«Пикник на льду (Смерть постороннего)»

Андрей КУРКОВ Пикник на льду

Семье Шарп с благодарностью посвящается

1

Сначала в метре от его ноги упал камень. Виктор оглянулся – двое мужиков с ухмылочкой смотрели на него. Один из них, стоявший у разобранной булыжниковой мостовой, нагнулся, взял в руки еще один булыжник и, словно играя в кегельгбане, покатом отправил камень в его сторону. Виктор сорвался с места и быстрым шагом, едва отличимым от спортивной ходьбы, свернул за угол. «Главное – не бежать!» – твердил он себе.

Остановился уже около дома. Глянул на висевшие уличные часы – девять вечера. Тихо и безлюдно. Зашел в парадное. Теперь уже было не страшно.

Обычным людям просто скучно жить, развлечения для них теперь не по карману. Отсюда и булыжники катятся.

Вечер. Кухня. Темень. Просто отключили электричество и свет погас. В темноте слышны неторопливые шаги пингвина Миши – он появился у Виктора год назад осенью, когда зоопарк раздавал голодных зверей всем, кто сможет их прокормить. Виктор тогда поехал и взял королевского пингвина. За неделю до этого от него как раз ушла подруга. Ему было одиноко, но пингвин Миша принес с собой собственное одиночество и теперь два одиночества просто дополняли друг друга, создавая больше впечатление взаимозависимости, чем дружбы.

Виктор отыскал свечку, зажег ее и поставил в майонезной баночке на стол. Поэтическая небрежность огонька заставила его найти в полумраке ручку и бумагу. Он сел за стол, лист бумаги между ним и свечой. Этот лист надо было чем-то заполнить. Был бы Виктор поэтом – побежала бы по белому листу рифмованная строка, но он не поэт. Он – литератор, застрявший между журналистикой и мелкой прозой. Самое удачное, что у него получается – это короткие рассказы. Очень короткие. Такие короткие, что даже если за них будут платить – ему на это не прожить.

На улице прозвучал выстрел. Виктор дернулся, приник к окну, за которым ничего видно не было, потом вернулся к листу бумаги. Воображение уже придумало историю этого выстрела. История заняла один лист – не больше и не меньше. На последних трагических нотках свежего короткого рассказа снова появилось электричество. Вспыхнула лампа, свисавшая с потолка.

Виктор задул свечу. Вытащил из морозильника мороженного минтая и положил в миску Миши.

2

Наутро, перепечатав свежий рассказик и попрощавшись с пингвином, Виктор пошел в новую толстую газету, щедро публиковавшую любые тексты от кулинарных рецептов до обзора новинок постсоветской эстрады. Редактора газеты он знал неплохо – несколько раз они с ним на пару изрядно выпивали и редакционный шофер отвозил его потом домой.

Редактор встретил его улыбкой и похлопыванием по плечу. Попросил секретаршу сварить кофе и тут же профессионально пробежал принесенное творение взглядом.

– Нет, старик, – сказал наконец он. – Не обижайся. Не пойдет. Тут надо или крови побольше, или вообще о другом, о какой-нибудь странной любви. Пойми, газетный рассказ – это жанр сенсации.

Не дожидаясь кофе, Виктор раскланялся.

Недалеко находилась редакция газеты «Столичные вести». До ее редактора Виктору было не добраться и он заглянул в отдел культуры.

– Вообще-то мы никакой литературы не печатаем, – дружелюбно сказал ему старичок завкультурой. – Но вы оставьте. Всякое бывает. Может в какой-нибудь пятничный номер. Знаете, для равновесия. Если слишком много плохих новостей читатели ищут чего-то нейтрального. Я прочитаю!

Отделавшись от посетителя своей визитной карточкой, старичок вернулся к заваленному бумагами столу. И только тогда Виктор понял, что его вообщем-то и в комнату не пригласили. Весь разговор так в дверном проеме и состоялся.

3

Два дня спустя зазвонил телефон.

– Вас из «Столичной» беспокоят, – отчеканил звонкий женский голосок.

– С вами будет говорить редактор.

Трубка перешла из рук в руки.

– Виктор Алексеевич? – спросил мужской голос.

– Да.

– Вы сегодня не могли бы к нам подъехать? Или заняты?

– Да нет, – ответил Виктор. – Не занят.

– Тогда я вышлю за вами машину. Синие «жигули». Только адрес скажите.

Виктор продиктовал свой адрес. Редактор, так и не представившись по имени-отчеству, попрощался. Сказал «До скорого».

– Неужто из-за рассказа? – думал Виктор, выбирая в шкафу рубашку. – Нет, вряд ли из-за рассказа… Что им рассказ? Хотя, черт его знает!

В синих «жигулях», стоявших под парадным, сидел очень вежливый шофер.

Он же проводил Виктора к редактору.

– Игорь Львович, – представился редактор, протягивая руку. – Рад познакомиться.

Редактор был больше похож на постаревшего спортсмена, чем на газетчика. Может, так оно и было, но, правда, в его взгляде сквозила эдакая ирония, которая возникает скорее от ума и образования, чем от длительных тренировок в спортивном зале.

– Присаживайтесь! Коньячка? – Он сопроводил свои слова барским жестом.

– Нет, спасибо. Если можно кофе… – попросил Виктор, усаживаясь в кожанное кресло, стоявшее перед широким «офисным» столом.

Редактор кивнул. Потом снял телефонную трубку и сказал в нее: «Два кофе».

– Знаете, – снова заговорил он, примериваясь к Виктору дружелюбным взглядом, – мы вас тут совсем недавно вспоминали, а вчера заходит ко мне наш Борис Леонидыч – завкультурой – и говорит: «Гляньте-ка одним глазом!»

И протягивает мне ваш рассказик. Хороший рассказик… И тут я как раз вспомнил к чему это мы о вас говорили. Вот и решил познакомиться…

Виктор слушал и вежливо кивал. А Игорь Львович, выждав паузу, улыбнулся и продолжил.

– Вы, Виктор Алексеевич, хотели бы у нас работать?

– А что надо будет писать? – спросил Виктор, в душе заранее испугавшись новой журналистской каторги.

Игорь Львович хотел было ответить, но тут зашла секретарша с подносиком, поставила на стол чашечки с кофе, сахарницу. Редактор задержал слова, как дыхание, и подождал, пока секретарша выйдет.

– Тут дело конфеденциальное, – сказал он. – Нам нужен талантливый автор некрологов, мастер короткого жанра. Чтобы емко, коротко и довольно необычно. Понимаете? – он взглянул на Виктора с надеждой.

– То есть я должен буду дежурить в редакции на случай чьей-нибудь смерти? – негромко и осторожно спросил Виктор, словно боясь услышать утвердительный ответ.

– Конечно, нет! Работа намного интереснее и ответственнее – надо будет создать с нуля картотеку «крестиков» – так мы здесь некрологи называем – на еще живых людей, от известных депутатов и бандитов до деятелей культуры. Но я хотел бы, чтобы вы писали так, как еще никогда о мертвых не писали. По вашему рассказу мне кажется, что вы сможете!

– А как с оплатой? – поинтересовался Виктор.

– Начнем с трехсот долларов, график работы – свободный. Но я, конечно, должен быть в курсе: кто у нас в картотеке. Никакая случайная автокатострофа не должна нас застать врасплох! И еще одно условие. Вам придется писать под псевдонимом. Это кстати и в ваших интересах.

– А какой псевдоним? – скорее сам себя, чем редактора, спросил Виктор.

– Придумайте сами, но если не придумается, можете подписывать пока «Группа товарищей».

Виктор кивнул.

4

Дома перед сном Виктор пил чай и думал о смерти. Думалось ему легко.

Да и настроение у него было славное, скорее для водки, чем для чая. Но водки не было.

Ему предложили замечательную игру. И хотя Виктор еще не знал, как будет выполнять свои новые обязанности, предвкушение чего-то нового и необычного уже заполнило его чувства. А за закрытой дверью в кухню по темному коридору бродил пингвин Миша, время от времени тыкаясь в закрытую дверь. В конце концов Виктор почувствовал себя виноватым и впустил Мишу.

Миша остановился около стола – его почти метрового роста хватало, чтобы обозревать все, что находилось на столе. Он посмотрел на чашку чая, потом перевел взгляд на Виктора. Посмотрел на него проникновенно, как умудренный опытом партийный функционер. Виктору захотелось сделать пингвину что-нибудь приятное и он пошел в ванную, пустил холодную воду. Пингвин сразу пришлепал на звук льющейся воды и не дожидаясь, пока ванна наполнится, перегнулся и свалился в нее.

Утром Виктор заехал в редакцию «Столичной», чтобы получить от главного редактора пару практических советов.

– Как отбирать героев? – спросил Виктор.

– Проще простого. Посмотрите, про кого пишут газеты. Можете и сами искать и выбирать – родина ведь не знает всех своих героев – многим нравится оставаться инкогнито…

Вечером, накупив всевозможных газет, Виктор вернулся домой и уселся за кухонным столом.

Первые же газеты дали ему пищу для размышлений и он, подчеркнув в них фамилии Очень Важных Персон, стал переписывать их для работы в общую тетрадь. Работы предстояло много – только из нескольких газет он выписал около шестидесяти фамилий.

Потом пил чай и снова думал, теперь уже о самом жанре. Ему казалось – он уже видит, как превратить этот жанр в нечто очень живое, живое и в то же время сентиментальное, так, чтобы даже простой колхозник, прочитав о незнакомом ему покойнике, смахнул бы слезу.

Наутро Виктор наметил себе героя первого «крестика». Оставалось только попросить благословения у «главного».

5

В полдесятого утра, после «благословения» Игоря Львовича, чашечки кофе и торжественного вручения кореспондентского удостоверения, Виктор купил в киоске бутылку «Финляндии» и направился в приемную бывшего писателя, а ныне депутата парламента Александра Якорницкого.

Депутат, услышав, что с ним хочет встретиться корреспондент «Столичной», обрадовался. Он тут же попросил секретаршу отменить дальнейший прием и больше никого к нему не пускать.

Удобно расположившись, Виктор поставил на стол бутылку финской водки и диктофон. Депутат так же проворно поставил по обе стороны от бутылки две хрустальные стопки.

Говорил депутат легко, не ожидая вопросов. И про свое депутатство, и про детство, и про то, как был комсоргом курса в университете. На исходе бутылки похвастался своими поездками в Чернобыль. При этом, похоже, Чернобыль положительно повлиял на его потенцию, что могли в случае сомнений подтвердить его жена – учительница частной школы, и любовница – певица Национальной Оперы.

Обнявшись на прощанье, они разошлись. Впечатление депутат-писатель оставил у Виктора очень живое, может быть даже слишком живое для некролога. Но в этом-то и должен был быть фокус – всякий покойник только что был живым и строчки некролога должны еще хранить его уходящее тепло.

Они не должны быть безнадежно черными.

Дома Виктор быстро написал некролог – поставил «крестик» на депутате – две страницы теплого рассказа о живом и грешном. Даже не понадобилось прослушивать диктофонную запись – слишком свежа была память.

Игорь Львович, прочитав утром текст, очень оживился.

– Высший пилотаж! – сказал он. – Лишь бы муж этой оперной певицы промолчал… «О нем могут сегодня скорбить многие женщины, но мы, помня о них, все же отдадим наше сочувствие супруге и еще одной женщине, чей голос, взлетая под купол Национальной Оперы, звучал для него, будучи слышимым всеми.» Красиво! Давай! Вперед!"

– Игорь Львович, – обратился к нему Виктор, осмелев. – Мне немного не хватает информации, а если я у каждого сам буду брать интервью – уйдет много времени. Может, у нас в газете есть какая-нибудь картотека…

«Главный» улыбнулся.

– Конечно, есть, – сказал он. – Я и сам хотел тебе предложить. В отделе криминалистики. Я скажу Федору, чтобы ты имел доступ!

6

Жизнь Виктора самоорганизовалась, подстроившись под работу. Он старался изо всех сил. Благо, что Федор из отдела криминалистики делился с Виктором всем, что у него было. А было у него многое – от имен любовников и любовниц Очень Важных Персон, до конкретных грехопадений этих же персон и других событий из их жизни. Короче именно у него Виктор брал недостающие детали их жизнеописаний, которые, как хорошие индийские пряности, превращали «крестик» из констатации печального факта в блюдо для гурманов.

И он регулярно клал на стол «главному» очередную порцию текстов. Все было замечательно. В кармане резвились деньги – не очень большие, но вполне отвечающие скромным запросам Виктора. Единственно, что его иногда мучало – это отсутствие славы, пусть даже анонимной. Слишком живучими были герои его жанра. Из больше чем сотни описанных «До конца» ОВП, никто не только не умирал, но даже и не болел. Но эти размышления не сбивали Виктора с рабочего ритма. Он трудолюбиво листал газеты, выписывал фамилии, влазил в биографии этих людей. Родина должна знать своих героев – твердил он себе.

Был ноябрьский вечер. За окном шел дождь. Пингвин Миша снова принимал холодную ванну. А Виктор как раз думал о живучести своих героев. И вдруг позвонил телефон.

– Я от Игоря Львовича, – сказал хриплый мужской голос. – Надо бы поговорить, есть одно дело.

Услышав имя родного редактора, Виктор охотно согласился на встречу.

Через полчаса у себя дома он встречал гостя – мужчину лет сорока пяти, подтянутого, со вкусом одетого. Гость пришел с бутылкой виски и они сразу уселись за кухонный стол.

– Миша! – представился гость, а Виктор усмехнулся и тут же смутился.

– Извините, так зовут моего пингвина, – сказал он.

– У меня есть старинный друг, который очень болен… – заговорил гость. – Мы ровесники и дружим с детства. Зовут его Сергей Чекалин. Я хочу заказать вам его некролог… Возьметесь?

– Конечно, – ответил Виктор. – Но мне нужны факты из его жизни, желательно что-то личное.

– Нет проблем, – сказал Миша. – Я знаю про него все. Могу рассказать…

– Пожалуйста.

– Он – сын слесаря и воспитательницы детского сада. С самого детства мечтал о мотоцикле и после окончания школы наконец купил себе «Минск», но для этого ему пришлось немного поворовать… Сейчас он очень стыдится своего прошлого. Правда, его настоящее не лучше. Мы с ним коллеги, занимаемся открытием и закрытием трастов, только у меня это получается, а у него – нет. Недавно от него ушла жена и он остался совершенно один. У него даже любовницы никогда не было.

– Как звали жену?

– Лена… В общем, дела у него идут печально, плюс здоровье…

– А что со здоровьем?

– Подозрение на рак желудка и вечный простатит.

– Ну а что для него главное в жизни? – спросил Виктор.

– Главное? Серебристый «Линкольн», которого у него никогда не будет…

Разговор они запивали виски и из этого коктейля слов и спиртного за столом рядом с ними словно сидел третий, Сергей Чекалин, брошенный женой неудачник, оставшийся в плохом здоровье наедине со своей неосуществимой мечтой – серебристым «Линкольном».

– Когда заехать? – спросил под конец Миша.

– Можно завтра.

Когда Миша вышел, Виктор услышал с улицы звук завевшейся машины.

Выглянул и увидел, как от его парадного отъезжает тот самый «Линкольн» серебрянного цвета – длинный и важный.

Покормив пингвина Мишу свежемороженной камбалой и набрав для него холодной воды в ванну, Виктор вернулся на кухню, где засел за написание свежезаказанного некролога. Окошко между ванной и кухней позволяло слышать плеск воды и он улыбался, набрасывая черновик «крестика» и думая о пингвине, так любящем чистую холодную воду.

7

Осень – лучшее время для написания некрологов. Время увядания, грусти, поисков прошлого. Зима хороша для жизни – она уже радостна сама по себе, бодрящий морозец, искрящийся на солнце снег. Но до зимы оставалось еще несколько недель и за это время можно было сделать неплохой задел на следующий год. Работы предстояло много.

За окном снова лился дождь, когда к нему зашел Миша-непингвин.

Прочитав заказанный некролог, он остался очень доволен. Достал бумажник и спросил: «Сколько?»

Хозяин квартиры пожал плечами – пока что ему платили за месяц.

– Послушай, – сказал Миша. – Хорошая работа должна хорошо оплачиваться.

С этим утверждением было трудно не согласиться и Виктор кивнул.

Миша задумался.

– По крайней мере ты должен получать в два раза больше самой дорогой проститутки… Пятьсот баксов хватит?

Отсчет гонорара от максимальной ставки проститутки Виктору не понравился, но сумма пришлась по душе. Он снова кивнул и получил от Миши пять стодолларовых бумажек.

– Если ты не против, я тебе еще клиентов подищу! – предложил Миша.

Виктор был не против.

Миша-непингвин ушел. На улице продолжалось серое дождливое утро.

Открылась дверь и в проеме остановился пингвин. Постояв минуту, он подошел к хозяину, прижался телом к его коленям и так замер. Виктор погладил милого зверя.

8

Ночью сквозь некрепкий сон Виктор слышал, как бродил по квартире страдающий бессоницей пингвин. Бродил, оставляя все двери открытыми.

Иногда казалось, будто пингвин останавливается и тяжело вздыхает, словно старик, уставший от жизни и от себя.

Утром позвонил Игорь Львович и попросил приехать в редакцию.

За чашечкой кофе они обсудили с ним состояние дел с картотекой «крестиков». В основном главный был доволен.

– Единственное наше упущение, – говорил он, – это то, что все наши будущие покойники – жители Киева. Конечно, столица как пылесос втягивает в себя всех более или менее заметных людей, но и в других городах живут свои знаменитости.

Виктор слушал внимательно, время от времени кивая.

– У нас везде есть свои корреспонденты, – продолжал главный, – они уже собирают нужную информацию. Надо будет только съездить и забрать у них все, что они соберут. Почта – вещь ненадежная, даже факсу нельзя полностью доверять такие вещи. Кстати, я хотел бы вас попросить принять в этом участие…

– В чем? – спросил Виктор.

– Надо съездить в пару городов за всеми этими материалами… Сначала в Харьков, потом в Одессу, если вы не против. За счет редакции, конечно…

Виктор согласился.

На улице снова накрапывал дождик. По дороге домой Виктор зашел в кафе, заказал пятьдесят грамм коньяка и двойной кофе. Хотелось согреться.

В кафе было тихо и безлюдно. Хорошая атмосфера для того, чтобы помечтать или же наоборот – для воспоминаний о прошлом.

Виктор пригубил коньяк. Знакомый запах защекотал ноздри. «Настоящий!»

– обрадовался он.

Приятная пауза в кафе – эта остановка между прошлым и будущим с рюмкой коньяка и чашечкой кофе – настраивала на романтический тон. Он не чувствовал себя одиноким или несчастным. Он был полноценным посетителем, удовлетворяющим свою небольшую потребность во внутреннем тепле. Пятьдесят грамм настоящего коньяка – и вот тепло уже движется в двух противоположных направлениях – вверх, в голову, и вниз – в ноги. Мысли замедляют свой ход.

Раньше Виктор мечтал стать писателем-романистом. Но даже до повести он так и не добрался. Хотя где-то в папках лежат несколько незаконченных рукописей. Но это их судьба – так и остаться незаконченными. Ему просто не везло с музами. Они почему-то не задерживались в его двухкомнатной квартире достаточно долго, чтобы он мог довести хотя бы одну повесть до конца. В этом-то и была причина его жанровых неудач. Музы были удивительно непостоянны с ним. Или же он сам был виноват, выбирая себе таких ненадежных муз. Но вот, вообще оставшись наедине с пингвином, он все равно занимался коротким жанром, за который, правда, теперь неплохо платили.

Основательно согревшись, он покинул кафе. На улице продолжался дождик. День был серый и сырой.

Перед тем, как вернуться домой, Виктор купил в магазине килограмм мороженного лосося – для Миши.

9

Перед поездкой в Харьков Виктору надо было решить одну проблему – с кем оставить пингвина Мишу. Наверно, пингвин бы спокойно пережил трехдневное одиночество, но Виктор волновался. Он перебрал в памяти всех знакомых – друзей у него, увы, не было – но все это были люди далекие и обращаться к ним Виктору не хотелось. Он почесал затылок, подошел к окну.

На улице накрапывал дождик. У парадного какой-то милиционер беседовал со старушкой-соседкой.

Виктор вспомнил старый анекдот про пингвина и милиционера и улыбнулся. Он отошел к тумбочке, на которой стоял телефон. Взял в руки записную книжку, отыскал там телефон участкового.

– Младший лейтенант Фишбейн слушает, – ответил четкий мужской голос на другом конце телефонной линии.

– Извините, – запинаясь, подыскивая слова, заговорил Виктор. – У меня к вам просьба… Я живу на вашем участке…

– Что-то случилось? – перебил его участковый.

– Нет. Пожалуйста, не подумайте, что я шучу… Дело в том, что я уезжаю в командировку на три дня и мне не с кем оставить пингвина…

– Вы знаете, – участковый говорил спокойным твердым голосом, – к сожалению, мне негде держать вашего пингвина, я живу вместе с мамой в гостинке…

– Вы не правильно поняли, – заволновался Виктор. – Я хотел вас попросить только прийти пару раз ко мне и дать ему поесть… Я вам оставлю ключи…

– Это можно. Назовите ваш адрес и имя, я к вам зайду. Около трех вы будете дома?

– Да, буду.

Виктор сел в кресло.

Чуть больше года назад тут, рядом с ним, на широком подлокотнике кресла обычно сидела Оля, миниатюрная блондинка со вздернутым симпатичным носиком и вечноукоризненным взглядом. Иногда она ложила свою голову ему на плечо и словно засыпала, ныряла в свои мечты, в которых, возможно, ему места не было. Ему разрешалось присутствовать только в реальности. Но и в реальности он редко чувствовал себя нужным ей. Она была молчалива и задумчива. Что изменилось с тех пор, как она ушла, так и не объяснив ему свой уход? Теперь рядом стоял пингвин Миша. Молчаливый, но задумчивый ли?

Что такое задумчивость? Может, это лишь слово для описания взгляда?

Виктор наклонился и отыскал взглядом глазки пингвина. Внимательно рассматривая их, он искал в них признаки задумчивости, но видел лишь грусть.

Участковый пришел без четверти три. Разулся и прошел в комнату. Его внешность не соответствовала его же фамилии – широкоплечий светловолосый и голубоглазый парень почти на голову выше Виктора, мог бы, наверно, оказаться скорее в сборной по воллейболу, чем в милиции, но все-таки именно он был участковым.

– Ну, где ваш зверь? – спросил он Виктора.

– Миша! – позвал Виктор и пингвин выбрался из своего закутка – из-за темнозеленого дивана.

Подойдя к Виктору, пингвин с интересом посмотрел на миллиционера.

– Ну вот, Миша, – сказал ему Виктор. Потом повернулся к участковому.

– Извините, как вас зовут?

– Сергей.

Виктор задержал на участковом свой взгляд.

– Странно, – сказал он. – Вы совсем не похожи на еврея…

– А я не еврей, – улыбнулся участковый. – Моя настоящая фамилия Степаненко…

Виктор пожал плечами и вернулся взглядом к пингвину.

– Миша, – сказал он ему. – Этого человека зовут Сергей и он будет тебя кормить, пока я в отъезде.

Потом Виктор показал Сергею, где что лежит и дал ему запасные ключи от квартиры.

– Не беспокойтесь, – сказал, уходя, участковый. – Все будет в порядке!

10

В Харькове было морозно. Виктор, выйдя из поезда, сразу же понял, что гулять по городу ему скорее всего не придется – слишком легко он был одет.

Устроившись в гостинице «Харьков», он позвонил корреспонденту «Столичной», назвался.

Они договорились о встрече в кафе под Оперным театром.

Приблизился вечер – время встречи – и Виктор все-таки пошел по Сумской до Оперного, чувствуя, как липнет к коже лица мороз и руки немеют в карманах короткой дубленки.

Город серо нависал над тротуаром, прохожие спешили, словно боялись, что дома вот-вот начнут падать или осыпаться балконами, что давно перестало быть редкостью.

Еще минут пять, потом надо будет спуститься в подземные лабиринты под театром, заполненные барами, магазинами и кафе. Найти там двухярусное кафе с эстрадой и усесться сверху у бортика, лицом к эстраде. Да, надо будет взять стакан апельсинового сока и банку пива, но пиво не открывать.

Виктор спешил, хотя время встречи было растянуто на полчаса – с полседьмого до семи. Холод подгонял его.

«Возьму там что-то поесть, – думал на ходу Виктор. – Кусок горячего мяса…»

Подойдя к зданию театра, он увидел вход в цивилизованное подземелье.

Из одной темноты, подсвеченной окнами вечернего города – в другую, яркоосвещенную подземными витринами.

На первых ступеньках, ведущих вниз, стояли две старушки с протянутыми руками и довольно молодой пьяница с лицом, потерявшим четкость линий.

Коридоры света вывели Виктора ко входу в кафе. За стеклянной дверью сидел омоновец в униформе и читал книгу. Он отвлекся на входящего Виктора.

– Куда? – спросил он не то, чтобы строго, но по-военному требовательно.

– Поесть… – ответил Виктор.

Омоновец кивнул и показал рукой вперед.

Виктор прошел мимо бара, у стойки которого пили пиво несколько с виду уголовных посетителей. Лысый бармен, встретившийся взглядом с Виктором, криво усмехнулся ему и словно бы откинул взгляд Виктора куда-то в сторону, мол иди и не оборачивайся!

Впереди показалось ярко освещенное пространство, оно словно притягивало к себе и Виктор прибавил шагу.

Остановился перед небольшой эстрадой, по бокам полукругом – два яруса столиков. Верхний всего на полметра выше нижнего.

Подошел к бару, заказал стакан апельсинового сока и банку пива.

– Все? – спросила барменша, крашенная толстая блондинка.

– А из мяса у вас что-нибудь есть? – спросил в ответ Виктор.

– Рыбный балык, яичница… – монотонно ответила она.

– Тогда все, – выдохнул Виктор. – Пока все.

Расплатившись, он уселся за столик в верхнем ярусе кафе, лицом к эстраде. Глотнул сока и еще сильнее почувствовал голод.

– Ладно, – подумал, – уже в гостинице поем, там есть ресторан.

Взглянул на часы – двадцать минут седьмого.

В кафе было тихо. За соседним столиком сидели два азербайджанца и молча пили пиво.

Виктор обернулся, окинул взглядом все кафе и вдруг какая-то вспышка на миг ослепила его. Он зажмурился, потер руками глаза, снова открыл их и увидел уходящего по коридору парня, в руке он держал фотоаппарат.

Виктор еще раз оглянулся, пытаясь понять: кого только что фотографировали. Но кроме него и двух азербайджанцев в этой части кафе никого не было.

– Значит, это кавказцев… – подумал он и снова глотнул жидкого апельсинового сока.

А время шло. В высоком стакане оставалось не больше глотка. Виктор уже посматривал на неоткрытую банку пива, думая взять еще одну и открыть.

К столику подошла девушка в джинсах и кожаной курточке. На голове, показывая безизъянную форму черепа, был туго повязан рокерский платок с узлом на затылке. Из-под узла торчал хвостик каштановых волос.

Она присела рядом и уставилась накрашенными глазками на Виктора.

– Ты не меня ждешь? – спросила и улыбнулась.

Виктор встрепенулся, напрягся, почувствовал себя неловко.

– Нет, – лихорадочно думал он. – Корреспондент ведь – мужчина…

Хотя, может быть, он прислал ее вместо себя…

Виктор бегло осмотрел девушку, взглядом разыскивая сумку или портфель, в котором она могла бы принести нужные Виктору бумаги, но при ней была лишь малюсенькая сумочка, в которой не поместилась бы даже бутылка пива.

– Так что, дорогуша? Или времени нет? – снова напомнила она о себе и Виктор сразу понял, что он ждет не ее.

– Спасибо, – сказал он. – Вы ошиблись.

– Я вообще-то редко ошибаюсь, – проговорила она сладким голосом, поднимаясь из-за столика. – Но все бывает…

Виктор, оставшись один за столом, с облегчением вздохнул и снова посмотрел на неоткрытую банку пива. Потом на часы. Без четверти семь. Пора бы уже ему появиться.

Но собкор так и не появился. В полвосьмого Виктор опустошил банку пива и ушел.

Поел уже в гостинице, в ресторане. Потом поднялся в номер и снова позвонил собкору, но длинные гудки продолжались и продолжались, пока Виктор не опустил трубку на место.

Глаза слипались. Теплота гостиничного номера расслабляла и усыпляла.

Решив утром перезвонить собкору, Виктор улегся на кровать и сразу уснул.

11

В Киеве снова моросил дождь. Участковый Сергей Фишбейн-Степаненко зашел в квартиру Виктора. Разулся. В вязанных зеленых носках он прошел на кухню, вытащил из морозильника рыбину лосося, обломал ее об колено и половину положил в миску, стоявшую на низенькой детской табуреточке.

– Миша! – крикнул он и прислушался.

Не дождавшись ответа, он прошел в первую комнату, потом в спальню.

Там, за диваном, он и увидел Мишу, то ли сонного, то ли грустного, стоящего у стены.

– Пойдем, пойдем кушать! – ласково позвал его участковый.

Миша посмотрел милиционеру в глаза.

– Ну пойдем! – попросил участковый. – Скоро твой хозяин вернется! Ты скучаешь, да? Пойдем!

Пингвин неспеша поплелся в кухню, а Сергей, осторожно ступая, пошел следом. Проводил его до миски на кухне, проследил за началом трапезы, после чего с чистой совестью вернулся в коридор, обулся, оделся и вышел под моросящий киевский дождь.

– Хорошо бы, если б день прошел без вызовов! – подумал он, посматривая на мрачное низкое небо.

12

Утром Виктора разбудила беспорядочная стрельба, доносившаяся с улицы.

Зевая, он поднялся, посмотрел на часы – восемь утра. Подошел к окну – внизу стоял милицейский джип и скорая помощь.

Подняв взгляд, Виктор заметил синеву неба и бледножелтое солнце, показавшее свои первые лучи из-за серых сталинских зданий. Погода обещала быть хорошей.

Виктор присел за столик, на котором стоял телефон, набрал номер собкора.

– Алло? – раздался женский голос. – Кого вам?

– Николая Александровича можно? – спросил Виктор.

– А кто звонит? – спросил женский голос.

– Это из газеты… из «Столичной»… – ответил Виктор, ощущая присутствовавшее в женском голосе напряжение.

– Как вас зовут? – спросил голос.

Что-то тут было не так и Виктор, почувствовав дрожь в руке, опустил трубку на место.

– Кофе! – подсказал он сам себе. – Надо выпить кофе.

Одевшись и плеснув себе в лицо две пригоршни холодной воды, он спустился в гостиничный бар. Подошел к стойке, заказал двойную половинку кофе.

– Присядьте, я вам принесу, – сказал бармен.

Виктор выбрал место в углу бара, присел на мягкий и широкий велюровый пуфик перед столиком со стеклянной столешницей. Рука потянулась к тяжелой пепельнице, тоже из литого стекла. Он покрутил ее задумчиво.

В баре было тихо.

Подошел бармен, опустил на столик чашечку с кофе.

– Еще что-нибудь? – спросил он.

– Нет. Спасибо. – Виктор кивнул, потом поднял голову и пристально посмотрел на бармена. – Скажите пожалуйста, а что это за стрельба была утром?

Бармен пожал плечами.

– Вроде валютную убили… Видно, кого-то обидела.

Кофе немного горчил, но его благотворное воздействие Виктор ощутил почти сразу. Исчезло ощущение дрожи в пальцах и замедлилось движение неких нервных токов в голове. К Виктору вернулось спокойствие. Он собрался с мыслями.

– Ничего страшного не произошло, – услышал он собственную мысль, звучавшую до того уверенно, что не верить ей было невозможно. – Это просто жизнь. Обычная жизнь. Надо просто позвонить главному и спросить, что делать.

Допив кофе и расплатившись, Виктор поднялся в свой номер и позвонил в Киев.

– У вас обратный билет на сегодня, – спокойно сказал Игорь Львович. – Вот и возвращайтесь. Продолжите заниматься Киевом, а с провинцией пока повременим…

Уже заняв свое место в купе, Виктор развернул купленный на вокзале свежий номер «Вечернего Харькова». Просматривая его, он наткнулся на раздел криминальной хроники, в котором мелким кеглем перечислялись свежие преступления. Под рубрикой «Убийства» Виктор прочитал "Вчера около пяти часов вечера в своей квартире неизвестными был застрелен собственный корреспондент «Столичных вестей» Николай Агнивцев.

Виктору стало как-то не по себе. Он опустил раскрытую газету на колени. Поезд неожиданно дернулся и газета упала на пол.

13

Поднимаясь утром к себе, Виктор столкнулся с участковым милиционером.

– А, доброе утро! – обрадовался Сергей Фишбейн-Степаненко. – Что-то вы бледный…

– Как Миша? – спросил Виктор затравленным голосом.

– Все в порядке! – улыбнулся участковый. – Конечно, скучал без хозяина. Там у вас в морозильнике рыба кончается…

– Большое спасибо! – Виктор попробовал благодарственно улыбнуться, но улыбка получилась болезненной и кислой. – Я перед вами в долгу! Может, как-нибудь выпьем по сто грамм?

– Спасибо. Не откажусь, – милиционер кивнул. – Звоните, телефон ведь знаете! И если надо будет еще разок присмотреть за вашим питомцем – не стесняйтесь! Я люблю животных. Настоящих, конечно, а не тех, с которыми приходится иметь дело по службе…

Миша обрадовался хозяину. Он уже стоял в коридоре, когда Виктор зашел и включил свет.

– Привет, дорогой! – Виктор опустился на корточки и заглянул пингвину в глаза.

Ему показалось, что Миша улыбнулся.

В глазах у пингвина действительно сверкнули радостные искорки и он неуклюже сделал шаг вперед, к своему хозяину.

– Хоть кто-то ждет меня в этом мире! – подумал Виктор.

Он поднялся на ноги, разделся и прошел в комнату. Пингвин прошлепал следом за ним.

14

Утром у Виктора болела голова. Он лежал в кровати и не имел никакого желания вставать.

Будильник показывал полдесятого.

Ворочаясь с бока на бок с открытыми глазами, Виктор заметил стоявшего у изголовья пингвина.

– О господи! – выдохнул Виктор, опуская ноги на пол. – Я ж его не кормил со вчерашнего дня!

И, не обращая внимание на болезненный шум в голове и на гудящие виски, он умылся и пошел одеваться.

Морозный воздух улицы немного приободрил Виктора. Похоже, что зима шла за ним по пятам от самого Харькова.

– Надо будет позвонить главному… – думал на ходу Виктор. – Сказать, что я приболел… И газеты купить надо, может все-таки поработаю немного…

В рыбном отделе гастронома он купил два кило мороженой камбалы.

Потом, поколебавшись, купил еще килограмм живой рыбы.

Дома набрал в ванну холодной воды, пустил туда три серебристых карпа, потом уже позвал Мишу.

Миша, посмотрев на плавающих в ванне рыб, отвернулся и пошлепал обратно в комнату.

Виктор пожал плечами, не понимая своего питомца.

В дверь позвонили.

Виктор, увидев в дверном глазке Мишу-непингвина, открыл ему.

– Привет! – сказал Миша, заходя. – Есть парочка заказов. Ты как?

Виктор кивнул.

Они прошли на кухню. Тут же туда пришлепал пингвин.

– А, тезка! – усмехнулся гость. – Приветик!

Потом посмотрел на Виктора.

– А ты чего такой мрачный? – спросил он. – Приболел, что ли?

– Да, – Виктор кивнул. – Да и вообще как-то хреново…

Ему почему-то хотелось жаловаться, и хотя что-то внутри протестовало против такого его поведения, но сдержаться он не мог.

– Пишу-пишу, а никто и не видит моего труда… – говорил он и голос его был не слезливый, а скорее сердитый, не требующий сочувствия. – Уже больше двухсот страниц… И все в пустую…

– Ну почему впустую? – остановил его Миша-непингвин. – Ты просто пишешь в ящик, как писали многие писатели в доброе советское время. Но с той разницей, что твои вещи все равно рано или поздно напечатают…

Гарантирую.

Виктор кивнул, понимая правоту слов гостя, но все равно приступ неудовлетворенности продолжался и не давал ему не только улыбнуться, но даже успокоиться.

– Ну а про кого ты лучше всех написал, как ты думаешь? – дружелюбно спросил Миша-непингвин.

– Про Якорницкого, – подумав, ответил Виктор и вспомнил длинное застольное интервью за бутылкой финской водки.

– Это который писатель и депутат? – переспросил Миша.

– Да.

– Ну ладно, – сказал он. – Тут я тебе кое-что интересное принес.

Почитай.

Виктор взял в руки несколько листов бумаги, просмотрел их. Незнакомые фамилии, строчки биографий, даты. Вникать сейчас в эти тексты Виктору не хотелось. Он просто кивнул и отложил листы в сторону.

– Позвони мне, когда будет готово, – попросил Миша-непингвин, протягивая Виктору визитную карточку.

15

За окном шел первый снег.

Виктор пил кофе и читал бумаги, принесенные Мишей-непингвином пару дней назад. Это были биографические досье на замначальника налоговой службы и на хозяйку ресторана «Карпаты». Биографии этой парочки были достаточно пестрыми, чтобы стать заметными «крестиками». С такими персонажами можно было спокойно писать приключенческий роман, думал Виктор, замечательные отрицательные герои! Но для написания романа требовалось совершенно свободное время, которого у Виктора не было.

Правда, у него теперь были деньги, был пингвин Миша и три серебристых карпа, плавающих в ванной. Но можно ли было все это считать компенсацией за ненаписанный роман?

Вспомнив о карпах, Виктор взял кусок булки и пошел в ванную кормить живую рыбу.

Накрошив булки, он услышал рядом чье-то дыхание. Обернулся и увидел Мишу. Миша с грустью смотрел на плавающих в ванне рыб.

– Так что, пресноводных ты не любишь? – спросил пингвина Виктор и вместо него сам же и ответил на вопрос. – Конечно, мы же вообще-то антарктические, океанские, в собственном соку…

Вернувшись в комнату, Виктор позвонил участковому и пригласил его на рыбный ужин.

За окном все еще шел снег.

Виктор поставил на кухонный стол печатную машинку и принялся слово за словом «рисовать» живые образы будущих покойников.

Работа продвигалась медленно, но уверенно. Каждое слово ложилось на свое место и становилось незыблемым, как фундамент египетской пирамиды.

«Не от хорошей жизни покойный согласился на убийство своего младшего брата, в руки к которому случайно попал список акционеров еще не приватизированного завода стиральных машин. Но памятник, поставленный покойным в память о брате, стал настоящим украшением кладбища. Часто жизнь заставляет убивать, а смерть близкого человека заставляет жить дальше, жить не смотря ни на что… Все взаимозависимо. Все в этом мире объединено кровеносными сосудами. Жизнь всех – это одно целое и потому смерть одной малой части целого все равно оставляет позади себя жизнь, так как количество живых частей целого всегда превышает количество умерших частей…»

Участковый Фишбейн-Степаненко пришел на ужин в джинсах и черном свитере поверх фланелевой полосатой рубашки. Он пришел с бутылкой конъяка и кульком мороженной трески для пингвина.

Ужин еще не был готов и они вместе с Виктором дожаривали карпов, освободивших наконец ванну. Тем временем в ванной, в свежей холодной воде плескался пингвин. Виктор и Сергей слушали сквозь шипение жарящейся на сковородке рыбы плеск воды в ванной и оба улыбались.

Наконец еда была готова.

Выпив по рюмке коньяка, хозяин и гость принялись за рыбу.

– Костлявая! – сказал, словно извиняясь от имени этой рыбы, Виктор.

– Это ничего, – кивнул участковый. – За все приходится платить…

Она, рыба, чем костлявее, тем вкуснее. Я, помню, мясо кита пробовал – тоже ведь рыба! Никаких костей и никакого вкуса…

Они запивали рыбу коньяком, поглядывали на летящий в едва подсвеченной чужими окнами темноте снег. Что-то было в этом ужине новогоднее.

– А ты чего один живешь? – спросил после брудершафта Сергей.

Виктор пожал плечами.

– Так получилось, – ответил он. – Не везет мне с женщинами. Все какие-то потусторонние попадаются. Тихие, незаметные. Поживут и исчезают… Надоело. Вот пингвина взял, и как-то сразу легче стало. Но он почему-то грустный все время… Может, было бы лучше взять собаку… Они все-таки эмоциональнее, лаем встречают, облизывают, хвостом машут…

– Чего! – махнул рукой Сергей. – Собак надо два раза в день на улицу выводить, запах от них на всю квартиру… Пингвин лучше. Ты-то сам чем занимаешся?

– Писатель, – ответил Виктор.

– Детский?

– Почему детский? – удивился хозяин. – Нет. Я для газеты пишу.

– А-а… – кивнул Сергей. – Я газеты не люблю. От них всегда настроение портится.

– Я тоже не люблю, – сказал Виктор. – А кстати, откуда у тебя такая фамилия? Фишбейн…

Сергей тяжело вздохнул.

– Понимаешь, – сказал он. – Скучно было очень, а у меня тетка в паспортном столе работала. Вот как-то и решил стать евреем и уехать к чертовой матери. Евреем стал, просто написал заявление о потере паспорта – так тетка научила – а она потом мне новый с новой фамилией выписала. А потом посмотрел, как эмигранты за границей живут. Не позавидуешь. Вот и решил остаться, а чтобы при оружии быть – в участковые пошел. В принципе работа безопасная, бытовые скандалы и всякие глупые жалобы разбираю.

Конечно, не то, о чем мечтал.

– А о чем ты мечтал?

Неожиданно дверь на кухню открылась и в проеме показался совершенно мокрый пингвин Миша. С него продолжала стекать вода. Постояв в проеме, он прошел мимо стола к своей миске, потом вопросительно посмотрел на хозяина.

Миска была пустой.

Виктор полез в морозильник, отломал от смерзшегося пласта камбал три рыбины, порезал их на кусочки и положил в миску.

Миша опустил на мерзлую рыбу свою голову и так застыл.

– Глянь! – с интересом сказал Сергей. – Размораживает, как пить дать размораживает!..

Виктор, вернувшись на свое место, тоже посмотрел на пингвина.

– Ну ладно, – отвлекся Сергей, взял в руку рюмку. – Все мы достойны лучшей рыбы, но едим ту, что есть… За дружбу!

Чокнулись и выпили. И легко стало Виктору. Всякое прошлое недовольство собой и другими забылось, и «крестики» свои забылись. Словно и не работал он нигде, а просто жил и придумывал роман, который когда-нибудь запишет. Он смотрел на Сергея и ему хотелось улыбаться.

Дружба? Это то, чего у него, должно быть, никогда не было. Также, как и костюма-тройки и настоящей страсти. Жизнь была бледна и болезненна, она не приносила с собой радости. Даже пингвин Миша, и тот был какой-то грустный, словно и он познал лишь бледность жизни, без красок и эмоций, без радостных всплесков души, без восторга.

– Слушай, – предложил вдруг Сергей. – Давай еще по одной и пойдем прогуляемся. Втроем!

На улице было тихо и поздно. Все дети уже спали. Уличные фонари не горели и первый снег освещался лишь случайными огнями, случайными горящими окнами.

Виктор, Сергей и Миша неспешно шли от дома к пустырю, на котором стояли три голубятни. Хрустел снег под ногами. Морозный воздух колол щеки.

– О, гляди! – сделав несколько быстрых шагов вперед, проговорил Сергей, остановившись у лежавшего под голубятней на снегу человека в синем потертом пальто. – Твой сосед! Поликарпов. Квартира тринадцать. Надо оттащить его в ближайшее парадное и прислонить к батарее, а то примерзнет!

Вместе они взялись за воротник синего пальто и потащили пьяного Поликарпова по снегу к ближайшей пятиэтажке. За ними неуклюжей походкой шел пингвин Миша.

Когда Виктор и Сергей вышли из парадного, они увидели Мишу, стоящего нос к носу с большой дворнягой. Они словно принюхивались друг к другу.

Увидев вышедших из парадного людей, собака убежала прочь.

16

Утром Виктора разбудил телефонный звонок.

– Алло! – хриплым спросонок голосом сказал он в трубку.

– Виктор Алексеевич! – прозвучал знакомый голос. – Поздравляю с зачином! Я вас не разбудил?

– Все равно уже пора вставать! – проговорил Виктор, узнав голос главного. – А что произошло?

– Первая публикация! Кстати, как самочувствие?

– Уже лучше, – сказал Виктор.

– Тогда приезжайте в редакцию! Обсудим ваши успехи.

Умывшись, Виктор позавтракал, выпил чаю. Проведал своего питомца – тот еще стоя спал в любимом закутке за темнозеленым диваном.

Вернувшись на кухню, Виктор положил в мишину миску мороженую рыбину трески. Оделся и вышел.

На улице лежал свежевыпавший снег. Сизое небо висело низко, почти над крышами пятиэтажек. Было спокойно и не очень холодно.

Перед тем, как сесть в автобус, Виктор купил свежий номер «Столичных вестей». Развернул уже в автобусе, удобно усевшись на мягкое сиденье.

Пробежав глазами заголовки, он наконец наткнулся на поставленный в высоту прямоугольник текста, обведенный жирной черной рамкой. «Не стало писателя и депутата Александра Якорницкого. Опустело кожаное кресло в третьем ряду парламентского зала. Это место вскоре займет другой человек, но в сердцах многих, знавших Александра Якорницкого, поселится ощущение пустоты, ощущение глубокой потери…»

– Ну вот, – подумал Виктор, – первая публикация…

Но ему не было особенно радостно, хотя откуда-то из глубины проклевывалось давно забытое чувство – чувство самоудовлетворения. Он дочитал текст до конца – все слова были на своих местах, никаких следов редакторских ножниц.

Глаза остановились на подписи, на этом почти фразеологическом псевдониме, способном скрыть за своими двумя словами любое количество людей – Группа Товарищей. Забавно, что именно так – оба слова с заглавной буквы – написал Виктор в оригинале. И даже это редактор не изменил.

Действительно, к нему отнеслись как к уважаемому писателю, а не как к журналисту.

Опустив газету на колени, Виктор посмотрел в окно, на проезжающий на встречу автобусу город.

– Смотри, птичка! – показала пальцем вверх сидевшая впереди мамаша своему ребенку. Виктор машинально проследил за направлением ее пальца и увидел метавшегося под потолком автобуса воробья.

17

Редактор встретил Виктора так радушно, будто год не видел. Кофе, коньяк и сто долларов в длинном элегантном конверте – настоящая аттрибутика праздника.

– Ну вот, – сказал Игорь Львович, поднимая рюмку с коньяком. – Начало положено. Будем надеяться, что остальные «крестики» тоже не залежатся.

– А как он умер? – спросил Виктор.

– Выпал из окна шестого этажа. Вроде, мыл стекла, только почему-то не у себя дома. К тому же – ночью.

Они чокнулись и выпили.

– Знаешь, – продолжал откровенничать главный. – Мне уже звонили несколько коллег из других газет. Завидуют, паразиты! Говорят, я изобрел новый жанр! – Главный самодовольно ухмыльнулся. – Это, конечно, твоя заслуга! Но ты у нас засекречен, поэтому все хорошее и плохое я буду брать на себя! Хорошо?

Виктор кивнул, но в мыслях огорчился невозможности показаться в свете прожекторов пускай хоть и журналистской, но все-таки славы. Видно, главный заметил что-то во взгляде Виктора.

– Не переживай, когда-нибудь все узнают настоящее имя автора, если ты захочешь… А пока для тебя же лучше быть никому неизвестной «Группой Товарищей». Через несколько дней ты поймешь почему. Кстати, не забывай, что надо использовать все подчеркнутые факты из тех досье, что ты берешь у Федора. Я же не обрезаю твои философские рассуждения, которые, по правде говоря, никакого отношения к покойникам не имеют…

Виктор кивнул. Пригубил кофе и его горьковатый вкус напомнил вдруг о гостиничном баре в Харькове. Вспомнилось то утро, когда беспорядочная стрельба разбудила его раньше времени.

– Игорь, – заговорил Виктор, – а что тогда случилось в Харькове?

Главный налил в рюмки коньяка, вздохнул, поднял на Виктора заторможенный, словно остановившийся взгляд.

– «И боец молодой, вдруг поник головой, – тихо запел он. – Комсомольское сердце пробито…» Газета понесла потери… Это уже седьмой из наших. Скоро можно будет зал славы открывать… Ну да тебе это ни к чему! Меньше знаешь – дольше живешь!.. – проговорил главный, потом посмотрел в глаза Виктору и уже совсем другим, каким-то уставшим голосом добавил. – И это к тебе уже не относится. Ты знаешь побольше других…

Ладно…

Виктор уже пожалел о своем любопытстве – вся атмосфера маленького праздника «тет-а-тет» испарилась.

18

Ноябрь под конец переметнулся от глубокой осени к такой же зиме. Дети играли в снежки. Колючий морозный воздух пробирался за воротник. Машины по дорогам ездили медленно, словно боялись друг друга, и сами дороги стали намного уже. Все под воздействием холода уменьшалось, укорачивалось, съеживалось. И только сугробы снега на обочинах росли благодаря трудолюбию и широким лопатам дворников.

Виктор, поставив точку во втором из заказанных Мишей-непингвином «крестиков», глянул в окно. Не было никакого желания, да и необходимости выходить в этот день на улицу.

Чтобы рассеять тишину квартиры, Виктор включил радиоточку, стоявшую на холодильнике.

Беззаботный шум парламента с шипением вырвался из динамика. Виктор прикрутил громкость. Поставил на огонь чайник. Посмотрел на часы – ранний вечер, полшестого. Для окончания дня рановато, подумал Виктор.

Сходил в комнату и позвонил Мише-непингвину.

– Все готово! – доложил он ему. – Можешь приезжать.

Миша приехал не один. С ним в квартиру вошла маленькая девочка с круглыми любопытными глазками.

– Моя дочка, – сказал Миша. – Не с кем было ее дома оставить… Скажи дяде Вите как тебя зовут! – он наклонился к ней, стал расстегивать пуговицы маленькой рыжей шубки.

– Соня, мне уже четыре года – проговорила девочка, глядя снизу вверх на Виктора. – А правда, что у вас пингвин живет?

– Ну вот, не успела зайти, а уже… – Миша снял с нее шубку, помог ей стащить с ног сапожки. – Ну, пошли!

Они прошли в большую комнату.

– А где пингвин? – снова спросила она, оглядываясь по сторонам.

– Сейчас, – сказал Виктор. – Сейчас я его найду!

Сначала он сходил на кухню. Принес Мише оба свеженаписанных «крестика». Потом направился в спальню.

– Миша! – позвал он, заглядывая за темнозеленый диван.

Миша стоял на своей подстилке – на сложенном втрое старом верблюжьем одеяле, уставившись в стену.

– Ты чего? – спросил, наклоняясь, Виктор.

Пингвин стоял с открытыми глазами.

– Заболел, что ли? – подумал Виктор.

– Что с ним? – спросила неслышно подошедшая к дивану Соня.

– Миша, у нас гости!

Соня подошла к пингвину и погладила его.

– Ты заболел? – спросила она.

Пингвин дернулся, повернул голову, посмотрел на девочку.

– Папа! – крикнула Соня. – Он повернулся!

Оставив Соню с пингвином, Виктор вернулся в большую комнату. Миша, сидя в кресле, дочитывал второй некролог. По выражению его лица Виктор понял, что текст заказчику понравился.

– Порядок! – сказал Миша-непингвин. – Трогательно пишешь! Видно, что люди дерьмовые, а все равно их жалко, когда читаешь… Ну что, чайком угостишь?

Они перешли на кухню, где сели за стол и, пока нагревался чайник, говорили о погоде и о других неважных предметах. Когда же чай был заварен и разлит по чашкам, Миша-непингвин протянул Виктору конверт.

– Гонорар, – сказал он. – Скоро еще заказик будет. Да, помнишь, ты про Серегу Чекалина писал?

Виктор кивнул.

– Выздоровел пока… Я ему по факсу твое произведение сбросил… Ему, вроде, понравилось… Во всяком случае он был под впечатлением!

– Папа, папа, – донесся из комнаты голос девочки, – он кушать хочет!

– Он у тебя что, говорящий? – усмехнулся, глядя на Виктора Миша-непингвин.

Виктор достал из морозильника рыбину трески, положил в миску.

– Соня, скажи ему, что кушать подано! – шутливым голосом крикнул Виктор.

– Слышишь? – донесся из комнаты негромкий голос девочки. – Тебя кушать зовут!

Пингвин первый зашел в кухню, за ним следом – Соня. Она проводила его до миски и с интересом наблюдала, как Миша-пингвин кушал.

– А почему он один? – спросила вдруг Соня, подняв голову.

– Не знаю, – ответил Виктор. – Вообще-то он не один, мы с ним вдвоем тут живем…

– И мы вдвоем с папой живем… – сказала Соня.

– Болтушка! – выдохнул Миша-непингвин. Глотнул чаю. Снова посмотрел на дочь. – Собирайся, пора домой!

Понурив голову, Соня вышла из кухни.

– Надо будет ей щенка или кошку купить… – сказал, глядя ей вслед, Миша-непингвин.

– Приводи ее еще, пусть с пингвином играется! – предложил Виктор.

За окном все было залито тушью зимнего вечера. Едва слышимый голос радиоточки вещал о событиях в Чечне. Виктор сидел за кухонным столом перед печатной машинкой. Ему было одиноко, хотелось написать рассказ или сказку, хотя бы даже для Сони. Но в голове звучала грустная проникновенная мелодика еще ненаписанного «крестика».

– Уж не заболел ли я? – думал Виктор, глядя на чистый лист бумаги, торчащий из машинки. – Нет, надо заставить себя хоть иногда писать короткие рассказы, иначе я свихнусь…

Вспомнилось смешное веснушчатое личико Сони, стянутый резинкой хвостик рыжих волос на макушке.

Странное время для детства, думал Виктор, странная страна, странная жизнь, в которой и разобраться не хочется, хочется просто выжить и все…

19

Несколько дней спустя Виктору позвонил главный и попросил быть осторожнее, в редакцию пока не приезжать и без надобности на улицу не выходить.

Озадаченный звонком Виктор все еще держал телефонную трубку у уха, хотя из нее уже с минуту неслись короткие гудки. «Что случилось?» – думал он, но при этом в его ушах все еще звучал голос главного, совершенно спокойный и самоуверенный, какой-то учительский голос. Виктор пожал плечами. Всерьез он этот звонок не принял, но утро само по себе растянулось на два лишних часа. И брился он долго, и с чего-то решил погладить рубашку, хотя одевать ее не собирался.

Вышел из дому около полудня. Купил свежие газеты, зашел в гастроном за рыбой для Миши. Себе там же купил колбасы и кило бананов.

Вернувшись, просмотрел газеты, но в них не было ответа на звонок главного. Зато в глаза бросилось несколько новых фамилий. Сходу достав общую тетрадь, Виктор переписал в нее фамилии для дальнейшей работы, но работать не хотелось. Состояние у него было расслабленное. Он сидел за кухонным столом, на котором лежал кулек с покупками. Виктор вытащил из кулька банан.

Открываясь, скрипнула дверь на кухню. Зашел пингвин Миша. Остановился перед хозяином. Посмотрел на него просяще.

– На! – Виктор сунул ему под нос начатый банан.

Пингвин подался вперед всем телом и отщипнул клювом кусок банана.

– Ты что, – удивился Виктор, – обезьяна? Смотри, отравишся, а где я тебе доктора найду? Тут на людей докторов не хватает! Давай я тебе лучше рыбы дам!

В тишине кухни слышалось причмокивание пингвина, разделывавшегося с рыбиной трески и дыхание глубоко задумавшегося о чем-то Виктора. Наконец, тяжело вздохнув, он встал, включил радиоприемник. Из его динамика вырвалась милицейская сирена. «Радиопьеса?» – подумал Виктор, но ошибся.

Это был репортаж с «поля битвы». На этот раз «поле битвы» лежало почти в центре, на пересечении улиц Красноармейской и Саксаганского. Виктор сделал громче и прислушался. Взволнованный голос рассказывал о пятнах крови на асфальте, о трех скорых, приехавших через полчаса после вызова, о семи трупах и пяти раненных. По первым данным среди убитых был обнаружен замминистра спорта депутат Стоянов. Услышав фамилию, Виктор автоматически раскрыл общую тетрадь и проверил записи. Свежепокойный Стоянов в этих записях присутствовал. Виктор кивнул сам себе и, оставив тетрадь открытой, снова прильнул к радиоприемнику. Но репортер продолжал перечислять уже сказанные им самим факты. Видно больше он ничего не знал. Он пообещал вернуться в эфир с новыми данными через полчаса и тут же его заменила женщина, приятным голосом заговорившая о прогнозе погоды на выходные.

– Завтра суббота, – подумал Виктор и оглянулся на пингвина.

Работая дома он потерял ощущение разницы между рабочими и нерабочими днями недели. Хотелось – работал, не хотелось – не работал. Но все-таки чаще хотелось. Просто больше ему нечем было заниматься. Писать рассказы или начать настоящую повесть или даже роман у него не получалось. Он словно нашел свой жанр и так был зажат его рамками, что даже когда не писал «крестики», то думал о них, или же думал мыслями, стройными и траурно ритмичными настолько, что хоть бери их и вставляй в любой некролог в качестве философского отступления. Иногда он так и делал.

Виктор позвонил участковому.

– Лейтенант Фишбейн слушает! – прозвучал из трубки четкий знакомый голос.

– Сергей? Привет. Это Витя.

– Витя? – переспросил участковый, по-видимому не узнавая.

– Хозяин пингвина.

– А, так бы и сказал! – Сергей обрадовался. – Что слышно? Как там Миша?

– Нормально! Слушай, ты завтра выходной?

– Да, – ответил Сергей.

– У меня есть неплохая идейка, поддержишь? – с надеждой спросил Виктор. – Только нужна машина, любой милицейский «газик» подойдет…

– Конечно, если это не уголовно наказуемое деяние… Только зачем тебе «газик», у меня «запорожец» есть, – сказал Сергей и рассмеялся.

20

Морозным субботним утром из остановившегося на набережной Днепра возле нижних Лаврских садов красного «запорожца» вышли Виктор, Сергей и пингвин Миша. Сергей вытащил из багажника плотно набитый рюкзак. Одел на спину. Они спустились по каменной лестнице к замерзшей реке.

Днепр был закатан толстым слоем льда. На нем неподвижными толстыми воронами сидели, выдерживая между друг другом «вежливую» дистанцию любители подледного лова. Каждый у своей лунки.

Выбирая путь так, чтобы не беспокоить рыбаков, Виктор, Сергей и Миша отошли от берега и углубились в днепровские льды.

Они шли, останавливаясь возле каждой незанятой лунки, но эти лунки были или уже замерзшие, или слишком узкие.

– Пойдем в залив! – предложил Сергей. – Там где-то моржи собираются…

Они перешли Днепр, потом пересекли узкую полоску земли – «хвостик» острова.

– Вон, посмотри! – Сергей показал рукой вперед. – Синее пятно видишь?

Они подошли и не успели как следует осмотреть большущую прорубь, по краям которой виднелось множество следов голых пяток, как Миша рванул вперед и, плавно, совершенно без брызг нырнул в воду.

Виктор и Сергей затаили дыхание, глядя на заколыхавшееся темное месиво воды и льда.

– Слушай, а они под водой видят? – спросил Сергей.

– Наверно… – ответил Виктор. – Если есть на что смотреть.

Сергей снял со спины рюкзак, вытащил оттуда старое ватное одеяло и расстелил его на льду метрах в двух от проруби.

– Садись! – позвал он Виктора. – У каждого – свой праздник.

Виктор присел. А Сергей уже достал из рюкзака кулек. Вытащил оттуда термос и две пластмассовые чашки.

– Начнем с кофе! – сказал он.

Кофе оказался сладковатым, но на морозе пился приятно, с удовольствием.

– А я ничего не сообразил взять… – с сожалением в голосе признался Виктор, грея ладони о чашку с недопитым кофе.

– Ничего, в другой раз ты возьмешь. Коньячку хочешь?

Добавив в кофе коньяка, Сергей сунул плоскую бутылочку в карман куртки.

– Ну давай, – он поднял руку с чашкой. – За все хорошее!

Они выпили и тепло проникло в их тела и мысли.

– Слушай, он там не утонет? – спросил Сергей, показывая взглядом на широкую прорубь.

– Не должен… – Виктор пожал плечами. – Я вообще-то ничего о пингвинах не знаю… Искал какие-нибудь книги, но не нашел…

– Если мне что-то попадется, я тебе дам! – пообещал Сергей.

Виктор начал волноваться. Он огляделся по сторонам – до ближайшего рыбака, а значит и до его лунки было метров тридцать. Рыбак сидел на своем чемодане-ящике и было видно, как время от времени он подносит ко рту походную литровую флягу.

– Я пойду пройдусь! – проговорил Виктор, все еще глядя на ближнего к ним рыбака.

– Не надо, посидим еще, – попросил Сергей. – Давай еще по коньячку.

Приплывет Миша, куда он денется. Не утонет же он в самом деле!

В проруби что-то булькнуло и Виктор сразу посмотрел туда. Месиво воды и льдинок колыхалось.

– Давай, за Мишу! – Сергей поднял чашку с коньяком. – Людей много, а пингвинов мало. Их надо беречь!

Они пригубили и тут же тихий морозный воздух был потревожен криком.

Сергей и Виктор обернулись на крик и увидели метрах в пятидесяти рыбака, отскочившего от своей лунки и показывавшего на нее обеими руками. К нему уже шли два других рыбака, оставив свои короткие удочки в лунках.

– Чего это он там? – сам себя спросил Сергей.

Виктор отвлекся от происходившего в пятидесяти метрах от них. Он медленно потягивал коньяк и думал о том, что каждый новый день приносит в жизнь что-то новое, но совершенно незапланированное. Когда нибудь, думал он, новый день принесет какие-нибудь неприятности, а может и смерть.

– Глянь! Глянь! – хлопнул его рукой по плечу Сергей.

Виктор словно очнулся, посмотрел на Сергея, потом, проследив за его взглядом, повернул голову и увидел приближающегося к ним пингвина Мишу. Он шел со стороны острова.

– Где это он вынырнул? – удивился вслух Сергей.

Пингвин подошел и остановился возле края растеленного на льду одеяла.

– Может, и ему коньячка? – пошутил Сергей.

– Ну иди, иди сюда, Миша! – позвал Виктор, похлопывая ладонью по одеялу.

Миша неуклюже шагнул вперед, забрался на одеяло, посмотрел на Сергея, потом на хозяина.

Сергей снова полез в рюкзак и в этот раз достал оттуда полотенце.

Укутал в него пингвина.

– Это чтобы не простудился! – объяснил он Виктору.

Пингвин постоял так, укутанный, минут пять, потом сбросил с себя полотенце.

Виктор услышал за спиной чьи-то шаги. Обернулся.

В нескольких шагах от них стоял рыбак, «хозяин» ближней лунки.

– Что? Клюет? – спросил его Сергей.

Тот отрицательно замотал головой, не сводя при этом глаз с пингвина.

– Послушайте, – наконец проговорил он. – Это у вас пингвин или я уже поехал?

– Поехал, – совершенно искренним голосом сказал ему Сергей.

– О господи! – испуганно выдохнул рыбак.

Он как-то неуклюже взмахнул руками, развернулся и пошел обратно к своей лунке.

Виктор и Сергей проводили его взглядом.

– Может, пить меньше будет! – с надеждой в голосе произнес Сергей.

– Слушай, ты же не на работе! – укоризненно проговорил Виктор. – Чего ты пьяниц пугаешь!

– Проффесиональный инстинкт, – с улыбкой на лице оправдался Сергей. – Кушать хочешь? Или еще разок по коньячку?

– По коньячку! – Виктор кивнул.

Пингвин вдруг стал нетерпеливо переступать с лапы на лапу и хлопать себя по бокам своими плавниками-недокрылками.

– Он что, в туалет хочет? – усмехнулся Сергей, откручивая с коньячной бутылочки винтовую пробку.

А Миша тем временем перебрался с одеяла на лед и, смешно семеня разбежавшись, снова плюхнулся в прорубь.

21

Ночью с воскресенья на понедельник Виктора разбудил настойчивый телефонный звонок. Окончательно проснувшись, он все равно не хотел вставать, просто лежал и ждал, когда у звонившего кончится терпение, но оно не кончалось. Даже пингвин проснулся и что-то крякнул.

Виктор поднялся и нетвердыми шагами подошел к звонящему телефону.

– Что за идиотские шутки! – думал он, поднимая трубку.

– Алло, Витя? – раздался нетерпеливый голос главного. – Извини, что разбудил! Срочная работа! Слышишь?

– Да.

– Сейчас к тебе приедет курьер с конвертом. Он будет ждать тебя в машине под парадным, а ты постарайся как можно быстрее сделать «крестик».

Он должен пойти в утренний выпуск!

Виктор перевел глаза на будильник, стоявший на тумбочке. Полвторого.

– Хорошо, – сказал Виктор.

Он одел свой голубой махровый халат и пошел в ванну. Умылся холодной водой. Потом – в кухню. Поставил на плиту чайник, пишмашинку на кухонный стол.

Вслушался в тишину ночного двора. Посмотрел на дом напротив – во всем доме горело только два окна.

Чужая бессоница не волновала Виктора. Он уже пришел в себя, только в голове ощущалась какая-то тяжесть.

Достал лист бумаги, вставил в машинку и снова прислушался к тишине ночной улицы.

Из тишины родился звук подъехавшей к парадному машины. Хлопнула дверца.

Виктор сидел и терпеливо ждал звонка в дверь. Но вместо звонка через минуту он услышал осторожный стук.

Мужчина лет пятидесяти с заспанным лицом и красными глазами протянул ему большой коричневый конверт.

– Я буду внизу, в машине. Если засну – постучите в дверцу, – сказал он, не заходя в коридор.

Виктор кивнул.

Уже усевшись перед машинкой, раскрыл конверт, вытащил лист бумаги и театральную программку.

«Пархоменко Юлия Андреевна, 1955 года рождения, с 1988 – солистка Национальной Оперы. Замужем, двое детей, – читал Виктор отпечатанный на машинке текст, – в 1991 г. перенесла операцию на груди. В 1993 в качестве свидетеля привлекалась к суду по делу об исчезновении артистки Национальной оперы Санученко Ирины Федоровны, с которой состояла в открыто враждебных отношениях. В 1995 году отказалась от участия в гастрольной поездке в Италию, чем чуть не сорвала запланированные гастроли.»

Дальше было добавлено от руки: «тяжело перенесла гибель своего ближайшего друга писателя и депутата парламента Николая Александровича Якорницкого, с которым познакомилась во время своего выступления на закрытом праздновании депутатами Дня независимости Украины в Мариинском дворце в 1994 году». Эти строчки были подчеркнуты красным карандашом и Виктор тут же вспомнил о своем последнем разговоре с Игорем Львовичем.

Он несколько раз прочитал подчеркнутые строчки. Информации было маловато, но ритм мыслей уже настроился на печаль будущего текста.

Виктор просмотрел программку, на второй странице увидел цветное фото солистки. Красивая стройная женщина с ярким, должно быть искуственным румянцем на щеках. Миндальный разрез глаз, каштановые волосы, ровной волной сбегавшие с плеч. Театральное платье очень подходило ей.

Виктор снова сосредоточился на чистом листе бумаги, вставленном в машинку.

«У арабов белый цвет считается траурным», – подумал он, приближаясь пальцами к буквенной клавиатуре.

"У всего живого на земле есть свой голос. Голос – это признак жизни, признак счастья или горя. Он может усиливаться, обрываться, срываться, переходить в едва слышимый шепот. В хоре нашей жизни трудно выделить отдельные голоса, но когда они вдруг замолкают, возникает ощущение конечности любого звука, любой жизни. Голос, который нам больше не дано услышать, был любим многими… Он сорвался неожиданно и преждевременно. В мире стало намного тише, но это не та тишина, которую ищут любители покоя.

Эта возникшая тишина, как черная дыра во вселенной, лишь подчеркивает конечность любого звука и бесконечность прошлых и будущих потерь…"

Виктор поднялся, заварил себе чая и с полной чашкой вернулся за стол.

«…голос Юлии Пархоменко затих. Но пока стоят стены Мариинского дворца, пока позолота внутреннего купола отражает великолепие Национальной Оперы, она останется среди нас, растворившись золотой пылью в воздухе, которым мы дышим. Ее голос станет позолотой тишины, которую оставила она после себя.»

– Многовато золота, – подумал Виктор, остановившись. Снова взял листок с текстом, пробежал уже в который раз глазами подчеркнутые рукописные строчки.

– Как же сюда вставить этого Якорницкого? – думал он. – Любовь?

Любовь…

Он задумался, глотнул чаю. Прочитал уже написанный текст. Продолжил.

«Совсем недавно сама Юлия пережила тяжелую потерю. Пропал голос ее любимого человека. Замолчал внезапно, сорвавшись криком вниз, в бездну, куда по законам притяжения смерти падает все, отжив, отборовшись или же просто проиграв…»

Тут Виктор снова отвлекся и взял в руки программку, просмотрел ее внимательнее и едва заметно улыбнулся.

«Совсем недавно, исполняя партию Тоски в опере Пуччини, она сама сыграла, пропела всю свою трагедию, всю до последнего ее прыжка со стен крепости. Неважно, как она умерла. Пусть, она умерла по-другому, но нам, тем, кому ее жизнь была слышна, теперь предстоит нелегкая задача – привыкать к тишине и выискивать в этой тишине золотые пылинки ее прошлого присутствия. Давайте же помолчим все вместе, чтобы легче было нам услышать посреди наступившей тишины ее голос, услышать, запомнить и сохранить в нашей памяти надолго, до тех пор, пока наши голоса не смешаются с тишиной и вечностью…»

Виктор выпрямил спину, отдышался, словно только что пробежал стометровку, а не отстукивал буквы и слова на пишмашинке. Потер пальцами виски, прогоняя напряжение, в которое его ввергло это срочное ночное задание. Но вот задача была выполнена.

Он взял в руки готовый текст. Прочитал и самому стало жаль неизвестно как погибшую или умершую оперную певицу.

Выглянул в окно – внизу стояла машина, ждала.

Виктор поднялся, повернулся и тут же замер от неожиданности – из дверного проема на него внимательно смотрел пингвин. Он стоял неподвижно и только глазки его горели живым огнем, но не выдавали они никаких его желаний. Он просто следил за хозяином. Беспристрастно и беспричинно.

Виктор, тяжело вздохнув, протиснулся между пингвином и дверью в коридор, набросил поверх халата дубленку и, сжимая в руке текст, вышел на лестничную площадку.

Курьер спал, опустив голову на руль. Виктор постучал по стеклу дверцы. Мужчина протер глаза. Ни слова не говоря, он открыл дверцу, взял из рук Виктора листок с текстом и, завев машину, уехал.

Виктор вернулся к себе. Ночь была разбита. Спать не хотелось, в теле нарождалась ненужная бодрость.

Виктор нашел в аптечке снотворное, проглотил две таблетки, запил еще теплой водой из чайника и пошел в спальню.

22

На следующее утро в десять часов снова позвонил главный. Он был доволен «крестиком». Извинился еще раз за то, что нарушил ночной сон.

Сказал, что через пару дней уже можно будет заходить в редакцию, но главное при этом – не забывать дома корреспондентскую «корочку», так как теперь на всех этажах и на входе дежурит ОМОН.

На улице продолжалась хрустящая морозом зима. Было довольно тихо.

Стоя с жезлой у плиты, Виктор размышлял: чем бы заполнить новый день.

С одной стороны, учитывая рабочую ночь, он мог бы вполне устроить себе выходной. Но выходной еще больше нуждался в заполнении чем-то интересным, чем день обычный. И поэтому Виктор решил после кофе сходить к киоску за газетами, а уже после этого решить, что делать дальше.

Вторую чашечку кофе он пил уже с газетами под рукой. Первым делом прочитал свой ночной труд, напечатанный полумиллионным тиражом на предпоследней странице газеты. Все слова были на месте, редактор к тексту не притрагивался. Хотя тут Виктор сообразил, что редактор скорее всего ночью спал, в то время, как текст «садили» на страницу перед тем, как заработал печатный станок. Вернувшись к первой странице своей газеты, Виктор прочитал длинную, во всю полосу передовицу: «Война не кончилась, наступило перемирие». В перемешку с фотографиями, напоминавшими фотографии времен штурма Грозного, на странице по-военному выстроились колонки текста. Виктор машинально втянулся в чтение статьи. Чем больше он читал, тем больше она его затягивала. Оказалось, пока Виктор жил нормальной жизнью в Киеве шли почти настоящие бои – разборки «двух мафиозных кланов».

По крайней мере именно так утверждалось в статье. Семнадцать убитых, девять раненых, пять взрывов. Среди погибших – шофер главного редактора, три милиционера, какой-то арабский бизнесмен, несколько человек, личность которых не удалось установить и солистка Национальной Оперы.

Просмотрев другие газеты, Виктор заметил, что «войне» там было уделено намного меньше внимания, чем в «Столичных вестях». Зато чуть больше было написано о гибели солистки Оперы. Ее тело было найдено рано утром на нижней станции фуникулера. Она была задушена кожаным ремнем.

Кроме того, пропал ее муж – архитектор, а сама квартира была перевернута вверх дном – в ней явно что-то искали.

Виктор задумался. Смерть солистки, похоже, не имела ничего общего с войной кланов. Это было совершенно «постороннее» преступление. «Может, к этому приложил руку ее исчезнувший муж? – подумал Виктор. – А, может, я и сам приложил к этому руку? – собственная мысль внезапно испугала его. – Ведь в некрологе на Якорницкого я написал о ней. Конечно, без фамилии, не раскрывая, но наверняка все это было для многих слишком прозрачным намеком… И, может, для мужа это стало последней каплей?..»

Виктор тяжело вздохнул, мгновенно почувствовав себя страшно утомленным собственными допущениями.

– Чушь! – прошептал он сам себе. – С чего мужу устраивать обыск в собственной квартире?..

23

День был закончен, как ни странно, довольно продуктивно. На столе лежали три готовых «крестика». За окном темнел зимний вечер. Над чашкой свежезаваренного чая поднимался пар.

Виктор пробежал строчки новых текстов глазами. «Крестики» были коротковаты, но все потому, что он давно не был в редакции и не брал у Федора дополнительной информации на своих героев. Но в этом проблемы не было. Пока не напечатан текст, с ним можно работать, к нему можно возвращаться.

Выпив чаю, он выключил свет в кухне и собирался было идти ложится спать, как вдруг услышал стук в двери.

На мгновение замер в коридоре, прислушиваясь к тишине. Потом, оставив тапки там, где стоял, босиком подошел к двери и заглянул в глазок. Перед дверью стоял Миша-непингвин.

Виктор открыл.

У Миши на руках спала Соня. Он зашел молча. Только кивнул вместо «здрасте».

– Где ее можно положить? – спросил Миша, глядя на дочку.

– Там, – прошептал Виктор, кивком головы указав на дверь в гостинную.

В гостинной комнате Миша опустил Соню на диван и, стараясь ступать как можно тише, вернулся в коридор.

– Пойдем на кухню! – сказал он Виктору.

На кухне снова зажегся свет.

– Поставь чайник! – сказал Миша.

– Недавно кипел, – ответил Виктор.

– Я у тебя до утра посижу… – сказал Миша как-то заторможено. – А Соня пусть пока здесь поживет… Хорошо? Пока все не уладится…

– Что не уладится? – спросил Виктор.

Но ответа не получил. Они сидели друг напротив друга за кухонным столом, только Миша сейчас сидел на обычном месте хозяина, а Виктор – спиной к плите. Виктору на мгновение показалось, что в глазах у Миши промелькнула неприязненность.

– Может коньяка? – предложил Виктор, желая снять напряжение, словно тучей нависшее над ними.

– Давай, – проговорил гость.

Виктор налил себе и Мише. Выпили молча.

Миша в задумчивости постучал пальцами по столу. Осмотрелся и, увидев возле себя на подоконнике пачку свежих газет, потянул их к себе. Взял верхнюю, губы его скривились. Он отодвинул газеты обратно на подоконник.

– Жизнь – забавная штука, – сказал он и вздохнул. Хочешь сделать человеку приятное, а в результате приходится делать вид, что ты – подводная лодка…

Виктор внимательно вслушивался в каждое слово гостя, но смысл сказанного был неуловим, как летящая по ветру паутинка.

– Налей еще, – попросил Миша.

Выпив вторую рюмку, он вышел в коридор, оттуда заглянул в комнату, где на диване мирно спала Соня. Снова вернулся на кухню.

– Ты, наверно, хочешь знать, что случилось? – медленно, уже более расслабленным голосом спросил Миша, глядя в глаза Виктору.

Виктор промолчал. Ему уже ничего не хотелось узнать – он хотел спать и странность поведения Миши-непингвина начинала его утомлять.

– Ну ты-то уже знаешь о стрельбе и взрывах? – спросил Миша, кивнув в сторону газет.

– Ну?

– А знаешь, кто во всем этом виноват?

– Кто?

Усталая и недобрая улыбка Миши затянула паузу.

– Ты… – сказал он Виктору.

– Я? – удивился Виктор. – Как это – я?

– Ну не совсем ты, конечно… Но без тебя этого бы не произошло… – Миша смотрел не моргая на Виктора, но Виктору казалось, что он смотрит куда-то дальше, сквозь него. – Просто тебе было хреново, я это видел. Я у тебя спросил – почему? Ты сказал. Мы были откровенны, мне именно эта детская откровенность в тебе и нравится… Ты хотел, чтобы твои «штучки» в траурных рамках печатались. Это понятно. Я у тебя и спросил тогда, кто твой любимый будущий покойник… Просто хотелось сделать тебе приятное…

Налей еще.

Виктор поднялся, налил коньяка Мише и себе. Посмотрел на свои руки, заметил что они дрожат.

– Ты хочешь сказать… – оторопело проговорил Виктор. – Что Якорницкого… ты?

– Не я, а мы… – поправил его Миша. – Но ты не беспокойся, он этого больше, чем заслуживал… Другое дело, что с его смертью «осиротело» несколько любителей приватизации, у которых он уже взял авансы… Кроме того, у него хранились какие-то бумажки, которыми он продлевал себе безопасность и жизнь, бумажки, касающиеся его коллег по парламенту… У них там, наверху, тяжелая жизнь… Как на войне…

Наступившая затем пауза затянулась. Миша смотрел в окно. Виктор лихорадочно обдумывал только что услышанное.

– Послушай, – наконец заговорил он, – а в смерти его любовницы я тоже… замешан?

– Ты не понял, – спокойным учительским голосом проговорил Миша. – Мы с тобой вытащили нижнюю карту из-под карточного домика, и все, что произошло потом – это просто полный обвал. Теперь надо переждать, пока уляжется пыль…

– Мне тоже? – не без испуга в голосе спросил Виктор.

Миша пожал плечами.

– Это дело индивидуальное, – сказал он, сам себе наполняя рюмку. – Но тебе, наверно, не стоит переживать. Кажется, ты под хорошей защитой…

Поэтому я к тебе и пришел…

– Под чьей?

Миша развел руками.

– Я же не сказал, что точно знаю. Просто чувствую. Не было б защиты – и тебя бы уже не было…

Миша задумался.

– Я тебя могу попросить об одолжении? – через минуту спросил он.

Виктор кивнул.

– Иди-ка ты спать, а я еще здесь посижу… Подумаю…

Виктор пошел в спальню. Лег. Спать не хотелось. Он прислушивался к тишине квартиры, но ничто ее не нарушало. Казалось, что все крепко спят.

Вдруг из гостинной донесся невнятный детский голос. Виктор прислушался.

«Мама… мама…» – бормотала во сне Соня.

– А где же ее мама, действительно? – подумал Виктор.

В конце концов он заснул.

Через некоторое время из-за темно-зеленого дивана выбрался пингвин и лениво пошел к приоткрытой двери, ведущей в гостинную. Проходя через гостинную, остановился на минуту возле спящей девочки, посмотрел на нее внимательно. Потом продолжил путь. Вышел в коридор. Толкнул следующую дверь и шагнул в кухню.

Перед ним на месте хозяина сидел, опустив голову на стол, незнакомый ему человек. Он спал.

Несколько минут пингвин смотрел на него, неподвижно стоя у двери.

Потом развернулся и пошел обратно.

24

Часы на тумбочке показывали семь. На улице было еще темно и тихо.

Головная боль разбудила Виктора и он лежал на спине, глядя в потолок и думая о вчерашнем разговоре с Мишей. Сейчас, не смотря на головную боль, у него появилось несколько вопросов к вечернему гостю.

Виктор медленно, стараясь не шуметь, встал. Одел халат и прошел в гостинную.

Соня еще спала. Она была заботливо укутана в серое осеннее пальто Виктора, до того висевшее на вешалке в прихожей.

Собравшись с духом, Виктор вышел в коридор и остановился перед открытыми дверьми на кухню.

В кухне никого не было. На столе лежала записка.

"Мне пора уходить. Оставляю Соню у тебя – отвечаешь головой. Когда пыль уляжется – появлюсь.

Миша."

Записка застала его врасплох и теперь он сидел за столом, уткнув свой взгляд в две рукописные строчки, и пытался выгнать из головы так и не заданные Мише вопросы.

За окном серело – блеклый зимний рассвет пытался победить ночь.

В гостинной скрипнул диван и этот звук отвлек Виктора от мыслей. Он обернулся, встал из-за стола. Заглянул в гостинную.

Соня сидела на диване, терла глаза. Наконец она отняла от лица свои ручки и, увидев Виктора, спросила:

– А папа где?

– Он ушел… – ответил Виктор, глядя на девочку. – Он сказал, что ты пока здесь поживешь…

– С пингвином? – обрадовалась Соня.

– Да, – довольно холодно сказал Виктор.

– У нас вчера окна разбились… – сказала Соня. – И стало очень холодно.

– У вас дома? – спросил Виктор.

– Да, – доверительно произнесла девочка. – Так громко разбились…

Ба-бах!

– Кушать хочешь? – спросил Виктор.

– Да, только не кашу!

– А у меня нет никакой каши, – признался хозяин. – Я сам мало ем.

– Я тоже, – улыбнулась Соня. – А куда мы сегодня пойдем?

– Пойдем?! – повторил Виктор и задумался. – Я не знаю… А куда ты хочешь?

– В зоопарк, – призналась Соня.

– Хорошо, – согласился Виктор. – Только я сначала поработаю часика два, а потом пойдем…

25

На обед Виктор дал пингвину рыбу, а себе и Соне поджарил картошки.

– Я завтра куплю побольше еды! – пообещал Виктор Соне.

– А я больше не съем, – сказала девочка, придвигая к себе большую тарелку.

Виктор усмехнулся. Первый раз жизнь столкнула его с чужим детством и он присматривался к этому детству с осторожностью и любопытством, словно еще сам был ребенком. Непосредственность Сони, ее ответы не то, чтобы невпопад, но как-то по касательной заставляли Виктора улыбаться. Он ел и искоса следил за девочкой, которая ела картошку скорее с интересом, чем с аппетитом, разглядывая внимательно каждый наколотый на вилку кусочек. Она сидела напротив, а между ее спиной и плитой стоял и возился возле своей миски пингвин Миша.

В какой-то момент Соня повернулась и перенесла вилкой кусочек поджаренной картошки в миску пингвину. Пингвин удивленно посмотрел на девочку и смешно склонил голову на бок.

Соня рассмеялась. Миша, постояв со склоненной на бок головой, снова повернулся к миске и съел положенный туда кусочек картошки.

– Ему нравится! – обрадованно сообщила Виктору Соня.

Допив чай, Виктор одел Соню и они поехали в зоопарк.

На улице шел мелкий снег, было ветренно и ветер все время дул в лицо.

Когда они вышли из метро, Виктор укутал Соню шарфиком по самые глазки.

За воротами зоопарка висело объявление о том, что в связи с зимними условиями посетители могут увидеть только малую часть обитателей зоопарка.

В зоопарке было малолюдно. Выбрав указатель «тигры», Виктор повел Соню по заснеженной дорожке. Прошли мимо вольера, на котором висел большой щит с нарисованной зеброй, а рядом трафаретными буквами было дано описание животного и его привычек.

– А где звери? – спросила, оглядываясь Соня.

– Дальше, – ответил Виктор и улыбнулся девочке.

Они прошли мимо еще нескольких пустых вольеров со щитами, изображавшими их недавних обитателей. Впереди показался закрытый павильон.

Там, в клетках, за толстой железной решеткой сидели два тигра, лев, волк и еще какие-то хищники. Напротив входа висело объявление: «Животных разрешается кормить только свежим мясом и хлебом.» Ни того, ни другого у Виктора и Сони с собой не было.

Они прошли вдоль клеток, останавливаясь ненадолго у каждой.

– А где здесь пингвины? – спросила Соня.

– Наверно, тут нет… – проговорил Виктор. – Хотя, давай поищем, а вдруг найдем!

Он попытался вспомнить, где он видел Мишу перед тем, как забрать его из зоопарка. Кажется, это было чуть дальше, за террариумом и цементной берлогой бурых медведей.

Они прошли туда и увидели за решеткой пустой глубокий вольер с замерзшим озером посредине. На щите, висевшем на решетке вольера, были нарисованы пинвины.

– Ну вот видишь, их тут нет… – сказал Виктор.

– Жалко! – Соня тяжело вздохнула. – Можно было бы привести сюда Мишу, чтобы он с другими пингвинами дружил…

– Но видишь, других пингвинов нету! – повторил, наклонившись, Виктор.

– А кто здесь еще живет? – спросила Соня.

Они гуляли еще целый час. Посмотрели на рыб и змей, на двух облезлых коршунов и одинокую длинношеею ламу. Уже по дороге к выходу Виктор вдруг увидел указатель «Научно-консультационный центр».

– Соня, давай туда зайдем на минутку, – попросил он. – Может, там нам про пингвинов расскажут?

– Давай! – согласилась Соня.

В одноэтажном домике они постучали в единственную дверь. Зашли.

– Извините, – обратился Виктор к сидевшей за столом седой, но не старой женщине, читавшей какой-то журнал.

– Да? – она оторвала взгляд от журнала. – Вы ко мне?

– Понимаете, – заговорил Виктор. – Чуть больше года назад я взял у вас в зоопарке пингвина… У вас, случайно, нет никакой литературы о пингвинах?..

– Нет, – ответила женщина. – Пингвинами у нас занимался Пидпалый.

Когда их роздали – его уволили и он всю литературу унес с собой. Вредный был старик…

– Пидпалый? – повторил Виктор. – А как его найти?

– Спросите в отделе кадров! – сказала женщина и пожала плечами.

– Кстати, вам змеи не нужны? – спросила она с интересом рассматривая Соню. – Мы с января ликвидируем террариум…

– Нет, спасибо, – ответил Виктор. – А где находится отдел кадров?

– Слева от центрального входа, за туалетами.

Попросив Соню подождать у выхода, Виктор зашел в отдел кадров и упросил их дать ему адрес Пидпалого. Свернув вдвое листок с записанным адресом и спрятав его в бумажник, Виктор взял Соню за ручку и направился с ней к метро.

26

Следующим утром Виктор решил съездить к главному. Во-первых – давно уже собирался отвезти новые тексты, а во-вторых – хотелось покаяться, даже не то, чтобы покаяться, а просто объяснить главному, что и почему произошло с Якорницким.

– Ты умеешь одна дома сидеть? – спросил он после завтрака Соню.

– Да, меня папа учил, – сказала она. – Дверь никому не открывать и по телефону ничего не говорить. К окнам не подходить. Правильно?

– Правильно, – сказал Виктор и вздохнул. – Но к окнам сегодня можешь подходить.

– Да? – обрадовалась Соня и тут же подбежала к балконной двери, прильнула носом к стеклу.

– Ну, что там видишь?

– Зиму! – сказала девочка.

– Я скоро приду, – пообещал Виктор.

Три раза ему пришлось показать свою «корочку», прежде чем попал он в кабинет к главному.

– Как жизнь? – спросил Игорь Львович.

– Ничего… – не совсем уверенно произнес Виктор. – Вот, новые «крестики» принес…

– Давай, – протянул руку главный. – А это тебе от Федора, – он протянул ему плотную папку.

– Игорь, – набравшись решимости заговорил Виктор. – У меня…

Вообщем… Оказывается, я виноват в смерти Якорницкого…

– Да ну! – ухмыльнулся главный. – Ты что же, думаешь, что ты такой крутой?

Виктор посмотрел с недоумением на главного.

– Не переживай, я все знаю… – сказал тот уже более дружелюбно.

– Все? – переспросил Виктор.

– Нет, не все. Гораздо больше. Ну а Якорницкий все равно туда собирался… Так что не беспокойся! Конечно, было бы лучше, если б ты только своим делом занимался.

Виктор ошарашенно смотрел на главного, он был совершенно смущен словами шефа, что-то мешало ему их понять.

– Так что, ничего страшного нет… – проговорил он наконец.

– В чем? В том, что одним кланом с выходом на правительство стало меньше? Успокойся. Ты здесь не при чем, а если при чем, то только левым боком. Давай лучше кофейку выпьем!

Главный по телефону заказал у секретарши два кофе. Потом, пожевав в задумчивости губы, снова посмотрел пристально на Виктора.

– У тебя же ни жены, ни подруги нет? – спросил он.

– Нет, сейчас нет… – признался Виктор.

– Это плохо, – полушутливо покачал головой главный. – Женщины укрепляют нервную систему мужчин. Тебе самое время заняться своими нервами!.. Да ладно, шучу.

Секретарша принесла кофе.

Виктор положил полложечки сахара, но кофе все равно был слишком крепким и горчил на языке. Горечь кофе опять напомнила о недавней поездке в Харьков.

– А в Одессу мне надо будет ехать? – спросил вдруг Виктор, вспомнив о разговоре с главным до Харькова.

– Нет, не надо, – ответил шеф. – Кто-то очень не хочет, чтобы мы занимались провинцией… Ну у нас и тут дел хватит. Так что не переживай!

У меня вон шофера недавно убили – и то я спокоен, как танк, видишь! Жизнь не такая штука, чтобы за нее бояться. Поверь мне.

Виктор посмотрел на главного удивленно. Игорь Львович сидел в своем директорском кресле, в роскошном костюме, французский галстук, тяжелая золотая заколка на нем. «Это он не дорожит жизнью?» – засомневался Виктор.

– Нам надо будет с тобой перед Новым Годом посидеть за бутылочкой, а?

Не против? – спросил он.

– С удовольствием, – ответил Виктор.

– Добро, – главный встал из-за стола. – Жди приглашения!

27

Степан Яковлевич Пидпалый жил на первом этаже серого сталинского дома недалеко от метро «Святошино». Потоптавшись перед его дверью, Виктор позвонил.

Его долго разглядывали в глазок, потом дребезжащий старческий голос спросил: «Вам кого?»

– Мне нужен Степан Яковлевич, – ответил Виктор.

– А вы кто?

– Мне ваш адрес в зоопарке дали… – объяснил Виктор. – Я по поводу пингвинов…

Несмотря на то, что собственное объяснение цели прихода показалось Виктору совершенно идиотским, дверь открылась и небритый и с виду не такой уж и старый мужчина в синем шерстяном спортивном костюме жестом предложил войти.

Виктор прошел в просторную гостинную, посреди которой стоял старинный круглый стол со стульями.

– Садитесь! – не глядя на гостя, сказал хозяин.

– Вас интересуют пингвины? – проговорил он, глядя в лицо Виктору и одновременно на ощупь убирая с грязной скатерти старый окурок.

Он опустил руку с окурком под стол и снова положил ее перед собой на скатерь, но уже без окурка.

– Извините, – заговорил Виктор. – Я хотел узнать, может у вас есть что-то из книг про пингвинов…

– Книг? – огорченно переспросил Пидпалый. – Почему книг? У меня есть собственные труды, еще не изданные… Я больше двадцати лет занимался пингвинами…

– Вы зоолог? – спросил как можно более вежливым голосом Виктор.

– Скорее пингвинолог, но, конечно, в официальном научном регистре специализаций такой специализации вы, пожалуй, не найдете… – Пидпалый смягчил тон. – А все-таки почему вас интересуют пингвины?

– У меня дома живет один… – сказал Виктор. – Но я ничего о них не знаю… Вдруг я что-то не правильно делаю…

– Дома? Замечательно! – воскликнул хозяин. – А откуда он у вас?

– Год назад в зоопарке взял… Когда они раздавали мелких животных…

Пидпалый нахмурился.

– А какой у вас вид?

– Кажется, королевский. Зовут Миша, большой, ростом с этот стол…

– Миша! – Пидпалый напряг губы, почесал свою щетину. – Из нашего зоопарка?

– Да!

– Ну вы, братец, даете! Что ж вы больного себе взяли? Там же особей семь было, помню. Адель, Зайчик – те помоложе, здоровенькие…

– А что с Мишей? – спросил Виктор.

– У Миши депрессивный синдром и больное сердце. По-моему – врожденный порок… Да, так вот куда Миша делся… – проговорил он с грустью и вздохнул.

– А что с ним можно сделать? – спросил Виктор. – Лечить его можно?

– Что вы! – рассмеялся Пидпалый. – Сейчас и людей-то не лечат, а вы про пингвинов! Вы поймите, что наш климат вообще для обитателей Антарктики губителен. Самое лучшее для него – это, конечно, жизнь на родине, в Антарктиде. Не обижайтесь, я видимо бред сейчас говорю, но будь я пингвином и окажись я в наших широтах – я бы повесился! Вы не представляете, какое это мучение – иметь два жировых слоя для защиты от дичайших морозов, кроме этого – сотни специальных кровеносных сосудов, функционирующих постоянно с той же целью, и жить при этом в стране, где летом доходит до плюс сорока, а зимой изредка опускается к десяти мороза?

А? Вы поймите, его организм сгорает, он перегревается изнутри… Почти у всех пингвинов, живущих в зоопарках, наблюдается депрессивный синдром…

Они мне говорили, что у пингвинов нет психологии! А я им доказал! И вам докажу! И сердце! Какое сердце выдержит такие перегревы?..

Виктор внимательно слушал Пидпалого, который все больше и больше расходился и уже жестикулировал руками самому себе в такт. Время от времени он срывался на риторические вопросы и делал маленькую паузу, чтобы вдохнуть воздуха и тут же продолжить. Виктор никогда не слышал так много о пингвинах, о сроке инкубации, об устройстве организма и об особенностях брачных игр… В конце концов он почувствовал приближение головной боли.

Захотелось как-то остановить словоохотливого хозяина.

– Извините, а можно попросить у вас прочитать ваши рукописи… – дождавшись очередного риторического вопроса, вставил Виктор. – Про пингвинов…

– Конечно, можно, – медленно произнес Пидпалый. – Но обязательно с возвратом!

Он пошел в другую комнату. Через дверной проем взгляду Виктора открылся кабинет. Пидпалый, наклонившись, стоял перед широким письменным столом и рылся в одном из ящиков. Наконец он выпрямил спину и повернулся.

В руках он держал толстую папку-скоросшиватель.

– Вот, – подойдя и опустив папку на стол, сказал он. – Вам, конечно, далеко не все будет интересно. Но, если что-то окажется для вас полезным – буду очень рад!

– Может, я могу для вас тоже что-то сделать? – спросил Виктор, чувствуя необходимость отблагодарить пингвинолога, но не зная как и чем.

– Знаете, – доверительно и негромко сказал Пидпалый. – Вы, когда будете возвращать рукопись – принесите пару килограмм картошки…

28

Прошло две недели. Соня привыкла к новой квартире и теперь уже реже спрашивала о папе. Виктор привык к Соне, как раньше привык к пингвину. Но об ее отце он вспоминал часто, не зная: что с ним и жив ли он вообще.

За окном длилась зима. Иногда вечером, когда на улице было уже темно и малолюдно, Виктор выходил с Соней и пингвином Мишей на прогулку. Они гуляли по пустырю возле трех голубятен. Хрустел под ногами снег и иногда к пингвину подбегали бродячие дворняжки, но они не лаяли, а только молча внюхивались в странного зверя, который на них никак не реагировал. А Соня подбегала и отпугивала собак от Миши, выставляя вперед ручки и надувая щеки. Собаки отбегали и Соня оставалась довольна.

Рукопись Пидпалого Виктор уже дочитал. В ней было много непонятного, но все-таки что-то полезное в ней он обнаружил.

Отметив самые важные страницы рукописи, Виктор снял с них ксерокопии в ближайшем книжном магазине, после чего рукопись положил на кухне на видное место, чтобы в ближайшее время возвратить ее автору.

Работа тоже двигалась. Полученную от главного папку Виктор уже обработал – и двенадцать новых «крестиков» лежали теперь на подоконнике, дожидаясь своего часа. С ними пришлось повозиться: в досье на потенциальных покойников было так много подчеркнуто главным, что все эти факты никак не вписывались в сам жанр, разработанный и отточенный Виктором. Пришлось изменить ритм, сделать его более «учащенным», а подчеркнутые факты подавать, как краткие биографические вставки. Но все эти вставки больше напоминали строчки из обвинительного заключения.

Уже дописав новую партию «крестиков», Виктор первый раз задумался о том, что только в одном, да и то незапланированном некрологе главная героиня была чистой жертвой, без каких-либо намеков на темное прошлое и прямых фактов. Он вспомнил об оперной певице Юлии Пархоменко, но тут же возникли и сомнения, вспомнились намеки на причастность певицы к исчезновению другой артистки театра… Да и ее любовь к покойнику Якорницкому… Нет, думал Виктор, чистых и бесгрешных людей не бывает, или они умирают незаметно, без некролога. Эта мысль показалась Виктору убедительной. "Люди, заслуживающие некролога, обычно чего-то добились, – продолжал он свои размышления. – Они боролись за свои цели, а в борьбе трудно остаться чистым и честным. Да и вся борьба в нынешнее время – это борьба за материальные идеалы. Сумашедшие идеалисты вымерли как класс.

Остались сумашедшие прагматики…"

Несколько раз звонил участковый Сергей, а в прошлое воскресенье они снова выехали на ледяной пикник на Днепр, только в этот раз уже с Соней.

Они неплохо отдохнули, да и пингвин наплавался вдоволь в широкой проруби.

Виктор и Сергей пили кофе с коньяком, лежа на том же ватном одеяле. Для Сони купили пепси и конфеты. И все втроем следили за прорубью, из которой пингвин Миша выпрыгивал как ужаленный. Он взлетал над прорубью на метр-полтора и смешно приземлялся на лед, потом спешил к одеялу. Соня заботливо вытирала его полотенцем, после чего он снова смешно семенил к проруби.

Тогда засиделись они почти до темноты и потом пришлось торопиться, переходить замерзший Днепр по сизому льду, спеша к оставленному на старом месте у нижних лаврских садов «запорожцу».

Потом снова началась обычная неделя, но Виктор почувствовал, как прибавилось у него забот, ведь теперь он был в ответе за Соню и в результате все они стали есть лучше. Он покупал немецкие фруктовые йогурты, свежие фрукты, а у пингвина в рационе появились мороженные креветки, которые ему очень понравились.

– А почему у тебя нет телевизора? – спросила однажды Соня. – Ты что, мультики не любишь?

– Нет, не люблю… – ответил Виктор.

– А я люблю! – серьезно произнесла девочка.

Приближался Новый Год. В витринах магазинов появились украшенные игрушками елки. На Крещатике собирали из отдельных веток главную елку страны. Люди выглядели более расслабленными и в газетах почти не писали о стрельбе и взрывах – словно все жители Киева, независимо от профессии, ушли на каникулы.

Виктор уже купил новогодний подарок для Сони, но пока спрятал его в шкаф – куклу Барби. Вместе они выбрали маленькую елочку с крестовиной.

Принесли домой и украсили ленточками и найденными на антресолях старыми игрушками.

– Ты веришь в деда Мороза? – спросил как-то Соню Виктор.

– Да, – удивленно ответила Соня. – А ты что, не веришь?

– Верю… – сказал Виктор.

– Подожди Нового Года и Дед Мороз тебе обязательно что-то принесет! – пообещала Соня.

29

Оставив Соню дома, Виктор купил в гастрономе еды и приехал к Пидпалому.

Пидпалый снова встретил его в синем спортивном костюме и босиком.

– Это все мне? – радостно удивлялся пингвинолог, рассматривая принесенные Виктором съедобные подарки. – Зачем же… Не надо было.

На дне хозяйственной сумки, под всей этой купленной снедью лежала папка с рукописью пингвинолога.

– Большое спасибо! – Виктор протянул старику рукопись.

– Пригодилась? – спросил старик.

– Да. Очень.

– Садитесь, садитесь… Я чай поставлю. – Засуетился Пидпалый.

Чай у него оказался зеленый. Он протянул Виктору пиалку. Рядом поставил невесть откуда взявшуюся коробочку с колотым сахаром, виденным до этого Виктором только в старых кинофильмах.

Виктор взял кусочек сахара, откусил и запил зеленым чаем. Потом снова покосился на коробочку.

– Сахар ведь не портится… – заметив, куда смотрит гость, сказал Пидпалый. – Я когда-то давно купил три головы сахара и вот до сих пор покусываю… Раньше все имело больше формы и больше вкуса! Вы помните мясной хлеб «Столичный»?

Виктор отрицательно мотнул головой.

– Вы пропустили время изобилия, – с сожалением в голосе сказал старик. – В каждом веке бывает лет пять изобилия, после чего все рушится… Боюсь, что до следующей пятилетки изобилия вы не доживете, я уж тем более… Но я хоть застал… Как ваш пингвин?

– Нормально, – ответил Виктор. – Помните, вы говорили о психологии пингвинов?

– Да, конечно… – старик кивнул.

– Они вообще что-то понимают? – спросил Виктор.

– Конечно, они легко различают настроение людей и других зверей.

Кроме того они очень злопамятны. Добро тоже хорошо помнят. Но вы понимаете, что их психология намного сложнее, чем, скажем, собаки или кота. Они и умнее, и скрытнее. Они могут скрывать свои чувства и свои привязанности.

Допив чай, Виктор написал на листке бумаги свой телефон.

– Если что-то надо будет – звоните! – сказал он, протягивая пингвинологу листок бумаги.

– Спасибо, спасибо. Вы тоже звоните, заезжайте…

Старик встал. Виктор снова обратил внимание на его босые ноги.

– Вы не простудитесь? – спросил он.

– Нет, – заверил его Пидпалый. – Это я йогой занимаюсь… У меня книжка есть с фотографиями – там все индийские йоги – босиком…

– В Индии просто нет зимы и очень дорогая обувь, – сказал, открывая дверь, Виктор. – До свидания!

– С наступающим! – в спину уходящему гостю сказал Пидпалый.

30

За несколько дней до Нового Года, проснувшись очень рано, Виктор заметил в гостинной под елкой три больших свертка в яркой бумажной упаковке. Посмотрел на Соню – она еще спала.

– Неужели она? – подумал Виктор. – Или Дед Мороз?..

Умывшись, он зашел на кухню и увидел на столе конверт.

– Что это такое? – думал, глядя на конверт, Виктор. – Сон был какой-то нервный, а теперь вот это…

Он вспомнил, что в своем сновидении он прятался от кого-то темной ночью в чужой квартире. Прятался и напряженно вслушивался в тишину, то и дело нарушаемую едва уловимыми шагами и поскрипыванием дверей.

Конверт был заклеен. Виктор отрезал его край ножницами.

«С Наступающим! – читал Виктор четкий почти „печатный“ почерк. – Спасибо за Соню! Ее и твои подарки под елкой, а для тезки – подарок в морозильнике. Надеюсь, что Новый Год принесет тебе облегчение. Жаль, что не могу зайти… Пока. Миша»

– А кто же здесь был? – удивленно спросил сам себя Виктор, осматриваясь, словно ожидал кого-то увидеть.

В прихожей он проверил дверь – все было как обычно: закрыта изнутри на два оборота замка.

Виктор пожал плечами и вернулся на кухню. Необъяснимость и очевидность проишедшего поставили его в тупик. Дверные замки не охраняли его покой и жизнь, и уж конечно не спасли бы его в случае опасности.

Он не был напуган, просто удивлен.

А за окном легко скользил по касательной ветра хлопчатый снег.

31

Соня, проснувшись, очень обрадовалась лежавшим под елкой подаркам.

– Видишь! – сказала она. – Дед Мороз есть! Он, может, еще раз придет?! – с надеждой проговорила она.

Виктор ехидно улыбнулся и кивнул.

После завтрака Соня уже хотела открыть подарки, но Виктор остановил ее.

– Там и мой подарок, – сказал он, присев перед ней на корточки. – А сегодня только двадцать девятое декабря! Еще два дня!

Нехотя Соня согласилась подождать.

Пока она возилась в спальне с пингвином, рассказывая ему какую-то сказку, Виктор сварил себе кофе и теперь с чашечкой в руке сидел за столом, повернувшись лицом к окну.

Оканчивался год, принесший много странностей в его жизнь. Он и оканчивался как-то странно – смешав в голове чувства и мысли. Его одиночество сменилось каким-то полуодиночеством – полузависимостью.

Вялотекущая энергия его жизни вынесла его как волна на странный остров, где у него появились обязанности и деньги за их выполнение. При этом, оставаясь в стороне от событий и даже от самой внешней жизни, он и не пытался понять – что происходит вокруг него. Не пытался до последнего времени, пока у него не появилась Соня. Но и теперь, словно он уже пропустил тот момент, когда понять происходящее еще было возможно, жизнь вокруг оставалась для него опасно необъяснимой. Его собственный мир теперь состоял из него самого, пингвина Миши и Сони, но этот маленький мир казался ему настолько уязвимым, что случись что-то – Виктору было бы не под силу защитить его. И вовсе не потому, что у него не было оружия и он не владел приемами карате. Нет. Просто сам этот мир был слишком рассыпчат, в нем не было настоящей привязанности, не было чувства единства, не было женщины. Соня была чужой девочкой, оставленной на время под его присмотром, а пингвин оказался больным и грустным, да и не обязан он был по-собачьи выказывать благодарность, виляя хвостом после каждой свежемороженной рыбины…

Позвонил телефон, прервав размышления Виктора. Он вернулся в гостиную, снял трубку.

Звонил главный.

– Я подъеду на полчасика, хорошо? – спросил он.

– Хорошо, – сказал Виктор.

Заглянул в спальню – там стояли Соня и пингвин, стояли и смотрели друг на друга.

– Ты понял, что я тебе сказала? – требовательным голоском спрашивала пингвина девочка.

– Да они же почти одного роста! – только сейчас заметил Виктор.

– Так вот… – говорила пингвину Соня. – А потом я сошью тебе новый костюм совсем другого цвета…

Виктор улыбнулся и тихонько отступил назад.

Главный приехал через час. Он долго струшивал снег со своего длинного пальто. Наконец вошел.

– С наступающим! – сказал он, опуская на пол тяжелый кулек.

Они прошли на кухню. Игорь Львович вытащил из кулька бутылку шампанского, лимон, пару консервных банок, несколько свертков.

– Давай ножи, доску! – скомандовал он.

Они вместе нарезали колбасу, сыр, французскую булку. Потом Виктор достал два бокала.

– У тебя что, кошка? – спросил главный, заметив на маленькой табуреточке у плиты миску с рыбьей головой.

– Нет, пингвин, – ответил Виктор.

– Шутишь! – усмехнулся главный.

– Нет, не шучу! Пойдем, покажу!

Виктор провел главного в спальню.

– А это еще кто? – спросил он, увидев девочку. – Ты же вроде не женат?

– Это Соня! – сказала она, внимательно рассматривая незнакомого дядю.

– А это, – она показала на пингвина. – Миша…

– Дочка знакомого, – тихо, чтобы Соня не расслышала, проговорил Виктор.

Главный кивнул.

– Жаль, не знал, – сказал он уже на кухне. – А то привез бы своего младшего… он пингвинов только в книжке видел…

– Привози в другой раз! – сказал Виктор.

– В другой раз? – задумчиво повторил главный. – Конечно, в другой…

Он у меня с женой уже год, как в Италии живет… Там спокойнее.

Главный открыл шампанское, задрал голову глядя на потолок, придержал пробку, чтобы не вылетела. Налил по бокалам.

– С наступающим! – сказал он.

– С наступающим! – Виктор поднял свой бокал.

– Ты где Новый год встречаешь? – спросил главный, сделав глоток шампанского.

– Дома…

Главный кивнул. Подцепил вилкой кусочек салями и снова посмотрел на Виктора, только в этот раз на его лице прочитывалась озабоченность.

– Знаешь, – сказал он. – У меня для тебя совсем не новогодние новости… Но, так уж вышло…

Виктор напряженно уставился на главного.

– Тебя кто-то разыскивает, у нескольких человек в редакции какие-то люди выспрашивали об авторе «крестиков». Хорошо, что кроме меня и Федора никто об этом не знает…

– А чего они меня ищут? – спросил Виктор, опустив на стол бокал с недопитым шампанским.

– Дело в том, – главный замялся, подыскивая слова, – что ты очень хорошо выполнял задание газеты… Я имею в виду, что ты вставлял в некрологи все, что я подчеркивал в досье… Практически в каждом некрологе, кроме упоминания о грехах покойного была подсказка – где искать тех, кому была выгодна эта смерть… Кто-то, видимо, догадался, что здесь идет игра… что их просто сталкивают лбами… Но зато мы все равно многое успели… И еще успеем многое. Надо будет только тактику поменять.

– Мы – это газета? – растерянно спросил Виктор, пытаясь вспомнить от кого он уже слышал раньше о «сталкивании лбами».

– Не только… – мягко ответил главный. – Даже не столько газета, сколько несколько человек, пытающихся немного почистить страну… Ты не беспокойся, наша служба безопасности уже ищет тех, которые ищут тебя. Но чтобы наши ребята успели их найти вовремя, тебе надо на некоторое время спрятаться…

– Когда? – ошарашенно спросил Виктор.

– Чем раньше, тем лучше, – спокойно сказал главный.

Виктор сидел за столом, потупив голову.

– Ты не бойся, бояться – опасно, – сказал ему Игорь Львович. – Лучше подумай, где спрятаться… И еще знаешь что… Я не хочу знать, где ты будешь. Сам позванивай мне время от времени!.. Добро?

Виктор машинально кивнул.

– Ну а теперь давай выпьем, чтоб все у меня было в порядке! – главный снова наполнил бокалы. – Будет у меня все в порядке – и ты не пропадешь.

Обещаю!

Виктор нехотя поднес бокал к губам.

– Пей-пей! – подгонял его главный. – От судьбы не уйдешь! Пока есть шампанское – пей!

Виктор сделал большой глоток и тут же ощутил в носу щекотливые пузырьки газа. Чуть не поперхнулся.

– Если б я тебя не ценил, я бы сегодня не приехал! – сказал на прощанье Игорь Львович, одевая свое длинное темнозеленое пальто. – Позвони через недельку! Работы пока не будет, так что можешь найти укромное местечко и замереть!..

Хлопнула дверь. Затихли за нею шаги главного и Виктор погрузился в тишину, в тревожную тишину раздумий, которым очень мешало выпитое шампанское. Он стоял в прихожей перед закрытой дверью и снова пытался разгадать загадку ночного Деда Мороза, который принес весточку и подарки от Миши-непингвина.

– Дядя Витя! – позвала из гостиной Соня. – Дядя Витя! А пингвин меня толкнул!

Словно очнувшись, Виктор быстро вошел в гостинную.

– Что случилось? – спросил он, глядя сверху вниз на лежащую на полу Соню.

Соня виновато улыбнулась.

– Нет, ничего… – сказала она.

Пингвин стоял рядом и смотрел на девочку.

– Я хотела посмотреть на ваш подарок, а он меня толкнул… – наконец призналась она. – Я свои не смотрела… Я только на ваш хотела посмотреть…

– Давай вставай! – Виктор протянул ей руку.

Соня поднялась.

– А можно я пойду погуляю? – спросила она.

– Нет, – отрезал строгим голосом Виктор.

– Ну чуть-чуть, совсем чуть-чуть… – канючила она.

– Пускай идет, – подумал Виктор. – Еще рано, возле дома много детей…

– Ладно, – сказал он. – Только ненадолго и от дома не отходи!

Одев Соню в шубку и укутав ее шарфом по самые глазки, Виктор отпустил ее погулять, а сам уселся за кухонный стол и задумался. Теперь ему было о чем подумать. Каждый день приносил сюрпризы и трудно было их назвать приятными.

32

Приступ страха поразил Виктора неожиданно. Он еще сидел за столом – шампанское было допито, колбаса доедена. Но легкая пьяность прошла, освободив голову и ноги.

Виктор выглянул в окно – снег уже не был таким густым и не мешал разглядеть внизу несколько дворовых детишек, строивших снежную крепость.

Став на табуретку, Виктор просунул голову в открытую форточку и крикнул: «Соня! Быстро домой!»

Дети, отвлекшись от строительства крепости, посмотрели вверх, в его сторону, но все остались стоять на своих местах.

Виктор присмотрелся и не увидел среди них Сони. Он быстро набросил дубленку и шапку и выбежал из квартиры. На улице он огляделся, увидел еще несколько детей чуть в стороне. Подбежал к ним, но Сони среди них не было.

За спиной он услышал звук завевшегося мотора, обернулся и увидел у дома напротив отъезжающий старый мерседес. Что-то заставило Виктора броситься к отъезжавшей машине. Он бежал, едва удерживая равновесие, догнал машину на повороте перед выездом на шоссе и тут не удержался на ногах – падая выставил вперед руки и наткнулся на багажник машины.

Посмотрел внутрь, встретился с удивленным взглядом обернувшегося к нему водителя. В машине никого кроме водителя не было. Виктор стал на ноги и пошел назад к дому.

«Глупо, – думал он, – глупо было ее отпускать во двор после того, что мне сказал главный…»

Поднявшись по лестнице, он увидел Соню, прислонившуюся к двери его квартиры.

– Где ты была? – крикнул Виктор.

– В гостях у Ани. На первом этаже, – виновато ответила Соня. – Она мне свою Синди показывала.

Сначала Виктору очень хотелось наказать Соню, но постепенно он успокоился.

– Кушать хочешь? – спросил он ее.

– А Миша уже кушал? – спросила она в ответ.

– Нет.

– Тогда мы можем все вместе обедать! – радостно сказала Соня.

33

После обеда Виктор позвонил Сергею Фишбейн-Степаненко, попросил его срочно приехать и когда тот приехал, они закрылись на кухне, оставив Соню с пингвином в гостинной.

Сперва Виктор хотел придумать какую-нибудь легенду для Сергея, но в конце концов ему показалось это совершенно глупым делом. Если хочешь, чтобы тебе помогли – зачем обманывать, подумал он. Но связного рассказа все-равно не получилось. Однако Сергей, похоже, быстро понял в чем дело.

– У меня есть дача, – сказал он. – Это участки МВД, там есть общий телефон, а на самой даче – камин, телевизор, еда в погребе… Нам, собственно, никто не мешает там отметить Новый год…

– А ты где собирался отмечать? – осторожно спросил Виктор.

Сергей пожал плечами.

– Нигде, – сказал он. – Знаешь, какой у меня круг общения? – и он улыбнулся.

– А твоя мама?

– Она терпеть не может ничего новогоднего. Вообще праздников не любит… Когда хочешь ехать?

– Чем раньше, тем лучше! – сказал Виктор. – Сегодня можем?

Сергей посмотрел в окно – там уже темнело.

– Хорошо, только я сначала заеду домой – у меня с собой нет ключей. – Сергей поднялся из-за стола. – Через час вернусь, а ты пока вещи собери.

Закрыв за Сергеем дверь, Виктор зашел в гостинную.

– Соня, – сказал он, присев перед девочкой на корточки. – Мы сейчас поедем в гости.

– А когда вернемся? – спросила Соня.

– Через несколько дней.

– А если Дед Мороз снова придет, а нас не будет?..

– У него есть ключи, – сказал Виктор. – Он оставит подарки под елкой…

– А там елка будет?

– Нет, – покачал головой Виктор.

– Тогда я не поеду! – твердо заявила Соня.

Виктор тяжело вздохнул.

– Послушай, – уже строже заговорил Виктор. – Когда твой папа вернется, я ему пожалуюсь, скажу, какая ты непослушная!

– Я ему тоже пожалуюсь! – пообещала Соня. – Ты мне книжек не читаешь, мороженое не покупаешь!..

Виктор замолчал. Упреки Сони показались ему справедливыми.

– Хорошо, – после паузы сказал он. – Ты права. Но нас ждут в гости…. Если хочешь, можем нашу елку взять с собой…

– А Миша поедет? – спросила Соня.

– Конечно.

– Ну ладно, – сдалась не без боя Соня.

Они вместе сняли украшения и игрушки с новогодней елки, завернули их в бумагу.

– Подарки тоже возьмем! – скомандовала Соня и Виктор послушно сложил их в сумку.

– Подожди! – вдруг остановилась Соня. – А если Дед Мороз придет, а елки нет, то куда он положит подарки?

Виктор замер на месте. Никакой вразумительный ответ ему в голову не приходил да и вообще он чувствовал себя довольно усталым.

– Может, надо нарисовать елку на стене, чтобы он знал, куда положить подарки? – раздумывала вслух Соня. – У тебя есть зеленая краска?

– Нет, – ответил Виктор. – Знаешь что, давай лучше оставим ему записку на кухне, чтобы он оставил подарки на столе?

Соня задумалась.

– Лучше под столом! – сказала она наконец.

– Почему под?

– Чтобы не сразу видно было…

Так и договорились. Виктор написал записку, а Соня потом прочитала ее по слогам. Кивнула и вернула ее Виктору.

Снизу просигналила машина. Виктор выглянул и в сумрачности раннего зимнего вечера различил знакомый «запорожец».

Сначала он снес вниз перевязанную бельевой веревкой елку, сумку с игрушками и подарками, и сумку с едой, вытащенной из холодильника и морозильника, потом уже спустился вниз вместе с Соней, неся на руках тяжелого пингвина.

– Я еще два одеяла прихватил, – сказал в машине Сергей. – Пока домик протопится – будет холодно…

Пингвин и Соня сидели сзади, а Виктор – спереди. Когда машина завелась, пингвин придвинулся к Соне, словно испугался этого звука. Виктор посмотрел в верхнее зеркало и увидел почти прижавшихся друг к другу Соню и пингвина. Он легонько толкнул локтем Сергея и показал ему жестом назад.

Сергей поправил зеркало, повернул его так, чтобы и ему была видна забавная идиллия на заднем сиденье. Они переглянулись. Сергей устало улыбнулся и нажал на педаль газа.

34

На въезде на дачные участки стояла будка. Двое в военном камуфляже вышли оттуда, обошли вокруг «запорожца», внимательно посмотрели внутрь.

Сергей опустил окно.

– Седьмая дача, – сказал он.

– Проезжай! – сказал один из охранников.

Остановились в темноте у небольшого кирпичного домика с острой крышей. Сергей вышел из машины. Виктор, прежде чем выйти обернулся и увидел, что Соня спит.

– Подожди секунду, я ловушку сниму, – сказал Сергей.

– Какую ловушку? – спросил Виктор.

– Против воров.

Сергей наклонился над порогом, что-то там передвинул – Виктор услышал скрип досок.

– Порядок. – Сергей махнул Виктору рукой. – Можем входить.

Он открыл дверь на веранду, зажег там свет и сразу этот свет вылился желтой лужей на снег перед домом, на машину. Соня проснулась и потерла глаза. Обернулась на пингвина, которого она всю дорогу обнимала правой рукой. Он был спокоен. Почувствовав, что девочка проснулась, он тоже обернулся к ней и они встретились взглядами.

Вскоре все уже сидели в холодной комнате перед мертвой нишей камина и только лампочка, свисавшая с потолка, разливала вокруг свой свет, создавая скорее иллюзию уюта, чем сам уют.

Сергей принес дров, сложил их в камине шалашиком и сунул внутрь «шалашика» горящую газету.

Потихоньку от занявшихся пламенем дров пошло тепло.

Пингвин, сначала забившийся в дальний угол комнаты, вдруг оживился и подошел к камину.

– Дядь Витя, а когда будем елку ставить? – зевая, спросила Соня.

– Завтра утром, – сказал Виктор.

В небольшой комнате напротив камина стояли диван и кресло, а под левой стеной – кровать.

Соню положили на диван – поближе к камину, и накрыли двумя одеялами.

Вскоре она заснула и у живого камина остались бодрствовать Виктор, Сергей и пингвин Миша. Сергей подкладывал дрова. Было тихо и только иногда из свежих поленьев огонь с шипением выгонял влагу.

Виктор сидел на краешке дивана, Сергей – на кресле, а пингвин стоял – природа не научила его сидеть.

– Я завтра съезжу на работу, – проговорил Сергей. – Потом куплю шампанского, мяса и вернусь..

Виктор кивнул.

– Здесь так тихо, – сказал он мечтательно. – Можно было бы сидеть в этой тишине и писать…

– Никто тебе не мешает, – дружелюбно произнес Сергей.

– Жизнь мешает, – помолчав, проговорил Виктор.

– Ты ее сам усложнил… Пойдем на веранду, покурим.

Виктор хоть и не курил, но вышел с Сергеем. После немного прогревшегося воздуха комнаты, веранда показалась холодильником, но этот холод бодрил.

– Послушай, – выпустив струю дыма в низкий потолок, заговорил Сергей.

– Если ты влип в такую историю – зачем таскаешь с собой девчонку?

– Ее отец, похоже, сам в такой же ситуации… Я не знаю, где он…

Что мне делать?..

Сергей пожал плечами.

– О, мы тут не одни! – сказал он через минуту, вглядываясь в окно веранды.

Из темноты навстречу их взглядам светили два окошка.

– Наливки хочешь? – спросил вдруг Сергей.

– Давай! – согласился Виктор.

Они зашли в холодную тесную кухню, где стояла только тумба с электроплиткой и маленький столик с двумя табуретками. Сергей поднял квадрат деревянного пола, сунул в руку Виктору взятый с тумбочки фонарик.

– Посвети вниз! – скомандовал он и Виктор послушно направил луч света в провал погреба.

Сергей полез вниз вслед за лучом. Он подал оттуда две бутылки из-под шампанского, закрытых детскими резиновыми сосками, потом выбрался сам.

Уселись прямо на кухне, налили вишневой наливки в граненные стаканы.

Слушали тишину. Пить не торопились. Сергей сходил в комнату добавить в камин дров. Вернулся.

– Соня спит? – спросил Виктор.

– Спит.

– А пингвин?

– Следит за камином… – Сергей усмехнулся.

– Ну что, с наступающим? – предложил он.

Виктор вздохнул. Взял стакан в руку. Стакан тоже был холодный.

– Знаешь, – продолжил Сергей. – У меня был приятель мясник, он всегда говорил: «Давайте выпьем, чтоб нам не было хуже. Лучше нам уже было.»

35

Утром Сергей уехал в город. Виктор набрал ведро воды из «надземного» водопровода, проходившего через все участки. Поставил на электроплитку чайник и заглянул в комнату.

Камин погас ночью, но его тепло вместе с сосновым запахом огня все еще заполняло комнату. Соня улыбалась во сне. Пингвин стоял и как-то растерянно смотрел на горку черной золы в камине.

Виктор хлопнул себя по ноге, привлекая внимание Миши. Пингвин обернулся, посмотрел на хозяина. Виктор отошел к двери, приоткрыл ее и призывно махнул пингвину рукой.

– Пошли, пошли! – прошептал он.

Пингвин еще раз обернулся на потухший камин, только потом засеменил к Виктору.

– Кушать хочешь? – спросил хозяин. – Конечно, хочешь! Пошли на улицу!

Виктор достал из сумки две камбалы и вышел на порог домика. Опустил их прямо на ступеньку на краешке порога.

– Приятного аппетита! – сказал он пингвину.

Миша, выйдя на порог, резво закрутил головой, разглядывая ближайшие окрестности.

Он спустился на снег, сделал по нему круг. Пошел к деревьям, но, наткнувшись на трубу водопровода, повернул назад. Его соединяющиеся следы, как лыжня от кривых лыж разбили чистый лист снега на не правильные геометрические фигуры. Наконец он вернулся к порогу, обошел его сбоку и, используя его вместо стола, принялся за рыбу.

Виктор, не без удовольствия понаблюдав за оживившимся зверем, зашел на кухню, заварил чаю. Снова заглянул в комнату – Соня еще спала и будить ее не хотелось.

С чашкой чая он сидел на кухне за столом. Рядом на подоконнике стояли две бутылки наливки – одна уже ополовиненная, вторая – полная. Тишина пробуждала в Викторе романтические мысли и он снова думал о ненаписанных романах, о прошлом. У него возникло вдруг впечатление, что он – за границей, вне досягаемости его вчерашней жизни. Его заграница – это спокойное место, Швейцария Души, покрытая снегом покоя. Здесь все пропитано боязнью побеспокоить человека. Здесь даже птицы не поют и не кричат, как бы им того не хотелось.

На веранде скрипнула дверь. Виктор поднялся и выглянул туда. И встретился взглядом с пингвином. Пингвин, глядя на хозяина, смешно наклонил голову и Виктор понял – Мише здесь нравится. «Здесь сытно и холодно.» – подумал Виктор, радуясь хорошему настроению своего друга.

Вскоре проснулась Соня и сразу же отвлекла Виктора от тишины и размышлений. Сначала надо было ее кормить завтраком, потом они вместе взялись за елку.

С елкой они провозились больше часа. Наконец, во всей своей невысокой красе она стояла на истоптанной снежной полянке, украшенная лентами и игрушками. Рядом стоял пингвин, внимательно следивший за происходившим.

Соня вернулась на порог домика и оттуда еще раз посмотрела на елку.

– Нравится? – спросил Виктор.

– Очень! – восторженно воскликнула девочка.

Потом они прогулялись по маленькому дачному саду и вернулись в дом, где Виктор снова разжег камин, а Соня, найдя карандаш и какую-то тетрадь, уселась в кресло и, положив тетрадь на колени, принялась что-то рисовать.

Часам к пяти, когда уже стемнело и лампочка с потолка снова разливала желтый свет по теплой комнате, приехал Сергей. Он занес на веранду две хозяйственных сумки, потом поставил машину за дом, освободив пространство между порогом и елкой.

– Свежие новости! – он сунул Виктору в руки пачку газет. – Я взял две шампанского и бутылку перцовки на случай простуды. Нам хватит?

– Конечно, – Виктор кивнул, разворачивая первую газету.

Заголовки статей сразу вернули его к действительности. «Убийство банкира», «Покушение на депутата парламента.» Пробежав взглядом обе статьи, Виктор напряг свою память. Фамилия банкира ему ни о чем не говорила, а значит «крестика» на этого банкира в картотеке не было. Правда в картотеке присутствовал «крестик» на депутата парламента, но депутат был только ранен, правда в голову…

– Старик, – заговорил Сергей. – Я тебе газеты принес не для того, чтобы ты хмурился!

Виктор решительно опустил газеты на пол перед камином.

– На растопку пойдут! – сказал он, кивая.

– Правильно! Не умеешь спокойно новости читать – не читай! – проговорил Сергей. – А ты что там делаешь? – он повернулся к сидевшей в кресле Соне.

– Я печку рисую, – ответила она.

– Покажи!

Взяв тетрадку в руки, Сергей внимательно рассмотрел рисунок и, сделав недоуменное лицо, снова повернулся к девочке.

– А почему у тебя огонь в камине черный? – спросил он.

– Не черный, а серый! – поправила его Соня. – Потому, что я нашла у тебя тут только один карандаш!..

– Плохо искала! – сказал Сергей. – Ладно, завтра вместе поищем, здесь и другие карандаши должны быть – моя племянница сюда привозила!

Нажарив картошки, они сытно поужинали, после чего уложили Соню спать.

– Я спать не буду, – предупредила их девочка. – Я буду на камин смотреть и если он погаснет, я вас позову!

На том и порешили.

Виктор и Сергей сели за столик на кухне, взяли с подоконника вчерашние граненнные стаканы. Сергей их наполнил, потом опустил пустую бутылку на пол.

– Еще один день и все, – сказал Сергей. – А потом будет тоже самое, только год будет новый…

Часа в два ночи они еще сидели на кухне, включив на полную мощность стоявшую на тумбочке электроплитку – для отопления. Вторая бутылка наливки была уже выпита, но друзья чувствовали себя неоправданно трезвыми и только лень временно останавливала Сергея от казавшегося уже крайне необходимым визита в погреб.

Вдруг на улице прозвучал взрыв. Задребезжали оконные стекла. Оба парня испуганно дернулись.

– Пойдем посмотрим? – нерешительно спросил Виктор.

Сергей встал из-за стола, заглянул в комнату – Соня что-то бормотала во сне. В камине догорали дрова.

Вернувшись в кухню, Сергей кивнул Виктору и они вышли на порог домика. На верхней ступеньке неподвижно стоял пингвин. Виктор наклонился к нему.

– Кажется, спит… – прошептал он.

На фоне тишины были четко слышны чьи-то голоса и хотя слов было не разобрать, но интонация была взволнованной. Скрипел снег под ногами невидимых в темноте людей – одинокие фонари опускали свои световые конусы лишь через каждые сто метров главной садовой аллеи, но эти гнезда света только сгущали темноту, словно провоцируя ее плотнее окружать собою освещенные пространства.

– Пошли… – более решительно позвал Сергей.

– А куда? – спросил, оглядываясь, Виктор. – Где это было?

– Где-то рядом…

Они вышли на одну из тропинок, одновременно служившую границей участков, прошли по ней метров сто, остановились и прислушались.

– Там! – Сергей показал рукой в сторону, откуда доносилась усиленная ночной тишиной человеческая речь.

Приблизившись к голосам, увидели у кого-то в руках мощный фонарь, луч которого медленно ползал по покрытой снегом земле.

– Из местных!.. – прозвучал хриплый голос.

– Это – дед Ваня, дачный сторож, – прошептал Сергей.

Они подошли. Поздоровались.

– Что тут, Ваня? – спросил Сергей.

– Да, старая история, – сказал сторож, направив луч своего аккумуляторного, похожего на маленький портфель фонаря на лежавшее на снегу тело.

Присмотревшись, Виктор увидел, что снег вокруг лежащего тела – красный, и само тело было неполным – отсутствовала нога, и рука, оторванная по локоть вместе с рукавом ватника, лежала в стороне.

Рядом стояли два парня – один высокий в спортивном костюме, другой – бородатый, чуть пониже, в пуховой куртке. Оба молчали.

Слышно было, как кто-то бежит, нещадно давя ногами снег.

Запыхавшись, возле них остановился мужик в камуфляже. В руках у него был пистолет.

– Что тут? – сквозь одышку, спросил он.

– Да вот, – сторож снова направил луч фонаря на лежавшее лицом к земле тело. – Кто-то из местных. Хотел украсть что-нибудь, да на мине подорвался…

– А-а, – протянул «камуфляж», пряча пистолет, – убит при попытке кражи…

Вдруг из темноты к сторожу, виляя хвостом, подбежала собака, покрутилась у его ног, потом подбежала к лежавшему на снегу телу, понюхала. Отошла в сторону и вдруг, схватив зубами оторванную взрывом руку, понеслась прочь, в темноту.

– Стой, Дружок! – хрипло закричал сторож. – Стой, дурень!..

Эхо подхватило его хриплый голос и, казалось, сам сторож испугался собственного хриплого эха и замолчал.

– Вызывать? – спросил мужик в камуфляже.

– Нахрена? – спросил его парень в пуховой куртке. – Мы что, сюда приехали свидетельские показания давать? Зачем праздник портить!

– Так шо делать? – снова спросил неизвестно кого сторож.

– Можно снегом закрыть, подтрамбовать, а там уже, после праздника… видно будет… – после недолгих раздумий сказал мужик в камуфляже.

Виктор почувствовал, что кто-то сзади ткнулся ему в ногу и резко ступил вперед, подумав, что это, видно, пес Дружок вернулся, спрятав свой будущий завтрак в надежном месте. Виктор оглянулся и увидел перед собой пингвина.

– А ты как сюда добрался? – Виктор опустился на корточки. – Я думал, ты спишь…

– Че это у тебя там? – к Виктору подошел мужик в камуфляже. – Пингвин? Елки-палки! Точно, пингвин!

– Круто! – усмехнулся парень в спортивном костюме. – Это круто.

Через минуту все забыли о лежащем на снегу теле и столпились вокруг пингвина.

– Он что, ручной? – спросил бородач в пуховой куртке.

– Не очень, – ответил Виктор.

– А какая у него кличка? – спросил сторож.

– Миша.

– А! Миша, Мишаня… – ласково просипел сторож.

Потом он обернулся ко всем.

– Ладно, идите! – сказал он. – Я сам его снегом укрою… Если бутылочка будет…

– Будет, будет, – пообещал ему бородач. – Подходи завтра с утра, нальем!

Виктор, Сергей и пингвин возвращались по «межевой» тропинке назад.

– Тут что, все дачи заминированы? – спрашивал по дороге Виктор.

– Нет, – отвечал Сергей. – Не все. У меня другая ловушка, погуманнее.

– Какая?

– Корабельный ревун. Заревет – все деревни вокруг проснутся!

Под их ногами поскрипывал снег. Сверху висело чистое глубокое небо, пронизанное холодными звездами и только луны нигде не было видно. Поэтому, наверно, и ночь казалась темнее обычного. Ночь была лишена своего светила.

– Ну вот мы и пришли, – Сергей остановился у порога, оглянулся на шедших позади него Виктор и пингвина. – О! Вы уже и елку украсили! – удивленно произнес он. – А я и не заметил, когда приехал… Молодцы!

Скрипнула дверь веранды и тишина вновь опустилась на дачные участки.

В комнате было тепло. В нише камина рдела уставшая от пламени зола.

Соня улыбалась во сне.

Виктору и Сергею еще не хотелось спать и они снова заперлись на кухне.

36

Наутро Сергей и Виктор включились в подготовку праздника. Первым делом спустили с чердака спрятанный там старенький телевизор. Поставили его в теплой комнате, включили и настроили. К счастью в это время показывали мультики и Соня сразу устроилась в кресле напротив телевизора.

Сергей и Виктор «выудили» из погреба трехлитровую банку, в которой дружно мариновались огурцы, помидоры и перцы, подняли еще две бутылки наливки и пару килограмм картошки.

– Так, теперь надо разобраться с мясом и заготовить дрова на новогодний костер, – потирая ладони, удовлетворенно произнес Сергей.

Время в последний день года тянулось чрезвычайно медленно. Возникало впечатление, что этот оканчивающийся год уже никуда не спешил.

Когда мясо было порезано и замариновано, дрова порублены и сложены красивой невысокой поленницей недалеко от елки, и другие мелкие дела – сделаны, часы только-только показывали полдень.

На дворе было солнечно и морозно. На пороге домика неподвижно стоял пингвин. Он с интересом наблюдал за стайкой снегирей, бродивших по снегу.

– По стаканчику? – предложил Сергей Виктору.

Они присели за кухонный столик, налили в стаканы наливки.

– За ускорение времени. – Сергей поднял свой стакан и протянул его навстречу стакану Виктора.

Тост помог и время побежало быстрее. После обеда все, кроме пингвина, прилегли отдохнуть и даже Соня не сопротивлялась, когда Сергей выключил телевизор и объявил «тихий час».

Когда проснулись – за окном было уже темно, а часы показывали полшестого.

– Неплохо придавили! – выходя на порог, сказал Сергей. Он был немного опухшим и для пущей бодрости натер лицо снегом. Сразу покраснел, как вареный рак.

Виктор тоже в поисках бодрости натер снегом щеки.

Соня, выйдя на двор, удивленно посмотрела на двух взрослых дядь, не боящихся холода. Потом вернулась в домик.

До девяти вечера она смотрела телевизор, а Сергей и Виктор играли в карты, в преферанс с болванчиком. Потом решительно прекратили и занялись подготовкой костра для новогодних шашлыков.

– Что общего между пингвином и телевизором? – спросила, снова выглянув на двор, Соня.

Сергей и Виктор переглянулись.

– То, что они спят стоя? – предположил Виктор.

– Нет, – сказала Соня. – То, что они оба черно-белые! – и закрыла за собой дверь на веранду.

Вскоре костер запылал. Сергей нанизывал мясо на шампуры. Виктор стоял рядом.

– Шашлыки будем есть в этом году или в следующем? – шутливо спросил он.

– Начнем в этом, а доедать будем в следующем! – ответил Сергей. – У нас два кило!

Когда все было подготовлено, снова сидели перед телевизором, смотрели вечно веселую «Бриллиантовую руку». Под конец фильма Соня заснула и друзья решили не будить ее до Нового Года. Стол из кухни вынесли на веранду. Туда же поставили включенную электроплитку. Пока она нагревала воздух, Сергей и Виктор накрыли стол старой скатертью и принялись за сервировку. В центре поставили две бутылки шампанского и двухлитровку «Пепси», открыли рыбные консервы, нарезали сыра и колбасы. Стол выглядел по-настоящему праздничным.

– Так, а теперь для Миши! – скомандовал Сергей, занося на веранду невысокий журнальный столик.

Он поставил столик рядом с общим столом, потом достал большое блюдо.

– Бедный Миша! – вздохнул он. – Ему неизвестен вкус горячего и горячительного! Может, нальем ему ради шутки?

– Ты что! – совершенно серьезно запротестовал Виктор.

– Извини, пошутил! Который час?

Виктор посмотрел на часы.

– Почти одиннадцать.

– Москва уже чокается. Можем садится! – сказал Сергей. – Соню будить?

Или сначала разомнемся?

– Разомнемся, – сказал Виктор и принес из кухни початую бутылку наливки.

После разминки Виктор разбудил Соню. Она сразу потребовала включить телевизор. Его так и оставили включенным в комнате и странно, что невнятный голос диктора, доносившийся на веранду, как-то оживлял обстановку.

– А почему у Миши ничего нет? – спросила она, глядя на стоявшего рядом пингвина.

Виктор полез в хозяйственную сумку, вытащил оттуда плотный яркий кулек.

– Вообще-то это его новогодний подарок, но будем считать, что в Антарктиде Новый год уже наступил! – сказал Виктор, копошась руками в кульке.

Наконец он извлек из кулька еще один кулек, только в этот раз это была фирменная упаковка, которую пришлось взрезать ножом. Наконец Виктор вывалил ее содержимое на большое блюдо, стоявшее на журнальном столике и тут же наступила минута молчания. Все уставились на Мишин подарок. Было чему удивиться – на блюде лежали небольшой осьминог, морская звезда, пригоршня больших королевских креветок, омар и еще какие-то разморозившиеся морские или океанские жители. Сам пингвин подошел к столику и смотрел на свой подарок. Казалось, он был изумлен не меньше людей.

– Ну ты и щедрый! – наконец выдохнул Сергей. – Я сам такого никогда не ел!

– Это не я… – шепотом ответил Виктор. – Это ему подарок от папы Сони… – И он оглянулся на девочку.

Соня его не слушала, она наклонилась к пингвину и показывала ему пальцем на морскую звезду.

– Это вот звезда! – говорила она. – А это я не знаю… – она перевела палец на омара.

Уселись за стол. Пингвин, не дожидаясь особого сигнала, ел королевских креветок.

Из комнаты раздался телевизионный бой часов. Сергей схватил бутылку с Шампанским, снял проволоку с пробки, встряхнул бутылку. Пробка с хлопком вылетела и шампанское полилось в граненный стакан. Виктор налил Соне пепси.

Над дачными участками с треском взвились разноцветные ракеты. Они падали рядом, освещая зимний двор то зеленым, то красным цветом. Среди треска ракетниц послышались несколько настоящих выстрелов.

– Это «ТТ», – знающе определил Сергей.

Новый год наступил. На дворе горел костер, освещая украшенную елку. С разных точек вокруг в небо продолжали уносится ракеты. А на веранде уже вовсю отмечали праздник. Сергей и Виктор упивались шампанским, Соня – пепси. На пингвина уже не смотрели, но он все еще стоял за журнальным столиком. Креветок он уже доел и теперь присматривался к маленькому осьминогу.

Костер во дворе догорел и его угли перекочевали в железный мангал, на который положили первые три шашлыка.

– А подарки? – вдруг очнулась Соня. – Где мои подарки?

Виктор снова полез в сумку, вытащил оттуда два завернутых подарка от Миши-непингвина и свой незавернутый – куклу Барби.

– Нет, так нельзя! – сказала Соня. – Положи все под елку!

Виктор послушно понес подарки к елке.

– А у тебя тоже был подарок! – напомнила Соня.

Виктор, уложив подарки на снег под елкой, вернулся на веранду.

Нащупал в сумке свой подарок и внезапно его форма и тяжесть заставила его замереть. Не вытаскивая руки из сумки, он снял цветную бумагу, в которую он был завернут и ощутил руками холодный металл. Теперь сомнений у него не было – Миша-непингвин подарил ему пистолет. Руки у Виктора задрожали. Он так же не глядя замотал пистолет снова в бумагу и закрыл сумку на молнию.

– Ну, где твой подарок? – кричала Соня. – Мы должны вместе их разворачивать!

– Я забыл, – крикнул Виктор. – Я дома забыл…

Соня опустила руки вниз и посмотрела на него, как обычно взрослые смотрят на провинившихся детей.

– Ну вот! Такой большой – и забыл! – сказала она.

А Виктор уже вышел во двор. Он остановился возле Сергея, который присел на корточки у мангала и переворачивал шашлыки.

– Ты давай, показывай свои подарки! – крикнул Соне Сергей.

Соня полезла под елку и уселась там на снег. Послышался звук разрываемой бумаги. Виктор подошел к елке, наклонился.

– Ну, что там? – спросил он уже успокоившись, пытаясь разыграть искреннее любопытство.

– Игрушка, – сказала Соня.

– Какая? Покажи!

– Говорящие часы, – сказала Соня. – Я такие уже видела! Вот, слушайте!

«Один час ровно!» – сказал женский металлический голос.

– А еще что? – спросил Виктор.

– А это я не пойму… – бормотала, ощупывая второй подарок Соня.

Пошурудев бумагой, Соня выбралась из-под елки, держа что-то в руках.

Она подошла к Виктору, протянула ему второй подарок.

– Что это? – спросила она.

Виктор увидел в ее ручках толстенную пачку долларов, перетянутых резинками. Он взял пачку в руку.

– Что это? – повторила Соня.

– Деньги… – негромко произнес Виктор, оторопело глядя на доллары.

– Что там? Деньги? – к Виктору подошел Сергей.

Он наклонился, чтобы получше рассмотреть второй подарок и замер, ошеломленный.

– Там же одни сотки! – прошептал он.

– И я теперь могу что-то купить? – спросила Соня.

– Да, – ответил Виктор.

– А телевизор могу?

– Можешь.

– А домик для Барби? – продолжала спрашивать девочка.

– Тоже можешь…

– Ну ладно, давай назад, – Соня взяла из рук Виктора пачку долларов.

– Я отнесу их в домик.

Девочка поднялась на веранду.

Сергей как-то пристально посмотрел в глаза Виктору.

– Это от ее отца… – ответил на незаданный вопрос Виктор.

Сергей прикусил нижнюю губу, подошел к мангалу и опустился там на корточки.

– Жаль у меня не было такого доброго папы… – прошептал он.

Виктор не слушал Сергея. Какая-то новая тяжесть легка ему на душу.

Подарки от Миши-непингвина к чему-то обязывали. Так казалось Виктору. Он вспомнил его первую записку. «Головой отвечаешь…» "Чушь, – думал Виктор.

– новогодний бред какой-то… Зачем мне пистолет? Зачем ей столько денег?.."

– Слышишь, – Сергей дотронулся до его плеча. – Мне кажется тебя наняли воспитателем… И она будет сама платить! – тут Сергей улыбнулся. – Шашлыки готовы! Можем продолжать…

Виктор был рад отвлечься от своих мыслей. Он поднялся. Сергей уже взял шашлыки и нес их к дому.

Виктор заглянул в комнату, чтобы позвать Соню, но она уже спала, положив перед собой подаренную пачку долларов и опустив на нее маленькую ладонь.

Стараясь не шуметь, Виктор вышел и закрыл за собой двери. На веранде он сел за стол и оглянулся на пингвина. Тот стоял уже в стороне от столика.

– Ну что, ударим водкой по шашлыкам? – спросил Сергей, открывая перцовку.

– Ударим! – Виктор протянул Сергею пустой стакан.

«Ударив» по сто грамм и съев по шашлыку, они почувствовали накатывающуюся усталость и пошли спать.

«Три часа ровно» – прозвучал женский голос говорящих часов.

37

Часов в одиннадцать утра Виктора разбудил стук в окно.

– Соседи! – говорил кто-то радостным хриплым голосом. – С наступившим!

Виктор поднялся, подошел к окну и увидел там, на дворе, двух парней с девушками. Лица парней показались ему знакомыми. Он быстро вспомнил, где их видел – ночью после взрыва они тоже стояли там, у тела подорвавшегося на мине вора. Оба были припухшие, правда и девушки, стоявшие рядом, свежестью лиц не отличались.

– Слышь! – стучал в окно бородатый. – Пингвина покажи! А? – и он поднял к окну руку, в которой держал бутылку шампанского.

Виктор растолкал Сергея.

– Гости!

– Какие гости? – пробормотал Сергей.

Минуты через две он пришел в себя.

Вскоре все уселись за столом на веранде. На столе было много недоеденного, а на улице на потухшем мангале лежали так и не поджаренные ночью, а теперь еще и подмороженные шашлыки.

Насмотревшись на пингвина, гости ели, пили и рассказывали анекдоты.

Праздник начинал утомлять Виктора и он с нетерпением ждал его окончания. Ждать пришлось недолго – одна из девушек вдруг пьяно захныкала и сказала, что хочет спать. Вскоре гости ушли.

Сергей потер виски и все еще немного затуманенным взглядом посмотрел на Виктор.

– Завтра на работу… – печально проговорил он.

Виктор задумался. Возвращаться в город ему нельзя, звонить главному – рано.

– Так я здесь еще останусь на несколько дней? – спросил он.

– Живи хоть постоянно! – махнул рукой Сергей. – Мне что? Мне даже лучше – никакой идиот сюда воровать не полезет…

Несмотря на головную боль, Сергей уехал в город тем же вечером.

– Если что – звони, общий телефон в начале главной аллеи возле дома сторожа, – сказал он на прощанье. – Охране я сейчас скажу, что вы здесь…

Только ты осторожней с этой пачкой баксов… Спрячь ее куда-нибудь.

Виктор кивнул.

«Запорожец», заревев мотором, уехал. Снова наступила тишина. Только из комнаты едва-едва доносился приглушенный звук телевизора – Соня смотрела какой-то фильм.

– Знаешь, – сказал ей, присаживаясь рядом на диван, Виктор. – Давай я буду твои деньги охранять!

– На! – Соня протянула ему пачку. – Только не потеряй!

Виктор спрятал доллары в ту же сумку, где лежал подаренный ему пистолет и опустил сумку в погреб.

38

Следующие несколько дней прошли тихо и без событий, если не считать приезда местной милиции за телом вора-неудачника. Да и то, по просьбе сторожа Вани, они все вместе сидели в домике тихо, пережидая этот приезд.

«Оно вам надо – свидетелем быть?» – сказал тогда дед Ваня и Виктор с ним согласился. Когда местная милиция уехала, дед снова пришел и «дал отбой».

«Порядок» – сказал он. «А хозяину той дачи ничего не будет?» – поинтересовался Виктор. Дед Ваня ухмыльнулся. «Хозяин здесь токо шо был, он сам полковник! Сказал, шо мину ставили на него, а не на вора… Ясное дело. Шо, щас мало мин ставят?..»

Соня большую часть дня проводила перед телевизором и только когда там показывали что-то совершенно скучное – выходила на двор или возилась на веранде с пингвином.

Виктор мучался от безделья. Хотелось что-то делать, что угодно, пусть даже что-то бесполезное. Но делать на даче было нечего и он маялся, то заглядывая в комнату и тоже присаживаясь перед телевизором, то сидя в кухне, куда он уже перенес с веранды стол и электроплитку.

Наконец он не выдержал и, попросив Соню на двор не выходить, направился к общему телефону, чтобы позвонить главному.

Трубку сняла секретарша.

– Игоря Львовича можно? – спросил Виктор.

– Таня, положи трубку, – услышал Виктор знакомый голос. – Слушаю!

– Это я, Виктор… Мне уже можно вернуться?..

– А ты что, уезжал? – с наигранным удивлением спросил главный. – Конечно, можно. Все в порядке. Возвращайся и сразу ко мне, я тебе кое-что покажу!

Поговорив с главным, Виктор перезвонил Сергею и попросил его заехать за ними как можно скорее.

На дачу Виктор возвращался повеселевшим. Новый Год наконец показался ему праздником, правда уже прошедшим. Снова под ногами скрипел снег, но теперь этот звук радовал Виктора. Он смотрел по сторонам и замечал то, на что до этого момента не обращал внимания – скульптурную красоту зимних деревьев, снегирей, бродящих по снегу среди следов то ли кошки, то ли собаки. Всплыло откуда-то из забытых глубин воспоминание об уроках природоведения, на которых они очень давно учились различать следы зверей, и даже четко вспомнились следы, нарисованные в учебнике – следы зайца, частые и парные. «Заяц, удирая от преследователей, бежит прыжками.» – прозвучал из прошлого голос его первой учительницы.

39

Забросив сумку с пистолетом и пачкой долларов на шкаф и оставив Соню с пингвином дома, Виктор поехал в редакцию.

Главный встретил его сытой улыбкой. Усадил в кресло, напоил кофе, расспрашивал про новогоднее празднество, явно оттягивая деловую часть разговора. Наконец, когда кофе был допит и над ними зависла пауза, заполнять которую пустым разговором было бы очевидно глупо, Игорь Львович достал из ящика своего стола большой конверт. Глядя в глаза Виктору, он вытащил из конверта несколько фотографий. Протянул их Виктору.

– Посмотри, может, это твои знакомые, – сказал он.

Виктор увидел на фотоснимках два молодых хорошо одетых трупа. Парни лет двадцати пяти лежали на полу в чьей-то квартире, лежали аккуратно и послушно, никаких разбросанных в стороны рук и ног, никаких искажающих лицо гримас страха или боли. Спокойные и безразличные лица.

– Ну что, не узнаешь? – спросил главный.

– Нет, – ответил Виктор.

– Они тебя искали… А это тебе на память! – он протянул Виктору еще две фотографии.

На этих двух снимках Виктор увидел себя – за столиком в кафе под харьковским оперным и на улице, тоже в Харькове.

– Скромные ребята, – проговорил главный. – На двоих только один пистолет с глушителем… Во всяком случае, они тебя не нашли… Но негативы этих снимков, – он кивнул на две фотографии в руках у Виктора, – где-то в Харькове… Не думаю, что они снова кого-нибудь пошлют сюда, но будь осторожен.

Под конец главный вручил Виктору папку с материалами для новых «крестиков».

– Давай, потихоньку возвращайся к работе! – сказал он, похлопывая Виктора по плечу и одновременно выпроваживая его из кабинета.

40

Зима в январе оказалась ленивой – она жила прошлогодним снегом, все еще укрывавшим землю благодаря продолжавшимся морозам. Новогодние украшения еще висели в витринах магазинов, но сам праздничный дух уже выветривался, оставляя людей наедине с буднями и будущим. Виктор обрабатывал очередную папку досье. Все бумаги он теперь получал прямо из рук главного – Федор уволился из газеты накануне праздников. Картотека «крестиков» продолжала расти. В новой папке лежали досье на директоров крупных заводов и председателей акционерных обществ. Почти все они обвинялись в краже денег и переводе их в западные банки, некоторые торговали запрещенным сырьем, другие умудрялись по бартеру сплавлять за границу собственное оборудование. Фактов приводилось множество, но, слава богу, далеко не все из них были подчеркнуты красным карандашом главного редактора. Правда, работалось Виктору трудно. То ли истощились его философские мысли, то ли не было вдохновения – каждый крестик теперь занимал у него по несколько часов напряженного сидения перед пишмашинкой, и хотя в конце концов текстом он оставался доволен, но усталость тяжестью ложилась на плечи и уже не оставалось сил ни на Соню, ни на пингвина.

Хорошо еще, что сразу после возвращения с дачи он по требованию Сони купил цветной телевизор. Теперь они по вечерам собирались перед ним в гостиной комнате, но пульт управления всегда был в руках у Сони.

– Это мой телевизор! – говорила она и Виктор был вынужден с этим соглашаться, ведь действительно купили телевизор на ее деньги.

Пингвин тоже проявлял интерес к телевизору. Иногда он вдруг подходил вплотную к экрану и стоял так, мешая Виктору и Соне смотреть. Тогда обычно Соня вставала и ласково уводила Мишу в спальную, где он любил стоять перед зеркалом и изучать свое отражение. Виктора удивляло, как легко ей удавалось «управлять» пингвином. Хотя, может, и не было в этом ничего удивительного, ведь девочка проводила с пингвином гораздо больше времени, чем Виктор. Она даже несколько раз сама выводила его вечером погулять на пустыре около голубятен.

Однажды вечером в дверь позвонили. Виктор посмотрел в глазок и испугался, увидев совершенно незнакомого человека. Вспомнились сразу фотографии с двумя убитыми парнями, которые его разыскивали.

Мужчина лет сорока громко вздохнул за дверью и снова нажал на кнопку звонка. Звонок задребезжал прямо над головой затаившего дыхание Виктора.

За спиной у Виктора скрипнула дверь и голос Сони звонко прозвучал в наступившей тишине.

– Открой! Кто-то же звонит!

И тут же снова задребезжал звонок. К нему добавился удар рукой по двери.

– Кто там? – нервным голосом спросил Виктор.

– Открой! Не бойся! – донеслось из-за двери.

– Вы к кому?

– Да к тебе, к кому ж еще! Чего ты боишся? Я по поводу Миши!..

Виктор протянул руку к замку, на ходу пытаясь понять, по поводу которого из двух Миш пришел этот человек. Нет, пингвин тут скорее всего был не при чем. Наконец он открыл дверь.

В коридор зашел худой небритый остроносый мужчина в китайской пуховой куртке и в вязанной черной шапочке. Он вытащил из кармана какую-то сложенную вдвое или втрое бумагу. Протянул Виктору.

– Это моя визитка, – сказал он и ухмыльнулся.

Виктор развернул листок, поднес поближе к глазам. Дрожь пробежала по спине – это был его собственный текст – «крестик» на Сергея Чекалина, друга-врага Миши-непингвина.

– Ну что, будем знакомы? – холодно спросил гость.

– Это вы, Сергей?.. – спросил Виктор, оглядываясь на все еще стоявшую в открытых дверях Соню. – Иди в комнату! – строго сказал он ей и возвратил свой взгляд на гостя.

– Да, я – Сергей, – сказал гость. – Ну что, может где-то присядем, поговорить надо…

Виктор завел Сергея в кухню. Сергей сразу же сел на любимое место Виктора и тому ничего не оставалось, как сесть напротив.

– У меня плохие новости, – сказал гость. – К сожалению, Миша погиб…

И я пришел, чтобы забрать его дочь… Ее больше нет смысла прятать…

Понятно?

До Виктора сказанное гостем доходило очень медленно и по частям.

Как-то даже никак не связывались между собой два основных факта – то, что Миша погиб и то, что этот человек сейчас хочет забрать у него Соню. Словно головная боль внезапно пронзила его голову – он дотронулся ладонью до лба и ощутил холод собственной руки.

– Как он погиб? – вдруг спросил Виктор, глядя на столешницу перед собой. Лицо его выражало полную растерянность.

– Как? – удивленно переспросил Сергей. – Как все… трагически…

– А почему она должна уйти с вами? – спросил Виктор после недолгой паузы, давшей ему возможность навести порядок в своих мыслях.

– Я был его другом… – ответил гость. – Это моя обязанность – позаботиться о ней.

Виктор отрицательно покачал головой, глядя перед собой. Гость удивленно уставился на него.

– Нет, – произнес Виктор голосом, неожиданно набравшим твердости. – Миша просил меня позаботиться о ней…

– Послушай, – заговорил гость уставшим голосом. – При всем моем уважении к твоей «крыше», ты не прав. Да и как ты можешь доказать, о чем тебя просил Миша?

– У меня есть его записка, – спокойно ответил Виктор. – Могу показать.

– Ну, покажи!

Виктор пошел в гостиную, Среди пачки бумаг на подоконнике разыскал ту самую записку, в которой Миша обещал появиться, «когда уляжется пыль».

Обернулся на Соню, вместе с пингвином внимательно смотревшую фигурное катание, и вдруг услышал, как хлопнула входная дверь. Вышел в коридор, заглянул на кухню. Гость ушел, не попрощавшись. Оставив на столе свой собственный некролог, написанный Виктором.

Через пару минут с улицы донесся звук завевшегося мотора. Виктор выглянул в окно и увидел в свете уличного фонаря длинную машину, точно такую же, какая была у Миши-непингвина.

– Зачем дядя приходил? – спросила, заглянув на кухню, Соня.

– За тобой… – прошептал, не оборачиваясь, Виктор.

– Зачем? – переспросила, не услышав, девочка.

– Так просто, поговорить… – сказал Виктор.

Соня вернулась к телевизору, а Виктор уселся за кухонный стол и задумался. Задумался о своей жизни, в которой Соня уже играла какую-то роль. Роль вроде бы малозаметную, но все-таки обязывающую его заботиться о ней, думать о ней. Но ведь вся его забота об этой девочке ограничивалась едой и редкими разговорами. Она как-бы лишь присутствовала в его жизни, как присутствовал в его квартире пингвин Миша. Но в то же время, появление человека, собиравшегося увести ее вызвало у Виктора страх, страх, родивший в нем неожиданную решительность. И снова – разговор о какой-то защите, о какой-то «крыше», неведомой самому Виктору. Все это словно раздваивало его жизнь, одну половину которой он знал, а вторая половина его собственной жизни оставалась ему неизвестной. Что было в этой половине? Из чего она состояла? Виктор прикусил нижнюю губу. Ему меньше всего хотелось заниматься догадками. Главный редактор приучил его своим красным карандашом к основным фактам, от которых может отталкиваться любой текст, любая мысль. В этот вечер Виктору трудно было определить, какая из пляшущих в голове мыслей при записи на бумагу была достойна красного карандаша.

41

Странно, но через пару дней Виктор уже не вспоминал о визите Сергея Чекалина. Он был полностью поглощен работой – особенно после звонка главного, который вежливо торопил его. В коротких перерывах между «крестиками» он пил чай и думал о том, что надо бы больше внимания уделять Соне, надо бы пойти с ней в кукольный театр или еще куда-нибудь. Но все эти «надо бы» пока откладывались на более свободное время. Единственное, чем ему удавалось порадовать девочку – это мороженным и прочими сладостями, которые он покупал теперь в больших количествах. Его выходы за покупками были единственными возможностями подышать свежим морозным воздухом. Чем чаще он выходил, тем больше радовались Соня и пингвин Миша.

Соня радовалась громко, в отличие от пингвина. Все чаще она называла его «дядь Витя» и это ему нравилось. Но главное – она не обижалась на то, что ей приходилось большую часть времени сидеть дома. А когда вечером они сидели перед телевизором и смотрели очередной мексиканский сериал, Виктор, не задумываясь о тот, что он смотрел, просто чувствовал себя уютно и спокойно. Ему нравилась эта зима. Плохое быстро забывалось за работой или телевизором.

– Дядь Витя, – Соня ткнула пальчиком в экран телевизора. – А почему у Алехандры есть няня?

– Наверно потому, что у нее богатые родители, – ответил Виктор.

– А ты богатый? – спросила Соня.

Виктор пожал плечами.

– Не очень…

– А я?

Виктор повернулся к девочке.

– Я – богатая? – снова спросила она.

– Да, – кивнул Виктор. – Ты даже богаче меня…

Этот разговор Виктор вспомнил на следующий день во время очередного «чайного» перерыва. Он не знал, сколько стоит няня, но мысль о том, что можно нанять няню для Сони в этот день показалась ему открытием.

Вечером к нему зашел друг-участковый с бутылкой красного вина. Они сидели на кухне. За окном шел мокрый снег и его хлопья прилипали к оконному стеклу.

Сергей был немного взволнован.

– Знаешь, – говорил он. – Мне предложили поработать участковым в Москве… Платят в десять раз больше, чем здесь. Бесплатная квартира…

Виктор пожал плечами.

– Ты же знаешь, что там за жизнь… – сказал он. – Стрельба, взрывы…

– У нас тоже самое, – ответил Сергей. – Но я же не в ОМОН иду… таким же участковым… Не знаю, может поехать на годик, чтобы заработать?

– Твое дело…

– Да, мое… – Сергей вздохнул. – Ну а твои неприятности как, кончились?

– Кажется, да, – сказал Виктор.

– Дай бог, – Сергей кивнул.

– Слушай, – Виктор вопросительно посмотрел в глаза другу. – Ты не знаешь какой-нибудь нормальной девчонки – я ищу няню для Сони… Так, чтобы надежная и недорого?

Сергей задумался.

– У меня племянница есть… ей двадцать лет, без работы сидит…

Давай, я ее спрошу?

Виктор кивнул.

– Ну а сколько ты ей в месяц положишь?

– Долларов пятьдесят? – предположил Виктор.

– Добро, – сказал Сергей.

42

На следующий день неожиданно позвонил старик-пингвинолог.

– Это Пидпалый, – говорил он слабым голосом. – Виктор! Это ты?

– Да. Я.

– Приедь пожалуйста, – попросил Пидпалый. – Мне нехорошо…

Отложив работу, Виктор поехал в Святошино.

Старик был бледен, руки его дрожали. Под впалыми глазами – желтизна.

– Заходи-заходи! – обрадовался Пидпалый Виктору.

Виктор прошел в комнату. Там было тепло и душно.

– Что с вами? – спросил Виктор.

– Не знаю… Живот болит – уже три дня не сплю… – пожаловался старик, присаживаясь за стол.

– А врача вызывали?

– Нет, – Пидпалый махнул рукой. – Зачем? Кто я им? Что с меня взять?

Виктор подошел к телефону, вызвал скорую.

– Это зря! – старик снова махнул рукой. – Приедут и уедут, я их знаю…

– Сидите, я чай сделаю! – скомандовал Виктор и пошел на кухню.

Стол на кухне был завален грязной посудой, объедками. В чашках отмокали окурки. Виктор взял две чашки, набрал в них воды и слил ее вместе с окурками в раковину. Сполоснул чашки, потом поставил на плиту чайник.

Время шло. Уже и чай был готов, и сидели они молча за столом в комнате. Не разговаривая, в ожидании. На лице старика блуждала ироническая полуулыбка. Он посматривал время от времени на Виктора.

– Я тебе говорил, что я застал лучшее, что было в этой жизни… – назидательно проговорил он слабым сиплым голосом.

Виктор не ответил.

Наконец в дверь позвонили. Зашли фельдшер и санитар.

– Кто больной? – спросил фельдшер, пальцами правой руки «выкручивая» горелый табак из только что потушенной сигареты.

– Он! – Виктор кивнул на старика.

– Что болит? – спросил фельдшер, присматриваясь к лицу Пидпалого.

– Живот… вот тут, – старик показал рукой.

– Ношпу дать? – спросил фельдшер, оглядываясь на санитара, бродившего кислым взглядом по стенам комнаты.

– Не надо, не поможет, – проговорил Пидпалый. – Уже принимал…

– Ну у нас больше ничего нет, – развел руками фельдшер. – Поехали! – он махнул рукой санитару, поворачиваясь к выходу.

– Постойте! – сказал Виктор и фельдшер уперся в него вопросительным взглядом.

– Чего? – спросил он.

– А в больницу вы его отвезти можете?

– Отвезти можем, да кто его примет? – фельдшер почти искренне вздохнул.

Виктор достал из кармана пятьдесят долларов, протянул фельдшеру.

– Может, все-таки примут? – спросил Виктор.

Фельдшер замялся, еще раз, словно прицениваясь, посмотрел на старика.

– Может, в Октябрьскую примут… – сказал он и пожал плечами.

Потом, приблизившись к Виктору как-то боком, неуклюже взял зеленую купюру и сунул в карман грязного халата.

Виктор наклонился над столом, нашел карандаш и кусок бумаги. Написал свой номер телефона.

– На, – протянул он бумажку фельдшеру. – Позвонишь, скажешь как он и где…

Фельдшер кивнул.

– Пошли! – бросил он старику.

Старик засуетился, неуверенной походкой зашел на кухню, вернулся – что-то звякнуло в его дрожащей руке.

– Витя, – сказал он. – Возьми ключи, закроешь потом…

Фельдшер и санитар терпеливо подождали, пока Пидпалый оденется. Потом увели его, словно он был не больным, а заключенным.

Оставшись один в чужой квартире, Виктор долго сидел за столом, дышал спертым пыльным воздухом, в котором носился раздражающий запах теплой сырости. Было как-то не по себе.

Наконец он поднялся, но уходить из квартиры не хотелось. Квартира казалась ему какими-то родными руинами, что-то было в ней, что вызывало в нем искреннюю жалость. Беспомощность хозяина видимо передалась стенам его жилища и все здесь отдавало беспомощностью, какой-то сиротливостью.

Перед тем, как уйти, Виктор перемыл посуду на кухне и немного прибрал. «Пусть вернется и хоть пару дней поживет среди относительного порядка…» – подумал он, закрывая за собой дверь квартиры на ключ.

Вечером безымянный фельдшер позвонил Виктору.

– Старик долго не протянет, у него рак… – сказал он.

– А где он лежит?

– Октябрьская больница, онкология, пятая палата.

– Спасибо, – сказал Виктор и положил трубку на место.

Ему было грустно. Он оглянулся на Соню.

Соня поймала его взгляд и спросила:

– А мы пойдем сегодня на пустырь погулять?

– Сначала поужинаем, – сказал Виктор и направился на кухню.

43

Прошло пару дней и курьер привез от главного редактора новую папку с досье. Просмотрев бумаги, Виктор понял, что в этот раз ему придется иметь дело с военными, притом с высшими чинами. «Претендовали» на «крестики» человек двадцать. Во всех характеристиках плавно объединялись ностальгия по прошлому и торговля оружием. Ну а дальше – уже кто во что горазд – тут и переброска нелегальных эмигрантов через украинско-польскую границу на военных вертолетах, и сдача в безвозвратную аренду транспортных самолетов.

Дальше – веселее. Но что-то отличало эту когорту от предыдущих «героев».

Виктор, отложив бумаги, задумался. Посмотрел на окно, за которым продолжалась зима. Снова взял бумаги в руки – точно! – Все эти генералы, полковники и майоры были морально устойчивы, все были хорошими мужьями и отцами.

Перечитав еще раз характеристики, Виктор настроился на работу.

Поставил на огонь чайник. Вытащил из-под стола пишмашинку.

Работал он часа два, пока его не отвлек телефонный звонок. Звонил Сергей-участковый.

– Слушай, – сказал он. – Я с племянницей поговорил – она согласна!

Если не против, я с ней через полчасика подъеду…

– Давай! – согласился Виктор.

Уже темнело. Ранний зимний вечер опускался на город.

Отложив работу, Виктор присел в гостиной. Соня играла со своей Барби.

– А где Миша? – спросил Виктор.

– В той комнате, – сказала Соня.

– Соня, – заговорил Виктор. – К нам сейчас приедет тетя… молодая тетя, которая будет твоей няней…

Виктор на минутку замолчал, почувствовав неуклюжесть своих слов.

– Дядь Витя, – нарушила паузу Соня. – А играть она со мной будет?

– Да. – Виктор кивнул. – Обязательно будет.

– А как ее зовут? – спросила девочка.

– Не знаю… – признался Виктор. – Она племянница дяди Сергея, у которого мы Новый Год праздновали…

Звонок в двери прозвучал неожиданно. Поднимаясь, Виктор посмотрел на часы и подумал, что вроде бы еще рановато для Сергея. Но это были они.

– Это Нина! – кивнул на свою племянницу Сергей, когда они уже снимали куртки в коридоре.

Виктор представился. Взял у Нины куртку, повесил на вешалку.

– Это Соня, – показал он Нине, когда они уже расселись в гостиной.

Нина улыбнулась девочке.

– А это Нина, – сказал Виктор, глядя на Соню и показывая рукой на девушку.

Опять ощущение неуклюжести ситуации заставило его замолчать. Словно он ожидал, что теперь две представленные друг другу девочки-девушки сами заговорят и его присутствие будет излишним. Но Соня и Нина смотрели друг на друга и молчали.

А Виктор смотрел на Нину. У нее было кругленькое личико, недлинные каштановые волосы. На вид ей было лет семнадцать. Джинсы в обтяжку подчеркивали ее относительную упитанность, а синий свитерок мягко облегал маленькую грудь. В Нине было что-то подростковое, может быть улыбка, которую Нина явно контролировала. Виктор быстро понял причину этого – девушка прятала свои зубы, покрытые желтизной. «Наверно, курит», – подумал Виктор.

– Я могу начинать уже завтра… – сказала вдруг Нина.

– А что мы будем делать? – спросила Соня.

Нина полуулыбнулась.

– А что ты хочешь?

– Хочу на санках кататься!

– А у тебя есть санки? – спросила Нина.

– Дядь Витя, у меня есть санки? – Соня посмотрела на Виктора широко раскрытыми игривыми глазками.

– Нет, – признался Виктор.

– Ничего, я привезу, – быстро проговорила Нина, словно упреждая любые слова Виктора. – Я живу на Подоле, транспорт сейчас хорошо ходит… – и она пожала плечами.

Виктор кивнул.

Договорились, что Нина будет приезжать к десяти и заниматься с девочкой до пяти вечера.

Закрыв дверь за Сергеем и его племянницей, Виктор вздохнул с двойным облегчением. К его радости «деловой» разговор прошел не очень по-деловому, а кроме того у Сони появилась няня. Виктор заранее почувствовал себя уютнее и расслабленнее.

– Ну как, – спросил он у Сони, вернувшись в гостиную. – Тебе Нина понравилась?

– Ничего, – весело ответила девочка. – Посмотрим, как она понравится Мише!

44

Появление Нины как бы освободило Виктора. И не то, что б он до этого уделял много времени Соне – нет, он и теперь уделял ей столько же времени, сколько и раньше – то же дружное вечернее сидение за телевизором, ужин, завтрак. И все равно его не покидало ощущение, будто у него стало намного больше времени, не обязательно свободного, а просто времени – он просто стал меньше корить себя, меньше думать о Соне и совсем перестал себя обвинять в том, что он не занимается девочкой. Нина теперь с утра забирала Соню и они отправлялись неизвестно-куда, для того, чтобы вечером уставшая за день Соня похвасталась: «А мы гуляли по Гидропарку!» или «А мы были в Пуще-Водице!».

Виктор был доволен. Работа по-тихоньку двигалась. Зима слабела.

Пингвин снова бродил ночами по квартире. Однажды он напугал Соню так, что она закричала. Она спала на диване, откинув руку в сторону, а Миша наткнулся на ее руку и прижался к ней.

Соне вероятно что-то снилось и ощущение физического тепла, вторгшегося в сновидение, вызвало реакцию кошмара.

Закончив с военными, Виктор решил сделать себе выходной и пока не звонить главному по поводу следующих досье. День был солнечный. За окном звенели капли оттепели, уже не первой, но еще и не последней, за которой наступает весна.

Соня с Ниной опять пошли куда-то гулять. Пингвин Миша, плотно позавтракав, вернулся в комнату и стал возле балконной двери – там было достаточно прохладно.

Виктор решил проведать старика Пидпалого.

Пока добрался до Октябрьской больницы – несколько раз упал. Оттепель сыграла злую шутку, покрыв гололедом все тротуары. Последний раз Виктор посколзнулся уже на ступеньках онкологического отделения.

Никого не спрашивая, Виктор сам отыскал пятую палату – большущее помещение, напомнившее ему школьный спортзал. Чем-то оно было похоже и на армейскую казарму – наверно строгим чередованием кроватей и тумбочек. Ни одной медсестры. Кислый медицинский запах. Некоторые кровати были отделены от других ширмами.

Осмотревшись, Виктор заметил Пидпалого. Он лежал на кровати у окна.

Лежал и смотрел в потолок. Виктору показалось, что голова старика уменьшилась.

Виктор, подхватив тяжелую табуретку, стоявшую у входа в палату, подошел и уселся у изголовья пингвинолога. Тот не заметил.

– Добрый день, – произнес Виктор.

Пидпалый повернул голову, посмотрел на посетителя. Слабая улыбка растянула его тонкие бледные губы.

– Привет… – сказал он.

– Ну как? – спросил Виктор. – Лечат?

В ответ на это старик улыбнулся.

– Я ничего не захватил… – виновато произнес Виктор, заметив на тумбочке соседа два апельсина. – Как-то не додумался…

– Ничего… Хорошо, что пришел… – старик вытащил из-под серого «шинельного» одеяла руку, поднес к своему лицу, провел пальцами по шетине на дряблых щеках. – Знаешь, тут парикмахер приходит раз в неделю… по пятницам. У него только два часа оплаченных. Никак до меня не дойдет…

– Вы хотите постричься? – удивился Виктор, глядя на редкие волосы Пидпалого.

– Побриться, – сказал старик, все еще поглаживая свою щетину. – Мне бывший сосед, – старик кивнул на кровать справа, – станок подарил. Целый набор. Там и помазок… А я и побриться сам не могу…

– Вас побрить? – осторожно предложил Виктор.

– Пожалуйста! – попросил старик.

Виктор достал из прикроватной тумбочки Пидпалого бритву, помазок и, видимо тоже входивший в набор, широкий пластмассовый стаканчик.

– Я сейчас, только воды принесу, – сказал, поднимаясь, Виктор.

Он два раза прошелся по коридору в поисках медсестры или врача, но не нашел. Отыскал туалет, но из крана бежала только холодная вода. Наконец он спросил одного больного и тот отправил его на кухню этажом ниже. Старушка в синем халате нашла на кухне поллитровую банку и налила ему туда горячей воды из титана.

Само бритье заняло не меньше часа – и лезвие было тупое, и станок старый. Виктор видел, что на щеках старика остаются порезы, но кровь не выступала. Наконец, добрив, Виктор взял у соседей по палате одеколон, вылил немного себе в ладонь и провел по щекам старика.

Пидпалый застонал.

– Извините, – автоматически проговорил Виктор.

– Ничего, ничего, – просипел старик. – Если больно – значит жив.

– А что врач говорит? – спросил Виктор.

– Врач говорит, что если я ему отдам квартиру – проживу еще три месяца… – старик снова улыбнулся. – А зачем мне три месяца? У меня нет неоконченных дел…

Виктор встрепенулся, словно очнулся после дремы. Внезапная злость родилась у него внутри. Пальцы правой руки сами сжались в кулак.

– Они что, лекарств вам не дают? – спросил он.

– Нет лекарств. Тем, кто с собой принес – дают. А остальным лекарство – покой и постельный режим.

Виктор замолчал, пережидая свою злость. Он знал, что здесь злостью не поможешь.

– А что тот врач предлагал за квартиру? Лекарства? – снова, но уже более спокойно спросил Виктор.

– Какие-то американские уколы… – старик дотронулся рукой до своей выбритой щеки. – Знаешь, я тебя попросить хотел… – и он подался к Виктору, с трудом повернулся на бок. – Наклонись пониже!

Виктор наклонился.

– У тебя же ключи от моей квартиры есть? – зашептал Пидпалый.

– Есть, – тоже шепотом ответил Виктор.

– Слушай, когда я умру – обязательно подожги квартиру, – шептал старик. – Очень прошу! Я не хочу, чтобы кто-то сидел на моем стуле, рылся в бумагах, а потом выбрасывал все в мусорник. Понимаешь? Это мои вещи… Я с ними сжился и не хочу их оставлять здесь… Ты понимаешь?

Виктор кивнул.

– Обещай мне, что сожжешь все, когда я умру, – старик уставился вопросительно-умоляющим взлядом в глаза Виктору.

– Обещаю, – прошептал Виктор.

– Вот и хорошо, – старик опять улыбнулся бескровными губами. – Я тебе говорил, что застал лучшее время?

Пидпалый снова лег на спину. Тяжело вздохнул.

– Ну иди, иди! – просипел он Виктору. – Спасибо, что побрил! А то лежишь тут небритый, как покойник! – и он показал рукой на ближайшую ширму.

– Там что, покойник? – шепотом спросил Виктор, ощутив боязненную дрожь в своем теле.

– Раз закрыли ширмой – завтра в морг! – прошептал старик. – Ну иди, иди!

Виктор поднялся, постоял минуту над Пидпалым. Но старик уже не смотрел на него – он смотрел в потолок и его тонкие губы шевелились, будто он выговаривал ими какие-то внутренние слова, никому, кроме него не слышимые.

45

Следующий день начался как обычно. В окно светило солнце. Виктор и Соня сидели на кухне и завтракали. Яичница и чай. Пингвин был с утра в плохом расположении духа и как его ни приглашали, а в кухню он не пошел.

Соня жадно посматривала на будильник, стоявший на подоконнике. Она словно взглядом подгоняла минутную стрелку.

Без двадцати десять в дверь позвонили и Соня сорвалась с места, чуть не опрокинув табуретку, на которой сидела.

Пришла Нина – из коридора донесся радостный обмен приветствиями.

Потом Нина, не раздеваясь, заглянула на кухню, поздоровалась.

– Куда вы сегодня? – спросил Виктор.

– На Сырец, – сказала Нина. – Погуляем в лесу, потом заедем ко мне на Подол пообедать…

– Осторожнее, на улице гололед, – предупредил Виктор. – Я вчера несколько раз упал.

– Хорошо, – послушно кивнула Нина и полуулыбнулась, пряча свои зубы.

– Так, где твоя курточка? – доносился из коридора игривый голос Нины, одевавшей Соню. – А теперь ботиночки…

Минут через пять Нина снова заглянула на кухню.

– Мы пошли! – сказала она и снова полуулыбнулась.

Хлопнула дверь. Стало тихо в квартире. И только какой-то шорох доносился из гостиной. Скрипнула, открываясь, дверь и в коридор выглянул пингвин Миша. Словно удостоверившись, что в коридоре никого нет, он подошел к двери на кухню и толкнул ее. Остановился в проеме, глядя на хозяина. Потом подошел к нему и уперся белой грудкой в колено. Виктор погладил Мишу.

Постояв несколько минут рядом с хозяином, Миша отошел к своей миске и оглянулся. Виктор достал из морозильника две небольшие камбалки, порезал их ножом на кусочки и положил перед пингвином. Потом добавил себе чая и возвратился на свое место.

Относительная тишина, в которой только завтракающий пингвин был слышен, вернула Виктора в то время, когда жили они здесь вдвоем с Мишей, спокойно и молчаливо, без ощущения сильной привязанности, но с ощущением взаимозависимости, которая создавала между ними чуть ли не родственную связь, словно эабота при отсутствии любви. Родственников ведь не обязательно любят, о них заботятся, волнуются, но чувства и эмоции при этом оказываются делом второстепенным и необязательным. Лишь бы с ними все было хорошо…

Пингвин, быстро справившись с завтраком, снова подошел к хозяину.

Виктору показалось необычным нежное поведение своего питомца. Он погладил его.

И тут же ощутил, как пингвин еще сильнее прижался своим телом к его ноге.

– Тебе нехорошо? – негромко спросил Виктор, глядя на Мишу.

– Да, – думал Виктор. – Мы, кажется, тебя забросили… Извини. Соня поменяла тебя сначала на телевизор, потом на Нину. А я все думал, что она с тобой играется… Извини…

Не желая тревожить прижавшегося к ноге пингвина, Виктор сидел за кухонным столом еще минут двадцать, размышляя о недавнем прошлом и думая о будущем. Жизнь ему казалась ровной, не смотря, на промелькнувшие опасности, которые он переждал на новогодней даче. Все у него было в порядке, или таковым казалось. У каждого времени – своя «нормальность», думал он. То, что казалось раньше страшным, теперь было обыденным, а значит люди, чтобы лишний раз не волноваться, приняли это за норму жизни и продолжили жить. Ведь для них, да и для Виктора, главным было и оставалось ЖИТЬ, во что бы то ни стало, но ЖИТЬ.

За окном продолжалась оттепель.

Около двух часов дня в дверь позвонили. Виктор, открывая, думал, что вернулись Нина с Соней. Но это был Игорь Львович. Он зашел в коридор, сам захлопнул за собой дверь. Снял пальто и, не разуваясь, прошел в кухню.

Виктор заметил, что главный был не в себе, бледный, под глазами – мешки.

– Кофе сделай! – попросил он, усевшись на любимое место Виктора.

Виктор достал жезлу, молотый кофе. Оглянулся на главного. Ему показалось, что главный дрожит и словно эта дрожь на мгновение передалась ему. Он посмотрел на свою руку. Зажег комфорку, насыпал в жезлу кофе, налил воды и поставил на огонь.

– Ничего, ничего… – сам себе проговорил главный, о чем-то думая.

– Что-то случилось? – спросил Виктор.

– Да… – произнес, не глядя на Виктора, Игорь Львович. – Что-то случилось… Сейчас… согреюсь…

Снова в кухне возникла тишина. Виктор следил за кофе, стоя над плитой. Когда пенка поднялась, он снял жезлу с комфорки, отставил в сторону. Достал чашечки и разлил кофе.

Главный обнял ладонями горячую чашку и посмотрел на Виктора.

– Спасибо, – сказал он.

Виктор тоже присел.

– Знаешь, я тебе лучше не буду ничего рассказывать… – сказал вдруг Игорь Львович. – Тебе оно надо? Помнишь, тебе пришлось на несколько дней спрятаться?

Виктор кивнул.

– Ну вот, – главный горько улыбнулся. – Теперь моя очередь… Это только несколько дней, пока ребята не расчистят дорогу… А там – снова за работу…

– Я с военными закончил, – проговорил Виктор. – Вон там, на подоконнике готовые тексты!

Игорь Львович махнул рукой. Ему было не до «крестиков».

Выпив кофе, он закурил. Поискал глазами пепельницу и, не найдя ее, стал струшивать пепел прямо на стол, в одно место. Посидел в раздумьи минут пять.

– Знаешь, тяжело, когда тебя подставляют свои же… – произнес он и вздохнул. – Очень тяжело… Ты сейчас не занят?

– Нет.

– Сделай доброе дело, – главный уставился в глаза Виктору, – съезди в редакцию… Я позвоню секретарше, чтобы она открыла тебе мой кабинет.

Возьмешь из сейфа коричневый портфель и привезешь сюда… Ключ от сейфа я тебе дам. Если заметишь, что за тобой следят – незаметно выбросишь ключ и погуляешь по городу до вечера…

Виктору стало страшно. Он глотнул кофе и снова поднял глаза на главного. И встретился с его твердым взглядом. Этот взгляд словно грубо оборвал его мысли и поставил точку на всех возможных сомнениях.

– Когда надо ехать? – обреченно спросил Виктор.

– Сейчас.

Игорь Львович вытащил из кармана бумажник, из бумажника достал ключ.

Протянул его Виктору.

– Подожди, я сначала позвоню, – остановил поднявшегося из-за стола Виктора главный.

Он снова сходил в гостиную. Возвратился.

– Можешь ехать.

На улице не смотря на оттепель было морозно. Может, этот холод чувствовал только Виктор, неспеша идя к троллейбусной остановке. Он уже не ощущал страха. Ощущал только холод во всем теле и в голове.

Через час он вошел в здание редакции. Три раза пришлось показывать свою «корочку» дежурившим омоновцам, пока он, наконец, не оказался в приемной главного. Бледная секретарша кивнула ему и, не сказав ни слова, открыла ключом кабинет. Виктор зашел, закрыл за собой двери и ощутил во всем теле дрожь. Ему внезапно стало страшно – он вспомнил, что по дороге сюда ни разу не оглянулся и не проверил: следили за ним или нет.

Чтобы как-то унять дрожь, он подошел к столу, сел на кресло главного.

Слева от него стоял на тумбочке сейф. Виктор достал ключ. Помедлив несколько минут, открыл сейф и сразу увидел на его нижней полке коричневый кожаный портфель. Вытащил его и положил перед собой на стол. Снова дрожь остановила его мысли. Ему не хотелось вставать, не хотелось уходить из этого кабинета, словно он точно знал, что там, за стенами кабинета, его поджидает опасность… Хотелось тянуть время. Он снова повернулся к сейфу.

Увидел на верхней полке папку, на которой сверху лежали отдельные листки с отпечатанным текстом. Машинально протянул руку и взял верхний лист. Сразу узнал один из своих недавних «крестиков» – на директора завода «Арматура».

В верхнем левом углу стояла резолюция: «Одобряю. На 14.02.96.» и размашистая подпись. Виктор уставился на эту резолюцию. Что-то в ней его удивило и это удивление постепенно освободило его от дрожи и страха.

«Сегодня же только третье февраля…» – подумал Виктор. Он просмотрел другие листки – тоже его недавние «крестики», и на каждом из них увидел резолюцию с будущей датой. Снова повернувшись к сейфу, он осторожно снял с верхней полки папку, на которой лежали эти листки. Развязал тесемки. В ней тоже лежали «крестики». Сверху более или менее недавние, все с резолюциями. На одном в резолюции было написано «на 3.02.96» и та же размашистая подпись. «На сегодня?» – подумал Виктор, вытаскивая наугад несколько листков из середины. На верхнем из вытащенных «крестиков» кроме резолюции с уже прошедшей датой другим почерком было написано «отработан».

В голове Виктора все перемешалось, перепуталось. Он смотрел на коричневый портфель, на все эти тексты, на открытый сейф. Во рту возникло ощущение горечи. Взгляд упал на какие-то бумаги, лежавшие на столе. Виктор взял одну из них в руки – неотправленное письмо в типографию газеты. Все, кроме подписи, отпечатано на компьютере. Виктор поднес письмо поближе к глазам, всмотрелся в подпись. Нет, это не главный ставил резолюции на «крестиках». Подпись главного была намного проще, она просто повторяла его фамилию, его подпись прочитывалась, в отличие от той, размашистой. Но что-то все-таки показалось знакомым в подписи главного и он, переведя взгляд на старый некролог, вытащенный из середины пачки, увидел такие же нетвердые, словно дрожащие от холода буквы, которыми было написано «отработан».

Вдруг зазвонил телефон на столе и Виктор дернулся, словно его застали врасплох. Он смотрел на телефон, но тот не умолкал. И страх снова охватил Виктора. Он оглянулся по сторонам, словно проверяя – не следит ли за ним кто-нибудь, и вдруг остановил свой взгляд на оптическом дуле видеокамеры, направленном на него из-под потолка. Она была укреплена на кронштейне прямо над дверью.

Виктор поспешно сложил крестики обратно в папку. Положил ее на место в сейф, а сверху – другие «крестики». Закрыл сейф ключом и снова оглянулся на видеокамеру.

Телефон уже молчал, но тишина, вернувшаяся в кабинет, пугала Виктора не меньше. Он, стараясь не нарушить эту тишину, осторожно встал с кресла, взял портфель в руку и вышел из кабинета.

Секретарша обернулась к нему – она сидела за своим столом перед компьютером. На мониторе застыла какая-то нарисованная погоня – компьютерная игра.

– Вы уже? – спросила она, глядя напряженным взглядом на Виктора.

– Да, – едва выдавил из себя Виктор. – До свидания…

46

Домой он возвращался не видя города, не оглядываясь. Рука судорожно сжимала ручку портфеля. Ноги сами знали дорогу.

Уже подойдя к своей двери, Виктор понял, что его пристально рассматривал сидевший на скамеечке под парадным парень в спорткостюме и лыжной шапочке.

Открыл дверь и, прежде чем войти, прислушался. В парадном было тихо.

Виктор аккуратно закрыл за собой дверь.

– Ну как? – главный встретил его в коридоре.

Увидев свой портфель, он улыбнулся. Взял портфель и ушел на кухню.

Когда Виктор, разувшись и сняв куртку, тоже зашел на кухню, Игорь Львович уже «сортировал» на столе содержимое портфеля. Отдельно лежал зеленый диппаспорт с выдавленным на корочке трезубцем, рядом с паспортом – две кредитные карточки, записная книжка, какие-то квитанции.

– Там, возле парадного, какой-то парень сидит… – произнес Виктор, остановившись перед столом.

– Я знаю. – Главный, не поднимая головы, кивнул. – Это из наших… У тебя еда какая-нибудь есть? Я, кажется, проголодался…

Виктор посмотрел на главного – перед ним сидел уже прежний Игорь Львович, спокойный и уверенный, без дрожи, без страха.

Виктор открыл холодильник, вытащил сардельки, масло, горчицу.

Не поворачиваясь к главному, отошел к плите. Ощутил на языке табачный привкус.

Зажигая огонь, услышал, как главный встал и ушел в гостиную.

Вода уже закипала в ковшике. Из гостиной доносился невнятный голос Игоря Львовича – он с кем-то говорил по телефону. А Виктору не хотелось оборачиваться, хотелось стоять ко всему происходящему спиной. Так, чтобы все осталось неувиденным, происшедшим где-то вне его жизни, вне его самого.

Снова скрипнула дверь. Шаги. Стук передвигаемой табуретки – это главный снова сел за стол.

Сардельки уже плавали в кипящей воде.

– У тебя наличные баксы есть? – спросил главный.

– Есть, – не оборачиваясь, ответил Виктор.

– Одолжишь восемьсот.

Потом они молча обедали. Виктор посматривал на старый будильник на подоконнике – время приближалось к четырем. Скоро Нина привезет Соню. И что дальше? Что собирается делать Игорь Львович? Собирается у него прятаться? Как долго? И чем это может закончиться?

Виктор макал кружки порезанной сардельки в горчицу и механически жевал. В какое-то мгновение ему показалось, что на столе чего-то не хватает. Понял чего – хлеба. Но напротив сидел главный и так же спокойно без хлеба жевал сардельки. В отличие от Виктора он не макал их в горчицу – каждым наколотым на вилку кружком он придавливал таявшее масло и только потом отправлял кружочек в рот.

– Сделай чай! – скомандовал главный, отодвигая от себя уже пустую тарелку.

Виктор заварил чаю. Они снова сидели молча за столом друг напротив друга. Главный был занят своими мыслями, а Виктор смотрел на него и думал о своих «крестиках», украшенных чьими-то резолюциями. Очень хотелось узнать – кто и что скрывались за этими «Одобряю». Но он был более, чем уверен, что главный ничего ему не скажет. Отделается каким-нибудь своим «Оно тебе надо!» и все.

Виктор вздохнул. Главный отвлекся от своих мыслей, посмотрел на Виктора пристально.

– Еще одно дело! – сказал он. – Сьездишь сейчас в авиакассы на площадь Победы. В двенадцатом окошке выкупишь мой билет. Возьми с собой восемьсот баксов – потом отдам. Номер заказа – 503.

Виктор посмотрел на улицу – уже темнело. Ему не хотелось снова уходить, но он понимал, что все равно придется ехать за этим билетом.

– Хорошо, – произнес Виктор, но видимо произнес с опозданием, так как главный глянул на него удивленно, потом усталая улыбка вытеснила удивление с его лица.

Виктор оделся. Вышел из парадного, отметив боковым зрением присутствие все того же «спортсмена» в вязанной лыжной шапочке.

В авиакассах было пусто. Единственный посетитель – с виду азербайджанец – уныло изучал расписание полетов.

Виктор подошел к двенадцатому окошку – там сидела женщина лет сорока с крашеными синеседыми волосами, взбитыми в высокую прическу.

– Заказ 503, – произнес Виктор.

– Паспорт, – не глядя спросила кассирша, набирая номер заказа на клавиатуре компьютера.

Виктор оторопел. Главный не дал ему паспорта.

– А! – вдруг выдохнула женщина за окошком. – Не надо паспорт. Тут все есть. Семьсот пятьдесят долларов по курсу или восемьсот наличными в кассу.

– сказала она и, не глядя на Виктора, показала рукой в сторону кассы.

Виктор протянул в кассу восемь стодолларовых бумажек. Молодая девушка в синей униформе пересчитала их, пропустила через машинку, проверяя их подлинность. Потом, обернувшись, крикнула «Вера! Оплачено!»

– Идите к двенадцатому, – сказала она уже Виктору.

В двенадцатом Виктор получил билет. Раскрыл. Прочитал «Киев-Ларнака-Рим». Сложил билет и положил во внутренний карман куртки.

Вернулся домой около шести. Нины и Сони еще не было. Главный по-прежнему сидел на кухне. Видно десятью минутами раньше он сам себе сварил кофе и теперь спокойненько его пил.

Взяв билет у Виктора, он внимательно его изучил и спрятал в бумажник.

– Никто не приходил? – спросил Виктор.

– А кого ты ждешь?

– Няня должна Соню привести… – ответил Виктор.

– Нет. Никого не было… – задумчиво произнес главный. – Я б тебе советовал попросить няню взять девочку на одну ночь к себе. – И он назидательно кивнул, добавляя значимости своим словам.

Нина привела Соню в полседьмого и сразу стала извиняться за опоздание.

– Я надеюсь, вы не волновались! – тараторила она, стоя в коридоре. – Ради бога извините… Мы на вокзале задержались – Сережу провожали…

– Да нет, я не волновался, – сказал Виктор. – Нина, Соня может у вас одну ночь переночевать?

Нина удивленно посмотрела на Виктора. Соня, уже сама разувшаяся, но еще в курточке, тоже обернулась, но на ее личике было больше любопытства, чем удивления.

– Да, можно… – оторопело произнесла Нина.

– Подождите, – Виктор сходил в спальню и вернулся со ста долларами.

– Вот, – он протянул купюру Нине. – Это зарплата и за неудобства…

– А когда ее привести? – спросила Нина.

– Завтра… к вечеру…

Оставшись один в коридоре, Виктор вздохнул. Заметил на линолеуме пола следы от обуви и лужицы растаявшего снега. Взял в туалете тряпку и вытер пол. Потом вернулся на кухню.

– Посидишь со мной до полвторого ночи, – мягко попросил главный. – За мной машина заедет. Я устал – могу заснуть… У тебя карты есть?

Время тянулось удивительно медленно. На улице уже давно стемнело и городская жизнь затихла. Виктор и Игорь Львович записывали пулю с болванчиком. Виктор проигрывал. Главный играл с улыбкой, иногда посматривая на будильник. Время от времени он закуривал очередную сигарету и горка пепла с левого края стола росла. Он ее подравнивал пальцами, словно пытался «вылепить» из пепла маленькую пирамидку.

Ровно в полвторого к парадному подъехала машина. Главный выглянул в окно. Потом произвел рассчеты по игре.

– С тебя девяносто пять баксов, – сказал он и усмехнулся. – Потом отыграешся!

Встал, оделся.

– Пока можешь отдыхать, – сказал он, готовясь выйти. – Пыль уляжется – появлюсь и продолжим работать…

– Игорь, – остановил его Виктор. – А в чем все-таки смысл моей работы?

Главный прищурил глаза, глядя на Виктора.

– В твоих интересах не задавать вопросов, – сказал он негромко. – Можешь придумывать себе все, что угодно. Но запомни – как только тебе расскажут в чем смысл твоей работы, ты – труп… Это не кино. Не потому, что ты слишком много будешь знать. Наоборот. Тебе расскажут обо всем только в том случае, если твоя работа, как впрочем и жизнь, больше не будет нужна…

Главный грустно улыбнулся.

– А вообще я тебе желаю добра. Поверь!

Он открыл дверь – за ней на площадке стоял уже знакомый Виктору «спортсмен». «Спортсмен» кивнул главному и они пошли вниз по лестницу.

Виктор закрыл дверь. Тишина квартиры давила ему на психику. Во рту ощущался горьковатый вкус табачного дыма. Захотелось сплюнуть, убрать с языка этот вкус.

Он вернулся в кухню. Там воздух был еще сильнее пропитан табаком, до потери своей прозрачности. Виктор открыл форточку. Ощутил холод. Но табачная дымка, подсвеченная лампой, даже не колыхнулась, словно воздух остался недвижим не смотря на открытую форточку. Виктор, сдвинув бумаги с подоконника, открыл окно. Холод ворвался в кухню и силой ветра прихлопнул дверь в коридор. Дымка стала рассасываться и постепенно исчезла. Вместе с холодом пришла свежесть воздуха. Виктор не чувствовал ветра, но видел, как он рассыпает по столу пепельную пирамидку, оставленную главным. Рассыпает на мельчайшие пылинки и постепенно скатывает их со стола на пол. Наконец от пирамидки и следа не осталось.

Дверь на кухню открылась и в проеме показался пингвин. Он словно пришел на холод. Подошел к Виктору и задрал голову вверх, глядя на хозяина.

Виктор улыбнулся ему. Потом посмотрел на воздух, проверяя еще раз его прозрачность.

Свет кухонной лампы вдруг резанул по его глазам.

Виктор выключил свет и остался в темноте.

47

Проснулся Виктор около одиннадцати. Проснулся от холода. Вскочил, выбежал на кухню, закрыл окно и форточку и тут же вернулся в спальню.

Полежал одетым под одеялом, немного согрелся. Снова встал.

После горячей ванны и крепкого кофе Виктор почувствовал себя лучше.

Да и тепло уже постепенно возвращалось в квартиру. Припомнился прошедший день. И резолюции на его «некрологах» в сейфе, и авиакассы, и игра в преферанс до полвторого ночи. Все это словно было не вчера, а давно. Все было где-то в далеком прошлом. Только вдруг откуда-то появился слабый запах табачного дыма и снова все происшедшее вчера вынырнуло из прошлого, вынырнуло и стало видимым во всех мельчайших деталях.

А за окном было тихо и морозно. И оттепель опять уступила место зиме.

– Что делать? – думал Виктор, снова держа в руках горячую чашку с кофе. – Работы уже нет и скорее всего не будет. Главный удрал… Деньги пока есть, хотя теперь их на восемьсот долларов меньше… Может, снова приняться за рассказы? А может за роман?..

Виктор попробовал себя отвлечь мыслями о будущей прозе и вдруг ощутил пустоту. Вся его проза была уже точно в далеком прошлом. Настолько далеком, что возникало сомнение – а его ли это прошлое? Или, может, что-то из прочитанного и забытого вдруг показалось частью пережитого самим Виктором?

Он глотнул кофе, вспомнил, что к вечеру Нина привезет Соню.

Реальность побеждала мысли. Впереди – просто продолжение жизни, исполнение долга перед Соней, забота о Мише. Потом – наверно, поиски новой работы…

И продолжающееся одиночество.

Он вдруг подумал о Нине. Что она сказала вчера? Что они были на вокзале. Провожали Сергея. Значит, Сергей все-таки уехал в Москву. Уехал не попрощавшись. Еще один кирпич в стену одиночества, окружающую Виктора.

И снова – Нина. Ее полуулыбка, некрасивые зубы и красивые глаза. Какого они цвета? Нет, Виктор не помнил их цвет.

– Что это я о ней думаю? – Виктор снова посмотрел в окно – свежий мороз выводил узоры на стекле. – Мне скоро сорок и пингвин Миша – самое близкое мне существо… Ему просто некуда от меня уйти. Кроме того, он лишен возможности думать, значит он и подумать об этом не может… Есть еще Соня, которая ничего не понимает, Соня, у которой куча денег и она спокойно говорит: «это мой телевизор!» И это правда ее телевизор. А если мы втроем или даже все вчетвером с Ниной, Соней и пингвином выйдем погулять, кто-нибудь обернется и подумает или скажет: «Какая дружная семья!..»

Виктор грустно улыбнулся. Его воображение рисовало забавные иллюзии, настолько правдоподобные со стороны, что хоть иди в фотосалон и снимай семейный портрет.

48

В шесть вечера Нина привезла Соню. Хотела сразу уезжать, но Виктор остановил ее и попросил с ними поужинать. Он быстро сварил картошки.

Соня закапризничала и ушла из кухни, почти ничего не съев.

Виктор и Нина остались за столом. Они ели молча, украдкой поглядывая друг на друга.

– Сергей надолго уехал? – спросил Виктор.

– Сказал, что на год, – ответила Нина. – Но он обещал летом приехать на пару дней… Мама его здесь осталась… Я теперь ей продукты покупаю…

– А она что, старая? – спросил Виктор.

– Нет, но у нее больные ноги…

Выпили чаю. Нина поблагодарила за ужин и попрощалась до завтра.

Закрыв за ней дверь, Виктор прошел в гостиную. Там работал телевизор, а на диване спала Соня. Она заснула одетой.

– Устала, – подумал Виктор.

Он раздел ее, накрыл одеялом. Подошел к телевизору, чтобы выключить.

Увидел на экране пингвинов, смешно прыгающих с ледяной горы в воду.

Негромко звучал голос комментатора, рассказывающий о животных Антарктиды.

Виктор оглянулся, разыскивая взглядом Мишу. Он стоял у балконной двери. Виктор подошел, поднял его и опустил уже перед телевизором.

Пингвин что-то буркнул.

– Смотри! – прошептал ему Виктор.

Миша, увидев своих собратьев, замер. Уставился на экран.

Минут пять они вместе с Виктором смотрели на прыгающих и ныряющих пингвинов, пока передача не кончилась. Миша вдруг подошел к телевизору и попытался толкнуть его грудью, но толкнул только тумбочку, на которой тот стоял. Правда толкнул сильно, так, что телевизор зашатался.

– Ты что! – шепотом сказал Виктор, придерживая телевизор и оглядываясь на пингвина. – Так нельзя!

Утром позвонили из больницы.

– Ваш родственник умер, – сказал спокойный женский голос.

– Когда? – спросил Виктор.

– Ночью… Тело забирать будете?

Виктор молчал.

– Вы будете его хоронить? – снова раздался из трубки женский голос.

– Да… – произнес Виктор и тяжело вздохнул.

– Мы можем держать его в морге до трех дней, – сказала звонившая женщина. – Пока вы организуете похороны. Не забудьте взять паспорт, когда за ним приедите…

Виктор опустил трубку. Обернулся на Соню – она уже не спала. Лежала на диване под одеялом, сонно смотрела на Виктора.

Часы показывали полдевятого.

– Можешь еще поспать, – сказал девочке Виктор, выходя из комнаты.

В десять пришла Нина. Она была немного простужена и сказала, что они сегодня побудут дома.

– Ты не знаешь, где хоронят ученых? – спросил ее Виктор.

– На Байковом, – ответила Нина.

Одевшись потеплее, Виктор поехал на Байковое кладбище.

В конторе кладбища его встретила пожилая толстая женщина. Она сидела за старым письменным столом в красной шерстяной кофте. Держала в руках очки с толстенными линзами.

Обойдя стоявший посередине комнаты обогреватель, Виктор сел на стул перед женщиной. Она одела очки.

– У меня знакомый умер… – заговорил он. – Ученый…

– Ясно, – спокойно произнесла женщина. – Академик?

– Нет…

– Ну а родственники здесь уже похоронены? – спросила она.

– Не знаю… – ответил Виктор.

– То есть вам нужно отдельное место… – кивнула сама себе женщина.

Потом открыла общую тетрадь, лежавшую на столе, написала что-то на странице и подсунула ее Виктору.

Виктор придвинул тетрадь поближе и увидел «$1000».

– Стоимость места, – понизив голос, сказала женщина. – Сюда входит спецавтобус и копка могилы… Сейчас зима, сами знаете. Грунт мерзлый…

– Хорошо, – согласился Виктор.

– Фамилия покойного? – спросила она.

– Пидпалый.

– Завтра привезете деньги, а послезавтра в одиннадцать – похороны.

Подъедите сначала сюда, я скажу водителю номер участка… Кстати, можете у нас и памятник заказать…

49

Следующий день показался Виктору самым тяжелым в его жизни. Нет, ему не пришлось целый день тратить на организацию похорон. Эмма Сергеевна – так звали распорядителя печальных церемоний на Байковом – четко записала ему на листке бумаге хронологию следующего дня – в 11:00 встретить «ПАЗик» номер 66-17 возле морга Октябрьской больницы. К этому времени похоронный гример – дополнительные сто долларов – подготовит покойника к погрузке.

Покойник будет одет в собственную одежду и будет лежать в «недорогом, но добротном сосновом гробу». Деньги освободили Виктора от суеты, но не сняли с души тяжесть. Возвращаться домой не хотелось – там были Нина и Соня.

Утром он сказал Нине, что у него умер друг. Нина отнеслась к этому с пониманием. Сказала, что не уйдет, пока Виктор не вернется домой.

Но возвращаться домой Виктору не хотелось. Он поехал на Подол.

Просидел в «Бахусе» до закрытия, выпив там три стакана красного вина.

После теплого «Бахуса» он бродил по Подолу пока не почувствовал, что замерзает.

Домой вернулся около девяти.

– Я суп сварила, подогреть? – спросила Нина, заглядывая в глаза Виктору.

Поужинав, Виктор попросил Нину остаться. И она осталась.

Соня спала в гостиной, а в спальне Виктор прижимал к себе Нину. Они лежали, накрывшись двумя одеялами, но Виктору все-равно было холодно.

Только прижимаясь к Нине, он чувствовал тепло. Но ее глаза смотрели на него с жалостью и эта жалость раздражала Виктора. Ему захотелось ей сделать больно. Он еще сильнее прижал ее к себе, чувствуя ее ребра. Но Нина молчала и только смотрела на него с жалостью. Он чувствовал ее руки на своей спине. Она тоже обнимала его, но как-то покорно, без силы, словно не обнимала, а просто держалась за него. Так же покорно она отдалась ему, молча и беззвучно. А он все пытался сделать ей больно, заставить ее вскрикнуть или остановить его. Но вскоре он устал, так и не добившись от нее ни звука. Он снова лежал и обнимал ее уже слабее. Глаза его были закрыты, но он не спал. Он не хотел больше видеть жалость в ее взгляде. Да и было ему теперь за себя стыдно, за свою злость и раздражение, за грубость. И когда он все-таки уснул, она еще долго лежала с открытыми глазами, глядя на него и о чем-то думая. Может быть, о терпении.

Когда он проснулся утром – Нины рядом не было. Виктор испугался, что она ушла и больше не придет. Он встал, одел халат и выглянул в гостиную.

Соня еще спала.

В кухне что-то звякнуло.

Виктор прошел туда и увидел Нину. Она была одета, стояла у плиты.

Варила рисовую кашу.

Виктору хотелось что-то сказать ей, может быть извиниться.

Она обернулась и кивнула ему. Виктор подошел, нежно обнял ее.

– Извини, – прошептал он.

Она потянулась на цыпочках и поцеловала его в губы.

– Тебе когда надо уходить? – спросила она.

– В десять…

50

По дороге «ПАЗик» нещадно трясло. Водитель старался вести автобус помедленнее, но вечно спешащие иномарки сигналили и заставляли его бросать испуганные взгляды в зеркало заднего вида.

Впереди сидели два мужичка интеллигентного вида: один в коротком овчинном тулупе, второй – в черной кожаной куртке. Обоим было около пятидесяти. Один из них был гример, а второй – распорядитель, но кто из них кто Виктор не знал. Появились они одновременно, помогая санитарам морга выносить гроб и просовывать его в заднюю дверцу спецавтобуса.

Виктор сидел сзади, обнимая и одновременно удерживая на сидении Мишу.

Рядом в проходе потрескивал на поворотах заколоченный гроб, оббитый красной и черной тканью.

Иногда Виктор ловил на себе любопытный взгляд мужичков, но, конечно, не он вызывал их любопытство, а Миша.

Заехав на Байковое кладбище, остановились у конторы. Водитель вышел узнать номер участка, а Виктор тем времени успел купить большой букет цветов у одной из стоявших здесь старушек. Потом вернулся в автобус.

Дорога по кладбищенским аллеям оказалась неожиданно долгой. Виктору уже надоело ехать вдоль бесконечных памятников и оградок.

Автобус остановился.

Виктор поднялся, собираясь идти к выходу.

– Еще не приехали! – сказал ему, высунувшись из-за прозрачной перегородки водитель.

– Глянь, глянь, сколько их! Лишь бы не царапнуть! – сказал, заглядывая вперед по ходу автобуса один из мужичков.

Виктор поднялся и тоже посмотрел вперед через лобовое стекло «ПАЗика». Впереди по правой стороне аллеи стояли иномарки, но пространство слева казалось узковатым для автобуса.

– Лучше объеду, – сказал водитель, – от греха подальше!

Он сдал назад, вывернул на другую аллею.

Минут через пять остановились у выкопанной могилы. Рядом с могилой высилась куча коричневой глинистой почвы. Тут же валялись две грязные лопаты.

Виктор вышел. Оглянулся и увидел невдалеке, метрах в пятидесяти толпу людей. С другой стороны к автобусу приближались два кладбищенских труженика в ватных штанах и в ватниках. Оба худые.

– Ну что, ученого привезли? – спросил один из них.

– Вынимайте! – кивнул второй.

Землекопы опустили гроб на землю возле могилы. Один достал моток толстой веревки, примерился к гробу.

Виктор зашел в автобус, взял Мишу на руки и вынес его. Опустил рядом с собой.

Один из землекопов, скривив губы, покосился на пингвина, но тут же вернулся к своему делу.

– Что так бедно? – спросил водителя второй землекоп. – Без музычки?

Водитель шикнул на землекопа и показал взглядом на Виктора.

Землекопы опустили гроб в могилу и оглянулись на человека с пингвином.

Виктор подошел к краю могилы, наклонился, бросил на крышку букет цветов. Потом взял горсть земли и бросил вслед цветам.

Труженики заработали лопатами. Минут через десять они уже «формовали» могилку. А еще через несколько минут Виктор и Миша остались одни. Получив по миллиону купонов, землекопы ушли, напоследок посоветовав разыскать их в мае, «когда могилка осядет». Остальные уехали на автобусе. Водитель предложил Виктору подвезти их до входа, но тот отказался.

Миша неподвижно стоял у могилы, словно о чем-то задумавшись.

Виктор поглядывал на соседние похороны. Они немного раздражали его, мешали своим шумом.

– Странно, – думал Виктор. – Странно оказаться в роли единственного провожающего в последний путь. Где его друзья, родственники? Или он их растерял по дороге и остался под конец один? Наверно, да. Если б не мой интерес к пингвинам – кто бы его сейчас хоронил? Кто и где?..

Морозец щипал щеки. И руки без перчаток мерзли.

Виктор снова оглянулся. Он не знал, как отсюда добраться до выхода, но это его не очень беспокоило.

– Вот, Миша, – вздохнув, сказал он, наклонившись к пингвину. – Вот так люди закапывают своих мертвых…

Пингвин, услышав голос хозяина, повернулся к нему. Посмотрел на Виктора маленькими грустными глазками.

– Ну что, будем искать выход? – спросил сам себя Виктор и еще раз, уже более решительно, оглянулся по сторонам. И увидел человека, идущего к ним со стороны соседних похорон.

Этот человек помахал рукой. Виктор замер в ожидании – больше вокруг никого не было, а значит человек шел к ним.

Подошел – невысокий, бородатый, в куртке-"аляске", на груди – полевой бинокль.

«Странный наряд для похорон» – подумал Виктор, присматриваясь к вроде бы знакомому лицу.

– Извини, – сказал бородатый. – Я сектор проверял, – он дотронулся до бинокля, – смотрю – знакомый зверь! Вот решил подойти. Помнишь, Новый Год на ментовских дачах?

Виктор вспомнил и кивнул.

– Леша, – сказал бородач и протянул руку.

– Виктор.

Они обменялись рукопожатием.

– Друг? – Леша кивнул на свежую могилу.

– Да.

– А мы троих хороним… – грустно произнес он и вздохнул.

Потом присел на корточки перед пингвином. Похлопал его по плечику.

– Здоров, зверь, как дела? – спросил он. Потом поднял голову к Виктору. – Слышь, я забыл, как его зовут…

– Миша.

– Ах, да, Мишаня! Зверь в костюмчике… Красавец!

Леша поднялся с корточек. Обернулся на свои похороны.

– Ты не знаешь, где здесь выход? – спросил Виктор.

Леша посмотрел по сторонам.

– Нет, так не скажу… Если не спешишь, подожди немного, я тебя на машине вывезу… Там уже к концу идет, – он кивнул в сторону похорон. – Попа взяли занудливого… Над каждым по полчаса библию читает… Ладно, ты здесь постой, а я тебе махну, когда все кончится…

Минут через двадцать Виктор заметил в соседней похоронной толпе какое-то движение. Люди начали расходиться. Завелись моторы иномарок.

Виктор всматривался, выискивая взглядом бородатого Лешу, но у него не было бинокля, да и глаза слезились из-за налетевшего морозного ветерка. Наконец он заметил, как кто-то махнул рукой.

– Ну что, Миша, пошли! – сказал он, сделав пару шагов вперед и обернувшись к пингвину. Пингвин неторопливо пошел за ним.

Когда они дошли до трех свежих, заваленных свежими венками могил, возле них стояла на аллее только одна машина – старенький «мерседес».

– Если хочешь, давай я тебя домой отвезу, – предложил Леша, пока они еще ехали по кладбищу. – Нехорошо на поминки первым приходить…

Виктор охотно согласился и через полчаса был уже у своего парадного.

– Возьми мой телефончик, может еще встретимся, – сказал Леша, протягивая свою визитку. – Да и напиши свой, на всякий случай…

Виктор, спрятав Лешину визитку в карман, записал свой номер телефона на странице автомобильного блокнота, на липучке прикрепленного к передней панели.

51

Ближе к вечеру Нина собралась уходить.

– Может, останешься? – попросил ее Виктор. – Что-то вроде поминок сделаем…

Нина кивнула. Вид у Виктора был усталый. В его словах и взглядах чувствовалась неуверенность в себе.

– Иди посиди с Соней, а я что-нибудь придумаю, – сказала она.

Виктор пошел в гостиную, где Соня уже включила телевизор. Нина направилась в кухню.

– Ну что сегодня показывают? – спросил Виктор у Сони, присаживаясь рядом.

– Пятая серия «Эльвиры», – бойко ответила девочка.

Виктор достал из кармана платок и вытер сопли под носом у Сони.

На экране телевизора тянулась долгая рекламная пауза. Что-то мелькало, как в калейдоскопе. Виктор смотрел в пол, не желая утомлять глаза резкими рекламными клипами. Соня «поедала» их с интересом.

Наконец бешеный бег рекламы прекратился, пошли титры сериала и сладкая романтическая музыка расслабляюще полилась с экрана.

– Ты спать не хочешь? – спросил Виктор.

– Нет, – не отрывая взгляда от телевизора, ответила девочка. – А ты что, хочешь?

Виктор не ответил. Латиноамериканская слащавость героев сериала начинала его раздражать. Вникать в происходящее на экране ему не хотелось.

Он обернулся, разыскивая взглядом Мишу, но в гостиной его не было. Виктор прошел в спальню и увидел пингвина там. Он стоял на своей подстилке за темнозеленым диваном. Стоял неподвижно, как скульптура. Виктор присел около него на корточки.

– Ну что ты? – спросил он, прикасаясь к его черному плечику.

Миша посмотрел хозяину в глаза, потом опустил голову и уставился в пол.

Виктор задумался о Пидпалом. Вспомнил, как его брил. Вспомнил и просьбу старика, которую он обещал выполнить. Вспомнил и тут же словно оттолкнул от себя это воспоминание, хотя дрожь все равно пробежала по спине.

– Наверно, я сильно промерз сегодня на кладбище, – подумал Виктор вслед дрожи.

И снова вспомнил старика-пингвинолога, так легко и без позы ожидавшего скорой смерти. «У меня нет неоконченных дел…» – память вынесла на поверхность слова Пидпалого. Виктор мотнул головой, удивляясь этим словам. Пингвин испуганно отшатнулся, отошел на шажок и посмотрел на своего хозяина.

– У меня тоже нет неоконченных дел, – подумал Виктор и тут же виновато сам себе улыбнулся, почувствовав фальш собственной мысли.

Нет, у него были неоконченные дела, но даже если бы их и не было, вряд ли бы он так легко отнесся к приближающейся смерти. «Тяжелая жизнь лучше легкой смерти» – написал он когда-то в своей записной книжке и потом долго гордился этой фразой, произнося ее к месту и не к месту. Потом фраза как-то забылась и вот сейчас, много лет спустя, тоже вынырнула из памяти вслед за потрясшими Виктора словами старика. Два человека, два возраста, два отношения…

Миша, наблюдавший за задумавшимся хозяином, застывшим на корточках рядом с ним, подошел к Виктору и ткнулся холодным носом в его шею. Виктор вздрогнул. Холодная нежность пингвина отвлекла его от мыслей, пробудила.

Он погладил своего питомца, вздохнул и поднялся на ноги. Подошел к окну.

В заоконной темноте горел кроссворд окон дома напротив. В нем было много слов.

Виктор смотрел на эти окна, на эти доказательства обыденности жизни.

Было грустно, но тишина смягчала грусть, успокаивала ее. И спокойствие постепенно охватило Виктора. Странное и немного болезненное спокойствие, похожее на затишье перед грозой. Упершись ладонями в холодный подоконник, а ногами прислонившись к теплой батарее, он стоял и пережидал это спокойствие, ощущая его временность.

Через какое-то время Виктор услышал за спиной мягкое дыхание.

Обернулся и в полумраке комнаты увидел Нину.

– Все готово, – прошептала она. – Соня уже спит, заснула перед телевизором…

Они прошли через гостиную, в которой тускло горел огонек стоявшего в углу торшера.

На кухне пахло чесноком и жаренной картошкой. Закрытая крышкой сковородка стояла на подставке посредине стола.

– Я там у тебя нашла водку… – осторожно произнесла Нина, показывая взглядом на навесной шкафчик. – Достать?

Виктор кивнул. Нина достала бутылку и две стопочки. Потом разложила по тарелкам жаренную картошку с мясом. Сама наполнила рюмки.

Виктор сел на свое место. Нина села напротив.

– Ну как похороны? – спросила она, взяв стопку в руку.

Виктор пожал плечами.

– Тихо, – сказал он. – Никого, кроме нас с Мишей…

– Ну, за упокой! – Нина приподняла стопку перед тем, как поднести ко рту.

Он тоже сделал глоток. Наколол вилкой кусочек мяса. Посмотрел на Нину – на ее щеках появился пьяный румянец, но он только придал ее круглому личику очаровательности.

Виктор вдруг подумал, что ничего о ней толком не знает: откуда она, кто? Ну да, племянница Сергея, но и про Сергея он знал немного, хотя легко с ним сдружился. Ему было достаточно знать о «происхождении» еврейской фамилии Сергея, чтобы почувствовать его. Эта история с фамилией сразу словно поставила Сергея на невидимый пьедестал, на тот уровень, когда восхищение человеком оказывается достаточным для того, чтобы полностью ему доверять.

Виктор сам наполнил стопки и первым поднял свою.

– Ты его хорошо знал? – спросила Нина.

Виктор сначала выпил.

– Кажется, хорошо… – ответил он.

– А кто он был?

– Ученый… работал в зоопарке…

Нина кивнула, но по ее лицу было видно, что ее интерес к покойному на этом закончился.

Они ели и пили. Пили, как и положено, без чоканья. Потом Нина положила грязные тарелки в раковину и поставила чайник.

Пока чайник закипал, она смотрела в окно. Смотрела, скривив губы, словно ощущала боль.

– Ты чего? – спросил Виктор.

– Терпеть не могу этот город… – сказала она. – Все эти толпы незнакомых людей… расстояния…

– Почему? – удивился Виктор.

Нина засунула руки в карманы джинсов. Пожала плечами.

– Мать моя – дура, бросила все, переехала сюда… А я бы никогда сюда не приехала! Лучше всего – это свой дом, садик, все свое…

Виктор вздохнул. Он родился в городе и каких-то особых чувств к деревне не питал.

Вскипел чайник.

Они снова сидели друг напротив друга. Тишина разделяла их. Каждый думал о своем.

Виктору захотелось спать. Он поднялся из-за стола, удивляясь тяжести своих ног.

– Я пойду лягу… – сказал он.

– Иди, я посуду помою, – сказала Нина.

В спальной он забрался под одеяло и сразу заснул.

Проснулся ночью оттого, что ему стало жарко. И, проснувшись, ощутил чужое тепло, тепло лежавшей рядом Нины. Она спала, повернувшись к нему спиной.

Виктор положил руку ей на плечо и снова заснул. Заснул с чувством удовлетворения, словно что-то развеяло его сомнения, словно своей рукой, лежавшей теперь на ее плече он обеспечил замкнутое движение живого тепла между собой и Ниной. Это тепло теперь не беспокоило его сон, оно было его драгоценной собственностью.

52

И снова наступило утро. Виктор проснулся с тяжелой головой. Нины рядом не было. Часы показывали полдевятого.

Пройдя мимо еще спящей Сони, он зашел на кухню. Из ванны донесся плеск воды.

Виктор постоял, прислушиваясь.

Решив сварить себе кофе, подошел к плите и вдруг краем глаза заметил на столе конверт. Взял его в руки – конверт был заклеен, но не подписан.

Виктор разорвал его и вытащил оттуда свернутый лист бумаги и восемь стодолларовых купюр.

"Возвращаю долг. Спасибо. Дела идут на поправку. Скоро вернусь.

Игорь."

Виктор опустил листок бумаги на стол, оставив в руке доллары.

Заглянул в ванную комнату – там под душем стояла Нина. Вода лилась по ее телу, подчеркивая плавность линий. Нина не смутилась, только удивленно посмотрела на Виктора, застывшего в дверном проеме.

– Кто-то приходил? – спросил он.

– Нет, – сказала Нина, глядя на зажатые в его руке купюры.

– А письмо на кухне? На столе?..

– Я еще не заходила на кухню… – Нина пожала плечиками и ее маленькие «яблочные» груди вздрогнули.

Виктор закрыл дверь в ванную и остался в коридоре. Плеск воды отвлекал его, но он все-таки попробовал сосредоточиться. Вспомнил вчерашний вечер – память сохранила все. Даже, казалось, Виктор помнил все, что Нина говорила за столом. Потом он лег спать. И вот утром – чьи-то следы… Нет, не грязь на полу, а следы визита…

Тут Виктор включил свет в коридоре и осмотрел пол, думая, что, возможно, на полу он тоже увидит следы ночного гостя или гостей. Но пол был чист.

Вернувшись на кухню, Виктор сварил себе кофе и присел за стол.

Вспомнил, как перед новым годом обнаружил записку от Миши и подарки. Все происходило так же – кто-то ночью зашел и оставил, в этот раз кто-то оставил письмо от главного… «Дела идут на поправку…» – написал главный. Значит, скоро снова будет работа? Значит он скоро увидит Игоря Львовича. Увидит и спросит, что это за почтовая служба, у которой есть ключи от его квартиры?

– Ключи… – подумал Виктор.

Поднялся, вышел в коридор и проверил дверь – закрыта. Вернулся.

Мысль о замене замка его успокоила. Замки уже давно были ходовым товаром. Можно было купить замок с сигнализацией, с кодом, с электрическим блокиратором… Можно будет купить даже два замка с секретами, которые будут надежно охранять его квартиру, его личную жизнь и сон…

Успокоившись, он сварил кофе для Нины и уже выносил его в коридор, когда столкнулся с ней в дверях. На Нине был его халат.

– А я как раз тебе кофе сварил, – сказал он.

– Спасибо, – улыбнулась Нина, взяла чашечку и села за стол.

– Витя, – она посмотрела на него полусерьезно-полупросительно. – Я хотела сказать… – она замялась, словно подбирая слова. – Ну насчет нас… Как-то получилось, что мы с тобой вместе…

И она замолчала.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Виктор. Возникшая пауза заставила его занервничать.

– …я про зарплату… – наконец продолжила Нина. – Мне очень важно получать деньги… за Соню…

– Конечно, будешь получать… – удивился Виктор. – А почему ты подумала об этом?

Нина пожала плечиками.

– Понимаешь, как-то неловко, ведь мы с тобой теперь как бы… вместе.

И одновременно я у тебя работаю…

Виктор снова почувствовал тяжесть в голове, тяжесть, которая только-только исчезла после первой чашки кофе.

– Все в порядке, – сказал он Нине, но на его лице уже не было улыбки.

– Не беспокойся… Это не я тебе плачу, это деньги Сони… ее отца…

Нина сидела, сама смутившись от разговора. Смотрела на стол перед собой, на чашку с кофе.

– Успокойся, – Виктор поднялся, подошел к ней и погладил ее мокрые волосы. – Все в порядке…

Она кивнула, не глядя на Виктора.

– Я сегодня приду поздно, – сказал Виктор. – Никому не открывай. А это тебе вперед… – он положил перед ней две зеленых сотки и вышел из кухни.

53

Побродив недолго по городу, Виктор сел на метро и приехал в Святошино. Февраль после нескольких, видимо случайных оттепелей, снова засуровел. Светило солнце, сверкал под ногами снег и руки мерзли в карманах короткой дубленки. Правая рука сжимала в ладони холодную связку ключей от квартиры Пидпалого.

Дорога от метро до дома, где жил старик, заняла в этот раз минут десять – видимо холод подгонял Виктора. Не мешкая перед дверьми, Виктор быстро вошел в квартиру. Постучал ногами по полу в коридоре, струшивая с сапог снег. Прошел на кухню. Там было чисто и только воздух – одновременно сырой и спертый – сразу напомнил о том дне, когда вызванная Виктором скорая увезла отсюда Пидпалого. Увезла навсегда.

Воздух защекотал в ноздрях и Виктор чихнул.

– Лучше было бы ему умереть дома, – подумал он, глядя на старую кухонную мебель, на остановившиеся настенные часы, на терракотовую пепельницу на подоконнике, которую старик видно никогда не использовал, то ли забыв о ней, то ли из бережливости.

Прошел в комнату. Вокруг широкого круглого стола так же стояли старые стулья. Люстра с пятью матовыми плафонами свисала с середины потолка.

Напротив входа в комнату стоял комод, на котором ближе к стенке громоздились друг на друге три книжные полки. Фотографии и газетные вырезки заслоняли корешки книг. На стенах тоже висели фотографии в рамках – от них веяло прошлым. Вся обстановка квартиры принадлежала другой эпохе.

Виктор вспомнил квартиру своей бабушки, воспитывавшей его после того, как его родители развелись и разъехались в разные стороны. Та квартира в старом доме на Тарасовской тоже была в чем-то старомодной, но тогда Виктор об этом не задумывался. Там тоже стоял комод, только поменьше этого. На комоде – стеклянная горка, где бабушка выставляла напоказ свою гордость – фарфоровые вазы, которыми ее награждали на работе за очередные достижения.

Этих ваз было пять или шесть и на каждой из них аккуратно, золотыми чернилами были выведены ее фамилия и инициалы, дата и краткое объяснение «за что». И такие же фотографии в рамках – та же эпоха, то же недавнее, но такое уже далекое прошлое, прошлое страны, которой уже нет.

Виктор подошел к комоду. На фотографиях, заслонявших корешки книг, узнал Пидпалого – вот Пидпалый с какой-то женщиной на фоне пальм – и внизу надпись «Ялта, лето 1976 г.» Виктор всмотрелся в фотографию – Пидпалому на ней было лет сорок – сорок пять, и женщине с завитыми волосами видимо столько же. На другой фотографии Пидпалый стоял один на краю бассейна, из которого выглядывала голова дельфина. «Батуми, лето 1981» – подсказывала подпись внизу.

Прошлое верило в даты. И жизнь каждого человека состояла из дат, придававших жизни ритм, ощущение ступенчатости, словно с высоты очередной даты можно было оглянуться и, посмотрев вниз, увидеть само прошлое. Ясное, понятное прошлое, поделенное на квадраты событий и линии дорог.

В этой квартире, не смотря на присутствие в воздухе книжной сырости – может из-за первого этажа, Виктор почувствовал себя уютно и защищенно. Эти стены с полинявшими обоями, покрытые пылью плафоны люстры и ряды фотографий словно загипнотизировали его.

Он сел за стол. Опять вспомнил бабушку, Александру Васильевну, когда была она уже старой и выходила с табуреткой посидеть на улице около парадного. «Не дай бог лежать мне парализованной, – говорила она. – Я тебе всю жизнь испорчу, и жены у тебя не будет!» Виктор тогда смеялся, но бабушка, не смотря на всю свою дряхлость, выведала у соседей телефон квартирного маклера и уже через пару месяцев у Виктора была новая двухкомнатная квартира, а бабушка переехала в однокомнатную хрущовку на первый этаж. И уже в ней умерла, тихо и незаметно. Хоронил ее «Собес», а соседи, собрав по три рубля, купили венок. Обо всем этом Виктор узнал полгода спустя, вернувшись из армии.

Захотелось чаю и Виктор прошел на кухню. За окошком уже темнело. Он включил свет и услышал, как забурчал старый холодильник. Удивленный, Виктор открыл холодильник и заглянул внутрь. Позеленевшая колбаса и открытая банка сгущенного молока. Он достал банку. Нашел в кухонном пенале пачку чая, заварил.

К ощущению уюта, чужого уюта, примешалась тревога. Виктор пил чай и заедал его сгущенкой, затвердевшей от времени. С улицы доносились то разговоры проходивших под домом людей, то шум проехавшей машины.

В горле почему-то першило и Виктор налил себе вторую чашку чая. Выпил и вернулся в комнату. Включил там свет. Заглянул в кабинет, заставленный книжными шкафами и полками. Подошел к письменному столу. Зажег настольную лампу – тоже старую, на мраморной ножке. Сел на стул, обитый черной кожей.

На столе лежали какие-то тетради, записные книжки. Возле лампы Виктор заметил толстый ежедневник и взял его в руки. Пролистал – на страницах метался бисерный спешащий почерк, вразброс лежали бумажки-закладки.

Ежедневник сам раскрылся на одной такой закладке – вырезке из газеты.

Виктор придвинулся поближе к лампе. В вырезке сообщалось о том, что Великобритания подарила Украине Антарктическую станцию. В конце информации ее автор обращался за помощью к потенциальным спонсорам, без денег которых невозможно было отправить украинских ученых в Антарктиду. Тут же приводился телефон для справок и номер банковского счета для спонсорской помощи.

– Зачем Украине Антарктида? – подумал Виктор и пожал плечами.

На этой же странице заметил какую-то квитанцию о почтовом переводе.

Поднес к глазам и ошалел – Пидпалый отправил на этот «антарктический» счет пять миллионов купонов – должно быть все свои сбережения…

Отложив квитанцию и вырезку из газеты на стол, Виктор всмотрелся в записи старика, но смог разобрать только отдельные слова – почерк Пидпалого словно кодировал его записанные мысли, делая их недоступными постороннему.

Опять Виктор ощутил тревогу. И кончики пальцев зачесались, словно от прикосновения к чему-то непонятному, необъяснимому.

Виктор помнил о своем обещании старику. Помнил, но не хотел сейчас об этом думать. И хотя он пришел сюда, не думая о причине, но ведь именно это обещание и привело его в квартиру Пидпалого. И холодные ключи в ладони, спрятанной от мороза в кармане – они вели его сюда, как компас.

И вот он сидел среди вещей и бумаг, которые уже никому не принадлежали. Среди целого мира, оставшегося без своего создателя и хозяина. Старик не хотел, чтобы к этому миру прикасались посторонние, он не хотел, чтобы кто-то видел разрушение этого маленького уютного мира, календарь которого словно запаздывал на три – четыре десятка лет.

Виктор тяжело вздохнул. Ему захотелось вдруг что-то забрать на память, выдвинуть ящики письменного стола, открыть комод, искать что-то, чтобы это что-то забрать себе. Вроде бы спасти. Но застывшая целостность и неподвижность этого маленького мира останавливала его. И он сидел, оцепенев, за столом. Сидел и смотрел на газетную вырезку и почтовую квитанцию, на ежедневник и другие тетради, лежавшие рядом.

Уличный шум затих и тишина улицы, объединившись с тишиной квартиры, словно пробудили его. Он взял газетную вырезку и сунул в карман дубленки.

Провел взглядом по стенам кабинета, но больше ни к чему не притронулся. Сходил на кухню и взял с газовой плиты спички. В стенном шкафчике в коридоре нашел бутылку оцетона и вернулся в кабинет. Стараясь ни о чем не думать, он разбрызгивал оцетон на книги, стоявшие на нижних полках, на пачку старых газет под письменным столом. Потом взял полпачки этих газет и отнес в комнату, где положил их под обеденный стол. Туда же бросил белую в чайных пятнах скатерть. Потом прошелся, дотрагиваясь спичечными огоньками до газет, до всего, что могло привлечь пламя. Огонь уже шипел в кабинете и в комнате, но был он слишком слабый, чтобы наброситься со всей своей яростью на обреченный мир вещей. Виктор нашел в комоде пачку простыней, наволочки, полотенца и все это бросил в огонь.

Бросил туда и плащ Пидпалого, висевший на вешалке в коридоре.

В воздухе заметались черные пылинки. Воздух согрелся и стал медленно кружиться по комнате, наполняясь дымом и искорками огня. Виктор отступил в коридор.

Треск огня становился все громче. Пламя уже пробивалось через столешницу и лизало ноги стола.

Виктор нащупал в кармане ключи от квартиры Пидпалого. Отошел к двери, потом быстро вернулся и выключил свет в комнате. Огонь сразу побагровел, стал красивее и страшнее.

Выйдя на площадку, Виктор закрыл за собой двери на ключ.

На улице он обошел дом и остановился напротив окон квартиры старика, наблюдая за поднимавшимися к потолку комнаты языками пламени. Взгляд его ушел вверх, на второй этаж. Свет там не горел – люди или спали, или еще не пришли домой.

Виктор снова посмотрел на окно, за которым плясало пламя.

– Ну все, – думал он, – обещание выполнил…

А пальцы рук дрожали и холод толкал в спину.

Обернувшись, Виктор увидел на углу соседнего дома телефон. Подошел, вызвал пожарных.

Донесся звон стекла, словно огонь пробивал себе выход наружу.

Какая-то женщина закричала. А минут через пять зазвучали приближающиеся сирены пожарных машин.

Когда две машины подъехали и пожарники засуетились, разматывая шланги и перекрикиваясь, Виктор последний раз посмотрел в сторону обреченного пламени и неспеша пошел в сторону метро.

На языке ощущался привкус дыма. Легкие снежинки опускались на лицо Виктора и тут же, не успев расстаять, отлетали в сторону – холодный ветерок помогал им добраться до земли.

54

– От твоих волос пахнет костром, – сонно прошептала Нина, когда Виктор, ненароком разбудив ее, забрался под одеяло.

Что-то буркнув в ответ, он повернулся к ней спиной и тотчас заснул, словно придавленный усталостью.

Проснулся около десяти. Услышал, как рядом Соня разговаривала с пингвином. Повернулся.

– Соня, – сказал он. – А где тетя Нина?

– Ушла, – девочка обернулась. – Мы позавтракали, а потом она ушла. Мы тебе там оставили покушать…

На кухонном столе Виктор обнаружил два вареных яйца и записку, придавленную солонкой.

«Привет. Не хотела тебя будить. Я сегодня помогу маме Сережи по хозяйству – надо сделать покупки и постирать белье. Как закончу – сразу вернусь. Целую, Нина.»

Виктор покрутил в руках записку. Дотронулся до яиц – холодные.

Сделал себе чаю и позавтракал.

Вернулся в спальню.

– Ты Мишу кормила? – спросил он Соню.

Соня обернулась.

– Да, он сегодня две рыбы съел, но все равно какой-то скучный! Дядь Витя, почему он такой скучный?

Виктор присел на диван.

– Не знаю, – сказал он, пожав плечами. – Мне кажется, что веселые пингвины бывают только в мультфильмах…

– А в мультиках все звери веселые, – махнула ручонкой Соня.

Виктор присмотрелся к девочке, заметил на ней новое платьице изумрудного цвета.

– У тебя новое платье? – спросил он.

– Да, Нина подарила. Мы с ней вчера гуляли и в магазин зашли… Там она его мне и подарила. Красивое, да?

– Да.

– Пингвину тоже нравится, – сказала она.

– А ты его спрашивала?

– Да, спрашивала… – ответила девочка. – Но он ведь скучный… Может ему здесь плохо?

– Наверно, плохо, – согласился Виктор. – Он ведь холод любит, а тут тепло…

– А может его в холодильник?.. – предложила Соня.

Виктор посмотрел на стоявшего рядом с девочкой Мишу. Пингвин покачивался на лапах, было видно, как вздымается его грудка от дыхания.

– Нет, не надо его в холодильник, – сказал Виктор. – В холодильнике ему будет тесно. Понимаешь, Соня. Ему, наверно домой хочется, а дом у него очень далеко.

– Совсем-совсем далеко?

– Да, в Антарктиде.

– А где Антарктида?

– Представь себе, что земля круглая. Представила?

– Как шарик? Представила.

– Так вот, мы стоим на вершине шарика, а пингвины живут внизу шарика, почти под нами…

– Кверх ногами? – хихикнула Соня.

– …да, – Виктор кивнул. – В каком-то смысле кверх ногами… Но когда они думают о нас, им кажется, что мы живем кверх ногами…

Понимаешь?

– Да! – громко заявила Соня и перевела взгляд на Мишу. – Понимаю! А я могу сама кверх ногами стоять!

И она попробовала стать на голову, опираясь спинкой на боковину дивана, но не удержалась и упала.

– Нет, у меня получается! – сказала она, снова усаживаясь на ковер. – Это после завтрака, я ведь теперь тяжелее…

Виктор улыбнулся. Первый раз он так легко и без внутреннего раздражения разговаривал с Соней. Первый раз за все эти несколько месяцев.

Ему показалось это странным. Ведь он не переставал чувствовать Соню чужой и как бы случайной в своей жизни. Ему ее словно подбросили, а он оказался слишком добрым, чтобы отвести ее куда-нибудь, куда приводят подброшенных детей. Нет, конечно, это было не совсем так. Какой-то странный долг руководил им по отношению к Соне. Миша-непингвин, которого он и знал-то едва ли, доверил ему свою дочь в момент, когда ему грозила опасность. Он бы и забрал ее наверняка, будь он жив. Но теперь забирать ее было некому.

Миша ни разу не упомянул про ее мать. А потом его друг-враг Сергей Чекалин пытался отобрать ее у Виктора. Но пытался как-то вяло и ненастойчиво. И ушел, не попрощавшись и не настаивая… И вот Соня прижилась в его квартире, особенно не беспокоя его и не надоедая. Правда в этом была уже заслуга Нины, Нины, которая, конечно, не появилась бы здесь, если б не было Сони… И тогда жили бы они вдвоем с Мишей по-прежнему, не плохо и не хорошо, а так, обыденно.

Около трех пришла Нина. После Сережиной мамы она еще раз прошлась по магазинам и теперь выкладывала на кухонный стол из хозяйственной сумки детские сырки, сосиски, творог…

– Знаешь, – сказала она, увидев вошедшего на кухню Виктора. – Сережа звонил из Москвы. У него все в порядке…

Она поцеловала Виктора.

– А ты еще костром пахнешь! – сказала и улыбнулась.

55

Прошло несколько дней. Однообразных и тихих. Единственное, что Виктор сделал за это время – поменял два замка на двери. Сам купил и сам поменял.

Чувства удовлетворения хватило на несколько часов, а потом снова стало скучно. Надо было что-то делать, но делать было нечего. И писать не хотелось.

– Дядь Витя! – крикнула утром восхищенная Соня, стоя у балконной двери. – Сосульки плачут!

Снова пришла оттепель. Пора бы уже – начало марта.

Виктор ждал весну, словно тепло могло решить все его проблемы. Хотя, когда он задумывался о своих проблемах, то понимал, что и проблем-то как таковых почти нет. Деньги пока есть, тем более, что главный неожиданно вернул долг с помощью загадочной «ночной почты». А на шкафу в сумке рядом с пистолетом лежит еще толстенная пачка стодолларовых банкнот, и хотя это деньги Сони он, как ее неофициальный опекун, имеет моральное право на какую-то их часть.

Нина по-прежнему целыми днями возилась с Соней, то дома, то на улице, оставляя Виктора наедине с собой. Но ночь снова объединяла их и Виктор, понимая, что никакая это не любовь и не страсть, но все-таки ждал очередной ночи, ждал телом и руками. Обнимая Нину, лаская ее и занимаясь с ней любовью, он забывался. Тепло ее тела казалось той самой весной, которую он с нетерпением ждал. А потом, глубокой ночью, когда она уже спала, тихо посапывая во сне, он лежал с открытыми глазами и с каким-то странно-уютным ощущением устроенного быта. Он лежал и думал, что все у него есть, все для нормальной жизни. Жена, ребенок, домашний зверек пингвин. И хотя искусственность объединения всех четверых в одно целое была ему очевидна, но он отбрасывал эту очевидность ради чувства уюта и временной иллюзии счастья. Хотя кто знает, может это счастье не было таким иллюзорным, каковым его изображали утренние здравые мысли Виктора. Но что ему за дело было ночью до утренних мыслей. Само чередование ночного счастья и утреннего здравомыслия, постоянность этого чередования словно доказывали, что он был и счастлив, и здравомыслящ одновременно. А значит все было в порядке и жизнь стоила жизни.

Неожиданный телефонный звонок застал его в кухне – он как раз вытаскивал из морозильника завтрак для пингвина. Бросив порезанную на куски рыбину в миску, Виктор прошел в гостинную и снял трубку.

– Приветствую! – прозвучал знакомый ему голос. – Как жизнь?

– Нормально.

– Я уже в Киеве, – сказал голос и Виктор сразу понял – это был главный. – Можешь считать свой отпуск оконченным…

– Так что, мне подъехать в редакцию? – спросил удивленный Виктор.

– Зачем же тратить время? Я пришлю курьера. Отдашь ему готовые тексты, а он тебе новую работу передаст. Ты будешь дома?

– Да.

– Ну вот и славно! Кстати, хоть ты и не член профсоюза, но отпуск у тебя был оплаченный! Пока!

Виктор варил кофе и радовался тишине в квартире – Нина с Соней уехали в Пущу-Водицу искать подснежники. В этой тишине можно было теперь присесть за стол с чашечкой кофе и спокойно подумать обо всем. В этой тишине можно было бы даже сидеть и не думать, а просто пить кофе, сосредотачиваясь на его вкусе и не подпуская близко к себе никакие мысли, способные нарушить состояние покоя души.

Но усевшись за стол и пригубив крепкий кофе, он тотчас почувствовал волнение.

Миша уронил кусок рыбы и Виктор нервно вздрогнул, отогнулся вправо, посмотрел на пингвина.

Вкус кофе отодвинулся на второй план. Волнение наростало. Нервные, испуганные мысли одолевали его вопросами.

Что теперь? Снова «крестики»? Снова подчеркнутые красным факты биографий людей, не знающих о том, что их «некролог» уже в работе? Редкие кофепития в кабинете у главного? Его доброе отношение к Виктору, дрожащие округлые буквы его почерка? Его письменная лаконичность, приверженность к одному единственному слову «отработан», аккуратно выведенному многократно на оригиналах «крестиков», уже сообщивших читателям газеты о закончившейся жизни очередного человека, заслужившего расширенный некролог?

Новый жанр, жанр изобретенный Виктором был жив. В отличие от многих героев этого жанра. Но Виктор уже не ощущал потребность в славе, он уже давно не хотел кричать: «Это я написал!». Его вполне устраивала анонимность «Группы Товарищей».

Он чувствовал, что в этой Группе он не одинок. Главный тоже был одним из Товарищей этой группы. Кто-то еще был членом Группы, может быть даже главным Товарищем. Этот кто-то одобрял «крестики», размашисто расписываясь поверх текста Виктора. Но что он одобрял, Виктору теперь было не совсем ясно. Одобрял ли он текст или же героя текста? И эти даты, очевидно определявшие день публикации некролога, но явно проставленные когда герои некролога были еще живы? Плановое хозяйство смерти?

Нет, понимал Виктор, этот некто одобрял не качество текста, не его философские отступления и удачные подачи неожиданных жизненных поворотов героев. Некто одобрял самих героев, определяя сколько им осталось жить. И главный редактор играл во всем этом процессе неожиданно мелкую роль. Он сам был своего рода смесью курьера и автобусного контролера. И хотя в его обязаности наверняка входила публикация «крестиков» в указанный день, но и эта роль не казалась теперь Виктору особенно значительной. Как и его собственная роль, которую он все-таки до конца не понимал.

Вопреки логическому движению мыслей, неожиданное воспоминание вдруг отвлекло Виктора и бросило его в дрожь. И хотя он, казалось, уже почти понимал происходящее, но это воспоминание словно отбросило его назад, оттолкнуло от попытки решить уравнение с одним неизвестным и двумя известными.

Он вспомнил последние слова главного, сказанные им в ответ на любопытство Виктора. Той ночью, когда Игоря Львовича внизу ждала машина, чтобы отвезти в аэропорт.

«Тебе расскажут обо всем только в том случае, если твоя работа, как впрочем и жизнь, больше не будет нужна…»

Тогда Виктору казалось, что он прощается с главным навсегда. И как-то естественно думалось, что и его работе пришел конец, хотя неожиданная загадка, обнаруженная им в сейфе у главного, все равно его тревожила. Но уже на следующий, кажется, день, эту загадку словно само время отодвинуло куда-то в прошлое. И возникшее в воображении Виктора расстояние времени между уже прошлой загадкой и самим собой, перешагнувшим через очередную линию своей жизни, будто бы притупило его интерес к этой тайне, соавтором которой он очевидно был. «Лучше ничего не знать, но быть живым. Особенно, когда все уже в прошлом.» – думал тогда он.

И вот оказалось, что никакое это ни прошлое. И все продолжается. И он должен продолжать работать, обращая особое внимание на строчки, подчеркнутые красным карандашом.

– Стоит ли пытаться узнать, что происходит? – думал теперь он. – Стоит ли? Стоит ли рисковать своим пусть даже странным, но все-таки уютом, своим спокойствием? Ведь все равно придется писать эти «крестики», придется быть нужным, чтобы оставаться живым.

Снова вспомнилась та последняя фраза главного.

Нет, решил Виктор, черт с ним, но гораздо спокойнее не думать обо всем этом.

Он взял с подоконника папку с давно уже готовыми «крестиками» на военных. Просмотрел фамилии и тексты.

"Какая мне разница, что произойдет с этими генералами, – подумал он.

– Какая мне разница на какое число кто-то неизвестный запланирует их смерть с последующей публикацией некролога? Некролога, прочитав который можно подумать, что покойный честно заслужил свою смерть?…"

Если его жизнь так зависит от работы, то пускай эта работа продолжается. И тогда может действительно лучше всего просто как бы отодвинуться от происходящего. Нет, не делать никаких глупостей, не попытаться исчезнуть, затеряться в каком-нибудь другом городе, а поступить гораздо проще. Воплотить в жизнь мечту Нины – купить в селе домик, перебраться туда и счастливо жить там вчетвером. Писать эти «крестики» и отправлять их в город, как в какую-то другую страну, страну, в которой далеко не все в порядке.

Виктор все еще был поглощен своими мыслями, когда пингвин, положив голову ему на колено, заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на Мишу, погладил его.

– Хочешь в деревню? – негромко спросил он пингвина и сам как-то горько улыбнулся – настолько нереальными показались ему все эти мечты.

56

И вот, словно действительно вчера закончился отпуск, Виктор сидел за печатной машинкой и попивая горячий кофе смотрел на с трудом выстраивающийся текст нового «крестика». Вторую половину кухонного стола занимала Соня, разложив там свои карандаши и фломастеры. Нина куда-то ушла утром, даже не оставив записки, но Виктора это не беспокоило. «Наверно, ненадолго», – решил он.

В папке с новыми материалами, которую принес вчера вечером курьер, кроме досье на нескольких представителей Министерства здравоохранения Виктор нашел конверт с отпускными. По крайней мере именно это единственное слово было напечатано на бумажке, вместе с пятьюстами долларами найденной им в конверте. Деньги немного подняли творческий дух Виктора, но все равно дело продвигалось страшно медленно. Слова не выстраивались в «боевой порядок», предложения рассыпались и Виктор нервно забивал их «иксами» и строил новые.

– Похоже? – спросила вдруг Соня, показывая свой рисунок.

– А что это? – Виктор присмотрелся.

– Это – Миша! – сказала Соня.

Виктор отрицательно замотал головой.

– Больше похоже на курицу… – задумчиво проговорил он.

Соня насупилась, посмотрела сама на рисунок и бросила его на пол.

– Не сердись! – попросил ее Виктор. – Надо учиться рисовать с натуры…

– А как это?

– Очень просто: садишся напротив Миши, смотришь на него и рисуешь.

Тогда будет похоже.

Соне понравилась эта идея и она, собрав все карандаши и фломастеры и взяв у Виктора еще несколько листков бумаги, пошла искать Мишу.

Виктор вернулся к тексту. С грехом пополам закончил первый «крестик» и потер руками виски. Видно отвык он уже от этой работы.

В коридоре хлопнула дверь.

«Нина», – понял Виктор и посмотрел на будильник, стоявший на подоконнике.

Почти полдень.

Через минуту Нина зашла на кухню.

– Привет! – она почему-то радостно улыбалась.

Виктор не видел особенных причин для ответной радости.

– Привет, – довольно сухо сказал он.

– Ты ничего не замечаешь? – спросила Нина.

Виктор осмотрел ее. Те же джинсы, знакомый свитерок. Все то же.

Он пожал плечами, посмотрел ей в лицо с недоумением во взгляде и вдруг что-то действительно остановило его внимание. Что-то заставило его пристальнее всмотреться в лицо, в улыбку Нины.

– Ну что? – торопила она, улыбаясь.

– Зубы? – удивленно произнес Виктор.

Действительно, улыбка обнажила красивые белые зубы, никакой желтизны.

Словно девушка, рекламирующая зубную пасту.

Виктор сам улыбнулся.

– Наконец-то увидел, – сказала довольная Нина и, подойдя, чмокнула Виктора в щечку. – Целый месяц пришлось ждать, – сказала она. – Там где без очереди, там четыреста долларов хотели, а так я за восемьдесят сделала…

– Нина, Нина! – забежала на кухню Соня с листком бумаги в руках. – Посмотри! Я Мишу нарисовала!

И она показала Нине рисунок. Нина опустилась на корточки, посмотрела на рисунок и погладила Соню по головке.

– Молодец! – сказала она. – Мы его в рамку и на стенку повесим!

– Правда? – обрадовалась Соня.

– Конечно! Чтобы все на него смотрели!

Виктор тоже присмотрелся к рисунку. Что-то там, конечно, от пингвина было.

– Ладно! – Нина поднялась с корточек. – Кажется, сегодня мы все заслужили вкусный обед! Освобождайте кухню!

Соня понесла свой рисунок в комнату, а за ней следом вышел Виктор.

– Она уже совсем, как хозяйка тут распоряжается, – подумал он, но при этом нисколько не рассердился. Скорее эта мысль даже обрадовала его.

57

За окном накрапывал первый весенний дождик. Снег во дворе дома уже почти расстаял и только под кустами еще можно было видеть его смерзшиеся комки. Но это уже были обреченные остатки зимы. Пройдет еще несколько дней и свежие зеленые травинки выползут из прогревшейся земли.

Виктор сидел за кухонным столом, повернувшись к окну. Рядом остывала чашка чая, а он, забыв о ней, смотрел во двор. Не смотря ни на что, он с нетерпением ждал весеннего тепла. И хотя вряд ли оно могло изменить его жизнь, но какая-то смутная и ничем не оправданная надежда заставляла его улыбаться, замечая острые лезвия солнечных лучей, пробивающиеся через слабые тучи и облака.

На столе лежала папка с уже законченными текстами очередных «крестиков». Можно было уже звонить главному и докладывать ему о сделанной работе, а можно было подождать еще денек, оттягивая работу над следующей партией досье на попозже.

– Интересно, – подумал Виктор, отвлекшись от дождя. – Кем окажутся герои следующих некрологов?.. Космонавтами? Подводниками?

Он уже привык, что получаемые им для работы досье объединяли людей уже объединенных общими интересами или профессией. Военные, работники Минздрава, депутаты парламента… И это уже не казалось ему странным.

Давно была забыта тетрадь, которую он завел только начав свою работу – главный как-то сказал ему, что больше никакой самодеятельности при выборе героев не допустит. И с тех пор Виктор перестал читать газеты, перестал выискивать в них фамилии Очень Важных Персон. Теперь он работал исключительно над «полуфабрикатами», над подробными досье. Это было и легче, и подозрительнее. И чем больше он работал, тем больше подозрений у него возникало, пока они не превратились в полную уверенность, что все это дело с «крестиками» – часть явно криминальной операции. Но эта уверенность никак не повлияла на его ежедневную жизнь и работу. И хотя не думать об этом он теперь не мог, но и думалось ему с каждым днем легче, тем более, что он реально осознавал всю невозможность изменить свою жизнь. Раз уже оказался в такой упряжке – надо тянуть лямку до конца. И он ее тянул.

В комнате зазвонил телефон, а через мгновение в кухню заглянула Нина.

– Витя, тебя!

Виктор зашел в гостиную, поднял трубку.

– Алло, Витя? – спросил незнакомый мужской голос.

– Да.

– Это Леша, помнишь? Я тебя с кладбища подвозил…

– А-а, привет. – Сказал Виктор.

– Есть очень важное дело… Я подъеду минут через двадцать к твоему парадному. Увидишь, что машина внизу – выйдешь!

– Кто это? – спросила Нина, глядя на Виктора, застывшего в недоумении, все еще сжимая трубку в руке.

– Знакомый… – сказал он.

– А мы с Соней учимся читать, – сказала Нина. – Да, Соня?

– Да, – подтвердила девочка, сидевшая на диване с книжкой в руках.

Услышав подъехавшую к парадному машину, Виктор оделся и спустился вниз.

– Садись! – пригласил его внутрь Леша.

Хлопнула дверца. В машине было холодно.

– Как там зверь? – с подчеркнутой дружелюбностью спросил Леша, поглаживая свою бороду.

– Нормально, – ответил Виктор.

– Тут такое дело, – поменяв выражение лица на серьезное, продолжил Леша. – Я хотел тебя со зверем пригласить на одно дело… Не очень веселое, но… Во всяком случае не бесплатно.

– Какое дело? – сухо поинтересовался Виктор.

– У моих друзей шеф погиб. Завтра похороны. Ну знаешь, серьезные похороны. Гроб с бронзовыми ручками – за полторы штуки. Я им как-то про твоего пингвина рассказывал и они вот вспомнили… Они тебя и приглашают с ним на похороны.

– Зачем? – удивился Виктор, посмотрев Леше в лицо.

– Как тебе объяснить… – Леша поджал в раздумьи нижнюю губу. – Во всяком деле должен быть стиль… Они просто подумали, что похороны с пингвином – это стиль… Как бы по самому высокому классу. Он ведь сам по себе траурный, черно-белый… Понимаешь?

Виктор слушал Лешу и хоть он понимал, о чем тот говорил, но все это казалось ему похожим на глупую шутку. Он еще раз пристально посмотрел Леше в глаза.

– Ты серьезно? – спросил он, хотя выражение лица Леши было более, чем серьезным.

– А штука баксов за прокат пингвина – это несерьезно? – Леша напряженно улыбнулся.

– Мне это не очень нравится, – признался Виктор, окончательно удостоверившись, что Леша не шутит.

– Честно говоря, у тебя нет выхода, – сказал бородач. – Нельзя отказываться – друзья покойного могут обидеться… Не создавай себе проблемы. Я завтра заеду к десяти.

Виктор выбрался из машины. Проводил ее взглядом, пока она не исчезла за домом напротив, свернув в сторону дороги.

Вернувшись домой, он закрылся в ванной. Пока набиралась вода – стоял перед зеркалом и смотрел на себя, как на фотографию, которую хотел запомнить.

58

На следующий день они ехали в старой лешиной иномарке на Байковое кладбище. Леша сидел впереди, Виктор с Мишей – на задних сидениях. Ехали молча.

На въезде на кладбище их машину остановил парень в пятнистой военной униформе. Он наклонился со стороны водителя, кивнул Леше и махнул рукой, мол проезжай.

Мимо машины проезжали памятники и оградки. Виктор чувствовал себя паршиво.

Впереди показался застывший кортеж иномарок, перекрывший аллею.

– Придется немного пешком пройти, – сказал, обернувшись, Леша.

Он достал из бардачка бинокль, повесил себе на грудь и выбрался из машины.

Небо над кладбищем было безоблачное. Светило солнце и в воздухе звенели не к месту веселые птичьи трели. Виктор осмотрелся.

Потом они шли неспеша вдоль новеньких крутых иномарок вперед, туда, где уже толпился народ в ожидании похорон.

– Зачем тебе бинокль? – спросил на ходу Виктор.

Леша обернулся – он шел немного впереди.

– У каждого своя работа, – сказал он. – Моя – обеспечивать охрану и спокойствие, чтобы никто не испортил праз… – Леша вдруг запнулся, потом продолжил, – чтобы все было в порядке…

Виктор кивнул.

Они подошли к толпе. Аккуратно и траурно одетые люди расступились, пропуская их вперед.

Остановились у самой могилы, рядом с открытым гробом, в котором лежал мужчина лет сорока, уже седой, в очках с золотой оправой. Поверх стильного костюма лежали букеты цветов, закрывавшие его по грудь.

Виктор, остановившись, напряженно обернулся и вдруг понял, что Леша пропал. Они вдвоем с пингвином стояли среди совершенно незнакомых мрачных людей. И, казалось, никто совершенно не обращал на них внимания, ни на самого Виктора, ни на пингвина.

У изголовья покойника стоял священник с открытой библией. Что-то бурчал себе под нос. За его спиной стоял молодой парень в рясе – видимо помощник.

Виктору хотелось закрыть глаза и переждать все. Но в атмосфере этих похорон присутствовало какое-то напряжение, почти электрическое, и оно словно иголками покалывало кожу лица Виктора и руки, передавая ему нежеланную, раздражающую бодрость. Он стоял неподвижно – точно так же, как и пингвин. А перед ним происходил похоронный ритуал. И на лбу покойника уже лежала какая-то бумажка с нарисованным крестом и надписью на церковнословянском языке. И священник открыл свою книгу на очередной закладке и завел наигранным баритоном свой мрачный речетатив. Все склонили головы. И только пингвин не пошевелился – он и до того стоял, наклонив голову и глядя в могилу.

Виктор покосился на Мишу.

«Мы тоже часть этого ритуала» – подумал он.

Когда два чистеньких могильщика опустили гроб на веревках в могилу, участники похорон ожили. Земля застучала о крышку гроба.

Виктору показалось, что на них с Мишей первый раз обратили внимание.

Просто косые взгляды, хотя и наполненные то ли любопытством, то ли печалью.

Подошел Леша.

– Родственники приглашают тебя на поминки, – сказал он. – В шесть вечера в ресторане гостиницы «Москва». И вот, передали тебе…

Он протянул Виктору конверт. Виктор машинально спрятал его в карман, ни слова не сказав.

– Идите к машине, я вас догоню. – Произнес Леша и отошел в сторону.

Виктор оглянулся и заметил невысоко пожилого мужчину, снимавшего все на видеокамеру. Отвернулся. Присел на корточки перед Мишей.

– Ну что, поехали домой? – сказал он, с грустной улыбкой заглядывая в безразличные глазки пингвина.

Потом они ехали домой. Так же молча.

– Не забудь про поминки! – сказал на прощанье Леша.

Виктор кивнул. Машина уехала.

– Какие к черту поминки! – думал Виктор, поднимаясь по лестнице с пингвином на руках.

59

Вечером, уже уложив Соню, Виктор с Ниной сидели на кухне. Пили вино и разговаривали. Виктор рассказал Нине про «похороны с пингвином».

– Ну и что? – спросила она игривым голоском. – Если за это заплатили тысячу долларов – чего переживать?

– Да нет, – после минутной паузы проговорил Виктор. – Я не переживаю… Это много денег… Просто странно.

– Может, раз пингвин тоже стал зарабатывать деньги, ты мне зарплату повысишь? – улыбаясь, но вполне серьезно сказала Нина. И тут же, смягчив интонацию, добавила. – Я ведь все равно все на нас трачу. Соне ботиночки купила…

– Ради бога, не называй это зарплатой! – Виктор тяжело вздохнул. – Я тебе дам утром деньги, закончатся – скажешь…

Он пристально посмотрел на Нину и покачал головой.

– Ты чего? – спросила она.

– Да так… Что-то в тебе иногда деревенское…

– А я в деревне родилась, – утвердительно произнесла Нина и снова улыбнулась.

– Ладно, пошли спать! – сказал Виктор, поднимаясь из-за стола.

Утром Нина растолкала его. Сонными глазами Виктор посмотрел на нее.

– Ты чего? – спросил он, не имея ни малейшего желания вставать.

– Там какой-то кулек на кухне, – взволнованно проговорила Нина. – Иди посмотри!

Виктор поднялся, набросил халат. Нетвердо ступая прошел на кухню.

На столешнице действительно лежал плотно набитый чем-то кулек. Виктор вздохнул. Опять эти фокусы, подумал он.

Сходил в коридор, проверил замки. Входная дверь была закрыта.

Вернулся на кухню. Осторожно потрогал кулек. Рука угадала форму бутылки и Виктор уже более смелыми движениями стал распаковывать.

– Нина! – позвал он минут через пять, разобравшись с содержимым кулька.

Нина вошла, остановилась в изумлении перед заставленным едой столом.

Тарелка с заливной рыбой, закутанное тонкой полиэтиленовой пленкой блюдо с традиционным ресторанным мясным ассорти, свежие помидоры, отбивная, бутылка «Смирновской».

– Откуда это? – спросила она.

Виктор скривил губы и показал пальцем на ободок блюда, где синие буквы объединились в слово «Укрресторанторг».

– Вон записка! – Нина кивнула на бутылку водки.

Виктор действительно увидел свернутый кусочек бумаги, скочем приклеенный к горлышку бутылки. Оторвал скоч и развернул записку.

«Старик, больше так не делай – покойников надо уважать! Это тебе от родственников, помяни Сафронова Александра, когда будешь пить. До встречи, Леша.»

– От кого? – спросила Нина.

Виктор протянул ей записку. Прочитав ее, она уставилась на Виктора в недоумении.

– А что ты такое сделал?

– Не пошел вчера на поминки…

– Надо было пойти, – негромко проговорила Нина.

Виктор бросил на нее раздраженный взгляд и вышел из кухни. Он проверил карманы своей дубленки, нашел там визитку Леши. В гостиной решительно снял трубку телефона, набрал его номер.

Трубку долго не брали.

– Алло… – Наконец прозвучал сиплый сонный голос.

– Это Леша? – сухо спросил Виктор.

– Ну… – промычал Леша, видимо перебравший на поминках.

– Это Витя. Что это за фокусы с кульком?

– Какие фокусы?.. Это ты, что ли? Вить? Как там зверь?

– Послушай, как этот кулек попал ко мне на кухню? – раздраженно спрашивал Виктор.

– Как? Родственники покойного попросили… А что тебя беспокоит?

– Меня беспокоит, как этот кулек мог попасть ко мне через закрытые двери! – чуть не выкрикнул в трубку Виктор.

– Успокойся! Я тебя слышу, но у меня болит голова… Что ты там спрашиваешь? Через закрытые двери? Да нет таких дверей, которые полностью закрытые! Ты что, маленький?.. Ты там за Сафронова выпей, помяни его…

Мне счас тоже похмелиться надо будет, но я еще посплю. На хрена ты меня разбудил?..

И Леша положил трубку.

Виктор покачал головой. Горько было осознавать свое бессилие, свою незащищенность.

– Витя, – позвала его из кухни Нина.

Он зашел.

Нина уже «накрыла» стол. Возле двух тарелок поставила стопки.

– Садись, чего добру пропадать! Пока свежее… – сказала она, потом повернулась к двери в коридор и крикнула:

– Соня! Иди кушать!

– Надо этого помянуть, нехорошо… – сказала она, снова повернувшись ко все еще стоявшему перед столом Виктору, и показала взглядом на бутылку «Смирновской».

Он открыл бутылку.

Зашла Соня с листком бумаги в руке.

– Посмотрите, что я нарисовала! – она протянула рисунок Нине.

Нина взяла рисунок и положила на холодильник.

– Сначала покушаем, потом посмотрим! – учительским тоном произнесла она.

60

Прошел день и Виктор, получив от курьера очередную папку с досье, засел за пишмашинку. За окном светило весеннее солнце, и хотя на улице было еще прохладно, но здесь, на кухне, солнце не только разливало по столу свои желтые лучи, но и нагревало воздух. Работа и долгожданное солнечное тепло отвлекали Виктора от тяжести прошедших дней. И хотя все происходившее словно оставалось рядом, но работая, снова и снова вкрапливая в свою философскую словесную вязь подчеркнутые красным факты, Виктор уходил от своих огорчений, от всех этих событий, напоминавших ему о его беспомощности.

Во время одного из своих кофейных перерывов неожиданное воспоминание оживило его – вспомнил он, что какое-то время назад писал он «крестик» на человека по фамилии Сафронов. Уже забылось все: и кем был этот Сафронов, и что из его жизненных достижений было подчеркнуто красным карандашом. Но Виктор был уверен, что именно этого Сафронова они с Мишей на днях хоронили. И хотя стопроцентной уверенности у него все-таки не было, но то, что похороны были явно достойны некролога, как бы косвенно подтверждало правильность его догадки.

Он даже улыбнулся тогда, думая, что и сам выступил в роли «контролера» – сначала написал некролог, а потом поприсутствовал на похоронах, словно проверяя – действительно ли закопают?

Нина уехала с Соней на Днепр погулять и ничто не отвлекало Виктора от работы. И писалось ему в этот день легко. Он перечитывал напечатанные абзацы и, довольный собою, продолжал импровизировать на тему чужой смерти.

Сделав четыре «крестика», он выглянул в окно, пощурился на солнце и подошел к плите. Поставив чайник на огонь, прошелся по квартире. Опустился на корточки возле Миши, стоявшего у балконной двери, словно в ожидании холодного сквознячка.

– Ну что, живем? – спросил он пингвина, заглядывая ему в глазки.

– Живем, живем! – не дождавшись ответа, ответил он сам за Мишу и поднялся с корточек.

Увидел на стене два рисунка в стеклянных рамках. Подошел. Первый рисунок был уже знакомым ему портретом пингвина Миши. На втором он увидел групповой портрет – три человечка и маленький пингвин. «Дядя Витя, я, Нина и Миша» – было написано ломанными дрожащими буквами, но потом очевидно рука Нины исправила «дядю» на «папу», а «Нину» на «маму». Почерк у Нины был аккуратным, учительским. И сама надпись внизу рисунка словно была исправлена учительницей. Не хватало только оценки под ней. Наверно «четверки», учитывая две исправленных ошибки.

Виктор застыл перед этим рисунком. Ему почему-то не понравились исправления Нины. Возникло ощущение насилия над словами, над самой ситуацией. Хотя рисунок висел довольно высоко и Соня могла бы его увидеть только забравшись на стул, а значит Нина сделала эти исправления для себя и Виктора.

Было похоже, что Нина тоже «играла» в семью. Может быть, так же, как и Виктор. Иллюзия единого целого. Только Соня легко и непреднамеренно разрушала эту иллюзию каждый день – словно она не знала слов «папа» и «мама», или же знала, но не видела повода их употреблять.

Она была ближе к реальности: слишком маленькая, чтобы придумывать себе сложный мир и слишком простая, чтобы догадываться о мыслях и чувствах двух взрослых людей.

– Ладно! – Виктор хмыкнул, снова думая о Нине. – Неужели ты не хочешь иметь собственного ребенка? Тогда уж точно кто-то будет до конца твоей жизни называть тебя мамой! Это не сложно…

И он задумался: а хотелось ли бы ему слышать в свой адрес «папа!». В принципе он был не против. Деньги есть, работа есть, все есть. Есть даже молодая привлекательная женщина, способная стать матерью… Любви нет, но это не главное. Может, любовь тоже «дело наживное»? Может, стоит только перебраться в деревню, купить просторный двухэтажный дом со всеми удобствами и любовь сразу вспыхнет, как свеча?

Он мотнул головой, словно прогоняя из головы глупые мысли.

61

Март прогревал землю. Солнце, как добросовестный дворник, каждое утро забиралось на небо и вовсю светило оттуда.

Виктор разделывался с очередной папкой досье. В перерывах он заваривал себе кофе и выходил с чашечкой на балкон. Иногда его сопровождал Миша, которому, казалось, солнечные лучи тоже доставляли удовольствие.

Расстянув свой кофе на минут пять, Виктор возвращался за кухонный стол. И снова стучала пишмашинка, выбивая на бумаге печатные буквы.

Хорошее настроение Виктора легко уживалось с поэтической мрачностью «крестиков». И даже недавние, уже вторые похороны «с пингвином» не выбили его из колеи, хоть и пришлось ему полностью отсидеть поминки по неизвестному усопшему. Но и это, как ни странно, оказалось не таким уж страшным делом. Никто из добрых двух сотен поминавших не обратил на него особенного внимания. Конечно, кроме Леши, усевшегося тогда рядом с ним. Но Леша быстро напился и вскоре, отодвинув тарелку, задремал, опустив голову на скатерть, а точнее – на матерчатую салфетку.

Поминки проходили без речей. За двумя длинными столами хорошо одетые мужчины обменивались деловито-печальными взглядами и поднимали стопки с водкой. Виктор без труда перенял этот молчаливый способ общения и тоже, поднимая в очередной раз стопку, кивал головой сидевшим напротив, глядя на них с искренней скорбью во взгляде. Ему действительно было грустно, но сам усопший был здесь не при чем. Просто атмосфера этих поминок давила на его психику, да и застолье было в основном мужским – оглянувшись, Виктор заметил лишь, кажется, трех-четырех женщин, но это были женщины в возрасте и бросающийся в глаза их траур делал их как бы источниками печали. Потом, когда поминки закончились, его посадили в одну из ожидавших под рестораном машин. Вместе с ним в машине оказались еще трое незнакомых мужчин. Но они и не собирались ему представляться. Один только спросил, где он живет и потом сказал водителю, кого куда везти. Ночная развозка. Уже около часа Виктор зашел домой и наткнулся в коридоре на пингвина.

– Ты чего не спишь? – спросил он Мишу, пьяно улыбаясь. – Надо спать.

Вдруг завтра с утра снова на кладбище?..

Но вот прошла уже неделя и Виктор выстукивал на пишмашинке новые тексты, радуясь весне и солнцу. И даже жизнь ему казалась легкой и беззаботной, не смотря на тягостные моменты и уже довольно редкие мысли о своей причастности к чему-то темному. Но что такое темное в темном мире?

Лишь малая часть неизвестного зла, существующего рядом, вокруг, но не затрагивающего лично его и его маленький мир. И, видимо, полностью неизвестное ему самому его соучастие в чем-то темном было гарантией нерушимости его мира, гарантией его спокойствия.

Он снова повернулся к окну, подставляя лицо солнечным лучам.

– Может действительно купить какую-нибудь дачку, чтобы сидеть летом в саду за столом и писать на свежем воздухе? – думал он. – А Соня будет возиться на грядках – ей наверняка понравится что-то выращивать. И Нина будет довольна…

Он вспомнил дачный Новый Год. Вспомнил Сергея и горящий камин, возле которого они сидели. Как давно это было! И хоть не так много прошло времени, но все-таки – как давно это было!

62

В воскресенье продолжало светить солнце и хотя утром небо было покрыто тонкой облачной дымкой, к одиннадцати эта дымка рассеялась и небо открыло земле свою весеннюю голубизну.

Позавтракав, Виктор с Ниной и Соней отправились на Крещатик. Пингвина они оставили на балконе, переместив туда и миску с его обедом. Но дверь на балкон была лишь слегка прикрыта, чтобы он при желании мог вернуться в комнату.

Первым делом Виктор повел Нину с Соней в Пассаж. Там они уселись за столик на террасе кафе. Соне и Нине Виктор взял мороженое, а себе – кофе.

Соня сама выбрала себе место за столом лицом к солнцу и теперь щурилась и, улыбаясь, заслоняла свои глаза ладошкой. Она игралась с солнечными лучами, а Нина с улыбкой наблюдала за ней.

Виктор отглотнул кофе и, оглянувшись, увидел рядом с кафе открытый газетный киоск.

– Я сейчас! – сказал он, поднимаясь.

Вернулся за столик уже с газетой. Купил родные «Столичные Вести».

Сначала бегло просмотрел заголовки и, к своей радости не найдя ничего угрожающего, не увидя ни одного «крестика», уже спокойно вернулся к первой странице. Снова пригубил кофе.

Ему показалось замечательным, что в такой добрый весенний день газетные новости были удивительно мирными. Никакой стрельбы, никаких скандалов. Наоборот – газета словно призывала читателей радоваться жизни.

«Открылся новый супермаркет», «Прогресс в переговорах с Россией», «В Италию без виз.» Заголовки вселяли радость и надежду.

– Соня, хочешь в Италию? – шутливо спросил Виктор.

Соня, облизывая пластмассовую ложечку, отрицательно замотала головой.

– А куда ты хочешь? – спросила девочку Нина.

– На качели, – сказала она.

Нина взяла салфетку и вытерла с губ Сони мороженое.

Гуляя над Днепром по парку, они вышли к детской площадке.

Там, усадив Нину на качели, они вдвоем раскачивали ее, а она смеялась, подлетая над землей.

– Хватит! Хватит! – закричала она через пару минут.

И снова они гуляли по парку втроем. Соня шла посредине, а Виктор и Нина держали ее за руки.

– Нина, – говорил на ходу Виктор. – Я думаю, может купим дачу?

Нина улыбнулась. Задумалась.

– Было бы хорошо, – сказала она через минуту, видимо нарисовав в своем воображении дачу, которая бы ей понравилась.

К обеду они вернулись домой. Поели.

Соня пошла на балкон к Мише. Нина с Виктором уселись перед телевизором.

Показывали украинскую версию «Клуба кинопутешествий». Смазливая блондинка в ярко-желтом купальнике стояла на палубе теплохода и рассказывала об экзотических островах. Потом, оказавшись уже на берегу какого-то острова, она обменивалась улыбками с загорелыми аборигенами.

Время от времени по нижней части экрана бежала строчка с телефонами туристических агенств.

– А почему ты сегодня спросил Соню про Италию? – поинтересовалась Нина.

– Италия отменила визы для украинцев.

– Можем как-нибудь поехать? – мечтательно произнесла Нина.

На экране снова появилась смазливая блондинка, но теперь она была одета потеплее – на ней была узкая трикотажная юбка и темносиний жакетик.

«Уже год, – заговорила она, – как в Антарктиде работает украинская научно-исследовательская станция. В одной из прошлых программ мы обратились к вам с просьбой помочь собрать деньги на отправку самолета с запасом продуктов для наших ученых. Многие из вас откликнулись, но, к сожалению, собранных денег все еще недостаточно. Я обращаюсь к частным предпринимателям и другим состоятельным людям – от вас зависит: смогут ли наши ученые продолжить работу в Антарктиде. Возьмите в руку карандаш и лист бумаги, сейчас вы увидите номер счета, куда вы можете перевести вашу спонсорскую помощь и номер телефона, по которому вам подробно расскажут: на что будут потрачены ваши деньги!»

Виктор выбежал на кухню, схватил ручку и листок бумаги.

Вернулся в комнату вовремя, переписал с экрана номер счета и телефон.

– Зачем тебе это? – удивилась Нина.

Виктор пожал плечами.

– Может пошлю им долларов двадцать, – неуверенно произнес он. – В память о Пидпалом. Помнишь, я тебе рассказывал про этого старика… У меня где-то есть вырезка из газеты про эту станцию…

Нина покосилась на Виктора неодобрительно.

– Это пустая трата денег, – сказала она. – Все равно их украдут…

Будто ты не помнишь, как собирали деньги на больницу для чернобыльских детей?

Виктор промолчал.

Он свернул листок и спрятал его в карман брюк.

«Не твое дело, куда я хочу посылать свои деньги!» – подумал он.

63

К концу марта пошли дожди.

С исчезновением солнца у Виктора испортилось настроение. Он по-прежнему продолжал работать, сидя за пишмашинкой, но работал он теперь очень медленно и без вдохновения. Это, правда, не повлияло на качество «крестиков». Перечитывая только что написанное, он всякий раз оставался доволен. Его профессионализм уже не зависел от настроения.

Нина с Соней сидели целыми днями дома.

Иногда Нина выходила в магазин за продуктами и тогда Соня, видимо устав от общения с пингвином, приходила на кухню отвлекать Виктора от работы. Он с большим терпением отвечал на вопросы девочки. И с облегчением вздыхал, услышав звук открывающейся двери в коридоре. Соня обычно сразу же бежала к Нине. И Виктор возвращался к тексту.

Когда Леша позвонил и в очередной раз предупредил о «завтрашних» похоронах, настроение Виктора окончательно испортилось. Он разговаривал минут десять, пытаясь ему объяснить, что на улице сыро и постоянно идет дождь, что у него ужасное настроение, а кроме того он боится, что Миша может простудиться. Терпеливо выслушав до конца, Леша сказал, что Виктор ему не очень-то и нужен, главное – чтобы зверь был. «Можешь оставаться дома, а пингвина я сам заберу и потом привезу обратно, – сказал напоследок он. – Буду над ним на кладбище зонтик держать, чтобы не простудился!»

Такое решение устроило Виктора.

– Это половина победы, – подумал он, довольный, что может пропустить очередные похороны.

И хотя ему было жалко пингвина, но ничего он тут поделать не мог: слишком очевидными были возможные последствия, если б он вдруг решил не отпустить пингвина постоять у могилы очередного покойника.

Решительность Виктора во время этого разговора с Лешей окупилась сторицей. В следующий раз Леша даже не настаивал на участии Виктора в похоронах. Так они и договорились на будущее – Леша будет забирать Мишу, а потом привозить его обратно. И что удивительно – это изменение не повлияло на сумму «гонорара» – Виктору перепадала каждый раз та же тысяча баксов, только теперь она как бы доставалась ему легче, без обязательных поминок и стояния у могилы. Теперь деньги отрабатывал Миша в одиночку и все было действительно похоже на прокат пингвина.

Думая о своей зарплате в 300 долларов и о сумме разового гонорара Миши, Виктор, конечно, огорчался. Даже тот факт, что все равно и те, и другие деньги попадали в его карман, не смягчал очевидную диспропорцию. Но тут уж Виктору ничего не оставалось, как смириться. В очередной раз смириться перед неизбежностью происходящего. При этом все эти огорчения никак не влияли на его привязанность к Мише.

– Может, попросить у главного прибавки к зарплате? – думал он, но тут же интуиция подсказывала, что делать этого не стоит. Ведь работает он довольно расслабленно и никто у него над душой не стоит, никто его не торопит с этими «крестиками». Он сам себе хозяин – сделал партию, позвонил – и обменялся с курьером папками. Да и денег ему хватает, так что и пожаловаться не на что.

– Нет, все нормально и дай бог, чтобы все так и оставалось, – в конце концов подумал он. – А там кончатся дожди и можно будет заняться поисками дачи!

И случайная улыбка осветила его лицо, когда он нарисовал в своем воображении домик, стоящий посредине сада, гамак, натянутый между двумя крепкими деревьями и себя, разводящего костер.

– Все будет хорошо, – убеждало его воображение. – Все будет красиво и солнечно.

И он верил в это.

Но дожди продолжались. Продолжалась работа над «крестиками». И, не обращая никакого внимания на погоду, участились похороны, в которых Миша обязан был принимать участие, словно резко подскочила смертность среди людей, чьи друзья или родственники не могли себе представить похороны без пингвина.

На следующий день после очередных похорон, когда Виктор изучал содержимое новой папки, в кухню забежала испуганная Соня.

– Дядь Витя, Миша чихает! – сказала она.

Виктор прошел в спальню и первый раз увидел лежащего пингвина. Он лежал на боку на своем верблюжьем одеяле. Лежал и дрожал. Время от времени из его горла вырывался хрип.

Виктор по-настоящему испугался. Он застыл над Мишей, не зная, что делать.

– Нина! – крикнул он.

– Нина у Сережиной мамы, – сказала Соня.

– Ну потерпи, потерпи! – дрожащим голосом произнес Виктор, поглаживая Мишу. – Что-нибудь придумаем…

Вернувшись в гостиную, он раскрыл телефонный справочник. Без особой надежды просматривая букву "В", он к своему удивлению увидел не меньше десятка телефонов частных ветеринаров. Но тут же возникло сомнение – откуда у этих ветеринаров может быть опыт лечения пингвинов. Скорее всего – они специалисты по собакам и кошкам.

Вопреки сомнениям, он набрал первый попавшийся номер.

– Алло, мне нужен Николай Иванович! – сказал он поднявшей трубку женщине, проверяя по справочнику – не ошибся ли он с именем-отчеством.

– Минутку, – сказала женщина.

– Да, слушаю, – буквально тут же прозвучал в трубке мужской голос.

– Извините, у меня проблема… – заговорил Виктор. – Пингвин заболел…

– Пингвин? – повторил мужской голос и по его интонации Виктор тут же понял, что обратился не по адресу. – Знаете, это не моя специализация… Я могу вам подсказать, к кому обратиться…

– Да, – выдохнул Виктор. – Пожалуйста! Я только ручку возьму!

Отыскав рядом ручку, он записал прямо в справочнике телефон какого-то Давида Яновича. И тут же, не опуская трубку, набрал этот номер.

Давид Янович выслушав Виктора, сказал:

– Ну раз у вас такой зверь, значит есть и деньги, чтобы его лечить.

Диктуйте адрес!

– Ну что, врач приедет? – спросила Соня, когда Виктор вернулся к Мише и присел около него на полу.

– Приедет.

– Это как Айболит? – грустно спросила она.

Виктор кивнул.

Давид Янович приехал через полчаса. Это был лысоватый невысокий человек с намертво посаженной на лицо улыбкой и добрыми глазами.

– Ну, где больной? – сказал он, зайдя в коридор и сбрасывая туфли.

– Там. – Виктор кивнул на дверь в комнату. – Может, тапочки?

– Спасибо, не надо! – Давид Янович быстро повесил на вешалку плащ и с портфелем в руке пошел к двери, оставляя на линолеуме мокрые следы носков.

– Так, так, – закивал он головой, опустившись на корточки возле Миши.

Он потрогал пингвина, заглянул ему в глаза. Потом достал из портфеля стетоскоп. Как обычный врач прослушал пингвина сбоку и со спины. Потом, спрятав стетоскоп обратно в портфель, задумался, глядя на Мишу.

– Ну что? – спросил его Виктор.

Давид Янович почесал затылок и вздохнул.

– Трудно сказать, но ясно, что ничего хорошего, – проговорил он, обернувшись к Виктору. – Боюсь, что все зависит от ваших финансовых возможностей… Не подумайте, что я говорю о своем гонораре! Здесь я сам вряд ли вам помогу. Его надо в лечебницу…

– А сколько это будет стоить? – осторожно спросил Виктор.

Давид Янович развел руками.

– Это будет стоить деньги. Можете не сомневаться. Если вы послушаетесь моего совета и положите его в лечебницу в Феофании, то там – пятьдесят долларов за день, но зато – гарантия, что они сделают все возможное. Там рядом Больница Ученых, лечебница у них арендует время на томографе – опять же гарантия правильного диагноза. Да и многие хорошие врачи из больницы там подрабатывают…

– Обычные врачи? – удивился Виктор.

– А что? – Давид Янович пожал плечами. – Вы думаете, что у животных другие внутренние органы? Болезни у них бывают другие, это да! Ну что, если хотите я от вас позвоню в Феофанию и вызову машину?

Виктор согласился.

Давид Янович, взяв за вызов всего лишь двадцать долларов, ушел. А через час приехал другой ветеринар. Он тоже осмотрел Мишу, прослушал его, прощупал.

– Хорошо, забираем, – сказал он Виктору. – Обманывать вас не будем, не бойтесь. Три дня на диагностику. Потом видно будет: если сможем вылечить – будем лечить, а если нет, – и он развел руками. – Привезем вам обратно и сэкономим ваши деньги. Возьмите, – он протянул Виктору визитную карточку. – Это не моя, это Ильи Семеновича, который будет заниматься вашим питомцем..

Оставив Виктору взамен Миши визитную карточку, ветеринар уехал.

Соня плакала. На улице продолжался дождь. В печатной машинке торчал лист с незаконченным «крестиком», но Виктору было не до работы. Словно цепная реакция на Сонин плач, у него на глазах тоже выступили слезы и он стоял у окна в спальне, прижимаясь ногами к теплой батарее и смотрел сквозь свои слезы на дождевые капли, пытавшиеся удержаться на оконном стекле. Капли дрожали под порывами ветра и в конце концов съезжали куда-то вбок, но на их место падали новые капли и их бессмысленная борьба с ветром продолжалась.

64

Ночью Виктор не спал. Из гостиной доносились всхлипывания Сони.

Фосфор на стрелках будильника даже в темноте высвечивал время, приближавшееся к двум. И только Нина посапывала во сне.

Вернувшись домой от Сережиной мамы, она, конечно, огорчилась, узнав новость. Но потом, безуспешно пытаясь успокоить плакавшую Соню, устала, и уснула, как только ее голова коснулась подушки.

Ее спокойный сон вызывал у Виктора странное раздражение. На мгновение показалось, что Нина – совершенно чужой человек, которому наплевать на них с Соней. И тут же Соня показалась ближе и роднее, словно переживания за жизнь Миши сблизили их.

Виктор смотрел на спавшую спиной к нему Нину. Нет, думал он, скорее всего не ее спокойный сон был причиной его минутного раздражения – это его ночное бодрствование не давало ему покоя.

Виктор, стараясь не разбудить Нину, встал. Одел халат и, пройдя в гостиную, наклонился над Соней.

Соня спала. Спала беспокойно и во сне всхлипывала.

Постояв над ней пару минут, Виктор зашел на кухню, закрыв за собой двери, и, не включая свет, уселся за стол.

Темнота и тишина окружающего мира усиливали размеренное тиканье старого будильника, стоявшего на подоконнике. Оно звучало неожиданно громко и Виктор растерянно посмотрел на этот маленький, прикрывшийся полумраком источник звука. Ему хотелось заставить его замолчать. Взяв в руки будильник, Виктор поднес его к глазам. Его не интересовало время, то время, ради правильности которого работал этот простой и надежный механизм. Виктору хотелось полной тишины, но тиканье стало еще громче и, понимая, что, как это ни глупо, но остановить ход будильника способно только само время, он вынес его в коридор и, опустив на пол под входной дверью, вернулся.

Прислушался и, не услышав даже отдаленного звука часов, Виктор успокоился.

В доме напротив горело одно окно. Виктор присмотрелся и увидел в этом окне женщину.

Она сидела за столом и читала. И хотя нельзя было рассмотреть ее лица.

Виктор вдруг проникся к ней какой-то теплотой, сочувствием, словно она была его товарищем по несчастью.

Он смотрел на нее, на ее неподвижную позу – она сидела подперев подбородок руками и только иногда правая рука опускалась к книге и переворачивала страницу.

В какой-то момент ему показалось, что на улице стало светлее и он, бросив взгляд на небо, увидел выбравшуюся из-за облаков луну, бледножелтую, обрезанную пополам. Но, показав себя Виктору, луна снова скрылась за невидимыми облаками.

Виктор возвратил свой взгляд на горящее окно. Женщина уже стояла у плиты. Она зажгла комфорку и поставила на нее чайник. Снова вернулась к столу и снова засела за книгу.

– Хорошо, что кончился дождь, – подумал вдруг Виктор, вспомнив дрожавшие на оконном стекле капли.

Он посмотрел на закрытую дверь в коридор. Вспомнил Мишину привычку сначала толкнуть двери, постоять немного в проеме, а потом, подойдя к сидящему за столом хозяину, упереться грудкой в колени. Так захотелось, чтобы дверь сейчас открылась и в проеме застыл пингвин.

Просидев на кухне сполчаса, он также тихонько вернулся в спальню и снова забрался под одеяло. И заснул, все еще слыша всхлипывания спящей Сони.

Утром Нина разбудила его.

– Кто-то опять приходил ночью… – взволнованно сказала она.

– Что там? – сонным голосом просил Виктор. – Опять что-то принесли?..

– Нет, – она мотнула головой. – Зато оставили будильник в коридоре под дверью.

– А-а, – успокаивающе пробурчал Виктор. – Это я…

– Зачем? – удивилась Нина.

– Он громко тикал… – ответил Виктор и снова занырнул в дрему, не заметив, как Нина вопросительно и с недоумением посмотрела на него.

Проснулся около одиннадцати. В квартире было тихо. На улице светило солнце.

На кухне он обнаружил свой завтрак и записку.

«Скоро придем. Пошли гулять. Нина.»

Виктор, умывшись, взял в руки визитку, оставленную ветеринаром, забравшим Мишу в лечебницу. Позвонил.

– Илью Семеновича можно?

– Да, я слушаю, – ответил мягкий бархатный голос.

– Это хозяин пингвина… Миши…

– Здравствуйте, – сказал невидимый Илья Семенович. – Ну что я вам могу сказать? Предварительно – у него грипп с серьезным осложнением.

Сегодня вечером сделаем томографию – тогда уже можно будет говорить конкретнее…

– А как он сейчас? – спросил Виктор.

– Боюсь, что также.

– Его можно проведать?

– К сожалению, нет. Мы этого не практикуем. Наберитесь терпения.

Можете звонить каждый день, я буду держать вас в курсе, – пообещал напоследок Илья Семенович.

Виктор вернулся на кухню. Съел два холодных вареных яйца. Выпил чаю.

Вытащил из-под стола пишмашинку. В ней все еще торчал незаконченный «крестик» на некого Бондаренко, директора частного похоронного бюро «Бродвэй». Горькая ирония тронула губы Виктора улыбкой. Он представил себе, насколько «проффесиональными» будут похороны этого человека.

Представил себе его коллег, чинно стоящих у великолепного гроба с позолоченными ручками.

– А что там у него подчеркнуто? – задался вдруг вопросом Виктор, уже не помня ничего из досье этого Бондаренко.

Нашел в папке три листика. Посмотрел на подчеркнутый текст.

«В 1995 году Вячеслав Бондаренко организовал захоронение нескольких неидентифицированных изувеченных трупов в одной братской могиле на сельском кладбище в селе Белогородка. Есть основания полагать, что среди захороненных были тела исчезнувших накануне капитана Головатко из Отдела по борьбе с организованной преступностью и майора СБУ Проченко. Бондаренко подозревается в организации еще нескольких подобных захоронений в селах Киевской области, совершенных на протяжении 1992, 1993 и 1994 годов.»

Ирония покинула Виктора. Он встал из-за стола, сварил себе кофе и пошел на балкон.

Желая отвлечься хотя бы на пять минут от похоронной темы, он смотрел на окна дома напротив, пытаясь определить, в каком из них горел свет прошлой ночью. Но сейчас, при ярком дневном свете все они казались ему одинаковыми.

65

Следующее утро тоже началось со звонка в Феофанию. Но Ильи Семеновича на месте не было и Виктору нечего было сказать стоявшей рядом Соне.

– Я через полчаса еще раз позвоню! – пообещал ей Виктор.

Соня молча отошла к балконной двери.

– Хочешь, сегодня вечером пойдем в цирк? – наклонилась к ней Нина.

Соня отрицательно мотнула головой.

Виктор хотел было идти на кухню работать, как вдруг позвонил телефон.

Соня и Нина обернулись на его звонок. Виктор снял трубку, тоже подумав, что звонят из ветлечебницы, но это был главный редактор.

Игорь Львович был явно недоволен. «Я не прошу тебя писать философские шедевры! – Почти кричал он. – Делай простой проффесиональный текст, но будь добр делай его быстро! Я не могу ждать целую неделю, чтобы получить от тебя всего пять-шесть текстов!..» Виктор слушал главного и мрачно кивал. «Ты понял, что я сказал?» – уже более спокойным голосом спросил главный, видно сам устав от своего раздражения. «Понял.» – ответил Виктор и опустил трубку. Он уже привык, что телефонные разговоры с главным были настолько деловыми, что не допускали ни «здрасте», ни «до свидания».

– Кто это? – спросила стоявшая у балконной двери Нина.

– По работе… – сказал Виктор, вздохнул и снова поднес трубку к уху.

Набрал телефон ветлечебницы.

На этот раз Илья Семенович был на месте.

– Нам надо встретиться, – сказал он и в его голосе Виктор услышал обреченность.

– Мне подъехать? – спросил Виктор.

– Нет, не стоит. Давайте встретимся в городе. В одиннадцать в кафе «Старый Киев», на Крещатике.

– А как я вас узнаю? – спросил Виктор.

– Не думаю, что там будет много людей, – сказал Илья Семенович. – Но, во всяком случае, я буду в сером плаще и в твидовой кепке. Худой, невысокий, с усами…

– Ну что? – с нетерпением спросила Соня.

– Наверно, ему лучше, – обманул ее Виктор. – Я сейчас поеду к врачу и все точно узнаю…

На самом деле у него были плохие предчувствия. Иначе с чего бы понадобился этот разговор с Ильей Семеновичем в кафе на Крещатике? Ведь для хорошей новости достаточно телефона! Или, может быть, ветеринар хотел поговорить о деньгах? Ведь Виктор ничего пока не заплатил, а одно только пребывание Миши в лечебнице стоит пятьдесят долларов в день!

Мысль о том, что разговор в кафе, возможно, будет касаться оплаты лечения, немного успокоила Виктора.

На улице снова светило солнце. Возле парадного две соседских девчонки играли в резинку и Виктору пришлось их обойти.

Когда он спустился в подвальчик кафе, Игорь Семенович его уже ждал.

Он стоял за высоким столиком, на котором стояла чашечка кофе. Больше в кафе никого не было. Даже за стойкой и кофеваркой никого не было видно.

Поздоровавшись с Виктором, Илья Семенович подошел к стойке и громко постучал ладонью.

– Еще один кофе! – сказал он появившейся из подсобки женщине и вернулся к Виктору.

– Ну как там? – спросил Виктор.

Илья Семенович вздохнул.

– У вашего питомца, похоже, врожденный порок сердца, – сказал он. – Любая радикальная попытка вылечить его грипп может его убить… Но у него и без гриппа почти нет шансов. Разве что… – и Илья Семенович выжидательно посмотрел в глаза Виктору.

– Это касается денег? – догадался Виктор.

– И денег тоже, – проговорил Илья Семенович. – Но кроме денег – это еще и чисто принципиальный вопрос… Вопрос к вам. Я не знаю, насколько дорог вам ваш питомец?

– Возьмите кофе! – вдруг крикнула из-за спины Виктора барменша.

Когда он подошел за своей чашкой, барменши за стойкой уже не было.

– Вы просто скажите, сколько это может стоить! – проговорил, вернувшись к столику, Виктор.

– Ладно. Постараюсь объяснить вам попроще. – Илья Семенович сделал сильный вдох, словно собирался надолго задержать дыхание. – Единственный шанс для вашего пингвина – это операция на сердце. Если точнее, то ему нужна пересадка сердца.

– Да, но как? – Виктор ошалело посмотрел на ветеринара. – Где вы возьмете еще одно сердце пингвина?

– В этом и вопрос принципа. – Илья Семенович кивнул. – Я советовался с профессором кардиологии из Больницы Ученых… Мы пришли к выводу, что ему можно трансплантировать сердце трех-четырехлетнего ребенка…

Виктор поперхнулся кофе и опустил чашечку на столик, немного разлив.

– Это, по крайней мере, при положительном исходе операции сможет продлить его жизнь на несколько лет. Иначе… – и Илья Семенович развел руками. – Ну и еще, чтобы сразу ответить на все ваши возможные вопросы: стоимость самой операции – как для вас всего пятнадцать тысяч долларов.

Вообщем-то совсем немного. Донорское сердце?.. Тут вы можете поискать по своим каналам, или, если доверите, мы сами поищем. Я пока затрудняюсь назвать его цену. Бывает, что органы попадают к нам совершенно бесплатно…

– Поискать по своим каналам? – повторил ошарашенный Виктор. – Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что в Киеве есть детские больницы, в каждой больнице есть реанимация, – спокойно говорил Илья Семенович. – Вы можете познакомиться с врачами, только не говорите им, что орган нужен для пингвина. Просто, скажите, что необходимо найти сердце трех-четырехлетнего ребенка для трансплантации. Пообещайте хорошее вознаграждение. Они вас будут держать в курсе…

– Нет, – мотнул головой Виктор.

– Что нет? – спросил Илья Семенович. – Ладно. Вам нужно все спокойно обдумать. Телефон мой у вас есть. Единственное – прошу не думать слишком долго. Кроме того – это же ваши деньги тикают… Ну, жду звонка!

Илья Семенович вышел из кафе, оставив Виктора наедине с самим собой.

Допивать холодный кофе Виктору не хотелось. Он тоже вышел и побрел по Крещатику в сторону Главпочтамта.

Светило солнце, но он не замечал его. Мимо проходили люди, но он не обращал на них никакого внимания. И даже когда какой-то парень толкнул его плечом в подземном переходе, он не обернулся. И сам толкнул цыганку, пытавшуюся остановить его и попросить денег.

– Что-то не то в этой жизни, – глядя себе под ноги, на ходу думал он.

– Или это сама жизнь изменилась, оставшись только внешне прежней, простой и понятной. А внутри ее словно сломался механизм и теперь неизвестно, чего ждать от знакомых предметов. От буханки украинского хлеба, от уличного телефонного автомата. Что-то чужое и невидимое прячется за всякой знакомой поверхностью, внутри каждого дерева, внутри каждого человека. Все только кажется знакомым с детства.

Пройдя мимо бывшего музея Ленина, Виктор остановился. Как-то странно оглянулся по сторонам, словно выискивая в знакомом городском пейзаже незамеченные раньше детали. Посмотрел на видневшуюся за парковой лестницей стальную дугу монумента дружбы двух народов, на руины филармонии, на рекламный щит, с которого обильно лился нарисованный французский шампунь.

«Ваши волосы вызовут зависть!»

Под рекламным щитом остановился набитый 62-й автобус. Из него выбрались несколько пассажиров и он сразу тронулся. На остановке осталась стоять сердитая толпа. Автобус свернул вправо и покатился вниз по Владимирскому спуску.

Виктор, проводив его взглядом, тоже пошел вниз по спуску, на Подол.

Остались позади нижняя станция фуникулера и Речной вокзал.

Владимирский спуск выровнялся и влился в улицу Сагайдачного.

Виктор остановился возле бара «Бахус». Зашел.

Взяв стакан красного сухого, он уселся за столик. Пригубил вина и вздохнул.

– Почему именно сердце ребенка? – думал он. – Почему не собачье? Или, может быть, овцы?..

За соседним столом кампания ребят вливала водку в бокалы с пивом.

Виктор сделал еще один глоток. Язык ощутил приятную терпкость вина.

На смену волнению и нервно метавшимся мыслям приходило спокойствие.

– И действительно, – продолжал думать он. – У пингвина гораздо больше общего с человеком, чем с собакой или овцой. Оба они – и человек, и пингвин – животные вертикальные, стоящие на двух вместо четырех… Да и пингвин, в отличие от человека, кажется никогда не имел четырехлапых предков.

И Виктор вспомнил рукопись Пидпалого – единственное, что он прочитал в своей жизни о пингвинах. Вспомнил, что у пингвинов отцы воспитывают и выращивают своих детей и при этом из года в год остаются верными мужьями.

Вспомнил, что пингвины хорошо ориентируются по солнцу, что у них – врожденное чувство коллективизма… Вспомнилась квартира Пидпалого, запах дыма… И мысли снова вернулись к Мише.

Виктор допил стакан и взял второй. Кампания ребят, пошатываясь, вышла из бара. Виктор остался один. Посмотрел на часы – полпервого. В бар заглядывало солнце и его лучи, падая на стол, за которым сидел Виктор, опрокидывали силуэт стакана и создавали маленькие тени рассыпаных по столу крошек.

– Надо делать ему операцию, – думал, пьянея, Виктор. – Пускай они сами все делают, пускай! Денег должно хватить. Деньги можно взять из сумки на шкафу. Ничего, что это Сонины…

Вернувшись домой, Виктор, не обедая, улегся спать. Нины с Соней не было.

Проснулся к четырем. В голове шумело.

Заварил кофе. Уселся на свое место.

Когда шум в голове затих и кофейная горечь немного его взбодрила, снова задумался о Мише. Но вместе с винными парами его покинула самоуверенность. И он, вытащив из-под стола пишмашинку, попробовал отвлечь себя работой. Вспомнил утренний звонок главного. «Да, – подумал. – Он прав. Надо исправляться…» И замер перед машинкой, перед белым листом бумаги, ожидавшим текста.

Взял в руку папку. Просмотрел досье. Только одно оставалось еще неиспользованным и он вчитался в текст.

Вскоре вернулись Нина с Соней.

– Мы у Сережиной мамы были, – сказала она, раздевая Соню. – Она волнуется: Сережа уже две недели не звонил…

– Как Миша? – спросила Соня, зайдя в носочках на кухню.

– Иди одень тапочки! – строго сказал ей Виктор. – Врач обещал его вылечить, – добавил он уже вослед Соне, послушно вытаскивавшей из-под вешалки свои тапочки. – Но ему пока придется остаться в больнице…

– А мы можем к нему поехать? – спросила Соня.

– Нет, – ответил Виктор. – Людей туда не пускают…

66

Прошел день, но Виктор все еще не позвонил в Феофанию. Он закончил последний «крестик» и теперь ждал приезда курьера от главного.

Нина с Соней где-то гуляли и, воспользовавшись их отсутствием, Виктор пересчитал Сонины доллары – оказалось сорок с лишним тысяч. Затянув пачку резинками обратно в толстый «кирпич», он положил их на место. Потом пересчитал собственные деньги, большую часть из которых заработал пингвин.

Почти десять тысяч.

– Надо звонить… – прошептал он себе и тут услышал звонок в дверь.

Неразговорчивый курьер – мужчина пенсионного возраста в старом драповом пальто – взял у него папку, положил ее в свой портфель, а Виктору передал другую. Кивнул и поспешил вниз по лестнице.

Посмотрев ему вслед, Виктор вернулся в квартиру. Бросил папку на кухонный стол. В гостинной подошел к телефону и снова растерянность овладела им. Что-то останавливало его.

– Надо звонить. – Шептал он себе и не двигался с места. Только смотрел на телефон, словно аппарат мог сам позвонить куда надо и что надо сказать.

Наконец он набрал номер лечебницы. Попросил к телефону Илью Семеновича и с удивительным облегчением вздохнул, услышав, что Илья Семенович вышел.

В этот день он больше не звонил. Он сел за работу и к приходу Нины с Соней написал три «крестика». Оставалось написать еще два и можно будет звонить главному. Пускай увидит, как он теперь быстро работает!

На следующее утро позвонил Леша.

– Старик. Завтра очень серьезные похороны, – сказал он.

– Боюсь, что эти похороны пройдут без пингвина, – проговорил в трубку Виктор и вздохнул. – Он как раз на последних похоронах простудился и теперь неизвестно – выкарабкается или нет…

Виктор рассказал обомлевшему от новости Леше все, что произошло.

– Послушай, – сказал Леша. – Если я виноват, дай мне с этим разобраться. Где он сейчас?

Виктор продиктовал Леше телефон Ильи Семеновича.

– Добро, я тебе позвоню! – сказал на прощанье Леша. – Не грусти!

Вечером он действительно позвонил.

– Все будет в порядке, – обнадеживающе сказал он. – Ребята берут на себя финансовую сторону и все, что касается операции. Твой Илья Семенович – нормальный мужик. Он теперь будет сам каждый день тебе звонить и обо всем рассказывать… Кстати, может ты сходишь со мной завтра на похороны?

Потом посидим на поминках… – неожиданно спросил Леша.

– Я что – пингвин? – грустно произнес Виктор.

Вернувшись на кухню к пишмашинке, Виктор вместе с внезапно появившейся надеждой ощутил и тревогу. Какие-то ребята – вообщем он догадывался, что это за ребята – решили заплатить за операцию и, судя по всему, взяли на себя поиски донорского сердца…

Виктор не любил фильмов ужасов, но нынешняя ситуация вызывала в нем ощущения именно такого фильма.

Мотнув головой, Виктор отогнал от себя эти ассоциации и его мысли снова вернулись к «ребятам». Почему они решили все взять на себя? Они что, такие добрые? Или очень любят животных?.. Они в чем-то перед ним, Виктором, в долгу? Или в долгу перед пингвином?…

Вопросительные знаки быстро утомили Виктора и он решил думать о чем-то другом. Но мысли все равно крутились вокруг больного пингвина.

Вспомнилась телепередача, в которой смазливая ведущая призывала спонсоров дать деньги на отправку самолета с продуктами в Антарктиду, на украинскую научную станцию. Виктор отыскал бумажку с записанными с экрана номерами банковского счета и телефона.

Внезапная мысль обрадовала его. «Если Миша выживет, – думал Виктор. – Надо будет отправить его с этим самолетом в Антарктиду, на родину. Сделать им спонсорский взнос с условием, чтобы они выпустили его там, среди льдов – они не откажутся…»

Обрадованный этой идеей, Виктор с вдохновением засел за оставшиеся «крестики» и в течении двух часов «добил» их.

А вечером позвонил Илья Семенович.

– Вы знаете, что все в порядке? – спросил он.

– Да, – сказал Виктор.

– Ну что могу сказать… У вас хорошие друзья… Состояние у пингвина стабильное. Начинаем готовиться к операции.

– А что, уже все для операции есть? – спросил Виктор.

– Нет, еще не все. Но думаю, что это вопрос двух-трех дней. Я вам позвоню завтра.

Через полчаса, когда Соня, поужинав, спросила Виктора: «Как Миша?», он с облегчением ответил: «Выздоравливает.»

67

Он долго не ложился спать. Уже и Соня, и Нина видели, должно быть, сны, а он все еще сидел на кухне при выключенном свете и наблюдал как одно за другим гасли окна дома напротив.

Ему не хотелось спать. Бессоница здесь была не при чем. Он просто наслаждался тишиной и покоем, наблюдая за засыпающим городом. И тиканье будильника, снова стоящего на своем месте на подоконнике, больше не раздражало его. Волнения были позади. Мысли замедлили свой ход, тоже подпав под влияние этого покоя. И текли они свободно, словно неторопливая река перед глазами.

Казалось, что после всех этих потрясений, неприятных открытий, порождающих темные подозрения и просто моментов, которые легче забыть, чем понять и принять за обыденное, жизнь его снова входила в нормальное русло.

И только в таком состоянии он мог заглядывать в будущее. Свое будущее, достигнуть которого он мог только стремясь вперед, не останавливаясь для того, чтобы раскрыть какую-то тайну, не вникая в изменение сущности самой жизни. Жизнь – дорога, и если идти «по касательной» – она окажется длинней. А длинная дорога – это длинная жизнь. Как раз тот случай, когда процесс важнее результата, ведь конечный результат жизни всегда один и тот же – смерть.

Он и шел «по касательной», обходя наощупь закрытые двери, но оставляя на них следы своих прикосновений. Но эти следы все равно оставались с ним, в его памяти, в его прошлом, которое уже не отягощало мысли.

В доме напротив только в трех окнах горел свет, но это были другие окна. Люди, копошившиеся за этими окнами, Виктора не интересовали. Он хотел бы увидеть ту женщину, за которой наблюдал прошлой бессонной ночью.

Но даже ее отсутствие не нарушало его покой.

Он словно разгадал тайну долголетия. Долголетие зависело от покоя.

Покой был источником самоуверенности, а самоуверенность позволяла очищать жизнь от ненужных волнений и поворотов. Самоуверенность позволяла принимать решения, удлинняющие жизнь. Самоуверенность вела в будущее.

Виктор заглянул туда, в будущее. Казалось, первый раз в жизни он так четко увидел все, что мешало его спокойному пути. Как ни странно, все это было косвенно связано с его любимцем Мишей. И хотя сам Миша был здесь не при чем, но именно он стал невольной причиной усложнившейся жизни Виктора.

Миша как бы втянул Виктора в траурный круг людей с повышенной смертностью и только сам Миша теперь мог освободить Виктора от этих людей. Стоит Мише исчезнуть, думал Виктор, и исчезнет Леша со своим биноклем, исчезнут из его жизни дорогие гробы с позолоченными ручками по бокам. Из двух зол его жизни останется только одно – его работа. Но это зло, с которым Виктор давно смирился. Чужое зло, которому Виктор за триста долларов в месяц придавал философский смысл. В этом зле он был человеком косвенным, не важным.

Виктор улыбнулся, представив себе Мишу на фоне белых антарктических льдов. Вот оно – решение. Решение, несущее пользу им обоим. Пользу и свободу. Лишь бы операция прошла удачно… И даже если эти «ребята», взявшие на себя все расходы, будут очень недовольны исчезновением пингвина, что они смогут сделать? Что они смогут сделать против Виктора, у которого есть та неведомая ему самому «защита», о которой с таким уважение когда-то говорили и покойный Миша-непингвин, и его враг-друг Сергей Чекалин.

В ушах он услышал спокойный и размеренный ритм своей будущей жизни.

И снова улыбнулся.

В доме напротив погасло последнее окно и стал виднее рассеянный свет луны, падавший во двор.

68

Прошло несколько весенних дней. Каждый вечер звонил телефон и Илья Семенович докладывал Виктору о самочувствии Миши. Самочувствие было «стабильным». Самочувствие Виктора тоже было стабильным, как и погода за окном. Нина с Соней исчезали с самого утра – Нина придумала показывать девочке весну. Они «изучали» весну, как какой-то школьный предмет. Эта игра, казалось, нравилась им обоим. А Виктору нравилось их отсутствие. Он мог спокойно работать. «Крестики» писались быстро и легко и он уже ждал звонка от главного. Думал, что главный похвалит его. Но Игорь Львович пока не звонил. Вообще никто кроме Ильи Семеновича ему не звонил.

Сергей-участковый был далеко – единственный человек, чьи звонки ни к чему не обязывали. Кто там еще прятался в тени его жизни? Леша – охранник «серьезных» похорон? Он еще позвонит. В этом у Виктора сомнений не возникало. Но и Леша казался Виктору неплохим человеком. Он, вроде, тоже жил «по-касательной». Просто нашел свою нишу и занял ее. В нынешнее время это, пожалуй, было большим достижением – найти нишу и занять ее. И желательно при этом не вызывать ни у кого зависти. Иначе, не дай бог, кто-то может подумать, что эта ниша слишком хороша для тебя…

Илья Семенович позвонил около трех.

– Операцию сделали ночью, – сказал он. – Пока все отлично. Реакции отторжения нет.

Виктор, услышав новость, обрадовался.

– Спасибо… Когда можно будет его забрать?

– Думаю, что не скоро, – ответил Илья Семенович. – Реабилитационный период – недель шесть… Но я вас буду держать в курсе… Может быть, и пораньше получится… Посмотрим.

После телефонного разговора, Виктор сварил себе кофе. Вышел с чашечкой на балкон. Солнечный луч дотронулся до его лица, заставил прищурить глаза. Удивительно нежный прохладный ветерок пронесся мимо, задев его своим движением. Приятное ощущение свежести и еще по-детски неустойчивого, раннего солнечного тепла. Удивительное ощущение. Сочетание хрупкости легкого ветерка и непрерываемости солнечного луча. Тепло и свежесть. Это то, что пробуждает жизнь, вызывает ее на поверхность земли.

Кофе был некрепкий, но Виктору и не хотелось крепкого кофе. Крепкий кофе теперь казался ему чем-то зимним. Необходимостью борьбы с зимней спячкой, с коротким световым днем, с усталостью от ожидания тепла.

«Теперь можно звонить в этот комитет „Антарктида“, – думал Виктор. – И пусть мне, теплолюбивому, будет хорошо здесь, а ему – там.»

Вернувшись в гостиную, Виктор остановился на минутку у висевшего в стеклянной рамке рисунка Сони – «семейного портрета с пингвином».

Улыбнулся и вздохнул, ощутив некую гордость за самого себя, за принятое решение.

И тут же подумал, что решать чью-то судьбу намного легче, чем свою собственную.

Тем более, что всякая попытка изменить свою судьбу все равно приводила к нежелательным последствиям, лишь далее ее отягощавшим. И выходило, что всякие изменения – к худшему, независимо от их сути.

69

Комитет «Антарктида» распологался на втором этаже админздания авиазавода, в двух смежных комнатах за дверью с ностальгической табличкой «ПАРТБЮРО».

Виктор приехал туда около одиннадцати утра, предварительно позвонив и договорившись о встрече. Говорить по телефону о пингвине было бы глупо – его приняли бы за шутника или идиота. Поэтому он просто представился потенциальным спонсором.

На проходной авиазавода ему пришлось подождать минут пять, пока за ним не спустился худощавый мужчина лет сорока пяти в сером костюме. Это был председатель комитета «Антарктида» – Валентин Иванович. Он был любезен и приветлив – видимо необходимые качества при работе, связанной с поисками денег. Сначала угостил кофе. Потом открыл дверь в соседнюю комнату.

– Чаще нам предлагают продукты, вот, смотрите! – он жестом обратил внимание Виктора на ряды картонных ящиков и просто консервные банки россыпью заполнявшие дальний угол комнаты. – Все берем, хотя срок хранения давно вышел. И то хорошо, что предлагают… Иногда дают деньги. Вот Южстройбанк дал триста долларов. Нам, конечно, лучше бы деньги. Надо керосин для самолета, летчикам заплатить – они ж без работы сидят…

Виктор слушал и кивал.

Вернувшись в первый кабинет, Валентин Иванович достал бумаги с подробным перечислением уже собранных продуктов и сумм.

Виктор пролистал их, обратив внимание на огромное количество китайской тушенки, переданное каким-то очередным спонсором.

– В той комнате еще не все, что у нас есть, – добавил Валентин Иванович. – Оборудование и собранную теплую одежду мы складируем отдельно.

Есть еще две бочки подсолнечного масла.

– А когда вылетаете? – спросил Виктор.

– Должны девятого мая, в бывший день победы, – сказал председатель комитета. – Мы же с посадками. Надо было заранее предупредить аэропорты…

Извините, что спрашиваю, а вы нам как хотите помочь? Валютой или продуктами?

– Валютой, – ответил Виктор. – При одном условии…

– Слушаю! – Валентин Иванович уставился на потенциального спонсора пронзительным взглядом.

– Год назад я взял в зоопарке пингвина, когда зоопарку нечем было кормить животных… И теперь я хотел бы его отправить в Антарктиду, в нормальные для него условия… Вот, собственно, то, что я хочу от вас…

В светлоголубых глазах председателя комитета промелькнула искорка иронии. Но выражение лица оставалось серьезным, таким же как и у Виктора.

Они смотрели друг на друга, словно играя в «кто кого пересмотрит», но через пару минут председатель опустил задумчивый взгляд на стол перед собой.

– Ну и сколько вы можете дать за этого пассажира? – не отрывая взгляда от стола, спросил Валентин Иванович.

– Пару тысяч долларов, – стараясь звучать как можно тверже, проговорил Виктор.

Ему не хотелось, чтобы вдруг возник торг. Пока же все шло хорошо и даже промелькнувшая в глазах председателя комитета искорка то ли иронии, то ли недоверия никак не повлияла на деловой ход разговора.

Валентин Иванович помолчал с минуту, размышляя.

– То есть две тысячи наличными? – переспросил он, глядя Виктору в глаза.

Виктор кивнул.

– Хорошо, – сказал председатель комитета. – Возьмем вашего пассажира… Я могу вас попросить привезти деньги на днях? А пингвина подвезете в день вылета утром, к девяти. Вылет будет около двенадцати.

Возвращаясь домой по освещенной солнцем улице, Виктор чувствовал себя, как ни странно, немного тревожно. Легкость, с которой определилась судьба Миши, заставила Виктора снова задуматься о своей судьбе. Девятого мая он останется один. И хотя рядом с ним будут Нина и Соня, но их присутствие, автономное и от него, кажется, независимое, не заставит его забыть о Мише.

Он не ждал от Нины и Сони привязанности, как и сам не был к ним привязан. Была ли это просто затянувшаяся игра в семью? Может быть. Но, похоже, она устраивала и Нину. Девочка, конечно, ничего не понимала.

Присутствие взрослых в ее жизни было чем-то естественным. О своих родителях она словно и не помнила вовсе. Может, надо попробовать полюбить и Нину, и Соню? Чтобы они ответили взаимностью и их странный союз стал настоящей семьей?

70

Апрель приближался к концу. Позеленевший от тепла город готовился к цветению каштанов. Но жизнь Виктора как бы замедлила ход. Последний раз приехавший курьер забрал папку с готовыми «крестиками», ничего не оставив взамен. Виктор позвонил главному и Игорь Львович сказал, что временно работы не будет. Внезапно наступившая пауза застала Виктора врасплох.

Жизнь словно сбилась с шага. Все до этого шло по плану: и две тысячи долларов он давно отвез Валентину Ивановичу, и Илья Семенович ежедневно звонил, сообщая о состоянии поправляющегося Миши. И вдруг эта пауза.

Нина снова заговорила о покупке дачи и стала приносить газеты с объявлениями. Виктор терпеливо прочитывал все отмеченные ею объявления.

Ему казалось, что надо собраться и как можно быстрее купить какой-нибудь домик с садиком, чтобы летом всем им было хорошо. Но одновременно с этими мыслями его одолевала какая-то пассивность.

– После девятого мая все пройдет, – думал он, связывая свое странное состояние с отсутствием работы и ожиданием отлета Миши.

Соня все реже спрашивала про пингвина и это тоже радовало Виктора.

Теперь он был почти уверен, что исчезновение пингвина из ее жизни обойдется без драмы. На самом деле он больше боялся за себя. Именно себя ему было жалко. Он легко представлял себе, какие моменты скоро покажутся ему поводом для ностальгии.

Но принятое решение, как нечто уже не зависящее от него самого, удерживало Виктора от преждевременной жалости к себе.

Как-то позвонил Леша.

– Все отлично! – сказал он. – Через пару недель выпьем на чьих-нибудь поминках за здоровье пингвина!

«Да, – подумал тогда Виктор и первый раз за долгое время улыбнулся. – Выпьем, обязательно выпьем!»

Вернувшись в очередной раз от Сережиной мамы, Нина принесла почтовую квитанцию на посылку.

Они сидели за ужином. Был ранний вечер, что-то около шести.

– Странно, – говорила Нина. – Вроде от Сережи, но почерк не его… И видишь, двадцать долларов по курсу – пошлина! Как из-за границы.

– Это и есть заграница, – грустно проговорил Виктор, отрезая туповатым ножом кусок отбивной.

– Жесткое! – пожаловалась на мясо Соня.

– Давай, я тебе на мелкие кусочки порежу! – Виктор наклонился над тарелкой девочки и принялся «распиливать» ее отбивную.

– Надо ножи наточить, – сказала Нина.

– Наточу, – пообещал Виктор.

Потом они пили чай.

– Сходишь завтра со мной на почту? – спросила Нина. – Вдруг посылка тяжелая?

– Хорошо.

В этот вечер Соня опять заснула перед телевизором. Они ее уложили на диван, накрыли одеялом и приглушили громкость. А сами досмотрели очередной боевик с Мелом Гибсоном до кровавого конца и только потом пошли спать.

Утром, заплатив двадцать долларов по курсу, получили на почте посылку – довольно тяжелый картонный ящик с наклеенной по диагонали надписью «Осторожно! Хрупкое вложение!»

– Это не его почерк! – уже совершенно уверенно сказала Нина, глядя на написанный на картонной коробке адрес.

Взяв посылку в руки, Виктор услышал, как внутри что-то звякнуло.

Еще разок посмотрев на предупреждающую надпись, Виктор покачал головой.

– Кажется, там что-то разбилось… – сказал он.

– Значит, мы зря заплатили двадцать баксов! – недовольно произнесла Нина. – Ладно, сначала дома посмотрим. Какой смысл нести сразу? Если там что-то разбилось – она только огорчится…

Вернувшись домой и похвалив новые рисунки Сони, Виктор и Нина распаковали на кухонном столе ящик и вытащили оттуда странную темнозеленую четырехгранную вазу с крышечкой, обмотанную клейкой лентой.

– Медная? – сам себя спросил Виктор, рассматривая вазу.

– Там что-то внутри, – сказала Нина. – О! Смотри, письмо!

Она взяла сложенный вдвое лист бумаги, развернула.

В наступившей паузе Виктор следил за Ниной, читавшей письмо. Ее губы шевелились. Лицо словно окаменело. Руки задрожали. Она молча передала письмо Виктору.

"Уважаемая мама Сергея!

Краснопресненский отдел милиции поручил мне написать вам это письмо.

Наверно потому, что я тоже приехал сюда с Украины, из Донецка. А также потому, что мы с Сергеем дружили. Он был отличным парнем. Я не знаю, что еще вам написать. К сожалению, Сергей погиб при исполнении служебных обязанностей. Это случилось не в Москве. Он не хотел туда ехать, но приказы не обсуждают.

Финансовая часть горотдела МВД поставила нас перед сложным выбором – они могли оплатить или только похороны, но довольно далеко, за Орехово-Зуево, или кремацию. Мы, ребята, приехавшие с Украины, решили, что кремация лучше – все-таки можно будет похоронить его на родине.

Примите наши соболезнования.

Николай Прохоренко и Краснопресненский отдел милиции."

Дочитав, Виктор снова посмотрел на четырехгранную вазу.

Нина вышла в коридор. Было слышно, что она плачет.

Виктор осторожно взял тяжелую вазу в руки и легонько встряхнул ее – изнутри послышался странный глухой и «рассыпчатый» звук. Он опустил вазу на стол.

– Грустная погремушка, – подумал он мрачно. – Все, что осталось от Сереги…

Из ванны донеслось журчание воды. А через минуту в кухню вернулась Нина. Ее лицо было мокрым, глаза – красными.

– Светлане Федоровне я ничего не скажу… Это ее убьет… – произнесла она твердо. – Сами похороним.

Виктор кивнул.

71

Прошло несколько дней. Вяло-текущее время продолжало угнетать Виктора и не смотря на солнечную теплую погоду он сидел дома. Пару раз, вытащив из-под стола пишмашинку, он пытался что-то писать, но вид белого листа бумаги словно вызывал у Виктора паралич и мысли, и воображения.

– Может, надо газеты почитать? – Думал он, вспоминая популярный газетный жанр криминального репортажа. – Там и сюжеты можно найти, и героев…

Он вспомнил, как «выуживал» из газет героев своих первых «крестиков».

Интересно, где они теперь, эти герои?

Четырехгранная темнозеленая ваза стояла на подоконнике – на том же месте, куда он переставил ее, чтобы пообедать за столом в день получения посылки. Время от времени он останавливал на ней свой взгляд, вспоминал Сергея, вспоминал Новый год на его даче и зимние ледовые пикники с пингвином. Странное ощущение навсегда потерянного счастья возникало у Виктора. Он смотрел на эту темную зелень искусственной патины, на эту странную вазу и просто не верил, что перед ним была новая оболочка остатков земной жизни Сергея. Нет, этот предмет оставался для Виктора просто странным предметом, словно молчаливым пришельцем из другого мира. И его присутствие в кухне одновременно и озадачивало Виктора, и не вызывало у него протеста. Бархатистая зелень патины казалась живой, и сама ваза была словно одушевленным предметом, не смотря на свое содержимое. И не верилось Виктору, просто не верилось, что эта ваза имеет какое-то отношение к Сергею, к его жизни или смерти. Нет, думал Виктор, если Сергея больше нет, значит его нет больше ВООБЩЕ. И тем более – в этой вазе.

Ближе к вечеру вернулись Нина и Соня.

– А нас один дядя про тебя спрашивал! – переобуваясь, сказала девочка вышедшему в коридор Виктору.

– Какой дядя? – удивился он.

– Молодой и толстый! – сказала Соня.

Виктор перевел удивленный взгляд на Нину.

– Какой-то твой знакомый, – в ответ на взгляд проговорила Нина. – Просто интересовался, как ты сейчас поживаешь, что делаешь…

– Он нас мороженым угостил! – добавила Соня.

На ужин Нина поджарила курицу. А потом, за чаем, достала из сумочки страницу из газеты объявлений.

– Вот, смотри! – протянула она эту страницу Виктору. – Кажется то, что надо – Конча-Заспа, десять соток и недорого!

Виктор прочитал объявление: двухэтажная дача, четыре комнаты, десять соток, молодой сад, двенадцать тысяч долларов.

– Да, – Виктор кивнул. – Надо позвонить…

Но сразу после ужина позвонил Илья Семенович и Виктор тут же забыл о даче.

– Ваш питомец уже бродит по палате! – сказал ветеринар.

– Можно его забирать? – спросил Виктор.

– Ну, я думаю еще дней десять пускай побудет под нашим присмотром…

– Но числа седьмого-восьмого мая можно уже будет его забрать?

– Думаю, что да…

Опустив трубку, Виктор с облегчением вздохнул. Оглянулся в сторону балкона – на улице было еще светло.

– Я выйду на минут десять, прогуляюсь, – крикнул он из коридора, обувая кроссовки.

72

Еще два дня прошли, приближая бывший день победы.

Виктор таки позвонил по поводу дачи в Конче-Заспе и договорился посмотреть ее на ближайшее воскресенье. Нина была уверена, что дача им сразу понравится.

– В такую погоду любая дача покажется райским уголком, – думал Виктор, стоя на балконе и держа в руке чашечку кофе.

Солнце, не смотря на полуденное время, жарило вовсю. Слабый ветерок едва ощущался, но даже он был теплым, словно долетал сюда из огромного фена.

– После девятого мая позвоню главному, – думал Виктор. – Пускай дает работу, а то скучно… Или, может быть, сорваться и всем втроем поехать в Крым на пару недель? Что тогда с дачей? Нет, придется сначала разобраться с дачей и если купим – тогда зачем Крым?!.

Нина с Соней вернулись к пяти.

– Что делали? – поинтересовался Виктор.

– В Гидропарке были, – ответила Нина. – На лодке катались…

– Да! – добавила Соня. – Там уже купаются!

– Опять твоего приятеля видели, – сказала Нина. – Странный он какой-то…

– Какой приятель? – спросил Виктор.

– Ну тот, что нас мороженным угощал и о тебе расспрашивал…

Виктор задумался.

– А какой он из себя? – после минутной паузы спросил он.

– Толстенький, лет тридцать… – Нина пожала плечами. – Никакой…

Подсел к нам в кафе возле входа в метро.

– Он спрашивал: любишь ты меня или нет! – сказала Соня. – И я ему сказала, что не очень!..

Виктор ощутил нарастающее беспокойство. Даже среди его старых знакомых вроде не было никого толстого лет тридцати.

– А что он еще спрашивал?

Нина наклонила голову, припоминая.

– Ну, про твою работу: нравится тебе она или нет… Потом спрашивал, пишешь ли ты еще рассказы… Сказал, что они ему раньше очень нравились.

Да, он просил, если я соглашусь, дать ему что-нибудь из твоих рукописей…

Так, чтобы ты не знал… Сказал, что писатели не любят давать читать рукописи…

– И что ты ему сказала? – спросил Виктор, глядя холодным взглядом на Нину.

– Она сказала, что поищет! – ответила за Нину Соня.

– Нет, – сказала Нина. – Он сказал, что Киев – город маленький и еще увидимся. А про рукописи я ему ничего не говорила…

– Кто же это может быть? – Думал Виктор. – И к чему ему обо мне расспрашивать?..

Он пожал плечами из-за отсутствия ответа на свои вопросы. Вышел на балкон, облокотился о перила и посмотрел вниз, на двор. На квадратной заасфальтированной площадке, на веревках, натянутых между белыми железобетонными столбиками, сушилось белье. Рядом игрались дети. Слева стоял покрашенный белой краской мусорник, под стеной которого лежали старые жестяные баки. За ним, с балкона этого уже не увидеть, там слева был пустырь и на нем – три голубятни, возле которых они с Мишей и Соней гуляли иногда зимой. Знакомый пейзаж, весенний вид сверху.

Мысли Виктора снова вернулись к этому любопытному молодому и толстому человеку.

– Может, он следит за ними? – подумал вдруг Виктор и снова всмотрелся в двор. – Да и откуда он может иначе знать, что мы – как бы семья?

У парадного на скамейке сидела пара старушек, у соседнего парадного тоже сидели какие-то люди. Мимо дома напротив шла кампания подростков, громко споря о чем-то.

Ничего и никого подозрительного.

Виктор успокоился. Вернулся в комнату.

73

Ночью ему не спалось. В темноте спальни, слушая спокойное дыхание Нины и ощущая ее тепло, он думал об этом любопытном человеке, интересующимся его жизнью. Кто он? Откуда? Зачем? И этот странный вопрос Соне: любит ли он ее?

Тревога постепенно проникала в его мысли, еще дальше отталкивая его от спокойствия и сна.

«Кто-то наверняка следит за ними, – думал он. – Кто-то, должно быть, следит и за мной… Я просто редко выхожу на улицу…»

Стараясь не разбудить Нину, Виктор выбрался из-под одеяла, набросил халат и вышел на балкон.

Приятная прохлада словно опускалась сверху, с усеянного звездами неба. Напряженная тишина спящего города давила на уши. Все окна в доме напротив были темны. И внизу, во дворе, остановившийся на ночь пейзаж напоминал покинутые актерами театральные декорации.

«Нет, – подумал Виктор. – Если бы всерьез следили, то и сейчас где-нибудь у соседнего парадного стояла бы машина с выключенными фарами…»

Он перегнулся через перила и посмотрел вдоль своего дома. И увидел две машины, оставленные перед въездом на дорожку, ведущую к парадным. Тут же улыбнулся сам себе – так недалеко и до мании преследования.

Вернулся в спальню, но так и не заснул до рассвета.

Утром, отпоив себя крепким кофе до состояния «раздраженной бодрости», он принял ванну и побрился.

После завтрака Нина с Соней стали собираться в город.

– Куда сегодня? – спросил Нину Виктор.

– Снова в Гидропарк, – ответила она. – Там хорошо. И аттракционы уже работают…

Как только Нина с Соней вышли из квартиры, Виктор приник к оконному стеклу на кухне. Он внимательно осмотрел двор, потом опустил взгляд на свое парадное. Дождался, пока из него вышла Нина с девочкой и снова осмотрел двор. Заметил, как со скамейки у дома напротив поднялся невысокий парень плотной наружности и медленно пошел за Ниной и Соней к остановке.

Пройдя метров двадцать, он остановился и оглянулся назад. К нему подъехала машина – «Москвич-комби», он сел рядом с водителем и машина тронулась.

Озадаченный увиденным, Виктор быстро обулся и вышел из квартиры.

На автобусной остановке никого не было – видно автобус только-что ушел. Виктор остановил попутную машину и через пять минут уже опускался на эскалаторе в метро.

Чем больше он думал об этой странной слежке и расспросах, тем более озадаченным себя чувствовал. И этот парень в какой-то мешковатой футболке, и машина, в которую любой «крутой» побрезговал бы сесть. Все это как-то не увязывалось в голове у Виктора с ощущением тревоги и опасности, возникшим после второго упоминания Ниной о любопытном молодом толстяке.

Но все-таки, насколько бы все это не выглядело странным, кто-то действительно следил за Ниной для того, чтобы разыграть где-нибудь в городе очередную «случайную» встречу и задать новые вопросы о нем, Викторе. Значит, кто-то действительно интересовался им. И единственное, что могло успокаивать его, это отсутствие в этом загадочном процессе ребят в спортивных костюмах с бритыми затылками, подъезжающих на новеньких иномарках.

А раз таких ребят здесь не было, значит и бояться было Виктору нечего. Но загадка оставалась загадкой и надо было ее разгадать.

Уже в поезде метро он поймал себя на мысли, что ему нравится эта игра. Точнее – нравится возможность самому разобраться в ситуации. К Виктору вернулась самоуверенность. Словно на всякий случай он вспомнил еще разок о своей «защите», причину которой он так никогда и не понял. Но раз о ней с таким уважением когда-то говорили и Миша-непингвин, и Сергей Чекалин, значит она присутствовала и от чего-то Виктора «защищала».

Выйдя из станции метро, Виктор повернул направо и остановился у вертикального стенда с десятками солнцезащитных очков. Слева от стенда лениво сидела на раскладном стульчике девушка лет двадцати, сама тоже в темных очках.

Недолго думая, Виктор примерил немного старомодные «капельки», потом еще какие-то «мэйд ин Тайван». Наконец выбрал себе пару и, заплатив, сразу одел их на нос.

В воздухе пахло шашлыками. Не смотря на будний день на торговой площадке Гидропарка было довольно людно и большинство троттуарных столиков были заняты праздным народом. Виктор нашел свободный столик, заказал кофе и коньяк и осмотрелся, не снимая темных очков.

Нины и Сони видно не было, но зато он заметил другое знакомое лицо – мужчину лет сорока, которого несколько раз видел на «серьезных» похоронах.

Он сидел за столиком соседнего кафе с высокой изящной женщиной, одетой в коротковатое голубое платье с поясом. Оба пили пиво и спокойно разговаривали.

Понаблюдав за ними несколько минут, Виктор снова осмотрелся.

Девушка-официантка принесла кофе и коньяк и тут же попросила заплатить. Когда она ушла, Виктор пригубил коньяк, потом кофе и на какое-то время забыл о Соне и Нине.

"Через четыре дня надо будет оправлять Мишу, – подумал он. – Интересно, откуда все-таки они взяли сердце для пересадки?

Посидев сполчаса, Виктор прогулялся до лодочной станции, потом вернулся к метро и перешел на вторую половину Гидропарка, где тоже гнездами были разбросаны летние кафе. На второй половине было менее людно.

Виктор прошелся до моста через залив – дальше были только пляжи и спортплощадки и он повернул назад. Присел за столик дальнего от метро кафе, заказал пепси. Снова осмотрелся.

– Они должны быть где-то здесь, – прошептал он себе, перебирая взглядом фигуры и лица сидящих за десятками столиков людей.

Его внимание привлекла девочка, игравшаяся на траве у аллеи, вдоль которой через равные интервалы стояли деревянные скамейки. До девочки было метров сто пятьдесят. На ближайшей от нее скамейке кто-то сидел спиной к Виктору. Видно было только два затылка.

Не допив пепси, Виктор встал и пошел по траве между двумя аллеями в сторону девочки. Уже через двадцать-тридцать шагов у него не было сомнения в том, что это – Соня. Она то ли что-то искала в зеленой траве, то ли «изучала» ее.

Виктор остановился, вернулся к кафе и пошел по дорожке к туалету – оттуда он мог бы рассмотреть сидевших на скамейке.

Перед входом в туалет он остановился и оглянулся. Чтобы лучше было видно – приподнял очки.

На скамейке сидела Нина с этим парнем в мешковатой футболке. Они о чем-то мирно разговаривали. Точнее он что-то рассказывал, а она внимательно слушала, время от времени кивая.

Чтобы не привлекать к себе внимания, Виктор зашел в туалет. Постоял там и, выйдя, направился обратно к кафе.

На ходу бросил взгляд на Нину с парнем – теперь она что-то говорила, а он слушал.

Виктор вдруг почувствовал себя идиотом. Мало того, что пропал всякий интерес к этой слежке, но и сама причина всего происходящего показалась ему вдруг до ужаса банальной – видно этому парню просто понравилась Нина и он за ней приударял. Но, видя ее всегда с девочкой, он решил что она замужем и теперь пытался разведать обстановку, проверяя, насколько удачным может оказаться его донжуанство. В такой ситуации для успешного знакомства было совершенно правильно представиться старым знакомым мужа.

– Ну что ж, – подумал он, поднимаясь по ступенькам на платформу метро. – Давай, толстяк, удачи!..

Когда Нина с Соней вернулись, Виктор был уже дома.

– Как погуляли? – спросил Виктор.

– Хорошо, – ответила Нина, ставя чайник на плиту. – Такая погода! Ты совершенно зря сидишь дома!

– Послезавтра все равно поедем загород, тогда и развеюсь! – сказал Виктор.

– Послезавтра? – переспросила Нина.

– Ну да, дачу смотреть…

– А-а! – Нина махнула рукой. – Забыла! Чай будешь?

– Да. – Виктор кивнул. – Кстати, сегодня ты никого из моих старых знакомых не встречала?

– Да опять тот же… – спокойно ответила Нина и пожала плечами. – Коля… Все рассказывал о себе. О том, как с детства хотел стать писателем, потом занимался журналистикой… Женился неудачно…

– А обо мне больше не расспрашивал?

– Нет, но очень просил, чтобы я твою фотографию ему принесла. Сказал, что хочет посмотреть – изменился ты за эти годы или нет. Обещал нас с Соней за фотографию итальянским мороженным накормить…

– Он что, идиот? – скорее самого себя, чем кого-либо спросил вслух Виктор. – Зачем ему моя фотография?

Нина снова пожала плечами.

– А ты что, договорилась с ним встретиться? – Виктор пристально посмотрел в глаза Нине.

– Не договорилась, а сказала, что, может, завтра снова буду в Гидропарке…

– Хорошо. – Проговорил Виктор холодным голосом. – Я тебе дам свою фотографию.

Нина посмотрела на него удивленно.

– Ты чего? – спросила она обиженно. – Что я, должна бегать от твоих знакомых, что ли?!

Ничего не сказав, Виктор вышел из кухни, прошел мимо Сони, возившейся на полу гостинной с пластмассовым домиком Барби. В спальной закрыл за собой двери и, вытащив из тумбочки старый портфель, вытрусил из него на ковер пачку фотографий. Перебрав фото, он отложил в сторону одно, где он был снят с Никой, одной из своих прошлых подружек. Положив остальные фото обратно, он взял ножницы и отрезал от себя Нику. Потом подошел с фотографией к зеркалу и сравнил себя живого со своей фотографией. Что-то изменилось, но это что-то было неуловимым и необъяснимым словами.

Фотография была сделана года четыре назад на Крещатике уличным фотографом.

– Держи! – протянул он Нине обрезанное фото, вернувшись на кухню.

Она посмотрела на Виктора вопросительно.

– Держи-держи! Отдашь ему, раз просит! – сказал он, стараясь придать своему голосу тепло. – Заодно привет передашь от меня!

Нина взяла фотографию, с интересом посмотрела на нее, потом отнесла в коридор, где положила ее в висевшую на вешалке сумочку.

74

На следующее утро Виктор, подождав пока Нина и Соня уехали, снял со шкафа в спальной черную хозяйственную сумку. Он вытащил из нее все еще завернутый в бумажную подарочную упаковку пистолет. Холодность тяжелого металла словно обожгла кожу ладони. Виктор примерил рифленную рукоятку, поднял пистолет перед собой и направил его в собственное отражение на зеркальной дверце шкафа.

Ему вдруг вспомнилось, как Миша иногда стоял перед этим большим зеркалом и неподвижно смотрел на свое отражение. Почему он это делал? От одиночества? От невозможности найти себе подобного?

Виктор опустил руку. Ладонь неприятно щемила, словно произошла какая-то химическая реакция между двумя несочетающимися компонентами. Он опустил пистолет на ковер и поднес ладонь к лицу. Ладонь была удивительно белой, словно кровь отошла куда-то, вытесненная холодностью и тяжестью металла.

Вздохнув, Виктор поднялся с пола. Нагнулся за пистолетом и сунул его в карман джинсов. Тут же снова посмотрел в большое зеркало и увидел, что из кармана выглядывает черная рукоять, да и сам пистолет заметно выпирал.

Виктор открыл шкаф, нашел старую синюю ветровку с капюшоном. Набросил ее и снова посмотрел в зеркало – теперь все было в порядке. Только солнце, бросавшее лучи на ковер комнаты, словно намекало на неуместность ветровки.

День обещал быть по-летнему жарким.

Застегнув на ветровке молнию, Виктор вышел из квартиры.

Гидропарк снова был полон народа.

– Суббота, – подумал Виктор, присаживаясь за столик «тротуарного» кафе.

Он осмотрелся и к своему успокоению заметил еще несколько человек одетых не по погоде. Обычные чудаки. Не может же быть, чтобы все они так оделись, чтобы спрятать свое оружие! Один мужчина вообще был одет чуть ли не в зимнюю нейлоновую куртку. Правда, он был намного старше Виктора и его возраст вполне мог оказаться частью диагноза.

– Кофе и пятьдесят коньяка, – сказал Виктор замершему перед ним в вопросительной позе официанту.

На площадку возле метро, заполненную столиками и киосками, наползла неожиданная тень. Виктор посмотрел на небо и обрадовался, увидев там облако. Погода подстраивалась под его одежду.

Дождавшись кофе и коньяк, он осмотрелся по сторонам уже внимательнее.

Нины и Сони видно не было, но Виктор знал, что они где-то здесь и поэтому не волновался.

Посидев еще минут пятнадцать за столиком, он прошелся по аллее мимо тенисных кортов до руин ресторана «Охотник» и назад. Потом перешел под мостом на другую сторону гидропарка, прошелся по аллее, вдоль скамеек, на одной из которых вчера видел Нину с этим необъяснимо любопытным Колей.

– Ничего, – подумал, глядя по сторонам Виктор. – Скоро мы узнаем, зачем ему я и моя фотография…

Аллея закончилась, перейдя в тропинку, и Виктор повернул назад. Потом поднялся на мостик над проливом. Остановился посередине и облокотился о перила. Справа от него над проливом немного угрюмо нависал ресторан «Млын». На его широком балконе за столиками сидело несколько человек, но и среди них не было тех, кого он искал. А под рестораном на автостоянке стоял длинный серебристый «Линкольн», кажется такой же, какой был у покойного Миши-непингвина.

Снова выглянуло солнце и его внезапное появление словно сделали чернобелую фотографию цветной открыткой. Ожила и заиграла изумрудом вода пролива. Белый цемент перил пожелтел и кроме его шершавости ладони Виктора ощутили вдруг словно поднимающееся из глубины цемента тепло.

Уже возвращаясь к «тротуарным» кафе, Виктор резко остановился, увидев за одним из столиков Нину с Соней. Они сидели вдвоем. Перед Соней стояла вазочка с тремя разноцветными шариками мороженного. Нина пила кофе.

– А где же любопытный толстяк?.. – подумал Виктор.

Он снова оглянулся по сторонам.

Выбрав столик метрах в тридцати от Нины с Соней, он присел и заказал себе кофе.

Нина с Соней о чем-то болтали. Время от времени Нина оборачивалась в сторону выхода из метро.

Прошло, может быть, минут пятнадцать. Кофе был допит и Виктор просто сидел, погрузившись в возникшие ни к месту воспоминания.

Между делом, он еще разок обернулся в сторону Нины и Сони и увидел, что сидели они уже втроем с толстяком и девочка-официантка несла ему кофе.

Прикипев взглядом к их столику, Виктор следил за ними. Соня сидела молча, а Нина с толстяком о чем-то живо говорили. Толстяк то и дело широко улыбался, из-за чего его и так круглое лицо становилось еще круглее. В какой-то момент он вытащил из кармана летнего белого пиджака шоколадку и протянул ее Нине. Нина стала ее разворачивать на столе и Виктор видел, как к развернутой фольге прилип расстаявший шоколад. Нина подняла развернутую шоколадку ко рту и «слизала» часть шоколада. Потом протянула шоколадку толстяку.

Виктору стало противно. Он отвернулся и почувствовал боль в шее, уставшей от его слежки. Он потер рукой затылок. Снова повернулся к их столику.

Толстяк их явно куда-то приглашал. Он поднялся и, стоя над пластмассовым стулом, говорил им что-то, умеренно жестикулируя.

Нина с Соней тоже поднялись и вся троица пошла в сторону Виктора.

Виктор напрягся. Мгновение он не знал, как от них спрятаться.

Пригнувшись к столу, он сидел спиной к свободной части тротуара. Вот-вот они должны были пройти мимо.

Виктор вдруг сдвинул стул назад и наклонился к своим ногам. Дотянулся до туфель и стал делать вид, что завязывает развязавшийся шнурок.

– А ты цирк любишь? – прозвучал за спиной у Виктора слащавый мужской голос.

– Люблю, – ответил голос Сони и Виктор еще ниже наклонился.

– Мы уже два раза были, – удалялся, затихая, голос Нины. – Один раз видели тигров, второй раз…

Подождав еще секунд тридцать, Виктор повернул голову вслед затихшему разговору. Потом сел нормально.

Они шли к мосту через пролив, но перед мостом свернули направо.

Виктор поднялся и направился вслед за ними. Дойдя до моста, он заметил, как они входили в ресторан «Млын».

Он снова поднялся на мост, только теперь остановился на другой стороне, лицом к Владимирской горке. Постояв так минут пять, обернулся и увидел их уже на балконе ресторана. Толстяк разговаривал с официантом, Нина – с Соней.

Виктор так и не увидел момент передачи своей фотографии толстяку, но бутылка шампанского на их столике на балконе ресторана вызвала в нем гораздо больше раздражения, чем даже их совместное поедание расстаявшего шоколада. Нет, вряд ли бы он разозлился больше, увидев, как его фото попадает в руки к толстяку. Это было чем-то уже запланированным, в отличие от их шампанского и шоколада.

Солнце продолжало светить и Виктору становилось жарко в ветровке.

Ощущение неудобства только усиливало его раздражение. Он уже стоял лицом к ресторану, облокотившись о перила мостика. Стоял и смотрел, как Соня снова ела мороженное, и толстяк с Ниной тоже ели мороженное, запивая его шампанским.

А когда, спустя почти час, они вышли из ресторана, Виктор снова пошел за ними на расстоянии метров тридцати – сорока. Они остановились под мостом рядом со входом в метро. Виктор тоже остановился поодаль, следя за ними.

Толстяк попрощался с Ниной и Соней, попрощался довольно скромно, даже не попытавшись поцеловать Нину в щечку. Виктор со злой иронией следил за церемонией прощания. Следил, пока толстяк не зашел в метро, а Нина с Соней направилась дальше, на другую сторону Гидропарка.

Виктор быстрым шагом последовал за толстяком. Увидел его на платформе и остановился за колонной.

Потом они оба сели в поезд, ехавший в сторону центра. Виктор зашел в соседние двери и теперь внимательно рассматривал толстяка, стоявшего к нему боком и читавшего рекламное объявление-липучку, одно из десятков, приклеенных к внутренним стенкам и окнам вагона.

Виктор первый раз видел его так близко. Толстяк был одет в широкие парусиновые брюки мышиного цвета и белый летний пиджак поверх тускло-оранжевой футболки.

Его внешность была нема, он мог быть кем-угодно и никем. Он весь был сплошным отсутствием деталей, способных подсказать что-то о его характере или о его работе.

Толстяк вышел на «Вокзальной». Виктор тоже вышел и, оказавшись вдруг за его спиной, остановился и пропустил толстяка немного вперед, подождал, пока тот станет на ступеньку эскалатора. Потом, когда за толстяком образовалось заполненное другими пассажирами пространство, Виктор тоже ступил на эскалатор и поехал вверх, не выпуская толстяка из виду.

Пройдя через вокзальную платформу, потом через подземный переход, Виктор вышел к началу улицы Урицкого. Вместе с толстяком дождался трамвая, проехал с ним две остановки и вместе с ним же вышел.

В какой-то момент толстяк посмотрел на него, но тут же спокойно отвернулся. Он то ли действительно не знал Виктора в лицо, то ли был крайне невнимателен.

На улице было довольно пустынно и Виктор остался на трамвайной остановке, лишь следя за толстяком, который поднимался по дорожке, ведущей мимо автостоянки к многоэтажному дому, стоявшему чуть поодаль от дороги.

Потом он медленно прошел по той же дорожке, остановившись на мгновение, заметив, как толстяк заходил в единственное парадное многоэтажного дома.

В считанные секунды добежав до парадного, Виктор остановился возле открытой двери, прислушиваясь, и краем глаза заметил перед домом знакомый синий «москвич-комби».

В парадном уже никого не было. Виктор зашел. Жужжание лифта нарушало тишину. Рядом стоял открытый грузовой лифт, а над закрытой дверью пассажирского поочередно зажигавшиеся лампочки высвечивали его неспешное движение вверх. Наконец жужжание замерло и также замерла лампочка, высвечивая цифру «13».

Виктор зашел в грузовой лифт и нажал на кнопку тринадцатого этажа.

Выйдя из лифта, он оказался перед расписанной граффити стеной, под которой лежали пустые картонные коробки.

Дверь с лестничной площадки вела в длинный сумрачный коридор. Пахло псиной.

Виктор, прислушиваясь, прошелся вдоль квартирных дверей. Из-за одной из них пискляво залаяла собачонка. Длинный коридор с одной стороны упирался в окно. Но свет от этого окна едва ли доходил до середины коридора, где был выход к лифту.

Задержавшись в темном конце коридора, Виктор замер, снова прислушиваясь. Возле одной двери стоял детский велосипед, возле двери напротив – к вертикальной, видимо насквозь пронизывающей все этажи то ли водопроводной, то ли газовой трубе, цепью с навесным замком была прикована автомобильная покрышка. Виктор подошел вплотную к этой двери. Неясный шум долетал оттуда до его уха, скрипнула дверь внутри, в туалете спустили воду.

Глаза Виктора, уже привыкшие к полумраку этой части коридора, уперлись в обитую коричневым дерматином дверь. Он уже видел черную кнопку дверного замка. Он уже вытер ноги о смятую тряпку, лежавшую под дверью. Но уже знакомая частично объяснимая нерешительность овладела им и он стоял неподвижно, думая: а стоит ли заходить, стоит ли пытаться узнать причину любопытства этого толстяка? А вдруг он ничего не захочет сказать?

Рука Виктора приподнялась и дотронулась до пистолета, все еще давившего на бедро. Словно удостоверившись, что пистолет на месте, Виктор облегченно вздохнул.

– Каждый человек имеет право утолить свое любопытство, – подумал он.

– Сейчас моя очередь.

Он решительно нажал на черную кнопку.

За дверью послышался мотив «Подмосковных вечеров» в исполнении дверного звонка.

Шаркающие шаги замерли за дверью.

– Кто там? – спросил хриплый мужской голос.

– Сосед, – ответил Виктор.

Щелкнул замок и дверь приоткрылась. Из проема выглянул обрюзгший мужчина лет пятидесяти в пижамных штанах и майке.

Виктор на мгновение замер, всматриваясь в небритое круглое лицо мужчины.

– Вам что? – спросил он.

Подавшись вперед всем телом, Виктор оттолкнул хозяина квартиры и оказался в коридоре. Быстро оглянувшись по сторонам, игнорируя оцепеневшего хозяина, Виктор остановил свой взгляд на толстяке, выглянувшем и тоже застывшем около открытой двери в ванную.

– Вам кого? – снова выдавил из себя мужик в пижамных штанах.

– Его! – Виктор кивнул на толстяка.

Мужик тоже посмотрел в сторону толстяка.

– Коля, это к тебе? – удивленно произнес он.

Коля испуганно пожал плечами.

– Кто вы? – заторможено спросил он через минуту.

Виктор удивленно мотнул головой.

– Ну ты даешь, – сказал он и, подойдя к толстяку, кивнул ему в сторону кухни.

Толстяк прошел туда. Виктор за ним.

– Что вам надо? – снова спросил толстяк, остановившись спиной к окну.

– Я только хотел спросить, зачем тебе моя фотография, да и вообще: с какой стати ты интересуешься моей жизнью?

Лицо толстяка вдруг приняло осмысленное выражение – он задумался, глядя на непрошенного гостя. Его рука медленно полезла во внутренний карман белого летнего пиджака и вытащила оттуда фотографию.

Взглянув на фотографию, он возратил свой взгляд на Виктора. Толстяк выглядел растерянным и это словно придало Виктору силы и наглости.

– Я тебя слушаю! – в голосе Виктора зазвучали угрожающие нотки.

Толстяк молчал.

Виктор медленно растегнул молнию на ветровке, вытащил из кармана джинсов пистолет, но не направил его на толстяка, а только показал ему, напряженно улыбаясь.

Толстяк облизнул губы, будто они пересохли.

– Я не могу… – дрожащим голосом проговорил он.

Виктор услышал за спиной шаркающие шаги. Обернулся и встретился с еще одним испуганным взглядом – перед ним замер мужик в пижамных штанах.

Виктор направил на него пистолет.

– Уйдите! – сказал он и мужик, кивая, вернулся в коридор.

– Ну? – Виктор уставился на толстяка, чувствуя, что его терпению приходит конец.

– Мне… – заговорил толстяк. – Мне пообещали работу… это мое первое задание…

– Какую работу?

– В газете… что-то вроде интервью… – говорил толстяк дрожащим голосом. – Я в другом отделе работал… а тут лучше платят…

– Что-то вроде интервью? – Подумал Виктор. – Это я писал все эти месяцы «что-то вроде интервью»… Неужели «смена пришла»?

Мрачная догадка заставила его ощутить внутри себя холод. Холод и какой-то подавленный старый страх снова поднимали голову, пытаясь овладеть его мыслями и чувствами.

– А фотография зачем? – холодно спросил Виктор, глядя в глаза толстяку.

– Это было необязательно… Просто я так много о вас узнал…

Хотелось увидеть лицо…

– Лицо… – повторил Виктор. – Зачем тебе мое лицо?.. Когда я писал «что-то вроде интервью», меня не интересовали лица… Покажи, что ты там написал!

Толстяк не сдвинулся с места.

– Я не могу, – сказал он. – Если они узнают…

– Никто не узнает! – перебил его Виктор.

Толстяк развернулся и, пройдя по коридору, зашел в спальню, где перед окном стоял письменный стол с печатной машинкой. Слева и справа от машинки аккуратными стопками лежали бумаги, да и сама комната была какой-то излишне чистой. Только воздух в комнате был тяжелым и спертым, словно им уже несколько месяцев до этого дышали, не открывая форточки.

Толстяк остановился перед письменным столом, Виктор – за его спиной.

Руки толстяка дрожали. Он обернулся и посмотрел на Виктора.

– Давай-давай! – поторопил Виктор.

Толстяк тяжело вздохнул, взял со стола синюю папку. Вытащил оттуда листок.

"Короткой, но упакованной событиями жизни Виктора Золотарева хватило бы на серьезную трилогию и, надо думать, в свое время такая трилогия будет написана. А пока, как грустную аннотацию к будущей трилогии, приходится писать некролог на Виктора Золотарева.

Его смело можно было бы назвать писателем-неудачником, если бы он остановился только на литературной или журналистской деятельности. Но он при очевидном недостатке чисто литературного таланта имел явный избыток таланта другого рода – таланта построения сюжетов и схем. Он не пошел по пути более старших писателей-неудачников, перешедших в «тихую» политику и теперь мирно дремлющих на депутатских креслах. Но, проявляя свой действительный интерес к политике, он нашел довольно неожиданное применение своему вышеупомянутому таланту.

Пока что многое в его судьбе остается загадкой. Загадкой остается и момент его знакомства с сотрудниками «группы А» по обеспечению государственной безопасности. Но именно после знакомства с ними, Виктором Золотаревым овладела мысль о необходимости «санитарной очистки» нашего общества. Сейчас уже можно назвать некоторые результаты его неожиданно закончившейся литературно-политической деятельности – 118 убитых или умерших при подозрительных обстоятельствах людей, которых, пользуясь западными аналогиями, можно было бы причислить к классу «очень важных персон» – от депутатов парламента до директоров заводов и министров. Все это были люди с небезоблачным прошлым. Люди, на которых у «группы А» были заведены досье. Видимо невозможность привлечь этих людей к ответственности то ли ввиду депутатского иммунитета, то ли из-за коррумпированности судебного аппарата в конце концов вывела сотрудников «группы А» на Виктора Золотарева. Его некрологи, написанные на еще живых людей, были своего рода заявками на будущую смерть. В каждом из написанных им некрологов можно было легко найти повод для смерти человека, о котором он писал.

Идеальным прикрытием оказалась для него должность внештатного корреспондента нашей газеты, полученная им при содействии покойного завотделом культуры.

Предстоит еще многое узнать, но уже сейчас можно сказать, что он не только подводил под будущую смерть базис социальной справедливости, но и определял дату и способ смерти – иногда слишком жестокий. Баллистическая экспертиза пистолета Стечкина, из которого он застрелился, позволяет предположить, что он лично принимал участие как минимум в одной из операций по «санитарной очистке общества» – из этого же пистолета был убит депутат Якорницкий и уже мертвый выброшен с шестого этажа.

Личная жизнь Виктора Золотарева также была больше похожа на литературное построение, чем на реальную жизнь. Единственным существом, к которому он питал искреннюю привязанность, был пингвин. Виктор Золотарев настолько дорожил своим пингвином, что когда животное серьезно заболело – организовал ему трансплантацию детского сердца. При этом он буквально купил сердце у родителей смертельно раненного в автокатастрофе мальчика, совершенно не думая о вопросах этики и морали.

Еще одной из загадок остается его связь с лидерами преступного мира, среди которых он был известен под кличкой «Пингвин». Поразительно то, что часто он принимал участие в похоронах убитых с его же помощью людей, таким образом как бы завершая своеобразный цикл – от знакомства с досье будущего покойника и до участия в поминках среди друзей и родственников покойного.

Сейчас, когда придуманная и осуществлявшаяся им операция «по санитарной очистке общества» стала достоянием гласности, можно надеяться, что все ее детали вскоре станут известными. Уже работает депутатская комиссия, расследующая эту операцию. Уже снят с должности руководитель «Группы А» и хотя его фамилия, как и фамилия его преемника сохраняются в тайне, у нас есть все основания верить, что подобное не повториться и что ни одна из групп и организаций, занимающихся государственной безопасностью, не позволит себе в будущем устраивать самосуд над людьми, пусть даже если они и являются преступниками, находящимися вне юрисдикции суда.

Виктор Золотарев не внес вклад в литературу нашей молодой страны, но его «вклад» в политическую историю Украины наверняка станет темой исследования не только депутатской комиссии, но и коллег-писателей. И кто знает, может судьба такого романа окажется длиннее и удачливее судьбы самого Виктора."

Дочитав, Виктор поднял глаза на толстяка. Тот смотрел на Виктора выжидательно, словно надеясь услышать оценку своему труду.

Виктор молча опустил лист с текстом на стол. Внезапная тяжесть ссутулила его плечи.

Он вспомнил слова главного редактора. «Когда ты что-то узнаешь, это будет обозначать, что в твоей работе, как и в твоей дальнейшей жизни больше нет смысла.»

Правая рука показалась ему излишне тяжелой и он вспомнил о пистолете.

Теперь он знал марку этого пистолета. Пистолет Стечкина.

Толстяк наблюдал за Виктором и испуг постепенно покидал его круглое лицо. Губы толстяка шевелились, словно он проговаривал про себя какие-то мысли.

– Ну как? – наконец осторожно спросил он, увидев, что Виктор обмяк и потерял свою агрессивность.

– Что как? – Виктор устало посмотрел на толстяка.

– Ну… текст…

– Сухо, – сказал Виктор. – Очень сухо. И начало паршивое, газетное…

На, на память!

Он протянул ошарашенному толстяку пистолет. Толстяк взял его двумя руками, не сводя с Виктора глаз. Правой руке Виктора вернулась легкость.

Он словно избавился от какой-то болезни – именно физическое облегчение ощутил он, отдав пистолет толстяку. Потом развернулся и, не говоря больше ни слова, вышел из квартиры.

75

До полуночи Виктор сидел в зале ожидания центрального вокзала среди сотен пассажиров, слушая глухие и невнятные объявления о прибывающих и отбывающих поездах.

Сидел и мерз в своей ветровке.

Страха он уже не ощущал. Не потому, что смирился, не потому, что на все махнул рукой. Шум этого людного места немного приводил его в себя, возвращал к жизни после шока, наступившего после прочтения собственного «крестика». И пусть конец его жизни был близок и очевиден – те же люди, которые создали его будущий «героический» образ, определили уже и способ смерти – самоубийство, и дату, когда это должно было произойти. Не зная их, он мог бы бояться каждого, сидевшего или проходившего рядом. Но в этом не было смысла. Бояться можно, когда есть шанс остаться в живых. Виктор, сидя на вокзале, не видел для себя такого шанса. Ему хотелось затянуть свою жизнь, добавить к ней хотя бы еще пару дней.

Одновременно обидно было Виктору, что его «крестик» был написан явно бездарной рукой.

– Я бы про себя лучше написал, – подумал он. И отогнал эту мысль, тут же сочтя ее непристойно глупой.

И почему там не было ни слова про Нину и Соню? Почему только пингвин был упомянут? Кто-то, должно быть, знал Виктора лучше, чем он сам. То, что люди, составлявшие досье знали больше, чем сам Виктор, тоже было очевидно.

Они даже знали, откуда взялось донорское сердце для пингвина. Виктор этого не знал.

– Поезд Львов-Москва прибывает на девятый путь! – объявил глухой трещащий голос и сидевшие рядом с Виктором женщины резво поднялись, стали забрасывать на плечи тяжелые мешки, поднимать с пола огромные хозяйственные сумки.

Виктор почувствовал себя неуютно. Во первых он сидел сейчас на пути у этих женщин, а во-вторых – после того, как они выберутся – весь ряд останется пустым. Виктор тоже встал и пошел к выходу из вокзала.

Домой пришел около часа. Тихонько закрыл за собой дверь, разулся.

Нина и Соня уже спали.

Не включая свет, Виктор уселся на кухне за столом. Посмотрел на окна дома напротив – только одно окно горело на первом этаже первого парадного.

Кажется, там жила дворничиха.

В самом углу подоконника Виктор заметил баночку из-под майонеза со свечой. Эта свеча ему напомнила о чем-то. Он взял с плиты спички и, поставив свечу на стол, зажег ее.

Нервное пламя отбросило дрожащие блики на стены кухни.

Некоторое время Виктор смотрел на огонек, словно завороженный. Потом достал лист бумаги, ручку.

"Милая Нина, – писал он. – На шкафу в сумке – деньги Сони. Позаботься о ней. Мне приходится на время уехать. Когда пыль уляжется – появлюсь. – Эта фраза написалась как бы сама собой и Виктор хотел было ее перечеркнуть, но остановился и только прочитал ее про себя несколько раз.

Она звучала убаюкивающе. – Желаю тебе удачи. Виктор."

Написав, он отодвинул от себя записку. Потом еще долго сидел, глядя на огонек свечи.

На подоконнике по-прежнему стояла темнозеленая урна с крышечкой.

Огонек отражался на ее поверхности мягким пятном.

– Стиль, – вспомнил он одно из любимых слов Леши-бородача. – Может мне надо придумать собственный «стиль»? Сделать перед «самоубийством» что-нибудь новенькое? Побывать там, где я еще никогда не был? Ведь меня никто и искать не будет там, где я никогда не был!

Огонек свечи осветил грустную улыбку на лице Виктора. Он встал, тихонько прошел в спальню, открыл шкаф. Вытащил из кармана зимней куртки пачку собственных долларов, заработанных на пару с пингвином. Вернулся на кухню. Снова выглянул на улицу. Подумал о том, что там, в темноте, должно быть холодно. И снова сходил в спальню и принес оттуда свой свитер. Одел его, а сверху – снова ветровку. Положил увесистую пачку долларов в карман и вышел из квартиры.

76

За десять долларов таксист подвез его прямо ко входу в казино «Джонни». Тут же дорогу ему преградил квадратный охранник в темном костюме. Почему-то его мощная фигура и агрессивно-предупреждающая поза вызвали у Виктора смех. Он показал охраннику свою пачку долларов. Потом вытащил оттуда одну купюру, и не глядя на ее достоинство, сунул охраннику в карманчик для носового платка на пиджаке. Охранник отошел в сторону.

За кассовым окошком дремала девушка в белоснежной блузе и голубом платочке, повязанном вокруг шеи. Было слишком тихо для ночного заведения.

Виктор озадаченно осмотрелся – он представлял себе ночное казино совсем иначе.

Постучал пальцем по стеклу окошка. Девушка проснулась. Удивленно посмотрела на ветровку Виктора.

Он протянул ей стодолларовую бумажку.

Она отсыпала ему разноцветных пластмассовых жетонов.

– Вы здесь первый раз? – спросила она, заметив с каким подозрением Виктор разглядывал жетоны. – Это вместо денег. Можете ими и в баре платить, и ставки делать…

Виктор оглянулся по сторонам.

– Туда! – подсказала девушка, кивнув в сторону тяжелой зеленой занавеси.

Виктор прошел за занавесь и действительно оказался в другом мире.

Чуть более соответствовавшем его воображению, но слишком тихом. На все казино он насчитал человек семь. Один сидел за рулеточным столом и играл один на один с крупье. За вторым рулеточным столом играло три человека.

Двое играли в покер. Откуда-то доносилась негромкая музыка. Виктор заметил коридор, из которого только что в зал вошла девушка с бокалом вина. Над коридором горела тонкая неоновая надпись «BAR».

Виктор подошел к ближайшей рулетке, в которую играл всего лишь один человек. Этот человек был то ли японцем, то ли корейцем и играл он с какой-то тихой озлобленностью.

Виктор присел рядом и, понаблюдав за действиями этого одинокого игрока, сделал свою первую ставку.

Шарик, набегавшись по кругу, остановился и крупье подтолкнул в сторону Виктора несколько жетонов.

– Я выиграл! – понял Виктор.

Раньше он видел рулетку только в кино и теперь, все что с ним происходило, тоже казалось ему каким-то новым фильмом. Он почувствовал азарт. Поставил все свои жетоны на «красное». И снова выиграл.

Японец-кореец посмотрел на него пристально с явным недоверием.

Виктор поставил все жетоны на «четное» и снова выиграл.

Стало скучно. Он сунул жетоны в карман ветровки и прошел в бар. Взял сто грамм французского коньяка. Протянул один жетон, получил три жетона сдачи – другого цвета, конечно.

– Детский мир, – подумал он. – Игрушечные деньги, игрушечные цены, игрушечные люди…

Со стаканом вернулся в игровой зал. Снова сел за ту же рулетку.

Поставил пригоршню жетонов на черное и снова выиграл.

– Дураку везет, – подумал он и сам себе кивнул.

Японец-кореец куда-то ушел и теперь Виктор играл один. Играл и выигрывал. Он уже чувствовал вес все этой выигранной пластмассы в обоих карманах ветровки.

– Послушай, – сказал он крупье – молоденькому изящному парню в белой рубашке с бабочкой. – А что мне потом с этими жетонами делать?

– Можете поменять обратно в доллары, – сказал крупье.

Виктор кивнул и продолжил выигрывать.

Потом снова был бар, ресторан, какая-то женщина-коротышка без возраста и фигуры. Гостиничный номер. Запомнились очень сильные руки этой женщины.

Утром Виктор проснулся один. В голове немного гудело. Поднялся, выглянул в окно номера – знакомая площадь, рядом базарчик.

– Нет, я никуда не иду, – решительно подумал Виктор. – У меня еще есть деньги, которые мне потом не понадобятся….

Вдруг в его голову закралось сомнение и он взял со стула ветровку и проверил карманы. На удивление пачка долларов лежала на месте, да и жетонов была масса.

Умывшись и одевшись, Виктор спустился в ресторан и за несколько жетонов отлично поел и снова выпил. Вернулся в номер. Проспал до вечера и снова спустился – в этот раз в казино.

Вторая ночь была еще удачливее первой. Он продолжал выигрывать и ему было совершенно все равно, что с ним произойдет дальше. Подсознательно он понимал, что постоянно выигрывать нехорошо. Но эта мысль казалась ему одновременно странной – ведь играют, чтобы выиграть.

Немного перепив в баре, он подошел к кассе обмена. Там никого не было, но, видимо заметив его, у кассы появился еще один молоденький изящный мальчик лет семнадцати с виду, тоже в белой рубашке и бабочке.

Виктор стал высыпать из карманов жетоны на полочку перед окошком.

В какой-то момент он заметил огонек страха в глазах у этого мальчика.

Он остановился и посмотрел ему в глаза пристально.

Мальчик едва заметно мотнул головой.

– Вам не стоит все это сейчас менять, – прошептал он. – Вы отсюда не выйдете!

Виктор в недоумении посмотрел на него.

– А что мне делать? – спросил он.

– Играйте до утра, а потом позвоните отсюда друзьям, чтобы вас встретили на выходе из гостиницы…

– Это что, у вас такие правила? – спросил пьяно-удивленным голосом Виктор.

– Нет, – сказал мальчик. – У нас правила хорошие, но не все им подчиняются, – и он кивнул в сторону зеленой занавеси, через которую Виктор вошел в казино прошлой ночью.

Виктор, оставив жетоны у окошка кассы, подошел к занавеси и заглянул за нее. Там, метрах в пяти от него в фойе гостиницы стояли и о чем-то говорили четыре крепких парня. Один из них заметил выглядывающего из-за занавеси Виктора и весело подмигнул ему.

Виктор забрал свои жетоны и продолжил играть. Под утро он заснул в баре на черной коже мягкого дивана.

Кто-то разбудил его около девяти, порылся в его карманах и, найдя ключ от номера с тяжелой гостиничной «грушей», отвел его туда.

На третью «игровую» ночь он почувствовал, что силы его покидают. Уже туман кружился перед глазами и он не видел отчетливо, куда он ставил свои жетоны. Но все равно он выигрывал. Выигрывал и выигрывал. И в конце концов он испугался. Он видел, как на него смотрят крупье и внутренние охранники, все одетые с иголочки, аккуратно подстриженные, и все – с такими холодными неживыми взглядами.

Под утро к нему подошел один из них.

– Может вас отвезти домой? – спросил он, на его лице застыла в ожидании ответа восковая улыбка.

– Домой? – переспросил Виктор. В этом слове ему послышалась угроза.

– Мы вас отвезем на лимузине, не беспокойтесь. Если хотите – с охраной. Можете поменять свои жетоны обратно в доллары, можете оставить и снова приехать к нам…

– А какое сегодня число? – спросил вдруг Виктор.

– Девятое мая. – Ответил человек с восковой улыбкой.

– А время?

– Полвосьмого.

Виктор задумался. Девятое мая… Это был не просто бывший день победы… Это был день отлета Миши… Нет, Мише теперь не улететь. Он в Феофании и там наверняка его, Виктора, ждут с нетерпением, чтобы вложить в его мертвые руки пистолет Стечкина.

– Можете меня через час отвезти к авиазаводу? – спросил после минутной паузы Виктор.

На Виктора посмотрели с удивлением.

– Конечно, можем, – сказал человек с восковой улыбкой. – С охраной?

Виктор кивнул.

Человек отошел в сторону.

Лимузин был огромный. Виктор никогда такого не видел. Он сидел внутри, как в комнате. Рядом с ним сидел охранник и услужливо предлагал джина с тоником. Тут же был маленький холодильничек.

Лимузин ехал по проспекту Победы. Его окна были немного затемнены, но Виктору было хорошо видно, как останавливаются прохожие и провожают его машину взглядом.

Он довольно улыбнулся, отпил еще джина с тоником. Он еще был пьян.

Вытащил из кармана пригоршню жетонов и протянул охраннику – тот взял и поблагодарил.

Когда лимузин остановился у проходной авиазавода, охранник обернулся к Виктору.

– Куда сейчас? – спросил он.

– Найдите Валентина Ивановича из комитета «Антарктида», пускай меня встретит на проходной.

Охранник вышел. Виктор видел, как он прошел спокойно через проходную и исчез внутри здания. И никто его не остановил.

Минут через пять он вернулся.

– Валентин Иванович ждет, – сказал он и кивнул в сторону проходной.

– Можете ехать, – сказал Виктор и выбрался из лимузина.

Валентин Иванович был напуган, но, увидев Виктора, вздохнул с облегчением.

– Фуух! А я просто не понял, кому это я нужен… – сказал он. – А где пингвин?

– Я – пингвин, – мрачно произнес Виктор.

Валентин Иванович задумчиво кивнул.

– Пойдемте, – сказал он. – Мы уже грузимся…

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

Реклама на сайте