрительно захватила с собой. Когда свернули с тропинки в редкий лесок, их новая знакомая Мария Николаевна сказала, что Джерри приведет прямо на место. Алка шла впереди, не оглядываясь, а Надежда тихонько расспрашивала Марию Николаевну. Мария Николаевна охотно отвечала, что сама она бывший ветеринар, сейчас на пенсии, летом живет здесь на даче, что собаку сегодня утром нашел Джерри, она бы прошла мимо, потому что мертвое животное валялось в канаве, скрытое высокой травой. А поскольку она привыкла иметь дело с животными, она не побоялась, подошла и осмотрела собаку. Собака мертва примерно сутки, а может, и больше, даже скорей всего часов тридцать.

— А отчего умер Гаврик, как вы думаете? Его сбила машина?

— Нет, его не сбила машина, вот вы сами увидите, собаку кто-то зарезал.

— Боже мой, бедная Алка!

Они нашли это место довольно скоро.

Бедный Гаврик лежал в канаве у обочины абсолютно мертвый. Его горло было перерезано, крови вокруг не было. Самое ужасное, что пес был в наморднике, то есть он даже не смог себя защитить. На Алку было страшно смотреть. Надежда даже рассердилась немного, ну можно ли так, все-таки собака, не человек. Но потом вспомнила, как у нее заходится сердце, когда ее рыжий кот Бейсик бегает на даче через дорогу в соседний лесок ловить кротов, и никакие запреты не действуют на нахального котяру, а эти машины носятся как ненормальные, и поняла несчастную Алку.

Мария Николаевна указала Надежде хорошую солнечную полянку недалеко от дороги, и Надежда, пока Алка предавалась скорби, решила не терять времени и начала рыть большую яму. Джерри бегал рядом и пытался помогать ей лапами. Солнце припекало, Надежда вскоре утомилась от непривычной работы, потом подошли Алка с Марией Николаевной, принесли завернутого в скатерть Гаврика. Алка сменила Надежду и принялась с ожесточением рыть землю. Надежда с бывшей ветеринаршей сели под деревом на травке, и Мария Николаевна отдала Надежде ошейник Гаврика. Он был разрезан ножом, очевидно убийца собаки ударил слишком сильно. Мария Николаевна наклонилась к Надежде и тихонько проговорила:

— Может быть, вам будет интересно, но под ошейником я нашла у собаки след от укола. И умер он не от удара ножом, а еще до этого, очевидно, ему вкатили здоровую ампулу усыпляющего. Потому и крови вокруг нет, а я еще удивлялась.

— И привезли его сюда на машине, — задумчиво сказала Надежда.

— Да, конечно, уже мертвого. Но кому это понадобилось? У вашей подруги нет недоброжелателей? Какой-нибудь подлец вполне способен так отомстить.

— Мы с ней это обсудим потом.

Они подошли у Алке, Мария Николаевна сказала, что глубина достаточная. Бедного пса опустили в могилу, закидали землей, отметили место камнями и заторопились на электричку. На прощание Мария Николаевна указала им свою дачу, сказала, что она живет там с собакой до октября месяца и что, милости просим, приезжайте, как сможете, сходим навестить Гаврика, а Джерри покажет место в любую погоду.

Народу в поезде было еще немного — в такой чудесный день люди не торопились в город. Алка всю дорогу молчала, стиснув зубы. Потом уже, когда подъезжали к городу, она вдруг сказала, стиснув зубы:

— Никогда ему этого не прощу!

Надежда даже рот разинула.

— Алка, ты что, рехнулась? Ты что, думаешь, что это он убил вашу собаку?

— А кто еще? Ведь написал же: собаку забираю с собой! А потом эта его стерва не захотела собаку, вот он и убил Гаврика, сволочь!

Надежда только махнула рукой — что с ненормальной разговаривать!

В метро Надежда с грустью проехала свою остановку — опять домой не попасть, но Алку оставлять одну в таком состоянии было нельзя. Они купили в ларьках возле метро сока, сметаны, овощей и пошли домой. Попугай был на месте, живой, здоровый и встретил их воплем:

— Руки вверх!

— Что это он, фильм про шпионов посмотрел?

— Да нет, это группа такая, у Пашки есть записи.

Надежда нарезала полную миску салата из огурцов, помидоров и зелени, достала из холодильника охлажденный сок, красиво накрыла на стол и позвала Алку поесть. Не услышав ответа, она пошла в комнату и застала Алку на диване в обнимку с кошкой Марфой, проливающей горючие слезы.

— Алка, ты платок возьми, а то кошку уже хоть выжми.

Алка посмотрела мрачно и от еды отказалась. Надежда уже начинала терять терпение: ну взрослая же баба, а ведет себя как ребенок!

— Слушай, ну прекрати капризничать, мне тоже недосуг с тобой возиться!

Ты лучше подумай: есть у тебя знакомый, который тебя так сильно ненавидит, что мог бы тебе так отомстить, собаку убить.

Мария Николаевна сказала, что очень похоже на месть, в ее практике такое случалось.

— Нет, никто меня не ненавидит, кроме моего бывшего мужа Тимофеева. Он и убил собаку.

— Ну вот опять завела свое! Да с чего ему тебя ненавидеть, вы ведь и не ссорились. Это он от тебя ушел, а не ты от него. И послушай, что-то странно даже: с чего это ты так уверена, что муж тебя бросил. Пропал человек и оставил записку, только и доказательств, что записка.

А в записке что сказано?

Надежда нашла на столе записку и опять стала читать вслух.

— «Дорогая Алла», ну тут все правильно, если не считать того, что Аллой он тебя никогда в жизни не называл. А как он кстати, тебя называл?

— Мамочкой, — как-то смущенно ответила Алка.

— Ну, это при детях, а ночью, в интимные, так сказать, минуты, тогда как?

— Не помню, — Алка помолчала, — у нас последнее время с этим делом как-то не очень, парни взрослые за стенкой, сама понимаешь…

— Ага, а когда они все уехали и можно бы найти время с мужем пообщаться, у тебя педсовет, выпускной, медальная комиссия и что там еще-то? Ну, не буду, не буду, не реви.

Кошка Марфа наконец вырвалась из Алкиных рук и принялась с негодованием умываться.

— Дальше читаем: «я встретил другую женщину», ну, допустим, встретил, так что, сразу уходить?

— Не цепляйся к словам, — разозлилась Алка, — она его понимает лучше, чем я, а что, если действительно так?

— А что его понимать-то? Какие такие у него проблемы? Сексуальные?

— Да брось ты! — Алка махнула рукой. — Какой там секс? Мы же уже старые!

— Ты что? Твоему Петюнчику еще пятидесяти нет, а у мужиков в это время как раз вторая молодость.

— Да? А я и не знала. Все как-то некогда посидеть, подумать, годы бегут, бегут…

— Ну, ладно, дальше в записке: «Поэтому я ухожу к ней навсегда». Уходит навсегда, а вещи не взял, документы оставил, да мужика без военного билета никуда не пропишут! С детьми не попрощался, одежды даже не взял, белья смены, это как объяснить? И потом «собаку забираю с собой», почему после подписи такая приписка? И почему только собаку, а не кошку и не попугая? Поделили животных, да?

Одна собака равняется одна кошка плюс один попугай? Неравноценно.

— Это как сказать, попугай очень дорогой.

— Все подорож-жало! — немедленно отозвался попугай.

— Ну так вот, все в записке вранье: и собаку он не забрал, и уходить никуда не собирался, раз веши не взял.

Надежда еще раз внимательно рассмотрела записку.

— Постой-постой! Вот смотри, записка написана шариковой ручкой, так? А вот тут в слове «поэтому» ручка вдруг перестала писать.

— Ну паста кончилась.

— Нет, если бы паста кончилась, дальше бы он другой ручкой писал, а тут дальше та же паста, синяя. Есть у тебя шариковая ручка самая простая, лучше синяя для чистоты эксперимента?

— Конечно, есть.

У Алки в сумке всегда был запас простых шариковых ручек для нерадивых и забывчивых учеников. Надежда вырвала из тетради листок в клеточку. Поискала толстый блокнот или книжку, подложила под листок и дала Алке, держа его полувертикально.

— На, пиши записку.

— Какую записку?

— Пиши: дорогая Алла, и так далее, быстрее только.

Алка послушно стала писать записку самой себе, ручка перестала писать на слове «ухожу».

— Вот видишь, это всем известно, что если шариковую ручку использовать на негоризонтальной поверхности, через некоторое время она перестанет писать.

— Дай-ка я попробую.

Надежда стала писать ту же записку, и через некоторое время ручка забарахлила на слове «навсегда».

— Все ясно, он писал эту записку в походных условиях, стола под рукой не было. И где же, интересно знать? В этой квартире столов навалом: ваш общий письменный в спальне, Пашкин у него в комнате, здесь в гостиной стол есть, на кухне, в конце концов. Ну что ты, Алка, молчишь, объясни мне, где он эту записку писал? На улице? Вот прошла мимо другая женщина, когда он с собакой гулял, он в нее влюбился с первого взгляда, мигом написал тебе записку, забежал домой, паспорт прихватил и костюм выходной, чтобы в загс идти, и — ходу за ней?

— А собака как же?

— А собаку так за собой и таскал, некогда было отцепить. Тебе самой-то не смешно?

— Не до смеха мне!

— Да пойми ты, Алка, не такой твой муж человек, чтобы вот так уходить! Не в его это характере. Таким образом мальчишка семи лет может из дому сбежать, чтобы в Африку поехать на львов охотиться или в космонавты, а не солидный мужчина, доктор наук.

— И как же бедный Гаврик оказался там на шоссе?

— Вот, — Надежда стала серьезной, — я тебя к мысли подвожу, что мужа твоего Тимофеева Петра Николаевича похитили.

— Что-что? Ты, Надежда, совсем сбрендила, везде тебе преступления мерещатся. Да кому он нужен-то, зачем его похищать? Выкуп за него будут требовать, что ли? Так у меня только триста долларов, больше ни копейки в доме нет. Правда, я за него больше бы и не дала, но и этих жалко.

— А ты подумай как следует. Вот пошел он вечером в пятницу гулять с собакой, оделся попроще, как всегда. Гуляет это он на пустыре, вдруг подъезжает машина сзади, народу там не много, могли люди ничего не заметить, хватают твоего Петюнчика, Гаврюше вкалывают лекарство и заставляют Петюнчика писать тебе записку, чтобы ты его не искала. Запугали человека, он и написал. А они у него отобрали ключи, пошли к вам домой, сделали разгром, костюм выходной забрали, потому что это точно его вещь, по размеру видно — сыновья-то в тебя удались, вон какие высоченные вымахали.

Прихватили они еще паспорт и деньги, а колечко и сережки какая-то сволочь просто себе в карман украла. А про доллары они не знали, муж твой им, естественно, не сказал ничего. И про остальные документы не доперли.

— А рукописи зачем взяли, весь ящик выгребли?

— Вот, может, его из-за этого и похитили, может быть, у него в бумагах что-нибудь было. Ведь не зря он письмо спрятал про эту Анну Руммо.

— Не про нее, а про ее дом, ее-то уже и на свете нет давно. Спасибо тебе, конечно, Надя, за то, что ты за моего Тимофеева так беспокоишься, а только все это ерунда, другая баба у него есть, это точно.

— Да с чего ты взяла-то?

— Так, наверное, дня четыре тому назад звонит мне на работу какая-то женщина и говорит, что, мол, ах, простите, мне так неудобно, но не могу молчать, у мужа вашего, говорит, на работе любовница есть молодая, и весь отдел знает, всем неудобно, а они даже и не скрываются. Я, конечно, сначала растерялась, а потом и спрашиваю, кто, мол, это со мной говорит, представьтесь, пожалуйста.

Она говорит, пожалуйста, Белова Лидия Васильевна, старший научный сотрудник, мужа вашего давно знаю и очень за него переживаю, а мы, говорит, с ним уже лет пятнадцать вместе работаем.

— Вот это да, что же ты мне раньше не сказала, я тут сижу, как дура, предположения строю. Ладно, пойдем все-таки поедим.

На столе в кухне сидела Марфа и спокойно вылизывала из салата сметану. Алка подкралась и больно шлепнула кошку полотенцем. Марфа улепетнула на балкон. Попугай бурно радовался в клетке.

Алка с Надеждой поели и даже выпили по рюмочке сухого вина, которое Алка нашла в холодильнике — помянули бедного Гаврика. Алка опять всплакнула, но уже просто, без надрыва. После обеда Надежда опять стала Алку воспитывать.

— Послушай, как же так, у меня в голове не укладывается, как же ты после разговора с той теткой, узнав такое про собственного мужа, никак виду не подала.

— Да я хотела с ним объясниться, да ждала, пока Пашка уедет, а потом выпускной, а потом я дома не ночевала, думала, как раз на этих выходных поговорим, а приезжаю в субботу утром — его нет, остальное ты все знаешь.

Надежда представила, как ей звонит на работу какая-то посторонняя женщина и говорит, что у ее мужа, ее Саши, молодая любовница на работе. Какая была бы у Надежды первая мысль? Не может быть!

А потом бы сразу к нему, поскандалить, все выяснить и наплевать на всякую психологию.

— Алка, ты потому так спокойно ждала несколько дней, что не поверила, да?

— Да, тогда не поверила, а теперь верю.

И потом я мимоходом успела его спросить, работает ли у них такая Белова Лидия Васильевна? А он замялся так и говорит, что работает, а мне зачем? Ну, я сразу разговор на другое перевела.

— Все-таки странно это. Никогда я за твоим мужем никаких вывертов не замечала, всегда был спокойный разумный человек.

— Сама же говорила, что в районе пятидесяти у них вторая молодость происходит, а если по-простому, то бес в ребро.

— Ну ладно, ты мне все же скажи, какие события у вас в семье случились за последние несколько месяцев.

— Ну что, — Алка начала добросовестно вспоминать, — Сашка уехал в Штаты, только это еще раньше было, прошлой осенью, кошку кастрировали, Пашка руку сломал, она уже зажила, компьютер новый купили, унитаз раскололся, всех соседей залили, пришлось не только новый унитаз покупать, но и соседке еще за ремонт пятьсот долларов платить.

— Ужас, какие деньги! Слушай, это все интересно, но немножко не то. А вот с мужем твоим что-нибудь из этих событий связано?

— Ну, я не знаю. Вот разве когда Марфе после операции было плохо, думали, так и не отойдет от наркоза, я уже отступилась, так Тимофеев ночь не спал, растирал ее, кофе поил, можно сказать, он ей жизнь спас.

— Благородный поступок, ну да я в его благородстве никогда и не сомневалась. А еще что-нибудь было?

— Ой, слушай, что я все про унитазы, свекровь ведь умерла полгода назад в январе! Я просто думала, что это еще раньше было. Да я ведь тебе про свекровь и раньше говорила?

— Да, теперь припоминаю.

Алкина свекровь была по-своему замечательной женщиной. Вырастив единственного сына одна, так как муж ее разбился на мотоцикле, когда Петюнчику было семь лет, она выучила его, дала образование, помогла защитить кандидатскую диссертацию и сдала в тридцатилетнем возрасте Алке с рук на руки. По внешности и по характеру она была полной противоположностью своей будущей невестке, поэтому приняла мудрое решение не жить с ней вместе ни дня. Она дала в приданое Петюнчику их двухкомнатную квартиру, а сама, не тратя времени даром, вышла замуж за своего старого поклонника, который к тому времени тоже овдовел. Общение с невесткой она свела до минимума, то есть навещала семью сына только по праздникам да в каникулы водила внуков по музеям. Таким образом, у Алки со свекровью сохранялись идеальные отношения до самого конца жизни этой мудрой и дальновидной женщины.

— Ну и что, когда мать умерла, муж твой сильно переживал?

— Конечно, переживал, да ведь она болела, там давно к этому шло. Послушай, — Алка озабоченно поглядела на Надежду, — может, это смерть матери так на него повлияла, что он… — Алка выразительно махнула рукой налево.

— Здрас-сте-пожалуйста, мать в январе умерла, а он надумал только сейчас из дому уходить! На дворе-то сегодня что — июнь! Ты лучше скажи, мать оставила ему что-нибудь?

— Да нет, ничего особенного, она ведь еще раньше, когда мы поженились, квартиру нам отдала, а сама к мужу переехала, Илье Семенычу. Там книги кое-какие, фотографии, Илья Семеныч говорил, чтобы мы забрали, да я не очень спешила, потому что, сама видишь — тесно у нас, книги и так некуда ставить.

— Да, ничего подозрительного тут нет Внезапно Надежду осенило:

— Послушай, Алка, что мы голову ломаем? Завтра понедельник, позвоним твоему Тимофееву на работу и все выясним.

— Ты что? Стану я еще унижаться, бегать за ним. Не дождется!

— Ну хорошо, я сама позвоню. Если хочешь, я даже разговаривать с ним не буду, просто послушаю его голос, пойму, что он живой и здоровый, и повешу трубку. У тебя хоть телефон его рабочий есть?

— Был где-то в записной книжке.

Алка нашла свою сумку в прихожей и стала в ней рыться. Сумка у нее была большая, учителю без этого нельзя, нужно, чтобы и тетради помещались, и бумаги всякие, и методические материалы. Видя, что Алка долго не возвращается, Надежда крикнула:

— Ну что ты там возишься? Иди сюда вместе с сумкой!

Алка вошла в комнату с озабоченным видом и вывалила содержимое сумки на диван.

— Ежедневник куда-то подевался.

— Какой он из себя-то?

— Большой такой блокнот темно-зеленый, ох, беда будет, если пропадет! У меня там все дела и телефоны записаны, я без него как без рук.

Они перетряхнули все содержимое сумки, блокнота не было.

— Ты вспомни, когда ты его последний раз видела?

Алка задумалась.

— В пятницу на педсовете он точно был, я туда кое-что записывала, потом собралась, больше никуда не заходила, меня Игорь Петрович в машину прямо у школы посадил и на дачу повез. Вспомнила! Я ежедневник у них на даче оставила! Я тогда в субботу рано утром проснулась, все спят, мобильник не нашла, а спать уже расхотелось. Я и села немного поработать, кое-что записать. Там в комнате стола не было, я на подоконнике устроилась, а потом машина пришла, я быстро собралась и забыла про блокнот.

— Кто тебя обратно отвозил, Игорь Петрович?

— Нет, приехал шофер из его фирмы, и машина была другая.

— А накануне он не мог этого шофера прислать?

— Значит, не мог, что ты, Надежда, людей подозреваешь!

— Потому что получается странное совпадение: как только ты единственный раз в жизни дома не ночевала, так сразу твой муж к другой ушел. Специально он ждал такого случая, что ли? А если бы ты всегда домой вовремя приходила, то он так и прожил бы с тобой до конца жизни?

Ну ладно, тебе ничего не докажешь, ищи старую записную книжку, муж твой в своем НИИ много лет работает, телефон у него не менялся.

После долгих поисков Алка обнаружила в столе старую записную книжку со всеми телефонами. Решили лечь пораньше, потому что Алке на работу было к десяти, но утром надо было еще звонить Петюнчику на службу. Перед сном кошку Марфу выудили с балкона из цветочного ящика и заперли в Пашкиной комнате, а попугая выпустили полетать. Он полетал немного, потом уселся на включенный телевизор и стал смотреть рекламу стирального порошка и женских прокладок.

Наутро Надежда поднялась пораньше и разбудила Алку. Алка всю жизнь любила поспать, разбудить ее можно было только, если как следует потрясти и сдернуть одеяло. Надежда в детстве занималась этим довольно часто, когда они с Алкой отдыхали летом в пионерлагере. Интересно, кто будил Алку все эти двадцать лет?

Разумеется, Петюнчик. Вспомнив, что это за каторжная работа, Надежда почувствовала к нему сострадание.

С завтраком решили не заводиться, выпили наскоро кофейку и, пока Алка приводила себя в порядок, Надежда набрала номер рабочего телефона ее мужа.

Она прокашлялась и постаралась вложить в свой голос максимум приветливости.

— Алло! — раздалось в трубке.

— Добрый день, могу я попросить к телефону Петра Николаевича? — пропела Надежда с восходящей интонацией.

— Не можете! — Женщина на том конце провода говорила мужским басом.

— А почему? — растерялась Надежда.

— Нет его и не будет! — В трубке раздались гудки.

Алка выглядела удовлетворенной.

— Вот, слышала, он велел нарочно так по телефону отвечать, чтобы я его не разыскивала.

— Глупости, это же учреждение, просто попалась хамская баба, я потом перезвоню и все выясню. Ты собирайся, а то опоздаешь.

Алка накрасилась, причесалась, надела синий костюм в мелкий беленький цветочек, и завуч старших классов Алла Владимировна Тимофеева торжественно отбыла на работу. После ее ухода Надежда немного прибралась в квартире, покормила животных, натянула осточертевшие джинсы и поехала домой, чтобы там переодеться, полить цветы, забрать кое-какие вещи и вернуться обратно к Алке, потому что Алка решила ехать на дачу и выцарапать свой блокнот во что бы то ни стало, без него она как без рук. При вопросе Надежды, почему бы Алке не позвонить Игорю Петровичу и не попросить привезти блокнот, выяснилось, что Алка телефонов Игоря Петровича не знает, ни домашнего, ни служебного, и единственный ориентир — это дача на Выборгском шоссе, которую Алка собиралась искать по памяти. Разумеется, Надежда не могла отпустить эту сумасшедшую одну.

Дома Надежда с грустью посмотрела на обшарпанную прихожую, выбросила засохший клей вместе с тазиком в мусоропровод, вспомнила, что телефон не работает, и опять расстроилась по этому поводу, собрала необходимые вещи, тщательно заперла двери и ушла, по дороге заглянув к соседке Марии Петровне и вкратце обрисовав ей ситуацию.

Алка вернулась раньше нее и уже успела что-то приготовить на обед. Вообще, работа повлияла на нее очень благотворно, она вернулась бодрой и энергичной, словом, это была прежняя Алка, которую Надежда помнила с детства. После обеда Надежда опять подошла к телефону, хоть Алка и была против. На звонок ответил интеллигентный мужской голос, но на просьбу позвать к телефону Петра Николаевича, голос слегка замялся, а потом ответил, что Тимофеев Петр Николаевич не работает у них с февраля месяца. Надежда растерялась:

— Как это не работает? А где же он работает?

— Этого я вам сказать не могу. Он уволился по собственному желанию.

— А вы не можете мне дать его служебный телефон?

— Он никому не оставил своего служебного телефона, сказал, что там маленькая фирма, в то время они переезжали. Вы позвоните ему домой, если он вам так нужен.

— Спасибо, — грустно ответила Надежа, — там никто не отвечает.

Она вдруг вспомнила одну вещь и почти взмолилась:

— Прошу вас, не вешайте трубку, скажите, у вас работает Белова Лидия Васильевна?

— Раньше работала, а теперь она уже два года на пенсии, только она не Лидия Васильевна, а Любовь Ивановна.

Надежда подумала секунду и попросила домашний телефон правдолюбки и моралистки Лидии Васильевны то бишь Любови Ивановны Беловой. Бывают же такие люди, сама на пенсии, а до всего ей дело! Вместо того чтобы спокойно сидеть на даче с внуками и растить там зелень и цветочки, эта мымра звонит Алке на работу и портит настроение разговорами про молодую любовницу! Хотя как это она могла узнать про любовницу, если, во-первых, сама давно на пенсии, а во-вторых, Петюнчик-то уже полгода как на другой работе. Тем более, интересно с ней побеседовать.

Надежда поблагодарила любезного обладателя приятного голоса и повесила трубку. Алка, которая не удержалась и подслушала весь разговор, смотрела на нее в полном обалдении. Надежда решила ее не щадить, что это такое в самом деле, ничего про собственного мужа не знает!

— Ну что ты мне можешь сказать по этому поводу?

— Ничего, ничего я уже не знаю! — В Алкином голосе прозвучали истерические нотки.

— Да уж, если он полгода скрывал, что на другую работу перешел, то мог и бабу завести у тебя под носом, ты бы все равно ничего не заметила, — безжалостно добавила Надежда, набирая телефон Беловой.

Ответил молодой женский голос и на просьбу позвать к телефону Любовь Ивановну рассмеялся.

— Теперь только в сентябре. Она в деревне в Псковской области на все лето.

Как уехала в мае, так теперь до осени.

— А позвонить туда можно?

— Что вы, какое звонить! Там глушь такая, сто километров до поселка, где почта есть.

— Слышала? — спросила Надежда, закончив разговор. — Не она тебе звонила.

Она себе спокойненько живет в деревне и знать не знает, что кто-то ее именем прикрывается.

— Да какая разница? — безучастно ответила Алка.

От ее энергии не осталось и следа.

— Ну ладно, — Надежда уже жалела подругу, — собирались ехать, так давай, а то уже четвертый час, хоть и белые ночи, а все равно не хочется за городом поздно бродить.

— Поехали.

— Ты что, так и собираешься идти в этом костюме и на каблуках? Сама же говорила, что шесть километров от станции пешком.

— Конечно, но знаешь, как-то неудобно в затрапезном виде, все-таки приличные люди.

— Ничего страшного, не шокируют их наши тапочки!

Алка надела босоножки на низком каблуке и легкое платье в красный горошек, так как на улице стояла жара. Надежда поморщилась при виде горошка, потому что при Алкиных габаритах горошин было слишком много, но ничего не сказала.

Они поехали на метро к Финляндскому вокзалу, сели там на зеленогорскую электричку и вышли в Песочной.

— Ну, и куда теперь?

— Теперь спросим, как идти в поселок Рейволово, что на Выборгском шоссе. Пока пойдем по этой дороге, она нам по направлению подходит.

Через некоторое время они встретили мужичка на велосипеде, который ехал к станции. Судя по сетке пустых бутылок, которую мужичок очень оберегал, это был местный житель. Надежда спросила, правильно ли они идут к Рейволову. Он ответил, что правильно и что совсем недалеко.

— Конечно, по местным меркам это недалеко, тем более, он на велосипеде.

Однако не прошло и получаса, как показался поселок.

— Это не тот, — сказала Алка, — мы ведь прошли всего километра два. Ладно, хоть водички попьем из колонки.

По поселку они брели не спеша. Алка выглядела как-то странно. Она кружила, вертела головой по сторонам, как потерявшаяся собака, норовила свернуть в боковые переулки. Наконец Надежда потеряла терпение:

— Алка, что с тобой происходит?

— Послушай, что-то здесь мне смутно напоминает, вот давай свернем в эту улочку.

Когда они свернули и прошли немного, Алка вдруг встала как вкопанная.

— Вот же эта дача! То-то я гляжу, мне все знакомо, но как же так, а они говорили — шесть километров до станции.

Надежда внимательно осмотрела дачу.

Дом был старый, двухэтажный, на калитке висела табличка: ул. Карякова, дом 5.

Интересно, кто такой Каряков?

— Да, это тот поселок, шоссе близко, слышишь — машины шумят? Послушай, а ты уверена, что это именно та дача?

Какая-то она запущенная, я думала, что у твоих знакомых вилла.

— Да нет, Елена говорила, что они ее только что купили, место им понравилось, потом будут перестраивать. Пойдем, может, она дома?

— Алка, а кто такой Каряков?

— Откуда я знаю!

Надежду что-то беспокоило, какое-то у нее было нехорошее предчувствие. Дача находилась в конце переулка, а по другую сторону был небольшой лесочек — редкие сосенки и черничник.

— Вот что, Алка, ты иди одна, а я тебя тут подожду, в лесочке. Что-то мне тут подозрительно. В случае чего тревогу подниму.

Алка неуверенно пошла к дому, постучала, потом открыла калитку. Надежда в это время обнаружила пень и устроила на нем наблюдательный пункт. На Алкин зов на крыльцо вышла женщина, которая даже отдаленно не напоминала жену директора фирмы. Лет ей было под пятьдесят, а может, и больше, Надежда издалека не разглядела, одета эта тетка была в старые тренировочные штаны и застиранную мужскую рубаху, причем по летнему времени рукава у рубахи были оторваны с мясом. На голове у хозяйки дачи была мелкая жиденькая «химия».

— Ошиблась, наверное, Алка, все перепутала, не та это дача, — сказала Надежда самой себе.

Со стороны дачи между тем раздавались громкие голоса. Кричала тетка, потом и Алка повысила голос. Она махала руками и показывала куда-то вверх, хозяйка дачи тут прямо завизжала:

— Толик!

На шум откуда-то из-за сараев выскочил тощий мужичок, лысовато-седоватый, в таких же, как у жены, тренировочных штанах. Очевидно, это и был Толик. Он унял визжавшую тетку, тихо поговорил о чем-то с Алкой и настойчиво повел ее к выходу. У калитки Толик широко повел в стороны руки и улыбнулся Алке на прощание, только лучше бы он этого не делал, потому что при улыбке стало заметно, что половины передних зубов у него нет, но не подряд, а через один, так что, улыбаясь, Толиков рот здорово походил на шахматную доску. Алка вышла из калитки с потерянным видом и, не заходя в лесочек за Надеждой, побрела по улице. Пригибаясь, Надежда бросилась наискосок и перехватила Алку на перекрестке, где их не было видно с дачи. В глазах у Алки стояли слезы. За все время знакомства их с Алкой, с третьего класса, Надежда видела Алку плачущей раза три, не больше, причем последний раз это было лет десять назад на похоронах их общей школьной подруги, которая умерла скоропостижно и оставила троих детей. Была еще вчерашняя залитая слезами кошка, но Надежда была почти уверена, что вчера Алка работала на публику. Видно, очень уж достала Алку вся эта история с исчезновением мужа, если от обычного человеческого хамства глаза были на мокром месте.

— Алка, ты что, ну успокойся. Конечно, у тебя сейчас не самый лучший период, но реветь-то зачем?

— Слушай, я же не сумасшедшая, я же точно помню, что была именно на этой даче, я же три раза сюда приезжала! Дом большой, двухэтажный, сбоку башенка, там на тропинке корень. Я два раза об него спотыкалась!

— А они что говорят?

— Говорят, что знать не знают никакой Елены и Игоря Петровича, дача эта их уже много лет, никому они ее не сдавали, сами тут летом живут. Но я же помню даже окно той комнаты на втором этаже, я прошу по-хорошему, мол, посмотрите на подоконнике мой блокнот, я и уйду. Так эта тетка давай орать, потом Толик пришел, муж ее, со мной так ничего, но выпроводил, да ты сама видела.

Господи, неужели я и правда рехнулась?

— Алка, спокойно, не распускайся.

Сейчас пойдем вкруговую, вернемся опять в тот лесок, сядем на пенек и подумаем.

Они опять вернулись на Надеждин наблюдательный пункт, Алка достала сигареты., — Осторожней ты, пожар не устрой, смотри, сушь какая стоит!

— А хоть бы и сгорела эта чертова дача! Издеваются ведь надо мной! — Алка была настроена очень агрессивно. — Послушай, ты меня много лет знаешь, могу я так все перепутать?

Надежда молчала, собираясь выразиться поделикатнее, чтобы не обидеть Алку.

Насколько она знала, Алка всегда была женщиной здравомыслящей, но все же такие события в жизни кого угодно подкосить могут. Сначала находишь дома записку, что муж ушел к другой, потом сообщают об убитой собаке, потом выясняется, что муж уже полгода как поменял работу и работает теперь вообще неизвестно где.

Такие события и поодиночке-то могут надолго выбить человека из колеи, а уж если все вместе, то запросто сдвинуться можно.

Алка увидела ее смущенное лицо и рассвирепела:

— И ты тоже мне не веришь? От тебя уж не ожидала, подруга называется!

В это время во дворе дачи возникло какое-то движение. Калитка отворилась, и из нее бочком выскочил шахматнозубый Толик. Он что-то сердито выговаривал во двор, видно, доругивался с женой.

Алка отодвинула Надежду и взгромоздилась на пень.

— Куда ты со своими горошками, — зашипела Надежда, — на весь поселок твои горохи видать!

— Куда ж мне деться?

— Хоть в канаву падай, только чтобы он тебя не заметил.

Толик между тем, нервно оглядываясь, поспешил в сторону станции.

— Куда это он намылился? В магазин, что ли? Так с собой ни сетки, ни сумки.

Уезжает в город?

— Вот что, — Надежда повернулась к Алке, — ты говорила, телефона на даче нету?

— Нету, по мобильнику звонили.

— Так похоже, что он на станцию звонить идет. Если бы уезжать, он оделся бы поприличнее, а так он только маечку надел, а штаны те же тренировочные.

И с пустыми руками не поехал бы. Хоть лука пучок прихватил. Так, он меня не знает. Пойду-ка я за ним потихоньку, а ты сиди тут карауль, но не высовывайся, а минут через сорок выходи мне навстречу, только чтобы он тебя не заметил, когда возвращаться будешь.

Толик уже свернул на главную улицу поселка, Надежда бросилась за ним наискосок через лес, чуть не провалилась в канаву, потом выбралась на улицу и пошла, стараясь не упустить Толика из виду… Так они прошли почти два километра до станции, на сильно открытых местах Надежда пряталась за придорожные кусты. Вот показалась платформа, электричка в город только-только отошла, и не платформе никого не было. Толик, не выразив никакой досады, что электричка отошла, направился прямо к двум телефонам-автоматам, стоящим рядом в конце платформы возле туалета. Надежда ускорила шаг, посматривая искоса на шахматнозубого. Тот выскочил из будки, не пробыв там и секунды. Заскочил во вторую, бросился к окошечку билетной кассы, отошел оттуда, несолоно хлебавши, и тут увидел Надежду, поднимавшуюся на платформу.

— Женщина, женщина! — Толик запыхался на бегу. — У вас жетона метро не найдется?

Расчет Надежды оказался верен. Один телефон работал только от жетонов, а метро было очень далеко от этой станции, по второму можно было звонить только по карточке. У Толика возникли проблемы.

— А вам зачем жетон? — подозрительно спросила Надежда.

— Позвонить.

— Ах, позвонить! Жетона у меня нет, но есть телефонная карта. Я могу вам дать один раз позвонить, а вы мне отдадите стоимость жетона.

Толик был согласен на все. Надежда, изображая из себя выжигу, направилась прямо за Толиком. Она сама вставила ему карточку и проследила, какой он набирал номер, правда, на двух последних цифрах он глянул на нее так выразительно, что пришлось отвернуться. Толик вернул ей карту и сделал знак отойти. Надежда скрылась в туалете. Дверь под буквой «Ж» была расположена почти рядом с телефонной будкой — весьма оригинально решение железнодорожного начальства. Стекла в будке были выбиты, Надежда прикрыла дверь неплотно и приникла ухом к щели. Автомат был неисправен, Толик громко кричал:

— Алло, алло, это я, из Рейволово, Толик! Приходила какая-то тут, в дом прямо лезла.

Толик помолчал, прислушиваясь. Надежда увидела в щелку, что лицо его было очень серьезно, даже испуганно. Из трубки несся крик, но слов было не разобрать.

— Зачем приехали? Огород поливать, вот зачем. Жара такая стоит. Мы с этого огорода всю зиму питаемся.

Толик еще послушал, потом резко сбавил тон.

— Понял, ничего не знаю, будем сидеть тихо, все понял.

Он повесил трубку, выругался и пошел обратно в поселок. Выждав несколько минут, Надежда вышла из своего укрытия, забрала карту, записала предполагаемый номер телефона на старом конверте и уселась в тени на лавочке, размышляя над цифрами. Через полчаса появилась Алка, сказала, что от Толика она спряталась в лесу и он ее не заметил.

— Вот послушай, Алка, он звонил по телефону, кому-то жаловался, что ты пришла и пристаешь к ним. А на него там ругались, зачем они сюда на дачу приехали. В общем, так. Дачу эту у них снимали.

Твой Игорь Петрович, или как он там на самом деле называется. Они тебя сюда специально возили, им нужно было тебя на ночь изолировать, они нарочно ждали, когда Пашка уедет, чтобы в доме никого не было. А мужа твоего похитили, я тебе говорила, может, ты теперь поверишь!

— Тише ты, вон люди смотрят. Что же теперь делать?

— Думать, вот сейчас в электричке все сообразим.

Они сели в полупустую электричку, и Надежда показала Алке номер телефона.

— Вот что я успела записать, пока он меня не турнул. Только две последние цифры я не видела, а на слух определила: одна где-то посередине, 5 или 6, а другая или 9, или 0. Значит, получается у нас четыре номера, если все комбинации перебрать. Сейчас запишем их все, приедем домой и будем звонить.

— Скажем какую-нибудь ерунду; только чтобы узнать, тот ли это номер, а потом как-то нужно будет узнать по номеру телефона адрес. И еще вот что, ты говорила, что они на тебя вышли, сославшись на старую приятельницу?

— Да, была такая Ира Стрельникова.

— Звони ей, может, она что знает, кто такие эти люди.

Приехав в город, они прямо с вокзала позвонили по одному номеру, где пьяный голос послал их подальше. Выйдя из метро у Алкиного дома, они нашли еще один телефон-автомат. Надежда постукивала по трубке, создавая помехи, и говорила глухим голосом.

— Алло, алло, это я, из Рейволово.

— Ну и что? — поинтересовался мужской голос.

— Как — что? Она опять приходила, скандалила, грозилась милицией. Что нам делать?

— Снять штаны и бегать по Рейволово! — В трубке нахально заржали.

— Да, это мы опять не туда попали, — смущенно пробормотала Надежда, вешая трубку.

Еще по одному номеру ответила глухая старуха, было ясно, что это тоже не то. Алка все порывалась уйти домой, но Надежда набрала последний номер.

— Алло, алло, это я, из Рейволова!

— Что еще у вас случилось? — холодно спросил женский голос.

— Она приходила опять, сказала, что завтра явится с милицией. Что-то она там оставила на даче, что ей очень нужно.

На том конце провода помолчали, потом последовал твердый приказ:

— Ничего не предпринимайте, ждите до утра, я приеду.

— Ну вот, — сказала Надежда, — теперь мы знаем номер.

— Ну и что, что номер знаем?

Алка была усталая и голодная, в таком состоянии с ней было очень трудно разговаривать.

— Определим по номеру адрес, я найду знакомых. А вообще-то, Алка, надо тебе в милицию заявить, что муж пропал.

— Чего это я буду заявлять? Что меня муж бросил? И что я его хочу при помощи милиции вернуть? Так и подавать заявление в районное отделение? Ты что, хочешь, чтобы надо мной полгорода смеялось? Стыд какой!

— Но ведь записка — это липа.

— А кто в это поверит? Есть записка?

Есть! Почерк его? Его! Так идите, дамочка, домой и не смешите людей. Раньше надо было думать, а то довела мужика, что он в одном костюме из дому сбежал, а теперь по милициям бегает!

— А кепочка, которую мы на пустыре нашли? Ведь если служебная собака ее понюхает…

Алка вздохнула:

— Ох и любишь, ты, Надежда, сочинять. Уже целую историю выдумала, а теперь факты под нее подгоняешь. Тебе бы писателем быть, сочиняла бы детективы, как русская Агата Кристи, глядишь, и разбогатела бы. В тебе с детства такие задатки, это я как педагог говорю. И потом, как ты думаешь, куда нас служебная собака приведет, если тимофеевскую кепочку понюхает? Прямо к ризеншнауцеру со второго этажа, а я и так знаю, где он живет.

Так, мило препираясь, они дошли до дома. На кухне был полный разгром, и наблюдались следы если не трагедии, то драмы. Покрывало с попугайской клетки было стянуто, даже один прут погнут, на полу валялись зеленые перышки. Сам попугай Кеша нахохлился в углу клетки и имел очень несчастный вид. Алка оглядела следы баталии и побежала по квартире, ища кошку. Но хитрая бестия так спряталась, что найти ее не было никакой возможности. Осмотрели гостиную, спальню — безрезультатно.

— Не найти нам ее. Если она в Пашкиной комнате, там, как в горах, можно годами скрываться.

— Что же это она так распоясалась?

— Так раньше Гаврик был, он всегда попугая защищал.

— Гавр-р-рюша! — жалобно откликнулся попугай.

Алка опять расстроилась.

— Вот, все наперекосяк, а Марфа чувствует, что порядка нет, и совсем обнаглела.

— Стер-р-р-ва! — заорал попугай, при виде хозяйки он явно приободрился.

— Слушай, надо что-то делать. Если она так его каждый день будет по клетке гонять, попугай не выдержит, помрет от разрыва сердца.

— Завтра запру эту заразу на весь день в ванной, вот и будет ей наказание.

— Пр-р-равильно, кар-р-цер! — возликовал попугай.

— Давай их накормим, да у нас еще одно дело, ты хотела этой Ире Стрельниковой звонить, узнавать, откуда эти люди взялись, Игорь Петрович пресловутый.

Зазвонил телефон. Надежда, по договоренности с Алкой, взяла параллельную трубку.

— Здравствуйте, Аллочка, дорогая, это Илья Семенович. А муж ваш дома?

— Да нет, Илья Семенович, он… он в командировке, — Алка соврала, повинуясь Надеждиному знаку.

— Не в Эстонии?

— Д-да, кажется.

— Значит, удалось ему пробить командировку в Эстонию?

Поскольку Алка молчала, Илья Семенович продолжал:

— Вы уж меня, Аллочка, извините, но я напоминаю, что вы обещали вещи забрать, что от Метты остались. Я, видите ли, переезжаю.

— Куда же вы, Илья Семенович?

— К дочке, в ее трехкомнатную, а сюда — Юлька, внучка, переедет. Она замуж на той неделе выходит. Так что торопят меня, да тут еще история такая…

Алка встревожилась:

— Что случилось, Илья Семеныч? Вы здоровы?

— Да, все в порядке, вот придете — расскажу, по телефону уж не буду. Когда вы сможете?

— Да хоть завтра днем, с утра на работу забегу, а потом к вам часа в два.

С подругой мы зайдем, можно?

— Милости прошу, буду ждать!

Алка повесила трубку и, отвечая на молчаливый вопрос Надежды, сказала:

— Это свекрови муж, Илья Семенович. Видишь, дочка его к себе забирает.

Тоскует старик сильно, болеет, наверное.

Надо там барахло забирать, завтра пойдем.

Надежда только вздохнула — опять ей домой не попасть! Сели ужинать и обнаружили, что в холодильнике мало продуктов.

— Алка, это не дело. Надо готовить, а то заболеем, если так будем перебиваться.

Алка оглядела свою мощную фигуру.

— Может, я похудею от переживаний?

— Вряд ли, на бутербродах-то. Звони скорей Стрельниковой, а то поздно, людей неудобно беспокоить.

— А как звонить-то? Ежедневник пропал!

Алка вспомнила про сегодняшний поход на дачу и снова рассвирепела:

— Чтоб она сгорела, эта дача! Сволочи, врут нагло в глаза и не краснеют!

Она подошла к телефону и стала по памяти набирать номер своей приятельницы по школе. Та номера Стрельниковой не знала, долго искали человека, который знает, наконец нашли, но там никто не отвечал.

— Может, люди в отпуск уехали? Последний раз наберу.

Но телефон зазвонил сам.

— Попросите Петра Николаевича. — Голос солидный, твердый.

— Его нет, а кто его спрашивает?

— Это с работы говорят. Он что, заболел?

— С работы? — Алка решила перейти в наступление. — В такое время — с работы? Вы на часы-то глядели? У вас там что — ночная смена?

— Так где же все-таки Петр Николаевич находится? Он сегодня на работу не вышел, мы беспокоимся.

— Не знаю я, где он находится. Нет его дома с субботы.

— Он что, пропал? Или уехал куда-то? За ним такого никогда не водилось?

— Вам лучше знать и оставьте меня в покое! — Алка бросила трубку.

— Алка, ну что ты сделала, надо было с человеком поговорить нормально, все выяснить. Вот видишь, раз он на работе не предупредил, значит, точно про его уход от тебя — это все вранье, надо в милицию обращаться.

Но Алка, что называется, уперлась рогом.

— Сказала, не пойду в милицию, значит, не пойду!

Закончив эти бесполезные препирательства, Надежда легла спать. Кошку в тот вечер так и не нашли.

* * *

Машина с тонированными стеклами притормозила на Выборгском шоссе возле указателя «Поселок Рейволово». Водитель, им оказалась женщина, вышла, огляделась, потом опять села в машину и проехала еще немного вперед. Почти сразу за указателем начинался знаменитый малинник, который идет почти вдоль всего Выборгского шоссе, прерываясь только возле поселков и деревень. Женщина свернула с шоссе, кювета не было. Она поставила машину так, чтобы с шоссе ее прикрывал малинник, а со стороны поселка — сосновый лесок. Из машины вышли трое. Двое неприметно одетых парней достали из багажника канистры с бензином, женщина шла налегке.

Пока срезали путь через лес, женщина шепотом давала последние наставления:

— Дверь со стороны веранды открыть легко, замок простой, вот ключ. А главную дверь они на внутренний засов запирают. И помните, я вам деньги плачу не за пожар, а за убийство. Так что не вздумайте дом снаружи бензином полить и поджечь. Сначала хозяев нейтрализуйте, а поджигайте изнутри. Уходить будете через веранду, а потом задами лесочком.

Я буду вас в машине ждать.

Когда они дошли до деревни, было три часа ночи, для июня время самое темное.

Женщина показала дом на улице Карякова и пошла к спрятанной машине. Через некоторое время показались бегущие парни.

— Как все прошло?

— Нормально, они не проснулись. Едем скорее, а то сейчас как полыхнет.

Машина выбралась на шоссе и газанула по направлению к городу.

Соседи заметили пожар, когда полыхало уже вовсю. Дом был старый, высохший, занялся как факел. Пожарные приехали, когда крыша уже провалилась. Они еще долго поливали соседние дома. От дома номер пять по улице Карякова осталась одна печка.

* * *

Наутро встали рано, Алке надо было на работу к девяти. На улице было пасмурно, Надежда включила радио, чтобы послушать погоду. Алка плескалась в ванной.

«А теперь сводка из управления пожарной безопасности».

Специально выделенный пожарный скучным, плохо поставленным голосом зачитал сводку. Надежда крутилась на кухне, лилась вода, она не слушала сводку, как вдруг:

«Сегодня ночью в поселке Рейволово, что по Выборгскому шоссе, сгорел дом по адресу улица Карякова, дом пять. На пепелище обнаружены два трупа, очевидно, это были хозяева дачи. Граждане! — Пожарный заговорил по-человечески. — Будьте осторожны с электроприборами и не курите в постели».

Чашка с кофе выскользнула у Надежды из рук, упала и разбилась. Кофе разлился и обжег ей ногу.

— Алка! — заорала Надежда.

Алка появилась в дверях ванной, пытаясь завернуться в купальное полотенце.

Поскольку это было все-таки полотенце, а не двуспальная простыня, Алке при ее габаритах полностью завернуться не удалось, она держала полотенце рукой и недовольно спросила:

— Что случилось?

— Ты говорила, чтобы та дача сгорела, вот она и сгорела.

— Что-что?

— Сейчас пожарный по радио сводку зачитывал, сгорела дача в Рейволово.

— Точно та дача?

— Точно, Карякова, дом 5, кстати, кто такой Каряков?

— Да откуда я знаю? Если дача сгорела, теперь без разницы.

— Алка, там два трупа нашли.

— Да? А ежедневник мой теперь уж точно не найти.

Надежда возилась с полом, убирала осколки чашки, про завтрак они забыли.

Мыслей в голове у Надежды почти не было, потом они появились, и были очень нехорошие. Она отправилась в комнату.

Алка сидела на диване и внимательно рассматривала себя в зеркало.

— Алка, ты что? Нашла время.

Алка думала о своем.

— Надо же, как интересно, как только я вчера им пожелала, чтобы дача сгорела, так она сразу и сгорела. Как думаешь, может, у меня парапсихологические способности?

— Что-что? — Надежда рассмеялась, потом рассердилась.

— Алка, немедленно перестань валять дурака. Ведь это мы виноваты, что те люди погибли. Если бы мы не приперлись в Рейволово, а потом не стали звонить от их имени, дачу бы не подожгли. А так те испугались, что мы действительно с милицией придем, шум поднимем, и концы в воду, вернее, в огонь.

Алка выглядела разочарованной.

— Да? А я-то думала, что это у меня такой дар открылся. Вечно ты, Надежда, человека разочаруешь. А насчет того, что мы виноваты в их смерти, ты не права.

Если бы они сразу отдали мне мой ежедневник, я бы сказала «спасибо» и ушла, и с ними бы ничего не случилось.

— Если бы они тебя в дом пустили, ты бы стала спрашивать, кто они такие, да где Елена, что-то заподозрила бы.

В общем, эти двое пострадали от собственной глупости и жадности, не надо было с сомнительными личностями связываться.

Подруги перебрались на кухню и заварили свежий кофе. Надежде не давали покоя мрачные мысли.

— Интересно, как они это проделали?

Наверное, сначала хозяев оглушили, потом дом подожгли. Хорошо, если бандитов ночью никто не видел, а если соседи заметили что-нибудь подозрительное, то будет милиция это дело расследовать.

Спросят, что накануне было, а твое платье в красный горошек весь поселок заметил. И что тебя вечно тянет на яркое? Надела бы что-нибудь темненькое-скромненькое, для маскировки хорошо.

Алка обиделась:

— Хорошее платье, турецкое, лето ведь, хочется поярче — Вот теперь и будем трястись. Выброси ты это платье совсем.

— Еще чего! Оно почти новое.

— Тогда спрячь до следующего лета.

Появилась кошка Марфа: голод не тетка, заставил ее вылезти из своего убежища.

Алка накинулась на нее коршуном, провела воспитательную беседу, покормила и заперла в ванной. Попугай восторгался в клетке. Его тоже накормили и выпустили полетать. Алка позвонила еще раз Ире Стрельниковой, но там по-прежнему никто не отвечал. Тогда она хватилась, что уже и так все сроки прошли, и умчалась на работу, а Надежда села на телефон с мыслью найти человека, который помог бы ей узнать адрес и фамилию абонента по имеющемуся у них телефонному номеру.

Первым, кому позвонила Надежда, был ее давнишний приятель Валя Голубев. Они много лет работали в одном институте, и сейчас тоже их обоих выгнали в принудительный отпуск, только Надежда сидела дома, а Валька, как отец семейства, где-то халтурил. Однако Надежде повезло, в этот день у Вали оказался выходной, он внимательно выслушал ее просьбу, обещал подумать, поискать по знакомым и позвонить. Надежда немного прибралась в квартире, вымыла посуду, привела себя в порядок и загнала попугая Кешу обратно в клетку. После этого позвонил Валя Голубев и сказал, что все в порядке, у его старшего сына оказалась знакомая девушка, которая работает в городском телефонном узле, только надо подъехать туда, конфет коробочку свезти или еще какую мелочь. Надежда поняла, что все это только предлог, такой вопрос можно было решить прямо через сына, просто Вальке скучно, и он хочет встретиться с Надеждой. Очевидно, он заподозрил, что Надежда опять влезла в какую-нибудь историю, как тогда, два года назад, когда у них в институте творилось черт знает что, убийства следовали одно за другим, и Надежда с Валькой оказались прямо в центре этих невероятных событий.

Они встретились с Валей на Невском, прошлись пешочком, пока не начал накрапывать дождик. Девушки не было на месте, они посидели немного в кафе, съели мороженое, Валька все пытался дознаться, зачем Надежде этот адрес, что там за интрига и так приставал, что Надежда рассказала ему в общих чертах, не называя имен, про Петюнчика и про его записку, и что она, Надежда, чувствует в этом деле какой-то подвох. Надеждиной интуиции Валя всегда доверял безоговорочно, поэтому он сразу посерьезнел и сказал, что она может на него рассчитывать, он всегда поможет.

— Машина у тебя на ходу?

— Сделаем! К завтрему все будет. Во второй половине дня я свободен.

Они нашли знакомую девушку с телефонного узла и выяснили адрес. Телефон был частный, зарегистрирован на Кузнецова Владимира Осиповича, но это им ни о чем не говорило.

— Скорее всего, никакого Игоря Петровича в природе не существует, и фирмы у него нет, это они Алке лапшу на уши вешали.

Они расстались до завтра, Валя обещал приехать на машине и отвезти их по адресу, а там уж проследить за домом, как получится.

К Илье Семенычу успели только к четырем, но старик не обижался, все равно дома сидит, делать нечего. Он оказался очень приветливым и славным, усадил Алку с Надеждой пить чай, развлекал разговорами. Сказал, что очень сожалеет, что побеспокоил, но переезд ждать не может: во-первых, внучка выходит замуж. А во-вторых, произошла с ним небольшая неприятность, дня три тому назад или раньше, вышел он утром в магазин и прогуляться, отсутствовал часа два, приходит — дверь открыта и соседка Майя Борисовна на табуреточке у двери сидит, караулит.

Он испугался, думал — воры залезли, все унесли, а оказалось — ничего не тронули.

Майя Борисовна стала из дому выходить, она обычно долго дверь свою открывает, четыре замка у нее. Она-то никого не заметила, а воров, очевидно, спугнула, те и убежали. А дочка его говорит, что и не было никаких воров, что это Илья Семеныч сам забыл дверь закрыть. Они, молодые, думают, что все старики поголовно в маразме, а он точно помнит, что дверь запирал. Но с дочкой не поспоришь, вот теперь переезжает. Вот эти коробки и забирайте, Петя после смерти мамы своей много раз к нему приходил, все нужное отобрал и сам упаковал. Долго все фотографии рассматривал, все собирался в Эстонию съездить, очень его туда тянуло.

Подруги засиделись у гостеприимного Ильи Семеныча, пока перевязывали веревками свертки, потом ловили машину, потому что ехать на метро с такой тяжестью было невозможно: одна большая коробка с книгами и два свертка поменьше с бумагами и фотографиями.

Подъезжая к дому, Алка вспомнила, что опять забыла купить продукты.

— Ты езжай прямо к дому, подожди меня внизу, я сейчас. — Она выскочила на перекрестке у магазина.

Надежда расплатилась с шофером, он выгрузил тюки и уехал. Она по очереди перетащила вещи к парадной, и тут бабушки, сидящие на лавочке, сообщили ей, что лифт не работает. Хорошо, что этаж не девятый, а третий.

Надежда взяла два тюка поменьше и потащила их по лестнице. На площадке третьего этажа у Алкиной квартиры она поставила вещи на пол, достала ключи, и тут вдруг откуда ни возьмись возникли двое мужчин, довольно молодых. Они встали у нее по бокам, один, в очках, спросил:

— Вы жена Петра Николаевича Тимофеева?

Надежда от неожиданности остолбенела, вытаращила глаза и издала горлом звук, который те двое приняли за утверждение.

— Мы бы хотели с вами побеседовать.

— А вы кто, вы из милиции? — спросила Надежда, обретя способность говорить.

— Да, в некотором роде, — пробормотал очкастый, а второй, смуглый брюнет помоложе, взял Надежду за локоть и сильно сжал.

— Давайте пройдем в квартиру и поговорим, не надо шуметь на лестнице.

— Почему это не надо? — Надежда заорала в полный голос. — Вы кто? Из милиции? Предъявите документы! — Последние слова она гаркнула так, что на всех этажах было слышно.

— Тихо, тихо, — прошипел брюнет, — не очень-то.

— Ах ты! — Надежда вырвалась, оттолкнула брюнета, но очкастый в это время завладел ключами и попытался открыть дверь.

У Алки было две двери, первая — железная. Пока очкастый возился с замком, Надежда боролась с брюнетом. Брюнет просто держал ее за руки, но было больно. Залепив каблуком брюнету по ноге так, что тот охнул, Надежда вырвалась, отпихнула очкастого, проскочила в квартиру и попыталась захлопнуть дверь. Это ей не удалось, очкастый дернул дверь, но Надежда вцепилась руками в косяк, а сама орала во все горло:

— Караул! Грабят!

Очкастый морщился и пытался заткнуть ей рот, тут подскочил брюнет и, пробормотав какое-то ругательство, так сильно дернул Надежду за руки, что она выпустила косяк, но тут же ухватилась за вешалку. Они с брюнетом загораживали собой проход, очкастый не у дел топтался у двери, и в это время Надежда увидела, как по лестничной площадке крадется Алка, держа наперевес тяжеленный тюк с книгами и словарями. Надеждины противники видеть Алку не могли, глаз на спине у них не было. Алка на цыпочках подбежала к двери в квартиру, подняла тюк повыше и с глубочайшим удовлетворением на лице опустила его на голову очкастого. Тот рухнул на пол молча, как мешок. Брюнет повернул голову на стук, и тут Надежда, вспомнив молодость, пнула его коленкой изо всех сил в самое чувствительное мужское место, да так удачно, что он забыл обо всем, скорчился и застонал. Надежда выпихнула его на площадку, а очкастого, наоборот, втащила, потому что он лежал на пороге и не давал закрыть дверь. Алка тем временем подхватила вещи и сумку с продуктами, они захлопнули дверь и увидели в глазок, что брюнет удаляется нетвердыми шагами. Все происходящее заняло не более семи минут.

Алка развила бешеную деятельность.

Она схватила очкастого под мышки и проволокла в кухню, усадила там в старое кресло, которое держали там специально для кошки Марфы — та точила об него когти. Алка достала из кладовки бельевую веревку, разрезала на куски и прикрутила руки и ноги очкастого к подлокотникам и ножкам кресла. Надежда удивилась.

— Алка, что ты собираешься делать?

— Сейчас узнаешь! — злорадно пообещала Алка.

Очкастый застонал, очки свалились на пол. Алка набрала воды в миску и плеснула очкастому в лицо. Он очухался и открыл глаза. Посмотрел недоуменно, подергал руками и ногами, потом уставился на Алку с Надеждой.

— Черт, где это я?

— Это я тебя спрошу, зачем ты сюда приперся и вообще, кто ты такой?

Очкастый без очков посмотрел на свои привязанные руки и ноги и, видимо, рассердился:

— Ну-ка, тетки, быстренько меня развяжите, а то неприятностей у вас будет — выше крыши.

— Сейчас, разбежалась, — Алка начала разговаривать в манере своих не самых лучших учеников, — ты учти, условия тут буду ставить я, и вопросы тоже буду задавать я.

— Руки вверх! — заорал попугай, который наблюдал за всем происходящим с живейшим интересом.

Надежда совершенно обалдела от всех этих событий и молча следила за Алкой.

Привязанный мужик покрутил головой, поморщился.

— Очки отдайте, не вижу ни черта.

— Ты говори, кто такой, зачем вы пришли и где муж мой, Тимофеев Петр Николаевич?

— Пока очки не отдадите, ничего не скажу.

— Да? А это ты видел?

Алка подошла к валявшимся на полу очкам и растоптала их ногами в порошок.

— Дура! — заорал привязанный. — У меня же стекла специальные и оправа дорогая.

— А за дуру отдельный будет разговор! На вопросы мои будешь отвечать?

— Пошла ты!

— Ах так! — Алка задумалась на минуту. — Паяльник где-то у Пашки был, но сейчас не найти, придется утюгом.

Она вышла из кухни, Надежда выскочила за ней.

— Алка, ты что это задумала? Зачем тебе утюг?

— Буду вместо паяльника использовать, — спокойно ответила Алка.

— Алка, ты что, с ума сошла? Ты его пытать собираешься? Это же человек живой!

Алка разъяренно посмотрела на нее:

— Слушай, мне это все уже надоело.

Сама говорила, надо выяснить, где мой Тимофеев, вот сейчас и выясним.

— А может, этот мужик вообще тут ни при чем?

— Ага, а ко мне в квартиру они ломились для того, чтобы спросить, как пройти в библиотеку? В общем, так! Терпение у меня лопнуло, приступаю к активным действиям. — Алка полезла в шкаф за утюгом.

Надежда вернулась на кухню и вполголоса обратилась к их пленнику:

— Вы меня, молодой человек, конечно, извините, мое дело сторона, но я вам сопротивляться не советую, скажите, что знаете. Она сказала, что у нее терпение лопнуло, а когда у Аллы Владимировны терпение лопается, ее даже директор школы боится и сам Синетутов.

— А кто такой Синетутов?

— Самый главный хулиган, гроза всего района, в девятом классе у них в школе учится.

Вошла Алка с утюгом, воткнула вилку в розетку, посмотрела подозрительно:

— О чем это вы тут шепчетесь?

— Помните, я вас предупреждала. — Надежда отошла от кресла.

— Итак, — Алка приступила к допросу, — что вы можете сказать об исчезновении моего мужа Петра Тимофеева?

— Да не знаю я о нем ничего, я сам его с пятницы не видел!

— Так, запираетесь. Надежда, проверь утюг, согрелся он?

Надежда послюнила палец и попробовала утюг, он зашипел.

— На хлопок поставь, — зловеще сказала Алка. — Черт, надо ему рожу скотчем залепить, чтобы не орал. — Она полезла в ящик кухонного стола.

Мужик в отчаянии взглянул на Надежду, та мотнула головой — говорила ведь, что Алка не шутит! Алка подошла к нему со скотчем.

— Ну ладно, — решился мужик, — я сам с его работы, мужа вашего, работаю в той же фирме. Он вчера на работу не вышел, шеф забеспокоился, работа у вашего мужа важная, заключительный этап.

Целый день к вам сюда звонили, а вечером вы сказали, что муж ваш пропал.

Шеф и вовсе приуныл, думал, конкуренты что-нибудь нам подгадили. Послал шеф нас с Эдиком проверить как и что, шум поднимать не велел, поговорите спокойно, говорит.

— А вы вместо этого стали меня за руки хватать и вообще…

— Мы боялись, что вы шум поднимете…

— Так и вышло. А почему это ваш шеф так милиции боится, у вас там что, криминал есть?

— Да не то чтобы криминал, но заказ этот очень важный, совсем новый материал мы изобрели, солидные люди заинтересованы, они очень на виду, и если узнают конкуренты, что главный разработчик пропал, то такое дело раздуют, в общем, нам огласка ни к чему.

— Да, — протянула Надежда, — тяжелый случай. А что, шеф ваш никого больше не нашел поумнее, кроме вас?

Мужик обиделся и замолчал.

— Неужели ты ему веришь? — Алка пылала от негодования — Он же все врет!

— Ничего я не вру, можете сами шефу позвонить, все равно мне попадет, так что чего уж теперь скрывать.

Но тут телефон зазвонил сам.

— Добрый вечер, — это был вчерашний голос, — я вам вчера звонил, а Петр Николаевич не давал о себе знать?

— Про Петра Николаевича ничего не известно, а ваш сотрудник сидит тут к креслу привязанный, — радостно сообщила Алка, — и если через десять минут вы мне все не объясните, я вызываю милицию.

— Милицию вызывать не в ваших интересах, — начал было шеф, но Надежда его перебила:

— А почему это? Мы женщины честные, преступлений никаких не совершали, обязаны заявить, раз человек пропал.

Пусть там ищут его по всем правилам.

— Послушайте, мы тоже не виноваты в исчезновении вашего мужа, я сам его хочу найти, он мне срочно необходим как специалист.

— В прокуратуре разберутся!

— Вы разрешите сейчас к вам приехать?

— А может, вы бандит, и приедете сюда с оружием и десятью отморозками? И чтобы я сама вас в квартиру впустила?

— Ну честное слово, я вам документы покажу!

— Ну ладно, ждем двадцать минут.

Алка набрала номер соседки:

— Феоктиста Ивановна, вы сейчас дома будете? Значит, если я через двадцать минут вам в стенку стукну, сразу звоните «02» и вызывайте ко мне милицию, скажите, бандитский налет на квартиру.

Через двадцать минут раздался звонок в дверь. Вошел приличный мужчина средних лет. Надежда заперла за ним дверь и прочитала его документы, Алка в это время стояла на кухне у стены, смежной с соседкой, с молотком в руках. Мужчина прошел на кухню, увидел привязанного там пленника и нахмурился.

— Вы извините, это они перестарались, превысили, так сказать, свои полномочия.

«По-моему, это мы перестарались», — подумала Надежда, но Алка глядела молодцом.

— Давайте сядем в комнате, я вам все объясню, — сказал мужчина, выходя из кухни.

— А как же я? — Привязанный шевельнулся в кресле.

— Сидеть! — Алка взмахнула молотком.

— Посидите уж еще немного, пока у нее настроение улучшится, — шепнула Надежда привязанному, проходя мимо.

Вид у него без очков был жалкий, а тут еще кошка Марфа, возмущенная тем, что кто-то занял ее кресло, вскочила к нему на колени, принялась топтаться и смазала пару раз его хвостом по носу. Мужик чихнул.

— У меня на кошек аллергия! — жалобно заныл он.

Его шеф посмотрел на него с ненавистью и вышел.

Они уселись в гостиной на диване, шеф откашлялся и начал:

— Понимаете, фирма у нас небольшая. Были кое-какие заказы, так, перебивались помаленьку, а потом нашли спонсоров и стали работать над материалом очень прочным для бронежилетов. Как раз ваш муж к нам перешел, а у него голова — я вам скажу! Сразу дело пошло, и вот сейчас заключительный этап, а его нет. Я вас очень прошу, скажите, что случилось.

Мне надо знать правду, потому что заказчики торопят, и потом, если конкуренты украдут технологию, то все пропало.

— А он, Петр Николаевич, знал все досконально, по памяти, вашим конкурентам была бы от него польза?

— Польза, конечно, от него была бы большая, но без документации и компьютерных файлов вряд ли он может что-то быстро сделать. Опытный материал там очень большой.

— А у вас на работе ничего не пропало?

— Нет, мы сразу проверили, да и потом у нас охрана, сигнализация.

При слове «охрана» Надежда с Алкой переглянулись, а шеф помрачнел. — И давно у вас Петр Николаевич работает?

— Месяцев пять, очень мы были им довольны, умнейший человек, в своем деле — специалист! Без него я как без рук, сейчас, если все удачно пойдет, производство будем открывать, расширяться, деньги пойдут хорошие, а этап у нас заканчивается через две недели, заказчики приедут. Петр Николаевич хотел после этого в отпуск пойти.

— Говорил он что-нибудь про отпуск?

— Вроде бы он собирался с женой, с вами, простите, в Эстонию поехать.

«Вот и Илья Семенович тоже про Эстонию говорил», — подумала Надежда.

Ну она, Надежда, все-таки вправит Алке мозги! Можно ли так с мужем обращаться? Чужим людям все рассказывает и про работу, и про отпуск, потому что жена слушать не хочет.

— Ну так что, можете вы мне прояснить обстановку про Петра Николаевича? — спросил шеф.

— Понимаете, — осторожно начала Надежда, — нам кажется, что его похитили.

Она рассказала вкратце про записку, про выходной костюм и собачьи кроссовки, про оставленные доллары и смерть бедного Гаврика, про кепочку на пустыре, про обысканную квартиру, когда Алка в субботу ночевала у знакомых. Про пожар на даче они решили пока никому не рассказывать.

— Да, странные события, — задумчиво проговорил шеф.

— Простите, вы все-таки собираетесь вашего мужа искать через милицию?

— Мы бы хотели попробовать сначала своими силами.

Шеф сразу повеселел, сказал, чтобы рассчитывали на него, он, по мере сил, окажет им всяческую поддержку, а теперь нельзя ли все-таки отпустить их сотрудника, потому что время позднее, он бы его забрал сейчас, и дело с концом. Надежда спохватилась и побежала на кухню. Там Марфа удовлетворенно взирала на дело лап своих. Привязанный мужчина был весь в ее шерсти, чихать он уже перестал — нос заложило намертво. Надежда отогнала эту нахальную личность, приструнила попугая, который отпускал ехидные замечания из клетки, и стала развязывать пленника. Из комнаты доносился Алкин голос:

— Вы, конечно, можете не обращать внимания, но я должна вам заметить, что для такой серьезной фирмы, каковой вы тут представились, сотрудников вы подбираете очень неосмотрительно. Это что же у вас за охрана, если две слабые женщины так легко с ними справились? Если у вас и в офисе такие сидят, то я вам искренне сочувствую.

Она отчитывала шефа как нерадивого ученика, а он извинялся и бормотал в ответ:

— Да это не охрана, а так, сотрудники.

Сейчас денег мало, зарплату хорошую не можем платить, а потом, конечно, возьмем профессионалов.

— Ничего себе, слабые женщины, — шепотом бормотал развязываемый пленник. — Это не женщина, а стихийное бедствие. Цунами! Очки разбила, утюгом собиралась пытать. И кошка такая же, как хозяйка. И нечего мне тут вкручивать, что мужа похитили, конечно, он сам сбежал. Я бы от такой на второй день сбежал, а он двадцать лет вытерпел. Ангельского характера человек!

Надежда кусала губы, чтобы не рассмеяться. Развязанный проскочил в ванную, умылся там, просморкался и, затравленно озираясь на Алку, бочком протиснулся в прихожую:

— В машине подожди! — крикнул шеф. — Там еще один сидит, покалеченный. — Он укоризненно взглянул на Надежду.

— А пусть за руки не хватает! Вот, теперь синяки останутся.

С шефом распрощались по-мирному, условившись держать друг друга в курсе.

Оставшись одни, подруги оглядели разоренную кухню и решили поужинать в гостиной. После всех событий у Алки разыгрался жуткий аппетит, вообще теперь это была прежняя Алка, и Надежда успокоилась, а то, видя, что Алка не ест, она уже начинала переживать по поводу ее здоровья. Алка отрезала неприлично толстый кусок ветчины, положила его на такой же толстый кусок батона, хотела было намазать батон маслом, но под строгим Надеждиным взглядом вовремя остановилась, а только помазала ветчину сверху горчицей.

— Алка, ты не кофе ли наливать собралась?

— А что?

— На ночь глядя, ведь не заснем!

— Да что ты! Я как лягу, так сразу засну.

Это было верно, Алка засыпала мгновенно.

— Нет, все же кофе не надо так поздно. И чай крепкий. И вообще, тебе надо пить на ночь отвар мелиссы и ромашки, чтобы успокоиться.

— Чего это я буду успокаиваться? — мгновенно разъярилась Алка. — У меня муж пропал, а я буду успокаиваться!

— Ага, веришь теперь, что Петюнчик тебя не бросил, а его похитили. Ведь говорил же шеф, что он в отпуск собирался через две недели с тобой в Эстонию.

— Как сказать, — возразила Алка, — может быть, он с новой женой в отпуск собирался, а вот не выдержал и уехал раньше.

— Э нет, подруга, тут ты в корне не права. Как шеф говорил — через две недели сдача этапа, потом будут расширяться и пойдут хорошие деньги, а такие вещи женщины не упускают. Даже если бы он не выдержал и сорвался, она сама бы его за ручку на работу привела.

Алке ничего не оставалось, как признать Надеждину правоту, но если бы она это сделала, это была бы уже не Алка, поэтому, чтобы не терять лицо, она перевела разговор на другую тему.

— Представляешь, сегодня в школе нашла я старый журнал, а в нем адрес Иркиных родителей, она когда к нам работать пришла, еще не замужем была. Позвонила я им, хорошо, повезло — Иркина мама как раз с дачи приехала. Оказывается, Ирка с мужем уже третий год в Штатах.

Пригласили его преподавать в университете. Живут там всей семьей, сюда в ближайшее время приезжать не собираются.

— А кто муж ее по специальности?

— Историк, она сама тоже в школе историю преподавала, а он диссертацию защитил и торчал где-то, гроши получал.

А потом стал в журналах печататься, ну его и пригласили. Повезло Ирке!

— А на какую тему муж ее диссертацию защитил?

— Ну, Надежда, ты даешь, чтоб я знала!

— А ты собираешься вот это все разбирать, что мы от Ильи Семеныча привезли? — вдруг спросила Надежда.

— Ты это к чему? Что, прямо сейчас разбирать? Сил уже нет. Я вот думаю, звонить Ирке в Штаты или нет? Телефон у меня есть.

— Звони, — твердо ответила Надежда. — Прямо сейчас, вечером, после десяти, тариф меньше.

Алка набрала номер и сразу же дозвонилась. После первой минуты разговора, Ирина узнала Алку, спросила ее номер и сказала, что перезвонит сама. Это Надежде понравилось: толковая женщина, не забыла там у себя в Америке, какие у нас тут зарплаты "и сколько стоят телефонные переговоры. По телефону шла оживленная беседа с перечислением общих знакомых, ахи и охи. Надежда знаками показала Алке, чтобы переходила ближе к Делу.

— Послушай, Ира, тут со мной такой случай произошел.

Она вкратце рассказала про иностранца, про обучение читать по-русски, про дачу. Ирина категорически отрицала свое знакомство с этими людьми, она вообще Алкин телефон оставила дома, в России, и никому дать его не могла. Тогда Надежда шепотом велела Алке описать по телефону внешность этого иностранца, Герберта, или как он там себя называл. Ирина выслушала очень внимательно, голос ее стал задумчивым, она сказала, что если что-нибудь выяснит, то обязательно позвонит в ближайшее время.

— Ну вот, — сказала Алка, вешая трубку, — опять мимо. Наверное, узнали, что Ирка за границей, что я проверить не смогу, на нее и сослались.

— Не знаю, не знаю, — рассеянно пробормотала Надежда. — Ты завтра на работу?

— Да, с утра до двух.

— Потом нас Валька с машиной ждет.

Поедем по тому адресу на Типанова, покараулим там. А можно я утром сама эти коробки разберу?

— Да ради Бога! Только что ты там хочешь найти?

— Сама не знаю, но не дает мне покоя одна мысль. Материала мало, общую картину составить не могу.

Алка зевнула:

— Спать хочу — умираю! Завтра попугая выпусти полетать, чтобы у него гиподинамии не было.

Алка заснула мгновенно, а Надежда еще долго ворочалась и все думала, думала.

Наутро, выпроводив Алку на работу и выгнав кошку Марфу на балкон, Надежда решила заняться разборкой бумаг. Она специально хотела это сделать без Алки, потому что ее нетерпеливая подруга, конечно, выбросить бы ничего не посмела, все-таки это не ее наследство, а Петюнчика, не дала бы Надежде рассмотреть каждую бумажку, она к таким вещам относилась с пренебрежением.

Попугай Кеша, выпущенный на свободу, летать сегодня почему-то не хотел, а сидел у Надежды на плече, поэтому она чувствовала себя немножко Робинзоном Крузо.

— Ну, Кеша, приступим.

В большой коробке были словари, книги, какие-то справочники, Надежда решила, что для нее сейчас это не представляет интереса, в другом свертке, поменьше, были какие-то бумаги, черновики статей, написанные Петюнчиком. Может быть, это уже никому не нужно, ладно, он сам разберется. А это что? Письма и фотография какой-то девушки, совсем молоденькой.

Блондинка, две толстые косы через плечо.

Почерк, крупный, разборчивый: «Дорогой Петя!» Но чужие письма читать нехорошо, поэтому Надежда перевернула письмо, чтобы посмотреть подпись и дату.

«Целую и жду, твоя Марта. 1965 г.»

Надежда прикинула: в 65-м Петюнчику было семнадцать лет. Все ясно — школьная любовь. Хотя девушка-то явно не русская. И имя тоже — Марта. Почему же письма не в конверте, а так просто лежат пачкой? Надо будет у Алки подробно расспросить, где ее муж в школе учился, откуда ему могли письма приходить, только сами письма она Алке ни за что не покажет, а то скандал будет страшный. Алка ведь только притворяется, что ей все равно, а сама ревнует своего Петюнчика ужасно. Просто цирк какой-то!

Ну ладно, с этим свертком все. Надежда опять аккуратно все завернула, только письма вытащила и засунула в спальне между книгами, где над письменным столом была полка только с научной литературой Петюнчика. Уж туда-то Алка точно никогда не полезет!

Ну вот, если и в последнем свертке она не найдет ничего, что подтверждало бы ее мысль, Алка опять скажет, что она все сочиняет.

Итак, что мы тут имеем? Алкина свекровь молодая, в красивом платье в обнимку с парнем. Наверное, это и есть Алкин свекор, который в молодости погиб. Надежда вгляделась: если волосы все на голове убрать и уши оттопырить, будет немножко похож на Петюнчика, а так довольно симпатичный. И она, его мама, прямо хорошенькая, в кого же сын-то у них такой уродился? Каприз природы, но зато все в голову ушло, не зря нынешний шеф так Петюнчика нахваливал. А вот и сам Петюнчик в возрасте двух лет сидит на лавочке, серьезно смотрит в объектив и о чем-то думает.

Господи, да он совершенно не изменился!

Вот групповая фотография где-то в деревне.

Петюнчика не узнать невозможно, еще люди какие-то, дом виден большой, красивый.

Как хотите, это не наша деревня. Уж больно чисто. Наверное, это и есть тот бабкин дом, который потом в музей перевезли.

Вот книжка старая, растрепанная вся, еще дореволюционная. Образцы вышивок, красота-то какая! Надо у Алки выпросить, выйду на пенсию, займусь вышиванием. Алка все равно вышивать не будет, у нее терпения не хватит.

— А это что же такое? — Надежда увидела самодельную маленькую картонную папочку, аккуратно развернула корочки, там лежала одна-единственная газетная вырезка. Газета была очень старая, бумага желтая. Сбоку стояла дата — ого, 1903 год!

«Ревельские ведомости», ну да, Таллин же до революции был частью России и назывался Ревель, поэтому и газета русская.

В заметке говорилось о выставке в Ревельской ратуше, где были представлены разные редкости и диковины, хранящиеся в домах знатных горожан.

«Украшением ежегодной выставки, — эти слова были обведены карандашом, — была уникальная Библия Иоганна Гутенберга, многие поколения хранящаяся как семейная реликвия, в доме баронов Юкскулей…»

Юкскули… Эта фамилия что-то Надежде напомнила.

Тут раздался звонок, влетела Алка, как всегда, взвинченная из своей школы, сразу же отправилась на кухню, поставила чайник, залезла в холодильник и уже что-то жевала, все на бегу.

— Алка, прекрати есть на ходу, сейчас будем обедать. Суп я сварить не успела, но вот рыба с гарниром.

Алка с сомнением посмотрела на кусок рыбы у себя на тарелке.

— Это что — рыба с рисом? Что Я — китаец, что ли?

— При чем тут китайцы? — возмутилась Надежда. — Рыба, запеченная под соусом «писту» с овощной подливой, а рис, чтобы не так остро было.

— Хм, я рыбу как-то не очень….

— И зря, — назидательно сказала Надежда, — рыбы надо бы побольше есть, она для мозгов очень полезна.

— На что это ты намекаешь?

— А я не намекаю, я прямо говорю — думать тебе надо было в свое время побольше, тогда, может, и муж бы никуда не делся. А теперь вот сидим и руки разводим — где его искать?

Алка обиделась, но рыбу всю съела.

После еды стали собираться на встречу с Валей Голубевым. Алка в спальне скрипнула дверцей шкафа.

— Алка! — предостерегающе крикнула Надежда. — Только никаких горошин, ни красных, ни белых.

— Да знаю, знаю, — сказала Алка, появляясь на пороге в крепдешиновом платье в крупных пунцовых розах.

Надежда потеряла дар речи.

— Алка, да ты соображаешь, что делаешь? Ведь мы же идем выслеживать этих твоих, которые тебя на дачу возили, а ты в таком виде. Ты посмотри на эти розы, ты же в этом платье, как клумба в ботаническом саду!

— Ну, Надежда, вечно ты все критикуешь! Что же мне теперь — маскировочный халат надевать? В горошек платье — не позволяешь, розы тоже тебя не устраивают, костюм этот синий мне и в школе надоел, а в юбке с блузкой я толстая.

— Лопать надо меньше!

— Это верно, но сейчас-то что надеть?

Слушай, — у меня не модный магазин, выбирать особенно не из чего.

Надежда наскоро произвела ревизию Алкиного гардероба, выбирать, действительно, было не из чего.

— Ладно, в этом синем костюме ты на дачу приезжала, горошки всем примелькались, езжай в розах. Пока они будут розы пересчитывать, лица не заметят.

Они вышли из метро и огляделись.

— Какая у твоего приятеля машина?

— Самая старая. Да вон, видишь, он нам машет?

Увидев Алку, Валя остолбенел. Он вытаращил глаза, громко сглотнул и с упреком обратился к Надежде:

— Надя, да как же ты такую очаровательную приятельницу от меня умудрилась так долго скрывать? Не ожидал, не ожидал.

Надежда низко наклонила голову, чтобы Алка не видела, как она улыбается. Уж кто-кто Алка, только не очаровательная.

Впрочем, Валька всегда предпочитал упитанных ярких женщин. Да, с этими розами яркости у Алки хватает.

Валя усадил Надежду на заднее сиденье, а Алку рядом с собой. У них завязалась оживленная беседа, Валя говорил комплименты, Алка хохотала и кокетничала вовсю.

Надежда тихонько посмеивалась сзади. Наконец ей это надоело, и она подала голос:

— Мы не проедем?

Валька нехотя к ней повернулся:

— А с тобой, Надежда, я теперь вообще не разговариваю. Друзья-друзья, а как с интересной женщиной познакомить, так Валя, видите ли, не подходит.

— Ты на дорогу-то не забывай смотреть, у тебя на затылке глаз нету, нам ведь еще Алкиного мужа надо найти.

Валя понял намек и расстроился.

— Ну вот, приехали, улица Типанова, дом десять, что делать будем?

— Вот что, ребята, — сказала Надежда, — вы тут посидите, а я пойду на разведку. Только смейтесь потише, а то весь двор услышит.

Алка надела темные очки и пересела на заднее сиденье. Надежда прогулялась вокруг дома, вошла во двор, поднялась на нужный этаж. Дверь выглядела обычной, и вокруг тоже были обычные квартиры.

— Никакой это не офис, а жилая квартира, — сказала Надежда, вернувшись, — то ли они в ней живут, то ли просто телефон для связи. Алка, сиди сзади, не высовывайся, а по сторонам посматривай.

Так они прождали час, Валя с Алкой болтали, а Надежда откровенно скучала.

Подъехала машина, из парадной вышла женщина и направилась к ней.

— Алка, смотри, не она?

— Она! — Алка прямо подпрыгнула на сиденье, Надежда еле успела пригнуть ее вниз. — Она, Елена! И машина их, Игорь Петрович меня на ней возил!

За рулем сидел молодой парень. Машина резко тронулась с места, Валя — за ней.

— Ничего, девочки, не волнуйтесь, в городе они от нас не уйдут, тут перекрестков много.

Они ехали, по пути останавливаясь у кое-каких магазинов. Потом выехали на Кировский, ныне Каменноостровский, проспект, машина завернула и остановилась у консульства республики Эстония.

Валя вышел из машины, велев дамам сидеть тихо и пошел к небольшому желтому домику с аккуратно вымощенным, огороженным решеткой двориком. За решетку его не пустил охранник в форме, Валя покрутился еще немного, почитал объявления и вернулся.

— Надо думать, за визой она приехала, там написано, что с шестнадцати до восемнадцати выдача виз. А прием документов с утра.

— В Эстонию, значит, собралась, — задумалась Надежда.

Дама, которую Алка условно называла Еленой, вышла из консульства, убирая в сумочку паспорт.

— Похоже, ты прав, Валентин. Теперь куда же?

— За ней! — решительно воскликнула Алка.

После консульства синий «опель» поехал прямо на Варшавский вокзал. Надежда выскочила вслед за Еленой и успела заметить, как та покупает билет до Таллина на сегодняшний вечер… Все ясно — она едет в Эстонию. Надежда поскорее побежала к Валиной машине, чтобы не мозолить глаза.

На этот раз ехали недалеко. «Опель» остановился у «Грильмастера», вернее, чуть в стороне. Оба седока вышли и направились внутрь.

Валя с Надеждой тоже решили выпить кофе, но Алку ни в коем случае нельзя было показывать этой Елене.

— А почему нельзя? А если сейчас подойти, поздороваться как ни в чем не бывало, что она скажет?

— Она тебе не признается, скажет, что первый раз тебя видит.

Валя оживился:

— Постойте-ка, девочки, сейчас придумаем. Надя, ты иди внутрь, принеси нам с Аллой кофе и гамбургеры. А вам, Аллочка, придется кофе там, на лавочке, выпить. Надежда, сядешь у окна, мне махнешь, когда они выходить будут.

Надежда с Алкой с удовольствием подчинились твердым мужским приказам…

— Вот это мужик! — шепнула Алка в полном восхищении.

Надежда прошла внутрь, вынесла страждущим два кофе и два чисбургера, после чего села у окошка, одним глазом поглядывая в зал, а другим — на Валю в машине. Вот те доели свое и собрались уходить, Елена задержалась у зеркала, Надежда сделала знак Вале и тоже не спеша тронулась к выходу.

Стоя в дверях, она наблюдала такую картину. «Опель» вывернул на площадь, и в это время откуда ни возьмись ему под бок сунулся старенький Валькин «жигуль». Машины столкнулись чуть-чуть, Парень выскочил из «опеля» проверить, много ли повреждений, и это, было его ошибкой. Валька уже стоял возле «опеля» и начал орать.

— Да ты, козел, мне всю фару разбил, да где я теперь новую возьму, дают права недоумкам всяким, сам ездить не умеет, а туда же, «опель» ему подавай, ты еще на «мерседес» сядь, козел паршивый!

Парень из «опеля» тоже вставил насчет старых идиотов, которые сами подставляются, но Валька уже вошел в раж:

— Да ты, щенок, еще не родился, когда я за рулем был, да у меня стаж двадцать пять лет!

После этого Валька обложил парня таким хорошим флотским матом, что тот даже не нашелся что ответить, очевидно, не ожидал такого напора от немолодого и довольно приличного мужика. Надежда заметила, что из «опеля» давно уже высовывается женская рука, которая дергает парня за рубашку, наконец Елена не выдержала и сама вышла из машины. Валька между тем набирал обороты. Обращался к свидетелям и требовал вызвать милицию.

Показался гаишник, Елена быстро поговорила о чем-то с парнем и направилась к гаишнику. Парень сбавил тон, что-то тихо спросил у Вали, тот заупрямился было, но потом кивнул. Парень что-то быстро сунул Вале в руку, сел в свой «опель», где уже ждала его пассажирка, успевшая уладить дела с гаишником. «Опель» тронулся, Валя тоже мигом собрался и рванул в другую сторону. Надежда махнула Алке и кинулась за Валиным «жигулем».

— Вот это мужчина! Машины ради нас не пожалел! — говорила Алка на бегу.

— Скажи лучше, для тебя! Тоже мне, роковая женщина!

— Да я ничего… Нет, ну какой человек!

Они увидели Валькину машину за углом и подбежали, запыхавшись.

— Ах, Валя, — запричитала Алка, — вы же машину разбили.

— Зато все выяснил. Точно это жулики.

Как увидели гаишника, так сразу мне пятьсот баксов отстегнули. Боятся у милиции на виду очутиться, рыльце у них в пушку.

— Но, может быть, они просто связываться не хотели, ведь он был виноват.

— Да что вы! Да стал бы он на мой «жигуль» внимания обращать! Еще и накостылял бы, если бы его эта Елена не остановила. Она-то поосторожнее оказалась, Ну, дамы, вы уж меня извините, я чиниться поеду, а то прихватят меня, и все заработанные баксы придется отдать, а вы уж на метро. К завтрему машину починить не успею, а послезавтра я весь ваш.

— Да ты когда работаешь-то? — не выдержала Надежда.

— По ночам, Надя, по ночам. У старшего сына в фирме сторожем подрабатываю.

Валя чмокнул Надежду в щеку, а у Алки галантно поцеловал руку и умчался.

Алка зарделась, как розы на платье, и долго рассматривала руку. Она вся была под впечатлением нового знакомства.

— Говоришь, давно вы с ним дружите?

— Да лет двадцать, а то и больше.

— А как же я его у тебя никогда не встречала?

— А мы больше на работе общаемся, Саша на него сердит.

— А вы с ним что… — Алка сделала выразительные глаза.

— Да мы-то с Валькой роман никогда не крутили, но бабы на работе… ты же понимаешь, но Саша не из-за этого. Он считает, что мы с Валькой друг на друга плохо влияем.

— Что-что?

— Ну, у нас у обоих в характере есть авантюристическая черта, а когда мы вместе с Валькой, эта черта не удваивается, а удесятеряется, мы начинаем влипать во всякие истории и вдвоем представляем взрывоопасную смесь.

— Любит твой муж тебя воспитывать!

— Да нет, он просто боится, что со мной что-нибудь случится, он уже одну жену потерял…

— Но она ведь от болезни умерла, там никто не виноват.

— Да, конечно, но…

Надежда не рассказывала Алке, как три года назад из-за их с Валькой беспечности и неуемного любопытства ее чуть не убили в проходной собственного института, после этого ее муж очень рассердился на Валю Голубева, сказал, что тот безответственный и легкомысленный и что от Вали он такого не ожидал. Поскольку Надежде он ничего не сказал, она поняла, что от нее-то муж всего ожидал, любой глупости.

С тех пор Надежда решила ничего не рассказывать мужу о своих делах, но пока это у нее плохо получалось.

Подруги прибыли домой и уселись на кухне держать военный совет.

— Вот что, Алка, слушай меня внимательно и ничему не удивляйся. По всему выходит, что мужа твоего похитили и отвезли в Эстонию. И если мы хотим его найти, нам надо туда ехать, и как можно скорее.

— Ты уверена, что он там? — Алка так удивилась, что даже не стала спорить по своему обыкновению. — С чего ты взяла?

— А вот с чего. Во-первых, мертвого Гаврика нашли на дороге, а куда ведет это шоссе? В Эстонию. Его выбросили из машины на обочину, а сами поехали дальше.

Стали бы они так далеко везти мертвую собаку, чтобы просто выбросить. Во-вторых, Петюнчик в последнее время очень интересовался Эстонией, и я, кажется, знаю, почему. В-третьих, последняя ниточка, эта Елена, которая, несомненно, связана со всеми событиями, тоже сегодня уезжает в Эстонию.

— А почему, ты сказала, Петюнчик интересовался Эстонией?

— Вот, смотри, — Надежда показала Алке вырезку из старой газеты «Ревельские ведомости». — Видишь, не зря она тут лежала, что-то за этим кроется.

— Да брось ты, Надежда!

— Алка, ты своему мужу доверять должна, его уму и эрудиции. Ведь не зря люди кругом его хвалят, ведь правда он очень умный!

— Ты думаешь?

— А ты двадцать лет с ним прожила и не замечала?

— Да нет, я знала, конечно…

— Ох, Алка, бить тебя некому!

Тут раздался междугородный телефонный звонок.

— Алка, — это была Ира Стрельникова, — Алка, слушай и не перебивай. Я вчера ночь не спала, очень мне не понравилось, что кто-то имя мое трепал, в жизни у меня никаких подозрительных личностей знакомых не было! Насела я на своего мужа, вытрясла из него всю информацию.

Оказывается, он когда-то давно с твоим мужем общался, еще когда я у вас в школе работала, помнишь, в Пушгоры ездили по путевке, там они и познакомились. Муж говорит, что Петр Николаевич очень интеллигентный, знающий человек, — в этом месте Надежда, слушавшая разговор, ткнула Алку в бок, — говорили они об искусстве, и муж твой рассказал, что у его эстонских родственников раньше, еще давно, было много ценных книг и разного всего. Все это куда-то делось, родственников никого не осталось, а ему про это все бабушка рассказывала, и будто бы даже есть легенда, что хранилась в семье с незапамятных времен не то Библия, не то еще какая-то книга самого Гутенберга.

— Ну и ну!

— Слушай дальше. Поговорили они тогда, пообщались, время прошло, муж и забыл про все это, а потом мы в Штаты уехали. А вчера я на него насела, и он мне вдруг говорит, что буквально несколько месяцев назад он про эту Библию рассказывал одному профессору. Зашел у них спор там какой-то научный, тот говорил, что все уже найдено и все подсчитано, а муж мой говорит, что вдруг неизвестно откуда всплывают ценные вещи, и вовсе необязательно, что это фальшивка. И в доказательство привел эту вашу историю, про Библию и твоего мужа. Тот профессор, конечно, руки развел, что делать, старинное семейное предание, доказательств-то нет.

А мой муж спорит, что если историческое расследование провести, то запросто можно доказать, что эта Библия вполне в семье могла быть, Германия-то рядом. Другое дело, что ее не найти, лежит где-нибудь замурованная, и еще двести лет пролежать может.

В общем, дело это было на вечеринке, муж и тот профессор были выпивши, говорили громко, кругом народ всякий ходил, это презентация была какая-то.

Вчера, когда узнал мой-то про Петра Николаевича, что пропал он, то сильно расстроился, а когда рассказал мне весь тот разговор с профессором, где он упоминал и фамилию вашу и где живете, я его чуть не съела и обозвала полным идиотом.

Так что он сегодня с утра развил бешеную деятельность, связался с тем профессором, ну тот-то человек приличный. Но слышать их тогда на презентации могли всякие люди. Короче, обратились мы тут к нужным людям. Я уж тебе по телефону не буду говорить, как мы на них вышли, тут без знакомств тоже никуда, как и у нас. Теперь запоминай. Есть у тебя, куда факс прислать?

Алка задумалась было, но Надежда не растерялась и мигом сообщила Ирине номер факса Петюнчиковой фирмы, ведь обещал же его шеф всяческое содействие!

— Значит, завтра с утра по факсу придут три фотографии. Ты на них посмотри и скажи, не один ли из них этот твой иностранец Герберт? Они все под номерами, без фамилий. А я тебе вечером позвоню, и ты мне скажешь, какой номер ты опознала. Ну все, наговорила денег много, все. Пока.

Алка ошарашенно посмотрела на телефонную трубку:

— Американский напор!

— Алка, ты зубы-то мне не заговаривай, — злилась Надежда. — Поняла теперь, что я права?

— Да ты пойми, Надя, это же только разговоры, где там эта Библия-то?

— Да? А это? — Надежда показала вырезку. — Видишь, в 1903 году эта Библия была, раз на выставку ее представили. Это сейчас у нас в газетах все врут, а раньше, если уж написано, значит, так и есть.

И Петюнчик твой знал, что Библия где-то есть, чувствовал, что вокруг него шевеление какое-то, поэтому и письмо про бабкин дом в кастрюлю спрятал, а не на виду держал.

— Ой, — Алка округлила глаза, — его похитили!

— Сообразила, наконец, а я тебе что твержу? Звони шефу!

— Надя, звони сама, а то он меня боится.

Надежда вызвонила шефа Петюнчиковой фирмы, напомнила ему, что он опрометчиво обещал дамам всяческое содействие. Шеф хоть и удивился, что им надо в Эстонию, но не посмел отказать, потому что Петюнчик был ему очень нужен и он не терял надежду получить назад такого специалиста. Условились встретиться завтра в офисе.

За поздним чаем Надежда пыталась заставить Алку выработать план действий, но Алка больше расспрашивала про Валю Голубева, так что в конце концов Надежда рассердилась и пригрозила Алке, что никуда не поедет и что если с Петюнчиком что случится, если уже не случилось, то это будет на ее, Алкиной, совести. Алка устыдилась и приняла серьезный вид.

— Паспорт заграничный у тебя есть?

— Есть, а как же, я же на зимние каникулы с ребятами в Прагу ездила.

— Хорошо, у меня тоже есть, мы с Сашей три года назад в Польше были. Если нам шеф дорогу оплатит и денег даст на гостиницу, то как-нибудь уж мы там прокормимся.

— Надежда, а ты хоть представляешь, что мы там делать будем. Может, все-таки зря мы туда едем, как-то это все…

— Ну, знаешь! — вскипела Надежда. — Когда я тебя уговаривала в милицию заявить, ты уперлась, как ишак. Теперь говорю, поедем сами искать — опять тебя не устраивает. Ты мужа своего хочешь назад получить или нет?

— Хочу, но не любой ценой.

— То есть как это? — опешила Надежда.

— Если он все-таки там с любовницей…

Надежда так резко соскочила с дивана, что кошка Марфа с перепугу метнулась в сторону и одним точным движением лапы сбросила со шкафа целую пирамиду книг.

Пока собирали и складывали все обратно на шкаф, разговор перешел на животных, что делать с кошкой и попугаем. На неделю одних не оставишь — помрут от тоски и голода.

— Сейчас лето, — озабоченно говорила Алка, — все на даче, а кто в городе — те работают с утра до ночи. Остались две старушки-соседки, но все не просто.

— Ну, с кошкой-то как раз просто — завтра поеду к маме на дачу и оставлю там Марфу. Там, конечно, есть Бейсик. Но места в деревне много, разберутся как-нибудь. Ты говорила, она у вас уже того, без потомства будет, ну и прекрасно, возня с котятами тебе потом не грозит.

— А нельзя и попугая тоже на дачу?

— Что ты! Там же Бейсик! Он знаешь как ловко на птиц охотится! Кеша и оглянуться не успеет, как ему на ужин попадет. Да оставь ты его у соседки.

— Ой, прямо не знаю, что и делать.

У Феоктисты Ивановны, что за стенкой, на попугаев аллергия. А внизу, у Селезневых, бабушка-сердечница. Она как его вопли услышит, так в обморок падает. Поспрашиваю еще по лестнице, но не знаю, не знаю…

— Ладно, с животными разберемся. Ты вот что скажи, есть у тебя кто-нибудь в Таллине?

— Нет никого знакомых.

— У меня есть, давняя еще приятельница, матери наши были подругами, и мы в детстве общались, пока они в Таллин не переехали. Она, Светка-то, там замужем за эстонцем, так что все нам покажет. Завтра ей позвоним. Все, ложимся.

Дел много завтра.

* * *

С утра дамы оделись официально и отправились в офис фирмы Алкиного мужа Петюнчика. Там их уже ждали шеф и факс из Америки. Едва взглянув на фотографии, Алка тотчас же ткнула пальцем в третий номер.

— Он! Герберт!

— Да какой он Герберт! Все он тебе наврал, не так его зовут.

— Но это точно он, мафиози проклятый, мужа моего похитил! — Алка озверела.

Шеф, опасливо поглядывая на Алку, сказал, что если они оставят свои паспорта, то к завтрашнему вечеру у них будут эстонская виза и билеты на поезд. Также фирма обеспечит им там гостиницу.

— Чудно! — Дамы повеселели и собрались уходить В дальнем углу Надежда заметила знакомое лицо. Давешний привязанный мужчина прятался за компьютером, затравленно озираясь по сторонам.

— Здравствуйте! — приветливо поздоровалась Надежда. — Как вы себя чувствуете? С очками, я вижу, все в порядке?

Действительно, на мужчине были новые очки, которые он тут же снял и торопливо убрал в ящик стола. Хорошо, что Алка в это время попросила шефа показать ей рабочий стол ее мужа и, увидев на нем семейную фотографию, на которой были изображены она сама, Петюнчик, два их сына, Гаврик, Марфа и попугай Кеша, страшно расстроилась и даже прослезилась. Это дало вчерашнему пострадавшему время тихонько проскользнуть за дверь, ибо находиться с Алкой в одной комнате он был не в состоянии, но и открыто встретиться с ней в проходе ни за что бы не решился.

Уладив все дела с шефом, дамы отправились восвояси. Еще на лестнице они услышали длинные междугородные звонки.

— Ирка из Штатов! — Алка бросилась к телефону.

— Ну что, Алка? Сил нет до вечера терпеть, тут люди очень интересуются, за их счет звоню.

— Он, Ирка, номер три! Этот самый, Гербертом назвался.

На том конце линии молчали, потом Ирина сказала изменившимся голосом:

— Они так примерно и думали. Не хочу тебя, Алла, пугать понапрасну, но это очень опасный тип. Он сам не главный, на службе тут у одного гангстера, даже не гангстера, а такого, по произведениям искусства, с позволения сказать, специалиста. А этот у него по всяким операциям, ну ты понимаешь, украсть или ограбить. Свидетелей не любит оставлять, и как это он тебе показался? Наверное, не хотел лишних людей к этому делу привлекать, а то у нас в России народ ушлый, как что пронюхают, мигом американцев обскачут. В общем, Алка, будь осторожна и не отчаивайся.

— Мы в Эстонию едем, Петю искать.

— Тем более, будь осторожна.

— Послушайте, а остальные люди на снимках, кто они? — неожиданно вмешалась Надежда.

— Ну, как бы это сказать… Это конкуренты. Они тоже по произведениям искусства специализируются, но тот, под номером три, видно, первым успел. Алка, все, счастливо вам, целую. — В трубке раздались гудки.

— Ну и ну, как наша Библия в Америке популярна! Конкурирующие фирмы работают!

— Да не наша это Библия, а Гутгенберга, а ты-то уж совсем там ни при чем. Это фамильная вещь Петюнчиковой семьи.

— Ой, — Алка схватилась за сердце, — они же свидетелей не оставляют! Они же могут Петюнчика моего — ой!

— Алка, немедленно успокойся, Петюнчик твой далеко не дурак. Они его зачем похитили? Я так понимаю, чтобы он им место показал, где Библия спрятана.

Вот он и будет их по всей Эстонии водить, как Сусанин. А пока он будет время тянуть и голову им морочить, мы его найдем. Алка, а ведь он цепочку-то оранжевую на пустыре, пожалуй, нарочно выбросил, чтобы нам знак подать. И записку такую глупую тоже нарочно написал, что тебя бросает.

— Нет уж, записку ему продиктовали!

— А ты сразу и поверила!

— И вовсе я не поверила, я давно сомневалась! — Алка была в своем репертуаре, как будто Надежда не уговаривала ее несколько дней.

— Ладно, чем спорить, собирай Марфу на дачу, проводишь нас на вокзал. Я там заночую, вернусь утром. Ты пока попугая пристраивай.

С Марфой начались проблемы. Она не привыкла ездить на дачу, не любила сидеть в сумке и вообще была очень своенравной кошкой. Сумка застегивалась на «молнию», у Марфы торчала одна морда, ей было жарко, и она капризничала. Попугай, глядя из клетки на возню с Марфой, радостно всплескивал крыльями.

— Погоди, тебя тоже в чужие руки отдадим, будешь тогда радоваться! — пригрозила Алка.

— Кошмар-р!

Народу в вагоне было немного, Алка устроила их на теневой стороне, расцеловала Марфу и сказала Надежде:

— Ты смотри там, поосторожнее, береги Марфу, я собаку уже потеряла, так что если еще и кошки лишусь…

— Ты бы побольше о муже беспокоилась, — перебила ее Надежда, — хотя я, как котовладелица, тебя очень хорошо понимаю.

В ее семье не стояла проблема выбора между котом и мужем. Ее муж, Сан Саныч, сам обожал Бейсика больше всех на свете, больше жены и вообще всех родственников. Надежда даже подозревала, что он и женился-то на ней из-за ее кота.

Хотя муж ей в этом никогда бы не признался.

До нужной станции доехали почти без приключений, если не считать того, что Марфа умудрилась вылезти из сумки и начала носиться по вагону. Хорошо, что какие-то ребята быстро перекрыли все двери и перехватили Марфу.

Солнце припекало, Надежда шла довольно долго с тяжеленными сумками, и к концу пути уже мечтала бросить все и посидеть где-нибудь в тенечке. Вот и знакомый забор. Надежда чуть ли не зубами открыла калитку, дотащилась до крыльца, поставила сумку с Марфой на травку, а сама в изнеможении села на лавочку, утирая пот.

— Ох, не могу больше! Мам, ты где?

Мать выглянула из летней кухни:

— Привет, Надя, а это еще кто?

Надежда объяснила вкратце про Алкины несчастья. Мать Алку знала и любила с детства, Надеждиного и Алкиного, поэтому забеспокоилась и спросила, чем она может помочь.

— Так ты не против, если Марфа здесь поживет, пока мы съездим в Эстонию?

— Я-то не против, — неуверенно проговорила мать, — а вот Бейсик…

Тут, кстати, появился Бейсик. Он вышел на крыльцо, хорошо выспавшись в доме, предвкушая обильный обед и вечернюю охоту на мышей и кротов. Увидев Надежду, Бейсик вежливо мяукнул, но не более того. Потом он потянулся, зевнул, поточил когти о крыльцо и уселся было умываться, но в это время Марфа вылезла из сумки и расположилась на травке, с любопытством оглядываясь по сторонам.

Бейсик по характеру был кот довольно миролюбивый, но от такой вопиющей несправедливости он просто обалдел. Привезти какую-то постороннюю черную кошку прямо на его собственный дачный участок! Он негодующе посмотрел на Надежду, выгнул спину, потом распластался по земле и стал красться по направлению к Марфе.

— Ишь, разлетелся! — сказала мать. — И ты не жених, и она уже не невеста. Нечего вам делить, живите дружно.

— Сомневаюсь я, — сказала Надежда, — как бы не пришлось кошку обратно везти.

Бейсик подошел поближе, сел, настороженно поглядывая на Марфу, и завыл.

Марфа присела, прижала уши и тоже завыла.

«У-у-у! — выл Бейсик. — Ходят тут всякие».

«У-у-у! — выла Марфа. — Это мы еще посмотрим, кто тут хозяин».

Так продолжалось минут десять. Наконец, после особенно продолжительно рулады, Бейсик слишком близко подошел к Марфе, и она прыгнула на него с хриплым мявом. Мать не выдержала и плеснула водой из ковшика. Коты разбежались в разные стороны и исчезли.

— Ох и забот у тебя будет с ними! — вздохнула Надежда.

— Ничего, — бодрилась мать, — воды в бочке много, буду плескать на них все время, чтобы пыл остудить.

Ночью на улице слышались вой и шум борьбы, но Надежда так устала, что не проснулась. Утром она засобиралась в город. Котов так и не нашли.

* * *

Когда Надежда приехала к Алке уже с дорожной сумкой, полностью собранная в поездку, она застала там Валю Голубева.

Он пил чай на кухне и ни жапельки не смутился, увидев Надежду.

— Что это он тут делает?

— Только что приехал, привез нам билеты и путевки в гостиницу. Паспорта с визой.

— Ну, ты готова, вещи собрала?

— Слушай, у нас проблема. Никто попугая не хочет брать, все отказываются.

И знакомых в городе никого, как назло.

— А Валька не согласится?

— Да нет, Надя, я сам завтра уезжаю на неделю на рыбалку.

— Далась вам эта рыбалка! — в сердцах воскликнула Надежда. — Вы что все, с ума посходили?

— Июнь месяц, самый клев, — извиняясь, заметил Валя.

— Я попугая не брошу, — сказала Алка упрямо, — он один не выдержит.

— Так что, с собой его потащим?

— А что, клеточка у меня есть маленькая, дорожная. А Кеша даст слово, что будет себя хорошо вести.

— Ну не знаю, раз выхода нет, попробуем под твою ответственность.

Попугая собрали быстро. Надежда еще напоследок походила по квартире, собрала кое-какие бумаги и сунула их на дно своей сумки. Посидели перед дорогой, закрыли двери на все замки и тронулись. Прощаясь с ними на вокзале, Валя заметно погрустнел. Алка была уже вся в поездке и смотрела на Валю рассеянным взором.

— Ну все, давай, Валентин, прощаться, — Надежда поцеловала его в щеку.

— Спасибо вам. Валя, за все, — официально сказала Алка и опустила глаза.

— И-эх! — воскликнул Валька, схватил Алку в объятия и впился в ее губы жарким поцелуем.

Надежда остолбенела, а про Алку и говорить нечего. Минут через пять Надежда опомнилась и постучала Вале в спину:

— Валька, прекрати, а то она задохнется.

Валька отпустил Алку и, не оглядываясь, побежал с перрона. Алка, как сомнамбула, не сопротивляясь, позволила отвести себя в вагон и обрела способность говорить, только когда они сели на свои места:

— И кто бы мог знать, что он такой страстный!

— А ты как думала? С Валькой нельзя безнаказанно кокетничать! — от души веселилась Надежда.

— Нет, ну какой мужчина!

Два места в их купе были не заняты, и Надежда с Алкой думали, что поедут без попутчиков, но перед самым отправлением поезда двери открылись и вошла шикарная девица. Парень, похожий на охранника, внес за ней чемодан, подозрительно поглядел почему-то только на Алку и вышел. Девица села на нижнюю полку, закинув ногу на ногу. Одета она была в дорогой костюм песочного цвета с короткой юбкой и весьма открытый спереди. Все части тела, выглядывающие из костюма, были у девицы гладкие, загорелые и хорошего качества.

Девица оглядела их скучающим взглядом и представилась Кристиной. Поезд тронулся, пришел проводник, принес белье. Надо было укладываться, чтобы поспать немного, пока не разбудят на границе.

— Алка, проводник русский или эстонец?

— Русский, — ответила Кристина, усмехнувшись.

— Жаль, значит, туалет еще не скоро откроют, ну ладно, пойду постою, первая буду.

На самом деле Надежде хотелось осмотреться, так, на всякий случай. Она взяла полотенце, щетку и мыло, налила в стаканчик минеральной воды — не этой же грязью из крана зубы чистить! — и отправилась в туалет, причем нарочно выбрала самый дальний, чтобы пройти по вагону.

Туалет, естественно, был заперт, и какая-то наивная женщина стучала в купе проводника, требуя немедленно открыть туалет. Проводник даже не считал нужным ей отвечать. Пройдя по вагону и заглядывая в открытые еще купе, Надежда не заметила ничего необычного, если не считать того, что в одном купе ехал огромный сенбернар и женщина с двумя детьми.

Надежда мысленно посочувствовала женщине и немного успокоилась.

Дама, конфликтующая с проводником, наконец добилась его выкрика через дверь, что сейчас он выйдет и откроет туалет, но только один, и тот дальний.

Дама ринулась по проходу к дальнему туалету, да так резво, что чуть не сбила с ног шедшего ей навстречу молодого человека в темных очках. Молодой человек удержался на ногах, но очки слетели и Надежда, встретившись с ним взглядом, слегка запаниковала. Где-то она видела это лицо, и буквально вчера.

«Не нравятся мне эти знакомые лица».

Проводник вышел из служебки и, увидев, что настырная дама стоит у дальнего туалета, назло открыл ближний и сразу же скрылся в своем купе. Дама на том конце вагона испустила звериный рык и рванула обратно, но на этот раз путь ей преградил сенбернар, который, улучив минутку, вышел из купе прогуляться и теперь стоял поперек коридора, наслаждаясь сквознячком из открытого окна.

Дама с налету постаралась через сенбернара перескочить, но при ее комплекции это оказалось трудновато. Тогда дама попыталась его немного подвинуть, но сенбернар стоял на месте, как каменный лев, и смотрел на даму недоумевающими глазами. Придя в отчаяние, дама попыталась проползти под сенбернаром и даже сделала попытку опуститься на четвереньки, но сенбернар, думая, что с ним играют, дружелюбно гавкнул и лег в проходе.

«Да, правильно говорят, занимайтесь спортом, поддерживайте форму, — подумала Надежда, — все в жизни когда-нибудь может пригодиться. Интересно, я бы смогла перепрыгнуть через сенбернара? Вряд ли!»

На лай сенбернара выскочила его хозяйка, держа на руках орущего ребенка, и загнала собаку в купе. Наблюдая за этими интереснейшими событиями, Надежда чуть не упустила из виду молодого человека с таким знакомым лицом. Он прошел мимо Надежды, вышел в тамбур и скрылся в соседнем вагоне. Надежда немного замешкалась, и в это время несчастная дама добралась, наконец, до вожделенного туалета, оттолкнула Надеждой влетела внутрь, бормоча что-то нечленораздельное.

— Придется идти в соседний вагон, — достаточно громко сказала Надежда, вышла в тамбур, потом в следующий вагон и успела заметить, как интересующий ее молодой человек скрылся за дверью купе примерно в середине вагона.

Туалет в соседнем вагоне был открыт, Надежда быстро закончила все необходимые процедуры перед отходом ко сну и вернулась. В их купе она застала одну Алку. Клеточка с Кешей стояла на столике.

На Алке был новый шелковый халат в красных, синих и желтых разводах.

— Алка! — всплеснула Надежда руками. — Опять ты за свое!

— А что? — обиделась Алка. — Халат-то чем тебе не нравится, я же в нем по улице не хожу.

— Еще не хватало в нем по улице ходить, ты в нем как райская птица, тебя Кеша за свою родственницу примет.

— А по-моему, Кеше нравится!

— Пр-р-релесть! — заворковал попугай. — Пор-разительный вкус!

Надежда что-то соображала:

— Так, Алка, снимай халат, надень пока мой. А этот мне для дела нужен.

— Да что случилось-то?

Надежда, не отвечая, рылась у себя в сумке.

— Так я и думала! Вот, смотри, — она показала Алке фотографии, которые прислали факсом из Америки. — Вот этот, под номером три, это Герберт, так его пока будем называть. А вот этого, второго, я только что видела в поезде.

Алка разинула рот:

— Ты не ошиблась?

— Вот я и хочу проверить, и для этого мне нужен твой халат.

Алка нехотя сняла халат, переоделась в Надеждин и отправилась умываться и чистить зубы.

— Бигуди у тебя где? — крикнула Надежда ей вслед.

— Там, сбоку.

Вернувшись через десять минут, Алка Надежду не узнала. Под халатом Надежда намотала два полотенца и стала значительно толще. На голове ее была повязана косынка, из-под которой нарочно торчали бигуди. Ансамбль завершали очки, которые Надежда не любила и надевала только когда смотрела телевизор.

— Обалдеть! И зачем тебе нужен это маскарад?

— Пойду в соседний вагон на разведку. А они запомнят только халат, меня не узнают.

Надежда отправилась, заглядывая по дороге во все купе, говоря, что ищет свою приятельницу, которая едет в этом вагоне, а какое место, Надежда забыла. Подозрительный молодой человек сидел на нижней полке и беседовал с пожилым господином по-английски. Надежда убедилась, что молодой человек тот самый, номер второй, запомнила на всякий случаи пожилого господина и вернулась к себе. Увидев ее в таком виде, Кристина не удержалась:

— Отпад!

Надежда предпочла промолчать. Кешиной клеточки на столике не оказалось, Надежда глазами спросила Алку, где попугай. Та махнула рукой наверх, на место для чемоданов.

— Нет, это не годится, там уж обязательно досмотрят. Надо что-то придумать.

Кристина обратилась к дамам:

— Вы ночью выходить будете?

— Да нет как будто.

— Тогда вот что, — Кристина связала три полотенца и привязала ручку двери купе к верхней полке. Дверь она предварительно закрыла на все защелки.

— Так надежнее!

— А что, — испугалась Алка, — тут грабят?

— Береженого Бог бережет!

Надежде понравилась ловкость и деловитость Кристины, и она решилась:

— Простите, Кристина, раз уж вы такой опытный путешественник, не поможете ли нам советом? Мы тут везем кое-что недозволенное…

Кристина нахмурилась было, но, увидев клеточку с Кешей, рассмеялась.

— Понимаете, он у нас нелегальный, его не с кем было оставить, а документов на него нету.

— Нет проблем! — Кристина достала дорожный нессесер, вытащила из него всю косметику и еще кучу всяких нужных в дороге вещей, поставила клеточку внутрь и застегнула нессесер, оставив маленькую щелочку, — Ничего, посидит немного, не задохнется!

— Чудно! А пока вытащите его, пусть подышит!

Наконец все угомонились и погасили свет.

Поезд покачивался, набирая ход, и Надежда задремала. Проснулась она оттого, что Алка шарила в темноте под ее полкой.

— Ты что?

— Тапок туда попал, наверное, когда вещи двигали.

— А ты куда это собралась?

— Как куда, ну, выйти мне надо!

— Ты же сказала, что выходить не будешь, забыла, что у нас дверь завязана?

— Это на нервной почве, волнуюсь я очень.

— На нервной почве, — проворчала Надежда, — говорила я, не пей второй стакан чаю.

Алка наконец нашла тапок и вылезла из-под полки.

— Надя, помоги дверь развязать!

— Зачем тогда завязывать было? Ох, Алка, вечно с тобой проблемы!

Надежда очень хотела спать, поэтому ослабила бдительность, к тому же Алке действительно надо было выйти. С трудом размотав полотенца, Алка взялась было за ручку двери, но в это время поезд остановился на маленькой станции. Было темно и тихо.

— Подожди хоть, пока поедем, а то вдруг грабители в поезд зайдут на этой станции.

— Долго мне еще ждать? — спросила Алка, теряя терпение, но в это время дверь вдруг тихонько затряслась.

— Что это? — Алка испугалась. — Там кто-то есть.

Дверь затряслась сильнее, потом кто-то стал царапать ее снаружи.

— Воры лезут! Возьми что-нибудь тяжелое, Надежда!

— Да что я возьму? Кроме зонтика, никакого оружия у меня нету.

— Хоть зонтик возьми.

Дверь тряслась все сильнее.

— Караул! — шепотом сказала Алка.

— Да не ори ты! Шум поднимется, попугая увидят, еще высадят нас на границе.

— А что же делать? Я в туалет хочу.

— Терпи! — разозлилась Надежда.

Поезд тронулся, дверь угомонилась.

— Наверное, пошли другое купе грабить. Надя, я попробую щелочку вот такую приоткрыть.

Надежда сунула попугая на верхнюю полку.

— Делай что хочешь, — обреченно сказала она, — ох, не доехать нам до Эстонии.

— Слушайте, что вы там возитесь? — сонно спросила Кристина с верхней полки.

Алка открыла все задвижки и попыталась сдвинуть дверь купе. Ей это не удалось, что-то мешало. Алка напрягла свой могучий организм и рванула дверь. Дверь сдвинулась, получилась щелочка, только чтобы пролезла рука. Алка схватила Надеждин зонтик и сунула его в щель. Не встретив сопротивления, зонтик выскользнул у нее из рук и упал где-то в коридоре на мягкое. За дверью раздались тяжелый вздох и шевеление. Алка присела на корточки и пошарила в щели над полом.

— Там кто-то лежит. В шубе кто-то!

— Ты что — рехнулась? Летом — в шубе? — изумилась Надежда.

— Ну да, точно в шубе, натуральной, он и дверь не пускает. А, надоело мне это все! — Она сунула в дверь ногу и пнула как следует то, что лежало на полу в натуральной шубе.

За дверью раздался жуткий взвой, тот в шубе вскочил, Алка от неожиданности дернула дверь и сама себе прищемила этой дверью ногу.

— Мамочки! — заорала она в полный голос.

Кристина мигом скатилась с верхней полки и приняла боевую стойку.

— Отойди! — крикнула она Алке.

— Да не могу я, нога у меня там!

Надежда уже дергала дверь, которую теперь никто не держал, кроме самой Алки.

В коридоре слышались голоса и лай сенбернара. Наконец дверь открыли, Алка похромала в туалет, сонный проводник шипел на хозяйку сенбернара, грозил штрафом. Женщина совершенно ошалела, к тому же еще из купе послышался дружный ор проснувшихся детей.

— Понимаете, — плачущим голосом объясняла она Надежде, — ему в купе жарко, и он все время чешется, а я спать не могу.

— Понятно, вот почему дверь тряслась!

— Мы к свекрови едем в Хаапсалу отдыхать, а его оставить не с кем.

— Но почему он выбрал дверь именно нашего купе, — возмущалась вернувшаяся из туалета Алка.

— Ну, Алка, успокойся, ну почесался немного. Женщине и так несладко — двое детей маленьких, сенбернар, да еще к свекрови на все лето едет. Вот человеку не позавидуешь! И помочь ничем нельзя, что тут можно сделать?

— Как — что? — удивилась Кристина. — Не кормить сенбернара, чтобы он съел детей и свекровь, вот и все.

— Ну это уж слишком крутые меры!

— Зато действенные!

Поезд приближался к границе, попугая запихали в Кристинин дорожный нессесер и стали ждать проверки. Вот поезд Остановился и сразу же зашумела-затопала по вагону толпа пограничников в «пятне».

Заговорила рация, пограничник заглянул в купе и оглядел всех тяжелым подозрительным взглядом. Алка поежилась:

— Я чувствую себя преступницей! — громко прошептала она.

— Молчи ты! — рассвирепела Надежда. — Они же по лицам нашим все поймут! Реквизируют попугая, еще и штраф заплатить придется, а у нас денег — кот наплакал.

— Расслабьтесь, — посоветовала Кристина, — подумайте о чем-нибудь приятном.

Надежда стала вспоминать, как они с мужем три года назад гостили в Кракове у его двоюродной сестры и как им там было хорошо. Алка вдруг прыснула.

— Ты что?

— Ой, не могу, я вспомнила, как собиралась этого, с тимофеевской работы, утюгом пытать, какая у него была рожа!

— Ну, вспомнила приятное!

Открылась дверь, на пороге стояли пограничники. Цепкими взглядами обшарив всех и вся, они разделились — один уткнулся в поданые паспорта, а второй потребовал поднять полки, обшарил постели, место для багажа и даже снял потолок и посветил туда фонариком.

— Наркотики, оружие? — грозно спросил таможенник. — Откройте чемодан!

«Интересно, почему, когда я пересекаю границу, мне кажется, что у меня в чемодане килограмм героина, — подумала Надежда. — И что характерно, такие мысли возникают у меня только тогда, когда проверяют наши. Как только переедем границу, я успокаиваюсь».

Таможенник что-то спросил у Кристины, та в ответ показала ему какую-то бумагу, он кивнул головой и ушел.

— Свою границу проехали, теперь эстонцы придут!

Нессесер с Кешей стоял на нижней полке рядом с Кристиной, она расстегнула «молнию» пошире, чтобы птичка не задохнулась. Надежда хотела спросить Кристину, какую бумагу та показала таможеннику, но передумала.

Вошел немолодой седоватый эстонский таможенник.

— Тере — здравствуйте! — приветливо поздоровался он. — Таможенный контроль. Что везете?

— Ничего! — хором ответили Надежда с Алкой. — Ничего такого!

В это время попугай, которому стало скучно сидеть в темной душной сумке, решил напомнить о себе.

— Привет! — заорал он из сумки Алкиным голосом.

Таможенник удивленно покосился на Алку, но ничего не сказал, он в это время рассматривал Алкин открытый чемодан.

— Это же Ариэль! — заорал попугай опять-таки Алкиным голосом.

— Ты что, «Ариэль» с собой брала? — спросила Надежда, чтобы придать хоть какой-то смысл высказываниям попугая.

— Нет, конечно, — сообразила ответить Алка. — Надеюсь, в Таллине есть «Ариэль», а то ничем другим стирать не могу.

Едва только таможенник успокоился, как попугай опять принялся за свое:

— Ар-ристон! Стир-рает лучше всех!

— Далась тебе эта стирка! — Надежда уже начала нервничать. — Ни о чем другом думать не можешь! И потом, что это ты на «Аристоне» зациклилась? У меня, например, «Сименс», очень приличная машина, немецкое качество.

— Бар-рахло!

— Ну уж, с тобой и поспорить нельзя, сразу оскорбляешь чужие стиральные машины.

Попугай убыстрил темп, и Надежде приходилось, чтобы успеть вставить свои ответы между его репликами, произносить слова со скоростью пулеметной очереди.

— Тетя Ася пр-риехала! — как видно, попугай зациклился на телевизионной рекламе и решил продемонстрировать эстонскому таможеннику все свои познания в этой области.

— Что ты, Алка, какая тетя Ася? Вряд ли она успела доехать поездом раньше нас из своего Владивостока, а самолет она не переносит.

Надежда понимала, что болтает чушь, но ничего умного в голову не приходило.

— Катастр-рофа!

— Естественно, она боится катастроф, и потом, ее укачивает в самолете.

Надежда заметила, что брови таможенника удивленно ползут вверх, а рот открывается помимо его воли. Стоявший рядом с ним молодой красавец-пограничник реагировал на их разговор с попугаем не так сильно, видно, по молодости лет хуже понимал русский язык.

— Эффер-ралган! Живите без боли!

— Опять ты, Алка, все перепутала, от самолета помогает не эффералган, а бонин или стугерон, я принимала и прекрасно чувствовала себя всю дорогу.

Попугай не нашелся что ответить и вдруг чихнул, вернее, повторил тот звук, который обычно издавала Алка, когда чихала. Чихала Алка всегда очень громко и минимум четыре раза, а иногда и пять.

Все ее близкие об этом знали и никогда не говорили ей «Будь здорова!», пока не пройдет хотя бы три чиха, чтобы не испортить Алке все удовольствие. Попугай чихнул второй раз, и, поскольку Надежда молчала, ожидая продолжения, то в разговор вступила Кристина.

— Вы простудились, или у вас аллергия? — заботливо спросила она Алку. — От аллергии очень хорошо помогает кларитин.

— Клар-ритин — и никакой аллергии! — провозгласил попугай из сумки.

Пожилой таможенник, в изумлении наблюдавший за странными русскими дамами, отчаялся что-либо понять и удалился, махнув рукой.

— Алка, ну и скотина твой попугай, в какое дурацкое положение нас поставил!

Не мог уж помолчать пять минуток!

— Это он от волнения, — вступилась Алка.

* * *

Светка совершенно не изменилась, то есть изменилась, конечно, но Надежде эти перемены не мешали.

— Ox, Надя, наконец-то ты выбралась, хоть и по делу, а все-таки увиделись.

Она сначала страшно обиделась, что подруги остановятся не у них с Паулем, но когда узнала, что они находятся как бы в командировке, что гостиница уже оплачена, успокоилась и сказала, что сегодня вечером она их приглашает на торжественный ужин по поводу прибытия в Таллин.

Беспрерывно болтая, Светлана проводила их до гостиницы. Помогла распаковать вещи, умилилась на попугая, который от всех дорожных приключений утомился и был далеко не в лучшей форме.

— Вот что, Светлана, — Надежде удалось, наконец, вклиниться в Светкину болтовню, — нам нужен твой муж Пауль, желательно скорее. И поговорить нам с ним нужно незаметно и конфиденциально.

— Тогда сегодня вечером у нас дома, — немедленно откликнулась Светка, — у него сейчас горячее время, сессия у студентов. Можно попробовать застать его в музее, но это вряд ли. Ладно, мимо пойдем — заскочим.

Видя, что Алка недоуменно вытаращила глаза, Надежда рассмеялась:

— Забыла, что в Таллине все рядом?

Светка была полна энергии:

— Ладно, пойдем скорее, я город покажу, все так изменилось в последнее время! У меня дел полно, тороплюсь готовить к вечеру, так что я только наверх вас отведу, чтобы посмотреть на город, а дальше вы уж сами погуляйте.

Они пошли наверх и, конечно, первым делом уселись в Девичьей башне в открытом кафе. Эту Светкину привычку Надежда знала.

День был чудесный, на балюстраде дул легкий ветерок, Алка выпросила у Надежды надеть то пресловутое турецкое платье в горошек и теперь блаженствовала, уплетая салат из креветок и умильно поглядывая на ждущих своей очереди десерт из взбитых сливок и корзиночку с фруктами. Надежда, не спеша слизывая с ложечки мороженое, рассеянно поглядывала на площадку перед башней. Там прогуливались туристы, женщины с детьми и просто школьники, уже распущенные на каникулы. Вот какой-то пожилой приличный господин сел на лавочку почти напротив них и достал фотоаппарат.

И хоть выглядел он абсолютным туристом, и на лице у него было написано полное отсутствие забот и что жизнь прекрасна, Надежда насторожилась. Она, не делая резких движений, достала из сумки очки и пригляделась к мужчине. Так и есть, это тот самый тип, который разговаривал тогда в поезде с подозрительным молодым человеком, конкурентом Герберта. Господин, делая вид, что любуется башней, навел фотоаппарат прямо на них. Надежда еле сдержалась, чтобы не сунуться в сумку за расческой и помадой.

«Для жуликов сойдем и такие!»

Мужчина между тем, сфотографировав их несколько раз, прогулочным шагом направился по тропинке к пруду. Надежда возблагодарила Бога, что они сидят на втором этаже и, вытянув шею, проследила, как мужчина встретился с тем самым молодым человеком и передал ему фотоаппарат.

«Ну вот, теперь и Света у них на заметке, — расстроилась Надежда, — ох, как нехорошо вышло! Стало быть, этот конкурент решил следить за теми, кто остался, то есть за нами. Герберта он не успел обскакать, Петюнчика не перехватил, вот он и решил, что мы знаем что-то важное и приведем его к цели. Видно, и правда дорогая Библия, раз столько народу ею интересуется!»

Светлана распрощалась с подругами и убежала. Алка с Надеждой пошли по пустынной мощеной улочке вниз.

— Алка, — начала Надежда серьезным голосом, — я вижу, ты расслабилась и отдыхаешь. Мне очень неприятно портить тебе настроение, но я вынуждена сказать, что за нами следят.

— Что? — Алка встала на месте как вкопанная. — Опять ты, Надежда, за свое?

Тут же нас никто не знает!

— Алка, я серьезно. Сейчас, когда мы сидели там, в Девичьей башне, нас сфотографировали. Я не хотела при Светке говорить, чтобы она не волновалась.

— Когда сфотографировали? Когда за столом сидели?

— Ну да.

— И ты допустила, чтобы меня снимали, когда я все это ем? Ведь это же документ, неопровержимое доказательство! Теперь все узнают, что я люблю поесть!

— Тоже мне, великая тайна! Да наплевать тебе на них! Подумаешь, узнают!

А если не хочешь, чтобы знали, нечего было такую прорву еды набирать и лопать на виду у всех!

— Ну не удержаться же было, очень вкусно. Ой, а вдруг они покажут эту фотографию Петюнчику?

— Для начала они должны Петюнчика найти, а потом, что, муж твой не знает, что ты к мучному и сладкому питаешь неумеренное пристрастие и что поэтому тебя так это, несколько многовато… — Надежда замялась.

— Он считает, что это не от этого, просто это у меня от природы такая конституция крупная.

«Да уж! — подумала про себя Надежда. — Петюнчик-то, конечно, все правильно понимает, просто спорить с тобой себе дороже обойдется».

— Ладно, что-то мне гулять расхотелось, давай-ка пойдем в сторону гостиницы, да не верти ты головой, а то они догадаются.

— А вдруг они хотят нас убить? Я уже чувствую себя мишенью!

— Еще бы, в таком платье, — съязвила Надежда, — а вообще-то ты брось. Мы им нужны живые, чтобы привести их к твоему мужу и к Библии.

Войдя в гостиничный номер, подруги дружно ахнули. Нет, мебель вся была целая и на месте, из кроватей не торчали пружины, подушки не вспороты и перья не летали по комнате, но чемодан и Надеждина дорожная сумка были раскрыты, вещи выброшены, карманы вывернуты — в общем, в комнате был ужасный беспорядок.

— Воры! — Алка рванулась за дверь, чтобы позвать дежурную, Надежда еле успела ее перехватить.

— Куда ты? Нам нельзя внимание к себе привлекать! Сами разберемся.

— Вещи все целы, — отметила Алка, собирая по комнате белье и босоножки.

— Да уж не наше барахло они хотели стащить!

— Господи, Кеша! — Алка заметалась по номеру. — Где ты, Кешенька?

Клетка с попугаем нашлась под Алкиной розовой комбинацией. Алка выпустила Кешу из клетки, стала его целовать и обнимать, попугай вертел головой и хлопал крыльями.

— Кошмар-р! Огр-рабили!

— Так что они взяли-то? Деньги и документы у нас при себе.

— Ты что, Алка, не доперла, что они искали какие-нибудь материалы про Библию? Вот бы обрадовались, если бы нашли и вырезку из старой газеты, и письмо, что бабкин дом перенесен, и свои фотографии из Америки.

— А где это все, Надя?

Надежда молча похлопала по своей сумке.

— Всегда с собой ношу, а на ночь под подушку класть буду.

За разговором они кое-как прибрали в номере. Кеша почему-то не хотел идти обратно в клетку, как-то ему было там неуютно.

— Вот что, Алка, надо нам с тобой серьезно подумать, как от слежки уйти.

И посоветоваться, как назло, не с кем!

Эх, сюда бы Вальку Голубева! Он бы обязательно что-то придумал.

При разговоре о Вальке Алка мечтательно заулыбалась. Надежда тотчас рассердилась:

— А у тебя только одно на уме!

— Да я ничего…

— А ничего, так не стой столбом, садись, думать будем. Значит, ты там на даче видела троих злоумышленников: Герберта, Елену и ее мужа Игоря Петровича, пока оставим за ними эти условные имена. В ту ночь, когда ты была на даче, Игорь Петрович с подручными похитил Петюнчика и увез его на машине в Эстонию, по дороге они выбросили мертвую собаку.

— А как же они перевезли Петюнчика через границу? У него паспорта нет.

— В багажнике со связанными руками и заклеенным ртом, как в кино показывают, — Надежда сказала это нарочно, потому что ей очень не понравилось мечтательное выражение у Алки на лице при упоминании о Вале Голубеве.

Воображение у Алки всегда было развито хорошо, она немедленно представила себе связанного мужа в багажнике и побледнела.

— Дальше идем. Подручные у них, конечно, есть, они и дачу в Рейволово подожгли, и шофер у Елены был — тот парень накачанный, но не думаю, что подручные знают о Библии, и потом, все-таки толпу бандитов через границу не потащишь.

Стало быть, здесь у них с собой один-два человека, не больше. Теперь конкуренты.

Один точно здесь, тот молодой человек из поезда, другого я знаю — пожилой, который нас фотографировал. И мне почему-то кажется, что этот пожилой — из местных, он по-эстонски умеет л по-русски, я думаю, тоже, — Итого, насчитала ты минимум семерых, а нас всего двое, если не считать попугая. Давай, Надя, расскажем все твоим друзьям и попросим помощи.

— Что ты, они тут такие законопослушные граждане, сразу в свою полицию побегут. У них же теперь нормальная европейская страна, они и рассуждают, как нормальные люди. А полиция нам вряд ли поверит — две подозрительные русские тетки, да еще с нелегальным попугаем.

Как начнутся всякие допросы да выяснения — и мужу твоему не поможем и сами здесь надолго застрянем. Так что давай обходиться своими силами. Мне вот что в голову пришло: надо бы нам этих конкурентов стравить между собой, тогда они про нас забудут. Так что не унывай, Алка, найдем мы твоего Петюнчика. Быстро собирайся, у нас времени мало, вечером к Светке в гости, а пока пойдем, поболтаемся по городу, выманим их на живца.

Внизу в гостиничном ларьке они купили красивую голубую папку для бумаг, положили в нее журнал «Лиза», который Алка читала в поезде, и старый конверт, найденный Надеждой у себя в сумке. Конверт был без адреса, просто завалялся в сумке, и все. Надежда нацарапала на нем первый попавшийся эстонский адрес, пусть проверяют. Они снова отправились на прогулку, держа на виду голубую папку.

— Алка, — рассуждала Надежда на ходу, — мы ведь на самом деле не туристы, а приехали Библию искать, это они так думают. Поэтому по магазинам гулять да в кафе сидеть мы не должны, а пойдем-ка мы с тобой в Исторический музей. Очень к месту. Музей этот находится опять-таки наверху в башне Кик-ин-де-Кек, что по-русски означает «Взгляд в кухню». Это они так шутят, что сверху из этой башни можно было увидеть, что в какой кухне города готовят на обед и рецепт подсмотреть.

— Интересно! — услышав о еде, Алка оживилась.

Музей был открыт. Народу в нем не было никого. В башне был подвал и четыре этажа, соединенных узкими лестницами.

— Ох уж эти ступеньки! — ворчала Алка, пыхтя.

Они поднялись на четвертый этаж, там было тихо, прохладно и полутемно.

Солнечный луч пробивался сквозь узенькое оконце — настоящую бойницу. Посредине помещения находился покрытый стеклом макет города Таллина, каким он был в XIII веке.

— Смотри, Алка, эта башня уже была. И другая, смотри, называется Длинный Герман.

— Надежда, прекрати исторические изыскания, за нами следят!

— Да никого нет, кроме вон той музейной тетеньки в углу. Да и то она дремлет.

— Я чувствую взгляд в спину!

— А ты не показывай вида, и папку держи повыше, чтобы они заметили. Вон погуляй по залу, посмотри.

По углам небольшого зала стояли деревянные скульптуры.

— Вон крестьянин XIV века в костюме, а вот, смотри, шведский наемник — ух ты, какой мужчина! В профиль на Вальку Голубева похож!

— Где-где? — Алка мигом заинтересовалась и забыла, что их преследуют.

Пока Алка удовлетворенно осматривала шведского наемника, Надежда огляделась по сторонам. Наблюдать за ними могли только снизу, с третьего этажа, сквозь лестницу. Как раз в это время стерегущую зал пожилую даму позвали снизу по-эстонски. Та отложила вязание и стала не спеша спускаться. Надежда подскочила к Алке.

— Алка, будь начеку, что-то готовится. Держи папку на виду, можешь ее вообще вон в сторонку положить, а сама отвернуться. А я залезу в ту нишу, за ливонского рыцаря, как будто меня нет.

— А почему это я должна стоять на виду с папкой? Я боюсь! — заныла Алка.

— Потому что ты не пролезешь за рыцаря! И все, хватит спорить, время дорого!

В углу зала в небольшом углублении стояли полные доспехи рыцаря ливонского ордена. Как видно, сам рыцарь, тот, на которого в XV веке делали эти доспехи, был довольно крупным человеком. Надежда с уважением потрогала железный панцирь и пролезла тихонько в нишу. Доспехи покачнулись, но устояли. Алка стояла на месте, как Ростральная колонна, положив папку на стеклянный стенд. Все приготовления произошли буквально за минуту, пока музейная дама спускалась на третий этаж.

Надежда рассудила, что пока она спускается, никто не будет за ними подглядывать с третьего этажа. И вот, едва Надежда успела спрятаться за широкую спину ливонского рыцаря, сбоку зала открылась маленькая железная дверца, оттуда выскользнул тот самый пожилой тип, который фотографировал их утром, и стал красться по направлению к Алке. Алка же вся ушла в любование шведским наемником Голубевым и ни на что не реагировала.

«Пожилой человек, а как себя ведет!» — мелькнуло в голове у Надежды.

Тип подхватил папку, в это время Алка оглянулась, сделала зверское лицо и стала наступать на него. Видно, у типа сдали нервы, потому что он бросился бежать не к дверце, а к общей лестнице, впал в панику.

По дороге он должен был пробежать мимо рыцаря с Надеждой, а, поскольку Алка вошла в раж и собиралась преследовать пожилого похитителя папки всерьез, Надежда должна была срочно ее перехватить, чтобы не поднялся шум. Пускай бы похититель спокойно убежал с папкой, они же так и задумали, но Алка опять озверела и может все испортить. Надежда попыталась выскочить из-за рыцаря, но почему-то застряла, подол юбки зацепился за какую-то часть доспехов. Рыцарь дернулся и угрожающе наклонился, Надежда обхватила его сзади руками, чтобы удержать и, не видя ничего спереди, задела металлическую руку. Пробегающий мимо похититель увидел только, как рыцарь наклонился и махнул ему рукой. От неожиданности пожилой господин скатился по крутой лестнице буквально кубарем и приземлился на третьем этаже с жутким грохотом. Снизу раздались его стоны и испуганные возгласы музейных тетенек. Алка заглянула вниз.

Человек лежал и стонал, правая нога его была неестественно вывернута.

— Ногу сломал, — удовлетворенно констатировала Алка и кровожадно добавила:

— Жаль, что не голову.

— Алка! — воззвала Надежда из ниши. — Да помоги же!

Алка, увидев Надежду в обнимку с рыцарем, очень развеселилась:

— Отлично смотритесь! Мужу бы твоему показать!

— Да отстань ты. Он меня не пускает, держит чем-то.

— Интересно, чем?

Алка придержала ретивого ливонца, Надежда отцепила юбку и с трудом вылезла из ниши. Она осторожно заглянула вниз и увидела, как музейные работники крутятся возле лежащего похитителя папки, только сама папка исчезла. Надежда побежала к окну, и вовремя, потому что успела заметить, как из музея выходит тот самый молодой человек, конкурент Герберта. Папки при нем не было видно, наверное, он спрятал ее под рубашкой.

— Послал на дело своего пожилого компаньона, а сам в стороне отсиживался. Алка, надо уходить, а то нас тут поймают, еще подумают, что мы того типа вниз сбросили.

Надежда подошла к маленькой железной двери в стене, через которую попал в музей похититель папки. Дверца выходила прямо наружу на крошечную площадку, образованную выступом стены, откуда вниз вела железная лесенка, слава Богу, с узенькими перилами.

— Алка, спускаемся здесь.

— Ты что? Сорвемся, шею сломаем.

— Держись за перила крепче.

— Увидят нас, полицию вызовут!

— Да кто тут увидит? С этой стороны не парадный вход, тут никто не ходит.

Действительно, эта стена башни выходила в овраг, бывший замковый ров, сейчас без воды, но заросший сорняками.

— Прямо в крапиву и приземлимся, — ворчала Алка, сползая по ступенькам.

— Лучше в крапиву, чем в полицию!

И молчи, а то слышны на весь город твои причитания!

Дошли до третьего этажа, Алка хотела заглянуть в дверь, но Надежда ей не позволила. На втором этаже двери вообще не было, проем был заложен кирпичами.

— Не горюй, Алка, самое страшное позади, — утешала подругу Надежда.

Алка приободрилась было, но в это время у нее с ноги слетела босоножка и упала прямо в заросли крапивы, хорошо, что Надежда сверху заметила место. Наконец достигли земли, полезли в крапиву за Алкиной босоножкой, потом обошли башню и, сидя в кустах, увидели, как к музею подъехала «скорая помощь».

— Ну вот, видишь, Алка, было у нас семь врагов, одного мы из игры вывели, осталось против нас шестеро.

Злая, обожженная крапивой, исцарапанная Алка только чертыхнулась в ответ.

Они поспешили опять в гостиницу, вымылись там, переоделись, купили бутылку вина и поехали в гости к Светлане и ее мужу Паулю.

У Светки был полный бомонд. Собралось многочисленное пестрое общество — коллеги Пауля по университету и музею, коллеги Светланы по библиотеке. Алка чувствовала себя как рыба в воде, оживилась, Надежда еле-еле увела ее в кабинет Пауля для серьезного разговора. Внимательно выслушав их, не перебив ни разу, вежливый невозмутимый Пауль ничем не показал своего недоверия, только в некоторых местах их рассказа чуть поднимал брови, что означало у него крайнюю степень удивления. Затем он немного подумал и сказал, что вряд ли Библия Гутенберга сохранилась, ведь на их бедную маленькую Эстонию с одна тысяча девятьсот третьего года свалилось столько несчастий. Но тем не менее если родственники Алкиного мужа сумели ее хорошо спрятать, то, может, и лежит она где-то в целости и сохранности, но как ее отыскать?

Алка дернулась было, чтобы высказать Паулю, что на Библию-то, собственно говоря, ей глубоко наплевать, будь она и самим Гутенбергом напечатанная, ей нужно отыскать своего мужа Петюнчика, но Надежда сжала ей руку и стала соблазнять Пауля рассказами про Библию.

Рассмотрев еще раз газетную вырезку, Пауль согласился, что Библия, несомненно, была, но куда делась потом — неизвестно. В общем, будем искать. Когда он вышел позвонить по телефону, Надежда выпустила Алкину руку и сказала:

— Алка, ты пойми, эти искусствоведы и музейные работники все ненормальные.

Они за какую-нибудь редкость родную мать продадут, а не то что незнакомого человека. Что ему твой муж? А тут Библия самого Гутенберга.

— Ненормальные они все!

— А я тебе что толкую?

Вернулся Пауль.

— Завтра во второй половине дня едем в музей под открытым небом Роккааль-Маре. Я узнавал: дом бабушки вашего мужа действительно там в экспозиции.

Подруги распрощались с гостеприимными хозяевами и отправились ночевать в гостиницу. В номере все было в порядке, никто их больше не навещал, только Кеша капризничал. Алка выпустила его полетать, но он не хотел. Он сидел на шкафу, закатывал глаза и даже ничего не говорил.

Решили завтра взять его с собой в музей под открытым небом, чтобы проветрился.

Ночь прошла спокойно, верно тот, кто украл у них голубую папку, внимательно читал дамский журнал «Лиза».

* * *

По таллинским меркам они ехали на автобусе очень долго — минут двадцать.

Шоссе шло вдоль моря, и море иногда пряталось за рядами аккуратных домиков, а иногда выглядывало голубовато-серым краем. В автобусе было полно детей. Которые, правда, вели себя потише наших, но на попугая действовали угнетающе: он сидел в клетке, нахохлившись, затравленно озирался и помалкивал, а когда вся эта шумная орава высыпала из автобуса на остановке у зоопарка, попугай облегченно вздохнул, расправил перья и гордо провозгласил:

— Кр-расота! — чем очень напугал одинокую эстонскую старушку.

Алка вдруг толкнула Надежду в бок:

— Посмотри-ка туда…

Они сидели спиной к направлению движения, и Алка показывала на шоссе позади автобуса. Ничего особенного Надежда там не заметила.

— Видишь вон ту синюю машину?

— Ну вижу, хорошая машина, «БМВ».

— Ты что, в машинах разбираешься?

— Это меня Саша все время натаскивает, не знаю только, зачем. А что?

— Эта машина с самого центра за нами едет, — безапелляционным тоном заявила Алка.

— Ну вот, теперь у тебя мания преследования.

— Надежда, не спорь, уж если я говорю, значит, знаю, — сказала Алка голосом завуча старших классов. Когда она начинала говорить таким голосом, спорить с ней действительно было чревато.

Надежда пригляделась повнимательнее и обмерла. В машине ехали двое, один тот самый конкурент номер два, а другой — постарше и видом попроще.

— Ну вот, — Алка расстроилась, — ты говорила, что одного мы вчера из игры вывели, остается шестеро, а теперь, выходит, что их семь. Размножаются они, что ли? Этак мы за ними не успеем.

Наконец доехали: остановка Роккааль-Маре. Пауль повел своих дам к воротам парка и, велев им помалкивать, заговорил по-эстонски с женщиной у входа.

Та вызвала другую даму, видимо, начальницу, та приветливо заулыбалась, поздоровалась с Паулем и его спутницами почему-то по-английски и, дав команду пропустить, что-то подробно объяснила Паулю уже по-эстонски. Отойдя от ворот на безопасное расстояние, Пауль вполголоса разъяснил, что его здесь хорошо знают, а их он представил как музейных работников из Югославии («Русских у нас, к сожалению, не очень любят, — извиняющимся тоном сказал Пауль, — а у музейных работников из других стран английский должен быть… получше»).

— А попугая ты как представил? — поинтересовалась Надежда. — Или у нас в Югославии всюду принято ходить со своими попугаями?

Пауль уверенно вел их среди старых деревенских домов, мельниц и хозяйственных построек, живописно разбросанных на берегу моря. Подойдя к одному из домов — длинному низкому строению из огромных потемневших бревен, — он сказал Алке:

— Вот, мадам, это, можно сказать, родной дом вашего мужа. Хотя, кажется, он в нем никогда не бывал.

Алка оживилась, вошла в избу и стала там все буквально обнюхивать. Попугай заволновался и изрек профессорским тоном:

— Р-р-ренессанс!

В доме под одной крышей размещались и жилые комнаты, и что-то вроде сарая или амбара. В этой хозяйственной части висели и стояли разные сельскохозяйственные орудия, некоторые знакомые — всякие грабли, вилы и косы, а некоторые совершенно непонятно для чего предназначенные, видимо, уже давно вышедшие из обычного деревенского обихода; В этой части дома ничего особенно интересного не попалось, и Надежда вслед за Алкой перешла в жилые комнаты.

Войдя в одно из помещений, где, судя по обстановке, раньше жила женщина, Алка вдруг превратилась в соляной столп.

— Ты чего?

— Смотри!

Ничего особенного Надежда не увидела. Маленькая комнатка, кровать, застеленная красивым домотканым одеялом.

Что-то вроде прялки. Низенький столик с керосиновой лампой. Вот на эту лампу Алка и смотрела как зачарованная.

— Ну что ты на эту лампу уставилась?

Алка, не в силах открыть рот, ткнула пальцем. Между краешком металлического основания и стеклянного колпака лампы был всунут фантик. Желтый фантик от конфеты «Каракум» с верблюдом.

Надежда осторожно вытащила фантик из лампы.

— Ну и что? Фантик как фантик.

— Это Петюнчика любимые конфеты, — проговорила Алка, едва сдерживая слезы, — он их с самого детства любит, еще с детского сада…

— Ты его что — с детского сада знаешь? — изумилась Надежда. — Алка, не валяй дурака, вы познакомились, когда тебе было двадцать восемь лет!

— Ну и что, — ответила Алка обычным голосом, — он мне рассказывал!

— Ну мало ли кто такие конфеты любит, — протянула Надежда.

— А он фантики именно так складывает, — опять всхлипнула Алка.

— Постой-ка, ты никак реветь собралась. — Но Алка уже ревела.

Тогда Надежда развернула фантик.

— Фабрика имени Крупской, это точно наша, питерская, да, вот и написано — Санкт-Петербург. Значит, точно, что Петюнчик здесь был, тебе знак оставил — как Мальчик-с-Пальчик.

Но Алка была не в состоянии уловить иронию в Надеждиных словах, она разревелась всерьез.

— А я не верила… Я еще до сих пор не верила, думала, он меня бросил… Бедный Петю-у-унчик! Его похитили, его, может быть, пыта-али!

— Не сыпь мне соль на р-рану! — очень кстати пропел попугай хриплым басом.

— Алка, прекрати немедленно! Нашла время реветь! Он оставил знак, который могла заметить только ты, — значит, он верил, что ты его будешь искать и найдешь. Он в тебя верил! И ты должна собраться и действительно его найти. И еще одно: раз он оставил нам знак, то, наверное, он еще что-то здесь спрятал. Давай искать как следует.

Алка вытерла слезы и уставилась на Надежду осмысленным взглядом. Потом она высморкалась в большой мужской носовой платок, который опрометчиво предложил ей Пауль, когда она по обыкновению чихнула в автобусе пять раз, и энергично принялась за обыск. Пауль стоял на стреме, вернее, отвлекал эстонскую смотрительницу от странных действий своих спутниц, а Надежде оставалось только постараться ввести Алкину неуемную энергию в разумное русло.

Они перетрясли аккуратную постель, чуть ли не по винтику разобрали прялку (правда, как раз винтиков в ней совершенно не было, она вся была составлена из разных деревянных штучек, и собрать ее снова Надежде помог только многолетний инженерный опыт). Затем они перебрали все вышитые салфеточки и полотенца, расстеленные где только можно. Ничего интересного не попадалось. Вернее, очень многие вышивки вызвали у Надежды истинное восхищение, и она утвердилась в мысли заняться этим трудоемким делом на пенсии, — но все это было явно не то.

Вдруг попугай истошно завопил:

— Зр-ри в кор-рень!

Надежда от неожиданности выронила очередную хорошенькую салфеточку, но реплика попугая придала ее мыслям новое направление.

— Алка, сойди!

— С чего сойти?

— Ну, с того, на чем ты стоишь. Ну как это, я уже слова русские здесь забывать стала. С коврика… то есть с половика.

Алка удивленно уставилась себе под ноги и послушно сошла с яркого красно-синего половика. Надежда подняла его за край и с торжествующим видом схватила с пола черно-белую фотографию. Алка кинулась к ней, по дороге свалив тяжеленный табурет, и стала вырывать фотографию из рук, исступленно вскрикивая:

— Петюнчик, Петюнчик, мой Петюнчик!

Однако на фотографии никакого Петюнчика не было. На фотографии был кусок явно очень старой каменной стены с большим полукруглым окном. Сбоку окна фиолетовыми чернилами был поставлен жирный крест.

— Ага! — удовлетворенно воскликнула Надежда. — Вот это настоящая весть от Петюнчика, а ты — фантик, фантик!

Алка ничего осмысленного не отвечала, она только гладила фотографию и всхлипывала:

— Петюнчик мой, Тимофеев мой!

Потом она спрятала фотографию на груди. Надежда поняла, что от нее сейчас толку не добьешься, и быстро навела порядок в музейной комнате — чтобы Пауля не побила хранительница, которая уже почувствовала что-то неладное. Пауль срочно направился ей навстречу, чтобы отвлечь музейную даму ненадолго, пока Алка с Надеждой не выберутся из комнат, куда ходить запрещалось. Вешая за собой веревочку, перегораживающую вход, Надежда оглянулась: вроде бы все нормально, никакого беспорядка они за собой не оставили. Они с Алкой вышли опять в подсобное помещение, и тут в незастекленное окошко влез по пояс какой-то тип, скорее всего тот, что был в синем «БМВ», тот, что постарше, и схватил Алку за руку.

У Надежды в руках была сумка, а у Алки — только клеточка с Кешей. Опасаясь повредить попугая, Алка застыла на месте, прижимая левой рукой клетку к груди.

Мужчина потянулся к клетке, он в суматохе не разглядел, что там Алка прячет, Алка рванулась, оставив у него в руках полрукава от того самого красного турецкого платья в белый горошек, причем Надежда ощутила прилив глубокой радости, сообразив, что это платье Алка никогда уже больше не наденет. Мужик как-то ловко пролез в окно, загнал Алку в угол и стал вырывать клетку с попугаем. Надежда в это время тоже не дремала, она ринулась к двери, чтобы позвать на помощь Пауля, и увидела, что Пауль, приятно беседуя, удаляется с хранительницей под ручку от бабушкиного дома, чтобы, как он думал, дать Надежде с Алкой возможность закончить все свои дела внутри.

Помощи ждать было неоткуда. Под руку Надежде попалась какая-то деревянная штука, кажется, цеп, она схватила ее и, не долго думая, огрела нападавшего на Алку мужика по спине, но не очень сильно. Тот повернулся к Надежде, в это время Алка, освободившись, кинула клеточку с Кешей прямо Надежде в руки. Нападавший метнулся за клеткой, получилось что-то подобное детской игре «в собачки», где Кеша играл роль мячика.

Алка, освободившись и разглядев оторванные полрукава, пришла в неописуемую ярость и пошла на бандита, сверкая глазами. Но он этого не видел, потому что вцепился в клетку с Кешей и дергал ее на себя. Алка сзади схватила агрессора за шею и стала его душить. Поскольку руки у него были заняты клеткой, он решил драться ногами, но лягаться назад умеет только осел, поэтому ногой бандит поразил врага, находившегося спереди, то есть Надежду. Ощутив, как в глазах у нее потемнело, Надежда осела на пол амбара, выпустив из рук клетку.

Разглядев, наконец, что в руках у него находится только обалдевший попугай, в котором нет ничего интересного, бандит отбросил наполовину сломанную клетку, повернулся к Алке, дал ей по шее и принялся обшаривать карманы. В кармане у Алки лежала только косметичка, все деньги и паспорта находились в сумке у Надежды.

Бандит выхватил косметичку, но не тут-то было. Надежда подползла к нему и вцепилась зубами в руку. Это дало Алке некоторое преимущество, она схватила свою косметичку и бросилась во двор, где не было ни души, только довольно далеко виднелись спины удалявшихся Пауля и хранительницы музея.

Алка выскочила во двор, бандит — за ней, а потом уже ковыляла Надежда. Алка с бандитом бегали вокруг колодца. Надежда тоже включилась в круг. Алка бросила косметичку Надежде, хотела опять поиграть «в собачки», но голова у Надежды кружилась, и она упустила косметичку прямо в колодец. Бандит, не долго думая, бросился за ней и скрылся в колодце.

Алка повернула журавль и опустила в колодец тяжеленную дубовую бадью. Бадья шлепнулась с глухим чмоком, как в тесто.

Надежда заглянула вниз. Колодец был без воды, декоративный, метра полтора, но здоровенная бадья аккуратно закрыла выход, так что бандиту было не выбраться без посторонней помощи.

— Алка, что у тебя в косметичке было?

— Да так, ничего особенного, платок носовой, помада, пудреница наполовину пустая.

— Ну и Бог с ней, купишь себе все новое. Вот возьми мой шарф рукав прикрыть.

— Вот паразит! — Алка вспомнила про рукав. — И что он ко мне привязался?

— Наверняка видел в окошко, что мы там в доме что-то нашли, он же не знал, что ты это на груди спрячешь. Как фотография, цела?

— Спрашиваешь! Ладно, сматываемся, этот пусть сам выбирается, как хочет.

Смотрительница музея рассказала Паулю, что неделю назад у них как раз в этом доме произошло ЧП. Приехали русские туристы и устроили форменный дебош.

Особенно отличался один, такой с виду приличный человек маленького роста с вот такими ушами. Он так бесновался, хотели было вызывать полицию, но его спутники очень извинялись и уволокли его из музея чуть не силой.

— Петюнчик! — взвизгнула Алка.

— Алка, это же он нарочно, чтобы его запомнили! Алка, мы на верном пути!

Пауль любезно распрощался с хозяйкой и вместе со своими спутницами бодрым шагом направился восвояси Выйдя за ворота, он остановился и уставился на Надежду взглядом следователя.

— Пауль, никаких художественных ценностей! Мы дамы порядочные, такими вещами не занимаемся.

И Надежда вынула фотографию.

— М-да… Где же это может быть?

Кладка средневековая, окно видно не полностью, поэтому однозначно определить затрудняюсь… Может быть, это в Пирита?

Возможно, но не уверен…

Задумавшись, Пауль забормотал по-эстонски, потом, спохватившись, извинился. Тут как раз подошел автобус, и они поехали обратно в город.

* * *

Проводив подруг до гостиницы, Пауль предложил им поужинать в пиццерии.

Оставив несчастного Кешу на попечении дежурной по этажу и переодевшись, — дамы приняли предложение.

Пиццерия произвела на Надежду огромное впечатление. Большое помещение все в красных тонах располагалось в полуподвале. Столы были такие длинные, что посетители, сидящие на одном конце, с трудом видели тех, кто сидит на другом. Когда принесли пиццу на огромных сковородках, Надежда поняла, для чего нужны такие огромные столы. Обслуживали в пиццерии совсем молоденькие и очень хорошенькие девушки, все в красном. В разных местах обширного помещения стояли на маленьких пьедесталах статуи блестящего металла.

— Неужели бронза? — тихонько удивлялась Алка.

— Латунь! — безапелляционно ответила Надежда. — Но все равно красиво.

Пауль выбрал пиццу «Маргарита», Надежда — самую обычную, с ветчиной и грибами, Алка же, как всегда, выпендрилась и заказала пиццу с салями и ананасами.

Народу в пиццерии было довольно много, но за счет обширного помещения столы не были заполнены. Поэтому Надежда слегка удивилась, когда какая-то пара села прямо рядом с ними, ведь за длинным столом было достаточно места. Соседкой Надежды оказалась молодая женщина, ее приятель сидел рядом, и Надежде было его видно хуже, но что-то в его внешности показалось ей смутно знакомым. Бросалась в глаза шапка черных вьющихся волос. Эта пара говорила между собой по-английски, но по блеску в глазах девицы Надежда уловила, что та понимает по-русски и прислушивается к их с Паулем разговору. Надежда направила беседу в историческое русло и, пока Пауль читал им лекцию о прошлом Эстонии, спокойно ела пиццу. Алка обиженно ковырялась в своей тарелке — она не могла понять, почему такой замечательный фрукт ананас в пицце приобрел какой-то гадостный привкус.

— Ну как, Алка, тебе нравится?

— М-м-м, — неуверенно ответила Алка, — а чем это посыпано?

— Орегано, — злорадствовала Надежда, — в следующий раз не будешь выпендриваться.

— Ты что это, Надежда, такая сердитая? — шепотом спросила Алка.

— Да понимаешь, очень мне эта парочка не нравится. Мужчина тебе никого не напоминает?

— Певец был такой, Африк Симон, — добросовестно стала вспоминать Алка. — Еще теннисист, забыла фамилию, Тимофееву он очень нравился…, — Это все не то, а вот если отбросить эту его латиноамериканскую лохматость…

— Тогда лица не разглядеть, не знаю я.

— Слушай, я пойду как бы позвонить, а сама спрячусь вон за тем Геркулесом, — Надежда показала на дальнюю статую. — А потом ты иди в туалет, тогда мы посмотрим, если они забеспокоятся и за нами пойдут, тогда что-то явно не то.

— Ладно, где ты спрячешься?

— За Геркулесом.

— Ты опять скажешь, что я спорю, но по-моему, это Аполлон, — сказала Алка, рассматривая статую со знанием дела.

— Господи, ну какая разница? Что ты все время к словам цепляешься? Геркулес, Аполлон — да провались они все! — Надежда резко встала и направилась к телефону.

Завернув за угол и удобно устроившись за Геркулесом-Аполлоном, она увидала, что интересующий ее мужчина сказал что-то своей даме и отправился за Надеждой, беспокойно вертя головой. Когда мужчина убедился, что Надежды нигде нет, он забеспокоился и выглянул на улицу. Надежда в это время незаметно проскочила в туалет, едва не столкнувшись в дверях с Алкой.

— Иди сюда!

Она затащила Алку в кабинку, достала из сумки три фотографии, которые им прислала Ирина по факсу.

— Вот смотри: этот — Герберт, этот — тот тип из поезда, который у нас папку украл. А этот…

— Он самый! — завопила Алка. — Третий конкурент!

— Тише ты! Но это точно он, то-то я гляжу, лицо будто знакомое, только на фото у него волос поменьше, парик он надел, что ли?

Скрипнула дверь. Алка осторожно высунула голову из кабинки.

— Это его девица, которая рядом с тобой сидела.

— Естественно, сам же он не может в дамский туалет зайти!

— Слушай, — глаза у Алки заблестели, — а давай мы ее сейчас головой в унитаз, а сами сбежим. Шума она поднимать не будет, а мы хоть какое-то удовлетворение получим. А то у меня просто душа горит. Хочется их всех истребить.

— Тебе чего больше хочется — мужа найти или с девицей подраться?

— Даже и не знаю, вообще-то, конечно, мужа найти, — опомнилась Алка.

— Тогда сиди смирно.

Они вышли их кабинки, девица делала вид, что причесывается перед зеркалом.

Она поглядела на них искоса и отвернулась. Девица была высокая, крупная, в белом костюме. Из-под короткой юбки были видны длинные ноги.

— Алка, я пойду, а то Пауль забеспокоится.

Алка осталась наводить красоту, а Надежда направилась к столу. Третий конкурент дежурил в холле и, увидев Надежду, заметно успокоился.

«Погоди, голубчик, доберемся мы до тебя, — , агрессивно подумала Надежда. — Думаешь, прическу сменил, так никто тебя не узнает».

Она прошла на свое место, извинилась перед Паулем, заказала кофе себе и Алке.

Алкина сковородка была не убрана, потому что на ней лежали выковырянные из пиццы ананасы.

Надежда слегка удивилась:

— Чтобы Алка чего-то не доела? Наверно, действительно, ананас с перцем и орегано порядочная гадость.

Кудрявый тип уже подходил к столу, за ним торопились Алка с девицей, Надежда еле-еле успела принять кое-какие нужные меры.

Принесли кофе, Пауль все порывался поговорить о найденной фотографии, Надежда еле упросила его отложить разговор до гостиничного номера. Собрались уходить, их соседи тоже расплатились. Надежда специально немного замешкалась и удержала Алку. Девица встала и пошла за своим лохматым партнером. Она гордо шла по проходу, возвышаясь над столиками.

— Обрати внимание, — удовлетворенно прошептала Надежда.

У девицы на белой юбке, на том самом месте, на котором сидят, расплывалось пятно размером с приличный круглый ломтик ананаса. Зеленовато-желтый ананас с мелкими кусочками салями и остатками томатного соуса создавали на белой юбке потрясающую цветовую гамму. Алка не удержалась и прыснула. Девица обернулась, подозрительно оглядела позади себя оживленные лица, изогнулась, чтобы осмотреть себя сзади, и опрометью бросилась в туалет.

— Ну вот, теперь мы можем спокойно идти в гостиницу. Минут сорок она из туалета не выйдет. Пока застирает юбку, пока ее высушит.

В гостинице, в чистом тихом номере, Алка наконец решилась расстаться с драгоценной фотографией.

— Ну, Пауль, что вы нам можете сказать про эту фотографию?

— Фотография старая, вне всякого сомнения, похоже, что довоенная. Как она попала в бабушкин дом, не совсем ясно.

— Мы нашли ее под половиком. Естественно, она не могла там пролежать долго.

— Ее туда Петюнчик положил, — уверенно высказалась Алка.

— А что? Его привезли туда бандиты, он выбрал момент, достал из какого-то тайника эту фотографию, а потом спрятал ее под коврик, чтобы врагу не досталась. А нам оставил знак, в виде фантика от конфеты «Каракум».

— А как он узнал, что в бабушкином доме есть тайник? — недоверчиво спросил Пауль.

— Он же в детстве жил тут у бабушки.

— Точно ли этот дом?

— Точно, — твердо ответила Надежда. — Там у них дома, в Санкт-Петербурге, есть фотография этого дома, и Петюнчик маленький там с бабушкой сфотографирован.

Алка издала какой-то странный звук, похожий на всхлип.

«Так тебе и надо, — подумала Надежда. — Теперь будешь интересоваться внутренней жизнью своего мужа, о детстве его расспрашивать, старые фотографии рассматривать с ним вместе».

— Ну, что я могу сказать? — Пауль пристально рассматривал фотографию. — Окно без стекла и старинная средневековая кладка… XIII или XIV век. Первое, что приходит на ум, это монастырь святой Бригитты в Пирита. Там, конечно, одни стены, но окон в них хватает. Построен монастырь в XIV веке датчанами.

А я пойду завтра в библиотеку, посижу там, подумаю.

— Как-то все же сомнительно. Зачем бы Петиной бабушке эту Библию в средневековые развалины замуровывать? — недоумевала Алка.

— Алка, мне за тебя просто стыдно! — не удержалась Надежда. — Фотография довоенная, значит, вовсе не бабушка это фотографировала. И, тем более, не она Библию замуровала. Она вернулась в Эстонию в 1952 году, очевидно, кто-то из родственников Юкскулей был еще жив и передал ей информацию. А Юкскули были люди неглупые и дальновидные, понимали, что нельзя такую ценную вещь ни в городской квартире, ни в сельском деревянном доме прятать, потому что всякое может случиться — дом сгорит или бомбежка. А со средневековыми развалинами что может сделаться? Они с XIII века семьсот лег стояли и еще семьсот простоят, умели строить в XIII веке! А то получилось бы как в детской книжке «На графских развалинах». Там граф старый полный идиот был. У него целый дом был кирпичный, прямо дворец, а он взял и как нарочно все добро в саду закопал под пальмой. Так потом через десять лет, как стали родственники эту пальму искать, так весь сад бедные перекопали. А у твоего мужа родственники очень умные были, Петюнчик и сам с головой, это, наверное, фамильное.

— Логично рассуждаете, — улыбнулся Пауль.

Когда Пауль ушел, подруги занялись попугаем. Кеша явно недомогал. Алка выпустила его из поломанной клетки, покормила, но он поклевал еле-еле, попил водички и уселся Алке на плечо, всем своим видом выражая страдание. Алка встревожилась, посмотрела попугаю в глаза, разгладила перышки.

— Что-то с ним не то…

— Конечно, если играть попугаем как мячиком, то никаких нервов у птицы не хватит.

— Если и с попугаем что-нибудь случиться, то я их разорву в клочья, — сказала Алка, закипая.

— Алка, не волнуйся на ночь, — Надежда кое-как выпрямила прутья в клетке и подвязала веревочкой дверцу, — для того, чтобы разорвать их в клочья, их надо сначала найти. Давай-ка порассуждаем на сон грядущий… Значит, нам надо найти три, если можно так выразиться, вещи: твоего мужа, Библию и бандитов. Муж тебе необходим, мы просто обязаны вернуть его в лоно семьи. Библию надо найти, чтобы, во-первых, ее не нашли бандиты, во-вторых, чтобы доказать Паулю, что она существует, и в-третьих, мне лично охота поглядеть на такую ценную и дорогую старинную вещь. А бандитов хотелось бы найти для того, чтобы восторжествовала справедливость, когда мы напустим на них полицию, чтобы они получили по заслугам и чтобы ты смогла разорвать их в клочья.

— И разорву! — свирепо пообещала Алка. — Только как-то их многовато получается. Ты говорила, что их не больше семи, а тут выходит… — Алка достала блокнот и стала писать: Елена с мужем и Гербертом — три, если допустить, что с собой у них не больше двух подручных, это будет пять… Кстати, а почему не больше двух?

— Это же элементарно, Ватсон. Елена уехала в Таллин одна? Одна, мы с Валькой видели. Герберт иностранец, он мог ехать куда угодно, стало быть, он тоже уехал один накануне. Спутники русские ему ни к чему, только внимание привлекать. Игорь Петрович ехал в машине, вез Петюнчика — это уже двое, в машине четыре места, стало быть, максимум двоих могли они подсадить.

— Ладно, почти убедила. Значит, там было пятеро, потом конкурент номер два — этот рыжий.

— Алка, да он блондин!

— Пускай блондин, с ним был пожилой типчик, что спер у нас голубую папку, в которой, надо сказать, ни черта не было, кроме рецепта абрикосового торта, он зря пропал; еще тот мужик, кого мы сегодня в колодце бадьей успокоили, это будет уже восемь, да еще конкурент номер три, лохматый, с девицей, вымазанной в ананасах.

— Видишь, и ананас пригодился!

— Итого, получается всего десять человек, ужас какой! А нас всего двое, Кеша не в счет, я не могу им рисковать.

— Не горюй, подруга, ты забыла, что двоих мы уже из игры вывели? Значит, осталось восемь, мы с тобой каждая стоим троих бойцов, и потом, нам же помогает Петюнчик! Он подрывает устои врага изнутри, как партизан в тылу врага. У тебя сегодня должно быть прекрасное настроение — ведь мы знаем, что находимся на правильном пути и что неделю назад твой муж был жив и здоров.

— Да, это неделю назад, а вдруг они его за это время уже…

— Прекрати, накаркаешь еще! Давай лучше спать, вон и Кеша уже заснул.

Наутро погода была прекрасная. Город сверкал чисто вымытыми окнами и свежей черепицей на башнях. Рядом с гостиницей старушки торговали букетиками разноцветных васильков. Алка нарядилась в то самое крепдешиновое платье с розами, в котором она понравилась Вале Голубеву. Надежда посчитала, что Алкины розы преследующие их злоумышленники увидят не то что из другого города, а из другой республики, и тоже надела светлое платье без рукавов, ведь день обещал быть жарким.

— Алка, завтракать в гостинице мы не будем, там нас увидят.

— А как же поесть? — заныла Алка. — Я не могу лазить по развалинам на голодный желудок!

Надежда достала кипятильник, который брала с собой в любую поездку по укоренившейся привычке советского человека всегда и во всем полагаться только на собственные силы.

— Вот, держи, тут два пакетика растворимого кофе и полпачки печенья, еще с поезда осталось.

— Это разве завтрак? — заикнулась было Алка, но Надежда не дала ей договорить.

— Ты можешь хоть раз в жизни забыть о еде? Жизнь твоего мужа в опасности, а она думает о завтраке.

— Я не понимаю, чем я помогу Петюнчику, если отправлюсь в Пирита голодная.

Но Надежда просто зашипела, потому что слов у нее уже не было. Пока Алка обиженно хрустела печеньем, Надежда приоткрыла дверь и огляделась. В коридоре в такую рань было пусто, даже горничные еще не пришли.

— Сейчас выходим тихонечко, лифт не вызывай. По лестнице спустимся..

Они прошли по служебной лестнице, какой-то служащий кстати оказался у выхода и открывал дверь своим ключом. Увидев их, он замахал руками и заговорил что-то по-эстонски, но Надежда закричала «Sorry!» и просочилась в дверь, оттеснив его плечом.

Увидев Алку, служащий сам отскочил, боясь быть сметенным могучим ураганом.

Надежда, заранее изучив маршрут, провела Алку боковыми улочками через центр, потом они сели на автобус и поехали в Пирита — курортное место на берегу моря. Дул легкий ветерок, море было синее и спокойное, у причала яхт-клуба покачивались разноцветные яхты.

Кричали чайки, вдали на рейде виднелся белоснежный красавец-теплоход.

— Господи, как хорошо! — не удержалась Надежда. — Посмотри, Алка!

Но Алка уставилась в другую сторону.

У причала на искусственном круглом островке стоял павильон с красно-желтой буквой «М» — «Макдоналдс».

— Алка! — угрожающе начала Надежда, но Алка заупрямилась как осел на перевале.

— Пока не поем, никуда не пойду, ни на какие развалины. Библия Гуттенберга, хоть самого Господа Бога! Пропади оно все пропадом!

— Не кощунствуй! Ладно, что с тобой делать… — Надежда огляделась. — Пока все тихо, давай съедим твой любимый чизбургер.

— И яблочный пирог!

— О Господи! Ну пойдем скорей.

В «Макдоналдсс» народу было немного. Алка прошла было за столик, но тут выяснилось, что с Кешей в дороге произошла неприятность, — он здорово нагадил в клетку. Алка ужасно расстроилась.

— Вот видишь, он болен! Как бы чего похуже с ним не случилось.

Подруги направились в туалет. Попугай сидел в углу клетки, делая вид, что он ни при чем, и закатывал глаза. Алка извела полрулона туалетной бумаги и вычистила клетку. Надежда в это время смотрела в маленькое окошечко, выходившее сзади на канал. Поскольку возня с Алкиным попугаем ей осточертела, она специально отвернулась, чтобы не наговорить гадостей и окончательно не рассориться с Алкой. По каналу шла моторка, быстро приближаясь к их причалу. Вот заглушили мотор и пошли своим ходом.

Человек на носу держал в руке веревку.

Алка продолжала причитать над попугаем.

— Да тише ты! Вон гости пожаловали.

Все из-за твоего обжорства, будь оно неладно.

Она прислушалась, потом осторожно выглянула из окошка. Человек на носу оказался той самой вчерашней девицей из пиццерии. Она выскочила на причал и зацепила веревку за крюк прямо под окошком, где подглядывала Надежда.

— Трави! — крикнул девице человек у мотора. — Правее надо пристать, а то тут мотор не спрячешь.

— Да чего его прятать! — возмутилась девица. — Нет же тут никого!

— Ага, сейчас я мотор без присмотра оставлю! Трави, тебе говорят! Тут они, никуда не денутся. Вон как приемник пищит. Здесь они, в «Макдоналдсе» лопают.

Голова работает у твоего американца и руки из нужного места растут. А они-то, дуры. С собой его таскают! И ни за что не догадаются, где!

Надежда отпрянула от окна.

— Алка, все пропало, это они! Они нашли нас по сигналу.

— Какому еще сигналу?

— Они подсунули нам радиомаяк! А у них приемник. У нас пикает, а они идут по следу!

— Кто пикает? — Алка была истинным гуманитарием и ничего не соображала в радиотехнике.

— Алка, ну как же ты не знаешь, у тебя же двое сыновей взрослых вечно со всякой электроникой возятся.

— Да ты уж молчи, инженерша! Маяк обнаружить не могла!

Упрек был справедлив, Надежда притихла.

— Ладно, давай подумаем, где он может быть, куда они его присобачили.

В одежде не может быть, мы ее меняли, в сумке… — Надежда перетрясла свою сумку. — Нет ничего, еще в каблук могли засунуть, дай сюда босоножки.

— Да нет там ни фига, подошва сплошная.

— Остается Кеша. — Надежда коршуном накинулась на попугая.

Алка оттерла ее плечом, сама открыла клетку, вытащила бедного попугая, Надежда перевернула клетку вверх дном — и вот, пожалуйста, снизу вырезан кусочек дерева и торчит маленькая пуговка передатчика.

— Бестолочь! — выругала себя Надежда. — Вчера не могла заметить!

— Из уважения к вам не смею противоречить, — съехидничала Алка, — где же была твоя творческая инженерная мысль?

Голоса злоумышленников послышались справа, вернее, для Надежды с Алкой они были слева. Тяжелый топот возвестил, что владелец мотора выгрузил его на причал и куда-то понес прятать. Надежда рискнула высунуть голову из окна.

Человек с мотором на горбу спускался вниз по крутой лесенке. Девица по-английски объясняла ситуацию своему спутнику. Тот самый, вчерашний курчавый брюнет, третий конкурент!

— Алка, мы влипли!

— Где? — Алка попыталась высунуться из окна.

— Да стой ты на месте, еще застрянешь!

Лодка с конкурентами скрылась за бетонной сваей. Надежде пришла в голову отчаянная мысль. Она порылась в своей сумке и достала маникюрные ножницы.

— Держи меня крепко за ноги, я попробую разрезать веревку.

— Зачем это?

— В партизанской войне все средства хороши!

Надежда по пояс высунулась из окна, нащупала веревку и стала резать. Время шло, веревка не поддавалась. От неудобного положения у Надежды затекли руки и потемнело в глазах, но она продолжала резать. Наконец веревка поддалась, и Надежда с трудом влезла обратно.

— Что так долго? — набросилась на нее Алка. — Тут уже в дверь стучали.

— Попробуй сама перерезать нейлоновый канат маникюрными ножницами!

Все, уходим быстро!

— А поесть?

— Возьми там с собой два чизбургера, и все.

Пока Алка набирала еду, Надежда стояла на свежем воздухе и выгуливала Кешу.

Мимо проплывала красавица-яхта, белоснежная с голубой полосой вдоль борта.

У руля сидел загорелый бородатый парень в одних шортах. Заметив восхищение в глазах Надежды и правильно отнеся его за счет яхты, парень горделиво улыбнулся.

Надежда засунула черную пуговку радиомаяка в букетик разноцветных васильков, который она, сама не зная почему, купила утром у старушки возле гостиницы, и бросила букет на яхту. Парень засмеялся и прикрепил букетик к рулю.

— Вот и славно, пусть эти теперь поплавают за яхтой.

Она оглянулась. Моторка выплыла из-за свай и тихонько скользила по течению.

Сидевшие в ней люди боялись кричать, чтобы не привлечь к себе внимания, а весел, как удовлетворенно заметила Надежда, у них не было. Девица пыталась грести какой-то дощечкой, но толку было мало.

Вышла Алка, нагруженная пакетами.

— Алка, неужели мы все это съедим?

— Запросто, от морского воздуха аппетит хороший!

Они пошли пешком, оглядываясь и прячась за яхтами. Вот показались развалины монастыря святой Бригитты. Здание довольно хорошо сохранилось, и не было только крыши, стены основного здания были почти целые, но от боковых остался только фундамент. Народу вокруг не было никого. Пока Надежда производила беглый осмотр на предмет обнаружения заветного окна и куска каменной кладки, "Алка за боковой стенкой натравке сервировала завтрак.

— Надежда, иди есть, хватит тебе бегать!

Надежда опустилась на траву, прислонилась плечом к каменной стене XIII века, хотя Алка и не велела ей этого делать — ты что, сказала Алка, соскучилась по своему остеохондрозу? Но думать о болезнях в этом раю совершенно не хотелось. Солнышко пригревало, в траве стрекотали кузнечики, по Алке ползала божья коровка, Надежде хотелось вот так сидеть здесь в полудреме и грезить наяву.

— Алка, какое замечательное место!

Интересно, это оттого, что здесь развалины монастыря или просто те датчане в XIII веке отыскали такой райский уголок?

— Святая Бригитта им подсказала.

— Ты думаешь? — Надежда так поддалась очарованию этого места, что не заметила иронии в Алкином голосе. — Ладно, Алка, хватит есть, идем на разведку Они еще раз обошли все развалины, но никакое окно не подходило.

— Слушай, а почему ты думаешь, что окно находится высоко, — вдруг осенило Надежду. — Ведь туда и не доберешься, там на такой высоте ничего и не спрячешь. Надо искать окна пониже, в полуподвале.

Они стали обходить боковые крылья монастыря, от которых остались фундамент и стены высотой метра два. Алка устала и начала ворчать:

— Экую махину построили, за час не обойдешь!

С задней стороны развалин был склон, полого уходящий к реке. Надежда огляделась по сторонам и вдруг плюхнулась в высокую траву, увлекая за собой Алку.

— Лежи, не шевелись!

— Да что опять стряслось?

— Этот, из поезда, конкурент номер два появился, выследил-таки нас, подлец!

— Один он там?

— Вроде один, мы всех его помощников извели!

— Ну так с одним-то мы быстро управимся. — Алка плотно поела и была полна энергии.

— Да сиди ты тихо, может, не заметит! Ой, розочки твои за километр видать!

Что делать? — Надежда приподняла голову и заметила в склоне какую-то дыру, полузаросшую травой. — Алка, придется там пересидеть, пока он не уйдет.

— Там змеи! — испугалась Алка.

— А ты под ноги смотри и возьми палку какую-нибудь в руки.

Из дыры пахло сыростью и еще чем-то очень противным.

— Алка, да это подземный ход! И ведет он прямо в монастырь!

— Там темно и страшно.

Но на самом деле подземный ход давно обвалился, и кое-где пробивался тусклый свет. Они дошли до задних стен монастыря, Надежда вылезла в пролом и огляделась. Это были обширные подвальные помещения, все стены и перекрытия прекрасно сохранились, там было сухо и даже довольно чисто.

— Ох, умели строить в XIII веке! — не уставала поражаться Надежда. — Алка, я наружу выгляну?

Она высунула голову и увидела их врага, который уныло бродил по развалинам, безуспешно пытаясь понять, куда могли деться так быстро две немолодые тетки.

Видно, до него дошла, что они под землей, потому что он тоже полез вниз, благо входов было много, ведь пол в монастыре кое-где обвалился. В подвале был настоящий лабиринт, и, если бы не проломленные стены, спокойно можно было там заблудиться. Вот послышались крадущиеся шаги, подруги замерли, потом Надежда сделала знак Алке разойтись в разные стороны. Алка прижала к себе клетку с попугаем, чтобы не заорал в неподходящий момент, и на цыпочках отошла. Шаги конкурента были неуверенные, ведь его глаза еще не успели привыкнуть к полумраку. Надежда же с Алкой уже прекрасно ориентировались в подвале, поэтому Надежда уверенно прошла вперед, нарочно громко топая. Преследователь устремился за ней, очевидно, он заметил ее светлое платье, но не заметил стоящую в боковом проходе Алку. Надежда уперлась в тупик, дальше бежать было некуда, она повернулась и неожиданно заметила в руках подбежавшего мужчины пистолет.

«Кошмар какой, он ведь не шутит, запросто может здесь убить, народу-то никого вокруг».

Преследователь сказал что-то по-английски, Надежда от страха ничего не поняла, и в это время Алка выскочила сбоку и огрела этого типа по голове доской, которую она подобрала на берегу реки для защиты от змей и крыс. Конкурент упал, Алка для верности двинула его еще раз.

— Алка, ты его не убила?

— А и убила бы, так невелика потеря, с пистолетом он еще на нас будет прыгать! Козел американский!

— Алка, вот теперь точно надо удирать, нет в этом монастыре никакого окна и никакой Библии, и уж, тем более, никакого Петюнчика.

— Подожди, я Кешу потеряла!

— Да ты что?

— Я его поставила где-то в уголке, а где — не помню.

— Да ты как шла-то? Кешенька, Кеша!

— Кошмар-р! — послышалось из дальнего угла. — Катастр-рофа! Пр-росто удар-р!

— Ну, слава Богу, бери его и уходим.

Они вылезли на поверхность, немного отдышались и отогрелись на солнышке.

— Знаешь, — сказала Надежда, — наверное, нам уже не по возрасту такие приключения. Бегаем и прыгаем мы уже не очень-то, стрелять не умеем, да и оружия у нас нет…

— Да, кстати, может быть, надо было у того типа пистолет прихватить?

— Что ты, — испугалась Надежда, — а вдруг он из этого пистолета уже кого-то убил? Тогда на нас подумают. Ты пистолет в руки не брала?

— Нет, я его ногой в угол отбросила.

— Молодец, Алка, ты прямо как Круз в «Санта-Барбаре»!

— А ты говоришь, что мы уже не годимся для таких приключений.

— Постой-ка, Алка, вон там смотри, трое идут, это не наши ли?

— Они самые! Наплавались без весел, теперь идут нас в развалинах искать.

— Как думаешь, они нас сейчас видят?

— Думаю, нет, а вот, смотри, стоит синяя машина, это конкурент номер два ее оставил.

Синяя машина стояла на площадке перед рестораном, тут же находились туристские автобусы. Преступная троица посовещалась у синей машины, потом направилась к монастырю. Надежда посмотрела расписание автобусов, им надо было ждать еще минут сорок.

— Где бы нам пересидеть это время?

Вон там смотровая площадка.

— Опять наверх лезть, — расстроилась Алка.

— Пойдем понаблюдаем.

Они залезли наверх и огляделись. Троица уже скрылась в развалинах.

— Интересно, найдут они конкурента под землей?

Дальнейшие наблюдения показали, что конкурента нашли. Из-за стен монастыря показались торопливо бегущие девица и курчавый брюнет. Они быстро проскочили расстояние до синей машины и открыли ее, очевидно, забрали ключи у того типа в подземелье. На площадке у ресторана стоял теперь только один автобус, остальные уехали. Автобус был немецкий Из Гамбурга, это Надежда прочитала на кабине при помощи бабушкиного театрального бинокля, который она, опять-таки по устоявшейся привычке, брала с собой в любую поездку.

Пока беспечные немецкие туристы ели свой ланч в ресторане, их вещи, вынесенные из гостиницы, оставались почти без присмотра. То есть вещи носили два бойких парня, а присматривать вроде бы должен был портье через стеклянную дверь, но один парень как раз ушел за вещами, другой отлучился в киоск за сигаретами, а портье немножко поболтал с хорошенькой служащей турбюро там же, в холле гостиницы. И за это время шустрая спортивная девица со своим курчавым спутником успели спереть из кучи вещей самый большой чемодан, запихнуть его в багажник синей машины и уехать.

— Прямо какие-то мелкие жулики, — удивлялась Алка.

— Ой, непросто все!

Туристы все так же сидели над тарелками, Надежда с Алкой собрались было спускаться, но в это время из-за развалин опять показалась синяя машина. На этот раз в ней сидели все трое злодеев. Они почти открыто подъехали к туристскому автобусу, выгрузили из багажника чемодан, подсунули в кучу вещей и уехали.

Около вещей опять по случайности никого не было.

— И что бы это значило? — недоумевала Алка.

— Так они же этого типа в чемодан засунули и отправили в Гамбург малой скоростью! Он им тоже сильно мешал. Теперь одним конкурентом меньше. А у нас убавился один враг, ставь птичку в своем списке. Вот обрадуются в Гамбурге те, чей чемодан, когда вместо вещей найдут там человека в бессознательном состоянии!

Алка, а может, ты его убила?

— Знать ничего не знаю! — Алка была тверда, как гранитный постамент.

— Ну и ладно.

Подруги благополучно вернулись к себе в гостиницу и позвонили Паулю. Пауль сказал, что все утро сидел в библиотеке, и что им надо ехать в замок Ыысу. Кстати, и деревня, где стоял раньше бабушкин дом, там недалеко. Но автобус туда уходит только в три часа, поэтому с утра Светлана советует им посетить Доминиканский монастырь, тоже, между прочим, XIII век, но достаточно хорошо сохранился. Там теперь музей, можно спокойно все осмотреть. Находится он в центре, ехать никуда не надо.

— Это должно быть здесь, — Надежда сверилась с картой города, осмотрела улицу, на которой они с Алкой стояли и пожала плечами. Название улицы, номер дома — все совпадало, но ничего похожего на монастырь она не видела. Улица как улица, дом как дом — ну, средневековый, конечно, но все же… Тем не менее номер дома тот, и Надежда решительно толкнула ворота. Внутри был узкий полутемный коридор и окошечко с надписью «касса».

— Это и есть Доминиканский монастырь?

— Та, та, — подтвердила симпатичная девушка в окошке.

Она продала им два билета и, как бы извиняясь за их высокую цену, сказала, что по ним можно посещать монастырь три года, хоть ежедневно. Подруги пошли вперед и оказались в чудесном монастырском дворике. Стрельчатые готические окна с ажурными переплетами решеток сразу привлекли их внимание, но нужное им окно было без стекол и гораздо меньше.

Дворик был вымощен каменными плитами, между которыми пробивалась трава, посредине красовался средневековый колодец. Все вокруг дышало покоем и прохладой.

— Если бы я здесь жила, — размечталась Надежда, — я действительно приходила бы сюда каждый день, и не три года, а всю жизнь.

— Не расслабляйся, — одернула ее Алка, — понятно, конечно, не твой муж пропал…

— Да ладно тебе…

— Вон, смотри, мужик какой-то подозрительный!

Следом за подругами во двор вошел элегантный пожилой господин с фотоаппаратом и немедленно лег на каменные плиты двора. Прямо в своем отлично сшитом темно-сером костюме плюхнулся он на землю и принялся что-то снизу фотографировать.

Алка потянула Надежду внутрь монастырских помещений, торопливо шепча:

— Ох, не нравится мне этот мужик!

Ты смотри, как одет — явно иностранец!

Не помнишь, не было такого на тех Иркиных фотографиях?

— Алка, там было всего три фото, их всех мы уже вычислили.

— И все равно, он мог потом приехать, на фотографию не попасть. Можно внешность изменить, загримироваться… Ведет он себя очень странно.

— Брось ты его, Алка, у тебя теперь тоже мания преследования. Давай быстро окна осмотрим и пойдем.

Они переходили из кельи в келью, потом зашли в большой зад — трапезную.

Подходящих окон видно не было, а элегантный господин двигался за ними буквально по пятам. Алка тряслась от возбуждения:

— Ну, ты видишь, ты видишь? Он явно за нами следит. И все время фотографирует окна. Нет, как ты хочешь, но он тоже из этих, злоумышленников.

Надежда постепенно прониклась Алкиными подозрениями.

Дамы поднялись на второй этаж, и таинственный господин тоже последовал за ними. На какое-то время они потеряли его из виду. А потом, выйдя в длинный коридор, увидали, как он скрылся в монашеской келье.

— Ага, видишь, он прямо за нами идет, по следу! — страшным шепотом заговорила Алка. — А давай, мы его там за- прем? Оттуда выхода нет, пока его выпустят — мы уже уедем в замок!

Надежда осторожно покачала головой, но Алка уже действовала. Она подскочила к двери кельи, захлопнула ее и вставила в засов удачно подвернувшийся железный прут, выпавший из оконной решетки.

Удовлетворенно взглянув на Надежду, она сказала, потирая руки:

— Ну, гожусь я еще на что-то дельное?

Подруги еще походили по монастырю, подходящего окна не нашли и побрели к выходу.

Девушка в кассе приветливо улыбнулась им как старым знакомым. Надежда спросила, указывая на каменную стену:

— А за этой стеной тоже часть монастыря, там тоже музей? — Нет, эт-та прост-та жилой то-ом, та-ам люди живут. Вы сейчас видели, наш знаменитый профессор Тамм из Тарту, — он сейчас там, в музее, — он писал большую очень интересную книгу о нашем монастыре. Он сюда очень часто приезжает и сам делает очень много фотографий для своих книг…

Надежда не дослушав приветливую девушку до конца, вскрикнула:

— Ох, извините, я там сумочку забыла! — и кинулась обратно в монастырь.

Алка неслась следом, а девушка удивленно щурила глаза: сумка болталась у Надежды на плече. На бегу Надежда, насколько хватало дыхания, критически высказывалась об Алкиных умственных способностях, на что та обиженно пыхтела.

Самое ужасное, что в лабиринте монастырских коридоров они очень долго не могли найти нужную келью. Наконец они увидели дверь, запертую на засов с торчащим железным прутом. Надежда торопливо выдернула прут и распахнула дверь.

Несчастный профессор сидел посредине кельи на деревянной колоде. На распахнувшую дверь Надежду он посмотрел с обиженным недоумением хорошего мальчика, наказанного за чужие шалости. Не дав ему раскрыть рта, Надежда выпалила:

— Простите, господин профессор! Моя подруга ошиблась, она приняла вас за своего бывшего возлюбленного! — И, не дожидаясь ответа, вылетела из кельи и бросилась прочь из монастыря., — Надежда, ты рехнулась, что ли? Какой еще бывший возлюбленный? Ты в какое положение меня перед человеком поставила? — кричала Алка на бегу. — Он же подумает, что я ненормальная!

— А когда ты его запирала, он что, подумал, что ты нормальная? — не выдержала Надежда. — Все, хватит самодеятельности.

Едем в замок, автобус через два часа, времени только-только в обрез вещи собрать.

— А мы не зайдем поесть перед дорогой?

— Никаких кофе и никаких гамбургеров. Покупаем в магазине диетические продукты — творог обезжиренный, ряженку — и перекусим в номере.

— Еще я буду творог есть, тем более обезжиренный!

— Попробуй только не есть, я тебя тогда вообще на хлеб и воду посажу!

Алка поняла, что Надежда не уступит, и с грустью подчинилась.

* * *

Автобус притормозил у развилки. Дамы выбрались, доброжелательный попутчик помог им вытащить багаж, усмехнулся при виде клетки с попугаем и махнул рукой:

— Ыысу — туда! — И они остались одни.

Пройдя минут пятнадцать в указанном направлении, они действительно увидели аккуратные домики маленькой эстонской деревни, а вдалеке над деревьями — силуэт средневековой башни.

— Куда же нам на ночь глядя? — простонала Алка. — И есть как хочется!

— С тобой, Алка, труднее, чем с ребенком маленьким, — Надежда огляделась по сторонам, — а вон в том доме, хоть я по-эстонски читать не умею, но на чашку настоящего чаю готова поспорить, что там что-то вроде столовой.

Они вошли в предполагаемую столовую и не очень ошиблись. Внутри было тепло, довольно уютно и если не слишком светло, то только в целях создания более интимной обстановки. За стойкой распоряжался высокий полный блондин средних лет с пышными светлыми усами, в зальчике сидело человек шесть-семь высоких блондинов разного возраста и комплекции, но все они были с усами.

Блондины неторопливо потягивали пиво и еще более неторопливо беседовали.

Надежда обессиленно уронила тяжеленную сумку возле ближайшего столика.

Никто на вновь прибывших не обращал внимания. Тогда представительскую функцию взял в свои лапы Кеша. Он очухался, когда его поставили на твердое покрытие стола и заорал на весь зал:

— Helfen sie mir, bitte!

Весь зал необыкновенно оживился.

Мужчины галантно привстали, приветствуя дам стуком кружек, хозяин вылетел из-за стойки и бросился к гостям, любезно восклицая:

— Inshuldigen sie mir! Sprechen sie deutsch?!

— Nicht sprechen, — мрачно ответила ему Надежда. — Это только попугай у нас такой долиглот, а мы все больше по-русски. Тогда на нас ваше гостеприимство не распространяется? Так, может, вы хоть попугаю что-нибудь поесть организуете?

— О, что вы. Дамы, я постараюсь сделать для вас все, что могу. Я только услышал… такая хорошая немецкая речь… — Он покосился на попугая. — О, какая умная птица!

Кешин ум не пропал даром — на столе появились настоящий горячий кофе, ветчина, толстые ломти хлеба с маслом. Хозяин не очень задерживался у стола, и, пока Алка уплетала ветчину, Надежда, чтобы втянуть хозяина в разговор, указала на развешанные по стенам шкуры:

— Это у вас кто — волки или медведи?

Хозяин приосанился и ответил с гордостью:

— Эт-та тикий капан!

— Дикий кабан! — пояснила Алка с набитым ртом. — А у вас их здесь много?

— Раньше пыло мнока. Теперь меньше, — лаконично ответил словоохотливый хозяин.

Не надеясь больше на естественное развитие беседы, Надежда ринулась напролом:

— Мы археологи из Петербурга, приехали сюда осмотреть ваш замок, он представляет собой уникальный исторический памятник. Но вот припозднились и не знаем, где нам остановиться. И еще хотелось бы с кем-нибудь поговорить, кто знает план замка, где хорошо сохранились помещения, а где ходить опасно, ну, вы понимаете.

— Та, та, та, — закивал эстонец, — я панима-аю… Это очень стра-анно.

— Что странно?

— Та так… одни археологи из Петербурга, другие археологи из Петербурга…

— Что, здесь уже до нас кто-то был?

— Та, та, очень-очень нечестный люди… Но вы, я вижу, не такой… А переночевать… Я подумать. Только вам надо знать: сейчас очень нехороший время. Сейчас как это… полный луна…

— Полнолуние? Ну и что тут такого?

— Отчень, отчень нехорошо. Бледный Эрик ходить в полный луна… Долго, долго не ходить, а сейчас опять ходить, отчень много народу его видят.

— Бледный Эрик? — ахнула Алка. — Кто такой бледный Эрик и почему он вообще бледный?

— Бледный, потому что ходить только по ночам, когда полный луна, и потому, что весь кровь из него выпит. Это была отчень, отчень старая и страшная история. Здесь в этот замок был хозяин барон Эрик. Он тогда еще не был такой бледный, он имел отчень здоровый цвет лица.

Но он был отчень — как это? — жестокий, суровый. И он имел такой человек… подручный, помощник для всяких плохих дел. Тот человек был отчень большой, высокий, сильный, но отчень глупый, делал только, что барон ему сказать. Барон сказать кого-то убить — тот убьет, барон сказать кого-то мучить — тот будет мучить. Его все так и называли — «Баронский Пес». Барон Эрик любил, что это Пес такой свирепый, что все его отчень боятся, и он его кормил сырое мясо и даже поил свежей кровью, чтобы он был совсем свирепый. И тот часто ел сырое мясо вместе с собаками, и он с собаками… как это… был друзья.

И вот у собак есть одна маленькая собачка, совсем молодая… щенок, и этот Баронский Пес отчень с этой собачкой Дружил, носил ее на руках и кормил. Она ему отчень нравилась, что она такая маленькая. Но барон Эрик это увидел и был недовольный. Он хотел, чтобы Баронский Пес был совсем свирепый, и он приказал:

— Утопи эту молодую собачку!

Баронский Пес всегда делал, как сказал барон, он пошел туда, где был крепостной ров и утопил эту молодую собачку, этот щенок. Но потом он отчень… как это… грустный, и еще грустный. И потом он совсем умер от этой грусти.

И когда он совсем уже умер, он встал из могила — вы знаете, так иногда бывает, чтобы кто-то умер, а потом встал из могила. Это отчень нехорошо. Так вот этот Баронский Пес встал из могила и пришел ночью к барону. Барон отчень испугался.

Он приказал:

— Уходи обратно в свою могилу! Ты всегда должен делать, как я приказал!

А тот человек говорит ему:

— Это когда я был живой, я делал то, что ты мне приказал, и делал отчень много плохого. А теперь я тебя не буду слушать и буду все делать по-своему.

И он тогда взял и выпил из барона вся его кровь. А потом вернулся обратно в могила. А барон стал совсем бледный, потому что у него не осталось крови, и тоже стал мертвый. Но не насовсем.

Когда луна становится полной — как вы это назвали… полнолуние! — тогда Бледный Эрик будет ходить и говорить:

— Моя кровь! Отдай мою кровь!

И тогда отчень, отчень плохо его повстречать. Потому что он отчень бледный и отчень страшный. А еще, пока он лежал в своей могиле, он не стриг ногти и бороду, и ногти у него стали как у тикий зверь, и он царапает того, кого встретить в полнолуние, как будто тикий зверь когтями. Вот почему это отчень страшная история. Все у нас боятся встретить Бледного Эрика, особенно дамы.

Хозяина позвали из другого конца зала.

— Алка, тебе вся эта история ничего не напоминает?

— Конечно, напоминает, что ж я, по-твоему, по уши деревянная? Я все-таки русскую литературу преподаю. Это тургеневская «Му-Му» на местный лад. Очень артистично хозяин рассказывает! Но ты вида не показывай, а то он обидится.

— Как же вы нас напугали! — обратилась Надежда к подошедшему хозяину. — Особенно мою подругу. Ей в последнее время несладко пришлось, она очень нервная. Что, этот бледный доходяга — ваш местный призрак? Ну и что, в каждом настоящем замке должен быть свой призрак, это аксиома, про это везде написано.

— Не знаю, как ты, а я призраков никогда не встречала!

— Ну я, честно говоря, тоже не встречала, но это не важно, потому что у нас много действительно серьезных проблем и какой-то призрак не может слишком сильно усложнить ситуацию.

— Та, та, та, — напомнил о себе хозяин, — вы отчень смелый дамы. И у вас отчень умный птица, — он снова покосился на клеточку с Кешей, который помалкивал, наслаждаясь покоем и чищеным арахисом, — с отчень хороший немецкий произношение, но с Бледный Эрик не надо шутить, особенно в полный луна. Был такой девушка, Маргит Улле, она тоже шутить над Бледный Эрик и ходить мимо замок в полный луна… И вот она лишается чувств, и ее найти, когда утро, совершенно без всяких чувств, и с, как это, которое на голове… а, это ее волосы, так они были совсем белый. А ее лицо было пять царапин, пять след от когтей.

— И когда это было? — поинтересовалась скептически настроенная Надежда.

Ей уже надоело слушать байки и хотелось спать, а завтра с утра заняться делом.

— О, этта было… как это, за два год до Первый мировой война…

— Ну, вот видите, с тех пор, я думаю, активность Эрика значительно снизилась, и потом Маргит Улле была в то время более молода и хороша собой, а нами ваше привидения вряд ли заинтересуется, разве что захочет поболтать о прошлом.

— О нет, нет! — галантно воскликнул хозяин. — Вы отчень отчень молодой и превосходный дамы. И вам надо сильно опасаться Бледный Эрик. Его опять много видеть этот год, даже не в полный луна.

Надежда решила не развивать тему, чтобы не увлекать хозяина в дебри воспоминаний, и намекнула на обещанный ночлег. Хозяин проводил их в небольшую уютную комнатку позади кафе, где они нашли две аккуратно застеленные постели и старинный фаянсовый умывальник.

Они так устали, что заснули, едва соприкоснувшись с подушкой.

Утро было ясным, как мордочка свежеумывшегося котенка. Дамы привели себя в порядок и вышли в кафе позавтракать и обсудить планы. Хозяин вынес им омлет с ветчиной и кофе. Он выглядел чрезвычайно встревоженным. — Я говорил вам вчера, любезные дамы, что Бледный Эрик есть весьма опасен.

— Говорил, говорил, — при свете дня и при виде обильного завтрака Алка взбодрилась и решила наплевать на Бледного Эрика.

— А что, еще кто-то за эту ночь поседел?. — поддержала ее Надежда.

— Вы зря шутить. Отчень, отчень плохие новости. Утром около замок найти совсем мертвый человек, и на его лицо есть пять след от когтей.

— А кто он, кто этот покойник? — встревожилась Алка.

— Никто его не знать. Это не наш, незнакомый человек.

— Господи! — Алка побледнела не хуже Бледного Эрика. — Я должна немедленно его увидеть!

— Не впадай в панику! — одернула ее Надежда. — Не думай плохого, еще накаркаешь! Можем мы увидеть этого незнакомца?

— Та, та, конечно, он есть в доме пастор, там уже приехал офицер полиции из район, расспрашивать свидетель. Если вы узнаете этот человек, это будет отчень хорошо.

Хозяин указал дамам дорогу к дому пастора. Пастор встретил их на пороге и представился. Узнав, что они из Петербурга, он обрадовался и сказал, что учился в свое время в Ленинградском университете. Понимая, что им не до разговоров, он проводил их в полутемный сарайчик, где на длинном столе, покрытом клеенкой, лежал труп неизвестного. Алка собралась с духом и приподняла покрывавшую труп простыню. Надежда с ужасом ожидала слез и воплей, но Алка осталась спокойной. Надежде сбоку были видны только пять царапин, покрывавших лицо покойника. Царапины были очень глубокие, покрытые засохшей кровью. Пастор, наблюдавший за Алкой, вздохнул с облегчением:

— Слава Создателю, вы не узнали в погибшем близкого человека. Смерть — это всегда ужасно, особенно безвременная смерть, но когда она входит в ваш дом… Но опознать этого человека никому не удалось. Посторонних в наших краях мало, были тут недавно археологи из Петербурга, ваши коллеги, но они быстро уехали.

Пастор сказал, что полицейский из района ушел поговорить с жителями деревни, и вызвался показать приезжим замок. Пройдя всю деревню, они миновали небольшое старинное кладбище, затененное вековыми липами, и подошли к замковым стенам. Искать ворота не было надобности — в стенах были такие обширные проломы, что в них можно было не только войти, но и въехать на экипаже или на грузовике — кому что больше нравится.

Двор замка был выложен выщербленными каменными плитами с пробивающейся между ними травой. Посредине находился пересохший колодец, по одну сторону возвышалась хорошо сохранившаяся сторожевая башня — именно ее силуэт увидели путешественницы накануне вечером, подходя к деревне, — по бокам к ней примыкали невысокие полуразрушенные каменные строения, а напротив башни стояла темная громада средневековой церкви. Перехватив взгляд Надежды, пастор грустно произнес:

— К сожалению, у нас нет средств, чтобы отремонтировать и привести в достойный вид замковую церковь. Если бы мы смогли это сделать, епископ освятил бы ее заново.

— Что значит — заново?

— Когда-то это была прекрасная церковь с большим богатым приходом… Но страшные трагические события привели к тому, что церковь эту стали считать… нечистым местом, она пришла в запустение, и только заново освятив ее, можно было бы вновь восстановить в ней служение Господу.

— Что за трагические события? — не отставала от пастора настырная Надежда, но пастор явно уклонялся от развития этой темы. Сославшись на ожидающие его крестины, он извинился перед дамами, посоветовал им не задерживаться в замке до позднего часа и вернулся в деревню.

— Ну, с чего начнем? — спросила Надежда, доставая заветную фотографию.

— Надя, — Алка была очень серьезна, — ты только не волнуйся, но я должна сказать тебе ужасную вещь.

— Неужели ты опять хочешь есть? — простонала Надежда.

— При чем тут еда? — возмутилась Алка. — И потом, если я действительно захочу есть, то что тут ужасного? Я просто хотела тебе сказать, что тот покойник — Герберт.

— Что? — У Надежды от неожиданности подвернулся каблук, и она чуть не грохнулась на землю. — И ты так спокойно об этом говоришь?

— А что же мне — волосы на себе рвать, что ли? Он мне ни сват, ни брат!

— Конечно, просто я удивляюсь твоим выдержке и самообладанию. Кстати, как ты его узнала, ведь у него вся рожа исполосована, ты уверена?

— Уверена, я с того боку смотрела, где царапин нету, это точно он. Я просто так обрадовалась, что это не Петюнчик, что на всех остальных мне стало глубоко наплевать.

— Кошмар какой! И кто же его убил?

— Неужели Тимофеев?

— Ты с ума сошла! Он же не уголовник какой-нибудь! Скорее всего, сообщники, Библию не поделили.

— Ты считаешь, они ее нашли, пристукнули конкурента и смылись? А где же, в таком случае, мой Тимофеев?

— Не делай скоропалительных выводов, будем искать! Так с чего начнем — с башни или с церкви?

— Давай с башни. — Алка зябко передернула плечами, покосившись на мрачное здание церкви. — Башня выглядит как-то более жизнерадостно. Кроме того, сверху мы сможем все как следует разглядеть.

Они вошли внутрь и начали восхождение по винтовой лестнице. После двадцатой ступеньки Алка начала ныть:

— Эх, зря я башню выбрала, в церкви хоть карабкаться никуда не нужно. Да, Надя, пожалуй, ты права, мучного надо поменьше… Господи, ну когда же мы доверху доберемся!

— Подожди, подожди, это мы еще только на первый ярус поднимаемся!

— Первый? Я уж думала, что скоро конец, а всего-то их сколько, ярусов этих?

— По-моему, четыре, а возможно, что и пять. Но насчет мучного — совершенно с тобой согласна.

Наконец они вскарабкались на первый ярус башни — деревянный круглый настил, со всех сторон окруженный узкими окнами — бойницами. Надежда в волнении сравнивала каждое окно с фотографией… Но ни одно не подходило.

— Пошли дальше, — безжалостно скомандовала она.

— Ну хоть капельку передохнуть! — взмолилась несчастная запыхавшаяся Алка.

— Некогда отдыхать, нам еще надо столько осмотреть! Ты же не хочешь здесь сидеть до темноты?

— Нет, нет, что ты! — упоминание о темноте в этом мрачном месте вдохнуло в Алку новые силы, и она устремилась наверх.

На втором ярусе все было точно так же, разве что у Алки осталось меньше сил, и она больше не жаловалась на судьбу, а только тяжело вздыхала. На третьем ярусе Надежда вынуждена была проявить милосердие и дала Алке пять минут посидеть на невесть откуда взявшемся там допотопном трехногом табурете.

Четвертый ярус, к счастью, оказался последним. Ничего интересного на нем не нашли, окна к фотографии никак не подходили, но вид из этих окон был потрясающий. Видно было далеко-далеко: в одну сторону — замковый двор, казавшийся отсюда крошечным, средневековый колодец посредине был не больше давно вышедшей из обихода чернильницы-непроливайки; дальше виднелись аккуратные домики деревни с яркими черепичными крышами и гнездами аистов. С другой стороны, насколько хватало глаз, все было в ровных прямоугольниках полей, обрамленных рядами деревьев лесозащиты. То же самое — с третьей стороны. Четвертая сторона башни смотрела на светлую березовую рощу, а за этой рощей виднелся небольшой обособленный хутор с большим, хоть и старым, домом, окруженным многочисленными дворовыми постройками. Во дворе этого хутора виднелась крошечная фигурка, кажется, женская. Надежда пожалела, что не взяла с собой сегодня бинокля, но потом подумала, что ей, в общем-то, нет дела до обитателей этого хутора. Алка, осознав, что больше по лестнице подниматься не придется, пришла в прекрасное расположение духа и рвалась к новым подвигам.

Спуск, разумеется, отнимал меньше сил, но на темной крутой лестнице требовал большей осторожности. Между вторым и третьим ярусами Надежда почувствовала, как в туфлю ей попал камень. Она остановилась на лестнице, взявшись одной рукой за перила, и сняла туфлю. При этом она наклонилась и увидела, что следующая ступенька, на которую она собиралась наступить, была перепилена. Распил был свежий, на старом темном дереве отчетливо виднелись свежие опилки. Надежда похолодела. Если бы она не остановилась и пошла дальше, она полетела бы вниз и обязательно сломала шею… Она показала Алке опасную ступеньку и осторожно ее перешагнула. Алка тоже перепугалась не на шутку. С трудом преодолев опасное место, они выбрались на площадку второго яруса и остановились там, чтобы отдохнуть и успокоиться.

— Послушай, Алка, ведь распил-то совсем новый! Когда мы поднимались, его еще не было. Мы его не заметить не могли.

— Да, ступенька обязательно бы подломилась.

— Это точно, — поддакнула Надежда, выразительно оглядев Алкину фигуру, — подломилась бы, как пить дать!

— Но-но, — возмутилась Алка, — сколько можно на одну и ту же тему прохаживаться!

— Ладно, не буду. Но имей в виду, они за нами следят.

— Кто «они»?

— Злоумышленники, конечно, те, кто похитил твоего мужа. Они представились археологами из Петербурга, как и мы, чтобы спокойно искать в замке.

— А откуда они узнали про замок? Ведь у них не было фотографии!

— Может быть, Петюнчик их сюда привел… Но во всяком случае они никуда не уехали, прячутся где-то тут. Это говорит о том, что Библии они пока не нашли и что муж твой пока жив. Я так думаю, — добавила осторожно Надежда.

— Спасибо, тебе подруга, на добром слове! Вот только что они с Гербертом не поделили?

— Хотят все сами захапать!

— Страшно мне что-то, Надежда! Эти ужасные царапины у покойника на лице.

За Петю страшно!

— Алка, не думай о плохом. Пойдем лучше вниз!

Осторожно осматривая каждую ступеньку, насколько позволяло освещение, они спустились по винтовой лестнице и вышли во двор замка. Выйдя на свет, Надежда боковым зрением заметила какое-то движение со стороны церкви. Повернувшись в ту сторону, она увидела, как захлопнулась маленькая деревянная дверца бокового входа. Надежда показала эту дверь Алле:

— Туда явно кто-то вошел.

— Тебе не показалось? Может, просто ветром двери захлопнуло?

— Да, а ступеньку лестницы муравьи перегрызли..

— Ну почему муравьи… есть же какие-то жуки-точильщики, — Алка не могла не спорить, такой уж у нее был характер.

— Да. И ходят эти жуки с железной пилой!

— Ладно, пойдем посмотрим, кто там прячется в церкви.

— Алка, это может быть ловушкой. Ты же знаешь, эти типы к нам не очень хорошо расположены. Честно говоря, я бы не хотела получить поленом по голове.

— А вдруг там Петюнчик? А вдруг ему плохо? Я должна ему помочь! — Алка закусила удила.

— Алка, вспомни труп Герберта. Привидение привидением, Бледный Эрик, все такое, но этот инструмент, которым нанесли царапины… это, знаешь ли, вполне реальная вещь…

— Не полезут же они на нас среди бела дня! Ведь сюда пастор приходит, еще люди какие-нибудь! — не сдавалась Алка.

— Ну хорошо. Только входим вместе, держимся поближе к свету, никуда не лезем и ни в коем случае не разделяемся.

Против этого Алка нисколько не возражала и даже подобрала в целях самообороны суковатую палку.

Маленькая боковая дверка вызывала у Надежды сильное недоверие, и они вошли в церковь через главный вход, он был полуоткрыт. Внутри пахло плесенью и затхлостью, но видно было хорошо, потому что часть кровли разрушилась, да и высокие стрельчатые окна давали достаточно света.

Внутри церковь казалась даже больше, чем снаружи. На половине высоты стен главное помещение опоясывала галерея хоров. Подняв глаза, Надежда заметила светлое пятно, мелькнувшее на этой галерее. Алка уже неслась к лесенке, которая вела на хоры, и, несмотря на свою комплекцию, взлетела на галерею первой с боевым воплем:

— Петюнчик!

На галерее никого не было. В том месте, где они заметили движение, на полу валялся обрывок светлого холста, Надежда совершенно машинально его подняла.

— Куда же он мог деться? — Алка уже начинала сердиться.

Они прошли галерею до конца и тут, в темном углу, увидели низенькую, едва заметную дверцу. Роль дверной ручки на ней играло массивное кованое кольцо. Надежда попыталась за него потянуть. Не тут-то было. Дверь была заперта изнутри.

— Вот сюда он и делся.

Алка тоже попыталась открыть дверцу, вложив в это усилие всю свою мощь и нерастраченный огонь своей души — и тоже безрезультатно.

— Нет, здесь без инструментов и помощников нечего делать, — проговорила Надежда, внимательно рассматривая дверь.

— Кого бы нам себе в помощники за-, лучить? — мечтательно заговорила Алка. — Вот если бы Валя был здесь…

— Ну, Алка, совесть иметь надо, ищешь мужа, а думаешь о другом!

— Так я только о пользе дела пекусь! — обиделась Алка.

— Вот что я думаю… Эта дверь ведет во внутренние помещения, и, скорее всего, туда ведет не только она. Помнишь ту боковую дверку, где кто-то скрылся, когда мы вышли из башни?

— Или которую захлопнул ветер, — ехидно вставила Алка.

— Ветер или не ветер, но та боковая дверка ведет не в главное помещение церкви, а туда же, куда и эта, — во внутренние переходы. В средневековых замках и соборах всегда полно разных тайников и подземелий…

— И привидений, — вставила Алка.

— Да отстань ты со своими привидениями!

Надежда торопливо спустилась с галереи, Алка еле поспевала за ней. Когда они вышли из церкви, боковая дверка была распахнута настежь. Алка выразительно посмотрела на Надежду:

— Ну, видишь теперь — ее ветер то закрывает, то открывает!

— Ну подумай немножко: какой ветер во дворе замка — здесь же высокие стены. И потом, если ветер закрыл дверь, то как он сможет ее открыть?

— Значит, не ветер, а сквозняк!

— Ох, Алка, не устаю поражаться твоему упрямству! Мы же с тобой вместе видели кого-то на галерее, ты сама орала, что это Петюнчик!

— А теперь я так не думаю!

— Что же случилось, что ты так быстро изменила мнение?

— Если бы это был Петюнчик, он при звуке моего голоса побежал бы ко мне, а этот явно от нас убегал. Значит, или это кто-то другой, или Бледный Эрик.

Логика, хотя и своеобразная, в Алкиных рассуждениях явно была, Надежда даже сразу не нашлась, что ответить. Но все же следовало посмотреть, что находится за запертой дверью, и Надежда умильно посмотрела на Алку:

— Аллочка, ну давай пойдем туда, ну последний раз, чтобы уж больше сюда не возвращаться.

Алка милостиво согласилась и первой устремилась в темный, пахнущий сыростью проем. За дверью начинался узкий коридор, проложенный в толще церковной стены. Несколько метров еще было что-то видно — хватало скудного света от входа, — но далее была уже полная тьма.

Надежда схватила Алку за руку:

— Куда ты прешься в темноту? То не заставить, а то разлетелась! Придется разворачиваться, а то все ноги переломаем, провалимся в подземелье. Без фонаря тут делать нечего.

Алка начала ворчать, что Надежда сама не знает, чего хочет, но признала ее правоту, что само по себе было удивительно. Правда, у ее покладистости были две серьезных причины: во-первых, она уверила себя, что Петюнчика не может быть такой темноте и сырости, а во-вторых, она успела проголодаться, о чем тут же и сообщила Надежде.

— Да, — вздохнула Надежда, — когда ты хочешь есть, все остальные проблемы отступают на второй план.

— Но мы же сегодня очень рано завтракали! И очень легко!

— Омлет с ветчиной — это, по-твоему, легкий завтрак?

— Конечно. Да и сколько его там было?

— Ладно, пошли уж. Я тебя не первый год знаю.

Выходя из замка, Надежда оглянулась.

Ей показалось, что в одном из окон сторожевой башни мелькнул бледный силуэт, но пока она щурилась на солнце и подзывала Алку, силуэт исчез.

Хозяин кафе встретил их встревоженно.

— О дамы. Я отчень, отчень за вас волновался! Вы ходиль в замок, это отчень опасно! Разве вы не знать — Бледный Эрик убивать сегодня еще один человек?

— Что вы, мы были очень осторожны, сейчас все-таки день.

Хозяин кафе заметил в руках у Надежды кусок ткани, подобранный на галерее замка. Надежда притащила его с собой абсолютно машинально.

— Что это? — воскликнул хозяин, переменившись в лице.

— А, это? Это я подобрала в замке, а что?

Хозяин взял обрывок у нее из рук и рассматривал его, горестно качая головой.

— Та, та, та… Это кусок от… как это по-русски… от саван, похоронный саван.

— Что вы говорите? — Надежда внимательно рассматривала кусок белой ткани.

Кусок был явно оторван от чего-то большого. Полотно было тонкое, белое, даже довольно чистое и абсолютно новое, это Надежда могла сказать с уверенностью С краю кусок был аккуратно подрублен, причем строчка явно фабричная.

А это что такое? Сбоку была пристрочена маленькая бирочка. Написано «Слока», а дальше номер партии, серия и год.

— Алка, смотри, написано: девяносто седьмой год. Я же говорю, что полотно совсем новое! Скажите, — обратилась Надежда к хозяину, — а в Слоке ведь находится ткацкий комбинат, и белье постельное тоже там шьют?

Хозяин молчал.

— Может быть, они и саваны похоронные там тоже шьют? — размышляла Алка. — Но тогда надо признать, что наш Бледный Эрик большой модник — часто меняет гардероб. А ведь привидению положено ходить в лохмотьях. Это мы твердо знаем. Что вы на это скажете?

Хозяин взглянул на них с тихой укоризной и вышел.

— Алка, не дразни его, а то он нам обедать не даст!

* * *

Кеша был обижен, рассержен, глубоко возмущен. Ею оставили на полдня одного в иноязычной среде! Здесь же и словом перемолвиться не с кем! Он метался по клетке и ругался последними словами из телевизионных рекламных роликов и видеоклипов. Алка долго и горячо просила у него прощения и умасливала печеньем и орехами. С огромным трудом ей удалось вернуть его расположение.

— Надя, — обратилась она к подруге расстроенным голосом, — если мы еще раз его здесь оставим одного, он меня ни за что не простит.

— Ну ты даешь! Представляешь, как мы будем выглядеть, шатаясь по окрестностям с попугаем наперевес?

— Мы уже даже границу пересекли с этим нелегальным попугаем и пол-Эстонии с ним объездили, так что тут-то в деревне чего стесняться!

— А ты представляешь, как неудобно карабкаться по всяким винтовым лестницам с клеткой в руках.

— Перестань, Надежда! У меня муж пропал, собака погибла, кошка в чужие люди отдана («Но-но!» — возмутилась Надежда на «чужих людей»), так ты еще хочешь, чтобы со мной любимый попугай разговаривать перестал?

Надежда заколебалась, и, чтобы добить ее окончательно, Алка использовала последний аргумент:

— Мы же хотели найти какого-нибудь помощника. А кого мы тут можем найти?

А Кеша все же мужчина. С ним будет не так страшно.

— Вряд ли он поможет нам там, где требуется грубая физическая сила!

— Физическая — нет, а моральная поддержка от него очень большая, и за словом он в карман не лезет…

— Однозначно! — заорал попугай голосом Жириновского, тем самым ставя точку в дискуссии.

— Двое на одного — это нечестно, — сдалась Надежда.

Решили экипироваться как следует.

— Алка, у тебя есть с собой брюки?

— Есть, а как же, вот, смотри.

Естественно, Алкины брюки были розового цвета.

— Алка, это немыслимо! Как тебе пришло в голову выбрать такой цвет?

— Какой такой цвет? Очень приличный, какао с молоком. Ведь лето все-таки!

— Слышала, слышала, летом тебе хочется поярче!

— Да, а что такого? Ты на себя посмотри! Вся в какой-то нежно-крысиной гамме! Смотреть противно! Серые брюки, блузка тоже серенькая какая-то, хоть и шелковая.

— Не в нежно-крысиной, и в серебристо-серой! — обиделась Надежда. — Ты права, лазать по развалинам в этом костюме, конечно, не очень удобно, и кроссовки к нему не наденешь, зато прилично. Это Саша мне помогал выбирать.

— Ты с ним советуешься? Вот еще, что эти мужчины понимают! — фыркнула Алка.

Надежда хотела сказать, что если бы Алка советовалась с мужем насчет своего гардероба, то не выглядела бы как райская птица, но решила не усугублять.

— Ох, Алка, не зря вы с попутаем друг друга обожаете, есть в вас что-то общее!

Надежда попросила у хозяина фонарик, моток веревки и отвертку (дальше ее представления об инструментах не простирались, а зачем в средневековом замке может понадобиться отвертка, она не подумала, отвлекшись на попугая), запасливая Алка купила килограмм сухарей («С орехами, — виновато сказала она Надежде, — Кеша их очень любит»), и экспедиция в расширенном составе снова направилась к замку, вызывая недоуменные взгляды немногочисленных совершеннолетних прохожих и откровенное веселье несовершеннолетних.

— В замке все было без перемен, если не считать того, что за время их отсутствия боковую дверку в церковь кто-то опять закрыл, а подергав ее, Надежда убедилась, что и запер. Алка немного расстроилась — она уже представляла себе, как они с фонариком и сухарями отправятся в подземелье и, может быть, встретят там Бледного Эрика в новом саване, а подземелья заперли перед самым носом.

— Не огорчайся раньше времени, — Надежда направилась к главному входу. — Значит, та дверь на галерее будет открыта.

Они поднялись на хоры и убедились, что Надежда оказалась права — маленькая дверка на галерее была открыта. Надежда, пригнувшись, вошла в темный коридор, освещая дорогу фонариком, Алка с Кешей продвигались следом. Кеша вертел головой в полумраке и вдруг истошно завопил:

— Р-ренессанс!

— Кеша, надо будет заняться твоим образованием. Готику с ренессансом попугай твоего возраста уже не должен путать, — укоризненно заметила Надежда.

Алка воспринимала обиды попугая как свои собственные:

— Я считаю, что намеки на возраст абсолютно неприличны. Не говоря уже о том, что Кеша еще достаточно молод для попугая.

— Алка, я вовсе не обижаю твоего попугая, ты лучше смотри под ноги.

Замечание было очень своевременным: впереди по курсу в полу коридора зиял узкий и очень глубокий колодец. Надежда остановилась и посветила фонариком внутрь. Луч не достигал до дна.

— Что это? — испугалась Алка. — Ловушка?

— Может быть, ловушка для великовозрастных авантюристок с попугаями, вроде нас с тобой, а скорее всего — комната, которую хозяин замка предлагал скучным или, наоборот, слишком болтливым гостям, когда ему надоедала их компания. Некоторые особенно гостеприимные хозяева для пущего комфорта на дно такого колодца запускали какого-нибудь хищника, льва там или пантеру — у кого на что денег хватало.

— Ужас! — содрогнулась Алка. — Хорошо, что ты заметила эту дыру.

— Сникер-рс! Съел — и пор-рядок! — совершенно не к месту завопил Кеша.

— Кеша, средневековая архитектура плохо действует на твои умственные способности!

— Лекар-рство… вимпоцетин! — парировал оскорбленный попугай.

Осторожно обойдя колодец, дамы продолжили свое опасное путешествие. Коридор начал полого спускаться, затем спуск стал круче и постепенно превратился в достаточно крутую каменную лестницу. Надежда шла впереди, внимательно осматривая каждую ступеньку, Алка тащилась сзади, похрустывая сухарями.

— Опять лестница!

— Алка, не останавливайся! Спускаться — не подниматься. Мы же были наверху, на галерее, значит, должны идти вниз.

Лестница закончилась, и дамы оказались в небольшой квадратной комнате без окон и дверей. Дальше идти было некуда.

— А теперь что? — с интересом осведомилась Алка.

Надежда рассердилась и хотела было ответить, что она не Иван Сусанин и понятия не имеет, куда они зашли, как вдруг позади них и несколько вверху, то есть там, откуда они спустились, раздался звук, удивительно напоминающий звук закрывшейся двери. Надежда оттолкнула Алку и буквально взлетела по крутой каменной лестнице. Звук не обманул: там, откуда они спустились, там, где начиналась лестница и где следовало быть темному сырому коридору, была плотно закрытая, обитая железом дубовая дверь. Две немолодые авантюристки и говорящая птица были надежно заперты в плохо проветриваемом сыром подземелье.

Осознав этот факт, Надежда медленно спустилась вниз, осветила темную тесную камеру со своей старой подругой посредине и спросила безнадежным голосом:

— Алка, ты сухари еще не все успела сожрать?

— А что? — спросила Алка с набитым ртом.

— А то, что эти сухари — наша последняя пища в этой жизни. Нас заперли, выхода я не наблюдаю. Батареек в фонарике хватит часа на два… ну если экономить, то подольше. Сухарей… при твоем аппетите… Есть еще, конечно, Кеша… — закончила она задумчиво.

— Па-а-прошу! — возмущенно завопил-попугай. — Р-руки вверх!

— Да ладно тебе, я пошутила.

— Ты еще можешь шутить в такой критической ситуации?!

— Чувство юмора — это наше последнее оружие. Мы не должны терять его ни при каких обстоятельствах.

— Ну и чем оно тебе сейчас поможет, твое хваленое чувство юмора? Дверь откроет? Стену сломает? Накормит наконец?

— Ладно тебе, все про еду да про еду.

Мы же обедали совсем недавно.

— Да как мы там обедали… хозяин со своими саванами и привидениями так голову заморочил, что я к еде почти не притронулась. Если бы знала, что это последний мой обед… — Аллины глаза наполнились слезами, казалось, еще минута — и она зарыдает.

Положение спас Кеша, истошно завопив:

— Что попало я не ем! Мой любимый р-рис Ангстр-рем!

— Да, Кеша… — задумчиво проговорила Надежда. — Нет здесь твоего любимого риса. Придется есть что попало.

Надежда начала тщательно обследовать стены каземата, освещая их фонариком сантиметр за сантиметром. Алла постанывала и давала неквалифицированные советы. Кеша уныло сидел в своей тесной походной клетке и чистил перья.

— Надь, а Надь! Давай Кешу из клетки выпустим, пусть хоть по этой… камере полетает, а то совсем птица зачахнет без движения.

— Не успеет, — машинально ответила Надежда, — а впрочем, выпусти. Куда он отсюда денется…

Алла выпустила попугая и продолжила наблюдать за Надеждиными исследованиями.

— А что ты ищешь-то? — не выдержала она наконец.

— Да сама не знаю… В средневековых замках всегда полагается искать какие-нибудь потайные двери, раздвижные стены, тайники…

— Мы с тобой поискали уже. И вот к чему это привело…

— Ну что же, теперь сидеть сложа руки и ждать, пока нас Кеша спасет?

— А где, кстати, Кеша?

Надежда посветила фонариком во все углы камеры. Попугая нигде не было видно.

Алла была на грани истерики.

— Ну вот, теперь еще и Кеша пропал… а ты говорила, что он никуда не денется… Как же я без него буду жить!

— Да погоди ты! Раз он куда-то исчез, значит, здесь есть какой-то выход.

— Да, сравнила! Это для Кеши, может быть, — выход, а для меня?!

— Ты, чем причитать, лучше позови его. Авось откликнется.

— Кеша, Кешенька, птичка моя золотая, где же ты?

И тут в темноте у нее над головой прозвучал задушевно воркующий Кешин голос:

— Дир-рол — надежная защита от карриеса с утр-ра до вечер-ра! — И Кеша, широко распахнув крылья, мягко спланировал на широкое Аллино плечо.

— Кеша, Кешенька, золотко, слава Богу, ты вернулся! — Счастью Аллы не было границ. Казалось, она забыла, что заживо погребена в подземелье средневекового замка без надежды на приличный обед.

Надежда смотрела на Кешу взглядом сурового следователя.

— Иннокентий, немедленно признавайся, где ты был!

— Рамамба хара мамба ру! — ответил попугай абсолютно правдиво.

— Вот и понимай его как хочешь…

— Не мучай птицу, — вступилась Алка, — он только что перенес такой стресс…

— Какой еще стресс?

— Разлуку с любимой хозяйкой!

— Если мы не поймем, куда он исчезал, мы все трое скоро перенесем гораздо больший стресс.

— Что ты от него хочешь, ведь он же все-таки не человек.

— Иногда ты об этом забываешь!

Попугаю надоела их перепалка. Он раскрыл свои мощные крылья и, съездив попутно Алке по уху, плавно поднялся под потолок. Надежда поспешно направила ему вслед луч фонаря, но птицы нигде не было. Кеши опять и след простыл!

— С этим попугаем я когда-нибудь с ума сойду!

Надежда продолжала водить фонарем по потолку, и вдруг на стыке потолка и стены блеснули живые хитрые глаза. Кеша весело посматривал на Надежду, явно ее поддразнивая. Потолок был низким, но не настолько, чтобы Надежда могла дотянуться до верха стены руками. Оглядевшись, она подставила Кешину клетку и, несмотря на бурный Алкин протест, осторожно на нее встала. Клетка, как ни странно, выдержала.

«Может быть, я еще ничего себе? — подумала Надежда. — И на диету садиться не обязательно».

Правда, рядом с Алкой она всегда ощущала себя чересчур стройной, именно поэтому ее муж Сан Саныч не очень приветствовал их с Алкой частые встречи, он говорил, что в результате общения с Алкой у Надежды развивается мания величия, в смысле фигуры, конечно.

Надежда подняла руки к тому месту, где только что сидел попугай. Стена не смыкалась с потолком, как ей показалось снизу. Между ними был очень узкий лаз.

Надежда ощупала неровную каменную стену, нашла на ней более или менее заметный выступ, куда можно было поставить ногу, и, отталкиваясь ногой и подтягиваясь руками, вскарабкалась в таинственный проход. Фонарь остался внизу, и Надежда ничего впереди не видела, но из лаза тянуло сквознячком. Лаз был низким, но широким, поэтому Надежда без труда развернулась и заглянула в покинутую камеру. Внизу, тускло освещенная фонарем, с широко открытым ртом стояла Алка.

— Надежда, куда ты подевалась? Как это ты ловко, прямо как Кеша! Знаешь, — добавила Алка восхищенно, — я никогда не слушала твои разговоры про всякие диеты, но теперь, кажется, я прониклась.

Если мы выберемся из этой мышеловки, я обещаю тебе сесть на диету! То, что я видела… это был прямо цирковой номер!

Мне не мерещится, ты действительно туда залезла?

Чувствуя себя чрезвычайно польщенной и очень собой гордясь, Надежда тем не менее ответила строго:

— Не только я сюда залезла, сейчас и ты это сделаешь!

— Это исключено, — холодно и решительно ответила Алка, — ты ведь не знаешь, сколько я вешу. И никогда не узнаешь.

— Догадываюсь, — вставила Надежда.

— Да? Ты догадываешься? И это, называется, лучшая подруга? Ты всегда обо мне плохо думала!

— Прекрати препираться! Ты что, не понимаешь, что это твой единственный шанс?

Надежда подумала, потом немного отползла назад, ощупала камни под собой, нашла узкую и глубокую щель и засунула в нее как можно глубже неожиданно пригодившуюся отвертку. Веревку она завязала четырьмя узлами на ручке этой отвертки, очень пожалев, что не умеет завязывать настоящие «морские» узлы. Муж учил ее неоднократно, но есть на свете вещи выше ее, Надеждиного, понимания.

То же самое относилось и к завязыванию галстука, уж сколько Надежда тренировалась — ну не получался красивый узел, и все тут! Хорошо, что муж сам умел правильно завязывать галстуки, он многое умел сам.

Надежда сбросила вниз концы веревки и позвала:

— Ну, Алка, давай, берись за веревку и лезь ко мне!

— Прекрати надо мной издеваться!

Я тебе ясно сказала — и пытаться не буду! Уж лучше умру здесь от голода.

Оставалось последнее средство.

— Значит, ты не хочешь увидеть больше своего дорогого Петюнчика, — самым своим вредным голосом произнесла Надежда. — Может быть, именно сейчас он лежит где-то, умирая от жажды, и ждет помощи…

С жутким криком, какой издают каратисты на соревнованиях, и с таким же неимоверным напряжением сил, вцепившись в веревки и упираясь в выступы стены, Алка взлетела? вскарабкалась? взгромоздилась? — непонятно что она сделала, но действительно оказалась рядом с Надеждой в узком лазе наверху стены, полностью заткнув его собой. Тут же она издала вопль торжества:

— Надя! Я тоже это сделала! Ты видела? Ой, а как же я тут пролезу, здесь так узко?

Надежда последовательно ответила на оба ее вопроса:

— Молодец! Я всегда в тебя верила!

Уж как-нибудь проползешь, главное — не шуми, а то на нас потолок обвалится, — и тут же скорее поползла вперед, чтобы не дать Алке опомниться и снова впасть в депрессию по поводу своих габаритов и несоразмерности их с шириной лаза.

Алка ползла сзади, натужно кряхтя и расшатывая свод наиболее выдающейся частью своей фигуры. Ползти ей было так тяжело, что совершенно не оставалось сил на ворчание, и Надежда наслаждалась тишиной, если можно применить слово «наслаждение» к человеку, ползущему по-пластунски по каменному лазу в средневековом замке.

Вдруг где-то впереди забрезжил слабый свет и послышались голоса. Надежда зашипела назад, туда, где со стоном и оханьем протискивалась многострадальная Алка:

— Тише! Замри, дай послушать!

Алка, разумеется, стала громко переспрашивать и вообще зашумела гораздо больше прежнего. Надежда обреченно вздохнула и стала дожидаться, когда шум стихнет естественным образом. Вслушавшись в доносящиеся спереди голоса, она смогла только различить, что один из них был женский, а два других вроде бы мужские, но разобрать не удалось ни слова.

Надежда подползла поближе. Лаз расширился и пошел под уклон. Голоса стали слышнее. Агрессивный женский голос нападал, два других по очереди оправдывались, подобравшись поближе, Надежда различила слова:

—..стоило его сюда тащить! — Женский; обвиняющий.

— Но кто же знал! — Мужской, низкий, — Да это вообще была твоя идея! Возьмем его по-тихому, привезем сюда, пугнем — он нам все и покажет, где эта чертова Библия! — передразнил мужской высокий голос.

— И моя идея была правильная!

— Как всегда! — Мужчина с низким голосом говорил иронически.

— Да, как всегда! И если бы вы с вашим ротозейством его не упустили — инкунабула была бы уже в моих руках!

— В наших! Или ты нас уже списала, как Герберта? — угрожающе произнес низкий мужской голос.

— А следовало бы!

— Ты слишком откровенна, это может тебе повредить!

— Если что-то нужно сделать — сделай это сама! Сколько раз я уже в этом убеждалась. От вас одни неприятности!

Надежда с упоением слушала перепалку — когда ссорятся враги (а в том, что это враги, Надежда не сомневалась ни минуты), когда ссорятся враги, это и полезно и приятно. Рядом с ней послышалось радостное пыхтение — это Алка, почувствовала, что лаз пошел под уклон и расширился, поползла теперь быстрее и с победным сопением устремилась вперед. Надежда в ужасе попыталась ее остановить, хватаясь за разные выступающие части тела, но это было равносильно попытке остановить мчащийся мимо товарный состав. Алка набрала крейсерскую скорость, уклон лаза увеличился, и через несколько секунд, не успев вовремя затормозить, Алка вылетела из него, как пробка из бутылки, издавая в полете обиженный рев легкораненного бегемота.

Судя по последовавшим звукам, она упала с небольшой высоты на что-то мягкое, немедленно вступила с кем-то в борьбу и была побеждена. Снизу раздались почти одновременно следующие вопли:

— Надька, спасайся!

— Руки, руки ей вяжи!

— Да она ногами пинается!

— Тут должна быть вторая! Они вдвоем приползли! Вторую лови!

Усугубил панику попугай, неожиданно откуда-то возникший с истошным воплем:

— Тетя Ася пр-риехала!

Надежда поспешно развернулась внутри лаза и поползла назад, понимая, что там ее тоже ожидает тупик.

Сзади раздались недвусмысленные звуки погони: кто-то, тяжело дыша и чертыхаясь, полз следом.

«Хорошо, что я в брюках!» — мелькнула мысль.

Неизвестный преследователь приближался, видимо, он был в лучшей форме или имел больше опыта ползанья по подземельям. Еще полминуты — и он схватил Надежду за ногу. Надежда изо всех сил лягнула его свободной ногой и попала.

Противник разразился такими ругательствами, какие Надежда слышала последний раз год назад, когда водопроводчик Ахмет, задельпвая у нее в туалете прохудившуюся трубу, залез на четвереньках под унитаз и попал рукой в кювету, которой незадолго до того воспользовался по назначению кот Бейсик.

Видимо, ругань подняла у противника боевой дух, потому что он как клещами схватил Надежду за вторую ногу и, как она ни упиралась, потащил назад. Надежда ничего не могла поделать — враг был сильнее. Несмотря на все сопротивление, ее, — отбивающуюся руками и ногами, вытащили на свет.

В первый момент она даже зажмурилась — после кромешной темноты каменного лаза свет казался ослепительным, но глаза быстро привыкли, и Надежда увидела, что находится в такой же келье, как та, которую они с Алкой недавно покинули.

Комната была слабо освещена переносным электрическим фонарем, его свет только после темноты мог показаться сильным. У одной стены была навалена куча сена, поверх лежало несколько тюфяков. Именно на эту мягкую посадочную площадку выпали из лаза Надежда и Алка, поэтому они ничего себе не повредили.

В неверном свете фонаря Надежда рассмотрела находившуюся в келье компанию. Она увидела мужчину лет сорока — мрачного, насупленного, с густыми сросшимися бровями, еще одного — помоложе, с какой-то бараньей внешностью, и женщину. Всмотревшись лучше, она узнала ту самую Елену, за кем они следили в Петербурге с Валей Голубевым.

И еще она, конечно, увидела Алку — несчастную, связанную Алку, угрюмо смотрящую из угла.

— С прибытием! — иронически приветствовала Надежду Елена. — Без вас нам явно чего-то не хватало!

— Во-первых — мозгов, — немедленно ответила Надежда, срочно отряхиваясь от сенной трухи и пыли веков, собранной по пути, — во-вторых — совести, но это атрибут для вас не знакомый, и его отсутствия вы бы просто не заметили!

— Ах какие мы остроумные! — злобно прошипела Елена. — Свяжите ей руки!

«Баранчик» подошел к Надежде с веревкой и схватил ее за руки. Надежда сделала вид, что потеряла равновесие, и ловко наступила ему на ногу, да еще перенесла весь вес на каблук, а когда он завопил от боли и собирался от нее отскочить, ткнула ему кулаком в солнечное сплетение, причем постаралась вложить в этот удар всю свою силу, и ей это удалось. «Баранчик» схватился за живот и осел на каменный пол, очевидно, он вовсе не ждал от Надежды такой прыти.

Увидев эту сцену, которая заняла не больше двух секунд, Елена бросилась на Надежду, как тигрица, и залепила ей мощную затрещину. Надежда и тут не растерялась и вцепилась ей ногтями в лицо, но подоспел мрачный тип и связал Надежде руки, причем очень туго.

— Ах ты, стерва! — проскрежетала Елена, доставая из кармана носовой платок.

Надежда скромно потупилась, с удовольствием наблюдая, как на лице у Елены набухают кровью две здоровенные царапины, и она, злобно шипя, протирает их французскими духами из флакончика.

— «Нина Риччи»? — поинтересовалась Надежда. — Почем брали? Мне такие муж в прошлом году на день рождения подарил.

— Заткнись, зараза, а не то я тебе все почки отобью!

— Как неинтеллигентно! Духи у вас французские, а методы какие-то уголовные. И лексикон соответствующий. Позвольте, мадам, поинтересоваться: что вы потеряли в этих сырых и очень вредных для здоровья и особенно для цвета лица стенах? Уж не чужого ли мужа, случайно?

— Ты, наконец, заткнешься, зараза?

Или мне кляп тебе в рот засунуть? Это я тебе буду вопросы задавать, и ты мне на них ответишь как миленькая! У меня методы, может, и уголовные, зато очень действенные!

— Ума не приложу, какие у вас могут быть ко мне вопросы? У меня ничего вашего нету, это вы у моей подруги мужа похитили. И кроме того, убили собаку, за что вам вообще прощения не будет ни, на том свете, ни на этом!

— Гаврюшу я тебе еще припомню! — подала Алка реплику из угла.

Первый шок у нее прошел, она понемногу пришла в себя, в ней взыграла жажда мщения. Надежда продолжала психологическую войну, надеясь, что Елена, разозлившись, в сердцах выложит ей какую-либо полезную информацию.

— Судя по тому, о чем вы так мило беседовали, когда мы вынуждены были присоединиться к вашей компании, даже свои уголовные делишки вы не умеете делать как следует, и Алкиного мужа вы упустили…

— Я тебе сказала — заткнись!

— А раз вы его упустили, то он очень скоро приведет сюда эстонскую полицию.

Так что нам не придется долго терпеть вашу компанию…

— Заткнись, сука!

—..и переносить ваши ужасные манеры.

Елена закончила обрабатывать царапины на своем лице, и по выражению этого лица Надежда сделала вывод, что больше ее злить не следует, а то она перейдет к мерам физического воздействия, что ей явно не впервой. Но напоследок очень хотелось кое-что высказать.

— Вы, придурки, — начала Надежда понятным для бандитов языком, — вы что же думаете, что вам так и позволят людей безнаказанно убивать? Да сюда к вечеру столько полиции понаедет, что вас как крыс из этой норы выкурят! А как узнают, что этот Герберт иностранец был, так еще и Интерпол подключат. Замок весь обложат, все ходы-выходы перекроют, думаете, только вы одни можете тут ориентироваться? Найдут людей, которые тут как рыбы в воде, и быстренько вас повяжут.

И как у вас ума хватило этого Герберта на свет Божий вынести, оставили бы тут где-нибудь, так нет, они потащили его наверх и еще царапины сделали, как будто это привидение поработало. Идиоты, да и только!

По тому, как скривилась Елена, Надежда поняла, что ударила по самому больному, что Елена уже выругала своих помощников за смерть Герберта и за то, что оставили его наверху. Надежда решила ковать железо, пока горячо:

— И что вы, интересно, не поделили с бедным американцем? Библию не нашли, а человека уже пришили, а за это, между прочим, смертная казнь полагается. Кстати, следы у него на лице уж не от вашего ли, мадам, великолепного маникюра?

Елена злорадно улыбнулась и ответила:

— А вот это вы скоро узнаете, от чего на лице остаются такие следы. То, что ты, стерва, с моим лицом сделала — это детские игрушки! Но я тебе это припомню, когда ты мне все, что знаешь, расскажешь. У тебя такое же на лице будет, как и у покойничка!

Так что ждите, скоро все увидите.

— Как бы вас самих не сцапали раньше времени, а тогда за все ответ держать придется! И дачку ту в Рейволово вам припомнят, и тех покойничков! — Краем глаза она заметила, как «баранчик» слегка побледнел.

Елена подала знак своему мрачному компаньону. Тот сзади подошел к Надежде и, как клещами, сжал ей локти, чтобы она не могла сдвинуться с места. Сама Елена вынула из кармана зажигалку, щелкнула ею и поднесла язычок пламени к Надеждиному лицу.

— Знаешь, как пахнет горелое мясо?

Сейчас узнаешь, если, конечно, не будешь отвечать на мои вопросы.

— Я ничего не знаю! — поспешила заверить ее Надежда, все это ей начинало уже очень не нравиться.

Шутки шутками, но эти бандиты были настроены очень серьезно. За ними уже целый хвост убийств, им уже все равно.

— А я пока еще ни о чем не спросила, только собираюсь задавать вопросы.

— Не трогайте ее! — закричала из угла Алка. — Она тут ни при чем! Это мой муж, меня и пытайте! Я вам все равно ничего не скажу, а ее оставьте в покое! — От волнения у Алки было плохо с логикой.

— Сиди, милая, и не рыпайся, до тебя тоже дойдет. Только, насколько я тебя знаю, сомневаюсь я, чтобы от тебя можно было узнать что-то полезное. Ты нам для другого нужна — на мужа твоего давить.

Он ведь в тебе, кажется, души не чает — вот и попробуй пойми этих мужиков.

Даже при слабом свете переносного фонаря, едва освещавшем келью, Надежда увидела, как по лицу ее подруги разлился румянец истинного счастья при последних словах тюремщицы.

— Как вы нашли этот замок? Как вы вышли на наш след? — Елена поигрывала зажигалкой перед самым лицом Надежды, то выбрасывая язычок пламени, то гася его.

— Замок мы нашли, следуя за вами по пятам, можно сказать, вы нас сами к нему привели. А следовать за вами было очень просто. По запаху. Это же мои самые любимые французские духи, а у меня очень хорошее обоняние.

Надежда тут же пожалела, что не смогла удержаться от этой реплики, но нельзя же было сказать, что у них есть фотография окна и куска стены, где предположительно замурована Библия. Кстати, а где же фотография? Сюда в замок они пришли налегке, у Алки был мешок сухарей и Кеша в клетке, а у Надежды — веревка, отвертка, что-то там еще. Деньги и документы они оставили у хозяина кафе, он производил впечатление честного человека, но с фотографией Алка не захотела расстаться, хоть Надежда и помнила наизусть, что там показано. Алка спрятала привет от Петюнчика на груди, наверное, там он и находится.

Как бы этой зловредной бабе не пришла в голову мысль их обыскать, Алка будет драться за фотографию, как львица, и может пострадать, ведь их все-таки трое.

Пока Надежда размышляла, Елена удивительно сильно для женщины ее комплекции ударила Надежду в солнечное сплетение, так что звезды посыпались из глаз и перехватило дыхание.

— Ну что, расхотелось острить, может, еще добавить для профилактики?

— Какого черта? — рассвирепела Надежда. — Всякая тут будет меня лупить почем зря! Мы вас и не собирались искать, нужны вы нам больно. Да мне на твою рожу смотреть и то противно! Мало я тебя расцарапала!

Елена опять влепила ей затрещину, Надежда уже как-то притерпелась, и было не так больно.

— Будешь ты, наконец, говорить нормально? Как вы нас выследили? Этот придурок Тимофеев как-то ухитрился передавать вам информацию?

— Ага, гречку на дорогу сыпал, как Мальчик-с-Пальчик! — усмехнулась Алка из угла, ей хотелось отвлечь врага на себя, потому что Надежде приходилось нелегко.

Но Елена даже не обернулась на Алкин возглас, а обратилась к Надежде:

— Вы должны знать, где этот гад скрывается!

— Я только что от вас узнала, что ему удалось сбежать. Не скрою, это самая приятная новость, которую я услышала за последние дни. Так что я ничего не знаю о том, где он может находиться.

— Это ты так говоришь. А у меня почему-то совершенно нет настроения тебе верить. Все, время дорого, сейчас будет очень больно. — Елена снова поднесла к Надеждиному лицу горящую зажигалку.

В это время с грохотом распахнулась дверь, и в келью вошел человек огромного роста и жуткой внешности. Лицо его поражало тупостью и отсутствием всякого выражения. Это бессмыслие было страшнее злобы и свирепости. Вошедший был так велик, что в комнате, которая и так была достаточно тесна, стало просто невозможно повернуться. Надежду оттеснили в угол к Алке.

— Алка, — прошептала она, — наши враги множатся, как мухи-дрозофилы.

— Да уж я вижу, а ты говорила, что осталось всего восемь.

— А Герберта ты вычеркнула?

— Не успела, но все равно получается восемь с этим чучелом, — она кивнула на вошедшего. — Плохо ты, Надежда, считала!

— Я все правильно считала, просто они этого тут наняли. Через границу такого тащить — это совсем ума не иметь, его же за одну рожу арестовывать надо!

Елена спросила вновь пришедшего недовольным голосом:

— Тимоха, ты чего притащился? Тебе же было ведено вход стеречь!

Надежда отметила про себя, что до сих пор знала только одного кота с таким именем, и надо сказать, что кот был гораздо симпатичнее и умнее.

Дебильного вида Тимоха встревоженно промычал:

— Т-там м-менты!

— Я же вам говорила, — обрадовалась Надежда, — что к вечеру полиции сюда понаедет видимо-невидимо.

— Ты еще будешь выступать! Молчи лучше!

Пока Елена обдумывала ситуацию, Надежда внимательно рассматривала Тимоху.

Одет он был в старые засаленные брюки и теплую клетчатую рубашку. В кармане рубашки Надежда заметила очень знакомый предмет.

— Алка, — завопила она, — разреши тебе представить Бледного Эрика! Посмотри только, что у него в кармане!

Алка смотрела недоуменно, и Надежда вспомнила, что у Алки нет дачи, этой каторги современных горожан. Алка не проводила выходные и отпуска, подставив лучам солнца и свежему ветерку исключительно пятую точку.

— Алка, это же культиватор!

Действительно, из кармана рубашки у Тимохи торчало это сельскохозяйственное орудие в виде железной лапы с ручкой.

При соприкосновении лапы не с сорняками, а с лицом жертвы получались жуткие царапины.

— То-то я смотрю, мне царапины эти что-то напоминают! А на саван простыни в деревне таскаете? — обратилась Надежда к Тимохе, но тот тупо молчал.

— Смываемся! — опомнилась Елена. — Этим — кляп в рот и уводим с собой.

Тимоха, с этой сволочи, — она указала на Надежду, — глаз не спускай, от нее всего можно ожидать. Если что — придуши маленько, — не совсем, а чтобы не рыпалась.

Последние слова Надежде очень не понравились, особенно когда она посмотрела на Тимохины руки — огромные, толстые, с корявыми пальцами. Она представила эти лапы у себя на горле, и ей стало очень нехорошо.

Компания злоумышленников, видимо, всегда была готова к моментальному бегству.

Они схватили пару спортивных сумок, мрачный мужчина со сросшимися бровями резко поднял Алку с места. Алка попробовала было вяло возражать, но кляп быстро пресек эту попытку. Тимоха тоже заткнул рот Надежде какого-то жуткого вида тряпкой и, схватив ее за плечо, поволок к выходу.

Войдя в узкий каменный коридор, Елена скомандовала:

— Раз менты у выхода, идем вниз, через кладбище! Там нас должен Гарик ждать!

«Вот и Гарик объявился, — подумала Надежда, — а то я уже начала беспокоиться».

Они какое-то время шли по коридору, затем прошли две или три развилки, потом по крутой лестнице спустились вниз.

Коридор стал ниже, запахло сыростью и плесенью, под ногами кое-где проступила вода. Елена шла впереди с фонарем, Алка со своим мрачным конвоиром — следом, за ними — Надедща с Тимохой, а замыкал шествие побитый Надеждой «баранчик».

Позади было темно, и Надежда смутно видела замыкающего. Он немного отстал, и вдруг, когда коридор делал поворот, Надежде показалось, что сбоку мелькнула в темноте неясная бледная тень. Надежда пыталась не вертеть головой и не показывать своего интереса к происходящему, это было нетрудно: Тимоха был явно не только непроходимо туп, но и нечувствителен к нюансам. Ему приказали вести Надежду и не позволить ей удрать или позвать на помощь — и ничем другим он не интересовался. Надежде послышался приглушенный звук удара. Она незаметно оглянулась и краем глаза заметила, что «баранчик» не идет замыкающим, а лежит без чувств на полу коридора. Рассудив, что урон, нанесенный противнику, — это всегда хорошо, Надежда, ничем не проявив своей радости, пошла быстрее.

Отряд не заметил потери бойца, чему очень способствовали темнота и быстрый темп, задаваемый Еленой. Еще минут пятнадцать они шли так быстро, как только позволял темный и тесный коридор, и подошли к основанию крутой каменной лестницы. Елена быстро поднялась по ней и остановилась, поджидая остальных. Когда все собрались в небольшом квадратном помещении с таким низким потолком, что огромному Тимохе пришлось согнуться, Елена заметила недостачу одного из подчиненных.

— Тимоха, ты последним шел, ты не заметил, куда он делся? Хотя у тебя бесполезно спрашивать… Ладно, куда он денется, догонит. С кем работаю… Или трусы, или полные идиоты. Эй, Тимоха, дело по твоей части, поднимай плиту!

Тимоха уперся плечом в каменную плиту и без видимых усилий сдвинул ее в сторону. В проем хлынул свежий воздух, это вселяло надежду.

Елена поднялась по нескольким ступенькам, ведущим к проему, выглянула наружу, осмотрелась и сделала знак остальным следовать за собой. Поднявшись, Надежда вздрогнула — они оказались в кладбищенской ограде, а вышли, собственно, через могильную плиту — естественно, фальшивую. Надежда на всякий случай запомнила внешний вид плиты и окружающей ее ограды: подземный ход в замок мог в трудную минуту пригодиться. Когда вся компания выбралась из-под земли, Елена распорядилась закрывать плиту.

— А Виталька? — вспомнил Рустам.

— Ничего с ним не сделается, плиту он сам, конечно, не откроет, вернется назад, не вечно же менты будут у входа караулить!

Надежда вспомнила, что у «баранчика», даже если он очнется, нет фонаря, и передернула плечами. Ну и нравы царят в бандитской среде!

Тимоха положил крышку на место, и разношерстная компания, крадучись, двинулась по кладбищу. Кладбище было затенено огромными старыми липами, и, хотя ночь была не очень темной, дорога различалась с трудом, и Надежда все время спотыкалась. Вдруг немного в стороне от их пути раздался странный скрежет — будто кто-то открыл дверь с давно не смазанными петлями. Надежда посмотрела в ту сторону и похолодела: в скудном свете луны, проникающим сквозь кроны деревьев, за рядами каменных надгробий виднелся открытый гроб. Крышка его стояла вертикально в изголовье, она и издавала такой жуткий звук.

Вся компания замерла на месте, уставившись на это жуткое зрелище. Надежде, как слабой женщине, полагалось завизжать и грохнуться в обморок, но поскольку рот у нее был заткнут кляпом, то завизжать не получилось. А без визга падать в обморок глупо, потому что никто не заметит. Поэтому Надежда взяла себя в руки, еще раз обозрела всю картину — ночь, луна, кладбище, открытый гроб — и усмотрела во всем этом руку талантливого режиссера. Ей вспомнился детский приключенческий фильм «Неуловимые мстители», и еще один, ее любимый, — «Вий».

По Гоголю, гробу еще полагалось летать, но, очевидно, у режиссера не было под рукой нужных технических средств.

И не тот ли это человек, кто в подземном коридоре обезвредил «баранчика»?

Кто бы это ни был, это явно не эстонская полиция. Стало быть, или это конкуренты, или… неужели развлекается Петюнчик? Не может быть!

Надежда решила пока не делиться этими мыслями с Алкой, чтобы та не натворила глупостей. Вспомнив про Алку, она поискала ее глазами и нашла сидевшей на земле у своих ног. Завизжать Алка тоже не могла, но в обморок упасть все-таки решила, а поскольку, как правильно рассчитала Надежда, никто не обратил на нее внимание, то Алка передумала лишаться чувств и просто присела передохнуть.

Все эти события заняли несколько секунд. Елена, которой нельзя было отказать в сильном характере, быстро пришла в себя, очевидно, тоже вспомнив «Неуловимых», повернулась к Тимохе и приказала:

— Пойди посмотри, кто там с нами играет!

На Тимоху было жалко смотреть — так он был перепуган.

— Не-не надо! Там по-покойник!

— Нет там никакого покойника! Это нас кто-то пугает! Прекрати трястись и пойди разберись с этим шутником!

Тимоха, явно робея, что было весьма неожиданно для человека его роста и комплекции, двинулся в сторону открытого гроба. Подойдя к нему и оглядев со всех сторон; он с явным облегчением повернулся к Елене и крикнул:

— Нет там никого!

— Пока ты туда плелся, от страха спотыкаясь, кто угодно мог убежать!

В это время с другой стороны раздалось пугающее и неприятное уханье филина (все, как полагается, отметила про себя Надежда, подключились звуковые эффекты). Обернувшись в ту сторону, Надежда и остальные увидели медленно движущийся между могил, плавно плывущий по воздуху бледный силуэт — фигуру в белом саване. Надо сказать, зрелище было не из приятных.

Елена громко выругалась, Тимоха, у которого отношения с покойниками и прочей нечистью были явно напряженными, резко шарахнулся в сторону, споткнулся и свалился прямо в открытый фоб. Неустойчиво прислоненная крышка упала от сотрясения, закрыв его там. Для слабых нервов дебильного мордоворота это оказалось слишком, и он дико завыл.

В целом, картина получилась что надо — с одной стороны по кладбищу плавно двигался молчаливый призрак, с другой из гроба раздавались жуткие вопли, а посредине стояла до крайности разозленная бандерша Елена и ругала последними словами доставшуюся ей в подручные компанию недоумков.

— Ну надо быть таким идиотом! В гроб угодить да еще крышкой закрыться! Все через трусость свою! И ведь в открытой драке ничего не боится, а тут прямо раскиселмлся совсем! Рустам! — обратилась она к последнему своему боеспособному подчиненному, мрачному брюнету со сросшимися бровями, за всю дорогу не произнесшему ни слова. — Рустам, пойди вытащи этого придурка из гроба!

Надежда с самого начала их пути пыталась незаметно развязать веревки, теперь она решила, что настал удачный момент, и невероятным усилием воли высвободила руки, затем схватила успевшую подняться Алку за локоть и потащила ее в сторону бледного призрака, который вызывал у нее более теплые чувства, чем скопище бандитов обоего пола. Алка, увидев, куда ее ведут, стала упираться. Надежда, спешно вытащив кляп у себя и у подруги, свирепым шепотом зашептала ей в ухо:

— Не смей упираться. Бежать надо, пока они со своим Квазимодо возятся!

Тут же она поняла, что с Алкиным кляпом явно поспешила, потому что Алка сделала то, что должна делать всякая нормальная женщина при встрече с привидением: она истошно завопила. Голос ее был так громок, что если на этом кладбище и оставались нормальные покойники, спокойно спящие в своих могилах, то от Алкиного., вопля они неминуемо должны были проснуться. Надежда испугалась, что дальше Алка сделает все по плану, то есть грохнется-таки в обморок, испугалась, что ей придется нести этакую тушу, и с размаху двинула Алке по спине, не все же ей одной получать тычки и зуботычины! Алка от неожиданности замолчала, и Надежда отволокла ее за пышные кусты сирени, а потом осторожно высунула голову и огляделась.

— Надя, — грустно сказала Алка шепотом, — выяснилось, что я ужасно боюсь привидений!

— Тебе скоро пятьдесят, а ты только сейчас это выяснила, долго же собиралась!

— Во-первых, мне пятьдесят еще не скоро, а сейчас еще только сорок семь, как и тебе, между прочим, а во-вторых, как же я могла знать это, если раньше никогда с призраками не встречалась?

— Не мешай мне, дай посмотреть!

Призрак, как и положено призраку, испарился. Рустам вызволил несчастного Тимоху из гроба, и оба, подгоняемые своей «крестной матерью», бежали по кладбищу, перескакивая через надгробия, в их сторону. Надежда торопливо развязала Алке руки, сокрушаясь, что поспешила с кляпом, и осмотрела пути отступления.

Невдалеке на краю кладбища видна была маленькая сторожка. Света в ее окнах не было, но возможно, там есть живой человек. Она бросилась туда, волоча за собой Алку и стараясь при этом производить поменьше шума. Надо сказать, что эти два дела — тащить Алку и не шуметь — плохо сочетались одно с другим: Алка на бегу топала, как стадо слонов. Но Тимоха, главная ударная сила бандитов, был деморализован, передвигался медленно, ожидая, что под ноги ему опять попадется гроб, и Надежда доволокла то, что осталось от Алки, до сторожки, прислонила это к стене и осторожно постучала в дверь. На стук никто не ответил, тогда она, ни на что не рассчитывая, толкнула дверь, и та отворилась. Надежда, не раздумывая, переступила порог, втащила за собой Алку, после этого дверь сама собой за ними закрылась. Они оказались в полной темноте, и самое неприятное — у Надежды было отчетливое чувство, что они в сторожке не одни.

* * *

Предчувствия ее не обманули. Она ощутила рядом с собой движение, и тут же кто-то невидимый скрутил ей руки за спиной и заткнул рот кляпом.

«Опять!» — мысленно вздохнула Надежда.

Раздавшиеся рядом звуки слабого сопротивления и сдавленный писк убедили ее, что с Алкой тоже все в порядке. Тут же в темноте загорелся слабый огонек свечи, осветивший скудно обставленную кладбищенскую сторожку и двух мужчин — пожилого типа, знакомого Надежде по приключению в башне Кик-ин-де-Кек, и того самого владельца моторной лодки, который вез в Пирита курчавого конкурента с девицей.

«Вот тебе и раз! Мы же его сбросили вниз, и он сломал ногу!»

После этого Надежда заметила, что нога у пожилого ниже колена в гипсе, и ощутила непонятное удовлетворение.

— Простите, дамы за примененное нами насилие, — обратился к ним пожилой с абсолютно неуместной галантностью, — но мы подумали, что неожиданность нашего появления может вас напугать, из-за чего возникнет шум, а вас преследуют очень опасные люди.

Надежда замычала, показывая, чтобы у нее изо рта вынули кляп.

— А кричать не будете? — опасливо спросил пожилой злоумышленник.

Надежда отрицательно помотала головой, и ее освободили от ненавистной тряпки. Едва к ней вернулся дар речи, Надежда зашипела разъяренным шепотом:

— Можно подумать, что вы тут святые, — такие же преступники, как те! Помню, как вы у нас в башне голубую папку сперли! Кстати, журнальчик-то верните, я там рецепт один списать не успела — свинья, зажаренная прямо в апельсинах.

Пожилой тип покраснел от гнева, вспомнив, как они накололи его с голубой папкой, а его новый напарник буркнул:

— Помолчали бы, дамочка, пока я вам не двинул как следует!

— Ну вот, эти тоже норовят стукнуть, мне сегодня и так уже попало, Алка, ты что молчишь?

Тут Надежда вспомнила, что у Алки заткнут рот. Алка умоляюще смотрела на нее, вытаращив глаза.

— Вытащите у нее кляп.

— Нет уж, хватит нам и одной болтливой бабы, эта пусть так сидит!

Со стороны двери послышались подозрительные звуки — кто-то пытался отмычкой открыть ее. Изнутри, кроме замка, на дверь был накинут здоровенный железный крюк, но надолго ли его хватит, учитывая силу Тимохи?

Пожилой тип, который был старшим в конкурирующей криминальной группе, приложив палец к губам, тихонько прошел в угол комнаты, отодвинул тумбочку, сбросил коврик и открыл обнаружившийся в полу люк. Алка испуганно замычала, что означало, что опять в подземелье она не полезет. Пожилой тип успокоил дам:

— Это отвлекающий маневр!

Оставив крышку люка открытой, он подошел к большому платяному шкафу, открыл его, сдвинул старую неказистую одежду, и стало видно, что шкаф очень большой, трехстворчатый и глубокий. Пожилой приглашающе махнул рукой, Надежда предпочла не возражать, Алка втиснулась за ней, злоумышленники тоже. Дверцы шкафа закрыли изнутри, одежду вернули на прежнее место.

— Руки развяжи! — прошептала Надежда пожилому типу.

— Зачем? — ответил он так же шепотом.

— На всякий случай, ну куда я отсюда денусь?

Она почувствовала, как нож перерезал веревки на руках.

С грохотом вывалился железный крюк, послышались топот и щелчок выключателя.

— Куда эти дуры подевались? — послышался раздраженный голос Елены.

— Нигде не видно, ах, да вот же, в подвал они залезли, а там небось подземный ход, понаделали тут! Тимоха, лезь вниз!

— Рустам, а шкаф ты проверял?

— Ты что думаешь, они в шкафу поместились? Да эта баба, корова толстая, одна два таких шкафа займет!

* * *

Алка издала низкий утробный рык, что означало: «За корову ответите!», а Надежда порадовалась, что бандиты не вытащили у Алки кляп. Елена все-таки послала Рустама проверять шкаф, и он открыл дверцы и стал щупать висящее перед ним старье, потом сдвинул его в сторону. Все дальнейшее заняло не больше секунды.

Рустам увидел прячущихся в шкафу людей, и его лицо начало меняться. На нем появилось выражение удивления, при этом рот его начал открываться — он хотел сообщить Елене о своем открытии, и одновременно его рука потянулась к карману. Что лежало у него в кармане, так и осталось неизвестным, потому что крепкий владелец моторной лодки схватил его за грудки, резким движением пригнул голову и ударил коленом в лицо. Рустам тихо булькнул и осел на пол. Надежда и спортивный владелец моторки выскочили из шкафа, как чертики из табакерки, Надежда сама не ожидала от себя такой прыти. Напарник захлопнул крышку люка, чтобы вывести из игры на время Тимоху, а Надежда, озверев, устремилась к Елене, забыв, что у той может быть пистолет. Так и оказалось. Эта стерва уже успела его вытащить и целилась теперь в Надежду, злорадно усмехаясь. Она отступала, стремясь занять удобную позицию, чтобы держать под прицелом их обоих и, проходя мимо шкафа, споткнулась о гипсовую ногу, которую пожилой тип случайно, а может, и нет, выставил наружу. Елена сделала в воздухе пируэт, пожилой завопил от боли и толкнул ее в спину, пистолет выпал из ее рук, в это время подлетела Надежда и вцепилась Елене в волосы, ощущая при этом небывалый подъем жизненных сил.

Тем временем владелец моторки придвинул тяжелый сундук на крышку люка и пришел Надежде на помощь. Он скрутил Елене руки куском провода, связал и Рустама, хотя тот и не думал сопротивляться, потом вывел из шкафа Алку. Пожилой прихромал сам. Алка, увидев связанного Рустама, издала радостное мычание, подбежала к нему и, поскольку руки ее были все еще связаны, пнула два раза ногой.

Напарник пожилого отодвинул снова сундук с крышки люка, взял в руки огромное полено и встал рядом, выжидая.

Очень скоро крышка приподнялась. Елена закричала:

— Тимоха, не вылезай!

Но Тимохина тупость была беспредельна. Он переспросил: «Чего?» — и высунул голову. Его как следует огрели поленом.

Тимоха посмотрел на него с удивлением, удар его совершенно не обеспокоил.

Мужик огрел его еще раз, и тогда до Тимохи дошло: он поскучнел и с грохотом скатился по лестнице обратно в подвал.

Потом туда же отправили сопротивляющуюся Елену и Рустама, не подававшего признаков жизни. Владелец моторки огляделся с чувством выполненного долга, потом пригласил Алку с Надеждой обратно в шкаф:

— Посидите тут до утра, может, кто на кладбище придет, услышит. А нет, так завтра к вечеру сторож вернется, он у дочери своей в гостях. Вернется, вас выпустит.

— А сами-то куда теперь? Имейте в виду, там у замка полиции полно, далеко не уйдете!

— Пока темно, попробуем. Пошли, папаша, — он потянул пожилого типа за рукав, — домой пора, пропади она пропадом, эта Библия, если из-за нее людей убивают!

— Ну, милые дамы, счастливо оставаться, — сказал пожилой, запирая шкаф.

Надежда решила не бороться с ними, потому что их все-таки двое, а так как они забыли, что у нее развязаны руки, ей это может помочь. Дверцы шкафа закрылись, в замке повернулся ключ, и подруги остались в темноте и затхлости. Алка жалобно замычала, и Надежда поняла, что пришло время заняться своей многострадальной подругой. Она развязала Алке руки и вытащила кляп изо рта, с тоской понимая, чем это ей грозит. Алка немедленно разразилась потоком ругательств, жалоб и причитаний. Пока Алка жалела себя, Надежда старательно обследовала дверцы шкафа. Дверцы были, вероятно, дубовые, и раскрыть их не представлялось никакой возможности.

— Всякое со мной бывало, — вздыхала Алка, — но я никак не думала, что в конце концов умру от голода в старом платяном шкафу. И сухари где-то по дороге пропали…

— Ты бы лучше подумала, как нам отсюда выбраться!

— А сколько человек может жить без еды?

— До завтрашнего вечера протянем, не помрем, а может, кто и утром выпустит.

— Кошмар какой, это же больше суток получается! Если учесть, сколько мы потеряли за это время энергии…

— А ты считай, на сколько ты за это время похудеешь! Ползать по подземельям да еще таскать Кешу…

— Слушай, а где Кеша? Что-то я давно уже его не видела! Кешенька, мальчик мой, отзовись!

— Слушай, не хочу тебя огорчать, но последний раз я его видела еще там, в замке, ты же его сама выпустила полетать.

— Боже, он остался там, он же будет голодать и страдать!

— Почему ты думаешь, что он остался там? Мы же вышли, он мог лететь за нами следом. А попугаи хорошо видят в темноте?

— Он же испугается, у него будет стресс, и могут выпасть все перья!

— Значит, будет лысый попугай! Давай думать, как будем выбираться отсюда, и где твой Петюнчик пропадает, хотела бы я знать?

Надежда еще немного повозилась внутри шкафа, но шкаф был прочен, как банковский сейф. Умели же делать вещи раньше, гардеробчик что надо!

Тем временем Алка, руководствуясь поговоркой «Когда я сплю, я обедаю», сложила вдвое старое пальто и свернулась в уголке калачиком, если это слово могло быть применено к женщине ее комплекции и если занятую ею половину шкафа можно было назвать уголком. Через минуту она уже мирно посапывала. Надежда позавидовала Алкиному легкому характеру и решила последовать ее примеру: усталость последнего дня взяла свое. Сложив, как Алка, какое-то барахло, она попробовала заснуть.

Сон, конечно, не шел.

"Чушь какая, — думала Надежда. — Сижу в старом запертом шкафу, а шкаф — в сторожке, а сторожка — на кладбище.

Кому рассказать, никто не поверит! Вот до чего довела меня неуемная любовь к приключениям. Наверное, Саша прав — я ужасная авантюристка по натуре, а с виду и не скажешь. И как он только со мной живет?"

В шкафу раздавались непонятные скрипы, шорохи и потрескивания. Надежда с затаенным страхом подумала, не живут ли в этом шкафу кроме двух немолодых авантюристок еще и мыши, и на этой мысли неожиданно заснула.

Снилась ей Африка, жаркий полдень на берегу полноводной реки. И, как полагается в любой приличной африканской реке, на мелководье плескались бегемоты. Один из бегемотов вышел на берег, подошел к Надежде и грустно сказал:

— Петю-юнчик, где же ты!

— Не падай духом, — пристыдила Надежда печальную бегемотиху, — мы уже его почти нашли.

Бегемотиха Алка тяжело вздохнула и улеглась рядом с Надеждой, та хотела было отодвинуться, но бегемотиха навалилась на нее всем весом и заснула.

* * *

Надежда проснулась оттого, что было трудно дышать. Это Алка во сне перекатилась к ней ближе и придавила ее в углу.

«Ни в коем случае нельзя рассказывать Алке, что я видела ее во сне бегемотихой. На всю жизнь рассоримся!»

В следующий раз она проснулась уже утром и принялась будить Алку. Как всегда, это было трудной задачей.

— Алка, просыпайся! Не дома на диване спишь! Выход надо искать!

Алка в ответ пробормотала длинную неразборчивую фразу о страдательных причастиях и перевернулась на другой бок.

— Слушай, ты, страдательное причастие прошедшего времени! — окончательно разозлилась Надежда. — На работу пора!

Последний аргумент подействовал. Алка села, как подброшенная пружиной, и вылупила на Надежду глаза.

— Сейчас иду! Кофе поставь! Ой, Надька, это ты! А где это мы?

— Как и были, в шкафу.

— О Господи! А мне спросонья показалось, что на работу идти надо. Померещится же такое!

— Проснулась, теперь давай соображать, не сидеть же тут до вечера. С утра да на голодный желудок думается хорошо, и вот я тут надумала, что, возможно, есть отсюда какой-то потайной выход.

— Опять подземные коридоры!

— Нет, не то. Ты не заметила в темноте, какая была сторожка?

— Как это «какая»?

— Ну, из чего сделана?

— Черт ее знает!

— А я заметила, из камня, тут все из камня, старинное.

— Скажешь, и шкаф тоже из XIII века? — ехидно осведомилась Алка.

— Шкаф, конечно, помоложе, ему лет сто, но ты заметила, что он снаружи казался нам меньше, чем есть на самом деле? Мы сюда поместились вчетвером, да еще место осталось.

Алка вспомнила, как Рустам по поводу шкафа обозвал ее толстой коровой, и помрачнела.

— А почему ты думаешь, что подземный выход должен быть обязательно из шкафа?

— Потому что из подвала выхода нет, иначе те, что там заперты, уже давно бы вышли, а они — слышишь? — постукивают, значит, там сидят, тоже кушать захотели с утра. Шкаф стоит в такой специальной нише, очень подходит для тайного выхода с кладбища наружу. Давай искать!

— Опять ползать на четвереньках!

— Не капризничай, я тебе не муж.

Они стали простукивать и ощупывать заднюю стенку шкафа и обнаружили, что ее, собственно, и нет — шкаф был прислонен вплотную к каменной стене сторожки.

— Алка, щупай стену, может, камень какой выступает или еще что.

— Черт, головой стукнулась! Тут какая-то фигня явно не на месте!

— Что-то изменилось, сквознячком потянуло, что ли! Ты что сделала, делай это еще раз!

— Головой, что ли, опять биться?

— Жми на эту фигню!

Алка нажала на что-то посильнее, и в стенке приоткрылась маленькая дверка.

С радостными возгласами подруги выскочили из шкафа и оказались в маленьком полутемном чулане. Перед ними была запертая на крючок дверь, а за ней — свет, воздух, свобода! Надежда обернулась и, увидев на выпустившей их дверце ручку, нажала на нее. Дверца плотно закрылась.

— Не надоели им эти потайные выходы! Ходили бы в дверь, как люди! Алка, я вот о чем думаю, Елена говорила, что Гарик их на кладбище ждет. Так куда он делся, хотела бы я знать! Почему за ними не пришел?

— Может быть, эта Елена ему уже осточертела, и он сделал ноги? — предположила Алка.

— Все может быть…

Однако несколько секунд спустя Надежда получила исчерпывающий ответ на все свои вопросы. Выйдя из чуланчика наружу, они оказались не на открытом пространстве, а в маленьком дворике, образованном с одной стороны кладбищенской сторожкой, с другой — стеной замка с одним стрельчатым проемом окна, и с двух оставшихся сторон — глухими каменными стенами более поздней кладки. Но самое интересное, что в этом дворике они были не одни. Прижавшись к стене сторожки, там сидел на корточках Гарик, или Игорь Петрович, кому как больше нравится. Лицо его было жалобным и измученным, вся фигура выражала крайнюю степень усталости и отчаяния, а рядом с ним на свежей зеленой травке в спокойной и вольготной позе развалился огромный косматый пес самого что ни на есть свирепого вида.

— Здравствуйте, Игорь Петрович! — сердечно приветствовала его Алка. — Что это с вами, вы не заболели, вид у вас какой-то бледноватый, меня не узнаете?

При звуке ее голоса пес приподнял огромную голову, тихо утробно рыкнул и посмотрел на подруг с живым интересом.

— Кавказская овчарка! — с уважением констатировала Надежда. — Понятно теперь, почему Гарик не пришел выручать своих подельщиков.

Гарик обернулся, во взоре его была мольба.

— Как вы сюда попали, — холодно осведомилась Надежда, — в это замкнутое пространство?

— Я ждал на кладбище, — послушно начал рассказывать Гарик, — услышал шум, там полиция ходила, я и решил пересидеть в укромном уголке. А тут — он! Всю ночь так и сижу, только попробую шевельнуться — он так рычит!

— Я бы на его месте съела вас сразу же, но, очевидно, он был сытый, — спокойно сказала Алка. — Но, хочу вам заметить, что сторож вернется только к вечеру, поэтому у вас еще есть шанс попасть к нему на обед.

— Сделайте что-нибудь, я боюсь собак!

— Да что вы говорите, а кто убил моего Гаврика?

— Это не я, это Рустам, а вообще всем заправляла Елена.

— Прямо какая-то оперная злодейка ваша Елена, а вы, значит, невинные овечки! Ну что ж, сидите тут и размышляйте о смысле жизни. Обещаем прислать вам на помощь первого же полицейского, которого встретим.

— Слушай, Надежда, а почему ты думаешь, что нас это чудовище пропустит?

Возьмет сейчас под арест, как этого, — и пиши пропало. И как ты вообще собираешься отсюда выйти? Стены глухие, никаких ворот и калиток не видно, только окно…

Надежда перевела взгляд на окно и схватила Алку за руку. Оглядываясь на пленного Гарика, она зашептала ей на ухо горячим шепотом:

— Алка, ты что, не узнаешь? Это же оно, то самое!

— Чего? — громко переспросила медленно соображающая после всего с ней случившегося подруга.

— Тише ты! Окно! То, что на фотографии!

— Ты сама орешь.

— Я ору шепотом, это от волнения!

Мы его нашли!

— Точно, теперь я вижу!

— Как нам повезло, что нас заперли в шкафу, иначе мы никогда бы не вышли в этот дворик и не нашли бы окно, его видно только отсюда.

— И как мы теперь будем из этого дворика выбираться?

— Через окно, по веревочной лестнице, — отважно сказала Надежда.

Действительно, из заветного окна свисала трудноразличимая на фоне старинной каменной кладки веревочная лестница.

— А что делать с собакой?

— Собака — это проблема номер один.

Ты по собакам специалист — вот и решай ее.

Алка прослезилась, вспомнив Гаврика, но Надежда велела ей не отвлекаться, и Алка выработала план действий.

— Смотри, мы уже сколько у него на виду находимся, а он занял пост возле Гарика и не покидает его. Может, он уже выбрал, кого стеречь, и не хочет отвлекаться? Самое главное — не делать резких движений, пробираться к лестнице потихоньку, медленно-медленно… Но все равно страшно — вон у него какие клыки!

— Не можем мы сидеть тут и ждать у моря погоды, наша цель перед нами, вперед! — шепотом скомандовала Надежда.

— Черепашьим шагом, — проговорила Алка, не разжимая губ.

Подруги медленно, крошечными шагами двинулись к противоположному концу двора. Собака заволновалась, чуть слышно заворчала, но потом перевела взгляд на Гарика и решила, видно, что за двумя, вернее, за тремя, зайцами погонишься — останешься без ужина. Алка с Надеждой замерли как приклеенные. Кавказец еще немного поворчал и успокоился. Когда он отвернулся и сосредоточил все свое внимание на Гарике, Алка пригнулась, как под пулями, и стала тихонько красться к лестнице, так постепенно они преодолели опасное пространство.

Гарик смотрел на них с тоской и завистью, он попробовал было действовать как они, но собака так рыкнула на него, что он оставил бесполезные попытки и сел на землю в полном отчаянии. Кавказец, видимо, все для себя решив, смотрел на Алку с Надеждой довольно спокойно — ведь его неприкосновенный запас находился рядом с ним, но перед подругами возникла новая проблема. Алка с сомнением дергала веревочную лестницу:

— Думаешь, она меня выдержит?

— Вот и проверим. Лезь, я тебя подстрахую.

Подталкиваемая Надеждой, Алка ухватилась за веревочные перекладины и, охая, полезла вверх. Надежда сразу же последовала за ней, рассчитывая на то, что если лестницу оставил им Петюнчик, то, зная свою жену, он заложил тройной запас прочности.

Гарик, видя, что сейчас он снова останется один на один с этой зверюгой, зашевелился и попытался пробраться к двери сторожки.

«Сидеть!» — рявкнула собака, Гарик от неожиданности плюхнулся на место, а Надежда с Алкой взлетели наверх с бешеной скоростью.

Бот они и добрались до заветного окна, Алка пролезла внутрь, а Надежда, стоя на последней ступеньке, осмотрела кладку возле оконного проема. Ей показалось, что камни чуть шатаются в одном месте.

— Алка, пошевели их там, изнутри! Эх, отвертку бы сюда!

— А у меня пилочка есть!

— Алка, ты гений! Ну как там?

— Лезь сюда, вот этот поддается.

Под камнем оказался небольшой тайник, в котором находился прямоугольный предмет, завернутый в газету. Надежда взяла сверток с разочарованием — газета была хоть и не новая, но этого года, вряд ли Библия в свертке.

— Нашли! Мы ее нашли! — ликовала Алка.

— Да ты на газету погляди! — вздохнула Надежда, разворачивая сверток.

Внутри была книга, но к Библии она не имела ни малейшего отношения. Это был маленький, довольно затрепанный томик под названием «Кукла госпожи Дарк». Надежда смотрела на книгу в полном разочаровании, Алка вдруг выхватила книгу у нее из рук и стала прижимать ее к груди, восклицая сквозь слезы:

— Петюнчик! Мой дорогой!

Надежда с каким-то даже обреченным спокойствием поняла, что Алка все-таки рехнулась. Не перенесла всех выпавших на ее долю испытаний и повредилась в уме. Что теперь делать, Надежда не знала, но на всякий случай решила отвести Алку подальше от окна — сумасшедшие всегда прыгают в окна. Алка же посмотрела Надежде в глаза абсолютно осмысленно и сказала спокойным голосом:

— Ты что думаешь — я ненормальная? Ничуть не бывало! Это книжка — от Тимофеева. Все равно, как если бы он открыточку нам оставил здесь: «Привет от Пети». Это его любимая книга, он ее раз сорок читал, она на него как-то вдохновляюще действует. Говорит, как прочитаю эту книжку, мозги от такого идиотизма сразу взбодряются и начинают здорово работать. Она у него постоянно на столе лежит. Это такая целая серия «Смерть под псевдонимом», «Звезда упадет в полночь»…,Но эта у него была самая любимая, он ее даже когда с собакой гулял, иногда с собой брал. Наверное, так и привезли его сюда с книжкой.

— Значит, он Библию нашел, а вместо нее положил сюда эту книжку.

— Да, для меня знак, потому что кроме меня никто про это не знает, а этим сволочам — шиш с маслом. И лестницу веревочную это он нам оставил!

Надежда посмотрела на Алку с уважением: она говорила логично и вспомнила наконец какие-то нужные подробности про Петюнчика. Алка неожиданно обиделась:

— Что ты на меня смотришь, как на Буриданову ослицу?

— Не Буриданову, а Валаамову.

— Тем более. Ты что думаешь, я уже совсем ничего не соображаю? Я же все-таки завучем в школе работаю, а не сторожем! Хотя у нас сторож тоже с высшим образованием, инженер, ночами подрабатывает.

— Вот и не обижайся на меня. Ты же знаешь, как я тебя люблю. И очень рада, что мы получили привет от Петюнчика.

Значит, скоро кончатся все наши мытарства — выходим на финишную прямую.

Теперь надо отсюда выбираться поскорее.

Подруги находились в небольшом помещении, где ничего не было, кроме пресловутого окна, голых стен и низкого входа без дверей. Пройдя сквозь этот проем, для чего им пришлось наклониться, они оказались на галерее, опоясывающей церковь. Прежде они не заметили этого входа, потому что он был скрыт от глаз двумя каменными колоннами. Оказавшись в знакомом месте, дамы облегченно вздохнули и направились к выходу. По дороге Алка снова завернула зачем-то в газету любимую книгу Петюнчика, очевидно, она знала, как эта шпионская дребедень была дорога ее мужу, и собиралась ее сохранить. Они открыли тяжелую дверь церкви и с облегчением вышли на свежий воздух, но остановились на пороге, пораженные. Прямо перед ними стояли уже знакомый им курчавый брюнет и его спортивная подруга. При виде дам лицо брюнета расплылось в улыбке, он бодро залопотал что-то по-английски.

— Говорите, пожалуйста, помедленнее, — сказала Надежда по-английски, тщательно подбирая слова, — я плохо вас понимаю.

— А тебе и не надо понимать, — вступила в разговор девица, — отдай Библию и катись ко всем чертям!

— Еще одна грубиянка на нашу голову, — притворно вздохнула Надежда и мигом перестроилась:

— Ты, выдра, юбку-то от ананаса отчистила или так и ходишь?

Девица не обратила внимания на последний вопрос, она заметила в руках у Алки сверток и кинулась отнимать, но не тут-то было. Алка сражалась, как лев, вернее, как львица. Потому что львы — создания ленивые и избалованные, и всякую скучную прозу жизни — разные сражения, охоту на крупный рогатый скот и прочие мелочи — охотно уступают своим подругам. Алка сражалась за привет от Петюнчика, как настоящая львица. Руки у нее были заняты книгой, она действовала ногами и зубами. Курчавый брюнет с интересом наблюдал за ходом сражения, а Надежда наблюдала за ним. Наконец брюнет закричал девице что-то повелительное, потом стал бурно что-то объяснять, Надежда разобрала английское слово «газета». Она Поняла, что брюнет допер, что с Библией что-то не то, возможно, он подумал, что они ее спрятали, потому что девица схватила Алку за руки и прижала ее к стенке. Брюнет то же самое проделал с Надеждой, они явно собирались применить допрос с пристрастием, но в это время у них за спиной раздался хриплый суровый голос:

— Руки вверх!!!

Злоумышленники немедленно выполнили приказ: подняли руки и застыли без движения, причем, как ни странно, брюнет понял по-русски. Алка, увидев своего драгоценного попугая, а это был, разумеется, он, возникший неизвестно откуда, но очень своевременно, пришла в неописуемый восторг, открыла рот и уже сказала было «Ке…», но Надежда, воспользовавшись временным замешательством в рядах противника, потащила ее за собой и юркнула в один из бесчисленных каменных проломов. Брюнет, обнаружив, что его испугал обыкновенный, хотя и очень красивый, попугай, выругался по-своему и бросился в погоню. На его подругу появление попугая подействовало как-то странно, говорящих попугаев она никогда не видела, что ли, но она тоже взяла себя в руки и побежала следом.

Алка и Надежда, проскочив в пролом стены, оказались на дне бывшего крепостного рва. Воды в нем давно не было, от самого рва осталась лишь неглубокая канава, но бежать в ней было гораздо удобнее — на дне не было густого бурьяна и репейников. Курчавый злодей несся следом. Его физическая форма была явно лучше, чем у немолодых усталых женщин, и он их неумолимо нагонял. Надежда с Алкой пробежали по дну рва мимо бывшего входа, с изумлением покосившись на угрожающе нависший надо рвом подвесной мост. Надежда подумала мимоходом, кто и зачем поднял этот мост, и как за столько веков не вышел из строя подъемный механизм, но развить эту мысль ей не позволила вульгарная одышка. Пробежав еще совсем чуть-чуть из последних сил, они услышали за собой странные звуки.

Надежда оглянулась, оторопела и окликнула Алку. Алка с трудом затормозила и тоже обернулась.

А посмотреть было на что.

У основания подъемного моста стояло привидение. То самое, которое они уже встречали на кладбище — самое обыкновенное привидение: бледное, в саване — все, как полагается, — в общем, ничего особенного.

Но криминальный брюнет, очевидно, так не думал, потому что, оглянувшись, он от неожиданности споткнулся о кочку или корень. Он грохнулся на землю и правильно сделал, потому что как раз в эту секунду привидение вытащило какую-то ржавую штуковину из подъемного механизма, и мост со страшным лязгом и грохотом рухнул на брюнета. Поскольку брюнет лежал на дне канавы, мост его не задел, но прихлопнул, как крышка мышеловки. Надежда не удержалась и зааплодировала, в ответ на что привидение со скромной гордостью раскланялось.

Надежда, придав Алке нужное направление, выскочила и увидела, что перед замком остановились две машины, из которых вышли люди в штатском и в форме.

«Полиция! — мелькнуло у нее в голове. — Ну наконец-то, теперь будь что будет, но больше я не могу бегать среди этих развалин!»

Среди полицейских выделялась женская фигура — Надежда заметила длинные волосы и мягкую походку. Женщина обернулась, и Надежда узнала в ней Кристину, их попутчицу.

«Она — в полиции? Понятно теперь, какой документ она показала таможеннику и почему попугая не обнаружили на границе. Значит, они от самой России за нами наблюдали, а теперь появились. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда!»

— Что ты там бормочешь? — пропыхтела Алка. — Кто это там?

— Не видишь, полиция по бандитскую душу, а с ними наша Кристина.

— Где? Ну надо же!

В это время сбоку выскочила девица — приятельница курчавого брюнета. Очевидно, убедившись, что ее компаньон прихлопнут в канаве, она решила подумать о собственной безопасности и спасаться бегством. На ее пути непонятно как оказалась Кристина, и тут началось такое, что у Надежды прямо дух захватило. Кристина сделала резкий выпад, ее противница отскочила в сторону, а потом начались кувырки в воздухе и махание руками и ногами в бешеном темпе.

— Это же карате! Смотри, Алка, как здорово, прямо как Джеки Чан в кино! Но наша-то лучше владеет техникой, она победит.

И действительно, Кристина что-то там сделала ногой, девица упала, тут подоспели полицейские, подняли побежденную и защелкнули наручники, а другие в это время уже выводили из сторожки остальных бандитов.

— Потрясающе! — восхищалась Надежда. — Теперь всегда буду смотреть по видику фильмы про карате. А то, когда Саша их приносит, я на кухню ухожу, только они с Бейсиком смотрят.

— А на меня вы не хотите посмотреть? — окликнул их знакомый голос.

Подруги подняли глаза и увидели Петюнчика, выглядывающего из белых простыней и махавшего им рукой.

— Кого я вижу! — ахнула Надежда. — Петя, ты ли это? Алка, ты что молчишь?

Она посмотрела на подругу, и именно в этот момент Алка закатила глаза и плюхнулась в обморок прямо на Надежду. Надежда не успела отскочить, и они с Алкой приземлились на травку не то чтобы очень мягко. Петюнчик в мгновение ока очутился возле подруг, но беспокоился, естественно, только об Алкином здоровье. До того, что Надежда, падая, больно ушибла бок, никому не было дела.

— Аллочка, дорогая, что с тобой, тебе плохо? — причитал Петюнчик, стоя на коленях и пытаясь приподнять Алку. — Аллочка, открой глаза!

Но Алка лежала, плотно зажмурив очи, и не подавала признаков жизни.

"Вот интересно, — размышляла Надежда, — как это у нее так удачно получилось?

Подождала, пока я к ней повернусь, а потом аккуратно шлепнулась прямо на меня.

А у меня ни разу не вышло вовремя в обморок упасть. Иногда такое умение может очень пригодиться в жизни".

Она потерла ушибленный бок и сказала самой себе: «Нет, все-таки она это нарочно сделала, а вот мы сейчас проверим».

— Петя, — обратилась Надежда к безутешному супругу, — вон там, видишь, колонка? Ты принеси водички холодненькой, мы ее быстро в чувство приведем.

Петюнчик понесся за водой с двумя целлофановыми пакетами, а Надежда присела перед распростертой на земле Алкой.

— Алка, хватит валять дурака, сейчас же вставай, некогда тут с тобой возиться.

Алка молчала. Надежда присмотрелась к ней повнимательнее и поняла, что Алка не то чтобы совсем притворяется, а просто ей хочется, чтобы муж побегал вокруг нее и поволновался. Вернулся Петюнчик с водой. Надежда, не давая ему опомниться, схватила пакет и с криком: «Ну, Алка, пеняй на себя!» — вылила его содержимое Алке в лицо. Алка тут же вскочила, фыркая и отплевываясь:

— Ты что, с ума сошла? Так и захлебнуться недолго!

— Аллочка, тебе лучше? — пролепетал Петюнчик.

Алка повернулась к нему, и началось представление.

— О Петюнчик! — заорала Алка не своим голосом. — Муж мой ненаглядный!

Как видно, 25 лет преподавания русского и литературы не прошли даром — в самую ответственную минуту своей жизни Алка решила изъясняться классическим языком.

— О муж мой, наконец-то я нашла тебя! — опять взвыла Алка.

«Странно, — подумала Надежда, — разве в нашей средней школе проходят греческую трагедию? Наверное, это у Алки в голове засело еще из университета».

— Здравствуй, Алла, — сдержанно поздоровался Петюнчик, очевидно, ему было неудобно, что Алка так орет.

— О дорогой мой, что они с тобой сделали! — Алка не могла остановиться.

Надежда вмешалась:

— Алка, успокойся, вот он перед тобой, живой и здоровый.

— Они мне ответят за каждый волосок на твоей голове! — продолжала Алка в том же духе, забыв в горячке, что муж ее был абсолютно лыс еще до встречи с бандитами.

Она говорила так громко, что все — и полицейские, и бандиты — отвлеклись от своих занятий и стали прислушиваться.

— Господи, муж мой, как ты похудел, они что, морили тебя голодом?

«Нет, это Алка не из греческой трагедии, это она говорит как в театре по системе Станиславского — когда все актеры говорят очень громко неестественными голосами», — сообразила Надежда.

— Господин Тимофеев, — вежливо окликнул Петюнчика главный полицейский чин.

Петюнчик пошел к нему, путаясь в белой простыне.

— Алка, — вполголоса сказала Надежда, — немедленно прекрати систему Станиславского, так ты только людей смешишь.

— Как тебе не стыдно, Надежда! У меня такая радость, а ты хочешь все испортить!

— Ну хоть не ори так громко, а то полицейские малость прибалдели.

— Но я не могу с собой справиться, посмотри, как он плохо выглядит!

— Кто, Петюнчик? — изумилась Надежда. — А по-моему, он прекрасно выглядит. Загорел, в прекрасной форме — вон как бегал по развалинам! Две недели активной жизни явно пошли ему на пользу.

— Тебе просто завидно, что мой муж — герой, а твой плесневеет там где-то на рыбалке и совсем тебя забыл!

Удар был ниже пояса, Надежда обиделась и замолчала. Подошел Петюнчик, взял Алку за руку, и это было его ошибкой — Алка немедленно принялась за старое.

— Любимый мой, что же с тобой случилось за это время? Тебя правда похитили?

— Еще хорошо, что не орет на всю республику! — пробормотала Надежда как бы про себя.

Алка действительно убавила децибелы, но не желала расставаться с системой Станиславского.

— Да, понимаешь, меня и правда похитили, — смущенно признался Петюнчик, — когда я с Гавриком гулял. А Гаврик-то, знаешь, Аллочка…

— Да знаю я, что он умер, мы его похоронили. Я все про тебя знаю, и про работу новую, и про Библию. А ты думал, я тебя не найду?

"Да уж, — подумала Надежда, — знал бы Петюнчик, сколько сил и нервов я потратила, пока не заставила ее поверить, что мужа похитили, а не он ее бросил.

А теперь, оказывается, это она такая умная и героическая жена — спасла своего мужа из рук бандитов".

Надежда окончательно обиделась и отошла в сторону. Все охотники за Библией Гуттенберга были уже в наручниках, как с удовлетворением отметила Надежда. Троих вытащили из подвала сторожки, курчавого брюнета с трудом выволокли из-под моста, баранообразный Виталик выполз сам из развалин и с радостью сдался: как видно, ночи, проведенной в темном и сыром подземелье в одиночестве, ему хватило надолго. Из-за стены доносился обиженный лай кавказца — добычу вынули, можно сказать, прямо из пасти. Теперь все бандиты ожидали отправки в Таллин, в тюрьму. Там уже дальше пойдет разбирательство, кто гражданин какой страны, кого заберет Интерпол, а кто останется сидеть в Эстонии. Среди преступников Надежда не заметила пожилого господина, который запер их в шкафу, и его спутника, очевидно, те успели уйти. Ну и ладно, мы не будем их выдавать, они нам не сделали ничего плохого.

Надежда подошла к Елене и еле-еле сдержалась, чтобы не пнуть ее ногой под коленку или еще куда-нибудь. Встретившись с ней глазами, Елена выругалась сквозь зубы.

— Ну что, Библия-то тю-тю! А то разлетелись на чужой миллион долларов! Да, кстати, а где же Библия?

Надежда подошла к Кристине.

— Здравствуйте, Кристина, если вы, конечно, Кристина!

— Допустим, — сдержанно улыбнулась Кристина.

— Позвольте выразить вам свое восхищение. Вы прекрасно владеете карате. Наблюдая, как вы, я даже не могу сказать — дрались, с этой, — Надежда пренебрежительно указала на понурую девицу рядом со своим курчавым спутником, — я получила огромное удовольствие. Это прямо как балет, очень профессионально.

Кристина польщенно улыбнулась.

— А не скажете ли мне, Кристина, нашлось ли сокровище, а иначе получится, как в анекдоте, за что боролись?

— Господин Тимофеев заявил нам, что Библию он нашел и оставил на хранение у своей знакомой и что привезет он ее в Таллин только сам.

Надежда навострила уши:

— У какой такой знакомой?

— Да вон там, — Кристина махнула рукой, — там на хуторе живет его старая знакомая, там у нее большое хозяйство, муж, дети…

— Муж — это хорошо, — задумчиво проговорила Надежда, — а ее случайно не Мартой зовут?

— Мартой, — удивилась Кристина, — а откуда вы… — Она перехватила Надеждин взгляд, когда та смотрела, как Алка делала вид, что ей плохо, а Петюнчик суетился вокруг, и рассмеялась:

— Да, не завидую я господину Тимофееву! Ну, нам пора, вон этих уже погрузили.

— Приятно было познакомиться!

— Привет попугаю! — И Кристина села в машину.

Полицейский подошел к Петюнчику и что-то спросил, тот в ответ отрицательно покачал головой. Когда все машины уехали, Надежда подошла поближе.

— Ну а мы-то куда теперь?

— Мы вон на тот хутор, нас там ждут.

— Кто ждет? — встрепенулась Алка.

— Библия Гуттенберга.

«И не только Библия», — усмехнулась про себя Надежда, но вслух ничего не сказала, пусть Алкин муж сам выкручивается, а ей, Надежде, уже порядочно надоели и Библия, и попугай, и Алкины капризы.

И вообще она хочет домой, оклеить коридор и починить телефон. А она-то, дура, сорвалась с места, бросила все, кинулась помогать Алке, а взамен кроме хамства ничего не получила. Нет, все-таки Алка — свинья неблагодарная!

— Что же, Петя, с тобой произошло? — только из вежливости спросила она.

— Ну что, гуляю я с Гавриком, вдруг подъезжает машина прямо к пустырю, выходят трое — раз меня под руки, это двое, а третий выстрелил в Гаврика какой-то штукой, он и упал. Его — в машину, меня — тоже, я и крикнуть не успел, да как назло, на пустыре никого. В машине они и говорят — пиши записку. Я — что, чего?

А они бумагу подсовывают, потом Игорь Петрович, он у них вроде главный был, стал меня про Библию спрашивать. Я сначала растерялся, потом понял, что они не шутят. Но все равно записку я писать сначала отказался, тогда они пригрозили, что тебя, Алла, убьют. Тогда я написал, как они велели, надеялся, что ты догадаешься, что это не правда.

— Я сразу же догадалась, ни минуты не верила!

«Догадалась она, как же!» — злобно подумала Надежда.

— А потом они Гаврика из машины выбросили и меня чем-то укололи, я сознание потерял, так через границу и переехали.

— Бедненький мой!

— Приехали мы в Таллин, жили в каком-то частном доме в Хину, вернее, они нормально жили, а я в подвале сидел.

— Голодный?

— Да нет, поесть давали. Лотом поехали в эту деревню, бабушкин дом раньше здесь стоял, это они из меня выудили.

— Тебя пытали?

— Нет, так, больше пугали. Я решил время потянуть, ведь дома-то тут все равно нету, он в Рокка-аль-Маре, в музее.

— Естественно, мы сразу туда поехали, мы то письмо нашли про дом, которое ты в кастрюле спрятал.

— Неужели ты нашла письмо, как тебе это удалось?

— Горячую воду отключили, вот кастрюля и понадобилась, — мерзким голосом вставила Надежда.

За это Алка наградила ее таким взглядом, каким она смотрела на хулигана Синетутова, когда он, чтобы не писать контрольную по химии; подговорил своего приятеля из другой школы, чтобы тот позвонил учительнице химии под видом участкового и сказал, что воры взломали дверь ее квартиры и унесли телевизор, дубленку и бирманского кота. Химичка, как ненормальная, помчалась домой, и контрольной, естественно, не было. Но когда она вернулась в школу и рассказала, что замки она застала в полном порядке, телевизор и дубленку в целости и сохранности, и бирманский кот тоже не пострадал, потому что, увидев сброшенные им с подоконника очередные два горшка с цветами, хозяйка не стала гоняться за ним с полотенцем по всей квартире, а почему-то взяла на руки и поцеловала в нос; так вот, когда она все это рассказала в учительской, директор только махнул рукой, но Алка страшно рассвирепела и рвалась применять к Синетутову карательные меры.

— Приезжаем мы в эту деревню, а дома нет, — продолжал Петюнчик, — я делаю вид, что ничего не знаю, полным дураком прикидываюсь.

— Интересно, как это у тебя получилось, если ты доктор наук и начальником отдела работаешь? — не удержалась Надежда.

— Вечно ты перебиваешь! — это Алка бросилась на защиту своего дорогого Петюнчика.

— Да, Надя, ты права, но эти криминальные личности оказались плохими психологами, дама у них поумнее, конечно, была, но тоже больше на интуиции выезжала. Побоялись они меня одного в управу посылать, пошли мы вместе с этой главной дамой.

— Еленой?

— Ну да. Все там рассказали про дом, а пока Елена с управляющим разбиралась, я стянул у них ценный кубок, чтобы они нас хорошо запомнили. Думал, сразу хватятся, догонят нас, в полицию обратятся, а они и не заметили, пока Марта этот кубок обратно не принесла.

— Кто такая Марта? — немедленно отреагировала Алка.

— Сейчас, все по порядку. Значит, поехали мы в Рокка-аль-Маре, там нашли бабушкин дом, они мне говорят: ищи, а то убьем. Я поискал для виду — нет ничего, тогда Елена ушла спросить, может, остались какие документы в доме, а со мной остался только Гарик. А у бабушки в доме тайничок был, этот дом ведь очень старый, его еще бабушкин прадед строил, и сделал он за печкой тайник. Бабушка мне его показывала, когда я в детстве у нее жил. Там так аккуратно все сделано, что даже когда дом перевозили, никто ничего не заметил. А у нас с бабушкой в детстве как-то разговор был, что есть у нас в роду ценная книга, очень старая. Она так и говорила: не Библия, а книга, самого Гуттенберга. Тогда ведь, в советское время, про Библию-то не очень можно было…

Эти Юкскули нам родственники, бабушкина мать была из них. Библию спрятал кто-то из них еще до войны, а когда бабушка вернулась в пятьдесят втором году, ей все рассказали. А мне бабушка не сказала точно, где книга спрятана, я только знал, что в самом доме ее нет. Побоялась она тогда такую тайну ребенку доверить.

«Надо же, как я, все точно предугадала», — подумала Надежда.

— Ну вот, иду я сразу к керосиновой лампе, видали там ее? Тоже старинная.

Поднимаю я ее и говорю, что в подставке может что-то быть, вон, говорю, какая она тяжелая. Гарик оказался мужчиной доверчивым, схватил лампу, покрутил, видит — ничего не отвинтить, тогда он выскочил на минутку в амбар, чтобы чем-нибудь тяжелым лампу стукнуть. А я уж тут быстро в тайник бабушкин залез, только и успел, что сверху эту фотографию схватить. Там еще бумаги лежали, надо будет потом съездить, посмотреть. А потом я плюхнулся на пол и давай орать, как будто я пьяный. Елена прибежала, с ней хранительница, я ору, прямо сплошное неприличие.

Пока они туда-сюда, я успел фотографию под коврик сунуть, но предварительно ее рассмотрел и окно запомнил. Схватили они меня под руки и поволокли, как уж Елена за меня в музее оправдывалась, не знаю. В машине побили, конечно, немножко…

Надежда ожидала, что Алка опять начнет выражаться по системе Станиславского, но ее подруга при упоминании Петюнчиком женского имени Марта почувствовала неладное и теперь угрюмо молчала.

— А фантик ты нам нарочно оставил? — спросила Надежда для того, чтобы отвлечь Алку.

— Какой фантик? — удивился Петюнчик. — Откуда у меня там фантики могли взяться?

Теперь уже Надежда посмотрела на Алку с плохо скрытым презрением — Петюнчик! Фантики сворачивает! С детского сада!

Знает мужа, нечего сказать!

— Как побили меня, я сделал вид, что сильно испугался, и сказал им, что надо ехать сюда и искать в этом замке. Им ничего не оставалось делать, как согласиться.

А уж замок я этот с детства как свою квартиру знаю, поэтому тут я от них и сбежал.

— И где же ты все это время жил? — металлическим голосом спросила Алка.

Как ни был Петюнчик счастлив оттого, что все так хорошо кончилось, он нашел Библию Гуттенберга и жену, и обе оказались целыми и невредимыми, и бандиты теперь получат по заслугам, но тем не менее он почувствовал, что творится с его дражайшей половиной, и несколько смутился, очевидно, рыльце у него было в пушку.

— Да, понимаешь, тут живет девочка, с которой мы в детстве дружили, Марта ее зовут.

— И сколько же теперь лет этой девочке? — ядовито поинтересовалась Алка.

— Ну, она меня помоложе, но не намного, так что за сорок ей, конечно, — честно признался Петюнчик. — Еще когда они меня сюда первый раз привезли, я узнал, что она на хуторе живет. А когда сбежал от бандитов, куда было податься?

Без документов, без денег, да и одежды-то почти никакой. В полицию идти? Так до нее еще добраться надо.

Вот я и подумал — похожу тут, найду Библию, тогда можно и властям объявиться. Библию я нашел быстро, спрятал у Марты, а привидение изображал — это уж так, хотелось негодяев этих полугать.

Опять же время тянул. А они тут искали-искали, сначала меня ловили, потом конкуренты у них объявились.

— Про конкурентов мы знаем! — засмеялась Надежда. — А теперь, рассказать тебе про наши приключения?

— Конечно! Аллочка, расскажи.

Но Алка зациклилась на своем:

— А простыни для савана ты у Марты попросил?

— Ну да, — растерялся ее муж.

— Понятно, — зловеще протянула Алка.

За интересной беседой они незаметно дошли до хутора.

— Куда это мы идем? — вдруг всполошилась Алка.

— Как — куда? Вот мы уже пришли, на хуторе нас ждут.

— Это тебя там ждут, — Алка подчеркнула слово «тебя», — а лично я никуда не пойду, и Надежда тоже.

«Наконец-то и про меня вспомнила!» — злопыхнула Надежда.

— Аллочка, ну что ты, куда же мы теперь денемся, полиция уехала, а автобус теперь только утром будет, — засуетился Петюнчик.

— Я лучше пешком в Таллин пойду, чем ступлю на порог этого дома! — патетически воскликнула Алка. — Я уж не говорю про себя, но при живом-то муже!

«Самое лучшее, что Алкин муж может сейчас сделать, — это хорошенько двинуть ей по физиономии», — думала теряющая терпение Надежда. Она представила себе, как низкорослый Петюнчик становится на цыпочки, зажмуривает глаза и отвешивает Алке здоровенную пощечину, и ей стало ужасно смешно.

— Чему это ты улыбаешься? — с подозрением спросила Алка. — Сейчас же идем отсюда!

— Алка, если ты немедленно не прекратишь, я тебе так врежу, не посмотрю, что нас из окон видно.

— Что? Ты — мне? — изумилась Алка. — Да я же тебя в два раза выше…

— И в четыре раза толще, — не растерялась Надежда. — Да пока ты свои жиры растрясешь, я уже тебе так накостыляю…

— Девочки, не ссорьтесь! — вступил Петюнчик, он испугался, что они и правда подерутся на глазах у обитателей хутора.

Алка обиженно всхлипнула.

— От тебя, Надежда, не ожидала, умеешь ты человека обидеть!

— А, сама-то что мне наговорила, что муж меня забыл и так далее!

— Да когда я это говорила? — искренне изумилась Алка, и Надежда поняла, что она действительно ничего не помнит.

Что ж, Алку надо принимать такой, какая она есть, и не пытаться переделать.

Похоже, ее муж поступает с ней абсолютно правильно.

— Вот что, причешись, сделай приветливое лицо и идем, а то, неудобно, люди ждут.

— Я, конечно, пойду, но не надейтесь, что я буду расшаркиваться перед этой…

— Да она же твоему мужу считай что жизнь спасла, хоть какую-то благодарность имела бы! — наконец не выдержал Петюнчик.

Алка удивилась не столько его словам, сколько тону, и замолчала. Воспользовавшись этим, Надежда с Петюнчиком подхватили ее под руки и буквально волоком потащили к воротам.

Внутри хутор оказался очень большим.

Красивый двухэтажный дом, и хлев, и дровяник, и сарай для сена и еще много-много хозяйственных построек. У дома был шикарный цветник. Лиловели ирисы, оранжевым цветом полыхали маки, была даже небольшая альпийская горка с красивыми многолетниками, стелющимися ковром. Надежда решила, что потом обязательно рассмотрит все подробно, а пока следовало поздороваться с хозяевами.

Их встречали высокая крупная женщина, ее муж — тоже высокий, неулыбчивый и молчаливый. Потом прибежал откуда-то здоровый парень, светловолосый и голубоглазый, похожий на мать. Во дворе была еще собака, рыжий кот на завалинке (Бейсик красивее!), и в углу за хлевом на травке был привязан маленький теленочек с белым пятнышком на морде и длинными ресницами. Теленка в честь хозяйки назвали Мартином.

Хозяйка была внешне приветлива, но держалась настороженно. Надежда пригляделась к ней. Красивая женщина, высокая, статная, крупная в кости, но лишнего веса нет ни грамма. Очень похожа на свою девичью фотографию, и волосы сохранились, только тогда были косы, а теперь тяжелый узел на затылке.

Да, Алка в сравнении с ней явно проигрывает. Но Петюнчик ведь так не думает, а это самое главное. Надежда посмотрела на стоящих рядом Алку и Марту и очень расстроилась. Эти Алкины розовые брюки, какое, к черту, какао с молоком, розовые они, нежно-поросячий цвет! И еще Надежда облила ее водой, так что ни о какой прическе не может быть и речи. Конечно, Марте ведь не пришлось ползать по развалинам, ночевать в шкафу, прятаться в канаве и падать в обморок прямо на землю.

Она и причесалась, и платье вон шелковое надела, кто ж поверит, что она в этом платье коров доит?

Тут Надежда устыдилась своих мыслей и принялась восхищаться хозяйством. Хозяин, Петер, немного оживился и показал ей и коров, и лошадь, которую держали для сельхозработ, — экологию не портит и бензина не надо.

Пока гостьи знакомились с хутором, причем вникала во все только Надежда, а Алке было все равно, у нее не было дачи и она никогда не увлекалась садоводством, из деревни прибежал сын Марты с их вещами и с Кешей на плече. Кеша так налетался, что предпочел свободе свидание с любимой хозяйкой. Потом они мылись, не в русской бане, а в настоящей сауне, там время летело незаметно, и когда они вышли, были сумерки. Марта гостеприимно пригласила всех поужинать и остаться у них ночевать. Алка уже открыла было рот, чтобы отказаться, но Надежда сумела ее опередить и с благодарностью согласилась. Алка злобно на нее посмотрела. Петюнчик же глядел на Алку влюбленными глазами и ничего не хотел замечать. За ужином Алка демонстративно не замечала Марту, но ела с большим аппетитом. Надежда и сама махнула рукой на фигуру и уплетала картошку, вареную в мундире, разрезанную на четвертинки и поджаренную прямо так со сметаной и укропом, а потом знаменитые эстонские цеппелины — картофельные клецки под сметанным соусом. Марта предлагала ночевать в доме, но гости попросились в маленький летний домик, там было прохладнее. Во времянке; было две комнаты, разделенные тоненькой дощатой перегородкой. Улеглись, но спать никто не мог.

Алка с Петюнчиком выясняли отношения, а Надежда волей-неволей слушала семейную сцену, потому что кровати находились по обе стороны тоненькой стеночки.

— Ты мне зубы-то не заговаривай, — говорила Алка злым шепотом, больше похожим на гудение мощного генератора, — ты мне скажи, что ты у нее делал. Надо же, а я-то, как дура, все бросила, помчалась за ним чуть ли не на край света, думала, его похитили, надо срочно спасать, а он, оказывается, живет себе преспокойно на всем готовом, молочко парное пьет, творожком заедает! Ты говори, кто она тебе?

— Аллочка, ну тише, ну что ты разбушевалась, ну подруга она моя, подруга старая. Еще раньше, в детстве, когда я здесь летом у бабушки жил, мы и познакомились. Вот так бабушкин дом был, а так — ее родителей. Мне семь лет было, а ей —, пять, в песочек вместе играли.

— И с тех пор больше не виделись?

И не переписывались?

— Нет, конечно.

"Молодец, Петюнчик, — думала Надежда, — стойко держится. Видно, за двадцать лет хорошо свою жену изучил, знает, что Алке ни в чем признаваться нельзя.

Казалось бы, что тут такого? Юношеская любовь, да у кого ее не было? Да Алка сама в четырнадцать лет была влюблена в Муслима Магомаева, писала ему страстные письма и выменивала у девчонок его фотографии. Что ж теперь, Петюнчику ее к Магомаеву ревновать?"

— Ну, Алла, ну может же быть у человека подруга детства? — безнадежно вопрошал Петюнчик за стенкой.

— Не может, — твердо отвечала Алка.

«Надо что-то делать, — встревожилась Надежда. — Пока они ссорятся, еще ладно, а когда мириться начнут, что же, так и слушать до утра звуки поцелуев? Я спать хочу».

— Алка, выйди во двор на минутку! — постучала она в стенку.

— Ну, чего тебе? — выглянула взъерошенная Алка.

— Того мне, спать я хочу, а вы там за стенкой все никак не угомонитесь. Алка, я на тебя удивляюсь — только что мужа нашла, все так удачно складывается, и охота тебе ругаться из-за ерунды.

— Ничего себе ерунда! Пока я там слезы проливала, он тут с этой… И вообще это тебя не касается.

— Очень даже касается, когда я рядом за стенкой все слышу. В общем, так. Или ты сейчас же идешь к мужу, ведешь себя ласково и миришься с ним, или я рассказываю Петюнчику, что, пока он там страдал, рисковал жизнью и в одиночку боролся с бандитами, ты весело проводила время с Валькой Голубевым.

— Что? Да я же с ним ничего такого…

— Да? А кто целовался с ним на вокзале взасос? Я свидетель!

— Да это же он сам…

— А ты была явно не против! Все расскажу Петюнчику!

— Неужели, Надежда, ты способна на такую подлость?

— Запросто! — не моргнув глазом, ответила Надежда. — Ну, идешь мириться?

Даю вам час времени на все про все. Пока на улице посижу. Успеете?

— Ну ладно. — Алка скрылась.

Надежда немного погуляла по двору.

Ночь была теплая, но все равно, в легком халатике она быстро продрогла. Она обошла хлев, где кто-то шумно вздыхал и шевелился. Ворота хлева были крепко заперты, но сбоку была маленькая дверца, закрытая только на щеколду, поэтому Надежда рискнула войти. Маленькое помещение, отгороженное от общего хлева деревянной решеткой, было до половины заполнено сеном, придется ей тут пересидеть, пока час не пройдет.

Надежда зарылась в сено. Было колко, но зато тепло. Маленькое окошечко над дверью было без рамы, чтобы воздух проходил, в нем была видна всего одна звездочка. Какая, Надежда не знала, Саша бы сказал, он все знает. Мысли ее перекинулись на мужа, и она поняла, что давно уже по нему скучает. Что это такое, все вдвоем, а она одна, как будто хуже всех.

Взял и уехал куда-то на рыбалку, зачем ему эта рыба? А как 6Ы сейчас было хорошо сидеть тут вдвоем и смотреть на звезды. И тут же Надежда поняла, что муж сюда сам не только бы не поехал, но и ее. Надежду, с Алкой ни за что бы не отпустил. Он, конечно, очень хороший, но слишком уж рациональный, любит все заранее планировать, так просто с места ни за что не сорвется. И раз сказал, что приедет через две недели, раньше ни за что не вернется. И тапочки всегда у порога переобувает, и вещи все аккуратно складывает. Это, конечно, хорошо, все подруги ей завидуют, но все-таки…

С этими мыслями Надежда задремала.

Проснулась она оттого, что кто-то страстно целовал ее в лицо и шею.

— Сашенька! — сонно прошептала она и потянулась обнять, но там был кто-то, даже отдаленно не напоминающий ее мужа Сан Саныча. Окончательно проснувшись, она увидела, что теленок Мартин пролез каким-то образом через решетку и теперь стоит с ней рядом и лижется.

— Иди, иди, подлиза, нет у меня ничего.

Она посмотрела на часы и увидела, что проспала часа два.

«Наверное, эти уже угомонились, пора идти».

Она тихонько прокралась в комнату, но предосторожности были излишни: счастливое сопение Петюнчика заглушалось мощным Алкиным храпом. Остальная часть ночи прошла без приключений.

Утром их ждал обильный деревенский завтрак, накрытый в саду под яблонями.

У Надежды даже дух захватило от такого натюрморта. Огромные ломти свежего, домашней выпечки, пшеничного хлеба лежали на льняной салфетке. А дальше в расписных фаянсовых мисках стояли мед, потом что-то темно-желтое — оказалось, домашнее масло. «Это тебе не Рама»!" — подумала Надежда.

— А вот что это в крынке густое, чуть желтоватое, действительно похожее на масло?

— Сливки, — авторитетно сказал Петюнчик., — только что из сепаратора, еще в сметану не успели скиснуть.

Петюнчик ловко принялся ухаживать за дамами. Привычными движениями он разрезал творог, его и правда можно было резать, такой он был плотный, положил куски творога на ломоть хлеба, намазал все это сверху медом и подал сначала Алке, а потом Надежде.

— Господи, как вкусно!

После завтрака собрались уезжать. Петер уже заводил машину, сказал, что отвезет гостей прямо в Таллин, несмотря на их протесты. Ведь у них с собой очень дорогая вещь, а там уж их встретят и будут опекать до самого отъезда. И вот Марта с Петюнчиком торжественно вынесли плоский деревянный ящичек, окованный медными полосками, почерневшими от времени. Алка и не взглянула в ту сторону. Она нашла мужа, а остальное ее не интересовало. Петюнчик осторожно приподнял крышку ящичка.

— Посмотри, Надя, открой ее.

— Я боюсь ее в руки брать, вдруг она развалится, тогда Пауль просто выклюет мне печень!

Когда стояли у машины, прощаясь, Марта вдруг пробормотала что-то по-эстонски, обняла Петюнчика и поцеловала.

Алка дернулась было, но Надежда оказалась во всеоружии и быстро наступила ей на ногу. Алка охнула от боли, а Надежда перехватила взгляд Петера в окошке машины, и, честное слово, он ей подмигнул!

До Таллина добрались без приключений, поехали прямо в музей к Паулю. Тот, непривычно взволнованный, отбросив эстонскую невозмутимость, выскочил на улицу и горячо принялся их расспрашивать, мешая эстонские слова с русскими.

В Петюнчика он вцепился мертвой хваткой, сказал, что завтра приедет профессор из Германии, эксперт по Гуттенбергу, а их эстонский главный академик сейчас в Штатах лекции читает, так все там бросит и послезавтра на один день прилетит, невтерпеж ему ждать, пока курс лекций кончится, так хочется Библию увидеть. А сейчас будет пресс-конференция, потом обед, а вечером прием в мэрии, и министр культуры будет.

— Ну это уж без меня, — решительно высказалась Надежда, — я сегодня вечером уезжаю.

На ее слова обратила внимание одна Светлана, потому что Петюнчик в это время рассказывал что-то молодым сотрудницам музея, Алка орлиным взором стерегла мужа, чтобы никто не позволил себе ничего лишнего, а Пауль как раз созерцал Библию и был на седьмом небе от счастья.

— Сбежим после пресс-конференции, — шепнула Света Надежде, — раньше никак не удастся.

Надежда рассчитывала, что на пресс-конференции она молча посидит в сторонке, что называется, для мебели, но не тут-то было. Журналистская братия налетела на всех. Вопросы следовали с частотой пулеметной очереди, вспышки фотоаппаратов слепили. Больше всех фотографировали попугая, так что в конце он совершенно обалдел. Петюнчик был на высоте. Он ловко отвечал на вопросы, шутил, острил и вообще всех просто очаровал. Алка следила за ним сияющими глазами, и рот ее то и дело изумленно раскрывался. И хотя Надежда, за двадцать лет незаметно приглядевшись к Алкиному мужу, подозревала, что он не так прост, как кажется, но ей тоже было удивительно видеть такого Петюнчика.

После конференции они со Светой незаметно исчезли. Побродили по городу, по любимой Надеждиной улице Пикк, зашли в церковь Святого Духа в центре, там было пусто, сумрачно и прохладно. Посидели в открытом кафе наверху, любуясь видом Таллина. Посплетничали о мужьях, вспомнили детство, общих знакомых.

Прошлись по магазинам, Надежда купила мужу в подарок галстук и кожаный ремень, себе красивый летний костюм, а матери и тетке вкусных шоколадных таллинских конфет и килограмм маминого любимого печенья с тмином. Позвонили Паулю, он очень ругался, куда они пропали, сказал, чтобы Надежда не вздумала "окупать билет, ей все уже куплено. Потом трубку перехватила Алка, сказала, что они с Петюнчиком остаются здесь в Таллине еще на неделю, а может, и на две, и что ей, конечно, очень неудобно, но не может ли Надежда взять с собой попугая, потому что иначе его тут журналисты замучают, он уже нахохлился и есть перестал, очень нервничает. Надежда согласилась без энтузиазма, попугай ей уже порядочно надоел, но нельзя же было бросить несчастную птицу в таком бедственном положении. Они с Алкой встретились в гостинице, она тоже собирала вещи, сказала, что их с мужем поселили в шикарном номере в «Олимпии».

Алка была оживлена, добродушна и нахально счастлива. На вопрос Надежды, как все теперь решится с Библией юридически, Алка беззаботно махнула рукой и сказала, что все решит муж, как он скажет, так и будет. А уж ее Петенька такой умный, все сделает как надо. Надежда только диву давалась, надо же, как Алка изменилась! Раньше вечно была всем недовольна, а теперь только: Петенька сказал, да Петенька решил, да с Петенькой все советуются и считаются, да какой вообще Петенька у нее замечательный.

— А Вальке Голубеву привет передать? — не удержалась Надежда от ехидного вопроса, но Алка только махнула рукой.

Она торопилась в парикмахерскую перед приемом в мэрии и показала Надежде новое вечернее платье, только что купленное. Она сказала, что выбрала бы поярче, там было такое шикарное, все в блестках («Я себе представляю», — подумала Надежда), но муж настоял вот на этом. Платье было черное, шелковое, свободного покроя. Даже Алка при своих габаритах выглядела в нем довольно элегантно.

— Алка, у твоего мужа есть вкус!

— Еще бы, ведь выбрал же он двадцать лет назад меня в жены, — скромно ответила Алка.

Провожала Надежду только Светлана, все остальные были на приеме. Но в самый последний момент прямо на перрон въехал черный правительственный автомобиль, и из него чуть не в обнимку вылезли выпившие Пауль и Петюнчик.

Светка только ахнула, никогда она своего невозмутимого Пауля не наблюдала в таком виде. Пока она поправляла мужу галстук и застегивала рубашку, Петюнчик подошел к Надежде.

— Алка там с министром флиртует, — сказал он, посмеиваясь, — а мы пока решили сюда смотаться.

Он стал серьезным, взял ее за руку и заглянул в глаза.

— Спасибо тебе, Надя, за все. Алла мне еще немногое рассказала, тут бедлам такой, поговорить некогда, но одно я понял, что ты все это время с ней была и что это ты ее заставила в Эстонию ехать.

Если бы не ты, эта упрямая и сейчас бы сидела дома и думала, что я ее бросил.

— Ну что ты, Петя, — растрогалась Надежда, — при чем тут я?

— Ладно, не скромничай. Зря ты уезжаешь, но если надо, то что делать? Саше большой привет передай, как приедем — вы сразу к нам придете, посидим, поговорим спокойно.

Пора было идти в вагон. Попугай сегодня был в новой красивой клетке, которую ему подарили в таллинском зоопарке. В это раз он ехал официально, с документами. Все законно — попугай, кличка Иннокентий, следует из Таллина в Санкт-Петербург. Надежда оставила попугая стеречь вещи, а сама вышла в тамбур. Они расцеловались со Светой, потом обнялись с Паулем и Петюнчиком. Поезд тронулся.

— Да, Петя, — вспомнила вдруг Надежда, — письма от Марты я положила на полку за словарями.

— Что? — Он пошел за поездом.

— За химическим словарем! Такой большой, коричневый! Там все спрятано!

— Все понял, молодец!

— Я их не читала, не беспокойся.

— Что-что? — Поезд набирал ход, Петюнчик уже отставал, хоть и бежал.

— Я их не читала! — закричала Надежда.

Он закивал головой, улыбаясь. Надежда увидела еще, как они обнялись с Паулем и побрели к машине, сопровождаемые негодующей Светкой. Потом все скрылись за поворотом. Надежда вернулась в купе, где кроме попугая никого не было.

— Целое купе они нам с Кешей заказали, что ли?

Вошел проводник и сказал, чтобы она не беспокоилась, никто к ней не подсядет. Ложиться было еще рано. Надежда посидела, поговорила с Кешей, потом почитала, поглядела в окно.

— Знаешь, Кеша, раз уж мы с тобой остались наедине, я могу тебе сказать без ложной скромности, что я молодец. Это я вычислила, что Петюнчика похитили, я заставила Алку позвонить Ире Стрельниковой в Штаты. Таким образом мы узнали, что у Герберта есть конкуренты, и получили их фотографии. И именно поэтому Интерпол стал наблюдать за нами и вовремя пришел на помощь. Конечно, Петюнчик и сам не промах, сумел сбежать, отыскал Библию, но все же наш приезд сильно облегчил ему жизнь. И Алка теперь будет совершенно по-другому к нему относиться. Как думаешь, могу я обо всем рассказать своему мужу, не будет он ругаться, что опять я вмешиваюсь и подвергаю свою жизнь опасности?

Тут Надежда заметила, что попугай смотрит на нее обиженно и добавила:

— Ну разумеется, Кешенька, ты тоже большой молодец, ведь это ты крикнул в самый ответственный момент: «Руки вверх!».

Кеша горделиво расправил крылья.

Поздно ночью, когда они с попугаем спали, поезд остановился на границе. Вошел знакомый по прошлому разу пожилой таможенник.

— Тере — здравствуйте! — вежливо сказал он. — Таможенный контроль.

— Пр-риветствую вас! — громко заговорил проснувшийся попугай.

Надежда предъявила документы на себя и на попугая, открыла чемодан. Таможенник не очень внимательно проглядел содержимое чемодана, а попугай в это время болтал без умолку. Когда он дошел до фразы «Клар-ритин — и никакой аллер-ргии!», в глазах таможенника мелькнуло какое-то воспоминание. Он посмотрел было подозрительно на попугая, но хозяйка попугая, симпатичная дама средних лет, улыбнулась ему так приветливо и безмятежно, что таможенник махнул рукой на свои подозрения и пожелал даме с попугаем счастливого пути. Шедший за ним красавец-блондин двухметрового роста — пограничный контроль — молча поставил печать у Надежды в паспорте, покосился на попугая, но ничего не сказал, видно, документы у Кеши были что надо.

А наши так и вовсе не обратили внимания. Подумаешь, попугай в клетке — не птеродактиль же!

Едва добравшись до дома, Надежда временно определила клетку с попугаем на кухню, покормила пернатого путешественника и стала собираться к матери на дачу. Ее беспокоило, как там мать управляется с двумя котами. Она и от Бейсика-то была не в восторге, а тут еще Надежда подсунула ей своенравную Марфу.

Да и продуктов надо было отвезти, а то там коты объедят старушку. Если сейчас прямо поехать, то можно вернуться сегодня же последним поездом. А завтра она встанет пораньше, все приберет, приготовит вкусный обед, наденет новый красивый костюм и будет ждать мужа с рыбалки. Про ободранный коридор она старалась не думать.

Первыми, кого увидела Надежда, подходя к дому, были Бейсик и Марфа.

Они сидели на солнышке на одной ступеньке крыльца, но с разных сторон, и умывались, одинаково подняв вверх задние лапы, Бейсик — левую, а Марфа — правую.

— Здравствуйте, мои дорогие, как вы тут, не ссоритесь?

На ее голос выскочили мать и тетка, сначала обрадовались, потом принялись ворчать, что Надежда совсем их забыла, что они ее неделями не видят. Сели пить чай с привезенными Надеждой конфетами и печеньем. Надежда все ждала, когда же мать заведет разговор про котов, и боялась попросить ее подержать Марфу еще две недели. Мать вышла на крыльцо и позвала ласково:

— Кисаньки, идите завтракать!

— Эти нахальные создания явились и стали пить молоко из одной большой миски.

— Не ссорятся они?

— Что ты! Так дружат! Хорошо, что ты Марфу привезла, а то Бейсик все один да один, а так ему не скучно. Они всюду вместе, мышей, кротов ловят. На птиц в засаде сидят, Бейсик ее научил. А на рассвете, как сосед с рыбалки возвращается, они уже сидят на тропинке, свою порцию рыбы требуют. Сейчас молочка попьют, пойдут в дом спать, пока жарко, а уж вечером на охоту.

— Весело живете!

— Да уж не скучно. Расскажи, Надя, как съездила.

Надежда рассказала вкратце, как прошла поездка, потом пошла полоть огород, потом носила воду, потом ходила купаться, потом опять что-то делала в огороде.

К вечеру она уже просто падала от усталости, но все-таки решила ехать домой.

До собственной квартиры она добралась часам к одиннадцати, вымылась, покормила Кешу, который весь день наслаждался тишиной и покоем и даже не захотел выйти из клетки на вечерние полеты.

«Как хорошо, что Саша приедет только завтра, — сонно подумала она, вытягиваясь на чистых простынях, — к завтрашнему дню я успею привести себя в порядок и отдохнуть».

Она потянулась, повернулась на правый бок, устраиваясь поудобнее, и в этот момент услышала, как в дверях заскрежетал ключ.

— Кто это? — Она со стоном поднялась с кровати и подошла к двери. — Саша, ты?

— Ну, конечно, я, а кого ты еще ждешь?

Надежда открыла дверь и сразу же попала в объятия своего мужа Сан Саныча, небритого и пахнущего рыбой. Это было настолько удивительно, что в первый момент она даже отшатнулась. За пять лет их совместной жизни небритым она видела его всего один раз, когда он болел гриппом и лежал три дня с высокой температурой. А уж что касается запахов, то она и представить себе не могла, что почувствует что-нибудь, кроме запаха чисто вымытого тела и хорошего одеколона.

Надежда принюхалась. Так и есть, еще и спиртным попахивает. Вот это да!

— Откуда ты такой веселый?

— Как откуда? С рыбалки! Там дождь пошел, вот мы и решили пораньше вернуться, а вообще-то я по тебе соскучился.

Пока Вовку отвозил к родителям, вот и припозднился. Я тебе звонил, телефон, что ли, не работает?

Не ожидая ответа, он возбужденно расхаживал по квартире, раздевался, втащил в кухню тяжеленный рюкзак.

— Надя, ты не представляешь, какая там красота, чувствуешь себя частью природы. Я стал совершенно другим человеком!

— Я вижу, — улыбаясь, заметила Надежда.

— Да, вот ты сидишь в городе и ничего не замечаешь, дача не то, а там мне все стало так ясно, — говоря это, он вышел на кухню, включил там свет и, увидев на холодильнике клетку, снял с нее покрывало.

— Тере-здравствуйте! — вежливо сказал проснувшийся попугай.

— Здравствуйте, — машинально ответил Сан Саныч. — Надя, кто это?

— Попугай, — обидчиво ответила Надежда, — ты ведь теперь стал частью природы, а я сижу здесь в городе, вот, купила попугая, чтобы было с кем поговорить, пока ты там на рыбалке постигаешь смысл жизни.

— А с Бейсиком ты посоветовалась?

По-моему, он попугая не одобрит.

— Вот с Бейсиком как раз я посоветоваться забыла!

Видя, что он недоволен, Надежда рассмеялась.

— Да это Алкин попугай, он у нас временно, недели на две.

— А что это у нас с коридором?

— Да я не успела обои поклеить.

— А что же ты две недели тут без меня делала?

— Сегодня ни за что не скажу, с ног валюсь от усталости, это надо будет сутки рассказывать.

— Ну, дорогая, спать тебе сегодня не скоро придется лечь. Во-первых, я соскучился, а во-вторых, там в рюкзаке свежая рыба, и если ее сегодня не почистить, то она испортится, обидно ведь будет.

Надежда оторопело посмотрела на огромный рюкзак и со стоном опустилась на подставленный мужем табурет.

Оглавление

* * *